Алексей Евтушенко
Беглец

* * *

   Смертельно хотелось курить – и ни одного табачного киоска поблизости. Мужчина сидел один на парковой скамейке. Брюнет. Длинные густые волосы откинуты за спину и не мешают обозревать желающим его медальный профиль: высокий лоб, прямой нос, твёрдая линия подбородка. Потёртые джинсы, сандалии на босу ногу и слепящей белизны рубашка с короткими рукавами. Руки в меру мускулистые и загорелые.
   – Добрый день, – сказала я.
   – Привет.
   – Извините, у вас не найдётся сигареты?
   Он глянул снизу вверх, и я поразилась яркой густой синеве его глаз на смуглом лице.
   – Вообще-то я не курю, но сигареты у меня найдутся.
   В протянутой ко мне ладони оказалась распечатанная пачка «Кент». Готова была поклясться, что он за ней в карман не лазил. Всё время, что ли в руке держал? Но зачем, если, как сказал, не курит? Я взяла сигарету и поблагодарила.
   – Присаживайтесь, если желаете, – предложил он и подвинулся на скамейке.
   – Удивительно мало людей сегодня в парке, – глубокомысленно изрекла я, усаживаясь рядом с ним.
   – Жарко, – кивнул он. – Суббота. Народ сидит по домам и пьёт охлаждённые напитки.
   – Странно, – я окинула его одним из своих коронных взглядов, означающих: «Вообще-то ты ничего, но много о себе не воображай, потому что я девушка разборчивая». Годков тебе, наверное, что-то около тридцати. Ну, может, чуть меньше. Или больше. Взрослый, в общем, мальчик…
   – Что странно?
   – Зачем вам сигареты, если вы не курите?
   – А, это… – тихо засмеялся он, блеснув ровными зубами. – Все просто. Вы мне понравились, и я решил вас угостить. Только вот марка сигарет…
   – Что?
   – Не знаю, какие вы любите. Может быть, «Кент» не вполне подходит?
   – Что вы, что вы! – включилась я в игру. – «Кент» – в самый раз.
   – Возьмите всю пачку, – просто сказал он.
   – Спасибо, – милостиво улыбнулась я, пряча сигареты в сумочку. – Всегда стараюсь следовать старому доброму правилу: дают – бери, бьют – беги.
   – Так уж и всегда? – прищурился он.
   – Всегда! – храбро соврала я.
   – В таком случае, позвольте мне предложить вам бокал холодного шампанского.
   «Ну вот, начинается», – подумала я и отвернулась, собираясь вставать.
   – Вы меня неправильно поняли, – в его голосе проскользнула смешинка. – Я вас никуда пока не приглашаю. Настоящее французское шампанское из винограда урожая 2000 года. Здесь и сейчас.
   Я оглянулась.
   В тяжёлых запотевших бокалах резного хрусталя искрилось вино. Один бокал он протянул мне. Мы чокнулись. Нежный звон растаял между нами.
   – За что пьём? – осведомилась я, стараясь держать себя в руках.
   – За нашу встречу, разумеется, – улыбнулся он.
   Шампанское оказалось настоящим, холодным и удивительно вкусным.
   – Если ты разлюбил шампанское, ты разлюбил жизнь, – изрёк он, смакуя напиток.
   – Где-то я уже это слышала.
   – Я вовсе не претендую на авторство.
   – А! – воскликнула я и поставила бокал рядом на скамейку. – Вы фокусник экстракласса, да?
   – Увы, – его глаза почему-то погрустнели. – К сожалению, это не фокус. Кстати, меня зовут… Иван. А вас?
   – Светлана, – призналась я.
   Он допил шампанское и протянул мне бокал:
   – Возьми, в хозяйстве пригодится.
   Я попыталась протестовать.
   – А как же принцип? – настаивал он. – И потом, не выбрасывать же такую красоту!
   – Себе возьми.
   Как-то незаметно мы перешли на «ты».
   – Я бы взял, да некуда. У меня, видишь ли, нет постоянного места жительства.
   – То есть?
   – То есть, сегодня, например, мне совершенно негде ночевать. Впрочем, есть вариант, что ты пустишь меня к себе… Ведь ты не замужем, верно?
   – Нет, – ляпнула я машинально и тут же спохватилась. Каков нахал, однако!
   – Это с какой же стати я пущу в дом совершенно незнакомого мне человека? – заряд иронии, как мне казалось, был достаточен даже для того, чтобы смутить носорога.
   – Ну, во-первых, мы знакомы. Я – Иван, ты – Света. Так? А во-вторых, я могу решить несколько твоих проблем, скажем так, материального порядка, и ты за это пустишь меня к себе жить.
   Я засмеялась, осознав наконец всю нелепость нашего разговора.
   – У тебя красивый смех, – сказал он.
   – И только?
   – Не только. Ты вообще одна из самых красивых женщин, которых я когда-либо встречал. И сердце у тебя доброе…
   – Наглый подхалимаж…
   – По-моему, это ошибка – считать красивых женщин изначально злыми. Все как раз наоборот. Просто им слишком часто приходится защищаться.
   – Ты говоришь общеизвестные вещи, – заметила я. – Общеизвестно, например, что я красива…
   – И добра. Правильно. И умна. А повторение общеизвестных истин… Мир держится на этих самых истинах. Простых и общеизвестных.
   – По-твоему, жизнь проста?
   – Я этого не говорил. Истины просты, а жизнь как раз сложна именно в силу недостаточного понимания простых истин.
   – Парадокс. Получается, что чем проще истина, тем сложнее её понять.
   – Конечно, – охотно согласился он. – А иначе как бы осуществлялось развитие? В основе любого прогресса лежит какой-нибудь завалящий парадокс. Возьмём, к примеру, развитие наших отношений…
   – Ну?
   – С одной стороны – беседа о смысле жизни, а с другой – очень хочется есть. Мне, во всяком случае.
   – Если это намёк, – злорадно оживилась я, – то знай, что холодильник у меня пуст и денег тоже нет.
   – Ага, – казалось, он услышал именно то, что хотел. – Тогда пойдём.
   – Куда?
   – К тебе, конечно. Не на лавочке же этой нам обедать. Хотя, если желаешь, можно и на лавочке.
   – Я же тебе сказала, что в доме хоть шаром кати.
   – Это уже не твоя забота.
   Впоследствии ничем иным, кроме как наваждением и кратковременным помешательством рассудка, я не могла объяснить того факта, что мы под ручку отправились прямиком ко мне домой.
   А впрочем – к чему лукавить? – был, был у меня и некий интерес к нему, такому симпатичному и загадочному…
   Под шушуканье старушек-соседок – в подъезд и на третий этаж. Ключ скрежещет в давно требующем смазки замке. Потерпи, дружок, вот выйду удачно замуж…
   Мой синеглазый спутник скидывает в прихожей сандалии и шлёпает босыми ногами на кухню к холодильнику.
   – Так. Пустой, говоришь… А это что?
   Я заглянула через его крепкое плечо в нутро старенькой «Бирюзы» и обмерла – холодильник был забит едой до отказа.
   – И что тут у нас… – пробормотал Иван и потянул на себя какую—то незнакомую мне кастрюлю.
   – Послушай! – мне наконец удалось выйти из оцепенения. – Я… я не знаю, откуда это всё взялось! Это не моё!
   – Бывает, бывает… – он поставил кастрюлю на стол, снял крышку и принюхался.
   – Борщ, – удовлетворённо констатировал. – Украинский. Люблю, знаешь ли, украинский борщ. С пампушками и со сметаной. У тебя есть пампушки и сметана?
   Я потрясённо молчала.
   – Ну чего ты стоишь? – воззрился на меня Иван своими пронзительно-синими глазами и достал из хлебницы свежеиспечённые пампушки, от которых по кухне сразу же волной пошёл вкусный чесночный дух. – Иди переодевайся к обеду и мой руки. Я сам накрою на стол.
   Вы когда-нибудь пробовали настоящий украинский борщ с пампушками?
   Такой борщ умела готовить моя покойная бабушка, и я уже основательно успела позабыть его божественный вкус.
   Вопросы, как обиженные пчелы, роились в моей бедной головушке, но я решила сначала насытиться, раз уж представилась такая возможность.
   – Кофе? – предложил он, когда с борщом было покончено. – Или желаете второе блюдо? Можно, скажем, подогреть отбивные. Я там заметил в холодильнике…
   – Благодарю покорно.
   – Тогда кофе.
   Всё ясно, соображала я, наблюдая, как Иван открывает несуществующий у меня ещё сегодня большой пакет кофе «Арабика», щедро насыпает его в джезву, добавляет сахар, заливает кипятком и ставит джезву на малый огонь. Всё ясно, он – гипнотизёр и всё это происходит только в моём воображении. Но зачем? С какой, извините, целью? Завладеть моей душой и телом?
   Но он достаточно интересен сам по себе, чтобы не испытывать недостатка в женщинах… Вот именно. Тобой этот недостаток и восполняется сейчас. Нет, постой… Я ведь сама к нему обратилась, а он просто сидел на скамейке летним погожим днём. Сидел себе, значит, на скамейке. Отдыхал. И тут подхожу я. Молодая длинноногая натуральная блондинка. Он (что совершенно естественно) теряет голову и, полностью отдавая себе отчёт в том, насколько малы его шансы обратить на себя моё благосклонное внимание, прибегает к запрещённому приёму. То бишь, гипнозу. Бред.
   И тут в дверь настойчиво позвонили.
   Я сразу определила, что это припёрся мой бывший муж и что он почти наверняка в изрядном подпитии. Чёрт, этого только мне не хватало!
   – Открою? – полувопросительно глянул на меня Иван.
   – Нет уж, – решительно поднялась я из-за стола. – Сиди.
   Ну, точно. Муж. Да ещё в агрессивной стадии опьянения.
   – Чего тебе надо?
   – Дай полтинник!
   – Нет у меня денег.
   – Тогда чего-нибудь выпить.
   – Выпивки тоже нет. Иди откуда пришёл.
   – А-а! У нас гости! – это он заметил мужские сандалии в прихожей.
   – Представь себе…
   – А ну-ка…
   Надо сказать, что мой бывший при росте метр девяносто и соответствующем весе обладал недюжинной силой, так что мои пятьдесят четыре килограмма он просто отодвинул рукой к стене и вломился на кухню.
   Я бросилась вперёд, готовая повиснуть на его медвежьих плечах, но бывший супружник, уставившись на спокойно пьющего кофе Ивана, вдруг как-то сник, пробормотал нечто вроде извинения, пятясь, покинул квартиру и загрохотал вниз по лестнице.
   – Что ты ему сказал? – поинтересовалась я, наблюдая в окно за быстро удаляющейся по улице фигурой бывшего мужа.
   – Ничего, – пожал он плечами. – Странный какой-то тип… Кто это?
   – Когда-то был мужем.
   – А!
   – Что значит «а»?
   – Да нет, ничего. Деликатный, наверное, человек. Увидел, что место занято, ну и решил без шума удалиться.
   – Деликатный он, как же, – горько усмехнулась я. – Нет, если ты не фокусник, то, значит, гипнотизёр. Только вот не пойму, что тебе нужно от бедной девушки.
   – Доброй и красивой, – добавил он. – Я же тебе сказал: мне негде жить на теперешний момент, а ты мне понравилась.
   – Все так просто?
   – А зачем усложнять? – Он отнёс чашки в раковину и принялся мыть посуду.
   – Понимаешь, я не люблю гостиниц.
   – И всё-таки, кто ты? – спросила я его спину.
   Он обернулся, держа в руках только что вымытую тарелку. Капли воды медленно падали на линолеум.
   – Ты уверена, что тебе очень хочется это знать? – тихо спросил он, и я почему-то испугалась.
   Вечерний ветерок путался в лёгкой занавеске, пытаясь пробраться в комнату сквозь открытую дверь балкона. Мы сидели в креслах возле журнального столика и пили превосходное «Амонтильядо» двадцатилетней выдержки.
   – Прямо из подвалов испанского короля, – сказал Иван, разглядывая вино на свет. – Красиво, а?
   – Да уж, – вздохнула я. – Слушай, ты не мог бы сотворить какой-нибудь «Данхилл»? А то «Кент» всё-таки не мои сигареты.
   – Изволь, – он протянул мне пачку «Данхилла».
   – Ловко. А что ещё ты можешь, кроме сотворения материальных ценностей, так сказать?
   – Ещё… – он задумчиво почесал пальцем лоб. подбородок. – Ну-ка, встань.
   Я подчинилась.
   – А теперь иди ко мне на ручки.
   – Это ещё зачем?
   – Увидишь.
   Он подхватил меня на руки, и я крепко обняла его за шею.
   – Теперь закрой глаза.
   «Сейчас он меня поцелует», – подумала я, подглядывая сквозь ресницы.
   Как будто кто—то выключил и опять включил солнце.
   Я ощутила под босыми ногами прохладную шероховатую поверхность и распахнула глаза. Мы находились на крыше невероятного по высоте здания. Огромное небо голубым куполом изгибалось над сверкающим на солнце тысячами стеклянных граней городом внизу. Какой-то толстяк в костюме-тройке шарахнулся от нас в сторону.
   – Что за ч-черт… – пробормотал он по-английски.
   – Нью-Йорк, – сказал Иван и подвёл меня за руку к остеклению. – Мы на крыше «Эмпайр стейт билдинг». Нравится?
   – Да, – вымолвила я потрясённо. – Что да, то да… Это что же, настоящий Нью-Йорк?
   – А тебе бы хотелось игрушечный?
   – Пятая—авеню… – заворожено прошептала я, – Бродвей, Сентрал-парк…
   – Вон, вон и вон, – показал он пальцем.
   – Гудзон, Бруклинский мост… Чудеса!
   Стоящие поодаль немногочисленные нью-йоркцы и гости города с интересом разглядывали наши босые ноги.
   Мне пришла в голову идея. Если все это гипноз, то не может же он в самом деле…
   – Поехали вниз, – решительно сказала я. – Погуляем по городу.
   Мы спустились в скоростном лифте и вышли под жаркое полуденное солнце.
   – Дай мне двадцать пять центов, – потребовала я.
   – Зачем тебе? – он протянул мне монету.
   – Раз уж случилась такая оказия, хочу проведать подругу. Она в Нью-Йорке живёт. Телефон я помню. Тысячу лет её не видела. То-то обрадуется!
   – И что ты ей скажешь?
   – Скажу, что заработала случайно кучу денег и решила прошвырнуться по Америке. Купила путёвку. Ты – мой спутник и, возможно, даже жених. Как?
   – Мне подходит.
   – Только вот босиком как-то… И денег у нас нет.
   Иван сделал рукой неопределённый жест, и на асфальте перед нами возникли мои босоножки и его стоптанные сандалии. Другой рукой он вытащил из кармана джинсов новенькую стодоларовую купюру.
   – Пока хватит?
   – А миллион долларов можешь? – искренне поинтересовалась я, обувая босоножки.
   – Да хоть миллиард, – пожал он плечами. – Только зачем?
   – Действительно, – хмыкнула я, входя в ближайшую телефонную будку. – Зачем нам миллион долларов – солить их, что ли? Тем более миллиард…
   Наташки дома не оказалось. Её американский муж объяснил, что она уехала по делам фирмы куда-то на Запад и вернётся в лучшем случае дней через пять.
   Больше знакомых у меня в Нью-Йорке не было, и мы отправились просто бродить по городу.
   Уже потом, опять у меня дома, мы лежали на чистых простынях, утомлённые любовью (как мне было не пустить его в постель после всего происшедшего?). Моя голова покоилась на его груди, от которой шёл слабый терпкий запах молодого мужского пота. В окно робко заглядывал новорождённый месяц, и мои глаза сладко слипались.
   – Не смей засыпать раньше меня, – пробормотала я и погрузилась в сон.
   Это были, наверное, самые яркие дни в моей пока ещё недолгой и не слишком разнообразной жизни. Дни и, конечно, ночи. Любовником Иван оказался тоже совершенно удивительным. Нежным, пылким и неутомимым. Он отдавался любви весь, но и брал все. И я с готовностью и радостью это всё ему отдавала.
   Так прошла неделя. Половина моего оплачиваемого отпуска. А я ведь собиралась провести его в Крыму…. Впрочем, в Крыму мы за это время тоже побывали. И не только в Крыму.
   Я перестала задумываться, откуда он брал деньги. Просто они у него всегда были и в том количестве, которое на данный момент было необходимо. Конечно, я не оставляла – особенно в первые дни – попыток узнать о нём побольше. Но он большей частью отшучивался. Или просто молчал. Мне было хорошо с ним. Даже слишком хорошо. И только неясное ощущение тревоги время от времени закрадывалось в мою душу при взгляде в его ярко-синие пронзительные глаза.
   Особенно сильно я ощутила эту тревогу, когда однажды на наших глазах трамвай насмерть сбил человека. Мы стояли на тротуаре и дожидались зелёного света, чтобы перейти улицу, а этот мужчина (по моему, он был пьян) просто шагнул на рельсы. В такой ситуации и Шумахер не успел бы затормозить. Разве что объехать. Но это, повторяю, был трамвай. Раздался тупой удар, и человек, пролетев по воздуху несколько метров, упал к нашим ногам. Я сразу подумала, что он уже мёртв и от страха вцепилась в руку Ивана. А он мягко меня отстранил и присел на корточки перед этим беднягой. Он присел перед ним на корточки и положил свою левую руку ему на грудь, а правую на испачканный кровью лоб. Толпа возбуждённых происшествием людей окружила нас. Но совсем близко никто не подходил. Все просто стояли и смотрели. Несколько человек по мобильным телефонам вызвали скорую помощь и милицию. Но «скорая» не понадобилась.
   – Встань, – тихо сказал Иван.
   И человек открыл глаза (они оказались карие и совершенно трезвые) и сел, недоуменно оглядываясь по сторонам. Сначала сел, а затем легко поднялся на ноги. Выглядел он совершенно целым и невредимым.
   – Пойдём, – Иван взял меня за руку. – Сейчас начнутся всякие расспросы, а я этого не люблю.
   И мы ушли. Никто не пытался нас остановить. И только спасённый Иваном мужчина растерянно глядел нам вслед, словно пытаясь вспомнить что-то очень важное….
   Это случилось на девятый день нашей жизни с Иваном. Ранним утром. Я спала, рядом спал мой Иван, и кто-то третий пристально смотрел на меня. Сквозь тонкую пелену сна я всей кожей чувствовала этот изучающий тяжёлый взгляд. Нужно было просыпаться, чтобы окончательно уяснить для себя природу данного ощущения, но просыпаться почему-то было страшно.
   – Г-голубки, – произнёс чей-то звучный бас.
   От испуга я открыла глаза.
   Посреди комнаты, глубоко засунув руки в карманы широких штанов, стоял человек и пристально разглядывал нас.
   Я осторожно повернула голову. Иван продолжал безмятежно спать.
   – Кто… кто вы такой?
   – Это сейчас не имеет значения, – хмыкнул незнакомец.
   Он стоял спиной к окну, в которое ломилось утреннее солнце, и я не могла как следует рассмотреть его лицо.
   – Будите своего… друга, – сказал он. – Я вас жду на кухне.
   – О, ч-черт…
   Я накинула халат и растолкала Ивана.
   – Что… что случилось?
   – Не знаю. Там, по-моему, к тебе пришли. Не знаю, уж каким образом он проник в квартиру…
   – Ко мне?!
   – Мои друзья имеют обыкновение звонить в дверь или стучаться, а не пользоваться отмычкой. И вообще я его первый раз вижу.
   – Погоди… – Иван приподнялся на локте, как бы прислушиваясь к чему-то.
   – Да, – вздохнул он. – Придётся идти.
   В кухне незнакомец свободно развалился на стуле и прихлёбывал «Амонтильядо». В руке его дымилась сигарета.
   – Хорошее вино, – похвалил он, увидев нас. – Когда это ты, интересно, научился разбираться в винах? Присаживайтесь.
   Мы послушно сели, и я как следует его разглядела. Высокий блондин с довольно приятными чертами полноватого лица, которое, впрочем, портили светло-голубые водянистые глаза и сероватого нездорового оттенка кожа. Цветастая рубашка болталась на широких плечах, и какой-то горьковатый миндальный, вызывающий смутное беспокойство запах, смешиваясь с ароматом «Амонтильядо» и табачным дымом, исходил от него.
   – Как ты меня нашёл? – хмуро осведомился Иван, протягивая руку и наливая себе из бутылки, стоящей посреди стола.
   – Трудно было, – усмехнулся блондин. – Но я постарался.
   – Он послал тебя?
   – Скорее, он дал себя уговорить послать меня.
   – Кому дал?
   – Мне, кому…
   – Ага… С чего бы это?
   – С чего бы это что?
   – С чего бы это он дал себя уговорить, и с чего бы это именно ты его уговаривал?
   – Ну… ты всё-таки его сын. А почему я… Мой каприз, скажем так.
   – Каприз? Что-то не верится. Какой у тебя может быть каприз?
   – Как раз у меня и может быть. Это ваши… Но ты, разумеется, прав. Дело не в капризе. Просто всё должно быть, как… должно. Со мной всё ясно. Я – противник. А вот ты…
   – Я просто трус.
   – Послушайте, мальчики, – не выдержала я, – может быть, всё-таки объясните, в чём дело? В конце концов это мой дом…
   – Мадам, – любезно осклабился блондин, – мой вам совет: не лезьте в это дело.
   – Я вам не «мадам»!
   – Ну хорошо, – согласился он. – Пусть будет мадмуазель.
   – Он прав, Света, – вмешался Иван. – Тебе лучше поменьше знать о наших делах.
   – Криминал, что ли?
   Блондин гулко захохотал и поперхнулся вином.
   – Не беспокойся, – грустно улыбнулся Иван, – тебя это не затронет никоим образом.
   – Да уж, – подтвердил блондин, откашлявшись. – Но мы отвлеклись. Если ты считаешь свой поступок поступком труса – твоё дело. Я склонен думать иначе.
   – Естественно.
   – Будь добр, не перебивай. Ты просто сделал выбор. У тебя был выбор, и ты его сделал. Конечно, никто не мог и предположить, что ты изберёшь этот вариант. Такого никогда и нигде раньше не случалось. И ни с кем. Самое смешное заключается в том, что твой поступок не подлежит наказанию. Он неподсуден. Ты не пошёл против. Ты пошёл по-другому.
   – Я сбежал.
   – Ну и что? Я бы тоже сбежал на твоём месте.
   – Ты – не я.
   – Брось. Разумеется, я – не ты. Но та сам только что признался, что поступил так, как мог бы поступить только я. Значит, не такие уж мы и разные. Впрочем, этот наш старый спор, как всегда ни к чему не приведёт. Да и не за этим я сюда пришёл.
   – А зачем?
   – Я пришёл сказать, что беглец может вернуться.
   – Вернуться?! – Иван вскинул голову. Бледно-голубой и ярко-синий встретились, и мне показалось, что на кухне запахло озоном. – В качестве кого?
   – В качестве сына, – тихо сказал бледноглазый пришелец. – Божьего и Человеческого. Здесь, во всяком случае, ты не нужен ни в каком качестве. Потому что здесь есть другой. Место занято.
   – Поздно, – неуверенно произнёс Иван.
   – В самый раз, – усмехнулся незнакомец и налил себе ещё вина. – Сценарий, правда, изменится, но кино от этого только выиграет. Ты же понимаешь, что в нашем деле ничего испортить нельзя. Можно сделать только лучше. В общем, тебе даётся ещё один шанс. Подумай.
   Иван молчал. В наступившей тишине стали слышны голоса играющих во дворе детей и звон проехавшего рядом с домом трамвая. Где-то в небе прогудел самолёт.
   – У меня сейчас не хватит сил на возвращение, – вымолвил наконец Иван. – Я… я потерял форму.
   – Понимаю, – усмехнулся блондин, покосившись в мою сторону. – Но я на что? Моих сил хватит на двоих. – он одним глотком допил вино и поднялся. – Пошли.
   – Постой…
   – Что ещё?
   – Я хочу, чтобы она тоже присутствовала, – кивнул в мою сторону Иван.
   – Зачем тебе это?
   – Скажем так, это мой каприз.
   Они засмеялись. Один весело, а другой грустно.
   – А вы? – водянистые глаза обратились на меня, и я вздрогнула, вдруг ощутив неземную и страшную силу этого взгляда. – Вы согласны?
   – На что? – я с трудом сглотнула подступивший к горлу тугой комок.
   – Присутствовать при окончании нашего дела. Должен заметить, что вам ничего не грозит в физическом смысле. Душевное потрясение – это да, это вполне может быть. Но абсолютную физическую безопасность с последующей немедленной доставкой домой я вам гарантирую. Вы, разумеется, вправе отказаться.
   Я посмотрела на Ивана.
   – Соглашайся, – попросил он тихо. – Мне будет легче, если я буду знать, что ты рядом.
   Я согласилась. До сих пор не знаю, почему.
   …Багровое солнце садилось за низкую гряду пологих холмов на горизонте. Пылилась дорога, по которой уходила в город стража и последние зрители.
   – Ну вот и все, – сказал мой провожатый. – Вам пора.
   – Да, – кивнула я. – А что… что будет дальше?
   – То же самое, – пожал он широкими плечами. – Он, разумеется, воскреснет на третий день и всё повторится сначала. Ничего нового, поверьте мне. Всё это уже было. И ещё не раз будет.
   – Вы лжёте, – покачала я головой. – Это как любовь. Всегда разная. Но всегда только любовь.
   – Не будем спорить, – пробормотал он. – Я, признаться, устал. Мне, знаете ли, ещё вас обратно нужно доставить, а это, поверьте, не так легко, как кажется. Вы готовы?
   – Да, – сказала я, отворачиваясь от багрового заката и чёрного силуэта двойного с обвисшим на нём человеческим телом. – Готова.
   А всё-таки жаль, что я так не успела попросить у него вечернее платье от Диора…

Алексей Евтушенко Беглец

* * *

Алексей Евтушенко
Беглец