Гораций Голд
Чего стоят крылья

* * *

   – Но ты ведь обещал! – воскликнула Лиз Блэквелл, – Ты, клялся всеми святыми, что попросишь их ампутировать!
   – Ампутировать? – в ужасе вскричал доктор Джонас. – В жизни не слышал ничего подобного!
   – Но про человека с крыльями вы тоже в жизни никогда не слышали, – отпарировала она. – Гарвен, прошу тебя… Ты обещал!
   – Это чтобы тебя успокоить, – ответил Гарвей Лидс. – Ты тогда так разволновалась, потому что все на меня смотрели…
   Голый до пояса, в одних брюках и ботинках, развернув свои крылья во всем их великолепии, он походил на современный вариант Ники Самофракийской мужского пола.
   – Лиз, если бы господь не хотел, чтобы я летал, он не наградил бы меня крыльями.
   Доктор Джонас отложил складной метр и сказал:
   – Длина крыльев – сто семьдесят пять сантиметров. Размах – три метра сорок. Если вычесть ваш прежний вес из нынешнего, крылья весят двадцать четыре килограмма. Они выросли из лопаток и являются естественным продолжением вашей костной, мускульной и кровеносной систем. Я никогда не видел у людей крыльев, но эти кажутся мне вполне надежными. Ампутировать их – все равно что отрезать совершенно здоровую ногу… С моей стороны это было бы непростительной профессиональной ошибкой, молодой человек!
   – Но с ним так неловко теперь выходить на люди! – взмолилась Лиз. – И зачем только они выросли? Когда крылышки у него были как у ангелочка, это было божественно!
   – Вы просили, чтобы я вас осмотрел, – продолжал врач, обращаясь к Гарвею, – и я сделал все, что мог, хотя, по совести, вам следовало бы обратиться к ветеринару. Рост крыльев, наверное, вас очень утомил. Пейте как можно больше молока, чтобы возместить потерю кальция. Спите подольше и ешьте всевозможные свежие овощи. Короче, я вам рекомендую то же самое, что посоветовал бы любой молодой матери.
   Гарвей надел рубашку, а затем пиджак задом наперед, и Лиз помогла ему застегнуть пуговицы. В таком облачении он походил на священника, вернее, на ангела, концы его крыльев мели пол.
   – Надо будет присмотреться к древним статьям, – сказал он, – а то неизвестно, как мне теперь одеваться.
   – Хорошая мысль, – одобрил доктор Джонас. – Точность деталей у древних скульпторов поистине удивительна! Наверное, они лепили с натуры. И если это так, то вы не уникальный случай, а просто анахронизм. Но каким образом они у вас выросли?
   – Не знаю, – сказал Гарвей.
   – Зато я знаю! – взорвалась Лиз. – Это потому, что он такой добродетельный. У него нет ни одного недостатка, а это уже само по себе невыносимо для нормальной девушки вроде меня. Все началось, когда он проверял счета, и вдруг обнаружил, что случайно не доплатил что то около двух долларов налога. Он хотел их возместить, но ему сказали, что этот счет уже закрыт и чтобы он об этом больше не думал. Тогда он послал деньги по почте анонимно. И в тот же вечер я заметила у него вокруг головы какое-то сияние вроде венчика…
   – Но ведь я должен был как-то вернуть эту сумму, – запротестовал Гарвей.
   – Ну а крылья? – настаивал доктор Джонас.
   – Вы поверите? Он до сих пор невинен! Настоящий девственник! В его-то годы! Я хотела убедиться, подойдем ли мы друг другу, но он ответил, что мы должны блюсти себя в чистоте до дня свадьбы. И вот тогда у тебя стали чесаться лопатки, Гарвей Лидс! А через несколько дней прорезались крылышки.
   – Правда, я и сам позабыл, – скромно подтвердил Гарвей.
   Наступило молчание. Затем доктор Джонас медленно проговорил:
   – Это доказывает, что добродетель тоже имеет свои пределы, за которыми в организме возникают глубокие физиологические изменения. С пороком, видимо, то же самое… Доктор Джекил и мистер Хайд, очевидно, не плод воображения. Это волнующая тема для размышлений.
   – Но как ему теперь быть с работой? – взмолилась Лиз. – С тех пор как у него появились крылья, он не может ходить в мастерскую.
   – На пошивочном ателье свет клипом не сошелся, – заявил Гарвей.
   – Совершенно верно, – согласился врач. – Для крылатого человека наверняка найдется масса интересных дел.
   – Не нужен ты мне со своими дурацкими крыльями! – отрезала Лиз.
   Гарвей заметил, что перья его взъерошились… “Как у орла”, – подумал он.
   – Если вы так низко меня цените, уважаемая мисс Блэквелл, значит, вы не та единственная, предназначенная мне женщина.
   Он хотел бы ответить ей более резко, но не знал, как это делается.
   – В таком случае прощай! – сказала Лиз, с треском защелкнула сумочку и вышла.
   Гарвей остался стоять посреди комнаты в полной растерянности.
   – Наверное, и я должен был сказать “прощай”, – наконец промямлил он. – Теперь мне надо придумать, как прокормиться с помощью этих крыльев.
   – Желаю удачи! – сказал врач. – И держите меня в курсе всех изменений, которые могут с вами произойти.
//-- * * * --//
   Епископ с восхищением осмотрел Гарвея со всех сторон.
   – Несомненно, крылья самые настоящие, с перьями и прочим. Как сказал ваш врач, просто удивительно, с каким искусством древние скульпторы воспроизводили крылатых… Поистине они должны были ваять с натуры! Это… потрясающе!
   – Вот с одеждой трудно, – заметил Гарвей, надевая рубашку задом наперед.
   – Решение проблемы – тога, сын мой. как на статуях. Это, разумеется, не слишком модно, однако не менее, чем человек с крыльями.
   Епископ сел за стол и закурил сигару.
   – А теперь расскажите, что привело вас ко мне.
   – Но это же и так понятно! – Гарвей прислонился к стене: сесть в кресло он не мог – мешали крылья. – Я ведь ангел, не так ли?
   – Я не могу быть судьей в таком сложном богословском вопросе, но внешнее сходство, бесспорно, есть. Я даже готов в принципе согласиться с теорией вашего врача о критической массе добра. Но что я могу сделать для вас практически, сын мой?
   – Примите меня на должность ангела, – сказал Гарвей.
   Епископ поперхнулся.
   – А что вы будете делать? – спросил он, наконец прокашлявшись.
   – Я не знаю, что делают ангелы. Это должна решить церковь, а не я.
   Епископ склонился над столом.
   – Сын мой, если церковь, начнет заниматься всякими физическими аномалиями, у нас не останется времени ни на что другое. Вы, разумеется, являетесь исключением, но слишком старомодным, я бы сказал, средневековым.
   – Но вы можете меня как-то приспособить, использовать?
   – Повторяю, это вне моей компетенции, однако я не вижу, чем вы можете быть полезны церкви, и наоборот, чем церковь может быть полезной вам. Было время, когда церковь нуждалась в чудесах, но то было в средние века, в темную эпоху неграмотности и суеверий.
   – А сейчас чудеса разве не нужны? – настаивал Гарвей.
   – Сегодняшняя церковь – просвященная церковь. Она так же далека от средневековья, как современные вычислительные машины от древних счетов с деревянными шариками. Церковь нуждается в дельцах, уверенных и хладнокровных, которые отличают вексель от акции, умеют изыскивать фонды… короче, умеют пользоваться всеми средствами массовой информация для распространения современной религии.
   – Вы хотите сказать…
   – …что в современной церкви просто нет места для средневековых пережитков вроде вас.
   Гарвей помолчал. Затем сказал со вздохом:
   – Если так, ничего не поделаешь. А мне казалось, что это хорошая мысль.
   Епископ обогнул стол и отечески потрепал Гарвея по плечу.
   – Вы что-нибудь придумаете, сын мой. Надо уметь извлекать пользу даже из неудач. Когда жизнь подсовывает вам лимон, превращайте его в лимонад! Именно так мы и делаем ежедневно в лоне церкви.
   – Благодарю вас, что приняли меня, – сказал Гарвей в смятении чувств. – И… прощайте!
   – Прощай, сын мой, – не сморгнув ответил епископ деловито. – И да благословит тебя господь!
//-- * * * --//
   Сэм Крюбел закончил скептический осмотр крыльев Гарвея.
   – Они и вправду настоящие. Ну так чего вы хотите?
   – Работы, – ответил Гарвей. – Люди наверняка будут щедро платить, чтобы посмотреть на крылатого человека.
   – В ярмарочных балаганах – возможно. Но у меня первоклассное агентство. Я не занимаюсь ярмарочными аттракционами.
   – Но ведь есть еще телевидение. И ночные кабаре. И кино.
   – Послушайте, – терпеливо начал Крюбел, – единственное, что у вас есть, – это крылья. Для номера этого недостаточно. Два—три представления, и все. Единственное место, где вы можете получить постоянную работу, – это ярмарочный балаган.
   Гарвей задумался.
   – Этого я не сообразил. Значит, мне нужен свой номер. Как мне его придумать?
   Крюбел распахнул дверь в соседний обширный зал с гимнастическими кольцами и зеркалами на стенах.
   – Вот, – сказал он, – здесь достаточно места для полета. Потому, что вы ведь летаете, не так ли?
   – У меня нет опыта, – с сожалением пробормотал Гарвей. – В моей квартире слишком тесно, а на улице я стесняюсь…
   – Здесь вам ничто не мешает. И смотреть на вас будем только мы трое.
   – Как это трое? – удивился Гарвей.
   Он оглядел зал и только сейчас увидел маленькую коренастую женщину, которая сидела рядом с таким же маленьким коренастым мужчиной на металлической скамье у стенки. Они ждали приема у Крюбела, но теперь с интересом уставились на Гарвея.
   – Не смущайтесь, – подбодрил, его Крюбел, – это всего лишь акробаты… Итак, летайте, летайте! – проговорил он нетерпеливо.
   Гарвей снял пиджак, рубашку, отошел в дальний угол тренировочного зада. Он распростер своя великолепные крылья и начал разбег. Стараясь координировать движения крыльев и ног, он добежал почти до противоположной стены, прежде чем поднялся на воздух. Неловко развернувшись, чтобы не удариться о зеркала, он воспарил к потолку.
   – Для начала не очень-то, – заметил Крюбел. – Что еще вы умеете?
   – Право, не знаю…
   – Может, мертвую петлю?
   – О, знаете, у меня, кажется, боязнь высоты…
   – Еще нелегче! Если вам больше нечего показать, спускайтесь.
   Гарвей сдвинул ноги для приземления. Скорость его была меньше пятнадцати километров в час, но он не рассчитал пробег и врезался в закрытую дверь. Сложив крылья, он вернулся к своей одежде, как побитый.
   – Плачевное зрелище, – буркнул Крюбел и открыл дверь, об которую Гарвей расквасил нос. – Приходите ко мне, когда у вас действительно будет что показать.
   – Что, например? – вскричал Гарвей. Крюбел замер, держась за ручку двери.
   – Я продаю номера. Я их не изобретаю!
   Гарвей заметил, что акробаты одобрительно закивали.
   – Хорошо, я подумаю дома над своими возможностями.
   – В запасе у вас всегда есть ярмарка. Желаю вам всяческой удачи.
   – Благодарю за прием, – сказал Гарвей.
   – Не за что. – Крюбея прикрыл за собой дверь, но тотчас отворил ее, чтобы коротко бросить акробатам: – Сожалею, Ламбино, но для вас у меня ничего нет.
   Они что-то вежливо пробормотали и вышли.
   Гарвей надел задом наперед рубашку, пиджак, рассеянно дошел до лифта. Он и представить себе не мог, какой номер ему изобрести.
//-- * * * --//
   Когда Гарвей вставил ключ в скважину, кто-то тронул его за локоть. Он оглянулся. Мужчина и женщина, оба маленькие и коренастые, стояли рядом, бормоча вежливые слова.
   – Мы шли за вами, – объяснил мистер Ламбино.
   – Это было нетрудно, – извинилась миссис Ламбино.
   – Мы хотели бы поговорить насчет вашего номера.
   – Вы очень любезны, – сказал Гарвей. – Входите.
   Когда они сели, слегка смущенные, мистер Ламбино объяснил:
   – Мы пошли следом за вами, потому что для нас вы целое состояние – миллион долларов!
   – Я? – поразился Гарвей, прислоняясь к стене. – Каким образом? Вы хотите стать моим импресарио?
   – К сожалению, нет. Мы – Великие Ламбино, лучшие из акробатов. Но у нас нет контракта.
   – Мне очень жаль. Я в таком же положении.
   – Кому интересны акробаты? Никому. Но труппа с крыльями…
   – Труппа? – переспросил заинтригованный Гарвей.
   – У вас нет номера. У вас не те габариты.
   – Разумеется, для акробатики, – извинилась миссис Ламбино.
   Мистер Ламбино пробурчал что-то вежливое.
   – Конечно, для акробатики, не для женщин… – Он поклонился, не вставая со стула. – Вы упражняетесь каждый день?
   – Нет, совсем нерегулярно, – признался Гарвей.
   – Вот видите! – торжествующе воскликнул мистер Ламбино. – Мы с женой работаем каждый день с утра до вечера, чтобы быть в форме, и совершенствуем наш номер, и без того превосходный. Вы способны на это?
   – Я попробую. Раз это необходимо…
   – Вам придется тренироваться годами! И только тогда вы, может быть, сделаете свой номер. В то время как вместе с нами вы сможете дебютировать немедленно.
   Гарвей нахмурился.
   – Простите, но я вас не понимаю.
   – Все очень просто. С крыльями мы заработаем кучу денег, и вы будете получать четверть, нет – половину наших доходов.
   – Да, да, половину, – подтвердила миссис Ламбино.
   – Но с чего мы начнем? – спросил Гарвей.
   – Расскажите, где и кто пересадил вам крылья.
   – Пересадил? – изумился Гарвей. – Они вовсе не пересаженные. Они просто выросли.
   Великие Ламбино перестали вежливо ворковать.
   – Мы говорим серьезно, – сказал мистер Ламбино. – Не шутите, прошу вас.
   – Но это серьезно! Они выросли сами!
   Мистер Ламбино выхватил пистолет.
   – Сами?! Ну хватит. Если вы не откроете нам вашу тайну, мне придется прибегнуть вот к этому.
   – Послушайте! – взорвался Гарвей, – От этих крыльев у меня одни неприятности. С точки зрения аэродинамики я нелепее, чем первый планер Лилиенталя. Из-за них я потерял работу. Из-за них я потерял любимую девушку. Из-за них я не могу сесть в кресло и сплю стоя на подпругах, как больная лошадь. А люди, которые на меня глазеют! Крюбел прав. Я гожусь только для ярмарочного балагана, где показывают монстров. Черт бы побрал эти проклятые крылья!
   Крылья упали на пол.
   Гарвей смотрел на них вначале с ужасом, потом с облегчением.
   – Видимо, иногда полезно разозлиться, – сказал он. – Давно бы мне потерять терпение… и еще кое-что, – добавил он мечтательно.
   Быстро вытолкав обескураженную чету акробатов, он набрал знакомый номер телефона и с улыбкой до ушей заговорил:
   – Алло, это ты, Лиз? Слушай, у меня есть для тебя новости…

Гораций Голд Чего стоят крылья

* * *

Гораций Голд
Чего стоят крылья