Кэтлин Вудивисс
Где ты, мой незнакомец?

Пролог

   Спокойствие реки, в сиянии луны казавшейся серебряной лентой, было нарушено ровным гудением мощного двигателя корабля – огромного плавучего дворца, который показался из-за излучины реки и выплыл на ее середину. Многочисленные фонари заливали ослепительным сиянием палубу. В рулевой рубке горел только один фонарь, освещая фигуру рулевого. Рядом с ним стоял капитан. Прекрасно зная фарватер, он предупреждал рулевого о мелях. Выполняя его команду, рулевой мягко обогнул песчаную отмель и двинулся вверх по реке.
   Эштон Уингейт, хозяин судна, прислонившись к иллюминатору рубки, улыбался чему-то, прижимая к себе молодую женщину. Она прильнула к его широкой, мускулистой груди, полная наивной и счастливой гордости за мужа – ведь этот великолепный корабль под названием «Речная колдунья» принадлежал ему!
   Вынув трубку изо рта, капитан оглянулся на них.
   – А «Речная колдунья» ведет себя весьма неплохо для первого раза, сэр, – хрипловато буркнул он, не скрывая гордости. – Чуть тяжеловата в управлении, зато легка на ходу!
   – Не спорю, капитан. – Эштон, о чем-то задумавшись, похлопал жену по руке. – Не спорю.
   Капитан пыхнул трубкой.
   – Давление в котлах отличное. Держу пари, вы даже не слышите, как работают клапаны! Боже ты мой, даже против течения мы делали не меньше восьми узлов, а ведь течение там не приведи Господь! К тому же, если вы заметили, в нынешнем году уровень воды выше, чем обычно.
   Склонившись к плечу рулевого, он указал своей трубкой в сторону неясного темнеющего силуэта далеко впереди, там, где река делала крутой поворот:
   – Держись поближе к берегу, парень, когда будешь поворачивать. А иначе не миновать беды.
   Должно быть, Уингейт не расслышал, что сказал капитан. Склонившись к жене, он не мог оторваться от ее смеющихся светло-зеленых глаз. Руки его теснее сжали ее плечи, а она в ответ нежно коснулась его широкой груди. Под плотной тканью угадывалось сильное, горячее тело. Эштон с трудом заставил себя отвести от нее взгляд.
   – Ладно, капитан, не хочу вам мешать. Если я понадоблюсь, вы знаете, где меня найти.
   – Спокойной ночи, сэр, – капитан приложил руку к фуражке и посмотрел на женщину, – мэм.
   Выбравшись из тесной рубки, молодая пара направилась по узкому проходу к лестнице и спустилась на нижнюю палубу. Тесно прижавшись друг к другу, они, затаив дыхание, любовались романтической картиной: залитая лунным светом река, похожая на сверкающую серебряную ленту, и чуть заметный пенистый след их корабля.
   – Замечательный корабль, Эштон, – прошептала женщина.
   – Это ты замечательная, радость моя, – шепнул он в ответ, и его теплое дыхание коснулась ее уха.
   Уютно устроившись в надежном кольце рук мужа, она подняла к нему лицо и нежно погладила твердый, решительный подбородок.
   – До сих пор не могу поверить, что мы женаты. А ведь кажется, только вчера я поклялась, что останусь навеки девственницей.
   Похоже, это его позабавило.
   – Неужто только вчера?
   Ее мягкий смех показался ему музыкой. Женщина пожала плечами.
   – Ну, прошел месяц, а может, и больше. – Обвив его шею руками, она прижалась к нему еще теснее. – Ты всегда так быстро завоевываешь женщин?
   – Только тогда, когда сам попадаю в их сети! – Неожиданно Эштон бросил на нее озадаченный взгляд, и она заметила, как взлетели вверх его брови. – Ты жалеешь, верно, что мы не получили благословения твоего отца?
   – Нет! – спокойно возразила она и, в свою очередь, поинтересовалась: – А ты? Ты не жалеешь, что расстался со своей холостяцкой жизнью?
   – Лирин, любимая, – прошептал Эштон, накрывая своими губами ее рот, – я и не жил по-настоящему до того, как познакомился с тобой.
   Откуда-то снизу донесся тихий хлопок, и это заставило Эштона насторожиться. Он поднял голову и замер, прислушиваясь. Звук повторился, и за ним последовал оглушительный грохот. Ужасный треск рушившихся деревянных переборок оглушил молодых людей. Из котлов вырвалось огромное облако белого пара, лопасти колес вздрогнули раз, другой и замерли. То, что еще минуту назад было изящным судном, превратилось в неуправляемую махину, которую волны мчали к берегу. Откуда-то снизу донеслись испуганные вопли. Капитан, чтобы дать сигнал тревоги, схватился за веревку колокола. Его звон поплыл по реке, взывая к тем, кто еще мог услышать его.
   Между тем неясный темный силуэт, оказавшийся вблизи плотом, бесшумно приблизился к «Речной колдунье» и с силой врезался в борт корабля. Острые крюки впились в борт раненой «Речной колдуньи».
   – Пираты! – раздался отчаянный крик Эштона.
   Почти сразу же прогремел выстрел и мимо его уха пролетела пуля. Закрыв собой жену, он выкрикнул несколько приказаний матросам. А в это время на нижнюю палубу корабля лавиной хлынули пираты. Послышались один за другим выстрелы. Пассажиры и матросы, осознав смертельную опасность, которая грозила со всех сторон, в поисках оружия хватали все, что было под рукой.
   Палубы корабля превратились в ад: по ним сновали пираты, отовсюду неслись вопли ужаса и яростные ругательства, слышалось лязганье стали.
   Эштон сорвал с плеч плащ и укрыл им жену, чтобы ее светлое платье не могло стать мишенью для пули. Согнувшись, они проскользнули к лестнице. Вокруг них свистели пули, и Эштон, прижав жену к стене, закрыл ее собой. За спиной раздались шаги, и Эштон обернулся как раз вовремя, чтобы отразить удар кинжала, который занес над их головами залитый кровью разбойник. Подавив испуганный крик, Лирин отступила, прижавшись к перилам, а мощный удар отбросил Эштона назад. Завязался ожесточенный бой.
   Тем временем капитан и рулевой отчаянно пытались хоть как-то удержать на плаву неповоротливое судно. Вдруг оно задело что-то, скорее всего ту самую отмель, что они только что миновали, и резко накренилось на один борт. Пенящаяся стена воды захлестнула его. Еще один толчок, потом страшный треск – и корабль отбросило в обратную сторону, да с такой силой, что никто не смог удержаться на ногах. Рулевой упал ничком, кровь заливала ему лицо, а капитан, стоя на коленях, ошеломленно тряс головой, пытаясь прийти в себя.
   От внезапного и страшного удара корабля Лирин выбросило за борт. Во мраке раздался ее отчаянный вопль и оборвался, заглушенный громким всплеском воды. От этого звука Эштон чуть было не лишился рассудка, безумный страх за жену придал ему силы. Отшвырнув противника в сторону, он вскочил на ноги и с яростью впечатал тяжелый башмак в ненавистное лицо. Пират бессильно распростерся на палубе, а Эштон кинулся к поручням. «Лирин!» – слетело с его губ, а взгляд в отчаянной надежде лихорадочно блуждал по гладкой поверхности реки. Вдруг в волнах мелькнуло белое платье Лирин – ей на мгновение удалось всплыть на поверхность. Эштон вцепился в поручни, готовый броситься за борт, но в эту минуту что-то тяжелое обрушилось на него, и он стал медленно опускаться на палубу.
   – Лирин! – вспыхнуло у него в мозгу. О Боже! Он должен спасти ее! Должен! В ней была вся его жизнь… Уже теряя сознание, он заметил склонившееся над ним злобно ухмыляющееся лицо, почти до самых глаз заросшее густой, курчавой бородой. Пират уже занес обагренное кровью лезвие ножа, но в этот момент раздался выстрел, и рука пирата опустилась. Кинжал выскользнул из безжизненных пальцев. В ту же минуту сознание покинуло Эштона, и он так и не узнал, что стало с его противником.
   Несмотря на хрупкость, Лирин отчаянно боролась за жизнь. В ее угасающем сознании толчками билась одна и та же мысль – не для того она нашла свое счастье, чтобы потерять его, а вместе с ним и саму жизнь. Она изо всех сил старалась удержаться на поверхности, но юбки, будто камень, тянули ее на дно. Но она сопротивлялась до той самой минуты, пока не услышала выстрела и не увидела безжизненно распростершееся на палубе тело мужа, а над ним разбойника с ножом в руках. Ужас охватил душу Лирин. Бурлящий поток, завладев тяжелыми юбками, потянул ее вниз. Холодные воды во второй раз сомкнулись над ее головой, но на этот раз Лирин уже не пыталась бороться. Тело ее ослабело, и она погрузилась в зловещий мрак вечной ночи.

Глава 1

   9 марта 1833 года, Миссисипи.

   Весь день дул сильный ветер и землю хлестали тугие струи дождя, но как только спустилась ночь, ураган стих, как по волшебству, и наступила благословенная тишина. Даже воздух, казалось, застыл в дремотной неподвижности. Бледная луна робко выглядывала из-за облаков, и ее серебристые лучи освещали ветхий кирпичный дом, утопавший в густой листве старых деревьев. Это была лечебница для душевнобольных, со всех сторон окруженная высокой железной оградой.
   Вдруг тишину нарушил пронзительный визг ржавых петель калитки, дрогнула и закачалась ветка, и из-за угла дома выскользнула чья-то темная фигура. Она, крадучись, пересекла двор и притаилась у крыльца. Затянутые в перчатки руки осторожно вынули тяжелую решетку в фасаде дома, раздался чуть слышный скрежет, вспыхнул крохотный огонек, и три фитиля, зловеще извиваясь и шипя, поползли к забитым порохом желобам, по которым уже было так легко добраться до пропитанной маслом пакли и сухих веток. Фитили становились все короче, и, заслышав их угрожающий свист, бесчисленные пичужки, крохотные зверьки и другие мелкие твари, будто почуяв надвигающуюся опасность, покинули гнезда и уютные норки и с испуганным писком растворились в темноте.
   Таинственный незнакомец бесшумно пересек двор и выбрался за ограду дома, где под покровом темноты была надежно укрыта его лошадь. Вскочив в седло, незнакомец пустил коня неторопливой рысью, выбирая мягкую почву, чтобы животное ненароком не задело подковой о камень. Отъехав достаточно далеко и уже не опасаясь шума, всадник отпустил поводья и дал шпоры коню. Животное рванулось вперед, и через мгновение конь и всадник растворились в ночи.
   Лишь только смолк стук копыт, огромные языки пламени взметнулись к самому небу. Туман озарился бледно-янтарными отблесками. Огонь весело прыгнул на пропитанное маслом тряпье и кучу хвороста и через несколько мгновений полыхал весь дом. Было жарко, как в аду, то и дело лопались стекла, рассыпаясь во все стороны огненными брызгами, а в образовавшиеся проемы, ревя, будто дикий зверь, ринулось пламя.
   Протяжные стоны, доносившиеся со второго этажа, сменились отчаянными воплями ужаса и криками безумной ярости. Люди изнутри барабанили в запертые двери.
   С черного хода выбежал старший санитар. В темноте был слышен его голос, дававший распоряжения остальным служителям. Те возились с тугими затворами дверей, из-за которых доносились душераздирающие крики и безумный вой обреченных на гибель людей, заглушавшие рев бушующего пламени. Через несколько мгновений из горящего дома толпой хлынули насмерть перепуганные, обезумевшие люди. Они были полуодеты: пожар застал их врасплох – одни успели натянуть штаны, другие – рубашку, прежде чем выскочить из комнаты, а некоторые просто завернулись в одеяла. Оказавшись наконец в безопасности, они, будто перепуганные насмерть дети, жались друг к другу, не в силах понять, что за несчастье стряслось с ними. Снова и снова неустрашимые санитары бросали вызов бушевавшему в доме огню, кидаясь на помощь тем несчастным, которые все еще не могли выбраться наружу. Вдруг у обезумевших людей вырвался горестный вопль: взметнулось пламя и в доме с оглушительным грохотом стали рушиться балки. Никто даже не заметил, как в этот момент открылась железная калитка и несколько странных теней выскользнули из нее, растворяясь в темноте ночи.
   Багрово-алый сноп искр высоко поднимался в ночное небо, оставляя после себя огромные клубы сизого дыма. Огонь ревел, заглушая стук копыт высокого жеребца, неожиданно появившегося в свете пожара. Всадник резко натянул поводья, и животное замерло как вкопанное. Под надвинутым на самые брови капюшоном вдруг сверкнули глаза, освещенные пламенем пожара: всадник внимательно вглядывался в бродивших по двору растерянных людей, словно ища кого-то, затем резко повернулся, натянул поводья и вонзил в бока животного шпоры, посылая его в галоп. Через мгновение лошадь скрылась в густых зарослях, словно подгоняемая безумным страхом.
   Налетевший порыв ветра сорвал с головы всадника плотный капюшон плаща, открыв гриву густых, вьющихся волос. Колючие ветки путались в шелковых прядях и цеплялись за капюшон, мешая девушке. Не обращая на них ни малейшего внимания, она продолжала скакать, то и дело оглядываясь назад, будто опасаясь чего-то. Шорох, который издал олень, испуганно пробиравшийся в зарослях, перепугал ее до смерти. Сдавленно вскрикнув, девушка пришпорила коня и ринулась вперед, не разбирая дороги.
   Постепенно деревья стали реже. Впереди расстилалась широкая прогалина, над ней низко плыл туман, казавшийся серебряным в ярком свете луны. Всадница облегченно вздохнула, чувствуя, как в груди бешено колотится сердце. Впереди, насколько хватало глаз, тянулась долина, по которой лошадь могла скакать галопом. Девушка ударила по влажным бокам своего коня, и тот рванулся вперед. Грохот его копыт эхом отозвался в глубокой низине, где плавал густой туман.
   Вдруг девушка насторожилась: до ее слуха донесся топот встречных лошадей, а через минуту она увидела мчавшийся прямо на нее экипаж. Леденящий ужас сковал бедняжку, ей казалось, что над ней всей своей массой нависла тяжелая коляска, она чувствовала жаркое дыхание храпящих коней и видела их безумные глаза. Кучер-негр в последнюю минуту почти повис на поводьях, но было уже слишком поздно. Отчаянный крик вырвался из горла всадницы, его заглушил тупой звук удара. Девушка рухнула на землю, и сознание покинуло ее.
   Резкий толчок вырвал Эштона Уингейта из объятий сна, и он чуть было не выпал из коляски. Эштон уже открыл рот, чтобы осведомиться у чернокожего кучера, что случилось, но в эту минуту коляска развернулась и он увидел огромного жеребца, лежащего на земле и бешено бьющего копытами в воздухе. В стороне виднелась неподвижная фигура, закутанная в темный плащ. Прежде чем кучер успел остановить лошадей, Эштон уже выскочил из коляски, на ходу стаскивая с себя плащ. Ноги его разъезжались на скользкой дороге. Осторожно обойдя отчаянно бившегося коня, он направился к тому месту, где лежал всадник. Белесый туман сомкнулся над ним. Эштон шел, не разбирая дороги, проклиная хлюпающую грязь, которая тут же заполнила его башмаки. Несчастная – Эштон успел заметить, что это была девушка, – лежала на дне канавы, которая когда-то была руслом реки. Лицо девушки было закрыто густой массой мокрых волос. Эштон судорожно сжал тонкое запястье ее руки, но так и не смог почувствовать биение пульса, и только приложив похолодевшие пальцы к смутно белевшему в темноте горлу, он наконец нащупал его: девушка была жива, по крайней мере пока.
   Эштон оглянулся: его кучер боязливо переминался с ноги на ногу, нервно теребя в руках свою любимую касторовую шляпу.
   – Не волнуйся, Гирам. Она дышит, – успокоил старика Эштон. В этот момент жалобно застонала упавшая лошадь и забила копытами, мучительно пытаясь подняться. Эштон покачал головой и подозвал кучера, кивнув в сторону искалеченного животного. – Послушай, Гирам, отыщи мой пистолет да избавь несчастное животное от страданий.
   – Слушаюсь, сэр! – Хотя поручение вряд ли можно было бы назвать приятным, старик бросился выполнять его. Он был рад хоть чем-то оказаться полезным молодому хозяину.
   Эштон вновь склонился над девушкой. Она все еще была без сознания и неподвижно лежала на земле в мокром плаще. Расстегнув скользкие шелковые пуговицы, Эштон откинул его. Брови его удивленно поползли вверх: перед ним была не хрупкая девочка-подросток, как он решил вначале, а юная женщина. Ночная рубашка тончайшего полотна с изящной вышивкой практически не скрывала ее тела, достаточно привлекательного, чтобы мысли Эштона немедленно потекли в известном направлении.
   Тишину ночи внезапно нарушил выстрел, и Эштон от неожиданности вздрогнул. Эхо его, сопровождаемое мучительным ржанием умирающей лошади, растаяло вдали. Несмотря на туман, в ярком свете луны были отчетливо видны сгорбленные плечи Гирама. Эштон давно догадывался, что старый слуга любит лошадей, но сейчас на жалость не было времени.
   – Гирам, иди ко мне! Придется взять ее с собой!
   – Слушаю, сэр.
   Он помог хозяину выбраться на дорогу, мигом распахнул дверцы экипажа, пропуская Эштона с его ношей, и незаметно возвел глаза к небу, благодаря провидение, что все обошлось. В последнее десятилетие смерть то и дело посещала несчастное семейство Уингейтов, став там привычной гостьей, – сначала во время бури, которая разрушила их дом в Каролине, погибли родители Эштона. Не прошло и трех лет, как она вновь объявилась в образе шайки речных пиратов, которые уничтожили его новый корабль и погубили молодую жену. Гирам ничуть не сомневался, что, будь их воля, они ни за какие сокровища не рискнули бы вновь встретиться с тем, кто вот уже много лет внушал всем благоговейный страх, – с Черным мстителем.
   – Подожди, я устроюсь поудобнее, – пробормотал Эштон, стараясь закутать женщину в свой плащ.
   – А как она, жива, масса? – встревоженно спросил Гирам, то и дело поворачиваясь на своем сиденье, чтобы разглядеть, что происходит у него за спиной.
   – Не знаю, – рассеянно ответил Эштон, устроив девушку так, чтобы голова ее прижималась к его плечу и тряская дорога не повредила ей еще больше. Хрупкое, изящное тело безвольно приникло к нему, и голова Эштона закружилась от нежного запаха жасмина. Сердце сжалось от острой боли: слишком много воспоминаний всколыхнул в его душе этот запах, но он решительно отогнал их прочь. К прошлому нет возврата, и он не позволит напрасным мучениям вновь терзать ему душу.
   Эштон осторожно коснулся пальцами ее щеки, отбросив в сторону мокрые, слипшиеся пряди волос. Они так облепили ее лицо, что Уингейт с трудом отделил несколько локонов и заправил их ей за ухо. Слабый свет упал на бледное, измученное лицо, и Эштон резко отшатнулся, сдавленно вскрикнув. Голова у него закружилась: то, что предстало перед его глазами, было похоже на бред.
   – Лирин, – чуть слышно прохрипел он, и вновь, как всегда, безумное чувство вины и острая боль завладели всем его существом.
   На него лавиной обрушились воспоминания о том бесконечно счастливом времени в Новом Орлеане, когда он только что познакомился с прелестным юным созданием, а потом и безумно влюбился. Эштон так никогда и не смог смириться с мыслью о ее гибели. И вдруг ему пришло в голову: а не могло ли это быть ошибкой и Лирин спаслась – ведь это ее он сейчас прижимал к груди. В любом случае эта юная девушка была так поразительно похожа на его жену, что Эштону стало не по себе.
   Гирам забеспокоился: хозяин то краснел, то бледнел.
   – Что стряслось, масса? Вы будто привидение увидели!
   – Вроде того, – непослушными губами пролепетал Эштон. Он почувствовал, как в душе слабо зашевелилась робкая надежда, смешавшись с радостью и страхом. Если бы только это оказалась Лирин! Вдруг ему пришло в голову, что они теряют драгоценное время, и Эштон резко окликнул кучера: – Поехали, Гирам! Пошевеливайся и не жалей лошадей! Торопись!
   Негр спорить не стал, захлопнул дверцы и торопливо потянулся за кнутом. В следующий момент, нарушив тишину, раздался его крик, сопровождаемый резким щелканьем кнута:
   – Йо-хо! А ну пошли!
   Великолепные лошади охотно взяли с места. Ночью резко похолодало, и от их горячих спин валил пар, но Гирам безжалостно гнал их вперед, то и дело взмахивая кнутом, не потрудившись придержать бешеную скачку, даже когда колесо попало в глубокую выбоину и экипаж резко накренился. Эштон чуть не слетел с сиденья, но так и не выпустил из рук бесценную ношу. Он низко склонился над ней, едва не теряя сознания от огромной радости, захлестнувшей его существо, и, прикрыв глаза, творил безмолвную молитву: «Господи милосердный, пусть это будет моя Лирин! Не дай ей умереть еще раз, Господи!»
   Тусклый мерцающий свет фонаря придал ее бледной коже оттенок свежего меда. Эти нежные черты, которые он уже и не надеялся увидеть вновь, всколыхнули в его душе давно забытые чувства. Он чуть коснулся высокого выпуклого лба, который так страстно целовал когда-то, и руки его задрожали, а лицо исказилось в болезненной гримасе. Все в нем мучительно напряглось. То его окрыляла безумная надежда, что его возлюбленная Лирин каким-то немыслимым образом вернулась к нему, то он впадал в отчаяние при мысли, что она может умереть у него на руках. Какая жестокая ирония судьбы, если он, вернув себе жену, вновь потеряет ее во второй раз. Нет, со страхом подумал он, это невозможно. Такого он не сможет перенести.
   Эштон попытался привести в порядок свои мысли, которые бешеным вихрем кружились в голове. Неужели его ввели в заблуждение горькие воспоминания о потерянной любви? Или он просто сходит с ума? Может быть, память сыграла с ним злую шутку и он принял за любимую жену какую-то незнакомку? Неужто это всего лишь безнадежная мечта и чуда не произойдет? Ведь, в сущности, он знал Лирин чуть больше месяца, когда они предстали перед алтарем. Приятели из Нового Орлеана тогда подняли его на смех – да он и впрямь был болен, болен от любви к этой девушке, которую едва знал. А потом на него обрушилась трагедия, и на его глазах любимая утонула. С того самого рокового дня уже минуло три года. И вот она снова с ним или какая-то другая женщина, поразительно похожая на его Лирин. Конечно, он не мог не понимать, что все это весьма странно, но предпочел закрыть на это глаза, зная, что второй раз не перенесет потерю жены.
   Его пальцы осторожно скользнули по ее холодной щеке. Он дотронулся до виска и затаил дыхание, ловя слабое биение пульса. Эштон облегченно вздохнул, но сердце все еще продолжало колотиться в груди, как сумасшедшее.
   Раздался крик Гирама, возвещавший о приближении к дому. Эштон прищурился, вглядываясь в слабое мерцание фонарей, которые обрисовывали в темноте силуэт большого особняка, скрытого от посторонних глаз огромными кронами старых дубов. Вокруг расстилалась зеленая лужайка, а на ней красовался Бель-Шен, величественный, словно средневековый замок, оба его крыла утопали в листве деревьев. Когда экипаж подъехал к дому, Эштон удивленно огляделся: вся аллея была заполнена колясками, а кое-где привязанные к деревьям верховые лошади мирно щипали траву. По всей вероятности, бабушка не смогла устоять перед искушением и решила устроить праздник в честь его возвращения. Он с любовью взглянул на свою драгоценную ношу. Старая леди вряд ли смогла предвидеть такой оборот событий. После скоропалительной женитьбы Эштона Аманда Уингейт относилась весьма неодобрительно к отъездам внука, но такого она и вообразить бы не смогла! Конечно, его мало волнует, что это событие даст свежую пищу сплетникам! Но с чувствами Аманды он должен считаться, ведь она его бабушка!
   Гирам привстал, а привязанные к деревьям лошади зафыркали и заволновались, когда колеса экипажа прогрохотали рядом. Коляска остановилась у входа на веранду. Чернокожий кучер резво спрыгнул на землю и распахнул дверцу. Бережно завернув в плащ свое сокровище, Эштон прижал голову девушки к груди, чтобы защитить ее от резкого ночного ветра. И опять ее прикосновение и аромат ее тела, такой знакомый, пробудили дремавшие в его груди чувства. Да, судьба подарила им мало времени, но ни за какие блага в мире он не согласился бы расстаться с этими воспоминаниями.
   – Пошли за доктором Пейджем, и быстро! – крикнул Эштон кучеру, поднимаясь по ступенькам с девушкой на руках.
   – Слушаю, сэр! – мгновенно отозвался Гирам. – Пошлю-ка я Лэтема, не успеете глазом моргнуть – он уж вернется!
   Эштон широкими шагами направился к двери. Нажав на ручку, он обнаружил, что дверь не заперта, и распахнул ее настежь, чуть не столкнувшись на пороге с дворецким. Тот, услышав грохот колес экипажа, поспешил открыть дверь и за свое усердие чуть было не поплатился. Остолбенев на пороге с широко открытым ртом, старик только хлопал глазами вслед Эштону, когда тот стремительно пробежал мимо него, не говоря ни слова. Такого нарушения приличий он и вообразить себе не мог.
   – Масса Эш… – Старик чуть не поперхнулся и вынужден был откашляться, прежде чем продолжить: – Масса Эштон, мы счастливы видеть вас снова…
   Но тут черный шерстяной плащ слегка распахнулся и показалась шелковистая прядь рыжевато-каштановых волос. Заранее приготовленная по случаю возвращения Эштона торжественная речь оборвалась на полуслове, и старик замер на месте.
   Но замешательство дворецкого не шло ни в какое сравнение с тем, что испытала в эту самую минуту появившаяся на верху лестницы Аманда Уингейт. С ней были сестра и кое-кто из гостей, и все они озадаченно уставились на поднимавшегося Эштона. Рыжеватая прядь не ускользнула от острых глаз Аманды, и старушка решительно преградила путь внуку.
   – Боже милостивый, Эштон! – Она прижала трясущиеся руки к груди. – Неужто ты снова женился?! И не нашел ничего лучше, как вновь обрушить это известие нам на голову?!
   Конечно, лучше всего было бы незамедлительно отнести девушку наверх, но и бабушку он не мог оставить без объяснений.
   – Ну что вы, гранмер, ничего подобного! – растерянно пробормотал Эштон, обращаясь к старушке. – Я вам все объясню чуть позже!
   – Аманда! – Тетушка Дженнифер тронула сестру за локоть. – Может быть, сейчас не стоит обсуждать новую выходку Эштона? Мы ведь не одни!
   Аманда замолчала, но лицо у нее было испуганное и расстроенное. Заметив неподвижность девушки, старушка предположила, что та, вероятно, спит. И конечно, ей пришло в голову только одно предположение – внук скорее всего несет невесту к себе. От нее не укрылась спешка, с которой он старался побыстрее добраться до своей комнаты, перепрыгивая через две ступеньки. Аманда уже готова была посторониться, чтобы дать ему дорогу, как вдруг плащ немного распахнулся, и она увидела милое бледное личико. «Очаровательна!» – заметила она про себя, ничуть не удивляясь, что Эштон выбрал себе красавицу жену. Но тут плащ приоткрылся еще больше, и старушка обнаружила, что руки и ноги незнакомки почти обнажены. Поэтому свою мысль она закончила весьма сухо: «Но, Господи помилуй, что за манера одеваться!»
   Аманда украдкой огляделась: не заметил ли еще кто-нибудь это зрелище, и недовольно нахмурилась, убедившись, что несколько почтенных матрон рядом с ней замерли, полуоткрыв рты от негодования и жадного любопытства. То тут, то там в толпе гостей раздавался шепот, и Аманда даже расслышала слова «девушка» и «в одной рубашке».
   – Гранмер, уверяю вас, это совсем не то, что вы подумали, – пробормотал Эштон, видя, что бабушка пришла в ужас.
   – Господи, дай мне сил вынести это! – простонала Аманда.
   Тетя Дженнифер, как всегда, пришла на помощь сестре.
   – Аманда, вспомни, как отец всегда учил нас сохранять мужество перед лицом опасности.
   Один из гостей вышел вперед и игриво заметил:
   – Ну, ты и проказник, Эштон! Дай же взглянуть, что за невесту ты привез на этот раз. Я всегда говорил, что давно пора забыть ту старую историю, а что может быть лучше для этого, как не новая женушка!
   Толпа гостей заволновалась. Какая-то дама спешила к месту событий, возбужденно восклицая:
   – Что здесь происходит? Дайте пройти!
   Мужество тетушки Дженнифер покинуло ее. Она закатила глаза к небу и жалобно простонала:
   – Завтра об этом заговорят все!
   Высокая, изящная брюнетка решительно преградила дорогу Эштону. Взгляд темных глаз Марельды Руссе остановился на рыжевато-каштановых растрепанных волосах незнакомой девушки, затем она перевела его на мокрые брюки Эштона. Зрачки ее расширились, и на лице застыло выражение ужаса. Она судорожно всхлипнула, но тут же попыталась овладеть собой.
   – Эштон, что все это значит? Глядя на тебя, можно подумать, что ты выудил эту девицу из грязного болота! Неужели тебе и в самом деле пришло в голову снова жениться?!
   От этого потока вопросов Эштон слегка растерялся, но он не собирался оправдываться перед толпой любопытных.
   – Марельда, к сожалению, во всем виноваты я и мой кучер. Мы чуть было не задавили ее. Бедняжка вылетела из седла.
   – Она скакала на лошади в ночной рубашке?! В такое время? – вскрикнула Марельда. – Эштон, неужели ты думаешь, что мы поверим в это?!
   Эштон с силой стиснул зубы так, что на скулах заходили желваки.
   – У меня нет времени убеждать тебя, Марельда, – процедил он. – Девушка серьезно ранена. Дай мне пройти.
   Марельда уже открыла было рот, чтобы возразить, но промолчала и посторонилась, сообразив, что Эштон вот-вот взорвется от ярости. Она уже достаточно хорошо его знала и предпочла не осложнять ситуацию.
   Вспыхнув от смущения при мысли, что позволила себе на глазах у гостей дать волю эмоциям, Аманда взяла себя в руки и спокойно проговорила:
   – Розовая комната в восточном крыле свободна, Эштон. Я сейчас распоряжусь, чтобы ее подготовили.
   Старушка подозвала молоденькую негритянку, которая с любопытством наблюдала за развитием событий, свесившись с балюстрады:
   – Луэлла Мэй, где ты? Живо, девочка, приведи в порядок комнату!
   – Слушаюсь, миз Аманда! – Девушка сорвалась с места и выпорхнула за дверь.
   Оставив позади взволнованно перешептывавшуюся толпу гостей, Эштон быстро зашагал по винтовой лестнице, которая вела на второй этаж. Три года назад он мечтал о том, как поднимется по этой самой лестнице с юной новобрачной на руках и внесет ее в свою спальню. И вот так и случилось – он поднимается наверх, держа на руках женщину, может быть, Лирин. Ему достаточно было бы задать ей всего один вопрос, чтобы убедиться в том, что это его жена. Тогда бы кончилось наконец это нестерпимое одиночество, эти ужасные ночи, которые он проводил без сна.
   Эштон вошел в комнату в ту самую минуту, когда молоденькая Луэлла Мэй готовила постель. Прежде чем выйти, девушка быстро скользнула худенькой рукой по белоснежным простыням, приготовленным для больной.
   – Не переживайте так, масса Эштон! – сочувственно прошептала она. – Мама скоро придет, а уж лучше нее никто не сможет помочь леди, вот увидите! Она хоть и не доктор, да справляется не хуже Пейджа!
   Не обращая ни малейшего внимания на болтовню девушки, Эштон опустил свою ношу на постель. Подойдя к маленькому столику у кровати, он смочил губку в тазу с теплой водой и принялся осторожно смывать грязь с бледного лица девушки. Покончив с этим, Эштон поднес лампу и стал пристально рассматривать девушку, страшась того, что может увидеть. Его взгляд отметил прямой, изящный носик, мягкую линию бескровных губ. Огромный синяк темнел над бровью, но, если не считать этого, нежная матовая кожа была безукоризненна. Тонкие темные брови изгибались изящной аркой над густыми шелковистыми ресницами, и он прерывисто вздохнул, глядя на нее. Если это и в самом деле его жена, ее глаза должны быть светло-зелеными, словно молодая травка на лугу после весенней грозы. В густые спутавшиеся волосы набились сломанные веточки, сухие листья и комки грязи, но даже сейчас их рыжевато-золотистый оттенок поражал своей красотой. Перед ним была женщина, чей образ до сих пор благоговейно хранился в его памяти. Несомненно, это его жена!
   – Лирин! – трепетно выдохнул он. Как же долго это слово не слетало с его губ! А может, и сегодня он тешит себя напрасной надеждой, произнося его вот уж во второй раз?!
   В комнату вплыла рослая, дородная негритянка. Внимательно оглядевшись и с первого взгляда оценив ситуацию, она приказала девушке, которая нерешительно топталась позади:
   – Сбегай за ночной рубашкой, которую обещала отыскать миз Аманда! Да не забудь горячей воды. Сейчас мы вымоем бедняжку!
   Луэлла Мэй упорхнула за дверь, а толстуха подошла к изголовью кровати и принялась придирчиво рассматривать синяк над бровью. Эштон замер в ожидании, кулаки его сжались так, что побелели костяшки пальцев.
   – Ну, что скажешь, Уиллабелл? – не выдержал он. – Она поправится?
   Экономка уловила тревогу в голосе хозяина, но не удостоила его ответом. Она, затаив дыхание, приподняла веко девушки и невесть чему усмехнулась.
   – Да не суетитесь вы, масса. Бог милостив, девочка поправится! Оглянуться не успеете, она уже будет на ногах!
   – Ты уверена? – спросил Эштон.
   Уиллабелл укоризненно покачала украшенной белоснежным чепцом головой.
   – Ах, масса, я ведь не доктор! Да вы лучше его спросите.
   – Проклятие! – пробормотал Эштон и, с досадой отвернувшись от нее, принялся ходить по комнате из угла в угол.
   Изумленная экономка вытаращила глаза. Должно быть, неспроста хозяин так переживает, подумала она.
   – Мы можем что-то еще сделать до приезда доктора? – нетерпеливо спросил Эштон.
   – Да, сэр, – важно кивнула негритянка. – Я выкупаю бедняжку и переодену ее в сухое. Да и вам не грех сделать то же самое, масса, – добавила она, бестрепетно встретив его взгляд, потому что говорила дело и молодой хозяин не мог не согласиться с ней.
   Не найдя, что возразить, Эштон согласился. Перебросив мокрый плащ через плечо, он направился к двери, то и дело оглядываясь. Девушка продолжала неподвижно лежать на кровати, и холодная рука страха сжала его сердце.
   – Позаботься о ней, Уиллабелл.
   – Да помилуйте, масса, – всплеснула та руками. – И чего вы так волнуетесь, ума не приложу?!
   Эштон прикрыл за собой дверь и медленно побрел по коридору. У верхней балюстрады он помедлил и, понурив голову, задумался над загадкой, что не давала ему покоя. Конечно, он понимал, что было бы безумием надеяться, что Лирин смогла доплыть до берега, упав с корабля в воду. Но даже если предположить, что ей это удалось, почему же она не дала ему знать о том, что осталась жива? «Речная колдунья» в ожидании, пока ее починят, так и сидела на мели, а он и его команда обшаривали дно реки и вверх, и вниз по течению, но так ничего и не нашли. Если она не утонула, почему же тогда за три долгих года ничем не обнаружила себя?
   Так и не придумав подходящего объяснения, чтобы укрепить в душе надежду, он покрутил головой, чтобы хоть немного облегчить боль в шее. Пытаясь отогнать мучительные сомнения, он невольно вспомнил о недавнем прошлом. Разбогатев, Эштон выстроил себе дом и теперь впервые подумал о том, понравился бы он Лирин, полюбила бы она его или он показался бы ей убогим по сравнению с великолепием отцовского особняка в Англии? Его задумчивый взгляд медленно скользнул по плитам бледного мрамора, которым был выложен пол на первом этаже, и обвел стены, украшенные изящной росписью. Он словно впервые увидел то, на что смотрел годами. Высоко над прихотливо изогнутой балюстрадой с украшенного лепниной потолка свисала тяжелая хрустальная люстра. Яркий свет свечей дробился в граненых подвесках и рассыпался прихотливыми бликами вокруг. Ничто не напоминало о той далекой ночи, когда, воспользовавшись его отъездом, в дом вломился пьяный до чертиков головорез, один из речных бродяг, и, угрожая перепуганным слугам, стал громить все, что попадало под руку. Счастье, что Аманда была дома. Собравшись с духом, отважная старушка сунула ему под нос заряженное ружье и заставила убраться восвояси. Позже Эштон позаботился, чтобы нанятые специально для этого рабочие возвратили особняку его прежнее великолепие. А потом отыскал бродягу, который нанес ему такой ущерб, и заставил заплатить по счету. Но и это еще не все. Чтобы отомстить злодею, Эштон взял с собой одного из преданных ему слуг, и они преподали достойный урок этому мерзавцу и его приятелям, заставив их ограничить свои действия прибрежными кабаками и держаться подальше от таких людей, как Эштон Уингейт и его верный негр Джадд Барнум.
   Наконец Эштон добрался до своей комнаты. Двигаясь, как заведенный, он скинул с себя мокрую и перепачканную одежду, умылся, побрился и переоделся в сухое платье, прежде чем вернуться в комнату, где оставил свою гостью. Но Уиллабелл закрыла дверь перед его носом, объяснив, что еще не закончила приводить в порядок девушку, и ему ничего не оставалось делать, кроме как спуститься вниз. В гостиной на него набросились сгоравшие от любопытства гости. Вопросы сыпались со всех сторон.
   – Ну расскажите же нам о ней, Эштон!
   – Кто она такая?
   – Где ты ее нашел?
   – Она здешняя?
   – Что она здесь делала совсем одна, тем более в такой час?
   – А это правда, что на ней не было ничего, кроме ночной рубашки?
   Эштону пришлось поднять руку, призывая к порядку. Наступила относительная тишина, и он, усмехнувшись, произнес:
   – Господа, прошу вас! Я же не гадалка. Понятия не имею, кто она, но, думаю, девушка не здешняя, и предполагаю, никто из вас ее не знает. Почему она вдруг оказалась глубокой ночью одна в лесу, тем более в ночной рубашке, остается загадкой. Правда, я слышал, что в тех местах был пожар. Может быть, она просто выскочила второпях из горящего дома. Единственное, в чем я уверен, это в том, что в жизни так не пугался, как в ту минуту, когда она выскочила прямо под колеса моего экипажа. Это случилось в лесу Мортона.
   – А я слышал, Эштон, что она редкостная красавица. Везет же тебе, впрочем, как и всегда, – засмеялся один из гостей.
   Везет! Острая боль пронзила его. Да как они могли даже думать об этом! Разве он не потерял свою любимую, а сейчас, возможно, нашел ее вновь, но при этом чуть не убил!
   – Вот уж не уверен. Подождем, пока она поправится, – ответил Эштон.
   – Правильно, – кивнул пожилой мужчина. – Если с ней и в самом деле что-то серьезное, тогда шум, который мы тут подняли, более чем неуместен.
   Из противоположного угла комнаты на Эштона сузившимися от бешенства глазами смотрела Марельда. Красавица была вне себя от того, что он сразу не подошел к ней. Надо наказать его за такое невнимание, но как? Сделать вид, что она не замечает его? Но к сожалению, похоже, он и сам ее не замечает. Проклятие, будь это кто другой, она просто повернулась бы и ушла. Но Эштон дьявольски красив! Просто сердце замирает. Даже если бы на нем были лохмотья, а не превосходно сшитый костюм, который подчеркивал мужественную красоту поджарого, мускулистого тела, то и тогда от него невозможно было бы оторвать глаз! К тому же она дорожила теми отношениями, что установились между ними в последнее время. Может быть, стоит рискнуть и действовать напрямую? В конце концов, иногда это срабатывает.
   После таких раздумий Марельда подошла к хозяину дома с такой решительностью, словно сорокапушечный фрегат, возглавляющий королевскую эскадру. Когда-то она провела немало времени перед зеркалом, упражняясь в искусстве строить глазки, и сейчас, положив свою изящную руку ему на рукав, была рада возможности продемонстрировать ему одно из своих достижений в этой области.
   – Вас следовало бы отругать за столь возмутительное поведение нынче вечером, дорогой Эштон!
   Тот с интересом заметил, как его собеседники при появлении Марельды поспешно ретировались. Похоже, они нисколько не сомневались, что за колкостями Марельды незамедлительно последует ссора влюбленных. Эштон был поражен тем, как ей ловко удалось уверить всех, что именно она стала его избранницей. Впрочем, признался он в душе, он тоже виноват, ведь в качестве вдовца немало поощрял и ее внимание к нему, и довольно частые приезды. Ничего удивительного, что это дало пищу любителям посудачить.
   – Признаться, Марельда, я и сам сожалею, что вызвал такой переполох, – вздохнув, ответил Эштон.
   Марельда слегка повернула головку, чтобы дать ему возможность полюбоваться ее профилем. Она прекрасно знала, как хороша собой: шелковистые черные как смоль кудри, темные миндалевидные глаза.
   – Надеюсь, это не вы заставили крошку кинуться прямо под колеса вашего экипажа! Ведь вы именно так порой действуете на бедных женщин! – Неожиданно слабая надежда появилась у Марельды, и, стиснув его пальцы, она продолжила: – Послушайте, Эштон, а вдруг это и впрямь еще девочка? Она ведь такая маленькая?
   Эштон с сомнением покачал головой:
   – Да нет, Марельда, она не маленькая. Уверяю вас.
   – Ну конечно, кому же знать, как не вам. – Голос ее зазвенел от обиды. – Ведь вы видели ее, можно сказать, нагишом. Да уж, похоже, этот ребенок отлично знал, как заставить вас посмотреть на нее!
   Похоже, Марельда напрасно старалась: в ответ Эштон лишь подмигнул ей, и она с ужасом заметила лукавый блеск его глаз. Боже, да он просто смеется над ней! Однако ревность уже успела пустить крепкие корни в душе Марельды, и теперь избавиться от этого чувства ей будет не так-то легко. Наконец Эштон смилостивился и повернулся к ней, слегка пожав плечами:
   – Вы же сами могли заметить, дорогая, что поверх ночной рубашки на ней был плащ!
   – Ну, это почти что ничего!
   – Как вам угодно, Марельда, – с легкой иронией поклонился Эштон. – Тем не менее, уверяю вас, это просто случайность.
   – Да уж конечно, – презрительно фыркнула Марельда. – Бедняжке оставалось только убедиться, что это именно ваш экипаж, а уж потом кидаться под колеса.
   – Надеюсь, доктор Пейдж скоро будет здесь и сможет разуверить вас относительно ее состояния.
   За их спиной внезапно кто-то сдавленно фыркнул от смеха, и, обернувшись, они обнаружили, что имеют слушателя в лице мистера Хорэса Тича, коротенького толстячка, чьи водянистые глаза, казалось, то и дело утопали в слезах. Эту особенность он и продемонстрировал им, промямлив с довольным видом:
   – Док не приедет!
   Эштон терпеть не мог Хорэса Тича, который назойливо совал нос в чужие дела, словно считая их собственными. Аманда скрепя сердце приглашала его – ведь она была очень дружна с его сестрой, весьма достойной дамой, чей здравый смысл помог ей сохранить в целости семейное состояние и плантацию, несмотря на все усилия брата. Хорэс же не обладал ни практичностью, ни сметливостью расчетливого хозяина и, если бы не сестра, давно бы пустил по ветру то, что досталось им от родителей. К тому же в эту минуту Эштон предпочел бы увидеть кого угодно, только не его.
   – Док отправился к Уилкинсам, – торжественно объявил Хорэс. – У них там опять пополнение в семействе, а поскольку в прошлый раз хозяйка изрядно намучилась, док Пейдж решил не рисковать. Да и то сказать, уж лучше бы ребенку и не родиться. Ведь ртов-то у них столько, что попробуй прокорми всех!
   Эштон холодно улыбнулся.
   – Жаль, что, когда вы должны были появиться на свет, у ваших родителей не появилась та же мысль! Тогда бы у нас в Натчезе дышалось легче!
   Хорэс побагровел, редкие волосы на голове встали дыбом. В эту минуту он был поразительно похож на разъяренного дикобраза.
   – Попридержите язык, Эштон! – рявкнул он. – Вспомните, часть хлопка, что вы перевозите, принадлежит мне!
   У Эштона вырвался короткий, презрительный смешок.
   – Я веду дела с вашей сестрой, Хорэс. Кстати, не забудьте, что я приношу ей больше прибыли, чем любой другой судовладелец. Но если ей придет в голову сменить партнера, я внакладе не останусь: в округе полным-полно других хлопковых плантаций.
   – Даже и не думайте об этом, Эштон, – заявила Корисса Тич, подходя к ним. Там, где речь шла о делах, она действовала напролом. – Уж мне-то хорошо известно, где я получу больше всего за свой урожай. – И она бросила на побагровевшего брата уничтожающий взгляд.
   Хорэс перехватил взгляд карих глаз хозяина дома и невольно съежился, безошибочно угадав в них откровенную насмешку. Клокоча от ярости, он ринулся к выходу, призывая все напасти на голову Эштона. Пожав плечами, Корисса вежливо распрощалась и последовала за братом, ни секунды не сомневаясь, что эта вспышка негодования, как обычно, закончится слезливой жалостью к самому себе. Она порой ломала голову, куда могут привести эти истерические припадки брата?
   За спиной Эштона замер хорошо вышколенный, молчаливый слуга с подносом, на котором в ряд стояли высокие бокалы с шампанским. Эштон, кипя от возмущения, решил, что ледяное вино весьма кстати. Он протянул один из бокалов Марельде. Их бокалы чуть слышно звякнули, и сердце Марельды екнуло, когда она подняла глаза на это дьявольски притягательное лицо. Чеканный профиль, тонкие и выразительные черты, а кожа! Цвета светлой бронзы! И губы – то теплые и манящие, то твердо очерченные и решительные в минуты гнева. Даже если не обращать внимания на чарующий взгляд дымчатых зеленовато-карих глаз, опушенных густыми темными ресницами, то, считала Марельда, одни его скулы способны свести с ума любую женщину. Будто высеченные резцом искусного скульптора, в минуты гнева они каменели, превращая лицо Эштона в маску.
   Мягко улыбнувшись, девушка осторожно коснулась его рук, которые незаметно для него сжались в кулаки.
   – Как хорошо, что ты вернулся, милый. Я так скучала по тебе.
   Темные, густые ресницы скрыли холодный блеск глаз, и Эштон рассеянно уставился в свой бокал. Мысли его были с Лирин. Ему потребовалось немало времени, чтобы ответить:
   – Всегда хорошо возвращаться домой.
   Марельда словно нечаянно коснулась его груди и почувствовала странное смущение, когда ее пальцы скользнули по литым буграм мышц под рубашкой.
   – Я места себе не нахожу, Эштон, когда ты отправляешься в Новый Орлеан в одно из своих плаваний, – пробормотала она. – Ты возвращаешься оттуда сам на себя непохожий. Почему бы тебе не осесть дома и не заниматься плантациями, как все мы?
   – Послушай, Марельда, Джадд – отличный управляющий, – коротко сказал Эштон. – Его не в чем упрекнуть, и я со спокойной душой оставляю на него плантацию, когда сам отправляюсь искать потенциальных клиентов.
   – Похоже, ты доверяешь ему, как самому себе! Ты единственный плантатор в наших краях, у кого управляющий негр!
   – Позволь напомнить тебе, дорогая, что моя плантация к тому же еще и самая процветающая в тех же самых краях! Джадд доказал, что на него можно положиться.
   Но Марельда и не думала сдаваться.
   – Прости, но мне кажется, что белый на его месте выжал бы куда больше из этих черномазых!
   – Ты делаешь большую ошибку, Марельда. Джадд заставляет их трудиться от рассвета и до заката, но при этом кормит до отвала и дает возможность нормально отдохнуть, прежде чем они снова выйдут в поле. А если посмотреть, как идут дела в Бель-Шене, то тем более я не вижу никакой необходимости что-либо менять. А теперь, – Эштон отвесил ей изысканный поклон, – надеюсь, ты простишь меня. По-моему, Лэтем вернулся. Мне нужно поговорить с ним.
   Марельда уже собралась было последовать за ним, но Эштон круто повернулся и торопливо отошел. Она вздохнула, глядя ему вслед. Порой она удивлялась, как одно его присутствие способно вдохнуть жизнь во все, что вокруг. Вот и сейчас – стоило ему уйти, и комната стала пустой и холодной.
   Эштон вошел на кухню как раз в тот момент, когда туда вбежал чернокожий паренек, посланный за доктором. Тяжело дыша, он сообщил, что Пейдж сможет приехать не раньше утра, однако совсем по другой причине.
   – Пожар в сумасшедшем доме, масса Эштон! – объяснил Лэтем. – Дотла сгорел, сам видел, когда ездил к ним за доктором!
   – Сумасшедший дом?! – в ужасе выдохнула Аманда, которая как раз в эту минуту вошла вместе с сестрой. – О Боже, какой кошмар!
   – Доктор велел передать, что кланяется и просит извинить, но ему срочно нужно перевязать раненых, так что он никак не может прийти, – объяснил Лэтем. – Говорят, кое-кто из психов совсем сгорел, но остальные, Бог даст, поправятся.
   – Сгорели? – тревожно переспросил Эштон.
   Лэтем пожал плечами.
   – Ну, масса, вы же понимаете – психи они и есть психи. Кто сообразил выскочить, а кто так и остался в доме. Там еще не всех сосчитали.
   – Ты сказал доктору, чтобы ехал к нам, как только закончит?
   – Конечно, масса! – Лэтем расплылся в довольной ухмылке.
   Эштон окликнул пожилую кухарку, которая хлопотала у плиты:
   – Берта, поищи-ка что-нибудь вкусненькое для парня!
   Кухарка хмыкнула и ткнула корявым пальцем в сторону стола, ломившегося от всякой снеди.
   – Да тут, масса, хватит на десяток таких!
   – Ну, что, Лэтем? – Эштон кивнул в сторону всей этой роскоши. – Давай приступай!
   – Вот спасибо, масса! – с энтузиазмом откликнулся Лэтем. Такая награда явно пришлась ему по душе, и, подхватив тарелку, паренек двинулся в обход стола, то и дело замирая в восхищении, но при этом не забывая наполнять деликатесами свою тарелку.
   Эштон задумался, глядя, как в камине весело горит огонь и потрескивают поленья. Новости, которые сообщил мальчуган, не на шутку встревожили его. К тому же они проливали некоторый свет на внезапное и загадочное появление Лирин. Лечебница для душевнобольных находилась практически по соседству с тем самым лесом, откуда сломя голову мчалась на своем коне девушка. И если она ехала к нему в Бель-Шен, а не бежала сломя голову из этого скорбного пристанища, то почему же на ней не было ничего, кроме ночной рубашки?
   – Бедные, одинокие души! – тяжело вздохнула тетя Дженнифер, грустно покачав головой.
   – Не забыть завтра же утром послать туда фургон с провизией и побольше одеял, – сообразила Аманда. – Может быть, и из наших гостей тоже кто-нибудь захочет помочь. Думаю, там много чего может понадобиться.
   Вдруг тетушке Дженнифер внезапно пришла какая-то мысль, и она испуганно вздрогнула:
   – Эштон, дорогой, а может, эта бедняжка, что ты привез, как раз оттуда и сбежала?
   От изумления у Эштона даже челюсть отвисла, и он растерянно поморгал, не зная, что сказать. К счастью, на помощь ему пришла бабушка.
   – Господи, Дженнифер, с чего ты взяла?!
   – Ну, ведь были же разговоры, что она одета так, словно выскочила из горящего дома. Впрочем, что сейчас говорить, может, это просто совпадение. Бедная девочка сама все объяснит, как только придет в себя.
   В сознании Эштона всплыла мысль о случайном стечении обстоятельств. Он твердил себе, что эти два события ничем не связаны, к тому же с чего бы это Лирин находиться в таком месте?! Даже сама вероятность этого показалась ему абсурдной.
   Он вернулся в комнату для гостей и, осторожно приоткрыв дверь, замер на пороге, пока глаза его не привыкли к царившему в комнате полумраку. В камине горел огонь, слабо освещая спальню, а горевшая на столике у постели свеча бросала мягкие золотистые отблески на девушку, утопавшую в белоснежной постели. Тонкие черты ее лица казались застывшими, и сердце Эштона на мгновение сжалось от страха, а потом отчаянно заколотилось. К счастью, он заметил, как чуть заметно приподнялась ее грудь, и смог перевести дыхание.
   Уиллабелл, кряхтя, привстала с кресла-качалки.
   – А я все гадала, масса, когда вы заглянете!
   – Как она? – спросил Эштон, подойдя к изголовью.
   Негритянка присоединилась к нему.
   – Пока что не пришла в себя, масса Эштон, но сдается мне, ей полегчало. Конечно, синяков да царапин у ней не счесть, да еще какой-то странный рубец на спине, будто кто ее плетью хлестнул. – Черная ладонь нежно коснулась бледных тонких пальчиков. – Мы с Луэллой Мэй вымыли ее красивые волосы и расчесали их, а потом искупали да переодели бедняжку в чистую сорочку. Теперь ей и тепло, и уютно.
   – Мне надо остаться с ней наедине, – пробормотал он.
   Уиллабелл вскинула на него удивленные глаза. Искаженное лицо Эштона не располагало к вопросам, но что-то заставило ее помедлить. Вспомнив, как мучился хозяин после утраты жены, она заволновалась. Не дай Бог, из-за этой незнакомой девушки все повторится вновь! Негритянка робко откашлялась.
   – Заходила миз Аманда, она думает, что не совсем прилично для вас остаться наедине с этой девушкой!
   – Мне бы хотелось поговорить с ней, – упрямо настаивал Эштон.
   В его словах прозвучало такое напряжение, что негритянка не стала возражать.
   – Ох, совсем забыла вам сказать, масса: миз Марельда останется у нас на ночь.
   Эштон тяжело вздохнул, даже не пытаясь скрыть, насколько ему это неприятно. Бог с ней, одну ночь он как-нибудь переживет! Но ведь Марельда настырна и будет добиваться своего, пока он не сдастся!
   – Кликните меня, коль я понадоблюсь, масса, – тихо прошептала служанка и бесшумно прикрыла за собой дверь.
   Как только в коридоре стихло эхо ее тяжелых шагов, Эштон повернулся к постели. Глаза его с тоской скользнули по распростертому на ней беспомощному телу, и при виде этих мягко округленных форм он почувствовал, как в груди снова нарастает знакомая, щемящая боль одиночества. Девушка лежала на спине, рыжевато-каштановые волосы свободно разметались по подушке. Он робко коснулся ее, почувствовал бархатистую нежность кожи и зажмурился от наслаждения. У незнакомки были холеные длинные ногти, точь-в-точь как у Лирин. В памяти всплыло непрошеное воспоминание о том, как однажды вечером он проверял счета, сидя в их общей каюте на «Речной колдунье», а Лирин, склонившись над его плечом, шаловливо царапнула своими коготками его кожу. Явно поддразнивая его, она кокетливо прикусила ему мочку уха и тесно прижалась полуоткрытой грудью к его обнаженной спине. Что же удивляться, что после этого стройные колонки цифр поплыли у него перед глазами!
   Мысли его унеслись далеко-далеко в прошлое, и он с радостью погрузился в воспоминания о кратком счастье с Лирин. Забыв обо всем, Эштон присел на край постели. Перед глазами его вновь встала та комната в отеле, залитая ярким солнцем, пробивающимся сквозь жалюзи и освещавшим смятые простыни на постели, где он и его молодая жена сплелись в любовном поединке. Ноздри его раздулись, будто он вновь почувствовал сладкий аромат жасмина, которым, казалось, была пропитана ее кожа. Восхитительная нагота точеных форм ее тела кружила голову и приводила в такое возбуждение, что он терял всякий контроль над собой, думая о том, что все это принадлежит ему и он может трогать, наслаждаться и обладать этой красотой. Судьба отпустила им короткий срок, чтобы сполна насладиться таким счастьем, и они упивались им. Если бы только эта неистовая и всепоглощающая любовь могла длиться вечно! Радость обладания была так безмерна, что в эти минуты сердце Эштона переполняло неземное счастье. До встречи с Лирин у него было немало женщин, но только с ней он познал подлинную страсть.
   К реальности его вернул упавший на пол луч света из приоткрывшейся двери, которая вела в ярко освещенный коридор. Эштон недовольно оглянулся – на пороге стояла Марельда.
   – Эштон, ты здесь? – тихо окликнула она и напряглась, увидев, как он отходит от кровати. – Ах, вот ты где! А я подумала, что ошиблась дверью. Здесь такой полумрак. – Она помедлила, давая ему время осмыслить ее слова. И, окинув недовольным взглядом беспомощную девушку, саркастически взглянула на Эштона: – Уверена, было бы приличнее, если бы ты не оставался с ней наедине, дорогой. О тебе могут подумать всякое.
   – Тебе нет нужды беспокоиться, Марельда, – насмешливо отозвался он. – Мне бы и в голову не пришло воспользоваться беспомощным состоянием бедняжки.
   Его усмешка больно задела Марельду.
   – Право же, Эштон, не стоит давать пищу злым языкам. Если только кто-то проведает о том, что здесь происходит, тебе будут перемывать косточки до самого Виксбурга.
   – А о чем они могут проведать? – Губы его искривились в недоброй усмешке. – О том, что я был наедине с женщиной, которая находилась без чувств и которая на самом деле моя… – Он едва успел прикусить язык. Еще не время говорить об этом, слишком много темных пятен в этой истории! Увы, было сказано вполне достаточно, чтобы Марельда насторожилась. Теперь она наверняка не даст ему покоя, пока не вытянет из него все до последнего слова.
   – Твоя кто? – воскликнула Марельда. – Кто она тебе, эта шлюха? – При виде его окаменевшего лица она чуть не лопнула от злости. – Будь ты проклят, Эштон, говори же!
   Быстро подойдя к двери, он плотно прикрыл ее, чтобы пронзительный голос Марельды не привлек чье-то внимание, потом повернулся к ней, и их взгляды скрестились.
   – Присядь, Марельда, – спокойно сказал Эштон. – Уверен, тебе не слишком-то понравится то, что ты сейчас услышишь.
   – Ну давай! – Она топнула ногой.
   – Я почти уверен, что эта леди… – и он послал ей слабую, извиняющуюся улыбку, – моя жена!
   Второй раз за нынешний вечер Марельда похолодела от ужаса, чуть не лишившись чувств.
   – Твоя жена?! – От неожиданного потрясения она слегка покачнулась и ухватилась за спинку стула, чтобы не упасть. – А мне-то казалось, ты поклялся не приводить в дом другую женщину.
   – Я сдержал слово.
   Она растерянно взглянула на него, совершенно сбитая с толку.
   – Тогда я тебя не понимаю. О чем ты?
   Он указал на беспомощное, распростертое на постели тело.
   – Я хочу сказать, что это и есть моя жена. Моя первая жена – Лирин.
   – Но кажется, ты говорил, что она утонула, – пролепетала вконец сбитая с толку Марельда.
   – Я и сам в это верил. До тех пор, пока не увидел лицо этой женщины.
   Марельда впилась в Эштона долгим, подозрительным взглядом, потом, овладев собой, подошла к кровати, взяла в руки свечу и склонилась над лежавшей в беспамятстве девушкой, чтобы рассмотреть ее хорошенько. При виде очаровательной соперницы глаза ее вспыхнули, щеки побледнели. Если бы не присутствие Эштона, уж она не постеснялась бы украсить это нежное личико парочкой синяков и царапин, пусть ненавистная красотка узнает, что такое мука и боль уязвленного сердца. Но может быть, это все-таки не она? Сообразив, что и сам Эштон не слишком-то уверен в своих словах, Марельда повернулась к нему:
   – Скорее всего ты ошибся, Эштон. Ведь прошло уже три года с тех пор, как погибла твоя жена. Ты же сам рассказывал, как она упала за борт и ты не смог спасти ее, потому что тебя ранили. Неужели тебе не приходит в голову, что это простое совпадение и эта женщина всего лишь похожа на твою жену? Подумай сам – ну разве возможно, чтобы через три года Лирин вдруг объявилась в Натчезе, да еще при таких странных обстоятельствах?! Это невероятно! Кому-то просто понадобилось ввести тебя в заблуждение, заставив поверить, что Лирин жива. Я уверена, что это чей-то дьявольский план, и готова поклясться, что эта негодница, кто бы там она ни была, слышит все, о чем мы говорим! – Марельда презрительно взглянула на неподвижное тело. – Но тогда либо это талантливая актриса, либо ты все знал с самого начала!
   – Марельда, – оборвал ее Эштон, – поверь мне, это Лирин.
   – Нет! – Марельда взмахнула сжатыми в кулаки руками. – Просто эта проклятая шлюха хочет завладеть твоими деньгами!
   – Марельда! – Глаза его потемнели. – Лирин не нуждается в моих деньгах. Она дочь богатого коммерсанта из Англии. Кроме того, у нее есть свои собственные владения в Новом Орлеане и Билокси, оставленные ей в наследство родственниками.
   – О, Эштон, умоляю тебя, постарайся не терять голову! – взмолилась Марельда, уповая на то, что, сменив тактику, она сможет убедить его. Подойдя к нему вплотную, она уже подняла было руки, чтобы обнять его, но Эштон нетерпеливо оттолкнул ее. Сдавленное рыдание вырвалось из ее горла, и слезы заструились по щекам. – Я так же твердо уверена, что ты ошибаешься, как ты – в том, что это Лирин. Ответь мне, если это она, то почему она скрывалась все эти годы? Неужели так поступает любящая жена?
   – Нет смысла обсуждать это, – остановил он ее. – Когда она придет в себя, я уверен, она все мне объяснит.
   – Нет, и не надейся, Эштон. Держу пари, она вцепится в тебя мертвой хваткой, лишь бы заполучить и тебя, и твое состояние.
   – Лирин я смог бы узнать даже с закрытыми глазами.
   Марельда выпрямилась во весь рост с видом мученицы, готовой взойти на костер. Сейчас нет смысла продолжать с ним этот разговор. В комнате воцарилась глубокая тишина. Марельда, расправив плечи, направилась к двери. Ничего, пусть придет в себя! Дверь с шумом захлопнулась, так что эхо раскатилось по всему дому. Эштон будто видел своими глазами, как она грациозно поднимается по лестнице к своей спальне. Второй такой же удар дверью не преминет возвестить, что она добралась до места. Марельда не разочаровала его. Раздался повторный грохот, и вновь эхо пронеслось по особняку, но на этот раз вслед за ним последовал громкий топот ног в коридоре и целый хор взволнованных женских голосов. В следующий момент дверь распахнулась настежь и на пороге, пыхтя и задыхаясь, появились две пожилые леди. Он едва успел спрятать улыбку.
   – Боже милостивый, Эштон! – с трудом выдохнула бабушка. – Что ты здесь делаешь?!
   – Ну-ну, Аманда, потише, – попыталась успокоить ее тетя Дженнифер. – Ведь доктор Пейдж не появится раньше утра. Эштон решил проведать девушку! – Она бросила на внучатого племянника взгляд, ожидая его одобрения. – Ведь так, дорогой?
   Но Аманду было не так-то просто успокоить.
   – Придется мне взять с него слово, что он хотя бы на время прекратит свои плавания по реке, – ворчала она. – Стоит ему только отправиться в Новый Орлеан, и готово – непременно что-то случится!
   – Гранмер, умоляю вас, успокойтесь! – проговорил Эштон, прижав к груди сухонькие, сморщенные ручки старой леди. – Мне надо поговорить с вами. Поверьте, это очень важно.
   Старушка поглядела на него с подозрением:
   – Вначале объясни, с чего это тебе вздумалось хлопать дверями на весь дом. А вот потом, если сумеешь убедить меня, что у тебя были для этого основания, так и быть, послушаю тебя.
   Эштон весело ухмыльнулся и ласково обнял бабушку за худенькие плечи.
   – А вы поверите, если я скажу, что дверью хлопнул вовсе не я, а Марельда?
   – Марельда?! – Аманда была сбита с толку. – Но послушай, Эштон…
   – Потому что я сказал ей, что эта девушка – Лирин.
   – Лирин?! Твоя жена Лирин?! – не веря своим ушам, переспросила Аманда. – Но, Эштон, позволь, ведь она погибла!
   – Она утонула, дорогой. – Тетушка Дженнифер осторожно коснулась его руки, ничуть не сомневаясь, что горе помутило его рассудок.
   Старые леди, слишком потрясенные, чтобы спорить, повернулись и молча двинулись к кровати. Взяв в руки свечу, тетя Дженнифер склонилась над постелью так, что свет упал на лицо той, что так заинтриговала их.
   – А она хорошенькая, – заметила тетушка Дженнифер.
   – Редкостная красавица, – нетерпеливо поправила Аманда. Уж она-то не позволит ситуации выйти из-под контроля. Слишком долго Эштон предавался своему горю, и нет ничего удивительного, что, сам того не желая, он принял эту женщину за свою погибшую возлюбленную, тем более что они и в самом деле довольно похожи. Скорее всего бедный мальчик просто не может смириться с утратой, вот ему и мерещится всякое.
   В голову ей пришла интересная идея. Аманда вспомнила, что в спальне Эштона есть большой портрет Лирин. Отлично, именно этот портрет и поможет решить, Лирин перед ними или же нет!
   – Эштон, дорогой, мне кажется, девочка и впрямь немного похожа. Кажется, у тебя был портрет Лирин. Может быть, стоит принести его сюда?
   Эштон охотно согласился и почти тотчас вернулся с портретом. Тетушка Дженнифер прислонила холст к изголовью. На портрете была изображена женщина в желтом платье, рыжевато-каштановые локоны были перехвачены золотистой лентой, светло-зеленые глаза сияли, как драгоценные камни. Достаточно было одного взгляда, чтобы убедиться: Лирин и эта женщина – одно и то же лицо. Сходство было потрясающее.
   – Талантливый художник смог передать радость жизни, – одобрительно пробормотала Аманда. – Но если это Лирин, то оригинал лучше портрета. В жизни она еще красивее.
   Эштон не сводил глаз с портрета. Он заметил некоторое различие, но оно было настолько ничтожно, что Эштон легко отнес его на счет художника. Похоже, тетушка Дженнифер была с ним согласна.
   – Конечно, трудно требовать от портрета полного сходства с оригиналом. Порой приходится радоваться, если совпадет хотя бы цвет глаз и волос, – заметила она.
   – Тебе прислали портрет Лирин уже после того, как она утонула? – осторожно спросила Аманда. Эштон кивнул. – Откуда он?
   – В завещании ее деда было оговорено, чтобы портрет переслали мне. Пока он был жив, я и не подозревал, что портрет существует. Насколько я знаю, портретов было два, на втором художник изобразил сестру Лирин – Ленору. Оба эти портрета были подарены судье Кэссиди вскоре после того, как у него в гостях побывало семейство Сомертонов из Англии. Это случилось незадолго до того, как я познакомился с Лирин.
   – Может, это и не так плохо, что тебе не пришлось встретиться с остальным семейством, Эштон, – грустно прошептала тетушка Дженнифер.
   – Как ужасно, что я так никогда и не увидела Лирин, – вздохнула Аманда.
   – Ты не представляешь, сколько раз я твердила, что это его долг – позаботиться о том, чтобы наш род не угас. Но годы шли, и мне казалось, что Эштон куда больше дорожит своей свободой, чем семьей. Когда же он наконец женился, это было словно гром среди ясного неба, а потом… – Аманда махнула рукой, – он вдруг возвращается домой, раненый и без жены. Вдовец!
   – Терпение, Аманда. – Тетя Дженнифер похлопала ее по руке. – Я понимаю, Эштон уже не мальчик, но ведь тридцать четыре года – это еще не так много.
   – Но и не мало, – вздохнула Аманда. – Мне даже кажется, что для него куда важнее создать собственную империю, а не семью.
   – Леди, леди, вы сейчас разорвете меня на части, словно курицы несчастного червяка! – воскликнул Эштон. – Помилосердствуйте!
   – Вот еще, придумал тоже! – Бабушка взглянула на внука с притворной строгостью, которая тут же смягчилась нежной улыбкой. – А мне сдается, это я должна просить пощады.
   После того как гости разъехались, а те, которые остались, разошлись по своим комнатам, Эштон обошел весь дом, запер двери и поднялся к себе. Кабинет и гостиную слабо освещали лампы, но в камине горел огонь, и по комнатам разливалось приятное тепло. Уиллис, как всегда, не забыл о привычках своего хозяина – в соседней комнате, которая была устроена как раз для этого, Эштона дожидалась ванна с горячей водой. Он сбросил одежду и с наслаждением погрузился в горячую воду, откинул голову и предался размышлениям. События нынешнего дня не шли у него из головы, и столбик пепла на длинной тонкой сигаре все рос, пока он не спохватился и не стряхнул его в стоявшую рядом на столике фарфоровую пепельницу. Рядом с ней красовался хрустальный графин и всякие флакончики. Откинувшись назад, Эштон лениво следил, как струйка синеватого дыма ползет к потолку, а в усталой его голове так же лениво тянулась череда воспоминаний о давно прошедших днях. Он считал, что навсегда изгнал их из своей памяти, и сейчас с удивлением понял, что впервые они не причиняют ему боли.
   Перед его мысленным взором живо встало то утро, когда он впервые увидел Лирин. Сопровождаемая другой женщиной, постарше, она разглядывала витрины магазинов, шляпных мастерских и ювелирных лавок. С первого же момента она полностью завладела его вниманием, он выбросил из головы назначенную встречу и последовал за ними в некотором отдалении. Эштон был уверен, что девушка и не подозревает о его присутствии, пока она не остановилась у магазина дамских шляпок и, чуть приподняв зонтик, метнула на него кокетливый взгляд, вопросительно изогнув бровь. Увы, дуэнья была начеку, и он не рискнул завязать знакомство. Обе женщины скрылись за углом, а он в унынии поплелся дальше, гадая, увидит ли вновь прелестную незнакомку.
   Надежды на встречу таяли, и Эштон вспомнил о деловом свидании. Он помахал извозчику, рассчитывая не очень опоздать. Разговор, который ему предстоял, не обещал быть приятным. Наоборот, Эштон предполагал, что придется выдержать настоящий бой, добиваясь компенсации за ущерб, который был нанесен его кораблю и команде.
   Добравшись до дома судьи Кэссиди, он постучал, и его немедленно проводили в кабинет. Эштон объяснял почтенному служителю Фемиды свои претензии, как вдруг из соседней комнаты до него донеслись женские голоса. Он запнулся и смолк, негодуя на шум. Откуда ему было знать, что к судье неожиданно нагрянули родственники из Англии и что его внучка – как раз та самая незнакомка, которой он любовался сегодня утром. А когда она вихрем влетела в кабинет, праведный гнев его улетучился, как по волшебству. Эштон был уверен, что судьба благосклонна к нему, дав возможность снова встретить свою незнакомку. Что же касается самой Лирин, она на мгновение застыла от удивления, а потом в негодовании накинулась на него, обвинила в том, что он преследует беззащитную девушку, и перед лицом служителя закона призвала его к ответу. В девушке бурлила ирландская кровь, унаследованная от предков со стороны матери, но она была так прелестна, что даже гнев не портил ее.
   Эштон был в полном восторге. С первой минуты, заглянув в сверкающие светло-зеленые глаза Лирин Сомертон, затененные пушистыми темными ресницами, он понял, что отныне его сердце принадлежит ей. Он был восхищен ее красотой. Сияющие влажным блеском глаза, тонкий прямой нос и мягкая линия выразительного рта – все это было настолько совершенно, что Эштон потерял голову. Горя желанием познакомиться с ней поближе, заинтригованный, он смотрел на нее и не мог оторваться, так что в конце концов Лирин покраснела от смущения. Позже она призналась, что никогда в жизни не встречала мужчины, от взгляда которого по телу разливалось бы тепло. Кое-как овладев собой, Эштон извинился перед судьей и изложил причину своего визита. Судья Кэссиди, который то и дело лукаво поглядывал на смущенных молодых людей, пригласил его остаться к обеду под тем предлогом, что ему нужно как следует разобраться во всех деталях. На самом деле, как он потом признался, у старика возникла одна идея. Он давно уже втайне мечтал выдать одну из внучек за кого-нибудь по соседству, чтобы она оставалась рядом, а не выскочила, как их мать, за какого-нибудь надутого англичанина. Сообразив, что судья на его стороне, Эштон с жаром принялся добиваться расположения Лирин.
   Выбравшись из ванны и обернув полотенце вокруг мускулистых бедер, Эштон продолжал предаваться воспоминаниям. Он накинул теплый бархатный халат, налил себе выпить и, закурив сигару, вышел на балкон. Прохладный ночной воздух нес с собой свежий аромат сосен, и он вдыхал его полной грудью, наслаждаясь тем, что наконец-то он дома. Опустившись в кресло и положив ноги на перила, Эштон вновь погрузился в воспоминания.
   С появлением Лирин жизнь его изменилась. Было время, когда он даже думать не хотел о женитьбе, брак казался ему чем-то вроде тяжкого бремени. Но теперь, когда перед ним встала необходимость уехать из Нового Орлеана и навеки потерять Лирин, он взглянул на дело по-другому. Сейчас он не мог вспомнить, когда впервые представил ее в роли будущей жены, но твердо знал, что, как только эта мысль пришла ему в голову, он решился без колебаний. И вот тут-то Эштон, чьи победы у женщин вошли в поговорку, вдруг оробел. Когда дело дошло до предложения, он бормотал что-то невнятное, краснел и заикался, опасаясь, что Лирин будет настаивать на продолжительной помолвке и не даст согласия на брак, пока не получит благословения отца. Но к его изумлению, она была так же влюблена, как и он. Эштон даже опешил, когда увидел, как засияли ее необыкновенные глаза. Забыв обо всем, она обвила его шею руками, и он не поверил ушам, услышав радостное «да!». Несмотря на то что оба горели желанием скорее соединиться, предстояло еще многое решить. Поскольку отец ее, Роберт Сомертон, был родом из Англии, все понимали, что его согласие на брак дочери с американцем вряд ли удастся получить. Эштон в шутку даже предложил соблазнить Лирин и наградить малышом, чтобы у Сомертона не было выбора. В конце концов Лирин обратилась за согласием к деду, хотя оба сильно сомневались, что Сомертон придет в восторг от столь скоропалительного брака.
   Судьбе было угодно, чтобы его счастье с Лирин длилось совсем недолго, но Эштон не мог не заметить, как он изменился за это короткое время. Разве когда-нибудь раньше ему приходило в голову любоваться красотой цветов во время долгой прогулки по парку? А теперь, когда Лирин научила его замечать их, он и сам не мог оторвать глаз, восхищаясь их прелестью и нежным ароматом. И прежде бывало, что он замечал красоту заката, но только любуясь им вместе с Лирин из окна гостиницы, Эштон понял, какое это великолепное зрелище. Но самое главное – рядом с ним была Лирин. Таким и бывает настоящее счастье, подумал он, когда нет ничего важнее лица любимой женщины, ее милого смеха и нежного голоса!
   Эштон осторожно отставил стакан и, зажав в зубах сигару, следил, как она тлеет.
   Они провели неделю в Новом Орлеане, наслаждаясь своим счастьем, а потом было решено провести остаток медового месяца на «Речной колдунье». Эштон рассчитывал спуститься по реке до Натчеза и познакомить молодую жену с родственниками, а также просить прощения за скоропалительный брак. После этого они предполагали вернуться в Новый Орлеан, куда к тому времени должны были прибыть ее отец Роберт со второй дочерью. Лирин успела немало порассказать ему об отце – это был один из тех сухих, чопорных англичан, которые терпеть не могут напористых янки. Единственное исключение было сделано для Дирдры, матери Лирин, которую он любил без памяти. Когда-то именно она заставила его обосноваться в Новом Орлеане, поскольку не хотела оставить отца и родной дом, но после ее внезапной смерти Роберт забрал дочерей и вернулся в Англию. Там он и жил до тех пор, пока его дочь Ленора не собралась замуж за молодого аристократа с Карибских островов. Им предстояло совершить путешествие через океан, чтобы навестить жениха в его райском уголке. Роберт уступил просьбам младшей дочери и разрешил ей пожить с дедом в Новом Орлеане, пока они с Ленорой будут заниматься подготовкой к пышной свадьбе.
   Эштон был неглуп и сразу понял, что Роберту Сомертону будет трудно смириться с тем, что в то время когда он хлопотал об устройстве судьбы старшей дочери, младшая успела влюбиться и выскочить замуж. Путешествие в Натчез закончилось трагедией, и встреча Эштона с тестем так и не состоялась. Известие о гибели Лирин достигло Нового Орлеана прежде, чем Эштон оправился от ран, чтобы самому поехать туда. А к тому времени, когда он вернулся в город, судья Кэссиди уже был на смертном одре, и Эштон узнал, что Сомертоны, отец и дочь, спешно отплыли в Англию, даже не поинтересовавшись, уцелел ли муж Лирин.
   Порыв холодного ветра вернул Эштона к действительности, остудив его разгоряченное нахлынувшими воспоминаниями лицо. Он тяжело вздохнул. Его судно и другие лодки много дней подряд бороздили реку вверх и вниз по течению, но, кроме нескольких тел утонувших пиратов, им ничего не удалось обнаружить. Лирин исчезла без следа. Эштону пришлось смириться с тем, что его любимая стала еще одной жертвой, которую потребовала река. Его первая и единственная любовь погибла, а равнодушная река продолжала безмятежно нести свои волны. Три долгих года воспоминания о жене не давали ему покоя. И вот пробудилась надежда. Встанет солнце, и жизнь начнется заново. Ведь Лирин снова с ним.

Глава 2

   Она возвращалась к жизни из небытия. Прошлого у нее не было, было только настоящее. Она, словно эмбрион в утробе матери, плавала в кромешной тьме, дышала, следовательно, существовала, но была отделена от окружающего мира тончайшей невидимой пеленой. Слабый свет по ту сторону манил ее к себе, но едва она робко приближалась к нему, как острая боль начинала ломить виски, и она удалялась от невидимой границы, предпочитая страданию и боли грезы и забвение.
   Словно из далекого тоннеля до нее смутно донеслось эхо чьих-то голосов. Она силилась разобрать слова.
   – Вы меня слышите? – кто-то спрашивал ее. – Мадам, вы меня слышите?
   Она испытывала адские муки: ее несчастное тело ломило, руки и ноги налились свинцовой тяжестью, а когда она попробовала слабо пошевелиться, то чуть не закричала от боли. Ей удалось приоткрыть глаза, но, жалобно застонав, она поспешно зажмурила их. Даже слабый свет заходящего солнца показался ей ослепительным.
   – Эй, кто-нибудь, задерните шторы! – приказал сидевший у изголовья кровати незнакомый мужчина. – Свет режет ей глаза.
   Наконец, к ее облегчению, комната погрузилась в приятный полумрак. Постепенно неясная тень, склонившаяся над ней, приобрела четкие очертания пожилого мужчины с седой бородой. Пышные усы посеребрил иней, глубокие морщины свидетельствовали о том, что он уже далеко не молод. Годы, однако, оказались бессильны притушить молодой задор в серых глазах. Очки в железной оправе придавали ему довольно строгий вид, но и они не могли скрыть живой блеск глаз.
   – А я уж было подумал, что вам, моя дорогая, явно не по душе наше общество. Если позволите, меня зовут Пейдж, доктор Пейдж. Меня пригласили сюда понаблюдать за вами.
   Девушка уже приоткрыла рот, чтобы что-то сказать, но голос ей не повиновался. Она провела языком по пересохшим губам, и доктор, сообразив, что ее мучает жажда, взял стакан с водой, который подала негритянка, приподняв беспомощное тело, и поднес к ее губам. Когда она напилась, он вновь бережно опустил ее на подушки и положил мокрую холодную салфетку на ее лоб. Боль немного отступила, и теперь девушка могла уже без особых усилий оглядеться.
   Она лежала на необъятной кровати, покрытая одеялом, под спину ей подложили подушки. Над ее головой висел изумительной работы балдахин бледно-розового шелка с вышитыми по нему розами, которые казались живыми. Стены комнаты были затянуты штофными обоями с розовыми и бледно-желтыми цветами на фоне изумрудно-зеленой травы. Шторы на окнах были тоже нежно-розовыми, украшенными по краям роскошной бахромой и забавными ярко-зелеными кисточками. По углам стояли кресла, обитые пестрой тканью в цветочек.
   Комната была очаровательна – большая, светлая, роскошно обставленная, но все же она почувствовала себя неловко в незнакомой обстановке. Ничего этого она прежде не видела: ни картин, ни мебели. Даже стакан, из которого она пила, был ей незнаком. Тонкую прозрачную сорочку, которая была на ней, и ту она не могла узнать, что же говорить о людях, которые окружали ее, выжидательно глядя? Две пожилые леди замерли у плотно занавешенного окна, а рядом с ними – огромная негритянка в белоснежном накрахмаленном переднике и таком же ослепительном чепце с оборками. Она выпрямилась во весь рост за стулом, на котором сидел доктор. Другой мужчина, помоложе, задумчиво смотрел на пламя в камине. Но лица его не было видно, а чтобы его разглядеть, ей пришлось бы повернуться на бок, но при одной мысли об этом ее мышцы свело болью. Единственное, что она смогла разглядеть, это темные, густые волосы, белую шелковую рубашку и темно-серые брюки, которые были на нем. В ней зародилось невольное любопытство, ведь по сравнению с другими, которые, не стесняясь, разглядывали ее, как диковинного зверя, только он один не сделал ни малейшей попытки повернуться к ней.
   Молоденькая чернокожая служанка осторожно появилась в дверях и направилась к ее постели, держа в руках поднос, на котором стояла большая чашка бульона. Доктор Пейдж протянул ей чашку:
   – Выпейте, если сможете. Это придаст вам сил.
   Девушку усадили поудобнее, и, сделав небольшой глоток, она снова обвела комнату удивленным взглядом.
   – А как я здесь оказалась?
   – Несчастный случай: вы чуть не оказались под колесами экипажа, – объяснил доктор Пейдж. – Вас привезли в этот дом после того, как вы упали с лошади.
   – С лошади?! А что с ней?
   Возникла маленькая пауза. Внимательно вглядевшись в ее лицо, доктор все-таки решил ответить:
   – Мне очень жаль, но ее пришлось пристрелить.
   – Пристрелить? – Она лихорадочно рылась в памяти, но тщетно. Утихшая на время боль в голове вновь напомнила о себе с такой силой, что девушка судорожно сжала виски дрожащими пальцами. – Не помню, ничего не помню.
   – Вы довольно сильно ударились, дорогая. Не волнуйтесь ни о чем, просто отдыхайте и набирайтесь сил. Память вернется к вам, я обещаю.
   Ее глаза растерянно обежали комнату в тщетной надежде уцепиться хоть за что-нибудь знакомое.
   – А где я?
   – Вы в Бель-Шене. – Доктор Пейдж заглянул ей в глаза. – Поместье Эштона Уингейта.
   – Эштона Уингейта? – Она растерянно уставилась на него широко распахнутыми, недоумевающими глазами. От нее не укрылось, что в комнате мгновенно воцарилась напряженная тишина, как будто все замерли, ожидая, что она скажет.
   Мужчина в серых брюках с грохотом отставил в сторону каминные щипцы, и она невольно перевела на него взгляд. Неожиданно острое чувство надвигающейся опасности охватило ее, когда он направился в ее сторону. Девушка никак не могла понять, что в этом человеке так встревожило ее. Мужественное, четко очерченное лицо, должно быть, заставляло трепетать не одно женское сердце. Тем не менее ее собственное при виде незнакомца словно превратилось в кусок льда. Мужчина остановился в двух шагах от постели, его испытующий взгляд лишил ее последних сил, и, заглянув в его дымчато-карие глаза, она резким движением отставила в сторону чашку, так что та звякнула, и все изумленно переглянулись.
   На губах незнакомца играла странная улыбка.
   – До сих пор не могу поверить в это чудо, любимая, – ты вновь вернулась ко мне! Но я безмерно благодарен судьбе за эту милость.
   Она испуганно взглянула на него, подозревая, что кто-то из них двоих сошел с ума. Вначале ей показалось, что он мертвецки пьян. Но потом она отбросила эту мысль: он выглядел абсолютно трезвым и вообще держался со спокойным достоинством, что выдавало в нем человека благородного, вполне уверенного в себе. Так почему он обращается к ней, будто они знакомы давным-давно?
   Если у Эштона до того времени и оставались хоть какие-то сомнения относительно этой девушки, неизвестно как и почему вдруг оказавшейся на его пути глухой ночью, то теперь они мгновенно рассеялись, стоило только ему вновь заглянуть в эти незабываемые светло-зеленые глаза. За всю свою жизнь он не видел ни у одной женщины таких необыкновенных глаз – лишь у своей жены.
   – Только попробуй представить, что я пережил прошлой ночью, когда ты, можно сказать, свалилась мне на голову! Три года, три бесконечно долгих года я был уверен, что тебя нет в живых, и вот теперь ты вдруг возникаешь из небытия! Боже милостивый, ты даже вообразить не можешь, до чего же я счастлив.
   Глаза девушки расширились. Стало быть, это она сумасшедшая! Иначе и быть не может. Все эти люди вряд ли стали бы так спокойно слушать тот бред, что он несет, если бы это не было правдой! Охваченная ужасом при мысли о собственном безумии, она уже не могла сдержать паники. Крупная дрожь сотрясала худенькое тело. Кровь бешено пульсировала в висках, боль росла с каждой минутой, и тошнота подкатила к горлу. Боже, что за пытка! Она судорожно обхватила голову руками, пытаясь отгородиться от этого чужого, враждебного мира.
   – Лирин!
   Незнакомое имя эхом отозвалось в ее ускользающем сознании, однако она невольно поразилась, как странно прозвучал этот голос – он и молил, и приказывал в то же время. И все же, увы, ни голос, ни имя не всколыхнули в ней никаких воспоминаний. Лишь повергли в растерянность и еще большее смущение. Сколько она ни пыталась, так и не смогла собрать свои мысли, нащупать ту путеводную нить, которая, как Ариадну, вывела бы ее к свету, не дала соскользнуть в страшную бездну беспамятства, куда ее затягивало с ужасающей силой, а она барахталась, пытаясь уцепиться за что-то. Еще больше пугало ее то, что прошлое не существовало для нее, лишь какие-то смутные, обрывочные воспоминания. Комната вдруг стремительно завертелась, затягивая ее в свой бешеный водоворот, и она широко раскинула руки, пытаясь удержаться на поверхности. Но все ее усилия были напрасны – ревущий поток ее подхватил и повлек за собой в темную, бездонную пропасть.
   – Быстро! – крикнул доктор Пейдж встрепенувшейся Уиллабелл. – Принеси нюхательную соль, она в моем чемоданчике. – Эштон бросился было к девушке, но доктор остановил его резким жестом. – Не сходите с ума, Эштон. В конце концов в таких случаях шок – довольно обычное дело. Не торопитесь. Все обойдется.
   Уингейт смущенно понурился и отошел в сторону. Застыв в углу, словно статуя, он беспомощно наблюдал за мучениями девушки. Доктор склонился над ней и, приподняв как можно осторожнее ее голову, поднес к носу флакон с солью. Она сделала глубокий вдох. Резкий аромат соли заставил ее закашляться, но темнота перед глазами рассеялась, и в голове немного прояснилось. Она широко открыла глаза, обвела взглядом комнату и немного успокоилась, когда окружавшие ее люди и предметы вновь обрели отчетливые очертания. Комната перестала вращаться, и взгляд ее снова невольно обратился к лицу человека, который стал для нее источником нестерпимых душевных страданий. Больше всего ее поразило то, что незнакомец, похоже, тоже испытывал мучительную боль – он с такой силой вцепился в спинку стула, что побелели даже костяшки пальцев. Ей даже показалось, что он вот-вот лишится чувств.
   Измученная тем непонятным и необъяснимым, что происходило с ней, девушка откинулась на подушки, не обратив внимания на то, что шелковое одеяло в кружевном пододеяльнике соскользнуло с ее плеч. Прохлада, проникавшая сквозь тонкую ткань ночной рубашки, казалось, принесла некоторое облегчение. Но вдруг она заметила жадный взгляд, которым незнакомец буквально пожирал ее, и мгновенно догадалась, что прозрачная ткань почти не скрывает ее тела, его нежных округлостей и женственных изгибов. Страшная догадка пронзила ее мозг, и лицо девушки вспыхнуло от смущения. Так, значит, этот бесчестный негодяй намерен не только вводить ее в заблуждение?! Нет, похоже, на уме у него куда более недостойные мысли. Почти теряя сознание от страха и чувства какой-то неясной угрозы, она зарылась в подушки и беспомощно прошептала:
   – Можно мне еще воды?
   – Конечно, дитя мое, – немедленно откликнулся доктор Пейдж и поднес к ее губам стакан.
   Покачав головой, она отказалась от помощи добродушного доктора и поднесла к губам стакан, крепко обхватив его дрожащими пальцами. Она торопливо делала глоток за глотком, а сама в это время украдкой наблюдала за незнакомцем, застывшим в изножье кровати. Мужчина был высок и строен, с широкими плечами, поджарый и мускулистый, но не худой. Прекрасная шелковая рубашка красиво облегала широкую, сильную грудь, а плотные брюки подчеркивали узкие бедра и длинные ноги. Ни чересчур худой, ни слишком плотный, этот сильный мужчина в отличной форме, по-видимому, мог заставить сладко замереть сердце любой женщины. Ему явно было чем гордиться.
   Девушка протянула доктору стакан и, почувствовав, что больше не в состоянии переносить хаос, царивший в ее измученном мозгу, робко спросила:
   – Похоже, я должна кого-то здесь знать?
   Челюсть доктора Пейджа удивленно отвисла, он смущенно покосился в сторону Эштона и убедился, что он, только что объявивший лежавшую перед ними женщину своей вновь обретенной женой, пребывает в таком же изумлении. Казалось, Эштон был совершенно раздавлен. Ведь он ни минуты не сомневался, что перед ним Лирин, та единственная в мире женщина, которую он выбрал себе в жены. Эштон был абсолютно уверен в этом и готов был голову дать на отсечение, что это она.
   – Так, значит, вы не Лирин?
   Тонкие, темные брови слегка нахмурились. Девушка была явно смущена, но при этом, казалось, не пыталась вызвать ни в ком сочувствия, хотя и ощущала себя неловко.
   – Я… право, я… и сама не знаю, кто я.
   Мучительно покраснев, она совсем растерялась, по-видимому, испугавшись, что после такого ответа ее примут просто-напросто за сумасшедшую. В его глазах, которые ни на мгновение не отрывались от ее лица, мелькнул ужас, и она не могла не заметить этого. Остальные были потрясены ничуть не меньше. Тетя Дженнифер подошла к кровати и ласково сжала худенькое запястье девушки.
   – Успокойся, дорогая, все будет хорошо. Я уверена, что ты все вспомнишь, и очень скоро.
   – Дженни, но ведь так не бывает, чтобы человек забыл, кто он такой! – хмуро заметила Аманда. – Знаешь, по-моему, ей нужно хорошенько отдохнуть.
   – Боюсь, Аманда, тут все гораздо более серьезно, случай очень непростой, – задумчиво сказал доктор Пейдж. – Мне известны по меньшей мере несколько случаев, когда человек в результате какого-то происшествия терял память. Это то, что обычно называют амнезией. Я много читал на эту тему и могу вас заверить, что такие случаи довольно редки. Гораздо чаще бывает так называемая частичная амнезия, то есть человек забывает определенный отрезок своей жизни или просто какое-то событие. Конечно, бывают и гораздо более тяжелые случаи, когда больной забывает свое имя, где он жил, вообще всю свою жизнь и что с ним было до болезни. Известны и несколько случаев полной потери памяти. Эти несчастные не помнили вообще ничего, казалось, их жизнь началась заново в тот момент, когда они пришли в себя, и они были беспомощны, как новорожденные младенцы.
   – Ну, Франклин, если уж вы в растерянности, то что же говорить о бедной девочке, – пробормотала себе под нос расстроенная Аманда.
   Похоже, слова доктора произвели на старушку сильное впечатление. А она-то, глупая, ничуть не сомневалась, что достаточно будет девушке открыть глаза и взглянуть на Эштона, как все сразу станет ясно. Единственное, чего она опасалась, это как бы такое событие не слишком сильно взволновало Эштона, ведь на долю внука и так уже выпало немало.
   – Бог с вами, Аманда, ведь не думаете же вы, что я должен знать все на свете, – добродушно проворчал старик доктор.
   – Не надо извинений, Франклин, – великодушно произнесла Аманда и покровительственно похлопала его по плечу, будто перед ней был не почтенный, убеленный сединами доктор, а желторотый студент. – Просто разберитесь, в чем тут дело, и поставьте девочку на ноги.
   – Боюсь, Аманда, это будет не так просто сделать, – откликнулся тот. – Обычно амнезия не возникает сама по себе, для этого должны быть серьезные причины. В данном случае рискну предположить, что причиной потери памяти послужил несчастный случай. И мне это совсем не нравится, потому что, насколько я знаю, в таких случаях опробованного метода лечения не существует.
   – Но ведь это же пройдет? – с надеждой спросил Эштон.
   Доктор Пейдж задумчиво пожал плечами.
   – Прошу прощения, Эштон. Сейчас я не могу ничего сказать. Будем надеяться, что ей просто надо как следует отдохнуть, а там, скажем, через пару дней, память сама к ней вернется. Возможно, конечно, что пройдет и гораздо больше времени; а возможно даже, этого не случится никогда. Такое тоже бывает, мой мальчик. Время покажет. Нам остается лишь ждать и уповать на лучшее.
   Больная с удивлением посмотрела на бородатого доктора. Внезапно старик показался ей чудовищем из ночного кошмара, который преследует ее в ужасном сне, а она все никак не может проснуться.
   – Неужели вы и в самом деле считаете, что я Лирин, хотя и не подозреваю об этом?
   – Эштон абсолютно уверен, что вы и есть Лирин Уингейт, – мягко ответил доктор Пейдж. – Подтвердить это более некому, ведь никто из нас никогда ее не видел.
   Она бросила исподтишка неуверенный взгляд на молодого человека и снова обратилась к старику доктору:
   – А этот человек – Эштон?
   – Да-да, Эштон, – ворчливо заявила Аманда. – Уж в этом-то можете не сомневаться.
   Девушка повернулась к нему. В глазах ее ясно читался страх, хотя она сделала над собой усилие и спросила:
   – Вы и в самом деле уверены, что узнали меня?
   Взгляд карих глаз немного потеплел.
   – Неужели муж может не узнать свою собственную жену?
   – Жену?! – вырвалось у девушки.
   Голова у нее закружилась. Она с ужасающей ясностью поняла, в какую ловушку загнала ее судьба. Если то, что он только что сказал, было правдой, значит, она замужем за совершенно чужим для нее человеком, которого видит первый раз в жизни. Прикрыв лицо дрожащей от слабости рукой, она зажмурилась, стараясь не смотреть на него.
   – Но я… я даже не знаю вас!
   – Позвольте представиться, мадам! – Нежность, которая звучала в этом голосе, невольно притягивала ее. Его испытующий взгляд утонул в темных, загадочных глубинах ее сознания, и ей показалось, что прошла целая вечность, прежде чем он весело усмехнулся и отвесил ей галантный поклон: – Эштон Уингейт, к вашим услугам, миледи, а это, – и он указал на двух пожилых дам, – это моя бабушка, Аманда Уингейт, и ее сестра, Дженнифер Тейт. А вот это, – он кивнул в сторону огромной негритянки, – наша экономка Уиллабелл. – Приняв более серьезный вид, он продолжал: – Уверен, что тетушка Дженни и Уиллабелл не откажутся подтвердить, что я именно тот, за кого себя выдаю, если тебе недостаточно слов бабушки. Они также могут подтвердить, что не далее как три года назад я сообщил им, что женился на девушке по имени Лирин Сомертон.
   Недоумение девушки все возрастало. То, что она услышала, звучало так странно, что она невольно высказала сомнение:
   – Но если, как вы говорите, мы женаты уже три года, а ваши родственницы живут с вами, то почему же тогда они не знают меня?
   – Все очень просто. Они и в самом деле ни разу в жизни вас не видели.
   Девушка недоуменно вздернула бровь. Что за странную игру он затеял, утверждая, что никто, кроме него, не может ее опознать?
   Чутье подсказало Эштону, что она подозревает неладное, и он поспешил развеять ее страхи, ничуть не сомневаясь, что перед ним та самая женщина, в которую он так отчаянно был влюблен и ради которой, отбросив все сомнения, покончил с холостяцкой жизнью.
   – Мы плыли по реке на моем пароходе. Это был наш медовый месяц, мы возвращались домой. На судно напали пираты. Завязалось сражение, во время которого по несчастной случайности вы упали за борт. Я был тяжело ранен. Никто из моих людей не видел, что случилось с вами. Поиски начались, когда я очнулся, а это случилось не скоро. Мы больше недели обыскивали реку вдоль и поперек, но все было напрасно. В конце концов все решили, что вы утонули и тело унесло течением.
   – То есть вы хотите сказать, что целых три года считали меня погибшей? – спросила она.
   – Да. Только прошлой ночью я узнал, что ошибался.
   Ей не хотелось показаться упрямой до глупости, но все же она спросила:
   – А может быть, сэр, ваша супруга и в самом деле погибла, а я просто очень похожа на нее? Ведь с тех пор прошло уже почти три года. За это время вы могли немного забыть ее.
   – Эштон, дорогой, думаю, будет лучше всего, если ты покажешь ей портрет Лирин, – мягко предложила тетушка Дженнифер. – Может, тогда она поверит.
   Эштон молча кивнул и вытащил из-за изголовья портрет, приподняв его так, чтобы она могла хорошенько разглядеть лицо изображенной на нем женщины. Но заметив растерянный взгляд девушки, Эштон похолодел.
   – Вы хотите сказать, что именно так я и выгляжу? – ошеломленно спросила она.
   – Дитя мое! – Аманда не могла прийти в себя от удивления. – Неужели ты хочешь сказать, что сама не помнишь, как выглядишь?! – Выдвинув ящичек стола, она вынула маленькое зеркальце и сунула его в руку девушки. – Вот, можешь убедиться сама, – довольно улыбнулась старушка. – А заодно и рассмотри себя хорошенько. Конечно, вид у тебя усталый, и личико бледненькое, но все равно ты очень хорошенькая!
   Бросив робкий взгляд в зеркало, девушка увидела совершенно незнакомое лицо: изящный овал, тонкие, аристократические черты, высокие скулы, светло-каштановые волосы цвета опавшей осенней листвы. Широко распахнув глаза, она перевела взгляд с незнакомки в зеркале на портрет. Сходство было несомненное: тот же прямой, изящный нос, те же светло-зеленые глаза под густыми темными ресницами, тот же выразительный рот. Да, теперь, подумала девушка, будет нелегко убедить так называемого мужа в том, что он ошибся.
   – Все это так неожиданно, – жалобно прошептала она.
   Невероятная усталость вдруг навалилась на нее, и девушка с облегчением откинулась на подушки. Из груди ее вырвался тяжелый вздох.
   – Вам нужно отдохнуть, моя дорогая, – добродушно сказал доктор Пейдж. – Здесь вы в безопасности. О вас хорошо позаботятся.
   Прохладная, влажная салфетка вновь легла на ее горячий лоб и прикрыла воспаленные глаза. Девушка с наслаждением вздохнула. Затем стул скрипнул, и доктор встал.
   – Насколько я помню, Аманда, вы обещали накормить меня завтраком. – Пейдж двинулся к дверям, а женщины торопливо засеменили вслед за ним. Перед дверью доктор немного помедлил и, обернувшись, встретился взглядом с Эштоном. И такая боль и тревога были в его потемневших глазах, что добродушный доктор не нашел в себе мужества потребовать, чтобы тот ушел.
   – Только не слишком долго, Эштон. Она еще слаба.
   Дверь за ними закрылась, и Эштон остался наедине со своей предполагаемой женой. В наступившей тишине они пристально взглянули в глаза друг другу. Глаза девушки сузились, в них читалось недоумение и покорность судьбе. Подойдя поближе, Эштон жадным взглядом впился в прекрасное лицо, которое так часто являлось ему во сне. Кровь закипела в нем, он с трудом подавил в себе острое желание схватить ее в объятия и крепко прижать к груди. Ему стоило нечеловеческих усилий взять себя в руки. Только почувствовав, что вновь владеет собой, он осторожно присел на край кровати и, взяв ее ладонь в свою, сказал:
   – Лирин, дорогая, я готов ждать сколько угодно, лишь бы с тобой все было в порядке. Поверь мне, ты – та самая женщина, которую я любил и люблю. Бог милостив, скоро ты сама тоже это поймешь и все вспомнишь.
   Боясь задеть его чувства, она осторожно высвободила свою руку из его горячих пальцев и натянула одеяло до подбородка.
   – Вы называете меня Лирин, но это имя мне ни о чем не говорит. Я вообще ничего не помню, что со мной было, вплоть до той минуты, когда пришла в себя. Мне нужно подумать… – Она чуть заметно сдвинула изящно выгнутые брови. – Но странно, правда? Даже думать мне как бы не о чем. Я так устала, и сердце болит. Доктор сказал, чтобы я как можно больше отдыхала. Он, наверное, прав. – Она не поняла, почему лицо его внезапно потемнело, и мягко дотронулась до его руки кончиками пальцев. – Я совсем не знаю вас, Эштон. – Слабая, неуверенная улыбка тронула ее губы. – Может быть, это и есть мой дом. – Она произнесла это так неуверенно, словно и сама не знала, так ли это. – Все, что вы говорите, конечно, может быть правдой. В моем нынешнем состоянии вряд ли я могу возражать. Если это доставит вам удовольствие, я даже согласна, чтобы вы называли меня Лирин: по крайней мере до тех пор, пока я не вспомню свое настоящее имя. – Она опустила глаза, и пушистые ресницы легли на побледневшие щеки. – А сейчас, Эштон, если вы не возражаете, я хотела бы отдохнуть.
   Его взгляд с жадностью следил за каждым ее движением, будто это утоляло мучительный голод, который все эти три долгих года терзал его душу – три долгих года, когда он был уверен, что никогда больше не увидит ее. Низко склонившись над постелью, он осторожно коснулся ее губ едва заметным поцелуем и с немалым трудом заставил себя выйти из комнаты. К счастью, он не видел, каким взглядом провожали его светло-зеленые глаза. Плотно закрыв за собой дверь, Эштон прижался к стене горячим лбом и долго стоял так, стараясь успокоиться, затем медленным шагом направился в столовую, где его уже ждали все остальные. По лицу Эштона было заметно, что он напряженно о чем-то размышляет.
   Бабушка, заметив появление внука, встревоженно взглянула в его сторону, но не произнесла ни слова, пока Эштон не уселся на свое место во главе стола. Тогда она задала вопрос, который давным-давно не давал ей покоя:
   – Дорогой, я видела портрет собственными глазами. Признаюсь, у тебя есть все основания полагать, что это и есть Лирин. Но скажи честно, Эштон, неужели у тебя нет никаких сомнений? Я хочу сказать, ты твердо уверен в том, что это и есть твоя пропавшая жена?
   – Не могу представить себе, чтобы это была не она, – с тяжелым вздохом отозвался тот. – Я смотрю на нее и вижу Лирин.
   – Дорогой, ты говорил, что у Лирин есть сестра, – осторожно спросила тетя Дженнифер. – Ты что-нибудь знаешь о ней?
   Эштон помедлил с ответом, дожидаясь, пока Уиллис поставит на стол блюдо с нарезанной розовой ветчиной, подцепил один кусочек и поднял голову, встретившись взглядом с теткой.
   – Скорее всего Ленора сейчас благоденствует на плантации мужа где-нибудь на островах Карибского моря. В то время, когда мы с Лирин познакомились, она хлопотала, готовя приданое к свадьбе. Конечно, я точно не знаю, как сложилась ее жизнь после того, как она с отцом отплыла в Англию. Честно говоря, с тех пор я вообще о них больше не слышал.
   Аманда сделала крошечный глоток из фарфоровой чашки и сказала:
   – Если ты помнишь, дорогой, твоя скоропалительная женитьба доставила нам немало беспокойства. Уверена, что и для Роберта Сомертона было страшным ударом получить вначале известие о замужестве дочери и почти сразу же – о ее трагической гибели.
   – Поверьте, гранмер, мы хотели все сделать, как положено, и так оно и было бы, если бы не та трагедия, – со вздохом откликнулся Эштон.
   – Прости, Эштон, но мне придется затронуть довольно неприятную для тебя тему – гибель Лирин. Ты никогда не задумывался, почему так долго не было известно, что она по какой-то счастливой случайности осталась жива? Почему она не сделала попытки разыскать тебя? И вообще где она была все эти годы?!
   – Марельда задала мне те же вопросы.
   – Ну, надеюсь, ты не станешь спорить, что они напрашиваются сами собой, – заметила бабушка. – Разве амнезия – такая болезнь, которая может время от времени повторяться? Возможно ли, чтобы именно поэтому она и не пыталась связаться с тобой? – Аманда повернулась к доктору Пейджу. – Что скажете, Франклин?
   – Вряд ли, – старик доктор положил полную ложку сахара в чашку с кофе и смущенно откашлялся, словно не решаясь сказать, что пришло ему в голову. – Все вы, полагаю, слышали о том, что на днях сгорел сумасшедший дом, но мало кому известно, что власти до сих пор недосчитались кое-кого из своих пациентов.
   Эштон впился в старика подозрительным взглядом:
   – Прошлой ночью Лэтем что-то говорил об этом несчастье. Но какое это имеет отношение к Лирин?
   Доктор облокотился на стол и сложил ладони в молитвенном жесте, смущенный тем, что ему предстояло сказать. Он хорошо знал, как горько оплакивал Эштон потерю своей молодой жены, и меньше всего хотел бередить его старую рану.
   – Давайте попробуем сопоставить те факты, что нам уже известны: первое – место, где произошел несчастный случай, то есть неподалеку от лечебницы, и второе – на Лирин была одна ночная рубашка. Не указывает ли все это на возможность ее побега из больницы?
   – Вы хотите сказать, что моя жена – сумасшедшая? – еле сдерживая гнев, произнес Эштон.
   Доктор заволновался, чувствуя, что попал в крайне неприятное положение.
   – Кто знает, что могло случиться за три года, Эштон? Вспомните, Лирин упала за борт. Она могла быть ранена. Могла удариться головой, да мало ли что? – Доктор заметил, как заходили желваки на скулах Эштона, и поежился, чувствуя, что ступает на зыбкую почву. – Постарайся понять меня правильно, дорогой. Бывает и так, что люди попадают в подобную лечебницу по самому пустячному поводу, даже тогда, когда о сумасшествии и речи нет. Это похоже на то, как если бы тебя похоронили заживо. Человек может многие годы находиться в этом проклятом месте, а родные даже не узнают, где он и что с ним.
   В коридоре застучали чьи-то каблучки, и Эштон поднял руку.
   – Это Марельда. Мне бы не хотелось, чтобы ей стало известно об этом разговоре.
   – Не беспокойся, Эштон, – успокоил его доктор. – Не забывай: именно я ввел девчонку в этот мир. Уж кому-кому, а мне-то доподлинно известно, каких бед она может натворить, коли дать ей в руки такое оружие.
   – Похоже, мы поняли друг друга, – усмехнулся Эштон.
   Зашелестела пышная шелковая юбка, и в дверях показалась темноволосая молодая женщина. Она помедлила немного у порога, давая возможность всем присутствующим оценить по достоинству ее ослепительный туалет. Насладившись произведенным эффектом, она порхнула к столу и небрежно чмокнула старых леди в морщинистые щеки. Потом, послав хозяину самую очаровательную улыбку, устроилась в кресле по правую руку от него.
   – Как ты себя чувствуешь, Эштон? – не дожидаясь ответа, защебетала она. – Коль скоро доктор Пейдж приехал, уверена, все вы были наверху, у нашей гостьи. – Она остановила вопросительный взгляд на докторе. – Ну, доктор Пейдж, как вы нашли свою пациентку? Надеюсь, она очнулась?
   Франклин помялся, прежде чем ответить:
   – У нее довольно серьезная травма.
   – В самом деле серьезная? – Марельда постаралась вложить в эту простенькую фразу столько яду, что все переглянулись.
   – Время покажет.
   Этот уклончивый ответ ничуть не удовлетворил любопытную Марельду, и она с нетерпением посмотрела на старых леди.
   Под этим испытующим взглядом тетушка Дженнифер неловко поежилась и сделала слабую попытку объяснить ситуацию.
   – Франклин хочет сказать, дорогая, что Лирин в настоящее время испытывает некоторые трудности с памятью. Доктор считает, что в конце концов она сможет все вспомнить, но для этого потребуется некоторое время.
   В глазах Марельды появился недобрый блеск.
   – Лирин?! – Она сделала вид, что с трудом сдерживает усмешку. Эта усмешка не обманула бы даже слепого – тепла в ней было не больше, чем в айсберге. – Однако у нее хватило памяти на то, чтобы объявить себя женой Эштона! Ну а все остальное она, разумеется, забыла.
   Эштон поднял чашку и, пока слуга наполнял ее ароматным кофе, молчал, не желая отвечать на язвительное замечание Марельды. Потом он повернулся в ее сторону, с трудом сдерживая раздражение:
   – Если хочешь знать, она не помнит даже своего имени, – сквозь зубы процедил он.
   Зеленоглазый демон ревности не оставлял Марельду в покое.
   – Ты хочешь сказать, что эта девица полностью потеряла память?! В жизни не слышала о подобном!
   Тонкие губы Аманды изогнулись в некоем подобии улыбки.
   – И неудивительно, Марельда! Доктор Пейдж тоже никогда не сталкивался с таким случаем в своей практике.
   – Еще бы! Какая нелепость – забыть собственное имя?!
   – Это не так уж нелепо, как вам, может быть, кажется, Марельда, – перебил ее доктор Пейдж. – Перед нами болезнь, и в медицине есть даже ее название – амнезия. Правда, с амнезией приходится сталкиваться не так уж часто, тем не менее она существует, и с этим нельзя не считаться.
   – А почему вы так уверены, что это, как вы сказали, амнезия? – с сомнением спросила Марельда. – Может быть, эта девица просто притворяется!
   Доктор задумчиво пожал плечами.
   – Конечно, случай довольно сложный и трудно быть уверенным до конца. Но с другой стороны – к чему ей притворяться?
   – У нее хватит ума всех вас водить за нос, милейший доктор! – Краем глаза Марельда заметила, как потемнело лицо Эштона, и благоразумно решила остановиться, пока его раздражение не выплеснулось на нее. – Впрочем, не исключено, что девчонка и в самом деле больна.
   – У меня нет оснований считать, что она нас обманывает. – Доктор Пейдж встал из-за стола и кивнул на прощание Эштону и обеим пожилым леди. – Мне пора. Увы, бессонная ночь в мои годы дает о себе знать, а уж тем более после такого сытного завтрака. Как бы мне в дороге не заснуть, а то, пожалуй, так и домой не попа-ду. – Он выпрямился во весь рост. – Ближе к вечеру заеду проведать Лирин. Постарайтесь, чтобы она как можно больше спала и ела, сколько сможет. Лучшего совета я сейчас дать не могу.
   Эштон поднялся вслед за ним.
   – Я должен хорошенько обдумать то, что вы мне сказали. Скорее всего стоит съездить в Натчез да навести там справки, хотя, если честно, я не верю, что это что-нибудь даст.
   – Будем надеяться, что все очень скоро выяснится, – добродушно заметил доктор.
   На лице Марельды появилась кислая гримаса при мысли о том, что Эштону и в голову не пришло сообщить ей о своих планах. Она не преминула ехидно осведомиться:
   – Неужели ты сможешь так надолго оставить свой «драгоценный цветочек»?!
   Эштон оглянулся и с легкой усмешкой сказал:
   – Моя дорогая Марельда, я ничуть не сомневаюсь, что и в мое отсутствие вам уделят достаточно внимания!
   Едкая ирония, которую он вложил в свои слова, больно уколола Марельду, и она с высокомерным презрением отрезала:
   – Ах, Эштон, милый, я имела в виду вашу бесценную больную!
   – Прошу извинить, Марельда, мне пора. – Он вежливо поклонился и вышел из комнаты вслед за доктором Пейджем.
   Оставшись в обществе дам, Марельда бесцеремонно накинулась на еду. Проглотив последний кусок, она откинулась на спинку кресла и сказала с легкой гримасой неудовольствия:
   – Не уверена, что Эштон захочет прислушаться к доводам рассудка.
   – К доводам рассудка? – Тетушка Дженнифер была явно шокирована. – Что ты хочешь этим сказать, дорогая?
   – Ну смотрите: Эштон привозит неизвестно откуда эту бродяжку, – Марельда с досадой указала на потолок, – которую и знать никто не знает, укладывает ее в постель, будто королеву, и требует, чтобы о ней заботились, как о самой почетной гостье! – Голос ее дрожал от обиды и негодования. – А потом – нет, вы только подумайте! – объявляет, что это, дескать, его вновь обретенная супруга!
   Тетушка Дженнифер не задумываясь ринулась на защиту внучатого племянника:
   – Моя дорогая, ты ведь сама понимаешь, что Эштон никогда бы не стал утверждать, что она его жена, не будь он абсолютно уверен в этом.
   – А по-моему, эта девица – обычная самозванка, которая ловко использует свое сходство с Лирин, – злобно прошипела Марельда.
   – Как бы то ни было, – вступила в разговор Аманда, – она серьезно больна, и ей требуется провести в постели по меньшей мере несколько дней, чтобы прийти в себя.
   Марельда, словно трагедийная актриса, подняла глаза к небу и сложила руки в молитвенном жесте, будто взывая к какому-то божеству.
   – О жестокая судьба! Доколе же ты будешь рвать мне душу своими когтями?! Разве не довольно того, что меня уже однажды отшвырнули в сторону? Неужто необходимо наказывать меня дважды, а может, и трижды? Сколько же можно еще терпеть? – Ее голос послушно дрогнул, словно от едва сдерживаемых рыданий. Она закрыла лицо руками, не заметив встревоженного взгляда, который тетушка Дженнифер бросила в сторону сестры.
   Та подняла руки и похлопала, изображая аплодисменты.
   – Марельда, дорогая, мы в восхищении. Скажи, пожалуйста, ты никогда не думала о сцене? – с невинным видом осведомилась Аманда. – Ты просто неподражаема – такой талант! А сколько чувства!
   Несколько обескураженная, Марельда откинулась на спинку стула и обиженно надулась:
   – Похоже, я здесь единственная, кого этой маленькой мошеннице не удалось одурачить!
   Злой огонек вспыхнул в глазах Аманды, когда она искоса взглянула на молодую женщину. Дрожащими от едва сдерживаемого негодования руками она схватила салфетку и, скомкав ее, поднесла к губам.
   – Прошу тебя воздерживаться от подобных эпитетов, когда ты говоришь об этой девушке. Хотелось бы напомнить тебе, что, вполне возможно, ты говоришь о жене моего внука. Я прошу с этой минуты запомнить, что для меня верность семье превыше всего, даже нашей дружбы, дорогая.
   В своем страстном стремлении разоблачить обман Марельда, однако, поняла, что действительно рискует потерять расположение единственного человека в семье, кто относился к ней снисходительно. Нет, она не настолько глупа, чтобы забыться до такой степени. Закрыв лицо руками, она жалобно прошептала:
   – Простите, я просто становлюсь сама не своя при одной только мысли, что кто-то может снова отнять у меня Эштона. Глупо, конечно, но я ничего не могу поделать.
   Аманда с готовностью согласилась с этим, но про себя, и сочла за лучшее перевести разговор на другое.

   Тем временем юная леди, которая согласилась на то, чтобы ее называли Лирин, пристально разглядывала свои тонкие пальцы. На безымянном пальце левой руки блестело узенькое золотое колечко, которое неопровержимо свидетельствовало о том, что она замужем. Это заставило ее встревожиться еще больше. Как могла она принять за чистую монету заявление этого незнакомца, если совершенно не ощущала себя его женой?!
   Плотные шторы на окнах были все еще задернуты. Свет не мог пробиться в комнату, которая оттого выглядела угрюмой и холодной. Девушка внезапно подумала, как было бы приятно, если бы солнечные лучи коснулись ее кожи, она бы нежилась в них, как в теплой ванне, и, кто знает, может быть, эти ласкающие прикосновения успокоили бы и утешили ее?
   Она с трудом встала с постели, подойдя к окну, раздвинула двойные шторы и чуть не вскрикнула: в глаза ей хлынул ослепительный поток света. Словно теплая, заботливая дружеская рука ласково коснулась ее лица. Душа у нее будто оттаяла, и терзавшие ее страхи и сомнения рассеялись без следа. Девушка склонилась над подоконником, и взгляд ее упал на зеленую ухоженную лужайку перед домом. Высоко над землей ветви деревьев сплетались в причудливый зеленый шатер. Солнечные лучи, с трудом пробираясь сквозь густую листву, зайчиками прыгали по траве. Хотя стояла зима и зелень газона слегка поблекла, было заметно, что заботливый садовник по-прежнему ухаживает за садом. Аккуратно посыпанные гравием дорожки прихотливо вились, то исчезая среди куп заботливо подстриженных кустов, то вновь появляясь, огибая клумбы, увитые плющом. Из темных крон вечнозеленых кустарников выглядывал украшенный резьбой купол беседки. Укрытая пышной листвой от посторонних глаз, она словно звала к себе ищущих уединения любовников.
   Лирин повернулась и сделала несколько шагов в сторону постели, но неожиданно замерла, заметив какое-то движение слева. Не на шутку перепугавшись, она резко обернулась – прямо перед ней было огромное, до пола зеркало, а в нем отражалась она сама. Острое любопытство заставило ее всмотреться в собственное изображение, в душе шевельнулась неясная надежда: а вдруг, увидев себя, она вернет утраченную память?! Девушка, что предстала перед ее глазами, не понравилась ей с первого взгляда: щеки были мертвенно-бледными и только с левой стороны их немного оживлял синевато-лиловый синяк. Лоб был тоже синевато-серым, как-то неприятно подчеркивая пепельную бледность кожи. С откинутыми за спину спутанными волосами и запавшими, лихорадочно блестевшими зелеными глазами, в которых отражался страх, она казалась загнанным зверьком. Хотя она понятия не имела, сколько ей лет, но тонкая ночная рубашка не скрывала ни женственных изгибов и очаровательных округлостей изящного молодого тела, ни ее хрупкого сложения. На языке у нее вертелись слова на незнакомых ей языках, какие-то неясные цифры то и дело проносились в мозгу, но откуда они, оставалось для нее полнейшей загадкой. Тем не менее девушка была уверена, что сможет красиво накрыть стол, помнила, как обращаться со столовыми приборами, вести вежливый и непринужденный светский разговор и изящно танцевать, но где и когда она научилась всему этому, она так и не смогла вспомнить, сколько ни старалась.
   – Лирин Уингейт, – чуть слышно прошептала она. – Неужели это действительно я?
   На этот вопрос она была бессильна ответить. Внезапно девушка встрепенулась – из холла до нее долетел звук чьих-то приближающихся шагов. Лирин лихорадочно огляделась, ища, где бы укрыться, но было поздно – дверь распахнулась, и Эштон замер на пороге, вне себя от изумления. По-видимому, он не ожидал, что Лирин рискнет встать с постели. Девушка зажмурилась, изо всех сил стараясь удержаться на ногах. Ей показалось, что она балансирует на краю огромного, темного кратера и ее со страшной силой затягивает в его зияющее жерло. Она покачнулась и в то же самое мгновение почувствовала, как сильные руки подхватили ее и прижали к широкой груди. Они были совершенно одни, слабость и беспомощность сделали женщину послушной игрушкой в руках Эштона. Лирин попыталась было высвободиться, вне себя от смущения, когда сквозь тонкую ткань сорочки почувствовала крепкие мускулы мужского тела, опалившего ее своим огнем. В ужасе она забилась в его объятиях, пытаясь освободиться. Ее пугал безумный вид этого незнакомого человека, который, по-видимому, намеревался овладеть ею силой прямо под носом у родных! Слабо толкнув его в грудь, она попыталась увернуться.
   – Нет! Прошу вас! Вы не можете сделать это со мной!
   Она трепыхалась, но с таким же успехом могла бы рваться на волю попавшая в сачок бабочка. Вдруг ее ноги оторвались от пола, и она почувствовала, как ее поднимают на руки. Перед ее глазами внезапно возникла кровать, и она представила себе сцену, которая должна была произойти в следующее мгновение и которую иначе, как насилием, нельзя было назвать. Она еще успела заметить, как осторожно ее опускают на постель, и тут страх овладел ею полностью. Она изо всех сил зажмурилась и вцепилась в одеяло мертвой хваткой, натянув его до самого подбородка. От отчаяния и ощущения полной беззащитности на глаза у нее навернулись слезы.
   – Если ты овладеешь мной, то только силой! – задыхаясь, проговорила она сквозь стиснутые зубы. – Ни за что на свете я не приду к тебе по доброй воле. Мерзавец! Грубое животное!
   Вдруг, к своему удивлению, Лирин услышала над головой веселый смешок, и чья-то прохладная рука убрала влажные, спутанные волосы с ее горячего лба. Широко распахнув от изумления глаза, она встретилась с другими глазами – карими, в них искрилось веселье. Добродушно улыбнувшись, Эштон присел на край постели.
   – Любимая моя Лирин, вы и представить себе не можете, как я горю желанием вновь испить вместе с вами из кубка страсти! Но когда это произойдет, поверьте, вы и думать забудете о насилии. Уверен, что случится это не скоро. Но до тех пор я настаиваю, чтобы вы с большим вниманием относились к собственному здоровью. Силы еще не вернулись к вам. А пока вы ведете себя словно неразумное дитя, ни о каком выздоровлении не может быть и речи.
   Убедившись, что бояться ей нечего, по крайней мере пока, Лирин с облегчением вздохнула.
   – Вы сказали «когда это произойдет», – слабо прошептала она. – Может, было бы правильнее сказать «если»?
   Не говоря ни слова, он убрал влажную прядь с ее лба, а потом нежно коснулся пальцами холодной щеки и обвел маленький, упрямый подбородок. Склонившись над ней, он осторожно обхватил ее за плечи. Лирин заметила, что его лицо стало серьезным, а глаза потемнели.
   – Моя дорогая, у меня нет привычки бросать слова на ветер, и я всегда стараюсь употреблять точные выражения.
   Она залилась краской смущения и с трудом заставила себя отвести взгляд от его глаз, поспешив сменить тему разговора.
   – Скажите, это ведь вы принесли меня сюда?
   Он кивнул:
   – И именно я уложил вас в эту самую постель, точно так же, как и минуту назад.
   Она старалась избегать его настойчивого, ищущего взгляда.
   – А что было на мне надето?
   – Видите ли, на вас была лишь ночная рубашка, порванная, насквозь промокшая и испачканная в грязи. Я приказал ее выстирать и убрать подальше на тот случай, если вам вдруг придет в голову взглянуть на нее. Или если она вам зачем-то понадобится.
   – Ночная рубашка? – изумленно спросила она, явно не веря его словам. – Вы хотите сказать – вроде этой, что надета на мне?
   Эштон беспомощно развел руками, и в его глазах зажглись веселые огоньки:
   – Нет, не совсем: она была более… как бы это сказать? Более нарядная, что ли? Такую рубашку надела бы замужняя женщина или, скорее, невеста в первую брачную ночь.
   – Невеста?! – еле слышно прошептала она, глаза ее округлились от ужаса.
   Не замечая этого, Эштон принялся подробно описывать ее туалет в ту злополучную ночь.
   – Она была гораздо тоньше. Без рукавов, а спереди – низкий, глубокий вырез, а здесь было кружево… и по бокам тоже.
   Вся сжавшись в комок, с напряженным лицом, она следила за его увлеченным живописанием. Затем, сделав над собой усилие, спросила:
   – Вы и… купали меня сами?
   Эштон замолчал, сделал шаг назад и долго думал о чем-то, прежде чем ответить. Потом перевел на нее взгляд и мечтательно вздохнул:
   – Увы, нет! К сожалению, явилась Уиллабелл и тут же выгнала меня из комнаты.
   Лирин с трудом удержалась, чтобы не вздохнуть с облегчением. Слава Богу, ей удалось сохранить хоть какую-то крупицу достоинства перед лицом этого чудака.
   Повернувшись к камину, Эштон бросил через плечо:
   – Мне придется уехать на пару часов. С вами останется Уиллабелл. Она позаботится о вас до моего возвращения. – С этими словами он взял каминные щипцы и помешал поленья в камине.
   Лирин вздрогнула и с ужасом уставилась на каминные щипцы в руках Эштона. Перед ее мысленным взором возникло перекошенное от ужаса, бледное как смерть лицо. Открытый рот, из которого только что вырвался отчаянный крик, зиял как черная дыра. Она вскрикнула и спрятала лицо в ладонях, чтобы избавиться от настигшего ее ужасного видения.
   Услышав сдавленный вопль, Эштон удивленно оглянулся и бросился к Лирин, но она отчаянно замотала головой.
   – Уходите! – закричала она. – Пожалуйста!
   – Лирин, что с тобой? – Совершенно сбитый с толку, Эштон протянул было к ней руку, но Лирин в ужасе отпрянула от него.
   – Оставьте меня! – взмолилась она, и голос ее прервался рыданием. – Прошу вас, уйдите!
   – Хорошо, Лирин, – сдался Эштон. – Я сейчас уйду. Только успокойся.
   Он направился к двери, ломая голову, чем была вызвана такая резкая перемена в настроении Лирин. Но найти подходящего объяснения он не мог. Очутившись в коридоре, Эштон осторожно прикрыл за собой дверь и прислонился к ней спиной. Из груди его вырвался тяжелый вздох. Только теперь он почувствовал, как страх ледяной рукой сжимает его сердце.
   Дом погрузился в тишину – дамы разошлись по своим комнатам, чтобы немного отдохнуть и подремать. Марельда была в восторге – отличный повод уединиться и обдумать сложившуюся ситуацию. К сожалению, помощи искать было не у кого. А заглянув в небольшой томик стихов в кожаном переплете, который она накануне забыла открытым на ночном столике, она и там не смогла почерпнуть для себя ничего дельного. Закутавшись в теплую шаль, Марельда металась по комнате, и с каждой минутой в душе ее росла черная злоба. То и дело она хватала злополучную книжку и впивалась глазами в любовные четверостишия, выхватывая наугад строчки. Наконец это занятие ей надоело, и Марельда с досадой швырнула книгу в стену.
   – И козырем убил я даму пик! – злобно прошипела она сквозь зубы. – Дьявольщина! И кто только сочиняет подобную чепуху! – Кипевшее в ней раздражение вновь заставило ее кружить по комнате. – И как только можно верить в эти романтические бредни? Рано или поздно приходит прозрение, и человек видит, что реальность совсем не такая, какой казалась ему через эти дурацкие розовые очки! – Лицо Марельды исказила гримаса ненависти. – А эта маленькая мерзавка наверху! Разыграла душераздирающую сцену, и недотепа Эштон вмиг поверил, что она и впрямь его жена! Эх, мне бы ее способности! Да я бы на все пошла, лишь бы он в меня влюбился!
   Она задохнулась и с ненавистью взглянула на камин: огонь его почти погас. Вот так же погасли и ее надежды на счастье. А ведь было время, когда они пылали ярким пламенем, согревая своим теплом душу, в которой теперь холодно и пусто!
   – Проклятие! – Марельда вновь заметалась по комнате. – Эта тварь все повернет по-своему, если… если только мне не удастся вывести ее на чистую воду. И как этой мерзавке удалось так быстро вскружить ему голову! Ох и хитрая же бестия! А может, она знала о Лирин и задумала весь этот план с самого начала?
   Закусив до боли губу, Марельда задумчиво уставилась на дверь спальни. Комната для гостей, где поместили мерзкую самозванку, находилась как раз в конце коридора.
   – Может, стоит взглянуть на нее поближе? – Эта идея явно пришлась девушке по душе, и в глазах ее вспыхнул огонек надежды. – В конце концов, хуже не будет. Терять мне нечего, а значит, стоит попробовать.
   Марельда осторожно приоткрыла дверь и, высунув голову в коридор, прислушалась. Весь дом, казалось, был погружен в сон, лишь из кухни доносились приглушенные голоса и позвякивание посуды. Она выскользнула из спальни и бесшумно прокралась по коридору до самой дальней комнаты. Дверь была приоткрыта. Марельда, слегка толкнув ее, вошла в комнату. Луэлла Мэй, вскочив со стула, растерянно взглянула на нее.
   – Что ты здесь делаешь? – отрывисто спросила Марельда.
   Ее недовольный тон смутил служанку. Она робко заморгала и, запинаясь, ответила:
   – Я… масса Эштон велел… позвал меня и приказал побыть в его отсутствие с миз Лирин.
   – Я посижу с ней. – Марельда резким кивком указала оробевшей негритянке на дверь. – Отправляйся на кухню и приготовь что-нибудь прохладительное. Если ты мне понадобишься, я позвоню.
   Луэлла Мэй нерешительно кивнула и направилась к двери, а Марельда бросила ей вслед:
   – Не забудь закрыть дверь.
   Она удобно устроилась в кресле и, подперев кулаком подбородок, с неприязнью уставилась на свою соперницу. Сейчас, когда она сладко спала, зарывшись в кружевные подушки, укрытая до плеч нарядным шелковым одеялом, лицо ее выглядело таким трогательно невинным, что Марельда на мгновение заколебалась. Но черная злоба вновь овладела ею. Вот если бы взять одну из этих подушек да придушить негодницу, разрушившую все ее надежды! Конечно, у нее хватило бы ума сделать все так, чтобы никто ни о чем не догадался. И даже если это и в самом деле Лирин, она бы избавилась от нее навсегда.
   – Навсегда… – забывшись, прошептала Марельда чуть слышно.
   Мелодичный перезвон настенных часов разбудил Лирин. Она слабо застонала и прижала руку к голове, которая по-прежнему раскалывалась от боли.
   – Ну наконец-то, а я уж думала, вы так никогда и не проснетесь! – резкий голос Марельды заставил Лирин испуганно вздрогнуть.
   Девушка попыталась приподняться, уперевшись локтем в подушку, но комната тут же завертелась у нее перед глазами и она со вздохом прикрыла глаза. Прошло немного времени, дурнота отступила, и Лирин вновь открыла глаза.
   – Прошу извинить, мадам, вы меня напугали.
   Марельда ехидно усмехнулась.
   – Неужели?!
   Злая ирония в ее голосе удивила Лирин. Были ли они знакомы прежде и чем вызвана подобная враждебность?
   – Я Марельда Руссе. Мне хотелось бы знать, кто вы такая на самом деле и для чего явились в этот дом.
   Лирин рассеянно потерла рукой лоб, тщетно пытаясь понять, что нужно от нее этой красавице с недобрым лицом.
   – Мадам, боюсь, что разочарую вас: понятия не имею, кто я такая. Даже если бы от этого зависела моя жизнь, я и тогда бы не смогла вам сказать, как очутилась здесь.
   Ледяная улыбка исказила красивое лицо Марельды. Когда она вновь заговорила, в голосе ее зазвучала неприкрытая злоба.
   – Послушайте, дорогая, кто бы вы ни были, разрешите вас поздравить: ваш маленький спектакль удался на славу. Вы имели наглость уверить ослепленного горем человека, что якобы вы его погибшая жена. А между тем всем известно, что Лирин утонула и с тех пор минуло уже три года.
   – Спектакль?! – Светло-зеленые глаза широко распахнулись, и Марельда увидела в них неприкрытое удивление. Лирин снова откинулась на подушки. – Увы, мадам, – вздохнула она, – если бы это был спектакль! Тогда я бы с нетерпением ждала его конца. А теперь я так страдаю, что сон – единственная моя возможность хоть ненадолго забыться!
   – Да, да, конечно, и никому и в голову не придет нарушить ваш покой, чтобы задать кое-какие вопросы? – с издевкой добавила Марельда.
   Она опять встретила взгляд светло-зеленых глаз, но в этот раз Марельде показалось, что цвет их стал темнее. Нахмурившись, Лирин проговорила:
   – Неужели вы и в самом деле считаете, что я сознательно кинулась под колеса экипажа? Да это просто глупо!
   – Бросьте, – отмахнулась Марельда. – Я на своем веку повидала немало девиц, которые пошли бы и не на такое ради такого завидного трофея, как ваш. – Она опустила глаза и с минуту любовалась своими холеными, сверкающими ногтями. – Хотя вы и жалуетесь на головную боль, похоже, она не очень-то вам мешает изобретать хитрые небылицы!
   Лирин беспомощно покачала головой. Боль все росла, становилась почти нестерпимой, а она все ломала голову, не в силах разгадать причину столь откровенной неприязни к себе.
   – Послушайте, почему вы меня так ненавидите? Ведь мы никогда с вами прежде не встречались, и, уж конечно, я не сделала вам ничего плохого.
   Терпение Марельды истощилось. При виде этого покрытого синяками и ссадинами, но тем не менее ослепительно прекрасного лица в душе ее всколыхнулась черная ненависть. Она поднялась с кресла и подошла к окну, стараясь взять себя в руки.
   – Ничего плохого, говорите? – Голос Марельды задрожал. – Если вы и в самом деле Лирин…
   – Не я, а этот господин, Эштон, утверждает, что это мое имя. А я, если честно…
   Марельда, не дав ей договорить, резко обернулась, и при виде ее искаженного злобой лица Лирин вздрогнула.
   – Если вы действительно его жена, то это для меня удар ножом в спину! Ведь это я, слышите, я была его невестой и стала бы женой, если бы он не отправился в то злосчастное плавание в Новый Орлеан. Будь проклят тот день! Эштон встретил другую, влюбился в нее без памяти и женился, а я рыдала дни и ночи напролет! А потом вдруг он вернулся, одинокий вдовец, но прошли месяцы, пока в душе у меня снова не появилась надежда. – Марельда взволнованно заходила по комнате. – Первое время он ничего не видел от горя. Мне казалось, что в душе его умерло все, кроме воспоминаний. Что я только не делала, чтобы смягчить его боль, но он даже не замечал меня! Последняя судомойка на кухне значила для него больше, чем я! Наконец мне показалось, что жизнь возвращается к нему, он вновь становился прежним Эштоном, и надежды вспыхнули во мне с новой силой. Вчера вечером мы собрались, чтобы отметить его возвращение домой, а я мечтала только о том, как выбегу ему навстречу и его руки прижмут меня к груди. И он вернулся: но на руках у него были вы, а не я.
   – Мне очень жаль, – тихо пробормотала Лирин.
   – Ах, вам жаль! – яростно вскрикнула Марельда, но, взяв себя в руки, злобно скривила губы. – Как это мило! У меня сразу стало легче на душе! Только учтите, меня вам не удастся обмануть. Ваша притворная невинность на меня не действует! И я обещаю вам, что докопаюсь до правды! И когда ваш обман откроется, никто не обрадуется этому больше меня. А пока прощайте, милочка. Спите спокойно, если можете.
   Она резко повернулась, облаком взметнулись шелковые юбки, и с шумом захлопнулась дверь. В комнате воцарились тишина и покой, как бывает весной в лесу после того, как отгремит первая гроза.
   Лирин была потрясена лютой злобой, что кипела в душе этой юной дамы. Ей не давала покоя мысль, что она невольно стала мишенью ее ненависти.

Глава 3

   Экипаж Уингейтов повернул, разбрызгивая колесами жидкую грязь, наполнявшую колею раскисшей от дождя дороги, и выехал на широкую подъездную аллею. Страшная картина открылась Эштону. Огромные, покрытые ржавчиной ворота перегораживали дорогу, ведущую к еще дымящимся развалинам, которые всего пару дней назад были лечебницей для душевнобольных. Вековые деревья, некогда укрывавшие здание зеленым шатром, теперь в немой мольбе тянули к небу черные обугленные ветви.
   Во дворе раскинули палатки, чтобы на время дать кров бездомным. Двое добровольных помощников ставили возле крохотной кухни опоры, поверх которых натягивали тент. Неподалеку от печальных руин развели костер. Кое-кто из несчастных больных, как завороженные, следили за огненными языками пламени, а угрюмая толстуха надзирательница, вооруженная длинным, тяжелым кнутом, ожесточенно размахивала над их головами. Кнут свистел и щелкал в воздухе, и кое-кто из несчастных, толпившихся возле костра в ожидании еды, резко вскрикивал от боли, когда кнут задевал его. Одни испуганно шарахались в сторону, растерянно оглядываясь по сторонам, другие, не обращая ни на что внимания, кружили по двору с тупым, остановившимся взглядом. Несколько буйных были привязаны к массивным столбам, врытым в землю.
   То, что Эштон увидел во дворе, тяжелым камнем легло ему на сердце. Перед ним были больные, обиженные судьбой люди, которых тяжкий недуг отдал в полную власть угрюмых санитаров, которые обращались с ними хуже, чем со скотом. Эштона передернуло при мысли, что кто-нибудь из тех, кого он любит, может оказаться в подобном аду. Взгляд его упал на перекошенное злобой лицо надзирательницы, не расстававшейся с хлыстом, и он поймал себя на желании сказать пару слов этой мегере, прежде чем заняться своими делами.
   Он вышел из экипажа и вместе с Гирамом направился на задний двор. Они с трудом несли огромные корзины, набитые едой, одеждой и посудой. Увидев их, один из санитаров издал радостный крик и поспешил распахнуть перед ними калитку. За ним неровной, спотыкающейся походкой заковылял кое-кто из больных, с виду похожих на детей. Когда Эштон, пыхтя и отдуваясь, с трудом протиснулся через калитку со своей ношей, они с радостным щебетанием облепили его со всех сторон, тиская и тормоша, словно он был другом, которого они давно не видели. Раздав каждому из них по корзине, он выпрямился, глядя, как по приказу больные понесли корзины на кухню, что-то довольно лопоча, счастливые доверенным им делом.
   – Я распоряжусь, чтобы через пару дней вам доставили еще припасов, – пообещал Эштон седовласому служителю больницы, руки которого были сплошь покрыты ожогами и свежими ссадинами. Эштон покачал головой: – Вы бы позаботились о себе, нельзя же так!
   Тот равнодушно посмотрел на свои руки и потом устало пожал плечами:
   – Да мне не больно, сэр. А вот эти бедняги, вы же видите, они толком и пожаловаться не могут. – Он забавно выговаривал «р», картавя на ирландский манер. – Вот присмотрю, чтобы они наелись, уложу их спать, а потом и собой займусь.
   Эштон вздрогнул, как от боли, когда кнут щелкнул в очередной раз, и сжался, будто ударили его самого. Кивком указав в сторону суровой надзирательницы, он саркастически заметил:
   – Если к тому времени от ваших подопечных что-нибудь останется!
   Старик недоуменно уставился на Эштона, не понимая, о чем он говорит. Потом повернул голову в указанном направлении в тот самый момент, когда ведьма занесла кнут над очередной несчастной жертвой.
   – Мисс Гантер! – рявкнул он. – Не понимаете, что будет, если вы выведете больных из себя?! Они же вас в клочья разорвут! Вы слышите меня или нет? Черт побери, вот увидите, я нарочно отвернусь, когда они возьмутся за вас!
   Его слова заставили наконец старую мегеру одуматься, и она неохотно опустила хлыст. Удовлетворенно кивнув, старик повернулся к Эштону и приветливо протянул ему руку:
   – Питер Логан, сэр, к вашим услугам. Я в больнице уже год с лишним, а сейчас, когда часть персонала разбежалась, я вроде как за главного, к досаде этой мисс Гантер. – Он растерянно пожал плечами. – А ведь пока не случилось это несчастье, я лелеял надежду, что хоть немного облегчу жизнь несчастных.
   – Как все это произошло? – спросил Эштон.
   Питер Логан заправил в штаны подол мятой рубахи, которая была ему явно велика, и, немного поразмыслив, ответил:
   – Точно не знаю, сэр. Мы-то все спали, кроме старика Ника. Он в ту ночь был на дежурстве и должен был следить за порядком. Да только его и след простыл. Небось перепугался, когда случился пожар, ну и дал деру!
   – Кто-нибудь погиб? – поинтересовался Эштон, наблюдая, как от обугленных развалин тянутся вверх струйки синеватого дыма.
   – Наутро, когда пришли в себя, увидели, что примерно с полдюжины пациентов недостает. И из персонала: старины Ника да еще одного санитара – тот утром сбежал. Мне-то кажется, парень просто струхнул, когда всех больных согнали во двор и он оказался с ними один на один. Нервы не выдержали, испугался и удрал. – Губы его скривились в угрюмой усмешке. – Правда, если покопаться в золе, глядишь, кого и найдем.
   Эштон поморщился:
   – Лучше бы они сбежали, чем так…
   – А вы, сэр, не похожи на других, судя по вашим словам. Мало кто испытывает сострадание к нашим больным. А мне вот легче на душе, когда встречу доброго человека вроде вас.
   – А бывает, что кто-то выражает вам свои претензии? – спросил Эштон.
   Старик коротко рассмеялся и покачал головой:
   – Бывает, но, правда, очень редко. Вот, например, сегодня утром был тут некий мистер Тич. Все шнырял вокруг, приставал ко мне с расспросами – не мог ли, дескать, кто из наших пациентов пробраться в Натчез или куда по соседству, и какой беды от них можно ждать.
   – Боюсь, мистер Тич сам из тех, от кого только и жди беды!
   Питер Логан украдкой огляделся по сторонам, потом нагнулся к Эштону и чуть слышно прошептал:
   – Вижу, вы, сэр, человек добрый, поэтому и расскажу вам кое-что, о чем мне известно. Боюсь только, что вам это не сильно понравится, да и шерифу тоже, когда он к нам пожалует. – И старик дотронулся пальцем до шелковой рубашки, обтягивающей грудь Эштона. – Есть у меня кое-какие подозрения, сэр. Я тут покопался на пожарище и обнаружил несколько запалов там, где до них не добралось пламя. И думается мне, что пожар-то был не случайно. Кто-то задумал избавиться от всех этих несчастных. И вот еще что: в кухне, что на дворе, я вчера сам пол отскребал, и все было чисто. А сегодня утром пришел, гляжу, а там кровищи на полу, ужас! Весь пол перед очагом залит. И следы, будто кого волоком тащили! Кочерга валяется в очаге, а большой нож – тот, что всегда лежал на столе, – куда-то исчез. Похоже, темные здесь дела творились прошлой ночью. Что-то тут не так, хотя точно я ничего не знаю. Я никому и словечком не обмолвился – вы, сэр, первый будете.
   – Шериф – мой хороший знакомый. Думаю, ему будет интересно послушать вас. Если это действительно был поджог, надо отыскать преступника и заставить его понести наказание.
   – Да уж, кто бы он ни был, этот мерзавец, думаю, он изрядно потрудился, прежде чем осуществил свой черный замысел. Я уж постараюсь добыть для шерифа достаточно доказательств.
   Взгляд Эштона рассеянно блуждал по унылому скопищу фигур, топтавшихся во дворе, и он впервые обратил внимание на то, что в толпе были и женщины.
   – Я вижу, тут у вас не только мужчины.
   – Безумие – это привилегия не одних только мужчин, – коротко отозвался Питер. – Оно находит себе жертв даже среди детей.
   Эштон помнил, что пообещал доктору Пейджу навести справки насчет Лирин, но слова не шли у него с языка. Даже сама мысль о том, что она могла быть в подобном аду, казалась ему предательством по отношению к любимой женщине. Он лишь спросил:
   – А из женщин никто не пропал?
   – По правде говоря, сэр, одна больная исчезла. Но мне почему-то кажется, что она сбежала из больницы, воспользовавшись пожаром. Хотя, конечно, ручаться не могу. Да и как можно, когда речь идет о душевнобольных людях? Бедняжка могла перепугаться до смерти, когда начался пожар, и бросилась бежать, куда глаза глядят. – Он замолк, о чем-то задумавшись. – Странная она была женщина. Порой казалась совсем здоровой, ну вот как мы с вами, а потом вдруг кидалась на всех, словно дикая кошка. Было что-то в ее прошлом, что страшно ее напугало, и воспоминания об этом приводили ее в состояние крайнего буйства.
   Ледяные мурашки побежали по спине Эштона: он вспомнил, как Лирин вдруг впала в страшную истерику перед его отъездом. Что с ней тогда произошло? Он поспешил успокоить себя мыслью, что все на свете, в том числе и страх Лирин, можно объяснить вполне разумными причинами. Но тем не менее не решился задавать новые вопросы Питеру Логану.
   – Тот санитар, что пропал, как раз приглядывал за ней, – сам продолжил Питер.
   Эштон вздохнул с благодарностью.
   – Похоже, она ему нравилась. Что ни день он таскал ей разные безделушки, чтоб порадовать бедняжку: то ленточку, то гребешок, а то еще что. Поверьте мне, девчонка была прехорошенькая, чистая картинка!
   – А она… она была молодая? – с трудом выдавил Эштон и, затаив дыхание, ждал, что ответит ему старик.
   Он старался не думать, почему его так интересует все, что касается этой незнакомой ему женщины. Конечно, это не может быть его Лирин! Нелепость какая!
   – Трудно сказать, сэр. Это место, конечно, не из тех, где люди молодеют, но точно вам скажу, седины у нее не было и в помине. Волосы прекрасные, и цвет такой необычный…
   – Какой?
   – Такой рыжеватый, знаете ли.
   Эштон пристально уставился на старика, чувствуя, как от накатившего страха его понемногу начинает мутить. Усилием воли он заставил себя заговорить о другом, чтобы не вызвать подозрений более чем странным любопытством по отношению к пациентке больницы.
   – А что вы намереваетесь теперь делать?
   – Ей-богу, даже и не знаю, сэр. Говорят, в Мемфисе есть такая же больница. Самое разумное было бы перевезти несчастных туда, но вот как это сделать – ума не приложу. Один я не справлюсь.
   – У меня есть идея, – немного подумав, заявил Эштон и, заметив, что старик удивленно уставился на него, продолжил: – Можно перевезти вас всех на моем пароходе. Он как раз стоит под парами.
   Питер был потрясен таким благородством, на глазах у него выступили слезы.
   – Неужто, сэр, вы готовы пойти на это ради… – он указал дрожащей рукой на кучку несчастных, толпившихся у костра, – ради этих людей?!
   – Знаете, до сегодняшнего дня я даже представить себе не мог их страданий! И мне хочется сделать для них что-нибудь более существенное, чем прислать одну-две корзины с едой и одеялами.
   На суровом, морщинистом лице Питера вдруг показалась улыбка:
   – Если вы не шутите, сэр, мы будем готовы в любой момент, как только скажете.
   – Отлично. Тогда я займусь необходимыми приготовлениями к плаванию, а вам заранее дам знать. Это не займет много времени, день-два от силы. Пароход должен разгрузиться и принять на борт новый груз.
   Питер обвел взглядом шаткие сооружения, которые они возвели за сегодняшний день.
   – Мне удалось выпросить палатки на железной дороге, но они велели все вернуть еще до конца месяца. Вот я и ломал голову, где найти приют для этих несчастных. Теперь мне кажется, что Господь наконец услышал мои молитвы. Даже и не знаю, как вас благодарить, сэр.
   Эштон обменялся с ним рукопожатиями на прощание и направился к своему экипажу. Откинувшись на мягкую спинку сиденья, он глубоко вздохнул. Если его замысел сработает и ему удастся отправить в Мемфис Питера Логана с его несчастными подопечными, тогда он сможет жить спокойно, в полной уверенности, что Лирин никогда не попадется на глаза больничному персоналу.

   К тому времени как Эштон покончил в Натчезе со своими делами и колеса его экипажа весело загремели по дороге, солнце уже клонилось к закату, окрашивая в яркие цвета клубившиеся у горизонта облака. С приездом Эштона Бель-Шен ожил, пробудившись от сонной дремы. То и дело слышался голос Луэллы Мэй, поднявшей настоящий переполох по случаю прибытия хозяина.
   Поддавшись общему возбуждению, Марельда вышла из спальни и отправилась по коридору, собираясь спуститься вниз. Но услышав негромкие голоса, доносившиеся из холла, она нерешительно остановилась у балюстрады. В холл вошел Эштон, за ним следовали Уиллис и Луэлла Мэй, держа в руках тщательно перевязанные коробки. Марельда так и застыла на месте, особенно когда ей на глаза попалась коробка с маркой модного магазина. Она готова была дать голову на отсечение, что все это было куплено не в обычном магазине готового платья, а у самой дорогой и известной портнихи в Натчезе. Похоже, Эштон решил как можно роскошнее разодеть свою так называемую супругу.
   – Миз Лирин почивает, масса Эштон, – важно сообщила Луэлла Мэй. – Так и не просыпалась, бедняжка, с той самой минуты, как вы уехали. Доктор Пейдж приходил, масса, и велел вам передать, что она, дескать, вымотана до предела и лучше всего дать ей отдохнуть как следует.
   – Ну что ж, не буду ее беспокоить, – отозвался Эштон и сделал слугам знак, чтобы те опустили свою ношу. – Сложите все здесь. Потом Уиллабелл отнесет это наверх.
   Луэлла Мэй как настоящая женщина не смогла сдержать любопытства. Она благоговейно прикоснулась к шелковым лентам, которыми были перевязаны коробки, и подняла глаза на хозяина:
   – Вы купили миз Лирин что-то красивое, масса?
   – Так, кое-что, чтобы ей было на первое время во что одеться. Позже мисс Гертруда пришлет все остальное. – Он покосился на гору коробок. – Однако набралось порядочно! Я еле выбрался из этого проклятого магазина.
   Слуги вышли, и Марельда поспешно принялась приводить в порядок платье и прическу, намереваясь предстать перед глазами Эштона, как только он поднимется наверх. Но ожиданиям ее не суждено было осуществиться. Не успел Эштон сделать и нескольких шагов, как его внимание привлек густой, громыхающий бас, который долетел откуда-то из задней части дома. К величайшему разочарованию Марельды, Эштон повернулся и быстро спустился обратно вниз. Высокий негр, который в эту минуту вырос на пороге, в три прыжка пересек холл, и они с Эштоном принялись с радостным смехом трясти друг другу руки. Было заметно, что этих двоих людей связывает истинная и верная дружба.
   – Джадд, старина! Рад тебя видеть!
   – Добро пожаловать домой, сэр!
   Губы Марельды скривились в презрительной усмешке, когда она из своего убежища внимательно наблюдала за встречей двух друзей. Их сердечная привязанность друг к другу раздражала ее. И Марельда поклялась, что как только приберет к рукам Бель-Шен вместе с его хозяином, то позаботится, чтобы наглого чернокожего побыстрее убрали куда-нибудь с глаз долой, и их нежной дружбе с Эштоном будет положен конец. Куда это годится – фамильярничать с собственным слугой, да еще негром?!
   – Я был занят подготовкой к весеннему севу, – объяснил Эштон чернокожему. – Кстати, у меня появились кое-какие идеи на этот счет, и я не прочь обсудить их с тобой, дружище.
   – Думаю, сэр, что вам гораздо больше по душе побыть сейчас возле миз Лирин! – ухмыльнулся тот. – Так что я приду попозже!
   – Луэлла Мэй сказала, что она спит. Не стоит ее беспокоить. Идем ко мне в кабинет, поговорим по душам. Думаю, ты уже слышал о том, что случилось в наших краях?
   Мужчины повернулись спиной к лестнице, а Марельде оставалось только скрипеть зубами от ярости.
   В последние дни Эштон был занят с утра до вечера отправкой парохода в Мемфис. Он успел перекинуться словечком кое с кем из знакомых, и сразу же поползли слухи, что на этот раз предполагается нечто вроде увеселительной прогулки. Его пароход отправится вверх по реке, и если кто из плантаторов или торговцев захочет отправить с ним свой товар, то на пароходе для этого места найдется предостаточно. Условия были неплохими, и не прошло и нескольких часов, как на берег стали прибывать грузы. Эштон довольно улыбался: рейс обещал быть на редкость выгодным!
   С Лирин он виделся не так уж часто. Заходил к ней в комнату, когда она заканчивала утренний туалет, чтобы обменяться парой ничего не значащих слов. Во время этих встреч он, высокий, красивый, всегда элегантно одетый мужчина с приятными манерами, чувствовал себя неловко, смущался и исподтишка наблюдал за ней. Единственное, что выдавало обуревавшую его страсть, – это лихорадочный блеск карих глаз. Лирин подозревала, что его внешняя сдержанность и умение держать себя в руках обусловлены страхом перед возможностью повторения того припадка, который охватил ее во время их первой встречи. Увы, она была не в состоянии заглянуть под броню его вежливых манер и разобраться, что же у него на уме.
   Однажды она набралась храбрости и добралась до окна. Приподняв тяжелые портьеры, Лирин выглянула наружу и увидела Эштона, когда он скакал верхом через зеленую лужайку на своем жеребце. От восхищения у нее перехватило дух – огромный вороной жеребец с лоснящейся на солнце спиной скакал ровным галопом, выгнув дугой мощную шею и помахивая развевающимся хвостом. Всадник, казалось, составлял единое целое с прекрасным животным, которое было послушно малейшему движению хозяина.
   Время шло, не принося Марельде ни малейшей надежды на успех. Ей уже стало казаться, что злая судьба играет с ней, не позволяя ни на минуту остаться с Эштоном наедине. В доме появились гости из Каролины, которых надо было развлекать. У Марельды вырвался облегченный вздох, когда наконец утром они уехали. Но когда вечером вся семья собралась в гостиной, ожидая ужина, вдруг вбежал запыхавшийся Лэтем и сообщил, что одна из чистокровных кобыл вот-вот ожеребится. Этого оказалось достаточно, чтобы Эштон исчез из дома на весь вечер. Вот и в этот вечер Марельда в своем ослепительном туалете, кипя от возмущения, оставалась одна в компании двух престарелых леди. Ее терпение и самообладание в тот вечер подверглись немалому испытанию, и к тому времени, когда Луэлла Мэй пригласила всех к ужину, Марельда была на грани истерики. Напрасно она, затаив дыхание, ждала, не раздадутся ли знакомые шаги. Эштон так и не появился к ужину. Марельда уже спала, когда виновник всех ее волнений на цыпочках прокрался по коридору и заперся у себя в комнате. Конечно, у нее было бы гораздо легче на душе, если бы она знала, что Лирин видела Эштона не чаще. Однако ей трудно было смириться с мыслью, что после ее отъезда эта самозванка будет праздновать победу.

   Дом погрузился в сонную тишину, и в камине погасли последние отблески пламени, Эштон улегся в холодную постель вдовца. Покрутившись с боку на бок, он крепко уснул.
   Было уже совсем поздно, когда он внезапно проснулся, как от толчка, и сел. Вглядываясь в обступившую его темноту, он попытался понять, что заставило его проснуться. Обнаженная грудь под рубашкой была влажной от пота. Эштон откинул в сторону одеяло, чтобы прохладный ночной воздух немного охладил разгоряченное тело, и раздраженно потер ладонью заросшую густыми волосами грудь. Он чувствовал какое-то странное беспокойство. Что-то не давало ему уснуть. Он стал вспоминать свой сон. Перед его мысленным взором сначала появились влажные светло-зеленые глаза, соблазнительно сверкающие в темноте. Мягкие губы раздвинулись в очаровательной улыбке, а густая грива волос цвета опавшей листвы разметалась по плечам, не скрывая обольстительных форм гибкого тела, раскинувшегося на смятых простынях. Его воображение живо нарисовало ему то, что обычно было скрыто от его жадного взора, – шелковистую кожу, которую ему не возбранялось ласкать и взглядом, и губами. Эштон понимал, что все это – лишь видение, но оно было так упоительно прекрасно, что он мечтал только о том, чтобы оно длилось вечно. Тонкие руки отбросили назад густую массу вьющихся волос, обнажив изящную шею. Она бросила на него кокетливый взгляд, будто приглашая приблизиться и коснуться этой полной, восхитительно очерченной груди, сжать в ладонях маленькие, упругие ягодицы и ласкать длинные, стройные ноги. Он ринулся к ней и уже готов был прижать ее к груди, как вдруг острые ногти вонзились ему в лицо, и он испуганно отпрянул: перед ним сверкали полные бешеной ненависти глаза! Господи, что же это?! Где же Лирин?! Но ее не было, а с ним в постели была полоумная, сбежавшая из лечебницы! Ведьма с гривой рыжих волос!
   Теперь он понял, что разбудило его. Сны, в которых ему являлась Лирин, были с самого начала отравлены мучительными сомнениями, которые не давали ему покоя с тех самых пор, как он вернулся из лечебницы. Знакомое безнадежное отчаяние вновь сжало его сердце в холодных тисках, в памяти промелькнули неясные обрывки воспоминаний. Он видел, как темные, безжалостные воды реки вновь смыкаются над головой Лирин, отбирая ее навсегда. Он хорошо знал эту реку: еще никогда она не отдавала обратно своей добычи. Все тот же вопрос преследовал его: как же хрупкой молодой женщине удалось добраться до берега, да еще глухой ночью?! Ведь такое почти невозможно даже ясным днем. Тайна эта до сих пор не давала ему покоя. А сквозь мучившие его сомнения порой проскакивала мысль: стоит ли так мучить себя? В конце концов в жизни многое остается загадкой, и не исключено, что, если тайна откроется, ничего, кроме горя, это ему не принесет.
   Неуверенность и сомнения не давали ему покоя, и никакая логика не могла помочь ему. Спустив с постели ноги, Эштон уперся локтями в колени и спрятал лицо в ладонях. Его мучил страх перед будущим.
   «Что же делать? – думал он, ломая голову над тем, что их ждет. – Кто эта женщина – моя Лирин или всего лишь потерявшее рассудок существо, обладающее поразительным сходством с моей женой?» Он встал, натянул брюки и, взяв свечу, вышел из комнаты и босиком направился по коридору, пока не остановился перед дверью Лирин. Ночной кошмар уже почти развеялся, но Эштон все еще пребывал в глубокой растерянности. Что он сейчас увидит – милое лицо, которое так много дней являлось ему во сне, или злобный блеск глаз безумной ведьмы, которая подкарауливает его в темноте? Он едва слышно повернул ручку и беззвучно отворил дверь. В комнате было темно, только в камине слабо тлело несколько поленьев. Эштон на цыпочках подошел к постели и осторожно поставил свечу на ночной столик так, чтобы ее свет падал прямо на лицо той, которую и мечтал, и боялся увидеть. Он склонился над спящей девушкой и чуть не вскрикнул от радости.
   Вот так же крался он когда-то в ночной тиши роскошного отеля в Новом Орлеане, а потом замер в благоговейном восторге у постели, не в силах оторвать взгляда от нежной красоты спящей девушки. Казалось, с тех пор пролетели столетия. Тогда он был потрясен и не поверил своим глазам: любуясь ею, он то горел, весь охваченный жарким пламенем, то застывал в восторженном оцепенении. То же самое он испытывал и теперь. Да, прочь сомнения! Перед ним – его когда-то потерянная жена. Спящая Лирин тихонько вздохнула. Рука ее шевельнулась и скользнула вниз, откидывая в сторону одеяло. Теперь на ней была только ночная рубашка. Тонкая ткань плотно облегала тело. Эштон пожирал взглядом соблазнительные округлости ее груди, мерно вздымавшейся во сне, и женственный изгиб тонкой талии. Пламя желания охватило Уингейта, заставив кровь закипеть в жилах, когда взгляд его скользнул с плоского живота девушки к тому месту, где сбившийся подол рубашки обнажил стройные ноги и изящно округленные бедра.
   Эштон вовремя поймал себя на том, что уже шагнул к постели, протянув руку, чтобы дотронуться до этого стройного молодого тела. Вне себя от охватившего его желания, он вдруг испугался. А что, если, сжав ее в объятиях, он вызовет у девушки новый приступ и навеки закроет им обоим дорогу к счастью? Проклиная себя за несдержанность, Эштон до боли стиснул вспотевшие ладони и отступил на несколько шагов. Горячий пот струйками катился по вискам, он боролся с обуревавшим его бешеным порывом страсти. Это было нелегко, тело его содрогалось, сердце колотилось, как безумное. Прошла, казалось, целая вечность, когда наконец разум победил. Из груди его вырвался тяжелый вздох: еще немного, и он не смог бы совладать с собой! Господи, неужели он решился бы на насилие?! Что это с ним? Ведь он всегда глубоко презирал тех жалких представителей сильного пола, которые чванились своей так называемой мужской доблестью и шли напролом. Он презирал такое неумение держать в узде свои страсти, но происшедшее заставило его на многое взглянуть по-иному.
   Окончательно овладев собой, Эштон поднял голову. Буквально в двух шагах от него стояло большое зеркало, в котором, словно дивное видение, отражалась, сияя красотой, его возлюбленная. Почти догоревшая свеча бросала золотистый свет на ее восхитительное тело, а она, отделенная от него лишь тонкой поверхностью зеркала, мирно покоилась в своем уютном гнездышке, не подозревая ни о страшной борьбе, которая только что разыгралась в двух шагах от нее, ни о страстях, которые в этот миг терзали его измученную душу. Бешеный гнев забурлил в Эштоне. Он уже занес было кулак, чтобы одним ударом разбить вдребезги проклятое зеркало, разрушить ту преграду, что отделяла его от любимой, но вовремя опомнился. Что за глупость, горько вздохнул он. Ведь преграда, разделявшая их, вовсе не здесь, а это всего лишь отражение.
   Мало-помалу разум одержал верх. Эштон всегда был волевым человеком и не позволял бушевавшим в душе страстям управлять им, как бы сильно они ни терзали его. Умиротворенный и спокойный, он низко склонился над постелью и осторожно коснулся нежных, чуть приоткрытых во сне губ. Может быть, тому виной разгоряченное воображение, но на мгновение ему показалось, что ее губы чуть заметно шевельнулись, отвечая на его поцелуй. Он отодвинулся и внимательно посмотрел на нее. Изящные брови нахмурились в недовольной гримасе, и с губ Лирин слетело какое-то невнятное слово.
   Внезапная тоска овладела им, и он на цыпочках покинул комнату. Что за мука знать, что ему еще не раз придется уходить отсюда, крадучись, словно вор, чувствуя ненасытную щемящую тоску! Только время может стать его союзником. Время и терпение. Но он не знал, насколько ему хватит этого терпения.
//-- * * * --//
   Начинался новый день. Лучи утреннего солнца украдкой проскользнули между приспущенными портьерами в спальню Лирин, нежно коснулись ее лица, мягко освобождая девушку из объятий Морфея. Ей показалось, что силы вновь вернулись к ней. Она чувствовала себя свежей и хорошо отдохнувшей. Начинался новый день, и сияющее свежестью утро вселяло новые надежды.
   Лирин вдруг стало легко и весело, но почему – она и сама не знала. Откуда-то из глубины ее существа поднималась мощная волна уверенности, что все будет хорошо и память вернется к ней. Она не понимала, откуда это взялось, но все ее существо с радостью откликнулось на призыв, наполняясь новой силой и волей к жизни. Лирин потянулась, словно пробуя свое тело. Чем раньше она преодолеет свою беспомощность, тем скорее наступит день, когда она вновь станет хозяйкой своей судьбы. Для начала ей необходима ванна – горячая вода поможет прогнать боль из мышц. Но вот как отнесутся к этой просьбе, тем более в незнакомом доме, она не знала. Впрочем, этот чудак, Эштон Уингейт, до сих пор уверяет всех, что она его жена. Может быть, стоит этим воспользоваться? Тогда никто не удивится ее просьбе.
   Поднявшись с кровати, она некоторое время постояла, чувствуя неприятную дрожь в ногах, потом осторожно двинулась к камину. Огонь уже почти потух, и в комнате было довольно свежо. Рядом с камином в деревянном ящике лежала груда поленьев. Девушка бросила взгляд на тлеющие угли и оглянулась, чтобы взять каминные щипцы. Как только она взяла их в руки, словно яркая вспышка молнии сверкнула в ее голове. Перед глазами отчетливо встало видение: чья-то рука высоко занесла над головой точно такие же щипцы. Видение возникло и мгновенно исчезло. Чувствуя дрожь в коленях, Лирин с трудом добралась до кресла и тяжело опустилась в него, прижав ледяные пальцы к вискам. Что с ней происходит? Холодный, липкий страх вновь поселился в ее сердце.
   Лирин выпрямилась, стараясь взять себя в руки. Разгоревшееся пламя весело облизывало сухие поленья, и она присела на корточки перед камином, чтобы живительное тепло развеяло ее мрачные переживания. Вдруг в дверь негромко постучали, и в комнату вплыла Уиллабелл. Она уже сделала несколько шагов к кровати и вдруг замерла, не веря собственным глазам, – кровать была пуста. На лице негритянки появилось озадаченное выражение, она повела глазами по сторонам, но тут вдруг из-за ее спины послышалось деликатное покашливание Лирин. Уиллабелл повернулась к ней своим внушительным корпусом.
   – Прошу прощения, миз Лирин, а мне и невдомек, что вы уже встали, – радостно прокудахтала толстуха.
   – Да, мне сегодня получше.
   Уиллабелл восторженно всплеснула руками:
   – Ох, вот хозяин-то обрадуется! Он чуть с ума не сошел от беспокойства, все места себе не находит, бедняжка! Ждет, когда вы поправитесь. – Она расправила смятую простыню на постели. – Прикажете принести что-нибудь покушать, миз?
   Лирин смущенно улыбнулась.
   – Вы так добры, но было бы гораздо лучше… Если, конечно, вас не затруднит, я бы хотела принять горячую ванну… настоящую ванну, в которой можно полежать…
   На пухлом лице негритянки засияла улыбка.
   – Да, госпожа, как скажете! – Схватив перекинутый через спинку кресла теплый бархатный халат, она подала его Лирин. – Вы пока посидите. Я сбегаю вниз и распоряжусь, чтобы принесли все, что надо.
   Негритянка вернулась не одна, а в сопровождении целой процессии слуг. Одни несли перевязанные яркими лентами коробки, другие тащили ведра с водой, от которой поднимался пар, последний сгибался под тяжестью ванны. Ее наполнили водой, и слуги вышли из комнаты. Уиллабелл приготовила чистые полотенца и поставила на небольшой столик большие и маленькие флаконы с цветочными эссенциями и фарфоровую склянку с ароматным мылом.
   Лирин понюхала флакончики, благоухавшие запахами цветов, и наконец остановила свой выбор на одном из них. Она вылила в ванну несколько капель, и комната наполнилась ароматом жасмина. Лирин опустила пальцы в горячую воду и с наслаждением закрыла глаза, вдыхая нежный запах. Потом подняла волосы с плеч и свернула их на затылке в огромный узел, чтобы они не намокли. Вдруг какая-то мысль пришла ей в голову, и, взглянув на коробки, Лирин с любопытством спросила:
   – А это что такое?
   – Сдается мне, госпожа, что это все от модистки. Масса Эштон позаботился купить вам новые наряды. То есть заказал-то он их несколько дней назад, но привезли все только вчера. Вы купайтесь, миз. Я вам сию минуту все покажу.
   Дородная негритянка заботливо помогла Лирин раздеться, стараясь не смотреть на ее обнаженное тело. Хоть экономке довелось видеть и раньше ее ссадины и синяки, зрелище оставалось довольно жутким.
   – О Господи, деточка, можно подумать, вы не только с лошади упали, но и побывали под колесами экипажа!
   Лирин опустилась в ароматную воду, и из груди ее вырвался вздох удовольствия, когда горячая вода поднялась к плечам и согрела измученное тело.
   – У меня такое чувство, что так оно и было.
   Негритянка весело хихикнула:
   – Я бы принесла вам мазь, которой наши конюхи пользуют лошадей, да уж больно она воняет, хоть из дому беги! А тут еще все ваши красивые платья, что хозяин накупил, – ведь они насквозь пропахнут этой гадостью! Упаси Боже! Ну да не печальтесь: я сегодня сделаю вам другой компресс на спину. Полежите с ним ночь и будете как новенькая. А запах у него малость поприятнее.
   Пока Лирин, забыв о своих невзгодах, нежилась в ванне, Уиллабелл кинулась распаковывать коробки из модного магазина. Она вытащила одну за другой несколько изящнейших женских сорочек, потом жесткий корсет на косточках, несколько пар тончайших шелковых чулок и украшенные кружевом нижние юбки. Из коробок побольше вслед за ними появились несколько восхитительных платьев. Уиллабелл развесила их на спинках стульев и с восхищением обнаружила, что к каждому платью была прислана пара туфелек в тон. Нетерпеливо ожидая, пока Лирин покончит с купанием, негритянка разложила на постели отделанную тончайшими кружевами ночную рубашку, потом перекинула через руку пушистое полотенце и подошла к ванне.
   – Неужели мистер Уингейт все это выбирал сам? – робко спросила Лирин, пока Уиллабелл осторожно обтирала ее полотенцем.
   – Сам, госпожа. И, по-моему, он неплохо с этим справился, как вам кажется?
   – Да. Похоже, ему не составит никакого труда одеть любую женщину.
   Уловив в голосе хозяйки саркастические нотки, Уиллабелл неодобрительно посмотрела на Лирин:
   – Неужто вам что-то не понравилось?
   – Да не в этом дело. Платья чудесные. Как они могут не понравиться?! Сразу чувствуется человек со вкусом. – Накинув рубашку на голову, Лирин пыталась натянуть ее на себя. – Просто я хотела сказать, что для вашего хозяина нет тайн, когда речь идет о женском туалете.
   Уиллабелл спрятала лукавую улыбку. Так вот из-за чего хозяйка волнуется! Ну, все понятно, впрочем, это дело обычное, особенно когда речь идет о таком красавчике, как их хозяин. Жена всегда волнуется, коли муж слишком хорошо разбирается в женских тряпках!
   – Вы, госпожа, зря себе душу терзаете из-за массы Эштона. Я отродясь не видела, чтобы мужчина так сходил с ума по собственной жене! Одна мысль о том, что он потерял вас навсегда, чуть не свела его в могилу, уж вы мне поверьте!
   Лирин потуже затянула на талии прелестный пеньюар и с любопытством спросила:
   – А вы тоже уверены, что я его жена?
   – Так ведь сам масса так говорит! А мне этого достаточно! А уж если вы сомневаетесь, госпожа, так посмотрите еще раз на тот портрет. Ну и сами убедитесь – чисто в зеркало смотритесь!
   – Похоже, мисс Марельда думает по-другому. Скажите, она и в самом деле была обручена с Эштоном, перед тем как он поехал в Новый Орлеан и там вдруг женился?
   – Чушь какая! – негодующе фыркнула толстуха, выкатив глаза. – Миз Марельде нравилось думать, что у них с массой Эштоном вроде как все решено. Только все это она придумала себе в утешение. Эта чертовка вцепилась в него, как репей. Говорю вам, она положила на него глаз, еще когда он мальчишкой был, а она приезжала к нам в дом с папенькой! Ее родители умерли лет пять-шесть назад, а девчонке остался громадный дом в городе. С тех пор она прямо с ума сошла, из кожи вон лезла, чтобы женить на себе массу Эштона! Оно и понятно, мужчина он видный, вот она и крутится здесь все время. Совсем стыд потеряла. Уж помяните мое слово, хоть он и признал вас за свою жену, теперь эту нахалку из дома за уши не вытащить. И как только от нее избавиться – ума не приложу!
   – А может быть, мистеру Эштону самому не хочется, чтобы она уезжала? В конце концов, она же красавица.
   – Голову даю на отсечение, что когда-нибудь эта красавица доиграется, – сквозь зубы прошипела Уиллабелл. – Вот посмотрите, в один прекрасный день масса выставит ее за дверь!
   – Как вы думаете, может, мне стоит пока побыть у себя в комнате? – задумчиво произнесла Лирин. – Похоже, мисс Марельда меня не переваривает.
   Негритянка ухмыльнулась во весь рот:
   – Да вы не волнуйтесь об этом, миз! Сдается мне, вам же будет лучше, если вы не станете прятаться в комнате, как пугливая мышка. Иначе эта нахалка и впрямь вобьет себе в голову, что окрутила массу Эштона! Она и так всю неделю охотилась за ним, как кошка за мышонком.
   – Вы хотите сказать, что я должна помешать ей? А может, тоже принять участие в охоте? – воскликнула Лирин. – Да ведь я едва знаю господина Уингейта!
   – Ах, деточка, послушайтесь умного совета – не торопитесь отвергнуть его! Ну где вы найдете другого такого, чтобы так сходил с ума от любви к вам?! Конечно, он мужчина, кто спорит, так ведь и вы женщина, и прехорошенькая. Только не забудьте, что и Марельда тоже.
   Лирин уже открыла было рот, чтобы резко возразить, но передумала. С какой стати ей спорить с Уиллабелл? Не хватало еще доказывать, что ей и в голову не придет бегать за незнакомым человеком. К тому же у нее и без того было о чем беспокоиться. Как только она прекратит сопротивление и согласится считать его мужем, перед ней немедленно встанет более серьезная проблема. Ведь тогда ей неминуемо придется лечь с ним в постель, а у нее не было ни малейшего желания очертя голову кидаться в непонятную авантюру, которая могла кончиться бог знает чем. Нет, нельзя терять голову! Придется уповать на то, что все проблемы решатся сами собой, как только к ней вернется память.
   Тем не менее тот, кто так уверенно назвал ее своей женой, не мог не вызвать у нее жгучего интереса. Глупо было отрицать, что он дьявольски привлекателен и умеет держать себя с достоинством. Это стало еще более очевидным, когда он первый раз пришел к ней в спальню. Как и положено хорошо воспитанному человеку, он ждал за дверью, пока Уиллабелл не доложила о нем, и только потом появился на пороге. На следующий день Лирин заметила, что при появлении Эштона ее сердце начало биться чаще, а щеки залил предательский румянец – словом, все это свидетельствовало о том, что этот человек ей небезразличен.
   Уиллабелл между тем широко распахнула дверь, предоставляя Эштону возможность полюбоваться плодами их трудов. Его нетерпеливый взгляд пробежался по комнате и остановился на тоненькой фигурке Лирин. Она стояла у окна, и утреннее солнце щедро заливало ее своим светом. Длинные волосы, рассыпавшиеся по плечам и спине, будто роскошный плащ, отливали чистым золотом. Эштон восхищенно взглянул на нее, и слабая улыбка показалась у него на губах.
   – Я должна поблагодарить вас за щедрость, – пробормотала Лирин. – Ваши подарки просто прелестны. Это очень благородно с вашей стороны – позаботиться обо мне.
   – Вы позволите мне войти? – спросил он.
   – Ах да, конечно, – застенчиво прошептала она, все еще не переставая удивляться, что он спрашивает у нее разрешения.
   Уиллабелл протиснулась мимо Эштона к выходу и, перед тем как плотно прикрыть за собой дверь, торжественно объявила:
   – Пойду принесу вам чего-нибудь попить, масса.
   Эштон сделал несколько шагов, не в силах отвести глаз от жены. Его тянуло к ней, как замерзшего – к теплу очага, голодающего – к накрытому столу. Он пожирал голодными глазами ее нежную красоту, кровь его бешено бурлила в жилах, но холодок страха при мысли о том, что он может совершить роковую ошибку, немного охладил пыл Эштона. Шутка ли сказать – очнуться в один прекрасный день в совершенно незнакомом для тебя мире, где все лица вокруг кажутся чужими, и, что самое страшное, ты даже не можешь сказать, кто ты, потому что и сам этого не знаешь, не знаешь ничего, что было с тобой раньше!
   – Позвольте сказать вам, сударыня, что вы еще никогда не были так прекрасны, как сегодня.
   – Даже с этими синяками и ссадинами? – недоверчиво спросила она.
   – Бог с ними. Я так долго был лишен счастья видеть вас, что сейчас даже не замечаю их. – Его пальцы нежно коснулись ее щеки. – А кроме того, они уже едва заметны. Вы и оглянуться не успеете, как от них не останется и следа. – Склонив голову, он окунул лицо в густую массу отливающих золотом волос и закрыл глаза, с наслаждением вдыхая их знакомый аромат и чувствуя, как в груди поднимается теплая волна воспоминаний, застилая разум и заставляя забыть о доводах рассудка.
   Его близость тоже взволновала Лирин. Каждая клеточка ее тела чувствовала исходивший от Эштона жар. Горячее дыхание защекотало ей ухо, она украдкой бросила взгляд туда, где распахнувшаяся рубашка приоткрыла сильную шею и выпуклые мышцы заросшей густыми волосами груди. Он склонился к ней, и она затрепетала, испуганно отпрянув в сторону. Ее рука невольно протянулась вперед, как бы защищаясь. Пальцы коснулись твердого, как гранит, тела, и словно электрический разряд пробежал между ними. Голова у нее закружилась, сердце бешено застучало. Чувствуя, как горячая краска заливает лицо, она сделала шаг назад и сжала виски, словно от сильной боли.
   – Мне очень понравилось все, что вы купили для меня, – едва проговорила Лирин, с тревогой глядя ему в глаза. Она старалась держаться от Эштона на безопасном расстоянии, решив, что так будет лучше. – Я все думаю, а где же та одежда, что я носила раньше? Здесь нет ни одного платья, по крайней мере я не нашла ни одного.
   – Не обращайте внимания, – небрежно отозвался он. – Все это мелочи. В конце концов несколько новых платьев меня не разорят, можете быть спокойны. А когда вы окрепнете достаточно, чтобы выйти из дому, мы вместе подумаем над тем, как пополнить ваш гардероб.
   Лирин почувствовала, что ее охватывает паника.
   – Разве вы не боитесь, что я просто ловкая мошенница, которая охотится за вашим состоянием? Тем более что до сих пор остаются некоторые сомнения, на самом ли деле я ваша жена.
   Эштон негромко рассмеялся.
   – Вот как? И кто же в этом сомневается, позвольте узнать?
   Лирин слегка пожала плечами.
   – Кое-кто считает, что вас просто обвели вокруг пальца.
   – Похоже, к вам заходила Марельда? – спросил он и, заметив робкий кивок, взял ее за подбородок и заставил встретиться с ним взглядом. – Марельда ни разу не видела вас до недавнего времени, и она будет последней, кто согласится признать, что вы моя жена.
   – Хотелось бы мне так же твердо верить в это, как вы. – Отвернувшись от него, Лирин потерла руками виски и с досадой тряхнула головой. – Ведь я чувствую, что память моя не умерла навсегда, порой мне кажется, что еще немного – и я все вспомню! Но словно что-то мешает мне сделать это, какой-то невидимый барьер. – Она тяжело вздохнула. – Ведь я сама себя не знаю!
   Шагнув к ней, Эштон негромко произнес:
   – Кое-что я могу рассказать, если хотите. Но мы с вами так мало были вместе, что, боюсь, вряд ли вам это поможет.
   Она обернулась и с мольбой посмотрела на него:
   – Все равно, пожалуйста, расскажите мне все, что знаете!
   Эштон увидел ее измученное тревогой и неуверенностью лицо, и на душе его потеплело. Протянув руку, он нежно коснулся кончиками пальцев щеки Лирин и не торопясь начал по порядку:
   – Вы родились двадцать три года назад в Новом Орлеане. Ваше имя – Лирин Эдана Сомертон. Ваша мать, Дейдра Кэссиди, была по происхождению ирландка, отец – англичанин. У вас есть сестра, Ленора Элизабет Сомертон, она тоже родилась в Новом Орлеане.
   – А кто из нас старше – она или я?
   Эштон запнулся, потом взглянул на нее и виновато улыбнулся:
   – Извини, любимая. Я был так влюблен в тебя, что даже не удосужился спросить об этом.
   Эти слова и то, как они были сказаны, заставили ее снова вспыхнуть от смущения. Чуть слышным шепотом она пролепетала:
   – Продолжайте.
   Эштон подошел к окну и, отдернув шторы, выглянул наружу.
   – Когда скончалась ваша матушка, она оставила вам с сестрой дом на побережье, в Билокси. Вам также принадлежит особняк в Новом Орлеане – он достался вам по наследству от деда. Завещание было составлено, еще когда вы жили у него в доме. Хотя он и умер в полной уверенности, что вы утонули, тем не менее мистер Кэссиди почему-то не счел нужным изменить завещание. – Опустив тяжелую шелковую штору, Эштон повернулся к ней и заложил руки за спину. – Так что можете убедиться сами, сударыня, у вас есть собственность, и немалая, а если учесть, что ваш отец – весьма богатый английский коммерсант, то вам нет никакой необходимости охотиться за моими деньгами. – Он слегка усмехнулся. – По правде говоря, вы сами довольно лакомый кусочек для любого охотника за приданым. Уж будь я на мели, поверьте, я бы своего не упустил!
   Она радостно встрепенулась, охотно откликнувшись на эту шутку:
   – Как прикажете вас понимать, сэр? Неужели это и есть причина вашего настойчивого желания, чтобы я признала вас своим мужем? – Увидев, что Эштон весело улыбается, она еще больше расхрабрилась: – Держу пари, сударь, что вы по натуре повеса.
   – Мадам? – Его брови изумленно поползли вверх.
   Она кивнула в сторону постели, которая была завалена платьями, рубашками и чулками.
   – Похоже, вы знаете, как одеть даму… – Она кокетливо опустила глаза. – Вернее, как ее раздеть!
   Эштон шутливо поднял руки вверх:
   – Помилуйте, мадам, без вас я жил, словно святой отшельник!
   – Х-м, – пробормотала Лирин, бросив на него недоверчивый взгляд. – Кто бы мог подумать!
   – Не волнуйся, любовь моя, – прошептал Эштон, и в глазах его загорелся огонек страсти. – Клянусь, я и думать забыл о других. В памяти моей жил лишь твой образ!
   – Мой образ? В самом деле? – В голосе ее послышались саркастические нотки. – И как же долго он там жил, позвольте узнать? Неделю? Месяц? Или, может быть, целый год?
   Эштон радостно рассмеялся. При мысли о том, что перед ним прежняя живая и остроумная Лирин, на душе у него стало легче. Он лукаво подмигнул ей:
   – Если бы не ваши синяки да шишки, радость моя, уж поверьте, я бы не упустил случая доказать вам на деле, как я скучал без вас.
   Ее улыбка вдруг увяла.
   – Похоже, вам не впервой очаровывать женщин, сэр, пользуясь их слабостью. Я могу только уповать на то, что не стану игрушкой в непонятной игре, которую вы затеяли за моей спиной.
   Почувствовав, что она и в самом деле боится, Эштон мигом перестал улыбаться и удивленно нахмурился:
   – Чего вам страшиться, Лирин?
   Она тяжело вздохнула и отвернулась. Прошло немало времени, прежде чем Лирин снова взглянула на него.
   – Я боюсь, что вы ошибаетесь, что я вовсе не ваша жена и что, если я соглашусь считать вас своим мужем, не исключено, что когда-нибудь я горько пожалею об этом. К тому же может оказаться уже слишком поздно. Вдруг у меня появится ребенок? А если я полюблю вас, что тогда будет? Что это принесет мне, кроме боли и страданий?..
   Эштон шагнул к ней и замер, в душе его бушевал пожар. Он едва сдержался, чтобы не стиснуть ее в объятиях.
   – Я люблю вас, Лирин. Поверьте, у меня и в мыслях нет шутить с вами. Когда-то я просил вас стать моей женой, потому что просто не мыслил себе жизни без вас. И если небесам будет угодно благословить нашу любовь и у нас родится ребенок, он унаследует и мое имя, и мое состояние. Клянусь вам в этом.
   Несмотря на то что Лирин благоразумно старалась держаться от него подальше, она чувствовала, как постепенно попадает во власть его мужских чар. Казалось, стоило только протянуть руку, чтобы обрести покой и защиту, которые он предлагал ей. Она уже готова была поддаться искушению и принять этот дар.
   – Так странно привыкать к мысли, что у тебя есть муж, когда ничего не знаешь даже о самой себе!
   – Я все понимаю, милая. Да и были мы вместе так недолго, что не успели до конца узнать друг друга. – Эштон взял руку Лирин и задумчиво посмотрел на ее изящные пальцы. На среднем пальце поблескивало тоненькое золотое колечко. – Взгляните на это кольцо. Вы его узнаете? Мы поженились так быстро, что у меня хватило времени купить вам только самое простое колечко.
   Она почувствовала, как он ласкает ее взглядом, и попыталась взглянуть в его глаза.
   – Может быть, мы и в самом деле муж и жена, Эштон, и это просто нелепый страх не дает мне согласиться с вами.
   – Не терзай себя, любимая, – шепнул он. – Я уверен, очень скоро память вернется к тебе и ты сама узнаешь правду.
   – Скорей бы.
   – Я тоже не могу дождаться этого, родная. Я тоже.

Глава 4

   Гостиная была тем местом, где обычно по вечерам собиралось семейство Уингейтов перед тем, как отправиться ужинать. Время проводили очень приятно: непринужденная беседа за бокалом шерри, а порой и чем-нибудь более крепким, вышивание, игра на клавесине. Бывало и так, что к жеманному клавесину присоединялся звучный низкий голос виолончели, тогда музыка наполняла весь дом. Оба инструмента то пели дуэтом, сплетая свои голоса вместе, то соло, как сейчас. Звуки эти долетели и до ушей Марельды, и прежние надежды возродились в ее душе. Единственным человеком в доме, в чьих руках виолончель звучала с таким чувством, был Эштон. Марельде вдруг пришло в голову, что она уже потеряла счет многочисленным талантам Эштона.
   Девушка остановилась в холле перед огромным зеркалом, чтобы в последний раз критически осмотреть свой туалет. Темные, как вороново крыло, блестящие волосы были искусно уложены в высокую прическу так, чтобы выгодно подчеркнуть красоту ее лица: крупными волнами были собраны и приподняты дорогой заколкой и сверкающим каскадом мелких локонов сбегали вниз, открывая крохотное ушко. Лелея надежду, что, может быть, сегодня Эштон будет ужинать вместе со всеми, Марельда надела роскошный туалет из темно-алой тафты. Уверенная, что ее надеждам суждено сбыться, девушка торжествующе улыбнулась своему отражению в зеркале. Похоже, она не ошиблась, выбрав это платье. Спереди, где кружевная шемизетка украшала верхнюю часть узкого корсажа, были искусно вшиты накладки, которые приподнимали вверх ее маленькие груди, что придавало им невероятно соблазнительный вид. Низкий вырез корсажа открывал гораздо больше, чем позволяли правила приличия. Взгляд любого мужчины вряд ли смог бы оторваться от такого декольте, а поскольку Эштон всегда был чрезвычайно неравнодушен к женским прелестям, то Марельда была уверена, что ее красота не останется незамеченной. Конечно, подобные вольности в туалете могли привести в негодование пожилых дам, но если наградой будет интерес Эштона, то стоит попробовать. Марельда всегда умела пользоваться мужскими слабостями. Да и глупо было бы отойти в сторону и бессильно скрежетать зубами, наблюдая, как эта мерзавка ловко пользуется своим положением.
   Неслышно подкравшись к двери, за которой скрывалась ненавистная соперница, Марельда замерла, жадно ловя доносившиеся из комнаты звуки. Хорошо был слышен низкий голос Уиллабелл, но слова, которые она говорила, Марельда не смогла разобрать. Впрочем, подумала она, вряд ли это так уж важно. Эта ленивица скорее всего предпочтет понежиться в постели, а о том, чтобы спуститься к ужину, и говорить нечего. За всю неделю она так и не решилась покинуть свое убежище, старательно играя роль бедной, больной и беспомощной девушки.
   «Вот дура! – подумала злобно Марельда. – Пока она там изображает из себя слабенькую и нежится под кружевным одеяльцем, я успею заполучить Эштона. Он еще дважды подумает, прежде чем признать эту шлюху законной супругой!»
   Она весело замурлыкала себе под нос, спускаясь по широкой лестнице. При мысли о том, что через мгновение Эштон увидит ее во всем великолепии, Марельда сияла от счастья. В конце концов, нельзя отрицать, что она красавица, обладающая способностью кружить головы всем мужчинам подряд. При этом она была достаточно умна и осторожна, чтобы поступиться своим драгоценным целомудрием и не менее драгоценной репутацией недотроги. Не то чтобы она избегала любовных свиданий, но умела остановиться вовремя, когда распаленному поклоннику уже казалось, что еще немного – и она уступит. Но нет, Марельда и не думала рисковать, лишив себя тем самым надежды когда-нибудь выйти замуж за Эштона.
   Чтобы своим появлением добиться ошеломляющего эффекта, Марельда на цыпочках подкралась к дверям гостиной и стала так, чтобы видеть все, что там происходит, оставаясь незамеченной. Аманда и тетушка Дженнифер удобно устроились возле камина и проворно работали иголками, наслаждаясь звуками виолончели. Целиком погрузившись в игру, Эштон сидел ближе к дверям и, похоже, ничего не замечал. Взгляд его был устремлен куда-то вдаль, как у человека, который так поглощен своими раздумьями, что ничего не видит и не слышит. Но что так занимало его мысли? Неужели это как-то связано с той негодяйкой, что расположилась наверху, словно у себя дома?! Нет, этого допустить нельзя!
   – Добрый вечер! – пропела она, довольная произведенным впечатлением.
   Это было именно то, на что она рассчитывала. Эштон оглянулся, и музыка резко оборвалась, заставив престарелых дам удивленно поднять головы. Тетушка Дженнифер при виде Марельды нечаянно воткнула иголку в палец и невольно вскрикнула от боли.
   – Боже милостивый! – выдохнула Аманда и, откинувшись на спинку кресла, прижала сухонькую руку к груди.
   Только Эштон, казалось, не обратил ни малейшего внимания на вызывающий туалет Марельды. Он неторопливо встал и приветствовал ее спокойной улыбкой.
   Темноволосая красавица указала на клавесин:
   – Не будете возражать, если я к вам присоединюсь?
   – Буду только рад, – отозвался Эштон, вежливо провожая ее к инструменту.
   Подождав, пока Марельда уселась, он вернулся на свое место. Проворные пальчики девушки быстро пробежали по клавишам клавесина, и она кивнула ему, давая понять, что готова и можно начинать. Божественная музыка вновь наполнила дом волшебными звуками. Но вот вступил клавесин, и очарование вмиг исчезло. Прекрасная музыкантша то забегала вперед, то опаздывала на такт, заглушая громкими аккордами низкий голос виолончели. Бедная тетушка Дженнифер сморщилась, как от зубной боли. Она низко склонила голову над вышиванием, стараясь не слушать, но это ей плохо удавалось, и иголка еще не раз кольнула ей палец. Аманда продолжала хмуриться, потом вздохнула и отвернулась. Но Эштон, посмотрев в ее сторону, заметил, что бабушка покачивает в такт головой, словно подгоняет Марельду. Он с трудом спрятал насмешливую ухмылку и, сжалившись над бедными старушками, напоследок взял несколько эффектных аккордов и отложил смычок. Склонившись к виолончели, Эштон задумчиво пощипывал струны, словно недовольный собственной игрой. Марельда встала из-за клавесина и неторопливо проследовала к буфету, где стоял серебряный поднос с хрустальными бокалами. Повернувшись к Эштону спиной, она взяла один из них и доверху наполнила его неразбавленным бренди. Сделав глоток, Марельда подошла к мужчине, который так много значил для нее.
   В эту минуту неодобрительный взгляд Аманды упал на нее, и старушка еще больше нахмурилась, отметив возмутительно низкий вырез ее роскошного платья. Морщинистые щеки старой леди покрылись багровыми пятнами, ей давно уже не случалось быть свидетельницей такого откровенного, даже бесстыдного показа женских прелестей. В холле громко пробили старинные часы, и старушка обрадовалась поводу отвлечь свое внимание от Марельды.
   – Где Уиллабелл, хотелось бы мне знать?! Обычно в это время она или бегает взад-вперед, накрывая на стол, или сводит с ума поваров, торопя их подавать ужин.
   Эштон откликнулся, не поднимая глаз:
   – Скорее всего она и сейчас на кухне, доводит до белого каления Берту.
   Это как раз был тот самый предмет, который вызывал у Марельды неизменное раздражение.
   – Знаете, Эштон, – не удержалась она, – по-моему, вы совершенно распустили своих слуг. Где это видано, чтобы чернокожим было все позволено?! А уж эта Уиллабелл распоряжается здесь, словно у себя дома.
   Эштон резко дернул струну. Раздался пронзительный звук, и Марельда от неожиданности вздрогнула, а Эштон приложил ухо к инструменту, делая вид, что поглощен его настройкой.
   Но не в привычках Марельды было так легко отступать.
   – Вы слишком избаловали своих людей, – упрямо продолжила она. – Господи, да любой, кто увидит вас, может подумать, что они – ваша семья, а не прислуга!
   – У меня и в мыслях не было нянчиться с ними, – ответил он мягко, но твердо. – Но я выложил за них кругленькую сумму и не вижу никаких оснований портить свое приобретение, плохо обращаясь с ним.
   – До меня долетели слухи, что вы даже платите им жалованье, будто они и не рабы вовсе. Смотрите, не пройдет и нескольких лет – и они окажутся на свободе! Похоже, вы и не подозреваете, что сказано в законе об освобождении рабов!
   Эштон медленно поднял на Марельду глаза, оставив без внимания ее выставленные напоказ прелести. Он не был ни шокирован, ни приятно удивлен столь вызывающим туалетом. Нет, его глаза лишь равнодушно скользнули по декольте, и он заговорил:
   – Любой из рабов, если он превыше всего ценит свою свободу и готов пойти на что угодно, лишь бы добиться ее, не представляет для меня никакой ценности. При малейшей возможности он попытается удрать, а если его заковать в цепи, то какой от него вообще толк? Поэтому, если раб мечтает о свободе, пусть работает в полную силу, а когда окупит заплаченную за него цену – скатертью дорога! Все очень просто, и я не нарушаю ни одного закона.
   – Странно, что ваши убеждения не мешают вам вообще иметь слуг.
   – Послушайте, Марельда, мне кажется, я уже убедил вас в том, что Бель-Шен процветает. Поэтому не вижу смысла продолжать этот разговор. – С этими словами он вновь склонился над виолончелью и тронул смычком струны.
   Комнату наполнили чарующие звуки. Эштон погрузился в волшебный мир музыки, с радостью чувствуя, как понемногу уходит раздражение. Мысли его вновь вернулись к Лирин. Прежде чем спуститься в гостиную, он подошел к ее двери, но неумолимая Уиллабелл отослала его прочь под тем предлогом, что его жена не одета. А он так мечтал увидеть ее и теперь, потерпев неудачу, совсем пал духом. Сколько же она будет прятаться от него? А что, если она так и не сможет поверить и смириться с мыслью, что они женаты?
   Раздался какой-то неясный звук, Эштон обернулся и растерянно заморгал. Ему показалось, что на пороге комнаты возникло дивное видение. Руки его опустились, горло перехватило. Издав жалобный стон, смолкла виолончель, и на пол с глухим стуком упал смычок. В комнате воцарилась тишина. Это был именно тот образ, что три долгих года преследовал его во сне, только на этот раз он был восхитительно реален.
   – Лирин? – Он так и не понял, произнес ли он вслух это имя или оно просто вспыхнуло в его сознании.
   Марельда испуганно оглянулась, и бокал с бренди выскользнул из ее рук, так что янтарная жидкость залила пышные юбки. Она пожирала взглядом ненавистную соперницу, чуть не рыдая от ярости и отчаяния.
   Из-за плеча Лирин выглядывала сияющая Уиллабелл. Она торжествующе ухмылялась во весь рот, довольная своим творением и тем впечатлением, которое оно произвело на присутствующих. Коль скоро Лирин хозяйка дома, то и выглядеть она должна соответственно своему положению.
   Эштон выпрямился во весь рост. При виде красоты жены сердце его заколотилось в груди. Он пожирал ее глазами, не в силах налюбоваться ею. Светло-каштановые волосы Лирин были подняты на затылке и собраны в узел, мягкими волнами падая на плечи. Прическа шла ей необычайно, делая фигуру совсем тоненькой и воздушной, ее хрупкость еще больше подчеркивало нежно-розовое, похожее на утреннюю дымку платье. Длинные, до запястья, рукава из натурального шелка заканчивались атласными манжетами в тон изящному воротничку-стойке, из-за которого были выпущены крохотные рюши, придававшие Лирин очаровательно чопорный вид. Но Эштон хорошо знал, что под этим строгим нарядом скрыта теплая, трепещущая женская плоть. Лицо Лирин немного побледнело после тех усилий, которые ей потребовались, чтобы добраться до гостиной, но от нее веяло такой притягательной женственностью, что Эштон стоял как завороженный, не видя ничего, кроме светло-зеленой бездны ее глаз, грозившей вот-вот поглотить его.
   Губы Лирин тронула смущенная улыбка, но глаза по-прежнему были прикованы к нему, хотя обратилась она ко всем.
   – Уиллабелл уверяет, что вы не станете возражать, если я присоединюсь к вам за ужином, – немного неловко, как бы извиняясь, сказала она. – Мне бы не хотелось показаться навязчивой, поэтому, если это вам неудобно, ничего страшного. Я с удовольствием поем, как обычно, в своей комнате.
   – Даже слышать об этом не желаю! – воскликнул Эштон, так что все вздрогнули. Отодвинув в сторону виолончель, он протянул руку жене. Сжав ее пальцы, Эштон повернулся к негритянке: – Уиллабелл, немедленно прикажи, чтобы поставили еще один прибор.
   – Не волнуйтесь, масса. – Уиллабелл улыбнулась при виде того, с какой охотой он взял на себя все заботы о Лирин. – Я уже распорядилась!
   – Прошу вас. – Лирин смущенно порозовела, чувствуя на своем лице его обжигающий взгляд. – Я слышала, как вы играли. Продолжайте, пожалуйста.
   – Только если вы присоединитесь ко мне, – прошептал он.
   – Я?! – Лирин даже растерялась от неожиданности, когда Эштон кивком указал на клавесин, и попробовала было возражать: – О нет, я не умею… то есть мне кажется…
   – Давайте попробуем. – Эштон подвел ее к инструменту и взял одну-две ноты.
   Клавесин ответил высоким, музыкальным тоном. Пока Лирин усаживалась, Эштон пробежался по клавишам, наигрывая простую мелодию. Немного поколебавшись, она положила пальцы на клавиатуру и робко повторила мотив. Радостно рассмеявшись, когда у нее все получилось, Лирин подняла к нему лицо. Он тоже заулыбался и заиграл дальше, а она с восторгом вторила ему. Ее пышные юбки путались у него под ногами. Заметив это, Лирин подвинулась и освободила ему место рядом с собой. Они в четыре руки сыграли небольшую пьесу, бледные пальчики Лирин порхали по клавишам верхнего регистра, Эштону достались басы. К ее величайшему удивлению, на память ей вдруг пришли забавные куплеты, она попробовала было нетвердым голосом, а потом, сама себе не веря, пропела их от начала до конца. Слова песенки вдруг всплыли в ее сознании, как по волшебству. Когда прозвучала последняя нота, оба весело захохотали. Рука Эштона сама собой обвилась вокруг талии Лирин, и этот жест показался всем настолько естественным, словно по-другому и быть не могло.
   – Это было восхитительно, сударыня. Благодарю вас.
   – И я вас, – улыбаясь, ответила она.
   Марельда стиснула зубы, видя, как ее тщательно продуманный план обольщения Эштона с треском провалился. Рассеянно вслушиваясь в их разговор, она буквально умирала от зависти. Было нестерпимо видеть, как эти двое льнут друг к другу. Подумать только, она, такая соблазнительная, сидит никем не замеченная, а тот, кого она так добивается, не сводит глаз с этой рыжей потаскушки. А в ее сторону даже не смотрит! Если бы не гордость и оскорбленное самолюбие, она бы предпочла вообще уйти.
   Впрочем, никто не разделял чувств Марельды. У Аманды при виде Лирин сразу же улучшилось настроение. Она заметила, что эти двое замечательно подходят друг другу. Рядом они выглядели просто великолепно: мужественная красота Эштона как нельзя лучше оттеняла хрупкую женственность Лирин. Идеальная пара!
   Аманда и Дженнифер обменялись понимающими улыбками. Старые леди были вне себя от радости. Единственное, о чем обе сожалели, так это о том, что они так долго были лишены удовольствия увидеть Лирин, нового члена их семьи.
   Ударили в гонг, приглашая всех к ужину, и Эштон с гордостью повел жену к столу. Марельде пришлось шествовать за ними в гордом одиночестве. Она в бессильном гневе наблюдала, как рука Эштона по-хозяйски обвила тонкую талию и легонько сжала ее. Нетерпеливо отмахнувшись от Уиллиса, который бросился к ней, чтобы отодвинуть стул, Марельда намеренно остановилась, ожидая, что это сделает Эштон. Но когда он неохотно подошел, она в тот же момент ловко уронила платочек и не торопилась нагибаться, чтобы поднять его. Пусть лучше это сделает Эштон. Тогда ее обнаженная грудь предстанет перед ним во всей красе. Обе старые леди в эту минуту только появились на пороге столовой и пропустили самое начало спектакля, но Лирин была достаточно умна и наблюдательна, чтобы разгадать замысел Марельды. Похоже, Уиллабелл в проницательности не откажешь, негритянка не ошибалась насчет Марельды. Видно, та и впрямь намерена вскружить голову Эштону и завладеть его состоянием, поэтому готова пойти на все, лишь бы добиться своего.
   Но Эштон и на этот раз остался равнодушным к прелестям Марельды. Нагнувшись, он молча положил маленький платочек возле ее прибора и скосил глаза на Лирин, стараясь угадать, о чем та думает. Заметив ее широко распахнутые от удивления глаза, он незаметно пожал плечами, не видя другого способа успокоить жену в присутствии посторонних.
   – Как замечательно, что вы наконец с нами, дорогая моя! – промолвила Аманда, останавливаясь за стулом Лирин и ласково сжимая ей руки.
   – Конечно, замечательно, – энергично закивала тетушка Дженнифер.
   Искренняя радость старушек растрогала Лирин. Она смахнула невольно набежавшие на глаза слезы и благодарно улыбнулась:
   – Спасибо вам.
   Пока длился ужин, Марельда мучилась несказанно. Она ни минуты не верила ни в смущение Лирин, ни в ее скромность, считая это прикрытием расчетливой и хитрой натуры, и следила за ней, как змея следит за своей жертвой, готовая в любую минуту броситься на нее. Но все было напрасно. В поведении соперницы не было ничего, что позволило бы обличить ее и вывести на чистую воду. Однако мысль о том, что эта маленькая дрянь находится в центре внимания, а ее, Марельду, никто не замечает, была нестерпима. Она кипела от возмущения при виде того, как домочадцы Эштона и его чернокожие слуги ухаживали за этой рыжеволосой авантюристкой.
   Как только ужин закончился, Лирин почувствовала, что силы ее на исходе. Она торопливо извинилась и встала. Эштон последовал за ней, даже не повернув головы в сторону Марельды, которая кинула на него призывный взгляд. Подхватив жену под локоть, он торопливо вывел ее из комнаты. Лирин почувствовала легкое головокружение. Заметив, что она вот-вот упадет, Эштон остановился у лестницы и подхватил Лирин на руки. Обнимая ее, он вдруг заметил, что лицо жены исказила гримаса боли.
   – Что с вами? – озабоченно пробормотал Эштон. – Я сделал вам больно?
   – Нет, нет, все в порядке! – поспешно откликнулась Лирин. – Это все тот рубец у меня на спине.
   Щеки ее слабо порозовели. Она удобно устроилась на его руках и, обняв его шею, прислонилась головой к плечу. Стоило ей только дотронуться до него, как по телу будто пробежал электрический разряд. Его мужская сила, энергия, которую он буквально излучал, действовали на нее неотразимо, особый, присущий только ему запах дурманил голову. Она уже начинала понимать, почему Марельда так страстно желала завладеть этим мужчиной. Мысль о том, чтобы принадлежать этому человеку навсегда, сделаться его женой, теперь уже не так пугала ее. Лирин поймала себя на том, что находит в этом даже известную привлекательность.
   Брови Эштона сурово сдвинулись, ему на память пришли слова Уиллабелл по поводу раны на спине Лирин.
   – Вы помните, откуда у вас этот рубец?
   Лирин слегка пожала плечами и неуверенно улыбнулась:
   – Думаю, я упала и ударилась.
   – А Уиллабелл считает, что кто-то вас ударил. Вы помните что-нибудь подобное? На вас кто-то напал?
   – Да нет же, ничего подобного. С чего бы это?
   – Вы не будете возражать, если я осмотрю вашу рану? – с надеждой спросил он. Встретив ее удивленный и немного смущенный взгляд, он твердо посмотрел ей в глаза. – Только чтобы удовлетворить свое любопытство, радость моя.
   Лирин лукаво посмотрела на Эштона.
   – Держу пари, что мне случалось слышать от мужчин и более убедительные объяснения.
   Он засмеялся, словно напроказивший мальчишка.
   – Что поделать, сударыня. Я еще не забыл, какая у вас красивая спина, я таких никогда не видел. Вы вправе гордиться ею. И уж конечно, должны проявить снисходительность к бедняге, которому приходится выдумывать бог знает что, лишь бы найти предлог посмотреть на нее. – Добравшись до спальни, он ударом ноги распахнул дверь и перешагнул через порог. – А если честно, то я отлично знаю ваше прелестное тело, каждый его дюйм. – Его глаза скользнули вниз, задержавшись на груди Лирин. – Боже мой, вы такая нежная, восхитительно женственная…
   Лирин сделала попытку отвлечь его от опасной темы:
   – Боюсь, что я невольно испортила вам вечер: вам пришлось оставить семью и гостью! Получилось так неудобно.
   – Напротив, любимая, это я должен поблагодарить тебя, что ты дала мне возможность исчезнуть вместе с тобой.
   Она взглянула на него и не смогла удержаться от лукавой усмешки.
   – А мне почему-то показалось, что ты наслаждался этим представлением.
   Глаза Эштона вновь остановились на ее груди, и Лирин вспыхнула, заметив, как в них загорелось желание.
   – Мне случалось видеть куда более захватывающие зрелища. Особенно когда я удостаивался чести быть в обществе моей нынешней спутницы.
   Тело Лирин обжигал огонь, горевший в нем с той минуты, как он прикоснулся к ней в первый раз. Между ними снова пробежала искра, и, почувствовав это, Лирин затрепетала. Собравшись с духом, она едва нашла в себе силы, чтобы пролепетать:
   – Мне кажется, вы уже можете опустить меня.
   Стараясь не обращать внимания на тянущую боль в чреслах, Эштон вел себя по-прежнему галантно и осторожно положил Лирин на кровать, застланную свежими простынями.
   – Прошу вас отметить, сударыня, что вы в постели, целая и невредимая, и ни одной новой ссадины. Только мне почему-то кажется, что на вас слишком много всего надето, чтобы вы чувствовали себя удобно. Вы позволите вам помочь?
   Она отклонила его предложение, подавив смущенный смешок:
   – Нет уж, лучше я подожду Уиллабелл.
   – А почему, позвольте спросить?! Чем вас не устраивают мои заботливые руки? Неужели вы считаете, что репутация жены пострадает, если станет известно, что ее собственный муж помог ей лечь в постель? – Его губы раздвинулись в широкой улыбке, и Лирин увидела, как ослепительно сверкнули белоснежные зубы. – Обещаю быть паинькой.
   Лирин притворно нахмурилась, показывая, что не верит ему.
   – Похоже, вы из тех мужей, кто более чем серьезно относится к своим супружеским обязанностям.
   – Еще бы! – фыркнул он. – А как же иначе?
   Она засмеялась.
   – Почему-то я не чувствую себя с вами в полной безопасности.
   – Да Бог с вами, сударыня! Неужели вы можете себе представить, чтобы муж набросился на собственную жену, будто голодный зверь?
   – Если ему невтерпеж, почему бы и нет? – коротко бросила она.
   – Похоже, вы меня раскусили, – тут же сознался он, – но разве мне нельзя доверять? Если уж я смог держать себя в узде, когда снимал с вас платье, так неужели же это не лучшее доказательство, что мне всего нужнее вы и ваша любовь?
   – Сдаюсь. Вы меня убедили. – Лирин откинулась назад, успев признаться в душе, что уступила достаточно охотно, во всяком случае, более охотно, чем следовало бы.
   Казалось, она вот-вот отбросит мысль о том, что следует быть осторожной и не позволять эмоциям завладеть собой. Что же такое было в этом человеке, что заставило ее уступить с удивительной легкостью? Конечно, он красив, никто этого и не отрицает. Более того, в нем была какая-то особая мужественность, которая отчаянно влекла к себе.
   – Только постарайтесь сдержать слово, сэр. Доверие – это то, без чего брак невозможен.
   У Эштона вырвался довольный смешок, и он принялся сражаться с тугими крючками. Через мгновение из груди его вырвался глухой стон: платье сползло с плеч, приоткрыв отвратительный рубец. Он сдвинул ниже тонкую ткань, чтобы хорошенько рассмотреть его, и Лирин беспокойно зашевелилась.
   – Тише, тише, любовь моя, – серьезно сказал он. – Я только хочу рассмотреть его получше. – Эштон взял лампу и поднес ее поближе. При виде багрового рубца внутри у него все закипело. Он нахмурился, вспомнив толстуху надзирательницу, которая так жестоко стегала хлыстом бедняг, неосторожно приближавшихся к костру, но, по его мнению, рана была нанесена чем-то гораздо более тяжелым, чем ивовый прут.
   – Я сомневаюсь, что вы заработали эту рану, свалившись с лошади. С вами стряслось что-то другое, куда более страшное!
   Эти слова произвели на Лирин сильное впечатление. Ей и в голову не приходила такая вероятность, не говоря уже о том, чтобы вспомнить, что же с ней случилось. Она повернулась к Эштону, но испытала новое потрясение, встретив пристальный взгляд его горящих глаз. Все мысли мгновенно вылетели у нее из головы. Нежное, заботливое выражение исчезло с лица Эштона, черты его окаменели и напоминали маску. Он не скрывал безумного желания, которое терзало его. Лирин напряглась. Она видела, как тяжело вздымается его загорелая грудь, покрытая твердыми буграми мышц, как от тяжелого дыхания раздуваются ноздри. Все ее чувства вдруг проснулись, сердце бешено застучало в груди и рванулось к нему. Его жаркий взгляд заставил кровь быстрее бежать в жилах, и она почувствовала, что вся дрожит. Казалось, дотронься он до нее – и она тут же уступит. В последний момент Лирин вскочила на ноги и, бросившись в дальний угол комнаты, спряталась за стоявшую там ширму.
   Наступило долгое, мучительное молчание. Наконец Эштону удалось в полной мере овладеть собой, и он хрипло спросил:
   – Может быть, мне прислать к вам Уиллабелл?
   – Нет, благодарю вас. Думаю, что и сама справлюсь.
   – Не хотите, чтобы я помог вам расстегнуть платье до конца?
   У нее вырвался нервный смешок. Дрожащие пальцы то и дело путались в завязках, дергали крючки, и прошло немало времени, прежде чем она избавилась от нижней юбки и сбросила одежду на пол.
   – По-моему, вы настоящий распутник, сэр.
   Эштон, прохаживаясь по комнате, весело рассмеялся.
   – Это как раз то, что я услышал от вас три года назад.
   – Ну, что ж, стало быть, в голове у меня кое-что сохранилось. Это радует.
   Он встретился с ней взглядом поверх ширмы.
   – Вы так же красивы, как и тогда.
   – Будьте добры, передайте мне сорочку и пеньюар. Они в гардеробе, – попросила она, стараясь избегать той темы, которая, она ничуть не сомневалась, могла завести их далеко.
   Эштон выбрал именно то, что, по его мнению, наиболее выгодно подчеркивало изящество ее форм, и повесил одежду на край ширмы. Ожидая, пока она переоденется, он с удовольствием скинул двубортный пиджак, расстегнул несколько пуговиц на жилете и воротничок у рубашки. Развязав широкий галстук, он отбросил его в сторону. Заметив, что Лирин покинула свое убежище, он окинул ее быстрым взглядом, отметив и мягко округленные ягодицы, и стройные бедра. Он двинулся к ней, забыв обо всем, помня только, что эта женщина принадлежит ему, и чувствуя азарт охотника, преследующего свою цель. Лирин беспокойно оглянулась, инстинктивно ощущая его близость. Положив руку ей на плечо, Эштон приблизил свое лицо и испытующе взглянул ей в глаза. В следующий момент его губы прижались к ее губам. В светло-зеленых глазах на мгновение вспыхнула неуверенность, но тяжелые веки тут же бессильно опустились, и Лирин ответила на его поцелуй. Он был нежным и сладким, мягким и робким, его губы слегка приоткрыли ее рот, словно пробуя его на вкус. Эти жадные, требовательные ласки пробудили в ней древний, как мир, инстинкт любви. Лирин и не подозревала, что желание может быть таким – острым, жгучим, дурманящим голову, сводящим с ума. Его руки скользнули вниз, ладони крепко сжали маленькие, упругие ягодицы, в то время как он покрывал страстными поцелуями все ее тело. Лирин слабо застонала и, вытянувшись, прильнула к нему всем телом.
   Резкий стук в дверь заставил их вернуться к действительности. Хрипло выругавшись сквозь зубы, Эштон заставил себя оторваться от жены и бросил недовольный взгляд на дверь. Поначалу он решил не обращать внимания, рассчитывая на то, что докучливый посетитель уйдет, но в дверь постучали снова. На этот раз громко и требовательно. Эштон со стоном направился к окну. Отодвинув задвижку, он резко распахнул обе створки и высунулся наружу в надежде, что холодный ночной ветерок охладит его пылающую голову, прежде чем он сойдет с ума от бешенства и неутоленного желания.
   Лирин тоже потребовалось несколько минут, чтобы прийти в себя. Голос ее еще немного дрожал, когда она откликнулась:
   – Кто там?
   Из-за запертой двери до нее донесся голос Марельды Руссе:
   – Можно войти?
   Взбешенный Эштон взъерошил и без того растрепанные волосы и хрипло пробормотал:
   – Когда-нибудь я сверну ей шею!
   – Одну минуту, Марельда. – Лирин подошла к двери и, дождавшись, когда Эштон кивнул, повернула ключ.
   – Прошу прощения, я, кажется, забыла у вас книгу на прошлой неделе, – торопливо пробормотала Марельда, ворвавшись в комнату. – А мне так хотелось почитать на сон грядущий. Стоит мне только взять книжку, и глаза просто закрываются. – Ее колючий взгляд быстро обежал комнату, обнаружив того, ради кого она, собственно, и явилась сюда. – О Эштон! – с самым невинным видом удивилась Марельда. Она заметила и их смущение, и сбившуюся одежду, и глаза ее сузились от гнева, хотя на губах по-прежнему играла улыбка: – Прошу прощения, что я побеспокоила вас, дорогой.
   Брови у Эштона сдвинулись, и он хмуро взглянул на нее, ничуть не стараясь скрыть раздражение.
   – Я сейчас уйду, – сказала Марельда, хорошо понимая, что он злится. – По-моему, я оставила книгу где-то на стуле.
   Обежав взглядом комнату, она заметила хорошо знакомый томик, который видела еще во время своего первого визита к Лирин. Доведенной до отчаяния Марельде пришлось выдумать первый попавшийся предлог, чтобы попасть в спальню Лирин. И хотя она предполагала встретить там Эштона, ей с трудом удалось сдержаться, когда подозрения ее оправдались.
   – Ах да, Эштон! – Марельда обернулась. – Мне показалось, что в конюшне какой-то подозрительный шум. Это было как раз перед тем, как я поднялась сюда. Неужели что-то случилось с лошадьми? Может, стоит кого-то послать проверить? Или ты сам сходишь?
   – Да, я сам проверю, в чем там дело, – прорычал Эштон, терпение которого почти истощилось.
   – Я могу побыть с Лирин, пока тебя не будет, – предложила Марельда, обезоруживающе улыбнувшись.
   Они оба вздрогнули, когда неожиданно прозвучал ироничный голос Лирин:
   – Спасибо, Марельда, не стоит.
   – Ну что ж, тогда доброй ночи. И приятных сновидений, – промурлыкала Марельда, выскользнув из спальни.
   Стиснув зубы, чтобы не дать вырваться клокотавшему в нем гневу, Эштон сорвал со стула пиджак и накинул его на плечи, готовый в любую минуту потерять над собой контроль.
   Лирин молча наблюдала за ним и наконец благоразумно решила перевести разговор на другую тему:
   – Надеюсь, с лошадьми все в порядке.
   – Скорее всего это очередная выдумка Марельды, – пробурчал в ответ Эштон. Он вновь привлек Лирин к себе, и его потемневшие от гнева глаза немного смягчились. – Это пытка – уйти от тебя сейчас.
   – Пока нет, но, вот если вы останетесь, это будет пыткой для нас обоих, – чуть слышно прошептала она в ответ. – Я еще не готова принять это. Идите, – подтолкнула она его. – Вам надо посмотреть, что там с лошадьми. А мне нужно время, чтобы спокойно все обдумать.

   Раздался негромкий стук в дверь. Эштон невольно нахмурился и, оторвавшись от проверки счетов, с неудовольствием посмотрел на дверь. Почти в то же самое время за его спиной старые настенные часы хрипло пробили одиннадцать. Эштон потянулся и зашагал по кабинету, стараясь справиться с раздражением, которое накапливалось в нем постепенно, капля за каплей, и вот-вот готово было выплеснуться через край. После того как его заставили впустую прогуляться до конюшен и обратно, он готов был побиться об заклад, что за дверью его поджидает новая неприятность. Но то, что он увидел, распахнув дверь, превзошло все его самые смелые предположения. На пороге стояла Марельда, бесстыдно нацепив на себя тончайший, почти прозрачный пеньюар, который скорее обнажал, чем прикрывал соблазнительное тело. Это было нечто воздушное, вроде тончайшей паутины. Темные, роскошные волосы разметались по плечам, как хвост кометы, и стоило ей войти, как Эштон сморщился от сладкого, приторного запаха ее духов, который мгновенно заполнил комнату. Соблазнительно улыбаясь, она закрыла за собой дверь и прижалась к ней спиной, выставив напоказ маленькие груди. Крохотные пуговки сосков кокетливо напряглись, натянув тонкую ткань. В глазах ее Эштон прочел, что достаточно лишь сделать движение – и плод сам упадет к нему в руки. Взгляд ее манил, но, видя, что Эштон даже не шелохнулся, Марельда шагнула к нему неторопливо, слегка покачивая бедрами, однако с таким решительным видом, что Эштон счел за благо отступить, чтобы избежать невольного соприкосновения.
   Темные брови Эштона сурово нахмурились. Он бросил на нее неодобрительный взгляд.
   – По-моему, вы совершаете ошибку, Марельда.
   – Нет, Эштон. – Влажные, алые губы раздвинулись в самой соблазнительной улыбке. Марельда подняла руки, и тончайший пеньюар бесшумно соскользнул с ее плеч и лег возле ног. – Послушай, я уже устала охотиться за тобой. Сначала ты бегал за всеми женщинами по очереди, теперь у меня на дороге стоит твоя жена. Мне это безумно надоело, поэтому я и пришла к тебе сама, чтобы предложить свою любовь. Ни одна другая женщина не будет с такой радостью выполнять все твои желания, даже самые неожиданные, потому что я знаю тебя гораздо лучше, чем все эти незнакомки, за которыми ты бегаешь. Все твои мимолетные увлечения пройдут, а я останусь. Когда-нибудь ты безумно устанешь от них, только я всегда буду рядом, я и моя любовь к тебе.
   Он покачал головой, не веря своим ушам. Вот это настойчивость! Ай да Марельда! Он бы еще мог понять ее неугомонное желание заполучить его в мужья, если бы когда-нибудь ухаживал за ней, уверяя в страстной любви.
   – Марельда, мне очень жаль. Я не тот человек, что вам нужен, и даже если бы это было так, все равно мне пришлось бы ответить вам отказом.
   Не желая так легко отказываться от своего замысла, когда желанная добыча была уже близко, Марельда вкрадчиво промурлыкала, стараясь заглянуть ему в глаза:
   – Ты ведь свободен, Эштон! Я сама пришла к тебе, чтобы сказать: возьми меня, я так хочу! Ты и сам знаешь, что любишь меня. Так зачем же отрицать это?
   Эштон изумленно взглянул на нее, отказываясь понимать слова и поступки этой женщины. Выдавив из себя кривую улыбку, он как можно мягче сказал:
   – Вы ошиблись, Марельда. Мне очень жаль, но вы и в самом деле ошиблись. Поймите же наконец, что я безумно влюблен в свою жену, – улыбка его исчезла, и он намеренно отчеканил, глядя ей прямо в глаза: – Я люблю Лирин.
   Его слова наконец дошли до ее сознания, и Эштон поразился произошедшей в ней перемене. Соблазнительная улыбка превратилась в хищный оскал. В темных глазах загорелся опасный огонь. Она двинулась к нему, словно собираясь вцепиться в глаза скрюченными, похожими на когти пальцами.
   – Тише, Марельда. Успокойтесь! – Эштон схватил ее за руки, но Марельда стала отбиваться, будто дикая кошка. – Успокойтесь, говорю! Вам же хуже будет!
   Хриплый крик вырвался из груди Марельды. Оттолкнув Эштона, она подхватила с пола пеньюар и надела его, туго затянув пояс. На побелевшем от ярости и пережитого унижения лице багровели пятна румянца. Быстрым, резким движением откинув с лица растрепавшиеся волосы, она злобно бросила Эштону в лицо все, что о нем думала, не особенно заботясь о приличиях. Брови Эштона удивленно ползли вверх по мере того, как он узнавал все больше и больше подробностей о своем появлении на свет, о воспитании, данном ему родителями, и, наконец, о всех близких и далеких родственниках. Марельда постаралась ничего не упустить и не забыть ни единой детали, пока не добралась до событий последнего времени.
   – Ты проклятый бродяга, речной пират! Сначала вводишь бедную девушку в соблазн, щеголяя в обтягивающих бриджах и расстегнутых до пупа рубахах, а когда она, готовая пожертвовать ради тебя всем: женским достоинством, невинностью, честью, – приходит к тебе, чтобы отдать свое нежное сердце в твои руки, ты отбрасываешь ее, словно огрызок яблока! А потом уходишь, будто ничего и не было. А мне что прикажешь делать?! У кого искать утешения – у другого?! – Уже взявшись за ручку двери, Марельда повернулась к нему, и он в последний раз увидел ее искаженное бешеной яростью лицо. – Мерзкий негодяй! Скотина! Ничтожество! Одно слово – мужчина! Все вы такие!
   Выкрикнув последние оскорбления, она вылетела из комнаты и с грохотом захлопнула дверь. Через мгновение Эштон услышал, как так же оглушительно хлопнула дверь ее спальни.

Глава 5

   На следующий день Марельда покинула Бель-Шен. Она наскоро попрощалась со старыми дамами, которые никак не могли прийти в себя от ее решения уехать как можно скорее. В коляску уже погрузили багаж, когда на крыльце появился Эштон. Марельда ограничилась высокомерным кивком, сделав вид, что не заметила протянутой на прощание руки, и с помощью лакея поднялась в экипаж. Как только он отъехал, Аманда и тетушка Дженнифер с любопытством уставились на Эштона, но по мимолетной улыбке, появившейся на его губах, почтенные леди так и не смогли догадаться, в чем все-таки дело.
   Всю долгую дорогу, пока ее экипаж мчался в сторону Натчеза, Марельда не уставала осыпать проклятиями хозяина Бель-Шена, призывая преисподнюю разверзнуться и поглотить его вместе с драгоценной женушкой. Если в один прекрасный день до нее дойдет весть о смерти Лирин Уингейт, она непременно спляшет джигу на могиле проклятой шлюхи. Только по ее вине ей пришлось пережить подобное унижение. Ведь все ее усилия пошли прахом из-за того, что семейство Уингейтов попало под чары этой притворщицы! Боже, как это несправедливо! Будь проклята эта шлюха!
   Воспоминания о вчерашнем вечере пробудили самые темные стороны ее души. Марельда не просто проклинала своих обидчиков, нет, теперь она вздымала их на дыбу и жгла раскаленными углями за все те муки, которые ей пришлось испытать по их вине. Особенное наслаждение она испытала, вообразив, как собственноручно пытает девчонку. А Эштон лишь ломает руки, не в силах ей помешать. При мысли о мести ее воображение разыгралось не на шутку. Но Марельда вскоре поняла, что все ее замыслы обречены на провал. Закон не будет на ее стороне. Она должна найти способ отомстить, не подвергая себя опасности.
   Подпрыгивая на ухабах и колдобинах, экипаж въехал в Натчез и остановился у трактира. Перед самым его входом собралась группа мужчин, о чем-то оживленно болтавших. Марельда обвела их равнодушным взглядом и вдруг обнаружила приземистую, тучную фигуру Хорэса Тича. Невзрачный человечек, чрезвычайно напоминавший неуклюжую утку, подпрыгивал на коротеньких кривых ножках, стараясь протолкнуться поближе к собеседникам, но никто не обращал на него ни малейшего внимания. Марельда всегда относилась к Тичу с насмешливым презрением и не останавливалась перед тем, чтобы жестоко высмеять беднягу за его спиной. Впрочем, от нее не ускользнули полные обожания взгляды, которые он кидал на нее. А может быть, попробовать использовать этого простофилю как орудие мести – ведь он будет готов на все ради одной только ее улыбки?
   Марельда приказала кучеру остановиться у обочины. Приоткрыв окошко, она помахала кружевным платочком.
   – Мистер Тич! Эй! Мистер Тич!
   Хорэс повертел головой, не видя, кто его зовет, и вдруг лицо его расплылось в блаженной улыбке. Извинившись перед собеседниками, он засеменил к экипажу своей утиной походкой.
   – Моя дорогая мисс Руссе! – пропыхтел Тич, сияя от удовольствия. – Как я рад видеть вас!
   Поистине театр понес невосполнимую утрату, лишившись великой актрисы в лице Марельды Руссе. Впрочем, даже если бы она и не была такой замечательной актрисой, Тич и тогда бы по своей наивности не заметил презрительную усмешку, блеснувшую в темных глазах.
   – Вы все тот же галантный кавалер, мистер Тич! В вашем обществе я чувствую себя особенной! – проворковала Марельда.
   – Но вы и есть особенная, мисс Руссе, – живо откликнулся Тич. – Другой такой на свете нет!
   – Ах, мистер Тич! Вы всегда заставляете меня краснеть! От ваших комплиментов я, того гляди, потеряю голову!
   Хорэс чуть не подпрыгнул от восторга:
   – Да что вы, мисс Руссе! Я говорю искренне! Всем известно, что вы самая очаровательная дама во всем Натчезе! И, позвольте сказать, самая красивая!
   Марельда заставила себя опустить глаза и слегка зарделась, притворяясь, что смущена донельзя.
   – Боюсь, вы заставляете мое сердце биться слишком быстро, мистер Тич!
   Хорэс горделиво выпятил круглый живот, стараясь не замечать жалобного треска, который издал щегольской клетчатый жилет, готовый в любую минуту лопнуть по швам. Ему никогда в жизни не доводилось еще вызывать краску на женском лице, если, конечно, не принимать в расчет краску гнева. А при мысли, что его мужское обаяние заставило колотиться сердце несравненной Марельды Руссе, он разом вырос в собственных глазах. Нежась в лучах блаженства, он через некоторое время с недоумением заметил, что улыбка на лице Марельды сменилась выражением беспокойства. К тому же его богиня нервно комкала в руках платок. Наконец Хорэс вспомнил, что ведь она для чего-то окликнула его, и осторожно осведомился:
   – Э-э-э… могу ли я чем-нибудь быть полезен, мисс Руссе?
   – Ах, мистер Тич, мне так неловко затруднять вас…
   – Уверяю вас, мисс Руссе, для меня величайшее счастье – служить вам!
   – Вы и вправду уверены, что вас это не затруднит?
   – Как вам не совестно, мисс Руссе?! – с негодованием воскликнул он. – Просите о чем угодно, если это только в моих силах, то я…
   Марельда с видимым усилием заставила себя заговорить, на ходу стараясь придумать что-нибудь поубедительнее:
   – Прямо не знаю, кто может мне помочь в таком деле! Видите ли, на днях должен приехать мой дядя, а милый старичок привык по вечерам выпивать стаканчик горячего пунша в медицинских целях, вы меня понимаете?
   – Ну разумеется, разумеется!
   С преувеличенной манерностью Марельда продолжала нараспев самым сладким тоном, на который только была способна:
   – Увы, я совсем забыла предупредить слуг, чтобы непременно купили пару бутылочек про запас. И вы представьте – дядя приезжает сегодня вечером! В доме нет мужчин, чтобы заняться такими делами, и я просто в растерянности. Бар пуст, и если я не предложу дядюшке выпить перед ужином, он может Бог знает что подумать о моем гостеприимстве. Ведь не могу же я сама идти в трактир, вы понимаете? Это, как бы сказать, мужская территория! А если послать кучера, кто же присмотрит за экипажем?
   – Ах, позвольте мне позаботиться об этом, мисс Руссе! – Хорэс с восторженным видом заглотил приманку вместе с крючком.
   – Вы сделаете это для меня, мистер Тич? Я так вам благодарна! – Марельда вытащила кошелек, и пара монеток со звоном упала на пол, когда она принялась неловко копаться в нем. – Минутку, сэр, вот деньги, пожалуйста.
   Вне себя от счастья при мысли, что удостоился чести услужить такой прелестной женщине, мистер Тич поспешил запротестовать:
   – Даже не хочу ничего слышать об этом, мисс Руссе! Позвольте оказать вам эту маленькую услугу. Это самое меньшее, что я могу для вас сделать.
   Хорэс с готовностью заковылял к трактиру своей неуклюжей походкой – точь-в-точь утка, когда пробирается по замерзшей поверхности пруда. Чувствуя, как от невероятного счастья у него кружится голова, он вдруг подумал, что, если леди нужна одна бутылка, она наверняка не откажется от двух или трех.
   Мысли вихрем закружились в голове Марельды, и в ее прекрасных, черных как ночь глазах появился хищный блеск. Крошечное наследство, которое она получила, не могло удовлетворить всех ее потребностей, а теперь ей вдруг пришла в голову неожиданная мысль. Подумав о том, какая бездна возможностей может открыться перед ней, Марельда чуть не захлопала в ладоши от радости. Семейство Тичей владело таким состоянием, которое вполне могло компенсировать любые недостатки этого коротышки, а ведь Хорэс к тому же был без ума от нее. И как он не похож на этого дьявола Эштона, с которым всегда было так трудно иметь дело! Погрузившись в сияющие перспективы, открывающиеся перед ней, Марельда не заметила, как пролетело время. Наконец дверь трактира распахнулась, и на пороге показался коротышка Тич с огромным бумажным пакетом в руках. Той же неуклюжей утиной походкой он заторопился к экипажу и, распахнув дверцу, с победоносным видом сложил свой дар у ног Марельды.
   – Думаю, тут хватит недели на две, мисс Руссе. – Он приоткрыл пакет и показал ей четыре бутылки. – Ваш дядюшка будет доволен.
   – О, конечно, мистер Тич, вы так добры! Я в неоплатном долгу перед вами. Не хотите ли составить мне компанию? С удовольствием подвезу вас.
   – Поездка с вами – уже счастье для меня, мисс Руссе. Готов ехать с вами хоть на край света! – Обернувшись к чернокожему вознице, который в почтительном ожидании застыл на козлах, он величественно махнул рукой. – Мой экипаж последует за нами.
   Тич, пыхтя, взобрался по ступеньками и устроился напротив Марельды, едва в силах поверить своему счастью. Девушка взмахнула платком, указывая на мужчин, все еще топтавшихся у входа в трактир:
   – Надеюсь, я не помешала вашей беседе с приятелями? Вы, наверное, обсуждали что-нибудь важное!
   – Да уж, мисс Руссе, вы угадали – мы обсуждали такое, что способно вселить страх в сердце кого угодно: мужчины, женщины или ребенка, словом, каждого в Натчезе. Конечно, если бы люди знали правду. Пришло время действовать.
   – О Господи, мистер Тич, вы меня просто пугаете! – Марельда в притворном страхе захлопала ресницами. – О чем это вы, скажите на милость?
   – Да все об этих сумасшедших, что сбежали из психушки!
   Марельда удивилась уже совершенно искренне:
   – Вы хотите сказать, что из лечебницы кто-то сбежал?
   – Разве вы ничего не знаете?! – При мысли о том, что именно ему выпала честь рассказать ей об этом, Хорэс просто раздулся от гордости. – Там начался пожар, и психушка сгорела дотла. Несколько человек воспользовались этим и дали деру. Сейчас, в эту самую минуту, они, быть может, бродят где-то поблизости. Кто знает, какой кошмар ждет нас?!
   – А когда это случилось?
   – Да в тот самый вечер, когда мы с вами были в Бель-Шене, празднуя возвращение Эштона Уингейта.
   Откинувшись назад, Марельда задумчиво уставилась на него, стараясь не выдать своего волнения. Эштон обронил в тот вечер фразу о том, что Лирин, должно быть, выскочила в одной сорочке из дома, где случился пожар. И вот оказывается, что как раз в этот день сгорела лечебница для душевнобольных. Случайность ли это или нечто большее? Марельда едва сдержалась, чтобы не расхохотаться. Может, это и есть тот самый безопасный способ мести, который так ей нужен? Сделав над собой усилие, Марельда с выражением самой искренней тревоги бросила взгляд на низенького, пузатого человечка.
   – Послушайте, а не кажется ли вам, что та девица, которую Эштон привез домой, одна из тех, сбежавших?
   От удивления глаза у Хорэса полезли на лоб. Эта мысль не приходила ему в голову.
   – Э-э… может быть, вы и правы.
   – Эштон утверждает, что она его жена, чудом оставшаяся в живых. Но кто поверит в подобную ерунду? – Марельда почти физически ощущала, как толстый коротышка буквально впитывает каждое ее слово. – Как это может быть, если всем известно, что Лирин Уингейт погибла еще три года назад?
   – Но зачем Эштону говорить, что это его жена?
   Марельда озадаченно нахмурилась, потом пожала плечами.
   – Конечно, нехорошо говорить такое, но вы ведь и сами знаете, что Эштон не может устоять, если перед ним смазливая девица. Зная, что он собой представляет, нетрудно поверить в то, что он вполне способен воспользоваться и ее побегом из лечебницы, и тем, что бедняжка потеряла память. Подумайте сами, как это удобно для него! Прекрасная возможность – и он ее не упустил!
   Хорэс задумчиво потер подбородок. Не исключено, что в словах Марельды кроется разгадка этой тайны. Но, с другой стороны, надо быть полным идиотом, чтобы связаться с Эштоном да еще обвинить его во лжи.
   – Возможно, вы правы, – сказал он неуверенно. – В таком случае она нашла отличное убежище.
   Марельда обреченно вздохнула: этот тупица не может понять, какую возможность дает им судьба!
   – Что вы имеете в виду, говоря об убежище? – холодно спросила она.
   – Никто не пойдет против Эштона, – коротко ответил Хорэс.
   – Но ведь девчонка, вполне возможно, сбежала из сумасшедшего дома! – Вне себя от ярости при виде трусости Тича она бросила ему в лицо его же слова: – Мы все в опасности!
   – Боюсь, что нам придется подождать, пока она не выкинет нечто такое, что позволит нам без всяких осложнений забрать ее из Бель-Шена.
   – Что именно? – спросила Марельда, изо всех сил стараясь сдержать кипевшее в ней раздражение. – Убьет кого-нибудь?
   – Или просто причинит кому-то вред, – невозмутимо ответил Тич.
   По-видимому, требуется нечто сверхъестественное, чтобы побудить Хорэса и ему подобных восстать против всесильного Эштона Уингейта, подумала Марельда.
   – Ну знаете! – воскликнула она. – Что касается меня, я теперь глаз не сомкну!
   Марельда совсем забыла, что после двух бокалов пунша она засыпает как убитая. Даже если бы Миссисипи вдруг вышла из берегов и залила ее дом, она вряд ли проснулась бы.
   – Я был бы счастлив защитить вас даже ценой собственной жизни, – галантно произнес Хорэс. – Если вам будет спокойнее, я готов проводить у вас каждый день или вечер, лишь бы вы чувствовали себя в безопасности.
   – В самом деле, Хорэс?! – Одарив его нежной улыбкой, Марельда ласково накрыла своими пальцами его руку. – Вы настоящий друг!

   Получив такое поощрение, Мамфорд Хорэс Тич дал волю своему влечению к Марельде. Едва дождавшись, пока минет неделя, в течение которой, по его предположению, она принимала у себя престарелого родственника, он появился на пороге ее дома. Служанка, оглядев Тича с головы до ног, впустила его с явным неудовольствием и скрепя сердце проводила в гостиную, где и оставила его одного, пробурчав под нос, что доложит своей хозяйке. Если верить огромным каминным часам, до полудня оставалось еще не менее двух часов. Хорэс, по всей вероятности, так горел желанием как можно скорее приступить к взятым на себя обязательствам защитника прелестной женщины, что даже не подумал о том, что в это время она скорее всего еще в постели. Чтобы помочь скоротать время, ему подали кофе на серебряном подносе; часы продолжали мирно тикать, отсчитывая секунды, а Тич с возраставшим нетерпением барабанил пальцами по фарфоровой чашечке. Когда Хорэс допивал уже вторую чашку ароматного черного кофе, в гостиную наконец вошла Марельда. Он был вознагражден за долгое ожидание – наброшенный как бы наспех пеньюар едва держался на ее плечах, а видневшаяся из-под него тончайшая сорочка оставляла грудь достаточно открытой. Кровь ударила Хорэсу в голову.
   – Мои нижайшие извинения, прелестная леди! – пробормотал он, вскакивая на ноги и едва не опрокинув чашку с дымящейся жидкостью. – Кажется, я потревожил ваш сон?!
   Марельда проплыла через комнату и налила себе чашечку кофе, добавив несколько ложек сахара и изрядную порцию сливок, и лишь тогда соизволила заметить, что ее гость побагровел, как свекла. Глаза, которые он был явно не в силах оторвать от ее чересчур низкого декольте, чуть не вылезали из орбит.
   – Не беспокойтесь из-за этого, дорогой мистер Тич. Скажем так, я никого не ждала в такое время.
   Она лениво повернула голову к часам на каминной полке, дав ему возможность как следует разглядеть ее профиль: Марельда считала, что он производит неизгладимое впечатление.
   – Если бы я знала, что вы и в самом деле решили взять на себя заботу обо мне, то я бы постаралась лучше приготовиться к нашей встрече.
   Само собой, это была неправда, но Марельда никогда не обращала внимания на подобные пустяки. Тем более что она не могла не заметить, как при одном взгляде на нее у забавного толстячка перехватывает дыхание.
   – Прошу вас, – она грациозно повела рукой, указывая на диван, с которого он только что вскочил, – присаживайтесь и будьте как дома.
   Марельда устроилась напротив него и небрежно оправила пеньюар, постаравшись при этом, чтобы на один краткий миг перед глазами ослепленного Хорэса мелькнула точеная ножка.
   У бедняги и так уже голова шла кругом при виде прелестей Марельды, но это зрелище сразило его наповал. Хорэса словно ударили в солнечное сплетение. Он вытянул шею и мучительно завертел головой, пытаясь справиться с удушьем. Ему показалось, что галстук вдруг стал ужасно тесным.
   – Я… как бы это сказать… я хочу сказать, если мы с вами теперь друзья, то, может быть, сможем обойтись без слова «мистер»? А то это звучит как-то ужасно сухо. Может быть… – Бедняга обильно потел, пытаясь облечь в слова столь дерзкое предложение, и почувствовал невероятное облегчение, когда убедился, что леди все поняла.
   – Ну конечно, – она опять отпила из чашки и бросила на него исподлобья лукавый взгляд, – вы можете называть меня Марельдой, а я, – она наклонилась к нему и одарила самой соблазнительной улыбкой, которую только можно себе вообразить, – я буду называть вас Мамфорд!
   Бедняге потребовалось собрать всю свою волю, чтобы оторвать взгляд от распахнувшегося пеньюара чаровницы и посмотреть ей в глаза. И при мысли о том, что придется огорчить такое прелестное создание, ему сделалось не по себе.
   – Я… – Пот градом катился с него, и он рванул воротничок, явно нуждаясь в глотке свежего воздуха. – Мое второе имя Хорэс, и мне было бы…
   – Но, дорогой мой, – ласково перебила его Марельда, – мне нравится имя Мамфорд или даже… – Хорэс съежился в ожидании того, что сейчас услышит. – Мамми!
   – Я… как бы это сказать… Хорэс мне всегда нравилось гораздо больше. – При мысли о том, что дерзает противоречить своей богине, Хорэс совсем сник и пролепетал едва слышно: – Мать и Сисси всегда звали меня Мамми, а другие ребята…
   Память о всех оскорблениях, которые в детстве выпали на его долю из-за этого несуразного имени, была так велика, что больно было даже думать об этом. Вертя в руках чашку и мучительно раздумывая, как бы сменить тему, он сидел, прямой, словно палка, не в силах отвести застывшего взгляда от пряжек на ботинках.
   – Ну конечно, мой дорогой, – промурлыкала Марельда. Отставив в сторону чашку, она встала. – Как скажете.
   Хорэс стремительно вскочил навстречу ей, стоило ей только приблизиться. От сильного аромата лавандовой воды у него все поплыло перед глазами.
   – Теперь вы и сами могли убедиться, что мне никто не угрожает, – равнодушно заметила она, при этом словно бы невзначай рука ее скользнула вниз и коснулась полы пеньюара. Хорэс продолжал пожирать глазами каждую линию ее тела. – Ну а теперь время к полудню, и, значит, пора одеваться. Скоро завтрак. – При этом она подумала, что многое отдала бы, чтобы узнать, что происходит сейчас на кухне. Обычно Марельда не завтракала, разве что когда гостила в доме Уингейтов. При воспоминании о том, во сколько приходилось вставать, чтобы не пропустить завтрак, она содрогнулась. – Или у вас ко мне еще какое-то дело? Может быть, вам удалось выяснить что-нибудь об этой ужасной женщине, что живет у Уингейтов? – Подхватив его под руку, Марельда незаметно повлекла его к двери, как бы случайно прижавшись к нему всем телом. – Готова держать пари на что угодно, что она сбежала из психушки! Как же иначе объяснить, что она объявилась в лесу в тот самый вечер, когда случился пожар, да еще в одной ночной рубашке? Как странно, что никому не приходит в голову объяснить это Эштону! В конце концов, оставляя ее у себя дома, он смертельно рискует! Представьте только на минуту, что это именно она подожгла лечебницу, а теперь рассчитывает проделать нечто подобное и с Бель-Шеном?!
   Хорэс Тич и сам не заметил, как оказался на улице. Он готов был поклясться, что попал сюда какой-то волшебной силой. Позднее он смутно припомнил соблазнительно изогнутые в улыбке губы, мелькнувшие перед ним за мгновение до того, как захлопнулась дверь, но воспоминание о восхитительной нежной плоти, так упруго прильнувшей на мгновение к его руке, затмило все остальное. Тич чуть не лопнул от гордости, сердце его колотилось как бешеное. Свежий воздух немного охладил его воспаленное воображение, и тут он заметил, что все еще держит в руке шляпу. Какое-то время он удивленно таращился на нее и наконец пришел к выводу, что шляпа его собственная. Надев ее на голову, он направился к центру города. За спиной его раздался скрип колес, что напомнило ему, что он приехал в экипаже. Забравшись в коляску, он принялся ломать голову, как бы сблизиться с Уингейтом, чтобы незаметно порасспросить его о таинственной девушке, причем сделать это так, чтобы не вывести из себя человека, чей крутой нрав был хорошо известен.
   Мысли вихрем крутились у него в голове. Хорэс придумывал один за другим планы, которые сначала казались ему истинными шедеврами дипломатии, но стоило только воображению нарисовать картину расправы, которую вполне способен учинить Эштон Уингейт над его драгоценной персоной, как все они отвергались им же. Тем временем его экипаж поравнялся с небольшой группой людей, что-то оживленно обсуждавших на углу Мэйн-стрит. Одно-единственное слово мгновенно приковало его внимание: «психушка».
   Хорэс подскочил на месте, как ужаленный, и забарабанил в потолок, давая знак кучеру остановиться. Сгорая от любопытства, он пробрался через густую толпу и навострил уши, ловя каждое слово. Какой-то человек, державший под уздцы взмыленную лошадь, едва не падал от усталости, выкладывая последние новости.
   – …его отыскали в одной из задних комнат, и в спине у бедняги торчал нож с обугленной рукояткой. Как установил шериф, это был один из санитаров. Похоже, что сумасшедший дом и подожгли потому, что хотели скрыть следы убийства. Держу пари, что это дело рук одного из пациентов больницы. Он подстерег беднягу, убил его, украл ключи, подпалил дом, а сам исчез!
   Глухой ропот пробежал по собравшейся толпе. Люди встревоженно переглядывались, и по мере того, как высказывались все более жуткие предположения относительно сбежавших больных, толпа постепенно приходила все в большее волнение. И тут Тича осенила гениальная идея – достаточно направить праведный гнев толпы в нужное русло, и ему самому не придется ничего делать. Он даже избежит встречи с Эштоном Уингейтом, ведь эти ребята смогут обойтись и без него!
   Тич окинул собравшихся взглядом: большинство из тех, кто сейчас кричал и волновался вокруг него, принадлежали к числу тех бездельников, которые наполняли таверны в поисках случайного заработка. Среди них не было ни одного представителя состоятельных кругов местных жителей. Таким, как они, могло изрядно польстить присутствие среди них хорошо одетого джентльмена. Собираясь нанести визит даме своего сердца, Тич нарядился в один из своих лучших сюртуков, поэтому сейчас он то и дело ловил на себе завистливые взгляды этих нищих бездельников. Прекрасно сидевший серый фрак, элегантные брюки в едва заметную темно-фиолетовую полоску и жилет, украшенный вышивкой такого же цвета, – все это было безупречно, а если добавить к этому фиолетово-серебристый шелковый галстук, то при виде такого великолепия даже проклятый Эштон Уингейт умер бы от зависти.
   Хорэс откашлялся, чтобы привлечь внимание толпившихся вокруг него людей. Какое-то шестое чувство подсказывало ему, что настал самый подходящий момент, чтобы высказать перед этой толпой свои подозрения.
   – Эй, ребята, послушайте-ка меня. Надо что-то делать – нельзя же позволить этим безумцам шнырять по окрестностям Натчеза! Мы все в опасности, друзья мои! А какой позор, что нашим женщинам приходится каждый раз рисковать жизнью, выйдя из дома!
   Низкий ропот глухих мужских голосов пробежал по толпе, согласно закивали головы, потом все стихло и люди вновь повернулись к Хорэсу, готовые слушать, что он скажет. Взволнованный и польщенный таким вниманием, коротышка смешно выпятил грудь и важно сунул большие пальцы в карманы жилета.
   – Вы только подумайте, парни! – воскликнул оратор. – Ведь не только наши женщины в опасности. Я слышал от знающих людей, что один такой псих сильнее пятерых взрослых мужчин, вместе взятых! Да если он разъярится, то разорвет тебя на кусочки из-за пары медяков. – Хорэс замолчал, лихорадочно подыскивая магические слова, способные зажечь огонь праведного гнева в сердцах этих оборванцев. – Пора собраться всем вместе и отыскать этих ненормальных, пока они не натворили бед!
   Над толпой воцарилось молчание – по-видимому, люди только сейчас поняли, что их призывают к каким-то действиям. Еще несколько любопытных присоединились к ним. Кувшин с каким-то напитком, призванным промочить эти луженые глотки, поплыл по кругу, переходя из рук в руки.
   – Послушайте, ребята! Я знаю, вам сказали, что все сбежавшие из психушки – мужчины, но это неправда! Я точно знаю, что среди них была одна женщина. В ту самую ночь, когда сгорел сумасшедший дом, Эштон Уингейт, которого вы все знаете, привез домой раненую девушку. Что, по-вашему, она делала в лесу одна-одинешенька и всего в нескольких шагах от сумасшедшего дома?!
   Он обвел взглядом толпу и с удовлетворением отметил, что многие согласно закивали. Послышался одобрительный гул.
   – Нет нужды говорить вам, друзья мои, что подобное создание может устроить в доме, если вдруг Эштон уедет по делам! А каково придется двум старым леди?! Ведь полоумная способна на что угодно! Она и дом может поджечь!
   Мысль о двух беспомощных старухах не особенно воодушевила толпу, может быть, потому, что жители отлично знали чернокожего великана – управляющего. К тому же и Эштон Уингейт давно отбил у всех охоту совать нос в его дела, и не только в его личные, но и в те, что касались его родных, его рабов и его собственности. Все прекрасно помнили, как он однажды вызвал шерифа, когда какая-то подвыпившая компания развлекалась охотой на енотов в его владениях – проведя несколько часов за решеткой, бедняги быстро протрезвели и были рады заплатить крупную сумму за убитую корову, которая с пьяных глаз показалась им енотом, и поскорее убраться восвояси. Ходили разные слухи, что этот чудак нанимает работников к себе на плантации, и там бок о бок работают и черные, и белые. А уж коли нанялся в Бель-Шен, так можешь быть уверен, хлеб там нелегкий и хозяин всех одинаково заставляет трудиться в поте лица. Словом, чтобы появиться во владениях Уингейтов, нужна была серьезная причина. А что может быть серьезнее подозрения в укрывательстве беглянки?! К тому же совсем недурно будет утереть нос этому наглецу Эштону, раз он сам не видит, что творится в его доме!
   Внезапно Хорэс истошно завопил, словно охваченный ужасом:
   – Мы должны выполнить свой долг и позаботиться о том, чтобы все люди в нашем городе могли спокойно спать по ночам, а женщины и дети без страха выходить на улицу!
   – Правильно! – раздался чей-то голос. – Кто знает, что ожидать от таких, как они?! Но кто поведет нас?
   Уловив нотку сомнения и неуверенности, Хорэс почувствовал смутное беспокойство.
   – Я поведу вас! – выкрикнул он и моментально сник. – То есть я объясню вам, как туда добраться. Или лучше нарисую. – Голос его упал чуть ли не до шепота. – Мне… То есть я хочу сказать, у меня даже нет лошади.
   – Да возьмите мою, мистер! Нам нужен кто-то, кто бы повел нас!
   Хорэс обескураженно уставился на свою руку, в которую кто-то чуть ли не насильно всунул поводья, но когда он обернулся, хозяина и след простыл. К другому концу поводьев была пристегнута костлявая кляча устрашающего вида, которая сейчас таращилась на него с таким же изумлением, как и он на нее. Казалось, какой-то шутник смеха ради собрал это кошмарное чудовище по частям: длинные, торчащие в разные стороны кости, обтянутые обвислой волосатой шкурой, образовали какого-то монстра самого устрашающего вида. Омерзительное животное водило злобными глазами по сторонам с выражением полной готовности сыграть гадкую шутку с любым, кто дерзнет взгромоздиться на ее костлявую спину. Вспомнив фиаско, которым закончилась его последняя попытка проехаться верхом, Хорэс почувствовал, как по спине у него побежали мурашки. В тот раз он поклялся страшной клятвой, если не останется калекой, никогда в жизни не садиться в седло.
   – Я… не знаю, право, – слабо пробормотал он, поворачиваясь спиной, чтобы не видеть угрозы в глазах лошади, и попытался придать голосу хоть какую-то твердость. – В конце концов, кто знает, что за опасность поджидает нас там!
   – Вот. – Внезапно, к своему изумлению, он увидел, что держит в руках немыслимо древнюю, ржавую винтовку с длинным стволом. – Слушай, приятель, ружьишко и пристреляно, и заряжено, так что ты поаккуратнее, понял?
   Увы, к несчастью, огнестрельного оружия Хорэс боялся ничуть не меньше, чем лошади. В детстве отец доводил его чуть не до слез, твердя, что каждый настоящий мужчина должен уметь стрелять, и тщетно пытаясь научить сына держать в руках оружие. Дело кончилось тем, что однажды Тич-старший огорченно разглядывал простреленную в нескольких местах шляпу, а подоспевший доктор перевязывал ему руку. К счастью, после этого отец расстался с мыслью обучить сына военному ремеслу.
   – Пошли! – воскликнул кто-то в толпе. – Пора разобраться с этим делом!
   Внезапно все, кто еще минуту назад толпился вокруг него, оказались верхом, и Хорэсу ничего не оставалось, как последовать их примеру. Каким-то чудом взгромоздившись в седло, он удивленно воззрился на винтовку, которую все еще сжимал в руке. Сердце у него предательски затрепыхалось, и он украдкой осмотрелся, пытаясь отыскать свой экипаж. Ему бросился в глаза стоявший неподалеку усатый помощник шерифа, который лениво наблюдал за толпой, но то невозмутимое спокойствие, с которым этот достойный представитель закона жевал табак, убедило его, что на вмешательство властей не приходится рассчитывать. Не обнаружил он и экипажа. Судя по всему, мистер Тич попался, и отступать было поздно.
   Кто-то сзади звонко шлепнул его лошадь по тощему заду, и под приветственные крики толпы процессия двинулась вперед. Хорэс и представить себе не мог, что эта жуткая костлявая кляча, на которой он сидел, способна развивать такую скорость. Он мешком подпрыгивал в седле с выражением полной покорности судьбе. Подумав, что не худо было бы заставить своего скакуна перейти на более спокойный аллюр, он натянул поводья, но чуть было не перелетел через голову лошади. Тогда он попробовал сжать коленями тощие бока, но это было ошибкой – лошадь явно не поняла его намерений и в ответ прибавила ходу. Хорэс в полном отчаянии вновь что было сил натянул поводья, но проклятая животина закусила удила. Увы, до Бель-Шена было не близко, и бедняга со страхом ожидал, что вот-вот галопом прискачет прямо в преисподнюю.

   Тонкие, изящные пальчики легко опустились на клавиши, и старый клавесин, казалось, ожил. Сладкие звуки музыки, поплывшие из комнаты, привлекли внимание Эштона, когда он вернулся домой. Последнее время он занимался отправкой парохода, проверяя все до мельчайших деталей, и только после этого уехал, предоставив капитану и мистеру Логану заниматься размещением пассажиров.
   Глубоко затянувшись ароматным дымком тонкой черной черуты, Эштон откинулся в кресле. Он наблюдал, как кольца дыма медленно плывут к потолку, и наслаждался легкой, беззаботной мелодией, которая наполнила дом. Эштон буквально купался в блаженстве. Не было на свете другой женщины, которая бы могла вызвать в его душе такую бурю чувств и вместе с тем принести такое успокоение его душе. Одно ее присутствие заставляло его трепетать от счастья. Увы, он прекрасно отдавал себе отчет, что во многом она по-прежнему остается для него загадкой. Ей еще предстояло рассказать ему о том, где она была все эти три долгих года.
   Неожиданно блаженное оцепенение, в которое он погрузился, было бесцеремонно прервано громким и настойчивым стуком в дверь. Лирин перестала играть и с удивлением оглянулась, как будто забыв, что за пределами гостиной жизнь идет своим чередом. Эштон откликнулся на стук и с удивлением увидел на пороге одного из конюхов, смущенно переминавшегося с ноги на ногу и комкавшего в руках шляпу. Хикори редко появлялся в доме, и, прежде чем тот раскрыл рот, Эштон догадался, что только нечто необычное могло заставить его потревожить хозяина.
   – Масса, – тяжело дыша, проговорил грум и ткнул пальцем в направлении Натчеза. – Масса, там целая толпа каких-то людей. Они все верхом и, кажется, затевают что-то недоброе. – Чернокожий конюх остановился, чтобы отдышаться, и снова заговорил: – Послушайте, масса, не иначе, как они сюда едут! А то куда же еще?
   Эштон раздраженно ткнул горящим кончиком сигары в пепельницу и о чем-то думал, глядя, как она гаснет.
   – Нам надо подготовиться и встретить этих мерзавцев как следует. Послушай, приятель, ты очень устал, пока бежал сюда, или силенки еще остались?
   – Да что вы, масса Эштон, – широко ухмыльнулся Хикори и с готовностью закивал курчавой головой. – Я был на сеновале, когда увидел, что они едут сюда, и сразу же помчался к вам. Да вы вспомните, тут же не больше мили!
   – Джадд занят чисткой ручья. – Эштон со свойственной ему решительностью принялся отдавать приказы. – Беги туда и скажи, что я прошу его вернуться и привести с собой как можно больше людей. Пусть берет всех, кто окажется под рукой. Передай ему, что дело может обернуться бедой.
   Негр повернулся и быстро вышел, мягко притворив за собой дверь. Эштон подошел к Лирин, и та поднялась ему навстречу. Увидев, что брови жены тревожно хмурятся, он весело улыбнулся и взял ее руки.
   – Не о чем беспокоиться, дорогая, – успокаивающе сказал он. – В городе полно бродяг и бездельников, которые, стоит им только хлебнуть лишку, готовы буянить где угодно. Впрочем, у нас есть средство утихомирить их, так что не стоит обращать внимания на подобные пустяки. Если хочешь сделать мне приятное, продолжай играть. Твоя игра для меня как бальзам на душу. Я только скажу пару слов Уиллабелл, а потом вернусь и устроюсь на крыльце. – Коснувшись быстрым поцелуем ее руки, он повернулся и вышел из комнаты. Лирин в задумчивости снова уселась за клавесин, но Эштона не было рядом, и восхитительное чувство, владевшее ею, быстро угасло. Муж ушел, и все очарование исчезло вместе с ним.

   Группа всадников галопом подскакала к крыльцу, где их поджидал сам хозяин Бель-Шена. При виде его они как-то сникли, сбились в кучу, словно каждый старался спрятаться за спину другого, чтобы не попасться ему на глаза. В такой давке обычно хуже всех приходится тому, кто плохо держится в седле. А в данном случае таким, вне всякого сомнения, был Мамфорд Хорэс Тич. Этот доблестный воин, который привел за собой целое войско, так резко натянул поводья своей клячи, что она встала как вкопанная, а на лице Тича появился смертельный страх. Оглянувшись назад, он с изумлением обнаружил, что все его соратники отъехали на некоторое расстояние, предоставив ему самому объясняться с Эштоном Уингейтом. Поскольку все ждали, что он вот-вот приступит к переговорам, Хорэс откашлялся и, несмотря на свой страх, постарался выпрямиться во весь рост. При этом он с неудовольствием обнаружил, что смотрит прямо в глаза Эштону. При виде мужественного, опаленного солнцем лица Хорэс немного присмирел и опять откашлялся. Но как он ни старался, проклятый язык будто присох к гортани, и бедняга вместо связной речи испустил только неловкий писк.
   Эштон Уингейт невозмутимо окинул взглядом горизонт, где солнце уже клонилось к закату, и радушно приветствовал своих гостей:
   – Добрый день, мистер Тич! – Он кивнул в сторону остальных:– Джентльмены, рад встрече! – При этом он небрежно облокотился на перила, выразительным жестом опустив руку в карман сюртука. – Похоже, вы выбрали неплохой денек для прогулки верхом.
   Хорэс Тич сделал еще одну попытку выпрямиться во весь рост в надежде, что это прибавит ему фут-полтора роста, но ничего у него не вышло, потому что проклятое ружье никак не желало спокойно лежать на коленях.
   – Боюсь, сэр, что эти добрые люди вряд ли удовлетворятся пустыми любезностями.
   Эштон вопросительно вздернул бровь:
   – У меня такое чувство, мистер Тич, что вы стараетесь исправить мою ошибку. А по-моему, вам хотя бы для начала стоит объяснить мне, что вы делаете на моей земле!
   Проклятая винтовка с каждой минутой, казалось, становилась все тяжелее, и Хорэсу пришлось незаметно переменить положение, прежде чем ответить:
   – Именно это я и намерен сделать, сэр. Только заклинаю вас не принимать скоропалительных решений. Уверяю вас, на нашей стороне по меньшей мере половина населения Натчеза, а также графства Дэвис.
   – В самом деле? – В голосе Эштона слышались нотки сомнения.
   – Всем добрым людям, кто живет неподалеку, грозит смертельная опасность. – От напряжения Хорэса прошиб обильный пот, и он с удовольствием промокнул бы его, если бы нашел возможность хоть на мгновение освободить руку. – Как вам, должно быть, известно, сэр, когда сгорел сумасшедший дом, некоторым пациентам удалось скрыться. Из вполне надежных источников мне стало известно, что вы имеете к этому самое непосредственное отношение. – Заметив, как потемнели карие глаза Эштона, Хорэс, будто споткнувшись на полуслове, смолк, но, чувствуя нетерпение тех, кто стоял за его спиной, продолжил: – Сдается мне, вы приютили одного из бывших пациентов этого дома.
   Выпалив все это, Хорэс затаил дыхание, ожидая, какова будет реакция Эштона. Если не считать легкого подрагивания желваков на щеках, в лице Уингейта не дрогнул ни один мускул. Решив, что Эштон либо не расслышал, либо попросту не понял, о ком идет речь, Хорэс добавил:
   – Я имею в виду ту молодую женщину, которую вы привезли домой пару недель назад. Так вот, она вполне может быть беглянкой.
   За спиной Хорэса прозвучал глухой ропот одобрения, но Эштон, все так же невозмутимо окинув взглядом горизонт, взглянул на часы.
   Видя, что пока никакая опасность ему не грозит, Хорэс осмелел еще больше.
   – И в самом деле, мистер Уингейт, понять не могу, что заставило вас идти на подобный риск. Как это можно – привезти домой душевнобольную?! Простите, но мы вынуждены настаивать, чтобы вы передали эту женщину в руки властей. – Наконец-то достойный мистер Тич почувствовал себя уверенно – теперь он не сомневался, что завладел вниманием Эштона Уингейта. Подняв глаза, он невольно съежился под жестким взглядом карих глаз.
   Теперь, когда было все высказано, большинство спутников Тича заметно повеселели. За его спиной прозвучал одобрительный гул голосов, послышались хриплые выкрики:
   – Правильно!
   – Валяй, Тич, не робей!
   – Давай-ка ее сюда!
   Как ни странно, все это, казалось, не произвело на Эштона ни малейшего впечатления.
   – Похоже вы, ребята, проделали немалый путь, а жара сегодня такая, что в глотке у вас наверняка пересохло, – он обратился ко всем. – Держу пари, вы устали, так почему бы вам не отдохнуть немного?
   Повисло молчание. Незваные гости тихо переговаривались между собой. Наконец было решено, что этот Уингейт – вовсе не такое чудовище, каким его рисовали, и люди охотно спешились.
   Эштон с подчеркнутым спокойствием обвел взглядом толпу и крикнул через плечо, чтобы принесли ведро воды из колодца, да похолоднее, и вдобавок бочонок рома. Отдав приказание, он молча ждал, пока оно не было в точности выполнено, а потом устроил настоящее представление, неторопливо, капля за каплей переливая густой темный напиток в ведро с водой. Все было тщательно продумано. Под напряженными взглядами обступивших его людей Эштон размешал содержимое длинным черпаком, потом зачерпнул немного и нарочито медленно отхлебнул, всем своим видом изобразив неземное наслаждение.
   Притихшая толпа ловила каждое движение Эштона. В глотке у всех как-то разом пересохло, губы потрескались. Люди вытягивали головы, жадно вдыхая аромат рома. Убедившись, что добился всеобщего внимания, Эштон высоко поднял ковш и дал всем возможность полюбоваться, как восхитительный напиток стекает вниз с мелодичным журчанием, которое способно свести с ума.
   – Уверен, что по дороге из города вы изрядно наглотались пыли, ребята. Держу пари, что не откажетесь пропустить глоток божественного напитка!
   Послышались одобрительные выкрики, и толпа разгоряченных людей собралась у крыльца. Те, что посильнее, бесцеремонно отталкивали тщедушных, торопясь получить свою порцию. Эштон отступил в сторону и с насмешливой улыбкой наблюдал за происходящим.
   – Неплохо, парни. Да и что может быть лучше холодного грога в такую жару?!
   Все согласно закивали. Тич тем временем решил вновь вернуться к той причине, что привела их сюда.
   – Мистер Уингейт! – окликнул он и почти сразу понял, что зря затеял весь этот разговор. – Вы намерены оставить эту женщину у себя или согласитесь передать ее нам, а мы уже сами отвезем ее к шерифу?
   Его спутники вдруг тоже вспомнили о цели своего появления здесь, тем более что в ведре уже почти ничего не оставалось. Никогда раньше на долю Тича не выпадала такая честь – столько людей смотрели ему в рот. Он приосанился, сразу почувствовав собственную значительность, и, перекинув винтовку через руку, с важным видом окинул взором свое войско.
   Если бы Эштон пребывал в более мирном настроении, то подобный спектакль не вызвал бы у него ничего, кроме добродушной усмешки. Сейчас же он с ледяным выражением на лице мог только смотреть на обращенное к нему потешное, покрытое пылью лицо. Внезапно он вспомнил, что звуки клавесина за его спиной давно стихли и возблагодарил в душе находчивость Уиллабелл, которая, по-видимому, догадалась увести Лирин из гостиной.
   Хорэс откашлялся.
   – Вы же понимаете, сэр, для чего мы здесь. Если вы будете настолько любезны, что пригласите эту девушку сюда, мы доставим ее к шерифу, а там уж он пускай решает, что с ней делать. А я, так и быть, прослежу, чтобы ваш поступок оставили без последствий.
   На лице Эштона не дрогнул ни один мускул. Он по-прежнему не проронил ни слова, но у Тича глаза вдруг чуть не полезли на лоб: дверь широко распахнулась, и на пороге выросла гигантская фигура чернокожего управляющего Бель-Шена. Джадд Барнум шагнул вперед, в руках он держал дробовик, за пояс были заткнуты два пистолета, а на груди крест-накрест висел патронташ, битком набитый патронами. В полной тишине чернокожий гигант остановился на крыльце, широко расставив ноги. Порывшись в кармане сюртука, вытащил пригоршню маленьких зазубренных металлических дробинок и принялся набивать их в ружье. Оставив несколько дробинок на широченной ладони, Джадд лениво обвел взглядом застывшую в молчании толпу и перехватил растерянный взгляд стоявшего впереди коротышки. Кое-кто из непрошеных гостей хорошо представлял, что будет, если негру придет в голову сделать хоть один выстрел по толпе. Многие почувствовали, как волосы у них зашевелились и по спине пополз холодок. Вся эта затея, которая поначалу представлялась чем-то веселым, даже забавным, вроде воскресного пикника, сейчас не выглядела уже такой безобидной, и кое-кто задумался, а стоило ли вообще ввязываться в это дело и беспокоить хозяев Бель-Шена?!
   – По-моему, джентльмены, вы делаете большую ошибку, – весьма доброжелательным тоном произнес Эштон.
   Тич попытался что-то сказать, но у него пересохло в горле, на этот раз от испуга. Ему уже не раз приходилось слышать, что Эштон Уингейт не задумываясь может дать отпор кому угодно, но он никак не предполагал, что ему самому придется столкнуться с хозяином Бель-Шена. Чувствуя, что находится на волосок от смерти, Тич мгновенно утратил свою заносчивость и только молча хлопал глазами.
   Ледяной взгляд вновь остановился на нем:
   – Вы, мистер Тич, в первую очередь.
   – Но почему?! – прохрипел Хорэс.
   – Та леди, о которой вы сочли возможным упомянуть, не кто иная, как моя жена. По-моему, мистер Тич, вы знаете меня достаточно хорошо, и вам известно, что я никогда в жизни не допущу, чтобы моя собственность попала в руки кому-то еще, даже если у меня попробуют отнять ее силой. Так что же говорить о том, чем я дорожу больше всего на свете?!
   – Но если это ваша хозяйка, сэр, так чего ж она раньше-то не показывалась? – немного осмелев, выкрикнул кто-то из толпы и тут же спрятался за спины соседей.
   – Если шериф Доббс сочтет необходимым задать мне вопросы, я готов ответить на них. Но перед вами, джентльмены, я не обязан отчитываться.
   – Но ведь шериф-то – ваш приятель! Старина Харви будет из кожи вон лезть, только бы ничем не обидеть вашу милость. Нет, парни, если мы хотим, чтобы все было по закону да по справедливости, надо бы самим обо всем позаботиться!
   – Вот-вот! А вдруг именно она зарезала санитара лечебницы, что тогда? Кого она прикончит в следующий раз, может, кого-нибудь из нас?
   – Точно! Либо отдавай свою девку, либо мы сами ее возьмем!
   Разъяренная толпа двинулась вперед, но в эту минуту Джадд, все еще стоя на крыльце, вытащил из-за пояса пистолет. При виде наставленного на них дула люди, ворча, попятились.
   – Эй, вы, невежи, как вам пришло в голову пачкать чистое крыльцо массы Эштона своими грязными сапожищами?! – произнес добродушно негр и широко осклабился, сверкая белоснежными зубами на черном лице. – Да и в дом вас никто не приглашал, так что уходите отсюда! Масса Эштон страсть как не любит, когда его выводят из себя. Что будет, коли он велит мне пульнуть в вас – сразу недосчитаетесь парочки-другой глупых голов! Крови будет – страх! Но ничего не попишешь, ведь он хозяин, и мне придется делать, что прикажут. Вам понятно, ребята?
   – Похоже, ты сам чего-то не понимаешь, ниггер проклятый! Только попробуй убить белого – и тебя мигом вздернут, глазом моргнуть не успеешь! Подумай лучше о себе!
   Джадд смерил смельчака невозмутимым взглядом, и его добродушная ухмылка стала еще шире.
   – Да вам-то что проку, мистер, буду я болтаться в петле или нет? Ведь вас-то уже и на свете к тому времени не будет!
   – Наглый, грязный черномазый! – прошипел чей-то злобный голос. – Кем он себя воображает – лордом, что ли?
   – Да ладно, ребята! Чего испугались? Нас много, а их всего двое! – выкрикнул чей-то голос из толпы.
   – А я слышал, как они вдвоем успокоили старину Сэла, – возразил кто-то более осторожный. – Так что советую хорошенько подумать, прежде чем лезть на рожон.
   – Верно сказано, джентльмены, – согласился Эштон. – Не стоит горячиться и все будет хорошо.
   – Вы хотите нас запугать, мистер Эштон?! – воскликнул пузатый мужчина. – Да мы сейчас вас в муку сотрем! И вашего черномазого вместе с вами!
   Эштон, широко разведя руки в разные стороны, крикнул:
   – Эй, ребята, покажитесь, пока эти дуралеи не наломали дров!
   Из-за дома с двух сторон появились негры, которые образовали шеренгу лоснившихся на солнце мускулистых черных тел. Кое у кого в руках были только косы, топоры или вилы, но многие сжимали в руках пистолеты или другое огнестрельное оружие, способное нагнать ужас на любого человека. По белозубым ухмылкам было легко догадаться, что представившееся зрелище доставило чернокожим бездну удовольствия.
   Эштон, как на параде, неторопливо прошелся перед шеренгой своих людей, а потом обернулся, вглядываясь в побледневшие, перепуганные лица городских искателей справедливости.
   – Вы, ребята, знаете, я терпеть не могу, когда кто-то забирается в мои владения, чтобы поохотиться без спроса, украсть или разрушить что-нибудь, не принадлежащее ему. Говорят, со мной шутки плохи, и это действительно так: я готов жестоко расправиться с любым, кто осмелится нанести мне обиду. Вздернуть вас я не могу – пока что вы не нанесли мне никакого ущерба. Вас слишком много, чтобы сунуть в кутузку, да и вряд ли гостеприимство шерифа придется вам по душе. Конечно, следовало бы примерно наказать вас за то, что вы позволили себе явиться сюда, но, на ваше счастье, у меня много других дел. А вот долгая прогулка по свежему воздуху до самого Натчеза – именно то, что вам надо.
   Он слегка улыбнулся и небрежно кивнул Джадду. Негр с ухмылкой спустился на ступеньку, поднял пистолет и ружье. Прогремел выстрел: в небо с грохотом и свистом взлетела туча мелких кусочков свинца. Примеру Джадда последовали и другие чернокожие. Выстрелы слились в чудовищную какофонию. Испуганные лошади встали на дыбы, и их пронзительное ржание слилось с воплями тех, в чьи тела впились посыпавшиеся осколки свинца. Поднялся страшный переполох.
   Поводья выскользнули из рук Хорэса, и его лошадь, почувствовав вновь обретенную свободу, рванулась прочь куда глаза глядят. Остальные последовали за ней. И вот уже целый табун лошадей галопом несся по дороге, вздымая облако пыли. Не успел он исчезнуть из виду, как на дороге появился направлявшийся к дому небольшой отряд верховых. Во главе ехал сам шериф Доббс, среди сопровождавших его людей мелькнуло лицо человека, которого Эштон меньше всего хотел бы сейчас увидеть. Это был Питер Логан, старший санитар из лечебницы для душевнобольных. Его присутствие заставило Эштона невольно пожалеть, что он так затянул отправку парохода с несчастными пациентами этой лечебницы.
   Харви Доббс привязал своего коня к перилам и остановился возле крыльца. Жуя сигару, он задумчиво разглядывал толпившуюся вокруг разношерстную публику и стройную шеренгу вооруженных как попало чернокожих. Он взглянул на белую от пыли дорогу, вытащил изо рта изжеванный окурок и брезгливо оглядел его, прежде чем выкинуть.
   – Мне следовало бы знать, что вы и сами отлично управитесь. – Харви с усмешкой взглянул на Эштона, а потом кивком указал на одного из своих людей. – Старина Фосс слышал, что в городе пошли кое-какие разговоры, ну вот мы и решили подъехать на всякий случай.
   Седовласый усатый помощник приподнял косматую бровь, презрительно оглядев с головы до ног бывшего предводителя безлошадного воинства и пустил длинную струю черной жижи жевательного табака прямо под ноги Тичу, заставив того испуганно шарахнуться в сторону.
   – Эй вы, послушайте! – возмутился Хорэс и вытащил из кармана тонкий носовой платок, дабы стереть со своих щегольских ботинок мелкие капли отвратительной черной жижи. К сожалению, чтобы проделать это, ему пришлось на минуту выпустить из рук ствол винтовки. Проклятое оружие мигом упало на землю, а Тич, попытавшись ухватиться за скользкий ствол, нечаянно нажал на спусковой крючок. Из обоих стволов оглушительно прогремели выстрелы, пули с визгом врезались в землю, и сила отдачи отшвырнула беднягу, так что он упал прямо в лужицу табачной жижи, оставшуюся после плевка, которого он было удачно избежал.
   На мгновение над толпой повисло молчание. Потом мрачные физиономии тех недоумков, что явились сюда вслед за Тичем, стали расплываться в улыбках, и наконец все покатились со смеху, причем пример тому подал сам шериф. Оглушительный хохот представителя закона помог им увидеть и комическую сторону этого происшествия. Но чем громче слышался смех, тем сильнее багровел Тич, щеки его на глазах покрылись безобразными пятнами. Сжав побелевшие губы в тоненькую полоску, он кое-как встал на четвереньки и, осторожно придерживая штанину, принял вертикальное положение.
   Шериф Доббс провел рукой по губам, словно стирая улыбку. Он соскочил с лошади и кивнул Питеру Логану, чтобы тот последовал его примеру. Оправив мундир, он встал на крыльце перед Эштоном и поманил пальцем санитара, приглашая того следовать за ним.
   – Мистер Логан любезно согласился приехать вместе со мной и уладить это недоразумение перед тем, как покинет наши места, так чтобы ни один человек, – и шериф оглянулся на Тича, мрачно сдвинув брови, – повторяю, ни один человек не смел совать свой нос в ваши владения, мистер Уингейт, и устраивать здесь беспорядки! Ему будет достаточно только увидеть эту девушку, чтобы положить конец глупым сплетням. – Харви обвел взглядом толпу, которая, затаив дыхание, прислушивалась к тому, что он говорит, и пояснил: – Мистер Логан служит в лечебнице, поэтому ему не составит никакого труда опознать девушку, если она действительно сбежала оттуда.
   Эштон решительно обратился к шерифу:
   – Моей жене всю неделю нездоровится. Мне бы не хотелось тревожить ее, понимаете?
   Глаза Доббса полезли на лоб:
   – Вашей жене?!
   Эштон кивнул:
   – Нет смысла сейчас объяснять все с самого начала, Харви, но это Лирин, можешь не сомневаться.
   – А я думал… – начал Доббс, но тут же озадаченно нахмурился. – Ты уверен, Эштон?
   – Да.
   Одного-единственного слова оказалось достаточно, чтобы убедить достойного представителя закона, но были и другие, с которыми следовало считаться, и шериф проявил настойчивость:
   – Для вашей же будущей безопасности, Эштон, вы должны разрешить мистеру Логану взглянуть на нее и покончить с этим прямо сейчас. Вы же знаете, совершено убийство, а этим недоумкам ничего не стоит ворваться в ваш дом, когда вас не будет.
   – Я не позволю привести ее сюда, Харви!
   За их спиной громко скрипнула дверь, заставив Эштона моментально обернуться. Его сердце бешено заколотилось при виде встревоженного лица Лирин. За ее спиной суетилась Уиллабелл, безуспешно пытаясь уговорить ее вернуться наверх.
   – Мне нужно знать, что тут происходит! – упрямо проговорила Лирин, отталкивая негритянку.
   Она вышла на крыльцо и остановилась, залитая ослепительными лучами солнца. У столпившихся вокруг захватило дыхание: девушка была ангельски хороша. Эштону подумалось, что еще никогда он не видел ее такой красивой. Пышная прическа и светло-голубое платье с высоким воротничком, украшенным кружевом, подчеркивали ее нежное изящество и красоту. Поразительная внешность девушки заставила толпу усомниться в правоте своего предводителя. Ведь с первого взгляда было ясно, что эта красавица ничуть не похожа на безумную кровожадную беглянку. Перед ними была просто бледная, перепуганная девушка.
   Кое-кто из собравшихся, вдруг вспомнив о правилах вежливости, поспешно сдернул с головы запылившиеся шляпы, обнажив коротко стриженные волосы. Даже Тич был тронут и уже сделал было шаг вперед, чтобы принести свои извинения, но передумал, смутившись: Марельде это вряд ли бы понравилось.
   Встав рядом с Эштоном, Лирин улыбнулась ему слабой, неуверенной улыбкой. Поколебавшись немного, она повернулась к шерифу, который был выше Эштона чуть ли не на голову.
   – Вы хотели меня видеть, сэр? – мягко спросила она.
   Шериф Доббс смущенно откашлялся и покосился в сторону Питера Логана, который топтался рядом и тоже не мог оторвать глаз от прекрасного лица Лирин. Потом, вздрогнув, вспомнил, для чего он здесь, неловко сорвал с головы мягкую шляпу и бросил взгляд на Эштона, потемневшее от гнева лицо которого быстро привело в чувство несчастного старика. Он придвинулся к шерифу и в ответ на его вопросительный взгляд чуть заметно покачал головой. Потом повернулся к хозяину Бель-Шена и еще раз качнул головой, уже более решительно.
   Эштону казалось, что Питер Логан держался до того робко, что вряд ли вообще был способен опознать кого-нибудь. Тем не менее Уингейт вздохнул с облегчением. Несмотря на то что он с первой минуты отрицал даже самую возможность пребывания Лирин в лечебнице для душевнобольных, подспудно его точило подозрение, а не могла ли она попасть туда вследствие чьих-то злобных происков? Но с этой минуты ни один человек не возьмет на себя смелость усомниться в ее непричастности к этому делу, тем более что Питер Логан дал исчерпывающий ответ на этот вопрос. Теперь она вне подозрений. Эштон радостно улыбнулся и, обхватив Лирин за плечи, представил всем присутствующим.
   – Это моя жена, Лирин. – Он с удивлением подметил, что его прямо-таки распирает от гордости. – Дорогая моя, а это шериф Харви Доббс, мой друг, и, – он указал на Питера, – мистер Логан, который в самое ближайшее время собирается отправиться в Мемфис на одном из наших пароходов.
   – Если я правильно поняла, вы служите в лечебнице для душевнобольных? – спросила она, окинув всех троих любопытным взглядом.
   – Да, мэм, точно так, – почтительно отозвался Питер Логан.
   – Видите ли, я не могла не слышать того, что здесь говорилось. Судя по всему, теперь я под надежной защитой, и никто из этих людей не сможет причинить мне никакого вреда. – Ее взгляд остановился на вспыхнувшем лице Тича, и тот смущенно потупился, уставившись на носки своих ботинок, мечтая провалиться сквозь землю. Но его неловкость еще больше усилилась, когда девушка повернулась к шерифу и горячо произнесла: – Сэр, умоляю вас, позаботьтесь о тех несчастных, ни в чем не повинных людях, которых пожар лишил крова и которые так нуждаются в вашем участии!
   – Да, мэм, – почтительно кивнул шериф. – Почту своим долгом сделать все возможное.
   – А если в лечебнице и в самом деле произошло убийство, почему нельзя допустить, что его вполне мог совершить какой-то посторонний человек, не имеющий ни малейшего отношения к его обитателям? Ведь вы же не можете считать виновными этих несчастных, которые просто не в состоянии защитить себя?!
   – Конечно, мэм, – возмутился шериф, как будто одна мысль о подобной несправедливости приводила его в негодование.
   – Благодарю вас. Уверена, что вы не допустите несправедливости в отношении этих несчастных, и тогда я буду спать спокойно.
   – Сделаю все от меня зависящее, чтобы не разочаровать вас, мэм, – на лице шерифа заиграла смущенная улыбка.
   – Не сомневаюсь, шериф. – Она улыбнулась. – Но что делать с этими людьми? – Лирин кивком указала на толпу вокруг них и слегка нахмурилась. – Насколько я понимаю, они потеряли своих лошадей. Как они теперь вернутся в Натчез?! Это далеко?
   Заметив, как люди смущенно и озадаченно переглянулись, Эштон саркастически усмехнулся. Толпа зашевелилась, люди отряхивали пыль с одежды и растерянно озирались по сторонам, но даже не подумали возмущаться.
   – Да, моя дорогая, достаточно далеко, так что у них будет время хорошенько обо всем поразмыслить.
   – Но не считаешь ли ты, что мы должны помочь им добраться до города?
   – Она просто святая, – благоговейно прошептал кто-то в задних рядах, и по толпе пробежал одобрительный ропот.
   Теперь сподвижники Тича могли лишь робко надеяться на заступничество этой женщины и, затаив дыхание, ждали, что решит хозяин поместья. Тот обменялся многозначительным взглядом с Джаддом.
   – Послушай, у тебя найдется фургон, достаточно большой, чтобы вместить всех этих людей?
   Лицо управляющего расплылось в улыбке.
   – Да, есть один, масса Эштон, только вот успели ли наши парни вычистить его? Как знать, может быть, джентльмены побрезгуют сесть в него?
   – Все лучше, чем идти пешком! – выкрикнул кто-то в первых рядах.
   Толпа одобрительно загудела. Похоже, мысль о пешеходной прогулке до города мало кому была по вкусу. Эштон повернулся к Хикори и отдал приказ:
   – Подгони сюда фургон, который стоит возле конюшен. Мы не можем позволить, чтобы мистер Тич был вынужден возвращаться в город пешком. Не дай Бог, попортит свои новые ботинки!
   Подавив смешок, тот почтительно кивнул, а присмиревшая толпа принялась униженно благодарить великодушного мистера Уингейта. Лица людей расплылись в улыбке, все стали оживленно переговариваться, пока испуганное восклицание Хорэса не привлекло их внимание к тому, что происходило у задней части дома. Вне всякого сомнения, выкатившийся из-за угла фургон был достаточно велик, чтобы в нем хватило места им всем – это была огромная повозка с крепкими, высокими бортами на внушительных размеров колесах, которые громко скрипели при движении. Две могучие лошади легко подвезли этот экипаж к крыльцу. Лирин моментально прижала к носу надушенный платочек – налетевший ветер обдал всех одуряюще тяжелым запахом свежего навоза. Внутри фургон был основательно заляпан раздавленными конскими лепешками. Лица людей мигом помрачнели, до них дошел смысл шутки, которую был намерен сыграть с ними Эштон.
   Но больше всех был оскорблен мистер Тич. С побагровевшим от ярости лицом он подскочил к крыльцу и возмущенно взвизгнул:
   – Шутить изволите?!
   – У меня нет другого экипажа подходящего размера. А вас здесь, как видите, достаточно много, – напомнил ему Эштон. – Ну а если вы такой брезгливый, так скатертью дорога – ступайте пешком! Тогда, может быть, подумаете в следующий раз, прежде чем являться без приглашения.
   Шериф Доббс обвел приунывшую толпу насмешливым взглядом:
   – Ну, парни, все слышали? Пора выметаться! Я же со своей стороны предупреждаю: если кому-то еще придет охота выполнять за меня мои обязанности, то так легко вы не отделаетесь. Будь я проклят, если не отдам каждого в рабство Джадду Барнуму и прослежу, чтобы он не вздумал освободить вас раньше, чем вы отработаете свою кормежку. – Видимо, собственное чувство юмора доставило ему немалое удовольствие, и он снова заулыбался. – А теперь шагом марш в фургон и зарубите себе на носу: не вздумайте даже соваться во владения мистера Уингейта, не то в следующий раз промаршируете пешком до самого города! Я позабочусь, чтобы вы хорошенько усвоили этот урок. А теперь проваливайте.
   Хикори взгромоздился на высокие козлы, заранее заботливо очищенные от грязи и навоза, и свистнул, улыбаясь щербатым ртом. По его невиннейшей улыбке можно было подумать, что он собирается совершить приятную прогулку до города и обратно. Кое-кто, ворча, двинулся к фургону, очевидно, придя к благоразумному выводу, что до города далеко, а ехать все-таки лучше, чем идти.
   Мистер Тич презрительно повернулся спиной к предателям, всем своим видом показывая, что ехать в этом фургоне считает ниже своего достоинства. На прощание он одарил злобным взглядом хозяина поместья. За его спиной заскрипели колеса фургона, который в эту минуту выкатился на дорогу.
   Шериф Доббс долго смотрел им вслед, явно наслаждаясь столь бесславным отступлением.
   – Через пару миль эти ребята принюхаются и забудут, что фургон вообще чем-то пах. Но, Боже, помоги нашим горожанам, когда эта компания въедет в Натчез!
   – Ну что ж, надеюсь, это на какое-то время отобьет у них охоту к подобным приключениям, – отозвался Эштон.
   Харви озабоченно сдвинул брови.
   – Многие из этих людей не скоро смогут забыть свое унижение, Эштон. Думаю, будет лучше, если на какое-то время ты примешь соответствующие меры предосторожности, чтобы защитить свою собственность. Да и сам будь поосторожнее! Бывает и так, что тот, кто на вид совершенно безобиден, вынашивает самые черные планы.
   Эштон благодарно похлопал его по плечу:
   – Я буду осторожен, Харви, спасибо тебе!
   – Да ради Бога! – Шериф снова с улыбкой посмотрел в сторону громыхавшего вдалеке фургона.
   Кое-кто предпочел идти пешком и, понурившись, брел по дороге в направлении города, а галантный мистер Мамфорд Хорэс Тич, который прибыл сюда, красуясь во главе целой процессии, теперь удрученно плелся в хвосте. Прошло немало времени, пока он, поборов свою непомерную гордыню, попросился посидеть на козлах фургона, но там ему все время приходилось цепляться за что-то, чтобы не упасть, и в конце концов он был вынужден вновь пуститься в путь пешком. Нечего и говорить, что у него оказалось достаточно времени, чтобы прийти к твердому убеждению – Эштон Уингейт не такой человек, которому можно становиться поперек дороги!

Глава 6

   Шериф и его люди уехали, и стук копыт замер в отдалении. Дом опять погрузился в тишину и покой, только в душе Лирин царила тревога. Когда она оказалась невольной свидетельницей ужасных обвинений, которые высказывал в ее адрес достойный мистер Тич, ее охватил панический ужас: ужас перед тем, что в словах, которые выкрикивали о ней эти мерзавцы, может быть доля правды. А вдруг она и впрямь та самая женщина, что сбежала из сумасшедшего дома?! С того самого дня, как она очнулась от своего забытья, она проклинала свою память, которая плотной завесой скрыла от нее ее прошлое. Она отчаянно хотела узнать, кто же она на самом деле, есть ли у нее семья, друзья, а самое главное – как случилось, что она оказалась той ночью на пути у Эштона.
   Слава Богу, мистер Логан поддержал ее и все наконец уладилось. Но когда она украдкой наблюдала за всем происходящим из окна, она заметила нечто такое, что сильно смутило ее. Несомненно, Эштон был готов защищать ее от кровожадной толпы даже ценой собственной жизни, но в то же время он почему-то страшно боялся позволить старику санитару увидеть ее лицо, как если бы и его собственную душу терзали мучительные сомнения, подобные тем, что не давали покоя и ей.
   Она обхватила колени дрожащими руками и неподвижным взглядом уставилась на тонкие пальцы, один из которых украшало простое золотое кольцо, и смотрела до тех пор, пока новый острый приступ головной боли не заставил ее закрыть глаза. Лирин машинально потерла лоб, словно стараясь прогнать боль, но внезапно перед ее внутренним взором вспыхнуло отчетливое видение: чья-то рука, крепко сжимающая длинные, тонкие щипцы с заостренным концом. Вот они медленно поднимаются вверх, а затем резко падают, потом еще раз и еще. В ее памяти внезапно всплыло какое-то блеклое, размытое пятно, которое постепенно превратилось в лицо мужчины. Оно вдруг задрожало, как будто по воде пробежала рябь, потом перекосилось, рот широко раскрылся в беззвучном крике, и в душу Лирин заглянули полные ужаса глаза. Вне себя от страха, она пронзительно вскрикнула и вскочила на ноги, словно стремясь убежать от кошмарного видения.
   Вдруг чья-то ладонь легла ей на плечо, и Лирин вновь вскрикнула и отшатнулась. Забыв обо всем, кроме отчаянного желания вырваться, она метнулась в сторону, но эта же сильная рука, обхватив ее за талию, прижала к твердой, мускулистой груди.
   – Лирин?! – Эштон слегка потряс ее за плечи, чтобы привести в чувство, но она продолжала вырываться, отталкивая его. – Лирин, в чем дело?
   Подняв к нему широко распахнутые глаза, в которых все еще прятался смертельный страх, она прижала ладонь к дрожащим губам и покачала головой.
   – Не знаю, Эштон, – простонала она. – Я, похоже, начинаю вспоминать, или это просто видения, – отвернувшись от него, чтобы не видеть, как исказилось его лицо от мучительного беспокойства, она продолжала сквозь набегавшие слезы: – Я видела, как поднялась чья-то рука и нанесла удар, потом еще и еще! – Плечи ее задрожали, и она отчаянно разрыдалась. – Может, это была я?! Может, было бы лучше просто отдать меня им?! Наверное, я и в самом деле сбежала оттуда, а мистер Логан просто обманул их!
   – Чушь! – Эштон крепко обнял ее за плечи и заглянул в полные слез глаза. – Самое страшное, что случилось с тобой, это потеря памяти. И не вздумай принимать грязные обвинения этих недоумков за собственные воспоминания!
   – Не-ет! – простонала она. – Я и раньше видела этот образ, еще до того, как сюда явились эти ужасные люди!
   Эштон крепко прижал ее к себе, обхватил сильными руками и бережно поцеловал в висок.
   – Послушай, может, это просто кошмар, какой случается во сне? А тогда, стало быть, нечего ломать себе голову!
   – Как бы я хотела поверить в это! – Лирин со вздохом опустила голову и прижалась к Эштону, ощущая глубокое, мерное биение его сердца. Восхитительное чувство безопасности охватило ее, когда она ощутила, как крепко держат ее эти сильные руки. Лирин заговорила, повинуясь какому-то странному порыву: – Как бы я хотела верить в то, что это всего-навсего ночной кошмар! Я… я и в самом деле надеюсь, что я твоя жена, Эштон! Мне так хочется быть с тобой, стать членом вашей семьи, быть уверенной в том, что я в безопасности и это мой дом! А для этого мне надо знать правду!
   Видя, что все его попытки успокоить ее потерпели неудачу, Эштон ласково сжал ладонями лицо Лирин и заглянул ей в глаза, словно пытаясь понять, что кроется в их бездонной глубине.
   – Тогда поверь мне, Лирин, – прошептал он едва слышно. – Ни за что на свете я не решился бы причинить тебе боль. Я люблю тебя, и ты не должна ничего бояться!
   С мягкой настойчивостью Эштон прижался к ее губам и не отрывался от них, пока все ее страхи не исчезли. Прикосновение Эштона, такое чувственное и настойчивое, пробудило в Лирин дремавшие желания. Ее руки крепко обхватили плечи Эштона, и она раскрыла губы в ответном поцелуе… Они пили сладкий нектар, вкушать который выпадает счастье лишь влюбленным. Дурманящий любовный напиток! Припав к этой чаше, они пили его глоток за глотком, потеряв голову, забыв обо всем на свете…
   Неожиданно до них донесся стук чьих-то каблуков. Эштон поднял голову, с трудом оторвавшись от губ жены, и обжег ее взглядом горящих глаз, в которых она прочла обещание. Отступив в сторону, он стремительно вышел из комнаты, и Лирин осталась одна, еще вся пылающая огнем. Вспомнив, что сюда вот-вот могут войти, и не желая, чтобы кто-нибудь застал ее в подобном состоянии, она подобрала пышные юбки и бегом бросилась из комнаты. Миновав столовую и просторный холл, она побежала по коридору и, вдруг вспыхнув, остановилась: в самом дальнем его конце она увидела Эштона, который с улыбкой смотрел на нее. Его огненный взгляд заставил Лирин вспыхнуть. Ей казалось, что он раздевает ее, прикасается к обнаженному телу, и нет ни одного потаенного уголка, который мог бы укрыться от этих глаз. У нее перехватило дыхание, когда она прочла откровенное желание в его взгляде, но в еще большее замешательство она пришла от мысли, что ее собственные чувства для него не тайна. Вероятно, именно поэтому он и поджидал ее здесь. Сердце у Лирин отчаянно заколотилось. К счастью, она услышала глухие голоса старых леди, входивших в гостиную. Это значило, что дорога через главный холл свободна, Лирин метнулась туда, сгорая от стыда при мысли, что еще секунда – и все доводы разума были бы бессильны.
   Задыхаясь, она торопливо взбежала вверх по лестнице и скрылась у себя в комнате. Заперев дверь на ключ и забравшись в кресло, Лирин впилась взглядом в полированную деревянную дверь, страшась и желая услышать, как в коридоре раздадутся шаги. Действительно, она услышала стук каблуков. Кто-то остановился у самой двери и негромко, но настойчиво постучал. Закусив губу, Лирин ожидала, что будет дальше. Стук повторился, потом еще раз, уже громче. Затем наступила тишина, и шаги стали удаляться. Она вздохнула с облегчением, но, как ни странно, чувство глубокого разочарования вдруг охватило ее.
   С севера налетел порывистый, пронизывающий ветер и принес с собой тяжелые темные тучи, полностью затянувшие горизонт на западе. По крыше забарабанили редкие капли дождя, слегка прибившие пыль и принесшие в дом ощущение свежести и прохлады. Потом один за другим небо озарили сполохи молний, возвещая приближение бури, и на поля Бель-Шена обрушился настоящий ливень. Забегали слуги, поспешно закрывая окна и разводя в каминах огонь.
   Уиллабелл пришла, чтобы помочь своей молодой хозяйке переодеться к обеду, и, хотя Лирин намеревалась провести вечер у себя в комнате, пришлось отказаться от этой мысли и довериться заботам старой негритянки. Выбор туалета не составил особого труда. Было сразу решено, что Лирин наденет изумрудно-зеленое. Платье, вне всякого сомнения, было очаровательно: глубокий вырез, обнажая плечи, спускался вниз к соблазнительным округлостям груди, приподнятой корсетом. Оглядев себя, Лирин пришла к выводу, что держаться на почтительном расстоянии от Эштона в подобном платье будет довольно трудно. К счастью, ее декольте было не таким смелым, как у платьев, в которых щеголяла Марельда, но, с другой стороны, грудь Лирин, гораздо пышнее, чем у соперницы, представляла собой куда более волнующее зрелище. Единственное, что несколько успокоило ее, это то, что за обедом будут и тетушки, а Эштон вряд ли позволит себе какие-то вольности на глазах у престарелых родственниц.
   Она медленно спустилась по лестнице вниз и немного приободрилась, услышав нежные, глубокие звуки музыки, которые лились из гостиной. Пока Эштон играет на виолончели, она в безопасности: ей не грозит встретить его обжигающий страстью взгляд, от которого дрожат и слабеют ноги, или почувствовать прикосновения, от которых сладко кружится голова. К тому же, пока он погружен в свою музыку, она без помех сможет наблюдать за ним.
   Комната была мягко освещена мерцающим пламенем дюжины свечей в тяжелых канделябрах. В камине весело играл огонь, добавляя гостиной света и уютного тепла. А за окном по-прежнему яростно полыхали вспышки молний, и сильные порывы ветра гнули к земле кроны деревьев.
   Эштон сидел, погрузившись в игру, и ничего не замечал вокруг. Лирин, бесшумно проскользнула в дверь и замерла, не в силах оторвать от него глаз. Эштон был одет как денди. Лирин знала, что он получал своего рода удовольствие от красивой одежды. Костюмы его всегда были на редкость элегантны и сидели превосходно. Вот и сейчас темно-синий сюртук сидел на нем как влитой. Видно было, что над ним потрудился искусный портной – покрой слегка подчеркивал разворот широких плеч, сбегая вниз к узкой талии, при этом на нем не было ни единой морщинки. Впрочем, подумала Лирин, тут дело не только в искусстве портного. При своем высоком росте и атлетическом сложении Эштон выглядел элегантно даже в старых, потертых бриджах, которые надевал, работая в конюшне.
   Желая остаться незамеченной, она попыталась бесшумно проскользнуть мимо него, но стоило ей сделать несколько шагов, как мелодия оборвалась и Эштон встал. Отставив виолончель в сторону, он подошел к ней с улыбкой, в которой сквозило восхищение. Взяв ее под руку, он низко склонился к ней, и обжигающее прикосновение его языка опалило ее будто огнем. Она и представить себе не могла, что ее встретят таким откровенно чувственным поцелуем, да еще в присутствии почтенных старушек. Вздрогнув, Лирин отпрянула в сторону.
   – Подумайте, что скажет ваша бабушка! – прошептала она.
   Ленивая усмешка скользнула по губам Эштона.
   – Интересная мысль, мадам! И в самом деле, что скажет милая старушка, тем более что ее здесь нет!
   – Как нет? – Взгляд Лирин упал на два пустых стула, где обычно сидели старые леди. Она растерянно взглянула в улыбающееся лицо Эштона: – Но где же она?!
   – Их с тетушкой Дженни пригласил на обед один из наших соседей. – Эштон беспечно пожал плечами. – Нас тоже приглашали, дорогая, но я взял на себя смелость отказаться.
   Лирин обвела встревоженным взглядом пустую комнату:
   – Выходит, мы с вами остались одни?
   – Если не считать слуг. – Он насмешливо поднял бровь. – Неужели это так пугает вас, любовь моя?
   Лирин ответила нерешительным кивком:
   – Какой же вы коварный, мистер Уингейт!
   Расхохотавшись, Эштон подвел ее к массивному буфету, где стояли ослепительно сверкающие хрустальные графины. Налив в бокал немного шерри, он добавил туда воды и протянул ей.
   – А чего же вы ожидали?
   Лирин смущенно опустила глаза и пригубила из своего бокала.
   – У меня такое чувство, словно вы намерены соблазнить меня!
   Эштон саркастически ухмыльнулся, ослепительно сверкнув белоснежными зубами.
   – А вы знаете, любовь моя, что является границей между соблазном и насилием? Коротенькое слово «нет», которое вы всегда вправе произнести!
   Лирин не нашлась, что ответить. Для нее это короткое слово означало лишь одно – безопасность. Но его почему-то трудно было произнести, если рядом с ней находился Эштон.
   А Эштон между тем ласкал загоревшимся взглядом две восхитительные выпуклости, туго обтянутые корсажем. Заметив это, она задохнулась от волнения. Он потянулся к ней, и сердце Лирин затрепетало, чуть только его горячие губы обожгли поцелуем ее обнаженное плечо.
   – Вы необыкновенно соблазнительны сегодня, дорогая: лакомый кусочек, ничего не скажешь! – Он заметил, как розовая краска медленно залила ее белую кожу, и улыбнулся. – На вкус восхитительно, но с первого раза не распробуешь, – пробормотал Эштон и склонился еще ниже. Кончик языка обвел восхитительную округлость груди.
   Налетевший порыв ветра бешено ударил в стекло, так что оно жалобно зазвенело.
   – Мистер Уингейт! – Лирин умоляюще посмотрела на Эштона. – Вы забыли о слугах!
   Эштон довольно ухмыльнулся при мысли, что она не оттолкнула его. Он настойчиво привлек ее к себе.
   – Ах, любимая, я так изголодался за это время, что даже если бы дом ломился от гостей, мне и тогда было бы нестерпимо трудно держать в узде свои желания! Я был бы счастлив увезти вас ну хотя бы в Новый Орлеан, в тот самый отель, где мы с вами когда-то наслаждались любовью. Там мы были бы вдвоем.
   Хлопнула дверь, и они отпрянули друг от друга. Мимо них проплыла Уиллабелл, направляясь в столовую.
   – О Боже милостивый, проклятый ветер того и гляди разнесет весь дом по кусочкам! – Она захихикала и покачала головой: – Вот будет потеха, если мистера Тича сдует прямо в Натчез! Держу пари, он в жизни не попадал под такой душ! Жалко, что он не решился ехать в фургоне, вот тогда помыться ему было бы в самый раз! Вот бы посмотреть на него прямо сейчас! Ишь ты, что подумал про нашу хозяйку – а она-то настоящая леди, не то что какая-то белая шваль! Ну и показали же вы ему, масса! Вот здорово! В жизни так не смеялась!
   Почтенная домоправительница долго суетилась вокруг стола, проверяя куверты. Передвинув один из них поближе к середине, она удовлетворенно оглядела все и вышла. Через мгновение в гостиной появился Уиллис и с торжественным видом объявил, что обед подан. Взяв под руку молодую жену, Эштон повел ее к новому месту, которое только что устроила Уиллабелл. Его ладонь словно случайно скользнула по ее спине, когда она шагнула к предупредительно отодвинутому для нее стулу. Лирин удивленно оглянулась на него, их взгляды встретились, и одно долгое мгновение они смотрели в глаза друг другу.
   Эштон был не из тех, кто упускает свой шанс, и еще раз воспользовался случаем сорвать поцелуй с ее губ. Оторвавшись наконец, он поднял голову и чуть не утонул в бездонной зелени ее глаз. Лирин почувствовала, как под этим обжигающим взглядом у нее ослабели ноги. А пальцы Эштона уже скользили по ее шее и спускались ниже. Она часто и тяжело задышала, чуть приоткрыв губы, когда его горячие губы проложили цепочку обжигающих поцелуев вслед за пальцами. Голова ее закружилась. Он нежно приподнял ладонью ее грудь. Вся дрожа, она отпрянула в сторону, спасаясь от его прикосновений, и почти упала на стул. Эштон вслед за женой занял место за столом и заметил, что она кинула на него украдкой робкий взгляд. Слова замерли у нее на губах, но она не могла заставить себя произнести их, не могла отважиться попросить, чтобы он удержался от соблазна. Всей душой она жаждала любви, но все происходило слишком стремительно. Как ей понять, что возможно, а что нет, если до сих пор она не помнит, кто она такая!
   Весь обед Эштон с жадностью пожирал взглядом ту, что больше всего на свете возбуждала в нем аппетит, и это были отнюдь не расставленные перед ним блюда. Что касается Лирин, то шерри, к счастью, слегка ударило ей в голову, ненадолго притупив чувство тревоги. Понемногу ей даже стал нравиться этот изысканный обед на двоих, интимная обстановка, и она уже не вздрагивала испуганно, когда их руки встречались.
   Покончив с обедом, они вновь вернулись в гостиную. Эштон пропустил ее вперед и плотно прикрыл дверь, отделяющую их от столовой. Лирин уселась за клавесин и в глубокой задумчивости положила руки на клавиши. Эштон встал за ее спиной, и стоило ей остановиться в растерянности, как он приходил на помощь. Почувствовав, как его пальцы нежно коснулись ее затылка, заставив затрепетать от наслаждения, которое она испытывала в его присутствии, Лирин подняла голову и послала ему сияющую улыбку. Но вот он подошел к камину и стал ворошить железными щипцами тлеющие угли.
   Нежные звуки клавесина вдруг резко оборвались, и Эштон в удивлении оглянулся. На него смотрели полные ужаса глаза Лирин, дрожащие пальцы сжимали виски. Отбросив щипцы в сторону, он кинулся к жене. Сразу догадавшись о том, что мрачное видение опять мучает Лирин, он рывком поднял ее на ноги, крепко прижал к себе и нежно прошептал на ухо, почти касаясь губами ее волос:
   – Все хорошо, любимая. Все хорошо. Постарайся забыть об этом.
   – Каминные щипцы!
   Эштон почувствовал, что ее тело сотрясает крупная дрожь.
   – Все то же самое! Снова этот ужас! Человека бьют щипцами по голове. О, Эштон, неужели это никогда не кончится?!
   Эштон слегка отстранился, чтобы взглянуть ей в лицо.
   – Ты знаешь, кто этот человек? Ты его когда-то видела? Ты можешь хотя бы описать, как он выглядит?
   – Едва ли! – Слезы хлынули у нее из глаз. – О, Эштон, я так боюсь! Понять не могу, почему я все время это вижу! А тебе… не приходило в голову, что, может быть, я вижу все это лишь потому, что сама сделала это?! Ты уверен, что мистер Логан не ошибся?
   – Ты не имеешь к этому делу никакого отношения! – уверенно заявил Эштон. – Того несчастного закололи ножом. К тому же это был здоровенный толстяк, по крайней мере раза в два тяжелее тебя. Вряд ли ты смогла бы убить его каминными щипцами. Да он бы справился с тобой в одну минуту.
   – Но тот след от удара на моей спине… ты сказал, что это рубец от раны, будто меня ударили.
   Поймав умоляющий взгляд встревоженных глаз, Эштон произнес, резко чеканя каждое слово:
   – Питер Логан ясно сказал, что ты ничуть не похожа на ту несчастную из сумасшедшего дома, Лирин. Прими это как факт. Ты – не она! Ты Лирин Уингейт, моя жена!
   Его уверенность неожиданно придала ей сил. Терзавшие душу страхи уползли прочь. Усилием воли взяв себя в руки, Лирин смахнула слезы со щек. Эштон направился к буфету и налил ей бренди.
   – Ну-ка выпей! – велел он, возвращаясь к ней. – Это быстро приведет тебя в чувство. – Он с улыбкой наблюдал, как она осторожно поднесла бокал к губам и поморщилась, когда первый же глоток обжег ей горло. Взяв из ее рук бокал, Эштон настойчиво поднес его снова к ее губам: – До дна, любимая!
   Лирин послушалась и с отвращением допила обжигающую жидкость. Вернув ему бокал, она сразу почувствовала, как тепло стало разливаться по всему телу. Эштон взял ее за руку, подвел к дивану и усадил, расположившись рядом и притянув к себе. Все страхи Лирин мигом улетучились, с облегченным вздохом она теснее прижалась к его горячему телу, как никогда нуждаясь в нежности, которую он так щедро дарил ей. В эту минуту не было ничего естественнее, чем уронить голову ему на грудь.
   Медленно вспыхивали догорающие угли в камине, кидая теплые блики на их лица. В комнате воцарилась тишина. Постепенно огонь догорел и стало прохладно. Эштон поднялся, чтобы подбросить в камин поленьев. Вернувшись, он присел на корточки перед Лирин и ласково положил руку ей на бедро.
   – С тобой все в порядке, милая?
   Интимность прикосновения вначале заставила ее смутиться, но Лирин не нашла в себе сил оттолкнуть его. Наслаждение теплой волной разливалось по всему телу. Под его жадным взглядом щеки ее вновь запылали. Чтобы скрыть возбуждение, Лирин отвернулась и стала смотреть на огонь в камине.
   – Рядом с моей комнатой есть еще одна спальня, – прошептал он и замолчал в ожидании.
   Она повернулась и с недоумением взглянула на него.
   – Мне бы хотелось, чтобы вы сегодня же перебрались туда. – На губах его заиграла ленивая, чувственная усмешка. – Да, конечно, я понимаю, насколько усложняю свою жизнь, ведь тогда искушение будет мучить меня ночи напролет, но я бы так хотел, хотя бы временно. – Лукавая улыбка вновь скользнула у него по губам. – Впрочем, уверен, что вы и так уже поняли, чего я хочу на самом деле – хотя бы не спать в разных комнатах.
   Она заглянула в его глаза и чуть слышно прошептала:
   – Вы должны поберечь меня, Эштон, – улыбка ее стала неуверенной. – В вас есть что-то такое, не знаю, как сказать. Сомневаюсь, что я смогу долго сопротивляться вам.
   Он удивленно вскинул брови. Его изумлению не было предела – и она осмеливается делать ему подобное признание, когда знает, как он сгорает от желания!
   – Мадам, надеюсь, вы понимаете, какое оружие даете мне в руки?
   Лирин вспыхнула и подняла на него глаза:
   – Доверие?
   Глубокая морщина залегла у него на лбу. Вот так, одним-единственным словом эта непостижимая женщина поставила крест на всех его побуждениях.
   – М-м-м. – Он поднялся и протянул ей руку. – Прошу, мадам. Позвольте проводить вас в вашу новую опочивальню. Еще минута – и, потеряв голову, я овладею вами прямо здесь.
   – Но мне казалось, вы согласны с тем, что основа супружества – это доверие, – не унималась Лирин.
   Эштон бросил на нее вопросительный взгляд.
   – Увы, мадам, я и сам охотно пользуюсь этим словом ради собственной выгоды и удобства. Посмотрим, что вы скажете, когда я отвезу вас в Новый Орлеан. А если и это не подействует, ну что ж, тогда я, наверное, стану жертвой неразделенной любви.
   Лицо его было непроницаемо. Лирин встревожилась.
   – Вы это серьезно? Я имею в виду, вы и в самом деле собираетесь отвезти меня в Новый Орлеан?
   – Да, а почему бы нет? – ответил он небрежно.
   Эта идея все больше и больше нравилась ему.
   – Но ведь вы только что вернулись оттуда!
   – Это путешествие станет просто развлекательной поездкой, мадам, – нежно шепнул он ей на ухо.
   Лирин недоверчиво взглянула на него.
   – И вы, конечно, рассчитываете соблазнить меня во время этой поездки?
   – Да, мадам, и чем скорее, тем лучше!
   Эштон наклонился и подхватил ее на руки, коснувшись поцелуем нежной шеи, когда она доверчиво склонила голову ему на плечо. Он не мог оторвать глаз от соблазнительного зрелища, которое сейчас представляла ее грудь в низком вырезе платья, а когда она обвила его шею руками и край платья немного приподнялся, у него голова пошла кругом, так что он едва смог найти дорогу в спальню. Оказавшись наконец перед дверью, он повернул ручку и, толкнув дверь плечом, перенес через порог свою драгоценную ношу. Быстро миновав анфиладу комнат, Эштон внес ее в ванную и опустил на пол.
   – Возможно, вы захотите раздеться здесь. Боюсь, что в комнатах может оказаться холодно. – Эштон кивнул головой в сторону небольшого шкафчика, где было сложено белье. – Я приказал Уиллабелл принести сюда кое-что из ваших вещей, пока мы обедали.
   Лирин узнала лежавшие в шкафу зеленый халат и батистовую ночную рубашку. Стало быть, намерение переселить ее в эту смежную с его комнатой спальню возникло у него отнюдь не под влиянием минуты. Скорее всего он давно обдумывал это, а сегодня успел даже отдать необходимые распоряжения слугам, не сомневаясь, что сумеет уговорить ее. Лирин удивленно взглянула на него.
   – Похоже, я вас недооценивала.
   В ответ на это Эштон лишь криво усмехнулся.
   – Насколько я понимаю, вы не возражаете?
   – Вы всегда так уверены в себе? – спросила она, все еще не переставая удивляться, как же ловко он все предусмотрел.
   – Это просто обычная логика, мадам. Эта комната гораздо более удобная, чем та, в которой вас поместили вначале.
   – И к вам поближе.
   – Ну и это тоже, – признался он с самодовольной ухмылкой. Сбросив сюртук и жилет, он развязал шелковый галстук и повесил все на деревянную вешалку рядом с дверью. Потом взял ее руки и поднес их к губам, взгляды их встретились:
   – Пока вы переодеваетесь, я разведу огонь в камине.
   Дверь за ним закрылась, и Лирин облегченно вздохнула, надеясь в его отсутствие собраться с мыслями. Постепенно она поняла, что чем больше времени проводит с Эштоном, тем меньше помышляет о каком-то сопротивлении. Он, словно магнит, неудержимо притягивал ее, и ей все больше нравилась мысль, что она замужем за этим человеком. Разумно это или нет, она не думала, мечтая познать с ним ту близость, которая бывает между супругами.
   Его халат вместе с остальной одеждой висел на вешалке. Ей стоило только дотронуться до него, и комнату наполнил присущий только одному Эштону аромат, который снова заставил ее потерять голову. Она втянула в себя воздух, удивляясь себе самой, и стала торопливо переодеваться. Нежная ткань ночной рубашки коснулась ее обнаженного тела, слегка холодя его, и вдруг, сама не зная почему, Лирин попыталась представить, как она будет заниматься любовью с Эштоном. Испытает ли она блаженство или, как это часто бывает, предвкушение окажется куда приятнее, чем то, что случится позже? Но возможно ли такое? Эштон Уингейт – сама воплощенная мужественность, что было бы глупо отрицать. Она хорошо представляла, как эти карие глаза могут потемнеть от гнева, но в них был огонь, который мог очаровать любую женщину. Лирин сердито тряхнула головой. Господи, уже в который раз мысли завели ее бог знает куда! Ей бы следовало держать себя в руках, а она мечтает о близости с человеком, которого почти не знает?! Что это ей пришло в голову?
   Накинув зеленый бархатный халат поверх сорочки, Лирин направилась в спальню. Ее босые ноги по щиколотку утонули в роскошном ковре, и Лирин невольно залюбовалась мягкими пастельными тонами, в которых была выдержана вся обстановка этой изящной комнаты. По сравнению с этим великолепным будуаром сразу померкла простенькая обстановка спальни, куда ее поместили вначале. Ни одна женщина не смогла бы отказаться от подобной роскоши. Надо признать, случись ей раньше побывать в подобном раю, она бы дважды подумала, прежде чем усомниться в искренности Эштона.
   Сидевший на корточках перед камином Эштон повернулся, услышав ее шаги. Она с улыбкой приблизилась к нему и, вложив в его руку свои пальцы, призналась, очаровательно краснея:
   – Вы были правы, Эштон. Комната и в самом деле прелестна. Я бы никогда не смогла заставить себя отказаться от нее.
   Лирин привстала на цыпочках, чтобы поцеловать его в щеку, но Эштон повернулся, и губы их встретились. Она уже не испытывала ни малейшего желания отстраниться и наслаждалась тем, с каким жаром он откликнулся на ее поцелуй. Его губы раскрылись, он жадно приник к ее губам, властно, настойчиво лаская их. Ее язык робко шевельнулся в ответ, и это почти свело Эштона с ума. Он приподнял ее и крепко прижал к себе. Его объятия становились все теснее, губы не могли оторваться от ее губ, почти мучительное блаженство переполняло обоих. Раздираемая страхом и желанием поддаться искушению, Лирин трепетала в его руках, чувствуя, что и он в любую минуту может потерять голову. Если она немедленно не положит конец этому безумию, то через мгновение у нее просто не хватит на это сил.
   – Дайте мне время, Эштон, – умоляюще прошептала Лирин, с трудом отстранившись. – Прошу вас, дайте мне время, чтобы разобраться в себе.
   Лицо Эштона исказилось, как от сильной боли. Он усилием воли заставил себя выпустить ее, но она видела, что ее отказ ранил его. Не зная, как облегчить его боль, она робко подошла к постели. Когда Эштон, откинув в сторону покрывало, вновь повернулся к ней, она услышала, как он порывисто вздохнул. Руки его сами собой потянулись к ней. Лирин поняла, что мечтает снова оказаться в его объятиях, но Эштон с мучительным вздохом отвернулся:
   – Я ухожу.
   – Пожалуйста, Эштон! – Глаза ее молили о снисхождении. – Прошу тебя, останься! Мы могли бы немного поговорить!
   У Эштона вырвался хриплый смешок.
   – Послушайте, мадам, либо вы недооцениваете исходящий от вас соблазн, либо переоцениваете мою способность сопротивляться ему! Да ведь вы воплощенное искушение! Поверьте, стоит мне остаться – и вряд ли ваше «нет» сможет меня остановить. – Он сунул руки в карманы и обернулся. Лицо его помрачнело, на скулах заходили желваки. – Я и так едва владею собой, мадам. Берегитесь! Лучше ложитесь в постель, пока я еще окончательно не потерял голову!
   Лирин не осмелилась сомневаться в искренности его слов и поспешила послушаться. Даже не успев снять халат, она скользнула под одеяло. Эштон вернулся к камину, с грохотом швырнул в огонь еще одно полено и замер, хмуро глядя на пляшущие в камине оранжевые и багровые языки пламени. Лицо его с нахмуренными бровями было ярко освещено, и Лирин вглядывалась в него с замирающим сердцем, поражаясь, как случилось, что она так быстро поддалась очарованию этого человека.
   Где-то в уголках ее затуманенной памяти вдруг шевельнулось хоть и неясное, но отчетливое воспоминание о том, что она уже предавалась любви. Ее мысленному взору предстал обнаженный мужчина. Хоть она и не могла различить его лица, но от него веяло ощущением силы. Высокий рост, могучие плечи, которые постепенно переходили в узкие бедра, волосы темными кольцами падали на бронзовую от загара шею.
   Уиллабелл говорила, что Эштон мужчина, о котором женщина может только мечтать, и Лирин постепенно пришла к выводу, что старая негритянка ничуть не преувеличила. В самом деле, оценив его достоинства за тот короткий срок, что прошел со времени их знакомства, она могла бы не колеблясь доверить ему свою жизнь и свое счастье. Жизнь с ним была бы долгой чередой дней, наполненных любовью и нежностью.
   – Эштон? – чуть слышно прошептала Лирин.
   Он оглянулся.
   – Да?
   Она не ответила, и он подошел к постели.
   – Что ты, Лирин?
   В полутьме комнаты она пристально вглядывалась в его красивое лицо. Она понимала, чем рискует в эту минуту, но уже успела оценить неукротимую силу его мужского желания. Чем все это кончится? Может, потом она станет раскаиваться в своем малодушии, но сейчас она сгорала от желания испытать его страсть, ощутить на себе тяжесть его мускулистого, сильного тела, отдаться ему до конца. Глаза ее сияли страстью, когда она медленно, словно приглашая, потянула одеяло вниз.
   – Думаю, нет никакой необходимости ехать в Новый Орлеан, Эштон. Ты можешь получить все, что хочешь, прямо сейчас.
   Эштону показалось, что у него остановилось сердце. Но оно тут же глухо заколотилось, с бешеной скоростью гоня по венам разом закипевшую кровь. Давно сдерживаемая страсть прорвалась наружу. В глазах его загорелось пламя неукротимого желания, дрожащие пальцы с силой рванули ворот рубашки. Через мгновение отблески пламени уже выхватили из полумрака комнаты его бронзовые от загара плечи. Эштон присел на край постели, чтобы снять ботинки. Лирин, привстав на колени, спустила с плеч халат, и тот с мягким шелестом упал к ее ногам. Отбросив его в сторону, Лирин крепко прижалась к мужу. Она прильнула к его спине, обхватив за плечи руками, и Эштон почувствовал, как его мозг в любую минуту готов взорваться от острого, почти нестерпимого желания. Ее мягкие груди прижались к его спине, и это ощущение буквально сводило его с ума. Да, это, несомненно, была его Лирин – страстная, горячая, соблазнительная, способная заставить его испытывать и райское блаженство, и муки ада. Ботинки с грохотом полетели в сторону, а ее пальцы скользнули по его мускулистой груди и мгновенно запутались в густых жестких курчавых волосах.
   – Поспеши, – шепнула Лирин и откинулась на подушки.
   Не желая ни на мгновение выпускать ее из рук, Эштон опустился рядом. Губы его впились в ее рот, а рука скользнула вниз, поглаживая бедра и живот. Лирин испуганно вскрикнула, когда Эштон рывком разорвал ночную рубашку так, что зрелая пышность ее груди мгновенно предстала перед его голодным взглядом. Губы Эштона приникли к ней обжигающим, влажным поцелуем. Лирин задрожала. Прикосновения его языка казались ей пожирающим пламенем, умелые ласки возбуждали огонь желаний.
   На губах Лирин заиграла таинственная, слабая улыбка, когда тела их сплелись в жарком объятии. Нежные, розовые соски терлись о заросшую волосами грудь Эштона, доводя его до экстаза.
   – Мне кажется, я влюбилась в тебя, – выдохнула Лирин. – Я хочу тебя! О, Эштон, я так хочу тебя!
   Ее пальцы нащупали застежку туго натянувшихся бриджей, и Эштон втянул воздух сквозь стиснутые зубы, почувствовав, как ее рука скользнула внутрь, лаская плоский, твердый живот. Кровь стучала у него в висках, желание так переполняло его, что он боялся взорваться в любую минуту. Наконец их тела соединились.
   Охваченные нарастающей страстью и чувствуя близость пика наслаждения, они сплелись еще теснее, и почти сразу же могучий поток страсти подхватил их, чтобы вознести к сияющим вершинам любви.
   Рука об руку, они вместе плыли в этом радужном мире, пока наконец небеса не позволили им оторваться от райского блаженства, чтобы вновь вернуться на грешную землю. Томные вздохи выдавали блаженную усталость, чуть припухшие губы уже касались друг друга с нежностью утоленной страсти. В оконные стекла снова забарабанили косые струи дождя, но влюбленная пара не обратила на это никакого внимания.

   Покои хозяина находились в том крыле дома, куда никогда не попадали утренние лучи солнца. Лишь кое-где они робко заглядывали в комнату, пробиваясь сквозь плотные шторы, закрывавшие двустворчатые стеклянные двери и окна. Лирин зевнула и протянула руку: Эштона рядом не было. Она села и с удивлением оглядела комнату. Как она ни прислушивалась, но до нее не донеслось ни единого звука, свидетельствующего о том, что Эштон где-то неподалеку. Похоже, этой ночью он перенес ее в свою спальню, разом покончив с разговорами о раздельных комнатах супругов и дав ей понять, где ее настоящее место.
   Перед ней была огромная, великолепно обставленная комната, убранство которой указывало на безупречный вкус ее владельца. Все было выдержано в глубоких синих и мягких серо-коричневых тонах. Бархатные кресла и гобелены придавали ей особый уют. Отбросив со лба спутавшиеся за ночь волосы, Лирин с мечтательным вздохом вновь откинулась на подушки. Перед ее мысленным взором пронеслось то, что происходило вчерашней ночью. Она вызвала в памяти гибкую, бронзовую от загара фигуру, рельефно вылепленные на груди мускулы, плоский, твердый живот, узкие бедра. Но стоило только ее воображению добавить к этому торсу кое-какие детали, как лицо ее вспыхнуло от смущения, а губы изогнулись в лукавой усмешке, когда она вспомнила, как горело его тело под ее ладонью. Позже, ночью, когда он ненадолго покинул ее, чтобы подбросить дров в камин, она приоткрыла глаза и залюбовалась его мужественной наготой.
   Звук открывшейся и закрывшейся где-то рядом двери вернул Лирин к действительности. Узнав тяжелую поступь Уиллабелл, она отбросила одеяло и испуганно охнула, вспомнив о собственной наготе. Схватив висевший на спинке кровати халат Эштона, она торопливо завернулась в него, но, прислушавшись, убедилась, что экономка вошла в ванную. Дверь туда была плотно закрыта, и Лирин с облегченным вздохом опустилась на кровать. Ей не очень-то хотелось попадаться на глаза почтенной негритянке. Хотя, со вздохом призналась она себе, не пройдет и часа, как ей придется смириться со своим положением хозяйки дома. Вряд ли ей удастся долго держать Уиллабелл в неведении относительно изменившихся отношений между ней и Эштоном.
   Суета и топот ног в соседней комнате становились все громче: Лирин догадалась, что слуги наполняют ванну теплой водой. Вскоре раздался повелительный голос домоправительницы, отославшей их прочь, все смолкло на мгновение, и внезапно раздался негромкий стук в дверь. Прежде чем откликнуться, Лирин поспешно оглядела себя в зеркало и стыдливо опустила глаза, обнаружив, что волосы спутанной копной рассыпались по спине, щеки горят, впрочем, как и все тело под халатом. Достаточно было бросить на нее взгляд, чтобы понять, чем они с мистером Уингейтом занимались всю ночь.
   Махнув рукой на все попытки придать себе более приличный вид, Лирин распахнула дверь и увидела Уиллабелл, которая меняла в ванной полотенца. Старая женщина, ничем не выдав своего изумления, приветствовала молодую хозяйку со своей обычной веселой улыбкой и сразу же принялась болтать, что позволило Лирин быстро справиться со смущением. Казалось, Уиллабелл ничуть не удивилась присутствию Лирин в спальне хозяина, а приняла это как нечто само собой разумеющееся.
   Через пару минут Лирин уже нежилась в восхитительно горячей ванне, намылив тело душистым мылом и не слыша торопливых шагов по коридору. Эштон вихрем взлетел по лестнице, заставив Луэллу Мэй предупредить о его приближении Уиллабелл. Та торопливо выскользнула из комнаты, оставив свою госпожу на милость спешившего к ней мужа.
   Как только Эштон приоткрыл дверь в свою комнату, до его слуха донеслись звуки веселой песенки, которую распевала Лирин. Прислонившись плечом к приоткрытой двери ванной, он наслаждался видом обнаженной красоты, представшей перед его взором. Эштон с удовлетворением подумал, что он точно рассчитал время. Его жена принимала ванну, и мягкий утренний свет, пробивавшийся сквозь оконные стекла, нежно мерцал на ее бархатистой матовой коже. Сейчас она была похожа на купающуюся под сенью деревьев очаровательную лесную нимфу.
   Наконец Лирин, почувствовав чье-то присутствие и рассчитывая увидеть Уиллабелл, вскинула глаза. Она чуть не ушла с головой под воду, когда вместо чернокожей домоправительницы увидела Эштона. Он приветствовал ее очаровательной улыбкой и нежным взглядом карих глаз. Пристальный взгляд мужчины окончательно смутил ее, особенно когда она заметила, как он смотрит на ее грудь.
   – Вы – свет моих очей, мадам, особенно ночью.
   Краска бросилась ей в лицо при этом откровенном напоминании о тех ласках, которым они так безудержно предавались ночью. Он был одет очень просто – в бриджи для верховой езды, высокие сапоги и рубашку с длинными рукавами и казался воплощением мужчины, уверенного в своем очаровании. Это заставило ее еще острее почувствовать свою наготу и застенчиво покраснеть. Стараясь не обращать внимания на его пристальный взгляд и тщетно пытаясь унять неистовое биение сердца, Лирин как можно небрежнее спросила:
   – Вы собрались проехаться верхом?
   – Только взглянуть, как валят лес, – отозвался он, наблюдая, как мыльная пена собирается островками возле ее груди. – А вообще я намерен поскорее вернуться, чтобы вместе с тобой прокатиться в Натчез. Если мы поедем в Новый Орлеан, то тебе понадобятся новые платья.
   – Но я думала, в этом уже нет необходимости.
   – Напротив, радость моя. – Эштон шагнул вперед и уселся на стул, стоявший возле ванны. Забрав у Лирин мочалку, он окунул ее в мыльную воду и принялся осторожно намыливать ей спину. – Подумай сама, может быть, поездка в Новый Орлеан вернет тебе память, да и потом нам с тобой надо заново узнавать друг друга. Что может быть лучше этой поездки?! Ведь именно там начиналась наша любовь!
   Лирин с удовольствием чувствовала, как его сильные пальцы осторожно массируют ей спину и плечи.
   – Так приятно? – нежно спросил он.
   – Хм, очень! – промурлыкала она, забыв о своей наготе.
   Покончив со спиной, он принялся тереть ей бок и, слегка осмелев, нежно провел ладонью по груди. Сердце ее дрогнуло и отчаянно забилось, она повернулась к нему, и ее затуманенный взгляд встретился с его горящими глазами. Склонившись к Лирин, он лизнул мочку ее уха и, отбросив в сторону завившиеся мелкими колечками локоны, выпавшие из аккуратно подобранного и заколотого пучка, покрыл легкими поцелуями шею. Ладонь Эштона тяжело легла ей на грудь, через мгновение он сжал ее талию, и Лирин только успела охнуть, как он уже вытащил ее из воды и усадил к себе на колени. Обоим и в голову не пришло побеспокоиться о том, что он промокнет. Для них существовала только любовь, и ничто в мире не могло оторвать их друг от друга.

   Услышав дробный перестук каблучков, который быстро приближался, Эштон поднял голову и расплылся в довольной улыбке. Перед ним предстало на редкость соблазнительное зрелище. Для выезда Лирин надела одно из тех платьев, которые заказывал он сам, – эффект получился просто потрясающий! Эштон с удивлением понял, что в Лирин воплотилось его представление о любимой и желанной женщине. Его память все эти три года бережно хранила воспоминания о ней, но теперь, когда у него перед глазами стояла живая Лирин, Эштон вдруг понял, что до этой самой минуты так до конца и не смог в полной мере оценить всю прелесть жены. Неужели его память решила сыграть с ним злую шутку – ведь не может быть, чтобы за это время Лирин стала еще прекраснее, чем была прежде?!
   Когда она в нерешительности замерла на верхней ступеньке лестницы, он с улыбкой помахал ей рукой. Она шла к нему, и его восхищенный взгляд не в силах был оторваться от этого дивного видения. Платье было просто очаровательно: корсаж из темно-зеленой тафты великолепно сочетался с юбкой цвета слоновой кости. Изящную, тонкую шею окружал туго накрахмаленный кружевной воротничок, точно такие же манжеты подчеркивали хрупкость рук Лирин. Рукава с пышными буфами на плечах книзу сужались и плотно облегали руки. Нежно-кремовые кружева пенящимися волнами обрамляли кокетливую шляпку цвета морской волны с высокой тульей. Огромный бант того же цвета был завязан у нее под подбородком, что придавало Лирин легкомысленный и очаровательный вид. С точки зрения Эштона, она была на редкость элегантна.
   – Мадам, вы самая соблазнительная из сирен и скорее всего единственная – ведь все остальные наверняка утопились в океане от зависти к вашей красоте!
   Лирин весело расхохоталась и обвила руками его шею, а Эштон подхватил на руки жену и закружил ее. Все еще не отпуская ее, он коснулся легким поцелуем ее губ. Лирин немедленно откликнулась с радостной готовностью, и на одно долгое мгновение они будто растворились друг в друге, став единым целым. Наконец Эштон, с трудом оторвавшись от жены, опустил ее вниз.
   – Если ты еще раз ответишь на мой поцелуй с таким жаром, то я забуду обо всем и немедленно затащу тебя в постель!
   Лирин нежно коснулась его тяжело вздымающейся груди и коварно улыбнулась:
   – В конце концов, почему бы нам не отложить поездку?
   Эштон заскрипел зубами и с трудом выдавил улыбку.
   – Ах, мадам, никто на свете не хочет этого так, как я! Провести весь день в постели с такой женщиной, как вы, – да об этом можно только мечтать! Но я не забыл, что лишил вас ночной рубашки, а стало быть, за мной долг! – Он заглянул в ее сияющие глаза. – И нам скорее всего понадобится их изрядный запас, если мы собираемся проводить вместе каждую ночь до конца наших дней.
   Она привстала на цыпочках и шепнула ему в самое ухо:
   – Теперь я понимаю, почему Марельда так меня возненавидела! Представляю, как ей хотелось затащить тебя в постель!
   Эштон усмехнулся и подхватил ее под руку. Они направились к выходу.
   – Мадам, уверяю вас, у Марельды не было оснований для такого желания. У меня с ней никогда ничего не было.
   Прижав руку к груди, Лирин улыбнулась и доверчиво посмотрела ему в глаза:
   – Я просто счастлива.
   Гирам ждал их возле экипажа, предупредительно распахнув дверцу. При их появлении старый негр торопливо сорвал с головы шапку и радостно улыбнулся:
   – Ну и красавица! Просто загляденье!
   – Спасибо, Гирам! – Лирин ослепительно улыбнулась старому кучеру. – Мистер Уингейт тоже неплохо выглядит, ведь правда?
   – Да уж, в точности как всегда, – согласился негр, а потом объяснил, весело подмигнув: – Но ему до вас далеко, миз!
   Их беззаботный смех согрел старику сердце. Лирин, лучезарно улыбаясь, забралась в коляску, поддерживаемая любящей рукой мужа. Удобно устроившись на мягком кожаном сиденье, она подобрала пышные юбки, чтобы Эштон мог сесть возле нее. Он тут же воспользовался этим и, протянув руку, обнял жену и привлек ее к себе.
   – Я люблю тебя, – шепнул Эштон.
   Украшенная кокетливой шляпкой головка повернулась к нему, и Лирин одарила его улыбкой.
   – Ну что ж, сэр, могу вас уверить, что это чувство взаимно.
   Эштон почувствовал, как сердце его радостно затрепетало.
   Ландо весело покатило по извилистой дороге. Поездка в Натчез была для Эштона истинным удовольствием, несмотря на то что проезжал он по этой дороге сотню раз. Минувшая ночь подарила ему пьянящее наслаждение, по которому так истосковалась его одинокая душа, к тому же женщина, подарившая ему такое счастье, сейчас доверчиво и нежно покоилась в его объятиях.
   Лирин протянула руку, чтобы снять нитку у него с бриджей, и пальцы ее игриво пробежались по мгновенно напрягшимся мускулам бедра. Поймав его напряженный взгляд, она уже хотела убрать руку, как вдруг заметила, что он улыбается ей самой поощрительной улыбкой. Успокоившись, она подставила ему губы и получила в ответ страстный поцелуй. Время в дороге летело быстро, и они не заметили, как экипаж остановился у дверей магазина модных дамских товаров.
   Эштон помог сойти молодой жене на деревянный тротуар и остановился обсудить с Гирамом, сколько времени им понадобится, чтобы купить все необходимое. Повернувшись к Лирин, он обхватил ее за талию и с широкой улыбкой повел наверх познакомиться с хозяйкой. Мисс Гертруда заторопилась навстречу покупателям, смешно выглядывая поверх огромных кип материи, загромождавших ее магазин. Но как только эта неуклюжая дама с устрашающим носом, напоминавшим клюв попугая, увидела, кто к ней пришел, она радостно всплеснула руками:
   – Ах, мистер Уингейт, я просто сгорала от нетерпения увидеть вашу жену!
   Он представил ей Лирин и с удовольствием отметил, что мисс Гертруда мгновенно оглядела молодую женщину цепким, оценивающим взглядом сквозь поблескивающие стекла пенсне, которое непонятно как держалось на ее причудливо изогнутом носу. Она не упустила ничего: ни кокетливо сдвинутой набок, украшенной тонким кружевом шляпки, ни изящных туфель. Эштон облегченно вздохнул, когда Гертруда одобрительно кивнула и улыбнулась.
   – Ваша бабушка была у нас нынче утром, мистер Уингейт, и так восторженно отзывалась о вашей жене, что я уж было решила, что старая леди слегка преувеличивает. Но теперь я готова признать, что все ее похвалы оправданны и ваша юная жена и впрямь очаровательна! – Взяв Лирин за руку, мисс Гертруда горячо пожала ее. – Когда наши городские модницы увидят вас в моих туалетах, держу пари, уже на следующий день меня завалят заказами! Все они будут просто сгорать от желания выглядеть точь-в-точь как вы, моя милая! Знаете, мистер Уингейт, в свое время я была мастерица творить чудеса подобного рода, но в этот раз это будет настоящий фурор! Вы так хороши собой, что я уже предвижу беду!
   Услышав такой необычный комплимент, Лирин рассмеялась.
   – Может быть, в таком случае, мадам, нам не стоит рисковать? В конце концов, Бог с ними, с этими платьями!
   Пышные формы мисс Гертруды заколыхались, и она воздела руки кверху, с комическим отчаянием глядя на Лирин.
   – Что?! И стало быть, я своими руками отправлю вас к кому-то еще?! Но, моя дорогая, это же абсурд! Никто лучше меня не сможет подчеркнуть вашу красоту! – Она пожала плечами и улыбнулась, на щеках у нее появились лукавые ямочки. – Конечно, все они явятся ко мне, сгорая от зависти, не сомневайтесь. Но вам не стоит так волноваться – уж я как-нибудь сама с ними управлюсь.
   И можно было не сомневаться, что так оно и будет. У мисс Гертруды был просто нюх на такие вещи. Давным-давно до нее долетели слухи об этом красавчике Эштоне Уингейте. Знала она и о добром десятке очаровательных молодых дам, которые сходили с ума, пытаясь подцепить его на крючок. Среди этих охотниц наиболее упорной была Марельда Руссе – она частенько приезжала к ней в магазин и, дожидаясь примерки, охотно болтала о том, как он сходит по ней с ума. Его поспешная женитьба доставила немалое огорчение раздосадованной девице. Она была в такой ярости, что не постеснялась пустить по городу слухи, один нелепее другого. Уж не вызван ли этот поспешный брак какими-то сомнительными обстоятельствами! Быть может, разъяренный отец невесты заставил Эштона жениться?! Если ее спрашивали, как такое возможно, раз уж речь идет о таком упрямце, как мистер Уингейт, брюнетка только раздраженно пожимала плечами. О чем это они? Не он первый, не он последний, кто в пьяном виде бесчестит невинную девушку, а потом, так и не протрезвев, идет к венцу, чтобы сделать благородный жест. Даже тогда было ясно, что все это полный вздор, столько черной зависти чувствовалось в словах Марельды, а теперь, когда она своими глазами увидела избранницу Эштона, мисс Гертруда могла бы руку дать на отсечение, что в гнусных сплетнях не было ни крупицы правды. А если и предположить, что в них есть доля истины, то, стало быть, этот счастливчик в пьяном угаре наткнулся на бесценное сокровище!
   Портниха жестом пригласила их следовать за собой. Пропустив ее вперед, Лирин прижалась к Эштону.
   – Держу пари, мисс Гертруда большая мастерица на сладкие слова. Наверное, все ее клиентки слышат то же самое или нечто похожее!
   Он усмехнулся и крепко обхватил тонкую талию.
   – Мисс Гертруда прославилась своей прямотой. Всем и каждому она говорит то, что думает! Так что не стоит подозревать ее в лицемерии. С мисс Гертрудой нельзя не согласиться: смотреть на вас, мадам, действительно доставляет истинное удовольствие. И я намерен посвятить этому занятию всю жизнь.
   Распростившись с мисс Гертрудой, они заглянули в близлежащую гостиницу, чтобы немного отдохнуть и что-нибудь выпить. Эштон, конечно же, заметил, что он отнюдь не единственный мужчина, который не в силах отвести глаз от Лирин. Ее красота притягивала взгляды многих. Полдень уже миновал, и в баре было не более полудюжины мужчин, чинно сидевших за столиками. Появление Лирин произвело на них сильное впечатление. Знакомые Эштона просили его представить молодую жену и потом неохотно отходили, похлопав по плечу и пожелав счастья. Незнакомые взирали на нее кто с почтительным восхищением, а кто с откровенным вожделением. Вздернув бровь и угрюмо насупившись, Эштон молча сверлил наглецов взглядом, пока они в конце концов не отворачивались.
   Он усадил Лирин за столик в самом дальнем конце зала и уселся рядом, охраняя свое сокровище, которым не намерен был делиться ни с кем. Но даже здесь он чувствовал, как хозяин гостиницы, длинноногий, тощий человек, то и дело кидает на них удивленные и любопытные взгляды. Эштон удивился: он отлично знал, что этот тип никогда не обращает внимания на женщин, заботясь лишь о том, как потуже набить карман. Тем не менее Лирин привлекла его внимание, и, к изумлению Эштона, хозяин подошел к их столику.
   – Прошу извинить меня, сударыня, но я слышал, как мистер Уингейт говорил, что вы его жена.
   Лирин кивнула и улыбнулась:
   – Совершенно верно.
   Хозяин гостиницы задумчиво поскреб затылок, вид у него был довольно смущенный.
   – Стало быть, я ошибся, приняв вас за ту самую леди, которую разыскивает мистер Синклер.
   – Мистер Синклер? – удивилась Лирин.
   – Да, мэм. Мистер Синклер говорил, что его супругу похитили и привезли сюда, в этот город. Но раз вы замужем за мистером Уингейтом, значит, та совсем другая леди.
   – Я никогда даже не слышала о мистере Синклере, – тихо сказала Лирин. На душе у нее стало тяжело. – А почему вы решили, что это именно я?
   – А как же, мэм! Она как-то останавливалась здесь, и я видел ее, правда, издалека. Сначала я решил, что мужчина, который сопровождал ее, – кучер, потому что он сидел на козлах и правил. Ну а потом, когда он снял два номера рядом и ни на шаг ее от себя не отпускал, я понял, что это не так. Она, бедняжка, сильно о чем-то печалилась, но мне так и не довелось хоть словом с ней перемолвиться. Да и близко я ее не видел. Что-то странное было в той паре: они словно места себе не находили. Когда мистер Синклер приехал в город, то их и след простыл. Мистер Синклер пару дней разыскивал эту парочку, потом собрал вещички жены, погрузил их в коляску и уехал. С тех пор я редко видел его в городе, ведь он не здешний. Да и о себе не шибко-то много рассказывал.
   – А когда это случилось? – спросил Эштон.
   Хозяин гостиницы поднял глаза к потолку.
   – По-моему, незадолго до того, как сгорела психушка. – Он еще немного подумал и решительно кивнул головой: – Точно, как раз в это время!
   Неприятный холодок пополз по спине Лирин. Она твердила про себя, что хозяин гостиницы спутал ее с другой женщиной, которую видел только издалека, что она не кто иная, как Лирин Уингейт, но все было напрасно. Сомнения вновь овладели ею. Если она не имела ничего общего с той женщиной, то почему хозяин подошел к ним и завел этот разговор? Но портрет в Бель-Шене неопровержимо доказывал, что она именно та, кем ее во всеуслышание объявил Эштон. С отчаянием утопающего Лирин ухватилась за этот довод и постаралась отбросить прочь мучившие ее сомнения.
   Пока они ели, Эштон с тревогой поглядывал на нее. Однако Лирин, казалось, успокоилась, и ее лицо просветлело. Он окончательно убедился в этом, когда они вышли из гостиницы и Лирин потянула его на веранду, сплошь увитую плющом. С кокетливым смешком она сплела руки у него на затылке и притянула к себе. Эштон с готовностью откликнулся на призыв Лирин и нежно поцеловал ее. Внезапно рядом с ними раздался какой-то странный звук, похожий на возглас изумления. Оглянувшись, они увидели высокого, светловолосого мужчину, который удивленно рассматривал их широко раскрытыми глазами. Блондин молча переводил взгляд с Эштона на Лирин, оцепенев от изумления. Лирин засмеялась и выбежала с веранды, Эштон последовал за ней, пробормотав нечто вроде извинения. Пробравшись через заросли плюща на улицу, он кивком подозвал Гирама, и, оказавшись в своем экипаже, они весело захохотали, вспоминая оторопевшего от изумления бедного щеголя.
   Между тем светловолосый незнакомец все еще стоял на веранде, будто пораженный громом, когда мимо него, занятые разговором, прошли мистер Хорэс Тич и Марельда. Она стала свидетельницей того, как чета Уингейт упорхнула с веранды, подобно парочке влюбленных, и сейчас изливала свою досаду спутнику.
   – Никак не могу понять, как этой девчонке удалось убедить Эштона, что она Лирин Уингейт. Ведь она только и твердила, что не помнит ни кто она такая, ни откуда взялась, даже имени своего не могла назвать! Если хотите знать, я до сих пор уверена, что эта девица сбежала из психушки.
   – Но, дорогая, мистер Логан клянется, что никогда в жизни ее не видел, – осмелился возразить Хорэс.
   – Не забывайте, скольким он обязан Эштону! Неужели вы считаете, что у мистера Логана повернулся бы язык огорчить своего благодетеля?! Да и вы тоже хороши! Отправились к нему с целым войском, обвинили девчонку в том, что она прикончила санитара, и что же? Даже не смогли заставить его отдать ее вам! Да Эштон просто посмеялся над вами!
   Хорэс злобно сжал кулаки и пробормотал:
   – Ну, это я ему еще припомню! Придет день, когда он заплатит за все!
   – Только, молю вас, в следующий раз прихватите с собой побольше людей, а лучше целую армию, – сухо посоветовала Марельда. – Иначе у вас не хватит смелости встретиться лицом к лицу с Эштоном. А он чувствует себя в такой ситуации совсем неплохо!
   В это мгновение ее взгляд остановился на лице стоявшего поодаль высокого молодого блондина, и в глазах ее вспыхнуло откровенное восхищение. Моложе Эштона, он был гораздо массивнее его, однако в обоих мужчинах угадывалось что-то общее. Одет он был великолепно, куда изысканнее, чем толстяк Хорэс. Да и вообще он выглядел куда привлекательнее ее нынешнего кавалера.
   Высокий молодой человек равнодушно приподнял шляпу, приветствуя ее едва заметным кивком, так что его лихо закрученные усы почти не шевельнулись. Это заметно уязвило Марельду. Ведь она привыкла к тому, что ни один мужчина не оставался равнодушным при ее появлении, особенно если она так же щедро раздавала авансы, как сейчас!

Глава 7

   Новый Орлеан – дивный город, похожий на полумесяц! Ворота великой реки Миссисипи! Сияющая жемчужина дельты! Город, одинаково любимый как добропорядочными людьми, так и отъявленными негодяями, город блаженных сиест и знойных ночей, город, выросший, словно гриб после обильного дождя, и невероятным смешением обычаев и культур различных народов похожий на Вавилонскую башню. Рай на земле, где каждый может найти свое место под солнцем, город, где все с радостью предаются шумному веселью, вкушают блаженство и под сенью ночи, и под жаркими лучами солнца. Время там летит так же беззаботно, как беззаботно катит свои волны широкая и мутная Миссисипи. Роскошные пейзажи и звуки веселья придают городу особое очарование, а дивные запахи, пряные и сладкие одновременно, кружат головы всем горожанам. Тут и там цветущие кустарники добавляют свой пьянящий аромат к благоуханному воздуху, а покрытые крупными цветами азалии полыхают, словно живые костры, на просторных лужайках и свешиваются с высоких изгородей садов, и так всюду, куда ни кинешь взгляд. Настоящий Эдем для влюбленных!
   С того момента, как Уингейты сошли с палубы «Речной колдуньи», для них началось волнующее приключение, сулившее много новых впечатлений. Когда «Речная колдунья» еще только приближалась к городской пристани, вдоль которой выстроились похожие на гигантские плавучие дворцы пароходы, Лирин почувствовала охватившую ее волну возбуждения. Высоко над головой пронзительно засвистел гудок, заставив ее вздрогнуть в предвкушении чего-то необыкновенного, и из огромной трубы с тяжелым вздохом вырвался черный клуб дыма. Лирин смотрела вокруг себя широко открытыми глазами. Всюду кипела работа. Люди, как муравьи, озабоченно суетились, занятые каким-то делом. Тяжело груженные упряжки мулов с трудом тянули фургоны, заваленные кипами хлопка, бочонками с патокой и другим товаром, грузчики хлопотливо сновали по сходням, и охрипшие капитаны выкрикивали непонятные команды.
   Уингейты сели в наемное ландо. Лирин чувствовала себя так же легко и беззаботно, как парившие над их головами чайки. Неожиданно ее внимание привлекла небольшая группа квартеронок. В своих легких ослепительно ярких нарядах эти дочери Юга были восхитительны и напоминали тропические цветы. Лирин откровенно любовалась ими, пока не заметила, какие кокетливые взгляды они то и дело кидают в сторону Эштона, и впервые ощутила острый укол ревности. Эштон только лукаво улыбнулся, чувствуя, как она прижалась к нему, и с видом заговорщика обнял ее за плечи.
   – Похоже, им все равно, что ты женат, – недовольным голосом сказала Лирин.
   – Какая разница, милая? Главное, что это важно для меня! – с жаром возразил Эштон и, приподняв ей подбородок, на виду у всех приник долгим поцелуем к полуоткрытым пухлым губам, не обращая ни малейшего внимания на посыпавшиеся со всех сторон смешки.
   Когда Эштон оторвался наконец от ее губ, все страхи и недовольство Лирин исчезли. Глаза ее засияли теплым, мягким светом.
   – Наша любовь с каждым днем становится все чудеснее! Эштон, как ты думаешь, может ли наступить конец этому счастью?
   Он улыбнулся в ответ.
   – Порой требуется немало терпения и труда, чтобы поддерживать любовь. С ней нужно обращаться бережно, не то она быстро утратит свою прелесть.
   – Но ведь было так просто и естественно любить тебя весь этот месяц, – вздохнула она. – Какой же это труд?!
   – Хочешь, я отвезу тебя туда, где мы с тобой когда-то познакомились?
   Лирин с радостью согласилась:
   – Ну конечно. Мне бы хотелось увидеть места, где мы бывали вместе.
   Эштон наклонился к кучеру и велел отвезти их на Вье-Каре. Лошади весело зацокали подковами по булыжной мостовой, а они откинулись на спинку экипажа, наслаждаясь прогулкой. И снова в душу Эштона закрались невольные сомнения: правильно ли он сделал, затеяв это путешествие? Не вызовет ли оно у Лирин новую волну ночных кошмаров? Во время плавания он ни на минуту не выпускал Лирин из виду, готовый в любой момент дать команду причалить к берегу, но она, казалось, не ведала ни страха, ни сомнений и вела себя, словно школьница, отпущенная на каникулы.
   Эштон заранее позаботился о том, чтобы им оставили тот же номер в гостинице «Сент-Луис», в котором они, потерявшие голову от любви молодожены, наслаждались первыми днями супружеского счастья. Улицы выглядели в точности, как и три года назад, звуки, проникающие сквозь высокие застекленные двери, тоже остались прежними. Он непременно поведет ее в те же самые ресторанчики, в которых они не раз обедали вместе, потом они примутся бродить по тем же паркам, где гуляли когда-то, и, наконец, отправятся в театр на выступление той же труппы. Все должно быть так же, как было тогда, по крайней мере насколько это возможно. Большего он не мог сделать, оставалось только ждать и надеяться.
   Лирин удобно устроилась рядом с Эштоном и наслаждалась открывающимися из ландо замечательными видами города. Она понятия не имела, куда они едут, но чувствовала себя удивительно уютно и безмятежно в теплых объятиях мужа. Экипаж миновал улицы, сплошь застроенные гостиницами и ресторанами, и вскоре повернул на узкую улочку. Магазины, украшенные причудливым орнаментом металлических решеток и нависающими над ними балкончиками, придавали ей неповторимый колорит. Внезапно Эштон тронул ее за руку, указывая на небольшие лавочки, тесно прижавшиеся друг к другу.
   – Вот, смотри! Именно здесь когда-то я впервые увидел тебя. Но прошло немало времени, пока ты узнала о моем существовании.
   У Лирин вырвался недоверчивый смешок.
   – Скорее всего я заметила тебя сразу же, просто не хотела, чтобы ты возомнил о себе невесть что! Что-то не верится, чтобы женщина была способна не заметить такого красавца, как ты!
   – Не знаю, не знаю, мадам, вам виднее! Тем не менее вы изрядно помучили меня. Я готов был поклясться, что моя жизнь кончена, когда увидел, как вы сели в экипаж и преспокойно укатили вместе с компаньонкой!
   – Так где же мы в конце концов познакомились?
   – Ах, мадам, видно, само провидение позаботилось обо мне! – кивнул он с улыбкой и нагнулся к кучеру, чтобы сказать, куда ехать дальше. – Случилось так, что шайка мошенников бросила тень подозрения на команду моего парохода. Они рассчитывали таким путем избавиться от необходимости возмещать причиненный ущерб. Негодяи подкупили одного человека, и тот показал, что пираты не раз грабили пароходы, а потом скрывались от погони на моем судне. Когда властям все стало известно, мошенников уже и след простыл. Я пришел в бешенство и решил начать собственное расследование. Но для этого пришлось повидаться с судьей, которому поручили дело.
   – И это оказался мой дедушка? Судья Кэссиди?
   – Да, мадам. На редкость справедливый и разумный человек, который внимательно выслушал меня, и все было бы отлично, если бы некая юная леди не спутала мне все карты, неожиданно появившись в комнате. Боже, от счастья я готов был задушить в объятиях судью!
   Экипаж свернул в переулок, по обеим сторонам которого тянулись высокие кирпичные ограды с ажурными железными воротами, сквозь которые можно было видеть цветущие сады и извилистые дорожки. Миновав переулок, они выехали на улицу пошире, где стояли высокие особняки, окруженные большими лужайками, засаженными столетними дубами и множеством других деревьев. Дома здесь строили каждый на свой вкус – от особняков с колоннадами в колониальном стиле до экзотических вилл, которые можно встретить в Вест-Индии. Как раз перед одним из таких домов и остановилось их ландо.
   «Вряд ли она сможет узнать этот дом», – мрачно подумал Эштон, глядя на окна с опущенными плотными шторами, придававшими особняку нежилой вид. Внутри было темно и царила такая же гнетущая атмосфера запустения. Эштон раздернул шторы нескольких окон, впустив в комнаты солнечный свет. Покрытые серыми чехлами кресла и диваны угрюмо выстроились вдоль стен, словно охраняя покой покинутого старого дома. Однако эти суровые часовые явно не напугали недавнего посетителя: Эштон заметил на покрытом пылью полу цепочку следов, тянувшуюся через всю комнату. Отпечатки тех же следов виднелись по всему дому. Скорее всего таинственный посетитель бродил без особой цели, но вот в кабинете судьи цепочка следов целенаправленно вела к столу, над которым в стене остались торчать два гвоздя от висевшего когда-то здесь портрета. Эштону оставалось только гадать, кто был этот грабитель и зачем ему понадобилась картина.
   – Когда я получил твой портрет, – проговорил Эштон, – вместе с ним было письмо судьи, в котором тот упоминал другой портрет – твоей сестры. У тебя есть сестра, ее зовут Ленора, и судья вплоть до самой смерти хранил оба портрета, доставшиеся ему в подарок от вашего отца. Я был уверен, что после того, как он умер, портрет Леноры вернули ей. Но отпечатки на полу совсем свежие, и, как ты можешь заметить, – он указал ей на следы, – этот человек знал, что ему здесь нужно, направившись прямо к стене.
   – Но чем его мог так заинтересовать какой-то портрет? – Лирин обвела рукой комнату. – Здесь есть гораздо более ценные вещи!
   Эштон усмехнулся.
   – Знаешь, я никогда не замечал эти портреты, пока они висели здесь. Но если эта Ленора хоть немного похожа на тебя, тогда мне понятно, что заставило грабителя забыть обо всем и утащить ее портрет.
   – Какая ерунда, Эштон! Уверена, что у неизвестного была куда более важная причина.
   Эштон передернул плечами.
   – Понятия не имею, зачем ему это понадобилось. Никто не имеет права входить сюда без нашего разрешения. Твой дедушка позаботился, чтобы и этот дом, и все, что в нем, после его смерти досталось тебе. Как ни странно, он даже не сделал попытки пересмотреть свое завещание после известия о твоей гибели.
   – Но почему?
   – Ленора и твой отец не ладили со стариком и покинули дом, окончательно рассорившись с ним. Мне кажется, после этого он считал меня единственным близким человеком. По крайней мере он дал мне это понять, когда я пришел к нему. Увы, он был уже на смертном одре, но успел сказать, что я теперь наследую все, что раньше предназначалось тебе. Так что, надо думать, он понимал, что делает. – Эштон обвел задумчивым взглядом комнату, словно видел ее в первый раз. – Знаешь, я все никак не мог заставить себя прийти сюда! Ведь я был уверен, что тебя нет в живых! Слишком много воспоминаний связано у меня с этим домом.
   – А я вот совсем не помню, чтобы когда-нибудь жила здесь, однако… – Лирин вдруг вздрогнула, будто ледяная рука коснулась ее спины, и в страхе оглянулась. – Знаешь, я что-то чувствую… – Под недоумевающим взглядом Эштона она смущенно потупилась и чуть слышно шепнула: – Будто этот дом рыдает, оплакивая кого-то, а может, наоборот, предупреждает.
   – Пойдем, радость моя, – ласково прошептал Эштон, увлекая жену к выходу. – Давай вернемся в гостиницу. Какой смысл оставаться здесь, тем более что это так расстраивает тебя!
   Лирин позволила мужу вывести ее из дома. Но дойдя до ворот, она вдруг остановилась и оглянулась назад. Под широкими козырьками темные тусклые окна, казалось, уставились на нее в печальном недоумении, словно умоляя остаться и вернуть дом к жизни. Запертые ставни на нижней веранде были покрыты толстым слоем пыли и явно нуждались в починке. Небольшой кокетливый цветник сплошь зарос сорняками. Лишь одинокая виноградная лоза прекрасно чувствовала себя на этой плодородной почве и пышно разрослась, так что побеги ее почти сплошь покрыли крышу дома. Неожиданно Лирин вздрогнула. Она могла бы поклясться, что уловила какое-то движение в одном из окон второго этажа. Она обвела внимательным взглядом весь этаж, вглядываясь в окна, но те казались совсем тусклыми, и сквозь них ничего невозможно было разглядеть. Скорее всего у нее просто разыгралось воображение. А может, пролетавшая мимо птица бросила тень на стекло?
   – О чем ты задумалась?
   Голос Эштона прервал ход ее мыслей, она со смехом обернулась и покачала головой.
   – Призраки! Они преследуют меня, когда я смотрю на этот старый дом. – Лирин оперлась на его руку. – Должно быть, дедушка очень любил это место! Даже сейчас видно, что когда-то за домом и садом ухаживали с любовью. Это всегда замечаешь.
   Эштон ласково сжал нежную руку, которая так доверчиво покоилась в его ладони:
   – Он бы с радостью пожертвовал всем этим, только бы ты была рядом с ним.
   У нее вырвался печальный вздох.
   – Как жаль, что дом в таком состоянии.
   – Если хочешь, мы откроем его. Достаточно нанять прислугу и можно будет останавливаться здесь всякий раз по приезде в Новый Орлеан.
   – Это было бы чудесно!
   – Кто знает? Может быть, нашим детям придется по вкусу жить в городе. Тогда они поселятся здесь, в этом доме.
   Лирин обвила рукой его талию и улыбнулась, заметив, как в его глазах разгорается пламя.
   – Сначала нужно обзавестись детьми.
   – Я в вашем полном распоряжении, сударыня. – Он склонился перед ней в галантном поклоне.
   – Может быть, мы обсудим это немного позже: скажем, у себя в номере в постели?
   Лукавые чертики запрыгали в его смеющихся глазах, и он с любовью взглянул на жену.
   – Я только-только собирался это предложить.
   – Так, может быть, стоит вернуться и приступить к делу? – спросила она, смущенно улыбнувшись. – Ты всегда уверял, что когда-то мы доставили друг другу немало радости, так что я сгораю от желания увидеть этот приют любви.
   Эштон радостно ухмыльнулся и подсадил жену в поджидавший их экипаж. Кучер хлестнул застоявшихся лошадей, и они охотно взяли с места резвой рысью. Ландо катило по утопающей в зелени улице. Вдруг в сознании Лирин один за другим стали мелькать обрывки воспоминаний о такой же поездке. Но тогда рядом с ней сидел высокий мужчина, одетый в черное, и ласково гладил ее по руке… утешая? Лирин обхватила голову руками, изо всех сил стараясь восстановить в памяти события дня. Похоже, поездка была связана с чьей-то смертью, но она сомневалась, так ли это. Само это ощущение было таким же расплывчатым и туманным, как и лицо ее спутника. Но что-то в нем было очень знакомое. Одно она могла сказать с уверенностью: это был не Эштон. Кажется, он был плотнее… и у него были усы.
   Этот странный образ встревожил ее и привел в уныние. Лирин постаралась отмахнуться от него, чтобы не омрачать безоблачного счастья, но он, будто злой дух прошлого, затеял с ее памятью игру. То в ее сознании всплывала зловещая фигура мужчины, то слышался чей-то неясный шепот. Какие-то обрывки воспоминаний появлялись и исчезали, никак не желая складываться в единое целое.
   Лирин печально вздохнула, но как только Эштон с тревогой оглянулся на нее, она улыбнулась и погладила его руку.
   – Как жаль, что я совсем не помню, как все было у нас с тобой три года назад. Держу пари, мне есть что вспомнить!
   – Мадам, можете быть уверены в этом! Но не стоит переживать – я позабочусь, чтобы вы обзавелись новыми воспоминаниями, и клянусь, что вы не сможете так быстро выкинуть их из памяти!

   Ночь была темной, свежий ветерок врывался в спальню и вздувал полог кровати, словно белоснежный парус, лаская сплетенные воедино обнаженные тела и унося с собой сладкий любовный шепот, клятвы верности, вопросы, прерываемые страстными поцелуями и вздохами. Пальцы Эштона ласкали изящно изогнутые бедра, матовые, как слоновая кость, груди, плоский упругий живот. Это был какой-то нескончаемый праздник чувственного наслаждения, сверкающая интерлюдия, разыгрывающаяся за занавесом из прозрачного шелка.
   Эштон оторвался от своей молодой жены и, накинув халат, вышел на балкон. Уличный фонарь бросал вокруг бледный свет, словно одинокий маяк, освещая пустую в этот поздний час улицу. Откуда-то издалека до него донеслись неясные звуки музыки, сопровождаемые беззаботным смехом, как свидетельство того, что остались еще люди, готовые предаваться веселью каждую минуту, не замечая уносившего их потока времени. Так, возможно, будет и с ними, если свершится чудо. А сейчас он наслаждался только настоящим, счастье его было так велико, что Эштон почти боялся, что оно вновь покинет его.
   Та, что он любил больше жизни, притягивала его к себе, словно магнитом. Эштон вернулся в комнату и замер в изножье постели, не в силах оторвать глаз от своей возлюбленной. Лирин свернулась клубочком, погрузившись в безмятежный сон. Насколько он мог судить, их поездка до сих пор не пробудила в ней никаких воспоминаний, и это мучило его сильнее всего. Что касается самого Эштона, то он три года только и жил этими воспоминаниями, хотя сейчас был бы рад выкинуть из памяти самые мучительные из них. Эштон до сих пор содрогался, вспоминая ту ужасную ночь на реке, когда потерял Лирин. Этот кошмар не переставал терзать его и во сне, когда он просыпался с единственным словом на пересохших губах: «Лирин!» Он молил Бога, чтобы поскорее взошло солнце и рассеяло мучительное видение. Оно всходило, но только для того, чтобы в холодном свете дня он с беспощадной ясностью мог вновь убедиться в том, что возлюбленная покинула его навсегда.
   Поездка к судье Кэссиди была мучительной, но Эштон заставил себя пройти через это. Он нашел старика совершенно больным, прикованным к постели. Эштон едва смог выдавить пересохшими губами: «Лирин погибла». От мысли, что любимая внучка уже никогда больше не войдет в этот дом, чтобы скрасить одиночество, старик так и не смог оправиться. Вскоре Эштону сообщили, что старый судья скончался.
   В поисках спасения от терзавшего его неизбывного горя он отплыл на восток, а потом перебрался еще дальше – в Европу. Эштон отправился в Англию, избегая, однако, тех мест, где Роберт Сомертон вынашивал свою ненависть, но не потому, что у него были основания опасаться мести этого человека. Просто ему хотелось, если только это возможно, похоронить все воспоминания, связанные с Лирин. Увы, это ему не удалось. Сколько он ни скитался по свету, образ жены преследовал его. Тогда он с головой ушел в работу. Эштон занялся семейным бизнесом, и под его неусыпным вниманием дело стало процветать. И теперь, когда ему казалось, что мучившая его боль утраты немного притупилась, Лирин вернулась к нему, и сейчас, словно лесная нимфа, лежит перед ним, раскинувшись в безмятежном сне, а он не может оторвать от нее глаз. И все же Эштону не давал покоя вопрос: почему, черт возьми, она не вернулась к нему сразу?! Почему отсутствовала долгих три года?
   – Сладкая моя, горькая моя любовь, куда же ты завела меня? – едва слышно прошептал он. – Ты вернулась ко мне, и мукам моим пришел конец. Но что будет, если ты вновь исчезнешь из моей жизни? Как я смогу пережить это?! – Сама мысль о том, что он может потерять ее, казалась ему невыносимой. А если тому и суждено случиться, то, видит Бог, он достанет из-под земли свою Лирин!
   Он не мог сказать, как долго простоял вот так, в изножье постели, где спала Лирин. Наконец, не выдержав, Эштон сбросил халат и скользнул под одеяло. Заметив, что веки Лирин дрогнули, он обнял ее и крепко прижал к груди. Губы Лирин потеплели и словно растаяли под его неистовыми поцелуями. Налетевший вихрь страсти снова подхватил и закружил их обоих.
   На следующее утро Эштон поставил перед Лирин поднос с завтраком, на котором среди прочего скромно примостилась крошечная шкатулка розового дерева. Ее почти не было видно за вазой с букетом нежно-золотистых цветов, и Лирин заметила ее, лишь когда, привлеченная нежным, сильным ароматом, поднесла букет к лицу. Обнаружив украшенную причудливой резьбой шкатулку, она с удивлением взглянула в смеющиеся глаза Эштона, надеясь найти у него объяснение этому. Однако он молчал, старательно пряча улыбку. Затаив дыхание, Лирин приоткрыла крышку и ахнула от восхищения, не в силах отвести взгляд от изумительной красоты кольца, украшенного изумрудом в обрамлении крохотных бриллиантов чистейшей воды.
   – Эштон! – Слезы затуманили ей глаза, когда она подняла к нему лицо. – Это просто чудо!
   – Три года назад я слишком торопился купить тебе обручальное кольцо, но теперь решил наверстать упущенное.
   – Но зачем?! Я и так счастлива с тобой!
   Эштон взял ее за руку и осторожно надел кольцо на тонкий палец. Глаза его сияли, лаская ее любящим взглядом.
   – Этим кольцом я обручаюсь с тобой. – Он склонился к Лирин, и ее губы шевельнулись, отвечая на его поцелуй. – И что Господь соединил, – прошептал он, – человек да не разъединит никогда!

   Несмотря на то что изысканные блюда, роскошная обстановка и восхитительные виды Нового Орлеана и не пробудили в памяти Лирин никаких воспоминаний, она расцвела, согретая вниманием и заботой любящего мужа. Пышные цветы азалий и камелий не могли соперничать с ней своей свежестью, и, как это бывает, когда двое любят друг друга, время для них летело, как на крыльях. Незаметно промелькнул месяц, и вот «Речная колдунья» подошла к причалу, чтобы взять их на борт. Через несколько дней Уингейты вернулись домой и с головой погрузились в наполненную ежедневными хлопотами жизнь Бель-Шена.
   Чтобы ввести Лирин в круг семьи и их ближайших друзей, было решено устроить пышный прием и пригласить соседей со всей округи. Шли последние приготовления: в огромных количествах закупались деликатесы и изысканные вина. Посреди лужайки возвели павильон, где специально приглашенный для такого случая оркестр должен был играть веселые народные мелодии и томные вальсы для любителей потанцевать. Было разослано и передано с оказией огромное количество приглашений. Вскоре все соседи были охвачены лихорадкой приготовлений к балу. Портнихи буквально задыхались от обилия заказов, дамы срочно спешили обновить свои туалеты или, в зависимости от состояния кошелька, заказывали новые.
   Чем ближе был знаменательный день, тем большее возбуждение охватывало всех. Причем, конечно, больше всего было суеты в поместье Бель-Шен. Плелись гирлянды цветов, а из погребов выносили запыленные бутылки с вином и выкатывали бочонки с ароматным сидром. Огромные туши быков и свиные окорока издавали аппетитный запах, вращаясь на вертелах, под которыми ярко тлели угли. Когда до приезда гостей оставалось всего несколько часов, над огнем вырос целый лес из вертелов, ломившихся под тяжестью нанизанных на них уток, гусей и индеек. Столы были завалены фруктами.
   Вскоре к дому стали подъезжать первые экипажи, и постепенно лужайка заполнилась гостями. Вовсю носилась детвора, прогуливались влюбленные парочки. Взволнованная Лирин под руку с мужем нерешительно двинулась встречать первых гостей. Искренние пожелания счастья и всеобщее восхищение успокоили ее, она почувствовала себя увереннее и уже непринужденно улыбалась гостям.
   Народу становилось все больше и больше. На минуту Эштон задумался, пытаясь вспомнить, кто же еще не пришел. Вдруг тень неудовольствия пробежала по его лицу: в толпе окружавших их гостей он заметил парочку, которую надеялся здесь не увидеть. Марельда шла, опираясь на руку мистера Хорэса Тича, который приближался к хозяевам с гораздо меньшей охотой, чем его дама. Приглядевшись повнимательнее, можно было заметить, что он сильно напуган. Пока Эштон представлял его жене, Тич стоял как на иголках и при первой же возможности поспешил скрыться в толпе. Марельда вцепилась в его руку, вне себя от раздражения, что трусость ее кавалера лишила ее возможности подпустить пару колкостей ненавистной парочке, и принялась громко осыпать его насмешками, упрекая в малодушии.
   – Ей-богу, не понимаю вас, Хорэс. Вы ведете себя так, словно у нас нет никакого права приехать сюда. А между тем всем известно, что Эштон пригласил к себе всю округу. И почему вы так трусливы?
   Но мистер Тич только озирался по сторонам, страшась, что какой-нибудь любопытный станет свидетелем подобного унижения. Иногда бедняге казалось, что счастье состоять кавалером при прекрасной Марельде не стоит тех мучений, что выпали на его долю. Но, влюбившись в нее без памяти, он выполнял все повеления дамы своего сердца, хотя частенько они задевали его гордость.
   Между тем Лирин ощущала на себе пристальный взгляд какого-то незнакомого человека. Как ни странно, он не делал ни малейшей попытки подойти к ней. Смутное чувство, что она где-то видела это лицо, не давало ей покоя. Наконец она вспомнила, что это тот самый мужчина, который так стушевался, став свидетелем их поцелуя на веранде гостиницы. Лирин почувствовала себя неловко под немигающим взглядом незнакомца.
   Сумерки сгустились, и слуги забегали, развешивая всюду горящие лампы и разноцветные фонари. Словно по команде стихла шумная толпа гостей. Глаза всех присутствующих были прикованы к парадному крыльцу перед домом. Там, на лестнице, стояла чета Уингейт, уже переодевшаяся в вечерние туалеты. Горделиво улыбающийся Эштон бросил долгий восхищенный взгляд на жену, а потом двинулся вперед, медленно ведя ее по ступенькам вниз, так чтобы все могли полюбоваться ее красотой и грацией. Толпа расступилась перед ними, и они направились через лужайку к павильону. Повинуясь чуть заметному кивку Уингейта, музыканты заиграли вальс, и, обвив рукой тонкую талию Лирин, Эштон увлек ее за собой под медленные звуки танца. Купаясь в щедрых лучах заходящего солнца, они кружились на лужайке, пока остальные гости с восхищением наблюдали за ними. Как только стихли последние звуки вальса, присутствующие стали приветствовать Уингейтов восторженными возгласами и аплодисментами. Лирин склонилась в глубоком, грациозном реверансе. Эштон взял за руку жену и вывел вперед, объявив с гордостью в голосе:
   – Леди и джентльмены, друзья, сегодня я счастлив, что могу представить вас своей жене, Лирин…
   – Сэр… – прервал его чей-то голос, – боюсь, что произошла ужасная ошибка.
   Взоры всех обратились к высокому светловолосому человеку, с трудом пробирающемуся сквозь плотную толпу гостей. Выйдя вперед, он поднялся по ступенькам павильона и остановился, встреченный недоуменными и встревоженными взглядами гостей. Неприятно удивленный столь неожиданным заявлением, Эштон нахмурился. Незнакомец заговорил:
   – Боюсь, сэр, вы были введены в заблуждение. Эта женщина, которую вы представили как свою жену, на самом деле ею не является!
   Раздались удивленные возгласы гостей, и Лирин быстро взяла руку Эштона, чувствуя, как слабеют ее колени.
   – Перед вами Ленора Синклер, родная сестра вашей покойной жены, они близнецы.
   – Нет! Это невозможно! – вырвалось у Эштона. – Это Лирин!
   – Мне очень жаль, сэр! – мягко, но решительно сказал незнакомец. – Но вы ошибаетесь!
   – Да откуда вам знать, позвольте спросить?! – гневно воскликнул Эштон. – Кто вы такой, в конце концов?!
   – Я Малькольм Синклер, – просто ответил мужчина. – Муж этой леди.
   Лирин охнула и побелела. Дыхание ее пресеклось, павильон медленно поплыл перед глазами. Она почти не почувствовала, как Эштон, испуганно вскрикнув, подхватил ее на руки и бережно усадил в кресло. Лирин бессильно откинулась на его высокую спинку. От толпы отделился доктор Франклин Пейдж и подбежал к ней, предлагая свою помощь. К счастью, у него с собой оказался флакон с нюхательной солью. Лирин пришла в себя и подняла голову. Глаза ее встретились с пристальным взглядом карих глаз мистера Синклера, который стоял в двух шагах от Эштона.
   – С тобой все в порядке? – с тревогой спросил Уингейт, прижав к ее лбу влажный платок.
   – Неужели это правда? – еле слышно прошептала она. – Неужели я и в самом деле его жена?
   Эштон сжал ее пальцы и, повернувшись, твердо посмотрел в глаза Синклеру. Он стиснул зубы так, что на скулах заходили желваки, в глазах его был вызов и твердое намерение сражаться до конца.
   – Я уверен, что это Лирин, – упрямо заявил он. – Мы с ней поженились в Новом Орлеане три года назад.
   – Это невозможно, – в голосе Синклера звучала холодная уверенность. – Ваша жена утонула во время нападения пиратов. Я повторяю, это Ленора, женщина, на которой я женат. Ее силой похитили из моего дома, и только после тщательных поисков я обнаружил, что следы похитителей ведут сюда, в Натчез. Мне не удалось найти жену, и я был уже уверен, что навсегда потерял ее, как совершенно случайно наткнулся в гостинице на вас обоих. Честно говоря, я был просто в шоке – ну вообразите себе, потерять последнюю надежду найти свою жену и вдруг обнаружить ее целующейся с незнакомым мужчиной! Наверное, именно поэтому у меня не хватило духу подойти к вам. – Повернувшись к Лирин, он снял шляпу и с умоляющим выражением на лице сказал: – Ленора, любимая! Только ты можешь помочь. Скажи же ему, что ты моя жена!
   – Я… я не могу… – всхлипнула Лирин, голова ее шла кругом от ужаса и смущения. – Мне кажется… то есть я почти уверена, что я Лирин.
   – Твоя сестра мертва, – настаивал он. – Ты разве не помнишь?
   – Нет, – с несчастным видом вздохнула она. – Я ничего не помню.
   – Что он сделал с тобой?! – воскликнул Малькольм. Обернувшись, он смерил Эштона испепеляющим взглядом. – Не знаю, как вам удалось добиться этого, но…
   – Поверьте, дорогой сэр, Эштон не имеет ни малейшего отношения к тому, что она потеряла память, – очень спокойно перебил его доктор Пейдж, выступив вперед и тронув Малькольма за плечо. – Но она говорит правду. Она и в самом деле не помнит ни вас, ни кого-то еще: а может быть, так никогда и не вспомнит. Понимаете, все из-за того несчастного случая.
   – Несчастного случая? – Малькольм был явно удивлен. – Что вы имеете в виду?
   Эштон, немного поколебавшись, ответил:
   – Ее задел мой экипаж.
   – Я не знал, – пробормотал Малькольм и снова повернулся к Лирин. Глаза его потемнели, он пристально посмотрел ей в лицо. – Но не сойти мне с этого места, если ты не Ленора Синклер, моя законная жена!
   Лирин сжала руками виски и с ужасом отвернулась, стараясь не встречаться с его умоляющим взглядом. Слезы ручьем хлынули у нее из глаз, она едва сдерживалась, чтобы не разрыдаться в голос.
   – А вы можете чем-нибудь подтвердить свои слова? – с вызовом сказал Эштон. – Вне всякого сомнения, вы знакомы с деталями частной жизни семейства Сомертонов, но что из того? Какие у вас доказательства? Я говорю, что она – Лирин, а вы клянетесь, что это Ленора. Или вы предполагаете, что я должен поверить вам на слово? – он саркастически рассмеялся. – Прошу прощения, сэр, но, боюсь, нам потребуется нечто гораздо более убедительное, чем ваши слова.
   – Но у меня при себе нет ничего, что могло бы…
   Синклер не договорил. На губах Эштона появилась язвительная усмешка:
   – Иначе и быть не могло!
   – Я привезу вам доказательства! – вспыхнул Малькольм. – Я вернусь и дам вам в руки такие доказательства, которые убедят кого угодно!
   – Интересно будет посмотреть, что вы такое отыщете! – недоверчиво покачал головой Эштон. – Но учтите: вам будет чертовски трудно убедить меня в вашей правоте!
   Малькольм поклонился и, повернувшись на каблуках, направился к выходу. Толпа расступилась перед ним. В воздухе повисла гнетущая тишина, смех и веселье стихли. Не замечая смущенных гостей, которые один за другим расходились к своим экипажам, Эштон стоял с потемневшим от гнева лицом, обняв дрожащую Лирин. Тетушка Дженнифер и Аманда подошли к ним, неловко бормоча какие-то успокаивающие слова, но что тут было сказать? Неожиданно Эштону бросилась в глаза торжествующая улыбка Марельды Руссе.
   – Я ведь предупреждала вас! – насмешливо проговорила она. При виде затравленного выражения в глазах Эштона у нее вырвался довольный смешок. – Ну, дорогой, в чем дело? Неужто язык проглотил? Или сказать нечего?
   Заметив, как на скулах Эштона тяжело заходили желваки, Хорэс Тич поежился и боязливо дернул Марельду за рукав:
   – Нам лучше уйти.
   Но та бросила на него нетерпеливый взгляд:
   – О Боже, Хорэс, неужели вы такой трус?!
   От этих слов Хорэс вздрогнул, словно его стегнули кнутом. Эштон стоял в двух шагах и не мог не слышать того, что сказала Марельда. Хорэс нерешительно шагнул в сторону и замешкался, переминаясь с ноги на ногу, словно не зная, куда идти. Марельда тяжело вздохнула и, сделав над собой усилие, взяла его под руку. Приходилось терпеть этого ничтожного человека, поскольку он еще был ей нужен.
   Лирин машинально поднялась в их спальню, и Эштон, следовавший за ней, плотно прикрыл за собой дверь. Прислонившись спиной к косяку, он смотрел, как Лирин, двигаясь, будто во сне, ходила из угла в угол, снимая с себя то одно, то другое, явно не понимая, что делает. С тяжелым сердцем Эштон опустился в кресло и молча смотрел на жену, понимая, что она в растерянности, но не знал, что сказать в такую минуту.
   Вот она вышла из ванной, с еще влажным после умывания лицом и распущенными по плечам волосами. Тончайший пеньюар из полупрозрачного шелка мягко облегал по-девичьи стройное тело, приоткрывая манящую ложбинку между полными грудями. Казалось, она и не замечала, что полураздета, но об Эштоне этого сказать было нельзя: у него перехватило горло при виде ее наготы.
   – Неужели ты можешь думать, будто я вел с тобой нечестную игру? – проговорил он, заметив, что Лирин замерла у окна, задумчиво глядя вдаль.
   Медленно повернувшись, Лирин взглянула ему в глаза и покачала головой:
   – У Малькольма Синклера нет никаких доказательств.
   Она подошла к нему, и Эштону показалось, что ее взгляд проникает в самые глубины его души. Он обхватил ее коленями, руки его скользнули вверх по ее бедрам, крепко прижав к себе послушное тело. Шелковый пояс, стянутый на тонкой талии, бесшумно упал, повинуясь торопливым движениям его пальцев, полупрозрачная ткань пеньюара оказалась у ног Лирин. Его губы жадно приникли к ее ароматной плоти. Долгая дрожь наслаждения прошла по телу Лирин, когда ему удалось вызвать в ней отклик, и жизнь для них двоих началась заново. Опять, дурманя голову, закипела кровь, и безумная страсть привела их к такому наслаждению, какого они никогда не испытывали прежде.

   Прошло два дня, и вот однажды Уиллис робко постучал в дверь гостиной. По смущенному лицу дворецкого было ясно, что он принес дурные вести. Все с тревогой ожидали, что он скажет.
   – Масса Эштон, – его печальные, темные глаза встретились с тревожным взглядом хозяина, – тут такое дело – какие-то два господина спрашивают вас. Говорят, у них есть дело к вам и вашей леди. Один – тот самый масса Синклер, а другой, так тот ни больше ни меньше как отец миз Лирин: то есть так он сказал.
   У Лирин выступил холодный пот на лбу. Она сжалась в кресле, жалкая и дрожащая.
   – Проводи их сюда, Уиллис, – распорядился Эштон. Его веселость как рукой сняло. – Пусть говорят в присутствии всех, у меня нет секретов от семьи.
   – Да, масса Эштон, – кивнул чернокожий и, понурившись, направился к дверям.
   Тетушка Дженнифер отложила рукоделие. Аманда подняла взгляд на Эштона, который молча направился к жене и встал рядом с ней. Почувствовав его руку у себя на плече, Лирин немного расслабилась. Прижавшись щекой к его теплым пальцам, она подняла голову – в глазах ее блестели слезы. Тишину нарушил звук приближающихся шагов. Дрожь опять охватила Лирин, и ей потребовалось немало усилий, чтобы взять себя в руки. Выпрямившись на стуле, она вздернула подбородок, чтобы достойно встретить посетителей. Первым появился Малькольм Синклер: в одной руке он сжимал большую кипу каких-то бумаг, в другой нес довольно большую, завернутую в плотную ткань картину. Следом за ним в гостиную вошел седовласый, элегантно одетый мужчина. Пожилой незнакомец обвел вопросительным взглядом комнату, потом глаза его остановились на лице Лирин, и он радостно бросился к ней. Схватив ее руки в свои, старик заглянул ей в глаза. Губы его тряслись, и он судорожно кусал их, чтобы не разрыдаться. Наконец он кое-как овладел собой и храбро улыбнулся все еще дрожащими губами.
   – Я был вне себя от страха, не зная, что случилось с тобой, жива ли ты. Все, что удалось выяснить Малькольму, это то, что тебя похитили. Бедное дитя, мы уж и не надеялись увидеть тебя снова!
   Лирин осторожно высвободила пальцы из его холеных рук и робко заглянула в серые, потемневшие от тревоги глаза. Они припухли и покраснели, так же как и крупный, рыхлый нос, и она решила, что он, должно быть, пролил немало слез. Пышные волосы и усы, свисавшие полумесяцем до самого подбородка, казались ослепительно белыми на фоне бронзового от загара лица. Он был почти на полголовы ниже Синклера. Худощавую, стройную фигуру плотно облегали коричневый фрак и жилет.
   – Прошу прощения, сэр, – мягко сказала Лирин, – но мы незнакомы.
   Седовласый незнакомец повернулся и в изумлении взглянул на Малькольма, тот шагнул вперед и положил руку ему на плечо.
   – Ленора, – сказал он осторожно, как будто боясь напугать ее, – это твой отец, Роберт Сомертон.
   Лирин растерянно оглянулась, ища взглядом Эштона.
   – Это и в самом деле он?
   Оба незнакомца впились в него взглядом. Эштон покачал головой:
   – Прости, милая. Не могу тебе сказать – просто не знаю. Я ведь никогда не видел твоего отца.
   – Может быть, это поможет мне убедить вас в основательности моих слов, – заявил Малькольм, передавая Эштону кипу каких-то документов. – Это свидетельство о браке. Как вы можете сами убедиться, мы с Ленорой Сомертон дали брачный обет более двух лет назад.
   Эштон молча взял документы и, бегло проглядев их, убедился, что они подтверждают правоту Синклера. Он вернул их, лишь заметив при этом:
   – У меня есть точно такое же свидетельство, подтверждающее мою женитьбу на Лирин Сомертон. Так что, как видите, это ничего не доказывает.
   Глаза Малькольма вспыхнули злобным огнем, и он гневно указал пальцем в сторону седовласого человека:
   – Но ведь это же ее отец!
   – Вполне возможно, – Эштон неопределенно пожал плечами, – только это надо еще проверить. Я никогда в глаза не видел этого человека.
   – О Господи! Какие еще доказательства вам нужны?! – В отличие от старика, невозмутимо сохранявшего спокойствие, Синклер пришел в бешенство. – Скажите, какого дьявола мне нужно было являться в ваш дом и доказывать, что перед вами моя жена, если на самом деле это вовсе не она?!
   – Честно говоря, понятия не имею, – отозвался Эштон, – но чувствам своим я привык доверять и поэтому убежден, что это Лирин.
   – Покажи ему портрет, Малькольм, – вмешался седовласый незнакомец. – Может быть, хоть это убедит его.
   Синклер кивнул и поставил по-прежнему завернутый в холстину портрет на ближайший стол, придерживая его одной рукой. Не снимая ткани, он обернулся к Эштону:
   – Разве вам не прислали портрет вашей жены?
   Эштон кивнул:
   – Конечно.
   – И у вас не возникло ни малейших сомнений, что перед вами портрет Лирин?
   – Нет, – ответил Эштон, холодея.
   Его собеседники торжествующе улыбнулись.
   – Тогда я попрошу вас очень внимательно посмотреть на этот портрет и сказать, что вы о нем думаете. – Синклер сдернул прикрывавшую холст ткань, и у всех присутствующих вырвался вздох изумления. На первый взгляд оба портрета были похожи как две капли воды, но, присмотревшись повнимательнее, можно было убедиться, что в чертах обеих женщин проступало хоть и слабое, но различие. То лицо, что глядело на них с портрета Синклера, отличалось поразительной тонкостью черт. И хотя портрет, хранившийся у Уингейтов, вне всякого сомнения, имел много общего с застывшей на стуле женщиной, было ясно, что позировала она для другого – того, что стоял сейчас перед ними.
   – На другом портрете, том, что у вас, – Лирин, ваша жена, но вот на этом – Ленора, моя жена. – В голосе Малькольма звучала откровенная насмешка. Похоже, он наслаждался тем, как потемнело лицо его соперника. – Неужели вы и теперь будете утверждать, что не ошибались?
   Аманда и тетушка Дженнифер, совершенно подавленные, бросали отчаянные взгляды на Эштона. Тот по-прежнему хранил угрюмое молчание.
   – Может быть, теперь вы не станете возражать, если я отвезу свою жену домой…
   – Прошу тебя! – воскликнула Лирин, протягивая руки к Эштону. – Пожалуйста, я совсем не помню этих людей!
   Эштон ласково погладил ее по плечу:
   – Не волнуйся, любимая. Мне и в голову не приходило позволить им увезти тебя.
   – О чем это вы? – крикнул злобно Малькольм. – Какое вы имеете право держать у себя мою жену?!
   – Этот вопрос должен решить суд, – твердо заявил Эштон. – И я не собираюсь отказываться от своих прав на нее, пока не будут расследованы все обстоятельства этого дела. Когда три года назад Лирин упала в реку с палубы моего парохода, нам не удалось обнаружить ее тело.
   Малькольм презрительно фыркнул:
   – Кажется, не в первый раз Миссисипи отказывается вернуть свою добычу!
   – Мне это хорошо известно. Только я должен быть уверен, что сделано все возможное для того, чтобы личность Лирин была установлена и официально подтверждена.
   – Леноры! – поправил его Роберт Сомертон.
   – Я отправлю своих людей к ее родным в Англию, а также в Билокси и Новый Орлеан. Посмотрим, что им удастся узнать.
   – Но такое расследование займет несколько месяцев! – вспыхнул Малькольм.
   – Мне это безразлично! – резко ответил Эштон. – Меня волнует только Лирин и ее судьба. Если будет доказано, что я ошибался, мне ничего не останется, как согласиться с этим. Пока же я не вижу другого выхода.
   – Уж не хотите ли вы сказать, что, пока будет длиться это ваше расследование, моя жена останется у вас? – Малькольм весь кипел от ярости.
   Эштон безмятежно улыбнулся:
   – По-моему, она совсем не против.
   – Я не допущу этого! – Карие глаза Синклера вспыхнули гневом.
   – В таком случае попробуйте добиться судебного постановления!
   – Мне доводилось слышать кое-что о вас еще в Натчезе, – прошипел Синклер. – Так вот, мне говорили, что вы упрямее мула и пойдете на что угодно, лишь бы вышло по-вашему. Но позвольте вам заметить, что я не из тех, кто с охотой уступает свою собственность. Может быть, хотите решить вопрос поединком?
   Женщины испуганно вскрикнули, надеясь, что Эштон откажется.
   – Согласен, – немного помолчав, спокойно ответил он. – Сегодня?
   Глаза Малькольма сузились.
   – Я дам вам знать, когда мне будет угодно!
   – Непременно! – кивнул Эштон. – Вполне возможно, что в этом случае отпадет необходимость в расследовании, и, кстати, я сэкономлю кучу денег!
   Малькольм презрительно фыркнул:
   – Для человека, которого только что уличили в чудовищной ошибке, вы слишком самоуверенны.
   – Возможно, у меня для этого есть основания.
   Глаза Малькольма были похожи на две холодные льдинки.
   – Самоуверенность – плохая помощница в вашем случае.
   Эштон безразлично пожал плечами:
   – Поживем – увидим.
   – Подумайте о Леноре, – вмешался Роберт Сомертон, умоляюще тронув Малькольма за руку. – Мне кажется, все эти разговоры о дуэли напугали ее.
   – Вы правы, конечно, – кивнул Синклер.
   Казалось, он был рад сменить тему. Вернувшись к столу и принявшись осторожно заворачивать портрет, он услышал, как Эштон подошел к нему и остановился у него за спиной.
   – Еще совсем недавно этот портрет висел в доме судьи Кэссиди. Откуда вам стало известно о его существовании?
   – Какая вам разница? – слегка побледнев, спросил Синклер.
   – Все в этом доме принадлежит Лирин и мне. Получается, что вы проникли в дом, чтобы украсть этот портрет!
   – Не пытайтесь обвинить меня в краже! Эта картина – единственное, что я взял! Я прекрасно знал, где она, – Ленора сама рассказывала мне о том, что ее отец много лет назад заказал оба портрета и подарил их старому судье. Когда оказалось, что второго нет, я догадался, что вы забрали его. – С этими словами он подхватил портрет и направился к двери. У кресла, в котором сидела Лирин, он остановился. – Признаться, я не вполне понимаю, что случилось с твоей памятью, Ленора. Но одно я хочу, чтобы ты помнила всегда, моя дорогая, – я буду любить тебя до конца моих дней.
   С этими словами он вышел из комнаты в сопровождении Роберта Сомертона. Звук его поспешно удалявшихся шагов эхом разносился по коридору. И эта уверенная, решительная поступь словно говорила, что ее обладатель готов ответить на любой вызов, который только ему осмелятся бросить.

Глава 8

   Солнце медленно и лениво опускалось на запад, где у кромки горизонта его поджидала пуховая перина облаков. Как только сумерки сгустились, вдали сверкнула молния и послышались глухие раскаты грома. Все замерло в преддверии грозы. Но только на рассвете она разразилась во всю мощь.
   Все это время Эштон тщетно пытался задремать. Правда, в его бессоннице была виновата не гроза, а узкая кровать в комнате для гостей, куда он решил перебраться, пока судья не удостоверит личность Лирин. Конечно, ни ему, ни Лирин не доставляло радости жить раздельно, но ради правил приличия, а главным образом потому, что обоим не хотелось шокировать пожилых тетушек, они пришли к мысли, что будет лучше, если он переберется в отдельную комнату.
   Эта неделя для Эштона превратилась в сплошную пытку, его преследовал страх, что он опять потеряет Лирин. Томительно долго тянулись ночи, когда он лежал без сна на неудобной кровати, изнывая от желания коснуться восхитительного тела и убедиться, что Лирин рядом. Он изголодался без ее любви.
   Ярость грохотавшей над домом грозы, казалось, была продолжением бури, которая бушевала в его душе.
   Ослепительная вспышка молнии разорвала бархатную темноту ночи, осветив на мгновение залитые дождем окна. Короткий, оглушительный удар грома потряс дом, заставив Эштона с проклятиями вскочить с постели. Душившая его ярость достигла своего апогея. В два шага он пересек комнату и, проскочив через ванную, ворвался в свою спальню. В отблесках молний, отражавшихся в хрустале и зеркалах, он с замиранием сердца увидел хрупкую фигурку Лирин, которая сиротливо лежала посреди огромной постели. Подтянув к груди колени, она обхватила себя руками за плечи.
   Ничуть не удивившись его появлению, она молча смотрела, как он приближался к ней. Когда очередная вспышка молнии осветила Эштона, глаза Лирин скользнули по его обнаженным бедрам. При виде его восставшей плоти ничто не дрогнуло в ее лице. Лирин ждала. Раздался скрип пружин, и постель прогнулась под тяжестью тела Эштона. Он ухватился за край ее сорочки, и Лирин послушно подняла руки, чтобы он смог снять ее. Со слабым вздохом счастья она откинулась назад. Губы их слились, и вихрь страсти закружил обоих. Эштон сжал в ладонях любимое лицо, пытаясь разглядеть в темноте глаза Лирин, и почувствовал под рукой чуть влажные волосы.
   – Почему у тебя мокрые волосы? – удивленно спросил он.
   – Не могла заснуть, – прошептала Лирин, – и вышла на балкон.
   – Под дождем?!
   Лирин кивнула.
   – Мне было так одиноко. Я и не почувствовала его.
   Он коснулся губами ее щеки.
   – Почему ты не пришла ко мне?
   – Не знала, будешь ли ты рад, если я приду.
   – Боже милостивый, мадам! – воскликнул он, вне себя от возмущения. – Неужели я мало повторял, что люблю тебя больше жизни?! Люблю и хочу тебя! Как же убедить тебя, что в моем сердце – ты одна?!
   – Это очень просто сделать, – выдохнула она.
   Его голова склонилась к ее груди, язык нежно очертил соски грудей, набухших в ожидании поцелуя. Ладони его привычно скользнули по гладким бедрам, и Эштон изо всех сил прижал ее к себе. Тела их сплелись в единое целое.
   В охваченном страстью сознании Лирин с ошеломляющей быстротой замелькали другие неясные образы, оставив смутное воспоминание о каком-то обнаженном мужчине, лица которого она так и не смогла разглядеть. Как ни пыталась Лирин восстановить его в памяти, все было напрасно: образ оставался все таким же туманным, но почему-то она была совершенно уверена, что он так же дерзок и сладострастен, как и тот, что был сейчас рядом с ней.
   Лирин постепенно пришла в себя, и всплывшие в ее памяти неясные воспоминания опять рассеялись, остался лишь громкий стук сердца Эштона, эхом отдававшийся в ее груди.
   – Я не смела надеяться, что ты придешь, – вздохнула она. – Так тоскливо было всю неделю лежать одной в этой огромной постели!
   Эштон оперся на локоть и заглянул в ее таинственно мерцающие глаза.
   – Я был не в силах больше оставаться один.
   – Что же нам теперь делать? – спокойно произнесла она. – Как ты себе это представляешь – я должна перестать считать себя твоей женой и раскрыть объятия Малькольму Синклеру?
   – У меня просто голова кругом идет! – вздохнул Эштон и чуть прикусил мочку ее уха. – Но я все равно не отпущу тебя!
   – Но тебе придется, если я и в самом деле жена Малькольма.
   – Не могу поверить в это, – простонал он, откатившись в сторону, и лег на спину. – Даже подумать страшно, что я могу потерять тебя. Я чуть не лишился рассудка, когда решил, что ты утонула. А теперь ты снова со мной, и как же я могу своими руками отдать тебя другому?!
   Лирин склонилась над ним и легонько провела ладонью по глубокому шраму у него на боку.
   – Рядом с тобой я в безопасности. Я чувствую это и почему-то уверена, что здесь мой дом.
   Его длинные пальцы запутались в ее волосах, ласково поглаживая затылок.
   – Мы можем уехать в Европу.
   Она покачала головой, длинный локон соскользнул с его руки, и ее волосы сверкающей массой упали ему на грудь.
   – Ты ведь не из тех, Эштон, кто бежит, страшась взглянуть правде в глаза.
   Его рука медленно поднялась и тяжело легла ей на грудь. Эштон таял от наслаждения, чувствуя под своей ладонью шелковистую, гладкую кожу жены, и знакомый огонь желания вновь разгорелся в его теле. Теперь, когда она была рядом, когда он мог снова ласкать и любить ее, казалось кощунственным думать о том, чтобы отдать ее другому. Она подставила ему губы, но вдруг в тишине раздался торопливый стук в дверь. Они отпрянули друг от друга.
   Эштон бросил встревоженный взгляд на каминные часы, но было слишком темно, чтобы разглядеть стрелки.
   – Какого дьявола? Сейчас ведь от силы часа два, ну, может, три!
   Стук повторился, на этот раз громче и настойчивее. Чей-то голос взволнованно произнес:
   – Масса, просыпайтесь! Пожар на вашем складе в Натчезе!
   – Проклятие! – вырвалось у Эштона.
   Он рывком вскочил с постели, и, как был обнаженный, в три прыжка пересек комнату. Набросив халат, ринулся к двери. На пороге стоял Уиллис. Было заметно, что одевался он в спешке: ночной колпак криво сидел на взлохмаченной голове, а из-под впопыхах накинутой куртки торчал край расстегнутой рубахи. В руке он держал зажженную свечу, и отблески пламени играли в его широко распахнутых глазах, наполненных страхом.
   – Масса Эштон! – встревоженно воскликнул дворецкий. – Там внизу какой-то человек, сэр! Так вот, он сказал, что ваш склад на пристани горит. А пожар, значит, начался, потому как в него попала молния! А еще он говорит, чтобы вы поторопились, сэр, не то будет поздно! А без вас никто не знает, что делать, того гляди, огонь и на другие склады перекинется!
   – Пошли кого-нибудь за Джаддом. Да скажи, чтобы взял с собой побольше людей, иначе огонь не погасить! Я только оденусь и тоже приеду.
   Чернокожий помялся.
   – Знаете, масса, что-то мне здесь не нравится. Пожалуй, поеду-ка я вместе с вами! Глядишь, и помогу чем!
   – Тогда поторопись! Времени мало.
   – Слушаю, сэр! – И Уиллис исчез. Дверь за ним с грохотом захлопнулась.
   В комнату вошла Лирин, непослушными пальцами завязывая пояс халата на тонкой талии.
   – Что случилось?
   – Мне надо срочно скакать в Натчез, – отозвался Эштон, сбрасывая с плеч халат. – Пожар на складе!
   Она кинулась к шкафу за одеждой, пока он торопливо натягивал брюки.
   – Дождь льет как из ведра! Впрочем, может, оно и к лучшему. По крайней мере можно надеяться, что огонь не перекинется на другие склады.
   – Будем надеяться!
   Пока он торопливо заправлял рубашку в брюки, она держала наготове пиджак.
   – Что бы там ни было, будь осторожнее! – умоляющим тоном сказала она.
   На одно долгое мгновение он прижал ее к себе, жадно, почти грубо поцеловал в губы и вдруг хрипло сказал:
   – С нынешнего дня можешь забыть о том, чтобы спать в другой комнате! Я не отдам тебя! Прежде Малькольму Синклеру придется убить меня!
   Словно ледяная рука страха сжала ее сердце.
   – О, Эштон, умоляю тебя, не надо!
   – Так оно и есть!
   С трудом оторвавшись от нее, он торопливо вышел из комнаты и стал спускаться вниз. Возле конюшни Эштон увидел, как Джадд усаживает собравшихся людей в фургон и поспешно натягивает брезент, чтобы защитить их от дождя. Опустив пониже поля шляпы и подняв воротник непромокаемого плаща, Эштон недовольным взглядом окинул затянутый тучами горизонт на востоке. Черным, без малейшего просвета было и все небо. Вскарабкавшись вслед за Джаддом, он уселся рядом с ним на козлы, и с громким скрипом фургон тронулся в Натчез, разбрызгивая по дороге грязь.
   Все это время в душе Эштона теплилась надежда, что проливной дождь не даст огню перекинуться на соседние склады. Так оно и оказалось. Фургон подъехал к месту происшествия. Вместе с Джаддом и смотрителем склада Эштон остановился возле уцелевшей металлической крыши какого-то сарая, уныло разглядывая развалины, над которыми еще курился дымок.
   – Большие убытки? – спросил он.
   – Немалые, – вздохнул смотритель. – Но могло бы быть хуже. К счастью, вчера один из пароходов забрал большую часть хлопка, так что здесь оставалось только тридцать или около того кип, несколько бочонков с патокой, ну и так, всякая мелочь. Вот и все. Можно сказать, что вы счастливчик. Если бы не дождь, пламя перекинулось бы на соседние склады, и тогда всему конец.
   – Прошу прощения… – окликнул их сзади замогильный голос. – Кто-нибудь из вас, парни, знает мистера Уингейта?
   Они повернулись и увидели коротконогого, заросшего до бровей побирушку. Одежда его промокла насквозь, кое-где сквозь прорехи было видно голое тело, из стоптанных ботинок торчали пальцы.
   – Я мистер Уингейт, – отозвался Эштон.
   Хлюпая носом, бродяга вытер его замызганной тряпкой и ткнул пальцем в еще дымящиеся угли на том месте, где был склад.
   – Слышь, хозяин, если у тебя в кармане найдется лишняя монетка, так я могу шепнуть тебе пару слов! Держу пари, ты не прочь узнать, отчего у вас начался пожар!
   Эштон порылся в карманах, но там было пусто. Его чернокожий управляющий последовал его примеру, но результат был тот же. Джадд со вздохом пожал плечами:
   – Похоже, я слишком торопился.
   – Придется вам поверить мне на слово, – сказал Эштон.
   – Ладно, мистер Уингейт, знаю, что вы джентльмен что надо, поэтому верю вам. К тому же я и сам вам кое-чем обязан.
   – Это как же?
   Бродяга пожал плечами и осклабился.
   – Да видите ли, я ведь не первый день побираюсь здесь, у складов. И около вашего часто бываю, там сзади задвижка на окне сломана, верно? Так вот, я часто пробираюсь через это окно к вам на склад: там всегда найдется тюк с хлопком, а мне большего и не надо: тепло, уютно и никто не гонит! И всегда сухо, даже в такую ночь, как сегодня…
   – Вы, по-моему, собирались рассказать нам про пожар, – перебил нетерпеливо Эштон.
   – Да, сэр. Я к этому и веду. Так вот, только я закрыл глаза, как вдруг чудится мне, что кто-то разговаривает, и вот под этим самым окном. Ну, я вроде как струхнул, понимаете? А потом стал прислушиваться и все понял: да ведь они сговариваются поджечь склад! Тут меня аж потом прошибло. Вот те на, думаю, того и гляди, зажарят меня, как индейку! И стал я ломать голову, как бы выбраться отсюда. Да что было делать, ведь эти мерзавцы и не думали убираться прочь!
   – Сколько их было? – полюбопытствовал Эштон.
   – Трое или четверо. Одного я как-то видел в салуне «Лезвие бритвы», но ручаться не могу. Да и темно там было, хоть глаз выколи. А потом вдруг молния как шарахнет, и вот тогда-то я разглядел, что у одного из этих парней не хватает двух пальцев на левой руке. То-то, подумал я, уж не тот ли это громила, что бывал в салуне?
   – Вы сказали, он был не один? – переспросил Эштон.
   – Точно. – Бродяга поскреб давно не бритый подбородок. – Один был коротенький, кривоногий толстяк и одет богато. Он все время почесывался, дергался, словно его блохи заели!
   Эштон подмигнул Джадду:
   – Здорово смахивает на Хорэса Тича. Чудеса, да и только!
   Чернокожий великан нахмурился:
   – Неужели думаете, у него хватит духу на такое дело?
   – Если за ним стоит Марельда, почему бы и нет? – Эштон презрительно прищурился. – Все возможно, когда речь идет об этой парочке.
   – Так это они что, в отместку, что ли?
   – Понятия не имею, но постараюсь выяснить. – Эштон вопросительно посмотрел на чернокожего гиганта. – Ты пойдешь со мной?
   Джадд ухмыльнулся во весь рот:
   – А как же?!
//-- * * * --//
   Уиллабелл нерешительно прошла через комнату и остановилась, переминаясь с ноги на ногу и теребя передник, пока Лирин не подняла на нее глаза. Она еще ни разу не видела негритянку в таком смятении. Какое-то нехорошее предчувствие кольнуло ее в сердце – наверняка что-то случилось, иначе бы Уиллабелл не решилась потревожить ее.
   – В чем дело, Уиллабелл?
   – Миз, – в темных глазах почтенной домоправительницы промелькнул страх, – тот человек… ну, который сказал, будто он ваш отец… так вот, он спрашивает вас.
   Ледяная рука ужаса стиснула сердце Лирин. Тусклый свет унылого серого утра, с трудом пробивающийся из-за затянувших небо туч, был бессилен омрачить светлые воспоминания о ночи любви, проведенной в объятиях Эштона. Но сейчас на смену прежней уверенности пришли сомнение и страх.
   Уиллабелл вдруг подалась вперед.
   – Может, сказать Элу, пусть велит им прийти позже, когда масса вернется? – В голосе ее была робкая надежда.
   Лирин поднялась из-за небольшого письменного стола. Пальцы у нее слегка дрожали. Она судорожно сглотнула вставший в горле комок, но постаралась придать лицу невозмутимое выражение.
   – Не надо, Уиллабелл, я сама выясню, что ему нужно.
   Негритянка закатила глаза.
   – Ох, мэм, так и знала – быть беде! Еще не успела и глаз открыть, а уж поняла! – пробормотала она. – Сначала пожар на складе, а теперь вот этот человек явился. И надо же, как на грех хозяина нет дома!
   – Не расстраивайся, Уиллабелл, – постаралась успокоить ее Лирин. – Скажи ему, что я сию минуту спущусь.
   – Слушаю, мэм. – Уиллабелл тяжело вздохнула и вышла из комнаты.
   Войдя в гостиную, она с досадой обнаружила, что незнакомый джентльмен уже позаботился о себе: налил бокал хозяйского бренди и закурил одну из хозяйских сигар. Подобная бесцеремонность пришлась ей сильно не по душе, и Уиллабелл некоторое время с возмущением смотрела на него.
   – Хозяина нет дома, а госпожа велела передать, что сейчас придет.
   – Когда вернется мистер Уингейт?
   – Не знаю, – пробурчала негритянка, – очень надеюсь, что скоро.
   Роберт Сомертон удивленно вздернул брови и воззрился на хмурящуюся Уиллабелл.
   – Вам что, не по душе, если я повидаю собственную дочь?
   – Да, потому что миз Лирин очень расстроилась из-за всех этих разговоров, будто она нашему хозяина не жена…
   – Ее имя – Ленора. – Незваный гость стряхнул пепел с сигары, намеренно сделав вид, что не заметил стоявшей перед ним фарфоровой пепельницы. – Постарайтесь запомнить.
   Огонек недовольства уже давно тлел в темных глазах домоправительницы, но теперь, когда она стала свидетельницей, как этот чужак столь презрительно проигнорировал пепельницу, пламя праведного гнева вспыхнуло в ее душе, заставив забыть о правилах хорошего тона. Подойдя к столу, она смахнула тряпкой столбик серого пепла и отчеканила:
   – Наш хозяин сказал, что это миз Лирин, и, стало быть, так оно и есть.
   Роберт злобно расхохотался.
   – Тогда, значит, ты так же глупа и слепа, как и твой хозяин. Он потребовал доказательств, и мы предъявили их ему, но он остался глух к голосу рассудка. Запомни хорошенько мои слова: он недолго будет пользоваться недугом моей дочери в угоду собственным страстям. Уж я позабочусь об этом! Когда-то этот негодяй соблазнил ее сестру – и вот она мертва! Кто-то должен остановить его!
   – Вы уж простите, масса, у меня хватает дел по дому, – отрезала Уиллабелл.
   – Так займись ими! – Роберт махнул рукой, досадуя, что вступил в спор с упрямой служанкой. – Не то хозяин вернется да спустит с тебя шкуру!
   Уиллабелл фыркнула, как разъяренная кошка.
   – Мой хозяин не то, что вы! Он и пальцем-то никого из нас не тронет! – Негритянка чуть не задохнулась от бешенства. Презрительно вздернув подбородок, она вышла из комнаты, намеренно тяжело шагая, так что в шкафчике, где стоял китайский фарфор, жалобно зазвенела посуда. Внутри нее все кипело, и в эту минуту она прекрасно понимала чувства хозяина, который предпочитал никогда не говорить о своем тесте. Негритянка презрительно сплюнула. У нее тоже не нашлось бы ни единого доброго слова для этого человека.
   Через пару минут Лирин вошла в гостиную. Она держалась неуверенно, изо всех сил стараясь не показывать страха. Заставив себя вытерпеть поцелуй этого чужого для нее человека, она предложила ему сесть. Расположившись напротив, Лирин с видом послушной и любящей дочери слушала, как он пустился в воспоминания об их прошлой жизни в Англии. Он показал ей крошечную миниатюру, на которой были изображены две девочки-близнецы, и ей пришлось признать, что она даже сейчас чрезвычайно похожа на них обеих. Но это было еще не все. Под конец он вытащил набросок, на котором был изображен старинный дом в тюдоровском стиле, раскинувшийся на холме прямо над морем, и тут она впервые почувствовала, что во всем этом есть что-то странно знакомое.
   – Ты сама рисовала, – сказал он, наливая себе еще бокал и указывая им на рисунок. – Это наш дом в Англии.
   Лирин внимательно разглядывала рисунок. В эту минуту она могла поклясться, что когда-то давно весело играла в галереях этого дома. Перед ее мысленным взором возникли высокие стены, увешанные портретами, тканые гобелены, прикрывавшие резные деревянные панели, и длинные столы, вокруг которых чинно стояли узкие старинные стулья с высокими спинками.
   – Мне кажется, я когда-то была здесь, – вынуждена была признаться она. – Мне все здесь знакомо.
   – Слава Богу! – торжествующе воскликнул Роберт. – Наконец-то, а я уж было совсем отчаялся. Скоро ты и во мне признаешь своего отца!
   Лирин пожала плечами, с досадой подумав, что своим признанием дает им с Синклером оружие против Эштона.
   – Но как я могу признать вас, если абсолютно не помню вашего лица?!
   Роберт на мгновение задумался и снова заговорил, тщательно подбирая слова:
   – Послушай, мне кажется, что тебе и в самом деле нужно время, чтобы все вспомнить. Но только не здесь, а где-нибудь в другом месте, где не будут вмешиваться ни Эштон, ни Малькольм. Почему бы тебе не переехать ко мне в Билокси? У нас дом на побережье. Кстати, там остались еще твои старые платья, да и вообще есть все, что нужно.
   Она нахмурилась при мысли о том, что придется покинуть Бель-Шен и Эштона.
   – Мне и здесь хорошо.
   – Но что будет, когда ты начнешь вспоминать? Когда ты вспомнишь, что Эштон Уингейт сотворил с твоей сестрой? Если бы не он, она была бы жива. А ведь ты когда-то поклялась, что заставишь его заплатить за ее смерть! И, если честно, я вообще не в силах понять, как ты можешь считать этого человека своим мужем, когда ты его ненавидишь?
   – Что за ерунда? – возмутилась она. – Ненавидеть его?! Да я…
   Старик впился в нее взглядом, ожидая, что она скажет. Но Лирин спохватилась и замолчала, так что его любопытство осталось неудовлетворенным.
   – Ты ведь, конечно, помнишь, Малькольм собирается вызвать его на дуэль?
   Сердце Лирин чуть не выпрыгнуло из груди при этом ужасном напоминании. Она уставилась на него широко раскрытыми, недоумевающими глазами.
   – Малькольм – превосходный стрелок, – заявил Роберт. – Сомневаюсь, что у Эштона есть хоть малейший шанс.
   – Надо остановить их! – воскликнула она.
   – И как я, по-твоему, могу это сделать? – удивился он. – Ты единственная, кому это под силу.
   Она застонала и стиснула руки, видя, что попала в ловушку.
   – Если я останусь с Эштоном, Малькольм будет настаивать на дуэли. Если я уеду с Малькольмом, Эштон бросится в погоню и все кончится тем же. Я ведь знаю его. Он поклялся, что не отдаст меня никому. А я не хочу, чтобы кто-то погиб из-за меня…
   – Поэтому-то я и предлагаю тебе единственный выход – поживи вместе со мной в Билокси. Посмотрим, как эти молокососы осмелятся вызвать на дуэль меня!
   Лирин бессильно откинулась на спинку кушетки. Нельзя сказать, чтобы его предложение пришлось ей по душе, но все же ему нельзя было отказать в логичности. Возможно, это для нее единственный шанс избежать кровавой развязки.
   – Я должна подумать.
   – У тебя не так уж много времени, дорогая, – сочувственно сказал он. – Учти, Малькольм намерен со дня на день явиться сюда и бросить вызов Эштону. Если ты опоздаешь, ему конец. – Старик передернул плечами. – Впрочем, не подумай, что мне так уж жаль этого подонка, тем более что он отнял у нас Лирин.
   – Неужели отец может не узнать собственное дитя? – слабо пробормотала она. Взглянув на него, она заметила его недоумение и уже громче спросила: – Вы и в самом деле считаете, что я – Ленора?
   Он нетерпеливо поднял руку.
   – Ну что ты прикажешь делать, когда родное дитя не верит собственному отцу?! Как мне заставить тебя доверять мне? Это не я ошибаюсь, а Эштон! Впрочем, не знаю, может быть, ему это выгодно! Или он что-то замышляет. Ведь кому же знать, как не ему, что Лирин утонула!
   Очень медленно, как во сне, Лирин поднялась на ноги и потерла дрожащими пальцами лоб.
   – Тетушка Дженнифер и Аманда отдыхают у себя наверху. Может быть, даже лучше, если я уеду, не сказав им ни слова. Подождите меня в экипаже. Я только поднимусь наверх, напишу несколько слов Эштону.
   – Надеюсь, ты не собираешься ему сообщить, куда мы едем?
   – Нет, – со вздохом сказала она. – Он бы примчался туда следом за мной. Я попрошу его дать мне время.
   Выйдя из гостиной, Лирин поднялась по лестнице. Она чувствовала себя совершенно разбитой. Ей казалось, что мир рушится у нее на глазах. Смахнув набежавшие слезы, она написала короткое письмо, подписалась «Ленора», а потом сняла обручальное кольцо и, поцеловав его дрожащими губами, оставила вместе с письмом на столе. Прихватив первую попавшуюся одежду, она спустилась вниз и выскользнула из дома, радуясь, что удалось избежать неприятного объяснения с Уиллабелл или кем-нибудь еще. Слезы ручьем текли у нее по лицу, когда она бросила прощальный взгляд на дом, не зная, суждено ли ей увидеть его вновь.

   Эштон толкнул высокую, вращающуюся дверь салуна «Лезвие бритвы» и спустился на пару ступенек в прокуренный, переполненный посетителями зал. Он успел плотно пообедать в гостинице и заглянул на «Речную колдунью», чтобы помыться и переодеться. Здесь к нему присоединился Джадд, которому тоже не терпелось узнать, кому же понадобилось устраивать пожар на складе. Они оба решили, что стоит попробовать заглянуть в таверну в Нижнем городе.
   Не желая выглядеть искателем приключений, который только и ждет случая ввязаться в драку, Эштон оделся так, чтобы как можно больше походить на карточного шулера, промышляющего на пароходе, – во все черное. Строгий костюм оживляли туго накрахмаленная безупречно белая рубашка и серебристо-серый парчовый жилет. Его атлетически сложенная фигура в этом щегольском наряде мгновенно привлекла к себе внимание сновавших между столиками размалеванных девиц. То одна, то другая посылали в его сторону ослепительные улыбки, пока он, стоя у входа, осматривался по сторонам. Зал казался довольно просторным, кое-где его низкие потолки поддерживали массивные колонны, образуя таким образом несколько обособленных помещений. Один из углов зала занимал большой бар, отделенный стойкой, остальное пространство было заставлено маленькими столиками и стульями из грубо отесанного дерева. Большая часть столиков была занята завсегдатаями, и еще несколько подозрительного вида личностей толпились перед стойкой бара. Зловоние, исходившее от давно не мытых тел, могло оскорбить изысканный вкус, особенно в сочетании с запахом прокисшего эля, табачного дыма и плесени, но Эштон не был избалован. Ему не раз приходилось сталкиваться с изнанкой жизни, и в такие минуты, как сейчас, он был особенно благодарен судьбе за то, что его жизнь сложилась совсем по-другому.
   Пройдя через зал, Эштон предусмотрительно выбрал столик в самом темном углу и уселся так, чтобы видеть всех присутствующих. Не успел он сесть, как ярко разодетая девица появилась возле его столика.
   – Что предпочитаете, красавчик?
   – Сегодня вечером, – лениво отозвался он, вытаскивая колоду из жилетного кармана, – только выпить и перекинуться в картишки.
   Девица досадливо передернула пухлыми плечами.
   – Сказали бы сразу, мистер! Если у вас только выпивка на уме, я пришлю вам Сару. Мне время терять нельзя, даром что вы такой красавчик. А если передумаете, так кликните Ферн, так меня зовут.
   Изредка поглядывая на завсегдатаев, которые не сводили с него глаз, Эштон принялся небрежно тасовать карты. Большую часть посетителей составляли оборванцы, которые спешили отвести взгляд в сторону, стоило только Эштону приглядеться к ним повнимательнее. Его репутация была хорошо здесь известна, и глупо было бы надеяться, что кого-то из них смогут ввести в заблуждение его добродушный вид, щегольской пиджак или до блеска начищенные сапоги. Все знали, что этой ночью сгорел один из его складов, и уже поползли слухи, что кто-то позаботился об этом. Но большинству из присутствующих в голову не пришло бы связываться с таким человеком, как Эштон Уингейт, тем более посягать на его собственность. Это значило бы бросить ему открытый вызов, а на это решились бы немногие.
   Эштон почувствовал, как кто-то остановился возле него, и, откинувшись на спинку стула, поднял глаза на стоявшую возле него женщину с тонкими чертами худого лица. Та явно ждала, когда он ее заметит. В продымленном зале было трудно понять, какого цвета ее глаза и волосы, небрежно убранные в узел. Рваные башмаки едва держались на ногах, а выцветшее, когда-то голубое платье, должно быть, принадлежало прежде особе фунтов на двадцать тяжелее его нынешней обладательницы. Эштон попытался на глазок определить, сколько ей лет. Вначале он решил, что они скорее всего ровесники, но, приглядевшись повнимательнее, решил, что ошибся. Женщина была явно моложе. Она заговорила, и голос ее был таким же тусклым и бесцветным, как и она сама.
   – Ферн сказала, что вы хотели бы выпить.
   – А что у вас есть поприличнее?
   – Эль, – быстро отозвалась служанка. – По крайней мере его сильно не разбавишь – будет заметно.
   – Ладно, тогда принеси мне эля. Тебя, кажется, зовут Сара? – Он вопросительно взглянул на нее, и Сара кивнула в ответ. – И в чистой кружке, если здесь такая найдется.
   – Она скорее нашлась бы в Бель-Шене, – неожиданно сказала Сара. – Тем более что там вы были бы в большей безопасности, сэр.
   Эштон удивленно вскинул брови:
   – Ты меня знаешь?
   Сара испуганно покосилась в сторону группы мужчин, столпившихся возле стойки бара.
   – Я слышала, как они говорили о вас – что вы спрятали у себя женщину из сумасшедшего дома, а потом объявили ее своей женой. Среди них много тех, кто пытается отбить ее у вас. Они злы, как черти. Говорят, что из-за вас потеряли хороших коней.
   У Эштона вырвался злорадный смех.
   – Так почему бы им не приехать и не пожаловаться мне лично?
   Сара задумалась, и ее гладкий лоб пересекли морщины.
   – Мне кажется, они вас боятся. Только не понимаю почему. Их ведь много.
   – А здесь есть где спрятаться, если вдруг возникнет такая необходимость? – поинтересовался Эштон.
   – Вы и сами знаете, что делаете. Я-то здесь недавно. Хотя хорошо представляю, на что способны эти подонки. Боюсь, вам лучше уносить ноги, да поскорее.
   – Я разыскиваю одного человека, только пока его что-то не видно. У него на левой руке не хватает двух пальцев.
   – Здесь его нет, – сказала Сара и отошла. Из-под подола ее платья выглядывали худые ноги в рваных башмаках. Она казалась олицетворением беспросветной бедности. И все же, глядя ей вслед, Эштон задумался: не знала ли она когда-то иной жизни? Уж слишком грациозной и полной скрытого достоинства была ее походка, совсем не соответствующая девице из такого заведения. Она не сновала между подвыпившими посетителями, стараясь привлечь их внимание и обеспечить себе пару монет за ночь, а двигалась чуть ли не с королевским достоинством, словно впавшая в нищету венценосная особа. Даже ее манера говорить свидетельствовала о том, что девушка знавала лучшие времена.
   Вернувшись к его столику, Сара поставила перед ним сияющую чистотой кружку и оловянный кувшин с тепловатым, мутным элем. Отойдя в сторону, она сложила руки под передником и терпеливо ждала, пока он отсчитает деньги. При виде сверкнувшей на замызганном столе золотой монеты глаза ее расширились от изумления.
   – О, сэр, это слишком много! Сомневаюсь, что у хозяина найдется сдача. Он наверняка постарается ободрать вас как липку.
   Эштон порылся в кармане и выудил медную монету, которую бросил на стол.
   – Отдай ее хозяину, а золото оставь себе. И спасибо, что отыскала чистую кружку.
   Она заколебалась, пораженная его щедростью, потом подняла заблестевшие от слез глаза и зажала монету в кулаке.
   – Спасибо, мистер Уингейт, я этого не забуду.
   Эштон отхлебнул пива и тут же брезгливо поморщился. Если оно и есть самое лучшее, что можно получить в этом кабаке, подумал он с раздражением, то его и под дулом пистолета не заставят заказать еще кружку.
   Надменно игнорируя правила хорошего тона, он нахлобучил черную шляпу с низко опущенными полями на самый лоб и принялся неторопливо тасовать карты с видом человека, который умирает со скуки в этой дыре. Время текло медленно, и Эштон уже подумывал, чтобы бросить это занятие, как вдруг двери распахнулись, и в зал ввалились четверо мужчин. Первым был здоровяк, чей выпуклый лоб был украшен кустистыми бровями, под которыми прятались маленькие, глубоко посаженные глазки. Над тонкими, злобно изогнутыми губами нависал огромный, похожий на клюв нос, весь в красных прожилках. Остановившись в дверях, он ухватился левой рукой за колонну и принялся всматриваться в толпу посетителей. Короткого мгновения оказалось достаточно, чтобы Эштон успел заметить отсутствие двух пальцев на мясистой лапище и почти сразу же почувствовал неприятный холодок, когда на нем остановился пристальный взгляд поросячьих глаз незнакомца.
   Нескладный верзила расправил плечи и одернул полы кургузого пиджака, который едва не лопался на его бочкообразной груди. Потом подтянул штаны, то и дело сползавшие с объемистого живота, и двумя руками лихо надвинул на глаза вязаный колпак, так что он скрыл почти пол-лица. Наконец он двинулся вперед, широко расставляя похожие на тумбы ноги и сильно смахивая на слона в посудной лавке. Видя, как приближается этот неуклюжий громила, Эштон нахмурился. Следовало быть настороже – похоже, тот направлялся прямо к нему, и его приятели следовали за ним по пятам. Напряжение немного отпустило его, когда он увидел, как малосимпатичная четверка расположилась за соседним столиком. У Эштона невольно вырвался облегченный вздох.
   – Держу пари, парни, у нас сегодня вроде как гости, – прогудел гигант, тыкая корявым пальцем в сторону Эштона.
   Какое-то внутреннее чутье подсказало последнему, что пройдет совсем немного времени, и эта компания найдет повод затеять драку. Но, твердил он себе, следует набраться терпения, чтобы выяснить то, зачем он пришел. Лениво закинув ноги на край стула, он, будто бы ничего не слыша, продолжал перебрасывать карты, хотя внутренне собрался и был готов ко всему.
   Похожий на спелую тыкву кулак с грохотом опустился на давно не мытую поверхность стола, и верзила прорычал, обводя зал свирепым взглядом, который напугал бы даже гризли:
   – Эй, вы там! Куда подевались все шлюхи? Ну-ка живо, подайте нам эля! – Чуть понизив голос, он повернулся к своим приятелям. – Они тут ленятся зад от стула оторвать, чуть ли не просить приходится, чтобы принесли выпить!
   Однако перепуганные насмерть девицы предпочли держаться в стороне, поэтому бедняжке Саре пришлось наполнить пенящимся элем высокие кружки и почти бегом поспешить к их столику. Компания мигом потянулась к кувшину, но Сара отважилась остановить их:
   – Хозяин просил заплатить вперед.
   Гигант изумленно воззрился на нее, но женщина бестрепетно встретила его взгляд. Наконец он смирился и принялся рыться в кармане пиджака, потом достал оттуда пригоршню монет, внимательно отсчитал нужную сумму и кинул деньги на стол.
   – Здесь только за три пинты, – вежливо предупредила Сара. – А я принесла вам четыре.
   Узколобый гигант проворчал что-то себе под нос, но послушно добавил еще несколько монет, а потом с похотливой усмешкой кинул поверх кучки еще одну мелкую монетку.
   – А это тебе, милочка.
   Женщина улыбнулась принужденной улыбкой и потянулась было, чтобы собрать со стола монетки, но прежде чем она успела отойти, похожая на клешню трехпалая рука сомкнулась стальным кольцом у нее на запястье. От боли и страха у нее вырвался крик, она резко выдернула руку и отпрянула в сторону, потирая запястье, на котором мгновенно появились темные пятна.
   – Ах ты, безмозглый идиот! – воскликнула она. – Держи подальше свои грязные лапы!
   – Да ладно тебе! – пробурчал он. – Эх, люблю женщин с характером! Почему бы тебе, крошка, не отыскать какое-нибудь красивое платьице вроде тех, что носят твои подружки, и не переодеться, чтобы порадовать меня? Тогда, глядишь, враз похорошеешь!
   – Зато о тебе этого не скажешь! – отрезала Сара, ловко отпрянув в сторону и увернувшись от него, что спасло ее от очередного синяка.
   Увы, ее уловка, похоже, только раздразнила эту гориллу в человеческом образе. Чуть приподнявшись, верзила ухватил ее за подол и, резко дернув, усадил к себе на колени. Сжав несчастную Сару в медвежьих объятиях, он без промедления задрал подол и запустил свою лапищу ей между ног, не обращая внимания на крики оскорбленной женщины. Эштона с детства воспитывали в уважении к женщинам, какое бы положение в обществе они ни занимали, и он привык неукоснительно следовать этому правилу. Зрелища подобного рода для него оказалось более чем достаточно. Вскочив на ноги, он рванулся к соседнему столику, где гоготала подвыпившая компания.
   – Прошу прощения, сэр, но мне кажется, леди предпочла бы другую компанию. По-моему, вы ей как-то не по душе. Почему бы вам не отпустить ее по-хорошему? Глядишь, избежали бы многих неприятностей!
   Вконец озверевший громила злобно отпихнул женщину в сторону, так что она не удержалась на ногах и рухнула на пол. Репутация негодяя была хорошо известна, и никто не осмелился остановить его. Нагнувшись, Эштон осторожно поднял на ноги заплаканную Сару и легонько подтолкнул ее в сторону бара. Тем временем громила поднимался из-за стола, побагровев так, что, казалось, еще минута – и его хватит удар.
   Не успел он выпрямиться, как в воздухе просвистел кулак Эштона. Сильный удар пришелся бандиту в челюсть, и он опрокинулся на спину, увлекая за собой столик, где сидела вся компания. С грохотом разлетелись в разные стороны стулья, приятели поверженного верзилы вскочили на ноги, подбадривая себя и остальных свистом и улюлюканьем. Вся четверка двинулась вперед, угрожающе засверкали ножи. Впрочем, Эштон быстро охладил их пыл, швырнув в их сторону тяжелый стол со всем, что на нем было. Опрокинулись тяжелые кувшины, и прокисший эль хлынул из них водопадом, с головы до ног заливая бандитов. Раздался яростный рев и сдавленные проклятия, и ошарашенная четверка отпрянула назад. Не дав им опомниться, Эштон обрушил на головы противника и свой собственный стол. Главарь сделал было попытку встать на четвереньки, но Эштон вновь ударил его, на этот раз по спине, и тот рухнул навзничь, увлекая за собой свое смятое войско.
   Вокруг послышался глухой ропот, и Эштону показалось, что темная сила медленно надвигается на него, смыкаясь кольцом за спиной. Бродяги угрожающе перешептывались, глаза их сверкали неприкрытой ненавистью и жаждой мщения. Быстро оценив ситуацию, Эштон отскочил назад и, подхватив валявшийся сломанный стул, приготовился к обороне.
   – Ш-ш-ш! Мистер Уингейт! Сюда!
   Эштон оглянулся и увидел Сару, которая с отчаянным выражением лица махала ему рукой, указывая на чуть приоткрытую дверь. Отшвырнув сломанный стул, он последовал за ней с похвальной поспешностью; проскользнув в щель, быстро захлопнул дверь и запер ее за собой на засов. Взявшись за руки, они поспешно стали пробираться через едва освещенное помещение, спотыкаясь на каждом шагу о ящики с продуктами и бутылками. Наконец Эштон увидел перед собой запертую дверь – по всей видимости, они были где-то в задней части салуна. Эштон налег на нее плечом, и дверь, уступив его силе, широко распахнулась. Они очутились на улице. Узкая дорожка, ведущая от салуна, утопала в грязи, но его спасительница, к счастью, знала здесь каждый закоулок. Отступив в сторону, она ждала, пока Эштон забаррикадировал дверь, чтобы задержать преследователей, а потом, легкая и быстрая, полетела вперед, увлекая его за собой. Он без колебаний бросился за ней, и они уже заворачивали за угол, когда дверь вдруг под мощным напором треснула и рухнула с оглушительным грохотом. Ночь огласилась бешеными воплями раздосадованной толпы, беглецов немедленно заметили, и погоня возобновилась.
   Эштон стиснул тоненькое запястье женщины, увлекая ее за собой. Они повернули за угол и бросились бежать по Сильвер-стрит, напрягая все свои силы. Дорога утопала в грязи, и рваные башмаки Сары сильно затрудняли их продвижение. Неподалеку впереди, перегораживая улицу, стоял фургон, и они бросились к нему. Неминуемая развязка приближалась: преследователи ликующе кричали, протягивая руки, чтобы схватить задыхавшихся беглецов. Сара и Эштон, сделав над собой нечеловеческое усилие, рванулись вперед и остановились, когда вдруг из темноты выступили какие-то фигуры и окружили их со всех сторон. Уличный фонарь тускло осветил лица незнакомых людей. Сара испуганно ахнула и прижалась, ища защиты, к своему спутнику, но услышала довольный смешок Эштона:
   – Все в порядке, Сара! Это друзья.
   – Ты хочешь сказать, они все время были здесь? – уже увереннее спросила она.
   Эштон усмехнулся.
   – Я всегда предпочитаю планировать все заранее.
   Разговор пришлось прекратить: какой-то заросший до бровей субъект схватил Уингейта за лацканы пиджака. Эштон отшатнулся, с силой ударив того кулаком в живот, следующий удар пришелся в челюсть. Голова бродяги с хрустом откинулась назад, но у Эштона не было возможности заниматься им, так как он сцепился с новым противником. Тут же в драку ввязался Джадд, причем с таким пылом, что бандиты невольно попятились. Чернокожий великан был не только силен и быстр, как хищный зверь, но обладал еще и невероятно длинными руками, которыми и доставал своих врагов прежде, чем они успевали приготовиться, чтобы отразить нападение.
   Не желая оставаться в стороне, Сара с ловкостью кошки прыгнула на спину одного из их врагов и мигом расцарапала ему лицо. Почувствовав, как ее зубы вонзились ему в ухо, негодяй отчаянно завизжал от дикой боли и закрутился волчком, пытаясь стряхнуть словно взбесившуюся Сару.
   Мало-помалу ряды воинства, состоящего из отбросов Нижнего города, постепенно таяли. То один, то другой, получив тяжелый удар, падал в грязь или, крадучись, ускользал прочь. Эштон уже начинал надеяться на благополучный исход сражения, как вдруг чей-то ликующий хриплый рев заставил его круто обернуться. Из темноты на него неумолимо надвигалась четверка бандитов. Похоже, они ничуть не пострадали, как будто наблюдали со стороны за схваткой. Эштон мигом узнал их по одному виду предводителя. Тот шел впереди, размахивая над головой огромной, увесистой дубинкой. Остальные, тоже зажав в мясистых кулаках по дубине, двигались за ним.
   – Мистер Уингейт, сэр, – хрипло выкрикнул главарь, ухмыляясь во весь рот, – ну что, вы готовы встретиться с вашим Создателем?
   – А ты? – отозвался глубокий, низкий бас откуда-то совсем рядом, и Эштон облегченно вздохнул, узнав голос Джадда. – Несправедливо, когда четверо против одного, а? Вот двое против четверых, это уже лучше.
   Громила не произнес ни слова в ответ, мгновенно навалившись на Эштона. Он все еще не мог прийти в себя от только что пережитого унижения и горел желанием расправиться с дерзким противником, осмелившимся так поступить с ним. Эштон мгновенно отскочил и, когда тот, не удержавшись, качнулся вперед, сразил его мощным ударом в голову. Трое его сообщников даже не дали ему времени прийти в себя. Подхватив его под руки, они ринулись бежать по склону холма. Эштон удивленно обернулся и увидел на черном лице Джадда усмешку. Чернокожий великан, подбоченившись и широко расставив ноги, расплылся в улыбке.
   – В чем дело? – ошеломленно спросил Эштон.
   Негр невозмутимо пожал плечами.
   – Держу пари, парни решили, что с них хватит.
   – Ты, как всегда, не ограничился просто участием, так ведь? – усмехнулся Эштон.
   Джадд хитро усмехнулся.
   – Вы ведь не сказали мне, кто остается на мою долю. Вот и пришлось выкручиваться самому.
   Эштон одобрительно хлопнул его по спине:
   – Правильно, старина, так держать!
   Джадд кивнул в сторону убегавших:
   – Считаете, что стоит их отпустить? Коротышки среди них не было, а вот трехпалого я узнал сразу.
   – Черт с ними! Лучше пусть ими займется Харви. А я позабочусь, чтобы он узнал, где их найти. Честно говоря, с меня на сегодня хватит.
   Он направился к фургону, в котором сидела Сара, уткнувшись подбородком в колени. В руке ее еще была зажата увесистая дубинка, а поскольку в зловонной жиже у ее ног валялось немало бесчувственных тел, можно было догадаться, что она действовала ею, как заправский боец.
   – Со мной это и раньше бывало, – смеясь, пробормотала она. – Больше всего на свете мне хотелось однажды сделать нечто подобное! Особенно когда я думала о том чудовище, который называл себя моим мужем.
   Эштон посмотрел ей в лицо, лукаво вздернув брови:
   – Ну, мадам, можно только пожалеть беднягу, который, очевидно, не раз попадался вам под горячую руку!
   – Вот еще! – фыркнула она. – Нашли, кого жалеть! Да попадись он мне, с удовольствием разорвала бы его на кусочки! Он не только причинил зло мне, но и всей моей семье! – Женщина заморгала, стряхивая непрошеные слезы. Окончательно смутившись, она сунула руку в карман рваной юбки и вытащила не первой свежести носовой платок. Вытерев мокрые щеки, она шмыгнула носом и постаралась взять себя в руки. – Прошу прощения, мистер Уингейт. Я вовсе не хотела беспокоить вас. У всех своих забот хватает.
   – Ничего страшного, Сара, – возразил он и участливо спросил: – А что ты собираешься делать теперь? Думаю, тебе лучше не возвращаться в салун. Это слишком опасно.
   – Не знаю, – тихо сказала она. – У меня есть брат, только он вот уже несколько лет как ушел в плавание. Сказал, куда-то на восток. Понятия не имею, когда он вернется, – в нашей семье он был как паршивая овца. Когда отец умер, мы надеялись, что он займется семейным делом, но он и слышать об этом не хотел. – Она горько рассмеялась. – Хотите верьте, хотите нет, мистер Уингейт, но я родилась в достатке. Мой отец нажил большое состояние, он держал несколько магазинов, товары в которые сам же и поставлял, кроме магазинов, он занимался еще морской торговлей. Я точно знаю, что он был богат, – ведь именно я вела его бухгалтерию. А теперь наша семья впала в нищету. Отец умер, состояние расстроено, а я даже и не знаю, суждено ли нам с братом когда-нибудь встретиться. – Она задумчиво смотрела куда-то, словно горькие мысли унесли ее далеко, а потом тяжело вздохнула: – Иногда мне кажется, что я живу только для того, чтобы увидеть, как мой негодяй муженек получит по заслугам.
   Эштон задумчиво посмотрел на женщину:
   – Если у вас есть кое-какой опыт ведения бухгалтерских счетов, я бы мог предложить вам работу в одном из моих торговых пароходств. Что скажете?
   Сара от удивления открыла рот.
   – Вы ничем мне не обязаны, мистер Уингейт. То, что я помогла вам выбраться из салуна, не более чем обычная благодарность. Ведь вы ввязались в драку только из-за меня. Поэтому вы не должны считать себя моим должником.
   Он поглядел на нее, и при виде смущенного лица женщины губы его растянулись в улыбке.
   – Дело в том, что я давно ищу человека, которому мог бы поручить такое дело, как бухгалтерия. Конечно, если вы боитесь, что не справитесь, я найду кого-то еще.
   Ее тонкое лицо вдруг озарилось улыбкой и необыкновенно похорошело. На скулах вспыхнул слабый румянец.
   – Я справлюсь, мистер Уингейт. Я уверена, что справлюсь.
   – Хорошо, – по голосу Эштона было ясно, что дело решено. – Думаю, лучше всего, если вы сегодня поедете в Бель-Шен вместе с нами. Там вы будете в безопасности. А утром моя жена подберет вам что-нибудь из одежды, – он улыбнулся. – Знаете, на самом деле она вовсе не сумасшедшая.
   Сара печально улыбнулась.
   – Знаю, мистер Уингейт.

   Было уже поздно, когда Эштон остановился у двери черного входа в дом, чтобы сбросить заляпанные грязью сапоги и немного почиститься. Он снял ботинки и принялся стаскивать с себя сюртук и жилет, как вдруг замер, словно громом пораженный: до его слуха долетели сдавленные рыдания. Кто-то горько плакал на кухне. Эштон почувствовал, как тревожно сжалось сердце, и рванул дверь на себя. Услышав его шаги, Уиллабелл обернулась и горестно взглянула на него опухшими глазами. Лицо ее было мокро от слез, а по заплаканным лицам и красным глазам Луэллы Мэй и Берты Эштону стало понятно, что они разделяют ее горе. Стоило только Уиллабелл увидеть испачканное грязью лицо хозяина, как она набрала полную грудь воздуха и заголосила с новой силой.
   – Что стряслось? – крикнул он. – Из-за чего весь этот крик?
   – Миз Лирин, масса, – простонала Уиллабелл, а две другие служанки немедленно присоединились к ней и принялись охать и причитать наперебой.
   От ужаса и предчувствия непоправимой беды Эштон помертвел. Сердце его сжалось.
   – Где она?! – воскликнул он. – Ее ранили?
   Уиллабелл, прежде чем ответить, уткнулась в мокрый от слез фартук.
   – Она уехала.
   – Уехала?! Куда уехала?! – Эштон был потрясен.
   Почтенная домоправительница громко шмыгнула носом и, вытерев лицо и трубно высморкавшись, сказала:
   – Не знаю, масса. Этот мистер Сомертон, он явился сюда и заявил, что хочет поговорить с хозяйкой. Поговорили они, а потом я вижу: он выходит из дома и с ним наша миз Лирин. Так и ушла, никому слова не сказала. Ваша бабушка и миз Дженни, они так расстроились, что я уложила их в постель.
   – Но почему?! – воскликнул ничего не понимающий Эштон. – Почему она уехала?!
   Уиллабелл беспомощно пожала плечами:
   – Не знаю, масса. Может, этот мистер Сомертон убедил ее, что она на самом деле миз Ленора?
   Эштон молча опустил голову. Он внезапно почувствовал смертельную усталость, все его тело ныло и болело от полученных ударов. Мозг его отказывался воспринимать ужасную новость, глаза застилали слезы. Почувствовав, что они вот-вот хлынут ручьем, Эштон резко повернулся и направился к двери.
   – Я найду ее, – упрямо проговорил он. – С первыми же лучами солнца я начну поиски! – На пороге он обернулся: – Там, на крыльце, сидит женщина – я привез ее с собой. Позаботьтесь о ней и отыщите какую-нибудь одежду.
   Рыдания за его спиной возобновились с новой силой. Эштон обернулся и бросил мрачный взгляд на расстроенное лицо старой негритянки:
   – Что еще?
   – Ничего, масса… только вот миз Лирин… она ничего из одежды не взяла, – всхлипнула Уиллабелл. – Все оставила! Даже красивые платья, что вы ей купили, и те оставила! Прямо как привидение, растаяла в воздухе, только платья остались!

Глава 9

   Так все-таки Ленора или Лирин? Кто она такая? С тех пор, как она с Сомертоном уехали из Бель-Шена, эта мысль преследовала ее, ни на минуту не давая покоя. Да и как она могла по-прежнему считать себя Лирин, если родной отец утверждает, что она Ленора, и не просто утверждает, а еще и предъявляет ей доказательства! А если она Ленора – тогда прощай все надежды на счастье с Эштоном! Увы, ее сердце разрывалось от боли, но она не могла закрывать глаза на факты. И они были на стороне Малькольма Синклера. Более того, еще одно обстоятельство свидетельствовало против Лирин. Эштон считал, что жена его давно утонула; так же думали многие. Ее тело так и не удалось обнаружить. С того дня, когда случилось несчастье, прошло больше трех лет, и за все это время никто ни разу не видел ее, да и она сама не давала знать о себе. А ведь Лирин любила его! Случись ей остаться в живых, а она бы перевернула небо и землю, но вернулась бы к мужу. По крайней мере на месте Лирин она поступила бы именно так. Но она – это она, женщина без имени и без прошлого.
   Вошел Малькольм Синклер. Еще до того, как они впервые увидели его, до них дошли слухи о человеке, который разыскивает потерянную жену. Да и хозяин гостиницы принял ее за ту пропавшую даму. Судя по портретам, она больше похожа на Ленору, чем на Лирин. К тому же ее отец настаивает, что Малькольм говорит правду. Каких же еще доказательств ей надо?!
   Пока они добирались от Натчеза до Билокси, у нее было вдоволь времени, чтобы спокойно обо всем поразмыслить. Кроме того, она успела горько пожалеть, что не захватила с собой ничего из одежды. Если бы они ехали из Натчеза в Новый Орлеан, а оттуда пароходом в Билокси, дорога заняла бы гораздо меньше времени. Но Роберт Сомертон приехал в город в роскошном экипаже и желал непременно возвратиться тем же способом. По дороге они два раза останавливались на ночлег: один раз прямо возле дороги, другой – в какой-то гостинице сомнительного вида.
   Было жарко и пыльно, но казалось, отца это совершенно не заботило. Постепенно нос его и щеки приобрели багрово-фиолетовый оттенок, но палящие лучи солнца вряд ли были тому виной. Скорее это объяснялось тем, что он то и дело прикладывался к плоской серебряной фляжке. Когда они добрались до Жемчужной реки, Сомертону пришло в голову заключить с паромщиком пари, объявив, что он с легкостью перепьет того. К счастью, Лирин возмутилась и так решительно выразила свое отношение к происходящему, что Сомертону пришлось сдаться.
   Со временем Лирин заметила, что после обильного обеда настроение Сомертона неизменно улучшалось. Она по-прежнему приходила в изумление: Роберт мог часами напролет читать ей на память стихотворения и целые поэмы, причем делал это превосходно, и даже его резковатый английский выговор немного смягчался, когда он нараспев произносил строфу за строфой. А после того как язык у него начинал заплетаться, Сомертон переходил к воспоминаниям из личной жизни, весьма фривольным и как-то плохо вязавшимся с его статусом богатого торговца. Закончив очередную историю, он имел обыкновение величаво простирать вперед руки и с пафосом произносить одну и ту же фразу: «Это было до того, дитя мое, как я встретил твою мать!»
   После этого Сомертон обычно засыпал и принимался похрапывать, убаюканный мерным стуком колес уютного экипажа, так что Лирин приходилось толчком приводить его в чувство. Как бы ей хотелось тоже забыться сном хоть ненадолго! Но все напрасно: стоило закрыть глаза, как тут же возникал образ Эштона. Он преследовал ее постоянно: днем занимал все ее мысли, а ночью терзал ее сердце.
   На третий день путешествия Лирин совсем пала духом. Ее измотанные нервы отказывались продолжать бесконечную борьбу с собственными чувствами. Она поставила перед собой задачу во что бы то ни стало воспринимать сидящего рядом человека как родного отца. Однако, брезгливо наблюдая за ним, когда он заплетающимся языком нес всякую чушь, она невольно задавалась вопросом: а можно ли вообще верить этому человеку? Да и помнит ли он сам, кто она такая?!
   Наконец экипаж подкатил к огромному особняку на побережье и свернул на подъездную аллею, ведущую к дому.
   Роберт Сомертон кое-как выбрался на землю и подал девушке руку, чтобы помочь выйти из коляски. Навстречу им торопилась служанка. Лирин, которая уже смирилась с тем, что она Ленора, позволила ему взять ее за руку, но при этом отвернулась, избегая его взгляда. Перед ее удивленным взором появился прелестный двухэтажный особняк с широкой верандой. Темно-зеленые тяжелые шторы прикрывали высокие застекленные двустворчатые двери по обе стороны от входа. Между квадратными колоннами тянулись деревянные перила, такие же перила были на лестнице, которая вела на веранду на втором этаже. Дом, хотя и не отличался великолепием Бель-Шена, все-таки был достаточно красив, и при виде его она почувствовала странное облегчение, словно он обещал ей покой и безопасность.
   Когда Ленора поднялась по ступенькам, служанка весело улыбнулась ей и присела в глубоком реверансе. Окинув ее беглым взглядом, Ленора решила, что та на добрый десяток лет старше ее, но служанка так суетилась и бегала вокруг нее, будто ведала секретом вечной молодости. На лице ее сияла приветливая улыбка, в голубых глазах светились доброта и мягкий юмор.
   – Меня зовут Меган, мэм, – объявила она. – Мистер Синклер нанял меня, чтобы присматривать за домом, если вы не возражаете, мэм.
   – Мистер Синклер? – Ленора удивленно изогнула тонкую бровь. – А я и не знала, что мистер Синклер был так любезен, чтобы побеспокоиться об этом. Разве он здесь хозяин?
   Ее замечание, по-видимому, смутило служанку, но ненадолго.
   – Но, мэм, ведь это же ваш дом! Что же странного в том, что ваш супруг позаботился об этом в ваше отсутствие?
   Ленора остановилась на ступеньках, поджидая отца, и бросила на него подозрительный взгляд. Она хорошо помнила его обещание, что в доме не останется никого, кроме них, да еще слуги.
   Откашлявшись, Роберт поспешил успокоить дочь:
   – Малькольм пообещал, что ноги его здесь не будет, так что ты зря волнуешься, Ленора.
   – Надеюсь, он выполнит свое обещание, – в голосе ее не было и намека на дочернюю почтительность. – Я ведь уже предупреждала: мне нужно время, чтобы хорошенько во всем разобраться!
   Она вдруг усмехнулась, припомнив, сколько раз за последнее время повторяла эти слова. Всю долгую дорогу, пока они добирались сюда, отец ее без устали пел дифирамбы Малькольму, стараясь подготовить ее к мысли о неизбежности их будущей супружеской жизни. Но ей была противна даже мысль о близости с Синклером, ведь ее сердце по-прежнему принадлежало одному Эштону. Должно пройти немало времени, прежде чем она обретет свободу.
   – Пожалуйте в дом, мэм, – вежливо произнесла служанка. – Вы ведь приехали издалека. Думаю, от усталости у вас все косточки ноют.
   Служанка придержала дверь, и Ленора вошла в холл, остановившись на пороге, чтобы дать глазам немного привыкнуть к царившему в доме полумраку. Но стоило ей только оглядеться, как мурашки побежали у нее по спине: не было ни малейшего сомнения в том, что она когда-то бывала здесь, и не раз. Узкий коридор вел к лестнице, которая начиналась у одной стены, затем делала крутой поворот и заканчивалась у другой на уровне второго этажа. Все здесь говорило о несомненном вкусе: мебели было немного, но вся она была выдержана в спокойных, неярких тонах, которые создавали ощущение простора. Деревянный пол в коридоре и комнатах был устлан разноцветными коврами. Справа от нее была дверь в огромную комнату, заставленную диванами, креслами и столиками, по-видимому, гостиную. Напротив, через холл, находилась столовая, в середине которой на роскошном бледно-розовом персидском ковре стояли стол и стулья.
   – Я приготовила вам лимонаду и поставила в колодец охлаждаться, – сказала Меган. – Если желаете, я могу принести вам попить с дороги. А может, хотите и печенья?
   Ленора улыбнулась:
   – Звучит заманчиво.
   – Располагайтесь в гостиной, мэм, – предложила служанка. – Я скоро вернусь, а вы пока отдыхайте.
   Наступило неловкое молчание. Роберт Сомертон робко взглянул на дочь и наконец решился подойти.
   – Ну что, дитя мое, нашла здесь что-нибудь знакомое?
   Не удостоив его ответом, Ленора вошла в гостиную. Подойдя к окну, она заметила, что из него открывается замечательный вид на море, и невольно залюбовалась. Чувствуя, как отец по-прежнему пристально смотрит ей в спину, ожидая ответа, она распахнула одну створку, позволив свежему соленому ветру ворваться в комнату. Запахло морем.
   – Слуги здесь недавно, не так ли? – вдруг как о чем-то само собой разумеющемся спросила она.
   Мохнатые брови Сомертона сдвинулись, глаза внимательно уставились в лицо дочери.
   – С чего это ты взяла, дорогая?
   – Меган поторопилась сказать, как ее зовут. – Она досадливо передернула плечами. – Живи она в этом доме давно, неужели бы она не знала меня?!
   – Когда тебя похитили, старых слуг рассчитали. А теперь Малькольму пришлось нанять новых.
   Ленора задумчиво посмотрела отцу в глаза:
   – И что, ни один из прежних слуг не вернулся? Даже самые преданные семье?
   – Да, то есть нет. Думаю, все они уже успели устроиться кто где.
   Роберт провел тыльной стороной ладони по губам, и Ленора заметила, что они мелко-мелко дрожат. Глаза его обежали комнату. Наконец взгляд его упал на сверкающие в буфете бокалы и разноцветные бутылки. Словно мучаясь от нестерпимой жажды, он машинально облизал сухие, спекшиеся губы. Нервно одернув сюртук, он неровными шагами устремился к буфету, как будто его влекла туда неведомая сила. Вскоре Сомертон отыскал графинчик с виски и повернулся к Леноре.
   – Честно говоря, я не очень интересовался подробностями. Сам я совсем недавно вернулся в этот дом. – Сделав большой глоток, он продолжал: – После того, как ты… и Лирин… покинули родительское гнездышко, я отправился путешествовать. И только много времени спустя решил навестить вас с Малькольмом, посмотреть, как вы устроились. Какое счастье, что я приехал!
   – Счастье? – шепотом переспросила Ленора и с непонимающей улыбкой взглянула на отца. – Это еще неизвестно!
   Роберт пристально посмотрел ей в глаза:
   – Что ты хочешь сказать?
   Не отвечая, Ленора медленно стянула с рук перчатки, сняла шляпку, положила то и другое на стул и неторопливо прошлась по комнате. Она внимательно вглядывалась то в один предмет, то в другой, надеясь, что хоть что-то всколыхнет ее память. С самым безразличным видом она посмотрела на смущенного отца, словно не веря, что это человек, которому она обязана своим появлением на свет.
   – Мне еще предстоит долго привыкать к Малькольму. Да и ему ко мне. Я привыкла считать себя женой Эштона. Для меня будет страшным ударом узнать, что мы совершили непоправимую ошибку.
   – Что ты имеешь в виду, дитя мое? – Сомертон замер на месте, как громом пораженный. – Неужели ты… спала с этим человеком?!
   Ленора почувствовала, как вспыхнули ее щеки. Разве можно было рассказать совершенно чужому для нее человеку о том счастье, которое она каждую ночь испытывала в объятиях Эштона?! Разве можно позволить, чтобы потом старик с похотливой улыбочкой пересказал Синклеру ее историю за стаканом виски? Она отдалась Эштону, уверенная в том, что принадлежит ему. Ни за что на свете она не откроет им своих сердечных тайн, как бы они ни сгорали от любопытства.
   – Похоже, я бывала здесь, – задумчиво сказала Ленора, сделав вид, что не расслышала его слов. – Я уверена в этом. Все кажется таким знакомым. – Повернувшись к морю, она долго следила, как волны лениво набегали на берег. – Мне кажется, я даже помню, как босиком бродила по берегу, а волны так приятно плескались у ног. – Она обвела глазами комнату. – Я согласна с тем, что это мой дом. – Подойдя к нему вплотную, она посмотрела на него пронизывающим взглядом, не зная, что заходящее солнце, пробравшись сквозь оконные стекла, странным образом изменило теплый зеленый оттенок ее глаз, сделав их похожими на сверкающие нестерпимым холодным блеском изумруды. – Только вот вас я совершенно не узнаю!
   Не в силах оторвать взгляда от этих сияющих глаз, Роберт Сомертон почувствовал, как мурашки побежали у него по спине. Его затрясло, и, как он ни старался взять себя в руки, все было напрасно. Он подлил себе изрядную порцию виски и залпом осушил стакан. Это немного подбодрило его, и, расправив плечи, он возмущенно взглянул на нее:
   – Стыдись! Что может быть хуже, когда дочь не узнает родного отца?! – Роберт шмыгнул носом и растерянно потер его ладонью, словно с трудом удерживаясь от слез. – Должен тебе сказать, Ленора, это больно ранит меня!
   – Что же делать? Я и Малькольма не помню! – неуверенно пробормотала она, решив, что не стоит обращать внимания на то смутное воспоминание, которое всплыло в ее памяти во время поездки в Новый Орлеан: образ светловолосого незнакомца с длинными усами был таким расплывчатым, что под него могли подойти по меньшей мере десяток мужчин.
   – Вот это здорово – забыть собственного мужа! – Сомертон повернулся и с возмущением уставился на Ленору, как будто не в силах поверить, что подобные слова могли слететь с ее губ. Сделав еще один внушительный глоток, он уставился себе под ноги и сокрушенно покачал головой: – Не знаю, право, что это с тобой, бедная моя девочка! Ты выбросила из памяти человека, который тебя только что на руках не носил! Причем сделала это без малейшего сожаления, будто он значит для тебя не больше, чем вон тот гребень морской волны. – Осушив стакан, Сомертон глубоко вздохнул, чувствуя, как тепло разливается по всему телу. – И в то же самое время ты открываешь свое сердце подонку, который соблазнил твою родную сестру, а потом отвернулся от нее, когда сделал с ней то, что хотел! Может быть, Эштон Уингейт и не убивал Лирин собственными руками, но даже и в этом случае он виновен в ее смерти! Если бы он не увез Лирин, она была бы жива! – Сомертон заглянул в ее подернутые пеленой слез глаза, пытаясь найти в них хоть крупицу сочувствия. – Неужели ты совсем ничего не помнишь? Не помнишь, как мы оплакивали ее смерть? И как ты поклялась отомстить ему?!
   Совсем подавленная, Ленора покачала головой, однако не поверила ни единому слову Сомертона.
   – Эштон любил Лирин. Я не сомневаюсь в этом! И я ни за что не поверю, что он убил ее или был причастен к ее гибели! Слышите?! Не поверю, что бы вы ни говорили!
   Роберт Сомертон сделал несколько шагов к Леноре и протянул руку, чтобы примирительно погладить ее по плечу, но она со слабым криком отпрянула в сторону. У него вырвался тяжелый вздох. Сомертон вернулся к буфету, снова доверху наполнил стакан виски и принялся расхаживать по комнате, потягивая обжигающий напиток и стараясь обрести душевное равновесие.
   – Моя милая Ленора, – заявил он с видом заботливого отца, стараясь выбирать слова, которые бы помогли убедить ее. – У меня и в мыслях не было оскорбить тебя. Господи, да неужели я не вижу, что ты все еще не в себе! Поверь, единственное, к чему я стремился, – это восстановить в твоей памяти те факты, которые тебе известны так же хорошо, как мне. По воле злого рока ты попала в руки закоренелого мерзавца, и я могу понять, как должна себя чувствовать невинная и беспомощная девушка, попав в его сети! Он наверняка сделал попытку обольстить тебя! Но, дорогое мое дитя, – Роберт лукаво усмехнулся, – я не могу допустить, чтобы подобный человек верил в привидения. Он ни минуты не сомневался, кто ты на самом деле. – Сделав еще один глоток, Сомертон с победоносным видом взглянул на нее, восхищаясь собственной логикой. – Неужели ты и сейчас не хочешь понять, что заблуждалась до сих пор?
   У Леноры запульсировали виски, голова стала раскалываться от боли. Послушать Сомертона, все было так просто. Но она не могла сомневаться в том, что Эштон любил свою жену.
   – Замолчи! Не хочу больше слышать об этом! – От гнева голос ее прервался. – С этой самой минуты будь любезен воздерживаться от оскорблений в адрес Эштона Уингейта, слышишь? Он человек чести и, что бы ты там ни говорил, настоящий джентльмен!
   – Что я слышу? Неужели ты влюбилась в него?! Влюбилась в этого человека?!
   Ленора взглянула прямо в глаза отцу, изо всех сил стараясь не разрыдаться. «Да! Я люблю его!» – хотелось ей крикнуть ему в лицо. Но слезы застилали глаза Леноры, и внезапно она в отчаянии поняла, что эти слова не вызовут у отца ничего, кроме грубых насмешек и злобы.
   Сомертон лениво и цинично разглядывал опечаленное лицо дочери.
   – Советую тебе не особенно распускать язык в присутствии Малькольма, – процедил он. – Не думаю, что ему понравится, как его жена признается в нежных чувствах к другому. Ты же знаешь, что за этим последует! – Он кивнул, не сомневаясь, что она поняла его намек. – Вот то-то и оно. Дуэль, вне всякого сомнения.
   Вдруг ее как будто что-то толкнуло – Ленора вскочила и выбежала из комнаты. С нее довольно!
   – Ленора!
   Крик Сомертона не остановил ее. Щеки ее горели, по лицу струились слезы, она с трудом удерживалась от рыданий. Ленора промчалась через холл с такой скоростью, что чуть не сбила с ног удивленную Меган, которая направлялась в гостиную с подносом в руках. Ленора вихрем пронеслась мимо служанки, позабыв о том, что у нее с утра не было во рту и маковой росинки, и взлетела по лестнице на второй этаж.
   Долгое путешествие измотало ее, а этот последний разговор переполнил чашу терпения. Не успела она подняться наверх, как слезы потекли рекой. Уже не сдерживая рыданий, Ленора бежала, ничего не видя перед собой, пока не оказалась в другой части дома. Повинуясь какому-то необъяснимому чувству, а может быть, просто увидев широко распахнутую дверь, она повернула направо и оказалась в незнакомой комнате.
   Сквозь слезы, застилавшие ей глаза, Ленора разглядела огромную кровать и поняла, что находится в спальне. Окна были распахнуты настежь, и свежий морской воздух наполнял комнату. Так же, как и внизу, в гостиной, здесь было много солнца, и комнату в его лучах наполнял розовый свет. Стены, обитые мягкой светлой тканью, матово поблескивали, и все здесь казалось таким знакомым и близким. Зажав дрожащей ладонью рот, чтобы никто не услышал ее рыданий, Ленора медленно прошла через комнату, подошла к высокому окну и, прислонившись к нему, невидящим взглядом уставилась вдаль, где волны прибоя с глухим рокотом разбивались о берег. Она судорожно вздохнула, пытаясь унять острую боль в груди, но все было напрасно. Несмотря на то что открывавшийся перед ней вид был просто восхитителен, Ленора сейчас отдала бы все на свете, чтобы вместо ласкового моря перед глазами встали зеленые лужайки Бель-Шена, чтобы она вновь превратилась в ту единственную, которая нужна Эштону. А имя – что имя?! Какая разница, как ее зовут, лишь бы он любил ее!
   Подбородок у нее задрожал. Но вдруг сердце Леноры екнуло и ушло в пятки: она заметила всадника, галопом направлявшегося к дому. От испуга и неожиданности у нее перехватило дыхание, ей показалось на мгновение, что она узнала мужественное лицо Эштона, хотя что-то подсказывало ей: этого не может быть. Чудес не бывает.
   Чем ближе к дому подъезжал всадник, тем тяжелее становилось у нее на душе. Он казался слишком плотным, да и в седле держался без того изящества, что всегда отличало Эштона. Наконец она узнала Малькольма Синклера и с бешено бьющимся сердцем замерла, видя, как он спешился и неторопливо направился к дому. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем она услышала, как заскрипели ступеньки лестницы под его ногами. Его шаги раздавались то тут, то там, он переходил из комнаты в комнату в поисках ее. Шаги стали приближаться, и Ленора почувствовала, что ее охватывает настоящий страх. Она огляделась в поисках какого-нибудь убежища, но тут же поняла: выхода у нее нет. Оставалось принять все, как есть. Собравшись с силами, она заставила себя остаться на месте. Рано или поздно, но ей придется встретиться с этим человеком лицом к лицу.
   Малькольм остановился у двери в спальню и заглянул внутрь. Как только он увидел Ленору, лицо его расплылось в улыбке:
   – А я-то боялся, что ты забыла, где твоя комната! – Он широко раскинул руки, словно намереваясь обнять ее. – Я так надеялся, что твоему отцу повезет и он сможет уговорить тебя вернуться домой! Я места себе не находил, боялся: а вдруг этот негодяй Эштон не отпустит тебя?!
   Ленора холодно оглядела его с головы до ног, молча оценивая про себя. Такой же высокий, как Эштон, но более крепкого сложения, хотя и моложе на вид, он был даже красив, кареглазый, с шапкой пышных густых волос. Небольшие тщательно подстриженные усики придавали ему немного фатоватый вид. Судя по одежде, Малькольм тщательно следил за модой, и новенький костюм для верховой езды, должно быть, обошелся ему в немалую сумму. Только вот Эштон в своих старых бриджах, которые он всегда надевал, когда возился с лошадьми, был в глазах Леноры куда привлекательнее. Во всем его облике ощущалась какая-то бессознательная гордость, уверенность в себе, чего не хватало Малькольму. Да и походка у последнего была странная, немного развязная – при каждом шаге он то поднимал, то опускал плечи, держась как-то неуверенно.
   – Я знаю, что это моя комната. – Она собрала все свое мужество и заставила себя взглянуть ему прямо в глаза. – Только вот не помню, чтобы я когда-то делила ее с вами. – Она с трудом выдавила улыбку. – Простите, Малькольм, но я абсолютно вас не помню!
   – Ну что ж, милая, это легко поправить. – Он тихо рассмеялся и, обняв ее за талию, попытался притянуть к себе.
   Ленора, испуганно вздрогнув, отшатнулась, даже не пытаясь скрыть дрожь отвращения. Она поспешно отступила, стараясь держаться от него как можно дальше, и юркнула за спинку стула, где чувствовала себя в большей безопасности.
   – Мне нужно время, чтобы привыкнуть, Малькольм, – твердо заявила она. Теперь в голосе ее звучала куда большая настойчивость, чем в тот вечер, когда она умоляла Эштона дать ей время, чтобы прийти в себя. – Даже если все вокруг будут в один голос твердить мне, что я ваша жена, я-то не могу в одно мгновение измениться. Мне нужно привыкнуть к мысли о том, что мы женаты.
   Малькольм продолжал смотреть на нее. Казалось, до него не сразу дошло, что она имеет в виду. Наконец он кивнул и медленно опустил руки.
   – Насколько я понимаю, ты хочешь сказать, что мне придется поискать себе другую комнату? Иначе говоря, спальню?
   – Не только спальню, Малькольм. Другой дом, – решительно заявила она. – Я согласилась приехать сюда только потому, что отец дал мне честное слово, что вас здесь не будет. Он пообещал, что вы оставите меня в покое, дадите мне время, чтобы привыкнуть к моей новой жизни, а до тех пор не сделаете попытки поселиться здесь.
   Он озадаченно нахмурился.
   – Но это… это достаточно необычно, Ленора. К тому же не так-то просто найти другой дом!
   Смутные подозрения зашевелились в ее душе. Неужели они пытаются обмануть ее? Ленора стиснула зубы, заставив себя вслушиваться в то, что он говорит. Теперь у нее не оставалось ни малейших сомнений в том, что она совершила страшную ошибку. Не следовало бежать от Эштона. Если бы она знала, что столкнется лицом к лицу с этим человеком! Холодно и отчужденно взглянув ему в глаза, она сказала:
   – Почему же?
   Малькольм с досадой пожал широкими плечами и принялся ходить из угла в угол. Наконец он остановился возле стула, за спинкой которого по-прежнему стояла Ленора.
   – Во всем Билокси нет другого места, где бы я мог остановиться.
   – Вы могли бы снять комнату в гостинице, – возразила она.
   Он резко обернулся, взглянув на нее, от его приятных манер не осталось и следа. Ленора увидела, как губы мужчины искривились в неприятной усмешке.
   – А когда ты жила в доме Эштона Уингейта, ты тоже спала отдельно? Или об этом не было и речи? Вы двое, похоже, просто оторваться не могли друг от друга! Я-то не забыл, как вы целовались там, в беседке!
   Жгучая ненависть и ревность к другому были так очевидно написаны у него на лице, что Ленора поняла: достаточно малейшего повода, и поединок между ним и Эштоном неминуем. Поэтому она поклялась себе в будущем не давать ему ни малейшего повода для ревности. Он не узнает, что происходило в Бель-Шене.
   – После того несчастного случая меня поместили в комнату для гостей. Пока я лежала больная, Эштон вел себя как истинный джентльмен. Он ни разу не сделал даже попытки навязать мне мысль о том, что я его жена.
   Малькольм заколебался. Непонятно, поверил он или нет, во всяком случае, было видно, что он пытается разобраться в том, что только что услышал. Он опустился в кресло и вытянул ноги перед собой.
   – Ты утверждаешь, Ленора, что не помнишь меня. Мне трудно в это поверить, дорогая. Особенно если учесть, как мы были близки с тобой. – Малькольм испытующе взглянул ей в глаза, а потом похлопал по подушке, лежавшей на ближайшем кресле. – Присядь, любимая, давай хорошенько обсудим это. Уверен, стоит нам постараться, и мы живо справимся с твоей проблемой, так уже было и раньше.
   Ленора окинула его холодным, недоверчивым взглядом, не чувствуя ни малейшего желания принять его приглашение. Не найдя подходящего предлога, чтобы отказаться, она осторожно присела на кресло, чувствуя на себе его испытующий взгляд.
   – Не волнуйся, милая, – криво усмехнулся Малькольм. – Я ведь не чудовище, которое готово разорвать тебя в клочья. – Он быстро поднялся и подошел к ней, заботливо подсунув ей под спину несколько подушек. – Так тебе будет удобнее, попробуй откинуться назад, – заметил он, коснувшись рукой ее плеча.
   Ленора резко сбросила его руку.
   – Я уж лучше посижу так, если не возражаете, Малькольм. Когда я ложусь, меня тошнит. – Ей пришло в голову, что стоит, пожалуй, головокружение и тошноту приписать усталости после долгой дороги. Тем более что это было отличным предлогом увильнуть от излишней близости.
   Малькольм снова сел в кресло и какое-то время внимательно разглядывал ее.
   – Ты боишься меня, Ленора?
   – А у меня есть для этого основания? – не растерялась она.
   Он растерянно взъерошил волосы.
   – Понятия не имею, о чем это ты! Просто ты кажешься такой… такой далекой.
   Его слова нисколько ее не тронули. Она оглядела его с ног до головы, не потрудившись даже ответить. Под ее пристальным, оценивающим взглядом Малькольм вздохнул, чувствуя себя на редкость неловко.
   – Ты всегда ставила меня в тупик, Ленора, – сказал он, пытаясь найти подходящие слова, чтобы заставить ее раскрыться, выглянуть из той раковины, в которую она спряталась. – Конечно, я счастливчик. Не каждому так везет с женой, как мне. Я помню, как увидел тебя впервые, тогда ты была в зеленом платье: того же оттенка, что твои глаза. Я замер, как громом пораженный, но ты была с другим, и я не посмел подойти к тебе.
   – С кем же я была?
   – Ну, он был немного постарше. – Малькольм пожал плечами. – Может быть, с двоюродным братом. Ей-богу не знаю. Честно говоря, я был просто не в силах оторвать от тебя глаз. Где уж мне было разглядывать, кто там с тобой! – Закрыв глаза, он мечтательно улыбнулся и откинулся на спинку кресла, словно погрузившись в приятные воспоминания. – Знаешь, а я ведь до сих пор помню, как твоя кожа блестела перламутром при свете фонаря, как я сходил с ума при виде твоей восхитительной груди: она чуть заметно колыхалась при каждом твоем вздохе. А я терял голову…
   Ленора оглянулась и, быстро схватив веер из пальмовых листьев, принялась лихорадочно обмахивать запылавшие щеки. Ее смущенный вид и зардевшееся лицо заставили Малькольма лукаво прищуриться и заговорщически подмигнуть ей. Отвернувшись в сторону с нескрываемой досадой, Ленора горько упрекнула себя, что не смогла сдержаться и своим смущением только позабавила его.
   – Если это был мой двоюродный брат, стало быть, все происходило в Англии. Насколько мне известно, в Америке родственников у меня нет, – невозмутимо заявила она, словно читая по бумаге скучнейшее сообщение. Потом бросила на него вопросительный взгляд. – А вы можете рассказать, как выглядит мой дом в Англии? Я хочу сказать, внутри?
   Он с задумчивым видом сложил руки и снова откинулся назад, погрузившись в воспоминания.
   – Видите ли, я был там всего только раз, причем недолго. Меня пригласили погостить. Конечно, всего дома я не видел, но там была одна комната: большой зал, так называл ее ваш отец. А рядом с ней – такая длинная комната с огромным камином и каменной лестницей.
   – А вы, случайно, не помните, там было что-нибудь на стенах?
   Он снова замолчал ненадолго.
   – Думаю, портреты ваших предков, потом какие-то щиты и другое старинное оружие. – Он кивнул головой, видимо, что-то вспомнив. – Да, там еще висели два портрета – твой и твоей сестры – копии тех, что твой отец отослал в подарок судье Кассиди.
   Ленора содрогнулась – слова этого человека странным образом отозвались в глубине ее существа, на мгновение всколыхнув память. Она словно бы вновь увидела знакомые лица на портретах, висевших бок о бок над огромным камином.
   – Где они висели?
   – По-моему, над камином. – Он кивнул, как будто припоминая. – Да, именно там.
   По мере того, как он все более уверенно отвечал на ее вопросы, надежды Леноры таяли, и она уже чисто механически спросила:
   – Вне всякого сомнения, вам было известно о том, что оба портрета находятся в доме моего деда. Только как вы об этом узнали, не могу понять? Разве вы там раньше бывали?
   – Мы же были там вместе с тобой, любимая. Неужели ты не помнишь?
   Ленора нахмурилась – нет, этого она не помнила.
   Казалось, он был не в силах в это поверить.
   – А как ты убивалась, когда узнала о смерти деда! После этого дом закрыли, а ты все не могла простить себе, что во время болезни оставила его одного.
   Ленора подняла голову, она ловила каждое его слово.
   – Как мы добрались туда? Я хочу сказать, мы пришли пешком?
   – Мы приехали в наемном экипаже. Ты так рыдала, что я уже хотел бежать за доктором, чтобы он дал тебе успокоительного.
   Увы, ей не доставило ни малейшего удовольствия убедиться, что именно Малькольм успокаивал ее в одном из ее смутных воспоминаний. Ленора упорно пыталась восстановить прошлое в деталях.
   – А где, ты сказал, мы поженились? – спросила она, внимательно глядя в глаза Малькольму.
   – Да здесь же, в Билокси, – спокойно ответил он. – Я переехал в эти места, а вскоре после этого и вы с отцом покинули Англию и появились в наших краях. – Он посмотрел на нее со слабой улыбкой. – Мне всегда хотелось думать, что ты выбрала эти места из-за меня. – Заметив, как она нахмурилась, он глубоко вздохнул и с деланным равнодушием принялся разглядывать потолок. – Мы ведь знаем друг друга не первый день… года три, если не больше, я полагаю. Неужели все, что было… все эти годы просто забыты? Разве такое возможно?
   – Мне очень жаль. Похоже, мое состояние огорчает вас, Малькольм, – равнодушно сказала она. – Мне это тоже не по душе.
   – Нисколько не сомневаюсь, дорогая, – тихо прошептал он, склонившись к ней. – Я только не вижу причины, почему бы нам не освежить кое-какие события в твоей памяти?
   Его улыбка насторожила Ленору, и она отшатнулась. Глаза его потемнели, в них загорелся опасный огонек, при виде которого у Леноры похолодело внутри, и она впервые по-настоящему испугалась при мысли о том, что ее ждет впереди. Он небрежно, будто раздевая, обвел ее загоревшимся взглядом, и когда глаза их встретились, Ленора поежилась, заметив, как он плотоядно облизнул губы.
   – Случается, мужчина нуждается в том, чтобы его успокоили. К тому же мы так давно не были вместе…
   Что-то подсказало Леноре, что будет лучше, если она ничем не выдаст своего страха. Она откинулась назад и, сделав вид, что не поняла его, небрежно произнесла:
   – О чем это вы, Малькольм? Почему вы хотите, чтобы вас успокоили? Если это опять касается Эштона, то я, по-моему, уже говорила: все это время он был очень любезен со мной, но не более. – Она досадливо вздернула плечи и заговорила, стараясь, чтобы ее слова смягчили недвусмысленный отказ: – Не знаю, но вполне вероятно, доктор Пейдж предупредил Эштона, что в моем тогдашнем состоянии со мной надо было обращаться крайне бережно. Могу себе представить, чем бы все кончилось, если бы совершенно незнакомый мужчина стал меня принуждать, – скорее всего серьезным нервным потрясением. Даже сейчас, когда я чем-то расстроена, у меня бывают какие-то странные видения, галлюцинации. Мне кажется, я вижу какого-то мужчину, которого забивают до смерти…
   Брови Малькольма от удивления полезли на лоб.
   – До смерти?
   – Да, я понимаю, в это трудно поверить, Малькольм, но иногда от сильного волнения у меня бывают галлюцинации. Сама не знаю, что это такое: то ли просто видения, ни с чем особо не связанные, то ли воспоминания о том, что действительно было. А может, просто мое воображение играет со мной злую шутку. Что бы там ни было, в такие минуты мне бывает жутко!
   Ленора от души надеялась, что в ней есть хоть капля актерского дарования, которая позволит ей достаточно убедительно уверить Малькольма в ее болезни. Ей было бы куда приятнее оставаться в этом доме, не рискуя подвергнуться грубому насилию!
   – Теперь вы понимаете, надеюсь, что принуждение может убить меня!
   – Да. Да, конечно, ты права. – Казалось, он рад успокоить ее. – Меньше всего на свете я хочу огорчить тебя, дорогая. Главное – чтобы ты поскорее поправилась.
   В коридоре послышался звонкий стук каблучков, который замер возле открытой двери. Они оглянулись и заметили молоденькую служанку, которая нерешительно остановилась в дверях. Девушка была явно смущена под пристальным взглядом двух пар глаз и, похоже, сама не знала, то ли убежать, то ли осмелиться войти.
   Ленора приветливо кивнула ей, радуясь, что прервали ее разговор с Малькольмом.
   Служанка робко вошла в комнату. Ее пышные черные волосы, ярко-голубые глаза и нежная кожа цвета сливок, в эту минуту покрывшаяся нежным румянцем, удивительно гармонировали друг с другом. Казалось, очаровательная девушка даже не подозревала об этом и нервно теребила кружевную наколку. Несколько длинных локонов упрямо выбивались наружу и кокетливо обрамляли точеное личико. На ней был ослепительно белый, туго накрахмаленный передник, но он совершенно не вязался с темно-синим платьем и придавал этому юному созданию какой-то странный вид.
   – Прошу прощения, мэм, – девушка неловко присела. – Я Мери, горничная. Меган послала меня спросить, не хотите ли принять ванну?
   Ленора метнула украдкой взгляд в сторону Малькольма – тот рассеянно посмотрел на смущенное лицо девушки, но явно не видел ее, погруженный в свои мысли. То, что он услышал от Леноры, казалось, потрясло его. Возможно, он решил, что у нее до сих пор не все в порядке с головой. Только бы это заставило его держаться от нее подальше, а большего ей и не надо. Ленора устала и мечтала поскорее принять ванну, но говорить об этом при Малькольме не решалась.
   Наконец тот почувствовал, что они обе выжидающе смотрят на него, и галантно улыбнулся, глядя прямо в светло-зеленые глаза Леноры.
   – Прости меня, дорогая. Увы, пора уезжать, в городе у меня полно дел. – Встав, он осторожно взял ее руку и чуть коснулся поцелуем кончиков пальцев. – Так, значит, до вечера.
   Ленора грациозно склонила голову, испытывая невероятное облегчение оттого, что он уходит. Оставалось только надеяться, что ей в конце концов удастся убедить его поселиться отдельно.

   Никогда еще Ленора не испытывала такой потребности погрузиться в воду и смыть с себя усталость последних часов, расслабить напряженные мышцы. Переезд из Натчеза стал для нее тяжелым испытанием. Она была уверена, что колеса экипажа находили малейший ухаб или рытвину на дороге да так и норовили попасть туда. И сейчас ей казалось, что все тело у нее покрыто ссадинами и ушибами. Со вздохом облегчения она погрузилась в горячую воду, с наслаждением закрыла глаза и принялась мечтать. Однако, о чем бы она ни думала, все мысли ее устремлялись к Эштону, который безраздельно владел ее воображением. Она вспоминала, как Эштон заходил в ванну, когда она купалась в Бель-Шене, как потом, не в силах сдержать горевшее в нем желание, срывал с себя одежду и прижимал ее к своему обнаженному, мускулистому телу. Она понимала, что подобные воспоминания не доведут ее до добра, но разве можно выкинуть из головы то, что так дорого? Если бы не память о нем, ее давно бы охватило отчаяние.
   Ленора слегка задремала, в ее голове одно за другим мелькали какие-то неясные образы, тоже связанные с купанием. Почему-то она была совершенно уверена, что время было позднее, она провела в дороге много часов и собиралась лечь спать. Ей казалось, что она ощупью пробирается в темноте, на ней ночная рубашка, поверх накинут пеньюар. Вокруг царил кромешный мрак. Вдруг ослепительная вспышка света прорезала темноту и леденящий ужас охватил ее: она снова увидела, как кто-то замахнулся каминными щипцами и из темноты выступила неясная фигура мужчины. Его рука в черной перчатке с силой опустила щипцы на чью-то склоненную голову.
   Ленора пронзительно вскрикнула, ее страх внезапно рассеялся, и в голове прояснилось.
   – Это была не я! Я этого не делала! – с облегчением вздохнула она.
   Мир и покой снизошли на нее после этого открытия. Впервые за много недель она почувствовала себя свободной, будто избавилась от маячившей за ее спиной виселицы и адского огня. Слезы облегчения показались на ее глазах. Ей хотелось и рыдать, и кричать от радости, хотя трагедия, только что пережитая заново, все еще стояла перед глазами, не давая покоя. Более чем когда-либо она была убеждена: то, что она только что видела, не плод ее больного воображения. На ее глазах когда-то убили человека. И она это вспомнила. Но кто убийца и кто жертва?!
   Не в силах ответить на этот вопрос, она беспомощно затрясла головой. Если то, что рассказывал Малькольм, правда, значит, ее похитили из этого дома, а потом перевезли в Натчез. Скорее всего рассчитывали поживиться деньгами ее отца.
   Где-то в глубине подсознания проступило еще одно смутное воспоминание. Откинув голову на край ванны, она прикрыла глаза и попыталась расслабиться в надежде, что видение само всплывет перед ее мысленным взором. И вот постепенно сквозь туман стала вырисовываться группа людей. Это было какое-то отребье, они кричали, перемежая слова грязными ругательствами. Один из этих подонков приблизился к ней вплотную и заглянул прямо в лицо.
   – Ого, да ты просто красотка! А ну-ка, тащи нам кошелек, миз! – прошепелявил он, ухмыляясь беззубым ртом. – Только, будь я проклят, почему бы мне для начала не позабавиться с тобой? Да разве я один? Мои дружки тоже ждут не дождутся, когда придет их черед!
   К счастью, в этот момент скрипнула дверь за спиной Леноры, и жуткое видение рассеялось. Впрочем, она тут же насторожилась и замерла, прислушиваясь к шороху за дверью. Выйдя из ванны и завернувшись в полотенце, девушка на цыпочках подкралась к двери. На ее голос откликнулась Меган, и Ленора с облегчением вздохнула, отперев дверь, чтобы впустить служанку, после чего вновь заперла ее на ключ, чтобы быть уверенной, что никто не сможет потревожить ее во время купания. Бог знает, что может случиться! Вдруг Малькольма подстегнет любопытство или, того хуже, обычная похоть. Поскольку Сомертон все время пел Синклеру дифирамбы, стало быть, у нее нет ни одного союзника в этом доме. А это означало, что ей следует все время быть начеку.
   – Я нашла это в вашем дорожном чемодане, мэм. Надеюсь, оно подойдет, – сказала служанка, протянув ей платье из бледно-голубого органди. Она развесила его на спинке постели, чтобы Ленора могла хорошенько рассмотреть наряд, и шагнула в сторону, в свою очередь разглядывая его. – Все ваши красивые платья так долго пролежали в чемодане, мэм, что теперь придется их перегладить. Такое впечатление, что их просто побросали в дорожный чемодан не глядя. Видно, кто-то сильно торопился.
   Ленора замерла – на память ей пришел рассказ хозяина гостиницы в Натчезе. Он утверждал, что, уезжая из гостиницы, Малькольм поспешно собрал чемодан жены, погрузил его в коляску и умчался.
   У Меган вырвался вздох:
   – Ах, какой у вас чемодан, мэм! Новехонький, красивый, просто загляденье! И такой большой, что можно уложить бог знает сколько платьев, да так, что не будет ни малейшей складки. Вот теперь мне ясно, почему хозяин выгнал прежних слуг! Стыд какой, разве можно так обращаться с вещами!
   – Какие пустяки, Меган! Спасибо, благодаря тебе платье почти как новое.
   И в самом деле, Ленора не нашла на платье ни единой морщинки. Оно было очаровательно: глубокий вырез украшали вышитые шелком листочки и разбросанные тут и там крохотные жемчужины, блестевшие, словно капли росы. Пышные бледно-голубые рукава, обнажавшие руки до локтя, были украшены вышитыми лентами. Широкий шелковый пояс подчеркивал завышенную талию и пышную, в оборках юбку, по широкому подолу которой были тоже разбросаны вышитые шелком листья.
   Меган улыбнулась:
   – Прелестное платье, мэм! Вы в нем точно невеста перед алтарем.
   Ленора покачала головой, пытаясь отогнать нахлынувшее воспоминание: она видела вокруг смеющиеся, радостные лица. Неужели это Малькольм Синклер стоит подле нее, счастливый жених, принимающий поздравления от друзей?!
   В отчаянии Ленора опустилась на стул, пытаясь разобраться в своих видениях. Неужели невеста – это и в самом деле она? А Малькольм – жених? Вопросы роились в ее мозгу, но ответить на них она не могла. Тем не менее с той самой минуты, как она вошла в этот дом, ее все время одолевали видения, впрочем, скорее воспоминания о реальных событиях в ее прошлом. Кое-что виделось еще смутно, неясно, но многое она узнавала. Увы, на ее несчастье, это было совсем не то, чего бы она желала всем сердцем.
   Совсем сбитая с толку, она подперла подбородок рукой и прикрыла глаза, желая только одного – чтобы память никогда не вернулась к ней. То, что в ее воспоминаниях не находилось места Эштону, повергало ее в отчаяние, унося с собой всякую надежду на то, что она благополучно избавится от своей болезни. Ленора чувствовала себя слабой и опустошенной. Конечно, она понимала: рано или поздно, ей придется взглянуть жестокой правде в глаза, но ее бедное сердце истекало кровавыми слезами. Чем дольше длилась разлука с Эштоном, тем слаще казались ей минуты, которые они провели вместе.
   – Мэм? – Меган осторожно дотронулась до ее плеча. – С вами все в порядке, мэм?
   Слабый вздох вырвался из груди Леноры. Она устало откинулась на спинку стула.
   – Не знаю. Мне что-то сегодня весь день не по себе.
   – Может быть, вам лучше прилечь, мэм? – предложила служанка. – Я намочу салфетку в холодной воде и положу вам на лоб.
   – Разве еще не пора переодеваться к обеду? – Ленора плотнее запахнула полотенце на груди. Мысль о том, что нужно переодеваться, была ей невыносима.
   – У вас есть время, мэм. Не думайте ни о чем. Лягте и укройтесь одеялом – и вам сразу станет лучше. Ведь вы так долго были в дороге, ехали от самого Натчеза, вам надо немного отдохнуть.
   Послушавшись совета служанки, Ленора откинула легкое одеяло и вытянулась на постели. Простыни были прохладные, благоухали свежестью, и, убаюканная мерным тиканьем часов, Ленора очень скоро погрузилась в сон. Некоторое время она плыла в океане грез, где реальность незаметно переходила в мечты, подернутые легкой дымкой. Сны, один прекраснее другого, наплывали на нее, и она свободно летала в своих видениях. Вскоре темный занавес незаметно сомкнулся вокруг нее, чтобы через мгновение озариться особым светом. Перед ней возникла чья-то фигура, вначале смутная и расплывчатая. Вдруг ее сердце радостно забилось, когда из темноты выплыло загорелое лицо Эштона. Голова его склонилась к ее обнаженной груди, и он приник к ней жадным поцелуем. Но вдруг его черты заколебались и расплылись, неуловимо меняясь на глазах. Над тонкими губами появились усы, и Ленора с ужасом обнаружила, что смотрит прямо в горящие страстью глаза Малькольма Синклера. Полог, окружавший ее кровать, превратился в пылающий костер, и она извивалась, когда огненные языки пламени тянулись к ней, обжигая обнаженное тело. Потом вдруг из бушующего пламени появились человеческие фигуры и сомкнулись кольцом вокруг нее так тесно, что ей нечем стало дышать. Куда бы она ни повернулась, на нее смотрели глумливые лица. Приветственно звенели поднятые бокалы, как будто призраки слетелись отпраздновать ее смерть в этом огненном аду: все ликовали, кроме одного человека, который держался в стороне от толпы. Он метался из стороны в сторону, все ближе придвигаясь к ней, пока не подобрался почти вплотную. Вдруг он оказался прямо перед ней. Его крик острием кинжала пронзил ее измученный мозг.
   Ленора отчаянно вскрикнула и проснулась. Она обвела диким взглядом комнату, не узнавая ее и все еще не в силах прийти в себя после кошмара. Она боялась, что искаженное криком лицо появится перед ней снова, возникнув, подобно привидению, из любого темного угла, из любой щели. Сердце ее от страха готово было выпрыгнуть из груди. Ей показалось, что какая-то темная тень склонилась над постелью, и она с трудом удержалась от крика, не сразу узнав Меган. Глядя с жалостью на испуганное лицо своей госпожи, служанка протянула руку и откинула с лица спутанные, мокрые от пота волосы.
   – Вы стонали и плакали, будто вам снился страшный сон, мэм. Похоже, у вас лихорадка.
   Все еще не придя в себя, Ленора окинула беспокойным взглядом комнату.
   – Здесь кто-нибудь есть, кроме тебя?
   Меган удивленно нахмурилась.
   – Только вы и я, больше никого, мэм.
   С потрескавшихся губ Леноры сорвался прерывистый вздох, и она откинулась на подушки.
   – Да, должно быть, мне что-то приснилось.
   – Точно, мэм. Так оно и было, – согласилась Меган и положила ей мокрую салфетку на лоб. – Вы еще поспите. А когда придет время переодеваться к обеду, я вас разбужу. Если вам не станет легче, я предупрежу вашего папеньку, что вы останетесь у себя.
   – Я так устала, – призналась Ленора.
   – Конечно, устали, мэм, да и кто бы не устал?
   Ленора вздохнула, снова погружаясь в сон. На этот раз она спала спокойно, лишь только раз ненадолго отчаяние вновь охватило ее, когда в спутанном клубке видений на нее нахлынула волна неясных голосов, в которой отчетливо слышались сердитые ругательства, тоненький женский плач, да еще что-то, смутно похожее на пьяное бормотание.
   Ленора рывком села в кровати, протирая глаза и пытаясь сообразить, где это она. Моментально вспомнив, она поднялась и неохотно оделась в приготовленное Меган платье. Бесшумно приоткрыв дверь, она вышла в коридор и тихо спустилась по лестнице.
   Сквозь открытые настежь окна доносились звуки ночи, среди которых отчетливо выделялся мерный шорох набегающих на берег волн. Широкие двери в гостиную были распахнуты настежь, чтобы впустить в дом соленый морской воздух, но, несмотря на жару, Ленора почувствовала, как по спине пробежала дрожь, и она помедлила, страшась переступить порог. Волнение придало нежный румянец ее бледным щекам, глаза Леноры ярко блестели, а бледно-голубое платье выгодно оттеняло гладкую матовую кожу.
   Стоя на пороге гостиной, она чуть помедлила, и тут же до нее долетел приглушенный голос Сомертона:
   – Чем ты недоволен, собственно говоря? Разве я плохо потрудился? Да и Бард уверил меня, что все отлично. Любящий отец должен хорошо знать собственное дитя.
   Ответ Малькольма поразил ее:
   – Счастливо только то дитя, чей любящий отец убрался к черту на рога!
   – Тихо, тихо! – пристыдил его Роберт. – Тебя что, не учили в детстве, что старших надо уважать, а, молодой человек?! – Последовавшее за этим долгое молчание, а затем глубокий, удовлетворенный вздох свидетельствовали о том, что Сомертон осушил бокал своего любимого напитка. Усмехнувшись, он продолжал: – Теперь будь осторожен. Не то оставлю денежки кому-то еще, а тебе придется постараться, чтобы отыскать их.
   – Ты пьян, – глухо прозвучал голос Малькольма.
   – Неужели? – процедил Роберт сквозь стиснутые зубы и уже собирался ответить, как вдруг в коридоре появилась Мери с подносом в руках и окликнула хозяйку:
   – Добрый вечер, мэм. Слава Богу, вы оправились.
   Ленора слабо улыбнулась, у нее не было желания спорить с девушкой. Увидев, что Мери скромно отошла в сторону, Ленора вошла в гостиную. Увидев ее, Малькольм встал и стремительно двинулся ей навстречу. На губах его играла странная улыбка, он окинул ее нежным взглядом. Представив на минуту, как его руки смыкаются у нее на талии, Ленора стиснула кулаки и сделала движение, словно собираясь убежать из гостиной.
   – Присоединяйтесь к нам, дорогая. Мы уже истосковались без созерцания вашей красоты, а теперь вы с нами, и это радость для нас. Ты же не будешь так жестока, чтобы лишить нас этого наслаждения. Позволь нам только полюбоваться тобой.
   Роберт с видимым трудом поднялся с кресла. В руке он держал свой неизменный бокал.
   – Присоединяюсь к словам Малькольма! Ты самая очаровательная дочь, которую только может пожелать отец! – Сделав огромный глоток в подтверждение своих слов, он молодецки подкрутил усы. Откашлявшись, Сомертон удивленно заглянул в пустой бокал и протянул его Мери: – Будь хорошей девочкой и принеси мне виски.
   Лоб Малькольма избороздили глубокие морщины. Провожая Ленору к креслу, он сказал недовольно:
   – Разве так трудно потерпеть до ужина?
   Небрежно отмахнувшись от Синклера, Сомертон повернулся к горничной:
   – Глоток-другой виски мне не повредит, милочка.
   Не зная, что делать, девушка растерянно взглянула на Малькольма. Заметив, что тот неохотно кивнул, она наполнила бокал. Потирая руки с довольным видом, Сомертон подавил смешок, нетерпеливо дожидаясь, пока служанка принесет бокал, и, будучи в приподнятом настроении, принялся весело декламировать:
   – Были у королевы четыре Мери, сегодня только три. Была там Мери Битон, а также Мери Ситон, и Мери Чермишель, и… – подмигнув смущенной служанке, он закончил по-своему: – И ты, моя милая Мери Мерфи.
   Горничная прикрыла рот ладонью, чтобы не рассмеяться, и стремглав выскочила из комнаты. Малькольм проводил ее взглядом и укоризненно покачал головой, а потом устроился рядом с Ленорой на диване. Его взгляд потеплел, остановившись на девушке.
   – Как странно, что ты выбрала именно это платье для сегодняшнего вечера, милая, – сказал он, погладив пальцем мягкую ткань.
   – Странно? Но почему? – На виске Леноры слабо забилась жилка. Ей и самой приходило в голову, что она когда-то уже надевала этот наряд.
   По губам его скользнула нежная улыбка.
   – Да что с вами, мадам?! Ведь именно это платье вы выбрали, чтобы обвенчаться со мной!
   Его слова, как нож, вонзились ей в сердце, разрушив все ее светлые мечты. В ответ с ее губ сорвался лишь слабый шепот:
   – Мне и в голову не приходило, что платье такое старое. Или, может быть, я что-то путаю? Когда, вы сказали, мы…
   – Мы обвенчались почти сразу же после того, как познакомились. После этого вы его почти не надевали.
   – Меган сказала, что оно лежало в чемодане и сильно помялось, – внезапно сказала она, лихорадочно пытаясь припомнить, не говорил ли он, когда они познакомились.
   Он накрыл своей ладонью ее руку жестом любящего мужа.
   – Мне было не до того, чтобы заботиться о платьях. Ведь я сходил с ума, не зная, что с тобой. Этот сумасшедший, что похитил тебя, – ведь он бог знает куда мог тебя увезти!
   Ее взгляд равнодушно скользил по комнате. Одну стену занимал огромный камин, по обе стороны от него были окна, а над ним висел на первый взгляд ничем не примечательный пейзаж. Картина была довольно посредственная и странно не вязалась со всей обстановкой комнаты. Неожиданно Ленора подумала, что присутствие в этой комнате картины так же нелепо, как присутствие в ее жизни двух малознакомых мужчин. Как бы они ни уверяли ее в обратном, она чувствовала, что не имеет ничего общего с ними. Ей нужен был Эштон!

Глава 10

   Нежные, чуть розоватые лучи зари, разгорающейся на востоке, легко скользнули по поверхности моря, окрасив ослепительно белую пену в бледно-розовые тона и сделав ее похожей на грудку фламинго. Ленора проснулась, и сердце ее раскрылось навстречу красоте раннего утра. Небрежно пригладив растрепавшиеся волосы, она вышла на веранду полюбоваться океаном. Отсюда он выглядел еще более величественно, чем из окон ее спальни. Слуги суетились на кухне, готовя завтрак, но весь дом был еще погружен в тишину, только из комнаты Роберта Сомертона доносился оглушительный храп. Она так и продолжала называть его про себя Робертом или мистером Сомертоном. Для Леноры, сколько она ни старалась, было невозможно назвать этого абсолютно чужого для нее человека отцом. Он был просто Роберт Сомертон. Из того, что когда-то рассказывал Эштон, она знала, что у ее отца тяжелый характер, но его тяга к спиртному явилась для Леноры крайне неприятным сюрпризом. Едва открыв глаза, он требовал кофе, который щедро разбавлял бренди, ну а потом пил весь день все, что попадалось на глаза.
   Порыв свежего морского ветра подхватил ее белый пеньюар, заставив легкую ткань облепить ее фигуру. Ленора вдохнула полной грудью соленый воздух, наслаждаясь утренней свежестью. Хотя с ее приезда прошло меньше двух недель, ей казалось, что миновала вечность с тех пор, как она покинула Бель-Шен и поселилась в этом доме на берегу океана. Несколько дней ей пришлось провести в постели, но наконец лихорадка оставила ее. Ленора понемногу оправилась и начала знакомиться с домом и его обитателями, а также с его живописными окрестностями. Она вспомнила, что когда-то любила этот дом, ей было тут хорошо. Она знала в нем каждый уголок, каждую складку на шторах и драпировках, каждое из деревьев, что заглядывали в окна и задевали подоконник пышными зелеными ветками. Она помнила их в роскошном осеннем убранстве или голыми, дрожащими от зимней стужи. Даже мерный рокот набегающих волн океана был ей хорошо знаком, она всегда любила слушать его, следя за полетом беспокойных чаек, что суетливо сновали над берегом, то и дело с оглушительным криком пикируя прямо на скалы, чтобы подобрать мелкую рыбешку.
   Сейчас, стоя на веранде, Ленора наблюдала за крохотными черными точками возле самого горизонта, которые медленно приближались к берегу, превращаясь в огромные красавцы корабли. Они, словно морские птицы, горделиво раскачивались на волнах под ослепительно белыми громадами парусов. При их приближении Ленора начала мечтать: ей казалось, что она чувствует, как качается нагретая солнцем палуба под босыми ногами и свежий ветер игриво треплет ее волосы, как сзади к ней прижимается мужская грудь, а сильные, загорелые руки ласкают ее тело…
   Подавив невольный вздох, Ленора повернулась и вошла в комнату.
   Подойдя к небольшому письменному столу, она взяла в руки перо: ей хотелось написать Эштону, чтобы снять груз с души, объяснить, что толкнуло ее уехать. Ах, как бы ей хотелось найти такие слова, написать так, чтобы она сама поверила в то, что не совершила ошибки! Но как ни старалась она, ни один ясный, убедительный довод так и не пришел ей в голову и на бумаге не появилось ни строчки.
   С досадой покачав головой, Ленора откинулась на спинку стула и попыталась сосредоточиться. Словно непоседливые дети, мысли ее разбегались в разные стороны. Ленора рассеянно вертела в пальцах перо, любуясь прихотливой игрой света и тени на его жемчужно-белой поверхности. Перед глазами вновь всплыло лицо мужчины, сильное, прекрасно вылепленное. Оно склонилось к ней, губы раздвинулись в откровенно чувственной улыбке и потянулись к ее губам.
   – Эштон! – вздохнула она, почти почувствовав, как его горячие ладони скользят вниз, забираются под платье, приподнимают упругие груди и ласковые пальцы нащупывают мигом затвердевшие соски.
   У нее вырвался слабый, беспомощный стон. Ленора отшвырнула в сторону перо и принялась ходить по комнате. Щеки ее горели, а сердце колотилось так, что готово было вот-вот выскочить из груди.
   Вдруг она увидела свое лицо в высоком зеркале в углу. Девушка невольно шагнула вперед, вглядываясь в него, и дыхание у нее перехватило при виде глаз, сияющих мягким, чувственным светом, и острых бугорков грудей, которые дерзко натягивали тонкую ткань пеньюара. Что же ей делать? Как же она может смириться и стать женой Малькольма, если тело ее бунтует и требует Эштона?! Малькольм так и не смог найти места, где бы можно было поселиться, и это не на шутку тревожило ее. То, что его комната прямо под ее спальней, не давало ей покоя ни днем, ни ночью. Ленора каждый раз перед сном запирала на ключ дверь своей спальни. Из-за этого в комнате было и жарко, и душно, но она не решалась оставлять дверь незапертой из страха навлечь на себя несчастье гораздо более страшное, чем духота.
   Даже сейчас она не знала покоя. Этот человек умел исчезать и появляться совершенно беззвучно, как привидение, и она всегда ломала себе голову, где он. Он мог войти в комнату так тихо, что она и не подозревала о его присутствии. Порой она вздрагивала, когда оборачивалась и вдруг видела, что он стоит за спиной, неотрывно глядя на нее горящими глазами. В такие минуты она чувствовала себя маленькой мышкой под немигающим взглядом голодного, коварного кота. Он умел мгновенно раздевать ее взглядом, а когда она смущенно опускала глаза, то похотливая улыбка на красивом, самоуверенном лице обещала ей иные наслаждения, о которых не принято говорить вслух. Он предпочитал носить более тесные брюки, чем она видела на Эштоне, по всей вероятности, рассчитывая произвести на нее неизгладимое впечатление мускулистыми бедрами и крепкими ягодицами. Это заставляло ее быть все время настороже и баррикадировать стульями вход в спальню в страхе, что Малькольм может ворваться к ней среди ночи, чтобы силой утвердить свое мужское превосходство.
   Она знала, что однажды ей придется сложить оружие и отдаться во власть этого самодовольного наглеца, но, пока в ее сердце жил Эштон, она предпочла бы сохранить их отношения такими, какими они были до сих пор.
   Эштон – чувственный человек, с горячей кровью, в его притягательности было нечто утонченное. Лишь одной чуть заметной усмешкой или взглядом из-под круто изогнутых бровей он умел дать почувствовать свою мужскую привлекательность. Может быть, его секрет крылся в его молодости? Было в нем что-то от озорного мальчишки, что заставляло ее сердце сладко замирать от счастья. И если уж сравнивать его с Малькольмом, то аристократическая внешность и благородные манеры делали его куда более обаятельным.
   Однако и Малькольм был по-своему недурен. В его облике порой проглядывало нечто, смутно напоминающее Эштона. Правда, стоило ей повнимательнее присмотреться к его широкоскулому лицу и полным, чувственным губам, как сходство пропадало. Она ничуть не сомневалась, что Малькольм пользовался немалым успехом у слабого пола, но только благодаря самоуверенности, которая делала его порой похожим на тщеславного павлина. Была в нем и жестокость, которую она замечала, когда отец напивался или начинал без умолку сыпать цитатами из Шекспира. Малькольм был слишком осторожен, чтобы давать выход своему раздражению, но по зловещему огоньку в сузившихся глазах, по тому, как собирались жесткие складки вокруг сурово сжатых губ, она понимала, что он злится. В такие минуты он казался старше своих лет. Конечно, его можно было понять – Роберт и святого вывел бы из себя, так что и ей порой с трудом удавалось сдерживаться. Однако сколько бы старик ни испытывал ее терпение, по сотне раз на дню оскорбляя Эштона, Ленора заставляла себя молчать, хотя порой ей безумно хотелось отбросить дочернюю почтительность и раз и навсегда поставить на место зарвавшегося злобного старика. Если уж он считает себя настолько безупречным, что смеет поливать грязью Эштона, то не худо бы ему повнимательнее присмотреться к себе.
   Громкий топот копыт заставил Ленору очнуться и подойти к окну как раз вовремя, чтобы заметить, как к дому с грохотом подкатил экипаж. Лошади выглядели очень усталыми. Ленора знала манеру Малькольма загонять животных чуть ли не насмерть. Никто, кроме него, в этих местах не отваживался ездить с такой бешеной скоростью. Быстрая скачка всегда доставляла Малькольму наслаждение, и чем быстрее неслись лошади, тем в больший восторг он приходил. Но Ленору его манера обращаться с несчастными животными приводила в ужас.
   То, что он появился чуть свет, могло означать только одно – он провел ночь где-то вне дома. Ленора задумалась: уж не нашел ли он себе временное пристанище? И если да, то у кого?
   Сначала она услышала топот сапог, когда Малькольм поднялся на крыльцо, затем оглушительно хлопнула дверь, так что в доме жалобно зазвенели стекла. Снова застучали каблуки – это он стремительно взбежал по ступенькам. Ленора невольно поежилась, гадая, что могло привести его в подобное раздражение. К ее удивлению, шаги его замерли у дверей комнаты напротив. Даже не потрудившись постучать или спросить разрешения, он с шумом распахнул дверь и ворвался в комнату Сомертона.
   Если грохот, сопровождающий появление Синклера, не разбудил спящего старика, то крик, который поднял Малькольм, мог заставить встать и мертвого. Ленора услышала, как они заговорили, перебивая друг друга, но слов разобрать не могла. То и дело Малькольм взрывался и начинал сыпать ругательствами. Ленору поразило, что Сомертон никак не реагировал на бесконечные оскорбления зятя и даже не пытался остановить его. Ну что ж, если ее отец и считает возможным терпеть это, то она не намерена спускать Малькольму.
   Запахнув пеньюар, она вышла из комнаты и пересекла холл. Постучав тихо в дверь, Ленора широко ее распахнула и оказалась лицом к лицу с Малькольмом, глаза которого горели гневом. Он едва сдерживался, но стоило ему увидеть, кто перед ним, и он мгновенно овладел собой. Синклер окинул ее восхищенным взглядом, не отказав себе в удовольствии обласкать восхитительные формы ее тела, которых не мог скрыть даже свободный пеньюар, затем отступил, пропуская ее в комнату.
   – Входи, дорогая, – на его губах заиграла улыбка. – Мы тут кое-что обсуждали с твоим отцом.
   – Я так и поняла, – сухо отозвалась она, входя.
   Малькольм удивленно вскинул брови, сделав вид, что не понимает ее иронии.
   – Позвольте мне объяснить, мадам. Ваш отец прошлой ночью задался целью обойти все окрестные кабаки, при этом он забыл, где оставил кучера с коляской. Мне пришлось провести всю ночь в поисках экипажа. Но, как оказалось, не зря – я собрал хорошенькую коллекцию сплетен, которые распространял о нас этот пьяный хвастун.
   Ленора молча посмотрела на кровать, где, совершенно подавленный, сидел Сомертон. Плечи его были опущены, голова поникла. Видно было, что он сгорает от стыда. Все это не укладывалось у нее в голове. Она скорее могла бы ожидать, что в ответ на подобные оскорбления он ответит пощечиной. Поведение отца ей было непонятно. Как бы то ни было, мириться с этим она не желала. Много дней подряд Сомертон раздражал ее, но она по-прежнему считала себя его дочерью, и ее долг – стать на его защиту.
   – Я была бы тебе признательна, Малькольм, если бы ты вспомнил, что разговариваешь с моим отцом. Ты у меня в доме, и уж поскольку мне все еще трудно считать тебя своим мужем, ты здесь не больше чем просто гость. Мне нет дела до того, что он наговорил о нас, но я требую, чтобы ты относился к нему с подобающим его возрасту почтением. По крайней мере прекрати кричать и оскорблять его. Если же это тебе не под силу, думаю, тебе лучше уехать.
   Их взгляды скрестились, и она увидела, как потемнели и загорелись яростью его глаза. Малькольм уже открыл было рот, чтобы резко ответить, но сдержался и натянуто улыбнулся:
   – Прошу прощения, дорогая. В будущем постараюсь держать себя в руках. Пойми, просто я был вне себя от бешенства при мысли, какой ущерб нанесен нашей репутации в Билокси. И все это благодаря твоему отцу!
   Как ни странно, в эту минуту Ленора чувствовала жалость к отцу, а может быть, причиной всему был его униженный вид. Казалось, ее поддержка была для него полнейшей неожиданностью, и сейчас он тоскливо смотрел на нее воспаленными, покрасневшими глазами, под которыми набрякли темные мешки. Дряблые его щеки отвисли, напоминая брыли у охотничьей собаки, вялый подбородок мелко дрожал. Его покрывала густая, давно не бритая щетина, рубашка была грязной и измятой, словно он спал, не раздеваясь. Чувствуя ее поддержку, Сомертон немного приободрился и поскреб ногтем покрытый пятнами жилет. Ленора перехватила жадный взгляд, который он метнул в сторону бутылки с крепкой, янтарного цвета жидкостью. Для этого бедняги она была эликсиром жизни.
   – Я… – Он провел кончиком языка по пересохшим губам и попытался откашляться. – Я ничего плохого не хотел. Конечно, я понимаю, что Малькольм недоволен. Не стоит сердиться на него, девочка, это все я виноват. Можешь быть уверена, больше это не повторится.
   Она искоса взглянула на Малькольма и, заметив на его лице самодовольную ухмылку, вдруг почувствовала сильнейшее желание стереть ее с этого красивого, наглого лица каким-нибудь язвительным замечанием. Но, не найдя, что сказать, она повернулась и с гордым видом вышла, оставив мужчин наедине.
   Через пару минут в ее дверь кто-то постучал. К недовольству Леноры, на пороге стоял Малькольм. В руках у него был небольшой саквояж. Роберт Сомертон выглядывал из-за его спины. Заметив, что дочь удивлена и встревожена их появлением, старик скрестил руки на груди и попытался объяснить, зачем они пришли:
   – Я… ну и Малькольм, конечно… ему надо обсудить с тобой кое-какие дела, дорогая. – В горле у него пересохло, и он мучительно шарил глазами по комнате в поисках спиртного.
   Ленора нетерпеливым жестом указала в сторону умывальника:
   – Если вас мучит жажда, так в кувшине есть немного холодной воды!
   С трудом сдерживая дрожь в руках, чтобы не расплескать воду, Сомертон налил воды в стакан, кувшин предательски задребезжал о край стакана. Похоже, чистая холодная вода не входила в число его любимых напитков, и старик с отвращением скривился, но, подняв глаза, встретился глазами с Малькольмом. Тот брезгливо усмехнулся. И без того багровый румянец на щеках старика потемнел еще больше, он молча поставил стакан и смущенно отвел глаза в сторону.
   Стоило только Малькольму подойти к письменному столу, за которым молча сидела Ленора, как на его лице появилась приятная улыбка. Он склонился к ней, намереваясь поцеловать, но Ленора резко отвернулась, и его губы лишь скользнули по ее щеке. Возмущенно вскинув брови, он смотрел, как она вскочила на ноги и отошла от стола.
   – Вы хотите что-то обсудить со мной? – поинтересовалась она.
   Поставив саквояж на стол, Малькольм извлек из него пачку документов.
   – Утром я ездил в город посоветоваться с нашими адвокатами. Они хотят, чтобы ты сегодня же подписала эти документы.
   Ленора равнодушно кивнула:
   – Оставьте их, я просмотрю чуть позже. – Подняв глаза, она с удивлением заметила, что он нахмурился и быстрым движением прижал бумаги к себе. – Что-нибудь не так? – спросила Ленора.
   – Ничего особенного, просто адвокаты просили к вечеру вернуть документы. Твой отец уже просмотрел их и сказал, что все в порядке. Ничего особенного в них нет, просто надо привести в порядок кое-какие мелочи.
   – Если их нужно так быстро вернуть, я могу просмотреть их прямо сейчас. Много времени это не займет. – Она протянула руку за бумагами, но Малькольм явно не хотел с ними расставаться.
   – Ладно. – Он сунул всю пачку обратно в саквояж. – Пусть лучше их подпишет твой отец. Нам обоим просто не хотелось оставлять тебя в доме одну. Если бы ты подписала их, это сэкономило бы нам кучу времени. – Он захлопнул саквояж.
   Роберт повернулся к ним спиной, не обращая ни малейшего внимания на их разговор, вышел на веранду и недовольно поморщился, когда яркий солнечный свет ударил ему в глаза. Поспешно укрывшись в тени, он облокотился на перила, чувствуя, что еще нетвердо держится на ногах. Взгляд его равнодушно блуждал по бескрайней темно-голубой поверхности океана, когда вдруг что-то непонятное привлекло его внимание и он вскрикнул:
   – Что за чертовщина?!
   Малькольм решил, что Роберт в его нынешнем плачевном состоянии вряд ли способен увидеть что-то важное. Сунув саквояж под мышку, он подошел к окну и окликнул старика:
   – Пойдемте, Роберт, у нас мало времени, вам еще надо переодеться, прежде чем мы… – Малькольм не договорил: проследив за удивленным взглядом старика, он отшвырнул в сторону сигару и выбежал на веранду. – Какого дьявола?!
   Удивляясь, что могло вывести из себя мужчин, Ленора вышла следом. Посмотрев вдаль, она заметила на горизонте столб черного дыма, поднимавшийся вверх из высокой двойной трубы с тремя широкими полосами у основания – черной, золотой и белой. Пароход величественно рассекал носом набегавшие волны. Ленора не сводила с него глаз. Он замедлил ход, и она увидела, как с кормы сбросили один якорь, с носа – другой, и судно встало в нескольких сотнях ярдов от берега и точно напротив их дома.
   – «Речная колдунья»! – Ее губы шевельнулись, но ни звука не сорвалось с них.
   Ей не было нужды вглядываться в написанное огромными буквами на борту название корабля, она с первого взгляда узнала этот огромный белоснежный корпус, украшенный двумя полосами – черной и золотой. Теперь к нему прибавился фальшборт, а на перила был натянут прочный брезент, чтобы морские волны не захлестывали палубу парохода.
   Замерло огромное ходовое колесо, и корабль со скрипом подался назад, мягко закачавшись на волнах. На капитанском мостике появилась высокая фигура. Подойдя к борту, мужчина внимательно осмотрел берег. При виде его кровь отхлынула от щек Леноры, колени ослабли, и она слабо ахнула, чувствуя, что сейчас упадет в обморок – она узнала человека на капитанском мостике.
   – Это он! – Малькольм оскалился в злобной ухмылке. – Этот ублюдок Уингейт! – Он бросил подозрительный взгляд на Роберта, который в ответ недоумевающе пожал плечами, потом на Ленору, и в глазах его вспыхнули бешеная ярость и ревность. – Ты знала об этом? Значит, это ты сообщила ему? – Его глаза сузились и потемнели, остановившись на маленьком письменном столе, где лежали перо и стопка чистой бумаги. – Ты написала ему! Ты сообщила ему, где нас искать!
   – Нет! – Ленора покачала головой, молясь только о том, чтобы он не догадался, что она испытывает в эту минуту.
   Радость, восторг, счастье переполняли ее. Все эти чувства смешались в ее душе, кружа ей голову. Она едва сдерживалась, чтобы не закричать. Эштон здесь! Эштон рядом! Она снова и снова повторяла это про себя, как молитву. Он открыто пришел, чтобы показать всем и каждому, как она нужна ему. Он не согласен отдать ее без борьбы!
   – Но тогда как же он… – Голос Малькольма прервался, и он нахмурился, тяжело задумавшись, потом взглянул на Ленору: – Ему было известно, что у тебя есть дом в Билокси?
   Ленора с равнодушным видом пожала плечами и развела руками:
   – У меня не было нужды говорить ему. Он и так это знал.
   – Мне бы следовало догадаться об этом, – проворчал Малькольм. – И теперь этот мерзавец отыскал нас. Похоже, нюх у него получше, чем у собаки. – От бешенства он метался взад-вперед, словно раненый зверь. – Понятно, зачем он явился! Он рассчитывает увезти тебя с собой! – Угрожающе ткнув пальцем в сторону парохода, он громко объявил: – Но пусть не рассчитывает, что это ему удастся! Я этого так не оставлю! Немедленно отправлюсь к шерифу, и тот в два счета выдворит его отсюда!
   Роберт неловко потянулся за стулом и присел, негромко проговорив:
   – Не думаю, что тебе удастся что-нибудь сделать, Малькольм. В конце концов, это его право. Наш дом и земля – это наша собственность, и мы с полным основанием сможем выгнать его, если он попробует войти. Но открытое море принадлежит всем.
   Взбешенный этим замечанием, Малькольм быстро покинул веранду и выскочил из комнаты, но через минуту вернулся, держа в руках двустволку.
   – Пусть только попробует причалить к берегу! Я пристрелю мерзавца прежде, чем его нога коснется моей земли!
   Радость, охватившая Ленору, погасла. Угроза Малькольма не на шутку испугала ее, подобной ярости она никак не ожидала от него. Нужно предупредить Эштона, чтобы он не вздумал появляться на берегу, но как?!
   – Коварная штука – ружье, – пробормотал Сомертон себе под нос, – никогда не знаешь, как им владеет соперник. Я не раз слышал, что Уингейт отличный стрелок, с которым не стоит связываться. Так что будь осторожен!
   Ленора с удивлением посмотрела на отца. Она вспомнила тот день, когда он явился в Бель-Шен и расписывал Малькольма как весьма искусного стрелка. А теперь он говорит то же самое об Эштоне и советует Малькольму поостеречься. Странно, что за игру он затеял?
   – Может, конечно, он и классный стрелок, – ухмыльнулся Малькольм, – но я не хуже! – Он самодовольно похлопал по своей двустволке. – А пока единственный способ для него избежать неприятностей – это развернуть свою посудину да подобру-поздорову плыть в Новый Орлеан!
   – Ты намерен не спускать с него глаз? – удивленно поинтересовался Сомертон.
   Малькольм чуть помедлил, потом небрежно бросил:
   – Вот именно, отец, и как раз ты и поможешь мне в этом.
   Седые брови старика удивленно поползли на лоб, потом недовольно сдвинулись.
   – Хорошо, я согласен, но не рассчитывай, что я возьму в руки эту… эту штуку! Лично я ничего не смыслю в оружии!
   Малькольм улыбнулся:
   – А этого и не потребуется. Это удовольствие я намерен приберечь для себя.
   Странное состояние овладело Ленорой, холод пополз по ее спине. Она постаралась сделать невозмутимое лицо и спросила:
   – Вы ведь шутите, не так ли? Не хотите же вы и в самом деле убить его?
   Ответ Малькольма последовал немедленно, в нем звучала твердая решимость:
   – Разве это убийство, дорогая моя? У меня есть полное право защищать то, что принадлежит мне. А ведь никто из нас не сомневается, зачем сюда явился этот негодяй! Он намерен отобрать тебя у меня!
   – Может, мне лучше поговорить с ним? – робко предложила Ленора. – Я не сомневаюсь, он тут же уйдет, стоит мне только сказать, что я здесь по собственной воле.
   Малькольм издал странный звук и отрицательно покачал головой:
   – Нет уж, я достаточно наслышан о твоем драгоценном мистере Уингейте. Стоит ему только возжелать чего-то, и его уже ничто не остановит. – Он не отрывал глаз от парохода, который мирно покачивался на волнах. – Ну и наглец – бросил якорь прямо напротив дома! Конечно, теперь он не спустит с нас глаз! – Все больше распаляясь, Малькольм указал пальцем в сторону парохода. – Нет, вы только посмотрите! Он и подзорную трубу прихватил!
   Сомертон с трудом перевел на пароход налитые кровью глаза, стараясь разглядеть человека, который привел его зятя в такое бешенство. В эту минуту на солнце что-то блеснуло, и Сомертон без труда разглядел длинную латунную трубу, которую их противник поднес к глазам.
   – Будь я проклят, так оно и есть!
   Ленора не могла отвести глаз от высокой фигуры. Ей казалось, что даже на расстоянии она чувствует на себе взгляд Эштона. Щеки ее порозовели, но отнюдь не от жаркого утреннего солнца.
   – Пальнуть бы по нему из пушки, – процедил Малькольм сквозь стиснутые зубы. – С радостью бы продырявил это корыто и посмотрел, как этого ублюдка по кускам выкинет на берег!
   Ленора предприняла еще одну отчаянную, хоть и безнадежную попытку уговорить его:
   – Может быть, стоит написать ему?
   – Ну уж нет! – прорычал Малькольм. – Пусть стережет нас, пока я не придумаю, как разделаться с ним. Но клянусь, он навсегда исчезнет из нашей жизни. Я ему покажу!

   Стоило только мужчинам выйти из комнаты, как Ленора вновь погрузилась в свои мечты. Мысль о том, что Эштон по-прежнему ее любит и готов на все, лишь бы вернуть ее, переполнила ее радостью. Она рассмеялась и весело закружилась по комнате, но тут же опомнилась: рядом хлопотала Меган, готовя ей ванну. Не стоило возбуждать ненужных подозрений у служанки. Впрочем, глупо было рассчитывать скрыть свое возбуждение от ее любопытных глаз. Девушка мигом почувствовала перемену в настроении хозяйки и, не выдержав, спросила:
   – С вами все в порядке, мэм?
   Ленора кивнула, пряча ликующую улыбку. Делая невероятные усилия, чтобы не выдать своих чувств, она сцепила пальцы на коленях.
   – С чего это ты взяла?
   Меган поджала губы и посмотрела на хозяйку. Все это время она приглядывалась к ней. Ее невольно трогала покорность, с которой та принимала свою судьбу. Обычно, оставшись одна в своей спальне, госпожа печально смотрела в окно, где плескались волны, словно ждала кого-то. И вот теперь эти светло-зеленые глаза сияли восторгом. Никогда раньше она не видела свою хозяйку такой счастливой.
   Меган слышала сердитые голоса, доносившиеся с веранды, и ей не стоило труда понять, о чем шла речь. Значит, тот мужчина, который приплыл на корабле, хочет забрать госпожу, и, судя по всему, леди не придется долго уговаривать.
   – Вам нет нужды меня опасаться, мэм, – заявила Меган. – У меня нет никаких обязательств перед мистером Синклером, если вы об этом подумали.
   Ошеломленная такой прямотой, Ленора с удивлением взглянула на служанку, попытавшись сделать вид, что не поняла ее. Она боялась доверить кому-либо свою тайну.
   – О чем это ты, Меган?
   Девушка сложила руки поверх передника и едва заметно кивнула в сторону парохода:
   – Мне известно, мэм, что там есть человек, который намерен забрать вас с собой. Судя по тому, как вы сияете, вас это нисколько не огорчает!
   В широко распахнутых глазах Леноры появилась тревога. Соскочив с постели, она подбежала к Меган и крепко стиснула ей руку.
   – Ты не должна никому говорить о том, что я рада его приезду! Ни одной живой душе! Особенно мистеру Синклеру или моему отцу! Прошу тебя, Меган. Они оба ненавидят мистера Уингейта.
   – Не волнуйтесь, мэм, – мягко сказала служанка, погладив ее руку. – Я ведь тоже когда-то была влюблена, так что понимаю, каково вам.
   Ленора в ответ только слабо кивнула. Глупо было пытаться забыть Эштона. Сейчас она поняла, что это невозможно!

   Маленькие настольные часы чуть слышно пробили два. Словно эхо, в ночной тишине дома гулко откликнулись большие часы в холле. Ленора даже не обернулась – она старательно укладывала подушки, пытаясь придать им форму человеческого тела. Закончив, она отступила в сторону, чтобы оценить свои труды. В слабом свете луны была хорошо видна кровать, и любому вошедшему могло показаться, что на ней крепко спит Ленора. А она тем временем незаметно выберется из дома и даст знать Эштону, чтобы ни в коем случае не ходил на берег. За обедом Малькольм то и дело посылал в адрес Уингейта проклятия, и это еще больше укрепило ее решимость.
   Весь день какой-то мальчишка рыбачил неподалеку от дома, а потом вечером оставил на берегу лодку, ею-то она и собиралась воспользоваться, чтобы добраться до «Речной колдуньи». Меган по ее просьбе принесла кое-что из мужской одежды, сделав вид, что не понимает, зачем это понадобилось хозяйке.
   Ленора быстро переоделась.
   Подобрав густые кудри, Ленора спрятала их под шапку и недовольно сморщила нос, взглянув на себя в зеркало. Конечно, истинная леди ничего подобного никогда бы не нацепила. На рубашке не хватало нескольких пуговиц, и ее пришлось туго стянуть на талии. Брюки, к счастью, оказались почти впору, однако застежка вверху отсутствовала. Ленора, махнув рукой, подвязалась куском веревки. Честно говоря, в этом наряде девушка выглядела на редкость соблазнительно, и, попадись она кому-либо на глаза в таком виде, можно было бы подумать, что она напрашивается, чтобы ее изнасиловали. Поэтому Ленора решила, что будет безопаснее накинуть сверху поношенную куртку.
   Собираясь выскользнуть из дома, она замешкалась у двери и, прислушиваясь, прижала ухо к стене. Из комнаты отца доносился громкий храп, и она догадалась, что тот по приказу Малькольма остался дома. Ей некого было опасаться, кроме Малькольма. Но как раз его-то она и боялась больше всего. Если этот человек поймает ее, то не будет тратить время на пустые угрозы.
   Подхватив пару кожаных сандалий, Ленора крадучись вышла на веранду и застыла, укрывшись в густой тени кустов, лихорадочно ловя любой шорох. Все было тихо, и она осторожно стала спускаться по лестнице, замирая на каждом шагу. Наконец Ленора добралась до выхода и, закрыв за собой дверь, перевела дух. Обувшись, она бесшумно пересекла лужайку перед домом и спустилась к берегу. К счастью, лодка была на прежнем месте. Ленора вставила весла в уключины и, с силой оттолкнувшись, принялась грести, направляя лодку носом к набегавшей волне.
   На палубе парохода ярко горели несколько фонарей, а из иллюминаторов каюты Эштона струился мягкий свет. Она принялась быстро грести, то и дело оборачиваясь и поглядывая на эти огни, чтобы не сбиться с пути.
   Скоро она убедилась, что до парохода гораздо дальше, чем ей поначалу казалось. Уставшие от непривычной работы руки начали дрожать, и к тому времени, когда она добралась до судна, силы почти изменили ей. Ленора бросила весла, оставив лодку мирно покачиваться у высокого борта парохода. Уцепившись за веревку, которая свисала с борта, она подтянулась, привязала лодку и кое-как вскарабкалась на нижнюю палубу.
   Здесь царила кромешная тьма, однако какое-то неясное чувство подсказало ей, что рядом кто-то есть. Вдруг холод пробежал у нее по спине, и Ленора со слабым криком метнулась в сторону, пытаясь освободиться из стиснувших ее рук. Одна из них мертвой хваткой вцепилась ей в колено, а другая – в воротник куртки. Страх настолько парализовал ее, что Ленора не в силах была выговорить что-либо. Быстрым движением выскользнув из куртки, она оставила ее в руках незнакомца. Лицо ее исказилось от боли, когда его пальцы крепче стиснули ее ногу, и в ту же секунду какой-то человек свободной рукой ухватил ее за рубашку. Глаза Леноры округлились от ужаса: она почувствовала, как распустился туго стянутый на талии узел. Еще одно движение сильных рук – и ветхая ткань лопнула с громким треском. Ленора согнулась, пытаясь прикрыть обнаженную грудь, и отчаянно рванулась, стремясь вырваться на свободу, прежде чем ее разоблачат. Послышалось приглушенное ругательство, и мужчина рывком поднял ее на ноги и резко встряхнул.
   – Кто тебя послал, парень? – раздалось у самого уха.
   – Эштон! – с облегчением прорыдала Ленора, узнав глубокий, низкий голос. Никогда еще не приходилось ей слышать ничего более прекрасного.
   Железные пальцы мгновенно разжались.
   – Лирин!
   Даже под покровом темноты она поняла, что он вглядывается в ее лицо. Щеки ее моментально вспыхнули – его взгляд жадно скользнул к ее груди, и Ленора тут же зябко обхватила себя руками.
   Эштон не понимал, каким чудом его самая сокровенная мечта стала явью, но, хотя ему и понравилось, как она одета, вернее, раздета, следовало поторопиться.
   – Что бы ни привело тебя ко мне, любимая, я глубоко благодарен за это судьбе, – хрипло пробормотал он. – Но сейчас, я думаю, будет лучше, если я отведу тебя в каюту. Вахтенный делает обход и скоро будет здесь.
   При мысли о том, что ее застигнут в таком плачевном виде, Ленора покраснела до слез. Спотыкаясь, она побежала за ним, успев только прошептать на бегу:
   – Эштон, моя рубашка!
   Эштон подхватил остатки ее одеяния и последовал за ней, догнав в ту минуту, когда она почти открыла дверь каюты. Он протянул руку, чтобы помочь ей, и Ленора закрыла глаза: все внутри нее замерло при знакомом прикосновении этой широкой, мускулистой груди, когда он, склонившись над ней, на мгновение прижался к ее обнаженной спине.
   Эштон резко захлопнул за собой дверь, и ее рубаха и куртка тут же полетели в разные стороны. В слабом свете лампы ее обнаженные плечи отливали перламутром, и при виде этого зрелища кровь закипела в нем. Эштон обнял ее, крепко прижимая к груди, и слабый стон сорвался с губ Леноры, когда его руки нащупали мягкие округлости груди. Шапка упала на пол и пышная масса шелковистых кудрей укутала его словно плащом. Эштон с наслаждением вдохнул полной грудью аромат ее кожи. Ветхая ткань брюк была ей слабой защитой – даже сквозь нее Ленора чувствовала обжигающий жар его руки. Это было то, о чем она мечтала долгие ночи. Каждая клеточка ее тела словно просила: «Возьми меня! Сделай меня своей!»
   – Мы не должны… – слабым шепотом взмолилась она. – Эштон, прошу тебя, мы не можем прямо сейчас…
   – Мы должны, – шепнул он ей в самое ухо, покрывая страстными поцелуями ее шею. Чувствовать ее в своих объятиях – это все, что ему нужно для обретения счастья. – Мы должны…
   Он бережно подхватил ее на руки, пересек каюту и оказался у кровати, где в прежние времена они столько раз дарили друг другу восхитительное наслаждение. Он опустил ее на постель и выпрямился, любуясь ее полуобнаженным телом. Через мгновение он лежал рядом с ней, крепко прижав ее к себе. Ленора коснулась его рукой, ладонью провела по обнаженной груди и отвернулась, стараясь уклониться от его жадных поцелуев.
   – Я пришла, чтобы предупредить тебя, Эштон, – в отчаянии прошептала она. – Стоит тебе только причалить к берегу – и ты пропал! Малькольм убьет тебя! Уезжай, умоляю!
   Эштон с трудом оторвался от нее. Приподнявшись на локте, он пожирал ее голодным взглядом. Бывает в жизни порой, что любовь налетает, подобно ветру, дующему с моря, и так же быстро стихает. Но случается и так, что любовь превращается в нечто, не имеющее пределов, в чудо, которое не– подвластно ни расстоянию, ни времени, ни самым страшным бедам. Для Эштона это чувство было и безумным счастьем, и черной бедой, три года оно не давало ему покоя и пустило глубокие корни в его душе, изменив всю его жизнь. Лирин покинула его, и это должно было убедить его в том, что она в действительности Ленора и, следовательно, принимает единственно правильное решение. Но как он мог смириться с этим, если она забрала с собой его сердце?!
   – Забудь о нем. Забудь все, что он говорил. Останься со мной, Лирин, и мы немедленно поднимем якорь. Если потребуется, я увезу тебя на край света.
   Слезы заструились у нее по щекам.
   – О, Эштон, разве ты не понимаешь? Тебе ведь нужна она, а вовсе не я.
   – Мне нужна ты!
   – Я не та женщина, которую ты любишь, Эштон. Я не та, за которую ты меня принимаешь. Ведь я Ленора, а не Лирин.
   – Твоя память… – Он заколебался, почти со страхом взглянув ей в глаза. – Она вернулась?
   – Нет, – она не осмеливалась встретиться с ним взглядом, – но все-таки я Ленора. Мой отец сам сказал это.
   – Не забывай, твой отец люто ненавидит меня. Он только и ждал момента, чтобы разлучить нас!
   – Он не пойдет на это, – возразила она.
   Эштон тяжело вздохнул.
   – Если ты настаиваешь, я могу называть тебя Ленорой, но это ничего не изменит. В моем сердце ты по-прежнему моя жена: ты – моя жизнь.
   – Ты должен уехать, – настойчиво перебила она. – Ты должен уехать, иначе не миновать беды.
   – Ты уедешь со мной? – с тревогой спросил он.
   Лирин покачала головой.
   – Тогда я остаюсь и буду с тобой, пока не кончится весь этот кошмар.
   – О, прошу тебя! Прошу тебя, Эштон, – умоляла она. – Я не переживу, если что-нибудь случится с тобой.
   – Я не могу уехать. Я должен остаться.
   Она в отчаянии покачала головой.
   – Ты действительно упрям, как осел, они были правы. Почему ты не можешь смириться с неизбежным?
   – Неизбежным? – Жестко рассмеявшись, он лег на спину и уставился на низкий потолок каюты. – Я искал тебя долгих три года, и не было на свете женщины, которая могла бы занять твое место в моем сердце. Я ведь мужчина, и тем не менее я предпочел оставаться холостяком, хотя порой мне было нелегко. Ты можешь представить себе, какие муки я терпел, терпел долго, без всякой надежды унять эту боль? Можешь считать меня одержимым, если хочешь. Или сумасшедшим. А можешь – бесконечно одиноким и безнадежно влюбленным в мечту, которую только ты способна сделать явью. – Откинувшись на подушку, он бросил на нее долгий взгляд. – Я знаю, каково это – жить без тебя. Нет, любимая, теперь я так просто тебя не отдам. Я пришел сюда сражаться и буду бороться за тебя до конца.
   Ленора приподнялась и склонила голову ему на грудь. Она и не пыталась прикрыть наготу, с наслаждением позволив обнаженной груди прижаться к его горячему сильному телу. Глаза ее светились нежностью и любовью, губы раздвинулись в чувственной улыбке.
   – Мы с тобой – будто единое целое – ты и я. Мы оба хотим того, что не можем получить. Я должна вернуться, а ты не желаешь уехать. Ну, раз так, попробую убедить тебя по-другому, – она заколебалась на мгновение, потом нерешительно заговорила, стараясь не встречаться с ним глазами: – Если я сейчас отдамся тебе, представив на мгновение, что ты прав и я твоя жена, ты согласишься уехать?
   Эштон притянул ее к себе, готовый ответить согласием, но вдруг отстранился и покачал головой:
   – Нет, я не могу заключить с тобой подобную сделку, милая. Не могу, пусть я даже умираю от желания. Слишком сильно я люблю тебя, чтобы удовлетвориться этим на прощание. Ты нужна мне вся, без остатка и навсегда, и на меньшее я не согласен.
   Она слабо вздохнула:
   – Тогда я должна идти.
   – Куда так торопиться? Побудь со мной еще немного. Позволь мне любить тебя.
   – Это невозможно, Эштон. Ведь я принадлежу Малькольму.
   Глубокая морщина прорезала его лоб. Он отвернулся, пораженный в самое сердце жгучей ревностью. На скулах его заходили желваки. Он с трудом удержался от желания рассказать, как ему удалось отыскать ее убежище. Обходя все кабаки в районе Билокси, он успел потолковать не только с пьяными собутыльниками Сомертона, но и с бесчисленными шлюхами, с радостью удовлетворявшими желания Синклера.
   – Мне не нравится, что ты собираешься вернуться к нему.
   – Я должна, – прошептала она. Легко коснувшись поцелуем его губ, она вскочила с постели. Улыбнувшись ему на прощание, она накинула порванную рубашку и куртку и заправила волосы под шапку.
   – Я отвезу тебя, – вздохнул он, вставая.
   Ленора еще не забыла, как она чуть не умерла от усталости, когда гребла к кораблю. Поэтому она предпочла не спорить.
   – А как ты вернешься?
   – Привяжу к корме другую лодку и вернусь на ней. – Он потянулся за рубашкой и замер от наслаждения, почувствовав, как она на мгновение коснулась ладонью тугих бугров его мышц. Это осторожное прикосновение заставило его затрепетать от жгучего желания. Он взглянул на нее, мечтая схватить ее в объятия, но хорошо понимал, что стоит ему только дотронуться до нее, и он уже не сможет остановиться. С губ его слетели слова, которые давно уже просились, чтобы он сказал их:
   – Я люблю тебя.
   – Я знаю, – едва слышно прошептала она, – я тоже люблю тебя.
   – Если бы я не боялся, что ты меня возненавидишь, я бы не колеблясь запер тебя на корабле. Но ты должна сама все решить. До тех пор я буду рядом, достаточно близко, чтобы явиться по первому твоему зову. – Он вложил маленький «дерринджер» в ее ладонь. – Я ведь учил тебя стрелять. Один выстрел – и я окажусь рядом. Только будь осторожна, пока я не появлюсь.
   Он отвез ее на берег, и после долгого поцелуя Ленора неслышно прокралась на темную веранду. Облокотившись на перила, она следила, как он греб к кораблю, а потом, подавив мучительный стон, вернулась в спальню. Никогда она не чувствовала себя так одиноко.

Глава 11

   Сквозь сон Ленора слышала чей-то плач. Она перевернулась на другой бок, пытаясь снова погрузиться в сладкую дремоту. Вчера поздно ночью, вернувшись с «Речной колдуньи», она мгновенно окунулась в море сладких сновидений. И сейчас больше всего на свете ей не хотелось просыпаться.
   Но не тут-то было! Множество окон и широкие застекленные двери были обращены к океану и пропускали утреннее солнце, заливавшее ослепительным светом спальню Леноры. До ее ушей опять долетели сдавленные рыдания. Ленора окончательно проснулась и поняла, что кто-то горько рыдает на крыльце.
   Она быстро встала с постели, накинула легкий пеньюар и выбежала на веранду. На крыльце, прислонившись к перилам, сидела Меган и заплаканными глазами смотрела в сторону берега. Плечи ее тряслись от рыданий, и, проследив за ее взглядом, потрясенная и ничего не понимающая Ленора заметила, что там стояли Роберт и Малькольм, разглядывая лодку, покрытую куском парусины.
   – Что случилось, Меган? – Ленора мягко обняла служанку. – Что с тобой?
   Та попыталась ответить, но тщетно – по пухлым щекам градом катились слезы.
   – Мери, мэм, – наконец прошептала она с трудом. – Мальчишка-поденщик встал сегодня на рассвете, говорит, что хотел наловить рыбы на ужин, и наткнулся на Мери. Она лежала в лодке, мертвая и совсем голая. Шериф говорит, это убийство.
   – Убийство?! – Ленора уставилась на Меган, ничего не понимая.
   Мери была такой милой, доброй, работящей. Ленора не могла поверить, что кто-то мог желать ей зла. Она вдруг вспомнила о своем путешествии и в растерянности повернулась к служанке:
   – Но прошлой ночью я сама брала лодку, чтобы добраться до «Речной колдуньи». Мистер Уингейт привез меня обратно только часа в четыре утра.
   – Ох, мэм, лучше вам не говорить об этом шерифу! Ведь мистер Синклер уже объявил, что Мери убил кто-то из команды «Речной колдуньи». А если выяснится, что мистер Уингейт ночью был на берегу, то хозяин будет только рад обвинить его.
   – Но это же нелепо! Эштон вернулся на корабль на своей собственной лодке – я могу поклясться в этом! Скорее уж меня можно заподозрить в преступлении.
   Меган печально покачала головой:
   – Мери изнасиловали, мэм.
   – Изнасиловали?! – с ужасом повторила Ленора. – Господи, но кто же мог это сделать?
   – Понятия не имею, мэм. Я спала как убитая. И если бы парнишка не разбудил своими криками весь дом, никто бы так и не узнал, какая беда стряслась с несчастной девочкой! А вы, мэм? Вы никого не видели на берегу после того, как расстались с мистером Уингейтом?
   – Нет, ни одной живой души, – ответила Ленора. Сколько она ни напрягала память, ей казалось, что ночью она не заметила ничего подозрительного. Стоило ей только добраться до постели, как она погрузилась в блаженное забытье, мечтая об Эштоне, и ничто в мире не нарушало ее покой вплоть до этой минуты. – И что же собирается делать шериф?
   – Бог его знает, мэм. Думаю, начнет расспрашивать сначала всех нас, а потом доберется и до мистера Уингейта с его командой. Мери и наш кучер были неравнодушны друг к другу. Так что, думаю, за Генри-то возьмутся в первую очередь. Жаль, на вид он человек неплохой.
   По мере того как ужас происходящего понемногу начинал проникать в сознание Леноры, ей становилось все страшнее. На нее нахлынули ее собственные кошмары, и она почувствовала, что ноги уже не держат ее. Несколько раз глубоко вздохнув, чтобы унять бешено колотившееся сердце, Ленора сказала:
   – Но ведь убийца – совсем не обязательно один из здешних, Меган. Если Мери служила в Билокси перед тем, как наняться в этот дом, это вполне мог быть кто-то из города.
   Меган отерла ладонью мокрые щеки.
   – Мери не знала никого из Билокси, мэм, так как прожила там недолгое время, прежде чем хозяин нанял ее. Она родом из Натчеза.
   – Из Натчеза? – встрепенулась Ленора. – Так и мистер Уингейт оттуда! Может быть, он ее знает?
   – Держу пари, шериф не преминет спросить его об этом, мэм, а нам, по-моему, лучше всего не вмешиваться. Подождем, что будет. – Служанка кивнула в сторону незнакомцев, которые быстрыми шагами направлялись к дому. – Ну вот, глядите, – сейчас начнется!
   Вспомнив, что на ней надет всего лишь легкий пеньюар, Ленора поспешила вернуться в спальню.
   – Я сейчас принесу вам воды, – вздохнув, сказала ей вслед Меган. – Лучше заняться обычными делами, а то Мери так и не идет из головы!
   Полчаса спустя стараниями служанки Ленора была одета в бледно-голубое платье, и Меган суетилась вокруг нее, убирая пышные локоны в замысловатую прическу. Ленора была уверена, что Малькольм не упустит случая появиться у нее в комнате под предлогом сообщить ей печальные новости. И не ошиблась: через пару минут она услышала легкий стук в дверь. Служанка открыла ему дверь. Малькольм пересек комнату, приблизился к туалетному столику и, прислонившись плечом к стене, залюбовался красотой женщины, которая смотрелась в эту минуту в зеркало в серебряной оправе.
   Сейчас она была еще более соблазнительна, но холодна и неприступна, словно Снежная королева – это сравнение не раз приходило ему на ум, когда он украдкой наблюдал за ней. Бывали мгновения, когда он почти решался сломать эту хрупкую ледяную преграду и удовлетворить свои мужские желания, но каждый раз сдерживался, не зная, как это подействует на нее. Но ничего, настанет день, когда его терпение будет вознаграждено.
   – Наверное, Меган уже рассказала тебе о Мери. – Он обернулся к ней, вопросительно изогнув бровь, и, заметив, что она кивнула в ответ, продолжал: – Это несчастье свалилось на меня как снег на голову. Боже мой, какой ужас! Сначала похитили тебя, а теперь вот это. Не думаю, что тут есть какая-то связь, но на всякий случай хочу попросить тебя, чтобы ты не выходила одна из дома. Особенно пока тут этот проклятый корабль.
   – Малькольм, – Ленора сжала руками края туалетного столика и перевела дыхание, решившись сказать правду, – я знаю, что вы будете в бешенстве, но этой ночью я была на «Речной колдунье».
   – Что-о?! – взревел Малькольм, и Меган так испугалась, что щетка для волос выскользнула из ее рук и упала на пол. – Так, значит, ты отправилась к нему у меня за спиной! К этому мерзавцу! К убийце собственной сестры! Ты отдалась ему, да? А тебе не приходило в голову, что это он мог сотворить такое с Мери?!
   Ленора вскочила на ноги, глаза ее яростно заполыхали зеленым огнем. Она уже собиралась обрушиться на него с гневной речью, как вдруг заметила дрожавшую от страха Меган.
   – Ты можешь идти, Меган. Мне надо кое-что обсудить с… – она помолчала и с издевкой в голосе добавила: – с моим мужем!
   Меган колебалась: ей не хотелось оставлять хозяйку в такую минуту, но тонкая рука повелительно указала на дверь, и у нее не осталось выбора. Выскользнув из комнаты, служанка замерла, прижав ухо к дверям, чтобы быть готовой в любую минуту прийти на помощь. Меган никогда не была замужем, но наслушалась немало о том, как мужья порой обходятся с женами, особенно такими красавицами, как ее хозяйка. Меган боялась, что этот разговор для ее леди добром не кончится.
   – Как вы смеете разговаривать со мной в подобном тоне, да еще в присутствии моей служанки?! – взорвалась Ленора. – Раз уж вам так интересно, могу поклясться, что и не думала отдаваться Эштону. Я хотела одного: чтобы он уехал. – Вспыхнув от возмущения, она отвернулась от зеркала и заходила по комнате, чтобы дать выход гневу. – С того самого дня, как я появилась в этом доме, я только и слышу грязную клевету в адрес Уингейта, а ведь ни вы, ни отец даже не знакомы с этим человеком!
   – Зато вы, по-видимому, очень хорошо знакомы! – Малькольм приблизился к ней, кипя от ярости. Он не мог взять в толк, что было в этом мужчине, что так влекло к нему Ленору. Ведь когда-то она любила его, Малькольма! Он ни минуты не сомневался в этом, иначе она никогда бы не стала его женой. – И уверен, с радостью бросилась бы в его объятия! Посмей только сказать, что это не так!
   Ленора едва не крикнула, что да, она любит его, но вовремя опомнилась. Это было бы просто глупо.
   – Я прониклась искренним уважением к этому человеку еще в Бель-Шене, – с холодным достоинством сказала она.
   Кулак Малькольма с грохотом обрушился на туалетный столик.
   – А я утверждаю, что это не просто уважение, а нечто большее! – оглушительно рявкнул он.
   Она надменно вздернула подбородок.
   – Прошу заметить, что я этого не говорила! С того самого дня, когда я попала под коляску Эштона, моя память покинула меня, словно укрывшись в тайнике, от которого у меня нет пока ключа. Я абсолютно не помню вас, но Эштон был добр со мной, и, пока я была в Бель-Шене, я искренне верила, что он мой муж. Это было совершенно естественно.
   – Но считать мужем меня, по-видимому, для вас совсем не естественно! – угрожающе перебил он. – Именно это ты хочешь сказать?
   – Похоже, вам нравится забегать вперед и по-своему истолковывать мои слова. Вы даже не желаете вникать в то, что я говорю, – возмутилась она. – Ничего подобного я не имела в виду!
   – Зато ты говорила об этом раньше, и не раз, – возразил он. – Может быть, не так, не этими самыми словами, но смысл от этого не меняется.
   Ленора устало прикрыла глаза и потерла виски, чувствуя нарастающую боль. Ею опять овладели болезненные видения. В конце длинного темного коридора она увидела фигуру Эштона. Он стоял, облокотясь на перила своего парохода. Затем вдруг чьи-то скрюченные пальцы потянулись к ней, стараясь вцепиться в длинные, распущенные волосы. Ухмыляющееся лицо возникло прямо перед ее глазами, а грубые руки стали рвать на ней одежду. Ленора поняла, что сейчас ее изнасилуют. Она готова была отчаянно закричать, как вдруг совершенно отчетливо увидела Малькольма, он отшвырнул в сторону ее мучителя, а потом очень осторожно, почти нежно поднял ее на руки…
   Очнувшись от страшного видения, Ленора нахмурилась и недоуменно взглянула на Малькольма. Было ли это воспоминанием о реальном событии или всего лишь плодом ее больного воображения? Странно, что он предпочитает не упоминать о том времени, когда разыскивал ее.
   – Послушай меня, Ленора. Ты должна выслушать меня. – В голосе Синклера было нетерпение. – Помнишь ты меня или нет, все равно я твой муж. И не позволю тебе убегать по ночам из дому, чтобы тайком встречаться с этим человеком!
   – Но ты ведь сам угрожал убить его! Что же мне было делать?! – воскликнула она. – Сидеть в доме и наблюдать, как ты всадишь в него пулю? Никогда в жизни!
   – Говори тише, – сухо попросил Малькольм. – Шериф все еще в доме. Твои крики могут вызвать у него подозрения.
   – Вот и отлично! – Ленора уже не владела собой, гнев ее зашел так далеко, что она забыла о всякой осторожности. Глаза ее горели яростью, и она с вызовом взглянула в потемневшее лицо Малькольма. – Может быть, тогда он решит, что стоит дать Эштону охрану, раз уж ты принялся угрожать ему!
   – Замолчи, женщина! Мы поговорим об этом позже! – Он резко оборвал разговор.
   Услышав шаги Малькольма, притаившаяся у двери Меган быстро юркнула в сторону. В первый раз за это печальное утро лицо ее осветилось улыбкой. Поначалу она боялась, что ее хрупкая хозяйка не выдержит атаки мистера Синклера, который в ярости порой терял голову. И только сейчас она поняла, что ошиблась и хозяйка прекрасно может постоять за себя. И теперь Меган могла лишь изумляться ее храбрости.
   После безобразного скандала, который устроил ей Малькольм, допрос шерифа показался Леноре просто приятной беседой. Он был безукоризненно вежлив, но дал понять, что рассчитывает на абсолютную откровенность. Представившись Джеймсом Коти, он потребовал от нее объяснений: что за отношения связывают ее с владельцем «Речной колдуньи», а потом поинтересовался, не мог ли кто-нибудь из команды, по ее мнению, совершить убийство.
   – Мне трудно представить, чтобы кто-то из этих людей мог замыслить такое, но даже если и так, у них просто не было ни малейшей возможности убить Мери. Дело в том, что в эту самую ночь я сама плавала на «Речную колдунью» и брала лодку. А вернулась только в пятом часу утра. – Она спокойно и без малейшего смущения встретила его изумленный взгляд. – Я отправилась на корабль с одной-единственной целью – убедить мистера Уингейта уехать, прежде чем между ним и моим мужем произойдет схватка. Если, чтобы убедить вас, моих слов недостаточно, спросите вахтенного на пароходе. Может быть, он заметил, как кто-то из команды вернулся на корабль уже после нас.
   – Вы говорите, что вернулись только после четырех? – спросил шериф и задумчиво почесал подбородок. – Тогда возникает вопрос, когда и где была убита Мери? Похоже, что труп девушки с места убийства был перенесен в лодку.
   Ленора собралась с духом и спросила:
   – Скажите, шериф, а как убили Мери?
   – Задушили, – коротко ответил он. – Сдавили шею с такой силой, что сломали позвонки.
   От слабости у Леноры подкосились ноги, и она опустилась в ближайшее кресло. Шериф тем временем заверял ее, что не пожалеет ни сил, ни времени, чтобы засадить негодяя за решетку. Оставшись одна, она с трудом добралась до постели и провела в ней почти весь день: от слабости у нее не хватало сил даже оторвать голову от подушки.

   Кладбище было крохотным, и даже сейчас, когда все вокруг весело зеленело, казалось убогим и заброшенным. Одетая в черное платье, Ленора сливалась с мрачным фоном. Глаза ее казались еще больше на бледном лице из-за темных кругов под ними. В ожидании священника она сидела в ландо рядом с отцом, чувствуя, что в такую жару у нее нет ни сил, ни желания двигаться. Понюхав из крохотного флакончика с ароматической солью, она облегченно вздохнула: в голове прояснилось, и даже тошнота немного отступила. Теперь можно было выйти из экипажа.
   Отец заботливо проводил ее до могилы, где дожидался Малькольм. Осторожно обойдя зияющую яму, куда уже опустили гроб, она подняла глаза на толпу собравшихся проводить Мери в последний путь. Но, кроме шерифа и его помощника, все лица были ей незнакомы. Слухи о гибели Мери разлетелись быстро, и Ленора догадалась, что многие пришли просто из любопытства. Кроме семьи девушки, она заметила Меган, та стояла подле кучера. Оба едва сдерживали слезы. Глаза Леноры с сочувствием остановились на них обоих, потом взгляд ее скользнул дальше, и она вздрогнула от неожиданности: неподалеку от них стоял темноволосый коротышка с заплаканными глазами.
   – Мистер Тич! – чуть слышно воскликнула Ленора, но этого было достаточно, чтобы Малькольм подозрительно взглянул на нее.
   – Ты что-то сказала, дорогая? – переспросил он и наклонил к ней голову, чтобы услышать ответ.
   Она кивнула в сторону невысокого человека:
   – Я удивилась, увидев здесь этого человека, только и всего.
   Малькольм бросил взгляд в указанном направлении и удивленно поднял брови:
   – О, мистер Тич!
   – Вы знакомы? – удивилась Ленора. Ей казалось, что она никогда не упоминала его имени в разговорах с Малькольмом.
   – Сплетни распространяются не только в Натчезе, но и в Билокси, мадам. Я слышал кое-что о нем. А уж если Хорэс заходил в один из тех кабаков, где обычно бывает ваш отец, так и ему о нас известно не меньше. Поверите ли, моя дорогая, в последнее время мы с вами на устах у всех окрестных сплетников. А уж теперь, когда великий Эштон Уингейт, можно сказать, поселился у нас под носом… – Неожиданно глаза его потемнели, устремившись поверх головы Леноры. – Ну вот, черта только помяни – и он тут как тут!
   Ленора, недоумевая, оглянулась, и сердце ее радостно забилось: Эштон! При виде этого человека на душе у нее потеплело, и даже предстоящая церемония показалась не такой мрачной.
   На твердо очерченных губах Эштона появилась едва заметная улыбка. Как хорошо воспитанный человек, Эштон слегка приподнял шляпу, приветствуя ее, и глаза его просияли. Непроизнесенные слова любви полетели к ней и коснулись ее сердца, которое с готовностью приняло их.
   Теперь, когда Эштон был замечен и уже не мог открыто наблюдать за Ленорой, он пробрался в конец кладбища, надеясь, что оттуда его вид не будет действовать на ненавистного соперника, как красная тряпка на быка. И отсюда он тоже мог видеть Лирин, или Ленору, как она предпочитала себя называть. И если уж ему придется обращаться к ней по имени Ленора, то лишь до тех пор, пока он не добьется правды и не докажет ей, кто она на самом деле. В его же сердце она по-прежнему Лирин. А если расследование установит, что он ошибся, у него хватит мужества признать это с достоинством. Лирин или Ленора – ему все равно. Он любит эту женщину.
   Стараясь не выдать себя, Ленора тоже наблюдала за ним, восхищаясь его представительной фигурой в темно-сером пальто, галстуком в мелкую жемчужно-серую полоску и превосходно сидевшими брюками чуть светлее пальто. Как и всегда, рубашка его была накрахмалена и сияла ослепительной чистотой, а в щегольские черные ботинки, которые чуть выглядывали из-под узких брюк, можно было смотреться, как в зеркало. Щедрое летнее солнце сделало его смуглую кожу еще темнее. И на фоне ее особенно ярко сияли светло-карие глаза, опушенные длинными ресницами. И они зажгли ответный огонь в ее глазах.
   Маленькая группа людей в черном, стоя в скорбном молчании, ждала, пока священник бросит в открытую могилу горсть земли и произнесет последние слова: «Прах к праху».
   Ленора подняла руку к лицу, чтобы вытереть слезы, которые ручьем струились у нее по щекам. Сдавленное рыдание вырвалось и у Меган. Роберт Сомертон зябко поежился и вытащил серебряную фляжку из кармана пальто. Потом поднес ее к губам и в несколько глотков осушил до дна. Малькольму, по-видимому, не было ни малейшего дела до происходящего. Он сверлил Эштона пристальным взглядом и слегка удивился, когда тот повернулся к нему спиной и направился в сторону мистера Тича.
   – Доброе утро, мистер Тич, – с угрюмым видом приветствовал его Эштон. Закинув голову, он посмотрел на затянутое тучами небо и неожиданно безмятежно произнес: – А денек нынче на славу – как раз для похорон!
   – Похоже на то, – растерянно пробормотал Хорэс, кидая исподлобья взгляд на своего собеседника. – По мне, так немного душновато. Будем надеяться, что к вечеру пойдет дождь.
   – Хорошо бы. А то действительно нечем дышать, – с приятной улыбкой откликнулся Эштон, заметив, как круглое лицо Хорэса прямо на глазах покрывается крупными каплями пота. Что было тому причиной – невыносимая духота или же сильное беспокойство мистера Тича? – Не ожидал увидеть вас здесь, Хорэс. Гостите у родственников?
   – Да! – Хорэс лихорадочно облизал губы, чуть только эта ложь слетела с его языка. Черт, и как это получилось?! Он мог бы сказать правду, но вдруг Эштон сообщит шерифу? Тогда начнутся бесконечные вопросы! Тич стряхнул пылинку с рукава в надежде выглядеть так же безупречно, как и его собеседник, но по какой-то причине в присутствии Эштона это удавалось ему с трудом. Точнее, вообще не удавалось. – На самом деле это идея Марельды приехать в Билокси. Посмотреть на океан, так, что ли…
   Эштон насторожился, услышав имя Марельды, и попытался вспомнить, не упоминал ли при ней, что у Лирин в этих местах остался дом. Зная эту женщину, как никто другой, он не верил, что эту парочку сюда занесло случайным ветром. Эштону очень хотелось бы знать, что заставило ее приехать. Пристально вглядываясь в смущенное лицо Хорэса, он спросил:
   – А быть может, вы хорошо знали убитую?
   Хорэс надменно пожал плечами:
   – Вам предложили должность шерифа, Эштон? И вы решили, что имеете право задавать мне подобные вопросы?
   – Да Бог с вами! – Эштон усмехнулся, видя, как забавно кипятится этот толстяк. – Когда шериф Коти показал мне тело бедняжки, я все думал, где мог видеть ее раньше. А когда встретил вас, сразу вспомнил! – Эштон заметил, как у Тича нервно задергалось веко и он ослабил тугой воротничок. – Если не ошибаюсь, бедная Мери служила у вашей сестры!
   Хорэс выругался про себя, проклиная собственную глупость. И чего его вдруг понесло на кладбище? Господи, ведь это было так давно, он надеялся, что все об этом забыли. Скрывая охвативший его панический страх, коротышка с вызовом посмотрел Эштону прямо в глаза:
   – Ну и что? Надеюсь, это не основание, чтобы подозревать меня в убийстве?!
   – Помилуйте, Хорэс, мне это и в голову не приходило! Тем более что бедняжку изнасиловали, а вот в этом вас совсем трудно заподозрить.
   Хорэс воспринял это как оскорбление.
   – Вы что, намекаете, что я не мужчина?! – Голос его сорвался на визг. – Вы мне за это ответите!
   Наконец, сообразив, что привлекает к себе всеобщее внимание, Хорэс спохватился и замолчал. Не рассказывать же ему в самом деле, что Корисса велела Мери убираться с глаз долой после того, как он затащил ее в дровяной сарай?! Ну и скандал же закатила его любезная сестрица, требуя, чтобы он держался подальше от ее служанок! В конце концов, сколько среди его знакомых таких, кто не гнушается пользоваться хорошенькой служанкой, а он что, не такой, как все?! Больше всего на свете Хорэс хотел, чтобы его считали настоящим мужчиной. Но доказывать свою мужскую состоятельность ему приходилось в основном на совсем еще зеленых девчонках вроде Мери.
   Эштон вкрадчиво улыбнулся:
   – Простите, если невольно расстроил вас, Тич.
   – Вы даже представить себе не можете, насколько вы меня расстроили. – Коротышка замахал руками, доведенный до бешенства. – В последнее время я стал постоянной мишенью для вас и ваших приятелей. На днях ко мне приехал Харви Доббс и стал расспрашивать, не известно ли мне чего о поджоге вашего склада!
   Выражение лица Эштона не изменилось.
   – Правда? Впрочем, я и сам хотел расспросить вас об этом. Но в последнее время я был занят и не мог уделить этому делу внимания. А оно того стоит.
   – Да уж, заняты. Вижу, чем вы заняты. – С мерзкой ухмылкой Хорэс указал в сторону Леноры. – Это меня не касается, но вас когда-нибудь прикончат, если вы будете волочиться за чужими женами. Или вы настолько слепы, что считаете, будто она и есть ваша погибшая Лирин?
   Стиснув зубы, так что на скулах вздулись желваки, Эштон сверху вниз посмотрел на ухмыляющегося толстяка:
   – Ну что ж, Хорэс, поживем – увидим, чем кончится для меня эта история. Да впрочем, и для вас тоже!
   Люди постепенно стали расходиться. Малькольм стоял возле могилы вместе с шерифом и о чем-то говорил с ним. Наверняка пытается заставить служителя закона принять самые решительные меры в отношении него, Уингейта! Язвительная усмешка тронула губы Эштона. Лучше бы подумал, как ответить на вопрос, что он сам делал той ночью! Ведь Лирин не побоялась рассказать шерифу и о своем свидании с Эштоном, и о том, что была на пароходе до утра. К тому же вахтенный запомнил, что сам помог Эштону взобраться на борт и поклялся, что после этого ни одна шлюпка не покидала пароход.
   Эштон немного замешкался, стоя возле экипажа, и Хикори с любопытством взглянул на хозяина. Как ему и приказали, чернокожий кучер доставил в Билокси наемное ландо, запряженное парой, а любимого хозяйского жеребца привязал возле входа на кладбище. Сам он неплохо устроился в платной конюшне, чтобы быть при лошадях на случай, если мистеру Уингейту срочно потребуется его помощь. Сам Эштон смотрел на происходящее как на партию в шахматы, где его основная задача – похитить королеву. Конечно, если леди сама будет не против. В этом случае Хикори, верный рыцарь, доставит ее в безопасное место, пока он не разделается со своим врагом.
   – Что-то наша хозяйка малость бледненькая, – пробурчал старый негр.
   – Согласен, старина, – кивнул Эштон, глядя, как Ленора неуверенной походкой приближается к экипажу Сомертона. Отец поддерживал ее, и Эштон заметил, что она почти повисла у него на руке.
   – Сдается мне, масса, этот мистер Синклер не больно-то хорошо обращается с бедняжкой!
   – Надеюсь, ты ошибаешься. Пусть только попробует пальцем ее тронуть – и я вышибу из него дух! – с угрозой проговорил Эштон.
   Ленора медленно подняла глаза на отца.
   – Мне нужно передохнуть, – прошептала она, изо всех сил стараясь справиться с головокружением.
   Роберт участливо сжал ее руку, что явилось для нее полной неожиданностью. В его глазах, обведенных красными кругами, появилось сочувствие, и Ленора очень удивилась: она и не подозревала, что такое возможно.
   – Я позову Меган, дорогая. Может, она поможет тебе.
   Он отошел, а Ленора устало прислонилась к дверце экипажа и прикрыла глаза, с тоской подумав, как было бы хорошо прямо сейчас оказаться дома, избежав утомительного переезда.
   – Может быть, я могу чем-нибудь помочь?
   Только этот знакомый голос мог заставить ее поднять тяжелые, опухшие от слез веки. Возле нее стоял Эштон, как всегда, готовый в любую минуту прийти на помощь. На бронзовом от загара лице было написано искреннее беспокойство. Во взгляде светились любовь и нежность.
   – Тебе плохо?
   Глубокие зеленые озера ее глаз засияли в ответ. Вдруг она взглянула в сторону.
   – Пожалуйста, уходи, – взмолилась Ленора. – Малькольм направляется к нам.
   Эштон, не обращая ни малейшего внимания на приближающегося соперника и на собравшихся вокруг зевак, распахнул дверцу. Потом, придержав ее плечом, легко подхватил ее на руки и усадил на сиденье.
   – Что все это значит? – грозно осведомился Малькольм, подскочив к экипажу.
   Схватив Эштона за локоть, он развернул его к себе и увидел на лице соперника язвительную улыбку.
   – Прошу прощения, Малькольм. Похоже, леди стало нехорошо. А вас поблизости не оказалось.
   Лицо Малькольма побагровело, глаза вспыхнули дикой яростью. Он стал похож на хищную птицу, готовую вот-вот вонзить когти в свою жертву. Однако Эштона не так просто было запугать. Он повернулся и приподнял шляпу перед леди.
   – Желаю всего хорошего, мадам. Надеюсь, вскоре вам станет лучше.
   – Благодарю вас, – чуть слышно прошептала она. Ленора успела на лету перехватить взгляд, которым Малькольм проводил Эштона, направлявшегося к ландо, и содрогнулась. В холодных глазах Синклера горела такая ненависть, что ей стало страшно.

   Ленора стремительно бежала вниз по лестнице, не обращая ни малейшего внимания на то, что разлетающиеся полы пеньюара дают возможность полюбоваться ее стройными ножками. Сердце ее колотилось, как бешеное, а взметнувшееся вокруг нее белое облако кружев напоминало крылья испуганной птицы. Она собиралась лечь в постель, когда покой и тишину дома нарушил рев Малькольма, полный бешеной ярости. Крик доносился откуда-то снизу, и сейчас Ленора спешила, чтобы узнать, что же произошло. Впрочем, у нее не было ни малейших сомнений, что причиной этому был Эштон. Оставалось узнать, что же он сделал такого, что так взбесило мужа.
   Входная дверь была распахнута настежь, и, подойдя поближе, она заметила Малькольма. Тот замер на веранде с охотничьим ружьем в руках. С его обнаженного плеча свисало полотенце, а одна щека была покрыта густым слоем пены – очевидно, Малькольм брился. Волосы его были взъерошены, он так спешил, что выскочил на веранду босиком.
   Ленора остановилась и внимательно оглядела мужа, не понимая, чем вызвана такая ярость. Но как только ее взгляд упал на берег, Ленора испуганно вскрикнула. Сердце ее чуть не выпрыгнуло из груди. Малькольм взревел от бешенства и сбежал вниз по ступеням. Задыхаясь, Ленора кинулась за ним. Она похолодела при мысли, что он решился выполнить свою угрозу и застрелить Эштона.
   На ее глазах пара небольших шлюпок, до отказа набитых вещами, приближалась к берегу с противоположной стороны узкой бухты. Как только они пристали, Эштон и еще с полдюжины его матросов выпрыгнули на берег. Двое занялись лодками, остальные рассыпались по берегу. Кто-то из них заметил Малькольма, который сломя голову мчался прямо к ним, размахивая ружьем. Матрос что-то крикнул, предупреждая товарищей, и те кинулись врассыпную.
   Эштон не шелохнулся. Он хладнокровно смотрел в глаза обезумевшему сопернику, будто бросая ему вызов. Ленора пронзительно закричала, перепугавшись до смерти, что Малькольм выстрелит. Прямо на ее глазах он приложил ружье к плечу и прицелился. Эштон отскочил в сторону в тот момент, когда ружье оглушительно выстрелило. Пуля взметнула небольшой фонтанчик, со свистом упав неподалеку от Эштона.
   Малькольм снова вскинул к плечу ружье, стараясь взять Эштона на мушку. Но тот ловко лавировал, продвигаясь все дальше и дальше под естественным прикрытием песчаных дюн. С дьявольским хохотом Малькольм положил палец на спусковой крючок, но в этот момент к нему подскочила Ленора и что было сил дернула за ружье, заставив его выстрелить в воздух. Еще один оглушительный выстрел разорвал тишину, не причинив никому вреда. С коротким яростным ревом Малькольм отшвырнул девушку в сторону, и Ленора, падая на песок, в который раз увидела темную страшную фигуру убийцы – преследующий ее кошмар – с высоко поднятой рукой, сжимающей железные щипцы.
   – Ах ты, тварь! – взревел Малькольм, отшвырнув ружье и угрожающе надвигаясь на Ленору. – Я отучу тебя вмешиваться в мои дела!
   Он схватил девушку за плечи и уже занес было руку, чтобы ударить ее, но вдруг заметил Эштона, который стремительно приближался к нему с угрожающим видом. Оттолкнув в сторону Ленору, Малькольм повернулся, чтобы встретить своего врага лицом к лицу. Но не успел: Эштон первый набросился на него. Ударив его плечом прямо в грудь, Уингейт удовлетворенно усмехнулся, когда Малькольм распластался перед ним на песке. Молниеносно склонившись над поверженным соперником, Эштон сдернул с его плеча полотенце и рывком заставил встать на ноги. Все еще не оправившись от первого удара, Малькольм только охнул и покачнулся, когда тяжелый кулак Эштона врезался ему в живот, и почти сразу же последовал второй удар – в челюсть.
   Малькольм был массивнее и тяжелее своего врага, но значительно уступал ему в ловкости и быстроте движений. Вскоре стало понятно, за кем останется победа. Пока Малькольм бесцельно махал кулаками, пытаясь кое-как защищаться, Эштон продолжал наносить ему удар за ударом то в лицо, то в корпус. Затем, захлестнув полотенце у него на шее, стянул его так, что соперник захрипел.
   – Только дотронься до нее еще раз, и я прикончу тебя! – прорычал он и тряхнул обескураженного соперника так, что у того лязгнули зубы. – Ты понял меня?!
   Глаза Малькольма вылезали из орбит, он задыхался. В паническом ужасе его пальцы вцепились в полотенце, обвивавшее его горло. Встряхнув его еще раз, Эштон посмотрел на него с угрожающим видом, и тот с трудом кивнул головой. С презрительной усмешкой отшвырнув его прочь, так что Малькольм мешком рухнул на песок, Эштон выпрямился во весь рост.
   – Постарайся не забыть, что я сказал, – крикнул он на прощание, и желваки заходили у него на скулах.
   Хватая воздух широко открытым ртом, Малькольм с трудом привстал, растирая шею.
   Шагнув к Леноре, Эштон подхватил ее и помог встать на ноги. На короткий миг глаза их встретились – он успел заметить безмолвную благодарность в ее взгляде, прежде чем она шагнула в сторону и принялась отряхивать песок с одежды.
   – Может быть, теперь ты решишься уехать со мной? – прошептал он.
   Ленора бросила быстрый взгляд в сторону Малькольма, испугавшись, что он услышит, потом незаметно покачала головой:
   – Нет, Эштон, мне надо во всем разобраться самой.
   Никем не замеченный, к ним подошел Роберт. Он склонился над Малькольмом, помогая ему подняться, и затем косо поглядел на Эштона.
   – Для чего вам понадобилось вторгаться на землю, которая принадлежит нам?
   Легкая улыбка скользнула по губам Эштона. Казалось, он искренне забавляется.
   – Вы заблуждаетесь. Я не нарушил ничьих прав. – Заметив, что мужчины явно поражены, он чуть заметно пожал плечами. – Вы ведь оба настаиваете, что Лирин погибла, не так ли? В таком случае половина ее имущества принадлежит мне. Лирин и я обвенчались в Луизиане, и в соответствии со здешними законами эта земля перешла мне по наследству. А этот дом и земля достались Лирин и Леноре после матери, если не ошибаюсь? Так что, если хотите, оставьте себе дом, а земля достанется мне. Надеюсь, возражений нет?
   – Чтоб тебе раньше сгореть в аду! – взревел Малькольм.
   Эштон терпеливо улыбнулся.
   – Если вы так торопитесь попасть туда, я буду рад помочь вам. В конце концов, поединок может быстро решить все проблемы между нами.
   – Нет! – взмолилась Ленора, судорожно хватая его за руку.
   Малькольм усмехнулся:
   – Похоже, леди просто теряет голову, беспокоясь о моей безопасности!
   – Очевидно, она решила, что ты такой же паршивый стрелок, как и боец!
   Нанесенное оскорбление заставило Малькольма вскочить на ноги.
   – Ну, я тебе покажу!
   Глаза Эштона угрожающе сузились.
   – Покажешь? Интересно, что? Возможно, как стрелять без промаха на расстоянии двадцати шагов?
   И тут на память Малькольму вновь пришли ходившие по Натчезу слухи об этом человеке. Люди говорили, что Уингейт – отличный стрелок и прекрасный охотник, а также достаточно опасный и хладнокровный человек, так что Малькольм поперхнулся на полуслове и решил, что с вызовом лучше не спешить.
   – Ну так что же? – насмешливо спросил Эштон. – Если не ошибаюсь, вы хотели мне что-то показать?
   – Мы обсудим это позже, – пробормотал Малькольм. В следующий раз он позаботится, чтобы преимущество было на его стороне. И неловко добавил: – Не стоит еще больше расстраивать Ленору.
   Карие глаза Эштона потемнели, он подозрительно взглянул на Малькольма. Господи, с какой бы радостью он пустил кровь этому ублюдку – просто чтобы немного успокоить бурю, бушевавшую в его душе!
   – Так, значит, договорились: я оставляю за собой землю?
   Малькольму законы штата были известны ничуть не хуже, чем Эштону, но он судорожно пытался выкрутиться:
   – Я же сказал – поговорим об этом позже!
   – Прошу прощения, но мы поговорим об этом здесь и сейчас! – твердо заявил Эштон. – Выбор у вас есть, правда, небогатый. Либо вы освобождаете дом, либо я забираю себе землю. У вас есть какие-то сомнения в моих правах?
   Малькольм открыл было рот, чтобы что-то сказать, но ему не удалось найти ни одного весомого возражения.
   – Если вы не хотите сделать нас пленниками в этом доме, – усмехнулся невесело он. – Значит, мы можем сохранить узкую полоску земли для проезда, ведь так?
   – Ничего не имею против этого. Мои люди отгородят узкую полоску, все же остальное будет считаться моим. Но смотрите, не вздумайте соваться туда! – предупредил он и с улыбкой добавил: – Конечно, это не касается леди: она может ходить, где захочет, но только она!
   – А ее отец?! – вскинулся Малькольм. – Вы хотите сказать, что ее отцу не позволено будет ходить, где ему заблагорассудится?
   – У меня нет никаких обязательств перед ее отцом. Он утратил все права на эту землю, когда дал согласие, чтобы она перешла к его дочерям. Я требую только то, что принадлежало Лирин, и ему придется, как любому другому, просить моего разрешения, чтобы ступить на эту землю.
   – Мне говорили, что у вас репутация человека, с которым трудно иметь дело, – отозвался Малькольм.
   В ответ на это Эштон вкрадчиво улыбнулся.
   – Я всего лишь настаиваю на своих правах, и ничего больше.
   – Ну вы и змея, – презрительно протянул Малькольм.
   Похоже, Эштона это ничуть не обидело.
   – Меня называли и похуже, и не раз.
   – И я бы назвал, если бы здесь не было дамы!
   Равнодушное пожатие плеч было ему ответом. Эштон повернулся к нему спиной и посмотрел на Ленору. Он протянул руку и с какой-то щемящей нежностью убрал прядь волос, упавшую ей на щеку.
   – Если я понадоблюсь, только позови. Я буду рядом. – Он повернулся и зашагал прочь, сделав знак матросам, чтобы они вернулись к своим делам. – Давайте-ка разгрузим шлюпки. У нас еще полно работы, хватит на целый день.
   С искаженным от бессильной злобы лицом Малькольм проводил его взглядом и повернулся к Леноре, успев перехватить на лету ее взгляд, которым она провожала Эштона. Увидев бешенство в его глазах, Ленора быстро отвернулась и бросилась к дому, с трудом сдерживая охватившую ее радость. Не будь Малькольма, она станцевала бы джигу прямо здесь, как была босиком. Но сейчас она спиной чувствовала его угрожающий взгляд. Только дома, плотно прикрыв за собой дверь, Ленора осмелилась дать волю своему ликованию.

Глава 12

   Команда «Речной колдуньи» старательно собирала мусор, оставленный на берегу приливом. Покончив с этим, матросы вбили в песок колышки, поставили столбы, а потом устроили нечто вроде платформы дюймов на восемнадцать над землей. Поверх столбов натянули огромный полотняный навес. Он рос прямо на глазах, словно чудовищный гриб, пока взбешенному Малькольму не пришло в голову, что под ним, пожалуй, свободно уместится гарем какого-нибудь восточного шейха. Его предположение было недалеко от истины – ведь Эштон и в самом деле получил этот шатер в подарок от человека, который вел торговлю с бедуинами и которого Эштон когда-то выручил из одного довольно-таки неприятного дела. Шатер лежал у него без дела несколько лет, и Эштон уже не надеялся найти ему применение. Но теперь этот шатер был как нельзя кстати – настоящий подарок судьбы! Ведь на Малькольма великолепие шатра подействует, как соль на свежую рану.
   Он не ошибся: Малькольм наблюдал за ходом работ с веранды, и на этот раз не Роберт, а он сам то и дело прикладывался к фляге, в которой плескалось виски. Когда Ленора и Сомертон подошли к нему, он бросил на них свирепый взгляд, предостерегая от возможных комментариев, и они благоразумно промолчали.
   Шло время, и небольшая бухточка приобретала все более уютный и жилой вид. К группе матросов присоединилась уже вся команда. Шлюпки сновали у берега, то и дело подвозя что-то. Вместе с роскошными восточными коврами из города доставили и великолепную мебель, огромное зеркало и личные вещи Эштона. И даже ванну! Когда ее выгружали из фургона, Леноре с большим трудом удалось подавить смешок при виде вытянувшегося от изумления лица Малькольма, который буквально кипел от ярости.
   Неподалеку от первого шатра вскоре поднялся другой, поменьше – для юнги, Хикори и лошадей. Чернокожий кучер прибыл незадолго до полудня, кроме экипажа, на берегу появились еще два тяжело груженных фургона. Один был доверху забит сеном, в другом были доски, чтобы соорудить временный загон для лошадей. Проезжая мимо дома, Хикори растянул рот в широченной усмешке, так что засверкали его белоснежные зубы. Малькольм, конечно, заметил это и чуть не лопнул от возмущения.
   – Нельзя же позволить, чтобы этот черномазый поселился у нас на голове! – кипятился он. – Да он нас зарежет во сне!
   Светло-зеленые глаза остановились на нем с откровенным презрением, мягко очерченные полные губы медленно изогнулись в неожиданно теплой улыбке.
   – Поверьте мне, Малькольм, честнее Хикори я еще не видела человека! Вам нечего его бояться.
   Малькольм недовольно отмахнулся от ее слов:
   – Он ничуть не лучше всех этих головорезов, что Уингейт набирает в свою команду. Нет такого преступления, на которое они не могли бы решиться. Шерифу Коти следовало бы принять необходимые меры, чтобы избавиться от этих подонков, пока не поздно. Нам не помешало бы выставить охрану, пока эти люди, – он кивком указал на «Речную колдунью», а потом в сторону огромного шатра, – и этот идиот Уингейт находятся здесь. Пусть приглядывает за тобой.
   Идея Малькольма показалась Леноре чрезвычайно смешной, но она живо представила себе, как за ней будут «приглядывать».
   – Надеюсь, вас это не введет в большие расходы?!
   – Как бы то ни было, мадам, дело того стоит, – откликнулся он, не желая замечать в ее словах скрытой насмешки. – Вы словно бесценная жемчужина! Я не могу подвергать вас ни малейшему риску.
   Действительно, Ленора была особенно прелестна в этот миг – в очаровательном платье цвета чайной розы, отделанном тонким кружевом. Нежный румянец покрывал ее щеки. Последнее встревожило его, и он не преминул бы обвинить ее в том, что она принарядилась специально для Эштона, если бы не знал, что Ленора всегда одевалась с безупречным вкусом. Она точно знала, что из нарядов выбрать, чтобы оттенить свою красоту. Но до появления Эштона он ни разу не видел, чтобы щеки ее так нежно розовели.
   – Похоже, мадам, вам стало лучше, – сухо заметил он.
   Ленора едва удержалась от замечания, что, не появись Эштон вовремя сегодня утром и не заступись он за нее, она чувствовала бы себя много хуже, чем сейчас. Но вместо этого девушка лишь обольстительно улыбнулась ему:
   – Благодарю вас, Малькольм. Мне и в самом деле лучше. Намного лучше, чем было утром.
   Она успела заметить, какая ненависть сверкнула в его глазах, прежде чем опустились тяжелые веки. В эту минуту Сомертон отвлек внимание Малькольма, указав на трудившуюся неподалеку команду.
   – Похоже, Уингейт устраивается надолго.
   Ленора облокотилась на перила, наблюдая, как Эштон отдает приказания матросам, как они выгружают аккуратно выкопанные с землей кусты, в то время как остальные сажают их возле шатра. Дубовые бочки, распиленные пополам, использовались как кадки для крупных растений. Вся эта зелень поражала своим разнообразием. Тут же соорудили нечто наподобие внутреннего дворика и по его периметру посадили кустики поменьше, которые издалека очень напоминали цветущий жасмин, сплошь усеянный крохотными бутонами. Прямо на глазах у зрителей участок песчаного берега превратился в цветущий сад.
   Под палящими лучами солнца большинство матросов расстегнули рубахи и, сбросив башмаки, подвернули брюки до колен. На их фоне Эштон в своих желтовато-коричневых бриджах для верховой езды, низко надвинутой широкополой шляпе и расстегнутой на груди рубашке с широкими рукавами казался настоящим принцем среди толпы оборванцев. Он все это время не имел ни минуты отдыха, отдавая приказы своим людям, всем помогая и за всем приглядывая. То и дело к нему подбегали с вопросами, он был нужен везде, и к тому времени, когда солнце стало клониться к закату, на берегу океана вырос великолепный дворец, от которого не отказался бы даже восточный владыка. Любому было ясно с первого взгляда, что Эштон твердо намерен остаться здесь надолго.
   Постепенно сгущавшиеся сумерки как нельзя более соответствовали унылому настроению Малькольма. Стоило Леноре переступить порог гостиной, где находились мужчины, как она тут же заметила это. Синклер хмурился, сидя около буфета, и подливал себе в стакан виски едва ли не чаще, чем его тесть. Он то и дело выходил на веранду и долго стоял, вглядываясь в темноту, где слабо вырисовывался силуэт шатра его врага. Но мало-помалу винные пары сделали свое дело, и его настроение немного улучшилось. Наконец он хрипло расхохотался, нарушив напряженную тишину, давно царившую в гостиной:
   – Можно порадоваться хотя бы тому, что сегодня вечером этот мерзавец будет в одиночку наслаждаться ужином в своем роскошном шатре!
   Роберт был еще не настолько пьян, чтобы не оценить остроумие зятя, и поспешил добавить несколько слов от себя:
   – К тому же достаточно налететь свежему ветру, и всю эту роскошь сдует в один момент!
   При одной мысли о том, каково будет ненавистному Уингейту в случае, если так и случится, эти двое почувствовали себя намного лучше. Глупые шутки, в которых они изощрялись, Леноре показались просто возмутительными. Наконец они отправились на веранду подышать свежим воздухом.
   – Вот те на! – Через приоткрытые двери до нее долетел приглушенный голос Роберта, в котором звучало пьяное изумление. – Что там за волнение на этом корабле? Иль это отступление? Или мерзавец уж новой тешится игрой?
   Эти бессмысленные строки весьма мало напоминали Шекспира. Но этого оказалось достаточно, чтобы Ленора, движимая любопытством, вскочила на ноги. Прихватив свой бокал с шерри, она выбежала на веранду, откуда открывался прекрасный вид на берег. Отойдя подальше, Ленора остановилась у перил и повернулась к океану.
   Темное пятно на поверхности воды указывало, где стояла «Речная колдунья». Вдруг от нее отплыла небольшая лодка и, подгоняемая приливом, легко заскользила к берегу. Пересекши лунную дорожку, она направилась к тому месту, где огоньки указывали на шатер Эштона. До слуха Леноры донесся мерный скрип уключин. Гребли двое. Через несколько минут лодка уткнулась носом в прибрежный песок.
   Двое слуг, одетых в белоснежную форму, извлекли из носовой части лодки тяжело нагруженный серебряной посудой поднос и заторопились с ним ко входу в шатер. Принявшись за работу, они мигом зажгли фонари по углам шатра, так что, к величайшему удивлению Малькольма, там стало светло как днем. Откинутый полог давал возможность увидеть стол, накрытый ослепительно белой скатертью, на которой вскоре засверкала посуда. Ничего не было забыто: приборы, бокалы, даже серебряный канделябр – словом, готовился настоящий пир на двоих. Малькольм и его тесть сгорали от любопытства: кто же будет гостем на этом пиршестве? Затаив дыхание, ждала и Ленора.
   В благоуханном ночном воздухе поплыли нежные звуки виолончели. Ленора сделала равнодушное лицо: она заметила, что Малькольм не спускает с нее пылающих злобой глаз. Мелодия вдруг оборвалась, но через мгновение волшебные звуки полились с новой силой. Ленора узнала их любимую пьесу. Малькольм, будто загнанный зверь, заметался по веранде и вдруг замер, уставившись туда, где ярко сияли огни. Склонившись вперед, Ленора забыла обо всем. Она позволила музыке унести ее далеко-далеко, в Бель-Шен, где она была когда-то так счастлива. Ее сердце сладко замерло, и она погрузилась в мечты. Голос Малькольма вернул ее с небес на землю:
   – Неужто можно слушать этот вой? Словно бродячая кошка угодила в капкан! И можно догадаться, каким местом!
   Роберт сделал большой глоток виски.
   – Да нет, парень, не угадал. Просто они вместо струн на скрипку натянули овечьи кишки. Вот и пиликают.
   – Это не скрипка, – отрезала Ленора, вне себя от их пошлых острот.
   Сомертон изумленно уставился на нее:
   – Что-то у тебя не в порядке с чувством юмора, девочка моя. Ты разучилась шутки понимать?
   – Похоже, эти воющие звуки под окнами сводят ее с ума! – презрительно скривив губы, проговорил Малькольм. – У нее прямо-таки пятки чешутся бежать к нему!
   А почему бы и нет?! Но ни слова не сорвалось с ее губ. Да, она была бы счастлива сменить глупые остроты своих собеседников на любовь и внимание, которыми ее окружил бы Эштон.
   Слуга подошел к откинутому пологу шатра и что-то негромко сказал. Музыка оборвалась, и Ленора невольно задержала дыхание, когда на пороге появился Эштон, совершенно один. Он был дьявольски красив. Помедлив перед цветущим кустом жасмина, он сорвал усыпанную белыми бутонами ветку и, вернувшись в шатер, положил ее на одну из тарелок. Сев напротив, Эштон ждал, пока слуга наполнит его бокал. Потом, попробовав вино, одобрительно кивнул, и обед, настоящий праздничный обед начался. Второй прибор по-прежнему стоял напротив Эштона. И наконец Ленора поняла, что означает ветка жасмина, лежащая на тарелке. Это было приглашение – Ленора она или Лирин, не важно, он давал ей понять, что ждет ее.
   Намек Эштона дошел наконец и до Малькольма, и он повернулся к Леноре, кипя от злости. Но она, не дрогнув, встретила его сверкающий взгляд, только мягко улыбнулась в ответ. Однако, когда Меган подошла к дверям сообщить, что кушать подано, Ленора про себя вознесла краткую благодарственную молитву небесам, что они избавили ее от очередного выяснения отношений. И все время, пока длился обед, она будто купалась в волнах той любви, что была так близко, не обращая ни малейшего внимания на хмурую физиономию Роберта и полные ненависти взгляды Малькольма.

   На следующий день Ленора не спустилась к завтраку, предпочитая подольше понежиться в постели, перебирая в памяти события вчерашнего вечера. Похоже, Малькольму это не слишком понравилось. Не прошло и нескольких минут, как Ленора услышала, что он в бешенстве выскочил из дома, велев Роберту быть на страже и не дать влюбленным встретиться в его отсутствие.
   Несмотря на разделявшее Ленору и Эштона расстояние, душой они были вместе. Стоило Леноре выйти на веранду, чтобы полюбоваться свежестью раннего утра, как полог шатра резко откинулся и почти одновременно с ней появился Эштон. Он успел только бросить взгляд в сторону дома, и она уже обернулась к нему. Одно долгое мгновение они глядели друг на друга, забыв обо всем на свете. Даже на расстоянии Ленора чувствовала его любящий взгляд.
   На Эштоне были надеты только короткие панталоны, которые обтягивали бедра, ничуть не скрывая при этом его великолепной мужественности. Ленора почувствовала, как жаром опалило ее щеки – ведь он стоял перед ней почти обнаженный, с бронзовой от загара кожей, красивый, как Аполлон. А то, что она не могла видеть на расстоянии, услужливо дополнила ее память. Солнечные лучи играли на крепких, выпуклых мышцах его груди. Она припомнила, как золотились на солнце курчавые волосы, узкой полоской сбегая вниз по плоскому и твердому животу. У него были длинные, мускулистые, стройные ноги, такие же загорелые, как и все его тело.
   В ней стала медленно раскручиваться тугая пружина желаний и чувств, которые так долго были подавлены, и вот сейчас она снова ощутила, как кровь бешено заструилась по жилам. Ленора гадала, испытывает ли он нечто подобное. Она увидела, как Эштон снял со спинки стула большое полотенце, перекинул его через плечо и направился к берегу, где лениво плескались волны океана. Уронив полотенце у самой воды, он нырнул в воду и поплыл. Его руки с силой рассекали волны, и Ленора поняла, что он таким образом дает выход кипевшим в нем чувствам. А у Леноры мучительно болело все тело, и она могла только мечтать о такой разрядке. Увы, для нее оставался только один путь – как и раньше, подавлять огонь желания, бушевавший в ее крови, и надеяться, что со временем она сможет принять Малькольма, как когда-то приняла Эштона.
   Солнце стояло уже высоко. У Леноры закружилась голова и в сознании медленно возникло видение. Она увидела себя на берегу океана. Так же ярко светило солнце. Девочка с пышными волосами цвета осенней листвы строила для своей куклы дворец из песка. Это была она. Или Лирин? Рядом с ней играла другая девочка, которая была очень похожа на нее. Девочки хохотали, бегая друг за другом почти у самой воды. Им было лет по шесть или чуть больше. Неожиданно их окликнул женский голос: «Ленора!» – Маленькая девочка повернулась и прищурилась от солнца. «Лирин!» – Ей показалось, что она тоже прищурилась, чтобы солнце не било в глаза, и в этот момент увидела женщину, стоявшую на пригорке. Почему-то она твердо знала, что это няня. Позади нее возвышался старинный особняк.
   – Ну-ка бегом домой, – скомандовала краснощекая женщина. – Уже скоро полдень. Пора обедать, а потом поспать часок, пока не вернулся ваш отец.
   Перед глазами вдруг побежала небольшая рябь, видение задрожало и поблекло. Ленора растерянно заморгала. Ей стало не по себе от того, что она только что увидела. Было ли это воспоминание о том, что было? Или она просто вообразила себе все это, повинуясь безотчетному желанию воссоздать свое прошлое? Если бы только та, другая девочка успела отозваться!
   Расхаживая из угла в угол, она безуспешно старалась вспомнить что-то еще. Хоть крошечный кусочек прошлого. Что-нибудь, что могло бы послужить толчком к пробуждению дремлющей памяти.
   – Ленора!
   Она резко вздрогнула и обернулась. По спине у нее побежали мурашки: Ленора поняла, что мрачная реальность никуда не исчезла. Наоборот, она неумолимо приближалась к ней в виде элегантно одетого пожилого мужчины. Щеки Роберта Сомертона были покрыты багровыми пятнами, и весь его вид говорил о том, что старик вне себя.
   – Послушай, девочка, ты не должна стоять тут в одном пеньюаре. Ведь тебя могут увидеть. – Тяжело дыша, он недовольно бросил взгляд на ее легкое одеяние. – Оденься, пока беды не случилось!
   Ленора открыла было рот, чтобы возразить, но заметила, что глаза старика лихорадочно обшаривают берег. Любопытство проснулось в ней, и Ленора обернулась, чтобы посмотреть, что же так встревожило Сомертона. И глаза ее остановились на Эштоне, который в эту минуту выходил из воды. Если он и раньше выглядел как молодой бог, то сейчас, с намокшими волосами, прилипшими кольцами ко лбу, с блестевшими на бронзовой коже каплями воды, он был дьявольски хорош собой. Леноре не нужно было объяснять, что так взбесило отца. Мокрые панталоны Эштона туго обтянули тело, едва прикрывая его.
   – У этого человека нет ни капли стыда! – кипятился Роберт. – Подумать только! Что за безобразие – расхаживает перед тобой, можно сказать, почти нагишом! Да за кого он тебя принимает, черт возьми?! За дешевую потаскушку?! Разве это зрелище для леди?
   Ленора с трудом спрятала улыбку, прежде чем уйти. Но напоследок она украдкой бросила полный восхищения взгляд в сторону высокого, мускулистого красавца. После этого молча повернулась и ушла к себе.
   Но отцовские чувства Роберта Сомертона были жестоко оскорблены, и он быстро спустился вниз по лестнице, собираясь хорошенько отчитать дерзкого негодяя. Одно дело, когда можно полюбоваться женскими прелестями в соответствующих заведениях, и совсем другое, когда мужчина выставляет себя напоказ подобным образом перед порядочной женщиной. Да к тому же еще перед такой красавицей! Нет, это уж слишком!
   Свирепо подкрутив кверху усы, Роберт поспешил вперед, чтобы перехватить Эштона, который в этот самый момент неторопливо направлялся к своему шатру.
   – Эй, вы там! Мне надо с вами поговорить! – крикнул Сомертон, стараясь привлечь внимание Уингейта.
   Тот повернулся и, недоуменно подняв брови, стал ждать его приближения. Остановившись перед ним, оскорбленный Сомертон поднял палец и свирепо помахал им перед носом ошеломленного Эштона.
   – Как вам не стыдно показываться в таком виде, к тому же перед Ленорой?! Осмелюсь напомнить вам, сэр, что моя дочь – порядочная женщина!
   – Я это знаю, – приятно улыбаясь, кивнул Эштон.
   От такой неожиданности старик слегка опешил. Немного помедлив, он вновь ринулся в атаку:
   – Так вот что я вам скажу, сэр, – вы не джентльмен! – Старик возмущенно указал на панталоны Эштона. – Вы только посмотрите на себя! Ведь вы почти голый, сэр, а позволяете себе разгуливать перед моей дочерью!
   – Но ведь она замужем, – с терпеливой улыбкой отозвался Эштон.
   – Но не за вами, – взвизгнул Роберт, воспользовавшись его словами как предлогом. – И каких еще доказательств вам от нас нужно?
   – От вас или Малькольма никаких, – отрезал Эштон и двинулся дальше, на ходу вытирая полотенцем мокрые волосы.
   Он шагал широко, и было очень забавно наблюдать, как старик, стараясь не отставать, из последних сил бежал за ним. Они были в двух шагах от шатра, и Сомертон не нашел в себе сил отказаться, когда Эштон любезно предложил ему прохладительного. С облегчением сбросив жилет, старик ослабил галстук и, опустившись в кресло, принялся с благодарностью потягивать ледяной напиток.
   Хозяин, извинившись, вышел, а Роберт с любопытством осмотрелся по сторонам, отдавая должное сообразительности этого человека, который разбил шатер под огромным, развесистым деревом. Благодаря этому даже в такую жару, как сейчас, внутри царила блаженная прохлада. Удивляясь про себя предусмотрительности молодого человека, он не заметил, как опустошил весь стакан. И тут наконец вернулся Эштон. На этот раз он был полностью одет.
   – А вы здесь неплохо устроились, – заметил Сомертон, обводя рукой шатер. – Можно подумать, что заранее готовились к чему-то подобному.
   Несколько удивленный такой неожиданной любезностью, Эштон пристально посмотрел на старика. Гнев Сомертона постепенно исчез, и он почти благодушно озирался по сторонам. Скорее всего это было вызвано благотворным воздействием ледяного виски с мятой. Поэтому Эштон с готовностью подлил старику, стоило тому только открыть рот.
   – И я когда-то был молодым, – продолжал Роберт. Немного помешкав, он одним глотком опорожнил бокал и протянул его Эштону. – В свое время я вскружил немало женских головок. Может быть, и не так сильно, как вы той бедняжке, что осталась там. – Он кивком указал на дом. – Она совсем потеряла голову, а Малькольм, дурак, вбил себе в голову, что заставит ее вновь влюбиться в него.
   – А она и в самом деле любила его? – В голосе Эштона слышалась чуть заметная ирония, но старик уже был навеселе и ничего не заметил.
   – Малькольм говорит, что любила, до того как потеряла память. – Роберт задумчиво потер подбородок. – Иногда я невольно думаю, чем это кончится. Она и в самом деле славная девочка. Немного вспыльчивая, это да. Но однажды попыталась за меня заступиться, когда Малькольм принялся мне выговаривать, что я чересчур много выпил.
   Эштон слабо улыбнулся, что-то вспомнив.
   – Да, это на нее похоже.
   – Верно. А я вот, представьте себе, сидел и молча слушал, как Малькольм ругался. Но потом моя девочка заставила его замолчать. – Роберт опять погладил подбородок и на некоторое время погрузился в задумчивое молчание. – Она заслуживает лучшего отца, чем имеет, – сказал он и кивнул головой в подтверждение своих слов. – И может быть… лучшего мужа, чем Малькольм.
   Брови Эштона удивленно взлетели вверх.
   – Я, безусловно, согласен с вами. Конечно, если он и в самом деле ее муж, в чем я лично очень сомневаюсь.
   – А вы упрямы, Уингейт, – криво усмехнулся Роберт. – Иначе вы не примчались бы вслед за ней.
   – Ну что ж, не отрицаю, – с готовностью откликнулся Эштон. – Малькольм похитил у меня то, чем я дорожил больше жизни. И я до сих пор считаю, что он должен вначале доказать, что имеет на это право.
   – Ну конечно же, имеет! – удивился Роберт. – Неужели вы думаете, что я не могу отличить своих собственных дочерей?!
   Эштон невозмутимо пожал плечами, с интересом наблюдая, как старик одним махом опрокинул очередной бокал.
   – Надеюсь, что так оно и есть.
   – Конечно, и будьте уверены, так всегда и было! – Роберт икнул и откинулся на спинку кресла, разглядывая пустой бокал на свет. Сегодняшняя жара и выпитое вино сделали свое дело, и голова у него слегка закружилась. – Я знаю, о чем вы думаете. – Роберт поднял покрасневшие глаза и попытался вглядеться в приятное лицо Эштона. – Вы думаете, старый пьянчужка мог и ошибиться, не так ли? Вы считаете, я слишком много пью. Ну что ж, юноша, открою вам маленький секрет. Всех ваших запасов не хватит, чтобы напоить меня. Малькольм давно уже это понял, а вы еще нет. Нет, такой человек, как я, никогда не забывает свою роль! – Чтобы придать еще больше выразительности своим словам, он что было сил стукнул стаканом по столу и скривился от боли, когда тот разлетелся вдребезги, а мелкие осколки врезались ему в ладонь. Подняв руку, он в изумлении уставился на кровь, которая текла из многочисленных порезов. Лицо старика побелело и исказилось страдальческой гримасой, он в ужасе зажмурился, словно сам сатана подмигнул ему с окровавленной ладони. – Прочь, нечистая сила! – завизжал он. – Сгинь, я сказал! Как страшен ад!.. Кто знает, что ждет нас там, когда нам неподвластен он.
   Эштон в изумлении замер на месте, разглядывая старика, потом, перегнувшись через стол, принялся собирать осколки. Бросив быстрый взгляд на окровавленную ладонь Сомертона, он схватил салфетку и перевязал старику руку. Видя, что тот не в себе, он крикнул ему в ухо:
   – Сожмите кулак и подержите так некоторое время. Вы меня поняли? Давайте же!
   Старик послушался. Эштон подхватил его под мышки и поднял на ноги.
   – Я доведу вас до дома. Лирин промоет вам рану.
   – Она хорошая девочка! – продолжал невнятно бормотать Роберт. – Она заслуживает лучшего…
   Эштон дотащил захмелевшего старика до самого дома.
   Приоткрыв входную дверь, он заглянул внутрь и негромко позвал:
   – Лирин? Лирин, ты где?
   – Эштон?
   Услышав испуганный возглас и торопливый звук шагов, он поднял голову и увидел Ленору. У него едва хватило сил выдавить улыбку, так она была потрясающе хороша в этот миг в светло-лиловом платье. Глаза ее были широко распахнуты от удивления, полные губы чуть приоткрылись, но стоило ей только заметить ярко-алые пятна крови на светлом пиджаке Сомертона, как краска мигом схлынула с ее лица.
   – В чем дело? – воскликнула она, стремительно спускаясь вниз. Голос ее выдавал тревогу. – Ох, Эштон, неужели ты его ранил?
   – Клянусь честью, мадам, даже и не думал, – усмехнулся он, глядя, как Ленора принялась торопливо расстегивать сюртук Роберта в поисках раны. Эштон схватил ее за руку. – Твой отец всего-навсего порезал руку, Лирин. С ним все в порядке, поверь мне.
   – Руку? – На мгновение она оцепенела. Потом, поколебавшись немного, сдвинула салфетку и принялась внимательно рассматривать порезы.
   – Думаю, будет лучше, если ты их промоешь, – предложил Эштон.
   Он жадно вдыхал знакомый чистый аромат ее тела, а глаза его ласкали изящный изгиб тонкой шеи, то самое место, которое он так любил целовать.
   – Отведи его в гостиную, – попросила она. – Я скажу Меган, чтобы принесла воды и чистые бинты, и мигом вернусь.
   Эштон подхватил старика под руку, отвел в гостиную и усадил в кресло. Испуганный Сомертон облизнул губы и поплотнее прижал салфетку к руке.
   – Она позаботится обо мне, – пробормотал он, как испуганный ребенок, и сконфузился. – Чистый ангел – вот кто она, а я просто презренное ничтожество! – Смахнув с ресниц набежавшие слезы, он громко шмыгнул носом, перевел дыхание и уперся в колено здоровой рукой. – Очаровательное дитя, не так ли? Вы не согласны?
   – Я бы сказал, довольно взрослое дитя, – пробормотал себе под нос Эштон как раз в тот момент, когда вернулась Ленора.
   Она опустилась на колени и стала обрабатывать раны на руке отца, когда послышался приближающийся топот копыт. Все замерли, прислушиваясь. Ленора и Роберт тревожно переглянулись. Как всегда, Малькольм спешился возле самого входа. Вскоре послышались его быстрые шаги на лестнице.
   – Потихоньку, понемножку зло стучит в мое окошко, – жалобно простонал Роберт. – Поспешай, открывай, бам-бам, кто там?
   Малькольм с шумом распахнул дверь, ворвался в гостиную и при виде их троих замер на пороге как вкопанный. Сузившимися от злобы глазами он обвел их встревоженные лица и натолкнулся на самоуверенную, снисходительную усмешку на лице Эштона Уингейта.
   – Какого дьявола? Что вы делаете в моем доме? – в ярости заорал он, швырнув шляпу в угол.
   – Отец Лирин порезал руку, ему требовалась помощь, – объяснил Эштон невозмутимо. – Я привел его сюда.
   – Вот и отлично, а теперь убирайтесь! – Малькольм резко указал на дверь. – И сейчас же. Вы меня поняли?
   Эштон неторопливо направился к двери. Уже на пороге он остановился и бросил через плечо:
   – Да кстати, меня никто не приглашал. Поэтому не стоит срывать досаду на Лирин или ее отце.
   – Леноре! – рявкнул Малькольм, с грохотом опуская кулак на стол. – Это моя жена! А не ваша!
   Улыбнувшись на прощание, Эштон повернулся и вышел. Спускаясь по лестнице, он заметил подъезжавшую к дому коляску, из которой вышли двое мужчин. Один из них, тот, что был повыше, показался Эштону знакомым, но он никак не мог вспомнить, где именно видел его. Может быть, это кто-то из команды на одном из его пароходов? Эштон пожал плечами. Матросы то и дело сменяли друг друга. Разве всех запомнишь?
   – Стоило мне только уехать, – тем временем бушевал Малькольм, так что голос его гремел на весь дом, – и вы тут же впустили этого мерзавца! Ну что ж, я положу этому конец, слышите? Я привез с собой охрану, и теперь никому не удастся войти в этот дом!

   Ленора устала ждать в ландо. Было жарко и душно, и неизвестно, когда вернется Малькольм. На лбу у нее выступили крохотные бисеринки пота, и чудесное муслиновое платье прилипло к влажному телу. Экипаж стоял на самом солнцепеке, и несчастные лошади так же страдали от жары, как и она. Они уныло размахивали хвостами, ожесточенно отгоняя роившихся вокруг назойливых мух. Наконец Ленора не выдержала и вышла из экипажа, забыв даже про оставшуюся на сиденье шляпку. Она объяснила Генри, где ее искать, на тот случай, если вдруг появится мистер Синклер. Кучер кивнул, и каблучки Леноры застучали по деревянному тротуару. Войдя в дверь ближайшего магазина, она вынула кружевной платочек и слегка отерла влажный лоб, придав лицу самое приветливое выражение.
   – Ах, миссис Синклер, доброе утро! – Хозяин вышел из-за прилавка и радостно бросился ей навстречу. – Как вы поживаете? Мы так долго не имели удовольствия видеть вас!
   Ленора пыталась вспомнить этого человека, но безуспешно.
   – Мы знакомы? – неуверенно спросила она.
   – Да, конечно! Я имею в виду… – Хозяин в смущении замялся. – Я решил, что вы миссис Синклер. Или я ошибся?
   – Нет, – вежливо ответила Ленора. – Думаю, нет.
   Окончательно смутившись, он вгляделся в ее лицо.
   – Вам нехорошо, мэм?
   Она обмахнулась платочком.
   – Должно быть, это жара виновата.
   Добродушный хозяин указал ей на стул:
   – Не угодно ли присесть?
   – Нет, спасибо, я и так достаточно долго просидела в экипаже. – Ее губы мягко изогнулись в улыбке. – Я поджидала мужа. Думаю, его задержали дела.
   Хозяин тоже заулыбался и кивнул:
   – Да, бывает.
   Она огляделась по сторонам, думая, под каким бы предлогом узнать его имя. Он казался совсем сбитым с толку ее странными вопросами.
   – Я хочу составить список всех моих городских знакомых. – Она и в самом деле подумывала об этом. Вдруг одна из фамилий пробудит какое-то воспоминание в ее памяти. – Разумеется, вы тоже должны быть в нем. Будьте так любезны, напомните, как пишется ваше имя.
   – Б-л-э-к-у-э-л-л, – напыщенно повторил он по буквам. – Джозеф Блэкуэлл, к вашим услугам.
   Слегка покраснев, она опять обмахнула платочком разгоряченное лицо и принужденно рассмеялась. Будь у него более сложная фамилия, ей не было бы так неловко.
   – Да-да, конечно!
   – Раз вы собрались составить такой список, стало быть, намерены погостить у нас подольше, – предположил хозяин.
   – Да, – кивнула она. – По крайней мере муж ничего не говорил о том, что собирается уезжать. Да и потом у нас гостит мой отец.
   – Да что вы? – Брови хозяина поползли на лоб, и он рассмеялся: – Ну и ну, как это вам удалось уговорить его приехать? А мне казалось, что он ненавидит Штаты, по-прежнему считая их колониями.
   Ленора изящно повела плечом.
   – Судя по всему, он переменил свое мнение.
   Хозяин кивнул с понимающим видом.
   – Должно быть, не смог больше жить вдали от семьи. Знаете, каждому отцу бывает трудно свыкнуться с мыслью, что дочь уже выросла и вполне самостоятельна. Он, верно, очень переживал, когда вы решили уехать из Англии? А кстати, как поживает ваша сестра?
   На лице Леноры появилась слабая печальная улыбка. Опять перед ее глазами встала маленькая девочка, так похожая на нее.
   – Она умерла.
   – Ох, как жаль, миссис Синклер! – Хозяин сокрушенно покачал головой. – Я не знал. Как печально. И какое горе для вас – сначала муж, потом сестра! Я просто восхищен силой вашего духа – вы держитесь так мужественно, и это после стольких испытаний!
   Она посмотрела на него, как на сумасшедшего:
   – Мой муж?!
   Джозеф удивился в свою очередь:
   – Да, ну конечно. Вы ведь были вдовой, когда впервые приехали в наш город. По крайней мере насколько я помню, вы сами так сказали, хотя, может быть, я что-то путаю. Мы ведь никогда подолгу не разговаривали – так, перекидывались время от времени парой слов. Да я ведь всего месяц назад услышал, что вы снова вышли замуж за мистера Синклера.
   Голова у Леноры закружилась, перед глазами замелькали какие-то смутные образы. Один из них, она точно знала, ее отец. Хотя его фигура расплывалась в воздухе, словно неясная тень, он протягивал к ней руки, будто желая обнять и утешить свое дитя. Какая-то другая фигура с размытым лицом вроде подталкивала ее к нему, и на этот раз это был Малькольм.
   – Вот ты где! – послышался сзади резкий голос.
   Испуганно заморгав, она повернулась и увидела спешившего к ней Малькольма. На одно короткое мгновение в ее сознании реальность переплелась с видениями, и она внезапно увидела, как сильная мужская рука хлопнула по спине Малькольма.
   – С чего это ты вздумала выходить из ландо? – недовольно спросил он. – Ты меня напугала, так просто взяла и ушла.
   – Мне очень жаль, Малькольм, – прошептала она. – Мне совсем не хотелось заставлять тебя беспокоиться, но там было так жарко!
   Малькольм заметил, что хозяин навострил уши и с любопытством прислушивается к их разговору, поэтому счел за лучшее объяснить ему:
   – Моя жена еще не оправилась после болезни. Надеюсь, она не слишком вас утомила. – Он сделал вид, что не замечает недоумения на лице Леноры. – Она иногда забывает некоторые вещи, так что вы не удивляйтесь.
   – Жаль, очень жаль это слышать, – добродушно отозвался Блэкуэлл.
   Малькольм улыбнулся принужденной улыбкой.
   – Если вы не возражаете, нам пора. К сожалению, я уже договорился с ее отцом, что мы будем ждать его в определенное время, а мы и так опаздываем. Всего хорошего, сэр.
   Сжав руку Леноры так, что она чуть не закричала от боли, Малькольм вывел ее из магазина и потащил к экипажу. Усаживаясь напротив, он нахмурился и угрожающе прошипел:
   – Я ведь приказал тебе никуда не уходить.
   – Я же вам сказала, что мне было там жарко, – возразила она, чувствуя, как в ней волной поднимается раздражение. – А вы задержались. И вообще у меня такое подозрение, что вы взяли меня с собой только потому, что боялись, как бы в ваше отсутствие не появился Эштон.
   – Вот еще – бояться этого мерзавца! – фыркнул Малькольм.
   – Тогда я просто не понимаю, почему вы настаивали, чтобы я непременно ждала вас здесь! К тому же, пока вас не было, я с интересом поболтала с мистером Блэкуэллом.
   – Да? – его ледяные глаза впились в нее. – И что же тебе рассказал этот старый дуралей?
   – Кое-что любопытное, – на гладком лбу Леноры появилась легкая морщинка. – Почему вы скрывали от меня, что я была вдовой, когда выходила за вас замуж?
   Брови Малькольма взлетели вверх.
   – Боялся, что совсем смутишься, когда узнаешь. Кстати, это и есть одна из причин, почему я увез тебя из города, – опасался сплетен. Откуда мне знать, что бы было с тобой, узнай ты об этом? – казалось, он чем-то встревожен. – А что еще интересного рассказал тебе твой приятель Блэкуэлл?
   – Больше ничего. Насколько я понимаю, он не слишком хорошо меня знал. Да и потом мы успели поговорить всего несколько минут, и тут пришли вы.
   Он немного успокоился и, откинувшись на сиденье, вытащил платок и вытер лоб.
   – Жарко, – пробормотал Малькольм снисходительнее. – Прости, что заставил тебя ждать. Возникли кое-какие дела, никак не мог вырваться.
   Но любопытство Леноры все еще не улеглось, и она отважилась спросить:
   – А вы знали моего первого мужа?
   Он равнодушно пожал плечами:
   – По-моему, он умер вскоре после того, как вы поженились, – если не ошибаюсь, от лихорадки. Не помню, чтобы ты еще что-то рассказывала о нем. Знаю только, что он был откуда-то с Карибских островов.
   – А имя, ты помнишь, как его звали? – настаивала она.
   Малькольм внимательно посмотрел на нее.
   – Кэмерон Ливингстон.
   – Ливингстон… Ливингстон. – Она несколько раз произнесла его вслух. – Кажется, оно мне знакомо! Да, я уверена, что слышала его и раньше. – Сдвинув тонкие брови, Ленора пыталась представить, подходит ли оно ей. – Ленора Ливингстон? Ленора Ливингстон. Ленора Ливингстон! Да! Я уверена, что уже слышала его! – Она радостно рассмеялась. – Может быть, память возвращается ко мне? Ах, как бы это было чудесно!
   Темные глаза мужа встретились с ее, и Ленора заметила на его лице вымученную улыбку.
   – Прошло немало времени после того несчастного случая. Я уже сомневаюсь, если честно, что такое возможно. Боюсь, что ты так никогда и не вспомнишь, как много мы когда-то значили друг для друга.
   – Но я помню теперь гораздо больше, чем когда приехала сюда, – запротестовала она. – Она возвращается! Пусть медленно, но все же возвращается.
   Малькольм потянулся и взял с заднего сиденья тонкую папку.
   – Здесь кое-какие документы. Отец хочет, чтобы ты их подписала. Мы едем к нему. Ты готова это сделать?
   – А нельзя ли в другой раз? – спросила она. Жара сводила ее с ума. – Я сейчас не смогу прочитать ни слова.
   – А тебе и не нужно их читать, дорогая. Отец уже позаботился обо всем.
   – Но отец воспитывал меня совсем по-другому. Он требовал, чтобы я всегда ответственно относилась к подобным вещам.
   Малькольм нетерпеливо вздохнул.
   – Послушай, Ленора, в этих бумагах нет ничего такого, чтобы тебе потребовалось вникать в детали.
   – Мне бы не хотелось заниматься этим сегодня, Малькольм, – повторила она достаточно твердо. Она терпеть не могла, когда он настаивал на своем. – Если отец согласится привезти бумаги домой, я их охотно просмотрю. Это все, что я могу обещать.
   Он нетерпеливо фыркнул:
   – Ты в последнее время стала просто невыносима. Особенно с тех пор как этот любитель ниггеров расположился у нас на лужайке. Не забудьте, мадам, именно я ваш муж: я, а не Эштон Уингейт. И вы должны относиться ко мне с подобающим уважением.
   Изумлению Леноры не было границ. Неужели он так разозлился всего лишь из-за того, что она отказалась подписать бумаги, к тому же не имеющие важного значения, по его же словам?!
   – Малькольм, но я ведь только просила дать мне возможность прочитать их.
   – Да уже одно то, что ты настаиваешь на этом, оскорбление! Будто ты не доверяешь мне и собственному отцу. А ведь мы всего лишь заботимся о тебе.
   – Много лет назад отец учил меня самой заботиться о своих интересах.
   – К дьяволу твоего отца!
   – Малькольм! – Она не верила своим ушам. – У меня просто нет слов, чтобы оправдать твое безобразное поведение!
   – Зато у меня они есть! – вспылил он. – Я попросил тебя о такой мелочи, так ты отказалась. Держу пари, если бы на моем месте был твой драгоценный Уингейт, ты бы из кожи вон лезла, чтобы ему угодить!
   – Ты ведешь себя просто глупо! – печально прошептала она.
   – А что, это не так? – Его темные глаза горели яростью, он швырял одно за другим обвинения ей в лицо. – Дай тебе только возможность, так ты тут же затащишь этого ублюдка к себе в постель!
   – Малькольм, это уж чересчур! – возмутилась она.
   – Что чересчур? То, что я назвал его ублюдком, а тебя – шлюхой?!
   От нанесенного ей чудовищного оскорбления Ленора вспыхнула и изо всех сил рванула дверцу экипажа.
   – Генри, пожалуйста, остановись! Я здесь выйду, – потребовала она. – Мне еще надо заглянуть в магазин, кое-что купить.
   – Никуда ты не пойдешь! – запротестовал Малькольм, видя, что кучер натягивает вожжи. – Я отвезу тебя домой!
   – Послушайте, Малькольм, если вы не выпустите меня, я устрою такую сцену, что вы и дня не останетесь в городе!
   Слова, которые она произнесла чуть слышным шепотом, сопровождались таким яростным взглядом сверкающих зеленых глаз, что он ни на минуту не усомнился, что Ленора без колебаний выполнит свою угрозу. Если он не одумается и не даст ей свободу, ему придется горько пожалеть об этом.
   – Если ты собираешься выйти, имей в виду – тебе придется возвращаться домой пешком!
   – С удовольствием! – отрезала Ленора. – А теперь прочь с дороги!
   Она распахнула дверцу и с пылающим от ярости и негодования лицом выпрыгнула из экипажа. Раскрыв над головой зонтик, она направилась к тротуару, не обращая внимания на дорожное движение. Навстречу ей громыхал тяжелый фургон, но она лишь мельком взглянула в его сторону. Обычно при виде таких повозок прохожие с проклятиями отскакивали прочь, а эта изнеженная леди даже бровью не повела. Повисший на вожжах кучер с трудом осадил взмыленную пару и на ходу заорал:
   – Вы что, совсем ополоумели?! Или жить надоело?!
   Но Ленора даже не оглянулась.
   – Мерзавец скудоумный! – яростно бормотала она себе под нос. – Одному Богу известно, как меня угораздило выйти за него замуж!
   Добравшись до тротуара, она быстрым шагом прошла несколько кварталов. Какой-то высокий молодой хлыщ, подпиравший стену возле входа в магазин, заметил ее издалека. В глазах его вспыхнуло нескрываемое восхищение, и он галантным жестом сорвал с головы высокую касторовую шляпу.
   – Доброе утро, мисс. Могу я вам чем-то помочь?
   Проигнорировав его, Ленора зашагала дальше, а щеголь тут же отделился от стены и ринулся вслед за ней. Он глаз не мог оторвать от ее изящной фигуры, подчеркнутой элегантным туалетом. Он только плотоядно ухмыльнулся, заметив недовольный взгляд, который она бросила через плечо. Ленора миновала еще одну дверь, заставив парикмахера при виде ее тихо присвистнуть. Он так засмотрелся, что даже на мгновение убрал полотенце, которым тщательно вытирал только что выбритое лицо клиента.
   – Не волосы, а огненное пламя! – восхищенно пробормотал он. – Горят, как каджунский перец у нас в Луизиане!
   Клиент, внимание которого привлекли его слова, повернул голову. Даже одного-единственного взгляда было достаточно Эштону, чтобы узнать этот профиль.
   – Лирин! – Он одним прыжком сорвался с места и, схватив полотенце, кое-как стер мыло с лица. Сбивая по пути стулья и расталкивая посетителей, он выскочил на улицу.
   – Ваш сюртук, сэр! – всполошился парикмахер, кидаясь за ним. – Вы забыли ваш сюртук!
   – Я вернусь за ним! – кинул на бегу Эштон. Он помчался вслед за мелькавшей вдалеке изящной женской фигуркой, заметив молодого человека, который неотступно следовал за ней по пятам. Тот нахмурился и остановился как вкопанный, когда Эштон стремглав пронесся мимо.
   Когда чья-то рука беззастенчиво ухватила ее за локоть, Ленора круто развернулась, готовая уже ткнуть нахала под ребра острым концом зонтика. К счастью, она тут же узнала человека, на красивом лице которого сияла радостная улыбка.
   – Эштон! Что ты здесь делаешь?
   – Я следил за тобой, когда Малькольм повез тебя в город, – сознался он, – а потом, когда вы сели в экипаж, решил сходить побриться.
   Она рассмеялась и кончиком пальца подцепила мыльную пену с его щеки.
   – По-моему, ты не дал парикмахеру закончить!
   Эштон потрогал подбородок и озадаченно взглянул на Ленору.
   – Прошу прощения за мой непрезентабельный вид, мадам. Просто я немного спешил. А ты что здесь делаешь? И где твой экипаж?
   Ленора высокомерно вздернула нос и презрительно сморщилась, вспомнив недавнюю сцену с Синклером.
   – В экипаже я отправила Малькольма. Полагаю, он уже подъезжает к дому.
   В глазах Эштона блеснул огонек любопытства.
   – Неужели Малькольм решился оставить тебя одну?
   – Думаю, отец все еще в городе. – Она равнодушно пожала плечами. – Честно говоря, мне ни до кого из них нет дела.
   Слегка обняв ее за плечи, Эштон сделал изящный жест:
   – Если вы позволите забрать мой сюртук, мадам, я буду безмерно счастлив сопровождать вас всюду, куда вам будет угодно направиться!
   Молодой франт замер поодаль, подбоченившись и широко расставив ноги. Он бы, может, еще и подумал, стоит ли ввязываться в это дело, но девица была что надо! Заметив, что тот так и стоит посреди тротуара, Эштон смерил его холодным взглядом из-под нахмуренных бровей, а потом прошел вперед, ведя леди под руку. Когда они миновали хлыща, Эштон оглянулся и с силой впечатал тому локоть прямо под ребра. Щеголь согнулся чуть ли не вдвое, удивляясь про себя наглости этого типа, который рискнул увести красотку прямо у него из-под носа.
   – Уноси ноги, парень, если хочешь остаться цел! – тихо сказал Эштон. Он был не в том настроении, чтобы терпеливо сносить присутствие другого мужчины. – Она моя.
   Щеголь, который к тому времени успел перевести дух, сделал отчаянную попытку:
   – Но я первый увидел ее!
   Пестро раскрашенный зонтик мгновенно воткнулся острым концом ему под ребра. Он взвизгнул от неожиданной боли и, решив, что эта парочка ему не по зубам, зашагал прочь, сообразив, что прелестная девушка уже сделала свой выбор.

Глава 13

   Они вдвоем шли по улице, и прохожие провожали глазами прелестную пару. Эштон сиял гордостью и счастьем, ведь он смог завоевать свою королеву, пусть и ненадолго. Он послал Хикори за коляской и, усадив даму в экипаж, устроился подле нее, взял ее пальцы и нежно погладил худенькую, изящную руку. Ленора не могла оторвать от него глаз. Счастье кружило ей голову, как и всегда, когда возлюбленный был рядом. Глаза его сияли любовью и восхищением, и она смущалась и розовела под этим взглядом. Эштон склонился к ней, голос его звучал мягко, чуть хрипловато, в нем чувствовалось то же отчаянное желание, что горело в его карих глазах:
   – Вы само очарование, мадам, вы свет моих очей! Как же мне не хватает вас, если бы вы знали!
   Ее смех, похожий на перезвон серебряных колокольчиков, согрел ему душу.
   – А вот отец и Малькольм считают, что ты слишком часто видишь меня! – Уголки ее губ дрогнули. – Знаешь, отец до сих пор не может прийти в себя после того, как встретил тебя после купания!
   Эштон ухмыльнулся:
   – Да уж, Сомертон устроил мне такой разнос! Он считал тебя слишком нежной, чтобы выдержать подобное зрелище. Можно себе представить, что с ним было бы, узнай он, что в Бель-Шене мы с тобой жили… супружеской жизнью.
   – Я ни за что не признаюсь ему в этом! – вспыхнув, воскликнула Ленора. – Ему это покажется верхом безнравственности. Ведь он до сих пор считает тебя убийцей Лирин!
   Эштон мягко сжал ее пальцы.
   – Сомертон – больной человек. Порой я ловлю себя на мысли, что мне жаль его.
   «Он так великодушен!» – подумала Ленора, почувствовав прилив нежности к этому человеку.
   – Ты хороший человек, Эштон Уингейт.
   Эштон кинул шляпу на переднее сиденье и посмотрел на нее с удивленной улыбкой:
   – Почему? Неужели из-за того, что в моем сердце нет ненависти к старому человеку, который искренне заблуждается в отношении меня? Просто я считаю бессмысленным обижаться в этом случае. Правда, я никогда раньше не слышал, что он много пьет, но зато теперь это очевидно. Когда он порезал руку, он был почти что в невменяемом состоянии. Да и что от него осталось – дряхлая, слабеющая плоть, которая вызывает только жалость и ничего больше! Нет, у меня другой враг, и все свои чувства я приберегу для него!
   – Малькольм? – слабым голосом спросила она.
   Лицо Эштона омрачилось, он яростно стиснул зубы.
   – Да, именно он вызывает во мне ненависть!
   Заметив его волнение, Ленора осторожно погладила ему руку.
   – Давай забудем о нем, – взмолилась она. – Расскажи мне о своих планах. Сколько еще здесь пробудет твой пароход?
   – Пока ты не прогонишь меня.
   – Я ведь уже просила тебя уехать, – напомнила она.
   Он поднес ее руку к губам, целуя бледные пальцы. Его взгляд погрузился в светло-зеленые озера любимых глаз, с радостью обнаружив в них отражение кипящей в ее сердце страсти.
   – Я уйду, только когда твои глаза прикажут мне. Но не раньше, любовь моя.
   Ленора опустила густые, шелковистые ресницы, пытаясь спрятаться от его пытливых взоров. Хотя какой смысл скрывать свою любовь?
   Эштон прижал их сплетенные пальцы к своему бедру. Сердце Леноры гулко застучало, когда она поняла, что они оба горят одним и тем же желанием. Приподняв ей подбородок, Эштон вновь заглянул ей в глаза, и его пальцы нежно скользнули по ее шее.
   – Я хочу тебя, – хрипло пробормотал он и приложил ее ладонь к своей набухшей плоти, чтобы у нее не осталось никаких сомнений.
   Ленора покачала головой, отчаянно моля о пощаде, и попыталась высвободиться. Но в этот момент с его губ слетело: «Лирин!» – и, чувствуя, что больше не может сопротивляться, она прижалась к нему и с замирающим сердцем заглянула в горящие голодным огнем карие глаза. Его лицо склонилось к ней, губы, влажные и манящие, слегка приоткрылись и слились с ее в жарком, страстном поцелуе. Ленора трепетала, чувствуя, какое неутоленное желание гложет его. Шепча слова любви, он покрывал жгучими поцелуями ее шею и лицо, потом едва заметно коснулся губами ее век, которые слабо затрепетали, словно крылья бабочки, откликаясь на его нежное прикосновение.
   – Я чуть с ума не сошел этой ночью, – задыхаясь, шептал он, будто в бреду. – Это пытка – хотеть тебя и знать, что ты недоступна. У меня все кипит при мысли, что ты там, в этом доме, и Малькольм считает тебя своей. О если бы ты знала, как я ненавижу его! Какая жгучая ревность терзает меня! Когда он рядом с тобой, я теряю голову, мне хочется убить его, разорвать в клочья! Сжалься над моей истерзанной душой, любимая! Позволь мне отвезти тебя домой, где я смогу любить тебя!
   – Ах, Эштон, Эштон! – простонала Ленора, и слезы навернулись ей на глаза. – Ну как я могу вернуться с тобой в Бель-Шен? Я ведь всю жизнь буду мучиться сомнениями, кто же я: Лирин или Ленора, неверная жена или же законная супруга?! Нет, ключ к этой тайне здесь, в Билокси, в этом доме. Я уверена, что найду его, иначе страшные видения будут преследовать меня до могилы. – Ленора высвободила свою ладонь из его судорожно сжатых пальцев. – Думаю, лучше всего для нас обоих будет, если ты сейчас отвезешь меня домой…
   Слишком хорошо представляя, как одиноко ему будет, когда они расстанутся, Эштон попытался уговорить ее:
   – Ну хоть побудь со мной немного! Давай вместе пообедаем, а потом я отвезу тебя домой. – Она снова умоляюще посмотрела на него. Глаза у нее покраснели от слез, и Эштон сдался, печально улыбнувшись в ответ. – Может, я и в самом деле слишком многого прошу у тебя. А тебе и так нелегко. – Он медленно перевел дыхание, стараясь остудить жар в крови. – Хорошо, я отвезу тебя. В конце концов, это не последняя наша встреча!
   Эштон объяснил Хикори, куда ехать, и, развалившись на сиденье, залюбовался ею, забыв об окрестностях.
   – Я решил на несколько дней одолжить «Речную колдунью» своим партнерам здесь, в Билокси. – Заметив ее удивление, Эштон объяснил: – Они решили устроить нечто вроде великосветского раута и собрать все сливки местного общества за карточным столом. – Он увидел, что Ленора заинтересовалась, и продолжал, решив не упоминать, что изначально это была его собственная идея. Тем более что она замечательно вписывалась в его план – похитить и увезти свою королеву.
   Ленора уловила в его глазах лукавый огонек и с любопытством спросила:
   – А какое отношение это имеет ко мне?
   Эштон широко улыбнулся в ответ, и на загорелом лице ослепительно сверкнули белоснежные зубы.
   – Вы с Малькольмом тоже получите приглашение, это уж непременно!
   – Малькольм никогда не согласится приехать на твой пароход! – воскликнула Ленора, которой сама эта мысль показалась абсурдной. – Ты ведь знаешь, как он тебя ненавидит.
   – Да, только мне уже успели сообщить, что Малькольм без ума от карт. Он обожает легкий заработок, при этом крайне тщеславен и любит общество состоятельных людей. Кстати, он, оказывается, не так уж богат, как я думал. Да и вообще никто не знает, откуда у него деньги.
   – Мне тоже ничего не известно о его доходах, – пробормотала она, только сейчас задумавшись над тем, что Малькольм никогда не говорил о своем прошлом, о семье, о роде своей деятельности. – В самом деле я ведь тоже почти ничего о нем не знаю.
   – Признаюсь, я приставил к нему кое-кого из своих людей. Так вот, похоже, что вся его деятельность берет начало в одном из местных кабаков.
   – Ты хочешь сказать, – от смущения и неловкости Ленора слегка порозовела, – что он водит дружбу с женщинами легкого поведения?
   Эштон презрительно фыркнул:
   – Даже если и так, любовь моя, ты бы никогда не узнала об этом от меня. Нет, он имеет дело только с мужчинами, но, судя по словам моих людей, это все сплошь отбросы общества. Они редко появляются в городе и то лишь для того, чтобы встретиться с Малькольмом.
   – Когда он уезжает из дому, то всегда говорит мне, что должен повидаться с адвокатом, а потом возвращается с кипой документов, которые, по его словам, я должна подписать.
   – А что за документы?
   Она с досадой передернула плечами:
   – Понятия не имею. Он не выпускает их из рук.
   – И ты подписываешь? – с тревогой спросил Эштон.
   – Нет, – отозвалась она, смущенная его беспокойством. – И не буду, пока он не даст их мне прочитать.
   – Молодец, умная девочка!
   – А как ты думаешь, что это за документы? – поинтересовалась она.
   – Не знаю, но он может подать на меня какую-нибудь жалобу или обвинить меня в смерти бедняжки Мери.
   – Кто же убил ее, как ты считаешь?
   – Да кто угодно, хоть бы наш приятель Тич. – Эштон пожал плечами. – Кстати, ведь Мери когда-то была в услужении у его сестры. А впрочем, кто его знает. Ведь мы, знаешь ли, живем не на краю света. Кто угодно мог приехать сюда, изнасиловать, а потом убить несчастную девушку и уйти незамеченным.
   Невольная дрожь пронизала Ленору.
   – Но я ничего подозрительного не заметила в ту ночь!
   – Скорее всего на бедняжку напали, когда ты была на «Речной колдунье». Мне до сих пор не по себе, когда я думаю, что оставил тебя на берегу одну, а убийца мог быть где-то поблизости! – Он любовно посмотрел на Ленору и продолжил: – Я уже поблагодарил вас за то, что вы любезно подтвердили мое алиби, мадам? Честно говоря, никогда бы не подумал, что у тебя хватит смелости признаться шерифу, что ты ночью была на моем судне.
   Ленора робко посмотрела на него.
   – Неужели ты думаешь, что я могла принести тебя в жертву своей репутации?!
   Эштон ласково коснулся локона, который выбился из ее прически.
   – Где твоя шляпка?
   Она искренне удивилась:
   – По рассеянности я оставила ее в экипаже, но откуда ты…
   Эштон закончил ее мысль:
   – …откуда я узнал, что на тебе была шляпка? Я видел, как ты выходила из дома! Запомни, я замечаю каждую мелочь, если она касается тебя. Если бы я утром не заметил на тебе шляпку, то сейчас обратил бы внимание на некоторый беспорядок в твоей прическе.
   Ленора машинально подняла руки, чтобы поправить волосы, и тут же, услышав его смешок, догадалась, что Эштон попросту разыграл ее. Зардевшись от смущения, она опустила руки и сконфуженно улыбнулась, когда он сжал ее пальцы.
   – Я видел твои волосы, разметавшиеся на подушке, и от твоей красоты у меня захватывало дух.
   Он обнял ее за плечи, и, опьяненная его близостью, Ленора снова прильнула к нему.
   – Скажи, а ты что-нибудь слышал о том, что я была вдовой, когда Малькольм женился на мне?
   На лице Эштона отразилось недоумение.
   – Ты хочешь сказать, что Ленора…
   – Ну да, – она кивнула, – прежде чем стать женой Малькольма, я, оказывается, была замужем за Ливингстоном!
   – Если ты вообще была женой Малькольма, – мягко вставил Эштон.
   – Следовательно, ты все еще считаешь, что я Лирин?
   – Да, и буду считать, пока не получу неопровержимых доказательств, что это не так.
   – Лирин Ливингстон как-то не звучит.
   – А Лирин и не была вдовой, когда я женился на ней. – Покачав головой, Эштон лукаво взглянул на нее. – Она была девственницей. Я стал ее первым мужчиной.
   – А вот обо мне этого никак нельзя было сказать. Ты ведь и сам мог убедиться в этом, когда мы занимались любовью в Бель-Шене, – заметила Ленора и тут же спохватилась: что за глупость она сказала! Лирин она или же Ленора, она все равно попала к нему уже замужней женщиной. Вопрос в том, кто был ее мужем?
   Усмехнувшись, Эштон нежно коснулся губами ее волос.
   – К тому времени, любимая, твоя девственность была уже благополучно потеряна. Это случилось почти три года тому назад. Я могу поклясться, что наутро после свадьбы, еще до восхода солнца ты уже была моей женой в полном смысле этого слова.
   – Подъезжаем! – крикнул сверху Хикори, и Эштон увидел в окно бескрайнюю серо-голубую гладь океана. Догадливый Хикори ехал чуть ли не шагом, и все же мысль о том, что приходится расставаться, огорчила их обоих. Эштон привлек к себе Ленору, и она доверчиво вложила свои пальцы в его ладонь.
   – Малькольм получит приглашение на этот прием. Надеюсь, ты тоже придешь?
   – Если ты этого хочешь, то да!
   – Хочу, хочу всегда быть с тобой. А если ты вдруг увидишь, что «Речная колдунья» уходит, не огорчайся. Я не покину тебя.
   – Мне будет недоставать ее.
   Послышался его довольный смешок:
   – Не переживайте, мадам. Думаю, я смогу найти другой пароход, чтобы порадовать вас. Имейте терпение.
   Ленора была искренне удивлена:
   – Разве ты перестал заниматься торговлей? Ведь ты наверняка теряешь выгодные заказы, когда вот так позволяешь простаивать своим пароходам?
   – Когда мужчина теряет свое сердце, что для него деньги?!
   Эштон снова взглянул в окно и нахмурился: они уже подъезжали к дому. Он обернулся к ней, и в глазах его вспыхнул страстный призыв. Ленора так и не поняла, она ли прильнула к нему или он прижал ее к груди, но в следующее мгновение тела их сплелись в жарком объятии, и Эштон жадно припал к ее губам. Этот короткий поцелуй всколыхнул в ней целую бурю чувств и к тому времени, когда ландо уже свернуло на подъездную аллею, она горела как в огне. Ленора пожалела, что торопила его, дрожь желания охватила ее тело. Рука Эштона мягко сжимала нежную выпуклость ее груди, но вот он отодвинулся, и оба постарались принять невозмутимый вид. Эштон осторожно взял ее за руку и помог выйти из экипажа.
   Едва они ступили на землю, как дверь с грохотом распахнулась и на пороге вырос Малькольм. Лицо его было искажено гневом. Ленора, сделав вид, что не замечает его состояния, мягко сказала:
   – Мистер Уингейт был так любезен, что привез меня домой. Не правда ли, как мило с его стороны, иначе пришлось бы идти пешком, – хоть она и не забыла нанесенного ей оскорбления, сейчас было не время вспоминать об этом.
   Малькольм не шелохнулся. Огромные, мясистые руки его сжались в кулаки, глаза сверкнули от ярости. Изобразив на лице нечто отдаленно напоминающее вежливую улыбку, он с трудом сдерживал желание схватить Эштона за шиворот и выдворить.
   – Ступай домой, – сказал он Леноре, кивком указав ей на лестницу. – Мы поговорим позже. А сейчас мне надо сказать пару слов мистеру Уингейту.
   Ленора молча повиновалась, но, войдя в дом, проскользнула в гостиную и затаилась у застекленных дверей, откуда ей все было и видно, и слышно.
   – Да скажите наконец, дьявол вас забери, когда оставите в покое Ленору?! – заорал Малькольм. – Вы просто преследуете мою жену!
   – Преследую мою жену?! – На лице Эштона появилось выражение искреннего удивления.
   От этого откровенного издевательства Малькольм разозлился еще больше:
   – Будьте вы прокляты! Как будто вы сами не знаете, чья она жена!
   – Естественно, знаю, – легко согласился Эштон, – поэтому я и приехал забрать ее домой.
   – Да что с вами говорить, – злобно ощерился Малькольм, – когда вы нарочно закрываете глаза на очевидные факты!
   – Очевидные для вас, Малькольм.
   – Вы не хотите признать истину!
   – Знаете, хоть меня и называют упрямым, я всегда стараюсь выяснить, в чем состоит эта истина. И поэтому я совсем не уверен, что у вас есть какие-то права на Лирин.
   – Ленору!
   – Ну это мы еще посмотрим, Малькольм. – Эштон издал легкий смешок. Он уже приоткрыл дверцу ландо, но потом повернулся и еще раз взглянул в искаженное гневом лицо: – Но даже если она Ленора, вы и мизинца ее не стоите.
   Эштон вскочил в экипаж и откинулся на сиденье, а Хикори неторопливо повернул лошадей к его палатке.

   Куда бы ни отправлялась Ленора, Эштон следовал за ней по пятам. Если она оставалась в доме, Эштон устраивался поблизости, у шатра, и терпеливо ждал, не представится ли возможность увидеться, пока Малькольм в отлучке. Если же она уезжала вместе с Синклером, то Эштон следовал за ними, будто тень, ни на минуту не выпуская их из виду.
   Хотя присутствие Эштона самому Малькольму действовало на нервы, всех остальных оно, по-видимому, просто забавляло. Меган была просто в восторге от Уингейта. Стоило ей увидеть, как он верхом сопровождает экипаж хозяйки или проезжает в своем ландо мимо дома, и глаза служанки радостно вспыхивали. Ей было не по себе, только когда Эштон купался. В такие минуты она старательно отводила глаза в сторону, не желая, чтобы кто-то обвинил ее в невольном любовании этим совершенным мужским телом. Даже Роберт Сомертон постепенно стал воспринимать присутствие Эштона как нечто само собой разумеющееся. Правда, он по-прежнему кипел от возмущения, глядя, как тот выходит из воды почти обнаженным, если не считать коротких обтягивающих панталон, однако не отказывался от предложения хозяина шатра выпить что-нибудь, даже если это был всего-навсего кофе.
   А Ленора наслаждалась всем. Его близостью. Его неизменной преданностью. Видом его загорелого тела, когда солнце играло на бронзовой коже. Может быть, это и не пристало леди, но она изнывала от желания почувствовать ладонями крепкие мускулы, погладить упругие ягодицы, скользнуть руками по бедрам и убедиться, что плоть его с готовностью отвечает на ее ласки. С каждым днем ей все труднее было бороться с собой. Наконец она поняла, что уже не может воспринимать Малькольма в качестве мужа.
   И как раз в это время снялась с якоря «Речная колдунья». Малькольм не скрывал своей радости. Стало быть, люди Эштона взбунтовались и покинули его. Но однажды ясным, солнечным утром все надежды и чаяния Малькольма пошли прахом. На месте «Речной колдуньи» стоял новый океанский пароход. Он носил имя «Серый орел». Вскоре с него спустили шлюпку, в которую уселись капитан и какая-то незнакомая женщина. Малькольм заинтересовался. Окрыленный неясной надеждой, что эта незнакомка может оказаться достаточно красивой, чтобы возбудить подозрения в Леноре и отвлечь внимание Эштона, он старательно вглядывался в нее, пока капитан вел ее к шатру Эштона. Увы, даже на таком расстоянии было очевидно, что это всего-навсего служанка. Ее тускло-рыжие волосы были сколоты на шее унылым узлом, а серое платье мешковато свисало с костлявых плеч. Ни одна женщина не почувствовала бы укола ревности в ее присутствии. Тем не менее Малькольм был заинтригован. Женщина показалась ему чем-то знакомой, но он никак не мог вспомнить, где он мог ее видеть. Впрочем, такого вида девицы никогда его особенно не привлекали, так что под конец он просто махнул рукой. Какая разница, знакомы они или нет!
   Тем временем Эштон вышел поздороваться с гостями и взял из рук Сары бухгалтерские счета.
   – Все ваши книги в полном порядке, мистер Уингейт, – сказала она, страшно довольная, что выполнила его поручение.
   – Превосходно, Сара. Вы превзошли все мои ожидания.
   Она засияла от гордости:
   – Мне нравится моя работа, сэр. Это отвлекает, помогает забыть…
   Эштон криво усмехнулся:
   – Одни стараются забыть, другие не могут вспомнить. А я жду не дождусь того дня, когда память вернется к Лирин.
   – А я – когда смогу все забыть… и простить, может быть. Хотя не уверена, что такое возможно.
   Умудренный жизнью капитан Мейерс задумчиво посмотрел на Сару:
   – Умение прощать, Сара, – залог счастливой жизни. Если ты будешь лелеять свою ненависть, то она иссушит твое сердце.
   Эштон нахмурился: сам он тоже вряд ли был способен прощать. Вскинув голову, Уингейт посмотрел туда, где стоял его враг, и глаза его стали похожи на две холодные льдинки.
   – Порой это нелегко, особенно когда этот мерзавец все время перед глазами, – пробормотал он себе под нос.
   Сара проследила за его взглядом и увидела стоящего неподалеку мужчину. Она нахмурилась, подумав про себя, что жаркое солнце, похоже, решило сыграть с ней злую шутку. Что это – мираж? Она потрясла головой, стараясь прогнать видение, и снова повернулась к Эштону и Мейерсу.
   Эштон пригласил их войти.
   – Проходите, присаживайтесь. У меня здесь прислуживает юнга с «Речной колдуньи», он сейчас принесет чай или кофе. Если желаете, есть печенье.
   Они вошли вслед за ним под откинутый полог и замерли от изумления: капитану и Саре показалось, что они мгновенно перенеслись в волшебную сказку «Тысячи и одной ночи». Совсем сбитый с толку капитан только фыркал от удовольствия, оглядываясь по сторонам, а Сара изумленно молчала. Огромное, роскошное ложе из нескольких пуховых перин было застлано чем-то вроде покрывала из черного шелка, расшитого золотыми листьями, которому позавидовал бы даже принц из арабских сказок. Сделанный из тончайшего золотого шелка полог, висевший высоко над постелью, заменял сетку, предохранявшую по ночам от москитов. Капитан был уверен, что второго такого райского уголка не найти во всем мире, по крайней мере на Миссисипи. Всюду были разбросаны роскошные подушки, целая гора их громоздилась в изголовье постели. Вся эта роскошь как-то не соответствовала изысканному и строгому вкусу их хозяина. С другой стороны, увидеть нечто подобное, да еще, можно сказать, под носом у врага, – в этом было что-то забавное!
   – Когда мне сказали, что вы живете в шатре, Эштон, я не поверил, – воскликнул капитан Мейерс. – Я был уверен, что у вас над головой простой парусиновый полог, а под головой – тощая подушка. Неужто вы сами все это придумали?
   Эштон усмехнулся.
   – Это просто для отвода глаз, Чарльз. Похоже, что Малькольму Синклеру весьма по душе подобная кричащая роскошь. Он ее ищет главным образом вне дома. Надеюсь, вы меня понимаете? – Эштон не раз наблюдал, как Малькольм развлекается в компании дешевых шлюх, расфуфыренных в пух и прах. В одном мизинце Лирин было больше изящества и элегантности, чем у них всех, вместе взятых. – Мне казалось, что Малькольм почувствует себя в своей тарелке, если, проходя мимо, вдруг решит заглянуть на огонек.
   У капитана Мейерса в глазах сверкнуло лукавство.
   – Любитель женщин, я угадал?
   – Можно сказать и так, – сухо кивнул Эштон.
   – Малькольм Синклер? – вдруг с беспокойством встрепенулась Сара. – А кто он такой?
   Эштон указал на дом:
   – Он живет там… с Лирин, утверждая, что она Ленора.
   – Мать моего мужа носила фамилию Синклер, – рассеянно заметила Сара и посмотрела в сторону дома, но стоявший на крыльце человек уже исчез. Подавив вздох, она уселась на мягкую подушку и сделала глоток чаю. – Должно быть, вам будет интересно узнать, что некий Тич наводил справки о пароходе, который вы купили не так давно. И еще он расспрашивал про ваши склады. Я решила, что будет лучше, если об этом станет известно шерифу. Мистер Доббс пообещал не спускать с него глаз.
   – Хорэс был здесь, – сказал Эштон, подливая себе кофе из серебряного кофейника. – Может, он еще не уехал, не знаю. Харви допрашивал его несколько раз, но, насколько мне известно, так и не смог с уверенностью сказать, что поджог – его рук дело. Я уж было подумывал о том, чтобы расставить людей возле дома, чтобы обеспечить безопасность Лирин, пока она здесь. – Он сухо рассмеялся. – Но Малькольм меня опередил. Тут полно его людей – обычные пешки, которые стерегут Лирин от меня.
   – Пешки? – задумчиво протянул Чарльз, удивленный сравнением. – Вы затеяли какую-то игру, Эштон?
   – Да, Чарльз. Что-то вроде партии в шахматы, где ставка – мое сердце.
   Пока Эштон принимал гостей, Малькольм решил воспользоваться моментом и незаметно отправиться с Ленорой в Билокси. Направившись прямиком в ее спальню, он не подумал, что Меган, возможно, еще не будила ее. Дверь была заперта, но его настойчивый стук заставил Ленору проснуться и открыть дверь. При виде мужа, полностью готового к поездке в город, она застонала от отчаяния. Отстранив Ленору, Малькольм решительно вошел в комнату, а Ленора забралась в постель и укуталась в одеяло.
   – Мне нужно съездить в Билокси по делам, и я надеюсь, мадам, что вы составите мне компанию. Если вы поспешите встать и одеться, я был бы чрезвычайно вам признателен.
   – О Господи, Малькольм! – воскликнула Ленора. – Пожалуйста, хотя бы сегодня оставьте меня в покое. Мне нездоровится, а при мысли о том, что придется ехать по жаре, мне становится плохо.
   – Успокойся, Ленора. Только выедем из дома, тебе сразу станет легче, вот увидишь. – Малькольм всем своим видом давал ей понять, что все решено. – Даже не хочу ничего слышать, дорогая. Сейчас пришлю к тебе Меган с чашечкой чая, и она поможет тебе одеться. Пожалуйста, поторопись. У меня важная встреча, и я не хочу опаздывать.
   Он вышел в коридор и прикрыл за собой дверь, не дав ей и слова сказать. Как только его шаги удалились, Ленора подняла голову и обвела спальню унылым взглядом. Утренний ветерок, пробиравшийся в комнату через открытое окно, вместо прохлады уже сейчас нес с собой жаркое дуновение приближающегося полдня. Духота стояла страшная. Ночная рубашка Леноры плотно облепила влажное тело, в ложбинке между грудями выступили крупные капли пота. Она неохотно откинула простыню и села, неожиданно почувствовав дурноту, словно ее желудок тоже бунтовал против предстоящей поездки. С трудом переводя дыхание, Ленора кое-как добралась до умывальника. Один взгляд в крохотное зеркало, висевшее на стене, подтвердил, что она и в самом деле выглядит больной. Лицо ее побледнело, глаза, обычно такие ясные, потухли. Глубоко вздохнув, она сполоснула лицо и руки теплой водой в надежде немного освежиться. Однако только выпив чаю с сухариками, которые принесла Меган, Ленора пришла в себя настолько, чтобы заняться туалетом. Все же, одеваясь, она чувствовала, как то и дело к ней подступает дурнота, и Меган, заметив это, предложила смочить одеколоном виски.
   – Спасибо, – пробормотала Ленора и взяла в руки флакон. Но его нежный, цветочный аромат заставил ее побледнеть. – Нет, Меган, не нужно. Слишком сильный запах.
   Служанка с тревогой всмотрелась в помертвевшее лицо хозяйки и заставила ее обтереть лицо влажной салфеткой.
   – Мэм, что это с вами?
   Ленора слабо пожала плечами:
   – Это все жара. И как только ты ее переносишь, Меган!
   – Да что же тут странного, мэм, обычная жара! По-моему, вас что-то другое беспокоит.
   Ленора попыталась отвести глаза в сторону.
   – А почему ты решила, что меня что-то беспокоит?
   – Ну, мэм, со мной-то ничего подобного не было, но вот моя сестра мучилась точь-в-точь как вы сейчас, когда была беременна.
   Темные ресницы опустились на побледневшие щеки, и Меган услышала прерывистый вздох. Если бы Ленора по-прежнему жила в Бель-Шене с Эштоном, ничто не могло бы обрадовать ее больше, чем беременность, но сейчас это осложнит ее и без того тяжелое положение. Может быть, следовало сразу сознаться, что она была близка с Эштоном? Тогда, во всяком случае, ее беременность не была бы неожиданностью. И Эштон, и Малькольм были бы готовы к этому. Она прикинула в уме, как скоро ее состояние перестанет быть тайной. Если попробовать потянуть время, может быть, ей и удастся найти какой-нибудь выход из этого ужасного положения. По крайней мере стоит попробовать.
   – Меган, можно попросить тебя об одной услуге?
   – Да, мэм?
   – Пожалуйста, пусть это еще на какое-то время останется между нами. Боюсь, мистеру Синклеру такая новость придется не по вкусу.
   – Понимаю, мэм, – участливо отозвалась служанка. – Можете на меня положиться.
   Подняв глаза, Ленора увидела, что женщина сочувственно улыбается.
   – Ты все поняла, Меган?
   Та кивнула:
   – Это ребенок мистера Уингейта? Вы носите его дитя.
   Ленора побледнела, надеясь, что мужчины не будут так проницательны, как Меган. Дикий страх перед тем, что может сделать Малькольм, когда узнает, охватил ее, вызвав новую волну дурноты. Она успела только протянуть дрожащие руки к Меган. Та сразу поняла, в чем дело, и кинулась за тазом. Прошло немало времени, прежде чем Ленора смогла поднять глаза. Служанка сочувственно смотрела на нее.
   – Господи, что же делать? Ведь Малькольм хочет, чтобы я поехала с ним! – слабо прошептала она.
   – Не волнуйтесь об этом, мэм, – ободрила ее Меган, унося таз. – Я передам мистеру Синклеру, что вы нездоровы. Ну а уж коли он будет настаивать, не волнуйтесь, я найду способ его убедить.
   Ленора недоверчиво покачала головой:
   – Но ты же не хочешь…
   – Вам нужно отдохнуть, мадам, – настойчиво повторила Меган. – И у вас нет другой возможности избежать поездки. – Похоже, все ее симпатии с самого начала были на стороне хозяйки. – Мистер Синклер заслужил это!

   Лето было в разгаре. Дни становились все длиннее, ночи – короче. Сумерки сгущались, и вечерние тени уже ложились на землю, когда Эштон откинул полог и вышел из шатра. Закинув руки за голову, он задумчиво уставился на быстро темнеющее небо, на котором уже загорались первые звезды. Едва заметный силуэт «Серого орла» смутно вырисовывался на фоне багрового заката. Яркий огонек вахтенного свидетельствовал о том, что все его приказы строго выполняются и ни одному непрошеному гостю не удастся незаметно проникнуть на корабль.
   Откуда-то издалека, со стороны болот, раздался пронзительный крик цапли, и Эштон резко обернулся. Взгляд его упал на дом. Он пробежал глазами по ряду окон, втайне надеясь увидеть силуэт единственной женщины, которую любил. Но везде было темно, и ничто не могло заполнить щемящую пустоту в его сердце. Закурив тонкую черуту, он медленно направился туда, где после прилива еще осталась полоска влажного песка. Песчаный берег пересекал ручеек – словно темный барьер, разделяющий их двоих. Черута потухла. Эштон замер, не в силах оторвать взгляда от темной громады дома.
   Ленора? Или Лирин? Или же все-таки Ленора? Стоявшее у него перед глазами милое лицо было все тем же, имена преследовали его, как наваждение.
   Эштон яростно выплюнул сигару в волны. С каким бы удовольствием он сейчас сорвал на чем-нибудь или на ком-нибудь свой гнев! Но вокруг не было ни души, только спокойная гладь океана, да шуршащий под ногами песок, на котором оставались его следы. Но настанет утро, начнется прилив и смоет все следы, а песок станет таким же гладким, как и был.
   Краем глаза он заметил, как что-то шевельнулось в темноте. Эштон бросился вперед и увидел смутную фигуру в белом. Словно призрак, она бесшумно проплыла мимо него к узенькой полоске песка у самого берега, потом остановилась и стала смотреть вдаль, где на якоре стоял корабль, не замечая набегающих на берег волн. Эштон едва мог дышать. В груди его шевельнулась слабая надежда.
   – Лирин?
   Шепот был едва слышен. Ночной ветерок подхватил и унес его. Но ему показалось, что он почти кричит. Он узнал эту хрупкую, стройную фигуру. Это была она!
   Эштон одним прыжком оказался на другой стороне ручья, мигом позабыв о своем одиночестве. Заметив бегущего к ней человека, Ленора испуганно шарахнулась в сторону. Эштон на мгновение увидел, что на ней ничего нет, кроме полупрозрачной ночной рубашки. Подол ее намок, пропитавшись соленой водой, а сверху тонкая ткань легко развевалась на ветру. Волосы ее были распущены и струились по плечам. Залитая мягким серебристым светом луны, Ленора казалась королевой из волшебной сказки.
   – Лирин!
   Ее имя тихо слетело с его губ. Он произнес его, как молитву, как заклинание, как мольбу человека, влюбленного в мечту. Это был голос человека, сгорающего в муках неразделенной страсти.
   – Ленора, – в отчаянии прошептала она в ответ.
   В темноте Эштон с трудом различал ее лицо, но он ясно услышал в ее голосе печаль, которая словно ножом полоснула его по сердцу.
   – Как бы тебя ни звали, ты по-прежнему моя любимая!
   Она откинула спутанные пряди с лица и подняла на Эштона глаза. Лунный свет падал на него. Расстегнутый ворот рубашки обнажал мускулистую, широкую грудь. В памяти всплыло время, когда она уютно сворачивалась калачиком, приникнув к этой груди, наслаждаясь теплом и покоем, чувствуя, как его дыхание шевелит волосы у нее на виске. «Какая же это мука – любить человека!» – подумала она. Придет ли время, когда в ее душе воцарится покой?
   – Я и не думала, что могу встретить тебя здесь, – пробормотала Ленора. – Отец сказал, что ты вернулся на корабль. Он даже пригласил охранников выпить.
   – Один из матросов привез мне ужин, – тихо ответил Эштон. – Скорее всего твой отец видел его, когда он возвращался.
   – Вот оно что. – Голос ее был слабым, едва слышным.
   – У тебя все в порядке? – тревожно спросил Эштон.
   Она глубоко вздохнула, пытаясь овладеть собой, не дать ему заметить, как она изголодалась по нему, как при одном его виде ее охватывает желание.
   – Мне не спалось, вот я и решила прогуляться. – Она замолчала, вспомнив о том, что заставило ее в этот час покинуть свою спальню, и добавила дрожащим голосом: – Мне приснилось, что Малькольм повез меня посмотреть на твою могилу. Я даже видела могильную плиту, на которой было высечено твое имя. Это было как будто наяву, и я проснулась в ужасе.
   – Это всего-навсего сон, любимая, – прошептал Эштон. – Я вовсе не собираюсь умереть и оставить тебя ему.
   Вновь воцарилось молчание, и он повернул ее к себе, чтобы заглянуть в глаза. Он чувствовал неладное. В сердце Эштона шевельнулся страх.
   – Тебя что-то тревожит?
   Ленора уже открыла рот, чтобы сказать, что у него нет причин волноваться из-за нее, но передумала. Она покачала головой, чувствуя, как слезы хлынули по щекам, отвела его руки и побрела по тонкой полоске песка. Ленора скорее почувствовала, чем услышала, что он бросился за ней. Да и как бы она не заметила его, когда каждая клеточка ее тела трепетала в его присутствии.
   – Вы сегодня невеселы, мадам, – уверенно произнес он. – Поведайте мне о своей печали.
   Ленора, забыв о слезах, которые текли и текли у нее по щекам, повернулась и с какой-то щемящей безысходностью негромко произнесла, глядя в сторону:
   – Я беременна.
   Эштон замер. Безумная радость охватила его. Он уже протянул к ней руки, но вдруг резко остановился. А он-то тут при чем? Она стояла перед ним, такая холодная, неприступная. Казалось, ей было неприятно даже говорить об этом. Он подошел к ней вплотную, волнение охватило его с такой силой, что затряслись руки, его голос прозвучал почти грубо:
   – От кого ребенок?
   Ленора отшатнулась, как от удара. Как он мог?! Слезы хлынули новым потоком, ей пришлось вытереть их, прежде чем она нашла в себе силы ответить:
   – Мы с Малькольмом ни разу не были близки!
   Эштон заботливо прижал ее к себе, одна рука ласкала ее грудь, другая легла на живот. Он изумлялся великому дару судьбы: не пройдет и года, и новый человек явится в этот мир. Голова его склонилась, он осторожно прихватил губами ее ухо.
   – А теперь ты вернешься ко мне?
   У нее перехватило дыхание, из груди вырвался не то вздох, не то сдавленный стон.
   – Ребенок ничего не решает, Эштон. Я не могу вернуться, пока не узнаю, кто я есть на самом деле. Мне еще многое предстоит вспомнить. Пойми, ну как я могу принять тебя как законного мужа, если то и дело вижу, как веселятся гости на нашей с Малькольмом свадьбе?!
   – Но ведь это всего лишь видения, милая, а не реальность! Откуда ты знаешь, что так и было на самом деле?
   Ленора покачала головой:
   – Но Малькольм рассказывает то же самое слово в слово. Не мог же он узнать, что мне привиделось?
   Внезапно голос Эштона стал хриплым. В нем звучал гнев:
   – Надеюсь, ты не думаешь, что я буду спокойно стоять в стороне, пока другой заберет и тебя, и моего ребенка?!
   – Дай мне еще немного времени, Эштон! – взмолилась она, мягко коснувшись руки, которая с силой прижимала ее к себе. – Этот дом хранит столько тайн. Если мы уедем, может случиться, что я так никогда и не узнаю, кто же я такая!
   – Тогда позволь мне вмешаться – и я позабочусь, чтобы Малькольм убрался отсюда! – предложил Эштон. – Я не могу быть спокоен, зная, что рядом с тобой этот человек. Стоит ему потерять голову, и он тебя не пощадит. И отец не сможет тебя защитить.
   – Я знаю. Обещаю тебе, я буду очень осторожна. Но ведь Малькольм – тоже часть моей прошлой жизни!
   – А как же я?
   Не сводя глаз с чернеющего неба на горизонте, Ленора уронила голову ему на плечо. Губы ее задрожали, и в глазах опять появились слезы:
   – Ты не только мое настоящее, а гораздо больше. Знаешь, я ложусь в постель, тушу свет, а потом лежу без сна – вспоминаю, как это было с тобой. Мне кажется, что ты опять погружаешься в меня, а твои руки ласкают мое тело, и мне становится так больно…
   – Да, мадам. Уж мне-то хорошо знакомо, какую боль доставляет неутоленное желание!
   – Но мне нужна уверенность. – Она бросила тревожный взгляд в сторону дорожки, услышав вдалеке звуки приближающегося экипажа. – Малькольм возвращается. Мне нужно бежать.
   Эштон прижал ее к себе.
   – Неужели ты не поцелуешь меня на прощание?
   У нее вырвался прерывистый вздох, она почувствовала, как его напряженная плоть с силой упирается в ее тело.
   – Ты, наверное, думаешь, что хочешь меня куда сильнее, чем я тебя.
   Наконец Эштон неохотно отпустил ее, следуя взглядом за легкой фигуркой, пока та не растворилась во мраке ночи. Он опять остался один, чувствуя тоску и отчаяние, словно что-то страшно важное ушло из его жизни. Луна висела над ним, будто тусклый фонарь. Темные облака, предвещая дождь, заволокли небо. Начинался прилив, и волны с шумом облизывали песчаный берег, стирая следы их встречи.

Глава 14

   Вечер выдался тихим, но на душе у Леноры было неспокойно. Хоть Эштон и говорил, что будет поблизости, она чувствовала себя одинокой. Ей хотелось, чтобы он был рядом, особенно теперь, когда малыш рос в ее теле, все чаще заявляя о себе. Как она мечтала поговорить о нем с Эштоном! Но Ленора знала, что возле дома находится охрана, которой было приказано стрелять при первом же появлении Эштона. Правда, она была уверена, что Эштон вполне мог бы справиться и с этим, но тем не менее рисковать не хотела.
   Роберт уехал по делам в Новый Орлеан, объявив, что вернется через несколько дней. Малькольм оставался на побережье, но сейчас укатил в город, как всегда, не сообщив, когда вернется. Это вошло у него в привычку – уходить и появляться без предупреждения, но в остальном по отношению к ней он старался проявлять чрезвычайную заботу – по всей вероятности, опасался, что она уйдет к другому.
   Приглашение на вечер на борту «Речной колдуньи» было получено. К ее величайшему изумлению, Малькольм с радостью согласился. Он посоветовал ей заказать новое платье, рассчитывая поразить красавицей женой чванливых богачей Миссисипи. Ей даже не требовалось ехать для этого в Билокси: Малькольм пообещал привезти портниху. Ожидалось, что на вечер съедутся все сливки общества, и Малькольм меньше всего хотел показаться скрягой в глазах остальных гостей, тем более что многие из них водили дружбу с Уингейтом.
   Ленора слонялась из угла в угол по опустевшему дому, не зная, чем же заняться, а главное – как отвлечься от тоскливых мыслей, что сводили ее с ума. Малькольм равнодушно посоветовал ей заняться шитьем или каким-нибудь другим женским рукоделием. Но перспектива терпеливо делать стежок за стежком, сидя в гостиной, не слишком ее привлекала. Она увидела сборник пьес, который отец забыл в столовой, и опустилась с ним в кресло. Книжка оказалась старой и потрепанной, будто ее читали и перечитывали. На обороте титула Ленора обнаружила какие-то каракули и долго вглядывалась в них, пока не поняла, что это подпись владельца. Имя его было ей незнакомо. Она никогда не слышала об Эдуарде Гэйтлинге, хотя в ее памяти порой всплывали чьи-то имена. Вполне возможно, это был какой-то провинциальный актер, оставивший любителю Шекспира свой автограф на память.
   Постепенно глаза у нее стали слипаться, и она задремала, уронив книгу на колени. Вскоре появилась Меган с подносом в руках. Ленора поднесла чашку к губам и с любопытством вгляделась в пейзаж, висевший над камином. Интересно, как он попал сюда? На фоне элегантной обстановки столовой картина казалась аляповатым пятном.
   Любопытство заставило Ленору подойти поближе, чтобы рассмотреть ее повнимательнее. Картина вряд ли могла претендовать на успех даже у очень невзыскательного зрителя и, несмотря на размеры, не стоила больших денег.
   Ленора прижала пальцы к вискам: интересно, откуда такая уверенность? Неужели она раньше посещала картинные галереи? Иначе она не могла бы знать, сколько может стоить подобное творение. В ее памяти всплыл набросок, который Сомертон показывал ей еще в Бель-Шене, уверяя, что она часто писала пейзажи. Стало быть, она и в самом деле должна разбираться в живописи, во всяком случае, достаточно, чтобы судить о ней в общих чертах.
   Мысль о том, что она может быть художницей, заставила ее пойти в гостиную, где был письменный стол, и отыскать перо и чернила. Она выдвинула узкий длинный ящик и обнаружила пачку бумаги, а сбоку – несколько набросков, которыми, видно, кто-то очень дорожил. Их тщательно свернули и упаковали в бумагу, перевязав лентой. С осторожностью Ленора развязала ее и, затаив дыхание, принялась просматривать наброски один за другим. А вдруг она отыщет что-нибудь, что напомнит ей о прошлом? Она обнаружила парочку эскизов и один законченный пейзаж. Он ничего не говорил Леноре, но работа ей понравилась. Ленора чуть не рассмеялась, сообразив, что, возможно, хвалит сама себя. Но ее любопытство возросло еще больше, когда она наткнулась на портрет молодой женщины в костюме для верховой езды. Поза ее казалась немного вызывающей, подол юбки чуть приподнялся, открывая стройные щиколотки ног в изящных сапожках. Шляпка с большим пером была задорно сдвинута набок, а в обтянутых перчатками руках незнакомка держала хлыст. Впрочем, больше всего ее заинтересовало лицо этой женщины: она была так похожа на нее! Или на Лирин? Пытаясь выяснить, кто из них изображен на портрете, Ленора стала внимательно рассматривать изображение, и наконец ее настойчивость была вознаграждена: в нижнем углу она обнаружила выведенные буквы: Ленора. Ей показалось странным, чтобы она с таким усердием писала свой собственный портрет, скорее всего на нем была изображена Лирин, такой, какой она была несколько лет назад.
   Положив портрет так, чтобы на него падал свет лампы, она взяла перо и принялась старательно копировать картину. Но вскоре, нахмурившись, Ленора отбросила в сторону свой рисунок, едва не заплакав от досады. Перо решительно отказывалось подчиняться ей. Она попыталась снова, но результат оставался все тем же. В отчаянии Ленора порвала листок и швырнула его в корзину.
   Встав из-за стола, она направилась наверх, в свою спальню. По дороге она заметила, что двери всех комнат, выходивших в коридор, были расположены парно, и лишь в противоположном от ее спальни конце шли три двери в ряд. Ее заинтересовало это необычное расположение. Куда, интересно, они ведут? К ее величайшему сожалению, они оказались запертыми. Ленора на минуту задумалась, а затем решила попробовать открыть замок ключом от своей спальни. Ключ со скрежетом повернулся в замке, и Ленора шагнула в крохотную, узкую комнатку. У одной из стен начиналась крутая лестница, ведущая на чердак. Леноре представилось погруженное во тьму пространство, полное летучих мышей и прочей нечисти, способной свести с ума кого угодно. Но заметив, что сквозь люк в потолке пробивается узкий луч света, Ленора успокоилась, осторожно поднялась по лестнице и приоткрыла люк.
   На чердаке царила тишина. Ленора с облегчением перевела дух, не заметив ни одной летучей мыши. Не было и пыли с паутиной – похоже, здесь часто убирались. К одной стене были придвинуты старые чемоданы и дорожные сундуки, рядом стояла старая кровать. Завернутые в холст картины аккуратно стояли на специальных подрамниках, а рядом громоздились картонные коробки, до краев наполненные всякой всячиной.
   Оглядев чемоданы, Ленора обратила внимание на один из них. Он показался ей странно знакомым. Горя желанием заглянуть в него, Ленора ослабила ремни и попыталась приоткрыть крышку, но оказалось, что он заперт. Растущая в ней уверенность, что чемодан когда-то принадлежал ей, заставила ее перерыть не одну пыльную коробку в поисках какого-нибудь инструмента, с помощью которого она могла бы открыть замок. Единственное, что она обнаружила, это нож для бумаги, к тому же сломанный. Но как Ленора ни старалась, ей так и не удалось вскрыть чемодан. Похоже, его содержимое останется тайной до тех пор, пока она не отыщет ключ.
   А пока Ленора занялась картинами. Она долго перебирала одну за другой, не находя ничего интересного, пока не добралась до самого конца – здесь, у стены, стояла картина, прикрытая плотной тканью. Ленора аккуратно сняла ее и повернула полотно к свету. На нем был изображен пожилой мужчина, ровесник ее отца. Лицо его отличалось правильностью и тонкостью черт. Пышные седые волосы густой гривой падали на плечи. Лицо его было суровым и замкнутым, но что-то в зеленых глазах этого человека говорило о его порядочности и даже благородстве. Ленора вертела портрет, рассматривая его под разными углами, но так и не вспомнила, кто это. Поставив картину на подрамник, она вздохнула, не сводя с нее глаз. Что-то в этом портрете странно напоминало ей висевший над камином пейзаж, так раздражавший ее порой. Широкие мазки, которыми был написан портрет, напоминали манеру автора неудачного пейзажа.
   Ленора взяла картину и спустилась в гостиную. Сняв со стены пейзаж, она повесила на его место портрет седовласого мужчины, а потом отошла в сторону, чтобы оценить плоды своих трудов. Удивительно, как гармонично вписывалась в интерьер комнаты эта картина! Однако Ленора не рискнула оставить портрет на стене и, тяжело вздохнув, отнесла картину на чердак.
   Вернувшись в свою спальню, Ленора почувствовала, как уныние снова овладевает ею. С моря дул легкий, свежий ветерок, он приятно остужал разгоряченную кожу и шевелил шторы на окнах. Ленора взяла растрепанную книгу и устроилась возле открытых дверей, где чувствовалось слабое дуновение воздуха. Но очень скоро ее взгляд оторвался от страниц и устремился к океану. Перед ее мысленным взором постепенно возникло чье-то лицо. Оно принадлежало пожилому человеку с портрета. Лицо вдруг ожило, выражение его стало меняться. Вот оно смеется, хмурится, затем тень задумчивости легла на него, после чего оно стало неожиданно нежным. Брови Леноры резко сдвинулись на переносице. Она уже не сомневалась, что когда-то знала этого человека, причем очень хорошо.
   Погруженная в свои мысли, Ленора не заметила, как Малькольм на своем черном жеребце подъехал к дому. Конь был покрыт хлопьями пены, одного взгляда на него было достаточно, чтобы понять, что несчастное животное мчалось галопом всю дорогу от города. Однако Малькольма это ничуть не заботило. Помедлив с секунду, он снова вонзил шпоры в бока жеребца и погнал его прямо к шатру Эштона. Обогнув его несколько раз, Малькольм резко осадил коня перед входом. С силой натянув поводья, он крикнул с вызовом в голосе:
   – Хватит прятаться, мистер Уингейт! Выходите, мне надо поговорить с вами.
   Не понимая, что привело к нему Малькольма, Эштон откинул полу шатра и вышел. Ленора, сгорая от любопытства, появилась на веранде. Прикрыв глаза ладонью, она с тревогой наблюдала за происходящим.
   – Что вам нужно, Малькольм? – Эштон вышел из шатра, держа в зубах кончик черной черуты.
   Малькольм предпочел сделать вид, что не расслышал, ласково похлопывая влажную шею коня с заботой, которая вовсе не была ему свойственна.
   – В городе мне сказали, что вы подыскиваете хорошую верховую лошадь для дамы.
   – Совершенно верно, – кивнул Эштон, поднося спичку к тонкой сигаре.
   – А могу я узнать, для кого именно?
   Эштон неторопливо разминал туго скрученные табачные листья. Только убедившись, что сигара раскурилась, он лениво ответил, не вынимая ее изо рта:
   – Когда-то Лирин была отличной наездницей. – Аккуратно сняв прилипшую к языку табачную крошку, Эштон невозмутимо добавил: – Думаю, она будет в восторге от этого подарка.
   Глаза Малькольма превратились в узкие щелочки, в которых полыхала ненависть. Наконец, справившись с собой, он процедил сквозь зубы:
   – Ленора тоже отлично ездит верхом. Но если вы думаете, что я позволю своей жене принимать подарки от другого мужчины, стало быть, вы попросту спятили!
   Эштон равнодушно пожал плечами:
   – Ну что вы, Малькольм, мне и в голову никогда не приходило отправлять лошадь в вашу конюшню. Я для этого слишком люблю животных. – Он выразительно указал кончиком сигары на жеребца, все еще покрытого хлопьями пены. – Если вы и дальше будете так обращаться с несчастным животным, то долго он не протянет.
   Малькольм и не думал оправдываться.
   – Я беру от них все, что мне нужно. – Он осклабился, раздвинув толстые губы в глумливой усмешке. – Впрочем, как и от женщин.
   Эштон опустил потемневшие от гнева глаза.
   – Да, я видел этих несчастных, с которыми вы имели дело в таверне Руби. Они были в столь же плачевном состоянии, что и ваша лошадь.
   От этих слов Малькольм замер, готовый соскочить с коня, но здравый смысл взял верх, и он, усмехнувшись, пожал плечами:
   – Ну хоть по части женщин вкусы у нас сходятся.
   – Не так уж трудно без памяти влюбиться в такую женщину, как Лирин. – Эштон сунул в рот черуту и с наслаждением затянулся, окутавшись облаком ароматного дыма. Потом прищелкнул языком и с интересом посмотрел на Малькольма. – Только вот непонятно, что в вас нашла Ленора?
   Широкое лицо Малькольма побагровело.
   – А мне непонятно, каким образом вы заставили Лирин стать вашей женой? Впрочем, вы пользуетесь скверной репутацией у местных жителей!
   – Под местными жителями вы имеете в виду себя? – широкие плечи Эштона задрожали от смеха.
   – Думаю, не секрет, что мы недолюбливаем друг друга, – холодно сказал Малькольм. – И ни один из нас не строит никаких иллюзий на этот счет.
   – Согласен, – кивнул Эштон. – Наши чувства взаимны, не так ли?
   Малькольм криво усмехнулся:
   – Тогда вы, должно быть, понимаете, что я не позволю Леноре принимать от вас подарки. Так что не стоит зря тратить деньги.
   – Знаете, Малькольм, когда я принялся подыскивать лошадь, я не думал о том, что мне нужно на это ваше согласие, – невозмутимо отозвался Эштон. – Кстати, я уже подобрал прекрасную кобылу для дамы. Вскоре ее пришлют.
   – Я не позволю ей принять лошадь! – заорал Малькольм. – Вы понимаете или нет?!
   Эштон лениво пожал плечами.
   – Кобылу доставят ко мне, и я позабочусь о том, чтобы Лирин могла ею пользоваться в свое удовольствие. К тому же у меня есть Хикори, он будет за ней ухаживать.
   Опешив от такой наглости, Малькольм откинулся в седле.
   – Я не верю вам. Не понимаю, как можно быть таким тупоголовым ослом! Что у вас в голове, хотел бы я знать, – труха?
   – Конечно, вы предпочитаете держать Ленору взаперти, словно пленницу, – с вызовом бросил Эштон. – И не отпускаете ее ни на шаг, опасаясь меня!
   – Понятное дело! – воскликнул Малькольм. – Я не хочу, чтобы ее постигла та же участь, что и бедняжку Мери! А ведь это несчастье случилось как раз после вашего приезда. Так скажите же мне, мистер Уингейт, неужели это простое совпадение? Здесь было так тихо и спокойно до вашего появления.
   – Да уж, конечно! – саркастически усмехнулся Эштон. – И никто не смел покушаться на ваше маленькое сокровище. Впрочем, вы и так знаете, что ни я, ни мои люди не имеем ни малейшего отношения к убийству несчастной Мери.
   – Ничего подобного! – вспыхнул Малькольм.
   – А я-то думал, вы умнее, – покачал головой Эштон. – Стало быть, я ошибался. Впрочем, мне понятно, почему вам так хочется, чтобы меня обвинили в убийстве. Тогда вы избавитесь от моего присутствия самым быстрым и надежным способом, причем надолго. Тогда никто уже не помешает вам запереть Лирин в этом проклятом доме! – гнев Эштона прорвался наружу, и он обвиняющим жестом ткнул в сторону особняка. – Вы боитесь выпустить ее даже на минуту, боитесь, что потеряете ее, а с ней и то, что вам так нужно!
   – И что же это, по вашему мнению? – порывисто спросил Малькольм.
   Глаза Эштона вновь стали ледяными. Смерив своего противника взглядом, он холодно процедил:
   – Деньги. Ее отец дряхлеет на глазах. К тому же он пьет и, вероятно, дни его сочтены. Тогда вы станете богатым человеком, а пока что просто тянете время, предоставляя всему идти своим чередом.
   – У меня и своих денег довольно! – угрюмо произнес Малькольм.
   – Откуда у вас деньги? – усмехнулся Эштон. – Насколько мне известно, у вас нет никаких средств. Вы не плантатор. Земли у вас тоже нет. Вы, словно воробей, скачете с места на место, присаживаетесь ненадолго там, где тепло и есть что поклевать, а потом перепархиваете в другое место, и после вас не остается ничего, кроме помета.
   – Ну все, хватит с меня, – не выдержал Малькольм, с силой натягивая поводья. Конь закинул голову от боли, когда узда больно врезалась ему в губы, и рванулся в сторону. Малькольм заставил его встать на дыбы, бросив через плечо: – Забудьте о том, что хотели купить эту кобылу, Уингейт, лучше поберегите свои деньги. Я никогда не позволю Леноре даже подойти к ней.
   Он дал шпоры коню, пустив его в галоп, чтобы мгновением позже резко натянуть поводья у самых дверей дома. Соскочив на землю, он бросил поводья подбежавшему конюху и направился к крыльцу. Его тяжелые шаги гулко отозвались по всему дому, когда он, едва сдерживая душившую его ярость, направился на веранду, где все еще стояла Ленора. Малькольм не заметил, как она вздрогнула при его появлении, как тень страха промелькнула в ясных зеленых глазах. Он был полностью поглощен теми словами, что собирался ей сказать, настаивая на уважении своих прав.
   – Этот негодяй, который обосновался в шатре, купил для тебя верховую лошадь. – Губы его раздвинулись в презрительной ухмылке, когда он заметил удивление на ее лице. – Но не стоит раньше времени радоваться его щедрости, моя дорогая. Я запрещаю тебе принимать подобные подарки, – глаза его потемнели от переполнявшей его ненависти, и он добавил: – И ты сделаешь, как я скажу.
   Повернувшись к ней спиной, он вышел, резко хлопнув дверью. После этого в доме наступила тишина, и Ленора облегченно вздохнула, решив, что Малькольм излил свою злобу и теперь на какое-то время успокоится.
   Однако новость, которую она услышала, не давала ей покоя. Оглянувшись, Ленора заметила, что Эштон все еще стоит у входа в шатер. Широко расставив ноги, он скрестил руки на груди, в углу его рта была зажата дымящаяся сигара. Она вспомнила, как он обычно любовался голубоватым дымком черуты, а потом крутил сигару в руках, с интересом разглядывая ее. Даже на таком расстоянии она чувствовала исходящую от него любовь. Слабый румянец окрасил ее щеки, когда она поняла, о чем он думает.
   Кобылу привели на следующий день. Слава Богу, это произошло в отсутствие Малькольма. Незнакомый человек вел ее за собой под уздцы, они медленно пересекли лужайку, и, охваченная восторгом при виде этого шествия, Ленора выскочила на крыльцо. Животное было великолепно – гнедая кобыла с длинными, стройными ногами, со свободно развевающимся по ветру хвостом. Она изящно наклонила голову и шла маленькими шажками, будто стесняясь дать себе волю и перейти на легкую рысь. Высокая, великолепно сложенная, она явно была голубых кровей. Ленора подумала, что скорее надломятся эти изящные, стройные ноги, чем тот неукротимый дух, что угадывался в ней с первого взгляда.
   Не обращая внимания на охранников, которые появились из-за дома, незнакомец продолжал невозмутимо идти своей дорогой, пока не оказался перед пологом шатра. Эштон приветствовал его широкой улыбкой, и они обменялись рукопожатием. Потом Эштон что-то сказал, и человек, кивнув, последовал за ним на заранее приготовленное место неподалеку от границы, разделяющей его владения и узенькую дорожку, которую он выделил Малькольму для проезда. Охранники, не спускавшие с них глаз, обменялись тревожными взглядами и ринулись вперед, чтобы не допустить вторжения на вверенную им территорию. Все это время, пока незнакомец демонстрировал Эштону лошадь, Ленора стояла на веранде, но теперь ей стало плохо видно, что происходит. Подхватив пышные юбки, она бросилась бегом вниз по ступенькам, туда, где возле кобылы столпились мужчины: по одну сторону – охранники, по другую – лошадь, Эштон и незнакомец. Один из охранников оглянулся и заметил бегущую к ним Ленору. Он преградил ей дорогу, и Эштон уже сделал шаг вперед, готовый прийти ей на помощь, но Ленора, не останавливаясь, бросила на охранника уничтожающий взгляд.
   – Вы немедленно уступите мне дорогу, – произнесла она тихо, но твердо, – или я буду вынуждена пройти мимо вас, через вас или даже сквозь вас, как вам больше нравится. Если же вы попробуете меня задержать, то я выцарапаю вам глаза.
   Эштон одобрительно усмехнулся, заметив, как один из охранников в остолбенении уставился на своего приятеля, явно рассчитывая на поддержку, но тот предпочел промолчать. Одно дело – ввязаться в драку с мужчиной, и совсем другое – перейти дорогу разъяренной женщине. Что-то пробормотав себе под нос, он предпочел отступить в сторону.
   – Ох, Эштон, она просто красавица! – восторженно воскликнула Ленора. Не обращая внимания на границу, она медленно обошла вокруг кобылы, любуясь великолепным животным. – А как ее зовут?
   – Милая Сердцу, – с довольной улыбкой ответил Эштон.
   Ленора рассмеялась и ласково похлопала лошадь по крупу.
   – Оно ей идет.
   – Точно, – согласился он. На лице его сияла мальчишеская улыбка, глаза весело смеялись из-под темных бровей. – Она похожа на тебя – какая-то особенная. Ты на ней будешь просто загляденье.
   Ленора вздохнула, вспомнив предупреждение Малькольма.
   – Но ведь я не смогу принять ее. Тогда неприятностей не оберешься.
   Эштон, похоже, был готов к этому.
   – Я могу пока подержать ее у себя. Здесь она будет в безопасности. И когда бы ты ни захотела полюбоваться на нее или прокатиться верхом, она будет ждать тебя. Всегда к вашим услугам, мадам.
   Соблазн был велик.
   – Может быть, Малькольм не станет возражать, если я просто одолжу ее ненадолго, чтобы прокатиться? – предположила Ленора и тут же, поняв нелепость этого, грустно покачала головой. – Мне порой так тоскливо одной в этом доме. Мне ужасно хочется прогуляться, а что может быть лучше, чем проехаться верхом? – Вдруг в ее глазах блеснула лукавая искорка. – А ты не мог бы оседлать ее прямо сейчас?
   Один из охранников решительно шагнул вперед:
   – Миссис Синклер, мне кажется, вам не стоит…
   – Замолчите! – повелительно произнесла Ленора. – Я сама решу, что мне делать. А если Малькольму это не понравится, что ж, значит, так тому и быть.
   Ухмыльнувшись себе под нос, Эштон взял кобылу под уздцы и повел ее к небольшому навесу, где их уже поджидал Хикори. А Ленора, позабыв о правилах приличия, бегом бросилась к дому, в спешке подобрав юбки почти до колен.
   – Меган! – крикнула она, взбегая по лестнице. – Меган, отыщи мою амазонку. Я хочу проехаться верхом!
   Уже через несколько минут Ленора торопилась обратно, одетая в легкую амазонку жемчужно-серого цвета. Пышное кружевное жабо развевалось вокруг изящной шеи, легкими волнами спускаясь на грудь. Пересекая приграничную полосу, она заметила, что жеребец Эштона тоже оседлан и Хикори присматривает за ним. Эштон проводил человека, доставившего кобылу, и направился к Милой Сердцу. Бросив поводья конюху, он обхватил Ленору за талию и усадил ее верхом.
   – Надо посмотреть, не забыла ли ты, как держаться в седле, – сказал Эштон, вложив поводья в ее руку. – Я бы не хотел, чтобы ты упала с лошади.
   Ленора не стала возражать и пустила кобылку шагом, собираясь понаблюдать за ней, потом легкой рысью и, наконец, галопом по широкому кругу между домом и шатром. К ее удовольствию, она быстро нашла общий язык с Милой Сердцу, и Эштон, одобрительно кивнув, вскочил в седло. К величайшей досаде охранников, Ленора поскакала в сторону от дома, увлекая за собой Эштона к берегу, где их никто не мог видеть.
   Она наслаждалась поездкой, чудесной кобылой, а больше всего – обществом Эштона. Ей было нужно столько всего обсудить с ним. Впрочем, как и ему – похоже, он тоже горел желанием поговорить с Ленорой, потому что, стоило им отъехать, как он засыпал ее вопросами: как она себя чувствует, когда должна родить и, самое главное, когда же был зачат этот ребенок.
   – Вскоре после нашего отъезда из Нового Орлеана, если не ошибаюсь, – пробормотала она, бросив в его сторону встревоженный взгляд. – Кстати, учти, кроме тебя и Меган, никто ничего не знает.
   – Ради всего святого, не вздумай рассказать Малькольму! – предупредил Эштон. – По крайней мере до тех пор, пока вы живете под одной крышей. – Одна мысль о том, что способен сделать с ней этот человек, заставила его похолодеть от страха. – Я чувствовал бы себя намного спокойнее, если бы ты позволила мне отправить куда подальше и его самого, и его головорезов. А ты бы осталась с отцом, если бы захотела. Я бы даже согласился не приближаться к дому… А может быть, просто сунул тебя в карету и отвез в Бель-Шен, где тебе самое место.
   Ленора лукаво взглянула на него и усмехнулась:
   – Последнее больше похоже на правду!
   Издав короткий смешок, Эштон откинулся назад.
   – Хорошо, хорошо, согласен! Но это просто потому, что я волнуюсь за тебя!
   Она бросила на него благодарный взгляд, и Эштон растаял. Сердце его пело от счастья. Господи, да знает ли она, что делает с ним, когда вот так смотрит на него и на лице ее – нежность и любовь?!
   – О Боже, что ты делаешь со мной? – с беспомощной улыбкой простонал он. – Я словно воск у тебя в руках!
   Ленора покачала головой:
   – Ну, я так не думаю. – Оглянувшись, она сообразила, что они отъехали уже довольно далеко от дома. – Пора возвращаться. – Вдруг Ленора рассмеялась, как озорная девчонка, вспомнив растерянные лица охранников, когда они с Эштоном отъезжали от дома. – Знаешь, если Малькольм вернется домой раньше обычного, он может пристрелить своих людей!
   – Это было бы неплохо! – воскликнул Эштон.
   – О, ради Бога, что за шутки, Эштон! – Ленора неодобрительно покачала головой. – А впрочем, может, ты и прав.
   Они повернули лошадей и поскакали вдоль берега. Эштон остановил своего жеребца возле самой воды и спешился. Ленора натянула поводья и с удивлением следила за ним, пока он шел вдоль прибоя, что-то разглядывая у себя под ногами. Наконец он остановился и принялся разбрасывать песок носком сапога. Потом, схватив что-то, поднес ей на вытянутой ладони.
   – Это краб, – сказал он, осторожно переворачивая кончиком пальца крошечное создание.
   – Он, похоже, испугался, – предположила Ленора, глядя, как тот быстро подобрал под себя лапки.
   – Да, мадам, вы угадали. – Эштон бросил его на песок.
   Отряхнув влажные руки, он выпрямился и посмотрел ей в глаза. В них он прочел что-то очень знакомое: тот же голод, которым и сам давно терзался. Отчего-то оробев, он осторожно положил руку ей на бедро и замер, затаив дыхание. Медленно, очень медленно она склонилась к нему и коснулась его губ. Чувствуя себя на верху блаженства, Эштон пил сладостный нектар с ее губ. Все в нем затрепетало: сердце пронзила сладкая боль любви и нежности.
   – Когда кошка гуляет… – послышалось за их спиной, и они резко отпрянули друг от друга. В нескольких шагах от них, словно из-под земли, вырос Малькольм. Злобно усмехаясь, он смотрел на Эштона и Ленору, сжимая поводья своего коня. Дав шпоры лошади, он послал ее вперед и мгновенно втиснулся между кобылой и жеребцом Эштона, не тревожась о том, что чуть было не затоптал соперника. Эштон едва успел отпрыгнуть в сторону, чтобы не попасть под копыта нервно плясавшего на месте коня. Отступив на пару шагов, он встретился лицом к лицу со своим врагом. Тот закрыл от него Ленору с таким видом, будто готов защищать ее до последней капли крови. Его широкая физиономия исказилась гримасой ненависти.
   – Я ведь предупреждал тебя, чтобы ты и думать не смел покупать кобылу для моей жены. – Глаза Малькольма превратились в узкие щелочки, он бросил угрожающий взгляд на Ленору и прошипел сквозь стиснутые зубы: – А ты, похоже, забыла, что я запретил тебе принимать ее в подарок!
   – А я и не принимала! – возмутилась Ленора. – Я просто одолжила ее, вот и все.
   – Ну что ж, больше это не повторится. – Малькольм указал в сторону дома. – Отправляйся домой!
   – Хорошо, я поеду, тем более что и так уже собиралась возвращаться. – Упрямо вздернув подбородок, Ленора решила не спорить с ним и направилась к дому легкой рысью.
   Малькольм повернулся и смерил Эштона испепеляющим взглядом:
   – Можете ничего не говорить, я и так знаю, что вы стараетесь затащить мою жену в свою постель и на славу поразвлечься. Но запомните мои слова: если вам удастся это, я вырву ваше проклятое сердце и скормлю его рыбам!
   – Попробуйте! – любезно отозвался Эштон.
   Малькольм злобно ощерился:
   – Думаю, мои парни будут только рады составить мне компанию.
   – Они выполняют все ваши приказы? – удивился Эштон.
   – Ну еще бы! – фыркнул Малькольм. – Я знаю их не первый год, и у меня нет оснований сомневаться в них.
   – Тогда любопытно узнать, зачем один из них нанялся на мой пароход? Это было год или два назад.
   Малькольм отпрянул в сторону и изумленно уставился на Эштона:
   – Когда это было?
   Эштон ответил не сразу.
   – Я старался вспомнить поточнее, но так и не смог. Тем не менее я совершенно уверен, что этот человек работал на меня.
   Малькольм ухмыльнулся:
   – Скорее всего вы не слишком-то пришлись ему по душе, раз он покинул вас.
   – Или у него были другие причины, чтобы уйти.
   – Например?
   Эштон пожал плечами:
   – Пока не знаю. Но как только выясню, тут же сообщу вам.
   – Будьте так любезны. – Все та же мерзкая ухмылка появилась на лице Малькольма. – А пока убирайтесь вместе со своей проклятой кобылой от моей жены!
   Эштон лениво улыбнулся:
   – Я ведь предупреждал вас, Малькольм, вы не сможете долго держать Лирин взаперти.
   Неожиданно Синклер вытащил из кармана пистолет и быстро взвел курок. Эштон невольно отпрянул в сторону, сообразив, что он безоружен и в любую минуту может получить пулю в лоб.
   Малькольм наслаждался своей властью над соперником, стараясь растянуть это удовольствие, и угрожающе размахивал пистолетом у него перед лицом. Глаза Эштона чуть заметно сощурились, но в них не было и тени страха. А уж как бы Синклер обрадовался его унижению! Ну еще бы, высокомерный мистер Уингейт и вдруг молит о пощаде!
   – Ну? – с презрительной усмешкой бросил Эштон. – Собираетесь стрелять или как?
   – Хотел бы, – осклабился Малькольм. – Ей-богу, хотел бы! – Он прищелкнул языком, как бы предвкушая это удовольствие, затем разочарованно вздохнул и отвел пистолет в сторону. – Но я лучше приберегу пулю для вашей кобылы.
   Оскалив зубы, он вонзил шпоры в бока своему жеребцу и послал его в галоп. Эштон рванулся в сторону и, подхватив поводья, вихрем взлетел в седло и помчался вдогонку. Это было похоже на состязание на скорость. Малькольм, склонившись к шее коня, без устали хлестал несчастное животное, то и дело заливаясь дьявольским смехом: ему представились искаженное яростью лицо Эштона и лежащая в луже крови у его ног гнедая кобыла. Отличная мысль! Он проучит этого мерзавца!
   Однако вскоре Малькольм услышал за спиной приближающийся стук копыт. Он чуть попридержал коня, бросив взгляд через плечо. Каково же было его удивление, когда он увидел нагоняющего его Уингейта. Нет, это невозможно! Прошипев грязное ругательство, Малькольм снова и снова опускал тяжелый хлыст на спину своего жеребца, оставляя кровавые полосы. Лошадь мчалась из последних сил, но стук копыт за спиной становился все ближе, жеребец Эштона, выбрасывая вперед длинные, мощные ноги, казалось, с каждым прыжком сокращал разделявшее их расстояние. Наконец обе лошади уже скакали бок о бок, и Малькольм, скосив глаза, с яростью увидел, что Эштон неудержимо вырывается вперед. Его конь, наслаждаясь скачкой, летел со скоростью ветра. Ни хлыст, ни шпоры не могли бы гнать его быстрее, чем он мчался сейчас, охваченный нетерпением, горя желанием победить просто потому, что ему был брошен вызов.
   Почувствовав за спиной приближающихся всадников, Ленора обернулась. Она увидела, как, вырвавшись вперед, Эштон махнул рукой в сторону шатра.
   – Быстро вперед! – закричал он. – Скачи к шатру! Спрячь кобылу!
   – Остановите ее! – завопил Малькольм своим людям. – Задержите ее, и лошадь тоже!
   Ленора не понимала, что происходит, но она доверяла Эштону и послушалась, не мешкая ни минуты. Заставив кобылу перейти на галоп, она пролетела мимо одного из охранников, который мчался ей навстречу, размахивая над головой руками, будто хотел напугать лошадь. Благополучно миновав его, Ленора, раззадорившись, погнала лошадь прямо навстречу второму охраннику. Он ждал ее приближения, но, заметив, что она скачет прямо на него, слегка попятился и замер как вкопанный. Глаза его расширились, когда он наконец догадался, что леди и не подумает свернуть, а затопчет его, если он немедленно не уберется с дороги. Увидев прямо перед собой оскаленную морду разгоряченной лошади, охранник стремительно отпрянул в сторону, чудом не попав под копыта.
   Перед входом в шатер приплясывал от возбуждения Хикори, он размахивал руками, подгоняя Ленору, которая неслась во весь опор. Она резко натянула поводья возле самого шатра, и старый негр помог ей спешиться, потом подхватил поводья и повел кобылу внутрь. Ленора замешкалась, не зная, стоит ли идти за ним. Но в эту минуту у шатра остановился Эштон. Малькольм скакал за ним по пятам. Как только Эштон натянул поводья, тот резко наклонился и коротким ударом вышиб его из седла. Ленора вскрикнула и отскочила, а мужчины, сцепившись, покатились прямо к ее ногам. Малькольм оказался сверху и немедленно воспользовался тем, что был тяжелее своего противника. Он придавил Эштона к земле и что было сил сдавил ему горло.
   – Малькольм, остановись! – закричала Ленора и, схватив его за руку, попыталась оторвать от Эштона.
   Зарычав от ярости, он отшвырнул ее в сторону с такой силой, что Ленора, не удержавшись, упала на землю. Однако хватка его на мгновение ослабла, и Эштону удалось высвободить руку. Он нанес Малькольму сокрушительный удар в челюсть, заставив того откинуться навзничь. В ту же минуту он уже был на ногах. Шагнув к Малькольму, он еще раз ударил его. Голова Синклера резко мотнулась назад, но ярость его была так велика, что он, не думая о боли, ринулся в бой, вцепившись в Эштона мертвой хваткой. Эштон стал задыхаться. Откинув голову назад, он что было сил вонзил оба пальца в глаза Малькольму. От нестерпимой боли тот взвыл и прижал обе ладони к лицу. Первое, что он разглядел, когда зрение вернулось к нему, было испуганное, печальное лицо Леноры, застывшей в дверях. За ней маячил Хикори, судя по его лицу, ему тоже было не по себе. Наконец он увидел злополучную кобылу, из-за которой, собственно, все и началось. Малькольм был одержим одной-единственной мыслью – уничтожить проклятое животное. В его руке блеснул металл, палец уже лег на спусковой крючок, как вдруг еще один страшный удар сапогом пришелся ему по руке, и пистолет с грохотом отлетел в сторону. Оглушительно прогремел выстрел. Что-то обожгло Малькольму руку, и он, дико вопя от жгучей боли, завертелся на земле, зажимая рану, из которой ручьем хлынула кровь.
   – Я ранен! – кричал он. – Эй, кто-нибудь, помогите!
   Эштон склонился над ним и, присев на корточки, рывком разорвал рукав куртки и рубашку, обнажив рану. В руке Малькольма виднелось аккуратное отверстие, из которого хлестала кровь. Внимательно осмотрев рану, Эштон обернулся и увидел подбегавшую к нему Ленору.
   – Кость не задета, – криво усмехнулся Уингейт, заметив, что она упала на колени возле Малькольма. – Ничего страшного. Через пару дней будет как новенький.
   Малькольм побагровел и быстро обернул вокруг руки носовой платок, чтобы прикрыть рану. Покосившись на Эштона, он пробурчал:
   – Ну да, конечно, я могу истечь кровью у вас на глазах, а вам хоть бы что!
   – Я рассчитывал увидеть кое-что посерьезнее, – отозвался Эштон. Он выпрямился и помог встать Леноре. – Промой, перевяжи, а потом советую оставить его одного – пусть бесится на здоровье! Наверняка он теперь подумает, прежде чем еще раз приблизиться к кобыле, если, конечно, – и Эштон, насмешливо изогнув бровь, взглянул на Малькольма, – он не хочет иметь дело с шерифом.
   Не обращая внимания на Ленору, которая хотела помочь ему, Малькольм кое-как встал на ноги и заковылял к дому. А Эштон, подобрав разряженный пистолет, с улыбкой взглянул на него. «Не иначе как перст судьбы! По-другому не объяснишь, как из всех нас пуля безошибочно выбрала этого болвана».

Глава 15

   Роберт Сомертон возвратился домой не один. Он привез приятеля, человека примерно своих же лет, и такого же любителя выпить. Всем было сказано, что Самюэль Эванс – художник. И в самом деле рисовал он неплохо, хотя Леноре порой его рисунки и казались довольно бессмысленными. Обычно приятели уединялись в гостиной и накачивались виски. Самюэль любил, устроившись за письменным столом, выводить что-то на бумаге, разглагольствуя о своей жизни, чрезвычайно богатой приключениями. Ленора только удивлялась его неуемной фантазии. Чем больше он пил, тем больше разгуливалось его воображение, тем более невероятными становились опасности, которым он подвергался, и тем быстрее летало по бумаге его перо. Он рисовал какие-то нелепые завитушки и росчерки, длинные прерывистые линии, которые больше напоминали причудливый орнамент, чем пейзаж или портрет. Похоже, ему вообще никогда не удавалось создать что-то законченное, но зато он обладал одной поистине удивительной особенностью – он мог менять почерк, причем мастерски. Ленора была просто поражена его способностями и, затаив дыхание, смотрела через плечо, как он по-разному пишет собственное имя.
   – Ну вот, подумаешь! – однажды фыркнул Роберт. – Я тоже так могу.
   Самюэль насмешливо скривился:
   – Ничего подобного, дорогой мой! Ты ведь даже собственное имя не способен написать так, чтобы его можно было разобрать! Так уж где тебе справиться с пером!
   – Сейчас я тебе покажу! – Роберт осторожно обмакнул перо в чернила и склонился над столом. Закончив, он полюбовался результатом своих трудов и горделиво повернулся к дочери и приятелю: – Вот! Полюбуйтесь: «Роберт Сомертон»! Что, разве неразборчиво?!
   Ленора стала разглядывать лист и вдруг вздрогнула от удивления: кривые буквы с завитушками напомнили ей другую подпись, которую она видела совсем недавно. Как странно, она ведь была на книге пьес, что принадлежала отцу! Совершенно непонятно! Написать имя другого человека на собственной книге! Зачем?
   Она подняла глаза и в мучительном недоумении уставилась на старика. В последнее время ей казалось, что он как-то смягчился по отношению к ней, хотя и непонятно почему. Впрочем, все равно, подумала Ленора, ей достаточно было и того, что он начал относиться к ней, как к дочери. Тем не менее она ловила себя на том, что сама испытывает к нему скорее жалость, чем любовь.
   – Давай, Ленора, – ухмыльнулся он, передавая ей перо, – покажи этому мошеннику, что такое хороший почерк. – Он подмигнул Эвансу, который, казалось, даже затаил дыхание, не сводя глаз с Леноры. – Давай, девочка. Напиши свое имя. А мы полюбуемся.
   Ленора молча взяла перо и склонилась над столом, чтобы вывести свою подпись. Внезапно она заколебалась, ледяная дрожь пробежала у нее по спине. Что-то насторожило ее: может быть, искорка злобного торжества, промелькнувшая в глазах Эванса, с нетерпением ждавшего, пока она покончит с этим простейшим делом. А может быть, она почувствовала, что за этим невинным занятием кроется что-то очень странное.
   Она бросила перо на стол, обратив внимание на изумленные взгляды Роберта и Эванса, и повернулась к дверям на веранду. С лужайки перед домом донесся стук копыт, и, обрадованная возможностью отвлечься, Ленора подошла к окну. Это Хикори прогуливал Милую Сердцу, водя ее взад-вперед перед домом, а та горделиво выступала, словно красуясь перед одним-единственным зрителем.
   – Это новая кобыла Эштона, – бросила через плечо Ленора. У нее не было ни малейшего желания обижать стариков, но она не будет ублажать их, пока не выяснит, что стоит за всем этим спектаклем. – Какая красавица, правда?!
   Роберт что-то буркнул себе под нос и направился к буфету за виски.
   – Я не очень-то разбираюсь в лошадях.
   Ленора удивленно оглянулась и в упор посмотрела на отца. С чего это она взяла, что он любит лошадей и сам прекрасно ездит верхом, по крайней мере когда-то ездил? Она нахмурилась. В памяти опять невольно всплыло имя, которое она обнаружила на титульном листе потрепанного томика.
   – Я вот все думаю, сэр, – называть его отцом ей по-прежнему было нелегко, – а кто такой Эдвард Гэйтлинг?
   Роберт вздрогнул и поперхнулся, опрокинув стакан с виски прямо на Самюэля, который сидел рядом. Тот подскочил как ужаленный, и, бросив в сторону Сомертона угрожающий взгляд, принялся вытираться носовым платком. А тот все никак не мог откашляться. Наконец он немного пришел в себя и перевел дыхание. Вытерев платком взмокший лоб, он опустился в кресло и подозрительно взглянул на Ленору:
   – Почему ты спросила, девочка?
   Ленора снова повернулась к лужайке, восхищенно разглядывая грациозно приплясывавшую кобылку. Та игриво косила глазом, высоко подняв пышный хвост и едва касаясь земли точеными копытами. Наконец, спохватившись, что не ответила на вопрос Сомертона, Ленора обернулась.
   – Да просто я увидела его имя на твоем томике с пьесами, вот и спросила.
   – Ах, вот оно что! Так это актер, которого я знал несколько лет назад. Он как-то после спектакля подписал по моей просьбе эту книгу.
   Как ни странно, его ответ, вместо того чтобы прояснить ситуацию, еще больше сбил Ленору с толку. Она нахмурилась, ей не давало покоя явное сходство почерков отца и таинственного актера. А может, ей это просто все мерещится?!
   Роберт остановился у нее за спиной.
   – Если уж мы заговорили о подписях, Ленора, позволь тебе напомнить…
   Но Ленора, не дослушав, вышла на веранду, отмахнувшись от стариков и их нелепой просьбы. Выбежав на крыльцо, она бросилась напрямик через тропинку туда, где стоял Хикори, добродушно похлопывая Милую Сердцу по лоснившейся шее и нашептывая ей на ухо какие-то комплименты.
   – Ну разве она не красотка, миз Уингейт? – Старый негр приветствовал ее белозубой ухмылкой.
   Ленора от удивления вскинула брови:
   – Я ведь теперь миссис Синклер, Хикори, разве вы этого не знаете?
   – Ах, миссис, я слышал, как толковали об этом. Только вот мне до сих пор невдомек, как это такая славная леди – и вышла замуж за этого мистера Синклера! – Конюх грустно покачал головой. – Да что это за человек, если у него поднимается рука пристрелить беззащитное животное!
   Ленора криво усмехнулась:
   – Как-то отец сказал, что о характере человека можно судить по лошади, которую он…
   Ленора замолчала на полуслове и невольно смутилась. Ведь ее отец только что сказал, что ничего не понимает в лошадях, откуда же она тогда взяла, что он говорил что-то подобное?!
   Хикори угрожающе выпятил толстые губы, но тут же снова расплылся в белозубой улыбке:
   – А вот у нашего хозяина пропасть таких лошадок!
   Ленора ласково погладила бархатистый нос кобылы и снова обернулась к чернокожему конюху:
   – Ты ведь любишь своего хозяина, не так ли, Хикори?
   – Да, мэм. – Негр торжественно кивнул и похлопал кобылу по шее. – Это вы верно подметили.
   – Я тоже, – вздохнула она. – Вот в этом вся и беда.
   Хикори хитро усмехнулся:
   – Уж я-то в этом никогда не сомневался!
   Услышав его простодушное замечание, она невольно задумалась, а являлись ли ее чувства для кого-нибудь тайной? Голос Леноры дрогнул:
   – Я тоже всегда была уверена, что моей сестре здорово повезло с мужем!
   Старый негр кивнул головой:
   – Так и масса Эштон говорил, миз Уингейт. Поживем – увидим, как все обернется!
//-- * * * --//
   «Речная колдунья», украшенная цветами и гирляндами в таком количестве, что их хватило бы выстлать живым ковром всю пристань, стояла возле причала. Цветы наполняли воздух свежим ароматом. Гости все прибывали. Мужчины во фраках и дамы в шелковых вечерних туалетах и бриллиантах, которые ослепительно сияли и переливались у них на шеях и в волосах, прогуливались по палубе, время от времени спускаясь в салон, где играл оркестр. В соседнем салоне уже стояли столы, приготовленные для карточных игр.
   Ленора появилась под руку с Малькольмом. При виде этой пары головы гостей повернулись к ним и глаза всех присутствующих уставились на них с любопытством. Те, кто был близко знаком с Эштоном, уже слышали о его необычайной истории и теперь сгорали от желания увидеть ту самую даму. И их ожидания не были обмануты! Одетая в розовато-серебристое платье с кружевным корсажем, украшенное на запястьях фестонами из жемчужно-серого кружева, она была просто ослепительна. Роскошные каштановые волосы были высоко подобраны, обнажая изящную шею, а уши украшали подвески из кроваво-красных рубинов в оправе из бриллиантов. На груди красовалось колье из крупных жемчужин, соединенных между собой рубиновыми звездами, которые казались еще ярче в оправе из крохотных бриллиантов. Драгоценности ей накануне подарил Малькольм: он поспешил уверить Ленору, что глубоко сожалеет о том, что так вспылил и чуть было не сорвал свой гнев на Милой Сердцу. Он был бы счастлив, если бы она поверила, что и он способен быть щедрым.
   Глубокое декольте открывало точеные плечи и идеально очерченные округлости высокой груди. Казалось, Малькольм не может оторвать глаз от ослепительного сияния драгоценностей на столь великолепно выбранном фоне, но на самом деле сверкающие рубины и бриллианты интересовали его куда меньше, чем восхитительные формы ее тела, которые казались такими нежными и упругими под тонким платьем.
   Рядом с ней Малькольм был похож на тщеславного петуха. Он на глазах у всех играл роль безумно влюбленного мужа: то поддерживая жену под локоть, то обнимая ее за талию, наглядно демонстрируя всем свою нежность и пылкость чувств. Все это было крайне неприятно Леноре, но она не могла положить этому конец, не привлекая всеобщего внимания. И Малькольм с удовольствием пользовался этим. Они как раз остановились у карточных столов. Здесь, пока глаза всех присутствующих устремились на играющих, он обнял ее за плечи и, словно ненароком, коснулся длинными пальцами ее груди. От этой бесцеремонной ласки Ленора вспыхнула румянцем и застенчиво огляделась вокруг, ужаснувшись при мысли, что их кто-то видел. К ее счастью, оказалось, что все присутствующие были поглощены карточной игрой и ставками, которые взлетели почти до небес. Все, кроме Марельды Руссе, которая стояла у дальнего конца стола. Как обычно, рядом с ней находился Хорэс Тич, глаза которого беспокойно метались по залу: похоже, он безумно боялся обнаружить где-нибудь Эштона, но тот еще не появлялся.
   На Марельду спектакль Малькольма, по-видимому, произвел огромное впечатление, поэтому, заметив на лице Леноры откровенное неудовольствие, она была искренне удивлена. Впрочем, ненадолго – все, что было не по душе Леноре, проливало бальзам на душу Марельды. Она довольно усмехнулась, заметив, как помрачнели ясные зеленые глаза ее удачливой соперницы, как исказилось от боли ее лицо, и надменно вскинула бровь, когда они столкнулись в толпе. Марельда даже позволила себе презрительно усмехнуться и слегка склонить голову в знак приветствия.
   Стоило Эштону показаться в дверях, и все вокруг Леноры словно засияло ярким светом. Не взглянув на Малькольма и не заметив, как при виде соперника потемнело его лицо, она метнула в сторону Уингейта взгляд, сияющий радостью. Эштон был великолепен: элегантный темно-синий костюм, перламутрово-серый шелковый жилет и такой же шелковый галстук в темно-синюю и серую полоску. Как обычно, на фоне туго накрахмаленной, ослепительно белой рубашки его бронзовое от загара лицо выглядело особенно темным. Ей даже показалось, что он еще загорел с тех пор, как приехал в Билокси. Он замер в дверях, взгляд его беспокойно обежал весь зал. Вот он упал на Ленору, и лицо его просветлело. Даже на расстоянии она почувствовала тепло и любовь, которую излучали его глаза. Она любила его, это невозможно было отрицать, и любовь ее была так же очевидна, как и то чувство, что легко читалось на его лице.
   Над ухом у нее раздалось злобное шипение Малькольма:
   – Похоже, этот идиот рассчитывал воспользоваться тем, что ты на его корабле, и затащить тебя к себе в каюту. Наверное, не нашел ничего лучше, как предложить тебе полюбоваться, какой красивый в ней потолок!
   Ленора поперхнулась вином и закашлялась. Отвернувшись в сторону, она попыталась взять себя в руки, чувствуя, как кровь бросилась ей в лицо. Не могла же она признаться Малькольму, что не раз разглядывала этот потолок.
   Малькольм не унимался:
   – Скорее всего он и затеял все это, чтобы добиться своего, но со мной у него этот номер не пройдет. Пусть даже и не мечтает! – Он бросил на нее насмешливый взгляд. – Вам, мадам, придется проскучать весь вечер в моем обществе. Я еще не забыл, знаете ли, как застал вас с любовником на берегу. И я не намерен позволить вам бегать за ним прямо здесь, у всех на глазах.
   – Я и не собиралась бегать за кем бы то ни было, Малькольм, – вспыхнула она.
   – Ах, голубка, кажется, я взъерошил тебе перышки! – Он невесело засмеялся. – Ну что ж, будь уверена, если я еще раз застану вас вдвоем, ты не отделаешься так легко! А начну я с того, что кастрирую этого мерзавца прямо у тебя на глазах!
   Ленора в ужасе отшатнулась от него, чувствуя, как все похолодело у нее внутри. Легко можно себе представить, какова будет реакция этого человека на известие о том, что она беременна от Эштона. Она почувствовала, как его рука сжала ее пальцы, и невольно прикрыла глаза, стараясь скрыть охватившее ее омерзение.
   Эштон сделал большой глоток, следя, как мясистая рука соперника ласкает тело его любимой. На таком расстоянии он не мог разглядеть, что в этот момент выражало ее лицо, и не мог с уверенностью судить, нравится ей или нет эта откровенная ласка. Его терзала жгучая ревность, ведь это он должен был бы стоять там, рядом с ней, это на него она должна была бы смотреть и только ему одному улыбаться. Заметив неподалеку от них Марельду, Эштон нахмурился. Что за игру она затевает?
   Темноволосая красавица остановилась перед ними, и Малькольм тут же приветствовал ее самой очаровательной улыбкой.
   – По-моему, мы с вами незнакомы, сэр, – мягко сказала она. – Меня зовут Марельда Руссе. – Она слегка повернула голову, чтобы представить им своего кавалера. – Это мистер Хорэс Тич, мой добрый друг.
   Малькольм галантно поднес к губам тонкие пальцы Марельды.
   – Малькольм Синклер, к вашим услугам, сударыня, – промурлыкал он. Выпрямившись, он положил руку на спину Леноре, заставив ее мгновенно превратиться в статую. – А это моя жена, Ленора Синклер.
   Глаза Марельды мельком скользнули по смущенному лицу Леноры, и в ее темных глазах сверкнула откровенная насмешка.
   – Кажется, я уже имела удовольствие познакомиться с вашей женой, когда она жила в Бель-Шене. Только, помнится мне, тогда все были уверены, что она жена Эштона! – Она коротко кивнула Леноре в знак того, что узнала ее. – Ваши драгоценности прелестны, моя дорогая. Они очень похожи на те, что я когда-то видела, правда, они были потеряны, вернее, украдены. – Послав напоследок в ненавистную соперницу эту парфянскую стрелу, Марельда повернулась к ней спиной и принялась безмятежно болтать с Малькольмом: – Я, конечно, еще тогда сильно сомневалась в волшебном спасении нашей утопленницы, но Эштон совершенно потерял голову и уверял всех, что она его жена.
   – Он порой бывает страшно упрям, – отозвался Малькольм, украдкой бросив злобный взгляд на предмет их разговора.
   – Как я понимаю, вы уже успели поссориться с ним? – Синклер коротко кивнул, и Марельда весело рассмеялась и передернула плечами. – Впрочем, как и многие другие до вас. – Она перевела взгляд на Ленору. – За исключением вашей жены, разумеется. Они тогда ворковали, как голубки, эти двое. Как это вам с Эштоном удалось избежать поединка – ума не приложу?
   Малькольм поднял бровь и оценивающе оглядел жену.
   – Боюсь, мистер Уингейт поступил не по-джентльменски, воспользовавшись тем, что моя жена оказалась в его доме. Но она, к счастью, даже мысли не допускала о том, что является его женой. – Темные глаза еще больше потемнели, встретившись с неуверенным взглядом зеленых. – Я был счастлив, когда привез ее домой.
   – До меня доходили слухи, что Эштон до сих пор не смирился со своим поражением. – Марельда оглянулась на Хорэса, который вспыхнул от радости, что она вспомнила о нем. Но его водянистые глазки мигом превратились в крохотные льдинки, стоило только красавице прибавить: – Кто-то должен сказать ему, что общество таких не принимает.
   Хорэс уже открыл было рот, чтобы объявить, что считает себя недостойным столь ответственного поручения, потому что дал себе слово избегать по мере возможности открытого столкновения с Эштоном. Но глаза Марельды потемнели, и бедняга покрылся испариной, тяжело вздохнув. Неужели он еще недостаточно потрудился во славу своей дамы?
   – Я уже пытался это сделать. – Малькольм сделал обиженное лицо. – Но этот человек упрям как осел. Он не хочет слушать, что ему говорят!
   – Я бы сказал, что он не из тех, кто прислушивается к чужому мнению, – нервно облизнув губы, вставил Хорэс.
   – Тогда надо преподать ему урок, – предложила Марельда. – Если человек слеп, ему нужен поводырь.
   – Не думаю, чтобы ему понравилась эта мысль, – сухо промолвил Малькольм.
   – Ерунда! – небрежно отмахнулась Марельда и презрительно усмехнулась, краем глаза заметив, как краска отхлынула от лица Леноры. Неужели маленькая шлюшка так предана Эштону, что не выносит даже мысли о том, что с ним могут плохо поступить?! – Даже с таким, как он, можно справиться, если только захотеть.
   – Мне нужно выйти, подышать свежим воздухом, – торопливо извинился Хорэс и мгновенно исчез. Вытирая пот, который обильно струился у него по лицу, он выскочил из зала. Нет уж, хватит с него Эштона Уингейта! Он порадуется, если этот мерзавец получит по заслугам, но только без его участия!
   Но сегодня Хорэсу явно не везло. Стоило ему миновать небольшую группу гостей и укрыться в тихом месте, как перед ним неожиданно возник Эштон.
   – Добрый вечер, мистер Тич. – Эштон в знак приветствия приподнял бокал.
   Холодок пробежал по спине Хорэса. Он коротко кивнул и, пробормотав невнятно: «Мне тут надо кое с кем потолковать о делах», – кинулся чуть ли не бегом подальше от этого человека.
   Выбравшись из комнаты, в которой, как ему показалось, вдруг стало невыносимо душно, он почувствовал себя так, словно избавился от смертельной опасности, и прислонился к стене, хватая воздух широко раскрытым ртом. Словно жуткое видение, преследовала его мысль о том, что однажды Эштон решит отомстить ему за все. Вдруг чья-то неясная тень выросла перед ним, и он слабо пискнул, не понимая, что за новая опасность угрожает ему.
   – Мистер Тич?
   Хорэс облегченно вздохнул. Слава Богу, это не Уингейт. Но радость Тича мгновенно погасла, когда он увидел человека, которого меньше всего хотел встретить на этом корабле!
   А в зале Ленора изо всех сил пыталась справиться с тошнотой, чувствуя, как горячая рука Малькольма касается ее обнаженного плеча. Он пытался покрепче прижать ее к себе, но брезгливость поднималась в ней, скручивая желудок, будто там копошился клубок омерзительных змей. Марельда перевела разговор на погоду, незаметно наблюдая, как пальцы Малькольма касаются соперницы. Оживленно обсуждая океанские штормы, которые так часты в этих краях, она почти такой же шторм ощущала в своей душе при виде того, как Синклер осыпает ласками собственную жену. Видите ли, не может держать свои руки при себе! Да что в ней такого? Эштона эта шлюха тоже заставила потерять голову. Когда она, Марельда, предложила ему как величайший дар свое прекрасное тело, он холодно оттолкнул ее. И сейчас она сходила с ума при мысли, что двое великолепных мужчин готовы перегрызть друг другу глотки из-за какой-то девчонки. Тем не менее она продолжала весело болтать с Малькольмом, страшно довольная тем, что в его глазах появился заметный интерес к ней. Мысль о том, что неплохо было бы соблазнить Синклера назло этой надменной красотке, страшно понравилась ей. Пусть эта спесивая девчонка узнает, что испытывает женщина, когда у нее из-под носа уводят мужчину!
   – Скажите мне, мистер Синклер…
   – О, умоляю вас, что за церемонии, – с улыбкой запротестовал он. – Просто Малькольм, я буду счастлив, если вы будете называть меня именно так.
   – Ну хорошо, Малькольм, – с благосклонной улыбкой кивнула Марельда.
   – Вот так-то лучше, – обрадовался он. – Так что вы хотели спросить?
   – Мне интересно, бывали ли вы раньше на борту «Речной колдуньи»? – Ее темные глаза лукаво блеснули. – Тут так красиво: много роскошных кают, уютных, укромных… Я была бы рада показать их вам, и миссис Синклер, конечно. Уверена, что Эштон не станет возражать.
   Малькольм бросил взгляд на жену, вопросительно подняв бровь, но Ленора молча стояла рядом с ним, опустив глаза, борясь с подступившей к горлу тошнотой. Похоже, одно присутствие Марельды вызывало у нее омерзение.
   – Извини, Малькольм, но я, кажется, не очень хорошо себя чувствую, – едва слышно произнесла она. Воздух в комнате, казалось, сгустился вокруг нее, горло перехватило судорогой, и Ленора изо всех сил старалась делать вид, что все в порядке, несмотря на то что ее желудок отчаянно бунтовал после бокала крепкого вина. Даже Малькольм заметил, как она побледнела. – Пожалуй, будет лучше, если вы пойдете вдвоем.
   Малькольм кивнул, ничего не имея против. Судя по всему, недомогание Леноры не было притворным. Вряд ли Эштона Уингейта потянет к женщине, которую может стошнить в любую минуту. А пока она будет приходить в себя, он неплохо проведет время, да еще, вполне возможно, закрутит новый роман.
   С трудом дождавшись, пока они удалятся, Ленора стала медленно пробираться сквозь плотную толпу гостей. Единственное, что ей было нужно, это выбраться на воздух, и как можно скорее. Голова у нее кружилась, к горлу подкатывала тошнота, так что она даже не отваживалась повернуться и посмотреть, здесь ли Эштон. Соленый морской ветерок немного привел ее в себя. Вдруг до Леноры долетел приглушенный смех Марельды, которому вторил низкий, раскатистый хохот Малькольма. Она быстро повернулась и почти побежала в противоположную сторону.
   Заметив ее поспешный уход, Эштон незаметно смочил носовой платок и поспешил выскользнуть вслед на ней через ту же дверь. Оказавшись на палубе, он замер, вслушиваясь в тишину. На мгновение Эштону показалось, что он заметил какую-то темную фигуру и узнал Хорэса Тича. Но тот юркнул куда-то и растворился в темноте, так что Эштон решил, что коротышка просто избегает попадаться ему на глаза. Однако Леноры нигде не было. Он тщательно осмотрел палубу, заглядывая во все темные углы, и только в самом дальнем ее конце заметил светлое пятно. Это было платье Леноры. Она стояла, облокотившись на перила. Он быстро подошел к ней и коснулся ее плеча. Она вздрогнула и подняла к нему испуганно расширившиеся глаза.
   – Все в порядке, – шепнул он.
   Ленора почти без сил рухнула ему на руки. Еще минуту назад ей казалось, она умирает, а сейчас она наслаждалась нежностью, с которой его руки касались ее лица. Как ни странно, тошнота, то и дело сжимавшая ей горло, неожиданно стала утихать.
   – Тебе лучше? – через минуту спросил он.
   Она слабо кивнула:
   – Да, немного.
   – Не хочешь отдохнуть в моей каюте?
   – Ах, нет. Малькольм просто с ума сойдет, когда узнает. – Она рассмеялась. – Знаешь, Малькольм очень боится, что мне понравится потолок в твоей каюте!
   Эштон слегка приподнял ей подбородок и заглянул в ясные зеленые глаза. Серебристый свет луны, падая, сделал их бездонными, и Эштон снова утонул в их таинственной глубине.
   – Ты выпил, – сказала Ленора, почувствовав исходивший от него достаточно сильный запах бренди. – И к тому же больше, чем обычно!
   – В таких обстоятельствах мужчины всегда пьют больше, чем обычно, – криво усмехнулся Эштон.
   – А что случилось? – встрепенулась она.
   Эштон не мог скрыть раздражения:
   – Малькольм… его руки были на твоих плечах! И потом… ты с ним одна в этом доме, вы все время вдвоем, а я должен стоять в стороне и издали наблюдать за вами!
   Неподалеку от них на палубе раздались быстрые шаги, и они увидели приближающегося к ним Малькольма. Галстук его куда-то исчез, рубашка и жилет были расстегнуты, открывая широченную грудь. Должно быть, он неплохо провел время.
   – Что-то мне подсказало, что я отыщу вас именно здесь! – Вцепившись Эштону в плечо, Малькольм отшвырнул его в сторону. – Проклятие! Я предупреждал вас: держитесь подальше от моей жены!
   – Нет, это вы держитесь подальше от моей! – отталкивая его руку, в свою очередь, взревел Эштон. Его терпение было на исходе.
   Малькольм сжал кулаки и угрожающе потряс ими перед носом соперника.
   – Она моя!
   – Ничего подобного! – насмешливо покачал головой Эштон. – Она моя, а если вы не согласны, то мы можем уладить этот вопрос сегодня же вечером.
   Рука Малькольма скользнула в карман, и через мгновение в ней тускло сверкнул небольшой «дерринджер». Не обращая ни малейшего внимания на испуганный вопль Леноры, он ткнул им Эштона в шею.
   – Не думайте, друг мой, что вам удастся так скоро сделать ее вдовой!
   Он надеялся увидеть на лице Эштона хотя бы растерянность, как тогда, на берегу, но тот лишь насмешливо улыбнулся. Уж не вода ли из северных рек течет в его жилах вместо крови, подумал вдруг Малькольм. Больше всего ему хотелось сейчас сломить это железное упорство, заставить несгибаемого Эштона молить о пощаде. Его спокойствие и уверенность в себе были ему не менее ненавистны, чем сам Эштон.
   – Ну давай! Хоть бровью поведи! – издевательски произнес он. – Я буду счастлив разнести тебе череп и отправить на корм рыбам!
   – У нас есть свидетель! – очень спокойно напомнил Эштон. – Если, конечно, вы не собираетесь избавиться и от нее вслед за мной!
   – Уверен, что она вздохнет спокойно, как только вас не станет! – ухмыльнулся Малькольм.
   – Малькольм, прошу тебя! – закричала Ленора. – Убери пистолет, пока ты никого не ранил! – Но Малькольм даже не шелохнулся. Страх, охвативший Ленору, заставил ее забыть обо всем. – Немедленно убери пистолет, Малькольм, или, клянусь всем, что для меня свято, я тут же пойду в каюту Эштона и постараюсь забыть, что когда-то вообще знала тебя!
   Эштон с интересом поднял брови. Ослепительно улыбнувшись, он посмотрел на остолбеневшего Малькольма:
   – Итак, дело за вами – решите же судьбу этой леди!
   – Эштон! – воскликнула Ленора, вне себя от страха за него. – Он может убить тебя!
   Ствол пистолета уткнулся куда-то под подбородок Эштону, и он почти чувствовал, как задрожали пальцы Малькольма, конвульсивно сжимая рукоятку. Больше всего в этот момент Малькольм мечтал нажать на спуск и разом избавиться от своего врага. Но это было слишком опасно, а Малькольм не любил рисковать. Но сейчас искушение было велико… Вдруг он услышал громкий щелчок, и что-то твердое уперлось ему в живот. Малькольм быстро опустил глаза и с ужасом заметил тяжелый пистолет, дуло которого было угрожающе направлено на него.
   – Ну хватит, я достаточно наслушался ваших угроз. Теперь мы поменялись ролями.
   Малькольм тупо уставился на Эштона. Похоже, он никак не мог понять, что же произошло. Он лишь чувствовал мучительную боль в висках от бешено пульсирующей крови.
   – Сейчас я начну считать, – невозмутимо продолжал Эштон, – и, если вы не убьете меня на счет «три», другого шанса я вам не дам. – Протянув свободную руку, он осторожно оттолкнул Ленору подальше, стараясь не замечать отчаяния на ее лице. – Раз… – Глаза его сверкнули, когда он почувствовал, как дрожит ствол «дерринджера». – Два…
   Прошипев сквозь зубы ругательство, Малькольм отдернул пистолет. Он взглянул на своего соперника и, заметив откровенное презрение в его глазах, яростно заскрежетал зубами. Шагнув в сторону, Эштон небрежно опустил в карман пистолет и, вытащив тонкую черуту, сунул ее в рот. Его лицо окуталось ароматным дымом.
   – Думаю, Малькольм, вам следует держать язык за зубами и не кидаться пустыми угрозами, – сказал он. – Кто-нибудь менее терпеливый, чем я, может принять их всерьез и разнести вдребезги вашу глупую голову.
   Но Малькольм не собирался сдаваться.
   – Мы еще посмотрим, что из всего этого выйдет, мистер Уингейт! – Подхватив Ленору под руку, он быстро увлек ее за собой, оставив Эштона одного.
   Эштон медленно последовал за ними, мечтая о том, что когда-нибудь Лирин решится попросить его о помощи. Тогда он мигом избавит ее от Малькольма! Ну а до тех пор придется следовать за ней на расстоянии, а, Бог свидетель, этого ему хотелось меньше всего!
   У дверей в карточный салон Малькольм остановился, чтобы привести в порядок свою одежду. Застегивая жилет на все пуговицы, он украдкой взглянул на жену.
   – Ваш галстук пропал! – безмятежно произнесла она и вдруг угрожающе бросила ему в лицо: – Ну как, Марельде понравился потолок в каюте? Или за такое короткое время она не успела его хорошенько рассмотреть? Должно быть, вы побили сегодня все рекорды по скорости!
   – Ты! – вспылил Малькольм. – И это когда… – Он замялся в поисках подходящих аргументов. – Я увидел вас вдвоем, ты была с ним… с этим человеком… развлекалась с ним, да?!
   – Марельда, должно быть, весьма разочарована, что вы не успели закончить то, что так славно начали! – Ленора презрительно вздернула брови. – Мне очень жаль, Малькольм, я совсем не хотела помешать вам одержать победу и насладиться мигом торжества. Если я не ошибаюсь, вам пришлось не по душе, когда я занималась тем же, чем и вы. Довольно забавно, вы не находите?
   Его рука опять сжала ее пальцы, на этот раз довольно грубо. Он почти втащил ее за собой в залу для танцев и закружил в вихре вальса. Внимательный глаз мог бы заметить, что движения их неловки – они были злы друг на друга, раздражены до крайности, тем более что оба чувствовали, что привлекают к себе всеобщее внимание. Малькольм нервничал еще и потому, что в его танце не чувствовалось той стремительной легкости, когда этот мерзавец Уингейт закружил его жену в павильоне Бель-Шена. Отсутствовал и восхищенный шепот остальных гостей.
   – Я уже говорил вам сегодня, мадам, что вы восхитительны? – спросил он, стараясь разбить лед, который, казалось, превратил его жену в Снежную королеву. – Здесь нет ни одной женщины красивее вас.
   В этот момент Ленора краем глаза заметила, что в зал вошла Марельда. По ее раскрасневшимся щекам и по тому взгляду, который красавица украдкой кинула на Малькольма, Ленора догадалась, что она вряд ли получила удовольствие.
   – Марельда вернулась, – холодно сообщила она. – И выглядит так, словно она в бешенстве. Не хотите ли вернуться к ней и закончить то, от чего вас оторвали?
   – Да на что она мне?! – презрительно фыркнул Малькольм. – Все, что мне было нужно, это немного развлечься, ведь ты еще не согласилась уступить мне.
   Ленора изумленно уставилась на него:
   – Ты рассчитываешь покорить меня, шляясь будто мартовский кот?! Да еще с Марельдой!
   – А ты никак ревнуешь! – Похоже, эта идея его позабавила.
   – Если хочешь знать, Малькольм, я просто-напросто боюсь лечь с тобой в постель. Не дай Бог подцепить какую-нибудь гадость.
   Самолюбие Малькольма было жестоко уязвлено.
   – Просто ты холодна от природы, Ленора Синклер.
   Она отвернулась, вспомнив, как однажды, еще в Бель-Шене, они с Эштоном затеяли любовную игру. Хохоча во все горло и сбрасывая на ходу одежду, она убегала от Эштона, а он, казалось, не торопился, выжидая, пока последний покров не полетит в сторону. Наконец он сделал огромный прыжок и, схватив ее, крепко прижал к себе. Она, приникнув к его груди, одарила его жарким поцелуем, а потом шутливо отпрянула в сторону и принялась танцевать перед ним, соблазнительная, как Саломея. Неужели она и в самом деле холодна? Или дело в человеке, который сейчас рядом с ней?
   Ленора вся сжалась, когда рука Малькольма теснее обвилась вокруг ее талии. Он склонился, намереваясь запечатлеть легкий поцелуй на ее нежном плече, уверенный в том, что вошедший Эштон неминуемо увидит это. Уж он-то знал, что тот сейчас не сводит с него глаз, и радостно предвкушал, какие мучения доставит ненавистному сопернику. Ленора почувствовала, как его жаркое дыхание коснулось ее уха.
   – Если твой мистер Уингейт намерен и дальше следовать за тобой, как тень, моя дорогая, мне придется заставить его вытерпеть и это.
   – Что ты хочешь сказать? – Ленора умоляюще подняла на него глаза. На ее нежном лице была написана тревога.
   Малькольм немного ослабил объятия и позволил Леноре слегка отстраниться.
   – Этот мерзавец мечтает о том, чтобы овладеть тобой, ну так я напомню ему, что ты принадлежишь мне! – Его пальцы слегка сжали ее ягодицы. Ленора брезгливо вздрогнула и встретила угрожающий взгляд Малькольма. – Будь осторожна, любовь моя. Если ты и сейчас не уступишь мне, то заплатишь за это дорогой ценой.
   – Заплатить? – В голосе ее явственно звучал страх. – Что вы задумали?
   Он чуть заметно кивнул головой в сторону Эштона:
   – Я намерен заставить этого олуха проклинать тот день и час, когда он затеял свою игру. Пока мы здесь, на борту его корабля, ты вынуждена будешь терпеть все то, что я буду проделывать с тобой!
   – Неужто это угроза? – с презрительной усмешкой спросила она.
   Малькольм был похож на жирного кота, вдоволь налакавшегося сливок.
   – Вы достаточно долго не пускали меня к себе в постель, мадам, но терпение мое уже на исходе. Вся эта чушь о раздельных спальнях мне безумно надоела. Думается, пришло время восстановить наш семейный очаг: по крайней мере для того, чтобы вы вспомнили, как это порой бывало у нас. – Его похотливый взгляд, казалось, пожирал ее полуобнаженную грудь. – До сих пор я беспокоился о твоем здоровье, но раз уж оно достаточно восстановилось, чтобы принимать чужие ласки, так почему и не мои тоже? В конце концов я твой муж!
   Ленора в упор взглянула на Малькольма:
   – Вы хотите сказать, что собираетесь овладеть мной на глазах у всех этих людей?!
   Уголки губ Малькольма слегка изогнулись, и он саркастически ухмыльнулся:
   – А мне наплевать на других, дорогая. Меня волнует только этот глупец, который упорно твердит, что ты Лирин.
   Ленора уныло кивнула, начиная понимать, что он задумал. Нет, не страсть к ней двигала Малькольмом, когда он расточал ей свои грубые ласки, а всего лишь слепая ненависть к другому.
   – Значит, если я откажусь, вы все равно тем или иным способом принудите меня?
   Малькольм равнодушно пожал плечами.
   – Ну, знаешь, дорогая, ты слишком долго не пускала меня к себе в постель! Что же делать мужчине, когда жена не уважает его супружеские права?! Вот и приходилось утешаться с разными девками. Но сейчас они изрядно мне наскучили. – Он погрузил холодный взгляд в ее широко раскрытые зеленые глаза. – Теперь мне хочется позабавиться с новой игрушкой!
   – Значит, так или иначе, я в ловушке, – угрюмо прошептала Ленора.
   – Слово за вами, мадам.
   – Уверена, что вы и без меня знаете ответ.
   Глаза Малькольма вспыхнули: насмешка и презрение в ее голосе были слишком очевидны. Он ответил кривой усмешкой:
   – Неужели тебе кажется, что он ублажит тебя лучше, чем я? – Он покачал головой и грубо хохотнул. – Похоже, ты совсем не знаешь мужчин, раз вообразила себе такое!
   – Конечно, память все еще не вернулась ко мне, – промурлыкала Ленора, – но я быстро учусь, и теперь мне кажется, что я, должно быть, была не в своем уме, когда вышла за вас. Либо вы тогда были другим.
   Вдруг в зале возникло какое-то движение. Все гости замерли, а потом, как по команде, повернулись в сторону двери, где выросла высокая фигура шерифа Коти. Рослый шериф держал за шиворот яростно брыкающегося Хорэса Тича. Подталкивая его в спину, служитель закона поставил его перед Эштоном. Гости, затаив дыхание, столпились вокруг них.
   – Поглядите-ка на этого воришку, мистер Уингейт! Я поймал его с поличным, когда он пытался улизнуть вместе со своими дружками. Мы задержали кое-кого из них, в том числе и этого. – Он встряхнул Хорэса, как фокстерьер крысу.
   – Вы болван! – Хорэс кое-как обернулся, едва доставая до земли кончиками туфель и изо всех сил стараясь сохранить остатки собственного достоинства. – Я же говорил вам, что они меня самого ограбили, а потом заставили следовать за ними!
   – Конечно, мистер Тич. А эти драгоценности свалились к вам в карман, верно, прямо с неба? – Сунув руку в карман, шериф Коти вытащил колье, и перед глазами изумленных гостей ослепительно засверкали бриллианты. – Мы обнаружили, что кое-кого из гостей заперли в каютах на носу корабля, а потом ограбили. Они прогуливались по палубе, когда вот этот негодяй и его люди, – шериф кивнул в сторону съежившегося Хорэса, – застали их врасплох и забрали все, что у них было. А потом они явились бы и сюда.
   – Но я тоже выходила на палубу, – вдруг сказала Ленора, судорожно схватившись за горло.
   – Значит, вам крупно повезло, мэм, – вежливо поклонился шериф. – Может быть, вы были не одни.
   – Я тоже выходила, – вмешалась Марельда, проталкиваясь через толпу.
   – Марельда, скажите им, что я не имею к этому ни малейшего отношения, – взмолился Тич.
   – Это ваш приятель, мэм? – осведомился шериф.
   – Да, – медленно кивнула Марельда, раздумывая, уж не навлекает ли она этим признанием беду на собственную голову.
   – Вероятно, именно поэтому вас и не ограбили, мадам. Скорее всего мистер Тич был так любезен, что приказал своим головорезам держаться подальше от его друзей.
   – Но это же смешно! – яростно возмутился Хорэс.
   – Я тоже поначалу так думал, когда мистер Уингейт попросил меня приглядеть, чтобы все было в порядке – просто на всякий случай. Можете себе представить мое удивление, когда я со своими людьми увидел, как какие-то подозрительные субъекты вдруг выскочили неизвестно откуда и полезли на борт! Похоже, они неплохо все придумали, вот только мистер Уингейт тоже оказался не промах!
   – Никто из гостей не пострадал? – встревоженно спросил Эштон.
   – Так, пережили неприятные минуты, но это не беда, – отозвался шериф. Он снова кивнул в сторону Тича. – А этого я забираю с собой, надо задать ему парочку вопросов!
   – Кто-нибудь, убедите его выслушать меня! – умоляюще заверещал Хорэс, в отчаянии ломая руки. – Я ничего не взял! Говорю вам, эти бандиты сунули мне в карман колье, чтобы меня приняли за одного из них!
   – Все это замечательно, мистер Тич, но один из этих бандитов уже признал, что вы были вместе с ними. Он встретил вас тут, на палубе, и вы заранее заплатили ему за это.
   Хорэс лихорадочно искал, что сказать в свое оправдание:
   – Я и не знал, кто он такой. Мы просто познакомились в одном из трактиров, и он попросил, чтобы я встретился с ним именно здесь, на корабле.
   – А почему именно здесь?
   – Понятия не имею. – Хорэс пожал плечами. – То есть он мне ничего не сказал. Он просто ограбил меня, как и других.
   – Однако при этом он оставил в вашем кармане колье! Не появись мы, вы бы так и удрали отсюда с этим подарком!

Глава 16

   – Ли-рин, Ли-рин…
   Ленора во сне нахмурилась и уткнулась в подушку.
   – Где ты? Лирин? Лирин? Выходи! Выходи, куда ты подевалась?
   Она пряталась за тщательно подстриженными кустами, растущими в тени огромного особняка. Молоденькая рыжеволосая девушка бесшумно присела возле нее на корточки, и они дружно засмеялись, прикрывая ладошками рты, а шаги раздавались все ближе, ближе.
   – Лирин! Ленора! Выходите же! Куда это вы запропастились?
   – Ш-ш. – Она грозно посмотрела на сестру, которая готова была каждую минуту расхохотаться и выдать их убежище. – Он услышит тебя и найдет нас обеих.
   Жалобно поскрипывал песок на дорожке – тяжелые мужские шаги неумолимо приближались. На лужайку упала темная тень, и девушки тесно прижались друг к другу, затаив дыхание. А мужчина все приближался. Вот он остановился у куста, под которым прятались девушки, сделал еще один шаг, и в эту минуту невесть откуда взявшаяся пчела, грозно жужжа, пролетела прямо у них под носом. До смерти перепугавшись, сестры с громким визгом бросились в разные стороны.
   – Ага! – С ликующим возгласом мужчина выскочил из-за кустов и преградил им дорогу.
   Проснувшись, Ленора села на постели и широко раскрытыми глазами обвела темную спальню. Лицо на портрете! Его она только что видела во сне!
   – Лирин! Лирин!
   Холодная дрожь пробежала у нее по спине. Ленора откинулась на подушки, стараясь унять бешено колотившееся сердце. Неужели этот голос явился к ней из сна и теперь будет наяву мучить и преследовать ее?!
   – Лирин! Лирин!
   «Эштон!» – словно яркая вспышка озарила ее сознание. Нет, она не спит и не грезит наяву! Это был Эштон! Ленора соскочила с постели и, распахнув двери, выбежала на веранду. Схватившись за перила, она свесилась вниз, тревожно вглядываясь в темноту вокруг, ни минуты не сомневаясь, что он где-то рядом. Но где? У самого крыльца она увидела высокую фигуру, прислонившуюся к перилам.
   – Эштон! – прошептала она чуть слышно. – Что ты здесь делаешь?
   – Ах, моя леди Лирин! Моя королева! – откликнулся Эштон и, отступив на несколько шагов, отвесил ей низкий поклон. – Наконец-то мне посчастливилось увидеть, как вы выйдете из своих покоев на мой зов! Душа моя исстрадалась в одиночестве, но теперь, при чарующих звуках твоего голоса, она трепещет от счастья!
   – Иди домой, Эштон! – взмолилась Ленора. Господи, что будет, если Малькольм увидит его! – Иди в свой шатер, милый, уже поздно.
   – Нет, миледи. – Он покачал головой и сделал еще несколько неверных шагов. – Ни за что! Только после того, как прильну головой к вашей нежной груди!
   – Но ведь Малькольм же дома! – напомнила она ему, обезумев от страха.
   – Я знаю! Вот это как раз и сводит меня с ума! Я расставил своих рыцарей на подступах к замку, но моя королева все еще в его руках!
   – Малькольм услышит! Прошу тебя, уходи! – настаивала она. – Он убьет тебя, если увидит!
   Эштон на мгновение задумался над ее словами, а потом откинул назад голову и расхохотался:
   – Пусть только попробует, миледи!
   – Непременно убьет, вот увидишь! А ты в таком состоянии, что даже не сможешь защищаться!
   – Ах, мадам! Я пришел не за тем, чтобы защищать свою жизнь. Это вас, моя дорогая, мне предстоит защитить. Я кладу свой меч у ваших ног, я весь в вашей власти! – Он шагнул вперед. – Я сокрушу негодяя, который держит вас в плену, а потом увезу вас в свой замок. – Сделав широкий жест, он указал в сторону громады шатра, темнеющей за его спиной. – Вот он перед вами, миледи, в ожидании той минуты, когда вам будет угодно вступить в него!
   – Я не могу пойти с тобой! – отчаянно прошептала она. – А теперь уходи, пожалуйста, я прошу тебя!
   – Я не уйду без моей леди! – твердо заявил он, всем своим видом показывая непреклонную решимость, но через мгновение, потеряв равновесие, покачнулся и рухнул на землю, раскинув в стороны длинные ноги. Пытаясь подняться, он жалобно простонал: «Лирин, моя Лирин, иди ко мне!»
   Жалость полоснула ее по сердцу, будто острым ножом, и слезы хлынули из глаз от той бесконечной муки, что слышалась в его голосе. Он подвергался страшной опасности, и все это из-за нее. Эта мысль заставила Ленору стремглав сбежать вниз по лестнице. Босая, она выскочила на лужайку. Остановившись, Ленора в растерянности огляделась по сторонам: Эштона не было. Исчез! Глаза ее обежали лужайку, залитую серебристым лунным светом.
   – Эштон! – шепотом окликнула она и крадучись двинулась к темным кустам у края лужайки. – Эштон, где же ты?
   Вдруг у нее вырвался слабый крик: чья-то мускулистая рука, крепко обхватив ее за талию, оторвала Ленору от земли и потащила в сторону. Она только ахнула, и вот уже сильные руки приподняли ее, крепко прижимая к твердому, как камень, телу. Жадные губы впились в ее рот, и Ленора почувствовала терпкий аромат бренди. Словно молния пронизала ее с головы до пят, пробуждая мучительную страсть. Ленора почувствовала, как его набухшая плоть с силой прижалась к ее бедру.
   – Эштон, умоляю тебя, остановись! – беззвучно взмолилась она в то время, как его горячие губы скользнули вниз по ее шее.
   Закрыв глаза и беспомощно откинув голову, Ленора пыталась отстраниться, но поцелуи сыпались дождем, опьяняли ее, кружили голову. Наконец он припал к ее груди, и его губы сжали сквозь тонкую ткань ее напрягшийся сосок. Ленора задрожала, кожа ее покрылось испариной. Огненные языки желания обожгли тело. Руки Эштона сжали ее ягодицы, он все сильнее и сильнее прижимал к себе ее податливое тело, будто стремясь слиться с ним, стать единым целым.
   – Я хочу тебя, Лирин, – отчаянно выдохнул он. – Я не уйду без тебя!
   Вдруг Ленора застыла: чем дольше она колеблется, отказываясь последовать за ним, тем большей опасности подвергает Эштона! Пожалуй, она попробует уговорить его вернуться к себе и даже проводит его до шатра, а там он будет в безопасности, решила Ленора.
   – Хорошо, Эштон, я пойду с тобой, – шепнула она покорно. – Отпусти меня и пойдем.
   – Позволь, я понесу тебя. – Он уже было подхватил ее, но Ленора уперлась руками ему в грудь.
   – Нет уж, спасибо. У меня нет ни малейшего желания шлепнуться на землю вместе с тобой. – Ленора погладила его по щеке. – Ты слишком много выпил, любимый.
   – Совсем чуть-чуть, – признался он, обиженно надув губы.
   – Чуть-чуть! – Она укоризненно улыбнулась, и ее пальцы нежно погладили выпуклые мышцы на его груди. Она подала ему руки. Их пальцы переплелись, и Ленора прошептала: – Даже очень много, мой дорогой!
   Они пересекли залитую серебристым лунным светом лужайку. Эштон то и дело останавливался и пытался прижать ее к себе, но Ленора мягко отстраняла его:
   – Только не здесь, дорогой.
   Добравшись до шатра, Эштон откинул полог и пропустил Ленору вперед. Она застыла на пороге, глядя широко раскрытыми от изумления глазами на роскошное убранство. Ничего подобного она не ожидала увидеть и сейчас стояла, преисполненная благоговейного восторга. Внутри горело несколько ламп, в их неярком свете Ленора робко двинулась вперед, утопая в пышных коврах. Шелковое покрывало постели отливало чистым золотом, висевший рядом ночник заставлял его мерцать каким-то таинственным светом, и, завороженная этим дивным зрелищем, Ленора остановилась прямо перед ним. В этой варварской пышности было что-то колдовское.
   А Эштон наблюдал за ней с той мальчишеской неуверенностью и робостью, которые всегда придавали ему особое очарование. И как же трудно будет отказать ему, когда он вот так смотрит на нее! Но у нее нет другого выхода: ей придется сделать это ради его же блага!
   – Я люблю тебя, – с нежной улыбкой прошептала она, – но я не могу остаться с тобой, Эштон! Это слишком рискованно.
   Эштон испустил долгий вздох, полный разочарования, и медленно кивнул головой. Потом он отвернулся и молча стянул через голову рубашку. Ленора не в силах была отвести глаз от его крепкого бронзового от загара торса, стараясь отогнать воспоминания о тех далеких днях, когда ее руки могли беспрепятственно гладить его. Чувствуя, как у нее кружится голова, она поспешно отвела глаза и слегка покраснела. Знал бы он, что она просто сгорает от желания!
   Рассеянно оглядевшись по сторонам, Эштон тяжело опустился в ближайшее кресло и принялся снимать ботинки. Покончив с ними, он облокотился на колени и, сжав голову руками, замер в глубоком унынии. Жалость пронзила сердце Леноры, но как она могла дать волю своему чувству, если это грозило страшной опасностью им обоим? Она тихо подошла к постели, откинула полог, а затем сняла роскошное покрывало. Разгладив простыни, Ленора бросила на Эштона робкий взгляд и отступила в сторону.
   – Ложись в постель, Эштон, – мягко попросила она, заметив, что он резко вскинул голову и пристально посмотрел на нее. Все было понятно без слов. Ленора отвела глаза в сторону. – Я немного посижу с тобой. А потом мне придется уйти.
   Вздохнув, Эштон поднялся и, слегка пошатываясь, направился к изножью постели. Повернувшись спиной к Леноре, он стянул с себя брюки и присел на край, опустив голову. Он больше не сделал ни единой попытки заставить ее уступить его желаниям, и Ленора, не понимая, что это с ним, обошла постель и увидела, что Эштон сидит, зажмурившись, словно от мучительной боли. Глубокая морщина пересекла его лоб.
   – Эштон? – чуть слышно окликнула она.
   Его ресницы слабо затрепетали, и он взглянул ей в глаза. А потом, глубоко вздохнув, тихо опустился на подушки. Ленора почувствовала, как вспыхнули ее щеки и кровь бешено заструилась по жилам, когда ее взгляд упал на вытянувшееся перед ней великолепное мужское тело. Она часто мысленно сравнивала его с одним из древних гладиаторов, с его выпуклыми, литыми мышцами, красиво играющими под бронзовой от загара кожей. А теперь, когда он, полностью обнаженный, застыл перед ее глазами, Ленора не могла оторвать от него глаз. Конечно, она не впервые видела его обнаженным, но только сейчас со всей отчетливостью поняла, как же ей не хватало его все это время. Словно любящая и заботливая жена, она набросила простыню на его обнаженное тело, собрала с пола разбросанную одежду, расправила ее и аккуратно сложила на ближайшем стуле. Притушив огонь в светильниках, Ленора вернулась, осторожно забралась на постель и уселась возле него, скрестив ноги по-турецки. Некоторое время глаза ее блуждали по комнате, потом Ленора почувствовала, что наступившая темнота потихоньку убаюкивает ее. Чувствуя, как у нее слипаются глаза, она прилегла на подушку, дав себе твердое обещание, что не будет спать, а попробует погрузиться в свое прошлое…
   Соленый морской ветер весело ерошил рыжевато-каштановые волосы, мягко играя локонами. Глядя, как сестра весело бегает по берегу моря, она засмеялась и вложила свои пальцы в сильную и большую руку. Высокий мужчина одним движением вскинул ее вверх, так что она восторженно взвизгнула, а потом усадил к себе на плечи. Ее тонкие пальчики запутались в темной густой шевелюре его волос, она чувствовала себя в полной безопасности даже на такой высоте…
   Они с сестрой осторожно пробирались друг за другом между деревьями. Чем дальше они шли, тем гуще и темнее становился лес. Сестра, которой только что исполнилось пятнадцать, оглянулась и приложила палец к губам. Они замерли, увидев оленя, который поднял голову при их появлении. Уши его чуть заметно шевелились, чутко ловя каждый звук, наконец он посмотрел прямо перед собой. Большие бархатные глаза замерли на мгновение, испуганно всматриваясь куда-то поверх их голов. Вдруг резко хрустнула ветка, олень рванулся в сторону и исчез в зарослях. Разочарованные девочки двинулись дальше, и вдруг неподалеку раздался знакомый голос: «Ленора! Лирин!» Между деревьями мелькнула чья-то фигура, и на тропинке появился высокий мужчина в коричневой охотничьей куртке. Под мышкой он зажал длинное ружье.
   – Ленора, Лирин, где же вы?!
   – Лирин? – прошептал у нее над ухом знакомый голос, теплые губы коснулись ее щеки. – Лирин?
   – Да? – выдохнула она, откидываясь назад и уютно прижимаясь к теплому телу.
   – Позволь мне любить тебя, Лирин!
   Ленора смутно увидела высокую фигуру, прислонившуюся к поручням парохода.
   – Позволь мне любить тебя, Лирин!
   – Да, – выдохнула она чуть слышно.
   Погруженная в глубокий сон, не отличая фантазии от реальности, она ни минуты не колебалась, когда он обнял ее и опустил на подушки. Горячая ладонь поползла вверх, и Ленора испуганно вздрогнула, услышав резкий звук рвущейся ткани. Поцелуи обжигали ее, сердце колотилось так, словно в любую минуту могло выскочить из груди. Наконец она поняла, что ее сон обернулся реальностью. Ленора затрясла головой, но густой мрак скрыл ее слабый протест, а через мгновение она и сама забыла о нем.
   Ее тело трепетало от страсти, пробужденной его жаркими ласками. Их дыхание смешалось, губы слились в безумном поцелуе. Наконец-то двое страстно влюбленных могли беспрепятственно отдаться своим чувствам, всецело принадлежать друг другу. Эштон осыпал жгучими поцелуями нежную шею Леноры, потом его губы спустились вниз и он припал к ее груди, наслаждаясь ее медовой сладостью. Ленора, приоткрыв рот, слабо стонала, не в силах сдержаться, когда наслаждение становилось слишком острым. Он снял с нее ночную рубашку, и они опустились на роскошную, мягкую постель, не в силах разомкнуть объятий. Тела их слились воедино, и бурный поток страсти унес в страну блаженства…
   Наконец Ленора заснула в его объятиях, голова ее безмятежно покоилась на его сильном плече, а каштаново-рыжие волосы раскинулись по подушке. Эштон вдохнул их такой знакомый нежный аромат и затих, боясь шевельнуться, чтобы не разбудить ее. Сердце его продолжало гулко колотиться в груди, он был счастлив и пьян своей любовью.
   Солнце стояло уже высоко, день был в полном разгаре. Солнечные лучи проникали внутрь через откинутый полог шатра, но вот чья-то темная тень легла в проходе. Эштон открыл глаза: мрачная фигура Малькольма надвигалась на него. Лицо Синклера потемнело от бешеной злобы при виде Леноры, мирно спавшей в объятиях другого. Глаза Малькольма сузились, остановившись на Эштоне, который невозмутимо разглядывал его.
   – Ты, грязный ублюдок! – Губы Малькольма презрительно скривились. Он протянул руку, чтобы откинуть в сторону простыню. Но тут же почувствовал, как вокруг его запястья железным кольцом сжались пальцы соперника.
   – Моя жена не одета и не может принимать гостей в таком виде, Малькольм, – коротко процедил Эштон сквозь зубы.
   – Твоя жена! – Малькольм резко отдернул руку, и глаза его вспыхнули яростным огнем, встретившись с затуманенным взглядом той, чей сон он нарушил своим бесцеремонным вторжением.
   Лицо Леноры мгновенно исказил безумный ужас. Наслаждаясь смущением бедняжки, Малькольм неторопливо обвел глазами ее сжавшееся тело. Наготу Леноры скрывало муслиновое покрывало, но невозможно было утаить от его взгляда мягкие женственные выпуклости груди, узкую талию и восхитительные бедра, прижимавшиеся к мужскому телу, а под простыней между ними легко угадывалось мощное колено соперника, как бы утверждавшее свою мужскую власть. Малькольм с тоской подумал про себя, что никогда в жизни не видел ее такой красивой. Отвесив ей насмешливый поклон, он с подчеркнутой вежливостью осведомился:
   – Сладко спали, мадам?
   Ленора не нашлась, что ответить. Вспыхнув, она отвернулась, встретившись глазами с Эштоном, который бросил на нее ободряющий взгляд.
   – Ну а теперь, мистер Уингейт, когда вы вдоволь натешились моей женой, не пора ли вам убраться отсюда? – с ядовитой злобой в голосе заявил Малькольм. – По-моему, вы причинили мне достаточно горя. И мне суждено гореть в адском пламени до тех пор, пока не удостоверюсь, что ваше проклятое семя не дало всходов в моем саду.
   Щеки Леноры заполыхали огнем.
   – Все равно ты скоро узнаешь об этом, Малькольм. В начале зимы у нас с Эштоном родится ребенок.
   – Не-е-ет! – Малькольм рванулся к Леноре, протянув вперед руку, и она в страхе отпрянула назад.
   Но в это мгновение что-то твердое уперлось ему в грудь, глаза его в испуге расширились, когда он увидел перед собой черное дуло тяжелого револьвера. Раздался резкий щелчок, и Малькольм почувствовал, как струйка пота побежала у него по спине. Эштон небрежно коснулся спускового крючка.
   – Только попробуйте дотронуться до нее, и я уничтожу вас! Учтите, я не привык бросать слова на ветер! – Эштон заметил, что Малькольм испугался, и, дав ему время прийти в себя, небрежно проговорил: – А теперь убирайтесь!
   – Так, значит, вы двое все это время водили меня за нос?! – взвыл Малькольм, отступая назад. Заметив ядовитую усмешку, которая скользнула по губам ненавистного соперника, он побледнел.
   Но Эштон отвел дуло револьвера в сторону и опять поставил его на предохранитель.
   – Все это время вы предавались разврату у меня за спиной, делая из меня идиота!
   – Но я думала, что он мой муж! – вспыхнула Ленора, изо всех сил дергая за простыню, чтобы натянуть ее повыше.
   – Так оно и есть: ты моя жена! – заявил Эштон, с удовольствием наблюдая, как глаза Малькольма заполыхали злобой.
   – Если она ваша жена, тогда какого дьявола она вышла за меня?! – возмутился он.
   – Вот и я тоже не понимаю, – отозвался Эштон. – Понятия не имею, чего это Леноре взбрело в голову выйти за вас замуж?
   Малькольм ткнул пальцем в ее сторону:
   – Но ведь она и есть Ленора!
   – Лирин, – твердо поправил Эштон.
   Малькольм в бешенстве оскалился. Он не мог найти подходящих слов, которые могли бы наконец убедить этого человека. В конце концов он повелительным жестом указал Леноре на выход:
   – Ну-ка вставай и немедленно отправляйся домой!
   – Думаю, Малькольм, это тебе следует уйти, – ответила она. – Так будет лучше.
   – Что?! Или ты стесняешься показаться в таком виде перед собственным мужем?! Неужели ты рассчитываешь, что я вот так просто уйду и оставлю тебя с ним?! И он будет разглядывать тебя, сколько душе угодно?
   Ленора подняла глаза и взглянула в его перекошенное яростью лицо:
   – Я хочу сказать, что будет лучше, если ты упакуешь свои вещи и уедешь. Сегодня же.
   Малькольм растерянно заморгал глазами и, сделав шаг назад, замотал головой:
   – Нет! Я имею право жить в этом доме! – Он кивнул в сторону Эштона. – Это ему надо убраться отсюда, а не мне!
   – Это невозможно. Я не могу рисковать, позволив тебе остаться здесь. Из-за тебя я в собственном доме не чувствую себя в безопасности. А теперь мне приходится думать и о моем будущем ребенке. Я не могу, не имею права рисковать его здоровьем.
   – А как насчет него? – Поймав на себе веселый взгляд Эштона, Малькольм побагровел. – Где будет он?
   – Где захочет, – просто ответила Ленора. – Если хочешь знать, я собираюсь попросить его отвезти меня в Англию. Когда-то у меня там была няня, и я нисколько не сомневаюсь, что она сможет узнать меня. К тому же она ничего не имеет против Эштона. Надеюсь, она сможет положить конец всем сомнениям относительно того, кто я на самом деле.
   – А если выяснится, что ты Ленора? – ухмыльнулся Малькольм.
   – У меня было достаточно времени подумать и об этом, и я пришла к выводу, что нельзя, будучи замужем за вами, родить ребенка от Эштона.
   – Не спорю! – ухмыльнулся Малькольм.
   Ленора сделала вид, что не заметила ядовитой издевки в его голосе.
   – К тому же после всего, что произошло этим утром, я не смогу оставаться с вами под одной крышей. Поэтому я прошу вас уехать в ближайшее время.
   – Если я и уеду, то ненадолго. Я вернусь, и очень скоро.
   – В этом нет никакой необходимости, Малькольм. Если выяснится, что я и в самом деле Ленора, считайте, что между нами все кончено. Я намерена подать на развод.
   – Так, значит, ты собираешься выйти за него замуж?! – взревел Малькольм. – Ну, тогда местным сплетникам будет о чем поговорить!
   – Меня это нисколько не волнует, Малькольм, – отозвалась она. – Мне нужно думать в первую очередь о ребенке.
   – Ах да, я совсем забыл. Торопишься, чтобы у маленького ублюдка было имя!
   Глаза Эштона сузились и превратились в две холодные льдинки.
   – Послушайте, Малькольм, мне изрядно надоели и вы, и ваши оскорбления! – Он поднял револьвер, и Малькольм опять услышал резкий щелчок предохранителя. – По-моему, вам самое время убраться отсюда. Мне надо кое-что обсудить с леди.
   Синклер бросил на них напоследок еще один взгляд, полный бессильной ярости, и, едва сдерживаясь, направился к выходу. Он брел к дому, опустив голову и перебирая в уме различные варианты. Ну что ж, мистер Уингейт скоро убедится, что от него не так-то просто отделаться!
   Эштон встал с постели, обернул полотенце вокруг бедер и задернул полог шатра. Потом повернулся к Леноре.
   – Малькольм сказал, что вернется, и тут я склонен ему верить, – пробормотал он. – Так легко он не отступится.
   – Для чего ему это? – удивилась Ленора, тревожно вглядываясь в лицо Эштона, когда он склонился над ней. – Зачем ему возвращаться?
   – Я мог бы назвать тебе тысячу причин, и все они так или иначе будут связаны с тобой.
   Она улыбнулась и дотронулась до гладкой, бронзовой кожи его обнаженного бедра. Глаза ее сияли любовью и лукавством.
   – Если он так же упрям, как и вы, мистер Уингейт, тогда да поможет нам Господь!
   – Ну, мадам, я ведь сражался за то, что мне было дороже всего на свете – за мою королеву! – В голосе его прозвучал мальчишеский вызов.
   Ленора рассмеялась.
   – А что теперь, когда ты победил?
   Эштон неопределенно пожал плечами.
   – Надо сделать еще кое-что, чтобы окончательно закрепить эту победу. Только тогда я буду спокоен.
   – Стало быть, ты твердо уверен, что я Лирин?
   Он склонился к ней и, коснувшись поцелуем нежного плеча, чуть слышно прошептал:
   – Ну не могу же я в самом деле поверить, что вы обе так похожи между собой?!
   Ленора усмехнулась и едва успела схватиться за его руку, когда он легонько толкнул ее, опрокидывая на постель. Зарывшись лицом в ее волосы, он что-то глухо пробормотал, затем, откинув тяжелые пряди, стал осыпать жгучими поцелуями ее шею. Свободной рукой Эштон гладил ее обнаженную спину, крепко прижимая к себе. Простыня сползла на пол, но Ленора даже не заметила этого. Обхватив Эштона за шею, она приникла к нему, с готовностью отвечая на его ласки.

   Бросив взгляд на небольшие часы, что украшали его шатер, Эштон в который раз прикинул, скоро ли Лирин вернется из города. Она отправилась туда в коляске, захватив с собой отца и мистера Эванса. Перед тем как уехать в Билокси, она пригласила его разделить с ними полуденную трапезу и звонко рассмеялась, когда Эштон, галантный, как всегда, шутливо уверил ее, что будет сыт одним ее присутствием.
   Сара, которая собиралась воспользоваться отсутствием Леноры, чтобы попытаться убедить его просмотреть счета, стояла у порога. Она видела, как все трое сели в экипаж, и Эштон помахал Леноре на прощание. «Речная колдунья» пока еще не собиралась поднимать якорь, а на «Сером орле» капитан Мейерс криками подгонял матросов, готовясь к выходу в Карибское море. Сама Сара была совсем не прочь заниматься своим делом на борту корабля, но Эштон был твердо намерен отправить ее в Натчез, как только устроит свои дела с Лирин. В первый раз с тех пор, как судьба впервые свела их вместе в том злополучном кабаке, Сара осмелилась спросить, кто эта женщина, в которую он так сильно влюблен и как вышло, что она попала в беду. Эштон объяснил ей все, как мог, предоставив ей самой судить об этом пустоголовом негодяе Малькольме.
   Он закончил свой рассказ, и Сара тяжело вздохнула.
   – Как ужасно! Чувствуешь себя, словно в ловушке – то ли ты в своем уме и пала жертвой чьего-то злобного умысла, то ли и впрямь сошла с ума, и тебя надо держать подальше от всех! – Она стиснула руки и опустила глаза вниз. – Иногда я и о себе так же думаю: что со мной происходит? Неужели собственная злоба и желание отомстить ослепляют меня?! – Откинув голову назад, она рассеянно оглядела шатер, в углах которого таился полумрак. – Мне было достаточно только бросить взгляд на это лицо, и тут меня как будто обожгло! Я знаю его – это он превратил мою жизнь в ад! Ему стоило лишь написать мое имя на листке бумаги – и все, что принадлежало мне до тех пор, стало собственностью моего мужа! Он творил что хотел, распоряжался моим состоянием, а сам терзал мою душу! У него не было нужды покончить со мной, чтобы добраться до моих денег, поэтому он просто развлекался, забавляясь со мной, как кошка с мышью, прежде чем вонзить в нее свои зубы. А почему бы и нет? Одним росчерком пера он получил все, что хотел! – Ее брови сурово сдвинулись. – Не моего пера, конечно! – Она обхватила себя за плечи худенькими руками и постаралась проглотить слезы, а потом украдкой взглянула на своего хозяина. – Прошу прощения, мистер Уингейт. Что-то у меня сегодня глаза на мокром месте.
   – Ничего страшного, Сара, – успокаивающе произнес Эштон. – Мне кажется, ты была рада выговориться. Я угадал?
   – Да, мистер Уингейт, тут вы правы, – она подавила вздох. – Я ведь видела, как разорился отец: это доконало его. А потом он умер, а может, его убили, я так и не узнала. Потом и я попалась. Меня засадили за решетку по ложному обвинению. – Сара робко взглянула на Эштона. – Это была не совсем тюрьма, я имею в виду не такая тюрьма, которую вы себе представляете, мистер Уингейт! Это было дьявольское место: цепи, кнуты, в пище полно червей. Специально наняли одного человека, чтобы он глаз с меня не спускал, не давая мне сбежать. А потом его убили, может быть, потому, что он начал жалеть меня. А теперь кое-что кажется мне очень знакомым, и я боюсь, что то же самое может случиться и с другой бедняжкой, если я не найду в себе мужества рассказать обо всем. Но я до сих пор не уверена, видела ли я это на самом деле или мне померещилось. – Она встретилась взглядом с Эштоном. В ее глазах он прочел страшную историю, которую отказывались произнести ее губы. – Вы не понимаете, мистер Уингейт? Ведь я была там так долго! Слишком долго.
   Эштон почувствовал, как волосы зашевелились у него на затылке. Слова Сары привели его в ужас, но почему, он и сам не знал. По всей видимости, женщина тоже была отчаянно смущена тем, что завела этот разговор.
   Желая ее успокоить, Эштон принес ей кофе. Добавив в него побольше сливок и сахара, он передал чашку Саре. Она опять засмущалась, отводя глаза, и он совсем растрогался, заметив, что она изо всех сил старается удержаться от слез.
   – Все хорошо, Сара, – тихо сказал он. – Я не пропустил ни единого слова из того, что вы сказали, и мне кажется, я кое о чем начинаю догадываться.
   Она тревожно заглянула в его загорелое лицо:
   – В самом деле, мистер Уингейт?
   – Да, Сара. Думаю, так оно и есть.
   Она ушла, но какое-то беспокойство по-прежнему висело в воздухе. Эштон то и дело поглядывал на часы в ожидании Лирин. Стараясь растянуть время, Эштон надел бриджи для верховой езды, рубашку и высокие сапоги. В конце концов он пообещал Лирин, что отправится вместе с ней верхом сразу после возвращения? Он даже позволил себе помечтать, как уговорит ее вечером, после захода солнца, прогуляться с ним к океану и искупаться при луне, а может, даже заняться любовью прямо на берегу? Эта мысль сводила его с ума, не давая покоя с тех самых пор, как он впервые увидел это место, но сегодня… сегодня он будет счастлив, если она просто поскорее вернется. Он уже задыхался, вне себя от страха, почти теряя голову при мысли о том, что ей может грозить опасность.
   Эштон снова и снова теребил шевелюру, рассеянно разглядывая себя в небольшом зеркале, которое висело над умывальником. Поскольку стенами служили драпировки шатра, деля его как бы на несколько отдельных комнат, зеркало пришлось прикрепить к одной из опор. Рядом, так чтобы достаточно было только протянуть руку, стояли ванна и сундук, где хранилась его одежда.
   Эштон повернулся, чтобы достать шляпу, и вдруг почувствовал, что какой-то тяжелый, сверкающий предмет со свистом пронесся у него над ухом. Еще немного, и он бы попал в Эштона. Зеркало с жалобным звоном разбилось вдребезги, подняв серебряный фонтан осколков. Эштон резко повернулся и увидел сверкающее лезвие тяжелого ножа, глубоко воткнувшегося в шест. Услышав за спиной торопливые шаги, он выхватил револьвер и резко обернулся. Но было уже поздно: двое бандитов сбили его с ног и стали наносить удар за ударом. Ребра Эштона хрустнули, тело пронзила острая боль. Но ему все же удалось, стиснув рукоятку пистолета, нажать на спуск. Прогремел выстрел, и один из нападавших в изумлении уставился на Эштона. Огромное пятно крови расплылось у него на груди. Он покачнулся и рухнул замертво у ног Эштона.
   Отбросив в сторону бесполезный пистолет, Эштон поднял с пола тяжелый нож и быстро встал на ноги.
   Теперь он остался один на один со вторым бандитом. Тот быстро нагнулся и вытащил из сапога длинный, узкий клинок. Их взгляды встретились. Эштон сделал стремительный выпад и услышал пронзительный визг: лезвие вонзилось бандиту в бок. При виде собственной крови тот, не колеблясь ни минуты, выскочил из шатра и кинулся наутек.
   Эштон бросил быстрый взгляд вокруг и только сейчас заметил, что огненные языки лижут боковую стену шатра. Дым постепенно сгущался, вызывая удушье. Вдруг раздался страшный треск, и, опомнившись, Эштон ринулся к выходу. Он уже протянул было руку, чтобы отбросить полог и выскочить наружу, но тут прямо перед ним тускло блеснул пистолет. Он был направлен ему в грудь. Эштон остановился как вкопанный. Подняв глаза, Эштон увидел ухмыляющуюся физиономию еще одного незваного гостя. Не успел он и глазом моргнуть, как тот нажал на спуск. Оглушительно прогрохотал выстрел, и Эштон схватился за бок: пуля, разорвав мышцы, к счастью, не задела ребра. Острая боль пронизала его. Он зажал рукой рану, чувствуя, как горячая кровь сочится у него между пальцев. Клубы дыма снова окутали его, Эштон отчаянно раскашлялся и сквозь навернувшиеся на глаза слезы успел заметить, как убийца достал второй пистолет.
   – Ты, ублюдок, выходи и дай мне прикончить тебя! – Он ткнул пистолет в лицо Эштону и хрипло расхохотался. – Или оставайся там, если предпочитаешь изжариться заживо!
   Кашель душил Эштона. Отпрянув от выхода, он оглядел слезящимися глазами заполненную густыми клубами дыма внутренность шатра. Все было черно, и Эштону пришлось лечь на живот и закрыть ладонью лицо, чтобы дым поменьше ел глаза. Уворачиваясь от языков пламени, с треском уничтожавших роскошные драпировки, он медленно продвигался вперед. Наконец он нащупал тяжелую крышку сундука и, откинув ее, вытащил «дерринджер». Зажав его в руке, он направился к выходу. Осторожно высунув голову, он огляделся: бандита нигде не было видно. Эштон выполз на деревянный настил и сквозь пелену слез увидел, как перед домом остановился экипаж, в котором сидела Лирин. Ужас отразился на ее лице, и она пулей вылетела из коляски, торопясь ему на помощь. Словно огромная тяжесть свалилась с его души, но в ту же минуту Эштон похолодел от страха: ведь теперь опасность грозила и ей.
   – Уходи отсюда! Назад! – отчаянно крикнул он и замер, почувствовав, как холодное дуло пистолета уперлось ему в затылок.
   – Так, значит, тебе все-таки удалось выбраться! – зловеще ухмыльнулся бандит, выскочивший из-за ближайшего куста. На лице его снова появилась гнусная улыбка. – И леди как раз вовремя! Пусть посмотрит, как ты успокоишься навсегда! – Крохотные свинячьи глазки заметили «дерринджер». Он вновь ухмыльнулся. – Так я и думал. Только у тебя, парень, уже нет времени, чтобы пустить его в ход!
   Эштон услышал, как прогремел выстрел. Ему казалось, что горячая пуля разрывает ему череп, но, как ни странно, он совсем не чувствовал боли. Эштон бросил на упавшего бандита непонимающий взгляд, потом краем глаза заметил темную фигуру, стремительно выскочившую из-за угла. Это был верный Хикори, он мчался к нему, сжимая в руках еще дымящийся мушкет. Бросив короткий взгляд на убитого, негр вытаращенными от испуга глазами уставился на Эштона.
   – Сдается, он хотел убить вас, масса, – еле выговорил он.
   – Именно так, Хикори. – Эштон облегченно вздохнул. – Но ты подоспел вовремя.
   Сердце Леноры от страха чуть было не разорвалось. Подобрав юбки, она что было силы кинулась к Эштону. Но, заметив пропитанную кровью рубашку любимого, Ленора в ужасе остановилась. Словно тонкая игла пронзила мозг: перед ее глазами снова возникла высокая мужская фигура на палубе парохода. Теперь у Леноры не оставалось ни малейших сомнений – это был Эштон. Выражение лица его все время менялось. Вот он, веселый, расхаживает по палубе, в задумчивости усаживается в кресло, смеется, хмурится, улыбается. И все это он, чувствовала она всем своим существом. Воспоминания одно за другим всплывали в ее памяти, смешивались между собой, потом ускользали, как картинки в волшебном фонаре. Но напоследок перед глазами Леноры с ошеломляющей четкостью встало последнее видение: они с Малькольмом стоят над могилой Эштона.
   – Ох Эштон, Эштон! – воскликнула Ленора, заливаясь слезами, и кинулась к нему в объятия.
   Он крепко прижал ее к себе, чтобы она могла выплакать свои страхи. Ленора чувствовала, как его теплые губы ласкают ее волосы, слышала его голос, бормочущий что-то успокаивающее. Но вдруг она вскрикнула и, схватив его за руку, кинулась в сторону – огромный шатер превратился в гигантский пылающий костер.
   – Выводите лошадей! – крикнул Эштон подбежавшему Хикори. Они оба стремглав бросились к палатке поменьше, где бились обезумевшие от ужаса лошади.
   Ленора, как во сне, поднесла к лицу ладонь и не могла отвести глаз от ярко-алых пятен крови. Вдруг ее сердце глухо заколотилось. Леноре показалось, что день вокруг померк и перед глазами ее сгустился мрак. Он становился все гуще, словно за ней захлопнулась крышка гроба. Вдруг в темноте появился огонек!
   Пламя! Огонь! Пожар! Камин, забитый горящими поленьями! Широкая ладонь крепко сжимает тяжелые каминные щипцы. Вот рука поднялась и замахнулась щипцами над головой испуганно сжавшегося человека. Удар! Другой! И вот на полу распростерлось бездыханное тело. Огромная тень медленно повернулась в ее сторону, вновь поднялись тяжелые щипцы, и Ленора почувствовала боль. Дикую, обжигающую боль в спине!
   Бегом через темный холл! Тяжелые шаги за спиной, они нагоняют ее! Холодное дыхание смерти, от которого побежали мурашки! Входная дверь закрыта на засов. Она выпрыгнула в окно и снова бежит! Бежит! Нет, скачет верхом!
   Узкая дорожка, мелькающие, озаренные пламенем пожара деревья, и вновь огонь! Сумасшедший дом, где женщину держали взаперти, – и некому помочь! Чья-то черная фигура настигает ее. Она уже чувствует чье-то дыхание. К лесу! У нее перед глазами мелькают деревья! Снова деревья! Быстрее, быстрее! Прыгай же! Прыгай скорее! Попробуй увернуться! А теперь карабкайся вверх! Не упади! Он схватит тебя!
   И бескрайняя равнина перед ее глазами! Спаслась! Грохот копыт под ней! И еще где-то совсем рядом. Прямо на нее бешено несется упряжка! О Боже, прямо на нее! О не-е-ет!
   И снова мрак сгустился над ней: глухой, непроницаемый…

Глава 17

   Ленора с трудом приоткрыла глаза и увидела прямо перед собой склонившееся к ней лицо: все перепачканное сажей, с тревожно нахмуренными бровями. По губам ее скользнула слабая улыбка, она с трудом подняла руку, и Эштон сжал ее тонкие пальцы, прежде чем коснуться их поцелуем. Ленора медленно обвела взглядом комнату. Она была полностью одета и лежала поверх шелкового покрывала в собственной постели. Возле изголовья рядом с Эштоном стояла Меган и старательно обтирала ей лоб мокрой салфеткой. Тут же находился и Роберт Сомертон. Он вцепился в столбик кровати и выглядел немного сконфуженным. Ленора посмотрела на отца и поморщилась: другой образ заслонял лицо Сомертона. Она пристально вгляделась в невысокого седовласого человека, который стоял перед ней, и черты его лица вдруг стали расплываться перед ее глазами, и Ленора увидела совсем иное лицо: упрямый, почти квадратный подбородок, темные, густые волосы, а под ними – ясные зеленые глаза. Ленора в растерянности нахмурилась и смущенно отвела глаза в сторону.
   – Что со мной случилось? – шепотом спросила она.
   Морщины на лбу Эштона немного разгладились, и он, оживившись, ответил:
   – Думаю, вы упали в обморок, мадам.
   – Точно, мадам, – с готовностью закивала Меган.
   – Да, но как я сюда попала? – Ленора слабо обвела рукой комнату.
   – Вас принес мистер Уингейт, – пояснила служанка.
   Чувствуя, что память постепенно возвращается к ней, Ленора оперлась о постель и попыталась встать. Но комната опять закружилась у нее перед глазами, и она с тяжелым вздохом откинулась на подушки. Ласковая рука Уингейта легла ей на плечо. Почувствовав его прикосновение, Ленора с тревогой взглянула на Эштона:
   – Твоя рана? Я совсем забыла! Это серьезно?
   – Просто царапина, даже кость не задета, – успокоил он. – Меган уже перевязала меня.
   У Леноры вырвался облегченный вздох.
   – Ты меня напугал.
   – Прошу прощения, любовь моя, – пробормотал он с усмешкой, – но я тут ни при чем.
   – Ну конечно, это все он! Тот человек, что собирался убить тебя!
   – Совершенно верно, мадам, – кивнул Эштон, – и его приятели тоже.
   – Приятели? – Она вдруг вспомнила, что видела другое тело, неподвижно распростертое на земле возле шатра. – Господи, как тебе удалось уцелеть?
   – У меня талант, мадам! – В глазах Эштона сверкнули лукавые искорки. – Я, знаете ли, с детства обожал подраться!
   Ленора опустилась на мягкую подушку. Порой от его манеры шутить у нее мурашки по коже бегали.
   – Ох, Эштон, тут нет ничего смешного. Разве ты еще не понял, что они могли убить тебя?
   – Понятное дело, мадам.
   – И что же они хотели, эти воры?
   – Думаю, вырезать мне сердце.
   Кровь медленно отхлынула у нее от лица.
   – Так это были не воры?!
   – Убийцы, – коротко кивнул он. – И кто-то подослал их ко мне.
   – Но кто? – Страшная догадка осенила ее. – Малькольм?!
   Услышав это, Роберт Сомертон торопливо вмешался в разговор и решительно замотал головой:
   – Нет, девочка, не стоит возводить на Малькольма напраслину. Уверен, это дело рук того самого парня, Тича, которого сцапали на «Речной колдунье». Малькольм рассказал мне, как было дело. Это он постарался. Уж у него-то достаточно причин, чтобы желать смерти Уингейту.
   – Но ведь шериф Коти арестовал Хорэса Тича, – возразила Ленора.
   Роберт скрестил на груди руки и пожал плечами:
   – Ну так что? Прошлой ночью он нанял грабителей. Почему бы ему сегодня точно так же не нанять убийц?
   Эштон бросил на него задумчивый взгляд.
   – Но Хорэс клялся, что он невиновен…
   – И вы ему поверили? – Роберт презрительно рассмеялся. – В таком случае вы действительно сумасшедший!
   – Ничуть. Просто хочу как следует разобраться во всем, – сказал Эштон, задумчиво склонив голову. – Мне непонятно другое: почему Марельда так решительно бросилась защищать Тича? Кроме того, она намекнула Лирин, что драгоценности, которые Малькольм подарил ей, краденые. Я слышал, как она кому-то говорила, что три года назад у ее подруги украли точно такие украшения. И она твердо уверена, что это они и есть! Это серьезное обвинение Малькольму!
   – Неужели это правда? – Ленора испуганно протянула руку к шкафчику, где хранила драгоценности, и умоляюще взглянула на Меган. – Быстро отыщи их. Надо немедленно отослать их шерифу, пусть проверит, не ошиблась ли Марельда.
   Меган стремглав кинулась к шкафчику, трясущимися руками повернула ключ, распахнула дверцу и замерла, словно пригвожденная к месту. Повернувшись, она едва слышно пролепетала:
   – Их здесь нет, мадам. Они исчезли!
   Не веря своим глазам, Ленора сдвинула брови и покачала головой:
   – Но я ведь только вечером сама положила их туда!
   – Да, мадам, я тоже это видела, – подтвердила служанка, растерянно хлопая глазами.
   – Может быть, кто-нибудь входил в мою комнату, пока меня не было? Ты никого не видела? – спросила Ленора.
   – Рано утром сюда зашел мистер Синклер. Увидел, что вас нет, и страшно разозлился. Почти сразу же он ушел.
   – И уже не возвращался?
   – Ну, я не совсем уверена, мадам. Когда он вернулся домой, он послал меня… – Она бросила быстрый, неуверенный взгляд на Сомертона, как будто не желая продолжать этот разговор при нем, а потом все-таки сказала: – Вам была нужна одежда, по крайней мере он так сказал, а когда я отнесла ее вам и вернулась, его уже не было.
   – А его охранники? – вспомнила Ленора. – Где были они?
   – Когда я на рассвете спустилась вниз, они спали в гостиной, мэм. А мистер Синклер, когда уходил, взял их с собой. Кроме мальчика-истопника, кухарки и меня, да еще вашего батюшки и мистера Эванса, никого в доме не было. Я бы сказала, каждый мог беспрепятственно зайти к вам в комнату, мадам.
   – Бог знает, кто их взял! Малькольм исчез, но мистер Эванс, думаю, вечером вернется.
   – Не станешь же ты обвинять в краже моего друга?! – возмутился Роберт. – Если хочешь знать, тут приложил руку кто-то другой, у кого было достаточно времени, пока мы все отсутствовали. – Он подмигнул в сторону Эштона, но, обернувшись, сразу съежился под его тяжелым, неприязненным взглядом. – А потом не надо забывать про Хорэса – он вполне мог послать парочку своих приятелей обокрасть дом, пока остальные пытались прикончить Уингейта. В конце концов, ты ведь надевала драгоценности прошлым вечером, и он прекрасно знал, что они у тебя. Как бы то ни было, они исчезли и, похоже, навсегда!
   Ленора приподнялась на постели, опираясь на руку Эштона. Тошнота отступила, и она с храброй улыбкой посмотрела на Уингейта.
   – Тебе уже лучше? – с тревогой в голосе спросил он.
   Она кивнула, довольная тем, что ее слова по большей части были правдой:
   – Намного! Только, знаешь, я страшно хочу есть.
   Меган рассмеялась и направилась к двери.
   – Я скажу кухарке, что вы чувствуете себя лучше, мадам. Спускайтесь вниз, как только сможете.
   Она вышла, и Роберт нерешительно последовал за ней.
   – Я думаю, мне тоже пора. – Он бросил вопросительный взгляд на Эштона, по его лицу было заметно, что ему очень не хочется оставлять их вдвоем. – Идете, мистер Уингейт?
   – Через минуту, – отозвался Эштон, намеренно давая понять, что хочет остаться с Ленорой наедине. Он поднялся, чтобы проводить старика до двери.
   Губы Роберта искривились в презрительной ухмылке.
   – Неужели вам мало того горя, которое вы причинили нашей семье, превратив мою дочь в падшую женщину?
   Эштон вздернул голову, как от удара, и тяжелым взглядом уставился на Роберта:
   – Думаю, один из нас должен уйти, мистер Сомертон. Нам с вами нечего сказать друг другу.
   Роберт бросил взгляд на дочь.
   – Ну что ж, похоже, я догадываюсь, с кем она предпочтет остаться.
   За стариком захлопнулась дверь. Пока он удалялся, негодующе шаркая ногами, Ленора не сводила с Эштона глаз. Только окаменевшие желваки на скулах выдавали душившую его ярость. Она встала и нежно обвила его шею руками, а когда он обернулся, поцелуем разгладила сурово сдвинутые брови.
   – Какое нам дело до того, что он скажет? – шепнула она. – Ленора я или Лирин, все равно я люблю тебя.
   Его губы нашли ее губы, и на одно бесконечно долгое мгновение они отдались своей страсти. Подхватив ее на руки, Эштон усадил ее на постель и наклонился, лаская ее.
   – На тебе слишком много всего надето!
   Неожиданно Ленора отодвинулась от Эштона и с тревогой заглянула в его затуманенные глаза:
   – А шатер?
   Эштон небрежно пожал плечами:
   – Боюсь, он сгорел.
   Она разочарованно вздохнула.
   – А в нем мне было так замечательно!
   Улыбка заиграла на губах Эштона.
   – Шатер сгорел, мадам, но ведь мы сохранили то, что придавало ему такую ценность! – Он запечатлел жгучий поцелуй на ее приоткрытых губах и, заметив удивление в глазах, добавил: – Это мы сами, любимая, и наша любовь, а больше нам ничего не нужно.
   – Как это не нужно – а поесть? – жалобно простонала она.
   Он расхохотался и тут же, охнув от боли, схватился за бок.
   – Ваш юмор может стать причиной моей гибели, мадам, – с трудом улыбнулся Эштон.
   Ленора осторожно раздвинула порванную, окровавленную рубашку: ткань, наложенная Меган, уже успела промокнуть.
   – Тебя надо снова перевязать.
   Эштон взъерошил волосы и почувствовал, что они насквозь пропахли дымом.
   – Нет, сначала я должен вымыться!
   – Хорошо, мы это устроим. Я позову Меган и прикажу ей приготовить тебе ванну прямо сейчас. – Обняв его за плечи, она крепко прильнула к нему, а потом встала с постели.
   При этом движении ее пышные юбки поднялись выше колен, и у Эштона расширились глаза при виде представившегося ему зрелища. Он и подумать не смел о тех возможностях, которые неожиданно представились ему. Руки его моментально скользнули ей под юбки, и он крепко обхватил ладонями соблазнительные округлости, заставив ее поднять загоревшийся взгляд.
   – Вы не будете возражать, мадам, если мы ненадолго отложим купание?
   Засветившиеся мягким зеленым светом глаза ответили ему согласием, прежде чем Ленора успела открыть рот и едва слышно пролепетать:
   – Не вижу, какая разница – минутой раньше или минутой позже?
   Эштон осторожно опустил ее на постель и, накрыв своим телом, с обычным проворством расстегнул ей платье на спине:
   – А мне казалось, вы умираете с голоду?
   – До еды ли мне, когда есть кое-что получше? – промурлыкала она, и он радостно улыбнулся в ответ.

   Прошло немало времени, прежде чем Ленора вновь отперла дверь, ведущую на чердак, и вскарабкалась вверх по узкой лестнице. С «Серого орла» прибыла шлюпка с матросами. Убедившись, что все обошлось и во время пожара никто не пострадал, они отправились на корабль, получив приказание немедленно вернуться, если заметят в доме что-то подозрительное. Эштон отдыхал в ее комнате, но Ленора чувствовала непонятную тревогу, как будто кто-то, умоляя, звал на помощь, колотя по стене, за которой скрывалась ее память. Теперь она наконец вспомнила, что заставило ее убежать из дому и привело к несчастному случаю на дороге, но по-прежнему оставалось загадкой убийство того неизвестного мужчины и покушение на ее собственную жизнь. Так страшно было думать, что кто-то желает ее смерти! Неизвестный, чьего лица она не могла вспомнить. Может, с ней хотели расправиться просто потому, что она случайно стала свидетельницей убийства? Но если так, значит, этот человек по-прежнему охотится за ней?
   На чердаке царила удушливая жара, и Ленора почувствовала, как ее тело моментально покрылось потом, но она рассчитывала пробыть там недолго. Она уже знала, что ей делать. Ей нужен был портрет того мужчины, лицо которого вставало перед ее глазами, стоило ей только взглянуть на отца. Отыскав его, она развернула прикрывавший его холст и вновь увидела знакомый решительный подбородок. Теперь лицо уже не казалось ей суровым: ведь в ее видениях она много раз видела на нем нежность и любовь. Она провела дрожащими пальцами по шероховатому холсту, словно хотела почувствовать теплую кожу, и вот опять перед ее глазами возникло видение: тонкие пальцы ласково гладят этот упрямый, твердо очерченный подбородок. Мужчина с портрета наклоняется и целует каштаново-золотистую головку, доверчиво прильнувшую к его груди. Ленора едва удержала слезы, она тоже почувствовала любовь, которая переполняла сердце той маленькой рыжеволосой девочки.
   – Роберт Сомертон? – выдохнула она и с растущей уверенностью повторила уже громче: – Ты мой отец. Ты – Роберт Сомертон!
   Ее сердце подпрыгнуло от радости. Еле удерживая нахлынувшие счастливые слезы, она прижала к груди портрет и уже повернулась к двери, как вдруг больно ударилась обо что-то большое и тяжелое, загородившее ей дорогу. Это был тот самый сундук, который она так и не смогла открыть в прошлый раз. Ее проворные пальцы стали быстро развязывать ремни, а перед глазами встала картина: слуги с трудом втаскивают сундук в экипаж, она вместе с Малькольмом стоит у дверей дома, провожая гостей. На ней бледно-голубое подвенечное платье из тонкого шелка, и все поздравляют их и желают молодым счастья. Как только отъехала последняя коляска, Малькольм заключил ее в объятия и их губы слились в долгом, страстном поцелуе. Потом они рука об руку вошли в дом, над чем-то весело смеясь. Он прошел в гостиную, а она – и тут перед ее мысленным взором возникли ступеньки – она, по-видимому, поднялась к себе в комнату. Дверь плотно закрылась за ней. Словно сквозь туманную дымку Ленора увидела в зеркале свое собственное лицо. Глаза были слегка прищурены, и из них исчезло счастливое выражение, будто она смутно тосковала по чему-то недостижимому. Она стиснула зубы, и в лице ее появилась решительность. Подняв руки, Ленора поправила прическу и вдруг замерла, увидев в зеркале за спиной чью-то темную фигуру. Лицо мужчины не отличалось особенной красотой, но Ленора вспомнила: оно не раз являлось ей в ночных кошмарах. Только сейчас лицо не было искажено криком и тяжелые каминные щипцы не были занесены у него над головой. Она почувствовала, как готовый вырваться крик замер у нее на губах: мужчина сделал несколько быстрых шагов и умоляющим жестом приложил палец к губам. Глаза его были полны ужаса. Нервно озираясь по сторонам, он подошел к столику и схватил сложенный в несколько раз листок. Развернув бумагу, он сунул ее в руки Леноре, умоляя прочитать. Ленора и сейчас чувствовала какой-то непонятный страх, как и в тот день, но не знала почему. Мужчина стал совать ей в руки листок за листком, и ей становилось все тяжелее и тяжелее. Она вновь подняла на него глаза. Затем он поманил ее за собой… за собой…
   Ресницы Леноры затрепетали, и она очнулась. Видение исчезло. Она опять бросила взгляд вниз, на тяжелый сундук, и вдруг отчетливо поняла, что должна непременно открыть его и выяснить, что там внутри. Но чтобы взломать массивный замок, ей понадобится какое-то орудие. Она дала себе слово вернуться, только вот снимет отвратительный пейзаж над камином и повесит портрет отца на его законное место.
   Подхватив картину, она очень осторожно спустилась по лестнице и вошла в гостиную. Придвинув к камину стул, она вскарабкалась на него и повесила на стену портрет пожилого мужчины с квадратной челюстью. Сунув в угол опостылевший ей пейзаж, она уселась в качалку и принялась терпеливо дожидаться того, кто называл себя ее отцом. Не прошло и получаса, как он появился, читая на ходу какую-то книгу.
   – Жарковато сегодня, – пробурчал он, ослабил галстук и слегка поднял брови. – Ты не поверишь, но даже рыбы выскакивают из воды, будто боятся свариться!
   Он хрипло рассмеялся над своей незамысловатой шуткой, но осекся и неловко замялся, когда заметил пристальный, немигающий взгляд Леноры. Слегка покашляв, он налил себе выпить и удобно устроился на диване. Закинув руку за голову, он откинулся на спинку дивана и поднес к губам стакан, но вдруг замер, словно пораженный громом. Нижняя челюсть его отвисла, и самозванец тупо уставился на висевший над камином портрет.
   – Боже милостивый! – прохрипел он. Немного придя в себя, он украдкой метнул взгляд в ее сторону и убедился, что она по-прежнему рассматривает его с непроницаемым выражением лица. Глубокая морщина прорезала его лоб, он потемнел и поднес к губам стакан. Сделав быстрый глоток, он отер рот рукой.
   – Можно спросить у вас кое-что? – спокойно произнесла Ленора.
   Он опять глотнул виски, прежде чем ответить:
   – И что же ты хочешь знать, девочка?
   – Кто вы такой?
   Он смущенно заерзал.
   – Что ты имеешь в виду, дочка?
   – Я не уверена…
   – Не уверена в чем? – растерянно переспросил он.
   – В том, что я ваша дочь, – спокойно произнесла Ленора.
   Он в ужасе уставился на нее:
   – Господи, ну конечно, ты моя дочь!
   Она медленно, задумчиво покачала головой:
   – Нет, я уверена, что это не так.
   – Что это значит? Еще один провал памяти? – почти сердито спросил он и коротко хохотнул. – По-моему, мы это уже наблюдали.
   – Да, – согласилась она, – но теперь многое для меня прояснилось.
   Подняв руку, она указала ему на портрет, но он съежился, словно стыд мешал ему взглянуть в лицо мужчине с портрета.
   – Вот мой отец, не так ли?
   – Боже всемогущий, девочка! Ты сошла с ума! – воскликнул он, весь дрожа.
   Ленора вопросительно изогнула брови:
   – Неужели? А мне кажется, совсем наоборот.
   – Не понимаю, о чем ты? – Вскочив на ноги, Сомертон заметался из угла в угол. – Что это взбрело тебе в голову? Стоило только появиться негодяю Уингейту, и ты готова оттолкнуть всех, кто тебя любит!
   – Это имя на сборнике шекспировских пьес: ведь вас так зовут, не так ли? Эдвард Гэйтлинг: вы актер, играете в пьесах Шекспира.
   У старика вырвался жалобный стон, он безнадежно махнул рукой и отвернулся.
   – За что ты так терзаешь меня, девочка? Неужели ты забыла, как я люблю тебя?
   – В самом деле? – В голосе ее слышалось сомнение.
   – Ну конечно! – Он заученным жестом протянул к ней руки. – Я твой отец! И я безумно люблю тебя!
   Ленора в бешенстве сорвалась с кресла.
   – Прекратите немедленно эту дешевую комедию! Вы не мой отец! Вы Эдвард Гэйтлинг! И вам больше нет нужды оставаться в этом доме! – Она протянула руку и снова указала на портрет. – Вот мой отец! Вот Роберт Сомертон! А теперь я желаю знать, кто я на самом деле! Если я – Ленора Синклер, тогда для чего весь этот фарс?!
   Эдвард в удивлении широко раскрыл глаза.
   – Но ты и правда Ленора, а Малькольм и в самом деле твой муж!
   Она в отчаянии покачала головой. Господи, а ведь она так надеялась услышать в ответ нечто совсем другое!
   – Тогда для чего вы это затеяли? Для чего вам потребовалось разыгрывать передо мной отца?
   – Разве ты не понимаешь, девочка? – Он подошел к ней, патетически протягивая руки. – Ведь ты жила в доме Уингейта, считала себя его женой, Лирин. Да и он с пеной у рта доказывал, что так оно и есть. Вот нам и понадобилось кое-что повесомее, чтобы подтвердить слова Малькольма.
   – Но почему мой собственный отец не мог этого сделать?
   – Потому что он в Англии, девочка, а Малькольм боялся оставлять тебя в руках Уингейта. К тому времени, как твой отец узнал бы обо всем и смог добраться сюда, ты могла бы уже понести от этого человека!
   Непередаваемый ужас в его голосе вызвал у Леноры слабую краску на щеках. Она стиснула руки.
   – Так, значит, Малькольм просто нанял вас?
   Эдвард Гэйтлинг бросил на нее короткий, беспомощный взгляд.
   – Можно сказать и так.
   – Вы, похоже, очень преданы Малькольму, – задумчиво пробормотала она. – Вы давно знакомы?
   Эдвард сделал большой глоток и стиснул в руках стакан.
   – Да… довольно давно.
   – Еще до того, как мы поженились?
   – Я… я уезжал на некоторое время, – промямлил он.
   – Так, значит, вы даже не знали о том, что он женился?
   – Нет… не знал… право же, не знал.
   – А я вот кое-что помню об этом, – сказала она.
   Эдвард вскинул голову:
   – Да? Но я думал, ты не сможешь ничего вспомнить!
   Кривая улыбка появилась на губах Леноры.
   – Я же вам говорила: память возвращается ко мне.
   Глубокие морщины избороздили его лоб. Он неловко закашлялся и отставил стакан.
   – Вот Малькольм обрадуется, когда услышит!
   – Интересно, что же его так обрадует?
   – А? – Он ошеломленно уставился на нее.
   – Даже если память полностью вернется ко мне, между нами уже ничего не изменится. Честно говоря, я не понимаю, что меня заставило выйти за него замуж. Но как бы там ни было, прошлого уже не вернешь – между нами все кончено.
   Плечи Эдварда устало поникли. Он тяжело вздохнул:
   – Бедный Малькольм! Он ведь безумно любит тебя, неужели ты не видишь?
   – Не уверена, что это так, но мне все равно. Я уже приняла решение.
   – Так, значит, ты решила вернуться в Натчез с этим парнем, Уингейтом?
   – Простите, но вас это совершенно не касается. – Ленора глубоко вздохнула. – Советую вам как можно скорее убраться из этого дома. У вас больше нет никаких оснований задерживаться здесь.
   Удивленно взглянув на нее, Эдвард Гэйтлинг, казалось, не верил собственным ушам. Потом до него дошло. Робко кивнув, он поставил на стол недопитый стакан и направился к двери. Немного помешкал, бросил на нее долгий взгляд, а потом медленно вышел из комнаты. Ленора долго еще слышала, как он, шаркая, спускался по лестнице, и спустя некоторое время внизу хлопнула дверь. В доме воцарилась тишина.
   Дом застыл в каком-то странном оцепенении. Сидя в опустевшей гостиной, Ленора не спускала глаз с портрета, пытаясь вспомнить, что же за человек был ее отец. Судя по ее видениям, он искренне и нежно любил своих дочерей. Эштону бы это пришлось по душе, подумала она с улыбкой. Он тоже будет прекрасным отцом, ведь он так умеет любить!
   И в самом деле, подумала она, почему же сестра не боролась за свою жизнь и за то ослепительное счастье, которое он мог ей дать? Ленора покачала головой, стараясь отогнать прочь тоскливые мысли. Но все было напрасно, она не могла справиться с овладевшим ею отчаянием. Неужели она заняла место, которое по праву принадлежало ее сестре? Воспользовалась тоской Эштона, его любовью к умершей и эгоистично присвоила все себе? Он, правда, не раз уверял ее, что Лирин она или Ленора, он все равно любит ее, но было ли это так на самом деле? Погруженный в отчаяние после случившейся трагедии, не был ли он пленен простым сходством и не пал ли жертвой неосознанного желания любой ценой вернуть утраченную любовь?
   Испытывая чувство вины, Ленора в отчаянии застонала. Как Гэйтлинг назвал ее? Падшая женщина? Содержанка мужа собственной сестры? Шлюха? Ее ладони похолодели и стали влажными. Поняв, что этот седовласый мужчина ей вовсе не отец, она надеялась узнать, что и она не Ленора. И вот теперь она стояла лицом к лицу с жестокой реальностью, с необходимостью принять свое прошлое таким, каким оно было в действительности. Ведь вспомнила же она свадьбу с Малькольмом! Светло-голубое платье, гости на свадьбе, сундук… Ленора резко подняла голову, вспомнив, что она собиралась посмотреть, что в нем. Спустившись в кладовку, она отыскала стамеску и молоток и в который раз поднялась по лестнице на чердак. Теперь, когда солнце клонилось к закату, жара стала просто невыносимой. Но она ее не чувствовала, все свое внимание сосредоточив на замке. Наконец он глухо щелкнул и подался. Она быстро откинула крышку. На глаза ей попался пустой поднос и перед глазами сразу вспыхнуло видение – тот же поднос, но весь уставленный сверкающими бокалами. В памяти всплыли разноцветные платья, лежавшие раньше в этом сундуке. Ленора торопливо отложила в сторону поднос. Под ним была навалена груда камней. Она ошеломленно разглядывала их, чувствуя какую-то странную неуверенность, даже страх. Ленора робко отодвинула один из них в сторону. Тошнотворно-сладкий запах ударил ей в лицо: запах разлагающейся плоти. Она отпрянула в сторону, и глаза ее расширились от ужаса: Ленора увидела на деревянных панелях сундука красновато-бурые пятна.
   С испуганным криком Ленора отпрянула назад, тошнота мгновенно подступила к горлу, и она зажала рот трясущейся рукой. Отвернувшись в сторону, стараясь не смотреть, она прижалась лбом к стене. Страшная слабость овладела ею, сердце колотилось в груди, как бешеное, по спине поползли ледяные мурашки. Словно огромная спираль начала раскручиваться у нее в мозгу, и Ленора стиснула зубы, чтобы отогнать ночные кошмары, не дать им затянуть ее на дно чудовищной воронки.
   – О нет, – жалобно простонала она, когда тяжелые щипцы опять взмыли вверх и с убийственным звуком опустились. Ленора зажмурилась, мотая головой, стараясь отогнать прочь ужасное видение, но все было напрасно: удары следовали один за другим, пока наконец ее глаза не заволокло кровавым туманом. Душа ее рыдала от ужаса, невольной свидетельницей которого она стала когда-то, и вдруг высокая, широкоплечая фигура, словно мрачный вестник ада, возникла в темном облаке перед ней: искаженное яростью лицо, горящие глаза, злобный оскал. О Боже, да ведь она знает его!
   – Малькольм! – закричала Ленора, широко распахнув глаза.
   – Ах ты, сука! – прорычал его голос будто издалека.
   Ленора рванулась в сторону, но он уже был здесь. Одним прыжком Малькольм подскочил к ней и, сжав ее руки, словно стальным обручем, вцепился Леноре в волосы, собранные на шее пышным узлом. Он тряс ее с такой силой, что перед глазами у нее все помутилось. Острая боль пронизала ее, но Ленора только сцепила зубы, не желая унижаться и умолять о пощаде.
   – Ты убил его! – процедила она сквозь зубы. – А потом затолкал его труп в мой сундук, чтобы потихоньку избавиться от него!
   – А все ты виновата! – прошипел Малькольм. – Зачем тебе понадобилось уходить с ним? Зачем ты вообще слушала его? Я ведь ждал тебя внизу. Нам пора было отправляться на корабль. Ведь мы с тобой собирались в Европу. Но ты все не спускалась. А потом прибежал кучер. Он кричал, что кто-то оглушил его и украл коляску. Когда я взбежал наверх, тебя нигде не было.
   – Но как тебе удалось узнать, куда я поехала?
   Малькольм злобно рассмеялся:
   – Та записка, которую написал тебе этот ублюдок… Ты забыла про нее, и она так и осталась лежать на туалетном столике. Так мне и удалось узнать, кто был здесь с тобой и куда он потом увез тебя: в Натчез, повидаться с его сестрой, чтобы та подтвердила все, что он скажет, и чтобы добиться ее освобождения благодаря твоему поручительству. – В наступившей тишине вновь прозвучал его зловещий смех. – Сара! Еще одна сучка! Она тоже не верила мне, но по крайней мере любила меня. А ты всегда сходила с ума по этому дьяволу, Уингейту!
   – Двоеженец! – Ленора попыталась освободиться от его железной хватки, но Малькольм, прижав ее голову к своему плечу, сжал ее горло с такой силой, что Ленора стала задыхаться. В глазах у нее потемнело, и ей пришлось сдаться, иначе он бы попросту придушил ее. Но дух ее не был сломлен.
   – Убийца! – прохрипела она.
   Он развернул ее к себе и уставился прямо в полыхавшие гневом зеленые глаза, которые сейчас от боли и страха стали почти черными.
   – Не стоит ревновать, моя крошка, я о ней позаботился. От нее ничего не осталось, даже кучки пепла.
   – Так это ты поджег лечебницу?! – изумленно воскликнула Ленора. – Господи, да ты способен на что угодно, лишь бы добиться своего!
   – Поджоги у меня всегда получались лучше всего! – похвастался Малькольм. – Знаешь, мне это даже в радость, особенно когда все идет как по маслу. А вот стоило только поручить это кому-то другому, и все пошло наперекосяк. Ну, например, склады Уингейта. Разве плохо придумано? Что еще могло бы выманить его из дому? А тебя в это время можно было убедить в чем угодно! А заодно и склады бы сгорели – все, а не один, – а вину за это потом бы возложили на этого болвана Тича!
   Стена, отделявшая память от беспамятства, постепенно стала давать трещины, сквозь которые тонкими струйками просачивался ужас.
   – Ты упрятал Сару в лечебницу после того, как познакомился со мной, пока ее брат был за границей. Что за дьявол надоумил тебя выбрать именно Натчез и почему ты просто не избавился от нее?
   – Что ж тут непонятного? Ведь я играл роль раздавленного горем мужа – симпатии всех служителей закона были на моей стороне. Мне не хотелось вызывать их подозрений. К тому же это неизбежно навело бы их на мысль расследовать обстоятельства гибели ее отца – и тогда неминуемо всплыло бы мое имя. А поскольку семейные адвокаты были уверены, что брат ее вряд ли вернется, они готовы были на многое закрыть глаза. Жаль, никогда не думал, что фамильное состояние может так быстро уплыть между пальцев! И надо же, только я нашел выход, как тут появился ее брат и увез тебя.
   – Мы как раз приехали в Натчез и хотели на следующий день навестить Сару. Как тебе удалось так быстро настичь нас?
   – Вы сделали большую ошибку – поехали в коляске, к тому же в объезд. Вот в чем дело, моя дорогая. А я спустился по Миссисипи на пароходе. Вам приходилось делать остановки, чтобы дать лошадям передохнуть, вы теряли время на ночлег, а меня ничто не задерживало в пути. – Малькольм немного ослабил хватку и, нежно погладив ей руку, шепнул: – Лучше бы тебе никогда не входить в ту комнату.
   – Но я услышала шум…
   – Да, и твое любопытство, дорогая, чуть не стоило тебе жизни! Не мог же я оставить в живых свидетельницу, даже такую соблазнительную, как ты. – Его рука сжала ее грудь, и Ленора задрожала от отвращения. – Все было бы гораздо проще, дай ты мне возможность незаметно избавиться от тела. Тогда я убедил бы тебя, что брат Сары сбежал, когда задуманная им шутка не удалась. Разве тебе пришло бы в голову наводить справки в лечебнице, особенно после пожара, который я так предусмотрительно устроил, обеспечив молчание всех тех, кто меня знал?
   – Трудно представить, что человек способен на такое! – ошеломленно прошептала Ленора. – Неужели ты думаешь, что сможешь и дальше творить свои черные дела?
   – Я очень честолюбив, моя дорогая! И у меня хватит ума, чтобы добиться всего, чего я хочу!
   – Если ты считаешь себя таким умным, объясни, для чего тебе потребовалось набивать камнями мой сундук, а потом оставить его на чердаке, где его легко обнаружить? Почему бы не выкинуть его в реку – чего уж проще?
   – Конечно, но у меня не было такой возможности. По крайней мере до тех пор, пока нанятый мной кучер не спускал с меня глаз. Он ведь помог мне вытащить сундук из гостиницы, а потом все настаивал, что и сам управится с багажом: даже когда мы уже добрались до дома. Не мог же я позволить кому-то из слуг сунуть туда нос, поэтому пришлось согласиться и мы сами втащили его сюда. Тогда мне казалось, что достаточно просто держать его под замком.
   – Но тело, как ты избавился от него?
   – В первую же ночь, когда мы устроились на ночлег, мне удалось незаметно выскользнуть из гостиницы и оттащить его в лес, а потом я набил сундук камнями. Кучер ничего не заподозрил. Ты не представляешь, как я потом жалел, что ты не взяла с собой своего кучера.
   – Которого ты нанял! – презрительно фыркнула Ленора. – Даже если бы он и согласился отвезти нас, он бы оставил за собой такой хвост, что ты без труда выследил бы нас!
   Малькольм довольно ухмыльнулся:
   – Я не сомневаюсь в преданности моих людей!
   – Головорезы, вот они кто! Воры! Презренные бандиты!
   Ее гнев заставил его расхохотаться.
   – Ну нельзя же лишать их маленьких удовольствий!
   – Так почему же ты не отдал меня им? Для чего тебе понадобилось играть передо мной роль спасителя?
   – Ах, моя дорогая! – вздохнул он. – Кое-какие радости стоит приберечь и для себя!
   – Но ведь тогда ты мог бы взять меня силой? Для чего весь этот фарс с ухаживанием и предложением руки и сердца?
   – Ну, считай, что это каприз – хотелось приберечь лакомый кусочек на закуску. К тому же я рассчитывал впоследствии получить все. Да и потом твоя красота сразу же вскружила мне голову. А когда я позже навел справки, ты показалась мне еще более желанной. Я уже решил, что потерял тебя навсегда, но, слава Богу, моим людям удалось напасть на след беглянки. Они собирались потребовать за тебя изрядную сумму, но для начала хотели позабавиться с тобой.
   – И вот тогда-то и подоспел ты.
   – Ну, ты же понимаешь, надо было, чтобы все выглядело как подобает. Я вырвал тебя из рук злодеев, доставил к отцу. В глазах всех я стал героем! – Тут брови Малькольма сурово сдвинулись и на лице появилась угрюмое выражение. – Но даже после этого ты отвергла меня. Казалось, все мои планы пошли прахом. Мне пришлось уехать, но надежда еще не умерла во мне. И тут ты приехала в Билокси. – Он стиснул ей руку и довольно осклабился, заметив, что она сжалась от боли. – Но ты по-прежнему не желала облегчить мне задачу и к тому же упорно продолжала носить траур по мужу.
   – Черт возьми! Надо было и дальше сопротивляться. Скольких ошибок и горя можно было бы избежать! – Ленора с трудом подавила страх, когда пальцы Малькольма скользнули вверх и коснулись ее шеи, будто он и в самом деле собирался задушить ее. – Если ты собираешься убить меня, Малькольм, то не тяни, – прошептала она. – Теперь тебя ничто уже не останавливает.
   – Ах, милая, тут ты не права, – усмехнулся Малькольм. – Я ведь не просто так на тебе женился. Твое состояние – вот что манило меня! У меня есть все необходимые доказательства нашего брака. И теперь я смогу унаследовать все твои деньги. Твое завещание…
   – Я не собираюсь ничего подписывать!
   – А тебе и не нужно, моя дорогая. Самюэль Эванс отлично знает свое дело. Он уже подписал все нужные документы вместо тебя – жаль, что ты не видела! Комар носа не подточит! И на каждом из них стоит твое имя. Господи, да никто даже и не заподозрит, что он слегка исправил наше брачное свидетельство! Не могу же я допустить, чтобы этот мерзавец Уингейт докопался до того, когда мы обвенчались в действительности!
   – Несмотря на все твои хитроумные планы, Малькольм, ты упустил из виду самое главное. Если я умру, все, что принадлежит мне, кроме этого дома, вернется к моему отцу. Это его состояние, и оно таковым и останется!
   Глаза Малькольма превратились в узкие щелочки. Он мерзко усмехнулся:
   – Об этом я тоже позаботился, дорогая! Мой человек, которого я отправил в Англию, скорее всего уже выполнил свое задание – и в недалеком будущем мы получим печальное известие о смерти твоего отца.
   – Не-е-ет! – бессильно застонала она, поникнув в его руках.
   – Тихо, тихо, моя дорогая. К чему так убиваться?! Мне-то просто необходимо, чтобы он умер, ведь по закону я унаследую все, что после него перейдет к тебе. Ну а для тебя пусть он по-прежнему остается в живых, я не возражаю.
   Она попыталась высвободиться из его рук.
   – А как ты намерен поступить со мной?
   – Ну, какое-то время придется подождать, пока я не буду уверен, что с завещанием твоего отца нет никаких сложностей. Мне бы не хотелось, чтобы Уингейт совал свой нос в наши дела. Вот я и присмотрел небольшую уютную лечебницу тут, неподалеку. Там ты пробудешь до тех пор, пока ты мне нужна.
   – А потом? Устроишь и там пожар, не так ли? – В голосе Леноры послышалась нескрываемая издевка.
   – Не знаю, возможно. Это не так уж сложно.
   – Неужели тебе все равно, что ты погубишь столько невинных людей и все только для того, чтобы разделаться со мной?!
   – Эти несчастные… всем же будет лучше, когда их не станет.
   – Не все разделяют твою точку зрения, Малькольм. – Она презрительно вздернула плечи.
   – Знаю. Тот, кого я приставил следить за Сарой, попытался помешать мне. Я разделался с ним на месте, а труп его сгорел во время пожара. Конечно, его в любом случае следовало убрать, так что ничего страшного не произошло.
   – Ты – сущий дьявол, Малькольм, – пробормотала Ленора. – Ты – само зло. Сатана в человеческом обличье.
   Но Малькольму уже надоело слушать ее. Он повернулся и потащил ее за собой.
   – Теперь пошли. Надо отыскать твоего любовника.
   – Любовника? – дрогнула Ленора.
   – Да ладно, не обращай внимания. Я бы дорого дал за то, чтобы увидеть физиономию Уингейта, когда он узнает, что я собираюсь свернуть тебе шею.
   Ленора отбивалась и царапалась, как бешеная кошка, не обращая внимания на то, что его руки впиваются в ее тело, причиняя невыносимую боль. Но вот он ткнул ее дулом пистолета, и она обмякла.
   – Ты ошибаешься, если рассчитываешь, что я побоюсь пустить его в ход, дорогая. Учти, Самюэль Эванс работает на меня не первый год, так что он сделает все, что я прикажу: даже сочинит предсмертную записку, которую ты оставишь, прежде чем пустить себе пулю в голову!
   Малькольм потащил ее к лестнице, потом, обхватив за тонкую талию, без особых церемоний перекинул через плечо и понес вниз. Она не осмеливалась сопротивляться, обратив внимание, что он держит ее прямо над перилами, словно забавляясь мыслью отпустить ее и полюбоваться, как она рухнет вниз. На каждом шагу он спотыкался, делая вид, что вот-вот упадет. У Леноры перехватывало дух, и это его забавляло.
   Остановившись на последней ступеньке, Малькольм прошипел ей в ухо:
   – Ну и где он, твой любовник?
   Сердце Леноры испуганно заколотилось.
   – Я еще не сошла с ума, чтобы сказать это тебе!
   – Не важно. – Ее отказ, похоже, ничуть его не расстроил. – Отец скажет.
   – Отец? – Она попыталась заглянуть ему в глаза, но безуспешно. – Какой отец?
   – Тот самый пьянчуга, которого ты хорошо знаешь! – усмехнулся Малькольм.
   – Так Эдвард Гэйтлинг – твой отец?! – Ленора онемела от изумления.
   – Не могу сказать, что я им горжусь, но другого у меня нет.
   – А он… он знает о тебе? – осторожно спросила она.
   – Думаю, кое о чем догадывается. Может, конечно, ему это и не по душе, но он сам во многом виноват. Когда я был еще мальчишкой, он вышвырнул на улицу мою мать. И только после ее смерти, когда я уже вырос, явился просить прощения. И с тех пор старик только и делает, что замаливает свои грехи передо мной.
   – Совершая новые?! – В ее смехе звучало откровенное презрение. – Тогда нечего и удивляться, что он столько пьет. Его мучают угрызения совести, не иначе!
   – Ба! Просто щепетилен не в меру! Предпочитает вовремя отвернуться в сторону, а потом сказать: знать не знаю, видеть не видел. Делает вид, что его дело сторона. По-прежнему ахает и охает по поводу смерти Мери, а ведь не хуже меня знает, что девчонка подслушала наш разговор. Я-то сразу понял, что придется от нее избавиться. Но по крайней мере пожаловаться она не может – я доставил ей удовольствие перед тем, как придушить собственными руками.
   Ленора онемела от ужаса. За всю свою жизнь она не встречала ничего подобного – этот человек казался ей воплощением зла. Если кого-то и следовало запереть в сумасшедший дом, так это его!
   Малькольм открыл дверь и бесшумно выскользнул в коридор. Ленора безвольно, словно кукла, повисла у него на руках. Послышались торопливые шаги, и до Леноры донесся голос Меган, мурлыкавшей какую-то песенку. Малькольм свирепо погрозил ей и еще сильнее сдавил Леноре руку, заставив ее болезненно поморщиться.
   – Я все равно узнаю, – прошептал он. – Лучше признайся сразу, где Уингейт?
   – В моей спальне, – со стоном пролепетала она.
   – Как удобно – лег в постель и ждет, пока ты присоединишься к нему!
   Ленора постаралась сделать вид, что не слышит. Малькольм немного ослабил хватку, так что она смогла перевести дух, но дуло пистолета по-прежнему упиралось ей в шею, напоминая о том, что следует хранить молчание, пока Малькольм, крадучись, продвигается по коридору к ее спальне. Дверь была закрыта.
   – Я буду как раз за твоей спиной, – шепнул он Леноре, отпуская ее. – Если попробуешь сбежать – стреляю. Либо в него, либо в тебя. Понятно? А теперь открой дверь!
   Трепеща, она взялась за ручку двери; потом, послушная его приказу, слегка повернула ее, пока не раздался щелчок. С бешено колотящимся сердцем она толкнула ее и тихо вошла. Эштон лежал в постели и, казалось, спал. Услышав ее шаги, он лениво приоткрыл глаза и сквозь сон улыбнулся ей. Но тут глаза его широко раскрылись: он увидел пистолет, упиравшийся ей в шею, и высокую мужскую фигуру, грозно маячившую за спиной. Не дожидаясь, пока Малькольм спустит курок, Эштон метнулся к изножью постели, где под ворохом одежды лежал его собственный пистолет.
   – Я убью ее! – рявкнул Малькольм и ткнул дулом пистолета ей в горло. – Бог свидетель, убью! – Он дал сопернику время, чтобы тот в полной мере осознал угрозу, потом продолжил: – А теперь осторожно вытащи его! Что там у тебя? Положи на пол возле кровати и пододвинь ко мне, только очень медленно! Попробуешь дернуться – увидишь, что я с ней сделаю! А если ты надеешься, что у меня кишка тонка спустить курок, так спроси у нее, скольких я уже отправил на тот свет.
   Эштон метнул на Ленору быстрый взгляд, и ужас, плескавшийся в бездонных зеленых глубинах ее глаз, убедил его, что перед ним ненормальный. Как ему было приказано, он вытащил из-под одежды пистолет, осторожно нагнулся и положил его на пол. Потом слегка подтолкнул ногой прямо к Малькольму.
   Тот еще крепче сдавил тонкое запястье Леноры и ткнул ее в шею дулом пистолета.
   – Отлично. А теперь подай мне его и учти – рукояткой вперед! – Он довольно ухмыльнулся, видя что все его приказы выполняются беспрекословно, и сунул в карман второй пистолет. Похоже, он наслаждался своей властью над ними. – Ах, как вы сразу прониклись ко мне уважением, чудеса, да и только! Или сообразили, что к чему? – Обняв Ленору за плечи, он махнул пистолетом в сторону Эштона. – А теперь можешь надеть брюки. Хотя, конечно, моей супруге ты в таком виде и нравишься, но, я уверен, Меган упадет в обморок, если ты спустишься вниз нагишом. Да, мои ребята здорово облегчили бы мне жизнь, если бы избавились от тебя в самом начале, как я хотел.
   – Ну и что ты задумал? – резко спросил Эштон, натягивая брюки.
   – Ты ведь уже слышал, Уингейт, сначала мы спустимся вниз и подождем моих парней. Я предупреждал их, чтобы они подбирались к дому без особого шума. Еще не хватало, чтобы кто-то из твоей команды заподозрил, что тут происходит что-то неладное!
   – А когда они появятся? – Эштон сунул ноги в ботинки и принялся их зашнуровывать.
   – Тогда у меня будет достаточно людей, чтобы поступить с тобой так, как я намеревался с самого начала. Когда-то я поклялся Леноре, что если поймаю вас вместе, то попросту охолощу тебя.
   – Не-е-ет! – Крик Леноры превратился в болезненный стон, когда железные пальцы вновь безжалостно стиснули ей руку.
   – Знаю, моя дорогая, эта часть его тела бесценна, но тебе не следовало путаться с ним у меня за спиной!
   – У тебя за спиной! – Оскорбление заставило Ленору буквально взвиться на дыбы.
   Она забилась в руках Малькольма, не обращая внимания на боль, когда он еще крепче прижал ее к себе. Эштон глухо зарычал от бешенства и рванулся к нему, но дуло пистолета тут же уперлось ему в лоб, и он замер на месте. Испуганный вопль вырвался у Леноры при виде этого зрелища, она немедленно перестала сопротивляться и повисла на руке у Малькольма, жалобно всхлипывая:
   – Не надо! Не убивай его! Я сделаю все, что ты хочешь! Только не убивай его! Умоляю!
   – Как это трогательно – такая забота! – саркастически ухмыльнулся Малькольм. – А ведь я давал тебе шанс, и, если бы ты в свое время так же тревожилась обо мне, многих бед можно было бы избежать.
   – А много ты заботился обо мне?! Сколько ты мне лгал? Сколько изменял, ну-ка вспомни! – вспыхнула Ленора.
   – Подумаешь, двоеженство! Ерунда какая-то! – фыркнул Малькольм. – К тому же Сары уже нет, а у нас полно других проблем, поважнее.
   Залитые слезами, похожие на влажные изумруды глаза обратились на Эштона. Увидев написанное на его лице недоумение, Ленора проговорила сквозь слезы:
   – Малькольм был уже женат, когда мы с ним венчались. Он отправил жену в сумасшедший дом, а потом устроил там пожар только для того, чтобы избавиться от нее.
   Темные брови Эштона удивленно поползли вверх.
   – Так ты муж Сары? – присвистнул он. – Значит, то, что она видела, было на самом деле, а вовсе не галлюцинации!
   Нахмурившись, Малькольм шагнул к нему.
   – Откуда тебе известно про Сару?
   Эштон невозмутимо повел плечами.
   – Тебе не удалось избавиться от нее. Теперь она работает на меня.
   – Маленькая тварь! – Малькольм яростно заскрежетал зубами. – От нее были только одни неприятности!
   – Если она когда-нибудь доберется до тебя, Малькольм, все твои прежние неприятности покажутся тебе детскими забавами! – сказал Эштон. – Ей почему-то не слишком понравилось в сумасшедшем доме!
   Полные губы Малькольма искривились в злобной усмешке.
   – Этой тоже не понравится, можешь мне поверить.
   Эштон украдкой взглянул на любимую. В ее потемневших глазах он прочел отчаяние, но сейчас он ничего не мог ей сказать, что вселило бы в нее хоть какую-то надежду.
   – Когда будешь спускаться по лестнице, Уингейт, пойдешь впереди нас, – приказал Малькольм. – И помни, стоит тебе попытаться скрыться или даже просто дернуться в сторону, и твоей любовнице не поздоровится.
   – Но тебе не удастся держать нас взаперти. Вспомни, в доме полно слуг. К тому же здесь ее отец.
   – Эштон, этот человек не мой отец, – Ленора смахнула текущие по щекам слезы. – Это отец Малькольма.
   – Ага, – кивнул тот. – И к тому же он, должно быть, уже успел надежно запереть слуг. – Осторожно двинувшись вперед, Малькольм махнул Эштону пистолетом: – Ну пошли. И не вздумай выкинуть какой-нибудь фортель, если хоть сколько-нибудь дорожишь этой штучкой!
   Эштон медленно двинулся к двери, то и дело поглядывая через плечо на Ленору. Как и раньше, Малькольм тащил ее, словно куль муки. В другой руке у него был пистолет. Когда они с Ленорой спустились по лестнице, Эштон уже стоял возле дивана. Повинуясь команде Малькольма, он повернулся лицом к двери.
   – Скорее, – рявкнул Малькольм через плечо.
   Выскочивший откуда-то сзади Эдвард Гэйтлинг, пыхтя, тащил моток толстой веревки.
   – Свяжи Уингейта и поживее. Да смотри у меня – никаких ошибок на этот раз.
   Эштон заглянул в мутные серые глаза старика, но бывший актер смущенно отвел взгляд и принялся туго обматывать веревку вокруг его туловища. Потом он связал ему за спиной руки и перетянул их тройным узлом.
   – Не забудь связать ему ноги, – велел Малькольм. – Мне совсем не улыбается, чтобы этот ублюдок вдруг ударил меня.
   Эдвард толкнул Эштона на диван и предупредил:
   – Вы, конечно, уже поняли, что сопротивляться не в ваших интересах.
   Услышав, как отец пытается усмирить Эштона с помощью жалкой логики, Малькольм презрительно фыркнул:
   – Уингейт не сомневается, что я тут же пристрелю Ленору, стоит ему только шелохнуться. А ты давай шевелись, вместо того чтобы болтать.
   У задней двери послышались чьи-то тяжелые шаги, и все напряженно замерли, прислушиваясь. Малькольм затаил дыхание. Две темные фигуры появились на пороге, и облегченный вздох сорвался с губ Малькольма. У одного из них, здоровенного бродяги с огненно-рыжими всклокоченными волосами, торчали из-за пояса два пистолета. У другого в руках была длинноствольная винтовка, а в прицепленных к поясу ножнах болтался увесистый тесак. Темная масса давно не стриженных волос спадала на плечи.
   Эштон удивленно вскинул брови: лицо одного из бандитов показалось ему хорошо знакомым. Он бросил вопросительный взгляд на Малькольма:
   – Это тоже ваши люди?
   Малькольм указал своим помощникам, куда встать: одного поставил у входа в холл, другой приглядывал за дверями на веранду. Вспомнив наконец о вопросе Эштона, он со злорадной ухмылкой посмотрел в его сторону:
   – И что с того?
   Эштон небрежно кивнул головой в сторону верзилы:
   – Он был среди тех, кто напал на «Речную колдунью». А потом этот тип стрелял в меня, когда Лирин упала за борт.
   Малькольм насмешливо фыркнул:
   – Ну что ж, теперь у него будет шанс довести дело до конца.
   – А второй, тот, что охранял дом, – не слушая Малькольма, продолжал Эштон, – работал у меня машинистом. Нисколько не сомневаюсь, что именно он устроил аварию с котлом в тот день, когда пираты напали на пароход.
   – Да тебе ума не занимать, мистер Уингейт, – ухмыльнулся Малькольм.
   – Если все они служат вам, стало быть, вы – главарь целой шайки, которая разбойничает на дорогах, пускает ко дну пароходы, как это случилось и с «Речной колдуньей». Ведь это ваша банда напала на мое судно?
   Малькольм повернулся к рыжеволосому:
   – Когда появятся остальные, Тэппи?
   – Кое-кто с минуты на минуту, – ответил его подручный. – Несколько человек прибудут чуть попозже. А остальные займутся кораблем – подготовят его к вашему появлению.
   – Нам не удастся убраться до того, как стемнеет, – отозвался Малькольм. – Не хочу, чтобы люди Уингейта кинулись за нами в погоню.
   – Да у вас тут целая армия! И все для того, чтобы справиться с одним человеком! – фыркнул Тэппи. – К тому же, похоже, он ранен.
   – Уингейт в одиночку расправился с тремя нашими, не забывай об этом! А сам отделался пустяковой царапиной! – взорвался Малькольм. – Я не могу больше рисковать. В конце концов, у Роберта Сомертона куча денег, и я не позволю никому встать между мной и этим богатством!
   – А с этим что будем делать? – Мерзко ухмыльнувшись, второй бандит кивнул в сторону Эштона.
   Заметив хищный блеск его глаз, главарь подмигнул:
   – Ну что ж, Барнаби, думаю, тебе доставит удовольствие раскромсать Уингейта на куски. Вот леди обрадуется – сможет унести с собой в сумасшедший дом его сердце. На память о любовнике!
   Но в ту же секунду Малькольм согнулся чуть ли не вдвое от нестерпимой боли, когда острый каблук с силой врезался ему в пах. А в следующее мгновение на него набросилась дикая кошка. Она шипела, царапалась и как сумасшедшая рвала ему лицо острыми когтями. Он истошно взвыл, когда две кровавые борозды пролегли у него по щекам и с подбородка потекла кровь. С трудом оторвав от себя Ленору, он отшвырнул ее в сторону так, что она рухнула на пол. В ту же секунду он с проклятием выхватил пистолет и обернулся к Эштону, который был готов ринуться на него с яростным воплем. Эдвард Гэйтлинг так и не связал ему ноги.
   – Ну давай, стреляй! – вызывающе крикнул Эштон. – Так или иначе, я уже почти что мертв, но если ты выстрелишь, то мои люди мигом окажутся здесь и уж тогда тебе несдобровать. Думаешь, они не догадаются, что здесь происходит? Ну что, струсил? Так чего же ты медлишь, стреляй! Пусть на корабле услышат, что ты здесь.
   Барнаби шагнул вперед и встал между ними. Подняв свой мясистый кулак, он толкнул Эштона в грудь и заставил его снова рухнуть на диван.
   – Эй вы, не портите мне удовольствие! Мне эта идея здорово пришлась по душе, я хочу сказать, порезать тебя на кусочки, так что до тех пор сиди смирно и жди, пока я займусь тобой. Страсть как охота послушать, как ты будешь визжать на всю округу!
   Прижав платок к окровавленной щеке, Малькольм бросил недовольный взгляд вниз, на распростертую у его ног женщину, чьи глаза полыхали неистовым зеленым огнем и порой от ярости становились почти черными. Потом он в бешенстве накинулся на старика:
   – Ты, несчастный пьянчуга! Я же предупредил тебя – свяжи ему ноги! Неужели ты ничего не можешь сделать по-человечески?!
   – Прошу прощения, Маркус, – робко промямлил Эдвард, съежившись от стыда. – Я, знаешь, как-то не привык к такому…
   – Маркус? – удивленно повторил Эштон.
   – Да, Маркус Гэйтлинг! – выкрикнул Малькольм. – Но я поменял имя, теперь я Малькольм Синклер. Это девичья фамилия матери – Синклер. – Злобно покосившись в сторону отца, он добавил: – К тому же она мне нравится гораздо больше.
   Тяжелые шаги раздались по коридору, потом замерли у порога. Вошли еще трое. Малькольм коротко взглянул на них, потом резко повернулся и схватил Эдварда за руку, когда тот наклонился, чтобы связать Эштону ноги.
   – Пойди отыщи Меган. Скажи ей, пусть идет наверх и упакует кое-что из вещей хозяйки. Эти люди поедут с Ленорой. Они покараулят за дверью, пока моя жена переоденется в дорожное платье. Мы будем проезжать Билокси в открытой коляске, и я хочу, чтобы все выглядело, как обычно.
   Эдвард поспешил к выходу. Малькольм поднял на ноги свою вторую жену и ухмыльнулся ей в лицо:
   – Я провожу тебя наверх, но если ты будешь плохо себя вести, Барнаби займется твоим дружком. Поняла?
   Она слабо кивнула и, провожаемая тревожным взглядом Эштона, вышла из комнаты в сопровождении двоих мужчин. Они остались сторожить у дверей спальни, еще один прохаживался по холлу, а другой стоял на веранде.
   К тому времени, как появилась Меган, у ее хозяйки уже созрел в голове план. Она быстро отыскала пистолет, которым когда-то снабдил ее Эштон, проверила, заряжен ли он, и посвятила служанку в детали своего замысла.
   – Скажи тому, кто на веранде, что я потеряла сознание. Когда он войдет, стукни его вот этим, но только когда он наклонится надо мной. – С трудом подавив дрожь отвращения, Ленора вручила ей каминные щипцы. – Это единственное, что у нас здесь есть. Ударь посильнее, и он свалится без чувств. Хорошо бы, чтобы другие ничего не услышали. – Ленора изо всех сил старалась скрыть липкий страх, который овладел ею. Надо было думать о том, как вызволить Эштона. – Меган, ты согласна помочь мне?
   К счастью, Меган не мучили воспоминания о пережитых кошмарах.
   – Похоже, мэм, речь идет и о моей собственной жизни. А раз так, я с радостью пойду на все!
   Служанка схватила щипцы, и Леноре стоило немалых усилий сдержаться и не добавить, чтобы та действовала поаккуратнее. Бедняжка дрожала при одной мысли о том, что через несколько минут ей опять придется пережить ту же жуткую сцену. Опять она увидит, как на голову человека опустится тяжелое железо. Но сейчас речь шла о жизни Эштона, а ради него Ленора была готова на любые испытания. К тому же надежнее щипцов у них ничего не было под рукой. Стеклянная лампа или ваза разлетятся на куски, грохот заставит насторожиться того громилу, который остался в коридоре, а для того чтобы выломать ножку у стула, ни у нее, ни у Меган просто не хватит сил. Железные щипцы – вот их единственная надежда.
   Ленора легла ничком на пол и кивнула Меган в знак готовности.
   – А теперь зови его и будь осторожна.
   Меган широко распахнула дверь и с выражением ужаса на лице, которому позавидовал бы и Гэйтлинг, почти упала в объятия бандита, расхаживавшего по веранде.
   – Скорее! Моя хозяйка лишилась чувств. Лежит и не дышит, бедняжка! Наверное, разбила голову. Скорее, помогите мне уложить ее!
   Тэппи примчался почти бегом и, увидев распростертую на полу хрупкую женскую фигурку, сунул пистолет за пояс и наклонился, чтобы поднять ее. В то же мгновение страшная боль будто расколола ему надвое голову, наступила темнота, и он без чувств рухнул рядом с Ленорой. Та стиснула зубы, чтобы не закричать, и, с трудом переведя дыхание, положила руку ему на грудь. Он был жив, а значит, перед ними стояла еще одна проблема.
   – Надо связать его и заткнуть ему рот, иначе он поднимет шум, когда придет в себя, – прошептала она Меган. – После этого осторожно выбирайся из дома и беги за помощью. Если с Хикори все в порядке, постарайся добраться до него. Пусть найдет шерифа и вернется вместе с ним. Да скажи, пусть шериф прихватит с собой побольше людей, иначе ему не справиться – тут целая шайка.
   При виде того, как ее хозяйка решительно вытащила у бандита пистолет, глаза Меган округлились от страха.
   – Но, мэм, а как же вы? Что вы затеяли?
   – Я иду вниз. Они угрожали разрезать мистера Уингейта на кусочки. Мне надо помешать этому кровопролитию, да и, кроме того, мне есть чем удивить этих мерзавцев.
   – Неужели вы полезете прямо в пасть этому дьяволу?! – в ужасе пролепетала служанка. – Вам ни за что не выбраться оттуда живой!
   Грустная улыбка осветила лицо Леноры. Перед глазами у нее вновь возникла высокая мужская фигура на палубе парохода. Теперь жизнь без Эштона для нее ровно ничего не значила.
//-- * * * --//
   Солнце уже почти наполовину скрылось за горизонтом. Эштон мрачно задумался – его медленный закат живо напомнил ему о песке, который нестерпимо долго сыплется тонкой струйкой в песочных часах, неумолимо отсчитывая последние минуты его жизни. Слишком много людей вокруг, которые не сводили с него глаз, готовые в любой момент пустить оружие в ход. Он уже стал понемногу отчаиваться в удачном исходе дела.
   Неожиданно послышался скрип колес, и чей-то экипаж остановился у дверей. В сердце Эштона пробудилась неясная надежда. Появление экипажа заставило бандитов насторожиться, но Малькольм мигом успокоил их, заметив на козлах двух своих людей. Бандиты немного расслабились и с любопытством посмотрели на дверь. Через минуту послышались шаги, дверь распахнулась, и незнакомый верзила впихнул в комнату отчаянно сопротивляющуюся женщину.
   – Посмотрите, кого я нашел в Билокси! – Смеясь, он повернул свою пленницу так, чтобы бандиты увидели ее лицо.
   Она раскраснелась и была вне себя от бешенства. Зеленые глаза ее метали молнии. Малькольм будто прирос к месту, превратившись в соляной столб, его подручные удивленно переглядывались, не веря своим глазам. Эдвард Гэйтлинг, удивленный, похоже, больше других, откинулся назад, широко раскрыв глаза.
   Эштон подскочил, как подброшенный пружиной, и впился взглядом в ее лицо.
   – Лирин? – пролепетал он и мгновенно осекся. Черты лица ее поражали необыкновенным сходством с Лирин, но были не столь безупречны, как у той, которую он любил. – Вы не Лирин! – уверенно сказал Эштон.
   – Конечно, нет. Я ее родная сестра, Ленора. А вы кто такой, сэр? – вызывающе осведомилась она. – Может, вы один из шайки этих бандитов, которые похитили меня, когда мы высаживались на берег?
   Губы Эштона тронула слабая улыбка. Внезапно он откинул назад голову и с искренним облегчением расхохотался.
   – Похоже, кто-то ошибся и послал мне не тот портрет! – Он с трудом отдышался и удивленно поднял брови. – Миссис Ливингстон, я полагаю?
   – Да, – настороженно кивнула она. – А вы кто?
   – Я ваш зять, Эштон Уингейт.
   – Эштон?! – Округлив глаза, она охнула от изумления. – Но ведь вы же погибли!
   – Ничего подобного, – с широкой усмешкой возразил он. – Пока еще жив, можете убедиться сами!
   – Но Лирин была уверена, что вас нет в живых, – настаивала Ленора. – Она видела своими глазами, как вы упали, а потом Малькольм показал ей вашу могилу.
   Эштон обернулся и окинул суровым взглядом своего соперника, который так и не смог еще справиться с охватившей его паникой.
   – Мою могилу? И где же это? А главное, когда именно он показывал ее Лирин?
   – Лирин рассказывала, что вас похоронили неподалеку от того места, где пираты напали на ваш корабль. А Малькольм привез ее туда вскоре после того, как нашел. Он и спас Лирин.
   – Боюсь, Малькольм одурачил нас всех: по крайней мере пытался. – Эштон твердым взглядом посмотрел ей в глаза. – Клянусь вам, что я все еще жив и что я и есть Эштон Уингейт. Надеюсь, ваша сестра не откажется это подтвердить.
   – Где же она? Где Лирин? – требовательно воскликнула Ленора. – Я хочу ее видеть!
   С язвительной усмешкой Эштон повернулся к Малькольму:
   – Не откажите в любезности послать одного из своих людей наверх за моей женой!
   Метнув в его сторону ненавидящий взгляд, тот сделал жест рукой, и один из бандитов поднялся.
   – Приведите ее сюда! И пусть служанка тоже придет, – приказал Малькольм и взглянул на женщину, которая торопливо стягивала с рук перчатки. Глаза его сузились. – А вы что здесь делаете?
   – Мы приехали повидать Лирин, Малькольм. На жизнь нашего отца было совершено покушение, и он стал волноваться за ее безопасность. Он сел на пароход, приехал на остров, где я живу, и уговорил меня отправиться сюда вместе с ним.
   – Ваш отец тоже здесь? – в изумлении воскликнул Малькольм. – Но где же он?
   – Все еще в экипаже. Ему не очень-то понравилось, как тут с ним обошлись. Парочка каких-то негодяев набросилась на нас, и один из них ударил его. Он все еще без сознания.
   Малькольм напустился на громилу, который смущенно переминался с ноги на ногу, стоя в дверях.
   – Вон отсюда, идиот! Мне плевать, что там с Сомертоном, притащи его сюда, живо! Разве можно оставлять его одного, да еще в экипаже?! Он слишком опасен!
   Ленора проводила выскочившего бандита ошеломленным взглядом, потом повернулась к Малькольму и взглянула на него. На лице у нее было написано недоумение.
   – Если я правильно поняла, вся эта банда подчиняется вам?
   Эштону вдруг непонятно почему стало весело, и он не упустил удобного случая, чтобы представить должным образом Малькольма и его людей.
   – Вы ничуть не ошиблись в ваших подозрениях, мадам. На тот случай, если вам неизвестно настоящее имя этого человека – перед вами Маркус Гэйтлинг, он сын, – Эштон небрежно кивнул в сторону старика, уставившегося тусклыми глазами на Ленору, – Эдварда Гэйтлинга, исполнителя ролей в шекспировских пьесах. – Эштон указал подбородком на остальных. – А это кое-кто из его подручных, боюсь, не могу представить их, ведь Малькольм не позаботился сообщить, как их зовут.
   – Какая разница! – злобно фыркнул главарь.
   – Тихо, тихо, – пожурил его Эштон.
   Вне себя от бешенства, Малькольм накинулся на него:
   – Рано радуешься, мистер Уингейт! Может, она и впрямь твоя жена, но тебе от этого мало проку, да и ей тоже, и этому ублюдку, что все еще у нее в утробе! Очень скоро ты отправишься в ад, а она – в психушку.
   У Леноры вырвался сдавленный стон, и она схватилась дрожащей рукой за горло.
   – Вы не посмеете…
   – Увы, мадам, должен вас огорчить, Малькольм способен на что угодно, лишь бы добиться своей цели, – сухо сказал Эштон. – Что меня больше всего интересует, это как он намерен избавиться от вас и вашего отца?
   Малькольм злорадно ухмыльнулся:
   – Это будет несложно!
   – Руки прочь от меня, мерзавец!
   Яростный вопль заставил Малькольма испуганно вздрогнуть.
   – Я сам найду дорогу, будь ты проклят, негодяй! – раздалось у самых дверей. – А теперь говори: где моя дочь?! Где Лирин?
   Кто-то с грохотом распахнул дверь. Даже Малькольм никогда не появлялся в доме с таким шумом. Бандиты растерянно переглянулись, увидев появившегося на пороге человека.
   Эштон уже давно смирился с мыслью, что никогда не встретится лицом к лицу с Робертом Сомертоном. Но стоило ему только бросить взгляд на подернутую серебром густую шевелюру и сверкающие яростью пронзительные зеленые глаза, как у него не осталось ни малейших сомнений, что перед ними настоящий отец Лирин. Один из бандитов дернулся было, чтобы схватить его за руку, но получил сокрушительный удар в челюсть, после чего тихо сполз по стене и застыл на полу. А Роберт угрожающе двинулся вперед.
   – А ну, немедленно приведите мою дочь! – прогремел его голос.
   За его спиной отворилась дверь, и в комнату проскользнул тот самый бандит, которого послали за Лирин. Он на цыпочках обошел разъярившегося Сомертона, чтобы ненароком не попасться ему под руку, и, подскочив к Малькольму, прошептал ему на ухо:
   – Их там нет, сэр! Она и эта проклятая служанка чем-то так ударили Тэппи, что он валяется на полу без чувств!
   – Найдите ее! – заорал Малькольм. – Не дай Бог, эта сучка выберется отсюда!
   Эштон чуть шевельнулся, услышав на веранде какой-то шорох. Он незаметно повернул голову и краем глаза успел заметить мелькнувший в дверях подол платья. Сделав равнодушное лицо, он уставился на Малькольма, окруженного встревоженными сообщниками, которым он отдавал приказы. Убедившись, что им не до него, Эштон шаг за шагом стал отходить, пока не уперся спиной в двустворчатую дверь. Он осторожно отвел назад связанные руки и незаметно высунул их в дверную щель, с радостью почувствовав, как чьи-то невидимые пальцы перерезали веревку. Вдруг брови Эштона удивленно поползли вверх, когда он почувствовал, как те же руки вложили ему в ладонь что-то тяжелое. Боже, это был пистолет! К несчастью, время было явно неподходящее, чтобы поблагодарить невидимого ангела за этот бесценный дар, но, когда все они будут в безопасности, он найдет способ выразить свою признательность!
   Незаметно сунув пистолет в задний карман, Эштон кашлянул, привлекая к себе всеобщее внимание.
   – Может, Лирин укрылась на чердаке? Она ведь бывала там раньше, и не раз.
   Малькольм не успел даже удивиться. Подняв глаза на Эштона, он заметил, что его соперник стоит возле самых дверей, и заорал, указывая на него своим подручным:
   – А ну, живо верните его назад!
   – Да я и так уже иду, – огрызнулся Эштон и лениво направился к дивану, по-прежнему держа руки за спиной.
   – Я поклялся, что разрежу тебя на куски на глазах твоей сучки! – ухмыльнулся Малькольм. – Похоже, сейчас самое время дать Барнаби возможность поразвлечься.
   – Право же, Малькольм, ты в последнее время стал совершенным хамом, – промурлыкала Лирин, проскользнув в дверь.
   Она отчаянно надеялась, что выглядит куда более уверенной в себе, чем это было на самом деле. Наконец-то темная пелена, скрывавшая ее прошлое, исчезла без следа, и все мельчайшие детали вспомнились ей с предельной четкостью. Она не могла не заметить, что ее неожиданное появление вызвало замешательство среди бандитов, и они растерянно перешептывались, переводя глаза с одной сестры на другую. Но Лирин видела перед собой лишь одно ненавистное ей лицо.
   – В последнее время ты только и делаешь, что запугиваешь людей. А ведь тебе так и не удалось никого убить после Мери! – Она услышала сдавленный хрип, вырвавшийся из груди Эдварда Гэйтлинга, и подумала про себя, что старый пьянчуга все еще способен удивляться поступкам своего сыночка. – Если так будет и дальше, кто станет воспринимать тебя всерьез?
   – Ах ты, сука! – взревел Малькольм. – Я-то решил, что ты не иначе как ангел небесный, когда увидел тебя на палубе парохода! Я хотел убить Уингейта, чтобы заполучить тебя. Но ты не принесла мне ничего, кроме горя!
   – Ш-ш! – Она укоризненно взглянула на него и с невинным видом, перекинув через плечо длинную шаль, поспешила к отцу, который не мог даже шевельнуться, потому что в грудь ему было направлено дуло винтовки.
   Радостно сверкая глазами, Роберт Сомертон одобрительно оглядел дочь и улыбнулся дрожащими губами. Лирин кинулась к нему на шею. Обнимая отца, она незаметно положила ему в карман небольшой пистолет и тихо прошептала в самое ухо: «Папа, тот, что без рубашки, наш друг. Остальные пусть провалятся в преисподнюю».
   Роберт Сомертон нежно поцеловал дочь в лоб, потом отстранился и с угрожающим видом шагнул к Малькольму:
   – Я хочу знать, что за чертовщина тут происходит?! Когда вы привезли Лирин в Англию, мы все были убеждены, что именно вы вырвали ее из рук пиратов, которые напали на корабль и убили ее мужа. Но теперь создается впечатление, что вы же все это и организовали!
   – Так оно и есть, – едва слышно пробормотал Эдвард Гэйтлинг, сидевший в уголке дивана. Трясущейся рукой он налил себе виски. – Мой сынок воспользовался тем, что само шло ему в руки, и сцапал ее, гори он в аду!
   Глаза Малькольма полыхнули яростью. Стиснув зубы, он бросил уничтожающий взгляд на старика и повернулся к Сомертону:
   – Если бы не мои люди, ваша дочь утонула бы! Они вытащили ее за волосы, когда она уже шла ко дну! Спасли ей жизнь! Вы должны быть благодарны!
   – Благодарны! – возопила Лирин. – Ах ты, мерзавец! Это ведь твои люди напали на корабль! Из-за них я чуть не погибла! Они стреляли в моего мужа, и я была уверена, что он мертв! А потом появился ты, примчался за своей долей добычи! Немного же тебе досталось! Тогда ты и решил разыграть роль благородного рыцаря, спасающего даму из рук разбойников! Ах, как ты был храбр, как изысканно вежлив со мной! Ты заслужил мою вечную признательность, а потом даже отвез безутешную вдову на могилу мужа и показал надгробную плиту! Где ты ее стащил, признавайся? Положил плиту на пустую могилу?!
   – Я бы мог позаботиться, чтобы она не была пустой! – рявкнул Малькольм. – Ты стала бы счастливее?
   – Ты все для этого сделал! – с вызовом бросила она. – Ты ведь заплатил своим головорезам, чтобы они убили его. Только он не таков, чтобы так просто дать убить себя!
   Барнаби злобно оскалился:
   – Вот сейчас мы и увидим, каков он, когда я начну кромсать его на кусочки!
   Лирин, как разъяренная львица, повернулась к длинноволосому бандиту:
   – Ах ты, мерзавец! Да таким, как ты, место в аду!
   – Ну и горячая же ты сучка! – с гадкой усмешкой процедил он сквозь зубы. – У меня в жилах течет индейская кровь. А ты знаешь, крошка, что больше всего по душе индейцу? – Глаза его засверкали каким-то темным огнем. – Скальпы! Точно, а с тебя можно снять премиленький скальп!
   Лирин презрительно отмахнулась от него и вновь повернулась к Малькольму.
   – Когда ты привез меня в дом к дедушке, мы увидели кое-что непонятное нам обоим. Портрет Леноры исчез. Потом, когда мы приехали в Англию, ни отец, ни Ленора не знали, куда он делся. Но ты-то знал, не так ли? Или по крайней мере догадывался. Ты-то знал, что Эштон остался в живых, и понял, что по ошибке ему отправили не тот портрет. И когда ты вернулся, ты отлично знал, где он. Тебе не было нужды искать его, но тебе нужны были доказательства, чтобы убедить меня в том, что я Ленора: думаю, ты как раз и был в доме, когда туда пришли мы с Эштоном.
   – Точно, – ухмыльнулся Малькольм. – Я увидел вас вдвоем, это как раз и заставило меня постараться разлучить вас навсегда. То, что ты потеряла память, было мне только на руку, я из кожи вон лез, чтобы использовать этот шанс. Уингейт был убежден, что ты погибла. Все, что мне было нужно, это убедить его, что ты на самом деле Ленора. Мне удалось даже уговорить Самюэля Эванса подделать подпись на брачном свидетельстве, и теперь там вместо Лирин Уингейт стояло имя Леноры.
   – Но Эштона оказалось не так легко убедить, ведь правда? – победно усмехнулась Лирин. – Он с самого начала подозревал, что дело нечисто. С первого же дня он разрушил все твои планы. Даже твои ошибки он оборачивал себе на пользу!
   – Но победа досталась мне, дорогая! – с саркастическим смехом отозвался Малькольм. Он был счастлив, что наконец-то взял верх над соперником. Однако улыбка превосходства на толстых губах быстро погасла, когда он заметил в глазах Эштона загадочный насмешливый огонек. Это немного подорвало уверенность Малькольма в себе, и он стал лихорадочно размышлять, не допустил ли промаха. Похоже, этот мерзавец его не боится! – Мы прикончим вас всех, а Вайль позаботится о том, чтобы все подозрения пали на Тича! Бедный мистер Тич, никчемная пешка в чужой игре! Мне будет его недоставать!
   – Вряд ли удастся убедить в этом шерифа, – отозвался Эштон. – Я еще вчера вечером намекнул ему, что дело нечисто и, по-видимому, шайка просто-напросто использует Тича как прикрытие.
   – Благодаря тебе мои люди угодили в ловушку, – злобно прошипел Малькольм.
   – Ты украл драгоценности, которые подарил Лирин, – напомнил Эштон.
   Малькольм усмехнулся и пожал плечами:
   – Но ведь она выставила меня вон. Так почему бы и нет?
   За их спиной раздался старческий, надтреснутый голос:
   – Маркус уверял меня, что она Ленора…
   – Похоже, вы хотели всех нас обвести вокруг пальца, – угрожающе проговорил Сомертон. – Даже собственного отца. Вы были готовы на что угодно, лишь бы заполучить мою дочь.
   – У Лирин было кое-что, без чего я не мог обойтись! – Толстые губы раздвинулись в усмешке. – Богатство. Она была моей единственной надеждой. Чего только я не делал, чтобы понравиться ей, и вот наконец она согласилась выйти за меня замуж. – Брови его сдвинулись. – Но в нашу первую же брачную ночь она покинула меня: сбежала искать правду. Ей хотелось знать, действительно ли я женат! Она не должна была допустить и тени сомнения в моей порядочности, но она поверила этому человеку!
   – Брат Сары смог это доказать! – воскликнула Лирин, рванувшись вперед. – Он показал твое брачное свидетельство, маленькую миниатюру, где ты и Сара вдвоем, письмо, которое она написала ему из лечебницы для душевнобольных. Ее брат кинулся разыскивать тебя и нашел, когда ты уже строил планы женитьбы на мне. Вечером, сразу после свадьбы, он попытался предупредить меня, даже сунул мне в руку записку, но, к несчастью, я прочитала ее не сразу.
   – И ты удрала от меня в нашу первую ночь! – злобно выкрикнул Малькольм.
   – Да! – Торжествующая улыбка коснулась губ Лирин. – Можешь себе представить, как я счастлива, что так и не легла с тобой в постель!
   Наступила очередь Эштона изумляться. Он посмотрел на этих двоих, которые сверлили друг друга яростными взглядами, и коротко рассмеялся. Смех оказался заразительным. К нему присоединился басовитый хохот Сомертона, и даже Ленора прыснула, прикрыв рукой рот. Серебряным колокольчиком рассыпался по комнате веселый смех Лирин. Но при виде Эштона, заливавшегося громче всех, Малькольм пришел в бешенство.
   Свирепо оскалившись, он кинулся на врага и вцепился мертвой хваткой ему в горло. Его железные пальцы неумолимо сжимались. Но тут он услышал знакомый щелчок, и что-то твердое уперлось ему в живот. Малькольм осторожно опустил взгляд, и дыхание его пресеклось: перед глазами тускло блеснуло дуло пистолета. Он посмотрел на Эштона и понял, что все его планы развеялись прахом.
   – Убери своих людей, или ты мертвец, – тихо произнес Эштон.
   Малькольм сделал попытку покачать головой, но у него ничего не вышло. Однако он радостно вздохнул, услышав щелканье взводимого курка и голос Барнаби:
   – А ну бросай пистолет! Эй, кто-нибудь! Хватай его!
   Но тут произошло нечто невероятное: комната наполнилась вооруженными людьми, во главе которых был шериф Коти. Бандиты бросились к дверям, надеясь ускользнуть, но дом был окружен со всех сторон. В окна смотрели дула винтовок.
   – Меган! – закричала Лирин, не замечая, как по щекам текут слезы радости. – Благослови, Господи, ее храброе сердце! Она спасла всех нас!
   Пальцы шерифа Коти сжались на запястье Малькольма.
   – Я слышал, вы успели изрядно напакостить. Думаю, Тич обрадуется, узнав, что вас арестовали за те преступления, в которых вы хотели обвинить его!
   Проводив взглядом шерифа, который тащил к двери упирающегося Малькольма, Роберт Сомертон подошел к Эштону и протянул ему руку:
   – Не знаю, кто вы, молодой человек, но моя дочь сказала, что вы наш друг.
   Лирин весело рассмеялась и обняла Эштона.
   – Больше чем друг, папа.
   Отец внимательно вгляделся в ее лицо: в глазах Лирин прыгали веселые чертенята.
   – Это мой муж. – Она заметила, как он удивился, и добавила: – Эштон Уингейт, человек, которого я люблю всем сердцем.
   Роберт Сомертон окинул долгим взглядом молодую чету. В глазах у него защипало. Смахнув непрошеные слезы, он обнял их и соединил руки, которые и так уже были соединены навек.
   – Рад познакомиться с тобой, сынок. Добро пожаловать в нашу семью!
   Лирин ласково коснулась обнаженной спины мужа и, улыбаясь, шепнула Сомертону:
   – Я так рада, что он понравился тебе, папа. Теперь у твоего будущего внука будет имя и любящий отец, которым он станет гордиться, как я горжусь тобой!

Кэтлин Вудивисс Где ты, мой незнакомец?