Даниэла Стил
Драгоценности

   Посвящается Попаю

   В жизни случается только одна настоящая любовь – единственная, которая имеет значение, которая растет и длится вечно… при жизни… после смерти. Двое как единое целое… Милый, ты мой, моя единственная любовь, навеки.
От всего сердца, Олив

   Danielle Steel
   Jewels
   Copyright © 1992 Danielle Steel
   © Власова Н., перевод на русский язык, 2017
   © Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Э», 2017

Глава первая

   Солнце светило ярко, ветра не было, и пение птиц и любые другие звуки разносились на мили вокруг, пока Сара спокойно сидела, глядя в окно. Парк был великолепен и ухожен идеально. Ленотр [1 - Андре Ленотр (1613–1700) – французский ландшафтный архитектор, придворный садовод Людовика XIV. Прежде всего он известен как автор проекта создания и последующих реконструкций королевских садов и парка в Версале.] разбил его по образцу Версальского – кроны высоких деревьев возвышались по периметру Шато де ля Мёз. Самому замку исполнилось уже четыреста лет, а Сара, герцогиня Уитфилдская, прожила здесь сорок два года. Она приехала сюда вместе с Уильямом давным-давно совсем еще юной девушкой и сейчас улыбнулась своим воспоминаниям, наблюдая за двумя сторожевыми псами, гонявшимися друг за дружкой вдалеке. Ее улыбка стала шире при мысли, как сильно эти две молодые овчарки порадуют Макса.
   Когда она вот так сидела и любовалась из окна парком, который они так холили и лелеяли, у нее всегда появлялось чувство умиротворения. Отчаяние войны, бесконечный голод, поля, с которых выскребли все до дна, вспоминались без горечи. Да, тогда было очень трудно… Всё было по-другому… и это странно. Казалось, что прошло не так уж много времени, а на самом деле пролетели пятьдесят лет… Полвека! Она взглянула на свои руки, на два кольца с огромными изумрудами идеально квадратной формы, которые носила, практически не снимая, и снова поразилась, обнаружив руки пожилой женщины – изящные, проворные, слава богу, но все-таки руки семидесятипятилетней дамы. Она прожила хорошую и долгую, даже слишком долгую, жизнь, как иногда ей виделось… Слишком долгую без Уильяма… Но еще ей остается что посмотреть, что сделать, о чем подумать и что спланировать, о чем нужно позаботиться вместе с детьми. Она была благодарна за все прожитые годы, но даже сейчас не чувствовала, что основной рубеж уже позади. На ее жизненном пути всегда встречались неожиданные повороты, какое-то событие, которое невозможно было предусмотреть и которое требовало ее участия. Странно, что дети в ней все еще нуждались, причем даже сами не осознавали, насколько сильно. Они достаточно часто обращались к ней за советом, чтобы Сара почувствовала свою значимость. А ведь были еще и внуки! Она улыбнулась при мысли о них и поднялась, все еще высматривая детей в окне. Отсюда она видела, как они подъезжали: их лица, улыбающиеся, смеющиеся или раздраженные, когда дети выходили из машин и поглядывали с выжиданием на ее окна. Словно бы всегда знали, что она там, наблюдает за ними. Не важно, что еще ей нужно было сделать, но в день приезда детей у Сары всегда находилось занятие в ее элегантной маленькой гостиной наверху, пока она их ждала. И даже после стольких лет, когда малыши превратились во взрослых самостоятельных людей, она всегда ощущала некоторое волнение, когда видела их лица, слышала их рассказы – ведь по-своему каждый из детей был крошечным кусочком той огромной любви, которую они с Уильямом испытывали друг к другу. Каким же замечательным человеком он был, лучше любой фантазии и мечты! Даже после войны он оставался силой, с которой считались, авторитетом, – все его знали, помнили и всегда будут помнить.
   Сара медленно отошла от окна и направилась к столу мимо камина из белого мрамора, рядом с которым частенько сидела зимними вечерами, размышляя, делая заметки или даже сочиняя письма кому-нибудь из детей. Она много говорила с ними по телефону, звонила в Париж, Лондон, Рим, Мюнхен, Мадрид, но при этом ужасно любила писать письма.
   Она остановилась, погладила стол, покрытый выцветшей старинной парчой – прекрасный антикварный, ручной работы, найденный много лет назад в Венеции, и дотрагиваясь кончиками пальцев до фотографий в стоявших на столе рамках. Потом стала поднимать то одну, то другую, чтобы получше рассмотреть. Прекрасные мгновения, запечатленные на бумаге, всплывали в ее памяти внезапно и легко. Вот их свадьба: Уильям смеется над чьей-то шуткой, а она смотрит на него снизу вверх с робкой улыбкой, скрывавшей такое неприкрытое счастье, такую радость! Ей тогда казалось, сердце лопнет от переполнявших чувств прямо на праздничном банкете. На ней были надеты бежевое атласное платье, украшенное кружевами, элегантная кружевная шляпка с небольшой вуалью, а в руках – букетик небольших желтоватых орхидей. Они поженились в доме ее родителей. Церемония была скромной, на ней присутствовали лишь лучшие друзья семьи. На небольшом приеме к ним присоединилось почти сто человек. В этот раз обошлись без подружек невесты, шаферов, грандиозных торжеств и неумеренности, свойственной молодым. Сару сопровождала только ее сестра в платье из голубого атласа с красивой драпировкой и потрясающей шляпке, изготовленной на заказ Лили Даше [2 - Легендарная американская модистка французского происхождения.]. Мама в коротком изумрудно-зеленом платье. Сара улыбнулась своим воспоминаниям… платье матери было почти такого же цвета, как два необычайных изумруда, которые носила Сара. Мама была бы довольна жизнью дочери, если бы дожила до сегодняшнего дня.
   На столе стояли и другие фотографии, детей, пока те были маленькими: замечательный снимок Джулиана с первой собакой; ужасно взрослый Филипп, хотя ему на фото лет восемь или девять, он тогда впервые попал в Итон; а вот Изабель в подростковом возрасте на юге Франции. И обязательно – каждый из них на руках у Сары, когда они только-только родились. Уильям всегда сам фотографировал жену, скрывая слезы, выступавшие всякий раз, когда он смотрел на Сару с новым малышом. А вот Элизабет… Такая крошка… рядом с Филиппом, карточка пожелтела так сильно, что лиц почти не рассмотреть. И опять глаза Сары наполнялись слезами – всякий раз, когда она смотрела на фотографию и бередила душу воспоминаниями. Она прожила хорошую полноценную жизнь, но не всегда эта жизнь была легкой.
   Сара долго смотрела на фотографии, прикасаясь к определенным моментам своей жизни, размышляя над ними, неслышно скользя по реке памяти, пытаясь обойти стороной слишком болезненные пороги. Со вздохом она снова отошла от стола и вернулась на свой пост возле длинных створчатых окон.
   Сара была женщиной изящной и высокой, с очень прямой спиной и головой, запрокинутой с гордостью и элегантностью танцовщицы. Волосы с возрастом стали белоснежными, хотя некогда сияли, как эбонитовое дерево, а огромные зеленые глаза напоминали оттенком глубокий темный цвет ее изумрудов. Из всех детей лишь Изабель унаследовала зеленые глаза матери, и все равно они были не такие темные, как у Сары. Никто из детей не обладал ее силой и чувством стиля, никто не мог похвастаться таким мужеством и решимостью, стойкостью, благодаря которой Сара пережила все превратности судьбы. Их жизнь была проще, но в определенном смысле Сара была даже благодарна провидению за это. С другой стороны, она задумывалась, уж не избаловала ли детей своим постоянным вниманием, не слишком ли много прощала, в результате чего они стали слабее. Никто не назвал бы слабым Филиппа… или Джулиана… или Ксавье… или даже Изабель, но все же у Сары было качество, которое напрочь отсутствовало в детях, – потрясающая сила духа, которая, как казалось окружающим, исходила от нее. Эту силу ощущали сразу, как только Сара входила в комнату, и все без исключения уважали ее, невзирая на симпатии или антипатии. Уильям был таким же, только более экспрессивным, не скрывающим наслаждения жизнью и благодушия. Сара всегда вела себя сдержаннее, раскрепощаясь лишь рядом с Уильямом. Он пробуждал в ней все ее лучшие качества. Уильям дал ей все, как она часто говорила, все, что ей нравилось, что она любила и в чем по-настоящему нуждалась. Она улыбнулась, глядя на зеленые лужайки и вспомнив, как все начиналось. Казалось, с того момента прошло лишь несколько часов… или дней. Невозможно поверить, что завтра ей исполнится семьдесят пять. Дети и внуки приедут отпраздновать с ней юбилей, а послезавтра ожидается целая толпа знаменитых и важных гостей. Вечеринка казалась ей верхом сумасбродства, но дети настояли на своем. Джулиан все устроил, и даже Филипп позвонил из Лондона раз пять, чтобы убедиться, что все идет по плану. А Ксавье поклялся, что, где бы он ни был: в Ботсване, Бразилии или еще бог знает где, – он прилетит на ее день рождения. Теперь она ждала детей, стоя у окна, затаив дыхание и ощущая легкое волнение.
   На Саре было старое простое, но красивое черное платье от Шанель и нитка огромных жемчужин, которую она практически не снимала и при виде которой у знатоков перехватывало дыхание. Это ожерелье принадлежало ей со времен Второй мировой войны, продай Сара его сейчас – выручила бы больше двух миллионов долларов, но она никогда и не думала расставаться с ожерельем, носила его просто потому, что жемчуг ей нравился, принадлежал ей, а еще потому, что Уильям когда-то настоял, чтобы жена оставила ожерелье себе: «Герцогиня Уитфилдская просто обязана иметь такие жемчуга, любимая». Так он дразнил Сару, когда она впервые примеряла ожерелье прямо поверх его старого свитера, который надела, чтобы поработать в саду. «Черт побери, жемчуг моей матери кажется дешевкой по сравнению с этим», – заметил он. Сара в ответ рассмеялась, а Уильям наклонился поцеловать ее. Сара Уитфилд жила в окружении красивых вещей и провела прекрасную жизнь. Она и сама была поистине необыкновенным человеком.
   Когда Сара отвернулась наконец от окна, сгорая от нетерпения в ожидании родных, то услышала, как первый автомобиль миновал последний поворот подъездной дороги. Это был длинный черный «Роллс-Ройс» с такими темными стеклами, что Сара не могла рассмотреть, кто же сидит внутри. Однако она отлично знала, чья это машина. Она стояла с улыбкой, наблюдая за происходящим. Автомобиль остановился перед входом в шато, почти под окнами, водитель поспешно открыл дверцу, и Сара с удивлением покачала головой. Ее старший сын выглядел импозантно, как и обычно, как истинный англичанин, в то же время он пытался скрыть тревогу, когда вслед за ним из машины появилась женщина. На его спутнице было белое шелковое платье и туфли от Шанель, ее волосы были коротко подстрижены и уложены просто и стильно, а блестевшие на летнем солнце бриллианты мерцали везде, где только можно было их прицепить. Сара вновь улыбнулась, отходя от окна. Это лишь начало… череды сумасшедших интересных дней! С трудом верится… Она не могла отделаться от мысли: а что бы думал по этому поводу Уильям? Вся эта суматоха по поводу ее юбилея… Так много лет, и так быстро… Казалось, с тех пор как все началось, прошли лишь мгновения…

Глава вторая

   Сара Томпсон родилась в Нью-Йорке в 1916 году. Она была младшей из двух дочерей, чуть менее удачливой, но исключительно безбедной и респектабельной кузиной Асторов и Биддлов [3 - Столпы нью-йоркского высшего света, наряду с Вандербильтами – знаменитой семьей американских миллионеров.]. Ее сестра Джейн вышла за одного из Вандербильтов, когда ей исполнилось девятнадцать. Два года спустя, на День благодарения, Сара обручилась с Фредди ван Дирингом. Ей тогда тоже исполнилось девятнадцать, а у Джейн с Питером только что родился первенец, очаровательный мальчик по имени Джеймс с рыжеватыми кудряшками.
   Помолвка Сары и Фредди не стала неожиданностью для ее семьи, поскольку они знали ван Дирингов много лет. С Фредди семья была знакома чуть меньше, поскольку он провел долгое время в пансионе, но ее родители часто видели его в Нью-Йорке, пока он готовился к поступлению в Принстон. В июне того же года, как состоялась помолвка, Фредди окончил Принстон и пребывал в расслабленном приподнятом настроении после этого замечательного события. Тем не менее он продолжал ухаживать за Сарой. Это был веселый живой парень, постоянно разыгрывающий друзей и развлекающий всех и всегда, особенно Сару. Он редко становился серьезным и беспрестанно шутил. Сару трогало внимательное отношение и нравилось видеть его в таком хорошем настроении. С Фредди было легко проводить время и разговаривать, а его смех и жизнерадостность были такими заразительными. Все любили Фредди, и пусть даже ему не хватало амбиций для ведения бизнеса, никто не имел ничего против женитьбы, кроме разве что отца Сары. Правда, было понятно: даже если Фредди не начнет работать, он все равно сможет жить на широкую ногу, проматывая семейное состояние. И все же отец Сары считал, что молодому человеку важно заниматься делами вне зависимости от величины его состояния и того, кем были его родители. Сам мистер Томпсон владел банком и непосредственно перед помолвкой серьезно побеседовал с Фредди о его планах. Фредди заверил будущего тестя, что намерен остепениться. На самом деле ему предложили замечательное место в фирме «Морган и Компания» в Нью-Йорке и даже еще лучшее – в Банке Новой Англии в Бостоне. После Нового года молодой человек собирался принять одно из этих заманчивых предложений, чем немало обрадовал мистера Томпсона, и тот не стал противиться официальной помолвке.
   В том же году Сара провела каникулы очень весело. Они состояли из бесконечных вечеринок, каждый вечер они с Фредди выходили в свет, веселились, встречались с друзьями и пропадали на вечеринках до утра. Они катались на коньках в Центральном парке, обедали и ужинали вне дома, танцевали до упаду. Сара обратила внимание, что Фредди много пьет, но при этом он всегда был умен, вежлив и в высшей степени очарователен. Все в Нью-Йорке обожали Фредди ван Диринга.
   Свадьбу назначили на июнь. К весне Сара погрузилась в предсвадебные хлопоты, отслеживая подарки, примеряя платье и посещая все новые и новые вечеринки, которые устраивали друзья. У нее голова шла кругом. В тот период они с Фредди практически не оставались наедине и встречались исключительно в шумной компании. Остальное время он проводил со своими приятелями, которые «готовили» его к тому, чтобы с головой окунуться в Серьезную Семейную Жизнь.
   Сара понимала, что ей вроде как положено получать удовольствие от происходящего, но, как она призналась Джейн в мае, на самом деле все было не так. Сплошная суматоха, все выходило из-под контроля, а Сара чувствовала себя ужасно уставшей. В итоге она разрыдалась после финальной примерки подвенечного платья, а сестра тихо протянула ей свой кружевной платок и нежно погладила по длинным черным волосам, ниспадавшим на плечи.
   – Все в порядке, дорогая. Перед свадьбой все так себя чувствуют. Предполагается, что это чудесная пора, но на самом деле это трудное время. Столько всего и сразу происходит, у тебя нет ни минутки, чтобы спокойно обдумать перемены, посидеть, побыть в одиночестве… Я чувствовала себя отвратительно перед нашей свадьбой.
   – Правда? – Сара обратила взгляд огромных зеленых глаз на старшую сестру, которой только что исполнился двадцать один год и которая казалась Саре бесконечно мудрой. Было большим облегчением узнать, что кто-то еще накануне свадьбы испытывал аналогичное замешательство.
   Сара не сомневалась в одном – Фредди ее любит, знала, что он за человек и как счастливы будут они после свадьбы. Пока что казалось, что их окружает слишком много «веселья», слишком много суеты и вечеринок, сплошная неразбериха. А Фредди, по-видимому, думал лишь о выходах в свет и развлечениях. Они не разговаривали на серьезные темы уже много месяцев. Он все еще не поделился с Сарой своими планами касательно работы, лишь повторял, что беспокоиться не нужно. В начале года он отказался от места в банке, поскольку предстояло много предсвадебных хлопот, а новая работа отвлекала бы его. Эдвард Томпсон к этому времени был настроен уже довольно пессимистично, однако ничего не говорил дочери. Он обсудил положение дел с супругой, но Виктория Томпсон была очарована и не сомневалась: после свадьбы Фредди наверняка остепенится и найдет работу. В конце концов, он ведь учился в Принстоне!
   Свадьбу отмечали в июне, и приготовления оправдали себя. В церкви Святого Фомы на Пятой авеню устроили роскошную церемонию, а прием – в отеле «Сент-Реджис». На свадьбу пригласили четыреста гостей, весь вечер играла изумительная музыка, подавали восхитительные яства, а все четырнадцать подружек невесты выглядели просто прелестно в платьях из тонкой кисеи персикового цвета. Сама Сара надела сногсшибательное платье из белого кружева и французской тонкой кисеи с двадцатифутовым шлейфом и белой кружевной фатой, доставшейся от бабушки. Она выглядела очень утонченно. Весь день ярко сияло солнце. Фредди тоже был неотразим. Свадьба получилась просто идеальной.
   Медовый месяц прошел тоже почти идеально. Фредди одолжил у друзей дом и небольшую яхту на Кейп-Код, и первые четыре недели после свадьбы молодые провели наедине. Сара поначалу стеснялась мужа, но он был нежен и добр, и с ним всегда было весело. Вдобавок Фредди был умен, когда позволял себе становиться серьезным, что случалось нечасто. Сара обнаружила, что он превосходный яхтсмен. Фредди пил куда меньше, чем раньше, и Сара испытала облегчение. Перед свадьбой она уже начала было беспокоиться по поводу обильных возлияний, однако Фредди объяснил, что это было лишь ради забавы.
   Медовый месяц был таким чудесным, что Саре претила перспектива в июле ехать обратно в Нью-Йорк, однако хозяева дома приезжали из Европы. Сара и Фредди поняли, что пора перебраться в собственную квартиру. Они нашли подходящее жилье в Нью-Йорке, в Верхнем Ист-Сайде, но остаток лета решили провести у ее родителей в Саутгемптоне, пока маляры, архитектор-декоратор и рабочие не доведут их гнездышко до ума.
   Однако осенью, когда они вернулись в Нью-Йорк после Дня труда [4 - День труда – национальный праздник в США, отмечаемый в первый понедельник сентября.], Фредди был снова слишком занят, чтобы подыскивать работу. Вообще-то вся его занятость сводилась к бесконечным встречам с друзьями. Он снова очень много пил. Сара заметила это еще летом, в Саутгемптоне, поскольку он всегда возвращался из города навеселе. Когда они перебрались в собственную квартиру, закрывать на это глаза уже было нельзя. Фредди приходил домой пьяным в стельку поздно вечером, проведя весь день с друзьями. Временами он возвращался лишь под утро. Иногда он брал Сару с собой на вечеринки или балы, где всегда был душой компании. Он был всеобщим любимцем, все знали, что в компании Фредди ван Диринга скучно не бывает. Все, кроме Сары, которая к Рождеству совсем приуныла. Об устройстве на работу речь больше не шла, Фредди отметал все деликатные попытки супруги обсудить эту проблему. Такое впечатление, что у него не было других планов на жизнь, кроме развлечений и пьянства.
   К январю Сара заметно осунулась и побледнела, и Джейн пригласила сестру на чай, чтобы выяснить, что происходит.
   – Все нормально.
   Девушка изобразила удивление тем, что сестра обеспокоена, но, когда подали чай, Сара стала белее мела и не могла выпить ни капли.
   – Дорогая, что происходит? Расскажи мне! Ты должна рассказать!
   Джейн беспокоилась о младшей сестре еще с Рождества, когда Сара показалась ей нетипично тихой во время рождественского обеда в доме родителей. Фредди тогда очаровал присутствующих рифмованными тостами обо всех членах семьи, и даже о слугах, работавших на Томпсонов много лет, и Юпитере, их псе, который заливался лаем, пока все аплодировали стихотворным опусам Фредди. Это было забавно, и тот факт, что Фредди слегка перебрал, вроде как остался незамеченным.
   – Правда. Все нормально, – упрямо твердила Сара, а потом расплакалась.
   Кончилось все тем, что она рыдала в объятиях сестры и призналась, что все вовсе не нормально. Она несчастна. Фредди никогда нет дома, он постоянно где-то шатается, проводит время с друзьями, причем Сара не сказала сестре о своих подозрениях – возможно, некоторые из его «друзей» на самом деле женского пола. Она пыталась заставить мужа больше времени проводить с ней, но он не желал. Фредди стал пить еще больше обычного. Первый стаканчик он пропускал прямо с утра, иногда сразу после пробуждения, причем он убеждал Сару, что это не проблема. Он называл ее «своей правильной маленькой девочкой» и беззлобно отмахивался от нее. Что еще хуже, она только что узнала, что ждет ребенка.
   – Но это же чудесно! – воскликнула обрадованная Джейн и прибавила: – Я тоже!
   Сара улыбнулась сквозь слезы, не в состоянии объяснить старшей сестре, насколько она несчастна. Жизнь Джейн сложилась совсем иначе. Она вышла замуж за серьезного и надежного человека, который был заинтересован в браке, тогда как Фредди ван Диринг определенно семьей не дорожил. Он обладал многими достоинствами: был очарователен, забавен, остроумен, но чувство ответственности было напрочь чуждо ему, словно такое слово отсутствовало в его родном языке. Сара начала подозревать, что муж никогда не остепенится. Он намерен веселиться и дальше, до конца жизни. У отца Сары тоже появились подобные подозрения, однако Джейн все еще не сомневалась, что все изменится в лучшую сторону, особенно после появления ребенка. Девушки выяснили, что малыши должны появиться на свет почти одновременно – с разницей всего в пару дней, – и эта новость немного развеселила Сару перед тем, как она вернулась в свою одинокую квартиру.
   Фредди дома не оказалось, как обычно, в ту ночь он вообще не вернулся. На следующее утро, когда он явился в полдень, то покаялся, объяснив, что до четырех часов играл в бридж и остался ночевать у друзей, поскольку боялся разбудить Сару.
   – Больше ничем не занимался? – Впервые она напустилась на Фредди после объяснений, и муж был ошарашен злостью в ее голосе. Раньше она всегда сдерживалась, когда речь шла о его поведении, но сейчас была явно рассержена.
   – Ради всего святого, о чем ты? – Вопрос, казалось, шокировал Фредди, невинные голубые глаза широко распахнулись, а светлые волосы придавали сходство с Томом Сойером.
   – Чем конкретно ты занимаешься по ночам, когда шляешься где-то до двух часов ночи? – Теперь в голосе звучал настоящий гнев, а еще боль и разочарование.
   Он по-мальчишески улыбнулся, не сомневаясь, что, как и всегда, сможет обмануть жену.
   – Иногда я правда чуть перебарщиваю с выпивкой. И все. И тогда легче остаться там, где я нахожусь, чем возвращаться домой, когда ты спишь. Не хочется огорчать тебя, Сара.
   – Но ты это делаешь! Тебя никогда нет дома. Ты все время где-то с друзьями, а домой каждую ночь возвращаешься пьяным. Так не ведут себя женатые люди. – Она вся кипела.
   – Да что ты? Ты говоришь про своего зятя или же про нормальных людей, у которых чуть больше храбрости и joie de vivre [5 - Радость жизни (фр.).]? Прости, милая, но я не Питер.
   – А я никогда и не просила тебя становиться Питером. Но в таком случае – кто ты? За кого я вышла замуж? Я никогда тебя не вижу, кроме как на вечеринках, а потом ты куда-то идешь со своими друзьями, играешь в карты, рассказываешь истории, пьешь или вообще одному богу известно, где ты проводишь время, – с грустью сказала Сара.
   – А я должен торчать дома с тобой? – Ее слова позабавили Фредди, впервые она заметила, как что-то нехорошее промелькнуло во взгляде мужа, что-то подлое, но Сара сейчас загнала его в угол: она открыто требовала его кардинально изменить образ жизни. Она напугала его и даже всерьез угрожала его попойкам.
   – Да. Я бы предпочла, чтобы ты проводил время дома со мной. Это так возмутительно?
   – Нет, не возмутительно, просто глупо. Ты ведь вышла за меня замуж, поскольку со мной не соскучишься, не так ли? Если бы ты хотела в мужья такого зануду, как твой зять, то, думаю, без труда нашла бы подходящую партию, но ты этого не сделала. Ты захотела быть со мной. А теперь хочешь превратить меня в кого-то наподобие Питера. Что ж, милая, могу пообещать, что из этого ничего не выйдет.
   – А что вообще может выйти? Ты пойдешь работать? Ты еще в прошлом году говорил папе, что собираешься, но так и начал!
   – Мне не нужно работать, Сара. Ты наводишь на меня такую скуку, аж плакать хочется. Ты должна радоваться, что мне не приходится горбатиться, как какому-то дураку, на скучной работе, пытаясь свести концы с концами.
   – Отец считает, что это пошло бы тебе на пользу. И я тоже. – Это было самое смелое, что она говорила мужу, но накануне вечером Сара долго лежала без сна, думая, что скажет мужу. Ей хотелось улучшить их жизнь и чтобы у нее обязательно появился настоящий муж до рождения ребенка.
   – Твой отец – другое поколение. – Его глаза блеснули. – А ты просто… дура.
   Когда он произнес эти слова, Сара осознала то, что стоило понять сразу, как он вошел. Фредди напился. Сейчас только полдень, а он уже на ногах не держится, и, глядя на мужа, она испытала отвращение.
   – Может, мы поговорим об этом в другой раз.
   – Думаю, это отличная идея.
   Он хлопнул дверью. Снова ушел куда-то, но вернулся рано, а на следующее утро попытался встать пораньше и именно тогда понял, насколько плохо чувствует себя жена. Фредди явно был напуган, когда расспрашивал ее за завтраком о самочувствии. Каждый день к ним приходила домработница, которая убиралась, гладила и подавала еду, если они были дома. Обычно Саре нравилось готовить, но последнее время она даже войти на кухню не могла, хотя Фредди слишком редко бывал дома, чтобы это заметить.
   – Что-то не так? Ты заболела? Стоит показаться врачу? – Фредди казался искренне обеспокоенным, когда поглядывал на нее поверх утренней газеты. Он слышал, как ее выворачивало наизнанку сразу после пробуждения, и подумал, что она отравилась.
   – Я была у врача, – тихо промолвила Сара, посмотрев на мужа, но он снова взглянул на нее лишь через довольно долгий промежуток времени, когда практически забыл, о чем спрашивал.
   – В смысле? Ах да… И что он сказал? Грипп? Тебе нужно быть осторожнее, знаешь ли, сейчас бушует эпидемия. Мать Тома Паркера чуть было не умерла от гриппа на прошлой неделе.
   – Не думаю, что я умру. – Она спокойно улыбнулась, а муж вернулся к газете.
   Повисло долгое молчание, а потом он снова поднял глаза, напрочь забыв предыдущий ответ.
   – В Англии все судачат об отречении от трона Эдуа-рда VIII ради этой женщины, Симпсон. Наверное, она что-то собой представляет, раз он пошел на такое.
   – Думаю, это грустно, – серьезно ответила Сара. – Бедняге пришлось через столько всего пройти! Как она может разрушать его жизнь? Какая жизнь ждет их вместе?
   – Может, и очень пикантная.
   Он улыбнулся ей скорее к ее досаде и выглядел в тот момент еще красивей. Она не была уверена, любит она Фредди или ненавидит, но ее жизнь рядом с ним превратилась в сущий кошмар. Но может, Джейн права, и все наладится после рождения ребенка.
   – Я жду ребенка. – Она произнесла это почти шепотом, и сначала он, казалось, даже не услышал, а потом поднялся с места и повернулся к ней, словно надеялся, что она пошутила.
   – Ты серьезно?
   Она кивнула, не в силах ответить, поскольку на глаза навернулись слезы. В определенном смысле это было облегчением – наконец признаться мужу. Она узнала о беременности еще перед Рождеством, но не могла набраться смелости открыться ему. Ей хотелось, чтобы Фредди о ней заботился, хотелось спокойного семейного счастья, но после медового месяца на Кейп-Код минуло семь месяцев, а совместный уклад жизни молодоженам так и не удалось сформировать.
   «Да, я серьезно», – прочел он по ее глазам.
   – Понятно. Тебе не кажется, что это слишком рано? Мне казалось, мы были осторожны. – Он выглядел раздраженным и недовольным, и Сара почувствовала, как у нее запершило в горле, и молилась, чтобы только не выставить себя полной дурой перед мужем.
   – И я так считала. – Она подняла глаза, полные слез, а Фредди шагнул к ней и потрепал по волосам, словно младшую сестренку.
   – Не беспокойся, все будет нормально. Когда?
   – В августе.
   Она пыталась не расплакаться, но трудно было сдерживаться. По крайней мере муж не в ярости, просто недоволен. Она ведь тоже не пришла в восторг, узнав о беременности. Их почти ничего не связывало. Мало времени, мало тепла и общения.
   – У Питера и Джейн тоже будет ребенок.
   – Повезло им, – съязвил он, размышляя, что теперь с ней делать.
   Брак оказался куда более тяжкой ношей, чем ожидал Фредди. Сара безвылазно сидела дома и жаждала запереть там его. А сейчас эта будущая мамочка казалась еще более удрученной.
   – А нам не повезло, да? – Она не сдержалась, и две слезинки медленно скатились по щекам, когда прозвучал этот вопрос.
   – Время не самое подходящее. Но догадываюсь, ты так не считаешь, да?
   Она покачала головой, а Фредди вышел из комнаты и больше не заговаривал о беременности до своего ухода через полтора часа. Якобы обедал с друзьями, но не сообщил, когда вернется. Так и не вернулся. Сара проплакала всю ночь, пока не уснула, а Фредди явился только в восемь утра, причем был настолько пьян, что рухнул прямо на диван в гостиной по пути в спальню. Она услышала, как муж вернулся, но когда обнаружила его, он уже спал мертвецким сном.
   Весь следующий месяц было больно смотреть, насколько сильно Фредди потрясен ее небольшим объявлением. Уже сама идея брака пугала его достаточно сильно, а перспектива стать отцом и вовсе приводила в ужас. Питер пытался объяснить это Саре однажды вечером, когда она обедала у них с Джейн. Тогда Сара не выдержала и открыла ему секрет: она несчастлива в семейной жизни. Больше никто не знал, но сестре и зятю пришлось признаться спустя какое-то время после сообщения о беременности. Питер пытался приободрить Сару:
   – Некоторые мужчины просто боятся подобной ответственности. Это значит, что им и самим нужно повзрослеть. Должен признаться, я тоже был сперва напуган. – Он с любовью посмотрел на Джейн, а потом спокойно перевел взгляд на ее сестру. – Фредди не из тех, кто жаждет остепениться. Но может, когда он увидит малыша, то поймет, что ребенок не представляет такой уж угрозы, как он думал. Дети довольно милы и безобидны, пока малы. А вот до родов тебе придется несладко.
   Питер в душе сочувствовал ей сильнее, чем показывал это: он часто говорил жене, что Фредди, по его мнению, настоящий мерзавец. Но он не хотел делиться с Сарой своими соображениями, предпочитая подбадривать будущую маму. Однако настроение Сары по-прежнему было на нуле, а Фредди вел себя все хуже и пил сильнее. Джейн приходилось пускать в ход всю свою изобретательность, чтобы вытаскивать сестру из дома. Как-то раз она уговорила ее отправиться за покупками. Они отправились в «Бонвит Теллер» [6 - Один из самых дорогих магазинов женской одежды в Нью-Йорке того времени.] на Пятой авеню, но там Сара вдруг побледнела, споткнулась и вцепилась в руку старшей сестры.
   – Все нормально? – испугалась Джейн.
   – Да… все хорошо… не понимаю, что со мной… – Сару пронзила ужасная боль, но длилась она лишь мгновение.
   – Давай присядем. – Джейн быстро подала знак, чтобы принесли стул и стакан воды, но тут Сара снова повисла на ее руке. Капли пота выступили на лбу, лицо стало зеленоватым. Она взглянула на старшую сестру: – Прости, Джейн, мне что-то нехорошо…
   И почти сразу после этих слов Сара упала в обморок. «Скорая помощь» приехала почти сразу после вызова, Сару вынесли из магазина на носилках. Она снова пришла в сознание, и Джейн бежала рядом в ужасе. Они с Сарой поехали в карете «Скорой помощи» в больницу, но предварительно Джейн попросила сотрудников магазина позвонить Питеру в офис и их матери домой. Оба примчались в больницу через несколько минут после госпитализированных. Питер больше беспокоился о Джейн, которая с рыданиями повисла на его шее, когда мать пошла навестить Сару. Она пробыла с дочерью довольно долго, а когда вышла из палаты и посмотрела на старшую, в ее глазах стояли слезы.
   – С ней все в порядке? – взволнованно спросила Джейн, а мать молча кивнула и села.
   Она любила обеих дочерей, спокойная, невзыскательная женщина, с хорошим вкусом и здравыми идеями. Те ценности, которые она привила девочкам, пошли на пользу обеим, однако уроки благоразумия не помогли Саре в браке с Фредди.
   – С ней все будет хорошо, – ответила Виктория Томпсон, протягивая руки, Питер и Джейн крепко сжали их. – Сара потеряла ребенка… Но она еще очень молода. – Виктория Томпсон тоже потеряла ребенка, единственного сына, родившегося до Сары и Джейн, но она никогда не делилась с дочерями своим горем, лишь сейчас рассказала о случившемся Саре в надежде утешить ее и помочь. – У нее еще будут дети, – с грустью произнесла Виктория, которую теперь куда сильнее волновало то, что Сара рассказала о своей семейной жизни с Фредди.
   Сара сильно плакала, твердила, что это ее вина. Накануне вечером она передвигала мебель, а Фредди не было рядом, чтобы помочь. А затем открылись и другие подробности истории: как мало времени уделяет ей Фредди, как сильно пьет, как несчастлива Сара с мужем и как он не хотел рождения этого ребенка.
   Лишь спустя несколько часов доктора позволили родственникам снова увидеть ее. Питер вернулся к тому моменту в офис, предварительно взяв с Джейн обещание, что она поедет вечером домой, чтобы отдохнуть и оправиться после переживаний минувшего дня. В конце концов, она тоже в положении. Хватит с них и одного выкидыша.
   Они попытались дозвониться до Фредди, но его не было дома, никто не знал, где он и когда вернется. Горничная очень расстроилась, услышав о «происшествии» с миссис ван Диринг, и пообещала направить мистера ван Диринга в больницу, если тот позвонит или появится, но все понимали, что это маловероятно.
   – Это моя вина… – всхлипывала Сара, когда родные снова увидели ее. – Я не очень-то хотела этого малыша… Меня удручало то, что Фредди так разозлился, и вот…
   Она рыдала, а мать заключила ее в объятия и попыталась успокоить. Все три женщины плакали, в итоге Саре пришлось дать успокоительное. Ей пришлось остаться в больнице на несколько дней, и Виктория сообщила медсестрам, что останется в палате дочери на ночь, отправила в итоге Джейн домой на такси и долго-долго беседовала с мужем по телефону из холла больницы.
   Когда Фредди в тот вечер вернулся домой, то, к своему изумлению, обнаружил в гостиной тестя. К счастью, сегодня он выпил меньше обычного, был на удивление трезв, учитывая, что время уже перевалило за полночь. Вечер выдался скучным, и в итоге Фредди решил вернуться домой пораньше.
   – Господи! Сэр… что вы тут делаете? – Он еле заметно покраснел, затем по-мальчишески широко улыбнулся, но потом понял, что что-то произошло, раз Эдвард Томпсон ждет его в его собственной квартире в столь поздний час. – С Сарой все нормально?
   – Нет. – Эдвард Томпсон на минуту отвел глаза, а потом снова посмотрел на Фредди. Сообщить о случившемся деликатно не получится. – Она… эээ… потеряла ребенка сегодня утром, сейчас находится в больнице Леннокс-Хилл, с ней ее мать.
   – Да? – Он выглядел ошарашенным, но ощутил облегчение и надеялся, что не настолько пьян, чтобы выдать себя. – Мне жаль это слышать. – Он произнес это так, будто речь шла о чьей-то жене и о чьем-то ребенке, а не о его. – Она в порядке?
   – Как я понимаю, у нее еще могут быть дети в будущем. Если ты об этом. Но что явно не в порядке, так это то, что, по словам жены, ваша семейная жизнь далека от идиллии. Я не стал бы вмешиваться в семейные дела дочерей, однако тут особый случай. Поскольку Сара… больна… кажется, сейчас самое время обсудить это с тобой. Жена говорит, что Сара весь день билась в истерике, и мне кажется весьма примечательным, Фредерик, что тебя не было рядом. Мы с утра не можем тебя найти. Подобная жизнь не может быть счастливой ни для нее, ни для тебя. Должен ли я что-то узнать прямо сейчас или же ты в состоянии дальше жить с моей дочерью с таким настроением, с каким вы стояли у алтаря?
   – Я… я… разумеется… не хотите выпить, мистер Томпсон? – Он проворно подошел к бару, где стояло спиртное, и плеснул себе щедрую порцию скотча, слегка разбавив водой.
   – Думаю, нет. – Эдвард Томпсон выжидающе сидел и наблюдал с недовольством за зятем, а у Фредди даже мысли не мелькнуло, что тесть ждет ответа. – Что мешает тебе быть ей хорошим мужем?
   – Я… эээ… что ж, сэр, ее беременность была несколько неожиданной.
   – Я понимаю, Фредерик. Так часто бывает с детьми. Но есть ли у вас какие-то серьезные разногласия с моей дочерью, о которых мне стоит знать?
   – Вовсе нет. Она чудесная девушка. Просто… просто мне нужно некоторое время, чтобы приспособиться к статусу семейного человека.
   – И найти себе работу, как я полагаю. – Он многозначительно взглянул на Фредди, который подозревал нечто подобное.
   – Да, да, разумеется. Я думал, что начну искать работу после рождения ребенка.
   – Но сможешь сделать это чуть скорее, да?
   – Разумеется, сэр.
   Эдвард Томпсон поднялся с места, по сравнению с взъерошенным Фредди он выглядел устрашающе солидным.
   – Я уверен, что ты проведаешь Сару прямо завтра утром, не так ли, Фредерик?
   – Конечно же, сэр! – Фредди проводил тестя до входной двери, с нетерпением ожидая, когда же старик уберется восвояси.
   – В десять я заберу мать Сары из больницы. Уверен, что и ты там уже будешь, да?
   – Конечно же, сэр.
   – Отлично, Фредерик. – Тесть повернулся в дверях и в последний раз взглянул на него. – Мы ведь понимаем друг друга?
   Они почти ничего не сказали, но отлично поняли друг друга.
   – Думаю, да, сэр.
   – Спасибо, Фредерик. Доброй ночи. До завтра.
   Фредди издал протяжный вздох облегчения, когда закрыл дверь за мистером Томпсоном, и плеснул себе еще виски прежде, чем лег в постель, размышляя о случившемся с Сарой и ребенком. Каково это потерять ребенка, размышлял он, но не хотел слишком в этом вопросе копаться. Фредди мало знал о подобных вещах и не желал углублять свои знания. Он жалел Сару, не сомневался, что она ужасно себя чувствует, но удивлялся, насколько наплевать ему было на ребенка, да и к Саре особо глубокой привязанности он не испытывал. Поначалу Фредди мечтал, что их брак станет сплошным весельем: постоянные вечеринки, можно ходить куда хочешь. Он не подозревал, что будет чувствовать себя связанным по рукам и ногам, таким утомленным, подавленным, загнанным в угол. В семейной жизни ему не нравилось ничего, даже Сара. Она красавица и стала бы идеальной женой для кого-то другого. Да, первое время она поддерживала дом в идеальном состоянии, отлично готовила, была гостеприимной, умной и приятной собеседницей, и даже волновала его физически. Но теперь одна только мысль о постоянной спутнице жизни была ему невыносима. Меньше всего на свете Фредди хотелось быть женатым. А еще он испытал ни с чем не сравнимое облегчение, когда жена потеряла ребенка. В его воображении младенец был похож на глазурь на отравленном пирожном.
   На следующее утро он явился в больницу еще до десяти часов, с полным осознанием долга, чтобы мистер Томпсон увидел его, приехав за женой. Фредди был мрачен в черном костюме с черным галстуком, но, по правде говоря, физически больше страдал не от горя, а от дикого похмелья. Он купил цветы для Сары, но ее, похоже, не тронул этот жест: Сара лежала в постели, уставившись в окно. Она держала мать за руку в тот момент, когда Фредди вошел в палату, и на мгновение он ощутил укол жалости. Она повернула голову, чтобы взглянуть на мужа, не говоря ни слова, а слезы покатились по щекам. Ее мать тихо вышла из палаты, сжав на прощание руку дочери и коснувшись плеча зятя.
   – Мне жаль, Фредди, – мягко сказала она; но Виктория была мудрее, чем думал Фредди, и с первого взгляда поняла, что зятю ничуточки не больно.
   – Ты сердишься на меня? – спросила Сара сквозь слезы.
   Она не делала попыток встать, просто лежала на кровати и выглядела при этом ужасно. Длинные блестящие волосы спутались, лицо было бледным, как простыни, а губы почти посинели. Сара потеряла много крови и была слишком слаба, чтобы сесть, и сейчас пыталась отвернуться, но Фредди понятия не имел, что ей ответить.
   – Разумеется, нет. С чего мне на тебя сердиться?
   Он пододвинулся поближе, взял Сару за подбородок, чтобы она снова посмотрела на него, но в глазах жены застыла боль, которую он не мог принять. Фредди не знал, как себя вести, и Сара понимала это.
   – Это все моя вина… я передвинула вечером тот дурацкий комод в нашей спальне… я не знаю… доктора говорят, такие вещи случаются, потому что этого не миновать…
   – Вот видишь… – Он переминался с ноги на ногу и наблюдал, как жена сначала сложила руки, потом опять развела их, но не попытался снова дотронуться до нее. – Слушай… так оно и лучше. Мне двадцать четыре, тебе двадцать, мы не готовы стать родителями.
   Она довольно долго молчала, а потом посмотрела на него так, будто видела впервые.
   – Ты рад, что мы потеряли ребенка, да? – Она пристально смотрела на мужа, и ее взгляд причинял ему неудобство, пока Фредди пытался справиться с головной болью.
   – Я не говорил этого.
   – А тебе и не надо было говорить. Тебе ведь не больно, да?
   – Мне жалко тебя. – Он не врал. Сара выглядела ужасно.
   – Ты никогда не хотел этого ребенка.
   – Нет.
   Фредди был честен с ней, он чувствовал, что как минимум это обязан для нее сделать.
   – Что ж, я тоже. Из-за тебя, наверное. Поэтому я и потеряла ребенка.
   Фредди не знал, что сказать, а спустя мгновение в палату вошли мистер Томпсон и Джейн, пока миссис Томпсон договаривалась с медсестрами. Сара должна еще пару дней провести в больнице, а потом родители заберут ее домой. Когда она окрепнет, то вернется в их с Фредди квартиру.
   – Разумеется, ты можешь пожить у нас. – Виктория Томпсон приветливо улыбнулась, но категорически запретила Саре возвращаться домой с мужем. Ей хотелось присмотреть за дочерью, а Фредди явно испытал облегчение, что ему самому не придется этого делать.
   На следующий день Фредди отправил ей в больницу розы, еще раз навестил в палате, а потом ежедневно навещал в течение недели, пока жена жила с родителями.
   Он никогда не упоминал о ребенке, но изо всех сил старался поддерживать беседу. Удивительно, как неловко он себя чувствовал наедине с женой. Как будто за одну ночь они стали чужими людьми. По правде говоря, они всегда были чужими, просто сейчас это труднее стало скрыть. Он не испытывал горя, а виделся с ней исключительно из чувства долга и понимал, что отец Сары убьет его, если не приложить должных усилий.
   Ежедневно в полдень он прибывал в особняк Томпсонов, проводил час с женой, а потом шел обедать с близкими друзьями. Ему хватало ума не навещать Сару по вечерам. К этому моменту он выглядел не ахти и не показывался на глаза Саре или ее родителям. Фредди огорчало то, что Сара так сильно переживала из-за выкидыша, да и выглядела она по-прежнему ужасно. Однако ему невыносимо было от мысли, что она ждет от него проявления эмоций, а то и того хуже – надеется снова забеременеть. Из-за этого он пил сильнее и пускался во все тяжкие. К тому моменту, как Сара была готова вернуться с ним домой, Фредди уже катился по наклонной, и его никто не мог спасти. Он запил так сильно, что даже некоторые пьющие друзья забеспокоились.
   Тем не менее он из чувства долга явился к Томпсонам, чтобы забрать Сару домой, и горничная ждала их возвращения дома. Все было убрано и приведено в порядок, но Сара почувствовала себя не в своей тарелке, словно это был чей-то чужой дом, где она в гостях.
   Фредди тоже был здесь чужим. С тех пор как Сара потеряла ребенка, он забегал только переодеться. Каждый вечер он куролесил на всю катушку, пользуясь отсутствием жены. Было странно, что она снова дома, и Фредди чувствовал себя связанным по рукам и ногам.
   Он провел с ней весь день, а потом сказал, что должен поужинать со старым другом, поговорить с ним о работе, и это очень важно. Фредди знал, что она не станет возражать. Она действительно не стала, но расстроилась, что муж в первый же вечер сбегает от нее. Но она была возмущена, увидев, в каком состоянии муж вернулся домой в два часа ночи. Привратнику пришлось помочь ему. Сара перепугалась, когда в дверь позвонили. Фредди висел на привратнике, с трудом узнал жену, когда пытался сфокусировать взгляд на ее лице, пока привратник завел его в спальню и усадил в кресло. Фредди протянул ему стодолларовую купюру и осыпал благодарностями, называя добрым другом. Сара в ужасе наблюдала, как Фредди нетвердой походкой дошел до кровати и рухнул без чувств. Она довольно долго простояла, глядя на мужа со слезами на глазах, а потом вышла из спальни и легла в комнате для гостей. Сердце болело за ребенка, которого она потеряла, и мужа, которого у нее фактически никогда не было и не будет. Наконец-то она поняла, что брак с Фредди – фикция, пустая оболочка, источник постоянных огорчений и разочарования. Когда Сара улеглась в одинокой постели в гостевой комнате, перед ней замаячила мрачная перспектива этих отношений, но прятаться от правды и дальше не представлялось возможным. Он всегда будет пьяницей и прожигателем жизни. Хуже всего то, что Сара не могла даже представить себе развод. Ей невыносима была мысль о позоре, который она навлечет на себя и родителей.
   Лежа в ту ночь в гостевой комнате, Сара размышляла о предстоящей долгой и одинокой дороге – об их с Фредди жизни.

Глава третья

   К моменту своего возвращения домой Сара выглядела вполне здоровой, снова стояла на ногах и периодически обедала с матерью и сестрой. Казалось, у Сары все снова было отлично, хотя обе женщины сочли, что она все еще слишком молчалива.
   Как-то раз они обедали в квартире Джейн, и мать попыталась расспросить Сару о Фредди. Она все еще беспокоилась из-за того, что рассказала дочь, когда потеряла ребенка.
   – Все нормально, – ответила Сара и отвернулась.
   Как обычно, она умолчала о ночах, которые проводила одна, и о том, в каком состоянии Фредди постоянно возвращался под утро. На самом деле она почти не общалась с мужем, смирившись с судьбой, решив и дальше сохранять брак с Фредди. Развод – это как минимум унизительно.
   Фредди тоже почувствовал в ней перемену, своего рода молчаливое согласие и принятие его отвратительного поведения. Такое впечатление, что вместе с ребенком умерла часть ее самой. Но Фредди не стал задавать лишних вопросов, просто пользовался ее благодушием. Он уходил и приходил когда захочется, иногда брал ее куда-то, не скрывал того, что спал с другими женщинами, начинал пить прямо с утра и напивался до бессознательного состояния, когда ночью падал – в их спальне или в чьей-то еще.
   В такие моменты она была ужасно несчастна, но решила принять свою судьбу. Она ни с кем не делилась переживаниями на протяжении нескольких месяцев. Но сестра все сильнее и сильнее волновалась каждый раз, когда они виделись. В результате Сара предпочла встречаться пореже. Ее охватило какое-то оцепенение и пустота, и во взгляде читалось безмолвное страдание. Она ужасно похудела после выкидыша, и это тоже беспокоило Джейн, но она чувствовала, что сестра всеми способами избегает ее.
   – Что с тобой? – наконец спросила Джейн в мае.
   Она была на седьмом месяце беременности и почти не видела сестру несколько месяцев, потому что Сара просто не могла смотреть на округлившийся живот счастливой беременной Джейн.
   – Ничего. Я в порядке.
   – Не ври мне, Сара! Ты словно в трансе. Что он с тобой творит? Что вообще происходит?
   Видя изменения, происшедшие с сестрой, Джейн была на грани истерики. Она ощущала, насколько Саре неприятно ее общество, и большую часть времени не давила на нее. Но сейчас ей не хотелось оставлять сестру в одиночестве. Она начала бояться за ее душевное здоровье и за жизнь, которая оказалась в руках Фредди, – кто-то должен был вмешаться и остановить это.
   – Не глупи. Я в порядке.
   – Все налаживается?
   – Думаю, да. – Она намеренно напустила туману, но сестра сразу все поняла.
   Сара была еще худее и бледнее, чем сразу после выкидыша. Она была подавлена, но никто не знал об этом. Девушка продолжала заверять окружающих, что все в порядке и Фредди ведет себя нормально. Она даже наврала родителям, что муж ищет работу. Это была все та же старая сказка, в которую никто больше не верил, даже сама Сара.
   На первую годовщину свадьбы родители тактично продолжили разыгрывать фарс вместе с ней, устроив небольшую вечеринку по случаю праздника для Сары и Фредди в Саутгемптоне.
   Сначала Сара пыталась отговорить их, но в итоге легче было согласиться. Фредди пообещал приехать. На самом деле ему идея показалась замечательной. Он хотел отправиться в Саутгемптон на все выходные и привезти с собой человек пять друзей. Дом достаточно большой, а Сара спросила у матери разрешения, и мать тут же ответила, что их друзьям они всегда рады. Но Сара предупредила мужа и его приятелей, чтобы вели себя прилично и не ставили ее в неловкое положение перед родителями.
   – Что за глупости ты говоришь, Сара! – напустился на нее Фредди. – Ты меня терпеть не можешь?
   За последнюю пару месяцев он стал более неуравновешенным, легко выходил из себя и злился. Сара не понимала, это из-за алкоголя или же он правда возненавидел ее.
   – Не будь смешным! Я просто не хочу, чтобы твои приятели распоясались при моих родителях.
   – Ты слишком высокомерна, маленькая злючка. Дорогая, боюсь, мы не сможем сдерживаться при твоих родителях.
   Ей хотелось сказать, что Фредди и так не ограничивает себя нигде, но она удержалась. Она во многом себе отказывала, отдавая отчет, что будет несчастна с мужем до конца своих дней. У них скорее всего больше не будет детей, но это уже не важно. Все не важно. Она просто будет проживать день за днем, а потом однажды умрет, и все закончится. Мысль о разводе никогда не приходила ей в голову, разве что мимолетно. Никто в ее роду никогда не разводился, и в самых безумных фантазиях Сара не хотела стать первой. Позор убьет ее, как и родителей.
   – Не волнуйся, Сара, мы будем вести себя нормально. Просто не раздражай моих друзей своим вытянутым постным лицом. Ты можешь кому угодно веселье испортить!
   После свадьбы и потери ребенка Сара потускнела, словно из нее по капле вытекала жизнь, joie de vivre и вдохновение. Всегда оживленная и веселая, как юная девушка, теперь она внезапно стала похожей на покойницу и пугала даже себя. Только Джейн заметила резкую перемену в сестре и твердила всем об этом, а Питер и родители просили не волноваться, дескать, с Сарой все будет нормально. Им просто так было проще и хотелось в это верить.
   За два дня до вечеринки у Томпсонов герцог Виндзорский женился на Уоллис Симпсон. Они сочетались браком в Шато де Канде во Франции, и свадьба привлекла целую толпу журналистов и внимание международной общественности, что Сара сочла пошлым и отвратительным. Она вернулась к размышлениям о праздновании годовщины и тут же забыла о Виндзоре.
   Питер, Джейн и маленький Джеймс планировали провести уик-энд в Саутгемптоне. Наполненный цветами дом выглядел роскошно, а на лужайке, откуда открывался вид на океан, натянули тент. Томпсоны спланировали прекрасную вечеринку для Сары и Фредди. В пятницу вечером молодые люди должны были отправиться вместе с друзьями в «Каноэ-Плэйс Инн» и отлично провести время, болтая, танцуя и смеясь. Даже Джейн, которая была уже на сносях, поехала вместе со всеми, как и Сара, которой казалось, что она не улыбалась уже годами. Фредди потанцевал с ней, и буквально пару минут в конце танца их соединение выглядело так, будто он ее вот-вот поцелует. Но в конце вечера Питер, Джейн, Сара и еще несколько гостей вернулись в особняк Томпсонов, а Фредди и его товарищи решили остаться и еще немного покутить. Сара снова сникла и молчала по дороге домой вместе с Джейн и Питером. Сестра и зять все еще пребывали в приподнятом настроении и, похоже, не обратили внимания на ее молчание.
   На следующий день ярко сияло солнце. Потом над Лонг-Айленд-Саунд вспыхнул потрясающий закат, заиграл оркестр, и чета Томпсонов приветствовала гостей, которые прибыли поздравить их со знаменательным событием. Сара выглядела прекрасно в белоснежном платье, которое соблазнительно облегало фигуру и делало ее похожей на юную богиню. Темные волосы были убраны в высокую прическу. Сара скользила через толпу со спокойным изяществом, здороваясь со своими друзьями и гостями родителей, и все отмечали, как же девушка повзрослела за год, и говорили, что выглядит даже красивее, чем на свадьбе. Она представляла собой разительный контраст с округлившейся сестрой Джейн, трогательной мамочкой в бирюзовом шелковом платье, скрывавшем полноту, которая пыхтела и ворковала и сама добродушно посмеивалась над своими формами.
   – Мама сказала, что я могу завернуться в навес, но мне этот цвет больше понравился, – шутила она в разговоре с кем-то из старых друзей, и Сара улыбнулась, проходя мимо. Она выглядела лучше, счастливее, чем в последнее время, но Джейн все равно очень беспокоилась за сестру.
   – Сара все худеет.
   – Она… просто болела в начале года.
   Сара еще сильнее похудела после выкидыша, и Джейн ощущала, хотя Сара и не признавалась, что сестру все еще мучают чувство вины и горе потери. Окружающие без конца спрашивали, не родили ли они с Фредди ребенка: «Пока нет детей? Ох, вам пора начать!» Или закончить, мысленно добавляла она. И молчала. Она лишь улыбалась, а через час вдруг поняла, что не видела Фредди с самого начала вечеринки. Час назад он торчал с друзьями около бара, а потом она упустила их из виду, пока приветствовала гостей, стоя рядом с отцом. В итоге она спросила дворецкого, и тот ответил, что мистер ван Диринг несколько минут назад сел в машину вместе с кем-то из друзей и они направились в Саутгемптон.
   – Они, наверное, забыли что-то и срочно выехали, мисс Сара, – сказал дворецкий, доброжелательно глядя на нее.
   – Спасибо, Чарльз.
   Он служил у родителей дворецким много лет и оставался жить в особняке зимой, когда хозяева возвращались в город. Сара знала его с детства и любила.
   Сара заволновалась, какой фортель опять выкинет Фредди. Скорее всего он с дружками отправился в местный бар, чтобы пропустить пару рюмок чего-нибудь покрепче, а потом вернуться на представительную вечеринку родителей. Интересно, насколько пьяными они притащатся и не заметил ли кто-то их отсутствия.
   – А где твой красавец-муж? – поинтересовалась пожилая подруга матери, в ответ Сара заверила, что Фредди спустится через минуту. Он поднялся якобы принести для нее накидку, объяснила она, и пожилая леди сочла, что такая внимательность весьма трогательна.
   – Что-то не так? – тихонько спросила подошедшая Джейн.
   Она наблюдала за сестрой последние полчаса и слишком хорошо ее знала, чтобы поверить деланой улыбке.
   – Нет. А что?
   – У тебя такое лицо, словно кто-то засунул тебе в сумочку змею.
   Сара не удержалась и рассмеялась, услышав подобное определение. На миг она вспомнила детство и почти простила Джейн ее беременность. Через два месяца будет так неприятно видеть ее ребенка, понимая, что собственного малыша нет и другого уже не будет. После выкидыша они с Фредди ни разу не занимались любовью.
   – Ну и где же наш змей? – поинтересовалась Джейн.
   – Вообще-то он куда-то уполз.
   Сестры впервые за долгое время рассмеялись.
   – Я не это хотела сказать… но сравнение весьма уместно. Так с кем он уехал?
   – Не знаю. Но Чарльз сообщил, что они уехали час назад в город.
   – Что это значит? – забеспокоилась Джейн. Сколько неприятностей, должно быть, доставляет сестре этот парень, все даже хуже, чем они подозревали, раз он не может сдержаться хоть один вечер, находясь в доме ее родителей.
   – Что грядут неприятности. В любом случае попойка. Обильное возлияние. Если повезет, то он будет вести себя вполне прилично… а вот потом начнется.
   – Маме понравится. – Джейн улыбнулась, пока они стояли и наблюдали за толпой. Гости, похоже, отлично проводили время, уже хоть что-то, пусть даже самой виновнице торжества не так весело.
   – А папа просто придет в восторг.
   Они снова рассмеялись, потом Сара глубоко вздохнула и посмотрела на сестру:
   – Прости, что я так ужасно вела себя по отношению к тебе эти месяцы. Просто… я не знаю… мне сложно думать о твоем ребенке… – В ее глазах стояли слезы, и Сара снова отвернулась, а старшая сестра обняла ее.
   – Знаю. Но ты ничего не сделала, разве что заставила меня ужасно поволноваться. Мне хотелось бы сделать тебя счастливой.
   – У меня все нормально.
   – Твой нос растет, Пиноккио.
   – Замолчи! – Сара снова широко улыбнулась, и вскоре обе девушки вернулись к гостям.
   К ужину Фредди так и не вернулся. Отсутствие Фредди и его друзей не осталось незамеченным, когда гости рассаживались за столы, накрытые на лужайке, занимая отведенные места, – Фредди отводилось почетное место, справа от тещи, и оно явно пустовало. Но никто не успел ничего сказать, а миссис Томпсон спросить у дочери, куда запропастился ее муженек, как раздался громкий звук клаксона: Фредди на «Паккарде» и четверо его друзей въехали прямиком на лужайку, крича, дико хохоча и жестикулируя. Они подрулили к столам под изумленными взглядами гостей и вышли из кабриолета с тремя местными девицами, одна из которых висела на Фредди. Когда они приблизились к гостям, стало понятно, что эти леди были не завсегдатаями бара, а проститутками.
   Все пятеро молодых людей были в стельку пьяны и явно полагали, что это самая веселая шутка, какую им только удавалось разыграть. Их спутницы несколько занервничали, глядя на хорошо одетую и явно шокированную публику вокруг них. Девица, сопровождавшая Фредди, нервно пыталась убедить его отвезти их обратно в город, но тут уже разгорелся скандал. Официанты попробовали вытолкать прочь автомобиль, дворецкий Чарльз хотел выставить дамочек, а Фредди и его дружки спотыкались, налетали на гостей и компрометировали себя, причем Фредди вел себя хуже остальных. Он ни за что не хотел расставаться с девушкой, которую притащил с собой. Сара, у которой все плыло перед глазами, встала, с трудом подавляя слезы и наблюдая за мужем, вспоминала их свадьбу. Всего лишь год назад она была полна надежд и почти счастлива, а теперь ее семейная жизнь превратилась в кошмар. Размалеванная проститутка была воплощением всех ужасов, пережитых Сарой за прошедший год. Внезапно все происходящее показалось Саре нереальным, она просто стояла в молчаливом гневе и смотрела на мужа. Происходящее напоминало страшное кино. Хуже всего, что Сара снималась в главной роли.
   – В чем дело, детка? – крикнул Фредди через несколько столов. – Не хочешь познакомиться с моей милашкой? – Он загоготал в лицо Саре, а Виктория Томпсон начала проворно пробираться через лужайку к младшей дочери, которая, казалось, не могла шелохнуться от потрясения, застыв, как каменное изваяние. Фредди продолжил орать: – Шейла… это моя жена… А это ее родители…
   Он взмахнул рукой, а гости выпучили глаза от удивления. Тут уже перешел к делу Эдвард Томпсон. Он с двумя официантами решительно и быстро выставили Фредди и девицу вон, остальных молодых людей тоже проводили вместе с их дамами в сопровождении армии официантов.
   Фредди пытался вырваться, когда тесть проводил его в маленький домик на пляже, где они обычно переодевались после купания.
   – В чем дело, мистер Томпсон? Разве это не мой праздник?
   – Нет, как оказалось, не твой. И не должен был быть твоим. Нужно было вышвырнуть тебя вон несколько месяцев назад. Но смею заверить, Фредерик, что в скором времени мы обо всем позаботимся. Ты немедленно уезжаешь, вещи пришлем на следующей неделе, а в понедельник утром жди поверенных. Больше ты не сможешь мучить мою дочь. Будь добр, не возвращайся в квартиру. Тебе все ясно?
   Голос Эдварда Томпсона гремел на весь крошечный домик, но Фредди был слишком пьян, чтобы испугаться.
   – Ой-ой-ой… папочка расстроился? Только не говорите, что время от времени не ходите по девочкам… Ну же, сэр… Готов уступить вам эту…
   Он распахнул дверь, и оба увидели, что девушка топчется снаружи в ожидании Фредди.
   Эдвард Томпсон схватил Фредди за лацканы и начал трясти, едва не оторвав от земли силой своего гнева.
   – Если я хоть раз увижу тебя, гаденыш, я тебя убью. А теперь уматывай отсюда и держись подальше от Сары! – взревел он, а девица задрожала, глядя на него.
   – Слушаюсь, сэр!
   Фредди отвесил пьяный поклон, затем подал проститутке руку, а спустя пять минут он, его друзья и «леди» покинули дом Томпсонов, как и Сара – вечеринку. Она рыдала в спальне и твердила Джейн, что все к лучшему, брак был кошмаром с самого начала и, наверное, во всем виновата она сама, поскольку потеряла ребенка, а ребенок изменил бы Фредди. Что-то из этого имело смысл, что-то нет, но все эти слова вырывались из глубин ее души, пока она цеплялась за руку старшей сестры. Мать приходила ненадолго проведать ее, но пришлось вернуться к гостям, и Виктория была довольна, что Джейн держит ситуацию под контролем. Вечеринка обернулась ужасным фиаско.
   Вечер был долгим для всех. Однако гости поужинали так быстро, как только смогли, несколько смельчаков даже потанцевали, и все вежливо притворялись, что ничего эдакого не случилось. Откланялись рано. К десяти приглашенные разошлись, а Сара все еще лежала и рыдала в своей комнате.
   Следующее утро в доме Томпсонов выдалось мрачным. Когда все семейство собралось в гостиной, Эдвард Томпсон пересказал дочери свой разговор с Фредди накануне вечером и твердо посмотрел на нее.
   – Сама решай, Сара, – сказал он с несчастным видом, – но я бы хотел, чтобы ты с этим человеком развелась.
   – Папа, я не могу. Это станет позором для всех.
   Она обвела взглядом родных, страдая, что навлекла на них позор и бесчестье.
   – Куда хуже, если ты вернешься к нему. Теперь я понимаю, через что ты прошла. – Сейчас он чувствовал едва ли не благодарность за то, что дочь потеряла ребенка, и посмотрел на нее с невыразимой печалью. – Сара, ты его любишь?
   Девушка долго мялась, а потом отрицательно покачала головой, рассматривая руки, сложенные на коленях, и прошептала:
   – Я вообще не понимаю, почему вышла за него, папа. – Она снова подняла голову. – Тогда мне казалось, что я его люблю, но я его даже не знала.
   – Ты совершила ужасную ошибку. Он ввел тебя в заблуждение, Сара. Такое может случиться с каждым. Теперь нужно решить твою проблему раз и навсегда. Позволь мне этим заняться. – Решимость не покидала Эдварда ни на мгновение, остальные кивали в знак согласия. – Ну, так что?
   Сара почувствовала себя потерянной, словно маленькая девочка, и не переставала думать обо всех гостях, в присутствии которых Фредди выставил ее круглой дурой. Просто уму непостижимо! Мрак какой-то… Привести проституток в дом ее родителей! Она проплакала всю ночь: ее пугали сплетни и унижение для родителей.
   – Предоставь все мне. – Затем он вспомнил еще о чем-то. – Хочешь, чтобы тебе осталась квартира в Нью-Йорке?
   Сара посмотрела на отца и покачала головой.
   – Я ничего не хочу. Просто вернуться домой к тебе и маме.
   Глаза наполнились при этих словах слезами, и мать нежно похлопала ее по плечу.
   – Хорошо, – сказал отец взволнованным тоном, в то время как Виктория украдкой вытирала глаза, а Питер и Джейн сидели, крепко взявшись за руки. Случившееся всех огорчило, но родные испытывали невероятное облегчение.
   – А как же вы с мамой? – Сара скорбно глянула на родителей.
   – В смысле?
   – Вам не будет стыдно, если я разведусь? Чувствую себя, как эта ужасная Симпсон, все будут судачить обо мне и о вас заодно.
   Сара заплакала и закрыла лицо руками. В душе она была еще совсем юной девушкой, и потрясения последних месяцев сломили ее. Мать быстро заключила свою настрадавшуюся девочку в объятия и попыталась успокоить:
   – А что скажут люди, Сара? Что он был ужасным мужем и тебе очень не повезло. Что ты сделала не так? Ничего. Ты должна принять это. Ты ни в чем не виновата. Это Фредерику должно быть стыдно, а не тебе.
   И снова вся семья закивала в знак согласия.
   – Но все будут в ужасе. Никто из нашего рода никогда не разводился.
   – И что? Мне дороже твои безопасность и счастье, чем жизнь в аду с Фредди ван Дирингом.
   Виктория почувствовала вину и очень переживала из-за того, что не поняла, насколько все плохо у дочери. Только Джейн подозревала, как сильно страдает Сара, но ее никто не услышал. Родственники списали состояние Сары на выкидыш.
   Сара все еще была подавлена и расстроена, когда Питер и Джейн вернулись тем же днем в Нью-Йорк. И на следующее утро, когда отец отправился встретиться с адвокатами, ей было не легче. Мать решила остаться с ней на несколько дней в Саутгемптоне, но Сара сама категорически не желала возвращаться в Нью-Йорк: ей хотелось спрятаться здесь навеки, а больше всего страшила перспектива увидеться с Фредди. Сара согласилась на развод, как предложил отец, но боялась всех тех неприятных моментов, которые, как она считала, будут сопряжены с бракоразводным процессом. Сара читала о разводах в газетах, и это было чем-то запутанным, ужасно неловким и неприятным. Она решила, что Фредди придет в ярость, и была ошеломлена, когда в понедельник после обеда, переговорив с поверенным ее отца, Фредди сам позвонил ей.
   – Все в порядке, Сара. Я думаю, все к лучшему. Для нас обоих. Мы просто не были готовы.
   Мы? Сара не верила, что он так сказал. Фредди никогда не винил себя, он просто был счастлив освободиться от нее и той ответственности, которую он не собирался на себя взваливать, типа рождения ребенка.
   – Ты не сердишься? – Сара была удивлена и обижена.
   – Нисколько, детка.
   Повисло долгое молчание.
   – Ты рад?
   Снова пауза.
   – Нравится тебе задавать такие вопросы, да, Сара? Какая разница, что я чувствую? Мы допустили ошибку, твой отец помогает все уладить. Он молодец, и думаю, мы поступаем правильно. Прости, если я доставил тебе какие-то неприятности.
   Ага, вроде испорченных выходных или пропавшего вечера. Да он понятия не имел, как она прожила этот год. Никто не знал. Фредди просто радовался, что выпутался из брачных уз, и это стало очевидно в ходе беседы.
   – Что будешь делать?
   Сама она пока не знала ответа на этот вопрос. Слишком все в новинку, слишком сбивало с толку. Сара понимала лишь, что не хочет возвращаться в Нью-Йорк. Не хочет никого видеть, объяснять, почему разрушился ее брак с Фредди ван Дирингом.
   – Думаю съездить в Палм-Спригс на пару месяцев. Или в Европу на лето. – Он смаковал планы.
   – Звучит неплохо.
   Они говорили, словно чужие, и от этого Саре стало еще грустнее. Они никогда не знали друг друга, их отношения – игра, в которой она проиграла. Нет, они оба проиграли. Только вот Фредди, похоже, все равно.
   – Береги себя, – сказал он, словно прощался со старым приятелем или однокашником, причем ненадолго, а не навсегда.
   – Спасибо. – Сара сидела, уставившись на телефон, пока держала трубку и слушала Фредди.
   – Все, мне пора, Сара.
   Она молча кивнула.
   – Сара?
   – Да… прости… спасибо, что позвонил.
   Спасибо за ужасный год, мистер ван Диринг. Спасибо, что ты разбил мое сердце… Ей хотелось спросить, любил ли он ее когда-нибудь, но она не осмелилась, тем более ответ, кажется, и так знала. Очевидно, что нет. Фредди никого не любил, даже себя, и уж точно – не Сару.
   Ее мать наблюдала, как дочь страдала весь июль, потом август и сентябрь. Единственное, что как-то отвлекло Сару в июле, – исчезновение Амелии Эрхарт [7 - Амелия Мэри Эрхарт (1897–1937) – известная американская писательница и пионер авиации, в 1937 году при попытке совершить кругосветный полет пропала без вести в центральной части Тихого океана.], а через несколько дней – вторжение японцев в Китай. Однако большую часть времени Сара предавалась мыслям о разводе, испытывая при этом стыд и вину. Ей стало еще тяжелее на какое-то время, когда Джейн родила дочку, но она все же съездила с матерью в Нью-Йорк проведать сестру в больнице и настояла на своем возвращении в Саутгемптон тем же вечером. Малышка была очаровательной, ее назвали Марджори, но Саре не терпелось снова остаться одной. Она в основном копалась в своем прошлом, пытаясь осознать, что же случилось. Все оказалось проще, чем она думала. Она просто вышла замуж за человека, которого толком не знала, и он оказался ужасным мужем. Конец истории. Но Сара не переставала винить себя и уверовала, что если пропасть из поля зрения и жить затворницей, то все забудут о ее существовании и не станут наказывать родителей за ее грехи. Поэтому она в прямом смысле слова скрылась, ради родителей и ради себя самой.
   – Нельзя же прятаться всю оставшуюся жизнь, – сурово сказал отец после Дня труда, когда они с Викторией перебирались в Нью-Йорк на зиму.
   Бракоразводный процесс шел как по маслу. Фредди, как и собирался, уехал в Европу, но его адвокат все утрясал за него и сотрудничал с Томпсонами. Слушания назначили на ноябрь, то есть развод она окончательно получит еще только через год. Отец уговаривал ее поехать с ними. Родителям не хотелось оставлять Сару здесь, словно неблагополучную родственницу, которую все стыдились. Но как ни странно, именно такой Сара себя и считала и не поддалась даже на увещевания Джейн, когда та приехала вместе с малышкой в октябре навестить ее.
   – Не хочу возвращаться в Нью-Йорк, Джейн. Мне здесь очень хорошо.
   – С Чарльзом и еще тремя слугами мерзнуть до полусмерти всю зиму на Лонг-Айленде. Сара, не глупи. Поехали домой. Тебе двадцать один год. Нельзя же поставить крест на своей жизни. Нужно начать все заново.
   – Я не хочу, – тихо выговорила Сара, не обращая внимания на дочурку сестры.
   – Не сходи с ума. – Похоже, Джейн устала от упрямства младшей сестры.
   – Что ты, черт возьми, знаешь о жизни? У тебя любящий муж и двое детей. Ты никогда ни для кого не была обузой, позором или стыдом. Просто идеальная жена, дочь, сестра, мать. Но что ты знаешь о моей жизни? Ровным счетом ничего! – Сара, казалось, пришла в бешенство, она и правда разозлилась, но не на Джейн, что и сама понимала. Она злилась на себя, на судьбу… и на Фредди. Но тут же раскаялась, с грустью взглянув на сестру: – Прости меня, Джейн, я просто хочу побыть здесь одна.
   Сара даже не могла как следует выразить свои чувства.
   – Но почему?
   Джейн не понимала. Сестра красива и молода, она не единственная женщина, кто пережил развод, но ведет себя так, будто ее признали виновной в убийстве.
   – Не хочу никого видеть. Разве не понятно?
   – Как долго?
   – Может, вечность. Ну, как? Достаточно долго? Тебе понятно? – Саре было неприятно отвечать на все вопросы сестры.
   – Сара Томпсон, ты точно сумасшедшая.
   Отец устроил так, чтобы Сара взяла девичью фамилию, когда он подал заявление на развод.
   – Я имею право сделать со своей жизнью то, что захочу. Могу хоть в монашки уйти, – упрямо заявила Сара сестре.
   – Для начала придется стать католичкой, – улыбнулась Джейн, но Сара не сочла ее замечание смешным.
   Они с рождения были прихожанками епископальной церкви. У Джейн закрались сомнения, не тронулась ли Сара умом. Может быть, через некоторое время она выкарабкается из этого состояния. Родные надеялись на благополучный исход, но пока было не очень-то похоже, что Сара сама выйдет из кризиса.
   Однако Сара категорически отказывалась перебраться обратно в Нью-Йорк. Мать давно уже забрала ее вещи из нью-йоркской квартиры и хранила в коробках, поскольку Сара сказала, что даже видеть их пока не хочет. На бракоразводный процесс в ноябре она отправилась в черном платье и с похоронным видом. Она была красива и напугана, но стоически высидела от начала процесса и до конца, а потом снова поехала на Лонг-Айленд.
   Она ежедневно подолгу гуляла по пляжу, даже в холодную погоду, и ветер хлестал по лицу, пока не появлялось ощущение, что оно кровоточит. Сара без конца читала, писала письма матери, Джейн и некоторым старым друзьям, но на самом деле пока что не жаждала их видеть.
   Семья отметила Рождество в Саутгемптоне, но Сара почти ни с кем не общалась. Единственный раз она упомянула развод в беседе с матерью, когда они слушали по радио новости о герцоге и герцогине Виндзорских. Она чувствовала свое сходство с разведенной Уоллис Симпсон, и ей было это неприятно. Но Виктория заверила, что у дочери нет с этой Симпсон абсолютно ничего общего.
   Когда пришла весна, Саре удалось обрести душевное равновесие, по крайней мере выглядела вполне здоровой и отдохнувшей. Она даже немного поправилась, а глаза заблестели. Но теперь она говорила о желании найти сельский дом где-нибудь на Лонг-Айленде, желательно в глуши, чтобы арендовать его или даже купить.
   – Это смешно, – прорычал отец, когда Сара заикнулась ему об этом. – Я понимаю, что ты несчастлива из-за случившегося, тебе было нужно время оправиться, но я не дам тебе похоронить себя заживо на Лонг-Айленде до конца дней своих, словно отшельница. Можешь пожить тут до лета, а в июле мы с мамой везем тебя в Европу.
   Он решил это всего неделю назад, жена пришла в восторг, и даже Джейн сочла идею замечательной: именно то, что нужно Саре.
   – Я не поеду. – Сара строптиво взглянула на отца.
   Она казалась сейчас совершенно здоровой и сильной, еще красивее, чем раньше. Настала пора снова выходить в свет, понимала она это или нет. И если Сара не согласится сделать это по своей инициативе, родители ее заставят.
   – Ты поедешь, если мы тебе так велим.
   – Не хочу натолкнуться на Фредди, – слабым голосом сказала она.
   – Он всю зиму провел в Палм-Бич.
   – Откуда ты знаешь? – Ей стало интересно, уж не общался ли отец с Фредди.
   – Говорил с его поверенным.
   – В любом случае не хочу снова ехать в Европу.
   – Какая незадача, ведь тебе придется ехать в любом случае.
   Сара выскочила пулей из-за стола и долго гуляла по пляжу, но когда вернулась, отец ждал возле дома. Его сердце было почти разбито, поскольку он видел, как весь прошедший год младшая дочь страдала из-за неудачного замужества, из-за выкидыша, из-за совершенных ошибок и горького разочарования. Сара удивилась, увидев отца, когда возвращалась с пляжа, пробираясь сквозь высокую траву.
   – Я люблю тебя, Сара.
   Впервые отец сказал ей эти слова, причем таким тоном, что они пронзили ей сердце словно стрела, покрытая бальзамом, необходимым, чтобы зарубцевать раны.
   – Мы с мамой очень тебя любим. Может, мы не знаем, как тебе помочь забыть о случившемся, но хотим попытаться… Дочка, прошу, позволь нам сделать это.
   Глаза Сары наполнились слезами, отец обнял ее и долго не отпускал, пока она плакала, уткнувшись в его плечо.
   – Я тоже люблю тебя, папа. Люблю. Прости меня.
   – Не извиняйся, Сара. Просто будь счастлива. Стань той девочкой, какой ты была до всех этих событий.
   – Я попытаюсь.
   Она отстранилась от отца на мгновение и увидела, что по его щекам тоже текут слезы.
   – Прости, что я доставила тебе столько горя и проблем.
   – Все хорошо! – Он улыбнулся сквозь слезы. – Так было нужно!
   Они оба рассмеялись, а потом медленно пошли в сторону дома рука об руку, а отец про себя молился, чтобы им удалось увезти дочь в Европу.

Глава четвертая

   «Королева Мария» гордо стояла в сухом доке, на своем месте возле девяностого причала на реке Гудзон. Все было очень празднично. Огромные красивые дорожные сундуки все еще грузили на борт, туда же поднимали охапки цветов, а шампанское в прямом смысле слова лилось рекой в каютах первого класса. Томпсоны прибыли в разгар всеобщего веселья с одной только ручной кладью, поскольку багаж отправили заблаговременно. Виктория Томпсон надела прелестный белый костюм от Клэр МакКарделл [8 - Клэр МакКарделл (1905–1958) – дизайнер, считается пионером американской моды 1930—1950-х годов.], к которому идеально подходила большая соломенная шляпа. Она чувствовала себя молодой и счастливой, когда легко поднялась по сходням впереди мужа. Томпсонам предстояло захватывающее путешествие. Они не были в Европе вот уже несколько лет и мечтали встретиться со старыми друзьями, и особенно с теми, кто жил на юге Франции и в Англии.
   Сара ни в какую не хотела ехать с родителями, держала их в напряжении почти до последнего часа. В итоге исход дела решился благодаря Джейн. Она принялась скандалить с младшей сестрой, обзывала ее, обвиняла в трусости, говорила, что жизнь родителей разрушает не развод, а отказ Сары собрать обломки собственной жизни воедино, и все уже чертовски устали от такого поведения, так что Саре лучше бы исправиться, да побыстрее. Причины, по которым старшая сестра так набросилась на нее, до Сары так и не дошли, но ее переполнила волна ярости от услышанного, и этот самый гнев, казалось, вернул ее к жизни.
   – Отлично! – закричала она Джейн, борясь с желанием запустить в сестру вазой. – Я поеду в чертову поездку, раз тебе кажется, что это для них так важно. Но впредь ты не будешь указывать, как мне жить! А по возвращении я перебираюсь на Лонг-Айленд на постоянное место жительства и не хочу ни от кого слышать чепухи о том, что я делаю с их жизнями. Это моя жизнь, и я могу провести ее так, как мне хочется! – Ее волосы развевались, словно крылья ворона, когда она запрокинула голову, а зеленые глаза сверкали недобрым светом. – Какое право у кого-то из вас есть решать, что хорошо для меня? – Ее переполнила новая волна ярости. – Что вы знаете о моей жизни?
   – То, что ты тратишь ее впустую! – Джейн не отступала. – Последний год ты пряталась тут, словно столетняя старуха, и расстраивала маму с папой своим мрачным видом! Никто не хочет наблюдать сложа руки, что ты творишь с собой. Тебе еще и двадцати двух нет, а не двести лет!
   – Спасибо, что напомнила. А если вам так больно смотреть на меня, я после возвращения перееду как можно быстрее. В любом случае я хочу найти свой дом, о чем сказала отцу несколько месяцев назад.
   – Да, конечно! Полуразрушенный сарай в Вермонте или ветхий сельский дом в глуши на Лонг-Айленде… А можешь придумать себе какое-нибудь другое наказание? Ходить в рубище и посыпать голову пеплом, как тебе? Ты обдумывала подобный вариант или для тебя это слишком изысканно? Лучше обречь себя на вечные муки, например, поселиться в доме с прохудившейся крышей и без отопления, чтобы мама беспокоилась о том, что у тебя воспаление легких каждый год. Должна признаться, это и впрямь серьезное испытание! Сара, меня уже от тебя тошнит. – Джейн напустилась на сестру, в ответ Сара выскочила из комнаты и так хлопнула дверью, что на петлях облупилась краска.
   – Избалованная девчонка! – заявила Джейн родителям, все еще кипя от негодования. – Не понимаю, почему вы с ней церемонитесь. Почему просто не заставите вернуться в Нью-Йорк и жить как все люди?
   К весне терпение Джейн иссякло, она уже достаточно натерпелась и считала, что Сара обязана ради родных хотя бы попытаться прийти в норму. Ее бывший муж определенно смог это сделать. В мае в «Нью-Йорк таймс» появилось объявление о помолвке Фредди и Эмили Астор.
   – Как мило, – саркастически сказала Джейн, услышав новость, а Сара промолчала, хотя родные и понимали, что известие наверняка ранило ее до глубины души. Эмили была одной из самых давних подруг Сары и приходилась дальней родственницей.
   – А как ты предлагаешь мне заставить ее жить как нормальные люди? – поинтересовался отец. – Продать дом? Привезти в Нью-Йорк в смирительной рубашке? Связать и сунуть в багажник автомобиля? Она взрослая женщина, Джейн, и мы не можем контролировать ее.
   – Ей чертовски повезло, что вы с ней так носитесь. Думаю, сейчас самое время взять себя в руки!
   – Капельку терпения, – тихо промолвила мать.
   В тот же вечер Джейн уехала обратно в Нью-Йорк, так и не повидав больше Сару. Та ушла на пляж и долго-долго бродила, а потом и вовсе уехала в старом «Форде», который отец держал здесь для дворецкого.
   Но несмотря на все упрямство Сары и ее твердое убеждение держаться подальше от общества, слова старшей сестры явно достигли цели. В июне она спокойно согласилась присоединиться к родителям и поехать в Европу, о чем сообщила как-то вечером за ужином, причем совершенно будничным тоном. Мать уставилась на нее в изумлении. Отец захлопал в ладоши, услышав новость. Он как раз собирался отказаться от забронированных билетов, раз уж Сара категорически против поездки. Эдвард решил: если тащить дочь в Европу, словно узницу, против воли, то всем придется несладко – и им, и уж точно Саре.
   Он не осмелился спросить, что же в итоге ее убедило. Все считали, что переменой настроения Сара обязана Джейн, однако, разумеется, самой Саре никто об этом даже не заикнулся. Когда Сара вышла из машины возле пристани, она казалась высокой, худой и очень серьезной в простом черном платье и чопорной черной шляпке, некогда принадлежавшей матери. Она была красивой, но очень аскетичной: огромные глаза на бледном лице, темные волосы убраны в тугой узел, и ни грамма косметики. Окружающие отмечали ее красоту и грусть, она выглядела словно прелестная, но слишком юная вдова.
   – Ты не могла надеть что-то повеселее, милая? – спросила мать перед выходом из дома, но Сара лишь пожала плечами. Она согласилась поехать, чтобы сделать приятное родителям, но это не значит, что она будет отлично проводить время или хотя бы притворяться, что ей все нравится.
   Перед отъездом она подыскала идеальный дом на Лонг-Айленде, старую заброшенную ферму с крошечным коттеджем, отчаянно нуждавшимся в ремонте, прямо на берегу океана, с десятью акрами неухоженной земли в придачу. Она продала обручальное кольцо, чтобы заплатить задаток, и собиралась после возвращения поговорить с отцом о покупке этого участка для нее. Сара точно знала, что никогда больше не выйдет замуж, и хотела обустроить собственный дом – ферма в Глас-Холлоу идеально подходила для этих целей.
   Утром Томпсоны ехали на пристань в молчании. Сара размышляла о грядущей поездке и о том, зачем вообще согласилась. Она рассудила так: если она изменится, они почувствуют, что дочь хотя бы пыталась отблагодарить их, стать такой, как прежде. Может быть, отец согласится помочь ей приобрести ту крошечную ферму, когда они вернутся. Если так – игра стоит свеч. Саре нравилась идея отреставрировать старый дом и уже не терпелось приступить к ремонту.
   – Ты такая тихая, дорогая, – сказала мать, нежно похлопав ее по плечу в машине. Родители были счастливы, что Сара едет с ними. Это давало всем надежду, в основном потому, что никто просто понятия не имел, насколько Сара полна решимости жить в одиночестве после возвращения. Если бы они знали, то очень бы волновались.
   – Просто думаю о поездке.
   Отец улыбнулся и принялся тихонько рассказывать матери про телеграммы, которые направил друзьям. Они распланировали путешествие на два месяца: Канны, Монако, Париж, Рим и, разумеется, Лондон.
   Мать продолжала говорить о старых друзьях, с которыми Сара даже не была знакома, когда они поднимались по трапу и несколько человек оглянулись им вслед. Сара выделялась на фоне родных, она шла впереди них, черная шляпка скрывала один глаз, придавая облику загадочности, а второй виднелся под вуалью, отчего лицо казалось таким серьезным и молодым. Сара напоминала испанскую принцессу. Окружающих интересовало, кто же она такая. Какая-то дама заявила, что это наверняка кинозвезда, которую она определенно видела на экране. Если бы Сара слышала эту реплику, то от души посмеялась бы. Сара не обращала внимания на пассажиров, мимо которых они проходили, на элегантные наряды, аккуратные прически, выставку драгоценностей, на хорошеньких женщин и представительных мужчин. Ей хотелось одного – побыстрее найти свою каюту, а там уже ждали Питер и Джейн с Марджори и маленьким Джеймсом, который бегал по палубе неподалеку. В свои два с половиной он стал настоящим озорником. Марджори только-только сделала первые шажки и, покачиваясь, исследовала каюту. Сара была счастлива снова увидеть их, особенно Джейн. Гнев испарился несколько недель назад, и сестры опять стали лучшими подругами, особенно когда Сара объявила, что едет.
   Они принесли две бутылки шампанского, а стюард щедро разлил еще одну по бокалам, пока вся компания стояла у каюты Сары и болтала. Ее каюту отделяла от каюты родителей гостиная, достаточно большая, чтобы там поместился детский рояль, который Джеймс почти сразу открыл и начал радостно колотить по клавишам, пока Джейн умоляла прекратить.
   – Думаешь, стоит повесить табличку на дверь с сообщением для остальных пассажиров, что Джеймс с вами не едет? – спросил Питер с усмешкой.
   – Такое мелкое хулиганство полезно для развития музыкальных навыков, – снисходительно улыбнулась бабушка. – Кроме того, какофония звуков будет напоминать нам о нем следующие два месяца. Мальчик устроил нам громкие проводы!
   Джейн заметила, как строго оделась сестра, но вынуждена была признать, что Сара все равно красавица. Она всегда была более яркой из них двоих, вобрав лучшие черты родителей. Джейн унаследовала более спокойную, чуть размытую и нежную внешность матери. Саре же достались от отца яркие ирландские черты, которые облагородились и стали более утонченными.
   – Надеюсь, ты хорошо проведешь время, – сказала Джейн с улыбкой, испытывая облегчение от того, что сестра не передумала.
   Родным хотелось, чтобы Сара завела новых друзей, приобрела новый опыт, а по возвращении снова стала общаться со старыми знакомыми. Последний год ее жизнь была такой одинокой, такой тусклой и невероятно пустой. По крайней мере так казалось Джейн. Она не могла себе представить, что прожила бы год так, как Сара. Да и вообще не могла даже вообразить жизни без Питера.
   Джейн и Питер сошли на берег, когда раздался свисток и взревели пароходные трубы, а стюарды кружили по залам, звоня в колокольчики и торопя провожающих покинуть корабль. В суматохе все обнимались и целовались на прощание, все что-то кричали друг другу, допивали шампанское, у кого-то брызгали слезы из глаз, а потом наконец последние провожающие сошли с трапа. Томпсоны на палубе махали Питеру и Джейн, маленький Джеймс крутился на руках отца, а Джейн держала Марджори, которая тоже старательно вертела маленькими ручками. Глаза Виктории Томпсон увлажнились. Им предстояло провести в разлуке долгих два месяца, но она готова была пойти на эту жертву, если путешествие пойдет на пользу младшей дочери.
   – Что ж, – сказал Эдвард с довольной улыбкой. Пока что все шло хорошо. Корабль только что отплыл. Они и правда везут Сару в Европу. – Что будем делать? Прогуляемся по палубе? Или пройдемся по магазинам?
   Он с нетерпением ждал встречи со старыми друзьями и радовался, что им удалось уговорить его любимую отшельницу. Сейчас как раз подходящее время. Политическая ситуация накалилась. Кто знает, что случится дальше. Если через год или два вспыхнет новая война, возможно, это будет их последний шанс посетить Европу.
   – Я распакую вещи, – тихо ответила Сара.
   – Стюарды сделают это за тебя, – возразила мать, но Сара не слушала.
   – Я хочу сама, – упрямо твердила она с унылым видом, несмотря на праздничную атмосферу, царящую вокруг: шарики, бумажные гирлянды и конфетти повсюду.
   – Встретимся в столовой за обедом?
   – Лучше я посплю. – Сара пыталась улыбаться, но про себя мрачно представила, насколько тяжелыми будут следующие два месяца, когда придется постоянно находиться рядом с родителями. Она привыкла зализывать раны одна, и, хотя большинство из них уже зарубцевались, шрамы пока не прошли, и она предпочитала скрывать их от всех. Сара не могла представить, как выдержит родителей сутки напролет с их постоянными попытками развеселить ее. Ей не хотелось, чтобы кто-то ее развлекал. Она полюбила свое затворничество, мрачные мысли и одиночество. Разве раньше Сара была такой?
   – Может, лучше подышишь свежим воздухом? – не отставала мать. – Тебя будет мучить качка, если ты слишком долгое время проведешь в каюте.
   – Вот тогда и пройдусь. Не волнуйся, мама, я в порядке, – отмахнулась Сара, но родителей не убедила.
   – Что нам с ней делать, Эдвард? – мрачно поинтересовалась Виктория, пока они гуляли по палубе, глядя на других пассажиров и на море и размышляя о дочери.
   – С ней нелегко, это я тебе гарантирую. Интересно, она и впрямь так несчастна, как кажется, или воображает себя романтической героиней. – Он не был уверен, что понимает Сару. Временами обе дочери казались ему загадкой.
   – Мне кажется порой, что страдать вошло у нее в привычку, – ответила Виктория. – Думаю, сначала она действительно обезумела от горя, была обижена, расстроена и сгорала от стыда от учиненного Фредди скандала. Но, знаешь, у меня за последние полгода появилось чувство, что Саре просто нравится так жить. Ей нравится одиночество, нравится ее затворничество. Не понимаю, почему, но это так. В юности она всегда была общительной, более озорной, чем Джейн, но словно бы забыла обо всем этом и стала другим человеком.
   – Лучше бы ей снова стать собой, и побыстрее, черт возьми. Это идиотское затворничество не на пользу. – Эдвард целиком и полностью разделял мнение жены. Ему тоже стало казаться, что дочь наслаждается страданием. Да, Сара остепенилась, стала более зрелой, но определенно – более несчастной.
   Затем они отправились обедать, а Сара тем временем в своей каюте писала письмо Джейн. Теперь она не обедала. Обычно вместо обеда она подолгу гуляла по берегу, поэтому оставалась такой худой. Но ей не приходилось ничем жертвовать, поскольку Сара редко испытывала чувство голода.
   После обеда родители заглянули к ней и обнаружили, что Сара лежит на кровати все так же в черном платье, но без шляпки и туфель. Она прикрыла глаза и не двигалась, но Виктория заподозрила, что дочь притворяется. Родители оставили Сару одну, а через час вернулись и увидели, что она переоделась в серый свитер и свободные брюки и читала книгу, устроившись в удобном кресле, отрешенная от окружающей действительности.
   – Сара? Пройдемся по прогулочной палубе? Там чудесные магазины! – Виктория Томпсон решила не сдаваться.
   – Может, позже. – Сара так и не оторвала глаз от книги, а когда услышала, что дверь закрылась, то решила, что мать ушла. Она подняла голову и вздрогнула, увидев мать прямо перед собой. – Ой… я думала, ты ушла.
   – Я так и знала. Сара, я хочу, чтобы ты вышла и прогулялась со мной. И знай, что я не намерена провести всю дорогу, умоляя тебя выйти из каюты. Ты решила поехать, теперь попытайся провести время приятно, иначе ты испортишь путешествие всем нам, особенно отцу. – Они с отцом всегда очень беспокоились друг о друге, и это порой восхищало Сару, но сейчас она ощутила раздражение.
   – Почему? Какая разница, буду ли я ежеминутно рядом с вами? Мне нравится быть одной. Почему всех это так огорчает?
   – Потому что это ненормально. Девушке твоего возраста вредно все время быть одной. Тебе необходимы люди, жизнь и эмоции.
   – Почему? Кто решил это за меня? Кто сказал, что в двадцать два необходимы эмоции? А я не хочу никаких переживаний. Я уже испытывала взлеты и падения, больше не хочу. Почему вы никак не можете понять?
   – Я понимаю, милая. Но то, что ты пережила, – это не счастье, а разочарование. Удар по всему доброму и светлому, по всему, во что ты верила. Ужасный опыт, и мы не хотим, чтобы ты прошла через подобное снова. Никто не желает тебе такого. Но ты должна снова выходить в свет. Обязана, иначе ты зачахнешь и умрешь, не физически, а духовно, если на то пошло.
   – Откуда ты знаешь? – Саре неприятно было выслушивать слова матери.
   – Потому что я вижу это по твоим глазам, – ответила мудрая Виктория. – Я вижу, как внутри тебя кто-то умирает, кто-то, кому больно, одиноко и грустно. Кто-то, кто молит о помощи, но ты не позволяешь этой части себя выйти наружу, чтобы получить помощь. – Глаза Сары наполнились слезами, мать подошла к креслу и нежно обняла ее. – Я так люблю тебя, Сара. Попытайся, пожалуйста… снова стать собой. Доверься нам… мы не позволим больше никому тебя обидеть.
   – Но ты же не знаешь, каково мне было. – Сара заплакала, как дитя, стыдясь собственных чувств, вырвавшихся из-под контроля. – Так ужасно… и неправильно… его никогда не было дома, а если был, то… – Она не могла продолжать, просто рыдала и качала головой, не в силах подобрать слова, чтобы описать свое состояние, а мать гладила ее по шелковистым волосам, прижимая к себе.
   – Знаю, милая… Я знаю… Могу лишь представить, каково это. Должно быть, ужасно. Но все кончилось. А твоя жизнь – нет. Она только начинается. Не сдавайся, не дав себе шанса. Оглянись, почувствуй морской ветер, аромат цветов, позволь себе снова жить. Прошу…
   Сара прильнула к матери, слушая ее, а потом наконец сказала, что она чувствовала:
   – Не могу больше… Я слишком боюсь…
   – Я здесь, я рядом.
   Раньше они не могли помочь ей, разве что в самом конце, когда физически и финансово помогли покончить с браком. Но они не могли заставить Фредди вести себя нормально, приходить домой по вечерам, отказаться от подружек и проституток, не могли сохранить ребенка. Сара получила жестокий урок: порой тебе никто не в состоянии помочь, даже родители.
   – Но нужно попытаться снова, девочка моя. Просто маленькими шажочками. Мы с папой будем рядом.
   Она отстранилась от дочери и заглянула ей в глаза.
   – Мы тебя очень-очень любим и не хотим, чтобы ты страдала.
   Сара закрыла глаза и глубоко дышала.
   – Я попробую. – Она снова посмотрела на мать. – Правда. – Затем ее охватила паника. – Но что, если у меня не получится?
   – Что не получится, милая моя девочка? – улыбнулась мать. – Гулять со мной и папой? Или ужинать с нами? Не получится встретиться с парой наших друзей? Я думаю, ты справишься. Мы не так много просим, а если что-то и правда будет тебе не под силу, то скажешь.
   Такое впечатление, будто Сара стала инвалидом, и в определенном смысле так оно и было. Фредди покалечил ее, и она это знала. Проблема состояла сейчас в том, что она сомневалась, можно ли ее исцелить, помочь ей, восстановится ли она в принципе. Матери невыносима была мысль, что ничего не получится.
   – Как насчет прогулки?
   – Я выгляжу ужасно. Глаза, наверное, опухли. А нос всегда становится красным, когда я плачу. – Сара рассмеялась сквозь слезы, когда мама состроила гримасу.
   – Чепуха! Нормальный у тебя нос, ничуть не красный.
   Сара вскочила с кресла, чтобы посмотреть на себя в зеркало, и воскликнула с отвращением:
   – Даже слишком! Не нос, а багровая картошка!
   – Дай-ка взглянуть… – Виктория прищурилась, рассматривая нос Сары, и качала головой. – Да, действительно. Разве что похож на очень-очень маленькую картофелинку. Никто и не заметит, если ты умоешься холодной водой, причешешься и подкрасишь губы.
   Сара уже много месяцев не пользовалась косметикой, ей, похоже, было плевать, как она выглядит, и до сегодняшнего дня Виктория не настаивала.
   – Мам, шутишь? Я не взяла с собой помаду, – рассеянно возразила Сара. Она и сама не понимала, хочется ли ей попробовать, но слова матери глубоко тронули ее, и ссориться с ней в редкую минуту единения совершенно не хотелось, пусть даже это означает, что придется накрасить губы.
   – Я одолжу тебе свою. Тебе повезло – без помады ты выглядишь такой же красивой, как и с ней. А я без косметики напоминаю белый лист бумаги.
   – Неправда! – крикнула Сара матери вслед, когда та направилась в свою каюту за помадой.
   Через минуту миссис Томпсон вернулась и протянула тюбик дочери, а Сара послушно умылась холодной водой и причесалась. В свитере, свободных брюках, с длинными волосами, распущенными по плечам, она снова выглядела как юная девушка, и мать улыбнулась, когда они вышли из каюты, взявшись под руки, чтобы найти отца.
   Мистера Томпсона они обнаружили на прогулочной палубе. Он принимал солнечные ванны, устроившись в шезлонге, а рядом с ним два привлекательных молодых человека играли в шаффлбоард [9 - Состязательная игра на размеченном корте с использованием киев и шайб.]. Мистер Томпсон намеренно выбрал шезлонг рядом, как только приметил парней, в надежде, что рано или поздно Виктория приведет Сару, и был рад увидеть жену и дочь вместе.
   – Дорогие мои, что делали? Ходили по магазинам?
   – Пока нет, – ответила Виктория с довольным видом, а Сара улыбнулась, не обращая внимания на молодых людей, которых присмотрел отец. – Мы решили, что для начала прогуляемся, может, выпьем чаю вместе с тобой, а потом совершим налет на магазины и потратим все деньги.
   – План отличный, но помните: мне придется броситься за борт, если вы пустите меня по миру.
   Женщины рассмеялись, а молодые люди по соседству взглянули на Сару, причем один не без интереса. Однако Сара демонстративно отвернулась и отправилась с отцом пройтись по прогулочной палубе. В процессе беседы мистер Томпсон поразился, как много его дочь знает о мировой политике. Она, очевидно, следила за публикациями в газетах и журналах, суммируя все известные подробности о ситуации в Европе. Он вспомнил, насколько дочь умна и проницательна, и был восхищен ее знаниями. Сара, будучи девушкой незаурядной, не тратила время впустую даже в затворничестве. Они обсудили Гражданскую войну в Испании, аннексию Гитлером Австрии в марте и значение этого события, а еще вторжение в демилитаризованный бассейн Рейна.
   – Откуда ты все это знаешь? – поразился отец. Сара оказалась интересной собеседницей.
   – Много читала, – робко улыбнулась она. – Больше делать было особо нечего, ты же понимаешь. – Отец с дочерью тепло улыбнулись друг другу. – Мне очень интересно. Пап, как думаешь, что будет дальше? Гитлер объявит войну? Он, кажется, готовится к подобному развитию событий, думаю, союз Рима и Берлина может быть очень опасным. Особенно учитывая поведение Муссолини.
   – Сара, – он остановился, уставившись на нее, – ты меня изумляешь.
   – Спасибо.
   Они еще какое-то время прогуливались, углубившись в дискуссию о том, насколько опасна война в Европе, и мистеру Томпсону не хотелось прекращать прогулку и по прошествии часа. Он взглянул на дочь другими глазами, с этой стороны всю глубину ее личности ван Диринг определенно не заметил. Продолжив оживленную беседу за чаем, мистер Томпсон поделился с Сарой своей теорией, почему Соединенные Штаты никогда не будут втянуты в войну в Европе, заметив, что посланник Кеннеди [10 - Имеется в виду Джозеф Кеннеди, который служил послом США в Великобритании с 1938-го до конца 1940 года, в том числе в начале Второй мировой войны.] поделился с ближайшим кругом, что Англии совершенно не нужна война в Европе.
   – Жаль, что мы не поедем в Германию, – сказала Сара, в очередной раз удивляя отца, – мне хотелось бы своими глазами увидеть, что там происходит, и, может быть, даже побеседовать с людьми.
   После этих слов мистер Томпсон, напротив, порадовался, что они туда не едут. Позволить Саре погрузиться с головой в опасный мир политики не входило в его планы. Интерес к мировой политике, осведомленность и информированность, даже до такой степени, как у Сары, редко встречались, особенно среди женщин. Но любопытствовать – это одно, а вот поехать в Германию и оценивать ситуацию лично – совершенно другое. Он бы ни за что дочери этого не позволил.
   – Думаю, даже лучше, что мы посетим Англию и Францию. Не уверен, что нам стоит в Рим-то ехать. Решим на месте.
   – Где твой дух авантюризма, папа? – поддразнила его Сара, но мистер Томпсон покачал головой, поскольку был мудрее дочери.
   – Я слишком стар для этого, дорогая. Тебе нужно меньше забивать голову политикой, а больше ходить на вечеринки в новых сногсшибательных нарядах.
   – Как скучно. – Она прикинулась зевающей, и ее отец рассмеялся.
   – Ты очень необычная девушка, мисс Сара.
   Не удивительно, что ее брак с ван Дирингом обернулся полной катастрофой и Сара сбежала и спряталась на Лонг-Айленде. Она слишком умна для этого повесы и вообще для большинства молодых людей его круга. Во время путешествия отец и дочь узнают друг друга получше, и тогда он разберется, что она за человек.
   На третий день путешествия Сара уже преспокойно гуляла по кораблю. Она по-прежнему держалась особняком и не проявляла особого интереса к молодым людям, но обедала вместе с родителями в ресторане, а вечером они ужинали за столом капитана.
   – Вы еще ни с кем не обручены, мисс Томпсон? – спросил капитан Ирвинг, блеснув глазами, а мать затаила дыхание в ожидании ответа.
   – Нет, – холодно ответила Сара, на ее щеках вспыхнул легкий румянец, а рука немного дрожала, когда девушка поставила бокал.
   – Как повезло молодым людям в Европе.
   Сара сдержанно улыбнулась, но слова полоснули ножом по сердцу. Нет, она не обручена, она ждет развода в ноябре, через год после слушаний. Развод. Она почувствовала себя обесчещенной женщиной. Но по крайней мере здесь никто не знал о случившемся, что не могло не радовать. И если повезет, то и в Европе никто не узнает.
   Капитан пригласил ее на танец. Она была очень красива в нежно-голубом атласном платье, которое мать сшила для нее перед свадьбой с Фредди. Платье было частью приданого, и в тот вечер, надевая его, Сара ощущала комок в горле. Сразу после капитана ее пригласил длинный светловолосый молодой человек. Она долго мялась, но потом вежливо кивнула.
   – Откуда вы?
   Он был высоким блондином, а по акценту Сара поняла, что перед ней англичанин.
   – Из Нью-Йорка.
   – Вы едете в Лондон? – Он, похоже, отлично проводил время.
   Последние несколько дней он наблюдал за девушкой, но та была неуловимой и робкой. Она никоим образом не флиртовала с молодым человеком, и это тревожило его. Сара специально держалась холодно. Ей претили его ухаживания, а еще этот тип странным образом напоминал ей Фредди.
   – А где остановитесь?
   – У друзей моих родителей, – солгала Сара, отлично зная, что они забронировали номера в отеле «Кларидж» и пробудут в Лондоне как минимум две недели. Но она не горела желанием встречаться с ним, и надо было быть осторожной.
   К счастью, танец быстро закончился. Молодой человек еще какое-то время вился вокруг нее, но Сара не отреагировала. Спустя пару минут он понял намек и удалился за свой столик.
   – Как я вижу, молодой лорд Уинтроп не в вашем вкусе, – поддразнил ее капитан. Сам он был завидным женихом, и всех юных леди, достигших брачного возраста, казалось, переполняла решимость подцепить его. Всех, кроме неприступной мисс Томпсон.
   – Вовсе нет. Просто я совсем его не знаю, – холодно ответила Сара.
   – Хотите, я официально вас представлю? – предложил капитан, но Сара лишь улыбнулась и покачала головой.
   – Нет, спасибо, капитан.
   После этого она танцевала с отцом, а капитан в разговоре с Викторией похвалил красоту и ум ее дочери.
   – Необыкновенная девушка, – сказал он с явным восхищением. Капитан наслаждался беседой с Сарой почти точно так же, как ее отец в течение всех пяти дней путешествия. – Прелестная. И очень благовоспитанная для такой юной особы. Не могу себе представить, чтобы у вас возникли с ней какие-то проблемы.
   – Так и есть, – улыбнулась Виктория, гордясь своей младшей дочерью, – правда, она даже слишком благонравна. – Виктория улыбалась через силу, поскольку ее встревожило равнодушие Сары к молодому лорду Уинтропу, что не сулило ничего хорошего и остальным молодым людям Европы. – Она испытала большое разочарование в жизни, – призналась Виктория, – боюсь, какое-то время она будет держаться особняком. Мы надеемся, что она выйдет из своего кокона в Европе.
   – Понятно, – кивнул капитан. Слова Виктории объяснили полное отсутствие интереса к Филиппу Уинтропу. – Такой девушке трудно найти пару. Она слишком умна и мудра и не интересуется всякой чепухой. Может быть, ей нужен кто-то постарше. – Капитану Сара была симпатична, и он озаботился ее судьбой. Капитан улыбнулся Виктории: – Вам очень повезло. Она красавица. Надеюсь, она найдет себе отличного мужа.
   Виктории стало интересно, всем ли окружающим кажется, что они едут в Европу за мужем для Сары. Сара была бы возмущена, если бы узнала об этом. Виктория поблагодарила капитана, станцевала с ним еще один танец и отправилась на поиски мужа и дочери.
   – Нам следует лечь спать пораньше. Завтра у нас важный день.
   Они сходили на берег в Шербуре, откуда прямиком ехали в Париж. Сара никогда не бывала в Париже, поэтому их ожидала насыщенная экскурсионная программа, и сотрудники отеля позаботились об автомобиле с водителем. Томпсоны собирались остановиться в «Ритце», а через неделю должны были перебраться в Довиль, знаменитый водный курорт, а затем в Биарриц, чтобы повидаться с друзьями, после чего провести неделю на Ривьере, в Каннах, и еще несколько дней в Монте-Карло со старыми друзьями. Завершить путешествие по Европе они намеревались в Лондоне.
   Корабль вошел в док Шербура в восемь утра, и Томпсоны сели на поезд, расписание которого как раз было согласовано с прибытием пароходов, в приподнятом настроении. Мистер Томпсон перечислил те места, которые, по его мнению, Сара обязана посетить, среди них Лувр, сад Тюильри, дворцово-парковый ансамбль Версаль, усадьба Мальмезон, известная как резиденция Наполеона Бонапарта и Жозефины, «Зал для игры в мяч», Эйфелеву башню и, конечно, гробницу Наполеона. Когда он замолчал, Виктория Томпсон подняла брови.
   – Я не услышала в твоем списке дом Шанель… Диора… Баленсиага и Скиапарелли… Ты забыл о них, дорогой? – В этом году в Париже в моде были фиолетовый и розовато-лиловый цвета, и Виктории не терпелось приобрести обновки для себя и Сары.
   – Я честно пытался, – добродушно улыбнулся Эдвард, – но не думаю, что ты дашь мне забыть о них надолго.
   Ему нравилось идти на поводу у жены и не терпелось дать волю и дочери, но вдобавок мистеру Томпсону хотелось познакомить ее с культурными достопримечательностями, некоторые из которых он начал обсуждать еще по дороге в Париж.
   Их номера в «Ритце» были превосходны. В этот раз Сара занимала отдельную комнату с видом на Вандомскую площадь. Оставшись одна, девушка вынуждена была признаться себе, что в таком одиночестве, помимо горечи, чувствовалась и сладость, и, разумеется, ей было бы куда веселее здесь с мужем.
   Сара вздохнула и улеглась одна на огромной кровати, укрывшись ватным одеялом.
   Утром они отправились в Лувр и провели там несколько часов. Это был радостный день для ее родителей, как все путешествие в целом. Сара прекратила упрямиться. В Париже жила лишь одна давняя подруга матери мистера Томпсона, которая пригласила их к себе на чай на улицу Якобинцев, но не устраивала никаких шумных вечеринок, которые так претили девушке. Сара просто наслаждалась музеями, соборами, магазинами и временем, проведенным в обществе родителей.
   В Довиле атмосфера стала чуть более напряженной, поскольку все друзья, к которым они заезжали, настаивали, чтобы Сара познакомилась с их сыном, и делали все возможное, чтобы молодые люди заинтересовались друг другом. Молодой человек и правда проявил энтузиазм по этому поводу, а вот Саре он показался непривлекательным, невежественным и ужасно занудным. Она всячески избегала его, как и двух братьев, которых ей навязывали в Биаррице, а еще чьего-то внука в Каннах, не говоря уже о двух «очаровательных» молодых людях, представленных ей друзьями в Монте-Карло. К концу отдыха на Ривьере Сара пребывала в мрачном настроении и почти не разговаривала с родителями.
   – Тебе понравилась Ривьера, дорогая? – невинно поинтересовалась Виктория, пока они паковали вещи в преддверии переезда в Лондон.
   – Нет! Вообще не в моем духе! – выпалила Сара.
   – Правда? – удивилась мать, которая считала, что дочь отлично проводит время. Они гостили на нескольких яхтах, много времени провели на побережье и посетили несколько замечательных вечеринок. – Как жаль.
   – Я хочу, чтобы ты кое-что поняла, мама. – Сара посмотрела на Викторию в упор и отложила белую блузку, которую упаковывала. – Я приехала в Европу не за тем, чтобы найти очередного мужа. Хочу напомнить, что до ноября я официально замужем. Более того, я вообще не хочу больше замуж. Я устала от того, что все ваши знакомые пытаются навязать мне своих идиотских сынков, недорослей-внуков или умственно отсталых кузенов. Пока что я не встретила мужчину, с которым просто можно побеседовать, не говоря уж о том, чтобы провести с ним хотя бы час. Мне не нужны мужчины, и я не хочу, чтобы меня таскали по всей Европе, демонстрируя потенциальным женихам как какую-то застенчивую девушку, отчаянно ищущую себе мужа. Это ясно? – Ошарашенная Виктория кивнула. – Кстати, кто-нибудь из этих людей знает, что я уже была замужем?
   Виктория покачала головой:
   – Не думаю.
   – Может, стоит сказать. Уверена, их щенячий восторг поубавился бы и они перестали бы подсовывать своих глупых родственников, если бы знали, что я разведена.
   – Это не преступление, Сара, – тихо возразила мать, отлично понимая, как Сара относится к разводу. Для нее развод был преступлением, смертным грехом, за который она не могла себя простить и не ожидала, что ее простят другие.
   – Но и гордиться тут явно нечем. Большинство людей вряд ли сочтут это плюсом в биографии.
   – Я не считаю развод преимуществом, но это не катастрофа. Ты познакомишься с людьми, которые узнают о твоем разводе, но не станут осуждать. А когда придет время, ты сможешь поделиться с теми, кто не знает, если сочтешь нужным.
   – Похоже на заразное заболевание. Больной обязан предупредить здоровых.
   – Разумеется, нет. Только если ты захочешь.
   – А может, мне стоит нанести клеймо?! Ну, знаешь, как прокаженной. – Она говорила со злостью, горечью и грустью, поскольку устала, что ей подбирают в пару молодых парней, которые не испытывают к ней никакой симпатии, зато готовы одежду сорвать. – Ты знаешь, что учудил родственник Сент-Жилей в Довиле? Украл мою одежду, пока я переодевалась, а потом вломился и пытался сорвать с меня полотенце. Его это забавляло.
   – Какой ужас! – Виктория была шокирована. – Почему ты ничего не сказала?
   – О, я сказала! Ему. Заявила, что если он немедленно не вернет мне одежду, то я пойду к его отцу. Немедленно. Бедняжка так перепугался, что все мне отдал и умолял никому не говорить. Жалкое зрелище.
   Подобных выходок можно ждать от семнадцатилетнего, но не от двадцатисемилетнего мужчины. Все эти парни были как на подбор незрелые, избалованные, самонадеянные, невежественные нувориши. Сара просто не могла выносить этого.
   – Я лишь хочу, чтобы вы с отцом знали, что я здесь не в поисках мужа, – еще раз напомнила Сара матери, Виктория кивнула, и девушка принялась снова упаковывать вещи.
   Вечером миссис Томпсон рассказала о случившемся мужу, в том числе и о молодом человеке из Довиля. Главе семейства выходка показалась глупой, но безобидной.
   – Проблема в том, что она намного взрослее всех этих молокососов. Сара многое пережила. Ей необходим кто-то постарше, более опытный. Мальчики понятия не имеют, как с ней себя вести. Если учесть, что она вообще больше не хочет заводить романы, эти маменькины сынки лишь раздражают. Нужно быть деликатнее, когда в Лондоне будем с кем-то ее знакомить.
   Идея заключалась не в том, чтобы полностью отвратить Сару от мужчин, но по крайней мере найти парочку таких, с кем ей приятно было бы проводить время, чтобы напомнить, что в жизни есть что-то и помимо одиночества. Но благодаря всем этим юным французам перспектива стать монашкой становилась для Сары все более привлекательной.
   Они отправились в Париж на следующий день и через несколько часов пересекли Ла-Манш на «Золотой стреле» [11 - «Золотая стрела» – ежедневный экспресс Лондон – Париж, свой последний рейс совершил в 1972 году.]. В «Кларидж» они прибыли к обеду. За стойкой регистрации их приветствовал портье, который чинно показал им их номера. Родителям досталась огромная спальня, из окна которой поверх крыш виднелись Биг-Бен и палаты парламента, к спальне примыкала небольшая гостиная, а Сару поселили в милую комнатку, напоминавшую будуар, отделанную розовым атласом с мебелью, обитой ситцем с узором из роз. Взглянув на письменный стол в своем номере, Сара заметила полдюжины приглашений, которые ее совсем не обрадовали. Она даже не стала открывать их, но мать напомнила о приглашениях за ужином. Они ужинали в гостиной у себя в номере, и Виктория объяснила, что их пригласили на два званых обеда и на чай к старым друзьям, а также за город в Лестер на пикник и на легкий завтрак, устроенный в их честь Кеннеди в посольстве на площади Гросвенор. Все вышеперечисленные события лично Саре показались невероятно скучными.
   – Мне обязательно с вами ехать?
   Капризный тон напомнил Виктории те времена, когда Сара была подростком, однако отец ответил твердо:
   – Не начинай. Мы все отлично знаем, зачем приехали. Мы приехали повидать друзей и не будем обижать их, отвергая их приглашения.
   – Но зачем им мое присутствие? Это ваши друзья, отец, а не мои. Они обойдутся и без меня.
   – Я этого не потерплю. – Он ударил кулаком по столу. – Это не обсуждается! Ты слишком взрослая для всей этой чепухи. Будь вежливой и милой, постарайся хоть немного. Ты понимаешь меня, Сара Томпсон?
   Сара смерила отца ледяным взглядом, но он, казалось, не заметил, или же ему были безразличны любые возражения. У него имелись причины привезти дочь в Европу, и ему ничто не помещает снова вывести ее в свет. Как бы сильно она ни сопротивлялась, он инстинктивно чувствовал, что именно это в данный момент Саре и нужно.
   – Ну, хорошо.
   Ужин завершился в молчании. На следующий день Томпсоны отправились в Музей Виктории и Альберта и отлично провели время, затем последовал изысканный и строго официальный ужин. Но Сара не жаловалась. Она надела платье, которое мать приобрела накануне путешествия, из темно-зеленой тафты, подчеркивавшей оттенок ее глаз, – цвет, делавший ее невероятно хорошенькой. Девушка выглядела очень красивой, но не испытывала никаких восторгов по поводу вечера. Нескольких молодых людей пригласили в гости специально для знакомства с ней, и она пыталась даже завязать беседу, но обнаруживала, что у них нет ничего общего. Да и вообще большинство из них казались Саре избалованными, глупыми и на удивление не осведомленными о том, что происходит в мире.
   По дороге в отель Сара молчала, а родители не спрашивали, хорошо ли она провела время. И так понятно, что нет. Второй ужин очень напоминал первый, а чаепития были и того хуже. Там ей попытались навязать внучатого племянника, который, даже как ее мать смущенно признала впоследствии, был туповатым и вел себя как избалованный ребенок.
   – Ради всего святого! – напустилась Сара на мать, когда тем вечером они вернулись в отель. – Что со всеми этими людьми? Почему они так ведут себя со мной? Почему считают своим долгом найти мне пару из числа своих идиотских родственников? Что ты им сказал, когда сообщил о нашем приезде? – наступала Сара на отца, который все отрицал с оскорбленным видом. – Ты сказал, что я в отчаянии и меня необходимо вывести из этого состояния?
   Она поверить не могла, что приходится общаться с такими людьми.
   – Я просто сказал, что мы тебя привезем. А дальше уж они сами интерпретировали. Мне кажется, они пытаются проявить гостеприимство, приглашая для тебя кавалеров. Если тебе не по душе их родственники или друзья, мне жаль.
   – А нельзя наврать, что я обручена? Или что у меня заразная болезнь? Сказать что-нибудь такое, чтобы меня не пытались сосватать? Это. Правда. Невыносимо. Услышьте же меня! Я отказываюсь ходить на все эти светские рауты и чувствовать себя дурой весь вечер. – Она сдерживалась, но уже готова была сорваться, и все происходящее ей явно надоело.
   – Прости, Сара, – тихо произнес отец. – Они не хотели ничего плохого. Постарайся не расстраиваться.
   – Да я не беседовала ни с одним вменяемым (не говоря уже умным) человеком с момента, как мы покинули Нью-Йорк. Кроме тебя, конечно, – укоряла она отца, а тот не смог сдержать улыбки: по крайней мере дочь наслаждалась его компанией так же, как он – ее. Это уже прогресс!
   – Прости мое любопытство, но с кем ты вела умные беседы, пока пряталась на Лонг-Айленде?
   – По крайней мере, там я и не ожидала встретить достойных собеседников.
   Молчание было миролюбивым.
   – Что ж, не рассчитывай на многое. Принимай все как есть. Новое место, возможность познакомиться с новыми людьми.
   – Тут даже женщины скучные.
   – Не могу согласиться, – возразил Эдвард, а жена приподняла бровь. Он с виноватым видом похлопал ее по руке, но Виктория знала, что это лишь шутка.
   – Их интересуют исключительно мужчины. – Сара заняла оборонительную позицию. – Не думаю, что они когда-нибудь слышали о политике. Все как одна считают, что Гитлер – новый повар их матери. Как можно быть настолько тупыми?
   Отец расхохотался и покачал головой.
   – С каких это пор ты стала политическим и интеллектуальным снобом?
   – С тех пор, как оказалась наедине с собой. На самом деле это было чертовски приятно, пап.
   – Может, даже слишком. Пора вспомнить, что мир полон разных людей, умных и не очень, и даже совсем глупых, порой интересных, а часто очень даже скучных. Но так устроен мир! Ты определенно слишком долго провела в одиночестве, Сара. Я счастлив, как никогда, что ты приехала с нами.
   – А вот я в этом не уверена, – проворчала она, но, по правде говоря, ей тоже нравилась поездка. Да, общение с окружающими не доставляло удовольствия, но в остальном путешествие стало ее своеобразным приключением, да и с родителями побыть она была искренне рада. Они снова сблизились. Несмотря на все жалобы, Сара казалась счастливее, чем за долгие месяцы. По крайней мере, к ней вернулось чувство юмора.
   На следующий день Сара заупрямилась и ни в какую не хотела ехать с ними за город. Но отец настоял на своем, решительно заявив, что выбора нет, загородный воздух пойдет ей на пользу. Кроме того, он хорошо знал имение, куда они собирались отправиться, и его определенно стоило посетить. Хотя бы раз в жизни. Сара стонала, садясь в автомобиль, большую часть пути ворчала, но вскоре согласилась, что природа живописна, а день выдался необычно жарким и солнечным для Англии.
   Когда они добрались до места, Сара признала, что отец был прав: имение было уникальное. Замок четырнадцатого века, обнесенный рвом, с красивым парком и фермой, которую семья, обитавшая здесь, полностью восстановила. Сотням гостей, прибывших на званый обед, разрешили бродить повсюду, даже спуститься вниз по холму, где ждали слуги, готовые подать напитки или же помочь устроиться в одной из множества гостиных или прямо в парке. Сара подумала, что в жизни не видела более очаровательного и занятного места! Она была в полном восторге от фермы, даже задержалась там, задавая вопросы, и умудрилась потерять родителей. Так и застыла на месте, любуясь соломенными крышами построек, величественным огромным замком, маячившим вдали. С холма открывался удивительный вид, и она тихонько присвистнула, ощущая уют, умиротворение и дыхание старины. Люди вокруг, казалось, исчезли. На самом деле к тому моменту большая часть и правда разбрелась в разных направлениях. Одни – вернулись в замок на обед, другие – наслаждались прогулкой по саду.
   – Впечатляет, не правда ли? – раздался голос за ее спиной. Сара отшатнулась от неожиданности, краем глаза увидев высокого мужчину с темными волосами с голубыми глазами, стоявшего прямо за ней. Незнакомец словно бы нависал над хрупкой фигуркой Сары, он показался ей очень высоким. Впрочем, при ближайшем рассмотрении оказалось, что у него к тому же была приятная улыбка. На первый взгляд Сара и незнакомец были похожи как брат с сестрой. – Всякий раз, когда я прихожу сюда, кажется, что соприкасаюсь с историей. И если прикрыть глаза, то веришь, вот-вот появятся крестьяне, а еще рыцари и их дамы сердца.
   Она улыбнулась, поскольку чувствовала абсолютно то же самое.
   – Я как раз думала, что не могу заставить себя вернуться в город после посещения фермы. Захотелось остаться, чтобы ощутить то, что вы только что так живо описали.
   – Это место мне нравится таким, как есть. Я в ужасе, когда пытаются навести лоск, лишь бы придать старине налет современности.
   Она кивнула, поразившись тому, что и как он сказал. Глаза незнакомца блестели, пока он говорил с ней. Казалось, что все его по-настоящему восхищало, с ним приятно было обсуждать даже пустяки.
   – Позвольте представиться, меня зовут Уильям Уитфилд. Попал в плен на уик-энд, – представился он. – Белинда и Джордж – мои кузина и кузен, они немного ку-ку. Но в целом хорошие люди. А вы американка, не так ли?
   Она кивнула и протянула руку, немножко смущаясь.
   – Да, американка. Я – Сара Томпсон.
   – Рад знакомству. Вы из Нью-Йорка? Или из более захватывающего места, типа Детройта или Сан-Франциско?
   Сару рассмешило такое понимание «захватывающего», и она призналась, что в первый раз он угадал.
   – Поездка по Европе?
   – Снова в точку. – Сара улыбнулась, а собеседник внимательно рассматривал ее, не сводя пронзительных синих глаз.
   – Дайте угадаю. С родителями?
   – Да.
   – Какой кошмар! Они надоедают вам до слез со своими музеями и церквями в течение дня, а вечером знакомят с сыновьями всех своих друзей, большинство из которых несут чушь несусветную, а многие и вовсе не говорят по-английски. Я снова прав? – Он явно наслаждался нарисованной им картиной.
   Сара от души расхохоталась, не в силах отрицать.
   – Думаю, вы за нами следили или кто-то рассказал вам, что мы делаем.
   – Не могу представить ничего хуже, разве что медовый месяц с кем-то поистине ужасным.
   Но стоило ему произнести эти слова, как ее глаза погрустнели, и она даже несколько отстранилась, что не ускользнуло от его внимания.
   – Простите, это было бестактно. – Он казался открытым и прямолинейным, и рядом с ним Саре было очень спокойно.
   – Вовсе нет. – Ей хотелось объяснить, что это просто больная тема, но она промолчала. – Вы живете в Лондоне? – Она решила, что нужно сменить тему разговора, чтобы он снова вел себя непринужденно. Хотя, кажется, ее новый знакомый, казалось, не слишком-то и расстроился.
   – Это так, – признался он. – Когда не торчу в Глостершире, латая старые изгороди. Но нет ничего подобного этому замку, уверяю. У меня нет такого воображения, как у Белинды и Джорджа. Они много лет приводили это место в порядок. А я провел годы, чтобы мой особняк не превратился в груду камней. Но это все-таки случилось. Ужасное место, вы себе даже не представляете. Там полно чертежей, паутины и страшных звуков. Моя бедная мама по-прежнему живет там. – В его устах все преображалось, и, беседуя, они начали медленно двигаться в сторону замка. – Думаю, нам следует вернуться на обед. Не то чтобы кто-то заметил наше отсутствие. В такой толпе гостей Белинда ничего не усмотрела бы, даже если бы мы сбежали в Лондон. Однако думаю, что ваши родители потеряют вас и явятся по мою душу с ружьем наперевес.
   Сара снова рассмеялась, понимая, что родители скорее заставили бы его подойти поближе, угрожая ружьем.
   – Не думаю.
   – Не знаю точно, какого мужчину ищут родители для своих юных невинных дочерей, но я уже староват. Хотя и пребываю в относительно добром здравии – для такого старика, разумеется. Все познается в сравнении. – Он внимательно рассматривал девушку, потрясенный ее красотой и заинтригованный тем, что увидел в ее глазах: ум, грусть и недоверие. – Очень невежливо с моей стороны поинтересоваться, сколько вам лет?
   Внезапно ей захотелось сказать «тридцать», но зачем лгать.
   – Будет двадцать два… в следующем месяце.
   Это заявление произвело на него меньшее впечатление, чем она хотела бы, он слегка улыбнулся и, помогая перебраться через каменную ограду, подал сильную руку, которая показалась Саре очень нежной.
   – Совсем дитя! А мне тридцать пять. Боюсь, что ваши родители расстроятся, если вы вернетесь домой с таким европейским подарочком. – Уильям дразнил Сару, но обоим было весело, и он действительно нравился ей. Такой человек мог бы стать хорошим другом, и Сара радовалась тому, что можно шутить с ним, пусть они и мало знакомы.
   – В вас хорошо то, что вы не мелете чепухи. И готова побиться об заклад, что вы умеете определять время по часам, а еще говорите по-английски.
   – Признаюсь, у меня масса достоинств. Где люди берут ужасных родственников, которых представляют детям друзей? Никогда не понимал этого. Мне доводилось встречаться с молодыми женщинами, и все они приходились родственницами с виду нормальным людям, правда, большинство сейчас уже в браке, бедняжки. И все знакомые были убеждены, что я просто сгораю от нетерпения, желая познакомиться с этими дамами. Странно, не так ли?
   Сара с трудом подавила приступ смеха, когда вспомнила юношей, с которыми только что познакомилась в Европе. Она описала Уильяму своего горе-кавалера из Довиля, двух из Биаррица, а еще молодых людей из Канн и Монте-Карло… К тому моменту, как они пересекли ров и снова вошли в замок, Сара с Уильямом могли назвать друг друга друзьями.
   – Думаете, нам оставили что-то на обед? Я умираю с голоду, – признался ей Уильям.
   Он был крупным мужчиной, так что легко верилось в то, что он голоден.
   – Надо было нарвать яблок на ферме. Мне ужасно хотелось, но фермер не предложил, а сама я побоялась их взять.
   – Нужно было просто сказать, – отозвался Уильям, – и я бы украл их для вас.
   Они нашли обеденный стол, заставленный жареным мясом, курицей, овощами и горами зеленого салата. Когда они положили себе две тарелки с горкой, Уильям проводил Сару в небольшую беседку. Она пошла за ним без малейших колебаний. Казалось естественным находиться в его компании и слушать его истории. В результате разговор зашел о политике, и Сара поразилась, узнав, что он только что ездил в Мюнхен. Уильям рассказал, что там напряжение чувствуется остро, хоть и не так, как в Берлине, где он не был с прошлого года. Но вся Германия, похоже, готовится к масштабной конфронтации.
   – Думаете, война разразится скоро?
   – Трудно сказать, но думаю, войне быть, хотя ваше правительство, кажется, не разделяет данную точку зрения.
   – Не понимаю, как ее можно было бы избежать.
   Он был заинтригован, узнав, что Сара в курсе мировых событий и интересуется вещами, за которыми женщины редко следят. Он расспросил ее подробнее, и Сара ответила, что проводила много времени в одиночестве в течение года, так что у нее было время узнать много такого, о чем она понятия не имела.
   – А почему вам хотелось побыть одной? – Уильям заглянул в ее глаза, но она отвернулась.
   Все в ней интриговало, однако он понял, что девушка носит внутри нечто болезненное, что решила во что бы то ни стало прятать от окружающих.
   – Иногда человеку нужно побыть в одиночестве. – Сара не стала развивать тему, а Уильяму не хотелось наседать на нее, но он был заинтригован, а Сара тем временем рассказала ему о ферме, которую собиралась приобрести на Лонг-Айленде.
   – Очень амбициозная затея для столь юной девушки. А что скажут ваши родители по этому поводу?
   – Их удар хватит, – широко улыбнулась Сара. – Но мне не хочется возвращаться в Нью-Йорк. Рано или поздно они согласятся, или же я куплю ферму сама, если придется.
   Она была решительной девушкой и, видимо, очень упрямой. Уильяму понравился блеск в ее глазах, когда она это произносила. Она не из тех женщин, которых легко добиться.
   – Я не думаю, что уехать из Нью-Йорка такая уж плохая идея. А вот жить в одиночестве на ферме в вашем возрасте не слишком-то весело. Может, лучше проводить там лето или выходные?
   Она покачала головой и сказала с тем же решительным видом:
   – Я буду жить там постоянно. И хочу восстановить дом своими руками.
   – Вы когда-нибудь делали нечто подобное? – Сара не переставала его удивлять. Она была обворожительна, и Уильям изумился тому, как сильно девушка ему понравилась.
   – Нет, но я знаю, что у меня все получится. – Она говорила так, будто репетировала серьезный разговор с отцом.
   – Вы думаете, родители позволят вам сделать это?
   – Придется! – Сара вскинула подбородок, а Уильям нежно прикоснулся к нему.
   – Думаю, родители с вами не соскучатся. Не удивительно, что они притащили вас в Европу, чтобы познакомиться с прекрасным принцем. Не уверен, что вправе винить их. Возможно, вам и впрямь стоило принять ухаживания кого-то из милых глупцов.
   Несколько секунд она была шокирована его откровенностью, а потом шутливо замахнулась салфеткой. Уильям рассмеялся, защищаясь, инстинктивно придвинулся совсем близко к Саре, и на какой-то безумный миг им овладело дикое желание поцеловать ее. Но стоило заглянуть ей в глаза, как он увидел такую сильную грусть, что остановился.
   – У вас есть какой-то секрет. И не очень радостный, да?
   Она замялась, прежде чем ответить, и произнесла с осторожностью:
   – Не уверена, что это можно назвать секретом.
   Но ее глаза рассказывали собственную историю.
   – Вам не нужно мне ничего говорить, Сара. Я всего лишь незнакомец. Но вы мне нравитесь. Вы замечательная девушка, и если с вами случилось что-то ужасное, мне искренне жаль.
   – Спасибо, – улыбнулась она. При этом она казалась ему очень хрупкой и по-детски мудрой, а оттого еще более обольстительной.
   – Вот увидите, иногда то, что делает нам больнее всего, быстрее всего и забывается. Эти события наносят нам болезненную рану, но раны затягиваются, и все проходит.
   Однако Уильям видел, что ее раны еще кровоточат и ничего пока не прошло. Может быть, ее кто-то увлек и обманул, или же юноша, которого она любила, умер. Это должно быть что-то милое, романтичное и невинное, и вскоре она забудет о случившемся. Родители правильно сделали, что привезли ее в Европу. Она действительно красивая и умная девушка, и что бы с ней ни случилось, она быстро переживет это, особенно если встретит в Европе подходящего юношу… Вот же счастливчик!
   Они еще долго проболтали, скрывшись от посторонних глаз в беседке, а потом рискнули выйти и присоединиться к остальным гостям и почти сразу же натолкнулись на немного эксцентричную хозяйку, кузину Уильяма, Белинду.
   – Ах вот ты где! А я сказала всем, что ты уехал домой. Боже, Уильям, ты просто невыносим! – Она явно несказанно поразилась, увидев рядом с ним Сару. – И вы тут! А я как раз собиралась сказать, что Томсоны уверены, будто их дочь упала в ров. Они не видели ее с самого приезда. Ради всего святого, Уильям, что ты натворил?
   – Я ее похитил и пытал рассказами о своей личной жизни. А потом она взбунтовалась и велела немедленно отвести ее к родным, так что я как раз доставлял ее обратно с бесконечным раскаянием и извинениями. – Он улыбался до ушей, и Сара тоже улыбалась, поскольку рядом с ним чувствовала себя очень легко.
   – Ты просто кошмарен! Более того, ты никогда в своей жизни не испытывал раскаяния! – Она с удивлением обратилась к Саре: – Моя дорогая, он не обидел вас? Может, нам следует вызвать констебля?
   – Вызывай! – поддакнул Уильям. – Я не видел его много месяцев!
   – Заткнись, ты, чудовище!
   Но тут Сара засмеялась, а Белинда покачала головой в притворном отчаянии.
   – Знаешь, я никогда тебя больше не приглашу. Разве тебе не говорили родители, что девушек красть нельзя?! Ты слишком плохо воспитан, чтобы звать тебя в приличное общество.
   – Все так говорят. – Уильям с грустью взглянул на Сару, которая давно так не веселилась. – Могу я познакомиться с вашими родителями?
   – Да уж познакомься, – проворчала Белинда, не понимая, что кузен и впрямь намерен познакомиться с родителями Сары и еще раз увидеться с самой Сарой, если они позволят. Он понятия не имел, кто она и что она, но не сомневался, что хочет познакомиться поближе. – Я отведу вас к ним.
   Сара и Уильям последовали за Белиндой, хихикая, посмеиваясь и перешептываясь, как нашкодившие дети. Томпсоны и не думали сердиться на дочь, когда снова увидели ее. Они понимали, что она где-то поблизости в полной безопасности, среди остальных гостей, и обрадовались, заметив ее с Уильямом: приятный с виду, интеллигентный, привлекательный, подходящего возраста и, кажется, очень воодушевлен их дочерью.
   – Должен перед вами извиниться, – объяснил он. – Мы увлеклись разговором на ферме, а потом зашли пообедать. Боюсь, я задержал Сару дольше, чем предписывают приличия.
   – Не верьте ни единому слову, – перебила Белинда. – Уверена, что он привязал ее где-то к дереву, съел ее обед, пока рассказывал ей омерзительные истории.
   – Какая отличная идея, – задумчиво протянул Уильям, а Томпсоны засмеялись. – Сара, нужно попробовать в следующий раз.
   Казалось, рядом с ней ему удивительно комфортно, как и Саре – рядом с ним. Они еще долго болтали, пока не появился Джордж, который обрадовался, найдя кузена, и настоял, чтобы тот отправился в конюшню оценить нового жеребца. Уильяма увели прочь вопреки его желанию, а Белинда продолжила беседу, удивленно приподняв одну бровь и глядя на Сару:
   – Признаюсь, дорогая, что вы обратили на себя внимание самого привлекательного мужчины в Англии, и, возможно, самого обаятельного.
   – Да, мы приятно провели время.
   Но если бы Сара говорила с сестрой, то употребила бы другое слово. Он был просто потрясающим.
   – Он слишком умен. Никогда не был женат. Слишком разборчив. – Белинда бросила предостерегающий взгляд на Томпсонов, словно говоря, что ее двоюродный брат не будет легкой добычей, однако они, похоже, проигнорировали. – Удивительно, но при этом насколько он непритязателен. Никто никогда не догадался бы. – Она снова обратилась к Саре: – Не думаю, что он сказал что-то… Вы знаете, что он герцог? – Она широко открыла глаза, а Сара уставилась на нее.
   – Эээ… он представился просто как Уильям Уитфилд.
   – Ну, да. Это мне в нем больше всего нравится. Забыла, какой он по счету в праве наследования… тринадцатый или четырнадцатый.
   – Наследования… чего? Трона Великобритании? – спросила Сара сдавленным голосом.
   – Разумеется. Хотя вряд ли он когда-либо вступит на престол. Но это кое-что значит для всех нас. Мы сентиментальны и имеем слабость разбираться в родословной. Думаю, все дело в поклонении многовековым традициям. В любом случае рада, что с вами все в порядке. Я заволновалась, когда мы не смогли вас найти.
   – Простите, – вспыхнула Сара, все еще не оправившись от того, что только что узнала о своем новом друге Уильяме. А потом внезапно она забеспокоилась, не допустила ли в общении с ним какой-то оплошности. – Скажите, должна я как-то его называть… то есть как-то по-особенному? Прибавлять титул?
   Белинда улыбнулась. Она была такой юной и такой хорошенькой.
   – Ваша светлость. Но если вы это произнесете, думаю, он пристрелит нас обеих. Чур, я ничего не говорила, пока он сам не проболтается.
   Сара кивнула, и, стоило хозяйке удалиться, к американцам снова присоединился Уильям.
   – Как жеребец? – поинтересовалась Сара, понизив голос и стараясь вести себя как обычно, пока родители старательно притворялись, что не обращают на них внимания.
   – Боюсь, впечатляет совсем не так, как та сумма, которую Джордж за него выложил. Джордж разбирается в лошадях хуже всех моих знакомых. Меня бы не удивило, даже если бы бедное животное оказалось кастратом. – Он бросил на нее виноватый взгляд. – Простите, думаю, не стоило говорить этого вслух.
   – Все в порядке, – улыбнулась Сара, размышляя, как бы он отреагировал, обратись она к нему «ваша светлость». – Думаю, я слышала выражения и похуже.
   – Надеюсь, нет. – Он тоже широко улыбнулся. – Хотя вы же общались со всякими болванами, а они бог знает что несут.
   Сара рассмеялась, они обменялись долгими взглядами, и Сара сама себе удивилась – что она делает? Он герцог, один из наследников престола, а она ведет себя так, будто они старые друзья, хотя именно так ей и казалось после трех часов, проведенных с Уильямом. Возвращаться в Лондон совершенно не хотелось.
   – Где вы остановились? – Сара услышала, как Уильям обратился к ее отцу, пока они брели к замку, в сторону крепостного рва.
   – В отеле «Кларидж». Присоединитесь к нам как-нибудь? Выпьем что-нибудь или вместе поужинаем? – Ее отец озвучил приглашение непринужденным тоном, а Уильям явно обрадовался.
   – С удовольствием. Можно позвонить вам завтра утром? – обратился он к Эдварду, а не к Саре.
   – Разумеется. Будем ждать звонка, сэр, – заверил Эдвард, пожимая руку Уильяму, после чего тот повернулся к Саре, а ее родители направились к автомобилю, где их ждал водитель.
   – Я отлично провел время. Вот уж не ожидал. Еще чуть-чуть – и я бы остался дома… Но вы стали замечательным сюрпризом вечеринки, мисс Сара Томпсон.
   – Благодарю. – Она улыбнулась, глядя на него снизу вверх. – Мне тоже было приятно с вами познакомиться. – Она не смогла удержаться, чтобы не спросить Уильяма о том, что сообщила Белинда: – Почему вы мне не сказали?
   – О чем?
   – Ваша светлость, – сказала она с робкой улыбкой и на мгновение испугалась, что он рассердится, но он после секундной заминки все же рассмеялся.
   – Ох уж эта Белинда! Это имеет значение? – тихо спросил Уильям.
   – Ничуть. А должно?
   – Могло бы. Для кого-то. По разным причинам. – Но Уильям из разговора с ней понял, что Сара не относится к таким людям. Он посмотрел на нее с выражением одновременно серьезным и лукавым. – Теперь вы знаете мой секрет, мисс Сара Томпсон… Но будьте бдительны!
   – Почему же? – Она казалась озадаченной, когда Уильям подошел ближе.
   – Если вы знаете мой секрет, возможно, в скором будущем я попрошу вас поделиться своим?
   – С чего вы взяли, что у меня есть секрет?
   – Мы оба это знаем, не так ли? – тихо произнес он, а она кивнула, глаза ее были полны слез, когда Уильям спокойно коснулся ее руки. Он не хотел пугать ее. – Не волнуйтесь, девочка моя… Никогда не говорите мне ничего, если вам не хочется.
   Он наклонился и поцеловал девушку в щеку, а потом проводил до машины. Сара с благоговением смотрела, как Уильям махал им вслед, пока они не скрылись из виду. А по дороге в Лондон она размышляла, позвонит ли он им когда-нибудь.

Глава пятая

   На следующее утро, когда Эдвард с Викторией завтракали в гостиной своего номера в «Кларидж», раздался телефонный звонок, и портье сообщил, что на проводе герцог Уитфилд. После секундной паузы в трубке раздался радушный голос Уильяма, который тепло приветствовал Эдварда:
   – Надеюсь, я не слишком рано, сэр. Боялся, что вы уедете, и я вас не застану.
   – Вовсе нет. – Эдвард бросил на жену ликующий взгляд и кивнул ей, продолжая разговор. Виктория тут же поняла его. – Мы сейчас завтракаем, правда, без Сары. Она никогда не завтракает, я не знаю, как ей это удается.
   – Нужно проследить за этим. – Уильям сделал для себя пометку: попросить секретаря отправить утром цветы. – Вы свободны после обеда? Имею в виду все ваше семейство, конечно. Я тут подумал, что дамам интересно было бы взглянуть на королевские регалии и драгоценности в лондонском Тауэре. Одна из немногих привилегий моего положения – возможность провести персональные экскурсии для осмотра таких причудливых вещиц. Может быть, Саре и миссис Томпсон будет забавно примерить что-то из этого. В смысле всякие драгоценности… – Уильям изъяснялся несколько туманно и говорил как истинный англичанин, но Эдварду он очень нравился: настоящий мужчина и определенно заинтересовался Сарой.
   – Уверен, они будут в восторге. И это отвлечет их от магазинов хотя бы на пару часов. Я был бы вам весьма признателен.
   Они оба рассмеялись, потом Уильям сказал, что заедет за ними в два часа к отелю, а Эдвард заверил, что они будут ждать. Когда Сара вышла из своего номера налить чашку чаю, отец как бы ненароком упомянул, что звонил герцог Уитфилд и сегодня в два отвезет их посмотреть королевские драгоценности в Тауэр.
   – Я подумал, что экскурсия тебе понравится. – Он не уверен, что больше заинтересует дочь – драгоценности или личность звонившего, однако выражение ее лица подсказало ответ.
   – Уильям звонил? – Она казалась шокированной, словно не ожидала, что он снова даст о себе знать. Большую часть ночи девушка провела без сна, убеждая себя, что новый знакомый никогда не позвонит. – Сегодня в два? – Такое впечатление, будто отец предложил нечто ужасное, и это удивило его.
   – У тебя другие планы? – Эдвард не мог представить какие, разве что посещение универмага «Хэрродс» или новомодного бутика.
   – Нет, просто… – Сара села и совершенно забыла про чай. – Просто я думала, что он мне не позвонит.
   – А он и не тебе позвонил, – поддразнил отец, – а мне, и пригласил меня, но я буду счастлив взять тебя с собой.
   Она бросила на отца испепеляющий взгляд и подошла к окну. Саре хотелось сказать родителям, чтобы ехали без нее, но понимала, насколько это смехотворно. Однако какой смысл им снова видеться? Что может произойти между ними?
   – В чем же дело? – спросил отец, наблюдая за выражением лица дочери, стоявшей подле окна.
   Сара на самом деле просто невыносима! Она будет полной дурочкой, если упустит эту исключительную возможность. Уильям – замечательный человек, и небольшой флирт не причинит вреда. Отец нисколько не возражал против этого. Сара медленно повернулась.
   – Не вижу смысла, – грустно промолвила она.
   – Он приятный человек. Ты ему нравишься. Во всяком случае, вы можете быть друзьями. Что тут ужасного? В твоей жизни нет места дружбе?
   Она почувствовала себя глупо, услышав слова отца, и кивнула. Он прав. Она просто глупышка, что раздула из мухи слона, но Уильям вскружил голову ей вчера в замке. Сегодня нужно не быть такой глупой и опрометчивой.
   – Ты прав, я не думала об этом с такой точки зрения. Просто я… все по-другому, потому что он – герцог. Пока я не знала, это было… – Она не знала, как объяснить, но отец понял.
   – Это не должно ничего менять. Уильям – приятный человек. Мне он нравится.
   – Мне тоже, – тихо сказала она, а мать протянула ей чашку чаю и уговорила съесть по крайней мере один тост перед походом по магазинам. – Я просто не хочу оказаться в неловком положении.
   – Маловероятно, мы проведем здесь всего-то пару недель. Тебе не кажется?
   – Но я развожусь, – мрачно заметила она. – Это может смутить его.
   – Нет, пока ты не выходишь за него замуж, а об этом говорить немного преждевременно, разве нет?
   Но Эдвард был счастлив, что дочь по крайней мере думает об Уильяме как о мужчине. Немного романтики пойдет ей на пользу. Сара улыбнулась тому, что сказал отец, пожала плечами и вернулась в номер переодеться. Спустя полчаса она появилась в красном шелковом костюме от Шанель, который отец приобрел для нее в Париже на предыдущей неделе. Девушка, как сказали бы англичане, выглядела сногсшибательно. А еще она надела украшения из новой коллекции Шанель: искусственный жемчуг, рубины и два чудесных массивных браслета, какие носила и сама мадам Шанель – черная эмаль и россыпь разноцветных камней. Разумеется, все это бижутерия, но очень эффектная, и на Саре украшения смотрелись потрясающе.
   Длинные черные волосы Сара убрала в конский хвост, который завязала атласным бантом, а в ушах красовались жемчужные сережки, подаренные родителями на свадьбу.
   – Тебе идут драгоценности, дорогая, – заметил отец, когда они выходили из отеля, и Сара в ответ улыбнулась. – Тебе надо их носить чаще.
   У нее было немного украшений: нитка жемчуга, доставшаяся ей от бабушки, сережки, которые были на ней, несколько небольших колец. Она вернула Фредди обручальное кольцо и бриллиантовое ожерелье из нескольких нитей, принадлежавшее его бабушке.
   – Может быть, сегодня я этим и займусь, – пошутила Сара, а Виктория многозначительно посмотрела на мужа.
   Они пообедали в одном из пабов, зашли в «Локс» на Сент-Джеймс-стрит заказать шляпу для Эдварда, вернулись в отель без десяти два и обнаружили, что Уильям уже ждет их в вестибюле. Он нервно прохаживался, поглядывал на часы, а когда Томпсоны вошли, просиял при виде Сары.
   – Вы выглядите потрясающе! – Он широко улыбнулся. – Вам нужно всегда носить красное.
   Она даже согласилась подкрасить губы, одолжив помаду у матери, и родители, входя в отель, поклялись, что она очень красива.
   – Прошу прощения за то, что приехал раньше. И все-таки мне кажется, что прийти раньше лучше, чем опоздать. Боялся разминуться с вами.
   Сара спокойно улыбнулась, глядя на Уильяма. Что-то в нем было такое, отчего ей становилось спокойно на душе.
   – Рада вас видеть… – Она замолчала, а потом глаза озорно блеснули. – Ваша светлость, – добавила она себе под нос, и Уильям поморщился.
   – В следующий раз, когда увижусь с Белиндой, поколочу ее палкой. Если вы еще раз так ко мне обратитесь, я ущипну вас за нос, ясно, мисс Томпсон, или я должен называть вас ваше высочество?
   – Звучит неплохо. Ваше высочество… Ваше роскошество… Ваша пошлость. Обожаю титулы! – сказала она, нарочито растягивая слова на американский манер с бесстрастным лицом, а Уильям дернул ее за длинный хвост из блестящих черных волос, перетянутых атласной лентой.
   – Вы невыносимы… красивы, но невыносимы. Вы всегда ведете себя так? – спросил он, пока родители пошли к стойке регистрации узнать, не оставляли ли им каких-то сообщений.
   – Иногда я даже хуже, – с гордостью сообщила она, отлично зная, что временами бывала слишком тихой. По сути, уже на протяжении двух лет – тише воды. После свадьбы в ее жизни было не так много радости. Но внезапно рядом с Уильямом настроение поменялось. Ей снова хотелось смеяться. Она почувствовала, что с ним можно позволить и какую-то шалость. Уильям тоже почувствовал изменения в Саре, и ему понравилось.
   К ним снова присоединились родители, и Уильям проводил их в свой «Даймлер». Он повез их в Тауэр сам, всю дорогу мило болтал, показывал достопримечательности. Виктория настояла, чтобы Сара села вперед, а родители разместились сзади. Время от времени Уильям бросал на девушку взгляды, словно желая убедиться, что она все еще тут. Когда они добрались до Тауэра, Уильям помог ей и Виктории выйти из машины и подал руку мистеру Томпсону. Он протянул карточку одному из охранников, их тут же пригласили пройти внутрь, хотя Тауэр был закрыт для посещения. Внутри их встретил еще один охранник, который повел гостей по узкой винтовой лестнице полюбоваться королевскими драгоценностями.
   – Сокровищница является всемирным музеем-сокровищницей, знаете ли. Здесь собраны совершенно исключительные вещицы, некоторые из них невероятно редкие и старинные, за ними тянется шлейф историй куда более интересных, чем сами сокровища. Мне всегда они нравились. – В детстве Уильяма приводили в восторг драгоценности матери: их внешний вид, история происхождения и места, откуда они появились.
   Как только гости вошли в хранилище, Сара поняла причину его восторгов. Здесь хранились короны, которые носили монархи последние шесть столетий, скипетры и мечи, различные предметы, которые можно было увидеть исключительно на коронации. Особенно поражал скипетр с крестом, украшенный бриллиантом в пятьсот тридцать карат, крупнейшим из так называемых «Звезд Африки», этот бриллиант подарила Эдуарду VII Южная Африка. Уильям настоял на том, чтобы Сара примерила несколько тиар и по крайней мере четыре короны, в том числе корону королевы Виктории и королевы Марии. Сара удивилась, насколько они тяжелые и как их вообще можно было носить.
   – Король Георг надевал эту во время коронации. – Уильям ткнул в одну из корон, и Сара поняла, что Уильям участвовал в церемонии, и снова вспомнила о его происхождении. Но большую часть времени, беседуя с Уильямом, Сара забывала о его высоком титуле.
   – Было довольно напряженно, должен признаться, после всей этой шумихи с Дэвидом. – Сначала Сара не поняла, о ком он говорит, но потом сообразила, что герцога Виндзорского крестили под именем Дэвид. – Ужасно грустно. Говорят, что теперь он очень счастлив, возможно, так и есть, но я видел его в Париже несколько месяцев назад, и он не выглядел счастливым. Она непростая женщина, со своей историей.
   Разумеется, Уильям имел в виду Уоллис Симпсон, герцогиню Виндзорскую.
   – Это очень эгоистично с ее стороны, – тихо заметила Сара. – И так несправедливо по отношению к нему. И правда, очень грустно. – Она говорила искренне, чувствуя ужасную взаимосвязь с этой женщиной. Однако клеймо развода, казалось, давило на нее куда сильнее, чем на Уоллис.
   – Она неплохой человек. Но расчетлива. Думаю, она всегда знала, что делает. Мой кузен… герцог, – он счел нужным пояснить, – подарил ей драгоценностей на сумму более миллиона долларов еще до свадьбы. А в качестве обручального кольца преподнес изумруд «Могол». Он велел великому Жаку Картье найти для него этот камень. Мастер нашел изумруд в Багдаде и вставил в оправу для него, вернее, для Уоллис. Это самый потрясающий камень, какой я только видел. Изумруды вообще всегда особенно нравились королевской семье.
   Саре было интересно слушать комментарии Уильяма, оказавшегося очень осведомленным гидом, об украшениях, увиденных ее собственными глазами. Уильям не пересказывал сплетни королевского двора, зато поведал занимательные сведения о драгоценностях, изготовленных для Александра Великого, об ожерельях, подаренных Жозефине Наполеоном, и о тиарах, сделанных специально для королевы Виктории. В коллекции имелась в числе прочего очаровательная тиара, украшенная бриллиантами и бирюзой, которую королева Виктория носила в юности и которую Уильям заставил Сару примерить. На ее темных волосах тиара выглядела премило.
   – Вам нужно такую же, – тихо произнес он.
   – Ага, буду носить на своей ферме. – Сара улыбнулась Уильяму, а он скорчил гримасу.
   – Вы непочтительны. Надели тиару королевы Виктории, которую та носила юной девушкой, и о чем вы говорите? О какой-то ферме! Ужасная девчонка! – Но было ясно, что он так не думает.
   Томпсоны пробыли с ним до самого вечера, получился насыщенный фактами урок истории и знакомство с причудами, привычками и слабыми сторонами английских монархов. Без Уильяма они ничего подобного не узнали бы, и старшие Томпсоны рассыпались в благодарностях, когда вернулись к его «Даймлеру».
   – Очень интересно, не так ли? Мне всегда приятно бывать там. Впервые меня привел в сокровищницу отец. Ему нравилось присматривать необычные драгоценности для матери. Боюсь, она больше их не носит. Много болеет и редко выбирается куда-то. Она все еще чудесно выглядит, но теперь говорит, что в них чувствует себя глупо.
   – Она не может быть слишком старой, – заметила мать Сары покровительственным тоном. Ей самой было только сорок семь. Она родила Джейн в двадцать три, замуж за Эдварда вышла в двадцать один год и спустя год потеряла первого ребенка.
   – Ей восемьдесят три, – сообщил с гордостью Уильям. – Она выглядит великолепно, больше шестидесяти не дать. Но в прошлом году сломала бедро, так что теперь она побаивается выезжать одна. На великосветские рауты я стараюсь брать ее с собой по возможности, но это не всегда получается.
   – Вы младший ребенок в большой семье? – Виктория была заинтригована словами Уильяма, но тот покачал головой и сказал, что он единственный сын.
   – Мои родители были женаты тридцать лет, когда я появился на свет, и давно уже оставили надежды обзавестись потомством. Мама всегда говорит, что это чудо, благословение Господне, простите за напыщенность. – Он озорно улыбнулся. – А отец не уставал повторять, что и без дьявола не обошлось. Папа умер несколько лет назад, он был очень обаятельным человеком, вам бы понравился, – заверил Уильям, заводя автомобиль. – Маме было сорок восемь, когда я родился, и это просто удивительно. А отцу шестьдесят, он умер в восемьдесят пять, что не так уж плохо. Должен признаться, я скучаю по нему. В любом случае моя старушка весьма любопытная личность. Возможно, у вас будет шанс познакомиться с ней до отъезда.
   Он с надеждой посмотрел на Сару, но та задумчиво глядела в окно. Она думала, что ей слишком хорошо рядом с ним, и это так просто. Однако на самом деле все вовсе не легко. Они никогда не смогут стать больше, чем просто друзьями, и ей приходилось напоминать себе об этом, особенно когда Уильям смотрел на нее многозначительно, или смешил ее, или брал за руку. Между ними ничего не может быть. Кроме дружбы. Она разводится. А он четырнадцатый в списке наследников британского трона. Когда они приехали в отель, Уильям взглянул на Сару, помогая выйти из автомобиля, и заметил, что она чем-то встревожена.
   – Что-то не так? – Он встревожился, не обидел ли ее ненароком какими-то своими словами, но Сара, казалось, отлично провела время и с явным удовольствием примеряла драгоценности в Тауэре. Сара же сердилась на себя, ее мучило ощущение, что она обманывает великодушного, тонкого и глубокого человека, и нужно все объяснить. Уильям имел право знать, с кем имеет дело, прежде чем расточать впустую свою доброту.
   – Нет, просто голова заболела.
   – Наверное, все из-за идиотских тяжелых корон, которые я заставил вас примерить. Прошу прощения, Сара, мне ужасно жаль. – Он раскаивался, отчего Саре стало лишь хуже.
   – Не глупите, я просто устала.
   – Ты толком не обедала. – К Саре подошел отец, он заметил тревогу на лице молодого человека, и ему стало жаль Уильяма.
   – Я хотел пригласить вас всех поужинать.
   – Может, в другой раз, – быстро ответила она, а в глазах матери застыл немой вопрос.
   – Или просто полежишь для начала, – сказала Виктория с надеждой, а Уильям наблюдал за выражением лица Сары. Он понимал, что дело не в головной боли, и переживал, не связано ли это с другим мужчиной. Возможно, она помолвлена с кем-то и стесняется признаться. Или же ее жених умер. Она же упомянула, что целый год провела в печали и уединении… Он жаждал узнать больше, но не хотел давить на нее.
   – Тогда, может быть, пообедаем завтра? – Он заглянул Саре прямо в глаза, она начала отвечать и осеклась.
   – Я… Сегодня я чудесно провела день. – Ей хотелось развеять его сомнения.
   Родители поблагодарили Уильяма и поднялись в номер. Молодые люди получили право побыть наедине, кроме того, они ощущали, что Сару гложут противоречивые чувства.
   – Как думаешь, что она ему скажет? – спросила Виктория мужа, нахмурившись, пока они поднимались по лестнице.
   – Не уверен, что я хочу знать, но Уильям выдержит. Он хороший парень, Виктория, именно таким я хотел бы видеть ее будущего мужа.
   – И я. – Но оба знали, что надеяться особо не на что. Уильяму никогда не позволят жениться на разведенной женщине, и все это понимали.
   Тем временем в холле Уильям смотрел на Сару, а та уклончиво отвечала на его вопросы.
   – Мы могли бы прогуляться куда-нибудь? Вы бы хотели?
   Разумеется, она бы хотела, но что толку гулять с ним и вообще видеться? Что, если она влюбится в него? Или он в нее? Что им тогда делать? С другой стороны, глупо думать, что влюбишься в человека, с которым только что познакомилась и никогда больше не увидишься после отъезда из Англии.
   – Мне кажется, я вела себя глупо. – Она улыбнулась. – Честно говоря, так долго не была в обществе… И словно бы забыла приличия. Мне действительно жаль, Уильям.
   – Все нормально. Не хотите присесть? – Сара кивнула, и они нашли тихое местечко в углу холла. – Вы провели год в монастыре? – спросил Уильям полушутя-полусерьезно.
   – Почти что. На самом деле я даже какое-то время грозилась уйти в монастырь. Это был монастырь моего собственного производства: я жила в доме родителей на побережье, на Лонг-Айленде, – сказала она тихим голосом. У него было право знать, и теперь это не казалось таким уж необычным или безысходным, как тогда. Порой она уже с трудом могла припомнить, как ужасно себя тогда чувствовала.
   – И вы провели там целый год, ни с кем не видясь? – Девушка молча кивнула, не сводя с него глаз, сомневаясь и прикидывая, что конкретно стоит ему рассказать. – Ужасно долго. Помогло?
   – Не уверена, – вздохнула она, честно ответив. – Сейчас кажется, что помогло. Хотя после такого уединения очень трудно возвращаться к обычной жизни. Вот почему мы приехали сюда.
   – Европа – отличное место, чтобы начать все сначала. – Он улыбнулся, решив не углубляться в дальнейшие расспросы, поскольку боялся напугать Сару или причинить ей боль. Он влюблялся в Сару и меньше всего на свете хотел потерять ее. – Я рад, что вы здесь.
   – И я, – тихо ответила она, и это было правдой.
   – Поужинаете со мной сегодня?
   – Я… не уверена… кажется, мы собирались в театр… – Но она знала, что не хочет смотреть пьесу – «Кукуруза зелена» по пьесе Эмлина Уильямса. – Нужно уточнить у родителей.
   – Тогда завтра?
   – Уильям… – казалось, она собиралась сказать что-то важное, но замолчала и посмотрела на него в упор. – А зачем вы хотите со мной увидеться?
   Если он счел вопрос грубым, то не подал виду.
   – Я думаю, вы особенная девушка – никогда такую не встречал.
   – Но я уеду через пару недель. В чем смысл этих отношений для нас обоих? – На самом деле Саре хотелось сказать ему, что у них нет общего будущего. Зная это, Саре казалось глупым продолжать их дружбу.
   – Смысл в том, что вы мне нравитесь… Очень… Почему бы нам не подумать о вашем отъезде, когда придет время? – Это была его философия: жить сегодняшним днем, сейчас и не тревожиться заранее о будущем.
   – А сейчас? – Ей хотелось гарантий, что никому не будет больно, однако этого не мог обещать даже Уильям, как бы сильно она ему ни нравилась. Он не знал ни ее истории, ни того, что приготовила им судьба в будущем.
   – Почему бы просто не пустить все на самотек… Так вы поужинаете со мной?
   Она замялась, глядя на него снизу вверх, но не потому, что ей не хотелось, а потому, что хотелось слишком сильно.
   – Да, – медленно произнесла она.
   – Благодарю.
   Уильям молча смотрел на нее целую вечность, потом они поднялись с места, и портье за стойкой регистрации отметил про себя, как же они красивы и как хорошо смотрятся вместе.
   – Заеду за вами в восемь.
   – Подожду вас внизу, – улыбнулась Сара, пока Уильям провожал ее к лифту.
   – Лучше я поднимусь в номер. Не хочу, чтобы вы сидели здесь в одиночестве. – Он постоянно пытался защитить девушку, всегда осторожно и предусмотрительно.
   – Хорошо. – Она снова улыбнулась, и Уильям поцеловал ее еще раз в щеку, когда приехал лифт, после чего широким шагом направился к выходу, махнув на прощание, а девушка поднималась наверх, стараясь не замечать, как сердце колотится в предвкушении.

Глава шестая

   Звонок в их номере раздался ровно в пять минут девятого, Сара не могла знать, что Уильям последние десять минут прождал внизу. Родители не стали возражать, чтобы она не пошла с ними в театр, особенно узнав, что она собиралась ужинать с Уильямом.
   Она открыла дверь в черном атласном платье, которое облегало стройную фигурку словно слой темного льда с тонкой каемкой из горного хрусталя.
   – Боже мой, Сара, вы выглядите изумительно!
   Она зачесала волосы высоко, а кудри ниспадали каскадом, колыхавшимся при каждом движении, создавая впечатление, что если вытащить одну шпильку, то темная масса волос прольется водопадом на плечи.
   – Именно – красивы необыкновенно! – Уильям сделал шаг назад, чтобы полюбоваться, а Сара смущенно засмеялась. Впервые она оказалась по-настоящему наедине с ним, если не считать поездки в замок, когда они познакомились, но даже там вокруг них было полно людей.
   – Вы – не хуже.
   Уильям облачился в один из многочисленных смокингов и надел красивый жилет из черного шелка, некогда принадлежавший отцу, к жилету была прикреплена узкая цепочка с часами, украшенная бриллиантами – подарок его дяде от русского царя Николая. По дороге в ресторан он поведал историю цепочки. Оказалось, великая княгиня зашила ее в подоле платья и вывезла из России.
   – Вы в родстве со всеми! – изумилась Сара, заинтригованная историей, в ее воображении возникла целая вереница королей, царей и членов монаршей семьи.
   – Да, это правда, – сказал он с довольным видом, – и уверяю вас, некоторые из них просто ужасны.
   Он сам вызвался вести автомобиль, поскольку хотел побыть с Сарой наедине, без водителя, и выбрал тихий ресторан, где их уже ждали. Метрдотель отвел их за тихий столик в дальнем конце зала, не переставая называть Уильяма «ваша светлость», после чего с легким поклоном оставил их. Тут же подали шампанское, а ужин Уильям заказал, когда бронировал столик: икра на крошечных тостах с долькой лимона, семга в нежном соусе, затем фазан, салат, сыр, знаменитое суфле «Гран Марнье» и крошечные французские печеньица.
   – Боже, я не могу пошевелиться, – пожаловалась Сара, с улыбкой глядя на Уильяма.
   Это был чудесный ужин и дивный вечер. Уильям рассказал ей о своих родителях, о том, как много они для него значили и как огорчилась его мать несколько лет назад, когда он не проявил никакого интереса к женитьбе.
   – Боюсь, я сильно разочаровал ее, – заметил он без примеси раскаяния. – Но я отказываюсь жениться на первой попавшейся женщине в угоду родителям или ради продолжения рода. Думаю, из-за того что я так поздно родился, создалось ощущение, что я могу делать все, что захочу, еще долго, а потом наверстать упущенное.
   – Это так. Вы правы в том, что не позволяете себе допустить ошибку. – При этих словах он увидел в ее глазах ту же загадочную грусть.
   – А вы, Сара? Вас еще не торопят замуж? – Она уже успела рассказать Уильяму о Питере и Джейн и их детях.
   – В последнее время – нет. Мои родители все понимают. – Ее ошибку… Ее горе… Ее бесчестье. Она отвела взгляд, говоря о родителях, а Уильям протянул руку и сжал в своих сильных пальцах ее пальчики.
   – Почему вы так никогда не рассказываете, что причиняет вам такую боль? – Оба уже забыли, что знакомы только два дня. Казалось, что они знают друг друга целую вечность.
   – Почему вы думаете, что мне больно? – Она пыталась обхитрить Уильяма, но он не купился на уловку и по-прежнему сжимал ее пальцы твердо, но нежно.
   – Потому что я вижу: вы что-то скрываете, – хотя и не могу рассмотреть, что именно. Это нечто скрывается в засаде, словно призрак, всегда в тени, ожидая подходящего момента, чтобы накинуться на вас. Неужели это нечто столь жуткое и дикое, что вы не можете поделиться со мной?
   Сара не знала, что ответить, не осмеливалась сказать правду, а глаза ее увлажнились при этом вопросе.
   – Простите… меня… – Она высвободила руку, чтобы промокнуть глаза салфеткой. Официант тихо удалился. – Просто это… так безобразно… Вы никогда не сможете относиться ко мне по-прежнему. Я ни с кем не встречалась с тех пор… как это случилось…
   – Боже, о чем вы? Вы совершили убийство? Обокрали родственника или друга? Но даже тогда это наверняка несчастный случай. Сара, вы не должны так изводить себя. – Он сжал ее руки, и девушка почувствовала себя защищенной. – Извините, я не хочу вмешиваться, но мне больно видеть, как вы страдаете.
   – Такое может быть? – Она недоверчиво улыбнулась сквозь слезы. – Вы меня даже не знаете.
   Это была правда, хотя оба понимали, что он достаточно хорошо изучил ее. За два дня знакомства они узнали друг друга лучше, чем иные люди – за всю жизнь.
   – Я совершила ужасную ошибку, – призналась она, крепко держа его за руки, а он дрогнул и не отдернул их.
   – Не верю. Думаю, вам лишь кажется, что это катастрофа, но готов поспорить, больше никто так не считает.
   – Ошибаетесь, – с грустью сказала она, потом вдохнула и посмотрела на Уильяма, но убрала при этом руки. – Два года назад я вышла замуж. Бездумно и отчаянно ошиблась, но попыталась как-то жить с этим. Хотела порвать с ним, металась, искала выход из положения. Я все испробовала. Безрезультатно. Тогда решила остаться с мужем до гроба, если так суждено.
   На Уильяма новость, казалось, не произвела впечатления, хотя Сара ожидала, что это станет для него ударом.
   – Вы все еще замужем за ним? – тихо спросил он, все еще протягивая Саре руки, но она не захотела взять их, понимая, что теперь уже нельзя. После этих слов она ему больше не нужна. И все же Сара обязана была сообщить ему.
   – Мы больше года живем врозь. В ноябре я получу развод. – Она произнесла это таким тоном, словно речь шла о смертном приговоре за убийство.
   – Мне жаль, – сказал он серьезно. – Жаль вас, Сара. Могу лишь представить, как трудно вам было и как вы страдали весь этот год.
   Ему было интересно, оставил муж ее ради другой женщины и что вообще случилось между ними.
   – Вы его сильно любили? – после некоторой заминки спросил Уильям, вмешиваться не хотелось, но ему нужно было узнать. Он хотел понять, связана ли боль с тоской по мужу или же это просто сожаление, но Сара в ответ покачала головой.
   – Честно говоря, я вообще не уверена, что любила его. Да, мы общались всю жизнь, тогда мне это казалось правильным. Он мне нравился, но я по-настоящему не знала его. А когда мы вернулись после медового месяца, все рассыпалось, и я осознала, что совершила ошибку. Он хотел лишь гулять сутками напролет, играть в карты с приятелями, волочиться за другими женщинами и пить.
   Ее горестный тон говорил красноречивее слов. Сара не упомянула о ребенке, которого потеряла, или о проститутках, которых Фредди притащил в дом родителей на вечеринку по случаю годовщины свадьбы. Но Уильям по глазам понял, что Сара страдала куда сильнее, чем рассказывает. Она отвернулась, а он снова коснулся ее рук и дождался, когда она осмелится взглянуть на него. Глаза Сары были полны воспоминаний и вопросов.
   – Мне жаль, Сара, – повторил Уильям. – Наверное, ваш муженек был законченным придурком.
   Сара улыбнулась и снова вздохнула, почувствовав облегчение, но не искупление. Она понимала, что всегда будет чувствовать вину за развод, но дальнейшая жизнь с Фредди просто разрушила бы ее, и это она тоже осознавала.
   – Этот ужасный грех вы от меня скрывали?
   Она кивнула, а Уильям улыбнулся.
   – Как можно быть такой наивной? Сейчас же не прошлый век, Сара! Люди разводятся. Вы бы предпочли оставаться с ним и мучиться?
   – Нет, но я ужасно виновата перед родителями. Это было так унизительно для них! Они повели себя невероятно тактично. В нашей семье никто никогда не разводился. Знаю, что им наверняка стыдно, но я никогда не слышала ни единого слова упрека. – Она смолкла под его пристальным взглядом.
   – Они были с самого начала против развода? – в лоб спросил Уильям.
   – Нет. – Она покачала головой. – На самом деле это они подтолкнули меня к разводу. – Она вспомнила семейный совет в Саутгемптоне на следующее утро после ужасной вечеринки. – Папа сделал все. Они ведут себя чудесно, но им, наверное, мучительно стыдно смотреть в лицо своим друзьям в Нью-Йорке.
   – Это они так сказали?
   – Нет, они слишком добры, чтобы упрекать меня.
   – А вы встречались с их друзьями и своими приятельницами и были наказаны за преступление?
   Она покачала головой и улыбнулась подобной формулировке.
   – Нет. – Она вдруг рассмеялась, и смех был снова юным, а на сердце стало легче впервые за несколько лет. – Я пряталась на Лонг-Айленде.
   – Глупышка. Я совершенно уверен, если бы вам достало смелости вернуться в Нью-Йорк, то вам аплодировали бы за то, что вы расстались с этим подлецом.
   – Не знаю. – Она снова вздохнула. – Я не общалась ни с кем… до сих пор… до вас…
   – Как мне повезло, мисс Сара Томпсон! Какой неразумной девочкой вы были! Поверить не могу, что целый год вы носили траур по человеку, которого даже не любили. Сара, правда… – Уильям смотрел на нее одновременно с негодованием и изумлением, – как вы могли?
   – Для меня развод – это не пустяк, – защищалась она. – Меня волнует, что меня будут сравнивать с той ужасной женщиной, которая вышла за вашего кузена.
   – Что? – Уильям был потрясен. – Закончить, как Уоллис Симпсон? С драгоценностями на пять миллионов долларов, домом во Франции и мужем, который, каким бы болваном ни был, обожает ее. Боже, Сара, какая ужасная судьба, не приведи господь! – Он явно подтрунивал над ней, но лишь отчасти, и они рассмеялись.
   – Я серьезно, – проворчала она, не переставая смеяться.
   – И я. Вы действительно считаете, что для нее все плохо кончилось?
   – Нет. Но послушайте, что о ней говорят. Я не хотела бы стать притчей во языцех. – Она снова посерьезнела.
   – Так ничего бы и не было, дурашка! Уоллис заставила короля отречься от трона. А вы честная женщина, которая совершила ужасную ошибку, выйдя замуж за идиота, но исправила ее. Кто бы сказал хоть слово против? Ох, разумеется, в один прекрасный день найдется проклятый глупец, которому нечем будет заняться, кроме как тыкать пальцем. Ну и черт с ним. Мне на вашем месте плевать было бы на развод. Когда вы вернетесь в Нью-Йорк, стоит прокричать об этом на весь мир. Я бы стыдился не развода, а брака с таким мужчиной.
   Сара улыбнулась его взгляду на вещи, но подумала, что Уильям в чем-то прав. Возможно, развод не столь ужасен, как ей казалось весь последний год. Может, он прав, и все будет не так плохо, как она боялась. Сара рассмеялась:
   – Послушайте, так нельзя! Если вы заставите меня относиться к моей участи спокойнее, как я вернусь к своему заточению на ферме?
   Уильям налил бокал шампанского, Сара улыбалась, а он долго смотрел на нее с серьезным видом.
   – Об этом тоже придется поговорить. Не уверен, что нахожу эту перспективу такой привлекательной, как когда вы впервые рассказали.
   – Почему нет?
   – Вы слишком молоды, чтобы бежать от жизни. С таким же успехом можно уйти в монастырь. – Он закатил глаза, делая глоток шампанского. – Непозволительная трата времени, даже не упоминайте при мне об этом, иначе я и впрямь рассержусь.
   – О монастыре или о ферме? – пошутила она. Уильям сделал ей небывалый подарок. Он первый, которому она сказала о разводе, причем он не был шокирован, не ужаснулся и даже не испугался. Для Сары это стало первым шагом к свободе.
   – О том и о другом. Давайте не будем больше вообще об этом. Хочу пригласить вас на танец.
   – Отличная идея. – Сара не танцевала целый год, если не считать пары танцев на корабле, и внезапно эта мысль показалась ей очень притягательной. – Если я не разучилась.
   – Я вам напомню, – предложил он, подписывая чек.
   Через несколько минут они уже мчались в «Кафе де Пари», где появление герцога с Сарой наделало шуму, поскольку все сотрудники забегали в разных направлениях, лишь бы угодить ему: «Да, ваша светлость», «Конечно, ваша светлость», «Добрый вечер, ваша светлость». Уильям всем видом показывал, как ему это наскучило, и Сару удивило выражение его лица.
   – Вряд ли это так страшно. Постарайтесь быть милым, – утешала она его по пути к танцевальной площадке.
   – Вы понятия не имеете, как это надоедает. Думаю, это здорово, когда тебе девяносто, но в моем возрасте просто ужасно. Хотя, если подумать, мой отец в восемьдесят пять тоже жаловался, что ему скучно.
   – Такова жизнь, – широко улыбнулась Сара, когда они начали танцевать под мелодию «То старое чувство», популярную с прошлой зимы. Сначала Сара держалась напряженно, но через некоторое время они уже двигались по танцполу так, будто танцевали в паре годами, а Сара обнаружила, что Уильям особенно хорош в танго и румбе.
   – Вы превосходно танцуете, – сделал он комплимент. – Правда прятались целый год? Или все-таки брали уроки танцев на Лонг-Айленде?
   – Очень забавно, Уильям. Я же только что наступила вам на ногу.
   – Пустяки! Всего лишь на палец. Прогресс!
   Они смеялись, болтали и протанцевали до двух утра: когда Уильям вез Сару обратно, она зевала и сонно улыбалась, а потом положила голову ему на плечо.
   – Я так замечательно провела время сегодня, Уильям. Большое вам спасибо.
   – А я провел время отвратительно, – заявил он, и голос его звучал уверенно, но лишь на мгновение. – Понятия не имел, что когда-нибудь выйду в свет с падшей женщиной! Я-то думал, что вы милая юная девушка из Нью-Йорка, а что в итоге? Подержанный товар! Господи, какой удар! – Он трагически покачал головой, а Сара ударила его сумочкой.
   – Подержанный товар?! Как вы смеете так меня называть! – Она была рассержена и удивлена, но оба они не переставали смеяться.
   – Хорошо, тогда буду звать вас «пожилой разведенкой», если вы предпочитаете. Правда, сам я вовсе так не считаю… – Он продолжил качать головой, время от времени озорно улыбаясь ей. Внезапно Сара забеспокоилась, что из-за своего статуса может показаться ему легкой добычей и он может просто попользоваться ею до ее отъезда из Лондона. При этой мысли она напряглась и отодвинулась от Уильяма, когда тот вез ее в «Кларидж». Движение получилось таким резким, что Уильям тут же понял, что что-то случилось, и, выезжая на Брук-стрит, удивленно взглянул на нее:
   – Что такое?
   – Ничего. Спину свело.
   – Неправда.
   – Правда, – упорствовала Сара, но Уильям по-прежнему не верил.
   – Не думаю. Просто вам снова пришла в голову какая-то глупость, которая расстроила вас.
   – Почему вы так говорите? – Как ему удалось узнать ее так хорошо за такое короткое время? Это все еще изумляло ее. – Совершенно не так.
   – Потому, что вы волнуетесь сильнее, чем кто-либо из моих знакомых, а это все полная ерунда. Если бы вы больше времени думали о хорошем, а меньше – о том плохом, что, возможно, произойдет или же вовсе не произойдет, то проживете дольше и счастливее.
   Он говорил с Сарой почти по-отцовски, а она качала головой.
   – Спасибо, ваша светлость.
   – Пожалуйста, мисс Томпсон.
   Они добрались до отеля, Уильям выпорхнул из автомобиля, распахнул перед ней дверцу, чтобы помочь ей выйти, а Сара размышляла, что он будет делать дальше, попытается ли подняться наверх. Она давно уже решила, что не позволит подобного.
   – Как вы думаете, ваши родители отпустят вас когда-нибудь еще? – спросил он вежливо.
   – Возможно, завтра вечером, если я объясню отцу, что вам нужно еще поработать над танго.
   Она посмотрела на него с нежностью. Уильям оказался куда более сдержанным, чем она думала, и сегодня они значительно продвинулись. В крайнем случае они смогут остаться друзьями, и, как она надеялась, навеки.
   – Может быть. Не хотели бы вы поехать с нами завтра утром в Вестминстерское аббатство?
   – Не хотел бы, – честно улыбнулся Уильям, – но поеду с превеликим удовольствием.
   Ему не терпелось снова увидеть ее, а не собор. Но это небольшая цена за возможность побыть с ней.
   – И возможно, этот уик-энд мы сможем провести за городом.
   – С удовольствием, – улыбнулась Сара.
   Тут Уильям посмотрел на нее сверху, приблизил свои губы к ее и медленно поцеловал. Его руки обвили ее талию с поразительной силой, он прижал ее к себе, но не настолько, чтобы Сара ощутила какую-то угрозу или испугалась. А когда Уильям в конце концов отпустил Сару, то у обоих перехватило дух.
   – Думаю, есть такая вероятность, – прошептал он ей, – что мы слишком стары для подобного, но мне нравится.
   Ему понравилась нежность поцелуя и невинное обещание, намек на то, что может произойти между ними после.
   Уильям проводил ее до лифта, ему ужасно хотелось снова поцеловать Сару, но он передумал, поскольку не хотел привлекать внимание портье.
   – До завтра, – прошептал он, а Сара кивнула, когда он медленно наклонился к ней.
   Она подняла на него глаза. Интересно, что он сейчас скажет? И сердце остановилось от слов Уильяма. Слова были произнесены почти шепотом и слишком скоро, но он не смог удержать их:
   – Я люблю вас, Сара.
   Ей хотелось ответить, что и она его тоже любит, но едва он отпрянул, как двери лифта между ними закрылись.

Глава седьмая

   На следующий день они отправились в Вестминстерское аббатство, как и планировали, и старшие Томпсоны почувствовали, что между молодыми людьми что-то произошло. Сара казалась более подавленной, чем раньше, а Уильям смотрел на нее по-другому, по-свойски. Виктория Томпсон обеспокоенно перешептывалась с мужем, когда они улучили минутку.
   – Думаешь, что-то не так? – взволнованно спросила она мужа тихим голосом. – Сара сегодня кажется расстроенной.
   – Понятия не имею, – невозмутимо ответил Эдвард, а Уильям подошел, чтобы показать какую-то крошечную архитектурную деталь. Как и в Тауэре, он поведал им массу историй о личной жизни монарших особ и интересных анекдотов о многочисленных монархах, рассказал о прошлогодней коронации и сделал пару доброжелательных замечаний о своем кузене Берти. Берти стал королем, несмотря на все свои протесты. Он никогда не готовился к этой роли и пришел в ужас, когда его брат Дэвид отрекся от престола. Потом Томпсоны прошлись среди надгробий, и снова Виктория подумала, что Сара сегодня ведет себя необычайно тихо. Старшие Томпсоны отстали, чтобы молодые люди могли побыть наедине. Издали они увидели, что Сара и Вильям ведут вроде как серьезный разговор.
   – Вы расстроены, да? – Уильям казался встревоженным, когда взял ее руки в свои. – Не стоило мне говорить того, что я сказал?
   Но он никогда ничего подобного не испытывал ни к одной женщине, ни таких сильных чувств, ни так быстро. Словно мальчишка по уши влюбился в Сару и не смог сдержаться.
   – Простите, Сара… я люблю вас… я знаю, что это чистое безумие, и вы, наверное, сочтете меня сумасшедшим. Но я люблю вас. Люблю вас такой, какая вы есть, думаю о вас, желаю вас… – Он выглядел по-настоящему взволнованным. – И не хочу вас терять.
   Сара подняла на него печальные глаза, и по взгляду видно было, что и она его тоже любит, хотя и противится этому чувству всеми силами.
   – Как вы можете говорить так? Про то, что потеряете меня… Вы никогда не сможете быть со мной. Я разведена. А вы наследник трона. Мы можем рассчитывать лишь на… дружбу… или случайный флирт.
   На миг он отпрянул, глядя на Сару, и на его лице мелькнула улыбка.
   – Моя милая девочка, если вы называете это случайным флиртом, то хотелось бы услышать, а что вы считаете серьезным чувством. Я никогда в жизни не был так серьезен, а мы только что встретились. Дорогая, для меня это не случайное увлечение.
   – Ладно, ладно. – Она улыбнулась через силу и стала еще красивее. – Вы же знаете, о чем я. У нас нет будущего. Зачем мы себя мучаем? Нужно остаться друзьями. Я скоро уеду, а вы продолжите жить своей жизнью здесь.
   – А вы? Что будете делать вы после возвращения? – Он был очень расстроен словами Сары. – Жалкая ферма, где вы станете влачить существование как старуха? Не смешите меня!
   – Уильям, я разведена! Ну, или скоро буду. Глупо с вашей стороны подводить нас к грани, – сказала она с гневом.
   – Я хочу, чтобы вы знали, что я плевать хотел на ваш развод, – с жаром заявил Уильям. – Это ничего для меня не значит, почти так же, как и чертово престолонаследие, о котором вы так печетесь. Все из-за этого? Тебя смущает глупая особа, которая вышла замуж за Дэвида. – Он, разумеется, имел в виду герцогиню Виндзорскую, и они оба поняли, о ком речь. И Уильям был прав. Сару действительно тяготила ситуация с Уоллис, и она ужасно боялась пересудов.
   – Дело в традиции и ответственности. Вы не можете игнорировать это, притворяться, что ничего нет, и я не могу. Все равно что ехать по дороге на всех скоростях и не замечать кирпичной стены на своем пути. А она там, Уильям! Хотите вы ее видеть или нет, а она там, и рано или поздно мы оба расшибемся. Если не остановимся, пока еще можем. – Саре не хотелось, чтобы кому-то было больно. Ни Уильяму, ни ей. Нельзя влюбиться в него по уши, а потом потерять просто потому, что это невозможно. Их отношения лишены смысла, как бы сильно они уже друг друга ни любили.
   – И что вы тогда предлагаете? – Уильям мрачно посмотрел на нее, ему явно не понравились такие доводы. – Что нужно остановиться? Не видеться больше? Господи, я не соглашусь на такое, если только вы не посмотрите мне в глаза и не скажете, что с вами ничего не происходит и вы меня не любите.
   Он схватил Сару за руку, заглянул в глаза и смотрел до тех пор, пока она не отвернулась.
   – Я не могу, – прошептала она, а потом снова подняла глаза. – Но может, нам стоит остаться друзьями. И это все. Я бы предпочла, чтобы вы навек остались моим другом, чем потерять вас, Уильям. Если мы бросимся в омут, опасный и глупый, с головой, то рано или поздно все, кого вы знаете и любите, ополчатся на вас, а заодно и на меня, и это будет кошмар.
   – Такого вы мнения о моих родных? Моя мать наполовину француженка. Понимаешь, она всегда относилась к праву на престол, как к невероятной глупости. Четырнадцатый в очереди на престол, дорогая, не слишком-то впечатляет. Если бы я мог отказаться от этого мгновенно, то не пожалел бы, как не пожалел бы и никто другой.
   – Я вам не позволю!
   – Прошу вас… ради всего святого, Сара. Я взрослый мужчина, и вам придется поверить, что я сам несу ответственность за свои поступки. Все ваши опасения преждевременны и абсурдны. – Он попытался перевести все в шутку, но оба понимали, что Сара права. Он отказался бы от престола в тот же миг, если бы считал, что Сара согласится стать его женой, но боялся попросить ее руки. Слишком многое на кону, чтобы рисковать. Он раньше никому не делал предложения и уже понимал, насколько сильно любит Сару. – Боже, это смешно! – Поддразнил он Сару, пока они шли обратно в аббатство отыскать ее родителей. – Половина девушек в Англии убили бы за возможность стать герцогиней, а вы боитесь заговорить со мной в страхе, что подцепите эту болезнь. – Он рассмеялся, вспомнив, как он был популярен среди незамужних девиц в британском великосветском обществе и как неуступчива эта американка. – Я люблю вас, вы знаете. Правда, люблю вас, Сара Томпсон. – Он притянул ее к себе и на глазах всего мира поцеловал посреди великолепия Вестминстерского аббатства.
   – Уильям… – запротестовала она, но отдалась на его милость, пораженная его энергией и притягательностью. Когда Уильям наконец отпустил ее, Сара посмотрела на него и на миг позабыла обо всех своих опасениях. – Я тоже люблю вас, но думаю, мы оба сошли с ума.
   – Так и есть. – Он счастливо улыбнулся, обнял ее за плечи и повел обратно в сторону главного входа в аббатство. – Возможно, это абсолютное безумие, от которого нам не удастся излечиться, – прошептал он тихо, но Сара не ответила.
   – Где вы были? – Эдвард притворился обеспокоенным, но на самом деле он по их глазам понял, что Сара и Уильям близки как никогда и все идет хорошо.
   – Беседовали… гуляли, сэр. С вашей дочерью время течет незаметно.
   – Я поговорю с ней позже. – Эдвард улыбнулся им обоим, после чего мужчины некоторое время шли рядом, разговаривая о банке Эдварда и о том, как Америка относится к возможности войны. Уильям рассказал о своей недавней поездке в Мюнхен.
   Они вместе пообедали в пабе «Старый чеширский сыр» на Уайн-Офис-корт и отведали знаменитый пирог «Толстяк» [12 - Пирог с бараниной или свининой, луком и яблоками.], а потом Уильям вынужден был откланяться.
   – Боюсь, я обещал своим поверенным провести вечер с ними. Время от времени появляется такая утомительная необходимость, – извинился он, а потом спросил Сару, не согласится ли она поужинать и потанцевать с ним. Она замялась, а Уильям помрачнел. – Просто как друзья… еще разок… – Он солгал, и Сара рассмеялась. Она уже достаточно хорошо знала Уильяма, чтобы поверить.
   – Вы невыносимы.
   – Наверняка. Но вам нужно серьезно поработать над танго. – Они оба рассмеялись, вспомнив, сколько раз она споткнулась с ним вчера. – Так мы увидимся?
   – Хорошо, – неохотно согласилась Сара, подумав про себя, что не может ему противиться. Уильям – замечательный человек, она никогда никем не была так увлечена, и уж точно – не Фредди ван Дирингом. Как же она была глупа и наивна! Невинная девушка, ей казалось, что все в ее жизни идет своим чередом, правильно. А теперь наоборот – все не так, как следовало бы. И все же она никого не любила больше и не знала лучше, чем успела полюбить и узнать Уильяма.
   – Он очаровательный молодой человек, – сказала ей мать, когда Эдвард снова привез их в любимый ресторан.
   Сара не могла не согласиться. Ей просто не хотелось портить ему и себе жизнь, начав роман, у которого нет будущего. Несмотря на желание Уильяма отбросить все предосторожности, Саре не хотелось торопиться. Но вечером, когда мама приобрела для нее потрясающее белое атласное платье, которое идеально подчеркивало темные волосы, персиковую кожу и зеленые глаза, она забыла свои страхи.
   В тот вечер, когда Уильям увидел Сару, он не мог отвести от нее глаз, так она была хороша.
   – Боже, вы в этом платье просто-таки опасны, Сара! Не уверен, что вам стоит позволять мне куда-то вас вести. Должен признаться, ваши родители мне чересчур доверяют.
   – Я их предупреждала, но вы, похоже, полностью их поработили, – подтрунивала она, когда они вышли. В этот раз он приехал на «Бентли» с водителем.
   – Вы выглядите изумительно, дорогая.
   Она была словно принцесса.
   – Спасибо! – Сара радостно улыбнулась.
   И снова они провели чудесный вечер, и Сара решила расслабиться рядом с Уильямом. С ним было весело, ей понравились его друзья, которых они встретили, и все вели себя с ней исключительно мило. Они протанцевали весь вечер, наконец освоили и румбу, и танго, а Сара в новом платье отлично смотрелась на танцевальной площадке рядом с Уильямом.
   Уильям снова отвез ее обратно в два часа, – казалось, вечер промелькнул как один миг. Она вроде как освоилась в новой роли, а Уильям вел себя непринужденно. Они ни разу не заговорили о ее опасениях или своих чувствах. Это был приятный, ни к чему не обязывающий вечер, и когда они добрались до отеля, Сара поняла, что ей ужасно не хочется отпускать Уильяма и подниматься в номер.
   – Какой памятник вы собираетесь посмотреть завтра, дорогая?
   Она улыбнулась:
   – Никакой. Мы хотели остаться в отеле и отдохнуть. У папы дела, он обедает со старым другом, а нам с мамой нечего делать.
   – Звучит заманчиво. – Он посмотрел на Сару с серьезным видом. – Можно я приглашу вас кое-куда? Скажем, в небольшую поездку за город ради глотка свежего воздуха?
   Она замялась, потом снова кивнула. Несмотря на всю осторожность, Сара понимала, что не может противиться его напору. Она почти уже решила сдаться и не пытаться изменить ход событий до отъезда из Лондона.
   На следующий день Уильям заехал перед обедом в изготовленном на заказ «Бугатти», который Сара прежде не видела. Они поехали в сторону Глостершира, и Уильям показывал достопримечательности и развлекал разговором.
   – Куда мы едем?
   – В одно из самых старинных имений в Англии. – Уильям казался очень серьезным. – Главный дом датируется четырнадцатым веком, боюсь, он покажется вам мрачным, но остальные здания более современные. Самое большое из них построено сэром Кристофером Реном [13 - Сэр Кристофер Рен (1632–1723) – знаменитый английский архитектор и математик, который перестроил центр Лондона после великого пожара 1666 года.] в восемнадцатом веке, оно очень эффектное. А еще есть большие конюшни, ферма, очаровательный охотничий домик. Думаю, вам понравится.
   По рассказам очень мило, и тут Сара обратилась к Уильяму с вопросом:
   – Уильям, а кто там живет?
   Он помедлил, а потом широко улыбнулся.
   – Я. Ну, вообще-то я провожу там как можно меньше времени, но мама живет постоянно. Она живет в главном доме. Я предпочитаю охотничий домик, он как-то прочнее. Я решил, что вы, возможно, захотите пообедать с мамой, раз уж у вас выдался свободный день.
   – Уильям, вы везете меня на обед к вашей матери и ни словом не обмолвились! – Сара пришла в ужас, внезапно даже испугавшись того, что он натворил.
   – Мама будет само очарование, обещаю вам, – сказал он невинным голосом. – Уверен, она вам понравится.
   – Но что она обо мне подумает? Зачем я явилась на обед? – Сара снова испугалась Уильяма, его неудержимых чувств и того, куда они могут завести.
   – Я сказал, что вы ужасно проголодались. Вообще-то я звонил ей вчера и сообщил, что вы хотите с ней познакомиться перед отъездом.
   – Зачем?! – с укоризной спросила Сара.
   – Зачем? – Он казался удивленным. – Потому что вы мой друг и вы мне нравитесь.
   – Признавайтесь, это все, что вы сказали? – проворчала она и ждала ответа.
   – На самом деле нет. Я сказал, что в субботу мы поженимся, и я решил, что ей будет приятно познакомиться с будущей герцогиней Уитфилдской до свадьбы.
   – Уильям! Хватит! Я серьезно! Не хочу, чтобы она подумала, будто я охочусь за вами и собираюсь разрушить вашу жизнь.
   – Ой, нет, я все это ей сказал. Предупредил, что вы придете на обед, но категорически отказываетесь от титула.
   – Уильям! – взвизгнула она и внезапно рассмеялась. – Что вы со мной делаете?
   – Пока ничего, моя дорогая, но как бы хотелось!
   – Вы невозможны! Стоило предупредить, что мы едем сюда. Я даже не в платье!
   На ней были широкие брюки и шелковая блуза, в некоторых кругах подобный наряд сочли бы вызывающим. Сара не сомневалась, что вдовствующая герцогиня Уитфилдская не одобрит ее.
   – Сказал, что вы американка, и это все объясняет. – Уильям дразнил, притворяясь, что успокаивает ее, на самом деле ему показалось, что Сара восприняла новость благосклонно.
   Уильям немного беспокоился, что она еще сильнее расстроится, когда услышит, что он ее везет на обед с матерью, но на самом деле Сара нос не вешала.
   – Вы предупредили, что я развожусь, раз уж рассказали все остальное?
   – Черт, забыл! – широко улыбнулся он. – Но не сомневайтесь, я упомяну об этом за обедом. Она захочет подробностей. – Уильям улыбнулся, сейчас он любил ее еще сильнее и плевать хотел на все ее страхи и возражения.
   – Вы отвратный тип!
   – Спасибо, любовь моя. Всегда к вашим услугам.
   Вскоре они уже добрались до главных ворот поместья, и Сара была впечатлена его величием и красотой. Поместье окружала высокая каменная стена, построенная, похоже, еще при норманнах. Здания и деревья казались очень старыми, но везде царил безупречный порядок. Размах потрясающий! Главный дом напоминал скорее крепость, чем жилище, а когда они проехали мимо охотничьего домика, где Уильям останавливался с друзьями, Сара увидела, насколько это милое местечко. По размерам больше, чем их дом на Лонг-Айленде! Особняк, в котором жила матушка Уильяма, был чудо как хорош и наполнен французским и английским антиквариатом. Сара поразилась, заметив среди редкой мебели невиданной красоты маленькую, хрупкую, но все еще очень красивую герцогиню Уитфилдскую.
   – Рада видеть вас, ваша светлость, – нервно сказала Сара, не уверенная, нужно ли присесть в реверансе или пожать руку, но пожилая дама сама осторожно взяла ее за руку.
   – И я, моя дорогая. Уильям говорил, что вы очаровательная девушка, и вижу, что он совершенно прав. Входите!
   Она проводила их внутрь, опираясь на трость, которая некогда принадлежала королеве Виктории и которую в качестве небольшого подарка преподнес герцогине Берти. Герцогиня показала Саре три гостиные внизу, затем они вышли в сад. День выдался приветливый, солнечный, да и вообще лето было необычно теплым для Англии.
   – Долго вы пробудете тут, дорогая? – любезно спросила миссис Уитфилд, но Сара покачала головой с сожалением.
   – Мы уезжаем в Италию на следующей неделе. В конце августа вернемся на пару дней в Лондон перед отплытием. Отцу нужно быть в Нью-Йорке в начале сентября.
   – Уильям рассказал, ваш отец – банкир. Мой тоже был банкиром. А отец Уильяма возглавлял палату лордов. Он был чудесный человек… Уильям очень похож на него. – Она взглянула на сына с нескрываемой гордостью, а тот улыбнулся матери и с любовью обнял.
   – Хвастаться нехорошо, – поддразнил он, но было ясно, что для герцогини сын был центром мира. Он был смыслом ее жизни с момента рождения и наградой, воплощенной радостью ее счастливого брака.
   – Но я же не хвастаюсь, милый! Я просто думала, что Саре интересно было бы узнать о твоем отце. Возможно, однажды и ты пойдешь по его стопам.
   – Вряд ли, мама. Слишком много головной боли. Да, я займу должность, но не думаю, что буду баллотироваться.
   – Возможно, однажды ты сам себя удивишь.
   Она снова улыбнулась Саре, а немного погодя они отправились обедать. Герцогиня оказалась обаятельной женщиной, невероятно живой для своего возраста и не скрывающей своей любви к единственному сыну. При этом она не цеплялась за него, не жаловалась на недостаточное внимание или постоянное отсутствие сына. Казалось, она с удовольствием позволяла своему любимчику вести свободную жизнь и слушала новости с интересом. Она поведала Саре о некоторых забавных юношеских проделках Уильяма и о том, как хорошо он учился в Итоне. Потом он поступил в Кембридж, занимался историей, политикой и экономикой.
   – Да, а теперь я только и делаю, что хожу на званые вечера и танцую танго. Просто потрясающе, сколь полезным оказывается образование.
   Но Сара уже знала, что вечерами танго дело не ограничивается. Он занимался своими угодьями, в том числе фермой, приносившей немалый доход, активно участвовал в деятельности палаты лордов, путешествовал, много читал и интересовался политикой. Уильям был интеллектуалом и эрудитом, и Саре не хотелось признаваться себе, что ей нравилось в нем абсолютно все. Даже его мать, а та, в свою очередь, была, похоже, просто очарована Сарой.
   Они втроем долго гуляли в саду, и Аннабель Уитфилд рассказала Саре все о своем детстве в Корнуолле, а также о поездках к бабушке с дедушкой во Францию и летних каникулах в Довиле.
   – Иногда я скучаю по тем местам, – призналась герцогиня с ностальгической улыбкой двум молодым людям.
   – Мы были в Довиле только в июле. Там все еще мило. – Сара улыбнулась в ответ.
   – Рада слышать. Я не была там уже пятьдесят лет. А после рождения Уильяма я и вовсе сидела дома. Хотелось быть с ним каждую минуту, заботиться о нем, восхищаться каждым словом и звуком. Я чуть не умерла, когда мое несчастное дитя отправилось в Итон. Я пыталась убедить Джорджа, что Уильяма нужно оставить здесь, чтоб он занимался с гувернером, но супруг настоял на своем и, думаю, был прав. Уильяму было бы слишком скучно дома, со своей старой матерью. – Она посмотрела на сына с любовью, а он поцеловал ее в щеку.
   – Мне никогда не скучно с тобой, мама, и ты это знаешь. Я всегда тебя обожал и сейчас души не чаю.
   – Глупый мальчишка. – Она улыбнулась, как всегда радуясь таким словам.
   Они уехали из поместья, и герцогиня попросила Сару еще раз навестить ее перед отъездом из Англии.
   – Может быть, после вашего путешествия в Италию, моя дорогая. Хотелось бы услышать про вашу поездку по возвращении в Лондон.
   – Я буду рада увидеться, мэм!
   Сара отлично провела время, и они с Уильямом обсуждали визит по дороге «домой».
   – Она чудесная, – улыбнулась Сара, размышляя над тем, что говорила мать Уильяма. Она была приветлива, доброжелательна и слушала Сару с искренним интересом.
   – Правда? В ней нет злости. Я никогда не видел, чтобы она на кого-то сердилась, кроме разве что на меня… – он засмеялся, вспомнив что-то, – … и никогда не слышал злого слова о ком-то. Мама отца обожала неистово, всем сердцем, и это было взаимно. Жаль, что вы не смогли застать его, но счастлив, что вы нашли время познакомиться с матушкой. – Взгляд был куда красноречивее слов, но Сара притворилась, что не заметила. Она не хотела, чтобы они стали еще ближе, чем уже были.
   – Я рада, что вы меня привезли, – тихо промолвила Сара.
   – И она. Вы ей очень понравились. – Он взглянул на нее, тронутый испуганным видом девушки.
   – Я бы понравилась ей, если бы она знала, что я разведена? – с горечью произнесла Сара, в этот момент Уильям мастерски преодолел крутой поворот на «Бугатти».
   – Не думаю, что она стала бы возражать, – честно признался Уильям.
   – Что ж, я рада, что вы решили не проверять это. – Сара снова улыбнулась с облегчением, однако Уильям не мог противиться желанию поддразнить ее.
   – Думал, вы сами признаетесь за обедом.
   – Забыла. Признаюсь в следующий раз, обещаю, – пошутила Сара в ответ.
   – Славно. Она будет в восторге от подобной новости.
   Они рассмеялись и всю обратную дорогу проболтали, а у отеля он с сожалением расстался с ней. Вечером Сара вместе с родителями ужинала у их друзей. Однако Уильям договорился увидеться с Сарой на следующий день прямо с утра.
   – Вам больше нечего делать? – снова поддразнила Уильяма Сара, когда они стояли перед отелем «Кларидж» и выглядели как счастливые и легкомысленные юные влюбленные.
   – На этой неделе – да. Хочу провести с вами каждую минуту до вашего отъезда в Рим, если только вы не возражаете. – В душе Сара признавала, что ей стоило бы возразить ради его же блага, но так не хотелось! Уильям был слишком притягателен, и соблазн слишком велик.
   – Тогда давайте махнем завтра в Гайд-парк! Потом в Национальную галерею, короткая поездка в Ричмонд и прогулка по ботаническому саду. Обед в отеле «Беркли».
   Уильям все распланировал, а Сара рассмеялась. Ей было все равно, куда ехать, лишь бы быть рядом с ним. Ей хотелось быть с ним постоянно, несмотря на страх, что все зайдет слишком далеко, Сара понимала, что рядом с ним ее охватывает восторг. Уильяму было тяжело противиться, да и в любом случае они вскоре уедут. Как ей заставить забыть его? Но что плохого в том, чтобы побыть счастливой хотя бы пару дней! Почему бы и нет?! И это после целого года одиночества и еще одного года, когда она была так несчастна.
   Уильям почти постоянно ходил всюду с ними. Время от времени случались деловые встречи, которые нельзя было отложить, но в основном он был полностью в их распоряжении. Уильям с Эдвардом в последний день Томпсонов в Великобритании пообедали в клубе для джентльменов «Уайтс», членом которого был Уильям.
   – Было весело? – спросила Сара, когда отец вернулся.
   – Уильям очень добр. И клуб просто потрясающий. – На самом деле Эдварду больше всего понравилась не атмосфера и не еда, а собеседник и то, что он сказал. – Вечером он приглашает нас на ужин, а потом тебя – на танцы. Думаю, в Италии тебе будет крайне скучно без него, – серьезно добавил он, с тревогой наблюдая за выражением лица дочери.
   – Что ж, привыкну, – твердо ответила она. – Было весело, он ужасно добр, но это не может длиться вечно.
   Она обняла отца и вышла из номера, а вечером они с Уильямом отправились ужинать в «Савой Гриль», а после ужина завезли родителей в отель и рванули в ночной клуб на обещанные танцы. Однако теперь в его объятиях Сара вела себя очень тихо, несмотря на все попытки развеселить ее. Было заметно, как она погрустнела, и в итоге молодые люди вернулись за столики и, держась за руки, проговорили, засидевшись глубоко за полночь.
   – Будет ли твоя следующая неделя столь же трудной, как и моя? – спросил Уильям, и Сара кивнула. – Не представляю, как останусь без тебя, Сара.
   Они так сблизились за пару коротких недель. Их обоих по-прежнему изумляло, насколько быстро это произошло. Уильям все еще пытался переварить случившееся. Никогда и никого он еще так не любил.
   – Вы найдете еще какое-то занятие, – храбро улыбнулась она. – Может, вы просто устроитесь работать гидом в Британском музее или в лондонском Тауэре.
   – Отличная идея! – подхватил он шутку, а потом обнял Сару и притянул к себе. – Я буду скучать по вас, безумно, безнадежно, каждую минуту следующих трех недель, а потом вы вернетесь в Лондон совсем ненадолго. Проведете здесь меньше недели.
   При этой мысли он сник. Сара молча кивнула. Она жалела о многом: о том, что они не встретились много лет назад, что она не англичанка, что в ее жизни был Фредди. Но сожалениями ничего не исправить, придется взять себя в руки и уехать. Это так тяжело, сложно даже представить, как это не видеться с ним каждый день, не смеяться и не подшучивать, не ездить с ним в новые места, не знакомиться с его друзьями. Да, он не возьмет ее с собой в сокровищницу в Тауэре или к своей матери в родовое имение, да даже просто посидеть спокойно в уютном ресторанчике и поболтать они не смогут.
   – Может, однажды вы приедете в Нью-Йорк, – с тоской сказала Сара, понимая, что это маловероятно, а даже если визит и состоится, то будет очень коротким.
   – Может быть! – Он дал ей краткий луч надежды. – Если у нас в Европе не начнутся беспорядки. Нацисты обрели настоящего лидера и вскоре могут сделать трансатлантическое путешествие крайне рискованным предприятием. Не ровен час. – Уильям не сомневался, что в конце концов грянет война, и Эдвард Томпсон не мог не согласиться с ним. – Возможно, стоит спланировать поездку до этого.
   Но Сара понимала, что увидеться с Уильямом в Нью-Йорке – это несбыточная мечта. Пришло время прощаться, и она это знала. Даже если они увидятся снова после возвращения из Италии, все будет иначе. С этого момента пора отдаляться и жить своими жизнями.
   Они в последний раз станцевали танго, причем идеально, но даже это не вызвало у Сары улыбку. Затем был второй «последний» танец, щека к щеке, оба погрузились в свои мысли, а когда вернулись к столику, то Уильям поцеловал ее долгим поцелуем.
   – Я так сильно люблю вас, милая девочка. Я не могу перенести разлуку с вами. – Оба вели себя две недели как невинные агнцы и не предпринимали никаких попыток вести себя как-то иначе. – Что я буду делать остаток жизни без вас?
   – Будьте счастливы… Проживите хорошую долгую жизнь… Женитесь… Заведите десять детей. – Сара лишь наполовину шутила. Она спросила с грустью: – Будете писать мне?
   – В начале каждого часа. Обещаю. Возможно, ваши родители возненавидят Италию и вернутся поскорее.
   – Сомневаюсь.
   И он тоже сомневался.
   – Знаете, Муссолини почти такой же неприятный тип, как Гитлер, все так говорят.
   – Не думаю, что он нас ждет, – улыбнулась Сара. – Я даже не уверена, что мы его увидим в Италии. – Она снова шутила, но не знала, что еще сказать Уильяму, поскольку все, что им нужно было сказать друг другу, причиняло слишком сильную боль.
   Обратно в отель они ехали в молчании, сегодня за рулем снова был сам Уильям. Ему не хотелось, чтобы водитель помешал последним минутам наедине с Сарой. Они еще долго просидели в машине, говоря о случившемся и о том, что хотели бы сделать, что они должны сделать и что непременно сделают, когда Сара вернется в Лондон.
   – Я проведу с вами каждую минуту до отплытия, обещаю. – Она улыбнулась, глядя на Уильяма снизу вверх. Он был такой аристократичный и такой красивый. Герцог Уитфилдский. Возможно, однажды она расскажет внукам, что в юности была в него влюблена. Но сейчас она особенно явственно ощущала, что их роман не стоит престолонаследия.
   – Я напишу вам из Италии, – пообещала Сара, не зная, что сказать. Нужно сдерживаться в обсуждении дальнейших планов. Она не могла себе позволить поведать обо всех своих чувствах, чтобы не провоцировать Уильяма на безумные поступки.
   – Если получится, я вам позвоню. – Уильям заключил ее в объятия и не отпускал. – Моя милая… как же я вас люблю.
   Сара закрыла глаза, и слезы медленно катились по щекам, пока они целовались.
   – Я тоже люблю вас… – прошептала она, когда их губы на краткий миг разомкнулись, и увидела, что его глаза увлажнились, и нежно дотронулась до щеки Уильяма кончиками пальцев. – Нужно быть благоразумными. Выбора нет. Вы ответственны перед многими, Уильям. Нельзя это игнорировать.
   – Можно, – тихо возразил он. – А если бы у нас был выбор? – Это отдаленно напоминало обещание будущего.
   – У нас нет выбора. – Сара прижала палец к его губам, а Уильям поцеловал его. – Не делайте этого, Уильям. Я вам не позволю.
   – Почему?
   – Потому что я люблю вас, – твердо произнесла она.
   – Тогда почему вы отказываете нам в том, чего мы оба жаждем, и говорите о будущем.
   – У нас нет общего будущего, Уильям, – с грустью сказала Сара.
   Когда он помог ей выбраться из машины, они медленно, рука об руку, пересекли фойе отеля. Сегодня Сара снова надела то самое белое атласное платье и выглядела прелестно. Глаза Уильяма, казалось, были не в силах оторваться от нее, словно бы он впитывал в себя каждую деталь, чтобы не забыть, когда Сара уйдет.
   – Скоро увидимся. – Он поцеловал ее прямо на виду у портье. – Не забывайте, как сильно я люблю вас, – прошептал он и поцеловал ее снова.
   Входить без него в лифт – пытка. Двери с тяжелым стуком закрылись, и Сара, поднимаясь к себе, ощущала, будто сердце без наркоза вырывают из груди.
   Уильям простоял в холле долго, уставясь на двери лифта немигающим взглядом. Потом повернулся и зашагал к «Даймлеру» с невеселым, но решительным видом. Сара была упряма, пусть даже она считала, что действует во благо, но Уильям Уитфилд еще упрямее.

Глава восьмая

   Поездка в Рим на поезде показалась Саре бесконечной. Она была бледной и молчаливой, а родители переговаривались на пониженных тонах, но редко обращались к дочери. Оба понимали, насколько она несчастлива и как ей не хочется участвовать в беседе. Уильям позвонил перед самым отъездом на вокзал. Разговор получился кратким, и, когда Сара взяла сумочку и вышла из номера, по щекам ее текли слезы. Как бы сильно они друг друга ни любили, Сара понимала, что это начало окончательного расставания. Она как никто другой знала, насколько безнадежной была ситуация и как глупо с ее стороны было позволить себе влюбиться в Уильяма.
   Теперь ей придется заплатить высокую цену, какое-то время страдать и в итоге заставить себя забыть Уильяма. Сара не была уверена, захочется ли ей снова увидеться с ним, когда они вернутся в Лондон, перед отплытием. Возможно, эта встреча принесет одну лишь боль.
   Сара смотрела в окно, пока они ехали в поезде, заставляла себя думать, как там дома Питер, Джейн и малыши Джеймс и Марджори, и даже о Фредди. Но как ни старалась девушка отвлечь себя, мысли все равно возвращались к Уильяму… его матери или друзьям… или же тому дню, что они провели в поместье Уитфилдов… о поцелуях и о танцах.
   – Ты в порядке, дорогая? – заботливо спросила мать, когда они оставили ее, чтобы пообедать в вагоне-ресторане.
   Сара настаивала, что не проголодалась, и проводник собирался принести ей тарелку фруктов и чашку чая – больше, по словам Сары, ничего не хотелось. Мать заподозрила, что даже фрукты Сара есть не будет.
   – Все хорошо, мамочка. Правда.
   Но Виктория понимала, что это не так, и за обедом она сказала Эдварду, как ее волнует состояние Сары, которая снова очень страдала. Даже после истории с Фредди ее сердце не было так сильно разбито. Возможно, не стоило попустительствовать роману с герцогом.
   – Может, важно, чтобы она четко поняла, какие чувства к нему испытывает? – тихо спросил Эдвард.
   – Зачем? – Виктория нахмурила брови. – Какая разница?
   – Никогда не знаешь, как повернется жизнь, Виктория, правда?
   Виктория задумалась, не сказал ли Уильям мужу чего-то в приватной беседе, но не стала уточнять, решив, что это маловероятно. После обеда они вернулись в свое купе и обнаружили Сару с книгой. Она читала только вышедший роман «Брайтонский леденец» [14 - «Брайтонский леденец» – роман Грэма Грина, непростая история ненавидящего весь белый свет уличного мальчишки Пинки Брауна, главаря молодежной шайки Брайтона. Под пером Грина она превращается в жестокое и умное размышление о природе добра и зла, о вине и невинности, о «пути наверх» и цене, которую приходится платить за успех.], которую дал ей в дорогу Уильям, но не могла сосредоточиться и запомнить имена героев. На самом деле она вообще не понимала, что читает, и в итоге отложила книгу.
   Они миновали Дувр, Кале и Париж, где их состав прицепили к другому, и посреди ночи Сара лежала без сна в темноте, слушая стук колес, пока поезд пересекал северную Италию. С каждым стуком, с каждой милей, с каждым поворотом колес она могла думать только об Уильяме и минутах, проведенных с ним. Ей было куда хуже, чем после расставания с Фредди! Разница в том, что Уильяма она по-настоящему любила и знала, что он тоже ее любит. Сара понимала, что за их совместное будущее Уильяму пришлось бы заплатить слишком дорогую цену, и не могла допустить этого.
   Она очнулась, усталая и бледная, после пары часов беспокойного сна, поезд подъехал к вокзалу Термини, выходящему на площадь Пьяцца-деи-Чинквеченто.
   Отель «Эксельсиор» прислал за гостями автомобиль, и Сара равнодушно поплелась к шоферу, держа в руках небольшой дорожный чемодан и сумку. На голову она надела большую шляпу, чтобы защититься от римского солнца, но не обращала внимания на то, что происходит вокруг. Водитель показывал им достопримечательности по дороге в отель: термы Диоклетиана и палаццо Барберини, парк виллы Боргезе. Но, по правде говоря, Сара ужасно жалела, что они вообще сюда приехали. Учитывая ее состояние после расставания с Уильямом, ее пугали предстоящие три недели: водоворот достопримечательностей Рима, Флоренции и Венеции.
   Когда они оказались в отеле, Сара уединилась на какое-то время в номере и ощутила облегчение. Она закрыла дверь, легла на кровать и прикрыла глаза, но в тот же момент всеми ее мыслями завладел Уильям. Похоже на преследование. Сара встала, умылась холодной водой, причесалась, приняла ванну, которая показалась просто райским наслаждением после долгой поездки, переоделась в чистое хлопковое платье и спустя час вышла из номера, чтобы найти родителей. Они тоже приняли ванну и переоделись, и теперь все трое казались бодрыми, несмотря на удушающую августовскую жару.
   В этот день отец запланировал поездку в Колизей, и под палящим солнцем Томпсоны подробно изучили каждую деталь. В отель вернулись ближе к вечеру. Сара с матерью изрядно устали от жары. Отец предложил им выпить что-нибудь, а потом уже подняться в номер, но даже прохладительные напитки не помогли. Сара выпила две порции лимонада, но чувствовала себя столетней старухой, когда вышла из-за стола и отправилась одна в свой номер. Она оставила родителей поболтать за стаканом вина, а сама побрела через фойе, держа в руках огромную соломенную шляпу, предусмотрительно прихваченную в город утром, ощущая усталость и мечтая лишь о покое.
   – Синьорина Томпсон? – спросил тихонько один из портье, когда она проходила мимо стойки регистрации.
   – Да? – Она рассеянно посмотрела в их сторону, удивившись, что портье к ней обратился.
   – Вам сообщение.
   Он протянул ей письмо, подписанное знакомым твердым почерком. Сара уставилась на конверт, недоумевая, как письмо могло дойти так быстро. Она открыла конверт прямо на месте и обнаружила послание: «Я буду любить вас вечно, Уильям». Сара улыбнулась, медленно сложила листок и сунула обратно, поняв, что Уильям, должно быть, отправил весточку еще до ее отъезда из Лондона. Пока Сара медленно поднималась по лестнице на второй этаж, сердце ее было полно им. На нее нахлынули воспоминания, и тут кто-то проскочил мимо, задев ее.
   – Простите, – пробормотала Сара, даже не подняв головы, и тут внезапно была в прямом смысле сбита с ног и оказалась в чьих-то объятиях.
   Это был Уильям! В их отеле! В Риме! Он целовал ее так, словно никогда больше не отпустит от себя. Сара не могла поверить в произошедшее.
   – Что… я… вы… Уильям, откуда вы… то есть… Господи, что вы тут делаете?
   У Сары перехватило дыхание, она была шокирована поступком Уильяма, но очень-очень рада, как и он сам.
   – Собираюсь провести с вами в Италии три недели. Могли бы догадаться, глупышка. Прошли мимо меня в фойе.
   Он был доволен, что Сара в тот момент выглядела такой несчастной и потерянной. Именно такое чувство испытал и он сам, когда простился с ней в отеле «Кларидж» в Лондоне. Менее часа ушло на то, чтобы отбросить все меры предосторожности и ехать за ней в Рим. И сейчас при виде Сары он был доволен собой вдвойне.
   – Знаете, у меня плохие новости для вас, дорогая. – Он с серьезным видом дотронулся до ее щеки, и на мгновение Сара заволновалась, уж не случилось ли чего с его матерью.
   – Что такое?
   – Боюсь, я не смогу без вас жить.
   Уильям широко улыбнулся, и Сара улыбнулась в ответ. Они все еще стояли на ступеньках, и остальные постояльцы в фойе улыбались, глядя, как они беседуют и целуются. Это была красивая пара влюбленных молодых людей, и при одном только их виде у окружающих становилось теплее на душе.
   – Почему бы нам по крайней мере не попытаться противостоять этому? – самоотверженно спросила Сара, но она была слишком счастлива его видеть, чтобы отталкивать.
   – Это невыносимо. Хватит того, что вы уедете в Нью-Йорк. Давайте этот месяц радоваться жизни.
   Уильям обнял ее и снова поцеловал, и тут на лестнице появились родители Сары, которые застыли, глядя на них с удивлением. Сначала они даже не поняли, кто это, видели лишь, что дочь обнимает какой-то мужчина, но Эдвард тут же узнал Уильяма и довольно улыбнулся. Они медленно поднялись по лестнице и через мгновение уже стояли вчетвером. Сара раскраснелась от счастья и все еще держала Уильяма за руку, когда подошли ее родители.
   – Добрый вечер, Уильям! Вы приехали, чтобы провести нам экскурсию по Италии, как я понимаю, – с изумлением сказал Эдвард. – Вы очень заботливы, ваша светлость. Большое спасибо за визит.
   – Я решил, что это мой долг, – ответил Уильям со счастливым и слегка смущенным видом.
   – Мы рады видеть вас. – Эдвард говорил от лица всей семьи и, разумеется, от лица Сары, которая сияла от счастья. – Теперь наше путешествие будет намного веселее. А то, боюсь, Саре не слишком понравился Колизей.
   Сара рассмеялась. На самом деле ей была невыносима каждая минута, прожитая без любимого.
   – Завтра я постараюсь вести себя лучше, папа.
   – Не сомневаюсь. – Эдвард обратился к Уильяму: – Полагаю, ваша светлость тоже сняли номер в отеле?
   Они уже подружились, и старшему Томпсону Уильям позволял подшучивать над собой.
   – Да, сэр, даже не номер, а апартаменты. Великолепные. Бронировал мой секретарь. Бог знает, что он наплел. Как минимум сделал меня вторым в очереди на корону, судя по тому, как они расстарались.
   Все четверо рассмеялись и пошли вверх по лестнице, обсуждая, где им поужинать. Уильям все это время нежно сжимал руку Сары, размышляя о будущем.

Глава девятая

   Время в Риме летело как на крыльях: экскурсии в соборы, музеи, посещение холма Палатин [15 - Палатин – центральный из семи главных холмов Рима высотой 40 м, одно из самых древнезаселенных мест в Риме.], поездки к друзьям Уильяма на очаровательные виллы. Они побывали на пляже Остии, ужинали в элитных ресторанах, а временами совершали налеты на необычные траттории.
   В конце недели они поехали во Флоренцию, и там все продолжилось. А на третьей неделе наконец отправились в Венецию. К этому времени стали еще ближе друг другу и влюбились без памяти. Тем, кто не был с ними знаком, трудно было поверить, что они не женаты.
   – Было очень весело, – сказала Сара, когда они сидели возле бассейна отеля «Ройял Даниели» как-то вечером. – Обожаю Венецию.
   Все путешествие напоминало медовый месяц, если не считать присутствия родителей и того, что они с Уильямом не занимались ничем эдаким, хотя сдерживаться было нелегко. Но они с самого начала пообещали друг другу вести себя как положено.
   – Я влюблен в тебя по уши, – признался Уильям, греясь на солнышке. Он в жизни не был так счастлив. – Не думаю, что тебе нужно уезжать в Нью-Йорк с родителями, – полушутя продолжил он, приоткрыв один глаз, чтобы понаблюдать за реакцией Сары.
   – И что ты предлагаешь? Переехать к твоей маме в Уитфилд?
   – А ведь это хорошая идея! Честно говоря, я бы предпочел, чтобы ты жила в моем доме в Лондоне.
   Сара улыбнулась. Она бы тоже втайне этого желала, но это мечта, которой не суждено стать явью.
   – Мне бы тоже этого хотелось, Уильям, – тихо ответила она, а Уильям перекатился на живот и приподнялся на локтях, чтобы продолжить дискуссию.
   – И почему не можешь? Напомни мне.
   У нее наготове был длинный список возражений, которые он поднимал на смех, первым пунктом значился ее развод, а вторым – его право на престол.
   – Ты знаешь почему.
   Но он не хотел ничего слушать. Наконец Сара целовала его и уговаривала быть благодарным за то, что они имеют.
   – Некоторые не испытывают такого и за всю жизнь.
   Сара была бесконечно признательна ему за каждую минуту, проведенную вместе. Она как никто знала, как редко такое случается и маловероятно, что когда-нибудь в ее жизни опять произойдет что-то подобное.
   Уильям сел рядом, и они наблюдали за лодками и гондолами и любовались куполом собора Святого Марка, поднимавшимся к небу.
   – Сара… – Он взял ее руку в свою. – Я не шучу.
   – Я знаю.
   Он наклонился и нежно поцеловал девушку в губы, а потом произнес то, чего никогда не говорил раньше открыто:
   – Я хочу жениться на тебе.
   Уильям снова поцеловал ее так, чтобы она поняла, насколько серьезно его намерение, но Сара вырвалась и рассерженно покачала головой.
   – Ты же знаешь, что мы не можем, – прошептала она, отвечая на поцелуи.
   – Можем! Я не позволю остановить нас ни моему чувству долга, ни твоему комплексу разведенной женщины. Это полный абсурд! Всем в Англии безразлично, кто я. Единственный человек, чьим мнением я дорожу, – это моя мать. Еще до вашего знакомства я сказал, что хочу взять тебя в жены, а после она сказала, что это вполне разумное решение. Она одобрила мой выбор и благословила меня.
   – Ты сказал ей еще до того, как отвезти меня на обед в ваше имение? – Сара пришла в ужас, а Уильям озорно улыбнулся.
   – Я решил, что мама должна знать, как много ты для меня значишь. Я никогда ни о ком ей не рассказывал, и она сказала, что благодарна судьбе за то, что дожила до того дня, когда я влюбился в такую милую девушку.
   – Если бы я знала об этом тогда, то выскочила бы из машины и пешком отправилась в Лондон. Как ты мог так поступить с ней? Она знает о моем разводе?
   – Теперь да, – серьезно ответил Уильям. – Я потом рассказал ей. Перед твоим отъездом из Лондона у нас с матерью состоялся серьезный разговор, и она полностью со мной согласилась. Мама сказала, что истинная любовь бывает в жизни каждого человека лишь раз. И это именно такой случай. Мне почти тридцать шесть, а я никогда не испытывал к женщине ничего, кроме проходящего желания и постоянной скуки.
   Сара рассмеялась над его словами и удивленно покачала головой, размышляя, как же непредсказуема жизнь, но чудесна и изумительна.
   – Но что, если из-за меня ты станешь изгоем? – Сара ощущала свою ответственность за Уильяма, хотя и испытала облегчение, узнав о реакции его матери.
   – Тогда переберемся сюда и поселимся в Венеции. Это может быть очень мило. – Он и слышать не хотел ее возражений, они его не беспокоили.
   – Уильям, твой отец возглавлял палату лордов. Подумай, какой позор я навлеку на твою семью и предков.
   – Не говори глупостей! Место в палате лордов у меня никто не отнимет. Милая моя девочка, единственное – я не смогу быть королем. Но позволь заверить тебя, на это и так не было ни малейшего шанса. И слава богу! Мне это претит. Если бы я считал, что шанс есть, то сам бы отказался много лет назад. Четырнадцатый по праву престолонаследия – исключительно вопрос престижа, моя дорогая. Я и без этого прекрасно проживу.
   Но Сара все же не хотела, чтобы за их любовь пришлось расплатиться чем-то, что важно для него или его семьи.
   – Тебя не волнует, что люди начнут судачить, мол, твоя жена уже была замужем?
   – Честно сказать, нисколько. Да я плевать хотел! И как все узнают, если я им сам не расскажу. Ты, слава богу, не Уоллис Симпсон, несмотря на то, что ты там себе надумала. Я ответил на все твои смехотворные возражения, любимая?
   – Я… ты… – Сара запуталась, пока пыталась заставить себя прислушаться к голосу разума, но правда в том, что она любила его до безумия. – Я так тебя люблю.
   Она крепко поцеловала Уильяма, а он долго держал ее в объятиях и отстранился ненамного, только чтобы пригрозить шепотом:
   – Никуда тебя не отпущу, слышишь? Пока ты не согласишься стать следующей герцогиней Уитфилдской, будешь сидеть тут. А если будешь долго упрямиться, то я растрезвоню всем у этого бассейна, что ты и есть Уиллис Симпсон… Прошу прощения, герцогиня Виндзорская. – Ее титул все еще застревал у него в горле, как кость, и Уильям радовался, что этой особе не позволили называться Ее Королевское Высочество, что привело в ярость Дэвида. – Так ты согласна? – настойчиво прошептал он, продолжая целовать ее, а Сара кивнула. Уильям еще долго не отпускал ее, а потом улыбнулся, отвернувшись, быстро завернулся в полотенце и поднялся. – Решено, – спокойно сказал он, протягивая руку Саре. – Когда свадьба?
   Слова Уильяма ошеломили Сару. Она поверить не могла, что они и впрямь поженятся. Как такое возможно? Как они на это отважились? Что скажет король? А родители? А Джейн? И все их друзья?
   – Ты серьезно? – Она посмотрела на него, все еще ошарашенная, но невероятно счастливая.
   – Боюсь, да, дорогая моя. Ты увязла на всю жизнь, птичка. – Любить его всю жизнь. О боже! – Я хочу услышать от тебя лишь дату свадьбы.
   Ее глаза на мгновение затуманились, а потом она немного понизила голос и ответила:
   – Развод вступает в законную силу девятнадцатого ноября. Значит, после этого.
   – Ты свободна двадцатого? – Он спросил почти серьезно, а Сара рассмеялась, почувствовав, как голова кружится от радости.
   – Думаю, можно на День благодарения.
   – Отлично. Что вы едите в этот праздник? Индейку? Тогда будем есть индейку на свадьбе.
   Сара подумала обо всех приготовлениях, которые необходимы перед свадьбой, о том, сколько у мамы работы сразу после Дня благодарения, и робко улыбнулась.
   – А что, если первого декабря? Тогда мы сможем отпраздновать День благодарения с моей семьей, и у тебя будет время познакомиться со всеми до свадьбы.
   Но оба понимали, что в этот раз свадьба будет скромной. Особенно после ужасных событий на праздновании годовщины Саре не хотелось закатывать пир горой.
   – Значит, первого декабря. – Уильям снова притянул ее к себе на фоне потрясающего венецианского пейзажа. – Все, мисс Томпсон, мы помолвлены. Когда скажем вашим родителям?
   Уильям веселился, как школьник, и Сара ответила с легкомысленной улыбкой:
   – Сегодня за ужином?
   – Отлично!
   Проводив Сару в номер, Уильям отправил телеграмму матери: «Счастливейший момент моей жизни тчк Хочу сразу поделиться с тобой тчк Мы с Сарой поженимся в Нью-Йорке первого декабря тчк Надеюсь зпт ты сможешь совершить это путешествие тчк Храни тебя бог тчк С любовью зпт Уильям».
   В тот вечер в ресторане отеля он заказал первоклассное шампанское и распорядился подать перед ужином, хотя обычно они предпочитали пить шампанское на десерт.
   – Хорошо начинаем вечер, да? – прокомментировал Эдвард, сделав глоток отличного шампанского.
   – Мы с Сарой хотим вам кое-что сказать, – тихо сообщил Уильям. Таким счастливым Сара его еще не видела. – С вашего разрешения и благословения, как мы надеемся, мы хотели бы пожениться в Нью-Йорке в декабре.
   Глаза Виктории Томпсон распахнулись, когда она смотрела на дочь в изумлении и восторге. Буквально за долю секунды, так, что ни одна из женщин не заметила, между мужчинами возникло полное взаимопонимание. Уильям поговорил с отцом Сары до их отъезда в Рим, и Эдвард сказал, что если Сара этого хочет, то он с удовольствием благословит их союз. А теперь он возликовал, услышав новость.
   – Разумеется, мы вас благословляем, – официально заверил его Эдвард, а Виктория кивнула в знак согласия. – Когда вы решили?
   – Сегодня вечером у бассейна, – ответила Сара.
   – Отличное место, – пошутил Эдвард, и все засмеялись. – Мы за вас очень рады!
   Господи! Эдварда вдруг осенило, Сара будет герцогиней. Он радовался за дочь, да и Уильям ему очень нравился как человек.
   – Простите меня, я попытаюсь как-то все уладить. Хотел бы познакомить вас с моей матушкой, когда мы вернемся. Надеюсь, ей хватит здоровья приехать в Нью-Йорк на свадьбу. – Уильям в этом сомневался, но должен был спросить маму и попробовать уговорить ее, хоть и понимал, что для женщины ее возраста это очень долгое и утомительное путешествие.
   Тут в разговор встряла Виктория. Она желала узнать, какую свадьбу они себе представляли, какие даты обговаривали, где устроят прием, куда поедут на медовый месяц – все то, отчего у матерей прибавляется седых волос во время подготовки к свадьбе. Сара поспешно объяснила, что они решили пожениться первого декабря, но Уильям приедет на День благодарения.
   – Или раньше, – добавил он. – Не могу ни дня без нее, если уж на то пошло. Не уверен, как я выдержу, когда она уедет в Нью-Йорк.
   – Приезжайте в любое время, – заверил Эдвард, после чего все четверо провели отличный вечер, празднуя помолвку Уильяма и Сары.
   Наконец чета Томпсонов ушла, а молодая пара сидела на террасе, танцевала под романтические мелодии в исполнении оркестра и обсуждала свои планы при лунном свете. Сара все еще не могла поверить, что это происходит с ней. Это напоминало сон, причем совершенно непохожий на тот кошмар, что ей довелось пережить с Фредди. Уильям вернул ей веру в жизнь. Он дал ей любовь и счастье больше, чем она когда-либо мечтала.
   – Я хочу, чтобы ты всегда была счастлива, – сказал Уильям, пока они держались в темноте за руки и пили шампанское. – Я всегда буду рядом по первому твоему зову. Как было у моих родителей. Они никогда не разлучались и очень редко сердились друг на друга. – Он улыбнулся. – Надеюсь, нам не придется столько времени ждать первенца. А то я успею состариться.
   Ему скоро исполнялось тридцать шесть, а Сара только что отпраздновала с ним во Флоренции свой двадцать третий день рождения.
   – Ты никогда не будешь стариком, – улыбнулась Сара. – Я так тебя люблю, – прошептала она, когда они снова поцеловались. Она ощущала волны желания и страсти, которые теперь было еще труднее подавлять, зная, что совсем скоро можно будет броситься в них с головой. – Я хотела бы уединиться с тобой на несколько дней, – бесстыдно заявила она.
   Уильям снова улыбнулся, его белоснежные зубы поблескивали в темноте. У него была чудесная улыбка. По правде говоря, ей нравилось в нем все.
   – Я пару раз порывался предложить тебе это, но совесть не дала. И бдительность твоих родителей сдерживала меня, по крайней мере за границей. Но я не могу гарантировать, что буду вести себя пристойно после возвращения в Лондон.
   Она рассмеялась над его полным раскаяния тоном и кивнула:
   – Знаю. Думаю, для взрослых людей мы ведем себя более чем прилично.
   – Но не рассчитывай на это в будущем. Мое приличное поведение, как ты это называешь, вовсе не признак безразличия, позволь тебя заверить, а просто хорошие манеры и выдержка. – Уильям всем своим видом демонстрировал страдание, и он крепко поцеловал ее в губы, чтобы доказать это. – Я думаю, нам нужен исключительно долгий медовый месяц где-нибудь на краю земли… на Таити? На пустынном берегу, представь, мы одни в обществе нескольких праздных туземцев.
   – Звучит волшебно.
   Но она знала, что Уильям шутит. В тот вечер они говорили о путешествии по Франции, и идея показалась им привлекательной, там будет хорошо даже в декабре. Сара не возражала против пасмурной погоды: на самом деле ей казалось, что так будет даже уютнее. Уильям серьезно обсудил с ней болезненные темы, что они никогда не затрагивали раньше, но сейчас Сара сама дала повод.
   – Не хочу, чтобы ты думала, что я мог бы воспользоваться тем, что ты разведена. Мне хочется, чтобы все было как положено. Так что я не манипулировал этим раньше и не собираюсь. Надеюсь, ты понимаешь.
   Сара понимала и была благодарна. Все бы усложнилось, если бы она закрутила с ним короткий роман, а потом разорвала бы эту связь и вернулась из Европы в Нью-Йорк. Теперь жалеть не о чем, впереди их ждет целая жизнь, и она не могла дождаться дня свадьбы.
   Они заговорились далеко за полночь, после чего Уильям проводил ее в номер, и сегодня ему было еще тяжелее оставлять ее одну, но они заставили себя прекратить целоваться, и Уильям с грустью смотрел, как Сара закрыла за собой дверь.
   Они насладились последними деньками в Венеции, а потом в победоносном настроении поехали на поезде обратно в Лондон. В отеле «Кларидж» их ждала телеграмма от Питера и Джейн с поздравлениями Саре по случаю помолвки, а Уильям получил в Венеции весточку от матери, которая также поздравляла его, но сообщала, что вряд ли сможет отправиться в Нью-Йорк на свадьбу, но будет с ним мысленно, как она заверила Сару и Уильяма.
   Следующие дни были сплошной суматохой: они ходили в гости к друзьям, строили планы и объявляли о помолвке. Уильям и Эдвард сочинили официальное объявление, которое появилось в «Таймс» и расстроило дебютанток и вдовушек, преследовавших Уильяма уже пятнадцать лет, поскольку им было сказано отстать от него навеки. Его друзья были очень рады за него, и секретарь не справлялся с потоком звонков, телеграмм и писем, хлынувших, как только стало известно о помолвке. Все хотели устроить вечеринку в его честь и, разумеется, познакомиться с Сарой, так что Уильяму приходилось снова и снова объяснять, что она американка и уезжает через пару дней в Нью-Йорк, так что все познакомятся с ней уже после свадьбы.
   Кроме того, Уильяму удалось побывать на долгой аудиенции у своего кузена Берти, короля Георга VI, до отъезда Сары и объявить, что он отказывается от своего права на престолонаследие. Король был недоволен (переживал выходку монаршего брата очень долго), но воспринял новость не так трагично и согласился, хотя и с некоторым сожалением, просто в дань традиции и из-за глубокой привязанности между ним и Уильямом. Уильям спросил, может ли он представить Сару, и король сказал, что он был бы рад встрече. На следующее утро Уильям в полосатых брюках и сюртуке (как того требует этикет) привез Сару в Букингемский дворец на аудиенцию. Она надела простое черное платье, была без косметики, в жемчужных серьгах и ожерелье, выглядела очаровательно и держалась с достоинством. Сара присела в глубоком реверансе перед Его Величеством и попыталась забыть, что Уильям всегда называл его Берти, хотя сейчас он так и не делал, обращаясь к кузену исключительно «Ваше Величество» и представив Сару со всеми формальностями. Только спустя несколько минут король отбросил чопорность и стал мило беседовать с ней об их планах и предстоящей свадьбе, а еще сказал, что надеется увидеть их в замке Балморал по возвращении. Ему нравилось там, поскольку обстановка была менее официальной, и Сару поразило и тронуло это приглашение.
   – Вы ведь вернетесь в Англию, чтобы поселиться здесь? – спросил он ее, прищурившись.
   – Разумеется, Ваше Величество.
   Казалось, король вздохнул с облегчением и даже поцеловал ей на прощание руку.
   – Вы будете элегантной невестой… и очаровательной женой, моя дорогая. Пусть ваш союз будет долгим, счастливым и благословленным множеством ребятишек. – Его глаза блеснули, и Сара снова сделала глубокий реверанс, когда король пожимал руку Уильяму, после чего он ушел, чтобы заняться более важными делами.
   Уильям улыбнулся Саре с неприкрытой гордостью, когда они остались одни в комнате. Он очень гордился ею и был счастлив, а теперь еще испытывал и облегчение, что брак получили благословение короля, несмотря на его отказ от права престолонаследия.
   – Ты будешь прекрасной герцогиней, – тихонько сказал Уильям, а потом еще сильнее понизил голос: – Вообще-то ты была бы и чертовски хорошей королевой!
   Они оба нервно рассмеялись, а потом появился камергер, чтобы проводить их на выход. Сару потрясла собственная нервозность. Да, подобное определенно переживаешь не каждый день. Позднее, в письме, она попробовала объяснить это Джейн, просто чтобы не забыть случившееся. Хотя это звучало абсурдно и претенциозно: «…а потом король Георг поцеловал мне руку, казалось, и сам слегка разволновался, и произнес…» В это невозможно было поверить. Сара и сама не была уверена, что все это правда.
   Они снова поехали в родовое имение Уильяма, чтобы ее родители познакомились с его матерью. Вдовствующая герцогиня устроила в их честь потрясающий ужин. Она усадила отца Сары по правую руку от себя и весь вечер нахваливала его красавицу-дочь, невесту Уильяма.
   – Знаете, – сказала она с ностальгией, – я уже отчаялась, не верила, что смогу иметь детей… достигнув определенного возраста… Когда Уильям появился на свет, он был необычайным благословением. Он ни на минуту меня не разочаровал. Так всю жизнь и был благой вестью. А теперь он нашел Сару, и это чудо вдвойне.
   Это было так мило, что у Эдварда слезы навернулись на глаза, и к концу вечера они чувствовали себя как старые друзья. Эдвард уговаривал ее приехать в Нью-Йорк вместе с сыном, но герцогиня настаивала, что она слишком стара и слаба, так что долгая дорога чересчур утомит.
   – Я даже в Лондоне-то не была четыре года. Боюсь, Нью-Йорк – это уж слишком. Забота о старухе станет обузой для всех, а дел и так полно. Я лучше дождусь их возвращения. Хочу кое-что переделать в доме Уильяма. Кажется, сын понятия не имеет, что им потребуется, чтобы Саре было здесь уютно и радостно. Я хочу внести кое-какие изменения в его простой дом, чтобы девочке было там лучше. Думаю, им нужен теннисный корт, не так ли? Я слышала, что все поголовно увлечены теннисом, а бедный Уильям так старомоден.
   По дороге в отель в тот вечер Эдвард удивлялся, насколько же повезло его дочери найти мужа, которого она так сильно любит и который явно обожает ее в ответ, и в придачу свекровь, которая так печется о ее счастье и комфорте.
   – Слава богу, – радостно сказал он жене, пока они переодевались ко сну.
   – Ей очень повезло! – согласилась Виктория, но чувствовала, что и они с мужем обласканы судьбой, она нежно поцеловала мужа, подумав о своей свадьбе, о своем медовом месяце и о том, как счастливы они всегда были.
   Виктория ликовала: и Сара познает эту радость. Бедная девочка так намучилась с Фредди, хотя совсем этого не заслуживала. Но судьба решила воздать ей за это. Уильям был больше, чем жизнь, он был благословением всей жизни.
   В последний день в Лондоне Сара ужасно нервничала, буквально разрываясь на части. Нужно было успеть сделать тысячу дел, а Уильям настаивал, чтобы она посмотрела его дом в Лондоне. Он приобрел его в свои восемнадцать лет, и это было подходящее место для холостяка, но Уильям не представлял, чтобы Саре было удобно в нем на протяжении долгого времени. Ему хотелось знать, не нужно ли начать присматривать дом побольше или же дождаться, когда они вернутся из Франции после медового месяца, то есть после Рождества.
   – Дорогой, мне ужасно нравится! – воскликнула Сара, изучив хорошо спроектированные и безукоризненно аккуратные комнаты. Дом был небольшим, но больше их квартиры с Фредди. – Думаю, он превосходен, во всяком случае, на первое время.
   Она не могла представить, зачем им больше места до появления детей. Внизу находилась просторная солнечная гостиная, а еще маленькая библиотека, битком забитая редкими книгами в старинных переплетах, которые Уильям привез из Уитфилда несколько лет назад, уютная кухня, чистая столовая, достаточно большая, чтобы принимать гостей камерно или устроить званый ужин, а наверху только одна комната – большая, очень красивая спальня, сразу видно, что мужская. В доме было две ванные комнаты: одна хозяйская и вторая, внизу, для гостей. Саре дом показался идеальным.
   – А как же шкафы? – Уильям пытался предусмотреть все, ему это было в новинку, но более всего ему хотелось сделать счастливой Сару. – Уступлю тебе половину моего. Большую часть вещей могу отвезти в Уитфилд. – Он был удивительно покладист для мужчины, который всегда жил один и никогда не был женат.
   – Я не привезу с собой одежду.
   – Правильно! У меня есть идея получше. Будем ходить голышом! – Уильям стал фривольнее, зная, что скоро Сара будет его женой.
   В любом случае Саре понравился его дом, она заверила его, что другой искать не нужно.
   – Тебе очень легко угодить.
   – Подожди, – озорно заметила она, – может быть, я стану мегерой после того, как мы поженимся.
   – Тогда я буду тебя бить, это не проблема.
   – Звучит оригинально. – Она приподняла бровь, а Уильям рассмеялся. Он не мог дождаться, когда же он разденет ее и будет заниматься с ней любовью несколько дней подряд. Хорошо, что ее пароход отплывает уже следующим утром.
   Вечером они поужинали вдвоем, и Уильям с неохотой отвел ее в отель. Он бы предпочел привезти ее в свой дом в их последнюю ночь, но решил вести себя как джентльмен, чего бы это ни стоило, а стоило это немалой выдержки, когда они стояли возле отеля.
   – Это сложно, знаешь ли, – пожаловался он, – я про приличия. Я могу заявиться в Нью-Йорк на следующей неделе и похитить тебя, идея отложить церемонию до декабря начинает казаться бесчеловечной.
   – Так и есть, – протянула Сара, но они оба считали, что следует подождать, хотя она теперь не совсем понимала, почему это столь важно для обоих.
   Как ни странно, но, если подумать, она стала куда более философски относиться к своему выкидышу. Если бы его не произошло, то она родила бы ребенка от Фредди и, возможно, до сих пор была бы замужем за непутевым парнем. А сейчас она чувствовала себя свободной начать новую жизнь с чистого листа, и она надеялась, что у них с Уильямом будет много-премного детей. Они говорили о пяти-шести, минимум четырех детях, и подобная перспектива явно радовала Уильяма. Все в предстоящей жизни с Сарой волновало его, и они едва могли дождаться, когда он отвел ее наверх и стоял перед дверью.
   – Не хочешь войти на минутку? – предложила Сара, и Уильям кивнул.
   Родители давно уже легли спать, а ему хотелось провести с ней по возможности каждую минуту до отплытия утром. Уильям зашел за ней в номер, Сара бросила шаль и сумочку на кресло, предложила бренди, но он отказался. Он весь вечер ждал, чтобы вручить ей кое-что.
   – Присядь рядом, мисс Сара.
   – А ты будешь хорошо себя вести? – Она озорно глянула на него, и Уильям рассмеялся.
   – Нет, если ты будешь так смотреть, а может быть, совсем не буду, присядь на минуту. На минуту уж мне можно довериться, если не дольше.
   Уильям уселся на обитый ситцем диван, а Сара присела рядом, и тут Уильям достал что-то из кармана пиджака.
   – Закрой глаза, – сказал он ей с улыбкой.
   – Что ты собираешься со мной делать? – засмеялась Сара, но глаза все-таки закрыла.
   – Нарисовать тебе усы, глупенькая… как ты думаешь, что я собираюсь сделать?
   Но она не успела ответить, как Уильям поцеловал ее, при этом взял ее левую руку и надел кольцо на палец. Сара ощущала холод металла и после поцелуя нервно посмотрела на свою руку и ахнула от увиденного. Даже в тусклом освещении номера она увидела потрясающий камень классической огранки, которая нравилась ей больше современной. Идеально круглый и чистый бриллиант в двадцать карат красовался на ее пальце.
   – Отец заказал его для матери в ювелирном доме «Гэррард» [16 - Придворный ювелирный дом британских монархов.], когда они обручились. Это прекрасный старинный камень. И мама хочет, чтобы он был твоим.
   – Это обручальное кольцо твоей матери? – Сара со слезами посмотрела на Уильяма.
   – Да. И она дарит его тебе. Мы с ней долго говорили, я хотел приобрести тебе новое, но мама настояла на этом. Она не может его больше носить из-за артрита.
   – О, Уильям… – Это было самое красивое кольцо, которое она когда-либо видела. Сара вытянула руку, и камень блеснул в полумраке. Сказочное обручальное кольцо! Никогда еще в жизни Сара не была так счастлива.
   – Просто, чтобы напомнить, что ты принадлежишь мне, когда завтра утром ты сядешь на проклятый корабль и уедешь чертовски далеко. Одна мысль об этом вгоняет меня в тоску. Это совершенно невыносимо! Я буду названивать тебе в Нью-Йорк каждый час, пока не приеду.
   – Почему бы не приехать пораньше? – спросила Сара, не спуская глаз с кольца.
   Уильям улыбнулся. Он обрадовался тому, что Саре явно понравился подарок, а значит, и маме будет приятно. Это был невероятно щедрый жест с ее стороны.
   – На самом деле вполне возможно. Я думал об октябре, но здесь очень много работы. Посмотрю, что будет к тому моменту с фермой. – Ему нужно было разобраться кое с какими проблемами, а еще появиться в палате лордов до отъезда. – В любом случае я буду в Нью-Йорке первого ноября, как штык. Уверен, к тому моменту ты уже начнешь сходить с ума от предсвадебных приготовлений. Я буду всем досаждать, но плевать хотелось. Дольше я уже не смогу провести в разлуке. – Уильям страстно поцеловал ее, и они чуть не забылись, упав на диван: его длинные жадные пальцы скользнули по ее тонкому телу. – О, Сара… Боже…
   Сара чувствовала, как его распирает от желания, но хотела дождаться свадьбы, чтобы все было как в первый раз, будто и не было ни первой попытки, ни Фредди, а Уильям ее первый мужчина, – так что придется подождать. Она хотела, чтобы все случилось, как было задумано, но в подобные моменты почти забывалась. Сейчас ее ноги инстинктивно раздвинулись, приглашая его, Уильям рванул к ней со всей страстью, а потом заставил себя отстраниться и встал со стоном сожаления. Он и сам хотел подождать и сделать первую ночь особенной из уважения к Саре и их браку.
   – Может быть, хорошо, что ты уезжаешь, – хрипло проговорил он, расхаживая по комнате, стараясь прийти в чувство, а Сара, растрепанная и разгоряченная, кивнула, а потом вдруг рассмеялась. И оба захохотали, как подростки.
   – Мы ужасны?
   – Не особо. Я уже дождаться не могу.
   – И я, – призналась Сара.
   Тут Уильям задал один вопрос, хотя понимал, что не стоило.
   – У тебя было так же… с ним? – Голос был низким и страстным, но на самом деле этот вопрос давно уже вертелся на кончике языка. Да, Сара говорила, что не любила мужа, но Уильяму всегда хотелось узнать об остальном.
   Сара покачала головой медленно и грустно.
   – Нет, не было. Все было механически… пусто… без чувств… Дорогой, он меня никогда не любил, и теперь я понимаю, что и сама не любила. В моей жизни никогда не было такой любви, как у нас… Я никого не любила и никогда не жила, просто существовала, пока ты не нашел меня. Отныне и до самой смерти ты – моя единственная любовь.
   В этот раз в глазах Уильяма стояли слезы, когда он поцеловал Сару. Но теперь он не позволил себе большего и распрощался с ней до утра, чувствуя себя счастливым, как никогда в жизни.
   Сара лежала без сна почти всю ночь, думая об Уильяме и в темноте любуясь обручальным кольцом, а на следующее утро она позвонила герцогине Уитфилдской, чтобы сказать, как много значит для нее это кольцо, как она благодарна и как сильно любит Уильяма.
   – Это самое главное, милая. Но драгоценности всегда повышают настроение, не правда ли? Счастливого пути… и красивой свадьбы!
   Сара поблагодарила ее, закончила упаковывать вещи, а Уильям ждал ее в фойе отеля. Она надела белый шерстяной костюм от Шанель, который сама Коко Шанель изготовила для нее на заказ в Париже, а на пальце красовалось умопомрачительное новое кольцо, и Уильям пожирал ее глазами между поцелуями. Он не мог забыть ту волну желания, которую невеста вызвала у него вчера, пока они лежали на диване в ее номере, и жалел, что не поплывет вместе с Томпсонами на «Королеве Марии».
   – Думаю, твой отец рад, что я остаюсь.
   – А я думаю, он шокирован твоим безупречным поведением.
   – Ну, это ненадолго, – тихонько простонал Уильям. – Я уже почти достиг точки кипения.
   Сара широко улыбнулась, и они, держась за руки, пошли вслед за родителями к «Бентли» Уильяма. Он вызвался сам отвезти их в Саутгемптон, а багаж уже отправили заранее, однако двухчасовая поездка пролетела словно миг. Сара снова увидела знакомый силуэт «Королевы Марии» и вспомнила, что приплыла сюда из Нью-Йорка всего два месяца назад совсем с другими чувствами.
   – Никогда заранее не знаешь, что приготовила тебе жизнь, – улыбнулся им Эдвард и предложил Уильяму осмотреть корабль, которому куда интереснее было провести время рядом с Сарой, и он вежливо отклонил это предложение. Уильям проводил старших Томпсонов до каюты, а потом они с Сарой вышли на палубу и стояли там обнявшись, с мрачными лицами, пока не прозвучал последний гонг и не взревела пароходная труба. Внезапно Уильяма обуял ужас: вдруг с ними произойдет несчастье. Его кузен был на «Титанике» двадцать шесть лет назад, и Уильяму невыносима была мысль, что с Сарой может что-нибудь случиться.
   – Господи… береги себя… я не смогу без тебя жить. – Он вцепился в нее мертвой хваткой, словно в спасательный плот.
   – Все будет в порядке, обещаю. Просто приезжай в Нью-Йорк поскорее.
   – Приеду. Возможно, уже к следующему вторнику, – с грустью ответил Уильям, а Сара улыбнулась, и на глаза навернулись слезы, когда он снова поцеловал ее.
   – Я буду ужасно по тебе скучать, – тихо призналась она.
   – Я тоже. – Он никак не хотел ее отпускать, пока наконец один из офицеров с почтением не подошел к ним.
   – Ваша светлость, прошу прощения за вмешательство, но… с минуты на минуту мы отплываем. Вам нужно сойти на берег.
   – Да. Простите. – Он виновато улыбнулся. – Прошу позаботиться о моей жене и ее родных, хорошо? То есть о моей будущей жене… – Он широко улыбнулся, глядя на Сару и на крупный круглый бриллиант, который величественно поблескивал в свете сентябрьского солнца.
   – Разумеется, сэр. – Офицер был впечатлен и мысленно взял на заметку, что следует упомянуть об этом капитану. С ними в Нью-Йорк плыла будущая герцогиня Уитфилдская, и не было сомнений в том, что с ней будут обращаться с крайней учтивостью и обслуживать по первому разряду.
   – Береги себя, дорогая. – Он поцеловал Сару напоследок, пожал руку будущему тестю, нежно поцеловал Викторию в щеку, обнял ее, после чего сошел по трапу.
   Сара плакала, и даже Виктория промокнула глаза платком, поскольку молодые люди выглядели очень трогательно. Уильям неистово махал им, пока корабль не скрылся из виду, а Сара еще два часа простояла на палубе, уставившись на море, словно бы могла разглядеть Уильяма.
   – Пойдем вниз, Сара, – сказала мягко Виктория.
   Теперь нечего горевать, только праздновать. Когда Сара спустилась, ее ждала телеграмма от Уильяма и такой огромный букет роз, что он с трудом пролез в двери каюты. «Я не могу вынести ни минуты в разлуке. Люблю тебя. Уильям», – говорилось в послании, и мать улыбнулась, снова глядя на великолепное обручальное кольцо дочери. Даже невероятно, сколько всего случилось с ними за два коротких месяца. Виктория с трудом верила.
   – Тебе повезло, Сара Томпсон, – сказала мать, а Саре оставалось только согласиться с ней, тем временем она мысленно пробовала на вкус новое имя… Сара Уитфилд… Ей нравилось звучание… и кольцо в придачу к имени просто великолепное… «Герцогиня Уитфилдская», – прошептала она с напыщенным видом и рассмеялась над собой, подойдя к огромному букету алых роз на столике у кровати, чтобы вдохнуть их аромат.
   Путешествие на «Королеве Марии», казалось, тянулось целую вечность. Саре хотелось одного – быстрее добраться до дома и начать приготовления к свадьбе. Все на корабле окружили ее вниманием, узнав, что перед ними будущая герцогиня Уитфилдская. Их семейство несколько раз приглашали за столик капитана. Теперь Сара чувствовала свою ответственность перед Уильямом – она обязана появляться в свете и вести себя более любезно, ведь она несла ответственность перед Уильямом, и ее родители ликовали, видя, как она переменилась. Уильям сотворил с их дочерью чудо.
   Когда они добрались до Нью-Йорка, их уже ждали Питер и Джейн, в этот раз без детей. Джейн была вне себя от радости от всех этих новостей и весело попискивала, не в силах поверить, насколько красивое кольцо у ее младшей сестры. В машине Джейн показали фотографии Уильяма, а Питер с Эдвардом без умолку трещали, обсуждая новости из Европы.
   На самом деле всего лишь через неделю после их приезда телепередачи прервали, чтобы передать американцам речь Гитлера на партийном съезде в Нюрнберге. Это была устрашающая речь, и все слушающие ясно понимали, что над Чехословакией нависла угроза. Гитлер заявил, что Германия больше не намерена терпеть притеснения судетских немцев [17 - Этническая группа немцев, компактно проживавшая в пограничных регионах Чехии (Судетской области).] чехами и сейчас около трехсот тысяч немцев укрепляют границу вдоль линии Зигфрида. Опасность была очевидна, однако остался вопрос, что конкретно Гитлер намерен предпринять и как мир отреагирует на его действия. Злоба, ярость и ненависть, исходящие от него в прямом эфире, потрясли американцев до глубины души, когда они слушали трансляцию, впервые угроза войны в Европе показалась им реальной. Понятно, что Чехословакия будет проглочена Германией, если не случится чего похуже. Все радиослушатели понимали, что новость не несет ничего хорошего.
   Следующую неделю все только об этом и говорили. В газетах писали, что армии в Европе мобилизованы, флот готов и Европа ждет следующего шага Гитлера.
   Двадцать первого сентября в восемь пятнадцать по нью-йоркскому времени события в Праге достигли своего накала. Французский и британский премьер-министры заявили, что не будут проводить мобилизацию в поддержку чехов, чтобы не разъярить Гитлера, тем самым не оставив Чехословакии иного выбора, кроме капитуляции перед нацистскими войсками Адольфа Гитлера. К одиннадцати утра по нью-йоркскому времени, то есть в пять вечера по пражскому, правительство постановило, что выбора нет. Прага капитулировала, а сторонники Чехословакии во всем мире рыдали, слушая новости.
   В Нью-Йорке шел дождь, словно господь оплакивал чехов, и Сара тоже плакала, слушая радио. Радиоволны добирались до Нью-Йорка странным окольным путем из-за «сложных метеоусловий» над Атлантикой: из Праги через Кейптаун и Буэнос-Айрес в Нью-Йорк. И тогда были четко слышны. Но к полудню слышать было нечего. В Чехословакии часы пробили шесть, и для чехов битва была проиграна. Сара выключила радио, как сделали и все остальные, и не услышала штормового предупреждения в час дня. Шторм, разыгравшийся над Атлантикой, направлялся в сторону Лонг-Айленда. Ветер разыгрался не на шутку, а Сара как раз говорила, что собирается в Саутгемптон, чтобы начать организацию свадьбы. Ей нужно было спланировать массу всего, а в особняке на Лонг-Айленде можно было спокойно всем заняться.
   – Надеюсь, ты не собираешься ехать туда в такую ужасную погоду, дорогая, – сказала Виктория.
   По правде говоря, Сара не возражала против плохой погоды. Ей нравился пляж во время дождя. В нем было что-то умиротворяющее и успокаивающее. Но она знала, что мама беспокоится, когда она за рулем в непогоду, поэтому осталась дома помочь маме. Отец уже позвонил владельцу фермы, за которую Сара внесла залог, и объяснил, что дочь выходит замуж и перебирается в Англию. Хозяин отнесся с пониманием, вернул Саре деньги, хотя отец и пожурил ее за глупый поступок и заверил, что ни за что не позволил бы ей жить одной в разрушенном сельском доме на Лонг-Айленде. Сара, оправдываясь, взяла у него деньги и положила в банк. Это была тысяча долларов, вырученная от продажи обручального кольца, подаренного Фредди, – бесполезный предмет, по которому она не скучала.
   Но сегодня Сара думала не о ферме и даже не о свадьбе, пока дождь в Нью-Йорке усиливался. Она думала об ужасных событиях в Праге, когда от порыва ветра вдруг задребезжали стекла в спальне. Было два часа дня, но за окном сгустилась тьма, как в полночь. Деревья под домом гнулись на ветру, и Саре показалось, что она не видела такого свирепого шторма в Нью-Йорке, и тут домой вернулся отец.
   – Что-то случилось? – с тревогой спросила Виктория.
   – Видели, какая буря? Я с трудом выбрался из автомобиля и вошел в дом. Пришлось держаться за столбы навеса, двое прохожих помогли мне. – Затем он повернулся к дочери, с тревогой нахмурившись: – Слышала новости? – Он знал, что Сара отлично осведомлена и часто слушает новостные сводки по радио, когда остается дома с матерью.
   – Только о Чехословакии. – Сара пересказала последние известия, и он покачал головой.
   – Это не обычная буря, – зловеще произнес Эдвард, а потом пошел в спальню переодеться и вернулся минут через пять в простой одежде.
   – Ты куда это? – нервно спросила Виктория. Эдвард приобрел привычку браться за непосильные для его способностей и возраста задачи, словно доказывал, что все еще в состоянии сделать что-то, пусть и не делал раньше. Он был силен, но определенно не так молод.
   – Поеду в Саутгемптон удостовериться, что там все в порядке. Звонил Чарльзу час назад, но никто не взял трубку.
   Сара на миг посмотрела в глаза отцу и твердо сказала:
   – Я с тобой.
   – Нет, – возразил отец, а Виктория рассерженно посмотрела на обоих.
   – Вы оба ведете себя глупо. Это просто шторм. Даже если там что-то случилось, вы ничего не сможете сделать.
   Немолодой мужчина и девушка не в состоянии перебороть стихию. Но ни муж, ни дочь не разделяли ее мнения. Пока Эдвард надевал пальто, Сара появилась из своей комнаты в старой одежде, которую носила, еще живя в одиночестве в Лонг-Айленде: резиновые сапоги, брюки цвета хаки, свитер грубой вязки и непромокаемый плащ.
   – Я еду с тобой, – заявила она.
   Отец замялся, но потом пожал плечами. Он слишком волновался, чтобы спорить.
   – Хорошо, поедем. Виктория, не беспокойся, мы тебе позвоним.
   Виктория была в ярости, когда они ушли. Она включила радио, а Эдвард и Сара меж тем сели в автомобиль и выехали на Санрайз-хайвей по направлению к Саутгемптону. Сара предложила повести машину, но отец посмеялся над ней:
   – Возможно, я кажусь тебе болезненным стариком, но я не псих.
   Сара рассмеялась в ответ и напомнила отцу, что она очень хороший водитель. После этого они мало говорили. Ветер дул с такой силой, что Эдвард с огромным трудом удерживал машину на дороге, и не раз порывы ветра сталкивали тяжелый «Бьюик» с проезжей части на дюжину футов.
   – Все в порядке? – спросила Сара раз или два, но отец лишь мрачно кивал, сжав губы в тонкую линию и прищурившись, чтобы рассмотреть дорогу сквозь пелену дождя.
   Они все еще ехали по шоссе, когда увидели странный туман, поднимавшийся стеной над морем и прибивавшийся вдоль линии берега. Лишь спустя пару мгновений они поняли, что это не туман, а гигантская волна. Стена воды высотой в сорок футов [18 - Приблизительно 12 м 19 см.] безжалостно ударяла по Восточному берегу, и на их глазах в челюстях этой волны исчезали дома, а поток глубиной два фута бурлил и на шоссе вокруг их автомобиля. Они добирались до Саутгемптона еще четыре часа под проливным дождем. Когда они подъезжали к дому, который оба так горячо любили, то оба молчали, а потом Сара поняла, что пейзаж вокруг кардинально изменился. Здания, знакомые с детства, исчезли, целые поместья, большая часть Вестгемптона перестали существовать. Притом что некоторые здания были просто огромными. Позднее они узнали, что старый друг Эдварда Джей Пи Морган потерял свое поместье в Глен-Коув. Но пока что они видели лишь бесконечные разрушения вокруг. Везде валялись вырванные с корнем деревья, разбитые в щепки дома. Порой исчезали целые участки земли с дюжиной строений, стоявших здесь веками. Кругом лежали перевернутые автомобили, и внезапно Сара поняла, что лишь высококлассное мастерство отца позволило им добраться. На самом деле, когда они оглядывались по сторонам по пути, им казалось, что Вестгемптон в прямом смысле слова стерт с побережья. Потом выяснилось, что сто пятьдесят три из ста семидесяти девяти домов целиком исчезли вместе с участками, на которых стояли. А те, что остались, пострадали слишком сильно и не подлежали восстановлению [19 - Описан так называемый «Лонг-Айленд Экспресс», или «Великий ураган 1938 года», – один из немногих сильных ураганов, наносивших удар по Новой Англии.].
   У Сары оборвалось сердце, когда они добрались до Саутгемптона и медленно подъехали к собственному дому. Ворот не было, поскольку ветер вырвал их вместе с каменными стойками, а обломки разнес на сотни ярдов. С виду все это напоминало игрушечную железную дорогу, но трагедия в том, что вред был вполне реальным, а убытки не поддавались подсчету.
   Ветер повалил все старые деревья, но вдалеке виднелся дом. Сначала им показалось, что он не пострадал. Но стоило проехать домик сторожа, как они увидели, что дом буквально встал дыбом, и все содержимое разбросано по земле, как мусор.
   Отец припарковал старый «Бьюик» как можно ближе к дому. С полдюжины огромных деревьев, валявшихся на дороге, преграждали путь. Эдвард и Сара вышли из машины и пошли под дождем, который острыми иглами впивался в лицо, и ударами ветра. Сара попробовала отвернуть лицо от ветра, но это было бесполезно. Когда они обошли дом, то увидели, что западного фасада, который выходил на пляж, нет, а вместе с ним частично оторвана и крыша. Можно было найти кое-что из обстановки: родительская кровать, ее кровать, пианино в гостиной. Но стену здания целиком снесла безжалостная вода. Сара расплакалась, и слезы смешивались с дождем, но, повернувшись к отцу, девушка увидела, что он плачет так же горько. Он любил это место, долгие годы строил, тщательно планируя все детали. Мать придумала убранство дома, когда дочки были маленькими, и вместе с отцом они выбирали каждое дерево, каждое бревно, все, чем наполнился дом. Огромные деревья посадили здесь за сотни лет до них, а теперь им конец. В это трудно было поверить. С этим местом связаны счастливые воспоминания детства, целый год оно служило ей убежищем и теперь лежит в руинах. По лицу отца Сара поняла, что он ожидал худшего.
   – О, папа… – простонала Сара. Цепляясь за него, пока они боролись с порывами ветра, словно плыли по волнам. Это зрелище не поддавалось описанию. Отец притянул Сару к себе и, перекрикивая ветер, закричал, что хочет вернуться к сторожке.
   – Я хочу найти Чарльза.
   Чарльз был добрый человек, и весь год, пока Сара здесь пряталась, относился к ней по-отечески. Но в маленьком домике его не оказалось, а на траве вокруг были разбросаны его вещи, одежда, еда, его мебель, разлетевшаяся на куски, и даже радиоприемник валялся в нескольких ярдах от дома, но самого Чарльза они нигде не могли найти. Эдвард всерьез забеспокоился. Они пошли обратно к главному дому, и по пути Сара сообразила, что исчезли маленькая купальня, сарай для шлюпок и деревья вокруг них. Деревья стояли колом или валялись на узкой полоске примятого песка, который еще в полдень был широким белым пляжем. В ужасе рассматривая деревья, Сара обнаружила Чарльза. Он держал в руках веревки, будто бы пытался привязать имущество, чтобы не улетело. На нем был старый желтый непромокаемый плащ. Чарльза пригвоздило к земле дерево, которое раньше росло на лужайке перед домой и пролетело как минимум двести ярдов [20 - Почти 183 м.], чтобы убить его. Песок смягчил падение, однако дерево было слишком большим, должно быть, оно сломало ему шею или позвоночник при ударе. Сара подбежала к Чарльзу, плюхнулась рядом на колени и отряхнула песок с его разбитого лица. Отец горько плакал, пока они с Сарой высвобождали Чарльза и относили в укрытие с другой стороны дома, где раньше располагалась кухня. Дворецкий проработал в семье Эдварда сорок лет, и они были привязаны друг к другу с юности. Он был старше Эдварда на десять лет, и тот не мог поверить, что Чарльза больше с ним нет. Он был другом, преданным до конца, и погиб во время шторма, о котором местных жителей никто не предупредил. Все взгляды обратились на Прагу, а про Лонг-Айленд забыли. Это был самый сильный шторм, что когда-либо обрушивался на Восточное побережье. Сгинули целые города, а шторм потом промчался с той же силой через Коннектикут, Массачусетс и Нью-Гэмпшир, унеся жизни семисот человек, покалечив еще около двух тысяч и сметя все на своем пути, пока не сошел на нет.
   Дом в Саутгемптоне пострадал сильно, но подлежал восстановлению, однако всех Томпсонов подкосила гибель Чарльза. Питер, Джейн и Виктория приехали на похороны, а старшие Томпсоны и Сара задержались на неделю, пытаясь подсчитать убытки и привести поместье в порядок. Пригодными для жизни были лишь две комнаты, да и то без тепла и электричества, приходилось зажигать свечи, а питались они в единственном уцелевшем ресторане Саутгемптона. На ремонт дома уйдут месяцы, а то и годы, и Саре было грустно уезжать от родителей после случившегося.
   Саре удалось дозвониться до Уильяма из ресторанчика, где они обедали. Она боялась, что он прочтет о шторме в газетах и будет волноваться. Даже в Европе шторм на Лонг-Айленде вызвал сенсацию.
   – Господи, ты цела? – прозвучал голос Уильяма сквозь помехи.
   – Да, все нормально, – ответила Сара, испытав облегчение при звуках его спокойного и сильного голоса. – Но мы чуть не лишились нашего дома. У родителей уйдет на ремонт полжизни, но мы не потеряли землю. Большинство людей пострадало куда сильнее. – Она сообщила ему о смерти Чарльза, и Уильям выразил соболезнования.
   – Я буду счастлив, когда ты вернешься в Англию. Чуть не умер, услышав об этом ужасном шторме. Вообразил, что ты могла поехать туда на выходные.
   – Я едва не поехала, – призналась Сара.
   – Слава богу, что осталась. Пожалуйста, передай родителям мои соболезнования. Я приеду, как только смогу, дорогая. Обещаю.
   – Я люблю тебя! – прокричала она сквозь треск в трубке.
   – Я тоже тебя люблю! Береги себя, пока меня нет рядом!
   Вскоре после этого они вернулись в город. Через восемь дней после шторма было подписано Мюнхенское соглашение, подарившее европейцам иллюзию, будто бы гитлеровская угроза миновала. Невилл Чемберлен назвал это «мир с достоинством», когда вернулся из Мюнхена, однако Уильям написал в письме, что все равно не верит этому негодяю в Берлине.
   Уильям собирался приехать в начале ноября, а Сара занималась подготовкой к свадьбе, пока родители пытались параллельно организовывать свадьбу и дорогостоящий ремонт дома на Лонг-Айленде.
   Уильям под фанфары прибыл четвертого ноября на «Аквитании». Сара встречала его с родителями, сестрой, ее мужем и их детьми. На следующий день Томпсоны устроили в честь Уильяма большой торжественный обед, казалось, все ее знакомые прислали приглашение к себе. Предстоял бесконечный поток визитов. Шесть дней спустя за завтраком Сара оторвалась от утренней газеты и нахмурилась.
   – Что это все значит? – Она укоризненно взглянула на Уильяма, а он не понимал, в чем дело, поскольку только что приехал из отеля и еще не успел прочесть газет.
   – О чем ты? – Он подошел к Саре и пробежал через ее плечо глазами статью о событиях «Хрустальной ночи» [21 - Так называют волну антиеврейских погромов, прошедших в ночь с 9 на 10 ноября 1938 года и охвативших всю Германию, аннексированную Австрию и Судетскую область Чехословакии, незадолго до этого оккупированную германскими войсками.], пытаясь вникнуть. – Звучит отвратительно.
   – Но почему? Почему они это делают? – Нацисты выбивали окна в каждом еврейском магазине и доме, грабили, убивали, разрушали синагоги и терроризировали население. В статье говорилось, что тридцать тысяч евреев отправили в трудовые лагеря. – Боже, Уильям, как они могут устраивать такое?
   – Нацисты не любят евреев. Это ни для кого не секрет, Сара.
   – Но такое? Такое?
   В ее глазах стояли слезы, пока она читала статью, а потом передала газету Уильяму, чтобы и он мог прочесть. Когда отец Сары спустился к завтраку, они рассказали о случившемся и целый час обсуждали опасную ситуацию в Европе, как вдруг Эдвард задумался о чем-то и посмотрел на обоих.
   – Я хочу, чтобы вы пообещали: если в Европе начнется война, то вы приедете в Штаты и останетесь до тех пор, пока она не окончится.
   – Со своей стороны не могу обещать это, сэр, – честно ответил Уильям. – Но клянусь прислать Сару.
   – Ты этого не сделаешь! – Сара впервые со злостью посмотрела на своего жениха. – Ты не можешь распоряжаться мной, как багажом, или отправить домой, словно письмо.
   Уильям улыбнулся ей:
   – Прости, Сара. Я не хотел оскорбить тебя, но, думаю, твой отец прав. Если что-то произойдет, тебе лучше поехать домой. Помню прошлую войну, когда я был еще мальчишкой. Не слишком-то приятно жить под угрозой вторжения.
   – А ты? Что будешь делать ты?
   – Возможно, мне придется пойти служить. Не думаю, что это нормально, когда лорды испаряются и проводят очень долгие каникулы за границей.
   – Не слишком ли ты стар для этого? – вдруг спросила встревоженная Сара.
   – Не особо. И, дорогая, это действительно мой долг.
   Все трое искренне надеялись, что войны не будет, но к концу завтрака надежды растаяли.
   На следующее утро Сара отправилась в суд с отцом, и ей выдали решение суда. Когда она получила свидетельство о разводе, то, несмотря на все, несмотря на предстоящую свадьбу и блестящее будущее, ее накрыла волна унижения. Она была так глупа, что вышла за Фредди, он оказался таким подонком. Фредди все еще был помолвлен с Эмили Астор и намеревался вступить в брак на Рождество. Саре было теперь наплевать, но она жалела, что вообще вышла за него.
   До свадьбы оставалось всего две недели. Уильям не расставался с Сарой ни на миг. Они постоянно куда-то мотались по делам, и было приятно собраться в кругу семьи в День благодарения в нью-йоркской квартире Томпсонов. Для Уильяма это было в новинку, ему семейный ужин очень понравился и показался трогательным.
   – Надеюсь, ты будешь устраивать такие ужины каждый год, – сказал он, когда они собрались в гостиной и сестра Сары играла на пианино.
   Детей унесли наверх, воцарилась приятная тишина. Питер и Уильям, похоже, поладили, а Джейн находилась под впечатлением от Уильяма. Она рассказывала буквально всем и каждому, что сестра будет герцогиней. Но Сару в нем привлекал не титул, а нежность, остроумие, проницательность и доброта. Как ни странно, такое впечатление, что титул для нее ничего не значил.
   Последняя неделя была самой утомительной для невесты. Нужно было доделать к свадьбе множество мелочей, кроме того, требовалось упаковать кучу всяких вещиц. Чемоданы с одеждой отослали раньше. Саре хотелось повидаться с несколькими старыми друзьями, но, честно сказать, она уже была готова к отъезду. Последний день перед свадьбой Уильям и Сара провели вместе, совершив долгую прогулку в Саттон-Плейс, недалеко от Ист-ривер.
   – Тебе грустно уезжать, любимая? – Уильяму очень понравились ее родные, и он представлял, как трудно ей расставаться с ними, но ответ Сары удивил его.
   – Не особо. Я уехала еще в прошлом году и в глубине души не собиралась возвращаться сюда после того, как поселюсь на Лонг-Айленде.
   – Ах да… – улыбнулся он. – Твоя ферма.
   Сейчас фермы не существовало, постройки и участок пострадали от сентябрьского урагана. Сара потеряла бы все, возможно, даже погибла бы, как Чарльз. Уильям был очень рад, что она жива.
   Сара улыбнулась ему.
   – Мне не терпится начать нашу совместную жизнь. – Она хотела прожить с ним всю жизнь, хотела лучше узнать его, его душу… и тело. Она хотела родить от него детей, принадлежать ему и всегда быть рядом, чтобы помогать ему.
   – И мне, – признался Уильям. – Ожидание длится вечность, да?
   Их отвлекало множество людей. Но теперь ожидание почти позади. Завтра в это же время они уже будут мужем и женой, герцогом и герцогиней Уитфилд.
   Несколько минут они смотрели на реку, а потом Уильям притянул Сару к себе и сказал серьезным тоном:
   – Может быть, наша жизнь всегда будет протекать гладко… но если этого не случится, мы будем храбрыми ради нас самих и друг друга. – Он посмотрел на нее с безмерной любовью, которая ей была важнее любого титула: – Я постараюсь никогда не разочаровывать тебя.
   – И я, – прошептала Сара, пока они смотрели на текущую реку.

Глава десятая

   В тот день в доме родителей собралось около сотни человек. Сара спустилась по ступенькам под руку с отцом и выглядела превосходно и сдержанно. Она собрала длинные черные волосы в пучок, надела прелестную шляпку из бежевого атласа с кружевами и маленькой вуалькой, которая лишь добавляла ей загадочности. Платье было в тон шляпке. В руках она держала букет из небольших бежевых орхидей. Она выглядела высокой и элегантной, стоя рядом с герцогом в гостиной, полной цветов. По случаю бракосочетания комнату превратили в своего рода часовню. Джейн нарядилась в платье из органзы темно-синего цвета, а Виктория надела ярко-зеленый атласный костюм, сшитый на заказ в Париже в модном доме Скиапарелли. Среди приглашенных были представители самых известных фамилий Нью-Йорка, кроме, разумеется, ван Дирингов.
   После церемонии Уильям осторожно поцеловал невесту, которая в ответ просияла, понимая, что отныне жизнь изменилась навсегда. Гостей усадили за накрытыми в гостиной столами, а в столовой устроили танцевальный зал. Прием получился идеальный, сдержанный и утонченный. Гости были в восторге от свадьбы и особенно от молодых. Сара и Уильям протанцевали почти весь вечер, но последний танец Сара станцевала с отцом, который признался, что свадьба ему очень и очень понравилась.
   – Спасибо за все, папочка, – прошептала Сара отцу во время танца. – Свадьба прошла идеально.
   Родители всегда были так добры к ней. Если бы они не настояли на поездке в Европу летом, Сара не встретилась бы с Уильямом. Она пыталась сказать все это за один танец, но голос дрожал от слез, Эдвард боялся, что тоже расплачется, а ему не хотелось плакать на виду у друзей.
   – Все хорошо, Сара. – Он с любовью крепко обнял ее на мгновение и улыбнулся, глядя на младшую, такую любимую, доченьку. – Мы тебя любим. Приезжай в гости по возможности, а мы навестим вас!
   – Лучше вы! – шмыгнула она носом. Они танцевали дальше, Сара не отпускала отца до последнего. Это был еще один шанс побыть ребенком напоследок.
   Когда Уильям деликатно вмешался в их танец, то он увидел в Саре уже не ребенка, а женщину.
   – Вы готовы к отъезду, ваша светлость? – вежливо поинтересовался он.
   Сара хихикнула:
   – Меня в самом деле будут теперь так называть до конца жизни?
   – Боюсь, да, дорогая. Я же говорил. Временами это тяжкая ноша, – сказал он полушутя, – ваша светлость герцогиня Уитфилдская… Должен признаться, тебе подходит.
   Она выглядела как урожденная аристократка. Сегодня на Саре были изумительные бриллиантовые серьги в форме жемчужин, которые Уильям преподнес в качестве свадебного подарка, и колье из таких же бриллиантовых капель. Молодожены быстро распрощались с гостями, а Сара бросила с лестницы букет перед уходом. Она поцеловала родителей, поблагодарила их, зная, что они увидятся завтра на корабле перед отплытием. Затем поцеловала Питера и Джейн и побежала на кухню поблагодарить слуг.
   Молодых осыпали рисом и лепестками цветов на счастье, и они уехали в арендованном «Бентли» в номер отеля «Уолдорф Астория». Глаза Сары на миг наполнились слезами. Жизнь кардинально менялась. Причем все было иначе, чем после прошлой свадьбы. Она любила Уильяма куда сильнее, и жить они будут на другом конце света, в Англии. При одной только мысли о разлуке с родными Сару охватила тоска по дому. В автомобиле, на пути к отелю, она притихла, переполняемая собственными переживаниями.
   – Бедняжка моя. – Такое впечатление, что большую часть времени Уильям читал ее мысли. – Я увожу тебя от людей, которые тебя любят. Но и я тебя обожаю, клянусь. Обещаю, что постараюсь всеми силами сделать тебя счастливой, где бы мы ни жили. – Он обнял ее крепче, и Сара почувствовала себя в безопасности.
   – И я, – прошептала она в ответ.
   Остаток пути они проехали, прижавшись друг к другу, уставшие и умиротворенные. День был чудесный, но они вымотались.
   Когда молодожены добрались до отеля, их уже ждал управляющий, кланяясь, расшаркиваясь и заверяя в своей преданности. Сару все происходящее поразило. Это показалось ей таким смехотворным, и, войдя в свои просторные апартаменты, она рассмеялась, и настроение улучшилось.
   – Стыдись, – в шутку укорил ее Уильям. – Ты должна воспринимать подобное обхождение всерьез! Бедняга, он готов был целовать твои ноги, если ты позволила бы. А стоило бы! – продолжал дразнить он Сару. Сам Уильям привык к подобным представлениям, но понимал, что Саре это в новинку.
   – Он выглядел так глупо, я не могла напустить на себя невозмутимый вид.
   – Ну, привыкай, любимая моя. Это только начало. Подобное будет продолжаться еще долго-долго, боюсь, и после нашей смерти.
   Это было начало многих вещей, и Уильям думал обо всем с радостью. Ее багаж доставили с утра, и белая кружевная сорочка и кружевные комнатные туфли уже приготовили. Уильям заказал шампанского, и оно тоже ждало молодых в номере. Вскоре после прибытия они обсуждали свадьбу, потягивая шампанское, а два официанта накрыли стол к позднему ужину. Уильям заказал икру, копченую семгу и яичницу на тот случай, если Сара от волнения плохо ела в течение дня, Сара и правда ничего не ела, но не хотела признаваться, что голодна. А еще принесли маленький свадебный торт с марципановыми фигурками невесты и жениха – комплимент от управляющего отелем и их шеф-кондитера.
   – Ты все предусмотрел! – воскликнула Сара и захлопала в ладоши при виде торта и икры, при этом она напоминала высокого грациозного подростка.
   Официанты мгновенно испарились. Уильям сделал шаг навстречу Саре и поцеловал ее.
   – Подумал, что ты проголодаешься.
   – Ты меня отлично знаешь, – улыбнулась Сара, накидываясь на икру, а Уильям присоединился к ней.
   В полночь они все еще болтали, хотя давно закончили ужин. Источник общих интересов казался неиссякаемым, многое хотелось обсудить, особенно сегодня вечером. Но Уильям думал о других вещах, и наконец он потянулся и зевнул, пытаясь намекнуть ей, что пора бы и в постель.
   – Я тебе наскучила? – забеспокоилась Сара, а Уильям улыбнулся. В некотором отношении она все еще была слишком молода, и ему это нравилось.
   – Нет, милая, но один твой знакомый старый друг так устал. Нельзя ли продолжить наш увлекательный разговор завтра утром? – Они обсуждали русскую литературу, сравнивали ее с русской музыкой – едва ли важная тема в такую особенную ночь.
   – Прости. – Она тоже переутомилась, но была так счастлива находиться рядом с Уильямом, что могла бы проговорить и ночь напролет. Да, Сара была слишком молода. В свои двадцать три года в чем-то она оставалась ребенком.
   В апартаментах было две ванные комнаты, и Уильям спустя несколько минут удалился в свою, а Сара пошла в свою с ночной сорочкой и косметичкой в руке, что-то мурлыкая себе под нос. Кажется, она пробыла там несколько часов, а Уильям тихонько ждал ее, выключив свет и накрывшись простыней. Но в мягком свете из ванной комнаты он увидел, как потрясающе она выглядит в кружевной ночной рубашке.
   Она на цыпочках неуверенно подошла к кровати. Длинные черные волосы были перекинуты через одно плечо, и даже на небольшом расстоянии Уильям уловил чудесные духи, которыми она пользовалась. Сара всегда пользовалась духами «Шанель № 5», и этот аромат теперь всегда будет напоминать Уильяму о ней. Он тихо лежал, наблюдая за Сарой в приглушенном свете, а она была похожа на беззащитного олененка, когда медленно двинулась в его сторону.
   – Уильям, – тихо прошептала она. – Ты спишь?
   Его глаза жадно блестели в темноте, ему оставалось лишь рассмеяться про себя. Он ждал этого момента пять месяцев, а она решила, что он заснул в свою брачную ночь, не дождавшись ее. Уильяму порой нравились ее невинность и странное чувство юмора. Чудесная девушка, и сегодня его тянуло к ней еще сильнее.
   – Нет, я не сплю, любимая, – прошептал он в темноте с улыбкой.
   Разве можно тут уснуть? Уильям протянул к ней руки. Сара присела на постель рядом с ним, ей стало немного страшно, теперь, когда между ними не осталось преград. Уильям сразу уловил ее настроение и был очень нежным и терпеливым. Ему хотелось, чтобы Сара испытывала такое же сильное желание, как он сам. Чтобы все прошло гладко и идеально. Но за одно мгновение его пламя передалось и ей, а руки Уильяма начали медленно спускаться к неизведанным доселе местам, а Сара обнаружила, что в ней пробуждается страсть, какой она не знала. Ее познания в любви были ограниченными, обрывистыми, плотские утехи раньше были лишены нежности и чувств. Но с Уильямом все было иначе, а Фредди ван Диринг словно бы остался в другой жизни.
   Уильям изнывал от желания, пока ласкал ее грудь, а потом дотронулся до стройных бедер. Его пальцы были нежными и проворными, и Сара застонала, когда он стянул с нее сорочку и бросил куда-то на пол. Тогда он мягко лег на нее и вошел в нее, стараясь унять свои порывы. Однако долго сдерживаться не пришлось. Он был удивлен и порадован, ощутив, с какой готовностью и энергией Сара отдается ему. Они утоляли желание, которое так давно испытывали, и занимались любовью до рассвета, а потом лежали обнявшись, измотанные.
   – Боже мой… если бы я только знал, как это чудесно, я бы повалил тебя на землю и напал бы на тебя прямо в первый день, у Джорджа и Белинды.
   Сара сонно улыбнулась, глядя на него. Она была счастлива, что Уильям удовлетворен, и он делал с ней такие вещи, о которых она никогда и мечтать не могла.
   – Я не предполагала, что это может быть так, – прошептала она.
   – Я тоже. – Он с улыбкой перевернулся, чтобы взглянуть на нее. Теперь, после того как он обладал ею, Сара казалась ему еще красивее. – Ты удивительная женщина.
   Сара залилась румянцем, услышав такие слова, а спустя несколько минут они провалились в сон, крепко обнимая друг друга, счастливые, как дети.
   Через два часа они резко проснулись от телефонного звонка в восемь утра. Их разбудил портье. В десять утра нужно было быть на корабле.
   – О господи… – простонал Уильям, моргая и пытаясь одновременно нашарить выключатель и снять телефонную трубку. Он поблагодарил сотрудников отеля за звонок и не знал, что виной – шампанское или же любовь, но ощущение было такое, словно все его жизненные силы иссякли. – Дорогая, внезапно я понял, что, должно быть, чувствовал Самсон после встречи с Далилой. – Он отдернул прядь волос, лежащую на ее груди, поцеловал сосок и почувствовал новый прилив желания, не в состоянии поверить в это. – Может, я умер и попал в рай?
   Они снова занялись любовью, а потом вскочили и поспешно оделись. Времени на завтрак не хватило, пришлось наспех выпить по чашке чая, закрывая чемоданы и мчась к поданному лимузину, они смеялись и поддразнивали друг друга, но Сара пыталась сохранять достоинство, как подобает герцогине.
   – Я понятия не имела, что герцогини занимаются подобным, – прошептала она в машине, когда они опустили шторку, отгораживающую их от водителя.
   – Они и не занимаются. Ты особая женщина, дорогая, поверь мне.
   Когда они поднимались на «Нормандию», у Уильяма был такой вид, словно он в ботинке обнаружил алмаз «Надежда» [22 - Является самым крупным голубым бриллиантом в мире и занимает в настоящее время центральное место в коллекции Национального музея естествознания Смитсоновского общества.]. Он чувствовал себя предателем, поднимаясь на французский корабль, но им было так весело, а, по слухам, «Нормандия» гарантировала чудесное плавание.
   Их встречали словно монарших особ и проводили в каюту «Довиль» на верхней палубе. Точно такую же каюту «Трувиль» занимал магараджа [23 - Индийский князь.] Капурталы, который путешествовал в ней несколько раз, начиная с первого рейса. Уильям остался доволен.
   – Не хочу говорить подобное, но «Женераль Трансатлантик» превосходит «Кунард Лайн» по удобству. – Он никогда не встречал такой роскоши на корабле во всех своих путешествиях по миру. Это был великолепный корабль, все увиденное на борту обещало необыкновенное плавание.
   Их каюта была полна шампанского, цветов и корзин с фруктами. Сара заметила, что один из самых прелестных букетов прислали родители, а еще один был от Питера и Джейн. Через пару минут прибыли и сами родственники. Джейн вполголоса о чем-то спросила младшую сестру, и они захихикали, словно школьницы. Перед отплытием Сара и Уильям еще раз поблагодарили Томпсонов за прекрасную свадьбу.
   – Мы отлично провели время, – снова заверил Уильям Эдварда. – Во всех отношениях идеально.
   – Вы, наверное, утомились.
   – Да, – Уильям попытался ответить уклончиво и надеялся, что ему удалось. – Мы выпили немного шампанского в отеле, а потом просто вырубились. – В этот момент Сара перехватила его взгляд, и Уильям надеялся, что он не покраснел. Он тайком ущипнул жену за мягкое место, когда проходил мимо, когда Виктория нахваливала новое платье дочери. Его купили в магазине «Бонвит Теллер» специально в качестве приданого. Это было белое кашемировое платье с интересной драпировкой сбоку, а поверх платья Сара надела новую норковую шубку, которую родители только что ей подарили, сказав, что мех согреет ее долгими английскими зимами. Шубка смотрелась очень стильно, особенно в сочетании с модной шляпой, украшенной двумя огромными черными перьями, прикрепленными сзади.
   – Ты выглядишь шикарно, – сказала мать, и на миг Джейн ощутила укол зависти к сестре. Сару ждала такая роскошная жизнь, а Уильям такой душка. Джейн обожала своего мужа, но ее жизнь определенно не была такой захватывающей. Однако бедняжка Сара натерпелась! Трудно поверить, что грустная история так счастливо для нее окончилась. Прямо как в книгах. Но роман еще не закончен, и Джейн надеялась, что Сара заживет счастливо в Англии со своим герцогом. Иного и представить себе нельзя, ведь он такой добрый и красивый. Джейн мечтательно вздохнула, взглянув на них, стоящих рука об руку с таким счастливым видом.
   – Ваша светлость… – Старший офицер корабля подошел к дверям их каюты и негромко объявил, что провожающие должны сойти на берег через несколько минут.
   У Джейн и Виктории навернулись слезы, а Саре пришлось их сдерживать, пока она расцеловала родных: мать с сестрой, отца, племянников. Она в последний раз обнялась с отцом.
   – Пиши мне, пожалуйста… Не забывай… Мы вернемся в Лондон после Рождества.
   Они собирались провести медовый месяц на континенте вдвоем. Мать Уильяма заявила, что у нее так много дел в имении и не будет времени скучать по детям. А Уильяму понравилась идея провести Рождество с Сарой в Париже.
   Она накинула шубку, и все вышли на палубу, где родные снова поцеловали ее, пожали руку Уильяму, после чего Эдвард погнал свое маленькое стадо вниз по трапу. В его глазах тоже блестели слезы, и уже с берега он встретился глазами с дочерью, одна из них медленно потекла по щеке, и он даже не пытался ее смахнуть.
   – Я люблю вас, – одними губами прошептала Сара, размахивая одной рукой, а второй цепляясь за мужа. Она посылала родным воздушные поцелуи, пока корабль выходил из дока под градом конфетти и серпантина, а где-то в другом доке играли «Марсельезу». Сара смотрела на удаляющиеся фигуры родных и знала, что никогда не забудет, как дороги они были для нее в этот момент.
   Уильям крепко держал ее за руку до тех пор, пока огромный корабль не начал поворачивать к Гудзону и причал вместе с толпой провожающих не скрылся из виду. У Сары по щекам катились слезы, ее душили рыдания, и Уильям снова заключил жену в объятия.
   – Все хорошо, дорогая… Я здесь… Мы скоро приедем проведать их. Обещаю. – Он говорил правду.
   – Прости… наверное, я кажусь такой неблагодарной. Просто… Я так люблю их всех… и тебя… – За последние несколько дней столько всего случилось, что на Сару нахлынули эмоции.
   Уильям отвел ее в каюту и предложил выпить шампанского, но Сара призналась с усталой улыбкой, что она хочет чашку кофе. Тогда он вызвал коридорного и заказал для нее кофе, а для себя жасминовый чай и тарелку тостов с корицей вместо завтрака. Они ели, пили, болтали, и вскоре ее грусть испарилась, и Саре стало лучше. Уильяму нравилось, что она так любила свою семью и открыто проявляла свои чувства.
   – Чем хочешь заняться? – спросил он, просмотрев меню и проспекты, предлагающие им спортивные мероприятия и развлечения на огромном корабле. – Хочешь поплавать в бассейне до обеда? Или сыграем в шаффлборд? Мы можем сразу после чая пойти в кино. Давай посмотрим «Жену булочника» Марселя Паньоля [24 - Марсель Паньоль (1895–1974) – известный французский драматург и кинорежиссер, первый деятель кинематографа, ставший членом Французской академии (1946).], если ты еще не видела.
   Вообще-то Сара уже видела, и ей очень понравился прошлогодний фильм Паньоля «Урожай», но она не возражала. Ей просто нравилось быть рядом с Уильямом. Она пододвинулась поближе, чтобы посмотреть брошюру, и поразилась, сколько всего интересного предлагает своим пассажирам французская компания-перевозчик. И тут она почувствовала, как Уильям нежно коснулся шеи, потом его рука медленно скользнула к груди, затем он вдруг принялся целовать ее. В следующий момент Сара поняла, что они уже в постели, а все прочие развлечения забыты. К обеду они снова пришли в себя, и Сара хрипло рассмеялась, жуя тост, который взяла с тарелки у кровати.
   – Мне кажется, у нас не останется времени на спорт.
   – Я не уверена, что мы вообще выйдем из каюты.
   Словно в доказательство своих слов Сара начала заигрывать, а Уильям овладел ею даже быстрее, чем она ожидала. Затем они перебрались в ванную и там снова занимались любовью, а когда вышли наружу, уже был поздний вечер, и оба казались слегка смущенными.
   – Мы приобретем определенную репутацию на этом корабле, – прошептал Уильям. – Хорошо еще, что мы выбрали французскую компанию.
   – Ты думаешь, они в курсе? – Сара немного занервничала. – В конце концов, это же медовый месяц…
   – Точно! Как я мог забыть! Ох, мне кажется, я оставил бумажник на тумбочке. Не возражаешь, если мы вернемся?
   – Нет, конечно! – с готовностью согласилась Сара, но не могла предположить, зачем ему вообще понадобился бумажник. Но Уильям настаивал. Сара вошла в каюту первой, за ней Уильям, который тут же закрыл дверь и накинулся на жену.
   – Уильям! – взвизгнула Сара, а он рассмеялся, и Сара тоже хихикнула: – Ты ненасытный маньяк!
   – Нет… Уверяю тебя, обычно я веду себя пристойно. Это все ты, – ответил он, лаская ее шею, руки, грудь, бедра и еще более привлекательные места.
   – Я? Что я такого сделала? – Но Саре нравилось все, что происходило, когда они буквально упали на пол гостиной и снова занялись любовью.
   – Ты слишком привлекательна, – произнес он, прикрыв глаза, когда снова проник в нее, когда они лежали полураздетыми прямо на полу каюты.
   – Ты тоже, – пробормотала она, потом тихо вскрикнула. Еще не скоро они поднялись и пошли в спальню, оставляя за собой разбросанную одежду.
   В тот вечер они даже не потрудились пойти поужинать, а когда стюард, обслуживающий их каюту, позвонил по телефону и предложил принести ужин, Уильям отказался, заявив, что обоих мучает морская болезнь. Стюард предложил сухарики и бульон, но Уильям настаивал, что они оба уже спят. Повесив трубку, маленький француз усмехнулся горничной.
   – Mal de mer? [25 - Морская болезнь? (фр.)] – с пониманием спросила горничная, но маленький стюард в ответ подмигнул.
   – Mon oeil. Lime de miel [26 - Медовый месяц (фр.).], – объяснил он, девушка засмеялась, а он ущипнул ее за зад.
   Уильям и Сара появились на палубе на следующее утро, они выглядели свежими и отдохнувшими, а Уильям не переставал улыбаться. Сара тоже улыбнулась, когда они прошли по палубе и устроились на двух шезлонгах.
   – Знаешь, все поймут, чем мы занимались, если ты не прекратишь светиться от счастья.
   – Ничего не могу поделать. Ни разу в своей жизни я не был так счастлив. Когда мы вернемся в каюту? Клянусь, это вызывает привыкание!
   – Я позову капитана, если ты снова будешь приставать. Я же ходить не смогу к тому моменту, как мы доберемся до Парижа.
   – Я понесу тебя на руках, – широко улыбнулся Уильям и снова ее поцеловал.
   Сара не раздражалась. Ей нравилось происходящее, и она любила мужа. В этот день они предприняли попытку изучить корабль и смогли продержаться, пока не подали чай. Тогда они позволили себе небольшую награду и снова заставили себя одеться уже только к ужину.
   Саре понравился ресторан на «Нормандии». Это был сказочно стильный зал с потолком на уровне третьей палубы: длиннее, чем Зеркальная галерея Версальского дворца, и не менее впечатляющий. На потолке сияла позолота, а стены украшали колонны света. Уильям и Сара спустились по бесконечной лестнице с синим ковром. Уильям надел фрак, как и остальные мужчины.
   – Не означает ли наш ужин в ресторане, – прошептала ему Сара, – что медовый месяц кончился?
   – Я сам немного боялся этого, – признался Уильям, с жадностью поглощая суфле. – Думаю, стоит вернуться в каюту сразу же после еды.
   Сара хихикнула, им удалось-таки задержаться в Большом салоне над рестораном и немного потанцевать, после чего они прошлись еще раз по палубе и целовались под звездами, а потом отправились в каюту. Это был идеальный медовый месяц, они чудесно проводили время, плавая, гуляя, танцуя, наслаждаясь вкусной едой и занимаясь любовью. Такое ощущение, будто они сейчас зависли между двумя мирами – их старым миром и новым. Молодожены старались держаться особняком, хотя большинство пассажиров первого класса отлично знали, кто это, и не единожды Сара слышала, как люди перешептывались им вслед:
   – Герцог и герцогиня Уитфилдские…
   – Виндзорские? – спросила одна вдова. – Она намного моложе, чем я думала… и красивее…
   Сара не смогла удержаться от улыбки, а Уильям ущипнул ее и после этого называл ее Уоллис.
   – Никогда так не называй меня, а не то я стану звать тебя Дэвидом!
   Сара еще не встречалась с Дэвидом и Уоллис, но Уильям предупредил, что скорее всего придется нанести им визит в Париже.
   – Возможно, вопреки ожиданиям, они тебе понравятся. Она не в моем вкусе, но очаровательна. А Дэвид сейчас куда счастливее, чем раньше. Говорит, что избавился от бессонницы. Думаю, я знаю, в чем причина.
   Уильям улыбнулся. Сам он спал между любовными утехами с молодой женой мало, но глубоко.
   В последний вечер на корабле они ужинали за столиком капитана и посетили торжественный прием, а накануне были на маскараде, переодевшись в магараджу и магарани – костюмы одолжил старший стюард, а драгоценности Сара надела свои собственные. Эти роли им очень подходили. Уильям был настоящим красавцем, а Сара смотрелась очень экзотично. Но ее макияж и обнаженный живот в итоге заставил их вернуться в каюту пораньше. Стюарды держали пари, как долго молодые могут проводить вне постели. Четыре часа пока, кажется, были максимумом.
   – Может быть, стоит остаться на корабле, – предложила Сара, когда они лежали в постели, время от времени проваливаясь в сон после того, как занялись любовью после ужина. – Я совсем не уверена, что вообще хочу в Париж.
   Уильям забронировал апартаменты в отеле «Ритц», они собирались провести там месяц, совершая автомобильные экскурсии в замки в пригородах Парижа, а еще съездить в Бордо и Тур, погулять по берегу Луары.
   – И тур по Фобур-Сент-Оноре [27 - Фобур-Сент-Оноре – улица в VIII округе Парижа, известная главным образом тем, что на ней располагаются государственные учреждения, антикварные магазины, художественные галереи.], – с усмешкой добавила Сара. – Шанель, Диор, Мейнбохер [28 - Первый американский кутюрье, достигший успеха в Париже.] и… Баленсиага.
   – Испорченная девчонка! – с укоризной сказал Уильям, возвращаясь в постель. Ему вдруг подумалось: а вдруг после их «медовой недели» Сара забеременела. Он хотел спросить, но не решился, но странное чувство не отпускало, и в итоге вечером он набрался-таки мужества. – Ты… никогда не беременела… я имею в виду, когда ты была замужем первый раз?
   Ему было интересно, но он никогда не спрашивал раньше. Ответ Сары его удивил.
   – Да, было такое, – промолвила она еле слышно, стараясь отвести взгляд.
   – Что случилось? – Очевидно, что ребенка у нее не было, и Уильям хотел знать почему. Он надеялся, что Сара не делала абортов, ведь это такая психологическая травма для женщины, кроме того, после аборта у нее могло не быть детей. Уильям никогда не спрашивал об этом до свадьбы.
   – Я потеряла ребенка, – ответила она, воспоминание о потере все еще причиняло боль, хотя теперь она и понимала, что все к лучшему.
   – Ты знаешь почему? Что-то произошло? – Тут он осознал, насколько глуп подобный вопрос. В таком браке могло произойти все, что угодно. – Не важно. Больше этого не случится. – Он нежно поцеловал ее, и Сара через некоторое время уснула, мечтая об Уильяме и детях.
   На следующее утро они прибыли в Гавр и сели на поезд до Парижа, всю дорогу смеялись и болтали, а с вокзала сразу отправились в отель, после чего решили пройтись по магазинам.
   – Ага! Теперь я знаю, чем еще тебе нравится заниматься не меньше, чем любовью. Сара, я горько разочарован.
   Однако они прекрасно провели время, посетив «Эрмес», «Шанель», «Бушерон» и множество мелких ювелирных магазинов. Уильям купил ей прелестный широкий браслет с сапфирами с бриллиантовой застежкой, рубиновое колье и потрясающие серьги, а еще крупную рубиновую брошь в форме розы от ван Клифа.
   – Боже мой, Уильям… Мне так неудобно. – Она знала, что муж потратил целое состояние, но он, казалось, не возражал, а драгоценности были просто чудесными.
   – Не глупи! – отмахнулся он. – Просто обещай мне, что мы два дня не выйдем из номера. Это пошлина за каждый поход по магазинам.
   – Ты не любишь ходить по магазинам? – Сара немного расстроилась. Прошлым летом Уильям сопровождал ее с удовольствием.
   – Люблю. Но мне больше хочется заниматься любовью со своей женой.
   – Ах вот что… – Она рассмеялась, а вернувшись в номер в «Ритце», откликнулась на просьбу мужа.
   Потом опять пошли по магазинам. Уильям приобрел себе красивые костюмы от Жана Пату, Саре прикупили прекрасное леопардовое манто, в ювелирном доме «Мобуссен» – длинную нитку жемчуга, с которым она впоследствии не расставалась. Им даже удалось посетить Лувр, а спустя неделю они отправились на чай к герцогу и герцогине Виндзорским. Сара должна была признать, что Уильям прав. Несмотря на предвзятое мнение, она не могла отрицать, что герцогиня просто очаровательна. Герцог тоже был приятным человеком. Робкий, осторожный, сдержанный, но очень добрый, если узнать его поближе. И очень остроумный в присутствии хорошо знакомых людей, когда он расслаблялся. Сначала чувствовалась неловкость, к досаде Сары, Уоллис попыталась провести неудачное сравнение между ними. Однако Уильям быстро пресек все попытки, и Сару слегка смутило то, как холоден он был с герцогиней. Его отношение к Уоллис не вызывало никаких сомнений, но при этом Уильям проявлял симпатию и уважение к своему кузену.
   – Позор, что он вообще женился на ней, – заметил Уильям по дороге в отель. – Невероятно, но, если бы не эта женщина, он мог бы быть королем Англии.
   – Мне кажется, ему это не приносило особого удовольствия. Но возможно, я ошибаюсь.
   – Ты права. Ему эти обязанности не подходили, но это его долг. И, должен признаться, Берти справляется неплохо. Он славный и просто ненавидит эту женщину.
   – Я понимаю, почему все так увлечены ею. Она искусный манипулятор – умеет вертеть людьми как хочет.
   – Да уж, в этом она мастер. Ты видела драгоценности, которые ей подарил Дэвид? Этот браслет с сапфирами и бриллиантами, должно быть, стоил ему целое состояние. Ван Клиф изготовил его, когда они поженились. Она получила целый комплект: ожерелье, серьги, брошь и два кольца.
   – Мне понравился браслет на второй руке, – тихо сказала Сара. – Бриллиантовая цепочка с крестиками.
   Браслет был не таким кричащим, и Уильям взял на заметку, какие Саре следует делать подарки. Еще Уоллис показала прелестный браслет от Картье, который только что получила, украшенный цветами и листьями из сапфиров, рубинов и изумрудов. Уоллис назвала его «фруктовый салат».
   – Во всяком случае, мы выполнили свой долг, моя дорогая. Было бы невежливо не зайти к ним. Можно сообщить маме. Она всегда так любила Дэвида, я думал, она умрет от расстройства, когда он отрекся от престола.
   – Но она сказала, что не возражает, когда ты сделал то же самое, – грустно заметила Сара, все еще ощущая вину за ту цену, которую Уильяму пришлось заплатить. Она знала, что чувство вины будет сопровождать ее до конца жизни, но Уильяма случившееся не беспокоило.
   – Это не одно и то же, – мягко возразил Уильям. – У него трон был, дорогая. А у меня никогда бы не было. Мама четко понимает, что к чему, не настолько глупа, чтобы ожидать, что я когда-нибудь стал бы королем.
   – Думаю, ты прав.
   Они вышли из автомобиля за несколько кварталов до отеля и прошлись пешком, продолжая разговор о герцоге и герцогине Виндзорских. Те приглашали их к себе, но Уильям объяснил, что на следующее утро они уезжают путешествовать на автомобиле. Они уже наметили посетить Луару, а по пути ему хотелось осмотреть Шартр, где он не был.
   Утром они в приподнятом настроении сели в маленький арендованный «Рено», причем за рулем был сам Уильям. Они взяли корзинку для пикника на случай, если по дороге не найдут ресторан, а через час уже покинули Париж, посреди пасторальных пейзажей и зелени. Рядом с дорогой паслись лошади и коровы, тянулись фермы, еще через час им встретилась овца, переходившая дорогу, а козел остановился, уставившись на них, когда они расположились на обочине, чтобы пообедать. Они захватили с собой одеяла и теплые пальто, но было не холодно, день выдался на удивление солнечным. Сара и Уильям ждали дождя, но погода была просто идеальна.
   Уильям забронировал номера в маленьких отелях по пути, и они собирались вернуться в Париж через восемь-десять дней, однако на третий день всего в сотне миль от Парижа задержались в Монбазоне, в очаровательной гостинице, откуда не хотелось уезжать.
   Хозяин гостиницы подсказал несколько красивых мест, и они посетили крошечные церквушки, маленькую ферму и две потрясающие антикварные лавки, в местном ресторане кормили лучше, чем где бы то ни было.
   – Мне нравится это место, – весело сказала Сара, накинувшись на еду. Аппетит у нее улучшился, и она даже немного поправилась, что ей очень шло, а то Уильяма беспокоила ее нездоровая худоба.
   – Но нам правда завтра нужно ехать дальше.
   Им обоим было жаль уезжать, а через час автомобиль, к неудовольствию Уильяма, заглох на дороге. Местные крестьяне помогли им завести машину, и через полтора часа они остановились около старинных каменных ворот с вычурной железной решеткой, откуда вела заросшая дорога.
   – Это похоже на райские врата, – пошутила она.
   – Или дорогу в ад. В зависимости от того, что мы заслужили, – улыбнулся он в ответ. Но он уже знал свою судьбу. Он был в раю с тех пор, как женился на Саре.
   – Хочешь посмотреть, что там? – Сара всегда любила приключения, и ему в ней это нравилось.
   – Можно. Но что, если нас пристрелит какой-нибудь недовольный землевладелец?
   – Не беспокойся. Я защищу тебя. Да и выглядит это место так, словно пустует много лет, – подбодрила мужа Сара.
   – Так выглядит вся страна, глупышка. Это ж не Англия.
   – Ах ты, сноб! – фыркнула она и пошла по тропинке. Они решили оставить автомобиль у шоссе, чтобы не привлекать внимания.
   Довольно долго это была просто старая сельская дорога, но в итоге она превратилась в длинную аллею, по бокам которой росли огромные деревья и разросшиеся кусты. Будь она более ухоженной, то напоминала бы подъезд к родовому гнезду Уитфилдов или саутгемптонскому поместью.
   – Здесь мило. – В ветвях деревьев слышалось пение птиц. Сара тоже тихонько напевала себе под нос, пока пробиралась сквозь высокую траву и кусты.
   – Не думаю, что здесь будет что-то эдакое, – сказал Уильям, когда они почти добрались до конца двойного ряда высоких деревьев. И в этот момент он увидел огромное каменное здание. – Боже, что это?
   Здание напоминало Версаль, но, подойдя поближе, они разглядели, что все здесь отчаянно нуждается в ремонте. Все было ветхое и заброшенное, некоторые постройки готовы были обрушиться. У подножия холма стоял маленький коттедж, вероятно, раньше там располагалась сторожка, но теперь он лишь отдаленно напоминал жилище.
   Справа были конюшни, а также огромные сараи для экипажей. Уильям под впечатлением даже заглянул мимоходом внутрь. Там до сих пор стояли две огромные коляски, на дверцах которых красовались позолоченные фамильные гербы.
   – Какое изумительное место. – Он улыбнулся ей, довольный, что Сара убедила исследовать поместье.
   – А что здесь? – Сара оглядывала экипажи, поводья и старые кузнечные инструменты.
   – Это шато. Старинный замок. А здесь были конюшни. Выглядит так, будто пустует лет двести.
   – Может, так и есть. – Она взволнованно улыбнулась. – Может быть, здесь водятся привидения!
   Он начал ухать, как привидение, притворялся, что накинется на Сару, пока они возвращались к дороге, чтобы подняться на холм к зданию, напоминавшему сказочный замок. Явно не такому старому, как Уитфилд или замок Белинды и Джорджа, где они познакомились, Уильям прикинул, что оно было построено лет двести пятьдесят – триста назад, а подойдя поближе, они увидели, что замок воздвиг прекрасный архитектор. Раньше здесь явно был и парк, и сады и даже, наверное, лабиринт, но теперь почти все заросло, а вход в само здание показался Уильяму и Саре поистине монументальным, когда они стояли перед ним. Уильям подергал двери и ставни, но все они были закрыты, однако через прогнившие щели можно было увидеть красивые полы, изящную лепнину и высокие потолки. Остальное рассмотреть не получалось, но понятно, что это удивительное место. Оказаться здесь – все равно что совершить скачок во времени в прошлое, во времена Людовика XIV, XV или XVI. Так и ждешь, что из-за угла в любой момент выедет карета, а в ней мужчины в белых париках и атласных панталонах, и спросят, что привело сюда Сару и Уильяма.
   – Как ты думаешь, что здесь было? – спросила заинтригованная Сара.
   – Местные должны знать. Вряд ли это тайна, окутанная мраком. Усадьба огромная.
   – Ты думаешь, она до сих принадлежит кому-нибудь? – Похоже, ее бросили много лет назад, но ведь должен быть хозяин.
   – Наверняка. Но очевидно, что не всем, кто захочет ее приобрести, по карману ремонт.
   Усадьба находилась в удручающем состоянии, и даже мраморная лестница перед главным входом потрескалась. Такое впечатление, словно здесь не ступала нога человека десятилетиями.
   Глаза Сары загорелись, когда она огляделась.
   – Тебе не хотелось бы купить вот такую усадьбу, разобрать все по кирпичику, а затем снова восстановить в первоначальном виде, так, как все было когда-то?
   Уильям же закатил глаза, изображая ужас и усталость.
   – Ты хоть понимаешь, сколько надо вложить труда? Не говоря уж о стоимости ремонта. Потребуется целая армия рабочих, чтобы привести усадьбу в порядок, и весь Английский банк.
   – Но подумай о том, как прекрасно здесь станет. Это стоило бы всех затрат.
   – Кому? – засмеялся Уильям, глядя на Сару с удивлением. Он никогда не видел ее такой взволнованной с момента знакомства. – Как можно привести в порядок такую усадьбу? Это сущий кошмар! – Но на самом деле он тоже загорелся идеей, хотя огромная работа пугала. – Мы расспросим об этой усадьбе, когда вернемся на шоссе. Уверен, нам расскажут, что здесь были убиты десять человек и вообще что это проклятое место, – подшучивал он над Сарой, пока они пробирались обратно к машине, но она ничего не хотела слышать. Сара же считала, что это самое волшебное и необыкновенное место из всех, какие ей доводилось видеть, и будь у нее возможность, она тотчас же приобрела его, о чем Сара не преминула сообщить Уильяму, и тот охотно поверил, что жена так и сделала бы.
   Они встретили старого крестьянина неподалеку от главной дороги, Уильям на французском поинтересовался, кто хозяин разрушенного шато, и старик поведал много интересного. Сара силилась понять, что говорит старик, и уловила большую часть, а пробелы потом восполнил Уильям. Это место называлось Шато де ля Мёз и пустовало около восьмидесяти лет, с конца одна тысяча восемьсот пятидесятых годов. До этого в течение более двухсот лет там жили представители одного семейства, однако последний умер, не оставив наследников. Усадьба перешла в руки дальних родственников, и старик точно не знал, кто ею владеет. Когда он был мальчиком, здесь еще жила пожилая женщина, которая не могла содержать усадьбу, она носила титул графини де ля Мёз и приходилась кузиной французскому королю. Но графиня умерла, когда он был еще ребенком, и с тех пор дом заколочен.
   – Как грустно. Почему никто даже не попытался ее отремонтировать?
   – Возможно, это слишком дорого. У французов были нелегкие времена. А такие усадьбы дорого содержать после того, как они отреставрированы. – Уильям отлично знал, как много внимания и денег требовалось на содержание их с матерью поместья, а эта усадьба обошлась бы намного дороже.
   – Позор. – Сара погрустнела при мысли о старом доме, о том, каким он когда-то был и каким мог бы стать снова. Ей хотелось закатать рукава и помочь Уильяму привести все в порядок.
   Они вернулись к автомобилю, и Уильям взглянул на жену с любопытством:
   – Ты серьезно, Сара? Тебе действительно нравится это место? И ты хочешь заняться чем-то подобным?
   – Очень нравится. – Ее глаза загорелись.
   – Там просто уйма работы. Ничего не получится, если не взяться за что-то лично. Придется вооружиться молотком, работать в поте лица наравне с мужчинами, которые будут тебе помогать. Знаешь, я видел, как Белинда и Джордж восстанавливали свою усадьбу, ты понятия не имеешь, какой это адский труд. – Но он знал также, как усадьба была им дорога и стала еще дороже в процессе.
   – Да, но эта усадьба намного интереснее и старше, – объяснила Сара, которой хотелось по мановению волшебной палочки стать обладательницей Шато де ля Мёз.
   – Будет нелегко, – заметил Уильям. – Здесь абсолютно все нуждается в реставрации, даже сторожка, сараи и конюшни.
   – Не важно, – упрямилась Сара. – Мне хотелось бы взяться за нечто подобное, – она подняла глаза на мужа, – если ты мне поможешь…
   – Я думал, что подобный проект мне не по плечу. На Уитфилд ушло пятнадцать лет. Но из твоих уст звучит довольно заманчиво. – Уильям улыбнулся, снова почувствовав себя счастливым и везучим.
   – Это было бы здорово. – Ее глаза сияли, Уильям таял как воск в ее руках и готов ради нее на все.
   – Но во Франции? А как же Англия?
   Сара пыталась не обидеть его и, по правде сказать, просто влюбилась в эту усадьбу, но ей не хотелось давить на мужа. Возможно, это слишком дорого или потребует слишком больших усилий.
   – Мне хотелось бы жить здесь. Но вероятно, мы могли бы найти что-то похожее в Англии.
   В этом не было смысла. У Уильяма есть Уитфилд, который замечательно отреставрирован. Но тут совсем другое. Шато де ля Мёз принадлежало бы им, они могли бы восстановить усадьбу своими руками, работая бок о бок. Сара никогда в жизни не испытывала подобного волнения и понимала, что вся затея – чистое безумие. Им в последнюю очередь нужен был разрушенный замок во Франции. Так что она постаралась забыть о замке, когда они отправились дальше путешествовать, однако остаток пути Сара постоянно вспоминала одинокий замок, который успела полюбить. Замку только и нужно было, что чья-то любовь. У него, казалось, была душа, как у потерявшегося ребенка или грустного старика. Но как бы то ни было, замку не суждено принадлежать ей, Сара понимала это и после возвращения в Париж больше не упоминала о нем. Ей не хотелось, чтобы Уильям решил, что она давит на него, да Сара и понимала, что напрасно так полюбила замок.
   Приближалось Рождество. Париж был очень красив. Уильям и Сара сходили на ужин к Виндзорам, в их дом на бульваре Саше, который обставлял Буден. Остальное время проводили вдвоем, наслаждаясь своим первым Рождеством вместе. Несколько раз Уильям звонил матери, чтобы удостовериться, что та не чувствует себя одинокой и заброшенной, но старая герцогиня пропадала в гостях у соседей, ужинала с родственниками, а в канун Рождества отправилась в Сэндрингхэм, чтобы присутствовать на традиционном рождественском обеде, который давали король и королева. Берти специально за ней послал автомобиль, двух лакеев и фрейлину.
   Сара позвонила родителям в Нью-Йорк и, узнав, что Питер и Джейн празднуют Рождество с ними, ощутила на мгновение приступ тоски по дому. Но Уильям был так добр к ней, она чувствовала себя такой счастливой. На Рождество он подарил ей кольцо от ван Клифа с сапфиром необычной изумрудной огранки [29 - Ступенчатая прямоугольная огранка с усеченными углами, имеющая восьмиугольный контур.] в окружении бриллиантов и красивый браслет от Картье из бриллиантов, неограненных изумрудов, сапфиров и рубинов с нежным цветочным орнаментом. Сара восхитилась, насколько он был необычен и все же похож на тот, что она видела когда-то на руке герцогини Виндзорской. Браслет был очень оригинальным, и, когда Уильям преподнес подарок, Сара была шокирована.
   – Дорогой, ты меня балуешь! – Она была в восторге от всего: сумки, шарфы и книги, которые она когда-то присмотрела, были куплены у торговцев на набережной Сены, и различные забавные вещицы. Уильям был так невероятно щедр и внимателен.
   Сара подарила ему портсигар из синей эмали с позолотой от Карла Фаберже с дарственной надписью царицы Александры Федоровны царю Николаю в 1916 году, чудный костюм для верховой езды от Эрмес и модные часы от Картье, на крышке часов была выгравирована надпись: «Первое Рождество. Первая любовь. От всего сердца, Сара». Уильям был так тронут, что не мог подобрать слов. Он снова отнес ее в постель, и большую часть праздничного дня они провели там, радуясь, что не вернулись в Лондон ко всем помпезным церемониям, бесконечным традиционным ритуалам и формальностям.
   Проснувшись ближе к вечеру, Уильям улыбнулся, когда Сара медленно открыла глаза. Он поцеловал ее в шею, снова зашептал о своей любви.
   – У меня есть для тебя еще кое-что, – признался он, не зная наверняка, останется ли Сара довольна подарком или же возненавидит. Это был самый безумный поступок, какой он когда-либо совершал, самый сумасшедший момент в жизни, и все же Уильям предвкушал, что Сара будет рада. А значит, подарок стоил того. Он вытащил из письменного стола маленькую коробочку в золотой обертке, перевязанной золотой ленточкой.
   – Что это? – Сара взглянула на мужа с детским любопытством.
   – Открой.
   Она медленно и осторожно открыла, решив, что это очередное украшение. Наверное, что-то маленькое. Но внутри оказалась коробочка еще меньше, в которой лежал крошечный деревянный домик из спичечного коробка. Сара не поняла, что это, и вопросительно взглянула на Уильяма.
   – Что это, милый?
   – Открывай дальше. – У Уильяма дух перехватило от ужаса.
   Сара открыла коробок и достала крошечную полоску бумаги, на которой было написано: «Шато де ля Мёз. Рождество после свадьбы, 1938. От Уильяма со всей любовью».
   Сара посмотрела на него в изумлении, когда прочла эти слова, внезапно поняла, что он сделал, и издала возглас удивления, поскольку поверить не могла, что Уильям пошел на такой чудесно безумный поступок. Она о таком даже и не мечтала!
   – Ты купил… замок? – спросила Сара, обняв его за шею, и бросилась к нему на колени обнаженная. – Ты это сделал?
   – Замок твой! Не уверен, мы сошли с ума или же это блестящая идея. Если тебе не нужен замок, мы можем просто продать землю, позволить усадьбе и дальше разрушаться или забыть о ней.
   Покупка обошлась ему недорого. Пришлось повозиться, чтобы сделка состоялась, а вот сама сумма, которую он уплатил, была до смешного мала. Куда дороже стоило переделать охотничий домик в Англии новому владельцу, чем приобрести Шато де ля Мёз вместе с землей и всеми постройками.
   Сара была вне себя от радости, и Уильям был счастлив, что жене так понравился подарок. Купить шато оказалось сложнее, чем он думал. Замок принадлежал четырем наследникам, двое из них жили во Франции, один в Нью-Йорке и еще один где-то в английской глуши. Но поверенные Уильяма помогли все уладить в Европе, а отец Сары связался через банк с наследницей в Нью-Йорке. Все наследники приходились дальней родней графине, умершей восемьдесят лет назад, как и говорил крестьянин. Люди, у которых он приобрел замок, отстояли от графини на несколько поколений, никто из них не знал, что делать с унаследованной собственностью и как ее разделить, так что они просто бросили замок на произвол судьбы, пока в него не влюбилась Сара.
   И тут Сара с тревогой посмотрела на Уильяма.
   – Ты, наверное, отдал за нее целое состояние?
   Если бы это было так, то Сара чувствовала себя ужасно виноватой, хотя в глубине души считала, что замок стоит того. Но, по правде говоря, Уильям получил шато почти задаром. Наследники с облегчением освободились от усадьбы и не проявили особой жадности.
   – Целое состояние уйдет на его восстановление.
   – Обещаю, я буду делать все сама… все-все-все! Когда мы можем вернуться и приступить? – Она как ребенок прыгала у мужа на коленях, и тот застонал от удовольствия.
   – Сначала нужно вернуться в Англию, у меня там кое-какие дела. Я не знаю… возможно, в феврале… или в марте?
   – А нельзя побыстрее? – Сара казалась счастливой девочкой в рождественское утро, и Уильям улыбнулся.
   – Постараемся. – Он радовался, что Саре понравился подарок. Наверное, работать с ней рука об руку будет весело, если весь этот ремонт не убьет их. – Я рад, что ты довольна. А то пару раз я сомневался, уж не забыла ли ты про шато или, может быть, замок тебе и не нужен. Твой отец считает меня психом. Потом я покажу тебе телеграммы от него. Он писал, что это звучит почти так же безумно, как та ферма, которую ты пыталась приобрести на Лонг-Айленде, теперь ему совершенно очевидно, что мы оба сумасшедшие и друг другу подходим.
   Сара хихикнула, а потом озорно посмотрела на Уильяма, что не ускользнуло от него.
   – У меня тоже есть кое-что для тебя… я думаю… не хотела говорить до возвращения, пока не пойму точно… но, возможно… у нас будет ребенок. – Она выглядела одновременно смущенной и довольной, а Уильям посмотрел на нее с удивлением и восхищением.
   – Так быстро? Сара, ты серьезно? – Он не верил своим ушам.
   – Думаю, да. Должно быть, все случилось прямо в нашу первую брачную ночь. Я буду знать точно через пару недель. – Она уже почувствовала первые признаки.
   – Сара, дорогая, ты просто чудо!
   Так в один вечер они обрели семью и шато во Франции, правда, по поводу ребенка еще точно было непонятно, а шато простоял разрушенным почти столетие, но тем не менее оба были на седьмом небе от счастья.
   Они пробыли еще какое-то время в Париже, гуляли вдоль Сены, занимались любовью, ужинали в маленьких бистро, а сразу после Нового года вернулись в Лондон в роли герцога и герцогини Уитфилдских.

Глава одиннадцатая

   Уильям настоял, чтобы Сара посетила его врача на Харли-стрит, как только они вернулись в Лондон. Врач подтвердил догадки Сары. К этому моменту она была уже пять недель как беременна, и ребенок должен был родиться в конце августа или начале сентября. Саре настоятельно рекомендовали первые пару месяцев проявлять особую осторожность, поскольку в первый раз произошел выкидыш, но при этом врач счел Сару здоровой и поздравил Уильяма с наследником.
   Уильям был явно рад за себя и за Сару, и они сообщили новость матери, когда в выходные отправились в Уитфилд.
   – Мои дорогие дети, это чудо! – восторженно воскликнула герцогиня, будто бы им удалось что-то, что не удавалось никому со времен Марии и Иисуса. – Хочу напомнить, что у вас ушло тридцать дней на то, к чему мы с отцом шли тридцать долгих лет. Поздравляю с таким везеньем! Какие же вы умнички! – Она подняла тост, а Сара с Уильямом рассмеялись.
   Герцогиня и впрямь была вне себя от радости и снова сказала Саре, что рождение Уильяма стало самым счастливым моментом в ее жизни и счастье с ней все эти годы. Но, как и доктор, свекровь настаивала, чтобы Сара не делала глупостей и не перетруждалась, чтобы не навредить ребенку или себе.
   – Я чувствую себя прекрасно.
   Сара в самом деле чувствовала себя на удивление хорошо, а доктор разрешил им заниматься любовью, только «разумно», то есть не обрывать люстру и не пытаться установить новый олимпийский рекорд, что Сара и передала мужу. Но тот отчаянно боялся, что занятия любовью, пусть даже осторожно, навредят Саре или ребенку.
   – Поверь мне, это не повредит. Доктор сказал.
   – Откуда он знает?
   – Он же врач, – убеждала Сара.
   – Может быть, он плохой врач. Может быть, нам следует показаться другому.
   – Уильям, он был доктором твоей матери еще до твоего рождения.
   – Вот именно. Он слишком стар. Стоит найти специалиста помоложе.
   Уильям и правда нашел для нее специалиста. Сара пошла на прием, исключительно чтобы порадовать мужа, но новый доктор повторил все то же самое, что и старый добрый лорд Олторп, который нравился ей гораздо больше. Да, она на втором месяце беременности, и беременность протекает без осложнений.
   – Мне хотелось бы знать, когда мы поедем обратно во Францию, – спросила она, когда они с Уильямом пробыли в Лондоне месяц. Ей не терпелось заняться ремонтом шато.
   – Ты с ума сошла? – Уильям пришел в ужас. – Ты хочешь сейчас поехать туда? Ты не хочешь подождать, пока родится ребенок?
   – Разумеется, нет. Зачем ждать столько месяцев, если мы можем приступить сейчас. Любимый, я не больна, я беременна.
   – Я знаю. Но что, если что-то произойдет? – Уильям выглядел взволнованным, ему хотелось, чтобы Сара умерила пыл. Однако даже старый лорд Олторп согласился, что нет причин торчать дома, и если она не будет перетруждаться и поднимать тяжести, то поездка во Францию пойдет Саре на пользу.
   – Занятие по душе пойдет ей на пользу, – заверил он, но все же предложил дождаться марта, чтобы было три полных месяца беременности. Это был единственный компромисс, на который пошла Сара. Она готова подождать до марта, но ни минутой дольше. Саре не терпелось приняться за работу в замке.
   Уильям старался растянуть свои дела в Уитфилде, насколько мог, да и герцогиня без конца просила его уговорить невестку не торопиться.
   – Мама, я стараюсь, но она не слушает, – как-то раз сказал он.
   – Сара сама еще дитя. Не понимает, что следует быть осторожнее. Она же не хочет потерять ребенка?
   Но в прошлый раз усвоила урок. Она была куда осторожнее, чем думал Уильям, спала днем, отдыхала, если уставала. Ей хотелось родить здорового малыша, но и сидеть на месте она тоже не собиралась. Наконец Уильям сдался. Тянуть время и дальше не представлялось возможным. В середине марта Сара пригрозила, что уедет без него.
   Они поплыли в Париж на королевской яхте, когда лорд Маунтбэттен [30 - Имеется в виду Луис фон Баттенберг, граф Маунтбэттен Бирманский, последний вице-король Британской Индии. В королевской семье ему дали прозвище Дики.] отправился в гости к чете Виндзоров, а заодно взял с собой и молодую пару Уитфилдов. «Дики», как Уильям и современники называли лорда, был очень красивым мужчиной, и Сара во время плавания прожужжала ему все уши, рассказывая о замке и о предстоящем ремонте.
   – Уильям, старина, похоже, за тебя все решили. – Но лорд тоже считал, что это пойдет им на пользу. Было видно, что они очень сильно влюблены друг в друга и в восторге от своей затеи.
   Уильям попросил швейцара в «Ритце» заказать для них машину, и они умудрились найти небольшой отельчик в двух с половиной часах езды от Парижа, неподалеку от разрушенного шато, где сняли весь верхний этаж, чтобы жить там, пока шато не станет снова пригодным для обитания, а оба понимали, что до этого еще очень и очень далеко.
   – Возможно, понадобятся годы, – проворчал Уильям, когда они снова увидели замок воочию.
   Следующие две недели он подыскивал рабочих и собрал в итоге внушительную бригаду, которая принялась отдирать доски, которыми были заколочены окна и двери, чтобы посмотреть, что же внутри. Сюрпризы подстерегали повсюду, некоторые приятные, иные – напротив. Основная гостиная оказалась великолепной, в итоге они обнаружили три салона, стены которых были обшиты панелями, с потускневшей позолотой на лепнине, а еще мраморные камины и прекрасные полы. Однако в некоторых местах древесина пострадала от плесени и сырости, а еще грызуны прогрызли доски и лепнину.
   Кроме того, в доме находилась красивая столовая, несколько салонов поменьше, все еще на том же этаже, потрясающая библиотека, обшитая деревянными панелями, и роскошный зал, не хуже, чем в английских замках, и кухня, такая старинная, что напомнила Саре экспонаты в музеях, которые она с родителями посещали в прошлом году. Там нашлись такие предметы, какими никто не пользуется уже лет двести, и Сара бережно собрала все, чтобы сохранить. Так же аккуратно они сохранили и два экипажа, найденные в пристройке.
   Уильям поднялся на второй этаж после того, как они изучили первый, но категорически запретил Саре идти с ним, поскольку опасался, что пол провалится, но полы оказались на удивление в хорошем состоянии, и в конце концов Уильям разрешил Саре подняться и посмотреть, что он обнаружил. На втором этаже располагалась как минимум дюжина солнечных комнат, опять же обшитых симпатичными панелями, с окнами красивой формы, очаровательная гостиная с мраморным камином, окна которой выходили на парадный вход, где раньше был разбит парк. Но вдруг Сара поймала себя, что не видела ванных. Конечно, засмеялась она над собой, их и не могло быть. Обитатели замка принимали ванну в будуарах и пользовались ночными горшками.
   Работы предстояло много, но она того стоила. Теперь даже Уильям выглядел воодушевленным. Он набросал чертежи для рабочих, составил расписание и каждый день с утра и до зари раздавал поручения, а Сара работала рядом, шлифуя песком старое дерево, очищая полы и панели, восстанавливая позолоту и начищая медь и бронзу до блеска, но большую часть времени она ежедневно проводила за покраской. Пока шли работы в самом замке, Уильям нанял бригаду молодых парней, чтобы те починили сторожку и они с Сарой могли переехать из отеля поближе к своему масштабному проекту.
   Сторожка была маленькой, с крошечной гостиной и малюсенькой спаленкой, зато с большой и уютной кухней, а на втором этаже располагались две светлые спальни чуть побольше. Но Уильяму и Саре вполне хватит места, и даже девушке-служанке на первом этаже, если вдруг Саре потребуется служанка. Одну спальню они заняли сами, а вторую подготовили к рождению малыша.
   Сара уже чувствовала шевеления ребенка, и каждый раз улыбалась, уверенная, что родит мальчика, похожего на Уильяма. Время от времени она говорила об этом мужу, но тот не возражал и против девочки, поскольку одним ребенком они ограничиваться не собирались.
   – Нам же не наследника трона рожать, – дразнил он ее, но все-таки в наследство доставался его титул и семейное имение со всеми угодьями.
   Однако их мысли занимало не только семейное гнездо Уитфилдов или их собственный замок. В марте Гитлер поднял уродливую голову и «проглотил» Чехословакию, заявив, что страна давно уже не существовала как суверенное государство. Он захватил десять миллионов человек, не являвшихся немцами, а потом, переварив, обратил взгляд на Польшу и начал угрожать захватом спорных территорий типа Данцига [31 - Гданьск (нем. Данциг) многие века был спорной территорией между германскими и польскими королями.].
   Через неделю после этого завершилась Гражданская война в Испании, унеся с собой больше миллиона жизней, а зажиточная Испания лежала в руинах.
   Но в апреле все стало еще хуже. По примеру своего немецкого друга, Муссолини захватил Албанию, а британское и французское правительства заворчали и предложили помощь Греции и Румынии, если те в ней нуждаются. Несколько недель назад они предлагали помощь и Польше, обещая защитить ее, если Гитлер подойдет ближе.
   К маю Муссолини и Гитлер стали союзниками, пообещав поддерживать друг друга в случае войны, а подобные переговоры между Францией, Англией и Россией начинались и заканчивались, зайдя в тупик. Это была тяжелая весна для мировой политики, и Уитфилдов очень тревожили события в Европе, но в то же время они продвигались вперед в восстановлении Шато де ля Мёз. Сара была полностью поглощена мыслями о ребенке. Она была на седьмом месяце беременности, и, хотя Уильям не говорил этого вслух, живот жены казался просто гигантским. Но они оба были высокими, так что есть основания считать, что и малыш родится крупным.
   Когда они лежали в постели, Уильям чувствовал, как малыш шевелится у Сары в животе, а когда он пододвигался поближе, то ощущал толчки.
   – Это не больно? – Его завораживала новая жизнь внутри, растущий живот и ребенок, который скоро появится как плод их любви. Это чудо ошеломляло.
   Уильям время от времени занимался с ней любовью, но все сильнее боялся навредить, да и Сара, казалось, меньше интересовалась теперь подобным. Она в поте лица трудилась над шато и к вечеру буквально падала с ног от усталости, а на следующее утро рабочие приходили в шесть утра и принимались стучать и грохотать.
   В конце июля они смогли перебраться из отеля в сторожку, что немало их обрадовало. Они теперь жили на своей земле, да и сами угодья выглядели теперь более ухоженными. Уильям привез из Парижа садовника, чтобы обрезать и пересадить растения и превратить эти джунгли в сад. Парк потребовал больше времени, но к августу появилась надежда, что и он приобретет нормальный вид, а в ремонте они достигли уже впечатляющего прогресса. Уильям уже начал подумывать, что они переедут до конца месяца, как раз к рождению ребенка. Он работал не покладая рук, особенно над их спальнями, чтобы Саре там было удобно и чтобы можно было оттуда руководить ремонтными работами после переезда. Уйдут годы на то, чтобы покончить со всеми мелочами, но они и так уже сделали очень многое за столь короткий срок.
   В июле приезжали Джордж и Белинда, они были поражены тем, сколько всего успели сделать Уильям и Сара. Джейн и Питер тоже приезжали погостить, это была совсем короткая встреча для сестер. Джейн была без ума от Уильяма и очень радовалась за Сару. Она обещала вскоре приехать снова, чтобы посмотреть на малыша, хотя сама ждала третьего ребенка, так что в Европу могла приехать не скоро. Родители Сары тоже хотели навестить младшую дочь, но отец плохо себя чувствовал, хотя Джейн и заверила, что ничего серьезного. И кроме того, они были ужасно заняты, восстанавливая Саутгемптон. Однако намеревались приехать осенью после появления на свет внука или внучки.
   После отъезда Питера и Джейн Сара несколько дней чувствовала себя одинокой и загружала себя домашними делами для поднятия настроения. Она старалась закончить свою комнату и очаровательную детскую по соседству, которая предназначалась для ребенка.
   – Как продвигается? – окликнул ее Уильям как-то днем, когда принес жене хлеб, сыр и дымящуюся чашку кофе. Он был так добр к ее родным, ко всем окружающим и, разумеется, к ней. И Сара полюбила его еще больше.
   – Почти закончила, – с гордостью сообщила она. Сара покрывала позолотой одну из панелей, которая теперь превосходила даже те, что они видели в Версале.
   – Молодец. – Уильям восхитился ее работой и улыбнулся. – Я бы тебя нанял, – с этими словами он наклонился ее поцеловать. – Как ты?
   – Отлично.
   Вообще-то у нее дико болела спина, но в этом Сара ни за что на свете не призналась бы мужу. Ей нравилось то, что она делала, да и беременность скоро закончится. Осталось каких-то три или четыре недели. Они уже нашли маленькую чистую больницу в Шамоне, чтобы Сара рожала там. Там принимал опытный доктор, которого Сара посещала каждые несколько недель. Он считал, что все идет хорошо, хотя предупредил, что, вероятно, ребенок очень крупный.
   – Что это значит? – поинтересовалась она, стараясь, чтобы вопрос прозвучал обыденно. Сара немного нервничала из-за родов, но не хотела пугать Уильяма своими страхами, которые казались ей глупыми.
   – Это может означать кесарево сечение, – признался ей доктор. – Неприятно, но иногда для матери и ребенка кесарево безопаснее, если ребенок слишком большой, а ваш, вероятно, большой.
   – А я смогу иметь еще детей после кесарева?
   Доктор замялся, но затем покачал головой, чувствуя, что должен сказать правду.
   – Нет.
   – В таком случае я не хочу делать кесарево сечение.
   – Тогда много гуляйте, двигайтесь, делайте гимнастику, плавайте, если рядом с вашим домом есть река. Это поможет вам при родах, мадам герцогиня.
   Он всегда на прощание расшаркивался и нравился Саре, хотя ей и пришлись не по душе его угрозы кесарева. Она не стала ничего говорить Уильяму о том, что ребенок крупный и о возможной операции. Она была уверена в одном – ей хотелось иметь еще детей. Сара планировала сделать все, чтобы не рисковать.
   До родов оставалась неделя или две, когда Германия и Россия подписали пакт о ненападении, оставив лишь Францию и Британию потенциальными союзниками, поскольку Гитлер уже заключил соглашение с Муссолини, а Испания была разрушена и никому не могла помочь.
   – Ситуация накаляется, да? – тихо спросила Сара однажды вечером. Они только что перебрались в свою комнату в замке, хотя оставались еще кое-какие детали, и Саре казалось, что это самое прекрасное зрелище в жизни, а Уильям чувствовал то же, глядя на жену.
   – Ничего хорошего. Возможно, мне придется съездить в Англию, посмотреть, что там в правительстве. – Ему не хотелось огорчать Сару. – А может, мы вдвоем съездим на несколько дней после рождения ребенка. – В любом случае они собирались показать ребенка матери Уильяма, так что Сара не возражала.
   – Сложно поверить, что мы вступим в войну. Я об Англии. – Сара начала думать о себе как об англичанке, хотя и сохранила американское гражданство после свадьбы, а Уильям не видел причин менять его. Ей хотелось всего лишь родить ребенка в мире, чтобы не пришлось беспокоиться о войне и искать безопасное пристанище для ребенка. – Ты же не уедешь, если что-то произойдет, Уильям?
   Она внезапно посмотрела на мужа в панике, в голову лезли всякие мысли.
   – Нет, пока не уедет ребенок, обещаю.
   – А потом? – Глаза Сары расширились от ужаса.
   – Только в случае войны. А теперь перестань волноваться обо всем этом. Тебе это не на пользу прямо сейчас. Я никуда не уеду, разве что в больницу с тобой, не глупи.
   Ночью у Сары немного заболел живот, но к утру все прошло, и она чувствовала себя лучше. Глупо сейчас было волноваться о войне, она просто нервничала из-за ребенка, сказала себе Сара, встав с постели.
   Но первого сентября, когда Сара на верхнем этаже стучала молотом по шкафу в одной из маленьких спален, где предполагалось устроить детские, она вдруг услышала какие-то неразборчивые крики и побежала вниз, на главную кухню, решив, что кто-то травмирован. Но рабочие слушали радио. Германия только что напала на Польшу по суше и с воздуха. Уильям стоял среди рабочих и слушал трансляцию. Затем все принялись спорить, попытается ли Франция спасти Польшу. Некоторые считали, что это нужно сделать, но большинству было плевать на судьбы поляков. Дома у них свои неприятности, семьи, проблемы, некоторые все же думали, что Гитлера следует остановить, пока еще не слишком поздно. Сара стояла, оцепенев от ужаса, уставившись на Уильяма и всех остальных.
   – Что это значит?
   – Ничего хорошего, – честно признался он. – Подождем и увидим.
   Они только что закончили крышу и окна, настелили полы, установили ванные, но нужно было доделывать кучу всего по мелочи. Тем не менее львиная доля работ осталась позади, ее дом цел и защищает от стихийных бедствий Сару и будущего ребенка. Вот только мир сам больше не безопасен, а здесь уж ничего не поделаешь.
   – Хочу, чтобы прямо сейчас ты об этом не думала, – велел Уильям. Он заметил, что последнюю пару дней жена спала беспокойно, и заподозрил, что роды уже совсем скоро. Ему хотелось, чтобы Сара освободилась от страхов и тревог, когда родится ребенок. Да, есть реальная опасность, что Гитлер не ограничится одной только Польшей, тогда Британии придется выступить против и остановить его. Уильям это понимал, но не стал говорить жене.
   В тот вечер они тихо поужинали на кухне. Как обычно, Сара не возражала против серьезных разговоров, но Уильям пытался отвлечь ее. Он не давал ей обсуждать новости, хотел, чтобы она думала о чем-нибудь приятном, чтобы она думала не о мировых событиях, а об их доме, но это оказалось нелегко.
   – Скажи мне, что ты собираешься делать со столовой? Ты хочешь восстановить оригинальные панели или использовать резные деревянные детали, что нашлись в конюшне?
   – Не знаю. – Сара выглядела рассеянной, силясь сконцентрироваться на вопросе. – А ты как считаешь?
   – Думаю, те, резьба выглядит повеселее. Панелей хватит и в библиотеке.
   – Мне тоже так кажется. – Сара гоняла еду вилкой по тарелке, и Уильям понял, что она не голодна. Он забеспокоился, не заболела ли жена, но не хотел донимать расспросами. Сегодня она выглядела уставшей и обеспокоенной. Как и все остальные.
   – А кухня? – Они расчистили всю кирпичную кладку четырехсотлетней давности, и Уильяму она понравилась. – Я бы оставил так, но, может, ты хочешь чего-то более утонченного.
   – Мне все равно. – Она посмотрела на него с несчастным видом. – Мне плохо от одной мысли о бедных поляках.
   – Тебе не нужно думать об этом сейчас, Сара, – нежно сказал он.
   – Почему?
   – Потому что это повредит тебе и ребенку, – твердо сказал Уильям, но она расплакалась, выскочила из-за стола и начала мерить шагами кухню. Чем ближе к родам, тем сильнее ее расстраивало все на свете.
   – А как же полячки, которые сейчас, как и я, беременны? Они-то не могут переменить тему.
   – Это ужасно, – согласился с ней Уильям, – но в данный конкретный момент мы ничего не можем изменить.
   – Почему, черт побери? Почему? Почему этот маньяк творит с ними такое? – взвилась она, а потом снова села, задыхаясь и явно испытывая боль.
   – Сара, прекрати. Не расстраивайся. – Он силой уложил ее в постель, но она не переставала плакать. – Ты не можешь взвалить на плечи все тяготы мира.
   – Дело не в плечах и не в мире, это все твой сын. – Она улыбнулась сквозь слезы, снова подумав, насколько же сильно любит Уильяма. Он был так добр к ней, постоянно заботился, столько всего сделал для восстановления шато и работал до изнеможения только потому, что замок понравился Саре. Правда, теперь он и сам полюбил шато, и это тоже тронуло Сару.
   – Думаешь, это маленькое чудовище когда-нибудь появится на свет? – устало спросила Сара, пока Уильям растирал ей спину. Нужно было пойти вниз и прибрать после ужина, но ему не хотелось оставлять жену одну, пока она не расслабится, а пока что этого не случилось и, наверное, какое-то время не случится.
   – Я думаю, что в конце концов появится. Пока все по расписанию. Что сказал лорд Олтроп? Первого сентября? Это сегодня. Может, задержится до завтра.
   – Он такой большой. – Сара беспокоилась, сможет ли разродиться, поскольку из головы не выходило предостережение французского доктора.
   – Он родится, когда будет готов. – Уильям наклонился и нежно поцеловал жену в губы. – Отдохни немного. Я принесу тебе чашку чая.
   Но когда он пришел с тем, что французы называют «настоем» мяты, Сара уже крепко спала, прямо в одежде, и Уильям решил не будить ее. Сара проспала рядом с ним до утра, а потом проснулась от резкой боли. Такое бывало и раньше, но боли всегда проходили через некоторое время. Она чувствовала себя лучше, чем за последние дни, а оставался еще длинный список дел, которые нужно было закончить в детской. Сара стучала молотком и громыхала весь день, забыв о тревогах, и даже отказалась спуститься на обед. Уильяму пришлось отнести обед наверх, он отругал ее за то, что она переусердствует, но Сара в ответ лишь рассмеялась. Она последние недели не чувствовала себя такой счастливой, так что Уильям улыбнулся с облегчением.
   – Ну, по крайней мере и так понятно, что ребенка я не потеряю. – Сара похлопала себя по огромному животу, в ответ на что ребенок лягнулся, а потом Сара съела кусочек багета, дольку яблока и вернулась к работе. Даже одежда ребенка и пеленки были сложены в ящики. К концу дня она сделала все запланированные дела, и комната выглядела прелестно. Мебель была отделана белым кружевом и белыми атласными лентами. Они поставили в детской старинную плетеную колыбельку, маленький платяной шкаф и комод, которые принадлежали старым хозяевам и которые Сара лично побелила и отполировала. Полы выкрасили в цвет меда и постелили ковер из Обюссона. Теперь здесь царили любовь и тепло, не хватало только ребенка.
   К ужину Сара спустилась в кухню и положила им обоим немного макарон, холодного цыпленка и салат, а еще разогрела суп, хлеб и позвала сверху Уильяма.
   Она налила ему стакан вина, но сама отказалась. Она перестала пить вино, потому что оно вызывало у нее ужасную изжогу.
   – Ты хорошо потрудилась. – Он только что поднимался наверх и оценил результат ее трудов, поразившись ее сегодняшней энергии, ведь уже несколько недель Сара казалась вялой, а после обеда она предложила пойти погулять в саду.
   – А отдохнуть не хочешь? – Он немного тревожился, Сара слишком перетруждалась. Не важно, что ей двадцать три года, она прошла через тяжелые испытания, и Уильям хотел, чтобы Сара отдохнула.
   – А зачем? Ребенок, возможно, родится через пару недель. У меня появилось чувство, что я могу ходить с огромным животом вечно.
   – Да, ведешь ты себя именно так. Ты в порядке? – Уильям пристально посмотрел на жену, но она выглядела хорошо: глаза сияли, на щеках горел румянец, Сара шутила и смеялась.
   – Я отлично себя чувствую, клянусь.
   Сегодня она много болтала: о родителях, о Джейн, о его матери и доме на Лонг-Айленде. Родители немало потрудились, и все будет вскоре восстановлено. Ремонт продлился долго, но шторм причинил большие убытки. Они все еще горевали о Чарльзе, но взяли нового управляющего. Японца с женой.
   Казалось, Сара испытывает ностальгию, пока они с Уильямом прогуливались по саду. Крошечные кустики начали разрастаться, сад был полон надежд на будущее, как и сама Сара.
   Наконец они вернулись в дом, Сара решила лечь и отдохнуть. Она немного почитала, а потом встала, потянулась и подошла к окну взглянуть на луну. Их новый дом был прекрасен, ей все в нем нравилось. Мечта всей ее жизни.
   – Спасибо за все это, – нежно сказала она, стоя у окна, а Уильям смотрел на нее, лежа в постели. По дороге в сторону кровати она взглянула на пол, потом на потолок. – Черт, откуда-то течет, должно быть, лопнула труба. – Она не видела, откуда течет, но по полу растекалась огромная лужа.
   Уильям встал нахмурившись и посмотрел на потолок.
   – Я ничего не вижу. – Но Сара показала на пол, и он посмотрел туда, а потом снова на нее и догадался, что произошло, раньше, чем она. – Думаю, это ты напрудила, – мягко сообщил Уильям с улыбкой, не понимая, как ей помочь.
   – Прошу прощения! – Она выглядела обиженной, когда Уильям притащил кучу полотенец из ванной, которую они оборудовали в соседней комнате, и тут до Сары внезапно дошло, что происходит. Просто раньше с ней такого не случалось. Это отошли воды. – Ты думаешь, это оно? – Она осмотрела себя, пока муж вытирал лужу полотенцами, и поняла, что ночная рубашка мокрая. Уильям прав. Это отошли воды.
   – Я позвоню доктору, – сказал он, распрямляясь.
   – Не думаю, что нужно делать это прямо сейчас. Он сказал, что после этого процесс может не начинаться еще целый день.
   – Мне будет легче, если мы свяжемся с доктором.
   Но после звонка в больницу Шамона стало не легче, а только хуже. Профессор уехал с тремя коллегами в Варшаву. Они собирались предложить там свои услуги и помочь местным жителям. Кроме того, в соседней деревеньке ночью бушевал ужасный пожар, и все медсестры помогали там, а докторов не было. В итоге в больнице отчаянно не хватало рук, и персонал собирался разбираться с обычными вызовами в последнюю очередь, пусть даже звонили по поводу мадам герцогини. Впервые его титул не заставил мир крутиться вокруг них. Его заверили, что роды не такая уж мудреная вещь, и порекомендовали позвать какую-нибудь женщину с соседней фермы или из отеля – в больнице ему не могут оказать квалифицированную помощь. Уильям не знал, что сказать Саре, когда поднимался наверх, ему было плохо физически, поскольку он понимал, что следовало отвезти жену в Лондон или по крайней мере в Париж. А теперь слишком поздно. Как-то раз он помогал ощениться суке, но понятия не имел, как рождаются младенцы, и Сара тоже. Сара в этом плане была еще более несведущей, чем Уильям: да, у нее был выкидыш, но тогда врачи сделали ей общий наркоз. Сейчас у него не было никаких лекарств для анестезии и для экстренной помощи малышу, и это была большая проблема. Внезапно он вспомнил, как Сара сказала, что иногда может пройти целый день, прежде чем начнутся схватки. Да, главное не паниковать! Он отвезет ее в Париж. Это всего два с половиной часа езды! Великолепное решение, подумал Уильям, взбегая по лестнице. Но вернувшись в спальню, он увидел, что у Сары ни с того ни с сего начались настоящие схватки.
   – Сара. – Он подбежал к кровати, где она, казалось, задыхалась, корчась от ужасной боли. – Доктора нет на месте. У тебя хватит сил доехать до Парижа?
   Но Сара посмотрела на него в ужасе.
   – Я не могу… не знаю, что случилось… не могу двигаться… боль не стихает… просто ужасная…
   – Я сейчас. – Он похлопал ее по руке и помчался вниз, решив последовать совету – позвонил в отель и спросил, не может ли кто-то помочь ему, но трубку подняла дочь хозяина, ей было всего семнадцать лет, очень стеснялась, так что помощи от нее никакой. Девушка сказала, что все остальные уехали тушить пожар, включая родителей. – Хорошо, если кто-то вернется, хоть кто-то, любая женщина, которая в состоянии помочь, пришлите ее в шато. Моя жена рожает.
   Уильям повесил трубку и снова побежал наверх к Саре, которая лежала в постели, истекая потом, тяжело дышала и стонала.
   – Все в порядке, милая. Мы сделаем это вместе.
   Уильям пошел вымыть руки, вернулся обратно с кипой полотенец и обложил ее ими. Он пристроил Саре на голову тряпку, смоченную в холодной воде, она начала было благодарить, но боль была слишком сильной. Уильям зачем-то взглянул на часы. Уже почти полночь.
   – Сегодня ночью у нас родится ребенок. – Он старался придать голосу веселости, держа ее за руку, а Сара мучилась от сильной боли. Уильям не имел представления, что делать, чтобы помочь. – Попытайся как-то ужиться с этой болью. Попытайся думать о ней, как о том, что поможет появиться на свет нашему ребенку.
   – Это ужасно… Уильям… Уильям… Останови это… Сделай хоть что-нибудь!.. – взвыла Сара, а Уильям беспомощно присел рядом, желая помочь, но не понимая как. Он не был уверен, что хоть кто-то мог бы помочь ей справиться с этой жуткой болью. Выкидыш – это плохо, но тут еще в сто раз хуже. Это превзошло ее самые худшие страхи. – О боже… Ой… Уильям… Я чувствую… начинается!
   Он почувствовал сильное облегчение, что этот кошмар продлится недолго. Он молился, чтобы все быстро закончилось.
   – Можно посмотреть? – с сомнением спросил Уильям, Сара кивнула и раздвинула ноги, словно освобождая место для ребенка.
   Когда Уильям взглянул, то увидел головку ребенка, но лишь ее часть, покрытую светлыми волосиками и перепачканную кровью. Уильяму показалось, что ребенок вот-вот родится, и он взволнованно воскликнул:
   – Я вижу его, дорогая, он рождается! Вытолкни его. Давай… вытолкни нашего малыша.
   Он продолжал подбадривать Сару, и результат не заставил себя ждать. Через мгновение ребенок уже был ближе, но потом снова исчез. Это был медленный танец, очень долгий и безуспешный. Наконец голова хоть чуть-чуть продвинулась. Уильям прижал ее ступни к своей груди, чтобы она могла тужиться сильнее, но ребенок не двигался. Сара выглядела ужасно, она кричала при каждой схватке, вспоминая предостережение доктора, что ребенок крупный и ей будет не разродиться.
   – Сара, ты можешь тужиться сильнее? – умолял Уильям.
   Ребенок, казалось, застрял. Роды длились уже целую вечность. Уже пятый час утра, а Сара рожала с полуночи. Между схватками не было передышки, лишь несколько секунд, чтобы перевести дыхание и снова тужиться, и Уильям видел, что жена начинает паниковать и теряет контроль. Он снова схватил ее за ноги и твердо сказал:
   – Тужься… теперь… давай… вот так… сильнее! Сара! Тужься сильнее!
   Он орал на нее и жалел об этом, но иного пути не было. Головка малыша не показалась еще настолько, чтобы можно было вытащить его. Когда он прикрикнул на Сару, то увидел, что голова ребенка хоть чуток продвинулась. Процесс пошел, но уже начало седьмого, солнце встает, а ребенок так и не появился.
   Сара продолжала тужиться. К восьми часам она потеряла много крови. Она была смертельно бледна, а ребенок за эти часы так и не продвинулся, но вдруг Уильям услышал на первом этаже какой-то шум и крикнул, чтобы его могли услышать. Сара почти теряла сознание, потуги становились слабее. У нее просто кончились силы. Уильям услышал поспешные шаги на лестнице, а через мгновение увидел Эммануэль, молодую девушку из отеля, в синем клетчатом платье и переднике, ее глаза были широко распахнуты.
   – Я пришла посмотреть, не смогу ли я помочь мадам герцогине с ребенком.
   Вот только Уильям уже подозревал, что мадам герцогиня умирает и никакого ребенка не будет. Сара истекала кровью, хотя пока не очень быстро, ребенок застрял, а у нее не хватало силы тужиться, когда начинались схватки. Вот уже несколько минут Сара просто лежала и стонала между схватками, и, если что-то не предпринять в ближайшее время, Уильям потеряет и жену, и ребенка. Роды длились уже девять часов, но пока безрезультатно.
   – Подойди скорее и помоги мне, – велел он девушке, и та без колебания подошла к кровати. – Ты когда-нибудь принимала роды? – Уильям не сводил глаз с Сары. Теперь ее лицо приобрело землистый оттенок, губы слегка посинели, а глаза начали закатываться, но он продолжал говорить, стараясь заставить ее слушать.
   – Сара, слушай меня, ты должна тужиться что есть сил. Слушай меня, Сара. Тужься! Давай! – Он научился чувствовать схватку, положив руку на живот. Затем Уильям снова обратился к девушке из отеля: – Ты знаешь, что делать?
   – Нет, – честно ответил она. – Я видела только у животных. – Она говорила на хорошем английском, но с сильным акцентом. – Я думаю, мы теперь должны вытолкнуть ребенка за нее, или… или… – Ей не хотелось говорить, что его жена может умереть, но оба понимали это.
   – Я знаю… Я прошу тебя нажать изо всех сил ей на живот и толкнуть ребенка ко мне. По моей команде…
   Он почувствовал приближение следующей схватки, подал сигнал девушке, начал снова кричать на Сару, и в этот раз ребенок продвинулся сильнее, чем за все эти часы. Эммануэль давила изо всех сил, она боялась, что убьет герцогиню, но выбора не было. Она продолжала давить, давить и снова давить, пытаясь выдавить ребенка наружу и привести в чувство, пока они не потеряют и мать, и дитя.
   – Выходит? – спросила Эммануэль и увидела, что Сара открыла глаза, когда мсье герцог кивнул. Кажется, она признала их, но только лишь на краткий миг, прежде чем снова нырнула в море боли.
   – Давай, дорогая. Тужься еще! Постарайся помочь нам в этот раз, – тихо просил он, сдерживая слезы, когда Сара закричала. Эммануэль надавила на живот всем своим весом и изо всех сил, а Уильям смотрел и молился, и медленно… медленно… появилась головка, и ребенок издал долгий крик даже раньше, чем они успели его полностью освободить от пут пуповины. Сара пошевелилась, услышав крик, и осмотрелась по сторонам, словно не понимая, что происходит.
   – Что это? – спросила она, пристально глядя на Уильяма.
   – Это наш ребенок. – По его щекам бежали слезы.
   Сара запаниковала при приближении новой схватки, когда снова нужно было тужиться. Им все еще требовалось освободить плечики, но теперь уже Уильям помогал, пока мать и малыш кричали. Уильям ощущал, как по его щекам текла вода, пот смешивался со слезами. Сара была слишком слаба, а ребенок просто огромный. Доктор в Шамоне оказался прав. Ей не стоило даже пытаться родить такого ребенка, но сейчас уже слишком поздно рассуждать. Малыш наполовину родился, нужно было наконец-то вытащить его из матери.
   – Сара, тужься еще! – Уильям опять закричал на нее, а Эммануэль продолжала давить на живот, пока ей не начало казаться, что она проткнула мадам герцогиню насквозь. Но ребенок опять немного продвинулся, и Уильям высвободил одну ручку, но не мог достать другую. Внезапно он вспомнил тех щенят, которым помогал родиться много лет назад. Один щеночек вышел из лона матери примерно так же, это было ужасно и для него, и для матери, но Уильям спас обоих. Щенок был очень крупным, как и его ребенок.
   Сару пронзила острая боль, и она завопила. Уильям попробовал аккуратно повернуть ребенка под другим углом, Сара дернулась и пыталась сопротивляться.
   – Держи ее! – велел он девушке. – Не позволяй ей двигаться!
   Сара могла убить ребенка. Но Эммануэль держала обессилевшую Сару крепко, пока Уильям прижимал ее ноги и пытался высвободить ребенка. Вдруг со странным звуком высвободилась вторая ручка, а затем и плечики, еще через минуту Уильям принял ребенка. Это был мальчик, красивый и беленький, словно трехмесячный.
   Уильям поднял его в лучах утреннего солнца, чтобы лицезреть во всей красе. Теперь он понимал слова матери о чуде. Это и правда было чудо.
   Он аккуратно перерезал пуповину и передал ребенка девушке, а сам промокал лицо Сары мокрым полотенцем и пытался остановить кровотечение. Но тут уж Эммануэль знала, что делать. Она бережно переложила младенца на одеяльца, свернутые на полу в некое подобие гнезда, и подошла к Уильяму.
   – Нужно сильно нажать ей на живот, сэр. Вот так. Тогда мы остановим кровотечение. Я слышала, как моя мать говорила об этом с многодетной женщиной. – Эммануэль нажала Саре на нижнюю часть живота еще сильнее, чем раньше, и принялась месить его, как тесто, а Сара слабо вскрикнула, умоляя ее остановиться, однако Уильям увидел, что девушка оказалась права: кровотечение уменьшилось и в течение часа почти совсем прекратилось.
   Был уже полдень. Уильям не мог поверить, что роды длились двенадцать часов. Двенадцать часов, которые едва не стоили жизни Саре и малышу. Сара все еще была бледной, но губы уже не были синими, и Уильям поднес к ней сына. Сара улыбнулась, но была еще слишком слаба, чтобы взять малыша на руки. Она подняла голову и посмотрела с благодарностью на мужа, инстинктивно понимая, что он их спас.
   – Спасибо, – прошептала она сквозь слезы, а муж поцеловал ее.
   Уильям снова передал малыша Эммануэль, она отнесла его вниз, чтобы помыть, а потом вернуть матери. Уильям помыл Сару, завернул ее в чистые одеяла и поменял постельное белье. Она была еще слишком слаба, чтобы двигаться самой или даже говорить, но наблюдала за его действиями с признательностью, а потом откинулась на подушки и задремала. Роды были самым ужасным и в то же время самым прекрасным зрелищем в его жизни, и он был поражен своим собственным эмоциям, пока ходил вниз, чтобы приготовить Саре чашку чая с каплей бренди, но не удержался и тоже сделал глоток алкоголя.
   – Красивый мальчик, – заметила Эммануэль. – Больше десяти фунтов [32 - Приблизительно 4,540 кг.], – изумилась она, но это объясняло все мучения Сары.
   Уильям удивленно улыбнулся, а потом попытался выразить свою благодарность юной француженке. Она была очень смелой и очень помогла, без нее Уильям не смог бы спасти кого-то из двоих, Сару или сына.
   – Спасибо. Без тебя я бы не справился.
   Уильям и Эммануэль поднялись наверх проведать Сару. Она выпила глоток чая с бренди и снова улыбнулась при виде сына. Ей все еще было больно, но понимала, что бренди пойдет на пользу. И даже в таком измученном состоянии Сара пришла в восторг от новорожденного.
   Уильям сообщил, что мальчик весит десять фунтов, а потом собирался извиниться за свое поведение, но не успел и слова сказать, поскольку Сара крепко заснула, стоило ее голове дотронуться до подушки. Она проспала несколько часов, а Уильям сидел рядом в кресле и наблюдал за ней. Когда она снова проснулась ближе к вечеру, то уже была похожа на себя саму и попросила мужа отвести ее в уборную.
   Он проводил ее, а затем уложил обратно в постель, удивляясь выносливости женщин.
   – Я так волновался за тебя, – признался он, когда жена снова улеглась. – Я не думал, что ребенок такой крупный. Десять фунтов, просто огромный.
   – Доктор предполагал, – сказала Сара, но она не стала объяснять, что не хотела делать кесарево сечение, так как боялась, что не сможет больше родить детей. Если бы Уильям узнал, то без вопросов силком отвез бы ее в Лондон. Сейчас она даже радовалась, что не сказала, оказалась храброй, пусть и несколько глупой. Теперь они смогут иметь еще детей… и у нее есть прекрасный сын… Они собирались назвать ребенка Филипп Эдвард в честь дедушки Уильяма и ее отца. Она никогда не видела столь прекрасного ребенка, подумала Сара, впервые беря младенца на руки.
   Вечером Эммануэль наконец вернулась в отель. Когда Уильям вышел подышать свежим воздухом и проводить девушку, то увидел, что несколько рабочих, которые занимались ремонтом, издалека машут ему. Он с улыбкой помахал в ответ, решив, что они поздравляют с рождением ребенка, но, присмотревшись, понял, что они зовут его, чтобы что-то сообщить. Сначала Уильям не понял, о чем речь, а потом кровь застыла у него в жилах, и он рванул навстречу.
   – C’est la guerre. Война, мсье герцог… Война. – Они сообщили, что Франция и Великобритания в полдень объявили войну Германии…
   Только что родился сын, жена чуть не погибла… а теперь ему нужно покинуть семью. Уильям долго стоял и слушал рабочих, понимая, что вскоре придется вернуться в Англию. Если получится, то нужно отправить туда сообщение немедленно. Но что сказать Саре? Пока ничего. Она еще слишком слаба для дурных вестей. Да, в скором времени придется рассказать, поскольку Уильям не сможет задержаться во Франции.
   Уильям поспешил обратно в их комнату проверить, как там Сара и спящий малыш, и по его щекам катились слезы. Это было так несправедливо… Почему именно сейчас? Сара взглянула на него так, будто заподозрила неладное.
   – Что за шум был внизу? – спросила она слабым голосом.
   – Местные жители пришли тебя поздравить с появлением на свет такого очаровательного малыша!
   – Очень мило. – Она сонно улыбнулась и снова уснула, а Уильям лежал рядом и смотрел на нее, со страхом думая о будущем.

Глава двенадцатая

   На следующее утро было тепло и солнечно, младенец разбудил их криками на восходе. Уильям принес малыша Саре и приложил к груди, наблюдая за женой и ребенком. Казалось, здоровячок точно знал, что делать, а Сара слабо улыбалась. Она по-прежнему едва могла двигаться, но чувствовала себя лучше, чем накануне вечером. Внезапно она вспомнила о вчерашнем шуме под окнами, взглянула в лицо Уильяму и поняла: случилось что-то, что Уильям утаил от нее.
   – Так что же на самом деле произошло вчера вечером? – тихо спросила она.
   Ребенок жадно сосал грудь, а Уильям сомневался, не рано ли рассказывать Саре правду, но понимал, что придется. Вечером он позвонил в Париж герцогу Виндзорскому, и они согласились, что должны вернуться в Англию незамедлительно. Уоллис, конечно, ехала с Дэвидом, но Уильям знал, что не сможет перевезти Сару. Определенно не сейчас, и возможно, на восстановление уйдут недели, а то и месяцы. Все будет зависеть от того, как быстро она пойдет на поправку, а этого никто не мог предсказать. А Уильям меж тем понимал, что должен вернуться в Лондон и доложить о своем прибытии в военное министерство. Во Франции Сара будет в безопасности, но ему ужасно не хотелось оставлять ее одну. Глядя на мужа, Сара уловила все его страдания и тревоги. Для него это были мучительные два дня.
   – Что случилось? – повторила Сара, протянув руку и коснувшись его.
   – Мы вступили в войну, – грустно сообщил он, нельзя было дальше скрывать от нее правду, и Уильям молился, чтобы у нее хватило духу перенести это известие и все, что за этим последует. – Англия и Франция против Германии. Вчера, пока ты рожала Филиппа.
   Да, роды были трудным заданием, и, понятное дело, они оба отвлеклись. Но теперь от правды уже не убежишь.
   На глазах у Сары, когда она услышала страшную весть, навернулись слезы, и она со страхом посмотрела на Уильяма.
   – Что это означает для тебя? Ты должен ехать?
   – Придется. – Он печально кивнул, категорически не желая оставлять родных, но понимая, что выбора нет. – Я попытаюсь отправить сегодня телеграмму и сообщить, что прибуду через несколько дней. Не хочу оставлять тебя, пока ты хоть чуток не окрепнешь. – Уильям нежно коснулся ее руки, вспомнив все, через что она прошла. Видеть их с сыном казалось двойным чудом и ужасно не хотелось уезжать от них. – Я попрошу Эммануэль пожить с тобой в мое отсутствие. Она хорошая девушка. – Она определенно доказала это позавчера, когда принимала вместе с Уильямом роды.
   Эммануэль пришла в самом начале десятого, в голубом платье и накрахмаленном переднике. Ее медно-рыжие волосы были аккуратно зачесаны назад и заплетены в толстую косу, болтавшуюся за спиной и перевязанную голубой лентой. Девушке исполнилось семнадцать, а ее младшему брату – двенадцать. Всю свою жизнь они прожили в Ла-Мароле. Ее родители были простые, трудолюбивые и умные люди, так же они воспитывали и своих детей.
   Пока Эммануэль была с Сарой, Уильям пошел на почту отправить телеграмму в военное министерство. Но только он вернулся в шато, как из отеля прибежал брат Эммануэль, Анри.
   – Ваш телефон неисправен, мсье герцог, – сообщил он.
   Оказалось, герцог Виндзорский позвонил в отель и оставил для него сообщение, что на следующее утро в Гавре их заберет корабль его величества «Келли» и что Уильям обязан отправиться в Париж незамедлительно. Мальчик все еще задыхался, пока передавал Уильяму слова герцога. Уильям поблагодарил его и дал десять франков, потом поднялся наверх к Саре.
   – Я только что получил сообщение от Дэвида, – начал он рассеянно, медленно прохаживаясь по комнате и осматривая обстановку, чтобы увезти в памяти. – Он… ах… Берти завтра посылает за нами корабль.
   – Сюда? – не поняла Сара. Пока Уильям ходил давать телеграмму, она задремала.
   – Вряд ли. – Он улыбнулся и присел рядом с женой. От Ла-Мароля до побережья сто пятьдесят километров. – В Гавр. Он хочет, чтобы завтра я встретился с ним в Париже в восемь часов утра. Полагаю, с нами поедет Уоллис. – Он снова посмотрел на жену, обеспокоенно нахмурившись. – Не думаю, что ты достаточно окрепла, чтобы отправиться в морское путешествие с нами.
   Он знал, что она слаба, но должен был задать этот вопрос, хотя бы для успокоения, но понимал, что если поехать слишком рано, то у Сары может снова начаться кровотечение, а она и так потеряла много крови. Она все еще была очень бледной и хилой. На восстановление уйдет месяц, прежде чем Сара сможет поехать хоть куда-то, не говоря уж о Париже или поездке в Англию. Сара в ответ покачала головой.
   – Мне не хочется оставлять вас тут.
   – Франция – наш союзник. Здесь с нами не случится ничего дурного. – Сара нежно улыбнулась мужу. Ей не хотелось отпускать Уильяма, но она не возражала остаться в Шато де ля Мёз. Теперь это их дом. – С нами все будет нормально. Ты скоро вернешься?
   – Не знаю. Я сообщу тебе при первой же возможности. Мне надо доложить о своем прибытии в военное министерство в Лондоне и выяснить, какие у них планы на мой счет. Я постараюсь вернуться как можно быстрее. А когда поправишься, нужно вернуться домой, – сказал он почти строго.
   – Это и есть наш дом, – прошептала она, глядя на него. – Я не хочу уезжать. Мы с Филиппом будем здесь в безопасности.
   – Знаю, но мне было бы спокойнее, если бы вы находились в Уитфилде.
   Подобная перспектива Сару не радовала. Она очень любила свекровь, да и поместье было очаровательным местом, но Шато де ля Мёз стало их настоящим домом. Они так много трудились, чтобы получилось так, как задумано, и ей не хотелось все бросать. Осталось еще много работы, но она могла бы что-то сделать и сама, когда снова окрепнет, пока они с сынишкой будут дожидаться Уильяма из Англии.
   – Посмотрим, – сказал он и пошел складывать чемодан в поездку.
   Этой ночью они не спали, и даже Филипп плакал чаще, чем накануне. У нее пока не хватало молока для такого крохотного великана, и Сара нервничала и беспокоилась. Она видела, как Уильям поднялся в пять часов утра. Он думал, что жена вымоталась и уснула, но неожиданно она тихо заговорила с ним.
   – Любимый, не хочу, чтобы ты уезжал, – грустно сказала она, а Уильям подошел и дотронулся до ее руки и лица. Ему тоже было трудно оторваться от семьи.
   – И я. Надеюсь, война скоро закончится и мы снова сможем вернуться к обычной жизни.
   Сара кивнула, молясь, что муж прав, и стараясь не думать о несчастных поляках.
   Уильям побрился, через полчаса оделся и снова подошел к постели, в этот раз Сара тоже встала. На миг у нее закружилась голова, и Уильям обнял ее сильной рукой.
   – Не ходи провожать меня, любимая, чего доброго упадешь по дороге наверх. – Сара ходила неуверенно, так что могла в любой момент потерять сознание и удариться головой. Но она и сама понимала, что слишком слаба, чтобы даже попытаться спуститься.
   – Я люблю тебя… Пожалуйста, береги себя… Уильям, будь осторожен. Я так сильно люблю тебя… – В ее глазах стояли слезы, и в его тоже, но он улыбнулся и помог жене лечь в постель.
   – Обещаю тебе. Ты тоже береги себя… и хорошенько позаботься о лорде Филиппе.
   Она улыбнулась, глядя на сына. Такой очаровательный малыш с большими голубыми глазами и светлыми кудряшками! Уильям сказал, что ребенок очень похож на его отца, каким он помнит его на детских фотографиях.
   Уильям поцеловал ее так нежно и сильно, как только осмелился, затем укрыл одеялом и снова поцеловал, коснувшись шелковых волос, водопадом спадающих на плечи.
   – Поправляйся. Вот увидишь, я вернусь скоро. Я люблю тебя… так сильно… – Он снова порадовался, что Сара осталась жива, и последний раз взглянул на жену от двери. – Я люблю тебя, – повторил он тихо, а Сара плакала.
   – Я люблю тебя!.. – крикнула она вслед, слыша на лестнице шаги. – Уильям!.. Я люблю тебя!..
   – Я тоже люблю тебя!.. – долетело до нее эхо, и тут она услышала, как хлопнула тяжелая входная дверь. Через мгновение ожил мотор. Сара выбралась из постели, чтобы разглядеть в утренних сумерках, как автомобиль мужа скрывался за поворотом. Слезы катились по щекам, падая на ночную рубашку.
   Она еще долго плакала, лежа в кровати, но потом Филипп потребовал к себе внимания, а еще спустя какое-то время вернулась Эммануэль: в этот раз она собиралась пожить с ними до возвращения герцога, чтобы помочь мадам герцогине с малюткой. Для нее это была замечательная возможность, она восхищалась Сарой и обожала Филиппа, которому помогла появиться на свет. Для девушки ее возраста Эммануэль была очень уравновешенной и оказала Саре неоценимую помощь.
   После отъезда Уильяма дни казались вечностью, а на восстановление ушло несколько недель. В октябре, когда Филиппу исполнился месяц, Саре позвонила герцогиня Виндзорская и сообщила ей, что они снова в Париже. Перед отъездом из Лондона они встречались с Уильямом, и он отлично выглядел. Его прикрепили к военно-воздушным силам и отправили в гарнизон севернее Лондона. Герцога Виндзорского командировали в чине генерал-майора в Париж с военной миссией к французскому правительству. Но это означало, что большую часть времени они с Уоллис смогут развлекаться, и это их обоих вполне устраивало. Уоллис еще раз поздравила Сару с рождением сына и пригласила в гости в Париж, когда Сара немного окрепнет. Уильям рассказал, какими тяжелыми были роды, и Уоллис уговаривала ее не перетруждаться. Но Сара уже хлопотала по дому, контролируя все и делая мелкий ремонт. Она наняла женщину из отеля помогать с уборкой, а Эммануэль нянчила Филиппа, который казался ей гигантом – за четыре недели мальчик поправился еще на три фунта. Просто великан какой-то!
   Брат Эммануэль, Анри, тоже помогал Саре, выполняя различные поручения, но большинство мужчин и юношей, работавших в шато, исчезли, поскольку ушли в армию. Работать в замке было некому, за исключением стариков и мальчишек. Даже шестнадцати-семнадцатилетние юнцы пытались прибавить себе возраст, чтобы попасть в армию. Внезапно появилось ощущение, будто вся нация состоит сплошь из женщин и детей.
   Пару раз Сара получала весточки от Уильяма. От него доходили письма, был даже один звонок. Уильям сообщил, что пока ничего особо не произошло и он надеется получить отпуск и навестить их в ноябре.
   Саре звонили и родители. Они уговаривали Сару вернуться домой и привезти внука. «Аквитания» отправилась в рейс в Нью-Йорк сразу после объявления войны, несмотря на страхи, но Сара еще была слишком слаба для такого долгого путешествия, поэтому родители даже предлагать не стали. Однако позднее в Англию прибыли еще три корабля – «Манхэттен», «Вашингтон» и «Президент Рузвельт», – чтобы забрать домой американцев. Но Сара продолжала убеждать мужа, что находится в полной безопасности, и то же самое написала родителям, но так и не смогла убедить их. Они пришли в ужас от того, что дочь остается во Франции во время войны, но Сара считала опасения абсурдными. Жизнь в окрестностях замка Шато де ля Мёз стала даже спокойнее, чем была.
   К ноябрю Сара окончательно поправилась. Она подолгу гуляла, часто с Филиппом, работала в саду, восстанавливала деревянные панели, которые так ей полюбились, и даже выполняла более тяжелую работу в конюшне, когда у Анри было время помочь ей. Из отеля на фронт ушли все мужчины, и Анри помогал и там. Он был очень милым, обаятельным мальчиком и действительно хотел ей помочь. Как и Эммануэль, Анри нравилось жить в замке. По вечерам Саре больше не нужна была помощь Эммануэль, но она перебралась в сторожку и приходила утром.
   Как-то раз в конце ноября Сара возвращалась из леса и пела Филиппу, неся его в специальной перевязи из ткани, которую сшила для нее Эммануэль. Мальчик почти заснул, когда она подошла к входной двери со вздохом и, открыв ее, закричала при виде Уильяма. Да, это был он! В военной форме, еще более красивый, чем раньше. Сара кинулась в объятия мужа, и он попытался обнять ее, не раздавив малыша. Сара аккуратно сняла перевязь и опустила ее. Малыш, испугавшись ее воплей, расплакался, но сейчас Сара могла думать только об Уильяме.
   – Мне так не хватало тебя, – приглушенно сказала она, уткнувшись в его грудь, Уильям так сильно прижимал ее к себе, что почти сделал больно.
   – Боже, я тоже скучал по тебе… – Он отстранился, чтобы рассмотреть ее. – Ты снова чудесно выглядишь. – Она похудела, но была сильной и здоровой. – Какая ты красивая, – произнес он, разглядывая ее так, словно собирался проглотить, а Сара засмеялась, целуя его.
   Эммануэль услышала их разговор. Она уже видела герцога, когда он приехал, а теперь пришла взять ребенка. Малыша нужно будет кормить в скором времени, но по крайней мере она освободила их хотя бы ненадолго, чтобы Сара могла побыть с мужем наедине. Они поднялись наверх, держась за руки, болтали и смеялись, Сара засыпала его вопросами о том, куда он собирается, где уже побывал, куда его отправят после учений. Он прежде служил в военно-воздушных силах, и теперь нужно было лишь освоить современную технику. Он не рассказывал жене всего, что знал. Его зачислили в ряды бомбардировщиков, летать предстояло на «Бленхейме» [33 - «Бристоль Бленхейм» – британский скоростной легкий бомбардировщик. Разработан и производился предприятием Bristol Aeroplane Company и широко использовался с первых дней Второй мировой войны.], волновать жену не хотелось, поэтому он приуменьшил опасность, но рассказал о том, как серьезно англичане восприняли войну.
   – Французы тоже относятся серьезно, – сказала Сара. – Кроме Анри и его друзей, и мужчин-то никого не осталось, разве что горстка стариков, которые слишком слабы для работы. Я все здесь сама делаю, с Эммануэль и Анри. Мы почти закончили конюшни. Увидишь!
   Уильям сначала хотел оборудовать конюшни, чтобы держать лошадей, причем несколько племенных жеребцов хотел привезти из Англии, а часть помещений отдать под небольшие комнатки для прислуги и временных рабочих. Задумка была отличная, в итоге в конюшнях могли поселиться около сорока-пятидесяти человек и столько же лошадей.
   – Похоже, я совсем не нужен тебе здесь. – Он притворился обиженным. – Вероятно, мне следовало остаться в Англии.
   – Даже не думай! – Сара встала на цыпочки и еще раз поцеловала мужа, и, когда они вошли в спальню, он закружил ее и поцеловал так крепко, что она сразу поняла, как Уильям соскучился.
   Уильям запер дверь и с обожанием посмотрел на жену, которая начала расстегивать его френч, а он стянул с нее теплый свитер. Это был один из его собственных свитеров, и Уильям отшвырнул его в дальний угол комнаты и залюбовался ее полной грудью и тонкой, как прежде, талией. Трудно было поверить, что она недавно родила.
   – Сара… ты такая красивая! – Он почти утратил дар речи и с трудом сдерживался. Никогда еще он не хотел Сару так сильно, даже в первую брачную ночь. Стоило им упасть на постель, как они тут же соединились в порыве, утоляя свою страсть.
   – Я так скучала по тебе… – призналась Сара. Ей было одиноко без него.
   – Я тосковал в разы сильнее.
   – Ты надолго приехал?
   Он замялся, поскольку срок был слишком коротким, хотя сначала и воспринимался как подарок.
   – Всего три дня. Так нужно, Сара. Я надеюсь вернуться снова перед Рождеством. – До Рождества оставался всего месяц, по крайней мере будет что ждать после его отъезда. Но прямо сейчас Саре было невыносимо думать, что муж уедет.
   Они долго лежали в постели, а потом услышали, что Эммануэль подошла с ребенком к двери, и Сара, накинув халат, вышла забрать сына. Филипп громко и бесцеремонно требовал обед. Уильям с улыбкой смотрел, как сын сосет грудь, давясь молоком от жадности и издавая смешные звуки.
   – Юный лорд совершенно не умеет вести себя за столом, а? – улыбнулся Уильям.
   – Да, придется поработать над его манерами. – Сара переложила его к другой груди. – Филипп – ужасный поросенок! Постоянно хочет есть.
   – Оно и видно. Он раза в три больше, чем был, когда родился, а мне и тогда показался огромным.
   – Мне тоже, – с сожалением вздохнула Сара, и тут Уильям подумал o том, о чем никогда не думал прежде, и с нежностью посмотрел на жену.
   – Хочешь, я буду осторожнее?
   Она покачала головой, улыбаясь, потому что не собиралась ограничиваться одним ребенком.
   – Конечно, нет, да и рано пока беспокоиться. Не думаю, что я смогу забеременеть, пока кормлю грудью.
   – Тогда пока веселимся, – подшутил он.
   Следующие три дня они провели в основном в постели, как во время медового месяца. Во время передышки Сара показала Уильяму все, что удалось сделать в его отсутствие. Она многое успела, но самое сильное впечатление произвели конюшни.
   – Ты просто молодец! – похвалил Уильям. – Я сам не смог бы сделать так, по крайней мере без посторонней помощи. Не представляю, как тебе это удалось!
   Сара провела много вечеров, орудуя молотком, пилой, забивая гвозди после полуночи, поставив рядом колыбельку с маленьким Филиппом, укутанным в одеяльца.
   – Мне нечем было заняться, – улыбнулась она. – После твоего отъезда делать особо нечего.
   Уильям с грустной улыбкой взглянул на малыша:
   – Погоди, вот он начнет путаться под ногами. Думаю, тогда ты будешь очень и очень занята.
   – А ты? – спросила Сара по дороге в шато. Три дня истекли, и утром Уильям снова уезжал. – Когда ты вернешься домой? И как там, в большом уродливом мире?
   – Отвратительно. – Уильям рассказал ей то, о чем здесь уже знали, – о событиях в Варшаве: гетто, погромы, горы трупов, даже детей, которые сражались и проиграли. Сара заплакала. Из Германии тоже приходили тревожные известия. Опасались, что Гитлер может напасть и на страны Бенилюкса, но пока этого не случилось. – Хотелось бы думать, что война скоро закончится, но я не знаю. Возможно, если мы напугаем этого маленького недоноска как следует, он отступит. Но Гитлер, кажется, напористый придурок.
   – Не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось, – сказала Сара с несчастным видом.
   – Дорогая, ничего не случится, иначе это был бы страшный позор. Поверь, военному министерству просто нужно показывать меня в форменной одежде. Простым солдатам приятно видеть лорда, играющего в те же игры, что и они. – Уильяму исполнилось тридцать семь лет, вряд ли командование собиралось бросить его на передовую.
   – Надеюсь, ты прав.
   – Я тоже. Очень рассчитываю повидаться с тобой перед Рождеством. – Ему теперь даже нравилось, что она остается во Франции. В Англии атмосфера накалялась: все казалось таким безумным и пугающим. Здесь же, напротив, обстановка была очень мирной, как будто ничего и не произошло, разве что куда-то запропастились все мужчины, остались лишь старики и мальчики.
   Они провели последнюю ночь вместе, в итоге Сара уснула в объятиях мужа. Уильям должен был разбудить ее на крики Филиппа. Она спала глубоким счастливым сном. А после того как Сара покормила малыша, они снова занимались любовью. Утром Уильям с трудом вытащил себя из теплой постели.
   – Я скоро вернусь, моя любимая, – пообещал он перед отъездом, и в этот раз Сара так не убивалась. Муж был цел и невредим, и вроде бы не грозила никакая реальная опасность.
   Уильям, верный своему слову, приехал через месяц, за два дня до Рождества. Они с Сарой спокойно отметили праздник, и Уильям заметил кое-что, что видел и раньше.
   – Ты поправилась, – заметил он. Сара не поняла, был ли это комплимент или укор. Она и правда раздалась в талии и бедрах, да и грудь налилась сильнее. Ее фигура изменилась за какой-то месяц… – Ты не могла снова забеременеть?
   – Не знаю, – растерялась Сара, хотя тоже задумывалась об этом пару раз. Время от времени ее подташнивало, и все время хотелось спать. – Не думаю.
   – А я думаю.
   Он улыбнулся, а потом внезапно забеспокоился, поскольку не хотел оставлять ее снова, особенно если она в положении. Тем же вечером он снова заговорил об этом и спросил, не хочет ли Сара перебраться в Уитфилд.
   – Это глупо, Уильям. Мы даже не знаем наверняка. – Ей не хотелось покидать Францию, беременной или нет. Лучше жить здесь, в их шато, и работать молотком, пока ремонт не будет полностью закончен, и заботиться о ребенке.
   – Ты тоже думаешь, что беременна, да?
   – Возможно.
   – Ах ты, хулиганка!
   Они снова занимались любовью, а потом Уильям вручил ей единственный подарок на Рождество, какой только удалось привезти. Это был изумрудный браслет его матери, огромный камень в обрамлении старинных бриллиантов, много лет назад заказанный в ювелирном доме «Гэррард» одним магараджей. Вряд ли такой можно носить каждый день, но, когда он вернется домой и они снова будут выходить в свет, браслет будет к месту.
   – Ты не расстроена, что я привез только это? – Уильям чувствовал свою вину за то, что не успел купить чего-то более личного, но не получилось. Браслет он взял в сейфе в Уитфилде с разрешения матери.
   – Просто ужас, – притворно надулась она. – А я-то хотела получить водопроводные ключи! Вот пытаюсь прикрутить хоть какие-то из туалетов, которые они начали устанавливать прошлым летом.
   – Я люблю тебя, – рассмеялся Уильям.
   Сара подарила ему красивую картину, которую они нашли в амбаре, и старинные часы, некогда принадлежавшие ее отцу. Она привезла их с собой в Европу как сувенир в память об отце и теперь дарила Уильяму, чтобы он носил часы с собой. Уильяму часы искренне понравились.
   Герцог и герцогиня Виндзорские провели Рождество в Париже, занятые светскими мероприятиями, а герцог и герцогиня Уитфилдские вместе потели, укрепляя балки в амбаре и вычищая конюшни.
   – Да уж, лучший способ провести Рождество, дорогая, – сказал Уильям, когда они стояли рядом, вымазанные с ног до головы грязью и сухим навозом, с молотками и лопатами наперевес.
   – Я знаю, – широко улыбнулась Сара, – но представь, как великолепно будет выглядеть это место, когда мы закончим.
   Уильям перестал уговаривать жену перебраться в Уитфилд. Она слишком любила это место, это был ее дом.
   В канун Нового года он уехал, и Сара встретила новый год одна, лежа в их постели и прижимая к себе их ребенка. Она надеялась, что новый год будет лучше прошедшего и мужчины вернутся снова домой. При этом она напевала Филиппу песню «В честь старых времен» [34 - Речь о песне на слова «Auld Lang Syne», стихотворения, написанного Робертом Бернсом на основе старинной шотландской народной песни, которая до этого существовала только в устной форме. Эта песня исполняется в англоязычном мире на празднованиях Нового года как прощание со старым годом.].
   К январю она точно знала, что снова беременна. Ей удалось найти пожилого доктора в Шамборе, который подтвердил ее мнение. Врач сказала, что все эти россказни, мол, нельзя забеременеть, пока кормишь грудью, далеко не всегда подтверждаются. Но Сара очень обрадовалась. Братик или сестренка Филиппа должен был появиться в августе. Эммануэль по-прежнему помогала ей и тоже обрадовалась новости. Она обещала делать все, что в ее силах, чтобы помочь мадам герцогине с новорожденным. Но Сара надеялась, что к тому моменту Уильям будет дома. Она не боялась. Сара написала новость Уильяму, тот ответил, умоляя жену поберечь здоровье и обещая вернуться при первой же возможности, но вместо этого его командировали в Ваттон в Норфолке в составе 82-й эскадрильи бомбардировщиков. Уильям написал ей, что не сможет вернуться во Францию еще несколько месяцев, упомянул и о своем желании, чтобы в июле она переехала в Париж и, если придется, осталась пожить у Виндзоров. Уильям боялся, что Сара снова будет рожать в замке, тем более без него, хотя и надеялся приехать.
   В марте она получила очередное письмо от Джейн: у нее снова родилась девочка и ее назвали Элен. Но Сара испытывала странное чувство, будто она отдалилась от своей семьи, они перестали быть частью ее жизни, как раньше. Да, Сара пыталась быть в курсе событий, но письма приходили с большим опозданием, и в них было полно незнакомых имен. Последние полтора года она жила своей жизнью вдали от родни. Сара всю себя отдавала заботам о сыне, ремонту замка, кроме того, она слушала новости из Европы.
   Она слушала все радиопередачи, какие возможно, читала все газеты и узнавала все слухи. Но новости не были ни хорошими, ни обнадеживающими. Только Уильям в письмах все обещал скоро вернуться. Гитлер, казалось, на какое-то время весной 1940 года остановился, и Уильям с товарищами подумали было, что он и вовсе отступит. В Штатах эту войну называли «странной» [35 - «Странная война», или «Сидячая война», – период Второй мировой войны с 3 сентября 1939 по 10 мая 1940 года на Западном фронте.], но для народов оккупированных стран война была самой что ни на есть настоящей.
   Виндзоры пригласили ее на званый ужин в Париж в конце апреля, но она не поехала. Не хотелось оставлять Филиппа в замке, хотя она всецело доверяла Эммануэль. Кроме того, Сара была уже на пятом месяце беременности и считала, что не стоит выезжать без Уильяма, так что отправила вежливый отказ, а в начале мая подхватила ужасную простуду и тот день, когда Гитлер начал наступление на территории нейтральных Бельгии и Голландии, провела в постели. Эммануэль прибежала наверх с ужасными новостями. Супостат снова наступал. Сара спустилась на кухню послушать радио, если вообще сможет поймать хоть какую-то волну, в итоге прослушала все попавшиеся в эфире новости, а на следующий день попыталась дозвониться Уоллис и Дэвиду, но слуги сообщили, что накануне утром чета Виндзоров уехала в Биарриц. В целях безопасности герцог решил отвезти супругу на юг.
   Сара снова слегла, а через неделю у нее началось осложнение в виде бронхита. От нее заразился малыш. Сара неустанно ухаживала за сыном и даже не поняла, что это значит, когда услышала по радио об эвакуации из Дюнкерка [36 - Операция в ходе Французской кампании Второй мировой войны по эвакуации морем английских, французских и бельгийских частей, блокированных после Дюнкеркской битвы немецкими войсками у города Дюнкерк.]. Что там случилось? Каким образом они вернутся обратно?
   Когда Италия вступила в войну против Англии и Франции, Сара запаниковала. Новости приходили просто кошмарные: немцы напали на Францию, никто не понимал, куда уехать и что делать. Сара знала, что французы никогда не сдадутся Германии, но что, если те начнут бомбить? Уильям и родители наверняка с ума сходят от беспокойства, но связи с ними нет. Они отрезаны от мира. Сара не могла позвонить в Англию или в Штаты. Связи не было. А четырнадцатого июня все сидели ошарашенные, когда услышали новости. Французское правительство объявило, что Париж – открытый город. Они в прямом смысле слова вручили Париж немцам, те вошли в город с наступлением темноты. Франция пала перед Германией. Сара не могла поверить своим ушам. Она сидела, глядя на Эммануэль, пока слушала новости. Девушка заплакала.
   – Ils vont nous tuer… – сетовала она. – Они убьют нас. Нам всем конец.
   – Не говори глупостей, – перебила ее Сара, стараясь придать голосу строгости и надеясь, что Эммануэль не заметит, как сильно у нее трясутся руки. – Нам ничего не сделают. Мы женщины. Да и вообще вряд ли тут появятся. Эммануэль, прояви благоразумие, успокойся. – Она сама не верила в то, что говорила. Уильям был прав. Стоило уехать из Франции, но теперь уже слишком поздно. В заботах о Филиппе она не заметила тревожных сигналов и вряд ли могла теперь бежать на юг, как это сделали Виндзоры. С ребенком на руках далеко не уйдешь, особенно на седьмом месяце беременности.
   – Мадам, что мы будем делать? – спросила Эммануэль, осознавая, что ее долг – защищать Сару. Она обещала Уильяму.
   – Ничего, – тихо ответила Сара. – Если они придут, то нам нечего прятать, нечего дать им. Мы сами все выращиваем в огороде. У нас нет ни серебра, ни драгоценностей. – Внезапно она вспомнила об изумрудном браслете, который Уильям подарил на Рождество, и еще нескольких вещицах, привезенных с собой, типа обручального кольца и подарков на первое Рождество, приобретенных в Париже. Но она может спрятать украшения, благо их немного, а если придется, то отдаст их в обмен на их жизни. – У нас нет ничего, что им нужно. Мы лишь две женщины с ребенком.
   Но тем не менее она поставила ружья Уильяма рядом с кроватью в тот вечер и спала с ружьем под подушкой и ребенком под мышкой, а драгоценности спрятала в детской, оторвав и снова мастерски заколотив доски, а потом накрыв ковром.
   Прошло четыре дня, но ничего не происходило. Только Сара решила, что они в безопасности, как и прежде, когда на главной аллее показался конвой из джипов. Немецкие солдаты выскочили из машин и метнулись к ней. Двое направили на нее автоматы и жестом велели поднять руки вверх, но Сара не могла это сделать, так как держала Филиппа. Она знала, что Эммануэль убирает посуду после завтрака, и молилась, чтобы девушка не запаниковала, когда их увидит.
   Солдаты закричали, чтоб она встала туда, куда велено, но Сара старалась скрыть волнение, она крепко держала Филиппа дрожащими руками и разговаривала с непрошеными гостями по-английски.
   – Чем я могу помочь? – спокойно и с достоинством спросила она, пытаясь как можно лучше воспроизвести аристократический командный тон Уильяма.
   Они что-то втолковывали по-немецки, а потом к ней обратился другой военный, явно выше чином. У него были злые глаза, тонкие губы, но Сара постаралась не замечать этого.
   – Вы англичанка?
   – Американка.
   Кажется, ответ поставил его в тупик, он о чем-то переговорил с другими, а потом задал следующий вопрос:
   – Кому принадлежит этот дом? Эта земля? Ферма?
   – Мне, – твердо отвечала она. – Я герцогиня Уитфилдская.
   Снова переговоры на немецком. Он махнул винтовкой, отгоняя ее в сторону.
   – Мы войдем в дом.
   Сара кивнула в знак согласия. Солдаты вошли в дом, и почти сразу раздался дикий вопль из кухни. Очевидно, они напугали Эммануэль. Двое солдат вывели девушку, держа ее на мушке. Она со слезами бросилась к Саре, и та обняла ее одной рукой. Обе тряслись от страха, но ничто в лице Сары не выдавало ее ужаса. Она была настоящей герцогиней.
   Группа солдат охраняла их, пока остальные обыскивали дом. Затем появилась новая вереница джипов. Немец снова вернулся и спросил, где ее муж. Сара сказала, что муж уехал, тогда немец предъявил ружье, которое она спрятала под подушкой. Сара никак не отреагировала и продолжала наблюдать за действиями немцев. Из одного из подъехавших джипов вышел худощавый офицер и направился к ним. Солдат, который был старше, показал ружье и махнул в сторону женщин, давая пояснения, а затем ткнул пальцем в дом, очевидно сообщая, что именно там нашли. Она расслышала слово «американка».
   – Вы американка? – спросил новый офицер по-английски с еле уловимым немецким акцентом. Он прекрасно говорил на английском, что выделяло его на фоне остальных.
   – Да. Я герцогиня Уитфилдская.
   – Ваш муж британец? – спокойно спросил он, глядя ей прямо в глаза. В другом месте и в другое время Сара сочла бы немца красивым. Они скорее всего встретились бы на званом вечере. Но тут не званый вечер, а война, и оба держали дистанцию.
   – Да, мой муж англичанин, – ответила она.
   – Ясно. – Повисла долгая пауза. Немец рассматривал Сару, и от его внимания не ускользнул округлившийся живот. – Сожалею, но вынужден сообщить вам, ваша светлость, – вежливо обратился он к ней, – что мы должны конфисковать ваш дом. Мы разместим здесь наши военные части.
   Она почувствовала, как внутри поднимается волна гнева, но не подала виду и кивнула.
   – Понятно… – На глаза навернулись слезы. Она не знала, что еще сказать. Они отбирали у нее дом, над которым она столько трудилась. А что, если она потеряет замок или его разрушат? – Я… я… – Она запиналась, а офицер оглядывался по сторонам.
   – Есть тут… дом поменьше? Коттедж? Чтобы вы переселились туда, пока мы тут.
   Сара подумала о конюшнях, но они были слишком велики, да немцы, возможно, захотят и их занять под свои нужды. Тогда она вспомнила о сторожке, где поселилась сейчас Эммануэль и где они с Уильямом жили, пока замок ремонтировали. Этот домик подойдет для нее, Эммануэль, Филиппа и малыша.
   – Да, есть, – мрачно ответила она.
   – Не могли бы вы остаться там? – Он поклонился с прусским достоинством, а в его взгляде читалось сожаление. – Мне очень неприятно, но я вынужден… просить вас переехать немедленно… – Немец посмотрел на ее выпирающий живот. – Боюсь, сюда прибудет много солдат.
   – Я понимаю. – Сара пыталась держаться с достоинством, как подобает герцогине, но внезапно почувствовала себя обычной двадцатитрехлетней девушкой. Она была очень напугана.
   – Как вы думаете, вы сможете забрать все необходимое до вечера? – вежливо поинтересовался немец, и Сара кивнула. У нее было не так много пожитков, в основном рабочая одежда, пара костюмов и платьев, да и у Уильяма мало вещей. Они так усердно работали, что даже не привезли все вещи из Англии.
   Сара поверить не могла в происходящее, пока упаковывала их одежду и личные вещи. У нее не было времени забрать украшения из детской, но она знала, что там драгоценности в безопасности. Она разложила одежду по чемоданам, а Эммануэль помогла упаковать всю кухонную утварь, продукты, мыло, простыни и полотенца. Работы оказалось больше, чем ожидала Сара, малыш плакал целый день, словно предчувствовал нечто ужасное. Было почти шесть, когда Эммануэль отнесла последние вещи в сторожку. Сара в последний раз оглядела свою спальню, здесь родился Филипп и был зачат второй ребенок, эту комнату она делила с Уильямом.
   Ей казалось кощунством отдать ее на растерзание немцам, но выбора не было. Когда она стояла, беспомощно озираясь, вошел солдат, которого она не видела раньше, и направил на нее винтовку.
   – Schnell! – скомандовал он. – Быстро!
   Сара спускалась по лестнице со всем достоинством, на какое только была способна, но по щекам катились слезы, а внизу солдат ткнул ее дулом в живот, и тут раздался настоящий рев, который мог бы напугать кого угодно. Солдат отпрыгнул на приличное расстояние и попятился, когда на них надвигался комендант, тот самый, что утром говорил с Сарой на безупречном английском. Теперь он был в ярости и отчитал своего подчиненного таким ледяным тоном, что солдат задрожал, после чего поклонился Саре с виноватым видом и пулей выскочил из здания. Офицер расстроенно посмотрел на нее, он явно был сильно огорчен из-за произошедшего. Сара пыталась казаться невозмутимой, но, несмотря на все ее старания, комендант видел, что она дрожит.
   – Приношу вам свои извинения за отвратительные манеры моего сержанта, ваша светлость. Этого больше не повторится. Могу я отвезти вас в ваш дом?
   Я уже дома, хотелось сказать Саре, но она была благодарна офицеру за то, что утихомирил сержанта, ведь тот мог выстрелить ей в живот просто ради забавы, и от одной мысли об этом кружилась голова.
   – Благодарю, – холодно сказала она. Идти далеко, а она устала. Ребенок пинался весь день, очевидно, ощущая гнев и ужас матери. Сара плакала, пока собирала вещи, и сейчас, садясь в джип, чувствовала себя совершенно обессиленной, тем временем немец завел мотор под пристальными взглядами нескольких солдат.
   Офицеру хотелось на личном примере продемонстрировать, как нужно себя вести. Он уже объяснил им это. Нельзя трогать местных девушек, убивать домашних питомцев ради забавы и ходить в город пьяными. Или они будут себя контролировать, или столкнутся с его гневом, а тогда их ждет поездка обратно в Берлин с перспективой быть отправленными куда-нибудь подальше. И солдаты обещали подчиняться.
   – Я комендант Иоахим фон Мангейм, – представился он. – Мы очень благодарны вам за то, что вы передали нам свой дом. Мне очень жаль, что это вас расстроило. – Они ехали по главной аллее, и немец взглянул на нее. – Война – неприятная штука. – Его семья очень многое потеряла во время Первой мировой. И тут офицер удивил Сару, спросив о ребенке: – Когда вы ждете прибавления? – Как это ни странно, но он казался человечным, несмотря на немецкую униформу, но Сара не забывала, на чьей стороне он воюет, и снова напомнила себе, что она герцогиня Уитфилдская и должна быть вежливой с этими людьми, но не более.
   – Не раньше чем через два месяца, – ответила она резко, размышляя, к чему вообще такой вопрос. Может, ее хотят куда-то отправить. Мысль пугала. Сейчас она как никогда сильно пожалела, что не уехала в Уитфилд. Но кто тогда думал, что Франция падет и сдастся немцам?
   – У нас здесь будут доктора, – заверил немец. – Мы собираемся использовать ваш дом для раненых. Устроить госпиталь. Ваши конюшни прекрасно подойдут для этих целей. Да и продуктов на ферме в изобилии. Уверен, – улыбнулся он виновато, когда они подъехали к коттеджу, где Эммануэль ждала с Филиппом на руках, – это идеальное место для нас.
   – Как вам повезло, – съязвила Сара. Вряд ли отдать свой дом немцам для нее большая удача.
   – Действительно. – Он наблюдал, как Сара вышла из автомобиля и взяла малыша у Эммануэль. – Спокойной ночи, ваша светлость.
   – Спокойной ночи, комендант, – процедила Сара, не поблагодарив, и молча направилась к коттеджу, ставшему теперь ее прибежищем.

Глава тринадцатая

   Оккупация Франции подействовала на всех угнетающе, но вторжение в Шато де ля Мёз причинило Саре практически физические страдания. Через пару дней имение кишело немецкими солдатами, конюшни были набиты битком, по три-четыре человека в каждом помещении, даже в стойлах для лошадей. Там разместили около двух сотен солдат, хотя они с Уильямом планировали помещения для сорока-пятидесяти рабочих. Условия были суровые. Немцы заняли также ферму и выселили жену фермера в сарай. Старой женщине пришлось спрятаться безропотно. Муж и оба сына находились в армии.
   Как и говорил комендант, замок стал госпиталем для раненых, своего рода санаторием для выздоравливающих с палатами в каждой комнате и жилыми помещениями для старших офицеров. Комендант жил в шато, в одной из комнат поменьше. Сара видела там несколько медсестер, но большая часть медицинского персонала состояла из дневальных и санитаров, по слухам, еще были два доктора, но Сара их никогда не видела.
   Сара практически не сталкивалась ни с кем из них, держалась в стороне, поселившись с Эммануэль и младенцем в коттедже. Ей не терпелось снова взяться за работу, кроме того, Сара беспокоилась, как бы немцы не нанесли ущерб имуществу. Но поделать она ничего не могла. Она подолгу гуляла с Эммануэль и если забредала на ферму, то болтала с женой фермера, чтобы удостовериться, что с ней все нормально. Та пребывала в хорошем настроении, говорила, что немцы относятся к ней сносно. Солдаты забирали весь ее урожай, но не трогали ее саму. Пока что они вели себя вполне достойно. Но Сару беспокоила Эммануэль. Она хорошенькая молодая девушка, которой только что исполнилось восемнадцать, и ей опасно жить рядом с тремя сотнями немецких солдат. Сара не единожды просила ее вернуться в отель, но Эммануэль всякий раз отнекивалась. В определенном смысле они стали добрыми подругами и всегда относились друг к другу уважительно. Эммануэль близко к сердцу восприняла обещание, данное Уильяму, не покидать герцогиню и лорда Филиппа.
   Однажды Сара возвращалась с фермы, примерно через месяц после прихода немцев, и увидела группу солдат, кричавших и улюлюкавших на старой тропинке у конюшен. Для нее они представляли опасность, несмотря на американское гражданство, Сара была их врагом, а они – оккупантами. Она издали видела, что они над чем-то гогочут, и собиралась пройти мимо, как увидела у дороги перевернутую корзинку с ягодами. Это была одна из их корзинок, а такие ягоды Эммануэль всегда собирала для Филиппа, поскольку мальчик обожал их. Сара тут же все поняла. Они играли как кошка с мышкой с крошечной жертвой, которую мучили в кустах. Сара, не раздумывая, поспешила туда, где стояли немцы. В старом выцветшем платье она казалась еще полнее в ярком солнечном свете. Волосы были заплетены в длинную косу, которую она перекинула через плечо, приблизившись к солдатам, а потом ахнула, увидев Эммануэль. Та стояла в порванной блузке с обнаженной грудью, юбка соскальзывала с бедер, пока солдаты глумились над ней. Двое держали бедняжку за руки, а третий щекотал ее соски и целовал девушку.
   – Прекратите! – закричала Сара в бешенстве. Эммануэль была совсем ребенок, девочка, и Сара знала из разговоров, что та сохранила девственность. – Немедленно прекратите это!
   Сара кричала на них, а немцы смеялись, тогда она схватила одного из солдат за дуло винтовки, но тот грубо оттолкнул, выкрикивая что-то на немецком. Сара бросилась к Эммануэль, которая стояла, размазывая по щекам слезы, она испытывала стыд, а еще унижение и страх. Сара подобрала обрывки блузки Эммануэль и попыталась прикрыть ее наготу, но тут один из немцев притянул к себе Сару, ухватившись за ее ягодицы. Она попыталась развернуться, но парень крепко держал ее, одной рукой лаская грудь, а второй больно надавливая на живот. Сара пробовала высвободиться, но солдат продолжал прижиматься к ней, она ощущала его возбуждение и испугалась, что сейчас ее изнасилуют. Сара встретилась взглядом с Эммануэль, она попыталась успокоить глазами девушку, но было видно, что та до крайности испугана, теперь даже не столько за себя, сколько за хозяйку, поскольку рука насильника поползла между ног герцогини, и Эммануэль закричала, но почти сразу же раздался выстрел. Эммануэль дернулась. Сара воспользовалась случаем, чтобы высвободиться из рук солдата, однако тот уцепился за подол старого желтого платья и разорвал его, обнажив длинные красивые ноги и огромный живот. Но Сара быстро подошла к Эммануэль и стала уводить девушку прочь, как вдруг поняла, что рядом с ними стоит комендант, сверкая глазами от ярости и в бешенстве выкрикивая команды на немецком. Он все еще держал пистолет в вытянутой вверх руке и снова выстрелил в воздух, чтобы солдаты поняли серьезность намерений, а потом опустил руку и направил револьвер по очереди на каждого из них, после чего убрал револьвер в кобуру, что-то буркнул по-немецки и велел им разойтись. Позднее он приказал посадить их в карцер, который оборудовали в дальнем конце конюшни. Как только солдаты удалились, он быстро подошел к Саре и Эммануэль. Во взгляде читалось негодование. Комендант отдал приказ ординарцу, стоявшему рядом, тот куда-то сбегал и появился с двумя одеялами. Сначала Сара укутала Эммануэль, потом сама завернулась в одеяло. Это было одно из ее одеял, забытое в замке во время переезда в сторожку.
   – Обещаю вам, что такое больше не повторится. Эти люди – натуральные свиньи. Они выросли на скотном дворе, большинство из них и понятия не имеют, как себя вести. Если я еще раз увижу нечто подобное, застрелю виновного. – Он побелел от гнева.
   Эммануэль все еще дрожала. Сара не чувствовала ничего, кроме бешенства, и по дороге к коттеджу она то и дело обращала на коменданта горящий взор. Около сторожки они увидели Анри, игравшего с малышом. Его настоятельно просили держаться подальше от замка, боясь, что солдаты могут привязаться к нему. Но сегодня Анри пришел проведать сестру, а та попросила поиграть с малышом, пока она сходит за ягодами.
   – Вы понимаете, что могло произойти? – Сара жестом велела Эммануэль идти в дом. Оставшись наедине с комендантом и глядя на него в упор, она продолжила: – Они могли убить моего ребенка в утробе!
   Комендант не отвел глаз.
   – Я это понимаю и искренне прошу у вас прощения. – Судя по виду, он говорил искренне, но хорошие манеры не смягчили Сару. Лично она считала, что их здесь вообще не должно быть.
   – Эммануэль – совсем еще девочка! Как они посмели творить такое! – Тут ее всю затрясло, захотелось накинуться на немца с кулаками, но хватило ума не делать этого.
   Коменданта расстроило случившееся с Эммануэль, но больше всего огорчило то, что чуть было не произошло с Сарой.
   – Приношу свои извинения, ваша светлость. Я вполне в состоянии проанализировать ситуацию и сделать соответствующие выводы. – Она права. Они действительно могли убить ее ребенка. – Впредь мы будем лучше следить за нашими людьми. Даю вам слово офицера и джентльмена. Смею вас заверить, больше такое не повторится.
   – Уж постарайтесь! – рявкнула Сара и зашагала в коттедж, даже в одеяле умудряясь выглядеть красиво и достойно, пока комендант смотрел ей вслед.
   Она была необычная женщина, и он не раз размышлял, как она стала герцогиней Уитфилд. В кабинете Уильяма, где поселили коменданта, он нашел фотографии Сары и их совместные с мужем снимки, на которых они были очень красивыми и счастливыми. Даже завидно. Сам он развелся еще до войны и почти не виделся с детьми. У них с женой было два сына, семи и двенадцати лет, но жена вышла замуж второй раз и уехала в землю Рейн. Он знал, что ее второго мужа убили в Познани в первые дни войны, но не виделся с ней. Не очень-то и хотелось. Для Иоахима развод стал настоящим испытанием. Они поженились совсем молодыми и всегда были слишком разными, но разрыв был долгим. Только через два года он пришел в себя после удара, и тут началась война, теперь он был слишком занят. Он обрадовался своему назначению во Францию. Здесь ему всегда нравилось. Год он проучился в Сорбонне, а оканчивал учебу в Оксфорде. Но за все свои сорок лет не встречал такой женщины, как Сара. Такой красивой, сильной и порядочной. Он предпочел бы встретиться с ней при других обстоятельствах и в другое время. Возможно, тогда события развивались бы иначе.
   Госпиталь отнимал у него много времени, однако по вечерам Иоахим любил подолгу гулять, он уже хорошо изучил окрестности, включая дальние уголки имения, и как-то раз вечером, возвращаясь с берега маленькой речушки, которую обнаружил в лесу, натолкнулся на Сару. Она медленно ковыляла, погруженная в размышления. Он не хотел напугать ее, но нужно что-то сказать, чтобы не застать ее врасплох. И тут Сара повернулась, будто уловила чье-то присутствие. Она остановилась и посмотрела на него, сомневаясь, представляет ли немец для нее угрозу или нет, но он быстро рассеял ее сомнения:
   – Могу я помочь вам, ваша светлость?
   Сара храбро перебиралась через поваленные деревья и невысокие каменные ограды и легко могла бы упасть, но хорошо знала местность. Они с Уильямом часто приходили сюда.
   – Все нормально, – тихо промолвила она с достоинством герцогини, при этом выглядела юной и прелестной. Казалось, она сердилась меньше, чем обычно при встрече с ним. Сара все еще была подавлена из-за случившегося с Эммануэль на прошлой неделе, но слышала, что все виновные понесли наказание, и обостренное чувство справедливости коменданта произвело на нее впечатление.
   – Вы хорошо себя чувствуете? – спросил комендант, идя рядом с ней. Она отлично выглядела в белом платье с вышивкой, которое заказала у местных мастериц.
   – Да, – сказала она, посмотрев на него словно в первый раз. Он был красивый, высокий, белокурый, лицо покрывала сеточка морщин. Сара поняла, что он чуть старше Уильяма. Ей бы не хотелось видеть его здесь, но, должна признаться, немец был всегда безупречно вежлив и дважды ей помог.
   – Вы, должно быть, теперь сильно устаете, – мягко сказал он, а Сара вздрогнула и на миг погрустнела, подумав о муже.
   – Иногда. – Она снова посмотрела на Иоахима. В последнее время до нее доходили обрывочные новости о войне, и с начала оккупации она не получила ни слова от Уильяма. Связь с Англией прервалась. Сара знала, что он с ума сходит от беспокойства за нее и Филиппа.
   – Вашего мужа зовут Уильям, не так ли?
   Сара посмотрела на него в недоумении, но молча кивнула.
   – Он моложе меня, но, кажется, мы могли встречаться в Оксфорде. А потом он вроде бы перешел в Кембридж.
   – Да, – с сомнением промямлила Сара. Странно было думать, что муж и этот немец встречались. Жизнь порой выкидывает странные фортели. – А почему вы учились в Оксфорде?
   – Всегда хотелось. Я тогда увлекался всем английским. – Иоахиму хотелось сказать, что он и сейчас увлекается, но он не мог. – Это была чудесная возможность, и я всецело отдался учебному процессу в этом образцовом университете.
   Она задумчиво улыбнулась.
   – Мне кажется, Уильям испытывал те же чувства по поводу Кембриджа.
   – Он был членом футбольной команды, и я один раз играл против него. – Иоахим улыбнулся. – Он выиграл.
   Саре хотелось издать радостный возглас, но она только улыбнулась, внезапно заинтересовавшись этим немцем. В любой другой ситуации он бы ей понравился.
   – Я бы предпочла, чтоб вас тут не было, – честно сказала Сара, это прозвучало совсем по-детски, и Иоахим рассмеялся.
   – Я тоже, ваша светлость. Я тоже. Но это лучше, чем сражаться на поле боя где-то в другом месте. Мне кажется, в Берлине знали, что я гожусь на то, чтобы восстанавливать здоровье людей, а не лишать их жизни. Так что для меня оказаться здесь – большой подарок. – Тут он был прав, но Саре хотелось, чтобы немцев вообще не было. Тут Иоахим взглянул на нее с любопытством. – А где ваш супруг?
   Она не была уверена, стоит ли отвечать. Если она скажет, что Уильям служит в разведке, то, возможно, навлечет на них еще бо́льшую опасность.
   – В военно-воздушных силах Великобритании.
   – Летает? – Казалось, комендант удивился.
   – Нет, – растерялась Сара, и немец кивнул.
   – Большинство летчиков намного моложе нас. – Он был, конечно, прав, но она только кивнула. – Война – ужасная мясорубка. Никто не выигрывает. Все только проигрывают.
   – Кажется, ваш фюрер думает иначе.
   Иоахим долго молчал, а потом ответил, и что-то в голосе привлекло внимание Сары, она поняла, что немец так же ненавидит эту войну, как и она сама.
   – Вы правы. Возможно, со временем, – смело заявил он, – фюрер очнется. И сделает это прежде, чем погибнут миллионы людей и будут нанесены колоссальные убытки. – Сару тронуло то, что прозвучало дальше: – Я надеюсь, что ваш муж, ваша светлость, останется цел и невредим.
   – Я тоже, – прошептала Сара, когда они подошли к коттеджу. – Я тоже.
   Он кивнул и отдал честь, Сара направилась в дом, размышляя над тем, насколько много противоречий в этом немце. Он всем сердцем ненавидит войну, но при этом командует немецкими частями в долине Луары. Но дома Сара забыла об Иоахиме, думая только о своем муже.
   Через несколько дней они снова встретились, в том же самом месте, потом еще раз, и в итоге это стало своего рода традицией. Саре нравилось в конце дня сидеть в лесу у реки и размышлять, бултыхая ногами в прохладной воде. Иногда у нее сильно отекали лодыжки, да и вообще тут было так спокойно. Только пение птиц и звуки леса.
   – Добрый вечер, – тихо поздоровался немец как-то вечером. Сара не знала, что он уже понял расписание прогулок и из своего окна наблюдал, как она выходит из сторожки. – Сегодня жарко.
   Ему хотелось бы предложить ей прохладный напиток, или погладить по длинным шелковистым волосам, или даже коснуться ее щеки. Сара теперь снилась ему ночами, а днем он постоянно думал о ней. Иоахим даже взял себе одну из ее фотографий, ранее принадлежащих Уильяму, и хранил в письменном столе, чтобы время от времени любоваться.
   – Как вы себя чувствуете?
   Она улыбнулась. Они еще не были друзьями, но соблюдали нейтралитет. Уже что-то. Можно еще хоть с кем-то поговорить, кроме Эммануэль, Анри и Филиппа. Сара скучала по долгим интеллектуальным беседам. И не только по ним. Она скучала по всему. Но по крайней мере с этим человеком можно было поговорить. Сара никогда не забывала о том, кто он и почему он здесь. Она герцогиня, а он комендант. Но это было своего рода отдушиной – поговорить с ним пусть даже несколько минут.
   – Я чувствую себя очень толстой, – призналась она с улыбкой. – Огромной. – И тут Сара с любопытством посмотрела на него. Она ведь ничего не знала о нем. – У вас есть дети?
   Он кивнул, примостившись на большом камне по соседству, и опустил руку в студеную воду.
   – Да. Два сына. Ганс и Андреас. – Он заметно погрустнел.
   – Сколько им.
   – Семь и двенадцать. Они живут с матерью. Мы в разводе.
   – Мне жаль, – искренне сказала она. Дети и война – разные вещи, и независимо от национальности она не могла заставить себя ненавидеть их.
   – Развод – ужасная штука, – сказал он, и Сара кивнула.
   – Знаю.
   – Да? – Иоахим поднял бровь, желая расспросить откуда, но не стал. Понятно, что Сара не может этого знать, она счастлива с мужем. – Я почти не видел детей после развода. Она снова вышла замуж… а потом грянула война… короче, все непросто.
   – Вы увидитесь снова, когда война закончится.
   Он кивнул, размышляя, когда же это случится, когда фюрер отпустит всех по домам, и позволит ли бывшая жена встретиться с сыновьями, или же скажет, что уже поздно и дети больше не хотят с ним видеться. Она постоянно играла с ним в какие-то игры, и Иоахиму все еще было больно, и он злился.
   – А ваш ребенок? – Он сменил тему. – Вы говорили, что он родится в августе. Это совсем скоро. – Интересно, какой поднимется шум, если он позволит Саре рожать в замке с помощью его докторов, и не вызовет ли это слишком много пересудов. Может быть, проще послать одного из докторов в сторожку. – Вы легко рожали вашего сына?
   Было так странно вести с ним такие разговоры, но сейчас они были в лесу одни, захватчик и пленница, – какая разница, что она ему расскажет? Кто узнает? Кто узнает, даже если они подружатся при условии, что никто не пострадает?
   – Нет, очень трудно, – призналась Сара. – Филипп весил десять фунтов. Просто кошмар. Муж спас нас обоих.
   – А врача не было? – Он застыл в шоке. Герцогиня должна рожать ребенка в частной клинике, в Париже, но Сара в очередной раз удивила его.
   – Я хотела рожать здесь. Филипп появился на свет в день объявления войны. Доктор уехал в Варшаву, а больше никого не было. Только Уильям… мой муж. Я думаю, он испугался больше, чем я. После какого-то момента я даже не помню, что происходило. Это длилось бесконечно, и… – Она не стала вдаваться в детали, смущенно улыбнувшись. – Но это не важно. Он очаровательный мальчик. – Сара тронула Иоахима своей невинностью, откровенностью и красотой.
   – В этот раз не боитесь?
   Сара замялась, по непонятной ей самой причине хотелось быть с ним честной. Она понимала, что нравится ему, несмотря на то, кем он был, где жил и при каких обстоятельствах они встретились. Он был добр к ней и держался в рамках приличий. Более того, ему дважды пришлось вмешаться, чтобы защитить ее.
   – Немного, – призналась она, – но не очень сильно. – Сара надеялась, что теперь все произойдет быстрее и ребенок не окажется таким крупным.
   – Женщины всегда кажутся мне такими храбрыми. Жена родила обоих сыновей дома. Это было прекрасно, но у нее все прошло легко.
   – Повезло, – улыбнулась Сара.
   – Вероятно, с помощью немецких специалистов вам не придется так страдать. – Он тихо засмеялся, а Сара посерьезнела.
   – В тот раз врачи настаивали на кесаревом сечении, но я не захотела.
   – Почему?
   – Чтобы еще рожать детей.
   – Ваша решимость достойна восхищения. И очень смело с вашей стороны… я всегда говорил, что женщины кажутся мне очень мужественными. Если бы нам пришлось рожать, то детей не было бы совсем.
   Сара рассмеялась, потом они заговорили про Англию, и Иоахим спросил ее про Уитфилд. Сара специально отвечала уклончиво. Не хотелось выдать секреты, но его интересовал дух поместья, легенды, традиции. Казалось, он и правда увлечен английской культурой.
   – Мне следовало вернуться, – задумчиво произнесла она. – Уильям хотел, чтобы я вернулась, но я считала, что здесь мы будем в безопасности. Вот уж не думала, что Франция капитулирует.
   – Никто не ожидал подобного развития событий. Даже мы были удивлены, насколько быстро это произошло, – признался он ей, а затем Иоахим сказал ей то, о чем говорить не следовало. Но он доверял Саре, да у нее и не было возможности предать его. – Я думаю, что вы правильно поступили, оставшись во Франции. Вы с детьми здесь в большей безопасности.
   – Чем в Уитфилде? – удивилась она, слова показались ей странными, и, нахмурившись, Сара взглянула на немца, не понимая, о чем он.
   – Не только в Уитфилде, а вообще в Англии. Рано или поздно люфтваффе [37 - ВВС Германии.] повернет все свои силы против Британии. Тогда окажется лучше, что вы находитесь здесь.
   Она размышляла, прав ли он, на обратном пути, а потом задумалась, не сказал ли он ей чего-то, чего не стоило говорить. Британцы наверняка знали о планах люфтваффе, и, возможно, он прав, и безопаснее именно здесь. Как бы то ни было, у нее теперь нет выбора. Она его пленница.
   Сара не виделась с комендантом несколько дней, а в самом конце июля натолкнулась на него в лесу. Он был усталым и рассеянным, но обрадовался, когда Сара поблагодарила его за еду, которую он посылал в сторожку. Сначала ягоды для малыша, потом корзина фруктов для всех, и буханки свежего хлеба, который пекли их пекари в шато, а еще целый килограмм настоящего кофе, завернутый в газету и убранный подальше от жадных взглядов.
   – Благодарю вас, – тихо произнесла она. – Вы не должны этого делать. – Он ничего им не должен. Это же оккупант.
   – Я вполне вменяемый человек, не лишенный чувств и разума. Не буду же я набивать брюхо, пока вы голодаете.
   Накануне повар испек для него чудесный торт «Захер», и Иоахим планировал отправить ей остатки сегодня вечером, но не упомянул об этом, пока они брели к сторожке. Она шла медленно, и он отметил, что за последнюю неделю она сильно раздалась.
   – Вам еще что-нибудь нужно, ваша светлость?
   Она улыбнулась. Он всегда обращался к ней «ваша светлость».
   – Думаю, вы можете называть меня просто Сара.
   Он уже знал ее имя. Подсмотрел, когда проверял паспорт. А еще знал, что через пару недель ей исполнится двадцать четыре. Он знал имена ее родителей, их адрес в Нью-Йорке, ее отношение к некоторым вещам, но в остальном ему мало что о ней было известно, а любопытство не знало границ. Иоахим думал о ней чаще, чем мог признаться. Но Сара этого не чувствовала, пока гуляла с ним рядом. Она лишь ощущала, что он очень заботливый и, учитывая его положение, всячески пытается помочь.
   – Очень хорошо, Сара, – тихо сказал он, воспринимая это как огромную честь, затем улыбнулся, и она в первый раз заметила, что он и впрямь очень красив. Обычно он был сосредоточен и серьезен, и никто не замечал его мужественности и красоты. Но на солнце он на мгновение словно бы стал моложе на несколько лет. – Вы будете Сара, а я Иоахим, но только когда мы наедине. – Они оба понимали почему, и она кивнула. И тут он снова обратился к ней: – Вам ничего больше не нужно? – Он искренне предлагал помощь, но Сара отрицательно покачала головой. Она никогда не взяла бы ничего, за исключением еды, которую он оставлял для Филиппа. Но в любом случае вопрос ее глубоко тронул, и она улыбнулась.
   – Вы могли бы подарить мне билет домой, – пошутила она. – А? Прямиком в Нью-Йорк или в Англию. – Она впервые шутила после появления немцев.
   Иоахим засмеялся.
   – Если бы я только мог. – Взгляд его снова посерьезнел. – Представляю, как беспокоятся ваши родители, – посочувствовал он, жалея, что не силах помочь. – А ваш супруг… – Он бы сходил с ума, если бы Сара была его женой и оказалась за линией фронта, но Сара, казалось, не слишком переживала. Она пожала плечами, а ему безумно хотелось коснуться ее, но понятно, что даже этого нельзя себе позволить. – До тех пор, пока это зависит от меня, вы будете в безопасности, – заверил он.
   – Благодарю вас, – улыбнулась Сара, а потом вдруг споткнулась о корень дерева, попавшийся под ноги.
   Она чуть было не упала, но Иоахим среагировал молниеносно и поймал ее. Он держал Сару в своих сильных руках, а потом она снова обрела равновесие и поблагодарила его. Но на миг он ощутил, какое тепло излучает ее тело, какая бархатная кожа на ее руках цвета слоновой кости, а длинные темные волосы скользнули по его лицу, как шелк. Она пахла мылом и духами, которые любил муж. Иоахиму казалось, что рядом с ней он готов растаять. Он знал, что никогда не признается в своих чувствах, и от этого ему становилось все мучительнее жить.
   Он проводил ее до сторожки, простившись у дверей, и остаток дня провел за работой в кабинете.
   Затем они целую неделю не виделись. Комендант ездил в Париж встречаться с послом Отто Абецем, чтобы обговорить поставку медикаментов, а когда вернулся, то был так занят, что не хватало времени на прогулки на свежем воздухе и другой отдых. Через четыре дня после его возвращения произошел ужасный взрыв на складе в Блуа. Привезли больше сотни раненых, медицинского персонала не хватало катастрофически. Раненые лежали повсюду, и два доктора метались от одного тяжелого пациента к другому. Они организовали в столовой маленькую операционную, но некоторые из раненых получили такие тяжелые ожоги, что им никто уже не мог помочь. У них не было конечностей, пожар изуродовал лица. Когда Иоахим и его подчиненные инспектировали переполненные палаты, им открылась страшная картина бойни, и один из врачей попросил прислать подкрепление. Он хотел, чтобы на подмогу вызвали местных.
   – Здесь должны быть люди с навыками медицинской помощи, – настаивал он, но местная больница закрылась, доктора уехали, а медсестер отправили в военные госпитали много месяцев назад, или они бежали до начала оккупации. Остались только работники с ферм, и большинство из них не обладали нужными знаниями. – А хозяйка замка? Она придет? – Разумеется, он имел в виду Сару, и Иоахим подумал, что она, может быть, откликнется на его просьбу. Она очень добрая, но уже на сносях, вряд ли подобное зрелище пойдет ей на пользу. Иоахим решил, что нужно ее защитить.
   – Я не уверен. Она на днях должна родить.
   – Велите ей прийти. Она нам нужна. У нее есть служанка?
   – Да, местная девушка.
   – Зовите обеих, – коротко приказал ему доктор, как будто Иоахим находился у него в подчинении.
   Через несколько минут Иоахим отправил своих людей поговорить с женщинами, живущими на фермах, вдруг кто-то захочет помочь, ну, или в случае необходимости привести их силком. Сам он сел в джип и поехал к сторожке. Он громко постучал в дверь, внутри зажегся свет, и через пару минут в дверях появилась Сара в ночной рубашке. Она слышала, как всю ночь напролет подъезжали кареты «Скорой помощи» и грузовики, но не знала, что случилось, а теперь испугалась, что кто-то их обидит. Но при виде Иоахима она открыла дверь пошире и улыбнулась с облегчением.
   – Простите за беспокойство, – извинился Иоахим. Он был в рубашке, без галстука, поскольку оставил китель в кабинете, волосы растрепались, а лицо посерело от усталости. – Нам нужна ваша помощь, Сара, если вы сможете. На военном складе произошел взрыв, и у нас огромное количество раненых. Рук не хватает. Не могли бы вы нам помочь?
   Сара замялась, глядя ему в глаза, а потом кивнула. Он спросил, не возьмет ли она с собой и Эммануэль, но, когда Сара поднялась и спросила девушку, та настаивала, что хочет остаться в сторожке с малышом, поэтому пять минут спустя Сара вышла из дома одна.
   – А девушка?
   – Ей нездоровится, – соврала Сара. – Да и за моим сыном нужно следить.
   Он не задавал больше вопросов, и Сара села в джип, она была в старом выцветшем голубом платье и туфлях на плоской подошве, а волосы туго заплела в косу, умылась и повязала белый платок, который ее еще сильнее молодил.
   – Спасибо, что согласились пойти со мной, – сказал Иоахим по дороге к замку, в его взгляде сквозили благодарность и уважение. – Вы не обязаны делать это.
   – Знаю. Но умирающие мальчишки, они и есть умирающие мальчишки, будь то англичане или немцы. – Так она относилась к войне – ненавидела немцев за содеянное, но не могла ненавидеть раненых и даже Иоахима, который всегда вел себя с ней так сдержанно. Правда, в его случае Сара не испытывала сочувствия, поскольку сочувствовала тем, кто больше нуждался в этом, чем она. Она кивнула, когда Иоахим помог выбраться из машины, и поспешила в замок помогать раненым, ради которых приехала.
   В эту ночь Сара несколько часов трудилась не покладая рук в операционной: уносила миски, наполненные кровью, держала полотенца, пропитанные обезболивающими, подавала инструменты и ассистировала обоим докторам. Она работала до рассвета, а потом врачи спросили, не может ли она подняться с ними наверх. Войдя в их с Уильямом спальню, битком набитую ранеными, Сара внезапно осознала, где она и как странно тут находиться. На полу были расставлены койки и брошены матрасы, и как минимум сорок раненых лежали бок о бок, плечо к плечу, и с трудом пробирались между рядами.
   Она помогала всем, как умела меняла повязки, промывала раны. Лишь после восхода солнца Сара спустилась вниз, в помещение, где раньше была ее кухня. Полдюжины дневальных ели, какие-то солдаты и две женщины взглянули на Сару, когда она вошла, и перебросились парой фраз по-немецки. Платье, руки и даже лицо были перепачканы кровью молодых парней, а волосы свисали паклей вокруг лица, но она словно бы и не замечала. Затем один из дневальных обратился к ней. Она не понимала, что он говорит, но тон был уважительный, он, похоже, благодарил ее. Сара кивнула и улыбнулась, когда ей предложили чашку кофе. Одна из немок показала на живот, видимо спрашивая, нормально она себя чувствует, и Сара снова кивнула и села с дымящимся кофе. Только сейчас она ощутила усталость. Много часов она не думала ни о себе, ни о ребенке. Еще через минуту на кухне появился Иоахим, который попросил ее зайти к нему в кабинет. Сара последовала за ним по коридору и снова испытала странное ощущение, войдя в комнату. Даже стол и занавески были те же. Это любимая комната Уильяма, поменялся только хозяин кабинета. Иоахим пригласил ее присесть в столь знакомое кресло, и она устояла перед желанием забраться туда с ногами и свернуться калачиком, как делала, пока они с мужем вели пространные и такие уютные беседы. Вместо этого она вежливо села на краешек и отхлебнула кофе, напомнив себе мысленно, что она здесь чужая.
   – Спасибо за все, что вы сделали сегодня ночью. Я боялся, что вам будет слишком тяжело. – Комендант смотрел на нее с волнением. Он неоднократно проходил мимо Сары этой ночью, когда она не щадя себя трудилась ради спасения чьей-то жизни или со слезами закрывала глаза очередному умершему мальчику. – Вы, должно быть, совершенно выбились из сил.
   – Я устала, – улыбнулась она, но глаза все еще были грустными. Столько молодых солдат. И ради чего? Она баюкала одного, словно ребенка, а тот цеплялся за нее, как Филипп, и умер у нее на руках из-за ранения в живот. Она не могла спасти его.
   – Спасибо, Сара. Я отвезу вас домой. Думаю, худшее позади.
   – Да? – спросила она удивленно таким резким тоном, что он вздрогнул. – Война окончена?
   – Я имел в виду сейчас, – тихо промолвил он. Иоахим придерживался таких же взглядов, что и она, хотя не мог себе позволить высказать их открыто.
   – А какая разница? – спросила она, поставив чашку на стол Уильяма. Она заметила, что немцы пользовались ее фарфоровой посудой. – Подобное случится где-то снова сегодня, завтра или на следующей неделе. Не так ли? – В ее глазах блестели слезы. Сара не могла забыть умерших мальчишек, пусть и немцев.
   – Да, это будет повторяться, – с грустью признал он, – пока война не кончится.
   – Это так жестоко, – заметила Сара, подойдя к окну и разглядывая знакомый пейзаж. Обстановка казалась обманчиво мирной. Иоахим медленно подошел к ней почти вплотную.
   – Это жестоко… и глупо… и неправильно… но прямо сейчас мы с вами не в силах что-то изменить. Вы принесете в этот безумный мир новую жизнь. Мы же сеем смерть и разрушения. Это ужасное противоречие, Сара, но тут я бессилен.
   Непонятно почему Саре вдруг стало жаль его. Этот человек сам не верил в то, что делает. По крайней мере Уильям мог утешать себя, что поступает правильно, а Иоахим нет. Ей хотелось коснуться его, успокоить, что все будет хорошо, что в один прекрасный день он будет прощен.
   – Мне жаль, – мягко сказала она и прошла мимо Иоахима к двери. – Ночь была долгая. Мне не следовало говорить с вами в таком тоне. Вы не виноваты. – Она стояла и смотрела на него, а он жаждал снова оказаться рядом с ней. Слова Сары глубоко тронули его.
   – Иногда это совсем не утешает, – тихо ответил он, все еще глядя на Сару. Еще чуть-чуть, и она упадет замертво от усталости, ей нужно отдохнуть, а не то ребенок может родиться раньше срока. Иоахим чувствовал свою вину за то, что попросил ее о помощи, но Сара прекрасно справилась, и доктора были очень благодарны.
   Он отвез ее домой. Эммануэль спустилась с Филиппом сразу после отъезда немца, посмотрела на хозяйку, и, видя, как та измотана, почувствовала себя виноватой, что отказалась поехать помочь.
   – Простите, – прошептала она, когда Сара тяжело опустилась в старое кресло. – Я просто не могла… это же немцы.
   – Понимаю, – ответила Сара, размышляя, почему для нее национальность не имела значения. Это были мальчики… и несколько взрослых мужчин. Просто люди… Но она все поняла, когда чуть позже в сторожку пришел Анри. Они обменялись с сестрой взглядами, смысл которых ускользнул от Сары. Сара заметила, что его рука перевязана.
   – Анри, что с рукой?
   – Ничего, мадам. Поранился, когда помогал отцу пилить дрова.
   – Зачем тебе дрова? – с подозрением спросила она. Было слишком тепло для того, чтобы топить, мальчик и сам понимал.
   – Мы строили будку для собаки, – промямлил Анри, но Сара-то знала, что никакой собаки у них и в помине не было.
   Внезапно она все поняла. Взрыв на складе не был несчастным случаем, и Анри был там по какой-то причине, о которой она даже знать не хотела. Вечером, когда они собирались спать, Сара взглянула на Эммануэль.
   – Ты ничего не должна рассказывать, но хочу предупредить: Анри должен быть осторожен. Если его поймают, то убьют.
   – Я знаю, мадам, – ответила Эммануэль, и в ее глазах читался страх за младшего брата. – Я его предупреждала. Родители ничего не знают. В Роморантене действует отряд…
   Но Сара перебила ее:
   – Не рассказывай мне ничего, Эммануэль. Не хочу знать. Не хочу случайно подвергнуть кого-то опасности. Просто скажи ему, чтобы был осторожен.
   Эммануэль кивнула, и они разошлись по комнатам, но Сара долго не могла в ту ночь уснуть, размышляя об Анри и бойне, которую он учинил… Обо всех этих мальчишках с оторванными конечностями, изуродованными лицами и жизнями, окончившимися так рано. Маленький Анри с обожженной рукой. Интересно, понимает ли он, что они с друзьями натворили, гордится ли этим. Официально его поступок сочли бы проявлением патриотизма, но Сара считала иначе. Не важно, на какой ты стороне, это самое обыкновенное убийство. Она надеялась, что немцы не поймают поджигателя. Иоахим прав. Война уродлива. Ужасное время. Ее рука легла на живот, и ребенок толкнулся, напомнив, что в мире остались надежда, жизнь и что-то светлое, к чему можно стремиться… где-то далеко есть Уильям.

Глава четырнадцатая

   После этих событий Сара виделась с Иоахимом почти каждый день без предварительных договоренностей. Он знал, в какое время она гуляет, и вроде как невзначай присоединялся. Теперь они шли к дому помедленнее, а иногда отправлялись к реке или на ферму. Потихоньку Иоахим узнавал Сару. Он пытался познакомиться поближе и с маленьким Филиппом, но мальчик был застенчивым и робким, как и его сын в этом возрасте. Иоахим был очень добр к ребенку, вызывая неудовольствие Эммануэль, которая терпеть не могла немцев и все, что с ними связано. А Сара знала, что он приличный человек. Она была более образованной, чем Эммануэль, хотя тоже не жаловала немцев. Но временами Иоахим смешил ее, временами, когда Сара затихала, он понимал, что она думает о своем муже Уильяме.
   Иоахим осознавал, как ей трудно. Наступил и прошел ее день рождения. Сара не получила весточки ни от Уильяма, ни от родителей. Она была отрезана ото всех, кого любила: от родителей, сестры и мужа. У нее оставались лишь сын и ребенок, который вот-вот должен был появиться на свет, две частички Уильяма.
   На день рождения Иоахим принес ей книгу, которая для него много значила во время учебы в Оксфорде, это была одна из немногих личных вещей, привезенных с собой, – потрепанный томик стихов Руперта Брука [38 - Руперт Чоунер Брук (1887–1915) – английский поэт, известный своими идеалистическими военными сонетами, написанными в период Первой мировой войны.]. Саре подарок понравился, но сам день рождения получился невеселым. Сердце переполнялось болью из-за новостей о бомбежках Британии. Пятнадцатого августа был произведен авианалет на Лондон, и душа рвалась на части при мысли обо всех ее знакомых, об их друзьях, о родных Уильяма… о детях… Иоахим предупреждал ее, но Сара не ожидала, что что-то произойдет так скоро, и не понимала весь масштаб трагедии. Лондон планомерно разрушали.
   – Я предупреждал, что здесь куда безопаснее. Особенно теперь, Сара, – говорил Иоахим мягким голосом, помогая ей миновать ухаб на дороге, и спустя некоторое время они устроились на большом камне. Он понимал, что лучше не затрагивать тему войны, чтобы не огорчать Сару.
   Он поведал ей, как в детстве путешествовал в Швейцарию, а еще о проказах своего брата, когда они были детьми. Его давно поразило сходство его брата с ее сыном. Филипп как раз начал ходить, у него были золотые кудряшки и большие голубые глаза, и он был ужасным озорником в присутствии матери и Эммануэль.
   – Почему вы снова не женились? – спросила его однажды Сара, когда они сидели и отдыхали. Живот опустился, и Сара с трудом ходила, но она обожала прогулки в компании Иоахима и не хотела отказываться от них. Ей нравилось разговаривать с комендантом, и она привыкла к его обществу, пусть и никогда не призналась бы в этом даже себе.
   – Я ни в кого не влюблялся, – признался он, улыбнувшись ей. На языке вертелось «до сих пор», но Иоахим не поддался соблазну. – Ужасно прозвучит, но я не уверен даже, что любил свою жену. Мы были так молоды и были неразлучны с самого детства. Думаю, что просто… мы сделали то, чего от нас все ожидали, – объяснил он, и Сара улыбнулась. Ей было так комфортно с ним, она почувствовала, что можно не хранить свои секреты.
   – Я тоже не любила первого мужа, – призналась она, чем удивила Иоахима. Его поражали ее сила духа, чувство обостренной справедливости и преданность мужу.
   – Вы были замужем раньше? – В голосе звучало неподдельное удивление.
   – В течение года. Выскочила за молодого человека, которого знала всю свою жизнь, как и вы – вашу жену. Это был сущий кошмар. Нам не стоило жениться. Когда мы развелись, мне было так стыдно, что я целый год жила затворницей. После этого мои родители почти силком привезли меня в Европу, и я познакомилась с Уильямом. – Теперь все с виду так просто, но просто не было, развод доставил много боли. – Сначала я была настроена очень мрачно. Но Уильям… – Ее глаза засветились, когда она произнесла это имя. – Но с Уильямом жизнь заиграла новыми красками…
   – Он, наверное, замечательный человек, – грустно сказал Иоахим.
   – Да, необыкновенный. А я – счастливая женщина.
   – И он тоже счастливчик. – Иоахим помог ей подняться, и они прогулялись до фермы, а потом он проводил ее домой.
   На следующий день Сара уже не осилила прогулку, они просто посидели в парке. Сара казалась тише, чем обычно, печальнее и задумчивее. Но еще через день она снова приободрилась и настояла на том, чтобы пойти к реке.
   – Знаете, иногда я за вас переживаю, – сказал он по дороге.
   Сара сегодня шла пружинящей походкой, и к ней вернулось обычное чувство юмора.
   – Почему? – поинтересовалась она, казалось странным, что офицер, возглавляющий немецкие силы в оккупированном районе, волнуется о ней, хотя и понимала, что они уже подружились. Иоахим был серьезным, вдумчивым, очевидно, добрым и приличным человеком, и вообще нравился ей.
   – Вы слишком много работаете. Взвалили на свои плечи слишком многое. – Он уже знал, что львиную долю реставрационных работ в шато Сара сделала своими руками, и не уставал поражаться. Как-то раз Сара устроила экскурсию по комнатам, и Иоахим не мог поверить той скрупулезности, с которой она выполнила работу, и тогда она окончательно добила его, показав конюшни. – Не думаю, что я позволил бы подобное, будь вы моей женой, – строго заметил он, а она рассмеялась.
   – Хорошо, что я вышла замуж за Уильяма.
   Он улыбнулся, снова позавидовав Уильяму, но при этом благодарил судьбу за знакомство с ней. В тот день они долго проторчали рядом с воротами, Сара словно бы не хотела отпускать его, а прощаясь, впервые дотронулась до его руки и поблагодарила.
   Ее жест напугал Иоахима и растрогал до глубины души, но он притворился, что не обратил внимания.
   – За что спасибо?
   – За то, что гуляете со мной… и говорите. – Это и правда многое для нее значило – иметь такого собеседника, как Иоахим.
   – Я жду встреч с вами… Может быть, даже больше, чем вы предполагаете, – тихо произнес он. Сара отвела взгляд, не зная, что сказать. – Может быть, нам обоим повезло, что мы оказались здесь, – нежно сказал он. – Судьба… Вмешательство высших сил. Эта война была бы для меня еще хуже, если бы не вы, Сара. – По правде говоря, он не был так счастлив уже много лет, его пугало только понимание, что он ее любит, но однажды уедет, а она воссоединится с Уильямом, так и не узнав, какие сильные чувства он испытал и что она для него значила. – Спасибо, – сказал он, желая коснуться ее лица, волос, ее рук… но ему не хватило смелости или безрассудства, присущих простым солдатам.
   – Увидимся завтра, – тихо произнесла она.
   Но на следующий день он ждал ее и забеспокоился, когда Сара так и не появилась.
   Он заволновался, как она там, и отправился в сторожку лишь под покровом ночи. В доме горел свет, в окне кухни он увидел Эммануэль. Иоахим постучал в одно из окон, и девушка, нахмурившись, открыла дверь, держа на руках капризничавшего Филиппа.
   – Ее светлость больна? – спросил Иоахим по-французски, девушка покачала головой.
   После некоторой заминки Эммануэль все же решила сказать Иоахиму. Она знала, как бы плохо она ни относилась к нему и его соотечественникам, Саре он нравился. Эммануэль никогда в этом не сомневалась. Между ними существовало странное взаимоуважение.
   – Она рожает. – Но было в ее глазах еще что-то, какой-то намек на страх, который он скорее уловил, чем увидел, и вспомнил рассказ Сары о первых родах.
   – Все идет нормально? – спросил он, глядя девушке в глаза. Француженка снова замялась, но кивнула, и Иоахим испытал облегчение, ведь все его медсестры и оба доктора уехали на совещание в Париж. У них сейчас не было тяжелораненых, так что дневальные справлялись. – Вы уверены, что все нормально? – не отставал он от Эммануэль.
   – Да, уверена, – отрезала она. – Я же была с ней в прошлый раз.
   Иоахим просил передать Саре наилучшие пожелания и через минуту ушел, думая о ней, о ее боли, о малыше, который скоро появится на свет. Как бы ему хотелось, чтобы этот ребенок был от него, а не от кого-то другого.
   Он вернулся в кабинет Уильяма и долго просидел там. Он вытащил ее фотографию. Сара смеялась над чем-то, что сказали за кадром, стоя около мужа в Уитфилде. Они были красивой парой. Иоахим убрал фотографию и плеснул себе немного бренди, и тут к нему зашел один из дневальных.
   – К вам пришли.
   Было одиннадцать часов, Иоахим собирался лечь спать, но вышел и был удивлен при виде Эммануэль, стоявшей в прихожей.
   – Что-нибудь случилось? – Он тут же заволновался, как там Сара.
   Эммануэль ломала руки и тараторила:
   – Снова все идет плохо. Ребенок никак не выйдет. Прошлый раз… мсье герцог сделал все… он кричал на нее… несколько часов… я давила на нее… и в конце концов пришлось повернуть ребенка…
   Он ругал себя за то, что отпустил докторов. Он же знал, что первый раз роды прошли тяжело, но как-то не подумал об этом, когда все отправились в Париж. Иоахим схватил пиджак и выскочил на улицу за Эммануэль. Он никогда не принимал роды, но помочь больше некому, и даже в городе не осталось ни одного врача. Уже много месяцев. На помощь Саре некого отправить. Когда они подошли к коттеджу, свет в доме по-прежнему горел, Иоахим бросился наверх, перепрыгивая через ступеньки. Наверху маленький Филипп крепко спал в соседней комнате. Увидев Сару, Иоахим сразу понял, о чем говорила Эммануэль. Сара была совершенно измучена схватками, а маленькая француженка сообщила, что роды начались рано утром. Уже шестнадцать часов.
   – Сара, – нежно произнес он, присаживаясь на единственный стул в комнате, – это Иоахим. Я прошу прощения за то, что пришел, но больше никого нет, – вежливо извинился он. Сара кивнула и, кажется, не возражала. Она схватила его за руку, так как очередная схватка началась и длилась целую вечность, Сара заплакала.
   – Ужасно… хуже, чем в прошлый раз… Я не могу… Уильям…
   – Нет, можете. Я помогу вам. – Он говорил удивительно спокойно. Эммануэль убежала за чистыми полотенцами. – Ребенок уже показался? – спросил он, наблюдая за Сарой.
   – Я не думаю… я… – Теперь она вцепилась в обе его руки. – О боже… ох, я… простите… Иоахим! Не бросайте меня.
   Она впервые назвала его по имени, хотя он частенько называл ее Сарой. Иоахиму захотелось заключить ее в объятия и сказать, как сильно он ее любит.
   – Сара, пожалуйста… Вы должны помочь мне… все будет хорошо.
   Иоахим объяснил Эммануэль, как держать ноги, а сам придерживал Сару за плечи при приближении очередной схватки, чтобы она могла тужиться. Сначала Сара ужасно сопротивлялась, но его голос звучал спокойно и твердо, казалось, он знал, что делать, через час показалась головка ребенка, в этот раз кровь лилась не так сильно, как в прошлый. Ребенок снова был крупный, потребуется немало времени, чтобы произвести его на свет. Но Иоахим решил остаться и помогать, сколько потребуется. Головка вышла целиком только под утро, но в отличие от Филиппа ребенок не задышал, и в комнате воцарилось молчание. Эммануэль взволнованно смотрела на Иоахима, не понимая, что это значит, а Иоахим уставился на ребенка, а потом быстро повернулся к Саре.
   – Сара, вы должны вытолкнуть ребенка из себя, – сказал он, поглядывая на синюшное личико новорожденного. – Давайте… теперь, Сара, тужьтесь! – скомандовал он скорее как солдат, чем как доктор или даже муж, а потом сделал то, что раньше делала Эммануэль, надавив хорошенько на живот, чтобы помочь ей. Потихоньку ребенок вышел и теперь безжизненно лежал на постели между ног матери.
   Сара взглянула на новорожденного и в отчаянии воскликнула:
   – Он мертв! Боже мой, малыш мертв!
   Иоахим подхватил ребенка, все еще связанного с матерью пуповиной. Это была маленькая девочка, не подававшая признаков жизни, пока он похлопывал ее по спине. Он похлопал ее по пяткам, а потом потряс, держа вниз головой, и внезапно из ротика вылетел комок слизи, малышка сделала глубокий вдох и заплакала громче, чем все те дети, которых ему довелось слышать. Иоахим был весь в крови и плакал, как и Сара с Эммануэль, от облегчения и восторга перед красотой жизни, затем перерезал пуповину и передал ребенка матери с нежной улыбкой. Даже если бы это был его ребенок, в этот момент он не мог бы любить Сару сильнее.
   – Вот ваша дочь, – сказал он и осторожно положил ребенка, завернутого в чистое одеяльце. Потом пошел помыть руки и отряхнуть рубашку, а спустя пару мгновений вернулся к постели Сары. Она потянулась к нему, не переставая плакать, и, взяв его руку в свою, поцеловала.
   – Иоахим, вы спасли ее. – Их взгляды встретились, и Иоахим явственно ощутил, что только что прикоснулся к появлению новой жизни.
   – Нет, – покачал головой он. – Я просто делал все, что мог. На все воля божья. Всегда. – Тут Иоахим посмотрел на спящую девочку, такую розовую, пухленькую и красивую. Хорошенькая малышка, очень похожая на Сару, только со светлыми волосиками. – Красавица.
   – Правда ведь красивая?
   – Как назовете?
   – Элизабет Аннабель Уитфилд. – Они с Уильямом давно уже выбрали имя, и Сара решила, что оно подходит спящей малышке.
   Потом Иоахим ушел и вернулся после обеда проверить, как дела. Маленький Филипп встал и пялился на сестренку, ему было любопытно, но он боялся и жался к матери.
   Иоахим принес цветы, большой кусок шоколадного торта, фунт сахара и еще килограмм драгоценного кофе. Сара сидела в постели и выглядела на удивление хорошо, учитывая, что ей пришлось вытерпеть. В этот раз все прошло легче, чем в первый, малышка весила «всего» девять фунтов, как сказала Эммануэль, вызвав у них смех. Трагедии удалось миновать благодаря Иоахиму. Даже Эммануэль обращалась с ним по-доброму. А Сара посмотрела на него после того, как француженка снова отлучилась, и поняла: что бы ни случилось в их жизни, она всегда будет благодарна ему и никогда не забудет, как он спас ее малышку.
   – Сколько буду жива, столько буду помнить, что вы сделали для нас этой ночью, – прошептала она Иоахиму, который взял ее за руку. В это утро между ними возникла связь, которую невозможно было отрицать.
   – Я говорил вам. Это рука Господа коснулась ее.
   – Но вы были рядом… Я так испугалась… – На глаза ее навернулись слезы. Она не вынесла бы смерти ребенка, но Иоахим спас девочку.
   – Честно говоря, я тоже испугался, – признался он. – Нам очень повезло. – Он снова улыбнулся: – Забавно, но она немного похожа на мою сестру.
   – И на мою тоже, – тихо засмеялась Сара.
   Они выпили по чашке чая, потом Иоахим достал бутылку шампанского и поднял тост за долгую жизнь леди Элизабет Аннабель Уитфилд. Наконец, он собрался уходить.
   – Вам нужно теперь поспать. – Без лишних слов он нагнулся и поцеловал ее в макушку, коснувшись губами волос и на секунду закрыв глаза. – Спите, моя дорогая, – прошептал он, а Сара погрузилась в сон еще до того, как Иоахим вышел из комнаты. Его слова доносились издалека, а Саре уже снился Уильям.

Глава пятнадцатая

   К лету следующего года Лондон был практически уничтожен в ходе постоянных бомбежек [39 - «Блиц» – бомбардировка Великобритании нацистской Германией в период с 7 сентября 1940 года по 10 мая 1941-го, часть битвы за Британию. Хотя «блиц» был направлен на многие города по всей стране, он начался с бомбардировки Лондона в течение 57 ночей подряд. К концу мая 1941 года более 40 000 мирных жителей, половина из них в Лондоне, были убиты в результате бомбардировок. Большое количество домов в Лондоне были разрушены или повреждены.], но люфтваффе не удалось сломить британский дух. Сара получила от Уильяма всего два письма, которые попали к ней кружным маршрутом. Он писал, что с ним все нормально, постоянно корил себя, что не вывез Сару из Франции. Во втором письме Уильям радовался появлению Элизабет (Саре удалось послать ему весточку). Он очень переживал, что они во Франции, а он не может туда добраться. Уильям не рассказал, что уже изучил всевозможные варианты, как тайно проникнуть во Францию, пусть даже просто повидаться с родными, но чиновники в военном министерстве отказывались участвовать в авантюрах. Вывезти Сару из Франции тоже пока не получалось. Придется подождать, писал он, и заверял, что война скоро закончится. Но в третьем письме, которое пришло осенью, были новости, которые едва ее не убили. Ее сестра Джейн написала Уильяму, поскольку понимала, что с Сарой связи нет. Родители погибли во время кораблекрушения в Саутгемптоне. Они гостили у друзей на яхте, когда начался шторм, яхта затонула, и все пассажиры погибли раньше, чем к ним успела добраться береговая охрана. Сара была убита горем и целую неделю не разговаривала с Иоахимом. На той же неделе он узнал, что его сестра погибла при бомбардировке. Сара и Иоахим понесли тяжелые утраты, но гибель родителей стала для Сары сокрушительным ударом. Новости, казалось, приходили все хуже и хуже. Весь мир оцепенел, узнав об атаке на Перл-Харбор.
   – Боже мой, Иоахим, что это значит?
   Комендант лично сообщил ей страшную новость. К тому моменту они стали добрыми друзьями, несмотря на то что он был немцем, а она – американкой. Тот факт, что Иоахим спас жизнь Элизабет, очень много значил для Сары. Комендант изредка приносил им еду и всякие мелочи и, казалось, всегда был рядом в нужный момент. Он раздобыл лекарства, когда у Филиппа случился очередной приступ бронхита. Но последняя новость, казалось, снова изменила все. Не только в их жизнях, но в судьбах людей всего мира. К концу дня Америка объявила войну Японии, а значит, и Германии. Для Сары лично это ничего не изменило. Формально она и так была пленницей Иоахима. Но ее пугала мысль, что на Америку могут напасть. Что, если Нью-Йорк станет следующим? Она думала о Питере, Джейн и их детях. Так ужасно быть в разлуке с ними, она даже не может оплакать родителей с сестрой.
   – Это многое может изменить, – тихо сказал Иоахим, сидя у нее на кухне. Некоторые из его подчиненных знали, что комендант иногда приходит навестить Сару, но не придавали этому факту особого значения. Она была симпатичная женщина, но держалась с достоинством, как положено хозяйке замка, а для Иоахима значила куда больше. Он ее любил. – Думаю, в скором времени это повлечет серьезные последствия, – с тревогой продолжил он. И оказался прав. Военные действия активизировались, бомбардировки Лондона продолжались.
   Только через два месяца Сара узнала, что Питер воюет на Тихом океане, а Джейн осталась с детьми на Лонг-Айленде. Ей казалось странным, что дом теперь принадлежал им с сестрой, так же как и дом в Нью-Йорке. И Джейн живет там со своими детьми. Сара была так далека от своей семьи, и ей грустно было осознавать, что ее дети никогда не узнают своих бабушку и дедушку, Викторию и Эдварда.
   Но Сара никоим образом не была готова к известию, которое настигло ее весной. К тому времени Филиппу исполнилось полтора года, а Элизабет, чудо-ребенку, как называл ее Иоахим, – семь месяцев, у малышки прорезались четыре зуба, и она все время пребывала в отличном настроении, постоянно агукала, смеялась и мурлыкала песенки, а каждый раз при виде матери радостно визжала, висла на шее, прижималась лбом к щеке. Филипп тоже обожал сестричку, всегда целовал, обнимал и называл «моя маленькая».
   Сара держала Элизабет на коленях, когда Эммануэль принесла письмо с почтовой маркой Карибских островов.
   – Как оно попало к тебе? – спросила Сара, но тут же осеклась, поскольку давно поняла, что не хотела бы знать подробности жизни Эммануэль и Анри, а может, даже и их родителей. До нее доносились отголоски слухов о каких-то людях, которых прятали в отеле, и Сара даже разрешила однажды спрятать кого-то на неделю в старом сарае неподалеку от фермы. Она не вникала в суть дела, чтобы не навредить им. У Генри не один раз бывали небольшие раны. Но Сару больше тревожило, что Эммануэль крутила роман с сыном мэра, который был тесно связан с немцами. Сара справедливо полагала, что причины были скорее политические, а не романтические. Грустно, когда личная жизнь начинается с такого акта. Сара пыталась как-то раз поговорить с Эммануэль по душам, но та была скрытной и упрямой. Она не хотела вовлекать Сару в свою деятельность, связанную с Сопротивлением, только в случае крайней необходимости. Но сегодня девушка принесла письмо, и Сара увидела на оборотной стороне конверта герб герцога Виндзорского. Она представить не могла, с чего он вдруг пишет ей. Раньше он ни разу не присылал писем, хотя Сара и слышала по радио, которое удалось спрятать в отеле родителям Эммануэль, что он теперь был губернатором на Багамах. Правительство боялось, что немцы сделают герцога заложником, поэтому отправили его подальше, но вообще-то еще до отъезда его симпатии к немцам не были ни для кого в Англии особым секретом.
   Письмо начиналось с теплого приветствия, к которому, по заверениям герцога, присоединялась и Уоллис, а потом он с огромным сожалением сообщал ей, что Уильям пропал без вести. Велика возможность, что он в плену, но достоверно неизвестно, как ни печально. Сара читала письмо остекленевшими глазами, в нем говорилось: точно одно – Уильям пропал. Герцог описывал подробно, при каких обстоятельствах это произошло, и заверял ее, Уильям всегда действовал разумно и осторожно. Есть вероятность, что его убили, пока он летел вниз, но, может быть, он остался в живых. Уильям прыгнул с парашютом в расположение немецких частей, добровольно отправившись в разведку, несмотря на возражения военного министерства.
   «Он всегда был очень упрямым молодым человеком, и боюсь, нам пришлось заплатить за это дорогую цену… – продолжал герцог. – Особенно вам, дорогая моя. Мужайтесь. Он хотел, чтобы вы были храброй и верили: если на то воля Господа, он останется невредимым, или, может быть, он уже в раю. Надеюсь, у вас все в порядке, посылаю вам наши глубочайшие соболезнования и заверяю вас в нашей искренней привязанности к вам и вашим детям».
   Сара уставилась на письмо в руке, снова перечитала его. Ее начали душить рыдания. Эммануэль наблюдала за происходящим со стороны и поняла, что новости плохие. Предчувствие появилось, когда она несла письмо из отеля, так что девушка быстро забрала у Сары Элизабет и вышла из комнаты, не зная, что сказать, а через пару минут вернулась и обнаружила, что Сара рыдает за кухонным столом.
   – О, мадам… – Она посадила малышку на пол и обняла хозяйку. – Что-то случилось с мсье герцогом? – спросила она дрогнувшим голосом, и Сара медленно кивнула, затем подняла глаза, полные слез.
   – Он пропал без вести… есть предположение, что его взяли в плен… а возможно, он убит… точно неясно… Письмо от его кузена.
   – О, pauvre [40 - Бедная (фр.).] мадам… он не может быть мертв… не верьте этому!
   Сара кивнула, не зная, чему верить. Она не может жить на свете без Уильяма – это она знала наверняка. Но Уильям хотел бы, чтобы Сара жила ради детей, ради него, но это просто невыносимо. Сара проплакала очень долго, а потом пошла гулять по лесу. Иоахим ее не видел. Она знала, что так поздно он уже не выходит и сейчас ужинает, да и в любом случае хотелось побыть в одиночестве. Нужно было наедине с собой пережить бремя неизвестности. В итоге она уселась в темноте на поваленное дерево и плакала, утирая слезы рукавом свитера. Как она будет жить без Уильяма? Почему жизнь так жестока? Почему его отправили на такое опасное задание, что нужно было десантироваться в Германии. Дэвида вот послали на Багамы! Почему Уильяма тоже не могли послать куда-нибудь, где безопасно! Ей невыносима была мысль о том, что он мог погибнуть. Сара просидела в темноте в лесу несколько часов, слушала собственные мысли, молилась и пытаясь уловить какие-то сообщения от Уильяма, но увы. Она пробыла в оцепенении до самой ночи, когда легла в ту самую постель, которую раньше делила с мужем, когда они только-только переехали в замок и она была беременна Филиппом. И вдруг она явственно ощутила, что он жив. Она не знала, где и когда снова увидит мужа, но знала, что это точно произойдет. Такое чувство, будто Господь дал ей знак. После этого она уснула, а проснулась отдохнувшей и с еще большей уверенностью, что Уильям остался в живых. Днем она рассказала обо всем Иоахиму, тот спокойно выслушал, но его не совсем убедила ее религиозная вера.
   – Я серьезно, Иоахим… Ощущала эту силу… Абсолютную уверенность, что он жив где-то. Просто знаю это, – горячо доказывала Сара, и он не хотел признаваться в своем скептицизме и говорить, что пленные за редким исключением погибают.
   – Возможно, вы правы, – тихо заметил Иоахим, – но вы должны быть готовы к тому, что ошибаетесь, Сара. – Он попытался сказать это как можно мягче. Саре придется признать тот факт, что муж пропал без вести и, возможно, мертв. Есть вероятность, что в данный момент она уже вдова. Пока Иоахим не хотел заставлять Сару рассматривать и такой вариант, но в итоге, несмотря на все озарения прошлой ночи, придется смириться с этим.
   Время шло, но никаких новостей о судьбе Уильяма не приходило, никаких сообщений о том, что попал ли он в плен или выжил. Иоахим не сомневался, что Уильям погиб, но Сара так не думала. Она вела себя так, словно проводила мужа только вчера, хотя видела его только во сне. Она стала более спокойной, решительной и уверенной, чем в начале войны, когда еще время от времени получала письма. Теперь весточек не было, лишь молчание. Он исчез. Возможно, навсегда. Рано или поздно ей придется взглянуть правде в лицо. Иоахим ждал этого дня, поскольку понимал, что, пока Сара не смирится со смертью Уильяма, между ними ничего не может быть, а ему не хотелось давить на нее. Он все время был рядом в случае необходимости: когда ей хотелось поговорить, когда она печалилась, или чувствовала себя одинокой, или когда ей было страшно. Иногда трудно было поверить, что их страны воюют друг против друга. Для Иоахима они были просто мужичиной и женщиной, которые прожили рядом уже два года, и он всем сердцем и всей душой любил Сару. Он не знал, как все повернется после окончания войны, где они будут жить и что делать. Но это не важно. Единственное, что имело значение, – сама Сара. Он жил и дышал ради нее, а она все еще не знала этого. Сара понимала, что он ей очень предан, чувствовала, что он очень привязан к ней и детям, особенно к Элизабет, после того как спас малышке жизнь при рождении, но Сара никогда не понимала всей глубины его чувств к ней.
   В этом году на день рождения он хотел подарить ей потрясающие серьги с бриллиантами, которые приобрел для нее в Париже, но Сара наотрез отказалась принять подарок.
   – Иоахим, я не могу. Они невероятно красивые. Но это невозможно. Я же замужем. – Иоахим не стал переубеждать, хотя и не верил в удачу. Он был уверен, что Сара – вдова, и, при всем уважении к Уильяму, он не объявлялся уже полгода, и она теперь была свободна. – Кроме того, я ваша пленница, – улыбнулась она. – Что подумают люди, если я приму серьги с бриллиантами?
   – Зачем нужно что-то объяснять им?
   Он был расстроен, но попытался принять ее решение. Остановились на том, что он подарил ей новые часы, которые Сара приняла, симпатичный свитер, который ей был очень нужен. Подарки были скромные, но она не приняла бы ничего дороже, и за это он тоже ее уважал. На самом деле за прошедшие два года Иоахим не обнаружил ничего, что бы ему в ней не понравилось, разве что тот факт, что она по-прежнему считала себя женой Уильяма. Но даже это ему в ней нравилось. Она была верной до самого конца, доброй, любящей и преданной. Раньше он завидовал Уильяму, но теперь перестал завидовать и испытывал жалость. Бедняга мертв. Рано или поздно Саре придется признать это.
   В следующем году призрачные надежды начали таять, хотя Сара никому в этом не признавалась, даже Иоахиму. Уильям пропал уже больше года назад, и разведке не удалось ничего выяснить о его судьбе. Даже Иоахим пытался осторожно разузнать что-то об Уильяме, но так, чтобы не навлечь проблем на себя и Сару. Однако по обе стороны Ла-Манша пришли к единому мнению: скорее всего Уильям погиб в марте 1942 года, когда его забросили в земли Рейна, в тыл врага. Сара все равно не могла поверить, правда, когда думала о муже, то самые драгоценные воспоминания тускнели, что ее пугало. Сара не видела мужа почти четыре года, ужасно долгий срок даже для такой любви, как у них, чтобы и дальше надеяться и при этом так сильно страдать.
   В этом году она спокойно отметила Рождество вместе с Иоахимом. Он был невероятно добрым и любящим по отношению к ним, большую радость это доставило Филиппу, росшему без отца, – он не помнил Уильяма, поскольку был слишком маленьким. В его представлении Иоахим был особым другом, и, естественно, он очень нравился Филиппу, так же, как и Саре. Ей все еще противно было все, что олицетворяли в ее глазах немцы, но Иоахима она не могла ненавидеть. Он был очень порядочным человеком и много трудился, ухаживая за ранеными, которых привозили в шато. У некоторых из них не было надежды, конечностей, будущего, дома, куда можно вернуться. Он проводил с ними время, говорил часами, вселял надежду, и они снова хотели жить, именно так было временами и с Сарой.
   – Вы удивительный человек, – тихо сказала она ему, когда они сидели на кухне в сторожке.
   Эммануэль навещала родителей, а Анри уже несколько недель был где-то в Арденнах (по словам Эммануэль), а Сара привыкла не задавать лишних вопросов. Анри уже исполнилось шестнадцать лет, и он вел жизнь, полную страстей и опасности. Жизнь Эммануэль меж тем становилась все труднее. Сын мэра заподозрил неладное, и разразился большой скандал, когда она его бросила. Теперь Эммануэль крутила роман с одним из немецких офицеров. Сара ничего не говорила, но подозревала, что Эммануэль получает от него ценные сведения и передает партизанам. Сара держалась в стороне от всего этого. Она по мере сил продолжала восстанавливать шато, помогала медицинскому персоналу в случае необходимости, а остальное время занималась детьми. Филиппу исполнилось четыре с половиной года, а Элизабет была на год младше. Это были очаровательные дети. Филипп уже сейчас вымахал куда выше сверстников, а Элизабет удивляла ее своим изяществом и более тонкими, чем у самой Сары, чертами лица. С самого рождения девочка была болезненной, но при этом любила пошалить. Окружающим сразу было понятно, что Иоахим просто обожает детей. Он накануне Рождества привез им красивые немецкие игрушки, помог украсить елку, а для Лиззи ухитрился где-то найти куклу, которую девочка тут же принялась баюкать. Филипп вскарабкался на колени Иоахиму, обнял за шею и прижался. А Сара притворилась, что ничего не видит.
   – Вы не бросите нас, как мой папа? – с тревогой спросил он, а Сара почувствовала, как глаза защипало от слез.
   Но Иоахим поспешил ответить:
   – Твой папа не бросал вас. Если бы он мог, он был бы сейчас здесь с вами.
   – Тогда почему он уехал?
   – Он должен был уехать. Он – солдат.
   – Но вы не уехали, – резонно заметил мальчик, не понимая, что Иоахиму тоже пришлось уехать от своих сыновей и из собственного дома. Филипп снова обнял Иоахима и сидел у него на коленях, пока тот не отнес его наверх в постель, а Сара отнесла малышку. Филипп души не чаял в сестричке, чем очень радовал Сару.
   – Как вы думаете, в этом году все наконец закончится? – с грустью спросила Сара, когда они выпили по глотку коньяка после того, как уложили детей спать. Иоахим принес ей бутылку замечательного «Курвуазье».
   – Надеюсь. – Казалось, война будет длиться вечно. – Военные будни тянутся невообразимо медленно. Когда я вижу юнцов, которых присылают к нам день за днем, неделя за неделей, год за годом, то размышляю, понимает ли кто-то, насколько это все бессмысленно и не стоит стольких жизней.
   – Думаю, что именно поэтому вы здесь, а не на фронте, – улыбнулась Сара. Он ненавидел войну почти так же, как и она.
   – А я рад, что попал сюда, – мягко сказал он, надеясь, что смог облегчить ей жизнь, во многом так и было. Иоахим осторожно дотронулся до ее руки через стол. Они были знакомы уже три с половиной года, а казалось, что целую жизнь. – Вы для меня очень много значите, – тихо произнес он, под действием коньяка и сентиментального настроения он не смог дальше скрывать свои чувства и признался: – Сара, я хочу, чтобы вы знали, что я люблю вас.
   Она отвернулась, пытаясь скрыть собственные чувства от него и от себя. Что бы она ни чувствовала к этому мужчине, но из уважения к Уильяму обязана скрывать.
   – Иоахим, нет… пожалуйста… – Она с мольбой посмотрела на Иоахима, а он взял ее за руку.
   – Скажите мне, что вы не любите меня, никогда не сможете ответить взаимностью, и я больше не произнесу эти слова… Но я правда люблю вас, Сара, и мне кажется, что вы тоже меня любите. Что же мы делаем? Зачем скрываем это? Зачем остаемся друзьями, если мы можем стать чем-то больше? – Он хотел ее еще сильнее, ведь столько лет ждал этого момента.
   – Да, я люблю вас, – прошептала Сара в ужасе от этих слов, почти так же, как и от самого чувства, но она испытывала это чувство давно, сопротивлялась… во имя Уильяма. – Но между нами ничего не может быть.
   – Почему? Мы оба взрослые люди. Приближается конец света. Разве нельзя получить немного счастья? Немного радости? Немного солнечного света… прежде, чем все закончится? – Они оба видели так много смертей, так много боли, и оба ужасно устали.
   Сара улыбнулась. Она тоже любила Иоахима, ей нравилось, как он относился к ней и детям.
   – У нас есть дружба… и любовь… Мы не имеем права на большее, пока Уильям жив.
   – А если он погиб?
   Иоахим заставил ее взглянуть правде в глаза, но Сара снова отвернулась, как и обычно, поскольку правда была слишком болезненной.
   – Я не знаю. Я не знаю, что бы чувствовала тогда. Но знаю, что в данный конкретный момент я все еще его жена, есть вероятность, что я еще долго буду себя ощущать его женой. Может быть, всегда.
   – А как же я? – Иоахим впервые чего-то от нее требовал. – Как же я, Сара? Что мне теперь делать?
   – Не знаю. – Сара с грустью посмотрела на Иоахима.
   Он поднялся, медленно подошел, сел рядом и заглянул ей в глаза – во взгляде Сары Иоахим прочел грусть и желание – и коснулся ее лица кончиками пальцев.
   – Я всегда буду рядом. Хочу, чтобы вы это знали. И когда вы примите тот факт, что Уильям погиб, все еще буду рядом. У нас есть время, Сара… до конца жизни. – Он нежно поцеловал ее в губы, вложив в поцелуй все то, что так давно хотел сказать, и Сара его не остановила. Она хотела этого не меньше, чем Иоахим. В последний раз мужа она видела больше четырех лет назад, а с этим мужчиной прожила бок о бок три с половиной года, и день за днем в ней росли любовь и уважение к нему. При этом она понимала, что они не имеют права на то, чего оба так неистово хотят. Для нее данная клятва и мужчина, которого она любила, значили больше всего в жизни.
   – Я люблю вас, – прошептал Иоахим, и они снова поцеловались.
   – Я тоже люблю вас, – ответила Сара. Но она все еще любила Уильяма и принадлежала ему, и Иоахим, и Сара понимали это.
   Через некоторое время он ушел от Сары и вернулся в замок, уважая ее желания, а на следующий день снова появился и играл с детьми, и их жизнь вернулась в старое русло, словно бы того разговора никогда не было.
   Весной дела у немцев пошли хуже, и Иоахим пришел поговорить с Сарой о том, что, по его мнению, могло произойти. Он был уверен, что к апрелю их переведут поближе к Германии, так что боялся, что придется оставить Сару и детей, но обещал вернуться, когда война окончится победой или проигрышем, это не важно, лишь бы оба выжили. Он все еще сдерживался, хотя время от времени они и целовались, но не переступали черту. Так лучше, и он понимал: потом им не придется сожалеть о содеянном. Саре нужно время. Ей все еще хотелось верить, что Уильям жив и вернется. Но Иоахим понимал: даже если Уильям жив, Сара уже прикипела душой к другому мужчине, к Иоахиму. Она полагалась на него, нуждалась в нем и уважала. Они были больше чем просто друзьями, несмотря на то, что она все еще любила Уильяма.
   Его беспокоили новости из Берлина, а Сара отвлеклась на другое – она занималась Лиззи, которая с марта ужасно кашляла и проболела до Пасхи.
   – Не понимаю, что с ней, – пожаловалась Сара Иоахиму как-то вечером, когда они сидели на кухне.
   – Наверное, грипп. В деревне всю зиму бушевала эпидемия.
   Она носила ребенка в замок к немецкому врачу, и тот заверил, что это не воспаление легких, однако лекарство, которое он дал девочке, тоже не помогло.
   – Как вы думаете, это не туберкулез? – с тревогой спросила она Иоахима, но он так не думал.
   Иоахим попросил у врача еще какое-нибудь лекарство, но новых лекарств не было. Поставки медикаментов прекратились, одного из докторов отправили на фронт, второй собирался уехать в мае. Но Лиззи снова слегла в постель с высокой температурой. Братишка сидел у нее в ногах, пел песенки и рассказывал сказки.
   Эммануэль занимала Филиппа весь день, но мальчик очень переживал за Лиззи. Она все еще была «его малышкой», и его пугало состояние девочки и то, как сильно волнуется мама. Филипп без конца спрашивал, поправится ли Лиззи, и Сара обещала, что сестренка поправится. Иоахим приходил к ним каждый вечер. Он протирал Лиззи голову мокрым полотенцем, пытался поить ее, а когда малышка сильно кашляла, растирал ее спинку совсем как тогда, когда Лиззи родилась, Иоахим помог ей начать дышать и буквально вернул к жизни. Но сейчас он, кажется, был бессилен. С каждым днем состояние Лиззи ухудшалось. Первого мая у нее сильно поднялась температура. Оба доктора уже уехали, а лекарства в замке закончились. Иоахиму нечего было дать ребенку, он не знал, что предложить, и мог лишь дежурить у ее постели вместе с Сарой и Филиппом и молиться, чтобы ей стало лучше.
   Иоахим хотел отвезти девочку в Париж и показать тамошним докторам, но она была слишком слаба для подобной поездки, да и обстановка накалялась. Американцы вели наступление, немцы начинали паниковать. Париж был разграблен, большую часть военных отправили на фронт или обратно в Берлин. Для рейха наступили мрачные времена, но Иоахима судьба Лиззи тревожила куда сильнее.
   Как-то раз в начале мая он пришел после обеда и увидел, что Сара дежурит у кроватки, как дежурила на протяжении последних дней, смачивая девочке лоб и держа за руку, но сегодня Лиззи не двигалась. Иоахим просидел рядом несколько часов, но в итоге вынужден был вернуться в замок. У него было слишком много дел, нельзя было так долго отсутствовать без объяснений. Поздно вечером Иоахим вернулся, Сара лежала в детской постели, держа спящую Лиззи на руках. Сара подняла голову, посмотрела на Иоахима, он прочел в ее глазах страшную муку и присел рядом.
   – Есть улучшения? – прошептал он.
   Сара покачала головой.
   Лиззи не просыпалась с самого утра, но пока Иоахим стоял рядом, девочка пошевелилась, в первый раз за день открыла глаза и улыбнулась матери. Она напоминала маленького ангелочка со светлыми кудряшками и огромными зелеными, как у Сары, глазами. Лиззи исполнилось три с половиной года, но из-за болезни она выглядела старше, словно бы все тяготы мира давили на ее плечики.
   – Я люблю тебя, мамочка, – прошептала она и закрыла глаза, лежа в объятиях матери, которая внезапно все поняла, словно бы ощутила, что ее доченька ускользает.
   Саре хотелось удержать малышку в этом мире, она отчаянно хотела что-то изменить, но, увы, ничего не могла поделать. Не было ни врачей, ни медсестер, ни лекарств… только любовь и молитвы, и когда Сара посмотрела на девочку, та снова вздохнула. Сара коснулась кудряшек и прошептала, что сильно любит свою доченьку.
   – Я люблю тебя, лапочка… Я так сильно люблю тебя… Мамочка тебя любит… и боженька тоже любит тебя… Ты теперь в безопасности… – шептала Сара, а Иоахим обливался слезами. Лиззи в последний раз взглянула на них, после чего душа малышки вознеслась на небеса.
   Сара поняла, что дочка умерла, а у Иоахима на это ушла пара минут. Он присел рядом на постель и рыдал в голос, обняв и баюкая их обеих. Он помнил, как принимал роды, а теперь Лиззи умерла… так быстро и внезапно. Сара подняла на него помертвевшие глаза, а потом еще долго прижимала к себе маленькую Лиззи, пока наконец не уложила ее на кроватку, тогда Иоахим свел ее вниз по лестнице и отправился с ней в замок, чтобы организовать похороны. Правда, в итоге он все устроил сам. Съездил в город за крошечным гробиком, в который они вместе уложили Лиззи, тихо плача. Сара причесала дочке кудряшки, надела самое красивое платьице и положила в гроб любимую куклу. Это было самое ужасное, что когда-либо происходило с ней, и когда гроб опускали в могилу, она сама чуть не умерла. Сара могла лишь цепляться за Иоахима, а рядом стоял несчастный Филипп, который крепко держал мать за руку, не веря в происходящее. Мальчик был рассержен и напуган, а когда начали засыпать могилу, попытался остановить их. Иоахим нежно удерживал его, Филипп рыдал и со злобой смотрел на мать.
   – Ты обманула меня! Обманула! – пронзительно кричал он, сотрясаясь всем телом от рыданий. – Ты позволила ей умереть… моей малышке… моей малышке… – Он был безутешен, вцепившись в Иоахима, и не подпустил к себе Сару. Филипп обожал Лиззи и теперь не мог вынести потери.
   – Филипп, прошу тебя… – пробормотала Сара, задыхаясь, пытаясь поймать и удержать руки сына, пытавшегося ее ударить. Она забрала его у Иоахима и увела домой. Оба плакали. Сара долго просидела, крепко прижав к себе сына, пока тот оплакивал свою маленькую сестренку.
   Никто не верил в случившееся – ни Филипп, ни Эммануэль, ни Иоахим, ни Сара… трудно принять такое. Буквально недавно Лиззи была рядом… и вот ее нет. Сара несколько дней словно бы находилась в трансе, как и Филипп. Они просто наматывали круги вокруг дома и ожидали, что сейчас вернутся домой, поднимутся по лестнице и увидят там Лиззи, окажется, что это просто чья-то жестокая шутка, просто Лиззи задумала какую-то шалость. Сара была настолько ослеплена болью, что Иоахим даже не осмеливался сказать ей о том, что происходило, и лишь спустя четыре недели сообщил, что они уезжают.
   – Что? – Сара уставилась на него. Она все еще была в старом черном платье, которое носила несколько недель, не снимая. Она казалась себе столетней старухой, а платье висело на ней, как на вешалке. – Вы что?.. – Казалось, что она на самом деле не поняла его.
   – Мы уезжаем. Сегодня утром получили приказ. Завтра в путь.
   – Так скоро? – Саре явно стало плохо, когда Иоахим сказал это. Еще одна потеря, еще один повод для грусти.
   – Прошло четыре года. – Он грустно улыбнулся. – Мы и так загостились. Вы так не считаете?
   Она тоже с грустью улыбнулась ему. Не верилось, что он уезжает.
   – Что это значит, Иоахим?
   – Американцы в Сен-Ло. Скоро будут здесь, а потом двинутся на Париж. Вы будете в безопасности. О вас позаботятся. – Хоть это приносило облегчение.
   – А вы? – Она с тревогой нахмурилась. – Вам грозит опасность?
   – Меня вызывают в Берлин, а потом мы переводим госпиталь в Бонн. Очевидно, кто-то доволен моей работой. – Но начальство не знало, как мало души он вкладывал в работу. – Думаю, я останусь там до конца войны. Одному богу известно, сколько она еще продлится. Но я вернусь при первой же возможности.
   Сложно было поверить после четырех лет, проведенных вместе, что Иоахим уедет, и она понимала, как сильно будет по нему скучать. Он много для нее значит и всегда будет занимать важное место в ее душе, но Сара также отдавала себе отчет в том, что не может обещать Иоахиму того продолжения отношений, которого ему так хочется. Ее сердце все еще принадлежало Уильяму, возможно, даже в большей степени после смерти. Сара словно потеряла часть Уильяма, а потому тосковала по нему еще больше. Лиззи похоронили в дальнем конце поместья у леса, где Сара любила гулять с Иоахимом, не подозревая о том, что ее ждет такая болезненная и ужасная потеря.
   – Я не смогу писать вам, – предупредил он, и она понимающе кивнула.
   – Я уже привыкла. За последние четыре года было всего несколько писем. – Одно от Джейн, два от Уильяма, одно от герцога Виндзорского и еще одно от матери Уильяма, и ни в одном из них не было хороших новостей. – Буду слушать новости.
   – Дам вам знать о себе при первой возможности. – Иоахим подошел ближе и притянул к себе Сару. – Боже, как я буду скучать по вас.
   И тут она осознала, как сильно будет скучать по нему, как одиноко ей будет. Она посмотрела на Иоахима с грустью.
   – Я тоже буду скучать по вас.
   Она позволила поцеловать себя, а за происходящим издалека наблюдал Филипп со странным злым выражением лица.
   – Вы позволите мне сделать вашу фотографию перед отъездом?
   – Вот так? Боже мой, Иоахим, я ужасно выгляжу.
   Но Иоахим все равно увозил с собой ее фотографию. Тот снимок, на котором она стояла с мужем на фоне Уитфилда, оба беззаботные и молодые, еще до всех ударов судьбы. Саре еще не было и двадцати восьми, но сейчас она выглядела старше своих лет.
   Иоахим подарил Саре на память свою маленькую фотографию, и всю ночь они проговорили. Ему хотелось бы провести последнюю ночь с ней в постели, но он не заикнулся об этом, понимая, что получит отказ. Она была редкая женщина, необыкновенно порядочная, истинная леди.
   На следующий день Сара и Филипп смотрели, как уезжают немцы. Филипп цеплялся за Иоахима, как за спасательный плот, но Иоахим терпеливо объяснял, что вынужден проститься с ними. Сару не оставляла мысль, что для сына Иоахим еще одно связующее звено с Лиззи. Им всем было трудно и больно. Только Эммануэль радовалась. Первыми уехали солдаты, затем грузовики с оставшимися медикаментами, среди которых не оказалось лекарств для спасения Лиззи. А в последнюю очередь машины неотложной помощи с пациентами.
   Иоахим сходил на могилу Лиззи вместе с Сарой. Он преклонил колени и положил букетик желтых цветов. Оба плакали, Иоахим в последний раз обнимал Сару, пока его не видели подчиненные, хотя те и так все знали: командир любит эту женщину до безумия, но между ними никогда ничего не было. Они уважали за это Сару, которая стала для них воплощением надежды и любви. Она всегда была вежлива и добра, несмотря на свое отношение к войне и к стране, за которую они воюют. В глубине души все солдаты надеялись, что их жены окажутся такими же стойкими, как Сара. Большинство мужчин, которые знали ее, готовы были умереть за нее так же, как и Иоахим.
   Он стоял и не сводил глаз с Сары, а поодаль его ждал последний джип, причем водитель отвернулся в другую сторону. Иоахим привлек Сару к себе.
   – Я люблю вас больше всего в своей жизни, – сказал он, ему хотелось, чтобы Сара знала это, вдруг по божьей воле им больше не суждено встретиться. – Даже сильнее, чем сыновей. – Тут он нежно поцеловал ее, и Сара на миг вцепилась в него, желая признаться в своих чувствах, правда, было уже слишком поздно. Она не могла этого сделать, но заглянула в его глаза, и Иоахим прочел все в ее взгляде.
   – Спаси вас Господь… – прошептала Сара. – Берегите себя… Я люблю вас… – Она осеклась и наклонилась к Филиппу, все еще крепко державшему мать за руку, он тоже хотел что-то сказать Иоахиму. Они столько пережили вместе.
   – Прощай, малыш. – Иоахим задохнулся. – Позаботься о маме. – Он поцеловал мальчика в макушку и взъерошил ему волосы, Филипп обнял его и наконец отпустил. Иоахим какое-то время стоял и смотрел на Сару, после чего выпустил ее руку и забрался в джип. Он ехал стоя и махал им до самых ворот. Сара смотрела, как Иоахим исчез в клубах дорожной пыли, и рыдала.
   – Зачем ты позволила ему уехать? – Филипп сердито посмотрел на мать.
   – У нас нет выбора, Филипп. – Политическая ситуация была слишком сложной, чтобы объяснить ребенку его возраста. – Он замечательный человек, хотя и немец, но сейчас ему приходится уехать домой.
   – Ты любишь его?
   Сара замялась, но лишь на миг.
   – Да, люблю. Он был хорошим другом, Филипп.
   – Ты любишь его сильнее, чем папу?
   На этот раз она не сомневалась ни на йоту.
   – Конечно, нет.
   – А я – больше.
   – Нет, это не так, – возразила Сара. – Ты просто не помнишь папу, но он чудесный человек. – Голос ее стал чуть тише, стоило задуматься об Уильяме.
   – Он умер?
   – Не думаю, – осторожно произнесла она, поскольку не хотелось обманывать мальчика, однако хотелось заразить его верой в то, что однажды Уильям найдется. – Если нам действительно повезет, он вернется.
   – А Иоахим? – с грустью спросил Филипп.
   – Не знаю, – честно ответила она, и они молча пошли в сторону дома, держась за руки.

Глава шестнадцатая

   Семнадцатого августа [41 - Южно-французская операция, известная также как «операция Драгун», – вторжение войск антигитлеровской коалиции в Южную Францию, состоявшееся 15 августа 1944 года. Операция явилась частью действий союзников на средиземноморском и западноевропейском театрах военных действий Второй мировой войны. Высадка была произведена между Тулоном и Каннами.] прибыли американцы. Сара, Филипп и Эммануэль наблюдали за ними. На протяжении нескольких недель до местных жителей долетали новости о приближении американцев, и Сара очень ждала этого момента. И вот теперь колонна джипов двигалась по дороге к замку точно так же, как немцы четыре года назад. Это было странное ощущение дежавю, но они не целились в Сару из винтовок, она понимала все, что они говорили, и когда американцы узнавали, что перед ними соотечественница, то раздавались одобрительные возгласы. Она продолжала каждый день думать об Иоахиме, но не знала наверняка, добрался ли он до Берлина. Филипп постоянно вспоминал о нем. Только Эммануэль никогда не говорила о немцах.
   Командующим американскими войсками был полковник Фоксворт, из Техаса, исключительно любезный человек, который постоянно извинялся, что расположил своих людей в конюшнях. Остальные солдаты поставили палатки, заняли сторожку, из которой недавно выехала Сара, и даже местный отель. Американцы не выставили Сару снова из замка, куда она переселилась с Филиппом и Эммануэль.
   – Мы уже привыкли, – улыбнулась Сара, выслушав его извинения.
   Полковник заверил, что они не причинят особого ущерба. Он держал своих людей в узде: его подчиненные были дружелюбны, но при этом держались на расстоянии. Они почти не флиртовали с Эммануэль, да и сама девушка не проявляла к американцам особого интереса. Филиппу солдаты всегда приносили сладости.
   Все услышали перезвон церковных колоколов, когда американцы освободили Париж. Случилось это двадцать пятого августа. Последних немцев выдворили из Франции, и дни позора окончились.
   – Войне конец? – недоверчиво спросила Сара полковника Фоксворта.
   – Все закончится, как только мы войдем в Берлин. Но здесь по крайней мере война отступила. Если хотите, можете теперь вернуться в Англию.
   Сара не была уверена, хочет ли ехать в Англию, но она считала, что нужно как минимум съездить в Уитфилд и повидаться с матерью Уильяма. Сара не покидала Францию все пять лет после объявления войны. Это было поразительно.
   За день до дня рождения Филиппа Сара отправилась вместе с ним в Англию, оставив замок на попечении Эммануэль. Она была ответственной девушкой, да и война дорого обошлась их семье. Ее брат Анри был убит прошлой зимой в Арденнах, но он погиб как герой Сопротивления.
   Полковник Фоксворт и его коллега в Париже устроили так, чтобы Сару и Филиппа доставили в Лондон на военном самолете, среди личного состава муссировались слухи, что должны прибыть герцогиня Уитфилдская и ее сын, лорд Филипп.
   Американцы снарядили джип отвезти их в Париж, и водитель сделал круг по городу, в итоге прибыли за несколько минут до отлета. Сара схватила Филиппа на руки, держа также небольшую сумку на согнутом локте. Но когда они подбежали к самолету, дорогу преградил какой-то солдат.
   – Простите, мадам. Вы не можете сесть в этот самолет… Это военный самолет… militaire… – лепетал он на французском, думая, что она не понимает. – Non… non…
   Он поднял палец, а Сара закричала, перекрикивая гул моторов:
   – Они ждут меня! Нас ждут!
   – Этот самолет только для военных, – прокричал он в ответ, – и какой-то пожилой… – И тут он понял, кто перед ним, покраснел до корней волос и подхватил Филиппа. – Я подумал… Прошу прощения, мадам… Ваше… величество… – Слишком поздно до него дошло, что Сара и есть обещанная герцогиня.
   – Ничего страшного, – улыбнулась она и поднялась за ним по трапу в самолет.
   Солдат ожидал увидеть старую каргу и не допускал даже мысли, что герцогиней Уитфилдской может оказаться молодая женщина с маленьким мальчиком. На прощание он еще раз извинился. Полет до Лондона получился довольно коротким, меньше часа потребовалось, чтобы пересечь Ла-Манш. В пути офицеры почтительно разговаривали с ней, восхищаясь тем, что Сара перенесла оккупацию, а ей было странно слушать их, она вспоминала, какими спокойными были эти четыре года под опекой Иоахима. В Лондоне их встречал огромный «Роллс-Ройс». Ее доставили в министерство ВВС на встречу с сэром Артуром Гаррисом, главой бомбардировочного командования Королевских ВВС и личным секретарем короля Аланом Ласкелем, который был здесь по приказу короля и, кроме того, представлял разведывательную службу. Они подарили Филиппу маленькие значки и флажки, и все обращались к нему «ваша светлость». Мальчик не привык к подобным почестям, но Сара с улыбкой заметила, что он, кажется, вошел во вкус.
   – Почему дома меня так не называют? – шепотом поинтересовался Филипп.
   – Кто? – изумилась Сара.
   – Ну… Эммануэль… Солдаты…
   – Я им обязательно напомню, – пошутила она, но сын не понял шутки и обрадовался, что она согласилась.
   Несколько секретарей и два помощника нянчились с Филиппом. Сара тем временем встретилась с сэром Артуром и сэром Аланом. Оба были исключительно добры к ней и повторили то, что Сара уже знала, – два с половиной года от Уильяма нет вестей.
   Она помедлила, пытаясь собраться с духом, чтобы задать один волновавший ее вопрос. Глубоко вздохнув, она взглянула на них.
   – Есть ли, по вашему мнению, вероятность, что он еще жив?
   – Не исключено, – осторожно ответил сэр Артур, а потом грустно добавил: – Но это крайне маловероятно. О нем нет никаких сведений. Если бы он был жив, его видели бы в одном из лагерей для военнопленных. А если бы немцы узнали, кто он такой, то кичились бы этим. Вряд ли они не в курсе, кто он, если держат его в плену.
   – Понимаю, – тихо сказала она.
   Они еще немного поговорили с ней, и наконец все поднялись с мест, снова поздравив Сару с тем, что она так мужественно прошла через лишения оккупации вместе с сыном.
   – Мы похоронили маленькую девочку, – сказала она чуть слышно, – в мае этого года… Уильям даже не видел ее…
   – Примите мои соболезнования, ваша светлость. Мы не знали…
   Затем они проводили ее, вернули Филиппа и со всеми почестями отвезли в Уитфилд. Вдовствующая герцогиня ждала их там, и Сара была потрясена, как хорошо выглядит свекровь. Она сильно похудела и казалась совсем хрупкой, но ведь ей было восемьдесят девять лет. Несмотря на преклонный возраст, во время войны герцогиня делала все возможное, чтобы защитить поместье.
   – Я так рада видеть вас, – сказала она, обнимая Сару, а затем, опираясь на трость, сделала шаг назад, чтобы получше рассмотреть внука. Она была одета в светло-голубое платье под цвет ее глаз, и Сара почувствовала, как на нее нахлынула волна чувств при мысли об Уильяме. – Какой красивый мальчик! Очень похож на деда, моего покойного мужа.
   Сара улыбнулась. То же самое сказал Уильям, когда Филипп родился. Герцогиня повела их в дом, угостила Филиппа чаем и домашним песочным печеньем. Мальчик смотрел на бабушку с трепетом, но, как ни странно, чувствовал себя в замке как дома. Потом один из слуг повел его в конюшни показать лошадей, а вдовствующая герцогиня беседовала с Сарой. Она знала, что днем Сара ездила в министерство, и ей не терпелось узнать новости, хотя герцогиня и не удивилась тому, что новости были отнюдь не утешительные. На самом деле она отнеслась к услышанному более философски, чем невестка.
   – Не думаю, что мы узнаем правду о случившемся, пока не падет Германия, и лично я надеюсь, что ждать осталось недолго. Полагаю, кто-то знает, но по определенным причинам помалкивает.
   С другой стороны, Уильям мог погибнуть, повиснув на дереве, после прыжка с парашютом, его могли застрелить и бросить там, а какой-нибудь фермер нашел и похоронил. Существовала масса вариантов, как Уильям мог погибнуть, и куда меньше объяснений, как он мог остаться в живых, и Сара это понимала. Маловероятно, что муж жив, просто она цеплялась за крошечный осколок надежды, особенно теперь, вернувшись в Англию. К большому огорчению, Сара узнала, что Питер погиб во время операции на острове Кыска, и Джейн, судя по голосу, была так же опустошена и безутешна, как Сара без Уильяма.
   В Уитфилде Сара особенно остро ощущала, какое место в ее жизни занимал Уильям, здесь все напоминало о нем. Сару особенно тронуло, что ее свекровь подарила Филиппу на его день рождения пони. Мальчик был так взволнован и так счастлив. Сара не видела, чтобы сын улыбался после смерти Лиззи и отъезда Иоахима. Здесь он стал частью мира его отца и той жизни, для которой был рожден. Филипп твердо заявил, что намерен остаться здесь, когда она сообщила о намерении вернуться в октябре во Францию.
   – Могу я взять с собой своего пони, мама? – спросил он, но Сара покачала головой, поскольку они снова летели на военном самолете, так что пони взять с собой не представлялось возможным, да и в замке все еще гостили американцы.
   За всей этой суматохой Сара начала по-настоящему горевать об Уильяме. Вернувшись в Уитфилд, она реальнее ощутила отсутствие мужа и скучала сильнее, чем прежде.
   – Мы скоро вернемся домой, а пока бабушка позаботится о твоем пони.
   Филипп приуныл, однако сама мысль, что пони однажды будет ему принадлежать, вызывала восторг. Однако Саре резало слух, когда слуги стали называть его «ваша светлость». Для них Уильям умер, и герцогом теперь был Филипп.
   – Я по-прежнему верю, что мы еще услышим об Уильяме, – сказала вдовствующая герцогиня накануне отъезда невестки и внука. – Не теряй надежду, дорогая, и я не стану.
   Сара пообещала, но в глубине души уже начала оплакивать мужа.
   На следующий день они вернулись во Францию, военное министерство организовало транспорт. Кругом царил куда больший порядок, чем полтора месяца назад, когда они уезжали, и в замке тоже все было нормально. Эммануэль следила за шато, а полковник контролировал оставшихся солдат, большинство же американцев уехали, зато вернулись с фронта рабочие, которые раньше занимались садом, и после их возвращения Сара снова принялась реставрировать деревянные панели и ремонтировать то, что пришло за несколько лет в негодность. Хотя благодаря бдительности Иоахима немцы практически не причинили замку вреда.
   Сара часто думала об Иоахиме, но не могла узнать, где он и что с ним. Время от времени она беспокоилась о его судьбе и всегда молилась за него и Уильяма.
   В этом году Рождество получилось спокойным и очень одиноким для Сары. Внешне все вроде как вернулось в нормальное русло, хотя на самом деле в мире все еще шла война. Силы союзников побеждали, и всем казалось, что война практически закончилась. Весной войска союзников шли на Берлин, и в мае бои в Европе наконец закончились. Гитлер покончил жизнь самоубийством, многие его подручные офицеры бежали. В Германии воцарился хаос, до Сары доносились жуткие истории о зверствах, которые фашисты творили в концентрационных лагерях, но по-прежнему не было известий ни от Уильяма, ни от Иоахима. Она понятия не имела, что произошло с ними и живы ли они, а просто проживала день за днем в шато, пока однажды не раздался звонок из военного министерства.
   – У нас новости для вас, ваша светлость, – прозвучали слова через помехи на линии, и Сара поняла, что плачет, еще не услышав, что конкретно за новости. Филипп стоял на кухне шато, глядя на маму и удивляясь, почему она рыдает. – Мы полагаем, что, может быть, нашли нашего… ммм… то есть вашего мужа. Вчера освободили один из лагерей для военнопленных, там нашлись четыре солдата, личности которых не установлены, в ммм… довольно плачевном состоянии… Боюсь, что один из них ваш муж… на нем нет опознавательных знаков. Однако офицер, который учился вместе с ним в Сандхерсте в королевской академии, клянется и божится, что это герцог. Мы пока не уверены, но сегодня вечером его доставят самолетом. Мы хотели бы, чтобы вы прилетели в Лондон, если сможете.
   Сможет ли она? После того как три года не получала вестей от Уильяма? Они шутят?
   – Я буду там. Вы сможете организовать транспорт? Я сразу приеду.
   – Не думаю, что мы сможем доставить вас сюда раньше завтрашнего дня, ваша светлость, – вежливо сказал ее собеседник. – Повсюду такой хаос – и в Берлине, и в Италии, везде.
   Европа сейчас и правда погрузилась в хаос, но Сара готова была отправиться через Ла-Манш вплавь, если потребуется.
   Военное ведомство снова связалось с американцами во Франции, и на этот раз за ней из Парижа прислали прямо в шато джип из ставки союзных войск. Сара и Филипп томились в ожидании. Сара еще не сообщила сыну, зачем они едут в Лондон, поскольку не хотела разочаровывать, если это окажется не Уильям, но он в любом случае пришел в восторг от перспективы увидеть бабушку и своих лошадок. Она собиралась отправить сына прямо в Уитфилд, а военное министерство должно было прислать за ней автомобиль, чтобы ее привезли в госпиталь, куда поместили пленных из Германии. Ей сказали, что все в тяжелом состоянии, а некоторые еще и серьезно ранены, но без конкретики. Саре было все равно, лишь бы он был жив и его можно было спасти. Сара поклялась сделать все, чтобы спасти мужа.
   Полет до Лондона прошел без происшествий, а в аэропорту уже ждал автомобиль, чтобы забрать Филиппа в Уитфилд. Встречающие отдали честь мальчику, и тот был в восторге. Сару быстро доставили в королевский госпиталь в Челси взглянуть на военнопленных, которых перевезли накануне из Германии. Она молилась, чтобы один из них действительно оказался Уильямом.
   Только один из этих людей отдаленно напоминал Уильяма. Он был приблизительно такого же роста, однако весил около ста тридцати или ста сорока фунтов [42 - Приблизительно 59 кг и 63,5 кг.], был весь седой и выглядел значительно старше герцога Уитфилда. Сара молча слушала, пока по пути в госпиталь ей описывали приметы этого человека, и была пугающе молчалива, когда ее вели вверх по лестнице, мимо палат с больными в критическом состоянии и суетившихся докторов и медсестер. После случившегося в Германии они работали не покладая рук, поскольку соотечественников доставляли как можно быстрее и медперсонал был созван со всей страны.
   Человека, которого считали Уильямом, поместили в маленькую отдельную палату. К нему приставили дежурного, который следил за его дыханием. К носу шли трубка и респиратор, над ним нависали многочисленные приборы, в том числе и кислородная маска, скрывавшая лицо.
   Дежурный приподнял маску, чтобы Сара могла рассмотреть и опознать его, а представители военного министерства стояли на почтительном расстоянии. В госпитале все еще ждали стоматологические карты, которые могли помочь в идентификации, но Саре они были не нужны. Да, он был почти неузнаваем, такой тощий, что напоминал своего отца, но Сара сделала шаг к постели и дотронулась до его щеки. Он вернулся из мира мертвых и даже не пошевельнулся в ответ на прикосновение, но у нее не оставалось ни малейших сомнений. Это был Уильям. Сара обернулась и посмотрела на сопровождавших, которые все поняли по ее лицу и тоже заплакали.
   – Слава богу… – прошептал сэр Алан, эхом вторя чувствам Сары.
   Она застыла на месте, не в силах отвести взгляда от мужа, касалась его лица, его рук, поднесла его пальцы к губам и поцеловала их. Его руки были цвета старого воска, и лицо казалось желтым и лежало на подушке неподвижно, как восковая маска, но Сара знала, что врачи сделают все для спасения ее мужа. Дежурный снова опустил дыхательный аппарат на лицо больного, а еще через минуту вошли два доктора и три сестры и попросили Сару выйти, что она и сделала, взглянув на него последний раз. Это чудо! Она потеряла Лиззи… но вновь обрела Уильяма. Возможно, Господь не так жесток, как ей казалось. Сара попросила чиновников из военного министерства организовать звонок матери Уильяма в Уитфилд, и ее проводили в кабинет директора госпиталя. Вдовствующая герцогиня издала вздох облегчения, а потом зарыдала, как и Сара.
   – Слава богу… мой бедный мальчик… как он?
   – Боюсь, не очень хорошо. Но ему скоро будет лучше.
   Сара надеялась, что не обманывает свекровь, потому что ей самой так хотелось этому верить. Он выжил не для того, чтобы вот так умереть. Она просто не могла позволить ему уйти.
   Чиновники из военного министерства уехали, а главврач зашел в кабинет, чтобы поговорить с Сарой о состоянии Уильяма. Он не стал ходить вокруг да около и перешел сразу к делу:
   – Мы не знаем, выживет ли ваш муж, ваша светлость. У него гангрена обеих ног, обширные внутренние повреждения, и он в таком состоянии уже довольно давно. Возможно, не один год. У него сложные переломы обеих ног, которые невозможно вылечить. Не исключена инфекция. Мы не сможем спасти ноги, и, допускаю, нам не удастся спасти ему жизнь. Вы должны понимать это и подготовиться к любому концу.
   Да, она понимала, но отказывалась принимать. Теперь, когда Уильям вернулся, она не собиралась его терять.
   – Вы должны спасти его ноги. Он столько всего пережил не для того, чтобы остаться без ног.
   – У нас нет выбора, ну, или почти нет. В любом случае ноги не смогут функционировать, нервы и мускулы слишком сильно повреждены, ему понадобится инвалидное кресло.
   – Прекрасно, пусть он будет в инвалидном кресле, но с ногами.
   – Ваша светлость, я не уверен, что вы понимаете… С этим не шутят… Гангрена…
   Она заверила врача, что все отлично понимает, однако умоляла по крайней мере попытаться спасти ноги Уильяму, и врач устало пообещал сделать все возможное, но порекомендовал смотреть на вещи реально.
   В течение следующих двух недель Уильяму провели четыре операции, которые он с трудом, но все же выдержал, хотя так и не пришел в сознание. Первые две операции на ногах, третья на позвоночнике, а последняя с целью устранить внутренние повреждения, которые могли свести его в могилу. И никто из врачей не понимал, как он перенес все это. Он был ослаблен инфекцией и болезнью, истощен, его кости были сломаны, и никто не лечил их, на теле виднелись следы пыток. Уильям перенес все и выжил… но эта жизнь висела на волоске.
   Всю третью неделю они делали что могли, теперь оставалось только ждать, придет ли он в сознание, останется в состоянии комы или просто умрет. Никто не мог дать прогноз. Сара дни напролет сидела рядом, разговаривала, держа его за руку, желая вернуть его к жизни, и выглядела даже хуже, чем он. Она ужасно похудела и побледнела, глаза потускнели, пока она ухаживала за мужем. Одна из медсестер зашла, покачала головой и промолвила:
   – Он не слышит вас, ваша светлость. Не мучайте себя.
   Женщина принесла Саре чашку чая, которую та с благодарностью приняла, но продолжала настаивать, что муж ее слышит.
   В конце июля ему провели еще одну операцию на селезенке, и потом снова потянулись бесконечные часы ожидания, плавно перетекающие в серые дни и темные ночи. Сара ухаживала за ним, разговаривала, ободряла, целовала его пальцы и наблюдала за ним, не отходя от его постели. Ей поставили койку в палате, она одолжила халат у сестер и сидела день за днем, не теряя надежды. Единственный раз она ненадолго покинула мужа, когда свекровь привезла Филиппа в госпиталь повидаться с матерью в приемном покое. Мальчику не позволили подняться к отцу, и, по правде говоря, он его боялся. Ему сказали, как сильно болен отец, да и вообще Уильям был для него незнакомцем. В сознательном возрасте он никогда не видел отца. Но Сара была счастлива встретиться с сыном, по которому ужасно скучала. Филипп тоже скучал по матери, но Сара не хотела отлучаться от Уильяма.
   Первого августа главный хирург сказал Саре, что все бесполезно и его светлость не выйдет из состояния комы. Он просто никогда не придет в сознание, может просуществовать в таком состоянии не один год или всего пару дней, если бы он мог очнуться, то уже очнулся бы, и герцогине придется взглянуть правде в лицо.
   – Откуда вы можете знать, что сегодня он не придет в себя? – спросила Сара врача, как ему показалось, на грани истерики.
   Она понимала лишь, что врачам удалось спасти ноги, а теперь они собираются отказаться от Уильяма и списать его на помойку, словно мусор. Она уже толком не спала пять недель, но не собиралась сдаваться, что бы там ни говорили, хотя доктор и настаивал, что им виднее.
   – Я сорок лет проработал хирургом, – твердо возразил он, – и знаю, когда надо продолжать бороться, а когда не стоит. Мы боролись… и проиграли… Теперь пора перестать мучить больного и признать неэффективность лечения.
   – Он провел в плену три с половиной года, и нужно бросить его?! – закричала Сара. Ей было все равно, кто ее услышит. – Он борется за жизнь, а я уж тем более не сдамся. Слышите?!
   – Разумеется, ваша светлость. Я все прекрасно понимаю. – Он тихо вышел из комнаты и попросил дежурную медсестру дать герцогине Уитфилд успокоительное, однако та лишь закатила глаза. Герцогиня одержима идеей спасти супруга.
   – Бедняга едва жив. Она должна его отпустить, – сказала дежурная сестра своей коллеге, но та лишь покачала головой, поскольку видела много странного. В одной из соседних палат недавно лежал человек, который пришел в себя после полугода коматозного состояния, причиной которого было ранение в голову – зацепило во время авианалета.
   – Наперед никогда не знаешь, – упрямо твердила она и вернулась в палату Уильяма.
   Сара сидела в кресле и тихонько рассказывала о Филиппе, о его матери, об Уитфилде, о шато и даже вскользь упомянула Лиззи. Сара готова была сказать все, что угодно, лишь бы сработало, и, хотя не признавалась окружающим, однако силы были на исходе. Медсестра мягко положила руку ей на плечо и вдруг на миг ей показалось, что пациент пошевелился, однако не издала ни звука. Но Сара и сама заметила движение, она сидела неподвижно, а потом снова заговорила, умоляя любимого открыть глаза, чтобы посмотреть на нее… Хотя бы на долю секунды, оценить ее прическу. Вообще-то Сара не смотрелась в зеркало уже несколько недель и могла лишь предположить, как она выглядит, но упорно продолжала целовать его руки. И тут случилось чудо… Глаза Уильяма медленно открылись, он скривил губы в подобии улыбки, а потом снова закрыл глаза и кивнул. Сара беззвучно заплакала. Получилось! Он открыл глаза! Медсестра тоже беззвучно рыдала, потрясенная, сжимая руку Сары. Через пару секунд, взяв себя в руки, она обратилась к своему пациенту:
   – Как здорово, что вы пришли в себя, ваша светлость. Давно пора.
   Некоторое время он не двигался, потом медленно повернул голову и посмотрел прямо на Сару.
   – Красиво, – прошептал он хрипло.
   – О чем ты? – Она не понимала, о чем он говорит, но никогда еще не была так счастлива. Ей хотелось закричать от облегчения и радости, и она наклонилась, чтобы поцеловать его.
   – Прическа… Разве ты меня не про волосы спрашивала?
   Медсестра и Сара хором расхохотались. На следующее утро он уже мог сесть и цедил суп и слабо заваренный чай, а к концу недели уже говорил и медленно приходил в себя, хотя и был похож на привидение. Но он вернулся. Он был жив. Это единственное, что заботило Сару. Именно ради этого она и жила.
   Когда Уильям еще немного окреп, его навестили представители военного министерства и правительства, и он рассказал о случившемся. Рассказ занял несколько дней. Им было плохо от того, что творили с ним немцы. Уильям не позволял Саре остаться в палате, когда рассказывал о своих злоключениях. Фашисты снова и снова ломали ему ноги, оставляя его лежать в грязи, пока раны не загноились, пытали раскаленным железом и шнуром с электрическим током. Они чуть не угробили Уильяма, но так и не узнали, кто он такой. У Уильяма при себе были фальшивый паспорт и фальшивые документы, и больше немцам ничего не удалось выяснить, он так и не открыл сути задания.
   За проявленный героизм Уильям удостоился креста «За боевые летные заслуги», но это мало утешало с учетом того, что обе ноги перестали слушаться. Сначала его повергло в депрессию осознание, что он никогда не сможет ходить, однако Сара оказалась права, что боролась за то, чтобы ноги сохранили. Было бы еще неприятнее, если бы их ампутировали.
   Они оба многое потеряли, и как-то раз, уже перед самой выпиской, Сара рассказала о Лиззи, и оба горько плакали.
   – Любимая моя… И меня не было там, с тобой…
   – Ты бы не смог ничего сделать. Не было ни лекарств, ни докторов… ничего. Американцы еще не прибыли, а немцы готовились к отъезду, у них не осталось медикаментов, а у крохотной Лиззи не хватило своих силенок. Комендант, живший в шато, очень хорошо к нам относился и помогал всем, чем мог, но увы… – Сара всхлипнула, затем взглянула на своего мужа. – Она была такой очаровательной малышкой… – Саре с трудом дались эти слова. – Жаль, что ты не увидел ее.
   – Мы еще встретимся. Мы будем вместе в другом мире.
   В определенном смысле Филипп стал еще ценней для обоих родителей, но Сара все еще ужасно скучала по дочке, особенно при виде похожих маленьких девочек. Она понимала, что другие матери тоже потеряли детей во время войны, но эта боль была невыносима, и Сара радовалась, что теперь можно разделить ее с Уильямом.
   Время от времени она думала об Иоахиме, который теперь стал частью далекого прошлого, словно добрый персонаж из страшной сказки. Среди одиночества, боли, ужаса и потерь войны он был ее единственным другом, за исключением Эммануэль. Но эти воспоминания постепенно тускнели.
   Саре исполнилось двадцать девять, пока Уильям лежал в госпитале. Не так давно окончилась война в Японии, и весь мир ликовал. Уильям вернулся в Уитфилд в тот день, когда японцы подписали капитуляцию на линкоре «Миссури», накануне дня рождения Филиппа, которому исполнялось шесть лет. Уильям впервые увидел сына с того дня, когда мальчику было лишь несколько месяцев, и эта встреча была очень эмоциональной для него, а для Филиппа немного странной. Филипп стоял и разглядывал отца довольно долго, прежде чем наконец обнять, как просила мать. Даже в инвалидном кресле Уильям казался настоящим великаном и внушал Филиппу трепет. Уильям пожалел об утраченной возможности лучше узнать сына.
   Время, проведенное в Уитфилде, пошло всем на пользу. Уильям научился управляться с креслом, Сара немного отдохнула, а Филипп обожал поместье, а заодно получше узнал отца. Он рассказал о Лиззи, и было видно, что ему больно даже говорить о сестре.
   – Она была очень красивой, – тихо сказал он, глядя вдаль. – А когда она заболела, мама не могла достать лекарства, и Лиззи умерла.
   В голосе послышался упрек, который Уильям заметил, но не понял. Возможно ли, что сын винит Сару в смерти малышки? Это казалось столь невероятным, что Уильям не стал развивать тему. Разумеется, Филипп знал, что его мама делала все возможное…
   Иногда Филипп упоминал и Иоахима. Он мало что рассказывал, но немец явно ему нравился, и Уильям был благодарен коменданту за доброту, проявленную к его детям. Сара не говорила об Иоахиме, но на вопрос Уильяма ответила, что он был добрым и очень порядочным человеком. В этом году они справили девяностолетие матери Уильяма. Она была необыкновенной женщиной, а теперь, когда вернулся Уильям, выглядела лучше, чем раньше.
   Они все чувствовали себя лучше, но нельзя отрицать, что семья пережила много потерь… Время… Надежда… Люди, которых они любили… Милая маленькая Лиззи. Уильям так долго отсутствовал, и они чуть было не потеряли и его тоже… Иоахим появился и навсегда исчез из их жизни. Потери и страдания нанесли тяжелый урон, но Уитфилды потихоньку оправлялись. Временами Сара думала, что труднее всего пришлось Филиппу. Он потерял отца: шесть лет он не знал его, теперь нужно заново знакомиться и строить отношения, а это непросто. Он потерял друга: Иоахим уехал. А еще – сестренку, по которой все еще горевал.
   – Ты скучаешь по ней, да? – тихо сказала она во время прогулки по лесу. Филипп кивнул, подняв на нее глаза, полные боли, как делал всегда, когда разговор заходил о Лиззи. – Я тоже скучаю, милый.
   Она крепко держала сына за руку, а Филипп молча смотрел в сторону. Но его глаза сказали то, что Уильям уже понял, а Сара еще нет. Он винил мать в смерти сестры. Это ее вина, что для Лиззи не нашлось лекарства. Это ее вина, что уехал Иоахим… Он не был уверен, что мать стала причиной этих бед, но точно знал, что она что-то сделала не так… по крайней мере, не предотвратила их. Но в Уитфилде Филипп был счастлив. Он ездил верхом, гулял по лесу, с удовольствием проводил время с бабушкой и потихоньку начал узнавать Уильяма.

Глава семнадцатая

   До весны они не возвращались во Францию, а к этому моменту Уильям снова взял все под свой контроль. Казалось, он примирился со своей инвалидностью и набрал нормальный вес. Вот только из-за седины выглядел иначе. Ему было всего сорок два, но после лагеря для военнопленных он выглядел куда старше. Даже Сара на вид была куда серьезнее и старше, чем до войны. Все они заплатили за случившееся высокую цену, и даже Филипп. Он рос не по годам серьезным мальчиком и покидал Уитфилд с тяжелым сердцем, поскольку хотел остаться здесь с бабушкой и пони, но, разумеется, слово родителей – закон.
   Уильям взгрустнул, когда они вернулись в шато. Все выглядело именно так, как он помнил, именно это он мечтал увидеть, если когда-нибудь вернется домой, так что теперь чувства переполняли его сердце. Слов не было: его хватило лишь на то, чтобы обнимать жену и плакать. Вокруг царили такая красота и умиротворение! Эммануэль с матерью подготовились к их приезду. Сара оставила девушку за старшую почти на год, и она довела все до совершенства. От солдат, американцев и немцев, не осталось и следа ни в самом шато, ни на прилегающих территориях, даже в конюшнях. Эммануэль наняла рабочих, чтобы те все вычистили к прибытию Уитфилдов.
   – Какая красота, – похвалила ее Сара, и Эммануэль просияла. Она была очень зрелой для девушки ее возраста. Хотя ей исполнилось только двадцать три, но она отлично со всем управлялась, не упуская ни одной детали.
   В тот же день Сара отвела Уильяма на могилку к Лиззи, и тот плакал при виде крошечного могильного холмика, как и Сара. На обратном пути Уильям спросил Сару о немцах.
   – Они проторчали здесь очень долго, – сказал он как бы невзначай. – Поразительно, что они не причинили большого вреда замку.
   – Нам попался хороший комендант. Приятный в общении человек, который следил за своими людьми. Ему война не нравилась так же, как и нам.
   Уильям поднял брови.
   – Он так говорил?
   – Неоднократно, – тихо ответила она, не понимая, к чему муж клонит, но уловив в его голосе беспокойство.
   – Вы были с ним хорошими друзьями? – поинтересовался Уильям, памятуя, как часто Филипп упоминал о нем. Временами Уильям беспокоился, что сын предпочитает немецкого офицера собственному отцу. Это было сильным ударом, но он постепенно справился с собой.
   Сара посмотрела на него и поняла, к чему все эти вопросы. Она повернулась так, чтобы видеть Уильяма.
   – Мы были только друзьями, Уильям. Не больше. Он прожил здесь очень долго, за это время много всего произошло… родилась Элизабет. – Она решила быть честной с мужем, ведь всегда была откровенна с ним. – Он принимал трудные роды и спас ей жизнь, если бы не он, девочка бы умерла. – Лиззи все равно умерла, так что, может быть, это теперь не имело значения. – Мы четыре года выживали здесь. Это нельзя сбросить со счетов. Но если ты спросишь меня о том, что ты там себе надумал… То нет, ничего такого между нами не было.
   Она вздрогнула, услышав, что муж сказал дальше:
   – Филипп сказал, что ты его поцеловала, когда он уезжал.
   Не стоило рассказывать об этом отцу, но мальчик мог не понимать, что делает, хотя, возможно, и понимал. Иногда Сара сама не понимала сына. Он так сильно злился на нее после смерти Лиззи… и отъезда Иоахима… и появления Уильяма. Порой он казался таким отчужденным. Филипп многое должен переварить и понять. Как и все они.
   – Он прав, я его действительно поцеловала, – тихо ответила Сара. Ей нечего было скрывать от Уильяма, и она хотела, чтобы муж знал об этом. – Он стал моим другом. Иоахим ненавидел то, что делает Гитлер, точно так же, как и мы. Он помогал нам и заботился о нас. Когда Иоахим уезжал, я понимала, что мы расстаемся навсегда. Не знаю, жив он теперь или погиб, но желаю ему счастья. Я поцеловала его на прощание, но не предавала тебя.
   Слезы медленно катились у нее по щекам. Сара сказала правду, она всегда была верна мужу, и со стороны Филиппа неправильно было заставлять его ревновать. Она поняла, что мальчик сердился на нее и за тот поцелуй, и за то, что отпустила Иоахима. Он за многое был зол на мать, но Сара не думала, что эта злость как-то себя проявит. Сара радовалась, что могла ответить Уильяму честно, она не предала его. Это было единственное, что окупало все те одинокие ночи.
   – Прости, что я спросил, – виновато сказал он, а Сара присела рядом с ним на корточки и взяла его лицо в руки.
   – Не стоит извиняться. Ты можешь задавать любые вопросы. Я люблю тебя. Я всегда тебя любила. Я никогда не откажусь от тебя. Никогда. Я никогда не перестану тебя любить. И я всегда верила, что ты вернешься домой. – Она говорила правду, и Уильям по глазам понял, насколько велика ее любовь.
   Тут он вздохнул с облегчением, он поверил жене. Уильям ужаснулся, когда Филипп рассказал ему, но понимал, что Филипп наказывал его за то, что тот их бросил так надолго.
   – Я никогда не думал, что вернусь. Постоянно повторял, что вернусь, лишь бы продержаться еще час, еще ночь, еще день… но никогда не думал, что мне удастся это. Столько погибло. – На его глазах погибло множество пленных, немцы замучили их. – Это нация чудовищ, – сказал Уильям по дороге домой, а Сара не осмелилась возразить, что Иоахим был другим. Иоахим считал войну ужасной вещью. Слава богу, все позади.
   После их приезда прошло всего три недели. Как-то раз Эммануэль и Сара пекли хлеб на кухне. Они говорили о том и о сем, а потом Эммануэль начала задавать вопросы.
   – Вы должно быть очень рады, что мсье герцог вернулся домой, – начала она, хотя это было очевидно для всех окружающих. Сара столько лет страдала в одиночестве, а сейчас они потихоньку открывали для себя интимную жизнь. Увы, кое-какие перемены не вызывали восторга, но в общем-то мало что поменялось, и, к радости Уильяма, он все еще мог заниматься любовью.
   – Это чудесно, – улыбнулась Сара со счастливой улыбкой, замешивая тесто под пристальным взглядом Эммануэль.
   – Он привез из Англии много денег?
   Сара удивленно взглянула на девушку:
   – Зачем? Конечно, нет. С чего бы?
   – Просто интересно. – Она выглядела несколько смущенной, казалось, ее мучила какая-то мысль, но Сара не понимала, какая именно. Раньше Эммануэль подобных вопросов не задавала.
   – Почему ты задаешь такие странные вопросы, Эммануэль? – Сара знала, что Эммануэль и раньше общалась с непонятными людьми, сначала это было связано с участием Анри в Сопротивлении, после войны – с черным рынком, но сейчас не понимала, что на уме у Эммануэль.
   – Некоторые люди… иногда нуждаются. Не мог бы мсье герцог одолжить им деньги?
   – Ты имеешь в виду, просто дать им деньги? – Сара казалась удивленной, а Эммануэль задумалась.
   – Возможно, не просто так. Что, если они продадут что-нибудь?
   – Ты имеешь в виду продукты? – Сара все еще не могла понять, куда клонит девушка. Она закончила месить тесто, вытерла руки и пристально посмотрела на француженку. Что же она задумала? Сара всегда доверяла Эммануэль, но сейчас ее мучили подозрения. – Ты говоришь о продуктах или инструментах для фермы, Эммануэль?
   Девушка покачала головой и понизила голос.
   – Нет… я имею в виду драгоценности… Есть люди… dan les alentours… местные, которые нуждаются в деньгах на ремонт домов… Они прятали вещи… иногда золото… серебро… или драгоценности… и теперь хотят их продать.
   Эммануэль размышляла, как бы сколотить после войны состояние. Она не хотела всю жизнь убираться в чужих домах, даже в замке Уитфилдов, хотя и любила их. И тут ей в голову пришла замечательная идея. Она знала несколько человек, которым не терпелось продать золото, серебро, портсигары работы Фаберже, предметы роскоши, которые они спрятали во время оккупации. Например, одна дама из Шамбора готова была продать за любую сумму великолепное жемчужное ожерелье. Немцы разрушили ее дом, нужны были деньги на ремонт. Это чем-то напоминало сводничество: Эммануэль знала людей, владевших драгоценностями и испытывавших материальные затруднения, а у Уитфилдов имелись деньги. Она хотела свести их, но не знала как. Однако все чаще и чаще к ней обращались за помощью, зная, что она вхожа в дом герцога. Та женщина, хозяйка жемчужного ожерелья, приходила к ней уже дважды, и не только она.
   Евреи выходили из подполья. А еще были женщины, принимавшие от нацистов дорогие подарки и теперь боявшиеся их хранить. Кроме того, драгоценностями оплачивали жизнь или информацию для Сопротивления. Эммануэль хотела помочь продать драгоценности, получая небольшие комиссионные, поскольку не хотела наживаться на всех этих людях. Но Сара по-прежнему смотрела на нее в замешательстве.
   – Но что я буду делать с драгоценностями? – Только сегодня они вытащили ее собственные украшения из-под досок в детской.
   – Носить, – улыбнулась француженка. Она сама была бы не прочь, но пока не могла себе этого позволить. Может быть, когда-нибудь. – Вы сможете перепродать их. Масса вариантов, мадам.
   – Ого! А ты далеко пойдешь, Эммануэль, – улыбнулась Сара. Разница между ними составляла всего шесть лет, но француженка отличалась деловой хваткой и умением выживать, причем такими способами, которые Саре не приходили в голову и явно были не по плечу. Сара обладала внутренней силой и выносливостью, что отличало ее от Эммануэль, зато у Эммануэль Буржуа было другое орудие – хитрость.
   – Вы не могли бы спросить мсье герцога? – попросила Эммануэль, когда Сара выходила из кухни, неся обед на подносе. В голосе Эммануэль послышалось беспокойство.
   – Хорошо, – пообещала она, – но ручаюсь тебе, он решит, что я сбрендила.
   Как ни странно, Уильям так не думал. Он был в восторге.
   – Какая любопытная мысль! Эммануэль выдающаяся девушка, да? Неплохой и честный способ помочь людям с деньгами. Мне нравится. Совсем недавно я размышлял, чем мы могли бы помочь местным жителям, но мне в голову не пришло ничего столь оригинального. – Он усмехнулся. – Но это выполнимо. Передай Эммануэль, что я принимаю ее предложение, посмотрим, что будет дальше.
   А дальше случилось вот что. Спустя три дня в девять утра зазвонил звонок над входной дверью. Сара спустилась и обнаружила, что на пороге стоит какая-то женщина в блестящем черном платье, судя по виду, довольно дорогом, но в поношенных туфлях, и с сумкой от Эрмес, которую Сара тут же узнала. А вот женщину не узнала.
   – Oui… Да?.. Чем я могу помочь?
   – Я… je m’excuse… – Незнакомка выглядела испуганной и все время озиралась, словно боялась, что ее схватят. Приглядевшись повнимательнее, Сара поняла, что гостья, по-видимому, еврейка. – Я должна извиниться, мадам… Одна знакомая предложила… У меня ужасная проблема, ваша светлость, моя семья…
   На ее глаза навернулись слезы. Сара проводила женщину на кухню и налила чашку чаю. Дама объяснила, что вся ее семья во время войны была угнана в концентрационные лагеря. Чудом уцелела лишь она, поскольку сердобольные соседи четыре года прятали ее в погребе. Ее муж был врачом в крупном госпитале в Париже. Но его угнали нацисты, как и ее родителей, двух сестер и даже сына… Женщина снова заплакала, и Сара тоже едва сдерживала слезы. Она сказала, что для поиска родных нужны деньги, чтобы поехать в Германию и в Польшу, в концлагеря, может быть, ей удастся найти их в списках выживших.
   – Мадам, я думаю, вам может помочь Красный Крест. Они занимаются розыском людей по всей Европе.
   Сара знала, что Уильям уже пожертвовал большую сумму Красному Кресту в Англии.
   – Я хочу поехать сама. А частные организации просят немалые деньги. И после того как я найду родных, или… – Она не могла выговорить страшные слова. – Я хочу поехать в Палестину. – Она произнесла это таким тоном, будто это и впрямь Земля обетованная. Женщина достала из сумочки два больших футляра. – Я могла бы кое-что продать… Эммануэль сказала, что вы можете… Она сказала, что вы очень добры…
   А еще Эммануэль упомянула, что муж герцогини баснословно богат, но мадам Верхтайм из вежливости не упомянула об этом. Она принесла два футляра с драгоценностями от ван Клифа: в одной коробочке лежало массивное ожерелье из бриллиантов с изумрудами, а во второй браслет в пару к ожерелью. Украшения напоминали ажурное кружево и производили неизгладимое впечатление.
   – Я… господи! Какая красота! У меня нет слов… – Сара не могла представить, что будет носить даже что-то отдаленно столь же прекрасное.
   Эти украшения были шедеврами и определенно стоили тех денег, которые просила мадам Верхтайм, – но куда такое надеть? Но по непонятной ей самой причине Саре ужасно захотелось приобрести их. Ничего подобного в ее коллекции не было. А несчастная посетительница дрожит и молит, чтобы их купили.
   – Можно я покажу их своему мужу? Вернусь через минуту. – Она взбежала вверх по лестнице, держа в руках оба футляра, и влетела в спальню. – Ты просто не поверишь своим глазам. Там внизу женщина… – Она открыла футляры и вытряхнула содержимое на колени Уильяму. – Она хочет продать нам это!
   Уильям присвистнул.
   – Очень мило, дорогая. Эти украшения будут отлично выглядеть на тебе в саду. На фоне зелени…
   Сара поведала Уильяму историю пожилой еврейки, и ему тоже стало жаль ее.
   – Мы можем выписать ей чек? Я чувствую себя последним мерзавцем, забирая у нее эти вещи. Хотя на тебе они будут смотреться изумительно.
   – Спасибо, любимый. Так что делать с мадам Вертхайм?
   – Я спущусь и поговорю с ней. – Уильям уже побрился. Он был в брюках и рубашке и домашнем халате. Он одевался сам и хорошо справлялся с этим, несмотря на инвалидность.
   Уильям спустился вниз по пандусу, который смастерили специально для него.
   Мадам Вертхайм ждала их на кухне, все еще нервничая. Она была настолько напугана, что готова была сбежать, бросив свои украшения, в страхе, что владельцы замка могут сотворить с ней что-нибудь ужасное, но Эммануэль утверждала, что Уитфилды очень милые люди. Эммануэль знала людей, которые прятали мадам Вертхайм, как участников Сопротивления.
   – Доброе утро, – радушно улыбнулся Уильям, и женщина попыталась выглядеть расслабленной, ожидая, что же хозяин замка скажет о ее изумрудах. – Должен признаться вам, раньше мы ничем подобным не занимались. Это для нас в новинку. – Уильям решил не мучить бедняжку и сразу перейти к делу: – Сколько вы хотите за украшения?
   – Я не знаю. Десять? Пятнадцать?
   – Это смешно.
   Она задрожала и сказала шепотом:
   – Простите, ваша светлость… Пять? – Она готова была продать украшения за бесценок, так как очень нужны были деньги.
   – Я думаю, они стоят тридцать. А вы как считаете? Я имею в виду тридцать тысяч долларов.
   – Я… господи… – Она разрыдалась, не в состоянии справиться с собой. – Храни вас бог… храни вас бог, ваша светлость.
   Она промокнула глаза старым кружевным платком и поцеловала их обоих, унося с собой чек. Даже Сара прослезилась, глядя ей вслед.
   – Бедняжка.
   – Да. – Уильям посерьезнел на минуту, а потом надел ожерелье и браслет на Сару. – Носи с удовольствием, дорогая.
   Они оба чувствовали, что сделали доброе дело. А в конце недели выпал шанс сделать еще одно доброе дело.
   Сара помогала Эммануэль прибраться после ужина, Уильям сидел в кабинете, который все смутно напоминал Саре об Иоахиме, и тут в дверях кухни появилась какая-то молодая женщина, еще более напуганная, чем их предыдущая гостья. Волосы у нее были коротко подстрижены, но не так коротко, как после оккупации. Саре показалось, что она видела эту девушку с немецким офицером, одним из тех, что жили в замке и работали под началом Иоахима. Красивая. До войны она была натурщицей Жана Пату в Париже. Эммануэль едва не рыкнула при виде гостьи, однако пригласила ее войти, мысленно пообещав себе взять комиссионные побольше. У мадам Вертхайм она почти ничего не взяла, но пожилая женщина убедила ее принять хоть что-то.
   Девушка нервно переводила взгляд с Эммануэль на Сару и обратно.
   – Могу я поговорить с вами, ваша светлость? – Она хотела продать бриллиантовый браслет от дома «Бушерон», очень симпатичный. Якобы подарок. Однако немец презентовал ей не только этот браслет, на память от него остался еще и ребенок. – Он все время болеет… Мне не на что кормить его… и я не могу купить лекарства. Я боюсь, у него туберкулез…
   Последние слова укололи Сару в самое сердце, она вспомнила о Лиззи, а потом взглянула на Эммануэль и спросила, правда ли это.
   – Да, у нее немецкий ублюдок двух лет от роду, очень хворый.
   – Обещаешь купить ему еду, лекарства и теплую одежду, если я дам тебе денег? – строго спросила Сара, и девушка поклялась, что так и поступит.
   Тогда Сара пошла к Уильяму и вернулась вместе с ним, чтобы тот посмотрел на девушку и браслет. На Уильяма увиденное произвело должное впечатление, и, поговорив немного с посетительницей, он понял, что девушка не врет. Не хотелось участвовать в скупке краденых драгоценностей.
   Они приобрели браслет за приличную цену, возможно, столько же выложил за него немец, и молодая мать ушла, рассыпаясь в благодарностях.
   Вечером Сара и Эммануэль сидели на кухне. Сара посмотрела на француженку и рассмеялась:
   – Как назвать то, чем мы занимаемся?
   Эммануэль широко улыбнулась:
   – Лично я собираюсь разбогатеть, а вы – приобрести множество красивых драгоценностей.
   Сара не могла сдержать улыбку. Происходящее казалось ей безумием, но в то же время чем-то трогательным и забавным. На следующий день они выкупили превосходную нитку жемчуга у женщины из Шамбора, чтобы та могла восстановить разрушенный дом. Жемчуг был сказочный, и Уильям настаивал, чтобы Сара носила его.
   К концу лета у Сары было десять изумрудных браслетов, три парных к ним ожерелья, четыре комплекта с рубинами, сапфиры, несколько колец с бриллиантами, не говоря о прекрасной тиаре, инкрустированной бирюзой. Все это Уитфилды выкупили у людей, которые потеряли дома или детей и остро нуждались в деньгах, чтобы отыскать родственников или просто купить еду. Это была благотворительность, которую трудно было объяснить друзьям, не выглядя при этом глупо. Супруги помогали людям, покупая у них драгоценности. Зато Эммануэль действительно стала понемногу богатеть на процентах от сделок. Теперь она делала прическу в городе и покупала платья в Париже, нарядов у нее было больше, чем у Сары перед войной. На фоне Эммануэль Сара чувствовала себя одетой бедно и небрежно.
   – Уильям, что мы будем делать со всем этим? – спросила она, нечаянно опрокинув целую пирамиду футляров от ван Клифа и Картье, стоявших в шкафу, которые посыпались ей на голову.
   Муж в ответ только рассмеялся:
   – Представления не имею. Может быть, устроим аукцион?
   – Я серьезно спрашиваю.
   – Почему бы нам не открыть магазин? – добродушно спросил Уильям, но Сара сочла идею абсурдной. Правда, в течение года скопилось больше ювелирных изделий, чем в лучших ювелирных салонах Парижа.
   – Может, и правда пора торговать ими? – предложила сама Сара, но теперь уже засомневался Уильям.
   Уильям был занят тем, что разбивал вокруг шато виноградники, и у него не было времени волноваться о залежах драгоценностей. Но люди не переставали приходить, поскольку Уитфилды прославились щедростью и добротой. Осенью 1947 года Уильям и Сара решили отправиться в Париж одни, оставив сына на попечении Эммануэль. Они вернулись из Англии полтора года назад и все это время безвылазно находились в шато, занятые делами.
   Атмосфера в Париже была волшебней, чем ожидала Сара. Супруги остановились в «Ритце» и много времени проводили в постели, как во время медового месяца, но еще ходили по магазинам и как-то раз поужинали у Виндзоров, которые жили в доме, прелестно отделанном Буденом [43 - Эжен-Луи Буден (1824–1898) – французский художник, предшественник импрессионистов.]. Сара надела шикарное черное платье от Диора, чудесный жемчуг и бриллиантовый браслет, приобретенный несколько месяцев назад у одной женщины, у которой немцы отняли все.
   За ужином все гости интересовались, откуда этот браслет. Уоллис заметила жемчуга и сказала Саре, что не видела ничего подобного, браслет ее тоже заинтересовал, она спросила, кто его изготовил, на что Уильям односложно ответил: «Картье». Даже украшения Уоллис меркли рядом с драгоценностями Сары.
   К большому своему удивлению, во время поездки Сара была очарована ювелирными салонами. Там выставлялись прелестные вещицы, однако драгоценности у них в замке были ничуть не хуже, а то и лучше. В общем-то большая часть была лучше.
   – Знаешь, может быть, нам и впрямь нужно пристроить наши украшения, – расплывчато сказала она, пока они ехали в сделанном на заказ «Бентли», перестроенном под нужды Уильяма.
   Но в очередной раз к этой идее они вернулись лишь через полгода. Сара была занята Филиппом, стараясь как можно больше времени проводить с сыном, так как на будущий год он отправится в Итон [44 - Итонский колледж – частная британская школа для мальчиков. Колледж был основан в 1440 году королем Генрихом VI. За время своего существования выпустил 20 премьер-министров Великобритании.]. Ей бы хотелось, чтобы мальчик остался во Франции, несмотря на происхождение, и жил в шато всю свою жизнь, но Филипп обожал все английское и с нетерпением ждал отъезда.
   Уильям был слишком занят вином и виноградниками, чтобы думать о драгоценностях. Только летом 1948 года Сара начала настаивать на том, что нужно продумать место, куда-то деть скопившиеся горы украшений. Скупка безделушек не имела практической пользы и не являлась больше прибыльным делом. Драгоценности просто лежали мертвым грузом, за исключением нескольких по-настоящему высококлассных произведений искусства, которые Сара носила.
   – После отъезда Филиппа отправимся в Париж и продадим их, обещаю, – сказал Уильям.
   – Подумают, что мы ограбили банк в Монте-Карло.
   – Очень похоже, – усмехнулся он. – Не так ли?
   Но, собравшись осенью в Париж, супруги вдруг поняли, что придется везти с собой целый чемодан украшений. В итоге они отобрали несколько, остальное оставили в замке. Сара заскучала после отъезда Филиппа. Пробыв в Париже два дня, Уильям объявил, что нашел решение проблемы.
   – Какой? – уточнила Сара, разглядывая новые костюмы от Шанель.
   – «Ювелирной дилеммы». Мы откроем свой магазин и будем продавать их.
   – Ты сошел с ума? – Она удивленно посмотрела на него. Муж все еще выглядел очень красивым, пусть даже в инвалидном кресле. – Что, мы будем сами управлять магазином? Замок в двух часах езды от Парижа.
   – Поручим Эммануэль. Филипп уехал, ей нечего делать. К тому же она стала слишком модной для домработницы. – Эммануэль покупала одежду у ведущих модельеров и выглядела очень элегантно.
   – Ты серьезно? – Саре никогда не приходила в голову подобная идея, и она не могла сразу решить, нравится ли ей предложение Уильяма, но потом забеспокоилась: – Ты не думаешь, что твоей матери это может показаться вульгарным?
   – Иметь собственный магазин? Да, это плебейское занятие. – Он засмеялся. – Но зато весело. Почему бы и нет? Это так увлекательно. Думаю, ей понравится.
   Герцогиня с годами стала менее зашоренной. Ее порадовала перспектива того, что внук будет проводить у нее каникулы и выходные.
   – Кто знает, быть может, однажды мы станем поставщиками двора Его Королевского Высочества. Для этого мне нужно продать что-нибудь королеве. Думаю, Уоллис просто с ума сойдет от зависти и захочет получить скидку.
   Идея была безумной, но супруги обсуждали проект по дороге в замок, и Саре пришлось признаться, что ей она по вкусу.
   – Как мы назовем магазин? – взволнованно спросила она, лежа в постели.
   – Конечно, «Уитфилд». – Он гордо посмотрел на нее. – А как же еще, моя дорогая?
   – Прости. – Она перекатилась на другой бок и поцеловала его. – Мне следовало догадаться.
   – Именно!
   Это напоминало рождение ребенка. Замечательный новый проект. Уитфилды записали все свои идеи, составили список всех драгоценностей и оценили их у ван Клифа, которого их коллекция просто потрясла. Они переговорили с адвокатами, а перед Рождеством вернулись в Париж и арендовали маленький, но элегантный магазинчик на знаменитой Фобур-Сент-Оноре, договорились с архитекторами и рабочими и даже нашли квартиру для Эммануэль. Эммануэль была вне себя от волнения.
   – Мы сошли с ума? – спросила Сара, когда они лежали в постели в отеле «Ритц» в канун Нового года. Она все еще немного тревожилась.
   – Нет, дорогая. Мы сделали много добрых дел, а теперь немного развлечемся, продавая эти вещицы. Никакого вреда. Кто знает, может быть, мы преуспеем.
   Они объяснили суть идеи Филиппу и матери Уильяма, когда летали в Уитфилд на Рождество. Старой герцогине начинание понравилось, она обещала первой купить у них какое-нибудь украшение. А Филипп заявил, что откроет филиал в Лондоне.
   – А ты не хотел бы управлять нашим магазином в Париже? – поинтересовалась мать, удивленная его реакцией. Для ребенка, выросшего за границей, в котором лишь наполовину текла английская кровь, он был англичанином до мозга костей.
   – Я не хочу жить во Франции, – заявил он. – Разве что приезжать на каникулы. Я хочу жить в Уитфилде.
   – Ничего себе. – Уильям скорее удивился, чем расстроился. – Я рад, что хоть кто-то из семьи хочет жить в Уитфилде.
   Сам он такой вариант не рассматривал. Как и его кузен, герцог Виндзорский, и Сара, Уильям куда счастливее себя чувствовал во Франции.
   – Вы должны рассказать мне подробно об открытии магазина, – заставила их на прощание пообещать вдовствующая герцогиня. – Когда оно состоится?
   – В июне, – с дрожью в голосе ответила Сара, с волнением глядя на мужа.
   Да, это похоже на рождение ребенка, и Сара все силы отдала приятным хлопотам, длившимся полгода, в итоге вечером перед открытием все выглядело потрясающе.

Глава восемнадцатая

   Открытие магазина прошло с большим успехом. Внутреннюю отделку выполнила Элси де Вольф [45 - Элси де Вольф по праву называют родоначальницей современного дизайна. Она была актрисой, декоратором интерьеров и написала в 1913 книгу The House in Good Taste, которая стала безумно популярной в США.], американка, перебравшаяся в Париж. Внутри помещение было обито бледно-серым бархатом и напоминало шкатулку с драгоценностями. Кроме того, поставили стулья эпохи Людовика XVI, а Уильям привез из Уитфилда несколько небольших картин Дега и эскизы кисти Ренуара, а Сара повесила столь любимую ей Мэри Кассат. Но особенно воображение потенциальных клиентов из высшего общества потрясли драгоценности. Уитфилды выставили даже не самые лучшие из украшений, но даже сами удивлялись, насколько же драгоценности были особенными. У каждого были собственные достоинства: у сказочных бриллиантовых ожерелий или крупного жемчуга, удивительных серег с бриллиантами или короткого рубинового ожерелья, некогда принадлежавшего русской царице. На всех драгоценностях хорошо было видно клеймо ювелира, даже на тиаре, инкрустированной бирюзой, от ван Клифа. В магазине были выставлены драгоценности работы всех ведущих ювелирных домов мира. Ассортимент салона поражал воображение, и парижане с восторгом восприняли открытие. В газетах появилось сообщение о том, что герцогиня Уитфилдская открыла салон-магазин уникальных драгоценностей для необычных женщин под названием «Уитфилд» на Фобур-Сент-Оноре.
   На открытии появилась герцогиня Виндзорская, как и большинство ее друзей, внезапно там оказался весь свет парижского общества, и даже пара любопытных знакомых из Лондона.
   Они продали за вечер четыре украшения: симпатичный браслет из жемчуга с бриллиантами работы Фаберже с забавными птичками из синей эмали, жемчужное ожерелье, которое приобрели в свое время через Эммануэль одним из первых, а еще комплект миссис Верхтайм по отличной цене, кольцо с огромным рубином, которое изготовил ван Клиф для магараджи.
   Сара с изумлением следила за происходящим, не в состоянии поверить в случившееся. Уильям выглядел довольным. Он гордился женой и восхищался проведенной работой. Они скупали драгоценности, от чистого сердца желая помочь людям. Внезапно доброе дело превратилось в необычайно прибыльный бизнес.
   – Ты отлично потрудилась, любимая, – тепло похвалил он Сару, пока официанты доливали гостям шампанское.
   – Я просто не могу поверить в это! А ты? – Она снова казалась юной девочкой. А Эммануэль, прогуливаясь среди сливок общества в роскошном черном платье от Скиапарелли, напротив, выглядела как солидная дама.
   – Конечно, могу. У тебя исключительный вкус, а украшения очень красивы, – ответил он, делая глоток шампанского.
   – Мы на вершине, не так ли? – Она хихикнула.
   – Нет, моя дорогая. Там я оказался задолго до открытия магазина, когда нашел тебя. Ты самое дорогое, что есть у меня в жизни, – прошептал он.
   Годы в плену научили его ценить жену, ребенка, свободу. Его здоровье пошатнулось, но Сара окружила его заботой, постепенно Уильям набирался сил. Временами он казался таким же энергичным, как до войны, но порой выглядел усталым и измученным, и Сара понимала, что у мужа болят ноги. Раны зажили, однако вред был непоправим. По крайней мере, он жив и они вместе. А теперь у них появилось замечательное дело, которое приносило Саре огромное удовольствие.
   – Ты веришь в происходящее? – прошептала она Эммануэль спустя несколько минут.
   Эммануэль с невозмутимым видом демонстрировала красивому мужчине очень дорогое ожерелье с сапфирами.
   – Я думаю, – Эммануэль загадочно улыбнулась хозяйке, – нам это доставит большое удовольствие.
   Сара поняла, что Эммануэль и сейчас получает наслаждение, невинно флиртуя с важными мужчинами, и плевать хотела, что они женаты.
   В конце вечера Дэвид приобрел для Уоллис хорошенькое бриллиантовое колечко с леопардом Картье, которое подходило к ее кольцам, и это стало пятым проданным украшением. Гости разъехались по домам, и в полночь салон закрыл свои двери.
   – О, дорогой, все прошло великолепно! – Сара захлопала в ладоши, и Уильям, сидя в инвалидном кресле, усадил жену на колени, пока охранники запирали магазин, а Эммануэль наставляла официантов, куда деть оставшуюся икру. Она с разрешения Сары собиралась взять ее домой и угостить на следующий день друзей. Эммануэль собиралась устроить в своей съемной квартире небольшую вечеринку, чтобы отпраздновать свое назначение управляющей магазином у Уитфилдов. Путь сюда из родного городка был для нее долог и тернист: участие в Сопротивлении, интимные отношения с немецкими солдатами, чтобы получить ценные сведения и подорвать склады с вооружением, пришлось даже приторговывать яйцами, сливками и сигаретами на черном рынке. Это был долгий путь для них всех, долгая война, но теперь в Париже наступила новая жизнь.
   Уильям отвез Сару в их номер в «Ритце». Они обсудили, что стоило бы подыскать и приобрести небольшую квартиру, чтобы было где остановиться в Париже. Да, от шато всего два часа езды, но ездить все время туда и обратно утомительно. Сара не собиралась находиться в магазине постоянно, пока там Эммануэль и еще одна девушка, но хотела присмотреть новые украшения. Теперь люди уже не приносили им свои драгоценности, а Сара намеревалась заказать что-то новенькое. В Париж придется ездить куда чаще, чем раньше. Но пока что им было удобно и в «Ритце». Сара, зевая, шла за коляской Уильяма, а через несколько минут она лежала в постели под боком у мужа.
   Когда она скользнула в кровать, Уильям повернулся и достал какую-то коробочку из ящика тумбочки.
   – Я такой дурак, – начал он, но Сара достаточно хорошо изучила его, чтобы понять, что что-то тут нечисто. – Совсем забыл… – Он вручил ей большую плоскую коробочку, завернутую в бумагу. – Пустячок в честь открытия магазина, – добавил он с улыбкой, а Сара широко улыбнулась, не зная, что же внутри.
   – Уильям, ну ты даешь! – Рядом с мужем она всегда чувствовала себя ребенком. Муж ее баловал и был добр к ней во всех отношениях. – Что это? – спросила она, разворачивая бумагу. На шкатулке значилось итальянское имя Буччелатти.
   Сара осторожно открыла коробочку. Ее глаза сверкали от предвкушения. Сара ахнула, увидев, что внутри – там лежало бриллиантовое ожерелье потрясающей красоты.
   – О господи! – Она закрыла глаза и тут же захлопнула коробку. Муж и раньше дарил ей красивые украшения, но это что-то невероятное, она никогда ничего подобного не видела. Ожерелье напоминало кружевной воротник, бриллианты, причудливо вплетенные в платину, напоминали огромные капли росы. – О… Уильям! – Она снова открыла глаза и обняла его. – Я не заслуживаю!
   – Еще как заслуживаешь, – возмутился он. – Не говори глупостей! Кроме того, поскольку ты владелица ювелирного салона, люди будут смотреть, что ты носишь. Мы должны приобретать действительно уникальные украшения, – заметил он с усмешкой, такая перспектива не могла не радовать. Ему нравилось баловать жену, таким же был и его покойный отец, ему тоже нравилось покупать драгоценности жене.
   Сара надела ожерелье и снова легла в постель, а Уильям восхищенно смотрел на нее.
   – Дорогая, тебе всегда следует ложиться в постель в бриллиантах, – сказал он, целуя жену и скользнув губами по ожерелью.
   – Как ты думаешь, магазин будет иметь успех? – пробормотала она, обнимая Уильяма.
   – Уже, – хрипло ответил он, а потом оба забыли о магазине до утра.
   На следующее утро газеты пестрели сообщениями о магазине и о тех, кто присутствовал на открытии, репортеры восхваляли красоту драгоценностей, делали комплименты Саре и Уильяму и не забыли упомянуть, что на открытии были и Виндзоры. Все прошло идеально.
   – У нас огромный успех! – просияла Сара, сидя за завтраком в одном бриллиантовом ожерелье. Ей скоро исполнялось тридцать три года, однако фигура была даже лучше прежнего. Сейчас Сара откинулась на стуле, положив ногу на ногу, волосы были заколоты высоко на голове, а бриллианты переливались в свете утреннего солнца. Уильям не переставал любоваться ею.
   – Знаешь, ты прекраснее безделушки у тебя на шее.
   – Спасибо, любимый. – Она наклонилась к нему и поцеловала, и завтрак закончился.
   Днем они отправились в магазин. Вроде бы все шло нормально. Эммануэль продала еще шесть украшений, причем несколько очень дорогих. Приходили и просто зеваки, чтобы поглазеть на покупателей и на драгоценности. Среди прочих сделали покупки и двое очень влиятельных мужчин: один для любовницы, другой для жены. Со вторым Эммануэль договорилась поужинать. Он занимал пост в правительстве, был невероятно красив и любвеобилен. Эммануэль сочла, что было бы интересно хотя бы раз сходить с ним на свидание. Никому не повредит. Он взрослый человек, а она не девственница.
   Уильям и Сара пробыли недолго, а вечером поехали обратно в шато, все еще пребывая в приподнятом настроении после удачного открытия. Вечером Сара сидела в постели и делала наброски украшений, которые хотела бы изготовить. Нельзя же полагаться только на то, что найдутся готовые уникальные украшения. Кстати, Сара планировала посетить аукционы в Нью-Йорке и Лондоне. А еще мастерами славится Италия. Внезапно у нее появилась тысяча дел. Она всегда советовалась с Уильямом. У мужа отменный вкус и безупречное чутье.
   К осени их усилия принесли свои плоды. Дела в магазине шли отлично, несколько украшений изготовили по ее эскизам, и, по словам Эммануэль, покупатели просто сходили с ума. У Сары было чутье, а Уильям разбирался в камнях. Они отбирали камни со всей тщательностью, и Сара настаивала только на работе лучших мастеров. Драгоценности разлетались, и в октябре Сара уже придумывала новые в надежде успеть до Рождества. Эммануэль крутила роман с Жан-Шарлем де Мартеном, ее патроном из правительства, но пресса еще не пронюхала, поскольку они проявляли осторожность и встречались только дома у девушки.
   Сара не могла поверить, сколько у нее появилось всяких дел. Они постоянно мотались в Париж, по-прежнему останавливались в «Ритце», не хватало даже времени подыскать квартиру. К Рождеству она очень устала. В магазине дела шли превосходно. Уильям подарил Саре изумительное рубиновое кольцо, принадлежавшее некогда актрисе немого кино Мэри Пикфорд. На Рождество они уехали в Уитфилд и хотели привезти Филиппа в Париж, но мальчик, к величайшему их сожалению, захотел остаться в Англии.
   – Что делать? – грустно спросила Сара по возвращении домой. – Трудно поверить, что он родился и вырос во Франции, а хочет жить в Англии. – Филипп был теперь единственным ребенком, и Саре невыносимо было терять его. Несмотря на занятость, она всегда находила для сына время, но теперь родители его почти не интересовали. Франция ассоциировалась с воспоминаниями о немцах и одиноких годах без отца.
   – Уитфилд у него в крови, – пытался утешить Уильям. – Он отвык от Франции. Ему десять лет, ему хочется проводить время с друзьями. Через несколько лет ему снова понравится здесь. Он может поступить в Сорбонну и жить в Париже.
   Но Филипп уже говорил о поступлении в Кембридж, где учился отец, и в некотором смысле Сара ощущала, что они его уже потеряли. Она все еще переживала из-за Филиппа, когда на Новый год они вернулись в шато и Сара слегла с ужасной простудой. Месяц назад она уже болела и ужасно устала из-за хлопот перед Рождеством.
   – Ты плохо выглядишь, – заволновался Уильям, когда в новогоднее утро она спустилась вниз. Он уже варил кофе.
   – Ну, спасибо, – мрачно заметила Сара, а потом спросила мужа, обрадуется ли, по его мнению, Филипп, если они купят еще лошадей.
   – Сара, перестань о нем переживать. У детей должна быть своя жизнь, не зависимая от родителей.
   – Он еще маленький. – На глаза неожиданно навернулись слезы. – И единственный мой ребенок.
   И тут она по-настоящему разрыдалась при мысли о малышке, которую похоронила во время войны, такой любимой доченьке, и о сыне, которому, похоже, больше не нужна. От этих мыслей у нее сердце рвалось пополам. Ужасно, что Филипп живет так далеко, а у них больше нет детей. После возвращения Уильяма из Германии Сара больше не беременела. Доктора не отрицали подобной возможности, но почему-то не получалось.
   – Моя бедняжка, – обнял жену Уильям. – Нехорошо так отдаляться от родителей!
   Сам он так и не смог сблизиться с сыном, как ни пытался. Трудно, вернувшись с войны, встретить шестилетнего мальчика и сразу с ним подружиться. Уильям знал, что они никогда не будут близки. Филипп никогда не простит его. Такое чувство, что мальчик обвинял Уильяма в том, что тот ушел на войну, бросив их с мамой, а Сару винил в смерти сестрички. Он никогда не произносил этих слов после истерики на похоронах, но Уильям всегда знал, что мальчик испытывает, но не говорил Саре.
   Уильям уложил Сару обратно в постель, принес ей тарелку супа и чашку горячего чаю, и Сара пролежала до конца дня, оплакивая разлуку с Филиппом, делая наброски, и в итоге задремала к тому моменту, как муж снова поднялся проверить ее. Он понял, что жена совершенно измучена. Но когда состояние ухудшилось, позвонил доктору, чтобы тот осмотрел Сару. Он всегда волновался о ней и не мог спокойно смотреть, как она болеет, словно боялся потерять.
   – Это глупо, я прекрасно себя чувствую, – спорила с ним Сара между приступами кашля, когда Уильям сообщил, что вызвал врача.
   – Хочу, чтобы он дал тебе что-то от кашля, пока ты не заработала пневмонию, – строго сказал Уильям.
   – Ты же знаешь, я ненавижу лекарства, – раздраженно проговорила она.
   Но доктор все равно приехал. Это был приятный старичок из соседнего городка, куда он переселился после войны, но Сара все равно испытывала раздражение и твердила, что врач ей не нужен.
   – Bien sur, конечно, мадам, но мсье герцог… ему нельзя волноваться, – дипломатично сообщил он ей, и Сара смягчилась, а когда Уильям вернулся, принеся жене еще чашу чая, она выглядела тихой и немного напуганной.
   – Она будет жить? – весело поинтересовался у доктора Уильям.
   Старик улыбнулся и похлопал Сару по колену, поднимаясь со стула, чтобы уйти.
   – Разумеется, и надеюсь, еще очень долго. – Он улыбнулся, потом напустил на себя строгий вид: – Вы должны оставаться в постели до тех пор, пока не почувствуете себя лучше, n’est pas?
   – Да, сэр, – послушно кивнула Сара, и Уильям удивился, почему она так покорна. Сара вдруг перестала сопротивляться и выглядела очень тихой и спокойной.
   Доктор не выписал никакого лекарства и убедил ее, что она должна пить горячий бульон и горячий чай и лежать в постели по причинам, которые объяснил в отсутствие Уильяма. Когда врач ушел, Уильям засомневался, не слишком ли доктор стар и компетентен ли он. Есть же много лекарств, которые прописывают, чтобы избежать пневмонии или туберкулеза, вряд ли горячего супа будет достаточно. Уильям даже подумал, не отвезти ли ее в Париж.
   Она лежала в кровати, задумчиво глядя в окно, когда он вернулся, подъехал поближе на своем кресле и дотронулся до ее щеки. Лихорадки не было, остался лишь небольшой кашель, но Уильям все равно волновался.
   – Я хочу отвезти тебя в Париж завтра, если не станет лучше, – тихо сказал он. Сара слишком ему дорога, чтобы рисковать.
   – Я отлично себя чувствую, – отозвалась Сара и странно посмотрела на него, улыбнувшись. – Отлично… только очень глупо.
   Как же она не поняла сама. В прошлом месяце она была слишком занята, думала только о Рождестве, магазине и драгоценностях и ни о чем другом. А теперь…
   – Что ты имеешь в виду? – Уильям нахмурился, а Сара с улыбкой повернулась на спину.
   Она села в постели, наклонилась и нежно поцеловала мужа. Никогда еще она не любила его так сильно.
   – Я беременна.
   Сначала его лицо ничего не выражало, затем он уставился на жену в изумлении.
   – Что ты сказала?
   – Что слышал. – Сара просияла и снова улеглась на подушки. – Около двух месяцев. Я настолько была поглощена магазином, что забыла обо всем.
   – Боже мой! – Уильям с улыбкой откинулся на спинку инвалидного кресла и взял ее пальцы в руку, а затем наклонился, чтобы поцеловать их. – Ты чудо!
   – Ну, одна я бы не смогла этого сделать. Без твоей помощи не обошлось.
   – О, дорогая… – Он наклонился к Саре, понимая, как сильно ей хотелось иметь еще одного ребенка. Да и сам он этого страстно хотел. Оба уже смирились после трех лет безрезультатных попыток. – Надеюсь, родится девочка, – тихо проговорил он, зная, что и жена тоже хочет дочку, нет, не на замену Лиззи, а для баланса с Филиппом.
   Уильям никогда не видел маленькой Лиззи, и ему очень хотелось дочку. В глубине души Сара надеялась, что рождение ребенка поможет исцелить раны Филиппа. Сын так сильно любил Лиззи и так сильно изменился после ее смерти, так сильно озлобился.
   Уильям выбрался из коляски и лег рядом с Сарой.
   – Дорогая, как я люблю тебя!
   – И я тебя, – прошептала она, прижимаясь к мужу, они долго лежали рядышком, думая о том, какое им ниспослано благословение, и мечтая о будущем.

Глава девятнадцатая

   – Я не уверена, – нахмурилась Сара, рассматривая новые украшения с Эммануэль, их только что привезли из мастерской Шоме, но она не была уверена, что ей нравится. – А ты что думаешь?
   Эммануэль взяла в руки один из тяжелых браслетов из розового золота с рубинами и бриллиантами.
   – Они шикарные и хорошо сделаны, – заявила она через какое-то время. Молодая женщина и сама выглядела очень стильно с рыжими волосами, собранными в низко уложенный пучок, и в черном костюме от Шанель. Она держалась с достоинством, сидя в кабинете Сары.
   – А еще они очень дорогие, – честно сказала Сара. Ей не хотелось переплачивать, однако именитые мастера заламывали цену. Сара отказалась экономить: привлекала лучших ювелиров и не покупала средних по качеству камней. В магазине «Уитфилд» представлено только самое лучшее – вот ее кредо.
   – Не думаю, что кто-то расстроится, – заметила Эммануэль, улыбаясь Саре, и подошла к зеркалу взглянуть, как смотрятся браслеты на руке. – Люди платят за наш товар, им нравятся качество, дизайн и мастерство исполнения, а еще им нравятся старинные украшения, хотя и ваши тоже пользуются спросом, мадам. – Она по-прежнему называла ее так, хотя с момента знакомства прошло одиннадцать лет и за это время они хорошо узнали друг друга.
   – Может быть, ты права, – наконец согласилась Сара. – Они красивые. Я скажу, что мы их берем.
   – Хорошо. – Эммануэль была довольна.
   Все утро они рассматривали драгоценности. Это был последний приезд Сары в Париж перед родами. Роды ожидались через две недели. Но на этот раз Уильям категорически не хотел рисковать. Еще месяц назад он заявил, что больше не собирается выступать в роли повитухи, особенно когда узнал, что вторые роды в его отсутствие тоже были тяжелые.
   – Я бы хотела, чтобы ребенок родился здесь, – сказала Сара перед отъездом из замка, но Уильям отказывался даже слушать.
   Они приехали в Париж и остановились в квартире, которую наконец приобрели этой весной. Здесь были три уютные спальни, две комнаты для прислуги, красивая гостиная, симпатичный кабинет, будуар по соседству со спальней, столовая и кухня. Сара каким-то образом смогла выкроить время и сама обставила квартиру. Из окон открывался прелестный вид на сад Тюильри, а из окон спальни виднелась Сена.
   Квартира располагалась неподалеку от магазина, чем Сара была очень довольна, и от других ее любимых магазинов. На этот раз они привезли с собой старшего. Он жутко злился, что живет не в замке, и не переставая ныл, что в Париже скучно. Сара наняла для него гувернера, который водил мальчика в Лувр, на Эйфелеву башню, в зоопарк, когда она сама не могла. В последние две недели она едва передвигалась. Похоже, ребенок высасывал у нее все силы.
   И это тоже злило Филиппа. Они сообщили о грядущем пополнении во время весенних каникул, и он посмотрел на родителей с тревогой и ужасом. А позднее Сара слышала, как Филипп пожаловался Эммануэль, что считает это отвратительным.
   Они с Эммануэль были очень близки. Филиппу нравилось приходить в магазин и рассматривать украшения, что он и делал в этот день, когда Сара оставила его с Эммануэль, а сама отправилась по делам. Ему понравились некоторые драгоценности. Эммануэль попыталась убедить, что малыш ему тоже понравится, на что Филипп ответил, что все дети глупые. Вот Элизабет не была глупой, с грустью добавил он, она отличалась от остальных.
   – Ты же не был глупым, – мягко заметила Эммануэль, пока они лакомились печеньем «Мадлен» и пили горячий шоколад в ее кабинете после ухода Сары, которая хотела завершить дела и отправиться в клинику. – Ты был чудесным маленьким мальчиком, – сказала Эммануэль, желая, как могла, смягчить его. Он вырос таким жестоким и таким ранимым. – И твоя сестра тоже была замечательной. – Его лицо при упоминании имени Лиззи исказилось от боли, и Эммануэль решила сменить тему: – Может быть, родится маленькая девочка.
   – Я ненавижу девчонок… – Но затем он решил уточнить: – Кроме вас. – И тут Филипп окончательно удивил ее: – Вы когда-нибудь выйдете за меня замуж? Ну, если вы еще будете свободны.
   Филипп понимал, что Эммануэль уже немолода, ей исполнилось двадцать восемь, а к тому моменту, когда он сможет взять ее в жены, и вовсе стукнет сорок, но она была самой красивой из виденных им женщин, даже красивее мамы. Мама тоже была хорошенькой, пока не растолстела из-за этого глупого ребенка. Эммануэль сказала, что он уже слишком взрослый, чтобы ревновать к малышке, ему нужно радоваться рождению братика или сестрички и тому, что он будет старшим братом. Но Филипп явно не был рад, а, напротив, ужасно злился.
   – Я хотела бы выйти за тебя замуж, Филипп. Значит, мы обручены? – Она широко улыбнулась ему и дала еще одно печенье.
   – Думаю, что так. Но я не могу купить вам кольцо. Отец не дает мне карманных денег.
   – Ничего, я на время одолжу какое-нибудь в магазине.
   Филипп кивнул и посмотрел на украшения, лежащие у нее на столе, а потом выдал то, что удивило Эммануэль и еще сильнее удивило бы Сару, если бы она услышала:
   – Когда-нибудь мне хотелось бы работать здесь с вами, Эммануэль… после свадьбы.
   – Да? – Эммануэль это позабавило, и она решила немного поддразнить мальчика. – Я думала, ты хочешь жить в Англии. – А может, он понял, что Париж не так и плох, задумалась Эммануэль.
   – Мы могли бы открыть там магазин. В Лондоне.
   – Когда-нибудь придется обо всем рассказать твоим родителям, – сказала Эммануэль, отставляя в сторону чашку, и тут в комнату вошла Сара, казавшаяся огромной, но все еще хорошенькой в платье от Диор, сшитом на заказ.
   – Что вы должны нам сказать? – спросила она, усаживаясь. При этом она казалась Эммануэль очень неуклюжей, и Эммануэль надеялась, что у нее никогда не будет детей, и готова была ради этого на все. Она достаточно насмотрелась на роды Сары, чтобы сделать вывод, что дети совсем не то, чего бы ей хотелось. Непонятно, зачем они Саре.
   – Филипп хочет открыть такой же магазин в Лондоне, – гордо объявила Эммануэль. Она почувствовала, что мальчик не хочет рассказывать матери о помолвке, и промолчала.
   – Неплохая идея. – Сара улыбнулась сыну. – Думаю, что твоему отцу она придется по душе. А вот я не уверена, что переживу открытие еще одного магазина. Нужно подождать, пока Филипп подрастет, чтобы самому управлять магазином.
   – И я это сделаю. – Филипп взглянул на мать со столь хорошо знакомым ей упрямством.
   Она предложила сыну прокатиться по Булонскому лесу, и он нехотя оставил Эммануэль, расцеловав в обе щеки и сжав руку, чтобы напомнить о помолвке. После этого они погуляли в парке, и он был куда более словоохотлив, чем обычно, твердя без умолку об Эммануэль и магазине, об Итоне и Уитфилде. Филипп терпеливо относился к медленной походке Сары. Ему было жаль мать, которая выглядела такой некрасивой. Уильям ждал их дома, а вечером они поужинали в ресторане «Брассери-Липп». Филиппу всегда это нравилось. Следующие две недели Сара посвятила Филиппу, потому что знала, что после родов ни на что не будет оставаться времени. Уитфилды собирались вернуться в замок сразу после появления малыша, как только врачи разрешат двухчасовую поездку. Они хотели положить ее в клинику за неделю до рождения ребенка, но Сара наотрез отказалась, заметив Уильяму, что в Штатах это не принято. Во Франции ложатся в клинику за пару недель до родов и ждут, пока вокруг суетятся врачи. Сара же не собиралась торчать в клинике, пусть даже самой лучшей, и ничего не делать.
   Они ежедневно заглядывали в магазин, и Филипп пришел в восторг, увидев новое поступление – браслет с изумрудами. А на следующий день Эммануэль сообщила, что утром продала два огромных кольца. Еще более поразительным оказалось то, что одно из них купил ее любовник. Жан-Шарль приобрел украшение для Эммануэль и, пока выбирал его, безжалостно дразнил ее, прикинувшись, что выбирает подарок для жены. А потом, когда она начала закипать, вынул кольцо из коробочки и надел ей на палец. При виде кольца Сара приподняла бровь.
   – Это означает что-то серьезное? – спросила она, хоть знала, как много драгоценностей он покупал для жены и своих подружек в других магазинах.
   – Только то, что у меня теперь есть прекрасное кольцо, – реалистично заметила Эммануэль. Она не питала иллюзий. Зато у нее было несколько очень интересных клиентов. Многие мужчины приобретали у них украшения как для любовниц, так и для жен. Их жизни были запутанными, и все они знали, что Эммануэль Буржуа надежно сохранит их секреты.
   Позднее, когда они вернулись домой, Филипп пошел в кино со своим гувернером. Это был приятный молодой человек, студент Сорбонны, он бегло говорил по-английски и, к счастью, понравился Филиппу.
   Наступил июль, в Париже было жарко и душно. Прошло уже две недели, и Саре не терпелось поскорее вернуться домой. Сейчас в замке очень красиво. Стыдно тратить зря лето в Париже.
   – Я не могу сказать, что совсем уж «зря». – Уильям смотрел на нее с улыбкой. Сара напоминала кита, выброшенного на берег, когда лежала в постели в необъятной розовой атласной сорочке. – Тебе не жарко в этой штуковине? Почему ты не снимаешь ее?
   – Я не хочу, чтобы при виде меня тебя стошнило.
   Уильям медленно подъехал к кровати.
   – Это невозможно.
   Сейчас он выглядел немного грустным, поскольку в этот раз его не будет рядом во время родов. Его отлучили от процесса с этим новомодным парижским доктором и клиникой, но ведь он сам хотел, чтобы она рожала здесь, потому что так было намного безопаснее.
   Этой ночью Сара спала крепко, а Уильям – урывками из-за жары. В четыре часа утра она разбудила мужа, поскольку начались схватки. Он оделся и позвал служанку, чтобы та помогла одеться Саре, потом повез ее в Нёльи в выбранную клинику. Схватки уже были сильные, и она почти не разговаривала во время короткой поездки в «Бентли». Потом ее увели, и Уильям нервно прождал до полудня, в страхе, что все идет не по плану, как было и в первый раз. Врачи обещали дать ей наркоз и уверяли, что все пройдет легко. Насколько это возможно, если женщина рожает младенца весом в девять фунтов. Наконец в половине второго к Уильяму вышел чистенький доктор с широкой улыбкой.
   – У вас красивый сын, мсье.
   – А что с женой? – встревоженно спросил Уильям.
   – Ей досталось. – На мгновение доктор стал серьезным. – Но все кончилось хорошо. Мы дали ей снотворное, чтобы она отдохнула. Через несколько минут вы увидите ее.
   Сара лежала под белыми простынями и была очень бледной и словно бы пьяной, казалось, она понятия не имеет, где она и почему она здесь, твердила, что нужно поехать в магазин и не забыть написать Филиппу в Итон.
   – Я знаю, дорогая… все в порядке…
   Он молча просидел возле жены несколько часов, и около половины пятого она пошевелилась, посмотрела на него, потом недоуменно обвела взглядом комнату. Уильям подвинулся поближе, поцеловал в щеку и сообщил о ребенке. Уильям еще не видел малыша, но медсестры говорили, что он очаровательный. Новорожденный весил девять фунтов и четырнадцать унций [46 - Приблизительно 4,12 кг.] и был почти таким же крупным, как Филипп. Глядя на нее, Уильям мог только вообразить, что пришлось пережить жене.
   – Где он? – спросила Сара.
   – В палате для новорожденных, его скоро принесут. Они хотели, чтобы ты поспала. – Он еще раз поцеловал ее. – Было тяжело?
   – Было… странно… – Она сонно посмотрела на мужа, не отпуская его руку и пытаясь сосредоточиться. – Мне дали наркоз, от которого затошнило… и мне казалось, что все где-то очень далеко, я чувствовала боль, но не могла сказать.
   – Может быть, поэтому им нравится давать наркоз.
   Но по крайней мере она и ребенок остались живы и ничего ужасного не случилось.
   – Мне больше понравилось, когда я рожала с тобой, – грустно сказала Сара. Роды прошли странно и стремительно, и ей даже еще не показывали ребенка.
   – Благодарю, но боюсь, что хирург из меня не очень.
   Но сестры принесли новорожденного, и вся боль тут же забылась. Малыш был красивый и толстенький, с темными волосиками и большими голубыми глазами, вылитый Уильям. Сара плакала, держа его на руках. Малыш был такой хорошенький. Да, ей хотелось доченьку, но против этого карапуза она не возражала. Главное – вот он, в ее руках и с ним все в порядке. Родители решили назвать его Джулианом, в честь дальнего родственника Уильяма. Сара настаивала, чтобы вторым его именем было Уильям, Уильям счел идею глупой, но все же скрепя сердце согласился. Сара не могла понять, зачем сестры уносят малыша. У нее была своя сиделка, своя палата и отдельная ванная комната, но ей сказали, что условия для ребенка антисанитарные. Он должен побыть в детской палате в стерильных условиях. Сара шмыгала носом, когда малыша таки забрали, поскольку ее переполнили эмоции. Внезапно Уильям почувствовал себя виноватым за то, что привез жену в клинику, но он обещал поскорее забрать ее домой.
   На следующий день он привел Филиппа и Эммануэль, которая заявила, что малыш Джулиан очень хорошенький, когда увидела его через стекло. В клинике младенцев не выносили к посетителям, и Сара еще больше возненавидела это место. А Филипп взглянул на братишку через стекло, а потом пожал плечами и отвернулся. Ребенок явно не произвел на него впечатления, и это не ускользнуло от глаз разочарованной Сары. Старший злился из-за появления младшего и с матерью вел себя нелюбезно.
   – Он не кажется тебе милым? – с надеждой спросила Сара.
   – Нормальный. Ужасно маленький, – пренебрежительно бросил Филипп.
   Его отец печально улыбнулся, понимая, через что пришлось пройти Саре.
   – Не для нас, юноша. Девять фунтов и четырнадцать унций, просто чудовище!
   Но больше ничего чудовищного в маленьком Джулиане не обнаружилось. Всякий раз, когда его приносили Саре на кормление, она видела, что у него замечательный характер. Наевшись, он лежал некоторое время рядом с матерью, а как только звонил звонок, мгновенно появлялась сестра и забирала его в детскую палату.
   На восьмой день Сара с нетерпением ждала Уильяма. Он приехал с букетом цветов и застал ее с горящим взором.
   – Если ты не заберешь меня в течение часа, клянусь, я возьму Джулиана и убегу отсюда в ночной сорочке. Я отлично себя чувствую, я не больна, а меня разлучили с ребенком.
   – Хорошо, дорогая, – кивнул Уильям, понимая, что с нее станется. – Завтра же, я обещаю.
   На следующий день он, как и обещал, забрал их домой, в парижскую квартиру, а еще через два дня они уехали в замок. Сара держала Джулиана на руках, а он спокойно спал, ощущая материнское тепло.
   К своему дню рождения в августе Сара вернулась в форму, похудела, окрепла. Она обожала малыша. Магазин закрылся на месяц. Эммануэль отдыхала на яхте на юге Франции, а Сара и думать забыла о бизнесе. Но в сентябре, когда Филипп вернулся в школу, Уитфилды отправились на несколько недель в Париж, и Сара взяла малыша с собой. Он не расставался с родителями и порой мирно спал в маленькой корзинке у нее в кабинете.
   – Какая прелесть! – говорили все, поскольку маленький Джулиан неустанно улыбался, смеялся и гулил.
   В канун Рождества малыш научился сидеть. Казалось, мальчик обожал весь мир, весь мир, кроме Филиппа. Он приходил в ярость каждый раз при виде Джулиана. И всегда старался сказать что-нибудь нелицеприятное о братишке. Саре было больно, она так надеялась, что Филипп полюбит Джулиана. Однако братские чувства в Филиппе так и не пробудились, и он оставался отчужденным и грубым.
   – Он просто ревнует, – втолковывал ей Уильям, принимая все как есть в отличие от жены, витавшей в облаках. – И все.
   – Но это несправедливо. Такой милый малыш, он не заслуживает этого. Его любят все, кроме Филиппа.
   – Если только один человек не будет любить его за всю жизнь, ему крупно повезет, – заметил Уильям.
   – Нет, если это его брат.
   – Бывает. Никто никогда не гарантировал, что братья обязаны быть друзьями. Вспомни Каина и Авеля.
   – Я не могу этого понять. От Лиззи он был без ума. – Она вздохнула. – А мы с Джейн обожали друг друга в детстве. – Сестры по-прежнему любили друг друга, хотя так и не виделись.
   После войны Джейн снова вышла замуж и перебралась сначала в Чикаго, а потом в Лос-Анджелес, и они с мужем ни разу не приезжали в Европу. Саре не удалось после войны съездить в Соединенные Штаты. Трудно поверить, что Джейн замужем за человеком, с которым Сара даже незнакома. Сестры были так близки, а теперь жизнь развела их. Но она любила сестру, они часто переписывались, и Сара не переставала зазывать Джейн в Европу.
   Но что бы ни думали родители, Филипп не испытывал к новорожденному братику теплых чувств. Когда Сара пыталась поговорить об этом, он отмахивался, а когда мать надавила – взорвался:
   – Слушай, мне не нужен никакой ребенок! У меня уже была сестра.
   Такое впечатление, что Филипп не готов был открыть свое сердце, чтобы не потерять кого-то снова. Он любил Лиззи, пожалуй, слишком сильно, но потерял ее. А в результате решил не любить Джулиана. Это было печально для обоих детей.
   Уильям и Сара взяли Джулиана вскоре после рождения в Уитфилд, чтобы познакомить с единственной оставшейся в живых бабушкой, и теперь все вместе праздновали Рождество. Вдовствующая герцогиня была очарована ребенком, сказала, что никогда не видела малыша счастливее. Казалось, от маленького Джулиана исходил солнечный свет, он вызывал улыбку у каждого, кто смотрел на него.
   Рождество в Уитфилде вышло особенно приятным, вся семья собралась вместе. Матери Уильяма уже исполнилось девяносто шесть лет. Она теперь передвигалась в инвалидном кресле, но всегда была бодра. Она была самой доброй женщиной, с какими Саре доводилось быть знакомой, и по-прежнему обожала сына. Уильям привез красивый бриллиантовый браслет, а герцогиня бормотала, что уже слишком стара для таких прелестных вещиц, хотя подарок явно пришелся по душе, и она не снимала браслет до самого их отъезда. Когда после Нового года родные уезжали, герцогиня крепко обняла Уильяма и сказала, что он всегда ее очень-очень радовал.
   – Как ты думаешь, почему она сказала это? – спросил Уильям со слезами на глазах. – Мама всегда была невероятно добра ко мне. – Он отвернулся, смутившись, что жена видит его слезы.
   Слова матери тронули Уильяма. Герцогиня на прощание поцеловала Джулиана в пухлую щечку, потом поцеловала невестку и поблагодарила за прекрасные подарки из Парижа. Две недели спустя она спокойно умерла во сне, отправилась на встречу с любимым мужем и Творцом после того, как прожила счастливую жизнь в Уитфилде.
   Уильям был раздавлен горем, но даже он признавал, что мать прожила хорошую жизнь и очень долгую. В этом году ей исполнилось бы девяносто семь, и она могла похвастаться отменным здоровьем. И родные благодарили судьбу за это, стоя на кладбище в Уитфилде. На похороны прибыли король Георг и королева Елизавета, а также родственники, друзья и все те, кто знал ее. Казалось, острее всех утрату бабушки ощущал Филипп.
   – Я больше не смогу сюда приезжать? – спросил он со слезами на глазах.
   – Некоторое время, – грустно ответил Уильям. – Поместье будет ждать тебя и однажды станет твоим. Мы постараемся приезжать в Уитфилд каждое лето. Но ты не сможешь проводить здесь каникулы и выходные, как делал при жизни бабушки. Тебе пока рано жить здесь одному со слугами. Будешь проводить время в Ла-Мароле, или в Париже, или у кого-то из дальних родственников.
   – Я не хочу туда, – обиженно пробурчал Филипп. – Я хочу останавливаться здесь.
   Но Уильям не считал это возможным. Когда сын поступит в Кембридж, то сможет приезжать сюда, но это дело будущего, ждать еще семь лет, а пока что придется довольствоваться лишь короткими поездками летом.
   Но уже к осени Уильяму стало очевидно, что управлять имением на расстоянии не получится. Отсутствие постоянно живущего представителя рода Уитфилдов означало, что некому было присматривать за поместьем и принимать решения. Он осознал, сколько всего делала мать и как тяжело все контролировать без нее.
   – Мне это не по душе, – признался он Саре, читая страницу за страницей жалобы управляющих. – Но боюсь, придется уделять Уитфилду больше времени. Ты не возражаешь?
   – А почему я должна возражать? – Она улыбнулась. – Джулиана можно брать теперь куда угодно. – Мальчику исполнилось восемь месяцев, и он легко переносил любые путешествия. – Эммануэль прекрасно справится одна с магазином. – Сара наняла еще двух девушек, и дела шли исключительно успешно. – Я не возражаю немного времени проводить в Лондоне. – Лондон ей нравился, да и Филипп сможет приезжать в Уитфилд на уик-энды, а Сара понимала, как сына обрадует подобная перспектива.
   Весь апрель они провели в Англии, лишь ненадолго съездив на Пасху в Антиб, где на званом ужине встречались с Виндзорами, и Уоллис не преминула сообщить, что приобрела несколько очаровательных вещиц в магазине Сары в Париже. Кажется, их украшения произвели на нее впечатление, особенно новинки от Сары, весь Лондон говорил об их салоне.
   – Почему бы тебе не открыть еще один здесь? – спросил Уильям, когда они вернулись домой с вечера, где три дамы не давали Саре прохода с расспросами.
   – В Лондоне? Так скоро?
   Магазин в Париже просуществовал всего лишь два года, и Сара волновалась, что придется распылять свое внимание, да и не хотелось быть привязанной к Лондону. Одно дело жить здесь с Уильямом, и совсем другое носиться туда-сюда через Ла-Манш. К тому же Саре хотелось проводить побольше времени с Джулианом, пока тот не вырос и не упорхнул из гнезда, как Филипп. Сара как никогда остро ощущала быстротечность времени.
   – Тебе нужно найти хорошего управляющего. Кстати, – Уильям задумался, словно пытаясь воскресить далекое воспоминание, – в ювелирном доме «Гэррард» был изумительный управляющий. Осмотрительный, умный, он молод, но слегка старомоден, но это как раз таки нравится англичанам. Смесь хороших манер и старых добрых традиций.
   – С чего ты взял, что он перейдет к нам. Это самый престижный ювелирный дом здесь. Он, наверное, будет шокирован нашим предложением.
   – Лично мне всегда казалось, что его там недооценивают, незаслуженно забывают, несмотря на достоинства. Загляну туда на следующей неделе, вдруг увижусь с ним. Мы можем пригласить его на обед, если хочешь.
   Сара широко улыбнулась, не веря тому, что они затеяли.
   – Ты постоянно пытаешься втянуть меня в еще большие неприятности, да? – Но ей нравилось. Нравилось то, как Уильям подбадривает и помогает ей. Без него она никогда бы не взялась за это.
   Как Уильям и обещал, он на следующий день заехал в «Гэррард» и приобрел ей прелестное старинное кольцо с бриллиантом, а заодно переговорил с тем самым управляющим – Найджелом Хольбруком. Они условились встретиться в четверг в полдень в «Савое» и вместе пообедать.
   Когда они вошли в ресторан, Сара тут же узнала Хольбрука по описанию: он был высокого роста и очень бледен, со светло-пепельными волосами и небольшими аккуратными усиками. В костюме в мелкую полоску господин Хольбрук напоминал банкира или адвоката. В нем чувствовались какая-то элегантность и осмотрительность, и он сохранил невозмутимость, услышав о задумке Уильяма и Сары. Он сообщил, что проработал в «Гэррард» семнадцать лет, с двадцати двух лет, и трудно представить, что он бросит свое место, хотя перспектива его и интересовала.
   – Особенно, – негромко сказал он, – если учесть репутацию вашего магазина в Париже. Я осведомлен о работе, которую вы проделали, ваша светлость, – сказал он Саре. – Она великолепна. Я был поражен. Французы ведь… – Он замялся, затем продолжил: – Зачастую любят халтурить, если вы им позволите.
   Сара рассмеялась над его шовинизмом, но поняла, о чем говорит Хольбрук. Если бы она не контролировала то, что происходило в мастерских, то мастера бы экономили на всем, чего она никогда не позволила бы им сделать. Сара осталась довольна оценкой, поскольку репутация явно была заслуженной.
   – Мы работаем на перспективу, поэтому все делаем качественно, мистер Хольбрук.
   Хольбрук был вторым сыном британского генерала, родился в Сингапуре, рос в Индии и Китае и с детства увлекался драгоценностями. В молодости он успел поработать в Южной Африке на алмазных приисках. Он отлично знал свое дело. Сара согласилась с Уильямом. Именно такой человек нужен им в Лондоне. Здесь совершенно другая атмосфера, и она интуитивно почувствовала, что им нужно двигаться в сторону большего изящества и меньшей рисовки, им нужно было достоинство, которое мог воплотить Найджел Хольбрук. Уитфилды попросили его позвонить, когда он надумает, и через неделю Сара уже расстраивалась, что звонка так и не было.
   – Дай ему время. Он может не позвонить еще месяц. Но будь уверена, он думает.
   Они сделали очень заманчивое предложение, и, несмотря на всю преданность нынешнему начальнику, трудно было поверить, что Хольбрук не соблазнится. В противном случае Уильям был бы поражен фанатичной верностью Хольбрука, поскольку вряд ли где-то еще предложат столь высокое жалованье.
   В итоге он все-таки позвонил им в Уитфилд вечером накануне отъезда. Сара нетерпеливо ждала, пока Уильям разговаривал по телефону, и он повесил трубку с улыбкой.
   – Хольбрук принял предложение, – объявил он. – Ему бы хотелось уведомить начальство об увольнении за два месяца, что чертовски порядочно с его стороны, а потом он в твоем распоряжении. Когда ты хочешь открыть магазин?
   – Боже мой… Я даже не думала… Я не знаю… В конце года… на Рождество? Как ты считаешь, нам действительно стоит?
   – А то! – Уильям всегда настаивал на том, что у Сары все получится. – Я должен вернуться через две недели, тогда мы можем поискать подходящее место и поговорить с архитектором. Я знаком с одним неплохим архитектором.
   – Я лучше займусь покупкой новых украшений. – Сара пускала прибыль парижского салона на покупку новых драгоценностей и изготовление украшений по ее эскизам, но теперь нужен был капитал, так что она планировала использовать деньги, оставшиеся от продажи дома ее родителей на Лонг-Айленде. Если Лондон хоть в чем-то похож на Париж, то они быстро начнут зарабатывать.
   И тут Уильям сказал то, что ей и на ум не пришло.
   – Такое впечатление, что Филипп получит-таки свой магазин, – заметил он, криво улыбаясь.
   – Да! Как ты думаешь, он действительно когда-нибудь займется этим?
   – Не исключено.
   – Я совершенно не могу представить, что он войдет в дело. Он такой независимый… рассудительный и держится особняком… а еще очень сердится из-за Джулиана.
   – В один прекрасный день он может тебя удивить. Никогда не знаешь, чего ожидать от детей. Кто бы мог подумать, что я стану торговать драгоценностями? – Он рассмеялся, и они поцеловались, а на следующий день уехали в Париж.
   Найджел несколько раз летал в Париж в течение следующих месяцев, чтобы встретиться с ними, пообщаться с Эммануэль и посмотреть, как все налажено в Париже. Они серьезно стали обсуждать переезд в новое помещение, дела шли в гору, но Саре не хотелось испытывать судьбу, особенно теперь, накануне открытия филиала в Лондоне.
   На Найджела произвело большее впечатление все, что происходило в Париже. Он проникся симпатией к Эммануэль, которая давно уже догадалась, что англичанин не испытывает страсти к женщинам. На самом деле женский пол вовсе его не интересовал, и тут она была права, но Эммануэль восхищали его безупречный вкус, деловое чутье и хорошее воспитание. Последние годы она пыталась превратить себя в рафинированную даму, а потому ей очень понравились спокойная элегантность и хорошие манеры Найджела. Они ужинали вместе всякий раз, когда он бывал в Париже, и Эммануэль представила его некоторым друзьям, включая одного известного дизайнера, который вскоре занял важное место в жизни Найджела. Но большую часть времени все-таки посвящали делам.
   Они нашли красивый магазинчик на улице Нью-Бонд. Архитектор, знакомый Уильяма, предложил интересные идеи. Они собирались отделать все темно-синим бархатом и белым мрамором.
   Открытие наметили на первое декабря, и всем пришлось работать как проклятым. Эммануэль приехала из Парижа на подмогу, оставив магазин на лучшую продавщицу. Парижский салон мог позаботиться о себе, а филиал в Лондоне был беспомощен, как новорожденный.
   За неделю до открытия они работали каждый вечер до полуночи с бригадой рабочих, которые настилали мрамор, устанавливали освещение, вешали зеркала, драпировали бархат. Это была тяжелая работа, и Сара никогда в жизни так не уставала, но никогда и так не развлекалась.
   Сара привезла с собой в Лондон Джулиана, и они снова остановились в «Кларидж» вместе с няней для Джулиана. Они слишком уставали, чтобы вечером ехать в Уитфилд.
   Все хотели устроить вечеринки в их честь, но времени не было. Уитфилды ни на минуту не останавливались, пока их магазин не распахнул двери. Они пригласили четыреста родственников и друзей, а еще сотню лучших клиентов Найджела со старого места работы. Собрались все сливки общества, и открытие парижского магазина два с половиной года назад померкло по сравнению с этим мероприятием. Оно получилось во всех смыслах слова блестящим, и драгоценности, которые Сара приобрела к открытию, потрясли всех, кто их видел. Она же боялась, что останется за бортом, поскольку цены на украшения кусались. В Париже она продавала шикарные вещи, которые все же можно носить, не нанимая вооруженную охрану, а в Лондоне уже ни перед чем не останавливалась. Сара истратила до пенни все деньги, доставшиеся с продажи недвижимости на Лонг-Айленде, но когда увидела первых из приехавших гостей, то поняла, что игра стоила свеч.
   А на следующее утро, когда вошел Найджел, потрясенный и бледный как мел, Сара подумала, что произошло что-то ужасное.
   – Что такое?
   – Здесь только что был секретарь королевы.
   Сара испугалась, не допустили ли они какую-то ужасную промашку, и посмотрела на мужа, нахмурившись, но Найджел пояснил цель визита секретаря:
   – Ее Королевское Высочество желают приобрести кое-что, что ее придворная дама присмотрела здесь вчера вечером. Утром мы отослали украшение во дворец, и оно ей очень понравилось. – Сара с изумлением слушала Найджела. Они добились того, о чем мечтали. – Она хочет купить большую брошь, украшенную бриллиантовыми перьями. – Брошь напоминала герб принца Уэльского, и Сара совершенно случайно купила ее у дилера в Париже по баснословной цене, и сама ужасалась, проставляя стоимость на ценнике.
   – Боже! – воскликнула Сара под впечатлением от сделки, но Найджела поразило кое-что куда более важное.
   – Это значит, ваша светлость, что в самый первый день мы стали придворными ювелирами. – Придворным ювелиром был «Гэррард», этот ювелирный дом являлся официальным поставщиком драгоценностей ко двору и ежегодно реставрировал драгоценности Короны, которые хранились в Тауэре. Для них это важный шаг на пути покорения Лондона. – Если королева пожелает, через три года она выдаст вам так называемый ордер королевского доверия [47 - Этот знак Британский королевский дом присваивает тем лицам и компаниям, которые входят в круг официальных поставщиков не только королевы Англии, но принца Уэльского и герцога Эдинбургского. При этом компании и лица должны быть по современным правилам официальными поставщиками не менее пяти лет.]. – Он был в эйфории, и даже Уильям приподнял бровь. Они выиграли главный кубок без особых усилий.
   Покупка, сделанная королевой, положила хорошее начало, а остальные несколько продаж в этом месяце обеспечили их деньгами для развития бизнеса на год. Сара была довольна, что может уехать в Париж, оставив все в умелых руках Найджела. Вряд ли она верила в такое, когда после Нового года летела во Францию. Эммануэль после открытия лондонского филиала давно уже укатила в Париж, и ее рождественские объемы продаж поражали воображение.
   Сара отметила дружеское сотрудничество между салонами, которые старались переплюнуть друг друга. Но в этом не было вреда. Найджел и Эммануэль искренне нравились друг другу. Кроме того, Сара хотела, чтобы салоны были похожи, но отличались. В Лондоне они продавали старинные драгоценности, многие из которых принадлежали раньше европейской знати, и кое-что из новинок. В Париже тоже продавали антиквариат, однако большую часть ассортимента составляли современные изделия, шикарные и восхитительные.
   – Где будет следующий магазин? – поддразнивал ее Уильям по дороге в шато. – Буэнос-Айрес? Нью-Йорк? Антиб?
   Возможности открывались безграничные, но Сара была удовлетворена теперешним положением вещей. Она постоянно была занята магазинами, но находила время для своих детей. Джулиану исполнилось полтора года, и за ним нужен был глаз да глаз, поскольку он то и дело забирался на столы, раскачивался на стульях, падал с лестницы и терялся в саду. Сара постоянно следила за младшим сыном, который доставлял немало хлопот местной девушке, нанятой помогать Саре. Они постоянно возили служанку с собой в Париж, а в Лондоне нанимали временных нянь. Но большую часть времени Саре нравилось заботиться о сыне самой, а Джулиан обожал сидеть у отца на коленях, чтобы тот крутил его в кресле-каталке.
   – Vite! Vite! – взвизгивал мальчик, чтобы отец набрал скорость. Это было одно из нескольких слов лексикона Джулиана, и он с удовольствием повторял его снова и снова. Это было счастливое для них время. Все мечты осуществились. Жизнь была полна хлопот и радости.

Глава двадцатая

   В течение следующих четырех лет Джулиан и ювелирные салоны отнимали у супругов Уитфилд все время. Бизнес в Париже и Лондоне расширялся. Наконец Сара уступила и согласилась увеличить площадь магазина в Париже. Но лондонский салон оставили как есть, несмотря на то что дела шли прекрасно. Здесь все было элегантным, камерным и истинно британским.
   Эммануэль и Найджел прекрасно справлялись с работой. Сара, задувая в свой тридцать девятый день рождения свечи на торте, была очень довольна. Филипп навестил их в замке, мальчику исполнилось уже шестнадцать лет, он был почти одного роста с отцом, и ему не терпелось вернуться в Уитфилд. Филиппу хотелось навестить друзей, и на день рождения матери он задержался лишь по настоянию отца. Сара надеялась на торжество в семейном кругу, но старшему сыну это было неинтересно. Он ухитрился забыть про день рождения младшего брата в июле. Семья не играла особой роли для Филиппа. Казалось, он старается избегать родственников. Словно между ними существовал барьер, через который он никого не пропускал. Когда сын уехал, Сара была настроена философски. За годы брака она кое-чему научилась у мужа.
   – Я думаю, нам повезло, что он вообще приезжает сюда, – сказала она Уильяму в день отъезда Филиппа. – У него на уме лишь поло, друзья и Уитфилд. – Родители наконец разрешили ему ездить туда одному на выходные и каникулы и брать с собой приятелей при условии, что с ними будет кто-то из учителей. Эта договоренность всех устраивала, особенно Филиппа. – Не правда ли, забавно, почему Филипп – британец до мозга костей, а Джулиан – француз?
   Все в маленьком мальчике было невероятно галльским. Он предпочитал говорить с родителями по-французски, любил жить в замке и предпочитал Париж Лондону.
   – Les anglais me font peur [48 - Англичане пугают меня (фр.).], – повторял он.
   Сара возражала, что это глупо, поскольку его отец – англичанин и он тоже по крови англичанин, хотя и не наследует титул. Когда он вырастет, он будет просто лорд Уитфилд. Порой британские традиции казались невероятно донкихотскими. Но Сара не думала, что Джулиан расстроится. Он рос таким счастливым и беззлобным, его ничего не расстраивало, даже холодность старшего брата. Он привык сызмальства сторониться Филиппа и заниматься своими собственными делами, что устраивало обоих. Джулиан обожал своих родителей, друзей, слуг, домашних животных, он любил ездить к Эммануэль. Джулиан любил всех и вся, и в ответ его любили все без исключения.
   Сара размышляла обо всем этом однажды сентябрьским вечером, когда поливала цветы на могилке Лиззи. Она постоянно приходила сюда, ухаживала за могилкой и не могла сдержать слез. Невероятно, но по прошествии одиннадцати лет она все еще скучала по девочке. Сейчас ей было бы пятнадцать… такая милая, любящая девочка… Лиззи чем-то была похожа на Джулиана, только мягче, в ней не было его силы… Глаза Сары наполнились слезами, когда она подрезала цветы и выровняла землю. Она не услышала, как к ней подъехал на коляске Уильям. В последнее время он плохо себя чувствовал. Его беспокоили сильные боли в спине, хоть он и не жаловался, но Сара знала, что ревматизм тоже усугубился за прошедшую зиму.
   Она почувствовала руку на своем плече и обернулась. По ее щекам текли слезы, она прильнула к мужу, и он нежно вытер слезы и поцеловал ее.
   – Бедная ты моя. – Уильям посмотрел на ухоженную могилку. – Бедная Лиззи. – Он тоже сожалел, что у Сары не родилась другая дочь, чтобы утешить ее, хотя Джулиан стал источником радости для родителей, а Филиппа он принимал таким, каким он был. Уильяму даже не пришлось увидеть свою маленькую дочь, но он все равно скучал по ней.
   Сара отвернулась, закончила работу, а затем села рядом с мужем, взяв у него идеально отглаженный носовой платок.
   – Прости… Не стоило плакать… Столько времени прошло… – Но Сара всегда помнила маленький теплый комочек рядом с ней, маленькие ручки, которые обвивали ее за шею, пока девочка не затихла и не перестала дышать…
   – Мне тоже жаль. – Он нежно улыбнулся ей. – Может быть, нам завести еще ребенка?
   Она понимала, что муж шутит, и улыбнулась ему.
   – Филиппу это не понравилось бы.
   – Может быть, это пошло бы ему на пользу. Он у нас очень эгоистичный молодой человек. – Филипп раздражал его нетерпимым и грубым отношением к матери.
   – Я не знаю, в кого он пошел, ты совершенно не такой, надеюсь, и я тоже… Джулиан обожает всех… а твоя мать была такой милой. Да и мои родители тоже были приятными людьми, и сестра…
   – Должно быть, среди моих давних предков был король вестготов или дикий норманн. Я не знаю. Но Филипп такой, какой он есть.
   Сейчас Филиппа заботили только Уитфилд, Кембридж и лондонский магазин, который его просто очаровал. Когда мальчик бывал там, то засыпал Найджела вопросами, вызывая у управляющего улыбку. Он отвечал на вопросы, учил всему, что знал о драгоценных камнях, и обращал его внимание на важные моменты: размер, качество, прозрачность и оправу. Однако Филиппу, прежде чем принять решение работать в магазине «Уитфилд», предстояло еще много всего.
   – Может быть, съездим куда-нибудь в этом году? – Саре показалось, что муж выглядит усталым. За пятьдесят два года на его долю выпало немало испытаний, и теперь они давали о себе знать. Он без устали ездил за ней из Парижа в Лондон и обратно. Но на будущий год Джулиан пойдет в местную школу, и они будут больше времени проводить в шато. Это последний год, можно попутешествовать. – Мне хотелось бы в Бирму и Таиланд, посмотреть на драгоценные камни.
   – В самом деле? – удивился Уильям.
   Последние шесть лет, с тех пор как они начали свое дело, Сара научилась прекрасно разбираться в камнях. Она была разборчива, когда речь шла о приобретении камней. Но благодаря этому магазин имел безупречную репутацию. Дела шли в гору как в Лондоне, так и в Париже. В Лондоне королева еще несколько раз делала у них покупки, как и герцог Эдинбургский. Уильям и Сара надеялись, что скоро они получат ордер королевского доверия и смогут ставить соответствующее клеймо на свои изделия.
   – Мне хотелось бы съездить куда-нибудь. Мы даже могли бы взять с собой Джулиана.
   – Очень романтично, – усмехнулся Уильям, но он знал, что Саре нравилось, когда младший сын рядом. – Почему бы мне тогда не организовать что-нибудь для нас троих? Правда, придется взять няню, чтоб присматривала за Джулианом. Возможно, мы успеем побывать на Востоке и вернуться к Рождеству.
   Путешествие будет очень долгим, Сара понимала, что для мужа это будет утомительно, но пойдет на пользу.
   В ноябре они уехали, а вернулись в Англию на Рождество, чтобы встретиться в Уитфилде с Филиппом. Они отсутствовали полтора месяца и без конца рассказывали об охоте на тигров в Индии, о пляжах Таиланда, о Гонконге, о храмах, рубинах, изумрудах и сказочных сокровищах. Сара привезла целую кучу прекрасных камней. Филипп был очарован драгоценностями и их историями. В первый раз он был мил с младшим братом.
   На следующей неделе, когда Сара показала свои приобретения Найджелу, он пришел в восторг и заверил, что это отличное вложение. Эммануэль взбудоражили драгоценности индийского магараджи, которые она увезла в Париж, и их тут же раскупили.
   Поездка получилась восхитительная, осень была очень продуктивная, но они были рады вернуться в шато. Няня, которая ездила с ними, рассказывала родным интересные истории, а Джулиан был рад вернуться домой к друзьям, как и Сара, правда, не очень распространялся о поездке. Здоровье Уильяма значительно поправилось, а вот Сара подхватила в Индии какую-то инфекцию и никак не могла поправиться.
   Ее без конца выворачивало наизнанку, и она старалась не жаловаться, но, когда вернулись в шато, забеспокоилась. Она не хотела волновать Уильяма, так что переводила все в шутку, но теперь кусок с трудом лез в горло. Наконец во время следующего визита в Париж Сара отправилась к доктору. Он провел анализы, не нашел ничего серьезного и велел прийти еще раз. Но к тому времени она уже чувствовала себя лучше.
   – Как вы думаете, что это? – спросила Сара, которую сильно раздражало ее состояние, она не ела с аппетитом с ноября месяца.
   – Думаю, все крайне просто, мадам, – невозмутимо ответил врач.
   – Приятно слышать. – Однако она была раздосадована на себя за то, что подхватила инфекцию. Хорошо, что Джулиан не заболел. Сара внимательно следила за тем, что мальчик ел и пил, а вот сама что-то проморгала.
   – У вас есть планы на лето, мадам? – спросил доктор с улыбкой, и Сара начала паниковать. Он собирается предложить операцию? Но до лета еще семь месяцев, и тут внезапно на нее снизошло озарение. Не может быть. Не сейчас. Не в ее возрасте.
   – Я не знаю… а что такое?
   – Полагаю, в августе у вас родится ребенок.
   – У меня? – Она не могла поверить своим ушам. В августе ей исполнялось сорок. Сара, конечно, слышала о подобных странностях, но все-таки возраст. Она отлично выглядела, но возраст не обманешь. Сорок лет – это сорок лет. – Вы уверены?
   – Думаю, что да. Мне хотелось бы провести еще несколько анализов, чтобы убедиться.
   Она правда оказалась беременна! Как только доктор позвонил сообщить результат, Сара сказала Уильяму.
   – Но в моем возрасте… разве это не абсурд? – На этот раз она была немного смущена.
   – Вовсе нет. Моя мать была намного старше тебя, когда родила меня, со мной все в порядке, да и она пережила это. – Он взглянул на жену со счастливым видом. – Кроме того, я уже говорил тебе, что нам нужно завести еще одного ребенка. – На этот раз он тоже хотел дочь.
   – Ты снова собираешься сдать меня в эту ужасную клинику, да? – Сара мрачно взглянула на Уильяма, и тот рассмеялся. Временами жена все еще казалась молоденькой девушкой.
   – Ну, я не собираюсь снова принимать ребенка сам! В твоем-то возрасте! – поддразнил он жену.
   – Вот видишь! Ты тоже считаешь, что я слишком стара. Что подумают окружающие?
   – Они решат, что нам очень повезло… а еще что мы не очень хорошо себя вели, – продолжал он дразнить ее, и Сара рассмеялась над собой. Немного глупо рожать ребенка в сорок лет, но в глубине души Сара была довольна. Джулиан так ее радовал, но он в свои пять уже не малыш, и в сентябре уже пойдет в школу.
   Эммануэль немного испугалась, когда Сара сообщила новость в марте, а Найджел был немного смущен, но вежливо поздравил. Оба салона отлично работали и не нуждались в постоянном внимании Сары. Большую часть года она провела в шато, а летом приехал Филипп. Он ничего не сказал о беременности матери, поскольку считал это отвратительным.
   На этот раз Сара убедила Уильяма не отправлять ее в клинику. Был найден компромисс: Сара поедет в госпиталь в Орлеане, пусть не такой модный, как та клиника, но достаточно современный, да и тамошний доктор ее вполне устраивал.
   Они отпраздновали ее день рождения и отлично провели время, даже Филипп остался доволен. На следующий день он уехал в Уитфилд, чтобы провести там остаток каникул до отъезда в Кембридж. В день отъезда Филиппа Саре было как-то не по себе, уложив Джулиана, она посмотрела на мужа со странным видом.
   – Я не уверена, что это роды, но ощущение какое-то необычное. – Она решила, что следует предупредить мужа.
   – Может, позвонить доктору?
   – Глупо беспокоить его по пустякам. Схваток нет. Я просто чувствую, что… – Она попыталась описать ему, пока он нервно наблюдал за ней. – Какая-то тяжесть… я не нахожу себе места. – Она ощущала какое-то странное давление. – Может, ребенок давит на какие-то органы. – Малыш не такой большой, как предыдущие, но достаточно крупный, чтобы доставить матери неудобства. Это длилось уже несколько недель. Ребенок не переставал двигаться.
   – Почему бы тебе не принять ванну и не лечь в постель, посмотрим, как будешь себя чувствовать. – Уильям строго взглянул на жену, он слишком хорошо знал ее, чтобы доверять. – Но ты должна мне сказать, когда начнется. Не тяни до последнего момента, когда в больницу будет ехать поздно. Ты поняла, Сара?
   – Да, ваша светлость, – скромно ответила она.
   Он улыбнулся и оставил жену одну, чтобы она могла принять ванну. Через час Сара лежала в постели, по-прежнему чувствуя странное давление, но решила, что это что-то с пищеварением, а не схватки.
   – Ты уверена? – спросил Уильям, когда зашел проверить, как она. Почему-то ее вид нервировал его.
   – Я обещаю, – улыбнулась она.
   – Ладно. Держи ноги скрещенными.
   Он снова вернулся в другую комнату и уселся просматривать бухгалтерские ведомости из магазинов, а Эммануэль позвонила ей из Монте-Карло справиться о ее самочувствии. Роман с Жан-Шарлем де Мартеном закончился два года назад, но теперь она закрутила еще более опасный роман с министром финансов.
   – Дорогая, будь осторожна, – предупредила ее Сара, и старая подруга рассмеялась.
   – Кто бы говорил! – Эммануэль подшучивала над ее беременностью.
   – Очень смешно.
   – Как самочувствие?
   – Нормально. Наскучило быть толстой. Да и Уильям немного нервничает. Приеду в магазин, как только смогу, когда вернешься из отпуска. – В августе они закрыли магазин, как и каждый год, но в сентябре снова открывали.
   Они поболтали еще немного, и, повесив трубку, Сара стала расхаживать по комнате: по кругу из спальни в ванную комнату и обратно. Потом спустилась и опять поднялась наверх. За этим занятием жену застал Уильям.
   – Ради бога, что ты делаешь?
   – Неудобно лежать, никак места не найду.
   И тут в правом боку стрельнуло. Сара снова пошла в ванную, на обратном пути сильнейшая боль пронзила все тело, и Сара согнулась из-за острой боли в спине. Она почувствовала потуги. Боли не прекращались, а лишь усиливались. Она едва могла стоять, вцепившись в стул, и Уильям тут же подъехал к ней, усадил к себе на коляску и довез до постели.
   – Сара, ты не можешь опять со мной так поступить! Что случилось?
   – Я не знаю. – Она едва могла говорить. – Я думала… это желудок… но теперь такие сильные боли… Господи…. Ребенок выходит!
   – Нет, только не это!
   Он отказывался снова принимать участие в подобном, поэтому на минуту оставил жену, проехал через комнату, позвонил в больницу и попросил прислать «Скорую помощь». Саре в этот раз сорок лет, а не двадцать три, и он не собирается играть в игры с очередным ребенком весом в десять фунтов [49 - Приблизительно 4,5 кг.]. Но когда Уильям повесил трубку, Сара пронзительно кричала и звала его. Машину обещали прислать сразу же. Доктор будет у них через каких-то двадцать минут.
   Сара вцепилась в его рубашку и повисла на руке мужа. Она уже не кричала, но казалось, испытывала ужасные боли, выглядела удивленной и напуганной.
   – Я знаю… он выходит, Уильям… Я чувствую это! – кричала она на мужа. Все произошло так резко, а она не уловила предвестников процесса. – Я чувствую голову ребенка… она сейчас выйдет! – Сара тужилась и кричала, а Уильям стащил с нее ее ночнушку и увидел головку младенца, такое уже доводилось видеть, однако тогда понадобилась куча времени и усилий, а сейчас ничего не могло остановить ребенка. – Уильям… Уильям… нет! Я не могу… пусть он остановится!
   Но ребенка ничто не могло остановить. Головка неустанно продвигалась вперед, и спустя миг на него уже смотрело маленькое личико с двумя светлыми глазками, а хорошенький розовый ротик кричал. Уильям попытался помочь жене, велел ей расслабиться и тужиться, и внезапно вышли плечики и ручки, а потом почти молниеносно и остальное тельце. Это была очаровательная маленькая девочка, которая сердито смотрела на родителей, пока Сара лежала на спине с изумленным видом. Супруги были ошеломлены. Все случилось так быстро. Только что Сара разговаривала с Эммануэль по телефону, и вот она уже родила. Процесс занял меньше десяти минут.
   – Напомни мне больше никогда не верить тебе, – хрипло сказал Уильям, глядя на жену, а потом поцеловал.
   Они ждали доктора, чтобы тот перерезал пуповину, а мать и новорожденную завернули в чистые простыни. Девочка немного успокоилась и сосала грудь матери, сердито поглядывая на нее, словно была недовольна тем, что ее так бесцеремонно выдворили из уютного домика.
   Когда через двадцать минут прибыл доктор, оба родителя уже улыбались и смеялись. Доктор извинился, объяснив, что примчался так быстро, как только мог. Но это все-таки четвертый ребенок Сары, и никто не мог предположить, что девочка родится столь стремительно.
   Он поздравил их обоих, заявив, что ребенок превосходный, перерезал пуповину, похвалил родителей, что они так хорошо справились, и предложил забрать Сару в госпиталь, хотя в этом и не было необходимости, по его же признанию.
   – Я предпочла бы остаться дома, – тихо ответила Сара, а Уильям взглянул на жену, все еще притворяясь рассерженным.
   – Понятное дело! В следующий раз я отправлю тебя в госпиталь в Париже за два месяца!
   – В следующий раз?! – воскликнула Сара. – Ты шутишь? В следующий раз я буду бабушкой! – Она рассмеялась над ним и внезапно почувствовала себя лучше. Боль была шоком, но лишь кратковременным, все прошло очень легко.
   – Я не уверен, что могу доверять тебе и в этом, – парировал Уильям, после чего проводил врача, принес ей бокал шампанского и долго сидел, любуясь своей новорожденной дочерью.
   – Красавица, правда? – Он смотрел на малышку, сосущую материнскую грудь, медленно подъехав к ним.
   – Да, красавица, – улыбнулась Сара, поднимая на него глаза. – Я люблю тебя, Уильям. Спасибо за все…
   – Не за что.
   Уильям наклонился и поцеловал жену. Малышку назвали Изабель. На утро Джулиан объявил, что сестренка его и только его, и придется спрашивать у него разрешения подержать кроху. Джулиан испытывал те чувства, которые никогда не проявлял его старший брат, – нежность и любовь. Он обожал сестричку. Когда она росла, между ними образовалась неразрывная связь. Изабель души не чаяла в Джулиане, а тот был для нее любящим братом и яростным защитником. Между ними не могли встать даже родители, которые вскоре оставили все попытки. Изабель принадлежала Джулиану, а он – ей.

Глава двадцать первая

   Когда летом 1962 года Филипп окончил Кембридж, никто из родных не удивился, когда он заявил, что собирается работать в Лондоне, в магазине «Уитфилд», однако сюрпризом стало желание управлять магазином.
   – Я не думаю, дорогой, – спокойно сказала Сара. – Сначала нужно поучиться. – Летом он окончил курсы по экономике и геммологии [50 - Геммология – наука о драгоценных и поделочных камнях.] и считал, что уже знает все, что нужно.
   – Ты должен сначала поучиться у Найджела, – поддержал Сару Уильям.
   В ответ Филипп побагровел.
   – Я знаю теперь больше, чем этот старый засохший фрукт узнает за всю свою жизнь! – рявкнул он.
   Сара рассвирепела:
   – А вот я так не думаю. И если ты не станешь прислушиваться к Найджелу и относиться с уважением, ноги твоей не будет в магазине, понятно? С таким отношением, Филипп, ты не принесешь пользы нашему бизнесу.
   Филипп затаил злобу на несколько дней, но согласился поработать на Найджела. Ему хотелось провести разведку ситуации.
   – Смешно, – горячилась Сара. – Он двадцатидвухлетний пацан, ну, хорошо, почти двадцатитрехлетний, но как он смеет думать, что знает больше, чем Найджел? Да он землю должен целовать, по которой ходил Найджел!
   – Филипп никогда ничего и никого не целовал, – заметил Уильям, – разве что ради личной выгоды. Он считает, что Найджел бесполезен. Боюсь, Найджелу тяжко придется рядом с Филиппом.
   Они предупредили Найджела, перед тем как в июле Филипп вышел на работу, что он по-прежнему главный в магазине, и если почувствует, что их отпрыск не справляется, то вправе уволить его. Найджела очень тронуло их доверие.
   В течение следующего года его отношения с Филиппом были довольно напряженными, и порой Найджелу хотелось убить юношу, однако он вынужден был признать, что Филипп обладает замечательным чутьем, иногда выдает неплохие идеи, и хотя Найджел не слишком высоко ценил юного герцога по-человечески, однако считал, что в перспективе тот ему пригодится. Ему не хватало воображения и художественного вкуса матери, зато он унаследовал от отца остроту ума, которую проявлял и раньше, помогая Уильяму управлять фамильным имением.
   Здоровье Уильяма за последние шесть-семь лет сильно ухудшилось. У него на месте старых ран развился ревматоидный артрит, и Сара возила его ко всем врачам, к которым только могла, но они не могли помочь. Он так сильно страдал, его так долго пытали, что теперь уже особо сделать ничего было нельзя. Уильям храбрился. Но в свои шестьдесят лет в 1963 году выглядел куда старше, и Сара беспокоилась. Изабель исполнилось семь лет, она была проворной, словно шаровая молния, с такими же темными волосами, как у Сары, и зелеными глазами, однако очень своенравной и не терпела возражений. Ее слово было законом, и перечить девочке никто не смел. Единственный, кто мог ее переубедить, был брат Джулиан, обожавший ее. Отвечала она ему взаимностью, но все равно все делала по-своему.
   Джулиану было тринадцать, он сохранил легкий характер с младенчества. Что бы ни творила Изабель с ним или с кем-то еще, его это забавляло. Когда она таскала его за волосы, кричала на него, брала дорогие для него вещицы и в порыве гнева ломала их, Джулиан целовал сестру, успокаивал и говорил, как он сильно любит ее, и в конце концов она действительно меняла гнев на милость. Сару всегда поражало его терпение. Порой она сама готова была задушить дочь. Изабель очаровательная девочка, но со сложным характером.
   – За что мне все это? – не раз спрашивала она мужа. – За что мне такие трудные дети? – Все эти годы Филипп был источником постоянных неприятностей, а Изабель порой выводила из себя. Лишь Джулиан не переставал радовать, всех успокаивал, словно бальзам лил на душу, он всех любил и целовал и вел себя как подобает. Совсем как отец.
   Их бизнес по-прежнему процветал. Сара постоянно занималась магазинами, но как-то ухитрялась проводить время с детьми, работая над новыми дизайнами или прочесывая рынок в поисках качественных камней и приобретая редкие антикварные украшения. Они стали любимыми поставщиками Ее Величества и любимыми ювелирами многих знаменитостей в обоих городах. Сару восхищало, как Джулиан рассматривал ее эскизы и вносил небольшие изменения, которые шли лишь на пользу. Время от времени он и сам создавал эскиз какого-то украшения в отличном стиле, но получалось очень мило. Сара даже изготовила украшение по одному из его эскизов и носила его, чем привела в восторг сына. Филипп совершенно не интересовался дизайном и полностью сосредоточился на практической стороне дела, у Джулиана проснулась настоящая страсть к драгоценностям. В один прекрасный день братья, возможно, смогли бы замечательно дополнить друг друга, повторял Уильям, а Сара добавляла: если не поубивают друг друга. Она не могла представить, как в эту схему впишется Изабель, разве только она найдет себе богатого терпимого мужа, который позволит ей проводить часть дня, метая громы и молнии. Сара всегда старалась проявлять твердость по отношению к дочери и втолковать, почему нельзя поступать как хочешь, но привести сестру в чувство мог лишь Джулиан.
   – Как так вышло, что у меня лишь один благоразумный ребенок? – пожаловалась Сара Уильяму в конце ноября.
   – Может быть, ты забыла какой-то витамин во время беременности, – пошутил он, когда она включала радио на кухне.
   Они только что вернулись из Парижа от очередного врача, который рекомендовал Уильяму теплый климат и много заботы и любви, и Сара собиралась предложить путешествие на Карибы или даже в Калифорнию к ее сестре.
   Оба вздрогнули, услышав новости. Президент Кеннеди застрелен. Эта новость огорчила их, как и весь остальной мир. Такая невероятная жестокость! Так жаль несчастную вдову с двумя маленькими детьми. Сара плакала, когда смотрела новости по телевизору. Как в мире могло происходить подобное? Да, они переживали и кое-что похуже: война, пытки в концлагерях… Но все же оплакивали потерю этого человека, словно бы она затронула и их обоих, и весь мир, вплоть до Рождества.
   В рождественские каникулы они поехали с визитом в магазин в Лондоне посмотреть, как Филипп справляется с делом, и были обрадованы тем, что сын поладил с Найджелом. Юноше хватило ума оценить по достоинству Найджела, он меньше спорил и, кажется, занял свою нишу в магазине. Да, пока что Филипп формально не управлял магазином, но был близок к тому. Доход от рождественских продаж превзошел все их ожидания как в Лондоне, так и в Париже.
   Наконец в феврале Сара и Уильям отправились в запланированное путешествие. Они отсутствовали месяц, отдыхая на юге Франции. Там было довольно прохладно, но супруги отправились в Марокко и вернулись через Испанию, где навестили друзей, и Сара не переставала поддразнивать мужа в каждом из мест, где они проезжали, предлагая открыть очередной филиал. Вообще-то она все время беспокоилась о нем. Уильям выглядел таким усталым и бледным, он часто страдал от болей. Когда через две недели они вернулись в замок, несмотря на отпуск, Уильям чувствовал слабость, чем напугал Сару.
   У него случился сердечный приступ, по счастью, несерьезный. После обеда Уильям пожаловался на недомогание, беспокоило, как он сначала решил, легкое несварение, но тут появились боли в груди, и Сара вызвала доктора. Он тотчас приехал, куда быстрее, чем во время ее родов, но Уильяму стало уже немного лучше. Когда на следующий день провели обследование, оказалось, что это был сердечный приступ: как сказал врач, «своего рода предупреждение». Доктор объяснил Саре: Уильям так сильно пострадал во время войны, что это подточило работу всего организма, а боли, которые мучают его сейчас, лишь усугубляют ситуацию. Уильяму следует быть очень и очень осторожным, вести спокойную жизнь и беречь себя. Сара без колебаний согласилась, а вот Уильям был против.
   – Что за чушь?! Неужто я пережил все мучения, чтобы остаток жизни просидеть в углу под пледом. Ради бога, Сара, это ерунда. У людей часто бывают подобные сердечные приступы.
   – Ладно. Но я не позволю тебе выматываться. Я хочу провести время в твоем обществе еще ближайшие сорок лет, так что лучше тебе успокоиться и слушать доктора.
   – Чушь! – воскликнул Уильям рассерженно.
   Сара рассмеялась, испытав облегчение от того, что мужу явно лучше, однако она не собиралась давать мужу переутомляться, заставила провести дома весь апрель и очень пеклась о его здоровье, отчего ему было тошно. А ей было тошно от того, как Филипп вел себя с отцом. Двое других детей отца обожали, особенно Изабель. Каждый день после школы она читала ему вслух, а Джулиан развлекал как мог. Филипп лишь раз прилетел из Англии, а после этого лишь единожды позвонил. Если верить газетам, он был слишком занят тем, что волочился за молоденькими дебютантками, чтобы беспокоиться об отце.
   – Он самый эгоистичный из всех моих знакомых, – сетовала Сара в разговоре с Эммануэль, которая всегда вставала на защиту Филиппа. Она так сильно любила его, когда он был маленьким, что недостатки не так сильно бросались в глаза. Найджел определенно составил целый список недостатков Филиппа, но, кажется, поладил с молодым человеком, и они в тандеме работали просто отлично. Сара была благодарна за это, и все же ей казалось, что старший сын недостаточно внимательно относится к отцу. А когда Филипп приехал, то первым делом сообщил, что она выглядит даже похуже, чем Уильям.
   – Ты выглядишь просто ужасно, дорогая мама, – равнодушно бросил он.
   – Ну спасибо. – Сару его слова больно задели.
   То же самое сказала Эммануэль, когда Сара в следующий раз приехала в Париж. Она была совершенно зеленой, чем встревожила Эммануэль. Просто Сару очень напугал сердечный приступ мужа. Одно она знала наверняка – без него она жить не сможет.
   В июне, во всяком случае, внешне все вроде бы наладилось. Уильям по-прежнему мучился от боли, но привык, редко жаловался и выглядел здоровее, чем до того, как сообщил о «маленькой проблеме».
   Зато проблемы со здоровьем Сары, казалось, все усугублялись. Все валилось из рук, все было не так. У нее болела спина и живот и впервые в жизни начались ужасные мигрени. Сказался стресс, пережитый за последние месяцы.
   – Тебе нужно в отпуск, – сказала ей Эммануэль. И Саре действительно хотелось съездить в Бразилию или Колумбию и посмотреть изумруды, но Уильям недостаточно здоров для такой поездки, а оставлять мужа не хотелось.
   Сара упомянула об этом на следующий день в разговоре с мужем, и тот ответил уклончиво. Ему не нравилось, как выглядела Сара, и он считал, что поездка и у нее отнимет слишком много сил.
   – Почему бы нам не поехать в Италию? Мы можем для разнообразия купить там драгоценности.
   Она рассмеялась, но вынуждена была признаться, что предложение ей понравилось. Ей нужно было вдохновение, а последнее время она была подавлена. Из-за перемен в жизни Сара казалась себе старой и непривлекательной, а поездка в Италию заставила ее ощутить себя снова молодой, кроме того, их с мужем связывали чудесные воспоминания о том, как он сделал ей предложение в Венеции. Как давно это было. Жизнь была к ним благосклонна по большей части, а годы летели как ветер. Ее родителей давно не было на свете, сестра начала новую жизнь, а несколько лет назад Сара узнала, что ее первый муж Фредди погиб в автоаварии в Палм-Бич, вернувшись с фронта. Все это осталось в прошлой жизни, страницы которой были перевернуты. Много лет Уильям был центром ее жизни. Уильям… и дети… и магазины… Вернувшись из путешествия, Сара почувствовала себя посвежевшей, но недовольной тем, что после двух недель на итальянской пасте набрала вес.
   Она набирала вес и следующий месяц, хотела даже проконсультироваться на этот счет с врачом, но не могла найти времени, впрочем, самочувствие было неплохим, куда лучше, чем два месяца назад, но однажды ночью, в постели, внезапно она уловила что-то до боли знакомое.
   – Что это? – спросила она Уильяма, как будто он мог это почувствовать.
   – О чем ты?
   – Что-то шевельнулось.
   – Это я. – Он повернулся и улыбнулся. – Что ты так разнервничалась? Я думаю, завтра утром мы все уладим.
   Их отношения не изменились, хотя изменилась она сама. Но ей стало легче. Благодаря Уильяму отпуск в Италии получился невероятно романтичным. Больше она ничего не стала говорить мужу, однако отправилась к врачу в Ла-Марол прямо с утра, описала все симптомы, упомянув и тот факт, что у нее четыре месяца назад вроде как начался климакс, но потом рассказала о вчерашнем ощущении.
   – Я знаю, это звучит безумно, – объяснила она, – но у меня такое ощущение… словно я жду ребенка… – Она чувствовала себя подобно старику с ампутированными ногами, которого мучают фантомные боли.
   – Не исключено. На прошлой неделе я принимал роды у пятидесятишестилетней дамы. Это был ее восемнадцатый ребенок, – подбодрил ее врач, а Сара в ответ простонала: она любила детей и в прошлом испытывала желание родить еще, но не сейчас. Ей скоро сорок восемь, нужно заботиться о муже, она слишком стара, чтобы рожать. Хватит с нее и Изабель, которой летом исполнится восемь.
   – Мадам герцогиня, – официально объявил доктор после осмотра, – имею удовольствие сообщить вам, что у вас и правда будет ребенок. – Ему даже показалось, что это двойня, но все же нет. Плод один, но крупный. – Я думаю, возможно, это произойдет на Рождество.
   – Вы ведь шутите? – Сара выглядела потрясенной, побледнела, и у нее закружилась голова.
   – Я совершенно серьезен и уверен. – Он улыбнулся ей. – Мсье герцог будет очень доволен, не сомневаюсь.
   А вот она в этот раз сомневалась. Может, после сердечного приступа он иначе воспримет новость, Сара заранее не могла предположить. Ей будет сорок восемь, когда родится ребенок, а Уильяму шестьдесят один. Смешно. Внезапно она явственно поняла, что не может родить этого малыша.
   Она поблагодарила врача и поехала в замок, размышляя, что будет делать и что скажет Уильяму. Случившееся угнетало даже сильнее, чем мысли о переменах, произошедших в ее жизни. Это глупо. В ее возрасте нельзя рожать. Сара подозревала, что муж, вероятно, скажет то же самое. Ребенок может родиться с отклонениями, она ведь слишком стара, убеждала она себя. Первый раз в жизни Сара решилась на аборт.
   Вечером она сообщила мужу, и тот спокойно выслушал все ее возражения. Он напомнил, когда он родился, родители были в таком же возрасте, и это никому не навредило, но понимал, как жена огорчена. Более того, напугана. Она родила четверых детей, один умер и еще один оказался поздним сюрпризом… и теперь этот, столь неожиданный и поздний, и все же такой великий дар. Уильям не мог понять, как можно отказаться от ребенка, но выслушал ее, лег и обнял. Он был немного потрясен тем, как Сара отнеслась к новости, но, может быть, она просто боится. Роды и раньше проходили нелегко, а в этот раз и подавно.
   – Ты правда не хочешь этого ребенка? – с грустью спросил он, держа ее в объятиях, как обычно. Да, ему было грустно, но он не мог давить.
   – А ты? – ответила она вопросом на вопрос.
   – Поступай так, как считаешь нужным, любимая. Я приму любое твое решение.
   Сара прослезилась, Уильям всегда был так добр к ней, и за это она еще сильнее ценила его.
   – Я не знаю, что делать… как правильно… какая-то часть меня хочет оставить ребенка… а другая – избавиться…
   – Прошлый раз было то же самое, – напомнил он.
   – Ну, тогда мне было сорок… а сейчас все двести.
   Он рассмеялся, и Сара улыбнулась сквозь слезы.
   – Это все ты. Гроза окрестностей. Почему тебе вообще позволяют ходить по улицам?!
   Но мужу приятно слушать такие слова, и она знала это.
   На следующий день они долго гуляли по саду, случайно оказались у могилки Лиззи и остановились. Сара на секунду присела, чтобы убрать листья, и внезапно почувствовала Уильяма совсем близко. Она подняла глаза и увидела, что муж с грустью смотрит на нее.
   – После этого… можем ли мы погубить жизнь, Сара? Имеем ли право?
   Внезапно она вспомнила, как держала Лиззи на руках, двадцать лет прошло… ребенок, которого Господь забрал у нее, а теперь дает другого. Имеет ли она право отвергать Его дар? Она не потеряла Уильяма, и смеет решать, кому жить, а кому умирать? Внезапно она поняла, чего хочет, растаяла в объятиях мужа и оплакивала Лиззи, мужа, себя и ребенка, которого могла убить, но понимала, что не сделает этого.
   – Прости, прости…
   – Тихо, тихо… все в порядке… Теперь все в порядке.
   Они долго просидели вместе, разговаривая о Лиззи, о том, какой чудесной малышкой она была, о ребенке, который должен появиться на свет, и о своих детях, и о том, какое благословение послал им Господь. А потом они медленно двинулись в сторону замка: Уильям впереди в инвалидной коляске, а Сара следом. Они чувствовали странное умиротворение и были полны надежд на будущее.
   – Когда, ты сказала, это должно случиться?
   – Доктор считает, на Рождество.
   – Отлично, – радостно кивнул Уильям, а потом усмехнулся: – Не могу дождаться, когда скажу новость Филиппу. – Они оба рассмеялись и двинулись дальше, болтая и подтрунивая друг над другом, как делали уже двадцать пять лет.

Глава двадцать вторая

   На этот раз Сара большую часть беременности провела в замке. Бизнес она могла вести и оттуда, а появляться в Лондоне или Париже не хотелось. Несмотря на то что говорил Уильям о возрасте его родителей, Сару все же смущала ее беременность в сорок восемь лет, хотя должна была признаться, что теперь она получала удовольствие от беременности.
   Как они и предполагали, Филипп пришел в бешенство, узнав новость. Он заявил, что это самое вульгарное, что ему доводилось слышать, в ответ отец расхохотался. Остальные дети были довольно. Джулиан искренне считал новость чудесной, Изабель не могла дождаться, чтобы поиграть с малышом, да и Сара тоже.
   Она нарисовала несколько эскизов специально к Рождеству и была очень довольна тем, что получилось, а Найджел и Филипп приобрели несколько превосходных экземпляров драгоценных камней, чем немало впечатлили Сару.
   В этот раз она не стала спорить с Уильямом по поводу родов дома. Они отправились в клинику за два дня до предполагаемой даты родов. Уильям сказал, что ей вообще повезло, что он не отвез ее загодя после того, как Изабель родилась за десять минут. Сара скучала в клинике, твердила Уильяму, что остальные матери в два раза младше, и их обоих это забавляло, и Уильям сидел с ней часами, играя в карты и обсуждая дела. Джулиан и Изабель остались в замке со слугами. Минула почти неделя после Рождества.
   На Новый год Сара и Уильям выпили шампанского, она торчала в клинике уже пять дней и ужасно устала, поэтому заявила мужу: если на следующий день ребенок не родится, она едет в магазин. Однако днем отошли воды, а вечером начались сильные схватки, и она выглядела сбитой с толку. Когда ее на каталке увозили от мужа, она взяла его за руку.
   – Спасибо… что позволил мне родить этого ребенка…
   Ему очень хотелось остаться с женой, но доктор не пустил. Нет, правила не запрещали присутствие мужа, но лучше Уильяму подождать в другом месте, учитывая возраст мадам и все риски, сопряженные с родами.
   К полуночи новостей не было, а к четырем утра он уже начал паниковать. Прошло уже около шести часов, странно, с учетом, что Изабель родилась так быстро, но, похоже, каждый раз по-разному.
   Он пошел к дежурной сестре узнать новости. Ему хотелось самому пойти искать жену. Новостей не было, но сестры обещали сразу дать знать, когда она родит.
   А к семи часам утра, когда вышел доктор, Уильям уже сходил с ума от волнения. Он делал все, что мог, чтобы отвлечься, даже молился. Правильно ли он поступил, позволив ей рожать? Может быть, это оказалось для нее слишком тяжело. Что, если она умерла при родах? У доктора был очень серьезный вид, когда он вошел в комнату, и у Уильяма упало сердце.
   – Что-то случилось?
   – Нет. С мадам герцогиней все хорошо, насколько это возможно. У вас прекрасный сын, месье. Очень крупный мальчик, больше десяти фунтов. Нам пришлось провести кесарево. Ваша жена пыталась разродиться, но не могла.
   Совсем как тогда, когда рожала Филиппа. Уильям вспомнил, как это было ужасно. Тогда доктор тоже пригрозил операцией, но ей удалось избежать кесарева, и у них родилось пятеро детей. Но в сорок восемь лет поставлена точка. Эта карьера достойна уважения, Уильям улыбнулся с облегчением.
   – С ней все в порядке?
   – Она очень устала… После операции присутствует боль… Конечно, мы сделали все возможное для облегчения самочувствия. Выпишем через пару недель.
   Врач вышел из комнаты, а Уильям размышлял о жене, о том, как много она для него значила, о детях, которых она ему родила… и вот снова новорожденный малыш.
   Ближе к вечеру он наконец снова увидел Сару, она была в полусне, но улыбнулась мужу. Она знала о ребенке.
   – Это мальчик, – прошептала она, и Уильям кивнул, улыбнулся и поцеловал ее. – Ничего?
   – Просто замечательно, – заверил он.
   Сара провалилась в сон, а потом открыла глаза и спросила:
   – Мы можем назвать его Ксавье?
   – Хорошо.
   Впоследствии Сара ничего не помнила, но сказала, что имя ей всегда нравилось. Малыша назвали Ксавье Альберт в честь покойного короля, отца королевы Елизаветы, к которому Уильям всегда очень тепло относился.
   Она провела в больнице целых три недели, после чего они торжественно привезли малыша домой, хотя Уильям и подтрунивал над ней безжалостно за то, что больше ей не родить, якобы он ужасно расстроен, поскольку надеялся, что она родит шестого ребенка в свой пятидесятилетний юбилей.
   – Конечно, мы могли бы усыновить малыша, – заметил он по дороге домой, а Сара пригрозила, что разведется с ним.
   Дети пришли в восторг от Ксавье. Это был жизнерадостный малыш с покладистым характером. Его ничего не беспокоило, он всех любил, хотя и не обладал волшебным очарованием своего старшего брата Джулиана. Ксавье был открытым и добродушным, но при этом своенравным, хотя и не до такой крайности, как Изабель.
   Наступило лето. Ксавье проводил время исключительно на руках или у Джулиана, или у Изабель, или у родителей. Но Сара не могла посвящать малышу столько времени, как ей того хотелось, поскольку Уильям плохо себя чувствовал, и к концу лета он полностью завладел ее вниманием. Снова начались проблемы с сердцем, и врачу в Ла-Мароле не понравился его внешний вид. Да и артрит усугубился.
   – Неприятно быть тебе обузой, – жаловался Уильям. По возможности он укладывал малыша с собой в постель. Но сильные боли не давали ему насладиться радостью отцовства.
   Рождество получилось грустным. Сара два месяца не была в Париже, а в Лондоне и вовсе с лета, передав управление бизнесом Найджелу, Филиппу и Эммануэль. Ей хотелось всю себя посвятить Уильяму.
   Джулиан провел все каникулы с отцом. Даже Филипп прилетел на Рождество из Лондона, они мило поужинали и даже сходили в церковь, хотя Уильям и не смог по состоянию здоровья присоединиться. Филипп заметил, что отец усох, выглядел очень хрупким и изможденным, хотя все так же мог похвастаться силой духа, манерами и чувством юмора. По-своему он был великим человеком, и на краткий миг в тот день Филипп рассмотрел это.
   Эммануэль приехала на Рождество из Парижа, она не сказала Саре, насколько ее шокировал вид Уильяма, но проплакала всю дорогу обратно.
   Филипп уехал на следующее утро. Джулиан собирался кататься на лыжах в Куршавеле, но не хотел уезжать и обещал вернуться по первому зову матери. Ей нужно только позвонить. Изабель уехала с подружкой из Лиона, с которой познакомилась прошлым летом. Она впервые уезжала из дома так надолго и воспринимала поездку как настоящее приключение, но мать считала, что она достаточно взрослая. Изабель возвращалась через неделю, может, к тому времени Уильяму станет получше.
   Но ему становилось все хуже день от дня. В Новый год он был слишком слаб, даже чтобы отпраздновать первый день рождения Ксавье. Малышу испекли тортик, Сара спела ему за обедом песенку, а потом снова рванула наверх, чтобы быть рядом с мужем. Он почти все время спал, но каждый раз открывал глаза, когда она входила, как бы тихо она ни старалась это сделать. Он просто чувствовал, что Сара где-то рядом. Сара хотела отвезти его в больницу, но доктор сказал, что это не поможет. Медицина не в состоянии помочь ему. Тело, которое совершенно износилось еще двадцать пять лет назад, теперь окончательно разрушилось и не подлежало ремонту, теперь это только вопрос времени. Сара не могла вынести эту мысль. Она знала, что муж силен духом, он непременно поправится.
   Вечером в день рождения Ксавье она тихонько лежала рядом с Уильямом, держа его в объятиях, и вдруг почувствовала, что он прильнул к ней, как дитя, совсем, как Лиззи тогда, и все поняла. Она прижала его к себе, укутала в одеяло и попыталась передать ему всю любовь и силу, какие только могла, но перед рассветом Уильям поднял голову, поцеловал ее в губы и тихо вздохнул. Она нежно поцеловала его в лицо, Уильям испустил последний вздох и тихо умер в объятиях жены, которая всегда любила его. Сара долго просидела, обнимая его, и слезы катились по ее лицу. Она не хотела отпускать его, не хотела жить без него. Лучше умереть вместе с ним. Но тут она услышала плач Ксавье и поняла, что не может так просто уйти. Ребенок заплакал, словно почувствовал смерть отца. Это была ужасная потеря для него и для всех них.
   Сара осторожно положила мужа на постель, снова поцеловала его, пока лучи восходящего солнца чертили линии на полу, и вышла, тихонько закрыв дверь и рыдая. Герцог Уитфилдский умер. Она осталась вдовой.

Глава двадцать третья

   Похороны были мрачными и торжественными, отпевание проводили в церкви Ла-Марола, местный хор пел «Аве Мария», а Сара сидела рядом с детьми. На церемонию приехали близкие друзья из Парижа, но основные траурные мероприятия должны были состояться спустя пять дней в Лондоне.
   Сара похоронила мужа рядом с Лиззи в Шато де ля Мёз, они с Филиппом жарко спорили по этому поводу. Он заявлял, что вот уже семь столетий герцогов Уитфилдских хоронят в Уитфилде, а Сара не соглашалась. Она хотела, чтобы он лежал здесь, рядом с ней и их дочерью, в месте, которое он любил, где жил и работал вместе с Сарой.
   Они молча вышли из церкви, Сара держала за руку Изабель, а Джулиан обнимал ее. Эммануэль тоже приехала из Парижа, она вышла из церкви под руку с Филиппом. Их было немного, и Сара устроила поминки в шато. Местные жители тоже пришли отдать дань покойному, Сара пригласила присоединиться и их, тех, кто работал на Уильяма, знал его и любил. Она не могла даже вообразить себе, как теперь будет жить без него.
   Она казалась окаменевшей, когда бродила по гостиной, предлагая пришедшим вино, пожимая руки и слушая из их уст истории о месье герцоге, о той жизни, которую он построил здесь и делил с ними двадцать шесть лет. Невозможно представить, что все кончено. Найджел тоже прилетел из Лондона и плакал, когда Уильяма хоронили. Саре невыносимо было видеть могилу мужа рядом с Лиззи. Вроде бы только вчера они приходили сюда и вспоминали о дочке… говорили о малыше, который теперь стал для нее отдушиной. Трагедия в том, что Ксавье никогда не узнает отца. У него есть два брата, которые будут заботиться о нем, мать с сестрой, которые души в нем не чают, но мальчик никогда не узнает, каким человеком был Уильям, и при этой мысли у Сары сердце разрывалось на части.
   Два дня спустя все отправились в Лондон на поминальную службу. Церемония была очень пышной, присутствовали все его родственники, а также королева с детьми. Затем все поехали в Уитфилд, где около четырехсот человек собрались на поминки. Сара на автомате пожимала всем руки и резко обернулась, услышав, как кто-то произнес «ваша светлость» и мужской голос откликнулся. Ей вдруг пришла в голову безумная мысль, что это Уильям, но когда Сара поняла, что это Филипп, то вздрогнула. Впервые она осознала, что старший сын отныне стал герцогом.
   Это был трудный период для всех них, который она всегда будет помнить. Она не знала, куда себя деть, как убежать от тоски. В Уитфилде все напоминало о нем, в шато тоже, даже сильнее. Если жить в отеле в Лондоне, то мысли постоянно крутились вокруг Уильяма, а квартира в Париже и вовсе наполняла ужасом, они были здесь так счастливы, а в «Ритце» провели медовый месяц… бежать некуда. Уильям везде: в ее душе, в ее сердце, в ее мыслях, в каждом из детей.
   – Что ты собираешься делать? – тихо спросил Филипп, когда она сидела как-то в Уитфилде, глядя в окно. Сара понятия не имела, она внезапно поняла, что потеряла интерес к своему делу и охотно передала бы его Филиппу, но тому было всего двадцать шесть лет и еще многому нужно было научиться. А Джулиану только-только пятнадцать, даже если он захочет управлять парижским филиалом, ждать еще долго.
   – Не знаю, – честно ответила она. Прошел уже месяц со дня смерти Уильяма, но мысли по-прежнему путались. – Я пытаюсь понять это и не могу. Я не знаю, куда поехать и что делать. Я стараюсь представить, что он хотел бы, что бы я делала.
   – Мне кажется, отцу хотелось бы, чтоб ты продолжала то, что делаешь, – честно сказал Филипп, – я про бизнес… и вообще про все. Нельзя перестать жить.
   Но временами очень хотелось.
   – Иногда мне хотелось бы.
   – Знаю, но нельзя. У всех нас есть обязанности.
   Обязанности Филиппа были сейчас тяжелее, чем у большинства. Он унаследовал Уитфилд, Джулиан не сможет претендовать на имение. Он будет жить в замке, который унаследует вместе с Изабель и Ксавье, но такова несправедливость английской системы. Филипп взвалил на себя всю тяжесть титула и всего, что это предполагало. Отец носил титул с достоинством, а вот насчет Филиппа Сара не была так уверена.
   – А ты? – мягко спросила она старшего сына. – Что собираешься делать?
   – То же, что делал раньше, – ответил он неуверенно и решил поделиться своей новостью. – В ближайшее время мне хотелось бы кое с кем тебя познакомить.
   Сейчас не самое подходящее время, поэтому Филипп промолчал. Он хотел рассказать матери о Сесили на Рождество, но отец был так плох, и Филипп даже не упомянул.
   – С кем-то особенным?
   – Типа того, – уклончиво ответил он и покраснел.
   – Может быть, мы поужинаем вместе перед моим отъездом из Англии.
   – Мне бы очень хотелось этого, – робко сказал он. Филипп был не слишком близок со своими родственниками, но это все-таки мать.
   Через две недели она напомнила Филиппу об их разговоре, когда собралась обратно в Париж. У Эммануэль возникли какие-то проблемы с магазином, да Изабель нужно было идти в школу.
   – Так как насчет ужина с девушкой, о которой ты говорил?
   – Эээ… возможно, у тебя не найдется времени до отъезда.
   – Найдется, – возразила Сара. – У меня всегда найдется время для тебя. Когда?
   Филипп уже жалел, что вообще упомянул про девушку, но Сара постаралась его успокоить, и они назначили время ужина. Девушка, с которой она познакомилась на следующий вечер, ее ничем не удивила, а жаль. Она была типичной англичанкой: высокая, сухощавая, бледная и молчаливая. Это была девушка с прекрасным воспитанием и из прекрасной семьи, но самая скучная из всех, кого встречала Сара. Леди Сесили Хоторн. Отец Сесили занимал важный пост в кабинете министров, а сама Сесили была мила, однако Сара не могла отделаться от мысли, как сын ее вообще выносит. В ней нет ни капли сексуальности, да и вообще тепла, она не из тех, с кем можно посмеяться. Об этом Сара мягко намекнула Филиппу на следующее утро перед отъездом.
   – Прелестная девушка, – сказала она за завтраком.
   – Рад, что она тебе понравилась.
   Он выглядел довольным, и Саре стало интересно, насколько у них все серьезно и стоит ли начинать волноваться. У нее ребенок в пеленках, только еще не хватало беспокоиться о невестке. Нет в мире справедливости, простонала она про себя, стараясь держаться непринужденно.
   – У вас все серьезно? – спросила она, стараясь не подавиться тостом, когда сын кивнул. – Очень-очень серьезно?
   – Не исключаю. Она из тех, на ком хочется жениться.
   – Я понимаю, почему ты так считаешь, дорогой, – сказала она, стараясь говорить как можно спокойнее, вот только поверит ли он ей. – Сесили прелестная девушка… Но достаточно ли с ней весело? Об этом нужно подумать. Мы с твоим отцом всегда так весело проводили время вместе. Это очень важно в браке.
   – Веселье? – переспросил он недоуменно. – Какое это имеет значение? Мама, я тебя не понимаю.
   – Филипп, – Сара решила быть с сыном откровенной и надеялась, что не придется пожалеть об этом, – хорошего воспитания недостаточно. Нужно что-то большее… нужна личность… кто-то, с кем хочется проводить время и в постели, и вне ее.
   Он уже достаточно взрослый, чтобы услышать правду, тем более на дворе 1966 год, а не 1923-й. Молодые люди ехали в Сан-Франциско, ходили там, завернувшись в покрывало с цветами в волосах, не мог же Филипп быть таким пуританином. Но как ни странно, он оказался именно таким. Филипп посмотрел на мать с ужасом.
   – Я, конечно, понимаю, что вы с отцом часто… проводили время в постели, но я не намерен выбирать жену по тем же критериям.
   Сара понимала, что, женившись на этой девушке, он допустит ужасную ошибку, но также понимала, что, если она ему скажет, Филипп все равно не поверит.
   – Ты веришь в двойные стандарты, Филипп? Считаешь, можешь развлекаться с одной, а жениться на другой? Или тебе на самом деле нравятся серьезные, благовоспитанные девушки? Просто если ты предпочитаешь общество сексуальных и веселых, а женишься ты на воспитанной тихоне, у тебя будет масса проблем.
   Это лучшее, что она смогла придумать, но Филипп вроде бы понял.
   – Я должен думать о своем положении, – сказал он раздраженно.
   – Твой отец тоже не забывал о своем положении, Филипп. И при этом женился на мне. Не думаю, что он пожалел об этом. По крайней мере, надеюсь.
   Она грустно улыбнулась старшему сыну, ей казалось, что перед ней совершенно чужой человек.
   – Ты была из хорошей семьи, хоть и разведена. – Сара рассказала детям о своем первом браке, чтобы они не услышали из чужих уст. – То есть Сесили тебе не нравится? – ледяным тоном спросил Филипп, поднимаясь из-за стола.
   – Очень даже нравится. Просто я считаю, если ты собираешься жениться, то нужно всерьез обдумать, какую жену ты ищешь. Она хорошая девушка, но очень серьезная и не слишком компанейская.
   Сара всегда знала, что Филипп любит ярких красоток, но «на стороне», судя по сплетням, доходившим до нее в Лондоне и Париже. Его видели и фотографировали в компании «правильных девочек», и в то же время он наслаждался обществом совершенно других. Не было сомнений, что Сесили как раз из разряда «правильных». Но она ужасно скучная.
   – Она будет превосходной герцогиней Уитфилд, – сурово заявил Филипп.
   – Да, это важно. Но достаточно ли?
   – Полагаю, что мне виднее.
   Сара кивнула в надежде, что сын прав, хотя и знала, что это не так.
   – Я забочусь о твоем благе, – сказала она и поцеловала его.
   После их разговора Филипп уехал в город, а Сара вернулась в Париж с двумя младшими детьми, она привезла их в шато и оставила на попечении Джулиана, а сама отправилась в Париж на несколько дней, чтобы проверить, как дела в магазине, но бизнес перестал ее интересовать, ей хотелось одного – вернуться в замок и пойти на могилу, что, по мнению Эммануэль, было не совсем нормально.
   Она очень долго приходила в себя, и лишь летом почувствовала себя хоть вполовину нормально. И тут Филипп объявил, что женится на Сесили Хоторн. Сара жалела его, но не стала перечить. Молодые собирались жить в его лондонской квартире и много времени проводить в Уитфилде. Сара собиралась держать там своих лошадей, но Филипп заверил мать, что она может приезжать и жить в охотничьем домике, когда ей только вздумается. Они с Сесили, конечно, займут большой дом. О своих братьях и сестре он даже не заикнулся.
   Сара не принимала участия в подготовке. Все сделали Хоторны, и свадьба состоялась в их поместье в Стаффордшире. Уитфилды прибыли всей толпой, и Сара держала под руку Джулиана. Церемония состоялась под Рождество, поэтому на праздничный завтрак она надела бежевый шерстяной костюм от Шанель. Изабель нарядили в белое бархатное платье и такое же пальто, отделанное мехом горностая, а на Ксавье был черный бархатный костюмчик от Ля Шателен (не могу найти такую марку, может, ошибка?). Джулиан выглядел необыкновенно красивым в сюртуке-визитке, как и Филипп. Невеста была хороша в кружевном платье своей бабушки, правда, оно ей было коротковато, да вуаль смотрелась как-то странно. Если бы рядом был кто-то, с кем можно посплетничать, например Эммануэль, то она сказала бы, что невеста выглядит ужасно, как длинная сухая палка, в ней нет ни очарования, ни сексуальности. Она даже не удосужилась накраситься. Но Филипп вроде был доволен ею. Свадьба состоялась за неделю до Рождества, а медовый месяц молодые провели на Багамах.
   Сара постоянно размышляла, что подумал бы о них Уильям. В отель она вернулась тем вечером в подавленном настроении. Первая невестка ей не приглянулась, интересно, повезет ли с остальными.
   Жизнь – странная штука. Странной ее делают дети, которые совершают странные поступки. Они живут по-своему с людьми, которые никого, кроме них, не привлекают. Когда она летела в Париж и ехала на авто обратно в замок, то еще сильнее тосковала по Уильяму. Это было первое Рождество без него… год после его смерти… Ксавье в Новый год исполнится два года. Ее переполняли воспоминания. Но, подъезжая в сумерках к шато, Сара увидела знакомый и в то же время незнакомый силуэт мужчины. Она даже подумала, уж не снится ли ей это. Нет, то был не сон. И правда он… и на мгновение Саре показалось, что он почти не изменился. Он медленно шел к ней с улыбкой, а она молча смотрела на него… Это был Иоахим.

Глава двадцать четвертая

   Когда Сара вышла из «Роллс-Ройса», казалось, она увидела привидение. Прошло почти двадцать три года с их последней встречи. Двадцать три года с тех пор, как она поцеловала Иоахима на прощание и он вернулся в Германию. После войны Сара ни разу не слышала о нем и не знала, жив ли он, но частенько думала, особенно когда вспоминала о Лиззи.
   Сара медленно выбралась из машины, а Иоахим долго и пристально разглядывал ее. Она почти не изменилась и по-прежнему была красива, еще более величественная, только волосы немного поседели. В этом году ей исполнилось пятьдесят, но, глядя на нее, даже не верилось.
   – Кто это? – прошептал Джулиан. Мужчина показался ему очень странным. Он был худой и старый и пристально смотрел на их мать.
   – Все в порядке, милый. Это старый друг. Проводи детей в дом.
   Он взял с собой Ксавье и Изабель, и все трое направились в замок, оглядываясь через плечо, а Сара медленно подошла к Иоахиму.
   – Иоахим? – прошептала она, когда тот шагнул навстречу с такой знакомой улыбкой. – Что ты здесь делаешь?
   Долго же он собирался приехать! И почему сейчас? Ему столько надо рассказать ей, о многом спросить.
   – Здравствуй, Сара, – сказал он тихо, взяв ее за руки. – Давно не виделись… но ты очень хорошо выглядишь.
   Даже не просто хорошо, а отлично. Одного взгляда хватило, чтобы его сердце забилось быстрее.
   – Спасибо. – Она знала, что Иоахиму исполнилось шестьдесят, но годы не пощадили его, хотя и отнеслись добрее, чем к Уильяму. Иоахим был жив. А Уильям нет. – Хочешь зайти? Мы только что вернулись из Англии, – объяснила она с такой интонацией, как хозяйка говорила бы с долгожданным гостем, – со свадьбы Филиппа. – Она улыбнулась, а их взгляды встретились.
   – Филипп? Женился?
   – Ему вообще-то двадцать семь лет, – напомнила Сара, когда Иоахим открывал перед ней дверь. Оба вдруг болезненно почувствовали, что он когда-то жил здесь.
   – И у тебя есть еще дети?
   – Трое, – кивнула она, и он улыбнулся. – Один родился совсем недавно. Через две недели Ксавье два года.
   – Такой малыш? – он явно удивился.
   – Я была удивлена не меньше твоего. А Уильям не переставал шутить.
   Сара не хотела говорить, что Уильям умер, по крайней мере не сейчас. И тут вдруг она поняла, что Иоахим не в курсе, что Уильям вернулся (но она же только что его упомянула в предыдущей реплике!). Столько всего нужно рассказать.
   Она предложила присесть в гостиной, и Иоахим оглядел комнату, полную воспоминаний, но куда важнее было видеть саму Сару. Он не мог оторвать от нее глаз и был потрясен, узнав, что, если бы он приехал на день раньше, Сара была бы в Англии.
   – Что привело тебя сюда, Иоахим?
   Ему хотелось ответить «ты», но он не стал.
   – Брат живет в Париже. Я приехал проведать его на Рождество. Мы оба одиноки, он попросил навестить его. – Но все же добавил: – Я давно хотел увидеть тебя, Сара.
   – Ты ни разу не написал мне, – тихо заметила она, хотя тоже не написала ему. Оглядываясь в прошлое, Сара не была уверена, что написала бы ему, даже если бы знала, как его найти. Может, один раз, но это было бы нехорошо по отношению к Уильяму.
   – После войны было тяжко, – объяснил он. – Берлин долго напоминал психбольницу, и когда у меня наконец появилась возможность приехать, я прочитал в газетах о чудесном спасении герцога Уитфилда. Тогда был очень счастлив за тебя, ведь знал, как ты ждала его возвращения. Я решил, что не следует писать или приезжать, хотя порой и думал об этом. Я несколько раз за эти годы приезжал во Францию, но решил, что потревожить вас будет неправильно, в итоге так и не добрался сюда.
   Сара кивнула. Она понимала, о чем говорит Иоахим. В определенном смысле странно было увидеться с ним. Нельзя отрицать, что много лет назад они испытывали друг к другу определенные чувства, но сумели держать все под контролем, но нельзя притворяться, что чувств не было вовсе.
   – Уильям умер год назад, – печально сообщила она ему. – Точнее, в этом году, второго января.
   По ее глазам Иоахим понял, как ей одиноко. Он опять-таки не смог сделать вид, что ничего не знал. Именно эта новость и привела его сюда. Иоахим не смел вторгнуться в их жизнь, зная, как Сара любила супруга, но Уильям умер, и теперь Иоахим приехал осуществить мечту всей своей жизни.
   – Я знаю. Прочитал в газете.
   Сара кивнула, все еще не понимая причины визита, однако она была счастлива видеть Иоахима.
   – Ты женился второй раз?
   Он покачал головой.
   – Нет. – Ее образ преследовал его больше двадцати лет, другой такой женщины он так и не встретил.
   – Ты знаешь, я теперь занимаюсь ювелирным делом.
   Иоахим поднял бровь.
   – Да ладно? – На этот раз он казался искренне удивленным. – Что-то новенькое.
   – Уже не новенькое. Начала еще после войны. – Сара поведала о тех людях, которые приходили продать свои драгоценности, и о том, как позднее это переросло в дело. А еще рассказала о парижском магазине, которым управляет Эммануэль, и о лондонском филиале.
   – Просто поразительно. Я должен непременно заглянуть к Эммануэль, когда буду в Париже. – Но стоило словам слететь с губ, как Иоахим подумал, что не стоит этого делать. Эммануэль никогда его не любила. – Могу себе представить, что цены там немного высоковаты для меня. Мы все потеряли, – сухо добавил он. – Все наши земли теперь на Востоке.
   Саре стало жаль Иоахима. От него веяло каким-то отчаянием. Он выглядел измученным и одиноким. Сара предложила ему бокал вина и пошла проверить детей. Изабель и Ксавье ужинали на кухне со служанкой, а Джулиан наверху звонил подружке. Сара хотела познакомить их с Иоахимом, но сначала поболтать с ним наедине. Ее не оставляло странное ощущение, что он приехал не просто так.
   Она снова вернулась в гостиную и увидела, что Иоахим рассматривает книги. Буквально сразу он нашел книгу, которую двадцать лет назад подарил Саре на Рождество.
   – Она все еще у тебя. – Он выглядел довольным, и Сара улыбнулась в ответ. – А я до сих пор храню твою фотографию у себя на письменном столе в Германии.
   Ей стало грустно. Столько лет прошло. Теперь у него на столе должны быть фотографии другой женщины, а не Сары.
   – У меня тоже есть твоя. Но я убрала ее. – Этой фотографии не было места в ее жизни с Уильямом, и Иоахим это понимал.
   – Чем занимаешься? – Он не выглядел бедным, но и богатым тоже.
   – Преподаю английскую литературу в университете в Гейдельберге. – Иоахим улыбнулся, когда оба вспомнили пространные дискуссии о Китсе и Шелли.
   – Уверена, у тебя отлично получается.
   Иоахим отставил свой бокал и подвинулся к ней.
   – Может быть, я зря приехал, Сара, но я так часто думал о тебе. Мне кажется, что я только вчера уехал отсюда. Я должен был увидеть тебя снова… узнать, помнишь ли ты меня, значит ли для тебя то, что между нами было, столько же, сколько и для меня…
   Сложный вопрос, ведь она прожила такую полную жизнь, в отличие от него.
   – Прошла целая вечность, Иоахим… Я всегда помнила о тебе. – Она должна быть с ним честной. – Тогда я тебя любила. Возможно, все сложилось бы по-другому, если бы я не была замужем за Уильямом… но я была… и он вернулся домой. Я очень любила его и не могу представить, что полюблю кого-то еще.
   – Даже того, кого ты любила когда-то? – Его глаза были полны надежды и утраченной мечты, но Сара не могла дать тот ответ, которого Иоахим так жаждал.
   Она грустно покачала головой:
   – Даже тебя, Иоахим. Не могла тогда и не могу сейчас… Я замужем за Уильямом навсегда.
   – Но теперь его нет, – мягко напомнил он, решив, что, возможно, приехал слишком рано.
   – В моей душе он жив. И я благодарна за это… Я не могу быть другой, Иоахим.
   – Мне жаль. – Он был раздавлен.
   – Мне тоже, – тихо проговорила она.
   В этот момент вошли дети. Изабель выглядела обворожительно, когда присела в реверансе, а Ксавье бегал по комнате, словно маленький ураган. Наконец пришел и Джулиан попросить у матери разрешения уйти с друзьями, и Сара представила его Иоахиму.
   – У тебя прекрасная семья, – сказал Иоахим, когда дети ушли. – Младший немного похож на Филиппа. – Во время оккупации Филипп был как раз в таком возрасте, и Сара прочла в глазах Иоахима любовь к ее сыну… и к Лиззи… Она понимала, что он вспоминал и о Лиззи тоже, и кивнула. – Иногда я вспоминаю и о ней… как о нашем общем ребенке.
   – Я понимаю. – Уильям тоже так считал. Он говорил, что ревнует к Иоахиму, потому что тот знал Элизабет, а он нет. – Она была такой милой… Джулиан немного похож на нее. И Ксавье временами тоже… Изабель ни на кого не похожа.
   – Оно и видно. – Иоахим улыбнулся. – Так же как и ты, Сара. Я по-прежнему люблю тебя и всегда буду любить. Ты точь-в-точь такая, какой я тебя представлял… может быть, еще красивее… и все такой же хороший человек. Может быть, мне хотелось, чтобы ты не была такой хорошей.
   В ответ она тихо засмеялась:
   – Мне жаль.
   – Уильяму очень повезло. Надеюсь, он знал об этом.
   – Я думаю, нам обоим повезло. Время так быстро пролетело… Мне хотелось бы, чтобы он прожил дольше.
   – Как он чувствовал себя после войны? В газетах писали, что он чудом выжил.
   – Да. Он сильно пострадал, его пытали.
   – Нацисты творили ужасные вещи, – сказал он без колебаний. – Порой мне стыдно быть немцем.
   – Ты только помогал своим солдатам, когда был здесь. Бесчинствовали другие. Тебе нечего стыдиться. – Она любила его и уважала, несмотря на то что они принадлежали к разным сторонам.
   – Нам нужно было пресечь этот кошмар в самом начале. Мир никогда не простит нам содеянного. Преступления просто бесчеловечны.
   Сара не могла не согласиться, но оба понимали, что его совесть чиста. Иоахим был хорошим человеком и честным солдатом.
   Наконец он поднялся и еще раз обвел взглядом комнату, чтобы увезти в памяти каждую деталь.
   – Я должен вернуться в Париж. Брат ждет.
   – Приезжай еще, – сказала Сара, провожая его, хотя оба понимали, что это последняя встреча.
   Сара медленно дошла с ним до его автомобиля. Иоахим остановился и еще раз посмотрел на нее. В его глазах читалось нетерпение его сердца – ему хотелось коснуться ее.
   – Я рад, что приехал повидать тебя еще раз… Давно хотел. – Иоахим улыбнулся и коснулся ее щеки, как когда-то давно, а Сара наклонилась, поцеловала его в щеку, провела рукой по лицу и медленно сделала шаг назад. Это словно был шаг из прошлого в настоящее.
   – Береги себя, Иоахим…
   Иоахим замялся, а потом кивнул. Он сел в автомобиль, отдав ей честь на прощание. Сара не видела слез в его глазах, когда он отъезжал от замка, только его автомобиль… и мужчину, каким он был когда-то. Ее мысли занимал один лишь Уильям. Иоахим ушел из ее жизни много лет назад. Он умер. Для него не было места. Вот уже много лет. А когда автомобиль скрылся из виду, Сара развернулась и пошла в замок к детям.

Глава двадцать пятая

   В 1972 году Джулиан окончил Сорбонну, получив степень по философии, и Сара безмерно им гордилась. Они все присутствовали на церемонии, кроме Филиппа, который в Лондоне покупал знаменитую коллекцию драгоценностей, включая одну превосходную тиару.
   Эммануэль тоже посетила мероприятие и выглядела очень солидно в темно-синем костюме от Живанши и чудесном гарнитуре с сапфирами из их магазина. Она стала важной женщиной. Роман с министром финансов давно ни для кого не был тайной. Отношения длились несколько лет, министр относился к ней с уважением и привязанностью. Его супруга долгое время болела, дети выросли, и их связь никому не причиняла вреда. Они проявляли сдержанность, министр был очень щедр, а Эммануэль действительно любила его. Он несколько лет назад приобрел для нее очаровательную квартиру, и все мечтали попасть на их званые вечера. Там собирались все сливки Парижа, а ее должность управляющей ювелирным магазином «Уитфилд» лишь подогревала интерес. Она одевалась с безупречным вкусом, наряды были роскошными, как и драгоценности, которые она приобретала для себя все эти годы или же получала от него в подарок.
   Сара была благодарна, что Эммануэль все еще работала на нее, особенно сейчас, когда в дело планировал войти Джулиан. Он обладал превосходным вкусом и наметанным глазом на необычные драгоценности, но он не знал многих деловых аспектов. Эммануэль больше не работала в торговом зале, причем уже давно, а обзавелась офисом на втором этаже и носила гордое звание генерального директора. Ее кабинет находился прямо напротив кабинета Сары. Они порой оставляли двери открытыми и перекрикивались через коридор, как две студентки в общежитии за домашней работой. Они оставались близкими подругами, только дружба, дети и работа, которой становилось все больше и больше, помогли Саре пережить смерть Уильяма. Прошло больше шести лет, но эти годы для Сары были полны одиночества.
   Жизнь без него кардинально изменилась во всем, включая мелочи. Общие темы для шуток, их маленькие жесты, улыбки, цветы, взаимопонимание и даже диаметрально противоположные точки зрения, его рассудительность и безграничная мудрость – все это ушло вместе с Уильямом, и она ощущала боль утраты почти физически.
   Все эти годы она постоянно занималась детьми, Изабель исполнилось шестнадцать лет, а Ксавье – семь. Он был ужасно любопытным, и Сара удивлялась, как он вообще пережил детство, ведь она находила его то на крыше замка, то в пещере, которую он выкопал около конюшен, изучающим электрические провода и заставала строящим такие сооружения, которые могли обрушиться и похоронить его заживо. Но каким-то образом Ксавье удавалось уцелеть, его энергия и изобретательность просто поражали Сару. Ксавье питал страсть к разным камням, и он всегда считал, что нашел золото, серебро или алмазы. Стоило чему-то блеснуть в земле, малыш тут же хватал находку и заявлял, что обнаружил драгоценность для магазина.
   Филипп успел обзавестись своими детьми. Александру исполнилось пять, Кристин – три, но Сара призналась Эммануэль, что внуки слишком похожи на Сесили и потому ее мало интересовали. Они были милыми, но очень невзрачными и не вызывали особой симпатии к себе. Они вели себя застенчиво даже с ней. Иногда Сара привозила Ксавье в Уитфилд, чтобы они поиграли вместе, но Ксавье был подвижным ребенком и постоянно придумывал что-то, втягивая и племянников. Филипп не слишком радовался их приезду. Он вообще не любил никого из своих братьев и сестер, его интересовал только Джулиан, которого, как казалось Саре, Филипп ненавидел.
   Он без всякого повода ревновал к брату, и Сара беспокоилась, что Филипп может навредить Джулиану, когда тот начнет работать в парижском филиале. Эммануэль тоже опасалась подобного развития событий, и Сара убедила ее следить за Филиппом. Когда-то Филипп был другом Эммануэль, подопечным, когда она была молода и ее жизнь не была такой утонченной, как сейчас, и в определенном смысле Эммануэль знала Филиппа лучше, чем Сара. Она понимала, каким злым и мстительным он мог быть, если кто-то вставал на пути. Эммануэль поражалась, что в течение стольких лет Филипп ладит с Найджелом. Это был необычный союз, можно сказать, по расчету, но тем не менее.
   Филипп ненавидел Джулиана за то, что он был всеми обласкан – родными, друзьями и даже женщинами. Джулиан встречался с самыми привлекательными девушками. Все как на подбор красивые, веселые, модные, и все обожали его. Когда Филипп до свадьбы встречался с женщинами, все они были вульгарными. Эммануэль понимала, что его по-прежнему тянуло к таким, когда жены не было рядом. Как-то она встретила Филиппа с одной из любовниц в Париже, но он сделал вид, что это секретарша и они приехали в Париж по делу. Филипп тогда одолжил несколько самых ярких драгоценностей, чтобы девица могла поносить их несколько дней, и попросил Эммануэль ничего не говорить матери. Драгоценности на его пассии совсем не смотрелись. Она выглядела замученной и потрепанной, а смехотворно короткие платья не были стильными. Дешевка дешевкой, но Филипп, кажется, не замечал этого. Саре было жаль его. Она понимала, что сын несчастлив в браке.
   Но по Филиппу никто не скучал на выпускном Джулиана.
   – Итак, друг мой, – спросила Джулиана Эммануэль, когда они все вышли из Сорбонны, – когда начнете работать? Завтра, n’est ce pas?
   Джулиан знал, что Эммануэль шутит, так как мать устраивала вечером званый ужин в замке, на который собирались все его друзья. Юноши поселятся в конюшнях, девушки – в главном доме, а некоторые гости – в местном отеле. Всего ожидалось около трехсот человек. После приема Джулиан собирался на пару дней на Ривьеру, но обещал матери приступить в понедельник.
   – Обещаю, в понедельник. – Он посмотрел на нее огромными глазами, которые растопили уже много сердец. Он был так похож на своего отца. – Клянусь…
   Он поднял руку, а Эммануэль рассмеялась. Забавно будет работать с ним. Он такой красавчик, что женщины купят у него все, что угодно. Надеюсь, он не станет тратиться на женщин. Джулиан так же щедр, как был Уильям, и ужасно добр.
   Сара предложила пожить в ее парижской квартире, пока сын не найдет собственную, и он ждал переезда с нетерпением. В честь окончания университета мать подарила ему «Альфа-Ромео», который сразит девушек наповал. В этот день Джулиан предложил Эммануэль отвезти ее в замок после того обеда в ресторане «Плаза», но она уже обещала поехать вместе с Сарой. Вместо Эммануэль с ним поехала младшая сестра, и он всю дорогу подшучивал над ее длинными ногами и короткой юбкой. Девочка выглядела на двадцать пять, а не на свои шестнадцать лет.
   Джулиан не уставал повторять, что сестра – источник проблем. Она флиртовала со всеми его приятелями, а с несколькими даже ходила на свидания. Его всегда удивляло, что мать не держит сестру в ежовых рукавицах. После смерти отца она стала относиться к ним еще мягче, словно у нее не было сил или желания противостоять им. Джулиану казалось, что мать потворствует безумным выходкам Ксавье, но самое ужасное, что делал братишка, – пугал хлопушками лошадей в конюшнях или охотился за домашними животными в виноградниках. Проделки Изабель были незаметными, но куда более опасными, если правда то, что говорил его друг Жан-Франсуа. Недавно она довела его до исступления, а потом захлопнула дверь перед носом. Джулиан был благодарен ей за это, но понятно, что скоро она не будет хлопать дверьми, а станет оставлять их открытыми.
   – Итак, – сказал он, когда они ехали на юг в сторону Орлеана. – Что нового у тебя с поклонниками?
   – Ничего. – Ответ прозвучал сухо, что странно. Обычно она любила похвастаться своими победами, но в последнее время была замкнута. Девушка расцветала с каждым часом. Она была похожа на мать, только более темпераментна. От нее веяло страстью, а невинность лишь искушала сильнее.
   – Как дела в школе?
   Она еще училась в Ла-Мароле, и Джулиан это считал ошибкой. Нужно было отправить ее в школу при монастыре. У него в ее возрасте хотя бы хватало ума проявлять осторожность. На вид он был невинным агнцем, притворялся, что играет в теннис после школы, а сам крутил роман с учительницей. Никто так и не узнал об этом, но дело приняло серьезный оборот, и учительница грозила покончить с собой, когда он в конце концов бросил ее, что его действительно огорчило. Ее место заняла мать одного из друзей, но и там возникли сложности. В итоге Джулиан понял, что лучше добиваться девственниц, чем иметь дело с женщинами постарше. Правда, зрелые дамы не перестали интересовать его. Когда дело касалось женщин, Джулиан был всеяден. Он любил женщин как класс: старых, молодых, красивых и простушек, умниц и порой даже уродин. Изабель обвиняла его в отсутствии вкуса, а друзья считали похотливым, что было правдой, хотя Джулиан не видел в этом особого греха.
   – В этой дурацкой школе дикая скука, – раздраженно ответила ему Изабель, – но летом это кончится, слава богу.
   Ее приводило в ярость то, что до августа они никуда не поедут. Мать обещала путешествие на Капри, но до этого придется торчать в замке. У матери какие-то дела в парижском магазине, а еще надо сделать ремонт на ферме и провести реконструкцию виноградников.
   – Здесь так скучно, – посетовала Изабель, зажигая сигарету. После нескольких затяжек она выбросила ее в окно.
   Джулиан не думал, что она курит по-настоящему, скорее просто пытается произвести впечатление.
   – Мне в твоем возрасте здесь нравилось. Куча всяких дел, а мама позволяет друзьям пожить в замке.
   – Только не мальчикам, – надулась она. Она обожала Джулиана, но иногда он совершенно ничего не понимал, особенно в последнее время.
   – Забавно, – поддразнил он младшую сестру, – мне она всегда позволяла приглашать мальчиков.
   – Очень смешно.
   – Спасибо. Ладно, по крайней мере сегодня вечером не будет скучно, моя дорогая. Но лучше тебе быть пай-девочкой, а не то отшлепаю.
   – Вот спасибо. – Девушка закрыла глаза и откинулась на сиденье «Альфа-Ромео». – Кстати, мне нравится твой автомобиль. – Она улыбнулась. Иногда брат ей нравился.
   – Мне тоже. Очень мило со стороны мамы сделать такой подарок.
   – Да, а меня она заставит ждать до девяноста лет.
   Изабель считала, что мать поступает с ней несправедливо, но на самом деле она считала чудовищем любого, кто становился у нее на пути.
   – Может быть, к тому времени ты получишь водительские права.
   – Заткнись!
   Родные постоянно шутили по поводу того, как она ужасно ездит. Она уже разбила в хлам две старые колымаги в шато якобы потому, что они были неуправляемы, а не потому, что она отвратительно водит. Но Джулиан-то знал, в чем дело. Он никогда не позволил бы Изабель сесть за руль своего драгоценного «Альфа-Ромео».
   Они добрались до шато раньше гостей, и Джулиан пошел быстро искупаться, а потом отправился посмотреть, чем помочь матери. Она воспользовалась услугами местной компании, обслуживающей банкеты, и работники расставили по всей территории буфетные стойки, организовали несколько баров и натянули тент над огромным танцполом. На вечеринку пригласили две музыкальные группы: одну местную и вторую, новомодную, из Парижа. Джулиан был тронут, что мама устроила в его честь такой сказочный праздник.
   – Спасибо, мама, – сказал он и обнял ее, все еще мокрый после купания. Он стоял высокий и красивый, в мокрых плавках, и Эммануэль сделала вид, что сейчас грохнется в обморок.
   – Прикройся, милый, я не уверена, что смогу держать себя в руках на работе. – Она про себя отметила, что нужно присматривать за продавщицами. Есть вероятность, что Джулиан будет приводить их после обеда в свою квартиру. Эммануэль знала о его репутации ловеласа. – Придется что-нибудь придумать, чтобы на работе ты выглядел пострашнее.
   Но, если честно, его невозможно было изменить. От Джулиана исходили очарование и сексуальность. Полная противоположность сдержанному и скованному старшему брату.
   – Тебе следует одеться до приезда гостей, – улыбнулась Сара.
   – А может быть, не стоит, – прошептала Эммануэль. Ей всегда доставляло удовольствие лицезреть красивое тело, и она любила немного поддеть Джулиана. Совершенно безобидно. Он для нее совсем дитя. Эммануэль недавно исполнилось пятьдесят.
   Джулиан снова спустился вниз задолго до появления гостей, проведя полтора часа с Ксавье, наряжаясь к празднику, он рассказывал младшему братишке о ковбоях и Диком Западе. Почему-то Ксавье увлекся Дэви Крокеттом [51 - Дэви Крокетт – американский путешественник, офицер и политик, ставший персонажем фольклора США.]. Он был без ума от всего американского и рассказывал всем в школе, что на самом деле приехал из Нью-Йорка, а во Франции только потому, что у родителей тут бизнес. Когда обман вскрылся, он защищался, прикрываясь тем, что его мать – американка. Ксавье никогда не знал отца, редко видел Филиппа и, казалось, не чувствовал связи с Британией. И если Джулиан был французом до мозга костей, то Ксавье нравилось притворяться, что он из Нью-Йорка, Чикаго или даже Калифорнии. Он постоянно твердил о тете Джейн и двоюродных братьях и сестрах, которых даже не знал, что смешило Сару. Она часто беседовала с младшим сыном по-английски. Он говорил на английском очень хорошо, как и Джулиан, однако с французским акцентом. Джулиан владел английским лучше, чем Ксавье, но по нему было видно, что он француз, не то что Филипп, разговаривавший, как истинный британец. А у Изабель не было предпочтений, главное, чтобы родственники не особо приставали. Ей хотелось держаться от них подальше, делать то, что хочется.
   – Я хочу, чтобы сегодня вечером ты был паинькой, – предупредил Джулиан Ксавье. – Никаких хулиганств, никаких ушибов и падений. Я хочу повеселиться на своем празднике. Почему бы тебе не посмотреть телевизор?
   – Я не могу, – заметил Ксавье. – У меня его нет.
   – Можешь посмотреть в моей комнате, – улыбнулся брату Джулиан. Ксавье был невозможен, но Джулиан любил его таким. Он заменил мальчику отца и наслаждался его компанией. – Мне кажется, футбол показывают.
   – Замечательно! – закричал тот и побежал в комнату брата, напевая песенку про Дэви Крокетта.
   Джулиан улыбнулся про себя, когда натолкнулся на лестнице на Изабель. Она была в белом, почти прозрачном, платье, которое едва прикрывало трусики, а на животе было в сеточку.
   – Карден? – поинтересовался он, стараясь казаться невозмутимым.
   – Курреж [52 - Андре Курреж – французский модный дизайнер, известный своими ультрамодными творениями.], – поправила она. Выглядела девушка куда опаснее, чем могла себе представить. Сама напрашивалась на неприятности.
   – Узнаю.
   Сара тоже узнала почерк модельера. Увидев дочь, она отправила ее наверх переодеваться. Изабель хлопала всеми дверьми, которые попались на пути, пока Эммануэль смотрела ей вслед, а Сара вздохнула и налила себе бокал шампанского.
   – Эта девчонка на тот свет меня сведет. А если не она, то Ксавье.
   – Ты то же самое говорила про остальных, – напомнила Эммануэль.
   – Я не говорила этого, – поправила ее Сара. – Филипп огорчает меня своей холодностью, а о Джулиане я беспокоилась, потому что он спал с матерями своих друзей и думал, что я не в курсе. Но Изабель совершенно иной породы. Она бунтарка, отказывается подчиняться и не слушает голос разума.
   Эммануэль не могла не согласиться с этим. Не хотела бы она оказаться матерью этой девочки. Наблюдая за выходками Изабель, она благодарила бога, что у нее нет детей. Хотя Ксавье был другим, но тоже невозможен, хотя настолько ласков, что сердиться просто невозможно. Он походил на Джулиана, но был более рисковым. Уитфилды были интересной и пестрой компанией. Женщины не заметили явления Изабель в белой кожаной юбке и плотных колготках, что выглядело даже вульгарнее полупрозрачного платья. Но к счастью для Изабель, Сара не увидела ее.
   – Развлекаешься? – спросила Сара Джулиана через пару часов. Он немного захмелел, но она знала, что это нестрашно. Никто не собирался садиться за руль, а он так усердно учился и окончил Сорбонну. Он заслужил это.
   – Мама, ты просто клад! Это лучшая вечеринка в моей жизни. – Он выглядел счастливым, взъерошенным и разгоряченным. Несколько часов он танцевал с двумя девушками, которые вынуждали принять невозможное решение. Такая сладостная дилемма.
   У Изабель тоже возникла дилемма. Она лежала в кустах рядом с конюшнями вместе с юношей, с которым познакомилась вечером. Она знала, что это кто-то из друзей Джулиана, но не помнила имени. Парень целовался лучше всех, кого она знала, и только что признался ей в любви.
   В конце концов один из слуг заметил парочку и нашептал герцогине, которая чудесным образом появилась на тропинке, ведущей к конюшням, вместе с Эммануэль якобы случайно. Услышав голос матери, Изабель стремительно улизнула прочь, а Сара и Эммануэль переглянулись и засмеялись, чувствуя себя старыми и молодыми одновременно. В августе Саре исполнялось пятьдесят шесть лет, хотя она выглядела моложе.
   – Ты занималась подобным? – поинтересовалась Сара.
   – О да.
   – Только с немцами во время войны, – подтрунивала Сара, а Эммануэль поправила ее.
   – Чтобы выведать у них информацию, – гордо ответила она.
   – Странно, что нас всех не убили за это, – помянула былое Сара через тридцать лет.
   – Я была готова убить каждого из них, – с чувством сказала Эммануэль.
   Тогда Сара рассказала ей о приезде Иоахима. Для Эммануэль это стало новостью. Она возмутилась:
   – Удивляюсь, как он остался жив. Очень многие из них погибли в Берлине. Он был довольно порядочным человеком для нациста, но нацист есть нацист…
   – Он выглядел таким печальным и старым… думаю, я его расстроила. Он, вероятно, считал, что после смерти Уильяма он снова может вернуться и все переменится. Увы, этому никогда не бывать.
   Эммануэль кивнула. Она знала, как сильно Сара любила Уильяма. Ни разу после смерти мужа она не взглянула на другого мужчину с тех пор, и, похоже, этого уже не случится. По прошествии нескольких лет Эммануэль пыталась осторожно познакомить ее со своими друзьями-мужчинами, но Сару они не интересовали. Она посвятила жизнь детям и ювелирному бизнесу.
   Вечеринка закончилась в четыре часа утра, когда несколько самых стойких молодых людей попадали в бассейн, пока музыканты сворачивались, и на рассвете Сара приготовила желающим яичницу и кофе. Ей нравилось, когда молодежь гостила в замке. В последнее время Сара радовалась, что поздно родила детей. Многие из подруг остались одни, а ее все время окружали дети и молодежь. Окружающие, возможно, считали ее ненормальной, а близкие знакомые видели, что она счастлива.
   В восемь часов Сара направилась в свою комнату и улыбнулась, увидев Ксавье, крепко спящего на кровати Джулиана. Телевизор работал, хотя вещание уже завершилось и звучала только запись «Марсельезы». Сара выключила телевизор, сняла с сына шляпу Дэви Крокетта, пригладила ему волосы, а потом пошла к себе и проспала до полудня.
   Сара и Эммануэль пообедали перед тем, как Эммануэль вернулась в Париж. Им о многом нужно было поговорить. Магазин снова расширялся, а в последнее время Найджел говорил, что нужно подумать и о расширении лондонского филиала. У них все еще был знак доверия Короны, они официально являлись поставщиками Ее Величества. На самом деле в последние годы они продавали свои украшения многим главам государств, нескольким королям и королевам и десяткам арабских шейхов. Бизнес шел отлично в обоих магазинах, и Сара радовалась, что Джулиан тоже войдет в семейное дело.
   Джулиан приступил, как обещал, на следующей неделе, и все шло нормально до тех пор, пока в августе они не закрылись на каникулы. Он поехал в Грецию с друзьями, а Сара вывезла младших детей на Капри. Им там понравилось. Им понравилась Марина Гранде, и Марина Пиккола, и площадь, закрытые клубы на побережье типа «Канцоне Дель Маре», и даже клубы для простых смертных. Изабель изучала в школе итальянский и с небольшим запасом итальянских слов мнила себя великим лингвистом.
   Они отлично провели время, остановившись в шикарном отеле «Кисисана» и лакомясь мороженым на площади. Сара не могла удержаться и не зайти в ювелирные магазины. Цены, по ее мнению, были сильно завышены, но некоторые вещицы показались симпатичными. Она отдыхала, читала и занималась с детьми. Однажды она решила, что нет ничего страшного в том, если она отпустит Изабель одну поехать в клуб на такси, а они с Ксавье приедут чуть позже, поскольку малыш мечтает посмотреть на осликов.
   Однажды утром, когда Изабель поехала в клуб раньше их, Сара и Ксавье немного задержались по пути к площади, делая покупки, а когда добрались к обеду в «Канцоне Дель Маре», то Сара не могла найти дочь. Она запаниковала, и тут Ксавье нашел сандалии Изабель под стулом, а следы ног на песке привели к купальной кабинке. Изабель без верха от купальника заперлась там с мужчиной старше ее в два раза, который гладил ее грудь, тогда как она сама держалась за внушительную выпуклость на его плавках и стонала.
   На мгновение Сара уставилась на нее, а потом схватила Изабель за руку и выдернула из кабинки.
   – Во имя всего святого, чем ты тут занимаешься? – Она была в бешенстве, а Изабель разрыдалась. Из кабинки появился мужчина, пытавшийся на ходу безуспешно завернуться в полотенце. – Вы понимаете, что моей дочери всего шестнадцать лет? Я могла бы вызвать полицию.
   Но она знала, что в полицию следовало бы сдать Изабель. Сара хотела припугнуть его, чтобы больше подобного не повторилось, и, судя по выражению лица итальянца, преуспела в этом. Это был очень симпатичный мужчина из Рима с видом плейбоя.
   – Signora, mi dispiace… Синьора, мне жаль… Она сказала, что ей двадцать один. Мне так жаль. – Он, полный раскаяния, смотрел на Изабель, которая билась в истерике рядом с матерью.
   Они вернулись в отель, и Сара ледяным голосом велела дочери до конца дня оставаться в номере, потом у них состоится серьезный разговор. Но когда она пошла с Ксавье обратно на берег, то поняла, что разговаривать уже бесполезно. Филипп и Джулиан оказались правы, Изабель следует отдать в какую-то другую школу. Но куда? Вот в чем вопрос.
   – Что они там делали? – спросил Ксавье, когда они миновали злополучную кабинку, и Сара вздрогнула, вспомнив увиденное.
   – Ничего, милый, играли в глупые игры.
   После этого она держала Изабель на коротком поводке, но остаток каникул прошел не так весело. Однако Сара совершила несколько телефонных звонков и нашла для дочери чудесную школу здесь же, у границы с Австрией, неподалеку от Кортины. Там Изабель сможет кататься всю зиму на лыжах, общаться на итальянском и французском и научится держать себя в руках. Это была школа-интернат для девочек, и по соседству не было школ для мальчиков. Сара узнала все точно.
   Сара сообщила об этом Изабель в последний день отдыха, та восприняла новость в штыки, как и ожидалось, но Сара стояла на своем, даже когда Изабель расплакалась. Это пойдет девушке на пользу. Если не сделать этого, то Изабель совершит какую-нибудь глупость, возможно, даже забеременеет.
   – Я не поеду! – кипятилась Изабель. Она даже позвонила Джулиану в Париж, но на этот раз брат встал на сторону матери.
   После Капри они поехали в Рим купить Изабель все необходимое. Поскольку занятия начинались через пару дней, не было смысла везти ее во Францию на поиски новых приключений. Сара вместе с Ксавье отвезла ее в школу. Изабель смотрела вокруг с похоронным видом. Территория была ухоженная, Изабель досталась большая солнечная комната. Другие девочки выглядели очень мило. Среди учениц были француженки, англичанки, немки и итальянки, две девочки из Бразилии, одна из Аргентины и еще одна из Тегерана. Пестрая компания. Всего здесь учились пятьдесят девочек. Школа в Ла-Мароле дала Изабель прекрасные рекомендации, и директриса поздравила Сару с правильным выбором.
   – Я не могу поверить, что ты меня здесь бросаешь, – причитала Изабель, но Сару ее слезы не трогали.
   Они оставили Изабель в школе, всю дорогу к аэропорту Сара сама плакала. А потом они с Ксавье полетели в Лондон навестить Филиппа. Оставив младшего сына на обед с его племянником и племянницей, Сара отправилась в лондонский магазин. Там вроде все шло нормально. Они вместе с Филиппом пообедали, и Сара вздрагивала всякий раз, когда он говорил гадости о Джулиане.
   – О чем ты? – в лоб спросила Сара. – Что он тебе сделал?
   – Надоел своими глупыми идеями о дизайне. Я не понимаю, почему он должен вмешиваться не в свое дело.
   Сара спокойно ответила:
   – Потому что я попросила его об этом. Джулиан – талантливый художник, намного талантливее, чем ты и я, и прекрасно разбирается в камнях.
   Он недавно придумал оправу для изумруда магараджи весом более чем в сто карат, тогда как другие ювелиры распилили бы крупный камень на более мелкие. Но Джулиан точно понял, что нужно сделать, предвидев все до мелочей.
   – В том, что он делает, нет никакого вреда. Ты хорош в другом, – напомнила ему Сара. Филипп отлично умел общаться с монаршими особами, что позволяло обойти конкурентов на рынке. Королям нравились его строгие манеры.
   – Я не понимаю, почему ты все время защищаешь его? – раздраженно заметил Филипп.
   – Если тебя это утешит, Филипп, тебя я тоже постоянно защищаю. Дело в том, что я люблю вас обоих.
   Он ничего не ответил, вроде как немного смягчившись, и спросил про Изабель, упомянув, что слышал о школе много хорошего.
   – Надеюсь, школа сотворит чудо, – тихо ответила Сара.
   Когда они шли обратно в его офис, Сара заметила хорошенькую девушку, выходящую из здания. У нее были длинные красивые ноги и очень короткая юбка, типа тех, что любила надевать Изабель. Девушка очень выразительно взглянула на Филиппа, тот рассердился и притворился, что они незнакомы. Девушка была новенькая и понятия не имела, что Сара его мать. Глупая овца, подумал Филипп, но через мгновение Сара увидела, как они переглянулись, хотя ничего и не сказала сыну. Он почувствовал нужным объясниться с матерью, что сделало ситуацию в глазах Сары еще более очевидной.
   – Это не имеет значения, Филипп. Тебе тридцать три года, и как ты поступаешь, твое личное дело. – Но затем она решила отбросить скромность: – А Сесили для тебя что значит? – Он выглядел потрясенным и даже покраснел.
   – Она мать моих детей.
   – И это все? – Сара холодно посмотрела на него.
   – Конечно, нет, я… ее сейчас нет рядом. Господи, мама… это просто шутка, девушка флиртует со мной.
   – Дорогой, это не имеет значения.
   Он явно вернулся к своим старым привычкам и спал с распутными девицами, с которыми просто «развлекался», как он это называл, будучи женатым на Сесили. Саре было жаль, что сын не нашел женщину, которая совмещала бы в себе качества жены и любовницы, но он никогда не жаловался, поэтому Сара оставила все как есть, а Филипп почувствовал облегчение.
   На следующий день они с Ксавье полетели обратно в Париж, и Джулиан встретил их в аэропорту. В пути Сара рассказала своему младшему сыну о том, как она осматривала королевские драгоценности в Тауэре, только-только познакомившись с его отцом.
   – Он был очень сильным? – Ксавье всегда нравилось слушать об отце.
   – Очень, – кивнула Сара. – А еще очень добрый, очень умный, и он очень любил нас всех. Он был чудесным человеком, и, когда ты вырастешь, ты будешь таким же, как он. Ты уже сейчас похож на него. И Джулиан тоже.
   В Париже они пообедали с Джулианом. Он был очень рад видеть их и узнать новости об Изабель и лондонском магазине. Сара ничего не сказала о ссоре с Филиппом и его замечаниях о Джулиане. Не хотелось портить и без того непростые отношения. В замок она поехала на автомобиле, который всегда оставляла в Париже. Ксавье сладко спал, а она время от времени посматривала на мальчика. Какое счастье, что он у нее есть! Ее сверстницы проводили редкие субботы с внуками, а у нее был этот прелестный маленький мальчик. Сара вспомнила, как расстроилась из-за беременности, как Уильям смог переубедить ее… а еще вспомнила слова покойной свекрови, называвшей Уильяма великим благословением. Уильям и правда был благословением для всех, кто знал его, а теперь их общий ребенок стал благословением для Сары.

Глава двадцать шестая

   Изабель писала очень редко, только когда ее заставляли наставницы, и постоянно жаловалась. Но правда в том, что после первых нескольких недель ей здесь понравилось. Она оценила утонченность девочек, с которыми познакомилась, места, где удалось побывать, и с радостью каталась на лыжах в Кортине. Здесь она встречалась даже с более интересными людьми, чем во Франции, и, хотя школа держала учениц в строгости, Изабель удалось завести много знакомств среди римской аристократии, ей постоянно писали и названивали мужчины, руководство школы пыталось всячески положить этому конец, но, увы, полностью прекратить общение Изабель с ними не удавалось.
   Но в конце первого года Сара заметила в ней разительную перемену, и Эммануэль тоже. Изабель стала более разумной, научилась себя вести, в том числе и с мужчинами, не завлекая их открыто. С одной стороны, Сара почувствовала облегчение, с другой – забеспокоилась.
   – Изабель – опасная девушка, – сказала Сара как-то раз Джулиану, и тот не мог с ней не согласиться. – Она всегда напоминает мне бомбу, готовую взорваться. Но теперь это очень сложная бомба… возможно, русская… с тонким механизмом…
   Джулиан рассмеялся, услышав подобное описание.
   – Я не уверен, что тебе когда-нибудь удастся ее переделать.
   – Я тоже. Это меня и пугает, – призналась Сара. – А у тебя как дела? – Она несколько недель не видела сына. – Я слышала, что ты ведешь дела с одной из наших лучших покупательниц. – Они оба знали, кто имелся в виду. Джулиан удивился, уж не Эммануэль насплетничала. – Графиня де Бризе – очень интересная женщина, Джулиан, и куда более опасная, чем твоя сестра.
   – Я знаю, – признался он с усмешкой. – Она меня пугает до полусмерти, но я ее обожаю.
   Покойный граф был ее третьим мужем за последние пятнадцать лет, а ей тридцать четыре года. Она буквально пожирала мужчин. Теперь ей хотелось заполучить Джулиана. В прошлом месяце она скупила украшения на полмиллиона долларов, поскольку могла себе это позволить, но продолжала приходить в магазин с маниакальной настойчивости в надежде прибрать к рукам и его – самую большую драгоценность, сделать его своей игрушкой.
   – Ты считаешь, тебе это удастся? – честно спросила она сына. Она боялась, что его могут обидеть, но Джулиан боялся того же и был осмотрителен.
   – Я очень осторожен, мама, уверяю тебя.
   – Хорошо. – Она улыбнулась ему.
   Все дети теперь были заняты своими проделками, своими друзьями и своими романами. Она лишь надеялась, что Изабель доучится в школе без эксцессов. Так и случилось, Изабель окончила школу и прилетела домой в тот день, когда Сара устраивала в шато вечеринку по случаю двадцатипятилетия открытия магазина. На вечеринке ожидали семьсот гостей со всей Европы, множество журналистов, еще был запланировал салют, визит большинства монарших особ Европы. Организовать все помогали Эммануэль и Джулиан. На праздник прилетели Филипп с супругой и Найджел. Вечеринка получилась роскошная, все гости прибыли, еда была изысканной, салют потрясающим, кругом блистали красивые драгоценности, большая часть из которых была приобретена в их магазинах. Идеальный вечер, и оглушительный триумф их магазина.
   Пресса ликовала, и, перед тем как уехать, гости пришли поздравить Сару с колоссальным успехом, а она поблагодарила и поздравила всех тех, кто помогал ей организовать этот вечер.
   – Кто-нибудь видел Изабель? – спросила Сара уже поздно вечером. Она не смогла сама встретить ее в аэропорту, но послала машину. Сара видела дочь, когда та только приехала и еще даже не переоделась, но потом Изабель куда-то делась. Толпа гостей была слишком большой. Сара с трудом отыскала Филиппа и Джулиана. Филипп бросил где-то свою жену скучать в самом начале вечера и провел почти все время с моделью, снимавшейся в рекламе их продукции. Во время танца Филипп расхваливал саму модель и рекламу, а Джулиан был слишком занят, увиваясь за дамами, одна из которых была замужем, две другие не первой молодости, зато остальные были сногсшибательными красавицами, так что ему позавидовал бы любой мужчина, особенно его брат. Ксавье в тот вечер отправили к друзьям, чтобы он не мог хулиганить, хотя сейчас, в девять с половиной лет, он вел себя лучше. Дэйви Крокетт перестал быть его кумиром, теперь он увлекался Джеймсом Бондом. Джулиан купил для него все игрушки по мотивам «бондианы», которые только сумел найти, и дважды тайком водил его в кино.
   Сара приготовила для Изабель платье. Она купила в Лондоне вечернее платье из полупрозрачной розовой органзы и не сомневалась, что в нем Изабель будет выглядеть как принцесса. Оставалось только надеяться, что девушка не валялась в этом платье под кустом. Сара улыбнулась при этой мысли. Когда она нашла дочь, кустов не было и в помине. Изабель чинно танцевала с мужчиной старше себя, о чем-то увлеченно беседуя. Сара одобрительно посмотрела на нее, помахала рукой и двинулась дальше. Сегодня все Уитфилды выглядели просто замечательно, даже невестка надела платье из модного бутика и сделала прическу. Шато де ля Мёз казался сказочным королевством. Саре как никогда хотелось бы, чтобы Уильям увидел это. Он так бы гордился детьми и даже, может быть, ею… они так долго обустраивали шато. Невозможно было представить, что замок не всегда пребывал в таком идеальном состоянии, не говоря уж о том, что он был полуразрушен, а ведь именно таким они его нашли. Как давно это было! Двадцать пять лет назад они открыли магазин. Тридцать пять лет назад во время медового месяца случайно нашли шато. Куда течет время?
   На следующий день газеты пестрели восторженными отзывами о приеме. Все были единодушны в том, что это вечеринка века, и желали магазину «Уитфилд» еще сто лет, чтобы побывать и на следующих юбилеях. Несколько последующих дней Сара грелась в лучах славы. Изабель редко попадалась ей на глаза, постоянно пропадала с друзьями. В восемнадцать она умела водить и наслаждалась большей свободой, чем раньше. Однако Саре все равно хотелось держать дочь под присмотром, поэтому она забеспокоилась, когда не смогла ее найти однажды днем.
   – Она уехала в «Роллсе», – сообщил Ксавье.
   – Да? – удивилась Сара. Изабель разрешили водить многоместный «Пежо», который в замке оставили для нее и на случай острой необходимости. – Ты не знаешь, куда она уехала, милый? – спросила его Сара, думая, что, возможно, Изабель отправилась в деревню.
   – Мне кажется, в Париж, – бросил Ксавье, направляясь прочь.
   В конюшне появилась новая лошадь, и ему хотелось посмотреть на нее. Иногда нравилось строить из себя ковбоя. Все остальное время он был исследователем.
   Сара позвонила Джулиану в магазин и попросила присмотреть за сестрой, если та появится. Разумеется, через час Изабель вошла под видом обычной покупательницы в симпатичном изумрудно-зеленом платье и темных очках.
   Джулиан увидел ее на камере в своем кабинете и сразу спустился.
   – Могу я помочь вам, мадемуазель? – спросил он самым обворожительным голосом, и Изабель рассмеялась. – Браслет с бриллиантами? Обручальное кольцо? Маленькая тиара?
   – Корона была бы кстати.
   – Разумеется. – Он продолжал играть с ней. – С изумрудами в тон к вашему платью или бриллиантами?
   – Заверните обе, – лучезарно улыбнулась она, и тогда Джулиан спросил уже обычным тоном, что она делает в Париже. – У меня здесь кое-какие дела, встреча.
   – Ты два часа десять минут рулила для этого?
   – Очень забавно. Дома делать нечего, я решила съездить в город. В Италии мы так постоянно делали: ездили в Кортину на обед или за покупками. – Она выглядела утонченной и потрясающе красивой. Сногсшибательная девушка.
   – Шикарно, – пошутил он. – Позор, что у нас во Франции не так весело.
   Джулиан знал, что через пару недель она уезжает на юг Франции, чтобы отдохнуть там со школьной подругой. Она по-прежнему была избалованной, хоть и очень повзрослела.
   – Где у тебя встреча?
   – В «Ритце».
   – Я тебя подброшу. Нужно отвезти виконтессе ожерелье.
   – Я на своей машине, – холодно ответила она, – в смысле, на маминой. – Он не стал задавать больше вопросов.
   – Тогда ты меня подбрось. Я без машины. Моя в ремонте. Я собирался взять такси. – Джулиан солгал, ему хотелось посмотреть, с кем встречается сестра.
   Он вынул из ящика шкатулку внушительных размеров, положил ее в бумажный конверт, вышел за Изабель на улицу и сел в ее автомобиль, прежде чем девушка успела возразить. Джулиан болтал с ней, как будто она только и делала, что приезжала в Париж встретиться «кое с кем», поцеловал Изабель на прощание у стойки регистрации и сделал вид, что беседует со швейцаром, который хорошо знал его.
   – Рено, не могли бы вы сделать вид, что берете у меня шкатулку? После моего ухода, но незаметно.
   – Я отдам ее своей жене, – прошептал швейцар, – но, возможно, ей одной шкатулки будет мало. Что вы здесь делаете?
   – Слежу за сестрой, – признался Джулиан, все еще притворяясь, что втолковывает что-то швейцару. – Она встречается с кем-то в баре, хочу убедиться, что все в порядке. Она очень хорошенькая девушка.
   – Я заметил. Сколько ей?
   – Восемнадцать.
   – О-ля-ля… – Рено сочувственно присвистнул. – Рад, что она не моя дочь… простите… – Он поспешил извиниться.
   – Не могли бы вы войти и проверить, она там не одна? Тогда я смогу войти и сделать вид, что столкнулся с ними случайно. Мне не хотелось бы прийти вперед него. – Он предполагал, что у сестры свидание с мужчиной, вряд ли она проехала бы два часа ради подружки.
   – Конечно, – с готовностью откликнулся Рено в тот момент, когда чек на крупную сумму скользнул в его ладонь. Он рад был помочь. Лорд Уитфилд хороший парень и к тому же очень щедрый.
   Джулиан сделал вид, что пишет длинную записку. Через минуту Рено вернулся.
   – Она там, и, мой друг, у вас неприятности.
   – Черт. Кто он? Вы его знаете? – Джулиан испугался, не связалась ли сестра с каким-нибудь мафиозо.
   – Конечно, знаю. Он всегда останавливается у нас, по крайней мере два раза в год, обрабатывая очередную жертву. Иногда пожилых дам, иногда молодых, как сейчас.
   – Я знаю его?
   – Может быть. Он выписывает чеки дважды за поездку и никогда не дает чаевых, только если кто-то на него смотрит.
   – Очаровательно, – простонал Джулиан.
   – У него в карманах ветер гуляет. И я думаю, он охотится за деньгами.
   – Великолепно. Как раз то, что нам нужно. Как его имя?
   – Вам оно понравится. Князь Венеции Сан-Тебальди. Он, может, и князь, но их там около десяти тысяч. – Да уж, в Италии князей больше, чем дантистов. – Он просто ничтожество, но привлекательный. Ваша сестра молода, не в курсе, что не все золото, что блестит. Кажется, его зовут Лоренцо.
   – Изысканно. – Джулиана не воодушевило ничего из услышанного.
   – Только не ждите чаевых, – напомнил Рено, и Джулиан еще раз поблагодарил его и неспешно вошел в бар. Выглядел он при этом очень аристократично. Вот он, истинная голубая кровь, не то что этот макаронный князек, как называл его Рено.
   – О, ты здесь… извини… – Джулиан притворился, что их встреча случайна, и улыбнулся. – Просто хотел поцеловать тебя на прощание. – Он оглядел спутника сестры и снова широко улыбнулся, сделав вид, что просто счастлив знакомству. – Здравствуйте… мне очень жаль, что я вам помешал… Я брат Изабель, Джулиан Уитфилд, – произнес он непринужденным тоном, протягивая руку и не обращая внимания на кислое лицо сестры.
   Но князя появление Джулиана совершенно не смутило. Он вкрадчиво представился:
   – Лоренцо ди Сан-Тебальди… Рад с вами познакомиться. У вас очаровательная сестра.
   – Благодарю вас. Полностью согласен. – Он поцеловал Изабель и извинился, что вынужден уйти, сославшись на дела в магазине. Джулиан даже не обернулся, но, несмотря на это представление, Изабель поняла, что ей грозят серьезные неприятности.
   По пути Джулиан подмигнул швейцару и поторопился в офис, откуда позвонил матери. Разговор состоялся невеселый.
   – Мама, мне кажется, у нас серьезная проблема.
   – О чем ты? Или о ком?
   – Изабель была с джентльменом, на вид около пятидесяти лет, по словам швейцара в «Ритце», охотник за богатыми дамочками. Недурен внешне, но, по слухам, ничтожество.
   – Черт, – выругалась Сара на другом конце провода. – Что мне делать с этой девчонкой? Снова запереть ее?
   – Она уже не в том возрасте. На этот раз запереть уже трудновато.
   – Я знаю. – Сара устало вздохнула. Изабель провела дома всего два дня и уже попала в неприятности. – Я действительно не знаю, как поступить.
   – Я тоже. Мне не понравилось, как выглядел этот тип.
   – Как его имя? – Как будто это имело значение.
   – Князь Лоренцо ди Сан-Тебальди. Думаю, что он из Венеции.
   – Боже, только этого нам не хватало. Итальянский князь. Какая же она глупая!
   – Точно. Но Изабель уверена в собственной неотразимости.
   – Очень жаль!
   – Что прикажешь делать? Вернуться и вытащить ее оттуда за волосы?
   – Возможно, и стоило бы, но, думаю, лучше оставить ее в покое. В конце концов она вернется домой, и я постараюсь ее убедить.
   – Ты молодец.
   – Нет. Я ужасно устала.
   – Ладно, не вешай нос. Думаю, все получится.
   – Поживем – увидим.
   Ее тронули добрые слова сына, ей нужно было топливо в битве, которая состоится, когда дочь вернется домой, что произошло в полночь. Это означало, что из Парижа Изабель выехала в десять часов, время еще детское. Однако это не уняло гнев матери. Сара слышала, как Изабель вошла, и спустилась вниз, чтобы встретить ее.
   – Добрый вечер, Изабель. Хорошо провела время?
   – Очень хорошо, большое спасибо. – Девушка нервничала, но старалась сохранять хладнокровие, глядя в лицо матери.
   – Как моя машина?
   – Очень хорошая… Я… прости, нужно было спросить. Надеюсь, тебе она была не нужна.
   – Нет, – спокойно ответила Сара. – Почему бы тебе не пройти на кухню и не выпить чашку чаю? Ты, должно быть, устала в дороге. – Изабель испугалась: ей конец, раз мать не кричит, а говорит ледяным тоном.
   Они сели за кухонный стол, Сара налила дочери настойку мяты, но Изабель даже не притронулась к чашке.
   – Джулиан позвонил мне сегодня днем, – начала Сара чуть погодя и заглянула в глаза дочери.
   – Я так и думала. У меня просто была встреча со старым другом из Италии… с одним из учителей.
   – Да что ты? Как интересно! Я проверила список гостей, и он оказался в числе приглашенных здесь прошлым вечером. Князь Сан-Тебальди. Ты ведь вчера танцевала с ним, не правда ли? Он очень хорош собой.
   Изабель кивнула, не зная, что ответить. На этот раз она не осмелилась перечить, хотела лишь услышать, какое ее ждет наказание.
   – К несчастью, у него сомнительная репутация… Время от времени наведывается в Париж… чтобы найти богатую даму. Иногда успешно, иногда нет. Как бы то ни было, тебе не стоит с ним общаться. – Она не упомянула о возрасте князя или о том, что Изабель без разрешения уехала в Париж, ей хотелось, чтобы дочь услышала разумные доводы и поняла, что связалась с альфонсом. Может, это произведет на нее впечатление, но увы.
   – Люди всегда распространяют грязные слухи о князьях, потому что завидуют им, – невинно заметила Изабель, все еще слишком напуганная, чтобы вступить в открытый поединок с матерью. Она инстинктивно чувствовала, что на этот раз проиграет.
   – Почему ты так думаешь?
   – Он мне сам сказал.
   – Он сказал тебе об этом? – ужаснулась Сара. – Тебе не приходило в голову, он заранее готовит себе прикрытие, если вдруг дойдут слухи о его похождениях? Это дымовая завеса, Изабель. Ради бога, ты же не дурочка. – Когда дело касалось мужчин, Изабель теряла голову, так было всегда, и сейчас особенно.
   Джулиан сделал несколько телефонных звонков, и все говорили о новом друге Изабель нелестные вещи.
   – Он плохой человек, Изабель. Можешь мне поверить. Он использует тебя.
   – Ты завидуешь.
   – Смешно.
   – Ты завидуешь! – закричала Изабель. – После смерти папы у тебя никого не было, ты стала чувствовать себя старой и безобразной, завидуешь… ты просто хочешь, чтобы он был твоим! – Это был поток слов, и Сара смотрела на дочь с изумлением, но говорила с ней спокойно.
   – Надеюсь, ты не веришь тому, что сейчас несешь. Мы обе знаем, что это неправда. Я скучаю по твоему отцу каждый миг, каждый час, каждый день, – тут на глаза Сары навернулись слезы, – но я ни минуты не задумывалась о том, чтобы заменить его альфонсом из Венеции.
   – Теперь он живет в Риме, – поправила ее Изабель, словно это имело значение. Сара задумалась над непроходимой глупостью молодости. Иногда ее просто поражало, что они делают со своей жизнью. Но Сара в ее возрасте вела себя ничуть не лучше, когда выскочила замуж за Фредди, напомнила она себе, пытаясь не потерять голову в разговоре с дочерью.
   – Мне плевать, где он живет. – Сара начала терять терпение. – Ты больше не увидишь его. Поняла? – Изабель промолчала. – А если ты снова возьмешь мой автомобиль, я позвоню в полицию и попрошу привезти тебя обратно. Изабель, веди себя как следует, или наживешь неприятности. Ты меня слышишь?
   – Ты больше не можешь указывать мне, что делать. Мне восемнадцать.
   – Но мозгов нет. Этому человеку нужны твои деньги, Изабель, и твое имя, которое куда более знатное, чем его. Защити себя. Держись от него подальше.
   – А если я не стану этого делать? – насмешливо спросила Изабель.
   Сара не знала, что ответить. Может, стоит отправить ее на время в Уитфилд к Филиппу и его невероятно скучной жене и детям. Но Филипп не лучший пример для сестры с его секретаршами, проститутками и азартными играми. Что с ними со всеми? Филипп женат на женщине, к которой равнодушен, и скорее всего никогда не интересовался ничем, кроме ее респектабельности; Джулиан спит со всеми девушками подряд, а заодно и с их матерями по возможности, а Изабель потеряла голову из-за очковтирателя из Венеции. Что они с Уильямом сделали не так, раз у них столь неразумные дети?
   – Не стоит, – предупредила она Изабель, затем поднялась наверх в свою комнату, а немного погодя услышала, как Изабель хлопнула дверью.
   Изабель держалась неделю, а потом снова исчезла, но в этот раз на «Пежо», якобы уехала повидаться с подружкой, но Сара не поверила. Атмосфера накалилась и оставалась такой до отъезда Изабель на Кап-Ферра. Сара вздохнула с облегчением, хотя не понимала почему. Лазурный Берег ведь не на другой планете. Но по крайней мере теперь она с друзьями, а не с этим кретином из Венеции.
   А потом Джулиан прислал ей газеты из Ниццы, Канн и Монте-Карло, куда ездил на выходные. Они пестрели заметками о князе Сан-Тебальди и леди Изабель Уитфилд.
   – Что нам с ней делать? – в отчаянии спросила Сара.
   – Не знаю, – честно ответил Джулиан. – Но будет лучше, если мы поедем туда.
   И на следующей неделе, когда у них обоих нашлось время, они отправились на Лазурный Берег и попытались вместе урезонить ее. Но Изабель не слушала и упрямо твердила, что влюблена в князя, а он ее просто обожает.
   – Еще бы, дурочка, – пытался втолковать брат. – Он может только догадываться, чего ты стоишь. Заполучив тебя, он может до конца жизни пальцем о палец не ударить.
   – Меня тошнит от вас! – закричала Изабель. – От обоих!
   – Не глупи! – закричал Джулиан в ответ.
   Они забрали Изабель с собой в отель «Мирамар», но девушка сбежала. На неделю она буквально исчезла с лица земли, а потом появилась вместе с Лоренцо. Тот рассыпался в извинениях за то, что не догадался позвонить, а Сара бросала на него гневные взгляды. Ей было плохо от всех переживаний, а в полицию они не обратились только во избежание скандала, поскольку понятно было, что Изабель с Лоренцо.
   – Изабель была так расстроена… – продолжал он.
   Изабель перебила и обратилась к матери:
   – Мы собираемся пожениться.
   – Ни за что! – рявкнула Сара.
   – Тогда я снова убегу. И потом еще раз. Пока ты не разрешишь.
   – Ты зря потратишь время. Я никогда не разрешу. – Она обратилась к Лоренцо: – Более того, я лишу ее средств. До последнего цента.
   Но Изабель знала свои права.
   – Не сможешь. Ты же знаешь, что то, что оставил в наследство папа, перейдет мне, как только мне исполнится двадцать один. В любом случае.
   Сара пожалела, что вообще сказала дочери об этом. Зато Лоренцо обрадовался, услышав новость, а Джулиан стоял с несчастным видом. Мотивы Лоренцо были очевидны всем, кроме Изабель, которая была слишком молода, чтобы понять.
   – Я собираюсь выйти за него замуж, – снова заявила она. Интересно, что Лоренцо молчал. Он позволял своей невесте выиграть битву за них обоих без его вмешательства. И это снова дурной знак.
   Сара напомнила:
   – Я никогда не позволю тебе выйти за него замуж.
   – Ты не сможешь меня остановить.
   – Сделаю все возможное, – поклялась Сара, и глаза Изабель блеснули гневом и ненавистью.
   – Ты не хочешь, чтобы я была счастлива. И никогда не хотела. Ты меня ненавидишь.
   Джулиан не выдержал:
   – Расскажи это кому-нибудь другому. Ничего глупее в жизни не слышал. – Тут он повернулся к потенциальному родственнику, надеясь воззвать к голосу разума или порядочности, но, увы, князь не обладал ни тем, ни другим.
   – Вы действительно хотите жениться на ней таким способом, Тебальди? Какой смысл?
   – Конечно, нет. Моя душа разрывается, когда я вижу все это. – Итальянец закатил глаза и выглядел по-идиотски. Для всех, кроме Изабель. – Но я должен сказать… я обожаю ее. Она говорит от нас обоих… мы хотим пожениться. – Он заливался соловьем, но Джулиан не знал, смеяться или плакать.
   – Вы не чувствуете себя глупо? Ей восемнадцать лет, вы ей годитесь едва ли не в дедушки.
   – Это женщина моей мечты, – заявил князь.
   На самом деле единственной примечательной его чертой было то, что он никогда не был женат. До сих пор это себя окупало, но сейчас на кону огромный куш, если он сможет захомутать маленькую леди Уитфилд, чья семья владела самым крупнейшим бизнесом по продаже драгоценностей в Европе, а также поместьями и титулами. Это большие деньги. Не для любителя. Но Лоренцо был профессионалом.
   – Почему бы вам не подождать, пока вы оба не будете уверены в своих чувствах? – попытался убедить их Джулиан, но оба покачали головами.
   – Мы не можем… такой позор… – У Лоренцо был такой вид, словно он готов разрыдаться. – Я только провел с ней неделю. Ее репутация пострадает… а что, если она забеременела?
   – О боже мой. – Сара тяжело опустилась на стул. При одной мысли ей стало плохо. Его ребенок в их семье – это даже хуже, чем два бесцветных отпрыска Сесили. – Ты беременна? – спросила она Изабель в лоб.
   – Я не знаю, мы не предохранялись.
   – Как чудесно. Не могу дождаться результатов через несколько недель.
   Конечно, всегда можно сделать аборт, но прерывание беременности – не выход, теперь выходом было замужество.
   – Мы хотим пожениться этим летом или самое позднее на Рождество. В замке, – заявила Изабель.
   Она словно произносила заученный текст. Так и было, Лоренцо подсказал, что говорить. Он хотел пышную свадьбу, чтобы Уитфилды не смогли от него избавиться. В любом случае так просто не получится. Они будут вместе до самой смерти. Он был католик и хотел обвенчаться с Изабель в католической церкви в Риме, после чего они собирались сыграть свадьбу в замке. Он уже заявил Изабель, что это его единственное условие – чтобы их брак был признан в глазах Бога. Произнося всю эту тираду, Лоренцо чуть не плакал. К счастью, Сара его не слышала в тот момент.
   Они обсуждали это, спорили и кричали полночи, пока Джулиан не осип, у Сары не разболелась голова, а Изабель была уже практически на грани, и Лоренцо давал ей нюхать соль, прикладывал лед и влажные полотенца. Наконец Сара сдалась. У нее не осталось выбора. Если бы она не согласилась, они могли бы сбежать снова. Изабель поклялась, что они убегут. Сара пыталась уговорить подождать еще год, но они даже и слышать не хотели. Лоренцо продолжал настаивать, что нужно жениться без промедления, вдруг Изабель правда в положении.
   – Почему бы нам не подождать, пока это не выяснится? – спокойно предложила Сара. Но они не готовы были ждать даже до Рождества. Лоренцо точно понял всю силу их ненависти и осознал, что, если срочно не сыграть свадьбу, Уитфилды найдут способ от него избавиться. Как бы не так!
   К рассвету они сторговались на конец августа, свадьба пройдет в замке в кругу самых близких друзей. Больше никаких гостей и никакой прессы. Лоренцо был разочарован тем, что не будет пышного торжества, но он обещал Изабель сказочный прием в Италии, за который ее мать платить категорически отказалась.
   Это была ужасная ночь для нее и Джулиана. Изабель поехала в отель с Лоренцо. Родные не стали ее останавливать. Она встала на путь собственного уничтожения и добивалась этого с дьявольским упрямством.
   Свадьба прошла в узком кругу в замке Шато де ля Мёз, но организовано все было со вкусом, присутствовали только близкие друзья. Изабель была ослепительна в коротком белом платье, заказанном у Марка Боана, работавшего в тот момент на дом «Диор», и большой шляпе. Сара радовалась, что дочь хотя бы не беременна. На церемонию приехали из Англии Филипп и Сесили, Джулиан вел невесту к алтарю, Ксавье нес кольцо, а Сара надеялась, что он его потеряет.
   – Ты, похоже, в ужасе, – заметила Эммануэль шепотом, когда они пили в саду шампанское.
   – Меня стошнит еще до обеда, – мрачно съязвила Сара. Она наблюдала за церемонией венчания, которую проводили католический священник и епископ в саду ее замка. Двойная формальность, вдвойне гибельная для дочери.
   Весь день Лоренцо порхал по саду, улыбался от уха от уха, всех очаровывал, произносил тосты и сетовал, что он не успел познакомиться с великим герцогом, отцом Изабель.
   – Он хватил через край, да? – заметил Филипп, и мать засмеялась, поскольку сказано это было слишком мягко. – Довольно жалкий.
   – Если бы только это.
   По сравнению с новоиспеченным зятем Сесили была Грета Гарбо. Теперь Сара не переносила на дух уже двоих. Но если Сесили просто нагоняла на нее смертную тоску, Лоренцо Сара ненавидела, и сердце ее рвалось, поскольку понятно: пока дочь замужем за Лоренцо, они не будут близки. Ее отношение к зятю ни для кого не было секретом.
   – Как только Изабель может думать, что влюблена в него?! – в отчаянии спросила Эммануэль. – С ним все так ясно… гнусный тип…
   – Она молода и не знает, что есть подобные люди, – мудро заметила Сара. – К несчастью, в скором времени ей многое предстоит узнать. – Она вновь вспомнила о своем неудачном браке с Фредди ван Дирингом. Сара пыталась уберечь дочь от ошибки, но тщетно. Изабель сделала выбор, и буквально все понимали, что выбор неудачен, кроме самой девушки.
   Свадьба продолжалась до вечера, а затем Изабель и Лоренцо уехали. Медовый месяц молодые собирались провести на Сардинии, на новомодном курорте, и погостить у его друга Ага-хана [53 - Речь идет о принце Кариме Ага-хане IV, мультимиллионере, который в 1960-е годы первым занялся обустройством Изумрудного побережья Сардинии, которое со временем превратилось в одну из самых фешенебельных курортных зон мира.], по крайней мере Лоренцо так обещал. Но Сара могла себе представить, сколько из его мнимых знакомых испарятся в никуда в следующие несколько лет, если брак столько продлится. А она надеялась, что этого не произойдет.
   После того как молодожены уехали в аэропорт в нанятом «Роллс-Ройсе» с водителем, вся семья мрачно сидела в саду, размышляя, какую глупость сделала Изабель, и чувствуя, что они потеряли ее навсегда. Только Филиппа, кажется, это не слишком беспокоило, как и всегда. Он тихо болтал о чем-то с общей подругой Сары и Эммануэль, но, глядя на остальных, скорее приходили мысли о похоронах, чем о свадьбе. Сара чувствовала, словно она подвела не только дочь, но и мужа. Уильям пришел бы в ужас, если бы увидел Лоренцо.
   Сара получила от Изабель короткую весточку, когда они прибыли в Рим, потом дочь не давала о себе знать до Рождества. Сара звонила один или два раза и послала несколько писем, но Изабель молчала. Было ясно, что она сердилась на них. Джулиан разговаривал с ней пару раз, и Сара знала, что с дочерью все в порядке. Но никто не знал, счастлива ли она. Весь следующий год Изабель не появлялась в замке и не хотела, чтобы Сара приезжала к ней. Сара не поехала. Джулиан один раз слетал в Рим повидаться с сестрой. Он рассказал, что она стала очень серьезной и очень красивой и выглядит как настоящая итальянка, и, судя по их общим счетам в банке, спустила уже целое состояние. Она купила маленькое палаццо в Риме и виллу в Умбрии. Лоренцо же приобрел яхту, новый «Роллс» и «Феррари». И никаких детей на горизонте.
   Они приехали в замок на Рождество через год, правда, неохотно. Изабель вела себя сдержанно. Матери она подарила золотой браслет с жемчугом, а на следующий день они с Лоренцо уехали кататься на лыжах в Кортину. Трудно было понять, как им живется. Изабель не признавалась даже Джулиану. Правду удалось разузнать Эммануэль. Она летала в Рим после деловой поездки в Лондон, где встречалась с Найджелом и Филиппом, и позднее рассказала Саре, что Изабель ужасно выглядит. У нее были круги под глазами, она сильно похудела и перестала улыбаться. Всякий раз, когда Эммануэль с ней встречалась, Изабель была одна, без Лоренцо.
   – Я думаю, что у нее неприятности, но вряд ли она готова тебе признаться. Просто постарайся держать дверь открытой, и в конце концов она вернется. Обещаю.
   – Надеюсь, ты права, – грустно ответила Сара. Эта потеря давила на нее непомерной тяжестью, ведь два года назад она фактически потеряла единственную дочь.

Глава двадцать седьмая

   После еще трех мучительных лет Изабель вернулась в Париж. Они приехали по приглашению Сары на очередной юбилей магазина, который она устраивала в Лувре. Они заняли часть Лувра для приема. Прежде этого никогда не делалось. Эммануэль пришлось задействовать все свои связи в правительстве, чтобы добиться разрешения. Прилегающий район собирались оцепить и нанять несколько сотен музейных охранников и жандармов, чтобы все получилось. Но Сара верила в успех мероприятия. Лоренцо знал, что такое мероприятие нельзя пропустить. Сара была поражена, когда они приняли приглашение. С их свадьбы прошло пять лет, и Сара почти смирилась с отчуждением Изабель. Она сосредоточила энергию и дарила всю любовь Джулиану и еще Филиппу, но с ним виделась меньше. Он был женат на Сесили уже тринадцать лет, и в прессе намекали на внебрачные связи, но подтверждений не находилось. Сара подозревала, что газетчики просто уважают его положение. А еще ходили слухи, что герцог Уитфилд пристрастился к игре в кости. Вечеринка, устроенная Сарой, затмила все, что видел Париж. Женщины были так красивы, что захватывало дух, а важных мужчин собралось столько, что можно было руководить пятью правительствами с центрального стола. Присутствовали президент Франции, супруги Онассис, арабы, греки, всякие важные шишки из Америки, представители почти всех монархий Европы. Там были все, кто когда-либо носил драгоценности, и множество молодых барышень, которые на это надеялись. Куртизанки и королевы, богатые и знаменитые. Вечеринка пятилетней давности померкла по сравнению с этой. Денег не жалели, и Сара сама поразилась увиденному. Она сидела, наслаждаясь триумфом и любуясь праздником, а тысячи гостей ели, танцевали, пили, пытаясь заодно извлечь выгоду друг из друга и из журналистов.
   Джулиан пришел с хорошенькой девушкой, актрисой, которая, судя по статьям в газете, недавно была замешана в скандале. До этого он встречался с поразительно красивой бразильской моделью. Он никогда не испытывал недостатка в девушках, но всегда держал себя в рамках. Девушки с удовольствием встречались с ним и расставались на хорошей ноте. Никто не просил большего. Саре хотелось бы, чтобы Джулиан уже выбрал себе жену, но в двадцать девять лет ничто не говорило в нем о намерении жениться, и мать не давила.
   Филипп, конечно, пришел с женой, но большую часть вечера он провел с девушкой, которая работала у Ив Сен-Лорана, с которой познакомился год назад в Лондоне и, похоже, сблизился. Ему всегда нравились девушки Джулиана. Новую пассию, актрису, он тоже приметил, но так и не познакомился с ней, а потом Джулиан и девушка затерялись в толпе. Позднее пришлось и благоверную искать целую вечность. Сесили весело болтала с королем Греции, рассказывая о своих лошадях.
   Изабель была одной из самых красивых женщин на этом вечере, что с радостью отметила про себя Сара. Дочь была в облегающем черном платье от Валентино, которое великолепно подчеркивало все ее достоинства, длинные черные волосы струились по спине, а еще она надела бриллиантовое колье, браслет и серьги из того же комплекта, которые дал ей поносить Джулиан. Но ей даже не нужны были драгоценности. Она была такой красивой, что люди смотрели на нее во все глаза, и Сара порадовалась, что дочь приехала на вечеринку. По поводу причин она не питала иллюзий. Лоренцо сновал в толпе, выслеживал королевских особ, без конца позировал для газет, что не ускользнуло от внимания Сары и от внимания Изабель, молча смотревшей за мужем, но Сара промолчала. Она уловила, что что-то не то, но ждала, когда Изабель сама заведет разговор, но дочь так ничего и не сказала. Она задержалась допоздна и танцевала со старыми друзьями, особенно с известным французским магнатом, которому всегда нравилась. Многие с радостью ухаживали бы за Изабель. Ей двадцать три, и она так прекрасна, вот только пять лет назад вышла замуж за Лоренцо.
   На следующий день Сара пригласила всех на обед, чтобы поблагодарить за помощь. Конечно, там присутствовали Эммануэль, Джулиан, Филипп с Сесили, Найджел и его друг-дизайнер, а также Изабель с Лоренцо. Ксавье уже уехал в Кению на несколько месяцев погостить у друга. Сначала мать не хотела его отпускать, но Ксавье настаивал, а она была так занята подготовкой праздника, что в итоге уступила, и он без конца благодарил. В свои четырнадцать он хотел путешествовать по миру, и чем дальше, тем лучше. Ему нравилось быть рядом с мамой, он любил Францию, но его постоянно тянуло ко всему экзотическому и неизвестному. Он четырежды перечитал книгу Тура Хейердала и знал абсолютно все об Африке и Амазонке и еще о всевозможных уголках планеты, которые никто из родных никогда не хотел посетить. Ксавье отличался самостоятельностью, он унаследовал черты как отца, так и матери, а еще доброту Джулиана и веселость Уильяма. А еще в нем была толика авантюризма и страсть к преодолению трудностей, которую не разделял никто из Уитфилдов. Остальные предпочитали Париж, Лондон, Антиб или даже родовое гнездо.
   – Мы такие скучные по сравнению с ним. – Сара улыбнулась. Ксавье уже настрочил полдюжины писем, в которых живописал виденных им сказочных животных, и собирался еще раз побывать в Кении, если она ему позволит.
   – Он явно не в меня, – засмеялся Джулиан. Софа ему доставляла куда больше удовольствия, чем сафари.
   – И не в меня, – кивнул Филипп. Зато Лоренцо тут же пустился в бесконечные скучные рассказы об очередном своем дорогом друге магарадже Джайпура.
   Несмотря на присутствие Лоренцо, Уитфилды приятно провели время за обедом, а потом все отправились по своим делам. Джулиан собирался с друзьями на несколько дней в Сен-Тропе, чтобы отдохнуть после трудоемкой подготовки к празднествам. Филипп и Сесили летели обратно в Лондон. Найджел с другом планировали на несколько дней задержаться в Париже. Эммануэль и Саре нужно было возвращаться к работе. Только Изабель замешкалась. Лоренцо сообщил, что должен забрать заказ в «Эрмесе», а потом встретиться с друзьями. Они собирались остаться в Париже еще на несколько дней. Впервые за все прошедшие годы Изабель хотела поговорить с матерью. Когда они наконец остались наедине, девушка замялась, и Сара спросила ее, не хочет ли она выпить еще чашечку кофе. Они заказали себе эспрессо, и Изабель подсела к матери. До этого она сидела на другом конце стола, и в ее глазах застыло какое-то невеселое выражение, сейчас она посмотрела на мать с несчастным видом, и на глаза навернулись слезы, хотя девушка и пыталась сдержать их.
   – Не думаю, что у меня есть право жаловаться, да? – с горечью спросила Изабель, и Сара нежно коснулась ее руки, желая унять страдания дочери, от которых хотела защитить еще пять лет назад. Изабель получила жестокий урок, а все могло бы быть иначе. – Я действительно не могу жаловаться, вы все меня предупреждали.
   – Можешь. – Сара улыбнулась. – Каждый имеет такое право. – И тут она решила спросить в лоб: – Ты несчастна?
   – Очень, – призналась Изабель, вытирая слезы. – Я не могла себе представить, что все так получится… Я была такой молодой и такой глупой… ты все сразу поняла… я была слепа…
   Это правда, но Саре все равно было грустно. В правоте не было утешения. Не за счет ее дочери. У нее сердце разрывалось от боли. Она смирилась с тем, что не видела дочь несколько лет, но ведь это так мучительно. А теперь, понимая, как она несчастна, осознала, что отчуждение было напрасным.
   – Ты была очень молода. И очень упряма. А он был хитер.
   Изабель кивнула с несчастным видом. Все это она теперь слишком хорошо понимала.
   – Он дергал за нужные струны, чтобы получить желаемое.
   На самом деле Лоренцо играл со всеми ими, заставив их выдать Изабель за него, а Изабель – стать его женой. Изабель простить было легко, но не Лоренцо.
   – Он же понимал, что делает.
   – Еще как. Как только мы приехали в Рим и он получил то, что хотел, все изменилось. Оказалось, он уже выбрал палаццо, якобы всем нужно иметь палаццо, и нам тоже, для наших будущих детей, как и виллу в Умбрии. Потом он купил один автомобиль, второй… яхту. А потом я перестала его видеть. Он постоянно пропадал где-то с друзьями, а я только читала о нем и других женщинах в газетах. Каждый раз на мои вопросы он смеялся и говорил, что это старые подруги или родственницы. У него таких родственниц половина Европы. Он годами изменял мне. А теперь даже не прячется. Делает все, что душа пожелает, и говорит, что я не могу ничего изменить. В Италии нет разводов, он в родстве с тремя кардиналами, и нас никогда не разведут.
   У нее был совершенно отчаявшийся вид. Сара не могла себе представить, что зять зашел так далеко и осмелился на столь вызывающее поведение. Как он смел явиться сюда, сидеть среди них, общаться с ее друзьями после того, что он сделал с ней? Сара побагровела от ярости.
   – Ты просила у него развод?
   Изабель кивнула:
   – Два года назад, когда у него была связь с известной в Риме женщиной. Я не могла больше этого выносить. Про них трубили во всех газетах. Я не видела смысла продолжать эту комедию. – Она расплакалась в открытую. – Мне было так одиноко. – Сара обняла дочь, а Изабель продолжила: – В прошлом году я еще раз попросила о разводе. Но он все время отвечает отказом, так что мне придется смириться с тем, что это навсегда.
   – Он хочет быть женатым на твоем банковском счете, а не на тебе. – Он всегда хотел этого, и, судя по рассказам Джулиана, ему очень повезло. Он вытянул из Изабель целую кучу денег и продолжал заставлять ее за все платить. Если бы она его любила, то плевать хотела бы на деньги, но любовь прошла много лет назад. Когда первая страсть быстро догорела, остался лишь пепел.
   – По крайней мере у вас нет детей. Хотя бы с этой стороны будет проще. А ты еще молода, родишь потом.
   – Уж точно не от него, – уныло добавила Изабель совсем тихо. Они сидели за столом, и официанты держались на почтительном расстоянии. – Мы не можем иметь детей.
   Сара была ошеломлена этим. До этой минуты ничего удивительного она в принципе не услышала.
   – Почему не можете? – Он ведь угрожал тем, что Изабель могла забеременеть, когда собирался жениться на ней. Именно поэтому они отказались подождать до Рождества. Лоренцо еще не стар. Ему исполнилось всего пятьдесят четыре года. Уильям был старше, когда у них появился Ксавье, да и здоровье его было куда хуже. – У него что-то не в порядке?
   – В детстве он перенес тяжелую свинку. Он бесплоден. Мне раскрыл секрет его дядя. Энцо сам никогда даже не заикнулся. А когда я спросила его в лоб, рассмеялся и заявил, что мне очень повезло с контрацепцией. Он лгал мне, мама… говорил, что у нас будет дюжина детей. – Слезы снова брызнули из глаз. – Я его ненавижу, но могла бы остаться замужем, если бы у нас были дети. – Изабель хотелось чем-то заполнить пустоту в сердце. Ей некого было любить все эти пять долгих лет, и ее никто не любил, поскольку Лоренцо вынудил ее пойти на конфликт даже с родными.
   – Не стоит рожать детей в таком браке, дорогая, – тихо заметила Сара. – Ты же не хочешь, чтобы они росли несчастливыми.
   – Мы больше не спим вместе. Уже три года. Он приходит домой только переодеться и взять деньги.
   Что-то в рассказе Изабель привлекло внимание Сары, но об этом она вспомнила позднее. Князь вовсе не был так уж хитер, как она считала.
   – Но мне плевать, – продолжала Изабель. – Мне все безразлично. Я словно в тюрьме.
   При свете дня Сара рассмотрела, что Эммануэль была права, только причина всплыла лишь сейчас. Изабель выглядела бледной и несчастной.
   – Ты хочешь вернуться домой? Возможно, здесь получится оформить развод. Вы ж поженились в замке.
   – А потом обвенчались в Италии. В церкви. Если я получу развод здесь, в Италии его не признают, я не смогу снова выйти замуж. Это будет незаконно. Лоренцо говорит, что я должна смириться с судьбой. Он никуда не денется.
   Лоренцо опять поставил их в безвыходное положение, как и много лет назад. Саре это не нравилось. Это даже хуже, чем ее первый брак, хотя сходство есть. Тогда ей помог отец. Сара понимала, что должна найти способ спасти дочь.
   – Что я могу сделать для тебя? Что ты хочешь, моя дорогая? – спросила Сара. – Я сразу поговорю со своими адвокатами, найдется что-то, чего ему хочется сильнее, чем жить с тобой, и возможно, удастся заключить сделку, но тебе придется потерпеть его еще какое-то время.
   Это будет нелегко. Лоренцо – крепкий орешек.
   Изабель как-то странно посмотрела на нее. Она действительно кое-что очень сильно хотела. Не так сильно, как развода или детей, но жизнь обрела бы смысл. Изабель долго размышляла об этом, но при том отчуждении, которое было между ними тогда, она не могла попросить мать об этом.
   – Мне хотелось бы иметь магазин, – прошептала она, и Сара удивленно взглянула на дочь.
   – Какой магазин? – Сара не поняла, что Изабель имеет в виду.
   – Наш. «Уитфилд».
   – В Риме? – Сара никогда даже не думала об этом. У итальянцев есть свои ювелирные дома. Мысль определенно интересная, вот только Изабель слишком молода, чтобы управлять магазинами. – Неплохая мысль, но ты уверена?
   – Абсолютно.
   – А что, если тебе удастся получить развод или ты просто решишь уйти от Лоренцо, тогда что мы будем делать?
   – Я в любом случае не уеду. Мне нравится Италия. Я ненавижу Лоренцо и нашу жизнь с ним. Но страна чудесна. – Ее лицо в первый раз посветлело. – У меня замечательные друзья, а итальянки обожают наряжаться и носят самые модные драгоценности. Мама, нас ждет огромный успех, вот увидишь.
   Нельзя не согласиться с тем, что дочь сказала об итальянских женщинах, однако саму идею еще нужно обдумать.
   – Дай мне время. И сама подумай. Не принимай скоропалительных решений. Это большой труд и ответственность. Тебе придется много работать. Это требует больше времени, чем просто наряжаться. Поговори с Эммануэль, поговори с Джулианом… Ты должна быть уверена в себе, прежде чем взяться за это предприятие.
   – Весь прошлый год я мечтала об этом, я просто не знала, как тебя попросить.
   – Ладно, будет тебе магазин. – Сара улыбнулась ей. – Дай мне теперь немного подумать и поговорить с твоими братьями. – Тут она снова посерьезнела. – А еще надо поразмыслить, как помочь тебе с Лоренцо.
   – Ты не можешь помочь, – грустно ответила Изабель.
   – Поживем – увидим. – В глубине души Сара подозревала, что проблему можно решить за деньги. В нужное время и в нужном месте. Она надеялась, скоро подходящий момент настанет и Изабель осталось страдать недолго.
   Они еще час проговорили, а потом медленно прогулялись до магазина рука об руку. Сердце Сары растаяло от ощущения близости с дочерью, которого она не испытывала много лет, с тех пор как Изабель вступила в переходный возраст, а потеря дочери была такой болезненной. В определенном смысле потерять Изабель было так же грустно, как потерять Лиззи, потому что во многих отношениях Изабель словно умерла для нее. Но теперь дочь вернулась, и на сердце у Сары стало легче.
   Изабель рассталась с ней у магазина и пошла повидаться со школьной подругой, которая только собиралась замуж. Изабель завидовала ее невинности. Как приятно было бы начать все сначала. Но она знала, что надежды нет. Ее бессмысленное существование окончится только со смертью Лоренцо. По крайней мере, если мать позволит ей открыть магазин, у нее появится дело, можно будет сосредоточиться на нем, а не сидеть дома, и ненавидеть Лоренцо, и плакать при виде любого ребенка, потому что Изабель думала, что ей детей иметь не судьба. Она могла бы жить без детей, если бы любила мужа, а без его любви нужен был ребенок в утешение, но не иметь ни детей, ни любви – двойное наказание, хотя порой Изабель казалось, что она заслужила это.
   – Она слишком молода, – категорично заявил Филипп, когда Сара позвонила. Она уже обсудила идею с Джулианом, и он считал, что есть над чем подумать. Ему нравятся некоторые из старинных работ Буччелатти и работы молодых итальянских мастеров. Он считал, что можно открыть магазин в Риме, который будет отличаться от лондонского и парижского, и у каждого будет своя клиентура. В Лондоне – королева и консервативная публика, в Париже – любители показного блеска, богатые дамы и нувориши. А в Риме это были бы жадные до всего модного итальянцы, которые сметали бы драгоценности.
   – Мы могли бы найти кого-то ей в помощь. – Сара пресекла возражения. – Вопрос в том, как пойдет торговля в Риме.
   – Думаю, хорошо, – тихо заметил Джулиан, который тоже участвовал в телефонных переговорах.
   – А я думаю, что ты, как обычно, не знаешь, о чем говоришь, – огрызнулся Филипп, и у Сары сжалось сердце. Он всегда так себя вел. Джулиан был тем, кем Филиппу хотелось стать, но кем он не был. Красивый, очаровательный, молодой, всеобщий любимец, особенно женщин. А Филипп становился все сварливее с годами. Ему исполнилось сорок, и, к своему сожалению, Сара видела, что старший сын выглядит так, будто ему все пятьдесят. Брак с Сесили не пошел на пользу, но это был его выбор. Она все еще была воплощением идеала жены: респектабельная, скучная, воспитанная и обычно отсутствующая. Большую часть времени Сесили проводила с лошадьми. Она недавно приобрела конный завод в Ирландии.
   – Я думаю, нам надо собраться вместе, чтобы все обсудить, – сухо сказала Сара. – Могли бы вы с Найджелом приехать сюда, или ты хочешь, чтобы мы прилетели в Лондон?
   Наконец они решили, что будет проще, если Филипп с Найджелом приедут в Париж. Изабель и Лоренцо уже уехали, а они впятером вели оживленные споры три дня, но в конце концов выиграла Эммануэль. Она сказала, что если бы у Сары и Уильяма не хватило смелости попробовать что-то новое и необычное, то никакого магазина вообще не было бы. А если они не будут расти, то он однажды может прекратить свое существование. Они на пороге восьмидесятых. Эры экспансий. Нужно посмотреть в сторону Рима, может, еще и Германии, Нью-Йорка… Мир не заканчивается Парижем и Лондоном.
   – Это правда, – объявил Найджел. Он по-прежнему отлично выглядел, все такой же изысканный, и Сара с ужасом думала, что однажды он уйдет на пенсию, ведь ему уже за шестьдесят. Но в отличие от Филиппа Найджел в его годы все еще думал о будущем, о расширении сети магазинов по всему миру, о движении вперед.
   – Я думаю, Эммануэль права, – добавил Джулиан. – Мы не можем почивать здесь на лаврах. Это самый верный способ загубить дело. Давно следовало задуматься о расширении и без Изабель. Сейчас самое время.
   К ночи соглашение было достигнуто, хотя Филипп уступил весьма неохотно. По его мнению, лучше было бы открыть еще один филиал в Англии, а не в Риме, но остальные не согласились. Для Филиппа свет клином сошелся на Англии.
   Сара сама позвонила Изабель и сообщила новости. Такое впечатление, что ей подарили с неба луну. Бедняжка так соскучилась по нормальной жизни, по любви, по привязанности. Сара обещала дочери навестить ее в Риме на следующей неделе и обсудить планы.
   Когда она приехала, то за пять дней в Риме не видела Лоренцо ни разу.
   – Где он? – наконец осмелилась спросить Сара.
   – На Сардинии с друзьями. Говорят, у него новая любовница.
   – Как мило с его стороны, – заметила Сара, вдруг вспомнив, как Фредди привез проституток на годовщину свадьбы. Она впервые рассказала о случившемся Изабель, и та посмотрела на нее с изумлением.
   – Я всегда знала, что ты развелась. Но была не в курсе причин. Во взрослом возрасте я даже об этом не задумывалась. Мне не приходило в голову, что ты могла ошибиться или быть несчастной… – Или по глупости выскочить за человека, который приволок проституток в дом ее родителей. Даже сорок лет спустя это казалось из ряда вон выходящим.
   – Каждый может ошибиться. Я совершила большую ошибку. Ты тоже. Но отец помог мне выпутаться из этого. А потом я познакомилась с твоим отцом. И ты однажды тоже встретишь своего прекрасного принца. Подожди.
   Весь следующий год они не покладая рук работали в помещении, которое сняли на виа Кондотти. Оно было больше двух других магазинов, прямо-таки настоящий выставочный зал. Изабель так волновалась, что едва могла дождаться открытия. Это все равно что родить ребенка, говорила она друзьям. Магазин занимал все ее мысли и время, так что она даже не расстраивалась, что вообще не видела мужа. Тот потешался и прогнозировал провал с треском, однако зря сбросил со счетов свою тещу.
   Сара наняла компанию, которая подняла шум в итальянской прессе, посоветовала Изабель устраивать вечеринки и налаживать связи в высшем обществе всеми возможными способами. Она организовывала благотворительные мероприятия, давала обеды и принимала участие в значительных событиях в Риме, Флоренции, Милане. Внезапно леди Изабель Уитфилд, княгиня ди Сан-Тебальди, стала настоящей звездой. Магазин был уже готов к открытию, и тут на проект обратил внимание Лоренцо. Он рассказывал своим друзьям о магазине, о сказочных драгоценностях, которые он якобы сам собирал по миру, и о людях, которые уже приобретали у него украшения. До Изабель долетали обрывки этих сказок, но она не обращала внимания, поскольку была занята сутками, проверяя чертежи, общаясь с архитекторами, нанимая сотрудников. В последние два месяца в Рим прилетела на подмогу Эммануэль, и они наняли способного управляющего, сына одного из ее старых друзей, который последние четыре года занимал важный пост у Булгари. Им удалось его перекупить. Он был в восторге от своей начальницы, но в итоге они стали просто добрыми друзьями. Это был смышленый, любезный и милый молодой человек с великолепным чувством юмора. А еще у него были жена и четверо детей. Его звали Марчелло Скури.
   Прием по случаю открытия имел огромный успех, на нем собралась буквально вся Италия и несколько их постоянных клиентов из Лондона и Парижа. Публика стеклась из Венеции, Флоренции, Милана, Неаполя, Турина, Болоньи, Перуджи. Короче, со всей страны. Год работы не прошел даром, как и предвидела Сара, открытие получилось великолепным. Даже Филиппу пришлось признать, что магазин сказочный, а Найджел, когда увидел его, сказал, что теперь можно и умирать со спокойной душой. Магазин подходил для Рима. Здесь продавали потрясающие драгоценности: смешение старины и новинок, броского и сдержанного, и в разных ценовых категориях. Изабель так же, как и мать, была взволнована успехом.
   Молодой управляющий Марчелло проделал великолепную работу, как и Изабель. Эммануэль гордилась обоими. Братья похвалили Изабель за превосходный результат, а через три дня они разъехались по собственным магазинам. Римский филиал начал работу.
   Эммануэль пришлось уехать на день раньше из-за случившегося в парижском магазине. Была совершена попытка ограбления, но благодаря системе охраны ничего не похитили, но Эммануэль почувствовала, что ей нужно быть там, чтобы поднять всем настроение, поскольку сотрудников происшествие потрясло. Становилось все сложнее защищать их магазины от воров, но у них в обоих магазинах были установлены новейшие охранные системы, так что им везло.
   Сара все еще вспоминала открытие филиала в Риме, когда они с Джулианом поднимались на борт самолета до Парижа. Она спросила сына, хорошо ли он провел время, и он ответил утвердительно. Она заметила, что он успел поговорить с юной хорошенькой княгиней, а потом еще и со знаменитой моделью Валентино. Женщины в Риме очень красивы, но Сару не оставляло чувство, что Джулиан решил притормозить. Ему было почти тридцать, и временами Саре казалось, что он просто остепенился. Раньше он время от времени бросался в омут с головой, судя по статьям в газетах, в последнее время подобного не случалось. А когда они готовились к посадке, Джулиан объяснил причину примерного поведения.
   – Ты помнишь Ивонну Шарль? – спросил он невинно.
   Сара отрицательно покачала головой. Они буквально только что говорили о делах, и она не могла вспомнить, является ли эта женщина их клиенткой.
   – Знакомое имя. Кто она? Я с ней знакома?
   – Она актриса. Ты виделась с ней на приеме в прошлом году.
   – Так же как и с тысячей других людей. Не могу вспомнить. – Внезапно в памяти всплыла недавно прочитанная заметка. – Не она ли пережила скандальный развод несколько лет назад… и потом снова вышла замуж? Мне кажется, я что-то читала такое… Почему ты спрашиваешь?
   Самолет пошел на снижение. Джулиан выглядел ужасно смущенным. К несчастью, его мать отличалась потрясающей памятью. В шестьдесят лет она по-прежнему оставалась такой же умной, сильной и красивой. Джулиан обожал мать, но порой жалел, что она так внимательна ко всяким мелочам.
   – Типа того… Недавно она развелась снова. Я познакомился с ней между двумя замужествами… Ну, или во время замужества… а несколько месяцев назад случайно встретились снова.
   – Какая своевременная встреча, – улыбнулась ему Сара. Порой Джулиан казался ей еще таким молодым, как и все они. – Как тебе повезло.
   – Да, повезло. – Внезапно в его взгляде блеснуло что-то, испугавшее мать. – Она необыкновенная девушка.
   – Должно быть, с двумя-то браками за спиной. Сколько ей лет?
   – Двадцать четыре. Но она очень зрелая для своего возраста.
   – Наверняка. – Она не знала, к чему он клонит, но возникли неприятные предчувствия.
   – Я хочу на ней жениться, – спокойно сообщил Джулиан. Сара почувствовала, как земля уходит у нее из-под ног, и как раз в этот миг шасси самолета коснулись взлетной полосы.
   – Что? – Сара пыталась не выдать замешательства, но она чувствовала, как гулко ухает в груди сердце. – Когда ты решил это?
   – На прошлой неделе. Но все были так заняты открытием магазина, я решил подождать. – Какой у нее внимательный сын. Как мило жениться на девушке, которая уже дважды разведена, и поставить мать перед фактом. – Она тебе понравится. – Сара надеялась, но пока что ей не нравился никто из спутников жизни детей. Она уже отчаялась, что появится хоть кто-то, кого она сможет просто выносить, не говоря уж о симпатиях. – Когда я смогу с ней познакомиться?
   – Скоро.
   – Как насчет пятницы вечером? Мы могли бы поужинать до моего отъезда.
   – Прекрасно, – тепло улыбнулся он матери.
   И тут Сара решилась задать вопрос, который, возможно, и не стоило задавать.
   – Ты хорошо подумал?
   – Безусловно. – Этого она и боялась. И тут Джулиан увидел ее лицо и рассмеялся: – Мама… поверь мне…
   Хотелось бы, но в глубине души закралось сомнение в правильности выбора. А после совместного ужина сомнение превратилось в уверенность.
   Нельзя отрицать, что девушка была красива, красива той ледяной красотой, какую приписывают шведкам. Высокая и очень худая, с кремовой кожей, большими голубыми глазами и белокурыми волосами, которые струились у нее по плечам. Ивонна с четырнадцати лет работала моделью, а с семнадцати начала сниматься в кино. За семь лет она снялась в пяти картинах, и Сара смутно припоминала, что был какой-то скандал, якобы она переспала с режиссером, будучи еще несовершеннолетней. А потом грянул скандал в связи с ее первым разводом с таким же развращенным молодым актером. Второй муж оказался еще интереснее. Она вышла замуж за немецкого плейбоя и попыталась выкачать из него как можно больше денег. Но Джулиан настаивал, что все решено и к Рождеству они поженятся.
   Саре не хотелось праздновать это событие, скорее пойти домой и поплакать. И вот это случилось снова. Сын, словно теленок, слепо идет за этой девицей и отказывается разуть глаза. Почему бы не ограничиться просто интрижкой? На такой ли женщине нужно жениться? Да, она красива и невероятно сексуальна, но у нее холодные глаза, в которых сквозит лишь расчет. Никакой спонтанности, искренности, тепла или любви. Сара подозревала, что Ивонне Джулиан нравится, даже вызывает желание, а вот любви нет. Она потребительница, сразу видно. Но Джулиан убедил себя, что она прелестная малышка и он влюблен.
   – Ну что ты скажешь? – спросил он, когда Ивонна в конце ужина отошла попудрить носик. – Разве она не великолепна? Неужели она тебе не понравилась?
   Он был так слеп. Все они были слепы. Сара похлопала его по руке и сказала, что Ивонна красивая девушка, и это было правдой. А на следующий день, когда сын забирал у нее документы, Сара попыталась осторожно завести с ним разговор.
   – Я думаю, брак – это очень серьезный шаг, – начала она, чувствуя себя древней и невероятно глупой.
   – Согласен с тобой, – сказал он, с изумлением глядя на мать, удивляясь ее педантичности. Не похоже на нее. Обычно она говорила все как есть, но сейчас боялась. Она усвоила урок. Пусть даже она сто раз права, но терять Джулиана она не хочет. Но Джулиан не такой, как сестра. Изабель была молодой и вспыльчивой, а Джулиан обожал мать и прислушивался к ее мнению. – Думаю, что мы будем очень счастливы, – оптимистично заявил он, и это дало Саре возможность высказаться.
   – Я в этом не уверена. Ивонна – необычная девушка, Джулиан. У нее пестрая карьера, она десять лет сама себя обеспечивает. – Сара объяснила ему, что девушка в четырнадцать лет убежала из дома, бросила школу, чтобы стать моделью. – Она пробивная. Больше заботится о себе, чем, возможно, даже о тебе. Я не уверена, что ваши цели в браке совпадают.
   – Что ты имеешь в виду? Что она со мной из-за денег?
   – Возможно.
   – Ошибаешься. – Он сердито посмотрел на мать. Она не имела права вмешиваться. Но Сара считала, что, как мать, имеет это право. – Она только что получила полмиллиона долларов отступных от своего мужа из Берлина.
   – Рада за нее. И сколько они были женаты?
   – Восемь месяцев. Она ушла от него, потому что он вынудил ее сделать аборт.
   – Да? В газетах писали, что она бросила его ради сына греческого корабельного магната, и тот потом бросил ее ради какой-то француженки. Сложно разобраться в этой чехарде.
   – Она хорошая девушка, просто ей пришлось нелегко. О ней никто никогда не заботился. Ее мать занималась проституцией, и отца она даже не знает. Он бросил их до ее рождения. А мать оставила ее, когда Ивонне было тринадцать лет. Могла ли она окончить школу, как, скажем, сестра?
   Да, сестра наделала кучу ошибок, но эта девушка не ошибалась. Она делала умные и продуманные ходы. И одно из стратегических решений – Джулиан. Сразу видно.
   – Надеюсь, ты прав. Я только хочу, чтобы ты был счастлив.
   – Ты должна позволить нам самим распоряжаться своей собственной жизнью, – сердито ответил он. – А не вмешиваться.
   – Я стараюсь не делать этого.
   – Знаю. – Он заставил себя успокоиться. Спорить с матерью не хотелось. Жаль, что Ивонна не понравилась ей. Сам он был очарован девушкой с первой минуты знакомства. – Просто ты всегда считаешь, что знаешь, что нам нужно, но иногда ты ошибаешься.
   Надо признаться, не так уж часто, но у него было право поступить так, как он хочет.
   – Надеюсь, что на этот раз я ошибаюсь, – с грустью произнесла Сара.
   – Ты дашь нам свое благословение? – Это много для него значило. Он всегда был привязан к матери.
   – Если ты хочешь этого. – Она наклонилась и поцеловала его со слезами на глазах. – Я так сильно люблю тебя… Я не хочу, чтобы ты страдал.
   – Я не буду страдать, – просиял Джулиан. Потом он ушел, а Сара долго сидела одна в своей квартире, думая об Уильяме, удивляясь, почему они все такие неразумные.

Глава двадцать восьмая

   Джулиан и Ивонна сочетались браком в мэрии в Ла-Марола на Рождество. А в замке их ждал роскошный прием, на который пригласили около сорока гостей. Джулиан так и сиял от счастья. На Ивонне было короткое кружевное платье бежевого цвета, напомнившее Саре ее собственное подвенечное платье, когда она выходила замуж за Уильяма, только в более современной версии. Но этим сходство заканчивалось. От невесты веяло жесткостью и холодом, которые пугали Сару.
   Эммануэль тоже было все ясно, и они с Сарой стояли вместе в тихом уголке и невесело посмеивались.
   – Почему мы все время наступаем на одни и те же грабли? – спросила Сара, покачав головой. Старая подруга положила руку ей на плечо.
   – Вот что я скажу тебе… каждый раз, глядя на тебя, думаю, что я родилась под счастливой звездой, потому что у меня нет детей.
   Вообще-то не совсем так. Временами Эммануэль завидовала Саре, особенно становясь старше.
   – Порой они меня удивляют. Я не понимаю этого. Она холодна как лед, а Джулиану кажется, что она его обожает.
   – Надеюсь, что он никогда не узнает правды, – тихо заметила Эммануэль. Она не стала говорить Саре, что Джулиан купил невесте кольцо с бриллиантом в тридцать карат и сделал на заказ два парных браслета. Ивонна осталась очень довольна, а Эммануэль не сомневалась, что это только начало.
   Изабель тоже приехала на свадьбу, на этот раз без Лоренцо, и ей не терпелось отчитаться о работе нового магазина в Риме. Дела шли превосходно, правда, много денег тратили на охрану из-за неспокойного положения в стране. Филипп даже великодушно признал свою неправоту, однако не приехал на свадьбу брата. Джулиан не возражал. Теперь он видел только Ивонну, хотел быть лишь рядом с ней. И отныне она принадлежит ему.
   Медовый месяц молодые собирались провести на Таити. Ивонна посетовала, что никогда там не была, но всегда мечтала съездить. На обратном пути они планировали сделать остановку в Лос-Анджелесе и повидаться с тетей Джейн, сестрой Сары. Сара не видела ее много лет, но сестры поддерживали отношения, а для Джулиана семья всегда стояла на первом месте, да и Ивонна, по счастью, мечтала отправиться в Беверли-Хиллз за покупками.
   Сара проводила их и большую часть гостей. Изабель осталась в шато до Нового года. Они отметили шестнадцатый день рождения Ксавье, Изабель сказала, что ей трудно поверить, что братишка вырос, она все еще помнит его малышом, что насмешило Сару.
   – Представь, что я чувствую, когда смотрю на тебя, Джулиана и Филиппа. Мне кажется, что это было только вчера, когда вы все были маленькими… – Сара вспомнила Уильяма. Как они были счастливы.
   – Ты все еще скучаешь по папе? – тихо спросила Изабель, и Сара кивнула.
   – Тоска никогда не отступает. Просто привыкаешь сосуществовать с ней. Так же как и с потерей Лиззи. – Она никогда не переставала любить дочку, но она привыкла жить с болью, пока это не стало привычной ношей. Теперь Изабель тоже кое-что понимала. Отсутствие детей причиняло ей боль, а ненависть к мужу тяжким грузом давила на плечи, когда она позволяла себе задуматься об их отношениях, что происходило в последнее время все реже. К счастью, дел в магазине было невпроворот, особо думать некогда. Хорошо, что они открыли магазин, порадовалась Сара.
   Ей грустно было провожать дочь, жизнь после этого потекла по мирному руслу. Казалось, год пролетел, как и обычно. Но внезапно летом все дети собрались на ее день рождения. Ей исполнялось шестьдесят пять. По каким-то причинам цифра внушала ужас, но дети настояли на приезде, и это было отрадой.
   – Мне просто невыносимо, что я такая старая, – призналась она Изабель. На этот раз, к неудовольствию Сары, Лоренцо тоже притащился. Изабель в его присутствии напрягалась, но нужно было столько обсудить с матерью, что периодически она забывала, что Лоренцо рядом.
   Конечно, Филипп и Сесили приехали тоже. Сесили была в приподнятом настроении и без конца рассказывала о своих новых лошадях. Сесили участвовала в подготовке олимпийской сборной по верховой езде, а еще только что вернулась из Шотландии, где охотилась вместе с принцессой Анной, с которой дружила со школы. Сесили не видела, что муж не слушает и не отвечает ей, а все говорила, говорила и говорила. Они привезли с собой детей, четырнадцатилетнего Александра и двенадцатилетнюю Кристин, и Ксавье всячески развлекал их: водил в бассейн, играл с ними в теннис и дразнил их, заставляя называть себя «дядя Ксавье».
   А потом наконец прикатили Джулиан и Ивонна в новеньком «Ягуаре». Ивонна выглядела еще краше, чем раньше, но казалась какой-то вялой то ли из-за жары, то ли из-за скуки. Сара подумала, что вряд ли кому-то уик-энд покажется особо интересным, и ощутила свою вину за то, что родным пришлось преодолеть весь этот путь. По крайней мере она могла рассказать им о своем путешествии с Ксавье в Ботсвану. Поездка вышла увлекательной, и она даже навестила родственников Уильяма в Кейптауне. Сара приобрела для каждого маленький подарок, а Ксавье привез окаменелости и редкие минералы, а еще целую коллекцию черных бриллиантов. Младший сын питал настоящую страсть к камням и отлично в них разбирался. Он мог мгновенно отличить ценный камень даже в необработанном виде и знал, какую следует сделать огранку, чтобы подчеркнуть всю красоту. Особенно ему понравились алмазные копи в Йоханнесбурге, и он пытался уговорить мать прихватить домой танзанит размером с грейпфрут.
   – Я не представляла, что я буду с ним делать, – объясняла Сара.
   – Поделочные камни теперь очень модны в Лондоне, – пробурчал Филипп, который был не в настроении. Найджел недавно болел и грозился уйти на пенсию в конце этого года, а для Филиппа это была плохая новость. Он пожаловался матери, что Найджела просто невозможно заменить, а Сара не стала напоминать, как он ненавидел управляющего в самом начале работы. Им будет не хватать Найджела, но Сара надеялась, что он еще поработает.
   Они еще поговорили про путешествие в Африку за обедом, а потом Сара извинилась, что утомляет гостей. Лоренцо рассматривал облака, да и Ивонне не сиделось на месте. Сесили сказала, что хочет после обеда осмотреть конюшни, Сара сообщила, что там ничего нового, все те же старые уставшие лошади, но Сесили все равно пошла. Лоренцо решил вздремнуть. Изабель хотела показать матери кое-какие рисунки придуманных ею украшений. Джулиан обещал прокатить Ксавье и племянников на новой машине, так что Филипп и Ивонна остались наедине, чувствуя себя немного неловко. Филипп видел ее до свадьбы только раз и должен был признаться, что выглядела она сногсшибательно. Ее светлые волосы казались почти белыми в свете полуденного солнца. Филипп предложил Ивонне прогуляться по саду, причем она не переставала называть его «ваша светлость», против чего он не возражал, а самой Ивонне нравилось быть леди Уитфилд. Она рассказала брату мужа о своем коротком опыте в Голливуде, что произвело на него впечатление, они говорили и говорили, и она немного придвинулась к Филиппу. Он ощущал запах шампуня от ее волос, а опустив глаза вниз, увидел вырез на платье. Он едва мог справиться с собой, стоя рядом с ней, настолько Ивонна сексуальна.
   – Вы очень красивы, – сказал он неожиданно, когда она почти смущенно посмотрела на него снизу вверх. Они стояли в самом конце розария. Воздух был горячим и неподвижным. Ивонне захотелось раздеться.
   – Спасибо. – Тут она опустила глаза, и ее длинные ресницы коснулись щек, Филипп не удержался. Желание пересилило. Рука скользнула в декольте, и Ивонна застонала, прижавшись к нему.
   – О, Филипп… – прошептала она, словно призывая не останавливаться, и он, осмелев, стал ласкать ее соски.
   – Боже мой, ты так прелестна, – пробормотал он, потом толкнул девушку на траву. Они лежали, чувствуя, как страсть нарастает, сводя с ума.
   – Нет… нельзя… – простонала она, пока Филипп стягивал с нее тонкое шелковое белье. – Не здесь… – Ей не нравилось место, а не то, чем она занималась и с кем, но Филипп уже не мог сдержаться. Он должен был овладеть ею. Его разрывало от желания, и в этот момент, когда они лежали в лучах ослепительного солнца, его уже ничто не могло остановить. Он медленно вошел в ее лоно, а Ивонна прижималась к нему, подстрекая, соблазняя, дразня, усиливая его желание, пока он не вскрикнул.
   Они лежали рядом, задыхаясь. Филипп смотрел на Ивонну, не в состоянии поверить в произошедшее. И это было великолепно. Таких женщин у него еще не было. Он должен быть с ней снова… и снова… Это случилось, и единственный звук, который он слышал, был восхитительный стон Ивонны, когда он сжимал ее в своих объятиях.
   – Боже мой, ты потрясающая, – прошептал Филипп, наконец спохватившись, не видел ли их кто-нибудь, хотя его это не особо заботило. Его вообще ничего не заботило, кроме этой женщины, которая довела его почти до исступления.
   – Ты тоже. У меня никогда не было ничего подобного, – выдохнула Ивонна, и Филипп поверил, но потом в голову пришла одна мысль, и он привлек ее к себе, чтобы лучше видеть.
   – Даже с Джулианом? – Она покачала головой. Филипп видел, что Ивонна чего-то недоговаривала. – Что-то не так?
   Он взглянул на нее с надеждой, а Ивонна пожала плечами и прильнула к нему. Она уже выяснила, что Джулиан не наследовал титул герцога, здесь он уступал старшему брату. Ей нравилась идея стать не просто леди, а герцогиней.
   – Это… это совсем другое… – грустно добавила она. – Я не знаю… – Может быть, с ним что-то случилось… у нас нет интимной жизни…
   Филипп улыбнулся довольной улыбкой.
   – Это правда? – У него был такой довольный вид. Джулиан обманщик. И репутация его дутая. Все эти годы Филипп ненавидел брата. И напрасно. – Забавно.
   – Я думала… может, он… голубой. – Она выглядела сконфуженной, и ее молодость растрогала Филиппа. – Но вряд ли. Просто из него никакой любовник.
   Несколько тысяч женщин расхохотались бы до слез, услышав подобное обвинение, но Ивонна была лучшей актрисой, как многие считали, особенно Филипп.
   – Мне жаль.
   Это неправда, ему совсем не было жаль. Он был в восторге. Ему совершенно не хотелось отрываться от девушки и не хотелось одеваться. Он-то просто расстегнул «молнию» на брюках, а вот ее шелковые трусики пришлось искать среди розовых кустов. Они веселились и строили догадки, что подумает мать, если обнаружит трусики.
   – Решит, что здесь развлекался садовник. – Он усмехнулся, а Ивонна так рассмеялась над его шуткой, повалилась на землю и покатилась по траве. Ее стройные бедра так сильно манили, что Филипп снова занялся с ней любовью.
   – Нам пора возвращаться, – вздохнул он. За два часа вся жизнь перевернулась. – Ты сможешь улизнуть от него сегодня ночью?
   Филипп размышлял, где бы им встретиться. Может быть, в местном отеле? Но потом появилась идея получше. Конюшни. Там валяется с дюжину матрасов и одеяла, которыми укрывали лошадей. Мысль о том, что придется провести ночь врозь, была невыносима, а запрет делал плод еще слаще.
   – Я попытаюсь, – обнадежила его Ивонна. Наконец-то хоть какое-то веселье… в этом браке. По этой части она спец. У первого мужа был брат-близнец. Ивонна спала с его братом, а заодно и с его отцом, пока муж не ушел от нее. С Клаусом было сложнее, но весело. А Джулиан такой милый, наивный. С мая Ивонна скучала. Филипп – лучшее, что случилось с ней за год… или за всю жизнь.
   Они шли по дороге бок о бок, иногда соприкасаясь руками, и, казалось, вели обычный разговор, но, понизив голос, Ивонна призналась в любви… повторяла, как ей было хорошо… какой глупой она была… и едва может дождаться ночи… Когда они вернулись, Филипп был уже на взводе. Он покраснел и выглядел рассеянным, когда Джулиан подъехал на «Ягуаре».
   – Привет! – Он помахал им. – Где вы были?
   – Смотрели розы в саду, – ответила Ивонна елейным голоском.
   – В такую жару? Ну вы даете.
   Дети выпрыгнули из автомобиля, и тут Джулиан заметил, каким несчастным выглядит брат, и едва не рассмеялся.
   – Бедняжка, он тебя утомил? – спросил он у Ивонны, когда Филипп ушел. – Так похоже на брата: потащить показывать сад в самый жаркий день в году.
   – Он хотел как лучше, – прошептала Ивонна, и они пошли наверх, заняться перед ужином любовью.
   Ужин прошел весело. Все хорошо провели день, поэтому царило приподнятое настроение. Сесили ухитрилась отыскать в амбаре какое-то старое немецкое военное седло и пришла в полный восторг. Она даже спросила Сару, нельзя ли увезти его в Англию, на что Сара сказала, что она может взять все, что ей нравится. Ксавье порулил машиной Джулиана, младшие дети тоже развлеклись, и даже Изабель выглядела расслабленной и счастливой, несмотря на присутствие Лоренцо. Молодожены тоже были в хорошем настроении. Филипп вел себя тихо, что было ему несвойственно. Даже именинница, казалось, примирилась с «удручающими цифрами». Сара была рада видеть родных, так что повод отступил на второй план. Жаль, что завтра все разъедутся. Их визиты всегда были такими короткими, но с возвращением Изабель стали особо приятными. Этим вечером все засиделись в гостиной. Джулиан расспрашивал ее о войне и оккупации и с удовольствием слушал ее рассказы. Сесили хотела знать, сколько и каких лошадей они держат здесь, а Ивонна застыла позади Джулиана и массировала ему плечи. Лоренцо дремал в кресле, Изабель играла в карты с младшим братом, а Филипп пил бренди, курил сигару и посматривал в окно на конюшни.
   Наконец Джулиан понял, на что намекает Ивонна, и они поднялись в спальню, поцеловав на прощание мать. Потом ушла Сесили. Она была вымотана после поездки в Шотландию. Наконец, и Филипп тоже удалился. Лоренцо продолжал дремать, а Изабель и Сара еще долго проболтали после того, как Ксавье отправился спать. В доме воцарилась тишина, за окном светила полная луна. В день ее рождения ночь выдалась просто чудесной. Они ели торт и пили шампанское, Саре нравилось находиться в обществе детей.
   Тем временем наверху Ивонна пустила в ход все свои самые экзотические трюки, чтобы замучить мужа. Она кое-чему научилась в Германии и показывала приемчики, которые сводили Джулиана с ума. Через полтора часа он так устал, что вырубился, а Ивонна с улыбкой выскользнула из комнаты и в джинсах и майке рванула к конюшням.
   Сесили тоже крепко уснула. Она приняла снотворное, чтобы выспаться получше. Лучше уж перетерпеть смурное настроение с утра. Сесили храпела, когда Филипп вышел из спальни все в той же одежде, что и за ужином. Он хорошо знал все тропки, и под его ногами хрустнула лишь пара веток, но никто его не услышал. Он вошел в конюшни через заднюю дверь, минутку постоял, чтобы глаза привыкли к темноте, а потом увидел ее в паре метров от себя, красивую и бледную в лунном свете, словно привидение. Нагая Ивонна сидела на одном из немецких седел. Филип сел позади и привлек девушку к себе. Он ощущал шелк ее кожи, и желание поднималось внутри. Затем Филипп отнес ее на один из матрасов в стойло. Когда-то там жили немецкие солдаты. Он занимался с ней любовью там и умолял не покидать его, а потом они несколько часов пролежали в обнимку, и Филипп понимал, что его жизнь никогда не будет прежней. Это просто невозможно. Нельзя отпустить Ивонну… она слишком необычная и редкая… слишком сильная… словно наркотик, который теперь ему необходим для жизни.
   Во втором часу ночи Изабель пошла спать, добудившись наконец Лоренцо. Он извинился и нетвердой походкой пошел наверх. Сара осталась в гостиной, размышляя, что дальше будет у дочери с зятем. Вечно так продолжатся не может. Рано или поздно ему придется отпустить ее. Он удерживал Изабель как заложницу, но Сара положит этому конец. От одной мысли она злилась. Изабель такая красавица, у нее есть право вести совсем другую жизнь. Лоренцо именно такой, как они боялись, и даже хуже. Сара решила прогуляться по внутреннему дворику. Это напомнило ей летние ночи, когда здесь жил Иоахим и они вместе гуляли и разговаривали о Рильке, Шиллере и Томасе Манне… Она тогда старалась отвлечься от войны и раненых, не думать, жив ли Уильям. Ноги сами понесли ее к сторожке. Домик давно пустовал. Новый коттедж управляющего расположился ближе к воротам, но по сентиментальным соображениям старый сносить не стали. Они с Уильямом жили здесь в самом начале, здесь родилась и умерла Лиззи.
   Сара все еще вспоминала о тех временах, прогуливаясь на сон грядущий, и тут услышала какой-то шум, доносившийся из конюшен. Тихий стон. Сара испугалась, уж не ранено ли какое-то животное. Они держали полдюжины лошадей, если вдруг кто-то захочет проехать верхом, но большинство были уже старыми. Она тихонько открыла дверь. Вроде бы все в порядке. Лошади спокойно стояли на своих местах. Но шум раздался снова из одного из старых бараков. Странные потусторонние звуки. Сара не могла понять, что это, потихоньку двигаясь в ту сторону. Ей даже в голову не пришло испугаться или взять в руки какой-то тяжелый предмет, чтобы защититься, если это вор или хищник. И тут она оказалась перед сплетенными телами обнаженных Филиппа и Ивонны. Вопрос, что они тут делают, отпал сам собой.
   Мгновение она с изумлением смотрела на них и увидела на лице Филиппа выражение ужаса. Сара отвернулась, чтобы дать им одеться, затем набросилась на них. Сначала она напустилась на Ивонну:
   – Как ты посмела так обойтись с Джулианом? Как ты посмела переспать с его родным братом в моем доме, под моей крышей!
   Но Ивонна лишь откинула назад длинные волосы и молчала. Она даже не удосужилась одеться, так и стояла обнаженная, во всей своей красе.
   – А ты! – Сара повернулась к Филиппу. – Всегда делаешь подлости… обманываешь жену и завидуешь брату. Меня от тебя тошнит. Мне стыдно за тебя, Филипп. – Она еще раз посмотрела на них, потрясенная тем, что они делают со своими жизнями и насколько не уважают окружающих. – Если я выясню, что вы продолжаете этим заниматься, я все расскажу Сесили и Джулиану. Я буду следить за вами обоими. – Следить она не собиралась, но и покрывать неверность не хотелось, особенно в своем собственном доме и по отношению к Джулиану, который этого не заслужил.
   – Мама… мне очень жаль. – Филипп завернулся в одеяло, которым укрывали лошадей. – Это на меня не похоже… Я не знаю, как это произошло!.. – Он едва не плакал.
   – Зато она знает, – резко сказала Сара, глядя в упор на Ивонну. – Чтобы больше этого не было, – пригрозила она Ивонне, глядя прямо в глаза. – Я тебя предупредила!
   Сара повернулась и ушла, а на улице прислонилась к дереву и заплакала от огорчения, от стыда за них и за себя. А когда она побрела к замку, то думала лишь о Джулиане и о том, как сильно обидел его родной брат. Как глупы ее дети. И почему она никогда не могла помочь им?

Глава двадцать девятая

   Ивонна вела себя необычно тихо, когда они с Джулианом ехали домой из шато. Она не казалась расстроенной, просто помалкивала. В день их отъезда в замке царила странная атмосфера. Ксавье невинно заметил матери, что в воздухе пахнет бурей. Но погода стояла жаркая и солнечная. Сара никому ничего не рассказала о ночном происшествии. Только Филипп и Ивонна понимали, в чем дело. Остальные уехали в счастливом неведении, и к лучшему. Все были бы потрясены до глубины души, кроме разве что Лоренцо, а Джулиан был бы просто раздавлен.
   По дороге в Париж Джулиан аккуратно спросил Ивонну, что ее огорчило.
   – Ничего. – Она пожала плечами. – Мне просто было скучно.
   Но когда этой ночью он попытался заняться с ней любовью, она отказалась.
   – Что такое? – не отставал Джулиан. Прошлой ночью она сама к нему приставала и вдруг так холодна. Ивонна вообще была непредсказуема, подвижная, словно ртуть, но это в ней и нравилось. Временами Джулиану нравилось даже, когда она отказывала, желание лишь усиливалось, поэтому он и сегодня воспринял это как игру, но Ивонна не играла.
   – Перестань… Я устала… У меня болит голова.
   Прежде Ивонна никогда не пользовалась такой отговоркой, но она все еще была раздосадована случившимся, когда старая карга Сара вела себя так, будто весь мир у ее ног, и угрожала им, а Филипп лебезил как ребенок. Ивонна пришла в такую ярость, что дала ему пощечину, а он возбудился, и они снова занимались любовью. В итоге они покинули конюшни только в шесть утра. Она устала и злилась, что все Уитфилды под каблуком у мамаши.
   – Оставь меня в покое, – повторила она.
   Они просто маменькины сынки, и их сестра сноб. Она знала, что ни мать, ни сестра не одобряли ее кандидатуру. Да и плевать. Она получила то, что хотела. И теперь, может быть, она получит еще больше, если Филипп выполнит обещание и приедет из Лондона, чтобы встретиться с ней. У нее все еще была ее старая квартира-студия. Можно было пойти в номер отеля или же заняться любовью прямо здесь, в постели Джулиана, если ей захочется, несмотря на предупреждения этой старой суки. Но сейчас Уитфилды ее бесили, особенно ее муж.
   – Я хочу тебя сейчас… – дразнил ее Джулиан, возбужденный отказом и чувствуя что-то животное и незнакомое, словно хищник, который учуял кого-то рядом. Он будто уловил от нее чей-то чужой запах и хотел, чтобы она снова принадлежала ему. – Что случилось? – не унимался он, пуская в ход искусные пальцы, но жена не допускала его до тела, что с ней редко случалось.
   – Сегодня я забыла принять пилюли, – ответила она, и он хрипло прошептал, слегка касаясь ее:
   – Примешь потом.
   На самом деле противозачаточные кончились у нее накануне, и ей хотелось поберечься пару дней. Она сделала уже достаточно абортов за свою жизнь, только еще детей ей не хватало. Ни от Джулиана, ни от кого-то еще. Она собиралась перевязать трубы, так будет легче.
   – Да плевать на таблетки. – Джулиан играл с ней, затем развернул ее лицом, совсем как брат предыдущей ночью, и почувствовал, как нарастает желание, как это бывало со всеми мужчинами с тех пор, как Ивонне исполнилось двенадцать лет и она узнала, чего от нее хотят. Желания Джулиана были понятны, но она не собиралась уступать. Пусть помучается. Она лежала, раздвинув ноги и широко раскрыв глаза, и была готова ударить его, если он приблизится. Но Джулиан уже не мог остановиться. Он взял ее быстро и уверенно. Его сила удивила Ивонну, она задрожала от наслаждения, а потом застонала от собственной глупости. Вообще-то в этом отношении она всегда была податлива, но сегодня рассердилась на себя.
   – Черт! – Она перекатилась в сторону.
   – Что такое? – Он выглядел обиженным, жена странно вела себя.
   – Я же сказала, что я не хочу. Что, если я забеременею?
   – И? – Он был изумлен. – Тогда у нас будет ребенок.
   – Нет, не будет, – сердито ответила она. – Я слишком молода… Я не хочу сейчас ребенка. Мы только поженились. – Она еще не была готова к тому, чтобы сказать ему больше.
   – Хорошо, хорошо. Иди прими горячую ванну или холодный душ, ну, или прими таблетку. Мне жаль, что так получилось.
   Судя по виду, Джулиан не испытывал сожаления. Ему ужасно хотелось, чтобы Ивонна забеременела.
   Три недели спустя он пришел днем домой без предупреждения и застал ее согнувшейся над унитазом. Ее тошнило.
   – Бедная! – Он уложил жену в постель. – Съела что-то не то или у тебя грипп? – Джулиан никогда не видел ее в таком состоянии, а Ивонна с ненавистью посмотрела ему в глаза. Она-то понимала, что с ней. Это было уже в седьмой раз. Ивонна сделала шесть абортов за последние двенадцать лет и собиралась сделать еще один. У нее сразу начинался токсикоз, по которому она безошибочно определяла беременность.
   – Ничего, – убеждала она его, – все прекрасно.
   Но ему не хотелось оставлять ее и снова идти на работу. Джулиан приготовил ей суп, но Ивонну снова вырвало. Утром состояние не улучшилось, так что Джулиан без предупреждения пришел домой пораньше. Раздался звонок, ее не было, так что он взял трубку. Звонили из приемной доктора, чтобы подтвердить, что завтра утром сделают аборт.
   – Что?! – закричал он в трубку. – Отмените! Она не придет.
   Он позвонил на работу, чтобы сообщить, что не придет сегодня, и стал ждать возвращения Ивонны.
   – Звонил твой доктор, – сообщил он. Ивонна взглянула на мужа, пытаясь понять, знает ли он. Все сразу стало ясно. Сомнений в том, как он отнесся к новости, тоже не оставалось. – Почему ты не сказала мне, что беременна?
   – Потому что еще слишком рано… мы не готовы к этому… и… – Она посмотрела на него, думая, поверит Джулиан ей или нет. – Доктор сказал, что сейчас слишком рано после аборта, который заставил сделать Клаус.
   На мгновение он действительно поверил, но потом вспомнил:
   – Это ж было год назад.
   – Я еще не оправилась полностью. – Она заплакала. – Я хочу, чтобы у нас был ребенок, Джулиан, но не сейчас.
   – Иногда жизнь не оставляет нам выбора. Я не хочу, чтобы ты делала аборт.
   – Зато я хочу. – Она упрямо посмотрела на Джулиана. Нет, она не позволит отговорить себя, да и не время сейчас для беременности. Приедет Филипп, а она с животом или с ребенком. Ей хотелось, чтобы ребенка извлекли из нее немедленно, в крайнем случае завтра утром.
   – Я не дам тебе делать аборт. – Они проспорили всю ночь.
   На следующий день Джулиан опять остался дома, опасаясь, что Ивонна пойдет к доктору, и, поняв всю серьезность его намерений, Ивонна повела себя просто отвратительно. Она словно боролась за свою жизнь или считала, что борется.
   – Послушай, черт побери, я избавлюсь от этого ребенка, как ни крути… Может быть, он даже не твой.
   Джулиан остолбенел, словно получив удар ножом в сердце. Он отпрянул, как будто его подстрелили, не мог поверить.
   – Ты хочешь сказать, что это чей-то еще ребенок? – Он смотрел на нее с ужасом и изумлением.
   – Может быть, – ответила она бесстрастно.
   – А можно узнать чей? Этот мелкий греческий подонок вернулся?
   Джулиан видел его два раза перед свадьбой, но знал, что Ивонна считала его очень привлекательным. Тут ей пришло в голову, что это хорошая шутка. Ее ребенок, возможно, на самом деле следующий герцог Уитфилд, сын его светлости герцога Уитфилда. Она расхохоталась и билась в истерике, пока Джулиан не дал ей пощечину.
   – Что с тобой? Почему ты смеешься? – Но Ивонна уже прекратила смеяться, она поняла, что потеряла Джулиана, когда отказалась от его ребенка. Больше от него ничего не получишь. Игра окончена. Пора сосредоточиться на Филиппе.
   – На самом деле, – недобро усмехнулась она, – я спала с твоим братом. Возможно, это его ребенок, так что можешь расслабиться.
   Джулиан с ужасом и болью посмотрел на жену, сел на постель и расхохотался сквозь слезы.
   – Очень забавно. – Он вытер глаза, но больше не смеялся.
   – Неужели? Твоя мать того же мнения. – Теперь она решила открыть все карты. Ей было все равно. Она никогда не любила Джулиана. Да, с ним было неплохо, но все кончено. – Она застала нас в конюшнях. Когда мы трахались.
   Он вздрогнул, услышав из ее уст это слово, и ужаснулся, представив картину.
   – Моя мать об этом знает? – Он ужаснулся. – Кто еще? Жена Филиппа?
   – Не знаю. – Ивонна пожала плечами. – Полагаю, придется сообщить ей, если я буду рожать этого ребенка. – Она глумилась над ним, потому что собиралась сделать аборт, если, конечно, Филипп не согласится развестись с Сесили и жениться на ней. При таких условиях она, может, и родила бы.
   – Мой брат сделал вазэктомию несколько лет назад, потому что Сесили не хотела иметь больше детей. Он сообщил тебе об этом? Или не потрудился? – Джулиан точно знал, когда это случилось и что это его ребенок. В ту ночь, когда Ивонна забыла принять пилюли и он взял ее силой. Но тут он кое о чем подумал и посмотрел на Ивонну с гневом и ненавистью. – Я не понимаю, как ты могла так поступить со мной и зачем. Я никогда не смог сделать такое по отношению к тебе. – Просто потому, что он порядочный человек. – Но я сейчас кое-что скажу, и тебе лучше поверить. Если ты вышла за меня из-за денег, то ты не получишь ни цента, если не родишь этого ребенка. Ни от меня, ни от кого бы то ни было из моей семьи, и мой брат тебе не поможет, не обольщайся. Этот ребенок – личность, новая жизнь… и он мой. Я хочу, чтобы ты родила его. Потом катись на все четыре стороны. Если хочешь, можешь уйти к Филиппу. Только он никогда не женится на тебе. Кишка тонка бросить жену. Но ты вольна делать все, что хочешь, и я дам тебе некоторую сумму. Даже, может быть, большую. Но если убьешь моего ребенка, Ивонна, все кончено. Ты никогда ничего от меня не получишь. Клянусь тебе!
   – Ты угрожаешь мне? – Ивонна посмотрела на него с такой ненавистью, что трудно было представить, как Джулиан вообще мог решить, что она его любит.
   – Да, угрожаю. Если ты не родишь этого ребенка, если ты даже случайно потеряешь его, то не получишь ни цента. Береги его, роди, отдай мне, и ты получишь развод и деньги. По рукам?
   – Мне надо подумать.
   Джулиан пересек комнату и подошел к ней. Впервые в жизни ему захотелось поднять руку на женщину. Он схватил ее за длинные белокурые волосы и потащил.
   – Лучше бы тебе думать побыстрее! А если ты убьешь моего ребенка, клянусь, я убью тебя.
   Тут он оттолкнул ее и вышел из квартиры. Его не было несколько часов, он пил и плакал, а вернулся таким пьяным, что почти забыл о поводе для грусти. Утром Ивонна сообщила, что согласна родить ребенка. Но сначала она хотела получить от него расчет. Он сказал, что вызовет своих адвокатов, и пошел на работу. Джулиан четко дал понять, что Ивонна будет жить с ним, если хочет, может перебраться в гостевую комнату, но он хочет контролировать, как она заботится о себе, и более того – присутствовать на родах.
   Ивонна ненавидящим взглядом уставилась на него и со злостью выпалила:
   – Я ненавижу тебя.
   И она ненавидела каждое мгновение беременности. В первые несколько месяцев Филипп приезжал, и они встречались, но после Рождества встречи уже не приносили былой радости. С Ивонной было уже не так весело, да и ситуация слишком запутанная. Филипп не возражал, чтобы Джулиан знал, чем он занимается на самом деле, это ему даже нравилось. Но могла узнать и мать, ему не хотелось бы столкнуться с ней. Он пообещал Ивонне, что они проведут вместе отпуск в июне, уже после родов. После этого она возненавидела Джулиана еще сильнее. Он все портил, и его прихоть могла стоить ей осуществления мечты. Теперь она грезила о Филиппе и хотела стать герцогиней. Он пообещал уйти от жены, но сейчас не самый подходящий момент, поскольку теща очень больна и сильно расстроится, а тут еще и ребенок… Он уговаривал ее подождать и соблюдать спокойствие, отчего Ивонна лишь сильнее билась в истериках и ненавидела Джулиана. Она начала названивать Филиппу каждый день, дразнить его, причем звонила на работу, домой, в самые неподходящие моменты, и неожиданно он снова молил об этих звонках и едва мог дождаться июня. Они каждый день разговаривали по телефону, обычно по несколько раз в день, исключительно о сексе. Ивонна рассказывала, что и как будет делать с ним после родов. Именно этого Филипп и хотел от нее, и ему нравилось.
   Они с Джулианом практически не говорили. Ивонна перебралась в другую комнату и выглядела почти так же плохо, как чувствовала себя. Шесть месяцев ее выворачивало наизнанку, после двухмесячной передышки все началось снова. Джулиан думал, что отчасти причина в гневе и злобе. Он видел бесконечные звонки Филиппу, оплачивая счета, но ничего не говорил. Он понятия не имел, что между ними происходит, и пытался убедить себя, что плевать на это хотел, но, увы, произошедшее оставило глубокий и болезненный след. Единственное, что его радовало, – ребенок, которого Ивонна согласилась родить и оставить ему. Она не хотела ни опеки, ни права посещения, у нее не было никаких претензий по отношению к будущему ребенка. Ребенок полностью принадлежал Джулиану. Всего за миллион долларов. Он согласился заплатить. После рождения ребенка.
   Он лишь раз обсуждал с матерью, чтобы объяснить, для чего намерен продать несколько акций их компании. На расчеты с Ивонной уйдут полностью все его сбережения, но игра стоила свеч.
   – Мне жаль, что я оказался в такой ситуации, – извинился Джулиан перед Сарой, но мать сказала, что это его жизнь, он не должен ни извиняться, ни объяснять.
   – Ты единственный, кто пострадал. Мне жаль, что так произошло, – сказала она Джулиану.
   – Мне тоже… но по крайней мере у меня будет ребенок. – Он горестно улыбнулся и вернулся в атмосферу холодной войны, царившей у него в квартире. Он уже нанял для ребенка няню, приготовил детскую, а Изабель обещала приехать из Рима помочь. Джулиан понятия не имел, что делают с детьми, но хотел научиться. Ивонна же заявила, что прямо из больничной палаты переедет в свою квартиру. Договор будет выполнен. А ее банковский счет пополнится на миллион долларов.
   Ребенок должен был родиться не раньше мая, но в конце апреля она начала упаковывать вещи, словно ей не терпелось уехать, и Джулиан внимательно наблюдал за ней.
   – Ты не испытываешь никаких чувств к этому ребенку? – с грустью спросил он. Не говоря уж о чувствах к нему. На этот вопрос он давно уже знал ответ. Ей нужен только Филипп.
   – С чего вдруг? Я ни разу его не видела. – У нее не было материнского инстинкта и никакого раскаяния. Главное – продлить роман с Филиппом. Он уже забронировал номер на Майорке на первую неделю июня. Ивонне все равно куда ехать, лишь бы с ним. Она сделала все, чтобы добиться желаемого.
   Первого мая Джулиану позвонили на работу и сообщили, что леди Уитфилд только что доставили в клинику, ту же, где родился он сам, в отличие от брата и сестры, которых отец принимал прямо в замке.
   Эммануэль видела, как Джулиан уходит, и спросила, не нужно ли пойти с ним, но он покачал головой и поспешил к автомобилю. А через полтора часа он уже был в госпитале, расхаживая взад и вперед, ожидая, когда его пригласят в родильную палату. Джулиан опасался, что Ивонна может не позволить, однако через пару минут вышла медсестра и вручила ему зеленый халат и такую же шапочку, показала, где можно переодеться, а затем отвела в родилку. Ивонна между схватками смотрела на него с нескрываемой ненавистью.
   – Прости… – На мгновение ему стало жаль Ивонну, он даже попытался взять ее за руку, но Ивонна отдернула руку и вцепилась в стол. Схватки были очень болезненными, но медсестра заверила, что все идет хорошо и быстро для первого ребенка. – Надеюсь, роды не продлятся долго, – прошептал он Ивонне, не зная, чем еще ее утешить.
   – Я ненавижу тебя, – выдавила она сквозь сжатые зубы, пытаясь напомнить себе, что ради миллиона долларов стоит потерпеть. Это был странный способ заработать состояние.
   Схватки затихли, Ивонне сделали укол. Джулиан волновался, все ли идет как надо. Так странно находиться рядом с женщиной, которую больше не любишь и которая открыто тебя ненавидит, и при этом ждать ребенка. Это казалось противоестественным, и Джулиан пожалел, что не попросил кого-то пойти вместе с ним. Он вдруг почувствовал себя очень одиноким.
   Наконец процесс пошел. Джулиан вынужден был признаться, что ему ужасно жаль Ивонну, поскольку со стороны это был просто ужас. Природа не знала о ее равнодушии к ребенку или о том, что она отдает его, так что заставила расплатиться за ребенка сполна. Роды были долгими и тяжелыми, Ивонна даже забыла о своей ненависти к Джулиану и позволила помочь ей. Он держал ее за плечи, и до темноты все в палате подбадривали роженицу. Потом наконец внезапно раздался долгий пронзительный крик, и появилось красное личико, которое было так сморщено, что казалось, будто малыш сердится. Ивонна взглянула на ребенка, в глазах блеснули слезы, она на миг улыбнулась, но тут же отвернулась, и доктор вручил младенца Джулиану, который открыто, не стыдясь своих слез, плакал, прижимая маленькое личико к своему лицу, и малыш тут же замолчал, услышав отца.
   – О боже, он такой красивый, – прошептал он в восторге от своего сына и осторожно протянул его Ивонне, но та покачала головой и снова отвернулась. Она не хотела видеть ребенка.
   Джулиану разрешили отнести ребенка в палату матери, и он держал малыша, пока наконец не привезли Ивонну, но она велела ему уйти, поскольку хотела позвонить Филиппу, и попросила сестру отнести ребенка в палату для новорожденных и больше не приносить. Ивонна взглянула на человека, которому только что родила ребенка и за которым была замужем, но ее лицо ничего не выражало.
   – Думаю, можно попрощаться, – спокойно произнесла Ивонна, не оставляя ни малейшей надежды.
   Джулиану стало грустно за них, несмотря на рождение сына. Это был волнующий день, и он с облегчением заплакал, глядя на бывшую жену, и кивнул.
   – Мне жаль, что все так получилось, – грустно сказал он. – Ребенок такой красивый, не так ли…
   – Наверняка. – Она пожала плечами.
   – Я буду хорошо о нем заботиться, – прошептал он, потом подошел и поцеловал ее в щеку. Она столько вытерпела ради него, а теперь от него уходит. У Джулиана разрывалось сердце, но не у Ивонны. Плакал только он.
   Она сдержанно посмотрела вслед Джулиану.
   – Спасибо за деньги. – Это было единственное, что имело для нее значение.
   Он оставил Ивонну жить своей жизнью. Утром деньги были на ее банковском счете. Как и обещал, Джулиан заплатил за ребенка миллион долларов.
   Вместе с няней Джулиан привез сына домой. Он назвал его Максимилианом. Сокращенно – Максом. Имя малышу подходило. Днем из замка приехали Сара с Ксавье, чтобы посмотреть на внука и племянника, а вечером из Рима прилетела Изабель. За свою короткую жизнь Макс успел потерять мать, но приобрел семью, где почти все его обожали и ждали с нетерпением. А Изабель чувствовала, как сердце ее разрывается от нереализованных желаний, когда держала мальчика на руках.
   – Тебе повезло, – прошептала она брату, когда вечером они любовались на спящего Макса.
   – Полгода назад я был иного мнения, – признался Джулиан, – но теперь я тоже так считаю. Все это стоило ребенка.
   Ему было интересно, куда ушла Ивонна, как она, не жалеет ли о своем решении, но скорее всего она не испытывает сожалений. Вечером, лежа в постели, он думал о сыне, о том, как ему повезло, что у него есть сын.

Глава тридцатая

   В этом году семья снова собралась на день рождения Сары, хотя не вся. Разумеется, не было Ивонны, и Филипп не показывался на глаза (кстати, весьма благоразумно). Он извинился, сославшись на занятость. Через Найджела, который так и не ушел на пенсию, до Сары дошли слухи, что Филипп и Сесили договорились о раздельном проживании, но она ничего не сказала Джулиану.
   Джулиан, конечно, приехал с Максом и няней, но он очень многое делал сам. Сара восхищенно наблюдала, как сын менял внуку пеленки, купал, кормил и одевал его. Только больно было видеть, как смотрит на племянника Изабель. В ее глазах читалось желание иметь своих детей, что огорчало Сару до глубины души. На этот раз она приехала без Лоренцо, и можно было поговорить свободно. Это было особенное лето для них всех, потому что Ксавье последний раз проводил каникулы дома. Гордость мамы, он в семнадцать поступил в Йельский университет. Специализацией была политология, но в качестве второй специальности Ксавье выбрал геологию. Он собирался проводить полевые исследования где-нибудь в Африке.
   – Мы будем ужасно скучать, – призналась ему Сара, и все согласились с ней. Сама она собиралась проводить больше времени в Париже, чтобы не торчать в одиночестве в замке. В шестьдесят шесть лет она по-прежнему держала бразды правления в своих руках, как и Эммануэль, которой только что исполнилось шестьдесят, чему даже Сара верила с бо́льшим трудом, чем в собственный возраст.
   Ксавье не терпелось поехать в Йель, и Сара не могла его винить. Он приедет на рождественские каникулы, а Джулиан обещал проведать брата, когда по делу отправится в Нью-Йорк. Они стали оживленно обсуждать этот план, а Сара и Изабель вышли поболтать в сад. Изабель осторожно поинтересовалась, что случилось с Филиппом. До нее дошли слухи о раздельном проживании с женой, а о романе с Ивонной она слышала прошлым летом от Эммануэль.
   – Некрасивая история, – заметила Сара со вздохом, все еще потрясенная происшедшим. – Но Джулиан, кажется, держится молодцом, особенно теперь, когда появился Макс.
   – Мы усложняем тебе жизнь, мама? – печально спросила Изабель, и Сара возразила с улыбкой:
   – Вы усложняете жизнь себе.
   – Я хочу тебе что-то сказать.
   – Энцо наконец согласился уехать от тебя?
   – Нет. – Изабель медленно покачала головой, и их взгляды встретились. Сара давно заметила, что дочь выглядит более умиротворенно, чем обычно. – Я в положении.
   – Что? – Сара была поражена, поскольку считала, что на подобный исход нет никакой надежды. – У тебя будет ребенок? – Она взволнованно обняла дочь. – Дорогая, как чудесно! – Потом отпрянула, слегка озадаченная. – Я думала… что сказал Лоренцо? Он, должно быть, вне себя от счастья. – Хотя саму Сару не порадовала перспектива упрочения брака дочери с этим прохвостом.
   Изабель снова рассмеялась нелепости ситуации.
   – Мама, ну что ты, это не его ребенок.
   – О, дорогая… – Положение снова усложнялось. – А от кого?
   – Он чудесный человек. Мы встречаемся уже год… Мама… Я ничего не могу сделать… Мне двадцать шесть, я не могу вести такую бессмысленную жизнь… Мне нужно кого-то любить… с кем-то разговаривать…
   – Я понимаю, – тихо ответила Сара. Ей тяжело было думать о том, как одинока Изабель и в каком она отчаянии. – Но как же малыш? Энцо знает?
   – Я сообщила ему. Надеялась, что он оскорбится и уйдет, но он сказал, что ему плевать. Все будут думать, что это его ребенок. Он уже поделился новостью со своими друзьями, и те меня поздравили. Псих.
   – Нет, просто жаден до денег, – сухо поправила ее Сара. – А отец ребенка? Что он говорит? Кто он?
   – Он немец. Из Мюнхена. Глава крупной фирмы. Его жена очень хорошо известна. К сожалению, она не хочет развода. Ему тридцать шесть лет. Они вынуждены были пожениться, когда ему было девятнадцать. Живут раздельно. Ее смущает развод. Пока что.
   – А его не смущает незаконнорожденный ребенок? – вспылила Сара.
   – Да нет, не особенно. Как, впрочем, и меня. Скажи, какой у меня выбор? Ты думаешь, Лоренцо когда-нибудь отстанет от меня?
   – Мы попытаемся это устроить. А как ты? – Она испытующе посмотрела на дочь. – Ты счастлива? Это то, чего ты хотела?
   – Да, я действительно люблю его. Его зовут Лукас фон Аусбах.
   – Я слышала эту фамилию, но мне она ничего не говорит. Ты думаешь, он когда-нибудь женится на тебе?
   – Если сможет, – честно ответила Изабель.
   – А если не сможет? Если жена не позволит ему уйти? Тогда что?
   – Тогда у меня будет ребенок. – Изабель безумно хотелось иметь хотя бы одного ребенка, особенно после того, как она увидела Джулиана с племянником.
   – Кстати, что говорят врачи? Когда он появится?
   – В феврале. Ты приедешь? – тихо спросила Изабель, и мать кивнула.
   – Конечно. – Она была тронута тем, что дочь спросила ее об этом, но тут же спохватилась: – Джулиан знает? – Брат с сестрой всегда были так близки, трудно было поверить, что он ничего не знает. Изабель ответила, что не выдержала и рассказала ему свой секрет утром. – Что он сказал?
   – Что я такая же сумасшедшая, как и он. – Она улыбнулась.
   – Должно быть, это наследственное, – добавила Сара. Одно точно – с ее отпрысками не заскучаешь.
   В сентябре Ксавье уехал в Йель, как и планировалось, а в октябре Джулиан полетел повидаться с ним. Ксавье учился отлично, у него были два очень приятных соседа по комнате и хорошенькая подружка. Джулиан пригласил всю компанию на обед, и они неплохо провели время. Ксавье нравилась жизнь в Америке. На День благодарения он планировал поехать в Калифорнию навестить тетю.
   Когда Джулиан вернулся в Париж, то услышал о разводе Филиппа и Сесили, а на Рождество увидел совместное фото брата и бывшей жены в «Татлере», показал матери, и та нахмурилась. Ей неприятно было это видеть.
   – Ты думаешь, он женится на ней? – спросила она Эммануэль позднее.
   – Не исключаю. – Она больше не верила Филиппу, особенно в последнее время. – Он наверняка хочет просто досадить Джулиану. – Его ревность к младшему брату никогда не утихала, а, наоборот, с годами разгорелась еще сильнее.
   Ксавье приехал домой на Рождество, и, как обычно, каникулы промчались незаметно. Когда младший сын снова улетел в Америку, Сара отправилась в Рим проконтролировать дела в магазине и помочь Изабель приготовиться к рождению ребенка.
   Марчелло по-прежнему работал управляющим, а Изабель готовилась уйти в декрет. Бизнес процветал. Сара улыбнулась, когда увидела, как бойко ее дочь раздает указания на итальянском. Она еще больше похорошела за время беременности, но ужасно раздобрела. Сара вспомнила себя, ее дети всегда оказывались очень крупными. Но Изабель была несказанно счастлива.
   После приезда Сара пригласила своего зятя на обед и с места в карьер коротко объяснила цель их встречи. На этот раз она не стала тратить слов понапрасну.
   – Лоренцо, мы с вами взрослые люди. – Он был ненамного моложе ее, и Изабель была замужем за ним уже девять лет. Слишком высокая цена за ошибку молодости. И Сара намеревалась раз и навсегда покончить с этим браком. – Долгое время вы с Изабель не были счастливы. Этот ребенок… Ладно, мы оба понимаем ситуацию. Пора с этим закругляться, вы как считаете?
   – Моя любовь к Изабель никогда не кончится! – воскликнул он мелодраматично, в то время как Сара с трудом сдерживалась.
   – Не сомневаюсь. Но должно быть, это очень болезненно для вас обоих и особенно для вас. – Она решила сменить тактику и обращаться с ним как с пострадавшим. – А теперь и ребенок… Вам не кажется, что пора сделать дальновидные инвестиции и согласиться на развод, чтобы Изабель могла начать новую жизнь? – Она не знала, как еще сказать ему это. «Сколько» – звучит слишком прямолинейно, хотя и вертится на языке. Сейчас ей больше, чем обычно, не хватало Уильяма, который нашел бы нужные слова. Но Энцо уловил намек.
   – Инвестиции? – переспросил он.
   – Думаю, что в вашем положении неплохо было бы иметь какие-нибудь надежные американские акции. Или итальянские, если вы предпочитаете их.
   – Акции? Сколько акций? – Он отложил вилку, прекратил жевать и весь превратился в слух.
   – А вы, как вы считаете?
   Он сделал непонятный итальянский жест, наблюдая за ней.
   – Я не знаю… пять… десять миллионов долларов? – Лоренцо прощупывал почву, и Сара покачала головой.
   – Боюсь, что нет. Один или, может быть, два. Но не больше. – Переговоры начались, и Сара была довольна ходом процесса. Жадность Лоренцо не знала границ.
   – А палаццо в Риме?
   – Я должна обсудить с Изабель, но я уверена, что она могла бы найти себе другое место проживания.
   – Вилла в Умбрии? – Он хотел получить все.
   – Не могу пока ничего обещать, Лоренцо. Нужно обсудить с Изабель.
   Он кивнул.
   – Вы знаете… ювелирный магазин… бизнес идет здесь очень хорошо.
   – Да, неплохо, – уклончиво ответила она.
   – Я был бы не прочь стать вашим партнером.
   Ей хотелось встать и влепить ему пощечину, но она сдержалась.
   – Вряд ли это возможно. Мы говорим о денежных инвестициях, а не о партнерстве.
   – Понимаю. Я должен обдумать.
   – Да, конечно, потом обсудим, – спокойно закончила Сара. Когда принесли счет, Лоренцо даже не попытался оплатить его. Сара ничего не сказала Изабель об этом обеде. Не хотелось раньше времени давать надежду, вдруг Лоренцо не клюнет, а решит во что бы то ни стало сохранить статус-кво. Но в душе Сара искренне надеялась, что он согласится.
   До рождения ребенка оставался месяц. Изабель не терпелось познакомить ее с Лукасом. Он снял квартиру в Риме на два месяца, чтобы быть рядом с Изабель, когда она родит. На этот раз Саре понравился выбор дочери. Единственным недостатком возлюбленного были его жена и семья в Мюнхене.
   Лукас был высокий и худой, довольно молодой, с такими же темными волосами, как у ее дочери. Он любил кататься на лыжах, души не чаял в детях, увлекался живописью и музыкой, обладал превосходным чувством юмора. Лукас пытался уговорить Сару открыть магазин в Мюнхене.
   – Я больше вмешиваюсь в деловые вопросы, – ответила она, смеясь, но Изабель погрозила пальцем.
   – Еще как, мама, и не притворяйся, что это не так.
   – Во всяком случае, не я одна.
   – А что ты думаешь? – не отставала дочь.
   – По-моему, пока рано принимать окончательное решение. Если ты собираешься открыть магазин в Мюнхене, кто будет управлять магазином в Риме?
   – Марчелло и без меня справится с магазином, хоть с завязанными глазами! И все его любят. – Саре он тоже нравился, но открыть еще один магазин было все же очень серьезным решением.
   Они чудесно провели вместе вечер, и позднее Сара призналась Изабель, что Лукас ей безумно понравился. Она еще раз встретилась с Лоренцо, но тот тянул с окончательным решением. Сара осторожно спросила дочь, не жалко ли ей палаццо и виллу, и Изабель ясно дала понять, что нет и она готова уступить их Энцо, лишь бы избавиться от него.
   – Почему ты спрашиваешь? – поинтересовалась Изабель, но Сара уклонилась от ответа.
   Но в этот раз за обедом Сара раскрыла козыри и напомнила Лоренцо, что есть основания для того, чтобы католическая церковь аннулировала его брак, если Изабель заявит, что была обманута. Лоренцо вступил в брак, зная, что бесплоден, и скрыл этот факт от Изабель. Сара смотрела на него спокойно, но твердо, и едва не рассмеялась, ожидая, что сейчас зять запаникует. Лоренцо пытался отрицать, что знал об этом, но Сара стояла на своем. Она сократила предложенную сумму с двух миллионов до одного и предложила оба дома. Лоренцо сказал, что даст знать о своем решении, оставил ее с чеком в руке и умчался куда-то.
   Джулиан звонил им раз в несколько дней справиться о самочувствии Изабель и узнать, не родился ли ребенок. А к середине февраля Изабель металась из угла в угол, не находя покоя: Лукасу пора было обратно в Мюнхен, ребенок еще не родился, а Изабель с каждой минутой становилась все шире и шире. Она не работала, ничем не занималась, по ее словам, кроме покупки дамских сумочек и поглощения мороженого.
   – Какие дамские сумочки? – озадаченно спросил Джулиан, недоумевая, не появилось ли у сестры новое пристрастие.
   – Это единственное, что мне подходит по размеру. Я даже в туфли не влезаю.
   Он рассмеялся, а затем посерьезнел и сообщил, что ему звонила Ивонна, известить, что в апреле выходит замуж за Филиппа.
   – Интересно, как я объясню Максу через несколько лет, что его тетя на самом деле по совместительству его мама?
   – Не беспокойся раньше времени, может, к тому моменту ты найдешь ему новую маму.
   – Я работаю в этом направлении, – добавил он, стараясь придать голосу беспечности, но оба знали: он все еще переживает предательство Ивонны и Филиппа. Это был страшный удар для него, оскорбительная пощечина от Филиппа. – Брат, должно быть, всегда ненавидел меня гораздо больше, чем я предполагал.
   – Больше всего он ненавидит самого себя, – мудро заметила Изабель. – Мне кажется, он всегда ревниво относился ко всем нам. Не знаю почему. Может быть, из-за того, что во время оккупации мама принадлежала только ему. Он несчастливый человек. И не будет счастлив с Ивонной. Она выходит за него исключительно ради титула. Приспичило стать герцогиней Уитфилд.
   – Ты так думаешь? – По крайней мере появилось какое-то объяснение.
   – Я в этом абсолютно уверена. В ту минуту, когда она встретилась с ним, пробил ее звездный час.
   – Ладно, он сейчас вляпается по самое не балуйся. – Джулиан рассмеялся, Изабель тоже хихикнула.
   – Судя по голосу, ты немного повеселел.
   – Надеюсь, тебе тоже скоро будет легче. Рожай уже быстрее, – пошутил он.
   – Я стараюсь!
   Она делала все, что в ее силах: гуляла на длинные дистанции с Лукасом, ходила с матерью по магазинам, делала гимнастику, даже плавала в бассейне. Ребенок должен был родиться три недели назад. Изабель заявила, что уже готова свихнуться. И вот после очередной бесконечной прогулки и тарелки пасты Изабель почувствовала, что процесс пошел. Они были у Лукаса, где она теперь жила. Две недели она не общалась с Лоренцо и не имела представления, чем он занимается. Ей было все равно.
   Лукас снова поднял ее и заставил расхаживать по квартире, чтобы ускорить роды. Изабель позвонила матери в отель. Сара приехала на такси, и они просидели до полуночи, пили вино и болтали. Изабель казалась немного рассеянной. Она не смеялась их шуткам, пропускала мимо ушей их новости, и Лукас надоел ей постоянными вопросами, как она себя чувствует.
   – Прекрасно, – бурчала она, но выглядела отнюдь не прекрасно.
   Сара размышляла, возвращаться ей в отель или остаться. Не хотелось надоедать им, но, когда она уже решилась ехать, у Изабель отошли воды. Сара вспомнила, как стремительно родилась сама Изабель, но она была четвертым ребенком, а у Изабель это первый. Маловероятно, что все произойдет так же молниеносно.
   Но когда она позвонила доктору, тот велел везти Изабель немедленно. Сара с тревогой посмотрела на свою дочь. Наконец она рожала долгожданного малыша. Сара надеялась, что в один прекрасный день Лукас тоже будет полностью принадлежать Изабель. Она заслужила женское счастье.
   Медсестры в клинике были очень добры, они устроили Изабель в очень современной палате, а Лукасу и Саре предложили кофе. Изабель уже было не по себе, а через час она сказала, что чувствует ужасное давление изнутри. На протяжении всего процесса Лукас говорил с ней, держал за руки, вытирал ей лоб и губы. Он ни на секунду не отходил от Изабель и не замолкал, пока Сара наблюдала за ними. Было приятно видеть, что они так близки и так любят друг друга, и пару раз Лукас даже напоминал ей Уильяма. Он не был таким же утонченным, красивым и высоким, но он был добрым, хорошим, умным и явно любил ее дочь. Лукас понравился ей еще сильнее.
   Потом наконец Изабель начала тужиться, приподнявшись на постели, Лукас поддерживал ее за плечи, массировал ей спину. Он без устали помогал Изабель, и в какой-то момент Сара почувствовала себя ненужной. Изабель внезапно принялась тужиться еще сильнее, и все присутствующие помогали и ободряли ее. Показалась головка. Сара была вне себя от счастья, когда родилась малышка, очень похожая на Изабель. Сара заплакала и посмотрела на свою дочь. Та тоже рыдала от радости и прижимала к себе новорожденную доченьку, а Лукас держал ее за руку. Красивое зрелище и незабываемый момент, и когда Сара вернулась на рассвете в отель, то чувствовала, что искупалась в их любви и нежности.
   На следующее утро она позвонила Лоренцо и попросила о встрече, полная решимости заплатить ему все, что он хочет. Но он принял решение еще в прошлый раз. Оба дома. А еще они сошлись на трех миллионах долларов. Высокая цена за то, чтобы избавиться от него, но Сара ни на секунду не сомневалась, что это того стоит.
   Днем, когда она пришла в больницу, то сообщила об этом Изабель, и та широко улыбнулась от облегчения.
   – Что это значит? Я свободна?
   Сара кивнула, наклоняясь, чтобы поцеловать ее. Изабель сказала, что это самый лучший подарок, какой только можно вообразить. А Лукас улыбался с дочкой на руках.
   – Может, вам хотелось бы перебраться в Германию, ваша светлость? – с надеждой спросил он, и Сара рассмеялась.
   Лукас продлил свою римскую командировку еще на две недели, но потом должен был вернуться в Германию по неотложным делам – бизнес требовал присутствия хозяина. Сара осталась, пока Изабель не выписали, и помогла найти новый дом. Сара влюбилась в малышку. Она призналась Эммануэль, что без ума от внука и внучки. Макс был самым привлекательным малышом с тех пор, как Джулиан начал ходить, а маленькая Адриана была настоящей красавицей.
   В этом году на день рождения Сары собралась очень пестрая компания. Изабель приехала одна с ребенком, а Джулиан – с Максом. Ксавье снова был в Африке, куда он уехал на лето, но прислал матери два уникальных изумруда с точными инструкциями по огранке. Они собирались сделать два больших кольца. Ксавье настаивал, чтобы она носила по одному на каждой руке. Сара показала камни Джулиану, и тот был впечатлен.
   Филипп приехал с Ивонной, что было нелегко для Джулиана. Но они явились в обновленном статусе мужа и жены. Сара считала, что низко с его стороны заявиться на порог с этой девицей и предстать перед Джулианом. Но Джулиан держался очень хорошо, как всегда. Он просто не мог, будучи порядочным человеком, вести себя иначе. Забавно, что Ивонна не проявляла совершенно никакого интереса к ребенку, которого родила год назад. За все время своего пребывания в замке она даже не взглянула на Макса. Большую часть времени она проводила, наряжаясь, нанося макияж или жалуясь, что в комнате тепло или холодно, а горничная ей не помогает. Она нацепила на себя неимоверное количество украшений. Ивонна явно заставляла Филиппа тратить все деньги на нее и без конца называла себя «ваша светлость», что забавляло всех, особенно Сару, которая тоже обращалась так к Ивонне. Та, казалось, не замечает, что все смеются, даже Джулиан. Как обычно, ее удивила Изабель, когда они с Сарой играли с Адрианой на лужайке. Малышке исполнилось шесть месяцев, она научилась ползать и пыталась съесть охапку травы, когда Изабель объявила матери, что снова беременна и ребенок родится в марте.
   – Я полагаю, это ребенок Лукаса, не так ли? – тихо спросила Сара.
   – Конечно, – засмеялась Изабель. Она обожала Лукаса и никогда еще не была так счастлива. Он почти половину своего времени проводил в Риме, и все было хорошо, разве что Лукас все еще был женат, пусть и формально.
   – Есть надежда, что он скоро получит развод? – спросила мать, но Изабель покачала головой:
   – Не думаю. Жена всячески противится разводу.
   – Неужели она не знает, что у него есть другая семья и ребенок, а второй на подходе? Это могло стать решающим доводом.
   Изабель снова покачала головой:
   – Пока нет. Но он обещает, что скажет ей, если придется.
   – Изабель, ты уверена? – спросила Сара. – Что, если он никогда не уйдет от нее, а ты останешься одна с двумя детьми?
   – Тогда я буду любить их и буду счастлива, что они у меня есть, так же как ты, когда растила Филиппа и Элизабет, пока папа был на фронте, и ты не знала заранее, увидишь ли ты его когда-нибудь еще. Иногда нет никаких гарантий, – мудро заметила она. Изабель с годами становилась умнее. – Я допускаю такую возможность.
   Сара испытала уважение к дочери, ее жизнь определенно не была простой, зато честной. И даже римское общество переварило произошедшее. Часть времени Изабель проводила в магазине, делала также эскизы новых украшений, дела шли хорошо. Изабель по-прежнему не отказывалась от идеи открыть филиал в Мюнхене. Может, когда она выйдет замуж за Лукаса, они откроют там еще один магазин. В Мюнхене было полно разбирающихся в драгоценностях людей и настоящий рынок для произведений ювелирного искусства.
   К концу года оформили развод, а значит, второй ребенок не будет носить уже фамилию Энцо, что означало еще одну преграду, но Изабель была готова к этому. Сара не волновалась за дочь, когда та улетела в Рим с Адрианой. А после того как все разъехались, Сара задумалась, как часто бывало и раньше, какая интересная у ее детей жизнь, интересная, но нелегкая.

Глава тридцать первая

   Через три года Ксавье с отличием окончил Йельский университет. Почти все Уитфилды отправились в Америку на торжественную церемонию. Сара приехала с Эммануэль. Джулиан взял с собой Макса, которому исполнилось четыре года и который крушил вокруг себя все. Изабель оставила детей дома. Она ждала третьего, и родные уже привыкли видеть ее постоянно беременной, старшие дети остались с отцом в Мюнхене. Лукас так и не развелся со своей женой, но Изабель, похоже, смирилась. Разумеется, Филипп с Ивонной не приехали. Она была на курорте в Швейцарии, а Филипп, как заведено, сослался на занятость, но прислал Ксавье часы из новой коллекции их магазина, созданные по эскизам Джулиана.
   После церемонии все поехали в Нью-Йорк и остановились в отеле «Карлайл». Джулиан подшучивал над Ксавье, что пора бы открывать магазин в Нью-Йорке, на что его младший брат отвечал: сначала надо бы посмотреть мир. Из Нью-Йорка Ксавье снова собирался в Ботсвану. Он должен был лететь в Лондон, а оттуда прямиком в Кейптаун. Ему хотелось на протяжении следующих лет искать редкие драгоценные камни для семейного дела. Потом он, может быть, осядет, но ничего точно он не знал и не обещал. Он был слишком счастлив в джунглях, с геологическим молотком, ружьем и рюкзаком за спиной, чтобы взять на себя ответственность за магазин наподобие тех, что открыты в Париже, Лондоне и Риме. Лучше быть представителем на приисках, в диких местах. Такая жизнь ему нравилась, и родные уважали его выбор, хотя Ксавье и отличался от остальных.
   – Я думаю, во всем виновата шляпа Дэви Крокетта, которую ты носил в детстве, – подтрунивал Джулиан. – Мне кажется, она как-то повлияла на твой мозг.
   – Должно быть, ты прав, – невозмутимо согласился Ксавье.
   Он был красивый юноша, и из всех детей внешне больше напоминал Уильяма, и унаследовал многие черты его характера. Ксавье встречался в Йеле с интересной девушкой, которая осенью собиралась поступить в Гарвардскую медицинскую школу, но пока согласилась вместе с Ксавье поехать в Кейптаун. Несмотря на это, серьезно Ксавье был увлечен только путешествиями и камнями. Сара надела два кольца с огромными изумрудами, которые младший сын нашел для нее, на церемонию, она вообще носила их, почти не снимая, и очень любила.
   Изабель и Джулиан наняли няньку для Макса и выбрались вечером в бар. Мальчик играл в комнате, а в соседней расположились Сара и Эммануэль, пока Ксавье поехал поужинать со своей подружкой в Гринвич-Виллидж.
   – Ты думаешь, он когда-нибудь женится на тебе? – Джулиан прямо спросил сестру, глядя на большой живот, но она в ответ лишь загадочно улыбнулась и пожала плечами:
   – Кто знает? Меня это теперь не волнует. Мы фактически уже женаты. Он всегда со мной, когда мне нужен, а дети привыкли к тому, что он приезжает и уезжает. – Изабель много времени проводила с Лукасом в Мюнхене. Их обоих устраивало такое положение вещей, и даже Сара привыкла к этому. Последние два года жена Лукаса знала о существовании Изабель, но все равно отказывалась дать ему развод. Их связывал общий семейный бизнес, кроме того, супруги были совладельцами земельных владений на севере Германии, в которые инвестировали большие суммы. Она делала все, чтобы не упустить его деньги и предотвратить официальный развод. – Может быть, когда-нибудь в будущем. Пока мы счастливы.
   – Ты и впрямь выглядишь счастливой, сестренка, – признал Джулиан. – Я тебе завидую, у тебя столько детей.
   – А как ты? До Рима долетели кое-какие слушки, – поддразнила она брата.
   – Не верь всему, что читаешь в желтой прессе. – Но при этом Джулиан вспыхнул. К тридцати шести годам он так и не женился, но наконец-то влюбился.
   – Хорошо, тогда сам скажи. Кто она?
   – Консуэло де ла Варга Кесада. Это имя тебе что-нибудь говорит?
   – Смутно. Ее отец был послом в Лондоне пару лет назад?
   – Правильно. Ее мать американка, думаю, она могла бы оказаться дальней маминой родственницей. Консуэло – чудесная девушка, я познакомился с ней прошлой зимой, когда ездил в Испанию. Она художница. Но она католичка, а я в разводе. Не думаю, что ее родители придут в восторг, когда она скажет им обо мне.
   – Но ты не венчался в католической церкви, по их понятиям, ты никогда не был женат. – После развода с Лоренцо она стала экспертом в подобных вопросах. Та глава жизни, к счастью, закончена.
   – Это правда. Но я полагаю, они будут осторожны. Ей только двадцать пять лет, и, Изабель, она ужасно милая, обязательно тебе понравится. Обожает Макса и говорит, что хочет родить дюжину детей. – Консуэло сама выглядела как девчонка. Джулиан показал сестре фотографию. У нее были огромные карие глаза и длинные русые волосы, а гладкая оливковая кожа придавала ее яркому образу слегка экзотический вид.
   – У вас серьезно? – Похоже, это был его первый настоящий роман после Ивонны.
   – Мне хотелось бы в это верить. Но не знаю, примут ли меня ее родители. И что скажет она сама.
   – Они подумают, что им неимоверно повезло. Ты самый милый из всех, кого я знаю, Джулиан, – сказала Изабель и нежно поцеловала брата. Она всегда его любила.
   – Спасибо.
   На следующее утро они все разлетелись, точно птицы, каждый по своему маршруту. Джулиан полетел в Париж, а потом в Испанию, Изабель – в Мюнхен, к Лукасу и детям, Сара и Эммануэль – тоже в Париж. А Ксавье с подружкой – в Кейптаун.
   – Разбрелись мы по всему миру, словно кочевники, – заметила Сара, когда они поднялись в воздух на борту «Конкорда».
   – Ну не скажи, – улыбнулась Эммануэль. Они с министром финансов собирались в долгий отпуск. Его супруга умерла в этом году, и он сделал Эммануэль официальное предложение, что стало для нее настоящим потрясением после стольких-то лет. Но соблазн его принять был так велик! Долгая совместная жизнь имела определенные последствия: Эммануэль действительно полюбила этого человека.
   – Выходи за него, – уговаривала Сара, пока они пили шампанское и закусывали икрой.
   – Боюсь, после всех этих лет аура респектабельности может оказаться настоящим шоком для моего организма.
   Сара похлопала ее по руке и усмехнулась:
   – А ты попробуй.
   Самолет приземлился. Сара поехала в шато, размышляя о детях. Остается надеяться, что Изабель не придется ждать столько, сколько ждала Эммануэль. Сложно представить Эммануэль замужней дамой… они так давно дружат… столько всего пережили… столькому вместе научились.

Глава тридцать вторая

   Сара снова медленно подошла к окну, чтобы посмотреть на родных. Какие забавные… такие разные… и любимые. Она улыбнулась, глядя, как вся эта разношерстная компания вылезает из автомобилей. Филипп и Ивонна – из «Роллса». Ивонна выглядела превосходно, но оделась слишком ярко и перестаралась с драгоценностями. В тридцать пять лет она казалась куда моложе, что неудивительно, поскольку она постоянно занималась собой и только собой. Филипп получил хороший урок: через девять лет он по-прежнему был очарован ею, но эта герцогиня была отнюдь не подарок. Временами у него мелькала догадка, а что, если Джулиан на самом деле рад был избавиться от Ивонны? Это предположение его расстраивало.
   Сразу за ними прикатила Изабель в дурацком мини-вэне, который ее семейство арендовало в аэропорту. Они с Лукасом выгружали детские коляски, велосипеды и кучу детского барахла. С ними приехали трое их совместных детей и еще двое от его первого брака. Изабель посмотрела на верхнее окно, словно чувствуя присутствие матери, но не разглядела ее. Она улыбнулась Лукасу, когда тот передал ей младшего ребенка и взял в руки часть багажа, чтобы отнести его в замок. Дети громко переговаривались на лестнице, недоумевая, куда делась бабушка, и все больше огорчаясь, пока не нашли ее. Изабель постояла минуту и улыбнулась Лукасу еще шире и ласковей, слушая, как в замке эхом разносятся детские голоса. Они с Лукасом в конце концов поженились.
   Джулиан прибыл в «Мерседесе-600». Это был подарок тестя, который Джулиан сначала не хотел принимать, – невозможный автомобиль, постоянно требовавший ремонта, зато очень красивый и вместительный. Джулиан помог выбраться Консуэло, державшей за руки двух маленьких девочек, очень похожих на своего отца. Джулиан подтрунивал над Максом, которому исполнилось девять лет. Он был очень красивым мальчиком. Когда невестка повернулась к замку, Сара сразу же заметила большой живот, казавшийся еще больше на хрупкой фигурке Консуэло. Их третий ребенок за четыре года, подумала Сара. Джулиан и Консуэло не тратили времени понапрасну.
   А потом наконец появился загорелый Ксавье, с рюкзаком за спиной выпрыгнул из старого джипа, который где-то взял в аренду. Ксавье превратился в сильного и крепкого мужчину. При виде младшего сына Сару всегда переполняли воспоминания. Если чуток прищуриться, то казалось, что навстречу ей идет Уильям.
   Когда она смотрела на своих детей, то думала о супруге, о жизни, которую они прожили вместе, о мире, который построили, о детях, которых они любили и которые ушли в свой мир, спотыкаясь, падая и снова поднимаясь. Все они выросли сильными, хорошими, любящими людьми. Кто-то больше, кто-то меньше, кого-то было легче понять и легче любить. Но Сара принимала всем сердцем всех детей без исключения. Когда она проходила мимо стола, на котором стояли их фотографии, то остановилась, чтобы посмотреть на всех еще раз… Уильям… Иоахим и Лиззи… они тоже по-прежнему были в ее сердце. И всегда будут там. А вот и ее снимок… Сара на руках матери… новорожденная… завтра снимку исполнится семьдесят пять лет.
   Странно. Как быстро пролетело время, как промелькнули мгновения… хорошее вперемешку с плохим, минуты слабости и силы, трагедии и триумфы, победы и потери.
   Тут она услышала тихий стук в дверь своей комнаты. Это был Макс с двумя сестричками.
   – А мы ищем тебя, – встревоженно сказал мальчик.
   – Я рада, что вы приехали. – Сара с улыбкой направилась к ним, гордая, высокая и сильная, она обняла внука и крепко прижала к себе, а потом поцеловала обеих девочек.
   – С днем рождения! – закричали они, и когда Сара подняла глаза, то увидела в дверях Джулиана и Консуэло, Лукаса и Изабель, Филиппа и Ивонну и Ксавье… а если закрыть глаза, то и Уильяма. Она чувствовала его незримое присутствие, он всегда был с ней, рядом и в сердце, каждый миг.
   – С днем рождения! – дружно закричали родные, и Сара улыбнулась. Не верилось, что семьдесят пять драгоценных лет пролетели так быстро.

Даниэла Стил Драгоценности