&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;Антон&nbsp;Павлович&nbsp;Чехов<br>|<br>|&nbsp;&nbsp;Заблудшие<br>&nbsp;-------<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Антон Чехов<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Заблудшие<br></h3><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дачная местность, окутанная ночным мраком. На деревенской колокольне бьет час. Присяжные поверенные Козявкин и Лаев, оба в отменном настроении и слегка пошатываясь, выходят из лесу и направляются к дачам.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, слава создателю, пришли… – говорит Козявкин, переводя дух. – В нашем положении пройти пехтурой пять верст от полустанка – подвиг. Страшно умаялся! И, как на зло, ни одного извозчика…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Голубчик, Петя… не могу! Если через пять минут я не буду в постели, то умру, кажется…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– В по-сте-ли? Ну, это шалишь, брат! Мы сначала поужинаем, выпьем красненького, а потом уж и в постель. Мы с Верочкой не дадим тебе спать… А хорошо, братец ты мой, быть женатым! Ты не понимаешь этого, черствая душа! Приду я сейчас к себе домой утомленный, замученный… меня встретит любящая жена, попоит чайком, даст поесть и, в благодарность за мой труд, за любовь, взглянет на меня своими черненькими глазенками так ласково и приветливо, что забуду я, братец ты мой, и усталость, и кражу со взломом, и судебную палату, и кассационный департамент… Хоррошо!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Но… у меня, кажется, ноги отломались… Я едва иду… Пить страшно хочется…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, вот мы и дома.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Приятели подходят к одной из дач и останавливаются перед крайним окном.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Дачка славная, – говорит Козявкин. – Вот завтра увидишь, какие здесь виды! Темно в окнах. Стало быть, Верочка уже легла, не захотела дожидаться. Лежит и, должно быть, мучится, что меня до сих пор нет… (пихает тростью окно, которое отворяется). Этакая ведь бесстрашная, ложится в постель и не запирает окон (снимает крылатку и бросает ее вместе с портфелем в окно). Жарко! Давай-ка затянем серенаду, посмешим ее… (поет): «Месяц плывет по ночным небесам… Ветерочек чуть-чуть дышит… ветерочек чуть колышет»… Пой, Алеша! Верочка, спеть тебе серенаду Шуберта? (поет): «Пе-еснь моя-я-я… лети-ит с мольбо-о-о-ю»… (голос обрывается судорожным кашлем). Тьфу! Верочка, скажи-ка Аксинье, чтобы она отперла нам калитку! (пауза). Верочка! Не ленись же, встань, милая! (становится на камень и глядит в окно). Верунчик, мумочка моя, веревьюнчик… ангелочек, жена моя бесподобная, встань и скажи Аксинье, чтобы она отперла нам калитку! Ведь не спишь же! Мамочка, ей-богу, мы так утомлены и обессилены, что нам вовсе не до шуток. Ведь мы пешком от станции шли! Да ты слышишь или нет? А, чёрт возьми! (делает попытку влезть в окно и срывается). Может быть, гостю неприятны эти шутки! Ты, я вижу, Вера, такая же институтка, как была, всё бы тебе шалить…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А может быть, Вера Степановна спит! – говорит Лаев.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не спит! Ей, вероятно, хочется, чтобы я поднял шум и взбудоражил всех соседей! Я уже начинаю сердиться, Вера! А, чёрт возьми! Подсади меня, Алеша, я влезу! Девчонка ты, школьница и больше ничего!.. Подсади!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лаев с пыхтеньем подсаживает Козявкина. Тот влезает в окно и исчезает во мраке комнаты.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Верка! – слышит через минуту Лаев. – Где ты? Чёрррт… Тьфу, во что-то руку выпачкал! Тьфу!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Слышится шорох, хлопанье крыльев и отчаянный крик курицы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вот те на! – слышит Лаев. – Вера, откуда у нас куры? Чёрт возьми, да тут их пропасть! Плетушка с индейкой… Клюется, п-подлая!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Из окна с шумом вылетают две курицы и, крича во всё горло, мчатся по улице.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Алеша, да мы не туда попали! – говорит Козявкин плачущим голосом. – Тут куры какие-то… Я, должно быть, обознался… Да ну вас к чёрту, разлетались тут, анафемы!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Так ты выходи поскорей! Понимаешь? Умираю от жажды!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Сейчас… Найду вот крылатку и портфель…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты спичку зажги!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Спички в крылатке… Угораздило же меня сюда забраться! Все дачи одинаковые, сам чёрт не различит их в потемках. Ой, индейка в щеку клюнула! П-подлая…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Выходи поскорее, а то подумают, что мы кур воруем!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Сейчас… Крылатки никак не найду. Тряпья здесь валяется много, и не разберешь, где тут крылатка. Брось-ка мне спички!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– У меня нет спичек!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Положение, нечего сказать! Как же быть-то? Без крылатки и портфеля никак нельзя. Надо отыскать их.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не понимаю, как это можно не узнать своей собственной дачи, – возмущается Лаев. – Пьяная рожа… Если б я знал, что будет такая история, ни за что бы не поехал с тобой. Теперь бы я был дома, спал безмятежно, а тут изволь вот мучиться… Страшно утомлен, пить хочется… голова кружится!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Сейчас, сейчас… не умрешь…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Через голову Лаева с криком пролетает большой петух. Лаев глубоко вздыхает и, безнадежно махнув рукой, садится на камень. Душа у него горит от жажды, глаза слипаются, голову клонит вниз… Проходит минут пять, десять, наконец, двадцать, а Козявкин всё еще возится с курами.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Петр, скоро ли ты?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Сейчас. Нашел было портфель, да опять потерял.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лаев подпирает голову кулаками и закрывает глаза. Куриный крик становится всё громче. Обитательницы пустой дачи вылетают из окна и, кажется ему, как совы кружатся во тьме над его головой. От их крика в ушах его стоит звон, душой овладевает ужас.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Сскотина!.. – думает он. – Пригласил в гости, обещал угостить вином да простоквашей, а вместо того заставил пройтись от станции пешком и этих кур слушать…»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Возмущаясь, Лаев сует подбородок в воротник, кладет голову на свой портфель и мало-помалу успокаивается. Утомление берет свое, и он начинает засыпать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нашел портфель! – слышит он торжествующий крик Козявкина. – Найду сейчас крылатку и – баста, идем!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но вот сквозь сон слышит он собачий лай. Лает сначала одна собака, потом другая, третья… и собачий лай, мешаясь с куриным кудахтаньем, дает какую-то дикую музыку. Кто-то подходит к Лаеву и спрашивает о чем-то. Засим слышит он, что через его голову лезут в окно, стучат, кричат… Женщина в красном фартуке стоит около него с фонарем в руке и о чем-то спрашивает.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вы не имеете права говорить это! – слышит он голос Козявкина. – Я присяжный поверенный, кандидат прав Козявкин. Вот вам моя визитная карточка!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– На что мне ваша карточка! – говорит кто-то хриплым басом. – Вы у меня всех кур поразгоняли, вы подавили яйца! Поглядите, что вы наделали! Не сегодня завтра индюшата должны были вылупиться, а вы подавили. На что же, сударь, сдалась мне ваша карточка?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вы не смеете меня удерживать! Да-с! Я не позволю!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Пить хочется»… – думает Лаев, стараясь открыть глаза и чувствуя, как через его голову кто-то лезет из окна.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я – Козявкин! Тут моя дача, меня тут все знают!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Никакого Козявкина мы не знаем!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Что ты мне рассказываешь? Позвать старосту! Он меня знает!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не горячитесь, сейчас урядник приедет… Всех дачников тутошних мы знаем, а вас отродясь не видели.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я уж пятый год в Гнилых Выселках на даче живу!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Эва! Нешто это Выселки? Здесь Хилово, а Гнилые Выселки правее будут, за спичечной фабрикой. Версты за четыре отсюда.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Чёрт меня возьми! Это, значит, я не той дорогой пошел!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Человеческие и птичьи крики мешаются с собачьим лаем, и из смеси звукового хаоса выделяется голос Козявкина:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вы не смеете! Я заплачу! Вы узнаете, с кем имеете дело!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Наконец, голоса мало-помалу стихают. Лаев чувствует, что его треплют за плечо.<br>
<br><br>