Патриция Вентворт
Светящееся пятно

   © Patricia Wentworth, 1947, 1948
   © Школа перевода В. Баканова, 2021
   © Перевод. Е. Токарев, 2020
   © Издание на русском языке AST Publishers, 2021
//-- * * * --//

Светящееся пятно

Глава 1

   В четыре часа дня восьмого января Доринда Браун переступила порог клуба «Вереск», даже не подозревая, что делает первый шаг навстречу событиям самым необычайным. Расскажи ей кто об этом, она лишь рассмеялась бы в ответ. Она вообще легко смеялась – сощурившись, запрокинув голову и демонстрируя два ряда великолепных белоснежных зубов. Джастин Лей как-то заметил, что, когда она смеется от души, можно пересчитать ее зубы. Многие обиделись бы, а Доринда расхохоталась и сказала: «Считай на здоровье! Все пока на месте».
   «Вереск» только именовался клубом. На деле же являлся гостиницей (довольно захудалой) или же «отдельными номерами» (дешево и безвкусно отделанными). Название придумала хозяйка заведения – мисс Доналдсон, она же украсила тесную и темную прихожую вазой с шотладским вереском, что с гордостью считала проявлением одновременно и патриотизма, и хорошего вкуса. Впрочем, «отдельные номера» сказано было довольно громко, поскольку особой отделенности друг от друга клуб «Вереск» постояльцам не предоставлял. Некогда один из самых больших особняков в округе ныне утратил былое величие – его просторные комнаты разгородили, словно порезали добрый шмат мяса на тоненькие дольки, и получились отсеки, в которых едва помещалась кровать. В некоторых отсеках было окно – одно на двоих, а в остальных имелись лишь щели для вентиляции, через которые не проникал свежий воздух в жару, зато продувало до костей в холода. Доринда жила в отсеке со щелью.
   В прихожей Доринде повстречалась мисс Доналдсон – высокая, худощавая и суровая на вид шотландка. Суровость была напускной. Люди робели только сперва, а потом быстро понимали: за чопорной манерой, прилизанной прической и нахмуренными бровями скрывается добрая и простодушная женщина, которая честно зарабатывает на кусок хлеба и больше ни о чем не мечтает.
   – Мисс Дональдсон! – воскликнула Доринда. – Меня взяли!
   – В то самое место?
   Хоть Ефимия Доналдсон жила в Лондоне уже двадцать лет, ее шотландский акцент ни капли не смягчился.
   Доринда кивнула:
   – Да, туда!
   – И это не в Шотландии?
   Доринда отрицательно покачала головой.
   – Хорошо бы в Шотландии… там родственники…
   Доринда снова покачала головой.
   – У меня никого.
   – Странно, – разочарованно протянула мисс Дональдсон, – в вашем-то возрасте! Даже у меня осталось тридцать пять родных, если считать четвероюродных и пятиюродных. А я перебралась на юг уже больше двадцати лет назад.
   Звук «р» в ее речи был раскатистым, словно барабанная дробь.
   – Ну, про пятиюродных я не подумала, – рассмеялась Доринда.
   – Это потому, что ваша мать англичанка… Кстати, мистер Лей, который вам звонит, – с материнской стороны родственник?
   – Не совсем родственник… Очень дальний. Седьмая вода на киселе – в лучшем случае.
   Мисс Дональдсон ответила типично шотландским хмыканьем, которое способно выразить все что угодно. В данном случае – что мисс Доналдсон понимает, что Доринда имеет в виду, и категорически не одобряет ход ее мыслей. В добавок к хмыканью она произнесла, раскатисто рыча на «р»:
   – Родня есть родня, нравятся они тебе или нет. В беде кто еще поможет?
   Мисс Доналдсон удовлетворенно замолчала, и Доринда, улыбнувшись широкой лучезарной улыбкой, пошла своей дорогой.
   – Мне нужно позвонить, – сказала она.
   Мисс Доналдсон снова хмыкнула и удалилась в унылую каморку, которую именовала «кабинетом».
   Доринда юркнула в телефонную будку и прикрыла за собой дверь. Будка была единственным местом в доме, где тебя никто не подслушивал. Жители отсеков слышали каждый шорох соседей в пределах четырех стен некогда просторной комнаты. В прихожей, в коридорах, в столовой и в гостиной: повсюду хватало чутких ушей. У некоторых пожилых соседок вообще не было иной радости в жизни. Они целыми днями шпионили, а вечером садились плотным рядком у камина и обменивались информацией. Например, когда ты принимал ванну, они по звуку определяли, сколько набрано воды, чтобы покрыть позором наглого расточителя. Джудит Крейн, например, принимала по две ванны в день – вот уж ее костерили самым безжалостным образом; на свое счастье, она быстро съехала.
   А телефонная будка действительно была со звукоизоляцией. Смотрелось забавно – люди беззвучно открывали рот за стеклом, будто аквариумные рыбки, зато внутри ты чувствовал себя полностью защищенным от мира. Однако не был одинок – стоило только покрутить волшебный диск, чтобы пригласить в свой мирок кого угодно – в пределах разумного, конечно.
   Доринда покрутила диск, вложила монетку в отверстие и стала ждать. Со стороны она представляла собой весьма приятную картину. Не так уж часто встречаются радостные лица – все больше усталые, нахмуренные, сердитые и раздраженные. А Доринда почти всегда была довольна. Она умудрялась улыбаться даже у зубного врача несмотря на то, что втайне трепетала перед таинственным сверлильным устройством, притаившимся в засаде у кресла. Она шла по жизни улыбаясь – иногда назло неприятностям, хотя чаще естественно и непринужденно, – и глаза ее при этом тоже смеялись.
   Они блестели и отдавали золотом, особенно когда Доринда была довольна или расположена к собеседнику. Волосы у нее были золотисто-каштановые и очень густые. Джастин Лей однажды назвал их цвет ореховым. И снисходительно пояснил, что имеет в виду не сам орех, а отполированное ореховое дерево. Доринда, которой на тот момент было лет десять, отправилась в гостиную и долго стояла перед письменным столом, пытаясь понять – комплимент это или нет. Для сравнения она приложила косичку к поверхности. Да, цвет определенно тот. А если волосы тщательно расчесать, они тоже блестели, как полированная столешница. С тех пор она всегда тщательно расчесывалась. Однако ходить с косой ей все равно не нравилось, потому что у всех одноклассниц были короткие стрижки. Доринда как-то взяла ножницы тети Мэри и отстригла косу – со свойственной ей решительностью и не теряя хорошего настроения. Далее последовала бурная семейная сцена, в ходе которой Доринда сохраняла улыбку на лице и полное спокойствие в сердце – косу ведь обратно не приделаешь. Щеки у Доринды были румяные, с ямочками, губы яркие даже без помады, всегда готовые широко улыбнуться. Рост у нее был пять футов пять дюймов (в обуви), а фигура приятная – с формами, но без лишнего веса.
   В трубке щелкнуло, и голос Джастина Лея произнес:
   – Ал-лоу!
   Он всегда отвечал на звонки в небрежно-аристократическом тоне.
   – Слушай… – начала Доринда, начисто пренебрегая правилами хорошего тона.
   – А поздороваться? – спросил Джастин.
   – Привет. Так вот – меня взяли!
   – Да? Неужели?..
   Тон у Джастина был скучающий, однако Доринда ни за что бы не поверила, что кто-то действительно способен скучать, когда она сама воодушевлена и счастлива. Она начала торопливый и подробный рассказ.
   – Я увидела объявление. Одна девушка мне показала во время обеденного перерыва. Ну то есть, ее обеденного перерыва, а не моего. Она-то работает в офисе.
   – А ты разве не обедаешь?
   – Обычно обедаю, а сегодня не успела, потому что увидела объявление и сразу побежала по указанному адресу – в отель «Кларидж». Там уже сидели шесть претенденток, и они мне не очень-то обрадовались, понятное дело. И я подумала: если тут с утра очередь, у меня шансов нет. Я заходила последняя, и миссис Окли сказала, что у нее уже голова кружится от собеседований. Передо мной была рыженькая девушка, и она, когда вышла в коридор, заявила громким шепотом, чтобы все слышали:
   – Ад кромешный! Я не стала бы на нее работать даже за тысячу в год!
   И ногой топнула. Потом усмехнулась и добавила:
   – Впрочем, за тысячу, наверное, стала бы. Только вскоре перерезала бы ей горло. Ей, себе и всем, кто попадется под руку.
   В голосе Джастина промелькнули нотки заинтересованности, ему не свойственные:
   – Незнакомка посвящает тебя в убийственные замыслы прямо в коридоре… Интересно! И почему со мной такого не случается? Что же ты ответила?
   – Я спросила: «Почему?»
   – До чего логично!
   – А она ответила: «Сами увидите. На такое соглашаются только на грани нищеты». А я сказала: «Как раз мой случай».
   – Неужели?
   – Ну практически, – неунывающим голосом ответила Доринда.
   – Ты поэтому не обедаешь?
   Она рассмеялась.
   – Теперь уже не важно, потому что меня взяли! Когда я зашла, миссис Окли лежала на диване, шторы были почти полностью задернуты – оставлена только узкая щель. Полоска света падала на стул, куда полагалось сесть, чтобы тебя получше рассмотрели. Словно выходишь на сцену, только без грима и костюма…
   – Продолжай!
   – Поначалу я совсем ничего не видела, слышала только голос – весьма раздраженный. Потом глаза привыкли, и я ее рассмотрела: волосы густые, светлые, очень ухоженные, видно, она следит, чтобы не поседели. Лет около сорока. А ведет себя, как избалованная девочка – знаешь, бывают такие люди… Пеньюар божественно красивый, нежно-розовый, и золотистый пузырек нюхательной соли – как в кино!
   – Кто она?
   – Миссис Окли. Ее мужа зовут Мартин, он финансист. У них пятилетний сынишка и горы денег. Сын тоже Мартин, однако они называют его Марти – жуткое имечко для ребенка, правда?
   – Правда. Продолжай!
   Доринда продолжила:
   – Сначала она лишь застонала и пожаловалась, что у нее от соискательниц голова разболелась. А я поинтересовалась – неужели ни одна не подошла. А она говорит: нет, у них голоса неприятные. Нужен голос, чтобы не нервировал, а последняя девица вообще – фурия. Я спросила, как ей мой голос. Ведь если он тоже неподходящий, какой смысл мне сидеть в луче света и отнимать у нее время. Она долго нюхала соли, а потом заявила, что я действую успокаивающе. Больше она на меня не смотрела, но будет платить три фунта в неделю!
   Джастин не выразил должного восторга.
   – А что за работа? Какие у тебя обязанности?
   Доринда хихикнула.
   – Должность называется «личный секретарь». Думаю, я буду делать все, чего миссис Окли, по причине своей хрупкости, делать не в состоянии: писать записки, отправлять цветы, отвечать на телефонные звонки. Про телефон она долго рассказывала. Ей звонят, а она порой не может слышать даже самых близких друзей, к тому же нужно сохранять силы к приходу Мартина. Также буду присматривать за Марти, если няня берет выходной, ну и всякое такое.
   – И где ты будешь выполнять эти важные обязанности? В «Кларидже»?
   – О нет, у нее в Суррейе «загородный дом», как она выразилась. Там будет она, Марти, няня, я и прислуга – а по выходным всегда приглашают гостей. Думаю, дом огромный… Называется Милл-хаус. Выезжаем завтра!
   Джастин помолчал и заметил с плохо скрываемой неприязнью:
   – Наверняка сырость, в подвале вода стоит, а ботинки за ночь покрываются плесенью.
   Доринда покачала головой.
   – Нет, миссис Окли ничего такого не говорила. Дом на вершине холма. Раньше там стояла мельница, но разрушилась. Я тебе все подробно расскажу в письме. Ты понял, что я прямо завтра уезжаю?
   – Да. Давай сегодня поужинаем вместе.
   Доринда снова рассмеялась.
   – Ну, не знаю…
   – Это еще почему?
   – Я собиралась поужинать с Типом при условии, что он возьмет с собой Баззера, и неизвестно, возьмет он его или нет…
   – Все! Заеду в половине восьмого! – отрезал Джастин самым безапелляционным тоном.

Глава 2

   Мартин Окли вышел из кабинета Грегори Порлока и закрыл за собой дверь. Некоторое время постоял, держась за ручку, словно размышлял – не вернуться ли. Он был высок, сухопар и бледен, с редеющими волосами и подернутыми дымкой темными глазами. Постояв, решился и, хмурясь, направился вниз по ступеням, не дожидаясь лифта. Если бы его увидела Доринда Браун, она обязательно изумилась бы необычайному сходству с темненьким сердитым мальчиком, которого мельком увидела, выходя из покоев миссис Окли. Однако Доринды рядом не было, она как раз увлеченно разговаривала по телефону с Джастином Леем в будке клуба «Вереск». Таким образом, необычайное сходство осталось незамеченным.
   В кабинете, откуда только что вышел Мартин Окли, сидел, приложив к уху телефонную трубку, Грегори Порлок – приятный во всех отношениях мужчина – и ждал, когда мистер Тоут на другом конце скажет: «Аллоу». Убранство кабинета было изысканным и продуманным до мелочей. Мистер Порлок называл свое агентство «ведущим», и любой вошедший в кабинет убеждался, что дела у мистера Порлока идут как нельзя лучше. Обстановка свидетельствовала о наличии солидного счета в банке – от ковра на полу до картин на стенах. Интерьер был отнюдь не кричащий, однако говорил сам за себя. Богатство хозяина было явным, но не показным. Одежда мистера Порлока соответствовала интерьеру. Она была великолепна сама по себе, тем не менее не служила компенсацией недостатков фигуры, а скорее подчеркивала достоинства. Мистер Порлок был на редкость привлекательным мужчиной со здоровым цветом лица, пронзительными черными глазами и необыкновенно густой пепельно-седой шевелюрой. Лет ему было между сорока и пятьюдесятью, и, вероятно, за последние десять лет он прибавил несколько фунтов в талии, что, впрочем, его не портило, а придавало солидности.
   В трубке щелкнуло, и мистер Тоут сказал:
   – Алё!
   Мистер Тоут не грешил дефектами речи, разве что в глубоком детстве. Однако всякий раз в трубку машинально говорил «Алё!», как, впрочем, многие.
   Грегори Порлок любезно улыбнулся, хоть собеседник его и не видел, и произнес:
   – Аллоу! Здравствуйте, Тоут! Как поживаете? Это Грегори Порлок.
   В трубке затрещало.
   – А как миссис Тоут? – продолжил Грегори. – Я бы хотел пригласить вас в гости на выходные. Нет-нет! Отказы не принимаются!
   В трубке снова затрещало. Мистер Тоут сочинял отговорки:
   – Я не знаю, смогу ли… Жена неважно себя чувствует…
   – Мне очень жаль, дружище. Вероятно, перемена места пойдет ей на пользу, мой Грэндж-хаус, конечно, старинный, однако оснащен центральным отоплением, обещаю, что что не дам вашей жене замерзнуть! И компания собирается приятная. Вы знакомы с семейством Мартина Окли?
   – Я встречал Мартина.
   Грегори Порлок рассмеялся.
   – А жену нет? Я, кстати, тоже не имел удовольствия. Они ночевать не останутся, так как недавно переехали в дом по соседству. Громоздкая развалина, по-моему… Только не говорите Окли! Он уверен, что купил великолепный дом. Я их приглашу на ужин. Они мои ближайшие соседи, и я намерен познакомиться с миссис Окли. Говорят, она хороша собой. Ну так как? Вы приедете?
   Мистер Тоут с трудом сглотнул.
   – Вряд ли нам удастся…
   – Дружище Тоут! Вы получили письмо с адресом и датой? Кстати, у меня есть пара документов, которые, возможно, будут вам интересны. Нам бы обсудить их при встрече – по-дружески, знаете ли. Неплохая мысль, на мой взгляд. Вы согласны? Вот и чудно! До свидания!
   Едва повесив трубку, мистер Порлок набрал другой номер. На этот раз ответила женщина:
   – Мойра Лейн слушает!
   Голос был приятный и выдавал аристократическое происхождение, чего нельзя было сказать о мистере Тоуте.
   Грегори Порлок представился, собеседники обменялись любезностями. Мисс Лейн получила приглашение провести выходные в загородном доме, которое с готовностью приняла.
   – С удовольствием приеду! А кто еще будет?
   – Тоуты. Вы вряд ли их знаете, и не уверен, что много потеряли. У меня небольшое дельце к мистеру Тоуту.
   – Он из нуворишей?
   – Верно. Жена вечно обвешивается украшениями, чтобы никто не сомневался в их богатстве.
   Мойра мелодично рассмеялась.
   – А что она из себя представляет?
   – Да так. Серая мышка.
   – Ох, Грег!..
   – Вам необязательно с ней общаться. Еще приглашены мистер и мисс Мастерман – брат с сестрой. Недавно получили большое наследство от престарелой кузины.
   – Есть же на свете везунчики! – шутливо вздохнула мисс Лейн.
   Грегори рассмеялся.
   – Не переживайте, надеюсь, и вам повезет!
   – А кто еще?
   – Ах, да! Леонард Кэролл – специально для вас!
   – О, Грег, дорогой! Почему специально для меня?
   – Почти так же молод и прекрасен.
   – Вы милы, однако нам обоим стукнет тридцать в самом ближайшем будущем.
   Грегори снова засмеялся.
   – Прекрасный возраст! Выражаясь детским языком – у вас на десерт теперь не только хлеб с маслом, вы доросли до настоящих пирожных.
   Мойра дунула в трубку, посылая воздушный поцелуй.
   – Лен действительно придет? Последний раз, когда я его видела, он заявил, что его график расписан на несколько месяцев вперед. Вот что значит популярный артист эстрады!
   – Самый популярный артист эстрады, – поправил Грег. – Звание просто артиста его вряд ли устроило бы. И да – он будет. Что ж, в таком случае, до скорой встречи!
   Грегори с довольной улыбкой повесил трубку.
   Затем снова стал крутить диск.
   – Это «Люкс»?
   – Да, сэр.
   – Подскажите, пожалуйста, мистер Леонард Кэролл закончил выступление?
   – Да, сэр, он только что освободился.
   – Вы не могли бы ему передать, что его спрашивает Грегори Порлок? Я подожду.
   Ждать пришлось довольно долго. Грегори коротал время, мыча под нос мелодию старинной шотландской песенки. Постепенно мычание перешло в песню:

     «Любовь моя навечно,
     Не брошу я тебя.
     Скорее обмелеют
     Все реки и моря.
     Душа моя с тобою
     До гробовой доски,
     Но разлучат нас вскоре
     Голландские стрелки».

   Милый незамысловатый мотив, исполненный приятным баритоном. Грегори успел дважды повторить припев, прежде чем Леонард Кэролл произнес:
   – Аллоу!
   Было слышно по голосу, что он запыхался.
   – Леонард, дружище! Надеюсь, я вас ни от чего не оторвал!
   – Чем обязан?
   – Вот так прием! – шутливо упрекнул Грегори. – Видно, вы по уши в делах, и вам не до меня?
   – Я этого не говорил.
   Грегори рассмеялся.
   – Хорошо бы и не думали… Если серьезно, я звоню пригласить вас в гости на выходные.
   – Совершенно исключено!
   – Как же вы порывисты, дорогой! Вы, наверное, слишком много работаете – я бы вам посоветовал взять паузу, а не то рискуете надолго выйти из строя. Как говорится, тише едешь – дальше будешь. Притормозите – это в ваших же интересах! Жду в субботу!
   – Повторяю – не смогу! – не заботясь о вежливости, рявкнул Кэролл.
   – Какая жалость! – все еще улыбаясь, ответил Грегори. – А я, кстати, напал на весьма интересное чтиво – вам понравилось бы. Автор – некий Тошер. Откровение на откровении… Жаль, что у вас нет времени…
   Кэролл долго молчал, а потом медленно произнес:
   – Наверное, стоит выехать из города на пару дней, отдохнуть…
   – Отлично, дружище! Приезжайте в субботу, и я дам вам почитать Тошера.
   Снова последовала долгая пауза.
   – Хорошо.
   Раздался щелчок. Леонард Кэролл повесил трубку.
   Оставался еще один звонок. Подошла женщина. Когда мистер Порлок спросил мистера Мастермана, она не слишком вежливо ответила:
   – Он занят. Что-нибудь передать?
   Грегори Порлок рассмеялся и произнес со светской любезностью:
   – Мисс Мастерман, вы ли это? Какой же я глупец! Не узнал! Это Грегори Порлок.
   – Ах, да. И что вы хотели, мистер Порлок? – немного мягче сказала мисс Мастерман.
   – Я просто звоню сказать, что с нетерпением жду встречи в выходные. Вы ведь приедете к чаю?
   – Я не знаю… Нужно спросить брата.
   – Хорошо. Я подожду, если вы не возражаете. Передайте ему, пожалуйста, что я придумал, как уладить наше общее дело. Считайте, что проблема решена.
   Телефон – чувствительный аппарат. Грегори Порлок находился за много миль от мисс Мастерман, однако ясно услышал, как она затаила дыхание. Он был почти уверен. И сделал вывод – мисс Мастерман посвящена в дела брата. Он, впрочем, так и думал, однако всегда лучше знать наверняка.
   Она вскоре вернулась и сообщила, что они с братом прибудут в Грэндж-хаус к четырем часам, а мистер Порлок как радушный хозяин воскликнул:
   – Чудесно! Надеюсь, компания придется вам по душе. Все очень приятные. Один из них – известный актер, сам Леонард Кэролл, так что скучно не будет. Приедет Мойра Лейн – очаровательная девушка. Семейство Тоутов – простые и милые люди. А также наши ближайшие соседи. Что ж, наилучшие пожелания брату!
   Мисс Мастерман ответила:
   – Спасибо! – И в голосе действительно звучала признательность.
   Грегори Порлок повесил трубку и расхохотался.

Глава 3

   Ресторан, куда Джастин Лей пригласил Доринду, только-только входил в моду. Места уже всеми любимые он тут же объявлял вульгарными и начинал искать другие. Красивый и безупречный во всех отношениях молодой человек, Джастин достиг к тридцатилетию изрядной доли самоуверенности. Работал он в министерстве реконструкции. Глядя на него, невозможно было представить, что шесть лет жизни он провел немытым, небритым и взмокшим от пота, познал и палящее солнце, и жгучий мороз. И мир вокруг него периодически рушился до основания. А Джастин выживал, с каждым разом становясь все грязней и небритей. Все это никак не вязалось с ухоженным брюнетом, одетым с элегантной небрежностью и держащимся так, что Доринда перед ним чувствовала себя школьницей. Однако она старалась не поддаваться комплексам и вести себя с Джастином на равных – иначе он станет совсем несносным, а общение с ним терять все же жаль – дальний или ближний, он был ее единственным родственником.
   Голубое платье Доринда купила и надела только из-за цвета – и быстро осознала ошибку. Джастин, как и следовало ожидать, неодобрительно окинул ее взглядом. Если нужно выбрать всего одно вечернее платье, обязательно покупайте черное! Непременно хорошего качества – неважно, чем придется пожертвовать. Ведь вам его носить до конца дней – или ваших, или платья.
   Доринда, играя ямочками, смело встретила осуждающий взгляд.
   – Знаю, неудачное. Мне уже говорили, что оно не подчеркивает фигуру, а надо, чтобы подчеркивало. Зато цвет приятный, правда?
   – Полный провал, дорогая.
   Доринду было нелегко смутить.
   – А где ты раньше был? Теперь я его уже купила! Розовое было еще хуже – его я не взяла. Говори, что хочешь, а по-моему, мне идет! Тип тоже так считает.
   – Тип Ремингтон явно не в состоянии трезво мыслить – он слишком романтически настроен и скажет все что угодно.
   – Баззер с ним согласен.
   – Неужели? – равнодушно спросил Джастин, продолжая изучать меню.
   Затем он поднял глаза, и к столику мгновенно подошел главный официант. Джастин подробно и увлеченно обсудил с ним заказ, после чего снова обернулся к Доринде, которая уже радовалась, что пропустила обед, предвкушая изысканный ужин.
   – Ты с кем-нибудь из них помолвлена?
   Она оторвалась от приятных мыслей о еде и откровенно сказала:
   – Не уверена…
   Джастин приподнял брови – неслыханная беспечность!
   – Неплохо бы определиться… Это, разумеется, не мое дело, однако за обоих выйти не получится.
   – О, я и не собиралась! Я еще долго не выйду замуж.
   Принесли суп. Запах был божественным. Доринде удавалось есть не слишком быстро только благодаря строгому воспитанию тетушки Мэри. На смертном одре тетушка Мэри сказала Доринде:
   – Пусть я оставляю тебе лишь пятьдесят фунтов в год, зато я научила тебя правилам хорошего тона!
   Доринде правила хорошего тона часто мешали. Например, сейчас. Она была очень голодна.
   Поглощая суп, она делилась с Джастином взглядами на брак.
   – Понимаешь, замужество – это надолго, если, конечно, не рассматривать развод. А развод – это отвратительно, лучше постараться обойтись без него.
   Джастин усмехнулся.
   – Да, бывают неприятные случаи…
   – Допустим, выйду я за Типа, – продолжила Доринда. – Ему двадцать четыре, а мне двадцать один. Значит, жить вместе придется лет пятьдесят-шестьдесят. Это ужасающе долго… Конечно, у него полно денег. Он работает у дяди и через пару лет станет совладельцем компании, и очень здорово иметь квартиру и машину, однако, боюсь, мне надоест быть замужем за Типом.
   Доринда сделала паузу и перешла к рыбе соль меньер.
   – Я бы на твоем месте за него не выходил, – сказал Джастин.
   – Я и не собиралась, – ответила Доринда. – Точнее, очень вряд ли – если только Окли не окажутся «адом кромешным», как сказала рыженькая девушка. Она, кстати, была милая. Я бы не возражала с ней познакомиться поближе.
   – Не увиливай – ответь по существу! Собираешься ты выходить замуж или нет – это полдела, а что думают твои ухажеры? Ты обещала кому-то из них – или им обоим – свою руку?
   Доринда лучезарно улыбнулась.
   – Джастин, милый, рыбы вкуснее я еще не пробовала! Как хорошо, что я пропустила обед!
   Джастин смотрел на нее сурово.
   – Опять отвлекаешься… Забудь про рыбу! Дала ты им надежду или нет?
   – А можно мне добавки?
   – Можно, но ты еще не знаешь, что у нас дальше.
   Доринда внимательно изучила меню и с сожалением вздохнула:
   – Пожалуй, обойдусь без добавки… Столько всего вкусного!
   – А на вопрос ты ответишь?
   Пока официант делал перемену блюд, Доринда смотрела на Джастина, и он успел заметить, что несуразное платье делает цвет ее волос еще ярче. Даже Тип Ремингтон и Баззер Блейк с их неискушенным вкусом нашли бы ее волосы привлекательными. Хотя вряд ли они сумели бы оценить, что ресницы у Доринды точно такого же золотисто-каштанового оттенка. Если она решит краситься, придется с ней поговорить – столь необычный оттенок нужно сохранять как есть, чисто из эстетических соображений.
   Когда они отведали курицу ан кассероль с грибным соусом, Джастин повторил вопрос.
   – Надо бы ответить: «Тебя это совершенно не касается», – дружелюбно сказала Доринда.
   – Вот как?
   Доринда рассмеялась.
   – Да, но я отвечу иначе. Дело в том, что…
   – В чем же?
   – К сожалению, я не умею отказывать…
   Джастин даже рассмеялся. А рассмешить Джастина было большой удачей. Глаза у Доринды еще больше засверкали и потемнели от радости.
   – Я серьезно – отказывать сложно. Они оба мне нравятся. Пожалуй, Баззер больше… вероятно потому, что он тоже беден, и я чувствую в нем родственную душу. С другой стороны, выходить за мужчину совершенно без средств я тоже не хочу – если уж я буду замужем, то хорошо бы завести детей, а растить их без денег крайне затруднительно.
   – Пожалуй, верно.
   – Еще бы! Я много думала о детях. Я бы хотела двух мальчиков и двух девочек. Даже при бесплатном образовании придется покупать всякие учебники и школьную форму. Однако это еще полдела! Родители должны выпустить ребенка в мир, обеспечить заработком… Так что за Баззера идти не стоит. А за Типа грустно выходить – получается только из-за денег.
   – Послушай, дорогая! Я тебе все равно не разрешу выйти ни за кого из них!
   – И как же ты намерен мне помешать? – с искренним интересом осведомилась Доринда.
   – Точно не знаю, что-нибудь придумаю, не сомневайся! А тебе советую тренировать характер и твердить «нет» перед зеркалом по пять минут каждый день. Нельзя выходить за всех, кто позовет!
   – Никто и не звал, кроме Типа. Баззер сказал, что не женится, пока не найдет нормальную работу, и, если я его дождусь… Считается ли это за предложение?
   – Не считается! Ни тот, ни другой! Пообещай мне, пожалуйста, хотя бы одно!
   Доринда не была лишена осторожности. Она предусмотрительно спросила:
   – Что именно?
   – Не обручайся без моего ведома! И вообще – не торопись! Принцип таков: обручайся только если точно уверена, что хочешь выйти замуж, а замуж выходи только если без этого совсем никак. Разве тетушка Мэри тебя не научила? – В глазах Джастина читалась легкая насмешка.
   Доринда ответила с присущей ей откровенностью:
   – Тетушка вообще велела не выходить замуж. Она недолюбливала мужчин. Из-за Подлого дядюшки.
   – Я никогда тетю Мэри не встречал, однако, по твоим рассказам, она весьма неприятная особа.
   – Совсем нет! – воскликнула Доринда. – Она, например, сделала невероятно доброе дело, взяв меня на воспитание. Кроме нее охотников не нашлось, а она посчитала своим долгом приютить ребенка. Мне было всего два года, и она наверняка со мной намучилась!
   Если Джастин и умилился при мысли о двухлетней улыбчивой Доринде, которой и в голову не приходит, что ее приютили из жалости, то виду не показал. Миссис Поршес не стала нравиться ему больше.
   Доринда продолжила:
   – Подлый дядюшка на самом деле был редкостным пройдохой. Сбегал из дома и кутил напропалую, потом возвращался, забирал у тети деньги и снова кутить.
   – Существует закон, по которому имущество замужней женщины неприкосновенно. Почему она позволяла ему себя грабить?
   – Она мне рассказывала про дядю, будучи уже больной. Кажется, она была немного не в себе… Она говорила: «Никогда не выходи замуж, Доринда! Дай мужчине власть, и он разобьет тебе сердце!» Как-то раз призналась: «Он был негодяем до мозга костей». И спросила, помню ли я его. Я ответила, что помню, как называла его «дядя Глен», у него были смеющиеся темные глаза и белый шрам на запястье. Тетя ответила с горечью: «Да, было в нем очарование. Своей улыбкой он мог и душу вытянуть, и последний пенни». Дядя, оказывается, присвоил все ее сбережения, кроме годовой ренты и пятидесяти фунтов в год, отложенных для меня. Тетя велела дяде больше ни пенни не давать.
   – Он разве не умер?
   – Она не знала, жив он или нет. Под самый конец – совсем уже не в себе – она пыталась взять с меня обещание, что я никогда не выйду замуж. Я, конечно, обещать не стала.
   – Отсылай претендентов ко мне.
   – А знаешь, Джастин, это неплохая идея! Безумно сложно постоянно говорить «нет» одной, без поддержки. Я давно мечтала иметь строгого родителя или опекуна, чтобы говорил «нет» за меня. Ты действительно готов отшивать женихов?
   – Готов! Отошью с удовольствием. У меня отлично получится! Вот увидишь! Будешь мороженое?
   Доринда посмотрела с укором.
   – Разумеется буду! Джастин, спасибо за прекрасный ужин!
   – На здоровье, дорогая. Послушай, я тут навел справки по поводу твоих Окли. Муж хорошо заработал во время войны.
   – Да, я же говорила – они богаты. Миссис Окли рассказывала. Она из тех, кто сразу все выкладывает…
   Джастин рассмеялся.
   – В таком случае, Мартин Окли, должно быть, старается ни во что ее не посвящать. В общем, он вполне стабилен в плане денег, а про нее ничего плохого не известно – пожалуй, нет причин отказываться от работы.
   Доринда зарделась от удовольствия. Джастин взял на себя труд разузнать, что за люди Окли, потому что она собирается у них работать. Доринда нашла его жест невероятно милым. О чем сразу же сообщила Джастину.
   – Ведь больше никто обо мне не заботится! Только я сама. А было бы чудесно иметь строгого отца или опекуна – или кого-то в этом роде – для подобных случаев. Я бы ощущала тыл, если понимаешь, о чем я…
   Джастин мило улыбнулся и возразил:
   – Отцом я быть отказываюсь!
   Доринда окинула его оценивающим взглядом.
   – Да, ты, скорее, тянешь на брата…
   – Вот уж нет, Доринда! Братом я тебе точно не буду!
   Доринда списала резкий ответ на неудачное платье. Конечно, сестра Джастина никогда не купила бы платье только из-за того, что понравился цвет. Сестра Джастина должна обладать безупречным вкусом и не позорить его перед людьми. Однако в голосе Джастина была непонятная ей теплота.
   Она сказала:
   – Да, твоя сестра была бы совсем на меня не похожа.
   Джастин загадочно улыбнулся.
   – Я согласен быть «кем-то в этом роде».

Глава 4

   На следующее утро Доринда отправилась в Милл-хаус – на большом «роллс-ройсе» в компании миссис Окли, гувернантки по имени Флоранс Коул, Марти и горничной, которая сидела рядом с шофером. Горничная проработала на миссис Окли около недели, однако уже выглядела измотанной. Рядом с миссис Окли никто, кроме Марти, долго не оставался. Флоранс Коул продержалась в семье Окли дней десять, и, насколько Доринда могла судить, шансы, что она останется на следующий месяц, стремительно таяли. Гувернантке, вероятно, неплохо платили, однако Марти и правда был «кромешным адом». Поскольку мальчик совершенно не походил на светленькую, полупрозрачную мать, Доринда сделала вывод, что он пошел в отца. В таком случае неудивительно, что мистер Окли даже на войне сколотил состояние. Доринда в жизни не встречала более требовательного ребенка. Он желал заполучить все, на что падал глаз. Сначала подпрыгивал на новеньком пружинистом сиденье и громко клянчил. Если не помогало, начинал реветь, будто раненый бык, и тогда миссис Окли раздраженно говорила: «Мисс Коул, ну сделайте что-нибудь!»
   Сперва ему приглянулся черный козленок, который пасся на привязи у обочины дороги. Машина быстро пронеслась мимо, однако Марти еще долго возмущался, пока его внимание не привлекла брошь Доринды. Пронзительный, как вой сирены, вопль умолк, Марти на секунду застыл с широко открытым ртом, затем повелительно ткнул в брошь пальцем и спросил вполне нормальным голосом:
   – Это что?
   – Брошка, – ответила Доринда.
   – Почему брошка?
   – А почему ты – Марти?
   Марти начал подпрыгивать.
   – Почему брошка? Хочу посмотреть! Дай!
   – Смотри со своего места. Или можешь подойти поближе. Это шотландская брошь. Она досталась мне от прабабушки. Желтые камушки – это кварц. Его добывают в горах Кэрнгормс.
   – Как добывают?
   – Находят.
   – Хочу поехать и найти! Прямо сейчас!
   – Сейчас холодно, – не растерялась Доринда. – Глубокий снег. Ты не найдешь камни.
   Марти продолжал подпрыгивать.
   – Глубокий? Мне по куда?
   – Четыре фута и шесть с половиной дюймов. С головой провалишься.
   Смуглые щеки Марти слегка покраснели. Он запрыгал энергичнее.
   – Не хочу проваливаться!
   – Снег растает к лету, – улыбнулась Доринда.
   – Хочу сейчас! Хочу брошь! Быстро сними! – уже подлетая на пружинистом сидении в воздух, требовал Марти.
   – Не могу.
   – Почему? Хочу!
   Миссис Окли, которая сидела, откинувшись на спинку, приоткрыла глаза и обреченно произнесла:
   – Если не отдадите, будет кричать…
   – А когда он кричит, вы сразу ему все даете? – поинтересовалась Доринда.
   – Конечно. Он же кричит, пока не дашь… У меня сдают нервы.
   И миссис Окли снова закрыла глаза.
   Марти тем временем уже открывал рот и готовился издать рев. Доринда чуть было не спросила, не пробовал ли кто-нибудь его хорошенько отшлепать, однако сдержалась. Она дрожащей рукой открепила украшение и протянула ребенку. Тот просиял, схватил вещицу, с размаху вонзил иголку в ногу Доринды, а потом с хохотом вышвырнул брошь в чуть приоткрытое окно. Они остановились не сразу, поэтому точное место падения было трудно определить. После не слишком усердных поисков компания двинулась дальше, оставив брошь прабабушки Доринды на обочине дороги.
   – Какой Марти меткий! – восхитилась миссис Окли. – Попал прямо в щель! Надо же!
   Даже Доринда, добрая душа, не нашла вежливого ответа. Флоранс Коул, очевидно, окончательно умыла руки. Она была бледной и довольно тучной молодой особой, ее с детства приучили всегда дышать через нос – что бы ни случилось. Когда машина останавливалась, было хорошо слышно ее сосредоточенное сопение. Марти продолжал прыгать и вопить – он потребовал кролика, который, мелькнув хвостиком, скрылся в живой изгороди, потом – вывеску таверны с белым оленем на зеленом лугу, потом – кошку, которая мирно спала на подоконнике одного из домов, и наконец – шоколаду. Тут мисс Коул, все еще напряженно сопя, открыла сумочку и извлекла плитку. Марти вымазался с ног до головы и уснул с шоколадом в руке. Воцарилась тишина, и никто не мог поверить своему счастью.
   Марти спал до самого прибытия в Милл-хаус. Узкая мрачная дорога, над которой смыкали кроны деревья, петляя, заползала на холм. Дом стоял на вершине в зарослях низкого кустарника, продуваемый всеми ветрами – огромный и откровенно уродливый, с нелепыми орнаментами из красного и желтого кирпича и огромным количеством несуразных башенок и балкончиков. Миссис Окли нервно передернула плечами и объявила, что все идет прекрасно. Тут проснулся Марти и принялся голосить, требуя полдник. Доринда с ужасом подумала, не придется ли ей разделить участь бедняжки мисс Коул и тоже полдничать в детской, и с облегчением узнала, что не придется. Зато сомнений, что мисс Коул не останется до конца месяца, уже не оставалось – единственный вопрос: уедет она вечерним поездом или утренним. И если мисс Коул уедет, Доринда ни за что не возьмет на себя воспитание Марти – даже за тысячу в год! Ну или пусть предоставят ей полную свободу в выборе методов…
   Доринде же предстояло полдничать с хозяйкой в «будуаре», поэтому она пребывала в радостном предвкушении, так как о «будуарах» читала лишь в старых романах. Ожидания оправдались с лихвой. Войдя, Доринда увидела розовый с белым ковер, розовые с белым занавески, отороченные темно-розовой каймой, и диван с немыслимым количеством подушек. В целом обстановка говорила о крайней расточительности владелицы.
   Миссис Окли возлежала среди подушек в бело-розовом халате, а Доринда, сидя на страшно неудобном золоченом стуле, разливала чай. Когда с полдником было почти покончено, в дверь постучали.
   – Войдите! – удивленно сказала миссис Окли.
   В комнату зашла Флоранс Коул – в уличном платье. Вид у нее был решительный, и Доринда заранее поняла, что именно Флоранс пришла сообщить. И правда – та громко и твердо объявила:
   – Прошу прощения, миссис Окли, но я уезжаю! На ближайшем поезде – в шесть. Ребенку я дала полдник и оставила с горничной. Она сказала, что его няня живет в деревне и якобы с ним справляется… Если это правда, и существует на свете человек, способный сладить с вашим сыном, лучше вызовите ее! Я увольняюсь! Он только что попытался вылить мне на ноги кипяток из чайника.
   – Ему не всегда удается совладать с темпераментом… – пролепетала миссис Окли.
   – Ему не помешала бы хорошая порка! – ответила мисс Коул, слегка покраснев, и добавила: – Я промучилась с ним десять дней! Вы ведь заплатите мне, миссис Окли? Полагаю, никто не стал бы спорить, что я заслужила вознаграждение!
   – Не знаю, куда я подевала кошелек… – растерянно произнесла миссис Окли. – Мисс Браун, будьте добры… Идите поищите вместе с мисс Коул. Должно быть, остался в сумке, которую я держала в машине.
   Кошелек был найден, и мисс Коул, получив положенное вознаграждение, а также сумму на обратный билет, смягчилась.
   – Если хотите, миссис Окли, я зайду к няне – миссис Мэйсон, по дороге. Дорис говорит, ее в деревне все знают.
   Миссис Окли засомневалась:
   – Да, ее найти нетрудно… Вот только она вряд ли согласится. Муж тогда решил, что Марти слишком взрослый для няни. И она была очень расстроена. Вряд ли вернется…
   – Дорис говорит – еще как вернется! Говорит, что няня привязана к Марти, – возразила Флорнас Коул, и по ее тону было понятно – лично ей кажется невероятным, что кто-то может к нему привязаться.
   – Что ж, тогда загляните к ней… – вновь залепетала миссис Окли. – Только вот муж будет недоволен… И если мисс Браун вдруг согласится…
   – Ни за что не соглашусь! – очень твердо заявила Доринда.
   Миссис Окли прикрыла глаза.
   – Что ж, тогда загляните… Очень любезно с вашей стороны… Вот только муж…
   – Прощайте, миссис Окли! – сказала Флоранс Коул и вышла.
   Доринда проводила ее до лестницы, и они пожали друг другу руки.
   – Надеюсь, вы скоро найдете хорошее место! Вам есть где жить?
   – Да! Моя сестра замужем. А вы остаетесь?
   – Постараюсь остаться.
   – По-моему, отсюда надо уносить ноги! – сказала Флоранс Коул.
   Доринда еще вспомнит ее слова.

Глава 5

   Где-то полчаса спустя Доринда постучала в дверь детской комнаты.
   – Войдите! – ответили изнутри.
   Комната короткий период времени именовалась «классной», но теперь вернулась в первозданный вид и вновь стала «детской». У камина сушилась одежда Марти, сам Марти прибирал игрушки, а рядом статная и строгая пышногрудая женщина (по виду – настоящая няня) штопала носки. Царили мир и покой, однако чувствовалось, что если кто-нибудь посмеет покой нарушить – няня сразу же разберется с нарушителем. Доринда хорошо знала, что такое няня. За ней тоже присматривала довольно строгая особа, пока Подлый дядюшка не разорил тетушку Мэри окончательно.
   – Добрый день, няня! – самым уважительным тоном произнесла Доринда и объяснила, что миссис Окли просила узнать, не нужно ли чего.
   Нянюшка Мэйсон склонила голову и ответила (тон у нее был мягкий, однако стальные нотки ясно ощущались), что если ей что-нибудь понадобится, она сообщит миссис Окли сама.
   Марти остановился возле Доринды с обезглавленной лошадкой в руках.
   – Нянюшка говорит – никогда не видела такого разгрома и погрома! – объяснил он.
   – Хватит разговоров, Марти! Продолжай уборку! До сих пор не могу опомниться – в каком ужасном состоянии твои игрушки!
   Марти засунул подальше туловище лошади и обернулся к няне с радостной улыбкой.
   – Я был очень-очень плохим с тех пор, как вы уехали, правда, нянюшка? – спросил он.
   – За уборку, Марти!
   Марти собрал с пола очередную порцию обломков, а затем покаялся:
   – Я даже выкинул ее брошку из машины! – Тут он обернулся к Доринде за подтверждением. – Правда ведь? И еще воткнул ей иголку в ногу, чтобы посмотреть, пойдет ли кровь. Кровь шла, мисс Браун?
   – Я не проверяла, – ответила Доринда.
   Няня обратила на преступника пронизывающий взгляд.
   – Тогда немедленно извинись перед мисс Браун! Это что еще за новости – колоть людей иголками! Так поступают дикари и варвары, а не мои воспитанники! Сейчас же извинись!
   Марти тут же бросил обломки игрушек, сделал два шага вперед, торжественно сложил руки и произнес скороговоркой:
   – Простите-меня-пожалуйста-я-больше-так-не-буду!
   Далее последовала воспитательная беседа, в ходе которой, к пущему негодованию нянюшки, выяснилось, что брошь досталась Доринде от прабабушки. Марти рассказал и про добычу кварца, а закончил следующим:
   – Она летела, как пуля – вот как я кинул!
   – Хватит об этом! – решительно сказала няня.
   – Еще я полил мисс Коул из чайника! – не унимался Марти. – И она надела пальто и уехала!
   – Хватит, Марти! Через десять минут игрушки должны быть на местах, иначе сам знаешь, что будет.
   Марти усердно принялся за работу.
   Доринда повернулась к двери, однако ее внимание привлек один предмет на полу. Перед тем как извиниться, Марти не выронил, а, скорее, швырнул игрушки на пол, и мелкие предметы разлетелись в разные стороны. Среди них была маленькая помятая фотокарточка. У Доринды словно что-то оборвалось внутри. Затем как будто издалека донесся строгий голос няни:
   – Марти, где ты взял эту фотографию? У мамы?
   – Из коробочки… – ответил Марти.
   – Из какой еще коробки?
   – Ну коробочки… С самого дна… она там помялась…
   Доринда слышала диалог, однако смысл слов от нее ускользал. Она стремительно падала в пропасть… Невероятным усилием воли она заставила себя произнести:
   – Давайте, я верну фото на место. – И вышла.
   Спальня Доринды располагалась прямо напротив детской. Заперев дверь, Доринда села на кровать и с ужасом смотрела на смятую фотокарточку. Ошибки быть не могло. И название ателье читалось яснее некуда – «Чарльз Роубеккер и сын, Норвуд». У тетушки Мэри в альбоме была точная копия. На Доринду, как ни странно, смотрел не кто иной, как Подлый дядюшка.

Глава 6

   Доринда была потрясена до глубины души. Впрочем, у каждого из нас есть родственник, которого мы втайне надеемся никогда больше не увидеть. Так уж повелось с незапамятных времен, и так, вероятно, будет всегда. Вот и Доринда смотрела на фотографию и пыталась убедить себя, что ничего особенного не произошло. У кого нет в роду Подлого дядюшки? Кто не находил случайно его фото среди игрушек отпрыска нового работодателя? Ей казалось – если удастся поверить в обыденность ситуации, тошнота отступит.
   Глен Поршес еще в раннем детстве оставил в душе Доринды неизгладимый след. Когда-то – очень-очень давно – она тоже попала под его знаменитое очарование. А потом проснулась как-то ночью и услышала их разговор с тетушкой Мэри; тогда очарование рассеялось и сменилось горечью. Ей было всего лет шесть, однако она помнила до сих пор, как лежала в темноте, а из соседней комнаты доносились голоса. Вероятно, дверь была приоткрыта, потому что слышала она прекрасно. И сцена навсегда врезалась в память – возможно, потому, что Доринда в первый раз в жизни слышала, как плачет взрослый. Тетушка Мэри рыдала, а дядя Глен смеялся, словно она его забавляет. А потом он пропал года на два. Тетушка Мэри больше не плакала, зато стала строгой и сердитой.
   Доринда стряхнула воспоминания. Все в прошлом! Тетушки Мэри нет в живых. А жив ли Подлый дядюшка – вопрос. И на этот вопрос ответа у Доринды не было. Последний раз дядя проявился около семи лет назад – внезапно и ненадолго, а затем исчез, а тетушка Мэри стала еще экономнее. Доринда была уверена, что он уже умер, раз больше не приходит, тем более у тети больше ничего не осталось. У тети Мэри в последние годы была лишь ежегодная выплата, которую дядя при всей изворотливости не смог бы прикарманить.
   Доринда все смотрела на фотографию. У тети в альбоме была точно такая же… Красивый брюнет с темно-карими смеющимися глазами. Слегка вьющиеся волосы – точнее, слегка завитые. Белозубая улыбка, которую все, кто его встречал, единодушно находили обворожительной. Интересно, когда же снимок был сделан? Явно не раньше, чем пятнадцать лет назад – после этого дядя возвращался к тете лишь за очередной порцией денег и уж вряд ли стал бы дарить ей снимки на память. Значит, фото со времен их жизни в Норвуде. До Большого скандала.
   Большой скандал и фотоателье «Чарльз Роубеккер и сын» случились гораздо раньше, чем приезд Доринды в Милл-хаус. Она вдруг ужаснулась: а вдруг Мартин Окли и дядюшка – одно лицо? Мысль была слишком пугающая, чтобы надолго на ней задерживаться. Доринда вспомнила, что няня никак не назвала человека на фото. Она не сказала: «Откуда у тебя снимок папы и почему он так измялся?» Тошнота отступила, Доринде почти удалось себя убедить, что худшие опасения вряд ли оправдаются. В альбомах часто лежат ненужные фото. Тетя Мэри, например, иногда не помнила имен людей со старых фотографий. А у миссис Окли дядя Глен даже не попал в альбом. Его фото – ненужный хлам…
   Доринда спрятала снимок в широкий накладной карман и спустилась. Казалось бы – чего проще: зайти в будуар, выложить фото перед миссис Окли и сказать: «Завалялось среди игрушек Марти. Няня просила отнести вам». Но нет. Доринда даже не решалась открыть дверь и зайти. Ужасная глупость! Если бы горничная Дорис не проходила мимо, Доринда и вовсе осталась бы в коридоре и, возможно, со временем вросла бы в пол. Однако ей пришлось зайти.
   Комната была пустой. Из прилегающей к будуару спальни доносились голоса – миссис Окли одевалась к ужину.
   Доринда с облегчением выложила фото на вычурный письменный столик и побежала наверх переодеваться в снискавшее осуждение голубое вечернее платье.
   Когда она вновь спустилась, миссис Окли сидела не на диване, как раньше, а в самом удобном кресле. Наряд ее был так же розовым, однако немного другого оттенка. Фотография со столика исчезла, и миссис Окли о ней не заговаривала, что Доринду вполне устраивало. Должно быть, многие знакомые Глена Поршеса имеют причины не желать о нем говорить.
   Подали роскошный ужин. Что ж, много вкусных трапез – приятная перемена после аскетичного рациона в клубе «Вереск».
   Они едва успели покончить с едой, как зазвонил телефон. Доринда вспомнила, что ее основная обязанность – ограждать миссис Окли от звонков, и побежала брать трубку. Аппарат стоял на том самом столике, где она оставила фотокарточку. Доринда подняла трубку.
   – Секретарь миссис Окли слушает.
   Ответил мужской голос:
   – Передайте миссис Окли, что с ней желает поговорить Грегори Порлок.
   Доринда прикрыла трубку рукой и передала сообщение миссис Окли.
   – Нет, нет и нет! – ответила миссис Окли. – Я говорю только с Мартином или кем-то, кто мне очень хорошо знаком! Пусть скажет все, что нужно, вам, а вы расскажете мне.
   Доринда снова приложила трубку к уху.
   – Прошу прощения, мистер Порлок. Миссис Окли не разговаривает по телефону. Я просто не знала – я работаю недавно. Можете передать через меня.
   Мистер Порлок подавил смешок. Уже хорошо – не рассердился.
   – Передайте, что я сегодня видел ее мужа, – сказал он. – Я собираю гостей в эти выходные, и муж миссис Окли обещал, что они заедут ко мне в субботу вечером. Поскольку с миссис Окли я не знаком и получил согласие лишь от ее супруга, я решил позвонить ей лично.
   Доринда пересказала, на что миссис Окли уныло ответила, что если Мартин пообещал, то, наверное, придется идти. Говорила она тихо, и Доринда порадовалась, что в Грэндж-хаус ее не расслышали. Доринда вежливо поблагодарила за приглашение от лица хозяйки, на что мистер Порлок ответил:
   – Чудесно!
   В его тоне промелькнуло нечто до боли знакомое. Воспоминание вспыхнуло, а потом ускользнуло.
   – Мне бы все-таки переговорить с миссис Окли и узнать, не окажет ли она мне любезность, взяв с собой вас… мисс Браун, верно? Да, кажется, Мартин Окли сказал именно так. Мисс Доринда Браун. Пожалуйста, передайте мою настойчивую просьбу – в нашей компании не хватает дамы, и кроме того, я бы очень хотел с вами познакомиться.
   Доринда, нахмурившись, окинула телефонный аппарат подозрительным взглядом. Манера мистера Порлока казалась ей знакомой. Она вкратце изложила приглашение миссис Окли:
   – Говорит, не хватает одной женщины в субботу, предлагает взять меня. С мистером Окли он уже договорился.
   Миссис Олки промычала нечто невнятное. Доринда выразила согласие в трубку.
   – Чудесно! – повторил мистер Порлок и отключился.
   Доринда вернулась на свое место под пристальным взглядом миссис Окли.
   – А у вас есть вечернее платье, мисс Браун? Достаточно приличное…
   Что-то было явно не так со злосчастным голубым платьем, раз миссис Окли ни на минуту не допустила мысли, что оно подойдет.
   – О, нет… Этого я и боялась. Мартин звонил, пока я одевалась, велел проследить, чтобы вы были прилично одеты…
   Любому было бы неприятно услышать подобное – Доринда не была исключением. Она сухо ответила:
   – Я могу не ездить в гости.
   Миссис Окли сморщилась, словно вот-вот расплачется.
   – Ой, вы обиделись… Мартин скажет, что я бестактная. А я не бестактная, просто думать о чувствах других ужасно утомительно, у меня нервы сдают. Насколько было бы проще, если бы вы не обижались… Тем более, мы не вправе заставлять вас тратиться на одежду, которая соответствует… ну, вы понимаете…
   Да, Доринда прекрасно понимала. Она в данный момент была не просто Дориндой Браун, а относилась к имуществу семейства Окли и всем своим видом должна была показывать их финансовое благополучие. Они ни за что не появились бы на людях на поломанной машине, с затрапезными лакеями или дурно одетой секретаршей. В Доринде взыграла шотландская гордость.
   А потом она вдруг заметила, что на миссис Окли лица нет от страха – та всем телом подалась вперед и оперлась дрожащей рукой на подлокотник кресла Доринды.
   – Мисс Браун, пожалуйста, не обижайтесь! Давайте мы подарим вам платье – вы еще совсем юны, отчего не принять подарок?
   Доринда разглядела за розовыми перьями живого человека, причем не очень-то взрослого и достаточно уязвимого. И к ней вернулась обычная доброжелательность. Она сказала:
   – Вы очень добры, миссис Окли! С удовольствием приму!
   Когда хозяйка удалилась отдыхать, Доринда набрала номер Джастина Лея.
   – Слушай, я завтра буду в городе… Да, знаю – ты думал, что на какое-то время от меня избавился. Но нет! Я ненадолго свалюсь на твою голову. Как рецидив тяжкого недуга.
   Джастин произнес небрежно и с легкой усмешкой:
   – Пожалуй, на тяжкий недуг ты не тянешь. А удастся ли мне уговорить тебя вместе пообедать?
   – Да, в час дня! Я еду выбирать платье к субботнему ужину, как раз покажу тебе обновку и сдам обратно, если тебе не понравится.
   – Ну уж нет! Не знаю, как принято у Типа и Баззера, но в кругах, где вращаюсь я, не принято примерять платья прямо за едой.
   – Ох, Джастин, ты бываешь настоящим чудовищем! – простонала Доринда.
   – Напротив! Я благородный рыцарь. Я перенесу начало обеденного перерыва на двенадцать и встречу тебя… куда ты там идешь?
   – Миссис Окли посоветовала… ну, она целый список названий дала…
   – Ладно. Начнем с самого большого. И встретиться там легче. Жди меня у лотка с перчатками. Я выступлю в роли эксперта моды. Когда ты встаешь?
   – О, Джастин! – восторженно воскликнула Доринда. – Ты правда поможешь? Я встаю в половине одиннадцатого. И еще есть пара поручений от миссис Окли. Ну, неважно! Я все успею до нашей встречи. А в офисе мистера Окли мне нужно быть к половине второго – он отвезет меня обратно. Надеюсь, поездка будет не такая безумная, как сегодня.
   – А что случилось сегодня?
   Доринда начала рассказывать про Марти и брошку. Она хотела его позабавить своей историей, однако Джастину было совершенно не смешно. Он возмущенно воскликнул:
   – Прабабушкина брошь!
   – Да, – вздохнула Доринда. – Причем моя единственная. Теперь придется купить в качестве застежки золотую булавку. Я видела одну за семь фунтов и шесть пенсов.
   – Вряд ли она золотая…
   – Ох, какой ценитель, – хихикнула Доринда. – Разумеется, не золотая, а позолоченная.
   Джастин вдруг рассердился. Доринда никогда раньше не была свидетельницей его гнева и изрядно удивилась. На другом конце провода что-то грохнуло – вероятно сломалось. Словно хлопнула дверь – хотя он не мог хлопнуть дверью с трубкой в руках.
   – Совершенно недопустимо! – гневно произнес Джастин.
   А Доринда пошла спать в самом приподнятом расположении духа.

Глава 7

   Мисс Мод Сильвер присматривала шерсть для детских кофточек. Она с огромным удовольствием перебирала мягкие нежно-розовые клубки, восхищаясь тем, как безупречно они смотаны (сама она так не смотала бы). Глаз радовался после бесконечных изделий цвета хаки, которые она вязала для летчиков во время войны, и скучных серых носков, которыми она снабжала трех сыновей племянницы Этель. Старший брат Этель долгое время жил за границей, а несколько месяцев назад вернулся, и его жена, Дороти, ждала первенца. Вся семья находилась в радостном предвкушении – пара была жената уже десять лет, и вид пустой детской давно нагонял на Дороти тоску. Мисс Сильвер хотела приготовить особенный подарок для такого исключительного случая. Она выбрала шерсть очаровательного нежно-розового оттенка, мягкую и легкую. Затем оплатила покупку и стояла в ожидании свертка с шерстью и сдачи.
   Клубки чудных оттенков громоздились на большом трехъярусном стенде между четырьмя отделами. Прямо напротив мисс Сильвер располагался отдел с чулками, перчатками и носовыми платками. За спиной виднелись длинные Ряды дешевых платьев. Справа – за стендом с зонтами – продавали свитера и прочие вязаные изделия. Слева стояла палатка с бусами, браслетами и стеклянными букетиками, а за ней находился отдел дамских шляпок. Мисс Сильвер сочла, что все выглядит необычайно ярко и красиво. Особенно приятно, что магазины снова наполнились людьми – после нескольких бедных лет, когда даже самые заманчивые витрины не могли завлечь покупателей.
   Не одна мисс Сильвер любовалась товарами. У палатки с бусами и браслетами стояла девушка – склонилась над прилавком с брошками из стекла и яркой эмали в форме букетиков фиалок, ромашек, остролиста и мимозы. У девушки были золотисто-каштановые волосы – и ресницы точно такого же цвета. Свободное твидовое пальто медового оттенка было весьма поношенное, но сидело хорошо и шло обладательнице. В чем та, очевидно, не сомневалась. Мисс Сильвер подумала, что веточка мимозы украсит лацкан как нельзя лучше. Девушка долго присматривалась к брошкам, затем со вздохом сожаления отошла.
   Как раз в это время группа покупателей направилась из чулочного отдела в шляпный. Они проходили мимо стенда с украшениями и окружили девушку в твидовом пальто. Мисс Сильвер наблюдала с нарастающим интересом. Девушка выбралась из людского потока и направилась к носовым платкам. Вдруг от группы прохожих отделилась невысокая темноволосая женщина, обошла платочный прилавок с другой стороны и обратилась к продавщице. Что-то торопливо сообщила, а затем слилась с толпой и исчезла из виду.
   Мисс Сильвер отвернулась, чтобы забрать сдачу и сверток, затем тоже поспешила к платочному стенду. Однако опоздала. Крайне удивленная Доринда Браун уже шла по коридору в сопровождении весьма настойчивого охранника. Они свернули налево, затем направо, снова налево, и удивление Доринды сменилось тревогой. Она не понимала, что происходит, и ей становилось все больше не по себе. Зачем ее ведут в кабинет управляющего? Ей управляющий не нужен, и зачем она ему понадобилась – тоже совершенно не ясно.
   Они подошли к отполированной до зеркального блеска двери и оказались в шикарном кабинете, где за письменным столом восседал крупный заметно лысеющий мужчина, который строго взирал на Доринду сквозь очки в роговой оправе.
   – Воровка, сэр! – тем временем объявил охранник за спиной.
   От возмущения Доринда вспыхнула до корней волос. Она отличалась добрейшим нравом, однако быть обвиненным в воровстве охранником… Тут любой взорвется! Доринда вне себя от гнева топнула ногой и воскликнула:
   – Как вы смеете!
   Что не произвело ни малейшего впечатления на управляющего.
   – Отдадите сами или придется вас обыскать? – самым оскорбительным, по мнению Доринды, тоном произнес он.
   – Наверное, в карманах! – снова раздался над ухом голос охранника.
   Тут в комнату без стука вошла мисс Сильвер – маленькая и старомодная, похожая на гувернантку начала века. На ней было практичное черное пальто, купленное всего пару лет назад, и желтый меховой воротник невнятного происхождения. Шляпка, хоть и приобретенная только осенью, изначально выглядела как вещь десятилетней давности, и обещала в скором времени расползтись по швам. Она была пошита из черного фетра, впереди красовалась маленькая сиреневая морская звезда, а сзади – переплетение из тонкой сиреневой ленты. Жидкие волосы мисс Сильвер были аккуратно завиты в стиле ранней эдвардианской эпохи. Под сеточкой вуали виднелась челка в духе королевы Александры. На почтенном лице поблескивали маленькие серовато-ореховые глазки, которые, как однажды выразился сержант Эббот из Скотленд-Ярда, всегда видели даже невидимое.
   Управляющий обратил на вошедшую устрашающий взгляд сквозь очки в роговой оправе.
   Мисс Сильвер совершенно не устрашилась. Она подошла к столу и, вежливо кашлянув, произнесла:
   – Доброе утро!
   – Мадам, вы находитесь в моем кабинете!
   Мисс Сильвер склонила голову на бок с таким достоинством, что в душе у управляющего зашевелились нехорошие предчувствия. Старомодность наряда еще не говорит о бедности и низком статусе. Иногда очень обеспеченные и известные люди придерживаются подобного стиля. Есть, например, одна вдовствующая герцогиня – большая чудачка…
   Мисс Сильвер тем временем произнесла:
   – Позволите мне сказать?
   Управляющий оставил попытки поставить гостью на место и вежливо осведомился о цели визита.
   Мисс Сильвер снова кашлянула – с еще большим достоинством. Дополнительных подсказок не понадобилось – управляющий принес свои извинения. Мисс Сильвер их приняла. Когда она служила гувернанткой (к счастью, те времена остались в прошлом), она умела держать в узде своих учеников, не проявляя при том жесткости. Навык остался. Она уверенно сказала:
   – Меня зовут Мод Сильвер. Я покупала розовую шерсть и стала свидетельницей происшествия, вследствие которого эту даму препроводили в ваш офис.
   – Неужели?
   Доринда обратила возмущенный взгляд на сухонькую женщину в черном. Лицо Доринды пылало. Она звонко сказала:
   – Ничего вы не видели, потому что нечего было видеть!
   Мисс Сильвер твердо встретила жгучий взгляд.
   – Если вы засунете руку в карман, то, вероятно, поменяете свое мнение.
   Без долгих раздумий Доринда засунула руки в карманы твидового пальто. Карманы, глубокие и вместительные, должны были быть пусты. Однако пусты они не были… Удар оказался столь же сильным, сколь неожиданным. Доринда почувствовала, будто пропустила ступеньку и падает в кромешную темноту. Глаза у нее расширились, щеки порозовели. Она вытащила чулки вперемежку с платками и лентами.
   Что-то сказал охранник, однако Доринда едва слышала. Она стояла и смотрела на шелковые чулки, платки и свисающие ленты, и сердитый румянец постепенно сходил с ее лица. Потом она шагнула к столу, выложила вещи и снова проверила карманы. Обнаружилась еще одна пара чулок и веточка мимозы, которой Доринда мечтала украсить лацкан своего пальто. Она добавила брошь к остальному и твердо сказала:
   – Я не знаю, как эти вещи попали ко мне в карман!
   Управляющий окинул Доринду взглядом, от которого ее шотландская кровь вновь вскипела.
   – Не знаете? Ну-ну. А я догадываюсь. Вы обвиняетесь в краже! А эта дама выступит в качестве свидетеля! Вы ведь оставите свой адрес, мадам? Расскажите нам, пожалуйста, что вы видели!
   Мисс Сильвер приосанилась.
   – Я, собственно, за этим и пришла. Оплатив покупку, я ждала, когда мне отдадут сдачу и сверток с шерстью, и тут увидела юную даму у стенда со стеклянными цветами и горжетками, что расположен поблизости от шляпного отдела. Дама любовалась веточкой мимозы, и я отметила, что мимоза, без сомнения, замечательно смотрелась бы на ее пальто. И когда дама уже отходила от прилавка, из чулочного отдела вышла группа людей. Заявляю со всей ответственностью, что она отошла от прилавка не меньше чем на ярд, и направлялась в противоположном направлении, а ветка мимозы оставалась на месте. От компании, вышедшей из чулочного магазина, отделились две девушки. Они окружили даму с двух сторон. В тот момент в холле между отделами было достаточно многолюдно. Иногда я видела девушек хорошо, а иногда обзор загораживали. Однако я готова поклясться: дама к прилавку не возвращалась и ветку мимозы не брала. Поскольку дама меня заинтересовала, я ни на минуту не упускала ее – всегда видела хотя бы макушку. С ее места она не дотянулась бы до мимозовой броши, а назад она не возвращалась. Это первое. А есть еще второе. Даже когда людей было много, между ними образовывались просветы. И я увидела, как одна из девушек, которых я упоминала ранее, вытаскивала руку из кармана этой дамы. Тут мне вручили шерсть и сдачу. А потом девушки что-то сказали продавщице за стойкой и поспешно удалились. Затем между нами образовалось приличное количество народу. Когда я подошла к месту событий, девушки уже исчезли, а продавщица о чем-то оживленно рассказывала охраннику. Веточки мимозы на месте не было. Затем охранник догнал даму почти у платочного отдела. Я подумала, что мои показания понадобятся, и пошла следом.
   Управляющий откинулся на стуле и скептически заметил:
   – Вы якобы видели, как некая девушка сунула руку в чужой карман?
   Мисс Сильвер выразительно кашлянула и поправила:
   – Я была свидетелем того факта, что девушка вытаскивала руку из кармана здесь присутствующей дамы. И я готова поклясться в увиденном.
   Управляющий приподнял брови.
   – Удачное совпадение! Удобно иметь сообщника, который скажет, что ты ничего не делал!
   Мисс Сильвер одарила его взглядом, перед которым пасовали даже самые отъявленные хулиганы. С помощью этого взгляда был низвержен в пучину отчаяния не один нарушитель порядка. Под его воздействием даже сам главный инспектор Лэмб и то смущался и невольно начинал извиняться. Обычная самоуверенность покинула управляющего, он почувствовал себя уязвимым и потерянным. Его самоуважение держалось лишь на социальном статусе и правилах субординации; без их защиты он совершенно поник.
   – Что, простите? – переспросила мисс Мод Сильвер.
   Управляющий уже вовсю извинялся. Он понял, что мисс Сильвер не герцогиня с причудами и вовсе не принадлежит к аристократическим кругам. Однако властность, скрывающаяся за тихим голосом, потрясла его до основания. Когда мисс Мод вновь обратилась к нему, он мгновенно замолк на середине не слишком связного предложения. Управляющего охватило непривычное чувство собственной ничтожности в этом большом мире.
   Мисс Мод умело воспользовалась достигнутым эффектом.
   – Надеюсь, я смогу доказать вам свою благонадежность. Вот моя визитка.
   Она извлекала из невзрачной черной сумочки, которая висела у нее на запястье, и выложила на стол прямоугольную карточку. Посередине было имя – мисс Мод Сильвер, в левом нижнем углу адрес – Монтегю Мэншнс, 15, а в правом нижнем углу значилось – «частный детектив».
   Пока управляющий переваривал информацию, она продолжила:
   – Будьте любезны, наберите-ка Скотленд-Ярд, и главный инспектор Лэмб подтвердит, что хорошо меня знает и мне можно доверять. А также детектив Эббот (или любой другой сотрудник отдела расследований) скажет, что в полиции я уважаемый человек. Но если вы готовы признать ошибку и принести этой даме самые искренние извинения, то звонить в Скотленд-Ярд, пожалуй, необязательно…
   Управляющий проглотил наживку и с яростью обернулся к охраннику. Кстати для его ущемленного самолюбия, под рукой оказался подчиненный, на котором можно было отыграться.
   – Мистер Супли!
   – Да, сэр.
   – На каком основании вы действовали? Говорят, к вам подошла продавщица. Какая именно, и что конкретно она сказала?
   Мистер Супли понял – быть ему козлом отпущения. Человек немолодой и прошедший войну, он и раньше сомневался в прочности своего положения на рабочем месте.
   – Мисс Андерсон… сказала, что какая-то девушка, сообщила ей, что… – Он запнулся и сглотнул. – …что эта вот дама ворует вещи…
   – А почему девушка сама не пришла как свидетель?
   – Она опаздывала на поезд… – слабеющим голосом произнес охранник.
   Лысина управляющего покраснела от гнева.
   – Мисс Андерсон следовало бы ее задержать!
   Мистер Супли почуял, что есть шанс отвести от себя карающую длань, и с готовностью согласился, что мисс Андерсон была в корне не права (хотя ни он, ни управляющий не представляли, как продавщица задержала бы решительно настроенную покупательницу, опаздывающую на поезд).
   Для большего эффекта мистер Супли возмущенно добавил:
   – Следовало, сэр! Я то же самое заявил ей со всей строгостью!
   Тут вмешалась мисс Сильвер:
   – Совершенно ясно, что именно девушка, которая вынесла обвинение и скрылась, подложила украденные вещи в карман. А сейчас я настоятельно прошу вас позвонить в Скотленд-Ярд. И я не успокоюсь, пока юной даме не принесут искренние и безоговорочные извинения.
   В кабинете Скотленд-Ярда главный инспектор Лэмб поднял трубку. Голос сержанта Эббота произнес:
   – Вот так штука, шеф! Тут на линии управляющий торгового центра «Делюкс». Желает знать, надежный ли свидетель Мод! Спрашивает вас. Наглый тип… Вы его быстро утихомирите!
   Лэмб хмыкнул.
   – Что еще за история?
   – Кража. Мод говорит – задержали девушку. Какая-то женщина подложила украденное этой девушке в карман, потом пожаловалась продавщице и убежала якобы на поезд. Соединить вас?
   Лэмб еще раз хмыкнул, на этот раз в знак согласия. В трубке щелкнуло, и до него донесся голос, который он с первой секунды посчитал противным. Инспектор, с его опытом и проницательностью, прекрасно разбирался в людях и сразу определил человека, который совершил промах и пытается выпутаться без последствий. Он прервал словесный поток собеседника и представился, медленно и отчетливо выговаривая каждый слог, как и подобает человеку на его должности:
   – Главный инспектор Лэмб слушает.
   Управляющему пришлось начать речь заново, и это ему сильно не понравилось. Он уже жалел, что не извинился перед Дориндой Браун сразу – не пришлось бы звонить в Скотленд-Ярд.
   Главный инспектор почти тут же снова его перебил:
   – Дела вашего магазина меня не касаются. Если вы намерены заявлять о краже, обратитесь в местное отделение. А что касается мисс Мод Сильвер, я вам отвечу. Я хорошо с ней знаком и уверяю вас – она надежный свидетель. Она не раз помогала полиции, и лично я советовал бы вам прислушаться к ее мнению. Если она считает, что девушка невиновна, значит, так и есть – мисс Мод зря не скажет. Передайте ей трубку, чтобы я убедился, что это именно она.
   Мисс Мод, кашлянув, взяла трубку у управляющего.
   – Главный инспектор Лэмб! Рада слышать! Как ваши дела? Как поживает миссис Лэмб?.. А дочки?
   Завершив обмен любезностями, инспектор позволил себе усмехнуться:
   – Опять впутались в историю, мисс Мод?
   – Что вы говорите, инспектор!
   Инспектор рассмеялся.
   – Пришлось даже нам позвонить! Знаете, полиция польщена вашим доверием!
   – На вас можно положиться – я твердо уверена, – серьезно ответила мисс Мод. Она отдала трубку обратно управляющему, чья лысина приобрела свекольный оттенок, и отступила.
   Поняв, кто у аппарата, инспектор сменил тон и резко заявил:
   – Это действительно мисс Сильвер. Ее ни с кем не спутаешь.

Глава 8

   Джастин Лей не узнавал Доринду. Вроде бы здорова и чрезвычайно рада его видеть. В костюме, который он сам ей когда-то посоветовал. И все же что-то было не так. Покупая женские штучки за чужой счет, она была рассеянна и вовсе не излучала радость, как ожидал Джастин.
   Оказалось, по мнению миссис Окли, приличное вечернее платье стоило весьма внушительной суммы. Доринда должна бы прыгать от восторга – ей и не снилась подобная роскошь, однако она оставалась безучастной. Она вообще не проявляла интереса к происходящему… но тут продавщица извлекла из дальних закромов и благоговейно выложила на прилавок то самое платье.
   – Ах! – воскликнула Доринда, и щеки ее порозовели.
   Джастин предложил примерить, и она немедленно удалилась.
   Когда она вышла, сомнений не осталось. В платье чувствовалось нечто волшебное, не поддающееся описанию. Оно облегало и струилось одновременно. При этом было простым до неприличия. Обыкновенный черный цвет вдруг придал волосам роскошнейший золотой оттенок. И глаза засияли, и цвет лица посвежел.
   – Пойдет, – неловко буркнул Джастин. – Переодевайся, а то пообедать не успеем.
   Они заплатили огромную сумму и забрали аккуратно упакованное платье.
   Джастин выбрал новый ресторан. Их столик располагался в небольшой нише, в приятном уединенном уголке. Джастин сразу же в упор посмотрел на Доринду и спросил:
   – Что стряслось?
   И очень обеспокоился, когда она побледнела и сказала дрогнувшим голосом:
   – Меня чуть не арестовали за воровство…
   Услышав подробности, он забеспокоился еще сильнее.
   – И арестовали бы, если бы не мисс Сильвер! Ужасное чувство – будто идешь себе по дороге, и вдруг земля уходит из-под ног. Знаешь, так бывает во сне… У меня, по крайней мере. Но наяву еще не было – до сегодняшнего дня.
   Дождавшись, когда уйдет официант, Джастин потребовал повторить рассказ.
   – Ты никого из этих людей не видела раньше?
   – Нет. Мисс Сильвер тоже про это спрашивала. Когда мне принесли извинения, мы пошли выпить кофе. Она просто чудо, всех знает в Скотленд-Ярде – еще бы ее не послушались!
   Джастин потеребил ухо.
   – Мод Сильвер, знакомое имя… Ну конечно! Она же «глубокоуважаемая наставница» Фрэнка Эббота!
   – Глубокоуважаемая наставница? Фрэнк Эббот так ее и называет?
   – Ну или Моди – палочка-выручалочка, по прозвищу. Мисс Мод Сильвер он уважает больше всех на свете.
   – Она размазала по стенке мерзкого управляющего! – заметно оживилась Доринда. – Но знаешь, Джастин… она спросила, есть ли кто-то, кому я мешаю и кто хочет меня убрать с дороги… Я, разумеется, сказала – нет. Потому что… ведь эта история не может быть связана с Подлым дядюшкой, правда?
   – Что ты имеешь в виду?
   – Понимаешь, среди игрушек Марти валялась его измятая фотография.
   – Доринда, ты уверена?
   Она кивнула.
   – Да. У тетушки Мэри в альбоме была такая же – с подписью «Чарльз Роубеккер и сын, Норвуд». Я молча положила ее на письменный столик миссис Окли… и она ничего не сказала. Джастин, ведь этого не может быть!
   Джастин, как обычно красивый, рассеянно смотрел вдаль. Доринда испугалась, что утомила его, и поспешно добавила:
   – Давай сменим тему!
   Рассеянность на лице сменилась хмурой гримасой, что, впрочем, не убавило красоты, и Джастин сердито фыркнул.
   – У тебя был скучающий вид.
   – Я пытаюсь думать. Слушай, Доринда, а зачем ты вообще пошла в магазин?
   – Миссис Окли поручила.
   – Ни за что не поверю, что жена Мартина Окли делает покупки в торговом центре «Делюкс»! Еще скажи – посещает отделы «Мода для всех» и «Ярче, лучше, буржуазней»!
   Доринда хихикнула.
   – Ну нет, сама не посещает! Просто ей сказали, что там продается светоотражающая краска, вот она меня и отправила. К Марти вернулась прежняя няня, и она очень недовольна – он отковырял краску с часов в детской, она теперь не различает время в темноте. Я должна была найти и купить.
   – Кто об этом знал?
   – Ну… миссис Окли, няня… еще Дорис – горничная… да наверное, весь дом – Марти без конца твердил, каким он был нехорошим, что стер краску, и как я куплю новую-блестящую. А няня ему отвечала, что краску не так просто достать, однако она слышала, что ее продают в «Делюксе». Уж не знаю, кто ей сказал.
   Джастин нахмурился еще больше.
   – Кто-то знал, что ты идешь в «Делюкс», и подставил тебя! Ты уверена, что в толпе не было знакомых лиц?
   Доринда покачала головой.
   – Точно. Не было.
   – Может быть, мошенница, пыталась избавиться от награбленного? Нет, не похоже! Зачем тогда подошла к продавщице и тем самым навела на себя подозрение? Темная история… Лучше тебе уволиться! Позвони миссис Окли и скажи, что возникли семейные обстоятельства, что твоя тетушка Джемима умирает, и тебе надо срочно уехать.
   – Не могу, Джастин! Она знает, что нет никакой тетушки. А даже если бы не знала. Я купила платье за тридцать фунтов на ее деньги – придется отрабатывать.
   Доринда еще не видела Джастина таким сердитым.
   – Верни это чертово платье!
   – Деньги все равно не отдадут, – убежденно сказала Доринда. – В крайнем случае оставят сумму за миссис Окли – а ей зачем? – она сама мне говорила, что у них не одевается. Она сказала – там симпатичные недорогие платьица для молоденьких девушек. Ей явно нужны вещи гораздо дороже… Уволиться никак не могу.
   Джастин склонился к Доринде через стол.
   – Доринда, я дам тебе тридцать фунтов!
   От благодарности глаза Доринды заблестели, как вода в тихом прудике под солнечными лучами.
   – Как благородно с твоей стороны! Я, разумеется, не возьму.
   – Ты просто обязана!
   – Милый Джастин, я не могу! Дух тетушки Мэри тогда мне покоя не даст. У нее было несколько строгих правил: не разговаривай с мужчиной, которому не представлена, не позволяй оплачивать долги и не бери у мужчин взаймы. Понимаешь, истинами, которые тебе внушают с раннего детства, невозможно пренебречь – при всем желании.
   – На родственников правила не распространяются, – возразил Джастин.
   Доринда покачала головой.
   – На мужчин-родственников – очень даже. По поводу кузенов у тети было особое мнение. Они вообще опасны – так она считала.
   Джастин невольно расхохотался и немного успокоился. Хотя почему встревожился, он и сам не понимал. Первобытный инстинкт побуждал его к решительным действиям. Так и огрел бы Доринду чем-нибудь тяжелым по голове и утащил подальше от опасностей в пещеру!
   Смех слегка разрядил атмосферу, однако Доринда упрямо стояла на своем. Она не собиралась увольняться и расставаться с платьем за тридцать фунтов. Кроме того, тот факт, что Джастин вдруг проявляет живой интерес к ее особе и даже сердится, очень ее веселил. Мужчина не станет сердиться, если женщина ему не нравится. Эта премудрость пришла уже не от тетушки Мэри, а от Джудит Крейн. Той самой девушки из клуба «Вереск», которая раздражала соседок, принимая по нескольку ванн в день и без конца бегая на свидания. Доринда многому научилась у Джудит. Что касается тетушки Мэри, та имела перед глазами пример Подлого дядюшки и сложила о мужчинах самое неблагоприятное мнение, которым тоже поделилась с племянницей: мужчины существуют, тут никуда не денешься, просто держись от них подальше, и все будет хорошо.
   В результате Доринда продолжала отказываться от тридцати фунтов, сияя благодарной улыбкой. И с удовольствием поглощала обед, то и дело возвращаясь рассказами к мисс Мод Сильвер.
   – Она дала мне визитку и велела сразу же позвонить, если что-нибудь случится. Я предупредила, что мне нечем заплатить за услуги, а она сказала звонить все равно. Она просто душка, Джастин! Похлопала меня по руке и сказала: «Дорогая, когда-то я тоже была молода и прислуживала в чужих домах. Однако жизнь щедро меня одарила, и поэтому я люблю помогать другим».
   В конце концов Джастину пришлось отступить. К тому же он не хотел ссориться, потому что еще не отдал Доринде подарок. Хотя сама Доринда ссориться не собиралась. Она сияла, называла его «милый Джастин» и отвергала деньги. Джастин чувствовал себя идиотом. Он планировал преподнести сюрприз с видом доброго покровительственного кузена, однако весь настрой почему-то пропал.
   Когда Доринда в сотый раз упомянула, что ей нужно еще заскочить за позолоченной булавкой перед тем, как ехать к мистеру Окли, Джастин вытащил из кармана конверт.
   – Получше булавки… надеюсь, тебе понравится. Это принадлежало моей матери.
   – О, Джастин! – порозовев, воскликнула Доринда.
   В конверте оказался потертый футляр из коричневой кожи, а в футляре на некогда белой, а теперь пожелтевшей, как клавиша старого пианино, подушечке блестела брошь. При виде подарка Доринда лишилась дара речи. Два пересекающихся кольца из маленьких бриллиантиков сверкали, отражая свет.
   Девушка подняла на Джастина полные слез глаза.
   – Нравится?
   – О, даже слишком! – вздохнула она.
   – Надень!
   Рука с брошью замерла на полпути.
   – Джастин, не нужно! Я не возьму… ведь она принадлежала твоей маме, и когда ты женишься… – Тут Доринда замолчала, потому что представлять, как Джастин женится, было неприятно.
   Повисла непонятная пауза. Джастин мрачно взглянул на Доринду и спросил:
   – И на ком, по-твоему, я должен жениться?
   Ответ был очевиден, хоть и резал без ножа. В последние месяцы предполагаемая невеста обрела конкретную форму. Доринда сама видела фотографию в разделе городских сплетен. И подпись – «Мистер Джастин Лей и мисс Мойра Лейн». Она вырезала фото и сохранила, а однажды, набравшись храбрости, спросила Джастина:
   – Кто такая Мойра Лейн?
   На что тот небрежно буркнул:
   – Одна знакомая.
   Затем Доринда пару раз встречала их вдвоем – когда ходила обедать с Типом и когда была в театре с Баззером. Мойра Лейн всегда выглядела крайне в себе уверенной. И конечно, очень и очень эффектной. Хотя внешность вряд ли была для Джастина решающим фактором. Но вот уверенность – словно Мойра всегда и во всем права и твердо это знает – поразила Доринду до глубины души.
   Девушка вернула брошку в футляр и стала чертить круги на скатерти.
   – Ну, она будет высокая и, конечно, очень-очень стройная, но не худая – ты ведь не любишь худых, верно? Вероятно, светловолосая, хотя это неважно – главное, красиво причесанная. И очень-очень умная; и с правильной одеждой из правильных магазинов; и она будет точно знать, что можно, и что нельзя; и как краситься; и когда вещь вышла из моды и больше ни за что нельзя ее носить. Понимаешь, это все крайне сложно – если только не заложено с детства, и то не каждому дается! А твоя невеста должна очень хорошо владеть этим искусством!
   – Неужели?
   – Конечно, Джастин! Ты же ничего не упускаешь и не выносишь даже мелких огрехов. Ты стремишься к совершенству, и жена твоя не должна допускать ошибок – никогда-никогда.
   Она подвинула кожаный футляр через стол, не спуская глаз с лица Джастина. Он взял футляр и снова положил перед Дориндой.
   – Моя невеста, возможно, сочтет мамину брошь старомодной. Лучше подарю тебе. Примерь-ка!
   – О, Джастин!
   – Не глупи, Доринда! Я бы не дарил, если бы не хотел. Нет, немного выше… Да, хорошо.
   Тут он посмотрел на наручные часы и резко поднялся.
   – Побегу! Веди себя хорошо. Держи меня в курсе.

Глава 9

   Миссис Окли все утро жалела, что отправила Доринду в город. Любой из трех намеченных ею магазинов с радостью прислал бы несколько платьев на выбор, стоило жене Мартина Окли намекнуть. В «Делюкс» можно было позвонить. Других неотложных дел в городе не было. А теперь придется целый день сидеть одной. Мартин вернется часам к четырем, если не позже, так как Доринда придет к нему в половине третьего, значит, отправятся они около трех – если не задержатся… Когда ему нужно уходить, на работе вечно возникают проблемы.
   К работе мужа миссис Окли испытывала смешанные чувства. С одной стороны, ненавидела, потому что работа отнимала у нее Мартина, с другой – если бы он на нее не ходил, у них не было бы денег, а отсутствие денег она тоже ненавидела. Было время в ее жизни, когда денег было мало, а потом они и вовсе кончились. Приходилось ютиться в одной комнате и жить впроголодь. Миссис Окли тогда сама убирала, отчего руки пачкались, а чище кругом не становилось. Вынуждена была даже готовить, однако выходило нечто немыслимое. Она долгие годы запрещала себе возвращаться мыслями в те времена, с переменным, впрочем, успехом. Ужасные воспоминания иногда врывались в ее голову, словно толпа грязных оборванцев в чистый уютный дом. Вламывались без спроса, повсюду совали нос, хозяйничали. Не давали заснуть по ночам, а когда она наконец засыпала, преследовали во снах.
   Не надо было отпускать Доринду! Вместе нашли бы чем заняться. У нее столько выкроек для занавесок и покрывал в гостиной! Вытащили бы и не спеша просмотрели – это заняло бы почти все утро. После обеда Доринда ей почитала бы, а с полдника уже и Мартина можно ждать… А теперь день обещал быть скучным и невыносимо долгим, и не с кем даже словом перекинуться. Няня не слишком рада была видеть хозяйку в детской. Встречала вежливо, однако миссис Окли каждый раз чувствовала себя лишней. Ей казалось, что и няня, и Марти вздыхают с облегчением, когда она уходит, и радостно возвращаются к прерванному ее приходом занятию… Будь новая горничная пообщительнее, еще можно было бы протянуть. Миссис Окли с удовольствием обсудила бы с Хуппер свои многочисленные наряды. Только вот Хуппер разговаривать не желала. Она выполняла свои прямые обязанности (кстати, неплохо), но не более того. От нее только и слышно «да, мэм» и «нет, мэм», ну или короткое предложение, если это необходимо.
   Перед обедом зазвонил телефон. Поскольку Доринды не было, подойти пришлось Хуппер.
   – Это мистер Порлок, мадам, – сказала она.
   – Спросите, зачем он звонит, Хуппер. Он знает, что я не подхожу к телефону.
   Последовала пауза, затем Хуппер снова обратила к хозяйке невозмутимое лицо.
   – Он хочет заехать, мадам – у него важное сообщение для мистера Окли. Говорит – в два часа.
   – Я в это время отдыхаю… – заволновалась миссис Окли. – Я плохо спала прошлой ночью… Скажите ему… скажите, что… мистер Окли вернется к половине пятого.
   Однако Хуппер уже клала трубку на рычаг.
   – Мистер Порлок отключился, мадам.
   Ровно в два часа дня Грегори Порлок звонил у входной двери Милл-хаус. Звонок, несмотря на очевидную дороговизну, ни практической, ни эстетической ценности не представлял. Шаги дворецкого, который открыл Порлоку дверь, и то были громче.
   Миссис Окли была готова принять гостя наверху, в собственной комнате. Порлок поднялся вслед за дворецким по широкой лестнице на второй этаж. На верхнем пролете стоял сервант с инкрустацией, в котором виднелся на редкость уродливый сервиз, а далее шел длинный коридор, в конце которого дворецкий распахнул перед гостем дверь, объявив:
   – Мистер Грегори Порлок!
   Миссис Окли подняла глаза от книги, которую для вида держала в руках, и увидела крупного мужчину в коричневом твидовом костюме. Лицо он прикрывал носовым платком в желто-зеленую клетку. Затем дверь за дворецким закрылась. Мужчина опустил руку, и она увидела Глена. Миссис Окли раскрыла рот, однако крикнуть не получилось – от ужаса перехватило дыхание. Лишь смотрела на него вытаращенными глазами, и побелевшие раскрытые губы застыли в форме аккуратного овала.
   Грегори Порлок спрятал платок, радуясь своему везению. А если бы она успела закричать, пока дворецкий поблизости? Он, конечно, рисковал. Но что делать? К телефону она не подошла бы, а бумаге никогда и ничего нельзя доверять – это правило Порлок соблюдал непреложно.
   Он зашел, уселся на другой конец дивана, протянул руку и легким тоном произнес:
   – Ну, Линнет, я так и думал, что это ты. Однако надо было убедиться. А то приехали бы вы с Мартином в субботу к ужину, а там я. Представляешь, какая вышла бы сцена – да еще при всех!
   Она продолжала смотреть на него в немом ужасе, и Грегори взял ее за руку.
   – Успокойся, дорогая! Я тебя не съем.
   Непонятно, что именно подействовало – то ли крепкое пожатие его теплых ладоней, то ли лукавые огоньки в глазах, то ли нахлынувшие воспоминания. Глаза миссис Окли наполнились слезами. Она прерывисто вздохнула и воскликнула:
   – О, Глен! Я думала, ты умер!
   – Разве я похож на покойника? На ощупь еще теплый!
   Он уже сжимал обе руки миссис Окли и чувствовал, как дрожат и дергаются ее ладони, словно рвущиеся из силков птицы.
   – Ну хватит! Приди в себя! Тебе нечего волноваться. Я не хочу тебе зла и прошлое ворошить не буду. Меня все устраивает. И ноги моей тут не было бы, однако у нас с Мартином общие дела, и мне рано или поздно пришлось бы познакомиться с его женой. Я решил, что нам лучше встретиться один на один, без посторонних.
   Даже самый слабый человек способен дать отпор, если угроза достаточно серьезна. Линнет Окли рывком высвободила руки.
   – Ты сбежал и позволил мне думать, будто тебя нет в живых!
   – Девочка моя, что за упреки! Мне улыбнулась удача. Я воспользовался случаем. Забыла, в какой мы были яме? Надо было вылезать из болота – не вечно же в нем сидеть!
   – А меня ты бросил пропадать? – воскликнула она.
   Грегори Порлок рассмеялся.
   – Ну что ты, дорогая! Я был уверен, что моя Линнет найдет новый источник дохода. И не ошибся – нашла, причем более стабильный и внушительный. Как там в песенке поется? «И красавица томится чего-то там, а клетка золотая парам пам-пам».
   Линнет Окли стукнула его кулачком – словно птичка клюнула. Он только рассмеялся.
   – Перестань, не глупи! Понимаю, тебе нелегко, но времени у нас немного. Вот что я тебе скажу, а ты запомни: семь лет назад ты была на семь лет моложе, а выглядела лет на десять лучше, чем сейчас. Когда я пропал, ты предусмотрительно объявила меня погибшим, чтобы спокойно искать нового покровителя. Сейчас не делай глупостей, а то лишишься насиженного местечка! Непонятно, что с тобой тогда будет. Ладно, не пугайся – пусть все остается как есть, я вовсе не возражаю. Мартин ведь уверен, что ты вдова?
   Миссис Окли расплакалась.
   – Я правда думала, что вдова… Я думала, ты мертв.
   В его глазах плясали насмешливые огоньки.
   – Знаешь, наш суд суров – потребует свидетельство о смерти. Ты, естественно, надеялась, что я помер, – иначе как бы ты вышла за Мартина? Выдала, так сказать, желаемое за действительное. Вряд ли суду это понравится. Дай-ка вспомнить, сколько ты меня оплакивала, втайне надеясь на мою кончину, прежде чем выскочить замуж? Месяцев шесть?.. Ох, нет, целых девять! Впрочем, более долгого траура я, вероятно, не заслужил. Однако законники люди негибкие и двоемужества не поощряют.
   Тут Порлок отметил, что слегка перестарался с угрозами, так как миссис Окли все же испустила крик. Не то что бы очень громкий – слишком она была перепугана, но тем не менее крик. А крик, как правило, вызывает любопытство окружающих. И Порлок сменил саркастический тон на ласковый и доверительный.
   – Не бойся, Линнет! Разоблачение улыбается мне не больше, чем тебе, – у меня тогда дело не выгорит. Хотя я-то закон не нарушал, в отличие от тебя. Но меня интересует успех дела, а значит, и твой брак разрушать мне незачем. У вас ведь сынок, правда?
   Теперь она смотрела на него с еще большим ужасом.
   – Да, Марти…
   – Ладно-ладно, Марти никто не трогает. Слушай внимательно! Способна ли ты держать язык за зубами?
   – Конечно…
   – Как правило, неспособна. Однако в данной ситуации… когда на кону самое дорогое, ты хотя бы попытаешься. Не вздумай плакаться Мартину: он выставит тебя на улицу, а я подам на тебя в суд за двоемужество. Одно слово Мартину или кому-либо еще – и пиши пропало. Поняла?
   – Да, Глен…
   – И не называй меня Гленом, а то проговоришься! Запомни – я Грегори Порлок, для друзей – просто Грег. Называй меня Грегом, даже мысленно – тогда быстрей привыкнешь. И хватит так на меня смотреть – убивать я тебя не намерен.
   Миссис Окли и правда выглядела так, словно ей приставили к горлу нож. Все мышцы сжались, в глазах застыл страх.
   Мистер Порлок протянул руку (отчего она болезненно поморщилась, как всякий раз при его приближении) и похлопал ее по плечу.
   – Дорогуша, я скажу одну важную вещь, и тебе сразу станет лучше, так что соберись! Понимаю, сообразительностью ты никогда не отличалась, но хотя бы попытайся понять. Слушай! Я не буду рушить твой брак с Мартином Окли. Поняла?
   Она мелко закивала.
   – Теперь слушай дальше! Я никому не скажу, что мы знакомы. Если ты будешь держать язык за зубами. А если проболтаешься Мартину или любой другой живой душе – пеняй на себя. Я в ту же секунду приму меры. Поняла?
   Опять мелкие кивки.
   – Крайне выгодное для тебя предложение. Сохранишь Мартина, его деньги, положение в обществе, репутацию, ребенка… в тюрьму опять же не сядешь. Приятно, да? Взамен я попрошу сделать две вещи. Первое: держать язык за зубами. Уж не знаю, как ты справишься, поскольку тебе это несвойственно. Второе… – Тут он замолчал, устремив на нее внимательные смеющиеся глаза.
   Ужас слегка отступил. Чуть ослабил хватку, прежде чем сжать сильнее. Порлок откинулся на спинку и, улыбаясь, смотрел на нее из своего угла, а она застыла в ожидании.
   – Слушай, Линнет! Я хочу попросить тебя кое о чем. Небольшая услуга – и больше я тебя не побеспокою. Нас с Мартином связывает деловая сделка. И конечно, каждый преследует свой интерес. Мне пригодилась бы кое-какая информация. Он сегодня придет домой с некими бумагами, на которые я очень хотел бы взглянуть. Они будут у него в дипломате, и мне нужно их увидеть.
   – Нет! Не могу! Не могу!
   – Ну-ну, перестань! Это же раз плюнуть! Когда Мартин уходит переодеваться к ужину, где он обычно оставляет дипломат?
   – В кабинете… Но не могу же… Дипломат все равно заперт…
   – В кабинете… А кабинет прямо под твоей комнатой?
   – Я не могу!
   – Дорогая моя, я стараюсь держать себя в руках, однако, если ты не перестанешь нести вздор, того и гляди рассержусь. Ты ведь не любишь, когда я сержусь, правда? Никогда не любила.
   Линнет задрожала всем телом. Ей вспомнилось все – яркие, отчетливые картинки, мучительные образы. Тот, кто не видел Глена в гневе, вряд ли поверил бы, насколько он бывает страшен.
   Он рассмеялся.
   – Ну вот и договорились! Сделай, что велено, и все будет хорошо. Значит, так: пока Мартин переодевается, ты пойдешь в кабинет, поставишь дипломат на подоконник и отопрешь окно. Больше ни о чем не прошу! Когда Мартин вернется с ужина, дипломат будет уже на столе, и твой муж ни о чем не догадается. Ну и если случайно забредешь в кабинет после десяти вечера и запрешь окно, будет здорово.
   Перепуганная насмерть, она все же выдавила:
   – Я не могу…
   – Что ж тут сложного?
   – Я, конечно, плохо разбираюсь в делах, – ответила Линнет, теребя пальцы, – однако не так глупа, как ты думаешь. Ты увидишь бумаги и заработаешь на этом, а Мартин, соответственно, потеряет…
   – Совершенно верно! Причем кругленькую сумму! Раз уж ты такая умница – представь теперь, сколько он выложит, чтобы спасти твою репутацию и избавить от скамьи подсудимых. Не говоря уже о сыне – чтобы его не объявили незаконнорожденным. Сдается мне, тут Мартин не поскупится. Он же тебя любит, правда?
   – О да…
   – И мальчика?
   – Ох, Глен!
   – Я тебя и правда убью, если будешь называть меня Гленом! Повтори-ка, только правильно! Ох, Грег!
   Она повторила сдавленным шепотом.
   – Так-то лучше. Сумма, которую потеряет Мартин, – это плата за безопасность жены и сына, за мир и спокойствие в семье. Думаешь, он пожалел бы денег, если бы знал? Нет, конечно! Вдвое больше заплатил бы! Я сам удивляюсь, почему так мало прошу – не мой размах.
   Линнет Окли не сводила с гостя глаз. Нет, ей не под силу противиться Глену, она уступит – изначально было понятно. Она не может потерять Мартина! И ни за что не сядет в тюрьму. Мартин ей не позволит. За нее и за Марти он отдаст любые деньги. Деньги не главное.
   И она спросила заискивающе:
   – Если я соглашусь, ты обещаешь… точно-точно ли ты обещаешь ничего не говорить Мартину?
   Грегори Порлок расхохотался.
   – Дорогуша, мне совсем не выгодно посвящать его в курс дела! Это даже ты могла бы сообразить!

Глава 10

   Обратно в Милл-хаус доехали в тишине и спокойствии. Мартин Окли сел впереди рядом с шофером и не проронил ни слова. Заднее сиденье было целиком в распоряжении Доринды. Она устроилась в уголке с подушечкой и теплым пледом, смотрела на проплывающих мимо прохожих и ощущала прилив благодарности. Мартин Окли точно не Подлый дядюшка – уже хорошо! Он всего лишь Марти, только взрослый и успешный. Та же бледная кожа, мрачный взгляд и манера то и дело нервно хмуриться, совсем как Марти, когда замышляет недоброе. Правда, в отличие от разговорчивого сына, мистер Окли был молчалив, за что Доринда также была благодарна.
   Правильно она не послушала Джастина и не стала увольняться – работа обещала быть вполне приятной. Ее опыт, хоть и не слишком богатый, подсказывал, что работодатели замкнутые и немногословные – на вес золота. В основном они как одержимые рвутся общаться. Доринда мысленно поздравила себя и подумала, что Джастин зря ее отговаривал – если нашла неплохое место, надо за него держаться, а то займут – претенденток море.
   Доринда нащупала брошку. Потом сняла, полюбовалась и, тепло улыбаясь, снова надела. До чего же мило с его стороны! А она даже не поблагодарила по-человечески – побоялась разрыдаться у всех на виду в ресторане. Вот уж чего-чего, а слез в общественном месте Джастин точно бы не одобрил – это, по его мнению, несмываемый позор. Поэтому в ресторане она предпочла молчать. А сейчас решила, что после вечернего чая напишет Джастину письмо.
   Однако когда села писать, долго ничего не выходило. Она извела довольно много бумаги и времени. Затем торопливо настрочила, стараясь не задумываться:

   «Джастин, не думай, что я неблагодарная! Это неправда! Мне в жизни не делали такого замечательного подарка! Я просто боялась, что расплачусь и ты тогда больше не будешь со мной разговаривать.
С любовью, Доринда

   P. S. Миссис Окли понравилось платье.
   P. P. S. – Мистер Окли совсем не похож на Подлого дядюшку. Он за весь день только и сказал: «Как поживаете, мисс Браун?» Такие работодатели мне нравятся!
   P. P. P. S. – Я правда в восторге от броши!»

   Закончив письмо, она переоделась в голубое платье, хотя не была уверена, полагается ли ей обедать с хозяйкой, когда Мартин дома. Доринда, конечно, спросила у нее, однако миссис Окли лишь загадочно пробормотала: «Как Мартин скажет». Доринда волновалась, как перед экзаменом, и страстно желала поесть в одиночестве в своей гостиной. Ах да! Совсем забыла упомянуть в письме! Она перевернула лист и добавила четвертый постскриптум:

   «У меня есть собственная гостиная!»

   Собственная гостиная Доринды располагалась на третьем этаже, через коридор от спальни, рядом с детской. Потолок был пониже, а в остальном точь-в-точь как будуар миссис Окли, и по размеру, и по планировке. Обстановка была приятная, в комнате был даже электрический камин. Теперь камин пылал, и по комнате разливалось приятное тепло. Кажется, будуар был прямо под гостиной, однако Доринда еще не до конца разобралась в планировке весьма странного дома четы Окли. Она задумалась, подошла к окну, раздвинула занавески и снова сомкнула их за спиной, отделив себя от света.
   Поначалу ничего не было видно, словно по другую сторону окно тоже было занавешено шторами – только черными. Постепенно глаза привыкли, и темнота поредела и превратилась в тусклые сумерки. Небо было облачным, как и днем, однако сквозь облака, похоже, пробивался лунный свет, так как Доринда скоро разглядела черные силуэты деревьев на фоне неба, темную полоску дороги и светлый прямоугольник площадки, на которой стоял дом. Окно выходило на сторону. Да, значит, будуар прямо под ней, а еще ниже – кабинет. Миссис Окли разрешила Доринде брать оттуда книги, она так и сказала: «В конце коридора, прямо под этой комнатой». А они тогда сидели в будуаре.
   В будуаре зажгли лампы – сквозь занавески проникал бледно-розовый отсвет. А в кабинете шторы были красными. Интересно, если бы в кабинете тоже горел свет, пробился бы он сквозь ткань? Вряд ли. Шторы в кабинете были из очень плотного бархата, украшенные низкими ламбрекенами. А стулья – из хромированного металла, только письменный стол был вполне обыкновенный и приятный на вид.
   Доринда подумала, что хромированные части стульев выглядят по-больничному, а их алая кожаная обивка утомительна, ее не уравновешивают даже черный камин и ковер. И тут на площадке из гравия, словно из ниоткуда, появилась человеческая фигура: просто силуэт на светлом фоне. Хотя толком разглядеть было невозможно, Доринда ни секунды не сомневалась, что это мужчина, его выдавала походка – быстрая, напористая. Он приблизился к окну кабинета, потом развернулся и ушел – причем сразу, без малейшего промедления. Пересек светлый прямоугольник и ступил на траву, где потерялся из вида. Доринда нашла произошедшее очень странным.
   Только она успела вернуться в комнату, как зашла Дорис с подносом.
   – Мистер и миссис Окли ужинают вдвоем. А вам, мисс Браун, я принесла.

Глава 11

   Мистер и мисс Мастерман прибыли первыми из приглашенных мистером Порлоком гостей. Они входили в холл Грэндж-хауса, когда часы пробили половину четвертого – хотя обещали быть к четырем.
   Грегори Порлок встретил их радушно.
   – Дорогая мисс Мастерман! Не желаете ли немного передохнуть, прежде чем мы соберемся к чаю? Думаю, отдых пошел бы вам на пользу, а мы с вашим братом поговорим о делах, пока остальные не приехали. Не возражаешь, Мастерман? Вот и славно! Глэдис, проводите мисс Мастерман наверх и проследите, чтобы она ни в чем не нуждалась. – Тут он раскатисто засмеялся. – Хотя кто из нас ни в чем не нуждается? Верно, Мастерман?
   Мисс Мастерман молча последовала за горничной, одетой в симпатичную темно-красную форму. На ее красивом, но истощенном лице явно читались следы усталости. Словно она уже давным-давно не спала. Глэдис привела гостью в уютную, хорошо обставленную спальню. Оставшись одна, мисс Мастерман медленно подошла к камину, сняла перчатки и старенькую шубу. Грегори Порлок, разумеется, заметил, в каком она жалком виде – от него ничего не скроешь. Жар камина боролся с холодом, сковавшим ее тело. Хотя холод сковал не только тело. И никакой огонь не в силах был отогреть ее душу.
   Она рухнула на обитый ситцем стул у камина и закрыла лицо руками.
   Тем временем в кабинете мистер Порлок разливал напитки.
   – Молодцы, что приехали раньше. Расквитаемся с делами сразу, чего тянуть?
   Джеффри Мастерман был копия сестры. Любой, кто видел их вместе, ни секунды не сомневался, кем они друг другу приходятся. Оба брюнеты, высокие и до крайности худощавые – буквально кожа да кости. Брат при этом был симпатичней – резкие семейные черты лучше смотрелись на мужчине. У обоих были выразительные глаза и жесткие чуть вьющиеся волосы. Обоим было около пятидесяти лет – чуть больше или меньше.
   Мастерман сделал глоток и поставил стакан. Внимательный наблюдатель – вроде мистера Порлока, например, – наверняка заметил бы, насколько выверенным был этот простой жест. Рука Мастермана не дрогнула – то ли потому, что не было причин дрожать, то ли от волевого усилия. Мастерман откинулся в мягком кресле, взглянул в глаза хозяину дома и сказал:
   – Вы сказали сестре, что нашли подходящее решение. Могу я узнать, какое?
   Грегори рассмеялся.
   – Я всего лишь ее успокоил. Подумал, что вы там извелись, бедные. Она ведь тоже в курсе?
   – Послушайте, Порлок, прошу вас сменить тон. Если какая-то дама с больным воображением предъявляет нам с сестрой безосновательные обвинения, это еще не значит, что мы действительно совершили… нечто бесчестное. Вы не имеете права так со мной разговаривать!
   Грегори Порлок опустошил стакан и, наклонившись, тоже поставил его на столик.
   – Вы правы! Тысяча извинений, дружище! Я и не думал вас обвинять! Только дело-то не в нас с вами… Есть свидетельница, и она пока не решила, заявлять ли в полицию. Конечно, если вы не против, – пусть идет… Хотя дыма без огня не бывает, кто знает, как дело обернется…
   Джеффри Мастерман резко подался вперед.
   – Кто она?
   Мистер Порлок не спеша закурил и выпустил струйку дыма.
   – А я вам скажу. Во время прошлой беседы – очень, кстати, краткой – я успел сообщить вам, что в силу весьма странного стечения обстоятельств я располагаю интересными фактами, касающимися смерти вашей престарелой кузины – мисс Мэйбл Ледбери. Ну, то есть прямых доказательств у меня нет, однако ко мне обратилась дама, у которой они есть. И разумеется, как верный друг, я должен был вас предупредить. Что и попытался сделать, когда нас прервали. Получив вашу записку с просьбой о встрече (дружище, страшно неосмотрительно с вашей стороны писать!), я решил пригласить вас сюда, чтобы уладить дело наилучшим для всех образом.
   – Каким именно?
   – Немного терпения. Прежде я хотел бы напомнить, что именно видела свидетельница. Кажется, я успел рассказать, что она лежала в постели со сломанной ногой на втором этаже дома на соседней с вами улице. Ее задний двор соприкасается с вашим. Ваша кузина занимала комнату тоже на втором этаже, как раз напротив окна вышеупомянутой дамы – назовем ее Энни. Делать Энни было совершенно нечего, и она активно интересовалась жизнью соседей – даже наблюдала с помощью театрального бинокля. Особенно пристально она следила за мисс Мэйбл Ледбери, так как у нее сложилось впечатление, что с мисс Ледбери плохо обращаются.
   – Вздор!
   – Мисс Ледбери не была больна, однако большую часть дня проводила в постели. Иногда вставала и бродила по комнате. Несколько раз Энни видела, как мисс Ледбери рылась в банке с печеньем и доставала снизу конверт, а оттуда бумагу, похожую на официальный документ. Энни утверждает, что сквозь бинокль ясно различила надпись на конверте – «Завещание».
   – Вы несете невесть что! – воскликнул Джеффри Мастерман чуть громче, чем нужно.
   На этот раз он не поставил стакан на столик, а сидел, крепко стиснув его в ладонях.
   Грегори Порлок приподнял черные брови.
   – Не лучше ли дослушать до конца, дружище? Пролить свет, так сказать…
   – Это еще не все?
   – Разумеется, нет. Стал бы я беспокоить вас по пустякам!.. По словам Энни, четырнадцатого октября сего года она видела, как вы вошли в комнату мисс Ледбери, когда та сидела в халате за столом лицом к окну, держа перед собой бумагу с надписью «Завещание», – Энни ясно различила надпись через бинокль. Ваша кузина была глуха, ведь так? А значит, не слышала, как вы вошли, и не знала о вашем присутствии. Энни утверждает, что вы стояли за спиной мисс Ледбери и заглядывали в документ через ее плечо. И позволю себе добавить, вид у вас был зловещий – по наблюдениям Энни. Женщины! Любят приукрасить и нагнать страху!
   Порлок доверительно рассмеялся, не сводя глаз с застывшего лица собеседника, и продолжил:
   – Итак, что же видела Энни… «Что видела Энни?» Чем не название для романа? Такой наверняка имел бы успех!.. По словам Энни, мисс Ледбери обернулась, увидела вас, и дальше вышла «бурная сцена», как выразилась свидетельница: вы в гневе, мисс Ледбери в ужасе, вы вырываете из ее рук завещание и держите над головой, она пытается забрать. Затем вы хватаете старушку за плечи и опрокидываете на кровать. Заходит ваша сестра. Вы удаляетесь вместе с завещанием, а мисс Мастерман остается успокаивать мисс Ледбери.
   Когда та затихла, мисс Мастерман включила свет и задернула занавески, так что Энни больше ничего не видела. А утром молочник сообщил, что мисс Ледбери нашли в постели мертвой. Вызвали врача, тот объявил, что смерть была вполне ожидаемой, так что не повлекла за собой ни скандала, ни расследования. А когда обнародовали завещание, выяснилось, что вы с сестрой – единственные наследники и обладатели ста тысяч фунтов. Энни легла в больницу в день похорон и вышла только около месяца назад. Когда услышала, что вы с мисс Мастерман получили столько денег, заинтересовалась – а что стало с тем завещанием, которое старушка держала в руках? Потому что, когда вы заглядывали через плечо, по вашему лицу было не похоже, что вам с сестрой полагается по пятьдесят тысяч фунтов. И еще Энни припомнила, что месяцев шесть назад одна ее знакомая рассказывала, как подрабатывала у Мастерманов. Однажды, когда их, то есть вас, не было дома, ее позвала старушка из верхней комнаты. Попросила быть свидетельницей и пригласить еще кого-то, так как, чтобы подписать завещание, нужно двое свидетелей, и обещала заплатить каждому по десять шиллингов за труды. И вот знакомая, миссис Уэлс, забежала в дом номер семнадцать, через дорогу, к подруге-поварихе, и мисс Ледбери подписала при них бумагу, которую назвала своим завещанием.
   Раздался хруст. Джеффри Мастерман невольно сжал стакан слишком сильно.
   – Дружище, вы не поранились? – участливо спросил Грегори.
   Мастерман не поранился. Крови не было. Подобрали осколки, Мастерман оттер виски с содой с брюк, и разговор об Энни и ее возможном визите в полицию возобновился.
   Мастерман снова подался вперед.
   – Ложь! Наглая ложь! От первого до последнего слова!
   – Разумеется…
   – Откровенный шантаж!
   – Дружище, если вас шантажируют, нужно немедленно обращаться к блюстителям закона! Я вот подозреваю, что завещание, по которому вы унаследовали деньги, было составлено давно. Если более позднего завещания действительно не было, обвинение рассыплется на глазах.
   – Если и было, она его сама уничтожила. Старики составляют завещания по многу раз, – глядя в пространство, сказал Мастерман.
   – Так было или нет?
   – Может, было, может, нет. Откуда мне знать?
   Грегори Порлок присвистнул:
   – Значит, все-таки было… Сложная ситуация.
   – Грязный шантаж! – крикнул Мастерман.
   – Дружище, у вас пока ни пенни не попросили! Просто дама мучается угрызениями совести. Если она решит обратиться в полицию…
   – Как она вас нашла? – перебил Мастерман.
   Порлок лениво улыбнулся.
   – Долгая история, всего не расскажешь. Занятнейшее стечение обстоятельств. Для вас, кстати, крайне удачное.
   – Неужели? – В голосе Мастермана звенела ярость.
   – Разумеется! Если бы не я, она уже успела бы заявить. Женщинам необходимо выговориться – дабы не лопнуть. Я слегка усыпил ее совесть, но, боюсь, лишь на время.
   Мастерман взорвался. Он с пеной у рта обругал женский род в целом и Энни в частности, а затем переключил гнев на хозяина:
   – Черт вас побери! Вы обещали уладить дело! Прекратите водить меня за нос! Я не могу пойти в полицию, сами прекрасно знаете. Каков бы ни был исход, это несмываемый след на репутации.
   – И сестра вряд ли сможет правильно держаться в суде… – сочувственно заметил Порлок. – Слабонервная особа. К деньгам она, кстати, не прикасается, верно?
   Мастерман замолчал, затем выдавил шепотом:
   – Кто вам сказал?
   – Ее пальто. Будь у нее деньги, купила бы новое.
   Гость издал что-то вроде стона, а Грегори Порлок весело продолжил:
   – Давайте теперь по существу! Нет причин для беспокойства. Обе свидетельницы, которые присутствовали при подписании, и не вспомнят про него – если, конечно, им не напомнить… Миссис Уэлс переехала к дочери, а повариха из дома номер семнадцать вернулась в одно из северных графств, откуда она родом. У Энни есть любящие родственники в Канаде, которые уже много лет зовут ее к себе. Думаю, будь у нее деньги на дорогу и кое-что про запас, совесть не так сильно бы ее мучала. Перемена места, новые интересы, близкие люди – она бы и думать забыла про завещание. Вас я, разумеется, упоминать не буду. Даже не намекну. Она ни о чем не просила и не узнает, откуда деньги. Таинственный благодетель осуществит ее давнюю мечту. Я прослежу, чтобы деньги до нее дошли и она воспользовалась ими по назначению.
   Джеффри Мастерман скрипнул зубами и спросил:
   – Сколько?
   – Тысяча фунтов.

Глава 12

   Чета Тоутов и Мойра Лейн прибыли к вечернему чаю. Рядом с мисс Лейн – высокой элегантной девушкой с блестящими глазами, ослепительной улыбкой и изрядной долей очарования – миссис Тоут смотрелась разительнейшим контрастом: из шикарной шубы вылезла худосочная низенькая женщина, невероятно напоминающая мышь, с жидкими седыми волосами, убранными в растрепанный пучок. Миссис Тоут годами не меняла прическу – вот еще! И сейчас добросовестно причесала волосы и не пожалела шпилек. Не ее вина, что тяжелый меховой тюрбан (купленный в комплекте с шубой) стягивал пучок вниз. Миссис Тоут предпочла бы скромную шляпку из легкого фетра, какие носила, когда Альберт держал магазин в Клапеме [1 - Клапем – район в юго-западном Лондоне (здесь и далее прим. перев.).] и не зарабатывал кучу денег. От мехового тюрбана болела голова – как и от многих других пришедших с богатством вещей. Хорошо бы эту ношу сбросить – беззаботно стянуть с головы, не думая о прическе, и чтобы по плечам заструились блестящие кудри – как у мисс Лейн… Приятно посмотреть на девушку с хорошими волосами, да еще и с хорошенькой шляпкой. И как, наверное, приятно эту шляпку снимать, если под ней все в порядке… А из миссис Тоут всю дорогу сыпались шпильки, и вообще, в ее возрасте уже нельзя быть беззаботной.
   Звонкий приятный голос Мойры Лейн прервал ее размышления. Грегори Порлок спросил:
   – А где же ваш спутник?
   – Сейчас будет! – ответила Мойра. – Паркует машину. О, Грег, вы просто ангел! Не разреши вы ему приехать, мне пришлось бы добираться на мерзком поезде – маяться в третьем классе, тащить чемодан на пересадке… В такие моменты я как нельзя лучше осознаю свое бедственное положение. То ли дело автомобиль – впорхнула, выпорхнула и ощущаешь себя настоящей бездельницей, а не сводящей концы с концами бедолагой. А вчера вечером я встретила Джастина, и оказалось, он до смерти желает с вами познакомиться. Как было не воспользоваться случаем?
   Грегори Порлок дружески похлопал Мойру по плечу.
   – Пустяки, дорогая! А кстати, почему он желает со мной познакомиться?
   Мойра рассмеялась.
   – Ну если честно, то не с вами, а с Мартином Окли. Не обижайтесь, вы же с Мартином неразлучны, так что наверняка с вами тоже.
   – А зачем ему Мартин Окли?
   Мойра слегка нахмурилась.
   – О, его дальняя-предальняя родственница, юная особа, устроилась к Окли на работу – кажется, секретаршей к его жене. Джастин утверждает, что приходится девочке опекуном, поэтому должен посмотреть на работодателей. Смешно, зная Джастина… Насколько же она должна быть красивой, чтобы пробудить в нем такую ответственность!
   Грегори Порлок рассмеялся:
   – Через пару часов сами увидите – Окли тоже приглашены, вместе с ней.
   И отошел очаровывать миссис Тоут.
   Мисс Мастерман с изможденным видом разливала чай. К чаю подали прекрасные сконы и домашние пироги, однако кроме миссис Тоут к ним почти никто не притронулся. Миссис Тоут же возмущало безобразие, которое подавали на чайных приемах в Лондоне: полосочки хлеба с прозрачным слоем масла и сэндвичи, которыми и бабочка не наестся. Это сильно отвращало ее от светской жизни. На званые обеды можно и не ходить, но вот выпить чаю – как полагается, за столом, она любила. А мистер Порлок – молодец, усадил ее за отдельный столик и подал к сконам мед и масло.
   Позже к миссис Тоут присоединился Джастин Лей. Он не пообедал, поэтому был голоден и тоже по достоинству оценил великолепное угощение.
   – Твоя кузина приедет к ужину, – сказала Мойра Лейн. – Нет, есть я не буду. И не надо совать мне булочки, я не мартышка в клетке! Как ее, кстати, зовут?
   – Доринда Браун.
   Мойра подняла тонкие брови.
   – Прекрасная юная фея?
   – Ну, не знаю насчет феи… – рассеянно ответил Джастин.
   Мойра рассмеялась.
   – А почему ты меня с ней не познакомил? Прячешь? Я не любительница сюрпризов! Лучше сразу расскажи – она вообще как?
   – Вообще ничего, – улыбнулся Джастин, потянувшись за второй булочкой.
   После чая компания разошлась. Мастерманы куда-то исчезли. Мойра увела Джастина играть в бильярд. Миссис Тоут поднялась к себе в комнату.
   Где-то через полчаса к ней присоединился муж, и, как только он зашел, она сразу поняла – что-то не так. Опять он на взводе, а ей теперь успокаивать (еще поди успокой!). Пронервничает весь вечер и ночью не заснет… Альберт, надо признать, с годами пополнел, и сердиться ему ужасно не шло – краснели и лицо, и короткая мясистая шея. Он зашел, захлопнув за собой дверь, и с порога заявил, что не потерпит такого безобразия ни за что на свете.
   – Ну же, Альберт…
   – Не нукай на меня, мать! Я этого не потерплю! Натерпелся уже – хватит! Никому больше не позволю, слышишь?
   Да, бедняга Альберт разволновался не на шутку. Последний раз миссис Тоут видела его в таком состоянии, когда Элли выскочила за Джимми Уилсона, чей отец владел соседним с ними магазином – еще когда они жили в Клапеме. С отцовскими деньгами, заработанными во время войны, она могла бы выбрать партию и получше. Но что поделаешь? Молодость случается один раз, а когда ты молод, кажется, что деньги не важны. Это потом кроме них ничего не остается… Миссис Тоут хорошо помнила, как Элли встала и заявила отцу:
   – Джимми хороший и надежный. У него есть работа, и я выйду за него замуж! Твои деньги нам не нужны – сами заработаем. Мы не хотим ссориться, но поженимся в любом случае!
   Альберт, понятное дело, взвился. Упрямый, как осел! Элли и Джимми думали, что он смирится, однако миссис Тоут знала: даже рождение внука его не смягчит. Он по привычке называл миссис Тоут «матерью» – что, если подумать, не имеет смысла, если ты отрекся от дочери.
   Миссис Тоут вернулась мыслями в настоящий момент, где Альберт чуть не кричал, что больше этого не допустит, и приготовилась выдержать бурную сцену.
   – Что же случилось? – С тех пор, как уехала Элли и муж запретил о ней упоминать, миссис Тоут не называла его «отец». Какой он отец без ребенка? – Альберт, перестань бегать туда-сюда! Лучше расскажи, что случилось.
   Красный и задыхающийся Альберт перешел к ругательствам, по-прежнему меряя комнату гневными шагами – от рукомойника до платяного шкафа. Миссис Тоут терпела долго. Она не любила, когда ругаются, однако, если сердитому мужчине не дать высказаться, он чего-нибудь похуже натворит. Она дождалась, когда основной поток брани иссякнет, и сказала – с необыкновенной твердостью:
   – Хватит, Альберт! Иди сюда и рассказывай. Стыдно так себя вести!
   Сверкая глазами, мистер Тоут сердито плюхнулся на диван рядом с супругой. Ярость в нем еще бушевала, однако он уже предчувствовал: когда она утихнет, останутся холод, пустота и страх. Ему необходимо было поделиться. Эмили его жена, причем хорошая, хоть и любит стоять на своем. Упрямая!.. Но в дела никогда не лезет. Многие ли мужчины могут этим похвастаться? Он посмотрел на миссис Тоут и прохрипел:
   – Шантаж! Чистой воды шантаж!
   Миссис Тоут не стала ходить вокруг да около.
   – Кто тебя шантажирует?
   – Этот негодяй Порлок!
   – А что ты натворил?
   – Бизнес… Не женского ума дело! – буркнул он, старательно изучая розовые и сиреневые цветочки на ситцевой обивке дивана.
   Эмили Тоут не сводила с мужа глаз. Понятно – вляпался в неприятности. Так ведь и знала: нельзя настолько быстро разбогатеть честным путем! Если человек одержим деньгами, ему трудно оставаться порядочным. Она пристально смотрела на Альберта и благодарила бога, что хотя бы Элли здесь не замешана.
   – Рассказывай! – велела она.
   – Он меня шантажирует! Не напрямую, конечно, – все красиво обставил, – но меня не проведешь! Случайно он, видите ли, узнал! И якобы он мне поможет – знаем мы таких помощников! Считает меня дураком, а я его раскусил, тут много ума не надо! Мистер Грегори Порлок! Генеральный представитель! Черта с два! Шантажом он зарабатывает! Клянусь! Но я его проучу! – Тут мистер Тоут снова перешел на ругательства. – Я ему покажу, как меня шантажировать! Пусть не удивляется, если его прирежут в темном переулке!
   Мистер Тоут уже кричал в полный голос. Миссис Тоут наклонилась и похлопала его по колену.
   – Тише! – сказала она. – Не говори глупостей! Тем более на весь дом. Возьми себя в руки, Альберт, и объясни, в чем дело. Что ты натворил?
   – Ничего особенного. Как все, – мрачно ответил он.
   – И что же?
   Он украдкой взглянул на жену. Она сидела в уголке дивана, сложив на коленях тощие руки, и смотрела в упор. На вид маленькая, а с пути не собьешь. И совсем не похожа на жену богача – даже в шубе за тысячу фунтов. Эмили ведь не разболтает? Нет, она не из болтливых! А ему необходимо поделиться.
   И он начал:
   – Сначала они лишь попросили место во дворе – парковать их грузовик, а когда нужно – забирать.
   – Нужно для чего?
   – Мне не сообщали. А потом они и грузовик захотели взять в аренду. Я сказал, что каждому встречному-поперечному грузовики не раздаю. А они обещали заплатить втрое или даже вчетверо больше.
   – Кто «они»? – спросила Эмили Тоут.
   – Ну, Сэм Блэк… какая тебе разница? И вот я уже ввязался достаточно, чтобы нажить себе неприятности, а заработка все нет. И я говорю Сэму: «Я в ваши игры не играю! Мне с вами, видно, ловить нечего». А он мне: «Как знать!» В общем, правда: было чего ловить…
   – Незаконная торговля… – вздохнула миссис Тоут.
   Мистер Тоут вжался в угол дивана.
   – Какая там торговля, мелочи…
   Сидя очень прямо в своем халате из простой ткани (она ни за что не соглашалась сменить его на шелковый – иначе это была бы не Эмили), миссис Тоут невозмутимо сказала:
   – Водитель получает пять фунтов и уходит выпить пива или горячего шоколада, а из грузовика тем временем пропадает дюжина баррелей сахара или масла. Такая была игра?
   – Ну ты даешь, мать!
   У мистера Тоута отвисла челюсть.
   – Думаешь, я не читаю газет? Везде писали – черным по белому. Тем, кого поймали, дали приличные сроки.
   Мистер Тоут слегка побледнел:
   – Так они во время войны…
   – А ты разве нет?
   – Не нагнетай! Никто ничего не узнает, обещаю. Дело трех или четырехлетней давности – кто вспомнит? Я заплачу ему просто на всякий случай, чтобы не было неприятностей.
   Миссис Тоут по-прежнему не отводила глаз.
   – Ты же не на нескольких баррелях сахара заработал?
   Он даже рассмеялся.
   – Разумеется, нет! Это было только начало. А потом понеслось. Не представляешь, каким партиями мы ворочали! Они сказали, что у меня – как это? – организаторские способности! Я же сам планировал операции! И знаешь, забавная штука: верно говорят – деньги к деньгам! Начинал-то я с захудалого магазинчика в Клапеме. Разве ты тогда могла предположить, что муж у тебя будет богач?
   «Что он будет вор, я тоже не предполагала!» – подумала Эмили Тоут, однако, разумеется, промолчала. А сказала вот что:
   – Какая разница, что я думала… Боюсь, ты не все мне рассказал. Что именно известно мистеру Порлоку и что он намерен предпринять?
   Кровь снова прилила к лицу мистера Тоута, вены на лбу вздулись, лысина побагровела.
   – Он знает локации и даты – черт бы его побрал! Выведал про крупную партию горючего – это с аэродрома. И про машинное масло – тоже немало – это из порта. Ну и еще два-три больших дела. Якобы есть свидетели, готовые под присягу. Не верю! Три года прошло – кто их послушает, даже под присягой? Неужто они помнят, где я был и что делал, когда столько времени прошло? Если я и заплачу, то только чтобы избежать лишних разговоров и не вредить репутации в деловых кругах. – Тут мистер Тоут снова повысил голос: – Догадываюсь, куда эти деньги пойдут! Если я, конечно, заплачу… Прямиком в карман мистера Порлока-вымогателя! Руки чешутся ему хорошенько врезать!
   – Не говори глупостей, Альберт! – сказала Эмили Тоут.

Глава 13

   Мастерманы появились в бильярдной в сопровождении Грегори Порлока.
   – А вот и мы! – объявил он. – А теперь я ненадолго украду Мойру. Вы ведь закончили партию? Кто выиграл?
   Мойра Лейн рассмеялась.
   – О, по части бильярда Джастин от меня далеко ушел – и не догонишь!
   – Ну, тогда мистер Мастерман составит ему достойную конкуренцию, а мисс Мастерман проследит, чтобы игра шла по-честному. А мы отойдем на минутку.
   Мистер Порлок провел Мойру в кабинет – уютную и обжитую комнату в деревенском стиле, со стеллажами книг во всю стену, коврами теплых оттенков и темно-коричневыми глубокими креслами. Порлок купил дом уже с мебелью, причем, надо отдать ему должное, сделал хороший выбор. И сам он подходил кабинету как нельзя лучше – и здоровым цветом лица, и ясным взглядом, и добротным твидовым костюмом. На столе стоял поднос с коктейлями, и Грегори Порлок протянул один бокал Мойре.
   – Знаете, я привел вас сюда, чтобы задать один вопрос.
   – Неужели? – беззаботно спросила девушка и сделала глоток. – Интересно. И что за вопрос?
   Он встретил ее улыбающийся взгляд и сказал неожиданно серьезно:
   – Кто я, по-вашему, Мойра? Что я за человек?
   Мойра не отвела взгляда, однако слегка изменилась в лице. Глаза ее еще смеялись, однако в них промелькнула тревога и настороженность. Она сказала – тем же легким приятным тоном:
   – Вы? Хороший человек. Прекрасный друг. Радушный хозяин. Почему вы спрашиваете?
   – Спасибо, дорогая. Думаю, вы говорите искренне.
   Мойра сидела на ручке одного из кресел, опираясь на спинку – стройная, грациозная и непринужденная.
   – Конечно, искренне, – подтвердила она.
   Порлок подошел к камину и подложил в огонь полено. Обернулся уже с обычной очаровательной улыбкой.
   – Что ж, тогда я продолжу.
   – Продолжите?
   – Ну да. Это был еще не вопрос. Дело в том… позвольте ваш бокал! – дело в том, что у меня есть для вас сюрприз, и я хотел знать, как вы ко мне относитесь, прежде чем его преподнести.
   – Сюрприз? – Мойра с облегчением рассмеялась. – Грег, милый, это просто чудесно! Подарок? Если нет – пеняйте на себя – буду думать, что зря приехала! Теперь вы, можно сказать, пообещали подарок, так что не разочаруйте!
   Он тоже рассмеялся.
   – Пообещал подарок? Что ж, придется оправдывать ожидания. Возможно, не мне одному… Сейчас увидим. Вот.
   Он вынул из кармана что-то маленькое, в упаковочной бумаге, положил его гостье на колени и вновь отошел к камину. Стоял в нескольких ярдах и наблюдал, как девушка выпрямилась и принялась снимать обертку. Подарок лежал у нее на ладонях, она оценивала его вес, угадывала форму сквозь бумагу. Внутри что-то перекатывалось – вроде звеньев цепи. И Мойра поняла.
   Она мгновенно побелела, свет в глазах померк, словно задули свечу. Еще секунду назад она светилась – живая и яркая. А в следующую – погасла. Словно омертвела, только глаза испытующе сверлили Грегори Порлока. Затем снова обратились к свертку на коленях.
   Бумага упала на кресло. Мойра извлекла браслет – полтора дюйма шириной – два ряда чистейших бриллиантов по краям, а между ними решетка из алмазов, и на расстоянии три четверти дюйма друг от друга цветы из камней с большим рубином в центре. Рубины были высочайшего качества, кроваво-красные. Настоящее произведение искусства.
   Мойра Лейн держала браслет на ладони. Кровь отлила от лица без ее на то позволения, тем не менее руке она задрожать не позволила.
   – Что это?
   Порлок словно наслаждался моментом. Возможно, и правда наслаждался.
   – Вы разве не знаете?
   Ответа не последовало, и он ответил сам:
   – А по-моему, знаете. Вам бы не мешало быть поосторожней! Конечно, на свете много невежд, и легко решить, что кругом одни невежды. Только это обманчивое ощущение. Любой перекупщик может оказаться сведущ и узнать антикварную вещь. И даже некоторые любители, вроде меня, могут оказаться в курсе дела.
   – Не понимаю, о чем вы говорите…
   – Неужели вы не догадались сразу же, что внутри свертка? – удивленно спросил он.
   Мойра слегка нахмурилась.
   – Браслет. С хорошими камнями. Вероятно, дорогой. Больше ничего.
   – Так ли уж ничего… – протянул Грегори Порлок. – Здесь скрывается целая история. История рубинового браслета. Для вас она может быть поучительна. Ну а для меня – еще один шанс блеснуть красноречием. Люблю рассказать что-нибудь эдакое, вы, верно, заметили!
   – И что же вы собираетесь рассказать?
   Он беспечно рассмеялся.
   – Хочу привести небольшую историческую справку. Видите ли, я питаю слабость к энциклопедическим справкам, мне приятно просто знать что-то о чем-то. Правда, иногда эти знания чрезвычайно полезны.
   – Неужели? – Голос Мойры не дрогнул, как и рука с браслетом ранее, и все же звучал он глуше, чем обычно.
   – Вы сами сейчас убедитесь. Надо сказать, драгоценные камни всегда меня завораживали. И вот однажды – давным-давно, лет двадцать назад, наткнулся я на невзрачную книжицу в библиотеке Эдинбурга. Называлась она «История знаменитых украшений и их владельцев из числа знати и аристократии». По части стиля книжица была неважная, зато содержала ряд интересных фактов. Известно ли вам, например, что во время русской революции множество украшений французского двора было перевезено в Англию и отдано на хранение маркизу Куинзберри – его еще называют старик Куин? Говорят, он зарыл сокровища в подвале своего дома и след их пропал. Старик Куин слишком уж хорошо хранил свою тайну, даже унес ее в могилу. Сейчас дом занимают два лондонских клуба, и вполне возможно, где-то под фундаментом до сих пор лежат сокровища французской королевы. – Тут Порлок сделал паузу, а потом беспечно добавил: – Или не лежат. Сокровища, как любые ценности, имеют обыкновение отращивать ноги… Но что-то я отвлекся. Вернусь к делу! Речь идет о рубиновых браслетах Жозефины. Вам, полагаю, известно, что вы держите один из них?
   Мойра взглянула на переплетение бриллиантов.
   – Откуда?
   Вопрос был скорее риторическим, ответа не последовало.
   – Что ж, продолжу блистать эрудицией. В книжице, о которой я говорил, как раз упоминались эти браслеты. Наполеон преподнес их Жозефине по случаю одного важного события. Переверните застежку – увидите букву N, украшенную королевской короной.
   Мойра перевернула; ее лицо было безразличным, движения неторопливыми.
   На бледном золоте была выгравирована коронованная N.
   Грегори Порлок подошел и встал рядом.
   – Теперь переверните обратно и увидите на другой стороне застежки дату – уже довольно блеклую, однако различимую: «10 фрим. 1804».
   – Что это значит? – спросила она.
   – Десятое число месяца фримера [2 - Фриме́р – третий месяц французского республиканского календаря, действовавшего с октября 1793 по 1 января 1806.] тысяча восемьсот четвертого года. По-нашему, первое декабря, день, когда Жозефина наконец вынудила Наполеона обвенчаться с ней по законам церкви. Он схитрил и специально не позвал на церемонию местного пастора, чем позже и воспользовался, чтобы признать брак незаконным. Браслеты были свадебным подарком. А корона потому, что первое декабря – канун их коронации. Неужели вы не знали эту историю?
   – Я-то тут при чем? – спросила Мойра, гневно сверкнув глазами.
   Порлок вернулся к камину.
   – Я вам расскажу. Жозефина умерла в тысяча восемьсот четырнадцатом году. Браслеты в ее завещании не упоминались. Они исчезли лет на сорок, а затем второй герцог Пемберли купил их в Париже, чтобы преподнести невесте в качестве свадебного подарка. Где они пропадали сорок лет, неизвестно, однако лорд Пемберли, видно, не слишком интересовался историей – он купил браслеты, и с тех пор они передавались в его семье из поколения в поколение. Титула у семейства уже нет, в живых осталась лишь вдова последнего лорда. А вы приходитесь ей родней – по матери, если я не ошибаюсь.
   – И поэтому я должна знать историю браслетов?
   Он кивнул.
   – Мы почти добрались до сути. Около десяти лет назад мне посчастливилось познакомиться с леди Пемберли – она была одной из устроительниц благотворительного бала. К своему крайнему удивлению, я увидел на ней браслеты Жозефины! Я упомянул браслеты в разговоре, и, обнаружив, что я в курсе истории, она любезно их сняла и показала мне букву и дату на каждом. Вот так я и познакомился с браслетом, который вы держите.
   – При чем здесь я? – повысила голос Мойра.
   – Я вас утомил? Осталось совсем чуть-чуть. Недавно один приятель, который в курсе моего увлечения, сказал, что видел в магазине браслет искусной работы. Я пошел посмотреть и, разумеется, сразу его узнал. Нет нужды обозначать название магазина – оно вам известно. А вот то, что хозяин магазина знал, у кого он покупает, – для вас, вероятно, новость. Вы часто появляетесь в светской хронике; он бы и не купил настолько ценную вещь у неизвестного человека. А учитывая ваши семейные связи, купил без колебаний.
   Мойра долго молчала, глядя в сторону, нахмурив лоб и сжав губы в тонкую линию.
   Порлок выждал достаточное по своим расчетам время и нарушил тишину:
   – Ну-ну, не пугайтесь так! Я вам не враг!
   Щеки Мойры снова порозовели. Она порывисто развернулась к нему, сияя глазами.
   – О, Грег!
   – Так-то лучше! – сказал он с самой обворожительной из своих улыбок.
   – Грег, она сама мне его подарила. Что бы вы там ни вообразили…
   Он рассмеялся.
   – Так или иначе, я его выкупил. Не скажу, сколько это стоило – между продажей и повторной покупкой всегда большая разница, не хочу смущать вас упоминанием суммы. В общем, браслет теперь мой, и я могу в любой момент отослать его обратно леди Пемберли, верно?
   – Нет, не надо! Разумеется, я не хочу, чтобы она знала, что я его продала!
   – Разумеется! А второй браслет у вас, или вы его тоже продали?
   – Она подарила мне только один.
   – Нет, дорогая, так не пойдет! – покачал головой Грег. – Я ведь знаю. А вы знаете, что я знаю. Зачем ломать комедию? Представьте, я расскажу леди Пемберли, что видел ее браслет в магазине… Думаю, произойдет нечто близкое к катастрофе. Она сдаст вас полиции. Хотя нет – вряд ли она станет выносить на люди семейные дрязги. Зато непременно уберет имя Мойры Лейн из завещания, а также не удивлюсь, если намекнет родственникам, что мисс Лейн не слишком чистоплотна в определенных вопросах. Получится, как в мелодрамах: «Ах, я погибла, погибла»!
   Мойра поднялась. Затем положила браслет на краешек стола и тихо спросила:
   – В чем ваша выгода?
   Порлок был искренне восхищен. Ему нравились ее отвага и аристократичная манера держаться, которая заставляла вести себя с ней уважительно. Мойра не плакала, не умоляла, не теряла достоинства. Порлок посмотрел на нее с одобрением.
   – Вот мы и дошли до сути. Выгоды никакой. Меньше всего на свете я хочу причинить вам вред. Все, о чем прошу – давайте перестанем ломать комедию и поговорим о деле.
   – Какие у нас с вами дела?
   Он подал ей еще один коктейль и продолжил:
   – Выпейте. Выглядите вы неважно. И послушайте, Мойра, я способен вас погубить. Но зачем мне это? Незачем! Я восхищаюсь вами и надеюсь на дружбу. И даже больше – на сотрудничество.
   Она стояла с бокалом в руке и глядела на него с презрением. Затем допила коктейль, поставила стакан на поднос и молча ждала, приподняв брови.
   Он стоял в ярде от нее и непринужденно улыбался.
   – Я уже упоминал, что люблю собирать справки о разных вещах. Стоит только проявить к человеку симпатию, он сразу идет вам навстречу – даже удивительно… Правда, информацию нужно перепроверять. В кругах, куда вы вхожи, вертится много интересной для меня информации. В узких кругах – закрытых для посторонних. И мне совсем не помешал бы, так сказать, консультант, который в этих самых кругах вращается.
   Брови Мойры поднялись еще выше.
   – Вот какое сотрудничество вы предлагаете… Вымогать из людей деньги с помощью шантажа.
   Порлок предостерегающе поднял руку.
   – Осторожней в выражениях! Ну выпустите немного пар – меня-то вы все равно не заденете. А вот если я ненароком рассержусь, исход обещает быть плачевным… – Он помолчал и добавил после паузы: – …Для вас. Пожалуй, слово «сотрудничество» в данном случае действительно не подходит. Сотрудничество предполагает долю ответственности у каждой из сторон. В вашем же случае – вы ничего не решаете. Осведомитель – вот верное слово. От вас требуется лишь предоставлять факты и рассказывать все, что мне нужно, об интересующих меня людях. Бывают факты, на первый взгляд совершенно незначительные, которые при ближайшем рассмотрении оказываются крайне компрометирующими. Вот здесь и пригодятся ваши близкие знакомства. Разумеется, договоренность останется между нами, и вы получите неплохое вознаграждение. К примеру, браслет Жозефины переходит в ваше полное распоряжение. Я бы посоветовал вернуть его леди Пемберли. А то мало ли что случится – лучше не рисковать. Все-таки ваше будущее на кону.
   Мойра вспыхнула. Будущее! Прекрасное будущее ее теперь ждет! Если бы она могла убить Порлока здесь и сейчас, то наверняка убила бы. Он, вероятно, догадался о ее намерениях. Глаза Мойры горели, еще недавно бледные щеки пылали.
   Она заговорила, лишь когда приступ ярости слегка утих, и ее голос звучал непринужденно: этакая светская беседа между гостьей и хозяином дома, не больше.
   – Грег, дорогой, вы мне льстите. Боюсь, я незавидный партнер – с деловой хваткой надо родиться. Спасибо, что вернули браслет, вы очень добры. Сообщите обязательно, сколько вы за него заплатили. Я бы не хотела извещать кузину, что продала ее подарок. Просто я тогда была в отчаянном положении – очень нужны были деньги.
   Мойра взяла со стола браслет и быстро надела его на руку – Грегори Порлок не сумел бы ей помешать, даже если захотел бы. Правда, он и не попытался.
   – Смотрите, больше не продавайте! Рискованное дело. А то в следующий раз его кто-нибудь другой опознает…
   А когда Мойра уже повернулась к выходу, Порлок поймал ее за руку, обхватив большой ладонью запястье вместе с браслетом, отчего бриллианты впились ей в кожу.
   – А у меня и чек из магазина есть. С подробным описанием товара. Даю вам время до понедельника – решайте. На этом пока все.
   Он разжал хватку, девушка молча развернулась и вышла.
   Пока Мойра поднималась по лестнице, за спиной открылась и закрылась входная дверь. С улицы подул холодный воздух, раздался голос Леонарда Кэролла – последнего прибывшего гостя.
   Мойра поднялась, не оборачиваясь, и прошла мимо комнаты мисс Мастерман в свою. Хоть расстояние было невелико, она успела определиться, что будет делать дальше.

Глава 14

   Гостиная в старинном Грэндж-хаусе была длинная, с низким потолком и четырьмя узкими окнами. Бледные парчовые шторы в цветочек идеально сочетались со стенами цвета слоновой кости, стулья и диваны были выдержаны в тех же нежных тонах, и все убранство несло отпечаток строгого изящества минувших дней. Грегори Порлок ожидал гостей и представлял (уже не в первый раз), насколько заиграла бы обстановка, если бы и стиль одежды был соответствующим: на женщинах замысловатые кудри и пышные кринолины, на мужчинах – бриджи по колено и яркие сюртуки. Сам Грегори шикарно смотрелся бы в бархатном камзоле сливового цвета и со слегка припудренными волосами.
   Порлок чувствовал приятное возбуждение – как капитан, который ведет корабль по опасному курсу. Впрочем, что за удовольствие без риска и борьбы? Когда жизнь висит на волоске, когда щекочет нервы неизвестность, когда нужно управлять бунтующей командой, укротив ее и подчинив своей воле, только тогда можно испытать настоящий вкус приключений и восторг побед, ради которого стоит рискнуть. Риска у него сегодня будет достаточно. От Линнет, к примеру, никогда не знаешь, чего ждать. Женщины в принципе непредсказуемы, а женщины, у которых нервы не в порядке, подобны стрелке компаса в магнитную бурю. Линнет сейчас, вероятно, бьется в истерике и рассказывает Мартину Окли о своем двойном браке. Порлок представил себе эту картину, и она его позабавила. Хотя Линнет, скорее всего, еще какое-то время продержится. Не упала бы в обморок на первой перемене блюд – это она может…
   Надо сразу дать ей выпить, как приедет. И быть с ней предельно ласковым. Линнет всегда откликалась на ласку. Если бы период их супружества не пришелся на страшную нехватку средств, она бы до сих пор его обожала. Однако такие вот добрейшие и милые иногда становятся на редкость противными – под конец все было омерзительно. Порлок вспоминал их брак с отвращением.
   Доринда Браун – тоже риск. По идее, она не должна была сегодня сопровождать Окли. Он забавно устроил – сердечно ее пригласил, а сам принял необходимые меры, чтобы она не добралась. Доринду ждало другое, гораздо менее приятное, но безотлагательное дело. Что-то пошло не так, и планы его нарушили (надо, кстати, выяснить, кто и зачем). Порлок не любил, чтобы его планы нарушались. Он всегда планировал тщательнейшим образом, и виновник нарушений обязательно поплатится – он уж проследит. Хотя было досадно, что изначальный замысел не удался, присутствие Доринды делало вечер еще более интересным.
   Порлок позволил себе пуститься в размышления: любопытно, какой она выросла? Семь лет – срок немалый, а семь лет между четырнадцатью и двадцатью одним – тем более. Порлок помнил Доринду ребенком с розовыми щечками, толстой блестящей косой и круглыми карими глазками. Хотя нет, в четырнадцать косы уже не было, только румянец и глазки детские. Он ясно увидел пристальный строгий взгляд, когда однажды Мэри довела его до брани, а Доринда услышала. Девочка тогда так и застыла в дверях, потрясенная. Кажется, после того случая он ее не видел. Интересно, узнает она его или нет? Порлок считал, что его забыть непросто. Льстил себе мыслью, что женщины его никогда не забывают. Впрочем, помнит или не помнит – какая разница? Воспитанница Мэри не позволит себе устраивать публичную сцену, да и он примет меры, чтобы Доринда усомнилась. Ему, конечно, претила мысль, что есть на свете его двойник, однако двойники встречаются, и стоит только заронить зерно сомнения, оно обязательно разрастется. Безусловно, с Дориндой Браун он как-нибудь справится.
   Линнет Окли сидела перед зеркалом и смотрела на свое отражение полными ужаса глазами. Она уже была полностью одета, но все еще не решила – ехать или нет. Она меняла решение каждые полчаса весь день, и всю ночь, и день до этого, и ночь до этого.
   Решала: «Поеду!» Представляла, как садится в машину, недолго едет, входит в Грэндж-хаус (сам дом она толком не могла вообразить)… и чувствовала: «Нет, не смогу!» Не сможет переступить порог и встретиться с Гленом! Дотронуться до его руки! Вдруг он возьмет ее за руку, чтобы проводить к ужину? Нет-нет-нет! Она не выдержит! Только не при Мартине!
   Решала: «Останусь дома!» Можно сказаться больной, сослаться на головную боль. Но Глен ни за что не поверит. Мартин тогда поедет без нее, а что Глен скажет и сделает – неизвестно. Вдруг рассердится? Когда она представляла Глена в гневе, внутренняя дрожь, которая никогда ее не покидала, становилась сильнее. А Мартин спросит, что с ней и почему голова вдруг разболелась. Он не рассердится – Мартин никогда не злится, Мартин добрый. И тогда она не выдержит и расплачется, а если начнет плакать – обязательно все ему расскажет.
   «Нет-нет-нет!» – твердил внутренний голос. Она уже видела, как Мартин сдает ее полиции. Скамья подсудимых, тюрьма, изгнание из общества, разорение, одиночество…
   Миссис Окли посмотрела в зеркало. Хуппер – хорошая горничная. Светлые волосы уложила как нельзя более выгодно, макияж сделала утонченно-изысканным. И не догадаешься, что за внешней красивой картинкой скрывается дрожащее от страха, загнанное в угол существо. И как настоящая женщина, миссис Окли нашла в этом утешение. Отражение, казалось, не имело ничего общего с ее страхами. Платье было совершенно новым. Оно очень ей шло. И новая помада подходила к платью, и лак для ногтей. Линнет встала, оттолкнув стул, чтобы рассмотреть себя в полный рост. Силуэт был безупречен.
   Хуппер вручила ей маленький носовой платок с капелькой духов из собственных запасов. Аромат тоже был новым – деликатным, свежим, прекрасным. А назывался аромат «Вспомни меня»… Линнет схватилась за столик, чтобы не упасть. И поехать невозможно, и остаться нельзя…
   В комнату вошел хмурый Мартин Окли.
   – Черт, ехать не хочется! Я предпочел бы спокойно посидеть дома!
   Она выдавила улыбку. Хуппер тактично удалилась.
   – Как тебе мое платье?
   – О, оно всегда мне нравилось!
   – Глупый! Ты его никогда не видел. Это новое.
   – Тогда давай посмотрю! Повернись-ка!
   Она сделала изящный вальсирующий поворот и присела в реверансе.
   – Тебе правда нравится?
   Можно было и не спрашивать, ответ читался во взгляде. Он крепко обнял ее обеими руками. Внутренняя дрожь слегка утихла. С Мартином она справится. Мартин о ней позаботится. С ним нечего бояться. Мартин в обиду не даст.

Глава 15

   Доринда вошла вслед за четой Окли в холл старинного дома – с балками на потолке и глубоким массивным камином с солидным выступом для дымохода. Камин ярко пылал. Каменные плиты на полу были прикрыты современными ковриками, в подсвечниках на стенах стояли электрические свечи, а в остальном дом ничуть не изменился. Те, кто приходил сюда триста лет назад, видели ту же картину. Так подумала Доринда, снимая меховую шубку, которую одолжила ей миссис Окли. Доринда с удовольствием поднялась бы наверх и прошлась по верхней галерее, которая огибала главный холл с трех сторон, однако миссис Окли отказалась: «О нет, мы только приехали!»
   Ступени были полированные и черные, как и потолочные балки. Доринда положила шубу на большой резной стул и нехотя последовала за серебристо-розовой миссис Окли к остальным гостям. Прекрасное платье миссис Окли стоило, наверное, целое состояние. Интересно, а носит ли она что-то кроме розового? Не надоело? Но нет – одна розовая вещь сменяла другую. Почему бы для разнообразия не надеть голубое или зеленое?..
   Тут размышления прервались, так как навстречу прибывшим вышел Грегори Порлок. У камина собралось много людей, однако видела Доринда только его. Он шел с протянутой для приветствия рукой и обворожительной улыбкой. Любой бы догадался – вот идет хозяин дома, Грегори Порлок. А Доринда сразу поняла – вот Глен Поршес, муж тетушки Мэри, он же Подлый дядюшка. Уверенности прибавлял фотоснимок, сделанный в ателье Роубеккера. Семь лет – срок немалый, как верно подметил сам Грегори. Если бы не снимок, Доринда, возможно, отвергла бы предположение, сочтя его безумным. А так сомнений не оставалось. Воспитание тетушки Мэри не прошло даром. Доринда выждала, пока миссис Окли пролепечет приветствие, затем встретила смеющийся взгляд Грегори и протянула ему руку.
   Из многих вещей в памяти лучше всего сохранилось его рукопожатие – теплое и крепкое. Потом это только добавило ненависти.
   Доринда, слегка покраснев, выдержала взгляд Порлока. Он сразу догадался, как только она произнесла его имя, – узнала. Что ж, тем интересней.
   Грегори сказал:
   – По-моему, мы с вами уже знакомы – по телефону. Я по голосу мог бы вас описать. Вам подходит ваш голос! А мне мой подходит?
   – Думаю, да.
   Что-то осталось от девочки из его воспоминаний – серьезность, простота и прямота. Да, сцену она устраивать не станет и в игры играть не намерена. Забавная получается история.
   Тут Доринда бросила взгляд поверх плеча хозяина и увидела Джастина Лея. От Грегори Порлока не укрылось, что встреча была для Доринды неожиданной и, вне всякого сомнения, приятной. Настолько приятной, что Доринда обо всем остальном позабыла. Шагнула к Джастину, светясь радостью, – Грегори как опытный наблюдатель сразу подметил. Затем ему пришлось отвлечься и представить Окли Тоутам и Мастерманам. Он понятия не имел, как сложится вечер, притом, что двое из шести гостей яро его ненавидят, а двое до смерти боятся. Однако он полагался на отточенные навыки общения и даже, со свойственным ему чувством юмора, находил ситуацию пикантной.
   Компания, и без того разношерстная, стала еще более странной, когда к ней присоединился Леонард Кэролл. Грегори смотрел на Кэролла через зал и гадал (уже не в первый раз), действительно ли в его фигуре присутствует некая кривизна, или это обман зрения. Правда ли левое плечо выше правого, или так кажется, потому что левая бровь постоянно приподнята, а правая опущена? Правда ли он слегка припадает на левую ногу или просто дурачится? Специально ли он так растягивает слова? Речь у Кэролла была невероятно тягучей, что, впрочем, не мешало ему вставлять остроты подчас откровенно грубые. У него были прекрасные каштановые волосы, хоть и не слишком густые, и не по годам морщинистое лицо. Кэролл скользнул колючим саркастическим взглядом по пятерым представленным ему пожилым людям, всем видом показывая, что они интересуют его не больше, чем мебель. На Линнет Окли взгляд его задержался чуть дольше. Бывалый хозяин Грегори поспешил разрядить атмосферу с помощью коктейлей.
   Джастин Лей был удивлен чувствами, которые пережил, когда вошла Доринда. Впрочем, он и раньше испытывал к ней нечто собственническое, однако в этот раз ощущение было особенно ярким. Ко всему прочему, Доринда была в платье, которое они выбрали вместе. Платье очень ей шло. На груди поблескивал маленький серебристый овал – брошь матери. Но дело было не только в платье. Даже в самых плачевных, на его взгляд, нарядах Доринда всегда привлекала внимание. Выделялась в толпе. Отчасти горделивой посадкой головы, отчасти необычной чертой, которой природа сочла нужным ее одарить: глаза Доринды удивительно сочетались с цветом волос. Цвет глаз и волос, осанка, полудетская серьезность – все это было прекрасно. Однако существовало и нечто большее – чувство родства, благодаря которому Джастин сразу заметил бы ее, даже если бы не знал, – хоть в автобусе, хоть на тонущем корабле, хоть на базаре в Бомбее, хоть в пустыне Гоби. Определенно существовала некая связь – он бы не объяснил, откуда взявшаяся, – и Джастин ни за что бы от нее не отказался.
   – А ты что тут делаешь, Джастин? – спросила Доринда, не пряча радости.
   Джастину даже не захотелось принимать безразличный вид. Он рассмеялся, но все же сказал:
   – Сюда на выходные приглашена Мойра Лейн. Она взяла меня с собой.
   Доринда была слишком хорошо воспитана, чтобы позволить улыбке сойти с лица. Улыбка осталась, и Доринда надеялась, что выглядит она не очень натянутой.
   А Джастин вдруг добавил:
   – Не глупи! Конечно, я приехал повидать тебя. Точнее, познакомиться с Окли – на правах опекуна.
   Тут их беседу прервал Грегори Порлок.
   – С молодым человеком вы пообщаетесь за ужином – он сидит рядом, так что давайте я познакомлю вас с остальными гостями. И выпейте коктейль!
   Далее Доринде представили нескольких человек сразу, и о каждом она сложила общее впечатление. Мистер Тоут – коренастый, с красным лицом и злыми свинячьими глазками. Мистер Мастерман, чем-то неуловимо напоминающий владельца похоронного бюро. Миссис Тоут – маленькая и худосочная, завернутая в серый сатин и в целом похожая на беспокойную мышку; зачем ей столько бриллиантов, если она выглядит с ними лет на сто пятьдесят?
   Мисс Мастерман бриллиантов не носила. На ней было старомодное платье из черного кружева с длинными рукавами и высоким воротничком, застегнутым почти под самым подбородком маленькой жемчужной брошкой. Посмотрев в черные глаза мисс Мастерман, Доринда поняла – у нее траур. Это было видно не столько по черному платью, сколько по взгляду человека, понесшего невосполнимую утрату.
   Мистера Кэролла Доринда рассмотреть не успела (поняла только, что он ей не нравится), потому что распахнулась дверь, и явилась запоздавшая гостья. Мойра Лейн – надменная, словно властительница мира, в бархатном платье оттенка дамасской розы – под цвет лица. Совершенной формы руки были обнажены до плеч, на левом запястье красовался алмазно-рубиновый браслет Жозефины. Девушка постояла на пороге, затем легким быстрым шагом направилась к группе у камина и подала левую ручку Грегори Порлоку со словами:
   – Полюбуйтесь, милый Грег! Разве не прелесть?
   Затем она обернулась к остальным, одарила компанию ослепительной улыбкой и произнесла легко и непринужденно:
   – Счастливая находка. Я потеряла любимый браслет, а Грег его вернул! Какой же он душка! Впредь буду осторожней и ни за что не потеряю!
   Тут она посмотрела на Грегори. Его лицо выражало сдержанное восхищение. Теперь он должен публично подтвердить ее версию. Или опровергнуть… сейчас или никогда. «Пусть скажет сейчас или вечно хранит молчание», – вот что она имела в виду.
   – Осторожность никогда не помешает! – ответил он.
   Открылась дверь столовой, и дворецкий пригласил к ужину.

Глава 16

   – Миссис Тоут, позвольте предложить вам руку! – сказал Грегори. – Обойдемся без особых формальностей. И число гостей у нас нечетное… Впрочем, за овальным столом это не имеет значения, верно?
   У дверей гостиной Джастин почувствовал, что его больно ущипнули, и, обернувшись, наткнулся на умоляющий взгляд Доринды. Они немного отстали, и Джастин спросил:
   – Что случилось?
   – Он – Подлый дядюшка…
   – Кто?
   – Мистер Порлок.
   – Ерунда!
   Она настойчиво кивнула.
   – Точно!
   Они вошли в гостиную.
   Расселись по местам. Грегори и миссис Тоут прямо напротив Доринды. По правую руку от нее – мистер Мастерман и миссис Окли, затем мистер Тоут и мисс Мастерман, потом Грегори. А слева – Джастин, затем весьма странный тип Леонард Кэролл и Мойра Лейн, потом Мартин Окли, и круг замыкался на миссис Тоут.
   Глаза Доринды сами собой обратились к Мойре Лейн, которая перешучивалась с Леонардом Кэроллом. Неописуемо прекрасная, полная непринужденного очарования и достоинства, Мойра раздавала улыбки и сыпала остроумными замечаниями. Доринда безоговорочно и смиренно признала в ней существо высшего порядка и сосредоточилась на поданном супе. Она даже успела отвлечься от мыслей о Грегори, и когда Джастин спросил: «Ты уверена?» – лишь непонимающе на него посмотрела.
   – В том, что ты мне сейчас сказала?
   – Прости, задумалась. Да, уверена.
   – Ты могла ошибиться!
   – Но не ошиблась.
   – Тогда сменим тему.
   Доринда снова взглянула на Мойру Лейн. Она о чем-то оживленно спорила с Леонардом Кэроллом, тот склонялся к ней со своей кривой улыбкой.
   – Какая она красавица! – тихонько сказала Доринда Джастину.
   Джастин почему-то усмехнулся и ответил:
   – Умеет произвести впечатление. Сегодня она особенно в ударе. Интересно, почему?
   «Не почему, а для кого», – подумалось Доринде. Неужели Джастин не понимает, что Мойра старается для него? Должен догадываться… Хотя часто бывает, что догадываются все, кроме того, для кого стараешься. Доринда размышляла. Когда человек очень сильно нравится – понимаешь ли ты его лучше, или наоборот, твое восприятие затуманивается? Наверное, и то, и другое. Точнее – то одно, то другое. Как у нее с Джастином – иногда она насквозь его видит, словно мысли читает, как в случае с голубым платьем. А иногда совсем ничего не разберешь, как в случае с Мойрой Лейн.
   Затем Доринда отвлеклась от размышлений о Джастине и переключилась на закуски. Джастин болтал с Мойрой, не обращая внимания на сидящего между ними Леонарда Кэролла. Хотя нет – тот тоже участвовал в разговоре. Они смеялись втроем. По правую руку мистер Мастерман уткнулся в тарелку. Далее миссис Окли, обернувшись к мистеру Тоуту, рассказывала, как умен и не по годам развит Марти. На словах «а ведь ему тогда было всего три года» Доринда даже поморщилась. Мистер Тоут тоже не был в восторге, однако ничем этого не показывал. Он положил себе на тарелку внушительную гору закусок и невозмутимо их поглощал.
   В попытке соблюсти застольный этикет Доринда обратилась к профилю мистера Мастермана:
   – Хорошо бы снег не выпал, правда?
   Анфас оказался даже менее приветливым, чем профиль. Мастерман скользнул по Доринде отсутствующим взглядом и спросил:
   – Почему?
   – Грязно… ужасно неприятно, когда снег тает. Если бы выпало много – другое дело, можно что-то придумать, а так…
   Мастерман снова повернулся боком. Затем взял вилку и принялся за закуски – с тем же отсутствующим видом, словно он не различает вкуса еды, хотя закуски были невероятно вкусными. Доринда, даже размышляя о красоте Мойры и о том, какая они с Джастином хорошая пара, пыталась разгадать рецепт. Троица по левую руку снова дружно рассмеялась. Джастин сидел, отвернувшись, и не делал попыток включить Доринду в разговор. Ей было невдомек, что ему неловко за глупую шутку, над которой они смеялись.
   Линнет Окли заканчивала рассказывать очередной забавный случай из жизни Марти, когда к ней вдруг обратился Грегори Порлок. Между ними сидели мисс Мастерман и мистер Тоут, и непонятно, что именно его сподвигло с ней заговорить. По правую руку от Порлока Мартин Окли и миссис Тоут обсуждали, насколько умными бывают маленькие дети на примере Марти и ребенка Элли, дочери миссис Тоут. Возможно, Грегори исчерпал темы для разговора – он все пытался вовлечь в беседу мисс Мастерман, однако безрезультатно. Как бы то ни было, он обратился прямо к Линнет:
   – Миссис Окли, надеюсь, вы нашли светоотражающую краску?
   Позже многие вспомнили ее беспомощный ошеломленный вид. Мистер Тоут отметил, что она похожа на испуганного зайца – и мозгов, видно, не больше. Мистер Мастерман вряд ли обратил бы внимание на происходящее, однако левая рука миссис Окли находилась рядом с ним и чуть не опрокинула его бокал с шампанским. На другом конце стола миссис Тоут подумала, что миссис Окли нервная особа, а Мартин Окли обеспокоился, что жена побледнела и неважно себя чувствует.
   Линнет прерывисто вдохнула и ответила:
   – Да, спасибо.
   Потом еще раз вдохнула и добавила:
   – Мисс Браун купила краску.
   – Надеюсь, без приключений, – заметил Порлок, посмотрев на Доринду.
   Та сразу поняла – ему прекрасно известно, что произошло в торговом центре «Делюкс». Их глаза встретились. «Со мной шутки плохи», – говорил его взгляд. «Я знаю», – отвечал ее.
   Доринда и правда знала. Доказательств у нее, конечно, не было, однако она ни на секунду не сомневалась, что это он подстроил, чтобы она оказалась в «Делюксе» и ей подбросили украденные вещи. Зачем? Чтобы она не приехала с Окли, не встретила его и не узнала в нем Подлого дядюшку.
   Тут Доринда заметила, что почти вся компания слушает их разговор. Мартин Окли сказал:
   – Эту краску нигде не достать. Мы искали для часов Марти. Благодарю за подсказку, Грег! Я передал жене, а мисс Браун как раз собиралась в город.
   Теперь понятно. Грегори Порлок сказал Мартину Окли, что в «Делюксе» есть светоотражающая краска, а Мартин – жене. Все сходится. Миссис Тоут прервала размышления Доринды:
   – Мистер Порлок, а вам-то зачем светящаяся краска?
   Леонард Кэролл некстати рассмеялся:
   – Вы не догадываетесь? Я вот сразу его раскусил. Он же рыщет по ночам и думает, какое бы доброе дело сотворить. От идеального хозяина ничего не скроешь. Он заботится о гостях двадцать четыре часа в сутки!
   Миссис Тоут нашла, что «этот мистер Кэролл» перебрал шампанского. Ведет себя неподобающе и выражается слишком вольно. Такие вещи говорил мисс Лейн – боже правый! А та лишь смеялась – нет, чтобы поставить нахала на место! Таким, как он, палец в рот не клади – по локоть откусят, оглянуться не успеешь.
   Грегори тоже рассмеялся.
   – Боюсь, я не настолько внимательный хозяин. Я просто хотел покрасить балку в гардеробной, чтобы не биться о нее головой, когда спускаешься по лестнице. О чем только строители думали? Если не знать про балку заранее, довольно рискованно спускаться в темноте. Не всякий дотянется до выключателя. Если ты ниже шести футов, ты еще пройдешь под балкой. Ну а высокие люди рискуют разбить себе лоб. А кубарем с лестницы скатится любой – независимо от роста. Вот мне и пришла здравая мысль окрасить балку и выключатель. Кстати, прошу прощения за запах… Я пока нанес один слой, который уже, надеюсь, высох, но нужно еще нанести второй, так что краска пока стоит в шкафу.
   – Марти обожает свои часы! – громко объявила миссис Окли. – Мартин покрыл их вторым слоем как раз перед выездом. Марти любит просыпаться и смотреть на них. Говорит, они похожи на большой глаз и тоже на него смотрят. У мальчика богатое воображение.
   Мистер Тоут обратил к ней сердитое красное лицо.
   – Как часы могут походить на глаз? В темноте ведь только стрелки видны! Что это за глаз такой?
   Линнет смущенно рассмеялась.
   – Понимаете, Марти разрисовал циферблат. Он не знал, как нужно. А няня сказала – ничего страшного. Если покрасить стрелки черным – то, в принципе, и без цифр примерно понятно, который час. А Марти, в общем, все равно, лишь бы светились в темноте…
   – Так добрые дела блестят в злом мире! – продекламировал мистер Кэролл. – Давайте не будем устраивать много шума из ничего. Светильник ночи догорел дотла! Так давайте же есть, пить и веселиться! [3 - «Так добрые дела блестят в злом мире!» – цитата из пьесы В. Шекспира «Венецианский купец»; «Много шума из ничего» – название пьесы В. Шекспира: «Светильник ночи догорел дотла!» – цитата из пьесы В. Шекспира «Ромео и Джульетта»; «Так давайте же есть, пить и веселиться!» – цитата из Ветхого Завета.] Если хотите, я могу цитировать часами.
   – Не хотим, – сказала Мойра.
   – Тогда я расскажу вам последнюю сплетню – самую свежую!..
   В более странной компании Джастину бывать не приходилось. Интересно, почему Грегори Порлок, без всякого сомнения, умеющий вращаться в обществе, собрал за одним столом таких категорически несовместимых людей – взять, например, Тоутов, Леонарда Кэролла и Мойру Лейн… Ответа на вопрос у Джастина не было. И он переключился на непринужденную болтовню с Дориндой.

Глава 17

   Как гласит пословица, можно привести лошадь к водопою, но нельзя заставить ее пить. И гости Грегори Порлока, собравшиеся в гостиной после ужина, были живым тому подтверждением. Если следовать аналогии, то и Тоуты, и Мастерманы вели себя точь-в-точь как упряжка мулов – топтались у источника и отказывались утолять жажду.
   В карты ни те, ни другие играть не умели, однако Грегори настойчиво пытался вовлечь их в другие игры, чтобы сделать атмосферу более непринужденной. Эффект получился скорее обратный. В ответ на задание «Какие предметы на букву «М» вы взяли бы с собой на необитаемый остров в категориях «Напиток», «Еда», «Одежда», «Домашний скот» и «Разное» мисс Мастерман сдала совершенно пустой листок, а миссис Тоут придумала только «мышь» и «мороженое». Список мистера Кэролла был пошловатым, остроумным и коротким. Доринда подошла к делу весьма обстоятельно. Грегори легко обошел всех по количеству слов. Мистер Тоут отказался играть, мистер Мастерман и вовсе куда-то пропал. Правда, вернувшись, включился в игру с мрачной решимостью и даже занял второе место.
   Гости продолжали общаться, хоть и с большим скрипом. Сыграть в шарады наотрез отказался лишь мистер Тоут. Предложила играть в шарады именно Мойра, а ее предложения нельзя игнорировать – никому и никогда. Пропустить мимо ушей бурные протесты Леонарда Кэролла тоже невозможно: он заявил, что ставить сценки с участием настолько неумелых актеров – риск для психического здоровья, а за три подхода он точно повредится умом, поэтому согласен загадывать только пословицы.
   – Тогда вы и Грег будете капитанами! Выбирайте игроков! – перебила его Мойра.
   Леонард Кэролл обнял Мойру за плечи и пропел высоким монотонным тенором:
   – Ты, лишь ты одна мне нужна!
   Мойра коротко рассмеялась:
   – Ну, вам придется взять кого-то еще! Не бросать же их всех на Грега.
   Грегори тут же выбрал Мартина Окли, тем самым с большой долей вероятности исключив из своей команды Линнет.
   В итоге миссис Окли, Мойра, мистер Мастерман и миссис Тоут удалились загадывать под началом Леонарда Кэролла. А команда Грегори: мисс Мастерман, Доринда, Мартин Окли, Джастин Лей и мистер Тоут (последний сидел в кресле и курил с отсутствующим видом) – осталась в гостиной. Миссис Тоут странно посмотрела на мужа, выходя из комнаты, – с беспокойством и укоризной. Хорошо, ты зол, однако нельзя же забывать о манерах. А то – пара коктейлей, шампанское, изрядное количество портвейна… неудивительно, что он уже не в настроении играть. Хотя у самой миссис Тоут тоже настроения не было. Игры для молодежи. Пусть бы они веселились, а она смотрела бы. Для Элли всегда созывали гостей на Рождество. Ей так шли распущенные волосы – длинные, светлые…
   Когда шли через холл, мимо них проскользнул дворецкий – скрылся за служебной дверью, а потом вновь возник с кофейником на подносе. Худощавый и узкий в плечах, он чем-то напоминал обезьяну. Вероятно, посадкой глаз или впалостью щек. Раньше миссис Тоут его не замечала, а теперь он навел ее на приятные воспоминания – как она водила Элли в зоопарк смотреть на шимпанзе…
   У игры в шарады есть существенный недостаток – пока одна часть игроков веселится, выбирая сценку и наряжаясь, другая обречена на долгое унылое ожидание. Леонард Кэролл сразу же дал понять, что главная роль достанется ему, а остальные будут делать, что им скажут. Он будет дьяволом, Мойра – монахиней.
   «Достаньте простыню и пару полотенец!»
   Мистеру Мастерману полагалось надеть длинное черное пальто.
   «Как раз висит в прихожей!»
   Миссис Тоут отправили искать плащ и мужскую шляпу – самую большую, какая попадется. Миссис Окли переодеваться было необязательно – разве что взять пару букетов из столовой и сплести себе венок.
   «Главное, чтобы все делалось вовремя. Кто замешкается – того схвачу когтистыми лапами и уволоку прямо в ад!.. Ах да, выступать будем здесь!»
   Потом Кэролл распахнул дверь в гостиную и объявил для ожидающих:
   – Мы будем выступать здесь! Театр у камина – в тепле и уюте. Мастерман вас позовет к началу.
   Тем временем в гостиной мисс Мастерман и мистер Тоут хранили молчание, остальные же были вовлечены в беседу. Доринда даже восхитилась – насколько радушным может быть дядюшка. Он умудрялся всех развлечь, никого не оставлял вниманием. Конечно, ей было легко восхищаться – ведь Джастин сидел на ручке ее кресла. Она совсем не так себя чувствовала бы, если бы Джастин ушел в холл с Мойрой Лейн. Впрочем, мистер Кэролл не позвал бы Джастина. Зачем ему соперник?
   Мистер Кэролл справился с постановкой быстро – не прошло и десяти минут, как дверь снова открылась, и мистер Мастерман сделал приглашающий жест рукой, на которую была наброшена пола черного плаща.
   После светлой гостиной холл показался мрачным. Огонь в камине прогорел. Свет был выключен – осталась лишь маленькая настольная лампа. Она стояла на каминной полке; на абажур был надет колпак из коричневой бумаги, и свет был направлен таким образом, чтобы один-единственный яркий луч пересекал холл. Он падал косо и высвечивал лишь круг между лестницей и массивным дубовым столом. Остальное – и лестница, и пространство вокруг, и сам холл – скрывалось во тьме.
   Мастерман проводил публику к камину, где полукругом были расставлены стулья – лицом к лестнице и темному холлу. Позже никто не мог вспомнить, а занял ли место в зале мистер Тоут.
   Откуда-то сверху высокий голос произнес нараспев:
   – Занавес поднимается!
   По лестнице вереницей спустились темные фигуры, становясь различимее по мере приближения к кругу света. Одна за другой они пересекли круг и вновь скрылись во мраке. Первым шел Мастерман в черном плаще – беспроигрышный зловещий атрибут; к пущему ужасу, один глаз и половина головы были обмотаны бинтами. За ним следовала миссис Тоут, согнувшись вдвое и опираясь на корявую палку; серое сатиновое платье и бриллианты были скрыты брезентовой накидкой, лицо – потрепанной широкополой шляпой. Вслед за миссис Тоут в луч света вступила Линнет Окли, великолепная в своем серебристо-розовом одеянии, с цветами в волосах и в руках. Ей было велено улыбнуться, однако, попав в свет, она вдруг испугалась. От страха рот приоткрылся, глаза расширились. Она застыла на мгновенье, словно ожидая неладного, и ушла в тень. За ней следовала Мойра Лейн в образе монахини; высокая, одетая в белое, она шла с опущенными глазами, перебирая четки. Затем, в середине круга, подняла веки, оглянулась через плечо и двинулась дальше. Когда она поравнялась с дубовым столом, единственная лампа погасла, и комната погрузилась в кромешную тьму. Во мраке засветились очертания лица, два острых рога и две протянутые к монахине руки. Руки взметнулись вверх, затем резко сомкнулись вокруг Мойры. Ее крик гулко прозвучал под высоким потолком, а за ним последовало зловещее хихиканье.
   Когда Лен Кэролл, обхватив ее за плечи, с силой прижал свои странные губы к ее рту, она изо всей силы впилась пальцами в его предплечье.
   Мистер Мастерман включил свет. Дьявол опять восседал на столе, откуда спрыгивал во время представления. В темном свитере поверх рубашки, в руке – цветная бумажная маска. Рога, тоже из бумаги, до сих пор лихо торчали на лбу, придавая лицу Кэролла нечто поистине дьявольское. Зрители зааплодировали, Грегори воскликнул:
   – Браво, дружище! Высший класс! Мы догадались! Пословица «Последнего забирает дьявол» или, иными словами, «К черту неудачников!» [4 - Английская пословица «The devil takes the hindmost».]
   Леонард Кэролл помахал публике окрашенной рукой и ловко спрыгнул на пол.
   – Теперь ваша очередь! – объявил он на ходу. – А я пойду смою краску, пока не перепачкал все вокруг.
   Позже всех присутствующих спрашивали, насколько близко к Грегори Порлоку находился Леонард Кэролл. Показания сильно разошлись. Все подтвердили одно: он на секунду подошел к группе у камина, перебросился несколькими словами с парой человек, принял поздравления с успешным выступлением, а затем развернулся и побежал по лестнице, перепрыгивая через ступеньку. Однако насчет того, находился ли Кэролл в непосредственной близости к Грегори, мнения опрошенных разнились. На вопрос «Почему вы не вымыли руки в нижней ванной комнате?» Кэролл не колеблясь ответил, что ему надо было снять свитер и надеть к ужину смокинг, который он оставил в спальне.
   Кэролл направился к лестнице, гости у камина переговаривались. Мойра стояла там, где застал ее свет, – между столом и камином, и стаскивала с головы два связанных кухонных полотенца, которые изображали монашеский головной убор. Вид у девушки был рассерженный, движения резкие. Она швырнула полотенца на стол, затем наступила ногой на край простыни, которая служила ей платьем, стянула ее тоже, скомкала и не глядя кинула вслед за полотенцами. Простыня соскользнула с полированной поверхности и горкой упала на пол, зацепив также одно из полотенец. Мойра оправила пышную темно-красную юбку и подошла к Джастину.
   – Скажи, что у меня с прической? А то мне лень подниматься к зеркалу. Не слишком растрепалась?
   – Волосок к волоску! – сказал он.
   – Ну да, я старалась. Как тебе выступление?
   – Как верно заметил Порлок, высший класс! Нам до вас далеко. Ты потрясающе кричишь! Жаль, нельзя позвать тебя в команду.
   – А ты хотел бы? – рассмеялась Мойра, затем резко добавила: – Лен, конечно, звезда!
   Грегори отошел к лестнице и, стоя в некотором отдалении от группы у камина, сказал довольно громко:
   – Что ж, теперь наш черед. Боюсь, ваш успех мы не повторим. Вы все были великолепны! Дорогие миссис Тоут, миссис Окли, Мойра и Мастерман, пройдите, пожалуйста, в гостиную, чтобы мы тоже смогли подготовиться по мере наших сил. Кэролл вряд ли скоро отмоется, поэтому он присоединится к вам позже. Нет смысла ждать. Прочих попрошу остаться.
   Не успел Порлок сделать и пары шагов, как вновь погас свет. Испуганно вскрикнула Линнет Окли. «Кто это сделал?» – раздраженно спросил мистер Мастерман. Все зашевелились. Опрокинулся стул. И тут раздался не то кашель, не то хрип, а затем – что-то тяжелое упало на пол.
   Джастин Лей на всякий случай отодвинул Доринду к стенке и на ощупь направился к входной двери. Где находятся выключатели, он понятия не имел, однако в каждом приличном доме должен быть выключатель, до которого можно дотянуться, когда входишь с улицы. Не обращая внимания на гул голосов, Джастин миновал какую-то дверь (это была дверь кабинета) и добрался до цели. С момента хрипа до момента, когда Джастин нащупал выключатель и загорелись электрические свечи, прошло где-то три четверти минуты.
   Застывшие в ярком свете фигуры отпечатались в сознании Джастина навсегда. Пару часов спустя он в точности зарисовал, кто где находился. Слева в открытых дверях гостиной – мистер Тоут, смотрит в одну точку. Леонард Кэролл на лестнице, успел спуститься лишь на три ступени; рука на перилах, нога зависла в воздухе. У камина Доринда (у стены, где он ее оставил), рядом Мастерман, миссис Тоут, мисс Мастерман и дальше всех – Мартин Окли. Между группой у камина и лестницей – две женщины и мужчина: Мойра Лейн, Грегори Порлок и Линнет Окли.
   Порлок посередине – распростертый на полу лицом вниз, одна рука вытянута, другая подмята под тело. Между лопатками блестит отшлифованная рукоять кинжала.
   Все в холле смотрели на рукоять. Джастин бросил взгляд на коллекцию оружия над камином – там полукругом висели клинки: несколько кинжалов, пара длинных шпаг, меч с рукояткой из слоновой кости, меч в потертых бархатных ножнах… Джастин поикал пустующее место и нашел. Во внутреннем ряду не хватало кинжала. Затем Джастин снова взглянул на блестящую ручку между лопаток Порлока.
   Никто не произнес ни слова. Никто не шелохнулся. Казалось, никто не смел даже вздохнуть. Потом закричала миссис Окли. Она преодолела два шага, отделяющие ее от Порлока, и бросилась на колени, причитая:
   – О, Глен! Он мертв! Глен мертв, мертв! О, Глен, Глен, Глен!
   Все разом зашевелились, вздохнули, заговорили – словно водную гладь потревожили, бросив камень. Мистер Тоут вышел из гостиной. Мистер Кэролл спустился. Мойра отступила на шаг, потом еще и еще – очень медленно и напряженно; казалось, ее фигура в платье цвета дамасской розы закоченела. Она отступала, пока не наткнулась спиной на стул – там и застыла, с побелевшим лицом глядя на лежащего на полу Порлока.
   Мартин Окли подошел к жене. Та бросилась ему в объятья, захлебываясь рыданиями.
   – Глена убили! Он мертв! Мертв! Мертв!

Глава 18

   В критических ситуациях всегда находится человек, который берет на себя роль лидера. В данном случае таковым выступил Джастин Лей. Он быстро пересек холл, опустился на колени рядом с телом, взял вытянутую руку за запястье и с минуту пытался нащупать пульс. Затем позвонил в колокольчик у камина – тот висел на уровне груди под рядом выключателей. В ожидании ответа огляделся по сторонам. Есть выключатель у входной двери, но свет вряд ли погасили оттуда… Выключатель слева от камина всего в пятнадцати футах от Грегори. Любой из стоящих рядом мог до него достать. Выключатель у двери для слуг – в глубине холла под лестницей. Убийце ничего не стоило незаметно открыть дверь и выключить свет оттуда. Дверь в бильярдную тоже была в глубине, однако чтобы добраться из бильярдной до выключателей, надо было пересечь холл, что вряд ли удалось бы сделать незаметно.
   Пока Джастин сопоставлял факты, дверь для слуг открылась, и вошел дворецкий. Джастин сделал пару шагов ему навстречу и отметил, что дворецкий поменялся в лице при виде Порлока.
   – Мистеру Порлоку нанесли удар кинжалом, – сказал Джастин. – Он мертв. Позвоните, пожалуйста, в полицию. Пусть приезжают как можно скорей. До их прихода никто ничего не тронет. Сообщите, как дозвонитесь.
   Дворецкий помедлил, собрался было что-то сказать, но передумал и удалился обратно в служебную дверь. Джастин вновь приблизился к Порлоку. К нему подошел и Леонард Кэролл и тихо пробубнил, почти не открывая рта:
   – Не много ли на себя берете? А не стоит ли вытащить кинжал и дать бедняге шанс?
   – Бесполезно. Он мертв, – покачал головой Джастин.
   – Вы даже не сомневаетесь…
   – Я был на войне.
   – Что ж, самое время поиграть в сыщиков! Кто же убийца? Впрочем, ему не о чем волноваться. Наша доблестная полиция так хорошо осматривает место преступления, что никаких улик не остается… – Тут Кэролл усмехнулся и добавил: – Интересно, кто ненавидел Порлока настолько, чтобы решиться на такое?
   Джастин не ответил. Он внимательно рассматривал людей, один из которых «решился», как сказал Леонард Кэролл. Миссис Тоут сидела на низком стуле с резной спинкой дизайна Шератона. Плащ, в котором она играла в шараде, лежал у ее ног, до ужаса напоминая еще одно мертвое тело, а старомодная широкополая шляпа так и осталась на голове, только съехала набок. Маленькое личико было сурово и неподвижно и казалось еще бледнее из-за серого сатина платья и блеска бриллиантов. Она сидела неподвижно, неестественно выпрямившись, сцепив на коленях пальцы с круглыми, словно недремлющие глаза, бриллиантовыми кольцами. Мисс Мастерман осталась стоять, однако ей понадобилась опора в виде спинки стула; костяшки пальцев побелели от напряжения. Джастин видел, как к мисс Мастерман подошел брат. Он что-то сказал и, не дождавшись ответа, отошел к камину, чтобы подбросить в огонь полено. Линнет Окли рыдала, лежа на кушетке; по бокам присели Мартин Окли и Доринда. Венок из белых и розовых гвоздик, позаимствованных из столовой, по большей части развалился. Один цветок упал на ручку кресла, другой – Линнет на колени. Один бутон зацепился за ухо, и листик свисал вниз, словно сережка. Линнет зарылась в плечо мужа. Тот взглянул на Джастина и глухо произнес:
   – Моей жене плохо, нам нужно уехать.
   Джастин подошел к ним и сказал, понизив голос:
   – Боюсь, вам придется дождаться полиции.
   Глаза Мартина потемнели от гнева.
   – Кто меня заставит ждать?
   – Вероятно, здравый смысл…
   – Что вы хотите этим сказать?
   – Вы не догадываетесь? Если уедете, привлечете к себе дополнительное внимание.
   В воздухе повисло напряжение. Джастин понял: Мартин не зря сердится. Подлого дядюшку звали Глен – Глен Поршес. Миссис Окли при всех кричала, что Глен мертв. Кроме Мартина Окли ее слышали девять человек. Даже если Мартин промолчит, другие расскажут. И миссис Окли, которую только что официально представили Грегори Порлоку, должна будет объяснить полиции, почему бросилась с рыданиями к телу, называя его Гленом.
   Отойдя, Джастин заметил еще одну розовую гвоздику. Тяжелый бутон лежал у левого плеча Грегори Порлока, его почти касались черные кудри убитого.
   Мистер Тоут встал рядом с женой. На ее лице не дрогнул ни один мускул. Маленькие серые глазки неподвижно смотрели на сцепленные на коленях руки.
   – Нам всем не помешает выпить! – громко заявил Леонард Кэролл.
   Он все еще стоял в паре ярдов от тела, не сводя с него глаз. На спине убитого виднелось странное белое пятно, и ровно посередине торчал нож.
   Подошедший к телу Джастин с ужасом узнал светоотражающую краску.

Глава 19

   В ту субботнюю ночь гости Грэндж-хауса почти не спали. Дом, ранее уединенный, внезапно превратился в проходной двор. Мама Джастина увлекалась пчеловодством, и он невольно вспомнил, как в детстве она снимала с улья крышку, клала поверх стекло и наблюдала за внутренней жизнью обитателей. Стоит пересечь грань и превратиться из законопослушного гражданина в нарушителя закона, как ты моментально лишаешься права на личную жизнь. Медицинский эксперт, фотограф, сборщик отпечатков, сержант, инспектор, главный констебль… каждый подойдет и рассмотрит тебя – не вздрогнешь ли под изучающим взглядом? Убийство – некогда одно из главных таинств в человеческом обществе, теперь сопровождается толпой официальных лиц и широкой оглаской. Пока доблестная полицейская бригада выполняла свои обязанности, инспектор Хьюз сидел в кабинете и брал показания.
   Мартину Окли с женой и секретаршей было разрешено уехать в Милл-хаус только поздней ночью, а оставшимся удалось если не поспать, то хотя бы разойтись по спальням еще позднее.
   В десять часов утра воскресным утром детектив Фрэнк Эббот позвонил в Монтегю-Мэншенс, где обитала мисс Мод Сильвер.
   – Мисс Сильвер у телефона.
   – Это Фрэнк. Боюсь, не смогу заглянуть на чай. В Суррее зарезали какого-то типа, и все подозреваемые родом из Лондона, как и сам покойник, так что дело повесили на нас – мы с шефом выдвигаемся. С нами не прокатитесь?
   Мисс Сильвер ответила характерным покашливанием.
   – О, это вряд ли!
   Фрэнк шумно вздохнул.
   – А жаль! С вами не соскучишься. Сразу и профессионализм растет, и все ведут себя прилично.
   – О, Фрэнк!
   – «И почему судьба нас разлучает с тем, кто так дорог сердцу и любим?» [5 - Цитата из стихотворения Роберта Браунинга (англ. поэт и драматург, 1812–1889 гг.).] – процитировал Эббот и добавил: – Все, я побежал.
   Тем же утром Джастин позвонил Доринде.
   – Ты как?
   – Нормально.
   – Спала?
   – Ну…
   – Никто толком не спал, наверное. Как миссис Окли?
   – Очень расстроена.
   – Я приехал бы тебя навестить, но дело передали в Скотленд-Ярд, как я слышал. Так что в любой момент нагрянет полиция, и лучше мне не уезжать. Они наверняка всех захотят опросить.
   – Ужасно, что и ты впутался в эту историю… Хотя мне без тебя было бы гораздо хуже, – помолчав, заметила Доринда.
   – Я ни во что не впутывался. И ты тоже! – строго сказал Джастин и повесил трубку.
   Главный инспектор Лэмб и сержант Эббот добрались до Грэндж-хауса только в два часа дня, предварительно встретившись с инспектором Хьюзом, который доложил о собранных накануне показаниях, и отведав довольно посредственный обед в ближайшем трактире.
   Лэмб окинул встретившего их дворецкого тяжелым взглядом, прежде чем передать ему пальто и шляпу. Холл казался почти темным даже после тусклого дня. Далее дворецкий проводил посетителей в кабинет – распахнул первую справа дверь и встал рядом, пропуская внутрь. Главный инспектор дошел до письменного стола и, обернувшись, окликнул:
   – Зайдите и закройте дверь! Вы дворецкий?
   – Да, сэр.
   В свете сразу трех окон кабинета Лэмб разглядел слегка припадающего на ногу человека средних лет с редеющими волосами, карими глазами и впалыми щеками.
   – Пирсон! – воскликнул Лэмб. – Ты!
   Человек не ответил, лишь поднял на инспектора жалобные глаза и застыл в ожидании.
   Фрэнк Эббот тоже ждал, переводя взгляд с одного на другого.
   Главный инспектор нарочито медленно выдвинул стул и аккуратно сел. Он всегда с подозрением относился к стульям в чужих домах – не всякий выдерживал его вес. Стул прошел проверку – выдержал, даже не скрипнув. Людей инспектор тоже проверял на прочность – знаменитым пристальным взглядом. Пирсон, судя по всему, тоже прошел проверку – стоял с покорным видом и молчал, однако не особо волновался.
   – Ну, Пирсон! Не ожидал я тебя здесь увидеть! Да и ты, наверно, не ожидал, а?
   – Нет, сэр.
   – Ты здесь дворецким?
   – Да, сэр.
   – Что ты задумал? – Лэмб повернулся к сержанту Эбботу, который с большим интересом прислушивался к разговору, и пояснил: – Это мистер Эрнест Пирсон из детективного агентства Блэка! Служил в полиции, уволился по инвалидности.
   Затем снова обернулся к дворецкому.
   – Давай-ка, приятель, выкладывай! Что ты тут делаешь?
   – Ну…
   Лэмб внезапно грохнул кулаком по столу.
   – Нечего мычать да мямлить! Произошло убийство! Ты не хуже меня понимаешь, что теперь все придется выложить начистоту. Зачем ты здесь?
   Светло-карие глаза смотрели все так же жалобно, однако без тени тревоги.
   – Понимаю, сэр. Я просто раздумывал, с чего начать… Видите ли, дело деликатное. Я следил за мистером Порлоком по поручению мистера Блэка.
   – Развод?
   – О нет, сэр! – Пирсон немного посомневался и добавил: – Шантаж.
   Фрэнк Эббот приподнял брови. Главный инспектор присвистнул.
   – Шантаж! – повторил Пирсон с грустным торжеством в голосе. – Мистер Порлок зарабатывал шантажом. Одна клиентка обратилась к нам в полном отчаянии – что-то он на нее накопал… она нас не посвящала. Вот мистер Блэк и направил меня сюда – разузнать что-нибудь, дабы мистера Порлока припугнуть.
   – Шантаж против шантажа?
   – Нет, сэр!
   – Ладно, не мое дело! – усмехнулся Лэмб. – Говоришь, Порлок зарабатывал шантажом? Доказательства есть?
   – Только то, что самолично слышал, – скромно, но с достоинством ответил Пирсон.
   Сержант Эббот пододвинул стул к краешку стола. Под элегантным пальто Фрэнка Эббота скрывался не менее элегантный наряд – серый костюм, серые носки, серо-голубой галстук, серо-голубой носовой платок в нагрудном кармане. Светлые волосы были по обыкновению обильно политы лаком, отчего казались почти черными и зеркально-гладкими, светлые глаза смотрели внимательно и спокойно.
   – Пиши, Фрэнк! – бросил Лэмб через плечо.
   Ручка в длинных белых пальцах Эббота деловито задвигалась по бумаге.
   Лэмб подался вперед, уперевшись руками в колени, – полноватый, но мощный, с красным лицом и шевелюрой жестких черных волос, которые только-только начали редеть на макушке. Глядя на Пирсона с непроницаемым видом, он повторил:
   – И что же ты самолично слышал? Порлок шантажировал кого-то из гостей?
   – Большую часть, – почти с гордостью объявил Пирсон.
   – Тогда бери стул и давай по порядку.
   Мистер Эрнест Пирсон тихонько и почтительно пододвинул стул. Сел, сложив руки на коленях и аккуратно соединив ступни, кашлянул и замешкался, раздумывая, с чего начать.
   Фрэнк Эббот наклонился через стол и положил перед шефом список имен; тот коротко кивнул и хмыкнул. Потом спросил у Пирсона, указывая на имена мистера и миссис Тоут:
   – О них что-нибудь знаешь?
   – О да! Мистер Тоут и мистер Порлок вчера сильно спорили – в этой самой комнате, после вечернего чая. Я разжигал камин, а затем неплотно закрыл дверь и, таким образом, слышал большую часть разговора. Позволю себе заметить – у дворецкого масса возможностей подслушивать. Когда приносишь напитки, забираешь подносы, подкидываешь дрова, нетрудно оказаться рядом с дверью – а дверь оставить приоткрытой, чего никто не заметит, так как в доме центральное отопление, и никто не почувствует сквозняка.
   Фрэнк Эббот прикрыл рот ладонью. Бесхитростные уловки мистера Пирсона чуть не вызвали у него улыбку. Лэмб по-прежнему был хмур и невозмутим.
   – Ты слышал разговор мистера Порлока и мистера Тоута?
   – Часть разговора, – не отводя светло-карих глаз ответил мистер Пирсон. – Мистер Порлок сказал мистеру Тоуту нечто, чрезвычайно мистера Тоута рассердившее.
   – Что именно?
   – Кроме как шантажом это никак не назовешь, честное слово. И он, мистер Тоут, так и сказал – «шантаж», причем довольно громко… А потом мимо проходила горничная, и мне пришлось уйти. Я переждал в маленькой столовой, что как раз через холл, а когда вернулся, мистер Порлок говорил: «Уже есть двое свидетелей, готовых подтвердить время и место, и вы не хуже меня знаете: если полиция начнет копать – найдутся еще».
   – О чем шла речь?
   – Черный рынок, сэр. Мистер Тоут пытался отрицать, однако мистер Порлок его поставил на место. Сказал: «Вы это расскажите в Скотленд-Ярде. Или руководству морского флота!» И ему – мистеру Порлоку – чрезвычайно эта шутка понравилась.
   – А мистеру Тоуту?
   – О нет, сэр! Тот выругался ужасными словами. А мистер Порлок сказал: «Да ладно вам, Тоут! Вы кучу денег нагребли – вы их не заслуживаете, если не способны поделиться тысячей-другой, чтобы закрыть рты свидетелям». А мистер Тоут ему: «Свидетелям? Черта с два! Это вам надо закрыть рот! И я найду способ, будьте уверены. Так что берегитесь, шантажом меня не возьмешь!» А мистер Порлок рассмеялся и сказал: «Или я возьму шантажом, или вы ответите за незаконный сбыт – выбор за вами».
   Лэмб еще больше нахмурился.
   – Значит, мистер Тоут угрожал?
   – Он произнес те слова, которые я вам озвучил, сэр. И сказаны они были довольно угрожающе.
   – Что еще слышал?
   – Больше ничего, сэр. Мистер Тоут поднялся. С весьма резкими выражениями. Едва я успел скрыться в столовой и заняться камином, как он выскочил, красный, как рак, и стал подниматься по лестнице.
   – С Тоутом понятно. Кто еще? – не меняя выжидающей позы, спросил Лэмб.
   Мистер Пирсон снова помедлил.
   – Затем мистер Порлок прошел из кабинета в гостиную. Там он пробыл недолго. Появился с мисс Мастерман и ее братом и проводил их в бильярдную, а я пошел сервировать стол к ужину. Столовая прямо за той стеной, что за вами, сэр. И между комнатами есть дверь – ее видно с той стороны, а здесь она скрыта полками. Тем не менее сквозь дверь голоса доносятся гораздо лучше, чем сквозь стену… вы понимаете… Таким образом, я слышал, когда мистер Порлок вернулся в кабинет с одной из дам. Я подошел к двери – одновременно начищая серебро на случай, если кто-то зайдет.
   – Ты подслушал?
   Эрнест Пирсон скорбно покачал головой.
   – Боюсь, не слишком успешно, сэр. Мне удалось разобрать только то, что в кабинете была мисс Лейн и разговор шел о браслете. Еще она сказала: «нельзя, чтобы кузина узнала» и «с деньгами полный крах». Видите ли, голоса дам различать гораздо сложнее, они не настолько звучные – если вы понимаете… А вот мистер Порлок, напротив, говорил внятно – у него голос… я бы назвал его зычным, мистера Порлока я хорошо слышал. Он сказал: «Не продавайте! Вдруг в следующий раз его опознает кто-нибудь другой?» И еще: «А у меня и чек из магазина есть. С подробным описанием товара. Даю вам время до понедельника – решайте. На этом пока все». Потом мисс Лейн спустилась к ужину с весьма ценным браслетом на руке – с бриллиантами и рубинами.
   Лэмб снова хмыкнул.
   – И что ты об этом думаешь? – спросил он Пирсона.
   – Если учесть все факты, сэр, то напрашивается предположение: а имела ли мисс Лейн право продавать браслет? В общем, у мистера Порлока определенно есть оружие против мисс Лейн. Только вряд ли его интересовали деньги – зачем бы он тогда покупал дорогостоящую вещь? Сдается мне, он просил мисс Лейн что-то для него сделать, а она отказывалась, и он дал ей время на раздумье. Она много вращается в свете; я бы сказал, у нее хорошие связи. А мистер Порлок профессиональный шантажист, и такой контакт был бы ему очень полезен. Если вы понимаете, сэр.
   Лэмб хмыкнул. То ли соглашался с версией Пирсона, то ли просто хмыкнул.
   Ручка продолжала скользить по бумаге, и ум Фрэнка Эббота тоже напряженно работал. Ох и дельце! Кто-то избавил мир от шантажиста. Жаль будет отправлять этого человека на виселицу – даже если это Тоут. А может, и не Тоут. Не хотелось бы, чтобы убийцей оказалась дама, которая украла (или не украла?) дорогой браслет. Наверное, найдутся еще подозреваемые… Фрэнк снова сосредоточился на Пирсоне, который, как фокусник из шляпы, доставал новых персонажей и дошел до мистера Леонарда Кэролла.
   – Тот самый Леонард Кэролл? – воскликнул Фрэнк.
   Лэмб хмуро взглянул на Фрэнка.
   – Знаешь Кэролла?
   – Эстрадный артист. Умен, образован, сейчас очень востребован. Лично я с ним не знаком, но думаю, он мне не понравился бы.
   – Шансонье, что ли? – мрачно спросил шеф.
   – О нет, сэр. Кэролл, ко всеобщему везению, никогда не пел на публике. Полагаю, этот тип способен на многое…
   – На что же? – прорычал Лэмб.
   – Может быть, Пирсон нам поведает, сэр.
   Эрнесту Пирсону было что поведать. Мистер Кэролл прибыл последним. Сразу же прошел в кабинет, и Пирсону представился хороший шанс подслушать. Как он объяснил:
   – Остальные гости одевались к ужину, сэр. Мистер Кэролл воспользовался случаем и даже не потрудился понизить голос. Слышимость была не то чтобы отличная, но вполне удовлетворительная, если вы понимаете…
   – И что же он сказал?
   – Вопрос скорее в том, чего он не договаривал… точнее, чего они оба не договаривали, сэр. Мистер Кэролл начал сразу с напором: «Что вы мне плели про Тошера? Я его в глаза никогда не видел! Кто он? Что он? Вы меня шантажируете, черт побери! Я приехал, только чтобы лично вам заявить!» А мистер Порлок сказал: «Вы приехали, чтобы спастись от виселицы».
   – Виселицы? – присвистнул главный инспектор. – Что же он натворил? Убил кого-то?
   Пирсон покачал головой:
   – Хуже, сэр… Прошу прощения, некоторые убийства можно понять. Не подумайте, что я оправдываю, просто иногда ясно, что именно человека подтолкнуло. Но ехать на фронт якобы поддержать бойцов, а там тайком встречаться с вражескими агентами и передавать информацию, которая, возможно, стоила сотен жизней… Кто до такого опустится?
   У Пирсона даже скулы порозовели. Он добавил:
   – Простите, сэр, расчувствовался. У меня сын воевал… в сорок пятом…
   – Ничего, – сказал Лэмб. – Так что ты слышал?
   – Только обрывки. Существует некий господин Тошер, у которого мистер Порлок раздобыл информацию. По словам мистера Порлока, брат Тошера был фашистским агентом, ближе к концу войны его убили. Тошер открыл открыл коробку с бумагами, оставленную ему братом. Впрочем, вы понимаете, это версия мистера Порлока… непонятно, насколько она правдива. Мистеру Кэроллу мистер Порлок представил дело так: Тошер предоставил документы, которые мистера Кэролла компрометируют по уши. А дальше мистер Кэролл стал ругаться ужасными словами и кричать: «Все это ложь!», а мистер Порлок рассмеялся и ответил, что мистеру Кэроллу, разумеется, видней, и если он уверен, то пускай Тошер показывает бумаги мистера Кэролла в полиции – мол, мистер Порлок лично Тошеру посоветует таким образом проявить патриотизм и исполнить гражданский долг. Я думал, мистера Кэролла удар хватит – правда, сэр! И выражался он… в нашей работе всякого, конечно, наслушаешься, если вы понимаете… но у меня даже волосы дыбом встали. А мистер Порлок только рассмеялся и сказал: «Ну что ж, на том и порешим, дружище!» А мистер Кэролл ему: «Черт вас возьми! Сколько?»
   Сержант Эббот оторвался от записей и пробормотал, взглянув на шефа через стол:
   – Хорошая компания собралась…
   Ответа не последовало. Лицо Лэмба приняло свирепое выражение. Глаза, которые молодой сотрудник непочтительно называл про себя «бычьими», вылезали из орбит.
   – Это все? – прорычал он.
   – Насчет мистера Мастермана, сэр… К большому сожалению, мне не удалось достаточно качественно его подслушать, – с достоинством ответил Пирсон, не дрогнув от грозного взгляда инспектора.
   – Еще и Мастерман? – повысил голос Лэмб.
   – О да, сэр! Мистер Порлок пригласил мистера Мастермана в кабинет перед чаем. Поскольку как раз собирались гости, холл уже нельзя было использовать в качестве наблюдательного пункта – если можно так выразиться… Пришлось ретироваться обратно в столовую, а там условия для прослушки никак нельзя назвать удовлетворительными. Пару раз меня побеспокоила горничная насчет столового серебра… В общем, все, что мне удалось разобрать: мистер Мастерман произнес слово «шантаж», и в разговоре упоминалось некое пропавшее завещание. Зато мне как раз повезло оказаться в холле, когда мистер Мастерман вышел из кабинета, и вид у него был… мне вспомнился Ла-Манш в бурю. До войны мы с женой частенько ездили через пролив в Булонь. Море переменчиво, иногда грозно. Вот и мистер Мастерман выглядел как море перед штормом.
   – Слушай, Пирсон, а ты не выдумываешь?
   – Я, сэр? Выдумываю?
   – Будь поосторожней! У тебя самого положение довольное шаткое. Ты вот сказал инспектору Хьюзу, что в момент убийства ужинал в комнате для прислуги. – Лэмб взял со стола бумагу и прочел: «Минут за пятнадцать-двадцать до убийства я забрал из гостиной поднос. В холл я больше не выходил, пока не зазвонил колокольчик. В момент убийства находился в компании повара, помощницы по кухне и главной горничной». Есть что добавить?
   – Нет, сэр!
   – Значит, забрал поднос и вышел на звук колокольчика? И в промежутке в холле не показывался?
   – Совершенно верно, сэр, – слегка обиженно ответил мистер Пирсон. – Агентство Блэка – солидная контора. Мы действуем в интересах клиента, однако не вплоть до убийства. Неужели не ясно, сэр?
   – Пожалуй, ясно… – проворчал Лэмб.

Глава 20

   Некоторое время спустя Пирсон удалился с поручением от главного инспектора пригласить для разговора Джастина Лея.
   – Подозреваемых достаточно… – заметил сержант Эббот.
   В его натуре было бы прибавить «embarrass de richesse» [6 - Затруднение из-за большого выбора (фр.)], однако он решил не злить начальника. Цитаты на иностранных языках для того были как красная тряпка для быка, и Эббот предпочел воздержаться. Во-первых, мало времени – шеф не успеет хорошенько проехаться на тему «неженок из колледжа» и ввернуть словцо про вред излишнего образования. Фрэнк Эббот знал эту речь почти наизусть – ее надо произносить со вкусом, а не второпях… И Эббот ограничился коротким замечанием, на что инспектор, хмыкнув, ответил:
   – Да уж… Выше крыши.
   – Если, конечно, Пирсону можно верить. Все упирается в его показания.
   Лэмб хмыкнул.
   – Пирсон чист. В полиции служил хорошо. Ушел по инвалидности после несчастного случая. Пару лет восстанавливался, затем поступил к Блэку. Уважаемое агентство.
   Фрэнк задумчиво вертел карандаш.
   – Если Порлок промышлял шантажом, убрать его мог кто угодно. Даже жаль из-за него кого-то вешать…
   – Что за разговоры! – громыхнул Лэмб. – Закон есть закон, порядок есть порядок! Убийством проблему не решить. Чтобы я больше подобных глупостей не слышал! Пирсону врать незачем, думаю, правду говорит. Судя по его показаниям, Порлок определенно шантажировал Тоута и Кэролла – обоих поймал на серьезных делах. Мастерман и мисс Лейн под вопросом. Могут найтись и другие подозреваемые. Посмотрим, что расскажет мистер Лей. Пирсон утверждает, что Лей распоряжался после убийства. Раз не потерял самообладания, вдруг что-нибудь ценное подметил. Жаль, конечно, что мы не приехали, пока местные тут не похозяйничали! Они, в общем, не так плохо зафотографировали и запротоколировали, но все равно – не то. Фотографии и отпечатки пальцев – хорошо, однако быть на месте преступления сразу после и видеть реакцию людей – совсем другое дело. А мы приехали восемнадцать часов спустя, когда все уже успели успокоиться и продумать, что говорить полиции. Вот если застать человека, пока он не пришел в себя, там показания гораздо больше похожи на правду, особенно у женщин. И не только у виновных. Удивляешься порой – как много люди предпочитают скрыть или приукрасить в разговоре с полицейским. Лет тридцать назад была одна свидетельница, вела себя в высшей степени подозрительно, а оказалось – хотела скрыть от мужа, что носит парик… А вот и мистер Лей!
   – Инспектор Лэмб из Скотленд-Ярда и сержант Эббот, – с суровой официальностью представился Лэмб. – Присядьте, мистер Лей. Надеюсь на вашу помощь. Я хотел бы задать несколько вопросов касательно ваших показаний. Прежде всего, как вы познакомились с мистером Порлоком?
   Джастин тем временем подумал, что парочка интересная – типичные представители полицейских старого и нового поколения. Лэмб – сельская школа, без высшего образования, зато университеты и университеты личного опыта. Надежный, как сама земля, простой, как шмат жаренного мяса. Деревенский выговор и проницательный взгляд. Ни дать ни взять – фермер, который торгуется за поросят и телят. Правда, темы он обсуждал поважнее, однако с той же проницательностью и деловитостью. Эббот – типичный выпускник элитной школы, затем полицейской академии, член клуба. Одежда, вероятно, не откуда-нибудь, а с Сэвил-роу [7 - Лондонская улица, известная своим традиционным пошивом дорогой одежды для мужчин.], ухоженные руки. Интересно, сможет ли сержант когда-нибудь сменить начальника? Кто знает… Все эти мысли быстро пронеслись в голове Джастина, и он ответил:
   – Я совсем не знал мистера Порлока. Познакомился лишь вчера, когда приехал сюда на чай вместе с мисс Лейн.
   Лэмб кивнул.
   – Понятно, вас пригласила мисс Лейн. А ее вы хорошо знаете?
   – Очень хорошо. Наверное, мне стоит объяснить причину визита. Моя кузина Доринда Браун служит секретаршей у миссис Окли. Она только устроилась, и поскольку девушка молода, а я ее единственный родственник, я хотел познакомиться с Окли. Понять, что за люди, посмотреть на их круг общения. Я слышал, что у Порлока загородный дом по соседству и что он дружен с Мартином Окли.
   – От кого слышали?
   – От мисс Лейн. И когда она упомянула, что собирается в гости на выходные и может предупредить хозяина и взять меня с собой, я с радостью воспользовался случаем.
   – А мисс Лейн хорошо знала Порлока?
   – Точно не скажу. Общались они очень мило. Она говорила, что мистер Порлок обожает принимать гостей и у него всегда полон дом. Соглашусь, он был радушным хозяином.
   – Какое у вас сложилось о нем мнение, мистер Лей?
   Джастин задумался.
   – Хороший хозяин, как я уже сказал. Обходителен, умеет держаться в обществе. Жизнерадостен. Это, пожалуй, главное, что бросилось в глаза. Компания собралась странная, тяжелая – такую нелегко принимать, а он, по-моему, получал удовольствие.
   Лэмб устремил на Лея пронзительный взгляд.
   – Что значит «странная», мистер Лей?
   Джастин ответил обаятельной улыбкой.
   – Сами поймете, когда познакомитесь.
   Лэмб хмыкнул и дальше расспрашивать не стал.
   – Показался ли вам кто-то из гостей не в своей тарелке, нервным, рассерженным?
   – Мистер Тоут был немного не в себе. Впрочем, не знаю, насколько это для него необычно. – Джастин усмехнулся. – «Немного не в себе» – мягко сказано. Он ни с кем не разговаривал, в развлечениях не участвовал. Просто сидел и как будто злился.
   – За ужином ел?
   Джастин снова невольно рассмеялся.
   – Все, что под руку попадалось. Повар у Порлока прекрасный.
   – Кто-нибудь еще показался вам расстроенным?
   – Как я уже говорил, я с приглашенными знаком не был. Мастерман, возможно, всегда ходит мрачный как туча. Вчера он определенно нагонял тоску. А сестра его, похоже, вовсе никогда не улыбается.
   – Мистер Лей, я должен задать вам один вопрос. Вы, разумеется, имеете право не отвечать, если не захотите. Меня интересует ваше мнение о мистере Грегори Порлоке. Вы сказали, что он «обходителен». А порядочный ли он человек, на ваш взгляд?
   Когда нечто уже сидит в голове, невозможно представить, будто его нет. Как только Доринда сказала: «Это Подлый дядюшка», – Джастин уже не воспринимал хозяина как Грегори Порлока. Стоит ли поведать инспектору историю Подлого дядюшки? Пожалуй, не стоит… А вот Доринда почти наверняка расскажет – укрывать информацию она явно никогда не научится. В этом было даже нечто успокаивающее – представлять, как Доринда со свойственной ей непосредственностью отвечает на вопросы о Подлом дядюшке. Пожалуй, надо предоставить дело ей. С другой стороны, почему бы ему не высказать свое мнение?
   Джастин помолчал совсем немного – не больше, чем обычно требуется человеку на раздумье.
   – Нет, порядочным я бы его не назвал.
   Лэмб несколько мгновений переваривал ответ, затем снова пошел в наступление.
   – Еще пара вопросов, только пусть разговор останется между нами. Значит, вы раньше не знали никого из гостей, кроме мисс Лейн?
   – Кроме мисс Лейн и Доринды Браун, – кивнул Джастин.
   Интересно, к чему инспектор клонит?
   – Говорят, стороннему наблюдателю видно многое. Если я скажу, что некоторые из гостей подверглись шантажу, вы удивитесь?
   – Со стороны Порлока, вероятно?
   – Попали в точку.
   – Нет, ничуть не удивлюсь.
   Лэмб подался вперед.
   – Кого, по-вашему, шантажировали, мистер Лей? Просто предположите.
   – «Просто предполагать», когда речь идет об убийстве, я не хочу, – нахмурился Джастин.
   Лэмб тяжело вздохнул.
   – Хорошо. Выразимся иначе. У нас есть доказательства, что двоих из гостей шантажировали. Вы же сказали, что двое были не в себе – мистер Тоут и мистер Мастерман. Как насчет остальных? Может быть, вы заметили натянутые отношения? С мистером Порлоком, я имею в виду. Например, у мистера Кэролла.
   – Кэролл вообще актер! – воскликнул Джастин и тут же добавил: – Зря я так. Да, мне он не нравится, но я не вправе его оскорблять.
   Лэмб задумчиво кивнул.
   – Ничего, мистер Лей.
   И продолжил расспрашивать. Инспектора интересовала каждая мелочь – кто что сказал и что сделал; он все изучал словно под микроскопом.
   – Заметили ли вы, что на мисс Лейн был браслет? Не вспомните, какой?
   Джастин заметил. И вспомнил.
   – Решетка из бриллиантов и рубиновые вставки.
   – Дорогой?
   – Чрезвычайно. Я так предполагаю.
   – Видели его раньше?
   – Нет. Кстати, мисс Лейн показала нам браслет, когда спустилась к ужину. Сказала, что браслет был утерян, а Порлок его вернул. Благодарила.
   – Припомните как можно точней – что именно она сказала?
   Джастин припомнил. Вопросы продолжились. Постепенно дошли до момента убийства.
   – Давайте выйдем в холл, и вы покажете, где находились и что делали.
   Эббот засек по секундомеру время, а Джастин проделал то же, что прошлой ночью в полной темноте – пробрался по стене к входной двери и нащупал выключатель.
   – Что потом? – раздался спокойный голос Лэмба – инспектор внимательно наблюдал за Джастином, стоя у камина.
   – Потом я подошел к лежащему Порлоку. Как написано в моих показаниях.
   Лэмб хмыкнул.
   – Понятно. А потом позвонили и велели Пирсону вызывать полицию. Пойдемте обратно в кабинет.
   В кабинете вопросы возобновились:
   – Вы встали рядом с телом на колени?
   – Да, и проверил пульс, чтобы убедиться, что он мертв.
   – Покойный лежал лицом вниз, а нож был воткнут между лопаток?
   – Да.
   – Заметили ли вы что-нибудь необычное?
   – Вокруг места удара было белое пятно.
   – Знаете, что это?
   – Наверное, светоотражающая краска. Ее использовали для шарады.
   – Можете ли вы предположить, что покойный испачкался случайно?
   – Нет! Не могу.
   – И как же он испачкался?
   – Думаю, краску нанес убийца, чтобы не промахнуться в темноте.
   – Еще два вопроса, мистер Лей: кто знал, что в доме есть краска, и откуда они узнали?
   – Точно не скажу. Краска упоминалась за ужином.
   – Как конкретно упоминалась?
   Джастин рассказал. Лэмб продолжил спрашивать.
   – Значит, краска была у двоих. У Окли для часов и у Порлока для балки в гардеробной, а банка стояла во всеобщем доступе.
   – Краска была повсюду. У Кэролла для участия в шараде все руки были измазаны, а также окрашены маска и рога. На мисс Лейн был костюм монахини – из двух полотенец и простыни. Кэролл спрыгнул на нее со стола, который стоит у лестницы. И ее наверняка испачкал. Как только зажгли свет, она сняла костюм и бросила на стол. Кэролл там же оставил маску. Кто угодно мог раздобыть краску и оставить отметину на спине Порлока. Мы все стояли близко друг к другу у камина, кто угодно мог…
   – И никто ничего не заметил, мистер Лей. По крайней мере не сознается. Кто-то нанес краску, кто-то взял кинжал – его отсутствие тоже никто не заметил. Хотя в странном доме нечему удивляться. А дом действительно странный! Все, кроме мисс Лейн, отмечают это в показаниях. Она единственная, кто посещал Грэндж-хаус ранее, однако про краску узнала лишь за ужином. Преступление было тщательно спланировано. Убийца дерзок, изобретателен и находчив. Использовал подручные средства – кинжал, краску, шараду. Играть в шарады – идея мисс Лейн?
   – Неслыханно даже предполагать!.. – напрягся Джастин. – Мисс Лейн лучше всех ладила с Порлоком.
   Лицо Лэмба было непроницаемым.
   – Я не делаю предположений, мистер Лей, я излагаю факты. Я здесь только для этого – собрать факты. И мне нужна ваша помощь. Я хочу знать, где находился каждый из гостей, когда вы зажгли свет. Вы ведь хорошо их видели от входной двери, верно? Не могли бы нарисовать примерный план?
   – Уже нарисовал.
   Джастин достал листок бумаги и положил на стол.
   Фрэнк Эббот поднялся и встал за спиной Лэмба. Какое-то время они изучали чертеж, а затем Лэмб сказал:
   – Ближе всего к покойному женщины – по обе стороны. Мисс Лейн находилась между вами и телом. Миссис Окли – с другой стороны. Она стояла к вам лицом?
   – Да, и лицом к убитому.
   – Расстояние?
   Джастин засомневался.
   – Футов пять-шесть…
   – А мисс Лейн?
   – Примерно так же. Но она была спиной ко мне.
   – Вы видели миссис Окли. Как она выглядела?
   – Испуганной, потрясенной.
   – А потом встала на колени рядом с убитым, называя его Гленом и говоря, что кто-то его убил?
   – Да.

Глава 21

   Главный инспектор продолжал опрашивать гостей мистера Порлока. Если он и устал задавать одни и те же вопросы, внешне это никак не выражалось. Некоторые беседы были короткими, другие – непереносимо длинными, особенно для опрашиваемых.
   Мистер Мастерман опять вышел из кабинета с багровым лицом – совсем как в показаниях Эрнеста Пирсона. Он направлялся в свою комнату, когда одна из дверей открылась, и выглянула сестра.
   – Джеффри, я хочу с тобой поговорить!
   – Не сейчас!
   Он собирался скрыться в спальне, громко хлопнув дверью, однако не успел – сестра догнала его и схватила за руку.
   – Или ты поговоришь со мной, или я все им расскажу! Выбирай!
   Мастерман уставился на сестру. Если женщину довести, она способна на любую глупость. С сестры станется, правда ведь расскажет… Он сказал спокойно и сдержанно:
   – Я не буду ничего обсуждать в доме. Надень пальто и шляпку и пойдем прогуляемся.
   Она зашла в свою комнату без единого слова и так же молча вернулась – уже в мешковатой старенькой шубе и потертой шляпке из черного фетра. Они спустились, вышли через парадную дверь и, миновав сад, оказались на открытом пространстве поля для крокета – в довоенные годы престарелая мисс Помроуз устраивала игры для друзей. Наконец Мастерман заговорил:
   – Ну, что ты хотела сказать? Только давай ходить туда-сюда! Так будет выглядеть естественней.
   Мисс Мастерман скомкала на груди воротник шубки и схватила мертвой хваткой – так же, как недавно руку брата.
   – Что они тебе сказали? Что ты им ответил? Что они спрашивали?
   Мастерман пожал плечами.
   – Ничего особенного. Хорошо ли я знал Порлока, приезжали ли мы к нему раньше, в каких были отношениях. Про вчерашний вечер, про разговоры за ужином…
   – Разговоры за ужином на какую тему?
   Он искоса глянул на сестру.
   – Много будешь знать – скоро состаришься! Ну про светящуюся краску спрашивал, и что? Порлока пометили краской. Ты же видела белое пятно вокруг кинжала? Полицейские, конечно, хотят знать, кто его пометил. Для начала выясняют, кто мог в принципе. К несчастью, мог кто угодно… кроме, наверное, Тоута. Хотя… никто толком не помнит, вышел ли он в холл разгадывать шараду. Или мы его не заметили в темноте?
   – Когда ты зажег свет, его не было… – еле дыша сказала мисс Мастерман.
   – После выступления? Действительно… Что логично, если предположить, что именно он зарезал Порлока. Мазнул его краской в темноте, потом спрятался за дверью для слуг. Вполне мог оставить ее приоткрытой – никто бы не обратил внимания. После шарады, когда зажгли свет, дождался, когда Порлок отойдет от нас, и выключил свет – у служебной двери как раз есть выключатели. А потом выскочил, всадил нож в Порлока и встал в дверях гостиной – где мы его потом и увидели!
   Мисс Мастерман остановилась.
   – Так и было?
   – Откуда же мне знать, дорогуша? Возможно…
   – Джеффри… – пробормотала она, задыхаясь.
   – Что?
   – Это ведь… не ты?
   – Ну ты даешь, Агнес! – хохотнул он.
   – Точно не ты?
   Он снова засмеялся.
   – Нет, дорогая, не я. Сказать по правде, были моменты, когда я мечтал его убить. Но не убил. Кто-то сделал это за меня. Плохо только, что нас подслушивали – думаю, тот тип с лошадиной мордой, дворецкий. Инспектор из Скотленд-Ярда, похоже, догадывается, что Порлок меня… вроде как шантажировал.
   – Еще как шантажировал… – произнесла Агнес Мастерман пересохшими губами.
   – Не вздумай выболтать инспектору! – Тон Мастермана стал суровым. – Слышишь? Держи язык за зубами! Доказательств у них практически нет. Я почти уверен. Подумаешь, кто-то упомянул пропавшее завещание! Часть моего разговора с Порлоком подслушали. Инспектор сказал: уловили слово «шантаж» и что-то про завещание, которое пропало. Держи язык за зубами, слышишь, Агнес? На все вопросы отвечай: «Порлок знакомый брата, у них деловые отношения, о которых я ничего не знаю». С Порлоком ты познакомилась только вчера. Он был мил. Больше ни слова! Тогда все будет хорошо.
   Агнес Мастерман в полном отчаянии глубоко вздохнула. Она всегда побаивалась Джеффри, и у нее не хватало мужества с ним спорить. Однако пора решаться, сейчас или никогда. И представив, как всю оставшуюся жизнь мучается в аду, который создал ей брат, она вдруг ощутила прилив храбрости. И слова, которые она прокручивала в голове много бесконечно долгих дней и бессонных ночей, сомнения, которые бередили ее израненную душу, вдруг ринулись наружу бурным потоком.
   – Джеффри, я больше не могу! Не могу, правда! Скажи, что ты сделал с завещанием кузины Мэйбл! Ты нашел его и унес. Она сказала – отобрал. Когда я ее успокоила, она сказала, что достала завещание и перечитывала, а ты зашел и отобрал. Она была ужасно-ужасно испугана – я не должна была бросать ее в тот вечер… Джеффри, признайся, ты снова к ней зашел и напугал еще больше?
   – Что за нездоровые фантазии, Агнес! – ответил Джеффри Мастерман. – Зачем мне было возвращаться? На следующий день я вернул бы завещание – если бы кузина Мэйбл не умерла во сне, – ну, посоветовал бы кое-что исправить… Увы, мать-природа распорядилась по-своему. Ты беспокоишься, что я тоже приложил руку? Слушай, если человек сердится, когда престарелые дамы обходят в завещании родных, это еще не значит, что он убийца!
   Мисс Мастерман остановилась, глядя на брата с напряжением, казалось, сковавшим все ее существо.
   – Джеффри, поклянись, что не возвращался, не запугивал ее, не трогал!
   – Поклянусь, если хочешь. Только какой смысл? Факт есть факт. Я не возвращался.
   Хорошо, что не стал спорить. Сестра явно поверила – расслабилась, успокоилась. Пару раз глубоко вдохнула полной грудью. Мастерман взял ее под руку.
   – Пойдем. Стоять на месте подозрительно.
   Они немного прошлись, и Агнес спросила уже другим тоном – более живым и естественным:
   – А что было в завещании? Расскажи!
   Джеффри рассмеялся.
   – Ну ты-то в порядке! Ты свои пятьдесят тысяч получила – «дорогая Агнес Мастерман, которая всегда была ко мне добра». – Тут он опять зло рассмеялся. – А вот мне достались жалкие пять тысяч, и я никакой не «дорогой», зато целых сорок пять тысяч она решила спустить на какую-то благотворительность!
   Щеки мисс Мастерман порозовели. Глядя на нее в эту секунду, можно было представить, как она выглядит, когда счастлива. Глаза заблестели, голос зазвенел.
   – Джеффри, почему же ты молчал? Забирай деньги – мне они не нужны! Бери пятьдесят тысяч, а мне отдай свою долю. Пойдешь к адвокатам и скажешь, что нашел более позднее завещание. Скажешь – покойная спрятала в коробке из-под печенья. Чистая правда, между прочим, там она его и держала, бедняжка… И мы перестанем жить в сплошном кошмаре. Я просто умру, Джеффри, если ничего не изменится!
   Она говорила тихо, однако голос ее дрожал от возбуждения. Даже шла она по-другому, слегка обгоняя брата.
   Мастерман посмотрел на сестру с удивлением:
   – Ну и ну, Агнес! Какая горячность! Если ты жаждешь отдать сорок пять тысяч на благотворительность, я мешать не буду. Не слишком ли твоей совести много надо?.. Так или иначе, завещание в кармане я не ношу, и Трауэр с Уэйкфилдом живут не по дороге, так что придется подождать возвращения домой. Там и решим – если, конечно, не возникнет осложнений с делом Порлока и не получит развития тема с шантажом. Так что, если хочешь увидеть завещание, уж постарайся держать себя правильно с ищейками из Скотленд-Ярда!

Глава 22

   Вошедшего с веселым видом в кабинет мистера Кэролла сержант Эббот смерил холодным взглядом голубых глаз. И сделал вывод: притворяется. С одной стороны, Кэролл в некотором роде актер – чего еще ожидать. С другой стороны, возможно, что-то скрывает. Если верить Пирсону, ему есть что скрывать. Эббот хладнокровно выдержал ответный – довольно вызывающий взгляд – и взялся за карандаш.
   Кэролл с готовностью обратился к главному инспектору:
   – Я, конечно, никого из гостей не знаю, кроме мисс Лейн – ее я, разумеется, встречал. Однако с радостью помогу, чем только…
   – Мистера Порлока вы ведь тоже знали? – перебил инспектор.
   Мистер Кэроллл поднял свои асимметричные брови.
   – Совсем немного, если честно. Встречались пару раз в разных домах, куда я приезжал по работе. Когда он связался со мной по поводу этих выходных, я…
   – Он предложил вам выступить?
   Более высокая бровь поползла вверх, а за ней и вся сторона лица поднялась в кривой улыбке.
   – Дорогой мой, вы же познакомились с остальными? Бесплатно меня сюда и табун лошадей не затащил бы! Если честно, я даже собирался просить Порлока о прибавке.
   Кэролл сделал красноречивый жест, словно махнув рукой на всех этих Тоутов и Мастерманов, откинулся в кресле и продолжил:
   – Спрашивайте! Я к вашим услугам, хотя и не уверен, что смогу быть полезен. Видите ли, после шарады я был перемазан краской и пошел наверх, так что меня не было в холле, когда Порлока зарезали.
   – Так я и понял. Вот рисунок мистера Лея, где изображено, где кто стоял после убийства, когда зажегся свет.
   Инспектор передал бумагу через стол.
   – Посмотрите, пожалуйста, и скажите: все ли верно?
   Леонард Кэролл взглянул мельком, кивнул и отдал листок обратно.
   – Вроде да. Я где-то на третьей ступени сверху. Тоут выходил из гостиной. Ну или… – Тут его рот слегка скривился. – …или делал вид, что выходил. Мойра Лейн и миссис Окли стояли по обе стороны от Порлока. Эффектная вышла сцена, захватывающая… Особенно когда миссис Окли упала на колени и начала кричать: «Глен! Глен! Глена убили!» Вы уже выяснили, почему она назвала его Гленом? Учитывая, что звали его Грегори, а друзья обращались «Грег», удивительно, правда? К тому же, как я понял, встречались они лишь однажды – пару дней назад. В таком случае непонятно, с чего ей так убиваться…
   – Пожалуй, – ответил инспектор. – Но давайте поговорим о том, что делали вы. Вот ваши показания.
   Инспектор поднял листок с бювара и пробежал глазами.
   – По вашим словам, когда включили свет после представления, вы находились на дубовом столе в холле, а рядом на полу стояла мисс Лейн. На вас была маска, окрашенная светоотражающей краской. Вы сняли маску и бросили ее на стол. Затем спрыгнули со стола, подошли к остальным, приняли поздравления и направились наверх, чтобы смыть краску с рук. Зачем вы пошли наверх? Ведь была ванная ближе, не так ли?
   – Я оставил смокинг в своей комнате. На мне был свитер.
   – Как долго вы отсутствовали?
   – Не знаю… несколько минут.
   – Вы быстро отмыли краску…
   Кэролл криво улыбнулся.
   – Работа такая. Я привык быстро переодеваться между сценами.
   – Понимаю.
   – Хотел бы быть более полезным. Увы, я был далеко от места преступления. Когда зажегся свет, я стоял на самом верху лестницы.
   – Вы видели камин? Там слева есть выключатели. Кто стоял к ним ближе всех?
   – Боюсь, не успел разглядеть… Я только успел завернуть за угол, как свет погас.
   Лэмб подался вперед.
   – Мистер Кэролл, выключатели находятся в четырех местах. Свет в холле можно выключить с четырех разных позиций.
   – Да?.. Не знал…
   – Однако поручили кому-то выключить свет для шарады и включить после…
   – Ах да, виноват! – пожал плечами Кэролл. – Я знал про выключатель у камина и назначил Мастермана ответственным за свет. Другие мы не использовали.
   – Итак, есть четыре выключателя, – продолжил Лэмб. – Один у входной двери, один слева от камина, один у двери для слуг – в глубине, и один – на верхнем пролете лестницы. После нападения на мистера Порлока мистер Лей зажег свет у входной двери. На выключателе остались его отпечатки. Соответственно, мы можем с уверенностью сказать, что погасили свет не оттуда. Остается три позиции. Вы утверждаете, что мистер Мастерман воспользовался выключателем у камина?
   – Да.
   – Его отпечатки говорят о том же. После него к выключателю никто не прикасался, иначе отпечатки стерлись бы.
   – Возможно, сам Мастерман прикоснулся к выключателю еще раз.
   – Возможно. Однако имеются еще две позиции: служебная дверь и верхний пролет.
   Леонард Кэролл рассмеялся.
   – Верхний пролет? Как удобно! Жаль вас разочаровывать – я не знал. А если бы знал и жаждал всадить нож в Порлока (тем самым лишившись солидного гонорара) – как, по-вашему, я это сделал бы? Я бы не успел добраться с верхней ступени до Порлока и обратно, пока не зажегся свет – если бы не отрастил крылья, конечно. Боюсь, это невозможно.
   – Вообще-то, возможно, – бесстрастно заметил Лэмб. – Теоретически, мистер Кэролл. Разумеется, только теоретически… Съехать по перилам можно так же быстро, как слететь на крыльях. И мистер Порлок стоял внизу в очень удобной позиции – чрезвычайно удобной: спиной к вам и с пометкой на спине. А обратно… Если перепрыгивать через ступень, как вы, кстати, сделали раньше, как раз добежали бы, пока мистер Лей нащупывает дорогу к входной двери в темноте.
   Лицо Леонарда Кэролла приобрело нехороший оттенок. На лбу заблестели капельки пота, глаза забегали.
   – Вы шутите? – выдавил он после довольно продолжительного молчания.
   – Я не шучу на работе, мистер Кэролл, – ответил Лэмб. – Вы сказали, что не могли совершить убийство, а я показал, что теоретически могли.
   Фрэнк Эббот отметил интересную деталь. Рука Кэролла, расслабленно лежащая на колене, словно закоченела – казалось, только героическим усилием он удерживается от того, чтобы не сжать пальцы. То же усилие сковало мышцы лица и шеи. Он словно заморозил кровь в жилах, чтобы не покраснеть от гнева. И гневные слова, так и не вырвавшись наружу, остались на языке.
   Лэмб наблюдал за любопытным явлением с невозмутимостью слона.
   – Видите ли, мистер Кэролл, я обязан рассмотреть все существующие версии. И с утверждением, что вы чисто физически не имели возможности зарезать мистера Порлока, не соглашусь. Другое дело – есть ли у вас мотив от него избавиться. Вы утверждаете, что были едва знакомы.
   Рука на колене снова расслабилась, так и не сжавшись.
   – Я бы не назвал это знакомством – пара мимолетных встреч в гостях и вчерашняя договоренность… – пожал плечами Кэролл.
   – Хотите сказать, что у вас не было причин ссориться?
   Кэролл никогда не лез за словом в карман.
   – Ну это как посмотреть, – рассмеялся он. – При желании повод для ссоры всегда отыщется, даже если видишь человека впервые. Однако убивать необязательно, правда?
   «Изворотливый как уж», – подумал Лэмб. И соображает быстро. А убийца Грегори Порлока необычайно находчив и умен.
   Лэмб рассудительно произнес:
   – По-разному бывает… А правда ли, что вы ругались с мистером Порлоком в этой самой комнате перед ужином?
   – Мы переговорили, выпили по стаканчику.
   – Вы спросили: «Что вы плетете про Тошера?» и послали Порлока к черту, затем назвали «шантажистом» и сказали, что только для этого и приехали. А он ответил: «Вы приехали, чтобы избежать виселицы».
   Если в первый момент мистер Кэролл онемел и покрылся испариной, почувствовав угрозу, то сейчас, уже прекрасно владея собой, презрительно бросил:
   – Что за вздор?
   – Вас подслушали.
   – У того, кто подслушивал, плохо со слухом, – не моргнув ответил Кэролл. – Порлок спросил, знаю ли я человека по имени Тошер, а я ответил, что в глаза никакого Тошера не видел.
   – Это далеко не все, мистер Кэролл. Насколько я понял, Тошер был вражеским агентом, и мистер Порлок предполагал, что вы встречались с ним во время войны, когда приезжали на фронт в составе концертной группы, и передавали некую информацию, которая затем, вероятно, использовалась фашистами. Нет-нет, подождите минутку, будьте добры, останьтесь! Предположение выдвинул не я. Просто пересказываю. Некто слышал, как его выдвигал мистер Порлок, чем, наверное, и спровоцировал ссору.
   Мистер Кэролл сменил тактику поведения и опять рассмеялся.
   – Ваш «некто» не все уловил через дверь. Жаль, он не зашел – разобрался бы, что к чему. Порлок сказал, что Тошер околачивался в Бельгии как раз, когда я там был, и якобы мы с ним знакомы. Мне не понравились его намеки – оскорбительные, на мой взгляд. И я дал Порлоку понять, что не в восторге, – а кто был бы на моем месте? Рассказывать о каком-то шпионе и утверждать, что я с ним знаком… Я разозлился – о чем даже не жалею. Однако не убивать же человека за бестактность, верно?

Глава 23

   – Ну? – спросил Лэмб, откинувшись на стуле, когда за Леонардом Кэроллом закрылась дверь.
   Фрэнк Эббот перевел взгляд на начальника. Лицо у него было холодным и саркастическим – он явно не составил об ушедшем лестного мнения.
   – Что скажете, сэр?
   – Это я тебя спрашиваю!
   Инспектор не слишком заботился о проявлении уважения к младшему коллеге. Скорее, обращался к нему, как к нерадивому школьнику. Фрэнк принял почтительный тон:
   – Каждый старается приписать убийство другому. Мастерман придумал хитрую теорию, как Тоут проскользнул через холл в темноте и спрятался за служебной дверью. Кэролл тоже Тоута не обошел вниманием. И все они: и Кэролл, и Мастерман, и сам Тоут из кожи вон лезли, чтобы донести до нас, как миссис Окли упала на колени, называя убитого Гленом.
   Лэмб хмыкнул.
   – Да, надо бы разобраться… Мисс Лейн и мисс Мастерман мы еще не приглашали. От миссис Тоут толку мало. Если она и видела мужа в холле, не признается. Об остальных она говорить отказалась. Из подозреваемых я бы ее исключил. Похоже, убийца кто-то из этих трех – если бы не странная история с миссис Окли… У Окли тоже мог найтись мотив. Но рассмотрим основную троицу. Кэролл – достаточно умен и находчив; по мнению Пирсона, с четким мотивом. Мастерман – оставил полно отпечатков на выключателе у камина (правда, этому есть хорошее объяснение); не исключено, что и у него был мотив, – надо запросить информацию у наших… И наконец, Тоут. Что ты о нем думаешь?
   Фрэнк приподнял брови.
   – Предполагаемый убийца умен и быстр. Тоут едва ли подходит под описание. С другой стороны, если Тоут и вправду такой тугодум, каким образом он заработал столько денег?
   – Во-первых, не заработал, а украл. А во-вторых, он не такой дурак, каким кажется.
   «А шеф в хорошей форме!» – подумал Фрэнк.
   – Черный рынок жил по своим правилам. Тупых преступные группировки, конечно, использовали, но сильно разбогатеть им не давали. А Тоут, насколько я понимаю, неплохо живет. У мелких сошек не бывает крупного заработка. Если Тоут сорвал большой куш, значит, не такой уж он и дурак.
   Лэмб сидел, глядя в пространство и барабаня пальцами по папке с бумагами.
   – Он должен был намазать Порлока светоотражающей краской и добраться до одного из выключателей. На том, что возле служебной двери, куча отпечатков, чего и можно было ожидать, и у входной двери то же самое. А вот с выключателя наверху отпечатки кто-то стер.
   – Кэролл?
   Лэмб кивнул.
   – Или Тоут. Если он вышел в служебную дверь, то мог подняться на второй этаж по черной лестнице – только не знаю, зачем ему это…
   – Маловероятно, – покачал головой Фрэнк. – Тоут не в той форме, чтобы съезжать по перилам и бегать по лестницам. И вообще, сэр, кто бы по лестнице ни пробежал – неважно, вверх или вниз, – его бы услышали. Нельзя пройти бесшумно по дубовым ступеням без ковра.
   – В чулках – можно. Если бы Кэролл спустился по перилам и забежал по лестнице, он оставил бы ботинки наверху, а потом их надел бы. А Тоут снес бы ботинки в руках. Полные люди часто необыкновенно проворны. Вопрос в другом: зачем ему выключать свет наверху, когда гораздо легче сделать это снизу, от служебной двери?
   – Как и говорил Мастерман, Тоут вышел вместе со всеми из гостиной смотреть шараду, затем в темноте пересек холл и спрятался за дверью для слуг, а краску нанес, пока шел за Порлоком в холл. Таким образом и выключатель рядом, и светлое пятно на спине Порлока есть, чтобы не промахнуться в темноте. Теоретически все сходится, однако реальных доказательств – кот наплакал.
   Дверь приоткрылась, и робко вошел Пирсон с подносом. В образе дворецкого, а не частного детектива. На подносе стоял чайничек, сосуд с молоком, сахарница из сервиза времен королевы Анны, две чашки и блюдца, блюдо под куполом, фруктовый пирог и тарелка с сэндвичами. Приятно запахло то ли маффинами, то ли гренками.
   Пирсон ловко прикрыл за собой дверь и поставил поднос на стол.
   – Я подумал, что вы не прочь выпить чаю, сэр. Под крышкой тосты с яйцом и анчоусовой пастой. – Затем он включил режим частного детектива и добавил: – Есть кое-какая информация, сэр, которую вам следовало бы знать…
   – Какая? – Лэмб оторвал взгляд от железного купола на блюде. – Говори быстрей!
   – Дело касается гувернантки миссис Окли, сэр… – почтительно начал Пирсон.
   – И? – Лэмб резко оглянулся на Фрэнка Эббота, который взялся за чайник. – Мне не наливай – помои можешь сам пить! Я люблю покрепче! Хорошенько завари, дай настояться, и сахарку побольше! Так говорила моя бабушка, а лучше чая, чем она, никто не делает.
   Затем Лэмб снова обернулся к Пирсону и спросил:
   – Так что насчет гувернантки?
   – Хуппер, сэр. Мисс Хуппер. Ничего особенного, сэр. Просто Порлок ей платил.
   Лэмб уперся руками в колени и подался вперед.
   – Неужели? И почему ты так думаешь?
   – Я не думаю, а знаю, – оскорбился Пирсон. – В домах, как этот, удобно подслушивать телефонные разговоры, тем более что запасной аппарат расположен в буфетной – как раз под рукой у дворецкого, в личном распоряжении, если вы понимаете… Когда я видел, что мистер Порлок кому-то звонит, я просто шел в буфетную и закрывал дверь. А когда звонила мисс Хуппер – она сама звонила, только представлялась, разумеется, другим именем, мне оставалось соединить ее с мистером Порлоком и сделать вид, что я повесил трубку. Характерный щелчок можно легко имитировать.
   Фрэнк Эббот добавил три ложки молока в свой светло-желтый чай. Лэмб хмыкнул.
   – Как ты понял, что это мисс Хуппер, если она не представилась?
   – Девушка-оператор в телефонном центре подсказала мне имя, сэр, – со скромным достоинством произнес Пирсон. – Мисс Хуппер представилась как Робинсон. Я вскоре обнаружил, что никого с подобным именем в Милл-хаусе нет. А из разговора понял, что дама кто-то вроде личной гувернантки.
   – И зачем она звонила?
   – Первый звонок был во вторник, сэр. Дама представилась как мисс Робинсон, я соединил ее с мистером Порлоком. Дело было вечером… Мистер Порлок сказал: «Докладывайте», а она ему: «Особо докладывать нечего. Они прибыли, гувернантка мисс Коул уехала обратно в город, зато вернулась прежняя няня». Мистер Порлок на это сказал, что его не интересуют няни, а интересует секретарша. Горничная фыркнула и ответила, что миссис Окли секретаршу балует и собирается отправить в Лондон за вечерним платьем. Мистер Порлок спросил: «Когда?» А горничная ответила: «Завтра». А мистер Порлок вдруг заговорил резко: «Слушайте внимательно! Это очень важно». И рассказал, что мистер Окли ищет светоотражающую краску для часов сына и что миссис Окли должна послать мисс Браун – секретаршу, в торговый центр «Делюкс» между двенадцатью и часом, потому что у них краска есть. И добавил: «Не забудьте и не перепутайте! Магазин «Делюкс» между двенадцатью и часом». И спросил, во что будет одета мисс Браун. Мисс Хуппер ответила, что у мисс Браун всего одно пальто – из светло-коричневого твида и изрядно потрепанное. Мистер Порлок расспросил и про шляпку, и про туфли, и про сумочку – во всех подробностях. А потом добавил с непонятным смешком: «А у нее все еще глаза одного цвета с волосами?» На что горничная фыркнула, что лично она мисс Браун не рассматривала. А он ей: «Это все?» А она: «Еще был странный случай». Он спросил: «Какой?» Оказалось, перед ужином миссис Окли зашла в будуар (туда ведет сквозная дверь прямо из спальни) и вдруг вскрикнула, будто ее ударили. Мисс Хуппер пошла выяснить и увидела миссис Окли со смятой фотокарточкой в руках. Миссис Окли на нее посмотрела, а затем рухнула на стул – едва не упала в обморок. Мисс Хуппер фотокарточку подобрала. Мистер Порлок спросил: «И что дальше?» А она ему сказала – довольно язвительно: «Вы не догадываетесь, кто на фотографии?» А он: «Напомните лучше название ателье». Она сказала: «Роубеккер и сын, Норвуд». А мистер Порлок присвистнул и повесил трубку. Через пару минут мистер Порлок набрал лондонский номер – вот он, сэр – и говорил с некой Мэйзи. Ей он дал указания: «Между двенадцатью и часом дня завтра. Ищите длинное старое пальто из светло-коричневого твида». Потом пересказал все, что говорила про мисс Браун горничная. И наконец: «Раньше у нее глаза полностью совпадали по цвету с волосами. Сейчас, наверное, тоже – золотисто-карие, очень красивые… Выполняйте!» В тот раз больше ничего, сэр.
   – Были еще разговоры?
   – Да, сэр. На следующий день мисс Хуппер позвонила около половины восьмого, сказала – раньше не могла, ждала, когда миссис Окли пойдет принимать ванну. Доложила, что мистер Окли вернулся вместе с мисс Браун. Тут мистер Порлок сначала выругался, а потом буркнул «Ну и ладно!» и отключился.
   – Это все?
   – Нет, сэр. Она звонила вчера после обеда: мол, миссис Окли очень расстроена со среды, «точнее, с вашего прихода». Мистер Порлок спросил: «Она приедет?» А горничная ответила, что миссис Окли все же решила поехать, чтобы мистер Окли не заметил ее расстройства.
   – Хм, – произнес Лэмб, затем добавил: – Спасибо, Пирсон!
   Когда дверь за Пирсоном закрылась, инспектор повернулся к подносу – налил чашечку крепкого чая, щедро добавил молока и сахара и с полной отдачей занялся тостами с анчоусами. На протяжении всей трапезы он лишь один раз прервал молчание, чтобы хмыкнуть и сказать:
   – Значит, он ездил к ней в среду. И мы навестим ее – сразу после чая!
   В холле они столкнулись с Джастином Леем.
   – Я хотел отпроситься ненадолго – нужно съездить в город за необходимыми бумагами. Планирую отправиться рано утром и вернуться к обеду.
   – Хорошо, мистер Лей.
   Однако у мистера Лея была еще одна просьба.
   – Мисс Лейн хотела бы поехать со мной. Вы не возражаете?
   На этот раз главный инспектор не спешил дать согласие. Он сказал:
   – Я еще не виделся с мисс Лейн. Она не самый важный свидетель, однако я должен с ней встретиться. Вы обещаете, что вернетесь к двум часам?
   – Постараюсь.
   Лэмб направился к дверям, потом обернулся.
   – А зачем ей в город?
   – Навестить кузину, леди Пемберли, она тяжело больна. Мисс Лейн хочет к ней заехать – боится, как бы история с убийством ее не разволновала. Я лично отвезу мисс Лейн, а затем заберу.
   Снова последовала пауза. Наконец инспектор сказал:
   – Хорошо, мистер Лей. К двум часам прошу быть здесь.

Глава 24

   Мартин Окли встретил посетителей категорическим отказом.
   – Жена больна и никого не принимает!
   – Есть справка от врача, мистер Окли?
   – Не нужна нам справка! Я жену знаю лучше, чем любой врач. Она не в состоянии никого видеть. Она нежная и хрупкая женщина, а на ее глазах вчера убили человека – близкого соседа, и вы полагаете, она будет с вами это обсуждать? Боже правый! Она чуть не умерла от потрясения. К тому же ей нечего добавить к моим словам. Мы все там были, стояли рядом. Затем мистер Порлок отошел к лестнице. Потом он снова направился к нам, и тут погас свет. Мы услышали стон и звук падения. Не прошло и минуты, как свет зажегся, а Порлок уже лежал мертвый на полу с кинжалом в спине. Больше я ничего не знаю, и моя жена тоже. Она очень чувствительная и добрая. Она присела рядом с телом, убедилась, что помочь уже нельзя, и у нее началась истерика.
   – Понимаю, – сказал Лэмб.
   Они сидели в кабинете среди хромированных стульев и красных бархатных штор, которые явно не подходили друг другу по стилю и были расценены инспектором как «штучки-дрючки». Убранство вовсе не отвечало представлениям главного инспектора о кабинете порядочного английского джентльмена.
   – Как долго вы знаете мистера Порлока?
   – Пару месяцев.
   – А миссис Окли как давно его знает?
   – Она не была представлена мистеру Порлоку до прошлой среды, когда мы приехали к нему с визитом.
   – Вы уверены?
   – Конечно, уверен! Спросите кого угодно! У меня с ним деловое знакомство. А жена даже в глаза его не видела до встречи в среду.
   – Тогда как вы объясните, что она называла его Гленом?
   – Никого она Гленом не называла!
   – Мистер Окли, кроме вас и вашей жены там присутствовали восемь человек. Все они утверждают, что миссис Окли несколько раз воскликнула: «О, Глен! Глена убили, убили! О, Глен, Глен, Глен!»
   – Тогда все они ошибаются. Зачем ей называть его Гленом? Его звали Грегори. Мы называли его Грегом. В разговорах с женой я упоминал его как Грега. Она сказала: «Грега убили! Он мертв! Мертв!» Да, она плакала в это время, рыдала… Почему кто-то вообразил, что она сказала «Глен», ума не приложу.
   Выслушав свидетеля, главный инспектор выдержал долгую паузу. Затем произнес:
   – Мне нужно переговорить с мисс Дориндой Браун и горничной миссис Окли. Пожалуй, я бы сначала пригласил горничную.
   – Горничную? – напрягся мистер Окли. – Она служит у жены всего неделю. Ее вчера с нами не было.
   – Я бы хотел ее увидеть, мистер Окли.
   Хуппер появилась в кабинете в черном платье со старомодной брошью. Тусклые волосы подозрительно напоминали парик, над выпуклым лбом мелкие, частые кудряшки, щеки землисто-бледные, губы поджаты. Она подошла к столу и застыла с видом заученной почтительности.
   – Вас зовут Хуппер, и вы гувернантка миссис Окли, верно?
   – Да, сэр, – ответила та, почти не разжимая губ. – Луиза Хуппер.
   – Как давно вы служите у миссис Окли?
   – Почти десять дней. Я приступила к работе в субботу.
   Говорила она, не глядя на инспектора. Смотрела в пол. Ее опущенные веки напомнили Фрэнку Эбботу козырьки над окнами, которыми в домах у моря защищаются от солнца.
   Со следующим вопросом Лэмб не медлил:
   – Как давно вы знакомы с мистером Порлоком?
   – С мистером Порлоком?
   – Не отпирайтесь! – сурово предостерег инспектор. – Нам известно, что вы знакомы. И звонили ему. Ваши разговоры подслушивали. Так что давайте не будем тратить время. Итак, за что он вам платил?
   Веки не дрогнули, сжатые в ниточку губы вдруг искривились в улыбке – не слишком приятной.
   – Джентльмен оказывает даме знаки внимания, держит связь через прислугу – не пойму, почему это интересует полицию.
   – А вы подумайте хорошенько! Джентльмен убит, и полицию интересует все, что с ним связано. Теперь поняли? Так за что он вам платил?
   – Он интересовался миссис Окли, – все еще улыбаясь, ответила Хуппер.
   – Которую не видел до среды…
   Веки на секунду поднялись, глаза холодно и зло блеснули.
   – Кто сказал?
   – Миссис Окли. Если у вас другие сведения, поделитесь ими.
   Хуппер снова опустила веки.
   – Он заезжал в среду вечером. Может же мужчина заглянуть в гости к женщине, которая ему нравится…
   Лэмб уставился на нее своим тяжелым взглядом.
   – Бросьте, мисс Хуппер. Бесполезно морочить мне голову. Я же сказал – ваши разговоры с мистером Порлоком подслушали. Вы позвонили ему во вторник, рассказали, что миссис Окли нашла скомканную фотокарточку и сильно расстроилась. Вы спросили – не сказать ли мистеру Порлоку, кто изображен на фотокарточке, а он спросил название ателье, и вы сказали: «Роубеккер и сын, Норвуд». Итак, кто был на фото?
   – Откуда мне знать?
   – Вы прекрасно знали, когда разговаривали с мистером Порлоком.
   Она снова подняла глаза – но лишь на секунду, чтобы не встречаться с грозным взглядом инспектора.
   – Ну что ж… Это был мистер Порлок.
   – Уверены?
   Хуппер кивнула.
   – Он неплохо вышел.
   – Откуда взялась фотография?
   – Мальчик где-то раздобыл. Кажется, в ящике с игрушками. Няня жаловалась, до чего он избаловался в ее отсутствие. Сказала, что мисс Браун нашла фотографию на полу в детской и забрала.
   – Где сейчас эта фотография?
   – Миссис Окли сказала, что фото испорчено, и кинула его в огонь.
   – Мистер Порлок приходил к ней в среду вечером?
   – Да.
   – Где она его принимала?
   – Наверху, в своей гостиной.
   – Что из их разговора вам удалось подслушать?
   – Я не подслушиваю под дверью!
   – Кстати о дверях. В гостиной есть дверь в спальню, где вы могли бы подслушивать?
   – Я не подслушиваю под дверью!
   – Я спрашиваю, есть ли дверь. Хорошо, спрошу у миссис Окли.
   – Есть!
   – И вы под ней не подслушивали? Мисс Хуппер, я не буду ни угрожать, ни сулить вознаграждений, я просто приведу вам пару фактов. Произошло убийство. А вы – ни много ни мало – мешаете работе следствия. Если вы все же подслушивали и располагаете информацией, которая поможет полиции, вы обязаны все рассказать. Или вы намерены использовать добытые факты для собственной выгоды? Это уже серьезное преступление – шантаж. Я мог бы проверить, не проходили ли вы у нас по какому-нибудь делу, но мне пока не хочется. Вам лучше знать, есть ли там что-то интересное… Итак, что вы слышали из разговора мистера Порлока и миссис Окли?
   Хуппер стояла и оценивала ситуацию. Мистер Окли заплатил бы ей за молчание. Хотя не факт… Грегори Порлок мертв. Миссис Окли тоже заплатила бы. А через секунду отправилась бы плакать на плече мужа и все ему рассказала бы. А мистер Окли – из тех, кого лучше не злить. Еще не хватало, чтобы полиция начала разнюхивать. Когда ты молода и игрива, рискнуть даже приятно. Но это в прошлом. Мисс Хуппер пришла к заключению, что ссориться с полицией небезопасно. Лучше, пожалуй, рассказать, о чем спрашивают, и, может быть, получится быстренько что-нибудь стрясти с миссис Окли, пока она ничего не узнала. От миссис Окли она чего угодно добьется, особенно если та будет в таком же состоянии, как вчера, – то ревет до потери пульса, то просит накрасить, чтобы мистер Окли не заметил.
   Лэмб терпеливо ждал.
   – Ну? – спросил он наконец.
   Мисс Хуппер по-деловому кивнула.
   – Я расскажу, сэр.
   – Прекрасно! Возьмите стул.
   Хуппер не спеша взяла стул, степенно уселась, сложив руки на коленях, подняла холодные глаза и сказала:
   – Дверь была приоткрыта. Миссис Окли сама ее не закрыла до конца. Она ждала мистера Порлока, он звонил – я с ним разговаривала. Однако миссис Окли не знала, кто он такой. Не догадывалась, кого увидит.
   – Вы уверены?
   – Не была бы уверена – не говорила бы.
   – Продолжайте.
   – Я захотела послушать их разговор, так как он мне сказал, что я должна устроиться горничной и докладывать ему все, что он пожелает. Причину не объяснил, а я не люблю работать вслепую. Вот я и решила послушать.
   – И?
   – Во-первых, мистер Порлок назвал хозяйку по имени. Он сказал: «Линнет, я так и думал, что это ты, однако хотел убедиться». А потом велел ей взять себя в руки. Миссис Окли ответила: «Я думала, ты мертв!» И назвала его Гленом.
   – Продолжайте.
   – Я не все помню… Хозяйка плакала, упрекала, что он заставил ее думать, будто умер. Мистер Порлок ее спросил: «Мартину ты сказала, что вдова, верно?» А она ответила, что сама так думала.
   – Значит, мистер Порлок был ее…
   Хуппер кивнула.
   – Совершенно точно. Они были женаты, потом он сбежал и бросил ее, а через девять месяцев она вышла замуж за мистера Окли. Мистер Порлок все говорил о двоемужестве, о том, что она, в отличие от него, нарушила закон. В общем, под конец разговора миссис Окли была на все согласна. И он ей велел выставить дипломат мистера Окли на подоконник в кабинете. Мистер Окли должен был вернуться к вечернему чаю. А она должна была пойти в кабинет, пока мистер Окли переодевается к ужину, отпереть окно и оставить дипломат на подоконнике, чтобы мистер Порлок потом незаметно вернул его обратно. Хозяйка немного поупрямилась, но потом согласилась.
   – Она сделала, что обещала?
   – Я не следила. По-моему, она побоялась бы ослушаться. Ее несложно напугать, а он уж постарался – сказал, что после суда за двоемужество и мистер Окли выставит ее за дверь. По-моему, она не посмела бы пойти наперекор мистеру Порлоку.
   – А с мистером Окли она поделилась?
   – Нет, она же не совсем из ума выжила.
   – Это еще почему?
   – Мистер Порлок так и заявил: «Пойдешь плакаться мистеру Окли – сразу отправишься в тюрьму за двоемужество».
   – Так она мужу пожаловалась?
   – Вряд ли.
   – А не было между ними сцены… ну, не выяснил мистер Окли, что она не является ему законной женой?
   – Нет, ничего такого не было, – ответила Хуппер, потом засомневалась. – Если только перед самым отъездом в гости. Он зашел, когда она одевалась, и я их оставила. Миссис Окли могла что-то рассказать тогда или в машине.
   Лэмб хмыкнул.
   – Но точно вы не знаете?
   – Нет. Я ждала внизу.
   Отослав мисс Хуппер с поручением пригласить мисс Браун, инспектор оглянулся на Фрэнка Эббота и бесстрастно произнес:
   – А у Мартина Окли есть замечательный мотив для убийства.
   – Если она рассказала…
   – Узнаем, когда сами с ней поговорим.

Глава 25

   Мисс Мастерман писала письмо. Начиналось оно словами «Дорогой мистер Трауэр…» и заканчивалось «С уважением, Агнес Мастерман». Почерк был четкий и разборчивый.
   Мисс Мастерман подписалась, свернула листок, вложила в конверт, на конверте указала «Юридическая контора мистера Трауэра и мистера Уэйкфилда». Затем надела шляпку и потрепанную шубу и вышла из дому.
   Вернулась она минут через двадцать. Мистер Мастерман бесцельно гонял шары по бильярдному столу. Увидев сестру – в шубе и шляпке, нахмурился и спросил:
   – Ты где была?
   Она ответила не сразу, сначала молча подошла к столу вплотную. Мистеру Мастерману стало не по себе.
   А когда она наконец ответила, сердце его и вовсе упало.
   – Письмо отправляла, – промолвила мисс Мастерман.
   – Какое еще письмо? – хотел спросить брат, однако сдержался.
   Не его дело, кому она пишет, просто она редко кому писала, а с тех пор как умерла Мэйбл Ледбери, вообще никому. С кем ей сейчас приспичило переписываться?
   Они стояли всего в ярде друг от друга, и между ними ощущалось нарастающее напряжение. Как-то нехорошо она смотрела… Жестко, что ли… так смотришь, когда решение принято, и тебе плевать на все.
   Мастерман отложил кий и посоветовал:
   – Ты бы разделась… Жарко.
   Она пропустила его замечание мимо ушей и буднично сказала:
   – Письмо мистеру Трауэру.
   – Кому-кому?
   – Мистеру Трауэру. Сообщила ему, что нашлось старое завещание.
   – Агнес, ты в своем уме?
   – О да. Я предупреждала, что больше не могу. Я написала, что завещание нашлось в коробке из-под печенья. Я правда больше не могу.
   – Ты сумасшедшая… – потрясенно выдавил он.
   – Вовсе нет, – покачала головой Агнес Мастерман. – Я просто зашла поставить тебя в известность. Теперь пойду разденусь.
   В это время в бильярдную забрел скучающий Леонард Кэролл, чему мистер Мастерман был даже рад. Агнес вышла с тем же независимым видом, который сохраняла на протяжении их краткого разговора, а Мастерман разгромил Кэролла в пух и прах. Все лучше, чем ссориться с сестрой. Какой смысл, если письмо уже отправлено? Что сделано, то сделано, а сдержать слово насчет пятидесяти тысяч фунтов он ее заставит. Пятьдесят тысяч ему не помешали бы, зажил бы спокойно. Знать бы заранее, как Агнес предложит распорядиться деньгами, не пришлось бы рисковать. Хотя понятно – женщина, они и не умеют бороться…
   Пока в бильярдной шла партия, Джастин отправился в Милл-хаус.
   – Сбегай за шляпкой и пойдем прогуляемся, – предложил он Доринде.
   Доринда вернулась быстро. Они пошли по дороге к деревне. Сгущались сумерки, было туманно и влажно. Из труб деревенских домиков поднимались завитушки дыма и, сливаясь с туманом, делали его еще гуще. Из некоторых окошек сквозь неплотно задернутые шторы пробивался свет. Запах древесного дыма смешивался со слабым запахом отходов и навоза.
   Не доходя до первого дома, они свернули в узкую улочку, с обеих сторон защищенную высокой живой изгородью, а сверху – кронами раскидистых деревьев. До этого оба молчали. Им было что сказать, однако хотелось найти место поукромней. Здесь, в узкой улочке, они были словно наедине.
   – Как ты? – заговорил первым Джастин.
   Доринда выпалила, не отвечая на вопрос:
   – Полицейские приходили!
   – Говорили с миссис Окли?
   – Нет, мистер Окли не позволил. Сказал, она больна. Они вернутся завтра. Вызвали ее горничную и меня.
   – Рассказывай скорей!
   – Держались доброжелательно. Ну, то есть – я почти не нервничала. Главный инспектор задавал вопросы, а помощник записывал ответы. И представляешь, Джастин, первое, что он спросил, – как долго я знаю мистера Порлока!
   – А ты что сказала?
   Она обернулась и посмотрела на него в сумерках – в улочке среди кустарников и под сенью деревьев было почти темно. Хоть Джастин и отправил Доринду за шляпкой, она стояла перед ним без головного убора, в одном пальто. Медово-коричневая ткань терялась на фоне бурой земли, голых веток и желто-рыжей опадающей листвы. Волосы Доринды тоже словно растворились в сумерках. Видимым оставалось лишь лицо, бледное, с размытыми чертами, фон для будущего портрета, нанесенный на влажный мягкий холст. Темнота размыла и расстояния. Непонятно было – что близко, а что далеко. Доринда была совсем рядом – рукой подать, однако Джастину вдруг показалось, что до нее не дотянуться.
   На вопрос Доринда ответила не мешкая:
   – Я сказала инспектору, что еще не была знакома с мистером Порлоком, когда ехала в гости вчера вечером. Неужели это было только вчера, Джастин? – Девушка перевела дыхание. – Прости, только сейчас об этом подумала… А потом я сказала, что сразу узнала его, когда зашла в гостиную.
   – Ты им рассказала?
   – Подумала, что все равно придется. Лучше уж сразу…
   – Ничего страшного. Продолжай.
   – Ну, вопросов у них было много. Я сказала, что знала мистера Порлока как Глена Поршеса, мужа моей тети Мэри. Они спросили, когда она умерла. Я сказала – четыре года назад. Спросили, был ли развод. Я сказала – да, развелись семь лет назад после того, как он в последний раз пропал, и больше я его не видела. Спросили – уверена ли я, что Грегори Порлок и Глен Поршес один человек. Я сказала – да, и сам он понял, что я его узнала. А он точно понял! Да сразу было видно! Потом спросили про фотографию, которую я нашла в детской на полу. Откуда они про нее узнали? Я сказала, что у тетушки Мэри в альбоме была такая же. Потом обсуждали этот ужасный случай в «Делюксе». Наверняка Подлый дядюшка все подстроил, чтобы Окли уволили меня с работы! Я бы его в любом случае узнала, а как ему разыгрывать Грегори Порлока, если вдруг появлюсь я и скажу: «О нет, это Глен Поршес, негодяй, с которым развелась тетушка Мэри!» Представляешь?
   – Да уж.
   – Кажется, они знакомы с мисс Сильвер. У молодого инспектора глаза заблестели, когда я упомянула, как мисс Сильвер поставила на место управляющего этого мерзкого магазина! Он еще сказал: «Вполне в ее духе!», а главный инспектор напустил строгий вид и велел отзываться о мисс Сильвер с должным уважением, так как ее ценит весь Скотленд-Ярд. Ох, Джастин, вот бы она приехала!
   – Зачем ей приезжать?
   Доринда перевела дыхание.
   – Понимаешь, Джастин, я волнуюсь за Окли… Помнишь, как она кричала, когда увидела его? И называла Гленом… Видно, они были знакомы до того, как он стал Грегори Порлоком. Она плачет не переставая, а мистер Окли бродит мрачный как туча. И оба ужасно боятся. Она – признаться, а он – спросить. Жуткая история.
   – Забрать бы тебя оттуда!
   – О нет, Джастин, не в этом дело. Просто мне их ужасно жалко, даже если…
   – Даже если что, Доринда?
   – Не хочу говорить… – чуть слышно пролепетала она.
   Невысказанный страх повис между ними в темноте.
   – Вообще, неудивительно, он давно напрашивался… – вздохнула Доринда.

Глава 26

   – К вам мисс Мойра, миледи! Примете?
   Леди Пемберли завтракала в постели и читала утреннюю газету.
   – Мисс Мойра? – переспросила она. – Что-то рано… Да, конечно, приму. Заберите поднос и пригласите ее войти.
   Газета, которую читала леди Пемберли, была повернута к свету. На первой странице чернел заголовок «Убийство в загородном доме. Полиция допрашивает свидетелей». Открыв дверь спальни, второе, что увидела Мойра, была газета. Первое же – бледное и суровое лицо Сибиллы Пемберли в обрамлении волос стального цвета, высоко убранных на манер восемнадцатого века. Обстановка комнаты была простой и добротной – никаких безделушек и кричащих цветов: масляный портрет покойного лорда Пемберли над камином, белые камелии в вазе на каминной полке, лиловое покрывало на кровати, которую Мойра непочтительно называла про себя «катафалком», изысканная шетландская шаль поверх ночной сорочки, кружевной чепчик с лиловыми лентами и подоткнутой под край монашеской вуалью. Знакомая картина. Мойра ничего другого и не ожидала. Сначала она взглянула в лицо леди Пемберли, а потом на газету, – и ей многое стало понятно. Во-первых, кузина Сибилла обычно не читает газет подобного содержания. Следовательно, Доусон купила газету специально, а значит, там не только описано убийство, но и упоминается имя Мойры Лейн.
   «Среди гостей также присутствовала Мойра Лейн». Подобная строчка то и дело мелькала в прессе. Мойра к этому давно привыкла. «Очаровательная мисс Мойра Лейн», «Лорд Блэнк и мисс Мойра Лейн побывали в Эпсоме», «Герцог Дэш, Леди Астерикс и мисс Мойра Лейн приняли участие в пикнике», «Мисс Мойра Лейн и Джастин Лей посетили…» И совсем другое дело, если речь идет об убийстве – «Убийство Грегори Порлока. Полиция берет показания у мисс Мойры Лейн».
   Мойра нагнулась к постели, прикоснулась сияющей щечкой к впалой щеке кузины, тут же выпрямилась и сказала:
   – Доброе утро, Сибилла!
   – Ты рано, Мойра.
   – Меня подвез Джастин Лей. Ему нужно забрать из города бумаги. Вы, наверное, все уже знаете из газет?
   Сибилла вскинула тонкие брови. Между молодой и пожилой родственницей не было сходства – за исключением изящных выгнутых бровей. Леди Пемберли они придавали строгости. Глаза у нее были серыми, а не голубыми, как у Мойры. Серые глаза бывают необыкновенно нежными, а бывают суровыми. На аскетичном лице леди Пемберли глаза смотрелись сурово.
   – Печально, – произнесла она. – Крайне неприятная история.
   Мойра кивнула и присела на краешек кровати.
   – Я вам все сейчас расскажу.
   Рассказывать было трудно. Воздух словно загустел от всего того, что леди Пемберли наговорила ей раньше. А рассуждала она примерно так: «Когда общаешься с людьми своего круга, хотя бы знаешь, по каким правилам играть. А когда выходишь за пределы – рискуешь потеряться, и с тобой может случиться все что угодно. Мужчине еще дозволительно рискнуть, но для женщины это ужасная глупость».
   Эту песню в разных вариациях Мойра слышала миллион раз и угадывала с первой нотки.
   Она все же закончила рассказ.
   – Печально, – повторила леди Пемберли. – Крайне неприятная история…
   – А теперь несколько слов об усопшем, – резко сказала Мойра.
   Леди Пемберли снова вскинула брови.
   – Не стоит, дорогая…
   Мойра не сводила с кузины потемневших глаз.
   – А я скажу!
   – Дорогуша, я думаю…
   Мойра мотнула головой. Привычный румянец сошел с ее лица.
   – Он был сущим дьяволом!
   – Мойра!
   – Он был шантажистом! – Мойра уже стояла рядом с кроватью. – Он меня шантажировал! Я пришла рассказать, почему.
   Леди Пемберли тоже слегка побледнела и произнесла после небольшой паузы:
   – Ты лучше присядь!
   – Я постою, – покачала головой Мойра. – Кузина Сибилла, вы вряд ли поверите… да и кто бы поверил на вашем месте… Только я пришла не потому, что его убили. Я бы и так пришла! Я твердо решила еще в субботу, когда он предъявил мне свои требования взамен на молчание. Я собиралась приехать и рассказать. Хотя вы не поверите…
   – Ну почему же. Рассказывай.
   Синие глаза Мойры не отрывались от лица кузины.
   – Какое-то время назад я оказалась в ужасном положении – в плане денег. Поехала играть на выходные с компанией, в которой приняты слишком высокие для меня ставки. И мне зверски не повезло. Ситуация была отчаянная.
   – И?
   Мойра стиснула зубы, затем продолжила:
   – Помните, я приезжала навестить вас в начале ноября?
   – Почему же ты не сказала, что у тебя неприятности?
   – Я собиралась… Однако у вас в гостях были Ламонты, и вы были раздосадованы.
   – Да, помню.
   – Это все миссис Ламонт – вечно она вас раздражает.
   – Она моя давняя подруга!
   – Меня она люто ненавидит. Всегда ненавидела.
   – Не преувеличивай, Мойра!
   – Хорошо – скажем: недолюбливает.
   – А с чего бы ей тебя любить? Ведешь ты себя с ней…
   – О, разумеется, я была чертовски невежлива! В тот вечер я хотела, чтобы они поскорей ушли, а они сидели и сидели. А потом… – Мойра запнулась.
   – Что потом?
   – Вы послали меня к Доусон за шкатулкой с драгоценностями. Обсуждалась свадебная церемония Молли Ламонт, и вы предлагали подарить брошь, которую надевали на собственную свадьбу. Потому что брошь вам преподнес кузен Роберт, который приходится Молли крестным отцом. Я принесла шкатулку, вы отдали брошь, затем гости ушли. А вы стали показывать мне остальные украшения.
   – Что дальше, Мойра?
   – Среди них был браслет – с гранатами и бриллиантами. Вы упомянули, что завещаете его мне. Потом пришла кузина Софи Арнот, и вы сказали: «Отдай шкатулку Доусон, Мойра».
   Я тогда сказала:
   – Что ж, я прощаюсь! – Ждать было бесполезно. Кузину Софи не выпроводишь.
   Тут Мойра замолчала. Бывают задачи трудные, а бывают – невыполнимые. Иногда требуется сделать невозможное. Сейчас был как раз такой случай. Мойра собрала всю волю в кулак и продолжила:
   – Я отнесла шкатулку. Доусон наверху не оказалось. Я вытащила браслет. Вы сказали, что завещаете его мне. Я была рассержена – вы же знаете, я вспыльчивая… Если бы я не сердилась…
   Лицо леди Пемберли стало белее чепчика.
   – А с чего тебе, собственно, сердиться? – спросила она.
   – Ну, миссис Ламонт никак не уходила. Наверняка говорила про меня гадости. Она меня ненавидит! И вы будто специально ее задерживали, чтобы со мной не разговаривать…
   – Когда она ушла, ты мне все равно ничего не сказала!
   – Я собиралась, но тут принесло кузину Софи. Все было против меня! В общем, я взяла браслет…
   Леди Пемберли молчала довольно долго, затем спросила:
   – И что ты с ним сделала?
   Назад пути не было.
   – Я хотела его заложить, – выдохнула Мойра. – Деньги нужны были срочно. Я думала – заложу и сразу же признаюсь. А потом вы заболели. Не могла же я…
   – Ты заложила браслет?
   Мойра помотала головой.
   – Я попыталась. Однако струсила. Мне задавали вопросы, попросили оставить имя и адрес и уплатить взнос. Я ушла и продала браслет Кроссли. Там вопросов не задавали. Оказалось, они меня узнали, но тогда я об этом не подумала. Я не призналась сразу, потому что вы были очень больны…
   – Решила – если я умру, то браслет все равно достанется тебе, – покачала головой леди Пемберли.
   Мойра не нашла, что возразить. Леди Пемберли была права.
   – И какова роль мистера Порлока?
   – Он увидел браслет. Узнал. Сказал, что браслет – подарок Наполеона Жозефине, и есть еще один точно такой же. Порлок выкупил браслет и стал меня шантажировать. Хотел, чтобы я служила доносчицей, вынюхивала скандалы, чтобы он продолжал шантажировать людей. Я ему сказала – ни за что. Это было в субботу вечером. Я твердо решила поехать к вам в понедельник утром и все рассказать. А после ужина его убили…
   – Ты знаешь, кто?
   – Нет! – Мойра неожиданно рассмеялась. – Я бы сама его с удовольствием прикончила! Однако не пугайтесь, убила не я.
   Испугалась ли леди Пемберли и испытала ли облегчение – неизвестно. Проявлять чувства было не в ее духе. Она вытянула тонкую руку и позвонила в прикроватный колокольчик.
   В комнату зашла Доусон – рассудительная и слегка чопорная немолодая дама.
   – Доусон! – сразу же обратилась к ней леди Пемберли. – Возьмите ключи и принесите большую коробку с украшениями! У мисс Мойры один из моих гранатовых браслетов, пусть забирает и второй. Жаль их разлучать. Достаньте и принесите.
   Мойра не часто теряла дар речи, однако сейчас не находила слов. Она стояла как вкопанная и смотрела, как Доусон приносит большой ящик, ставит его на столик, отпирает, открывает отделение за отделением и наконец подходит к кровати и вкладывает в протянутую руку леди Пемберли браслет.
   Доусон даже слегка рассердилась на мисс Мойру за молчание. Могла бы что-то сказать, поцеловать миледи в знак благодарности, а она стоит себе, словно жена Лота.
   – Напомните мне внести изменения в список украшений, и пусть мистер Рамси уберет браслеты из завещания. Будет приятней, если мисс Мойра поносит их сейчас. Спасибо, Доусон, вы свободны.
   Когда дверь за горничной закрылась, Мойра подошла и вернула браслет на бархатную подставку.
   – Я не могу их принять, кузина Сибилла…
   – Но это подарок, – мягко сказала леди Пемберли.
   Мойра не выдержала. Ее захлестнула теплая волна благодарности. Она села на краешек кровати, и по щекам ее заструились слезы.

Глава 27

   Когда Джастин Лей, припарковав машину, зашел в холл Грэндж-хауса, часы показывали без четверти час. Обратная дорога была приятной. Мойра Лейн, против обыкновения, молчала, что его вполне устраивало. Было о чем подумать.
   Не успел он закрыть за собой входную дверь, как из кабинета выглянула Доринда, схватила Джастина за руку и утянула за собой.
   – Наконец-то! Нужно поговорить! Ужас, что случилось! Полицейские недавно уехали, а мистер Винтер моет руки.
   Джастин прикрыл дверь кабинета.
   – Да ты вся дрожишь! Что еще за Винтер?
   Доринда не сводила с молодого человека широко раскрытых глаз.
   – Поверенный мистера Порлока. Его вызвал инспектор, он приехал часам к одиннадцати…
   – Полная биография не нужна… – перебил Джастин.
   – Джастин, это ужасно! Они позвонили и вызвали меня, потому что поверенный привез завещание мистера Порлока. Только он никакой не Порлок, а дядя Глен… и все завещал мне.
   Джастин присвистнул.
   – Не может быть!
   – Ужасно, правда? – сказала Доринда.
   Джастин взглянул на нее с любопытством.
   – И почему же это ужасно?
   Доринда была очень бледна.
   – Понимаешь, Джастин, у него самого никогда не было денег. Я уверена – он достал их нечестным путем.
   – Всего лишь шантажом, дорогая. Откровенным бесхитростным шантажом.
   – Ох, какой он… – Доринда поискала слово, однако не нашла ничего более сильного, чем детское «противный». – Как хорошо, что я сразу же отказалась от денег!
   – Как отказалась?
   – Вот так. Сказала полицейским и мистеру Винтеру, что понятия не имею, почему деньги завещаны мне. А мистер Винтер – очень достойный джентльмен, совсем седой… и трудолюбивый как пчела, только пчелы не бывают седыми… ну, ты понимаешь, – в общем, он поправил пенсне и сказал, что ныне покойный клиент ранее уведомил его, что родственников не имеет и желал бы оформить завещание на племянницу супруги – запомнил ее как милую девочку. Наверное, мне стоило бы быть благодарной, однако он чуть не упрятал меня в тюрьму за кражу, и благодарности я не испытываю. Ведь кражу точно он подстроил! Мне рассказал полицейский – который большой…
   – Что ты собираешься делать? – серьезно спросил Джастин.
   – Не знаю, – ответила Доринда. – Я хотела сначала дождаться тебя. Мистер Винтер говорит, что нам с ним как поверенным нужно заверить завещание. Если не заверить, деньги уйдут в казну. А если заверить, то я их получу, а потом раздам тем, кого дядя ограбил – это уже моя идея, а не мистера Винтера. А если что-то останется, пожертвую куда-нибудь – детям, например. В общем, я решила – пусть оформляет.
   – А много у него было денег? Сколько ты получишь?
   – Мистер Винтер не знает точно. Пять тысяч наверняка есть, а может, и больше. Джастин, они хотят, чтобы я переехала сюда.
   – Зачем?
   – Говорят, так будет легче. Дядя Глен снял дом на год. Мистер Винтер хочет, чтобы я переехала и разобралась с вещами и мебелью. Полиции тоже будет легче, если я останусь здесь.
   – Тут полно подозрительных типов, а один из них – убийца! – быстро сказал Джастин. – Нечего тебе тут делать!
   – Ну, я тоже не горю желанием, однако полицейские в чем-то правы.
   – Ты обещала?
   – Сказала, что перееду, если здесь будет мисс Сильвер.
   – Мисс Сильвер?
   – Я тебе вчера говорила, как мне ее не хватает. Если будет она и ты, то и я не возражаю.
   – А как же миссис Окли?
   – Знаешь, странное дело. Полицейские с ней говорили после завтрака. Я присутствовала при разговоре, потому что она попросила. Она ужасно несчастна и ужасно напугана. Не могу тебе всего рассказать, однако отсюда я, вероятно, смогла бы хоть как-то ей помочь. В бумагах дяди Глена есть нечто, чего она сильно боится. А поскольку я поверенный, я имею право просмотреть бумаги вместе с полицией и мистером Винтером. И я, конечно, сделаю все, что в моих силах. Бедная миссис Окли! Она, конечно, глупенькая, но любит мужа и Марти и с ума сходит от одной мысли, что рискует их потерять.
   Джастин в упор посмотрел на Доринду.
   – А не она убила Порлока?
   – Миссис Окли? – округлила глаза Доринда. – Она бы не стала!
   – Как знать… – проворчал Джастин.

Глава 28

   Мисс Мод Сильвер прибыла к вечернему чаю. В черном суконном пальто, старенькой меховой горжетке и черной фетровой шляпке с сиреневой брошкой в форме морской звезды на лбу и сиреневой шнуровкой сзади. Прежде всего выпила чаю – по ее словам, «чрезвычайно бодрящего», затем ее проводили в ее спальню, где она сняла верхнюю одежду и побеседовала с Дориндой.
   – Как хорошо, что вы приехали! – сказала Доринда.
   – Конечно, приехала! Неправильно вам тут одной! – улыбнулась мисс Сильвер. – Ваша комната ведь рядом? Это хорошо, очень хорошо… А сейчас, мисс Браун, расскажите подробно, что произошло в субботу вечером.
   Когда Доринда закончила рассказ, мисс Сильвер похвалила:
   – Коротко и ясно!
   Потом взглянула на часы, которые прикрепляла на цепочке к лифу, и добавила:
   – Пожалуй, спущусь. Сержант Эббот обещал, что прибудет к пяти часам – уже почти пять.
   Сержант Эббот отличался пунктуальностью. Он позвонил в дверь, как раз когда они спускались по лестнице, поприветствовал мисс Сильвер – скорее, как любящий племянник, чем как полицейский при исполнении обязанностей, – и препроводил ее в кабинет, а Доринда впервые увидела, что за представительной внешностью скрывается живой человек.
   В кабинете сержант Эббот стал еще меньше похож на полицейского. Он нежно обнял мисс Сильвер за плечи и усадил в мягкое кресло, а сам без церемоний уселся на ручку соседнего.
   – Как хорошо, что я вам позвонил! – начал он. – Шеф рвал и метал поначалу, еле успокоил. Понимаете, у нас тут человек шесть подозреваемых, причем вляпались они все по уши – не преувеличиваю. Любой из них спокойно мог зарезать Грегори Порлока и имел на то все основания.
   – Боже правый! – сказала мисс Сильвер.
   Она принесла с собой цветастую ситцевую сумочку с вязанием – подарок племянницы Этель. Достала начатую детскую кофточку из розовой шерсти, купленной в «Делюксе». Защелкали четыре спицы, и кофточка завертелась в руках, что, впрочем, не отвлекало внимания мисс Сильвер от Фрэнка.
   Полицейский кивнул.
   – «Боже правый» – очень верно сказано. Тут на каждом шагу «боже правый»! Вам примерно рассказали про субботний вечер?
   – Мисс Браун дала на редкость толковый отчет.
   – Хотите почитать показания? Шеф пошумел для приличия, а потом разрешил захватить их с собой.
   Мисс Сильвер отложила вязание и молча принялась читать отпечатанные на машинке показания. Сержант Эббот терпеливо ждал. Когда она закончила и подняла глаза, он протянул еще одну стопку листков.
   – Я делал заметки, пока шеф опрашивал. Здесь много информации.
   Она прочитала и заметки.
   – Рассказ мисс Браун отлично отражает ситуацию.
   – Да, у девушки есть голова на плечах. И она хоть и является наследницей покойного, одна из немногих, кто не входит в круг подозреваемых. А теперь о тех, кто, собственно, входит. Я тут для вас законспектировал… Вот, пожалуйста.
   Он протянул мисс Сильвер еще один отпечатанный лист и, заглядывая через плечо, начал читать вслух:
   – Леонард Кэролл. Артист кабаре. Умен, хитер, попадает под подозрение.
   Мисс Сильвер тихонько кашлянула.
   – Мы знакомы.
   – Ах, да!.. В общем, у него очень явный мотив. По словам Пирсона, Порлок его шантажировал. Про Пирсона вы знаете – он пытался что-то накопать на Порлока, так как тот шантажировал одну их клиентку. Шеф его знает – говорит, ему можно доверять. Пирсон подслушивал под дверью при любой возможности – а у дворецкого, как он сам заметил, возможностей предостаточно. Ну и вот, Пирсон подслушал разговор Порлока с Кэроллом. Порлок заявил, что располагает доказательствами вины Кэролла: тот передавал информацию вражеским агентам, когда ездил на фронт с концертной группой в сорок пятом. Кэролл моментально слетел с катушек – шумел, грубил. Ну, вы читали в заметках. А через пару часов Порлоку всаживают нож в спину. Вот схема – тут указано, где кто находился, когда мистер Лей включил свет. Схему набросал он сам, остальные подтверждают. Тело Грегори Порлока в паре ярдов от лестницы, ногами к ступеням. Порлок отошел от группы у камина, а за секунду до выключения света развернулся, чтобы пойти обратно. Таким образом, непосредственно перед ударом он стоял лицом к камину и спиной к лестнице и двери в гостиную. На схеме указано, что Кэролл в это время находился на лестнице – на третьей ступени сверху, а Тоут стоял в дверях гостиной. Допустим, убийца Кэролл. Он направился наверх, чтобы смыть краску после того, как разыграл дьявола во время шарады, по пути пометил Порлока, затем выключил свет на верхнем пролете. Съехал по перилам, нанес удар по светящемуся пятну, взбежал по лестнице. Вполне возможно. На кинжале отпечатков нет. Значит, или успел стереть, или был в перчатках.
   Мисс Сильвер деликатно кашлянула.
   – А на выключателе?
   – Тоже чисто. Что, кстати, сильно компрометирует Кэролла. Выключатель в таком удобном месте должен быть весь покрыт отпечатками. А он кристально чист. Кому понадобилось его вытирать? Есть лишь один человек, которому это было выгодно, – тот, кто погасил свет. Если это Кэролл – а только он был поблизости, – значит, Кэролл и есть убийца. С ним, кажется, все… Теперь Тоут. Порлок шантажировал Тоута по поводу дел на черном рынке. И Тоут, разумеется, сильно разозлился. Как вы уже поняли, когда компания вышла готовить шараду, он остался в гостиной с Порлоком, мисс Мастерман, Джастином Леем и Дориндой Браун. Чего мы не знаем – оставался ли он там и дальше, когда остальные прошли в темный холл, чтобы сесть в зрительный зал. По словам самого Тоута, оставался. А остальные точно сказать не могут. Последним из комнаты выходил Порлок. Он единственный, кто знал, вышел ли Тоут. Есть вероятность, что Тоут шел прямо за Порлоком. И нанес светоотражающую краску ему на спину. О том, что банка стоит в гардеробной, было известно всем гостям без исключения. Допустим, Тоут нанес краску, незаметно пересек холл, спрятался за служебной дверью, дождался, когда шарада закончится и люди разбредутся по холлу. Затем чуть-чуть приоткрыл дверь и погасил свет. Разумеется, мы гадаем, прямых доказательств нет – на выключателе у служебной двери несколько слоев отпечатков. А когда Лей пробрался к входу и включил свет, Тоут стоял в дверях гостиной и собирался выйти. Это и на схеме указано.
   – Весьма занятно, – кивнула мисс Сильвер.
   Фрэнк Эббот продолжил:
   – Однако Тоут вполне мог совершить убийство. От служебной двери было прекрасно видно спину Порлока со светящейся отметиной. Дверь оказалась как раз за спиной Порлока – она под лестницей, в глубине холла. Как и Кэролл, Тоут, будь он убийцей, мог бы стереть отпечатки с кинжала или же надеть перчатку. А потом ему осталось бы добраться до двери гостиной и сделать вид, будто он оттуда выходит. Любой дурак успел бы!
   – Фрэнк, дорогой… – укоризненно сказала мисс Сильвер, которая не одобряла резких выражений.
   Сержант послал ей воздушный поцелуй и продолжил:
   – Как вам история? Два убийцы за три минуты. И есть еще третий! В духе пьес Шекспира, не правда ли? Первый убийца, Второй убийца, Третий убийца. На сцене появляется мистер Мастерман – мрачный тип, похож на убийцу до безобразия, хотя настоящие убийцы обычно как раз не похожи… Порлок, вероятно, и его шантажировал. Наш незаменимый слухач Пирсон принес весть, что в разговоре прозвучало некое пропавшее завещание – интригующе, правда? Мы сделали несколько звонков, и выяснилось, что Мастерману с сестрой кое-что перепало от престарелой кузины, которая жила у них. Вроде бы обычное дело, только вот смерть была внезапной, и ходили нехорошие слухи. К тому же, Мастерман с тех пор сорит деньгами, а сестра его ходит в обносках, бледная как смерть. Насколько я понял, они были достаточно стеснены в средствах, пока не получили по пятьдесят тысяч фунтов на каждого. Если учесть этот факт и то, что удалось подслушать Пирсону, напрашивается вывод, что кузина Мэйбл составила еще одно завещание, а потом ее (ну и завещание тоже) устранили. Итак, Мастерман у нас убийца номер три. Порлок наверняка его тоже шантажировал. Мастерман участвовал в шараде, имел прекрасную возможность прихватить немного краски – например, в носовом платке. А также пометить Порлока. Еще у него был свободный доступ к выключателю и не было необходимости его протирать, так как все знали, что он отвечает за свет во время выступления. Представим, что Мастерман погасил свет, как только Порлок повернулся спиной к лестнице. Ему оставалось лишь пересечь холл, обогнуть Порлока, нанести удар и вернуться к камину. Легко и просто. Вы, наверное, скажете – нет никаких доказательств его вины…
   – Нет, этого я не собиралась сказать… – задумчиво заметила мисс Сильвер, деликатно кашлянув. – Однако продолжайте.
   Сержант Эббот пытливо на нее взглянул, пояснения не дождался и продолжил, как и было велено:
   – Теперь о мисс Лейн. Ее, без всякого сомнения, шантажировали, а она, будучи знатной, уважаемой, привлекательной женщиной, вряд ли готова была это терпеть. Пирсон слышал упоминание о браслете. Если шантаж строился на браслете, она быстро нашлась, как ответить, – помните, как она появилась в гостиной, предъявила украшение и выразила крайнюю признательность Грегу за то, что он вернул ей потерянную вещь? Грегори выложил за браслет кругленькую сумму. Мисс Лейн он сказал, что цена указана в чеке, однако это неправда. Мы разыскали ювелира, и он подтвердил, что в ноябре купил этот самый браслет у мисс Мойры Лейн. Есть над чем задуматься, верно? Хотя насчет Мойры я сомневаюсь… Не могла она выключить свет, не оставив при этом отпечатков поверх Мастермана.
   Снова раздалось деликатное покашливание.
   – Женщина могла нажать ногтем и вовсе не оставить отпечатка.
   Фрэнк резко выпрямился.
   – Точно! Любой мог нажать ногтем! Вот я болван! Мне и в голову не пришло. Я-то все думал – как кто-то, кроме Мастермана, мог воспользоваться выключателем у камина? А разгадка прямо под носом!
   Сержант Эббот вытянул руку и некоторое время хмуро разглядывал ухоженные ногти. Потом вдруг расслабился.
   – Ровно как и под носом у шефа… Ладно, не будем указывать ему на ошибки. Получается, Мойра Лейн тоже могла быть убийцей. И Мартин Окли – что даже более правдоподобно.
   Мисс Сильвер внимательно посмотрела на Фрэнка.
   – Я не видела показаний миссис Окли.
   – Да, их я припас напоследок. Нам удалось поговорить с Мартином Окли и с горничной, а саму миссис Окли мы повидали лишь сегодня утром.
   – Горничную? Она сказала что-нибудь, стоящее внимания?
   У сержанта Эббота хитро заблестели глаза.
   – Да так, ничего особенного. Сущий пустяк: миссис Окли вышла замуж за мистера Окли, будучи уже замужем. А ее первый муж – Глен Поршес, он же Грегори Порлок.
   – Боже правый!
   Фрэнк достал еще один отпечатанный лист.
   – В среду вечером горничная подслушала разговор между хозяйкой и Порлоком. Почитайте мои заметки!
   Прочитав, мисс Сильвер серьезно взглянула на сержанта.
   – Значит, Порлок шантажировал и миссис Окли.
   – Без всякого сомнения! Хотя она не признает. Она вообще ничего не признает. Просто плачет и причитает: «Только не говорите Мартину!» Жаль, вас с нами не было, вы бы ее раскусили – притворяется или нет. Бывают же легковесные дамочки, у которых мозги начисто отсутствуют. Шеф говорит, он такой тип женщин знает. Они умеют устроить сцену, когда нужно. Вы бы определили, насколько она искренна. А это очень важно, чтобы знать – рассказала ли она Мартину Окли, что объявился Глен Поршес и ее шантажирует. Если да – у Окли был прекрасный мотив. Если нет – никакого мотива вообще. Порлок был его партнером, они сотрудничали. Если миссис Окли не разболтала свой секрет, мотива у Мартина не было. Она говорит – не разбалтывала. Мартин Окли тоже так говорит, причем весьма убедительно – он изумился, затем возмутился, разгневался, чуть не дошел до нервного срыва, что с мужчинами его типа нечасто случается. Если он играл, у него незаурядные актерские способности. По факту он имел возможность выключить свет и нанести удар Порлоку, как и любой другой человек из группы у камина. Что возвращает нас к миссис Окли.
   – Неужели?
   Фрэнк кивнул.
   – Мотив налицо, и она, равно как и все остальные, могла совершить убийство. Когда зажгли свет, миссис Окли стояла совсем рядом с телом. Все говорят, что вид у нее был ошеломленный. Она рухнула на колени и принялась кричать: «Глена убили!» Другое дело – хватило бы у нее ума спланировать убийство? Вообще, не похоже… Шеф тоже сомневается. Однако мотив уж больно хорош. Шеф говорит – женщина, которая рискует потерять мужа и ребенка, способна на невероятные поступки.
   Мисс Сильвер покачала головой.
   – Женщины – по крайней мере, в нашей стране, редко используют нож. Разве что схватят в пылу ссоры… Убийца рассчитал удар и тщательно выбрал для него клинок. Я не хочу сказать, что женщина не способна на такой поступок, однако большинство женщин нашли бы другой способ выпутаться из неприятностей. По вашим с мисс Браун описаниям, миссис Окли, вероятней всего, поплакала бы на плече супруга и предоставила бы решение проблем ему. Разумеется, я, в отличие от главного инспектора, миссис Окли не встречала. И я бесконечно уважаю мнение инспектора Лэмба и согласна с его выводами. Тем не менее человеческая натура подчас непредсказуема.
   Фрэнк Эббот рассмеялся.
   – Он был бы рад, что вы с ним согласны. Такое нечасто бывает, правда?.. Ну, вот и вся картина. Пирсона на месте преступления не было, и потом, убивать ради интересов клиента он не стал бы. Что касается остальных: мисс Мастерман – возможно, миссис Тоут – тоже, но инспектор никого из них не рассматривает. У Джастина Лея нет мотива, а Доринда Браун – хоть и является поверенной, почти наверняка не знала заранее, что ей завещано. Остаются Кэролл, Тоут, Мастерман, Окли, миссис Окли и Мойра Лейн.
   Последовала пауза. В руках мисс Сильвер снова завертелась детская кофточка. Цвет и вправду был очень удачным… Мисс Сильвер увлеченно щелкала спицами. Потом, не отрываясь от вязания, вскинула глаза и невзначай спросила:
   – В камине был огонь?
   – Думаю, да.
   – Сколько от него было света? Когда я проходила мимо, камин хорошо растопили дровами. Такой яркий огонь должен давать много света. Встает вопрос – а мог ли мистер Тоут пробраться через холл незамеченным? А также…
   – От вас ничего не скроешь, верно? – перебил Фрэнк Эббот. – Огонь затушили – забыл вам сказать.
   – Кто затушил?
   – Мастерман. По указанию Кэролла. Для представления Кэроллу требовалась полная темнота. Он хотел, чтобы в холле было темно, а лампа на каминной полке отбрасывала круг света. На лампу надели колпак из оберточной бумаги и наклонили таким образом, чтобы высвечивался один участок; актеры по очереди спускались со ступеней и вступали в свет. Лей говорит, получилось очень эффектно. Они спускались, вступали в свет, затем снова уходили во мрак. За освещение отвечал Мастерман. Кэролл велел ему затушить огонь. Также Мастерман шел первым из актеров, он исполнил роль, затем по краю пробрался к камину, чтобы включить свет, когда представление закончится. Раз Мастерман незаметно пробрался от служебной двери к камину, Тоута тоже никто не заметил бы. Тем более, все были заняты шарадой.
   – Верно-верно, – сказала мисс Сильвер, не отрываясь от вязания. – У меня к вам чрезвычайно важный вопрос. На спине мистера Порлока было пятно. Насколько большое?
   – Три на четыре дюйма. Не круг, а именно пятно неправильной формы. И зачем его нанесли – сомнений нет.
   – Действительно нет, – кивнула мисс Сильвер. – Однако убийце надо было пронести краску так, чтобы пометить жертву, но не запачкаться самому. Вы предположили – в носовом платке, и я, пожалуй, соглашусь. А нашелся ли носовой платок, испачканный в краске?
   – Нет.
   – Огонь затушили, значит, платок не сожгли. Кто-то покидал холл до приезда местного инспектора?
   – Нет. Лей всех задержал на месте. Он молодец – никого не выпустил. Потом прибыл Хьюз, ничего не смыслящий в обысках. Дам оставил в комнате без присмотра, пока не приехала женщина, чтобы их обыскать. Мужчин проверил на предмет пятен краски или крови. Крови не обнаружили ни на мужчинах, ни на женщинах – ни пятен, ни порезов. На Кэролле нашлись пятна светоотражающей краски, как и на Мойре Лейн, и на Мастермане. Что совершенно ни о чем не говорит. Кэролл выкрасился для роли в шараде, а под конец обнял мисс Лейн. Потом Кэролл положил выкрашенную маску на стол в холле, и мисс Лейн туда же бросила накидку. Под накидкой у нее было красное бархатное платье, на левом плече обнаружили пятно краски – совсем свежее. А у Мастермана правый манжет был в краске. Мог испачкаться, когда наносил удар Порлоку, но Мойра Лейн говорит, что он заметил краску на ее плече. Случайно задел ее манжетом и воскликнул: «Вы вся в краске! Я даже испачкал манжет! Почему бы вам ее не стереть?» И это до приезда Хьюза.
   – О, Фрэнк, дорогой мой…
   – Знаю-знаю! Мастерман сказал бы ровно то же самое, чтобы оправдать нежелательное пятно. С другой стороны, он действительно задел плечо мисс Лейн, а там и правда была свежая краска. И вряд ли суд присяжных сочтет это доказательством его причастности.
   – Вряд ли… нужны еще улики. Кто-нибудь еще был испачкан в краске?
   – Нет. Хьюз тщательно проверил. Вот чего он не учел – как краску пронесли. Думаю, он про себя решил, что убийца Кэролл, и он нанес краску на спину Порлоку рукой. Руки у него были выкрашены, он потом пошел наверх их мыть. Просто и логично. Хьюз остановился на первоначальной версии и не стал копаться – а нужно было! К примеру, проверить мужские носовые платки. Вряд ли краску реально пронести в этих тоненьких муслиновых тряпочках, которые дамы обожают ронять по любому поводу.
   Мисс Сильвер кашлянула.
   – Не муслиновые, а батистовые или льняные.
   Фрэнк изогнул светлую бровь.
   – Неважно! Главное, краска протекла бы. А вот в свернутом мужском платке можно пронести. Я спросил Хьюза, разворачивал ли он платки, – он даже не понял, о чем речь. Не разворачивал! Решил, что платок в кармане не заслуживает отдельного внимания. Вы бы такое не пропустили… В результате подарили убийце почти сутки, чтобы избавиться от улики. И когда я подумал о платке и заставил Хьюза прочесать дом, понятное дело – ничего уже не было.
   Мисс Сильвер отложила вязание и поднялась.
   – Я хотела бы осмотреть холл, но прежде скажите: что удалось обнаружить по отпечаткам пальцев?
   – Я говорил про четыре выключателя. С верхнего отпечатки стерты. Тот, что у служебной двери, – весь заляпан. На том, что у камина, – пальцы Мастермана, на том, что у входной двери, – Лея. Рукоятку клинка тоже вытерли – отпечатков не было.
   Мисс Сильвер продолжала пытливо на него смотреть.
   – Больше нигде не нашли?
   Фрэнк снова изогнул бровь.
   – А где надо было искать? Большинство гостило в доме, остальные приехали на ужин и разгуливали по холлу. Их отпечатки повсюду и совершенно ничего не доказывают.
   Мисс Сильвер кашлянула, взяла схему Джастина Лея и отправилась в холл.
   В холле было пусто. Электрические свечи отбрасывали мягкий свет на каменные плиты и лежащие крест-накрест персидские ковровые дорожки. Однако мисс Сильвер не смотрела на пол. Она подошла к камину и подняла глаза на коллекцию оружия над каминной полкой. Коллекция украшала каменный выступ для дымохода, как орден за военные заслуги украшает грубое серое сукно. В коллекцию входило два старых кремневых ружья, четыре громоздких пистолета и целый веер кинжалов. Нижнего кинжала недоставало. Мисс Сильвер рассматривала пустующее место.
   Затем оглянулась на лестницу. Затем повернула голову, взглянула на выключатель слева от камина и обратно на лестницу. Когда раздались голоса, она снова удалилась в кабинет. Устроившись в кресле и взявшись за вязанье, спросила:
   – Фрэнк, а какой у вас рост?
   – Пять футов одиннадцать дюймов, – слегка удивленно ответил тот.
   – Мистер Мастерман повыше?
   – Да, – ответил Фрэнк. – И Окли, и Мастерман выше меня – около шести футов. Джастин Лей, должно быть, повыше на дюйм. Мойра где-то пять футов девять дюймов – не более, а Доринда – еще того ниже. Миссис Окли ростом с вас. Тоут всего пять футов семь дюймов.
   – Чрезвычайно удачно, что на каминной полке осталась пыль – причем довольно толстый слой. Даже не верится – я и надеяться не смела, однако холл, кажется, давно не убирали.
   – Да уж! – рассмеялся Фрэнк Эббот. – У Пирсона хватило ума ничего не трогать до нашего приезда, а потом я велел ничего не мыть, пока я не дам разрешения. И, кажется, забыл.
   – Чрезвычайно удачное стечение обстоятельств, – улыбнулась мисс Сильвер.
   Фрэнк оседлал один из стульев и сложил руки на спинке.
   – К чему вы клоните? – спросил он.
   – Надеюсь, удастся снять кое-какие отпечатки, которые многое прояснят. Вы не могли бы позвонить и срочно вызвать специалиста?
   – Ничего не поясните? – недовольно зыркнув на собеседницу, спросил сержант.
   Та улыбнулась. А улыбка мисс Сильвер обладала особыми свойствами. Она растапливала сердца и вызывала доверие у самых отъявленных скептиков. Сердце Фрэнка Эббота растаяло давным-давно. Молодой человек мало кем восторгался, однако перед «достопочтимой наставницей» откровенно млел. И полностью доверял ее суждениям. Поэтому, получив чопорный ответ «не думаю, что стоит терять время», тут же встал, подошел к столу и поднял трубку с рычага.
   Последовал короткий диалог, после чего сержант с решительным щелчком положил трубку, вернулся на место и спросил:
   – Итак, мэм, теперь вы объясните – или заставите ждать, когда все само выяснится?
   Мисс Сильвер взглянула поверх мелькающих спиц и ответила – на этот раз без улыбки:
   – Объясню с удовольствием. Но прежде… вас не затруднит пройти в холл и измерить расстояние от пола до того места, где была рукоятка недостающего кинжала?
   – Ах, вот оно что… Хорошо.
   Сержант вышел и вскоре вернулся.
   – Примерно шесть футов. Полагаю, дюймы не важны.
   – Нет. Вы уже поняли мою мысль. Каменная приступка, которая служит каминной полкой, расположена под выступом – дюймов на двенадцать-четырнадцать ниже. Мне пришло в голову, что никто из присутствующих в доме не дотянулся бы до висящих над камином кинжалов, не опираясь рукой на полку. Вы, конечно, возразите, что любой из них мог опереться рукой на полку просто так, и это не делает человека причастным к убийству. Однако отпечатки, их расположение и направление были бы весомой дополнительной уликой.
   Сержант кивнул.
   – Признайтесь, вы ведь еще что-нибудь припасли?
   Мисс Сильвер снова улыбнулась.
   – Вполне возможно. В момент убийства Грегори Порлока все подозреваемые находились в холле – за исключением мистера Тоута, который был в гостиной или ждал за служебной дверью, а также мистера Кэролла – тот отправился наверх умыться и был обнаружен на третьей ступени сверху, когда после убийства зажегся свет. Думаю, надо принять за аксиому, что свет погасил именно убийца. Если убийца мистер Кэролл, он мог бы выключить свет только с верхнего пролета. Мистер Тоут же с большой вероятностью воспользовался бы выключателем в дальнем конце холла, у служебной двери. У остальных был лишь один выключатель в доступе, зато им легче было воспользоваться незаметно, ввиду большого скопления людей вокруг. Я говорю о выключателе слева от камина. Давайте теперь подумаем, Фрэнк. Оставим на минуту мистера Кэролла и мистера Тоута и представим, что убийца – один из группы у камина. Он тщательно спланировал преступление. Поставил отметку на спине мистера Порлока, чтобы не промахнуться в темноте. И вот он гасит свет. Вспомним, что мистер Порлок, который до этого отошел к лестнице, уже возвращался обратно. Таким образом, он стоял лицом к убийце, а светящееся пятно на спине оставалось вне поля зрения. Что же делать убийце? Остается только как можно быстрее пересечь холл – вытянуть руку и на ощупь добраться до лестницы, чтобы попасть за спину жертвы. Дойти до лестницы, развернуться, чтобы подсвеченная мишень оказалась прямо перед ним, затем сделать шаг и нанести удар.
   – Думаете, мы найдем отпечатки убийцы на боковой панели лестницы?
   – Или на перилах. Не знаю точно, на какой высоте.
   Фрэнк Эббот задумчиво произнес:
   – Отпечатки снять не помешает… Хотя если убийца был в перчатках – потеря времени.
   Мисс Сильвер деликатно кашлянула.
   – На мой взгляд, маловероятно, что убийца был в перчатках. И я правильно понимаю, что перчатку нигде не нашли?
   – Правильно.
   – Перчатка почти наверняка была бы в краске. Однако я не думаю, что убийца был в перчатке. Гораздо проще и безопасней протереть рукоять кинжала. Вернемся к возможным следам на боковой панели лестницы. Отпечатки должны быть от левой руки, так как правой убийца держал кинжал… ну или готовился его схватить и без промедления ударить.
   В холодных серых глазах сержанта промелькнула искра восхищения.
   – Вот это да! И наверняка еще не все козыри выложила!
   – Будет вам, Фрэнк…
   – Расскажите мне скорей! Представляю лицо шефа, когда вы дело раньше него раскроете!
   – Перестаньте…
   – Да ладно! Давайте честно, по-мужски, – это же еще не все догадки? – спросил Фрэнк со смесью восхищения и иронии.
   Мисс Сильвер хорошо ладила с молодежью. Она благосклонно улыбнулась, деликатно кашлянула и ответила:
   – С вас пока хватит.

Глава 29

   Вечер выдался любопытным. Компания и раньше плохо сочеталась, несмотря на усилия шумного и непринужденного Грегори Порлока, а после его смерти собравшихся и вовсе ничего не связывало. Изначально гостей объединял страх перед хозяином, который каждый пытался скрыть, повинуясь социальным условностям; так бурлят ледяные ключи на дне реки, оставляя на глади лишь легкую рябь. Теперь же осталась лишь группка напуганных людей, вынужденных находиться вместе.
   Джастин оценил, как Доринда справляется с нелегкой для нее ролью. По сути, она стала хозяйкой дома, однако не заостряла внимания на новом статусе. Она просто тихо выполняла свои обязанности – скромная молодая девушка, пришедшая на смену старшему поколению. Была мила и внимательна к мрачной и поникшей мисс Мастерман, а также к миссис Тоут, которая даже больше, чем обычно, напоминала мышь – невероятно несчастную мышь, проплакавшую всю ночь напролет.
   Мисс Мастерман разговор не поддерживала. Она ждала ответа на отосланное письмо и больше ни о чем не в состоянии была думать. Все мысли и чувства сосредоточились на напряженном ожидании – когда же придет момент избавления от бремени, гнетущего ее столько невыносимых месяцев. В отличие от остальных, мисс Мастерман мало занимали обстоятельства гибели Грегори Порлока. В ее голове ни для чего не осталось места.
   С удовольствием вкушала ужин одна мисс Сильвер. Она ценила хорошую еду, а совершенную во всех отношениях кухню миссис Роджерс не портило даже присутствие убийцы среди гостей. Когда после еды компания перебралась в гостиную, мисс Сильвер достала вязание. Почти готовая детская кофточка из бледно-розовой шерсти разожгла слабую искру интереса в миссис Тоут. Она и сама не заметила, как расслабилась и рассказала старомодной старушке и об Элли, и о ее ребенке, как она надеется – не последнем.
   – Затягивать не стоит, а то сейчас взяли моду откладывать на годы – с кем тогда детям играть? Каждый растет, как единственный, а малышам нужна компания – не все же со взрослыми… Надо с кем-то повозиться, подраться-помириться. У меня-то ребенок один, остальные не выжили, но я уверена: лучше, чтобы много…
   Мисс Сильвер была полностью согласна, и дамы мирно беседовали над вязаньем.
   Мисс Мастерман вооружилась газетой. Читать она не собиралась, просто, когда прячешься за газету, люди оставляют тебя в покое.
   Мойра Лейн стояла у камина. Затем она обернулась, некоторое время изучающе смотрела на Доринду, а потом сказала:
   – Идите сюда, поболтаем!.. Слушайте, давайте оставаться людьми! Я не думаю, что вы убийца, а вы, надеюсь, не подозреваете меня – а если подозреваете, то лучше скажите прямо. Пойдемте присядем на диванчик и поговорим открыто, без церемоний. Кто, по-вашему, убил Порлока? Скажу откровенно: кто бы он ни был, он сделал хорошее дело. Грег был сущий дьявол. Он же ваш дядя – вы, наверное, не хуже меня знаете.
   Доринда посмотрела в смеющиеся синие глаза Мойры и невольно вспомнила Моргиану, которая танцевала для атамана сорока разбойников, а потом всадила ему в грудь кинжал по самую рукоятку. Неприятная ассоциация отразилась в ее голосе, когда она ответила:
   – Не дядя, а муж тети…
   Мойра звонко расхохоталась.
   – Какая разница? Все равно сущий дьявол! Мой вам совет: отбросьте уже приличия, сразу легче станет дышать! О чем вы, к примеру, сейчас подумали, когда глазели на меня так, словно застукали на месте преступления?
   – О Моргиане и атамане из сказок «Тысяча и одна ночь»…
   Мойра тем временем прикурила, кинула спичку в огонь, глубоко затянулась, так что вспыхнул красным кончик сигареты, и только проделав все это, повернула голову и с интересом взглянула на Доринду.
   – А вы неглупы… Поступок вполне в моем духе. Она танцевала, да? Хороший способ прийти в нужное состояние. Разумеется, Моргиана и в принципе ненавидела атамана, однако не всадишь же в человека кинжал в здравом уме, спокойно… как по-вашему? А вот если выбрать правильную музыку и двигаться все быстрей, быстрей и быстрей… – Мойра вдруг побледнела и замолкла.
   – Говорите, я неглупа? А я вот не могу ответить тем же! – выпалила Доринда. – Несете какой-то вздор…
   Мойра выпустила облачко дыма и приподняла тонкую бровь.
   – Пожалуетесь полиции? – лениво спросила она.
   – Вот еще! – фыркнула Доринда.
   – Зря, они бы заинтересовались… – так же лениво ответила Мойра.
   – Наверняка!
   – А вы мне нравитесь, – рассмеялась Мойра.
   – Вот спасибо!
   – Не ерничайте, я серьезно. Нравитесь, хоть и не должны – соперниц полагается ненавидеть. Джастин в вас влюблен, правда?
   – Нет, конечно!
   Доринда не вспыхнула. Наоборот, сильно побледнела. Золотисто-карие глаза смотрели на Мойру с подкупающей открытостью.
   – Нет! Конечно, нет!
   – Это он вам сказал? – усмехнулась Мойра.
   – Джастин мой кузен, он обо мне заботится. Я хорошо к нему отношусь, и, надеюсь, он хорошо относится ко мне! – вскинула подбородок Доринда.
   – Надейтесь-надейтесь… – со смехом ответила Мойра. – Вас не учили, что, если не умеете врать, лучше говорить правду? А врать вы совершенно не умеете. Я умею, но не собираюсь. Я и сама за Джастина вышла бы, только не получится. Не будь вас, возможно, получилось бы…
   Мойра выпустила еще одно облачко дыма.
   – Не думайте, я не то что хочу этого до безумия – необязательно запирать дверь в страхе, что я стащу еще один кинжал и прокрадусь к вам ночью. Но я бы за него вышла, и, подозреваю, он на мне женился бы, не будь на свете Доринды Браун. Вам повезло, что вы мне нравитесь.
   – Мойра… – смущенно начала Доринда.
   – Что?
   – Мы ведь едва знакомы, а обсуждаем такие темы… Я, кажется, понимаю почему.
   – И почему же?
   Доринда сложила руки лодочкой.
   – Потому что мы в ужаснейшей ситуации! И нам необходимо отвлечься – чтобы позабыть об этом кошмаре. Или довести его до абсурда – тоже неплохой способ! Поэтому вы и сказали глупость несусветную – что прокрадетесь ко мне с кинжалом. И разговор про Джастина сейчас тоже… – Доринда поискала слово. – …странный. Мы словно играем пьесу. Когда все понарошку, уже не так страшно.
   Мойра смерила Доринду взглядом и сухо произнесла:
   – Какая умная девочка! Другими словами, превращаем ситуацию в фарс, чтобы оставаться хозяевами положения. А не то ситуация превратит в фарс нас – вот будет смешно!
   Подали кофе. Пирсон пригласил мужчин, и они потянулись в гостиную. Мисс Сильвер (по чьей инициативе их и пригласили) внимательно наблюдала. Мистер Кэролл довольно много выпил за ужином. Не находись он в обществе, выпил бы гораздо больше – на что и намекнул Пирсону, пока дамы не слышали. Как истинная леди, мисс Сильвер осуждала даже малейшее злоупотребление спиртными напитками. Однако как детектив вовсе не возражала, чтобы у мистера Кэролла развязался язык – если, конечно, он не напьется до беспамятства еще в столовой. Мисс Сильвер гадала, насколько мистера Кэролла сдержат правила приличия, и с облегчением отметила, что он входил в гостиную немного более неуверенно, чем обычно, и слегка покраснел, но в остальном и не скажешь, что его бокал наполняли в два раза чаще, чем остальные.
   Когда зашли мистер Мастерман и Джастин Лей, мисс Сильвер задумалась, до чего они были разные, хотя и подходили под один и тот же типаж. Оба относились к категории «высокий брюнет»; впрочем, на этом сходство заканчивалось. Гости единодушно сошлись на том, чтобы не одеваться к ужину, чему мисс Сильвер была рада. Черно-белое однообразие парадной мужской униформы скрывает индивидуальный стиль, который многое помогает понять о человеке. Серый костюм мистера Лея был не просто удачно сшит, он сидел идеально, словно являлся частью хозяина. Мистер Мастерман явно не мог похвастаться умением выглядеть сообразно случаю. По мнению мисс Сильвер, его костюм был слишком новым и непривычно дорогим для хозяина. Мистера Мастермана она отлично представляла за стойкой банка или в каком-нибудь из офисов в Сити, а вот костюм его смотрелся бы там нелепо. В общем и целом в облике мистера Мастермана ощущалось некое несоответствие.
   На мистере Тоуте была самая дорогая одежда, которую только можно было найти, так как в то время одной из главных целей в жизни мистера Тоута было совершать покупки или, как он сам для себя определял, «позволять себе лучшее». К сожалению, «лучшее» неважно на нем сидело. Судя по виду, портной с задачей не справился и опустил руки. Впрочем, он даже не испытывал бы мук совести, если бы увидел, как заказчик обошелся с достойным изделием, испортив сдержанный темный пиджак ярко-зеленым галстуком в желтых подковах.
   Мистер Кэролл выбрал для костюма явно неудачный оттенок коричневого. К тому же оранжевый галстук и оранжевый платок…
   На самой мисс Сильвер было темно-сливовое платье, сшитое прошлым летом, и черная бархатная жакетка, которую она неизменно брала, если случалось выехать в загородный дом зимой. На центральное отопление не всегда можно положиться. Из украшений на ней была золотая цепочка на шее и брошь в форме розы, выполненная из ирландского мореного дуба с бледной жемчужинкой в центре.
   Пирсон с присущим ему тактом, наличие которого позволяло безупречно справляться с ролью дворецкого, поставил прямо перед мисс Браун маленький столик и водрузил на него кофейный поднос. Доринда залилась краской и застыла с тяжелым кофейником в руках, оглядывая гостей и собираясь с духом, чтобы начать спрашивать про молоко и сахар – глухое молчание было еще сложнее нарушить, чем шумную беседу. Миссис Тоут перестала рассказывать об Элли и ребенке, как только зашел муж. А больше говорить ей было не о чем – остальные мысли, занимающие ее голову, вряд ли стоило озвучивать в комнате, где полно чужих людей. Нельзя же внезапно заявить: «а вдруг мой муж убийца?» или «полиция наверняка его подозревает». Однако как только она перестала рассказывать об Элли, мрачные мысли завладели ей целиком. Так она и сидела – потухшая и дрожащая. Не исключено, что и еще кто-то из присутствующих разделял ее состояние.
   Джастин тоже наблюдал и делал выводы. Для начала он поспешил на помощь Доринде и обошел гостей, предлагая сахар и молоко, вслед за мистером Мастерманом, который раздал чашки. Всем налили кофе, кроме мисс Мастерман – та односложно отвергла угощение и продолжала прятаться за газетой. Джастин оставил в покое кувшин с молоком и сахарницу и сел на диванчике между Мойрой и Дориндой. Молчание стало еще глуше. Доринде казалось, что, если кто-то посмеет заговорить, обрушится потолок.
   Заговорила мисс Сильвер.
   – Прекрасный кофе, не правда ли? – спросила она и оглядела собравшихся, словно предлагала проголосовать. Затем повторила: – Крепкий и ароматный, правда?
   Никто не ответил.
   Мистер Мастерман встал спиной к камину, пристроив чашку на каминной полке. Мистер Тоут сел в кресло и погрузился в чтение «Таймс». Мистер Кэролл кружил с чашкой в руке, словно беспокойный жук, который не знает, где приземлиться. В очередной раз обходя компанию сбоку, он вдруг зычно рассмеялся.
   – Прекрасный кофе! Прекрасная компания! И – черт возьми! – какой прекрасный намечается вечер!
   Мойра холодно взглянула на него.
   – А вы собираетесь его скрасить, валяя дурака? Прекрасная мысль!
   Он с секунду сверлил ее маленькими глазками. Взгляд был обжигающе злобным – Мойра даже оторопела. Другая на ее месте испугалась бы. А Мойра насторожилась и подумала про себя: «Что-то с ним не ладно. Что он задумал? Что намерен делать?»
   Леонард Кэролл дернул левым плечом, и без того всегда немного задранным, и отошел. Затем снова резко рассмеялся.
   – Ну ладно! Артист я или нет? Давайте-ка я вас развлеку! Дамы и господа, представляю вашему вниманию единственное в своем роде импровизированное представление под названием «Кто-ж-его-убил?». Захватывающее дух и щекочущее нервы, обещаю. Если вычислите убийцу первым, получите благодарность от полиции.
   Джастин Лей резко подался вперед. Однако встать не успел, так как встретил взгляд мисс Сильвер – строгий, властный и предостерегающий, совсем как у совершенной женщины с портрета в стихотворении Уильяма Вордсворта [8 - Уильям Вордсворт – английский поэт-романтик. 1770–1850. Речь идет о стихотворении «Совершенная женщина».]. Взгляд возымел мгновенное действие – Джастин откинулся на спинку и прикусил язык.
   Теперь все (разве что за исключением мисс Мастерман) смотрели на Кэролла. Он оставил тон конферансье и заговорил просто и доверительно:
   – Каждый из нас думает о Греге. Мы делаем вид, что ничего не случилось, но труп-то никуда не денется, разве я не прав? Давайте поговорим начистоту, внесем ясность. Одному из присутствующих мое предложение будет не по душе. Понятное дело, убийце оно не понравится! Хотя после этого замечания никто уже не посмеет выразить недовольство. Поэтому… – Тут Кэролл запрокинул голову и пропел фразу, под которую поднимают занавес в «Паяцах». – Поднимем занавес!
   Затем продолжил обычным голосом:
   – Акт второй, картина первая. Убийца вернулся на место, свет зажегся, в холле полно людей. Леонард Кэролл сморит на всех с высоты третьей ступени сверху. И оттуда всех прекрасно видно…
   Последнюю фразу он произнес зловеще и глухо – таким тоном описывают темное подземелье, населенное ужасными тварями.
   Так получилось, что собравшиеся сидели перед Кэроллом полукругом. С одного конца полукруга стоял Мастерман, опираясь на каминную полку. Леонард Кэролл встал с другого конца и обводил сидящих недобрым взглядом. Сначала газетный щит мисс Мастерман, затем напряженное лицо мистера Тоута, который уронил «Таймс» на колени, затем мисс Сильвер, склонившаяся над вязанием, затем миссис Тоут с покрасневшими от слез глазами, беззаботный Джастин Лей в окружении девушек, одна из которых покраснела, а другая побледнела.
   Доринда покосилась на Джастина и увидела, что тот сердится. Причем такой беззаботный вид означал, что сердится он не на шутку. Просто сдерживается. И ей вдруг отчаянно захотелось, чтобы вечер уже закончился и она оказалась в уютной постели. А наутро проснулась бы, поняла, что видела кошмар, и сказала сама себе: «Приснится же такое!» и потом: «Пусть себе снится, главное, что это не наяву!»
   Взгляд Леонарда Кэролла вернулся к началу полукруга.
   – Прекрасно видно… Лей быстро сработал, правда? Чудом не опередил кое-кого. Мог ведь и опередить, верно? А Леонард Кэролл с третьей ступени все разглядел бы. Было бы на что посмотреть – от него бы ничего не укрылось, верно же?
   Мистер Тоут угрожающе приподнял грузное тело с мягкого стула и злобно уставился на Кэролла. Такой взгляд многих заставил бы замолчать.
   – Что за намеки? – прорычал он. – Ведите себя прилично! Если вам есть, что сказать, скажите прямо, и дело с концом. А если нет – к чему эти выкрутасы?
   – Не судите строго! – рассмеялся Кэролл. – Я всего лишь пытаюсь развлечь публику. Толика таинственности, немного домыслов – намеков, как вы выразились, куда же без этого? Взять, например, лично вас… Не буду утверждать, что я что-то видел или не видел, однако кто-то мне рассказывал – ах да, ваша жена! – что вы недурно мечете дротики.
   Шея мистера Тоута угрожающе покраснела.
   – Вас это каким образом касается?
   Кэролл скривил губы в усмешке.
   – Меня? Да никаким. А вот Грегори Порлока коснулось… Кинжал ведь могли и метнуть, правда?
   – Слушайте, вы… – Мистер Тоут не договорил – от ярости перехватило дыхание.
   – До чего же занятно! – весело сказала мисс Сильвер, поглядывая поверх щелкающих спиц. – Оригинальное представление, мистер Кэролл! Это же просто сценический вымысел, верно?
   Кэролл с легким презрением покосился на мисс Сильвер и обратил исполненный злобой взгляд на Джеффри Мастермана.
   – Верхний ярус – полезная штука, не так ли? Приятно возвышаться над кишащей внизу толпой. А свет-то зажегся быстро… быстрей, чем кое-кому было нужно. Чуть быстрей…
   Он скользнул взглядом по Доринде, миновал Джастина и уставился на Мойру Лейн.
   – Внезапно включи свет – и увидишь многое. Многое станет кристально ясно. Кромешная тьма, а в следующую секунду – пуф! – и вся картина пред тобой. Странное чувство, незабываемое… Да, такое не забудешь никогда…
   Он подошел к подносу, поставил чашку и продолжил:
   – Ладно, раз вы просите, сыграю вам на рояле. Покойный Грегори Порлок меня для этого и пригласил. В качестве вознаграждения за труды, наверное, придется попросить часть имущества…
   Заметно подволакивая ногу, он подошел к массивному роялю и поднял крышку. Зрители, еще не опомнившиеся от первой части представления, хранили молчание. Ни шороха, ни звука. В головах отчаянно метались мысли.
   Кэролл был вполне сносным исполнителем. Тишину нарушили первые аккорды, за которыми последовал недобрый напев на мелодию, позаимствованную у детской песенки:

     «Кто убил петуха Робина?
     «Я, – сказал Воробей, —
     Взял лук и стрелы
     И убил петуха Робина».

Глава 30

   Не было и десяти вечера, когда гости разошлись. Каждый удалился предаваться собственным догадкам, сомнениям, подозрениям, опасениям, страхам или же тихонько посмеиваться над остальными. Какие чувства питали мистер и миссис Тоут, мистер Кэролл, мистер и мисс Мастерман, Мойра Лейн, Доринда и Джастин – неизвестно, а вот мисс Сильвер была полна искреннего интереса. Она зашла в комнату уже минут двадцать назад, однако до сих пор не расстегнула брошь из мореного дуба. Ее размышления прервал тихий стук в дверь. Отворив, она увидела на пороге Пирсона – тот прижимал палец к губам с почтительным и таинственным видом.
   Мисс Сильвер вышла и удивленно последовала за Пирсоном по коридору, пока воздерживаясь от вопросов. Они миновали спальню Доринды справа, затем комнату мисс Мастерман слева, спустились по узким опасным ступеням, столь часто встречающимся в старинных домах, завернули за угол и оказались в комнате необычной формы. Люстра под потолком освещала книжные полки, большой глобус на подставке из красного дерева, потертое пианино и стол, без сомнения, служивший когда-то школьной партой. Пирсон, колеблясь между тоном коллеги-детектива и дворецкого, извинился за беспокойство, добавив «я все же решил поставить вас в известность».
   – И правильно сделали, мистер Пирсон. Так в чем же дело?
   – Вам не холодно?
   Мисс Сильвер не успела снять верно служившую ей черную бархатную жакетку и поэтому ответила:
   – Нисколько. Расскажите же, что произошло.
   Надо признать, Пирсон был вне себя от восторга и волнения. Не то чтобы он всегда мечтал расследовать убийства – вовсе нет. Однако невольно угодив в самую гущу событий, он, разумеется, чрезвычайно разволновался. Пирсон был человеком услужливым и жизни не мыслил без того, чтобы приносить людям пользу. Чего ждать от мисс Сильвер, он предположить не мог. Вроде бы любезная дама, однако по какой-то неизвестной причине он ее побаивался.
   Мисс Сильвер отметила, что глаза дворецкого бегают, как у испуганной лошади, и неожиданно улыбнулась. В давно минувшие дни работы гувернанткой она припасала такую улыбку для ободрения застенчивых или отсталых учеников. Улыбка сработала – Пирсон заговорил:
   – Я был свидетелем тому, как мистер Кэролл зашел в кабинет и закрыл за собой дверь. И подумал, что мистер Кэролл, возможно, решил воспользоваться телефоном. А если так, то неплохо бы мне… ну если уж…
   Пирсон замялся, и мисс Сильвер пришла на помощь:
   – Подслушать из буфетной?
   – Да, мисс Сильвер. И когда мистер Кэролл назвал номер…
   – Вы его узнали?
   – Он позвонил в Милл-хаус и спросил миссис Окли. Что совершенно бессмысленно, так как миссис Окли никогда не подходит к телефону – ни разу еще не подошла. Тогда он позвал мистера Окли и накинулся на него, а настрой у него был поругаться. Позволю себе заметить, что мистер Кэролл слишком много выпил. Вы, наверное, тоже обратили внимание, в каком виде он зашел в гостиную. Вроде бы не сильно пьян, но распустил хвост, словно он главный петух на дворе и никто ему не указ, если вы понимаете…
   – Красочное описание, мистер Пирсон, – одобрительно кивнула мисс Сильвер.
   – Я так и подумал, что вы за мистером Кэроллом тоже наблюдаете. Я вот сразу насторожился, едва мистер Кэролл заговорил с мистером Окли. Он начал так: «Это вы, Окли?» Очень бесцеремонно, позволю себе отметить… «Разбудил вас, что ли? Хотя вряд ли вы последнее время спите. Я бы на вашем месте вообще не ложился. Хотя я-то холостяк, у меня проблем меньше». Мистер Окли ответил очень сухо: «Не знаю, к чему вы клоните. Если есть, что сказать, говорите прямо».
   Пирсон помолчал, затем продолжил неодобрительно:
   – Не знаю, заметили вы или нет, смех у мистера Кэролла… Даже смехом не назовешь, скорее ехидное хихиканье, если вы понимаете…
   Мисс Сильвер прекрасно понимала. Она ясно представила, как Кэролл посмеивается над мистером Окли; как тот реагирует, тоже можно предположить – учитывая, что мистер Кэролл добавил ехидным, как выразился мистер Пирсон, голосом:
   – Интересно? Так и думал! Сторонний наблюдатель видит многое… Остальным я то же самое сказал. И они, смею надеяться, не скучали. Я почти уверен, что и им стало интересно. Понимаете, когда зажегся свет, я и вас, и вашу жену прекрасно разглядел. Хотя, конечно, «Honi soit qui mal y pense» [9 - «Пусть стыдится подумавший плохо» – девиз ордена Подвязки.].
   Пирсон произнес знаменитый девиз ордена Подвязки, как верный сын своей державы. Уроженцы страны, которой принадлежал сам орден, вряд ли разобрали бы хоть слово. Однако мисс Сильвер, так же как и Пирсон, сторонник английского произношения даже во французском, отлично все поняла.
   – Продолжайте, мистер Пирсон! – сказала она.
   – На этом, пожалуй, все. Мистер Окли крикнул: «Придержите язык!», а мистер Кэролл сказал: «Я придерживал до этого момента, что не значит, что собираюсь молчать и впредь!» и бросил трубку.
   – Боже правый! – прокомментировала мисс Сильвер.
   Мистер Пирсон заметно успокоился.
   – Вот и я так подумал, мадам. И сразу решил вам сообщить, так как главного инспектора и сержанта Эббота сейчас нет, а я бы не хотел утаить нечто полезное следствию.
   – Вы поступили совершенно правильно! – живо ответила мисс Сильвер. – А как давно состоялся разговор?
   – Примерно пять минут назад. Пока я запирал на ночь двери и окна, мистер Кэролл вышел из кабинета и направился наверх в свою комнату.
   Мисс Сильвер с благодарностью отпустила мистера Пирсона.
   Пятью минутами позже сержанта Эббота пригласили к телефону – чрезвычайно неудобно расположенному в узком холле гостиницы «Золотой баран», куда сержант неохотно сопроводил главного инспектора. Гостиница оправдала худшие ожидания сержанта. Там было четыре спальни со свалявшимися и пропахшими пивом матрасами, питание, качество которого пострадало от действий и от бездействия повара, дрянная выпивка и телефон в холле. Сержант Эббот еле отыскал трубку среди пропахших махоркой пальто.
   К своему изумлению, Фрэнк Эббот услышал голос мисс Сильвер.
   Деликатное покашливание, а затем чопорное «Аллоу!»
   – Фрэнк у телефона, – ответил он.
   – Прошу прощения, что побеспокоила, – не теряя чопорности продолжила мисс Сильвер. – Очень надеюсь, что не разбудила.
   – О, я не спешу ложиться! Неизвестно, чем набит матрас. Мягче, чем щебень, – подозреваю, они положили туда свеклу. Я весь в синяках, как настоящий сельский житель.
   Мисс Сильвер кашлянула чуть более настойчиво и заговорила на французском с прекрасным британским произношением:
   – Мне, право, все более не по себе.
   – Что случилось?
   – Этот вздорный молодой человек мистер Кэролл намекает, что располагает некой информацией – доказательствами. Делает вид, будто заметил что-то компрометирующее, когда зажегся свет. Не знаю, возможно ли это. Он и правда находился на выгодной позиции для наблюдений, а заметил или нет – неизвестно. Что меня волнует – как бы он не поплатился за хвастовство. Не факт, что в его болтовне есть хоть капля правды, однако если убийца ему поверит и начнет действовать…
   Фрэнк немного помолчал.
   – Что мне сделать?
   – Всем будет гораздо спокойней, если вы приедете. Я уверена, что мисс Браун вас примет.
   – Это откровенный подкуп! Предлагаете пружинные матрасы вместо кормовой свеклы и прочие радости жизни. Спрошу шефа, надеюсь, разрешит. Подождете минутку?
   Мисс Сильвер ждала и размышляла о человеческой природе – точнее, о природе мистера Кэролла. И размышления были не слишком приятными. Чем же он был движим в своей глупости? Мисс Сильвер перебирала различные варианты: злоба, порожденная чувством неполноценности; зависть к тем, кого жизнь больше балует, – в связи с чем ей вспомнилось изречение любимого ею лорда Теннисона «Зависть порождается ограниченностью ума»; и наконец со всей серьезностью она рассмотрела версию, что Кэролл прячется за словами – напускает дыму, чтобы скрыть собственную вину и бросить тень подозрения на других.
   Когда Фрэнк Эббот снова взял трубку, она все еще предавалась раздумьям.
   – Все хорошо – отпустил! Конечно, ввернул пару словечек про любителей делать из мухи слона и предположил, что я на самом деле собираюсь по борделям. Очень скоро буду!

Глава 31

   Однако дорога заняла дольше. И причиной задержки было не расстояние. Территория усадьбы Грэндж начиналась сразу за деревней; опорные столбы ворот располагались всего в четверти мили от скрипучего потертого знака над дверями гостиницы – с золотистым бараном на видавшем виды зеленом поле. Фрэнк Эббот быстрым шагом обогнул церквушку, чья приземистая саксонская башня пряталась за черными и массивными, словно сделанными из камня, тисовыми деревьями. До ворот сержанту оставалось пройти ярдов сто прямо по улице. В кармане пальто лежал фонарик, однако Фрэнк предпочитал им не пользоваться. Он вырос в деревне и знал, как быстро глаза привыкают к темноте. Несколько мгновений, и вот уже различимы очертания кустов на фоне неба.
   Серые металлические столбики слабо поблескивали в неясном свете луны, наполовину скрытой облаками. Фрэнк зашел в открытые ворота и услышал вдалеке, как кто-то бежит. Потом звуки стихли. Фрэнк переложил чемоданчик в левую руку, достал фонарь и пошел дальше. По обе стороны от дороги простирались пустые поля, над головой смыкали голые ветви деревья. Дорога круто изгибалась в форме буквы S, в одном изгибе которой серебрился пруд, а в другом чернели заросли кустарника – вероятно, остролиста.
   Фрэнк застыл напротив остролистов и прислушался. Хрустнула ветка, и он уловил движение. Фонарик мгновенно описал дугу, и в луч света попал мужчина – он поспешно вскинул руку, чтобы закрыть лицо. Однако опоздал.
   – Окли! – окликнул Фрэнк Эббот.
   Мартин Окли не сделал попытки скрыться.
   – Кто здесь? – спросил он.
   Голос был странный, в нем слышалось отчаяние.
   – Эббот, – представился Фрэнк и пересек разделяющее их расстояние. – Вы тут… зачем?
   Окли дышал как загнанная лошадь и выдавил лишь короткую фразу, а затем имя:
   – Кэролл.
   – Что Кэролл?
   – Мертв.
   – Вы серьезно?
   Мартин Окли схватил сержанта за локоть. Хватка была отчаянно крепкой.
   – Мертв!
   – Где он?
   – У дома. – Дыхание восстановилось, и слова полились рекой: – Это не я, клянусь! Я пришел его повидать и застал мертвым. Он мне звонил. Делал нелепейшие намеки. Кому только такое в голову придет? Возможно, хотел шантажировать…
   На последних словах Эббот внезапно направил луч фонаря прямо в лицо Мартину Окли. Тот заморгал, и несвязный поток речи иссяк.
   – Вы бы лучше молчали, если не намерены сделать чистосердечное признание, – предостерег Фрэнк.
   – Не трогал я его! Перестаньте светить!
   Окли вышел из света.
   – Просто имейте в виду, – бесстрастно посоветовал Фрэнк, – все, что вы скажете, может быть использовано против вас.
   – Говорю вам, я его не трогал!
   – Хорошо, проводите меня к нему.
   Дорога широкой петлей огибала кустарник, и Фрэнк подумал, что тот, кто прокладывал эту дорогу, от души постарался сделать ее как можно более длинной. В голове промелькнула строка из стихотворения Честертона про английских пьянчуг, которые строили извилистые английские дороги. Вот почему он услышал, как бежит Окли! В начале пути Фрэнк находился ближе всего к дому. Половина дорог в Англии устроена подобным образом: сначала они ведут в противоположном направлении от цели и только потом – в правильном.
   Под ногами захрустел гравий. «Тут я его и услышал. Он, должно быть, до смерти перепугался, раз побежал прямо по гравию», – подумал Эббот, а вслух спросил:
   – Куда теперь?
   – Сюда, налево, – ответил Мартин Окли.
   Сбоку от дома находился небольшой мощеный дворик, к которому вела тропинка, обрамленная не слишком густой живой изгородью. Виднелись тонкие очертания сирени и жасмина с более густыми пятнами остролиста и ягодного тиса. На каменных плитах распростерся в странной позе Леонард Кэролл; затылок был в крови.
   – Он мертв. Я его не убивал, – повторил Мартин Окли.
   – Кто-то убил, – холодно произнес Фрэнк Эббот.
   Сержант приблизился к телу, пощупал еще теплое запястье. Снова отступил. Затем посветил фонариком вокруг. Плиты дворика поросли мхом. На стыке со стеной дома торчал пожухший папоротник, его коричневые, скрюченные от январского холода листья напоминали окаменелости. Никаких следов оружия не наблюдалось. Луч фонаря пробежал по стене, по створчатым окнам – закрытым и зашторенным. Свет нигде не загорелся.
   – Кто спит на этой стороне? – резко спросил Эббот.
   – Понятия не имею.
   – Тогда зачем вы сюда пришли?
   – Я пришел к Кэроллу.
   – Почему именно сюда?
   Окли снова с трудом перевел дыхание.
   – О боже, Эббот, вы же не собираетесь повесить на меня убийство? Говорю вам, я пришел с ним увидеться.
   – Почему именно здесь? С этой стороны от дома?
   – Кэролл позвонил мне после десяти. Я решил с ним повидаться и выяснить, что он имел в виду. Подошел к входной двери. Услышал голоса слева от дома. Фасад дома был полностью темным. Я немного отошел и стал слушать. Мне послышалось мое имя. И я пошел сюда. Гравий под ногами хрустел и заглушал остальные звуки. «Кэролл, это вы?» – окликнул я. Ответа не последовало. Я пошел дальше и нашел его – лежащим вот так, в этой позе. Клянусь, я его не трогал!
   – Почему вы не подняли тревогу?
   – Хотел убраться отсюда. Наверное, поддался панике. Сначала я подошел, а он лежит мертвый. Я только и подумал, что надо бежать. И побежал, но, когда добрался до гравия, понял, что от меня много шуму, и остановился. Дальше постарался идти бесшумно. Потом встретил вас. Это чистая правда!
   – Пойдемте в дом, – озадаченно проговорил Фрэнк Эббот.

Глава 32

   Инспектор Лэмб едва успел забыться сном, как был вызван возглавлять расследование нового убийства. Фотоаппараты со вспышкой запечатлели поросшие мхом плиты дворика и распростертого на них Леонарда Кэролла в его последней роли.
   Над головой инспектора горел потолочный светильник, жесткие черные кудри были слегка взлохмачены. Шевелюра Лэмба еще не поредела, разве что на самой макушке, и седина лишь чуть-чуть тронула виски. Румяное, обветренное лицо сохраняло каменное выражение. Карие, чуть навыкате глаза внимательно смотрели на мистера Окли. Пристальный взгляд инспектора заставлял нервничать даже самых невинных свидетелей. Коим Мартин Окли в сложившихся обстоятельствах не являлся. Его сознание изначально отказывалось верить в происходящее, а теперь он будто несся к обрыву на огромной скорости и был совершенно не способен ясно мыслить.
   – Пирсон верно передал содержание вашего телефонного разговора с Кэроллом?
   – Кажется, да.
   – Взглянете на ваши показания еще раз?
   – Нет, все верно, Кэролл сказал именно это.
   – Как скоро вы решили нанести ему визит?
   – О, почти сразу.
   – Кто закончил разговор – вы или Кэролл?
   – Кэролл. Он бросил трубку. Я свою положил лишь на минутку, чтобы меня снова соединили с телефонной станцией.
   Что-то новенькое. Фрэнк Эббот поднял глаза от блокнота, мисс Сильвер – от вязания, которым до этого была поглощена даже больше, чем обычно.
   – На кой вам сдалась станция? – резко спросил Лэмб.
   – Я хотел сообщить Кэроллу, что приду.
   – Вы дозвонились?
   – Да.
   – Значит, он знал, что вы придете?
   – Да.
   – Что вы ему сказали?
   – Я сказал: «Слушайте, вы так просто не отделаетесь! Если вы что-то видели, придется мне рассказать. Я иду к вам».
   – И что он ответил?
   – Он рассмеялся, и я повесил трубку, – сказал Мартин Окли и зачастил (очень уж ему хотелось объяснить свои действия): – Я обошел дом с торца, потому что мне послышалось мое имя. Сначала-то я подошел к входной двери. Ведь Кэролл ждал меня – я подумал, спустится и откроет. А потом вдруг услышал, как меня зовут…
   Мисс Сильвер тихонько кашлянула, чтобы привлечь к себе внимание.
   – Мистер Окли, вы уверены, что было произнесено ваше имя?
   Он беспомощно взглянул на нее.
   – Я ни в чем не уверен! Так мне послышалось. Поэтому я обошел дом с торца.
   – Однако мистер Кэролл оказался в боковом дворике. Убийца, по понятной причине, последовал за ним или же вместе с ним, – бесстрастно произнес главный инспектор.
   Повисла пауза, в ходе которой мистер Окли уже не в первый раз подумал, что лучше бы ему было помалкивать. Затем его отпустили к остальным гостям, которые сидели в гостиной под суровым взглядом местного констебля. Хотя компания имела невероятно разношерстный вид, молодой констебль был слишком поглощен служебными обязанностями, чтобы углядеть контраст. Он лишь отметил про себя, что дело темное, убили человека, и убийца, вероятно, перед ним. Констебль не обратил внимания, что на мистере Тоуте синие тонкие брюки и теплое пальто; что миссис Тоут успела снова надеть узкое платье из черного сукна, в котором была за ужином, – само по себе платье было нарочито строгим, однако на хозяйке смотрелось неряшливо; что вторая пожилая дама спустилась в старомодном теплом халате серого цвета и даже в нем непрерывно дрожала, словно ничто на свете ее уже не согреет. Что касается молодых дам – мисс Браун была в шерстяной юбке и джемпере, а мисс Лейн в тоненьком модном халате кораллового цвета. Мистер Мастерман также явился в халате – весьма красивом и совершенно новом.
   Так они и сидели. Никто даже словом не перебросился.
   Тем временем в кабинете Лэмб говорил:
   – Жертву ударили по голове и пробили череп. Никаких следов орудия не обнаружено. Где-то оно должно быть… В доме не нашли. Нельзя исключать, что орудие вымыли и положили на место. Возьми хоть кочергу, хоть щипцы для волос, хоть клюшку для гольфа – вот только, чтобы отмыть и вернуть на место, нужно время, которого у преступника было ох как мало. Кэролла убили прямо перед приходом Фрэнка. Получается, что телефонный разговор завершился к четверти одиннадцатого, потому что в это время Пирсон закончил вечерний обход и увидел, как Кэролл поднимается наверх. В двадцать пять минут одиннадцатого мисс Сильвер звонит в «Золотой баран». В половину Фрэнк выходит из гостиницы и шесть или семь минут спустя встречает Окли. Если Окли вышел из Милл-хауса после второго разговора, то сюда добрался бы не раньше половины одиннадцатого, тем более в темноте. Значит, у него было около шести минут, чтобы убить Кэролла и оказаться на дороге, где встретил его Фрэнк. Я не утверждаю, что это невозможно – вполне возможно, однако… встретиться с Кэроллом (а тот встретил бы Окли с опаской), уговорить его пойти на боковой дворик (под каким предлогом?), поругаться, ударить по голове и уйти… Если убийца мистер Окли, он бы принес орудие с собой или же подобрал по дороге – например, камень или обломок кирпича. И он избавился бы от орудия при бегстве, и тогда мы обязательно его найдем, когда тщательно обыщем территорию при дневном свете. У Окли не было возможности отмыть орудие, поэтому, если не польет сильный дождь, мы его легко распознаем. Что меня озадачивает – почему Кэролл и убийца оказались именно в том месте, где было найдено тело?
   Мисс Сильвер деликатно кашлянула.
   – Окна мистера Кэролла выходят на боковой дворик, – заметила она.
   – Да, но они были закрыты и зашторены, – буркнул Лэмб.
   Спицы над бледно-розовой пряжей снова защелкали.
   – Если некто желал бы привлечь внимание мистера Кэролла, он кинул бы пригоршню гравия в одно из его окон. Мистер Кэролл выглянул бы. Нет сомнений, что убийца убедил мистера Кэролла выйти и поговорить. И вполне вероятно, что мистер Кэролл закрыл и зашторил окно, прежде чем покинуть комнату.
   – А как Окли вычислил, где живет Кэролл? – вмешался Фрэнк Эббот. – Окли никогда не был в доме до субботнего ужина и после не возвращался. То есть, ни разу не был при дневном свете. И вы хотите нас убедить, что он взял и угадал нужное окно с первой попытки? Ни за что не поверю!
   В ответ на замечание подчиненного инспектор нахмурился.
   – Что-то ты разошелся, – проворчал он. – Я твоего мнения, кажется, не спрашивал. В рассуждениях мисс Сильвер есть здравое зерно – я и сам про это подумал. В ответ на твой вопрос, скажу: с чего мы взяли, что Окли не знает дома? Что он был здесь лишь однажды? Что он не договорился с Кэроллом по телефону встретиться под его окном? – Инспектор хлопнул себя ладонью по колену и добавил: – Ох уж этот Окли! Везде успел!
   – Я все же не понимаю, сэр, – упрямо произнес Фрэнк Эббот.
   – Чего именно?
   – Почему Окли выбрал такое странное место для секретного разговора. В поздний час все были в своих спальнях. На ту сторону выходит пять окон. По два в каждом крыле и одно посередине – все двустворчатые. Два слева – комната Кэролла, два справа – спальня мистера и миссис Тоут. То, что посередине, – коридор. И почему же Окли, которому явно не нужны свидетели, выбрал для разговора с Кэроллом это место? По-моему, что-то тут не сходится. А если бы Тоуты, например, оставили окно открытым? Тогда они слышали бы каждое слово. Окли, очевидно, безумно волновался за жену и, скорее всего, предпочел бы поговорить в четырех стенах.
   Лэмб стукнул рукой по столу.
   – А может, он не говорить пришел? Если он заранее решился на убийство, то не стал бы заходить в дом, а выманил бы Кэролла наружу!
   – Под окна Тоутов?
   – Вот представь, – сказал Лэмб. – Окли кидает гравий (надо, кстати, проверить подоконники) или же подает иной сигнал, и Кэролл выходит. Допустим, вылезает в окно на первом этаже. Хотя нет – они были заперты изнутри после убийства, а Окли остался снаружи и не смог бы их запереть…
   – А если представить, что это не Окли, сэр?
   – Что?
   – Допустим, убийца тоже вышел из дома. А потом вернулся и запер окно – ведь мог?
   Лэмб побагровел.
   – Зачем тогда убийце встречаться с Кэроллом на улице? Зачем Кэроллу выходить, если можно поговорить в доме? Там полно свободных комнат! Все ушли спать. Давай-ка не будем идти против фактов! Кэролл вышел из дома и находился в боковом дворике. Неважно, почему и насколько это было логично, – главное, он был там. То же самое касается и Окли. Какой смысл гадать, почему он выбрал именно это место для встречи с Кэроллом? Выбрал, пришел и оставил мертвого Кэролла на земле. У нас нет доказательств, что Кэролла убили до прихода Окли. Тот, разумеется, утверждает, что нашел его мертвым. Но это пусть решают присяжные – если только кто-нибудь из компании в гостиной не расскажет нам что-нибудь интересное. Выслушаю их. Начну, пожалуй, с миссис Тоут.
   В процессе разговора мисс Сильвер становилась все более задумчивой. Она слушала очень внимательно, с видом человека, который хочет сказать нечто важное и ждет первой возможности. Наконец, она решительно кашлянула.
   – Одну минутку, инспектор…
   Тот, казалось, забыл о ее присутствии. Или же нарочно изобразил удивление, чтобы напомнить, что она не имеет никаких оснований здесь находиться и, следовательно, высказывать мнения. На лице главного инспектора было написано, что он и так делает мисс Сильвер одолжение, однако вслух он этого сказать не посмел. Мисс Сильвер обратилась к инспектору с женской мягкостью и почтительностью:
   – Не будете ли вы так любезны разрешить мне задать вопрос мистеру Пирсону в вашем присутствии? Возможно, я буду вынуждена просить прощения за потраченное впустую время. Однако не исключено, что нам удастся выяснить нечто чрезвычайно важное.
   Теперь инспектор посмотрел на мисс Сильвер пристально. А также хмуро и недовольно.
   – Я начну с миссис Тоут, – повторил он, – с вашего позволения.
   Фрэнк Эббот поджал губы и мысленно – самым непочтительным образом – сравнил шефа с бегемотом, которого с места не сдвинешь. Мисс Сильвер, напротив, вызвала его восхищение. Она тут же отступила и обратилась к инспектору с вежливой улыбкой светской дамы викторианской эпохи:
   – Тогда позвольте быть вашей посланницей. Пойду передам миссис Тоут, что вы хотите ее видеть.
   Когда дверь за мисс Сильвер закрылась, Фрэнк посмотрел на детскую кофточку, клубок розовой шерсти и вязальные спицы и с удовольствием подумал, что Моди сейчас вернется. И позволил себе слабо улыбнуться, за что получил взбучку и был назван бездельником и дерзким щенком.
   – И вот что я тебе скажу, парень: нарвешься на неприятности со своими усмешечками и ухмылочками! Думаешь, я не вижу? И спорить со мной не надо – ни на английском, ни на французском! Французского еще не хватало! – бушевал главный инспектор.
   Фрэнк принял смиренный вид и затаился. Рано или поздно шеф успокоится.

Глава 33

   Мисс Сильвер отравилась выполнять поручение. Если бы в холле кто-то был, он бы увидел, как мисс Сильвер подошла к камину и некоторое время внимательно рассматривала прогоревшие дрова. Вчерашние поленья горкой лежали на толстом слое пепла, сильно поеденные огнем и обугленные; по сути, от них осталась одна оболочка, которая рассыпалась от малейшего прикосновения. А в дальнем конце потухшего камина лежала толстая изогнутая ветвь, увесистая и сучковатая – в честь таких трактиры называют «Кривая коряга».
   Мисс Сильвер нагнулась к находке. Огня не было, но головешки еще слабо мерцали. Она протянула руку и сразу отдернула, затем покачала головой, поджала губы и отправилась в гостиную звать миссис Тоут.
   В кабинет дамы вернулись вместе. Главный инспектор к тому времени остыл и с миссис Тоут постарался говорить в мягком – насколько позволяла ситуация – тоне.
   – Заходите, присаживайтесь. Прошу прощения, что не даю поспать, сами, наверное, понимаете – по-другому никак. Я задам вам несколько вопросов. Вы не возражаете, если мисс Сильвер останется? Она представляет интересы мисс Браун.
   – Нет-нет, я не против, – ответила миссис Тоут.
   Она сложила руки на коленях, подняла на инспектора покрасневшие глаза и застыла в тревожном ожидании, думая о минувших днях, когда могла спокойно смотреть на полицейских. Только бы дела Альберта не вскрылись!.. Или – еще лучше – если бы нечему было вскрываться!.. Впрочем, свалившееся на голову богатство – еще полбеды, бывают дела похуже. Например, убийство. Когда страшное слово пришло ей на ум, миссис Тоут почувствовала, что сжимается, становится все меньше, меньше и меньше, и в конце концов совсем исчезнет, и больше никогда не увидит Элли…
   Голос Лэмба прозвучал как тревожный набат:
   – Итак, миссис Тоут, по поводу сегодняшнего вечера. В котором часу вы поднялись наверх?
   – Без десяти минут десять.
   – Довольно рано…
   – Нам и так хватило!
   По ее тону он достаточно хорошо представил себе, как прошел вечер. Дальше инспектор задал ряд вопросов, дополняя впечатлениями миссис Тоут картину, обрисованную мисс Мод Сильвер. Миссис Тоут подтвердила, что мистер Кэролл немало выпил.
   – Он определенно перебрал. Иначе не наговорил и не наделал бы всего, что наговорил и наделал. Он вел себя так, будто что-то знает. Чистое безумие! Я сразу подумала – жди беды…
   – Что вы имеете в виду?
   Миссис Тоут испугалась. Ну вот, сболтнула лишнее! Поделилась мыслями. Когда речь идет об убийстве, размышления лучше держать при себе – так безопасней. И она торопливо стала объяснять:
   – Туманные намеки… подозрительный тон – кому же это понравится? Я опасалась, что кто-нибудь из джентльменов не выдержит и дело дойдет до ссоры…
   И этого не следовало говорить… Миссис Тоут робко покосилась на мисс Сильвер. Мерное щелканье спиц и вид розовой пряжи слегка успокаивали.
   Лэмб снова привлек ее внимание:
   – Итак, вы поднялись в спальню без десяти минут десять. Вы легли сразу?
   – Нет.
   – А что вы делали?
   – Мы немного поговорили.
   – О мистере Кэролле? О ссоре в гостиной?
   – Ну и об этом…
   – Что неудивительно! – рассмеялся Лэмб. – Полагаю, ваш муж был не слишком доволен?
   – Естественно! – ответила миссис Тоут.
   – Полагаю, вы его успокаивали?
   – В общем, да.
   – А потом?
   – Он ушел в свою гардеробную.
   – В котором часу?
   – Было двадцать минут одиннадцатого.
   – Вы смотрели на часы?
   – Да, я собиралась написать пару строк дочери. Муж обычно долго переодевается.
   – Написали?
   – Нет, передумала. Я была слишком расстроена.
   Лэмб подался вперед.
   – Миссис Тоут, в вашей комнате два окна, и они выходят на дворик, где нашли тело мистера Кэролла. Окна были закрыты или открыты?
   – Закрыты, – ответила дама, оглянулась на мисс Сильвер, снова посмотрела на инспектора, приоткрыла рот, будто собиралась что-то сказать, и опять закрыла.
   – Миссис Тоут?
   Она сидела, плотно сжав губы, и мяла на коленях руки.
   – Ну же, миссис Тоут? Вы что-то хотели добавить насчет окон? Вы открывали створку? Выглядывали?
   Миссис Тоут продолжала заламывать пальцы. Потом не то чтобы кивнула, но сделала неясный жест головой. Мистер Лэмб смотрел на нее серьезно – в некоторых случаях подобный взгляд производил большое впечатление.
   – Миссис Тоут, если вы что-то слышали или видели, вы не хуже меня понимаете свою ответственность. Конечно, неприятно давать показания, за которыми последует повешение, однако убийство – не шутка, и если вы что-то знаете, ваш гражданский долг – рассказать полиции.
   Красные от слез глаза смотрели грустно, но покорно.
   – Я открывала окно.
   – Хорошо. Почему?
   – Я услышала шум…
   – Какой шум?
   – Дребезжание. Словно кто-то кидал в окно камешки.
   – В ваше окно?
   Она отрицательно покачала головой.
   – Нет, не мое. Я решила выглянуть.
   – И?
   – Я погасила лампу и открыла одну из створок. Сначала я ничего не видела, только слышала, как кто-то ходит внизу, во дворике. А затем – почти сразу – мистер Кэролл в своем крыле тоже выглянул в окно.
   – Вы его видели?
   – О да! Отлично видела на фоне светлой комнаты. Он перегнулся через подоконник и спросил: «Кто здесь?», а тот, кто ходил внизу, ответил: «Спускайтесь, я хочу с вами поговорить».
   – Хорошо. Продолжайте.
   – Мистер Кэролл спросил: «Окли, это вы?», а снизу ответили: «Вы бы лучше придержали язык! Спускайтесь – поговорим!»
   – Что Кэролл ответил?
   – Рассмеялся. Понимаете, было очень тихо. А у меня весьма чуткий слух. Мистер Кэролл рассмеялся и сказал: «Я пойду вниз и впущу вас через окно на первом этаже», потом он закрыл окно и задвинул штору.
   – А вы что сделали?
   – Тоже закрыла окно, вернулась в комнату и зажгла свет. Я решила – не мое это дело, и нечего подслушивать, вдруг они меня застанут?
   – Вы еще что-нибудь слышали?
   – Нет…
   – Ни удара, ни падения?..
   – Я ходила по комнате, потом мылась. Когда моешься, обычно ничего не слышишь…
   Говорила она нерешительно.
   – Вы уверены, что Кэролл сказал: «Это вы, Окли?»
   – Уверена! Он произнес имя довольно громко.
   – И после того как вы закрыли окно, больше совсем ничего не слышали?
   – Не знаю… стоит ли говорить… – подавленно забормотала миссис Тоут.
   – Значит, что-то слышали?
   – Не то чтобы слышала… Я мылась. Мне показалось… будто кто-то кричит…
   – На что, по-вашему, был похож крик?
   – Я подумала, что мистер Кэролл зовет мистера Окли. Он просто выкрикнул имя, только громче, чем раньше. Должно быть, громче – иначе я бы не услышала, ведь журчала вода. Хотя мне могло почудиться, я ничего не утверждаю наверняка…
   На этом миссис Тоут отпустили.
   Когда за ней закрылась дверь, инспектор откинулся на стуле.
   – Ну вот! У Окли, считай, петля на шее!
   Мисс Сильвер тактично кашлянула.
   – Миссис Тоут не готова поклясться, что видела во дворике именно мистера Окли, – сказала она и выдержала самый суровый из взглядов инспектора.
   – Она слышала, как Кэролл к нему обратился по имени.
   – Это не совсем одно и то же. Мистер Кэролл мог обознаться. Между прочим, последние сведения, которые вы так искусно выманили у миссис Тоут, подтверждают историю мистера Окли. Он объяснял свое присутствие во дворике тем, что кто-то его позвал и он поспешил на голос.
   Лэмб коротко и раздраженно рассмеялся.
   – А что ему, по-вашему, оставалось сказать? Кэролл выкрикивал его имя во всеуслышание. Надо было найти этому пристойное объяснение, он и придумал, что его позвали и он под этим предлогом обошел дом.
   Инспектор продолжал сверлить мисс Сильвер хмурым взглядом, и от него не укрылось выражение ее лица. В нем было что-то птичье: голова наклонена на бок, глаза блестят. Лэмб и раньше такое замечал, и это всегда было неспроста. У птиц так блестят глаза только при виде особенно сочного червя.
   – Не разрешите ли теперь задать мой вопрос мистеру Пирсону, инспектор?
   – А подождать нельзя?
   – Боюсь, что нет.
   Инспектор резко развернулся на стуле.
   – Зови, Фрэнк!
   Появился Пирсон. Разумеется, происходящее крайне его нервировало, однако он был приятно взбудоражен тем фактом, что полиция прибыла вовремя и застукала убийцу прямо на месте преступления только благодаря его, Пирсона, усердию. Он уже предвкушал, как приятно будет потом вспоминать подробности этого дела. Пирсон с нетерпением ждал момента, когда убийства станут лишь предметом его рассказов. Он собирался сказать жене так: «Хорошо, конечно, когда все уже позади. Но до чего неспокойно, когда кругом ужасы творятся и неизвестно, кого убьют следующим». Поскольку в присутствии двух офицеров полиции (один из которых не кто-нибудь, а главный инспектор!) убийства происходят редко, Пирсон ощутил себя в полной безопасности, когда зашел в кабинет, и с удовольствием провел бы там весь вечер. К его глубокому разочарованию, мисс Сильвер сказала:
   – У меня к вам всего один вопрос.
   – Слушаю, мадам, – тоном дворецкого ответил Пирсон.
   – Когда вы вернулись в холл после вечернего обхода, вы подкладывали в камин дрова?
   Если кто-то наблюдал бы за Фрэнком Эбботом в тот момент, то увидел бы, как сержант встрепенулся.
   – Нет, мадам, – ответил Пирсон, – конечно, не подкладывал.
   – Так и я думала. А вы проверяли огонь, когда проходили мимо?
   – Это моя обязанность. Я не ушел бы наверх, оставив большой огонь в камине, я должен убедиться, что ни одна искра не выскочит наружу.
   – Значит, огонь был маленьким?
   – Лежало три-четыре полена, все уже прогоревшие.
   – И свежих дров вы не подкладывали?
   – О нет, мэм!
   – А кто-нибудь еще?
   – Больше никто не смог бы – с тех пор, как подняли тревогу.
   Мисс Сильвер очень серьезно смотрела на главного инспектора.
   – Когда я спустилась в холл после убийства, я заметила тяжелую корягу в глубине камина. В районе десяти часов, когда мы расходились, ее не было. И когда вы заговорили об орудии убийства, я сразу подумала про камин – я посмотрела на него прежде, чем подняться, и как только спустилась. Поначалу я подумала – немного странно, только и всего, однако в ходе вашего разговора с сержантом Эбботом мне пришло в голову, что эта коряга и есть пропавшее орудие. Остается надеяться, что пепел не слишком горячий и не испортит важную улику.
   Фрэнк Эббот выскочил за дверь, не дожидаясь конца фразы.

Глава 34

   – Что ж, мисс Сильвер, мы вам чрезвычайно признательны. Мы нашли орудие – без всякого сомнения. К счастью, мистер Окли торопился и сунул корягу в камин почти не глядя, не проверив, как она ляжет. Скатись коряга поближе к остаткам огня, наверняка загорелась бы.
   Мисс Сильвер решительно кашлянула.
   – Окли? – переспросила она. – Вы сказали, мистер Окли, сэр?
   Главный инспектор прибег к знаменитому взгляду. Фрэнк Эббот насторожился.
   Мисс Сильвер ухитрилась пожать плечами, продолжая проворно щелкать спицами.
   – Если коряга – орудие убийства, то мистер Окли не убийца.
   В ответ она получила хмыканье и резкое: «С чего вы взяли?»
   – Когда мистер Пирсон рассказывал о подслушанном телефонном разговоре, он упомянул, что должен был запереть на ночь все двери и окна. Все окна первого этажа были закрыты и заперты, все двери закрыты на замки и засовы – ваши люди подтвердят. Во-первых, непонятно, каким образом мистер Окли выбрался из полностью запертого дома после того, как избавился от орудия. Но это еще не все! Мистер Кэролл тоже вышел из дома – это совершенно точно. И вышел он уже после того, как дом заперли на ночь, потому что Пирсон видел, как мистер Кэролл направляется наверх, когда завершил обход. Очевидно, что мистер Кэролл затем вновь спустился. Отпер какое-то окно или дверь – иначе как бы он попал на улицу? Однако при осмотре полиции все двери и окна были закрыты и заперты. Значит, кто-то изнутри запер окно или дверь за мистером Кэроллом. Разве не логично предположить, что это был убийца? А мистер Окли этого сделать не мог.
   Последовала пауза. Ум инспектора Лэмба был не так быстр, как у мисс Сильвер, однако необычайно практичен и беспристрастен, и сейчас лихорадочно работал, взвешивая приведенные мисс Сильвер аргументы. В конце концов инспектор произнес:
   – Верно, это не Окли!
   В его словах не было и тени обиды.
   – Кто ж тогда убийца? – спросил он мисс Сильвер.
   – Тот, кто знал о приходе мистера Окли, – серьезно сказала та.
   – Это вы как поняли? – присвистнул главный инспектор.
   – Вывод, по-моему, напрашивается. Я уверена, что убийца знал о телефонном разговоре мистера Окли и мистера Кэролла.
   Лэмб выпучил глаза.
   – Только не говорите, что это Пирсон! Ни за что не поверю, не просите!
   – Я и не прошу, – улыбнулась мисс Сильвер. – Нам известно, что Пирсон подслушал первый разговор – тот, что был закончен мистером Кэроллом. Однако второй – где мистер Окли звонил предупредить о визите, Пирсон не слышал. Я была практически уверена, что в доме есть еще один телефонный аппарат, и находится он в спальне мистера Порлока. Догадка моя подтвердилась. Давайте подумаем. Своим выступлением мистер Кэролл всем присутствующим пощекотал нервы. Представьте, в каком напряжении находился убийца, как отчаянно гадал, действительно ли мистер Кэролл располагает доказательствами и как он планирует ими распорядиться. А дальше гости расходятся на ночь. Убийца видит, что мистер Кэролл заходит в кабинет и закрывает за собой дверь. Возможно, даже слышит, как тот разговаривает с телефонной станцией. Наверняка убийца опасался, что мистер Кэролл звонит в полицию, чтобы рассказать все, что знает. Убийце могло прийти в голову пробраться в комнату мистера Порлока, подслушать и выяснить, куда Кэролл звонит. С аппарата в комнате Порлока нужно немедленно снять отпечатки! Если они совпадают – а я думаю, совпадут, – с отпечатками, которые мы сняли ранее с каминной полки в холле, а также с боковой панели лестницы, то у моей теории будут надежные подтверждения.
   – И чьи это, по-вашему, отпечатки?
   Мисс Сильвер покачала головой.
   – Позвольте, я закончу. Убийца слышит, как мистер Окли обещает прийти. Возможно – и даже очень вероятно, убийца добрался до аппарата только ко второму разговору. Ему же надо было подняться на второй этаж и дождаться подходящего момента, чтобы проникнуть в комнату мистера Порлока.
   Лэмб, по обыкновению, хмыкнул – на этот раз заинтересованно.
   – И что же убийца сделал дальше? Сейчас мы услышим рассказ очевидца, не так ли?
   Мисс Сильвер вновь принялась за вязание.
   – Боюсь, что нет. Лишь мои догадки. Убийца быстро сообразил, что хорошо бы использовать мистера Окли в качестве козла отпущения. Обстоятельства смерти мистера Порлока ясно дали понять, что убийца умен и изобретателен. Он наверняка ухватился бы за возможность быстро и безопасно избавиться от мистера Кэролла. Прикинул бы, сколько у мистера Окли займет дорога – предположительно, на машине. Расстояние между домами не больше мили – время пути пешком и на автомобиле практически не отличается, тем более, что гараж в Милл-хаус находится не совсем рядом с домом. По моим предположениям, убийца подождал минут пять и спустился в бильярдную – скорей всего, по черной лестнице.
   – В бильярдную?
   – Именно. Бильярдная частично расположена под комнатой мистера Кэролла, и, соответственно, ее окна выходят во дворик, где было найдено тело. Окна двустворчатые, как и на верхнем этаже, и не очень высоко над землей. Дальше убийца вылез, дошел до начала дорожки, усыпанной гравием, и набрал пригоршню камешков. Стал кидать в окно мистера Кэролла. Так как окно снизу оставалось открытым, мы, вероятно, найдем следы гравия на полу бильярдной.
   Лэмб мотнул головой сержанту.
   – Иди проверь! И найди Хьюза – пусть снимет пальцы в комнате Порлока: телефонный аппарат, дверные ручки внутри и снаружи, оконные задвижки в бильярдной! Скажи, чтоб поторопился! Сначала телефон! Так, а где у нас Джоунс? Пусть сидит в бильярдной, пока не закончат осмотр. А Джексон пусть никого не выпускает из гостиной, пока я не приду!
   Сержант Эббот предпочел бы остаться и выслушать мисс Сильвер до конца. По этой причине он быстро выполнил поручения шефа и поспешил вернуться, чтобы с торжествующим видом доложить, что на подоконнике бильярдной обнаружили пару мелких камешков.
   – Что ж, мисс Сильвер, – хмыкнул Лэмб, – прямо в яблочко! Расскажете теперь, чьи отпечатки мы, по-вашему, найдем?
   Щелкали спицы, вращался розовый клубок. Мисс Сильвер, казалось, не разделяет торжества сержанта Эббота.
   – Я нахожусь в доме недолго, – степенно заговорила она, – вследствие чего в этот раз не имела возможности как следует изучить присутствующих и сделать выводы. Однако были вещи, которые бросились в глаза даже при самом поверхностном наблюдении. Основные события начались после девяти вечера…
   – Что было в девять вечера? – поторопил Лэмб.
   Мисс Сильвер задумчиво склонила голову и продолжила:
   – Около девяти часов вечера в гостиной подали кофе. Вскоре к нам присоединились джентльмены. Если бы до того момента меня спросили, кто из гостей убил мистера Порлока, я бы с большой долей вероятности склонилась к мистеру Кэроллу. Он произвел чрезвычайно неприятное впечатление! Показался мне нечестным и беспринципным, и у него был самый веский мотив. Доказанное обвинение в передаче сведений вражеской стороне – это серьезный срок, если не смертная казнь. И даже если бы обвинение не доказали, работу он бы потерял.
   Лэмб подался вперед, напряженно слушая.
   – Что случилось после девяти вечера? Убийство произошло лишь полтора часа спустя.
   – Мои подозрения упали на другого человека. Когда мистер Кэролл начал «развлекать гостей», как он сам выразился, я, разумеется, за всеми внимательно наблюдала. Позвольте напомнить расположение. Я сидела в уголке дивана рядом с камином – место с хорошим обзором. Справа от меня, на том же диване, сидела миссис Тоут. Дальше на пуфике – вне общего круга – мисс Мастерман. Между нашим диваном и креслом мистера Тоута стоял мистер Кэролл. Потом мисс Лейн, мистер Джастин Лей и Доринда Браун – на диванчике напротив меня. Перед мисс Браун поставили кофейный столик. А мистер Мастерман находился у камина…
   – Да-да, это мы уже знаем!
   Мисс Сильвер продолжала вязать.
   – Как вы поняли, я занимала удачную для наблюдений позицию. Правда, чтобы взглянуть в лицо мистеру Мастерману, приходилось сворачивать голову; впрочем, мне необязательно было видеть его лицо, так что это не имело значения. Моим вниманием почти сразу завладела мисс Мастерман.
   Фрэнк Эббот резко дернулся – словно хотел что-то возразить. Главный инспектор замер, его массивное тело словно окаменело.
   Мисс Сильвер спокойно продолжила:
   – То, что в доме находятся две очень несчастные женщины, я поняла почти сразу по приезду. И миссис Тоут, и мисс Мастерман были снедаемы горем и тревогой. Миссис Тоут, как выяснилось, страдает от того, что муж слишком внезапно разбогател, а также от разлуки с единственной и любимой дочерью. Обо всем этом миссис Тоут откровенно мне поведала, и также я поняла, что душа ее неспокойна по поводу методов, коими ее муж заработал такое большое состояние. Думаю, она тревожилась, не способен ли он и на убийство. Я же мистера Тоута всерьез не рассматривала. После разговора с Порлоком он наверняка поднялся к себе и в красках расписал жене, как расправится с обидчиком. Она почти так и сказала. Вряд ли настоящий убийца стал бы по-глупому сыпать угрозами и демонстрировать свой крутой нрав за ужином, как сделал мистер Тоут. Таким образом, я исключила Тоутов из числа подозреваемых. Мисс Мастерман тоже была несчастна, но по-другому. Она замкнулась в себе, потеряла связь с окружающим миром, выглядела больной и измученной и словно чего-то ждала. В разговоре с сержантом Эбботом я выяснила, что Мастерманы, возможно, незаконно завладели деньгами покойной родственницы – чем, вероятно, и объясняется душевное состояние мисс Мастерман. Она была настолько погружена в себя и рассеянна, что даже убийство не могло отвлечь ее от привычного хода мыслей. Когда мы прошли в гостиную после ужина, она села поодаль от кружка у камина и закрылась газетой, при этом ни разу не перевернув страницу. Однако так называемое представление мистера Кэролла все же вывело ее из оцепенения. Очень уж резко и театрально он говорил… все взгляды были прикованы к нему. Я же наблюдала за мисс Мастерман. Она не отложила газету, лишь поглядывала поверх. И, как и я, смотрела она не на мистера Кэролла. Мисс Мастерман так сильно сжимала бумагу в руках, что даже порвала, но не заметила этого. Не заметила она и того, что я за ней наблюдаю. Ее внимание целиком поглощал другой объект. Проследив направление ее взгляда, я поняла – она смотрит на брата. Мистер Мастерман поставил чашку на каминную полку – я вовремя повернула голову, чтобы это увидеть. Как я уже упоминала, лицо мистера Мастермана было трудно разглядеть с моего места, однако, как он поставил чашку, я видела, и этого мне было достаточно. Мистер Кэролл тем временем сыпал провокационными замечаниями в адрес мистера Тоута. В суть его обвинений я особо не вслушивалась. По моему мнению, мистер Кэролл просто выбрал человека, которого легче всего вызвать на спор. Я немного разрядила атмосферу. Затем мистер Кэролл переключился на мистера Мастермана. В его адрес было сказано гораздо меньше, чем в адрес Тоута, и реакция мистера Мастермана была спокойней – на первый взгляд. Знаете, подводные течения иногда видно и на поверхности. Мисс Мастерман явно заметила нечто, что сильно ее встревожило. Я и сама ощутила в мистере Мастермане невероятное напряжение. Внешне это напряжение почти ничем не выдавалось – за исключением одной маленькой любопытной детали. Рука мистера Мастермана не дрогнула, когда он ставил на полочку чашку – левая рука. Ни малейшего колебания! Правая – она была сбоку от меня, тоже не дрожала. Зато оба больших пальца конвульсивно дергались. Мистер Мастерман не осознавал, что его пальцы дергаются, пока не посмотрел вниз. С завидным хладнокровием он положил одну руку в карман, а другую спрятал за спину и повернулся спиной к камину. Все это было проделано незаметно и непринужденно, однако только еще больше разбудило во мне подозрения. Я поняла: мисс Мастерман насторожило то же, что и меня; она, вероятно, знает, что скрыто за странным поведением и захочет переговорить с братом. Ее комната прямо напротив моей, если помните. С галереи, которая огибает холл с трех сторон, открывается выход в два крыла. Спальни мисс Браун, мисс Мастерман и моя – в правом крыле, в той же части дома, где мы сейчас находимся. Комната мистера Порлока в левом крыле – там же, где гостиная, бильярдная, а также спальни Тоутов, мистера Кэролла и мистера Мастермана. Я не стала раздеваться. Оставила дверь приоткрытой и ждала, пока покажется мисс Мастерман и пройдет по галерее в другое крыло. Она прошла почти сразу. Я последовала за ней, остановилась в конце нашего коридора и убедилась, что она у двери мистера Мастермана. Далее она постучала и ждала ответа.
   – Коридоры расположены строго друг напротив друга, – сказал Лэмб. – Значит, вы смотрели через холл в коридор над гостиной. Горел ли там свет?
   – В самом конце, напротив двери мистера Кэролла. Однако весь коридор просматривался. Мисс Мастерман постучала еще раз, затем повернула ручку и вошла, не закрыв за собой дверь. Я погасила свет в своем коридоре, чтобы остаться незамеченной. Едва успела – мисс Мастерман вышла из комнаты почти сразу и нерешительно замерла – из чего я заключила, что мистера Мастермана на месте не было. Затем она вернулась к себе, однако поминутно выглядывала в коридор. Очевидно, ожидала возвращения брата. Я больше не видела смысла продолжать наблюдение и удалилась. Через некоторое время мистер Пирсон доложил мне о телефонном разговоре мистера Кэролла и мистера Окли. Мисс Мастерман я увидела вновь, только когда всех позвали вниз – она вышла из своей комнаты в халате.
   – Думаете, она что-то видела?
   Мисс Сильвер кашлянула.
   – Должна была. Представьте, инспектор. Она ждала брата в его комнате, крайне встревоженная. Дверь была открыта. Если бы кто-то вышел из комнаты мистера Порлока, она обязательно его узнала бы. Черная лестница расположена между спальнями мистера Мастермана и мистера Кэролла. Если мистер Мастерман спускался, он тоже не остался бы незамеченным. Как, впрочем, и мистер Кэролл. По моему мнению, мисс Мастерман, истощенная долгим нервным напряжением, пребывала на грани срыва. Она отчаянно желала встречи с братом – возможно, надеясь, несмотря ни на что, что он развеет ее опасения. Как вы считаете, могла ли она хоть что-то проглядеть в подобном состоянии?
   Лэмб хмыкнул.
   – Что она сейчас делает?
   – Когда я заходила за миссис Тоут, мисс Мастерман сидела у камина и дрожала. В комнате жарко, она тепло одета, однако не перестает дрожать! Уверена, вы получите от нее необходимые ответы. Он, конечно, ее брат, однако убил двух человек, которые встали у него на пути. А если поспрашивать про обстоятельства смерти престарелой кузины, которая оставила ему состояние, может выясниться, что на его совести целых три убийства. Мисс Мастерман уже давно глубоко страдает втайне от всех. И возможно, давно мучалась подозрениями, но боялась признаться даже себе. Я лично думаю, она знает секрет мистера Мастермана и должна рассказать – для своего и всеобщего блага. Если мистер Мастерман заподозрил, что сестра в курсе дела, она в большой опасности. Мастерман – убийца, изобретательный и умелый. Тот, кто представляет для него опасность, рискует жизнью. Думаю, именно его отпечатки вы обнаружите на телефонном аппарате и на оконной раме в бильярдной. Уверена, они совпадут с отпечатками на каминной полке и боковой панели лестницы.
   – Мисс Сильвер права, сэр! – вставил Фрэнк. – Хьюз только что сообщил: пальцы Мастермана!
   – Это еще ничего не доказывает, – невозмутимо ответил Лэмб.

Глава 35

   Главный инспектор перевел грозный взгляд на мисс Сильвер. Поскольку та продолжала вязать, он повторил:
   – Отпечатки ничего не доказывают, сами понимаете. Их мог оставить любой постоялец дома – включая нас с вами; они, возможно, не имеют никакого отношения к убийству! Представляю, что скажут в суде на вашу теорию! – Он отрывисто хохотнул. – Так и вижу! Ну, нашли мы отпечатки на аппарате в комнате Порлока. О чем это говорит? О том, что Мастерман заходил в комнату и звонил. Ну и что? Каждый в доме хоть раз позвонил за сегодняшний и вчерашний день. Мастерман объяснит: воспользовался ближайшим аппаратом. Отпечатки на окне в бильярдной Мастерман тоже объяснит. Например, приоткрыл проветрить – тем более, что он почти не выходил из бильярдной с тех пор, как приехал.
   – Не слишком ли много совпадений, шеф? – спросил Фрэнк Эббот. – Даже присяжные задумаются, почему повсюду Мастерман.
   Инспектор вновь уставился на сержанта и придал взгляду максимальную суровость.
   – Хочешь, чтобы присяжные задумались? Неприятностей мало? Я тебе уже говорил и повторяю – присяжные ждут фактов, простых надежных фактов и нормальных свидетелей, которые готовы эти факты подтвердить. Присяжные не желают думать, так как не хуже нас с тобой понимают, что не застрахованы от ошибки. К чему им просыпаться по ночам и гадать – а правильный ли они вынесли приговор? Дело-то касается убийства – тут любой загрустит! Присяжные любят факты! Любят прийти домой и заявить: «Он точно убийца! Никаких сомнений!»
   Инспектор встал, оттолкнув стул.
   – Вот что я сделаю! Улик против Окли достаточно, хоть сейчас вези в участок и предъявляй обвинение в…
   – Но ведь вы сами сказали – он не мог убить Кэролла!
   – Ну и что? Сказал, теперь передумал!
   Фрэнк Эббот гадал впоследствии – а действительно ли инспектор передумал? Лэмб бывал очень хитрым при необходимости. Вспоминая события того дня, сержант пришел к выводу, что шеф и Моди сработали как одно целое.
   А пока главный инспектор сверлил глазами мисс Сильвер. Та промолвила с легкой ироничной улыбкой, попутно убирая вязание в цветастую ситцевую сумочку – подарок на день рождения от племянницы Этель:
   – Считается, что именно женщины склонны менять точку зрения. Лично я всегда говорила, что и джентльмен имеет право разок-другой передумать!
   Затем вслед за инспектором она вышла из комнаты и пересекла холл, не обращая внимания на удивленно поднятые брови Фрэнка Эббота.
   В гостиной стояла тишина, которую принято называть мертвой. Собравшиеся молчали уже минут пятнадцать. Мистер Тоут устроился в том самом кресле, где сидел после субботнего ужина. На коленях у него лежала газета, однако он давно на нее не смотрел. Мойра и Доринда делили диван справа от камина, Джастин опирался, точнее, почти сидел на ручке со стороны Доринды. На противоположном диване, откуда недавно вела наблюдения мисс Сильвер, куталась в толстый шерстяной халат несчастная мисс Мастерман. Она сжимала на груди воротник, словно пыталась унять непрекращающуюся дрожь.
   В противоположном углу дивана миссис Тоут отклонилась на спинку и закрыла глаза. Она все вспоминала миссис Окли – как та кричала про Глена. Очень уж миссис Окли нервная… Если мистера Окли будут судить и повесят, она все вокруг разнесет. «А мне придется стоять и давать показания под присягой…» – думала миссис Тоут. Реальность стала страшнее самого страшного кошмара. Она зажмуривалась, чтобы не смотреть на Мартина Окли, который метался по комнате, как зверь в клетке.
   Мистер Мастерман устроился в кресле, где после ужина сидела его сестра – отгородившись от всех газетой и погрузившись в свои мысли. Он сидел в небрежной позе и не спеша курил сигарету за сигаретой.
   Мойра Лейн тоже курила. Рядом с ней на мягкой ручке дивана стояла пепельница с горкой окурков. Доринда забилась в уголок и была рада, когда Джастин опустил руку ей на плечо и не убрал. Теплая рука придавала сил.
   Констебль Джексон на жестком стуле у двери думал о душистом горошке.
   Джексон посеял горошек осенью, а теперь ростки были крепкие, по четыре дюйма высотой, и сулили хороший урожай. Он надеялся занять призовое место на июльском конкурсе цветоводов. Если постараться, стебли будут прочные, как веревка, и длинные – двенадцать-четырнадцать дюймов. Цветы иногда получаются огромные, бывает по пять бутонов на побеге… В воображении Джексона цветы достигали поистине гигантских размеров.
   Пока он размышлял о рекордном количестве цветков на стебле, отворилась дверь, и зашел главный инспектор Лэмб в сопровождении сержанта Эббота и сухонькой дамы, которая приходила раньше за миссис Тоут. «Сразу видно – из Лондона, жеманный до чертиков, – подумал про сержанта Джексон. – Волосы напомажены так, что в них отражение можно увидеть! А сколько он, должно быть, на лак спускает… тоже ведь не дешевая штука». На этом мысли констебля прервались. Джексон машинально вскочил при приближении инспектора.
   Все насторожились. Миссис Тоут открыла глаза. Мистер Окли, который как раз дошел до дальнего конца комнаты, резко обернулся и замер. Все ждали.
   Лэмб пересек комнату и похлопал Мартина Окли по плечу.
   – Попрошу вас проехать с нами в участок. По показаниям свидетеля, после телефонного разговора, в ходе которого вы сообщили мистеру Кэроллу, что собираетесь его посетить, кто-то пришел в боковой дворик и кидал камни в окно Кэролла. Тот открыл окно и спросил: «Это вы, Окли?» Ему ответили: «Вы бы лучше придержали язык. Спускайтесь – поговорим!» Вы вправе сделать заявление, однако предупреждаю – все, что вы скажете, может быть использовано против вас.
   Мартин Окли так измучился за последние дни, что сам на себя уже не был похож. Он посмотрел на инспектора и воскликнул:
   – Я арестован? Вы не смеете – я невиновен! Моя жена этого не переживет!
   Мисс Мастерман не смотрела ни на кого, кроме инспектора и мистера Окли. Правой рукой она опиралась на ручку дивана, левой запахивала халат. На слове «арестован» она вздрогнула, что не укрылось от мисс Сильвер. Когда Мартин Окли сказал: «Моя жена этого не переживет», мисс Мастерман что-то пробормотала и подскочила, прямая, как деревянный солдатик.
   Мисс Сильвер почудилось, что пробормотала она что-то вроде «О нет! Я не могу!» А затем (Лэмб не успел ничего сказать) мисс Мастерман повторила те же слова, но уже громко и резко, так, что все в комнате услышали.
   – Нет! Нет! Я не могу!
   Мисс Мастерман шагнула вперед, вытянув вперед руку, которой до этого опиралась на диван.
   – Она не в себе! – сказал Джеффри Мастерман.
   Он тоже вскочил, однако ему не удалось сделать и шагу – Фрэнк Эббот преградил ему путь, затем взял под локоть и тихо прорычал: «Не в себе? Неужели?»
   Мисс Мастерман прошла мимо, бросив в сторону брата:
   – Так не пойдет!
   Мастерман рванулся, однако его удержали.
   – Сестра много лет была на грани, понимаете, – заговорил он. – Вот то, чего я и боялся… Позвольте мне отвести ее в комнату!
   Никто не обратил на него внимания. Мастерману стало ясно: он отделен от остальных людей – не засовами и решетками, не тюремными стенами и приговором, а той невидимой границей, которая со времен Каина отделяет убийцу от рода людского. Никто его не слушал, не обращал внимания на его слова. Лишь Джексон, повинуясь взгляду сержанта Эббота, подошел и встал по другую сторону.
   Мисс Мастерман резко остановилась на полпути между камином и окном. И объявила громко и нервно, обращаясь к Лэмбу:
   – Не арестовывайте его! Он невиновен.
   Лэмб выглядел уверенно и спокойно – живое олицетворение закона и порядка. «Не убий», – гласит заповедь. Долгие годы общество строило защиту от первобытной дикости. Порой дикость все же прорывается, и тогда многие – слишком многие – страдают от ее рук.
   – Вы хотите сделать заявление, мисс Мастерман? – спросил инспектор.
   – Да, – ответила она.

Глава 36

   Агнес Мастерман рассказала следствию вот что:
   – Я делаю заявление, потому что у меня нет иного выхода. Мистер Порлок и мистер Кэролл были негодяями. Заслуживали ли они смерти – не мне судить. Моя престарелая кузина в жизни никому не причинила зла. Нельзя убивать людей за то, что они плохие или просто тебе мешают. И нельзя, чтобы страдали невиновные. Я не могу допустить, чтобы мистер Окли был арестован, так как знаю, что он невиновен.
   Мы поднялись наверх примерно без десяти минут десять. Я была совершенно растеряна. Хотела поговорить с братом и боялась – очень боялась. Я думала о деньгах – наследстве кузины. Она не собиралась ничего оставлять Джеффри. Она составила еще одно завещание и держала его в тайне. Мне сразу следовало пойти к юристам, я всегда подозревала, что он ее напугал или… сделал кое-что похуже. Она была старенькой, немощной, и напугать ее было нетрудно. Мистер Порлок разузнал об этой истории – уж не знаю, откуда. Он пригласил нас, чтобы вытрясти из Джеффри денег. Когда мистера Порлока ударили кинжалом, я испугалась, но все же не думала, что это сделал Джеффри. Я подозревала мистера Кэролла. Как и большинство из нас. А Джеффри заявил, что убийца мистер Тоут. Джеффри удалось меня убедить, что сам он совершенно ни при чем. И еще он пошел на уступки и сказал, что найдет последнее завещание. Он сказал – кузина оставила мне пятьдесят тысяч, а я сказала – пусть забирает. Чтобы не дать Джеффри передумать, я написала юристу письмо, в котором рассказала о втором завещании. Сходила в деревню в воскресенье вечером и отправила. После чего ждала ответа.
   А сегодня произошло нечто… Я словно пробудилась. Только обычно, когда пробуждаешься, кошмар заканчивается. А у меня вышло наоборот. Я все поняла во время речи мистера Кэролла. Мистер Кэролл поступал плохо, жестоко. Притворялся, что знает, кто убил мистера Порлока. Настойчиво намекал, будто видел нечто важное, когда зажгли свет. Врал или нет – неизвестно. Я посмотрела на Джеффри – у того дергались большие пальцы. Тут и начался кошмар. У Джеффри с детства дергаются пальцы, когда он напуган. Отец был с ним очень строг. У Джеффри дергались пальцы перед поркой. И так же – после того, как умерла кузина. Сам он этого обычно не замечает. Когда я посмотрела на его руки, я все поняла. Надо было поговорить с братом, рассказать, что я все знаю, но было очень страшно.
   Когда мы шли через холл, мистер Кэролл сказал: «Мне нужно позвонить». И зашел в кабинет. На Джеффри лица не было. Он поднялся, не дожидаясь меня. Остальные уже разошлись. Я пошла к себе, однако мне обязательно нужно было с ним поговорить. Я прошла через галерею в его коридор, зашла к нему в спальню… Джеффри на месте не оказалось. Я подумала, что он в ванной комнате, и какое-то время ждала. Дверь я оставила приоткрытой. И вдруг услышала, как где-то тоже открывают дверь, и выглянула. Джеффри выходил из спальни мистера Порлока. Я отпрянула в тень. К счастью, он меня не заметил. Минуя свою комнату, Джеффри спустился по лестнице. Я еще немного подождала и тоже спустилась. Я решила, что даже лучше поговорить внизу – там никто не услышит и не будет любопытствовать. Дверь в бильярдную была открыта, оттуда тянуло холодом. Я зашла, двигаясь в кромешной тьме на ощупь, и остановилась у открытого окна слева. Меня мучило предчувствие, что происходит нечто ужасное. Во дворике раздались шаги, потом шуршание. В окно залетело несколько камешков. Открылось окно наверху. Мистер Кэролл крикнул: «Окли, это вы?» Я удивилась – откуда здесь мистер Окли? Спряталась за занавеской и посмотрела в окно. Во дворике кто-то стоял. И произнес: «Вы бы лучше придержали язык! Спускайтесь – поговорим!»
   Я сразу узнала голос Джеффри. Хоть он и говорил приглушенно, как не узнать голос собственного брата. Я стояла за занавеской. Мистер Кэролл вошел в бильярдную, как и я, на ощупь. Вылез через окно и подошел к Джеффри. Джеффри быстро воскликнул: «Обернись! Что это?» Мистер Кэролл обернулся, и Джеффри его ударил. Я не разглядела, чем. Джеффри ударил, и мистер Кэролл упал – позвав мистера Окли, прежде чем упасть. А потом замолк и больше не шевелился. Джеффри залез в окно, запер его и задернул штору. Я думала – если заметит меня, то тоже убьет. Однако он меня не заметил, вышел из бильярдной и прошел по коридору в холл. Не знаю, что он там делал, но почти сразу поднялся по лестнице. Я долго стояла не шевелясь. Возможно, я лишилась чувств, потому что пришла в себя на коленях у подоконника, а во дворике кто-то светил фонарем. Я прошла через холл и поднялась к себе. Сняла платье и надела халат, чтобы согреться, но мне до сих пор холодно».

Глава 37

   Расследование подошло к концу, вердикт был вынесен: Джеффри Мастерман совершил преднамеренное убийство. Гости Грэндж-хауса стали разъезжаться восвояси. Мисс Мастерман – в лечебницу. Тоуты – в свой дорогой и неудобный дом, где миссис Тоут до сих пор чувствовала себя чужой. Мойра Лейн – в трехкомнатную квартиру, которую снимала вместе с подругой. Мисс Сильвер – обратно в город. Последняя, однако, задержалась, чтобы не бросать Доринду в одиночестве во время похорон.
   А Доринда еще не определилась, куда ей возвращаться. Наверное, следовало ехать в клуб «Вереск» и искать новую работу. С другой стороны – зачем? Два убийства и внезапно свалившееся наследство (которое она собиралась раздать) не отменяли того факта, что она секретарша миссис Окли. Доринда поделилась соображениями с Мойрой Лейн. Та выпустила колечко дыма и рассмеялась.
   – Золотые слова! Хотя лучше спроси у Джастина!
   Доринда спросила. Вернее, не то чтобы спросила, просто объявила, что не видит никаких причин увольняться и отправляется обратно к Окли, на что Джастин ответил: «Выдумает тоже!» – и выскочил из комнаты. Доринде показалось, что, если бы не Пирсон, который как раз входил с подносом, Джастин хорошенько хлопнул бы дверью.
   Пополдничав, Доринда пошла в Милл-хаус. Дорис проводила ее в розовый будуар, где чета Окли пила чай. Мартин Окли пожал Доринде руку и неловко откланялся. Доринда осталась наедине с Линнет. Та, по обыкновению, возлежала на диване, облаченная в розовый пеньюар и обложенная розовыми и голубыми подушками. Она напомнила Доринде дрезденскую фарфоровую статуэтку. На лице миссис Окли еще читались следы страданий, однако состояние ее заметно улучшилось. Из облика почти исчезла трагичность, так мало ей подходящая. Тени под голубыми, как незабудки, глазами уже не напоминали синяки. Под легким слоем пудры прорезался румянец. К Доринде она обратилась любезно, даже тепло. Долго держала за руку, смотрела в лицо влажными глазами и говорила, какое ужасное потрясение они вместе перенесли.
   Доринда, конечно, согласилась и перешла к делу.
   – Готова приступить к обязанностям, как только скажете.
   Тут миссис Окли выпустила ее руку. Извлекла кружевной платочек. Принялась промакивать глаза и бормотать, что ей ужасно неловко.
   – Вы не хотите, чтобы я возвращалась?
   Снова замелькал платочек.
   – Да нет, ну что вы…
   – А в чем тогда дело?
   Последовало долгое молчание. Доринде пришло на ум сравнение с раненой птичкой – пытаешься ее поймать, а она раз – и ускользает. Затем правда все же выяснилась. Миссис Окли сыпала фразами «просто Мартин так решил…» и «не хочется, чтобы что-то напоминало об этом ужасе», и дрожащим голосом пожелала «похоронить наконец прошлое». Если сформулировать более конкретно, на что Линнет Окли была не способна, получалось, что Доринда слишком много знает. Далее последовали всхлипы, вздохи и утирание слез, но дела это не меняло.
   – Разумеется, мы снова поженимся – как можно скорей, и никто не узнает моей тайны. Инспектор из Скотленд-Ярда обещал ее не раскрывать, если не возникнет крайней необходимости в ходе суда над убийцей. А ведь ее не возникнет, верно? Мартин говорит – нужно всего лишь пожениться, и можно будет обо всем позабыть. Видите ли, было особенно ужасно, потому что я подозревала Мартина – в случае с Гленом, а не с мистером Кэроллом! А Мартин немного подозревал меня, что очень-очень глупо с его стороны, ведь я не способна на подобное злодейство, да и сил у меня не хватило бы. И потом – когда-то Глен был мне очень-очень дорог. Я бы ни за что не хотела причинять ему вред… Только не говорите Мартину! Мартин ужасно ревнивый, поэтому-то я и боялась.
   Миссис Окли последний раз промокнула глаза и потянулась к пудренице.
   – Хватит плакать! А то буду страшная. Надо благодарить судьбу: как все хорошо закончилось! Главное – это не Мартин. Если бы Мартин… – Пудреница упала на колени. В голубых глазах опять встали слезы. Рыдания сдавили горло. – Я любила Глена и не могу стереть его из памяти, словно он мне чужой… Что-то в нем было… Хоть Глен и плохо со мной обращался, когда денег не стало. Бросил, даже не задумавшись, умру я с голоду или нет. А я чуть не умерла! И все же что-то в нем было…
   Доринде вспомнилось, как тетушка Мэри перед самой смертью тоже с горечью сказала:
   – Не спрашивай почему. Дура я, конечно, но что-то в нем было.
   На всем свете было не сыскать двух менее похожих друг на друга женщин, однако их объединяло то, что обе – сами не понимая почему, не смогли противостоять чарам Глена Поршеса и Грегори Порлока.
   – Не думайте о нем! – успокаивающе сказала Доринда. – И не плачьте, а то глаза покраснеют. Так работаю я у вас или нет? Подозреваю, что нет, но все же лучше уточнить, правда?
   – Да, конечно, лучше уточнить, – сказала миссис Окли и принялась пудриться.
   – Понимаете, мне нужно знать, искать ли другую работу.
   Линнет удивленно посмотрела на Доринду.
   – Разве Глен не завещал вам все свое состояние?
   – Оно не слишком большое. И в любом случае я его денег не возьму. Скажите, оставляете вы меня или нет. Кажется, нет…
   Опасения Доринды оправдались.
   – Вы нам очень нравитесь – правда! Просто вы знаете… обо всем, и мы всегда будем помнить, что вы знаете… а это слишком тяжело. Поэтому, если только вы не против…
   Вернувшись в Грэндж-хаус, Доринда рассказала Джастину, что осталась без работы.
   – Вернусь в «Вереск», а там посмотрим. Мне заплатили за месяц – уже неплохо, если учесть, что я особо и не работала. А вообще – даже хорошо, что Окли меня уволили. Здорово было бы служить у кого-то, кто никогда не слышал про дядю Глена.
   Мистер Лей вытянулся во всю длину, полулежа в одном из самых мягких кресел. Он даже не поднял головы и не разомкнул глаз, однако Доринда была уверена – он не спит. Джастин еще помолчал и пробормотал:
   – Теперь свободна как ветер?
   – Да, – с достоинством ответила Доринда. – Мы с мисс Сильвер отбываем завтра, сразу после завтрака.
   – Позавтракай обязательно! Не годится путешествовать на голодный желудок.
   – Позавтракаю.
   Джастин чуть приоткрыл глаза, в которых мелькали веселые искорки.
   – До отъезда еще шесть-семь часов. Ты же не будешь все это время собираться. Давай лучше поговорим.
   – Поговорить? О чем?
   – А ты подумай. Не хочешь ли ты мне что-нибудь сказать? Чтобы не жалеть впоследствии. Ладно, так уж и быть, проявлю благородство – начну сам. – Джастин широко улыбнулся. – Присядь, отдохни!
   Он привстал и придвинул еще одно кресло вплотную к своему.
   – Надо отдать должное Грегори Порлоку – он выбрал дом с прекрасными креслами! И чем мы тут занимаемся уже который день? Сидим на краешке, вытянувшись по струнке, и отвечаем на вопросы полицейских! Хорошая мебель заслуживает большего! Иди сюда, расскажи еще про поиски работы.
   Доринда сдалась и с ужасом подумала, что, когда Джастин вот так на нее смотрит, она любую его просьбу выполнит. Впрочем, они все равно скоро разъедутся и видеться будут гораздо реже.
   Она подошла, села и сразу поняла – это была ужасная ошибка. Стоя гораздо легче сохранять гордый и независимый вид. Мягкие кресла лишают человека воли. Вместо того чтобы ощущать, как правильно быть независимой и самой зарабатывать на жизнь, Доринда вдруг осознала, какое тоскливое и унылое будущее ее ждет. К тому же воображение наводнили картинки и образы, которые она старательно гнала прочь. Например, как в субботу вечером Джастин обнял ее рукой – чего, разумеется, не произошло бы, не будь он ее кузеном и не случись рядом убийства. И еще – стыдно вспомнить! – как она уткнулась в грудь Джастину и вцепилась в него изо всех сил – ну, когда арестовывали Джеффри Мастермана. Тот вырвался и побежал к дальнему окну. Поднялся страшный шум – Доринда слышала такое только в кино, – затопали ноги, потом кто-то поскользнулся на полированном полу, крики, звон разбитого стекла… Джастин отстранился и побежал на помощь. Ему даже пришлось ее оттолкнуть – господи, какой позор…
   Джастин потянулся через ручки кресел и провел рукой по ее щеке.
   – Ты, похоже, не отдыхаешь. Вся напряжена и взвинчена. Что с тобой?
   – Немного устала, – осторожно ответила Доринда.
   – Было от чего, – рассмеялся Джастин. – Тем более не надо напрягаться!
   – У меня просто такая реакция на усталость. Джастин, я пойду!
   – Подожди немного! Подвинься, я хочу тебя обнять. Поделюсь: я собираюсь жениться.
   Доринда невольно вздрогнула. Затем ее охватило странное чувство – словно все, что беспокоило ее за минуту до этого, стало глубоко безразлично. Подернулось дымкой, потонуло в тумане.
   Она обернулась к Джастину и спросила:
   – На Мойре Лейн?
   – Думаешь, мне стоит жениться на Мойре Лейн?
   – Если она составит твое счастье…
   – Не составит. И вообще, я ей даром не нужен.
   – Откуда ты знаешь?
   – Мойра не станет брать чужое.
   В его словах было несоответствие, о котором сам Джастин не подозревал. И все же он был прав – хоть Мойра и украла браслет, чужой жених ей и правда был не нужен. Человеческая натура порой сложна и необъяснима.
   – На ком-то другом? – удивилась Доринда. – На ком, Джастин?
   Она смотрела прямо на него. Джастин взял ее за руки.
   – Идея-то хорошая? Я уже квартирку присмотрел, с мебелью. Ты не поможешь мне выбрать ковры и занавески? Надо проверить, сохранилось ли что-то из материных запасов. Я возьму выходной, и съездим.
   – Так на ком ты женишься?
   – Вообще, я еще не сделал предложения.
   – Почему?
   – Ну, знаешь… полиция, расследования, похороны…
   – Похороны позади, – заметила Доринда.
   – Вот и я думаю – пора сделать. Доринда, ты выйдешь за меня?
   – Ты мне предлагаешь? – поразилась Доринда.
   – Ох, Доринда!..
   Глаза Джастина увлажнились. Это произвело на Доринду большое впечатление. Он все еще держал ее за руки. И вдруг вскочил, потянув за собой, и попытался обнять. Когда он отпустил ее ладони, она осознала, как крепко он их сжимал. Доринда уперлась руками в его грудь и даже не почувствовала пиджака – хотя понимала, что ткань должна быть довольно шершавой на ощупь. Удерживая Джастина на расстоянии онемевшими руками, она произнесла то, что велел сказать долг:
   – Я тебе не пара! Я совсем не разбираюсь во всех этих ваших правилах и порядках! Тебе нужно жениться на такой девушке, как Мойра. Я давно знала, что ты на ней женишься. Я думала, что…
   – Так подумай еще, дорогая! Подумай и скажи «да». Разве я не говорил, что люблю тебя? А я тебя люблю, между прочим! Причем очень давно. Разве ты не догадалась, когда я подарил тебе мамину брошь?
   Глаза Доринды округлились.
   – Я догадывалась, что ты в целом хорошо ко мне относишься…
   Джастин нервно рассмеялся.
   – Я влюблен по уши, Доринда! Так ты согласна?
   Она убрала руки и доверчиво посмотрела на него снизу вверх.
   – Ну, если ты предлагаешь…

Глава 38

   Компания из четырех человек мирно завершила ужин и устроилась в кабинете у камина. Фрэнк Эббот с удовольствием принял приглашение и остался четвертым, так как главный инспектор отбыл, поручив ему «закончить дела». На следующий день всем предстояло разъехаться в разные стороны, а пока они уютно сидели у камина и болтали, как старые друзья. Тягостная атмосфера, царившая в доме, рассеялась. Грэндж-хаус повидал на своем веку много смертей, рождений, романтических свиданий, радостей и бед, добра и зла. За триста с лишним лет чего только не произошло под его крышей. Грегори Порлок и Леонард Кэролл также канули в прошлое. Как и Ричард Помрой, заколовший слугу в тысяча шестьсот пятидесятом году и повешенный по указу лорда-протектора, или Изабель Скейфи, которая лет пятьдесят спустя вышла замуж за Джеймса Помроя, а затем выбросилась из окна той самой комнаты, которую занимал мистер Кэролл. По какой причине – доподлинно неизвестно. Она упала на каменные плиты дворика и разбилась насмерть. Люди косились на Джеймса Помроя с подозрением, однако тот преспокойно дожил до старости, а его сын впоследствии прославился как сэр Джеймс Добрый и основал фонд, который предоставил двенадцати старикам и старушкам из местного прихода приличное жилье и одежду, а также питание – «до смертного одра, и достойные похороны после».
   Были и другие истории – хорошие и плохие: кто-то рисковал жизнью на войне и, не жалея себя, вынес с поля брани раненого товарища; кто-то грешил; кто-то страдал; кто-то совершал благие дела, кто-то – злые; кто-то погиб в сражении на чужбине; кто-то тихо скончался в собственной постели. Дом пережил всех. Леонард Кэролл и Грегори Порлок тоже канули в небытие. Дом пережил и их.
   В камине весело трещал огонь, в комнате было тепло и уютно. Мисс Сильвер покончила с первой кофточкой и приступила ко второй, изредка поглядывая на Джастина и Доринду с доброй улыбкой. Ничто не доставляло ей такого удовольствия, как вид счастливых молодых людей.
   – Ну что, глубокоуважаемая наставница, – сказал Фрэнк, – теперь вы поделитесь своими мыслями?
   – А что вы хотите услышать, дорогой?
   – Да все, что расскажете!
   Мисс Сильвер мимолетно улыбнулась.
   – Я не прошу вас разглашать служебные тайны, но осмелюсь предположить, что раз судья предъявил мистеру Мастерману только обвинение в убийстве мистера Кэролла, его причастность к убийству Грегори Порлока не была доказана, хотя всем ясно, что он совершил оба убийства.
   Фрэнк кивнул.
   – Из улик по делу Порлока у нас были лишь отпечатки пальцев, которые вы надоумили снять, и полоска краски на манжете смокинга – это уликами-то не назовешь, адвокат с ними в два счета расправился. Мол, у Мастермана были десятки безобидных предлогов оставить отпечатки на каминной полке. Мол, боковую панель лестницы он задел во время шарады. Актеры спускались по лестнице, обходили балясину, затем проходили через круг света и удалялись в глубину холла. Отпечаток левой руки – как раз где Мастерман, покидая круг света, уходил в темноту. В такой ситуации нет ничего естественней, чем вытянуть руку и коснуться стены.
   Мисс Сильвер кашлянула.
   – Но тогда рука смотрела бы вглубь холла. А наш отпечаток, насколько я понимаю, располагался скорее прямо и даже был наклонен в противоположную сторону – как я и предполагала в случае, если мистер Мастерман пробирался от камина, выставив вперед руку, чтобы нащупать лестницу, а потом развернулся к жертве. И отпечаток должен был быть именно левой руки, так как правую он держал наготове, чтобы схватить кинжал.
   – Так все и было, – кивнул Фрэнк, – только в суде не поверят. Умный правозащитник разобьет теорию в пух и прах. Нет, насчет Кэролла мы его припечатали – факт! Пальцы на аппарате в комнате Порлока и на дверной и оконной ручке в бильярдной, и самое главное – показания мисс Мастерман.
   – Бедная, бедная мисс Мастерман! – вздохнула Доринда.
   Мисс Сильвер ласково посмотрела на Доринду и произнесла:
   – Мисс Мастерман многое пережила. Она, без сомнения, мучалась подозрениями и винила брата в смерти кузины – необязательно путем насилия или яда, старушку можно было легко до смерти напугать. И еще пропавшее завещание… Кстати, она ничего не выиграла на втором завещании – ей в обеих версиях полагалась одна и та же сумма. Я невольно думаю, что, если бы вина мистера Мастермана не открылась, мисс Мастерман, возможно, недолго оставалось бы жить. Предположим, арестовали мистера Окли. Предположим, мисс Мастерман промолчала. Однако она не могла скрыть от брата переживаний и угрызений совести. Тот осознал бы, какую опасность она представляет – если не выдержит и сорвется. Что, собственно, и произошло. При условии, что он только что убил двоих, мистер Мастерман вряд ли долго думал бы. Вероятно, мы бы имели дело с безупречно подстроенным самоубийством. Послушав голос совести и встав на защиту невинного человека, мисс Мастерман спасла себе жизнь.
   Джастин Лей с сомнением приподнял брови.
   – Не уверен, что она ценит спасенную жизнь.
   Спицы мисс Сильвер защелкали решительней.
   – Не соглашусь с вами, мистер Лей! Жизнь необходимо ценить! Мисс Мастерман разумная женщина и скоро станет обладательницей приличного состояния. Верю, что она преодолеет трудности, направит средства на благие дела и посвятит свою жизнь служению другим. А я буду ее подбадривать. Как сказал лорд Теннисон: «Жизнь существует здесь до тех лишь пор, пока ее не держит смерти тощая рука» [10 - Перевод Фаины Гуревич.].
   Джастин произнес, сдерживая сарказм:
   – Ох уж эта великая викторианская эпоха! Вы говорите, как истинная дочь своего времени. Тогда самую разумную часть населения заставили поверить, что «все к лучшему в этом лучшем из миров».
   Мисс Сильвер неодобрительно кашлянула.
   – Эта эпоха породила множество великих мужчин и женщин. Давайте не будем забывать тех, кто без устали работал, чтобы сделать мир лучше. Их труд, между прочим, начинает приносить плоды. И кстати, об афоризме лорда Теннисона: я думаю, что жить без веры и надежды нельзя и что надежда порой разгорается даже из самой маленькой искорки. Смерти желает только тот, кто полностью лишился и веры, и надежды.
   В чуть насмешливом взгляде Фрэнка читалось искреннее восхищение. Мисс Сильвер бывала и практичной, и решительной, и умной, она строго придерживалась высоких моральных принципов, бывала доброй, бывала чопорной – Фрэнку Эбботу она нравилась во всех проявлениях. Он самым непочтительным образом послал ей воздушный поцелуй и сказал:
   – Вы не представляете, какое удовольствие для меня работать с вами! Вы мерило чести и благородства!.. Но продолжайте же! Я так многое хотел бы узнать, чего в суде точно не расскажут.
   Он повернулся к Джастину и добавил:
   – Скажу вам по большому секрету – смотрите не проболтайтесь никому, – тут Фрэнк понизил голос до шепота: – Мисс Сильвер знает все!
   – Будет вам, Фрэнк!
   Фрэнк только замотал головой.
   – Не обращайте внимания! Она скромничает – издержки викторианского воспитания. Поверьте, людей она видит насквозь. Как через стеклянную витрину – ни один скелет в шкафу не укроется. Так что, если совершите преступление, держитесь от нее подальше! Я вас предупредил. Я вот смотрю в глаза мисс Сильвер исключительно потому, что совесть моя кристально чиста.
   Мисс Сильвер дернула за нитку, разматывая розовый клубок.
   – О, Фрэнк, перестаньте, пожалуйста, нести вздор!.. Что вы хотели от меня услышать?
   – Ну, я бы очень хотел знать, блефовал ли Кэролл, когда болтал, что знает нечто обличительное. Бесспорно, позиция у него была удачная. С верхнего пролета – а он стоял на третьей ступени, что, в общем, то же самое, – было прекрасно видно людей у камина. Если было бы что-то подозрительное, он непременно заметил бы. Вопрос – было ли? И если да – то что именно?
   Мисс Сильвер кашлянула деликатно и задумчиво.
   – Думаю, было. И я долго размышляла, что именно. Он определенно не мог застать убийцу, когда тот наносил удар или стирал с кинжала отпечатки. После того как мистер Порлок вскрикнул и упал, прошло время – пока мистер Лей оттолкнул мисс Доринду к стене, прошел на ощупь ко входной двери и включил свет. У убийцы было достаточно времени, чтобы вытереть кинжал и отойти подальше от тела. Мистер Кэролл мог бы успеть разглядеть лишь одну деталь. Когда мистер Мастерман наносил удар, рукав его смокинга соприкоснулся со светоотражающей краской, которой он ранее пометил спину жертвы. А заметить, что испачкался, он мог, только когда уже отошел на заранее продуманное место – где и планировал оказаться, когда загорится свет. Там он опустил глаза и увидел на манжете полоску краски, слабо светящуюся в темноте. Естественной реакцией в данный момент было бы попытаться стереть краску. Если свет зажегся именно тогда, мистер Кэролл наверняка сделал выводы – с его-то сообразительностью. Вы помните, что чуть позже мистер Мастерман воспользовался случаем и задел рукавом мисс Лейн, у которой осталась краска на плече, и громко пожаловался, что испачкал манжет. А испачкал он только ребро манжета – больше нигде краски не было. Как можно испачкать ребро манжета, задев рукавом даму, я не представляю – это очень маловероятно, на мой взгляд. Зато невозможно не испачкать край рукава или манжета, если спина жертвы в краске и ты всадил нож по самую рукоятку. Я спросила всех свидетелей про смокинг мистера Мастермана – не было ли чего-нибудь необычного. Четверо, включая мистера Лея, отметили, что рукава смокинга были слишком длинными, почти закрывали манжет рубашки, поэтому краска попала и на него.
   – Все это чрезвычайно интересно, мисс Сильвер, – возразил Джастин Лей, – однако, если Кэролл подозревал Мастермана, почему он стал шантажировать мистера Окли?
   Мисс Сильвер покачала головой. Так она делала, когда способный ученик не оправдывал ожиданий.
   – Лично мне мистер Кэролл не показался смелым человеком, – сказала она. – А вам?
   – О нет! – хохотнул Джастин Лей.
   – Мистер Кэролл вряд ли осмелился бы подойти к предполагаемому убийце. И уж точно не пошел бы встречаться с мистером Мастерманом в уединенном дворике. А мистер Окли – другое дело. Подобно остальным свидетелям, мистер Кэролл видел, как миссис Окли упала на колени перед убитым, и слышал, как она называла его Гленом. Конечно, мистер Кэролл догадался, в каком подавленном состоянии пребывает мистер Окли и как он опасается, не причастна ли к убийству его жена. Мистер Кэролл решил сыграть на его страхах. Позвонил, сделал парочку нехороших намеков и бросил трубку. Мистер Окли перезвонил сам, чем уверил мистера Кэролла в успехе предприятия. Кэролл явно был нацелен на шантаж, что доказывает подслушанный миссис Тоут диалог. Мастерман, притворяясь Окли, сказал: «Вы бы лучше придержали язык. Спускайтесь – поговорим!» А мистер Кэролл рассмеялся и пошел вниз. Он торжествовал. И торжество его было недобрым.
   – Вы правы, – согласился Джастин. – Очень прочная теория. Все сходится! Что ж, завтра мы разъезжаемся, однако, надеюсь, вы придете на нашу свадьбу?
   Мисс Сильвер ответила с благосклонной улыбкой:
   – Буду ждать с большим нетерпением! Всегда приятно чего-то ждать с нетерпением… Как сказал лорд Теннисон: «Как тупо-тускло медлить, знать конец, в закале ржаветь, не сверкать в свершенье» [11 - Перевод К. Бальмонта.].
   Последовала почтительная пауза. Доринда смущенно улыбнулась. Нужные слова нашел Фрэнк Эббот.
   – Вам нечего бояться! – смеясь, воскликнул он. – Чистое золото не ржавеет!
   Сержант схватил руки наставницы прямо с пряжей и спицами и горячо расцеловал.

Патриция Вентворт Светящееся пятно