-------
| Библиотека iknigi.net
|-------
| Владимир Борисович Данихнов
|
| Минута до рассвета
-------
Владимир Данихнов
Минута до рассвета
Рассказ вышел в финал конкурса КомКон-III
1. Интеллигент
– Привет, – улыбнулась ему девочка-подросток, доверчиво протягивая правую руку. На запястье девчонки Эдик заметил следы почти свежих порезов и поспешно отвернулся, притворившись, что чистит винтовку.
– Привет! – настойчиво повторила девочка и осторожно потянула его за рукав.
Эдик затравлено посмотрел на нее, моля Бога лишь о том, чтобы никто в этот момент не зашел в комнату.
Девочка была милой – ясные, без уродливых вкраплений, голубые глаза, длинные густые золотистые волосы, изящный немножко курносый носик – она сильно напоминала его собственную дочь.
Очень сильно…
Если не считать болезненно-бледной кожи и строгого черного костюма, заляпанного кровью – перед ним стояла обычная тринадцатилетняя девчушка.
– Уходи отсюда, – одними губами прошептал Эдик.
Ему вдруг показалось, что неподалеку скрипнула половица.
– У меня проблема, – серьезно сказала девочка. – Я нашла свою косметичку, но не могу накраситься.
– Почему? – машинально спросил Эдик.
– Я не вижу себя в зеркале, – ответила девчонка и отвернулась. Эдику показалось, что она сейчас заплачет.
Он протянул руку и погладил девочку по голове.
– Успокойся, – прошептал Эдик. – Скоро это пройдет.
– Правда? – тихо спросила девчонка, ковыряясь сандаликом в разбитом паркете. – Я… я ничего не помню… Время так быстро летит, что я просто не успеваю ничего запомнить. Я такая глупая, да?
При упоминании о времени Эдик быстро взглянул на запястье.
Часы показывали 0:35 ДЗ.
Последняя цифра мигнула и превратилась в четверку.
– Я глупая? – снова спросила девочка, пытливо вглядываясь в лицо Эдика.
Теперь скрип послышался вполне отчетливо.
– Уходи! – прошипел Эдик. Девчонка вздрогнула, бросила на него растерянный взгляд и поспешила к коридору, постепенно растворяясь во тьме.
Дверь отворилась и в комнату вошел Рой. У него был усталый и несколько отрешенный вид.
– Как проход? – спросил он, присаживаясь на расшатанный табурет.
– Все тихо, – ответил Эдик, снова принимаясь за винтовку.
– Я слышал какой-то шум, – задумчиво проговорил Рой.
Эдик вздрогнул.
– Почудилось, – предпололожил он как можно более безразлично.
– Наверное, – с готовностью согласился Рой. – Здесь вечно кто-нибудь воет или орет благим матом. С ума можно сойти.
– Как ребята? – спросил Эдик.
– Все еще развлекаются, – зевнул Рой. – Поторопи их, а я пока подежурю.
Ребята методично избивали худенького интеллигентного мужчину. Мужчина то и дело поправлял съехавшие на нос разбитые очки, болезненно щурился, когда его били между ног или по голове и изредка делал слабые попытки подняться – в этот момент приходилось поработать прикладу. Он ничем не походил на девочку-подростка, разве что цветом кожи.
Когда в комнату вошел Эдик, мужчина повернулся к нему и укоризненно покачал головой:
– Ну зачем же так, молодые люди? Я ведь всего лишь хотел узнать… Хотел узнать, что здесь происходит…
Ибрагим впечатал лицо интеллигента в пол тяжелым десантным башмаком и некоторое время задумчиво наблюдал, как мужчина мычит что-то бессмысленно-неразборчивое. Сережа нервно засмеялся, ласково поглаживая мертвую сталь своего карабина.
– Хватит! – приказал Эдик, и Ибрагим немедленно убрал ногу с лица бледнокожего.
– Где вы его поймали? – спросил Эдик у Сережи.
Сережа хихикнул, обнажив желтые, истерзанные кариесом, зубы:
– Сам пришел. Из южного коридора. Наверное в какой-то подсобке прятался.
– Спрашивал, как выбраться отсюда, – невозмутимо добавил Ибрагим.
Эдик повернулся к несчастному, который потирал изрядно пострадавшую переносицу.
– Как тебя зовут? – спросил он.
Бледнокожий слегка поклонился:
– Здравствуйте. Меня зовут… – лицо его вдруг стало озабоченным. Он нахмурился, словно размышляя и, наконец, тихо произнес:
– Я… я не помню.
– Ты знаешь, где ты находишься? – поинтересовался Эдик.
– Именно это я хотел спросить у ваших товарищей, – растерянно сказал интеллигент. Снова попытался подняться, и снова Ибрагим уложил его на пол.
– Ты знаешь, что ты не человек? – спросил Эдик, усаживаясь на корточки.
Бледнокожий недоверчиво улыбнулся:
– Вы шутите?
– Нет, – серьезно ответил Эдик. – Пиво!
Сережа с готовностью вытащил из ящика в углу две бутылки. Эдик взял одну, удовлетворенно посмотрел на этикетку.
– Замечательное пиво, – улыбнулся он. – Светлое, с легкой горечью, мой любимый сорт. Ты любишь пиво? – Это уже к бледнокожему.
– Я не пью, – сомневаясь ответил тот.
Эдик невозмутимо откупорил бутылку, сделал несколько глотков, потом плеснул немного пенящейся жидкости на ногу интеллигенту.
Тот закричал нечеловеческим голосом, судорожно хватаясь за ногу, пытаясь удержать сползающую лоскутами с гнилого мяса кожу.
– Вампиры, – покачал головой Эдик, – днем вы – совершенно безобидные твари, не помните прошлого, не нападаете на людей… И еще вас очень сложно убить – по крайней мере обычным оружием. Вы ведь бессмертные твари, приятель. Однако, Слава Господу, вы совершенно не переносите алкоголь. В любых количествах. Но пиво полезнее всего – если правильно его применять, оно заставляет вас говорить.
– Я ничего не помню! – застонал вампир, размазывая выступившие слезы по щекам. Очки отлетели в сторону, и теперь он подслеповато щурился, вертел головой во все стороны, пытаясь разглядеть обидчиков.
Сережа криво улыбнулся и затих, с сомнением поглядывая на Эдика.
– Ты все вспомнишь, – сказал тот. – Посмотри на часы. Они на стене, слева от тебя.
Вампир повернулся (последний кусок плоти отвалился от колена и зашипел, прожигая паркет насквозь) и прошептал:
– Я… я не вижу.
– 0:14 ДЗ, – с готовностью помог ему Эдик. – Когда-то, давным-давно время мерили по-другому. Сутки делили на двадцать четыре часа. Теперь часы показывают время, оставшееся ДЗ – до заката, или ДР – до рассвета. Однако даже сейчас легче выжить, если не смотреть на часы. Ты меня понимаешь?
– Где мы?.. – пробормотал вампир.
– Это Труба, – сказал Эдик. – Когда ваша братия захватила власть на всей планете, люди научились строить города под куполами. Ближайшие из них соединены Трубами – длинными туннелями из пластика. Так уж вышло, что неделю назад в одном таком туннеле потерпел крушение монорельс. Труба не выдержала – раскололась, а в образовавшуюся щель хлынули вампиры. Нас послали устранить повреждение. И заодно – устранить вас.
– Это мерзко… – выдохнул вампир. – Это… это настолько мерзко…
Эдик снова приложился к бутылке:
– Холодненькое, – сказал он, вытирая губы. – Не правда ли забавно, что для нас алкоголь – чуть ли не основа жизни, а для вас – верная смерть?
– Вы – выродки! – с ненавистью выдохнул вампир.
– Забавно, – повторил Эдик. – Когда тебя били, ты молчал. Что изменилось?
– Иисус сказал: 'Подставь другую щеку…' – прошептал вампир. – Но он ничего не говорил о том, чтобы пройти мимо ближних… которых бьют по щекам… А вы собираетесь убить… убить ни в чем не повинных…
– Ты – христианин? – заинтересовался Эдик.
– Я… – лицо интеллигента вдруг приняло задумчивое выражение. – Я… Меня зовут… меня зовут Герман…
Часы еле слышно пискнули: 0:00 ДЗ.
10:43 ДР.
Сережа выплеснул содержимое второй бутылки в лицо вампиру.
– Хорошее пиво, – сказал Ибрагим, когда вопли не-людя стихли. – Не слишком легкое, чтобы дать вампиру шанс, и не слишком крепкое – чтобы он помучался.
2. Монорельс
Эдик узнал о трагедии в Трубе три дня назад. Тогда ему позвонил сам полковник Грицаев.
– Сочувствую, – неловко пробормотал он. – Эдик, я знаю, что в этом поезде была Инга. Я… я пойму, если ты откажешься участвовать в операции…
– Я согласен, – сухо ответил он.
Вагон монорельса врезался в стену Трубы и прорвал ее по всей высоте, вывалившись на половину наружу. В черное отверстие, окаймленное расплавленным пластиком и горелыми проводами вперемешку с изоляцией, глядели звезды.
– Через купол на них смотреть веселее, – сказал почему-то Рой, потирая переносицу. – Они… они как-то ярче…
Эдик кивнул, хотя никогда не любил смотреть на звезды. Они никогда не доставляли ему проблем, это оставалось прерогативой людей.
Сережа тем временем возился с биоискателем, ковырялся в каждом углу вагона, переворачивал сиденья, заглядывал под груды исковерканных тел. Делал он свою работу с толком, расстановкой, но все-таки было видно, что нервничает.
Слишком много жизней унесла эта проклятая авария.
Ибрагиму похоже было все равно. Он словно тень следовал за Сережей с винтовкой наготове и иногда помогал оттаскивать трупы.
Эдик сидел на ящике с пивом, в котором не хватало примерно половины тары, и курил, пуская дымные колечки в провал в стене.
– Как там? – крикнул он Сереже.
– Глухо! – откликнулся он. – Живых не осталось. Если и были – они уже не-люди.
Сердце на секунду замерло, сомневаясь стоит ли ему отстукивать секунды дальше, а потом забилось как бешеное.
Он ведь понимал, что все напрасно. Поэтому и тянул время. Они могли оказаться на месте крушения еще днем.
– Что ты скажешь? – спросил Эдик у Роя.
Тот пожал плечами:
– Плохо. Ремонтинкам тут возни на неделю. А ведь еще надо обеспечить постоянное прикрытие… Наружу даже руку страшно высунуть – вмиг оттяпают.
Эдик кивнул и выстрелил во мрак – появившаяся в щели между вагоном и стеной мутно-серая голова взорвалась гейзером липкой коричневатой жидкости.
– По бутылочке? – спросил Эдик, доставая из ящика 'Оболонь'.
– Стратегические запасы пропиваем? – попробовал отшутиться Рой.
Эдик серьезно кивнул:
– Ты телеграфируй пока в центр. Расскажи, так мол и так, работа предстоит серьезная. В живых никого не осталось.
Быстрая тень всего лишь на мгновение мелькнула, располосовав вагон на две части – и скрылась, в других тенях, неживых и неподвижных.
Рой этого не заметил, он увлеченно тыкал в клавиши радиотелефона, пытаясь связаться с городом.
– Лучше скажи… – прошептал Эдик, поднимаясь, – чтобы они заварили выход и сюда не совались…
Рой замер с трубкой в руке.
Вид у него был довольно жалкий.
Теней стало уже намного больше.
И он их увидел.
Люди, которые только что сплошным ковром покрывали пол вагона, поднимались на ноги и с невообразимой ловкостью атаковали их.
Почти сразу не повезло Сереже – мальчишку мгновенно накрыла куча-мала однообразно бледных тел с необычайно живыми глазами.
Ибрагим еще некоторое время отстреливался, а когда понял, что шансов нет, засунул дуло пистолета в рот и выстрелил.
Его схватили за ноги и оттащили вглубь вагона. Эдику почудилось, что он слышит чавканье. Хотя вряд ли – расстояние было слишком велико.
Эдик с Роем стояли спиной к спине рядом с ящиком и выцеливали серые тени, кружащие вокруг них безумный хоровод, но ни разу не попали – вампиры не собирались идти напролом, как в каком-нибудь старинном фильме ужасов.
– Эй! – крикнул кто-то из бледнокожих. – Сдавайтесь по добру, по здорову! Ваш друг уже с нами!
Сначала было тихо…
– Ребята, это здорово! – крикнул Сережа, который, впрочем, не спешил выходить на свет. – Забудьте о том, что вам говорили раньше! Все это туфта! Я… я никогда не чувствовал себя так хорошо, так легко, так свободно… вы ведь тоже можете стать бессмертными, парни!
Пуля визгливо чиркнула по металлу и ушла куда-то во мрак. Рой дрожащей рукой вставил в винтовку новый магазин.
– Эй, мы ведь легко можем вернуть эту пулю! – весело проговорил Сережа. – Но мы хотим дать вам шанс! Эдик, Рой, зачем повторять судьбу Ибрагима? Идите к нам…
– Я хочу видеть свою дочь, – тихо, очень тихо произнес Эдик.
Но вампиры его услышали.
3. Инга
Это случилось неделю назад.
Позже он скажет товарищам, что почувствовал что-то зловещее, жутко неправильное, когда ключ сухо щелкнул в замке, и дверь с легким скрипом отворилась.
На самом деле было не так. В тот вечер ему было хорошо, необычайно хорошо, такого не случалось уже несколько лет подряд после смерти жены. Сегодня на работе он вдруг понял, что в жизни еще не все потеряно. У него есть семья и замечательная дочь.
Эдик вошел в прихожую, стащил с ног ботинки и только тогда крикнул:
– Инга! Я дома!
Квартира отозвалась тишиной и перещелкиванием старинных часов-ходиков. Однако это не было тишиной пустой комнаты, Эдик чувствовал, что в квартире кто-то есть.
Он замолчал, прислушался, растерянно поглаживая правый карман брюк, в котором держал часы, подаренные женой в день свадьбы. Неслышно ступая, прошел по коридору, заглянул в зал. Шагнул дальше, к ванной комнате.
На полу перед крепкой дубовой дверью валялась пухлая книжица в переплете из дешевого кожезаменителя.
И вот тут только Эдик почувствовал, что случилось что-то жутко неправильное, зловещее…
Двигаясь на автомате, он поднял фотоальбом с пола и постучал в дверь ванной.
– Уходи… – тихо ответила Инга.
– Доченька, милая… – прошептал он. – Открой…
– Не пытайся выломать дверь, – сказала она. – У меня твой нож, отец…
– Я… – начал было Эдик, но замолчал не в силах произнести хоть что-нибудь.
– Я знала, что у тебя есть альбом, в котором хранятся ваши с матерью фотографии, – прошептала Инга. – Я видела эти фотографии – свадьба, мое рождение, ваши счастливые улыбки… Господи, как я тогда любила тебя, папа… за то, что после матери у тебя не было ни одной женщины… за то, что ты продолжал любить ее… Я и не подозревала, что есть еще один альбом.
– Но…
– Почему ты не сказал мне, отчего она умерла? – спросила Инга.
Эдик промолчал, бессильно прислонившись холодным лбом к дверному косяку.
– Открой первую страницу альбома, папочка.
Он не открыл ее – он и так прекрасно знал, что там будет.
Сырой каземат, решетка из толстых железных прутьев, бледная девушка в синем выцветшем вечернем платье. И лишь глаза – ярко-зеленые без черных точечек, что вообще-то нехарактерно для вампиров.
– Лера очень боялась смерти, – тихо сказал Эдик. – Поэтому она сама подставила шею под укус. Видит Бог, я не хотел этого…
– Переверни страницу, папа…
Здесь было две больших нецветных фотографий, снимал близкий друг Эдика, Рой. Он же проявлял пленку и печатал снимки. Эдик ни за что не решился бы доверить это частной фотомастерской.
Подвал. Связанная по рукам и ногам девушка, без движения лежащая на грязном полу. Рядом – упаковка пива. Любимого пива Эдика – 'Оболони'.
На второй фотке диспозиция чуть изменилась. В кадре появился Эдик с бутылкой наготове.
– А я всегда считала тебя простым менеджером пивоваренной компании, – тихонько засмеялась Инга. – Но откуда у простого менеджера возьмутся такие пристрастия? И знания – знания профессионального убийцы.
Он промолчал.
– Еще раз переверни страницу… – вновь попросила Инга.
– Хватит! – властно приказал Эдик и кинул фотоальбом на пол. – Она сама сделала свой выбор, Инга.
– Она хотела жить, папа…
– Она хотела укусить тебя!
– Какая теперь разница… прощай, отец…
И тогда Эдик врезался плечом в дверь, с мясом вырывая щеколду из косяка.
В тот день ему удалось спасти жизнь дочери.
Она вышла в круг света осторожной кошачьей походкой, готовая при малейшей опасности пуститься в бегство.
– Привет, Инга, – поздоровался Эдик.
– Здравствуй, папочка, – улыбнулась девочка, обнажив острые белые зубы.
– Ты все-таки покончила с собой, – тихо произнес Эдик.
– Нет, папа, теперь я намного живее тебя, – почти ласково ответила девочка, поглаживая невидимые порезы на левом запястье. – И сейчас… сейчас ночь и я тебя помню. Правда, здорово?
– Живее меня? – он вдруг болезненно засмеялся, срываясь на хриплый кашель. – У тебя ведь теперь никогда не будет детей, Инга…
– У тебя были… – улыбнулась она. – Ты был счастлив?
– Да, – кивнул Эдик.
Она промолчала, продолжая с пониманием улыбаться.
– Эдик, сбоку несколько вампиров ползут, – прошептал Рой. – Скажи своей девчонке, чтобы они убирались, иначе никаких переговоров не будет…
– Прости, Рой, – сказал Эдик.
Парень, словно немой клоун, подпрыгнул на месте и стал заваливаться вперед – в груди у него зияла огромная кровавая рана.
Винтовка была горячей, пахло раскаленным металлом и паленой плотью – Рой отбросил оружие в сторону.
Инга, нахмурившись, посмотрела на него.
– Я хочу, чтобы это сделала ты, – попросил Эдик.
Его дочь с готовностью обнажила клыки.
Мир изменился почти мгновенно.
Осталось всего два чувства: легкий почти незаметный голод и спокойствие.
Почти мировое спокойствие, которое, говорят, обычно снисходит на известных философов, которые всю жизнь только и делали, что искали ее, жизни, смысл.
Его же спокойствие, впрочем, было связано немного с другим – Эдик знал, что теперь никогда не умрет.
И именно это испугало его человеческое Я, которое еще не успело полностью раствориться в новой сущности, больше всего.
Эдик сделал шаг назад, затравленно глядя на серые лица, появляющиеся из темноты – Сережка, его дочь, мужичок, очень похожий на давешнего интеллигента… Все они ободряюще улыбались Эдику.
– Ну как, папа? – спросила Инга.
– Это здорово, – повторил Эдик слова дочери, наблюдая как обесцвечивается его кожа.
Он посмотрел в глаза своей девочки и не увидел отражения.
– И это ужасно, – сказал Эдик хрипло – его связки менялись, в горле щипало – организм перестраивался окончательно.
Инга замерла, удивленная:
– Но, почему?
– Я ведь пошел на это лишь для того, чтобы страдать, – тихо ответил Эдик, вдыхая будоражащий аромат крови Роя. – Чтобы понять, как мучалась она… моя… Лерочка… А это… это слишком хорошо.
Взгляд Эдика упал на так и не раскрытую бутылку пива 'Оболонь'.
– Мое любимое, – сказал он, поднимая ледяную бутылку.
Вампиры отшатнулись, и лишь Инга осталась на месте, с ужасом наблюдая за отцом.
Удивительно вкусное и живое пиво смыло в пищевод пыль сегодняшнего дня и приятной прохладцей ухнуло в желудок, который еще не был против таких напитков.
За пивом в желудок полилась шипящая, словно погашенная уксусом сода, кровь, плавящиеся, будто пластилиновые, зубы и остатки пива.
На какой-то миг Эдик почувствовал себя свободным, свободным от всего этого проклятого мира.
А потом даже чувства растворились в напитке, сваренном из хмеля и солода.
4. Финал
– Папочка… Я люблю тебя, папа…
Тихо, так тихо, что слышно как бьется сердце. Или это часы? Да нет же, они электронные…
– Папа, не молчи… пожалуйста, отец…
Он открыл глаза и посмотрел вверх. Все та же серая Труба, все тот же запах гари и плавленного пластика. А он-то надеялся, что все приснилось…
Над ним склонилось лицо его дочери. Она плакала.
– Что со мной? – прохрипел Эдик, чувствуя ужасную боль в горле. – Почему я… выжил?
Она не ответила, лишь продолжала тихонько плакать, не отводя от него своих больших серых глаз.
Он протянул руку и легонько смахнул с ее щеки слезы.
– Как ты красива, – прошептал Эдик. – Моя доченька…
Инга кивнула, растерянно улыбаясь. Потом посмотрела на его часы и прошептала:
– Они разбились, папа… И показывают сейчас одну минуту до рассвета. Когда я тебя укусила, оставалось всего несколько минут до восхода солнца. Поэтому не хватило времени… на полную трансформацию… а сейчас рассвело и… и ты остался человеком, отец.
Эдик кивнул, словно и не сомневался в этом.
– Тогда почему ты меня до сих пор помнишь? – спросил он тихо.
– Я не знаю… – прошептала она.
– У тебя цвет кожи стал темнее… – сказал он. – Но все равно очень бледный… надо будет съездить на юг, там у них прекрасные солярии…
– Хорошо, отец, – серьезно сказала она. И добавила еле слышно: – Прости меня, папа.
Инга помогла Эдику встать, и они вместе зашагали по трубе мимо удивленно хлопающих глазами и растерянно улыбающихся друг другу вампиров.
У них был всего один день, чтобы вернуться в город.
Но они верили, что успеют до заката.