Наталья Николаевна Терехова, Владимир Игоревич Завьялов, Людмила Семеновна Розанова
История кузнечного ремесла финно-угорских народов Поволжья и Предуралья: К проблеме этнокультурных взаимодействий

Вступление

   Финский мир, занимавший огромные пространства лесной и лесостепной зон Восточной Европы, представляет один из древнейших этносов Евроазиатского континента. Проблемы, связанные с историей финно-угорских народов Восточной Европы, давно привлекают внимание историков, археологов и этнографов. Работы, посвященные финно-угорской проблематике, затрагивают многие вопросы жизни и хозяйственной деятельности финских народов. В то же время явно недостаточное внимание уделялось производственной деятельности финских племен, и в частности, железообработке. В какой-то степени эта проблема была затронута в нашей работе «Очерки по истории древней железообработки в Восточной Европе» (Терехова и др. 1997). Обобщение многочисленных металлографических анализов кузнечной продукции из памятников различных эпох и народов Восточной Европы позволило нам наметить основные этапы становления железообрабатывающего производства.
   Как установлено, появление первых железных изделий на территории Восточной Европы в начале I тысячелетня до н. э. было обусловлено контактами местных народов с развитыми центрами железообработки в Передней Азии и Закавказье. В этот период выделяются три региона, знакомых с железной индустрией: Северный Кавказ, Скифия и Среднее Поволжье.
   Во второй половине I тысячелетия до н. э. – начале I тысячелетия н. э. происходит распространение черного металла и способов его обработки на всей территории Восточной Европы. Появляется множество локальных центров железообработки, особенности которых определяются характером используемых сырьевых ресурсов и профессиональными навыками мастеров.
   Новый этап в развитии техники железообработки фиксируется в последней четверти I тысячелетия н. э. Он связан с возникновением ранне-государственных образований. Технология кузнечного ремесла характеризуется внедрением сложных технологических схем. В городских центрах идет процесс выделения узкоспециализированных мастеров.
   Как было показано в работе, развитие восточноевропейского кузнечества являлось составной частью общеевропейского процесса становления ремесла. На отдельных этапах оно испытывало определенное влияние извне. Взаимодействие внешних импульсов и местных традиций обуславливало специфические черты железообрабатывающего ремесла Восточной Европы.
   Одним из основных методов при изучении истории кузнечного ремесла древних народов является метод архео-металлографии (археологической металлографии). Его суть заключается в микроскопическом исследовании структуры образцов, отобранных с древних железных изделий. На основании полученных данных о структуре металла определяется его характер, реконструируется последовательность кузнечных операций при производстве исследуемого артефакта. Обобщение результатов массовых серий анализов изделий, происходящих из конкретного археологического объекта, позволяет выделить технико-технологические особенности, присущие кузнечному производству определенной культурно-исторической общности.
   Основные архео-металлографические исследования черного металла в России проводятся группой металлографии Лаборатории естественнонаучных методов Института археологии РАН. Работа нашей группы охватывает широкий круг проблем как в хронологическом, так и в географическом плане (Терехова и др. 1997; Завьялов, Розанова, Терехова 2005). Одним из основных направлений с конца 70-х гг. XX в. становится изучение кузнечного ремесла финно-угров.
   Впервые металлографический анализ небольшой серии предметов из финно-угорских памятников провел в конце 40 – начале 50-х гг. XX в. Б. А. Колчин. Им были исследованы кузнечные изделия из чепецких поселений (поломско-чепецкая археологическая культура) и памятника мери – Сарского городища (Колчин 1953). Однако исследователь не уделил этим изделиям специального внимания, рассматривая их в контексте древнерусских материалов.
   Целенаправленно с точки зрения кузнечного производства обратилась к финно-угорским древностям Г. А. Вознесенская, изучив материалы, происходящие из Троицкого городища (дьяковская культура). Эта работа показала перспективность исследований в этом направлении (Вознесенская 1965; 1972). Позднее материалы из других дьяковских памятников Москворечья были исследованы А. С. Хомутовой (1978; 1981).
   Начиная с 80-х гг. XX в. идут планомерные исследования изделий из черного металла ананьинской культурно-исторической общности (Патрушев, Розанова 1986; Розанова, Терехова 1990; 2002а; 20026; 2003). В эти же годы начинается изучение кузнечного ремесла пермских народов Предуралья эпохи средневековья (Завьялов 1988а; 19886; 2005а; Зыков 1992; Перевощиков 2002; Бирюков 2007).
   В результате этих работ создан банк аналитических данных, который составляет более 2000 единиц. Такой большой объем информации по различным регионам и культурам финно-угорского мира вызвал необходимость анализа и обобщения полученных результатов. Целью настоящего исследования является определенных этапов развития кузнечного ремесла у финно-угоров от зарождения до эпохи средневековья включительно, когда отдельные финские народы входят в состав восточноевропейских государств.
   Одна из основных задач заключается в том, чтобы проследить культурно-исторические связи финно-угров как внутри обширного финского мира, так и с другими народами. Известно, что в различные исторические периоды на территории проживания финно-угорских племен фиксируется присутствие и других этносов: индо-иранцев, угров, тюрков, скандинавов, славян. В связи с этим возникает проблема взаимодействия различных народов. На археологическом материале межэтнические контакты выявляются достаточно определенно. Перед нами же стоит задача проследить, насколько отразились подобные контакты в производственной сфере.
   Говоря об этнокультурном факторе в контексте нашей работы, мы подразумеваем устойчивый набор кузнечных артефактов, имеющих этническую окраску. Это и форма изделий, и категориальный состав, и технико-технологический стереотип. При этом все перечисленные элементы рассматриваются как единый комплекс.
   Конкретное проявление культурно-исторических связей может быть отслежено на фоне выявленных традиций, суть которых заключается в создании технологического стереотипа. Под технологическим стереотипом мы понимаем определенный набор и соотношение признаков, характеризующих материал, приемы и способы изготовления изделий в конкретной археологической культуре. На фоне традиций можно выявлять инокультурные воздействия (инновации).
   На наш взгляд, в производственной сфере можно выделить три вида культурно-исторических контактов: 1) перемещение кузнечных артефактов; 2) перемещение мастеров и 3) распространение технологических идей (рис. 1).

   Рис. 1. Формирование производственных традиций

   1. В первом случае мы имеем в виду все возможные варианты передвижения артефактов: импорт (как в результате прямого, так и многоступенчатого обмена), захват (в результате взимания дани, грабежа и т. п.). Нетрудно заметить, что этот уровень является низшей формой культурных контактов, поскольку это простое заимствование предметов, иногда даже без ясного понимания их свойств и технических особенностей.
   2. Более высокий уровень представляет перемещение мастеров. В этом случае возможна как корпоративная замкнутость пришлого населения, так и растворение его в массе аборигенных племен с передачей секретов своего мастерства.
   3. Наконец, высшим видом контактов между древними народами является распространение идей. В этом случае мастера воспринимали новые производственные идеи или в виде подражания форме изделий, или в воспроизводстве новой технологии.
   О перемещении артефактов мы говорим, если в определенной культуре фиксируется чуждая форма предмета, изготовленного в технологии, неизвестной в данном обществе. Перемещение мастеров фиксируется нами в том случае, когда местные формы изделий изготовлены в нетрадиционной для рассматриваемого общества технологии. О распространении технологических идей можно говорить, если имеет место подражание либо чуждой форме изделия (при этом технология остается традиционной для данной культуры), либо некоей технологической схеме (форма изделия может оставаться местной).
   Конечно, в реальном историческом процессе все эти факторы не проявляются в чистом виде. Более того, зачастую мы наблюдаем взаимодействие двух, а иногда даже и всех трех видов контактов. Это взаимодействие обуславливает формы и степень близости культурно-исторических связей. Использование метода металлографии позволяет проследить реализацию перечисленных факторов на конкретном материале. Основное внимание при изучении культурно-исторических контактов в производственной сфере мы обращаем на материал, технику, технологию с учетом типологических характеристик.
   Нами выработана единая методика обработки аналитического материала: в пределах конкретной археологической культуры материалы распределяются матричным способом по следующему принципу: памятник – категории кузнечных изделий, категории – технологии, технология – хронология. Обобщение данных по памятникам внутри культуры позволяет выделить технологические схемы, наиболее характерные для кузнечного производства определенной культурно-исторической общности.
   Для того чтобы получить представление о характере технического строя кузнечного производства, мы выделяем две технологические группы. Первая (технологическая группа I) объединяет подгруппы – целиком из железа и целиком из сырцовой стали [1 - Характеристику сырьевого материала см.: (Завьялов, Розанова, Терехова, 2007, с. 10–12).]. Вторая (технологическая группа II) включает три подгруппы: цементация (как изделия, так и заготовки), пакетирование, технологическая сварка. Технологическая группа I отражает характер поделочного материала, не подвергавшегося дополнительным операциям для улучшения рабочих качеств изделия. Технологическая группа II демонстрирует дополнительные технологические приемы, используемые в ходе изготовления изделия. Сравнительный анализ кузнечного инвентаря по двум технологическим группам является первым уровнем обработки исследованного материала.
   На втором, более тонком уровне сравнительного анализа, отражающем этнокультурные особенности кузнечного производства, мы раскрываем содержание технологических групп. На этом уровне сравнение идет по технологическим подгруппам. Все сравнительные данные представлены в работе в виде гистограмм.
   Аналитические материалы мы рассматриваем по двум географическим регионам: Волго-Камскому и Волго– Окскому, – соотносимым с территориями формирования пермской и поволжской групп финно-угров. Первый представлен в нашем исследовании материалами таких археологических культур как ананьинская, гляденовская, азелинская, мазунинская, поломо-чепецкая, ломоватовская, ванвиздинская, родановская, вымская. Второй регион представлен дьяковской культурой, а также культурами рязано-окских могильников, летописных финнов (мери, мордвы, муромы), населения Тверского Поволжья.
   Накопленный к настоящему времени археологический материал предоставляет возможность проследить историю железообрабатывающего производства в финно-угорском мире на протяжении двух тысячелетий. Хронологические рамки нашей работы охватывают период с появления первых железных изделий на территории финно-угров (VIII–VII вв. до н. э.) по эпоху средневековья (IX–XIII вв.).
   К сожалению, в силу различных обстоятельств (степень изученности памятников, доступность материала для металлографического исследования) не все культуры обширного ареала финских племен удалось исследовать в равной степени. Тем не менее мы полагаем, что задействованный в работе банк аналитических данных позволяет делать объективные историко-технологические выводы.
   Мы благодарны исследователям, чьи археологические материалы были использованы в работе. Это материалы из раскопок В. А. Бурова, И. О. Васкула, А. Г. Векслера, А. Д. Вечтомова, Р. Ф. Ворониной, Р. Д. Голдиной, Е. И. Горюновой, А. Ф. Дубынина, А. Г. Иванова, М. Г. Ивановой, И. В. Ислановой, В. Ю. Коваля, Ю. А. Краснова, Х. И. Крисс, А. Е. Леонтьева, А. Д. Максимова, В. А. Оборина, В. С. Патрушева, Е. А. Рябинина, Э. А. Савельевой, В. А. Семенова, А. П. Смирнова, К. А. Смирнова, И. В. Соболевой, П. И. Третьякова, А. Х. Халикова, Н. И. Чесноковой, А. В. Энговатовой.

Глава I
Феномен появления железных изделий в финно-угорском мире

//-- * * * --//
   Появление железных изделий у финно-угров, населявших огромные пространства Восточной Европы, не было единовременным, и само знакомство с новым металлом на разных территориях происходило под воздействием различных факторов. Так, у ананьинских племен Волго-Камья уже древнейшие изделия из черного металла – конец VIII – (// в. до н. з. – представлены большим количеством и имеют развитые формы. Тогда как на остальной территории финно-угорского мира единичные железные предметы появляются лишь во второй половине I тыс. до н. э.
   История финно-угорских племен на начальных этапах раннего железного века документируется археологическими комплексами, относящимися к ананьинской культурно-исторической общности. Эта общность занимала огромную территорию на Северо-Востоке Европы – от Среднего Поволжья на юге до бассейна Вычегды на севере. Со времени открытия в 1856 г. Анапы! некого могильника, давшего название целой археологической культуре, интерес к ее древностям не ослабевает. Но, несмотря на более чем полуторавековой период работы нескольких поколений археологов, ананьинская культурно-историческая общность таит в себе много загадок. Целый ряд проблем, даже таких принципиальных как происхождение культуры, хронология отдельных памятников, носят дискуссионный характер, что нашло отражение в многочисленных публикациях.
   Одной из наиболее ярких особенностей ананьинской культуры является наличие в памятниках разнообразного металлического инвентаря, как из цветного, так и из черного металлов. Внимание специалистов первоначально привлек цветной металл (Черных 1962; 1970; Кузьминых 1983). Спектрально-аналитическое исследование изделий позволило выделить основные химические и металлургические группы меди и бронз, определить районы их концентрации, наметить очаги цветной металлургии и металлообработки в Волго-Камском бассейне.
   Особый интерес представляют изделия из черного металла, поскольку их появление в финно-угорской среде связано именно с ананьинскими памятниками. Типологические ряды железных предметов из памятников Волго-Камья подробно разработаны А. Х. Халиковым (1977) и В. С. Патрушевым (1984). Показано, что большинство типов имеет аналогии среди кавказских железных изделий киммерийской и скифской эпох. Эти аналогии являются наглядным отражением интенсивных связей ананьинцев с южным миром.
   Однако по-прежнему остается актуальным вопрос о характере связей: попадали ли сюда первые железные вещи в результате торгового обмена, изготавливались ли они на месте в подражание импортным образцам или проникали на север вместе с их носителями.
   Для решения поставленных задач, мы привлекаем данные металлографического исследования железных предметов из ряда памятников ананьинской культуры. Перспективность работы в этом направлении уже была апробирована при анализе небольшой серии поковок (Терехова, Хомутова 1985; Патрушев, Розанова 1986, с. 184–197; Розанова, Терехова 1990, с. 13–18; Терехова и др. 1997). В настоящей работе впервые в полном объеме вводятся в научный оборот данные исследований железных изделий из раскопок А. Х. Халикова и В. С. Патрушева (рис. 2). В связи с этим дается их подробное описание. По существу, для аналитических исследований были отобраны все изделия, пригодные с точки зрения металлографического анализа.

   Мы обращаемся к детальному технико-технологическому анализу коллекции железных предметов из могильников Старший Ахмыловский, Акозинский, Тетюшский, II Полянский, Пустоморквашинский (табл. 1). Исследованию подверглось 252 предмета. Основу коллекции составляют материалы из Старшего Ахмыловского могильника. Описание результатов исследования приводится по памятникам с последующим сравнительным анализом полученных данных.

Рис. 2.Карта раннеананьинских памятников, материалы которых исследованы металлографически: 1 – Старший Ахмыловский могильник, 2 —Акозинский могильник, 3 – Тетюшский могильник, 4 – II Полянский могильник, 5 – Пустоморквашинский могильник

1. Технико-технологическая характеристика кузнечных изделий из раннеананьинских памятников на средней Волге

Старший Ахмыловский могильник

   Наиболее ярким памятником по многообразию кузнечного инвентаря является Старший Ахмыловский могильник. Памятник расположен на восточной окраине д. Ахмылово Горно-Марийского района Республики Марий-Эл на левом берегу Волги вдоль старицы реки Ветлуги. Некрополь открыт в 1960 г. Систематические раскопки памятника начались в 1962 г. Марийской археологической экспедицией сначала под руководством А. Х. Халикова (60-е гг. XX в.), а позднее – В. С. Патрушева (70-е гг. XX в.). Могильник датирован исследователями VIII–VI вв. до н. э. По значимости и масштабу он справедливо сравнивается с Галынтатским могильником в Австрии (Патрушев 1984, с. 200).
   Памятник полностью исследован: раскопано более 1000 погребений. В процессе раскопок на могильнике были вскрыты остатки сложных погребальных сооружений в виде «домов мертвых». Господствующий обряд – трупо-положение (над отдельными погребениями сохранились следы культа огня). Материалы раскопок подробно опубликованы, что значительно облегчает работу с ними (Патрушев, Халиков, 1982).
   Коллекция железных изделий из Старшего Ахмыловского могильника наиболее представительна как в количественном отношении, так и по разнообразию категорий. По условиям сохранности для металлографического исследования удалось отобрать образцы со 193 предметов, которые происходят как из погребальных комплексов, так и из культурного слоя могильника.
   Исследованная коллекция (табл. 1) включает такие категории, как ножи (83 экз.), наконечники копий и дротиков (59 экз.), наконечник стрелы, проушные топоры (10 экз.), «мотыгообразные орудия» (9 экз.), стилет, гривны (3 экз.), пластинчатые височные кольца (5 экз.), шилья (2 экз.), кинжалы (8 экз.), предметы конского снаряжения (11 экз.) (Розанова, Терехова 2002а, с. 74).
   Технологическую характеристику мы представляем по отдельным категориям.
   Ножи (рис. 3–8). Это универсальное орудие наиболее многочисленно и особенно интересно с технологической точки зрения, поскольку все технологические достижения в развитии железообработки отражались прежде всего именно на этой категории.
   Типологический анализ ножей не входит в нашу задачу, тем более что существует достаточно полная классификация, составленная А. Х. Халиковым (Халиков 1977, с. 142–151). Заметим лишь, что в коллекции, отобранной нами для металлографического исследования, представлены все основные типы ножей: с прямой спинкой и прямым лезвием, с выпуклой спинкой и вогнутым лезвием (серповидные), с выпуклой спинкой и выпуклым лезвием. Образцы отбирались как с лезвий ножей, так и с черенков.

   Таблица 1
   Распределение металлографически исследованных категорий железных предметов из Волго-Камья по памятникам

Обобщенные результаты металлографического изучения представлены в таблице (табл. 2). Первое, что обращает на себя внимание, это использование при изготовлении ножей различных видов стали (86,8 % от всего количества исследованных ножей): либо сырцовой стали (52,8 % от общего числа стальных ножей) (рис. 3), либо искусственно полученной цементированной (47,2 %) (рис. 4). В последнем случае использовались такие приемы, как сквозная цементация заготовки, сквозная цементация самого клинка, односторонняя и двусторонняя поверхностная цементация клинка. Вторым важнейшим технологическим показателем является высокий процент изделий, подвергнутых термообработке (27,9 %; рис. 5–6). Необходимо подчеркнуть особенность приема термообработки – во всех случаях это мягкая закалка (структура сорбита), предполагающая определенный тип закалочной среды, возможны жир, кровь, моча, но не вода (рис. 6), ни на одном из ножей не встречена структура мартенсита, характерная для закалки в воде. Железные изделия единичны (8,4 %), незначителен процент сварных ножей (4,8 %).
Кузнечные операции проведены в температурных режимах, соответствующих сорту обрабатываемого металла, хотя и встречаются случаи нарушения температуры ковки: перегрев (структура видманштетта) в восьми случаях (рис. 7–8), окончание процесса при низких температурах (вытянутость структурных составляющих) в 14 случаях.

   Рис. 3. Старший Ахмыловский могильник, погр. 892. Ан. 1142: а – нож, VI в. до н. э.; 6 – технологическая схема изготовления (целиком из неравномерно науглероженной сырцовой стали); в – фотография микроструктуры х70 (феррит, феррито-перлит)
   Условные обозначения (здесь и далее): 1 – железо; 2 – сталь; 3 – термообработанная сталь; 4 – фосфористое железо; 5 – нитриды железа; 6 – структура видманштетта.

   Оценивая качество поделочного материала, отметим, что он подвергался тщательной проковке, о чем свидетельствует измельченность, вытянутость шлаковых включений и в целом незначительное их количество.
   Для металла рассматриваемой коллекции ножей одной из существенных особенностей являются устойчивые показатели микротвердости отдельных структурных составляющих: микротвердость феррита – 105–143 кг/ мм -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

, микротвердость феррито-перлита – незакаленной стали– 181–236 кг/мм -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

, сорбита – закаленной стали – 254–383 кг/мм -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

. Обращает на себя внимание пониженная микротвердость феррита в металле ахмыловских ножей (для сравнения скажем, что обычная микротвердость феррита в древних изделиях колеблется от 160 до 193 кг/мм -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

). При этом на фоне зерен феррита фиксируются включения нитридов железа.

   Рис. 4. Старший Ахмыловский могильник, погр. 734. Ан. 1090: а – нож, VI в. до н. э.; 6 – технологическая схема изготовления (целиком из стали); в – фотография микроструктуры, х70 (феррито-перлит)

   Сопоставление технологических схем с различными типами ножей не выявило какой-либо связи. В ножах каждого типа присутствуют изделия из специально полученной стали с последующей термообработкой характерного вида (мягкая закалка): например, ножи из погребений 93, 566, 603, с участка pi Г/01. Причем технологически никак не выделяется из общей массы проанализированных нами ножей группа орудий IV типа по А. Х. Халикову, связываемых с местными бронзовыми прототипами (Халиков 1977, с. 150) (например, погр. 677).

   Таблица 2
   Технологическая характеристика кузнечных изделий из Старшего Ахм ыловского могильника

Интересно сопоставить технологические характеристики ножей, происходящих из погребений с различными типами бронзовых кельтов. Как установлено исследователями, группы погребений с кельтами различного типа локализуются на разных участках Старшего Ахмыловского могильника. Считается, что кельты ананьинского (КАИ) и акозинско-меларского (КАМ) типа «являются племенным «национальным» знаком различных групп населения» (Кузьминых 1983, с. 157–158).

   Рис. 5. Старший Ахмыловский могильник, погр. 743. Ан. 1089: а – нож, VI в. до н. э.; 6 – технологическая схема изготовления (целиком из стали с последующей мягкой закалкой); в – фотография микроструктуры х70 (сорбит)

   При сопоставлении технологий металлографически исследованных ножей, встречаемых в комплексах с различными группами кельтов (KAH-I, КАН-П, КАМ), различия не выявлены. Так, в группе изделий, связанных с кельтами ананьинского типа с линзовидным сечением втулки (KAH-I), зафиксированы ножи, откованные из сырцовой стали (погр. 72; погр. 270; погр. 334), из высокоуглеродистой стали (погр. 93), в том числе с последующей термообработкой (погр. 167).
   В группе изделий, связанных с ананьинскими кельтами, имеющими шестигранную втулку (КАН-П), встречаются те же технологические схемы: с использованием сырцовой стали (погр. 81; кв. Ш/7) и высокоуглеродистой стали с последующей термообработкой (погр. 79; погр. 215; погр. 691).

   Рис. 6. Старший Ахмыловский могильник, погр. 766. Ан. 1139: а – нож, VII в. до н. э.; 6 – технологическая схема изготовления (целиком из стали с последующей мягкой закалкой); в – фотография микроструктуры х70 (сорбит)

   Такая же картина наблюдается и в группе ножей, происходящих из комплексов, в которые входили кельты акозинско-меларского типа (КАМ): погр. 489; погр. 542; погр. 566; погр. 603; погр. 657; погр. 698; погр. 734; погр. 753; погр. 775.
   Наконечники копий. Второй по численности категорией железного инвентаря в отобранной нами коллекции из Старшего Ахмыловского могильника являются наконечники копий – 59 экз. (Розанова, Терехова, 20026, с. 194). Типологическому анализу ананьинских наконечников уделено значительное внимание в работах А. Х. Халикова и В. С. Патрушева (Халиков 1977, с. 188–197; Патрушев 1984, с. 84–88). Оба исследователя придерживаются близкой классификационной схемы, по которой выделяются три типа изделий по наличию, степени выраженности или отсутствию продолжения втулки по центральной оси пера. В свою очередь каждый тип подразделяется по отношению длины втулки к длине пера на подтипы (по А. Х. Халикову) или на разновидности (по В. С. Патрушеву).

Рис. 7. Старший Ахмыловский могильник, погр. 93. Ан. 1091: а – нож, VII в. до н. э.; 6 – технологическая схема изготовления (целиком из стали); в – фотография микроструктуры, х200 (феррито-перлит, видманштетт)

К типу I относятся наконечники с продолжением втулки по центральной оси пера, к типу II – наконечники с имитацией продолжения втулки по центральной оси пера, к типу III – наконечники без продолжения втулки (Халиков 1977, с. 188).

   Рис. 8. Старший Ахмыловский могильник, погр. 875. Ан. 1136: а – нож VI в. до н. э.; 6 – технологическая схема изготовления (целиком из стали); в – фотография микроструктура, х70 (феррито-перлит, видманштетт)

   Исследователи предлагают следующую хронологическую последовательность появления типов наконечников копий: тип I – самый ранний, появляется на территории Волго-Камья в начале VII в. до н. э. и бытует до конца столетия, тип II ориентировочно относится к середине VII в. до н. э. и встречается в VI в. до н. э., появление наконечников типа III относится к концу VII в. до н. э. и время их бытования распространяется на весь VI в. до н. э. (Патрушев 1984, с. 85–87; Халиков 1977, с. 194–195).
   В своей работе мы берем за основу типологическую схему, предложенную А. Х. Халиковым и В. С. Патрушевым, останавливаясь на первом уровне типологического деления, т. е. на типах, так как более дробное подразделение не представляет интереса с технико-технологической точки зрения.
   Выделяя тип I железных наконечников копий, оба исследователя полагали, что втулка, проходящая через центральную ось пера до острия, на всем своем протяжении была полой, в отличие от типа П. Это особенно хорошо проиллюстрировано в работе В. С. Патрушева, где на рисунке 45 в сечении пера наконечников типа I в месте прохождения втулки показано сквозное отверстие, тогда как у наконечников копий типа II сечение полностью заштриховано (Патрушев, 1984, с. 86).
   Проведенные нами исследования наконечников копий, относимых исследователями к типу I, не подтвердили использование подобной конструкции пера. Нами было металлографически изучено 24 экз., по форме относящихся к типу I (рис. 9; 10, а). Образцы отбирались таким образом, чтобы получить либо полное сечение пера, либо часть его, захватывающую не только лопасть, но и втулку (рис. 10).
   Установлено, что втулка наконечника копья в той части, где она проходила через перо, не являлась полой. Как свидетельствуют данные, полученные при микроскопическом исследовании образцов, перья наконечников, относимых А. Х. Халиковым и В. С. Патрушевым к типу I, были изготовлены с помощью кузнечной сварки нескольких конструктивных деталей (рис. 10, б – в). Основу пера составляла раскованная пластина соответствующей формы, на которую с двух сторон были наварены полосы металла (ребра жесткости), имитирующие продолжение втулки.

Рис. 9. Наконечники копий типа

Удалось проследить следующие варианты соединения пера копья с полой втулкой. Вариант А. Втулка формовалась отдельно на оправке и затем приваривалась к перу с наварными ребрами жесткости. Вариант Б. Основа пера и втулки формовались из одной заготовки, часть которой расковывалась и сворачивалась на оправке во втулку, а на плоскость пера с двух сторон по осевой линии наваривались ребра жесткости, имитирующие продолжение втулки. Вариант В. К основе пера с двух сторон по осевой линии приваривались полосы металла, длина которых превышала длину пера. У основания пера они соединялись и сваривались. Затем расковывались и на оправке сворачивались во втулку.

   Рис. 10. Старший Ахмыловский могильник, погр. 247. Ан. 1103: а – наконечник копья типа I, VI в. до н. э.; 6 – технологическая схема изготовления (сварка); в – фотография микроструктуры, х70 (сварные швы, феррито-перлит)

   Все операции проводились в горячую и требовали огромного мастерства и специальных приспособлений. Конструктивная сварка не была качественной (в ряде случаев хорошо видно невооруженным глазом как по сварному шву расслоились основа пера и наварные ребра жесткости).
   Конструктивная схема наконечников копий типа I сложна, трудоемка и может быть оправдана лишь необходимостью подражания бронзовым образцам, хорошо известным в ананьинской среде.
   Первые попытки воспроизвести в новом материале форму ананьинских бронзовых непрорезных наконечников копий, видимо, следует связывать с биметаллическими образцами. Например, биметаллическое копье из 314 погребения Старшего Ахмыловского могильника также состояло из нескольких конструктивных деталей. К сожалению, металлографического анализа этого экземпляра не проведено. Можно лишь предположить, что железное перо с ребрами жесткости, имитирующими продолжение втулки, было изготовлено вышеописанным способом с помощью кузнечной сварки, а бронзовая втулка была прилита к основанию пера.
   Подобная схема соединения пера и втулки корреспондирует с предложенным нами вариантом А, который, видимо, следует рассматривать как наиболее ранний.
   Наконечники копий типа II (по А. Х. Халикову и В. С. Патрушеву) представлены в исследованной коллекции 20 экз. (рис. 11). Образцы для металлографического анализа отбирались по возможности с полного поперечного сечения пера, что позволило проследить его конструкцию. Установлено, что на большинстве изделий этого типа основа пера, ребро жесткости и втулка составляют единое целое (рис. 12), т. е. сформованы из единой заготовки с использованием обжимок и оправок (например, наконечники копий из погр. 215).
   Однако в небольшом количестве (четыре экз.) выявлены изделия с наварным ребром жесткости (погр. 114; погр. 284; погр. 711; погр. 889). Формовка пера и втулки этих наконечников осуществлялась либо по схеме, описанной выше как вариант Б, либо как вариант В.

   Рис. 11. Наконечники копий типа

   Наконечники копий типа III наиболее просты по конструкции (рис. 13). Как показало микроскопическое исследование 15 экз., все они откованы из единой заготовки (рис. 14). Часть заготовки раскована и сформована на оправке во втулку, из остальной части отковано перолинзо-видного или вытянуто-ромбического сечения.
   Технологическая характеристика наконечников копий из Старшего Ахмыловского могильника, полученная в результате металлографического исследования изделий всех трех типов, свидетельствует о том, что при их изготовлении использовалась сталь либо сырцовая, либо специально полученная путем цементации. Большинство наконечников типов I и II отковано из сырцовой стали (соответственно 24 из 24 экз. типа I, 14 из 20 экз. типа II). В ряде случаев основа пера отковывалась из пакетированного металла. С использованием приемов цементации отковано шесть наконечников типа II, три из которых термообработаны (погр. 74; погр. 215; кв. Б9).

Рис. 12. Старший Ахмыловский могильник, погр. 2265. Ан.7387: а – наконечник копья типа II, начало VI в. до н. э.; 6 – технологическая схема изготовления (целиком из стали); в – фотография микроструктуры, х70 (феррито-перлит)

Рис. 13. Наконечники копий типа III

   Рис. 14. Старший Ахмыловский могильник, погр. 74. Ан. 7370: а – наконечник копья типа III; б – технологическая схема изготовления (целиком из качественной стали); в – фотография микроструктуры, х200 (сорбит)

   В отличие от предыдущих двух типов, большая часть наконечников копий типа III изготовлена из цементированной стали (пять экз.) или с использованием приема цементации (семь экз.). Термообработку сохранили четыре экземпляра, происходящие из культурного слоя могильника (рис. 13, ан. 7370, 7413, 7522, 7617). Только три изделия типа III изготовлены из сырцовой стали. Один из наконечников типа III был изучен украинскими исследователями. Он откован из качественной специально полученной (цементированной) стали (Шрамко и др. 1977, с. 70).
   Приведенные технологические характеристики отражают вполне целесообразные схемы. Конструкция первых двух типов слишком сложна, чтобы предусматривать использование дополнительных приемов. Упрочняющая роль здесь отводилась в основном ребру жесткости. Наконечники копий типа III получали дополнительное упрочнение пера за счет приемов цементации или использования высококачественной стали.
   Материал, использованный во всех трех типах наконечников копий, имеет такую характерную особенность, как включения нитридов железа.
   Соотнесение технологических схем изготовления наконечников копий с разными группами бронзовых кельтов из Старшего Ахмыловского могильника не дает четкой картины, поскольку количественная представительность исследованных нами изделий из погребальных комплексов неравнозначна. Так, с группой ананьинских (KAII–I) кельтов слинзовидным сечением связано 14 изделий, с ананьинскими кельтами с шестигранной втулкой (КАН-И) – одно и с группой акозинско-меларских кельтов (КАМ) – девять. Однако все же можно заметить, что наконечники копий, изготовленные с использованием приемов цементации, встречаются в сочетании со всеми группами кельтов, но при этом термообработанные наконечники копий встречаются только в сочетании с группами кельтов KAII–I и КАН-П.
   Наконечники стрел. Сохранность этой категории железных предметов в Старшем Ахмыловском могильнике очень плохая. Исследован один экземпляр (погр. 567). Наконечник втульчатый с плоским пером линзовидного сечения. Как показало металлографическое исследование, наконечник стрелы откован из сырцовой неравномерно науглероженной стали. В комплекс погребения входил кельт акозинско-меларского типа.
   Топоры проушные. В отобранной для исследования коллекции 10 проушных топоров. Из них девять боевых и один рабочий (рис. 15). Среди боевых топоров в коллекции представлены топоры-молоты, топоры-клевцы, двулезвийные топоры-секиры. Наиболее ранними являются двулезвийный топор-секира из погребения конца VII – первой половины VI в. до н. э. (погр. 183), топор-молот из погребения первой половины VI в. до н. э. (погр. 421; рис. 16), топор-клевец из погребения первой половины VI в. до н. э. (погр. 543) (Патрушев 1984, с. 80–82). Остальные экземпляры датируются в пределах VI в. до н. э. (Халиков 1977, с.177–179).

Рис. 15. Старший Ахмыловский могильник, погр. 835. Ан. 1137: а – топор, VI в. до н. э.; 6 – технологическая схема изготовления (сварка из двух стальных полос; в – фотография микроструктуры, х70 (феррито-перлит)

Три ранних топора, представляющие разные типы, изготовлены в разных технологических схемах. Так, лезвие топора-молота (рис. 16, ан. 1113) отковано из высокоуглеродистой стали с последующей закалкой в холодной воде (структура мартенсита) (рис. 16, б – в). Это единственный случай твердой закалки, который мы зафиксировали в коллекции железных предметов из ананьинских памятников. Топор-секира (погр. 183) откован из пакетированной заготовки, сваренной из нескольких полос железа и стали, с выходом на лезвие наиболее твердой полосы с последующей мягкой закалкой. Лезвие топора-клевца (погр. 543) отковано из железа и подвергнуто поверхностной цементации.

   Рис. 16. Старший Ахмыловский могильник, погр. 421. Ан. 1113: а – топор-молот, VI в. до н. э.; 6 – технологическая схема изготовления; в – д – фотографии микроструктур закаленной стали, х70 (в – сорбитообразный перлит, г – мартенсит и сорбит, д – мартенсит)

   В этой же схеме откованы еще два экземпляра топоров-клевцов (погр. 909; кв. В/2).
   Лезвия двух топоров-молотов и топора-секиры, найденных в засыпи могильника, откованы из сырцовой стали или с использованием приема цементации (рис. 17).
   Лезвие еще одного топора-секиры (погр. 808) отковано из железа без каких-либо приемов по улучшению рабочих качеств.
   Сформованные в разных технологических схемах, боевые топоры имеют один общий конструктивный признак – изготовление проушного отверстия производилось путем пробивки.

   Рис. 17. Старший Ахмыловский могильник, кв. Г-3. Ан. 1115: а – топор-молот, VI в. до н. э.; 6 – технологическая схема изготовления (цементация лезвийной части); в – фотография микроструктуры, х70 (феррито-перлит, сорбитообразный перлит)

   Топор из погр. 835 (ан. 1137), отнесенный к числу рабочих, сварен из двух полос сырцовой стали (рис. 15, б – в).
   Два топора из Старшего Ахмыловского могильника были изучены украинскими исследователями. Технология изготовления этих топоров вписывается в полученные нами результаты. Судя по опубликованным данным, один топор-секира (А-62-977) откован из пакетного металла (нескольких полос стали), второй топор, рабочий (А-62-1047) – из цельнометаллической заготовки (неравномерно науглероженной сырцовой стали) (Шрамко и др. 1977, с. 71).
   Обращает на себя внимание, что самые ранние топоры среди прочих выделяются высоким качеством исполнения, применением высокоуглеродистой стали. Следует также заметить, что проушные железные топоры в погребальных комплексах Старшего Ахмыловского могильника практически не встречаются в сочетании с бронзовыми кельтами. Единственный известный случай – погр. 421, в котором топор-молот (ан. 1113) найден вместе с бронзовым топором акозинско-меларского типа.
   Кинжалы. В Старшем Ахмыловском могильнике их найдено немного (17 экз.). Семь имели железные клинки и бронзовые или биметаллические рукояти, десять были цельножелезными. Нами исследовано восемь экземпляров. Из них только один кинжал был биметаллическим (погр. 568; рис. 18, ан. 1116), остальные – железные. Последние состоят из трех конструктивных деталей: клинка, который обычно отковывался вместе с рукоятью из единой заготовки, навершия (прямого, грибовидного или волютообразного), которое насаживалось на конец рукояти, и перекрестия (бабочковидного или почковидного), закрепленного с помощью кузнечной сварки в месте перехода от клинка к рукояти.
   Выделяется один экземпляр железных кинжалов, конструктивно отличающийся от остальных. Он состоит из двух конструктивных деталей: клинка и рукояти, которая вместе с перекрестием и навершием представляет единое целое и изготовлена отдельно от клинка. Обе детали соединены кузнечной сваркой. Это орудие напоминает биметаллический кинжал из погр. 704 с железным клинком и цельнолитой бронзовой рукоятью (Патрушев, Халиков 1982, табл. 105, 1 г).
   Исследованный нами биметаллический кинжал (рис. 18) относится к переходной форме от ножей к кинжалам. Рукоять цельнолитая бронзовая. Кинжал обнаружен в погребальном комплексе с акозинско-меларским кельтом. Орудие отнесено А. Х. Халиковым к однолезвийным кинжалам и датировано VII в. до н. э. (Халиков 1977, с. 171).
   Металлографический анализ железного клинка, проведенный нами, показал, что он откован из сырцовой стали (рис. 18, б – в). Отмечаются следы перегрева металла (структура видманштетта), который, возможно, связан с вторичным нагревом предмета в процессе соединения клинка с бронзовой рукоятью. Металл бронзовой рукояти был исследован спектральным методом С. В. Кузьминых и отнесен к химической группе н/о (неопределенные) (Кузьминых 1983, с. 127).

   Рис. 18. Старший Ахмыловский могильник, погр. 568. Ан. 1116: а – однолезвийный кинжал с бронзовой рукояткой; б – технологическая схема изготовления (целиком из стали); в – фотография микроструктуры, х70 (феррит с перлитом)

   Кинжал с железным клинком и биметаллической рукоятью из погр. 26 Старшего Ахмыловского могильника был изучен украинскими исследователями. По классификации А. Х. Халикова, он относится к типу I, 2А и датируется VII в. до н. э. Железный клинок этого орудия оказался плохой сохранности, и исследователям не удалось провести металлографическое исследование. Однако была сделана рентгенограмма биметаллической рукояти, позволившая реконструировать технологию ее изготовления. Рукояточная часть клинка разрублена в двух местах, и непосредственно к ней прилита бронзовая часть вместе с перекрестием и навершием. Края перекрестия после отливки были дополнительно сжаты. Литье производилось по восковой модели (Шрамко и др. 1977, с. 67, 69).
   Клинки кинжалов, исследованные нами, как показал микроскопический анализ, изготовлены из сырцовой стали (погр. 543; кв. К/13), либо из стали, полученной путем цементации заготовки (погр. 2266; погр. 250) или непосредственно готового клинка (рис. 19, ан. 1112). Три клинка были подвергнуты термической обработке – мягкой закалке (рис. 20, ан. 1085).
   Связи технологических схем с типами изделий не прослеживается. Например, изделие из погр. 250 с грибовидным навершием и почковидным перекрестием и кинжал из погр. 2266 с волютообразным навершием и сердцевидным перекрестием изготовлены в одной схеме.
   Стилеты. По классификации А. Х. Халикова, эти изделия входят в категорию кинжалов. Автор называет их булавковидные кинжалы-стилеты и обосновывает их включение в категорию кинжалов тем, что они найдены в погребениях мужчин-воинов и расположены в том же месте, где и кинжалы других типов (Халиков 1977, с. 174).
   Стилеты представляют собой круглый в сечении железный стержень длиной 24–32 см, заостренный на конце. Иногда они имеют навершие и перекрестие из цветного металла.
   Исследован один экземпляр стилетов (погр. 576). Сохранилась лишь его верхняя часть. В публикации А. Х. Халикова и В. С. Патрушева это орудие описано и изображено неверно: в виде железного стержня, имеющего медное коническое навершие и перекрестие, оформленное медными штифтами, вбитыми в железный стержень (Халиков 1977, с. 175, рис. 66, 6; Халиков, Патрушев 1982, табл. 86, 46). На самом же деле, как мы смогли убедиться, просматривая коллекцию металла из Старшего Ахмыловского могильника, хранящуюся в Марийском государственном университете (А-68-291), верхняя часть стилета представляла собой полую бронзовую трубку, заканчивающуюся коническим навершием, внутри которой находился железный стержень.

   Рис. 19. Старший Ахмыловский могильник, погр. 336. Ан. 1112: а – кинжал, VI в. до н. э.; 6 – технологическая схема изготовления (из железной заготовки с последующей односторонней цементацией); в – фотография микроструктуры, х70 (феррит с перлитом)

   Для исследования был отобран образец с поперечного сечения бронзовой трубки и железного стержня внутри нее. Стержень, как показало микроскопическое исследование, откован из стали. Соединение его с цветным металлом происходило, видимо, таким же способом, что и при изготовлении биметаллических рукоятей кинжалов, т. е. отливкой по восковой модели.
   Предметы конского снаряжения. Для металлографического исследования было отобрано 11 экземпляров удил и псалий. Удила откованы из круглого дрота, концы которого с двух сторон загнуты в кольца. Псалий представлены двумя типами: двухпетельчатые и трехпетельчатые.

   Рис. 20. Старший Ахмыловский могильник, погр. 2266. Ан. 1085: а – кинжал, VII–VI вв. до н. э.; 6 – технологическая схема изготовления (целиком из стали с последующей мягкой закалкой); в – фотография микроструктуры, х70 (сорбит)

   Нами изучено два полных комплекта конского снаряжения, происходящих из погребений 110 и 563. Погр. 110, в состав которого входят трехпетельчатые псалии, относится к рубежу VII–VI вв. до н. э. Комплект из 563 погребения с двухпетельчатыми псалиями относится к более позднему времени – второй половине VI в. до н. э. (Халиков 1977, с. 225–226).
   Как показал металлографический анализ, оба комплекта, несмотря на хронологический разрыв, изготовлены одинаково – целиком из неравномерно науглероженной стали с последующей термообработкой (мягкая закалка).
   Было также исследовано несколько экземпляров отдельных звеньев удил и псалий из погребений 812, 1002 и из культурного слоя. Все они также цельностальные (неравномерно науглероженная сырцовая сталь).
   Из качественной стали с последующей термообработкой откованы удила из погребения 605, в состав погребального инвентаря которого входил кельт акозинско-меларского типа.
   Обращает на себя внимание довольно частое использование приемов термообработки, не имеющих для этой категории железных предметов практического значения.
   «Мотыгообразные орудия». Среди орудий труда в Старшем Ахмыловском могильнике есть группа изделий, которые исследователи называют по-разному: А. Х. Халиков мотыгообразными орудиями, В. С. Патрушев – пешнями (Халиков 1977, с. 137–138; Патрушев, 1984, с. 101). По форме всех их объединяет наличие вертикальной втулки и трапециевидного лезвия.
   На наш взгляд, в эту группу включены функционально различные орудия труда, а именно мотыжки, топоры-кельты, пешни. Так, орудия, имеющие слегка изогнутое лезвие и разомкнутую втулку использовались, скорее всего, как мотыжки или тесла (погр. 71; кв. И/3; кв. Ц/9); орудия, имеющие сомкнутую короткую втулку и симметрично заточенное лезвие, следует относить к топорам-кельтам (все они происходят из культурного слоя); орудия с удлиненной сомкнутой втулкой и узкой лезвийной частью, вероятно, являлись пешнями (погр. 247; погр. 1002).
   Технология изготовления всех перечисленных орудий проста: они откованы либо из железа, либо целиком из сырцовой стали, либо из нескольких полос сырцовой стали (пакетная заготовка).
   В изделиях не отмечено ни приемов цементации, ни приемов термообработки. Кроме того, обращает на себя внимание сильная загрязненность металла шлаками и крупнозернистость структурных составляющих, что свидетельствует о плохой проковке металла и завышении температуры процесса ковки. Сам металл отличается мягкостью, о чем свидетельствуют показания микротвердости феррита (116–128 кг/мм -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

). В металле присутствуют включения нитридов железа. Еще один экземпляр орудия типа мотыжки подвергнут металлографическому анализу украинскими исследователями. Как свидетельствуют авторы, основная его часть изготовлена из сырцовой стали. В процессе эксплуатации лезвие было обломано. При ремонте орудия на основу было наварено железное лезвие (Шрамко и др. 1977, с. 72).
   Шилья. Это достаточно распространенное орудие в погребальных комплексах Старшего Ахмыловского могильника (всего найдено 92 экз.) (Патрушев 1984, с. 100). К сожалению, в большинстве своем они сохраняются плохо, и для металлографического исследования удалось отобрать лишь два экземпляра, представляющие два типа шильев: с круглым (тип I) и прямоугольным (тип 11) рабочим концом. Противоположный конец их имел прямоугольное сечение. Одно изделие (тип I) происходит из погребения 664. Как показало микроскопическое исследование, оно было отковано из железа с низкими показателями микротвердости феррита (на фоне ферритных зерен видны включения нитридов). Второе шило (тип II) происходит из погребения 200. Оно оказалось более качественным – отковано целиком из твердой стали.
   Шейные гривны. Это украшение в Старшем Ахмыловском могильнике чаще всего изготовлено из цветного металла, железные экземпляры встречаются редко. Нам удалось отобрать для исследования три экземпляра. Все они изготовлены из круглого в сечении дрота. Два оказались цельностальными (погр. 346; погр. 873), первое из этих украшений подвергнуто мягкой закалке. Третья гривна была откована целиком из железной заготовки (кв. В/3).
   Пластинчатые височные кольца. Эта разновидность украшений также чаще всего выполнена из цветного металла и только в десяти случаях – из черного. Височные кольца, по свидетельству В. С. Патрушева, встречаются и в мужских, и в женских погребениях (Патрушев, 1984, с. 13). Нами отобрано для исследования пять экземпляров. Они изготовлены из тонкой пластины шириной 10–12 мм, изогнутой на оправке. Диаметр их 8–9 см.
   Как показало микроскопическое исследование, все височные кольца оказались стальными, изготовленными либо из сырцовой стали (погр. 396; погр. 669; кв. Б/18; кв. Ж/7), либо из цементированной стали (погр. 262). Два экземпляра были термообработаны.
   Браслеты. Исследован один экземпляр пластинчатого браслета из слоя могильника (P-I, кв. Б/15). Изделие оказалось откованным из качественной стали с последующей мягкой закалкой (рис. 21).

   Рис. 21. Старший Ахмыловский могильник, P/I, Б/15. Ан. 1120: а – браслет; б – технологическая схема изготовления (целиком из качественной стали с последующей закалкой); фотография микроструктуры, х200 (сорбит)

   Данные, полученные при металлографическом исследовании железных изделий из Старшего Ахмыловского могильника, обобщены в таблице 2. Они позволяют сделать следующие заключения. Подавляющее большинство изделий всех категорий изготовлено из разных сортов стали (179 изделий из 193 исследованных). На первом месте находятся изделия, изготовленные из сырцовой неравномерно науглероженной стали, полученной непосредственно в металлургическом горне (101 экземпляр, что составляет 52,3 %).
   Изделия из стали, полученной путем цементации, составляют 68 экземпляров или 35,2 %. Цементации подвергалась либо заготовка изделия, либо само готовое изделие. Доля изделий, изготовленных из железа, невелика – она составляет всего 7,3 %.
   Достаточно активно использовался прием термической обработки стальных изделий (27,9 %). Причем, как уже отмечалось, применялась мягкая закалка в специальных средах. Только один предмет (проушной топор) оказался закаленным в воде.
   Прием термообработки зафиксирован не только на таких категориях изделий, как ножи, проушные топоры, наконечники копий, кинжалы, что было функционально оправдано, но и на украшениях и предметах конского снаряжения. В то же время прием этот не обнаружен на «мотыгообразных орудиях».
   Кузнечная сварка как технологическая схема при изготовлении изделий не использовалась, но при этом широко применялась как конструктивный прием (соединение конструктивных деталей при изготовлении наконечников копий, топоров, кинжалов). Использовалась сварка и при пакетировании заготовки, однако доля пакетированных изделий невелика (5,2 %)?
   Оценивая качество кузнечных операций, можно констатировать, что мастера, изготовившие рассмотренные нами предметы, в совершенстве владели всеми приемами горячей пластической обработки черного металла, выбирая в зависимости от сорта металла необходимый температурный режим. Нарушение температурных режимов иногда фиксируется, но очень редко. Использование кузнецами различных приемов искусственного получения стали, а также термической обработки свидетельствует о длительном опыте работы с черным металлом и хорошем знании его свойств.
   Исходное сырье (железо и малоуглеродистая сталь) представляет собой низкофосфористый металл [2 - Присутствие фосфора в металле металловедчески определяется реактивом Стэда.], в структуре которого встречаются включения нитридов железа.
   Чтобы выяснить, существовала ли динамика в технологии производства железных изделий, мы попытались сравнить технологические характеристики изделий, происходящих из датированных комплексов конца Y i 11—VII вв. до н. э. и VI в. до н. э., разбив их на две группы.
   Для сравнения выбраны такие категории, как ножи, наконечники копий, кинжалы, проушные топоры, «мотыгообразные орудия». В группу ранних (конец VIII–VII в. до н. э.) мы включаем изделия из погр. 26, 36, 68, 70, 93, 114, 131, 139, 2266, 270, 272, 524, 566, 603, 623. В группу поздних (VI в. до н. э.) – изделия из погр. 31, 71, 79, 81, 183, 186, 215, 247, 336, 575, 623, 659, 661, 691, 743, 808, 835, 850, 873, 892, 1002. В основу сравнения положен такой существенный показатель, как соотношение изделий, изготовленных из сырцовой стали – продукта металлургического процесса и стали, полученной целенаправленно, с использованием приемов цементации.
   Как свидетельствуют полученные нами данные, из двадцати предметов первой группы 15 предметов откованы из сырцовой стали и пять из цементированной; из 24 предметов второй группы 10 изделий откованы из сырцовой стали и 14 – из цементированной стали.
   К сожалению, количественная представительность обеих групп невелика, и кроме того, различные категории представлены в них неравноценно: в первой группе семь ножей, 11 наконечников копий, два кинжала; во второй группе – десять ножей, четыре наконечника копий, кинжал, шесть топоров, три «мотыгообразных орудия». Поэтому можно говорить лишь о тенденции увеличения в VI в. до н. э. количества изделий из искусственно полученной стали, т. е. об активном ее использовании. Наиболее ярко эту тенденцию демонстрирует такая категория, как ножи: в первой группе из семи ножей – пять из сырцовой стали и два из цементированной, во второй группе из десяти ножей – три из сырцовой стали и семь из цементированной.
   В то же время следует отметить, что в VI в. до н. э. в погребениях Старшего Ахмыловского могильника появляется группа изделий, таких как пешни, топоры-кельты, мотыги, которые изготовлены в простейших технологических схемах – либо целиком из железа или сырцовой стали, либо из пакетной заготовки однородного металла (сварка нескольких полос). Приемы искусственного получения стали, а также термическая обработка не зафиксированы на этих категориях изделий.
   Примечательно, что при изготовлении проушных топоров, появляющихся в Старшем Ахмыловском могильнике в это же время, применялась цементированная сталь и приемы цементации.
   В целом количество железных предметов в Старшем Ахмыловском могильнике в VI в. до н. э. не уменьшается, ассортимент их становится разнообразнее.

Акозинский могильник

   Недалеко от Старшего Ахмыловского могильника, на противоположном берегу Волги, находится еще один крупный памятник ананьинской культурно-исторической общности – Акозинский могильник. Он расположен у д. Акозино на территории Горно-Марийского района Республики Марий-Эл. Памятник был обнаружен в 1952 г. Систематические раскопки начались под руководством А. Х. Халикова, позднее, с 1971 г. велись В. С. Патрушевым. Всего вскрыто 100 могил. Основной погребальный обряд – трупоположение. Большинство погребений одиночные. Датируется памятник VII–VI вв. до н. э. (Халиков 1977, с. 21–23).
   Коллекция железных изделий из Акозинского могильника, отобранная для металлографического исследования, не столь представительна (исследовано 35 предметов), как рассмотренная выше, тем не менее, она достаточно разнообразна по категориях изделий. Коллекция включает ножи (12 экз.), наконечники копий (пять экз.), наконечник дротика, наконечники стрел (пять экз.), проушные топоры (два экз.), предметы конского снаряжения (шесть экз.), стилеты (два экз.), пластинчатые височные кольца (два экз.) (см. табл. 1).
   Ножи. Исследовано 12 экземпляров. Целых орудий мало, поэтому судить о форме ножей очень трудно. Можно лишь сказать, что встречаются ножи с прямым клинком или слегка изогнутые. Как показало металлографическое исследование, все ножи откованы либо из сырцовой стали, либо из стали, полученной путем цементации самого изделия или заготовки. Из сырцовой стали изготовлено шесть экземпляров (погр. 84; погр. 85; погр. 88; кв. Ю/10; из культурного слоя). Три изделия сохранили следы мягкой закалки.
   Из шести ножей, металл которых подвергался цементации, один изготовлен целиком из качественной стали с последующей мягкой закалкой (кв. Щ/8), у остальных экземпляров цементации подвергалась либо лезвийная часть, либо поверхность клинка (погр. 87; погр. 92; погр. 97; кв. М/3; из культурного слоя). За исключением одного экземпляра, все ножи этой группы подверглись мягкой закалке.
   Металл, из которого изготавливались ножи, тщательно прокован, о чем свидетельствует незначительная примесь неметаллических включений. Шлаки мелкие, тонкие, вытянуты по направлению ковки. В металле присутствуют включения нитридов железа. Иногда фиксируется структура перегрева металла (видманштетт), видимо, связанная своим происхождением с химико-термической обработкой (цементацией).
   Наконечники копий. Исследовано пять экземпляров, представляющих все типы наконечников копий, известных по Старшему Ахмыловскому могильнику.
   К типу I относится экземпляр, происходящий из кв. Л/2. Сохранились только часть пера и втулка. Образец для исследования взят с полного поперечного сечения пера. Уже при визуальном наблюдении хорошо выявляются сварные швы, отделяющие с обеих сторон пера ребра жесткости. Микроскопическое исследование подтвердило это наблюдение. Соединение конструктивных деталей осуществлялось по схеме, описанной выше как вариант В.
   Тип II представлен одним экземпляром, происходящим из кв. О/011. Сохранилась часть пера с ребрами жесткости. Образец для исследования взят с полного поперечного сечения пера. Исследование показало, что перо вместе с ребрами жесткости отковано из единой заготовки.
   К типу III относятся три наконечника копий, два из них – с линзовидным сечением пера (погр. 94; погр. 97), один – с уплощенно-ромбическим сечением (погр. 84). Все они изготовлены из единой заготовки, часть которой раскована и свернута во втулку.
   Все наконечники копий откованы из стали, четыре из них – из сырцовой, один – с последующей термообработкой. Перо одного копья было подвергнуто поверхностной цементации с последующей мягкой закалкой.
   Особенностью металла всех наконечников является присутствие нитридов железа и малочисленность шлаковых включений.
   Наконечник дротика. Исследован один экземпляр (погр. 92). Как показало микроскопическое исследование, наконечник откован из сырцовой стали.
   Наконечники стрел. Исследовано пять экземпляров, в том числе четыре втульчатых и один черешковый. Три втульчатых наконечника происходят из погр. 92. Изготовлены они по одной схеме – цементация пера с последующей мягкой закалкой. Еще один втульчатый наконечник происходит из погр. 98. Этот экземпляр откован из сырцовой стали. Черешковый наконечник стрелы, происходящий из культурного слоя (АК-7229), откован из железа, перо подвергнуто цементации.
   Металл всех наконечников стрел хорошо прокован. В металле фиксируются включения нитридов железа.
   Проушные топоры. В исследованной коллекции два рабочих топора одного типа: с овальным проушным отверстием и сильно расклепанной овальной пяткой (погр. 99; кв. М/1, шт.1). Конструктивно оба орудия изготовлены однотипно: откованы из заготовки, согнутой на оправке. При этом один конец заготовки выходил на лезвие, а другой был приварен к нему в виде петли. Следы сварного шва хорошо различимы визуально. Сырьем для обоих орудий послужила неравномерно науглероженная сталь. В металле фиксируются включения нитридов. Один топор закален в мягкой закалочной среде.
   Предметы конского снаряжения. Данная категория в рассматриваемой коллекции представлена удилами – два полных комплекта (погр. 83; погр. 85) и двумя экземплярами звеньев удил (погр. 97; погр. 98), а также двумя экземплярами псалиев (погр. 87; погр. 98). Удила однокольчатые с загнутыми в виде петель концами, псалии трехпетельчатые.
   Образцы для исследования отбирались с разных участков удил и псалий, при этом особое внимание обращалось на грызла.
   Микроскопическое исследование показало, что только удила из погребения 83 изготовлены из железа, остальные предметы откованы из стали: целиком из сырцовой, из нескольких полос сырцовой стали, из качественной цементированной стали. Из пяти стальных изделий четыре были подвергнуты мягкой закалке.
   Грызла удил (в двух случаях из трех) были стальными и подвергались термообработке.
   Металл, пошедший на изготовление конского снаряжения, хорошо прокован, очищен от шлаковых включении. Четко просматриваются в металле включения нитридов железа.
   Стилеты. Из погребения 98 происходят два булавковидных предмета, которые по аналогии с изделиями из Старшего Ахмыловского могильника можно условно отнести к стилетам. Оба они откованы из круглого дрота, один экземпляр – целый, его длина 15 см, один конец заострен, другой имеет шляпковидную головку. От второго сохранился обломок стержня. Оба изделия изготовлены из сырцовой стали, одно из них сохранило следы мягкой закалки.
   Пластинчатые височные кольца. Исследовано два экземпляра. Оба происходят из культурного слоя (кв. М/2, АК-72-5; АК-71-120). Кольца согнуты из тонкой полосы металла шириной 10 мм. У одного изделия в центре полосы проходит ребро. Это пластинчатое кольцо отковано из железа, а другое – из сырцовой стали. В металле обоих экземпляров фиксируются нитриды железа.
   Подводя итоги технологическому анализу кузнечных изделий из Акозинского могильника (см. табл. 3), можно заметить следующее. Из 35 изученных изделий только два откованы целиком из железа. Остальные изготовлены из стали либо сырцовой (19 экз.), либо специально полученной путем науглероживания заготовки (3 экз.) или готового изделия (10 экз.). Только в одном случае зафиксировано использование пакетной заготовки.
   Обращает на себя внимание большое количество термообработанных изделий (18 экз.), причем применялась термообработка только одного вида – мягкая закалка. Она встречена на всех категориях изделий.

   Таблица 3
   Технологическая характеристика кузнечных изделий из Акозинского могильника

   Примечание: процент термообработанных изделий вычислялся без учета железных предметов
   Металл в большинстве случаев подвергался тщательной проковке. Нарушения температурного режима в процессе ковки наблюдаются редко.
   Исходное сырье – низкофосфористое железо и малоуглеродистая сталь, в металле фиксируются включения нитридов железа.
   При сравнении с материалами из Старшего Ахмыловского могильника, несмотря на количественную разницу изученных коллекций, прослеживается одинаковая закономерность в соотношении используемых технологических схем, единообразие в характеристике металла. Отмечается также сходство в конструктивных особенностях предметов отдельных категорий.

Тетюшский могильник

   Тетюшский могильник расположен на правом берегу Волги на территории Татарстана в окрестностях д. Тетюши. Памятник исследовался Е.П. Казаковым, А. Х. Халиковым, Е. А. Халиковой (1969–1970 гг.) и В. С. Патрушевым (1980 г.). Памятник относится к числу наиболее ранних ананьинских могильников – конец VIII–VII в. до н. э. (Халиков 1977, с. 50–75).
   Отобранная для металлографического исследования коллекция железных изделий, к сожалению, немногочисленна: пять наконечников копий, биметаллический кинжал, тесло [3 - Складывается впечатление, что в Тетюшском могильнике вообще мало железных предметов.]. Четыре предмета (два наконечника копий, биметаллический кинжал, тесло) происходят из одного комплекса погребения 272. Все предметы происходят из раскопок В. С. Патрушева.
   Наконечники копий. Из пяти исследованных наконечников четыре относятся к типу III – перо с вытянуто-ромбическим или линзовидным сечением (погр. 249; погр. 272; погр. 279). Один экземпляр наконечника из культурного слоя (p. XIII, Г/04) относится к типу II – перо имеет с двух сторон ребра жесткости округлой формы.
   Железные наконечники типа I, судя по опубликованным материалам, в Тетюшском могильнике не встречены, хотя аналогичные бронзовые прототипы имеются (например, в погр. 21, 221) (Халиков 1977, с. 69, 72).
   Экземпляр наконечника копья типа II откован из единой заготовки. Ребра жесткости сформованы с помощью оправки. Из единой заготовки откованы также наконечники копий из погребений 272, 279, лишь у одного экземпляра перо было сформовано из пакетированной заготовки. У основания пера двух наконечников копий пробиты небольшие сквозные отверстия.
   Микроскопическим исследованием установлено, что при изготовлении наконечников в двух случаях использовалось железо, в трех случаях – сырцовая сталь. Наконечник из погребения 272 дополнительно подвергнут односторонней цементации с последующей мягкой закалкой.

   Таблица 4
   Технологическая характеристика кузнечных изделий из Тетюшского, II Полянского и Пустоморквашинского могильников

   Биметаллический кинжал. Происходит из погребения 272. Кинжал имеет железный клинок уплощенно-ромбического сечения и биметаллическую рукоять. Бронзовая рукоять составляет одно целое с навершием и перекрестием и имеет два вертикальных ряда кольцевидных отверстий с каждой стороны, постепенно расширяющихся в направлении к навершию. В прорези рукояти и вдоль боковых ее сторон проходят полосы железа. Возможно, с конструктивной точки зрения этот кинжал аналогичен биметаллическому орудию из погребения 26 Старшего Ахмыловского могильника, рентгенограмма которого позволила реконструировать технологию изготовления рукояти (Шрамко и др. 1977, с. 69).
   Железный клинок из Тетюшского могильника оказался пригодным для металлографического исследования, в отличие от ахмыловского экземпляра. На основании микроскопических данных установлено, что клинок откован из малоуглеродистой сырцовой стали и подвергнут односторонней цементации с последующей мягкой закалкой.
   Тесло. Из погребения 272 происходит плоское тесло-видное орудие. Общая длина его 10,5 см, прямоугольное лезвие длиной 6,5 см отделено плечиками от прямоугольной рукояти. Аналогов этой находке в ананьинских памятниках мы не знаем.
   Для исследования образцы были взяты с лезвия и рукояти. Металлографический анализ показал, что орудие отковано целиком из сырцовой стали. Заготовка плохо прокована, загрязнена крупными шлаковыми включениями. Структура свидетельствует о перегреве металла (видманштетт) в процессе ковки. В металле фиксируются включения нитридов железа. Следов специального упрочивания рабочей части не обнаружено.
   Подводя итог изучению небольшой коллекции предметов из Тетюшского могильника, обратим внимание на то, что железные изделия немногочисленны, в ассортименте кузнечной продукции есть предметы нехарактерные для ананьинского мира, отсутствуют подражания в железе местным бронзовым прототипам.
   Исходное сырье исследованных предметов имеет те же характеристики, что и поковки из Старшего Ахмыловского и Акозинского могильников, т. е. это мягкий низкофосфористый металл, в котором присутствуют включения нитридов железа.

II Полянский могильник

   К той же территориальной группе ананьинских памятников, что и вышеописанный Тетюшский могильник, относится II Полянский могильник. Памятник открыт в 1962 г. на левом берегу Волги на территории Татарстана. Некрополь сильно разрушен обрывом берега. К раннеананьинскому времени (VIII–VII вв. до н. э.) из 30 вскрытых погребений относятся восемь, остальные 22 – к позднеананьинскому времени (Халиков 1977, с. 25).
   В нашем распоряжении оказались вещи только из одного погребения —№ 1. Исследованы биметаллический кинжал и два железных наконечника копий (тип I и II).
   Наконечники копий. Исследованные нами наконечники копий могут быть отнесены к типу III по классификации, разработанной на материалах Старшего Ахмыловского могильника (перо без ребра жесткости, сечение линзовидное или уплощенно-ромбическое).
   Как показало металлографическое исследование, наконечники откованы из единой заготовки, один конец которой раскован и свернут на оправке во втулку. Заготовка цельностальная, в одном случае это сырцовая сталь, в другом – гомогенная цементированная сталь.
   Наконечник копья типа I из II Полянского могильника был проанализирован украинскими исследователями. Основываясь на их данных, можно заключить, что он имел такую же конструкцию, что и ахмыловские экземпляры, т. е. ребра жесткости были наварены на перо (Шрамко и др. 1977, с. 62, рис. 3, 12).
   Биметаллический кинжал. Исследованное оружие имеет железный клинок и биметаллическую рукоять, которая состоит из двух бронзовых и трех железных полос. Бронзовые полосы украшены двумя вертикальными рядами из концентрических кружков с небольшими сквозными отверстиями в центре кружков. К сожалению, лезвийная часть клинка уничтожена коррозией, сохранившаяся же часть вдоль ребра жесткости оказалась железной. Металл очень мягкий, загрязнен шлаками, в структуре фиксируются нитриды железа. Возможно, какие-то дополнительные операции по улучшению рабочей части производились, однако сейчас установить это трудно.

Пустоморквашинскии могильник

   В описываемую средневолжскую группу раннеананьинских памятников входит и Пустоморквашинскии могильник. Памятник расположен на правом берегу Волги в 30 км к западу от Казани. Первые сведения о могильнике относятся к 1901 г. Некрополь был частично раскопан в 1927 г. В. Ф. Смолиным. В 1975 г. раскопки продолжил А. Х. Халиков (Халиков 1977, с. 44–50), а в 1979 г. – В. С. Патрушев. Памятник датируется VII–VI вв. до н. э.
   Основу коллекции, отобранной для металлографического исследования, составляют предметы из раскопок 1979 г. К сожалению, в большинстве своем они оказались депаспартизованы. Всего было исследовано 14 предметов. В исследованную коллекцию входят три ножа, четыре наконечника копий, шесть пролитых топоров и кинжал.
   Ножи. Три ножа представлены в обломках, так что судить об их форме невозможно. На основании металлографических данных можно заключить, что ножи изготовлены из стали. Из сырцовой стали был откован один нож, из качественной стали с последующей термической обработкой – мягкой закалкой – откованы два других орудия.
   Наконечники копий. В исследованной коллекции присутствуют три типа: тип I и тип II представлены по одному экземпляру, тип III – двумя экземплярами. Наконечник копья типа I имел плохую сохранность. По-видимому, у него были наварные ребра жесткости, следы от которых видны на плоскости пера. Откован этот наконечник из малоуглеродистой сырцовой стали. В металле фиксируются нитриды железа. Наконечник типа 11 откован из среднеуглеродистой сырцовой стали и подвергнут мягкой закалке. Также из сырцовой стали откован и один из наконечников типа III. Второй экземпляр этого типа был сформован целиком из железной заготовки. В металле фиксируются включения нитридов железа. Отметим загрязненность металла шлаковыми включениями.
   Кинжал. В коллекции присутствует фрагмент клинка двулезвийного кинжала. Металлографический анализ образцов, взятых с полного поперечного сечения, показал, что клинок откован из железной заготовки и подвергнут поверхностной цементации. В металле фиксируются включения нитридов железа.
   Проушные топоры. Исследовано шесть экземпляров, два из них, массивные, с коротким лезвием (длина 6,5 см), широким проушным отверстием и коротким обухом, отнесены к рабочим. Остальные топоры относятся к боевым. Они имеют удлиненные пропорции (длина лезвий 7—11 см). В этой группе выделяются топоры-молоты с обухом прямоугольного или квадратного сечения. Еще один экземпляр боевых топоров имеет оригинальную форму: лезвие у него слегка изогнуто, обушок, толщина которого составляет всего 0,6 см, тонкий, как бы сплющенный.
   Рабочие топоры изготовлены из заготовки, согнутой на оправке. Из одного конца вытягивалось лезвие, другой конец приваривался к нему в виде петли, образуя таким образом проушное отверстие. Оба топора откованы из сырцовой стали. Лезвие одного из них подвергнуто цементации с последующей мягкой закалкой.
   Три экземпляра боевых топоров изготовлены по единой технологической схеме – цементация лезвия с последующей мягкой закалкой. Один экземпляр откован целиком из железной заготовки.
   Металл всех орудий загрязнен шлаковыми включениями, в нем фиксируются нитриды железа.
   К сожалению, как упоминалось выше, мы не можем распределить материалы по погребальным комплексам. Однако, судя по присутствию в исследованной нами коллекции значительного количества проушных топоров, в большинстве случаев исследованные предметы происходят из погребений VI в. до н. э. В таком случае отмеченная нами на материалах Старшего Ахмыловского могильника тенденция увеличения в это время количества изделий из цементированной стали находит подтверждение.
   Подводя итоги технологической характеристике кузнечных поковок VIII–VI вв. до н. э. из Волго-Камья, можно констатировать, что древнейшие изделия из черного металла на рассматриваемой территории являются продукцией развитого кузнечного ремесла. Об этом свидетельствует разнообразие форм и типов как изделий, так и самих кузнечных приемов. Мы уже обращали внимание на преобладание стальных изделий в исследованной коллекции (220 из 252 исследованных предметов). При этом 41,3 % от всех стальных составляют изделия, изготовленные из специально полученной стали, т. е. с использованием разнообразных приемов цементации: сквозной, поверхностной односторонней, поверхностной двусторонней. Велика доля предметов, подвергавшихся термической обработке (табл. 5).
   Как было показано, особенностью металла ананьинских изделий является низкая микротвердость феррита и присутствие соединений железа с азотом (нитриды железа). Чтобы интерпретировать эти данные, обратимся к разработкам польского исследователя-металловеда Е. Пясковского. По его мнению, металл с такими показателями свидетельствует о низком содержании фосфора в железе. В начале 60-х гг. XX в. исследователь высказал мысль о существовании корреляции между содержанием фосфора в сыродутном железе и типом использованной руды (Piaskowski 1963). Концепция Е. Пясковского не сразу была принята некоторыми металловедами и археологами. По этому вопросу развернулась широкая дискуссия (Radwan, 1966; Pleiner, 196V). Однако по мере накопления аналитических и статистических данных Е. Пясковский привел дополнительные аргументы в пользу своей концепции (Piaskowski, 1984).
   Выводы Е. Пясковского, полученные на материалах с территории Польши, сводились к тому, что железные низкофосфористые изделия, содержащие фосфор в пределах 0,03—0,14 %, изготовлены из металла, полученного из гематитовых руд; умеренно фосфористые (0,08—0,22 % фосфора) – из сидеритовых руд; высокофосфористые (0,18 – 1,0 % фосфора) – из болотных руд (Piaskowski, 1988).
   Опираясь на концепцию Е. Пясковского и учитывая полученные нами металлографические данные, мы считаем, что металл ананьинских изделий мог быть получен именно из низкофосфористых руд. К сожалению, мы не располагаем возможностью химического анализа ананьинского металла.

   Таблица 5
   Технологическая характеристика кузнечных изделий ананьинских памятников VIII–VI вв. до н. э.

   Примечание: % термообработанных изделий вычислен без учета железных

   Однако существуют и металлографические способы для определения фосфора в железе (травление шлифов реактивами Стэда, Оберхофера). Использование метода специального травления в применении к коллекции ананьинского железа показало, что фосфор в металле практически отсутствует. В пользу этого наблюдения говорит и повышенная мягкость структурных составляющих железа (микротвердость феррита колеблется в пределах 105–143 кг/мм -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

), тогда как в металле с высоким содержанием фосфора микротвердость обычно достигает 254–350 кг/мм -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

. Низкое содержание фосфора способствовало науглероживанию железа уже в ходе сыродутного процесса (как известно, фосфор препятствует распространению углерода в феррите). Именно поэтому среди предметов из ананьинских памятников мы почти не фиксируем чисто железных предметов – в большинстве случаев это неравномерно науглероженная сырцовая сталь.
   Если исходить из гипотезы Е. Нясковского, можно предположить, что для изготовления предметов из раннеананьинских могильников использовались руды типа гематита.
   Исследованные нами материалы происходят из памятников, которые специалисты относят к разным локальным вариантам ананьинской культурно-исторической общности (Халиков 1977, с. 22): к западноволжскому – Старший Ахмыловский и Акозинский могильники, а могильники Тетюшский, II Полянский и Пустоморквашинскии – к средневолжскому. Однако в характеристике кузнечных изделий не наблюдается каких-либо технологических различий или различий в характере сырья (табл. 2–4).
   Итак, приведенные выше технологические характеристики раннеананьинских изделий из черного металла свидетельствуют о том, что они являются продукцией развитого железообрабатывающего ремесла с устойчивыми производственными традициями, не имеющими местных корней. Обратимся к возможным источникам подобных традиций.

2. Истоки производственных традиций в технологии изготовления кузнечных изделий из раннеананьинских памятников на средней Волге

   Все исследователи ананьинских древностей обращали внимание на сходство форм железных изделий из ананьинских и кавказских памятников. По поводу появления изделий кавказского типа в ананьинской среде существуют различные мнения. Некоторые исследователи считали, что вещи попадали с Кавказа на территорию Волю-Камья в результате торгового обмена (Збруева 1953; Крупное 1960). Другой точки зрения придерживались А. Х. Халиков и В. С. Патрушев, которые рассматривали отдельные железные изделия как продукцию местного производства (Халиков 1977; Патрушев 1984). С. В. Кузьминых допускает, что наряду с импортом с Кавказа часть изделий изготавливалась на месте по привозным образцам (Кузьминых 1983). Наконец, Н. Л. Членова, М. А. Погребова и Д. С. Раевский связывают попадание в Волго-Камье изделий кавказского типа с приходом их носителей (Членова 1988; Погребова, Раевский 1992).
   Типологические разработки А. Х. Халикова и В. С. Патрушева позволили конкретизировать многие аналогии. Данные, полученные нами на основании представительной серии металлографических анализов из памятников Волго-Камья, дают возможность провести сравнительный технико-технологический анализ с материалами синхронных памятников Кавказа, а также другого региона Восточной Европы, где наиболее рано появляются изделия из черного металла, – лесостепного и степного Поднепровья.
   В настоящее время накоплен достаточно обширный аналитический материал из памятников раннего железного века с Северного Кавказа, Центрального Кавказа, Закавказья, с территории Скифии (Терехова и др. 1997) (табл. 6).
   Материалы Северного Кавказа представлены памятниками кобанской культуры в ее западнокобанском варианте (Уллубаганалы II. Березовский, Кисловодский, Султан-Гора III), восточнокобанском варианте (Сержень-Юрт, Несторовский, Пседахе) и материалами знаменитых Келермесских курганов (Терехова 1983; 1984; 1985; 1986; 1987; 1989).
   Центральный Кавказ (центральнокобанская группа) представлен материалами из памятников как Северного склона (Верхняя Рутха, Кашкатау, Комарове, Нартан) (Терехова, 1990), так и Южного склона (Тлийский могильник) (Вознесенская, Техов, 1973; Вознесенская, 1975).

   Таблица 6
   Технологическая характеристика кузнечных изделий VIII–VI вв. до н. э. из памятников Волго-Камья, Кавказа и Скифии

   Технологическая характеристика железных изделий из Закавказья основывается на материалах с территории Грузии из памятников Бешташени, Уда, Самтавро, Триалети, Брили, Куланурхва, Эшерские кромлехи, Гуадиху, Сухумская Гора (Тавадзе и др. 1977; Бгажба, Розанова, Терехова 1989).
   С территории Скифии (степное и лесостепное Поднепровье) для сравнительного анализа привлекаются материалы Ягорлыцкого поселения, Вельского городища, курганов Краснокутский, Репяховатая могила, у сел Круглик, Аксютинцы (Шрамко и др. 1963; Шрамко и др. 1970; Шрамко и др. 1971; Шрамко и др. 1986; Шрамко 1969; Шрамко 1994).
   При сравнении обобщенных технологических характеристик ананьинских изделий с характеристиками изделий из различных регионов Кавказа хорошо выявляется принципиальное сходство по следующим параметрам: материал, соотношение технологических схем, использование определенных приемов термообработки (мягкая закалка).
   Материалом как для кавказских изделий, так и для ананьинских служили железо, сырцовая сталь, полученная в ходе металлургического процесса, цементированная сталь. Доля изделий, изготовленных целиком из железа, невелика как в кавказских, так и в ананьинских материалах (соответственно 5,1 и 8,3 %). Значительный процент приходится на изделия из сырцовой стали (33–47,9 % на Кавказе, 51,2 % – в Волго-Камье), а также цементированной стали (39,4—54,8 % – на Кавказе, 36,1 % – в Волго-Камье). В большинстве случаев исходное сырье – железо и сырцовая сталь – имеют низкие показатели микротвердости феррита (110–143 кг/мм -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

), в феррите фиксируются включения нитридов [4 - В ранних работах, посвященных металлографическому анализу железных предметов, основное внимание уделялось технологии изготовления и, к сожалению, не всегда обращалось внимание на микроструктурные особенности металла. Например, Г. А. Вознесенская не упоминает о присутствии нитридов железа в изделиях из Тлийского могильника. Однако, судя по приводимым автором в статье фотографиям микроструктур, такие включения в зернах феррита наблюдаются (Вознесенская 1975. Табл. 1).].
   При сравнении технологических характеристик ананьиских железных изделий с данными металлографических исследований кузнечного инвентаря с территории Скифии выявляются определенные различия, свидетельствующие о разных производственных традициях.
   Хотя на территории Скифии также широко использовалась сырцовая и цементированная сталь, доля железных изделий там выше (14,7 %), чем в кавказских и ананьинских материалах. Предпочтение отдается цементации заготовки (17,3 %), а не готового изделия (8 %). Еще более четким разграничительным показателем в материалах Кавказа и Волго-Камья, с одной стороны, и степного и лесостепного Поднепровья – с другой, является отсутствие приемов термообработки на территории Скифии.
   По данным И. Б. Шрамко, исследовавшей значительное количество железных предметов лесостепной Скифии, технику закалки скифские мастера начинают использовать лишь в V–IV вв. до н. э., причем применяется только твердая закалка (Шрамко 1994, с. 54). Отметим, что данное наблюдение подтверждается и материалами из памятников скифского круга: на поселениях Курского Посеймья VI–V вв. до н. э. приемы термообработки фиксируются крайне редко (обнаружены на трех предметах из 100 исследованных) (Розанова, Терехова 1988, с. 30–36).
   Сопоставление технологических характеристик железных изделий из трех историко-географических регионов (рис. 22) не оставляет сомнения в том, что кавказские и ананьинские изделия выполнены в единой производственной традиции, истоки которой складываются в Закавказье еще во второй половине II тысячелетия до н. э., о чем можно судить по материалам с территории Грузии (Бешташени, Самтавро, Удэ) (Абрамишвили 1961; Тавадзе и др. 1977).
   Перечисленные показатели сходства кавказских и ананьинских железных изделий, казалось бы, свидетельствуют о происхождении их из единого производственного центра, расположенного на Кавказе, поскольку именно там фиксируются наиболее ранние железные изделия в Восточной Европе. Однако целый ряд особенностей железных предметов из Волго-Камья не позволяет решать этот вопрос однозначно.

   Рис. 22. Соотношение технологических схем по регионам Восточной Европы

   В этой связи хотелось бы обратить внимание на такую категорию железных изделий, как наконечники копий типа I из погребальных комплексов ананьинской культуры. Исследователи предполагают их местное развитие на основе местных же бронзовых прототипов.
   Разделяя точку зрения этих исследователей, приведем дополнительные аргументы в ее поддержку. Конструктивные особенности наконечников копий указанного типа – способы соединения основы пера с ребрами жесткости и втулкой, о чем подробно говорилось выше, – выделяют их в оригинальную группу, не имеющую аналогий в других регионах.
   Есть все основания относить их к продукции местных мастеров. С технологической точки зрения наконечники копий типа I изготовлены в простых технологических схемах: целиком из железа или неравномерно науглероженной стали. Приемы цементации и термообработки, встречающиеся на других типах наконечников копий, в данном случае не зафиксированы, то есть использовался обычный сырьевой материал. В то же время приемы изготовления пера очень трудоемки. Объяснить это можно следующим. В черном металле при изготовлении изделий сложного профиля используется специализированный инструментарий (например, обжимки, матрицы и т. д.). Местные мастера, по-видимому, не располагали подобными приспособлениями. Понятно, что в бронзолитейном производстве любая сложная форма наконечника копья достигалась отливкой. Пытаясь повторить привычную им форму изделия в новом металле, мастера-бронзолитейщики вынуждены были прибегать к трудоемким конструктивным решениям.
   В VI в. до н. э. в ананьинской среде появляется группа изделий, которые исследователи называют по-разному: А. Х. Халиков – мотыгообразными орудиями, В. С. Патрушев – пешнями (Халиков 1977, с. 137–138; Патрушев 1984, с. 101). По форме всех их объединяет наличие вертикальной втулки и трапециевидного лезвия. Технология изготовления всех исследованных орудий такого типа проста: они откованы либо целиком из железа, либо из сырцовой стали, либо из пакетной заготовки.
   Исходя из вышесказанного, можно говорить о том, что уже в VII в. местные мастера осваивают простейшие способы обработки нового металла. Это не могло произойти без контакта с носителями знаний техники железообработки. Мастера, владевшие высокоразвитыми навыками обработки черных металлов – выходцы с Кавказа – могли попасть сюда во время походов на Среднюю Волгу киммерийцев или ранних скифов с Северного Кавказа (Членова 1988, с. 3–5). Убедительным доказательством того, что на Среднюю Волгу проникали не только вещи, но и люди, являются, как показала Н. Л. Членова, надгробные памятники (новомордовские стелы), на которых изображено типичное северокавказское оружие (Членова 1988, с. 5). Вероятнее всего, пришлые кузнецы находились в контакте с местными бронзолитейщиками, поскольку сам характер производства предполагал общий набор средств производства и орудий труда. Местные мастера перенимают приемы пластической обработки черного металла и позднее начинают создавать новые формы железных изделий, отвечающие требованиям местных условий. Однако такие операции, как искусственное получение стали путем цементации и приемы ее термообработки – одно из главных открытий в области железообработки, – безусловно относились к производственным секретам, которые строго сохранялись и не могли быть переданы в чужую этно-культурную среду.
   В плане кавказско-ананьинских связей представляет большой интерес еще одна категория изделий из Волго-Камья – кинжалы с плоскими биметаллическими рукоятями, основу которых составляет цельнометаллическая (вместе с перекрестием и навершием) рамочная бронзовая рукоять. Между бронзовыми продольными полосами в рукояточной части и по ее краям расположены железные полосы. Клинок – железный. Четыре кинжала подобного типа происходят из Старшего Ахмыловского могильника (погр. 26, 36, 67, 124), один – из II Полянского (погр. 1), один – из Тетюшского (погр. 272). Еще один кинжал подобного типа происходит из Пустоморквашинского могильника (погр. 33), но у него железная полоса проходит только в центре рукояти между двумя бронзовыми полосами, а боковые железные отсутствуют. Все эти изделия датируются VII в. до н. э.
   У всех перечисленных кинжалов, за исключением последнего, на бронзовых полосах рукоятей Имеется орнамент либо в виде кольцевидных отверстий (Тетюшский экземпляр), либо в виде концентрических кружков со сквозным отверстием в центре (погр. 67, 124 Старшего Ахмыловского могильника), либо в виде небольших сквозных отверстий (погр. 26, 36 Старшего Ахмыловского могильника; погр. 1 II Полянского могильника). На бронзовых полосах кинжала из Пустоморквашинского могильника узор отсутствует.
   В качестве аналогии экземплярам из Старшего Ахмыловского и II Полянского могильников А. Х. Халиков приводит кинжалы с Северного Кавказа – из курганного погребения Каменномостского могильника, из могильника 1-йМебельной фабрики в Кисловодске, из погребения в каменном ящике, вскрытого в 1946 г. в Березовском могильнике (Халиков 1977, с. 166). Однако надо заметить, что соответствий рассматриваемым ананьинским кинжалам в экземплярах из Кисловодска и Березовского могильника очень мало как морфологически, так и по способу изготовления рукояти. Рукоять кисловодского кинжала вообще не относится к числу плоских рамочных – она круглая и имеет четыре продольных паза, инкрустированных железом. Березовский экземпляр, хотя и имеет рамочную рукоять, однако способ ее соединения с черенком железного клинка принципиально отличен от ананьинских биметаллических орудий – узкий черенок клинка пропущен через перекрестие и доходит до половины рамочной рукояти. В окончательном варианте у такой рукояти, как правильно заметил Б. А. Шрамко, черенок должен быть закрыт в рамке рукояти деревянной вставкой (Шрамко Б.А. 1984, с. 28). Каменномостский экземпляр тоже является весьма отдаленной аналогией, поскольку на рукояти отсутствуют продольные железные полосы, а орнаментальные зоны заполнены инкрустацией из железа (Козенкова 1995, с. 56).
   Единственным экземпляром, который напоминает рукояти кинжалов из Старшего Ахмыловского и II Полянского могильников, является случайная находка из окрестностей Кисловодска, переданная В. Б. Виноградовым и С. Л. Дударевым для технологического исследования Б. А. Шрамко. Также как и у ананьинских экземпляров, у рамочной рукояти этого кинжала в центре проходит железная полоса, а бронзовые полосы украшены точечным орнаментом. Однако в отличие от ананьинских рукоятей, боковые железные полосы здесь отсутствуют (Шрамко 1984, рис. 1, 7).
   По технологии изготовления бронзовой рукояти кисловодский кинжал отличается от ананьинских. Напомним, что при изготовлении последних плоский черенок железного клинка разрубался в двух местах, и бронзовая основа рукояти приливалась по восковой модели (Шрамко и др. 1977, с. 69). У кисловодского экземпляра технология иная – бронзовая основа рамочной рукояти отливалась отдельно, а плоский железный черенок вставлялся в нее и закреплялся механическим способом, следы которого остались в виде точечных вдавлений (Шрамко 1984, с. 28).
   Таким образом, есть основания считать группу кинжалов с биметаллическими рукоятями из Старшего Ахмыловского и II Полянского могильников оригинальными изделиями как по морфологическим, так и по технологическим признакам. Древнейшие прототипы подобных кинжалов существуют на Северном Кавказе в середине IX–VIII в. до н. э. в виде бронзовых и биметаллических кинжалов с одноряднокольчатым, двухрядно– и даже трехряднокольчатым орнаментом на рукояти. Эволюционная линия их развития хорошо прослежена в работах В. Г. Катовича (Катович 1978, рис. 1) и В. И. Козенковой (Козенкова 1995, с. 56–58, табл. XI, XII).
   Группа рассмотренных ананьинских кинжалов представляет, на наш взгляд, местную интерпретацию попадавших сюда кавказских образцов. Показателен экземпляр из погр. 272 Тетюшинского могильника (раскопки В. С. Патрушева 1980 г.). Он представляет собой практически полную аналогию экземпляру из погр. 26 могильника Сержень-Юрт (Терехова и др. 1997, с. 45, рис. 5). Датируется северокавказский кинжал второй половиной VIII в. до н. э. И в том и в другом случае бронзовая рукоять имеет железные полосы, проходящие в центре рукояти и по краям бронзовых полос, прямое валиковидное навершие и прямое перекрестие с выемкой у основания. Сходство усиливается такой деталью, как трещина посередине навершия – последствие литейного брака. Возможно, это один из тех образцов, которые были изготовлены на Северном Кавказе и попали в Волго-Камье вместе с их владельцами.
   Обращает на себя внимание сходство и в наборе погребального инвентаря в погр. 26 из Сержень-Юрта и погр. 272 из Тетюшского могильника, в которые входили наконечник копья и такая редкая для финно-угорского мира находка, как плоское тесло со слегка намеченными плечиками посередине (в Сержень-Юртовском могильнике тесло бронзовое, в Тетюшском – железное).
   В ряду кинжалов с биметаллической рукоятью тетюшский экземпляр, вероятно, следует считать наиболее ранним в Волго-Камье и рассматривать в качестве прототипа местных изделий. На рукоятках последних кольцевидный орнамент был заменен более простым в исполнении – сначала циркульным (кинжал из погр. 124 Старшего Ахмыловского могильника), а затем орнаментом в виде небольших сквозных отверстий (погр. 26, 36, 67 Старшего Ахмыловского могильника, погр. 1 II Полянского могильника), и, наконец, орнамент совсем исчезает (погр. 33 Пустоморквашинского могильника).
   Подражания кавказским кинжалам с двухряднокольчатым орнаментом известны также на примере бронзового кинжала из д. Татарское Бурнашово (случайная находка в Татарстане) и биметаллического кинжала из 55 погребения
   Старшего Ахмыловского могильника. Оба предмета датируются VIII–VII вв. до н. э. (Халиков 1977, с. 165). Особую ценность этим находкам придает то, что при их изготовлении, как установил С. В. Кузьминых, использовался цветной металл местного происхождения (Кузьминых 1983, с. 122, 126). К сожалению, исследователь не высказался более определенно по поводу биметаллических рукоятей кинжалов из погр. 36 и 124 Старшего Ахмыловского и погр. 1 II Полянского могильников, металл которых также исследовался. В связи с этим осталось неясным, относится ли металл этих кинжалов к металлургической группе медно-оловянно-сурьмянистых или медно-оловянно-сурьмянисто-мышьяковистых сплавов (Кузьминых 1983, с. 130). Следует отметить, что Т. Б. Барцева считает возможным связывать происхождение оловянно-сурьмяных бронз с Кавказом однако оперирует единичными примерами (Барцева 1988, с. 23–29). Этот вопрос, по-видимому, останется открытым до накопления достаточного количества химико-металлургических данных.
   Остается пока открытым вопрос, какие именно рудные источники использовались при производстве черного металла. Основываясь на наших косвенных металлографических данных, можно предположи п… как уже упоминалось, что это были низкофосфористые руды, близкие тем, которые разрабатывались в некоторых местах на Кавказе, возможно, типа гематита. Известно, например, что в Восточной Грузии у села Квемо Болниси в одной из ранних железоплавильных мастерских (конец II тысячелетия до н. э.) было обнаружено до нескольких сот килограммов гематитовой руды, местонахождение которой находилось в этом же районе (Гзелишвили 1964, с. 33). Поданным грузинских исследователей, большинство изделий из Восточной Грузии не содержит заметных примесей фосфора (Тавадзе и др. 1977, табл. 1). К сожалению, химический анализ железных изделий из других регионов Кавказа не был проведен, однако ряд металлографических данных позволяет считать, что при их изготовлении также применялись низкофосфористые руды.
   Не исключено, что с Кавказа на Среднюю Волгу поступали не только готовые изделия, но и металл в виде товарных криц.

   Глава II
   Кузнечные традиции финно-угров
   (середина I тысячелетия до н. э. – VIII в. н. э.)

1. Характеристика кузнечного ремесла у населения Волго-Камского региона

1.1. Технология производства железных изделий из памятников в бассейне Средней Камы
(по материалам ананьинской и гляденовской культур)

   На основании археологических данных известно, что в конце VI в. до н. э. ананьинское население Среднего Поволжья покидает места своего обитания. Регион этот на долгое время остается незаселенным. По поводу причин ухода и дальнейшей судьбы населения существуют разные точки зрения. А. Х. Халиков первоначально высказал мысль о том, что уход населения был связан с политическими событиями VI в. до н. э., а именно со скифо-персидской войной 514 г. до н. э.: скифы, теснимые персами, отошли к землям, населенным фиссагетами-ананьинцами, и, видимо, вынудили их бежать с насиженных мест (Халиков 1977, с. 258). Позже А. Х. Халиков, отказавшись от этой версии, предложил другую: в центральных районах Волго-Камья произошло сильное землятресение, вынудившее население покинуть регион. К такому выводу он пришел на основании раскопок 1990 г. на городище Сорочьи Горы, где были выявлены глубокие (до 2–3 м) трещины в известняковом грунте (Халиков 1992, с. 51).
   В. Н. Марков высказал предположение, что причиной ухода населения центрального района Волго-Камья явились набеги степных кочевников-сарматов (Марков 1994, с. 80).
   Вопрос этот остается дискуссионным. Для нас же гораздо важнее направление передвижения населения из Среднего Поволжья. А. Х. Халиков предполагал, что основная масса волжских ананьинцев ушла на восток, в Прикамье, и на север, в Поветлужье, или даже севернее (Халиков 1977, с. 258).
   В. Н. Марков считал, что нет достаточных оснований говорить о перемещении ананьинского населения в северные районы. Вслед за В. А. Ивановым и рядом других исследователей он полагал, что какая-то часть средневолжского населения ушла в бассейн реки Белой и, объединившись здесь с местным курмантауским населением, участвовала в формировании памятников караабызского типа (Марков 1994, с. 82; Иванов В. А. 1978; Пшеничнюк 1967, с. 156– 1270). Другая часть средневолжских племен попала в Среднее Прикамье. В дальнейшем в этом регионе смешение пришлого населения с местными племенами послужило основой для формирования гляденовской культуры. Кроме того, есть мнение, что в VI–V вв. до н. э. в Среднее Прикамье попала часть караабызских племен, теснимых сарматами (Вечтомов 1967, с. 148).
   В настоящее время мы располагаем материалами из ананьинских памятников Средней Камы. Археологические обследования данного региона, связанные со строительством Боткинской ГЭС, выявили среди прочих памятников железного века и десятки поселений, относящихся к ананьинской культуре. Систематическое исследование их началось с 1953 г. Камской археологической экспедицией Пермского университета. Целый ряд памятников подвергся археологическим раскопкам. Среди них есть памятники разных типов: селища, городища и могильники.
   По среднему течению Камы от Перми до Сарапула выделяются несколько локальных групп ананьинских памятников: Пермская, Оханская, Частинско-Осинская, Еловская (Оборин 1960, рис. 1; Вечтомов 1967, рис. 1).
   Считается, что локальные группы связаны с племенными образованиями, разделенными незаселенными территориями протяженностью в 40–50 км (Вечтомов 1967, с. 155). Установлено, что среднекамские памятники раннеананьинского времени генетически связаны с памятниками местного населения эпохи бронзы, что хорошо прослеживается на многослойных поселениях (Ерзовское, Заюрчимское I, Еловское поселения) (Оборин 1960, с. 41).
   На основании стратиграфических данных, полученных при исследовании многослойных поселений, анализа комплексов керамики, исследователи выделяют три хронологическн. э.апа ананьинских памятников Среднего Прикамья: ранний – VIII–VI вв. до н. э.; средний – V–IV вв. до н. э.; поздний – IV–III вв. до н. э. (Вечтомов 1967, с. 134–143).
   Железные изделия встречаются на всех этапах, однако на раннем они единичны, на среднем и позднем их количество хотя и возрастает, но ассортимент остается крайне ограниченным. Это обычный рядовой набор для поселенческого материала – ножи, шилья, топоры.
   К V–III вв. до н. э. относятся наиболее ранние свидетельства местной металлургии железа. Отходы металлургического производства (шлаки, ямы с отходами металлургического производства) найдены на городищах Больше-Никольское I и I Субботинское (Оборин 1960, с. 40).
   Для металлографического исследования отобраны железные изделия из памятников, представляющих все локальные группы и разные хронологические периоды (рис. 23). К раннему этапу относятся материалы из Ерзовского селища VIII–VI вв. до н. э. (Частинская группа, раскопки В. II. Денисова), а также Заюрчимского I поселения VII–VI вв. до н. э. (Пермская группа, раскопки С. Н. Коренюка). Металлографически исследовано пять предметов: четыре ножа и одно шило.
   Железные предметы из таких поселений, как Заосиновское V (Пермская группа, раскопки В. П. Макрушина) и Еловское (Еловская группа, раскопки В. П. Денисова), имеют широкую дату – VI–III вв. до п. э. Металлографически исследовано 16 предметов (ножи, шилья, втульчатый топор, псалий, предметы неопределенного назначения).
   Ряд изделий имеет датировку V–III вв. до н. э. Они происходят из Калиновского городища (Еловская группа, раскопки В. Л. Оборина) и Гремячинского селища (Осинская группа, раскопки А. Д. Вечтомова). Металлографически исследовано 29 предметов (ножи, шилья, втульчатый топор, неопределенные предметы).

   Рис. 23. Прикамские памятники ананьинской и гляденовской культур, материалы которых исследованы металлографически: 1 – Ерзовское селище; 2 – Заюрчимское I поселение; 3 – Заосиновское I поселение; 4 – Еловское селище; 5 – Калиновское городище; 6 – Гремячинское селище; 7 – Першинское II поселение; 8 – селище Скородум; 9 – Гляденовское костище. Здесь и далее: а – городище; б – селище; в – могильник; г – жертвенное место

   Наиболее поздними предметами в коллекции из ананьинских памятников Среднего Прикамья являются изделия, датируемые IV–II вв. до н. э. Происходят они из Першинского II поселения (Оханская группа, сборы С. Н. Коренюка) и селища Скородум (раскопки О. Н. Бадера). Металлографически исследовано пять предметов (ножи и втульчатый топор).
   Всего данная коллекция включает 55 предметов (табл. 7).
   Ножи. Ножи составляют значительную часть коллекции – 23 экземпляра. Почти все они узколезвийные, спинка в той или иной степени изогнута, плавно переходит в плоский черенок, выделенный со стороны лезвия уступом (рис. 24). Длина таких ножей от 9 до 14 см, черенок длиной 3–4 см. На этом фоне выделяются отдельные экземпляры индивидуальных форм: с прямой спинкой и выделенным уступом между лезвием и черенком (2 экз. – поселения Заосиновское V и Гремячинское), с серповидно изогнутой спинкой и невыделенным черенком (1 экз. – Гремячинское поселение), с горбатой спинкой и невыделенным черенком (1 экз. – Заосиновское поселение). Два небольших узколезвийных ножа отличаются тем, что острие их загнуто вверх по отношению к спинке клинка, черенок еле намечен (Ерзовское и Гремячинское поселения).

   Таблица 7
   Железные изделия из ананьинских памятников Среднего Прикамья, прошедшие металлографическое исследование

Ножи подобного типа Имеют, видимо, специализированное назначение – возможно, они использовались в скорняжном деле (Смирнов К. А. 1974, с. 38). Любопытно отметить, что такого рода нож происходит из наиболее раннего ананьинского памятника на этой территории (Ерзовское селище VIII–VI вв. до н. э.), но встречаются и в более позднее время (Гремячинское поселение V–III вв. до н. э.). К ранним ножам относится и миниатюрное орудие из Заюрчимского поселения. Оно имеет прямую спинку, переходящую в черенок, выпуклое лезвие, четко отделенное от черенка. Общая длина изделия 5 см, ширина лезвия 1 см, длина черенка 1 см.

   Рис. 24. Железные изделия из прикамских памятников ананьинской культурно-исторической области и технологические схемы их изготовления

   Как показало микроскопическое исследование (рис. 24; табл. 8), часть ножей (12 экз.) изготовлена в простых технологиях: целиком из железа либо из малоуглеродистой стали (что на практике мало отличало эти изделия от железных). Микротвердость феррита колеблется от 110 кг/мм -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

до 143 кг/мм -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

и от 160 кг/мм -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

до 206 кг/мм -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

. В металле микроскопически выделяются нитриды железа. Использовался вторметалл и пакетированные заготовки. Качественная цементированная сталь зафиксирована в трех случаях. Все ножи, изготовленные из такой стали, были термообработаны (твердая закалка, структуры мартенсита и троостита, микротвердость 297–464 кг/мм -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

). Обращает на себя внимание использование цементированной стали и в пакетных заготовках. Пакетирование заготовок связано, на наш взгляд, с тем, что исходное сырье получали в небольших объемах.
   Цементация готового изделия практически не зафиксирована. Есть лишь один сомнительный случай, о котором трудно говорить определенно, поскольку это небольшой обломок лезвия (Заосиново V, ан. 6087).
   Все ножи, изготовленные из цементированной стали с последующей термообработкой, происходят из комплексов V–III вв. до н. э. (Гремячинское поселение, Калиновское городище, селище Скородум).

   Таблица 8
   Технологическая характеристика кузнечных изделий из ананьинских памятников Среднего Прикамья

   Ножи из ранних поселений изготовлены из железа (рис. 24, ан. 6103) и сырцовой малоуглеродистой стали (рис. 24, ан. 6101, 6104).
   Шилья. Второй наиболее распространенной категорией в исследованной коллекции являются шилья (24 экз.). Они представляют собой четырехгранные стержни, один конец которых (рабочий) имеет круглое сечение, а другой – уплощенно-прямоугольное (рис. 24, ан. 6061, 6068, 6071, 6081, 6094). Шилья различаются размерами. Чаще всего встречаются небольшие орудия длиной 4–5 см, реже – 9—10 см.
   Как показало микроскопическое исследование (образцы брались как с рабочей части, так и с рукояточной), в большинстве случаев (12 экз.) шилья изготовлены целиком из железа. Иногда использовалась пакетная заготовка. Семь экземпляров откованы из сырцовой мало– и среднеуглеродистой стали. Из цементированной стали изготовлены два орудия. Одно изделие (ан. 6105) оказалось термообработанным – закалено в воде (микротвердость мартенсита 464 кг/мм -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

). Отметим, что шило, изготовленное из цементированной стали, происходит из поселения V–III вв. до н. э. (Гремячинское).
   Металл, из которого изготовлены исследованные орудия, характеризуется разными показателями микротвердости феррита: 95,8—143 кг/мм -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

и 160–193 кг/мм -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

; в структуре ряда изделий фиксируются включения нитридов железа.
   Топоры-кельты. Металлографически исследовано три экземпляра: два целых (Гремячинское поселение, рис. 25, ан. 6076; Заосиновское V, ан. 6089) и один обломок (селище Скородум, рис. 25, ан. 6056). Длина целых экземпляров 9,5—12 см, ширина лезвия 4–5 см, диаметр несомкнутой втулки 3–3,5 см.
   На основании микроскопического исследования можно заключить, что два орудия были изготовлены из железа (ан. 6076, микротвердость феррита 116–122 кг/мм -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

) и малоуглеродистой стали (ан. 6089, микротвердость феррита 95,6 кг/мм -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

, перлита – 170 кг/мм -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

). Один топор откован из пакетной заготовки (из полос сырцовой неравномерно науглероженной стали) и подвергнут термообработке – твердой закалке (структура закаленных участков мартенсит, микротвердость 254–274 кг/мм -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

, микротвердость феррито-перлитных участков колеблется от 181 до 236 кг/мм -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

). В структуре металла наблюдаются включения нитридов железа.

   Рис. 25. Железные изделия из прикамских памятников ананьинской культурно-исторической области и технологические схемы их изготовления

   Псалий. В исследованной нами коллекции псалий представлены единственным экземпляром из Заосиновского V поселения (рис. 25, ан. 6092). Псалий двудырчатый, один конец у него загнут. Откован он из стержня подтреугольного сечения, средняя часть которого слегка расплющена в двух местах, где пробиты круглые отверстия диаметром 7 мм.
   Как установлено на основании микроскопического исследования, псалий откован из неравномерно науглероженной стали (микротвердость феррита 135 кг/мм -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

, феррито-перлита – 181–221 кг/мм -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

). В ферритных зернах прослеживаются включения нитридов железа.
   Неопределенные предметы. В исследованной коллекции представлены предметы, назначение которых по невыразительным обломкам определить трудно. Технологически они не выделяются из серии рассмотренных изделий – изготовлены либо из железа (Гремячинское поселение, ан. 6085), либо из неравномерно науглероженной стали (Заосиново V, ан. 6088, 6100; Калиновское городище, ан. 6052).

   Подводя итоги металлографическому исследованию коллекции железных предметов из памятников ананьинского времени с территории Среднего Прикамья, отметим ряд особенностей, характеризующих кузнечную продукцию.
   Основная масса исследованных изделий изготовлена в простейших технологиях: из железа или малоуглеродистой сырцовой стали (36 экз. из 55 исследованных, или 65,5 %) без каких-либо приемов по улучшению рабочих качеств. Только пять предметов откованы из специально полученной стали путем цементации полос-заготовок; четыре из них подвергнуты термообработке. Причем во всех случаях это твердая закалка на мартенсит. Прием цементации готового изделия условно можно отнести лишь к одному предмету (ан. 6087). Четвертая часть поковок откована из пакетных заготовок, или металла вторичного использования. Использование пакетных заготовок фиксируется даже на миниатюрных изделиях (небольшие ножички, шилья). Повидимому, мастера не располагали большими объемами металла, с одной стороны, с другой – ценили и берегли его.
   Мы уже говорили о том, что орудия из цементированной стали с последующей термообработкой происходят из памятников, датированных V–III вв. до н. э., т. е. относятся к среднему и позднему хронологическн. э.апам среднекамской группы ананьинских памятников. Единственное изделие – шило (ан. 6105), изготовленное, как показало исследование, из стали с последующей термообработкой, – относится как будто к раннему этапу (VII–VI вв. до н. э.). Во всяком случае, так автор раскопок С. Н. Коренюк датирует эту находку из Заюрчимского I поселения. Однако учитывая, что поселение это многослойное, т. е. там имеются слои V–III вв. до н. э. (Вечтомов 1967, с. 149), можно полагать, что изделие относится к более позднему времени. Технология его изготовления хорошо вписывается в технологическую характеристику материалов именно периода V–III вв. до н. э.
   Оценивая в целом качество кузнечных операций, заметим, что довольно часто встречаются нарушения температурного режима: перегрев (крупнозернистая структура феррита, видманштеттная структура феррито-перлита), окончание ковки при низких температурах (вытянутость структурных составляющих).
   Характеризуя используемое сырье, обратим внимание на то, что металл большинства изделий (34 экз.) отличается чистотой в отношении шлаковых включений, что свидетельствует о первичной качественной обработке сырьевого материала.
   Наряду с изделиями из металла с низкими показателями микротвердости феррита (95,8—143 кг/мм -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

) и включениями нитридов железа, выделяется группа предметов, металл которых имеет средние показатели микротвердости феррита (160–206 кг/мм -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

).
   На основании технико-технологической характеристики кузнечного инвентаря из памятников Среднего Прикамья ананьинского времени можно сделать вывод о том, что кузнечная техника находилась на начальных этапах самостоятельного развития. Об этом свидетельствуют использование простых технологиий, отсутствие в большинстве случаев приемов по упрочиванию рабочей части изделий, пакетирование заготовок, связанное с отсутствием достаточных объемов получаемого металла, незначительная доля специально полученной цементированной стали. Стальные термообработанные изделия появляются лишь на позднеананьинском этапе (IV–III вв. до н. э.).
   Свидетельством того, что металл получали на месте, являются находки железных шлаков, криц [5 - Мы не знаем насколько достоверны сведения о находке криц. К сожалению, очень часто полевые исследователи принимают за крицы шлаки. Сами же крицы являются чрезвычайно редкой находкой.] и ям с отходами металлургического производства на таких городищах как Больше-Никольское I и 1-е Субботинское (Оборин 1960, с. 40). Можно полагать, что местные мастера начинают использовать болотные руды.
   Возможно, первые изделия из железа и сама идея получения черного металла попадают в местную среду в связи с появлением здесь в конце VI в. до н. э. выходцев из Среднего Поволжья. На технологии же кузнечной обработки это не отразилось, она развивалась самостоятельно – от простого к сложному. Не исключено, что некоторые изменения, наблюдаемые нами на позднем этапе, связаны с появлением на Средней Каме караабызского населения (Пшеничнюк 1967, с. 156–169; Иванов 1978). Вопрос этот может быть решен после аналитического исследования материалов из памятников караабызской культуры.

   В III–II в. до н. э. на огромной территории распространения ананьинской культурно-исторической общности начинается процесс формирования новых археологических культур: гляденовской в Верхнем и Среднем Прикамье, а также на средней и верхней Вычегде и в верховьях Печоры и пьяноборской – в нижнем Прикамье и в бассейне реки Вятки.
   Гляденовские памятники обнаруживают генетическую преемственность с ананьинскими и продолжают непрерывную линию развития пермского этноса на Европейском Северо-Востоке (Голдина 1987, с. 11–12). В настоящее время известно более 200 памятников гляденовской культуры. Гляденовские городища имеют значительную площадь (до 12000 м -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

), укреплены в раннее время одним валом и рвом, а позднее – несколькими валами. Основная масса памятников – селища. Своеобразными памятниками гляденовской культуры являются костища. С их назначением связан один из спорных вопросов в изучении культуры. В свое время В. Ф. Генинг и В. А. Оборин высказали гипотезу о том, что эти памятники были «коллективными могильниками» с обрядом трупосожжения. Однако в настоящее время большинство исследователей считают костища жертвенными местами. Это мнение основано на анализе обнаруженных на костищах сооружений и расположения вещей на них. Кроме того, мнение В. Ф. Гении га и В. А. Оборина опровергается и открытием настоящих гляденовских могильников с трупоположениями (Поляков 1980, с. 12). Специфической чертой гляденовского погребального обряда является отсутствие в погребениях вещей. Гак. например, в 74 погребениях могильников Городок и Заосиновский найдено всего четыре ножа и бронзовая височная подвеска.
   Для комплекса гляденовских древностей характерна чашевидная посуда, украшенная оттисками веревочки и, главным образом, резными насечками, образующими горизонтальные ряды и зигзаги.
   Железный инвентарь культуры немногочислен и в категориальном, и в количественном отношении. Он охватывает предметы малых форм: наконечники стрел (трехлопастные, граненные, плоские), ножи, мотыгообразные орудия, стамески, шилья. Кроме того, на костищах часто встречаются миниатюрные железные предметы – проушные топоры, наконечники стрел, ножи, имевшие, по всей видимости, вотивное значение. Интересной представляется находка 20 миниатюрных проушных железных топориков, обнаруженных на Гляденовском костище (Бадер, Оборин 1958, с. 118, рис. 35, 1, 2). Эти артефакты говорят о знакомстве среднекамского населения с пролитым топором, хотя сами топоры и не были найдены.
   Археологические исследования гляденовской культуры свидетельствуют, что местное население занималось производством железа – на ряде памятников (Черновское I, Горюхалихинское, Поздышкинское городища) были обнаружены производственные сооружения: «ямы для варки железа, углежогные ямы» (Поляков 1980, с. 12). Однако установить характер производства и уровень развития железодобычи на основании таких скудных данных не представляется возможным.
   Для определения характерных черт железообрабатывающего производства населения гляденовской культуры проведено металлографическое исследование 27 предметов из пяти памятников (табл. 9). Наиболее представительную группу в исследованной коллекции составляют ножи. По форме их можно объединить в несколько грмш.
   Ножи. Эти орудия являются наиболее многочисленной категорией. Большую часть составляют ножи с прямой спинкой и уступом при переходе от клинка к черенку со стороны лезвия. Длина ножей колеблется в пределах 9,5—11,5 см. Черенок составляет менее половины длины клинка.
   Основным приемом изготовления исследованных ножей была формовка предмета свободной ручной ковкой. При этом использовались различные виды сырья. Три ножа откованы из кричного железа. Железо мелко– и среднезернистое с микротвердостыо 151–170 кг/мм -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

.
   Заготовками для пяти орудий послужила сырцовая сталь (рис. 26). Содержание углерода на отдельных участках доходит до 0,4 %. На одном изделии отмечены следы резкой закалки (структура крупноигольчатого мартенсита). Но из-за низкого содержания углерода предмет приобрел незначительную для такой структуры микротвердость – 350 кг/мм -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

.

   Таблица 9
   Распределение исследованных предметов гляденовской культуры по памятникам

   Еще четыре ножа откованы из пакетных заготовок. Сварные швы имеют вид белых полос шириной 0,008—0,02 мм и проходят вдоль плоскости клинка. Пакет набирался из полос сырцовой стали с содержанием углерода 0,2–0,3 %. Один из этих ножей прошел термообработку – резкую закалку. Микротвердость колеблется в пределах 383–464 кг/мм -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

и лишь в одной точке (на острие) составляет 572 кг/ мм -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

.

   Рис. 26. Гляденовская культура. Поселение Пожегдин П. Ан. 6816, нож: а – технологическая схема изготовления лезвия (целиком из сырцовой стали), фотография микроструктуры, х100 (феррито-перлит); б – технологическая схема черенка (сырцовая сталь), фотография микроструктуры, х100 (феррито-перлит)

   И наконец, на одном ноже обнаружена структура, позволяющая говорить о применении сварной технологической конструкции. Определить характер схемы довольно сложно ввиду плохой сохранности лезвия: это либо косая наварка, либо вварка. Стальное лезвие составляет очень узкую полоску с содержанием углерода 0,3–0,4 %. На отдельных участках сохранились следы термообработки. Сварной шов очень тонкий, прослеживается не на всем протяжении и лишь при большом увеличении. Характер структуры дает возможность предполагать, что этот нож изготовлен высококвалифицированным мастером.
   Долота. Исследованные орудия представлены миниатюрными инструментами длиной 5–8 см и шириной лезвия 0,5–0,6 см (рис. 27). Функциональное назначение таких миниатюрных предметов не вполне ясно. Основной операцией при их изготовлении была свободная ручная ковка из различного вида сырья. Одно долото отковано из сырцовой стали. Содержание углерода колеблется от 0,2 % до 0,4 %. Лезвия двух долот, откованных из кричного железа, были дополнительно процементированы. Содержание углерода на лезвии одного образца доходит до 0,6–0,7 %, но углеродистый слой незначителен и не превышает 1–1,5 мм. При изготовлении двух орудий применялись сварные технологические схемы. Лезвие у образца ан. 6775 (рис. 27) было наварено в торец (содержание углерода на лезвии около 0,6 %), у другого долота – боковой наваркой стальной пластины (содержание углерода 0,5–0,6 %). В обоих случаях сталь, наваренная на лезвие, имела неравномерное распределение углерода, что говорит о ее металлургическом происхождении. Сварка проводилась при повышенных температурах, на что указывает размытость сварных швов. Слишком высокая температура сварки привела к образованию структуры видманштетта в стальной полосе, в зоне сварного шва (рис. 27, ан. 6775).
   Шилья. Из различных сортов металла отковывались и шилья. Орудие из поселения Пожегдин II (I–V вв. н. э.) отковано из кричного железа. Феррит среднезернистый с низкой микротвердостью (80—110 кг/мм -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

). При изготовлении шила из Гляденовского костища была использована стальная заготовка с равномерным распределением углерода (рис. 27, ан. 6777). Его содержание в металле составляет до 0,6 %. Еще один инструмент откован из пакетной заготовки, которая сварена из различных сортов стали с содержанием углерода от 0,3–0,5 % до 0,9–1,1 % (рис. 28). Сварные швы имеют вид широких белых полос (ширина около 0,04 мм), что свидетельствует о невысоком уровне сварки.

Рис. 27. Гляденовское костище. Ан. 6775, долото: А – образец с лезвия; а – место отбора образца; б – технологическая схема изготовления (наварка стального лезвия); в – фотография микроструктуры, х100 (феррито-перлит); Б – образец со стержня: г – место отбора образца; д – технологическая схема изготовления (из сырцовой стали); е – фотография микроструктуры, х100 (феррито-перлит). Ан. 6777: ж – шило; з – технологическая схема изготовления (целиком из сырцовой стали); и – фотография микроструктуры, х100 (феррито-перлит)

Наконечники стрел (рис. 29). Из исследованных наконечников стрел один относился к разряду втульчатых и пять – к черешковым. Втульчатый листовидный наконечник стрелы с линзовидным в сечении пером откован из кричного железа, сильно засоренного шлаковыми включениями. Черешковые наконечники стрел имели под-треугольное перо с линзовидным сечением. Их размеры колеблются от 5 до 10 см в длину, при этом перо составляло около половины длины наконечника стрелы. Один из черешковых наконечников откован из кричного железа, и еще один из сырцовой стали. Для трех экземпляров использована пакетная заготовка, сваренная из полос железа и сырцовой стали. Сварные швы довольно широкие, заполнены шлаками (рис. 29, ан. 6780, 6779, 6782). Образец 6779 дополнительно подвергнут резкой закалке.

Рис. 28. Гляденовское костище. Ан. 6776: а – шило; б – технологическая схема изготовления (наварка стального острия на пакетную основу); в – г – фотографии микроструктур, х100 – феррито-перлит (в), сварной шов (г)

   Рис. 29. Гляденовское костище. Наконечники стрел. Ан. 6779: а – технологическая схема изготовления (из пакетированой заготовки); б – фотография микроструктуры, х100 (феррито-перлит, сварные швы). Ан. 6780: в – технологическая схема изготовления (из пакетированной заготовки); г – фотография микроструктуры, х100 (феррито-перлит). Ан. 6782: д – технологическая схема изготовления (вварка стального лезвия в пакетную заготовку); е – фотография микроструктуры, х100 (феррито-перлит, сварные швы)

   Проведенные микроструктурные исследования позволяют сделать вывод, что в гляденовское время в Прикамье активно использовалось такое сырье как железо и сырцовая сталь (табл. 10). Целиком из цементированной стали откован один предмет, в двух случаях использован прием цементации готового предмета. Используются пакетные заготовки, что, возможно, косвенно свидетельствует о небольших размерах получаемых металлургами криц. В этой связи уместно вспомнить, что даже в одном из крупнейших металлургических центров первых веков н. э. в Центральной Европе – Свентокшисском комплексе вес криц не превышал 530 г. (Sedlar, Piaskowski 1961, s. 90–91). Сварка в гляденовское время уже выступает как технологический прием. Однако ее применение еще не активно, схемы орудий нечеткие, а само качество сварки невысокое. Незначительна доля термообработанных изделий (четыре из 27 исследованных), что связано с малым количеством стали, способной воспринять закалку.

   Таблица 10
   Распределение технологических схем по категориям исследованных предметов гляденовской культуры

   В целом кузнечное производство гляденовских племен имеет много сходных черт с железообработкой ананьинского населения Среднего Прикамья (табл. 11; рис. 30). Это сходство проявляется в использовании в качестве основного кузнечного сырья железа и сырцовой стали, частом применении пакетных заготовок, отсутствии специальной цементированной стали, редком применении термообработки. На основе полученных данных представляется, что гляденовская железообработка развивалась самостоятельно, не получая явных импульсов новых приемов и технологий.
   На основании археометаллографических данных, которыми мы располагаем на сегодняшний день, можно заключить, что процесс формирования технологического стереотипа в кузнечном ремесле финно-угров начинается со второй половины I тысячелетия до н. э. Этот процесс демонстрируют материалы из памятников V–II вв. до н. э. на Средней Каме. Процессы, отмеченные в ананьинских памятниках Среднего Прикамья, закрепляются в гляденовское время. Характерной чертой железообработки для периода V в. до н. э. – II в. н. э. является преобладание технологической группы I – предметы, откованные целиком из железа или сырцовой стали – доля которой составляет 59,7 % (рис. 31). При этом превалируют цельножелезные предметы (34,1 %). В технологической группе II наиболее значительную долю составляют предметы, откованные из пакетных заготовок (26,8 %). Редко используется искусственно полученная сталь (9,8 %). В гляденовское время появляются единичные предметы, изготовленные с использованием технологической сварки – первые опыты освоения новых приемов обработки черного металла.

   Таблица 11
   Технологические схемы изготовления железных орудий труда в Волго-Камском регионе в раннем железном веке

Рис. 30. Соотношение технологических схем изготовления железных изделий из прикамских памятников ананьинской и гляденовской культур

Рис. 31. Соотношение технологических групп изготовления железных изделий из ананьинских и гляденовских памятников Прикамья

1.2. Особенности техники кузнечной обработки изделий из памятников азелинской и мазунинской культур

Бурная эпоха Великого переселения народов оказала заметное влияние на финно-угорские племена, территория проживания которых была удалена от основной зоны этнических катаклизмов. Этот этап характеризуется сложением качественно новых археологических культур, формированием новых культурных и этнических связей, а также ускорением процесса экономического и социального развития финно-угорских народов (Иванов 1998, с. 26). В это время происходят серьезные изменения в развитии хозяйства, что выразилось, в частности, в возрастании роли железных орудий труда, увеличении числа их категорий. Сами орудия становятся массивнее: исчезают миниатюрные ножи гляденовского времени, появляются топоры весом в несколько сот граммов. Получают развитие специализированные поселки, население которых занимается добычей и обработкой металлов (Генинг, 1980).
В послеананьинское время район нижнего течения Камы несколько сотен лет оставался в запустении. Как свидетельствует П. И. Старостин, археологические исследования в течение тридцати полевых сезонов в этом регионе не дали положительных результатов в обнаружении памятников IV в. до н. э. – II в. н. э. (Старостин 1990, с. 144). Население появляется здесь лишь в III в. н. э. В это время здесь формируются памятники т. н. азелинской культуры, занимавшей в основном территорию Волго-Вятского междуречья, левобережье Вятки и низовья Камы (рис. 32). Культура представлена такими памятниками как городища, селища, а также кладами и находками отдельных вещей (Старостин 2001, с. 92).

   Рис. 32. Карта памятников азелинской и мазунинской культур, материалы которых исследованы металлографически: 1 —могильник Тюм-Тюм; 2 – V Рождественский могильник; 3 – Усть-Брыскинский могильник; 4 – Гремячинский могильник; 5 – городище Казанка II; 6 – Буйское городище; 7 – Тураевский могильник

   По мнению В. Ф. Генинга, азелинцы были прямыми потомками нижнекамских племен, образовавших после распада ананьинской общности пьяноборскую культуру (Генинг 1958, с. 17–20; 1962). Однако в работах Р. Д. Голдиной высказано сомнение в правомерности выделения самостоятельной азелинской культуры. Автор предложила рассматривать эти материалы как отражение позднего этапа пьяноборской культуры (Голдина 1987, с. 13–14; 1999, с. 242). Из вышесказанного видно, что в настоящее время в археологической литературе еще не устоялась единая точка зрения на памятники III–V вв. н. э. бассейна Вятки. Однако для нас важно, что никто из исследователей не отрицает генетическую преемственность памятников по линии ананьино – пьяноборье – азелино и, таким образом, азелинское население представляет линию развития финно-угорского этноса в Волго-Камье. В середине I тысячелетия н. э. население азелинской культуры (мы будем употреблять именно этот термин, поскольку точка зрения Р. Д. Голдиной не получила достаточного обоснования в литературе) в связи с проникновением на занимаемую им территорию племен именьковской культуры уходит в более северные лесные районы Волго-Вятского междуречья (Старостин 2001, с. 96). Есть мнение, что именьковское население появляется на территории азелинской культуры уже в IV в. н. э. (Генинг 1958, с. 21).
   К потомкам пьяноборцев относят и население мазунинской культуры. В III–VI вв. мазунинские племена населяли бассейн р. Белой и прилегающие районы Среднего Прикамья (Останина 1997). Железный инвентарь из памятников мазунинской культуры по типам орудий и категориальному составу имеет много общих черт с инвентарем из азелинских памятников.
   Среди вещевого материала из азелинских и мазунинских памятников обращает на себя внимание обилие и разнообразие изделий из черного металла. Они представлены ножами (рис. 33, ж), топорами-кельтами (рис. 34–35), проушными топорами, различными инструментами, мечами, кинжалами, наконечниками стрел и копий (рис. 36), удилами, кольчугами, шлемами, пряжками и т. п. На некоторых азелинских могильниках зафиксированы погребения кузнецов по черному металлу или мастеров-ювелиров, сопровождавшиеся набором металлообрабатывающего инструментария и готовых изделий. Наиболее полный набор таких инструментов происходит из погребения 1 Азелинского могильника (Генинг 1958, с. 31, табл. XXIV, 1–3; 1963). Он представлен наковальней, молотком, клещами, напильником. Кроме того, инвентарь этого погребения включал кольчугу, нож, резец, кочедык, шилья, т. и. «косу». Погребения кузнецов зафиксированы на Усть-Брыскинском и Гремячинском могильниках (Старостин 2001, с. 94). В погребении 45 могильника Тюм-Тюм обнаружены, как сообщает автор раскопок, миниатюрные наковальня, молоток, клещи, напильник, нож, топорик, скобель (Ошибкина 1979, с. 76). Однако, судя по рисунку и приведенному масштабу, все перечисленные предметы не столь миниатюрны и имели функциональное значение. Следует уточнить определения некоторых инструментов. Так, названный С. И. Ошибкиной топор в действительности является теслом, скобель – это предмет, который вошел в литературу по определению В. Ф. Генинга, как т. н. «коса». Сомнение вызывает и интерпретация предмета, изображенного на рис. 2, 7, как напильника (Ошибкина 1979).

Рис. 33. Орудия труда азелинской культуры: Ан. 1246, Гремячинский могильник, погр. 3: а – молоток; б – технологическая схема (сварка стальных и железных полос, закалка в холодной воде); в – фотография микроструктуры, х70 (крупноигольчатый мартенсит, феррит). Ан. 1805, могильник Тюм-Тюм: г – молоток; д – технологическая схема изготовления (целиком из неравномерно науглероженной стали); е – фотография микроструктуры, х70 (крупноигольчатый мартенсит). Ан. 1245, городище Казанка II: ж – нож; з – технологическая схема изготовления (целиком из железа); и – фотография микроструктуры, х70 (мелкозернистый феррит)

Рис. 34. Топоры-кельты азелинской культуры. Ан. 3680, Усть-Брыскинский могильник, погр. 224: а – топор-кельт; б – технологическая схема изготовления (поверхностная цементация железной заготовки, закалка); в – фотография микроструктуры, х70 (феррит, феррито-перлит, мартенсит). Ан. 1803, могильник Тюм-Тюм: г – топор-кельт; д – технологическая схема изготовления (сквозная цементация лезвия, закалка); е – фотография микроструктуры, х70 (мартенсит с трооститом)

Перечисленные погребения представляют большой интерес как наиболее ранние, которые можно связать с мастерами по обработке черного металла. В производстве железных предметов наблюдается определенная стандартизация.

Рис. 35. Топоры-кельты азелинской культуры. Ан. 3679, Пятый Рождественский могильник, погр. 25: а – топор-кельт; б – технологическая схема изготовления (пакетирование заготовки, сварка стальных полос, закалка); фотография микроструктуры, х70 (мартенсит, сварные швы). Ан. 1783, могильник Тюм-Тюм: г – топор-кельт; д – технологическая схема изготовления (пакетирование заготовки – сварка стальных и железных полос); фотография микроструктуры, х70 (феррито-перлит, феррит)

В этом контексте большой интерес представляют материалы Буйского городища. Памятник расположен на высоком мысу при впадении речки Кужинерки в Вятку. Площадка городища периодически заселялась в течение длительного времени, начиная с эпохи бронзы. Интересующие нас материалы относятся к переходному периоду от пьяно-борской казелинской культуре. Периодом II–III вв. н. э. Л. И. Ашихмина датирует раскопанный ею на Буйском городище клад железных предметов, состоящий из девяти наконечников копий и 186 мотыгообразных орудий.

   Рис. 36. Могильник Тюм-Тюм. Ан. 1793: а – наконечник копья; б – технологическая схема изготовления (целиком из неравномерно науглероженной стали); в – фотография микроструктуры, х70 (феррит с перлитом, видманштетт)

   Кроме того, в клад входило пять бронзовых гривен. Обращает на себя внимание стандартная форма и близкие параметры мотыгообразных орудий: их высота варьирует в пределах 12,7—15,7 см, ширина рабочего края от 3,8 до 5 см, диаметр втулки от 3,1 до 4 см. Клад был зарыт в юго-западной части поселения, непосредственно у вала. Вещи компактно уложены в яму, вырытую в золистом слое и присыпанную этим же слоем. Мотыгообразные орудия представляют собой изделия с несомкнутой втулкой и симметричным лезвием. Автор раскопок считает, что вещи клада изготовлены одним мастером и предназначались для продажи (Ашихмина 1987, с. 117).
   Аналитическое исследование прошли практически все категории железного инвентаря, встречающегося на памятниках азелинской культуры (табл. 12) [6 - Аналитические материалы уже введены в научный оборот, поэтому мы не приводим результаты конкретных анализов (Терехова и др., 1997, с. 134–144; Шадрин, 2001)]. Это изделия как местного, финно-угорского происхождения, так и предметы, принадлежавшие пришлому населению. Они происходят из Буйского городища, городища Казанка II, могильников Тюм-Тюм, V Рождественский, Усть-Брыскинский, Гремячинский (рис. 32).
   Начнем с технологической характеристики изделий, традиционно относимых к материальной культуре финно-угров.
   Как установлено, предметы, изготовленные местными финно-угорскими кузнецами, были откованы из железа, из сырцовой стали и из пакетных заготовок (рис. 33). Прием цементации используется крайне редко. Причем цементации подвергалось готовое изделие (цементация заготовки не применялась). Термическая обработка присутствует только в варианте резкой закалки.
   Небольшой коллекцией (12 образцов) металлографически исследованных предметов представлены материалы мазунинской культуры. Они происходят из грунтовой части Тураевского могильника (Кондрашин 2002). Исследование прошли три наконечника копий, два топора, два ножа, пряжка, удила, кольцо, обломок колчанного крючка и наконечник стрелы. Технологические характеристики исследованных предметов мазунинской культуры не отличаются от известных нам по материалам азелинской культуры: изделия откованы целиком из железа или сырцовой стали, или из пакетных заготовок. К сожалению, на сегодняшний день этой небольшой коллекцией ограничивается технологическая характеристка кузнечных изделий из памятников мазунинской культуры.

   Таблица 12
   Азединская культура. Распределение технологических схем по исследованным предметам и памятникам

   Итак, на основании металлографического изучения коллекции кузнечных изделий из памятников азелинской и мазунинской археологических культур можно заключить, что в большинстве случаев изделия изготовлены простейшими способами – ковкой целиком из железа (20 %) или сырцовой, т. е. полученной металлургическим путем, стали (36,6 %). Нередко использовалась кузнечная сварка нескольких полос металла – железных и стальных полос, при этом стальная полоса выходила на рабочую часть (30 %). Приемы цементации зафиксированы в восьми случаях (13,4 %).
   Сравнение технологических характеристик по отдельным памятникам азелинской и мазунинской культур показывает, что локальных особенностей в технике и технологии кузнечной обработки не наблюдается (табл. 13).
   Судя по обилию и разнообразию железного инвентаря, наличию погребений кузнецов с инструментарием, железо-производство играло большую роль в жизни азелинского и мазунинского населения. Исходя из косвенных характеристик, полученных при изучении структуры металла (микротвердость феррита), можно полагать, что в рассматриваемое время использовались болотные или луговые руды.

   Таблица 13
   Распределение технологических схем изготовления железных предметов по культурам

В III–V вв. н. э. в железообработке финно-угорских племен Волго-Камья закрепляется технико-технологический стереотип, который, как мы показали, складывается в ананьинское-гляденовское время на территории Среднего Прикамья (рис. 37–38). Этот стереотип характеризуется следующими показателями: формовка изделий целиком из железа и сырцовой стали, использование пакетных заготовок, применение твердой закалки. Превалируют изделия, относящиеся к технологической группе I. В технологической группе II доминируют изделия, изготовленные из пакетных заготовок. Доля изделий из специально полученной стали (с применением цементации) невелика – 9,8 % на среднеекамских памятниках и 13,4 % в азелинской и мазунинской культурах.

Рис. 37. Соотношение технологических схем изготовления железных изделий из памятников азелинской и мазунинской культур

Рис. 38. Соотношение технологических групп изготовления железных изделий из памятников азелинской и мазунинской культур

1.3. Технологическая характеристика инокультурных кузнечных изделий эпохи Великого переселения народов

   Целый ряд предметов из памятников III–V вв. н. э. в Волго-Камье не имеют прототипов в финно-угорской среде. Это длинные двулезвийные мечи, шлемы, кольчуги, секировидные предметы, проушные топоры, т. н. «косы».
   Двулезвийные мечи (рис. 39) середины I тысячелетия н. э. обнаружены на многих памятниках Волго-Камья: в могильниках Тюм-Тюм, Усть-Брыскинский, Тураевский, Тарасовский, Суворовский. Мечи имеют стандартную форму: прямой широкий (ширина полотна 5 см, длина клинка у сохранившихся экземпляров 85–90 см) обоюдоострый клинок. Переход в черенок выделен покатыми или скошенными плечиками. По мнению А. М. Хазанова, этот тип мечей связан с алано-сарматской традицией (Хазанов 1971, с. 20). Проведен металлографический анализ восьми мечей из волго-камских памятников. На двух из них, происходящих из могильников азелинской культуры (Тюм-Тюм и Усть-Брыскинский), обнаружена структура заэвтектоидной стали, практически свободной от шлаковых включений.
   Отличаются клинки и высококлассным исполнением всех технологических операций. Аналитические данные позволяют говорить, что мечи изготовлены из особого материала, а именно литой (тигельной) стали. Наиболее близкие аналогии клинкам из азелинских могильников как по типологическим, так и по технологическим признакам имеются в позднесарматском некрополе II–III вв. Лебедевка VI.

   Рис. 39. Предметы вооружения из могильников азелинской культуры и технологические схемы их изготовления. Ан 1789, могильник Тюм-Тюм: а – меч; б – технологическая схема изготовления (из высокоуглеродистой стали); в – фотография микроструктуры, х200 (цементитная сетка). Ан. 1250, Усть-Брыскинский могильник: а – меч; б – технологическая схема изготовления (из высокоуглеродистой стали); в – фотография микроструктуры, х200 (перлит, цементит). Ан. 1790, могильник Тюм-Тюм: а – кинжал; б– технологическая схема изготовления (из неравномерно науглероженной пакетированной заготовки); в фотография микроструктуры, х70 (феррито-перлит, сварной шов)

   Они также выполнены из тигельной стали, свободной от неметаллических включений. Нет сомнения, что рассматриваемые клинки происходят из центров, имеющих длительные и устойчивые традиции по специализированному производству подобного оружия. Клинки из литой стали являются уникальными находками. Напомним, что европейские металлурги производства такой стали не знали. Вместе с тем известно, что литая тигельная сталь производилась в странах Востока (Индии, Персии, Средняя Азия, Сирии). Такой материал служил для изготовления высококлассного оружия в специализированных центрах, откуда оно путем торговых операций поступало в отдаленные регионы. Примером чего могут служить мечи, найденные в азелинских памятниках. Появление их в Волю-Камском регионе явилось результатом многоступенчатых контактов, в которых опосредованную роль играли сарматы.
   Из подъемного материала Гремячинского могильника азелинской культуры происходит еще один меч, аналогичный по форме вышеописанным. Отковано это оружие из однородной цементированной высокоуглеродистой стали. Кузнечные операции характеризуются тщательностью и высоким качеством исполнения.
   Из хорошо прокованной стальной заготовки изготовлен меч V–VI вв. из Варнинского могильника. Заключительной операцией по улучшению рабочих качеств этого оружия была термообработка.
   По технологии изготовления к этим мечам близок кинжал конца IV – первой половины V вв. из Варнинского могильника. По форме – это обоюдоострое оружие с шириной клинка 4,5 см у черенка и длиной сохранившегося лезвия около 19 см. При металлографическом анализе и на клинке, и на черенке обнаружена структура стали (феррит с перлитом и феррит с цементитом). Содержание углерода составляет 0,5–0,7 % на клинке и превышает 1 % на черенке. Металл хорошо прокован, структура гомогенна.
   Другая группа мечей демонстрирует иную технологию изготовления. По форме они не отличаются от описанных выше. Один меч (случайная находка на территории Усть-Брыскинского могильника) сварен из двух полос железа.
   Металл сильно засорен крупными шлаковыми включениями. Отличительной чертой железа этого экземпляра является низкая микротвердость феррита (108–143 кг/мм -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

).
   Меч из погр. 105 Мокинского могильника откован из пакетной заготовки. Пакет сварен не менее чем из шести одинаковых по структуре стальных полос. Содержание углерода в металле составляет около 0,4–0,5 %. Следует отметить тщательную прикованность металла и высокое качество сварки.
   Еще один меч происходит из погр. 2 кургана 4 Калашниковского могильника. Этот экземпляр также откован из пакетной заготовки. Швы широкие, в них встречаются шлаковые включения. Содержание углерода в металле неравномерно: от 0,1 % до 0,6–0,7 %, встречаются участки чистого феррита. В целом качество изготовления меча из Калашниковского могильника ниже, чем у экземпляра из Мокинского некрополя.
   Меч из погр. 81 Мокинского могильника отличается по типу от вышеописанных. Он сохранил прямое перекрестие со слегка расширяющимися концами. Ширина клинка у перекрестия составляла около 6 см. Отличительной чертой этого меча были долы, проходящие вдоль всего клинка. Среди прикамских древностей такие мечи не известны. Технология изготовления проста – оружие отковано из кричного железа, сильно засоренного шлаковыми включениями.
   Возможно, что вторая группа рассмотренных мечей является либо местным подражанием привозным образцам, либо поступала из разных источников. Эти мечи, не имеют строгого технологического стереотипа, хотя форма оружия стандартна. В нашей коллекции таких изделий четыре. В позднеримский период и эпоху Великого переселения народов подобное оружие было широко распространено на территории Европы. Исследование большой серии мечей позднеримского времени с территории Польши продемонстрировало широкий спектр примененных при их изготовлении технологических схем (они могут быть откованы из железа, сырцовой стали, пакетного металла, с использованием цементации готового изделия). Специалисты отмечают, что связь между временем изготовления, морфологическим типом и технологией изготовления уловить очень трудно (Biborski 1978; Biborski et al. 1982; Biborski et al. 2003). Также трудно установить место их производства. Ясно только, что это оружие, относящееся к числу престижных вещей, связанных с профессиональными воинами, было привнесено в местную среду пришлым населением.
   В это же время к финно-угорским племенам Волго-Камья попадают такие престижные предметы вооружения как кольчуги и шлемы. Шлемы найдены в погребениях Нивского могильника мазунинской культуры, V Рождественского могильника азелинской культуры. Они имеют сложную конструкцию, основу которой составляет каркас из обода и перекрещивающихся полос, на которых крепились с помощью медных заклепок железные пластины (Генинг 1963, с. 70; Останина 1997, с. 78).
   Металлографический анализ пластины шлема из V Рождественского могильника показал, что она была сварена из двух полос железа.
   В этом же погребении найдена и кольчуга. Колечки кольчуги откованы целиком из тщательно прокованного железа. Концы колечек скреплялись медными заклепками (рис. 40).

   Рис. 40. V Рождественский могильник. Ан. 1240, кольцо от кольчуги: а – макрофотография, б – фотография микроструктуры, x115 (феррит, цветной металл)

   Проушные топоры. Другой категорией железных предметов, распространившихся на памятниках Волго-Камья с IV–V вв., являются проушные топоры. Выделяются две разновидности этих орудий: длиннолезвийные и коротко-лезвийные. Длиннолезвийным топорам близки по форме т. н. секировидные предметы.
   Отметим, что в волго-камском регионе проушные топоры получают распространение с появлением здесь племен именьковской культуры. Именьковская культура не имеет местных корней. Ее памятники распространяются на территории нижнего Прикамья и Среднего Поволжья в конце IV–VII в. По поводу происхождения этой культуры высказывались различные гипотезы. В частности, довольно долго ее возникновение связывали или с племенами городецкой археологической культуры (Смирнов, Трубникова 1965), или с приходом тюрков (Генинг 1962; Мажитов 1959), или с синтезом тюркских и финно-угорских племен (Старостин 1967, с. 31). В настоящее время распространена точка зрения о связи этой археологической культуры с переселением в Волго-Камье племен из ареала пшеворской и черняховской культур (Матвеева 1997; Седов 2002, с. 248–249). Полагают, что, переселившись на новые территории, именьковцы оттесняют местное азелинское население из нижнекамского региона в северные лесные районы. Хозяйство именьковцев основывалось на пашенном земледелии и скотоводстве. Значительную роль играла металлообработка, и в частности, железообработка, о чем свидетельствуют археологические данные. Металлографические исследования позволили установить, что при изготовлении качественных изделий в большинстве случаев кузнецы именьковской культуры использовали приемы, улучшающие рабочие свойства изделий: технологическую сварку и разнообразные варианты термической обработки. Мастера владели искусством получения цементированной стали (Старостин, Хомутова 1981).
   Археологические данные свидетельствуют о том, что продукция ремесленников именьковской культуры распространялась у местного населения, которое находилось в непосредственном контакте с именьковцами (Старостин 2001).
   Длиннолезвийные топоры (рис. 41) известны по материалам из именьковских памятников, где сосредоточено наибольшее их количество. Встречаются они и в инвентаре азелинской и мазунинской культур. Эти орудия оригинальны и по форме, и по конструктивным особенностям. Они имеют вытянутое тело, округлый обух и проушину с прямым срезом клина.

   Рис. 41. Длиннолезвийныйтопор(а). Ан. 1247,Усть-Брыскинский могильник, погр. 28.: 6 – технологическая схема изготовления (пакетирование из трех полос); в – фотография микроструктуры, х70 (феррит, феррито-перлит, шлаки)

   Общая длина изделий от 18 до 20,5 см, длина лезвийной части от 13 до 15,5 см, размеры проушины: длина 3–4 см, ширина 1,5–3 см. При их изготовлении тело топора отковывалось из отдельного бруска в виде клина, а затем к телу приваривалась дугообразная пластина, и таким образом получался проух топора. Отличительным признаком таких топоров является плоский срез в верхней части клиновидного лезвия. Выделяются эти изделия и по технологическим особенностям. В большинстве случаев лезвие изготовлено из неравномерно науглероженной стали и подвергнуто термообработке – закалке в мягкой закалочной среде (Терехова и др. 1997, с. 146).
   Металлографическое исследование трех экземпляров из азелинских могильников Тюм-Тюм, Усть-Брыскинский и V Рождественский (Терехова и др. 1997, с. 145–146) показало, что по технологии изготовления они совпадают с именьковскими. Подобные топоры найдены также в погребениях Тураевского, Тарасовского, Кадашевского могильников. Топоры из Тураевского могильника, исследованные Ю. А. Семыкиным, также по технологии изготовления оказались аналогичными именьковским (Семыкин 1993).
   Технологические особенности длиннолезвийных топоров, найденных на финно-угорских памятниках, позволяют связывать их с продукцией именьковских мастеров.
   Внешне похожи на длиннолезвийные топоры секировидные предметы, встречающиеся как на именьковских, так и на финно-угорских памятниках (Останина, 1997, с. 71–72). Однако они не могли иметь функционального назначения, о чем свидетельствуют слишком длинный клин и маленькая проушина (1–1,5 см) (рис. 42). Так, экземпляр из могильника Тюм-Тюм имел длину 31 см при диаметре втулки 1,5 см. Совершенно ясно, что при таком несоответствии массивного тела топора и миниатюрной проушины предмет не мог использоваться в качестве орудия. Возможно, эти изделия являлись полуфабрикатом и несли образ топора.
   По качеству использованного металла и технологическим приемам они не отличаются от длиннолезвийных топоров, описанных выше: изготовлены либо из железа, либо из сырцовой стали (рис. 42, ан. 1794, в). Стальные изделия подвергались мягкой закалке (рис. 42, ан. 1795, в), имеющей, очевидно, ритуальное значение.

   Рис. 42. Секировидные предметы (а). Ан. 1794, могильник Тюм-Тюм: б – технологическая схема изготовления (из неравномерно науглероженной стали); в – фотография микроструктуры, х200 феррито-перлит. Ан 1795, могильник Тюм-Тюм: б – технологическая схема изготовления (из неравномерно науглероженной стали, мягкая закалка); фотография микроструктуры, х200 (сорбит). Ан. 1796, могильник Тюм-Тюм: б – технологическая схема изготовления (поверхностная цементация); в – фотография микроструктуры, х200 (феррит, перлит)

   Любопытно использование этих предметов в одном из погребений азелинского могильника Тюм-Тюм. Здесь найдено 12 секировидных предметов, аналогичных именьковским. Из них была сооружена своего рода емкость: предметы были сложены колодцем, внутри которого помещалось множество других предметов, а сверху были положены конская сбруя и бронзовый котел (Ошибкина 1979, с. 76). По-видимому, в составе богатого погребального инвентаря секировидные предметы несли определенную ценностную нагрузку, связанную с самим металлом.
   Поскольку хронологически на некотором отрезке времени азелинская и мазунинская культуры синхронны именьковской, можно полагать, что секировидные предметы попадали в местную среду путем обмена, захвата или дара (Розанова, Терехова 2000а, с. 138–139).
   Вероятно, под влиянием носителей именьковской культуры в местной среде (мазунинская, азелинская, неволинская, ломоватовская, поломская культура) внедряется идея проушного корен коле «винного топора (рис. 43), который являлся рабочим орудием. Общая длина таких изделий составляла всего 12–15 см, а лезвия – 8—10 см. При формовке тела топора заготовка сворачивалась на оправке пополам, образуя проух, а концы ее сваривались. Металлографическое исследование коротколезвийных топоров позволяет говорить, что они отковывались в местных производственных традициях. В единичных случаях конструктивные особенности этих изделий повторяют именьковские длиннолезвийные топоры. Так, например, лезвие коротколезвийного топора из V Рождественского могильника отковано из отдельного бруска в виде клина, к которому с помощью кузнечной сварки приварена дугообразная пластина, образующая проух. В заключение изделие было подвергнуто твердой закалке.
   Еще одним видом железного инвентаря, связываемого с именьковцами, являются специализированные сельскохозяйственные орудия – серпы и наралытики, котрые появляются на финно-угорских памятниках Волго-Камья в середине I тысячелетия н. э. По мнению Р. Д. Голдиной и П. Н. Старостина, земледелие в Прикамье получает распространение под влиянием именьковских племен. Наиболее ранние серпы в финно-угорской среде появляются в материалах азелинской и мазунинской культур (Старостин 2001, с. 112–113; Останина 1997, с. 72).
   Необходимо отметить, что в именьковской культуре присутствуют два варианта серпов: с более крутой дугой и коротким черенком и более пологие с длинным черенком. Различаются серпы и по оформлению лезвия – орудия с длинным черенком имеют насечки на лезвии, в то время как лезвия серпов другого вида гладкие. Металлографически исследовано семь серпов именьковской культуры. Три орудия откованы из кричного железа. При изготовлении серпов применялись такие сложные приемы как многослойная кузнечная сварка и наварка стального лезвия на железную основу с последующей термообработкой. Причем применен наиболее рациональный вид термообработки для этой категории поковок – закалка с отпуском (структура – сорбит с мартенситовой ориентировкой).

   Рис. 43. Коротколезвийные топоры (а). Ан. 1802, могильник Тюм-Тюм: б – технологическая схема изготовления (из пакетированной неравномерно науглероженной заготовки); в – фотография микроструктуры, х70 (феррито-перлит, шлаки). Ан. 1781, могильник Тюм-Тюм: б – технологическая схема изготовления (из пакетированной неравномерно науглероженной заготовки); в – фотография микроструктуры, х200 (перлит, феррит, мартенсит, троостит)

   К сожалению, ранние серпы из финно-угорских памятников пока еще не стали объектом металлографического исследования.
   Помимо изделий, которые могут быть связаны с именьковской культурой, в рассматриваемый период на финно-угорских памятниках Волго-Камья появляется еще одна любопытная категория железных артефактов, назначение которых до сих пор не вполне ясно. Предметы имеют листовидную вытянутую обоюдоострую рабочую часть, переходящую в коленчатую рукоять с крюковидно загнутым концом четырехугольного сечения (рис. 44). Форма изделий стандартная, длина клинка 14,5—19 см, ширина клинка около 3 см, высота пятки 5,5–6 см, угол наклона пятки 120–125°.
   А. А. Спицын определял их как «ладьевидные стамески» (Спицын 1901). В. Ф. Генинг относил их к сельскохозяйственным орудиям – «косам» (Генинг 1963). Вслед за В. Ф. Генингом Т. И. Останина называет их «косами-горбушами» (Останина 1997, с. 72). «Серпами» их называют А. Н. Лепихин и А. Ф. Мельничук (Лепихин, Мельничук 2000). С. В. Ошибкина считала их скобелями (Ошибкина, 1979). Н. А Мажитов относит их к предметам домашнего обихода типа кочедыка (Мажитов 1968). В последнее время С. Е. Перевощиков и Р. Д. Голдина на основании результатов металлографических анализов пришли к выводу, что рассматриваемые изделия являются метательным оружием (Перевощиков 1997; 2002; Голдина 1999). В одной из последних работ С. Е. Перевощиков и И. Ю. Пастушенко, собрав и проанализировав все известные на сегодняшний день находки подобных предметов, отнесли их к категории оружия ближнего боя (Перевощиков, Пастушенко 2006, с. 117–118). Такого же мнения придерживаются и авторы недавно вышедшей монографии об оружии Урала (Зыков, Ковригин 2008).
   Обращает на себя внимание факт распространение этих предметов в воинских курганных погребениях Тураевского, Тарасовского, Суворовского могильников, которые датируются второй половиной IV–V в. (табл. 14). Очень часто в погребениях «косы» сопровождаются престижными вещами: мечами с халцедоновыми навершиями, шлемами, панцирями, кольчугами, щитами. Поскольку подобные предметы ни в предшествующее, ни в последующее время не встречены, а курганный обряд в VI в. исчезает на данной территории, происхождение т. н. кос следует связывать именно с носителями курганного погребального обряда.
   Известно, что данные предметы попадают и в местную, финно-угорскую среду. Но ареал их не выходит за пределы контактной зоны финно-угорского и пришлого населения. Они встречены в погребениях азелинской (могильники Тюм-Тюм, Усть-Брыскинский, V Рождественский) и мазунинской культур. В некоторых случаях они входили в состав жертвенных комплексов вместе с другими инокультурными предметами. Один предмет известен в Гляденовском костище (верхний слой).

   Рис. 44. «Косы» (а). Ан. 3688, Пятый Рождественский могильник, погр. 75: б – технологическая схема изготовления (из пакетированной заготовки); в – фотография микроструктуры, х70 (перлит, феррито-перлит). Ан. 3692, Пятый Рождественский могильник, погр. 73: б – технологическая схема изготовления (из неравномерно науглероженной стали, мягкая закалка); фотография микроструктуры, xl 15 (перлит, сорбит)

   Таблица 14
   Распределение исследованных металлографически «кос» по памятникам

   Металлографически исследовано 13 предметов (Терехова и др. 1997, с. 138; Перевощиков 1997; 2002; Семыкин 1993; Перевощиков, Пастушенко 2006). Как показал микроскопический анализ, основным приемом их изготовления была выковка орудия из пакетной заготовки (рис. 43, ан. 3688, б). Применялась либо сырцовая, либо цементированная сталь. Большая часть этих изделий подвергнута термообработке (8 из 13), при этом использовалась как твердая, так и мягкая закалка (рис. 43, ан. 3692, в). К сожалению, с технологической точки зрения мы не можем определить функциональное назначение предметов. Можно предположить, что т. и. косы были какой-то разновидностью оружия с ударно-режущим действием.
   Итак, мы рассмотрели целый ряд вещей, которые не имеют корней в местной производственной среде. Обратимся к возможным технико-технологическим параллелям.
   Металлографическое исследование показало, что при изготовлении этих предметов применялись разнообразные технологические схемы и приемы, не соответствующие местному производственному стереотипу, в частности, использование заэвтектоидной литой стали, особый вид термообработки – мягкая закалка, клепка цветным металлом, технологическая сварка.

   Полученные нами технологические данные позволяют наметить направление культурных контактов. Так, появление изделий из литой (тигельной) стали в азелинской среде указывает на сложные многоступенчатые контакты со странами Востока.
   Особый интерес представляют описанные выше секировидные предметы. Возможно, наши материалы косвенным образом свидетельствуют в пользу гипотезы о судьбе именьковского населения, высказанной В. В. Седовым и Г. И. Матвеевой. По мнению этих авторов, в конце IV в. в результате гуннского нашествия часть населения из ареала Черняховской и пшеворской культур переселяется на Среднюю Волгу. Именно с ними связывают возникновение своеобразной именьковской археологической культуры. Памятники культуры существуют в этом регионе до VIII в. Исчезновение их объясняют приходом на эти земли болгар в конце VII–VIII в. Часть именьковских племен уходит на запад в Днепровское Левобережье, где при их непосредственном участии возникает волынцевская археологическая культура (Матвеева 1988; 1997; Седов 2002).
   Близость именьковских материалов с Черняховскими и пшеворскими исследователи видят в керамическом комплексе, погребальном обряде, домостроительстве, украшениях, в хозяйственном укладе. В то же время сравнительному анализу железного инвентаря уделялось меньше внимания. Констатировалось лишь присутствие сходных категорий изделий: серпов, наральников, топоров. Мы можем добавить, что и с технологической точки зрения существует определенное сходство именьковского металла с изделиями из ареала Черняховской культуры. Это относится и к обработке исходного металлургического артефакта (мелкозернистость структурных составляющих, чистота металла в отношении шлаковых включений, правильный выбор температурного режима ковки), и к набору технологических схем (разнообразные виды цементации, технологическая сварка, разные режимы термической обработки) (Вознесенская 1972).
   Что касается секировидных предметов, то ни в рассматриваемый период, ни в более раннее время мы не находим им аналогий. Между тем близкие по форме артефакты известны среди славянских древностей Центральной Европы (Великоморавское государство). Здесь в VIII–X вв. подобные предметы встречаются довольно часто, иногда в огромных скоплениях (по несколько сотен экземпляров). Исследователи называют их «славянскими секировидными гривнами». Р. Плейнер считает, что они выполняли роль железного полуфабриката и в то же время служили единицей обмена (Pleiner 1961, pi. 17, 19, 22; 2006, р. 46–48). В настоящее время мы не располагаем достаточно убедительными данными о связи секировидных предметов именьковцев и западных славян, но и обойти вниманием этот факт мы не можем. Возможно, что именьковские секировидные предметы также имели значение полуфабриката и единицы обмена.
   Интересно отметить находку скопления секировидных предметов и топоров (всего 27 экз.) на именьковском поселении Щербеть I. Скопление обнаружено недалеко от разрушенного комплекса металлургических сыродутных горнов. Здесь же раскопаны остатки двух мастерских по обработке цветного металла, где найдены более 20 конусовидных тиглей, литейная форма, слитки бронзы. Недалеко от этих мастерских обнаружен клад, состоящий из 87 металлических слитков длиной около 18,5 см и весом от 88 до 111 г. Спектральный анализ показал, что слитки представляют собой сплав меди и цинка – латунь. И скопление секировидных предметов, и клад латунных слитков свидетельствуют о торгово-ремесленном характере поселения Щербеть I (Старостин 1967, с. 27–28).
   Близкую аналогию конструктивным особенностям именьковских длиннолезвийных топоров с прямым срезом в проушине мы находим в Черняховских материалах. Г. А. Вознесенская, исследуя кузнечные изделия Черняховской культуры из могильника Компанийцы, при описании топора из погребения 86 делает следующий вывод о технологии его изготовления: «Железная заготовка-полоса была науглерожена с одного конца. Заготовку согнули на оправке так, чтобы на лезвии выходила сталь, и сварили оба конца, сформировав таким образом проух. В проухе между полосами был вставлен клин» (Вознесенская 1972, с. 19, рис. 5, ан. 285; с. 43). Нам представляется, судя по приведенному рисунку, что конструктивные особенности этой поковки были несколько иными. Прежде всего отметим, что с технической точки зрения вварка клина в проушине не имела никакого смысла. Очевидно, здесь конструктивная схема была аналогична именьковской: клин представлял тело топора, к которому способом кузнечной сварки приваривалась дугообразная пластина, образовавшая обух и проушное отверстие. Выходившая в проушное отверстие плоскость клина и образовывала прямой срез, четко видимый на рисунке.
   Следует подчеркнуть, что Черняховские и именьковские топоры совпадают не только по конструктивньш особенностям, но и по размерам.
   На сегодняшний день мы можем констатировать, что в Среднем Поволжье, Нижнем и Среднем Прикамье появляются несколько групп пришлого населения со специфическим набором кузнечного инвентаря, который не всегда можно отождествить с определенной этнокультурной общностью. Несмотря на тесные контакты, установившиеся у финно-угорских племен с носителями иных культурных традиций, технологических заимствований мы не наблюдаем. Фиксируется лишь заимствование инокультурных предметов.

1.4 Железообрабатывающее производство у племен Предуралья
(по материалам поломской, ломоватовской и древнемарийской культур)

Характер железообработки в третьей четверти I тыс. н. э. в Предуралье выявляется по материалам таких культур как поломская, ломоватовская, ванвиздинская, верхнеутчанская. Исследователями эти культуры рассматриваются как этническая подоснова современных пермских народов – коми и удмуртов. В V–VIII вв. происходит ускорение процесса экономического и социального развития народов, населявших рассматриваемый регион (Иванов А. Г. 1998, с. 26). В это время наблюдаются серьезные изменения в развитии хозяйства финно-угорских племен, что выразилось, в частности, в возрастании роли железных орудий труда, увеличении числа их категорий. Получают развитие специализированные поселки, население которых занимается добычей и обработкой металлов (Белавин 1987; Генинг 1980а).
Аналитические материалы, характеризующие кузнечное ремесло в третьей четверти I тыс. н. э., происходят из могильников: Варнинский и Поломский (поломско-чепецкая культура), Баяновский (ломоватовская культура), Шойнаяг (ванвиздинская культура); городищ: Варнинское I. (поломско-чепецкая культура), Верхнеутчанское и Благодатское I (верхнеутчанская культура); селищ: Варнинское IV, Поломское И, Тольенское I (поломско-чепецкая культура) (табл. 15; рис. 45). Результаты металлографических анализов в последние годы введены в научный оборот (Завьялов 1999; 2000–2005; Перевощиков 2001; 2002; Zavyalov 2003). Остановимся на основных результатах этих исследований.

   Рис. 45. Археологические памятники Предуралья, кузнечные поковки из которых послужили предметом металлографического исследования.
   Памятники поломского этапа:
   1 – Варнинский могильник; 2 – Варнинское I городище; 3 – Варнинское IV селище; 4 —Тольенское I селище; 5 – Поломский II могильник; 6 – Поломский I могильник; 7 – Поломское II (Аммональный склад) селище.

   Памятники чепецкого этапа:
   8 – городище Иднакар; 9 – городище Дондыкар; 10 – Весь-якарское городище; 11 —могильник Чемшай; 12 —могильник Весь-якарский Бигершай; 13 – Кузьминский могильник.
   Памятники верхнеутчанской и чумойтлинской культур:
   14 – Верхне-Утчанское городище; 15 – Благодатское I городище; 16 – жертвенное место Чумойтло; 17 – городище Варали; 18 – Усть-Бельское селище; 19 – Дербешкинский могильник. Памятники ломоватовской культуры: 20 – Мокинский могильник; 21 – Баяновский могильник.
   Памятники родановской культуры:
   22 – Агафоновский 11 могильник; 23 – городище Шудьякар; 24 – городище Анюшкар; 25 – Русиновское 11 селище; 26 – Рождественское городище; 27 – Чашкинское II селище; 28 – Саломатовское I городище; 29 – селище Телячий Брод; 30 – могильник Телячий Брод.

   Изучение категориального состава железных орудий свидетельствует, что в рассматриваемый период (V–VIII вв.) существенных изменений в наборе кузнечных поковок не происходит. В это время качественные изделия из железа и стали немногочисленны и представлены в погребальных комплексах главным образом ножами и кинжалами (Иванов А. Г. 1999; Пастушенко, Волков 1999). Основным технологическим приемом изготовления предметов из черного металла была ковка изделий из цельнометаллических заготовок. Сырьем служили железо и сырцовая сталь (см. рис. 46 в конце наст, раздела). Значительную группу (18 %) составляют предметы, откованные из цементированной стали или с использованием химико-термической обработки (табл. 16). Большинство этих предметов относится к категории предметов вооружения, и, несомненно, значительная часть их является импортами.

   Таблица 15
   Распределение исследованных категорий по памятникам

Таблица 16
Распределение технологических схем изготовления железных предметов по культурам

Следует обратить внимание на сравнительно редкое применение термообработки – эта операция зафиксирована менее чем у четверти исследованных изделий. Основным приемом термообработки была резкая закалка. Результаты археометаллографического исследования железных поковок из памятников Волго-Камья эпохи раннего средневековья, несмотря на некоторые различия, позволяют говорить о существовании в кузнечном ремесле пермских народов единого технико-технологического стереотипа – преобладание технологической группы I (см. рис. 47 в конце наст, раздела). В его основе – преимущественное использование в качестве сырья сырцовой стали, узкий категориальный состав изделий, изготовление цельнометаллических орудий как основная технологическая схема (см. рис. 48 в конце наст, раздела). Этот стереотип начал складываться в III в. до н. э. – II в. н. э. и сохранялся без существенных изменений до конца VIII в. н. э.

Поволжские финны

   Западными соседями пермских народов были племена поволжских финнов. Древние марийцы, по существующему в литературе мнению, были известны еще готскому историку Иордану, который упоминает их под именем имнискаров.
   Для древнемарийской культуры характерны биритуальность погребального обряда при определеннОм сочетании ингумации и кремации, особый набор украшений (головные уборы в виде венчиков и жгутов, накосники, браслетообразные височные кольца) (Никитина 2003, с. 63).
   Предкам марийского народа, носителям т. н. древнемарийской археологической культуры, принадлежи г Младший Ахмыловский могильник, исследованный Г. А. Архиповым. Погребения некрополя датируются V–VII вв. В погребальном инвентаре этого могильника четко выделяются два комплекса вещей, характерных для памятников волго-окского и вятского бассейнов. Микроструктурные исследования предметов из Младшего Ахмыловского могильника (Завьялов 1992) позволяют считать, что преобладали изделия технологической группы I (56 %). Среди них существенную долю составляют предметы из сырцовой стали. Для металла характерна сильная засоренность шлаковыми включениями. Металлографически выделяется микропримесь фосфора в феррите. Сталь использовалась малоуглеродистая, с неравномерным распределением углерода. На трети образцов зафиксирована структура видманштетта, свидетельствующая о нарушении температурного режима при изготовлении предмета (Завьялов 1992).

   Таблица 17
   Распределение технологических схем изготовления железных предметов из Младшего Ахмыловского могильника по категориям изделий

   Судя по материалам Младшего Ахмыловского могильника (табл. 17), сварка применялась для пакетирования заготовок. Из таких заготовок было отковано более трети исследованных топоров-кельтов. Сварные швы широкие, забиты шлаковыми включениями. Это означает, что освоение сварки находилось у древнемарийских кузнецов в начальной стадии.
   Химико-термическая обработка (цементация) готовых изделий зафиксирована на шести предметах. С помощью цементации улучшены рабочие качества ножа, четырех топоров-кельтов и наконечника копья.
   Термическая обработка зафиксирована всего на одном предмете (псалий). Применялась мягкая закалка (структура сорбита). Использование термообработки для псалия функционально не обосновано, и возникновение метастабильной структуры может быть объяснено случайностью (например, непреднамеренным попаданием предмета после ковки в закалочную среду).
   Сравнение аналитических материалов из Младшего Ахмыловского могильника с синхронными материалами из пермских памятников позволяет говорить о близком технико-технологическом строе обеих групп населения (см. рис. 49 в конце наст, раздела). Различия в соотношении технологических групп незначительны. Среди древнемарийских материалов, как и в финно-угорском кузнечном ремесле предшествующего времени (III–V вв.), преобладают изделия технологической группы I (см. рис. 50 в конце наст, раздела). Анализ гистограммы распределения технологических схем, приведенной на рис. 48, демонстрирует близость кузнечных приемов, используемых пермскими и древнемарийскими мастерами. Значительную долю занимают предметы из сырцовой стали (46,7 %), доля железных изделий составляет 10 %. На долю такого приема, как пакетирование заготовок, приходится 16,7 %. Технологические приемы с применением технологической сварки не получили в рассматриваемый период сколько-нибудь заметного распространения. Железообработка как пермских племен, так и древних марийцев в V–VIII вв. демонстрирует единую линию развития.

   Подводя итоги результатам технологического анализа изделий из черного металла с территории Волго-Камья в период с середины I тыс. до н. э. по третью четверть I тыс. н. э., можно констатировать, что сложение местной металлургии железа относится ко второй половине I тысячелетия до н. э. и связано с ананьинскими памятниками Среднего Прикамья. Именно здесь впервые фиксируются остатки металлургического производства и складываются основные черты финно-угорской железообработки. Полученные нами данные свидетельствуют, что на протяжении тысячелетнего периода не происходит принципиальных изменений в технологии железообрабатывающего производства финно-угорских народов Волго-Камья, что говорит о формировании устойчивого технико-технологического стереотипа.

Рис. 46. Железные изделия из памятников Предуралья V–VIII вв. Ан. 6817, могильник Шойнаяг, V–VI вв.: а – нож; б – технологическая схема изготовления (целиком из сырцовой стали); в – фотография микроструктуры, х150 (феррито-перлит). Ан. 6551, Баяновский могильник, VII–VIII вв.: а – нож; б – технологическая схема изготовления (целиком из железа); в – фотография микроструктуры, х100 (феррит). Ан. 5796, Верхнеутчанское городище, V–VIII вв.: а – нож; б – технологическая схема изготовления (целиком из железа); в – фотография микроструктуры, х100 (феррит).

Рис. 47. Соотношение технологических групп изготовления железных изделий из памятников Предуралья в V–VIII вв.

Рис. 48. Соотношение технологических схем изготовления железных изделий из памятников Предуралья в V–VIII вв.

Рис. 49. Соотношение технологических схем изготовления железных изделий из Младшего Ахмыловского могильника.

Рис. 50. Соотношение технологических групп изготовления железных изделий из Младшего Ахмыловского могильника.

2. Характеристика кузнечного ремесла у населения Волго-Окского региона

Для расширения представлений о развитии железообработки в финно-угорском мире мы обращаемся еще к одному региону расселения финских племен – Волго-Окскому бассейну. Материалы, исследованные нами, происходят из памятников дьяковской культуры, культуры рязано-окских могильников, древних мордвы, мери, муромы.

2.1. Железообработка у племен дьяковской культуры

Москворецкие памятники

Наиболее полную информацию для характеристики кузнечного производства конца I тысячелетия до н. э. – I тысячелетия н. э. предоставляют материалы из памятников дьяковской культуры, занимавшей территорию междуречья Волги и Оки. Исследованные памятники сосредоточены в бассейне Москва-реки (рис. 51). Это такие городища как Троицкое, Щербинское, Кузнечики, Луковня, Боршева Московская, Селецкое, Боровский курган, Кунцевское, Настасьино, Ростиславль (раскопки А. Г. Векслера, А. Ф. Дубынина, К. А. Смирнова, X. И. Крис, А. В. Энговатовой, В. Ю. Коваля).
Что касается этнической принадлежности дьяковской культуры, большинство исследователей не подвергают сомнению ее финно-угорскую основу. Речь, главным образом, идет о степени влияния балтского компонента на различных этапах существования культуры (Дубынин 1970, с. 97–98; 1974, с. 212; Краснов 1974; Розенфельдт 1974, с. 196). Историю дьяковских племен принято делить на два основных этапа: раннедьяковский и позднедьяковский.

   Рис. 51. Карта памятников Волго-Окского региона (конец I тыс до н. э. – VIII в. н. э.), материалы которых исследованы металлографически: 1 – Троицкое городище; 2 – Щербинское городище; 3 – городище Кузнечики; 4 – городище Луковня; 5 – Селецкое городище; 6 – городище Боршева; 7 – Кунцевское городище; 8 – Жуковское городище; 9 – Боровское городище; 10 – городище Настасьино; 11 – городище Ростиславль; 12 – селище Курово 2; 13 – селище Троица; 14 – городище Варварина Гора; 15 – селище Юрьевская Горка; 16 – городище Орлов Городок; 17 – Кошибеевский могильник; 18 – Польно-Ялтуновский могильник; 19– Никитинский могильник; 20 – Поповское городище; 21 – Поповский могильник; 22 – Попадьинское селище; 23 – Безводнинский могильник; 24 – Иваньковский могильник; 25 – городище Березняки

   Для каждого этапа характерен свой набор признаков материальной культуры. Основным критерием для разделения на хронологическн. э.апы служит массовый керамический материал: прекращение раннедьяковского этапа фиксируется прежде всего на основании исчезновения так называемой сетчатой керамики. Для позднедьяковских древностей характерны гладкостенные профилированные в верхней части горшки с длинной изогнутой шейкой и орнаментированным краем венчика. Вопрос о времени прекращения одних культурных традиций и распространения других остается открытым. Большинство исследователей, опираясь на работы К. А. Смирнова, относят исчезновение сетчатой керамики и характерных для культуры грузиков «дьякова типа» к III в. н. э. (Смирнов 1974, с. 79). Однако детальный анализ керамического материала Дьяковского городища – эталонного памятника культуры – привел Н. А. Кренке к выводу о завершении массового бытования сетчатой посуды не позднее II в. до н. э. (Кренке 1987, с. 127–128). Несомненно, что такие существенные изменения в материальной культуре были связаны с приходом больших групп иноэтничного населения.
   Проведенные в 60—80-х гг. прошлого века металлографические исследования железных предметов дьяковской культуры (Вознесенская 1965; 1970; Хомутова 1978; 1981; 1982; Терехова и др. 1997) позволили определить характер железообрабатывающего производства финно-угорских племен Москворечья. В последние годы результаты металлографического исследования, полученные при изучении материалов из москворецких памятников, дополнены аналитическими данными по материалам из раскопок городищ Настасьино и Ростиславль (Завьялов 2004а), расположенных в южной части Окско-Москворецкого междуречья (табл. 18).
   На основании материалов, которыми мы в настоящее время располагаем, появление первых железных предметов можно отнести к IV—111 вв. до н. э. Это предметы скифского облика: наконечники стрел, серпы с крюком на черенке, застежки из круглого дрота, ножи.

   Таблица 18
   Распределение категорий железных предметов из городищ Настасьино и Ростиславль

   Вплоть до III в. н. э. ассортимент железной продукции ограничен и малочислен. Основным поделочным материалом в производстве служили железо и сырцовая неравномерно науглероженная сталь, получаемая в ходе металлургического процесса.
   При изготовлении изделий применялась простая технология (см. рис. 52 в конце наст, раздела). Предметы отковывались целиком из железа и сырцовой стали, сварка использовалась лишь при пакетировании заготовки или утилизации металлолома. Изделия из специально полученной стали отсутствуют, лишь на единичных экземплярах фиксируется поверхностная цементация. Обращает на себя внимание почти полное отсутствие термообработанных изделий. Не был отработан температурный режим ковки – эта операция проходила и заканчивалась при температурах выше нормы, о чем свидетельствуют крупные зерна феррита и наличие видманштеттной структуры. Металл сильно загрязнен шлаковыми включениями. Показатели микротвердости феррита относятся к средним (160–206 кг/мм -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

) и высоким (206–322 кг/мм -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

).
   С технологической точки зрения на фоне остальных материалов этого этапа резко выделяются кузнечные изделия с Троицкого городища. Прежде всего обращает на себя внимание наличие большого количества изделий, при изготовлении которых использовались различные приемы цементации. Применялись сварные технологические схемы, основанные на сочетании вязкой железной основы и твердой стальной рабочей части: сварка из двух полос железной и стальной с выходом на лезвие стали, наварка стального лезвия на железную основу (см. рис. 53 в конце наст, раздела). Термическая обработка (твердая закалка) была хорошо знакома мастерам (Вознесенская 1965, с. 129–138; 1970, с. 192–199). Показательно, что из семи серпов, найденных в нижнем слое Троицкого городища, шесть оказались подвергнуты термообработке (см. рис. 54 в конце наст, раздела).
   Подобные технологии обнаружены в кузнечном производстве еще на одном памятнике – городище Настасьино.
   Если верна его верхняя дата, а именно I–II вв. н. э. (Энговатова 2004, с. 152), то железные изделия этого памятника синхронны материалам нижнего слоя Троицкого городища. Как и на Троицком городище здесь выявлены сварные технологии и активное использование термообработки. Но выполнение отдельных кузнечных операций не отличается высоким качеством.
   В последующее время (III–V вв. н. э.) отмеченные достижения кузнецов Троицкого городища (см. рис. 55 в конце наст, раздела) распространяются на другие москворецкие памятники (см. рис. 56–58 в конце наст, раздела). Происходит интенсивное развитие местной железообработки. Значительно расширяется ассортимент кузнечной продукции. На ряде городищ (Щербинка, Троица, Боршева) вскрыты кузнечные производственные комплексы. Происходит разделение профессий металлурга и кузнеца, о чем свидетельствует появление кузнечных полуфабрикатов стандартной формы (Терехова и др. 1997, с. 26). Так, клады, состоящие из полуфабрикатов в виде колец диаметром 8,6—11,8 см из дрота круглого сечения, обнаружены на Троицком и Щербинском городищах (Смирнов 1970, с. 178).
   Кузнецы овладевают разнообразными, в том числе достаточно сложными, способами обработки железа (табл. 19). Они знают различные приемы цементации, сложную сварку (см. рис. 59 в конце наст, раздела). При этом следует отметить, что практически все орудия, способные принять термообработку, были закалены.
   Для характеристики дьяковской железообработки V–VIII вв. н. э. мы располагаем материалами таких памятников Москворечья, как городища Кунцевское, Троицкое, Щербинское, Кузнечики, Луковня, Селецкое, Боршева, Жуковское (Терехова и др. 1997, с. 126–127). В это время происходит изменение форм некоторых категорий железных изделий: появляются и становятся основной формой ножи с прямой спинкой, без уступа переходящей в черенок, проушные топоры, пластинчатые кресала с расширенной рабочей частью, серпы более развитых форм (см. рис. 60–61 в конце наст, раздела).
   В технологии железообработки происходит дальнейшее эволюционное развитие, связанное с увеличением доли изделий из цементированной стали (см. рис. 62 в конце наст, раздела).

   Таблица 19
   Распределение технологических схем изготовления железных предметов дьяковской культуры по категориям

Соответственно изменяется соотношение двух технологических групп (см. рис. 63 в конце наст, раздела). Так, если в предшествующее время отмечалось преимущество группы I (57,4 % – группа I и 42,6 % – группа II), то в этот период начинает существенно доминировать группа 11 (63,7 %).

Рис. 52. Технологические схемы изготовления железных изделий дьяковской культуры (IV в. до н. э. – III в. н. э.). Ан. 589, Щербинское городище: а – серповидный нож; б – технологическая схема изготовления (целиком из железа); в – фотография микроструктуры, х70 (феррит, шлаковые включения). Ан. 595, Щербинское городище: а – серповидный нож; б – технологическая схема изготовления (целиком из малоуглеродистой стали); в– фотография микроструктуры, х115 (феррит с перлитом, видманштетт). Ан. 597, Щербинское городище: а – серповидный нож; б – технологическая схема изготовления (поверхностная цементация); в – фотография микроструктуры, х115 (феррит с перлитом, видманштетт). Ан. 654, Щербинское городище: а – кельт; б – технологическая схема изготовления (из пакетированной заготовки); в – фотография микроструктуры, х115 (феррит с перлитом, сварные швы). Ан. 670, Щербинское городище: а – серповидный нож; б – технологическая схема изготовления (целиком из малоуглеродистой стали); в – фотография микроструктуры, х115 (феррито-перлит).

Рис. 53. Троицкое городище, нижний слой. Серповидные ножи (по Г. А. Вознесенской). Ан. Тн-1 – технологическая схема изготовления: из пакетированной заготовки с последующей закалкой. Ан. Тн-2: а – технологическая схема изготовления (сварка двух полос высокоуглеродистой стали с последующей закалкой); б – фотография микроструктуры, х200 (мартенсит). Ан. Тн-7 – технологическая схема изготовления: наварка стального лезвия с последующей закалкой. Ан. Тн-102: а – технологическая схема изготовления (из двух полос с последующей закалкой); б – фотография микроструктуры, х70 (феррит, мартенсит, сварной шов).

Рис. 54. Троицкое городище. Серпы (по Г. А. Вознесенской). Ан. Тс-1 – технологическая схема изготовления целиком из стали с последующей закалкой. Ан. Тс-2: а – технологическая схема изготовления (сварка из двух полос); б – фотография микроструктуры, х70 (феррит, феррито-перлит, сварной шов). Ан. Тс-4 – технологическая схема изготовления наварка стального лезвия с последующей закалкой. Ан. Тс-5: а – технологическая схема изготовления пакетирование с последующей закалкой; б – в – фотографии микроструктуры, х70 (сварные швы, мартенсит). Ан. Тс-6 – технологическая схема изготовления из стальной заготовки с последующей закалкой.

Рис. 55. Технологические схемы изготовления железных изделий из Троицкого городища дьяковской культуры (III–V вв. н. э.) (По Г. А. Вознесенской). Ан. 112, наконечник копья: а – технологическая схема изготовления (целиком из сырцовой стали); б – фотография микроструктуры, х200 (феррит с участками перлита, шлаковые включения). Ан. 4, нож: а – технологическая схема изготовления (целиком из сырцовой стали с последующей закалкой); б – фотография микроструктуры, х200 (мартенсит с трооститом). Ан. 91, нож: а – технологическая схема изготовления (цементация с последующей закалкой); б – фотография микроструктуры, х200 (мартенсит). Ан. 98, Ан. 93, серп: а – технологическая схема изготовления (из пакетированной заготовки); б – фотография микроструктуры, х70 (полосы железа и стали).

Рис. 56. Железные изделия дьяковской культуры III–V вв. н. э. и технологические схемы их изготовления. Ан. 628, нож, Щербинское городище: а – технологическая схема изготовления (сварка из двух полос с последующей закалкой); б – фотография микроструктуры, х200 (мартенсит, шлаковые включения). Ан. 1490, нож, Боршевское городище: а – технологическая схема изготовления (целиком из железа); б – фотография микроструктуры, х200 (феррит, шлаковые включения). Ан. 1502, нож, Селецкое городище: а – технологическая схема изготовления (пакетирование, закалка); б – фотография микроструктуры, х200 (крупноигольчатый мартенсит, сварной шов). Ан. 518, серп, городище Кузнечики: а – технологическая схема изготовления (из сырцовой стали); б – фотография микроструктуры, х70 (феррит с перлитом). Ан. 614, серп, Щербинское городище: а – технологическая схема изготовления (сварка из двух полос с последующей закалкой); б – фотография микроструктуры, х70 (феррит, мартенсит, сварной шов).

Рис. 57. Железные изделия дьяковской культуры III–V вв. н. э. и технологические схемы их изготовления. Ан. 675, наконечник копья, Щербинское городище: а – технологическая схема изготовления (из сырцовой стали); б – фотография микроструктуры, х70 (феррит с перлитом, шлаковые включения). Ан. 640, наконечник стрелы, Щербинское городище: а – технологическая схема изготовления (целиком из железа); б – фотография микроструктуры, х70 (феррит, шлаковые включения). Ан. 645, наконечник стрелы, Щербинское городище: а – технологическая схема изготовления (из сырцовой стали); б – фотография микроструктуры, х70 (феррит с перлитом, видманштетт, шлаковые включения). Ан. 543, кресало, городище Кузнечики: а – технологическая схема изготовления (из вторметалла); б – фотография микроструктуры, х70 (феррито-перлит, сварные швы). Ан. 542, кресало, городище Кузнечики: а – технологическая схема изготовления (из пакетированной заготовки); б – фотография микроструктуры, х70 (феррит с перлитом, шлаковые включения).

Рис. 58. Железные изделия дьяковской культуры. Ан. 10576, топор-кельт, городище Настасьино: а – технологическая схема изготовления (наварка с последующей закалкой); б – фотография микроструктуры, х100 (мартенсит, сварной шов). Ан. 10557, нож, городище Настасьино: а – технологическая схема изготовления (из сырцовой стали с последующей закалкой); б – фотография микроструктуры, х100 (феррит, феррит с перлитом). Ан. 10549, нож, городище Настасьино: а – технологическая схема изготовления (из пакетной заготовки); б – фотография микроструктуры, х100 (феррит с перлитом, сварные швы). Ан 10463, нож, городище Ростиславль: а – технологическая схема изготовления (из сырцовой стали); фотография микроструктуры, х100 (феррит, феррит с перлитом). Ан. 10467, нож, городище Ростиславль: а – технологическая схема изготовления (из сырцовой стали с последующей закалкой); б – фотография микроструктуры, х450 (мартенсит).

Рис. 59. Соотношение технологических схем изготовления железных изделий из дьяковских памятников в IV в. до н. э. – V в. н. э.

Рис. 60. Железные изделия дьяковской культуры V–VIII вв. н. э. и технологические схемы их изготовления. Ан. 1485, нож, Борщевское городище: а – технологическая схема изготовления (целиком из железа); б – фотография микроструктуры, х70 (феррит, шлаковые включения). Ан. 526, нож, городище Кузнечики: а – технологическая схема изготовления (целиком из высокоуглеродистой стали с последующей закалкой); б – фотография микроструктуры, х115 (мартенсит). Ан. 527, нож, городище Кузнечики: а – технологическая схема изготовления (из сырцовой стали, закалка с отпуском); б – фотография микроструктуры, х70 (сорбит). Ан. 1493, долото, Селецкое городище: а – технологическая схема изготовления (наварка стального лезвия с последующей закалкой); б – фотография микроструктуры, х115 (феррит, троостит, сварной шов).

Рис. 61. Железные изделия дьяковской культуры V–VIII вв. н. э. и технологические схемы их изготовления. Ан. 812, нож, городище Луковня: а – технологическая схема изготовления (из высокоуглеродистой стали, закалка); б – фотография микроструктуры, х70 (мартенсит, троостит). Ан. 835, серп, Кунцевское городище: а – технологическая схема изготовления (из сырцовой стали, закалка с отпуском); б – фотография микроструктуры, х70 (сорбит). Ан. 1487, нож, Боршевское городище: а – технологическая схема изготовления (из пакетированной заготовки); б – фотография микроструктуры, xl 15 (феррит с перлитом, сварной шов). Ан. 1494, шило, Селецкое городище: а – технологическая схема изготовления (из высокоуглеродистой стали); б – фотография микроструктуры, х115 (феррито-перлит).

Рис. 62. Соотношение технологических схем изготовления железных изделий из памятников дьяковской культуры.

Рис. 63. Соотношение технологических групп изготовления железных изделий из памятников дьяковской культуры Москворецкого региона.

Тверское Поволжье

   Еще одна группа памятников ареала дьяковской культуры расположена в северной части Тверской области. Население этого региона, оставаясь финно-угорским в основе, несет заметные черты инокультурного воздействия (балтского по происхождению) (Буров 2003, с. 36). Здесь в рассматриваемый период происходят изменения в материальной культуре, схожие с протекавшими на дьяковской территории Москворечья (Исланова 1997, с. 126; 2006, с. 18–19).
   Для характеристики кузнечного производства у населения Тверского Поволжья мы привлекаем материалы из поселений, датируемых от рубежа тысячелетий до середины I тысячелетия н. э. (табл. 20): селища Курово 2 (нижний слой), Троица 1, городище Варварина Гора и V–VII вв.: селище Юрьевская Горка, городище Орлов Городок (рис. 51). Обитатели этих небольших поселков занимались земледелием, скотоводством, охотой, рыбной ловлей, а также различными производствами. В их числе ювелирное, железоделательное и железообрабатывающее. Следы этих производств прослежены, в частности, на городищах Варварина Гора и Орлов Городок. Они представлены остатками металлургических печей, большим скоплением шлаков, бракованными поделками (Буров 1994, с. 86; Максимов, Розанова, с. 373). Структурное исследование шлаков из городища Варварина Гора показало, что по крайне мере часть из них связана с производством черного металла (Иденбаум, Конькова 2003, с. 463–464).

   Таблица 20
   Распределение исследованных предметов из поселений I–V вв. Тверского Поволжья по памятникам

   Находки железных изделий на поселениях немногочисленны и ассортимент их ограничен. Это ножи, топоры-кельты, серпы, пластинчатые кресала, наконечники стрел, шилья.
   В ранний период ножи отличаются разнообразием форм: серповидные, со скошенной спинкой, с прямой спинкой, переходящей без уступа в черенок.
   Металлографические исследования показали, что почти половина изделий в этот период изготавливалась в простых технологиях (табл. 21): либо целиком из железа без каких либо приемов по улучшению рабочей части, либо из сырцовой стали с неравномерным содержанием и распределением углерода (рис. 64). Из операций, повышающих твердость, а следовательно, остроту рабочего края, использовались, но редко, цементация и термическая обработка в виде закалки в воде. Также редко применялась кузнечная сварка, в основном, на этапе формовки заготовки – при пакетировании небольших полос близкого по составу металла – железа и малоуглеродистой стали (Исланова, Розанова, 1994, с. 229–231; Розанова, 2003, с. 464–467). Из приемов по улучшению рабочих свойств предметов зафиксированы технологическая сварка, выполненная на ножах в технологии наварки стального лезвия на стальную основу, использование высокоуглеродистой стали и применение термообработки (табл. 21). Эти предметы происходят с городища Варварина Гора. Возможно, их появление связано с притоком в Тверское Поволжье населения из Москворечья, которое имело место, по мнению В. А. Бурова (Буров 2003, с. 36). Именно в материалах из москворецкого региона дьяковского мира эти приемы фиксируются достаточно часто (Хомутова 1981).

   Таблица 21
   Распределение технологических схем изготовления железных предметов из памятников Тверского Поволжья по категориям

В период V–VII вв. в среде местного населения фиксируется новая волна переселенцев. Так, по мнению автора раскопок селища Юрьевская Горка И. В. Ислановой, вещевой инвентарь и керамика свидетельствуют, что население этого поселка было смешанным: наряду с местными жителями (дьяковцами) прослеживается присутствие инородных групп (Исланова 1997, с. 50). По поводу состава населения Орлова Городка автор раскопок А. Д. Максимов не высказывает определенной точки зрения. Но, исходя из общей этнокультурной ситуации в регионе, можно предположить, что и здесь население было неоднородным. При этом важно, что никто из исследователей не отрицает финно-угорскую подоснову населения рассматриваемых памятников.
Автор раскопок Орлова Городка А. Д. Максимов датирует поселение концом III–VII в. Но морфологические признаки исследованных ножей (Максимов, Розанова 1998, с. 367) из этого памятника (а именно отсутствие ножей со скошенной спинкой, характерных для III–V вв.) свидетельствуют, что нижняя хронологическая граница железного инвентаря приходится на V в. н. э..

   Рис. 64. Железный инвентарь из памятников Тверского Поволжья (рубеж н. э. – V в. н. э.) и технологические схемы его изготовления: селище Курово II – ан. 2132, 2136, 6579; селище Троица I – ан. 6582, 6583, 6584, 6586; городище Варварина Гора – ан. 6984, 6987, 6988, 6990,6994

   Для получения технико-технологической характеристики проведено металлографическое исследование 75 предметов (табл. 22). Наиболее многочисленную группу составляют ножи. Все ножи имеют прямую спинку без уступа переходящую в черенок (рис. 65–66). В ряде случаев переход от клинка к черенку отмечен уступом со стороны лезвия (рис. 65, ан. 7358, 7354; рис. 66, ан. 8851, 8853).

   Таблица 22
   Распределение исследованных предметов из поселений V–VIII вв. северной части Тверского Поволжья по памятникам

Полученные данные (табл. 23) свидетельствуют, что 52 % исследованных предметов откованы из железа и сырцовой стали (технологическая группа I). В технологической группе II ведущую роль занимает пакетирование заготовки (28 % исследованных предметов). Среди сварных технологических схем зафиксированы наварка стального лезвия (рис. 65, ан. 8849; рис. 66, ан. 8800), сварка из двух полос – железа и стали, трехслойный пакет (рис. 65, ан. 8844). Но применение технологической сварки редко (10,7 % исследованных изделий). Также редко применяется такой поделочный материал как специально полученная цементированная сталь (9,3 %). Следует отметить, что по технологическим особенностям кузнечные изделия из Орлова Городка сходны с материалами из Варвариной Горы.
Как и в Москворецком регионе, на предметах из Тверского Поволжья прослежено диффиренцированное применение термообработки: наряду с резкой закалкой встречены предметы – шилья, – подвергнутые мягкой закалке.

Рис. 65. Железные изделия из памятников дьяковской культуры V–VIII вв. н. э. с территории Тверского Поволжья и технологические схемы их изготовления: ан. 6591, 6593, 7354, 7355, 7358 – Юрьевская Горка; 8797, 8807, 8808, 8809, 8844, 8849, 8858, 8859 – Орлов Городок

   Рис. 66. Железные изделия из памятников дьяковской культуры V–VIII вв. н. э. с территории Тверского Поволжья (Орлов Городок) и технологические схемы их изготовления

   Особое внимание заслуживают изделия, выполненные в классической схеме трехслойного пакета (три ножа и сери, происходящие из Орлова Городка). Автор раскопок предлагает датировать эти предметы не позднее VII в. (Максимов, Розанова, 1998, с. 373).
   Сама идея трехполосовой сварки возникала неоднократно на разных территориях и в разных археологических культурах. Такую технологию можно рассматривать как вариант пакетирования – сварки полос железа и различных сортов стали, но сколько-нибудь массового распространения она не получает и не выделяется среди пакетированных изделий. Наряду с трехполосной схемой нами выделяется классический трехслойный пакет, под которым мы понимаем сварку трех полос: фосфористое железо по краям и высокоуглеродистая сталь в центре. Технологическая схема классического трехслойного пакета получает распрострапение в Восточной Европе в период Древнерусского государства (с IX в.).

   Таблица 23
   Распределение технологических схем изготовления железных предметов из северных памятников Тверского Поволжья

   По всей видимости, Именно этим временем следует датировать и трехслойные железные поковки из Орлова Городка [7 - Подробнее о появлении и распространении в Восточной Европе технологии трехслойного пакета речь пойдет в главе III.]. Мнение А. Д. Максимова о более раннем распространении классического трехслойного пакета, на наш взгляд, слабо аргументировано. Единственным фактом, подтверждающим это предположение, является стратиграфическое положение находок. Однако следует помнить, что слой любого поселения является открытым комплексом, в котором даже при отсутствии видимых перекопов нельзя исключить попадание предметов, выпадающих из общей хронологии. В археологической науке непреложным фактом считается то, что культурный слой многих раскопанных поселений подвергался деструкции в древности, не говоря уже о современном техногенном воздействии (распашка и т. п.). Свидетельством тому – перемещение заведомо разновременных вещей (Гусаков, Кузьминых 2008, с. 106–107). Нелишне напомнить, что ножи, выполненные в классической трехслойной технологии, зафиксированы в Верхневолжье именно на памятниках IX–X вв. (Исланова, Розанова 1994, с. 229–233). Таким образом, удревнение ножей, изготовленных по технологии трехслойного пакета в классическом варианте, на рассматриваемом памятнике не может считаться строго доказанным.
//-- * * * --//
   Представленные аналитические материалы позволяют говорить по крайней мере о двух линиях развития железообработки в дьяковском мире. Одна связана с Москворечьем, где импульсом для развития местной железообработки послужило внедрение в дьяковскую среду носителей определенных кузнечных традиций (Терехова и др. 1997, с. 152). В основе этих традиций лежат такие технологические приемы, как использование искусственно полученной стали, сложная технологическая сварка, наварка, широкое применение термической обработки. Эти приемы были распространены в римских провинциях Западной Европы, наследовавших высокоразвитое кельтское искусство кузнечного дела. В сфере воздействия этих кузнечных традиций находились некоторые балтские племена. Так, по данным И. Станкуса, полученным на основании металлографического исследования, в материалах литовских памятников II–IV вв. фиксируются такие технологические приемы, как искусственное получение стали, технологическая сварка, термическая обработка (Станкус 1971, с. 10). Учитывая мнение ряда исследователей (Дубынин 1974, с. 251; Розенфельдт 1974, с. 188) о появлении в ареале дьяковской культуры, и прежде всего на Троицком городище, балтского населения, можно предположительно связывать именно с ним импульс в развитии кузнечного ремесла в местной среде. В пользу этого свидетельствует сходство технологических характеристик кузнечных изделий из дьяковских и литовских памятников (Stankus 1970).
   Другая линия развития железообработки в дьяковском мире связана с периферийными памятниками, расположенными на территории Тверского Поволжья. Несмотря на то, что и здесь отмечается инфильтрация инокультурного населения в местную среду, существенных изменений на протяжении рассмотренного периода в железообрабатывающем производстве не наблюдается. Как в первой половине I тысячелетия н. э., так и в V–VIII. вв… здесь в основном используются простые технологические схемы (целиком из железа и сырцовой стали).
   Исключением являются материалы из двух памятников: Варварина Гора и Орлов Городок. По своим технологическим характеристикам железные изделия из этих поселений близки материалам из Москворецких памятников (высокий процент орудий из цементированной стали, широкое использование термообработки, технологическая сварка).

2.2. Технология изготовления железных предметов из памятников культуры рязано-окских могильников

   Самостоятельную группу памятников в системе археологических культур лесной полосы в III–VII вв. составляют могильники, расположенные в среднем течении Оки на участке между устьем Москвы-реки и Касимовской возвышенностью
   Самобытная и яркая культура рязано-окских могильников служилась на местной восточно-финской основе. По мнению исследователей, в формировании культуры активное участие принимало разное по этническому характеру население (Белоцерковская 1990, с. 1 72—174; 2003, с. 154).
   Археометаллографическое изучение кузнечной продукции из рязано-окских могильников начато лишь недавно. В настоящее время мы располагаем материалами трех некрополей раннего этапа культуры: Кошибеевского (Ill – IV вв.), Польно-Ялтуновского (III–IV вв.) и Никитинского (V – начало VI в.).
   Изученная коллекция состоит из 53 предметов (табл. 24) и включает такие категории как ножи (8 экз.), топоры-кельты (10 экз.) проушные топоры (1 экз.), наконечники копий (18 экз.), наконечники стрел (1 экз.), мечи (2 экз.), предметы конской упряжи (12 экз.), пряжки (1 экз.) (рис. 67–68).

   Таблица 24
   Распределение исследованных предметов из памятников культуры рязано-окских могильников по памятникам

   Как установлено на основании микроскопического изучения, большинство предметов (табл. 25) изготовлены из сырцовой стали (30 экз.) или железа (14 экз), т. е. относятся к технологической группе I. При этом материалы из исследованных памятников различаются по характеру сырьевого материала, о чем косвенным образом свидетельствуют различные показатели твердости железа.

   Таблица 25
   Распределение технологических схем изготовления железных предметов по памятникам

   Так, для изделий из Кошибеевского могильника характерны низкие (122–143 кг/мм -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

) и средние (160–193 кг/мм -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

) показатели микротвердости феррита. Железо Польно-Ялтуновского могильника отличается в основном высокой микротвердостью феррита (221–297 кг/мм -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

). В редких случаях встречается металл с низкими показателями микротвердости феррита (122–128 кг/мм -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

). Во всех случаях в феррите с низкими показателями микротвердости фиксируются включения нитридов железа. Железные изделия из Никитинского могильника характеризуются средними показателями микротвердости феррита (181–206 кг/мм -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

). На основании приведенных данных можно полагать, что источники руд были разными. В технологическом плане исследованные изделия демонстрируют между собой большое сходство и отличаются крайней простотой.
   Предметы, изготовленные с применением дополнительных приемов по улучшению рабочих свойств (технологическая группа II) немногочисленны: они представлены всего девятью орудиями.
   Шесть изделий изготовлены с применением искусственно полученной путем цементации стали. Это нож (рис. 69, ан. 11736), пряжка и наконечник копья (рис. 67, ан. 11731) из Кошибеевского могильника, а также нож (рис. 69, ан. 1575) и два однолезвийных коротких меча (саксы) из Никитинского могильника (рис. 69, ан. 1581). Короткие однолезвийные мечи были наиболее популярны в эпоху Великого переселения народов в Западной Европе (Окшотт 2004, с. 139). Оба меча и ножи прошли термообработку (твердая закалка). Металл пряжки и наконечника копья имеет признаки нормализации (отжиг) (Розанова 2005, с. 123–124).

   Рис. 67. Железные изделия из Кошибеевского могильника (культура рязано-окских могильников) и технологические схемы их изготовления

   Нож из погр. 75 (раскопки А. А. Спицына) Кошибеевского могильника изготовлен в сложной технологии вварки высокоуглеродистого стального лезвия в основу из сырцовой стали (рис. 67, ан. 11715), в которой выявляются участки высокотвердого феррита (микротвердость 274, 350 кг/мм -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

). Структура стального лезвия – мартенсит (микротвердость 641, 724 кг/мм -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

). Подобная технологическая схема уникальна для рассматриваемого времени и получает распространение лишь в эпоху средневековья. В более раннее время вварка стального лезвия практиковалась в античных производственных центрах Северного Причерноморья (Терехова и др., 1997, с. 82).

Рис. 68. Железные изделия из Польно-Ялтуновского могильника (культура рязано-окских могильников) и технологические схемы их изготовления

   Рис. 69. Импортные железные изделия из памятников культуры рязано-окских могильников и технологические схемы их изготовления. Ан. 1581, меч-сакс, Никитинский могильник, погр. 11: а – технологическая схема изготовления (из цементированной стали с последующей закалкой); б – фотография микроструктуры, х70 (мартенсит с трооститом). Ан. 11736, нож, Кошибеевский могильник, погр. 11: а – технологическая схема изготовления (из цементированной стали с последующей закалкой); б – фотография микроструктуры, х200 (мартенсит). Ан. 1575, нож, Никитинский могильник, погр. 22: а – технологическая схема изготовления (из цементированной стали с последующей закалкой); б – фотография микроструктуры, х70 (мартенсит с трооститом)

   Из пакетированных заготовок откованы наконечник копья и топор-кельт из Никитинского могильника. При этом на образце с топора-кельта из погр. 8 отмечается целенаправленный подбор металла в заготовке: на лезвии орудия последовательно чередуются полосы железа и разных сортов стали с выходом на острие высокоуглеродистой стальной полосы. Орудие подверглось резкой закалке (микротвердость мартенсита 464 кг/мм -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

) (Розанова 2005, с. 126).
   Следует отметить, что изделия группы II, технологически выделяющиеся на общем фоне простых кузнечных приемов, происходят из погребений, которые отличаются и по набору погребального инвентаря. Так, погр. 56 Никитинского могильника, откуда происходит исследованный нами меч, содержало серебряную крестовидную фибулу, железные кольчатые удила, плеть, рукоять которой была обмотана плоской бронзовой лентой, бронзовую кругл одротовую гривну, бронзовые спиральные перстни, железные нож и топор-кельт. Другой меч происходит из погр. 11, в состав инвентаря которого входили железные кольчатые удила, бронзовая сюльгама, бронзовый круглодротовый браслет, железная пряжка, топор-кельт, наконечники копья и дротика (Воронина, Зеленцова, Энговатова 2005, с. 15–18, 24–27). Нож с вварным лезвием из Кошибеевского могильника найден вместе с мечом, поясным набором, фибулой, удилами, мозаичной бусиной. Топор-кельт из погребения 8 Никитинского могильника также входил в состав богатого погребения с серебряной крестовидной фибулой, однолезвийным мечом, железными наконечниками копья и дротика, железными пряжками и конской упряжью, состоящей из серебряных бляшек, двух бронзовых пряжек и железных удил с бронзовыми исалиями (Воронина, Зеленцова, Энговатова 2005, с. 22–24).
   Появление в ареале культуры рязано-окских могильников подобных комплексов с престижным воинским набором исследователи связывают с проникновением в финно-угорскую среду военизированных групп населения, оказавших заметное влияние на культуру местных племен (Ахмедов, Казанский 2004, с. 172–173, 178–179).
   Есть все основания полагать, что изделия технологической группы II, изготовленные с использованием качественной стали или с применением технологической сварки и происходящие из погребений с престижным набором изделий, являлись импортом. Продукция местного кузнечного производства демонстрирует простую технологию (рис. 70).
   Кроме перечисленных предметов, выделяемых по технологическим признакам, остановимся на некоторых изделиях, имеющих конструктивные особенности. Это прежде всего топоры-кельты.

Рис 70. Соотношение технологических схем (а) и групп (6) изготовления железных изделий из памятников культуры рязано-окских могильников (группа I – местные изделия, группа II – импорт)

   Рис. 71. Конструктивные особенности топоров-кельтов. Конструкция первого типа– ан. 1571, Никитинский могильник, погр. 14: а – технологическая схема изготовления (из сырцовой стали); б – фотография микроструктуры, х70 (феррит и перлит). Конструкция второго типа – ан. 1572, Никитинский могильник, погр. 5: а – технологическая схема изготовления (феррит с перлитом, сварка лезвийной части); б – фотография микроструктуры, х70 (феррит с перлитом, сварной шов)

   Кельты были широко распространены в финском мире. Как установлено нами на основании технико-технологического исследования большого числа орудий, в конструктивном плане финно-угорские кельты состоят из двух элементов: клина и втулки, которые соединялись с помощью кузнечной сварки (конструкция первого типа – рис. 71, ан. 1571). Материалы из Никитинского могильника (пять топоров из семи исследованных) наряду с такой схемой демонстрируют и другой прием формовки корпуса орудия (конструкция второго типа– рис. 71, ан. 1572). Особенность заключается в том, что топор-кельт отковывался из единой заготовки. Предварительно заготовку сворачивали на оправке, формируя таким образом втулку. Затем остальную часть сваривали и вытягивали, в результате чего получался рабочий клин. Подобная конструкция выявляется как визуально, так и при микроскопическом исследовании. В поперечном по отношению к лезвию сечении втулка имеет вид равностороннего треугольника (в отличие от сварной конструкции, при которой сечение втулки имеет вид прямоугольника). При микроскопическом изучении на образце, взятом с лезвия топора, виден сварной шов, проходящий по осевой линии орудия.
   Можно думать, что подобные орудия попадали в Среднее Поочье из ареала с иными производственными традициями. Известно, что в это время помимо финно-угорского мира топоры-кельты были широко распространены у балтских племен – одного из этнических компонентов формирования культуры рязано-окских могильников (Седов 1987, с. 96). В частности, на территории Литвы известны топоры-кельты, которые, судя по рисунку в публикации (Stankus 1970), можно отнести к конструкции второго типа. Не исключено, что подобные изделия поступали к окским племенам из ареала балтских археологических культур.
   С конструктивной точки зрения обращает на себя внимание еще одно изделие – наконечник копья из погребения 10 Польно-Ялтуновского могильника. Его особенностью является наличие кольца из цветного металла на конце втулки. Хотя цветной металл широко использовался в финно-угорской металлообработке, его применение в железообработке было крайне редким явлением. Наряду с функциональным назначением (закрепление втулки на древке), оно играло и декоративную роль. Как показал спектральный анализ [8 - Анализ проведен к. т. н. И. Г. Равич в Государственном научно-исследовательском институте реставрации.], кольцо изготовлено из латуни, золотистый цвет которой эффектно смотрелся на фоне черного металла. Сплавы с лигатурой цинка зарегистрированы в большинстве украшений из Никитинского могильника (Сарачева 2005, с. 120, табл. 3–4). По мнению Т. Г. Сарачевой, латуни поступали в Окский бассейн из провинций Римской империи через Прибалтику (Сарачева 2005, с. 121).
   Итак, основная кузнечная продукция имеет местное происхождение. Она отличается простотой изготовления. На этом фоне выделяется группа изделий, происходящая из богатых воинских погребений. Некоторые технологические особенности отдельных изделий, химический состав цветного металла указывают на западное направление контактов носителей культуры рязано-окских могильников.

2.3. Кузнечная техника у летописных финно-угров
(мордва, меря, мурома)

   В середине I тысячелетия н. э. сведения о финно-угорских народах Волго-Окского междуречья впервые попадают на страницы письменных источников. В труде Иордана «О происхождении и деяниях гетов» (середина VI в.) упоминаются северные народы «Mordens» и «Merens», которых связывают с мордвой и мерей. Позднее упоминания о мере встречаются в сочинениях Константина Багрянородного и ранних статьях «Повести временных лет». Археологические данные свидетельствуют, что формирование народов, известных древнерусским летописям под именем мери, муромы, мещеры и мордвы, происходит именно в середине I тысячелетия н. э. В Волго-Окском регионе исследователями прослеживается генетическая связь между памятниками этого времени и памятниками периода раннесредневековых государств. Поэтому для обозначения финно-угорских народов V–VIII вв. в рассматриваемом регионе мы используем термин «летописные финно-угры».
   Мордва занимала территорию, между реками Цной, Окой, Волгой и Сурой. Основные археологические материалы происходят из могильников, значительная часть которых расположена в бассейне рек Цны и Мокши (Воронина, 1992). Археологические памятники представлены городищами, селищами и могильниками. Городища принадлежат к типу мысовых, с незначительным культурным слоем. Селища, как правило, расположены в непосредственной близости от городищ, но исследованы они слабо. Могильники грунтовые, биритуальные по обряду. Основным погребальным обрядом было трупоположение. Кремация хотя и встречается, но ее доля невелика. Наибольшее распространение она получает в VI–VII вв. Обилие и разнообразие украшений из бронзы, несомненно, свидетельствует о развитом бронзолитейном производстве. Типичными украшениями мордвы были пряжки с ажурным щитком, подвески в виде ажурных треугольников. Большую роль в экономике мордвы играло железоделательное производство, следы которого обнаруживаются на многих поселениях (Голубева 1987, с. 100, 101). О масштабах кузнечного производства свидетельствует богатый погребальный инвентарь, представленный большим количеством массивных предметов из черного металла.
   Проблематика, связанная с историей народа мери, нашла отражение в многочисленных научных исследованиях (С. М. Соловьев, А. Н. Насонов, А. С. Уваров, А. А. Спицын, П. П. Третьяков, Е. И. Горюнова, Б. А. Рыбаков, В. Т. Пашуто, А. В. Куза, Е. А. Рябинин, А. Е. Леонтьев и др.). Основной источниковой базой является постоянно растущий фонд археологических данных (Леонтьев 1996, с. 5–7).
   Племена мери расселились в VI–IX вв. на большей части территории современных Ярославе кой. Владимирской, Костромской и Ивановской областей. Анализ археологических материалов в последние годы не подтвердил гипотезу об автохтонности мери и ее непосредственной генетической связи с населением дьяковской культуры. Сложившаяся в третьей четверти I тысячелетия п. э. меря некая этническая общность включала различные по происхождению, уровню социального развития и особенностям культуры группы населения (Леонтьев, 1996 с. 292–293).
   Большая часть археологических памятников муромы расположена на левобережье Оки, между ее притоками Ушной и Унжей и правобережьем Клязьмы. Так же как и для мордвы, для муромы характерен биритуальный погребальный обряд с преобладанием ингумации. Наиболее распространенным типом поселений муромы было селище. Этнически определяющими предметами для муромских женщин являлись головной убор, пояс, обувь, реконструируемые по сохранившимся металлическим деталям и украшениям (Голубева 1987, с. 86–87). Большинство исследователей считает, что железодобыча и железообработка у муромы выделились в самостоятельное производство, но конкретные данные об этом отсутствуют.
   Для металлографического исследования были отобраны материалы из памятников, отражающих материальную культуру перечисленных народов (Завьялов, Розанова, Терехова 2000, с. 163–166). Так, изучены материалы мордовского памятника Иваньковский могильник, расположенного в устье р. Суры (раскопки Р. Ф. Ворониной, материалы не опубликованы). Железные изделия меряно-муромского населения происходят из Безводнинского могильника, расположенного в устье р. Оки, – раскопки Ю. А. Краснова (Краснов 1980). Мерянские памятники, из которых исследована кузнечная продукция, расположены на территории Верхней Волги (Ярославско-Костромское Поволжье): селище и могильник у деревни Попово – раскопки Е. А. Рябинина (Рябинин 1989), селище Попадьинское – раскопки Е. И. Горюновой (Горюнова 1961), городище Березняки – раскопки П. Н. Третьякова (Третьяков 1966). Такие памятники как Попадьинское селище, селище и могильник у д. Попово и Иваньковский могильник датируются V–VII вв. н. э., Безводнинский могильник датируется V – серединой VIII в. н. э. (рис. 51).
   Материалы V – первой половины VIII в. из памятников мери, муромы и мордвы демонстрируют, что железный инвентарь в быту населения был многочисленным и разнообразным. Он представлен набором хозяйственных орудий, ремесленных инструментов, оружия – ножи, топоры-кельты, ложкари, шилья, иглы, наконечники копий, дротиков и стрел, мечи, удила, пряжки.
   Технологические характеристики кузнечного инвентаря, полученные в результате металлографического исследования 89 предметов, свидетельствуют о том, что большая часть изделий изготовлена в простейших технологиях (табл. 26). Предметы в основном откованы из цельнометаллических заготовок – железа и сырцовой стали – технологическая группа I, доля которой составляет более 52 %? В технологической группе II основной схемой было пакетирование заготовок (31,5 %). При этом сварка, как правило, низкого качества, о чем говорят широкие сварные швы, забитые шлаковыми включениями.

   Таблица 26
   Распределение технологических схем изготовления железных предметов по памятникам летописных финно-угров

   Среди поковок из памятников летописных финно-угров по характеру сырья выделяются материалы из комплекса у д. Попово. Металл большей части предметов из этих памятников характеризуется низкими показателями микротвердости феррита (в пределах 105–143 кг/мм -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

) и присутствием в феррите нитридов железа (рис. 72). По всей видимости это связано с химическим составом используемых металлургами руд.
   Качественная цементированная сталь, равно как и приемы цементации, среди материалов летописных финно-угров встречаются редко. Зафиксирована лишь цементация готового изделия (11,2 %) (рис. 73, ан. 407). Мало и термо-обработанных изделий (около 27 %). При этом термообработке подвергалась малоуглеродистая сырцовая сталь. Проведение закалки оказалось возможным за счет высокотемпературного (до 1000°) нагрева поковок. Это – одна из характерных особенностей металла из Иваньковского могильника (рис. 75, ан. 386).
   На общем фоне технологически выделяются четыре изделия – ножи, изготовленные с использованием прогрессивных технологических схем. Один нож происходит из Попадьинского селища (рис. 76, ан. 460). Он изготовлен в схеме наварки качественной высокоуглеродистой стали на основу из фосфористого железа (микротвердость феррита 254 кг/мм -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

) и подвергнут твердой закалке (микротвердость мартенсита 572 кг/мм -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

). В технологии сварки из двух полос – железной и высокоуглеродистой стальной с выходом последней на лезвие с последующей термообработкой (микротвердость мартенсита 572 кг/мм -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

) изготовлен нож из Безводнинского могильника (рис. 77, ан. 398). На одном ноже из того же некрополя (рис. 77, ан. 404) зафиксирован прием вварки твердой стальной лезы в основу из мягкой сырцовой стали с последующей закалкой на мартенсит (микротвердость мартенсита 724 кг/мм -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

). Следует отметить, что и технология, и качество изготовления этих предметов не характерны для местного железообрабатывающего производства.
   Еще на одном изделии из Безводнинского могильника обнаружена технологическая схема, которую можно рассматривать как подражание вварной конструкции (рис. 77, ан. 409). Однако использованные при этом материалы не могли дать того эффекта, который получался при изготовлении орудий по вварной технологии: в железную основу была вварена малоуглеродистая сталь (содержание углерода около 0,1 %, т. е. практически железо).

Рис. 72. Железные изделия из могильника у д. Попово (меря V–VII вв.) и технологические схемы их изготовления

Рис. 73. Наконечники копий из Безводнинского могильника. Ан. 407, погр. 125: а – технологическая схема изготовления (поверхностная цементация); б – фотография микроструктуры, х70 (феррит с перлитом, видманштетт). Ан. 396, погр. 121: а – технологическая схема изготовления (целиком из железа); б – фотография микроструктуры, х70 (феррит, шлаковые включения)

Рис. 74. Наконечники копий из Иваньковского могильника (мордва V–VII вв.) и технологические схемы их изготовления. Ан. 389, погр. 65: а – технологическая схема изготовления (целиком из железа); б – фотография микроструктуры, х70 (феррит, нитриды). Ан. 381, погр. 66: а – технологическая схема изготовления (сырцовая сталь, пакетирование); б – фотография микроструктуры, х70 (феррит с перлитом). Ан. 393, погр. 47: а– технологическая схема изготовления (целиком из сырцовой стали); б – фотография микроструктуры, х200 (феррит с перлитом)

Рис. 75. Железные изделия из Иваньковского могильника (мордва V–VIII вв.) и технологические схемы их изготовления. Ан. 386, топор-кельт, погр. 59: а – технологическая схема изготовления (цементация лезвия с последующей мягкой закалкой); б – фотография микроструктуры, х200 (крупноигольчатый мартенсит, видманштетт, троостит). Ан. 383, топор-кельт, погр. 69: а – технологическая схема изготовления (пакетирование заготовки); б – фотография микроструктуры, х70 (феррит с перлитом, сварные швы). Ан. 392, нож, погр. 59: а – технологическая схема изготовления (целиком из сырцовой стали с последующей закалкой); б – фотография микроструктуры, х70 (мартенсит)

Редким оружием для финно-угров третьей четверти I тысячелетия н. э. был меч. Наиболее распространены однолезвийные мечи с прямым перекрестием. Металлографически исследовано два экземпляра из Иваньковского могильника (погр. 11 и 35). На обоих образцах выявлена структура, говорящая о единой технологии изготовления – пакетирование заготовки – сварка из полос неравномерно науглероженной стали (содержание углерода от 0,1 до 0,5 %) (рис. 78). Металл мечей плохо прокован, загрязнен шлаками. Операции сварки проведены на низком уровне: сварные швы широкие, забиты шлаковыми включениями.

Рис 76. Ножи из Попадьинского селища (меря V–VIII вв.) и технологические схемы их изготовления

   Рис. 77. Железные изделия из Безводнинского могильника (муромо-мерянское население, V–VIII вв.). Ан. 415, топор-кельт, погр. 157: а – технологическая схема изготовления (из пакетированной заготовки с последующей закалкой); б/а – фотография микроструктуры, xl 15 (феррит, мартенсит); б/б – фотография микроструктуры, х115 (сорбит). Ан. 409, нож, погр. 53: а– технологическая схема изготовления (вварка стальной полосы в железную основу); фотография микроструктуры, х70 (феррит, феррито-перлит, сварные швы). Ан. 404, нож, погр. 38: а – технологическая схема изготовления (вварка стального лезвия в железную основу с последующей закалкой). Ан 398, нож, погр. 119: а – технологическая схема изготовления (сварка из двух полос с последующей закалкой); б – фотография микроструктуры, х70 (феррит, мартенсит, сварной шов)

   Можно констатировать, что ни по качеству сырья, ни по уровню исполнения кузнечных операций, рассмотренные мечи не выделяются на общем фоне технологических характеристик железных изделий летописных финно-угров. Однако нельзя полностью исключить и их импортное происхождение, поскольку мечи этого времени и на других территориях нередко изготавливались по простым технологиям (Brewer 1976, р. 6).
   На основании рассмотренных материалов можно определенно говорить, что принципиальных различий в технике кузнечной обработки мери, муромы и мордвы не наблюдается. Основным поделочным материалом служили железо и малоуглеродистая сталь. Для создания массивных поделок (топоры-кельты, наконечники копий) применялся прием пакетирования заготовок. В основе производства предметов из черного металла лежали простые технологические схемы: целиком из железа и сырцовой стали. Из специальных приемов, улучшающих рабочие качества изделия, очень редко применялась цементация как заготовок, так и готовых орудий (рис. 79).
   В целом характеризуя кузнечное ремесло населения Волго-Окского региона (конец I тыс. до н. э. – VIII в. н. э.), можно заключить следующее. На рассматриваемой территории в развитии кузнечного ремесла финно-угорских племен фиксируются две производственные традиции. Одна из них основана на активном применении способов, улучшающих рабочие качества изделий, другая – на использовании простых кузнечных приемов, обеспечивающих лишь формовку изделий. Первая традиция проявляется в культуре дьяковского населения Москворечья и связана с инфильтрацией в местную среду пришлого населения, обладавшего знанием высокотехнологичных приемов железообработки (искусственное получение стали, технологическая сварка, термообработка).
   Вторая традиция характеризует кузнечное производство населения периферии дьяковского мира (исключая поселения Варварина Гора и Орлов Городок), носителей культуры рязано-окских могильников и летописных финно-угров. Несмотря на инфильтрацию инокультурных групп населения, железообрабатывающее производство не претерпевает существенных изменений на протяжении всего рассматриваемого периода.
//-- * * * --//
   Подводя итоги технико-технологическим характеристикам кузнечных изделий из финно-угорских памятников середины I тыс. до н. э. – третьей четверти I первого тыс. н. э., можно сделать следующие выводы.
   Сложение и развитие местных традиций в железообработке в финно-угорском мире приходится на период V в. до н. э. – II в. н. э. Формирование этих традиций в двух рассмотренных регионах – Волго-Камском и Волго-Окском – шло разными путями.

Рис. 78. Мечи из Иваньковского могильника (мордва V–VIII) и технологические схемы их изготовления

   Рис. 79. Ножи из городища Березняки. Ан. 680: а – технологическая схема изготовления (целиком из железа); б – фотография микроструктуры, х70 (феррит, шлаковые включения). Ан. 683: а – технологическая схема изготовления (из высокоуглеродистой стали с последующей мягкой закалкой); б – фотография микроструктуры, х70 (сорбит). Ан. 695: а – технологическая схема изготовления (из пакетированной заготовки); б – фотография микроструктуры, х70 (феррит, феррит с перлитом, сварные швы). Ан. 698: а – технологическая схема изготовления (из сырцовой стали с последующей закалкой); б – фотография микроструктуры, х70 (феррит, перлит)

   В Волю-Камском регионе начало железной индустрии связано с кавказским импульсом, имевшим место в раннеананьинское время. Однако в технике обработки черного металла он не получил дальнейшего развития в местной железообработке. Здесь, начиная с позднеананьинского времени, у финно-угорских народов прослеживается единая линия эволюционного развития кузнечества. Применяются простые технологии, поделочным материалом служили в основном железо и сырцовая сталь. Изделия из специально полученной стали составляют немногочисленную группу. Редко применяется термообработка. Развитие идет в основном по линии металлургии, что выразилось в освоении новых рудных источников, увеличении объема получаемого металла. Импорт железных изделий, который фиксируется на памятниках Волго-Камья, не оказал влияния на местную железообработку.
   В Волго-Окском регионе первоначальный импульс в железообработке был также получен извне. Первые железные предметы поступают к финно-уграм в Волго-Окский бассейн из скифского мира. Однако скифское влияние сказалось лишь в появлении на дьяковских памятниках отдельных малочисленных предметов (наконечники стрел, застежки, пряжки). Это было первое знакомство местного населения с новым материалом. Гораздо более существенным был импульс, связанный с притоком в Москворечье (в конце I тыс. до н. э.) новых групп населения, привнесших в местную среду свои производственные традиции: использование цементированной стали, технологической сварки и термообработки. Именно эти традиции получают в дальнейшем развитие у местного населения.
   Технологические характеристики кузнечных изделий с остальной территории Волго-Окского региона значительно отличаются от дьяковских материалов. Они демонстрируют, как уже упоминалось, использование простых технологий в изготовлении железных изделий. В этом плане они сопоставимы с характеристиками кузнечных изделий из Волго-Камья и отражают общую финно-угорскую модель технологического развития кузнечного производства.

Глава III
Кузнечное ремесло финно-угров в период раннесредневековых восточноевропейских государств (IX–XIII вв.)

//-- * * * --//
Основным фактором, влиявшим на развитие археологических культур Поволжья и Предуралья на рубеже I и II тысячелетий, становятся ранне-государственные образования: Хазарский каганат, Древняя Русь, Волжская Болгария, под влияние которых попадают финно-угорские племена. Некоторые из них входят в состав восточноевропейских государств и до известной степени утрачивают свои этнические черты. Огромное значение имело в этот период вовлечение финских народов в трансъевропейскую торговлю по Балтийско-Волжскому пути, одним из результатов чего стало распространение изделий общеевропейских форм, а также технологических новаций. В функционировании этой магистрали существенную роль сыграли скандинавы. Исследователи отмечают, что вплоть до середины XI в. «норманны выступают в качестве наемников в составе великокняжеских войск, либо купцов, либо мастеров-ремесленников» (Кирпичников, Лебедев, Дубов 1981, с. 7). Наиболее яркой новацией этого времени в производственной сфере является оригинальная технология трехслойного пакета, изменившая технологический стереотип отдельных производственных центров и определившая на многие годы их специфику.
Следует подчеркнуть, что данная технология не имеет корней на территории Восточной Европы. Наиболее ранние ножи (VI–VII вв.), изготовленные в трехслойной схеме, происходят из Helgo в Центральной Швеции (Pleiner 2006, р. 205), а в VII–VIII вв. трехслойные ножи широко известны в Скандинавии и Дании (Arrhenius 1989; Pleiner 1983; Thomsen 1971; Tomtland 1973). Среди восточноевропейских древностей наиболее ранние ножи с трехслойными клинками происходят из Старой Ладоги (вторая половины VIII– начало IX в.) (Розанова 1994). Принципиальной особенностью этой технологии является сварка предмета из разных сортов металла (сварные швы располагаются перпендикулярно лезвию): в классическом варианте – двух полос твердого фосфористого железа по бокам и полосы высокоуглеродистой стали между ними с выходом последней на рабочую часть. По мнению А. А. Сванидзе, железные руды с высоким содержанием фосфора были широко распространены в Швеции (Сванидзе 1980, с. 236), из которых и получалось фосфористое железо. Целью этой технологии была экономия качественного стального материала в условиях его дефицита, поскольку присутствие фосфора препятствует насыщению железа углеродом, то есть получению стали. Как правило, подобная схема используется для изготовления ножей. Классический вариант трехслойного пакета предполагает кроме определенного подбора материала и определенную форму ножей, которые имеют узкий клинок, отделенный с двух сторон от черенка четкими уступами высотой около 2 мм, черенок длинный шиловидный, соотношение длины клинка к длине черенка – 1:1, 1:2 (группа IV по типологии Р. С. Минасяна).

1. Кузнечное ремесло волжских финнов
(меря, население Тверского Поволжья, мордва)

   Для характеристики железообработки финно-угров Поволжья в IX–XI вв. нами используются материалы из таких памятников как Попово городище (меря, мурома), Сарское городище (меря), Тверское Поволжье – селища Курово II (верхний слой) и Бережок, мордва – Крюково-Кужновский, Лядинский могильники.

   Племена мери уже во второй половине IX в. входят в состав державы рюриковичей. Несколько позднее, в X–XI вв. начинается древнерусское освоение территории расселения мери. В условиях роста численности нового населения неизбежной стала ассимиляция мери, что нашло отражение в исчезновении самостоятельных мерянских поселков. Этот процесс активизировался с укреплением древнерусской государственности: феодализация Северо-Востока Руси делала племенную организацию мери анахронизмом. Окончательное разрушение прежнего уклада жизни происходит в первой половине XI в. С исчезновением мерянских поселков отдельные группы мери продолжали существовать в среде древнерусского населения, постепенно утрачивая свои этнические черты (Леонтьев 1999, с. 58).
   Начиная с X в. в комплексах различных памятников мери прослеживаются новые элементы материальной культуры. В кузнечном инвентаре это ножи группы IV по Р. С. Минасяну, проушные топоры, ланцетовидные наконечники копий и стрел, калачевидные кресала, сошники (Голубева 1987, с. 81).
   Для получения технологических характеристик кузнечных изделий из мерянских памятников было исследовано 62 предмета из Сарского и Поповского городищ, включающих такие категории как ножи, тесла, пешни, долота, мотыжки, зубила, шилья (табл. 27).

   Таблица 27
   Распределение исследованных предметов по памятникам мери

   Сарское городище – племенной памятник мери – находится в 15 км к югу от Ростова в глубокой излучине р. Сара. Оно исследуется уже более 100 лет. Наиболее полно археологические материалы освещены в монографии А. Е. Леонтьева (1996). Материальная культура оставалась традиционно финской лишь до середины X в. В дальнейшем материальная культура мери приобретает черты древнерусской культуры (Леонтьев 1996, с. 187).
   Поповское городище расположено в Костромском Поволжье на левом берегу р. Унжи у д. Попово. Оно известно с конца XIX в. под названием «Ухтубужское». План и характеристика памятника опубликованы в статьях О. Н. Бадера и М. В. Воеводского (Бадер 1951; Воеводский 1951). В 1979 г. раскопки на городище производились под руководством Г. А. Архипова, а в 1980–1984 гг. – под руководством А. Е. Леонтьева (Леонтьев 1989, с. 5—105).
   Как свидетельствуют металлографические данные, 40,3 % предметов откованы в простых технологиях (технологическая группа I) – целиком из железа и сырцовой стали (табл. 28). Основу технологической группы II составляют сварные технологические конструкции – трехслойный пакет, вварка и наварка (32,3 %), причем ведущую долю среди них занимают изделия, изготовленные по схеме трехслойного пакета (27,4 %). Фиксируются и изделия из качественной цементированной стали и изделия, рабочая часть которых улучшена с помощью цементации. Изделия из пакетированной заготовки единичны (пять экземпляров). Практически все предметы, металл которых мог принять закалку, были термообработаны (рис. 80).

   Таблица 28
   Технологическая характеристика железных изделий из памятников мери

   Технологические схемы трехслойного пакета и вварки зафиксированы на 30,6 % изделий. Подобные схемы фиксируются только на ножах. При этом присутствуют изделия, выполненные как в классической схеме (форма-материал-технология) (рис. 80, ан. 4720), так и изготовленные с ее нарушением: местная форма орудия (рис. 80, ан. 4725), неправильный подбор поделочного материала (не применяется фосфористое железо и высокоуглеродистая сталь) (рис. 80, ан. 4654), неправильное сочетание полос в пакете (либо все три полосы стальные, либо центральная полоса, выходящая на рабочую часть, железная) (рис. 80, ан. 4718). К тому же эти образцы демонстрируют низкое качество исполнения: швы широкие, прерывистые, забиты шлаковыми включениями. Орудия, изготовленные по классической схеме трехслойного пакета, несомненно, могут рассматриваться как импортные, что достаточно определенно указывает на северо-западное направление торговых связей (Леонтьев, Розанова, Рябинин 1989, с. 178–179).
   Присутствие на памятниках мери импортных железных изделий, является дополнительным свидетельством того, что местное население было активно включено в международную торговую систему Балтийско-Волжского пути. В связи с этим нельзя не упомянуть и о присутствии на земле мери иноземных купцов, основавших факторию вблизи Сарского городища (поселение Сарское II) (Леонтьев 1996, с. 103).

   Территория Тверского Поволжья сравнительно недавно привлекла внимание археологов. Полученный в результате раскопок материал еще не введен полностью в научный оборот. Насколько позволяют имеющиеся в настоящее время данные, можно заключить, что население этого региона, являясь финно-угорским в своей основе, испытало в конце I тысячелетия воздействие нескольких волн миграции из районов обитания балтов и славян, что отразилось на облике материальной культуры местного населения. Изменения прежде всего фиксируются в керамическом комплексе (треть керамики представлена сосудами, имеющими аналогии в комплексах из поселений и могильников Приильменья, Поволховья и Помостья). Состав вещевого комплекса характерен для древностей балтийского региона: многочисленные бусы и бисер (массовые находки), подковообразные фибулы, фитильные трубочки, наконечники стрел и дротиков, арабские монеты (Исланова 1997).

   Рис. 80. Железные изделия из городища Попово (меря IX–XI вв.) и технологические схемы их изготовления

   Железный инвентарь скуден (он ограничен ножами, серпами, шильями, пластинчатыми кресалами и т. д.), однако на этом фоне можно выделить появление ножей группы II и IV (по Р. С. Минасяну), отсутствовавших в предыдущее время. Известно, что ножи группы II характерны для славянского населения. Такие ножи берут начало в постзарубинецких памятниках, а с V–VII вв. они становятся обычными для пражско-корчакской группы (Минасян 1980, с. 59). Все это свидетельствует не только о тесных контактах, но и о проникновении групп населения с запада и северо-запада. Прежде всего это могло быть связано с функционированием в конце I тысячелетия н. э. одного из участков Волго-Балтийского пути. Не исключено, что подвижки населения могли быть и с противоположной стороны – из Поволжья. На это указывают специфические типы керамики на селище Бережок (Исланова 1997, с. 112).
   Памятники Тверского Поволжья исследовались И. В. Ислановой (1997). По мнению автора раскопок, они оставлены населением, которое в своей основе являлось финно-угорским, но культура которого в рассматриваемое время подверглась влиянию со стороны пришлых иноэтничных групп (Исланова Розанова 1994, с. 229). Памятники расположены в ограниченном регионе – Удомельском Поозерье на Волго-Балтийском водоразделе. Из селища Бережок исследованы 21 нож, два шила и гарпун, из селища Курово II (верхний слой) – 10 ножей (табл. 29).
   Металлографически исследованная коллекция железных изделий из Тверского Поволжья в силу археологической изученности памятников невелика. Тем не менее, она демонстрирует картину близкую мерянским материалам (табл. 30, рис. 81). Значительную долю составляют орудия, изготовленные по технологическим схемам трехслойного пакета и вварки (более 35,6 % всех исследованных предметов). Среди этой группы также присутствуют как классические образцы, так и подражания им. Близки доли таких групп, как изделия из цементированной стали и пакетированной заготовки. Также как меря, население Тверского Поволжья было включено в орбиту торговых связей по Балтийско-Волжскому пути.

   Таблица 29
   Распределение исследованных предметов из Тверского Поволжья по памятникам

   Мордовские племена сохранили свои этнические черты вплоть до настоящего времени. Процесс становления основных элементов материальной культуры мордвы завершается к VII в. В VIII–IX вв. мордовские племена входили в зону алано-хазарского влияния. К числу аланских предметов, находимых на памятниках мордвы, относят сабли, боевые топоры, отдельные типы удил и стремян, некоторые виды украшений и амулетов. В X–XI вв. существенное влияние на мордву оказывала Волжская Болгария. Предметы болгарского импорта представлены кресалами, деталями колчанов, бронзовыми пластинчатыми браслетами, отдельными видами бронзовых пряжек, красноглиняной гончарной посудой. В свою очередь, мордовские вещи присутствуют как на аланских, так и на болгарских памятниках (Вихляев, Петербургский 1999, с. 152–155).

   Таблица 30
   Технологическая характеристика железных изделий из памятников Тверского Поволжья

   Рис. 81. Железные изделия из памятников Тверского Поволжья и технологические схемы их изготовления

   Как и у других финно-угорских народов Поволжья в экономике мордвы значительную роль играли железодобывающее и кузнечное производство. Это нашло отражение в погребениях, сопровождавшихся кузнечным инвентарем. Так, например, в Лядинском могильнике известно девять мужских погребений X в. с кузнечными молотами. В погребении 16 того же некрополя вместе с кузнечным молотом были положены и кузнечные клещи. В погребении 115 Елизавет-Михайловского могильника погребальный инвентарь кузнеца составляли кузнечный молоток, ножницы, клещи, наковальня, два долота, зубило (Голубева 1987, с. 106).
   Крюково-Кужновский могильник расположен на правом берегу р. Цны к востоку от села Крюково Моршанского района Тамбовской области. Раскопки его производились еще в 1929—36 гг. П. П. Ивановым и продолжены в 1968—70 гг. Р. Ф. Ворониной. Могильник датируется VIII – началом XI в. (Иванов 1952; Воронина 1992).
   Из Крюково-Кужновского могильника исследовано 55 предметов, представляющих такие категории, как ножи, долота, пешни, топоры-кельты, топоры проушные, топоры-секирки, наконечники стрел и копий, рогатина, удила, стремена, неопределенные предметы.
   Результаты исследований материалов из Крюково-Кужновского могильника (табл. 31; рис. 82) позволили заключить, что основным материалом при изготовлении кузнечных поковок служили железо и сырцовая сталь (37 экз.). Редко использовалась высокоуглеродистая цементированная сталь (8 экз.). Термическая обработка не получила широкого распространения (зафиксирована на 11 предметах). Прием пакетирования как способ формовки заготовки прослежен на десяти изделиях. Характерной особенностью кузнечной обработки является перегрев металла во время ковки, что особенно заметно на орудиях труда.
   Из общей массы предметов типологически выделяются боевые топоры: три изделия относятся к топорам-секиркам салтовского типа и одно – к типу узколезвийных топоров (тип VIII по А.Н. Кирпичникову).

   Таблица 31
   Технологическая характеристика железных изделий из Крюково-Кужновского могильника (мордва, VIII – начало XI в.)

Топоры салтовских типов имеют вытянутые пропорции, общая длина 16–20 см, корпус слегка изогнут, лезвие расширяется к концу (ширина на конце 4,5–5 см), узкий длинный обушок заканчивается молоткообразным обухом, проушное отверстие овальное. У узколезвийного топора ширина лезвия составляет около четверти высоты, а проух оформлен двумя боковыми щекавицами. По мнению А. Н. Кирпичникова, подобный тип топоров появился на территории Восточной Европы в раннеславянских памятниках, основное их развитие относится к V–IX вв. н. э., причем в основном на территориях с финно-угорским населением (Кирпичников 1966, с. 39).

Рис. 82. Железные изделия из Крюково-Кужновского могильника. Ан. 312, нож, погр. 8: а – технологическая схема изготовления (из сырцовой стали); б – фотография микроструктуры, х70 (феррит и перлит). Ан. 288, наконечник стрелы, погр. 17: а – технологическая схема изготовления (из пакетированной заготовки); б – фотография микроструктуры, х70 (феррит и перлит). Ан. 304, стремя, погр. 4: а – технологическая схема изготовления (из сырцовой стали); б – фотография микроструктуры, х70 (феррит и перлит, видманштетт)

Топоры салтовского типа откованы из цельнометаллической заготовки: в одном случае – из железа (рис. 83), в двух других – из сырцовой неравномерно науглероженной стали (рис. 84–85). Крупнозернистость структурных составляющих свидетельствует о перегреве металла во время ковки (рис. 85, б).

   Рис. 83. Топор салтовского типа из Крюково-Кужновского могильника, погр. 11: а – технологическая схема изготовления (целиком из железа); б – фотография микроструктуры, х70 (феррит)

   По технике исполнения эти топоры вполне вписываются в круг остальных изделий. Можно думать, что они изготовлены местными кузнецами в подражание салтовским образцам. Салтовские же изделия этой категории отличаются хорошим качеством обработки металла, использованием пакетной заготовки и сварных технологических схем (Толмачева 1989, с. 158–159, рис. 4, 5).
   Топор древнерусского типа (тип VIII; погр. 15) по технологии изготовления также не выделяется из общей массы железных предметов из Крюково-Кужновского могильника: откован из неравномерно науглероженной стали (содержание углерода 0,2–0,7 %), на некоторых участках структура перлита имеет сорбитообразный характер, что свидетельствует о применении при его изготовлении термообработки.

Рис. 84. Топор салтовского типа из Крюково-Кужновского могильника: а – технологическая схема изготовления (из неравномерно науглероженной сырцовой стали); б фотография микроструктуры, х70 (феррит с перлитом)

По высокому качеству исполнения кузнечных операций из общей коллекции выделяются три изделия (пешня, рогатина, втульчатый наконечник стрелы), происходящие из одного погребения. Они изготовлены с использованием высокоуглеродистой цементированной стали и отличаются высоким качеством исполнения – подвергнуты резкой закалке (рис. 86). Все кузнечные операции выполнены с соблюдением температурного режима.

Рис. 85. Топор салтовского типа из Крюково-Кужновского могильника: а – технологическая схема изготовления (целиком из малоуглеродистой стали); б – фотография микроструктуры, х70 (феррит с перлитом, видманштетт)

Это погребение скорее всего относится к концу существования могильника. Технологические особенности позволяют говорить о том, что комплекс кузнечных изделий, возможно, не местного происхождения.

   Рис. 86. Рогатина из Крюково-Кужновского могильника, погр. 4: а – технологическая схема изготовления (из пакетированной заготовки с последующей закалкой); б – фотография микроструктуры, х70 (мартенсит, троостит)

   Лядинский могильник находится на левом берегу р. Цны в 9—10 км от Тамбова. Памятник известен с конца XIX в. Раскапывался В. Н. Ястребовым (Ястребов 1893), затем в 1983–1985 гг. Р. Ф. Ворониной (Воронина 1983; 2007).
   Коллекция изделий Лядинского могильника, исследованная металлографически, состоит из 82 предметов. Представлены следующие категории: ножи, шилья, долота, пешни, мотыжка, топоры-кельты, топоры проушные, топоры-секирки, скобели, стремена, наконечники копий и стрел, кольчужные колечки.

   Таблица 32
   Технологическая характеристика кузнечных изделий из Лядинского могильника (мордва, IX–XI вв.)

Технологические характеристики предметов из Лядинского могильника (см. табл. 32) свидетельствуют о том, что больше половины изделий (47 экз.) изготовлены из железа и сырцовой стали (рис. 87). Цементированная сталь использовалась редко (два экз.). Из приемов, улучшающих рабочие качества, применялась цементация готового изделия с последующей термообработкой (восемь экз.) (рис. 88–89). Значительную долю (21 экз.) составляют пакетированные изделия. Причем, судя по четкому расположению сварных швов и сочетанию различных сортов металла, пакетирование использовалось целенаправленно.

Рис. 87. Топор из Лядинского могильника, погр. 64: а – технологическая схема изготовления (целиком из железа); б – фотография микроструктуры, х70 (феррит, шлаковые включения)

   Рис. 88. Железные изделия из Лядинского могильника. Ан. 5847, топор-кельт, погр. 20: а – технологическая схема изготовления (лезвие отковано из высокоуглеродистой стали с последующей закалкой); б – фотография микроструктуры, х200 (мартенсит). Ан. 4955, шило, погр. 14: а – технологическая схема изготовления (целиком из стали); б – фотография микроструктуры, х70 (перлит с ферритом)

   Это зафиксировано на ножах, топорах-секирах (рис. 90–92), наконечниках копий (рис. 93, ан. 5839) и стрел. Большинство поковок, сталь которых могла воспринять закалку, оказались термообработанными (26,8 %). Термообработка носила дифференцированный характер: на проушных топорах применялась мягкая закалка (на сорбит), оптимальная для орудий, подвергающихся ударной нагрузке.
   Технологическая сварка используется крайне редко. Из 82 предметов в нашей коллекции всего четыре таких изделия: три из них (ножи) изготовлены в трехслойной технологии, один (топор-секирка) – в схеме наварки (рис. 94). Что касается трехслойных ножей, то в данном случае они не являются классическими образцами, в которых должны сочетаться форма, технология и материал и которые хорошо известны по материалам Северной Руси (Терехова и др. 1997).

   Рис. 89. Боевой топор из Лядинского могильника, погр. 71: а – технологическая схема изготовления (из неравномерно науглероженной стали); фотография микроструктуры, х70 (видманштетт)

   Все три изделия имеют разную форму: у одного экземпляра линия спинки клинка переходит в плоский черенок (общая длина 12 см), соотношение клинка к черенку 2:1; у другого – линия спинки клинка плавно переходит в плоский черенок (общая длина 16 см), со стороны лезвия имеется четкий уступ, соотношение клинка к черенку 5,5:1; у третьего ножа спинка и лезвие клинка отделены четкими уступами от черенка (общая длина 13 см), соотношение клинка к черенку 2:1.
   В двух случаях в центре помещена полоса фосфористого железа, а боковые полосы были стальные (рис. 95, ан. 5825). Третий нож был изготовлен из трех стальных полос с разным содержанием углерода (рис. 95, ан. 4952). Все ножи прошли термообработку.

Рис. 90. Боевой топор из Лядинского могильника, погр. 67: а – технологическая схема изготовления (пакетирование из нескольких стальных полос с последующей закалкой); фотография микроструктуры, х70 (феррит с перлитом, троостит)

Известно, что мордовские племена входили в сферу влияния Хазарского каганата (салтово-маяцкая археологическая культура). В материалах Лядинского могильника, который территориально наиболее близок к салтовским памятникам, явно прослеживается салтовское влияние в сфере кузнечного производства. Оно выражалось в присутствии значительного количества пакетированных изделий, что является характерным признаком салтовской железообработки.

Рис. 91. Топор из Лядинского могильника, погр. 22: а – технологическая схема изготовления (из пакетной заготовки с последующей термообработкой); б– фотография микроструктуры, х115 (троостито-сорбит)

Форма контактов мордовского населения, оставившего Крюково-Кужновский и Лядинский могильники, с салтовцами была разноплановой. В первом случае (Крюково-Кужновский могильник) речь может идти о заимствовании некоторых форм салтовских железных изделий (топоры-секирки), изготовленных в чисто финских традициях.

Рис. 92. Боевой топор из Лядинского могильника, погр. 14: а – технологическая схема изготовления (из пакетной заготовки); фотография микроструктуры, xl 15 (феррит, феррит с перлитом)

   Рис. 93. Наконечники копий из Лядинского могильника. Ан. 5839, погр. 67: а – технологическая схема изготовления (из пакетной заготовки с последующей закалкой); б – фотография микроструктуры, х70 (феррито-перлит, мартенсит). Ан. 5833, погр. 67: а – технологическая схема изготовления (сварка обычного и фосфористого железа); б – фотография микроструктуры, х70 (феррит, включения шлака)

   Во втором – контакты были более тесными, что выразилось в распространении такого технологического приема как пакетирование (рис. 96). Вместе с тем в материалах Лядинского могильника можно выделить ряд изделий, являющихся непосредственным импортом с территории салтовской культуры. Мы имеем в виду такие типичные для салтовцев изделия, как топоры-секирки и мотыжки, которые как по форме, так и по технологии совпадают с салтовскими (Толмачева 1989, с. 155, 165; Розанова, Терехова 20006, с. 393–396).
   Наряду с салтовским и болгарским импортом к мордовским племенам попадали и изделия древнерусских ремесленников, о чем свидетельствуют находки в погребальных комплексах боевых топоров (типы III и VIII по А. Н. Кирпичникову).

Рис. 94. Боевой топор из Лядинского могильника, погр. 20: а – технологическая схема изготовления (основа – из пакетной заготовки, наварка стального лезвия с последующей термообработкой); б – фотография микроструктуры, х70 (феррит с перлитом, мартенсит)

Рис. 95. Ножи из Лядинского могильника. Ан. 5825, погр. 62: а – технологическая схема изготовления (трехслойный пакет); б – фотография микроструктуры, х200 (мартенсит, феррит). Ан. 4952, погр. 14: а – технологическая схема изготовления (трехслойный пакет); б – фотография микроструктуры, х200 (мартенсит)

Рис. 96. Соотношение технологических схем изготовления железных изделий из памятников мордвы (IX–XI вв.).

Полученные данные позволяют сравнить технику железообрабатывающего производства трех групп финского населения Поволжья. Как явствует из приведенных на рис. 97 гистограмм, наибольшую близость демонстрируют материалы из памятников мери и Тверского Поволжья. Существенно отличается от них технико-технологический строй железообработки мордвы. Эти отличия заключаются прежде всего в присутствии значительной доли сварных технологий в материалах из памятников мери и Тверского Поволжья и редком использовании подобных схем в кузнечном ремесле мордвы. Другой отличительной чертой является большое количество орудий из пакетированных заготовок на мордовских памятниках, в то время как у мери и на памятниках Тверского Поволжья такие предметы встречаются в единичных экземплярах. Указанные отличия обусловлены тем, что эти народы находились в различных сферах экономического влияния. На развитие кузнечного ремесла мордвы влияние оказали контакты с носителями салтово-маяцкой культуры и Волжской Болгарии. Железообрабатывающее производство мери и населения Тверского Поволжья испытывало мощное воздействие скандинавского фактора, связанного с активизацией торговли по Балтийско-Волжскому пути.

Рис. 97. Соотношение технологических схем изготовления железных изделий из памятников финского населения Поволжья (IX–XI вв.).

2. Железообработка у пермских народов

   В жизни народов Волго-Уральского региона большую роль в рассматриваемое время играли болгарские племена, появившиеся на территории Волго-Камья в середине V111 в. Приход нового населения сопровождался набегами, которые совершали болгары на своих финно-угорских соседей. Набеги на окружающие оседлые народы, захват и переселение пленников на подвластные территории для использования их в качестве рабочей силы было обычной политикой степняков. Использование местного пермского населения позволило болгарам сравнительно быстро освоиться на не совсем привычных лесных и лесостепных территориях Средней Волги и Нижней Камы. Исследователи полагают, что финно-угорские переселенцы способствовали развитию в Волжской Болгарии земледелия и ремесленного производства (Белавин 2000, с. 39; Иванов 1998, с. 109).
   В результате набегов или вследствие союзнических отношений на раннеболгарских памятниках появляется значительное количество финно-угорских вещей (так, количество приуральской керамики в материалах поселений Волжской Болгарии колеблется от 20 % до 77 % от числа лепной керамики). В свою очередь болгарская посуда (прежде всего круговая) и украшения обнаруживаются на финно-угорских памятниках Предуралья (Белавин 2000). Наиболее ярко болгарский компонент проявляется на памятниках родановской культуры. В Верхнем Прикамье выявлено более 100 пунктов, где обнаружены предметы болгарского производства, среди которых оружие, цилиндрические фигурные замки и т. д. По мнению большинства исследователей, в VIII–IX вв. верхнекамское население входит в состав формирующегося Болгарского государства. Болгары осуществляли посредническую транзитную торговлю между Средней Азией, Северным Кавказом, Русью и Прикамьем. Они стремились закрепить торговый путь по Каме за собой, препятствуя проникновению иноземных купцов в эти районы. Эквивалентом обмена со стороны пермских племен была пушнина (Оборин 1999). По данным источников (правда, относящихся к XIV в.), доходность пушной торговли достигала 3600 % (Хан 2004).
   Древнерусское воздействие на финно-угорские народы Предуралья, которое прослеживается с X в., было менее выражено, чем влияние болгар. Древнерусские вещи на прикамских памятниках часто встречаются вместе с болгарскими. К русскому импорту относятся шиферные пряслица, серебряные гривны киевского и черниговского типов, керамика (Оборин 1999). Примечательна находка на городище Иднакар в слоях X – начала XI вв. костяного гребня местной формы с нанесенным тамгообразным знаком, представляющим собой копию тамги Владимира Святославича (Иванова 1998, с. 170). Аналогичный знак был обнаружен на трапециевидной привеске из Рождественского могильника (Белавин 2000, с. 151–152).
   Обратим внимание и на предполагаемые связи финно-угорского населения Предуралья со скандинавским миром. Хотя прямых свидетельств о пребывании скандинавов на территории Предуралья нет, однако ряд исследователей (Г. С. Лебедев, Д. А. Мачинский, Н. А. Хан) считают, что уже в конце VII в. возникает «сакрально-торговый путь», по которому осуществлялись этнокультурные связи скандинавского и западнофинского мира с Предуральем. Именно таким путем, например, попадали сюда скандинавские вещи (правда, единичные) в стиле Борре (Белавин 2000, с. 154–156).
   Расширение связей народов Предуралья с поволжско-финским и прибалтийско-финским миром документируется многочисленными находками бронзовых амулетов и подвесок (Белавин 2000, с. 145).
   Материалы из памятников Предуралья, датируемые IX–XIII вв., происходят из родственных археологических культур, которые большинство исследователей относят к пермскому этносу (рис. 45): поломско-чепецкая (Варнинский и Поломский могильники, городища Иднакар,
   Весьякар, Дондыкар), родановская (Агафоновский II могильник, городища Шудьякар, Анюшкар, Рождественское, Саломатовское), ванвиздинская (поселения Лозым, Угдым, Пасашор) и вымская (Ыджыдъельский, Кичилькосский, Жигановский могильники). При металлографическом исследовании учтены все основные категории железного инвентаря: ножи, топоры-кельты, проушные топоры, долота, тесла, наструги, кресала, шилья, сабли, наконечники стрел, копий и дротиков и т. д.
   Основные результаты металлографических анализов из предуральских памятников подробно опубликованы (Бирюков 2005; Бирюков, Савельева 2005; Завьялов 1988а; 19886; 1992; 2005; Зыков 1987; 1992; Перевощиков 2002) и в настоящей работе приводятся в обобщенном виде – в виде гистограмм и таблиц.
   В результате проведенных исследований удалось установить, что в IX–XIII вв. значительные изменения происходят в формах орудий труда из железа и стали: в целом они вписываются в типологию вещей Восточной Европы этого времени. Это широколезвийные топоры с опущенным лезвием, хорошо представленные среди русских и финских материалов северной и центральной полосы Восточной Европы (Левашева 1956, с. 47); проушные тесла, косы, серпы, наральники. К концу XI в. выходят из употребления такие местные типы железных изделий, как топоры-кельты, пластинчатые кресала, а также бытовавшие в конце I тысячелетия салтово-маяцкие типы вещей: боевые топоры, ножи группы III (по Р. С. Минасяну). Изменяется и состав железного инвентаря в пермских погребальных комплексах: из них почти полностью исчезают профессиональное оружие и предметы конского снаряжения.
   Соотношение технологических схем изготовления пермских железных орудий в IX–XIII вв. показано на гистограмме (рис. 98). Комментируя эту гистограмму, обратим внимание на значительную долю предметов, изготовленных с помощью технологической сварки. Особенно отчетливо это наблюдается при сопоставлении технологии изготовления ножей: по сравнению с V–VIII вв. доля сварных конструкций увеличивается почти в пять раз (рис. 99). Суть технологической сварки заключается в целенаправленном создании твердой рабочей части орудия с помощью кузнечной сварки железа и стали (рис. 100).

Рис. 98. Соотношение технологических схем изготовления железных изделий из пермских памятников Предуралья (IX–XIII вв.)

Рис. 99. Изменение во времени соотношения технологических схем изготовления ножей из пермских памятников Предуралья

При этом достигалась экономия более дорого стального сырья. Основными видами сварных конструкций являлись наварка стального лезвия (в вариантах торцовой и косой боковой наварки), трехслойный пакет, вварка.

   Рис. 100. Вымская культура, Кичилькосьский могильник, погр. 204, тесло, ан. 5391: 5391А– технологическая схема изготовления (вварка стального лезвия в железную основу с последующей термообработкой); а – фотография микроструктуры лезвия, х150 (феррит, мартенсит, сварной шов); б – фотография микроструктуры основы, х150 (феррит)

   На древнерусских материалах (Колчин 1959, с. 54; Терехова и др. 1997, с. 292) прослеживается хронологическая последовательность использования сварных конструкций при изготовлении ножей: трехслойный пакет и вварка применялись в IX–XII вв., наварка – для последующего времени.
   В Предуралье сварные конструкции широко представлены на качественных изделиях: ножах, топорах, долотах, настругах, резцах, серпах и т. д. При этом технология трехслойного пакета и вварки применялась в основном при изготовлении ножей (реже – настругов, резцов), наварные конструкции – главным образом при изготовлении инструментов и сельскохозяйственных орудий (серпов, кос).
   Из приведенной гистограммы видно, что в IX–XIII вв. среди сварных технологических схем доминирует технологическая схема трехслойного пакета. Это хорошо демонстрируют результаты металлографических анализов ножей (рис. 101). Распределение технологических схем изготовления ножей по различным археологическим культурам представлено в таблице 33. Отчетливо видно, что технико-технологический строй средневековых археологических культур, представляющих пермскн. э.нос, очень близок.

   Рис. 101. Соотношение технологических схем изготовления ножей на памятниках поломско-чепецкой, родановской и вымской археологических культур

   Из технико-технологических особенностей конкретных археологических культур можно отметить более высокую долю орудий с вварным лезвием среди материалов родановской культуры (около 24 %, тогда как в поломско-чепецкой – 6 %, в вымской – 13,5 %) и ножей с наварным лезвием на вымских памятниках (11,5 %; в поломско-чепецкой – 1 %, в родановской – 1,5 %) (табл. 33). Что касается родановской культуры, то отмеченная особенность объясняется тесными контактами населения с волжскими болгарами, в кузнечестве которых в домонгольский период вварка занимала значительное место (Семыкин, 1996, с. 114).

   Таблица 33
   Распределение технологических схем изготовления ножей по археологическим культурам

   Второе отличие становится понятным, если вспомнить, что технология наварки стального лезвия играла существенную роль в древнерусском кузнечном ремесле начиная с середины XII в. А тесные связи вымских племен с Северной Русью и присутствие древнерусского населения на территории Повычегодья отчетливо прослеживаются на археологическом материале.
   Следует оговориться, что среди пермских древностей наряду с классическим вариантом трехслойного пакета мы часто фиксируем подражание этой технологии (рис. 102). Отступления от классических образцов заключаются в использовании других материалов («обычного» железа, сырцовой стали); нарушении самой схемы (железная полоса в центре; все три полосы стальные); другой форме орудия (группы I и III по Р. С. Минасяну). Приведенные факты свидетельствуют, что финно-угорские кузнецы пытались подражать инокультурной традиции, не до конца понимая ее суть.
   Трехслойная схема осваивается пермскими кузнецами под влиянием мощного скандинавского технико-технологического импульса, охватившего Север Восточной Европы в IX–X вв.

   Рис. 102. Поломско-чепецкая культура, Варнинский могильник, погр. 456, нож: а – технологическая схема изготовления (трехслойный пакет, центральная полоса – сырцовая сталь); б – фотография микроструктуры, х150 (феррит, феррит с перлитом)

   Культурно-исторические контакты народов Предуралья и европейского Севера известны еще с эпохи раннего железного века. Так, например, ананьинские бронзы встречены в северо-восточной Скандинавии. Контакты не прекращались и в последующее время. Именно благодаря широким контактам с конца I тыс. н. э. в Приуралье начинают попадать более совершенные орудия труда восточноевропейских форм (проушные топоры с опущенным лезвием, наральники, косы-горбуши, разнообразный деревообрабатывающий инструментарий). Большое количество трехслойных ножей и довольно раннее их появление на памятниках Предуралья являются еще одним свидетельством тесных культурных связей пермских народов с населением Северо-Запада Восточной Европы. Разумеется, связи эти не были прямыми, а осуществлялись через ряд посредников. На пути распространения новых технических идей важная роль принадлежала протогородским ремесленным центрам (Крутик, Сарское городище) и древнерусским городам (Старая Ладога, Новгород, Белоозеро). Технология трехслойного пакета хотя и была освоена пермскими мастерами, но качество ее исполнения уступало классической продукции, известной по материалам из древнерусских ремесленных центров.
   Таким образом, на основании металлографических данных можно говорить о том, что в конце VIII – начале X вв. в пермской железообработке происходят существенные изменения. В плане морфологии они связаны с распространением на предуральских памятниках кузнечных изделий европейских типов. При этом из обихода вытесняются как орудия местных форм (функционально менее эффективные, например, топоры-кельты), так и некоторые заимствованные формы железных предметов (ножи «аланского» типа).
   Начиная с X–XI вв. сфера производства и обработки черного металла расширяется на территории Предуралья. С этого времени производственные комплексы четко фиксируются в отдаленном от основного ареала пермского мира Вычегодском крае.
   Но более заметно и ярко новации в пермском кузнечестве проявились в технологии изготовления кузнечных изделий. Здесь прежде всего нужно отметить освоение местными кузнецами технологической сварки, и в частности, схемы трехслойного пакета. Трехслойные ножи быстро (в течение IX–X вв.) и широко (от Средней Камы до Повычегодья) распространились на территории Предуралья. Несомненно, что появление новой технологии произошло под воздействием кузнечных традиций, сложившихся в скандинавском мире. Контакты пермских кузнецов с мастерами, работавшими в этих традициях, возможно, проходили в регионе Белозерья, где фиксируется присутствие пред уральского населения, с одной стороны, и носителей североевропейской кузнечной традиции, с другой. Новая технология сравнительно быстро осваивается пермскими кузнецами.
   Новации в кузнечной сфере проявились и в подходе к использованию сырья. Прежде всего изменения наблюдаются в увеличении доли орудий, откованных целиком из сырцовой стали. Другим новшеством стало целенаправленное применение такого вида сырья, как фосфористое железо. Фосфористое железо имело для древнего кузнеца ряд несравненных преимуществ: оно было более твердым по сравнению с обычным железом (и даже сырцовой сталью), легче сваривалось со сталью. Видимо, неслучайно широкое распространение фосфористого железа в практике пермских кузнецов совпало по времени с освоением технологической сварки.
   Таким образом, можно выделить следующие особенности, характеризующие развитие финно-угорского кузнечества Волго-Камского региона в IX–XIII вв.: изготовление орудий труда восточноевропейских типов, доминирование сварных технологических схем (главным образом, трехслойного пакета), использование сырцовой стали как основного вида сырья, преднамеренное использование фосфористого железа.
   Изменения в пермской железообработке, по существу, разрушили существовавший более тысячи лет технико-технологический стереотип в кузнечном ремесле. Происходит формирование новых производственных традиций, в основе которых – преимущественное изготовление орудий труда посредством технологической сварки. Эти традиции закрепляются в местном железообрабатывающем ремесле и приводят к возникновению нового устойчивого технико-технологического стереотипа.
//-- * * * --//
   Сравнивая полученные нами данные по материалам из памятников Поволжья и Предуралья IX–XIII вв. (рис. 103), можно отметить, что в железообрабатывающем производстве финно-угров выделяются две технологические модели. Различия между этими моделями заключаются в степени использования сварных технологических схем при доминировании трехслойного пакета. Доля орудий, выполненных в трехслойной технологии, в материалах из памятников мери, Тверского Поволжья и Предуралья превышает 30 %. В то время как на мордовских памятниках она составляет не многим более 3 %. Среди изделий из памятников мери и Тверского Поволжья к классическому варианту относятся более 30 % трехслойных ножей.

   Рис. 103. Соотношение технологических схем изготовления железных предметов у финно-угорских народов в эпоху раннегосударственных образований

   Из материалов Предуралья – не более 10 % изделий. Что касается мордовских материалов, то ни один из трехслойных предметов (а это ножи) не может быть отнесен к классическому варианту.
   Другая технологическая схема, демонстрирующая существенные отличия мерянских и пермских материалов от мордовских, – это пакетирование. В коллекциях из памятников мери и Предуралья пакетированные предметы составляют менее 10 %, причем их доля практически не изменилась в сравнении с предшествующим периодом. У мордвы она составляет более 26 %.
   Обобщая металлографические данные, характеризующие кузнечные изделия из археологических комплексов периода раннесредневековых государств как из Поволжского, так и из Предуральского регионов (всего исследовано более 500 предметов), можно заключить, что на железообрабатывающее ремесло финно-угров в это время начинает оказывать влияние направление их культурно-исторических связей. Если в предшествующий период контакты финно-угров с иноэтничными народами не отражались на кузнечных традициях, то начиная с конца I тысячелетия н. э. мы фиксируем изменение технико-технологического стереотипа. В одном случае наблюдаются принципиальные изменения в технологическом строе железообработки: воспринимаются не только новые формы изделий, но и технологические новации, которые, правда, осуществляются на более низком техническом уровне, чем у носителей этих технологий. Мы имеем в виду внедрение в практику кузнечного ремесла мери, пермских народов и населения Тверского Поволжья технологической сварки в виде схем трехслойного пакета и вварки. Эти инновации были обусловлены вхождением в той или иной степени этих народов в орбиту торговых связей по Великому Волжскому пути. При этом определяющую роль играл скандинавский фактор.
   Другую модель демонстрируют материалы из мордовских памятников. В рассматриваемый период железообработка мордвы не претерпевает существенных изменений. Новации, главным образом, ограничиваются заимствованием некоторых форм изделий. Направление контактов имело другую ориентацию. Это – Хазарский каганат (племена салтовской культуры), а позднее Волжская Болгария.

Заключение

Этнокультурные взаимодействия в производственной сфере

   В истории развития техники обработки черных металлов у финно-угров Поволжья и Предуралья на основании полученных нами археометаллографических данных можно выделить три основных этапа. Первый (VIII–VI вв. до н. э.) – знакомство с черным металлом под влиянием инокультурного воздействия в результате контактов местного населения с народами Кавказа. Второй (вторая половина I тысячелетия до н. э. по VIII в. н. э.) – процесс формирования местных кузнечных традиций и становление технико-технологического стереотипа. Третий (IX–XIII вв.) связан с изменением технико-технологического стереотипа иод воздействием инокультурных факторов в условиях вовлечения финно-угорских народов в орбиту влияния раннегосударственных образований.
   Данные, полученные в результате металлографических исследований кузнечной продукции из археологических памятников финно-угров, относящихся к различным эпохам, позволили проследить культурно-исторические связи в производственной сфере.
   В Волго-Камском регионе наиболее ярким проявлением таких связей в раннем железном веке является феномен внезапного распространения кузнечных изделий развитых форм в средневолжском ареале ананьинской культурно-исторической общности. В раннеананьинское время (VIII–VI вв. до н. э.) археологически документированное южное (кавказское) направление связей подтверждается нашими аналитическими данными, конкретизирующими формы и характер контактов. Первоначально специфика контактов в области кузнечного производства выразилась в форме проникновения вещей кавказского типа, а затем – в появлении и самих мастеров с Кавказа. Как было показано в работе, есть основания говорить о том, что некоторые типы наконечников копий изготовлены на месте пришлыми мастерами. Поскольку эти изделия датируются концом VIII–VII в. до н. э., можно думать, что приход мастеров относится именно к этому времени, т. е. хронологический разрыв между поступлением первых железных изделий и приходом мастеров был незначительным. Мы полагаем, что пришлые мастера попали в среду населения, оставившего Старший Ахмыловский могильник, и обслуживали в первую очередь его. Остальные ананьинские племена получали железные изделия в порядке внутриплеменного обмена. Пребывание здесь пришлых мастеров, вероятно, не было постоянным и их внедрения в местную среду не происходило. По видимому, они сохраняли свою клановую структуру и хотя в силу производственной необходимости входили в контакты с местными мастерами-бронзолитейщиками, при этом не раскрыли технологических секретов своего ремесла.
   Со временем местные финно-угорские мастера по цветному металлу осваивают способы получения и обработки черных металлов. Их продукцией были изделия, повторяющие в черном металле местные бронзовые образцы (топоры-кельты, тесла). При этом два основных технологических секрета обработки именно черного металла, известные пришлым кавказским мастерам, остались нераскрытыми – речь идет об искусственном получении стали и применении термообработки.
   Кавказские традиции не вошли в систему местной железообработки. Полученный же импульс заключался лишь в освоении черного металла и простейших способов его обработки.
   В Волго-Камском ареале с исчезновением ахмыловского феномена исчезают кавказские традиции в технологии обработки черного металла, однако идея получения железа была воспринята благодаря металлургическому опыту местных бронзолитейщиков. Реализацию этой идеи мы наблюдаем в позднеананьинское время на территории Среднего Прикамья. Здесь, как было показано, в V–IV вв. до н. э. налаживается местное металлургическое производство, следы которого фиксируются археологически. Распространение металлургической идеи мы обосновываем характером используемого сырья: так же как и в раннеананьинское время на Средней Волге, в V–III вв. до н. э. на Средней Каме используется низкофосфористый металл. Это свидетельствует об эксплуатации сходных источников рудопроявлений. Сами же изделия, представленные простыми формами и ограниченным ассортиментом, демонстрируют простую технологию, не имеющую связей с кузнечной техникой, выявленной в ахмыловском материале.
   Во II в. до н. э. – II в. н. э. в Волго-Камском регионе развитие железопроизводства идет по линии металлургии – осваиваются болотные и луговые руды. В области технологии продолжаются позднеананьинские традиции. Начинается процесс распространения железных изделий на периферию Волю-Камского ареала (в начале I тысячелетия н. э. новый металл появляется в гляденовских памятниках Вычегодского края). Контакты в производственной сфере прослеживаются между локальными группами местного населения, что привело к сложению технологического стереотипа, определившего развитие кузнечного дела. Этот стереотип характеризуется следующими признаками: ограниченный ассортимент железных артефактов, использование при изготовлении изделий либо железа, либо сырцовой стали, применение приема пакетирования заготовки, крайне редкое использование приемов цементации и термообработки.
   В III–V вв. (азелинская, мазунинская культуры) на фоне возросшего объема и ассортимента местной продукции, изготовленной по сложившемуся стереотипу, отчетливо выявляются импортные предметы, которые иллюстрируют формы контактов в виде проникновения вещей. Обращает на себя внимание присутствие одинаковых по форме и технологии артефактов, таких как секирообразные предметы в памятниках и местного (азелинского и мазунинского), и пришлого (именьковского, тураевского) населения. Поскольку эти предметы не характерны для финно-угорского круга вещей, есть основания считать их привнесенными. По всей видимости, их носителями являются именьковцы (напомним, что именно в именьковских памятниках они встречаются в виде скоплений).
   Материалы V–VIII вв. свидетельствуют о том, что технико-технологический стереотип в кузнечестве населения Волго-Камского ареала (поломская, ломоватовская культуры) принципиально не меняется. Изменяются лишь соотношения между признаками (увеличивается количество стальных изделий).
   Резкие изменения в железообработке фиксируются в конце I тыс. н. э. Эти изменения выразились в распространении кузнечных изделий новых форм и появлении в местном кузнечестве новых технологий. Происходит смена технико-технологического стереотипа. Ведущим признаком становится технологическая сварка (трехслойный пакет, вварка, различные варианты наварки). На протяжении IX–XIII вв. основой изготовления качественной продукции является технология трехслойного пакета. Распространение этой технологии, истоки которой восходят к Скандинавии, было связано с активизацией трансъевропейской торговли по Великому Волжскому пути. Идея трехслойной технологии была воспринята местными мастерами. Однако не всегда она воплощалась в классическом варианте: иногда центральная полоса, выходящая на острие, была мягче, чем боковые полосы, иногда она была просто железной, а иногда – из фосфористого железа. Форма предмета нередко оставалась местной.
   Новый стереотип в железообработке Волго-Камского региона сохраняется до середины II тысячелетия н. э.
   В Волго-Окском регионе первые кузнечные поковки попадают на территорию дьяковской культуры из скифского мира. Но какого-либо влияния на становление местной железной индустрии они не оказали. Существенную роль в становлении железобрабатывающего производства у племен дьяковской культуры (конец I тысячелетия до п. э.) сыграли инновации, связанные с приходом в Москворечье инокультурного населения, владевшего определеиньши технологическими приемами. Это получение качественной высокоуглеродистой стали, использование сложных технологий сварки железа со сталью, широкое применение химико-термических и термических способов обработки черных металлов. Постепенно распространяясь по территории дьяковской культуры, этот стереотип остается неизменным вплоть до конца существования культуры, чему способствовали стабильные условия жизни дьяковского населения на протяжении многих столетий.
   Другой стереотип в Волго-Окском регионе мы наблюдаем на материалах культуры рязано-окских могильников и летописных финно-угров (мордва, меря, мурома). По основным признакам он сходен со стереотипом, прослеженным нами на примере Волго-Камского региона до IX в. Несмотря на разнообразные контакты местного населения в других сферах, в железообработке мы не наблюдаем никаких технических новаций.
   Так же как и в Волго-Камье, в IX в. в рассматриваемом регионе происходят резкие изменения в кузнечном производстве. В железообработке мери и населения Тверского Поволжья основой производства качественной продукции (в частности, ножей) становится технологическая сварка (при доминировании трехслойного пакета). Наряду с изделиями, выполненными в классической схеме трехслойного пакета (импорт), мы видим местные подражания этой технологии, отличающиеся низким качеством изготовления. Распространение изделий, изготовленных в технологии трехслойного пакета, связано с вовлечением племен мери и населения Тверского Поволжья в трансъевропейскую торговлю по Великому Волжскому пути.
   В рамках традиционных способов обработки черного металла остаются мордовские племена. Контакты в производственной сфере ограничиваются проникновением вещей и редкими подражаниями импортным образцам.
   Огромный аналитический материал по железообработке финно-угорских народов Поволжья и Предуралья, задействованный в настоящей работе, позволяет констатировать, что технико-технологический стереотип в этом производстве представляет довольно устойчивый элемент культуры. Отчетливо видна неизменность производственных традиций на протяжении длительного времени. Несмотря на многочисленные миграции, вторжения иноэтничного населения на территорию финно-угров, трансформации местных культур, заметного изменения в их кузнечестве вплоть до IX в. н. э. не происходит. Именно в IX в. в железообработке финно-угров Поволжья и Предуралья происходит резкий скачок, связанный с вовлечением финно-угров в трансъевропейскую торговую систему по Великому Волго-Балтийскому пути. Этот скачок выразился в широком распространении кузнечных изделий общеевропейских форм, появлении в местном кузнечестве новых технологий. Происходит смена технико-технологического стереотипа: распространяются трехслойная и вварная технологии, становится системой термообработка качественных изделий, целенаправленно используется новый вид сырья – фосфористое железо.
   Другую картину мы наблюдаем на примере мордвы. Здесь не происходит изменения технико-технологического стереотипа, что во многом объясняется относительной территориальной замкнутостью населения. Инокультурное воздействие в производственной сфере на мордовские племена, которые находились в даннической зависимости от Хазарин, а позднее Волжской Болгарии, ограничивалось либо получением готовых кузнечных изделий, либо местным подражанием формам привозных изделий.
   Наиболее выразительным маркером связей финно-угорских народов в IX–XI вв. являются предметы (прежде всего, ножи), выполненные в технологии трехслойного пакета. Наиболее ранние находки такого рода (VII–VIII вв.) известны в Скандинавии. В конце VIII–X вв. они появляются на территории Восточной Европы в памятниках, которые но своему характеру являлись торгово-ремесленными центрами (Старая Ладога, Новгород, Гнездово, Сарское городище, Крутик). При этом в них отчетливо прослеживается присутствие скандинавского населения.
   Изделия из этих центров сразу же получали широкий спрос и достаточно быстро распространялись в финно-угорском мире, достигая весьма отдаленных территорий (например, перми вычегодской). Технологически на фоне местной продукции эти предметы легко выделяются как импортные, указывая на северо-западное направление контактов.
   Идея трехслойной технологии была воспринята местными мастерами. Однако суть этой технологии и особенности ее применения (сварка фосфористого железа с высокоуглеродистой сталью) усвоены до конца не были. Форма предмета нередко оставалась местной. Воспринятая новация бытует долго в пермском кузнечестве, вплоть до XV в., когда в древнерусских городских центрах от этой технологии уже давно отказались.
   Проведенное нами исследование свидетельствует, что импульсы в сфере железообработки, прослеженные на протяжении многовековой истории финно-угорских племен, не получают, как правило, развития в местной среде. Финно-угорский мир представляется в области производства весьма консервативным.
   Располагая огромным фондом аналитических данных, характеризующих кузнечное ремесло разных народов в различные исторические эпохи, мы можем констатировать, что технико-технологический стереотип в этом производстве представляет довольно устойчивый элемент культуры. Возможность его изменения в догосударственных образованиях связана, на наш взгляд, прежде всего с интеграцией носителей инокультурных традиций в местную среду. Что же касается государственных образований, то здесь на первый план выдвигаются экономические факторы, предполагающие определенную систему организации самого производства (дифференциация, регламентация, институт ученичества и т. п.) и сбыта продукции.

Литература

   Абрамашвили 1961 —Абрамашвили Р. М. К вопросу об освоении железа на территории Восточной Грузии // Вестник Государственного музея Грузии. Т. XXII—13. Тбилиси, 1961.
   Ахмедов, Казанский 2004 – Ахмедов И. Р., Казанский М. М. После Аттилы. Киевский клад и его культурно-исторический аспект // Культурные трансформации и взаимовлияния в Днепровском регионе на исходе римского времени и раннем средневековье: Доклады науч. конф., посвященной 60-летию со дня рождения Е. А. Горюнова. СПб., 2004.
   Ашихмина 1987 —Ашихмина Л. И. Клад с Буйского городища // Новые археологические исследования на территории Урала. Ижевск, 1987.
   Бадер 1951 —Бадер О. Н. Городища Be i win и Унжи // МИА. 1951. № 22.
   Бадер, Оборин 1958 – Бадер О. П… Оборин В. А. На заре истории Прикамья. Пермь, 1951. Барцева 1988 —Барцева Т. Б. Бронзовые кинжалы Сержень-Юрта (итоги спектрального изучения) // КСИА. № 194. 1988.
   Бгажба, Розанова, Терехова 1989 – Бгажба О. Л… Розанова Л. С, Терехова II. II. Обработка железа в древней Колхиде II Естественнонаучные методы в археологии. М., 1989.
   Белавин 1987 – Белавин А. М. Производственные поселки у финно-угров в конце I – начале II тыс. н. э. (По {материалам Березняковского микрорайона Верхнего Прикамья) // Этнические и социальные процессы у финно-угров Поволжья. Йошкар-Ола, 1987.
   Белавин 2000 – Белавин А. М. Камский торговый путь. Средневековое Предуралье в его экономических и этнокультурных связях. Пермь, 2000.
   Белоцерковская 1990 – Белоцерковская И. В. Могильник у с. Кораблино и его место в культуре рязано-окских могильников // Sessionea sectionum. Dissertationes Historica, Archaeologica et Anthropologica. Debrecen, 1990.
   Белоцерковская 2003 – Белоцерковская II. В. Некоторые черты погребального обряда рязано-окских могильников // Проблемы древней и средневековой археологии Окского бассейна. Рязань, 2003.
   Бирюков 2005 – Бирюков А. В. Технология изготовления предметов вооружения вымской культуры // Stadia juvenalia. Сборник работ молодых ученых. Сыктывкар, 2005.
   Бирюков 2007 – Бирюков А. В. Особенности кузнечного производства населения бассейна рек Вычегда и Луза в эпоху средневековья // Пермские финны: археологические культуры и этносы. Сыктывкар, 2007.
   Бирюков, Савельева 2005 – Бирюков А. В., Савельева Э. А. Технология изготовления кузнечных изделий Кичиль-косьского I могильника // Памятники эпохи камня, раннего металла и средневековья европейского Северо-Востока. Вып. 1 7. Сыктывкар, 2005.
   Буров 1994 – Буров В. А. «А погост Жабна пуст…». М, 1994.
   Буров 2003 —Буров В. А. Городище Варварина Гора. Поселение I–V и XI–XIV веков на юге Новгородской земли. М., 2003.
   Вечюмов 1967 – Вечтомов А. Д. Периодизация и локальные группы памятников ананьинской культуры Среднего Прикамья // Ученые записки. № 148. Труды IV Археологического совещания. Пермь, 1967.
   Вихляев, Петербургский 1999 – Вихляев В. И., Петербургский И. М. Мордва// Фишю-угры Поволжья и Приуралья в средние века. Ижевск, 1999.
   Воеводский 1951 – Воеводский М. В. Краткая характеристика керамики городищ Ветлуги и Унжи // МИ А. № 22-1951.
   Вознесенская 1965 – Вознесенская Г. А. Металл Троицкого городища//Археология и естественные науки. М., 1965.
   Вознесенская 1970 – Вознесенская Г. А. Металлографическое исследование кузнечных изделий Троицкого городища// МИЛ. № 156. 1970.
   Вознесенская 1972 —Вознесенская Г. А. Техника обработки железа и стали // Барцева Т. Б., Вознесенская Г. А., Черных Е. Н. Металл Черняховской культуры. М., 1972.
   Вознесенская 1975 – Вознесенская Г. А. Технология производства железных предметов Тлийского могильника // Очерки технологии древнейших производств. М., 1975.
   Вознесенская, Техов 1973 – Вознесенская Г. А., Техов Б. В. Технология производства кузнечных изделий из Тлийского могильника (X–VI вв. до н. э.) // СА. № 3. 1973.
   Воронина 1983 —Воронина, Р. Ф. Парные захоронения среднецнинской мордвы VIII–IX вв. // КСИА. Вып. 175. 1983.
   Воронина 1992 – Воронина Р. Ф. Среднецнинская мордва VIII–XI вв.: Дис. … канд. ист. наук. Архив ПА РАН. Р 2, № 2532. М., 1992.
   Воронина 2007 – Воронина Р. Ф. Лядинские древности. Из истории мордвы-мокши. Конец IX – начало XI века. М, 2007.
   Воронина, Зеленцова, Энговатова 2005 – Воронина Р. Ф… Зеленцова О. В., Энговатова А. В. Никитинский могильник. Публикация материалов раскопок 1977—78 гг. М., 2005
   Генинг 1958 – Генинг В. Ф. Археологические памятники Удмуртии. Ижевск, 1958.
   Генинг 1959 —Генинг В. Ф. Очерк этнических культур Прикамья в эпоху железа // Тр. КФАН СССР: Сер. гуманитарные науки. Вып. 2– Казань, 1959. Генинг 1962 – Генинг В. Ф. Узловые проблемы изучения пьяноборской культуры // ВАУ. Вып. 4. Свердловск, 1962.
   Генинг 1962а – Генинг В. Ф. к вопросу об этническом составе населения в Башкирии в I тыс. н. э. // III УАС. Уфа, 1962.
   Генинг 1963 —Генинг В. Ф. Азелинская культура III–V вв.: Очерки истории Вятского края в эпоху великого переселения народов II ВАУ. Вып. 5. Свердловск, 1963.
   Генинг 1967 – Генинг В. Ф. Мазунинская культура в Среднем Прикамье //' Памятники мазунинской культуры. ВАУ. Вып. 7. Ижевск; Свердловск, 1967.
   Генинг 1980а – Генинг В. Ф. Опутятское городище – металлургический центр харинского времени в Прикамье (вторая половина V – первая половина VI вв. н. э.) // Памятники эпохи средневековья в Верхнем Прикамье. Ижевск, 1980.
   Генинг 19806 – Генинг В. Ф. Заселение и этническая принадлежность населения Чепцы в I тыс. п. э. (по материалам Варнинского могильника) // Новый памятник поломской культуры. Ижевск, 1980.
   Гзелишвили 1964 – Гзелишвили И. А. Железоплавильное производство в древней Грузии. Тбилиси, 1964.
   Голдина 1985 – Голдина Р. Д. Ломоватовская культура в верхнем Прикамье. Иркутск, 1985.
   Голдина 1987 – Голдина Р. Д. Проблемы этнической истории пермских народов в эпоху железа: (По археологическим материалам) // Проблемы этногенеза удмуртов. Устинов, 1987.
   Голдина 1999 – Голдина Р. Д. Древняя и средневековая история удмуртского народа. Ижевск, 1999.
   Голубева 1987 —Голубева Л. А. Поволжские финны //Археология СССР. Финно-угры и балты в эпоху средневековья. М., 1987.
   Горюнова 1961 —ГорюноваЕ. И. Этническая история Вол го-Окского междуречья // МИЛ. № 94. 1961.
   Гусаков, Кузьминых 2008 – Гусаков М. Г., Кузьминых С. В. К вопросу о роли носителей «сетчатой» и «штрихованной» керамики в формировании культур лесной полосы Восточной Европы в раннем железном веке // КС И Л. Вып. 222. 2008.
   Дубинин 1970 —Дубынин А. Ф. Троицкое городище// МИА. № 156. 1970.
   Дубынин 1974 – Дубынин А. Ф. Щербинское городище // Дьяковская культура. М., 1974.
   Гришаков, Зеленев 1999 – Гришаков В. В., Зеленев Ю. А.Мурома. Финно-угры Поволжья и Приуралья в средние века. Ижевск, 1999.
   Завьялов 1988а – Завьялов В. И. Черная металлообработка у древних коми-пермяков// Новые археологические памятники Камско-Вятского междуречья. Ижевск, 1988.
   Завьялов 19886 – Завьялов В. И. Кузнечное ремесло северных удмуртов в конце I – начале II тысячелетия н. э. // Новые исследования по древней истории Удмуртии. Ижевск, 1988.
   Завьялов 1992 – Завьялов В. И. Технико-технологические характеристики железных предметов из Младшего Ахмыловского могильника // Средневековые древности
   Болго-Камья. Археология и этнография Марийского края. Вып. 21. Йошкар-Ола, 1992.
   Завьялов 1999 – Завьялов В. И. Итоги изучения железных изделий из Мокинского могильника // Новые исследования по средневековой археологии Поволжья и Приуралья. Ижевск-Глазов, 1999.
   Завьялов 2000а – Завьялов В. И. Технологические особенности железных предметов из памятников ванвиздинской культуры // Коренные этносы севера Европейской части России на пороге нового тысячелетия: проблемЫ и перспективы. Сыктывкар, 2000.
   Завьялов 20006 – Завьялов В. И. Комплекс деревообрабатывающих инструментов из 481 погребения Варнинского могильника // Российская археология: достижения XX и перспективы XXI в. Материалы научной конференции. Ижевск, 2000.
   Завьялов 2002а – Завьялов В. И. Ножи поломской культуры: типология и технология /'/ Исторические истоки, опыт взаимодействия и толерантности народов Приуралъя. Ижевск, 2002.
   Завьялов 20026 – Завьялов В. И. Железный инвентарь поломской культуры (по материалам Варнинского археологического комплекса// КСИА. Вып. 213. 2002.
   Завьялов 2004а – Завьялов В. И. Археометаллографическое исследование железных предметов дьяковской культуры из коллекции Ростиславльского городища //' Археология Подмосковья. Материалы научного семинара. М., 2004.
   Завьялов 20046 – Завьялов В. И. Кузнечное ремесло чепецкого населения во второй половине I тысячелетия п. э. // Удмуртской археологической экспедиции – 50 лет. Ижевск, 2004.
   Завьялов 2005а – Завьялов В. И. История кузнечного ремесла пермян: археометаллографическое исследование. Ижевск, 2005.
   Завьялов 20056 – Завьялов В. И. Технологические особенности железных изделий из памятников верхнеутчанской культуры // II Городцовские чтения: Мат-лы науч. конф., посвященной 100-летию деятельности В. А. Город цова в ГИМ. М., 2005.
   Завьялов, Розанова, Терехова 2000 – Завьялов В. И., Розанова Л. С, Терехова II. II. Техника обработки черных металлов у поволжских и приуральских финнов // Коренные этносы Севера европейской части России на пороге нового тысячелетия: история, современность, перспективы. Сыктывкар, 2000.
   Завьялов, Розанова, Терехова 2005 – Завьялов В. И., Розанова А. С, Терехова Н. Н. Кузнечное ремесло финно-угров в период формирования раннесредневековых восточноевропейских государств (VIII–XI вв.) /'/' Удмуртской археологической экспедиции – 50 лет. Ижевск, 2005.
   Завьялов, Розанова, Терехова 2007 – Завьялов В. И., Розанова Л. С, Терехова Н. Н. Русское кузнечное ремесло в золотоордынский период и эпоху Московского государства. М., 2007.
   Збруева 1953 —Збруева А. В. История населения Прикамья в ананьинскую эпоху // МИА. № 30. 1953.
   Зыков 1987 – Зыков А. П. Технология кузнечного производства в Верхнем Прикамье в начале II тысячелетия н. э. (по материалам родановских и сылвенских памятников) // Новые археологические исследования на территории Урала. Ижевск, 1987.
   Зыков 1992 – Зыков А. П. Материалы по технологии кузнечного производства вымской культуры // Проблемы финно-угорской археологии Урала и Поволжья. Сыктывкар, 1992.
   Зыков, Ковригин 2008 – Зыков А. П., Ковригин А. А. Щит и меч Отчизны. Оружие Урала с древности до наших дней. Екатеринбург, 2008.
   Иванов 1991 —Иванов А. Г. Проблемы изученн. э.нокультурных связей северных удмуртов в эпоху сред невековья // Исследования по средневековой археологии лесной полосы Восточной Европы. Ижевск, 1991. Иванов 1998 – Иванов А. Г. Этнокультурные и экономические связи населения бассейна р. Чепцы в эпоху средневековья (конец V – первая половина XIII в.). Ижевск, 1998.
   Иванов 1999 – Иванов А. Г. Новые материалы по ранней дате поломской культуры: курганная часть Варнинского могильника // 11срмс кий мир в раннем средневековье. Ижевск, 1999.
   Иванов 1978 – Иванов В. А. Население Нижней и Средней Белой в ананьинскую эпоху // Автореф. дисс. канд. ист. наук. М., 1978.
   Иванов 1952 —Иванов П. II. Материалы по истории мордвы Л 111—IX вв. Моршанск, 1952.
   Иванова 1979 – Иванова М. Г. Хозяйство северных удмуртов в конце IX – начале XIII вв. н. э. /7 Северные удмурты в начале 11 тысячелетия н. э. Ижевск, 1979.
   Иванова 1998 – Иванова М. Г. Иднакар. Древнеудмуртское городище IX–XIII вв. Ижевск, 1998.
   Инденбаум, Конькова 2003 —Инденбаум Г. В., Конькова А. В. Микроструктурное исследование образцов шлаков, связанных с выплавкой железа на городище Варварина Гора/7 Буров В. А. Городище Варварина Гора. М., 2003.
   Исланова 1997 – Исланова И. В. Удомельское Поозерье в эпоху железа и раннего средневековья. М., 1997.
   Исланова 2001 – Исланова И. В. Проблемы изучения древностей I тыс. н. э. (Валдай – Верхнее Поволжье – Волго-Окское междуречье) // Тверской археологический сборник. Вып. 4. Г. 11. Тверь, 2001.
   Исланова 2006 – Исланова И. В. Верхнее 11омоем. с в раннем средневековье. М., 2006.
   Исланова. Розанова 1994 – Исланова И. В., Розанова Л. С. Железные орудия из памятников Удомельского Поозерья // Тверской археологический сборник. Вып. 1. Тверь, 1994.
   Катович 1978 —КатовичВ. Г. О происхождении «кабардино-пятигорских» или «киммерийских» биметаллических кинжалов и мечей /7 Памятники эпохи бронзы и раннего железа в Дагестане. Махачкала, 1978.
   Кирпичников 1966—Кирпичников А. Я. Древнерусское оружие. Копья, сулицы, боевые топоры, булавы, кистени IX–XIII вв. // САИ Е1– 36. Вып. 2. Л., 1966.
   Кирпичников, Лебедев, Дубов 1981 – Кирпичников А. И., Лебедев Г. С, Дубов И. В. Северная Русь // КСИА. Вып. 164. 1981.
   Колчин 1953 —Колчин Б. А. Черная металлургия и металлообработка в Древней Руси (домонгольский период) //' МИА32. 1953.
   Колчин, 1959 – Колчин Б. А. Железообрабатывающее ремесло Новгорода Великого// МИЛ. № 65. 1959.
   Кондрашин 2002 – Кондрашин В. В. Кузнечные изделия Тураевского могильника // Исторические истоки, опыт взаимодействия и толерантности народов Приуралья. Ижевск, 2002.
   Краснов 1980 – Краснов Ю. А. Безводнинский могильник (к истории Горьковского Поволжья в эпоху раннего средневековья). М., 1980.
   Кренке 1987 – Кренке Н.А. Культура населения бассейна Москвы-реки в железном веке и раннем средневековье. Автореф. дис. канд. ист. наук. М., 1987.
   Крупное 1960 – Крупное Е. И. Древняя история Северного Кавказа. М, 1960.
   Кузьминых 1983 —Кузьминых С. В. Металлургия Волго-Камья в раннем железном веке. М., 1983.
   Кузьминых 2000 – Кузьминых С. В. Археологическое изучение ананьинского мира в XX веке: Основные достижения и проблемы // Российская археология: Достижения XX и перспективы XXI вв. Ижевск, 2000. Левашева 1956 – Левашева В. П. Сельское хозяйство // Очерки по истории русской деревни. Труды II1 \1. Вып. 32. 1956.
   Леонтьев 1989 —Леонтьев А. Е. Поповское городище (результаты раскопок 1980–1984 гг.) /'/ Раннесредневековые древности Верхнего Поволжья (материалы работ Волго-Окской экспедиции). М., 1989.
   Леонтьев 1996 —Леонтьев А. Е. Археология мери. К предыстории Северо-Восточной Руси. М., 1996.
   Леонтьев 1999 —Леонтьев А. Е. Меря // Финно-угры Поволжья и Приуралья в средние века. Ижевск, 1999.
   Леонтьев, Розанова, Рябинин 1989 – Леонтъв А. Е., Розанова Л. С, Рябинин Е. А. Железные изделия городища и могильника у д. Попово // Раннесредневековые древности Верхнего Поволжья (материалы работ Волго-Окской экспедиции). М., 1989.
   Лепихин, Мельничук, 2000 —Лепихин А. II.. Мельничук А. Ф. Гляденовское костище в трудах А. П. Смирнова и новейшее их изучение //' Научное наследие А. П. Смирнова и современные проблемы археологии Волго-Камья. \!.. 2000.
   Мажитов 1959 – Мажитов Н. А. Курганный могильник в деревне Ново-Турбаслы // Башкирский археологический сборник. Уфа, 1959.
   Мажитов 1968 – Мажитов Н. А. Бахмутинская культура. М., 1968.
   Максимов, Розанова 1998 – Максимов А. Д., Розанова Л. С. Результаты металлографического анализа железных изделий городища Орлов Городок // Тверской археологический сборник. Вып. 3. Тверь, 1998.
   Марков 1994 – Марков В. Н. Ананьинская проблема // Памятники древней истории Волго-Камья. Казань, 1994.
   Матвеева 1988 – Матвеева I. И. К вопросу об этнической принадлежности племен именьковской культуры //' Славяне и их соседи, место взаимных влияний в процессе общественного и культурного развития. Эпоха феодализма, М., 1988.
   Матвеева 1997 – Матвеева Г. И. Некоторые итоги изучения именьковской культуры // Труды VI Международного конгресса славянской археологии. Г. 3. М., 1997.
   Ми пася и 1980 —Минасян Р. С. Четыре группы ножей Восточной Европы эпохи раннего средневековья (к вопросу о появлении славянских форм в лесной зоне) // АСГЭ. Вып. 21, 1980. Никитина 2003 – Никитина Т. Б. Марийцы в эпоху средневековья (по археологическим материалам) // КСИА. Вып. 214. 2003.
   Оборин 1960 – Оборин В. А. К истории населения Среднего Прикамья в эпоху железа // Из истории Урала. Свердловск, 1960.
   Оборин 1999 – Оборин В. А. Коми-пермяки // Финно-угры Поволжья и Приуралья в средние века. Ижевск, 1999.
   Окшотт 2004 – Окшотт Э. Археология оружия. М., 2004.
   Останина, 1997 – Останина Т. И. Население Среднего Прикамья в i 11—V вв. Ижевск, 1997.
   Ошибкина 1979 – Ошибкина С. В. Погребальный обряд азелинской культуры по материалам могильника Тюм-Тюм// КСИА. Вып.158. 1979.
   Пастушенко, Волков 1999 —Пастушенко И. 10., Волков С. Р. Курманаевский курганный могильник на средней Сылве (итоги предварительного изучения) // Пермский мир в раннем средневековье. Ижевск, 1999.
   Патрушев 1984 – Патрушев В. С. Марийский край в VII–VI вв. до н. э. (Старший Ахмыловский могильник). Йошкар-Ола, 1984.
   Патрушев, Розанова 1986 —Патрушев В. С, Розанова Л. С. Технология изготовления железных вещей из Старшего Ахмыловского могильника // СА. № I. 1986.
   Патрушев, Халиков 1982 – Патрушев В. С, Халиков А. Х. Волжские ананьинцы. М., 1982.
   Перевощиков 1997 – Перевощиков С. Е. Еще раз о «косах-горбушах» // Проблемы межэтнических взаимодействий сопредельных национальных и административных образований (на примере региона Среднего Прикамья). Тезисы докладов. Сарапул, 1997.
   Перевощиков 2001 —Перевощиков С. Е. Характеристика железообработки в VI–XI i I вв. (неволинское и постнево-линское время) в бассейне р. Сылвы // Древние ремесленники Приуралья. Ижевск, 2001.
   Перевощиков 2002 – Перевощиков С. Е. Железообрабатывающее производство населения Камско-Вятского междуречья в эпоху средневековья (технологический аспект). Ижевск, 2002.
   Перевощиков, Пастушенко 2006 – Перевощиков С. /.'.. Пастушенко И. К). «Косы-горбуши» в средневековых памятниках Прикамья // Российские немцы: история и современность. Ижевск, 2006.
   Погребова, Раевский 1992 —Погребова М. П., Раевский Д. С. Ранние скифы и Древний Восток. М., 1992.
   Поляков 1980 – Поляков Ю. А. Гляденовская культура в Среднем и Верхнем Прикамье (III в. до н. э. – середина VI в. н. э.): Автореф. дис. к. и. н. М., 1980.
   Пшеничнюк 1967 – Пшеничнюк А. Х. О периодизации кара-абызских памятников // Ученые записки. № 148. Пермь, 1967.
   Розанова 1994 – Розанова Л. С. К вопросу о технических приемах изготовления железных изделий из Старой Ладоги в докняжеский период // Новгородские археологические чтения. Новгород, 1994. Розанова 2003 – Розанова Л. С. К технологической характеристике кузнечных изделий с городища Варварина Гора// В. А. Буров. Городище Варварина Гора. Поселение I–V и XI–XIV веков на юге Новгородской земли. М., 2003.
   Розанова 2005 —Розанова Л. С. Результаты металлографического исследования железных предметов из Никитинского могильника // Воронина Р. Ф., Зеленцова О. В., Энговатова Л. В. Никитинский могильник. Публикация материалов раскопок 1977—78 гг. М., 2005.
   Розанова, Терехова 1988 – Розанова Л. С, Терехова П. П. Технологическая характеристика железных изделий из памятников Курского Посеймья // КС И Л. Вып. 194. 1988.
   Розанова, Терехова 1990 – Розанова Л. С, Терехова II. II. Связи археологических культур Волго-Камья и Северного Кавказа в раннем железном веке по данным металлографии // Congressns septimus internationalis 1 inno-l gi istai um. Debrecen, 1990.
   Розанова, Терехова 2000a – Розанова Л. С, Терехова П. Н Культурные контакты азелинских племен (по данным археологической металлографии) //' Научное наследие А. 11. Смирнова и современные проблемы археологии Волго-Камья. Материалы научной конференции. М., 2000.
   Розанова, Терехова 20006 – Розанова Л. С, Терехова П. Н Кузнечные традиции летописных финно-угров: к проблеме культурных контактов // Российская археология: достижения XX и перспективы XXI вв. Ижевск, 2000.
   Розанова, Терехова 2002а – Розанова Л. С, 'Терехова II. II. К проблеме кавказских и местных традиций в технологии изготовления железных изделий из Старшего Ахмыловского могильника// КС И Л. Вып. 213. 2002.
   Розанова, Терехова 20026 – Розанова Л. С, Терехова Н. Н Особенности технологии изготовления наконечников копий у волжских финнов в VIII–VI вв. до н. э. // Исторические истоки, опыт взаимодействия и толерантности народов Приуралья. Ижевск, 2002.
   Розанова, Терехова 2003 – Розанова Л. С, Терехова II. II. Этнокультурный фактор в становлении железообработки у населения Среднего Поволжья в ананьинскую эпоху// Чтения, посвященные 100-летию деятельности В. А. Городцова в Государственном Историческом музее. Тезисы конференции. Ч. II. М., 2003.
   Розенфельдт 1974 – Розенфельдт И. Т. Керамика дьяковской культуры // Дьяковская культура. М., 1974.
   Розенфельдт 1987 – Розенфельдт Р. А. Прикамские финны // Археология СССР. Финно-угры и б ал ты в эпоху средневековья. М., 1987.
   Рябинин 1989 – Рябинин Е. А. Могильник и селище у д. Попово на р. Ун же // Раннесредневековые древности Верхнего Поволжья (материалы работ Волго-Окской экспедиции). М., 1989.
   Сарачева 2005 – Сарачева Т. Г. Технология изготовления ювелирных изделий Никитинского могильника // Р. Ф. Воронина, О. В. Зеленцова, А. В. Энговатова. Никитинский могильник. Публикация материалов раскопок 1977—78 гг. М., 2005.
   Сванидзе 1980 – Сванидзе А. А. Средневековый город и рынок в Швеции XIII–XV веков. М., 1980.
   Седов 1987 – Седов В. В. Племена рязано-окской культуры // Финно-угры и балты в эпоху средневековья. Археология СССР. М., 1987.
   Седов 2002 – Седов В. В. Славяне: Историко-археологическое исследование. М., 2002.
   Семы кип 1993 – Семыкин Ю. А. Технологическая характеристика кузнечного инвентаря из Тураевского могильника // Новое в средневековой археологии Евразии. Самара, 1993.
   Семы кип 1996 – Семыкин Ю. А. Черная металлургия и металлообработка на Болгарском городище // Город Болгар. Ремесло металлургов, кузнецов, литейщиков. Казань, 1996.
   Смирнов, Трубникова 1965 – Смирнов А. П., Трубникова Н. В. Городецкая культура// САИ. Вып. /П -14. М., 1965.
   Смирнов 1970 – Смирнов К. А. Железные изделия Троицкого городища// МИЛ. М> 156. 1970.
   Смирнов 1974 – Смирнов К. А. Дьяковская культура (материальная культура городищ междуречья Оки и Волги) // Дьяковская культура. М., 1974.
   Спицын 1901 – Спицын А. А. Древности бассейнов рек Оки и Камы // MAP. 1901. № 25.
   Станкус 1971 – Станкус И. История технологии производства железных изделий на территории Литвы во II–XIII вв. // Автореферат дне. канд. ист. наук. Вильнюс, 1971.
   Старостин 1967 – Старостин П. II. Памятники именьковской культуры // САИ. Вып. Д1-32. М., 1967.
   Старостин 2001 – Старостин П. Н. Именьковская культура // Очерки по археологии Татарстана. Казань, 2001.
   Старостин, Хомутова 1981 – Старостин II. //.. Хомутова Л. С. Железообработка у племен именьковской культуры // СА. М>3. 1981.
   Тавадзе и др. 1977 – Тавадзе Ф. II., Сакварелидзе Т. II., Абесадзе Ц. II., Двали Т. А. К истории железного производства в древней Грузии // Реставрация, консервация, технология музейных экспонатов. Т. 2. Тбилиси, 1977.
   Терехова 1983 – Терехова Н. Н. Кузнечная техника у племен кобанской культуры Северного Кавказа в ранне-скифский период // СЛ. № 3. 1983.
   Терехова 1984 – Терехова II. Н. Развитие техники железообработки у восточно-кобанских племен // XIII «Крупновские чтения» по археологии Северного Кавказа. Тезисы докладов. Майкоп, 1984.
   Терехова 1985 – Терехова, Н. Н. Технология изготовления оружия скифского типа на Кавказе (к проблеме – Скифы и Кавказ») // Всесоюзная археологическая конференция «Достижения советской археологии в XI пятилетке». Тезисы докладов. Баку, 1985.
   Терехова 1986 – Терехова Н. Н. Технология изготовления кузнечных изделий из могильника Султан-Гора // КС И Л. Вып. 186. 1986.
   Терехова 1987 – Терехова Н. Н. Сравнительная характеристика техники обработки черных металлов в скифскую эпоху в различных регионах Восточной Европы // Задачи советской археологии в свете решений XXVII съезда КПСС. М., 1987.
   Терехова 1989 – Терехова II. II. Характеристика техники кузнечного производства железных изделий из Келер-месских курганов и Келермесского грунтового могильника в Гиагинском р-не // Меоты – предки адыгов. Майкоп, 1989.
   Терехова 1990 – Терехова Н. Н. Технологическая характеристика железных изделий из курганного могильника скифского времени Нартан // СА. № 4. 1990.
   Терехова и др. 1997 – Терехова II. II., Розанова Л. С, Завьялов В. И., Толмачева М. М. Очерки по истории древней железообработки в Восточной Европе. М., 1997.
   Терехова, Хомутова 1985 – Терехова Н. Н., Хомутова Л. С. Освоение человеком химико-термических и термических процессов на раннн. э.апах становления железообрабатывающего производства в Восточной Европе // Человек и окружающая среда в древности и средневековье. М., 1985.
   Толмачева 1989 – Толмачева М. М. Технология обработки железа в лесостепном регионе салтовской культуры // Естественнонаучные методы в археологии. М., 1989.
   Третьяков 1966 – Третьяков II. II. Финно-угры, бал i ы и славяне на Днепре и Волге. М.; Л., 1966.
   Хазанов 1971 —Хазанов А. М. Очерки военного дела сарматов. М., 1971.
   Халиков 1977 —Халиков А. Х. Волго-Камье в начале эпохи раннего железа (VIII–VI вв. до н. э.). М., 1977.
   Халиков 1992 —Халиков А. Х. О судьбе населения ананьинской общности на Нижней Каме // Археологические памятники зоны водохранилищ Волго-Камского каскада. Казань, 1992.
   Хан 2004 – Хан Н. А. Доходность булгарской торговли в XIV в. // КС И Л. Выи. 217. 2004.
   Хомутова 1978 – Хомутова Л. С. Металлообработка на поселениях дьяковской культуры //' СА. Л» 2. 1978.
   Хомутова 1981 – Хомутова А. С. История железообрабатывающего производства у дославянского населения Волго-Окского междуречья в I тысячелетии н. э.: Авто-реф. дне. канд. ист. наук. М., 1981.
   Хомутова 1982 – Хомутова Л. С. Кузнечная обработка на поселениях Смоленщины в эпоху железа // КСИА. Выи. 170. 1982.
   Черных 1962 – Черных Е. II. Спектральное исследование цветного металла Акозинского могильника // Труды Марийской археологической экспедиции. Т. 11. Йошкар-Ола, 1962.
   Черных 1970 – Черных Е. Я. Древнейшая металлургия Урала и Поволжья. М., 1970.
   Членова 1988 – Членова Я. А. О культурной принадлежности Старшего Ахмыловского могильника, новомордовских стелах и «отделившихся скифах» // КСИА. Вып. 194. 1988.
   Шадрин 2001 – Шадрин А. И. Результаты исследования железных предметов из Буйского городища // Древности Поволжья и Прикамья. Йошкар-Ола, 2001.
   Шрамко 1969 – Шрамко Б. А. Орудия скифской эпохи для обработки железа // СА. № 3. 1969.
   Шрамко 1984 – Шрамко Б. А. Из истории скифского вооружения // Вооружение скифов и сарматов. Киев, 1984.
   Шрамко 1994 – Шрамко И. Б. Развитие кузнечного ремесла у племен бассейнов Ворсклы и Пела в скифскую эпоху // Древности 1994. Харьковский историко-археологический ежегодник. Харьков, 1994.
   Шрамко и др. 1963—Шрамко Б. А., Солнцев А. А., Фомин А. Д. Техника обработки железа в лесостепной и степной Скифии /7 СА. № 4. 1963.
   Шрамко и др. 1970—Шрамко Б. А., Фомин А. Д., Солнцев А. А. Технiка виготовлення сюфскоi наступальноi зброi iз залiза и сталi // Археолопя. № 23. Кит, 1970.
   Шрамко и др. 1971—Шрамко. Б. А., Фомин Л. Д., Солнцев Л. А. Новые исследования техники обработки железа в Скифии//СА. № 4. 1971.
   Шрамко и др. 1977 – Шрамко Б. А., Фомин А. Д. Солнцев А. А. Начальный этап обработки железа в Восточной Европе (доскифский период) // СА. № 1. 1977. Шрамко и др. 1986—Шрамко Б. А., Солнцев А, А., Фомин А. Д.
   К вопросу о железообрабатывающем ремесле в степной Скифии // СА. № 2. 1986. Энговатова 2004 – Энговатова А. В. Хронология городища
   Настасьино по данным радиоуглеродного анализа // Археология Подмосковья: Мат-лы научного семинара. М., 2004.
   Ястребов 1893 —Ястребов В. Н. Лядинский и Томниковский могильники // MAP. № 10. 1893.

   Arrhenius 1989 — Arrhenius В. Sistematische Analisen der Groberfunde. Stokholm, 1989.
   Biborski 1978 —BiborskiM. Miecze z okresu wplzwow rzymskich na obszarze kultury przeworskej // MA. XVIII. 1978.
   Biborski et al. 1982 — Biborski M., Kaczanowski P., Kqdyierski Z., StqpinskiJ. Metallographsche Untersuchungen als Kriterium einer identification romischer Schwerter // Archaeologia Interregionalis. Ancient Iron Manufacture Centres in Northern Central Europe. Krakow-Warszawa, 1982.
   Biborski et al. 2003 — Biborski M., Kaczanowski P., Kqdzierski Z., Stqpinski J. Manufacturing technology of double and single edged swords from the 1 -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

century ВС and 2 -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

century AD // Archaeometallurgy in Europe. Milan, 2003.
   Brewer 1976 — Brewer C. W. Metallographic examination of six ancient steel weapons // History of Metallurgy. Vol. 10. №. 1. 1976.
   Peets 2003 —Peets J. The power of iron. Tallinn, 2003.
   Piaskowski 1963 — Piaskowski J. Cechy charakterystyczne wyrobow zelaznych produkowanych przez starozytnych hutnikow w Gorach Swi^tokrzyskich w okresie wplywow rzymskich (I–IV w. n. e.) // Studia z dziejow gornictwa i hutnictwa. No. VI. Wroclaw, 1963.
   Piaskowski 1976 —Piaskowski. J. Classification of the structures of slag inclusions in early objects made of biometry iron 11 Archeologia Polona. Vol. XVII. 1976.
   Piaskowski 1984 —Piaskowski J. Koncepcja starozytnego?elaza «swi^tokrzyskiego» w swiete nowych badan // Studia i materialy z dziejow nauki Polskie. Seria D.Z. 10. 1984.
   Piaskowski 1988 — Piaskowski J. Rodzaja rud stosowanych do wytopu?elaza w ziemiach Polskich, 1988.
   Pleiner 1961 —Pleiner R. Slovansk? sekerovite h?ivny // SA. IX (1–2). 1961.
   Pleiner 1967 —Pleiner R. O metodze identyfikacji?eleza w zna– leziskach archeologicznych // Kwartalnik Historii Nauki I Techniki. T. 2. z. 1. Warszawa, 1967.
   Pleiner 1983 — Pleiner R. Zur Technik von Messer Klingen aus Haithabu // Ausgrabungen in Haithabu. Neumiinster, 1983.
   Pleiner 2006 — Pleiner R. Iron in Arhaeology: Early European Blacksmiths. Praha, 2006.
   Radwan 1966—RadwanM. Starozytne hutnictwo?wi^tokrzykie 11 Zeszyty naukowe Akademii G?rniczo-Hutniczej. R. 57. Krak?w, 1966.
   Sedlar, Piaskowsk 1961 — Sedla? W., Piaskowski J. Znalezienie lupek zelaza Swi^tokrzyskiego oraz ich charakterystyka metalogi ahczna// KHKM. R. IX. № 1. 1961.
   Stankus 1970 — Stankus J. Gele?ies dirbinnj gamybos Lietuvoje V–VIII am?iais // Lietuvos TSR Mokshj Akademijos darbai, AserijaS. Vilnius, 1970.
   Thomsen 1971 —Thomsen R. Metallographische Untersuchung an drei wikingtrzeitlichen Eisen?xten aus Haithabu // Berichte iiber die Ausgrabungen in Haithabu. Vol. 5. Untersuchungen zur Technologie des Eisens. Miinster,
   1971.
   Tomtland 1973 — Tomtland J. – E. Metallographic investigation of 13 knives from Helg? // Early Medieval Studies, 5. Stockholm, 1973.
   Zavyalov 2003 — Zavyalov V. I. The knives of Polom culture: typology and technology // Archaeometallurgy in Europe. Vol.1. Milan, 2003.
   Summary
   The history of blacksmith's craft of the Finno-Ugrian peoplesin the Volga and the West Ural regions
   (The problem of ethno-cultural interactions)
   V. I. Zavyalov, L. S. Rozanova, N. N. Terekhova

   According to the archaemetallograph ic dcitti we have obtained, we can single out three general stages in the history of ferrous metalworking technique of the Finno-Ugrian peoples of the Volga and the West Ural regions. The first one (the 8 -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

—6 -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

cc. ВС) consists in acquaintance with ferrous metal under the influence of other cultures that arose from the contacts of local population with the Caucasian peoples. The second stage (from the second half of the 1 -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

millennium ВС to the 8 -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

c. AD) includes formation of local blacksmith traditions and establishing of technical and technological stereotype. The third stage (the 9 -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

—13 -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

cc.) is connected with alteration of the stereotype under the influence of alien cultures against the background marked by the involvement of the Finno-Ugrian peoples into the influence of the early states.
   The data obtained by metallographic examinations of blacksmith products from the archaeological sites of Finno– Ugrian peoples dating to different epochs let us trace cultural and historic relationships in the production sphere.
   In the region of the Volga and the Kama rivers these connections were revealed in the most dramatic way in the Early Iron Age as the phenomenon of a sudden spread of developed blacksmith products in the Middle Volga area in the Anan'ino cultural entity. In the early Anan'ino period (the 8 -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

—6 -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

cc. ВС) the southern (Caucasian) archeologically documented direction of relationships is confirmed by our analytical data that show real forms and character of the contacts. Initially specific character of blacksmith contacts was revealed in penetration of the Caucasus-type artefacts; later craftsmen from the Caucasus appeared in the discussed region. Our investigation shows, there is every reason to believe that some types of spearheads were made locally by alien craftsmen. These goods date from the late 8 -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

—7 -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

cc. ВС, thus we may suppose that alien craftsmen were coming in that period. In other words, the chronological gap between the appearance of first blacksmith products and coming of alien craftsmen was insignificant. We believe that alien craftsmen got into the medium of the population related to the Starshee Akhmylovo cemetery, and worked primarily to satisfy its demands. The other Anan'ino tribes obtained blacksmith products by the way of in-group tribal exchange. Probably, the stay of alien craftsmen here was not permanent, and they did not enroot into local background. The alien craftsmen apparently preserved their clan structure; despite they developed contacts with local bronze-makers for production needs, they did not display them their technological achievements.
   As time went on, local Finno-Ugrian specialists in nonferrous metalworking became familiar with the modes of producing and processing ferrous metals. They produced goods that were in fact iron copies of local artefacts traditionally made of bronze (celts and flat axes). However, two basic technological secrets of ferrous metalworking practiced by alien Caucasian craftsmen – deliberate production of steel and use of heat-treatment – remained unknown to the local smiths.
   Caucasian traditions were not deeply introduced into the system of local ironworking. The impact obtained by the local tribes consisted only in assimilation of ferrous metal and the most primitive modes of its processing.
   In the Volga-Kama region Caucasian traditions in ferrous metalworking disappeared together with the disappearance of the Akhmylovo phenomenon. Still, the idea of iron production was conceived thanks to the metallurgic experience of local bronze founders. We can trace the realization of this idea in the late Anan'ino period in the Middle Kama region. Here, as we have shown, local metallurgical production was established in the 5 -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

– 4 -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

cc. ВС, which is well documented archeologically. We prove the spread of metallurgic idea by the character of raw material used in the 5 -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

—3 -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

cc. ВС in the Middle Kama region: it was low-phosphorous metal, the same as in the early Anan'ino period on the Middle Volga. It gives evidence of exploitation of similar ore sources. The goods themselves are represented by simple shapes produced in limited quantity, and show a primitive technology, which has no connections with the blacksmith technique revealed in the Akhmylovo material.
   In the 2 -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

с. ВС – the 2 -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

c. AD development of iron production in the Volga-Kama region can be seen in the held of metallurgy: local people started to use bog and meadow iron ores. The late Anan'ino traditions were preserved in the held of technology. Ironworking made its appearance in the periphery of the Volga-Kama region (in the beginning of the 1 -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

millennium AD the new metal appeared at the Glyadenovo sites as far as the Vychegda region). We can trace back the contacts in production sphere between local groups of population that resulted in formation of technological stereotype, which determined further development of blacksmith craft. This stereotype could be characterized by the following features: limited assortment of iron artefacts, use of iron or raw steel for production, use of piled welding technology for producing blanks, and an extremely rare use of carburization and heat-treatment techniques.
   In the 3 -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

—5 -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

cc. (Azelino and Mazunino cultures) against the background of local production made by the well-estab– lished stereotype we can clearly single out imported goods, which illustrates the pattern of external contacts in the shape of artefacts exchange. As an example of such contacts we point to the presence of artefacts similar by their shape and technology, such as axe-like objects both at the sites of local (Azelino and Mazunino) and alien (Imen'kovo and Turaevo) population. As far as these items are not specific of the Finno-Ugrian circle of artefacts, they appear to have been imported. Apparently, they were produced by the Imen'kovo people (only in the Imen'kovo sites such objects have been found in associations).
   The materials of the 5 -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

—8 -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

cc. give evidence that technical and technological stereotype in blacksmith's craft of the Volga-Kama population (Polom and Lomovatovo cultures) did not change crucially. The changes affected only the proportion of characteristic features (increased number of steel objects).
   The dramatic changes in ironworking are registered in the late 1 -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

millennium AD. These were expressed in the spread of blacksmith products of new shapes and introduction of new technologies in local blacksmith craft. It was the period of change in the technical and technological stereotype. Welding becomes its characteristic feature (three-fold welding technology, weld– ing-in, and various kinds of welding-on). During the 9 -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

—13 -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

cc. three-fold welding technology turned to be basic scheme in the blacksmith production. The spread of this technology invented in Scandinavia, was related to the increase of trans-European trade by the Great Volga route. The idea of three-fold welding technology was accepted by local craftsmen. However, it was not always properly realized: sometimes the central strip forming the working edge was shaped of softer materials than the side strips, or it could have been made just of iron, or of phosphorous iron. Objects' shapes often were of local origin.
   This new stereotype in ironworking ofthe Volga-Kamaregion was preserved until the middle of the 2 -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

millennium AD.
   As for the Volga and Oka region, the earliest blacksmith production penetrated to the territory of D'yakovo culture from the Scythian world. However, it did not seriously affect the formation of local blacksmith's craft. It were the innovations related to the coming of alien population with certain techniques to the Moskva river area that played an essential part in formation of ironworking among the D'yakovo culture tribes (the late 1 -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

millennium ВС). Among these innovations we should point to production of quality high-carbon steel, use of complicated technologies of welding together iron and steel, extensive use of heat-chemical and heat-treatment techniques in ferrous metalworking. The discussed stereotype gradually spread over the area of D'yakovo culture and remained unchanged until the end of the culture's existence, thanks to stable life conditions of the D'yakovo population for many centuries.
   Another stereotype in the Volga-Oka region we can see from the materials of the Ryazan-Oka cemeteries culture and the Finno-Ugrian peoples known from the chronicles (the Mordvinians, the Merya, and the Muroma tribes). By its general features until the 9 -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

c. it looks similar to what we have revealed in the Volga-Kama region. Despite various contacts of local population in other spheres, in ironworking not any technical innovations can be traced.
   In the 9 -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

c. same as in the Volga-Kama region, we see dramatic changes in blacksmith's craft here. Among the Merya tribes and the population of the Tver-Volga region the base of high-quality iron production (especially, in production of knives) becomes technological welding (with domination of three-fold welding). Along with the imported products made by the classical scheme of three-fold welding, we meet with local low-quality imitations of this technology. The spread of objects made by three-fold welding technology was related to involving the Merya tribes and the Tver-Volga region population into trans-European trade by the Great Volga route.
   The Mordvinian tribes remained in the limits of traditional ways of ferrous metalworking. Their contacts in the production sphere were limited to the import of objects and rarely – to imitation of the imported models.
   The extensive analytical material for the study of ironworking of the Finno-Ugrian peoples of the Volga and the West Ural regions we have used in this work allows us state that technical and technological stereotype in this branch of production is quite a stable element of culture. Stability of the production traditions during a long period of time is clearly seen. Despite numerous migrations, invasions of alien population into the territory of the Finno-Ugrian peoples, and transformations of local cultures, there were no noticeable changes in their blacksmithing until the 9 -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

c. AD. It was the 9 -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

c. when a sharp leap-forward occurred in the milieu of the Finno-Ugrian peoples of the Volga and the West Ural regions. It was connected with their involvement into trans-European trade system by the Great Volga-Baltic route. The transformation manifested itself in wide spread of blacksmith products of common European shapes and introduction of new technologies in local blacksmithing. A change of technical and technological stereotype took place: three-fold welding and welding-in technologies were adopted, heat-treatment of high-quality objects became a tradition, and a new kind of raw material – phosphorous iron – was used purposefully.
   A different situation we can see by the example of the Mordvinian tribes. Here there was no change of technical and technological stereotype that could have been explained by their relative territorial isolation. The Mordvinians paid tribute to the Khazarian kaganate, and later to the Volga Bulgarian state. Hence, the alien influence on them was limited to acquirement of blacksmith products or local imitations of their shapes.
   The objects (mainly knives) made by three-fold welding technique are the most significant markers of the Finno-Ugrian peoples' relationships in the 9 -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

—11 -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

cc. The earliest finds of this kind (the 7 -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

—8 -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

cc.) are known in Scandinavia. By the late 8 -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

– 10 -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

cc. these appeared in Eastern Europe in the sites that are considered trade and craft centres (Staraya Ladoga, Novgorod, Gnezdovo, Sarskoe hillfort and Krutik). At that time there traces of Scandinavian population's presence there are evident.
   The products from these centres had immediately got great demand and spread in the Finno-Ugrian world quite rapidly up to rather distant ctTCclS (for example, the Permian tribes on the Vychegda). Technologically these goods could be easily discriminated from local products, and they mark the northwestern direction of contacts.
   The idea of three-fold welding technology was adopted by local craftsmen. However, they did not clearly understand its core and specifics of its use (welding together phosphorous iron and high-carbon steel). The shapes of objects often remained local. The adopted innovation was used in the Perm blacksmithing until the 14 -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

c., when it was abandoned in the Medieval Russian urban centres for a long time.
   Our research demonstrates that the impulses in ironworking sphere traced over the long history of the Finno-Ugrian tribes, as a rule, were not developed by the local milieu. The Finno-Ugrian world looks rather conservative in the sphere of production.
   Proceeding from the vast analytical data that characterize blacksmith's craft of different peoples in different epochs, we can state that technical and technological stereotype used in this production is quite a stable element of culture. To our opinion, the possibility of its change in pre-state formations is primarily connected with integration of alien cultures' bearers into aboriginal society. As for state structures, economic factors play decisive role and presuppose certain system of production organization (differentiation, regulation, institution of apprenticeship, etc.) and distribution of products.
   Translated by L. I. Avilova

Список сокращений

   АСГЭ – Археологический сборник Государственного Эрмитажа, Ленинград
   ВАУ – Вопросы археологии Урала, Свердловск
   ГИМ – Государственный исторический музей, Москва
   КСИА – Краткие сообщения Института археологии, Москва
   MAP – Материалы по археологии России, СПб.
   МИА – Материалы и исследования по археологии, Москва
   РА – Российская археология, Москва
   СА– Советская археология, Москва
   САИ – Свод археологических источников, Москва
   Тр. КФАН СССР – Труды Казанского филиала Академии наук СССР, Казань КНКМ —
   Kwartalnik historii kultury materialnej, Warszawa
   MA – Materialy archeologyczny, Krakow
   SA – Slovenska archeologia, Nitra