Джулиус Фаст
Язык тела. Азбука человеческого поведения

1
Тело – это послание

Кинесика

   В последнее время возникла новая увлекательная наука – кинесика (от греч. kinesis – движение). Предметом ее стало исследование языка тела. Она изучает отражение поведения человека в невербальной (внеречевой) форме: телодвижениях (жестах, мимике), используемых в процессе общения людей.
   Кинесика как наука родилась во второй половине XX века, поэтому ученых, занимающихся этими проблемами, не слишком много.
   Исследования показали границы между языком тела и речевым, вербальным общением. Классический пример: молодая женщина рассказывает психотерапевту, что очень любит своего друга, в то же время покачивая головой из стороны в сторону, что свидетельствует о подсознательном отрицании.
   Изучение языка тела пролило новый свет и на сущность межсемейных отношений. Например, картина находящихся в полном сборе членов семьи может обнаружить некоторые ее существенные особенности только движениями рук и ног. Если мать скрещивает ноги, а все остальные следуют ее примеру, то можно сделать вывод, что она занимает лидирующее положение в семье, хотя эти движения происходят, вероятно, неосознанно. Причем она искренне может отрицать свое лидерство, – ведь она советуется со своим мужем или детьми, но невербальный сигнал «следуй за лидером» будет безошибочно обнаружен любым, кто знаком с кинесикой.

Новый сигнал из подсознания

   Доктор Эдуард Х. Гесс рассказал о недавней конференции в Американском колледже медицинского гипноза, где было сообщено о новом кинесическом сигнале – непроизвольном расширении зрачка при виде чего-то приятного. На утилитарном уровне это может оказать помощь, например, при игре в покер, если игрок знаком с этим фактом. Когда зрачки партнера расширяются, можно быть уверенным, что у него на руках хорошая комбинация карт. Игрок, вероятно, даже не осознает своей способности уловить этот сигнал, как не осознает и его партнер, который посылает «телеграмму» о своей удаче.
   Доктор Гесс выяснил, что зрачок нормального человеческого глаза расширяется вдвое при виде изображения обнаженной женщины. Ученый отмечает использование этого нового кинесического сигнала для выявления эффективности коммерческой рекламы на телевидении. Во время демонстрации рекламного ролика фотографировали глаза зрителей. Позднее фотопленку тщательно изучили с определенной целью: выяснить, в какой момент происходит расширение зрачка. Другими словами, когда появляется спонтанный радостный отклик на рекламу.
   Язык тела может включать любое рефлекторное и нерефлекторное движение части или всего тела целиком как выраженную эмоцию человека.
   Чтобы понять этот внеречевой язык, эксперты по кинесике постоянно должны принимать во внимание культурные и социальные различия. Обычный человек, не знакомый с этими особенностями, часто неправильно интерпретирует жесты, мимику, движения тела.

Как понять девушку на расстоянии

   Аллен, юноша из маленького городка, приехал в большой город навестить Теда. Вечером, направляясь к дому друга, где намечалась большая вечеринка с коктейлями, он увидел хорошенькую юную брюнетку, переходившую улицу. Аллен последовал за ней, привлеченный ее чудесной походкой. Если ему и приходилось когда-то получать некое безмолвное послание, то это было оно!
   Он шел за ней, понимая, что девушка чувствует его присутствие, и заметил, что она не ускоряет шага. Аллен был совершенно уверен, что это призыв.
   Зажегся красный свет. Аллен набрался храбрости и, подойдя к девушке, произнес с приветливой улыбкой: «Здравствуйте».
   К его удивлению, она повернула к нему разгневанное лицо и проговорила сквозь зубы:
   – Если вы не оставите меня в покое, я позову копа.
   Как только зажегся зеленый сигнал, она исчезла. Аллен окаменел и залился румянцем от смущения.
   Он поспешил к Теду, где вовсю шла вечеринка. Пока Тед наливал виски, Аллен рассказал ему об этом досадном происшествии. Тед рассмеялся:
   – Да, старик, тебе не повезло.
   – Но черт побери, Тед, в моих краях ни одна девушка не позволит себе такую походку без определенной цели.
   – Это наши испаноговорящие соседи. Большинство девушек, несмотря на внешний вид, очень порядочные, – объяснил Тед.
   Аллен не понял, что в культуре многих испаноговорящих стран, где существуют строгие правила поведения в обществе, юная девушка может свободно демонстрировать свою соблазнительность и выглядеть броско, не боясь попасть в неприятную историю. На самом деле походку, которую Аллен счел призывной, следовало счесть вполне естественной, а сдержанная, даже чопорная манера американской женщины в тех же обстоятельствах выглядела бы, вероятно, лишенной изящества и неестественной.
   Аллен расхаживал среди гостей и мало-помалу забывал досадную оплошность.
   Когда вечеринка приближалась к концу, Тед отвел его в уголок и спросил:
   – Тебе здесь кто-нибудь приглянулся?
   – Вон та, Джанет, – вздохнул Аллен. – Старик, она мне действительно нравится…
   – Что ж, отлично. Попроси ее остаться. Маржи тоже останется, и мы поужинаем.
   – Я не знаю. Она просто… Кажется, я вряд ли добьюсь взаимности.
   – Да брось ты!
   – Нет-нет, весь вечер она словно говорила: «Держись подальше».
   – Да ты нравишься Джанет. Она сказала мне об этом.
   – Но… – возразил сбитый с толку Аллен, – тогда почему она так… так… я не знаю, она всем своим видом будто хочет сказать, чтобы я не приближался.
   – Ну такова уж Джанет. Ты просто не понял ее.
   – Мне никогда не понять этого города, – заявил Аллен, все еще сбитый с толку, но уже довольный.
   Как выяснил Аллен, в католических странах девушки могут своим поведением посылать сигналы с предложением пофлиртовать, однако они всегда под присмотром сопровождающих, и никакой физический контакт невозможен. В странах, где сопровождать молодую девушку необязательно, она защищается от назойливых приставаний серией невербальных посланий, которые означают: «Руки прочь». Когда ситуация такова, что мужчина не может в соответствии с правилами поведения подойти на улице к незнакомой девушке, она может двигаться безбоязненно и свободно. В таком городе, как Нью-Йорк, где можно ожидать чего угодно, особенно на вечеринке с коктейлями, приходится усвоить ряд невербальных сигналов, защищающих от разного рода приставаний. Чтобы дать понять это, девушка примет характерную застывшую позу, скромно скрестив ноги, если стоит, или, если сидит, скрестит руки на груди и использует другие защитные жесты.
   Дело в том, что в каждой ситуации существуют два элемента: передача послания и его получение. Если бы Аллен был знаком с этим, то не попал бы в неловкое положение в одном случае и избежал бы неопределенности в другом.

Трогать или не трогать

   Язык тела вдобавок к направлению и получению посланий, понимаемых и используемых точно, служит и для того, чтобы пробиться сквозь защиту. Поведаю вам о бизнесмене, который несколько переусердствовал, стремясь заключить очень прибыльную сделку.
   – Это была сделка, – рассказывал он мне, – выгодная не только для меня, но и для Тома. Том прибыл в Солт– Лейк-Сити из Баунтифула, который расположен неподалеку, но между ними огромное различие в культурных традициях. Это крошечный городок, и Том был уверен, что в большом городе все только и помышляют, как бы одурачить приезжего. По-моему, в глубине души он был убежден, что сделка выгодна нам обоим, но просто не доверял моему подходу. В своем воображении он нарисовал меня как бизнесмена из большого города, успешного, но не чистоплотного в деловых отношениях, а себя ощущал легкой добычей и простаком, которого вот-вот подцепят на крючок.
   Я пытался пробить брешь в его недоверии, положив руку ему на плечо. Этот проклятый жест окончательно все и разрушил.
   Мой друг-бизнесмен одним движением разрушил защитный барьер Тома. Языком тела он попытался сказать: «Доверяй мне. Давай установим контакт». Но «преуспел» только в совершении невербального оскорбления. Игнорируя защиту Тома, слишком энергичный бизнесмен загубил сделку.
   Часто прикосновение – самый доступный и самый очевидный жест. Прикоснувшись рукой или положив ее на плечо, можно установить более короткий и быстрый контакт, чем с помощью красноречия. Но такой жест эффективен в нужный момент и в верном контексте.
   Рано или поздно каждый юноша узнает, что прикосновение к девушке в неподходящий момент может резко оттолкнуть ее.
   Есть люди, которые принудительно устанавливают контакт прикосновением, которые, похоже, совершенно глухи к ответным жестам защиты своих собеседников, они не замечают невербальных требований не делать этого.

Прикосновение одиночества

   Однако прикосновение или ласковый жест сами по себе могут быть мощным сигналом. Прикосновение неодушевленного объекта может послужить очень громким и тревожным сигналом или мольбой о понимании.
   Возьмем случай с тетушкой Грейс. Будущее этой пожилой дамы живо обсуждалось всей семьей. Одни считали, что для нее лучше переехать в хороший дом для престарелых по соседству, где за ней будут не только ухаживать, но у нее расширится круг общения.
   Другие члены семьи считали, что это выглядит как стремление отделаться от тетушки Грейс.
   У нее был весьма немалый доход и прекрасная квартира, и она все еще не утратила способности обслуживать себя. Почему бы ей не жить там, где она привыкла, радуясь своей независимости и свободе?
   Сама тетушка Грейс не участвовала в дискуссии. Она сидела в центре, поглаживая свое ожерелье и кивая, поминутно прикасалась к маленькому гипсовому пресс– папье, пробегала пальцами по бархату кушетки, ощупывала деревянную резьбу на ней.
   – Пусть решает семья, – сказала она мягко, – я не хотела бы, чтобы из-за меня у кого-то возникли проблемы.
   Семья продолжала дискутировать, в то время как тетушка Грейс продолжала нежно прикасаться рукой ко всем предметам, до которых могла дотянуться.
   Не сразу близкие поняли это весьма очевидное послание. У тетушки Грейс постоянная привычка нежно прикасаться к предметам появилась именно с тех пор, как она начала жить одна. Она поглаживала все, до чего могла дотянуться. Семья сразу заметила это, но только теперь все они, один за другим, начали осознавать, о чем говорят ее жесты: «Я одинока. Я изголодалась по общению. Помогите мне!»
   Тетушку Грейс забрали к себе племянники, и она совершенно переменилась.
   Подобно тетушке Грейс все мы так или иначе направляем свои маленькие, но иногда отчаянные послания окружающим: «Помогите мне, я одинок. Заберите меня, я в вашем распоряжении. Оставьте меня одного, я подавлен». И очень редко эти послания осознанны. Мы выражаем свое состояние невербальным способом: недоверчиво приподнимаем одну бровь, потираем нос от любопытства, стискиваем руки перед грудью, чтобы изолировать себя или защититься, пожимаем плечами, демонстрируя безразличие, заговорщицки подмигиваем, барабаним пальцами в нетерпении, хлопаем по лбу, обнаружив свою оплошность.
   Жесты многочисленны. И в то время как некоторые совершенно преднамеренны, другие почти преднамеренны, существуют и иные: потирание пальцем над верхней губой, стискивание рук, чтобы защитить себя, – эти жесты совершенно бессознательны.
   Постижение языка тела – это изучение комплекса всех его движений, от вполне сознательных до совершенно спонтанных, от тех, что существуют в отдельных сообществах, до тех, которые пересекают все культурные барьеры.

2
О животных и территориях

Ритуальные сражения

   Только сейчас начинают понимать связь между общением в мире животных и общением среди людей. Многое из нашей способности проникновения в невербальное общение пришло из опытов с животными. Птицы общаются друг с другом песней, неизменно в их арсенале один и тот же набор нот, та же простая или сложная мелодия. Долгое время ученые считали, что эти ноты, эти птичьи песни были наследственными, подобно языку бурого дельфина (морской свиньи), «танцам» определенных видов ос и кваканью лягушек.
   Теперь, однако, возникает некоторое сомнение, что дело обстоит именно так. Опыты, похоже, доказывают, что песням птицу обучают. Орнитологи отделили группу птиц от остальных (в пределах одного вида), изолированные птенцы так и не сумели воспроизвести характерное для своего вида чириканье.
   Любопытно, что ученые, проводившие этот эксперимент, сумели обучить отобранных особей фрагменту популярной песни вместо той, что свойственна виду. Такие птенцы не развиваются должным образом, так как песни птиц связаны с общим процессом их взросления.
   Есть определенный тип поведения животных, который долго называли инстинктивным, – так называемая драка собак. Когда встречаются два кобеля, они могут реагировать друг на друга по-разному, но наиболее характерны рычание, симуляция ожесточенной драки. Наблюдающий эту картину обычно бывает встревожен таким поведением и может даже попытаться разнять разгневанных с виду животных. Владелец, знающий их повадки, понимает, что это ритуальная драка.
   Нельзя сказать, что она ненастоящая. Два пса сражаются за господство. Один победит, потому что агрессивнее, возможно, наносит более сильные укусы. Драка заканчивается в тот момент, когда оба понимают, что один из них – победитель, шкура же обоих цела. Потом происходит любопытная вещь. Побежденная собака ложится, перекатывается на спину и подставляет свою шею победителю. А тот просто стоит над поверженным, обнажая клыки и некоторое время рыча. Затем обе собаки разбегаются в разные стороны, и драка забыта – ритуал завершен. Невербальными средствами побежденный говорит: «Я уступаю. Ты сильнее, и я обнажаю перед тобой наиболее уязвимую часть тела – глотку». Победитель сообщает: «Действительно, я сильнее, и я рычу и скалюсь, теперь же давай поиграем».
   Кстати, любопытно заметить, что почти ни в одном наиболее высокоразвитом виде животных один не убивает другого, хотя могут драться друг с другом по разным причинам. Среди самцов косули в период спаривания такие полуритуальные драки могут приобретать накал настоящей борьбы, а затем, как ни странно, вместо того чтобы нападать друг на друга, начнут атаковать растущее поблизости дерево.
   Определенные виды птиц после брани и хлопанья крыльями – гневная прелюдия к битве – улаживают свои разногласия, с воодушевлением начиная строить гнезда. Антилопы могут сцепиться рогами и бороться за превосходство, но хоть борьба бывает и ожесточенной, далеко не всегда заканчивается смертью, чаще просто победой одной из них. Животные обучились искусству разыгрывать подобные сцены, которые похожи на ритуал.
   Об описанных драках собак и других животных ведется дискуссия: является ли такое поведение наследственным, как наследуются инстинкты, запечатленным в генетическом коде вида и передаваемым из поколения в поколение, или каждое животное обучается ему заново у старших.
   Я упоминал, что птицы одного вида должны учиться петь у сородичей, однако пернатые других видов воспроизводят пение действительно инстинктивно. Коноплянки пению учатся, в то время как камышовые овсянки наследуют эту способность вне зависимости от того, находятся ли они в контакте с другими овсянками в процессе взросления.
   Мы должны проявлять осторожность при изучении поведения животных и не спешить с обобщениями. Что справедливо для одного вида, совсем несвойственно другому. Что характерно для животных, то не обязательно присуще людям. Многие ученые утверждали, что ритуальные драки собак – наследственное явление, а я знал одного специалиста, который уверял меня, что такое поведение – результат обучения:
   – Понаблюдайте за сукой, когда ее щенята дерутся. Если один одержит верх, но, продолжая бой, попытается нанести вред другому, мать немедленно поколотит победителя, чтобы восстановить справедливость: триумфатор не должен загрызать слабого. Дозволено только мериться силой.
   С другой стороны, есть эскимосские собаки Гренландии, которых, похоже, очень трудно обучить собачьей «этике». Нико Тимберген, голландский натуралист, говорит, что каждая их стая контролирует определенную территорию. Молодые кобели постоянно нарушают эти границы и в результате постоянно подвергаются наказанию со стороны более старых собак, которые устанавливают границы. Однако щенки в молодости, похоже, так и не обучаются соблюдению границ территорий. По крайней мере, до тех пор, пока не станут половозрелыми.
   Со времени своей первой случки они внезапно осознают точные границы. Является ли это обучающим процессом, который нарастал с годами и теперь закрепился? Или это инстинкт, который проявляется только в период половой зрелости?

Наследуем ли мы язык?

   Наследуемый инстинкт – не простое дело, не просто и с процессом обучения. Трудно точно определить, насколько многое наследуется и как многому обучаются. Не всему в поведении обучают, значительно больше наследуется, даже у людей.
   И это возвращает нас к невербальному общению людей. Существуют ли универсальные жесты и выражения, не зависимые от различных культур и верные для любого человека в любой стране? Каждый ли представитель человеческого рода может быть понятым всеми другими людьми независимо от расы, цвета кожи, вероисповедания или культуры? Другими словами, всегда ли улыбка указывает на веселье? Всегда ли насупленные брови указывают на недовольство? Когда мы качаем головой из стороны в сторону, всегда ли это означает «нет»? Когда мы киваем вверх и вниз, всегда ли это означает «да»? Универсальны ли все эти движения для всех людей?
   Если бы мы могли выявить полный набор унаследованных жестов и сигналов, тогда наше невербальное общение уподобилось бы языку бурых дельфинов или языку пчел, которые определенными движениями могут повести весь свой рой к найденному запасу меда. Это те рефлекторные действия, которым пчелы не должны обучаться.
   Имеются ли у нас унаследованные формы общения?
   Ч. Дарвин считал, что выражения эмоций на лице похожи у всех людей, независимо от типа культуры. Он основывал свое убеждение на эволюционном происхождении человека. Однако в начале 50-х годов двое ученых, Дж. Брунер и Р. Тагвири, после тридцатилетних экспериментов сделали вывод: самые тщательные исследования указывают, что не существует врожденного неизменяемого образца, сопровождающего специфические эмоции.
   Затем, через 14 лет, трое ученых, П. Экман, У.В. Фризен (Нейропсихиатрический институт Ленгли Портера в Сан-Франциско) и Э.Р. Соренсон (Национальный институт неврологических заболеваний и слепоты), выяснили, что новые исследования подтверждают предположение Ч. Дарвина. Они проводили их в Новой Гвинее, на Борнео, в Соединенных Штатах, Бразилии и Японии – в пяти абсолютно разных странах на разных континентах – и обнаружили: в этих различных культурах наблюдатели узнают некоторые из одних и тех же эмоций, когда им показывают стандартный набор фотографических портретов людей.
   Утверждения П. Экмана, У.В. Фризена и Э.Р. Соренсона противоречат теории, что мимическим отражениям эмоций обучаются в обществе. Они также считают, что внутри культуры безошибочно распознают различные эмоциональные состояния.
   Причина этой универсальности имеет только косвенное отношение к наследственности. Они ссылаются на теорию, которая утверждает: «…Врожденные подкорковые программы связывают определенные отклики на различные универсальные выражения лица для каждого из первобытных чувств: интереса, радости, удивления, страха, гнева, расстройства, отвращения, презрения и стыда».
   Проще говоря, это означает, что мозги всех людей запрограммированы так, что уголки рта поднимаются кверху, когда они счастливы, опускаются вниз, когда расстроены, люди морщат лоб, приподнимают брови, кривят губы и так далее – в соответствии с тем, какой сигнал поступает в мозг.
   В противоположность этому они перечисляют и другие «различные выражения и правила, относящиеся к культуре, которые усваиваются в начале жизни. Эти правила предписывают, что делать с выражением каждого чувства в конкретных ситуациях; эти выражения различаются в зависимости от социальной роли и демографических характеристик и могут быть очень разными в различных культурах».
   В исследовании, которое проводили эти трое ученых, они попытались по мере возможности избегать психологической обработки, которую вносит культура. Распространение телевидения, кино и литературы весьма затрудняет проведение подобных опытов, но исследователи во многом сумели преодолеть это, изучая изолированные регионы и, где удавалось, общества, не владеющие письменностью.
   Их работа, похоже, доказала, что мы наследуем в нашем генетическом коде основные физические реакции. Мы рождаемся с некоторыми способностями к невербальному общению. Можем выражать ненависть, страх, радость, печаль и другие основные чувства, известные другим человеческим существам, не обучаясь этому.
   Конечно, сказанное не противоречит тому факту, что мы в процессе своего развития должны изучать многие жесты, которые означают не одно и то же в разных культурных сообществах и социальных группах. Здесь, на Западе, мы покачиваем головой из стороны в сторону, чтобы сказать «нет», а киваем вверх и вниз – и это означает «да», но в Индии есть общества, где все ровно наоборот: кивок вверх и вниз означает «нет», а покачивание из стороны в сторону – «да».
   Таким образом, можно понять, что наш невербальный язык частично наследуется, частично – результат обучения, частично – подражание. Позднее мы увидим, как важна эта инстинктивная составляющая в невербальном и вербальном общении.

«Территориальный императив»

   Ощущение своей территории относится к тому, что наследуется генетически. Роберт Ардри написал удивительную книгу «Территориальный императив», в которой он прослеживает это ощущение в царстве животных и в человеческом обществе. В своей работе он говорит о том, как животные, птицы, рыбы и приматы метят границы и охраняют территории. Для некоторых видов территория является временной, и они перемещаются с изменением времени года, для других постоянной. Р. Ардри приводит интересное доказательство тому, что, по его мнению, «территориальная природа человека является генетической и неискоренимой». На основе изучений животных он описывает врожденный код их поведения, связывая воспроизведение потомства с территориальной защитой. Ключ к коду, как он считает, – в территориальном императиве, который проявляется в стремлении животных и людей освоить, удержать и защитить свое пространство.
   Вероятно, отсюда стремление всех людей – обладать территорией и защищать ее, и весьма вероятно, что добрая часть этого стремления является врожденной. Однако нельзя безоговорочно переносить особенности животного мира на общество.
   Территориальный императив, вероятно, свойствен всем животным и некоторым людям. Культура может усилить его в некоторых людях и ослабить в других. Но почти не остается сомнений, что у людей существует какая-то потребность в собственном пространстве, а насколько она обязательна – вопрос, требующий дальнейшего рассмотрения.
   Одна из самых страшных современных пьес – «Дом» М. Терри. В ней нарисована картина будущего: в результате вселенского катаклизма у народа исчезло всякое представление о собственном пространстве. Все живут в гигантском металлическом муравейнике, охватывающем всю планету. Целые семьи заключены в одну комнату, они никогда не видят ни неба, ни земли, ни даже соседней камеры.
   В этой страшной истории, возможно пророческой, было полностью упразднено представление о каком– либо личном пространстве. Вероятно, именно это придает пьесе сильное трагическое звучание.
   В наших современных городах мы, похоже, продвигаемся к уничтожению собственной территории. Мы видим, что семьи втиснуты и заперты в комнатах, поставленных одна на другую. Мы поднимаемся в лифтах, впритирку друг к другу, и едем в поездах метро, так плотно прижатые, что нельзя шевельнуть ни рукой, ни ногой. Однако мы должны четко представить себе, что происходит с человеком, когда его лишают прав на личную территорию.
   Мы знаем, что человек исконно обладает ощущением личного пространства. Есть различия между тесной, плотной скорлупой жилья горожанина, более просторной территорией двора вокруг, домом в пригороде и огромными просторами, которые так радуют сельского жителя.

Какое пространство необходимо человеку?

   Мы не знаем, какое пространство необходимо каждому человеку, но в аспекте изучения языка тела важно то, что происходит с каждым, когда на его личную территорию посягают. Как он на это отвечает, как будет защищать ее, на какие уступки он способен пойти?
   Не так давно я обедал с моим другом-психиатром. Мы сидели в симпатичном ресторане за очень небольшим столом. В какой-то момент он достал сигареты, закурил и положил пачку на стол прямо перед моей тарелкой.
   Мы продолжали разговаривать, я его слушал, но как– то расстроился, сам не вполне понимая причину этого, и напрягся еще больше, когда он отодвинул свои столовые приборы, положив их рядом со своими сигаретами, еще ближе к моей стороне стола. Затем, перегнувшись через стол, он попытался изложить суть своего дела. В нее я просто не в состоянии был вникнуть из-за все возрастающего внутреннего дискомфорта.
   Наконец, он сжалился надо мной и сказал:
   – Я только что наглядно продемонстрировал тебе самую основную ступень в языке тела, в невербальном общении.
   Заинтригованный, я спросил:
   – Что же это?
   – Я агрессивно угрожал, бросил вызов, вынудил тебя защищаться, спровоцировав внутренний дискомфорт.
   Все еще не понимая, я спросил:
   – Но как? Что ты сделал?
   – Для начала я передвинул свои сигареты, – объяснил он. – А по молчаливому уговору мы разделили стол пополам.
   – Я не сознавал никакого такого деления.
   – Конечно нет. Но мы оба мысленно наметили границу территории. Обычно мы делим стол по молчаливому уговору. Однако я сознательно передвинул пачку сигарет на твое пространство, нарушив этот молчаливый уговор. Не осознавая того, что я сделал, ты все же почувствовал, что тебе угрожают, ощутил неловкость. Когда я агрессивно довел до конца свое вторжение, добавив к первой бреши в границе территории еще одну, подвинув свою тарелку и столовые приборы, а затем вторгнувшись и сам, тебе становилось все больше и больше не по себе, пусть ты все еще не сознавал причины.
   Так мне впервые продемонстрировали, что все мы обладаем личным пространством. Мы носим с собой эти зоны и реагируем по-разному на вторжение в них. С тех пор я испробовал те же самые приемы вторжения на чью– то территорию, человек же не осознавал того, что я делаю, но неизменно чувствовал дискомфорт.
   На следующий вечер мы с женой ужинали в итальянском ресторане за одним столом с еще одной парой. В качестве эксперимента я передвинул бутылку вина в «зону» моего друга. Затем медленно, не прерывая разговора, продолжил свое вторжение, переставив туда же бокал для вина и салфетку. Он смущенно заерзал на стуле, отодвинулся в сторону, переставил свою тарелку, свою салфетку и внезапно отодвинул бутылку вина назад.
   Он отреагировал, защищая свою зону, и ответил тем же на мое вторжение.
   Из этой своеобразной игры можно извлечь вывод: не важно, насколько заполнено пространство, в котором живем мы, люди, – каждый из нас охраняет зону, или территорию, вокруг себя – законное пространство, которое мы пытаемся охранять. Как мы защищаем это пространство, как реагируем на вторжение в него, а также как мы вторгаемся на другие территории – все это можно проанализировать, составить карту и в необходимых случаях конструктивно использовать. Все это элементы невербального общения. Эта охрана личной территории является одним из его главных принципов.
   Как мы охраняем свое пространство, как вторгаемся в чужое – существенная часть отношений с другими людьми.

3
Как мы управляем пространством

Пространство, которое мы называем своим

   В среде квакеров бытует история о городском жителе, который посетил молитвенный дом в маленьком провинциальном городке.
   Хоть и изрядно обветшавшее, это здание оставалось все еще красивым, и городской квакер решил сходить туда на воскресную службу. Приезжего предупредили, что всего лишь пара местных квакеров появляется там на службе. В то воскресенье он вошел в здание, обнаружив, что молитвенный зал совершенно пуст, утреннее солнце проникало через старые окна, освещая ряды пустых скамей. Он сел, наслаждаясь мирной тишиной. Вдруг услышал легкое покашливание и, подняв глаза, увидел бородатого квакера, стоявшего около его скамьи, старика, который, словно появился со страниц старинной книги. Горожанин улыбнулся, но старый квакер нахмурился, снова покашлял и произнес:
   – Простите меня, если я оскорбляю вас, но вы заняли мое место.
   Странные притязания старика именно на это место, несмотря на пустой молитвенный дом, забавны, но весьма правдоподобны. Начав посещать церковь, вы неизменно отмечаете границу собственного пространства.
   В своем доме у отца есть его особое кресло, и хотя он, вероятно, вытерпит усевшегося там гостя, но часто с принужденной любезностью. У матери есть ее собственная кухня, и ей очень не понравится, когда ее мать, придя навестить, завладеет этим пространством, пусть и временно.
   У людей есть их любимые места в поезде, любимые скамьи в парке, любимые стулья в зале на конференции и т. д. Все это – потребность в собственной территории, в месте, которое называют личным пространством. Возможно, это врожденная и всеобщая потребность, хотя общество, среда облекли ее в разнообразные формы.
   Офис может устраивать работающего там человека или может показаться слишком тесным не из-за реальных его размеров, но в сравнении с местом, занимаемым письменным столом и креслом. Если работник может откинуться назад, не прикасаясь к стене или книжному шкафу, обычно комната кажется достаточно просторной. Но если в более просторной комнате письменный стол поставлен так, что работник прикасается к стене или, откидываясь назад, он головой упирается в шкаф, офис покажется человеку слишком тесным.

Проксемика

   У доктора Эдуарда Т. Холла, профессора антропологии в Северо-Западном университете, давно вызывала острый интерес реакция человека на пространство вокруг него, использование этого пространства и передача определенных сигналов другим людям о владении этими территориями. Изучив личное пространство человека, Э. Холл создал новый термин – проксемика, чтобы описать теорию наблюдения над зонами территории и их использованием человеком.
   То, как люди используют пространство, по мнению доктора Холла, напрямую связано с тем, как они относятся к другим людям, насколько ощущают их близкими. Каждый человек, говорит Э. Холл, имеет свои территориальные потребности. Попытавшись стандартизировать проксемику, Э. Холл разделил эти потребности на четыре отдельные зоны, в которых существует большинство людей: а) интимное расстояние; б) личное расстояние; в) социальное расстояние; г) общественное расстояние.
   Как можно предположить, зоны просто представляют собой различные пространства, в которые мы проникаем, пространства, которые увеличиваются с уменьшением близости. Интимное пространство может быть или близким, что является реальным соприкосновением, или отдаленным, от 18 до 45 сантиметров. Интимное расстояние устанавливается, например, при занятии любовью, при очень близкой дружбе и у детей, которые жмутся к родителям или друг к другу.
   Когда вы находитесь в интимном пространстве, вы неизбежно ощущаете близость своего партнера, и, если такой контакт возникает между двумя мужчинами, это может вызвать неловкость или неудобство. Он наиболее естествен между мужчиной и женщиной в минуты близости. Когда мужчина и женщина не находятся в интимной близости, такое положение может порождать неловкость.
   В нашей культуре установление интимного состояния между двумя женщинами приемлемо, в то время как в арабской подобное приемлемо между двумя мужчинами. Мужчины часто ходят взявшись за руки в Аравии и во многих средиземноморских странах.
   Отдаленное расстояние в интимном пространстве является все еще достаточно близким, чтобы взяться за руки, но не считается приемлемым для двух взрослых американцев. Когда в метро или лифте они оказываются зажаты со всех сторон, то автоматически соблюдают определенные строгие правила поведения и в соответствии с ними общаются со своими соседями.
   Они словно застывают на месте, по возможности стараясь не прикасаться к своим соседям. Если теснота этого не позволяет, то они пытаются отодвинуться или напрягают мышцы в области соприкосновения, чем дают понять: «Прошу прощения за вторжение в ваше пространство, но к этому вынуждает ситуация, и я прикладываю максимальные усилия, чтобы уважать вашу неприкосновенность, не допускать ни малейшей интимности».
   Если бы, напротив, они расслабились и позволили себе даже слегка прикоснуться к своим соседям, радуясь контакту и теплу их тел, они совершили бы наихудшую из возможных оплошностей.
   Я часто видел, как женщина в переполненном вагоне метро поворачивается к явно невиновному человеку и рычит: «Не делайте этого!» – только потому, что мужчина забыл правила и расслабился, соприкасаясь с ней. Когда мужчина расслабляется, соприкасаясь с другим мужчиной, можно услышать еще более угрожающее рычание.
   Нельзя и пристально смотреть на других, находясь в переполненном вагоне или в лифте. Существует определенный временной интервал, в течение которого мы можем смотреть на человека, а затем нужно быстро отвести взгляд. Неосторожный мужчина, превысивший этот установленный временной интервал, рискует попасть в неприятное положение.
   Недавно я спускался в лифте высокого офисного здания с другим мужчиной. На четырнадцатом этаже в кабину вошла хорошенькая девушка, и мой спутник по рассеянности задержал на ней взгляд. Она становилась все пунцовее, а на нижнем этаже, выходя, повернулась и огрызнулась: «Вы что, никогда прежде не видели женщины? Вы… вы старый пошляк!»
   Мой друг, которому еще не было и сорока, возмущенно повернулся ко мне и спросил: «Что я такого сделал? Скажи мне, что я, черт возьми, сделал?»
   А произошло следующее: было нарушено основное правило невербального общения. Взглянув, быстро отведи глаза, если ты находишься в отдаленном интимном контакте с незнакомым человеком.
   Вторая зона территории, нанесенная на карту доктором Холлом, названа зоной личного пространства. Она условно также разделена на близкую и отдаленную. Первая – от 45 до 75 сантиметров. Этого достаточно, чтобы дотянуться рукой до своего соседа. Отмечено, что жена может оставаться в зоне близкого личного пространства своего мужа, но присутствие тут другой женщины может интерпретироваться таким образом, что она предположительно имеет на него виды. Однако это совершенно допустимое расстояние, например, на вечеринке с коктейлями. Оно допускает определенную близость и, возможно, по существу, является более интимной, чем зоной личного пространства. Но поскольку эти разграничения – пока просто попытки Э. Холла стандартизировать зарождающуюся науку, возможны дюжины классификаций, прежде чем проксемика обретет четкую систему.
   Крайние границы личного пространства, по Э. Холлу, от 75 до 120 сантиметров, и он называет это границей физического доминирования. Эта дистанция достаточная для того, чтобы и обеспечить определенную обособленность, и беспрепятственно контактировать с людьми. Когда два человека встречаются на улице, они обычно останавливаются именно на таком расстоянии друг от друга, чтобы поболтать. На вечеринке они, вероятно, будут приближаться от более высокой границы личного пространства к нижней.
   На этом пути невербальные сигналы варьируются от «Удержись от меня на расстоянии» до «Ты мне немного ближе, чем другие». Слишком решительное преодоление личного пространства в отношении со знакомым, сокращение дистанции в зависимости от ситуации может интерпретироваться либо как знак особенного расположения, либо как бесцеремонность. Вы о чем-либо сигнализируете изменением дистанции, но ваш посыл должен быть ясным, чтобы он был понят верно.

Социальное и общественное пространство

   Социальное пространство также имеет ближнюю и отдаленную зоны. Ближняя составляет от 120 сантиметров до 2 метров. Это расстояние, на котором мы ведем деловые беседы, например, с клиентом или руководителем; на этом расстоянии хозяйка договаривается с рабочим, который делает ремонт в доме, с продавцом в магазине или с посыльным – словом, вы устанавливаете такую дистанцию с посторонними людьми. Изменяя дистанцию в пределах зоны ближнего социального пространства, можно так или иначе воздействовать на собеседника. Начальник, стоя над сидящей перед ним секретаршей, утверждает свое превосходство и власть. Он внеречевым способом обозначает ситуацию «ты работаешь на меня», и слова здесь излишни. Зона социального пространства от 2 до 3,5 метра – это та, где осуществляются наиболее «статусные» контакты. Большой письменный стол у директора фирмы обеспечит ему необходимую дистанцию от своего подчиненного. Босс может, сидя на таком расстоянии, взирать снизу вверх на работника, еще более подчеркивая свою значительность.
   На такой дистанции неудобно, мельком взглянув на человека, отвести взгляд. В этой ситуации возможен лишь визуальный контакт, и традиция обязывает смотреть в глаза человека во время разговора. Отвести взгляд – значит уйти от разговора, согласно Э. Холлу.
   Одновременно это расстояние допускает определенную свободу маневра: вы можете продолжать свою работу, не показавшись невежливым, а можете прервать ее и вступить в беседу. В офисах это отдаленное социальное пространство необходимо между секретаршей и посетителем, что позволит ей продолжать работу, не чувствуя себя обязанной болтать с ним. На более короткой дистанции такое поведение показалось бы неучтивым.
   Муж и жена дома по вечерам поддерживают это отдаленное социальное расстояние, это дает им возможность расслабиться, в то же время вести беседу и просто почитать. Такой тип социального расстояния делает его почти необходимым, когда большая семья живет вместе. Однако часто она бывает разобщена, и иногда требуется сократить дистанцию, чтобы атмосфера стала более теплой.
   Наконец, доктор Холл упоминает общественное пространство как наиболее отдаляющее из территориальных связей. Вновь есть ближняя и отдаленная зоны – разграничение, которое может вызвать вопрос, почему бы не быть восьми зонам вместо четырех. Но на самом деле расстояния связаны с особенностями взаимодействия людей, а не с измерением.
   Близкая зона общественной дистанции составляет от 3,5 до 7,5 метра, и это удобно для неофициального общения, как общение учителя и учеников или обращение директора к рабочим на собрании. Наиболее протяженная зона общественной дистанции – от 7,5 метра и более – сохраняется в основном в обстоятельствах, где необходимо обеспечить безопасность политика, выступающего перед народом. В мире животных на такое расстояние определенные виды позволят к себе приблизиться, прежде чем бежать.
   Что касается животных, всегда существует опасность неправильной оценки человеком необходимой и безопасной дистанции. Типичный пример: лев и дрессировщик. Зверь отступает назад, если человек подходит слишком близко, вступает в «опасную» зону. Но когда льву некуда отступать, а человек продолжает продвигаться вперед, зверь повернется и приблизится к человеку.
   Дрессировщик основывает свой аттракцион на особенностях поведения животных, использует преимущества этого и продвигается к льву в клетке. Зверь, находясь в клетке, отступает вглубь, когда дрессировщик продвигается к нему. Когда льву отступать некуда, он поворачивается и с рычанием наступает на дрессировщика, неизменно продвигаясь прямо вперед. Тот быстро ставит платформу. Лев взбирается на платформу, чтобы добраться до дрессировщика, который быстро отступает из опасной зоны льва, и зверь останавливается.
   Публика предполагает, что льва остановили хлыст и неустрашимость укротителя. Эта ситуация в целом – невербальное высказывание дрессировщика публике. Но в данном случае язык тела обманчив.
   В действительности диалог между львом и укротителем имеет иной смысл. Зверь: «Убирайся из моего пространства, или я нападу на тебя». Человек: «Я ушел из твоей зоны». Зверь: «Ладно, тогда я остановлюсь здесь». Укротитель манипулирует зверем или образом, так что это «здесь» оказывается платформой.
   Точно так же дальняя общественная дистанция помогает политику или актеру невербально высказаться и оказать влияние на публику, причем сообщение не обязательно будет правдивым.
   На дальнем общественном расстоянии трудно сказать правду, точнее, на языке тела легче всего обманывать. Актеры знают законы невербального высказывания и в своей профессиональной деятельности используют это расстояние от сцены до публики для создания различных образов.
   На этом расстоянии жесты актера должны быть более аффектированными, с большей мерой условности, чем в обычных житейских обстоятельствах, чем в повседневном общении.
   На телеэкране, как и в кино, чередование крупных и дальних планов требует иного типа языка тела. Движение век или бровей, дрожание губ (крупный план) может передать такое же значительное послание, как движение руки или всего тела, снятые на дальнем плане.
   На крупном плане движения тела обычно теряются. Это, вероятно, одна из причин, почему актеры кино и телевидения испытывают столько затруднений, приспосабливаясь к театральной сцене.
   Сцена часто требует жеста и движения особой выразительности из-за расстояния между актерами и публикой. Сегодня есть движение к иному театру, где актеры приближаются к публике, поэтому и игра становится менее условной, поведение актера на сцене менее аффектированным и менее условным, «театральным».
   Актеры или спускаются с подмостков к публике, или приглашают публику подняться, чтобы сократить расстояние. Спектакль при таких условиях теряет структурную жесткость, форма его значительно более свободна, ощутима установка на бесформенность, обычно и на бессюжетность, остается только основная идея.
   При этих обстоятельствах актеру трудно проявить свои способности, используя язык тела. С одной стороны, он не может пользоваться сугубо «театральными» жестами, которые он использовал, потому что они просто не работают на этих небольших расстояниях, независимо от того, насколько он «в образе». Следовательно, актер должен выработать иные приемы, иной язык тела для нового театра, что будет также лгать публике.
   Остается понять, будет ли эта иллюзия, представленная крупным планом, более эффектной, чем условность сцены. Жесты на просцениуме или на традиционно удаленной сцене совершенствовались многие годы. Существует также культурная традиция жеста на сцене. Японский театр кабуки, например, содержит собственные характерные жесты, которые настолько национально ориентированы, что более половины из них, вероятно, непонятна западной публике.

Нация и пространство

   Существуют, однако, языки тела, которые понятны большинству людей. Движения маленького бродяги Чарли Чаплина в немых фильмах были достаточно универсальны, чтобы вызвать смех почти в каждой стране, включая очень своеобразную архаичную культуру стран Африки. Однако культура все же остается охраняющим фактором языка тела, и это особенно верно в отношении к языковым зонам. Доктор Холл в своей проксемике, изучающей взаимодействия человека и окружающей среды, проникает в смысл этого явления, связанный с сопоставлением разных культур. В Японии, например, скопление людей вызывает в них ощущение теплоты и приятной близости.
   Дональд Кин, автор книги «Живая Япония», отмечает, что в японском языке нет слова для обозначения уединения. Правда, это не означает, что не существует понятия уединенности, есть, но в условиях дома. Это пространство человек рассматривает как собственное и обижается на вторжение. То, что он тесно общается с другими людьми, не отрицает того, что он нуждается в личном пространстве.
   Э. Холл понимает эту особенность как отражение японской концепции пространства. Западные обитатели, как он считает, понимают пространство как расстояние между предметами, и оно для нас – пустота. Японцы же видят форму и организацию пространства осязаемо. Это проявляется не только в их аранжировке цветов или в искусстве интерьера, но также в их парках и садах, где пространство объединяет гармонически все их элементы.
   Подобно японцам, арабы также стремятся быть как можно ближе друг к другу. Но в то время как в общественных местах они неизменно образуют толпу, в частной жизни, в своих собственных домах, им требуется даже слишком много пространства. Арабские дома бывают просторными и пустыми, а люди скучиваются вместе на одной небольшой территории. Перегородок между комнатами обычно избегают, потому что, несмотря на стремление к обширному пространству, арабы, как ни парадоксально, не любят находиться в одиночестве и даже в своих больших домах стараются быть ближе друг к другу.
   Различие между стремлением арабов «прилепиться» друг к другу и японской скученностью громадно. Арабу нравится прикасаться к своему товарищу, осязать и обонять его запах. Чтобы отвергнуть друга, следует стыдиться его дыхания.
   Японцы в своей близости сохраняют официальность и отчужденность. Они ухитряются и прикасаться, и одновременно придерживаться строгих границ. Для араба этих границ нет.
   Для американца существуют границы личного пространства в общественном месте. Когда он ожидает очереди, то считает, что его место нерушимо. Если же араб сумеет занять чужое место в очереди, то чувствует себя вправе сделать это.
   Как у японцев отсутствие слова «уединение» указывает на определенное отношение к другим людям, так у арабов отсутствие слова «изнасилование» указывает на определенное отношение к телу. Для американца тело священно. Араб, который отталкивает и даже прижимает женщин на людях, не считает это посягательством на чужое жизненное пространство. Однако, если оскорбили его самого, это может создать большие проблемы для обидчика.
   Э. Холл указывает, что арабу иногда нужно побыть в одиночестве, независимо от того, насколько близко он хочет быть со своим товарищем-мужчиной. Чтобы побыть в одиночестве, он просто обрывает линии общения, уходит в себя, и это его движение уважается товарищами. Его отстранение переводится на язык тела: «Я нуждаюсь в уединении, хотя я и остаюсь среди вас, прикасаюсь к вам и живу рядом».
   Если бы американцу пришлось испытать такой уход собеседника в себя, он посчитал бы это оскорблением. Такое отстранение интерпретировалось бы им как разрыв связей, нежелание продолжать отношения.
   Когда два араба разговаривают друг с другом, они неотрывно смотрят в глаза друг другу. В американской культуре такой напряженный взгляд может быть понят как вызов. «Мне не понравился его пристальный взгляд, он двусмыслен, будто он хочет какой-то излишней близости» – типичная реакция американца на такой взгляд араба.

Западный мир и пространство

   До сих пор мы рассматривали язык тела в условиях пространственного различия весьма удаленных культур – Восток и Ближний Восток в противоположность Западу. Однако даже внутри западной цивилизации наблюдается большое различие. Существует громадная разница между тем, как, например, немец управляет своим жизненным пространством, и тем, как делает это американец.
   Американцы постоянно находятся в полуметровой «оболочке» своей частной жизни. Если они разговаривают друг с другом об интимных предметах, то встанут достаточно близко, чтобы их оболочки слились воедино. Для немца всякое место в его доме включено в «оболочку» его частной жизни. Если в комнате ведется интимная беседа, не подключая хозяина, он оскорбится.
   Возможно, рассуждает Э. Холл, по контрасту с арабами немецкое «самолюбие» «чрезвычайно бросается в глаза». Немец вследствие этого готов пойти на многое, чтобы сохранить свою сферу личного пространства. Во время Второй мировой войны немецких военнопленных разместили в одном военном лагере по четыре человека в палатке. Холл замечает, что они попытались разделить общее пространство, чтобы получить личное. В открытых лагерях для заключенных немецкие военнопленные пытались построить свои частные жилые помещения.
   Бросающаяся в глаза немецкая уязвимость, вероятно, породила характерную окаменелость позы и отсутствие подвижности тела. Такая поза, возможно, служит защитой или маской, позволяющей укрыть свой мир от чужих глаз.
   В Германии дома строят так, чтобы максимально огородить частную жизнь. Дворы тщательно обнесены заборами, а окна зашторены. Двери неизменно держат закрытыми. Когда араб хочет уединиться, он уходит в себя, немец же прячется за закрытой дверью. Это четко обозначает границы его личной зоны. Та же особенность проявляется в его типичном поведении в строю или очередях.
   В американо-немецком квартале я недавно стоял в очереди за билетом в кинотеатр и слушал разговор немцев обо мне, пока мы аккуратно и организованно продвигались вперед.
   Внезапно, когда я был всего в нескольких шагах от окошечка кассы, два молодых человека, – как я позднее узнал, поляки, – подошли к началу очереди и попытались немедленно купить билеты.
   Вокруг нас разгорелся спор.
   – Эй! Мы стояли в очереди. Почему бы и вам не подождать?
   – Верно. Встаньте в очередь.
   – К черту! Это свободная страна. Никто не просил вас выстраиваться в очередь, – выкрикнул один из поляков, энергично прокладывая себе путь к окошечку кассы.
   – Стоите в очереди, как овцы, – сердито сказал другой. – Вот что плохо с вами, фрицами.
   Нарушителей, как и следовало ожидать, призвали к порядку двое полицейских. В фойе я подошел к бузотерам:
   – Чего вы хотели? Беспорядков?
   Один из них усмехнулся:
   – Просто встряхнуть их. Что они выстраиваются в очередь? Надо жить проще.
   Когда я узнал, что они поляки, мне стало легче понять их поведение. В отличие от немцев, которые хотят знать точно, где они стоят, и считают, что только определенные правила поведения гарантируют цивилизованную жизнь, поляки привыкли пренебрегать установлениями и правилами.
   В то время как англичанин не похож на немца в своем отношении к пространству – ему недостаточно ощущения уединенности в его собственной комнате, – он не похож и на американца. Когда американец хочет уединиться, он уйдет. Возможно, из-за нехватки личного пространства и развитого коллективизма детей в Англии воспитывают в детских садах. Британец, который хочет побыть один, стремится уйти в себя, как араб.
   Англичанина, который говорит языком тела: «Я ищу уединения на несколько минут», американцы часто понимают так: «Я сердит на тебя и не хочу разговаривать с тобой».
   Уединенность в Англии достигается старательно выстроенными отношениями. В Америке вы разговариваете со своим соседом по дому, поскольку живете рядом. В Англии то, что у вас есть сосед, вовсе не означает, что вы вообще знакомы.
   Известна история об американце, выпускнике колледжа, который познакомился с английской леди на борту лайнера по пути в Европу. Англичанка соблазнила парня, и у них был бурный роман.
   Месяц спустя американец оказался на большом и очень официальном обеде в Лондоне, среди гостей, к своему восторгу, увидел леди Икс. Подойдя к ней, он сказал:
   – Здравствуй! Как дела?
   Опустив свой патрицианский нос, леди Икс произнесла отчетливо и чопорно:
   – Нас, кажется, не представляли друг другу.
   – Но… – пробормотал удивленный молодой человек, – ты, конечно, помнишь меня? – Затем, набравшись смелости, добавил: – Послушай, только месяц назад мы спали вместе, пересекая океан.
   – И это, – с ледяным спокойствием произнесла леди Икс, – вы считаете официальным знакомством?
   В Англии отношения создаются не по принципу ближайшего соседства, а в соответствии с социальным положением. Вы не обязательно станете приятелем своего соседа, если у вас разное социальное положение. Это не только традиция, но и результат перенаселенности. Французы, подобно англичанам, также живут скученно, но иные исторические традиции привели к иному результату. В то время как скученность явилась причиной, по которой англичане с необычным уважением относятся к частной жизни, французы с большим участием относятся друг к другу.
   Француз встречает ваш взгляд, прямо глядя вам в глаза. В Париже женщин не зазорно пристально разглядывать на улицах. Многие американки, возвратясь из Парижа, чувствуют себя на родине недооцененными. Француз всем своим видом передает невербальное послание: «Ты мне нравишься. Я, вероятно, никогда не познакомлюсь и не заговорю с тобой, но я оцениваю тебя по достоинству».
   Ни один американец не смотрит так на женщину. Это было бы воспринято как грубость, а вовсе не высокая оценка.
   Во Франции скученность населения вызвана ограниченностью пространства, но это же обстоятельство породило большее участие в жизни друг друга. Во французских парках пространство организовано иначе, чем в американских. Французы любят открытые пространства, это заметно и в городах.
   Американцы относятся к этому совершенно иначе. Нью-Йорк – чрезвычайно перенаселенный город, и по этой причине у нас развилось стремление к уединенности. Житель Нью-Йорка традиционно известен своим «недружелюбием и грубостью», и, как ни странно, подобное развилось из уважения к частной жизни соседа. Мы не станем вторгаться в эту частную жизнь, поэтому мы игнорируем друг друга в лифтах, в метро, на людных улицах.
   Мы шагаем рядом в своих собственных маленьких мирках, и, когда эти мирки вынуждены соприкасаться, это нас обескураживает, мы всегда опасаемся, что мотивы наших поступков будут неправильно истолкованы.
   На языке тела мы кричим: «Я вынужденно, случайно задел вас, но моя скованность говорит вам, что я никоим образом не намерен нарушить вашу неприкосновенность». Вторжение – наихудший грех. Заговорите с незнакомым человеком в Нью-Йорке – и вы встретите удивленную, настороженную реакцию.
   Только во времена больших кризисов барьеры рушатся, и тогда мы понимаем, что жители Нью-Йорка вовсе не враждебны, но скорее робки. Во время памятного отключения электроэнергии на северо-востоке все потянулись друг к другу, чтобы помочь, успокоить, ободрить и передать немного тепла, и в течение нескольких долгих часов город был местом, полным жизни.
   Затем свет включили – и мы вернулись в наши зоны суровой уединенности.
   За пределами Нью-Йорка, в маленьких американских городках, более открытое, дружелюбное поведение. Люди здороваются с незнакомцами, улыбаются им и часто вступают в разговор. Однако в очень маленьких городках, где все знают друг друга, где личная жизнь на виду, к незнакомцу могут относиться столь же неприветливо, как и в очень большом городе.

4
Вторжение в чужое пространство

Защита зон тела

   С первого взгляда трудно понять точное соотношение между личными пространствами, зонами или территориями и кинесикой – языком тела. Но если мы не поймем основных принципов индивидуальных пространств, то не сможем оценить, что происходит, когда вторгаются в эти территории. То, как мы реагируем на вторжение в наше личное пространство, во многом связано с языком тела. Мы должны понимать наше собственное агрессивное поведение и наши реакции на агрессию других, если намерены понять, какие сигналы мы посылаем и получаем.
   Возможно, самая трогательная история о вторжении в зону личного пространства написана почти полвека назад Х. Де Вере Стакпулом и называется «Голубая лагуна». Это история о маленьком ребенке, попавшем в результате кораблекрушения на тропический остров вместе со старым моряком. Моряк растит мальчика до тех пор, пока тот не становится самостоятельным, а затем умирает, и ребенок растет вплоть до зрелого возраста в одиночестве, затем встречает юную полинезийку и влюбляется в нее. В романе рассказана их любовная история. С детства девушке внушали, что к ней запрещено прикасаться любому мужчине. Борьба чувств с этим племенным табу завершается позволением юноше прикоснуться к юной полинезийке – это и составляет финал трогательной истории.
   Архаическое представление о том, что человек может встать на защиту зоны своего тела и личной неприкосновенности, привело Стакпула к исследованию этой темы, но только в последнее десятилетие ученые начали понимать сложное значение личного пространства.
   В предыдущей главе я рассказывал о психиатре, который с помощью пачки сигарет преподал мне урок относительно вторжения в личное пространство. Он, в свою очередь, научился многому из того, что знал, наблюдая реакцию пациентов в больницах для душевнобольных – этом изолированном микрокосмосе, который отражает общие закономерности внешнего мира. Но психиатрическая больница является и весьма специфическим местом: ее обитатели более поддаются внушению и более склонны к агрессии, чем нормальные мужчины и женщины, и часто их поведение искажает реакцию психически здоровых людей.
   Насколько агрессивно поведение душевнобольного к другому человеку, зависит от иерархического положения последнего. Это тест на господство. В любой больнице для душевнобольных один-два пациента добиваются более значимого положения агрессивным поведением, но их всегда сможет «привести в чувство» один из санитаров. В свою очередь, тот находится в подчинении у медсестры, а она у врача.
   Эта весьма реальная иерархия, отмеченная в этих учреждениях, такова же и во внешнем мире, – в армии или бизнесе, где существуют определенные степени значимости. В армии иерархия обозначена определенной системой символов: нашивками, птичками, звездочками. Но и без символов сохраняется сложившийся порядок подчинения. Я видел в душевой рядовых, почтительно относившихся к сержантам, хотя те не имели на себе знаков различия. Своим поведением и манерой держаться они были способны передать языком тела вполне понятное сообщение о своем звании.

Путь наверх

   В мире бизнеса, где не носят ни нашивок, ни других очевидных символов, наблюдается та же способность обнаружить свое социальное превосходство, это характерно для всех людей, занимающих высокое положение. Как они это делают? Какие способы используют, чтобы заставить подчиняться себе, какие уловки применяют в ожесточенной конкурентной борьбе за свою должность?
   Два исследователя попытались понять это, засняв серию немых фильмов. У них было два актера, которые играли роли руководителя и посетителя, и они менялись ролями в различных эпизодах. В одной сцене человек сидит за письменным столом, а другой, играющий роль посетителя, стучит в дверь, открывает ее и подходит к столу, чтобы обсудить какой-то деловой вопрос.
   Публику, смотревшую фильм, попросили оценить руководителя и посетителя. Из оценок начал вырисовываться определенный набор правил. Посетитель оказывался в наиболее униженном положении, когда останавливался у двери и, стоя у порога, разговаривал с сидящим за столом человеком. Посчитали, что он имеет больший вес, когда проходит половину расстояния до стола, и наибольший – когда подходит вплотную к столу и стоит непосредственно перед сидящим руководителем.
   Другим фактором, влиявшим на положение посетителя, по мнению наблюдателей, был промежуток времени между тем, как он стучал и входил, а для сидящего за столом руководителя – время между тем, когда он слышал стук и отвечал на него. Чем быстрее посетитель входил в комнату, тем более значительным он выглядел. Чем больше времени требовалось руководителю для ответа, тем больший вес имел он.
   Было очевидно, что все происходящее связано с освоением пространства. Посетителю позволяют войти на территорию руководителя, и уже одним этим автоматически означено более высокое положение руководителя.
   То, как далеко на его территорию проникнет посетитель и как быстро он это сделает, другими словами, насколько решительно он бросит вызов личному пространству руководителя, будет свидетельствовать о его положении.
   Большой начальник войдет в кабинет своего подчиненного без предварительного доклада. Подчиненный же будет ожидать за дверью, пока ему не позволят войти. Если начальник разговаривает по телефону, подчиненный может на цыпочках выйти и зайти позднее. Если подчиненный разговаривает по телефону, начальник обычно утверждает свой статус, стоя над подчиненным, пока тот не забормочет: «Позвольте мне перезвонить вам» – и затем уделит боссу максимальное внимание.
   В деловом мире постоянно происходят перемещения, идет борьба за повышение по службе, и таким образом символы положения становятся весьма необходимой частью этого процесса. Руководитель с «дипломатом» наиболее очевидный символ, и нам всем известен анекдот о человеке, который носит в «дипломате» только свои бутерброды, но это важно для имиджа, который он старательно формирует. Я знаком с чернокожим министром, деятелем в области образования, который много путешествует по стране. Он рассказал мне, что в городах американского Юга, в центральных кварталах или в отеле он появляется только в деловом костюме и с «дипломатом». Эти два символа придавали ему определенную значимость, которая отличала его от «ниггера».
   Большой бизнес использует множество символов, свидетельствующих о положении. Большая фирма медикаментов в Филадельфии заработала на продаже транквилизаторов достаточно денег, чтобы построить новое здание для быстро увеличивающегося штата сотрудников. В здании могло быть любое количество офисов и рабочих помещений, но совершенно сознательно компания оборудовала их в соответствии со статусом работников. Угловые офисы на самом высоком этаже предназначались для высшего персонала, угловые этажом ниже – для персонала рангом пониже, еще менее важные руководители имели офисы без угловых окон, следующие по положению за ними работали в офисах вообще без окон, у персонала рангом еще ниже были отгороженные отсеки со стенами из дымчатого стекла, без дверей, а персонал ступенью еще ниже занимал помещения, разгороженные перегородками из прозрачного стекла. Чиновники самого низкого ранга сидели за столами в общей комнате.
   Ранг сотрудника определялся совокупностью разных обстоятельств: важностью работы, зарплатой, ученой степенью. Степень доктора медицины, например, давала любому человеку, независимо от его зарплаты и стажа работы, право иметь закрытый офис. Доктор фармакологии мог иметь или не иметь такой офис – в зависимости от других факторов.
   Внутри этой системы оставалось достаточно пространства для множества других знаков, свидетельствующих о важности занимаемой должности. Занавеси, коврики, деревянные столы, а не металлические, мебель, кушетки, стулья и, конечно, наличие секретарши – все устанавливало степень значимости.
   Важным элементом в этой системе было различие между кабинками с матовыми стеклами и с простыми. Кабинет с простыми стеклами автоматически означал незначительную роль служащего. Его территория в наибольшей мере была открыта для визуального вторжения, следовательно, он был намного более уязвим.

Как стать лидером

   Открытие территории и вторжение в чужое пространство – важные показатели ранга в бизнесе. Что же такое лидерство? Какими способами или как языком тела заявляет о себе лидер?
   В годы перед Второй мировой войной Чарли Чаплин снял фильм под названием «Великий диктатор». Как и во всех его фильмах, там во многих эпизодах используется язык тела, но самый великолепный из них – сцена в парикмахерской.
   В этом эпизоде Чаплин в роли Гитлера и Джек Оуки в роли Муссолини бреются, сидя в соседних креслах. Действие сосредоточено вокруг попыток каждого из них занять господствующее положение по отношению к другому, чтобы утвердить свое лидерство. Поскольку они прикованы к креслам, их лица намылены, а на шеях салфетки, остается только один способ достичь господства – контролировать высоту кресел. Они могут опускать и поднимать их. Побеждает тот, чье кресло окажется выше.
   Господство, достигаемое с помощью физического возвышения, общеизвестно, оно существует и в животном мире. Недавние исследования показали, что среди волков вожак стаи утверждает свое превосходство, борясь с молодым или волком из другой стаи; он опрокидывает побежденного на землю и стоит над ним. Поверженный зверь выражает свою готовность подчиниться, ползая перед вожаком стаи и подставляя ему свою глотку и живот. Вопрос в том, кто выше.
   То же происходит и у людей. Мы все знаем о традиции коленопреклонения перед королями, идолами, алтарями. Поклоны и реверансы в большинстве случаев являются знаками своего подчиненного положения. Все эти действия выражают послание на языке тела: «Ты выше меня, следовательно, ты господин».
   Один мой знакомый, молодой человек ростом больше метра восьмидесяти, чрезвычайно преуспел в бизнесе благодаря умению поставить себя на место своих коллег. Наблюдая, как он ведет себя в некоторых успешных деловых операциях, я понял, что при малейшей возможности он горбился, сутулился, чтобы его партнер уверился в своем превосходстве.
   В семье кресло главного члена, обычно отца, будет находиться во главе прямоугольного или овального стола. Предпочтение, отданное круглому столу, часто расскажет кое-что об особенностях семьи. Точно так же при дискуссиях, когда все участники группы сидят за столом, лидер автоматически занимает положение во главе его.
   Это вовсе не открытие, мы находим его в истории о короле Артуре и его Круглом столе. Стол был круглым, так что вопроса о господстве не возникало и все рыцари, сидя за ним, пользовались равным уважением. Однако, где бы ни сидел сам Артур, он господствовал над всеми, и статус рыцаря снижался в зависимости от того, как далеко он находился от короля.
   Управляющий крупной фармацевтической компанией, в которой я работал, имеет офис, где, помимо его письменного стола и кресла, есть диван, стул и кофейный столик с парой кресел вокруг него. Официальный или неофициальный характер встречи зависел от того, куда он усаживался. Если приходил посетитель, с которым предполагалась неофициальная встреча, управляющий обходил вокруг своего стола и проводил посетителя к дивану, мягкому креслу или кофейному столику. Если предстояла чрезвычайно официальная встреча с посетителем, он оставался за своим столом.

Пространство, которое мы охраняем

   Потребность в личном пространстве и сопротивление вторжению в него настолько сильны, что даже в толпе каждый человек нуждается в определенной территории.
   Именно это заставило журналиста Герберта Джекобса выработать метод для оценки размеров толпы, поскольку представления, насколько она велика, зависят от того, является ли человек сторонником или противником собравшихся. Например, в зависимости от того, разделяет наблюдатель или нет лозунги политического митинга, например митинга в защиту мира, он преувеличивает и преуменьшает число участников акции.
   Джекобс, изучая фотографии толпы, сделанные сверху, где он действительно мог сосчитать людей по головам, пришел к выводу, что людям в плотной толпе нужна площадь от 2 до 2,5 квадратного метра на каждого, в то время как в редкой толпе – до 3,5 метра. Величину толпы, заключил Джекобс, можно исчислить по формуле: длину толпы умножают на ее ширину, делят на коэффициент поправки – плотность толпы. Это позволяет установить реальное число участников.
   Важно иметь в виду, что личное пространство людей в подобных обстоятельствах нарушается. Реакция на это может быть очень бурной. Чем многочисленнее и плотнее становится толпа, чем более агрессивно нарушается личное пространство собравшихся, тем быстрее нарастает общее раздражение. Гораздо легче управлять разрозненной толпой.
   Потребность в личном пространстве была известна Фрейду, который всегда организовывал свои занятия так, чтобы пациент лежал на кушетке, в то время как он сам усаживался вне поля его зрения на кресло, что исключало вторжение в личное пространство посетителя.
   В полиции также прекрасно осознают этот факт и используют его преимущества при допросе заключенных. Учебное пособие по ведению допросов преступников предлагает, чтобы следователь сидел вблизи подозреваемого и между ними не было ни стола, ни другой преграды, потому что это придает обвиняемому определенную степень свободы и уверенности.
   Пособие также предлагает, чтобы следователь в начале допроса сел на расстоянии полуметра – метра от подозреваемого, а в процессе допроса придвигался бы все ближе, так чтобы «в конечном счете одно из колен объекта находилось бы почти между коленями следователя».
   Физическое вторжение в личное пространство оказывает давление на подозреваемого – эта практика показала чрезвычайную эффективность таких приемов для получения признания. Когда территориальная защита человека ослаблена или когда в нее вторгаются, его уверенность ослабевает.
   В деловом мире начальник, который осведомлен об этом, может утвердить свое положение лидера, сознательно вторгаясь в личное пространство подчиненного. Вышестоящее лицо, склоняясь над столом подчиненного, нарушает принцип субординации. Менеджер, приближаясь вплотную к работнику с целью проверки его работы, создает у него ощущение дискомфорта и незащищенности. На самом деле отец, который ругает ребенка, склоняясь над ним, усиливает воздействие своих слов, демонстрируя свое превосходство.
   Можно ли использовать вторжение в личное пространство, чтобы пробудить защитную реакцию человека, или, не делая этого, можно ли иногда избежать опасных последствий вторжения? Мы знаем, что несоблюдение дистанции с едущим впереди автомобилем опасно для жизни. Если он внезапно остановится, можно врезаться в него, но никто не учитывает того, что переживает шофер машины, когда другой автомобиль сидит у него «на хвосте».
   Человек, сидящий за рулем машины, часто утрачивает значительную часть своей терпимости и из-за множащихся вокруг машин. Общение с помощью языка тела, которое прекрасно «работает», когда человек не за рулем, часто окончательно отказывает, когда он ведет машину. Нас оскорбляло поведение водителя, который вклинивается впереди, и мы все испытывали совершенно иррациональный гнев именно вследствие того, что это беспардонное вторжение в личное пространство.
   Полиция ведет статистику, доказывающую, что десятки несчастных случаев происходят из-за опасной реакции человека за рулем. В обычной ситуации немногим людям пришло бы в голову действовать или реагировать подобным образом. Выйдя из своего автомобиля, мы возвращаемся к цивилизованному поведению и позволяем людям обгонять нас, часто и посторонимся, чтобы пропустить вперед человека в автобус или в лифт.
   Машина, однако, в руках многих водителей нередко превращается в опасное оружие: она просто уничтожает многие наши ограничения и запреты. Причина этого неясна, но некоторые психологи выдвигают теорию, что в ряде случаев подобная реакция возникает из-за расширения границ наших личных территорий, когда мы находимся в машине. Наше личное пространство расширяется, зона владельца машины становится намного больше, и наша реакция на вторжение в эту зону значительно усиливается.

Пространство и личность

   Известно много работ, в которых ученые пытались понять, как реакция на вторжение в личное пространство связана с личностью. Один из авторов, Джон Л. Уильямс, определил, что интроверты стремятся удержать собеседника на большем отдалении, чем экстраверты. Человек, который уходит в себя, нуждается в более основательной защите личного пространства. У.И. Липольд в своем исследовании пришел к тому же заключению благодаря хитроумному эксперименту. Сначала студентам раздали тест для того, чтобы проверить, являются они интровертами или экстравертами, а затем их направили в помещение, где проводили эксперимент. Для проведения эксперимента было роздано по три типа инструкций. Условно их обозначили: «нажим», «похвала», «нейтральная». Методика «нажима» должна была вызвать раздражение испытуемого, например, ему говорилось: «Мы считаем, что ваша успеваемость из рук вон плоха и вы не стремились к лучшим результатам. Пожалуйста, займите место в соседней комнате и дождитесь беседы с интервьюером».
   Студент входил в комнату, где стояли два кресла, одно перед письменным столом и одно позади него. Беседа с установкой на «похвалу» начиналась с того, что студента хвалили за успехи и прекрасное поведение. В «нейтральном» же интервью задавали простой вопрос: «Нас интересует, что вы думаете о курсе».
   Результаты показали, что студенты, которых хвалили, садились как можно ближе к креслу интервьюера, те, на которых оказывали давление, – как можно дальше от стола, а те, кому задавался нейтральный вопрос, занимали место посередине. Интроверты и робкие студенты садились дальше, чем экстраверты при тех же условиях.
   После составления таблицы следующим шагом было исследование реакции мужчин и женщин на вторжение в личное пространство. Доктор Роберт Соммер, профессор психологии и глава отдела психологии Калифорнийского университета, описывает серию экспериментов, проведенных им в условиях больницы, где, надев белый докторский халат, чтобы выглядеть авторитетнее, он систематически вторгался на личную территорию пациентов. Он входил в их больничные палаты и комнаты отдыха, усаживался рядом с ними на скамьи. Эти вторжения, как он отметил, неизменно волновали пациентов и сгоняли их из облюбованных ими кресел или иного привычного места. Эти пациенты становились напряженными, беспокойными, реагируя на вторжение доктора Соммера, и, наконец, просто удалялись из нарушенного пространства физически.
   Из своих собственных и иных наблюдений Р. Соммер открыл целую область языка тела, который использует каждый человек, когда вторгаются на его частную территорию. Помимо действительно физического отступления, когда к ним приближаются, возникнет серия предварительных сигналов: люди вертятся, скрещивают ноги или барабанят пальцами. Это первые признаки напряжения, тем самым они говорят: «Ты подошел слишком близко. Твое присутствие беспокоит меня».
   Другие сигналы языка тела – закрытые глаза, подбородок, прижатый к груди, и сутулые плечи – говорят: «Уходи. Я не хочу, чтобы ты был здесь. Ты вторгаешься на мою территорию».
   Доктор Соммер рассказывает об одном исследователе в области пространственного вторжения, Нэнси Руссо, которая в качестве «театра военных действий» избрала библиотеку. Она оказалась идеальным местом для наблюдений: тишина, атмосфера уединенности. В большинстве случаев вновь пришедший посетитель стремится обособиться, занимая место подальше от остальных.
   Мисс Руссо занимает соседнее кресло и затем придвигается ближе к своей «жертве» или садится напротив нее. Хотя она не обнаружила универсальной реакции, но выяснила, что большинство, чтобы передать свои чувства, использует язык тела. Она описала «защитные жесты, изменение позы, попытки скромно отодвинуться». В конце концов, она пришла к выводу, что, если игнорировать все внеречевые сигналы, человек передвинется на другое место.
   Только один из 80 студентов, в чье пространство вторгалась мисс Руссо, попросил ее отодвинуться, остальные использовали для этого язык тела.
   Доктор Август Ф. Кинзел, который сейчас преподает в Институте психиатрии в Нью-Йорке, пока служил в Медицинском центре США для федеральных заключенных, разработал теорию, которая поможет предсказать, обнаружить и даже лечить агрессию людей.
   Исследуя поведение животных, А. Кинзел заметил, что животные часто реагируют особенно жестоко на любое вторжение на их личную территорию. Работая в тюрьме с преступниками, попавшими туда за совершение насилия, он заметил, что некоторые из них предпочитают изолированные камеры, несмотря на все тяготы такого заключения. Он обнаружил, что этим же людям свойственны немотивированные вспышки жестокости. Не оттого ли это происходило, что им требовалось больше личного пространства, чтобы держать себя под контролем?
   А. Кинзел обнаружил, что многие из тех, кого обвиняли в жестоких нападениях, жаловались, что их жертвы «сами виноваты, сами напрашивались», хотя тщательная проверка показала, что вина жертв заключалась лишь в том, что они оказались вблизи напавших. Проявления агрессии отмечались и в тюрьме, и за ее пределами, так что все объяснить условиями неволи было нельзя. В чем же тогда дело?
   Чтобы выяснить это, доктор Кинзел провел в тюрьме опыт над пятнадцатью добровольцами из числа заключенных. У восьми в делах были зафиксированы эпизоды агрессии, у семерых – нет. Людей просили встать в центре пустой комнаты, в то время как экспериментатор медленно приближался к ним. Каждый должен был сказать: «Стоп!», когда тот подойдет слишком близко.
   Опыт повторяли снова и снова, и обнаружилось, что у каждого из испытуемых определенная величина зоны личного пространства, которой А.Ф. Кинзел дал название «буферная зона тела».
   Группа агрессивных испытуемых, по словам доктора Кинзела, останавливала экспериментатора на расстоянии вдвое большем, чем вторая группа. Буферные зоны тела первых восьми были вчетверо больше, чем второй, неагрессивной группы. Когда кто-то подходил слишком близко к кому-то из «агрессивных», тот сопротивлялся столь ожесточенно, будто вторгшийся в его буферную зону тела «угрожал ему» или «набрасывался на него».
   В этом эксперименте в жестоких людях были смоделированы те же условия, спровоцированы те же ощущения, которые они испытали в момент преступления. Люди, решил доктор Кинзел, впадали в панику, когда кто-то вторгался в их личное пространство, значительно превосходившее по величине нормальное.
   Нарастание агрессии, которое возникает в районах гетто, например, вероятно, объясняется еще и тем, что полицейские плохо понимают значение неприкосновенности и посягают на личное пространство жителей этих кварталов. Исследование доктора Кинзела свидетельствует, что мы только начинаем понимать причину вспышек агрессии у людей и как их обуздать. В животном мире такое случается редко, потому что неприкосновенность границ личных территорий принята, что называется, по умолчанию.

Пол и люди, которых нет

   Вторжение в зону личного пространства связано с половым аспектом. Девушка, вступающая в личное пространство мужчины, ощутит иные сигналы, чем при вторжении на территорию женщины. В первом случае они чаще носят одобрительный характер, а стремление к флирту делает мужчину более толерантным к вторжению. Ситуация, однако, в корне меняется при нарушении границ пространства женщины, настораживая ее.
   Сигнал, который неизменно посылает «нарушитель» границ: «Я наступаю, потому что не считаюсь с тобой». Такой сигнал в контексте деловой ситуации между начальником и подчиненным может оказать деморализующее воздействие на последнего, но быть выгодным для первого – он вновь подтверждает свое лидерство.
   В переполненном вагоне метро возникает несколько иное понимание сигналов. Там люди вынуждены словно игнорировать друг друга, – иными словами, ситуация близости вызывает неловкость. Человек, который обращается к незнакомцу в переполненном вагоне метро, проявляет бестактность. В этом случае необходимо настойчиво отодвинуться, чтобы избежать неприятной ситуации. Нам не приходилось видеть кинокартин, в которых юноша и девушка познакомились бы в переполненном вагоне метро, – такого не бывает, даже в голливудском фильме.
   Толпу в вагоне метро можно вытерпеть только потому, считает Соммер, что пассажиры игнорируют друг друга. Если им придется ощутить присутствие, например из-за внезапной остановки, их, вероятно, раздражит ситуация, в которой они находятся.
   В ситуации отсутствия толпы человек будет возмущен, если его игнорируют как личность. Упомянутая выше Нэнси Руссо, проводя свои исследования в библиотеке, заметила, что один человек, поднявший голову и холодно посмотревший на нее, подал сигнал: «Я личность, по какому праву ты вторгаешься на мою территорию?»
   Он использовал внеречевой сигнал, чтобы остановить ее вторжение, и она сразу же из агрессора стала персоной, подвергшейся нападению. Сигнал был столь чувствительным, что она не смогла продолжить в тот день свой эксперимент.
   Случилось следующее: человек, в чье личное пространство она вторглась, неожиданно прорвался сквозь ее защиту, и в ходе эксперимента она осознала его как личность, а не как объект для исследования. Эта способность признать личность в другом индивиде является чрезвычайно важным ключом к общению на языке тела, и не только. Доктор Соммер указывает, что человек, которого игнорируешь, способен вторгнуться в личное пространство другого не более чем неодушевленный предмет. Не существует проблемы и с вторжением в личное пространство человека, не стоящего внимания.
   В качестве примера Соммер ссылается на то, как больничные сестры обсуждают состояние больного у его постели или, в то время как в Белом доме гости обсуждают расовый вопрос, им прислуживает черная горничная. Уборщица, которая вытряхивает мусор из корзины в офисе, не считает нужным постучаться перед тем, как войти, а владелец офиса не возражает против ее вторжения. Он не воспринимает уборщицу как личность, она человек, не стоящий внимания, как и находящиеся в офисе люди, не стоящие внимания, – для уборщицы.

Этикет и как занять место

   То, как мы признаем факт вторжения и реагируем на него, включает многое, что доктор Соммер называет «соблюдением формальностей». В нормальных обстоятельствах, когда вы вторгаетесь на территорию другого человека, будь то в библиотеке или в кафе, вы посылаете ряд сигналов. Вербально вы извиняетесь и спрашиваете: «Здесь не занято?» На языке тела, усаживаясь, вы опускаете глаза.
   Когда вы занимаете место в переполненном автобусе, принято смотреть прямо перед собой, избегая взглядов на человека, сидящего рядом. Для других ситуаций существуют иные правила.
   При защите личного пространства, согласно доктору Соммеру, используют соответствующие жесты и позы. Как вы ведете себя, когда за вашим столом есть свободные места, но желаете избежать общества незнакомых людей? Какие внеречевые сигналы используете? Исследования Соммера, проведенные среди студентов, показали, что, когда человек усаживается за свободный стол, он обычно прибегает к таким маневрам, если хочет остаться в одиночестве: или ищет уединения, расположившись по возможности подальше от других людей, или пытается занять весь стол.
   Если вы ищете уединения, не желаете с кем-либо соседствовать, то используете тактику отступления, устраиваетесь обычно на углу стола. На языке тела вы говорите: «Присядь за мой стол, если хочешь, но не нарушай моего уединения. Я специально занимаю место на углу стола, чтобы установить дистанцию».
   Другое решение проблемы – попытка просто занять весь стол для себя одного. Это оскорбительное поведение свойственно агрессивному человеку. Выбравший подобную тактику сам сядет в центре с любой стороны стола, тем самым говоря: «Оставь меня одного. Ты не можешь сесть, не обидев меня. Найди другой стол!»
   Среди других открытий доктора Соммера были следующие: студенты, которые придерживаются тактики отступления и желают обособиться, сядут спиной к двери. Те же, которые хотят занять весь стол, занимают оборонительную позицию и садятся лицом к двери. Большинство студентов, отступающих и защищающихся, предпочли маленькие столики или столики у стены в конце помещения.
   На языке тела студенты, которые сели в центре стола, заявляли о своей способности быть хозяином положения и о желании сохранить стол в своем полном распоряжении.
   Студент, который сел на углу стола, подавал сигнал о своем желании остаться в одиночестве: «Я не возражаю, если ты сядешь за мой стол, но на этот случай я занял самое дальнее место. Ты бы мог последовать моему примеру, тогда мы оба не нарушим уединения друг друга».
   Та же ситуация возникает и на скамейках в парке. Если вы хотите уединения и занимаете место на пустой скамейке парка, вероятнее всего, вы сядете на дальний конец скамейки, указывая: «Если тебе надо сесть непременно на этой скамье, то достаточно места, чтобы ты мог усесться на другом конце, – так мы не помешаем друг другу».
   Если соседство для вас вообще нежелательно, вы сядете в центре скамьи, чем сообщите: «Я хочу остаться один. Сядешь на эту скамью – вторгнешься на мою территорию». Если же вы не хотите уединения, то отодвинетесь от центра скамьи, но не до самого края.
   Это своеобразные тесты на общительность. Эти типы поведения отражают нашу психологию личности. Они указывают, что экстраверт склонен искать уединения, держась поодаль от всех. Интроверт, стремясь уединиться, допускает присутствие людей, но удержит их на расстоянии. В обоих случаях используются различные сигналы, но прежде всего обозначая свое местоположение: «Я нахожусь здесь и этим говорю: «Держись подальше!» или «Садись здесь, но не посягай на мое личное пространство».
   Это напоминает сигналы, переданные разными позами, например, за столом в кабинете: «Держись подальше. Я требую уважения»; на судейской скамье в зале суда: «Я выше вас, и поэтому мое слово самое веское»; или, приближаясь, вторгаясь в чье-либо личное пространство, вы объявляете: «Я игнорирую твои права. Я двигаюсь к тебе, потому что так хочу, поэтому я тут главный».

5
Маски, которые носят люди

Улыбка, скрывающая чувства

   Существует много способов защиты нашего личного пространства, и один из них – маска. Мы редко показываем людям свою сущность. В исключительных случаях мы показываем свои чувства выражением лица или своими действиями. Обычно мы себя строго контролируем: выражения лица, жесты, позы. Доктор Ирвинг Гофман в своей книге «Поведение в общественных местах» утверждает, что одно из наиболее очевидных проявлений – наш внешний вид, выбор одежды и прическа, которой мы отдаем предпочтение.
   Они также несут послания языка тела нашим друзьям и коллегам. И. Гофман считает, что в общественных местах от человека ожидают, что он будет аккуратно одет и выбрит, волосы причесаны, а лицо и руки чисто вымыты. Работа ученого, написанная в конце 60-х годов прошлого века, не принимала в расчет свободный стиль сегодняшней молодежи: длинные волосы, легкую небритость и нарочитую небрежность – вид, который воспринимался как неприемлемый. Но к такому стилю общество обычно бывает подготовлено, и новый стиль постепенно согласуется с общими представлениями о допустимом.
   И. Гофман указывает, что в определенных обстоятельствах, например в час пик в метро, маски, которые мы обычно носим, немного «сползают», и, находясь в состоянии серьезной усталости, мы обнаруживаем свою истинную природу. Мы, испытывая вполне понятное раздражение, забываем контролировать выражение своего лица. Попытайтесь внимательно посмотреть на людей в переполненном автобусе, вагоне метро или поезда в час пик после рабочего дня – и увидите, что их лица выражают истинную человеческую сущность.
   Мы постоянно держим себя под строгим контролем, чтобы наши позы и жесты не обнажили того, что позаботился «припрятать» наш разум. Мы постоянно улыбаемся, но это не является признаком расположения к собеседнику или удовольствия, но иногда извинения бывают способом самозащиты или даже раскаяния.
   Я сажусь рядом с вами в переполненном ресторане. Легкая улыбка говорит: «У меня нет намерения вторгаться в ваше личное пространство, но это единственное свободное место».
   Теснота вынудила меня прижаться к вам в битком набитом лифте, и моя улыбка говорит: «Я не хотел посягать на вашу личную территорию, но простите меня – уж так вышло».
   При резкой остановке меня прижало к кому-то в автобусе, и моя улыбка говорит: «Я не намеревался задеть вас. Прошу прощения».
   И так в течение всего дня под улыбкой мы скрываем раздражение и даже гнев. На работе мы улыбаемся покупателям, нашим начальникам, подчиненным, нашим детям, соседям, мужьям, женам и родственникам, и очень нечасто такая мимика адекватна чувствам. Это просто маски, которые мы носим.
   Мы носим маску не только мимическую, но и жестовую или принимаем определенную позу. Женщины учатся сидеть так, чтобы скрыть свою сексуальность, особенно когда на них короткие юбки; с той же целью женщины носят бюстгальтеры, а мужчины – нижнее белье, которое стягивает нижнюю часть тела. Мы держимся прямо, застегиваем пуговицы на рубашке, «молнии» на брюках, втягиваем живот и практикуемся в ношении разнообразных масок на лице. У нас есть «лица» для вечеринок, похорон и даже для условий тюрьмы.
   В книге под названием «Тюремный этикет» доктор Б. Филипс замечает, что новые заключенные надевают маску «пехтуры», выражающую безразличие и безликость. Однако, когда они остаются одни, наступает характерная реакция на эту защитную «дневную» маску: улыбки, смех нарочито преувеличены и явственнее выражена ненависть к охранникам.
   С возрастом маски носить все труднее. Некоторым женщинам, всю жизнь чувствовавшим свою привлекательность, бывает трудно в пожилом возрасте по утрам «встречаться со своими лицами». Пожилой мужчина с годами распускается: мускулы лица расслаблены, мимика не контролируется. С годами появляются подергивания лица, обвисание щек, залегают глубокие морщины, взгляд становится хмурым.

Сбрасывание маски

   Повторим, существуют определенные ситуации, в которых маска спадает. В машине, когда наше личное пространство расширено, мы часто ощущаем себя свободными и сбрасываем маску, а если кто-то втискивается перед нами или «садится на хвост», нас может захлестнуть волна возмущения, которая поражает своей неадекватностью. Почему мы переживаем по столь ничтожному поводу? Какая разница, втиснется машина перед нами, окажется ли слишком близко?
   Суть в том, что мы становимся как бы невидимыми, нужда в маске отпадает и реакции становятся такими бурными.
   Именно сбрасывание маски говорит нам о необходимости носить ее. В клиниках для душевнобольных истинное лицо тоже часто проступает сквозь надетую личину. Пациент с расстройством психики, пожилой человек, может игнорировать самые общепринятые маски. Доктор Гофман рассказывает о душевнобольной, чье нижнее белье оказалось не в порядке. Она на глазах у всех начала приводить его в порядок, подняв юбку, но, когда это не получилось, просто сбросила на пол одежду, поправила белье, а затем невозмутимо натянула платье.
   Это игнорирование общепринятых правил, пренебрежительное отношение к внешности, уходу за собой, часто является одним из наиболее явных признаков начинающегося психического расстройства. И наоборот, выздоровление душевнобольного часто сопровождается проявлением интереса к своему внешнему виду.
   Так же как при нарастании психопатических признаков пациент теряет связи с реальностью, путается в словах – не способен выразить свою мысль, это проявляется в неразберихе языка его тела, – и тут он теряет контакт с окружающим миром. Он способен высказать то, что нормальные люди скрывают. Он не соблюдает общепринятых условностей, не осознавая, что находится среди людей. Эта полная потеря контроля над языком тела, вероятно, является ключом к более полному пониманию сути того, что происходит в сознании пациента.
   Когда человек прекращает общение на словесном уровне, он продолжает говорить на языке тела. Точные или ошибочные невербальные послания отправляет – не важно, но он не может ничего не выражать вообще. Он может лишь ограничить общение на языке тела, если ведет себя в пределах разумного, как принято. Другими словами, если он ведет себя как здоровый человек, то будет посылать наименьшее количество сигналов на языке тела.
   Но если он действует как здоровый человек, тогда он, конечно, здоров. Какие другие критерии есть у нас для определения психического здоровья? У безумного человека болезнь проявляется в тех сообщениях, которые он внеречевым способом посылает миру. Такое послание, по существу, – крик о помощи. Это по-новому освещает странные действия людей с умственными нарушениями и соответственно открывает новые пути для их лечения.
   Ношение маски не прикрывает непроизвольных реакций. Внутреннее напряжение может вызвать испарину, дрожание рук, ног, и скрыть это почти невозможно. Мы можем положить руки в карманы, незаметно присесть, чтобы унять дрожь в ногах, или двигаться быстрее, чтобы сделать эти реакции незаметными. Страх можно скрыть, если энергично приступить к действиям, которыми вас пугают.

Маска, которая не снимается

   Необходимость носить маску часто настолько велика, что процесс становится самопроизвольным и снять ее невозможно. Существуют определенные ситуации, например момент интимной близости, когда маски сбрасываются, чтобы во всей полноте получать наслаждение от занятий любовью, и, однако, многие из нас способны сбросить маску только в полной темноте. Мы так боимся открыться и языком тела рассказать нашим партнерам больше, чем хотим, что пытаемся полностью исключить визуальное общение и сами воздвигаем какие-либо моральные преграды: «неприлично смотреть», «иные части тела уродливы», «приличная девушка должна быть стыдлива» и тому подобное.
   Для многих людей и темноты недостаточно, чтобы снять маску. Даже и тогда они не в состоянии сбросить защитный панцирь.
   Именно это, считает доктор Гофман, бывает причиной фригидности очень многих женщин среднего класса. Но и среди простых людей, считает доктор Кинси, существует столько же, если не больше, запретов, для себя установленных. Во всяком случае, средний класс в большей степени стремится к экспериментированию в сексуальном отношении и женщины более раскованы эмоционально.
   Свои познания о маскировке люди черпают из книг по этикету. Они диктуют, что прилично и что неуместно, в терминах языка тела. Одна книга предполагает, что нехорошо потирать лицо, прикасаться к зубам или чистить ногти в обществе. Какие жесты и мимика уместны, когда вы встречаетесь с друзьями или незнакомыми людьми, – все это подробно изложено в книге по этикету Эмили Пост. Правилами предписано даже не обращать внимания на женщину в общественном месте. Автор рассказывает, как при необходимости «поставить человека на место» и как это сделать, в каком случае: «Только при наличии серьезнейшей причины, если вы, конечно, леди, а если вы мужчина, то по отношению к даме этого вообще делать нельзя».
   Частично свои знания о ношении маски мы впитываем из нашей культуры, а частично получаем из практики. Это умение хотя и универсально, но различно в разных культурах. Есть страны, где люди из вежливости должны, разговаривая, не глядеть друг другу в глаза, в то время как в Америке необходимым актом вежливости считается прямой взгляд в глаза партнеру во время беседы.

Когда в человеке не видят личности

   В любой культуре существуют ситуации, когда маска может «соскользнуть». Чернокожим на Юге хорошо известен «взгляд ненависти», которым могут наградить их белокожие южане без какой бы то ни было очевидной причины, кроме иного цвета кожи. Такой же взгляд или неприкрытая демонстрация враждебности могут быть направлены другому белому только при величайшей провокации, и у южан совершенно недопустимо, чтобы чернокожий мог так взглянуть на белого.
   Одна из причин того, почему в этой ситуации белый южанин сбрасывает маску, заключается в том, что он видит в чернокожем не личность, а существо низшего порядка. На Юге, однако, чернокожие пользуются своими невербальными сигналами. Они, например, взглядом могут сказать друг другу, что являются людьми одной расы, даже если один из них настолько светлокожий, что его легко принять за белого. Другой взгляд предупредит своего собрата: «Меня принимают за белого».
   В нашем обществе, воспитывая детей, в них очень часто не видят личностей, иногда их не видят и в слугах, возможно осознанно, возможно неосознанно относясь к этим людям как к не стоящим внимания, – значит, не считая нужным надевать какие-то маски. Перед этими людьми, не стоящими внимания, нет нужды представать в каких-то масках. Мы можем не волноваться об оскорбленных чувствах этих людей, за которыми мы не признаем право на личность. Если у них нет чувств, то как их можно задеть?
   Это обычно расценивается с точки зрения классовости. В обществе люди более высокого положения так относятся к тем, кто занимает более низкую ступень. Начальник не стыдясь сбрасывает маску перед своим подчиненным, как дама перед своей горничной, как отец перед своим ребенком.
   Я недавно сидел с женой в ресторане, и через стол от нас две пожилые дамы с аристократичными манерами пили коктейли. Все в них – от их мехов до кончиков волос – просто кричало о богатстве, а поведение подкрепляло этот факт. В наполненном людьми ресторане они разговаривали так громко, что их голоса доносились до каждого уголка, хотя их беседа носила сугубо личный, даже интимный характер. В результате все посетители ресторана чувствовали себя неловко. Все старательно делали вид, что не слышат этих дам, но приходилось разговаривать с известным напряжением, чтобы перекрыть громкость их голосов.
   Поведение двух пожилых женщин говорило: «Вы все не значимы, вы все на самом деле не личности. Значение имеет только то, чего желаем мы, и поэтому мы не можем реально кого-то смущать».
   Кстати, вместо того, чтобы использовать для передачи своего послания только язык тела, дамы использовали громкость своих голосов. Здесь перед нами необычное сочетание сигналов: значение слов передает одно послание, а громкость голоса – другое.
   Это случаи, когда маска сброшена, но сбрасывают ее демонстративно. Перед людьми, не стоящими внимания, показать свое истинное лицо не стыдно. В большинстве случаев мы сохраняем свои маски, сбрасывание их бывает опасным. Когда к нам приближается нищий на улице, а мы не хотим подавать милостыню, мы притворяемся, будто его не видим. Мы поплотнее надеваем свою маску, отворачиваемся и поспешно проходим мимо. Если бы мы позволили себе сбросить ее, чтобы увидеть в нищем личность, нам не только пришлось бы иметь дело с собственной совестью, стать доступными его назойливым домогательствам и, возможно, попытке поставить нас в неловкое положение.
   То же самое справедливо для многих случайных знакомых. Мы не можем уделить время, чтобы перекинуться парой слов, по крайней мере, в городских условиях – просто вокруг нас очень много людей. В пригородах или в сельской местности дела обстоят иначе, и соответственно там реже надевают маски.
   Сняв привычную личину, мы становимся такими, какие мы есть, становимся доступны для нежелательного истолкования своей личности. Доктор Гофман иллюстрирует это примером. В психиатрической клинике мужчина средних лет повсюду бродил со свернутой газетой и сложенным зонтиком, сохраняя на лице такое озабоченное выражение, будто он опаздывает на назначенную встречу. Сохранять видимость, что он нормальный бизнесмен, было чрезвычайно важно для него, хотя на самом деле он обманывал только самого себя.
   В восточных странах процедура ношения маски может быть вполне реальной: женщины прикрывают лица, что прежде всего позволяет им скрыть свои эмоции и так защищает их от любых посягательств со стороны мужчин.
   В этих странах язык тела настолько точен, что сплошь и рядом при малейшем поощрении мужчина попытается добиться женской благосклонности. Покрывало позволяет женщине скрыть нижнюю часть лица и исключить любой непреднамеренный поощряющий жест. В XVII веке женщины использовали веера и маски на палочках с той же самой целью.

Мазохист и садист

   Во многих случаях ношение маски используют как инструмент психологического истязания. Возьмем случай с Энни. Она вышла замуж за Ральфа, пожилого мужчину, гораздо старше ее, более образованного и придающего слишком большое значение тому, что Энни интеллектуально и социально ему не ровня. Однако в странной и несколько извращенной манере Ральф любил Энни и понимал, что лучшей жены ему не найти. Это не удержало его от соблазна втянуть Энни в свою жестокую игру, которая включала замысловатое и неуклонное ношение маски.
   Когда Ральф приходил домой с работы, каждый день осуществлялся строго выработанный ритуал. Энни должна была приготовить ужин и ждать точно в половине седьмого, не позже и не раньше. Он обычно прибывал домой около шести, умывался и читал дневную газету до половины седьмого. Затем Энни полагалось позвать его к столу и одновременно занять свое место, наблюдая украдкой за выражением его лица. Ральф знал, что она наблюдает за ним. Она понимала, что он знает. Но ни один из них не признавался в этом.
   Ральф ни в коем случае не должен был показать, вкусный или нет был ужин, и в процессе еды Энни следовало мысленно переживать отчаянные муки: понравится мужу еда или нет? Если не понравится, она знает, что за этим последует: молчаливая укоризна и томительный вечер.
   Энни полагалось сидеть как на иголках, наблюдая за бесстрастным лицом Ральфа. Правильно ли приготовила она блюдо? Сделала ли она его как полагалось? Она следовала рецепту, но добавила кое-что от себя. Не было ли это ошибкой? Да, должно быть! Ее душа уходила в пятки, тело напрягалось от предчувствия беды. Нет, Ральфу это не нравится. Разве его губы не изгибаются в предвестии язвительной усмешки?
   Ральфу, живущему той же игрой, следовало смотреть и томительно долго сохранять на лице загадочную мину, пока Энни умирает тысячью смертей. Затем он улыбнется в знак одобрения. И внезапно, чудесным образом все существо Энни запоет от счастья: жизнь прекрасна и удивительна, Ральф – ее любовь, и она ужасно, ужасно счастлива. Она вернется к еде, теперь радуясь пище, голодная как волк и ужасно довольная.
   Благодаря изощренному манипулированию своей личиной, умению безошибочно выбрать жест, мимику, позу Ральф изобретал легкое мучение и затем награду. Он использовал ту же методу и ночью, в постели с Энни. Он не делает ни малейшего намека на то, что он чувствует, будет ли он с ней заниматься любовью, и вновь и вновь вовлекает Энни в ту же тщательно разработанную жестокую игру. «Прикоснется ли он ко мне? Любит ли он еще меня? Я не переживу, если буду отвергнута!» – с трепетом размышляет она.
   Когда, наконец, Ральф поворачивается и прикасается к ней, Энни взрывается в страстном экстазе. Не нам решать вопрос, является Энни жертвой или соучастницей.
   Использование маски, чтобы добиться мучительных переживаний, является интересующим нас предметом. Садомазохистские отношения Энни и Ральфа доставляют им обоим странное удовольствие.
   Однако для большинства носителей маски выгода от нее более очевидна.

Как сбросить маску

   Выгода ношения маски, реальная или воображаемая, заставляет нас не торопиться ее сбросить. Мы могли бы, помимо всего прочего, навязать отношения людям, которые их не хотят, без этой личины нас могли бы и отвергнуть. Однако ношение маски может лишить нас желанных отношений. Приобретем ли мы больше, чем потеряем?
   Возьмем, например, дело Клаудии. В свои тридцать с небольшим она привлекательна, изящна, значительна. Благодаря своей работе в крупной фирме по инвестициям Клаудия в течение дня контактирует с многими мужчинами, часто назначает свидания. Но она все еще одинока и, хотя ей неприятно признаться в этом, все еще девственница.
   Она совсем этого не желает, настаивает Клаудия. Она – страстная натура и с ужасом думает о печальной перспективе остаться старой девой. Почему же она не может увлечься мужчиной ни эмоционально, ни сексуально? Клаудия не понимает почему, но мужчины, которым она назначает свидания, понимают.
   «Она отбивает у тебя охоту, – объяснил один из них. – Черт, мне нравится Клаудия. На работе она великолепная девчонка, и я пригласил ее на свидание. Но в ту минуту, когда, казалось, что-то начинает складываться, она замораживается и послание ее недвусмысленно: «Не прикасайся, все равно ничего не добьешься». Кому же это нужно?»
   Кому, действительно? Кто сумеет рассмотреть за запрещающими сигналами языка тела теплую и страстную женщину? Клаудия, объятая страхом, что ее отвергнут, отвергает первой, прежде чем что-то успеет возникнуть с партнером. При таком раскладе ее никогда не обидят, от нее никогда не откажутся… потому что она отказывается первой.
   Глупо? Возможно. Но эффективно, если угроза быть отвергнутой является наихудшим из того, что может случиться с вами. Для Клаудии это так. Поэтому вместо того, чтобы использовать шанс, она проживет до конца своих дней в одиночестве.
   Клаудия носит маску не в силу необходимости, а бессмысленно. Бывает, однако, что носить маску вынуждает общество. Человек, который носит маску в соответствии с существующими правилами, вероятно, отчаянно хочет использовать язык тела для общения, но этого не позволяет обычай.
   Пример такого ношения маски – достигшая брачного возраста юная подруга, девушка 17 лет, которая обратилась со своей проблемой к моей жене.
   «Есть юноша, с которым я каждый день езжу домой в автобусе, и он выходит на той же остановке, что и я. Мы незнакомы, но мне кажется, что я нравлюсь ему. Он привлекательный, и мне хотелось бы познакомиться с ним, но как мне дать это понять?»
   Моя умудренная опытом жена предложила ей в следующий раз прихватить парочку неудобных тяжелых пакетов да еще, выходя из автобуса, будто бы случайно выронить их из рук, да так, чтобы все покупки разлетелись.
   К моему удивлению, это помогло. Случайность привела в действие единственно возможную реакцию, поскольку они были единственными пассажирами, которые вышли из автобуса на этой остановке. Юноша помог ей поднять пакеты, и девушка сбросила маску. Когда они добрались до ее дома, она смогла без стеснения пригласить его «в благодарность» домой выпить колу, и дело сдвинулось с мертвой точки.
   В нужный момент следует сбросить маску, если индивид намерен расти и развиваться, если он захочет строить любые отношения с людьми. Проблема в том, что, когда к ней привыкаешь, не так легко ее сбросить.
   Иногда маску сбрасывают, когда надевают еще одну. Например, мужчина, облачившийся в костюм клоуна для какого-то любительского представления, часто отбрасывает запреты и способен выделывать разные курбеты, шутить и кривляться совершенно раскрепощенно.
   Пользуясь вместо привычной маски темнотой, некоторые обретают свободу, чтобы заниматься любовью безбоязненно, а для других служит той же цели анонимность.
   Мужчины-гомосексуалисты рассказывали мне, что они встречались с партнерами, так и не назвав своего и не узнав их имени. Когда я спрашивал, как они могут вступать в интимные отношения с незнакомцами, те отвечали: «В этом есть свои преимущества. Я могу расслабиться и делать что хочу. В конце концов, мы не знаем друг друга, и кого волнует, что мы сделали или сказали?»
   То же самое справедливо и для ситуации, когда мужчина посещает проститутку. Анонимность помогает полностью раскрепоститься и соответственно получить большее удовольствие.
   Но есть случаи двойной маскировки, следовательно, и двойной защиты, так что человек может свободнее сбросить маску. Вместе с постоянной необходимостью держать наш язык тела под контролем, крепко держать себя в узде, управляя сигналами, которые мы посылаем, существует и парадоксальное желание широко и свободно объявить миру, кто мы и чего хотим, выразить протест в некое пустое пространство и получить ответ, сбросить маску и посмотреть, имеет ли скрытая под ней личность права на все это, – короче говоря, освободиться и общаться.

6
Чудо прикосновения

Подержи меня за руку

   Не так давно я вызвался обучать молодых людей писательскому мастерству при нашей местной церкви. Одному из них, Гарольду, было 14 лет, и ему на роду было написано бесконечно создавать себе проблемы. Красивый, крупный для своего возраста и очень шумный, он обзаводился врагами, даже не прилагая усилий.
   К четвертому уроку все ненавидели его, и он успешно прокладывал себе путь к разрыву со всей группой. Я, со своей стороны, был в отчаянии; перепробовал все средства, от доброты и дружелюбия до гнева и дисциплинарных взысканий, но ничего не помогало, и Гарольд оставался зловещей, разрушительной силой.
   Затем однажды вечером, на занятиях, он зашел слишком далеко, приставая к одной из девушек. Я обхватил его обеими руками и в ту же секунду понял свою ошибку. Что мне теперь делать? Выпустить его? Тогда он станет победителем. Ударить? Едва ли это удастся, при разнице в возрасте и размерах.
   В порыве вдохновения я повалил его и принялся щекотать. Поначалу он вопил, разозлившись, затем залился смехом. Только когда он, задыхаясь, пообещал вести себя нормально, я позволил ему подняться и обнаружил, по своей двойственной реакции, что создал из чудовища тип Франкенштейна. Щекоча его, я вторгся в зону его тела и помешал использовать ее для защиты.
   После этого случая Гарольд себя вел хорошо и стал моим преданным товарищем: он вечно висел у меня на руке или на шее, подталкивал меня или давал тычка – то есть старался физически оказаться как можно ближе ко мне. Я не отталкивал его. Но меня очень удивило, что, вторгшись в его личное пространство, оскорбив святость его территории, я впервые мог спокойно общаться с ним, сблизиться.
   Я вынес из этого урок, что бывают случаи, когда маску надо сбросить и установить контакт непосредственно через физическое соприкосновение. Во многих случаях мы не можем достичь эмоциональной свободы, пока не сумеем преодолеть свое личное пространство, сбросив маски, которые мы создаем для защиты, и не коснемся другого человека. Свобода, возможно, достигается не индивидуальным путем, но сообща.
   Это привело психологов к образованию новой школы терапии, во многом основанной на знании и использовании языка тела, но также на прорыве через оболочку личного пространства, срывая надетую на себя личину и тем устанавливая контакт.

Уродующие маски

   Прежде чем воспринять запреты нашего общества, дети познают действительность через прикосновение. Они прикасаются к своим родителям и крепко прижимаются к ним, когда их берут на руки, прикасаются к себе, находят удовольствие в исследовании собственного тела, а уют – в тепле своих одеял, волнение при ощущении чего-то холодного, горячего, гладкого и шероховатого.
   Но когда ребенок подрастает, информации, полученной им тактильным способом, становится меньше. Осязаемый мир сужается. Он учится устанавливать защиту своего тела, осознает свои территориальные потребности в соответствии с теми, которые характерны для культурного пространства, где он рожден, и постепенно осознает, что маскировка предохранит его от сложностей жизни, хотя и помешает отдаться во власть эмоций. Он придет к убеждению, что проиграет в самовыражении, выиграв в самозащите.
   К несчастью, когда ребенок становится взрослее, маски тяжелеют, застывают и прежние средства защиты личности. Взрослый обнаружит, что, хотя привычная личина оберегает его от нежелательных контактов, она же ограничивает и его свободу, нередко препятствует налаживанию таких отношений, в которых он заинтересован. Умственное развитие тормозится, а поскольку сознание влияет и на физическую деятельность, то в этом отношении он становится менее подвижен. На основе опытов, проведенных в институте Эйзален, Калифорния, в Биг-Суре, среди изолированных групп людей, живущих в Антарктике, и на групповых семинарах по всему миру, называвшихся «встречами для свободного и откровенного обмена мнениями в узком кругу», были разработаны новые методы терапии. Они помогали преодолеть физическую скованность, а затем и умственное торможение.
   Доктор Уильям К. Шутц написал очень много об этом методе, технике для сохранения человеком самоидентификации в условиях давления общества. У. Шутц приводит множество интересных выражений, которые описывают поведение и эмоциональные состояния: «взвалить груз на свои плечи»; «выше голову!»; «стиснуть зубы»; «показать зубы»; «ловить взгляд»; «сбрасывать со счетов»; «прийти в себя» и подобные.
   Интересно, что это одновременно и сигналы языка тела. Каждый из них выражает эмоцию, но и физическое действие.
   Эти фразы иллюстрируют предположение У. Шутца, что «психологические установки определяют соответствующие позы». Он приводит наблюдение доктора Иды Рольф, что эмоции накладывают отпечаток на лицо и тело человека. Если он постоянно несчастлив, у него всегда хмурое, недовольное лицо. У агрессивного голова выдвинута вперед, и это становится его характерной позой. В свою очередь, и позы вызывают соответствующие эмоции. Если на лице у вас всегда улыбка, это будет влиять и на вашу личность, заставит улыбаться и в душе. То же справедливо для хмурого выражения лица, иной привычной мимики или позы и других не столь заметных выражений лица и движений тела.
   Доктор Александр Лоуэн в своей книге «Физические движущие силы построения характера» добавляет к этой интересной теории утверждение, что все невротические проблемы отражаются в структуре и функциях тела. «Никакие слова не способны передать состояние так ясно, как язык телесного выражения, как только вы научитесь читать его», – говорит он.
   Ученый с уверенностью связывает функции тела с эмоциями. Сгорбившийся человек, считает он, обычно не уверен в себе, у человека с хорошей осанкой, прямой спиной может отсутствовать необходимая гибкость.

Ты таков, каким себя ощущаешь

   Возможно, знание о связи позы с эмоцией используется в армии: солдаты должны стоять прямо и неподвижно. Считается, что это придаст им дисциплинированности, твердости и решительности. Конечно, представление о старом служаке, вытянувшемся, словно аршин проглотил, и его стойкости и несгибаемости содержит долю истины.
   А. Лоуэн считает, что сведенные плечи говорят о сдерживаемом гневе, приподнятые – о смятении, расправленные – о готовности нести ношу ответственности, опущенные – об ощущении груза проблем.
   Трудно отделить реальность от плода фантазии во многих из этих предположений, особенно в утверждении, что то, как человек держит голову, свидетельствует о его чувстве собственного достоинства и силе характера.
   Тем не менее, похоже, А. Лоуэн в значительной степени прав, когда речь заходит о связи эмоционального состояния с физическим проявлением. Если то, как человек ходит, сидит, стоит, двигается, указывает на его настроение, говорит о качествах личности и его отношении к другим людям, тогда должны быть способы изменить этого человека, трансформировав язык его тела.
   Шутц в своей книге «Радость» замечает, что люди часто сидят со скрещенными руками и ногами, что указывает на напряженность и желание обособиться, на готовность сопротивляться любому посягательству. Если попросить такого человека расслабиться, разомкнуть руки, это повернет его к общению с людьми. Главное – понять, что именно человек говорит своей позой. Не менее важно это знать и ему самому, он должен осознать причины собственного напряжения, только тогда ему удастся снять его.

Как выбраться и собственной скорлупы

   Как вам выбраться из своей раковины? Как достучаться до других людей? Первый шаг обретения свободы – осознание, что вы сами воздвигли стену между собой и обществом.
   Недавно в консультативном учебном центре Нью– Йоркского университета мне показали много видеозаписей: специально обученные интервьюеры беседуют с трудными подростками.
   На одной из кассет симпатичная, хорошо одетая, вполне респектабельная белая женщина интервьюировала расстроенную и чрезвычайно замкнутую чернокожую девочку лет четырнадцати. Девочка сидела у стола, опустив голову, прикрывая глаза левой рукой, правая лежала на столе, и женщина не видела ее лица.
   В продолжение интервью девочка не поднимала глаз, хотя выражалась вполне четко. Правую же руку она протягивала все ближе к даме, пальцы же бегали то вперед, то назад, словно упрашивая: «Прикоснись ко мне! Ради всего святого – прикоснись ко мне! Возьми меня за руку и заставь посмотреть на тебя!»
   Женщина, не имеющая специального опыта и сама ужасно напуганная, сидела выпрямившись, скрестив ноги и сложив руки на груди. Она курила и только изредка стряхивала пепел, но затем ее рука возвращалась на место. Ясно как божий день, что на языке тела звучало: «Я сама напугана, поэтому не могу прикоснуться к тебе. Я не знаю, как быть, но чувствую, что должна себя защитить».
   Как справиться с такой ситуацией?
   Доктор Арнольд Букхеймер, профессор университета, объяснил, что первым шагом в разрешении ситуации был просмотр видеокассеты (снятой без ведома как консультанта-интервьюера, так и ее собеседницы). Наряду с этим провели тщательное обсуждение увиденного. Затем женщине пришлось, набравшись мужества, проанализировать собственные страхи, колебания и ошибки. На следующем занятии она сначала пыталась установить физический контакт с девочкой, а затем взаимопонимание.
   Еще до окончания серии этих занятий консультант– интервьюер, анализируя собственное поведение, оказалась способна не только понять проблемы девочки, но и установить контакт на физическом уровне: обняла ее, проявила теплоту, в которой так нуждается подросток.
   Ее физическая реакция была первым шагом на пути к вербальному общению и, следовательно, к тому, чтобы девочка помогла себе. В ситуации, о которой мы рассказали, девочка явно просила языком тела о каком-то физическом контакте. Ее голова, опущенная вниз, и ее рука, прикрывающая глаза, говорили: «Мне стыдно. Я не могу смотреть на вас. Я боюсь». Ее другая рука, тянувшаяся к собеседнице, говорила: «Прикоснись ко мне. Ободри меня. Войди со мной в контакт». Консультант, сложившая руки на груди и сидевшая с суровым видом, говорила: «Я боюсь. Я не могу прикоснуться к тебе и не позволю тебе нарушить мою личную территорию». Только когда стало возможным взаимное вторжение в пространство друг друга и возник прямой физический контакт, смогли встретиться эти двое, а затем дать и получить помощь.
   Контакт необходим, чтобы сломать преграды и разрушить маскировку. Вторжение в личную сферу бывает необходимо и для установления вербальной связи. Недавно, отправившись в Чикаго, я встретил замечательного молодого человека, который остановился в том же отеле, что и я. Он обладал необычной способностью вербально срывать маски с людей и разрушать барьеры. Прогуливаясь однажды вечером по улице, мы с ним прошли мимо ресторана в стиле XIX века. Швейцар был одет в костюм, соответствующий этому времени, и выглядел представительным мужчиной.
   Мой новый друг остановился и, к моему величайшему смущению, завел самый задушевный разговор с ним на очень личные темы: семья, надежды на будущее. Мне это показалось наихудшим проявлением дурного тона. Таким способом не принято вторгаться в личную жизнь человека.
   Я был уверен, что швейцар отреагирует соответствующим образом: обидится, почувствует неловкость и удалится. К моему удивлению, ничего подобного не случилось. Лишь после минутного колебания швейцар включился в беседу, и не прошло десяти минут, как он уже поверял незнакомцу свои надежды, амбиции и проблемы. Мы покинули его довольным и приободренным. Пораженный, я спросил моего нового друга:
   – Ты всегда наступаешь так стремительно?
   – Почему бы нет? – сказал он. – Я проявил участие в этом человеке: расспросил его о проблемах, дал совет. Он это оценил.

Безмолвная вечеринка о коктейлями

   Так все и было на самом деле, но способность пересечь границы личной территории, не нарушая хорошего тона, встречается редко. Не всем это дано, и не все способны сделать это не обидев. Я также задаю себе вопрос: добился бы мой друг такого успеха с человеком, стоящим выше его на социальной лестнице? Швейцара многие из нас не воспринимают как личность, и, вероятно, он реагирует с благодарностью на любой контакт.
   Но даже если нельзя добиться чего-либо словами, можно избрать методы сближения иным, невербальным путем, способами, которые могут включать или не включать физический контакт. Одним из весьма успешных путей оказалась вечеринка с коктейлями, устроенная недавно моим другом, психологом. Он послал приглашенным открытки, в которых предупредил, что это будет встреча без слов. «Прикасайтесь, принюхивайтесь, смотрите и пробуйте на вкус, – было написано в его приглашении, – но молча. Мы проведем вечер в невербальном общении».
   Мы с женой были обескуражены такими странными условиями, но вежливо отказаться не смогли. Мы пошли и, к своему удивлению, провели восхитительный вечер.
   Комнату переоборудовали так, что присесть было не на чем. Мы все топтались, танцевали, жестикулировали, активно использовали мимику, разыгрывали предложенные шарады, но… молча.
   Мы знали только одну пару и сами знакомились с другими гостями, а правило оставаться при этом безмолвными мешало или помогало этому. Нам действительно пришлось попотеть, чтобы узнать друг друга, и, как ни странно, к концу вечера у нас сложилось ясное и глубокое представление о наших новых друзьях.
   Произошло это, конечно, потому, что была отброшена вербальная маскировка. Под личинами проступали лица, мы нашли иные способы установить контакты, и, конечно, по большей части они были физическими.
   В этих условиях все акценты, изменения интонации и их связь с жестами и позами были устранены. Я обменялся рукопожатием с одним мужчиной и заметил на его ладони мозоли. Это стало молчаливым рассказом о его работе. Без словесных барьеров возникло более красноречивое объяснение между нами, людьми, принадлежащими к разным классам.
   Это очень похоже на домашнюю игру, но совсем иного рода: в ней нет проигравших, а общим результатом является более полное взаимопонимание между людьми. Существуют другие «игры», созданные, чтобы расширить границы общения, чтобы сделать понятным язык тела и разрушить барьеры, которые мы воздвигаем, чтобы защититься.

Игры для сохранения здоровья

   Доктор Шутц собрал множество таких «комнатных игр», которые использовал в практике Калифорнийского технологического института, некоторые – в Школе бизнеса, а некоторые – в Национальных лабораториях в Бетеле, штат Мэн. Назначение всех этих игр – разрушить барьеры, сбросить привычные маски и заставить понять язык тела и его сигналы.
   Одну из них Шутц называет «Ощущение пространства». Он предлагает группе людей сесть всем вместе с закрытыми глазами на пол или в кресла, вытянуть руки и «ощутить» пространство вокруг себя. Неизбежно они прикоснутся друг к другу и отреагируют на такой взаимный контакт.
   Некоторым людям, замечает он, нравится прикасаться к другим, а некоторым – нет. Одним нравятся прикосновения, а иным – нет. Возможные взаимодействия, комбинации и перемещения часто обнаруживают прежде скрытые эмоции. Затем в ходе обсуждения люди заново осознают потребности свои и соседей.
   Еще одну игру Шутц называет «Толкучка вслепую». С завязанными глазами группа движется по кругу в комнате, случайно сталкиваясь, прикасаясь и ощупывая друг друга руками. Конечный результат тот же, что в «Ощущении пространства».
   Помимо этих исследований, Шутц предлагает технику, которая перелагает эмоциональное ощущение на язык тела. В качестве примера он рассказывает о молодом человеке, отказавшемся от каких бы то ни было отношений, которые могли бы причинить ему боль. Ему легче было избегнуть их, чем подвергнуть себя подобному риску. Чтобы заставить молодого человека осознать смысл его действий, группа терапевтов попросила рассказать о наиболее неприятном для него человеке в группе, о его подлинных чувствах к этому человеку. Когда он запротестовал, ему предложили покинуть группу и сесть в углу. Конкретное физическое действие, столь не похожее на его привычную молчаливую форму ухода в себя, заставило его понять, что он предпочитает замкнуться, лишь бы непосредственно и искренне не общаться с людьми. Он охотнее удалился бы из группы совсем, лишь бы не пережить неприятную ситуацию, в результате которой у кого-то возникла бы неприязнь к нему.
   Многое в технике «случайно встречающихся групп людей» основано на физическом действии, обнажающем эмоциональные проблемы.
   Подобные методики помогают рассказать о своих внутренних чувствах и ощущениях.
   По теории Шутца, человек, у которого подавленная неприязнь к отцу смешана с самой искренней любовью, может лучше понять свои настоящие чувства и разделаться с этими противоречивыми эмоциями, представив любой предмет, скажем подушку, воображаемым отцом. Ему предлагают ударить по подушке, выместив на ней свой гнев на отца. Часто яростные удары (если, конечно, подушка не разваливается и не наполняет воздух перьями) избавят сына от чувства враждебности к отцу. Выразив себя таким способом, в вульгарной физической форме, он, вероятно, не ощутит прежнего глубокого конфликта чувств, когда его любовь к отцу подавлялась обидой и враждебностью. То, что случилось с ним, является высвобождением эмоций.
   Часто вместо неодушевленного объекта для этого предлагают взаимодействия с людьми.
   Существует еще одна техника, помогающая в этом человеку. Группа людей образует круг, взявшись за руки, и предлагает человеку, который стремится понять собственные чувства, прорваться внутрь круга. То, как он поведет себя в этой ситуации, поможет ему разобраться в своем «я» и в своих реальных потребностях.
   Одни применят силу и проложат себе путь, чтобы стать частью круга. Иные начнут говорить о способах, которые помогут прорваться внутрь, а некоторые действуют более изобретательно, например, начнут щекотать одного из цепи, пока тот не отодвинется в сторону и не даст хитрецу присоединиться к остальным.
   Одна интересная методика, предложенная Шутцем, состоит в том, чтобы члены группы случайно встретившихся людей один за другим становились перед всеми, и их толкали, разглядывали, трогали и к ним принюхивались. Это, как он считает, делает человека гораздо понятнее для членов его группы.
   Я предлагаю еще одну методику, основанную на использовании языка тела. Группа наблюдает за одним человеком и затем описывает его на языке тела. Что он говорит своей походкой, осанкой, жестами? Совпадает ли то, что он, по нашему мнению, сообщает о себе словами, с тем, что он говорит на языке тела?
   Обсуждение сигналов посланных и сигналов полученных помогло бы лучше понять, какие послания вы направляете людям; выражает ли ваша походка то, что вы действительно ощущаете; что чувствуете вы; то, как другие видят вас. Мы посылаем определенные сигналы на языке тела, и можно узнать больше о самих себе, прислушиваясь к тому, как другие объясняют увиденные сигналы.
   Психологи знали об этом давно, и методика снимать на пленку человека в отношениях с другими, а затем обсуждать с ним увиденное послание на языке его тела доказала свою эффективность, открывая человеку глаза на него самого.
   Но как можем мы понять собственные сигналы без методики видеозаписи? Существуют и иные способы, и, возможно, наиболее наглядный и самый простой – игры, напоминающие шарады, но и отличающиеся от нее.
   Среди собравшихся выбирают мужчину или женщину, которые выходят из комнаты, а затем возвращаются и, не говоря ни слова, пытаются убедительно выразить идею или эмоцию, такие как счастье, восторг, скорбь или досада. Без обращения к символическим жестам или принципу шарад это зависит от воображения. Человек, пытаясь живо изобразить идею, внезапно осознает смысл собственных жестов и сигналов, то, как он держится и как движется.
   Затем, когда группа обсудит успех или неудачу его посланий на языке тела, он начинает понимать их реакцию на его сигналы. Пытался ли он выразить робость, а обнаружил высокомерие? Посылал ли он сигнал удовольствия, а получил иное: боль, самоуверенность? Неужели и в самой жизни он также путает значение сигналов? А может быть, его послания поняты правильно?
   Это то, чему мы должны уделить свое внимание и над чем нам стоит задуматься. Представляем ли мы реально самих себя перед окружающими? Совпадают ли послания, которые получают наши друзья, с теми, которые, как нам кажется, мы посылаем? Если нет, возможно, отчасти это происходит из-за нашего неумения приспособиться к окружающему нас миру. Это может быть ключом к пониманию наших неудач в жизни.
   Еще одна игра, которая поможет понять самого себя, состоит в следующем. Группу просят дать новое имя одному из ее членов, имя, которое соответствует движениям его тела. Затем человека просят действовать в соответствии с этим его новым именем. Часто возникают дополнительные степени свободы действовать по-новому, чтобы освоить новую личность, что, в свою очередь, послужит освобождающей силой и устранит запреты, позволяя «переименованному» понять себя на другом уровне. Это обновляет личность, и возможно, человек предпочтет ее той, прежней.
   Существуют другие варианты игр. Друг рассказал мне недавно, что в его семье возникли очень серьезные проблемы между семнадцатилетней дочерью и четырнадцатилетним сыном:
   – Они дошли до такого состояния, что не могут находиться в одной комнате не ссорясь. Все, что он делает, по ее мнению, плохо, и она постоянно набрасывается на него.
   По моему совету он испробовал игру, предложив им делать что угодно, не прибегая к словам.
   – Несколько мгновений, – рассказывал он мне позднее, – они были в растерянности. Без слов она не могла бранить его, и казалось, что не знает, каким еще способом может общаться с ним. Потом сын подошел к сестре и улыбнулся ей. И она тут же усадила его к себе на колени и крепко обняла, к удивлению всей семьи.
   Обсуждая это, все члены семьи согласились, что своими непосредственными действиями она показала, что относится к нему по-матерински. Она действительно ощущала себя матерью по отношению к брату, и ее постоянная брань, по сути, выражала не столько критицизм, сколько властную материнскую любовь. Жест, когда она крепко обняла брата, заставил ее осознать это и открыл глаза ему. После этого пререкания были уже не столь ожесточенными и за этим неизменно сквозили теплота и понимание.
   Часто случается, что в любых отношениях сама речь становится маской и средством камуфлирования и усложнения отношений. Если слова перестают действовать и единственным общением остается язык тела, истинные побуждения каким-нибудь способом прорвутся наружу. Само слово, оказывается, большой путаник.
   В любви и в случайных сексуальных контактах слово порой скрывает правду. Одно из самых полезных упражнений для любовной пары – попытаться в полной темноте передать определенное послание друг другу только осязая, то есть используя язык тела. Попытайтесь сказать своему любимому: «Я нуждаюсь в тебе. Я сделаю тебя счастливым». Или: «Я обижена на тебя. Ты делаешь это не так, как нужно», «Ты слишком требователен», «Ты недостаточно требуешь».
   Избавившись от слов, эти упражнения в сексе и в любви могут стать весьма многозначными и помочь в развитии дальнейших отношений. То же общение без слов, но с помощью взглядов вместо прикосновения может укрепить любовное чувство. Для многих людей намного легче смотреть и касаться, чем говорить.

7
Безмолвный язык любви

Поза – взгляд – наступление

   Майкл, дамский угодник, всегда добивается от девушки, чего хочет. Он приходит на вечеринку, где полно незнакомых, и в течение десяти минут налаживает личные отношения с одной из девушек. А через полчаса уводит ее из группы и направляется домой – к ней или к себе, в зависимости от того, куда ближе.
   Как ему это удается? Другие весь вечер набираются мужества, чтобы подойти к девушке. Они видят, как Майкл быстро и с успехом достигает цели, но не понимают почему.
   Спросите девушек, и они пожмут плечами: «Не знаю. Наверное, у него просто есть чутье. Я получаю сигналы и отвечаю на них, и первое, что я понимаю…»
   Майкл не особенно красив. Он недурен, но не это привлекает к нему. Кажется, он обладает каким-то шестым чувством. Если есть подходящая девушка, Майкл найдет ее или она найдет его.
   В чем секрет Майкла?
   Ну, если он не красавец мужчина и у него нет внешнего лоска, у него есть нечто намного более важное для успеха у женщин. Это подсознательный призыв на языке тела, и он использует его грамотно. Когда Майкл неторопливо входит в комнату, он автоматически посылает сигнал: «Я доступен, я настоящий мужчина. Я смел и опытен». И затем, когда выберет объект, последует послание: «Я заинтересовался тобой. Ты привлекаешь меня. В тебе есть что-то волнующее, и я хочу понять, что же это».
   Понаблюдайте, как он устанавливает контакт. Мы все знаем по меньшей мере одного такого Майкла и завидуем его способностям. Какой язык тела он использует?
   Так вот, невербальный призыв Майкла состоит из множества элементов. Внешний вид – лишь часть этого. Не тот, что дан ему от рождения, он-то самый заурядный, но то, как Майкл выглядит. Если внимательно посмотреть, то вы заметите в нем определенную сексуальность.
   «Конечно, – скажет опытная женщина, – Майкл очень сексуальный мужчина». Но в чем проявляется его сексуальность? Не в чертах же лица?
   Если проявить настойчивость, женщина объяснит: «Есть что-то в нем, какая-то аура».
   На самом деле ничего такого нет, никакой ауры. Отчасти то, как Майкл одевается, брюки, которые он выбирает, рубашки, пиджаки и галстуки, прическа, длина его бачков – все это создает непосредственный образ, но более важно то, как Майкл стоит и двигается.
   Одна женщина описала это как «легкое изящество». Мужчина, который знал Майкла, оказался не так добр: «Он непристоен». То, что женщине показалось приятным, мужчине кажется вызывающим, а поэтому безвкусным.
   Однако Майкл действительно двигается легко, с надменным изяществом, которое вызывает зависть у мужчины и возбуждение у женщины. Немногие актеры обладают такой точностью в движениях. Пол Ньюмен, Марлон Брандо именно благодаря этому передают явное сексуальное послание. Оно может заключаться в том, как они держатся, в осанке, позах и легком налете самоуверенности, в их движениях. Мужчине с такой неотразимой походкой немного нужно, чтобы вскружить женщине голову.
   Но Майкл обладает большим: у него есть дюжины почти неуловимых жестов, возможно неосознанных, которые уточняют, делают выразительнее его сексуальное послание. Когда он прислоняется к камину в комнате, чтобы рассмотреть женщин, его бедра слегка выдвинуты вперед, а ноги обычно расставлены в стороны. В этой позе есть нечто сексуальное.
   Понаблюдайте за Майклом, когда он стоит вот так. Он засовывает большие пальцы за ремень прямо над карманами, и его пальцы направлены вниз. Вы, конечно, видели такую же позу сотни раз в вестернах. И ее обычно принимает не герой, а плохой парень, неразборчивый в связях, когда он прислоняется к ограде загона для скота: картина угрожающей сексуальности, негодяй, которого мужчины ненавидят, а женщины – ну, то, что они чувствуют, гораздо сложнее, чем ненависть, желание или страх. И однако это смесь всего вышеперечисленного. С его вульгарным языком тела, кожаными штанами ковбоя и пальцами, указывающими, что он посылает грубый, очевидный и эффективный сигнал. «Я являюсь сексуальной угрозой. Я опасный мужчина для женщины, если мы останемся наедине. Я стопроцентный мужчина и хочу тебя!»
   В меньшем масштабе, менее вульгарно Майкл отправляет то же самое послание.
   Но язык его тела продолжает говорить. Он в основном служит, чтобы заявить о намерениях, чтобы создать атмосферу, ауру, если хотите. Это восхищает доступных женщин и заинтересовывает, пусть даже сердит недоступных.
   Сам Майкл объяснил, как он в результате всего сказанного внеречевым способом добивается успеха:
   – Я оцениваю тех женщин, которые готовы к отношениям. Как? Это легко. Сужу по тому, как они стоят или сидят. И затем делаю выбор и ловлю ее взгляд. Если женщина заинтересована, она ответит. Если нет, я забываю о ней!
   – Как ты ловишь ее взгляд?
   – Я задерживаю взгляд немного дольше, чем следует, поскольку я действительно не знаю ее. Я не позволяю ее взгляду ускользнуть в сторону и прищуриваюсь – что– то вроде этого.
   Но есть нечто большее в попытке приближения Майкла к «объекту», чем настойчивый взгляд. Это я заметил однажды на вечеринке. Майкл обладает инстинктом оценивать защитный язык тела женщины и умеет разрушать его. Сжала ли она руки, чтобы защищаться? Он открывает свои. Неподатлива ли ее поза? Он расслабляется, когда они разговаривают. Напряжено ли ее лицо? Он улыбается и расслабляет мышцы своего лица.
   Короче говоря, он отвечает на сигналы ее тела противоположными, выражающими таким способом восхищение, и без труда вторгается на ее территорию. Он решительно преодолевает сопротивление языка ее тела, и оттого, что подсознательно она действительно хочет раскрыться, она идет навстречу Майклу.
   Майкл наступает на женщину. Когда он установил на языке сигналов контакт, когда его язык тела получает послание об его пригодности, следующий его шаг – физическое вторжение, но физическое вторжение без прикосновения.
   Он вторгается на территорию женщины, подходит достаточно близко к ней, чтобы вызвать беспокойство, и все же недостаточно близко, чтобы она в испуге укрепила свою защиту. Майкл без необходимости не прикасается к своей «жертве». Его приближения, его вторжения на ее территорию достаточно, чтобы изменить ситуацию между ними.
   Затем, пока они разговаривают, Майкл продолжает свое наступление визуальным вторжением. О чем они говорят, на самом деле не имеет большого значения. Глаза Майкла говорят значительно больше, чем его слова, они задерживаются на шее женщины, на ее груди, теле. Они задерживаются чувственно и многообещающе. Майкл прикасается языком к своим губам, сощуривает глаза, и неизменно женщина ощущает тревогу и волнение. Вспомните, она не просто женщина, но та особая восприимчивая женщина, которая вступила в безмолвный диалог с Майклом с самого начала. Она ответила на внимание, ей польстившее, а теперь слишком глубоко увязла, чтобы выражать протест.
   И в любом случае, против чего она протестовала бы? Майкл не прикоснулся к ней. Он не делал непристойных предложений. Он, по стандартам общества, ведет себя вполне по-джентльменски. Если его взгляд несколько горяч, несколько нагловат, то это еще вопрос интерпретации. Если женщине не нравится это, она должна только проявить твердость и отойти.
   Но почему бы женщине это не понравилось? Майкл льстит ей своим вниманием. В сущности, он говорит: «Ты интересуешь меня. Я хочу узнать тебя лучше. Ты не такая, как другие женщины. Ты здесь единственная женщина, которая мне нравится».
   Вдобавок к вниманию, льстившему женщине, Майкл никогда не совершает ошибки, распространяя свой интерес и на других. Он сужает свой фокус, разговаривает только с одной женщиной и для этого все более активизирует сигналы языка своего тела. К тому времени, когда Майкл собирается удалиться со своей избранницей, она едва ли нуждается в каких-то убеждениях. К этому времени достаточно просто сказать: «Давай уйдем!»

Свободна ли она?

   Как Майкл намечает себе «жертву»? Какой язык тела использует девушка на вечеринке, чтобы сказать: «Я свободна. Я заинтересована»? Должен существовать определенный набор сигналов, потому что Майкл редко ошибается.
   У девушки в нашем обществе возникает дополнительная проблема в этой игре. Не важно, насколько она доступна, об этом судят слишком категорично, чтобы знать наверняка. Это немедленно снижает ее ценность. И однако подсознательно она должна дать знать о своем намерении. Как она делает это?
   Чаще она передает свой призыв позой, походкой. Это назовут позированием, и все заметят характерные движения ее тела, бедер и плеч – они сообщают о ее доступности. Она может сидеть несколько раздвинув ноги – символически посылая приглашение, или сделать хорошо читаемый жест: одна рука прикасается к груди, будто поглаживая ее, может провести рукой по своему бедру во время беседы. Некоторые из ее движений вполне осознанны, другие бессознательны.
   Несколько поколений назад женская сексуальность широко пародировалась Мэй Уэст: «Подойди и украдкой посмотри на меня». Следующее поколение обратилось к детскому личику и тихому, слегка хрипловатому голосу наподобие Мэрилин Монро – образу запятнанной невинности. В нашем более циничном веке сексуальность выражают открыто, порой назойливо. На благопристойном уровне, на котором действует Майкл, послание направляют более осмотрительно, часто настолько осторожно, что мужчина, не понимающий языка тела, просто не улавливает его. Например, послание женщины, скрестившей руки на груди, можно понять как классический сигнал: «Я закрыта для заигрывания. Я не стану слушать тебя».
   Это общая интерпретация позы хорошо знакома большинству психологов. В качестве примера можно привести попавшую в газеты историю о докторе Споке, который обратился к слушателям Полицейской академии. Они были настроены чрезвычайно враждебно по отношению к доктору, несмотря на то что и они, и их дети выросли на его книгах. Они продемонстрировали свою враждебность во время дискуссии вербально, но намного более очевидно языком тела. На фотографии в разделе новостей все полисмены сидели крепко скрестив руки на груди, с суровыми и замкнутыми лицами, что недвусмысленно означало: «Я сижу здесь, но не желаю ничего воспринимать. Не важно, что ты говоришь, я не хочу слушать. Мы просто не можем встретиться». Это классическая интерпретация позы скрещенных рук.
   Но существует и другая. Скрещенные руки могут говорить: «Я разочарована. Я не получаю того, в чем нуждаюсь. Я закрыта, освободи меня. Приблизься – я с готовностью уступлю».
   В то время как мужчина, знающий недостаточно о языке тела, может неверно интерпретировать этот жест, тот, что хорошо знаком с ним, получит правильное послание благодаря сопровождающим сигналам. Измучено ли ее лицо, застыло ли на нем выражение разочарования? Сидит она окаменев или расслаблена? Отводит ли взгляд, когда вы пытаетесь поймать его?
   Нужно учесть все сигналы тела, чтобы верно их интерпретировать.
   Доступная и агрессивно настроенная женщина действует тоже стереотипно. У нее есть много эффектных и проверенных поз и жестов, чтобы сообщить о своей доступности. Как и Майкл, она использует территориальное вторжение: сядет как можно ближе к мужчине, которого присмотрела, используя преимущество, которое вызывает такая волнующая близость. Пока мужчина беспокойно вертится, не понимая, почему ему неловко, она подаст другие сигналы, используя его волнение как способ вывести его из равновесия.
   В то время как мужчина, ищущий приключений, не может прикоснуться к женщине, если намерен вести честную игру, то для нее в такой ситуации допустимо прикоснуться к мужчине. Она еще более увеличит его смятение, вторгшись в его личное пространство.
   Прикосновение к руке может послать мужчину в нокаут. «У вас есть спички?» – спросит женщина и задержит его руку со спичкой возле своей сигареты. Это мгновенный контакт плоти, который вызывает сильное волнение.
   Прикосновение бедра женщины или ее руки, как бы ненароком прижатой к бедру мужчины, производит разрушительное действие, если правильно выбран момент.
   При агрессивном приближении женщина может использовать не только язык тела: поправить соответствующим образом юбку, когда она сидит рядом, не скрещивать ноги, расправить плечи, надуть губы. Правильно подобранные духи в нужный момент способны одурманить волнующим запахом – это немаловажная часть агрессивного приближения.

Стоит ли сохранять престиж?

   Но внешний вид, прикосновение, запах – все же не полный арсенал женщины на пути завоевания. Звук голоса является непременной составляющей. Это не всегда то, что именно она говорит, но призыв, сила и одновременно интимная, ласкающая тональность.
   Французские актрисы хорошо понимают это, но французский язык сам настолько сексуален, что не важно, о чем говорят. В одном из самых забавных небродвейских скетчей, которые мне приходилось видеть, актер и актриса разыгрывали «сцену» из французского кинофильма. Каждый перечислял по-французски список овощей, но тон голоса, мелодика и вокальные косвенные намеки звучали волнующе и сексуально. Это, как мы упоминали выше, призвано донести два послания одновременно. В любви и сексе это испытанный прием. Агрессивно доступная женщина использует его, чтобы «разоружить» мужчину. Если вы лишите его равновесия, вызовете у партнера или у партнерши беспокойство, то они становятся легкой добычей.
   Голосом можно передать и вполне нейтральное послание, и еще одно, более значительное и намного более яркое, и это особенно эффективно, потому что объект, мужчина или женщина, не может в этой ситуации играть по правилам. Если заявлен протест, всегда остается возможность отступить.
   В этом и заключается прием, «сохраняющий лицо», потому что не важно, насколько активно преследование в любви или сексе – в любом случае нельзя рисковать потерей престижа. Для многих людей, особенно если неуверенны, «осечка» очень унизительна. Сексуальный агрессор, если действительно добивается успеха, заинтересован в сдаче позиций партнера – открывается возможность манипулировать им. Чтобы быть сексуальным агрессором, мужчина или женщина должны обладать достаточной уверенностью в себе, получить определенные гарантии, чтобы не оказаться в унизительном проигрыше.
   Когда агрессивная сторона приближается к личной территории партнера и, используя сексуально-соблазнительный голос, произносит явные банальности, то остается лишь отодвинуться и отважиться дать понять поднятием бровей: «Что я такого сказал?»
   Чтобы предположить, что человек преследует вас с сексуальными намерениями, нужно ценить себя достаточно высоко. Оказаться брошенной после этого было бы слишком унизительно.
   Тот же тип воздействия используется людьми с сексуальными отклонениями. Прикасаясь, прижимаясь к женщине, например в метро, он рассчитывает на ее испуг и незащищенность. Страх унижения может удержать ее от протестующего высказывания.
   Это настолько ожидаемая реакция, что многие извращенцы, которые достигают удовлетворения, выставляя свое обнаженное тело на всеобщее обозрение, рассчитывают на смущение и стыд своих жертв. Стоит отреагировать смехом или даже решительно приблизиться к нему – человек с подобными отклонениями моментально спасует.

Контакты

   Люди с нетрадиционной сексуальной ориентацией тоже используют определенные сигналы на языке тела, которые сразу устанавливают взаимопонимание. Гомосексуалисты, дефилирующие по улице, узнают родственную душу, не произнося ни слова.
   – Установить контакт относительно просто, – объяснил молодой гомосексуалист. – Во-первых, нужно идентифицировать своего мужчину, и трудно объяснить словами, как это происходит, потому что существует множество малозаметных сигналов, которые совершенно понятны людям этой среды: походка, например, хотя многие из нас ходят как совершенно обычные мужчины. В основном, я полагаю, это зрительный контакт. Вы смотрите и понимаете. Он удерживает ваш взгляд немного дольше, чем просто прохожий, и затем глазами скользит по вашему телу. Быстрый взгляд на область ниже пояса, тут же отведенный в сторону, – верный признак.
   Комментируя собственные сигналы, он говорит:
   – Я прохожу мимо и затем оглядываюсь. Если возникнет ответный интерес, он тоже оглянется. Затем я замедляю шаг, останавливаюсь, чтобы посмотреть на витрину магазина. Потом мы направляемся друг к другу… и контакт!
   Сигналы четки и формализованы, иногда они безмолвны, а иногда высказываются вслух, но значение их зашифровано. Доктор Гофман рассказывает о гомосексуалисте, который зашел выпить в бар для геев, но не имел намерения кого-то подцепить. Он достал сигарету, но обнаружил, что у него нет спичек. Просить у кого-то в баре спички означало бы вполне понятный сигнал: «Я заинтересован. А ты?» В конце концов, он купил коробок спичек у бармена.
   Сигналы гомосексуалистов для установления контакта не отличаются от тех, что используют мужчины вполне традиционных пристрастий, которые хотят подцепить девушку.
   Давным-давно, когда я был солдатом и находился в отпуске в Бостоне, мой приятель, солдат, уговорил меня пойти с ним, чтобы «подцепить каких-нибудь дамочек».
   Я в этом был полным профаном, но мне пришлось сделать вид, что я не новичок. Я шел рядом и внимательно наблюдал за своим другом. За полчаса он подцепил пять девушек и выбрал для нас двух. Его метода основывалась на языке тела.
   Идя по улице, или, точнее, не спеша прогуливаясь, он ловил взгляд женщины, задерживал свой немного дольше необходимого и приподнимал бровь. Если она замедляла шаг, останавливалась, чтобы посмотреть в маленькое зеркало пудреницы или на витрину магазина, это означало: «Я заметила твой интерес и, возможно, заинтересована сама. Действуй дальше».
   Мой друг останавливался, поворачивался и шел квартал позади девушки. Далее, не отставая и не упуская ее из виду, он затевал со мной разговор на тему о ее платье, походке, внешнем виде – и все это в полушутливом тоне, чтобы в случае, если девушка «отошьет», не оказаться в дурацком положении.
   Поначалу она могла сделать вид, что не приветствует заигрывания. Если эта стадия затягивалась, возникало молчаливое соглашение, что продолжения не будет. Если же она хихикала, отвечала ему или отпускала комментарии по поводу ситуации своей подружке, это указывало на возрастающий интерес.
   В конце концов заигрывание заканчивалось тем, что мой друг нагонял девушку, вовлекая ее в легкую беседу с элементами флирта.
   Я видел, как абсолютно те же приемы используют сегодня подростки: довольно четко выверен каждый шаг и игра должна проигрываться по разработанному сценарию с начала до конца. В любой момент игра может быть легко прервана любым партнером без ущерба для самолюбия. В этом условие успешного случайного знакомства.
   Есть что-то подобное этому в ритуальных «знакомствах» среди животных. Понаблюдайте за двумя голубями в парке, когда самец ходит кругами, напыживается и начинает ухаживание, в то время как самка кажется безразличной. Используется весьма определенный язык тела. Точно так же люди, ухаживая, сближаются друг с другом с помощью определенных сигналов языка тела.
   Доктор Герхард Нильсен из лаборатории психологии при Копенгагенском университете описывает в своей книге «Исследования в противостоянии самому себе» чрезвычайно важное использование языка тела в том, что он называет «танцем ухаживания» у американской молодежи.
   Формализовав всю процедуру ухаживания, Г. Нильсен обнаружил 24 ступени от «первоначального контакта между молодым человеком и девушкой до совокупления». Эти шаги со стороны юноши и встречные шаги девушки имели строго определенный порядок. Объясняя это, он говорит, что, когда юноша делает первый шаг, задерживая руку девушки, он должен ждать, пока она не пожмет его руку, подавая сигнал продвигаться вперед. Только тогда он может сделать следующий шаг – переплести свои пальцы с ее.
   Шаг должен следовать за шагом, пока он «случайно» не положит руку на ее плечо. Затем он может продвинуть свою руку ниже по ее спине и приблизить к ее груди сбоку. Она, в свою очередь, может остановить столь решительные действия, прижав локоть к талии.
   После первого поцелуя – и только тогда – юноша может повторить попытку, но на самом деле он и не ждет успеха, пока они вдоволь не нацелуются. Негласные правила запрещают ему игнорировать, пропускать какую– либо ступень в процессе сближения на первых этапах.
   Г. Нильсен отметил, что есть недвусмысленные указания языка тел, насколько «быстро» можно продвигаться в пределах каждой ступени. Перепрыгивание ступеней или нарушение их порядка свидетельствуют о тактике «поспешности»; игнорирование сигнала двигаться дальше или недопущение следующего шага характеризуются как «промедление».

Выбери позу

   Доктор Альберт И. Шефлен, профессор психиатрии Медицинского колледжа Альберта Эйнштейна в Нью– Йорке, списал модели ухаживания и того, что он назвал «квазиухаживанием», то есть использованием флирта или секса, чтобы добиться не сексуальных, а совсем посторонних целей.
   Все поведение людей, согласно А. Шефлену, подчинено определенным моделям, укладывающимся в некую систему. Это равным образом справедливо и для сексуального поведения. Изучая элементы, из которых состоят наши сексуальные отношения, А. Шефлен обнаружил, что в деловых встречах, на вечеринках, в школе и во многих других ситуациях люди использовали их, хотя подобных целей не преследуют.
   Он пришел к заключению, что либо в поведении американцев всегда присутствуют элементы сексуальности, либо, что более вероятно, определенные сигналы языка тела используются и с целями, не имеющими сексуальной подоплеки.
   Каковы же модели сексуального поведения? Согласно исследованиям А. Шефлена, когда мужчина и женщина готовятся к сексуальной встрече, даже не осознавая «конечной» цели, в их телах происходит множество изменений, которые приводят их в состояние готовности.
   Мышцы тела слегка напрягаются, человек выпрямляется и подтягивает живот, точно ощущает некоторую настороженность; расслабленность на лице исчезает, как и мешки вокруг глаз, а мышцы ног напрягаются. Глаза кажутся ярче, в то время как кожа может покраснеть или побледнеть. Может измениться даже запах тела, словно произошел возврат назад, к первобытному времени, когда запах был чрезвычайно важен в сексуальных отношениях.
   Затем мужчина или женщина начинают использовать определенные жесты, которые А. Шефлен называет «чистка перышек». Женщина пригладит волосы или проверит свой макияж, поправит одежду или отведет волосы от лица, в то время как мужчина причешется, застегнет пиджак, подтянет носки, поправит галстук.
   Все эти жесты говорят: «Я заинтересован. Ты мне нравишься. Обрати на меня внимание. Я привлекателен (или привлекательна)».
   Второй этап – выбор позы. Понаблюдайте на вечеринке за парой, которая вызывает друг в друге сексуальный интерес. Они устраиваются так, чтобы оказаться лицом друг к другу, наклоняются один к другому и стараются блокировать любого третьего лишнего, либо взявшись за руки, либо скрестив ноги зеркально (один положит левую на правую, другой наоборот), чтобы «замкнуть круг».
   Иногда, если напротив сидит третий человек лицом к ним, они начнут разрываться между желанием сблизиться на их собственном пространстве, включающем только их самих, и правилами общения, требующими включить в свою орбиту третью персону. Однако общественная ответственность по отношению к третьему собеседнику заставит их выпрямить верхнюю часть тел и обратиться непосредственно лицом к нему, таким образом демонстрируя открытость для общения.
   Когда на вечеринке женщина хочет создать интимную ситуацию, чтобы в обществе остаться только вдвоем, автономизироваться от всех, она действует как сексуальный агрессор, хотя и не столь явно: бросает кокетливые взгляды, стремится удержать на себе его взгляд, наклоняет голову набок, покачивает бедрами, скрещивает ноги, приоткрывая часть бедра, кладет руки на бедро. Все это сигнализирует: «Подойди и сядь рядом. Я нахожу тебя привлекательным. Мне хотелось бы узнать тебя лучше».
   Теперь рассмотрим ситуацию, лишенную сексуальной цели. В конференц-зале большой фирмы мужчина и женщина обсуждают с коллегами цену на продукцию. Они могут прибегнуть к тем же самым сигналам, посылаемым с сексуальными целями. Они используют язык тела, который в других обстоятельствах недвусмысленно приглашал бы к флирту. Однако совершенно очевидно, что эти двое целиком сосредоточены на деловых вопросах. Маскируют ли они свои истинные чувства, возникает ли у них действительно сексуальное влечение друг к другу? Или неточны сигналы их тел?
   На семинаре в колледже на непосвященный взгляд кажется, что одна из девушек-студенток использует язык тела, чтобы послать сигналы профессору, приглашающие к интимным отношениям. Он в свою очередь реагирует так, будто согласен. Кокетничают ли они на самом деле, или это совершенно иного значения сигналы? Может, ошибка закралась в наше понимание языка тел?
   В групповом семинаре по психотерапии есть групповой терапевт, который использует язык тела, чтобы «кокетничать» с одной из женщин. Не переходит ли он границы и не нарушает ли правила? Или это часть его метода? А может быть, вновь смешаны сигналы?
   После тщательного изучения этих и похожих ситуаций А. Шефлен выяснил, что часто сексуальные сигналы посылают люди, не имеющие намерения добиваться интимных отношений. Однако он выяснил, что эти очень похожие сигналы различаются. Существует незначительная разница. Посыл таков: «Я интересуюсь тобой и хочу вести с тобой дела, но к сексу это не имеет отношения».

Квазисексуальные контакты

   Как мы даем понять друг другу, что встреча не преследует сексуальных целей? Мы наряду с другими посылаем еще один сигнал, малозаметный, но по тому же каналу.
   Один способ, чтобы дать знать партнеру, что сигналы не следует принимать как сексуальные, заключается в том, что это деловая встреча и об этом же говорит выбор места: конференц-зал, классная комната. Одновременно жест, движение глаз или головы указывает в сторону лица, облеченного властью, или других членов собрания.
   Еще один прием, чтобы отделить флирт от бизнеса, – сделать сексуальный сигнал неполным, опустить его важную часть. Два человека, сидящие рядом на деловой встрече, могут, обернувшись лицом друг к другу, частично развернуться в сторону или развести руки в стороны, чтобы жестом включить других в свой круг. Они могут оборвать контакт с партнером взглядом или повысить голос, чтобы подключить к разговору всех, находящихся в комнате.
   В любом случае должен быть пропущен жизненно важный элемент интимного общения, которым могут быть выразительный взгляд, тихий и интимный тембр голоса, руки, сложенные так, чтобы исключить посторонних, или любой другой из многочисленных характерных сексуальных элементов.
   Еще один способ перевести ситуацию из сексуального уровня: ссылка на жену, своего друга, невесту. Это расставляет необходимые акценты в ситуации и говорит партнеру: «Мы друзья, не любовники».
   Это возвращает нас к утверждению А. Шефлена, что поведение состоит из элементов, которые составляют систему. Если что-то в системе отсутствует, то она становится иной. В этом случае она меняется на внесексуальную, но все еще связана с взаимодействием мужчина – женщина. Деловая рутина приправлена сильным ароматом поддразнивающей сексуальности. Участники, не имея в виду целей интимности, все же показывают, что между ними существует половое различие. Бизнесмен использует подобный двойственный посыл, чтобы добиться личного контакта. Интеллектуал использует его как помощника в процессе обучения, а терапевт – чтобы помочь разрешить психологические задачи. Но все они сознают, что манипулируют своим полом, не добиваясь специфических интимных целей.
   Нет, однако, гарантии, что любая из этих ситуаций не разовьется в сугубо интимную. Немало было учителей, отвечающих ученикам вполне сексуальными чувствами, а деловая ситуация не единожды развивалась в сексуальную, это придавало определенную пикантность отношениям.
   Эти случайные полуинтимные контакты случаются так часто, что являются неотъемлемой частью нашей культуры. Они имеют место не только за пределами семьи, но между родителями и детьми, хозяевами и гостями, даже между двумя женщинами или двумя мужчинами. Одно всегда должно быть прояснено в этих случаях: все это ненастоящее. Если это сделано надлежащим образом, не возникнет двусмысленной ситуации, при которой один партнер внезапно скажет: «Но я думал, что ты имеешь в виду…», а другому пришлось бы оправдываться: «О нет, это совсем не так».
   А. Шефлен отмечает, что есть психотерапевты, которые используют флирт совершенно сознательно, чтобы увлечь своих пациентов или заставить пациентку высказаться откровеннее. Терапевт может, прихорашиваясь, поправлять галстук или приглаживать волосы, чтобы добиться необходимой доверительности, конечно не позволяя усомниться в своем истинном отношении.
   А. Шефлен описывает ситуацию посещения терапевта семьей: матерью, дочерью, бабушкой и отцом. Как только терапевт заговаривал с дочерью или бабушкой, мать, которая сидела между ними, начинала передавать ему сексуальные сигналы на языке тела. Целью было привлечь внимание терапевта к себе, своего рода кокетство. Она надувала губы, скрещивала ноги и вытягивала их, клала руку на бедро и подавалась вперед.
   Когда терапевт подсознательно отвечал на ее «заигрывания», поправляя галстук или волосы или тоже наклоняясь вперед, обе, девочка и бабушка по обе стороны от матери, начинали скрещивать ноги, располагая перекинутую ногу с каждой стороны перед матерью и фактически выключая ее из общения. Она в свою очередь прекращала свой «флирт» и отклонялась назад.
   Возможно, самое интересное во всей этой пантомиме, что дочь и бабушка проводили это «исключение» всегда по сигналу отца, начинавшего покачивать вверх и вниз скрещенными стопами! И это проделывалось всеми присутствующими совершенно бессознательно.
   Внимательно изучив сексуально-несексуальное поведение, А. Шефлен приходит к выводу, что это обычно происходит между двумя людьми, когда один из них по какой-то причине отвлечен другим делом. В обширной группе, в семье, при деловой встрече или в классной комнате это также случается, когда другие игнорируют, «исключают» одного из них. Тогда тот начнет «прихорашиваться» – и это тоже имеет сексуальный нюанс – чтобы «влиться в коллектив».
   Самое важное в этом – понимать сигналы, понимать их элементы и качество, то, что отделяет настоящее сексуальное заигрывание от квазисексуального. Эти два вида, считает А. Шефлен, легко спутать. Действительно, есть люди, которые постоянно это смешивают, есть такие, которые по психологическим причинам не могут полностью осуществить свою цель, но все еще используют сексуально-соблазнительную манеру.
   Они не только заигрывают с другими, но видят признаки флирта в других, когда ничего подобного нет. Это типичный обман зрения. Нам это известно по поведению девушки, которая уверена, что все имеют на нее виды.
   А. Шефлен рассказывает и о людях, которые не осознают тех дополнительных сигналов, которые говорят им, что поведение на самом деле квазисексуально. Эти люди в обычных несексуальных ситуациях перестают говорить, двигаться и уходят в себя.
   Как изучить сигналы тела для таких ситуаций, как научиться правильно интерпретировать сигналы во всей их полноте, объяснить трудно. Некоторые овладевают этим языком, а некоторые впитывают его из культуры. Когда по той или иной причине человек находился в отдалении от своего общества и не был обучен правильной интерпретации этих сигналов, ему, вероятно, пришлось пережить немало неприятных моментов. Для него язык тела может остаться неизвестным на осознанном уровне и не использоваться на уровне подсознания.

8
Поза, критическое положение и душевное состояние

Крик о помощи

   Пациент был уже не мальчиком – лет семнадцати, но выглядел он моложе. Бледный и худой, со странной неопределенностью черт лица. Он был одет небрежно, даже неряшливо, сидел в расслабленной позе, руки скрещены, взгляд отсутствующий. Движения были скованными и напряженными. Когда отдыхал, то сутулился и был вял.
   Врач бросил беглый взгляд на свои часы, обрадовавшись, что приблизился конец сеанса, и принужденно улыбнулся:
   – Тогда что ж, до завтра.
   Мальчик поднялся и передернул плечами:
   – Какое завтра? Не будет завтра. Я уверен, что оно не наступит после сегодняшнего вечера.
   Уже у самой двери врач сказал:
   – Послушай, Дон. Ты последние полгода постоянно угрожаешь самоубийством.
   Мальчик тупо посмотрел на него и вышел, а врач остался стоять, неуверенно глядя на дверь. Дон был его последним пациентом в тот день, и, казалось, он должен был почувствовать облегчение. Вместо этого им овладело беспокойство, которое возрастало с каждой минутой. Он пытался работать над своими записями, но не смог. Его волновало что-то связанное с этим мальчиком. Но юноша не раз уже угрожал покончить с собой. Почему именно сегодня возникло что-то особенно тревожащее?
   Врач вспомнил свое тягостное ощущение во время приема, пассивность юного пациента. Вспомнил его жесты, скованность движений, неспособность задерживать взгляд.
   Врач пытался отогнать тревожные мысли. Толком не понимая причины, он был убежден, что сегодня все было иначе, чем обычно, что на этот раз мальчик ближе, чем всегда, к самоубийству. Однако что же он сказал такого, чего не говорил прежде?
   Врач подошел к шкафчику, где был спрятан магнитофон – способ зафиксировать каждый сеанс, – и заново прослушал запись беседы. В словах мальчика не было ничего необычного, но тон голоса был безжизненным, безразличным.
   Тревога все росла. Какой-то сигнал во время занятия был. Он должен довериться этому посланию, даже не поняв его. Разозлившись на себя, он одновременно и решился: он позвонил жене и предупредил, что задержится, а затем отправился к мальчику.
   Врач оказался прав. Мальчик попытался покончить с собой. Сразу после сеанса у врача он пошел прямо домой, взял пилюли из семейной аптечки и заперся в своей комнате. К счастью, врач подоспел вовремя, мальчика спасли: семейный врач очистил его желудок с помощью рвотного средства. После описываемых событий наступил резкий перелом. Этот эпизод стал поворотным в лечении мальчика. После него прогресс шел по возрастающей.
   – Но почему, – спросила позднее жена врача, – ты вдруг решился поехать к нему?
   – Я не знаю, возможно… черт возьми, дело было не в том, что он говорил. Это был какой-то вопль, словно на этот раз он действительно задумал самоубийство. Он послал мне какие-то отчаянные сигналы, не знаю… может, что-то было в его лице, в его взгляде или в жестах… Возможно, в том, как он держался, и в том, что он не рассмеялся на мою удачную шутку. Он без слов будто бы говорил, что на этот раз он задумал это всерьез.
   Несчастный случай произошел не сегодня, а 20 лет назад. Теперь почти любой хороший врач не только получил, но и верно интерпретировал бы послание, понял, какой ключ дал ему мальчик.
   Безжизненное лицо и скрещенные руки – все это передавало значение так же ясно, как слова. На языке тела мальчик говорил врачу, что он твердо намерен покончить счеты с жизнью. Он не нуждался больше в словах – не видел в них толка. Он заговорил на языке тела – единственно оставшимся способом передать свое отчаянное послание.

О чем говорит ваша поза?

   За 20 лет, прошедших со времени того инцидента, психологи стали все больше понимать, насколько полезен и важен в терапии язык тела. Многие из них используют его в своей нынешней практике; немногие признают это. Но многие не имеют представления о той работе, которая проделана в области кинесики такими людьми, как А. Шефлен и доктор Рей Л. Бердвистел.
   Доктор Бердвистел, профессор антропологии в Университете Темпла, инициировал большинство основных работ в развитии системы знаков для новой отрасли знаний – кинесики. Он предупреждает, что «ни положение тела, ни движение само по себе не имеют точного значения». Другими словами, мы не можем сказать, что скрещенные руки всегда означают: «Я не пущу тебя внутрь», или что почесывание носа пальцем означает неодобрение или отторжение, или что поглаживание волос означает одобрение, а постукивание пальцами – надменность. Эти наивные интерпретации делают из науки игру. Иногда движения действительно имеют такой смысл, иногда – нет, но настоящий смысл они приобретают только в контексте всего поведения человека.
   Язык тела и разговорный язык, как считает Р. Бердвистел, взаимосвязаны. Разговорный язык не передаст нам всей полноты значения, как и только язык тела. Если мы будем только слушать, то получим столь же искаженную картину, сколь наблюдая только язык тела. Это важно особенно для психиатров. В попытке познакомить их с началами кинесики он опубликовал статью «Анализ общения на курсах повышения квалификации», в которой объясняет некоторые используемые им методы, чтобы заставить слушателей, молодых врачей, осознать потенциальные возможности общения с помощью языка тела.
   Интересно, кстати, что Р. Бердвистел помог развить концепцию «допустимой продолжительности взгляда». Он считает, что человек может следить за взглядом, смотреть на другого человека до тех пор, пока не возникнет напряжение как у наблюдателя, так и у наблюдаемого. Р. Бердвистел указывает, что почти каждое движение тела может содержать некое послание врачу, но, когда все остальное не совпадает, он полагается на два классических примера языка тела для передачи сообщения.
   Первый случай: девушка-подросток не понимает, как ей следует держаться. Гордо распрямить плечи или, сдвинув их, спрятать свою грудь? Что ей следует делать с руками и плечами? Как реагировать на поучение матери, которая то говорит: «Держись прямо. Гордись своим телом», а иногда: «Не стремись привлечь к себе внимание! Ты не должна носить такие тесные свитера».
   У меня есть юная приятельница, подросток, которая очень раскованна и самоуверенна. Глядя на себя в зеркало при примерке бикини, она сказала матери:
   – Разве моя грудь не великолепна? Ни в коем случае не кремируй меня, если я умру. Я намерена изваять ее в бронзе для потомков!
   Большинство девушек-подростков не столько гордятся своим телом, сколько стесняются, и у них действительно возникает проблема, как относиться к своей новой фигуре. Домашний врач должен осознать, что эти изменения могут рождать сигналы подавленности, волнения, кокетства, гнева или даже призыва о помощи. В конце концов, в своей собственной практике он обретет способность распознавать и интерпретировать их.
   Еще одним примером, который Р. Бердвистел использует для обучения врачей, послужила «удивительная способность мужского живота растягиваться и сжиматься».
   Мы видели, что, ухаживая за женщиной, мужчина напряг мышцы живота и подтянул его. При депрессии он расслабляет эти мышцы, и его живот «выкатывается» наружу. Степень напряжения этих мышц может многое рассказать об эмоциональном и умственном состоянии мужчины. Мы должны понять, что все тело способно посылать сообщения не менее внятные, чем органы речи.
   Доктор Пол Л. Вочтел из медицинского центра при Университете штата Нью-Йорк изучал невербальное общение пациентов психиатрических клиник и опубликовал статью под названием «Подход к изучению языка тела в психотерапии».
   Каждое движение или положение тела, согласно доктору Вочтелу, имеет адаптивные выразительные и защитные функции, а также функции выражения состояния, осознанные и подсознательные. «Мы ищем, – сказал он, – клиническую оценку использования пациентом своего тела для выражения различных посланий».
   Чтобы получить данные, П. Вочтел снял на пленку беседы с психически больными и прокрутил несколько раз фильм, соединяя язык тела с речью. Он понял, просмотрев фильмы в поисках значимых жестов, что теоретически можно их заметить, общаясь с пациентом, но движения слишком быстры, и их трудно заметить. Движение пленки можно замедлить и прокрутить ее снова, чтобы при необходимости воспроизвести любую часть беседы.
   Пример того, как помогает язык тела, демонстрирует беседа с чрезвычайно озабоченной дамой, которая не знала, как относится к своему другу, с которым у нее связь.
   Просматривая пленку, врач заметил, что, когда она сердится, это сопровождается определенными жестами. Когда она повторила те же самые жесты при упоминании друга, доктор имел возможность показать ей наглядно, как она относится к другу. Понимание своих эмоций является, конечно, первым шагом к управлению ими.
   П. Вочтел рассматривает язык тела как сознательную или подсознательную попытку общения пациента с врачом. Одна пациентка, с которой он работал, откидывалась и стискивала руки, когда в беседе врач касался волнующих ее обстоятельств. «Возможно, – заметил П. Вочтел, – это относительно общее выражение внутреннего сопротивления».

Разные края – разные позы

   То, что человек использует не одну форму общения, дает весьма ощутимые преимущества как психиатру, так и обычному человеку. Психиатр знает заранее, чего ожидать от своего пациента, а человек может узнать много полезного о том, чего ожидать от своих приятелей, если научиться распознавать реакции на уровне языка тела так же, как понимать речь.
   Понимание языка тела часто является ключом к личным отношениям, и это может быть секретом управления другими людьми. Некоторые, похоже, способны воздействовать на них с помощью языка тела, так же как и голоса.
   Помимо этого, понимание чьего-то языка тела и способность интерпретировать его помогают понять свой собственный. Когда мы получаем и интерпретируем сигналы, посланные другими, мы начинаем контролировать свои собственные, таким образом приобретая умение владеть собой, и соответственно действуем в жизни более эффективно.
   Однако очень трудно установить контроль над самыми различными методами общения. Существуют буквально тысячи кусочков информации, которыми обмениваются человеческие существа в короткие промежутки времени. Наше общество учит нас управляться с этими многочисленными кусочками информации, но на подсознательном уровне. Если мы переведем их на уровень сознания, то рискуем неправильным обращением с ними. Если заставить нас думать о том, что мы делаем, то часто это затруднит наши действия. Сознающий разум необязательно так же эффективен, как несознающий.
   Несмотря на это, психиатры продолжают изучать все аспекты общения языком тела. Доктор Шефлен особенно заинтересовался значением позы в системе общения. В статье в журнале «Психиатрия» он отмечает, что можно узнать очень много о том, что происходит, когда двое людей или больше собираются вместе, по тому, какие позы они принимают.
   «У американцев существует не больше тридцати традиционных жестов», – пишет А. Шефлен и добавляет, что поз тела, которые при общении выражают определенный смысл, еще меньше и каждую используют в ограниченном числе ситуаций. Чтобы прояснить свое утверждение, он замечает, что продавец, который пытается продать что-то серьезному покупателю, редко сидит в кресле откинувшись.
   В Соединенных Штатах всем знакомы различные позы, которые могут принимать американцы, но это не означает, что каждый из них использует все. Девятнадцатилетний студент колледжа из Нью-Йорка использует не те, что домохозяйка со Среднего Запада, а строительный рабочий из штата Вашингтон использует иные, чем продавец в Чикаго. Доктор Шефлен считает, что подлинный эксперт в области кинесики мог бы сказать точно, из какой части страны приехал человек, по тому, как он при беседе двигает бровями. Такой эксперт, однако, еще не появился.
   Мы все осознаем региональную разницу в языке тела, когда смотрим на талантливого мима. Специфическими жестами он может рассказать нам не только из какой части света прибыл его герой, но также чем он зарабатывает на жизнь. Когда я был студентом колледжа, футболистов считали героями, и многие неспортивные ребята в школе достаточно точно подражали походке футболиста, чтобы пробудить интерес девушек.

Движение и послание

   Доктор Бердвистел в своей работе по кинесике попытался точно определить, какой жест о чем говорит. Одно из его открытий: каждый американец, разговаривая, часто двигает головой. Если заснять на пленку типичный разговор между двумя американцами и затем прокрутить фильм, чтобы изучить ее, вы заметите движение головой, когда ожидается ответ. Движение головой в конце каждой реплики подает сигнал собеседнику приступить к ответу. Так могут поступать оба собеседника, при этом отпадает необходимость говорить: «Ты закончил? Теперь буду говорить я».
   Конечно, сигналы в других странах могут быть иными. Из этого должно следовать, что наблюдение за разговором двух людей должно дать верный ключ к определению их национальности.
   В английском языке изменение интонации в конце предложения может означать очень многое. Если уровень повышается, говорящий задает вопрос. Спросите: «Который час?» – и заметьте, как ваш голос поднимется на слове «час». «Как вы поживаете?» – акцент делается на слове «поживаете», «Вам нравится ваша новая работа?» – на слове «нравится».
   Это лингвистический маркер. Доктор Бердвистел открыл много кинесических маркеров, которые дополняют лингвистические. Понаблюдайте за головой человека, когда он задает вопрос. «Который час?» Его голова приподнимется на слове «час». «Куда вы идете?» Его голова приподнимется на слове «идете». Как и ваш голос, голова движется вверх в конце вопроса.
   Это движение вверх в конце вопроса не ограничивается голосом и головой, рука также стремится подняться. Точно так же бессмысленные жесты рукой, которыми все мы грешим при беседе, связаны с уровнем и значением. Веки также раскроются шире с последней нотой вопроса.
   Так же как голос поднимется вверх в конце вопроса, он понизится в конце предложения. «Мне нравится эта книга» – со словом «книга» голос падает вниз. «Я люблю молоко с пирогом» – вниз на слове «пирогом».
   Движение головы сопровождает падение голоса в конце предложения, и, согласно доктору Бердвистелу, то же происходит с рукой и движением век.
   Когда говорящий намерен продолжить предложение, его интонация не изменится, голову он держит прямо, его глаза и руки останутся в том же положении.
   Это лишь немногие из движений глаз, головы и рук, когда разговаривают американцы. Очень редко (если это вообще случается) мы держим голову в одном положении на протяжении пары фраз. Писатели тоже знают, что движение головы связано не только с содержанием речи, но и с эмоциональным содержанием. Чтобы охарактеризовать «бесстрастного» персонажа, того, который не проявляет и не ощущает никаких эмоций, писатель изобразит его флегматичным, физически неподвижным. Джеймс Бонд в кинофильмах, созданных по романам об агенте 007 Яна Флеминга, был сыгран Шоном Коннери экономным в движении. Его лицо редко меняло выражение, даже в минуты крайней опасности. Это была точная пластика, поскольку герой был на редкость хладнокровным человеком.
   В еврейском фольклоре голем – существо, лишенное каких бы то ни было качеств, и, конечно, оно не испытывает никаких эмоций. Топ-модель держится неприступно и неестественно, не выражая никаких чувств. Однако, когда разговаривают мужчина или женщина, они смотрят то вправо, то влево, то вверх, то вниз. Они мигают, поднимают брови, закусывают губу, прикасаются к носу – и каждое движение связано с тем, что они говорят.
   Из-за бесконечных вариаций в индивидуальных движениях часто трудно связать определенные позы, жесты и мимику с определенными посланиями. Но верно и утверждение Маршалла Мак-Люэна, что движение является сообщением. Доктор Шефлен, проводя семинары по психотерапии, выяснил, что когда врач объясняет что-то пациенту, то использует одно положение головы, но когда объясняет какое-то наблюдение или поведение – другое, когда прерывает пациента – третье, и есть еще четвертое – когда он слушает.
   Занимает определенные положения и пациент, когда слушает врача. В одной ситуации, наблюдаемой доктором Шефленом, пациент склонял голову вправо, когда дурачился, и держал голову прямо, когда говорил агрессивно и по-взрослому.
   Трудность в изучении и интерпретации этих движений состоит в том, что это персональные кинесические движения, относящиеся к событиям в прошлом того или иного пациента. Не все они склоняют голову набок, когда дурачатся, и не все врачи делают те же самые движения головой, когда слушают. Однако совершенно очевидно, что человек будет повторять те же самые движения снова и снова. Доктор Шефлен был удивлен стереотипностью поз, которые он наблюдал и в продолжение многих других занятий.
   Тогда нетрудно было бы обнаружить специфические положения тела человека и затем соотнести их с вопросами, ответами, объяснениями и т. д.

Как правильно себя подать

   Движения головы, век и рук не являются на самом деле изменениями положения, и доктор Шефлен называет их точками. Последовательности нескольких точек он дал название «позиция», которая намного ближе к понятию «положение». Положение тела, говорит он, состоит из «общего изменения – изменения поз, чем, по меньшей мере, задействована половина тела». Положение тела может сохраняться около 5 минут.
   Большинство людей при общении используют от двух до четырех положений, хотя Шефлен наблюдал, как психотерапевты в продолжение сеанса лечения сохраняли одно положение в течение 20 минут.
   Чтобы проиллюстрировать использование положений, представьте ситуацию, в которой один человек разглагольствует на некую тему. Собеседник откидывается назад в своем кресле, руки и ноги скрещены. Когда слушатель достигает точки, где он расходится во мнении с говорящим, он меняет свое положение, готовясь выразить протест. Он может наклониться вперед и расцепить руки и ноги. Возможно, он поднимет одну руку с наведенным указательным пальцем, когда приступит к опровержению. Когда закончит, он вновь откинется назад и примет первоначальное положение, скрестив руки и ноги, или, возможно, займет иное, более приемлемое положение, при котором руки и ноги не перекрещены, затем откинется на спинку кресла, подавая сигнал, что он готов к продолжению разговора.
   Если проследить за всеми положениями, которые принимают мужчины и женщины в ходе беседы, получится то, что доктор Шефлен называет презентацией. Она может продолжаться до нескольких часов и заканчивается полным изменением местоположения: собеседник выйдет из комнаты, чтобы позвонить по телефону, взять сигареты, пойти в туалет – любым способом переместится, чтобы прервать на короткое время разговор. Это завершает презентацию. Если человек возвращается, тогда начинается новая презентация.
   Функция позы в общении, как считает доктор Шефлен, состоит в том, чтобы отметить эти точки, позиции, положения и презентации. Сами точки служат знаками препинания в разговоре. Различные позиции обозначают разные эмоциональные состояния, и часто эмоциональные состояния могут быть заново пережиты, когда человек вернется в то положение, в котором он их испытал. Внимательный и наблюдательный психотерапевт через некоторое время поймет, какие именно позы ассоциируются с какими эмоциональными состояниями пациента. Это подтверждает наблюдение Вочтела. Вспомним: женщина, пришедшая к нему на консультацию по поводу ее двойственного отношения к другу, определенным образом жестикулировала, когда испытывала раздражение.
   Обычный человек, хорошо понимающий язык тела и использующий его, схватывает характерную особенность поз, хотя, вероятно, не осознает этого, и безошибочно соотносит их с эмоциональным состоянием людей. Благодаря этому он всегда будет на шаг впереди других, общаясь с ними. Этому можно научиться, так как достаточно быть внимательным наблюдателем, но только в том случае, если человек понимает, что язык тела существует.
   Прежде чем внимательно анализировать позу, психиатры осознавали, что она существует. В истории, рассказанной в начале этой главы, врач заметил перемену в положении тела своего пациента. Он сознавал, что суицидальная депрессия связана с определенной позой, пассивностью и общей вялостью, но подсознательно чувствовал, и настолько, что заволновался и, наконец, сделал определенные шаги, чтобы спасти пациента.
   Как наклон головы указывает на конец заявления или поднятая рука на конец вопроса, так более общие изменения позы указывают уже на конец высказывания. Например, такое изменение позы, при котором вы не обращены лицом к собеседнику, часто означает, что вы закончили разговор и хотите переключить свое внимание на другое. Наиболее ярко это выражается в ситуации, когда ребенку надоедают родительские наставления. Его «Да-да, я знаю!» сопровождается характерным движением: он отворачивается, что означает: «Хватит! Хочу уйти!»
   Однако Шефлен, как Бердвистел и другие исследователи, предупреждает, что мы не должны пытаться связать определенные изменения позы с конкретными высказываниями. Не следует думать, что одно изменение позы означает то-то, а другое – всегда это. «Смысл события, – объясняет Шефлен, – не абстрактен, но выявляется в его отношении к контексту». Изменение в позе означает, что происходит нечто, но не всегда расскажет нам, что именно. Мы должны изучить изменение в отношении ко всей ситуации, чтобы понять происходящее.
   Эти изменения различны в разных культурах. В странах Латинской Америки жестикуляция играет большую роль при общении. Каждое заявление сопровождается энергичными движениями рук. В северных странах более сдержанные люди, они меньше жестикулируют, разговаривая между собой.
   Как-то вечером я наблюдал по телевизору за евангелистом Билли Грэхэмом и понял, что у него много совершенно определенных поз и жестов. Излюбленный – значительное и энергичное движение пальца. Его правый указательный палец, поднятый вверх, сопровождает обещание небесного воздаяния, но стремительно падает вниз, очертив огромный круг, когда он как бы ставит точку. Другой его характерный жест – «рубящее» движение двумя руками, параллельными одна другой, сверху вниз перед грудью. Несмотря на продолжительность его речей, многочисленность его слушателей не оставляет сомнений в эффективном воздействии его поз, хотя при объективном взгляде становится ясно, что в основном это хорошо отрепетированные, а не спонтанные движения. Главное, что они действительно адекватны эмоциональному контексту, вызываемому его речами, и действительно создают определенную «ауру».
   В известном кинофильме «Кинг-Конг» было несколько сцен, в которых гигантская горилла двигалась удивительно достоверно. Во многом это произошло благодаря тому, что создатели фильма понимали язык тела.
   Когда Кинг-Конг держал Фэй Рей на своей ладони и смотрел на нее, то умильно склонял голову набок, точно как человек.
   Понимание важности языка тела для создания человечного, дружественного людям образа заставило политиков усвоить различные позы и жесты, чтобы достичь того, что мы называем харизмой.
   Джон Кеннеди обладал ею; не важно, что он говорил, но несколько жестов, выверенные позы оказывали огромное воздействие на публику. Роберт Кеннеди производил впечатление очень высокого, благодаря своей работе над осанкой. Джонсон брал уроки языка тела, пытаясь изменить свой образ, но безуспешно. Ричард Никсон, прекрасно зная о важности языка тела, сознательно пытался его использовать для манипулирования публикой. Умение использовать язык тела – актерский дар, с помощью которого изображают этих политиков. Дэвид Фрай, мим, своих героев рисовал так точно, потому что виртуозно владел языком тела.

Мы вместе или врозь

   Поза является не только способом расставить знаки препинания в разговоре, она также помогает людям устанавливать связь между собой. Доктор Шефлен классифицировал позы так: 1) включение – исключение, 2) визави, или параллельная ориентация тел и 3) согласованность – несогласованность.
   Включение или исключение описывает, каким способом члены группы включают или исключают людей. Они делают это, придавая своим телам, рукам, ногам определенные положения. На вечеринке с коктейлями группа людей может образовать небольшой круг, который исключает всех других. Если три человека сидят на диване, двое с обоих концов могут образовать что-то вроде книгодержателя: сесть вполоборота к остальным, чтобы «огородить» того, кто в центре, и исключить других. Они могут также скрестить ноги, чтобы «запереть» сидящих в середине.
   В предыдущей главе мы рассказали, как бабушка и дочь на приеме у психолога отгораживали мать, чтобы лишить ее возможности заигрывать с врачом. Этот прием часто используют, чтобы удержать посторонних вне группы или «своих» внутри группы.
   Члены группы часто неосознанно используют позы и жесты рук и ног, чтобы защитить свою территорию от вторжения. Если понаблюдать за людьми на свадьбах, вечеринках или встречах, вы заметите множество любопытных приемов, используемых для защиты своей группы. Мужчина на общественном мероприятии может положить ногу на журнальный стол, чтобы создать барьер против «посторонних». Иногда половой принадлежностью определяется способ, каким члены группы исключают других. Доктор Шефлен рассказывал о семинаре в больнице, где мужчины расположились между женщинами и посетителем, будто они защищают свою собственность от посторонних, однако в этом может не быть и намека на сексуальный интерес. Женщины для них были просто частью группы, которую мужчины защищают автоматически.
   Понять особенности «расстановки сил» в группе можно, когда люди садятся в ряд на кушетке, вдоль стены или в конференц-зале. Наиболее значимые постараются усесться по краям.
   В главе о личном пространстве мы объясняли культурные различия: когда американские мужчины оказываются в положении, при котором их территории нарушены, они часто реагируют подобным образом. Двое мужчин, стиснутых с разных сторон на диване во время вечеринки, могут отвернуться друг от друга и положить ногу на ногу: один правую на левую, второй – наоборот. Каждый может со стороны соседа поднять руку к лицу, создав своеобразный барьер.
   Если мужчина и женщина вынуждены сидеть очень близко и лицом к лицу, но они не находятся в интимных отношениях, то могут в качестве защиты скрестить руки и ноги и отклониться друг от друга.
   Удобно наблюдать эти и другие способы защиты, если в качестве эксперимента на вечеринке «вторгнуться» в личное пространство других людей и посмотреть, как они отреагируют, какие способы защиты используют.
   Второй тип положений, которые доктор Шефлен называет «визави», или «параллельная ориентация тел», предполагает, что двое людей могут устанавливать связь друг с другом, сидя лицом друг к другу или бок о бок, параллельно, возможно ориентируясь на кого-то третьего. Если группа состоит из трех человек, двое всегда будут располагаться параллельно, а один сядет лицом к ним. В группе из четырех две параллельные пары будут сидеть лицом друг к другу.
   Если обстоятельства мешают расположить в этих позах свои тела, присутствующие ориентируют таким же образом головы, руки и ноги.
   Положение лицом к лицу обычно в отношениях преподаватель – студент, доктор – пациент или любовник – любовница, при обмене чувствами или информацией. Положения «визави» обычно, когда читают, слушают рассказ, смотрят телевизор или спектакль, – все это может осуществляться человеком наедине с собой.
   Положения лицом к лицу указывают на взаимодействие между двумя людьми. Положения бок о бок говорят нам, что два человека, скорее всего, безразличны друг другу, по крайней мере в этой ситуации. То, как располагается пара на вечеринке или на каких-либо общественных мероприятиях, расскажет нам очень многое об их отношениях. В положении бок о бок интимности все еще можно достичь, повернув друг к другу верхнюю половину тела.
   Последний тип поз, согласованные – несогласованные, касается способности членов группы подражать друг другу. Когда группа согласованна, положения их тел будут копировать друг друга, в некоторых случаях возникнут зеркальные образы.
   Интересно заметить, что, когда один член согласованной группы перемещается, другие перемещаются с ним. В основном согласованное положение в группе указывает, что все ее члены пребывают в согласии. Если люди в группе имеют две точки зрения, сторонники каждой займут разные положения. Каждая подгруппа будет согласованной в пределах самой себя, но несогласованной по отношению к другой.
   Когда старые друзья спорят или обсуждают что-то, они принимают положение согласованности, чтобы показать, что, несмотря на дискуссию, они все же остаются друзьями. Муж и жена, которые очень близки, примут согласованное положение, когда на одного из них нападают. На языке тела другой говорит: «Я поддерживаю тебя. Я на твоей стороне».
   Люди, желающие показать, что они независимы от остальной группы, могут намеренно принять несогласованное положение. В отношениях доктор – пациент, родитель – ребенок, преподаватель – студент позы будут несогласованными, чтобы показать разницу в статусе или подчеркнуть большую значимость одного из них. Мужчина, сознательно принимающий на деловой встрече необычную позу, заявляет о своем более высоком статусе.
   Я знаю главного редактора издательства, который принимает весьма причудливую позу во время совещания. Он отклоняется назад, сцепляет руки, поднимает высоко над головой, затем держит их за головой, а его локти вытянуты, как крылья. Это сразу ставит его в особое положение среди присутствующих.
   Мне, однако, указали, что его подчиненные через некоторое время копируют его позу, словно говоря: «Я на твоей стороне. Я верен тебе, мой руководитель». Или: «Я пытаюсь погреться в лучах твоей славы». Но возможен и другой смысл: «Я претендую на твое место».
   На любом мероприятии, семейном или общественном, лидер часто определяет положение, а остальные один за другим начинают копировать его позы. Если в семье главенствует жена, то, скорее всего, именно она оказывает наибольшее влияние на принятие решений и фактически играет роль мужчины.

Как разгадать секреты семьи

   Изучите внимательно, как располагается семья за столом. Кто занимает место первым и где? Мой друг– психолог, который занимался изучением расположения за столом, проанализировал поведение семьи из пяти человек.
   – Отец сидит во главе стола, – объяснил он, – потому что главный член семьи. Его жена не конкурирует с ним за первенство и сидит непосредственно справа от него. Они достаточно близки, чтобы сидеть рядом и одновременно вблизи детей.
   Так вот, интересно, как рассаживаются дети. Старшая девочка, которая на подсознательном уровне конкурирует с матерью за внимание отца, сидит слева от него. Самый младший в семье ребенок, мальчик, нуждающийся во внимании матери, – нормально для мальчика, – сидит справа от нее, на значительном расстоянии от отца; девочка, средняя по возрасту, сидит слева от сестры. Ее место за столом отражает двойственность, которая характеризует ее положение в семье.
   В этой конфигурации интересно подсознательное расположение всех членов в соответствии с межсемейными отношениями. Все начинается с выбора стола. За овальным, а не круглым столом больше вариантов для возможной борьбы за доминирование.
   Положение мужа и жены важно в понимании семейного устройства. Муж и жена на разных концах длинного стола обычно соревнуются за лидерство в семье, даже если конфликт существует на подсознательном уровне.
   Когда они предпочитают сидеть по диагонали по углам стола, обычно это свидетельствует о стабильности супружеских ролей и способности так или иначе улаживать свои конфликты.
   Конечно, если стол небольшой и они сидят напротив, лицом друг к другу, это, вероятно, наиболее удобно при тесных дружеских отношениях.
   Расположение за столом дает ключ к пониманию, кто лидер в семье. Еще один ключ к межсемейным отношениям в сплоченности или разобщенности семьи.
   Моему другу-фотографу недавно поручили сделать несколько снимков кандидата в мэры в большом городе на Среднем Западе в неофициальной обстановке. Он провел день в его семье и уехал в негодовании.
   – У меня получился, может, один приличный снимок, – рассказывал он, – я попросил его позвать свою собаку, и это был единственный момент, когда он расслабился.
   Когда я попросил объяснить подробнее, друг сказал:
   – Его дом – одно из самых чопорных мест, где мне приходилось бывать. Пластиковые абажуры, все на месте, все в полном порядке – его противная жена следовала за мной повсюду, подбирая мои лампы от вспышки и ловя в пепельницу пепел с моих сигарет. Как мог у меня получиться непринужденный снимок?
   Я понял, что он имеет в виду, так как видел много домов, подобных этому, – образчиков «закрытости». Все, что касается семьи, – «на замке», и очень плотно. Даже держатся строго и словно аршин проглотили. Все педантично расставлено по местам в этих аккуратных, официозных домах.
   Обычно можно не сомневаться, что семья в таком доме живет более напряженная, менее склонна к демократичным отношениям, к генерированию необычных идей, но более склонна принимать стандарты общества.
   По контрасту «открытая» семья живет словно в чужой квартире, возможно, довольно беспорядочно. Они менее требовательны, более свободны и открыты в мыслях, действуют более спонтанно.
   В «закрытой» семье каждый член, похоже, имеет свое собственное кресло, свою «личную» территорию. В открытой семье редко имеет значение, кто где сидит. Кто возьмет первым, тому это и принадлежит. На уровне языка тела «закрытая» семья подает сигналы о своей напряженности скованными движениями, официальными манерами и скованной осанкой. «Открытая» сигнализирует о своей открытости свободными движениями, непринужденными позами и заметной беспечностью. Их язык тела призывает: «Расслабься. Не принимай все всерьез. Не напрягайся».
   Два типа поведения наглядно отражаются в отношении матери и детей. Напряжена ли она и озабочена или расслаблена, беспечна? Ее состояние влияет на детей и отражается в их поведении.
   Это, конечно, две крайности. В большинстве семей проявляются черты и открытости, и закрытости. Некоторые сохраняют равновесие, а некоторые тяготеют к тому или другому. Наблюдатель, изучающий любую семью, может использовать эти особенности как ключ к ее пониманию. Третье, и не менее значительное обстоятельство, – кому в семье подражают.
   Мы упоминали прежде, что если движения и позы жены бессознательно копируют члены семьи, тогда она, вероятно, среди них является лидером.
   Среди братьев и сестер значимость можно легко определить, наблюдая, который первый начинает двигаться, а кто следует за ним.
   Можно понять, кто более всех уважаем в семье, проследив, чей язык тела копируется остальными. Сын – отца? Дочь – матери? Если так, мы с полной уверенностью можем сказать, что семья в порядке. А если сын подражает движениям матери, а дочь – отца? Это своевременные предупреждения на языке тела: «Я иду по неверному пути. Я нуждаюсь в совете».
   Вдумчивый психолог, лечащий пациента, попытается узнать об укладе семейной жизни и, что наиболее важно, каково место пациента в семье.
   Лечение человека в отрыве от знания о его семье свидетельствует о слабом понимании самой важной сферы его жизни – отношений с семьей.
   Некоторые психологи начинают настаивать на лечении с привлечением всей семьи, и весьма вероятно, когда-нибудь такое станет обычной практикой. Это помогло бы понять внутрисемейные отношения и их влияние на пациента.
   Мы учимся общаться с самого начала в нашей семье, а уж потом строим отношения с другими. Нельзя понять проблемы человека в обществе, не разобравшись в особенностях его ближайшего окружения.

9
Моргание, подмигивание и кивок

Пристальный взгляд

   «Ковбой расслабленно сидел на своей лошади, пальцы его застыли на ружье, а глаза, холодные, как льдинки, буравили спину угонщика скота».
   Знакомая ситуация? Мы читаем во многих романах– вестернах, как и в любовных романах, такое: «Взгляд героини теплеет, в то время как взгляд героя обжигает ее». В литературе, даже в очень хорошей, взгляд бывает холодный и жесткий, понимающий, насмешливый, пронизывающий, испепеляющий и т. д.
   Какие они бывают в действительности? Существует ли в прямом смысле обжигающий, холодный или ранящий взгляды? Честно говоря, нет. Глаза – это органы зрения; есть, конечно, особенности: они разного цвета, но сами по себе выражать эмоцию не способны.
   Однако вновь и вновь мы читаем, и слышим, и даже рассказываем о взгляде мудром, понимающем, добром, злом, безразличном. Если глаза непосредственно не выражают эмоций, тогда почему так говорят?
   Из всех частей человеческого тела, которые используют для передачи информации, глаза наиболее важны и могут передать самые мелкие нюансы. Противоречит ли это факту, что глаза не выражают никаких эмоций? На самом деле нет. В то время как глазное яблоко не выражает эмоций, воздействие возникает в результате их использования, а также сокращения лицевых мышц вокруг них. Причина кроется в продолжительности взгляда, движении век и богатейшей мимике этой части лица, выражающих различную гамму чувств.
   Но наиболее важной техникой управления взглядом является взгляд – выразительный, ободряющий или уничтожающий.
   Управление взглядом сводится к двум основным правилам. Первое: не принято пристально смотреть на человека. Второе: пристальный взгляд предназначается для людей, в которых мы не видим личности. Мы долго смотрим на предмет искусства, скульптуру или пейзаж. Мы идем в зоопарк и пристально рассматриваем животных: львов, обезьян, горилл, – и столько, сколько захочется, настолько близко, насколько нам нравится, но мы не смотрим пристально на людей, если относимся к ним по– человечески.
   Мы можем также пристально посмотреть на чудаковатого клоуна, но его мы не рассматриваем на самом деле как личность. Он объект, за рассматривание которого мы платим деньги, и точно так же мы можем пристально смотреть на актера на сцене, где он надевает маску – это роль, которая защищает его от пристального взгляда публики. Однако в новом театре мы часто испытываем дискомфорт. Благодаря активному вовлечению зрителей в действие актер обретает свойства конкретной личности, и нам неловко пристально рассматривать его.
   Как я сказал прежде, белый южанин также может пристально смотреть на черного, превращая его своим взглядом скорее в объект. Если мы хотим явно игнорировать кого-то, выразить презрение, мы смотрим на него тем же пристальным, слегка расфокусированным взглядом, который, глядя, не видит, взглядом сноба.
   Так часто смотрят на слуг, официантов и детей. Однако это может быть иногда взаимно выгодно. Этот взгляд, дающий возможность словно становиться невидимым, позволяет слугам спокойнее выполнять работу и под невидящим взглядом хозяев, а этим – продолжать свой разговор, которому не замечаемый им обслуживающий персонал не мешает, потому что вроде и не существует. То же самое справедливо для детей.

Отвернись вовремя

   Мы не должны пристально разглядывать незнакомых людей, если признаем в них личность, однако мы не должны их игнорировать. Признавая их скорее людьми, чем объектами, мы используем преднамеренное и вежливое невнимание. Мы смотрим на них достаточно долго, чтобы стало совершенно ясно, что мы видим их, и затем немедленно отводим взгляд в сторону. Мы говорим на языке тела: «Я знаю, что ты здесь», – и через мгновение добавляем: «Но у меня нет намерения нарушать твою уединенность».
   При таком обмене важно не ловить взгляд того, кого мы признаем личностью. Мы смотрим на него, не встречаясь глазами, и затем немедленно отводим их в сторону. Узнавание недопустимо.
   Существуют различные формулы для обмена взглядами, в зависимости от того, где происходит встреча. Если вы проходите мимо кого-то на улице, можно взглянуть на приближающегося человека, пока находитесь от него приблизительно в восьми шагах, но затем следует отвести взгляд в сторону. Не доходя восьми шагов, каждый посылает сигнал, с какой стороны он обойдет вас – коротким взглядом в этом направлении. Каждый слегка скорректирует движение – чуть левее, чуть правее, и расхождение пройдет гладко.
   По поводу этих случайных встреч на улице доктор И. Гофман в книге «Поведение в общественных местах» говорит, что быстрый взгляд и опущенные затем глаза сигнализируют: «Я доверяю тебе. Я не боюсь тебя». Чтобы усилить этот сигнал, вы смотрите прямо в лицо другого человека, прежде чем отвести взгляд.
   Иногда правилам следовать трудно, особенно если на прохожем темные очки. Становится невозможно интерпретировать его взгляд. Не слишком ли пристально, слишком долго человек смотрит и смотрит ли на вас вообще? Человек в темных очках чувствует себя защищенным и в то же время уверен, что может разглядывать всех встречных. Однако другой человек обычно понимает, что тот, в очках, всегда пристально разглядывает прохожих.
   Мы часто используем такой маневр: взглянем и отводим глаза в сторону, если встречаем известных личностей. Мы хотим заверить их, что уважаем их частную жизнь и не собираемся глазеть на них. То же самое справедливо для инвалидов или людей с физическими недостатками. Мы бросим мимолетный взгляд, а затем отведем глаза в сторону. Это техника, которую мы используем при любой необычной ситуации, где слишком пристальный взгляд вызвал бы неловкость, – например, когда мы видим межрасовую пару, когда видим мужчину с необычной бородой, со слишком длинными волосами, в экзотической одежде или девушку в слишком короткой юбке.
   Конечно, справедливо и противоположное. Если мы хотим осудить человека, то посмотрим на него дольше, чем позволяют правила вежливости. Вместо того чтобы отвести глаза, когда встречаемся взглядами, мы продолжаем пристально смотреть. Человек, который не одобряет межрасовые браки или свидания, посмотрит именно так. Если ему не нравятся длинные волосы, короткие платья или бороды, он может показать это, глядя дольше, чем положено.

Не хочу тебя смущать

   Пристальный взгляд и отведение глаз в сторону напоминает о проблеме, с которой мы сталкиваемся в юности, не зная, куда деть руки. Любители-актеры также знакомы с этой проблемой. Внезапно они осознают, что их руки словно чужие и очень мешают.
   Точно так же в определенных обстоятельствах мы осознаем свои взгляды как помеху. Куда спрятать глаза?
   У незнакомых людей, сидящих друг напротив друга в вагоне-ресторане, есть выбор: познакомиться и справляться с едой в никчемной и, возможно, скучной беседе или игнорировать друг друга, отчаянно пытаясь избежать случайной встречи взглядов. Корнелия Отис Скиннер, описывая в статье подобную ситуацию, написала: «Они перечитают меню, поиграют со столовыми приборами, рассмотрят собственные ногти, будто видят их впервые. И неизбежно наступает момент, когда взгляды встречаются, но они встречаются только для того, чтобы немедленно разбежаться в стороны и уставиться в окно, напряженно разглядывая проносящийся мимо пейзаж».
   То же самое случается в лифтах, переполненных автобусах и вагонах метро. Когда мы входим с толпой в лифт или поезд, то бросаем мимолетный взгляд, а потом сразу же, не задерживаясь, отводим глаза. Мы говорим своим взглядом: «Я вижу тебя. Я не знаю тебя, но ты человек, и я не стану глазеть на тебя».
   В метро или автобусе, где длительные поездки в очень тесном окружении – необходимость, бывает очень трудно найти способ, чтобы не смотреть пристально. Мы скользим глазами по лицам, но отводим глаза, не задерживая их на чьем-то лице. Или мы бросаем рассеянный взгляд, который останавливается на голове, губах, теле – для такого взгляда годится любое место, кроме чужих глаз.
   Если наши глаза встречаются, мы можем иногда смягчить послание легкой улыбкой, но она не должна быть слишком длительной или слишком явной. Она должна сказать: «Извините, мы посмотрели друг на друга, но оба знаем, что это произошло случайно».

Взгляд графини Дюбарри

   Смущенный взгляд достаточно хорошо знаком всем нам. Почти все действия и взаимодействия между людьми зависят от взаимных поглядываний. Испанский философ Хосе Ортега-и-Гассет в своей книге «Человек и люди» рассказывал о «взгляде» как о том, что приходит изнутри человека, «с прямолинейной точностью пули». Он считал, что глаз с его веками и впадинами, радужной оболочкой и зрачком эквивалентен «целому театру с его сценой и актерами».
   Глазные мышцы, по словам философа, удивительно тонкий инструмент, и поэтому каждый взгляд через секунду отличается от предыдущего. Их существует так много, что практически невозможно перечислить, но он назвал некоторые: «взгляд, длящийся всего мгновение, и настойчивый взгляд; скользящий по поверхности предмета, на который смотришь, и впивающийся в предмет, как крючок; прямой взгляд и косой, чья крайняя форма имеет собственное название – «взглянуть уголком глаза». Ортега также включил и «взгляд исподтишка», который отличается от любого другого косого взгляда, хотя его ось все еще проходит по косой линии.
   Каждый из них, по словам Ортеги, рассказывает нам, что происходит внутри человека, который его посылает; и намерение общаться взглядом более искренне, когда отправитель взгляда не осознает того, как он посылает его.
   Подобно другим исследователям языка тела, Ортега предупреждал, что взгляд сам по себе не передает всей истории, несмотря на то что он имеет значение. Слово в предложении также имеет значение, но только в контексте предложения мы сможем понять его точное значение. Точно так же со взглядом: только в контексте всей ситуации он выражает значение целиком.
   Существуют также взгляды, которые хотят увидеть, но не быть увиденными. Их испанский философ назвал «взглядами исподтишка». В любой ситуации можно изучать кого-то и смотреть, сколько захочется, стараясь сделать так, чтобы другой человек этого не почувствовал, обеспечивая скрытность своего взгляда. В момент, когда его глаза вот-вот должны встретиться с нашим взглядом, мы должны отвести его в сторону. Чем искуснее человек, тем успешнее он крадет эти взгляды исподтишка. Ортега называет такой взгляд «самым эффектным, самым обещающим, самым восхитительным и чарующим», но и самым сложным, потому что он хоть и брошен мельком, но также совершенно противоположен взгляду украдкой, ибо человек его не скрывает. Это взгляд из-под ресниц, будто бы сонный, но внимательный, оценивающий – тот, который художник бросает на свое полотно, отступая на шаг от него.
   Описывая этот взгляд, Ортега сказал, что веки прикрыты почти на три четверти и взгляд сам по себе скрытный, но на самом деле веки сдавливают взгляд и «выстреливают им, как стрелой». «Это взгляд как бы полусонных глаз, но за облаком сладкой дремы они настороже. Тот, кто имеет такой взгляд, обладает сокровищем».
   Ортега заметил, что Париж упадет ниц к ногам любого человека с таким взглядом. Предполагалось, что мадам Дюбарри, фаворитка Людовика XV, обладала именно таким взглядом. В Голливуде Роберт Митчем, конечно, обладал им, и это сделало его на много лет мужским секс-символом. Мэй Уэст копировала его, а французская актриса Симона Синьоре так мастерски им пользуется, что даже в среднем возрасте ее считают весьма сексуальной и привлекательной женщиной.

Пойми меня!

   Признание глаза как способа общения или взгляда, имеющего особое значение, не является чем-то новым. С ним всегда связывали сильные эмоции и его запрещали при определенных обстоятельствах, о чем говорят легенды. Жена Лота превратилась в соляной столб за то, что оглянулась назад, и Орфей потерял свою жену Эвридику, обернувшись и взглянув на нее. Адам, вкусив плод познания, боялся поднять глаза на Бога.
   Значение взгляда универсально, но обычно мы не уверены в том, верно ли интерпретировали наш взгляд или мы чужой. В нашей культуре искренность требует, чтобы мы смотрели человеку прямо в глаза. В других культурах другие традиции, как пришлось недавно узнать директору средней школы в Нью-Йорке.
   В средней школе поймали в туалете группу девушек, заподозренных в курении, и среди них юную девушку, пятнадцатилетнюю пуэрториканку. Большинство девушек из группы были известны своим плохим поведением, и, поскольку на юную девушку Ливию не было характеристики, директор после короткой беседы уверился в ее виновности.
   – Дело было не в том, что она говорит, – объяснял он позднее, – а только в ее поведении, было что-то хитрое и подозрительное. Она просто не могла встретиться со мной взглядом, не решалась взглянуть на меня.
   Это было верно. Ливия при разговоре с директором уставилась в пол, что было расценено как признание вины.
   – Но она хорошая девочка, – настаивала мать Ливии.
   В школу она прийти не решалась – она обращалась к соседям и друзьям. В результате на следующее утро состоялась демонстрация родителей-пуэрториканцев перед зданием школы, даже возникла угроза волнений.
   К счастью, испанскую литературу в школе преподавал Джон Флорес, он жил неподалеку от семьи Ливии. Набравшись смелости, Джон попросил директора о встрече.
   – Я знаю Ливию и ее родителей, – сказал он директору. – И она хорошая девочка. Уверен, что произошло недоразумение.
   – Если произошла ошибка, – с неохотой ответил директор, – я буду рад исправить ее. Тридцать матерей на улице жаждут моей крови. Но я сам беседовал с девочкой, и мне не приходилось видеть столь явной вины, написанной на лице, – она даже не могла поднять на меня глаза!
   Джон с облегчением вздохнул, и затем очень осторожно, так как был новичком в школе, он объяснил директору некоторые основные этические нормы пуэрториканской культуры.
   – В Пуэрто-Рико приличная девушка, хорошая девушка, – объяснил он, – не встречается взглядом со взрослым. Отказываясь делать так, она выказывает уважение и повиновение. Для Ливии было бы так же трудно посмотреть вам в глаза, как трудно для нее дурно вести себя или для ее матери прийти к вам с жалобой. В нашей культуре это просто немыслимое поведение для уважаемой семьи.
   К счастью, директор относился к числу людей, умеющих признавать свои ошибки. Он вызвал Ливию, ее родителей, а также самых крикливых соседей и еще раз обсудил с ними проблему. После объяснения Джона Флореса ему стало ясно, что Ливия избегала его взгляда не от стыда за проступок, но исключительно из скромности. То, что казалось ему лукавством, было не что иное, как робость.
   В результате этого инцидента возникли более глубокие, более осмысленные отношения между школой и сообществом – но это, конечно, другая история. В этой истории представляет особый интерес странное невнимание директора. Как он неправильно понял столь очевидные сигналы поведения Ливии?
   Ливия использовала язык тела, чтобы сказать: «Я хорошая девочка. Я уважаю вас и школу. Я слишком уважаю вас, чтобы отвечать на ваши вопросы, слишком уважаю вас, чтобы с бесстыдной наглостью встретиться с вами взглядом, слишком уважаю, чтобы защищаться. Но конечно, само мое поведение расскажет вам все это».
   Столь ясно выраженное послание было, тем не менее, неправильно понято: «Я открыто не повинуюсь вам. Я не стану отвечать на ваши вопросы. Я не стану смотреть вам в глаза, потому что я лживый ребенок. Я ловко ускользну от ваших вопросов…»
   Ответ, конечно, лежит в области этнокультуры: разные обычаи – разные языки тела, соответственно и разные интерпретации тех же взглядов.
   В Америке, например, не положено, чтобы мужчина слишком долго смотрел на женщину, если только она не даст ему разрешения улыбкой, ответным прямым взглядом. В других странах приняты иные правила.
   В Америке, если женщина смотрит на мужчину слишком долго, призывает к вербальному общению. Ее сигнал говорит: «Я заинтересована. Ты можешь приблизиться ко мне». В странах Латинской Америки при том, что разрешены движения тела более свободные, такой взгляд может быть прямым призывом к действию: «Не проходи мимо». Отсюда ясно, почему такая девушка, как Ливия, не могла посмотреть в глаза директору.
   И еще: в нашей стране двум мужчинам не положено пристально смотреть друг на друга дольше короткого промежутка времени, если только они не намерены бороться или вступить в интимные отношения. Любой мужчина, задержавший взгляд на другом мужчине, смущает и оскорбляет его, и тот, другой, недоумевает: что от него хотят?
   Это еще один пример того, насколько строги правила, касающиеся взглядов. Если кто-то пристально смотрит на нас, а мы смотрим ему в глаза и ловим его пристальный взгляд, то он должен первым отвести глаза. Если он не отводит взгляда и мы это заметили, тогда нам становится неуютно и мы сознаем, что происходит что-то неладное. И снова чувствуем смущение и раздражение.

Либо говорю, либо смотрю

   В попытке понять, как работают некоторые из этих правил визуального общения, доктор Герхард Нильсен из Копенгагена проанализировал «взгляды» субъектов, исследуя борьбу с самим собой. Чтобы проанализировать, как долго и когда люди, с которыми вели беседу, смотрели на своего собеседника, он снимал интервью на пленку и показывал им много раз в замедленном темпе.
   Он был удивлен, обнаружив, как мало люди смотрят друг на друга на самом деле. Человек, дольше других смотревший на своего интервьюера, 27 % от общего времени глядел по сторонам, а тот, что меньше других, – 92 %. Половина опрошенных смотрела в сторону половину того времени, когда их интервьюировали.
   Г. Нильсен обнаружил, что когда люди много говорят, то очень мало смотрят на собеседника; когда они долго слушают – долго смотрят. Он ожидал иного: когда они больше слушают, то больше смотрят друг на друга, но результат был для него неожиданным: те, кто говорят больше, меньше смотрят.
   Он обнаружил, что когда люди начинают говорить, то сначала отводят взгляд от собеседника. Он объяснил, что существует тонкий хронометраж в произнесении слов, слушании, взгляде и отведении его. Большинство людей смотрят в сторону непосредственно перед разговором или сразу после начала одной из каждых четырех реплик. Немногие отводят взгляд перед началом половины своих реплик. Заканчивая говорить, половина людей смотрит на своих партнеров.
   Касаясь причин, по которым так много людей отказываются встречать взгляд своих партнеров, Г. Нильсен считает, что это способ сосредоточиться во время разговора.

Насколько долог мимолетный взгляд

   Еще одно исследование, проведенное доктором Ральфом В. Экслайном из Делаварского университета, охватывало 40 мужчин и 40 женщин – первокурсников и второкурсников. Во время эксперимента мужчина опрашивал 20 мужчин и 20 женщин, женщина – по 20 лиц того и другого пола. Половину студентов опрашивали оба интервьюера об интимных предметах, их планах, надеждах, нуждах и страхах. Другую половину расспрашивали о планах на каникулы, чтении, кино, спорте.
   Доктор Экслайн обнаружил, что, когда студентам задавали сугубо личные вопросы, они поднимали взгляд на интервьюера не так часто, как при вопросе о планах на каникулы. Женщины, однако, в обоих типах интервью смотрели на интервьюера чаще, чем мужчины.
   Похоже, что из этих и аналогичных экспериментов следует, что, если человек смотрит в сторону, когда говорит, это, главным образом, свидетельствует, что объяснения предназначены и для него самого, потому он не хочет, чтобы его прерывали.
   Глядя в глаза своему партнеру, когда наступает пауза, вы подаете сигнал, что хотите его прервать. Если собеседник делает паузу и не смотрит на своего партнера во время разговора, это означает, что он еще не закончил. Он подает сигнал: «Вот что я хотел сказать. Что теперь скажешь?»
   Если вы отводите взгляд от человека, который разговаривает с вами, пока вы слушаете, это сигнал: «Я не вполне удовлетворен тем, что ты говоришь. У меня есть возражения».
   Если вы отводите взгляд, когда говорите, это может означать: «Я не уверен в том, что говорю».
   Если, слушая, вы смотрите на говорящего, вы подаете сигнал: «Согласен» или «Я заинтересован тем, что ты говоришь».
   Если, пока вы говорите, смотрите на слушающего, вы, вероятно, подаете сигнал: «Я уверен в том, что говорю».
   Есть также элементы сокрытия своих чувств в отведении взгляда от своего партнера. Если вы отводите взгляд, в то время как он говорит, вы подаете сигнал: «Я не хочу, чтобы ты знал, что я чувствую». Это особенно верно, если партнер критикует или оскорбляет вас. Это в некотором роде политика страуса, прячущего голову в песок: «Если я не вижу тебя, ты не сможешь причинить мне вред». По этой причине дети часто отказываются смотреть на вас, когда вы их ругаете.
   Однако здесь все гораздо сложнее, чем встретить взгляд… или мимолетный взгляд. Отведение взгляда во время разговора может быть способом скрыть что-то. Поэтому, когда кто-то отводит взгляд, мы можем подумать, что он что-то скрывает. Чтобы научиться искусно обманывать, можно иногда сознательно смотреть на своего партнера вместо того, чтобы избегать его взгляда.
   Вдобавок к продолжительности и направлению взглядов существует много сигналов, связанных с закрытием век. Вдобавок к полуопущенным векам, которые описал Ортега, Бердвистел утверждает, что пять молодых медсестер в серии тестов доложили о двадцати трех различных положениях век, которые им удалось различить.
   Но все они согласились, что только четыре из двадцати трех «что-то означали». Новое тестирование позволило доктору Бердвистелу дать названия этим четырем положениям: «открытые глаза», «взгляд из-под полуопущенных век», «прищуренные глаза», «плотно сомкнутые веки».
   Предложение девушкам воспроизвести положения век не увенчалось успехом. Все смогли воспроизвести пять из двадцати трех положений, но только одна – больше пяти.
   Мужчины в том же эксперименте смогли воспроизвести по меньшей мере десять положений. Неожиданно мужчинам оказалось легче моргать. Некоторые из них смогли воспроизвести пятнадцать различных положений век, и один – фантастически красноречивый в языке тела – достиг блестящего результата: продемонстрировал тридцать пять разных положений век.
   Расширив эксперимент, чтобы провести сравнения в этой способности среди представителей разных культур, доктор Бердвистел обнаружил, что среди японцев нашлись подобные по числу воспроизведения разных положений век и это были люди обоих полов. Но даже японцы смогли больше движений век распознать, чем изобразить.
   Когда к движению век добавляется движение бровей, находят намного больше узнаваемых сигналов. Некоторые ученые обнаружили до сорока различных положений бровей, хотя большинство согласились, что меньше половины из них имеют значение. Только когда движения бровей, имеющие значение, соединяются с имеющими смысл движениями век да еще добавляются способы морщить лоб, то эти изменения и комбинации практически бесконечны.
   Если каждая комбинация имеет разное значение, тогда появляется бесконечное количество сигналов, которые мы можем передать глазами и кожей вокруг них.

10
Азбука движений

Существует ли язык ног?

   Когда кинесика и язык тела сделались более понятными, то, что было суммой наблюдений, вскоре стало наукой и поддавалось количественному анализу, научные знания, к сожалению, стали использоваться спекулятивно.
   Факт, что во время стресса ребенок начинает сосать большой палец, мужчина – грызть ногти или покусывать костяшки пальцев, а женщина скрещивать руки на груди. Эти странные жесты заставляют нас понять, что ребенок сосет свой большой палец, замещая привычное для него сосание материнской груди. Мужчина, покусывая ногти или костяшки пальцев, подменяет неприемлемый жест – сосать большой палец – общественно допустимым, а женщина скрещивает руки на груди, как бы защищая уязвимую часть тела. Понимание смысла этих жестов – та граница, за которой начинается наука.
   Знание, что люди поднимают брови или опускают веки, отчасти чтобы выразить эмоцию, – наблюдаемый факт. Знание точной степени подъема или угла опускания делает факт измеряемым. Доктор Бердвистел отметил, что «полуопущенные веки в соединении с полуопущенными бровями выражают явно иной смысл, чем полуопущенные веки с одной слегка приподнятой бровью». Это уже количественная интерпретация мимических различий, которая существенно влияет на выражение лица в целом.
   К сожалению, также кинесика – наука о языке тела – подменяется научно не обоснованной интерпретацией телодвижений, жестов, мимики. Например, что можно действительно рассказать о позе скрещенных ног? Ранее мы говорили о скрещении ног, чтобы подсознательно включить или исключить членов группы. Мы рассказывали о согласованном позировании, где позу лидера, скрестившего ноги, копируют остальные участники беседы.
   Могут ли скрещенные ноги выражать характер? Может ли манера определенным образом держать ноги, когда мы сидим, дать представление о нашей личности?
   На этот вопрос не существует простых ответов. Ноги скрещенные или параллельно поставленные могут быть ключом к тому, что данный человек чувствует, к его эмоциональному состоянию, но они могут также вообще ничего не значить. У меня есть друг, писатель, который пишет от руки. Он скрещивает ноги только слева направо, левая нога сверху и никогда по-другому. Недавно на приеме он сидел слева от своей жены, перекинув левую ногу поверх правой, по направлению к ней. Ее правая нога, перекинутая поверх левого колена, указывала на него.
   Присутствовавший там психолог-любитель сказал, кивнув в сторону этой пары:
   – Посмотри, они образуют замкнутый круг, их скрещенные ноги указывают друг на друга и исключают остальную группу – великолепная иллюстрация языка тела.
   Позднее, отведя своего друга-писателя в сторону, я сказал:
   – Я знаю, что ты прекрасно ладишь со своей женой, но меня удивляют эти скрещенные ноги.
   Усмехнувшись, он объяснил:
   – Я могу класть только левую ногу на правую, потому что свои черновики пишу от руки, не печатаю на машинке.
   Озадаченный его ответом, я спросил:
   – Но как это понимать, какая связь?
   – Я могу класть левую ногу на правую, потому что всю свою жизнь я сидел только так, и мои мышцы и кости приспособились к этому. Если я перекрещиваю ноги по– другому, то чувствую себя неловко. Сейчас автоматически я принял привычную позу.
   – Но как можно писать от руки?..
   – Все очень просто. Я пишу не за письменным столом, а в мягком кресле, на пюпитре в виде дощечки с зажимом, который кладу на колено. Чтобы рукопись была поближе к глазам, я должен положить ногу на ногу. Поскольку я правша, то пишу повернувшись влево. А поэтому скрещиваю ноги так, чтобы левая была выше правой. И прежде, и сейчас это единственное положение, в котором я чувствую себя удобно. Сегодня вечером я случайно сел слева от жены. Обычно я сажусь справа от нее. Вот так – это к слову о твоей кинесике.
   Из сказанного следует, что прежде, чем делать какой– то научный вывод, следует учитывать все факты. Если надо понять значение скрещенных ног, мы должны также знать и о физиологических особенностях человека.
   То же можно сказать и о скрещенных руках. Есть большое искушение зафиксировать совокупность значений скрещивания рук в зависимости от того, как мы это делаем. Кажется, установлено, что это может быть иногда защитным жестом, сигналом, что вы не хотите принять точку зрения другого, или, например, что вы не чувствуете себя в безопасности. Так вот, эти и несколько других являются правомерными объяснениями, но, когда мы переходим к способам перекрещивания рук, левая поверх правой или наоборот, мы вступаем на зыбкую почву.
   Скрестите руки, не задумываясь. Некоторые из вас положат сверху левую руку, другие правую, но самое важное, что вы скрещиваете руки одним и тем же способом всегда. Скрестив их по-другому, вы просто почувствуете дискомфорт. Объясняется это тем, что эта манера – генетическое свойство в такой же мере, как использование левой или правой руки при письме. Скрещивание рук или сплетение пальцев – правый или левый большой палец сверху – также являются врожденными свойствами.
   Принимая во внимание эти особенности, мы имеем возможность верно истолковать жест как определенный сигнал, но ступаем на зыбкую почву, когда говорим о направлении.
   Наиболее серьезные исследования языка тела связаны с эмоциями, выраженными движением, а не с врожденными свойствами человека, передающего послание. В лучшем случае сигналы языка тела помогают человеку понять себя. Когда с их помощью пытаются определить особенности характера или внутренние свойства личности, это чревато противоречиями.

Азбука языка тел

В попытке выделить определенные аспекты языка тела и унифицировать научные знания надо учесть те факторы, о которых Р. Бердвистел написал в научном руководстве по этому предмету «Введение в кинесику». По существу, он попытался составить аннотационную систему для кинесики, или языка тела, разложить все основные движения на их составляющие и обозначить символами точно так же, как хореограф разбивает танец на отдельные па и придает каждому свой смысл.
Результат немного напоминает египетскую пиктографию, но обнадеживает то, что он не так труден для прочтения. Начав с глаз, так как это наиболее общий источник общения на языке тела, он решил, что

является наилучшим символом для открытых глаз

для закрытых. Подмигивание правым глазом он обозначает как

, левым глазом

. Открытые глаза

и так далее. Доктор Бердвистел назвал каждое из этих движений кином, или элементарной единицей движения.
   Первой предпосылкой в развитии этого типа системы, обозначающей условными знаками язык тела, как говорит доктор Бердвистел, является предположение, что все движения языка тела имеют значение, случайных нет. Раз это принято, можно перейти к изучению каждого движения, его значения и способа обозначения.
   Я нахожу, что это основное предположение наиболее трудно принять. Возможно, когда человек потирает нос, это указывает на несогласие, но может указывать и на то, что просто он чешется. Вот где лежат реальные сложности кинесики: отделении значащих жестов от незначащих и бессознательного от старательно заученного.
   Когда женщина сидит, наклонив параллельно и слегка скрестив в лодыжках ноги, это точно может указывать на дисциплинированный ум, но гораздо вероятнее, что это рассчитанная поза или даже результат воспитания хороших манер. Некоторые руководства, обучающие тому, «как стать обаятельной», поясняют, что это изящная и женственная поза, и советуют женщинам принимать именно такую позу, которая позволяет женщине в мини– юбке принять удобное, но не слишком «откровенное» положение. Наши бабушки считали именно его «подходящим для дамы».
   Вот некоторые из причин, по которым мы должны подходить к кинесике с осторожностью и изучать движение или жест только в условиях контекста движения в целом, и мы должны понимать модели движения в терминах разговорного языка. Оба они, и жест и речь, при всей своей противоречивости, тем не менее, неразделимы.
   Чтобы стандартизировать движения тела, прежде чем сделать их кинесическими символами, мы должны определить нулевую точку, или точку покоя. Движение руки, например, приобретает значение только в том случае, если мы знаем, на какое расстояние она сдвинута. Мы можем узнать это, только если установим стандартную нулевую точку.
   В своем труде доктор Бердвистел устанавливает нулевую точку для «американцев среднего класса». Это полурасслабленное положение тела, голова уравновешена, лицо направлено вперед, руки висят вдоль тела, ноги вместе. Любая принимаемая поза является движением, отклоняющимся от нулевой точки.
   Примечательно, что доктор Бердвистел ограничивается наблюдениями над американцами среднего класса. Он осознает, что даже в нашей культуре существует удивительное отсутствие единообразия в движении тела. Люди, принадлежащие к рабочему классу, дадут иные интерпретации движениям, которые неприменимы к кругам среднего класса.
   Однако в Америке существует, по моему мнению, больше этнических различий в жесте, чем классовых. Хотя он не оговаривает это особо, приходится допустить, что доктор Бердвистел, прежде всего, имел в виду язык тела белых американцев англосаксонского происхождения, протестантов из среднего класса. Если это так, то перед серьезными исследователями встает проблема огромного количества данных для изучения. Они должны включить не только систему интерпретации для белых англосаксов, протестантов, но также для италоамериканцев, американских евреев, американских индейцев, чернокожих американцев и так далее. Затем должны существовать классовые границы в каждой из этих категорий, и число всех систем станет громадным. Необходимо же найти одну общую систему, которая будет пригодна для всех культур и всех этнических групп, и я думаю, что с некоторыми изменениями система доктора Бердвистела будет работать.
   Доктор Бердвистел также указывает, что движения тела могут вообще ничего не обозначать в одном контексте, однако быть весьма значимыми в другом. Например, хмурый, недовольный вид со складкой между бровями может просто означать точку в предложении, в другом контексте это может быть признаком негодования, а в третьем случае – свидетельством глубокой сосредоточенности. Изучение только лица не может рассказать нам о точном значении складки между бровями. Мы должны знать, что делает этот насупленный человек.
   Еще одно утверждение доктора Бердвистела состоит в том, что все наши движения, если они существенны, можно заучить. Мы узнаем их, будучи членами общества. Как иллюстрацию способности людей изучить язык тела он рассматривает наиболее общее кинесическое движение – движение век. Мы склонны считать, что это рефлекторное движение: щуримся, чтобы защититься от слишком яркого света, или мигаем, чтобы избавиться от пыли и очистить глазное яблоко.
   Однако доктор Бердвистел перечисляет многочисленные случаи изученных движений век. Факиры в религиозных индуистских культах могут научиться смотреть на солнце не мигая или стоять лицом к пыльной буре не прикрывая век. Девушки в нашем обществе «хлопают ресницами», кокетничая, даже когда нет необходимости очистить глазное яблоко. Он считает, что примеры подобного рода доказывают, что не все движения век являются инстинктивными, и, добавляет он, движения век различаются от культуры к культуре так же, как язык.
   Интересно отметить при этом, что, когда двуязычный человек меняет свой язык, он также меняет язык тела, жесты и движения век.

Кинесика и кин

   Даже если, как мы показали в предыдущей главе, некоторые жесты являются врожденными, а не выученными – улыбки, например, – доктор Бердвистел подчеркивает, что люди обучаются искусству общения. И так как кинесика имеет дело с коммуникативными движениями тела, можно предположить, что большей части кинесики также обучаются.
   Несмотря на то что в основном результаты анализов движения тела доктор Бердвистел получил, изучая снятые на пленку движения, просматривая этот материал снова и снова, пока не были узнаны и названы все не поддающиеся обобщению характерные особенности, он предупреждает, что не следует возлагать слишком большие надежды на этот метод. Если мы должны снимать на пленку движение, медленно прокручивать ее и повторять это снова и снова, чтобы проанализировать все детали, прежде чем не выделим и не классифицируем эти движения, – насколько велика ценность движения, которое мы обнаруживаем таким сложным способом? Движение может быть значимым, только если им легко передать сигнал и легко его получить. Он считает, что малозаметные жесты, отмеченные в процессе неоднократного просмотра фильма и не заметные человеку, не имеют и большого значения в общении.
   Возможно, однако, что в этих жестах существует подсознательная ценность. Мы обнаружили, что часто образы, посланные слишком поспешно и не воспринятые сознательно, все же воспринимаются бессознательно. В этом сущность, скрытая в области подсознательного общения.
   Доктор Бердвистел не только различает жесты, которые мы замечаем, и те, которые не замечаем, но и такие, которые мы делаем сознательно, и те, которые совершаются бессознательно. Так много всевозможных движений, которые мы можем совершить и действительно делаем ежеминутно, что их почти никто не осознает. Все же мы посылаем эти непрерывные сигналы тела и получаем их, причем посылаем чаще, чем принимаем.
   Самое важное, что следует понять относительно языка тела, как считает доктор Бердвистел: движения не обособлены. Это всегда часть комбинации. Романист, вероятно, напишет: «Она подмигнула ему». Но это утверждение приобретает точное значение только потому, что читатель оповещен обо всех других жестах, которые сопутствуют подмигиванию, и понимает в контексте описанной ситуации, что оно означает приглашение к флирту.
   Одно только подмигивание названо доктором Бердвистелом кином – самой малой единицей языка тела. Этот особый кин можно описать как «опускание одного века, в то время как другое сохраняет относительную неподвижность». Такое описание, к несчастью, вычленяет кин из всех сопутствующих эмоций. Он становится просто действием, когда закрывают один глаз, а не сигналом.
   В развитии системы «записи» языка тела необходимо отделить все эмоции из замеченного движения. Также необходимо выработать экспериментальную систему для записи и дублирования кинов. Для этого доктор Бердвистел использует актера или студента, обученного языку тела, чтобы воспроизвести различные движения и их значения для группы студентов. Группу просят дифференцировать движения, но не высказывать предположений, что каждое из них означает.
   «Означает ли это что-то отличное от другого?» – обычный вопрос. Таким образом фиксируется, когда небольшое изменение движения производит иное впечатление. И этому добавочному движению можно затем приписать определенное значение.
   Из большой серии таких экспериментов доктор Бердвистел сумел вычленить разные кины, рассказать, в какой точке дополнительный кин создает все движение отличным.
   Например, актеру предлагают встать лицом к группе студентов и изобразить следующее выражение:

Переведенное на язык речи, это выражение будет означать подмигивание левым закрытым глазом и прищуривание уголком левого глаза. Рот в нормальном положении, но кончик носа опущен.
Затем группе наблюдателей предложили другое выражение. Записанное схематически, оно будет выглядеть так:

   Описание: это подмигивание правым глазом, прищуривание уголком левого глаза, рот в обычном положении, нос опущен.
   Наблюдателей спросили о разнице, и их комментарий был: «Они выглядят по-другому, но существенных различий нет».
   Тогда к увеличивающемуся числу данных в кинесику добавили такую информацию: не важно, каким глазом подмигивать, – значение то же самое. И не важно, косит ли одна сторона глаза.
   Затем на наблюдателях испытали третью программу:

По существу, это первое подмигивание без скашивания глаза, с опущенным кончиком носа. Группа наблюдателей решила, что это то же, первое, выражение. Ученый– кинесиолог теперь понимает, что скашивание ничего не означает на языке тела.
Наконец, испытывают четвертый вариант:

   В этом выражении сохраняется подмигивание то же самое и скашивание сохраняется при закрытом глазе. Кончик носа опущен, но рот изменен. Губы опущены вниз, вид надутый. Когда это выражение показывают группе, ее комментарий: «Что ж, это совсем другое».
   Данные, которые войдут затем в кинесический список: изменение в положении рта вызывает изменение в значении.
   Это тщательное исследование подтверждает факт: не похоже, что информативны любые изменения в состоянии глаз, а скорее – изменения в лице. Можно было бы предположить, что прищуривание и подмигивание разными глазами должно убедить в изменении значений, но доктор Бердвистел показывает, что этого не происходит. Реальное изменение в выражении достигается, только когда изменяется положение губ.
   Конечно, он не дал оценки изменению положения бровей. Если бы он это сделал, легкое движение одной бровью просигнализировало бы о совершенно ином значении. Подъем одной брови является классическим сигналом сомнения, подъем обеих бровей – удивления, а если обе брови опускаются – беспокойство или подозрение.
   Доктор выяснил, что подмигивание или закрывание одного глаза было значительно в выражении эмоции; скашивание же не было значительным, когда рот сохранял нормальное положение. Однако скашивание глаз с надутыми губами было важным сигналом. Опущенный кончик носа не был важен в контексте подмигивающих глаз, но в других контекстах он выражал определенное значение.

Культура и кинесика

   Лицо, как мы видим, имеет громадное разнообразие всевозможных выражений, и, когда мы немного отодвигаемся, чтобы рассмотреть голову целиком, а не только лицо, возникает другая комбинация движений. Один кивает, трясет, вертит головой, склоняет ее; и все движения несут в себе смысл. Но все они имеют разные значения при разных выражениях лица и в различных культурных ситуациях.
   Мой друг преподает в крупном высшем учебном заведении, где много студентов из Индии. Он рассказывает мне, что они двигают головой вверх и вниз, чтобы обозначить «нет», и качают головой из стороны в сторону, чтобы выразить согласие.
   – Я иногда места себе не нахожу, – жаловался он, – когда объясняю особенно сложный предмет, а они сидят там, подавая мне сигнал, который, как я понимаю, означает «нет» по поводу того, как они принимают мои объяснения. А то, что я понимаю как очевидное «да», вовсе этого не означает. Однако я понимаю, что это только проблема разных культур, но мне от этого не легче. Моей культурой настолько мне внушены определенные представления, что я просто не в силах принять противоположное.
   Очень трудно преодолеть представления, внушенные в терминах языка тела культурой. Я знаком с одним профессором математики в расположенном неподалеку университете, который поначалу студентом изучал Талмуд в Германии и уехал оттуда в начале 30-х годов. До сегодняшнего дня когда он читает лекции, то откидывается назад в привычной позе – «диван-кровати» – студента, изучающего Талмуд. Он наклоняется вперед, сгибая тело от талии, потом поднимается на цыпочки и выпрямляется, выгибая дугой свое тело назад.
   Даже когда ему указали на это в шутливой форме, профессор не смог контролировать движения своего тела. Невозможно недооценить силы культурных традиций языка тела. В Германии во времена нацизма евреи, пытавшиеся выдать себя за не евреев, часто выдавали себя именно языком тела. Движения их рук были более свободными и более открытыми, чем у немцев, и именно эти жесты было тяжелее всего контролировать.
   Из-за этих культурных различий наблюдатель одной национальности увидит на языке тела то, что полностью ускользнет от внимания наблюдателя другой национальности.

Описание, приведенное выше: открытые глаза, брови сведены к переносице, сжатые ноздри и рот в состоянии покоя, – для американца будет означать то же самое, как изображенное ниже.

Однако для выходца из Италии ощутимо небольшое различие в отсутствии сведенных бровей. Первое выражение, вероятно, предполагает беспокойство или опасение. Для окончательного ответа в каждом случае смысл определится из контекста, в котором появится на лице это выражение.
Доктор Бердвистел подчеркивает, что обычно одно дополняет другое, язык тела в контексте речи всегда дает ключ к действию и пониманию. Однако вне зависимости от того, что говорится, язык тела часто дает ключ к пониманию реальной ситуации.

Кинесика и лидерство

   Доктор Бердвистел приводит случай с бандой подростков. Три мальчика в банде были, по словам доктора, «завзятыми крикунами», как говорится, «лужеными глотками».
   Сняв на кинопленку действие группы, он обнаружил, что внутри банды три «луженые глотки» произносили от 72 до 93 % всех сказанных слов.
   В банде были два лидера. У одного из них была «луженая глотка». Назовем его Томом. Другой лидер, Боб, был немногословен, один из самых молчаливых парней в группе. Внимательное наблюдение показало, что Боб произнес не более 16 % слов. Что же сделало его лидером?
   Ответив на этот вопрос, можно было бы понять, что создает лидера. Способность ли это отдать приказ и перекричать других? Если это так, как можно было бы подумать о Томе, то как быть с Бобом, который говорил так мало, однако тоже был лидером?
   Ответ, как предполагает доктор Бердвистел, вероятно, кроется в языке тела. Лидерство Боба, решил он, похоже, носит кинесический характер.
   Изучив отснятый материал, Бердвистел обнаружил, что Боб, в сравнении с другими парнями, чаще «участвовал в некоторых несвязных действиях». «Несвязные действия», как объясняет доктор Бердвистел, – это такие, когда затевается что-то новое, что не имеет связи с наличной ситуацией. «Пошли ловить рыбу» – когда банда направляется играть в бейсбол; или: «Пошли в центр, к аптеке, пошатаемся» – когда банда направляется на близлежащий пляж.
   Боб редко предлагал банде делать то, что она не намерена была бы делать, – он предпочитал звать банду туда, куда она хотела бы пойти, а не принуждать ее к этому. «Послушайте, пошли плавать», – позовет он, если они все сидят без дела на пляже, или: «Пошли в аптеку», – если они и так направляются в город.
   Вот отличный урок лидерства. Наиболее успешный лидер, в бандах или в политике, всегда тот, кто предвидит желаемое и ведет людей в этом направлении, тот, кто заставляет людей делать то, что они хотят делать. Боб был настоящий мастак в этом.
   Но более интересно с точки зрения языка тела, что Боб был «зрелым кинесиком». У него было меньше бесполезных движений тела, чем у других ребят. Он не волочил ноги без нужды. Он не подносил руку ко рту, не скреб голову и не барабанил пальцами. О разнице между зрелостью и незрелостью часто свидетельствует язык тела. Слишком много движений тела без реального значения – признак незрелости. Зрелый человек движется, когда он должен это сделать, и движется целенаправленно.
   Парень, прирожденный лидер, ведущий банду в том направлении, в котором она хотела бы идти, является также достаточно зрелым, чтобы направлять движения своего тела в полезную область. Умение слушать – одна из таких областей. Кинесически Боб был хорошим слушателем. Он копировал позу парня, который рассказывал. Он направлял разговор соответствующими движениями лица и головы, и он не стал бы покачивать ногой или ступней или тешить себя всеми юношескими сигналами языка тела, которые означают: «Я неугомонный, мне скучно, мне неинтересно».
   Из-за его способности прислушиваться к ощущению языка тела остальная банда с готовностью шла к Бобу со своими проблемами и доверяла ему, когда он что-то предлагал. Достаточно странно или, возможно, достаточно очевидно, что Боб, хоть и говорил меньше других, был прекрасным собеседником. Вероятно, характерные черты языка тела, которые сделали его лидером, отражались в его речи. Когда он открывал рот, что бы он ни говорил, было веско.
   С учетом всего этого доктор Бердвистел условно разделил тело на восемь секций, чтобы легче исследовать эти «маленькие движения». Помимо пиктографических символов головы и лица, он предусмотрел туловище и плечи, кисти рук и запястья, руки и пальцы, бедра, ноги, лодыжки, ступни и шею.
   Специальные знаки для движения в каждой из этих частей объединяются с многочисленными сигналами направления. Они включают обозначения для положения вверх

, вниз

, для движений вперед

, назад

и те, которые сигнализируют о продолжительности любого движения или положения

.
   Но когда все сказано и сделано, неизбежно возникает вопрос: насколько важна система обозначений в изучении языка тела? Насколько важно записать на пленку действие в кинесических терминах? Даже когда такая запись накладывается на запись речи, конечно, существует проблема использования этих комбинаций только ограниченным числом ученых.
   Однако такая система знаков не нуждается в ограничениях, чтобы записывать ситуации на пленку для дальнейшего изучения. Ее можно было бы, подобно знаковой системе для танца, использовать, например, политикам, чтобы сделать свою речь наиболее убедительной и эффективной, грамотно употребляя язык тела. Ее могли бы применять врачи на семинарах по терапии и воспроизводить то, что сказал пациент с помощью своего тела, так же как и посредством речи. Ее могли бы использовать актеры, ведущие шоу и даже бизнесмены.
   Действительно, когда начинаешь думать об этом, есть очень немного ситуаций, где такая знаковая система не пришлась бы кстати. Увидим, приживется или нет система доктора Бердвистела, но в конце концов нужда в подобной системе возникнет.

11
Язык тела: употребление и злоупотребление

Поговорим с животными

   Доказательства древности языка тела и его преимущества перед высказыванием содержатся в трудах исследователей, мужа и жены Р. Аллена и Беатрис Т. Гарднер, из Университета Невады. Размышляя над многочисленными провалами психологов в обучении речи антропоидных приматов, Гарднеры решили испытать вместо этого жесты. Язык тела является естественным элементом поведения животных, говорили они, и приматы достаточно знакомы с ним, чтобы научиться использовать жесты для общения. Это особенно справедливо для антропоидных приматов, потому что они инициативны и словно орудуют руками.
   Гарднеры решили научить молодую самку шимпанзе по имени Уошу языку знаков, который используют глухонемые в Северной Америке. Они предоставили свободу шимпанзе в своем доме вдобавок к игрушкам и нежной, ласковой заботе. Обезьяну окружали люди, которые использовали для общения только язык знаков.
   Уошу, как и подобает шимпанзе, очень быстро начала подражать языку жестов своих новых «членов семьи», но понадобились месяцы терпеливой работы, прежде чем она смогла воспроизвести их по приказу. От нее требовали, чтобы она «разговаривала» прикосновением руки, и любое «ошибочное произнесение» исправлялось многократным повторением знака. Когда Уошу заучивала знак правильно, ее награждали щекоткой. Если ее заставляли слишком тяжело работать, она восставала, убегая прочь, раздражаясь или кусая своего учителя за руку.
   После двух лет терпеливой работы Уошу выучила около тридцати знаков. Считалось, что она выучила знак, если она использовала его по собственной инициативе надлежащим образом по меньшей мере один раз в день в течение двух недель. Уошу научилась поднимать кончики пальцев над головой, чтобы подать сигнал «больше», трясти кистью разжатой руки, чтобы просигналить «поторопись», и прикладывать ладонь к груди, чтобы сказать «пожалуйста».
   Она также выучила жесты, обозначающие шляпу, башмаки, штаны и другие предметы одежды и для слов «ребенок», «собака» и «кошка». Достаточно удивительно, что она использовала эти последние знаки для новых детей, собак или кошек, когда встречала их. Однажды она даже использовала знак «собака», когда услышала лай. Она также изобрела некоторые простые предложения: «Сладкое», когда хотела, чтобы ее отнесли к кусту малины, и «Открыть еду, питье», когда хотела, чтобы достали что-то для нее из холодильника.
   Эксперимент все еще продолжается, Уошу учила новые жесты и складывала их в новые предложения. Старая идея доктора Дулитла о разговоре с животными, вероятно, все же возможна языком тела.
   Однако некоторые blase [1 - Скептически настроенные (фр.).] натуралисты указывают, что язык тела, используемый животными, – не новость. Птицы посылают сигналы о половой готовности сложными ритуальными танцами, пчелы сигнализируют путь к запасам меда сложным рисунком полета, и собаки выражают разные чувства множеством сигналов: переворачиваются на спину и притворяются мертвыми или «служат», выпрашивая пищу у хозяина.
   Новым в случае с Уошу является обучение животного языку жестов и введение в «лексикон» животного новых знаков. Логично, что язык глухонемых должен помочь там, где человеческая речь бессильна. Потеря слуха и отторжение от мира звуков явно делают индивида намного более восприимчивым к языку жестов и движений.

Символы в мире безмолвия

   Поняв это, доктор Норман Каган из Университета штата Мичиган провел исследование среди глухих людей. Им показали снятых на кинопленку мужчин и женщин в различных ситуациях и попросили высказать предположения относительно эмоций этих людей, описать, какие движения языка тела они использовали, чтобы выразить это состояние. Из-за технических трудностей они не могли воспользоваться чтением по губам.
   – Для нас стало очевидно, – сказал доктор Каган, – что многие части тела, возможно, каждая его часть в какой– то мере отражает эмоциональное состояние человека.
   Например, если он, разговаривая, жестикулировал или играл с кольцом на пальце и беспокойно двигался, глухие это понимали как нервозность, смущение и робость. Когда человек выглядел потерянным, изможденным, пытался «смахнуть» всякое выражение со своего лица, это истолковывали как чувство вины.
   Чрезмерно порывистые движения были интерпретированы как разочарование, а робкие, как бы «прячущиеся» движения тела были определены как депрессия. Энергию увидели в порывистом движении головы и всего корпуса вперед, включая руки и плечи, а скука выражалась в том, что голова была откинута или оставалась склоненной, а пальцы машинально что-то вычерчивали. Задумчивость связывали с напряженным взглядом, наморщенным лбом и опущенными вниз глазами. О нежелании смотреть на кого-то или быть увиденным сигнализировало снятие очков или отведение взгляда в сторону.
   Эти интерпретации были даны глухими, звук не играл роли, однако комментарии были точными. Жесты интерпретировали в общем контексте сцены, но сцену играли без слов. Один язык тела, похоже, может служить способом общения, если мы понимаем его, если мы чрезвычайно внимательны ко всем движениям и сигналам. Но для этого нужна сверхчувствительность глухого человека. Его понимание увиденного настолько усилено, его видение настолько превосходило обычно различаемое количество жестов, движений, мимики, что весь смысл сцены можно передать глухому, используя только язык тела.
   Истинная его ценность, однако, все еще остается в комбинации с речью и прочими сигналами, передаваемыми другими способами, например с помощью осязания. Оно иногда превосходит по эффективности визуальное общение, но на самом деле является более важной формой общения.
   По мнению доктора Лоренса К. Франка из Гарварда, познание ребенком мира начинается с прикосновений его матери, ее ласк и поцелуев, с прикосновения к ее груди, с тепла и надежности ее рук. Его обучение продвигается с внушением идеи «не прикасайся», чтобы познакомить его с понятием «права собственности», с чувством обладания и принадлежности. Подрастая, он прикасается к собственному телу, занимается мастурбацией – наивысшим познанием себя через осязание, а повзрослев, – взаимным исследованием тела со своим партнером по любви, – все это примеры осязательного общения.
   Но это очевидные аспекты. Осязая, почесывая, похлопывая или прижимаясь к объектам, мы общаемся сами с собой, говоря: «Я осознаю себя. Я доставляю себе удовольствие и удовлетворение». Мы общаемся с другими, держась за руки, обмениваясь рукопожатием и всякого рода прикосновениями, говоря: «Успокойся. Пусть тебе будет комфортно. Ты не одинок. Я люблю тебя».
   Однако трудно определить, где заканчивается язык тела, а начинается осязательное общение, – границы слишком неопределенны.

Лечение психических расстройств с помощью языка тела

   Возможно, наиболее важно понимание языка тела в области психиатрии. Работа доктора Шефлена показала, насколько значимо для врачей осознанное использование языка тела, а доктор Букхеймер и другие использовали понимание языка тела в сфере внутренней борьбы с самим собой.
   Доктор Букхеймер рассказывает о группе взрослых пациентов, которым раздали смывающуюся краску для рисования, которую намазывают пальцем, это использовали в качестве терапевтического приема. «Ощущение, когда они размазывали по бумаге краски, освобождало их, мы надеялись, от некоторых запретов, что показало лечение. Чтобы помочь им понять, что произошло, мы сняли на пленку своих пациентов за работой, а затем показали им фильмы».
   У одной пациентки, по ее словам, был неудачный первый брак, распавшийся отчасти из-за ее неспособности получать удовольствие от секса. Теперь, во втором браке, она чувствовала, что ее сексуальная жизнь стала намного лучше, но ее брак снова «трещал по швам».
   Сделав пальцем ярко-алый и пурпурный мазок, она вдруг выкрикнула: «Как сексуально это выглядит!» – и в то же мгновение скрестила ноги.
   Когда ей показали пленку и она увидела собственную реакцию на осязаемую концепцию сексуальности, она не могла поверить, что отреагировала таким способом. Но при обсуждении значения скрещенных ног в терминах языка тела она согласилась, что это был способ символически блокировать секс, отказаться от него, и особенно очевидно в контексте ее других действий, ее замечаний на картинку сексуального содержания. Она признала, что у нее самой все еще есть сексуальные конфликты. С этого времени она начала понимать, что ее второй брак страдает от того же, от чего и первый, и что она способна сделать соответствующие шаги к разрешению этой проблемы.
   Это классический пример, как понимание собственного языка тела открыло женщине глаза на суть ее проблем. Доктор Фриц Перлс, психолог, первооткрыватель гештальт-терапии (лечения психически больных, которое использует язык тела как один из основных инструментов), сказал о своем методе: «Мы пытаемся получить поддержку от очевидного, от того, что лежит на поверхности ситуаций, в которых мы находимся».
   Основная техника гештальт-терапии, согласно доктору Перлсу, не в том, чтобы объяснять что-то пациенту, но дать ему возможность понять и раскрыть себя. Чтобы добиться этого, говорил доктор Перлс, «я не обращаю внимания на большую часть того, что говорит пациент, и сосредоточиваюсь в основном на невербальном уровне, так как только здесь меньше условий для самообмана». Невербальный уровень – это, конечно, уровень языка тела.
   Примером тому, о чем говорил доктор Перлс, служит одно из его занятий с тридцатилетней женщиной, записанных на кинопленку при проведении сеанса психотерапии.

   Пациентка: Вот именно сейчас я боюсь.
   Врач: Вы говорите, что боитесь, но улыбаетесь. Я не понимаю, как человек может бояться и улыбаться одновременно.
   (От смущения улыбка пациентки становится неуверенной и увядает.)
   Пациентка: Я также подозреваю вас. Думаю, вы прекрасно понимаете. Думаю, вы знаете, что, когда я напугана, я смеюсь или дурачусь, чтобы скрыть это.
   Врач: Что ж у вас, боязнь сцены?
   Пациентка: Не знаю. Я в основном знаю вас. Я боюсь, что… что вы прямо сейчас нападете на меня, боюсь, что вы загоните меня в угол, и я боюсь этого. Я хочу, чтобы вы были на моей стороне.
   (Говоря это, пациентка ударяет себя в грудь.)
   Врач: Вы сказали, что я загоню вас в угол, и ударили себя в грудь.
   (Доктор Перлс повторяет ее жест, и она пристально смотрит на свою руку, как будто видит ее впервые, затем задумчиво повторяет жест.)
   Пациентка: Угу.
   Врач: Что бы вам хотелось сделать? Можете вы описать угол, в который вам хотелось бы пойти?
   (Повернувшись, чтобы посмотреть на углы комнаты, пациентка внезапно осознает угол как место, куда она могла бы пойти.)
   Пациентка: Да. Угол – это то место, где можно быть полностью защищенным.
   Врач: Там вы чувствовали бы себя в большей безопасности от меня?
   Пациентка: Ну, я понимаю, что на самом деле не чувствовала бы. Немного безопаснее, вероятно.
   (Все еще глядя в угол, она кивает.)
   Врач: Если бы вы представили, что вы в этом углу, что бы вы стали делать там?
   (На мгновение она задумывается. Случайно брошенное слово, «угол», стало теперь реальной ситуацией.)
   Пациентка: Я бы просто сидела.
   Врач: Вы бы просто сидели?
   Пациентка: Да.
   Врач: И долго бы вы сидели?
   (Представив, что она действительно сидит в углу, пациентка принимает позу маленькой девочки, сидящей на табуретке.)
   Пациентка: Я не знаю, но забавно, что вы говорите так. Это напоминает мне о времени, когда я была маленькой девочкой. Каждый раз, когда я боялась, то чувствовала себя лучше, сидя в углу.
   Врач: Хорошо, а вы маленькая девочка?
   (Вновь смутилась, что ее замечание сделали выразительным, актуализировали.)
   Пациентка: Нет, но это то же самое чувство.
   Врач: Вы маленькая девочка?
   Пациентка: Ощущение напоминает мне об этом.
   (Заставив ее обратить внимание на ощущение, что она маленькая девочка, врач продолжает.)
   Врач: Так вы маленькая девочка?
   Пациентка: Нет-нет-нет!
   Врач: Нет. Сколько вам лет?
   Пациентка: Тридцать.
   Врач: Тогда вы не маленькая девочка.
   Пациентка: Нет!
   (В одном из следующих эпизодов врач говорит.)
   Врач: Если вы притворяетесь немой и глупой, вы заставляете меня быть более откровенным.
   Пациентка: Это мне говорили прежде, но меня на это не купишь.
   Врач: Что теперь вы делаете со своими ступнями?
   Пациентка: Покачиваю ими.
   (Она смеется, потому что покачивание ступнями заставляет ее понять, что она притворяется. Врач тоже смеется.)
   Врач: Теперь вы шутите.
   (Позднее пациентка говорит.)
   Пациентка: Вы относитесь ко мне, как будто я сильнее, чем есть на самом деле. Я хочу, чтобы вы больше защищали меня, были ласковее со мной.
   (Голос у нее сердитый, но, даже произнося это, она улыбается. Врач воспроизводит ее улыбку.)
   Врач: Вы осознаете, что улыбаетесь? Вы не верите ни одному своему слову.
   (Он тоже обезоруживающе улыбается, но она трясет головой.)
   Пациентка: Да, я верю.
   (Она пытается сдержать улыбку, но врач заставляет ее признать то, что она улыбается.)
   Пациентка: Я знаю, вы не думаете, что я…
   Врач: Конечно. Вы блефуете. Вы обманщица.
   Пациентка: Вы считаете… Вы это серьезно?
   (Теперь ее улыбка становится неуверенной и гаснет.)
   Врач: Да. Вы смеетесь, и хихикаете, и поеживаетесь. Это обман.
   (Он копирует ее движения, заставляя посмотреть на них со стороны.)
   Врач: Вы устроили для меня представление.
   Пациентка: О, я очень сильно обиделась.
   (Улыбки и хихиканья заканчиваются, и она рассержена, что видно и по голосу, и по положению тела.)
   Врач: Можете выразить это?
   Пациентка: Да. Совершенно понятно, что я не обманщица. Я признаю, что хочу скрыть свое смущение. Терпеть не могу смущаться, но я возмущена, что вы называете меня обманщицей. Если я улыбаюсь, когда смущаюсь, или забиваюсь в угол, это не значит, что я обманщица.
   Врач: Вы были самой собой последнюю минуту.
   Пациентка: Так я злюсь на вас.
   (Она снова улыбается.)
   Врач: Теперь это! Это!
   (Он копирует ее улыбку.)
   Врач: Вы сделали это, чтобы скрыть свой гнев на самое себя? В ту минуту, в то мгновение какое чувство у вас было?
   Пациентка: Ну, в ту минуту я была не в себе, хотя не смущалась.

   В этом конкретном занятии важно то, как доктор Перлс критикует язык тела своей пациентки, ее улыбку, ее хихиканье, даже ее желание сидеть в углу и показывает их пациентке, заставляя увидеть ее собственный язык тела. Он показывает, что ее улыбка и смех – только защита, чтобы завуалировать свою истинную эмоцию – гнев, который она не позволяет себе чувствовать, потому что он может быть слишком разрушительным. Только в конце занятия пациентка настолько рассержена, что отбрасывает защитную улыбку и действительно выражает себя. Это борьба с самой собой в действии.
   Как показывают эти случаи, сочетание языка тела с состоянием внутренней борьбы заставляет человека осознать, что движения его тела противоречат тому, что он говорит. Если вы осознаете то, что выражаете своим телом, понимание самого себя станет намного глубже и значительнее. С другой стороны, если вы можете контролировать свой язык тела, вам удастся преодолеть множество защитных барьеров, которыми вы окружили себя.

Имитация языка тела

   Недавно я наблюдал за очень красивой девочкой– подростком на танцах и увидел, что она стоит у стены с подружкой, надменная, замкнутая и неприветливая, как Снежная королева из сказки.
   Я знал девушку и знал, что она вовсе не холодная и не надменная. Позднее я спросил ее, почему она была такой неприступной.
   – Я? Неприступной? – спросила она с искренним изумлением. – А как же, ни один из ребят не подошел ко мне и не заговорил со мной. Мне до смерти хотелось танцевать, но никто не пригласил меня. – С трагической ноткой она добавила: – Я как старая дева в школе. Посмотрите на Рут. Она моя ровесница и танцевала все танцы подряд, а вы видели – смотреть не на что!
   Рут ужасно выглядит. Толстая и непривлекательная, но секрет в том, что она улыбается каждому мальчику – и этим преодолевает все препятствия и все защитные укрепления. Рут заставляет ребят чувствовать себя с ней непринужденно и уверенно. Любой знает, что, если пригласит ее танцевать, она скажет «да». Ее язык тела гарантирует это.
   Моя прекрасная юная подружка под внешним ледяным спокойствием скрывает тоскливую робость. Она подает сигнал: «Не подходи. Я неприступная. Пригласи меня, попробуй». Какой подросток станет испытывать судьбу при таком явном отторжении?
   Повзрослев, моя юная подруга, вероятно, научится улыбаться, ее красота станет не столь холодной и будет выглядеть досягаемой. Она научится языку тела, чтобы подать сигнал мальчикам: «Меня можно пригласить, и я скажу «да». Но сначала она должна понять собственные сигналы, должна увидеть себя такой, какой она предстает перед другими, преодолеть себя, и только тогда она сможет измениться.
   Каждый из нас может понять, что если будет самим собой, станет безбоязненно выражать свое внутреннее «я», которое скрывает, тогда он сделается более естественным и раскрепощенным.
   Есть много способов сделать это, способов имитировать язык тела, чтобы достичь результатов. Все книги о самосовершенствовании, о том, как обзавестись друзьями, как научиться нравиться людям, признают важность языка тела и желание показаться в выгодном свете, по– дать сигнал: «Я отличный парень. Я классный. Хочу быть твоим другом. Можешь доверять мне». Изучай и применяй подходящие сигналы для этих посланий – и тебе гарантирован успех в обществе.
   Школы хороших манер знают это и используют те же технические приемы, чтобы научить девушек изящно сидеть, ходить и стоять. Если сомневаетесь, посмотрите конкурс «Мисс Америка» и увидите, как девушек научили использовать язык тела, чтобы выглядеть очаровательными и привлекательными. Иногда это выглядит чрезмерно кричаще, но за старание нельзя не отдать им должное. Их жесты выверены и точны, они знают, как много сигналов можно передать языком тела.
   Политики также осознали, как важен язык тела, и используют его, чтобы придать особую энергетику и драматизм своим выступлениям, а также чтобы создать бо́льшую привлекательность своему образу. Франклин Д. Рузвельт и Фиорелло Ла-Гвардиа – оба обладали этим талантом. Несмотря на то что Рузвельт был инвалидом и никогда не позволял себе поз, которые обнаруживали его физические недостатки (хорошо зная об особенностях языка тела), он умел использовать движения, жесты, мимику, чтобы создать образ уверенного в себе человека. Ла-Гвардиа создал иной имидж – простого и приземленного человека из народа, и все это с помощью жестов, пластики и поразительного знания азбуки тела, характерной не только для американца, но и для итальянца и еврея.
   Некоторые люди, как ни пытаются, не могут овладеть знаниями языка тела. Например, Линдону Джонсону так и не удалось полностью постичь его. Его жестикуляция была слишком нарочитой, манерной и очень заученной, он бесконечно повторял однажды вызубренную программу.
   Чрезмерное использование ограниченного набора жестов, поз, движений делает Ричарда Никсона легкой добычей для пародистов и мимов, таких как Дэвид Фрай, которому нужно всего лишь ухватить пару жестов и усилить их, чтобы добиться удивительной схожести.
   Доктор Бердвистел в своей статье из сборника «Исследования в области общения» утверждает, что опытный «лингвист-кинесиолог» должен уметь выразить языком тела, какие движения человек совершает, не видя его, а просто слыша его голос.
   Если это так, тогда существует жесткая связь между словами и движениями. Когда оратор указывает в определенном направлении, он должен сделать соответствующее заявление. Когда, например, Билли Грэхэм гремит: «Вы попадете в царствие небесное…» – то указывает вверх одним пальцем, а когда добавляет: «Вы отправитесь прямиком в ад!» – палец опускается, так что мы все понимаем, куда нас отправят за грехи.
   Это весьма очевидная и жесткая связь сигнал – слово, но тем не менее она точная, и публика принимает ее и доверяет ей.
   Только потому, что существуют такие связи, люди нарушают эти связи и используют их непоследовательно – неправильно. У некоторых искажена речь: они запинаются, заикаются, неоправданно форсируют интонацию или понижают голос – и этим лишают убедительности свои слова. Точно так же люди запинаются или заикаются кинесически и используют неверные жесты для неверного слова.
   Публика, вероятно, услышит ваши слова и поймет их, но значительная часть послания пропадет или будет искажена, и слушатели останутся равнодушны. Не будет эмоциональности в вашей речи – не будет и сопереживания, не возникнет ничего похожего на странное понятие «харизма».
   К каким досадным результатам может привести неправильный язык тела, стало совершенно ясно благодаря комику Пэту Паульсону. Играя роль кандидата на политический пост, он создал несколько блестящих скетчей, героями которых стали действующие тогда политики, и, лишив свой голос всякой выразительности, каких бы то ни было эмоций, придав бесстрастное выражение лицу, очень искусно сопроводил это не соответствующими смыслу текста движениями тела. Последствия для псевдополитиков были самые печальные.
   К несчастью, то же самое может произойти в действительности, если политик или заторможен, или смущен, чтобы использовать адекватную жестикуляцию, или просто не имеет представления о языке тела. Уильям Дж. Фулбрайт и Артур Голдберг внесли важный вклад в политику, но их манера говорить настолько лишена представлений об азбуке тела, что их речи всегда невыразительны и невдохновляющи. То же можно сказать о Джордже Макговерне и в меньшей степени о Юджине Маккарти.
   Популярность Маккарти очень велика среди молодых людей, которые способны вопреки его манере выслушать и понять, что он говорит. Но для большинства американцев, как ни прискорбно, более важно то, как говорят, используя язык тела, а не то, о чем говорят.
   Другой Маккарти, Джозеф, несколько десятилетий назад обладал чрезвычайно эффектной манерой произносить речи, одновременно владел языком тела, которым обладают многие проповедники-евангелисты.
   Джордж Уоллес, хотя многим трудно было принять его взгляды, использовал язык тела во время президентской кампании, чтобы закрепить в сознании людей образ честного политика. Тщательный анализ его движений, особенно с выключенным звуком, не оставляет сомнений, что его язык тела «заглушал» содержание его речей.
   Джон Линдсей пытался создать видимость той же искренности, но его кинесика несколько разочаровывает, движения недостаточно выразительны, отсутствие аффектированности создает фон искренности, ощущение спокойствия, уверенности и, что более важно, обаятельного чистосердечия, которое исходит от негромкой интонации его кинесики.
   Тед Кеннеди обладал такими же кинесическими возможностями, спасавшими его из затруднительных положений. Он излучал мальчишескую искренность, что порой выглядело странно в сравнении с тем, что он делал, но все же пробивал брешь в сердцах людей.
   Пьер Трюдо из Канады тоже обладал искренностью, но в ней было значительно больше воодушевления, возможно благодаря его французскому происхождению, что доставляло плюсы к его политическому имиджу. Это проницательный человек, светский человек, даже плейбой, но в хорошем смысле этих слов. Язык его тела говорит: «Послушайте, меня радует все то, что должно радовать вас. Разделите со мной эту радость».
   Стоит только приступить к поискам стиля в человеке: в жестах, движениях и мимике, – сразу начинаешь понимать, насколько серьезно все политики относятся к языку тела, чтобы сделать доходчивыми свои слова. Действительно, хорошим политикам, хорошим в том смысле, что они могут выразить любую эмоцию своим телом, не следует особенно волноваться о содержании своих речей – всегда гораздо большее значение имело то, как они говорят.
   Все они были хорошими актерами, а хорошие актеры должны быть знатоками в использовании языка тела. Естественный отбор гарантирует успех тем, кто с исключительным вниманием относится к движению, жесту, позе, мимике, тем самым они добиваются успеха.
   Конечно, бывали исключения. Одним из них был Нельсон Эдди. Он стал актером в 30-е годы благодаря способности к пению и, как это бывает со многими певцами, так и не выучил основ языка тела. В некоторых его выступлениях была заметна скованность жестов, движений рук, напоминающих робота. Полная противоположность ему – Гарри Купер. У него движения также скованны, но он подсознательно использовал это свойство, чтобы через набор соответствующих движений выразить твердость, мужественность и надежность.

Подведем итоги

   Изучение и анализ фактов, касающихся языка тела, постепенно становится наукой и, в свою очередь, превращается в инструмент для изучения других наук.
   Существует множество исследований языка тела, и удобство всех методик в том, что требуется минимальное количество оборудования. Мне известно множество сложнейших исследований, которые были сделаны с помощью видеомагнитофона, кинопленки и дюжины добровольцев-студентов, но мне также известен совершенно замечательный проект, разработанный четырнадцатилетним мальчиком, чье окно выходило на будку уличного телефона-автомата в Нью-Йорке.
   Он использовал восьмимиллиметровую пленку и снял на кинокамеру ступни множества людей, пользующихся будкой, насколько позволяли его карманные деньги, а затем с помощью семейного проектора медленно прокрутил пленку, отмечая и идентифицируя каждое движение.
   Я знаю одного студента-старшекурсника, который работает над своей диссертацией, изучая то, как люди избегают столкновения друг с другом в толпе и на многолюдной улице. «Когда пространства достаточно, – объяснил он, – они ждут, пока не останется около десяти шагов, и затем один подает другому сигнал, так что они могут разминуться и следовать в противоположных направлениях». Он еще не обнаружил точно сигнала или то, как он используется, чтобы показать, какое направление выберет каждый.
   Иногда, конечно, сигналы понимают неправильно. Два человека сталкиваются, оба одновременно делают шаг вправо, а потом влево, продолжают этот нелепый танец, пока не остановятся, и с извиняющейся улыбкой продолжают свой путь. Фрейд называет это сексуальным столкновением. Мой друг называет это кинесическим заиканием.
   Язык тела как наука находится еще в младенческом состоянии, но в этой книге мы рассказали о некоторых из ее фундаментальных положений. Теперь, когда вы знаете их, посмотрите пристальнее на себя, своих друзей и семью. Почему вы двигаетесь так, а не иначе? Что это означает? Доминируете или подчиняетесь в своих кинесических отношениях с другими? Управляете ли вы пространством или позволяете ему управлять собой? Стучите ли вы в дверь своего начальника и только потом входите? Подходите ли вы к его столу и занимаете господствующее положение или останавливаетесь на почтительном расстоянии и позволяете ему господствовать над вами? Позволяете вы ему подавлять вас, чтобы избежать проблем или чтобы манипулировать им?
   Как вы выходите из лифта, когда поднимаетесь с помощниками по бизнесу? Выходите последним из-за внутреннего чувства превосходства, такой вежливый жест с вашей стороны? Или первым, позволяя другим ублажить вас, принимая их вежливость как должное? Или же маневрируете: «Вы первым», «Нет, вы»?
   Какое поведение наиболее сбалансированно? Какое больше соответствует совершенно уверенному в себе человеку? Подумайте о каждом из них. Ваше предположение столь же ценно, как и вывод опытного психолога. Это пока лишь азы науки.
   Где вы займете место в лекционном зале? Позади, где есть определенная степень анонимности, несмотря на то что вы пропустите что-то важное в лекции, или впереди, где вам удобно слушать и видеть, но и вы как на ладони?
   Как вы ведете себя на неофициальных встречах? Сжимаете ли вы нервозно в руках свой бокал? Прислоняетесь ли ради безопасности к камину? Он может служить подставкой для половины вашего тела, и вам не нужно беспокоиться о том, что сказать на языке тела – или не слишком беспокоиться. Только есть нюанс: то, как вы прислоняетесь, выдает вас!
   Где вы сядете? В кресле в углу? В группе своих друзей или рядом с незнакомым человеком? Где безопаснее и где интереснее? Что говорит о безопасности и что о зрелости?
   Начните наблюдать на следующей же вечеринке. Что это за люди, которые доминируют в компании? Почему? Насколько их лидерство связано с языком тела и какие жесты они используют, чтобы добиться этого?
   Понаблюдайте, как люди сидят в вагоне метро? Как они разместятся в пространстве, когда в вагоне мало народу? Как скрещивают ноги, руки?
   Задержите взгляд на незнакомом человеке на секунду дольше необходимого и посмотрите, что получится. Возможно, вы нарветесь на грубость, а с другой стороны, может статься, приобретете полезный опыт. Заговорив с совершенно незнакомым человеком, может быть, вы обнаружите, что и вам это понравилось.
   Таким образом, с основами и некоторыми правилами вы познакомились. Вы подсознательно использовали язык тела всю свою жизнь. Теперь начните «говорить» на нем осознанно. Нарушьте некоторые общепринятые правила и посмотрите, что произойдет. Это будет удивительно и иногда немного страшновато, рискованно, разоблачительно и забавно, но я обещаю вам, что скучно не будет.

Джулиус Фаст Язык тела. Азбука человеческого поведения

1 Тело – это послание