Людмила Уланова
Хорошо быть дураком, умным и красивым

Селедка к чаю

Вечерний разговор с курицей

   Старая Берта жарит курицу.
   Курица ворочается, топырит локти, сгребая на себя жир со сковородки. И ворчит:
   – А салом что – нельзя было нашпиговать?
   – Было бы слишком жирно. Это вредно.
   – Слишком? И не стыдно тебе, старуха? Посмотри, какая сухая кожица, ты ж не прокусишь ее своим протезом. Скажи честно: ты его съела?
   – Что?
   – Все сало?
   Берта смотрит в сторону.
   – Ночью, да? – не отстает курица.
   – Я не могла спать. Я совсем не могу спать. Они приходят и разговаривают.
   – Они? Кто они?
   – Я не знаю. Вчера приходил один. В шляпе.
   – В очках и с портфелем? И при галстуке? – Голос курицы полон сарказма, но старуха этого не замечает.
   – Он сказал: «Если бы ты, Берта, тогда поговорила с ней, ничего бы не произошло. Она бы одумалась. Ей просто не хватало нормальных человеческих слов».
   – Кому ей, старуха? О ком вообще речь?
   – Я не помню. Но ведь я не поговорила с ней?
   – При чем здесь сало? Пей валерьянку.
   – Я отломила большой кусок хлеба. Положила на него сало. Отрезала половину луковицы. Налила чай. Некрепкий. На ночь вредно крепкий. Взяла банку с медом. На ночь хорошо мед.
   – А сало на ночь плохо. Дальше можешь не рассказывать. Ты взяла все это к себе в постель и съела. И уснула, не стряхнув крошек с простыни. Не убрав с табуретки луковую шелуху. Кстати, зачем ты натерла меня чесноком? У тебя ведь от него изжога.
   – В прошлую ночь их было двое. Они говорили: «Если бы ты, Берта, тогда решилась уехать, все сложилось бы по-другому. Но ты струсила». Они правы. Я струсила. Как я могу спать?
   Старуха тычет в курицу ножом. Курица совсем жесткая. Она отодвигается подальше от ножа и спрашивает:
   – Куда? Куда ты не решилась уехать?
   – Не помню. Я люблю чеснок. Он пахнет югом.
   – Когда ты уже пригласишь мастера, чтобы он починил духовку? Как вообще можно жарить целую курицу на сковородке? Я же никогда не прожарюсь!
   – Я все равно не буду тебя есть. Они придут и скажут: «Ты разговаривала с ней, как с сестрой, а потом съела. Ты сволочь, Берта». Нет уж. Я отпущу тебя на волю, птица. Лети, куда хочешь.
   – Ты совсем сбрендила, старуха. Жареные куры не летают.
   – Но ты и не прожарилась.
   – Куры вообще не летают, дура.
   Берта выключает огонь. Берет курицу за ногу и подходит к окну.
   – Лети, моя птица!
   Курица пробивает синюю толщу ночи и шмякается в траву.
   Старуха идет в комнату, на ходу вытирая руку о фланелевый халат. Откидывает покрывало с ветхой тахты. Снимает халат. Под ним ночная рубашка. Берта выключает свет, забирается под ватное одеяло. Долго пытается удобно улечься, скребет пятками по простыне. Кряхтит. Вздыхает. Затихает.
   Бездомная собака подходит к курице. Уже, замирая от счастья, открывает пасть, но курица лягает дворнягу, и та, скуля не от боли, а от немыслимого перекоса во вселенной, убегает. Колышется воздух над травой. Курица остывает.
   Колышется воздух над тахтой. Сгущается, плотнеет, и вот уже над Бертой склоняется носатая дама с мятыми щеками. Она говорит противным голосом: «Ты испортила ему жизнь. Да и себе заодно. Уметь жить – это тоже талант. А ты бездарность, Берта».
   Старуха хватается за провод над тахтой. Шарит, шарит рукой. Нашаривает кнопку. Включает бра. Садится и снова шарит – теперь уже ногами по полу. Нащупывает теплые войлочные тапки, сует в них ноги. Идет на кухню.
   Курица легко отрывается от земли, влетает в заросли сирени и долго купается в них. Вся в налипших сиреневых цветочках (два с пятью лепестками), она уносится в небо.
   Старуха берет из пакета батон. Отрезает огромную горбушку. Открывает холодильник, достает кружок полукопченой колбасы. Разламывает. Взвешивает куски на руках. Задумывается… Прячет в холодильник маленький кусок, большой забирает с собой.
   Взяв еду, идет в комнату. Устраивается на тахте. Задумывается.
   Кладет колбасу и хлеб на табуретку. Возвращается на кухню. Открывает холодильник, берет с боковой полочки головку чеснока. Разделяет на зубчики. Долго чистит. Трясет руками, избавляясь от налипших чешуек. Набрав пяток голеньких зубчиков, несет добычу в комнату. Садится. Задумывается.
   Кладет чеснок на табуретку. Возвращается на кухню. Ставит чайник. Забирает из холодильника остатки колбасы. Несет в комнату. Быстро съедает хлеб, колбасу и чеснок.
   Курица смотрит на звезды. Мелкие, белые, они поблескивают острыми соляными гранями. «Эта дура забыла меня посолить, – вспоминает курица. – О чем вообще она думает? Вчера слопала все сало. А сегодня наверняка прикончила колбасу. Завтра ей будет нечего есть».
   Берта идет на кухню, наливает чай. Берет большой пакет пряников. Возвращается в комнату. Пьет чай. Засыпает с шестым пряником в руке.
   Курица снижается, направляется к дому, влетает в форточку. Открывает холодильник. Укладывается на полку, осматривается. Ну конечно: колбасы нет!.. Кетчуп, майонез, горчица. Маринованные огурцы. Килька в томате. «Ни творога, ни кефира, ни каши, ни супа. Даже молока нет. Вот ведь старое чучело», – вздыхает курица. И тоже засыпает.

Санитарный день

   – Танька? – сначала с вопросительной интонацией. И потом уже уверенно: – Танька!! А я смотрю, смотрю – ты или не ты? Слушай, тебя прямо не узнать! Выглядишь суперски! Ты же всегда была такая… ну-у… – Вероника покрутила в воздухе руками, – ну-у… в общем, сейчас совсем другое дело! Отпад просто!
   Сама Вероника мало изменилась: такой же бешеный павлин. Слегка помятый, подрастерявший перья, но не полинявший.
   – Привет!
   – Танька, мы с тобой сколько не виделись? Со школы ведь ни разу? С ума сойти! Ой, а ты на десятилетие ходила? Я бы обязательно пошла! Но я тогда, прикинь, во Владике жила! Ну во Владивостоке! Ой, ну с одним там… Да ну, не срослось, в общем. Вот, вернулась. Занимаюсь фигней всякой. А наши, наши-то как? Слушай, давай куда-нибудь зайдем, посидим! Танька! Мы ж сколько не виделись! Со школы! С ума сойти!
   «Пошла по кругу, как лошадь в цирке», – подумала Таня. Но в принципе «где-то посидеть» она была не против – все дела, запланированные на день, уже были сделаны.
   – Давай.
   – О, а вот как раз кафешка. Тьфу ты, блин, облом! – Вероника с досадой ткнула малиновым ногтем в объявление. – Санитарный день!
   Вдруг дверь приоткрылась и оттуда выглянула симпатичная женщина.
   Она улыбнулась и сделала приглашающий жест рукой:
   – Здравствуйте! Заходите.
   – Так ведь это. Санитарный день.
   – Не имеет значения. Вас мы будем рады обслужить.
   Несмотря на санитарный день, посетителей в маленьком зальчике было довольно много. Из семи столиков были заняты пять. За одним вдохновенно питались четыре тетки – две крупногабаритные, как тыквы-чемпионы, две – тощие и желтые, как первая худосочная морковь. И все – блондинки. Прически у них тоже были примерно одинаковые – забетонированные лаком мощные кудри.
   «Всем отделом к одному парикмахеру ходят», – Таня не сомневалась, что тетки вместе работают. И наверняка пришли отметить какое-нибудь событие. День рождения. День бухгалтера. День мелиоратора. На столе было неимоверное количество еды, выпивки тоже немало. Лица тыквенно-морковных блондинок цветом уже напоминали вареную свеклу. Тетки громко смеялись: тощие – басом, толстые – визгливо. Все четыре то и дело бросали томные взгляды на два соседних столика, сдвинутых вместе: там гуляла шумная мужская компания, не обращавшая на них никакого внимания.
   У окна расположилось семейство: молодая пара и ребенок лет четырех. Родители явно выясняли отношения. Ребенку было совершенно нечем заняться, он то пытался стянуть со стола скатерть, за что тут же получал по рукам, то смотрел в окно, то начинал слоняться по залу. «И чего его сюда притащили? – подумала Таня. – Здесь же курят. Хотя им, похоже, не до него. Жалко, не слышно, о чем говорят». Таня вообще очень любила наблюдать за людьми. И внимательно слушать разговоры, да. Ей это в жизни всегда пригождалось. Еще со школы. А о работе и говорить нечего. Да и просто было любопытно. Но тут разобрать слова не получалось. На расстоянии голос женщины звучал как громкое шипение, а голос ее мужа – как сдержанное рычание.
   За столиком в дальнем углу сидела непонятного возраста дама. И комплекции тоже непонятной – на даме был балахон, цвета неопределенного, поверх него – огромная восточная шаль, намотанная в несколько слоев. Эта конструкция полностью скрывала все телесные впадины и выпуклости, если они вообще имелись. На шали переливалась огромная брошь в виде черной кошки. На голове дамы было то, что принято тактично называть художественным беспорядком. Небольшую часть столика занимали чашечка кофе и блюдечко с пирожным. Все остальное пространство было завалено бумагами. Дама что-то быстро писала на листке, шевеля губами и слегка раскачиваясь. Иногда она вдруг взмахивала рукой. Блестели крупные перстни и крупные капли пота. «Поэтеска», – определила Таня.
   Женщина, встретившая Таню и Веронику, – видимо, администратор, – усадила их, закрыла дверь изнутри и сама села за оставшийся свободный столик. Но как только девушки начали изучать меню, от пьяной компании отделились два мужика и направились к ним. Один был уже невменяем. Он еле добрел до столика, остановился и, с трудом сфокусировав на них взгляд, радостно сказал:
   – О! Девчушки!
   Второй сумел сформулировать мысль чуть более внятно:
   – Девчонки, айда за наш столик. И вообще. Поехали. С нами. Ту… туда. – Он махнул рукой в сторону двери, а потом попытался слегка приобнять Веронику. В таких случаях у Тани всегда была наготове отповедь, произносимая презрительно-ледяным и в то же время безукоризненно вежливым тоном. Обычно это действовало безотказно. Но она не успела ничего сказать.
   – Отвали! – Вероника отбросила руку незваного ухажера. – Кому сказала, козел!
   Магическое слово «козел» моментально включило безвариантный сценарий.
   – Кто козел? Я козел? Ты че, дура, ваще себе па-аз… па-а-азваляешь? – И он толкнул Веронику в то же плечо, за которое только что пытался обнять, но при этом потерял равновесие и стал заваливаться на своего компаньона. Вместе они упали на пол, как сложившийся карточный домик. Их товарищи, решив, видимо, что это Вероника их толкнула, тут же вскочили и, ругаясь, кинулись к девушкам. Кто-то сжимал в руке пустую бутылку.
   В этот момент Таня услышала звонок и боковым зрением уловила движение: женщина-администратор нажала кнопку на стене. Тут же распахнулась незаметная дверь в глубине зала, и из нее появились четверо огромных мужчин в белом. Они без всяких усилий скрутили восьмерых буянов и увели их. Каждый легко тащил двоих.
   Дверь закрылась. Стало тихо-тихо. Вероника ошалело оглядывалась.
   – О-па… – наконец сказала она. – Это чего – санитары, что ли?
   – Похоже на то.
   – И чего их, в психушку, что ли? Типа, буйные? Ну кру-уто. Круто у вас придумано, – повернулась она к администратору. Та в ответ мило улыбнулась.
   Немного отдышавшись после происшествия, девушки сделали заказ, и им очень быстро принесли салаты и вино.
   – За встречу! – Вероника выпила весь бокал и тут же налила себе еще. Таня отпила чуть-чуть и прислушалась к голосам за столиком овощных теток. Ей интересно было наблюдать за всеми, а не только слушать трескотню одноклассницы. Тем более что Вероника опять завела шарманку про то, как давно она всех не видела и как жаждет встретиться.
   После того как их мужественных соседей увели, блондинки явно приуныли и заскучали.
   – Ну что, девочки, по домам? – вздохнула толстая тетка номер один. – Завтра ж на работу, выспаться надо.
   – Да уж, да уж, – неожиданно ехидно сказала тощая тетка номер один. – А то опять проспишь и опоздаешь. Как всегда.
   – Что значит «как всегда»?!
   – А то и значит! Ты когда последний раз в девять приходила? Сегодня в двадцать минут десятого, вчера в половине, а позавчера вообще в десять!
   – Да ты что – каждый день следишь, когда я прихожу?! Может, еще и записываешь??
   – А что, – с вызовом сказала тощая тетка номер один, – может, и записываю.
   – А-а-а! Так вот кто на меня Косолапову настучал! То-то он все в какую-то бумаженцию поглядывал и говорил, что у него сведения из проверенных источников! Ах ты стервоза!
   – Да ты сама стервоза! – встряла вдруг толстая тетка номер два. – Сколько тебя просила: «Не включай кондиционер! Не включай! Дует!», а тебе хоть бы хны. Вот мне шею и продуло! – Она с размаху шлепнула себя по жирной багровой шее.
   – Правильно делает, что включает, – тощая тетка номер один, вместо того чтобы обрадоваться поддержке, почему-то приняла сторону первой тетки. – Вечно духотища в комнате. Дышать нечем.
   – Тебе дышать нечем, потому что ты курить каждые полчаса бегаешь! – Толстая тетка номер один не пошла на мировую. – Не, главное, опаздываю я. Ну задержусь на двадцать минут – и чего? Так я целый день на месте, а тебя кто ни спросит, ты вечно на лестнице дымишь, скоро клиентов к тебе прямо туда отправлять начнем. Сколько ты там рабочего времени проводишь?
   – А ты зато чай все время пьешь! – встряла в разговор тощая тетка номер два, до той поры молчавшая. – С булками! С кексами! Вон какую корму наела. А подбородки свои давно считала? Сколько у тебя их уже? Думаешь, два? А их четыре! – И она вдруг ловко ухватила толстую тетку за лежащий на груди подбородок.
   – Вот дрянь! – задохнулась та, и уже через минуту невозможно было понять, кто в кого вцепился. Образовалась шевелящаяся масса из свекольных лиц, белокурых локонов и разноцветных кофт с люрексом. Раздался звонок, и санитары, бесшумно появившись из стены, увели разбушевавшихся теток.
   Вероника, которая сидела спиной и к их столику, и к потайной двери, ничего не заметила. За это время она успела допить первую бутылку, заказать и начать вторую и выкурить несколько сигарет.
   – Танька! – страстно говорила она. – Ты клево выглядишь! Признавайся, ты бизнесвумен, да? Косметолог у тебя, да? Солярий всякий? Не, ну надо же! А была такая… медуза! Не, амеба. Не, эта! Имфузория… инфузория туфелька! Ой, блин, у меня всегда хреново было с ботаникой.
   – С зоологией.
   – Ага, и с зоологией тоже!
   К этому списку можно было смело добавить геометрию, химию, русский язык и прочие школьные предметы. А хорошо у Вероники было с дискотеками, на которых она всегда была звездой. И с мальчиками. Каждому хотелось урвать хоть одно павлинье перышко, и многим это удавалось.
   Семейная пара и дама в балахоне тоже не заметили исчезновения теток. Муж и жена, кажется, решили выяснить все друг про друга начиная с периода внутриутробного развития. Шипение и рычание раздавались все громче. Одинокая поэтесса качалась на волнах вдохновения, покрывая каракулями листок за листком. Младенец маялся. Он ползал на четвереньках по полу, замечаний ему никто не делал. Наконец он заполз под стол литературной дамы. Что произошло в этот момент в его четырехлетней голове, неизвестно, но он вдруг изо всей силы укусил поэтессу за ногу – в небольшой открытый промежуток между краем балахона и тупоносым рыжим ботинком на толстой подошве. Дама дико заорала. Вскочила. Заглянула под стол. Резко развернулась к молодым родителям и завопила:
   – Уберите вашего крысеныша! Он мне ногу прокусил! Рожают не пойми кого, а воспитывать за вас кто будет?! Из таких детей убийцы и вырастают!
   Вот не надо было ей это говорить. Мамаша и так уже была совершенно на взводе. Обнаружив новый объект, она еще больше возбудилась, и поэтесса услышала немало интересного о себе: что у таких, как она, детей не может быть в принципе, потому что ни один мужчина, даже под угрозой смертной казни, близко к такому чучелу не подойдет. Что если бы другие женщины хоть слегка смахивали на нее, человечество давно бы вымерло, перестав размножаться. Что ребенку теперь надо дать противоядие, потому что он наверняка отравился, надкусив ее отвратительную ногу. Папаша, почувствовав шанс отвести от себя гнев жены, тоже добавил пару неласковых слов в адрес укушенной дамы. Но та, кажется, уже решила перейти от слов к действиям. С криком «Да я вас сейчас сама покусаю!» она бросилась на парочку, но встретила достойный отпор. Счастливый ребенок, который наконец-то перестал скучать, ползал вокруг и норовил укусить за ноги уже всех троих.
   Стоял такой гвалт, что Таня не расслышала звонок. Санитары сработали тихо и быстро. В зале остались Таня с Вероникой и администратор.
   – Дурдом, – сказала Вероника. – Блин, одни психи кругом. Че за фигня, а? Даже не поговорить толком. Ну их в баню всех. Танька, ты лучше расскажи, ты-то как? Замужем, нет?
   – Замужем.
   – Клево. А кто у нас муж? – Вклинив цитату из фильма, Вероника показалась сама себе удивительно остроумной и радостно заржала.
   – Димка.
   – Не, ну че – Димка, Димка. Я ж не спрашиваю, как его зовут, какая мне разница! Сколько лет, че по жизни делает? Постой… погоди… какой Димка?!
   – Неверов.
   Пауза. Вероника переваривала услышанное. Переварила – и взорвалась:
   – А… а… вот, значит, как? Вот ты как? Вот как? Да я же с ним… да он же меня… мне… Да я… Выждала, значит, тихоня? Урвала свое? Вот как, значит? Да я! Тебя! Тебе!
   Она кричала все громче и бессвязнее. «Сейчас сделает что-нибудь эффектное. Как в плохих фильмах. Выплеснет мне в лицо вино. Или вцепится в волосы», – почти со скукой подумала Таня.
   Вероника швырнула пепельницу. Она угодила Тане в щеку. Пепел и окурки посыпались на белый пушистый свитер. Таня даже не успела ни о чем подумать. Через секунду она уже лупила по этой раскрашенной физиономии, по этим ненавистным толстым ярким губам, которые, она знала, так нравились Димке. Лупила по всем дискотекам, во время которых стояла, полируя спиной стену. Лупила по всем походам, в которые ее не брали, потому что просто не замечали. Перед глазами прыгали радужные пятна.
   Пальцы у санитаров оказались жесткими и удивительно сильными. О том, чтобы вырваться, и речи быть не могло. Вероника вопила, Таня молчала. Как только за ними закрылась потайная дверь, на них тут же надели смирительные рубашки и туго затянули рукава за спиной. Во дворе их ждал фургончик, забитый людьми до самой двери. Места для Тани и Вероники там не было совсем, но их впихнули, как впихивают ложки в абсолютно полную банку с вареньем. Они повисли в человеческой массе, расфасованной в смирительные рубахи и невыносимо пахнущей перегаром, потом, страхом. Здесь были все: бравые приставальщики, любимица муз и прочие соседи по кафе. Фургончик тронулся.
   «Неужели в психушку везут? Дурь какая. Ну ничего, выберусь. Позвоню кому надо. А, черт! Мобильник остался в сумке, а сумка на стуле. И паспорт там. Ладно, на месте соображу», – Таня пыталась трезво просчитать эту нелепую ситуацию.
   Остановились. Санитары, которые во время пути находились в другом отделении фургончика, выгрузили усмиренных пассажиров перед воротами в заборе. Место показалось Тане смутно знакомым, какие-то детские воспоминания заплескались в голове. Она пыталась разглядеть на воротах вывеску, но первое, что она увидела, была надпись на большом белом листе: «Санитарный день». Вывеска тоже была, но как только глаз за нее зацепился, Таню уже втолкнули в ворота. Правда, она быстро сама поняла, где находится: это был зоопарк. Их вели вдоль клеток по совершенно пустым, по случаю санитарного дня, дорожкам. Очень скоро они оказались перед огромной клеткой – или вольером? – забранной такой частой сеткой, что совершенно не видно было, кто находится внутри. Где-то на заднем плане шевелилось множество неясных теней. Один из санитаров отпер решетчатую дверцу и втолкнул в нее толстую блондинку. Остальные молча потянулись за ней. Но никто из санитаров за ними не последовал. Замок замкнулся – на то он и замок.
   Санитары пошли к выходу, и только один задержался.
   – Эй, Толян, ты чего там возишься?
   – Сейчас подойду.
   Он задумчиво посмотрел на табличку: «Волки – санитары леса», достал из кармана маркер, исправил слово «леса» на слово «города», полюбовался своей работой и спрятал маркер в карман. Из глубины клетки раздался крик.
   – Нормально, – улыбнулся Толян, повернулся и пошел к выходу. На ходу он мурлыкал:

     Порою волк, сердитый волк
     Траля-ляля-ляля.
     И много-много радости
     Траля-ляля-ляля.

Жамсик

   Стоило выйти из дома и пару раз качнуть коляску, как ребенок тотчас засыпал и часа два не реагировал ни на какие звуки. Чаще всего у Вики была с собой книжка – дома она читать не успевала. Но в этот раз она книжку не взяла, ей хотелось во время прогулки познакомиться наконец с кем-нибудь из соседей. Две недели уже как переехали, а она до сих пор никого толком не знала. Вика, несмотря на молодость, придерживалась довольно старомодных взглядов: считала, что с соседями надо активно общаться, ходить друг к другу в гости, одалживать соль, ну и все такое прочее. Глядишь, когда и за ребенком присмотрят.
   На скамейке сидела смутно знакомая бабушка. О, да ведь это, кажется, как раз и есть соседка – одинокая старушка из 34-й квартиры. Вика села рядом, и бабулька, похоже, обрадовалась:
   – Вот какие у нас новые соседи, – заворковала она, заглядывая в коляску. – Так люблю маленьких, а своих-то и нет… Ну и как же зовут молодого человека? Или это барышня? – Старушка старалась говорить тихо, чтобы не разбудить ребенка.
   – Барышня, барышня, – засмеялась Вика. – Да вы не шепчите, она крепко спит. Соня ее зовут. Соня-засоня. А меня Виктория. А вас как?
   – Вика, значит?
   – Ага, Вика.
   – Интересное имя.
   – Да что ж в нем интересного? Самое обычное. А вас как зовут?
   – Ну уж и обычное! Другие имена как хочешь верти-крути. Вот Соня хотя бы: и Сонька, и Сонечка, да хоть Сонюшка. А Вика она и есть Вика, никак не сократить.
   – Ой, вы знаете, меня некоторые пытаются Викусей называть. Брр! Терпеть не могу!
   – Да, это очень важно – как называть, – старушка, кажется, задумалась о чем-то своем, – очень, очень важно…
   – Ну… не знаю. Может, и важно. Хотя, по-моему, важнее все-таки сам человек, а не имя. А вас-то как звать?
   – Хотите, Вика, я расскажу вам одну… историю не историю… в общем, о том, какую роль могут сыграть имена. Если вы, конечно, не возражаете.
   Вика не возражала. Все равно еще почти два часа во дворе болтаться, заодно и с соседкой подружится. Лучший способ завоевать сердце такой бабульки – это как раз выслушать ее.
   – Конечно, расскажите!
   Воображение у Вики было богатое. Слушая чьи-нибудь рассказы, она отключалась от голоса собеседника, и перед ее глазами начинало крутиться кино. Периодически звучали авторские комментарии. Может быть, соседка рассказывала все другими словами, но Вика слышала именно эти.

   Жанна встречалась с Юсей уже несколько месяцев. Вообще-то его звали Юрий, но он с гордостью нес свое домашнее прозвище в массы и предпочитал, чтобы все называли его именно так. Довольно нелепое имечко для весьма взрослого юноши, еще и здоровенного к тому же. Обычно Жанна терпеть не могла всякое сюсюканье, но тут довольно быстро привыкла, детская кличка не умиляла ее, но и не раздражала. Ну Юся так Юся. Если ему так нравится. Терпимо она относилась и к Юсиным привычкам, таким же детским. Он вечно таскал в карманах карамельки, а когда съедал, непременно сворачивал из фантиков многослойные полосочки. Еще он старательно перешагивал через трещины на асфальте, а увидев на номере какой-нибудь машины совпадающие цифры, радостно кричал: «Два-два – мое счастье!» В остальном же был почти безупречен, характером обладал ровно-жизнерадостным, никогда не ныл, неплохо зарабатывал, дарил небанальные подарки и всячески намекал на серьезность намерений. Он уже давно хотел познакомить Жанну с родителями, но та отнекивалась. Наконец она поняла, что больше отказываться не стоит, пора знакомиться.
   К Юсе домой они пришли вместе. Дверь открыл симпатичный дядечка.
   – Мой папа, Борис Александрович.
   – Бося! – вдруг раздался голос из глубины квартиры, и в коридор вплыла пышная румяная дама, лицом очень похожая на Юсю. – Какой он Борис Александрович? Это же наш Бося! Так его и зовите, деточка. Ох, да не стойте на пороге, проходите в комнату. Знакомьтесь, это Пуся, Пусенька.
   Бородатый Пусенька поднялся с тахты и приветливо улыбнулся. Ошалевшая Жанна с трудом вспомнила, что у Юси есть брат, которого, кажется, зовут Павел.
   – Вот. Это моя Жанна, – сказал Юся. – Про которую я всем вам столько говорил. А это моя мама, Тамара Львовна.
   – Ну вот еще выдумал – Тамара Львовна! – захихикала Тамара Львовна. – Тямсик. Меня все называют Тямсик. И Бося, и Пуся, и Юся. И вы, пожалуйста, так называйте. И знаете что? А давайте мы вас будем звать Жамсик! Тямсик и Жамсик – правда, чудненько?
   Все счастливо улыбались.
   – Ы, – сказала Жанна. – Ы.
   Но ее ыканье незаметно растворилось в сиропе.
   – Жамсик, Юсенька, вы пока идите в детскую, а я вас скоро позову, чайку попьем. С тортиком. С конфетками.
   В «детской» напротив двери висело небольшое зеркало. Жанна увидела свою очумевшую физиономию. Юся подошел сзади, обхватил ее голову с двух сторон и нежно подтолкнул Жанну к зеркалу.
   – Как чудесно мама придумала! Жамсик! Как тебе это имя подходит! Посмотри в зеркало – видишь, какой там маленький Жамсик?
   Жанна видела в зеркале вполне симпатичное, хотя и довольно обыкновенное лицо: чуть присыпанный веснушками нос, тонкогубый рот, темные блестящие глаза, короткие волосы, тоже темные и блестящие, и слегка оттопыренные уши, уютно устроившиеся в Юсиных ладонях. Маленького Жамсика она не видела. Категорически.
   Как прошло семейное чаепитие, Жанна совершенно не запомнила. Кажется, она молчала, а если что и ляпала, то невпопад, и выглядела полной дурочкой из переулочка. Впрочем, это уже не имело никакого значения. Отношения с Юсей еще короткое время продолжались по инерции, но были пустыми, как орех, из которого кто-то непостижимым образом спер ядрышко. Жанна упорно называла Юсю Юрой, он обиженно сопел, катал во рту карамельки и казался Жанне совершеннейшим инфантилом. Все развалилось быстро и аккуратно, без сцен и криков…
   – Ладно, пора мне домой. Кота кормить надо. Только вот сперва найду его, паршивца.

   Вика в первый момент не поняла, какой кот, какой паршивец и кому надо домой. Но через минуту она уже вернулась из своего маленького личного кинозала на скамейку возле дома.
   – А что с ней дальше было? – спросила она старушку. – С девушкой этой.
   – А ничего.
   – Ну как так – ничего? Так не бывает.
   – Бывает, – ответила соседка с непонятной злостью. – Что с ней, дурой, станет? Ладно, пойду кота искать.
   – Погодите, мы так и не познакомились. Как вас зовут?
   – Меня-то? Жанна Георгиевна. Пойду я. – Она отошла от скамейки, набрала побольше воздуха в легкие и закричала на весь двор: – Сю-юсик! Домой!

Купилка

   У одной девушки кончилась купилка.
   Вот, по-вашему, купилка – это что? Наверняка сто раз слышали выражение «купилки не хватит». И думали, что купилка – это просто деньги, да? Чушь.
   Купилка – это азарт! Это температурный блеск в глазах при виде возлюбленной шмотки, нагло раскинувшейся в просторной витрине. Купилка – это мелкая дрожь, бегущая откуда-то из самого нутра к кончикам пальцев, гладящих роскошное тело кожаного дивана. Купилка – это сбой дыхания и сдавленный писк перед лицом сапог, сверкающих всеми красками вселенной. Да, перед лицом! Да, у вожделенных сапог есть лицо. И душа! И мысли. Они думают: «А слабо тебе, слабо». И ты стонешь слабым сердцем своим у их подножия. Ты… в общем, девушки меня поймут.
   Так вот. У одной девушки кончилась купилка. Ходит она по торговому центру. Он такой прекрасный-прекрасный, ну вы представляете, да? Лифт, прозрачный, как слеза ребенка, умоляющего купить ему вон того зеленого зайчика размером с мамонта. Тропические растения из самых современных материалов. И распродажи, распродажи, ах, распродажи… А на верхнем этаже – пицца с кока-колой и кино с попкорном. И всюду граждане, отдыхающие душой после трудовой недели. Да, у граждан тоже душа есть. И лицо! И мысли. Они думают: «Один возьму с сыром и ветчиной, два с мясом, один с яблоками, один с клубничным вареньем. Нет, лучше два с сыром и ветчиной, один с грибами, два с яблоками и один с вареньем. Или…» И глаза благородным огнем так и светятся.
   А у девушки купилка кончилась. Ей не то что блинчиков, ей даже кофточку новую не хочется. А кофточка такая – ах! Тут пуговички, тут стразики, тут пряжечки. И не потому не хочется, что в шкафу у нее таких кофточек девятнадцать штук. Просто не хочется – и все, понимаете, да? Не понимаете? И я не понимаю. А туфли? Скидка на них пятьдесят процентов! То есть раньше она за эти деньги только одну туфельку могла бы купить и скакала бы в ней, как ненормальная Золушка. А тут две! И такие хорошенькие, на шпилечках. Тут пряжечки, тут стразики, тут пуговички. Не хочет! Раньше столько всего мечтала купить, а теперь не хочет – и все. Сама переживает, думает: «Что ж со мной такое?» И торговый центр прекрасный-прекрасный не нравится ей. Душно ей, видите ли, жарко. Шуба на плечи давит. Ноги устали. Толпа раздражает. А зачем раздражаться? Ведь красота вокруг, красота! Джинсики вот. Синие, как Красное море. На которое девушке тоже совсем не хочется. А ведь там рыбки, кораллы, ракушки. А тут стразики, пряжечки, пуговички… В общем, девушки меня поймут. А ее не поймут. И правильно. Она сама себя не понимает.
   И тут у девушки поет мобильный. И она радуется всей душой. И мыслями. И лицом. Потому что это звонит ее любимая правнучка, младшенькая. Чудная девочка – добрая, красивая. И доктор наук, между прочим. Она весело кричит: «Ты где ходишь? Я тебя потеряла. Возвращайся скорей, я тебе подарок купила – тапочки! Такие теплые, мягкие, пушистые. Тут мех, тут стелечки, тут помпошечки! Как раз для тебя».
   Девушка идет и счастливо улыбается: «Та-апочки. Та-апочки». Она поднимается на верхний этаж и покупает себе два шарика фисташкового мороженого «Бабкин Роджерс». А потом спускается и покупает крем для лица. Тоже фисташковый. И вовсе не кончилась у нее купилка. Она просто перешла по наследству. И даже немножко осталось.

О пользе философии

//-- Из серии «Случаи из жизней» --//
   С утра Роман Палыч решил, что пора становиться философом. Вникать в смысл явлений, постигать глубинное значение слов.
   – Во всем мне хочется дойти до самой су-у-у-ути, – напевал Роман Палыч, бреясь. Продолжения он никогда не знал, да оно ему было и ни к чему. Он повторял и повторял полюбившиеся строки. Но тут его позвала жена и отправила в магазин – купить популярный в народе продукт чтонибудькчаю.
   – А что взять? Печенье? Пряники? Может, конфеты?
   – Все равно, – легкомысленно ответила жена и ушла на кухню.
   Роман Палыч вышел из дома, вошел в состояние мыслительного транса и начал доходить. До самой сути. «Все равно, все равно! – повторял он. – Все – равно? Все в мире равно? Все – равно всему? Но ведь три не равно семнадцати? Страус не равен лошади?» Получалось что-то невероятное. Легче всего было предположить, что жена ошиблась, но это было невозможно: она всегда была права.
   Подойдя к магазину, Роман Палыч почувствовал, что страшно утомился головой. «Наш супермаркет равен Эйфелевой башне?» – вяло подумал он, его нетренированные мыслительные мышцы последний раз напряглись и обмякли. Недодуманная мысль шмякнулась куда-то на дно черепной коробки. Роман Палыч вошел в магазин и купил селедку пряного посола.
   – Это что? – Жена посмотрела на селедку с брезгливым любопытством. – Я тебя что купить просила?
   – Что-нибудь к чаю! А вот скажи, – отдохнувшие мыслительные мускулы Романа Палыча встрепенулись и радостно напряглись, – когда селедки поешь, тебе чего хочется?
   – Пить, – машинально ответила жена.
   – Вот! Вот потому и существует такая примета: селедка – к чаю!
   Жена приоткрыла рот. Закрыла. Снова приоткрыла. Начала поднимать руку к виску, не донесла, махнула ею. И пошла ставить чайник.
   Роман Палыч понял, что впервые в жизни последнее слово в разговоре с женой осталось за ним. Вот так занятия философией развивают умственные способности.

Очень страшный человек

//-- Из серии «Случаи из жизней» --//
   Жил на свете Очень Страшный Человек. И непонятно было, чем он так уж страшен, а вот пугались люди. Разбегались в разные стороны. А если, к примеру, в воде, то расплывались. Очень Страшный Человек горевал сильно. Он вообще-то хороший был. Жениться хотел. Но на ком тут женишься, если все разбегаются? А то и расползаются, потому что у некоторых ноги от страха слабеют и они не то что бежать – идти не могут.
   «Что ж во мне такого страшного? – печально думал Очень Страшный Человек. – А вдруг это можно как-то исправить?» Решил он со своей страшнотой разобраться. Для начала посмотрел в зеркало, чтобы разглядеть, что же с ним не так. Да только как увидел себя, так и упал в обморок от страха.
   Обморок был очень глубокий. Поэтому падал Очень Страшный Человек долго. Падал-падал, падал-падал, наконец совсем упал. Огляделся по сторонам: народу полно, и никто его не боится. А чего бояться, если все уже и так в обмороке? Освоился Очень Страшный Человек, понравилось ему там, хорошо зажил. Женился, между прочим. И не на ком-нибудь, а на Очень Красивой Девушке. Она такая красивая была, что как-то глянула на себя в зеркало и упала в обморок от восхищения.
   Так вместе и живут в обмороке – долго и счастливо, как положено. Тут ведь главное что? Главное – не очнуться.

Оса и варенье

Вчера я долго наблюдала, как оса пыталась открыть банку с вишневым вареньем. Она старалась поддеть крышку плечом, упиралась ногами в стекло, оскальзывалась и тихонько ругалась. Это явно была немолодая оса: она привыкла к банкам с пластиковыми крышками. Сколько их поддалось ее напору и, разбрызгивая сироп, улетело куда-то за холодильник! А вот прабабка ее пользовалась другими методами. В те времена банки закрывали пергаментной бумагой, которую старушка аккуратно вспарывала жалом. А потом, зажмурившись, ныряла в варенье. Моя же банка была с закручивающейся крышкой, потому все осиные старания оказались напрасны.
Почему я не помогла ей? Может, боялась, что оса, не разобравшись, вцепится в руку? Может, мне просто было жалко варенья? А вот накормила бы животинку, и она молвила бы человеческим голосом: «Спасибо, Иван-царевич, я тебе пригожусь». И шла бы я потом по городу, и напали бы на меня крокодил-шатун или Злая Вахтерша, и свистнула бы я молодецким посвистом, и прилетела бы моя оса, и закусала бы их до полной безвредности. Но если задуматься, персонажи эти редко нападают на улицах… Опять же варенье целее. Нет, не выйдет из меня Ивана-царевича. Что, впрочем, было ясно и так.

Однажды…

//-- Прозаические пересказки --//
//-- * * * --//
   Однажды Серый Волк бежал по лесу, и навстречу ему попался Иван-царевич. На царевиче была красная шапка. У Волка произошел сбой в программе: он никак не мог понять, то ли он должен съесть эту Красную Шапочку, предварительно размявшись бабушкой, то ли посадить царевича себе на спину и ехать воровать добро окрестных царей. Так и не справившись с дилеммой, Волк плюнул и убежал в Индию воспитывать Маугли.
//-- * * * --//
   Однажды Иван-царевич, весьма инфантильный юноша, по приказу отца занялся поисками невесты. Он пустил стрелу и через некоторое время обнаружил ее в заболоченном пруду у старой черепахи Тортилы. Старуха наотрез отказалась выходить замуж, ссылаясь на то, что сердце ее уже занято и хоть возлюбленный – бесчувственный чурбан, она будет хранить ему верность. Тогда Иван-царевич попросил отдать стрелу. Подслеповатая черепаха вместо стрелы протянула золотой ключик, а рассеянный царевич взял. После этого его стал преследовать Карабас-Барабас, вскоре настиг, отобрал ключ, а самого Ивана определил в свой театр. Царевич не возражал: ему было необходимо, чтобы кто-то его направлял. А Серый Волк был далеко. В Индии.
//-- * * * --//
   Однажды лягушка задумалась: еще в головастом детстве ей было предсказано, что в болото к ней прилетит стрела, после чего лягушка выйдет замуж и в люди. Время шло, стрелы все не было. Тогда лягушка вспомнила заветы своей бабушки – той самой, которая взбила масло в горшке со сметаной: пока сама не побарахтаешься, ничего не получишь. И отправилась она искать стрелу.
   Так что вы думаете? Нашла у старой черепахи. Отобрала. Села со стрелой в пасти и стала ждать. Дождалась – правда, не царевича, а уток. Они подхватили стрелу клювами с двух сторон и понесли лягушку в дальние страны. Та сперва молчала от неожиданности, а потом как завопит: «Отпустите! Вы сказку перепутали! Я не путешественница, я царевна!» Тут она, конечно, и грохнулась. Приземлилась где-то в джунглях. Подходит к ней молодой человек, ничего так. И говорит: «Мы с тобой одной крови, ты и я! Ибо лягушонком Маугли нарекли меня». В общем, вы уже поняли: за него она замуж и вышла. Багира очень ревновала.

Одну девушку звали…

   Одну девушку звали Маша. А другую не звали. Никуда. Так никто и не узнал, что ее звали Аделина.

   Одну девушку звали Анфиса Гавриловна. Но она не отзывалась. Никак не могла поверить, что это ее так зовут.

   Одну девушку звали – и она приезжала. А если не звали, не приезжала. Просто она была скромной девушкой и ненавязчивой. Вызовут – едет. Не вызовут – не едет. Так и звали ее: девушка по вызову.

   Одну девушку звали Павлик. Нет, пол не меняла. Нет, имя не перепутали. Просто родители идиоты.

   Одну девушку звали. А другую нет. Так обычно и бывает.

Одна женщина

   Одна женщина вышивала крестиком. Вышивала, вышивала, полчаса вышивала. Ничего не получалось. Наконец она отложила крестик и стала вышивать иголкой. Сразу дело пошло.

   Одна женщина закатывала банки. Закатывала, закатывала, два часа закатывала. Наконец закатила последнюю банку под кровать и с облегчением вздохнула: «Ну вот, теперь в комнате попросторней будет».

   Одна женщина колола орехи. Колола, колола, четыре часа колола. Наконец положила иголку и написала в дневнике наблюдений: «Рефлексы полностью отсутствуют».

Ежики и другие люди

   Ежики всегда носят с собой йод. Когда ежик встречает другого ежика, они от радости сжимают друг друга в объятиях. Крепко-крепко. А потом мажут друг другу лапы йодом. Долго-долго.

   Ночью в дома проникают суслики. Они ищут сусло. А где его сейчас найдешь? Вот скажите, только честно: у вас есть сусло? Да на вас только взглянешь, и сразу ясно: кофе, сыр, ветчина. Бедные суслики.

   Норок, которые звери, на словах часто путают с норками, которые норы. Но норки, которые звери, не обижаются. Они вообще необидчивы. Им главное, чтобы их не путали с норками, которые шубы. Особенно не на словах.

   Весной обостряется поиск корней. Горностаи сбиваются в стаи, уходят в горы и тоскуют там до лета. Кроты ударяются в кротость и сильно ушибаются. Выдра выдрючивается до полного изнеможения. Выхухоль… да что и говорить. Весна вообще тревожное время.

   Морская свинка грызет мебель. Хозяйка приходит с работы, садится на стул, и он рассыпается под ней в груду опилок. «Какое свинство!» – возмущается хозяйка, потирая ушибленное. «Морское», – с достоинством отвечает животное и ныряет в опилки.

   У нутрии очень богатый внутренний мир. Она тянется к людям, но большинство считает ее внешность отталкивающей, на близкий контакт не идет и предпочитает шапочное знакомство.

Отрежьте мне компота
стихи и другие игры со словами

Шпионская легенда

     О великих шпионах есть много легенд,
     В том числе о провалах немало.
     Вот легенда о том, как искусный агент
     Оказался на грани провала.

     Билли Смарт изучил трудный русский язык,
     Перерыл информации ворох,
     Прочитал триста шесть познавательных книг
     О бескрайних российских просторах.

     Прибыл он в город Плюйск в сапогах на меху,
     С документами Васи Смирнова,
     Поступил на работу в секретном цеху.
     Или цехе? Коварное слово…

     И таких вот коварных и каверзных слов
     Оказалось как пыли в Канзасе.
     Чтобы груз отвезти, звали все шоферов,
     Звал шофёров один только Вася.

     «Торты», «шарфы», «директоры» и «договор»
     Говорил он, учебникам веря.
     А народ-то, народ он не слышал в упор —
     Не агент, а глухая тетеря!

     Вместо «ехай» – «езжай», вместо «длиньше» – «длинней»
     И дурацкое «класть» вместо «ложить»…
     Вскоре взгляды недобрые добрых людей
     Стали Билла все больше тревожить.

     В Управленье послал он экспертам сигнал,
     Явно чувствуя близость провала.
     Как ни бились они, так никто не узнал,
     Что же в нем чужака выдавало.

     И на плюйские тайны им плюнуть пришлось,
     Отослали в Америку Билла.
     Раз народ этот видит шпионов насквозь,
     Значит, есть в нем особая сила.

     Ну а в Плюйске вздыхали: «Смешной был мужик…
     Эх, чего он сорвался куда-то?
     Ладно, закусь давай… Кто тут вякнул «ложи»?
     Во, клади! И за Васю, ребята!»

//-- * * * --//

     Однажды хомяк повстречал хомяка,
     Хомяк хомяку удивился слегка:
     «Какой безобразно щекастый толстяк!
     Такого небось прокормить не пустяк!»

     Однажды рыбак повстречал рыбака,
     Рыбак рыбаку удивился слегка:
     «Никак он не может прожить без вранья!
     Да кто ему верит? Уж точно не я!»

     Однажды дурак повстречал дурака,
     Дурак дураку удивился слегка:
     «С таким потрясающе глупым лицом
     В дурдом загребут – да и дело с концом».

     Однажды с поэтом столкнулся поэт
     И он не слегка удивился, о нет.
     Он фыркнул: «Бездарность! Болван! Графоман!»
     И тут же полез за блокнотом в карман.

     И вывела твердо в блокноте рука:
     «Однажды поэт повстречал дурака».

//-- * * * --//

     Парнишку в свитере неброском,
     В штанах спортивного покроя
     Четыре дня пытали Босхом,
     Как настоящего героя.
     В него вливали для затравки
     Коктейль из Вагнера и Шнитке
     И смесью Борхеса и Кафки
     Упорно продолжали пытки.
     Он выполз мятый, бледный, тощий
     Из тренировочной кабины.
     Теперь без содроганья к теще
     Он ехать мог на именины.

//-- * * * --//

     Бежит кругами гражданин румяный,
     И надпись проступает на лице,
     Что кашей он питается овсяной
     И любит витамины АВС.

     Он завтракает под холодным душем
     И в проруби съедает свой обед,
     А к пиву абсолютно равнодушен,
     Как к Дездемоне сумрачный Макбет.

     А вот другой – с брюшком, но желтый, хилый – В двадцатый раз идет на перекур,
     И видно в нем любителя текилы
     И жирных бедер иностранных кур.

     А я, как буриданова ослица,
     Смотрю в окно и думаю: кто прав?
     И в чьи ряды мне подобает влиться,
     Навеки образ жизненный избрав?

     Но все же мне понять обоих сложно,
     Умеренность – мой самый ценный клад…
     Пойду-ка, съем десятка три пирожных,
     Чтоб натощак не лопать шоколад!

Уроки ботаники

     Нет уж! Мы с тобою бродим
     По лесу не просто так!
     Мы науке о природе
     Посвящаем каждый шаг,
     Каждый кустик называя,
     Каждый гриб и каждый лист.
     Ты учись, пока жива я,
     Я большой специалист!
     Знаешь, что такое профи?
     Так что спрашивай давай!
     …Это?.. Это… Иван-кофе.
     То есть нет… Василий-чай!

Старушка

     Одна старушка в вязаном берете
     Задумчиво гуляла по планете.
     Планета ей казалась несуразной,
     Заставленной, заваленной и грязной,
     С унылыми облезлыми домами,
     Со злыми бесполезными умами.

     Старушка веник старенький взяла
     И все с планеты тщательно смела.

     Метеоритный дождь был очень грязным,
     Но разноцветным и разнообразным.
     Он выпал на соседние планеты,
     В нем были камни, люди, пистолеты,
     Вороны, плюшки и ботинки были,
     Таблетки, елки и автомобили.

     Заводы, банки, университеты
     Упали на соседние планеты.

     Все тут же приросло и загудело,
     Заколосилось и взялось за дело.
     Космическую пыль стряхнув проворно,
     Пошли в кино любители попкорна.
     Работники отправились в конторы,
     Образовались пробки и заторы.

     И лишь старушка в вязаном берете
     Одна осталась на своей планете
     И наслаждалась чистым кислородом,
     И любовалась розовым восходом.
     Ни грохота вокруг, ни хулиганства,
     Одно незамутненное пространство.

     Она еще раз глубоко вдохнула
     И вниз, за всеми следом, сиганула.

Думы

     Приятно валяться на мягкой кровати
     И думать о Гегеле и о Сократе.

     Приятно сидеть на прохладном балконе
     И думать о Ницше, Эйнштейне, Платоне.

     Приятно в саду на расстеленном пледе
     Подумать о Канте, Дидро, Архимеде.

     Приятно и в кресле, в расслабленной позе,
     Подумать о Фихте, Руссо и Спинозе.

     Их много, а дума все время одна:
     Что все они, бедные, от Авиценны и
     До Шпенглера дни промотали бесценные
     И время свое исчерпали до дна,

     Но все – от Коперника и до Бернулли —
     Не сделали главного: не отдохнули.

Парус

     Белеет парус одинокий,
     Алеет одинокий нос.
     Поет печально караоке
     Последний выживший матрос.

     Играют волны, ветер свищет,
     И в клочья превратилась сеть.
     На судне не осталось пищи.
     А что осталось? Только петь.

     Под ним струя светлей лазури,
     Еще бы голод побороть…
     И стекленеет на шампуре
     Медузы призрачная плоть.

Такая арифметика

     Она щебечет: «Генуя, Париж,
     Мартини, Паганини, Пазолини»,
     А дома свечи доедает мышь,
     И моль живет на чистом нафталине.

     Лежат пластинки грудою в углу.
     Двенадцать опер. Можно слушать сутки,
     Да только нечем заменить иглу.
     Блошиный рынок? Право, что за шутки…

     Дипломов два. Четыре языка.
     Четыре брака (ноль детей в остатке).
     Три шляпки. Пончо. Писем два мешка.
     Пастели на стене. Стихи в тетрадке.

     Давать уроки? Как же, пару раз
     Пыталась… Как грубы бывают дети!
     Бралась писать в газету на заказ.
     Увы. Пещерный уровень в газете.

     В библиотеку? Плакать от тоски
     Над тем, что повелось читать в народе?
     Портреты рисовать? Вязать платки?
     Ах, утонченный вкус давно не в моде.

     Пока на презентации зовут,
     Не нарушая принятых традиций.
     Сегодня там фуршет, а завтра тут…
     Пусть сухомятка. Ничего, сгодится.

Стишок

     Все спят, и шум дневной затих,
     Лишь я сижу – терзаю стих.
     Хоть дома свет давно погас,
     Надежда все не гаснет:
     А вдруг в окно влетит Пегас,
     Копытом в лоб пегаснет,
     И испытавши легкий шок,
     Я тут же допишу стишок.

Вегетарианец

     Степаныч обедал. Он ел профитроли,
     Макал артишок в апельсиновый сок.
     Он знал, что охота страшнее неволи,
     И кушать убитых зверюшек не мог.

     Он сочную редьку намазывал хреном,
     Инжир заедал ананасной ботвой.
     Он думал о козлике неубиенном
     И тихо и нежно гордился собой.

//-- * * * --//

     А ты все пишешь? Хватит изгаляться
     Над молчаливо терпящим холстом.
     Пойдем, устроим пару инсталляций —
     С пилой, лопатой, бочкой и шестом!
     Есть бак, корыто, крюк – такому фонду
     Ржаветь в моем сарае не с руки.
     Давай бонтоном вдарим по бомонду,
     И пусть потом он лечит синяки!

Главное – определиться

     Неприкаянная Герда для себя отыщет Кая,
     Неприлизанный ханурик к Лизе вломится с утра.
     Кто захочет привалиться, страсти Валиной алкая,
     Кто прикатится под вечер, Катя встретит – и ура!
     Кто о Ладе грезит сладко, тот приладится удачно,
     Кто прилюдно жить мечтает, к Люде клинья подобьет,
     Тем, кто хочет жить прикольно, нужен Коля – однозначно.
     Главное – определиться. Вам – чего недостает?

Шаман

     В далекой и знойной стране Бамбигании
     Живет очень мудрый шаман Карамбу.
     Ему все на свете известно заранее
     Про смерть и любовь, урожай и борьбу.

     Он знает, когда к нему гости заявятся
     С нелепым до крайности криком «Сюр-при-и-из!»,
     Какой станет страшной супруга-красавица,
     Почем будут ямс, маниока и рис.

     Но есть у него увлечение странное.
     Племянник ему телевизор принес.
     При слове «погода» он мчится к экрану и
     Внимательно слушает каждый прогноз.

     Пророчат на пятницу смерч над Флоридою,
     А он-то, понятно, свернет в Мичиган.
     «О, как я синоптикам этим завидую», —
     Бормочет, слезу утирая, шаман.

     «Да нет же, цунами минует Мальдивы, и
     Прольются дожди не на Берн, а на Рим…
     Настолько во всем ошибаться… Счастливые…
     Как жить интересно, наверное, им!»

Люблю…

     Люблю в хорошую погоду
     Лицом ударить прямо в грязь,
     Залезть, не зная броду, в воду,
     В колодец плюнуть, не таясь.

     Люблю писать пером рассказы
     И вырубать их топором.
     Легко ловлю двух зайцев сразу —
     Ведь я ищу их днем с огнем!

     Люблю гулять, не сделав дела
     (Потехе – время, делу – час!),
     Не отмеряя, резать смело
     Хоть семь, а хоть сто сорок раз!

     Еще люблю кормить досыта
     Хорошей басней соловья.
     А сколько ям кругом нарыто —
     Для вас, для вас старалась я!

Басня про Альфу и Омегу

     Однажды, купив себе лошадь с телегой,
     Куда-то отправились Альфа с Омегой.

     Пришлось очень туго воспитанной Альфе,
     Поскольку Омега играла на арфе

     Чайковского, Блантера, Верди, Крутого, —
     Все это на арфе – вот честное слово!

     Играла частушки, и гимны, и фуги,
     Покуда не сдохли все птички в округе.

     И Альфа пила валерьянку глотками
     И уши пыталась закрыть кулаками,

     Но крикнуть «Заткнись!» не могла этой дуре —
     Стеснительной Альфа была по натуре.

     Она все терпела, терпела, терпела,
     Внутри ее что-то дрожало, кипело.

     Потом она арфой убила Омегу,
     Побила кобылу, сломала телегу.

     Мораль этой басни довольна проста:
     Стеснительность, в общем, плохая черта.

Синдромы

     У кого синдром отличника,
     У кого синдром опричника,
     У кого синдром погромщика,
     У меня синдром синдромщика.
     Всюду чувствую нутром
     Я какой-нибудь синдром.

Он и она

     Он вместо кофе пил цикорий,
     Чтобы давленье не скакало,
     Лечиться ездил в санаторий,
     Любил Толстого и «Ла Скала».

     Она любила джаз и Лема,
     Ходила всюду в шляпке броской,
     На медицинские проблемы,
     Смеясь, махала папироской

     И горы яблок уплетала,
     Лишь черешки бросая в мусор.
     Он не обедал без фестала
     И жаждал пудинга и мусса.

     Они встречались в узкой щелке
     Меж параллельными мирами,
     Чтоб в кухне старенькой хрущевки
     Привычно спорить вечерами.

     Кино, политика, диета —
     Все разногласья вызывало,
     От современного балета
     До свалки в глубине подвала.

     «Хочу покоя и порядка!» —
     «Вот так и сгинешь незаметно.
     Ты тлеешь, как сырая тряпка». —
     «А ты зато дымишь, как Этна».

     «Ну ладно, все, спокойной ночи…» —
     И шли по комнатам, вздыхая,
     Хороший пожилой сыночек
     И мама. Тоже неплохая.

Она и она

     Вот нежная девушка под пятьдесят.
     В ней жалкая жаркая дрожь ожидания.
     Куда-нибудь, может, ее пригласят…
     Ну ладно, не замуж, так хоть на свидание.
     Но нет, не зовут.

     Вот злобная бабушка под пятьдесят.
     Так славно продуман был вечер заранее,
     Но дочка подкинула двух поросят,
     И памперсом медным накрылось свидание.
     Озлобишься тут.

     Хоть как-то утешь их. Блокнот свой открой.
     Подумай. Ну пусть они будут подругами,
     И первая в гости придет ко второй,
     Чтоб вместе предаться стенаньям и ругани.
     Пусть чаю попьют.

     Своими печалями щедро поделятся,
     Вторая при этом подумает: «М-да…
     И чучело это на что-то надеется?
     А я раскисаю… Да все ерунда!
     Меня-то хоть ждут».

     А первая будет смотреть на детей:
     Сопливые, шумные, ф-фу, невозможные!
     Плюются, орут… Нет, домой поскорей,
     В родного дивана объятья надежные.
     В девичий уют.

     Им будет примерно три дня хорошо.
     Да им бы не так полегчало, купи я
     (В блокноте, конечно) им шмоток мешок!
     Такая вот психо-, пардон, терапия.
     А что? Ведь живут.

Не покупайте детям лыжи

     Не покупайте детям лыжи,
     Они их точно навострят.
     А вам дитя к себе поближе
     Держать бы тыщу лет подряд.

     Не покупайте детям санки,
     Укатят дети с ветерком.
     А вам бы их в консервной банке
     Держать под низким потолком.

     Не покупайте самокаты,
     Сказать умейте скейтам «нет».
     Упрямо врите, что зарплаты
     Не хватит на велосипед.

     И ролики не покупайте,
     А чадо вырастет – поймет.
     Его покрепче обнимайте,
     Чтоб влипло в вас, как муха в мед.

     Но вдруг, как в старой глупой сказке,
     Придете – а дитяти нет.
     Глядь, на балконе нет коляски,
     Пылившейся семнадцать лет.

Приемные дни

     Забавная штука – приемные дни.
     Принять можно столько различной фигни:
     Участие, душ, стеклотару, сигнал,
     Рюмашку, экзамен, гостей, люминал,
     Подарок, работника, роды и яд,
     Микстуру и вызов, удар и парад.

     Все принято, хватит – от мер и до поз, —
     На грудь, во вниманье, в штыки и всерьез.
     Приемник до самой антенны забит,
     Он стонет попсой и шансоном хрипит.
     Как пользу извлечь из лежащего в нем?
     Кто знает прием? Отвечайте! Прием!

//-- * * * --//

     Шел по городу дурак
     В пиджаке дурацком,
     Он ромашку просто так
     Прицепил на лацкан.
     Так и шел себе с цветком —
     Прям цветенья символ…
     Хорошо быть дураком,
     Умным и красивым.

Стилистический прием

     Стилист в своем прекрасном стильном доме
     Устроил стилистический прием.
     Гостей нашел в ученом толстом томе.
     Не знаю, в чьем. Наверное, в своем.

     Он пригласил синекдоху, литоту,
     Оксюморон горячеснеговой,
     А тот – дай только волю идиоту —
     Еще и труп живой припер с собой.

     За зевгмою явились два студента,
     Омытые классическим дождем,
     И, прямо скажем, с этого момента
     Гораздо веселей пошел прием.

     Один студент в тот вечер был в ударе,
     Всех развлекал и в этом преуспел:
     Играл словами он и на гитаре,
     То дифирамбы, то частушки пел.

     Срывал цветы, аплодисменты, маски,
     Уж так старался – пот бежал с лица.
     Активно строил планы он – и глазки
     Метафоре, кудрявой, как овца.

     Другой шептал гиперболе на ушко:
     «Я о тебе мечтал сто сорок лет».
     И отвечала нежная подружка:
     «Таких, как ты, во всей вселенной нет».

     Объевшись, метонимия икала:
     «Я семь тарелок запихнула в рот!»
     Стилист смотрел на них из-за бокала
     И вяло думал: «Боже, что за сброд…»

     Он перестал прислушиваться к гулу,
     Взял свой трактат, вздохнул, рукой махнул
     И четко вывел: «Мама мыла раму».
     Все остальное жирно зачеркнул.

Си-бемоль

     На день рожденья мне, похоже,
     Опять подарят си-бемоль.
     Ведь каждый год одно и то же!
     (Какая боль, какая боль.)

     По всей квартире си-бемоли —
     В столе, на полках, на шкафу.
     Я их скормить пыталась моли,
     Она в ответ скривилась: «Фу!»

     И хоть друзья хотят как лучше,
     Чужие вкусы – темный лес.
     А кто-то в этот день получит
     Мой вожделенный фа-диез.

Слова

     Торопится малыш в свой детский сад,
     Там утренник, и он ужасно рад.
     А школьник мрачно прячет среди книг
     Набитый туго двойками дневник.
     Зевая, грустно пялится в учебник
     Замученный судьбой студент-вечерник.
     С газетой спать ложится взрослый дядя,
     Ночник включает, на жену не глядя.
     …Вот так затеешь со словами шутки,
     И незаметно жизнь пройдет. За сутки.

Гость

     Он появляется из тьмы,
     Как призрак идиота,
     Кричит: «Налейте мне хурмы,
     Отрежьте мне компота!»

     Он говорит: «Хорош бензин!»,
     Хлебнувши лимонада.
     Мы перед гостем лебезим:
     «Да-да, бензин что надо!»

     Он долго смотрит в потолок
     И изрекает томно:
     «Открылось мне, что вырос Блок
     Из неких колб вверх дном, но

     Лишился Менделеев сил,
     Когда возник андроид.
     Ученый дочку упросил:
     Мол, пусть его пристроит.

     Чего глядите, как сурок
     На райские ворота?
     Переверните слово «блок».
     Ну что? Дошло? Вот то-то.

     Я гений, парадоксов внук, —
     Вещает гость весомо,
     Пихая лук в карманы брюк
     Безумного фасона, —

     А вы живете, как драже,
     Как розовые краны.
     Где шмель? Где суп из Фаберже?
     Где краткие экраны?»

     Бормочем мы: «О да! Да-да!»,
     Униженно киваем
     И гостю, корчась от стыда,
     Какао подливаем.

     Светает. Он идет домой.
     Мы входим в сумрак спален
     И думаем: «О боже мой!
     О как он небанален!

     Мы рядом с ним – труха, планктон,
     Пустейшая порода…
     Эх, как бы сделать, чтобы он
     Не лез к нам хоть полгода?»

Контакт

     Однажды Вася спозаранку,
     В саду услышав хруст ботвы,
     Увидел инопланетянку
     И обратился к ней на «вы»:

     «Мы вас, конечно, видеть рады,
     Инопланетная мадам,
     Но нам идейно чужды гады,
     Что лазят по чужим садам.

     Вы мне клубнику затоптали,
     Помяли лук со всех сторон.
     В масштабе космоса – детали,
     А мне – финансовый урон.

     Какая в вашем синем теле
     Дурная мощь заключена!
     К нам, не иначе, прилетели
     Вы из созвездия слона!»

     «Мне нужен ваш Совет планеты», —
     Волнуясь, гостья шлет сигнал.
     «Вы че?! Какие тут советы? —
     Василий вмиг сигнал поймал, —

     Вы мне испортили все грядки,
     Так отработайте теперь.
     Когда пойму, что все в порядке,
     Я сам вам укажу на дверь».

     С тех пор богаче и красивей
     Сад становился день за днем.
     Борзел Василий: «Мне бы кивей,
     А может, мангов разведем?»

     И ярко-синяя девица
     Входила в раж, в азарт, во вкус,
     С хурмой скрестила чечевицу
     И с валерьяною арбуз.

     Но вот она владельцу сада
     Однажды нежно говорит:
     «И нам с тобой скреститься надо,
     Какой получится гибрид!»

     Василий хрюкнул от испуга:
     Вот это новости с утра!
     «Совет планеты ждет, подруга!
     Давно в контакт входить пора».

     «О да! В контакт с тобою, милый,
     Ах, чувства мне не побороть!» —
     И щупальца, как крокодилы,
     Впились в податливую плоть.

     «Я щас… Водички… Пить охота…» —
     Не тратя времени и слов
     Рванул Василий к звездолету,
     Припрятанному меж кустов.

     Прочь, прочь из этого кошмара
     На поиски нормальных баб —
     Пусть без мичуринского дара,
     Но и без щупалец хотя б!

Песок

   Человек – вместилище песка.
Геросфен

     Песочными часами быть не хочется,
     Перевернуть забудут – и привет.
     Спокойней и надежней быть песочницей,
     Иметь запас песка на много лет.

     Хотя спокойней это лишь отчасти,
     В песочнице кипят такие страсти!
     Друг друга бьют совком по головам.
     Мне это лишним кажется. А вам?

     Не лучший выбор – детское ведерко.
     Оно недолговечно, как поденка.
     Пусть дырка толщиною с волосок,
     Пускай ее без лупы и не видно,
     Но тотчас же послышится ехидный,
     Сочувственно-печальный голосок:
     «Из вас, мой ангел, сыплется песок».

     Ведерко – мелко. Можно стать песком
     На дне морском. И двигаясь ползком,
     К жемчужнице подлезть. И влезть в доверие.
     И каждый день терпеть, терпеть давление.

     Жемчужина – занятная вещица.
     Но лучше к сладкой жизни приобщиться.
     Песочным тортом, сахарным песком
     Ждать судьбоносной встречи с едоком
     И чувствовать себя желанным блюдом.
     А весь песок надуманных проблем,
     Мудреных планов, изощренных схем
     Оставить древнегреческим занудам.

О моде

     Однажды летом брюки клеш
     Вошли внезапно в моду —
     Легко, как в масло входит нож,
     И как мальчишка – в воду.

     Носили их месье, мадам,
     Учитель и строитель,
     Не как носильщик чемодан
     И вирусы – носитель,

     А так, как носит орден свой
     Орденоносец бравый:
     Гордились левою ногой!
     Ногой гордились правой!

     Но время клешей истекло —
     Выходит все из моды.
     И вышли – ох, как тяжело —
     Как из пещер – народы,

     Как замуж за последний шанс
     Девица пожилая,
     Как, проклиная ишиас,
     Старушка из трамвая.

     Из моды вышли брюки клеш,
     Резвятся на свободе…
     Невольно к выводу придешь:
     Пустое место в моде.

Серьезный разговор

     Детишки спокойно копались в песочке
     В обычном московском дворе.
     На лавке сидела бабуля в платочке,
     Слегка разомлев на жаре.

     Старушке смертельно хотелось общаться,
     А дома – одна молодежь.
     Не слушают вовсе ее домочадцы,
     Да что с них, бездушных, возьмешь?

     По дачам разъехались бабки-соседки,
     Старушка и вышла во двор.
     Такие в песочнице милые детки —
     Ну как не начать разговор?

     У взрослых фантазии нет ни на грошик
     И вечно вопросы одни:
     Все выяснить дружно желают у крошек,
     Кем стать бы хотели они.

     Бабуля их именно это спросила.
     Девчушка шагнула вперед:
     «Хочу имиджмейкером стать, это – сила!
     Он плату в зеленых берет».

     «Начну мерчендайзером в холдинге новом,
     А после франшизу возьму», —
     Сказал мальчуган и совочком лиловым
     Заехал дружку своему.

     И мальчик в оранжевой, с зайцем, панаме
     Сказал, отражая удар:
     «Я стану спецом по наружной рекламе,
     А может, подамся в пиар».

     Четвертый язык показал хулиганам
     И, крепче свой мяч ухватив,
     Ответил: «А я копирайтером стану —
     Ужасно люблю креатив!»

     «Ох, деточки, что за профессии, боже! —
     Бабулька разинула рот, —
     А в рэкет? А в киллеры, в мафию – что же,
     Неужто никто не идет?

     Ох, думала ль я, что такое услышу,
     Ох, тяжко от горестных дум…
     Ну что ж, обещаю надежную крышу
     Тому, кто возьмется за ум!»

Нападение

     Он на меня напал вчера
     В глухой полночный час.
     Подозреваю, что с утра
     Меня мерзавец пас.

     А я расслабилась, балда,
     Лежала в тишине.
     Тут как напал он! И куда
     Деваться было мне?

     Почти не разлепляя глаз,
     Я пулей в кухню – шасть!
     А завтра может и на вас
     Проклятый жор напасть.

Музы

     Пришел в музей немолодой поэт
     На выставку-продажу супермуз.
     Вот эту купишь – и создашь портрет,
     А эта вдохновит на дивный блюз.

     Но смена ремесла на склоне лет
     Нелепа, от нее добра не жди.
     И музу оды выбрал наш поэт —
     Упитанную, с брошью на груди.

     Он разделил с ней скромный свой обед —
     А как же, нанял музу – так корми! —
     И прошептал: «Я ждал тебя шесть лет,
     Так вдохновляй скорее, не томи!»

     И вот пролился вдохновенья свет,
     А следом оды хлынули рекой:
     Жиллетт, что для мужчины лучше нет,
     Поэт восславил твердою рукой.

     Пельмени и помаду он воспел,
     Тепло дубленок и курортов зной,
     И фрукт, который сочен был и спел
     И в йогурте закончил путь земной.

     Шло полным ходом производство од,
     Поэта в гору вел широкий путь,
     Считала муза годовой доход
     И новой брошью украшала грудь.

     Но, как известно, все не без греха:
     С солидной музой счастлив был поэт,
     Но к музочке любовного стиха
     Он все же как-то прилетел на свет.

     Из плена жвачно-памперсных оков
     Необходимо вырваться творцу.
     И о любви сложил он семь стихов.
     И продал их попсовому певцу.

//-- * * * --//

     Один лирический пиит,
     Печальный и больной,
     Бывал порой жестоко бит
     Суровою женой.

     А сразу после бития
     Всегда писал стихи
     Про бред и бренность бытия,
     Про тяжкие грехи.

     С пера срывался на листок
     Божественный огонь
     И выжигал узоры строк,
     И жег ему ладонь.

     Теперь на дальней стороне,
     Где дней влачил он груз,
     Поставлен памятник жене —
     Способнейшей из муз.

Правда о королеве

     О чем заботиться английской королеве?
     Ведь ей всегда машину вовремя залевят,
     Ой, то есть вовремя машину ей заправят,
     Всегда починят все английской короправе.
     Ох, ну конечно же, английской королеве!
     Вот кран сломается – тотчас его излевят!
     Ну, в смысле, кран этот немедленно исправят…
     Уф, как непросто нам писать о короправе,
     Тьфу, то есть… Ладно, лучше стих о королеве
     Скорей закончим. И в подарок ей отлевим.

Ван Гоголь

     В час полночный лег Ван Гог
     И уснул без задних ног.
     Пролежал он мало ль, много ль,
     Вдруг влетает птица Гоголь
     В беспокойный сон его.
     Гоголь, больше никого.

     Крякнул Гоголь: «Души! Души!
     Души мертвые давай!»
     А Ван Гог напрягся: «Уши?
     Мертвый уши, Николай?
     Русский плохо понимай!»

     Хохотнула злая птица.
     Спорить с птицей не годится —
     Все же гений как-никак.
     Встал Ван Гог, шагнул во мрак.

     Мощным взмахом поднимает
     Бритву правою рукой,
     Быстро ухо отрезает,
     Птице под ноги бросает:
     «Черный Гоголь, я не твой!»

     Птица Гоголь, птица злая,
     На подачку не взглянув,
     Рассмеялась, разевая
     Свой огромный страшный клюв.

     В мрачном чреве черной ночи
     Эхо брызнуло от стен.
     Гость прокаркал: «Между прочим,
     Я не Гоголь. Я Гоген».

     Бритву вновь схватил Ван Гог,
     Но догнать дружка не смог
     При его-то птичьей прыти.
     Бегал, бегал, только взмок.

     Тот беднягу клюнул в бок,
     Хохотнул еще разок
     И умчался на Таити.

Про линолеум

     Кто топит в алкоголе ум,
     Кто дует лимонад…
     А я ищу линолеум
     Который день подряд.

     Кто слушает адажио,
     Кто режется в лото…
     …Конечно, есть в продаже он,
     Но все не то, не то!

     Кто занят вышиванием,
     Кто мирно лег в кровать,
     А может, их призвание
     Линолеум искать?!

     Мои ж попытки слабые
     Ни к черту все равно…
     А ведь вполне могла бы я
     Отправиться в кино!

     Залечь с любимой книжкою,
     Накинув мягкий плед!
     Вооружившись мышкою,
     Забраться в интернет!

     Промчаться в дождь по лужицам,
     Забыв про глупый зонт…
     Но черный ворон кружится
     И каркает: «Рррррремонт!»

//-- * * * --//

     Бетховен подскочил к органу в три прыжка:
     «Я гений! Сочинил я песню про сурка!»
     Чайковский был задет: «А ну-ка, дайте гусли-ка!
     Я тоже сочиню! Про выдру!.. Нет, про суслика!»
     В конце концов он сочинил про лебедей.
     С тех самых пор мы впереди планеты всей.

Шли по парку телепаты

     Аты-баты, аты-баты,
     Шли по парку телепаты.
     Не хотели, а читали
     Мысли взрослых и детей.
     Даже мелкие детали
     Сами в голову влетали,
     Словно сводки новостей.

     Муж жену в объятьях тискал,
     Говорил ей нежно: «Киска!»,
     Сам при этом думал хмуро:
     «И зачем мне эта дура?»
     А жена шептала: «Милый!»,
     Грустно думая: «Ну да,
     Леву, Вову упустила,
     Вот и мучайся, балда».

     Вдоль по липовой аллее
     Шел с учительницей класс.
     «Крокодилы, бармалеи,
     Волю дай – прибила б вас!» —
     И подобных мыслей много
     В голове у педагога.
     А невинные детишки
     Вот что думали о ней:
     «Помесь крысы и мартышки,
     Всех страшней и всех вредней!»

     Аты-баты, аты-баты,
     Стали плакать телепаты:
     «Эти мысли, словно пули,
     К нам летят от всех людей.
     Мы от них бы ускользнули,
     Но не можем, хоть убей.
     Точно тысячи иголок
     Нам впиваются в мозги.
     Где ты, врач-телепатолог?
     Как-нибудь нам помоги!»

Из разговора с зомби

     У меня приемник в пломбе,
     Кто-то шлет команды мне.
     Превращаюсь ночью в зомби,
     Ем прохожих при луне.

     Вот спасибо, врач зубовный,
     Добрый доктор Цукерблат.
     Экономлю я свой кровный
     Очень маленький оклад.

     В супермаркет не хожу я,
     Жаждой пищи обуян:
     Съем поддатого буржуя —
     Вот уже и сыт, и пьян.

     И у вас мала зарплата?
     Жить, как я, хотите вы?
     Извините. Цукерблата
     Скушал я вчера. Увы.

В автобусе

     Вот девушка с мобильным телефоном
     Воркует что-то голосом влюбленным,
     В ответ из трубки каплет чистый мед.
     Вот тетенька в мохеровом берете
     Мозги буравит некоему Пете,
     Сжимая телефон, как пулемет.

     Вот юноша – не бледный, а румяный —
     Беседует с невидимой Татьяной,
     Цензурою отнюдь не отягчен.
     Вот бабушка, с трудом нашарив трубку,
     Вопит, что порчу навели на Любку,
     Приправив суп толченым кирпичом.

     Вот дедушка с ухмылкою сенильной
     Плюется ядом в телефон мобильный,
     Паденье нравов кроя и кляня.
     Вот дядька в ореоле алкоголя
     Всю душу изливает брату Коле,
     А брызги той души летят в меня.

     Дитя с прелестной внешностью Амура
     Щебечет в телефон: «Наташка – дура!
     И Катька – дура! И Лариска – ду…»
     Малявка-пинчер в трубку лает тонко,
     Ругает кошка блудного котенка,
     Хомяк звонит соседу-какаду.

     Плоды прогресса – это так прекрасно,
     Мы пользуемся ими ежечасно,
     Без новых технологий – как без рук.
     Но мне дороже всех изобретений,
     Которые родил великий гений,
     Мой старый плеер, мой облезлый друг.

     Как короток и прост к блаженству путь —
     Могу я уши музыкой заткнуть.

До самой сути

     Дойти до сути дела каждый рад,
     А мне до сути слов дойти охота.
     Ну вот, к примеру, взять «партаппарат» —
     Ведь это слово означало что-то?

     Я в этимологический азарт
     Вхожу, как в транс, – ох, выйти бы обратно…
     И аппарат по производству парт
     Мне видится… и сразу все понятно!

     Узнать хочу я, что нарвал нарвал
     (И написать поэму о нарвале),
     Где порт, куда художник приплывал,
     В чью честь французы портмоне назвали.

     Кто выдумал таблетки «папазол»?
     Сынок, доведший папу до кондрашки?
     Не знать таких простых вещей – позор,
     Но к знаниям пути порою тяжки!

     А иногда ответ предельно прост:
     С дипломом врач зовется диплодоком,
     Компостер – тот, кто делает компост…
     Но что блокбастер может сделать с Блоком?

Признание

     Хочу признаться честно, без прикрас,
     Хоть, может, мне признанье повредит:
     Меня не беспокоит Гондурас —
     Не чешется, не колет, не зудит.

     Не знаю, что там ест простой народ
     И как дела там с загрязненьем рек,
     Вкусна ли брюква и рогат ли скот…
     Я черствый, равнодушный человек.

     Мне все равно, творят ли там намаз
     Или читают перед сном псалмы.
     Меня не беспокоит Гондурас.
     А я – его. И значит, квиты мы.

Предчувствия

     Мне жить на свете очень тяжело,
     Поскольку постоянно жду подвоха.
     Ведь раз с утра все хорошо пошло,
     То к ночи непременно будет плохо.

     Не отключили воду, свет и газ.
     Погода так пугающе прекрасна,
     Что явно ураган идет на нас…
     Я выхожу, но чувствую: опасно.

     Коллега комплиментом тычет в нос —
     Ну точно козни строит за спиною!
     Зарплату вдвое увеличил босс —
     Работы, значит, будет больше втрое.

     В автобусе водитель очень мил.
     Билет – счастливый. И народу мало.
     Томиться ожиданием нет сил!
     Ну где же гадость? Где она застряла?

     Мне дома улыбается родня,
     Не подгорели вкусные котлеты.
     И это – нет сомнений у меня —
     Грядущих неприятностей приметы.

     Случиться точно что-нибудь должно!
     Я сплю. Будильник тикает на стуле.
     Паршивый сон мне снится. Вот оно!
     Предчувствия опять не обманули.

Попытка лирики

//-- (Обрывок) --//

     Нет, сколько в скепсис ни играй,
     А лирик дремлет в каждом…

     Какой хорошенький трамвай
     С начинкою из граждан!
     Какой густой телесный лес
     Шумит-гудит в вагоне!
     Какой мыслительный процесс
     Струится в каждой кроне!
     Как он, наверное, богат
     Жемчужинами смысла!

     И только местный телепат
     В углу вздыхает кисло…

Мысли при чтении состава
ополаскивателя для волос производства «Schwarzkopf{Schwarzkopf – черная голова (нем.).}&Henkel»

     Какая волшебная штука – глицерилстеарат,
     Когда с пропиленгликолем
     он в должной пропорции смешан.
     На тридцать процентов ярче волосы заблестят
     (Не примите за блеск сияние первых проплешин).

     Скребла для нас по сусекам Черная Голова,
     Линелоол в котелке побулькивал с цетеаретом-20.
     А рядом прилежный Хенкель сидел и писал слова,
     Чтоб потребитель зловредный не мог ни к чему
     придраться,

     Чтоб не чесал в затылке, думая: что за состав?
     (Неукрепленные волосы вычесать можно с корнем.)
     А вздохнул с облегченьем:
     «Натрий метилпарабен, изопропилмиристат…» —
     И сразу стал расточительным, доверчивым
     и покорным.

     Надежно гидролизован весь протеин молочный.
     Итак – к красоте и здоровью
     решительный марш-бросок!
     Лишь слово «вода» смущает – разбавили гады, точно!
     А мы покупать привыкли лишь стопроцентный сок.

Страус отправляется в полет
зоопарк для взрослых

Про ленивцев

     Ленивцам очень нравится лениться.
     Ленивцам лень ухаживать, жениться.
     В их жизни невозможно размноженье —
     Движенья вызывают отторженье.
     И как их род не вымер по сей день?
     А просто вымирать им тоже лень!

Зубная быль

     Считается, что люди первобытные,
     Конечно, чистить зубы не могли.
     Но мне известны факты любопытные
     Из жизни древних жителей Земли.

     За сведения эти, без сомнения,
     Ухватится любой научный фонд.
     Так вот. Вблизи любого поселения
     В те годы мирно пасся пастодонт.

     Огромный зверь на мастодонта смахивал,
     Но был куда полезнее, чем он.
     Из хобота по капельке вытряхивал
     Зубную пасту этот древний слон.

     Она не превращалась в лед на холоде,
     Не расплавлялась в самый сильный зной.
     Как на огромном тюбике, на хоботе
     Названье пасты значилось зубной.

     Но вот какое? Путаю все время я…
     Могу открыть вам небольшой секрет:
     Его поможет вспомнить только премия!
     Вы поняли, «Колгейт» и «Бленд-а-мед»?

     Короче, тот, кто больше денег даст,
     Получит титул «Прародитель паст».

//-- * * * --//

     Очаровала Мурка Котофея,
     Мурлыкнул он: «Какая красота!
     Ах, милая, вы просто котофея —
     Ну то есть просто фея для кота!»

Змей

     В небесах удивительный змей —
     Не игрушечный он, не бумажный,
     Но решительный, очень отважный —
     От змеи улетел он своей!

     «Как сумел ты, – спросил его стриж, —
     Разогнаться до скорости звука?!»
     «Да жена, понимаешь, гадюка.
     Тут со скоростью света взлетишь!»

О зайцах робких…

     Заяц в трусах и в шляпе
     Робко стоит на трапе,
     Льнет к стюардессе:
     – Тетя!
     Зайцем меня возьмете?

     – Зайцем везем удава.

     – Он не имеет права!
     Пусть-ка билет предъявит!

     – Тише! А то удавит.

     Зайцами лев и львица —
     Их экипаж боится.

     Зайцем индийский слон —
     В гневе опасен он.

     Взяли мы бегемота —
     Ссориться неохота,
     Тигра и волчью стаю.
     Да что я с тобой болтаю?!

     Вот тебе мой ответ:
     Зайцам здесь места нет!

…и неробких

     Матерый заяц Емельян Кузьмич
     Писать недавно взялся мемуары
     О том, какая встарь водилась дичь —
     Бизоны, крокодилы, ягуары.

     «Я шел на них с копьем наперевес,
     С дубиной, пистолетом, арбалетом,
     А после щедро угощал весь лес
     То ростбифом кровавым, то паштетом».

     Смеются внуки: «Заливаешь, дед!
     У нас в лесу какие крокодилы?
     Волков и лис и тех в помине нет.
     Ну, может, лоси. Парочка от силы».

     «Еще раз объясняю, молодежь:
     Всех истребил я! Ну и что неясно?
     Меня бы понял и покойный еж.
     Да… Вот ежа я, кажется, напрасно…»

О жизни

     У кенгуру на животе
     Карманчик.
     Сидит там в полной темноте
     Тушканчик.
     Зачем и как попал туда —
     Не знает.
     Такая в жизни ерунда
     Бывает.

//-- * * * --//

     Судьба несправедлива к черепашке —
     Никак из дома не уйти бедняжке!
     Спешит она, пыхтит – скорей, скорей!
     А обернется – дом опять при ней!
     Сказали ей две юные улитки:
     «Оставь ты эти глупые попытки!
     Природе будь за домик благодарна,
     С тобой всегда он – это же шикарно!
     Ведь на вопрос папаши и мамаши
     «Ты где всю ночь болталась, горе наше?»
     Сказать ты можешь, улыбнувшись мило:
     «Из дома я совсем не уходила!»

Неправильный дракон

     Познакомьтесь, это Хлон.
     Он неправильный дракон.

     По драконскому закону
     Полагается дракону
     Кушать девушек красивых,
     Пожирать богатырей,
     Есть коней золотогривых,
     Уплетать лесных зверей.

     Хлон капризничает, хнычет:
     «Не хочу богатырей
     И другой скандальной дичи.
     Мне бы тыкву, сельдерей.

     Я люблю чеснок, арбузы
     И початки кукурузы,
     Помидоры, авокадо,

     Съесть могу их очень много.
     Только девушек не надо!
     У меня от них изжога».

     А крестьяне сел окрестных
     Всех драконов уважают.
     Им еду приводят честно,
     После новую рожают.

     Презирают только Хлона,
     Несолидного дракона:
     «Значит, девушек не надо?
     Значит, брезгуешь, злодей?
     Мы тебя научим, гада,
     Уважать простых людей!»

     И первейшую красотку
     Всем селом пихают в глотку.

Аморальная басня

     Один стрекозлик молодой
     Летал беспечно над водой.

     Он лето красное пропел,
     Он обожал веселье!
     Другой бы просто опупел
     От лени и безделья,
     А этот так бы и завис,
     Но вдруг зима – какой сюрприз!

     Озера затянуло льдом,
     Кругом буянит вьюга.
     Стрекозлик к муравьихе в дом
     Стучит: «Спасай, подруга!»

     И муравьиха стрекозла
     Сейчас же в дом впустила,
     Его пригрела, как могла,
     Нектаром угостила.

     Потом варить помчалась щи,
     Готовить гостю плов.

     Мораль, читатель, не ищи.
     Прости. Я не Крылов.

В этом доме

     В этом маленьком пыльном доме
     Есть ничейность плохих отелей.
     Мышь сварливо шуршит в соломе,
     Приготовленной для коктейлей.

     На балконе живет улитка,
     Пишет книгу про скорость света.
     В мокрой ванне дрожит открытка.
     В пестрой тапке лежит конфета.

     Мокнут тряпки, и в этой груде
     Вызревает икринок стая.
     Ночью в доме бывают люди,
     Не вживаясь в дом, не врастая.

     Остается монетка, нитка,
     Нотка, буковка, запятая.
     Да, конфетка. Ну да, открытка.
     Мышь весь день ворчит, подметая.

О разных полетах

     Пчелка отправляется в полет,
     Телефончик сотовый берет:
     По нему звонит в родимый улей
     И в него же складывает мед.

     Шляпа отправляется в полет,
     Миг – и прямо в лужу упадет:
     Только-только станет самолетом —
     И сейчас же превратится в плот.

     Страус отправляется в полет,
     Но кричит ехидно бегемот:
     «Ты же нелетающая птица!»
     Страус плачет и домой идет…

Чижики и пыжики

     Дремал уютно Чижик-Пыжик.
     Он выпил рюмку или две,
     Съел на закуску дивный рыжик
     И растянулся на траве.

     Но тут явился просто Чижик
     Во фраке, с тростью, при часах,
     И замахнулся: «Получи же
     За все, несчастный вертопрах!

     Хоть все мы, крыл не покладая,
     Вьем гнезда и растим птенцов,
     О нас идет молва худая
     Из-за таких вот подлецов.

     Мол, все чижи – образчик лени,
     Сплошная пьянь и шантрапа…
     Эй, слушай… Там к тебе олени!
     Гляди-ка, целая толпа!»

     И впрямь: рогами машет стадо,
     Подняв неслыханный галдеж,
     Все требуют им выдать гада,
     Что осрамил их молодежь —

     О пыжиках молва плохая
     Сбивает с толку весь народ,
     Мол, пьют они, не просыхая.
     А ведь они – ни капли в рот!

     Чиж, услыхав все это, тут же
     Решил вмешаться в разговор:
     О том, кому живется хуже,
     С оленями затеял спор.

     А Чижик-Пыжик на полянке
     Проспал весь этот тарарам
     И, выспавшись, пошел к Фонтанке,
     Чтоб там принять еще сто грамм.

Птичку жалко

     Вот сидит на ветке филин,
     Он напудрен и намылен,
     Он раскрашен и подстрижен,
     Он расстроен и обижен,
     Он растерян и напуган,
     Он облаян и обруган.
     Хоть бы кто-нибудь признался,
     Кто над птичкой надругался!

Тогда и сейчас

     Когда тигры были саблезубы,
     Как легко им было править миром!
     Только тихо рыкнешь: мол, козу бы…
     И коза сама бежит. С гарниром.

     Нынче полномочия ослабли,
     Обнаглело фирменное блюдо,
     Блеет: «Миль пардон, а где же сабли?»
     И гарниром чавкает, паскуда.

//-- * * * --//

     Ворчит щекастый хомячище,
     Жуя хурму и сельдерей:
     «Во всем лесу у нас не сыщешь
     Приличных, правильных зверей.

     Кроты давно под нас копают,
     Ласкают ласки всех подряд.
     Жирафа все молчит… Тупая!
     Драконы дракою грозят.

     Хвостами так и крутят лисы
     Перед медведем и бобром,
     А нутрии – ну просто крысы,
     Я это чувствую нутром!

     Гиены злобны и упрямы,
     И муравьедлив муравьед.
     Достойной жизненной программы
     Ни у кого в помине нет.

     Лишь я – серьезный, увлеченный —
     Их повести бы к счастью мог,
     Я – скромный практик и ученый —
     Едолог, едовед, едок!»

Благими намерениями…

     Сидела на ветке печальная крыса,
     Случайно ее увидала актриса.
     Она пропищала: «Прэлэстный тушканчик!»
     И тут же ее посадила в карманчик.
     Она угостила ее абрикосом,
     Почистила дома большим пылесосом,
     И крыса, от страха тихонько икая,
     Подумала: «Господи, дура какая!»

Крылья

     Два у ангела и шесть у серафима,
     А у этой все всегда по жизни мимо,
     И природа ухмыльнулась и дала
     Ей четыре восхитительных крыла.
     Да, прелестна. Да, воздушна – спору нет,
     Но с гримасой «Стрекоза! – ворчат ей вслед, —
     Нам ли знаться с этой барышней пустою!» —
     И исходят муравьиной кислотою.

Про сказочные цвета
из рассказов девочки Лельки, которую на самом деле зовут Маргарита

Про имя и скелет

   Когда мама с папой узнали, что у них родится девочка, они сразу решили, что назовут ее Лелькой. Так меня заранее и звали, даже до того как я родилась. А когда надо было получать свидетельство о рождении, вдруг вот что выяснилось: оказывается, мама считала, что Леля – это Елена. И хотела меня назвать в честь своей первой учительницы. А папа был уверен, что Леля – это Ольга. Так звали его первую школьную любовь. И он в честь нее меня назвать хотел. Стали мама и папа спорить и даже ссориться, все никак не могли решить, кто же важнее – первая любовь или первая учительница. В конце концов назвали меня Маргаритой. В честь соседки, которая их помирила.
   Маргарита – имя неплохое. Говорят, означает «жемчужина». Только вот называют меня все по-прежнему Лелькой. Поэтому когда кто-то посторонний спрашивает, как меня зовут, я начинаю путаться или просто молчу: каждый раз не могу решить, что лучше сказать. И тогда все думают, что никакая я не жемчужина, а самый настоящий тормоз. Из-за этого меня даже не приняли в кружок настольного плавания. Там нужна быстрая реакция, а тренер решил, что я соображаю плоховато.
   Но на самом деле я сообразительная. И уже сообразила: если я при приеме в школу буду так же тормозить, может, меня туда не возьмут? Это было бы здорово, потому что в школу я идти боюсь. Из-за того что у меня буквы кривые. Приду – и сразу двоек наполучаю. С другой стороны, там и интересного много, мне девчонки рассказывали. Например, в кабинете биологии есть настоящий скелет. Одни говорят, что это скелет первого директора школы. Он его подарил кабинету биологии, а сам ушел странствовать по свету. А другие уверены, что это скелет шпиона, которого задержали ученики пятьдесят лет назад. Шпиона забрали в милицию, а скелет подарили школе.
   Еще в этом же кабинете есть попугай, который читает стихи. Старшеклассники все время пытаются его перетащить в кабинет литературы, спрятать под партой и заставить отвечать на уроках. Но попугай скучает по шпионскому скелету и всегда улетает обратно.
   Конечно, на все это я хочу посмотреть своими глазами. А значит, наверное, все-таки придется пойти в школу. Поэтому каждый вечер перед сном я повторяю: «Я Маргарита, Маргарита, Маргарита». А с буквами, может, справлюсь как-нибудь.

Про кошек и географию

   В воскресенье мы с родителями ходили на выставку кошек. По-моему, все кошки ужасно красивые: и пушистые, и короткохвостые, и вислоухие, и голые кошки-сфинксы. Конечно, люблю я только нашу Булку, но нравятся мне все! И названия у кошачьих пород тоже такие красивые! Волшебные и сказочные, только не очень понятные… А когда мне что-то непонятно, я всегда пытаюсь разобраться.
   – Пап, – спросила я, когда мы возвращались с выставки, – а почему сиамские кошки так называются?
   – Потому что эта порода появилась в королевстве Сиам.
   – А что за королевство такое? Я никогда не слышала.
   – Это ты только думаешь, что не слышала. Видела рекламу: турфирмы путевки в Таиланд предлагают? Вот Таиланд раньше и назывался Сиамом.
   А… у-у… угу.
   Таиланд – это уже звучало не так загадочно. Хотя тоже ничего.
   – А персидские кошки из Персии, да?
   – Ну-у… да. Только такой страны сейчас тоже нет. Она теперь называется Иран.
   Иран – это было совсем не сказочно. Про Иран иногда по телевизору говорят, когда про всякую скучную политику рассказывают.
   – А абиссинские кошки? – я уже не надеялась, что где-то есть страна с чудесным названием Абиссиния. Так оно и оказалось!
   – Абиссинские – из африканской страны Абиссинии. Сейчас она зовется Эфиопией.
   Я решила больше ни про какие породы не спрашивать, чтобы еще больше не запутаться и не разочароваться. Но тут мы как раз пришли домой. Там нас встретила наша родная кошка Булка.
   – Мяу! – возмущенно сказала она. – Где шлялись столько времени, родственнички? Почему от вас чужими кошками пахнет? А кормить меня сегодня кто-нибудь собирается?
   Бабушка с дедушкой в этот день ушли в гости, и бедная Булка сидела дома одна. Я побежала ее кормить, а мама – разогревать наш человеческий обед.
   – Ой, – сказала я, когда мы сели за стол, – а Булка-то у нас, кто? Какой породы?
   – Разве ты не помнишь? – удивилась мама. – Наполовину ангорская, наполовину сибирская.
   – А страны Ангорию и Сибирию во что сейчас переименовали?
   – Ну ты географ у меня! – Папа расхохотался, и изо рта у него выскочил фонтанчик супа. После этого папа долго кашлял, охал, бегал пить воду и умываться. А вот нечего надо мной смеяться!
   Прокашлявшись, он рассказал:
   – Город Анкара, столица Турции, раньше назывался Ангора. Ангорские кошки – оттуда. Ну и Сибирь, конечно, тоже не страна – это часть России за Уральскими горами. Никто ее не переименовывал и, надеюсь, не собирается. А я ведь там был – на реке Лене. Ох и красивые там места, но суровые, тайга кругом…
   Теперь я чуть не поперхнулась:
   – Это что, у реки имя человеческое – Лена?! Ее как мамину подружку тетю Лену зовут?
   – Ага, – кивнул папа. – А может, не у реки имя человеческое, а у тети Лены географическое. Да у нашей мамы, кажется, все подружки географические! – Папа совсем развеселился, но есть старался осторожно, плеваться гречневой кашей ему явно не хотелось.
   Я перебрала в уме маминых подруг. Много времени на это не понадобилось, их всего три.
   – Понятно. Значит, есть река Вика и река Соня.
   – Ну, рек таких я не знаю. А вот озеро Виктория в Африке и город София в Болгарии точно есть. Наверное, маминых географических подружек в их честь назвали!
   – Что-то ты сегодня разошелся, – хмыкнула мама, – тогда уж расскажи Лельке, что и папа у нее географический.
   – Э-э… ну… в общем, да. Как-то я не подумал. И правда, есть такой город – Владимир.
   Вечером папа сидел за компьютером – кажется, искал что-то в Интернете. Дедушка и бабушка смотрели телевизор, мама читала, а я легла спать. Но заснуть не получалось: я лежала и думала о том, какие везучие тетя Лена, и тетя Вика, и тетя Соня. И даже мой собственный папа! Это же так здорово, когда есть целый город или река с таким же именем, как у тебя. Эх, мне бы что-нибудь такое… Но трудно представить, чтобы кто-то дал городу или озеру название Леля. Одна надежда на мое полное имя – все-таки Маргарита звучит красиво. Может, кто-то где-то догадался назвать так хоть какую-нибудь деревеньку завалящую… или ручеек…
   – Лелька! – услышала я шепот. Папа тихонько вошел в мою комнату. – Идем, что-то покажу. Только не шуми, а то мама сердиться будет, что ты не спишь.
   Следом за папой я подошла к компьютеру.
   – Вот, смотри! Остров Маргарита.
   И я посмотрела. И смотрела, смотрела, смотрела – не могла оторваться. Синие-синие волны, зеленые-зеленые кактусы. А еще лодки, холмы на берегу, закат над морем и пальмы, похожие на крылья больших птиц. Это был остров Маргарита. Мой остров.
   – Где это? Далеко, да?
   – В Карибском море. Все, иди спать, а то мама нас застукает.
   Я пошла в свою комнату, хотя мне очень хотелось спросить, где оно, Карибское море, и долго ли туда ехать. Или плыть? Или лететь? Легла – и мне сразу же начал сниться сон. Я шла по острову, а вокруг был лес из пальм и кактусов. Из леса ко мне вышла рыжая абиссинская кошка.
   – Это тайга, – объяснила она, – ее вырастила тетя Лена.
   Дальше мы пошли вместе, и по дороге к нам присоединялись кошки – много-много: сиамские, ангорские, сибирские, персидские, бенгальские, балинезийские. Все вместе мы вышли к озеру, около которого стояла табличка «Озеро Виктория». По нему плыла лодка. На берегу рос финиковый кактус, а рядом стояла мамина подруга тетя Соня и пыталась нарвать себе фиников, но все время натыкалась на колючки. Она обиженно посмотрела на нас и спросила:
   – Где шлялись столько времени, родственнички? Кормить меня сегодня кто-нибудь собирается? У нас в Болгарии в это время принято завтракать!
   Но я не успела ей ответить, потому что в этот момент лодка причалила к берегу, и из нее вышел кот-сфинкс. Он протянул мне лапу и представился:
   – Владимир.
   – Маргарита, – ответила я, не раздумывая ни минуты. Сразу ясно было, что тут Лелькой представляться несолидно.
   – Добро пожаловать на твой остров, прекрасная Маргарита, – важно сказал кот Владимир. А все кошки завопили «Ура!», замяукали и зазвенели. Они звенели все громче, громче и громче…
   – Леля, ты чего трубку не берешь? – закричала бабушка. – Я тут на кухне вожусь, думала ты к телефону подойдешь. Ох, а ты еще и не проснулась? Вставай, проспишь все на свете!
   Бабушка сняла трубку, а я вскочила и побежала умываться. Вовсе я не хотела проспать все на свете – особенно теперь, когда я знала, что где-то в Карибском море у меня есть свой остров. Остров Маргарита.

Про пугалки

   – Если не будешь чистить зубы, – говорит мне дедушка, – они начнут желтеть, как… как… – он, похоже, не может придумать, как именно начнут желтеть мои зубы.
   – Как осенние листья! – приходит ему на помощь бабушка.
   – Да, как осенние листья! – радостно подхватывает дедушка. – И так же начнут опадать. То есть выпадать. Вот одна девочка не чистила зубы, они у нее стали желтыми, а половина выпала.
   До чего же они любят пугать! Наверное, им кажется, что я так лучше понимаю.
   – Если не будешь вовремя стричь ногти, они превратятся в самые настоящие когти, как у льва! – говорит бабушка, сделав страшные глаза. – Одна девочка сначала не стригла ногти, потому что ленилась, а теперь уже и не может это сделать, потому что они превратились в твердые крючковатые когти!
   Я понимаю, что это просто пугалки, но мне все равно как-то не по себе. А когда я иду куда-нибудь с другой моей бабушкой, она все время делает мне замечания:
   – Не вертись! Не прыгай! Не ребенок, а мартышка какая-то! Вот одна девочка так же вертелась, и у нее хвост вырос, как у мартышки.
   Интересно, это они все про одну девочку говорят или про разных?

   Я очень люблю ходить в гости к прабабушке. У нее столько всяких необычных старых вещей, миллион шкатулочек, коробочек, сумочек, а в каждой сто миллионов интересных мелочей: брошки, пузырьки, старинные пуговицы, бусины, пудреницы, открытки, ленточки… Каждый раз мне хочется всюду заглянуть и еще раз все рассмотреть.
   Прабабушка не возражает, по-моему, ей приятно, что мне нравятся ее сокровища. Но она все равно ворчит на всякий случай:
   – Вот ведь любопытная! Гляди, вырастет нос длинным-предлинным, если будешь его всюду совать.
   – Одна девочка всюду совала свой нос, и он у нее вырос, как у Буратино?
   – Видишь, сама все знаешь!
   Тут прабабушкина соседка Тамара Васильевна, которая как раз сидит у нее, вдруг говорит:
   – А у тех, кто врет, вырастают рога.
   – Это ты к чему? – Прабабушка неодобрительно смотрит на Тамару Васильевну. – Леленька у нас никогда не обманывает.
   – А я что? Я ничего! Леленька, конечно, никогда! Я ж разве сомневаюсь? Что ты, что ты! А вот одна девочка…

   В субботу мы отправляемся с мамой и с папой в магазин. Вернее, это они идут в магазин, а мне там делать нечего: что за интерес смотреть на всякие обои и раковины? Поэтому мне разрешают остаться на лавочке возле магазина. И тут я вижу, что там уже сидит девочка. Очень странная девочка. У нее длинный-предлинный нос, а на голове маленькие аккуратные рожки. На руках у девочки большие когти – сразу видно, острые! Из-под платья виден хвост – ничего так, симпатичный. С таким хвостом и когтями здорово, наверное, по деревьям лазить.
   – Ой, – говорю я, даже не успев подумать, слова сами выскакивают, – ты что, все время вертишься, врешь и суешь всюду нос?
   – Да нет, – тяжело вздыхает девочка, и я вижу, что зубы у нее желтые-желтые и их явно меньше, чем должно быть, – не чаще, чем другие.
   – Но ты, наверное, никогда не чистишь зубы и не стрижешь ногти?
   – Чищу и стригу, – уныло отвечает девочка. – Стригу и чищу. Ну, забываю, иногда, но ведь все иногда забывают… Просто я очень впечатлительная, понимаешь?
   В этот момент из магазина выходит тетенька. Она подходит к нам и говорит девочке:
   – Пойдем, горе мое луковое.
   И тут я вижу, как у девочки на макушке – прямо посередине между рожками – начинают расти ярко-зеленые луковые перья. Мама уводит свою луковую девочку, а я стою, разинув рот, и смотрю вслед. Но мои родители тоже уже выходят из магазина, они там, похоже, ничего не выбрали. Они берут меня за руки, и мы идем в противоположную сторону. Я все время оглядываюсь.
   – Хватит оборачиваться! – говорит мама. – А то сейчас голова отвалится.
   Как хорошо, что я не впечатлительная!

Про морковку

   Бабушка у нас человек увлекающийся – это про нее папа так говорит. Она каждый раз увлекается каким-нибудь новым продуктом, объявляет его самым полезным на свете и начинает всех им кормить. То это свекла, то печеная картошка, то творог, то лук, то чернослив, то морская капуста. Маме с папой и дедушке хорошо, они на работу убегут, и бабушка их ни с какой свеклой не догонит. А мне за всех отдуваться приходится.
   Недавно у бабушки закончился тыквенный период и начался морковный. Она стала каждый день заставлять меня съедать жуткое количество морковки. Сказала, что от этого я буду быстрее расти. Сначала я терпела: морковка – это все-таки не лук. Но потом поняла, что не могу больше съесть ни кусочка. Да и вообще, зачем мне расти быстрее? Мне и так хорошо. Я подумала, что если кому и надо подрасти, то это нашему дворовому песику Малышу. Он очень ласковый и симпатичный, светло-рыжий с коричневыми пятнами, но такой маленький! Его любая кошка, любая ворона может обидеть. Я стала потихоньку выносить всю свою морковку Малышу, и он с удовольствием ел.
   Скоро я заметила, что щенок стал очень быстро расти. Особенно вытянулись у него лапы и шея. Для того чтобы взять морковку из моих рук, ему теперь приходилось низко-низко наклонять голову, сгибая длинную шею. Однажды, когда я в очередной раз пришла покормить его, Малыш сказал:
   – Спасибо тебе, Лелька. Больше морковку мне не носи. Я превратился в жирафа и теперь уйду в Африку к таким же жирафам, как я.
   – А как ты доберешься? Ведь Африка далеко.
   – Ничего, дойду. Ноги у меня длинные. Прощай.
   Я обняла Малыша, погладила его пятнистую шкуру.
   – Осторожнее в пути. Берегись охотников.
   Домой я поднималась в очень невеселом настроении. Я, конечно, рада была за Малыша, что он вырос и стал жирафом. Наверное, в Африке ему будет хорошо, он больше не будет дрожать от холода и страха. Но ведь я буду по нему скучать. И потом, кому я теперь стану скармливать морковку? Других бездомных собак в нашем дворе нет, только черная кошка Муха, красивая и бестолковая. Вряд ли она будет есть морковку. Неужели мне придется все съедать самой?!
   – Леля! – радостно встретила меня бабушка, – какую я сейчас передачу смотрела! Там врач выступал, солидный такой, сразу видно – хороший специалист! Он сказал, что надо есть как можно больше вареной рыбы! Это полезно для умственного развития. Теперь ты у меня будешь два раз в день есть рыбу.
   «Ну что, Муха, – подумала я, – недолго тебе бестолковой оставаться».

Про настоящую женщину

   Тетя Лера к нам приходит не очень часто. Нельзя сказать, что они с мамой подруги, просто учились вместе и иногда встречаются. Папа не особо любит, когда она приходит.
   – О, опять настоящая женщина нас решила осчастливить своим визитом, – морщится он каждый раз, когда тетя Лера звонит и сообщает, что придет к нам в гости.
   – Да ладно тебе, Валерка хорошая, просто такая… ну… ну такая, в общем, – мама не может найти слов, чтобы описать тетю Леру. Да и не надо их искать. Мы и так ее хорошо знаем.
   И вот тетя Лера приходит вместе со своим сыном Стасиком, оглядывает маму с ног до головы и возмущается:
   – Что это на тебе надето! Настоящая женщина никогда не будет ходить в таком виде!
   Я тут же надуваюсь. Мне очень нравится одежда, которую мама носит дома: футболка с сумасшедшим зайцем и штаны – яркие, полосатые, как будто их из радуги сшили. Вот интересно, в чем тетя Лера дома ходит – в вечернем платье?
   А мама вроде не обижается. Она сажает всех пить чай, ставит на стол вазочку с конфетами и блюдо с пирожными. Тетя Лера неодобрительно качает головой:
   – Удивительно, что ты себе позволяешь. Конфеты! Пирожные! Настоящая женщина постоянно должна себя ограничивать.
   Мама расставляет чашки. Тетя Лера перехватывает ее руку и начинает внимательно разглядывать.
   – Когда ты последний раз делала маникюр? Настоящая женщина должна делать его регулярно. Ре-гу-ляр-но!
   Тетя Лера вытягивает руки и показывает всем свои ногти – длинные, острые, ярко-оранжевые. Как будто у нее к пальцам приделано десять маленьких морковок. Еще на ногтях нарисованы какие-то листики – наверное, это морковная ботва. Непонятно, как тетя Лера с таким маникюром чистит картошку. Или ту же морковку. Может, прямо ногтями соскребает кожуру? Мне очень хочется ее об этом спросить, я сижу и раздумываю, удобно это или нет, но тут мама говорит:
   – Лелька, бери Стаса и идите в твою комнату, чего вам тут наши скучные разговоры слушать?
   Мы так и делаем. Со Стаськой всегда интересно. Он совсем не такой, как его мама. Хотя он уже большой, во втором классе, он никогда не выпендривается. Он очень много знает и всегда что-нибудь рассказывает. В этот раз он говорит, что решил построить космический корабль и улететь путешествовать. А сейчас занимается научными исследованиями – выясняет, какие материалы подходят для постройки корабля. Вот это да! Все серьезно, не как у какой-нибудь малышни.
   – Вот ты знаешь, почему не разрешают в микроволновку металлические предметы ставить?
   – Почему?!
   – Я догадался! Потому что под воздействием волн металл меняет свои свойства. Космические корабли из такого металла могут развивать огромную скорость! Но ученые же не хотят, чтобы все об этом знали, а то представляешь, что будет, если все космических кораблей настроят? Но я раскрыл их секрет. Буду понемножку облучать всякие железки. Еще двигатель нужен. У нас старый пылесос есть – думаю, подойдет. Там такая тяга – ух!
   Стаська еще долго рассказывает про свой будущий корабль, потом мы играем в шашки, а я все время думаю: «Если бы тетя Лера была моей мамой, я бы, наверное, тоже постаралась куда-нибудь в космос сбежать. Хоть на пылесосе».
   Но когда гости уже прощаются в дверях, Стасик вдруг говорит:
   – Мам, правда же я построю космический корабль и мы с тобой вместе полетим исследовать другие планеты?
   Мы с папой даже рты открываем от удивления. Вот, думаю, тетя Лера ему сейчас скажет! А она важно так кивает и говорит:
   – Конечно! Настоящая женщина обязательно должна слетать в космос. На настоящем космическом корабле. А главное – с настоящим мужчиной.
   При этих словах она обнимает Стаську и прижимает к себе.
   Они уходят, а мы с папой так и остаемся стоять с разинутыми ртами. А мама говорит:
   – То-то!
   И идет убирать посуду.

Про египтян

   Мы сейчас с родителями отдыхаем в Египте. Мне здесь очень нравится, и не только из-за моря и пальм. Самое главное, что египтяне мне все время задают вопрос: «Как дела?» А дома меня не очень часто об этом спрашивают. Я так обрадовалась, что кому-то интересно про мои дела слушать! Вчера мы зашли в магазинчик: мама хотела купить бабушке фарфоровый чайник с царицей Нефертити. Там дяденька-продавец, как увидел меня, сразу спросил по-русски: «Как дела?» И я начала ему рассказывать. А мне было что рассказать!
   Про Никиту из двести четвертого номера, который подарил мне ракушку в виде кривого сердца. Он сказал, что настоящее сердце таким и бывает, а ровное – только на картинках.
   Про пирог с финиками, который нам давали на ужин. Я решила привезти домой косточку, вырастить пальму и подарить бабушке, чтобы она собирала финики и пекла такие же пироги.
   Про факира, который выступал вечером. Он ходил по стеклу и глотал огонь, а Никита из двести четвертого номера сказал, что он тоже так умеет, только ему мама не разрешает.
   Про то, что я уже почти научилась плавать и скоро смогу доплыть до кораллового рифа. И увидеть там рыбу-бабочку, и рыбу-баночку, и рыбу-палочку, и рыбу-тапочку, и рыбу-шапочку, и рыбу-папочку, и рыбу-лапочку, и рыбу-лампочку…
   Договорить мне мама с папой не дали, потому что уже все купили. Очень-очень дешево. И чайник для бабушки, и кружку для дедушки, и еще много каких-то тарелок и вазочек с разными фараонами. Потом мы зашли в другой магазинчик, потому что папа захотел футболку – с фараонами, конечно. И там дяденька тоже закричал мне: «Как дела?» Тогда я подумала: «А что это я только свои египетские новости рассказываю? Наверняка всем интересно, что происходит у меня дома». И я рассказала!
   Про нашу кошку Булку – самую белую и самую пушистую кошку во всем доме, а может, в целом мире.
   Про скелет шпиона, который живет в школе.
   Про то, что финики у нас не растут, зато растет вишня, и в ней тоже есть косточки – только не длинненькие, а кругленькие. А вот в смородине косточки совсем крошечные. А в землянике еще мельче. А в чернике, кажется, их вообще нет. А в клюкве…
   В общем, и в этом магазине маме с папой все очень-очень дешево продали. И они не только папе купили футболку, но и всем родственникам и друзьям. А потом сказали, что продавцы готовы были все отдать даром, только чтобы не слушать больше про мои дела. Но я думаю, они ошибаются. Просто продавцам было очень приятно, что я так подробно ответила на их вопрос. При мне никто ни разу не отвечал. А ведь обидно?
   Сегодня мама задумчиво сказала:
   – Не купить ли нам папирус себе на стенку? А можно и не только на стенку. И не только себе. И не только папирус. Но это, конечно, если Лелька с нами пойдет.
   И я пошла. Хотя Никита из двести четвертого номера звал меня играть в дартс. Но ведь нам скоро уезжать, а я еще не успела рассказать египтянам про все свои дела.

Про музыку

   Моей прабабушке уже восемьдесят четыре года, но она живет одна. Ни за что не хочет переезжать ни к кому из детей и внуков, говорит, что и сама отлично справляется. Она и правда справляется, но только дома, а вот когда одна выходит на улицу, мы за нее все боимся. Потому что видит она уже не очень хорошо. Зато слух просто прекрасный – не только обычный, но и музыкальный, она же всю жизнь проработала в музыкальной школе. Дома она постоянно слушает Бетховена, Моцарта и других старинных композиторов. И все время ругает «эту современную музыку». Мама с папой ей пытались объяснять, что современная музыка тоже разная бывает, но она не верит. И еще говорит, что «эта современная музыка», если ее громко слушать, очень вредная для ушей, они начинают болеть, и вообще можно оглохнуть – и не на время, а насовсем!
   Недавно меня привели к прабабушке на целый день, ей же скучно одной. Мы пошли гулять в парк, сели на лавочку, а мимо нас, конечно, ходили люди. Туда-сюда, туда-сюда. И тут вдруг прабабушка говорит:
   – Вот, смотри, до чего эта ваша современная музыка человечество довела! Сколько народу идет и за ухо держится!
   – Ой, бабуля, ну ты даешь! Да они же по мобильникам разговаривают. Просто телефоны маленькие, и ты их не видишь, они ладонями прикрыты.
   – Да? – Что такое мобильные телефоны, прабабушка знает. Ей, кажется, стало обидно, что она оказалась не права. Но так просто она не сдалась. – А гляди, сколько людей со слуховыми аппаратами! И ведь молодые. Вон провода от ушей тянутся, их-то уж я хорошо вижу. Наслушались этой современной музыки и оглохли!
   – Бабу-уля! – Я чуть не лопнула от смеха. – Это же плееры у них!
   Оказывается, про плееры прабабушка даже не слышала. Я объяснила ей, что с их помощью можно где угодно слушать музыку – хоть «эту современную», хоть ее любимого Бетховена. А можно купить крутой мобильник, который одновременно будет и плеером: хочешь – звони, хочешь – музыку слушай. Бабуля с сомнением на меня смотрела и недоверчиво качала головой.
   На следующий день она мне позвонила.
   – Леленька, папа недавно интересовался, что мне на юбилей подарить. Так вот передай ему, пожалуйста, что я хочу мобильник с плеером. – Прабабушка немного помолчала и твердо добавила: – Крутой.

Про нехочучело

   Вообще-то меня считают послушной. И даже разные посторонние бабушки ставят меня в пример своим внукам. Я и правда чаще всего соглашаюсь с родителями. Да они же от меня всяких глупостей и не требуют! Ну… почти. Но иногда, довольно редко, на меня вдруг находит! Папа называет это приступами наоборотности. А мама говорит, что во мне просыпается нехочучело.
   В эту субботу погода была просто ужасная. Мне очень хотелось пойти погулять, но на улицу невозможно было нос высунуть. Не говоря уж обо всем остальном. Тогда я стала рисовать. Рисунок получался дурацкий. Я пыталась нарисовать корову с маленьким теленком. Но корова все время выходила похожей на диван с рогами. А теленок вообще ни на что не был похож. Я уже начала злиться, и тут ко мне подошла мама:
   – Пошли чай пить. С сырниками.
   – Не хочу с сырниками, – мрачно сказала я. – Хочу… хочу с колбасниками!
   – Доченька, ну пойдем! С вареньем, а? С черничным!
   – Не хочу с вареньем черничным, хочу с жареньем беличным!
   Тут вмешался папа:
   – Не хочешь – и не надо. Давай лучше новую книжку про животных посмотрим, которую тебе тетя Лина подарила. Смотри, книженция-то просто роскошная! А фотографии какие! Ну не куксись, ребенок. Давай про морских свинок, что ли, почитаем? Видишь, какие забавные?
   – Не хочу про морских свинок. Хочу про речных овечек!
   – Ну хоть на рыбу-иглу погляди!
   – Не хочу рыбу-иглу, хочу птицу-нитку!
   – Птицы-нитки что-то не видать, зато полюбуйся, какая чайка! – Папа продолжал листать книжку и, похоже, как раз дошел до птиц.
   – Зачем мне твоя чайка? Я чаек миллион раз видела. Вот если бы кофейка была!
   – А смотри, какой попугай!
   – Не нужен мне попугай! Мне нужен… мне нужен… порадуй мне нужен, вот!
   – Давай я тебя малиновкой порадую? Посмотри, какая красавица. Я и не знал, как она выглядит. И ты наверняка не знаешь.
   – Не хочу малиновку! Покажи клубниковку!
   – Вот клубниковки, как назло, ни одной нет. Зато, – папа снова полистал книгу и заглянул в какой-то другой раздел, – есть носорог! Пойдет?
   – Никуда он не пойдет! Не хочу носорога! Хочу этого… ротохвоста!
   – Хм… ротохвоста? Вот слон есть.
   – Не хочу слона! Хочу… хочу… хочу… – В голову ничего не приходило. И тут я вдруг поняла, что ужасно устала. Непонятно отчего. – Чаю я хочу. С сырниками. Можно, мам?
   – Фу-у-уф, – сказала мама.
   – Фу-у-у-у-у-у-у-уф, – сказал папа.
   – Пошли, – сказала мама.
   Я побежала за ней на кухню.
   – Мам, а из земляники варенье осталось?
   – Нет, – покачала головой мама, – только из мореники. Для морских девочек. Так что тебе не полагается. Садись, пей. – Она поставила передо мной чашку. – Соль я тебе уже положила.

Про весну

   У нас во дворе каша из воды и снега. Но воды все-таки больше, потому что весна. Весна-весна-весна! Я часа два бегала по двору, вот по этой самой каше, топала, брызгала, и это было так здорово, просто ух! В воздухе тоже получилась каша – из брызг и солнечного света. И мне казалось, что сама весна бегает со мной и ее золотисто-зеленое платье уже все мокрое от этих брызг! А еще мне казалось, что вместе с нами по новеньким лужам носятся три сына весны – март, апрель и май, обычные мальчишки, только очень веселые и совсем не вредные. Мне хотелось, чтобы у меня были такие братья. В голове что-то закружилось, забулькало, и я крикнула:

     У весны мокрое платье!
     А март, апрель и май – мои братья!

   И как будто радужный пузырик взлетел и затанцевал у меня над головой. Я скакала, спотыкалась и повторяла и повторяла эти строчки. А потом поняла, что мне надо срочно ими с кем-то поделиться. Во дворе никого не было, и я помчалась домой.
   Бабушка увидела меня и возмутилась:
   – Мокрая! Ты же вся мокрая! Срочно переодеваться!
   – У весны мокрое платье! А март, апрель и май – мои братья!
   – Что-о?
   – Бабушка, это стихи! Я стихи сочинила!
   И я еще раз выкрикнула свои строчки. Радужный пузырик плясал над моей головой. Дома наступила весна.
   Бабушка как-то странно примолкла, быстро помогла мне переодеться, выдала горячий чай с лимоном и взялась за телефон. Я подумала, что она будет звонить маме на работу и жаловаться, что ребенок совсем от рук отбился. Я ушла в свою комнату и закрыла дверь, но все равно было слышно, потому что бабушка всегда громко разговаривает. Только позвонила она совсем не маме, а своей подруге Марье Михайловне.
   – Маша! Ты не представляешь! Леля сейчас сочинила стихи! Да, стихи! Да, сама! Нет, ну что ты, никто ей ничего не подсказывал. Да, ей еще семи нет. Вот послушай.
   И она прочитала по телефону мои строчки. Я не могла понять, зачем это. А дальше стало совсем непонятно. После Марьи Михайловны бабушка стала звонить тете Рае, Анне Ивановне, Серафиме Григорьевне, тете Тане, тете Кате, еще кому-то, еще кому-то, еще, в общем, всем своим родственницам, приятельницам, подружкам и просто знакомым тетенькам. И всем читала про весну в мокром платье. До меня доносились ее слова:
   – Да, очень способная девочка. Ну конечно, я занимаюсь ее развитием, конечно! Ведь я же целый день с ней, я в нее столько сил вкладываю! И вот результат! Да-да, очень поэтическая натура!
   Мне стало как-то кисло. Ну вот как чай с лимоном, только невкусно. И мой радужный шарик тоже скис. После каждого бабушкиного звонка он все больше терял краски и сейчас стал уже совсем бесцветным.
   Постепенно все стали возвращаться с работы. Первым пришел дедушка. Я вышла с ним поздороваться, а бабушка, конечно, тут же кинулась с этими моими несчастными стихами. Дедушка сначала вообще не понял, что к чему, а потом сказал:
   – М-м-м-м… ну-у-у… мокрое платье. Как-то недостаточно поэтично… Что это, весна в лужу села, что ли? Про весну великие поэты писали великие стихи.
   Дедушка вдруг встал в какую-то неестественную позу и завыл:

     – О весна-а-а, без конца-а-а и без кра-а-ая,
     Без конца-а-а и без кра-а-ая мечта-а-а-а.

   Тут дедушка перестал подвывать и начал очень четко и отрывисто выкрикивать:

     – Узнаю тебя, жизнь! Принимаю!
     И приветствую! Звоном! Щита!

   На каждом слове он взмахивал рукой и делал шаг вперед, надвигаясь на бабушку.
   Бабушка очень неодобрительно смотрела на дедушкино выступление.
   – Распрыгался, – проворчала она, – щитом он звенит… вояка!
   – Это не я звеню. Это Блок звенит, Александр Александрович, великий поэт, между прочим. Леля, ты почитай, почитай его. Прежде чем свои стихи сочинять, надо с классикой познакомиться.
   Мой радужный – нет, совсем уже не радужный – пузырик перестал танцевать и печально завис у меня над головой. Раздался звонок в дверь. Пузырик испуганно дернулся. С работы вернулся папа. Бабушка тут же бросилась к нему.
   – Не надо! – крикнула я, но она, конечно, не услышала и уже вывалила на папу строчки про весну в мокром платье и моих бедных братьев.
   – Ну что ж, – сказал папа, – рифма неплохая. Вполне, вполне… А вот размер хромает, извини. Что ж у тебя первая строка короткая, а вторая длинная? Да и с ритмом проблемы. Надо нам с тобой стихосложение изучить, что ли, раз уж ты вдруг стихи писать надумала. А то нескладно получается.
   Папа пошел мыть руки и переодеваться, а я ушла к себе. Взяла какую-то книжку, но читать не получалось. Мой шарик-пузырик еще немного потрепыхался, плюхнулся на пол и растекся лужицей. Я забралась под плед, только нос иногда высовывала, чтобы немножко подышать. В голове у меня крутилось без остановки: «Не надо мне ничего! Не надо ничего! Ничего не надо!» Я сама не очень понимала, откуда взялась эта фраза и чего мне было не надо. Опять позвонили в дверь. Мама всегда с работы позже всех приходит. Сейчас бабушка и ей начнет… Я изо всех сил зажала уши. «Не надо мне ничего, ничего мне не надо, ничего!» Прошло несколько минут. Я почувствовала, что кто-то откинул плед с моей головы и легонько отвел мои руки, вцепившиеся в уши.
   – Ну ничего себе, – сказала мама, – я-то думала, ты моя дочка. А мы с тобой, оказывается, сестры!
   Я так удивилась, что села на кровати:
   – Почему?!
   – Так ведь март, апрель, май – и мои братья тоже! – Мама села рядом и обняла меня. – Я сейчас, – зашептала она, – по лужам пробежалась. Немножко. Только никому не говори!
   Радужный пузырик взлетел и затанцевал над нашими головами, переливаясь всеми цветами. Интересно, а маме он был виден?

Про друзей

   – Опять два часа висишь на телефоне! – сердится бабушка. – А вдруг мне кто-то позвонить хочет и не может пробиться?
   Ну все, если бабушка начала сгонять меня с телефона, разговор лучше прекратить, все равно покоя не даст. Я быстро прощаюсь и вешаю трубку.
   – Опять со своей Розой болтала?
   Я киваю.
   – Не понимаю я тебя, – говорит бабушка, – ну что за дружба такая телефонная? Если уж она так далеко живет, значит, дружи с кем-нибудь, кто поближе. Что, девочек в доме мало? Вон Настя какая всегда аккуратная, нарядная. А Даша какая умненькая! Чем они тебе плохи?
   Эх, ну как объяснить бабушке, что дружишь не с тем, кто рядом, а с тем, с кем дружится! Ну вот что делать, если с Настей мне скучно? Придешь к ней в гости, она вытащит целую кучу каких-то сумочек, косметичек, шкатулок и начинает оттуда вываливать лаки, духи, помаду, заколки, брошки, кулончики, брелочки, цепочки. И все это показывает, показывает, пока у меня перед глазами карусель не начнет крутиться. Нет, первый раз мне было интересно. А потом надоело. У Насти и разговоры все об одном:
   – Вот смотри: если я накрашу ногти этим лаком с блестками и лак для волос тоже возьму с блестками, а еще надену вот эти блестящие бусики и браслеты, на кого я буду похожа?
   – На новогоднюю елку, – честно отвечаю я.
   – Ничего ты, Лелька, не понимаешь! На принцессу я буду похожа.
   – Может, лучше поиграем во что-нибудь?
   – Да, давай играть! Давай я буду принцесса и буду собираться на бал, а ты будешь моя служанка и будешь помогать мне наряжаться! Только не сломай ничего и не пролей!
   Тоска.
   Даша, конечно, не такая зануда. И, с одной стороны, мне к ней нравится ходить, потому что у нее живет настоящий хорек. Не дикий, само собой, а домашний. А с другой стороны, Дашка ужасная врушка. И вообще хитрая.
   Хоря очень любит грызть резину. Хоря – это хорька так зовут. Если бы у меня был хорек, я бы его как-нибудь поинтереснее назвала. Но Дашке это, кажется, неважно. Ей важно, что Хоря обожает ластики и резиновые шлепанцы. А еще он пытается сгрызть все липучки на кроссовках, сумках и везде, где только найдет. Теперь, как только Дашка увидит в магазине прикольный ластик – например, в форме ягодки или какого-нибудь зверя, – она сразу говорит родителям, что старый ластик сжевал Хоря. Но это мелочи. Она специально скармливает хорьку подошвы старых тапочек и кроссовок, чтобы ей купили новые, сама подсовывает ему сумки с липучками. Родители охают, ахают, но ничего поделать не могут – не оставлять же бедного ребенка без обуви или рюкзака? И когда я это оханье и аханье слышу, мне почему-то всегда бывает стыдно. Поэтому я к Даше почти перестала ходить.
   А с Розкой мы первый раз встретились полгода назад: мама поехала на день рождения к своей подруге тете Лене и взяла меня с собой. Там была тети-Ленина сестра со своей дочкой.
   – Познакомься, Леля, – сказала тетя Лена, – моя племянница Роза.
   А ее сестра добавила:
   – Вот, назвала так дочку, чтобы она выросла похожей на прекрасный цветок. Но пока нам все больше не розы, а шипы достаются.
   – Шипы, шипы, – прошипела Роза, худенькая черненькая девочка в футболке и потертых джинсах, коротко стриженная, но при этом все равно лохматая, – а вот не надо было такое дурацкое имя давать, тогда бы и шипов не было.
   Представляю, как ей было неприятно, что ее мама при всех о ней такое говорит. Хорошо, что мои родители так не делают.
   – Пошли, – кивнула мне Роза на дверь соседней комнаты. – Ненавижу свое цветочное имя, – сказала она, когда мы остались одни.
   Мне захотелось как-то ее утешить:
   – А у меня имя тоже почти цветочное.
   – Как это? Ты же Леля?
   – А у меня полное имя – Маргарита. Хочешь, называй меня Маргаритка? Это тоже цветок.
   – Ты настоящий друг! – Розка хлопнула меня по плечу так, что я чуть не упала. – А давай мы с тобой свою планету придумаем?
   – Давай! – сразу согласилась я. – А как назовем?
   В этот момент мы услышали из соседней комнаты голос тети Лены. Она говорила гостям:
   – Кто еще не пробовал тарталетки? Налетайте, разбирайте!
   – О! – сказала Розка. – У нас будет планета Тарталета.
   – А вот здесь кулебяка, если кто еще не видел! – продолжала угощать тетя Лена.
   – И пусть на планету Тарталету нападут злобные пришельцы с планеты Кулебяки, – предложила я.
   – Точно!
   Весь вечер мы придумывали, как выглядят жители этих планет, в каких домах живут, на чем летают. Наши мамы с трудом затащили нас за стол. Мы быстренько поели, чтобы от нас отстали, и убежали обратно. Кстати, тарталетки оказались корзиночками из теста, наполненными каким-то салатом, а кулебяка – длинным пирогом с капустой. В общем, ничего интересного.
   Теперь мы с Розкой каждый день созваниваемся и рассказываем друг другу тарталетские новости. Встречаться у нас почти не получается – живет Розка на другом конце города, одних нас родители не отпускают, а ездить с нами им некогда. Мы за это время виделись всего два раза. Так что остается только телефон. Вот и сегодня у нас был очень важный разговор: Розка мне рассказала, что адмирал кулебякского космического флота Капуган обманом завлек на свой корабль доверчивого тарталетского принца Профитроля. Там он собирался его загипнотизировать и превратить в шпиона. А что было дальше, мне узнать не удалось, помешала бабушка.
   Я сидела и думала, как выручить принца, и тут пришла мама.
   – Мам, – спросила я, – а когда вы с тетей Леной в детстве играли, как у вас планета называлась?
   – Нототения.
   – Ой. Это же вроде рыба какая-то?
   – Ну и что? Зато какое название красивое! На одной половине планеты жили храбрые и веселые ноты, а на другой – коварные тени. Погоди… а откуда ты вообще знаешь, что у нас была своя планета?
   – Догадалась, – гордо ответила я.
   Зазвонил телефон. Я бросилась снимать трубку: думала, Розка звонит. Но это была Даша.
   – Лель, зайди ко мне, что покажу-у-у-у!
   Дашу я не очень-то хотела видеть, но зато соскучилась по Хоре. Поэтому решила зайти. Всего-то и надо было подняться на два этажа. У двери я столкнулась с Настей – значит, Дашка и ее позвала.
   – Девчонки, – зашептала Дашка, когда мы закрылись в ее комнате, – смотрите, какие мне мама босоножки суперские купила! Мне старые надоели, так я ей сказала, что их Хорька испортил.
   – Постой, – не поняла я, – ты же говорила, что хорьки кожу не грызут?
   – Ну, подумаешь, не грызут… я сама немножко ножницами порезала и маме показала. Она, конечно, удивилась, но ничего, поверила. Может, у нашего хорька вкусы особенные.
   – Ну, Дашка, ты вообще-е-е! – восхищенно протянула Настя. – И босоножки такие классненькие!
   – Босоножки – ерунда. Я тут такое придумала! Сколько раз я родителям говорила, чтобы они мне мебель новую купили! Хочу компьютерный стол и кресло вертящееся. А то у меня стол деревянный, стул деревянный – как в деревянном веке!
   – Не было такого века. Каменный был!
   – Да ну тебя, Лелька, – отмахнулась Настя, – какая разница? Даш, и чего? Что ты придумала?
   – Уговорю маму морскую свинку завести. Она согласится, она животных любит. А морские свинки – они, знаете, как дерево грызут? Им только дай! Мой стол погрызть, и стул, и шкаф – это им раз плюнуть! Так что будет у меня новая мебель, вот увидите!
   Тут в комнату заглянула Дашина мама:
   – Девочки, а пойдемте чай пить?
   – Спасибо, мне домой нужно! – Мне опять было ужасно стыдно и хотелось скорее убежать. Я и убежала.
   – Ты чего такая невеселая вернулась? – спросила мама. – Не поссорились? А тебе Роза звонила.
   Я понеслась к телефону и быстро набрала Розкин номер.
   – С вами говорит дежурный справочный робот Тарталетского центра связи. Слушайте последние новости, – раздался бодрый Розкин голос, – храбрый генерал Канцтовар освободил принца Профитроля из щупалец вражеского адмирала!
   – Ура! Но у нас новое бедствие – на Тарталету напала стая космических свиней. Они грызут тарталетские деревья и пытаются уничтожить всю мебель в тарталетских домах. Надо что-то с этим делать!
   – Задача ясна. Будем решать.
   Вошла бабушка. Я быстро сказала Розке: «Пока!» – и повесила трубку. А бабушка опять взялась за свое:
   – Снова с Розой болтала? Что же ты от Даши так быстро вернулась? Никак не пойму, почему ты с ней не дружишь.
   – Понимаешь, бабушка, Даша превратилась в космическую свинью, – сказала я. И ушла в свою комнату. Чтобы ничего не объяснять.

Про школу и ежиков

   Я всегда думала, что буду учиться в школе рядом с нашим домом. Той самой, где в кабинете биологии живут скелет и попугай. Там все девчонки из нашего двора учатся. Но меня, оказывается, не просто так возили на подготовительные курсы в центр города. Родители сказали, что там очень хорошая школа, какая-то особенная. Но в нее не всех берут, а чтобы поступить, надо пройти тестирование. Я не поняла, что такое тестирование, и папа объяснил, что мне будут задавать разные вопросы и давать задания. И что на курсах нас как раз к этому и готовили.
   И вот мы с мамой поехали на тестирование. Мама ужасно волновалась. А я как-то не очень. Мы дождались своей очереди и вошли в класс. Там стояло четыре стола в разных углах, за каждым сидела учительница, и к каждому столу садилась мама с мальчиком или девочкой. Двух учительниц я знала по курсам, но мы попали к незнакомой.
   Сначала она мне задавала всякие смешные вопросы: как зовут родителей, какой у нас домашний адрес, как называется столица нашей страны. Потом она попросила прочесть отрывок из какой-то совсем детской книжки и рассказать наизусть любое стихотворение. Это все было очень легко.
   Потом начались задания поинтереснее. Надо было, например, из нескольких слов вычеркнуть неподходящее по смыслу. Правильно сложить фигурки: треугольники, квадраты, ромбики. Придумать много коротких слов из одного длинного. А потом учительница дала мне пять картинок с ежиками. Она велела расположить их в правильном порядке и составить рассказ. Я очень быстро придумала рассказ, а картинки расположила так:
   1. Грустный ежик.
   2. Мальчик с ежиком.
   3. Ежик пьет из блюдечка.
   4. Два веселых ежика.
   5. Мальчик и два ежика.
   Рассказ получился такой:
   «Одному ежику было очень грустно, потому что у него не было друга и он был всегда один. Он слышал от птиц, что у них в лесу живет мальчик-волшебник. Ежик нашел мальчика и рассказал ему о своем горе. Мальчик сварил волшебное зелье, налил в блюдечко и сказал ежику, чтобы он выпил, закрыл глаза и загадал желание. Ежик выпил все, что было в блюдечке, зажмурился и пожелал, чтобы у него появился друг. Когда он открыл глаза, рядом был другой ежик. Они сразу подружились, и им всегда было очень весело. Мальчик попрощался с ежиками и ушел по своим волшебным делам».
   Когда мы вышли из класса, мама сразу на меня набросилась:
   – Лелька! Ну что ты такое выдумала?! Какой волшебник?! Какое зелье?! Все же так просто! Только картинки совсем не в том порядке должны быть! Мальчик увидел в лесу двух ежиков и забрал одного домой. Там он поил его молоком, но ежик грустил вдали от родного леса. Тогда он принес его обратно, ежики снова вместе, и им весело! Все! А тебя с твоей фантазией теперь точно никуда не примут!
   В этот момент учительница тоже вышла в коридор.
   – Да-а, нестандартное мышление у вашей девочки, – сказала она и улыбнулась.
   По дороге я приставала к маме, чтобы она мне объяснила, что такое нестандартное мышление и хорошо это или плохо. Мама сказала, что если много людей смотрят на одни и те же картинки и составляют по ним примерно один и тот же рассказ, значит, они мыслят стандартно. То есть почти одинаково. А человек, который что-то делает не как все, – нестандартный. Хорошо это или плохо, мама мне так и не сказала. Она очень волновалась, что я не попаду в школу.
   А через несколько дней вывесили списки поступивших. Мама нашла там мою фамилию и успокоилась. И тогда сказала, что вообще-то фантазия – это не так уж плохо. И даже хорошо. А я подумала: «Бедные ежики на картинках. Если про них все придумывают одно и то же, это ведь с ума можно сойти от скуки. А теперь они, может, радуются, что все так по-волшебному получилось. И мальчик радуется, что им помог. И мама радуется, что я в школу поступила. И папа. И дедушка. И обе бабушки. И прабабушка». И тогда я тоже стала радоваться. Как все. Без всякого нестандартного мышления.

Про огуречного слоника и капризную козу

   В наш зоопарк прислали восточноафриканского огуречного слоника. По обмену. А в Африку отправили козу Маньку. Она раньше в деревне жила у бабушки директора зоопарка. И совсем ее замучила, такая эта коза была вредная и капризная. Баба Таня привезла Маньку прямо внуку на работу и взмолилась:
   – Костенька, забери ты себе эту негодницу, сил моих нет! Все по-своему делает и меня все свои прихоти выполнять заставляет.
   Директор задумался, куда ему эту козу девать. А у него как раз в это время группа зоологов из Восточной Африки по территории гуляла. Они приехали изучать праздники и обычаи речных бобров. Начальник группы увидел Маньку и разулыбался:
   – О, какое прекрасное парнокопытное! Господин директор, не желаете ли совершить обмен?
   В общем, козу увезли, а взамен наш зоопарк получил огуречного слоника. Слоник оказался очень красивым. Он был размером с крупного пуделя, ярко-зеленый, с фигурными ушами, хоботом в форме огурца и тонким загогулистым хвостиком. Но выяснилось, что характер у него в сто раз хуже, чем у Маньки.
   Никто из работников зоопарка не знал, к какому виду относится это удивительное животное. Слонику дали имя Габриэль, на которое тот, правда, и не думал отзываться. Разместили заморского гостя в вольере со слонами, и он их сразу начал обижать.
   – Эй вы, переростки! – кричал он, задрав вверх зеленую голову. – Какие вы огромные и неуклюжие! И вообще выглядите просто ужасно, даже кожа у вас серая – это все от неправильного питания! Разве можно столько есть? Жалкие обжоры!
   Сам Габриэль отказывался от любой еды, которую предлагали сотрудники зоопарка. Ему ничего не нравилось. Зато воды пил столько, что бедным слонам стало негде купаться. Слоны тосковали, худели и жаловались посетителям на жизнь. А директор дядя Костя жаловался мне. Я живу рядом с зоопарком и так часто туда хожу, что мы с директором уже давно познакомились и подружились. И вот он мне рассказал, что огуречного африканца решили перевести в террариум к лягушкам. Раз уж он зеленый и так воду любит. Может, он их родственник, а вовсе никакой не слон.
   Но и лягушкам пришлось плохо с новым соседом. Он презрительно смотрел на них и говорил:
   – Земноводные, значит? Никак не определитесь, что вам нужно, земля или вода? Никаких принципов у вас! И не стыдно? Может, решите уже наконец, земные вы или водные?
   Лягушки испуганно метались между водой и сушей, жались по углам и даже, кажется, плакали.
   – К Гришке его, хулигана, подселить надо, – сказала уборщица тетя Наташа и погрозила Габриэлю шваброй. – Оба зеленые и сварливые, вот парочка хоть куда будет!
   Но поселить огуречного слоника к амазонскому попугаю Грише дядя Костя не решился. Он как представил, какой там шум подымется, так заранее в ужас пришел.
   В общем, сделали скандалисту отдельный вольер. Тогда он стал придираться к посетителям. Я сама слышала, как он кричал какому-то мальчишке:
   – Стоишь? Смотришь? А уроки кто за тебя будет делать? За диктант опять трояк получил? Молчишь? Да я по глазам все вижу! А замечание в дневнике подтер? Думаешь, родители не заметят? Зря надеешься! А на столе своем когда последний раз порядок наводил? У тебя там уже кошка заблудиться может!
   Мальчишка хлопал глазами, потом начал пятиться, пятиться и наконец повернулся и бросился к воротам. Слоник громко засвистел ему вслед своим огуречным хоботом.
   Только со мной Габриэль иногда разговаривал более или менее нормально. Он, наверное, чувствовал, что у меня ангельское терпение и я все равно не разозлюсь. Про ангельское терпение я не сама придумала, это папа так считает. И все потому, что я с бабушкой не ссорюсь.
   – Ты вообще где водишься? – спросила я слоника.
   – Я вообще не вожусь! Ни с кем! С кем тут водиться, если все такие глупые?
   – Да нет, я хотела спросить, в какой ты стране водишься. Ну, жил где раньше?
   – А-а… в этой, как ее… в Тарзании.
   – Может, в Танзании?
   – Сказал «в Тарзании», значит, в «Тарзании». Будешь спорить, и с тобой водиться не стану. Нигде.
   А однажды утром слоник расцвел. И сразу позвонил дяде Косте. Ему в вольер телефон провели, чтобы он мог директору звонить и ругаться. И чтобы этой ругани посетителям зоопарка меньше доставалось. Позвонил и закричал:
   – Константин Прометеевич! Константин Прометеевич! Зайдите скорее ко мне.
   Дядя Костя чуть с ума не сошел от радости. Первый раз к нему Габриэль по имени-отчеству обратился. А то все говорил: «Эй, ты, в синем костюме!» Директор скорее побежал к слонику в вольер и увидел, что тот от макушки до пяток покрыт чудесными желтыми цветами.
   – Я вспомнил! Константин Прометеевич, я вспомнил! – радостно завопил огуречный слоник. – Я не слон и не земноводное! И вообще не животное! Я растение! Я вспомнил!
   Габриэля тут же переместили в оранжерею, где он с тех пор и живет, довольный и счастливый. Характер у него совершенно переменился. Слоник ладит со всеми обитателями оранжереи, особенно подружился с японской сакурой и готов целыми днями слушать ее рассказы про великую гору Фудзи, храбрых самураев и ядовитую рыбу фугу.
   А коза Манька, кстати, тоже довольна жизнью. Одно из племен Танзании признало ее своим священным животным и выполняет все ее капризы. И вообще, мне знаете что папа сказал? На латыни – это такой древний язык – «капра» значит «коза». А «капризы» – это проявления козьего характера! Честно-честно. Так что пусть Манька капризничает, сколько хочет. Имеет право.

Про гадкого утенка

   К нам на гастроли приехал театр из какого-то другого города. Почти все спектакли были взрослые и только один детский – «Гадкий утенок». Вот на него мы с бабушкой и пошли.
   Сцена была совершенно пустая, без декораций. На нее выехал на скейте дяденька в сером комбинезоне и в белой бандане. Сначала он долго катался и делал разные трюки, а потом отшвырнул скейт и стал выкрикивать:

     Я гадкий утенок, а попросту гад!
     Я делаю гадости всем подряд!
     Меня не затравите, я вам не лох,
     Устрою на птичнике переполох!

   Когда так кричат, это называется «рэп», я знаю, видела по телевизору. Я не пыталась специально запомнить, что выкрикивал утенок, просто у меня память слишком хорошая. Стихи и песни запоминаю с первого раза.
   Потом на сцену выкатился на роликах еще один артист. На голове у него был большой красный гребень. Он всем сообщил, что он панк по прозвищу Индийский петух, и полез к утенку драться. За ним выбежала целая толпа людей в обычной одежде, на груди у каждого висела табличка. На табличках было написано: «Утка», «Курица», «Индюк». Они стали болеть за дерущихся – одни за утенка, другие за петуха. Болельщики подбадривали драчунов громкими криками, кряканьем, кудахтаньем и свистом. Дрались утенок и петух очень-очень долго. Потом на сцену напустили дыма, и я так и не поняла, кто победил, потому что у меня защипало глаза и запершило в горле. Зрители в зале чихали и кашляли.
   Когда дым развеялся, я увидела, что утенок разговаривает с двумя артистами в кепках с огромными козырьками. Он им говорил:

     Это вы клево придумали, гуси,
     Вольная жизнь – это в нашем вкусе!

   Тогда я поняла: двое в кепках – гуси. Но тут какой-то дядька выбежал на руках – прямо так, вниз головой! Одной ногой он лягнул первого гуся, другой – второго. Гуси упали. Наверное, это был охотник.
   А потом утенок устроился на работу в цирк. Там было два главных артиста – курица и кот. Курица жонглировала яйцами, а кот – бенгальскими огнями. У утенка жонглировать ничем не получалось, а его рэп всем быстро надоел. К тому же он все время подстраивал другим циркачам мелкие пакости: щипал их, обливал водой. Поэтому старушка, директор цирка, его уволила.
   После цирка утенок еще долго ходил туда-сюда, все время с кем-то ссорился, а в конце концов к нему подбежали трое в белых футболках и шортах, стащили с него серый комбинезон, а под ним оказались такие же белые шорты и футболка. И все вместе они стали танцевать танец маленьких лебедей. Хотя я точно знаю, что этот танец совсем не из «Гадкого утенка», а из балета «Лебединое озеро», мы на него с мамой ходили. А потом, кажется, кто-то с кем-то поженился, но я уже так устала, что ничего не поняла.
   Когда мы вернулись домой, бабушка долго делилась впечатлениями с родителями:
   – Очень, очень современная постановка! Какой интересный подход к классической сказке! Как ново! Как свежо! Какие великолепные режиссерские находки!
   Наша бабушка вообще очень старается быть современной – модно одевается, читает самые новые книжки и даже пытается слушать молодежную музыку. Ну и вот, пока она рассказывала, мама с папой искоса поглядывали на меня. А я, кажется, сидела с довольно кислой физиономией. Чувствовала я себя так, как будто не в театр сходила, а два часа занималась какой-то тяжелой и противной работой – например, писала буквы в прописях. Когда бабушка вышла, мама тихонько спросила меня:
   – Не понравилось, да?
   – Не очень. – Я вздохнула и поплелась в свою комнату. Там я сняла с полки книжку Андерсена и открыла «Гадкого утенка». Немножко полистала и прочла: «А он совсем смутился и спрятал голову под крыло, сам не зная зачем. Он вспоминал то время, когда все смеялись над ним и гнали его. Но все это было позади. Теперь люди говорят, что он самый прекрасный среди прекрасных лебедей».
   И мне стало полегче.

Про сказочные цвета

   Вчера я встала рано и стала рисовать картинку к «Трем поросятам». Я очень старалась, чтоб получился настоящий хороший рисунок, а не так, тяп-ляп. И когда все нарисовала простым карандашом, поняла, что раскрашивать уже сил нет. Я решила пойти погулять, а раскрасить потом. Мне недавно такие классные карандаши подарили, там все цвета яркие, веселые! Я шла и представляла, как буду разукрашивать поросят розовым карандашом и они получатся тоже яркие и веселые. Я знала, что во дворе в это время обычно пусто, в такую рань никто не выходит. Ну и ладно, зато солнце вон какое! Можно и одной погулять.
   Так и оказалось: никого. Только бегала незнакомая черно-белая собака – толстая, с коротким хвостиком, очень смешная. Прямо поросенок какой-то, а не собака! Она сразу подбежала ко мне, и вдруг я поняла, что никакая это не собака, а самый настоящий поросенок и есть – белый с черными пятнами. Я таких в деревне видела. Поросенок посмотрел на меня, сердито хрюкнул и сказал:
   – Вот, хожу, справедливости ищу. Только какая может быть справедливость? Нет ее. Не-ту! Вы же вообще не знаете, что это такое.
   – Мы? Кто – мы? – это единственное, что я смогла пробормотать. Я совсем ничего не поняла.
   – Кто, кто… Люди. Кто эти дурацкие сказки сочиняет? Не свиньи же!
   – Какие сказки? – жалобно спросила я. Мне очень хотелось понять, о чем он говорит.
   – Да все! Хоть «Три поросенка» возьми, хоть «Винни Пуха», хоть «Кошкин дом», хоть «Приключения Фунтика» – везде поросята! И везде они какие?
   – Какие? – совсем уже растерянно переспросила я. Мне казалось, что в этих сказках поросята совершенно разные.
   – Какие-какие… Ро-зо-вы-е! Розовые! Все! Что Наф-Наф, что Пятачок… эх, да что говорить… Нет справедливости. Не-ту! Вот ты мне скажи: почему вы, люди… ты ведь человек?
   – Ой. Н-у-у… ну да, человек, конечно!
   – Так вот, почему вы, люди, все ваши сказки сочиняете только про розовых поросят? А как же мы – пятнистые, черные, рыжие, белые? Мы что – хуже? А самое возмутительное знаешь что? Даже если сказочник и не напишет, какого цвета поросенок, художник все равно его розовым нарисует! Нет, ну ты скажи, это справедливо? Справедливо?!
   – Да о какой справедливости вообще может идти речь! – вдруг раздался голос из-за моей спины.
   К нам подошла еще одна собака. Ой, то есть не еще одна. Ведь первая-то оказалась поросенком. А эта, вторая, была мохнатая, с острой мордой, большим пушистым хвостом и длинной черной шерстью, присыпанной снегом… Снегом?! Откуда в июне снег? Нет, кажется, это у нее шерсть такая, черная с серебром. Удивительно красивая собака!
   – Какая уж тут справедливость?! В «Золотом ключике» – рыжая! В «Лисичке со скалочкой» – рыжая! В «Заюшкиной избушке» – рыжая!
   Ой, да это же лиса. И я даже вспомнила, как она называется.
   – Вы черно-бурая лисица, да? – Лиса была такая важная, что назвать ее на «ты» я не решилась.
   – Запомни, девочка, не черно-бурая, а серебристо-черная. – Лиса помахала своим шикарным хвостом. Он действительно был серебристо-черным. – Так вот, какую сказку ни возьми – везде лисы рыжие. А мы, значит, не годимся? На воротники годимся, а для сказок не годимся? – И она возмущенно на меня посмотрела, как будто ожидала увидеть у меня на футболке воротник из чернобурки… ой, то есть из серебристо-черной лисицы. – «Рыжая плутовка, рыжая плутовка» – а почему рыжая? Вот ты мне можешь ответить?
   – Неужели вам хочется, чтобы вас называли плутовкой?
   – Да я уж похитрее этой рыжей растяпы! Я бы точно не позволила какому-то петуху выставить меня из дома! И не стала бы высовывать хвост из норы, чтобы собаки меня вытащили!
   – А я бы ни за что не выпустила прутик, как эта зеленая хвастушка-путешественница, которую утки несли в жаркие страны! – заговорил вдруг камень у самых моих ног. Я даже отскочила с перепугу. – И, между прочим, в сказке ничего не сказано о том, что она была зеленой. Но художники, конечно, зеленой краски не жалеют, как обычно. Никакой фантазии! – И камень обиженно квакнул.
   Ой! Это не камень, а лягушка! Только не зеленая, а серо-коричневая. Да что я все ойкаю и ойкаю… Какое-то ойкательное утро! А лягушка продолжала:
   – И к Кощею в плен я бы не попала. Потому что мою шкурку Иван-царевич бы не сжег – я б ее надежно спрятала! У меня шкурка благородного цвета, в глаза не бросается, не то что эта зелень ядовитая!
   – В общем, – подытожила лисица, – надо все эти сказки переписать!
   – А главное – картинки перерисовать, – добавил поросенок.
   – Вся надежда на тебя! – заключила лягушка.
   Ой. Ой-ой-ой-ой-ой. Почему на меня-то? Но если им больше надеяться не на кого, не могу же я отказаться! Только как я сказки перепишу? В книгах зачеркивать и писать мне не разрешат, да мне и самой не хочется. Переписывать все самой?! Ой, нет. Это у меня точно не получится. Я пока пишу совсем плохо. Если честно, я сама свои каракули не всегда разбираю, а другие тем более не прочтут! Так что толку никакого все равно не будет. Придумала! Попрошу маму или папу скачать мне сказки из электронной библиотеки. Может, у меня получится их немного пересочинить. А мама с папой набрать помогут на компьютере. И распечатать. Но на это надо кучу времени…
   – Давайте я пока картинки нарисую. А потом, может, и сказки исправить попробую. Попозже, ладно? Я сразу все не смогу!
   – Хорошо, – милостиво кивнула лиса, – пока хватит картинок. Завтра в это же время мы будем тебя здесь ждать. Принесешь рисунки.
   Попрощавшись, я поскорее побежала домой. Больше всего я боялась, что сейчас появится еще кто-нибудь и тоже начнет требовать справедливости. Например, белый медведь. А сказок с медведями слишком много, я не справлюсь! С этими бы разобраться.
   Рисовать мне пришлось весь день до позднего вечера. Тут уж стараться было некогда! Одни поросята у меня вышли похожими на котят, другие – на собак, третьи – на медвежат, лису было трудно отличить от волка, а лягушки получились страшные – ужас! Но зато с расцветкой все было в порядке. То есть как раз не в порядке – не так, как в книгах. У свиньи в «Кошкином доме» поросята были вообще всех цветов: черный, рыжий, белый, черно-белый, бело-рыжий, пятнистый, полосатый. Кажется, я немножко перестаралась. Восьмой поросенок получился у меня оранжевым в синюю крапинку, девятый – зеленым в желтую клеточку, а десятый вообще каким-то радужным. Главное, розовых не было ни одного.
   На следующий день погода испортилась. Небо стало серое-серое, тяжелое. Казалось, что оно опускается все ниже, ниже, ниже, скоро опустится совсем и всех нас прихлопнет. На улицу ни капельки не хотелось. Но я же должна была отдать рисунки. Под бабушкино оханье я надела куртку и отпросилась ненадолго – «подышать свежим воздухом».
   Воздух совсем не был свежим, в нем крутилось много-много маленьких пыльных бурек. Эти бурьки наскакивали на меня со всех сторон и пытались занырнуть в глаза. Скорее бы уж пришли поросенок, лиса и лягушка! Долго я слонялась по двору, но их нигде не было. Может, им плохая погода помешала? Или их кто-то вспугнул? Вон там какая-то бабушка ковер выбивает. Да уж, подходящее время выбрала! Наверное, решила старую домашнюю пыль в своем ковре заменить на новую, уличную. Что если мои звери этой странной бабушки испугались и сбежали? Я замерзла, глаза слезились. Все вокруг было серое и противное. Вдруг на пыльной траве под кустом я заметила ярко-желтое пятно, наклонилась и увидела, что это большой желтый помидор. Наверняка кто-то из садоводов выронил. Я подумала, подумала, подняла помидор и положила в карман куртки. Все равно тот, кто его потерял, уже не найдет, так чего он тут без толку будет лежать? Помидор был такой солнечный, что я подумала: сейчас и настоящее солнце выкатится.
   Но тут серое небо лопнуло и из него выпал огромный дождь! Я еле успела запихнуть рисунки под куртку. При этом они, конечно, помялись, но хоть почти не промокли. Я поняла, что ждать бесполезно, никто уже не придет, и помчалась домой. Начала подниматься и вдруг услышала недовольный голос:
   – Спрашивается, почему синьор Помидор обязательно должен быть красным?! Почему?! Где справедливость?
   Голос шел из моего кармана.

Про день рождения

   У меня день рождения в июне. Я стала думать, кого пригласить, и вдруг оказалось, что приглашать-то некого! Моя подружка Розка закончила первый класс и уехала в лагерь, все ребята из нашего дома тоже разъехались кто куда.
   – Да, неправильное ты время выбрала, чтобы родиться, – покачал головой папа. – Вот пойдешь в школу – в июне каникулы будут, никого не соберешь. А в университет поступишь – там в это время тоже не до праздников! Сессия – пора тяжелая…
   – Что ты ребенку голову морочишь? – возмутилась бабушка. – Она еще в школу не ходит, а ты ее уже сессиями пугаешь. Леля и не знает, что это такое.
   Но я, конечно, отлично знаю: это когда студенты экзамены сдают. У папы как раз сейчас сессия, только он экзамены не сдает, а принимает. Но в мой день рождения у него экзаменов нет.
   Вот он и предложил:
   – А давайте в лесу отметим? Устроим пикник! – И вопросительно посмотрел на маму. Мама сначала задумалась:
   – Не знаю… Работы много… – А потом махнула рукой: – Ладно! Вырвусь как-нибудь на денек.
   Я запрыгала и завопила «Ура!» на всю квартиру. А вот бабушка прыгать явно не собиралась.
   – Еще чего не хватало! И что вас вечно в лес тянет? Прямо про вас пословица: «Сколько волка ни корми, он все в лес смотрит!» А что там хорошего? Грязь одна! Пауки ядовитые! Во-от такие! – И бабушка показала размеры пауков – примерно с футбольный мяч.
   – Нет в нашей местности никаких ядовитых пауков, – категорически возразил папа.
   – Мышей в вашем лесу тоже нет? – спросила бабушка таким ехидным голосом, как будто один из во-от таких пауков успел поделиться с ней своим ядом. – А мыши, между прочим, разносят заразу!
   Я сразу представила, как мы подъезжаем на электричке к лесу. По вагонам, как обычно, ходят продавцы и разносят свои товары. Папа этих людей, которые в электричках торгуют, называет электрическими торговцами. Сначала мимо нас идет тетенька и предлагает суперчистящие суперзубные суперщетки. Потом дяденька пытается всем навязать супервыводитель суперпятен. А за ними появляется мышь и тонким голосом кричит:
   – А вот кому заразу? Новейшую, суперсовременную, особо прочную, с гарантией! Изготовлена в суперсекретных лабораториях Японии!
   Но все старательно отворачиваются и не хотят ничего покупать. Щетки-то никто не берет, а заразу тем более. Мне становится жалко мышку, и я хочу достать из рюкзака бутерброд, чтобы хоть как-то ее утешить. Рюкзака почему-то нет. Потеряла?!
   Я огляделась по сторонам, и тут до меня дошло, что никуда мы еще не едем, а у меня, как обычно, разыгралось воображение – это так бабушка про меня всегда говорит. Но сейчас ей было не до меня, она была занята: спорила с родителями. Все-таки удивительно, до чего у меня бабушки разные! То есть они, конечно, обе хорошие, но бабушка Зина, папина мама, больше всего на свете любит лес. Она как уедет в мае на свою дачу, так ее оттуда до октября никакими плюшками не выманишь. А мамина мама, бабушка Дина, лес терпеть не может и не понимает, почему мы туда рвемся. Каждый раз, когда я уезжаю на дачу, она меня провожает так, будто я в Тридесятое царство еду к Змею Горынычу на съедение.
   А сейчас она сердито сказала:
   – Семь лет ребенку исполняется, такая важная дата! Нет бы отметить по-людски, родственников пригласить – едут грязь на себя собирать.
   Маме кое-как удалось ее успокоить, сказав, что родственников мы позовем в воскресенье, а в лесу всю грязь будем обходить стороной.
   И вот он наступил – мой день рождения! Я быстренько рассмотрела подарки, мы позавтракали и поехали.
   Лес похож на интернет. По нему тоже можно бродить бесконечно и каждый раз находить что-то новое. Только из интернета меня всегда выгоняют ровно через полчаса, а лес в этот день был весь мой. Ну и мамин и папин немножко. Я перебегала от муравейника к колокольчику, от сосны, до которой пытался достучаться дятел, к березе, украшенной огромным полосатым древесным грибом. Хотелось разглядеть все!
   Еще мы собирали землянику. А это всегда весело. Вот, например, черника – скучная ягода. Хорошо, что в июне ее еще нет. Как набредешь на хороший черничник, так и застрянешь там на полдня. Искать ничего не надо, только собирать, как с грядки. Ну и что в этом интересного? И цвет у черники скучный. Потом еще и руки не отмыть, и штаны все в фиолетовых пятнах! А землянички – каждая как яркий огонек, на который бежишь издалека.
   Ходили мы, ходили и есть захотели. Значит, пора пикник устраивать! Мама начала разгружать большой папин рюкзак. Прежде всего она достала оттуда корову. Нет, не живую, конечно. И даже не игрушечную. Коровой у нас в семье называется старое бабушкино покрывало. Вообще-то на нем нарисован олень, но я, когда была маленькая, все время показывала на него и упорно говорила: «Корова!» Так это название и прицепилось. Потом бабушка решила, что это покрывало старомодное, и перестала им пользоваться. Теперь мы его таскаем с собой и на пляж, и в лес – очень удобно. И продолжаем называть коровой.
   Вообще у нас много таких семейных названий, которым посторонние люди удивляются, если случайно услышат. Например, холодильник зовется «слон». Раньше у нас холодильник был маленький, места в нем все время не хватало, и наконец купили огромный, под потолок! Я как его увидела, только и смогла сказать:
   – Это не холодильник, это просто слон какой-то!
   Родители посмеялись и стали его слоном называть. Еще у нас есть сумка по фамилии Пушкин. По телевизору часто говорят: «Пушкин – наше все!» Я не очень понимаю, что это значит, но слышала сто раз. Так вот, когда мы с родителями отдыхать ездим, всегда берем с собой сумочку, в которую они кладут все деньги и важные документы. И постоянно ее с собой таскают. И мама беспрерывно повторяет:
   – Только не потерять! Только не потерять! Это же наше все!
   А папа ей в ответ:
   – Наше все – это Пушкин!
   Так сумка стала Пушкиным. А мои тапочки называются «морды». С ними вот как получилось: когда-то мне подарили тапочки не то в виде зайцев, не то в виде собак, не то в виде кошек – мы их по-всякому крутили, но так и не смогли понять, кто там изображен.
   – М-да-а, – вздохнул папа, – ну и морды.
   С тех пор тапочки стали зваться мордами. А самое смешное случилось потом: я из этих котозайцев очень быстро выросла, мне купили другие тапочки, обычные, без всяких зверей, просто красные с помпошками. Но название перешло к ним по наследству. И те тапочки, которые я сейчас ношу, голубые с вышитыми снежинками, мы тоже называем мордами. Как-то у нас сидела мамина подруга тетя Вика. А я не могла найти одну из тапочек и спросила:
   – Мам, ты мою левую морду не видела?
   – Под диваном поищи, – ответила мама.
   Тетя Вика на нас та-ак посмотрела!! По-моему, она решила, что мы немножко с ума сошли. И когда я вытащила тапочку из-под дивана и радостно закричала: «Вот она!», тетя Вика, кажется, ни капельки не успокоилась и со словами «Вам, наверное, пора отдохнуть» засобиралась домой.
   Эти словечки обычно только наши – мамины, папины и мои. Бабушка все это называет глупостями и говорит, что мама с папой впадают в детство и засоряют голову ребенку. Но недавно я случайно услыхала, как бабушка говорила дедушке:
   – Сходи в магазин. Хотела омлет сделать, заглянула в слона, а в нем ни капли молока.
   Слышала бы ее тетя Вика!
   Ну вот, я, как всегда, отвлеклась. Я же про день рождения еще недорассказала.
   Мы уселись по краям коровы, а в середину мама положила еду и поставила сок. Правда, оказалось, что она перепутала и вместо пакета с пирожками взяла из дома пакет с гречкой. Еще она зачем-то прихватила банку с консервированными персиками, хотя ее в лесу открывать нечем. Но это мелочи! Все равно получился настоящий праздник, мы даже чокнулись пластиковыми стаканчиками. Их мама взять не забыла.
   А потом на нашу корову села бабочка. У нее были красно-коричневые крылья, а на них – четыре пестрых кружочка.
   – Это павлиний глаз, – сообщил наш всезнающий папа. – Видите кружочки, похожие на глаза? Они напоминают узор павлиньего хвоста.
   – Ну и назвали бы «павлиний хвост», – сказала мама.
   А я только прошептала:
   – Какая красивая…
   – Нравится? – спросил папа так гордо, как будто он сам эту бабочку вырастил. – Я тебе ее дарю на день рождения.
   – Как это? – не поняла я. – Она же сейчас улетит?
   – Конечно, улетит, – кивнул папа, – чего ей с нами сидеть? Бутерброды с колбасой она не ест. Но она будет летать и думать: «Я Лелькина бабочка».
   Тут бабочка взмахнула своими глазастыми крыльями и улетела.
   А мы еще долго пировали на корове, потом опять гуляли по лесу – тоже долго. Вернулись домой очень поздно, еле переставляя ноги. Бабушка сразу стала охать и гнать нас в ванную – как будто непонятно, что мы там все равно одновременно все не поместимся. А вот кошка Булка нас почему-то не встречала. Наверное, обиделась, что мы на целый день уехали. Она очень не любит, когда меня нет дома. Я пошла в свою комнату. Булка сидела там. Выражение морды у нее было презрительное. Неужели действительно сердится?
   – Вот эта, – Булка мотнула головой куда-то в сторону стола, – утверждает, что она твоя. Что ее тебе подарили. Врет, конечно?
   Со стола поднялась бабочка и села мне на руку.

Про чашку с секретом

   Мама с папой мне на день рождения подарили чашку. Нет, они мне кучу всего подарили, вы не думайте! Просто я рассказать хочу про чашку. Она очень красивая, из тонкого-тонкого фарфора, с золотыми узорами. Я обычно пью из кружки с толстыми стенками, которую даже если уронишь – не разобьешь. Сейчас у меня кружка с котенком, до этого была с Белоснежкой и гномами, до нее – с ежиком, с мотыльком, с васильком, с попугаем… В общем, кружки у меня довольно часто меняются, потому что они-то прочные, а ручки у них отбиваются легко.
   А тут мне вдруг дарят настоящую чашку! Тонкую, хрупкую… Неужели родители считают меня совсем взрослой?
   – Это чашка с секретом, – сказала мама.
   Я стала со всех сторон разглядывать подарок, но секрета не обнаружила. Зато очень скоро поняла, какое чудо эта чашка: с ней столько всего интересного можно делать!
   Когда я приставляю ее к лицу, так чтобы края были вокруг рта, а потом сильно-сильно втягиваю воздух, чашка присасывается и не падает. Можно в таком виде ходить по квартире и воображать, что я сказочное существо с золотой узорчатой мордочкой.
   Когда я сажаю в чашку пластмассового бегемотика из киндер-сюрприза, набираю в ванну воды и опускаю туда чашку, она не тонет, а, покачиваясь, плывет и превращается в кораблик, а бегемот – в великого путешественника.
   Когда под перевернутую чашку я прячу маленькую куколку, я представляю, что прекрасную принцессу держат взаперти в золотом замке без окон и дверей. И отправляю ей на помощь храброго рыцаря – оранжевого зайца.
   Когда я ставлю чашку себе на голову, то принцессой становлюсь я сама – у сказочных принцесс в книжках очень похожие короны.
   А если чашку поставить на голову вверх дном? Тогда получится восточная шапочка! Теперь я посланник султана, прибывший с важным известием в таинственную северную страну. Я складываю руки перед собой, ладонь к ладони, подхожу к маме и кланяюсь: «Салям алейкум!» Шапочка-чашка соскальзывает с головы и… Я зажмуриваюсь. Открывать глаза и смотреть на золотые осколки не хочется. Еще разревусь… А что скажет мама?!
   Мама трогает меня за плечо:
   – Открывай глаза, восточный человек, не бойся! Я же тебе говорила, что чашка с секретом.
   Я открываю. Чашка лежит целая.
   – Она небьющаяся, – смеется мама. – Мы специально такую искали.
   – Ого! Так что же ты мне раньше не сказала!
   Вот теперь можно играть по-настоящему! Я беру веревку, привязываю ее к ручке чашки и начинаю изо всех сил раскручивать:
   – Внимание-внимание! Новый аттракцион! Летающая чашка! Летает быстрее, безопаснее и выше, чем летающие тарелки!
   – Осторожнее! – останавливает меня мама. – Это ведь только чашка с секретом. А зеркала у нас без секрета. И окна тоже.

Про свадьбу

   Когда мама сказала, что мы скоро пойдем на свадьбу к тете Лене, я подумала, что она шутит. Все знают, что свадьбы бывают у молодых девушек. А тетя Лена – взрослая тетенька, она с моей мамой в одном классе училась. Какая же из нее невеста? Все это я маме и сказала. А она как будто даже обиделась непонятно на что и стала говорить, что тетя Лена тоже молодая.
   – Ну какая, – говорю, – она молодая, если вы пятнадцать лет назад школу закончили? У вас только что встреча одноклассников была, ты что, забыла?
   – Ничего я не забыла! – ответила мама сердито. Я никак не могла понять, чем она недовольна. – Я-то думала, ты обрадуешься, что можно будет целый день с Розой провести, а ты какую-то ерунду болтаешь.
   Ой, точно! Как это я сразу не поняла? Ведь моя лучшая подруга Розка – родная племянница тети Лены, и если уж меня приглашают на свадьбу, то ее тем более. Да пусть невесте будет хоть сто лет, главное, что мы с Розкой встретимся, а то она так далеко живет, что мы почти не видимся.
   Я тут же кинулась ей звонить. Всю следующую неделю мы по телефону говорили только об этом. Розка мне рассказывала всякие подробности. Оказывается, тетя Лена совсем не хотела устраивать настоящую свадьбу. Но ее мама, то есть Розкина бабушка, заявила:
   – Ну нет! Я столько лет об этом мечтала, пусть уж будет все как у людей: и белое платье, и фата, и машины с лентами, и ресторан, и тамада! И выкуп невесты пусть будет, так подружкам и передай!
   – Роз, а что за «выкуп невесты»? – не поняла я. – Где ее купать будут? И зачем?!
   – Не купать, а выкупать. Ну, в общем, жених и его друзья будут давать деньги подругам невесты, чтобы они ее продали.
   – Всерьез, что ли?! Или понарошку?
   – Да кто их разберет… Ладно, увидим!
   И увидели. В день свадьбы мы с мамой с утра пришли к тете Лене. Розка и ее мама, тетя Оля, уже были там. Розка была злая, потому что на нее надели пышное платье со всякими финтифлюшечками, а она только джинсы и шорты признает. Наши мамы и еще три невестины подружки встали около порога и не пускали в квартиру каких-то дядек в костюмах. Розка показала мне на одного из них, толстого и бородатого:
   – Это жених, дядя Олег.
   Ничего себе! Жених должен быть похож на принца, а невеста на принцессу! Вообще-то тетя Лена в длинном белом платье, с красивой прической, с цветами в волосах и в короткой фате оказалась вполне даже ничего. Но этот дядька был совсем уж не свадебный.
   Жених и его друзья просили, чтобы их пустили к невесте, а подружки требовали у них деньги. Они смущенно хихикали и выглядели как восьмиклассницы, которые вдруг решили поиграть в куклы и сами этого стесняются.
   А тетя Лена в это время сидела у себя в комнате и ждала, чем дело кончится. Нам надоело топтаться у дверей, и мы решили ее навестить. Но в комнате ее не оказалось. Мы стали всюду искать и наконец заглянули в маленькую комнатку без окон, в которую можно попасть только из тети-Лениной комнаты. По-моему, это кладовка, но тетя Лена ее называет гардеробной, она там одежду хранит. Невеста сидела в углу гардеробной на каком-то чемодане, подобрав подол платья и скрывшись за шубами и пальто. Мы с Розкой начали ей рассказывать, как там наши мамы торгуются, но она приложила палец к губам и сказала:
   – Тс-с!
   Мы удивились, но вышли.
   – Слушай! – зашептала вдруг Розка. – А может, она передумала?
   – Как это?
   – Ну, вдруг она подумала: «Зачем мне этот бородатый дядька?» и решила спрятаться? Ведь она должна была в своей комнате ждать, а она ушла. Значит, не хочет, чтобы ее нашли.
   – Точно! А вдруг они ее найдут?
   – Мы должны сделать так, чтоб они не смогли к ней прорваться! Пошли! – И Розка потащила меня на кухню. Там она достала из шкафчика четыре банки варенья.
   – Бабушка варит, варит каждый год, а никто не ест. Теперь хоть для дела пригодится.
   Мы перетащили банки в тети-Ленину комнату и поставили на пороге. Крышки, конечно, сняли.
   – Это называется «полоса препятствий»! – гордо сообщила Розка.
   Мы ушли в другую комнату и затаились, как тетя Лена.
   Про то, что было дальше, даже рассказывать не хочется. В общем, все получилось не совсем так, как мы хотели. То есть почти совсем не так. Дядя Олег, как мы и рассчитывали, опрокинул две банки и вляпался в варенье. В черничное и в абрикосовое. Но тетя Лена, вместо того чтобы тихонько сидеть в своем укрытии, выскочила оттуда, как только услышала шум. Она бросилась к жениху, у которого все брюки были в варенье, и стала его обнимать, при этом стараясь не испачкать об него свое белое платье! Это было бы очень смешно, если бы тетя Лена при этом не всхлипывала. И если бы все невестины подружки дружно на нас не накинулись. И как они догадались, что это мы банки поставили?
   Тетя Оля кинулась убирать варенье с пола. Жениха увели в ванную отмываться и отстирываться. Оттуда он вышел в голубом махровом халате в цветочек, который надел прямо на пиджак. Потом все пытались высушить брюки. Одни кричали, что надо сушить феном, другие – что утюгом, третьи предлагали подержать брюки над газовыми горелками, четвертые хотели просто повесить их на балконе – солнце сегодня такое жаркое, что высушит лучше любого утюга. В результате перепробовали все способы, носились с этими брюками туда-сюда, а тетя Лена все время повторяла:
   – Мы опоздаем в загс! Мы опоздаем!
   Дядя Олег ее успокаивал. А Розкина бабушка сказала:
   – Говорила я вам, что жених должен быть в классическом черном костюме! А вы все хотели светлый купить. Хорошо, что я настояла! Даже если пятна и не отстирались, их все равно видно не будет. А светлые брюки вы бы уже не спасли! Всегда надо слушать, что мать говорит.
   Надо же, Розкина бабушка совсем как моя. Ей тоже самое главное – чтобы она права оказалась. И чтобы можно было говорить: «А я предупреждала!»
   На нас все так рассердились, что передумали брать с собой в загс. Неожиданно за нас вступился дядя Олег. Он стал всем объяснять, что мы просто хотели помочь нашим мамам – ведь они тоже не пускали его к тете Лене. Просто мы слегка перестарались, и нельзя нас за это наказывать. Тем более что из загса все сразу поедут в ресторан – а как же есть торт без таких прекрасных девушек?
   Брюки быстро высохли, тетя Лена успокоилась, нас тыщу раз предупредили, чтоб мы вели себя прилично, и взяли в загс. А лучше б и не брали, скукотища там была – просто ужас! Самая главная тетенька была в малиновом бархатном платье с золотой отделкой. Я в театре занавес такой видела. Она никому не давала делать, что хочется, а все время командовала:
   – Молодые, встаньте сюда! Родители, встаньте туда! Гости, подойдите! Гости, отойдите!
   – Прямо как в лагере, – сказала Розка. Мы с ней перешептывались, чтобы совсем не помереть со скуки. – Там нас тоже все время строили: «Всем спать!», «Быстро умываться!», «На обед!»
   – Плохо там, да?
   – Да не, нормально! Самое прикольное – это ночью страшилки рассказывать. В тихий час тоже можно, но не так страшно, потому что светло.
   – А что за страшилки?
   – Да обычные! Про желтые занавески, про красное пятно, про синюю руку, про черное пианино, про гроб на колесиках, про одноногого призрака…
   – Не знаю про призрака.
   – Сейчас расскажу! В общем, так…
   – Может, потом?
   – Да ладно тебе, все равно на нас никто внимания не обращает!
   Розка начала рассказывать, я ее слушала левым ухом, а правым – бархатную тетеньку, которая говорила про семейные ценности. Что такое семейные ценности, я знаю, мне их прабабушка показывала: старинные серебряные вилки и ложки – кривые и некрасивые. Зачем людям про них в день свадьбы слушать, непонятно. Розка в этот момент шептала:
   – Вечером брат и сестра собрались ложиться спать, хотели выключить компьютер, а из колонок вдруг как завоет кто-то: «Де-евочка и ма-альчик! Одноногий призрак летит к вашему дому!» Они снова попытались выключить компьютер, а он не выключается, только монитор мигает. И из колонок раздается: «Де-евочка и ма-альчик! Одноногий призрак подлетает к вашему подъезду!»
   Призрак все ближе подбирался к девочке и мальчику, он поднимался на седьмой этаж, двигался к их комнате. Тетенька говорила что-то про любовь. А я слушала все одновременно.
   – Одноногий призрак подлетел к ним и завыл: «Де-евочка и ма-альчик…»
   – В знак любви и верности…
   – Отдайте мою ногу!!!
   Розка прокричала это во весь голос. Во весь страшный-престрашный голос! Все обернулись к нам. А главная тетенька даже подпрыгнула. Она держала в руках красивое блюдечко с обручальными кольцами. Кольца тоже подпрыгнули и громко звякнули о блюдечко. Тетенька повторила:
   – В знак любви и верности… уберите детей!
   Моя мама подбежала к нам, схватила за руки и потянула к выходу. Уже у самой двери я услышала, как бархатная тетенька сказала в третий раз:
   – В знак любви и верности обменяйтесь кольцами.
   По-моему, мама была рада, что с нами сбежала из этой скучнятины, так что она нас почти и не ругала. Пришлось немножко подождать на улице, а когда все вышли, мы расселись по машинам и поехали в ресторан.
   А там… там была точно такая же тетенька! Только не в малиновом платье, а в зеленом! Я даже сначала подумала, что это та, из загса, переоделась, приехала и сейчас нам от нее влетит. Но мама объяснила, что это тамада, она будет вести свадьбу. И эта тамада тоже как раскомандовалась! Кому куда садиться, кому тосты произносить, когда начинать есть, когда жениха с невестой поздравлять, когда подарки дарить, когда танцевать! Как будто все маленькие и сами не знают, что делать.
   – Опять как в лагере! – сморщилась Розка. – Вот вырасту, у меня никакой свадьбы не будет! Ни за что на свете!
   Тут к нам подошла Розкина бабушка и погладила ее по голове. Розка этого терпеть не может, я знаю. А бабушка сказала:
   – Ну вот, Оленька у нас давно пристроена, теперь Леночку пристроили. Ты, Розочка, на очереди.
   Ой, как же Розка не любит, когда ее Розочкой называют. Смотрю, она уже вся красная сидит. А бабушка продолжает:
   – Устроим тебе свадьбу, чтобы все как у людей. Белое платье, фата, машины с лентами, ресторан, тамада, выкуп невесты…
   Я испугалась, что Розка сейчас бабушке что-нибудь такое скажет, что они насовсем поссорятся! Я ей руку сжала и зашептала в ухо:
   – Не бойся! Я тебя спасу. Ни за какие деньги тебя выкупить не дам. И никого не пропущу! Ты, главное, варенье, заранее заготовь. И пусть жених будет в белом костюме.

Про маму и вишневые косточки

   Мама у нас очень рассеянная. И иногда немножко нервная. Если она что-то начинает делать, ее лучше не отвлекать, а то она разволнуется и все перепутает. Недавно она решила сварить вишневое варенье без косточек, я обрадовалась, потому что очень его люблю, и сидела тихо-тихо, пока мама косточки вынимала. Но тут папа все испортил. Он подошел к маме и сказал:
   – Какая ты у нас красивая!
   А мама почему-то всегда очень нервничает, когда ей так говорят. И как-то все наоборот понимает.
   – Да, – говорит, – сама вижу, что мне давно волосы красить пора. Уже вот тут седину видно. И тут. И вот тут.
   И пальцами своими вишневыми куда-то тычет не глядя.
   – Что ты, что ты! – пугается папа. – Ничего тебе не надо красить. У тебя шикарные волосы. Такая грива!
   – Да, – мрачнеет мама. – У меня грива. Потому что я настоящая лошадь. Или корова. Или даже слон. Уже в зеркало не помещаюсь.
   – Это просто зеркало у нас маленькое. – Тут папа понимает, что возражает как-то неправильно и спешит исправить ошибку. – И вообще, при чем тут лошади и слоны? Ты же мой зайчик…
   – Да, – тут же подхватывает мама. – Глаза расставлены за километр друг от друга, как у зайца. – Мама опять наугад тычет куда-то в щеки и разрисовывает себя вишневыми узорами. – Наверное, уши стерегут, чтобы от такой красоты не сбежали.
   – Не дадим никуда убежать таким чудесным ушкам, – совсем уже трусливо говорит папа.
   – Да, – с готовностью подтверждает мама, терзая очередную вишню. – Отличные уши. Ими в жаркий день хорошо обмахиваться. Или мух отгонять. Любая лошадь позавидует. И корова.
   – А слон не позавидует! – выкрикивает папа и позорно бежит с поля боя. Он садится на диван, хватает нашу кошку Булку и начинает ее яростно гладить.
   – Булочка, – говорит он, – какая ты у нас красивая!
   – М-р-р-р-р, – соглашается Булка, и папа постепенно успокаивается.
   Но это папа успокоился, а мама так разнервничалась, что все косточки обратно в вишню затолкала. А варенье с косточками я не люблю.

Про английский язык

   Вечером к нам зашла тетя Лина, папина сестра. Так хорошо, когда она приходит: мы садимся на диван и болтаем, как две подружки.
   – Ну что, Лелька, чем занималась сегодня?
   А я чем только не занималась! У меня был день научных опытов. Я пыталась накормить кошку грейпфрутом, открыть зонтик в трехлитровой банке и сделать из помидоров и мороженого томатный коктейль. Я грела пластилин в микроволновке, смешивала зубную пасту с клеем, брила кактус – в общем, занята была по уши! Но я как-то не была уверена, что про все это стоит рассказывать. Тем более опыты оказались не очень успешными. И тут я вспомнила, что еще делала! У меня есть карточки для изучения английского языка: с буквами, словами, картинками. И я сегодня с ними минут десять возилась и пыталась что-то составить. Поэтому я смогла честно сказать:
   – Изучала английский язык.
   Пусть тетя мной гордится. Жалко, что ли? А она вдруг заявляет:
   – Я сегодня на работе тоже английский язык изучала.
   Вот это новости! Вообще-то она врачом в поликлинике работает. И английский там изучать точно негде.
   – Ой, – говорю, – как это?
   – Да ко мне англичанина на прием привели. Я его выслушала, горло посмотрела, ну и язык показать попросила – это обязательная часть осмотра. Глядя на язык, врач много может сказать о состоянии пациента. Вот я этот английский язык и изучала.
   – И как, – говорю, – язык? Какой-нибудь особенный?
   – Да нет, самый обычный. И нет на нем никаких специальных приспособлений, чтобы английские звуки произносить. Так что продолжай изучать, и у тебя все получится не хуже, чем у англичанина с его английским языком. А пока что расскажи мне: что это мамин зонтик делает в банке?

Про русалку

   У меня есть знакомая русалка. Самая настоящая. Мы познакомились, когда я жила на даче у бабушки Зины, папиной мамы. Обычно там много детей, у нас уже своя компания. А тут так получилось, что все разъехались: кто в лагерь, кто на юг с родителями, а кто просто в город. Вот я и слонялась одна. Сначала вокруг озера, потом на речку пошла. Купаться мне без взрослых не разрешают, а гулять – пожалуйста.
   На берегу никого не было, а в реке я увидела незнакомую девочку постарше меня, с длинными светлыми волосами. Из воды виднелась только голова. Наверное, девочка приехала к кому-нибудь в гости. Я очень обрадовалась: теперь будет с кем поиграть.
   Я подошла поближе к воде и сказала:
   – Привет! Меня зовут Леля, а тебя? Ты к кому приехала? Выходи на берег, поиграем во что-нибудь.
   – Я не могу выйти, – ответила девочка, – для этого нужны ноги. А у меня хвост, как у всех русалок.
   – Ты русалка?!
   – Да. Меня зовут Хвостильда. Я живу вместе со своими родителями и сестрами в прекрасном подводном дворце из камней и раковин.
   – Здесь? В нашей речке?
   – Ну что ты! – Хвостильда снисходительно усмехнулась. – Наш дворец на дне Черного моря. Просто я люблю путешествовать. Ваша речка впадает в реку побольше, та – в большую реку, а большая река впадает в море. Так я к вам и приплыла. Ваши водяные давно звали меня в гости.
   – В нашей речке есть водяные? Ух ты, вот это да! А расскажи еще что-нибудь! Как ты там живешь в своем дворце?
   И Хвостильда стала рассказывать, как они плавают наперегонки с дельфинами, выращивают жемчуг, щекочут купающихся, разводят морских коньков и поют длинные русалочьи песни. Я могла бы ее слушать хоть целый день, но она вдруг сказала:
   – Меня зовут водяные. Я сейчас опущусь под воду, но этого никто не должен видеть. Так что ты, пожалуйста, уйди.
   – Ну вот, только подружились…
   – Мы еще встретимся. Жди.
   Я послушно ушла. До самого вечера я ни о чем другом думать не могла, только вспоминала Хвостильду и ее рассказы. На все бабушкины вопросы отвечала невпопад, она даже разволновалась – подумала, что я заболела. Но убедившись, что я здорова, оставила меня в покое. А ближе к вечеру в окно кто-то тихонько постучал. Я выглянула и увидела Хвостильду! Тут же я выбежала из домика и сразу уставилась на ноги Хвостильды. Ну да, ноги. Никакого хвоста не было. На русалке были самые обычные босоножки, шорты и футболка. Но я не успела ни о чем спросить, она заговорила сама:
   – Ради нашей дружбы я отдала свою самую прекрасную жемчужину речной ведьме, и она сделала так, что мой хвост превратился в ноги. Теперь я могу ходить по суше и играть с тобой.
   Я чуть не подпрыгнула от радости! Русалка, настоящая русалка, ради меня отказалась от своего хвоста, и от дворца из ракушек, и от самой прекрасной жемчужины! В это просто невозможно было поверить! Но я, конечно, поверила – ведь вот она, Хвостильда, стояла передо мной! Я стала учить ее всяким нашим земным играм. Мы играли в мяч, в прятки, в догонялки, и у нее все отлично получалось, хоть и в первый раз. Потом она сказала, что ей пора, потому что ее ждут. Неужели она успела найти еще каких-то знакомых? Я думала, она пока поживет у нас, но Хвостильда отказалась.
   Я вернулась в домик. Бабушка почему-то выглядела очень довольной.
   – Ты, гляжу, уже с Катенькой подружилась?
   – С какой Катенькой?!
   – Ну вот здрасьте, что ж вы – весь вечер играли и не познакомились? Катя, племянница Лидина. Ее к Лиде на недельку отдохнуть отправили, какие-то родственники ее привезли, что ли… А сами в городе будут всю неделю, по делам. Ты молодец, что сразу с ней подружилась – ей ведь, поди, одиноко здесь, она же никого не знает. Она вообще в Крыму живет.
   Нет, я, конечно, сразу поняла, что бабушка все перепутала, но тут мне стало совсем смешно. Из Крыма приехать к нам отдыхать – это надо же такое придумать! Даже самые маленькие дети знают, что отдыхать ездят не из Крыма к нам, а от нас в Крым! Но бабушка как будто услышала мои мысли:
   – В Крыму, конечно, море, горы, кипарисы, но ведь и у нас тут красота какая, а? Озеро, лес… а грибы! Разве ж у них в Крыму есть такие подосиновики? Ты бы, Леля, сводила подружку в лес за грибами, за ягодами, да и просто сосновым воздухом подышать.
   На следующий день мы с бабушкой пошли в деревенский магазин и по дороге встретили Хвостильду с нашей соседкой тетей Лидой. Тетя Лида несла две сумки с продуктами, а Хвостильда – мороженое. Тетя Лида тут же поставила сумки на какое-то бревно и остановилась поболтать с бабушкой, так что и мы с Хвостильдой могли поговорить. Тем более что мне ее надо было о многом спросить! Но я не успела, она заговорила сама:
   – Эта добрая женщина меня приютила. Конечно, домик у нее тесный и убогий, а я привыкла к дворцовым залам, но ведь надо мне где-то ночевать.
   – Ты бы могла жить у нас!
   – Вас двое, вам и так не скучно, а я решила порадовать эту одинокую женщину. Посмотри, как она сияет, – она понимает, какая высокая честь принимать у себя морскую царевну. Правда, она всем говорит, что я ее племянница, но я, так уж и быть, прощаю ее – надо же ей как-то объяснить мое появление.
   – Ой. Так ты морская царевна?
   – А неужели ты думала, что все русалки живут во дворце?
   Если честно, я раньше никогда не задумывалась о том, где живут все русалки. Хотя вроде и фильмы про них смотрела, и книжки читала.
   Хвостильда развернула мороженое:
   – Напоминает айсберги в Северном Ледовитом океане.
   – А ты и там была?!
   – Где я только не была…
   – А я знаю! Знаю, где ты не была! – Я вдруг вспомнила про бабушкин совет: – Ты не была в нашем лесу и никогда не собирала грибы! Ведь правда?
   – Грибы – это что?
   – Увидишь! Покажу сегодня!
   После обеда я зашла за Хвостильдой, и мы отправились в лес – недалеко, конечно. Далеко я только с бабушкой хожу или с родителями. Или большой компанией. Я думала, что буду подробно про все рассказывать: про грибы, про деревья, про ягоды, про цветы, про птиц. Но Хвостильда сама говорила, не умолкая ни на минуту:
   – Я, конечно, в лесу никогда не была, но мне про него моя тетя рассказывала. Настоящая, а не эта, фальшивая. В лесу живут наши дальние родственницы – лесавки. Правда, они совсем не похожи на нас – они некрасивые. Но зато так людей заморочить могут!
   – А ты? Тоже можешь?
   – Я-то? Я, знаешь, какие миражи умею насылать!
   Я слушала Хвостильду и одновременно собирала грибы. Ее они не особо заинтересовали.
   – Что с ними делать надо? Жарить, говоришь? Варить? Да ну… Мы дома едим морские водоросли и мидий. Их готовить не нужно. А с вашей человеческой едой столько возни – я вчера посмотрела! Сейчас родственниц своих позову, и они откликнутся – вот увидишь.
   Хвостильда вдруг громко заверещала. В ответ вроде бы и правда раздались какие-то звуки, похожие на птичьи крики. Стало немного страшно.
   Больше в лес мы не ходили, но нам и так было чем заняться. Я учила русалку читать, рисовать, играть в шашки, прыгать со скакалкой, пользоваться телевизором и мобильным телефоном. Она оказалась ужасно способной! Жалко, что не удалось показать ей компьютерные игры. У двоих наших мальчишек есть ноутбуки, они бы обязательно разрешили поиграть, но, как назло, оба уехали в компьютерный лагерь.
   Неделя пробежала так быстро, что я и не заметила. И вдруг Хвостильда пришла ко мне в домик и сказала:
   – Прости, Лелька, я правда думала, что смогу остаться человеком. Но мои родители и сестры зовут меня.
   В руке она держала большую раковину. Она приложила ее к моему уху. В раковине что-то шумело.
   – Это что у вас, вроде телефона? – спросила я, почему-то шепотом.
   – Ну, можно и так сказать. Они меня очень просили вернуться и сказали, что пришлют с самыми быстрыми рыбами целую горсть жемчужин для речной ведьмы, только чтобы она согласилась вернуть мне мой хвост. Через два часа я пойду к реке. А ты сиди в домике и никуда не выходи. В тот момент, когда будет совершаться превращение, река может выйти из берегов и много всего другого может произойти. Тебе лучше об этом не знать. Главное – закрой окна и сиди дома. Вот, возьми, это тебе, – она протянула мне раковину. – Если ты когда-нибудь приедешь в Крым, выйди на берег моря и дунь в эту раковину. И, может быть, я к тебе приплыву. Если, конечно, не буду в это время где-нибудь путешествовать. Я ведь редко сижу у себя во дворце. В мире столько морей и рек, хочется все увидеть! Ну не грусти! Может быть, все-таки встретимся.
   И она ушла. А я осталась.
   Вечером бабушка спросила меня:
   – Что ж ты не пошла Катю провожать? За ней сегодня родственники из города приехали. Я видела, как они все вместе в машину садились.
   Ага, видела… «Я знаешь какие миражи умею насылать!» – вспомнила я.
   Осторожно я прижала раковину к уху. В ней шумели морские волны. Наверное, Хвостильда уже подплывала к родному морю.
   Я обязательно поеду в Крым.

Багдадский вор и Пифагор
Пересказки, или Игры с сюжетами

Сказка о метаморфозах

     Царь грозно крикнул: «А теперь Горбатый!
     Горбатый, подойди, я говорю!
     В красавцы вывел моего раба ты —
     И все, и баста… послужи царю!

     Ишь, Ванька с Царь-девицею влюбленной
     Воркует, чисто сизый голубок…
     А ты сигай в котел с водой вареной —
     Давай-ка, друг любезный Горбунок!

     Я, знаешь, страсть люблю метаморфозы!
     Каким ты станешь? Ну-тко, поглядим…
     Эй, Ванька, а чего ты сразу в слезы?
     Ну, сварится твой пони – так съедим!

     Шутю, шутю! Монарх имеет право
     На искрометный юмор иногда?
     Да прыгай, лошадь! Чай, там не отрава,
     А чистая кипящая вода!»

     Под Ванькин крик: «Конек, будь осторожен!»
     По трем котлам пронесся Горбунок
     И вот… кентавром вынырнул пригожим.
     От изумленья царь лишь крякнуть смог.

     Красавец статный, молодой, копытный
     К тому же оказался и не глуп —
     Пока народ толпился любопытный,
     Он Царь-девицу подхватил на круп.

     Взметнулась пыль, и парочка исчезла,
     Хихикнула девица на скаку,
     Царь попытался было взмахом жезла
     Вернуть их… да куда уж старику!

     Озлился царь, а Ванька твердолобый,
     Не зря, как видно, прозванный «дурак»,
     Все спрашивал: «А где ж моя зазноба?
     И где конек мой? Не пойму никак!»

     …С тех пор Иван живет анахоретом,
     Все плачет, ждет девицу и конька…

     Вот так захочешь поиграть с сюжетом,
     А выйдет, что обидишь дурака.

После бала

     Как нежен принц… Но полночь черной меткой
     Уже мелькнула, с бала торопя…
     Слетевший башмачок сверкнул кометой,
     Дождем осколков лестницу кропя.

     Принц подбегает, лоб угрюмо морщит —
     Неужто обманул старик Перро?
     А между тем уже несет уборщик
     Совок и веник, тряпку и ведро.

     Бормочет принц: «О, как хрусталь непрочен,
     Как груб удар судьбы из-за угла…
     А барышня в лиловом, между прочим,
     Не столь изящна, но вполне мила».

     Что ж, барышня сигналы ловит жадно,
     Аж бьет копытом – только позови.
     С пломбиром и бокалом оранжада
     Подходит принц к лиловой визави.

     И тает счастья аромат непрочный,
     Как под лучами яркими туман.
     Щекочет нос марьяжа запах сочный,
     И сказка превращается в роман.

     От оранжада и до флердоранжа,
     Как оказалось, нужен только шаг.
     Три герцога, два шаха, царь и раджа
     Уже на свадьбу пышную спешат.

     Как молодая парочка прелестна!
     Сама судьба свела их на балу…
     И будет ликовать все королевство,
     И злобно всхлипнет Золушка в углу.

     Беспечно петь и робко улыбаться
     С тех самых пор разучится она,
     Потом за Карабаса-Барабаса
     Удачно замуж будет отдана.

     И станет жизнь осмысленной и легкой
     С таким разумным, строгим муженьком.
     Он будет кукол бить витою плеткой,
     Она – вторым хрустальным башмаком.

     Читать с надрывом на ночь станет жертвам
     Бессмертное творение Перро,
     И будут горько плакать над сюжетом
     Избитые Мальвина и Пьеро.

Сказка про чудесный корнеплод

     Хочу я сказку сочинить,
     Ищу, ищу зацепку.
     Тяну… Выдергиваю нить…
     Вытягиваю… «Репку»!

     Итак, жил дед в одном селе —
     Трудом, а не страстями,
     Копался истово в земле
     Как истинный крестьянин.

     Взрастил он знатный корнеплод —
     Пудов, пожалуй, двести.
     Собака, бабка, внучка, кот
     Его тянули вместе.

     Привычка к тяжкому труду
     Не знает передышки,
     Но надо ж было на беду
     Случиться рядом мышке.

     Как хлыст, упругий хвост махнул,
     И репа раскололась.
     Вскричала бабка: «Караул!»,
     А дед заплакал в голос.

     Сказала мышь: «Не плачьте зря,
     Из репки-то выходят
     Аж тридцать три богатыря —
     Подспорье в огороде!

     За ними дядька Черномор
     И дядя Степа следом,
     Багдадский вор и Пифагор
     На пару с Архимедом».

     Дед посмотрел по сторонам —
     Толпа растет, как тесто!
     Он крикнул: «Затворись, Сезам!
     Нам и самим здесь тесно!»

     Меж тем весь этот дикий сброд
     Освоился немножко:
     Два крошки – Цахес и Енот —
     Взялись копать картошку,

     Олень вспахал весь огород
     Серебряным копытом,
     Чинил усердно Дон-Кихот
     Разбитое корыто.

     Великий доктор Айболит
     Коту и бабке с дедом
     Искусно вылечил пульпит
     Отменным бленд-а-медом,

     Им терем каменный за час
     Сваял Данила-мастер,
     А добрый фей, не мелочась,
     Вручил в подарок счастье.

     Боюсь, прервется сказка здесь,
     Как ни печально это,
     Поскольку, если счастье есть, —
     Нет места для сюжета!

Скучная сказка

     Осколок затаился меж предсердий
     Нетающей колючкой ледяной,
     И заяц Кай своей зайчихе Герде
     Сквозь зубы цедит: «Не зуди! Не ной!
     Убогая избушка лубяная
     Успела опостылеть мне сполна.
     Копай свой огород. Я точно знаю,
     Что мне иная участь суждена».
     А за окном безудержно искрится
     Изысканной кареты чистый лед.
     В карете серебристая лисица
     С улыбкой плотоядной зайца ждет…

     И вот свершилось. Мчат олени резво,
     И в облаке метельном без следа
     Избушка вместе с Гердою исчезла,
     Возник прекрасный замок изо льда.
     Лиса ликует. Ах, каким уловкам
     Учил ее придворный старый лис!
     Ведь ей по холодильным установкам
     Был нужен позарез специалист.
     Всю лисью хитрость тонко в ход пуская,
     Ведя игру, что точно стоит свеч,
     Она сумела самородка Кая
     На хладокомбинат к себе завлечь.

     С тех пор пошло еще успешней дело,
     Открылись филиалы в сотне стран.
     А Герда зря в окошко не глядела —
     Пришла и принесла свой бизнес-план.
     И вот открыты мощные теплицы
     И цех по заморозке овощей,
     И прибыль звонким ручейком струится,
     Над нею Герда чахнет, как Кощей.
     Кай с головой ушел в свои прожекты,
     К лисе идут заказчики толпой…
     Бывают в жизни скучные сюжеты,
     Похоже, этот именно такой.

Красная Ушанка

     Шагает Красная Ушанка
     Через промерзшую тайгу:
     В корзинке черствая буханка,
     В горшочке – скисшее рагу.

     «Вот бабка, блин, заколебала —
     Да сколько ж ей таскать жратву?!
     То хлеб, то огурцы, то сало…
     Глядишь, потянет на халву».

     А бабка у себя в землянке
     Вздыхает и бубнит: «Беда!
     Чего неймется ей, поганке?
     Почто таскается сюда?

     Сейчас припрется, выпьет бражку,
     Накурит, на пол наплюет
     И кокнет миску или чашку.
     Не девка – чистый бегемот!»

     А среди кедров, подвывая,
     Бредет печальный серый волк.
     Не сжалится судьба лихая,
     Придется выполнять свой долг.

     Пойти и съесть противных теток
     Сурово требует сюжет,
     А он-то от природы кроток.
     К тому ж костлявы – спасу нет!

     И дровосек бормочет глухо:
     «Ужасный мир! Жестокий век!
     Вспороть я должен волку брюхо,
     Но я ж не киллер – дровосек!»

     И лишь Ушанкина мамаша
     В лачуге празднует своей:
     «Отлично! Заварилась каша.
     Передохну хоть пару дней!»

Монолог Ивана-царевича

     Ты чего сидишь на лавке в одиночку,
     Что-то пишешь в свой растрепанный блокнот?
     Ты бросай, писатель, ставь скорее точку,
     Дам сюжет – Шекспир от зависти помрет.

     Значит, слушай. Я тут дворником ишачу,
     А когда-то был царевичем, ей-ей.
     Только сжег я, дурень, шкуру лягушачью…
     Сказку помнишь? Так забудь. Наврали в ней.

     За женою я подался в путь неблизкий,
     Потерял в дороге доброго коня.
     Кто же знал, что вертихвостке Василиске
     Замечательно живется без меня?

     Я-то нужен был, чтоб твари земноводной
     Из болота просочиться в мир людей.
     И того не понимал, что кто угодно
     Подвернуться мог тогда под лапку ей.

     От меня она к Кощею улетела,
     Ей была забавна старческая страсть,
     И смогла его обчистить до предела —
     Старикашкино бессмертие украсть.

     После этого Кощей ей стал не нужен,
     Я рванулся к ней: любимая, нашлась!
     Только глядь – она уже за новым мужем.
     Звать Гвидон. Имеет остров. Вроде князь.

     И с тех пор мужья мелькали мелкой рябью
     На поверхности болотистой души.
     Ты давай – натуру жабью, то есть бабью, —
     Постарайся, как умеешь, опиши.

     Соловей-разбойник дал ей все, что свистнул,
     Царь Горох дворца лишился своего,
     Аладдин навек запомнил Василиску —
     Убежала прямо к джинну от него.

     Я по странам и векам кружу за нею,
     Отлепился бы – да все не хватит сил…
     Лишь одно понять никак я не сумею:
     Для меня-то кто бессмертья попросил?

Монолог кота

     Наш дом сгорел. Не дали нам приюта
     Свинья, козел и прочий скотный двор.
     Сгорели шмотки, мебель и валюта,
     В депресняке хозяйка до сих пор.

     Пристроилась к племянникам в лачугу.
     О том, как славно вместе в тесноте,
     Мурлычут сладко днем они друг другу,
     А по ночам рыдают в темноте.

     Не для меня подобные забавы.
     Спас сапоги из пламени – и рад.
     Пусть левый обгорел и треснул правый,
     Плевать – мне не шагать в них на парад.

     Ушел я, хоть хозяйка и кричала,
     Прибился к бедолаге одному
     И чуть не утопил его сначала
     (Мне с детства книжка нравилась «Муму»).

     Потом придумал ход поинтересней,
     Одумался и вызвал МЧС.
     Женил я недоумка на принцессе
     (Поскольку с детства не люблю принцесс).

     Семейка вышла – ну, представьте сами:
     Дочь короля и этот мой тюфяк.
     Чем надо есть, как обращаться к даме,
     Он не освоит до сих пор никак.

     Она готова на него бросаться,
     А я молчу и сдерживаю смех.
     Была моя хозяйка тоже цаца,
     А жизнь, гляди, обламывает всех.

     Как вспомню! То попреки, то угрозы.
     Вот пусть и хнычет у котят в углу.
     На очереди куры, свиньи, козы…
     Внушу-ка принцу, что нужны к столу.

     А сытое житье вошло в привычку,
     Так наедаюсь, что лежу без сил.
     Как все же я удачно бросил спичку…
     Эх, кто бы мою мудрость оценил!

Монолог фрекен Бок

     Улетел. Улетел. И пусты небеса над Стокгольмом.
     Не выискивай взглядом округлый смешной силуэт.
     Знаешь, легче верблюду в ушке удержаться игольном,
     Чем его удержать. Ведь тебе уже сказано: нет.

     Те, кто может летать, улетают обычно на Брокен.
     Да, отличные плюшки. Но кончился месяц чудес.
     Фрекен Бок, навсегда ты останешься фрекен.
     Не косись на метлу.
     Не поднять никогда ей твой вес.

Монолог Дюймовочки

     Эх, лучше б вышла замуж за крота…
     Какие зерна предлагал мне он!
     А здесь сплошной нектар, нектар, нектар…
     У эльфов лопать зерна – моветон.

     Воздушность, легкость – вот их идеал.
     Косится вся эльфиная родня.
     «Как слон летаешь», – муж вчера сказал
     И посмотрел брезгливо на меня.

     Вернуться бы в кротовьи закрома,
     Да поздно спохватилась я, балда, —
     Мышь вышла замуж за него сама.
     А что? И правда, пара хоть куда.

     Пойду искать другого жениха,
     А то здесь, прямо скажем, жизнь не мед.
     О, кстати, мед… Идея неплоха…
     Да, Винни-Пух, пожалуй, подойдет!

Монолог Белоснежки

     Какие все же паршивые у них имена!
     Что за мать называла младенцев по дням недели?
     А впрочем, я и не знаю, была ли у них она.
     И знать не хочу. Надоели. Как они мне надоели.

     Привыкли, что выполню прихоть любую их,
     Быстро и весело – в два притопа и три прихлопа.
     С детства комплекс Наполеона у всех семерых.
     Я их Франция. Или, может быть, вся Европа.

     Все ищут рубины, сапфиры, не пропуская ни дня,
     А после пускают слюни, мусоля добычу в подвале.
     Сбежать бы – да комплекс вины. Пропадут без меня.
     А с чего пропадут? Вроде раньше не пропадали.

     У меня раздвоение личности с каждым днем все сильней.
     Я далекой страны царевна. Я в странный наряд одета
     И живу я в красивом доме у юных богатырей,
     Высоких, сильных и стройных – есть же такие где-то.

     И снова уродцы рядом, и тает сладкий мираж.
     Ты совсем про меня забыла, мачеха-королева.
     Когда же с дьявольской кротостью ты яблоко мне подашь?
     Я надкушу с нетерпеньем. Как Ева.

О братьях

     У Элизы одиннадцать братьев, и все они белые лебеди,
     У Аленушки братец один, да и тот, к сожаленью, козел.
     Но она в его беканье-меканье, словно в младенческом лепете,
     Что-то страшное слышит все время про воду, ножи и костер.

     И к Элизе приходит она и вздыхает, и ноет, и плачется,
     И совет вымогает – мол, ты-то уже сколько братьев спасла!
     А Элиза презрительно тянет: «Ну ладно, учись, неудачница.
     Ты из свежей крапивы рубаху сплети и надень на козла».

     Только жжется крапива, а братец ужасно чувствительный козлик,
     Причинить ему боль у сестры разве может подняться рука?
     Знать, остаться козлом суждено, а сестрица состарится возле.
     Да какой королевич? Все глупые сказки.
     Ищи дурака!

     И про них сложат песню: мол, бабушка козлика очень любила,
     А она его в лес погулять будет гнать хоть на пару минут.
     И щеку подперев, голосить: «Ох, на что же я жизнь загубила?»
     И всплакнет умиленно, когда наконец его волки сожрут.

     Снимет старый платок и из шелка сошьет себе пестрое платье,
     Заведет двух веселых гусей и, присев подле них на траву,
     Залюбуется ими: «Красавцы! Ну чисто Элизины братья!
     Утешенье мое… Напою, накормлю. Заколю к Рождеству».

Репчатое счастье, или Еще один Колобок

//-- Сцена 1 --//
   Деревенский дом около самого леса, огород. Сложены дрова. Появляется грустный Дед. Одет скучно. Седая борода. Дед начинает колоть дрова, у него ничего не получается. Вытирает пот, откладывает топор, вздыхает, садится на бревно.
   Дед

     Ох, старость не радость, ну просто не руки, а крюки.
     А есть-то охота… сейчас бы блинков да медку…
     Но пусто в амбаре. Ой, батюшки, что там за звуки?

   (В доме слышны выстрелы)

     А, это у бабки стреляет в спине и в боку.

   Из дома выходит Бабка. Она хватается то за бок, то за спину, но в целом выглядит повеселее, одета поярче. Подходит к Деду, садится рядом, обнимает его.
   Бабка

     Да ладно, разнылся… Пойду поскребу по сусекам,
     Есть масло, сметана, авось отыщу и муку.
     Уж так надоело стонать да ходить по аптекам.
     Взбодрюсь-ка, пожалуй! Глядишь, колобок испеку.

   Идет в амбар, там раздаются скребущие звуки, потом Бабка переходит в дом, оттуда слышны грохот посуды и песня.

     По амбарам, по сусекам
     Стану я мести-скрести.
     Ну-ка, дед, будь человеком,
     Дров бы надо принести!

   Дед идет за дровами, подбрасывает их в печь. Бабка в это время лепит Колобок. Любуется им:

     Будет круглый да румяный,
     В мире он такой один!
     Сколько масла в нем, сметаны…

   Дед

     Да, сплошной холестерин!

   Бабка(ставит Колобок в печь)

     Знаешь, иногда полезней
     Взять да плюнуть на запрет,
     Испугаются болезни,
     Глядь – а их уж нет как нет.

   (Достает Колобок из печи.)

     Ох, пригожий, ох, румяный,
     В мире он такой один!
     Сколько масла в нем, сметаны…
     Вот остынет – и съедим.

   Бабка ставит Колобок студить на окно и уходит. У Колобка прорезываются глазки, проклевывается нос, открывается рот. Он оглядывается по сторонам. Гримасничает, высовывает язык, улыбается. У него вытягиваются ручки, ножки. Он на пробу шевелит ими, ворочается, делает разные движения. Подходят Дед и Бабка, любуются Колобком.
   Бабка(мечтательно)

     Вот остынет – и съедим.

   Дед(еще более мечтательно)

     Съедим…

   Как только Дед с Бабкой отходят, Колобок спрыгивает и улепетывает из дома. Прихватывает дедовскую кепку, которую нахлобучивает козырьком назад. Сначала выражение физиономии у него испуганное, но по мере удаления от дома он приосанивается. Колобок не катится, а бежит вприпрыжку. Вбегает в лес, движется между деревьев. На ходу выдает нечто вроде рэпа (и в дальнейшем почти все его реплики – рэп).
   Колобок

     Я замешан круто —
     В общем, крут!
     Каждую минуту
     Начеку.
     Только закемаришь —
     И сожрут.
     Заяц не товарищ
     Колобку!

   Появляется Заяц

     Легок на помине —
     Тут как тут.
     Вздумал на мякине
     Провести?
     Я тебе не пища —
     Я же крут!
     Уходи, зайчище,
     Кыш с пути!

   Заяц(поет, и перед зрителем возникают картины того, о чем он поет)

     Прости, мой друг, тебя я что-то не пойму.
     Я поглупел – вся жизнь невзгода на невзгоде.
     Я не собака, но тонул я, как Муму,
     Когда весною здесь случилось половодье.

     Так много зайцев собралось на островке,
     Еще чуть-чуть – и мы потонем всей гурьбою.
     Вдруг вижу: лодка показалась вдалеке,
     А в ней старик – он зайцев всех забрал с собою.

     Кричали зайцы: «О Мазай, спаситель наш!»
     Он усмехался: «Мол, чего там, все в порядке».
     А сам, смотрю я, вынимает карандаш
     И что-то пишет потихонечку в тетрадке.

     Нашел я в детстве под кустом десяток книг,
     С тех пор и счетом я, и грамотой владею.
     Доход от шкур вовсю прикидывал старик!
     Я зашептал: «Не верьте этому злодею!»

     Я объяснял, что он продаст на шапки нас:
     «Давайте судно в свои лапы мы захватим!»
     Они меня Мазаю выдали тотчас —
     Мол, он нас спас, ну а на правду наплевать им.

     И в тот же миг я оказался за бортом.
     Средь бурных волн так страшно маленькому зверю!
     Ушами греб я и, как мог, рулил хвостом,
     На берег выплыл, но в душе моей разгром —
     Ни в человечество, ни в зайчество не верю.

   Колобок

     Вот и не верь
     зайцам и людям.
     Я-то совсем другой!
     Чувствую,
     мы
     друганами будем.
     Дуй-ка, Заяц, со мной.

   Колобок и Заяц вместе идут по лесу. О чем-то неслышно для зрителя разговаривают. Слышат из-за куста печальный вой, видят Волка. Заяц сначала пугается, потом начинает вслушиваться и проникается сочувствием.
   Волк(поет, и перед зрителем возникают картины того, о чем он поет)

     Я Ивана-царевича всюду возил.
     Ух, мы дел натворили хороших!
     Вроде был он неглупым, но так тормозил…
     Без меня бы пропал ни за грошик.

     Я ему раздобыл и жену, и коня.
     Ах, каким он был добрым сначала!
     А как вышел в цари, так и выгнал меня.
     Дескать, что за придворный – волчара?

     Он сказал, что мне место в лесу, лиходей.
     И с тех пор я подальше держусь от людей.

   Заяц(бросается обнимать Волка)

     От людей ты пострадал, как я.
     Это значит, ты теперь мне брат!
     Мы теперь с тобой одна семья.
     Как я рад, братишка, как я рад!

   Волк сначала с недоумением смотрит на новоявленного братца, потом обнимает его.
   Колобок

     Значит, Волк и Заяц братья?
     Прямо оторопь берет!
     Ладно, всех готов забрать я.
     Ну-ка, серые, вперед!

   Дальше идут втроем, Колобок впереди, Волк и Заяц за ним в обнимку. Запевают.
   Заяц

     Мы в город Изумрудный
     Идем дорогой трудной… – Ой, нет, не то!

   Волк

     Куда идем мы с Пятачком… – Нет, опять не то!

   Колобок

     Пустились мы за счастьем в путь

   (Хором.)

     По сказочному лесу.

   Колобок(мечтательно)

     А может, встретим где-нибудь
     Прекрасную принцессу.

   Заяц

     Там ждут нас чудо-города
     И пальмовые рощи.

   Волк

     Да пусть нас лучше ждет еда —
     Мне б что-нибудь попроще!

   (Хором.)
   Припев:

     У счастья разный вкус и цвет,
     Не так легко узнать его.
     Но кто решил, что счастья нет,
     Не понял в жизни ничего.

//-- Сцена 2 --//
   Огород возле дома Деда и Бабки. Серое небо, в огороде тут и там лежат кучки корнеплодов, еще больше торчит из земли. Посреди огорода растет огромная репа. Появляется Дед с охапкой корнеплодов в руках, устало облокачивается об огромную репу, роняет овощи. У него замученный вид.
   Дед

     Я так устал…

   С пафосом поет нечто вроде оперной арии:

     Я так устал!
     В земле копаюсь я по сорок раз на дню.
     Я так устал.
     Морковь и свекла пропадают на корню.
     Я так устал,
     С утра до ночи я тяну их из земли.
     Я так устал,
     А бабка с внучкой хоть бы раз мне помогли!
     Я так устал…

   Появляется Бабка. Она явно настроена легкомысленно, тянуть репу ей совсем не хочется.
   Бабка(поет нечто вроде частушек)

     Ну чего ворчишь ты, Дед?
     Не сгниет твой винегрет!
     Чай, работать я люблю,
     Вот возьму да подсоблю!

   При этом вовсе не помогает, а начинает, приплясывая, нарезать круги и норовит постепенно удалиться. Дед, укоризненно глядя на Бабку, принимается тянуть огромную репу.
   Дед

     Я так устал…
     А репа выросла размером со слона.
     Я так устал…
     Ее тащу, но упирается она.
     Я так устал…

   Бабка возвращается, приплясывая и напевая.
   Бабка

     Ах ты старый пессимист,
     Что пристал, как банный лист?
     Я ж сказала: помогу!
     Вот бегу уже, бегу.

   Дед тянет репу, а Бабка, делая вид, что помогает, фактически просто слоняется рядом, создавая видимость бурной деятельности и восхищенно разглядывая репу. Периодически тянет то репу за ботву, то Деда за пояс, при этом больше мешает, чем помогает.
   Дед

     Я так устал…
     Два дня я новости в газетах не читал.
     Я так устал…
     Совсем от жизни с этой репой я отстал.

   Бабка

     Засучу я рукава!
     Ох и пышная ботва,
     Ух и круглые бока,
     Пять пудов наверняка!

   Дед

     Я так устал…
     И как канаты, жилы вздулись на руках.
     Я так устал,
     Болтает Бабка о ботве и о боках.
     Я так устал…
     От Бабки толку, как от дятла молока.
     Я так устал!
     Что молоко – сейчас бы кружечку пивка…

   Бабка

     Ты нытьем своим достал,
     Да я любимый сериал
     Из-за репы пропущу,
     Так и то ведь не грущу!

   Вдруг Дед машет рукой, отходит от репы и садится на бревно. Бабка перестает приплясывать и становится видно, что веселость ее была напускной. Вздохнув, садится рядом с Дедом.
   Дед

     Ладно, да сдалась нам эта репа!
     Суетиться глупо и нелепо.
     Все равно ведь на душе тоска.

   Дед и Бабка(с надрывом)

     Без Колобка!

   Бабка

     Мы его, родного, съесть хотели.
     А ведь он живой на самом деле!
     Где сейчас он бродит, одинок?

   ДедиБабка(с надрывом)

     Наш Колобок!

//-- Сцена 3 --//
   Лес. Идет Колобок, за ним Волк и Заяц. До Колобка словно бы откуда-то доносятся голоса Деда и Бабки: «Наш Колобок! Наш Колобок!» Он не может понять, мерещится ему или он действительно это слышит. Вздыхает, задумывается. Но в это время слышится страшный рев. Волк и Заяц догоняют Колобка. Все они видят издали силуэт огромного Медведя. Колобок забывает про странные голоса и переключается на реальность.
   Колобок

     Вот зверюга – ну просто ух!
     Эй, Волчок, напряги-ка нюх,
     Эй, Зайчок, напряги-ка слух:
     Это что там за Винни-Пух?

   Медведь (держит в лапах портрет Маши и поет, обращаясь к нему, а перед зрителем возникают картины того, о чем он поет):

     Каждый день вспоминаю, Мария,
     Как жила ты в моем терему.
     Ох, где косы твои золотые?
     Ох, как жить мне теперь одному?

   Припев:

     Мне снится короб с пирожками
     И как от тяжести я взмок,
     Как ковылял я меж пеньками,
     А сесть ни на один не мог.
     И голос твой звучал с небес,
     И от него гудел весь лес:
     «Не садись на пенек,
     Не ешь пирожок,
     Высоко сижу,
     Далеко гляжу».
     До сих пор дрожу!

     Каждый день вспоминаю, Мария,
     Как в деревню принес пирожки
     И собаки огромные, злые
     Изорвали всю шкуру в клочки.

   Припев:

     Мне снится короб с пирожками
     И как от тяжести я взмок,
     Как ковылял я меж пеньками,
     А сесть ни на один не мог.
     И голос твой звучал с небес,
     И от него гудел весь лес:
     «Не садись на пенек,
     Не ешь пирожок,
     Высоко сижу,
     Далеко гляжу».
     До сих пор дрожу!

   Колобок(подходит и обнимает Медведя)

     Машки, царевичи, деды и бабки
     Вечно кидают – привыкнуть пора.
     Что же,
     валяться,
     задравши лапки?
     Двигай за счастьем с нами. Ура!

   Медведь

     (Удивленно.) Ура? (Неуверенно.) Ура… (Радостно.) Ура!

   Заяц и Волк обнимают Медведя, дальше идут вместе, Колобок впереди.
   Заяц, Волк и Медведь

     Пустились мы за счастьем в путь
     По сказочному лесу.
     Наш предводитель – просто круть!
     Он крепкого замесу.

     Идем мы все за Колобком
     По кочкам и оврагам.
     Идем за счастьем прямиком.
     А можем и зигзагом!

   На пути множество препятствий, они их обходят, отчего им и приходится двигаться зигзагом. Падают, встают, идут дальше.
   (Хором.)
   Припев:

     У счастья разный вкус и цвет,
     Не так легко узнать его.
     Но кто решил, что счастья нет,
     Не понял в жизни ничего.

//-- Сцена 4 --//
   Огород возле дома Деда и Бабки. Они так и сидят, пригорюнившись. Подъезжает машина. Из нее выходит ярко одетая и накрашенная блондинка. Это Внучка. Манера изъясняться у нее несколько приблатненная.
   Внучка (поет в духе блатной песенки)

     А вы чего расселись здесь, как тунеядцы?
     Вы чем зимою собираетесь питаться?
     На грядках пашут все дедули и бабули.
     А ну-ка быстро встали в ряд и потянули!

   Дед и Бабка послушно встают. Дед берется за репу, Бабка за Деда, Внучка за Бабку. Тянут, но репа ни с места. Внучка попадает каблуком в какую-то рытвину, спотыкается, падает, встает, отряхивается, недовольно что-то бормочет. За их действиями уже давно из своей будки наблюдает собака Жучка. Теперь она подходит и спрашивает:
   Жучка

     Может, вам нужна подмога?

   Все снова выстраиваются друг за другом, Жучка за Внучкой, тянут, но результат все тот же.
   Внучка

     Толку от тебя немного!

   Из Внучкиной машины выпрыгивает Кот.
   Кот

     Ну уж я сильней собак!

   Становится за Жучкой, помогает тянуть. Толку никакого.
   Жучка

     Да куда тебе, слабак!

   В огород въезжает еще одна машина. Из нее выскакивает некто в костюме и маске мыши. У Мыши огромное количество ярких проспектов и рекламных листков, а также самых разных инструментов. По ходу речи Мышь все время разворачивает картинки, иллюстрируя каждую строку (на некоторых иллюстрации к соответствующим сказкам), демонстрирует какие-то приспособления, все это мелькает, как в калейдоскопе.
   Мышь

     Всем привет! С вами фирма «Мощнейшая мышь»!
     Перед нашими мышцами не устоишь!
     Может, надо разбить золотое яйцо?
     Может, надо украсть золотое кольцо?
     Может, надо прогрызть в вашем сыре дыру?
     Может, надо прорыть в вашем доме нору?
     Может, надо немного взбодрить ваших кошек?

   (Задирает Кота, тот шипит.)

     Может, вырубить все под мышиный горошек?
     Вот прайс-лист нашей фирмы «Мощнейшая мышь».

   Внучка(лениво-снисходительно тянет слова)

     Надо вытянуть репу. Сумеешь, ма-алыш?

   Мышь

     Репу, брюкву, морковку – любой корнеплод!
     В этом плане я, можно сказать, полиглот.

   Мышь забрасывает в машину свое имущество, становится за Котом, тот сначала недовольно огрызается, но потом все начинают дружно тянуть репу.
//-- Сцена 5 --//
   Лес. Колобок обогнал своих спутников. Перед ним появляется Лиса.
   Лиса(поет, и перед зрителем возникают картины того, о чем она поет)

     Здравствуй, путник одинокий,
     Круглобокий, круглоокий,
     Уйми-ка прыть!
     Не катись куда-то мимо,
     Мне ведь так необходимо
     Поговорить.

     Я же тоже одинока,
     Как судьба моя жестока,
     Какой позор!
     От меня ушел мой котик…
     Псих! Болван! Подлец! Невротик!
     Бродяга, вор…

   Припев:

     О мой Базилио, Базилио, Базилио,
     Мы провели с тобою столько дивных лет!
     Какие беды и напасти нам грозили – о! —
     Но вместе нам ничто не страшно было, нет…

     Нас ограбил Буратино,
     Длинноносая дубина.
     Все отнял он!
     Нас шарманщик гнал пинками,
     А Пьеро звал дураками
     И Артемон…

     Что за страшная орава!
     Кто же мучить дал им право
     Котов и лис?
     Пусть ответит тот, кто в теме:
     А куда все это время
     Смотрел Гринпис?

   Припев:

     О мой Базилио, Базилио, Базилио,
     Мне не забыть твои прекрасные черты!
     Как полицейские собаки нас тузили – о! —
     Зато со мной был в это время рядом ты…

     Ты нашел себе другую,
     Я страдаю, я ревную,
     Не сплю ночей.
     Как ты мог так опуститься
     И на кошкин дом польститься
     И смыться к ней?

     Ты теперь Василий-дворник,
     Скучной чистоты поборник,
     Всегда с метлой.
     Только я живу в надежде:
     Ты Базилио, как прежде,
     Ты мой герой!

   Припев:

     О мой Базилио, Базилио, Базилио,
     Я постоянно вспоминаю о былом!
     Когда тебя в ее карете увозили – о! —
     Я пожелала, чтоб сгорел весь кошкин дом…

     Здравствуй, путник одинокий,
     Круглобокий, круглоокий…

   Колобок

     Кто одинок? Я одинок?
     Да нас тут
     целый квартет!
     Будем знакомы:
     я Колобок —
     Странник, герой, поэт.

   К этому времени звери уже нагнали Колобка и стоят рядом.

     А это вот Заяц —
     наш грамотей,
     Робок, зато неглуп.
     Вырвался он из коварных сетей
     И не пошел на тулуп.

     Вот это Медведь —
     как ты, пострадал
     Он от любви и коварства.
     А всех,
     кого наш
     Волчок воспитал,
     Сразу венчают на царство.

   Медведь

     Лисичка, не плачь, лучше с нами пойдем!
     Мы счастье уж точно найдем впятером!

   Лиса

     Спасибо, отправлюсь я с вами, друзья!
     И может, забуду изменщика я.

   Заяц, Волк, Медведь, Лиса

     Пустились мы за счастьем в путь
     По сказочному лесу.
     Куда придем? Куда-нибудь!

   (Поют по одному.)

     В Париж? В Каир? В Одессу?
     В Самару? В Ливерпуль? В Мадрас?
     В Нью-Йорк многоэтажный?

   (Вчетвером.)

     Туда, где ждут и любят нас,
     А прочее неважно.

   Припев:

     У счастья разный вкус и цвет,
     Не так легко узнать его.
     Но кто решил, что счастья нет,
     Не понял в жизни ничего.

   Колобок(опять идет один и печально повторяет)

     Туда, где ждут и любят нас…
     Туда, где ждут и любят нас…
     Туда, где ждут и любят нас…
     А прочее неважно.
     Туда, где ждут и любят нас,
     А прочее неважно.

   Останавливается. Звери тоже останавливаются и обступают его.
   Заяц

     Ты чего загрустил, Колобок?

   Волк

     Ты же наш командор, наш пророк.

   Медведь

     Мы ж за счастьем отправились в путь!

   Лиса

     И пройти нам осталось чуть-чуть!

   Колобок

     Знаю,
     тоскуют Бабка и Дед,
     Просто
     чую нутром.
     И сам я соскучился —
     мочи нет.
     Все-таки там мой дом!
     Вы понимаете?
     Дом родной!
     Я возвращаюсь.
     Давайте со мной!

   Звери ужасаются, возмущаются и, энергично жестикулируя, поют песню-танго.
   Заяц

     Зачем надумал ты вернуться к Бабке с Дедом?
     Для них и был ты, и останешься обедом.
     Что им твои порывы, помыслы, идеи?
     В тебе они лишь булку видели, злодеи.

   Волк

     Зачем надумал ты вернуться к Бабке с Дедом?
     Ты извини, но я твой план считаю бредом.
     Зачем стремиться в дом, где ждет тебя засада?
     Лесная вольница – вот все, что в жизни надо.

   Медведь

     Зачем надумал ты вернуться к Бабке с Дедом
     И добровольно сдаться этим людоедам?
     С чего вообще взяла коварная бабища,
     Что с человеческим лицом бывает пища?

   Лиса

     Зачем надумал ты вернуться к Бабке с Дедом?
     Ведь гуманизм им от рождения неведом.
     В их доме ждет тебя тарелка, не лежанка,
     Где вместо простыни постелена сметанка.

   Колобок

     Нет, отговаривать
     бесполезно,
     Раз я решил, то решил железно.

     Не передумаю
     на ходу.
     Вы не идете?
     Один иду.

   Заяц

     Тебя не бросим одного на растерзанье.

   Волк

     Пойдем с тобой, хоть нет особого желанья.

   Лиса

     И если кто-то на обед тебя наметит.

   Медведь

     За это свинство перед нами он ответит!

   Все разворачиваются и идут в противоположную сторону.
//-- Сцена 6 --//
   Огород возле дома Деда и Бабки. Там все так же тянут репу, а она все так же не сдвинулась. В это время Колобок со спутниками выходят к огороду. Дед и Бабка видят Колобка и, всплеснув руками, бегут к нему. Весь «строй» рассыпается.
   Дед

     Колобочек, ты пришел домой!

   Бабка

     Ты прости уж нас, голубчик мой!

   Колобок(обнимая Деда и Бабку)

     Стосковался по семье своей.
     Я вернулся и привел друзей.

   Дед и Бабка оглядывают спутников Колобка. Дед замечает Зайца и бросается к нему.
   Дед

     Ты не утонул, мой храбрый Заюшка!

   Заяц

     Может, я и был не прав, Мазаюшка.

   Обнимаются. Остальные гости и хозяева тоже приходят в движение.
   Медведь(увидев Внучку)

     Наконец тебя нашел я, Машка!

   Внучка(тянет слова)

     Да и я соскучилась, дура-ашка.

   Кот(бросается к Лисе)

     Я мечтал найти тебя, Алиса!

   Лиса

     Снова вместе мы с тобой, мой киса!

   Лиса кидается Коту на шею. Мышь бежит к Волку, на ходу стаскивая маску Мыши, под которой оказываются корона и вполне человеческое лицо.
   Мышь

     Я везде искал тебя, Волчок!

   Волк

     Что ж ты царство бросил, дурачок? (Обнимаются.)

   Все оживленно разговаривают между собой. Колобок смотрит на это, оглядывается вокруг и тут замечает Репу, про которую все забыли. То ли раньше мы видели ее с другого ракурса, то ли сама она не желала показываться в истинном своем виде, но только теперь мы видим, что у нее есть лицо и руки, а ботва – это прическа. Колобок и Репа неотрывно смотрят друг на друга. Колобок подходит к Репе, подает ей руку, и она легко выскакивает из земли и становится с ним рядом.
   Колобок(становится на одно колено и поет)

     Ах, фрейлейн, ах, мадмуазель,
     Ах, мисс, ах, синьорина!
     Вы грациозны, как газель,
     Румяны, как малина!

     Разбито сердце навсегда,
     Хотя оно из теста.
     Скажите мне лишь слово «Да!» —
     И вы моя невеста!

   Репа(потупив глаза, тихонько)

     Да!

   Потом Репа повторяет «Да! Да! Да! Да!» все громче и увереннее, так что ее слышат все и начинают понимать, что происходит.
   Все

     Свадьба! Свадьба!

   Все начинают суетиться, вытаскивают из дома стол, лавки, накрывают стол скатертью, тащат посуду. Пока все носятся, Жучка куда-то убегает.
   Бабка(печально глядя на пустой стол)

     Что мне на стол подавать? Непонятно!
     Если подать калачи да блины,
     Будет тогда жениху неприятно.
     Нет, мы родню его есть не должны!

     Если же свеклу подать да морковку
     Или какой-нибудь там сельдерей,
     Перед невестою будет неловко,
     Эти роднею приходятся ей.

   Жучка(вернувшись с несколькими полными пакетами)

     Бабка, что пригорюнилась вдруг ты?

   Бабка

     Не пойму, чем мне потчевать вас.

   Жучка

     Ой, да брось, я купила продукты,
     В супермаркет сгоняла как раз.

   Бабка(вываливает на стол содержимое пакетов, разглядывает: там какие-то яркие коробки и банки с продуктами быстрого приготовления, хлопьями и т. д.)

     Ох ты батюшки, как же я рада!
     Всех накормим теперь без проблем.
     Ты купила как раз то, что надо:
     Из чего – непонятно совсем!

   Достает очки и читает надписи на коробках.

     Риботиды, здесь есть, глютоматы…
     Не-ет, они не родня молодым!
     Эмульгаторов выбор богатый.
     Вот мы все их сейчас и съедим!

   Хозяева и гости рассаживаются за стол, молодых сажают во главе, они не отрывают глаз друг от друга. Все поднимают бокалы и поют лирическую песню – некоторые строки поет кто-то один, некоторые поются дуэтом или хором.
   Хозяева и гости

     Ну вот и улеглись все страсти.
     За молодых бокал поднимем.
     Пускай их репчатое счастье
     Подольше остается с ними.

     Мы здесь друг друга повстречали,
     И вся компания сдружилась.
     Как грустно было нам вначале,
     И как все хорошо сложилось!

   Всем весело, все едят, пьют, поют, разговаривают, радостно смотрят друг на друга. Но вдруг мы видим тропинку, ведущую в лес. По ней идет одинокая Жучка с рюкзачком.
   Жучка

     Пустилась я за счастьем в путь
     По сказочному лесу.
     Я превращусь когда-нибудь
     В прекрасную принцессу.

   Она удаляется и исчезает в лесу, слышен ее затихающий голос:

     А может, в баронессу?
     А может, в стюардессу?
     А может, в поэтессу?
     Нет, лучше уж в принцессу!

     Пустилась я за счастьем в путь
     По сказочному лесу.

   (За кадром звучит хор.)

     У счастья разный вкус и цвет,
     Не так легко узнать его.
     Но кто решил, что счастья нет,
     Не понял в жизни ничего.

В океане любви – полный штиль
восемь песен, один романс и одна баллада

Городская песенка

     А вечером воздух дремотней,
     Чем ряской зашторенный пруд.
     Девчонка стоит в подворотне,
     Тяжел ее горестный труд.

     Густой макияж исковеркал
     Доверчивый девичий взгляд,
     И серые тени на веках
     Дорожной тоскою пылят.

     Проходят пузатые дяди
     И мальчики в тертой джинсе,
     На девочку в ярком наряде
     Косятся презрительно все.

     А девочка руки к ним тянет,
     Соблазна полна ее речь.
     Ей надо любыми путями
     Зазвать, заманить и завлечь.

     Старушка сварливо бормочет:
     «Болтаются всякие тут!»
     …А дома малютка-сыночек,
     И брошен давно институт.

     Тоскливо на улице пыльной,
     Красивая жизнь далеко…
     «Вам хочется связи мобильной,
     Чтоб дешево, быстро, легко?

     Салон наш на той остановке,
     Спешите, упала цена.
     Берите, берите листовки!
     Всю пачку раздать я должна…»

Местечковый романс

     В этой песенке я не открою ни ада, ни рая вам,
     Мне о них ничего не известно, такие дела…
     Лучше я расскажу, как под городом под Николаевом
     В захолустном местечке красавица Мирка жила.

     И смотрели с большим интересом на стан ее девичий
     (Вам, конечно, понятно, что им приходило на ум)
     Сыновья местной гурии – Семка и Оська Гуревичи,
     Сыновья местной фурии – Фурманы Лев и Наум.

     У нее под окном часто фыркали лошади пегие —
     Покататься ее звал на бричке Ефим Рудерман.
     Только Мирка не шла – все сидела, писала элегии,
     Сочиняла поэмы и, кажется, даже роман.

     Додик Вульф привозил аж из самого Киева цацки ей,
     Моня Кац присылал каждый день за букетом букет,
     Эрудит Беня Штерн называл то Юноной, то Саскией,
     А она все ждала из далеких редакций ответ.

     То один, то другой приходил с головой замороченной
     К старой свахе Ципоре, что всех, как известно, умней,
     И Ципора сказала им честно: «Товар с червоточиной.
     Вы забудьте про Мирку, не сватайтесь, мальчики, к ней».

     А она по утрам почтальона терзала вопросами,
     А она по ночам все писала, писала в тетрадь.
     И увлекся Наум рыжей Ривкой с пушистыми косами,
     К сердцу Фейгеле стал умный Беня ключи подбирать.

     И ряды женихов постепенно редели, как локоны,
     И племянник сдавал потихоньку тетрадки в утиль,
     И однажды она вдруг надумала выйти из кокона.
     Смотрит: нет никого, в океане любви – полный штиль.

     И сменилось перо аккуратной пластмассовой ручкою,
     Мирка так же ждала из редакций восторженных слов,
     Доживая свой век с примитивной двоюродной внучкою,
     Не умевшей понять силу прозы и прелесть стихов.

     Вот и песенка вся. В чем тут цимес, отвечу я вряд ли вам.
     Так бывает вполне: только цорес, а цимеса нет.
     Вот и песенка вся, и не надо быть очень догадливым,
     Чтоб понять без труда, чем закончился этот сюжет.

Песенка о гибели Атлантиды

     Была Атлантида хорошей страной —
     С серьезной наукой, с режимом гуманным,
     И звезды открыли там все до одной,
     И мелочь не тырили там по карманам.

     Был каждый – ученый и каждый – поэт,
     Все с ходу решали любые задачи,
     А ночью ходили гулять в интернет,
     Хотя назывался он как-то иначе.

     У каждого был телевизор и факс,
     От книг и посуды ломились серванты,
     И только контор под названием «загс»,
     Увы, не додумались сделать атланты.

     Едва удавалось атлантке одной
     Добыть себе мужа по вкусу, по нраву,
     Другая себя объявляла женой,
     Имея на это такое же право!

     И тут начинались тычки и пинки
     (Шли побоку дружно наука с культурой),
     А муж подавал из укрытья свистки,
     Следя с упоением за процедурой.

     Повсюду кипели такие бои —
     В квартирах, на улицах и на балконах,
     Все дамы права предъявляли свои,
     Ведь там не слыхали о браках законных.

     От этих ужасных сражений и драк
     Их остров дрожал и качался все время,
     И вот – затонул, погрузился во мрак,
     Со всею культурой и факсами всеми.

     И грустно теперь – как подумаешь, там
     Могло обойтись без подобного стресса.
     Ах, дамы, лелейте свой маленький штамп —
     Залог выживанья и символ прогресса!

Советская бразильская песня

     В далекой ослепительной Бразилии,
     Где апельсинов жуткое количество,
     Жила-была красавица Эмилия
     В хибаре без воды и электричества.

     Она носила пончо с мокасинами,
     На дона Бамбадореса ишачила
     И всю страну снабжала апельсинами,
     А по ночам у пристани рыбачила.

     У дона необъятные владения
     И счет в швейцарском банке фантастический,
     А у нее – лишь кротость да терпение
     Да труд ударный капиталистический.

     Ее украли в детстве похитители
     И продали бедняжку на плантацию.
     Она росла без любящих родителей
     И пребывала несколько в прострации.

     Вот раз она ловила рыбу с пристани,
     Чтоб после съесть с нехитрою приправою,
     И в темноту она вгляделась пристально
     И поняла, что в море кто-то плавает.

     А через миг его прибило к берегу
     И вынесло на землю эту грешную.
     Ах, как попал в Латинскую Америку
     Сеньор, носящий форму кагэбэшную?

     Она смотрела как завороженная —
     Какой голубоглазый, чернобровенький!
     А он лишь воду отряхнул соленую
     И даже мокрый выглядел как новенький!

     Он ей сказал: «Мы рады вас приветствовать,
     Гражданка Поперецкая Эмилия!
     Вам здесь отныне не придется бедствовать —
     Поручено забрать вас из Бразилии.

     Вы наша, вы родная, вы советская,
     Ведь вас из Мелитополя похитили.
     Взгляните, вот и фото ваше детское.
     Вас ищут безутешные родители!»

     Они пустились вплавь без промедления
     Сквозь океан бескрайний Атлантический,
     Им не давало утонуть стремление
     Ступить на берег социалистический.

     Медузы им служили пропитанием,
     Спасая от голодного бессилия.
     И крепла дружба в этих испытаниях,
     И родилась любовь в душе Эмилии.

     На свете все когда-нибудь кончается,
     Закончилось и это приключение.
     Конечно же, оно, как полагается,
     Достойное имело завершение.

     Присвоили очередное звание
     И орден дали бравому Василию.
     Отправилась на первое свидание
     К родителям счастливая Эмилия.

     Папаша оказался горьким пьяницей,
     Свихнулась мать, задавленная муками.
     А жили они с бабкой и племянницей
     И с восемью двоюродными внуками.

     Тут бросилась Эмилия к Василию,
     Напрасно ей рыдали вслед родители,
     Сказала: «Я покинула Бразилию,
     Чтоб вечно быть с тобой, моим спасителем!»

     Но Вася посмотрел в недоумении:
     «Я выполнил партийное задание —
     Я вас доставил к месту назначения,
     Мы больше не знакомы. До свидания».

     Роняя слезы, горькие и чистые,
     Кляня свою судьбину беспощадную,
     Взошла она на скалы каменистые
     И ринулась без слов в пучину жадную.

     А Бамбадорес, брошенный в Бразилии,
     От горя пребывал в оцепенении.
     Ведь он любил прекрасную Эмилию
     И собирался сделать предложение!

Песня про черепах

     Как-то раз в придорожном трактире
     Пировала семья черепах:
     Мама страстно играла на лире,
     Папа водкой волнующе пах.

     Пил дедуля коктейль с беленою,
     Об пол грохая каждый стакан,
     Ну а бабка, тряся стариною,
     На столе исполняла канкан.

     Детки с воплями грызли фисташки,
     В лоб соседям плюя шелухой.
     Эх, умеют гулять черепашки,
     Черепашки – народец лихой!

     Кто-то крикнул, не выдержав: «Братцы!
     Зарвались черепахи, ей-ей!
     Не пора ль им отсюда убраться
     И оставить в покое людей?»

     Кровь ударила в панцирь папаше,
     Он обидчика сгреб за грудки…
     Долго мстил он за суп черепаший,
     Черепаховые гребешки,

     За террариум в центре столицы,
     Школьный еле живой уголок,
     Где братишки его и сестрицы
     Гложут вечный капустный вилок.

     Вся семья с упоением мстила.
     Дед поднялся, суров и могуч:
     «Я не верю, – кричит, – что Тортила
     Добровольно вам выдала ключ!..»

     …Канул в ночь посетитель последний,
     Подчистую разрушен трактир…

     Шум и крики в таверне соседней —
     Там лягушки устроили пир.

Грустная песня
про грустную песню

     О печальный юноша с гитарой,
     Не тревожь сегодня тонких струн!
     Мне от звуков этой песни старой
     Хочется завыть на сотню лун.

     Это плач о женской доле жалкой,
     О коварных замыслах мужчин,
     Сказ о том, как встретился с русалкой
     Паренек задумчивый один.

     У воды под старой серой ивой
     Он такие ей шептал слова,
     Что она в возможность быть счастливой
     Верила, как глупая плотва.

     Это очень просто – лечь на травку
     И забыть, где правда, где игра…
     Вскорости открыл парнишка лавку
     С вывеской «Русалочья икра».

     Я над этой песней плачу с детства,
     Так не рви мне душу лишний раз.
     Никуда от правды мне не деться:
     Нет, увы, такой икры у нас.

Простая песня о любви

     Жизнь прекрасна на острове Ява,
     Что ни дерево – то баобаб,
     Что ни завтрак – сплошная какава,
     Что ни ужин – кокос да кебаб.

     Там туземцы с лицом цвета меди
     Веселятся все дни напролет,
     Лишь один – назовем его Федя —
     Все лежит и какаву не пьет.

     Он мечтает о девушке Мане
     Из далекой морозной страны,
     Ему старый шаман нашаманил,
     Что они повстречаться должны.

     Эта Маня с косой белокурой
     Стала сниться ему по ночам,
     Потрясая такою фигурой,
     Что во сне он от страсти мычал.

     И лежит он, с надеждой взирая
     На туристок с больших кораблей,
     Но на брег баобабского рая
     Маня все не спешит, хоть убей!

     А в далеком холодном Тамбове
     На диване, закутавшись в шаль,
     Маня хмурит белесые брови
     И глядит в заоконную даль.

     Предсказал ей астролог солидный,
     И она потеряла покой,
     Что жених для нее есть завидный —
     Не найдется в Тамбове такой.

     Мол, лежит он в тени баобаба,
     Лишь о ней видит яркие сны,
     А яванские глупые бабы
     Даже даром ему не нужны.

     Маня шлет ненаглядному Феде
     По астральным каналам сигнал
     И бормочет: «Чего ж он не едет?
     Самолет бы хоть, что ли, угнал…»

     Маня лузгает семечек груды —
     Кошка ходит по грудь в шелухе.
     Федя жирный кусок барракуды
     Вяло ловит в остывшей ухе.

     Маня смотрит ток-шоу ночное,
     Громко ахая: «Ну и дела!»
     Федя щурит глаза на каноэ —
     Может, Маня к нему приплыла?

     Маня в зеркало смотрится хмуро,
     Седину выдирая из кос.
     Федя метит кокосом в лемура,
     Прямо в нос посылая кокос.

     Маня грелку под спину пихает,
     Федя давит москитов и мух,
     Маня стонет: «Ох, доля лихая!»
     Федя хнычет: «О, сжалься, злой дух!»

     Будет Маня лежать на диване
     Хоть полвека, хоть тысячу лет,
     Из-под дерева Федя не встанет,
     До Тамбова не купит билет.

     И состарятся, мхом обрастая…
     Ах, тоска, ты мне сердце не рви!
     Пусть летит моя песня простая
     Гимном этой великой любви!

Непростая песня о любви

     Большой любви охота всем,
     Но сердце бедное разбито.
     Скажите, девки, ну зачем
     Я полюбила эрудита?

     Ах, муж меня считает глупою,
     Ворчит, что поздно раскусил.
     Но Гватемалу с Гваделупою
     Не путать – выше моих сил.

     Я знаю: Пушкин – наше все, —
     К чему же прочие изыски?
     Мне биографию Басе
     Противно слушать по-английски.

     Ах, муж меня считает глупою,
     Сквозь зубы цедит: «Темнота!»
     Я от обиды носом хлюпаю,
     Сморкаясь жалобно в кота.

     В постели с нами то Вийон,
     То Гете, старый и потертый.
     Такая вот любовь втроем…
     Возьму Маринину четвертой.

     Ах, муж меня считает глупою,
     А у меня ведь есть диплом.
     Но общих тем с ним не нащупаю,
     Уже и щупать стало в лом.

     Все смотрит он «Что? Где? Когда?»,
     Что где почем – моя забота.
     Как попадает в дом еда —
     Вопрос, достойный Геродота.

     Ах, муж меня считает глупою,
     И чувства тают на глазах.
     Мол, вся погрязла в варке супа я,
     А с Кортасартром не в ладах.

     Вот наш сосед Пупков Степан
     Читал Барто, но не осилил,
     Зато сменил мне в ванной кран
     И шею милому намылил.

     Меня он не считает глупою,
     Уютно под его крылом.
     Сижу с ним, семечками хрупаю,
     Листая Джойса под столом.

Африканская баллада
о семейном счастье

     В Бурунди, в Руанде, а может, в Уганде
     В обычной лачужке жила Изабель.
     Она увлекалась учением Ганди,
     Но также ей был симпатичен Фидель.

     Ее каждый день волновали вопросы:
     «Что делать?», «Что выпить?» и «Кто виноват?»,
     Она собирать не хотела кокосы,
     Бежала к матросам, кричала: «Виват!»

     Потом Изабель выползала из трюма
     И думала: «Надо читать «Капитал»…»,
     А призрак по Африке рыскал угрюмо,
     Но после исчез – очевидно, устал.

     Родня закрома набивала бататом,
     Им девушка в спину кричала: «Даешь
     Отпор супостатам! Даешь мирный атом!
     Да здравствует Индия! С нами Гаврош!»

     Но как-то из дикого племени мбаси
     Наведался к ним обаятельный гость.
     Он был в боевом людоедском раскрасе,
     На шее висела берцовая кость.

     Как видно, ему приглянулась девица,
     И щелкнуло что-то в его голове.
     Он рявкнул одно только слово: «Жениться!»,
     Хоть слов знал как минимум дюжины две.

     Сгорели брошюры, статьи, мемуары
     На свадебных ярких веселых кострах.
     Ну что вам сказать? Нет счастливее пары
     Ни в джунглях густых, ни в высоких горах.

     Довольны родители: дочку спихнули,
     Теперь до политики дела ей нет.
     Уютно кипит кто-то вкусный в кастрюле —
     Марксист, монархист… лишь бы мужу обед!

Песенка с испанским колоритом

     Как много девушек в Гранаде,
     Но Тересита всех стройней.
     Увы, она живет у дяди,
     И он, как пес, следит за ней.

     Да, дядя самых честных правил
     И строже, чем отец и мать.
     Он ей условие поставил:
     Всех кабальеро в шею гнать.

     Он вечно держит дверь закрытой,
     А между тем идут года.
     Остаться старой сеньоритой?!
     Ну нет уж, дядя, никогда!

     В Гранаде жизнь кипит повсюду,
     Лишь Тересита все одна…
     И дядю – старого зануду
     Зовет к компьютеру она.

     От наглости своей дурея,
     А сдуру став еще наглей,
     Мурлычет: «Посмотри скорее…» —
     И тычет пальчиком в дисплей.

     «Ты не слыхал об интернете?
     Весь мир о нем лишь говорит!
     Здесь ты прочтешь про все на свете…
     Конечно, есть и про артрит!

     Про пенсии и про корриду,
     Про мази, про Мадридский двор…»
     И дядя, поворчав для виду,
     Уперся взглядом в монитор.

     Прочел о смерче, снах, Багдаде
     И в чат случайно заглянул…
     Вот так и пропадают дяди,
     А девушки идут в загул.

Лаконика
мысли и картинки в четырех строчках

Лаконика

     Все помнят стих «Купыла мама коныка…»,
     Но многими забыта «Илиада».
     Ну как тут не открыть раздел «Лаконика»?
     Четыре строчки – больше и не надо!

Званый вечер

     К графьям был зван намедни я,
     Весь вечер мило выпивали мы,
     А утром глянул – где графья?
     Сплошные графские развалины…

Далекие Дали

     В восхищенье мы от Даля
     И в восторге от Дали —
     Как нам все растолковали,
     Как запутать нас смогли!

Загадочная рыба

     В энциклопедии копаюсь,
     Но все никак не разберу:
     Где обитает рыба паюс,
     Которая дает икру?

Альмаматери

     Как отличается учившийся в Сорбонне
     От всех учившихся в московском универе!
     Мы можем в этом убедиться на примере:
     Он топит грусть свою не в водке, а в бурбоне.

Тост

     Благородная кровь помидорная
     Алеет в фужере.
     Выпьем в честь безымянного донора
     «Кровавую Мэри»!

Сказка о проснувшейся принцессе

     От поцелуя толку было мало.
     Красавица воспряла ото сна,
     Но лишь на принца глянула она —
     Поморщилась и снова задремала.

Ночь

     Зевает в вышине луна,
     Деревня дрыхнет под луной.
     И только парочка одна
     Танцует сеновальс ночной.

Совет

     Мой милый, если нужен вам
     Рай в шалаше,
     То вы тогда другую фам
     Себе шерше.

Дворецкий

     Важней господ по виду – но! —
     В любом особняке старинном
     Он – переходное звено
     Меж дворнею и дворянином.

Вопрос

     Идут поколенья друг другу на смену,
     Все помнят слова: «Наш ответ Чемберлену».
     Но кто мне сумеет ответить всерьез:
     Какой же он все-таки задал вопрос?

Математельная заниматика

     Порой полезно экспериментировать
     И честные вопросы задавать.
     Услышав крик: «Ну хватит нас третировать!»,
     Спрошу угрюмо: «Вас четвертовать?»

Кулинария в быту…

     Кран сломался, пол покрыт водою,
     Суетится с тряпками родня.
     Будет из соседей заливное.
     Будет отбивная из меня.

…и на даче

     Когда с семьей на дачу едем вместе,
     С собой берем поесть мы что попроще.
     Отличный вариант – сосиска в тесте,
     Сосиска в теще.

Великий и могучий

     «Ворона! Шляпа! Варежку закрой!
     Свали в туман, а то получишь в бубен».
     Ах, до чего живителен порой
     Красивый образ среди серых буден…

Разборки 1

     У диплодока – диплодочка.
     У дипломата – дипломать.
     И все в родстве друг с другом точно,
     Но вот в каком – не разобрать!

Разборки 2

     От холода синица ежится,
     От холода синеет еж.
     Зоолог смотрит и тревожится:
     Кто из них кто? Не разберешь!

Недоумение

     «Мне не понять людей! – сказал пингвин супруге. —
     У моря мы живем, на самом южном юге,
     И климат ровный здесь, и тишь, и воздух чистый,
     Так что же отдыхать не едут к нам туристы?!»

Яблочное червестишие

     Варенье из яблок кипело в тазу.
     Червяк отвернулся, роняя слезу:
     Как гибнет бессмысленно и бестолково
     Питанье для целой семьи червяковой!

О любви

     А у меня сегодня лирический настрой —
     Лишь о любви стихи я слагаю увлеченно:
     Люблю я бутерброды, особенно с искрой,
     Взаимно – с кабачковой и безответно – с черной.

Конструктор

     Джим на счастье Есенину дал
     Лапу, хвост и четыре клыка.
     Долго бедный Качалов рыдал,
     По частям собирая щенка.

Полюбил джентльмен идиотку…
лимерики

Лимерики…

…географические

     Говорят, уроженцы Лиона
     По ночам любят прыгать с балкона,
     И чем выше этаж,
     Тем сильней входят в раж
     По ночам уроженцы Лиона.

//-- * * * --//

     Говорят, уроженцы Флоренции —
     Сплошь эвенки, якуты и ненцы, и
     Чуть они подрастают,
     Все на север сбегают.
     Нет флоренцев в своей уроженции!

//-- * * * --//

     Говорят, танцовщицы в Гренобле
     Все худющие, будто оглобли.
     С их фигурой никак
     Не задвинуть гопак,
     Остаются одни пасадобли.

//-- * * * --//

     Говорят, что шаманы Уганды
     Удаляют всем жителям гланды
     И, гордясь постоянством,
     Безангинным пространством
     Называют просторы Уганды.

//-- * * * --//

     Говорят, что в продвинутой Дании
     В брак вступают на первом свидании.
     Жениху и невесте
     Не гуляется вместе —
     Все равно все известно заранее.

//-- * * * --//

     Один президент Гондураса
     Привык почивать без матраса,
     А мог почивать и
     Вообще без кровати
     Аскет – президент Гондураса!

//-- * * * --//

     Брел торговый агент Синеносов
     И тележку волок меж торосов.
     Он ворчал: «Провокаторы!
     Дали мне вентиляторы —
     Мол, любимый товар эскимосов».

…островные

     На прекраснейшем острове Куба
     Никогда бы не дали мы дуба.
     Позабыв про печали,
     Тихо пальмы бы дали,
     Ибо дуба давать – это грубо.

//-- * * * --//

     Говорят, что на остров Бали
     Не заходят теперь корабли:
     Прикололись в ООН —
     Под коньяк и бурбон
     Стерли пятнышко с карты Земли.

//-- * * * --//

     В шумном баре на острове Ява
     Возле стойки на русском объява:
     «Всем, кто купит мартини,
     Выдаем по маслине!»
     И приписка по-русски: «Халява».

…дорожные

     Если ты, проезжая Воронеж,
     Чемодан свой в окошко уронишь,
     Не надейся, что тут
     Тебе что-то вернут, —
     Вряд ли сердце воронежца тронешь!

//-- * * * --//

     Если ты, проезжая Сарапул,
     С верхней полки вдруг свалишься на пол,
     То тебя проводник
     Ссадит с поезда вмиг, —
     Не позорь, скажет, город Сарапул.

//-- * * * --//

     Если ты, проезжая Саратов,
     Вдруг окажешься в лапах пиратов,
     Ты за выкупом шли,
     Но учти, что рубли
     Ну никак не устроят пиратов!

//-- * * * --//

     Если ты, проезжая Калугу,
     На перроне увидишь супругу,
     То спокойно лежи,
     Не трясись, не дрожи, —
     Сделай вид, что проспал ты Калугу.

//-- * * * --//

     Если ты, проезжая Самару,
     Станешь песню орать под гитару,
     То скандала не жди,
     Всех скорей убеди:
     Лучше с песней проехать Самару.

//-- * * * --//

     Если ты, проезжая Полтаву,
     Будешь сыпать в окошко отраву,
     Не хихикай в вагоне,
     Потирая ладони —
     Даже в Швеции помнят Полтаву!

//-- * * * --//

     Если ты, проезжая Калькутту,
     Пьешь большими глотками цикуту,
     То уже, хоть убей,
     Не приедешь в Бомбей, —
     Вряд ли даже покинешь Калькутту.

//-- * * * --//

     Если ты, проезжая Стамбул,
     В синем небе увидишь акул,
     Ты орать не спеши,
     Лучше стих напиши
     Про акул, небеса и Стамбул.

//-- * * * --//

     Если ты, проезжая Каир,
     Будешь пить увлеченно кефир,
     Ты пропустишь все виды —
     Пальмы, Нил, пирамиды.
     Так что лучше езжай в Армавир.

…про джентльменов

     Полюбил джентльмен идиотку.
     Она хрюкала, грызла проводку,
     В ванне тесто месила,
     Чем, бесспорно, вносила
     В жизнь супруга веселую нотку.

//-- * * * --//

     Полюбил джентльмен эскимоску,
     Подарил ей бикини в полоску.
     И она в том бикини
     Дрейфовала на льдине,
     Элегантно куря папироску.

//-- * * * --//

     Полюбил джентльмен джентльменку
     Бить с утра головою об стенку.
     Каждый день Бэрримор
     Шел с супругой во двор
     Наблюдать эту милую сценку.

…про монахов

     Был монах по фамилии Рюмин
     Не опасен, но буйно безумен.
     Он кричал: «Я мулла!
     О Алла бисмилла!
     Отпусти меня в Мекку, игумен!»

//-- * * * --//

     А монах по фамилии Пнин
     Вдруг решил, что он мудрый раввин,
     Плакал: «Дайте мацы!»,
     Обрезал огурцы
     И хранил под подушкой тфилин.

//-- * * * --//

     Ну а третий монах, Комаров,
     Начал верить в священность коров.
     Он вопил: «Хари Рама!»,
     Выбегая из храма,
     В остальном же вполне был здоров.

…про монархов

     Одна королева английская,
     Супруга в объятиях тиская,
     К кровати толкала
     И томно вздыхала:
     «Рождаемость в Англии низкая…»

//-- * * * --//

     Дал Людовик задание рыцарю,
     Чтоб на Русь он доставил дары царю —
     Сочиненья Сократа.
     Царь сказал: «Вот мура-то!
     Я прекрасно без этой муры царю».

//-- * * * --//

     Отдыхая на озере Рица,
     Утонула в купальне царица,
     И царю генерал,
     Что ее охранял,
     Гаркнул: «Этого не повторится!»

//-- * * * --//

     Говорят, что Аврелию Марку
     Подарили на Пурим байдарку.
     В ней варил он обед,
     Ею чистил свой плед
     И гонял сарацинов по парку.

…гастрономические

     В ресторане портовом Овидий
     Слопал пуд маринованных мидий,
     И в восторге от блюда
     Он воскликнул: «Я буду
     Называться отныне Омидий!»

//-- * * * --//

     Говорят, Михаил Ломоносов
     Никогда не едал абрикосов,
     А увидев хурму,
     Он вскричал: «Почему
     Нет колючек у этих кокосов?»

//-- * * * --//

     Говорят, что в Куала-Лумпуре
     Подавали коал на шампуре.
     Но Гринпис увидал
     И устроил скандал.
     Что ж, теперь там едят хачапури.

//-- * * * --//

     По утрам не ленилась Камила
     И старательно кактус доила.
     В дом вбегала с ведром
     И кричала: «Подъем!
     Вот и завтрак! Парная текила!»

//-- * * * --//

     Встал вопрос, чем кормить гуманоида.
     Вдруг он робот? Нужна все равно еда?
     Мысли гость прочитал
     И отправил сигнал:
     «Пища – нет. Пища – нет. Вот спиртное – да».

//-- * * * --//

     Где-то в море, в районе Керчи,
     Две селедки вздыхали в ночи:
     «Жаль, с людьми у нас нет
     Философских бесед.
     Неужели мы только харчи?»

…зоологические

     Говорят, что летучие мыши
     Не страдают съезжанием крыши.
     Но пищать: «Вот прикол!
     У меня едет пол!» —
     Могут только летучие мыши.

//-- * * * --//

     Ходят слухи, что звери в лесу
     Все фанаты певицы Алсу,
     И за диск ее новый
     Где-то в чаще еловой
     Двое зайцев загрызли лису.

//-- * * * --//

     Шизофреник по имени Вова
     Всем соседям твердил: «Я корова!»
     Те смеялись – забавно! —
     Но доили исправно
     По утрам, в половине шестого.

//-- * * * --//

     Одна танцовщица из Гавра
     Кормила венками из лавра
     Щенка спаниеля,
     И он за неделю
     Стал ростом почти с бронтозавра.

//-- * * * --//

     Два масона, владевшие лавками,
     Торговали китайскими плавками.
     А масон номер три
     Оснащал изнутри
     Эти плавки живыми пиявками.

…дамские

     Заявляет Адам Саваофу:
     «Ты не бабу сваял – катастрофу!
     Новых делать пора,
     Вот тебе три ребра —
     Сделай Розочку, Клару и Софу!»

//-- * * * --//

     Инженер человеческих душ
     Инженю приглашает под душ:
     «Ты ж пойми ж, инженюш,
     В душ же надо же ню ж».
     А она: «Да уж да! Уж иду ж!»

//-- * * * --//

     Жил в Самаре один исполин,
     Он всех жен выбирал из Полин,
     Только как-то он сдуру
     Выбрал некую Нюру
     И в хандру погрузился и сплин.

//-- * * * --//

     Мальчик-с-пальчик взрослел понемногу,
     И влюбился он в Девочку-с-ногу.
     А она говорит:
     «Нет, не тот габарит».
     И попробуй достань недотрогу!

//-- * * * --//

     Гений Гойя, махнувши рюмаху,
     Шел писать «Обнаженную маху»,
     Но однажды дал маху
     И «Одетую маху»
     С бодуна выдал, мир его праху.

…литературные

     Николая Васильича Гоголя
     Очень беды российские трогали.
     Не жалеючи сил,
     Их в реестрик вносил,
     Помечая – дурак ли, дорога ли.

//-- * * * --//

     Возмущалась графиня Толстая:
     «Почитателей целая стая,
     Все, в отличье от Левы,
     Мясо трескать здоровы,
     Ох, не чаю дождаться поста я!»

//-- * * * --//

     По слухам, Каренина Анна
     На рельсах живет постоянно,
     Как заслышит гудок,
     Сразу в сторону – скок!
     А после хихикает пьяно.

//-- * * * --//

     Жил Распильников под Костромой,
     Он ходил на старушек с пилой
     И, почти что как Кио,
     Их пилил на куски он,
     Но пока не срослось ни одной.

//-- * * * --//

     В Баден-Бадене гадком, постылом,
     Грезя о Лутовинове милом,
     Думал Ваня: «Муму
     Сразу к сердцу прижму!»
     Не иначе, он был зоофилом.

//-- * * * --//

     Говорят, что мадам Виардо
     Прочитала «Муму» от и до
     И рыдала так тяжко,
     Что, охрипнув, бедняжка,
     Не сумела взять верхнее «до».

//-- * * * --//

     Говорят, что Жуковский Василий
     Никогда не творил без усилий.
     И когда он писал,
     Столько перьев сгрызал,
     Что огрызки в мешках выносили.

//-- * * * --//

     Говорят, что поэт Низами
     Издевался всю жизнь над людьми:
     В гости явится к ночи
     И поэмы бормочет.
     И его же за это корми!

//-- * * * --//

     Говорят, что супруга Жюль Верна
     Обращалась с писателем скверно.
     Он на остров таинственный
     Убежал от единственной
     И был счастлив там неимоверно!

//-- * * * --//

     Страшен в гневе папаша Дюма,
     Бьет он сына обломком трюма.
     Причитает Дюмать:
     «Хватит мебель ломать!»
     Ну и нравы в семействе Дюма!

//-- * * * --//

     Говорят, что Дефо Даниэль
     Пил с утра исключительно эль,
     А чтоб пена вставала
     Над краями бокала,
     Подсыпал порошок «Ариэль».

//-- * * * --//

     Говорила актриса: «По-моему,
     Муж мой снять должен ленту по Моэму.
     Ведь хожу ли, лежу ли я, —
     Я готовая Джулия,
     Счастье прет прямо в руки само ему!»

//-- * * * --//

     Входит Маугли в роль вожака,
     Все боятся его кулака:
     Страшен Маугли в драке —
     Из шакала Табаки
     Получился шакал табака!

//-- * * * --//

     Загрустив вечерком, Пенелопа
     Позвала в свою спальню холопа.
     «Верность – это химера,
     Плод фантазий Гомера.
     Заходи, только дверью не хлопай!»

//-- * * * --//

     Тесновато в поэзии стало,
     Ну а званий всегда не хватало.
     «Наше все» лишь одно,
     Быть с ним рядом должно
     «Наше много». И «наше немало».

Пушкиниана в лимериках

     Был упрямым арап Ганнибал
     И жениться никак не желал.
     Петр сказал ему в лоб:
     «Не дури, эфиоп!
     Нужен Пушкин. Трудись, Ганнибал!»

//-- * * * --//

     Могут все раскопать папарацци.
     И до няни сумели добраться:
     Мол, бежала старушка
     На призыв «Где же кружка?»,
     Как гаишник на хруст ассигнаций!

//-- * * * --//

     Подаривши сюжет «Ревизора»,
     Пушкин дальше дарил без разбора,
     И кричал он: «Кому
     «Мцыри», «Чайку», «Муму»,
     «Мимино» и «Багдадского вора»?»

//-- * * * --//

     Пушкин травкой засеял тропу,
     Что вела к конкуренту-столпу.
     Сам же рядом стоял
     И рукой направлял
     К своему монументу толпу.

Еслимерики

     Если в дверь к вам стучится Платон
     И Гомер, облаченный в хитон, —
     Это значит: вам скоро
     Надо ждать Пифагора…
     Санитары приедут потом.

//-- * * * --//

     Если с криками «Гитлер капут!»
     В дом ваш ломятся Цезарь и Брут,
     Вас минует расплата —
     Люди в белых халатах
     Вас спасут. И с собой заберут.

//-- * * * --//

     Если к вам питекантроп лохматый,
     Грохнув тигра, пришел за зарплатой,
     Не дождется он, гад!
     Вас избавит от трат
     Встреча с доброй шестою палатой.

Людмила Уланова Хорошо быть дураком, умным и красивым