Макс Брэнд
Поющие револьверы

Глава 1

   Перед очередным подъемом окончательно выдохшийся мул шерифа Каредека встал. Шериф спешился, сложил в дождевик остаток припасов и снаряжения из седельных сумок и, подвесив на палку маленький узелок, закинул за спину, затем двинулся пешком, предоставив мулу самому позаботиться о себе.
   Он опять полез вверх по склону, раскачивая в руке винтовку, чтобы легче было подниматься. Над его головой простирался необъятный лесной шатер из елей Инглманна; под ногами покоился слежавшийся ковер этого шатра, намокший, но упруго пружинивший под уверенными шагами. Основу его составляли упавшие и сгнившие стволы и ветви, поглощенные нескончаемым дождем сухой хвои.
   Шериф не остановился, чтобы восхититься величественным полумраком леса или необычным ковром, по которому шагал. Он был слишком занят, чтобы восхищаться. Его взгляд, словно маятник, беспрестанно обшаривал местность – слева направо, справа налево.
   Торопиться нужно не спеша, но даже не спеша на склон, который лежал перед шерифом, взобраться сразу не смог бы никто.
   Каждые полчаса он устраивал себе короткий отдых. Останавливаясь, прислонялся спиной к дереву и смотрел вниз на тропу. Потому что даже эти несколько минут не имел права терять зря. Он должен быть чрезвычайно осторожным. Ему в этих краях за это платили и, больше того, в конце каждого срока полномочий скидывались на премию в две с половиной тысячи долларов. Считая еще жалованье, пожертвования и время от времени перепадавшие вознаграждения от штата, Каредек зарабатывал очень неплохо. Ему нравилось зарабатывать деньги и нравилось их копить; бережливость вполне соответствовала его валлийской натуре.
   Но даже если бы ему не платили ни цента, он все равно любил бы свою работу. Просто за то, что она такая. Пусть другие едут в Африку убивать львов и слонов или в душные джунгли Индии охотиться за тиграми-людоедами. Они тратили огромные деньги и массу времени, и ради чего? Ради случайного выстрела в мелькнувшую тень в лесу! Оуэн Каредек охотился на людей; а в этом округе охота на них представляла определенные трудности, к тому же когда беглецов загоняли в угол, они дрались не на жизнь, а на смерть. Доказательство то-му – рваный шрам на щеке. И еще один, начинающийся от локтя правой руки и тянущийся до тыльной стороны загорелой ладони; на его теле имелись и другие отметки прошлых битв.
   Когда-нибудь его убьют. Каредек знал это, но всегда безо всяких на то оснований уверял себя, что это будет завтра или потом, но не сегодня, и наслаждался волнующим чувством преследования. Он любил его всем сердцем!
   И как известный охотник, забывая о том, сколько трофеев висит у него в кабинете, с бьющимся сердцем ступает на новую тропу, отмеченную отпечатком следа тигра, так и Каредек с волнением подумал о человеке, за которым шел. Крупный парень, как Каредек. Сильный, как Каредек. Яростный, как Каредек, и тоже валлиец. Об этом говорило его имя – Эннен Райннон!
   Каредек навсегда запомнил слова своего деда: «Три вещи можно услышать очень редко: песню птиц Райннон, мудрость из уст саксонца и приглашение на пиршество от нищего».
   Райннон, согласно легенде, была женщиной. Чтобы услышать пение ее птиц, люди застывали в молчании на восемьдесят лет!
   С хмурой усмешкой он перефразировал эти слова: услышав пение птиц Эннена Райннона, люди застынут в молчании до конца времен. Его птицы – это револьверы в его руках.
   Так думал шериф, пробираясь по лесу, но неясные мысли, формируясь в слова, скользили, не притупляя острого внимания к окружающему. Теперь он находился на земле Райннона и чувствовал себя как в логове льва.
   Начался дождь; потоки воды низвергались на ветки деревьев, которые, казалось, еле выдерживали их, а когда ударил сильный порыв ветра, они затрещали. Каредек вышел из леса на открытый участок, где прошелся лесной пожар. Все скрылось за пеленой водяной пыли и пепла, которая чуть не ослепила его, он едва различал ближайшие черные стволы, вздымавшие вверх обезображенные руки-сучья.
   Но шериф радовался дождю. Не важно, что весь склон горы покрыт скатывавшейся вниз водой и идти стало втрое труднее. Главное, что плотный занавес дождя скрыл его от возможного наблюдения Райннона. Поэтому он двинулся вперед, бормоча про себя слова благодарности.
   Он подошел к реке, которая в этом месте срывалась вниз с пятидесятифутового утеса. Поток выглядел таким плотным, что едва напоминал воду. Скорее это жидкая грязь, тащившая за собой камни величиной с человеческую голову. В низу водопада словно пар поднималось облако желтой пены, и как ни стремился прибить ее дождь, усилия его были тщетны. Мощь водопада потрясала землю.
   Глядя на борьбу стихий, Каредек глубоко вздохнул. Такой же грозной будет его встреча с Райнноном, один на один!
   Затем отправился дальше.
   Он сделал большой крюк направо, поскольку считал очевидной глупостью держаться слишком близко к реке. Десять дней назад во сне ему вдруг пришло в голову, что Райннон может прятаться в пещерах у истока реки. Он отправился в путь посреди ночи, загнал лошадь, а мул выдохся так, что отказался идти дальше. Шериф всегда считал, что не имеет права не использовать возможность найти преступника, какой бы незначительной она ни представлялась!
   Поэтому Каредек обогнул водопад и через грохочущую стену дождя вышел к истоку реки, где она струилась лишь небольшим девственным потоком, бегущим мимо корней огромных деревьев. Прямо под ним лес кончался и уступал место дикому нагромождению камней.
   Если его сон оказался вещим, в пещерах среди скал он должен отыскать Райннона.
   Дождь начал ослабевать, видимость постепенно улучшалась. Загремел гром. Скалы задрожали под тяжелым эхом, с неба ударила длинная молния. Стоявшая неподалеку сосна вспыхнула и пылающими щепками осыпалась на землю.
   Каредек с радостью и глубоким удовольствием наблюдал за этим, ведь все, что происходит в природе, символично и готовит его ко дню, когда он должен будет сразиться с Райнноном!
   Дождь прекратился, но огромные облака все еще громоздились от земли до неба, словно поднялась еще одна горная гряда; позади стоял мерный шум от капель, непрерывно падавших с мокрых деревьев.
   Он немного прошел вперед, к гребню крутой осыпи из гальки и камней величиной с кулак. С высоты он мог тщательнее разглядеть разбросанные внизу валуны. Особенно когда ветер разорвал тучи и по небу поплыли облака, в просветы между которыми выглянуло солнце.
   Оно сверкнуло и залило мир серебром. Гладкие поверхности скал казались зеркалами, отражавшими его сияние, но это великолепие скоро исчезло. Западный ветер, сухой, как наждак, – он «ест снег», как гово– рят индейцы, – подышал на намокшие скалы, и они потускнели.
   Каредека, однако, не интересовала красота, будь ее больше или меньше. Его беспокоило одно: он должен найти того, за кем гнался, поэтому он остался около сырого ствола и продолжал обозревать местность у подножия склона. Он хотел уже спуститься и даже сделал шаг вперед с винтовкой наготове, когда увидел чью-то голову в сомбреро, высунувшуюся из-за большого валуна. Каредек поднял винтовку к плечу. Человек возник всего в тридцати ярдах, вот он вышел на открытое место, и шериф смог полностью его разглядеть.
   Это был Райннон!
   Каредек хмуро улыбнулся. В конце концов, сны не лгут. В снах есть что-то священное! Благослови Господь тот, что привел его сюда.
   Нет, он не выстрелит сразу. Он подождет, пока противник к нему повернется; он даже заговорит с ним. Ведь и птиц не стреляют, не спугнув!
   Какое-то мгновение он упивался своей победой, поводя мушкой по телу Райннона. Он пошлет пулю в голову. Выстрел в тело ненадежен, особенно в такое тело, как у Райннона, окруженное железной грудной клеткой.
   Шериф почувствовал необычайное удовольствие. Сравнивая простое со сложным, он имел все основания сказать, что ему на мушку угодил король лосей или лорд гризли. Но только уложить Райннона значило куда больше – гораздо больше! На просторах Запада ни у кого не было таких плечей, как у Райннона; и такой головы, как у него.
   Среди скал прозвенел голос Каредека:
   – Райннон!
   Одновременно шериф приставил приклад винтовки к плечу и чуть продвинул вперед левую ногу.
   Как же ему не повезло! Он почувствовал под ногой неустойчивый камень и, нажимая на спуск, знал, что промахнулся.
   Райннон, словно вспугнутый олень, отпрыгнул в сторону и развернулся. В его руке сверкнул револьвер, и Каредек в первый раз услышал завораживающую песню птиц Райннона.
   Обе его ноги у бедра пронзило раскаленным стержнем, и он упал вперед.
   Шериф знал, что умрет, и ждал сокрушающего удара второй пули. Но его не последовало. Он скользнул вниз по склону, увлекая за собой небольшой камнепад. Перед ним поднялась остроконечная скала. Его тело впечаталось в нее и, отскочив, как тряпичная кукла, кубарем полетело вниз. Поток камней тащил его на гранитную стену. Каредек почувствовал жестокий, смертельный удар, и его поглотила спасительная темнота.

Глава 2

   Когда к Каредеку вернулась жизнь, он поднял руку к глазам и обнаружил, что она стала такой худой, что суставы и костяшки зримо выпирали, а ладонь просвечивала. Этой странной рукой он коснулся лица и ощутил, что оно заросло бородой.
   Шериф приподнялся на локте, но так ослаб, что затрясся от напряжения.
   Затем увидел, что находится в маленькой пещере, которую не выбило в скале водой, скорее она напоминала создание великана – зал с плоским потолком и вертикальными стенами.
   Но больше всего его удивило, что при входе в пещеру стоял его мул, а рядом, скрестив ноги, сидел на земле человек с короткой бородой, черной, как ночь, и еще более темными глазами.
   – Спокойно, спокойно, – предупредил чернобородый и протянул огромную руку.
   – Райннон! – воскликнул Каредек и опустился на постель, высокую и мягкую, сложенную из молодого лапника и источавшую сосновый аромат. Раненый лежал не шевелясь. Рядом журчала вода; вдалеке слышался грохот водопада.
   – Похоже, ты пришел в себя, – сказал Райннон.
   Шериф вновь открыл глаза. Он собрал разбегавшиеся мысли и, дивясь своему голосу, еле слышно произнес:
   – Ты мог оставить меня там, где я лежал, Райннон.
   – Я не убиваю мертвых, – ответил тот. – Хочешь поесть?
   Каредек посмотрел на грубый потолок над собой.
   – Если бы я стал великаном, чтобы поднять вон тот камень и подпереть им потолок, – ответил он, – и если бы я работал целую неделю и за это время ни разу не перекусил, я бы, наверное, был меньше голоден, чем сейчас.
   – Чего бы тебе хотелось? – спросил, посмеиваясь, Райннон.
   – Подошла бы сочная зеленая трава, – ответил шериф. – Или мне понравилась бы нежная внутренность коры ивы. И вообще, я бы мог жевать полынь или глотать гальку.
   – Но если бы тебе предоставили выбор? – не унимался Райннон, снова смеясь.
   – Если бы я имел выбор, – сказал шериф, – я бы начал с форели, зажаренной с корочкой. Для начала я проглотил бы пару дюжин двухфунтовых рыбин. После этого принялся бы за оленину. Не хочу показаться жадным, поэтому остановлюсь на двух. Два упитанных, крупных оленя меня, может быть, немного округлят, а оставшиеся впадины я бы залил парой ведер крепкого черного кофе. А потом закурил бы, девять-десять фунтов табака. По-моему, достаточно для послеобеденной самокрутки. Ты можешь дать мне все это именно в таком порядке?
   – Каредек, – развел руками преступник, – нам с тобой следовало встретиться давным-давно. У нас одинаковый взгляд на вещи, включая харчи!
   У входа в маленькую пещеру он разжег огонь и ушел. Мул, любопытный, как все мулы, ходил вокруг него, пока костер не превратился в большую кучу раскаленных углей. А Каредек, лежа неподвижно, сжал зубы и старался унять разгоревшийся аппетит.
   Затем он увидел, как вернулся Райннон с серебристыми рыбами, и немного погодя эти рыбины уже пеклись на углях.
   Каредек яростно набросился на первую порцию, но когда съел маленькую рыбку, на него снова накатил сон.
   Он заснул, проснулся посреди ночи и опять поел.

   Через неделю он уже мог сидеть, оперевшись спиной о камень у входа в пещеру, греясь на жарком солнце, которое до костей прогревало тело. Он смотрел на водопад на реке, на летящих птиц, на прибившиеся к вершине облака и чувствовал, что силы возвращаются.
   Он увидел идущего по склону горы Райннона. Даже среди нагромождения скал шаг его оставался широким, на плечах он нес тушу взрослого оленя. Райннон подошел ко входу в пещеру и сбросил триста фунтов мяса к ногам Каредека. Шериф взглянул на мертвые глаза и красный язык, вывалившийся из пасти животного.
   – Почему ты принес так мало еды, Эннен? – воскликнул он.
   – Это тебе одному на обед, – усмехнулся Эннен Райннон. – Но до полудня еще пара часов.
   – Ошибаешься, – возразил шериф. – Время обеда давно прошло. Судя по тому, что творится у меня в животе, скоро наступит вечер.
   – Разведи костер, – попросил Райннон. – Я пойду наловлю рыбы на первое.
   Каредек разжег огонь и, когда он разгорелся, повернулся к туше и начал вырезать мясо, с жадностью глядя на него, потому что олень оказался вполне упитанным. Внизу он видел Райннона с маленькой острогой в руке, который вставал на колено то на одном камне, то на другом. Острога была сделана из выдержанной и оструганной прямой ветви ясеня, конец ее венчал зазубренный металлический наконечник. Она напоминала копье пигмея – вряд ли длиннее копья сказочного рыцаря-эльфа в доспехах и на коне. Райннон держал ее большим и указательным пальцами. Иголка в руках кружевницы менее точна, чем острога в пальцах Райннона. Если в обманчивых тенях заводи мелькал плавник форели, ее настигала быстрая смерть. Если в прозрачных водах сверкал серебристый бок рыбы, маленькое копье снова било без промаха и извлекало из воды трепещущую добычу. Каредек сам пытался ловить рыбу таким образом. Но никогда ее не видел. Для него ручей был пустым – всего лишь черно-белый поток со странными голубоватыми отсветами в заводях. И ручей всегда оставался пустым, пока не подходил Райннон и по неясным отблескам света и тени не угадывал, где форель и не вытаскивал бьющуюся, умирающую рыбу.
   Шериф наблюдал за ним и удивлялся, одновременно готовя вертел для седла оленя. Удивляло не столько умение бандита, поражала точность и грациозность его движений. Наконец Райннон откинул назад длинные волосы, которые спадали ему на плечи, подошел к костру со связкой рыб, почистил их и, завернув в листья и травы, секрет которых знал один только он, да, пожалуй, еще древние краснокожие, закопал, раздвинув угли, в жаркий пепел. Затем занялся приготовлени– ем кофе и разломал на части холодные кукурузные лепешки.
   Наконец они сели за еду. Вынули рыбу из сгоревших листьев и положили на неуклюжие, кое-как вырубленные куски коры. Мясо само отваливалось с костей, чудесное, ароматное мясо, подслащенное дымом трав.
   Форель уничтожили за один присест. Потом принялись за большой кусок оленины, запивая щедрыми глотками кофе. А когда со всем этим великолепием было покончено, Каредеку не пришлось мыть тарелки. Хозяин жестом пригласил его в пещеру, и шериф с удовольствием последовал за ним, вытянулся во весь свой немалый рост и заснул.
   Он проснулся ближе к вечеру, чувствуя себя так, как чувствует лес весной: сок поднимается к ветвям, почки готовы распуститься; но все же его сдерживала слабость. Каждый день силы быстро прибывали, но лето еще не наступило.
   Он окинул взглядом склон горы, косматый бор и покрытые дымкой тумана долины под ним; за долинами простиралось розовато-серое море пустыни.
   Этот взгляд придал ему ощущение всеведущего божества. Так боги Гомера смотрели вниз с заснеженного Олимпа на равнины, где жили люди. Вот и они с Райнноном обитали среди облаков, пока ветер не раздвигал их и позволял бросить взгляд с головокружительной высоты.
   И каждый день приносил новые силы!
   Райннон в стороне чистил оружие. Он делал это постоянно, утром и вечером. Разбирал, протирал и сма-зывал, потом собирал движениями, которые мог бы повторить с завязанными глазами. И каждое утро он терпеливо и настойчиво тренировался, стреляя из револьвера. Он не делал секрета из своего умения. Райннон открыто упражнялся перед Каредеком, иногда спрашивал его совета и тщательно его обдумывал. Как носить револьвер, как его выхватывать, как стрелять? Когда скорость выстрела важнее, чем неторопливая надежность, а когда надежность лучше, чем скорость? Стремясь к совершенству, он с благодарностью принимал рекомендации Каредека, а Каредек, не отставая от него, смотрел и учился. Они были слеплены из одного теста; сила и умение их вполне соответствовали. Если им придется снова встретиться в поединке, все решит случай. Однако близость Райннона к дикой природе сделала и прицел его чуть точнее, а реакцию чуть быстрее.
   Каредек смотрел на человека с гор и всерьез задумался о нем. Они мало разговаривали, не видя в разговорах особой нужды. Он даже не поблагодарил Райннона за усилия, спасшие ему жизнь, жизнь, которую, по законам Запада, по законам нехоженых земель, по законам животных и людей, охотившихся друг на друга, он потерял.
   – Райннон, – позвал шериф, – подойди ко мне.
   Райннон подошел.
   – Дай мне руку.
   Тот протянул правую, и Каредек своим острым охотничьим ножом надрезал кожу на внутренней поверхности запястья. Затем сделал такой же надрез и себе, приложил две кровоточившие ранки одну к другой и сжал их левой рукой.
   – Райннон, – произнес он, – ночью или днем, в горах или пустыне, по закону или вне закона твоя кровь – это моя кровь, а моя – это твоя, да помоги нам Господь!
   Эннен Райннон сверкнул на него темными глазами и сказал:
   – Клянусь Богом, Каредек, до конца моей жизни твоя кровь стала моей, а моя – твоей!

Глава 3

   Для шерифа наступила пора расцвета. Десять дней отдыха стали для него все равно что десять дней весны для сада. Его силы вернулись. Он чувствовал, как они наполняли его, окутывали с головы до ног покрывалом непобедимости, словно Ахилла после купания.
   Побратимы сидели на поваленном бревне на опушке леса и смотрели на выжженные огнем пни деревьев, на величественные верхушки елей за ними. Справа стремительно бежала река, набухшая от талой воды с вершин.
   – Здесь длинные зимы, – заметил Каредек.
   Райннон повернул свою крупную голову и оглядел снежные вершины гор, сияющие под ярким солнцем. С каждым днем линия снега поднималась все выше, но на одном-двух пиках он останется лежать все лето.
   – Здесь длинные зимы, – наконец промолвил он.
   – И сильный ветер?
   – И ветер тоже, – кивнул Райннон.
   – Но жизнь у тебя неплохая, – задумчиво произнес Каредек. – Ты свободен.
   Эннен проницательно глянул на него. Так орел смотрит на орла через безмолвное море воздуха.
   – Сейчас я свободен, – слегка улыбнулся он.
   Каредек улыбнулся в ответ.
   – Да, ты чуток поволновался, – гордо произнес шериф.
   – Сутки напролет. Я знал, что мы должны повстречаться.
   – Мы встретились. – Шериф кивнул себе, словно за этими двумя словами последовали другие, произнесенные в глубине сердца. Потом добавил: – Чем все закончится?
   – Нельзя все время жить отдельно от стаи, – откровенно ответил Райннон. – Мне это известно.
   – Но и в стае ты жить не будешь?
   – Ну как, черт возьми, я могу жить в стае, Оуэн? Ведь они меня знают. Они меня очень хорошо знают!
   – Конечно знают, – согласился шериф.
   Он встал, и они вместе двинулись по склону. Из-за скалы выскочил кролик и поскакал перед ними. Мельк-нули два револьвера. Раздался грохот двух выстрелов. Кролик превратился в кровавый сгусток мяса и шерсти.
   – Мы оба слишком сильны для такой игры, – пожал плечами Райннон.
   Они пошли дальше. Изуродованная тушка кролика вряд ли стоила того, чтобы ее подобрать, поэтому они оставили ее там, где она лежала. Скоро ее проглотит койот или пробегающий мимо волк; либо ею заинтересуется медведь или найдет стервятник; а может быть, ею займутся жуки или мухи. У первозданной природы столько способов возвратить плоть в землю.
   Они шли не торопясь, но быстро, отмеряя расстояние длинными, не знающими устали шагами.
   – Здесь долгие зимы, – опять повторил Каредек.
   – Да, длинные, – ответил второй.
   – Ревматизм, говорят, неприятная болезнь, – вздохнул шериф.
   – Мне еще рано о нем думать.
   – Не уверен. Тебе около сорока.
   – Да?
   – Да. Ты лет на десять старше меня.
   – Тебе только тридцать?
   – Точно.
   – Мне двадцать пять, – усмехнулся Райннон.
   Шериф чуть не остановился, но потом продолжил путь. Он так нахмурился, что казался раздраженным, либо он глубоко задумался.
   – Тебе двадцать пять, – протянул он. Райннон ничего не ответил, его мысли витали где-то далеко. – Ты хорошо живешь!
   – Но здесь долгие зимы, – закончил Эннен.
   Они долго шли молча дальше.
   – Как ты проходишь через горы? – спросил шериф.
   – Я тебе покажу. Как-нибудь возьму с собой.
   – Лучше не надо, – возразил Каредек. – Знаешь, как это бывает. Никогда нельзя знать наверняка. Все может случиться. Пусть это будет твоим секретом.
   – Я тебе расскажу, когда захочешь, – сказал Райннон. – У меня нет от тебя секретов, Оуэн. Моя душа открыта для тебя так же, как ладонь руки.
   Но шериф хмуро пробормотал:
   – Ничья душа не открыта. Мои отец и мать не понимали меня; я не понимал их. Никто не в состоянии понять другого. Любые друзья – все равно что горы в Неваде.
   – Что ты хочешь этим сказать? – спросил преступник.
   – Горы в Неваде выглядят всегда так, будто стоят у тебя на заднем дворе. Но прежде чем ты доедешь до ручья, который видишь на склоне одной из них, ты проедешь пятьдесят миль и умрешь от жажды. Я уверен, что и с людьми точно так же. Думаешь, что понимаешь их, а на самом деле ничего о них не ведаешь.
   Райннон некоторое время думал над его словами.
   – Ты слишком усложняешь, – произнес он. – Лично я принимаю вещи такими, какими они кажутся.
   – Многие живут как ты, – согласился Каредек. – Они принимают вещи такими, какими они кажутся, и никогда не задают себе вопрос: а могут ли они увидеть все, что стоит увидеть?
   – Да, – отозвался Райннон, – это правда.
   – Возьмем, например, тебя.
   – Ну, и что я?
   – Давай поглядим. Когда ты отправился в горы?
   – Не помню. Лет семь назад, должно быть.
   – Семь лет! Это же много.
   – Да, довольно много, – кивнул Райннон и, оглядев суровый склон горы, добавил: – Зимы здесь длинные.
   – С холодными ветрами, надо думать.
   – Очень холодными.
   Они дошли до пещеры. Солнце садилось. Долины постепенно окутывала тьма. Они стояли бесконечно выше, почти у самого пылающего неба. Пустыня тоже казалась горящей, но пламя выглядело неярким, словно его закрывала дымка.
   – Наверное, это произошло случайно, – как бы размышляя вслух, произнес шериф.
   – Что?
   – Та первая твоя неприятность. По-моему, в Тусоне?
   – Нет, это не было случайностью. Мы с парнем с рудников затеяли в шутку бороться. Он разозлился, схватил камень и ударил меня по голове. Я его убил.
   – Тебе не следовало скрываться от суда. За это тебе ничего не грозило.
   – Я знал. Но понял, что не гожусь для жизни среди людей. Например, если кто-то тебя ударил, ты не имеешь права злиться. Это не про такого, как я! – Он вытянул руки и удивленно посмотрел на них, как будто они принадлежали другому человеку. – Я становлюсь бешеным, – объяснил Райннон. – Ничего не соображаю. Мозги словно заволакивает. Мне нельзя жить среди людей. Я понял это в тот день в Тусоне и уехал. Потом одно цеплялось за другое…
   – Прошло семь лет, – сказал Каредек.
   – Мне казалось, больше.
   – Зимы здесь больно длинные, – кивнул шериф.
   – Скалы обмерзают и становятся скользкими. Черт-те что!
   Они замолчали. Закат начал затухать, и вершины гор окрасились в мягкий розовый цвет. Земля под ними стала абсолютно черной. Нет, не абсолютно. В эту черноту можно было смотреть.
   Пауза тянулась долго, потом Райннон заговорил:
   – Меня очень беспокоят дети. – Шериф набил трубку и ждал. – Однажды у меня появилась идея. Захотелось спуститься и забрать сюда пару детей. Тех, у кого нет ни отца, ни матери. Взял бы себе мальчика и девочку и воспитал бы их тут как полагается. Но…
   Он не закончил, и шериф пробормотал:
   – Да, зимы суровые.
   – Суровые, – покачал головой Эннен. – Да еще ветер. И покрытые льдом скалы.
   – Ну, – шериф посмотрел на него в упор, – я понимаю, о чем ты. Но тебе ведь нужны не дети.
   – А что?
   – Тебе нужна женщина.
   Каредек вспомнил, что не раскурил трубку. При свете спички он искоса взглянул на бандита, но тот уставился в непроглядную тьму долин.
   – Да, – криво усмехнулся он, – мне нужна женщина. – Затем добавил: – Я с женой! Смешно!
   – Не понимаю, почему, – возразил шериф.
   – Такой, как я, – с женщиной. Смешно.
   – Ты никогда не обидишь женщину.
   – Разве? – спросил Райннон. – Не знаю. У меня мозги вроде как затуманиваются. Я же тебе говорил…
   – И у тебя здесь свободная жизнь, – продолжил его мысль шериф, – когда захочешь, можешь спуститься в долину и взять, а потом исчезнуть через дыру-в-стене. У тебя это хорошо получается.
   – У меня это хорошо получается, – отрезал Райннон, насторожившись.
   – Я, пожалуй, лягу спать, – сказал шериф.
   – А я пока посижу. Звезды еще не появились.
   Каредек остановился у входа в пещеру и обернулся.
   – Виноваты не зимы, ветер и замерзшие скалы, – произнес он строго. – Виноват ты. Беда в самом тебе, Эннен.
   – Да, правда, – откликнулся парень. – Беда во мне, это верно!
   Шериф вошел в пещеру, улегся на постель из ароматных сосновых веток и заснул.

Глава 4

   Следующие день или два они делали вид, что того разговора о жизни вообще и о будущем Райннона в частности не было. Но затем как-то к вечеру над долиной разразилась гроза и загнала их в пещеру. Они не могли развести костер: порывы ветра тут же наполнили бы их жилище удушливым дымом. Поэтому, закутавшись в просторные оленьи шкуры, – Райннон освоил индейский способ выделки этих шкур, – они сидели в глубокой тьме и курили, пока им не надоело.
   – Внизу наверняка зажгли лампы, – мечтательно заметил шериф.
   – Мне надо забыть, что делают внизу, – ответил Эннен.
   – Нет, – возразил шериф, – ты не прав.
   Он обдумывал это несколько дней. В его голосе звучала уверенность.
   – Меня там ждут с распростертыми объятиями, – съязвил Райннон. – Они будут рады меня видеть.
   Он рассмеялся, а шериф, прислушиваясь к его голосу, удивился. Голос юноши звучит с хрипотцой, только в зрелом возрасте голосовые связки развиваются полностью, и человек начинает говорить со звучной уверенностью. Но голос Райннона – густой, мягкий, говоривший о среднем возрасте, звучал именно так.
   – Ты видел свои объявления «Разыскивается», которые развесили повсюду?
   – На них я похож скорее на медведя, чем на человека.
   – Их рисовал Филипсон, художник. Он видел тебя, когда ты грабил «Оверленд».
   – Художник? – презрительно фыркнул Райннон. – Он на меня сработал.
   – Тебя и без того достаточно хорошо знают, – сказал шериф.
   – Конечно знают, – согласился Райннон. – И нет нужды развешивать мои фотографии.
   – Тебя знают по гриве волос, которая падает тебе на плечи, и по бороде. Слышал, как некоторые тебя зовут?
   – Слышал. Черная борода.
   – Но допустим, старик, что ты пострижешь волосы и пройдешься бритвой по лицу?
   В этот момент в склон горы с нечеловеческой яростью ударил ветер. В нем прозвучал крик лесов, неистовство рек, и гора задрожала под его гневным порывом. Несколько минут никто бы не смог перекричать его, поэтому у Эннена появилось время обдумать ответ.
   – Ну… – наконец пожал он плечами.
   Шериф, довольный, что его идея не встретила возражения, тут же продолжил:
   – Видишь, в чем дело. Если бы я убрал шрам на щеке, то легко бы изменил свою внешность. Почему? Все очень просто. Допустим, кто-то захотел бы меня описать. Он сказал бы что-нибудь в таком духе: «Крупный мужчина со шрамом на лице. Как будто его оцарапал медведь». Вот так меня всегда описывают. А теперь предположим, что я сумел избавиться от шрама. Тогда, стоит мне изменить голос и одежду, меня никто не узнает!
   – Понимаю, что ты хочешь сказать, – задумчиво произнес его собеседник. – Не знаю…
   – Или допустим, что ты увидел бы гору Лорел без леса на вершине.
   – Это верно, – согласился бандит.
   – А потом ты бы мог смыться из этих мест…
   – Нет, не мог бы.
   – В других местах воздух так же чист, вода так же свежа, а олени такие же упитанные.
   – Я – часть горы Лорел, а она – часть меня. Я должен быть здесь или видеть ее. Иначе не получится!
   Шериф не пытался его переубедить. Хотя ему не очень это нравилось, он, похоже, наткнулся на стену, которую просто так не преодолеть.
   – Ладно, – помолчав, приступил он снова, – позволь кое-что тебе объяснить. Люди видят то, что хотят видеть.
   – Это точно.
   – Кто ты?
   – Я Райннон. Я убийца. О, мне известно, что обо мне говорят!
   – Почему? Ты представляешься им таким: на несущейся лошади или на скачущем муле с черной бородой и волосами, которые ветер развевает по твоим плечам. Таким тебя видели в течение семи лет. Людям в долине кажется, что это продолжается семьдесят лет.
   – Да, – кивнул Райннон. – У них были со мной неприятности. Они не знают, как меня остановить. Им и невдомек о дыре-в-стене.
   – Конечно! – продолжал атаковать шериф. – Ты говоришь, что зимы здесь длинные. Так вот, ты для людей в долине словно зима. Они смотрят вверх и что видят? Гору Лорел? Нет, и можешь в этом не сомневаться. Они видят Эннена Райннона посреди неба с его черной бородой; а облака, что прибивает ветром к склону горы, – это волосы Райннона, развевающиеся за его спиной. Возьми, к примеру, прошлый месяц. Сэнди Фергюсон продал свое дело и уехал. Сказал, что Райннон – слишком большая нагрузка для его нервов.
   – Да, – сказал Эннен без тени тщеславия, – должно быть, для них это плохо. Я имею в виду, что они не догадываются, как я каждый раз ухожу. Им неизвестно о дыре-в-стене. Ты слыхал байку о крылатом коне?
   – О Пегасе? Слышал когда-то.
   – Дыра в горе для меня лучше, чем крылатый конь. Ясное дело, что люди волнуются.
   – И я тоже, – сказал Каредек.
   – Поэтому ты пришел за мной. Да, конечно. Я долго ждал, чтобы увидеть тебя…
   Его голос умолк. Ветер стих. Но они остались сидеть в пещере, глядя на белое кружево звезд, заполнявшее вход. Они думали о том, что могло случиться, о смерти, о том, что потеряли бы, а не получили.
   – Больше того, я собираюсь взять тебя вниз, – объявил шериф.
   – Да ну? – с удивлением спросил Райннон, без тени сомнения или вызова.
   – Да! Хотя этого никто не узнает. Я возьму тебя вниз. Устрою. И ты начнешь новую жизнь! – последнюю фразу он произнес осторожно.
   Ответ Райннона прозвучал неожиданно:
   – Иногда твои слова меня пугают, Оуэн!
   – Конечно, пугают, – ответил шериф. – Сиди тихо и дай мне подумать за тебя, ладно?
   – Ясное дело, – сказал Райннон.
   Оуэн Каредек выпрямился и вдруг понял, что его кровь на самом деле смешалась с кровью Райннона. Это он ощутил реальнее, чем в прошлые времена, когда ритуал был принят индейцами. Теперь он мог думать как Эннен, а тот соглашался с его мыслями.
   Он больше не пытался что-то оспорить, не пытался предложить что-то умное. Он понял, что надо найти компромисс; и когда он будет достигнут, тогда он сделает все, как ему захочется; останется лишь выбор – как избавиться от этого дикаря наилучшим способом. Каредек перебирал одну за другой идеи, но ни одна из них его не удовлетворила.
   Шериф поднялся и, буркнув: «Надо подумать!» – вышел из пещеры. Остановившись, поднял голову к небу. Во всяком случае, так показалось Эннену Райннону, который остался сидеть в темноте.
   Шериф долго стоял в этой позе, не поворачиваясь. Затем вернулся, сел на постель и больше не открывал рта.
   Но утром, кога они мокрые стояли у заводи, смахивая с тела капли ледяной воды, заявил:
   – Тебе лучше побриться. У меня есть бритва. Возьми ее и побрейся.
   – Ни разу не брился за семь лет, – не возразил Райннон. – Но я справлюсь.
   – Сначала идем пострижемся, – предложил шериф.
   Каредек кое-что понимал в парикмахерском деле. В лагере нашлись ножницы, которыми они изредка пользовались, и он их тщательно наточил. Затем обрезал тяжелые черные локоны Райннона. На память пришла история о Самсоне, как вместе с волосами ушла сила героя.
   Осторожно подравнивая прическу, обратил внимание на то, что шея у парня округленная, как у мальчика, и совершенно белая.
   – Со своей бородой ты выглядишь скособоченным, – заметил Каредек. – Возьми бритву и побрейся.
   Райннон спустился к реке и побрился. Он вернулся, потирая с полдюжины порезов, и кожа его сверкала белизной, как снег. Только под глазами и на носу, словно маска, выделялся загар.
   Шериф с изумлением увидел, что парень помолодел лет на двадцать. Ему самому не верилось, что это тот самый человек, за которым он пришел охотиться в горы.
   Его шаг стал легче; плечи как будто еще шире; глаза, угрюмо блестевшие раньше из-под гривы черных волос, словно бы смягчились и увеличились; а фигура выглядела определенно стройнее и суше.
   Каредек понимал, что произошло чудо и что в одно мгновение старый Райннон умер. Тем не менее он лишь дал совет:
   – Намажь лицо маслом, иначе быстро сгоришь. И тебе нужно немного позагорать.
   Эннен провел рукой по лицу.
   – Какое-то странное ощущение, – заметил он.
   – Ну да, – сказал шериф. – Теперь у тебя будет новое имя. Какое? Допустим, Джон Гвинн. Это тоже валлийская фамилия. Как она тебе нравится?
   – Жжет, как пламенем! – Райннон говорил о вновь обретенном лице, прошедшем пытку лезвием бритвы.

Глава 5

   Между Маунт-Лорел и пустыней катятся на запад мягкими волнами предгорья хребта. Холмы выглядят слишком маленькими по сравнению с суровой громадой горы; они слишком очаровательны, чтобы называться границей пустыни и слиться с ней. Это отдельная узкая полоска со своим климатом. Облака, которые проносятся над пустыней, не растеряв ни капли влаги, охлаждаются у высоких склонов горы и проливаются дождем над холмами, образуя бесчисленные маленькие ручьи, скатывающиеся в пустыню, которые через некоторое время исчезают под жарким, душным пологом креозотовых или мескитовых кустов.
   Эти холмы – что-то вроде Земли Обетованной для путешествующих в пустыне. Они пригоняют сюда изголодавшийся скот, чтобы он на свежих склонах откормился перед продажей, а немногие ранчеро, поселившиеся тут и там на этой земле, богаты и беззаботны, потому что о росте и благополучии их собственности тщательно заботится сама природа. Здесь нет наводнений и нет засухи, а на земле растет все, что нужно скоту, – не только трава, но и пшеница, урожай которой доходит до пятнадцати мешков с акра, и ячмень, который собирают до сорока мешков. Эта благодатная земля щедра к пахарю и никогда не превращается в твердые комья, даже засушливым летом.
   Именно сюда шериф привез Эннена Райннона, ставшего теперь Джоном Гвинном. Они сидели верхом на двух прекрасных лошадях и вели в поводу пару тяжело нагруженных мулов. Так они миновали холмы.
   – Что ты думаешь об этой земле? – спросил Каредек.
   – Хорошая, мягкая земля, – кивнул Райннон. – На ней можно спать.
   Он поднял глаза; вдалеке, раздвигая полог облаков, вздымалась Маунт-Лорел.
   – Естественно, на ней можно спать, – согласился шериф. – На ней можно также разбогатеть!
   – Спать вредно, – заметил Райннон. – Я говорю про себя.
   – Я все продумал, – сказал Каредек. – Тебе нужно рискнуть.
   – Ладно, – мягко произнес Райннон.
   – На свете нет абсолютно надежных вещей, – возразил с мрачной убежденностью Каредек.
   – Ясно, что нет, – согласился Райннон.
   – Возьмем, к примеру, любого человека – он ведь может умереть от кори либо от коклюша. Не рисковать невозможно, иначе не победишь.
   – Понятно, что невозможно, – промямлил Райннон.
   – Черт побери, – взвился шериф, – ты должен сам подумать!
   Ему хотелось быть лидером, и все же его беспокоило послушное благодушие, с которым его друг воспринимал все его рассуждения.
   – Мне трудно думать, – продолжал тем же тоном Райннон. – Ну, например, некоторые могут предусмотреть…
   – Послушай, – прервал его шериф, – ты всегда соображал хорошо и быстро, я уже убедился. За семь лет ни разу не попался!
   Райннон полуприкрыл глаза, размышляя, и Каредек получил возможность внимательно рассмотреть его. Без бороды он стал совсем другим человеком; точнее говоря, он впервые действительно казался человеком, а не страшилищем-людоедом. Выяснилось, что не прикрытые гривой волос глаза его вовсе не черные, а темно-голубые, большие и мягкие. В них светилось терпение, какое бывает у вола в поле, – бездумное и кроткое, и шериф вынужден был постоянно напоминать себе, что это, в конце концов, и есть тот самый великий Райннон.
   И все же он не мог поверить своим глазам. Да и не стоило. Пищи для ума от них почти никакой!
   – Ну, – начал объяснять Райннон, – допустим, у кого-то вдруг случилась неприятность… вроде как шериф наставляет на него винтовку, – он улыбнулся краешком губ, – и тогда надо действовать быстро. Не думая. Думать надо потом.
   – Ты хочешь меня убедить, что жил так все семь лет? Доверяясь только своему чутью? – Он почувствовал растущее недоверие. – Пробираясь и убегая из города, беря все, что тебе хотелось, делая все, что заблагорассудится? Смеясь надо мной и остальными горожанами, когда мы пытались преследовать тебя?
   – Посмотри на волка, – продолжил Райннон. Похоже, он не был ни в чем твердо убежден; его слова звучали просто как предположения. – Посмотри на волка. Он не думает, как человек, но иногда обманывает пастухов. – Шерифа так поразила эта мысль, что он не смог сразу ответить, и его собеседник не торопясь объяснил: – Волк действует, полагаясь на интуицию. Когда он идет по следу, всегда настороже. Кроме того, у него есть своя дыра-в-стене.
   Каредек кивнул.
   – Думаешь, тебе не придется здесь спать? – спросил он.
   – Скорее всего, – нахмурился Райннон. – Здесь вокруг люди, которым не терпится воткнуть в меня нож. Я их впервые вижу, а они-то меня знают.
   – Знают тебя? Да я сам теперь тебя не узнаю! – воскликнул шериф. – Райннон – наглый бандит. Ему лет сорок или сорок пять. А ты – ленивый, сонливый, славный парень лет двадцати пяти. Никто тебя не узнает!
   Райннон не ответил; он слегка коснулся своего лица любопытными пальцами.
   – Послушай, – заинтересовался шериф, – что это у тебя за кольцо?
   – Я его когда-то нашел, – сказал Райннон.
   Он протянул руку. Это было кольцо с плоско ограненной ляпис-лазурью.
   – Когда ты кого-то ограбил? – уточнил шериф.
   – Я нашел его на земле в дыре-в-стене.
   Оуэн присвистнул:
   – Значит, там бывают и другие?
   – Едва ли. Не думаю. Его, должно быть, потеряли давным-давно.
   – Оно не слишком-то блестит, – критически заметил шериф.
   Он думал, что сам бы не стал носить такое дешевое кольцо. Либо никаких камней, либо бриллиант. Он припомнил, что Сэм Ларкин продавал как-то тысячу бычков по цене одного бриллианта. Тысяча бычков у тебя в заколке для галстука. Это что-то!
   – Не блестит? – поиграл камнем преступник. – Но вглядись-ка! На камне – рука в железной перчатке и сердце, из которого капает кровь. Вырезано довольно точно и аккуратно.
   Шериф присмотрелся к кольцу. Ему было неинтересно. Его интересовал только сам Райннон с таким большим и матовым камнем на руке.
   – Кто-нибудь еще его видел? – спросил он.
   – Никогда не носил его, когда работал, – сказал Райннон. – Оно могло помешать выхватить револьвер.
   – Конечно.
   – Но сейчас у меня только один револьвер, поэтому левая рука особого значения не имеет.
   Ранее они договорились, что для Эннена будет лучше, если он станет носить один кольт. Того, кто носит два, часто принимают за ганмена, а мысль о ганмене могла привести к ненужным выводам.
   – Хорошее местечко, – через некоторое время произнес Райннон.
   – Это? – скривился шериф. – Это всего лишь хижина.
   – Она красивая.
   Райннон натянул поводья, чтобы полюбоваться на нее. Это на самом деле был очень маленький домик, но перед ним вздымалась волна вьющихся растений, белые цветы жимолости спадали с карниза над окнами. Штакетник перед домом нуждался в ремонте и напоминал волнистую линию. Ворота на входе болтались на одной петле. За штакетником стоял сад – акров десять яблонь и слив. Дальше виднелись два небольших пастбища. А по земле струился маленький ручеек, по берегам которого сгрудились ивы и дубы. Сам дом был частично скрыт огромным фиговым деревом во дворе, заросшем спутанной травой, которую следовало давно скосить. Рядом стояли небольшой амбар и крохотный сарайчик, двери обоих выходили в корраль.
   – Какая красота! – повторил Райннон.
   – Поехали, – сказал шериф, – мы же не можем потерять здесь весь день. Нам нужно двигаться дальше.
   Но когда они поравнялись с домиком и сломанными воротами, Райннон снова остановил лошадь.
   – Послушай! – сказал он не совсем точно. – Какой приятный запах жимолости. Сладковатый, я бы его назвал.
   – Никак не пойму, – заметил шериф. – Удивляюсь, как такой мужик, как ты, может заинтересоваться кукольным домиком!
   – Ну да, – согласился Райннон, – выглядит смешно, я понимаю. Но ты же видишь, как это случается. Вроде как прилипло, и все. Будто я его уже видел!
   – Хочешь, он будет твоим? – спросил шериф, зевая.
   – Моим? – Райннон смотрел на усадьбу с улыбкой. – Вроде ничего особенного собой не представляет, но если бы усадьба была моей, я бы не просил Господа о большем.
   – Кроме женщины, которая бы здесь жила, может быть?
   – Ты все время торопишь события, – сказал Райннон.
   – Пару лет назад, – заметил шериф, – один парень одолжил у меня денег. Он разорился, и его дом достался мне. Он перед тобой.
   – Да ты что?
   – А ничего. Заходи и не забудь снять шляпу, сынок. Я тащил тебя сюда, чтобы показать это место. Теперь он твой!

Глава 6

   Они осмотрели дом сверху донизу. В мансарде размещались две маленькие комнаты, в одной из них стоял старый, побитый сундук. На первом этаже – кухня, спальня, через разбитую оконную раму которой в комнату струилась жимолость, столовая, выходившая на заднее крыльцо, и гостиная, чья дверь открывалась на переднюю веранду. Все было обставлено приятной, без излишеств, мебелью.
   В амбаре лежали три или четыре тонны сена. Когда они вошли на сеновал, с чердака, шелестя крыльями, взлетели голуби, и Райннон с мягкой улыбкой взглянул им вслед.
   Здесь, по обеим сторонам амбара, встало бы пять лошадей.
   В сарае они обнаружили прогнившие останки коляски, двухтонного фургона, два заржавевших плуга, борону и кучу беспорядочно набросанного старья – рваная упряжь, сломанные стулья, воротнички, ватные плечики, наковальня и пыльные меха, а также целый набор кузнечных инструментов.
   Райннон очарованно завис над ними.
   – Здесь можно кое-что сделать, – восторженно заявил он.
   Они вернулись во двор и зашагали под деревьями. Фиги еще не созрели, но урожай ожидался богатым. Под ногами хрустела сочная трава.
   – Давай пойдем по дорожке, – предложил Эннен. – Нехорошо портить траву.
   Шериф улыбнулся.
   Они подошли к сломанным воротам.
   – Нужна всего одна петля да пара болтов, – заметил Райннон.
   – Ты смыслишь что-нибудь в таких вещах? – спросил шериф.
   – Мальчишкой я помогал кузнецу.
   – Подумать только!
   – Кузнец – единственный свободный человек, – объяснил Райннон. – Всем остальным нужны инструменты, а кузнец сам их делает.
   – И даже оружие? – усмехнулся шериф.
   Райннон коснулся длинноствольного, вороненого кольта.
   – Не знаю. Со временем, может, и оружие, – сказал он, и его глаза загорелись желанием и азартом. – Могу даже с тобой поспорить.
   – Я никогда не спорю, – пожал плечами Каредек.
   – Я буду присматривать для тебя за этим местом, – решил Райннон. – Не знаю, как ухаживать за садом, но научусь.
   – Ты будешь присматривать за этим местом для себя, – решил Каредек.
   Оглянувшись вокруг, шериф тихонько вздохнул. Он накопил больше денег, чем стоило это ранчо. И все же место очень хорошее! Ему повезло, что он его получил. А Оуэн был бережливым человеком. Вдруг он заметил, что Райннон, покраснев до корней волос, стоит, уставившись на серую с белым вершину Маунт-Лорел.
   – Я, честно говоря, рад, что остался в живых и могу что-нибудь кому-нибудь подарить, – беспечно бросил Каредек.
   Райннон не ответил. Он покраснел еще гуще.
   – Вот что я тебе расскажу, – начал объяснять шериф. – Тот парень, кому принадлежало ранчо, был нехорошим человеком. Вонючим скунсом. Он получил его от отца и запустил донельзя. Когда кончился срок закладной, никто не пытался ему помочь. Я получил его по закладной, оно стоило раз в пять больше. Мне повезло, вот и все! Повезло точно так же, как то, что я сейчас в живых!
   Глаза Райннона сверкнули, они вдруг изменились так, что шериф непроизвольно отступил и насторожился.
   – Дай мне шанс поработать здесь. Я сделаю это для тебя, но и сам не останусь внакладе. Не исключено, что когда-нибудь я выкуплю у тебя ранчо.
   – Дружище, дружище!.. – с укором воскликнул шериф.
   Но Райннон поднял руку.
   – Никто не может дать человеку счастье. На дороге его не найдешь. За счастье надо бороться. Я долго просидел на Маунт-Лорел. Зимы там вроде как длинные, а обледенелые скалы – хуже адского огня. Я долго думал. Я говорил себе: «За счастье надо бороться!» И вот теперь у меня есть возможность поработать. Ты ничего не можешь мне подарить. Другое дело – кое-что одолжить для начала. И это все, что ты вправе сделать!
   На сердце у шерифа потеплело. В конце концов, он в глубине души оставался скупым человеком. Кроме того, сказал он себе, он понимает, что ощущает Райннон.
   – Пусть будет так, как ты захочешь, – согласился он. – А потом договоримся. Договор будем подписывать?
   Райннон редко давал волю чувствам, но теперь он протянул руку и положил ее на плечо друга.
   – Ты и так запомнишь. Я тоже. Бумаги и все такое прочее отнимают у человека свободу.
   Похоже, Каредек спланировал все так, как надо. Вьючные мулы привезли запас еды и всяческих мелочей, таких как новый топор, коловорот, несколько инструментов, гвозди и шурупы на всякий случай. Он даже привез уголь для кузницы.
   Двух вьючных мулов можно впрячь в плуг. Одна лошадь останется у Райннона, он будет использовать ее по собственному усмотрению – под седлом или для коляски.
   – Теперь все зависит от твоих рук. Странная штука. Я верил, что тебе здесь понравится, и знал, как ты поступишь. – Они взглянули друг на друга, каждый старался скрыть взаимную привязанность и понимание. – Допустим, тебе что-то подвернется. Допустим, тебе представится случай заработать. Ты понимаешь, о чем я говорю. Здесь проезжает много людей от границы до границы. Иногда за их голову назначена неплохая награда. Что ты скажешь, если я тебя буду предупреждать? Деньги поделим. Если мы с тобой встанем на одну тропу, тогда помоги Господь бандитам и мошенникам!
   Глаза Райннона снова сверкнули, как глаза кота в сумерках, – шерифу не пришло в голову никакого другого сравнения.
   Но в конце концов преступник сказал:
   – Лучше, наверное, я буду сидеть тихо. После твоей болезни, может быть, и тебе надо успокоиться?
   Каредек понял и больше ничего не сказал.
   Тем вечером по дороге домой он перед первым поворотом оглянулся и увидел бледную голубовато-белую струйку дыма, поднимавшуюся над домиком. Он чувствовал себя так, словно пробудил к жизни мертвеца.
   У него были и другие чувства. Как будто он посадил незнакомое семя и не знал, что из него вырастет: бурьян или зерно, еда или яд.

Глава 7

   Больше всего на свете Райннон любил благородную голову, широкую грудь и вытянутые мускулистые руки Маунт-Лорел. Но когда он уставал, то вспоминал длинные зимние ночи, ветер и лед, который покрывал скалы, превращая их в стекло. До рассвета он работал при свете лампы; солнцем пользовался словно драгоценной свечой; а вечерами опять зажигал лампу.
   Каждый вечер пламя в наковальне отбрасывало розоватые отблески в сгущающуюся темноту. Каждую ночь в доме или амбаре звенел молот.
   Вот так порванная упряжь превратилась в крепкую, пригодную к использованию сбрую; жало плуга после ковки и перековки стало острым; изгородь с достоинством выпрямилась; полуразвалившаяся коляска встала на рессоры и заблестела новой краской; высокая, спутанная трава в саду упала под косой. А потом по земле прошлась борона и превратила комья в мягкую, густую, влажную почву. Серп подровнял траву во дворе. Землю напитал влагой разлив, и начал подниматься урожай.
   Позади заднего двора грудились развалины ветряной мельницы. Райннон ее отремонтировал. Починил и установил колесо. Теперь с уверенным постукиванием оно вращалось днем и ночью.
   За домом земля слегка поднималась. На вершине подъема лежала естественная выемка. Вокруг нее Райннон возвел крепкую стену, внутреннюю сторону которой укрепил глиной, а внешнюю завалил землей. Ограждение росло фут за футом, пока не достигло высоты фута в четыре. В этот резервуар он подвел избыток воды, которую качала ветряная мельница, а от него провел слив на восточное пастбище, предварительно выровняв его. Эннен залил водой пастбище как раз вовремя, чтобы посеять кормовые травы.
   Работа шла быстро. В руках Райннона жила сила двух крепких мужчин. Сердце его горело нетерпением, которое приходит, когда человек теряет много времени. Маленькую ферму захлестывала его жажда деятельности, накопленная за семь лет. К тому же он постоянно подгонял себя.
   Шериф наезжал раз или два в неделю и помогал укладывать самые тяжелые бревна. Однажды он приехал разгоряченный и злой, но перед ним бежали три коровы.
   – Вместо того чтобы продать траву, я скормлю ее коровам, – неделей раньше обронил Райннон.
   Так он добавил к своим обязанностям доение и кормление коров, а также приготовление масла, которое Каредек забирал в город и продавал.
   У Эннена появились первые заработанные деньги. Небольшие деньги, но для Райннона они были дороже алмазов.
   Он выровнял второе пастбище – все, кроме узкой полосы, – и залил его водой, чтобы на следующий год распахать и засеять под зерно.
   И вот маленькая ферма зазеленела, став похожей, даже на этой плодородной земле, на прекрасный изумруд в обрамлении зеленого стеклянного бисера. Он работал с жаром и ожесточением, предвкушая будущее, когда его превосходное поместье станет еще великолепней.
   Он позволял себе отдыхать два раза в день. Первый раз – после ужина, когда он сидел, остывая от горячки работы и выкуривая одну сигарету за другой, и смотрел, как сгущаются сумерки; во второй раз он валился на постель и засыпал, как матрос после тяжелой вахты.
   У него оставалось только полчаса отрады и ничегонеделания после ужина, в течение которых, позволив себе отвлечься от насущных дел, он сидел на веранде, расслабив усталые мышцы. В это время Райннон любил смотреть на Маунт-Лорел, поскольку даже в полутьме ясно ее видел, и, когда на равнины опускались сумерки, гора все еще неясно светилась. Он так хорошо ее знал, что мог описать каждый гранитный выступ, каждую затененную трещину. То, что с этого расстояния казалось небольшой впадиной, на самом деле было ложбиной с зазубренными стенами, заросшими могучими деревьями, а глубокая царапина на склоне гиганта – огромным ущельем, продуваемым могучими ветрами. И когда он сидел в тишине веранды и смотрел на древнюю громаду горы, он чувствовал спокойствие и некую расслабленность, а потому испытывал удовольствие от своего труда!
   Теперь он знал боль изнурительной, монотонной работы, боль постоянных усилий. Там, в горах, властвовала зима, которая пожирала силы, как голодный волк. Но он имел свободу, как у волка, – дикую, приносившую радость. И все же он смог отвернуться от того сурового и великолепного существования и открыть для себя прелесть вьющихся цветов, которые свешивались перед ним с карниза, шепота легкого ветра и покачивавшихся верхушек фигового дерева, вместо визжащего урагана, бушевавшего сейчас на Маунт-Лорел. Стоит только взглянуть на рвущиеся к югу, сползавшие с вершины облака!
   Оторвавшись от созерцания гигантской горы и спустившись на землю, Райннон взглянул в сторону холмов и увидел рысящего по дороге всадника. Он подъехал поближе, помедлил, потом повернул к воротам и приветственно помахал рукой.
   В вечерней тишине его голос прозвучал тихо и отчетливо:
   – Добрый вечер, незнакомец.
   – Вечер добрый, – сказал Райннон.
   Он продолжал сворачивать сигарету, смутно удивляясь, зачем оказался тут странник – молодой, аккуратный мужчина.
   – Надеюсь, что меня пригласят? – осведомился гость.
   – А? Ну конечно. Спешивайтесь и заходите, – предложил Райннон.
   Он нахмурился. Время отдыха кончалось, а в кузнице ждал его – и огня – бесформенный кусок металла, который вначале раскалится до белизны, а потом будет вытягиваться длиннее и длиннее под страшными ударами молота, зажатого в руке Райннона.
   Незнакомец пошел по дорожке и остановился под фиговым деревом. Плоды уже созрели, и, нагнув ветку, он сорвал несколько штук.
   – Хорошие сочные фиги, – похвалил он. – За пять лет впервые вижу, чтобы такое дерево прижилось на этой земле. Оно, наверное, благодарит вас за воду!
   Он подошел к веранде.
   – Меня зовут Чарли Ди, – представился он. – Я с ранчо Ди. Хозяин – мой отец. Посмотрите за холмы. Видите верх крыши большого амбара? Нет, ее сейчас не видно.
   – Я видел ее днем, – подтвердил Райннон.
   – А как вас зовут?
   – Джон Гвинн.
   – Привет, Джон Гвинн. Рад с вами познакомиться. Могу я присесть? Спасибо. Мне очень хотелось поглядеть на вас. Мы, конечно, видели, как вы потрудились над этим местом. Раньше оно принадлежало моему отцу. Раньше почти вся земля здесь была его!
   Он показался пустым юнцом. Его присутствие заставляло Райннона чувствовать себя старше, чем он чувствовал себя во время тяжкого труда.
   – Курите? – спросил Эннен.
   – Спасибо, не откажусь. У меня кончилась бумага. Вам здесь нравится, Гвинн?
   – Здесь хорошо.
   – Купили землю у шерифа Каредека?
   – Я просто на него работаю, – смущенно рассмеялся Райннон. – Как я могу купить такое место?
   – Шериф говорит, что это ваша земля, – бодро заявил сосед.
   Он походил на птицу, сидевшую на ветке, бессмысленно щебетавшую и собиравшую семена информации.
   – Да, говорит. Он хочет доставить мне удовольствие, – объяснил Райннон.
   – Потому что вы так много здесь сделали? Но интересно, – заметил Чарли Ди, – даже не предполагал, что Каредек может спокойно говорить, что дарит кому-то землю. По-моему, он скуповат. Нет?
   Райннон не ответил. Ему не нравился разговор и не нравился гость. В кузнице его ждала работа. Он провозится там до полуночи!
   – У вас есть прикурить?
   С растущим раздражением Эннен чиркнул спичкой. Его собеседник наклонился и несколько раз затянулся, прежде чем сигарета зажглась, потом резко отдернул голову, словно боялся, что пламя обожжет ему нос. А Райннон пожалел, что этого не случилось.
   – Сколько у вас здесь акров? – спросил молодой человек.
   – Шестьдесят три.
   – Похоже, вы все как следует промерили, а? – Райннон опять промолчал. – Тяжелая работа, – посочувствовал Чарли Ди. – Надо разбираться в геометрии и все такое, чтобы мерить землю. У меня нелады с математикой. Ничего не понимаю. Алгебра меня доконала!
   Он громко засмеялся, как смеются молодые люди над своими бессмысленными замечаниями.
   – Я слишком занят, – сказал Райннон. – Мне надо работать.
   – Работать? – воскликнул Чарли Ди. – Ночью? Как вам это удается?
   – Когда строишь себе дом, надо много вкалывать, – объяснил Райннон, поднимаясь на ноги.
   Он ждал, что гость уйдет, но тот, однако, не встал, а спросил с изматывающим любопытством:
   – Что вы делаете так поздно?
   – Работаю в кузнице, – коротко ответил Райннон. – Мне надо идти.
   – Пойду с вами и посмотрю, что это вы делаете, – решил Чарли Ди. – Всегда любил кузницы.
   – Там дымно. Может, вам лучше вернуться домой? Уже поздно, – мягко настаивал Райннон.
   – У нас в доме на это не обращают внимания. Если опоздал на ужин, всегда найдется чего перекусить. К тому же не хочу возвращаться так быстро. Старик велел, чтобы я с вами увиделся и поговорил. Он хочет подружиться со всеми новыми поселенцами. Он дружелюбный мужик, мой отец, не гордый. Знаете, как некоторые. Они делают деньги и смотрят на всех свысока.
   Пока они шли к кузнице, парень продолжал без умолку болтать.
   – Он просто садится на коня и ездит по окрестностям, как все остальные. Корова только отелится, а мы уже знаем. Весной ни одна травинка не вырастет без его ведома. Он все видит. Сказал, чтобы я поехал и познакомился с вами.
   Райннон улыбнулся про себя. Но он решил держаться. Может, это просто болтливость, свойственная юности, а может, у Чарли Ди не в порядке голова. В любом случае, он должен привыкнуть, что на ранчо будут наведываться незнакомые люди. На Западе нельзя жить отшельником и процветать. Вес общественного мнения иногда требует сноса даже самых потайных стен.
   Семья Ди, похоже, когда-то владела большей частью этого района и все еще рассматривала себя как своего рода повелителей. И хотя это отношение достаточно раздражало, все же для беглого преступника лучше не иметь никаких врагов, даже самых смиренных, не говоря уж о хозяевах земли.
   Поэтому он волей-неволей стал смотреть на Чарли Ди благодушнее и повел за собой в темный сарай.
   Он не долго оставался темным. Первый легкий дымок от клочка бумаги скоро превратился в облако, выплывающее из двери или завивающееся на стропилах, а из горна, пульсируя, била яростная струя пламени. Ее закрыли. Поднялся едкий угольный дым, но мощное дыхание мехов разожгло огонь. Он стал шире, он стал глубже, он мрачно загудел, и скоро Райннон смог положить в него кусок железа.
   – Постойте там и отдохните, – сказал Чарли Ди. – Я поработаю на мехах. И, если хотите, подержу поковку. Я умею держать и поворачивать. Мне часто приходилось это делать. Мне нравится.
   Райннон ничего не ответил, но отошел к наковальне. Он не мог понять, чего хочет. Он привык и держать заготовку, и работать двенадцатифунтовым молотом. Ему нужно было занять обе руки. Эннен взял шестнадцатифунтовый молот, к которому прибавил два или три фунта свинца, и несколько раз махнул им, стараясь привыкнуть к балансировке. Потом переставил лампу, чтобы лучше осветить наковальню.
   Тем временем он не спускал глаз с Чарли Ди и заметил, что тот раздувает пламя правильно и сноровисто подбрасывает уголь. Пламя жарко горело, и через некоторое время Чарли соскреб верхний слой угля и позвал:
   – Она готова, как хорошо прожаренный кусок мяса, приятель. Вынимать?
   Тот кивнул, и Чарли Ди крепкими щипцами поднял тяжелую, добела раскаленную, шипящую массу металла, похожую на подсвеченный изнутри бриллиант.
   Райннон закатал рукава до локтей, поплевал на ладони и покрепче встал. Затем начал работать. Беспрерывно падающие тяжелые удары большого молота расплющили кусок железа и вытянули его. И с каждым ударом в стороны и вниз брызгали фонтаны искр. С каждым ударом казалось, что на секунду зажигается яркий свет. Стали видны нижние края стропил, черные от грязи и осевшей на них сажи.
   Удары все еще гремели, и искры стали красными. Кусок металла потемнел.
   – Пусть поработает огонь, – решил Чарли Ди. – Огонь дешевле, чем людской труд. – Он положил поковку в горн и отряхнул руки. – Очень приятно было побывать тут и помочь вам, – объявил он. – Но, между прочим, мне когда-то надо возвращаться домой.
   Он остановился у двери, поднял молот, с кряхтением махнул им и тяжело поставил. Потом тихо присвистнул.
   – До свидания, – откланялся визитер.
   – До свидания и спасибо, – ответил Райннон.
   Он даже подошел к двери и подождал, пока его веселый гость не исчез в темноте. Посмотрел со вздохом на звезды – еще одни искры, танцующие в небе. Затем пошел работать.

Глава 8

   Утром через коричневые осенние поля к маленькой зеленеющей ферме подъехал Каредек и нашел Райннона в маслобойне – тот отремонтировал сарайчик за домом и поставил там чаны для молока.
   Когда вошел Каредек, он как раз выливал сливки в маслобойку, и шериф с ухмылкой уселся крутить ворот.
   – Ладно, я вернусь к мулам, – сказал Райннон.
   – Эй, погоди минуту, – остановил его шериф. – Если ты собираешься все время работать, ты никогда не станешь Рокфеллером. И славы тебе тоже не видать. – Райннон помедлил. – Садись, – приказал шериф.
   Райннон послушно сел.
   – Я хотел тебе кое-что сказать, сынок. О ферме. Шестьдесят пять или семьдесят акров…
   – Шестьдесят три, – поправил Райннон.
   – Да? Ну ладно, пока это опустим. Я одолжил деньги из расчета двадцать долларов за акр. Выложил тысячу двести баксов. Через месяц после того, как я получил ее, мог продать ферму по семьдесят пять долларов за акр. Потом появился ты. Вчера в городе я получил еще одно предложение. Угадай, сколько.
   – Мы ее немного отремонтировали, – заметил Райннон, затем взволнованно спросил: – Ты хочешь ее продать, Оуэн?
   – Ну, я получил предложение. Догадайся.
   – По сотне за акр, – предположил он, встревоженный еще больше.
   – Послушай, сынок, – продолжил шериф, – следующей зимой мы будем продавать сено, так ведь?
   – Да.
   – Какая цена на сено зимой?
   – Точно не знаю.
   – Я имею в виду не всякие там сорняки, которые косят тут на ранчо, а хорошую, первоклассную кормовую траву.
   – Не знаю.
   – Я могу получить до двадцати долларов за тонну, если вовремя продам.
   – Да, это хорошие деньги.
   – Деньги вроде бы тебя не интересуют. Погоди минуту. Сколько у тебя заливной земли?
   – Пятьдесят один акр.
   – Ладно. Сколько тонн приносит один акр за сезон?
   – Шесть, если повезет.
   – Это пять покосов за сезон?
   – Да.
   – Шесть на пятьдесят будет триста. Умножить на двадцать – шесть тысяч долларов каждый год!
   – Да, – согласился Эннен. – Но ты должен вычесть расходы. И перепахивание каждые несколько лет. И все такое прочее. И тебе нужно нанять еще одного человека!
   – Уже нанял, – сообщил шериф. – Дальше: у нас есть хороший яблоневый сад, верно?
   – Да, похоже, хороший.
   – Он и есть хороший. Ты яблоки пробовал?
   – Пробовал.
   – Столовые, а не те, что идут на сидр.
   – Да, отличные столовые яблоки.
   – Ну вот, сынок, эти десять акров покроют расходы на налоги, работу на ферме, удобрения и оплату работника?
   – Не знаю, – из осторожности ответил Райннон.
   – Я знаю, – сказал шериф. – Покроет все это и даже больше. Теперь слушай. Шесть тысяч долларов в год чистыми!
   – Не считай цыплят раньше времени.
   – Заткнись, Эннен, и слушай меня! Шесть тысяч – очень хороший процент со ста тысяч долларов. У людей начинают открываться глаза. Я тебя спрашиваю: сколько мне предложили за эту маленькую ферму? Сколько? Ты говоришь, сто за акр? Четыреста баксов за акр, мой мальчик!
   Он помолчал.
   – Это больше двадцати тысяч долларов, – медленно произнес Райннон.
   – Гораздо больше. И что я ответил? «Не пойдет», – сказал я!
   Эннен свернул и прикурил сигарету. Он ждал, в глазах у него светилось удовлетворение.
   – Ты рад?
   Райннон кивнул.
   – Теперь дальше, сынок. Допустим, я списываю свои семьдесят долларов за акр. Допустим, я даже списываю сто долларов за акр. Ты можешь выплатить их мне в течение одного года. Правильно?
   Райннон поднял руку.
   – Мы напарники, Оуэн, – запротестовал он.
   Шериф ритмично крутил рукоятку маслобойки, где плескались и чавкали сливки.
   – Ты говоришь как дурак, – сказал он.
   Райннон покачал головой.
   – Это твое последнее слово? – спросил шериф.
   – Да.
   – Тогда давай разделим прибыль пополам.
   – Это великодушно с твоей стороны, Оуэн. Ты мог бы сдать ферму в аренду, чтобы сделать то, что сделал я.
   – Нанять? Да у них не хватило бы здравого смысла. Ни у кого не хватило бы здравого смысла. Даже у старого Ди, а ведь он был ее хозяином. И не додумался превратить выемку на холме в резервуар для воды. При нем развалилась ветряная мельница!
   Райннон в задумчивости повернулся, увидел, как Маунт-Лорел сияет под утренними лучами осеннего солнца, и понял, что он выбрал себе место среди людей, среди тружеников. Что будет дальше, покажет время. У него есть руки, и перед ним открыт путь к достатку и даже к богатству!
   Но он просто спросил:
   – Ди? Ты их знаешь?
   – Как облупленных.
   – Там есть мальчишка. Чарли.
   – Ты с ним познакомился?
   Райннон пожал плечами:
   – Что он собой представляет?
   – У всех есть мозги, – сказал шериф. – Даже у Ди. Если их получше узнать, то можно подумать, что у них слишком много мозгов. Но вот Чарли… Он другой.
   – Я так и подумал, – кивнул Райннон, вспомнив бессмысленную болтовню юнца.
   – Мозги бывают разные, – объявил шериф. – Есть добрые старые сообразительные, а есть кое-что получше. Это называется гений! Клянусь Богом, Чарли Ди – именно такой.
   Райннон забыл про сигарету. Он в замешательстве слушал Каредека.
   – Ты когда-нибудь играл в шахматы? – спросил шериф.
   – Немного, когда был мальчишкой.
   – Тогда ты знаешь, что большинство играет плохо; некоторые усердно учатся, и если у них к тому же есть голова на плечах, у них трудно выиграть.
   – Точно.
   – Но кроме них есть еще гении. Они отдадут ладью, пару слонов, три или четыре пешки, и когда ты думаешь, что выиграл, они прорываются и ставят тебе мат в пару ходов.
   – Верно, – вздохнул Райннон, вспоминая далекое прошлое.
   – Они настоящие профессионалы. И это относится к Чарли Ди. Он всегда идет на пять ходов впереди тебя. Ты запер его здесь, ты запер его там, но прежде чем до тебя дойдет что к чему, он уже выиграл. Он гений, Эннен, мой мальчик!
   Райннон нахмурился. Он попытался сопоставить это описание со своей собственной оценкой юнца. Оно никак не совпадало.
   – Он приезжал вчера вечером.
   – Приезжал?
   – Что в этом плохого?
   – Ничего… Ничего, – вздохнул шериф и отпустил рукоятку маслобойки. – Но только лучше бы приехал кто-нибудь другой. Он слишком много замечает!
   – Про меня? – спросил Райннон с затвердевшим лицом.
   – Эй, Эннен. Не все так плохо. Скорее всего, он ничего не подозревает. Ты же ведешь себя тихо!
   – Буду молиться и надеяться, что у него нет никаких подозрений на мой счет, – возбужденно произнес Райннон. – Потому что если кто-нибудь попытается разлучить меня с этим местом… этой новой жизнью, Оуэн… я… я…
   Он замолчал. Шериф ничего не ответил, но на лбу его неожиданно выступили капельки пота.

Глава 9

   Осень выдалась засушливой, холмы вокруг побурели, но зеленая ферма Райннона казалась еще свежее, чем прежде, еще более похожей на драгоценный изумруд. И когда он вышел на веранду выкурить вечернюю трубку, глаза его сами собой закрылись.
   Он настолько устал, что, закрыв глаза, почти сразу засыпал и просыпался, лишь когда голова падала на грудь. Приходя в себя, вдыхал запах трав, более сладостный для него, чем аромат роз, и безотчетно замечал угасающий закат. Из кузницы доносились успокаивающие удары молота. Его помощник, Ричардс, принялся за работу, и Райннон с удовлетворением улыбнулся.
   Шериф взял Ричардса без рекомендаций. В общем-то тот в них не нуждался. Он отличался почти такой же силой, как и Райннон. Выполнял всю тяжелую работу, которую ему поручали. За весь день мог не проронить ни слова. Все это было Райннону по душе. Но Ричардс выглядел угрюмым парнем, губы его почти всегда были насмешливо изогнуты, и казалось, что он все время что-то замышляет. Его пренебрежительное отношение продолжалось до тех пор, пока на третий день после его прибытия из кустов, тяжело взмахивая крыльями, не вылетела горная куропатка, и Райннон Эннен снял ее быстрым выстрелом из револьвера. После этого поведение помощника изменилось на уважительное и даже предупредительное. Теперь он работал почти так же усердно, как сам Райннон.
   Он пошевелился и, резко дернувшись, выпрямился.
   По земле неслась низкая тень, словно планировала летящая сова. Он пригляделся и догадался, что это всадник, который упорно рассекал вечернюю темноту и вскоре скрылся из виду.
   Райннон окончательно пробудился. Он вспомнил: эта тень пролетала по полям именно в этот час три или четыре раза; спустившись по ступенькам веранды, он подошел к воротам. Они бесшумно открылись под его рукой; спасибо Ричардсу, не терпевшему скрипа ржавых петель.
   Всадник исчез, но Райннон помнил направление его движения. Дорога здесь шла под углом. Кому нужно ехать по полю, рискуя сломать шею, перепрыгивая через изгороди, когда можно спокойно провести лошадь в том же направлении и почти так же быстро?
   Райннон задумался. Он проснулся, в вечерних сумерках заметив сквозь сон прыгающую через ограды лошадь.
   Куда она направлялась?
   Ему больше не хотелось спать. Усталость пропала. Утром он как следует все осмотрит и обдумает.
   Райннон торопливо пошел в кузницу помогать молчаливому Ричардсу. Две пары умелых, сильных рук справлялись с металлом словно с воском.
   Когда они вышли из кузницы и направлялись к дому, было уже поздно. У себя в комнате Райннон бросился в постель и заснул тяжелым сном, но проснулся при первых лучах серого рассвета.
   Он вышел на покрытые росой поля и скоро добрался до полосы росших вдоль оврага карликовых дубов, на фоне которых видел прыгающего на лошади всадника. А через минуту он нашел, что искал – отпечатки копыт скачущей галопом лошади, – и прошел по ним до изгороди. Перед ней они пропадали и появлялись на другой стороне на таком расстоянии, которое указывало на опытного наездника.
   Райннон опять двинулся по следу. Вот к первой цепочке отпечатков присоединилась другая. Он внимательно осмотрел новые следы и убедился, что это те же самые, но свежее; просто еще одна цепочка, оставленная тем же всадником – только позже!
   Он направился по ней, пока не поднялся на вершину небольшого холма, которую усеивали скалы. Здесь след пропадал. Райннон тщательно обыскал склон, но следов не нашел. Правда, на другой стороне обнаружилось полдюжины отпечатков, которые свидетельствовали, что лошадь повернули обратно.
   Стало быть, это была та самая цель, к которой каждый день стремился вечерний всадник. Но зачем?
   Райннон скрупулезно обследовал скалы и не увидел в них ничего таинственного. Почерневшие от непогоды, они выступали из-под земли, являясь продолжением горной породы, и сдвинуть их с места оказалось не по силам даже Райннону.
   Он сел, чтобы спокойно подумать.
   Если всадник приезжал сюда с определенной целью – а кто поскачет по одному и тому же маршруту в сумерках с полдюжины раз без особой на то необходимости? – тогда становится ясно, что цель – это не сам холм, а что-то за ним. А что бы это могло быть?
   За холмом лежала небольшая долина, в центре ее поднимался высокий дом Ди, чья крыша возвышалась над самыми высокими из окружавших его деревьев, но близлежащие постройки были лишь едва различимы. Слева, змеясь, протекал ручей, берега которого густо заросли деревьями. Что касается самой долины, ее перегородили на отдельные участки, на плодородность которых указывали кустарник и трава, вытянувшиеся рядом с оградами – там, где не доставал нож плуга.
   Райннон не мог представить себе более мирной и невинной картины.
   И все же что-то тут не так!
   Он снова начал осматривать землю перед холмом в поисках следов – на сей раз не лошади, а человека, пусть даже самых незаметных. Но и опять ему не повезло!
   Он вернулся к противоположному склону холма и продолжил поиски в кустах, пока в маленькой кучке облетевших листьев не увидел что-то белое, и вытащил носовой платок.
   Не слишком богатый трофей, но интересный для Райннона по нескольким причинам. Во-первых, он был сделан из тончайшего, прозрачного хлопка. Во-вторых, до смешного мал. В-третьих, по краям обшит канвой.
   Ни один мужчина с начала времен никогда не носил такой платок. Ни одна женщина с Запада носить такой не станет, если только не возьмет с собой на вечеринку. Но эта вещь принадлежала к числу тех, которые обеспеченные женщины носят в ручке, держа тоненькими пальчиками, – прямой символ и симптом беззаботной жизни.
   Более того, на платке имелась вышитая монограмма, и, несмотря на ее затейливость и малопонятность, Райннон прочел: «НМ».
   Он тихо, с удовольствием засмеялся. Затем аккуратно спрятал платок обратно в листья и вернулся к работе, словно никогда не знал, что такое усталость.
   Стало быть, через поля с безрассудной неосмотрительностью каждый день скачет женщина, – с большой неосмотрительностью, если только под ней не самая лучшая лошадь, какую можно себе представить. И все же это отчаянная женщина, потому что даже самая хорошая лошадь может совершить ошибку в прыжке при меркнущем свете дня.
   Безрассудная, значит, молодая. Отчаянная, определенно, по той или иной причине.
   По дороге на ферму он пошел по обратному следу. Но не получил больше никакой дополнительной информации. Примерно в двухстах ярдах выше его дома след выходил на дорогу и там терялся.
   Райннон вернулся к работе. После полудня они с Ричардсом, стоя друг против друга, готовили основание стога, и он вдруг обратил внимание, что работник в изумлении уставился на него; и только тогда до Эннена дошло, что он, Райннон, беглый преступник, работая, громко поет.
   Это его огорчило. Для него так много значила его спокойная, домашняя жизнь, что даже намек на несчастье выбил его из колеи.
   Этот случай заставил огромного, сильного Райннона дрожать от страха, худшего из страхов – страха за себя! Прежде он думал, что, пока мог избегать закона, будет жить счастливо, но теперь осознал, что ошибался. Он понял, глядя в прошлое и будущее, что не способен полностью насладиться своей новой жизнью. В тот момент, когда он сделал ферму процветающей, она ему уже наполовину надоела!
   И вот наконец-то он почувствовал дух приключения, который радостно принял всей душой!
   Занятый мыслями о своих проблемах, он решил, что не станет больше обращать внимания на вечернего всад-ника, а целиком сосредоточится на работе. Пусть будет что будет!
   В таком расположении духа Райннон закончил долгий рабочий день. После ужина он настроился сразу пойти в кузницу, но ему показалось, что отворачиваться от соблазна – это проявление трусости.
   Он вышел на веранду, но не остался там, а подошел к воротам и сразу увидел мелькнувшую в полях тень.
   Его сердце застучало, но тут же до его слуха долетел длинный, печальный зов.
   На этот раз действительно сова! Но странный всадник скоро появится. Полоса деревьев стала уже теряться в сумерках.
   Райннон вышел из ворот, перешел дорогу и, подойдя к изгороди с другой стороны, положил руку на столб. Он еще колебался, но понимал, что проиграл, даже пытаясь противостоять искушению.
   Конечно же все это мелочи. Все таинственные происшествия обычно объясняются очень просто. Здравый смысл приказывал ему уйти, пока не поздно. Обжегшись один раз, не стоило касаться огня.
   Здравый смысл правил им слишком долго. На протяжении нескольких долгих месяцев Райннон вел строгий образ жизни. Теперь пришло время перемен. Усталость от однообразия и тяжелого физического труда покинула его. Он чувствовал себя легко и свободно, как опытная ищейка, взявшая след.
   Перепрыгнув через ограду и оставив позади благие намерения, Эннен направился прямиком к скалистому холму.

Глава 10

   Когда он подошел к холму, еще не совсем стемнело. Земля едва различалась, но на северо-востоке верхние утесы Маунт-Лорел все еще освещались таинственным светом. Казалось, что вершина горы парит в небе, как облако.
   Райннон очень осторожно поднялся на холм. В его сердце пела такая радость, что он едва сдерживался, чтобы не рассмеяться вслух, скользя от куста к кусту, низко пригибаясь, стараясь, чтобы его силуэт не мельк-нул на фоне неба. Этими трюками он давно владел в совершенстве, поскольку долго себя тренировал. А такие уроки усваиваются навсегда.
   Подобравшись к вершине холма, он нашел подходящее для себя место в зарослях кустов и удобно расположился там, поджидая, когда раздастся топот копыт. Наконец он донесся издалека, хотя чуть позже, чем в предыдущую ночь. Из темноты вынес– лась скачущая лошадь, ее подковы громко звенели о камни.
   Всадница натянула поводья перед Райнноном. Лошадь некоторое время нетерпеливо гарцевала на скалах, затем успокоилась, словно узнала место, и потянулась мордой к траве.
   Всадница отпустила поводья и сложила руки на седле, как будто она бездумно смотрела перед собой. Наконец она вынула бинокль и поднесла его к глазам.
   Значит, ночной бинокль!
   Любопытство Райннона возросло стократно! Он подобрался чуть поближе. С этой точки ему удалось различить, что всадница смотрит в бинокль на далекий дом Ди, чьи окна верхнего этажа светились сквозь деревья.
   Наблюдение продолжалось пять или десять минут, после чего девушка убрала бинокль и спешилась. Села на большой камень, все еще не отрывая взгляда от дома. На некоторое время воцарилась тишина, прерываемая лишь дыханием лошади, которое становилось все более и более спокойным, да позвякиванием удил, когда она щипала траву, довольно постукивая копытом.
   Девушка вздохнула. В этот момент Райннон встал и мягко двинулся вперед. Лошадь тряхнула головой и громко всхрапнула.
   – Добрый вечер, – весело приветствовал он незнакомку.
   В ответ раздался дикий визг. Наблюдательница отпрыгнула от скалы и одним прыжком бросилась к лошади. Увидя возвышавшегося перед ней Райннона, она отпрянула к ее плечу и съежилась в смертном страхе.
   – Успокойтесь, – как можно мягче произнес Райннон. – Я не причиню вам вреда.
   Она, казалось, не понимала его. У нее вырвался испуганный, торопливый, неразборчивый поток слов. Он едва мог разобрать, что она говорит.
   Однако она понимала и заявила, что его послали «они», что она не сделала ничего плохого и умоляла отпустить ее. Если он даст ей уехать, она никогда больше не вернется сюда. Они будут свободны от ее…
   А потом слезы и прерывистые всхлипывания.
   Райннон стоял над ней и посмеивался про себя.
   Вот она, та тень, которая пролетала по полям, как ночная сова. Эта дрожавшая девушка была той, что прыгала через ограды в обманчивом свете сумерек!
   Затем пришла щемящая жалость к ней. Он поглядел на нее с высоты своего прошлого, с высоты тысячи пережитых опасностей и заговорил:
   – Кто такие «они», что послали меня, мэм?
   – Вас послали Ди. О, я знаю, что вас послали они.
   Она переборола плач, но голос ее все же дрожал.
   – Но вы можете им сказать, что не нашли меня, что увидели, как я подъезжаю, но я заметила вас и повернула, – ведь они не узнают. Возьмите деньги. Здесь больше ста долларов – все, что у меня есть…
   Он не протянул руки, чтобы взять их. Но она поймала ее и втиснула деньги в его расслабленную ладонь.
   – Я пришлю вам еще! – пообещала незнакомка. – Честное слово, я…
   – Послушайте, – решил объясниться Райннон, – я не из семьи Ди. Я ничего толком о них не знаю, кроме того, что их дом вон там. И мне не нужны ваши деньги!
   – Вы не… вы… – начала она. А затем с глубоким вздохом облегчения воскликнула: – Слава Богу! Я думала, мне пришел конец!
   Она обняла луку и привалилась к лошади, готовая упасть в обморок.
   – Ну, ну, успокойтесь. Я тихий, миролюбивый человек, мне не нравится, когда девушек убивают. Допустим, вам понадобилась бы помощь, если бы вдруг возникли неприятности, может быть…
   Он помолчал, не зная, что еще сказать ей. Райннон был рад, что с ним нет шерифа и он не слышит его слов.
   – Помощь? – спросила девушка с горечью. – Помощь! О, ни один мужчина в мире не в силах помочь мне.
   – Слишком смелое высказывание, – произнес Райннон. – Мужчины в мире бывают разные. И вряд ли есть такое, что кто-нибудь не смог бы сделать. Вы знаете те дела, которыми занимаетесь. Я не спрашиваю вас чем. Только меня воспитали так: мужчина есть мужчина, а женщина есть женщина, и на нее нельзя взваливать самый тяжелый груз.
   Этот неуклюжий образчик философии заставил ее поднять голову, она даже отодвинулась от лошади и сделала шаг к нему.
   – Простите, а кто вы? – спросила она.
   – Меня зовут… Джон Гвинн, – представился он, запнувшись на мгновение перед тем, как вспомнил имя, которым ему следовало называться. – А вас, мэм?
   – Я Нэнси Морган, – ответила она. Затем огорченно добавила: – И если бы имела другое имя, то никогда бы не приехала сюда! Никогда бы не приехала!
   Было слишком темно, чтобы различать движения, но ему показалось, что девушка всплеснула руками.
   – Я видел вас, – мягко объяснил он свое появление, – с полдюжины раз, когда вы ехали вечером полями, перепрыгивая через ограды. Я живу в маленьком домике вон там. Поэтому и заметил вас. Вы приезжали сюда последние шесть дней.
   – Мне пришлось приезжать и ждать. – Она снова всхлипнула. – Мне нужно было приезжать и ждать, но никто ко мне не вышел. Ни одна живая душа. Я ждала часами, и все же никто ко мне не вышел! А завтра вечером…
   Райннон жадно слушал, нахмурясь, пытаясь изо всех сил ухватить смысл в ее словах или между ними.
   – Мне жаль вас, правда. А если бы вам мог помочь фермер с парой сильных рук…
   – Что может сделать один человек? Что он против всех них? Даже если бы я обратилась к Райннону с гор и попросила его драться за меня, то вряд ли даже Райннон смог бы что-нибудь сделать!
   – Райннон! – выдохнул он, вздрогнув. – Райннон! Что вы знаете о Райнноне?
   – Только то, что знают все, – ответила она. – Что он жестокий, сильный и ужасный… Но что он никогда не обижает женщин.
   – Да, – подтвердил Эннен, глубоко вздохнув, – что верно, то верно! Он… он никогда не причинил вреда женщине. И, наверное, никогда не причинит. Но зачем вам этот грубый преступник?
   – Кто, кроме преступника, нарушит ради меня закон? – спросила она. – И кто, кроме Райннона, осмелится противостоять Ди?
   – Не знаю, – медленно произнес ее собеседник. – Не всегда в высоком доме живут высокие мужчины! Что имеют против вас Ди?
   – У них нет права! – с горечью сказала девушка. – Никаких прав, ни юридических, ни моральных! Но они ненавидят меня, ненавидят! Они ненавидят всех Морганов, всегда ненавидели. И мне придется ехать туда завтра вечером… мне… мне…
   Она замолкла со вздохом отчаяния. Теперь, пытаясь хоть что-то понять, Райннон окончательно запутался.
   – Они вас ненавидят. Вам это известно. Но вы должны быть завтра там – где?
   – У них в доме! У них в доме! – воскликнула она. – О Господи, помоги моей заблудшей душе! Я беспомощна в их руках! И что они со мной сделают?
   По лицу Райннона катился пот.
   – Вы непременно должны ехать к ним? Как же они вас заставили? Деньги? Мужчины? Или… Погодите! Может… Я понял! У Ди есть сын, который отличается от остальных. Вы ждали его здесь, а поскольку он не пришел, вы должны приехать к нему, потому что вы его любите, – я правильно догадался?
   – Любить одного из Ди? – воскликнула с презрением она то ли сердито, то ли со слезами. – Ждать любимого здесь, чтобы он ко мне вышел? Если Ди найдет в своем сердце любовь к Морган, он его вырежет и вы-бросит! То же самое относится к Морганам! Ждать одного из них, потому что он мне нравится? – Ее голос опять изменился. Сейчас в нем звучал один лишь гнев, одна лишь ярость. – Если бы у меня была свора собак, а они бродили по холмам, я бы их затравила, как волков. Я бы объявила на них охоту и предложила награду за их головы!
   Райннон ждал возможности увидеть всадницу и начал сворачивать сигарету. Он зажег спичку, чтобы прикурить, и при ее свете наконец посмотреть на собеседницу.
   Пламя больно обожгло кончики пальцев. Он бросил спичку, и она упала на землю тонкой трепещущей полоской света. И хотя их опять накрыла темнота, он разглядел, что перед ним стоит загорелая и розовощекая девушка, привлекательная и свежая, как утренняя роса. Очень молодая. Стройная и сильная. И эту девичью нежность искажали напряжение и отчаяние, сильный гнев и сильный страх.
   Неожиданно она оказалась в седле.
   – Иди к ним, Джон Гвинн, – с яростью в голосе воскликнула она, – и расскажи им все, что тут услышал. И прежде всего скажи, что я их ненавижу, ненавижу, ненавижу! И что я никогда не сдамся, пока жива!
   По боку застоявшейся лошади хлестнула плетка. Он позвал ее, но она уже ускакала. Всадница и лошадь мелькнули над первой оградой и исчезли в темноте.

Глава 11

   Райннон просидел на веранде до полуночи. Его угнетала низкая крыша над головой и внезапное осознание незначительности той жизни, которую он вел. Он боялся необходимости вернуться в маленькую, темную, жаркую комнату, где он спал. Отсюда, с веранды, ему хоть открывалось небо, усыпанное далекими и холодными звездами. Там, на Маунт-Лорел, они казались совсем близкими и светили как лица друзей.
   Он не слишком жалел эту девушку. Несмотря на все переживания, она все-таки жила. Он тоже жил – раньше. Его душа и руки были заняты. Теперь руки тоже заняты, но не душа.
   Там, на далекой горе, роскошно выписанной на фоне божественных огоньков… да, там он мог, так сказать, коснуться орлов руками. Здесь он потерял себя в земле. Он стал растением, которое сажают в определенное место, и оно растет, не имея возможности сдвинуться с этого места. Как унизительна такая жизнь – словно у растения или животного за оградой.
   Мысли Райннона яростно метались, но постоянно наталкивались на препятствие – так тигр ходит по клетке, не в силах пробиться через металлические прутья. Утром приедет шериф. Райннон вернет ему ферму и уедет обратно в горы!
   Приняв решение, он почувствовал себя легче, лег и сладко проспал, пока его не разбудила пила Ричардса, вгрызавшаяся в твердое дерево за домом. Райннон встал, оделся и приготовил завтрак на двоих. Они едва закончили есть, когда, задумчиво насвистывая, появился Каредек и прислонился к косяку задней двери.
   – Ты был чем-то занят, Оуэн? – спросил Райннон.
   – Был и нашел себе человека, Джон Гвинн, – ответил шериф.
   Ричардс встал и вышел через заднее крыльцо. Он задержался там, наверное, чтобы скрутить сигарету. Но шериф ткнул большим пальцем за плечо и кивнул в сторону Ричардса.
   Затем продолжил:
   – Я нашел себе очень дорогого человека, сынок.
   – Для фермы? Мне не нужен еще один, – сказал Райннон. – Если только…
   Он подумал, что после его отъезда шерифу понадобятся еще одни руки.
   – Не для фермы. Для тюрьмы, – усмехнулся шериф. – Настоящий бриллиант, а не человек. За него заплатят большую цену! Вчера ночью он пытался повеситься на простыне и почти удавился, когда мы его обнаружили. Весьма классный мошенник.
   – И как его имя?
   – Стью Моффет.
   – Ах этот!
   Снаружи послышались шаги Ричардса, который спускался по ступенькам крыльца. Затем они прозвучали по дощатой дорожке, ведущей к воротам корраля.
   – Этот! – кивнул шериф. – Он попался! Где кофе? Когда я дождусь от тебя гостеприимства? Я хочу есть, сынок!
   Он сел за стол перед жестяной кружкой с черным кофе. Его длинные руки сновали туда-сюда – за кусочком поджаренного бекона, холодной кукурузной лепешкой, порцией клубничного джема. Он ел жадно, поглощая пищу как голодный волк.
   – Когда ты вчера ел? – поинтересовался Райннон.
   – Не помню. Помню, что вчера. Был слишком занят, чтобы думать о еде. Прекрасно позабавился! – Он допил последний глоток кофе. – Догадайся, сколько за него дадут?
   Эннен нахмурился.
   – Тысячи три? – предположил он.
   – Пять, мой мальчик! – воскликнул шериф. – Пять тысяч, чтобы положить их в банк, где они станут расти и расти! Пять тысяч металлических кружочков за два дня работы. Я занимаюсь не таким уж плохим делом.
   – Правильно, – сухо возразил Райннон, – и когда положат тебя, то вырастет парочка таких, как ты.
   – Что ты хочешь сказать? – воззрился на него шериф.
   – Ничего, – ответил его собеседник. – Но для кого ты копишь деньги? Детей у тебя нет. Ты и не думаешь их иметь, Оуэн, потому что ты – твердолобый, бессердечный сукин сын!
   – Я? – добродушно спросил шериф, довольно постукивая по кружке. – Я? Да я же ягненок. Шерстяной ягненочек!
   – Со слишком длинной шерстью.
   – У меня есть сердце, Эннен, мой мальчик. Такое же кроткое, как у овечки. Все, что мне нужно, – это понимающая женщина, которая вышибет меня из седла, и когда я найду ее, то положу ее в карман, отнесу домой, и мы нарожаем больше маленьких Каредеков, чем сможет вместить эта округа. Дай мне рассказать, как я его прихватил, этого…
   – Я не хочу ничего слышать, – хмуро произнес Райннон.
   – Это тебя раздражает, верно? – спросил шериф. – Тебя раздражает, когда ты слышишь, что я поймал одного из этих позолоченных скунсов?
   – Они преступники, согласен, – объяснил Райннон, – только мне не хочется слышать, как ты об этом рассказываешь, – твои деньги за кровь, Оуэн.
   – Деньги за кровь! – горячо воскликнул шериф и отодвинулся от стола. – Деньги за кровь? – продолжал он с яростью в голосе.
   – Деньги за кровь! – повторил Райннон, набычившись.
   С минуту они смотрели друг на друга как два обозленных волка. Затем шериф с рычанием встал и зашагал к двери. Когда он повернулся, в руке у него оказалась зажженная сигарета.
   – Я привык, что меня уважают, – сухо бросил он, справившись с гневом. – Но когда приезжаю сюда, то вижу, что здесь меня не слишком ценят.
   Райннон в ответ на выпад промолчал.
   Его гнев сидел слишком глубоко, и он попытался объяснить свои чувства:
   – На что ты купил эту ферму? На деньги за кровь! Из этого ничего хорошего не получится!
   Шериф спокойно смотрел на него ледяным взглядом.
   – Чему я удивляюсь! Взять, например, такого тихого миролюбивого парня, как ты: у тебя даже при мысли о крови кружится голова, так, что ли?
   – Я никогда не наживался на мертвецах, – отрезал Райннон.
   – Ты застрелил охранника, когда грабил банк Шеллопа! – напомнил шериф.
   – Он был подлым убийцей! – возразил Райннон. – И я не тронул ни цента в банке после того, как прикончил его!
   – Потому что за тобой погнались!
   – Я уже открыл сейф кассира. Мог бы взять деньги и смыться. Но не хотел запачкать кровью карманы, Каредек!
   – Черт меня побери! – взревел разгневанный шериф. – Чего ты добиваешься этим разговором? Неприятностей?
   Его собеседник не поморщившись парировал:
   – Я говорю тебе правду. Брось заниматься этим делом, Каредек, или не бахвалься здесь деньгами, которые сделал на…
   – Он не человек. Он – трусливая крыса, которая грызла сердца людей и перерезала горло спящим и пьяным.
   – Ладно, – сказал Райннон так, словно считал ниже своего достоинства продолжать спор.
   – А где бы сейчас был ты? – Шериф не мог промолчать. Ему хотелось как-то оправдаться. Его раздражали собственное смущение и злость, однако он не испытывал никакого чувства вины. – Где бы был ты, если бы не нашел это место и я не отдал бы его тебе?
   – Хватит, заткнись! – рассеянно промолвил Райннон. Он скатал сигарету и стучал пальцами по столу.
   – Ты вечно мной недоволен, – пожаловался шериф. – Будь я проклят, если не устал от этого! Ни-кто другой не говорит ни слова против. В газетах только и пишут, как я его взял. Никому и в голову не приходит возражать против того, что я за эту работу получаю деньги. А ты недоволен! Почему? Потому что ты стоял по другую сторону баррикады! Так?
   – Заткнись, ради Бога. Давай больше не будем об этом, – попросил Райннон.
   Он еще больше ушел в себя. Шериф смолк, но ерзал на стуле, пытаясь подавить рвавшиеся с языка слова.
   – Кстати о Морганах, – попытался сменить тему Эннен, не в силах сознаться в своем намерении бросить ферму. – Ну… о Морганах. Ты о них что-нибудь знаешь?
   – Ты имеешь в виду банкиров? – спросил шериф. – Конечно знаю. Кому еще я мог бы доверить мои средства, и не маленькие? В последний раз, когда я был в старом добром Нью-Йорке, зашел в их контору, и мои шпоры погрузились в их ковер. Я заглянул в кабинет главного спросить о моих доходах и говорю ему…
   – Заткнись, – устало оборвал его Райннон.
   – Ты же сам спрашивал о Морганах, – усмехнулся шериф.
   – О здешних Морганах. Я спросил о Морганах, которые живут в холмах, а ты вообразил, что на вечеринке рассказываешь толпе о своих подвигах, болван!
   – А ты и есть толпа, – откликнулся Каредек. – Будь я проклят, если понимаю, как тебя воспринимать. У тебя больше лиц, чем я видел в любой толпе. Морганы? Здесь нет никаких Морганов.
   – Ты уверен?
   – Ни одного. Со времен скотоводческой войны.
   – Все убиты?
   – Всех уложили в рядок. Пойди на кладбище и посмотри. Они хвалились, что ни один из них не умрет в своей постели.
   – Кто их убил?
   – Ди. Кто же еще?
   – Значит, Ди? Ну а что представляют собой Ди? Ты недавно говорил, что они уважаемые люди.
   – А разве не заслуживает уважения подобная расправа? – спросил шериф. – Боже, Эннен, с тобой трудно разговаривать.
   Он вдруг поднялся и подошел к двери.
   Затем вернулся.
   – Этот Ричардс ходит почти неслышно, – пробормотал он.
   – А что насчет него?
   – Опять на заднем дворе. Видел, что я подхожу, и сделал вид, что всего лишь проходит мимо.
   – С ним все в порядке? – бесстрастно спросил Райннон.
   – С ним? Конечно нет!
   Райннон сурово посмотрел на друга.
   – Поэтому ты послал его ко мне?
   – Ну да. А почему нет? Честные люди слишком мягкие. А преступники иногда попадаются крутые. Я знал, что ты заставишь его работать. Поэтому и послал.
   – Понятно, – угрюмо произнес Райннон.
   – Но после того, как я его нашел, – продолжал шериф, – я узнал, что его приглашали работать и другие. А некоторые предлагали даже более высокую плату, чем плачу ему я. Но он отказался.
   – Да? Ему так понравился шериф, что он пошел на него работать почти задаром, а?
   – Вообще-то, Эннен, у него наличествовала чертовски весомая причина поехать именно сюда. А ты о чем?
   Райннон пожал плечами.
   – Минуту назад он тихо ходил на заднем дворе, откуда наш разговор легко подслушать… Что ему нужно?
   – Откуда мне знать, – ответил Райннон. – Но уж конечно я его вряд ли интересую, поскольку не делал ничего такого, что могло бы вызвать вопросы. Всегда был честным работягой.
   – Так ли? – тихо спросил себя шериф. – Если так… если так…
   Он искоса взглянул на своего друга, но тот широко зевнул.

Глава 12

   – Насчет Морганов, – опять вернулся Райннон к волновавшей его теме.
   – Почему они запали тебе в голову?
   – Просто спрашиваю. У меня лучше получается спрашивать, чем отвечать. Так что давай продолжай.
   – Морганы, – объявил шериф, – были такими людьми, от которых лучше держаться подальше. Стреляли, ругались, вечно нарывались на неприятности – вот что они за люди.
   – Да, да… – Райннон слушал, полузакрыв глаза.
   Он пытался сопоставить это описание со своим впечатлением об испуганной красивой девушке, встретившейся ему в темноте. И старался учесть значительную разницу между поведением женщин и мужчин, но и тогда она едва подходила под ту характеристику, которую дал Каредек семейству.
   – Шериф из-за них имел много работы?
   – Морганы в свое время убрали городского шерифа, окружного и его помощника.
   – Давай дальше. Как они выглядели?
   – Великолепно! Ребенком я видел некоторых из них. Мы познакомились еще до того, как приехали Ди и всех повывели.
   – Они были красивые?
   – Ясное дело. Самая красивая семейка, которую мне приходилось встречать.
   – Крупные?
   – Нет, маленькие. Все голубоглазые, с соломенными волосами. Один к одному как на подбор. Все похожи друг на друга, словно близнецы. И все занимались одним и тем же. Хорошо ездили верхом, хорошо стреляли и великолепно врали…
   – Что?
   – Поразительно, да? Я говорю все, как оно есть. Они все прекрасно ездили верхом, отлично стреляли, а во вранье не имели себе равных. Врали из любви к искусству. Врали, потому что это им нравилось. Талантливо врали. В этом они преуспели. Не могли сказать правду, даже если их спрашивали, какая сейчас погода. А когда они беседовали с тобой, вроде как улыбались уголками глаз.
   – Никого из них не осталось? – мягко спросил Райннон.
   – Да.
   – Ни мужчин, ни женщин, ни детей?
   – Детьми они, кажется, не успели обзавестись. Не хватало на них времени. Когда парню из этого семейства исполнялось четырнадцать – пятнадцать лет, он шел добывать себе человека. Как индейцы, они не имели права менять короткие штаны на длинные, пока не снимали парочку скальпов. Очаровательный был клан, эти Морганы в прежние дни.
   – Хотелось бы мне встретиться с кем-нибудь из них, – сказал Райннон. – И из них никого не осталось?
   – Ты знаком с Ди, сынок?
   – Я знаю Чарли.
   – Чарли. Да. Но никто не знает о Чарли ничего, кроме того, что он крайне умен. Выходит, что ты не знаком с Ди. Тогда вот что я тебе скажу: Ди – обстоятельная семейка. Они начинают снизу и добираются до самого верха.
   – Ага. Понятно.
   – Сначала Морганов здесь развелось несчетное количество, они богатели, и у них появилось много друзей. Если тебе не нравились Морганы и ты имел наглость заявить об этом во всеуслышанье, тебе следовало иметь желудок, способный хотя бы пару раз в день переваривать свинец. Но когда здесь появились Ди, они с самого начала принялись твердить, что Морганы им не слишком нравятся. Мы все ждали, когда же Морганы сметут их с лица земли. И те попробовали это сделать. Они предприняли массированную атаку. Ди обложили изнутри стены дома мешками с песком. Когда явились Морганы, Ди просто повыбивали их из седел. После этого они стали ходить маленькими группами, и как только такая группа встречала одного из Морганов, она шла по его следу. В конце концов, уложили почти всех, кроме немногих, которых как-то ночью согнали за здание школы возле леса и открыли по ним огонь, а потом добивали раненых выстрелами в голову. Так пришел конец Морганам. – Шериф рассказывал эту историю достаточно эмоционально и не мог не добавить: – В те дни стоило жить на свете, сынок. Я стал свидетелем заката. Видел всего лишь отблески подлинного огня. Но это и есть настоящая жизнь. Чтобы почувствовать ее вкус, не обязательно было становиться шерифом!
   При этих словах он рассмеялся, но в его голосе не слышалось ни тени веселья.
   – Значит, все Морганы исчезли?
   – Именно так, как я рассказывал. Почему ты улыбаешься?
   Райннон не ответил. Но он мог бы поведать шерифу о голубоглазой девушке с соломенными волосами по имени Нэнси Морган. Однако он думал не о том, кто же эта девушка. Странно, что шериф о ней не знал. Она не из тех, кто будет прятаться или кого можно спрятать. Она словно огонек, который притягивает мужчин, как мотыльков. И тем не менее мудрый Каредек не имел ни малейшего представления о ее существовании.
   Это означало, что она тайком путешествовала из какого-то отдаленного пункта и приезжала сюда, в холмы, по причине, известной только ей и, очевидно, Ди.
   Над тайной, которая влекла ее к дому врагов, он не хотел размышлять. Райннон думал лишь о том, что ей угрожала какая-то опасность и что он никогда ее больше не увидит. Никогда, даже при мгновенной вспышке спички!
   Он несколько раз повторил это себе, но утверждение не имело смысла – все равно что он объявил бы себе, что никогда больше не увидит голубого неба или желтого осеннего поля.
   Он думал и о других вещах. Как сказать шерифу, что он устал от такой жизни?
   Каредек протянул руку и тронул его за плечо.
   – Да, – задумчиво вымолвил Эннен.
   – Тебе нужно отдохнуть.
   – Мне?
   – Когда у человека едет крыша и он кидается на окружного шерифа, да к тому же у него криминальное прошлое, – усмехнулся Каредек, – ему пора отдохнуть, если он не хочет очутиться за решеткой!
   – Предлагаешь мне отпуск, Оуэн?
   – Отвлекись от всего этого, а когда вернешься, начнешь работать не как бешеный, одержимый единственной идеей, а как человек, который решил нормально жить, нормально работать и нормально смеяться!
   – Это вряд ли, – покачал головой Райннон.
   – Позволь мне подумать за тебя, сынок.
   – Слушаюсь, – съерничал Эннен. – Если ты будешь замена думать, я, пожалуй, выдержу. Только… только…
   – Голос его вдруг замер. Шериф ждал, не говоря ни слова. Его терпение напоминало терпение лисы или кошки.
   – У меня серьезные неприятности, Оуэн.
   – Да?
   – И никто, кроме тебя и Господа, не может мне помочь.
   – Да, – повторил шериф так же спокойно.
   Райннон хотел было что-то рассказать, но язык у него словно к нёбу прирос.
   – Женщина? – наконец предположил шериф.
   – Да, женщина.
   – Ну и что? – спросил Каредек, сделав широкий жест рукой. – У тебя есть самая замечательная ферма в холмах. Ты можешь вдвое расширить дом. Нет проблем! Приведи женщину в дом, при виде которого она больше чем обрадуется. Что тебя пугает при мысли о женщине?
   – А, ладно, – махнул рукой Райннон.
   – Ты – Джон Гвинн. Самый сильный и трудолюбивый мужчина в округе. У тебя лучшая ферма.
   – Меня зовут Эннен Райннон, – крикнул преступник.
   – Эй, послушай, сынок, ты же не такой дурак!
   – Стану ли я лгать женщине, которую люблю? – спросил бандит со странной улыбкой.
   – Лгать? Это не ложь. Ты – заново родившийся человек. И имеешь право на новое имя.
   – Ложь бывает разная, но хуже всего лгать женщине. Нет, дружище, я буду говорить ей правду, и только правду.
   – Она приведет тебя на виселицу, – заметил шериф.
   – Скорее всего. Но я об этом не думал!

Глава 13

   Когда спустились сумерки, Райннон уже находился на каменистой вершине холма.
   Он терпеливо прождал до полуночи. Девушка не приехала. И тогда он поднялся и посмотрел в долину на дом Ди: в нем горело только одно окно, но Райннону оно показалось всевидящим оком, которое следило за ним сквозь темноту. Оно знало о нем, точно так же, как он видел его. Оно все знало и презирало его ненависть!
   Затем Райннон направился домой и заставил себя заснуть, поскольку человек в состоянии это сделать, если его нервы крепки, а воля сильна. Он поднялся с первыми лучами рассвета и пошел доить коров, прежде чем проснулся беспокойный и работящий Ричардс.
   Как всегда, Маунт-Лорел возвышалась над утренним туманом. Он посмотрел на гору с тайной завистью. Совсем недавно она казалась ему местом страданий и символом человеческой смертности, нынче же она представлялась ему как зона спокойствия, своего рода укрытие от печалей мира, который окружал его теперь.
   Упираясь головой в бока животных, он доил коров, утихомиривая их проклятиями, если они шевелились или пытались поднять ногу, чтобы освободиться от его железной хватки. Его стадо увеличилось. Увеличилось настолько, что даже с наступлением осени, когда надои снижались из-за сухой травы, он все равно набрал пару пятигаллоновых канистр и отнес их в маслобойку за домом до того, как встал Ричардс. Он не извинился, что поднялся позже Райннона. Вообще-то небо на востоке только-только начало розоветь. Ричардс просто принялся разливать молоко по чанам и снимать сливки со вчерашней заправки. Маслобойку наполнил тонкий, кисловатый запах. Несмотря на то, что пол часто мыли горячей водой, он потемнел и стал скользким; рабочий стол – на ощупь жирным; даже стены оказались грязными.
   Райннон вдруг обратил на это внимание. Ему почудилось, что вся его жизнь приправлена творогом. Он с радостью вернулся в дом и стал разжигать печку, громко хлопая железными заслонками.
   На завтрак приготовил то же, что и всегда: овсяную кашу, кофе, жирный бекон, пережаренный и поданный к столу плававшим в собственном жиру, потом картошку на свином сале и кукурузные лепешки.
   Они ели очень много. Аппетитом Ричардс не уступал даже хозяину, а утром превосходил его, поскольку успевал проголодаться, а Райннон садился за стол лишь по привычке.
   После завтрака Ричардс мыл посуду, а Райннон вытирал. Это занимало у них мало времени. Иногда они с презрением отзывались об этих неполноценных существах, женщинах, которые постоянно жаловались на домашние заботы и часами возились с пустячными делами.
   Когда отжатая тряпка для мытья посуды висела на веревке, а рядом с ней пристроилось сушиться кухонное полотенце, Райннон неожиданно объявил:
   – Сегодня на обед поедим чего-нибудь другого. Я позабочусь о припасах.
   Ричардс не ответил. Он вообще не отвечал, когда этого не требовалось. Только повернулся к Райннону спиной и вышел во двор, громко захлопнув дверь ногой. Эннен опустил голову и положил руку на мокрый, грязный край раковины.
   Поворотные моменты нашей жизни не всегда за– стают нас в самые достойные периоды. Вот и Райннон стоял, оперевшись на раковину, думая о себе. Он достаточно хорошо знал, что если возьмет винтовку, то поддастся большому соблазну, поэтому не стал продолжать размышления. Обычно он старался быть откровенным с собой, но сейчас избрал обычную форму трусости, когда человек не сражается и не убегает – он только делает вид, что ничего не видит, и проходит мимо.
   Райннон решительно и несколько раз повторил себе, как будто повторением хотел загипнотизировать себя:
   – Я поеду на охоту. Поеду и что-нибудь подстрелю.
   Он достал винтовку – хороший пятнадцатизарядный винчестер того типа, которым в прежние времена отбивались от индейцев. Привычно, но немного рассеянно осмотрел оружие, рывком поправил свою бесформенную шляпу и вышел с винтовкой в руке. Кроме нее под мышкой левой руки ощущалась успокаивавшая тяжесть кольта.
   «Я никуда, кроме охоты, не собираюсь!» – мысленно твердил Райннон своему учащенно забившемуся сердцу, закрыв глаза.
   Он уверял себя, что не ищет ничего, кроме кроликов или дичи или одного из тех желтоногих оленей, которые часто мелькали в кустах или на открытых местах в холмах.
   А потом вдруг очутился на вершине каменистого холма!
   Он глубоко вздохнул и хмуро огляделся. Впечатление было такое, словно он только что вышел из моря на незнакомом берегу. Увидел долину, увидел заросли по берегам ручья и наконец увидел вдалеке дом Ди, чьи окна подмигивали ему с неприкрытой, чисто человеческой угрозой.
   «Я пришел сюда вроде как нечаянно. Могу спокойно идти дальше», – решил он.
   Так и не сознавшись себе в правде, направился дальше, твердо выставив подбородок и сузив глаза, всячески пытаясь усилием воли скрыть от себя истину. А если бы он хоть на секунду был с собой честен, то признал бы, что с самого начала его неизбежной целью стал дом Ди!
   Так сильные со страстью принимают или отрицают существование Бога, но слабые боятся взглянуть на небеса и избегают проблем, которые на них надвигаются.
   Он шел по долине, заставляя себя принимать влево от прямой, ведшей к дому, и, когда подошел к ручью, из кустов вышел олень и посмотрел ему в лицо мягкими, изумленными глазами.
   Затем развернулся и прыгнул в заросли.
   Райннон держал винтовку под рукой и не поднес ее к плечу. Ему этого не требовалось. Охотясь в чащобах на Маунт-Лорел, он научился стрелять навскидку и из винтовки, и из револьвера.
   Тот, кто умел стрелять, получал пищу, тот, кто не умел, – смерть.
   Олень взметнулся в воздух и упал на спину, громко ломая кусты. Райннон, удивленный охотничьей удачей, которая, однако, не обрадовала его, подошел к добыче и принялся разделывать ее.
   Когда приходится разделывать лосей морозным утром, когда надо работать быстро, чтобы не замерзли пальцы, все движения доходят до автоматизма.
   Эннен снял шкуру с оленя так же, как другой человек рассеянно снял бы пальто. Не то чтобы нуждался в этой шкуре, но на Маунт-Лорел он научился терять от добычи столько же, сколько теряет голодный медведь или стая волков. Даже кости шли в дело на Маунт-Лорел.
   Райннон снял шкуру и быстро разделывал тушу, когда треснула ветка, словно бы под ногой человека.
   Люди с чутким слухом могут отличить естественный хруст ветвей, который постоянно звучит в лесу, когда ветер раскачивает деревья и кустарники, и приглушенный хруст сучка под ногой, когда обувь слегка гасит звук.
   Райннон развернулся, выхватив револьвер. Ему вдруг на мгновение показалось, что он стоит на суровом склоне горы, где его преследовали многие и где он преследовал многих.
   Сквозь кусты он заметил силуэт всадника, похожий на сгусток коричневого тумана.
   А потом перед ним появился Чарли Ди. Райннон убрал револьвер в потайную кобуру.
   – Браконьерствуете? – добродушно поинтересовался Чарли.
   Райннон осмотрел его более внимательно, чем в тот вечер при свете горна. Шериф кое-что рассказал ему о юноше.
   Чарли Ди во всех отношениях выглядел как настоящий человек Запада при деле: худощавый, широкоплечий, с винтовкой в длинном чехле, притороченном к седлу под правой ногой. В седельных кобурах у него тоже виднелась пара кольтов. Конь у него был неплохой, в его длинной мускулистой шее угадывалась хорошая кровь. Райннон не ошибся – всадник мастерски обращался с конями и оружием.
   – Браконьерствую? – отозвался он. – Браконьерствую?
   – Это наша земля. – Чарли Ди махнул рукой в сторону далекой ограды. Но гостеприимно добавил: – Я пошутил насчет браконьерства. Правда, мы никого не пускаем на землю, кроме друзей и соседей. А вы, наверное – один из ближайших. Хороший олень!
   Он подъезжал к туше, пока конь не заартачился, вытянув морду и осторожно принюхиваясь к крови.
   – Мастерская работа, – оценил Чарли Ди, чуть склонившись с седла. – Я услышал выстрел с полминуты назад, а вы уже почти закончили! Как вы доставите мясо домой?
   – Как? – в свою очередь удивился Райннон. – На спине. Оно само вряд ли пойдет.
   Его немного разозлило появление молодого Ди. Оно определенно нарушило его планы.
   – Я помогу вам погрузиться, – предложил юноша.
   Он спешился, бросил поводья и привязал мясо на спину Райннона. Эннен поудобнее встряхнул груз и направился к дому.
   – Подождите, – окликнул его Чарли. – О чем я только думаю? Давайте зайдем к нам, и мы дадим вам лошадь!
   Райннон в нерешительности повернулся. Огромная стена дома Ди возвышалась среди деревьев не так уж далеко. Но это ведь веление судьбы! И он кивнул, радуясь в глубине души.
   – Спасибо. Это было бы здорово!

Глава 14

   Когда они вышли из рощицы, Райннону почудилось, что их путь лежит прямо к утесам Маунт-Лорел. Хоть гора и отстояла от них более чем на милю, обрывистый склон ее появился так неожиданно, что она показалась значительно ближе. Два отрога ее будто длинные руки полуобнимали дом Ди. Но, глядя на гору, Райннон испытывал теплые, почти нежные чувства. Дыра-в-стене, столько раз спасавшая ему жизнь, находилась прямо перед ним, и ни один человек в мире не знал о ней. У него возникло ощущение, словно он способен летать – нужно лишь вытянуть руки в стороны. Вот его спасение от всех возможных опасностей!
   – Мне повезло, что я на вас наткнулся, – сказал Чарли Ди, – папа хочет с вами поговорить.
   – О чем? – грубо спросил Райннон. И честными глазами поглядел на умного Чарли, о котором так лестно отзывался шериф.
   Чарли удивился такой чрезмерной краткости.
   – О том, как вы содержите вашу ферму, навер-ное, – пояснил он. Затем добавил: – Здесь мы храним мясо. Вы можете его оставить, и мы пойдем посмотрим, где папа.
   Все это каким-то таинственным образом совпадало с желаниями Райннона, и, когда Ди помог снять груз с его мощной спины, последовал за ним в дом.
   Теперь ему стало ясно, почему издалека он казал– ся таким огромным. За его задней стеной земля резко уходила вниз, и деревья карабкались вверх по очень крутому склону. Вообще-то это был заурядный двух-этажный дом, какие обычно возводят на ранчо, – просторный и широкий, построенный вокруг патио – внутреннего дворика.
   Все окна в западном крыле оказались кое-как забиты досками – явная примета того, что семья Ди не желала занимать комнат больше, чем ей требовалось. Бросались в глаза и другие признаки, свидетельствовавшие о том, что в доме живут не богатые люди.
   Патио, например, выглядело почти как двор перед конюшней, а не внутренний дворик. Там росло несколько изнуренных вьющихся кустов, вяло карабкавшихся по стене, и даже была разбита клумба с розами, но, видно, какое-то животное изрядно их пощипало недавно. Когда-то дворик выложили плиткой, теперь же половина плиток отсутствовала, а большая часть оставшихся была выщерблена или оказалась разбитой. Однако по крайней мере одна из комнат западного крыла все же использовалась, ее окна выходили в патио. Скорее всего в ней размещалась кладовка или седельная. В этот момент на по-роге ее лежало седло, а внутри валялись пыльная упряжь, стремена, изношенные чапсы – кожаные ковбойские чехлы на брюки, – ржавые шпоры и ку-чи железок. Все это гость разглядел через открытую дверь и окно с отсутствовавшей половиной рамы, на месте которой болтался кусок брезента.
   Восточное крыло дома выглядело совсем иначе. На подоконниках стояли цветы в горшках. Перед дверью лежал коврик, а начищенная медная ручка сияла на солнце не хуже драгоценного камня.
   У двери седельной пристроился мужчина лет пятидесяти с покрасневшим от жары и усилий лицом. Он чинил седло. Свое бесформенное сомбреро он сдвинул на затылок, на носу красовались очки, постоянно сползавшие вниз, потому что по лбу и носу сбегал пот. Он так энергично сдувал его, что очки каждый раз едва не сваливались, останавливаясь на кончике носа. Мужчина не переставая проклинал их, но работы не прекращал.
   – А вот и папа, – указал Чарли Ди.
   Райннон за свою жизнь встречал немало странных людей. Он достаточно насмотрелся на чудаков. Но подумал, что Оливер Ди, самый богатый в холмах, заслуживал того, чтобы отнести его к новому классу, отдельно от всех других оригиналов.
   Оливер Ди носил рабочие брюки, которые от попеременного ношения и стирки превратились на коленях в почти белые. Они поддерживались не ремнем или подтяжками, а передником, начинавшимся у пояса, – совсем по моде каких-нибудь итальянских рабочих. Его старые сапоги из коровьей кожи гораздо лучше послужили бы старателю, чем всаднику, а рубашка из когда-то красной фланели на плечах и спине стала бледно– коричневой. Шейный платок, в складках которого собирался пот, болтался как тряпка.
   По сложению он принадлежал к тем толстякам, которые в юности отличались худощавостью. Даже неуклюжий покрой сапог не мог исказить строения небольших ног, а его бедра до сих пор оставались узкими, несмотря на вместительный объем корпуса. Он также сохранил быстроту и точность движений, что свидетельствовало о молодости духа, обремененного горой плоти.
   – Привел браконьера, папа, – улыбнулся сын.
   – Я упеку его в тюрьму на полжизни, – пообещал разгневанный родитель. – Где он, черт его подери?
   Подняв голову, подмигнул ранчеро.
   – Это Джон Гвинн. Он у ручья завалил крупного, жирного оленя.
   – Почему ты не охотишься на своей земле? – спросил Оливер Ди. – Если у тебя не хватает ее, чтобы выращивать своих оленей, прикупи еще. Я не для того развожу скот, чтобы любой, кому ни вздумается, приезжал сюда со всей округи и его убивал. А мне нужно заполнять мясом кладовую да еще подвал.
   – Не обращайте на него внимания, – посоветовал Чарли. – Он может болтать так бесконечно.
   – С какой стати ты говоришь о бесконечности? – спросил Оливер Ди. – Когда только ты вырастешь и обзаведешься мозгами, кургузый и голенастый недомерок?
   – Я вас представил, – терпеливо объяснил Чарли.
   – Это Джон Гвинн. Мой отец, Оливер Ди.
   – Вам надо выращивать своих собственных оленей, – снова заявил Оливер Ди. – Это несправедливо. Вырастить оленя стоит мне больше, чем корову. И все потому, что они больше бегают да своими острыми копытами вытаптывают траву. А вы заявляетесь и убиваете их. И с чем я в результате окажусь? – На едином дыхании он добавил: – Рад с вами познакомиться, Гвинн. Садитесь и отдохните.
   – Куда он сядет? На землю? – спросил Чарли.
   – А разве рядом со мной мало места? – вопросом на вопрос ответил папаша. – А ты, между прочим, мог бы сходить и принести мне пару стульев, для него тоже. От твоего хотения стулья не вырастут!
   – Где мне взять стулья? – спросил Чарли Ди.
   – Черт возьми, мальчик, разве их не полно в доме?
   – Конечно, полно, – ответил Чарли, беззаботно облокачиваясь рукой о стену дома. – Но разве у матери допросишься хоть один?
   Оливер Ди взорвался проклятьями.
   – Тогда сходи и сколоти их! – Сын исчез. – Им до всего есть дело, – покачал головой Оливер Ди. – Им обязательно нужно влезть во все, что человек делает или что ему хочется сделать. Я о женщинах. Взгляните сюда.
   Кто хозяин этого дома? Кто платит по счетам? Я! Но с той секунды, как я переступаю порог, я должен вытирать ноги, умываться и причесываться и даже разговаривать тихо. Это я-то! Должен смотреть, куда наступаю, а если на кресле оставлю пыльное пятно, то на месяц адская жизнь мне обеспечена!
   Он говорил отчасти в гневе, отчасти жалея себя, а потом появился Чарли Ди с двумя коробками из-под сухарей в руках. На одну из них сел Райннон, все больше удивляясь и настораживаясь. Ему никогда еще не приходилось встречать семью, подобную Ди.
   – Проваливай! – бросил отец сыну. – Ты мне не нужен, и я тебя не звал. Рад познакомиться с вами, Гвинн. Восхищаюсь тем, как вы поработали над старой фермой. Я там с удовольствием побывал. Хочу ее купить. Сколько вы просите?
   – Она не моя, – ответил Райннон. – Ее хозяин – шериф, мистер Ди.
   – Ха! – воскликнул Оливер Ди. – Сколько мне лет?
   – Пятьдесят, – предположил Райннон, стараясь не замечать странностей разговора.
   – Этого достаточно, чтобы меня никто не надул? – спросил мистер Ди.
   – Наверное, достаточно, – улыбнулся Райннон. А он редко улыбался!
   – Наверное? Конечно достаточно! Я спросил вас, сколько вы хотите за ферму?
   – Я же говорю, шериф…
   – К черту шерифа! – отрезал Оливер Ди. – Он владел ею года два. Ничего там не сделал. Отдал в аренду. Ничего не получил. Тут появляетесь вы. И посмотрите на нее теперь. Ничего подобного в холмах нет!
   Райннон снова едва заметно улыбнулся. Похвала этого старого чудака почему-то показалась ему удивительно приятной.
   – Всего за несколько месяцев! – продолжал восхищаться скотовод. – Вода и навоз – вот боги для таких фермеров, как вы. Вода и навоз! Риск, везение и вечная бешеная скачка – это удел скотоводов!
   Он почти с яростью посмотрел на Райннона, словно тот осмеливался возражать, но тот слегка кивнул и промолчал, испытывая неясное удовлетворение от общения с этим потрепанным временем миллионером. Он чувст-вовал реальность. Не делил людей на хороших и плохих, ну и определенно не был скучным. К тому же имел свои принципы. Отсюда – эта пародия на патио. Отсюда – эта одежда, абсолютно заношенная и абсолютно удобная. Дом по философии Оливера Ди – это место, которым пользуются. А одежду делают для того, чтобы ее носить и защищать свое тело от жары и холода.
   – Ну? – рявкнул ранчеро.
   – Можете мне не верить, – повторил Райннон. – Но я говорю, что хозяин фермы – шериф. Мне принадлежит лишь часть.
   – Большая часть?
   – Половина, наверное.
   – Половина! Он нагрузил вас такой работой и отдал только половину? Ну и жмот! Клянусь Богом, все валлийцы – жмоты. Вы валлиец?
   – Да, – кивнул Райннон.
   – Да ну! – восхитился его собеседник. – Не может быть! Значит, не чистокровный.
   – Нет.
   – Я так и знал. У вас есть примесь дурачества. Глупости. Вы позволили ему провести себя! Вот что я вам скажу. Берите винтовку и двигайте за ним. Он вас ограбил!
   – Я не пользуюсь винтовкой, – сказал Райннон, – если только не охочусь. Не очень хорошо с ней обращаюсь.
   – Правда? – спросил ранчеро, в упор глядя на него.
   – Да, – снова кивнул Райннон и обнаружил, что глядеть в эти ослепительно яркие глаза, смотрящие на него из-под морщинистых век, требует решимости и даже отваги.
   – Вы можете убить оленя, – заявил Ди. – В наши дни этого достаточно. Прошли времена, когда мужчине требовалось стрелять без промаха. Теперь это не нужно. Мир перевернулся! Мужчин больше нет. Я, слава Богу, еще могу стрелять. Видите вон тот кусок плиты, что выпирает?
   Он прицелился в него, но не пальцем, а револьвером, который неожиданно появился у него в руке. Раздался выстрел. Выпирающий кусок плиты покачнулся, но не упал. Рядом с ним появилась беловатая царапина.
   – Промахнулся! – вскрикнул старый ранчеро, убирая оружие. – Сумеете, как я?
   – Нет, – ответил Райннон. – Вы хорошо стреляете. По человеку вы бы не промахнулись.
   – Нет, – хихикнул Оливер Ди, мотая головой. – По человеку я бы не промахнулся. Кто угодно, только не я.
   И он начал потирать руки и кивать, болтая сам с собой.

Глава 15

   Райннон сравнивал факты с догадками. После разговора с Нэнси Морган ему показалось, что вряд ли найдется белый, способный мучить такую красивую женщину. Но теперь он готов был изменить свое мнение. Оливер Ди, достаточно эксцентричный человек, сильно выделялся из числа других людей. Похоже, он жил по своим собственным законам.
   Поэтому Эннен еще больше насторожился, несмотря на деланное спокойствие в глазах. Он внимательно осматривал каждый укромный уголок во дворе, каждую тень в окнах, где подозревал движение.
   Дверь дома распахнулась.
   – Оливер! – позвал пронзительный женский голос. – О-ли-вер!
   – Здесь я, – отозвался старик.
   – Ты стрелял?
   – Не знаю.
   – Прекрати сейчас же! У меня болит голова.
   Дверь захлопнулась.
   Оливер Ди долгое время пораженно смотрел на дверь. Затем произнес с затаенной мягкостью:
   – Не могу назвать своим даже собственное имя. У меня здесь больше нет места. Старею. Им не нужен старик. Ни одной женщине не нужен старик. Напоминаю ей о собственной старости. Даже собаке не пожелаю такой жизни. Даже собаке! – В его словах звучала искренность, которая заставила Райннона удивленно посмотреть на него, но, пожав плечами, его собеседник продолжил: – Ну что насчет фермы? У вас половина. Так продайте мне ее!
   – У вас полно земли, – ответил Райннон. – Зачем вам нужна такая маленькая ферма наверху?
   – Она не наверху, – поправил его Ди. – Она внизу. А нужна она мне потому, что я так хочу. Буду приглашать туда гостей. Народ с Восточного побережья глядит вроде как свысока. «Что вы выращиваете?» – спрашивают. «Коров», – говорю я. «Никаких зерновых?» – спрашивают. «Только коров», – отвечаю. «Разве это не плодородная земля?» – говорят они. «Плодородная-то плодородная, – говорю, – да времени у меня нет ею заниматься. Мне и коров хватает». Но они мне не верят. Вот тогда я отведу их на ферму и покажу вашу кормовую траву. «Вот что может уродить эта земля», – скажу я им. Понимаешь, малыш?
   – Понимаю, – кивнул Райннон, но он знал, что это лишь прикрытие. Ни одна причина, настолько простая, не могла контролировать жизнь и поступки Оливера Ди. Он полагал, что на свете нет другого человека, для кого мнение окружающих значило бы так мало.
   – А теперь отвечайте мне, сколько вы хотите, а я скажу, сколько готов заплатить.
   – Не скажу, – возразил Райннон.
   – Желаете меня разорить, понимаю, – горячился старик. – Мечтаете поднять цену до небес. Вознамерились меня надуть. Но нет, это я вас обману! И все же назовите цену. Я всегда сужу по цене, за какого дурака меня принимает продавец.
   – Я не буду называть цену, потому что не продаю, – уверенно заявил Райннон.
   Ранчеро улыбнулся.
   – Сынок, – почти пропел он, – мне нравится, как ты разговариваешь. Мне нравится слышать человека, который умеет заключать сделки. Но вот что я тебе скажу. Я прожил пятьдесят лет. Все все продают! Люди продают лучших своих лошадей. Лошадей, которым они, можно сказать, обязаны своей жизнью. Продают собак, которые тоже их спасали. Продают своих сыновей и дочерей. Женщины тоже себя продают. Как и мужчины. Все все продают. За определенную цену. Просто нужно найти правильную цену. Вот так! Иногда это улыбка. Иногда букет цветов. В большинстве случаев – наличные. Все продается! А теперь говори, Джон Гвинн.
   – Я все сказал, – покачал головой Райннон.
   – Не тратьте мое время понапрасну, – жалобно заныл Оливер Ди. – С тех пор, как вы пришли, я три раза уколол палец. Вы портите мою работу. Уже достаточно поднимать цену. Давайте называйте верхнюю.
   – Верхней нет, – ответил Райннон. – Я не собираюсь вас разорять. Пусть ваши деньги останутся при вас. У меня останется земля. И оба будем довольны.
   Ранчеро опять посмотрел на него птичьими глазами.
   – Я почти вам верю, – пожал он плечами.
   После этого он вернулся к работе. Через некоторое время, яростно орудуя иглой – он пришивал крыло, которое чуть ли не полностью оторвалось от седла, – Оливер Д и спросил:
   – Ну а шериф? Как он? Продаст?
   – Нет, если я не соглашусь. А я не соглашусь, – ответил Райннон.
   – Он у вас под каблуком? – сердито взглянул на него ранчеро. – Он делает то, что вы желаете? Не верю!
   – Ваша воля. – Гость встал. – Мне надо возвращаться.
   – Надо? Нет, не надо. Зачем вам возвращаться?
   – У меня есть работа.
   – Работа? Нет, у вас выходной. Вы крутитесь на нашей земле и стреляете оленей.
   – Ничего подобного, – возразил Райннон. – Мне пришлось пойти поохотиться. Нам надоел бекон.
   – Садитесь! – скомандовал хозяин.
   Райннон нехотя послушался. Он отнюдь не добился того, за чем пришел в дом Ди.
   – А теперь рассказывайте, – потребовал старик, – а я поработаю. Хочу узнать о вас побольше. Я выращиваю коров. Могу о них слагать поэмы. Вы выращиваете кормовую траву. Вот и говорите о ней.
   – Я плохой рассказчик, – предупредил Райннон.
   – Я помогу. Когда остановитесь, я за вас продолжу. А теперь давайте. Прямо с того, как начинали, и дальше по порядку.
   Райннон подчинился. Он не имел большого желания перечислять все, что сделал. Но ему хотелось как можно дольше остаться в доме. «Они меня будут держать там», – вспомнил он слова Нэнси Морган. Эннен глубоко вздохнул и приступил.
   Вначале говорил запинаясь. Многое уже позабылось, потому что он работал изо дня в день, ничего не планируя, просто делая то, что попадалось под руку. Теперь же, когда стал описывать детали, вдруг обнаружил, как интересно, с его точки зрения, разворачиваются события.
   Райннон начал с кузницы, потому что для него она являлась сердцем фермы. Описал подробно, как ее переделывал, как старым, ржавым железкам придавал новую форму, делая из них новые молоты, зубила и резцы – почти все, что ему требовалось на ферме.
   – Вы сами отковали себе инструменты! – прервал его собеседник.
   – Почти все. Кроме мелочей.
   – Нет, вы просто не можете их мастерить!
   – Могу, но это заняло бы у меня ужасно много времени. А потом, я не выковал бы их так же хорошо, как изготавливают на заводе.
   – Врете! – оборвал его отвратительный Оливер Ди. – Все, что вы делаете сами, – намного лучше готового. Ничего из того, что вы покупаете, вам не принадлежит. Вы платите за это деньги. Вы покупаете лошадь. Лошадь не ваша. Ее хозяин – человек, который ее вырастил, и вы это знаете.
   Райннон снова улыбнулся:
   – Вы правы.
   – Тогда идите домой и сами сделайте удила и все такое.
   – Я уже об этом подумывал.
   – Так-то оно лучше. Тот, кто способен изготовить себе инструменты, создаст и собственный мир, и собственную жизнь. Он может сделать себе все, кроме женщины.
   – Да, – согласился Райннон, неожиданно почувствовав теплоту к этому человеку.
   – Не говорите мне «да», – возмутился Ди. – Я знаю, что прав, и никогда не ошибаюсь. Я прожил пятьдесят лет. А вы ни черта не прожили. Правда, вы жили в кузнице. Тем не менее у вас есть зачатки здравого смысла! Давайте еще поговорим. Мне нравится вас слушать.
   И Райннон принялся рассказывать со все возрастающим интересом, поскольку видел, что солнце поднимается все выше и выше. Приближался полдень. Он всем сердцем желал, чтобы его пригласили к обеду. Ему хотелось увидеть миссис Ди и других членов семьи. Ему не терпелось побывать в доме, в котором, по его представлению, могла находиться Нэнси Морган. А что, если он войдет и увидит ее за столом!
   Он безостановочно говорил до тех пор, пока не прозвенел колокольчик.
   – Кормежка! – Ранчеро легко поднялся на ноги. – Пойдем умоемся. У вас руки в крови. Мэгги закатит скандал, если заявитесь в дом в таком виде.
   – Лучше пойду домой, – застеснялся Райннон.
   – Заткнитесь! – отрезал Оливер Ди. – Не порите ерунды.
   Он провел Эннена в прачечную, где Чарли Ди уже намыливал лицо и шею, наклонившись над гранитной раковиной. Райннон последовал его примеру. А когда они умылись и причесались перед потрескавшимся, засиженным мухами зеркалом, Оливер Ди принялся чистить одежду щеткой, поворачиваясь и поворачиваясь под критическим взглядом сына.
   – Годится, – наконец одобрил Чарли. – Но лучше смени шейный платок на чистый.
   – Будь я проклят, если сменю! – воскликнул Оливер Ди. – Я надел этот в понедельник. Если двух платков в неделю мало, я лучше пойду и куплю себе новый дом и новую жену. Мне надоело валять дурака!

Глава 16

   У дверей дома их встретила довольно привлекательная женщина лет сорока с небольшим. У нее были кристально прозрачные глаза, удивительно юный рот и шея, какую некоторые женщины по милости Божьей сохраняют до конца дней своих.
   – Мама, – выступил вперед Чарли, – позволь представить нашего соседа, о котором мы недавно говорили. Это…
   – Оливер Ди! – воскликнула миссис Ди.
   – Что, Мэгги? – отозвался, нахмурившись, муж.
   – Ты рассчитываешь сесть за обед в этом грязном платке, что повязан у тебя вокруг глеи?
   – А что с ним такое, а? – спросил Оливер Ди. – Я повязал его только в понедельник.
   – Мне все равно, когда ты его повязал. Он грязный. Я не сяду за стол, если ты его не сменишь.
   – Ну и не надо. Это я его ношу. Если он не волнует меня, не вижу причины, по которой он должен волновать тебя, и…
   – Оливер Ди, – его жена чуть понизила голос, – сейчас же поднимись к себе в комнату и повяжи другой шейный платок.
   Мистер Ди застонал, но послушался.
   – Это Джон Гвинн, – продолжил Чарли.
   – Здравствуйте, – кивнула миссис Ди. – Входите. Надеюсь, папа стрелял не в вас?
   – Не знаю, – ответил Райннон.
   – Должны знать, – серьезно заявила она. – Я не позволяю иметь оружие в этом доме. Такие времена давно прошли. А теперь проходите к столу. Хотя вряд ли у вас есть аппетит, поскольку вы все утро просидели, ничего не делая.
   – Он убил оленя, – заступился за гостя Чарли.
   – Это не работа, – отрезала его мать. – Краснокожие именно этим и занимались.
   – Не обращайте на нее внимания, – пробормотал Чарли Ди.
   – Что такое? – цыкнула на него миссис Ди. – Уверяю, молодой человек, в ваших интересах обращать на меня больше внимания! Проходите, Джон Гвинн. Проходите и расскажите мне о вашей ферме. Это самое красивое место по дороге в город. У меня на сердце становится легче, когда я вижу всю эту зелень и стучащую ветряную мельницу.
   – Да, – согласился Райннон. – Это приятный звук.
   – Приятный, – улыбнулась миссис Ди. – Мы не будем ждать папу. Он всегда опаздывает. В последнюю минуту ему вдруг нужно привести себя в порядок или еще что-нибудь в этом роде. Бог знает, как я прожила с этим человеком столько лет!
   Они прошли в столовую, пол которой покрывал красный пушистый ковер, настолько изношенный, что его края стали серыми. На окнах висели красные плюшевые шторы, на которых отсутствовало более половины кисточек.
   На стене красовалось множество увеличенных фотографий мужчин в белых стоячих воротничках. Похоже, они надели их впервые, поскольку выражение лиц у всех было вымученное. Леди на снимках выглядели под стать мужчинам – с выпиравшими сзади юбками, гладко причесанными волосами, собранными в пучок на затылке, и кудряшками, спадавшими по обе стороны лица.
   Райннон смотрел на это великолепие и нашел его угнетающим, а больше всего – громадную люстру, свисавшую с потолка и грозившую грохнуться прямо на стол.
   – Изабелла, – позвала хозяйка. – Где ты?
   По лестнице простучали каблучки, раздался шелест юбок. И перед Райнноном возникла симпатичная, худощавая, темноволосая девушка, явно сестра Чарли. При виде незнакомца ее глаза сверкнули.
   – Это Джон Гвинн, у которого кормовая трава и молочные коровы, – сказала миссис Ди. – Благодарю Господа за ваших коров, Джон Гвинн, – добавила она.
   – Теперь я могу купить в городе приличное масло. А как вы смотрите на то, если бы, скажем, я посылала за ним к вам на ферму? Мы получали бы его, наверное, совсем свежим. По дороге из города оно вроде как подтаивает.
   Райннон согласился.
   Изабелла Ди подала ему прохладную, узкую маленькую ладонь и улыбнулась – открыто, одобряюще.
   – Садитесь здесь, рядом со мной, – пригласила она.
   – Нет, садитесь лучше напротив, чтобы нам было удобнее разговаривать.
   Они расселись.
   – Изабелла только что вернулась домой из школы. Наводила блеск, так сказать.
   – Училась курить, – заметил Чарли.
   – Заткнись и оставь в покое сестру, – приказала миссис Ди.
   – Я совсем не возражаю. – Изабелла опять глянула на Райннона и улыбнулась. – Я современная. Чарли думает, что ему нравятся старомодные девушки, но…
   – Я всего лишь думаю, так ведь? – мрачно парировал Чарли.
   В комнату вошел отец и занял место во главе стола.
   – Что у нас на обед, ма? – спросил он. – Я сегодня проголодался.
   Он в ожидании положил руку с ножом на стол.
   – Достаточно всего, – строго ответила Маргарет Ди. – Положи нож на стол, выпрямись и держи руки на коленях. Ты сегодня уже ел.
   – Никогда не забывает мне напомнить, что я ел в собственном доме. – Оливер Ди обращался к Райннону.
   Вошел повар-китаец в белом, несущий дымящийся поднос.
   – Клянусь Богом, пахнет хорошо. Что это, Вонг?
   – Разговаривать о еде невежливо, – вмешалась миссис Ди.
   – Оставь бедного папу в покое, – рассердилась Изабелла Ди.
   – И он тут же отобьется от рук, – отозвалась мать.
   – Я хочу поговорить с Джоном Гвинном, – уже спокойным тоном произнесла Изабелла. – Давай не ссориться, мама, ну пожалуйста! – Затем обратилась к Райннону: – Мне не терпится как-нибудь приехать и посмотреть вашу очаровательную ферму.
   – Приезжайте в любое время, – пригласил Райннон.
   – Когда вы не работаете? – спросила она.
   – Он все время работает, – вмешался Чарли.
   – Когда приедет Белла, объявит перерыв, – провозгласил Оливер Ди.
   – Ее зовут Изабелла, – гневно встряла миссис Ди.
   – Надо же? – с вызовом произнес Оливер Ди. – Я не имею права назвать собственную дочь ее именем!
   – Это не ее имя, – настаивала миссис Ди.
   – Я что, должен произносить целую речь, когда обращаюсь к ней? Я думал назвать ее Иза или Белла, но Белла победила. Она же отзывается на это имя! А лучшее доказательство существования пудинга – съесть его.
   – Ты говоришь о своей дочери, будто она какой-то простой повар, – заявила миссис Ди.
   – Есть ли лучшее занятие для женщины, чем приготовление пищи? – нашелся несгибаемый Оливер Ди.
   – Тебе тоже очень идет, когда ты стоишь на кухне вся в белом, а пар от печки бьет тебе в лицо!
   – Отстань от меня, – надулась миссис Ди, не слишком довольная комплиментом.
   – Вот что я вам скажу, – произнес неугомонный Оливер Ди, – я приходил домой, шел на кухню, подкрадывался к ней сзади и целовал. «Отойди», – говорила она, а я отвечал: «Я тебя люблю». Невозможно не любить хорошего повара, Гвинн!
   – Оливер! – зазвенел голос миссис Ди.
   Изабелла искренне рассмеялась, глядя на Райннона.
   – Бедный папочка! – воскликнула она с хитрой гримаской на лице.
   – Ты его поощряешь, – пожаловалась мать. – Что о нас подумает Джон Гвинн?
   – Он вообще о нас с тобой не думает, – заявил глава семьи. – Он думает об Изабелле. Верно, Гвинн?
   – Боже мой! – застонала раздразненная миссис Ди.
   – В жизни не слыхала ничего подобного. Какой позор, Оливер Ди!
   – А почему нельзя назвать все своими именами? – спросил ее муж. – Изабелла молоденькая. Изабелла симпатичная, так ведь?
   – Разве внешность нашего ребенка имеет какое-нибудь отношение к твоему языку?
   – Для тебя не имеет. А для Джона Гвинна имеет. Вот он сидит, молодой и красивый…
   – Оливер! – закричала разъяренная жена. – Я сейчас выйду из-за стола!
   – Вначале доешь суп, – остановил ее благоверный.
   – Разве он не красивый, Белла?
   – Конечно, красивый. – Улыбка Изабеллы призвала Райннона не обращать внимания на пикировку родителей.
   – Молодой и красивый, а к тому же уже встав-ший на ноги на своей потрясающей ферме! Что еще нужно девушке? Что еще нужно парню, если только она научится готовить? И какой смысл закрывать глаза на то, что они могут друг другом заинтересоваться?
   Чарли Ди откинулся на спинку стула и засмеялся.
   – Оливер, – вскричала миссис Ди, – всякие глупости…
   – Ну, мама, – прервала ее Изабелла, – пусть папа себе поговорит. Меня это нисколько не трогает. Джона Гвинна тоже!
   – Изабелла, твои слова нескромны.
   – Черт возьми, Мэгги, – пробормотал Оливер Ди, – давай смотреть правде в глаза.
   – Почему бы и нет? – спросила неустрашимая Изабелла. – Я не часто вижу на ранчо молодых людей. А вы, Джон Гвинн, – девушек.
   – Я ничего не вижу, кроме коров, – усмехнулся Райннон.
   – Сдаюсь, – развела руками миссис Ди. – В мои годы молодые люди умели себя вести, а девушки разговаривать.
   – О погоде, мамочка, – съязвила Изабелла. – Но ты же знаешь, что на самом деле их не волновала погода. Я благодарна папе, правда.
   – Потому что я сломал лед, да? Конечно. Ты права, Белла. Вы с Гвинном станете друзьями, прежде чем я проведу с вами полчаса.
   – Разумеется, станем, – поддержала его Изабелла. – Не так ли, Джон Гвинн?

Глава 17

   В тоне Изабеллы звучало столько дружелюбия, а Чарли Ди прислушивался к разговору с такой беззаботной улыбкой, что ее смелые слова остались незамеченными, чего не произошло бы, произнеси их Оливер Ди.
   Но когда обед закончился и мужчины встали из-за стола, чтобы выйти на улицу, миссис Ди холодно заявила:
   – Мне нужно поговорить с тобой, Оливер.
   – Ладно, попозже, – кивнул он. – Я некоторое время буду занят. Увидимся вечерком. – Он признался Райннону: – За мои проделки меня ждет гром и молния. Но должен же я хоть когда-то быть самим собой? Иначе задохнусь от скуки. Пойдемте со мной в низину и посмотрим, как можно ее оросить. У меня там такая земля, Гвинн, что, если ее поскрести каблуком, на ней будут расти арбузы, а если ее вспахать, она даст урожай двадцатидолларовых монет – по десять мешков с акра. Хочу спросить у вас, как подвести к ней воду, только и всего. Если не хотите продавать землю, продайте хоть совет!
   – За сколько, папа? – спросил Чарли. – Нельзя же что-то просить, ничего не давая взамен.
   – Сам разберусь. А ты не вмешивайся не в свои дела, – отрезал отец.
   – Я и так расскажу, что знаю. Это не слишком уж много, – признался Райннон. – Давайте я приеду как-нибудь потом. Сейчас мне пора возвращаться на ферму, работа ждет.
   – Нельзя держать человека, если тот хочет работать, – согласился ранчеро. – Помните, Гвинн, здесь вам всегда рады. Приходите, когда пожелаете. Вы мне понравились. И может быть, Белле тоже!
   Он произнес это с широкой, многозначительной улыбкой, а Райннон в ответ рассмеялся и пошел за Чарли Ди.
   – Папа – редкая птица, – заметил Чарли. – Таких, как он, мало. Но не заблуждайтесь, при всем том у него есть голова на плечах!
   – Не стоит мне объяснять, я в свое время повидал много людей.
   Они вернулись к конюшне, рядом с которой с полдюжины человек укладывали стог – один вилами скидывал сено с большого фургона, второй управлял лошадью, поднимавшей сено с помощью системы блоков, а остальные раскидывали и уминали его наверху.
   – Вам лошадь или мула? – спросил Чарли Ди.
   – Мула, – без колебаний ответил Райннон. – Лошади часто пугаются, почуяв свежее мясо.
   Из конюшни вывели мула под вьючным седлом.
   – Вы очень добры, – сказал Райннон. – Завтра я приведу мула обратно.
   – О, в любое время, когда вам будет удобно и… Эй, Чак, осторожней! Эй!
   Человек, управлявший лошадью, уделял ей лишь часть внимания, поскольку, обернувшись, следил за ковшом подъемника. Его зубья, глубоко вонзившиеся в сено, дернулись и вырвали большущий клок. От рывка лошадь бросило вперед, возница споткнулся о веревку и упал, его рука застряла в упряжи.
   И тут лошадь понесла!
   Ковш подъемника ударился о верх стойки с такой силой, что опрокинулся, и сено вывалилось на человека в фургоне. Стойка зашаталась и, скрипя креплениями, начала крениться.
   Она не могла не упасть на беспомощно лежавшего на земле возницу. Раздался общий крик ужаса, который прервал грохот револьвера. Лошадь качнулась и завалилась на бок, пуля попала ей в голову, а около Райннона курился едкий пороховой дымок.
   И даже тогда тревога не улеглась. Накренившаяся стойка подъемника застыла в неустойчивом равновесии, словно прицеливаясь в бедного Чака, который лежал, не в силах пошевелиться.
   Чарли Ди кинулся ему на помощь, но мимо него метнулась крупная фигура. Райннон подскочил к бедняге и рывком поставил на ноги, оторвав рукав рубашки Чака из крепкой фланели. Вместе они бросились прочь из-под грохнувшейся на землю стойки.
   Чарли Ди пришлось тоже отпрыгнуть, чтобы его не придавили мощные бревна.
   Чак, которого подхватили ковбои, немного покачался, затем встал на ноги и успокоился.
   – Будь я проклят, если он не был лучшим ковбойским конем, – сокрушенно заметил он. – Майк не виноват. Не споткнись я, он не ошибся бы. Но я грохнулся, и он испугался. Жаль! – Он подошел к упавшему коню и посмотрел на него скорее с замешательством, чем со скорбью. – Восемь лет он работал со мной, с жеребячьего возраста. Не могу поверить, что его больше нет. Только сегодня утром он пытался слягнуть мне голову с плеч. Только вчера забрался на кормушку, чтобы укусить меня. Теперь, когда Майка больше нет, жизнь будет другой!
   Сверху спустились люди, уминавшие сено, – не нервничая, но проявляя спокойное любопытство.
   – Здорово, – восторженно произнес крупный парень с лохматыми усами и глубоким, словно доносившимся из живота, голосом. – Аккуратно и точно. Кто стрелял?
   – Чарли, наверное.
   – Это Гвинн, – сказал Чарли Ди. – Это Джон Гвинн, ребята. Он с фермы, где крутится ветряк. Выращивает кормовую траву, вы о нем знаете.
   – Какая, к черту, кормовая трава, – с большой долей искренности заявил Чак. – Если он фермер, то я – царь Соломон, это точно. Фермеры так не стреляют!
   Быстрый взгляд, брошенный искоса Райнноном на говорившего, никто не заметил, но если бы Чак прочел чувства, выразившиеся в нем, он бы повернулся, бросился бежать и никогда бы больше не появлялся здесь.
   – Возьмите четырех мулов, поставьте подъемник и почините его, – приказал Чарли. – Нам надо закончить стог за три дня. В любой момент могут начаться дожди. Шевелитесь, ребята. Чак, мне жаль, что ты потерял своего коня. Я его возмещу.
   – Возместите, – отозвался честный работяга, – когда я расплачусь за подъемник. Меня не раздавило в лепешку только благодаря вам и Джону Гвинну!
   Чак не привык выражать благодарность и поэтому не сказал больше ничего, он даже избегал смотреть в глаза Райннону. Остальные, не обремененные застенчивостью или долгом, смотрели на незнакомца с суровым восхищением. Скорость и меткость, с которыми он выстрелил, готовность прийти на помощь, а затем – полное равнодушие, которое продемонстрировал Райннон, – все это тронуло их. В их глазах он стал насто-ящим человеком.
   – Все кончено, – сказал Чарли Ди Райннону. – Пошли нагрузим мула мясом.
   – Мне жаль коня, – извинился Райннон. – Я понятия не имел, что он рабочий.
   – Что еще вам оставалось делать, Гвинн? Что еще? Если бы не вы, Чака мы бы уже похоронили. Думаете, мне жалко денег? Ничуть! Вы совершенно правильно поступили! Совершенно правильно!
   Райннон искоса весьма заинтересованно разглядывал его. Чарли Ди показался ему слишком возбужденным. Хотя происшествие могло бы взволновать любого – падение подъемника, убийство коня, смертельная опасность для Чака… И все же это не совсем объясняло состояние Чарли. Он действительно не обычный человек, окончательно убедился Райннон. В его глазах постоянно угадывалось раздумье, а такого парня не так-то просто выбить из колеи.
   Нагружая мула, Чарли весь ушел в себя. Затем, пожимая руку Райннону, проявил слишком много радушия.
   – Все эти месяцы вы жили у нас под боком, – заметил он, – и мы о вас ничего не знали. Но теперь мы все это наверстаем, дружище. Заезжайте, когда сможете, ладно? Прощайте, удачи вам!
   Уходя и ведя в поводу мула, Райннон споткнулся и нечаянно посмотрел назад. Чарли Ди остался на месте прощания, глядя вслед гостю с таким же отсутствующим взглядом, как будто размышлял о чем-то важном.
   Все происшедшее заставило Райннона настолько задуматься, что обратный путь на ферму показался ему невероятно коротким. У Чарли Ди появилась какая-то идея. Эннен многое бы отдал, чтобы узнать какая.
   Добравшись до дому, он разгрузил мясо и уложил его на лед. Затем ударил в большой гонг, и Ричардс вернулся с поля, где раскладывал отравленную приманку для сусликов.
   – Ричардс, – распорядился Райннон, – садись-ка на лошадь и поезжай в город. Найди шерифа, если он там, и передай, что мне очень нужно видеть его здесь. И побыстрее, хорошо?
   Ричардс, как обычно, лишь махнул рукой – то ли прощальный, то ли утвердительный жест. Он прошел по мощенной досками дорожке к корралю, но подойдя к воротам, остановился, полуоткрыв их.
   – Если бы мы завели кур, ты бы их выпустил во двор, – с издевкой крикнул ему Райннон.
   Ричардс вздрогнул и оглянулся. Взгляд его, даже на расстоянии, выражал угрозу. Затем он зашагал к конюшне, опустив голову.
   Его хозяин посмотрел ему вслед и задумчиво потер подбородок.

Глава 18

   Шериф подъехал в мягком вечернем свете заката – стройный человек, рысящий на стройной лошади. Он сел с Райнноном на веранде и смотрел, как с приходом ночи темнеет золотистая вершина Маунт-Лорел. Они лениво перебрасывались словами или молчали в течение часа, а Райннон так и не сообщил, зачем позвал его.
   В конце концов Каредек пробормотал:
   – Я все обдумал, сынок.
   – В это вроде как трудно поверить, – неуважительно промолвил Райннон.
   – Я о сказке, которую в детстве мне читала мама. О волке, переодевшемся овцой. Помнишь?
   – Слышал.
   – Когда он просунул лапу под дверь, то выдал себя. Лапа-то была волчья, с волчьими когтями!
   Он многозначительно замолчал.
   – Ну, продолжай, – подбодрил его Райннон. – Я не стану задавать вопросов. Что ты имел в виду?
   – Ты ездил на ранчо Ди, так?
   – Да.
   – Что ты там делал?
   – Да ничего особенного.
   – Кто тебя им представил?
   – Мой винчестер. Я убил оленя, а Чарли Ди случайно оказался рядом.
   – Случайно? Это не случайно. Он всегда оказывается там, где ему нужно.
   – Может, и так.
   – Что-нибудь еще?
   – Нет. Ах да, они пригласили меня пообедать. Старик хотел купить ферму. Вот и все.
   – Ничего больше?
   – Ничего. Слушал, как они переругиваются – Оливер Ди с женой. Видел их дочь. Прямо-таки красавица, Оуэн.
   – Все дочери Ди красавицы.
   – Все? Я видел только одну.
   – В этом доме. Стоит только свистнуть, и сбежалось бы столько парней и девчонок, что забили бы весь дом. В наших краях полно Ди. Больше ничего не случилось?
   – Ничего существенного. Упал подъемник. Пришлось пристрелить коня.
   – Почему?
   – Он чуть не убил своего погонщика. Его зовут Чак. Правильный парень.
   – Чак Мэпл?
   – Он не сказал.
   – Да, мы с Чаком Мэплом в свое время сталкивались, – задумчиво произнес Каредек. – Он был шустряк. Мошенник и фальшивомонетчик. Иногда, чтобы не потерять форму, воровал коров. Менял клейма. Никогда не видел лучшего мастера по походному тавру, чем Чак Мэпл!
   Он даже присвистнул от восхищения.
   – К чему ты клонишь? – спросил Райннон.
   – Куда ты попал коню?
   – В голову. Не рискнул стрелять в корпус. Его следовало уложить одним выстрелом.
   – Ты стрелял ему в голову? – с отвращением спросил шериф.
   – А почему бы нет?
   – Он бежал?
   – Да. Переходил в галоп.
   – На каком расстоянии?
   – Ярдов тридцать. Не больше. А что?
   – И ты убил его выстрелом в голову! – застонал шериф.
   – Черт побери, – пробормотал Райннон, – ты никак не поймешь. Подумай, Оуэн, стойка подъемника падала…
   – Оставь в покое подъемник. Не в нем дело, а в тебе! Ты убил несущегося коня выстрелом в голову с тридцати ярдов. Что скажут люди?
   – А что они могут сказать?
   – Что человек, который так стреляет, вырос не на ферме и никакой он не фермер! О тебе уже болтают. Весь город!
   Райннон выпрямился.
   – Ты уже слышал о случившемся?
   – Уже? Да я ничего больше не слышал. Сего– дня после полудня ко мне только и пристают: «Где ты откопал ганфайтера, Каредек? Ты открыл сана-торий для плохих парней или исправительную школу? Кто он? Что он натворил? Почему прячется на ферме?» Вот что я слышал! У меня выдался чертовски хороший денек, – с сарказмом закончил Каредек.
   – Я не хотел этого, – нахмурился Райннон. – В самом деле…
   – Заткнись! – рявкнул Каредек. – Заткнись. Помолчи. Отвечай на мои вопросы. Когда стал жить здесь, что сделал с оружием?
   – Оставил в покое, – кротко пробормотал Райннон.
   – Тренировался?
   – Немного практиковаться с кольтом, – вздохнул Райннон. – Я же не мог просто оставить дверь открытой, чтобы первый попавшийся бандит пришел и укокошил меня. Мне приходилось тренироваться, чтобы не потерять сноровку.
   – Кто это видел?
   – Никто.
   – Что?
   – Никто, кроме Ричардса. Да и он видел лишь, как я уложил птицу.
   – Кого?
   – Куропатку, – тихо произнес Райннон. – Она вылетела из кустов. В тот день мне захотелось чуть-чуть разнообразить рацион.
   – Ты застрелил ее навзлет. – В голосе шерифа слышались гнев и омерзение.
   – Она же не стала бы мне позировать, – огрызнулся Райннон, буквально съеживаясь.
   – И это при Ричардсе! Теперь уже вся округа узнала и про куропатку!
   – Ричардс не станет болтать. Ему не с кем болтать.
   – Да? Я видел, как сегодня он разговаривал с Чарли Ди! Что ты об этом думаешь?
   – Господи, – взмолился Райннон, – я же не единственный мужчина к западу от Рокки-Маунтинз, который умеет обращаться с кольтом!
   – Нет, не единственный, – задумчиво признал шериф. – Есть еще четверо или пятеро. Вот почему тебя сразу не признали.
   Райннон от изумления открыл рот.
   – Где сейчас Ричардс? – спросил шериф.
   – Во дворе, кормит коров. А что?
   – Ничего, только мне хотелось бы знать, где он, когда я обсуждаю свои проблемы. Эннен, скажу тебе откровенно. В городе все сидят и обсуждают тебя. «Кто это может быть?» – говорят они друг другу. И уже чуть не угадали. Один парень сказал: «Он такой же здоровый, как Райннон!»
   – Боже мой! – выдохнул Райннон. – А что ему ответили?
   – «Лет на двадцать моложе Райннона», – возразил ему другой. «А кто знает, что скрывается под его бородой?» – пропищала какая-то старая карга. Но они не уверены.
   – Я доказал, что я не Райннон. Несколько месяцев не высовывался с фермы! Доказал, что я простой работящий фермер с хорошей…
   – И после всех этих месяцев ты вдруг появляешься и в течение одного дня за пять минут укладываешь, освежевываешь и разделываешь оленя, потом убиваешь с тридцати ярдов коня, несущегося галопом, и еще подскакиваешь и выдергиваешь человека из-под падающего подъемника!
   – Ясное дело, – опустил голову Райннон, – я мог бы не проявляться.
   – Ты проявился прямо под виселицей, – строго сказал шериф, – и будь я проклят, если шевельну хоть пальцем, если тебя на ней вздернут. Ты дурак! Зачем ты послал за мной? Я занятой человек. Я не могу каждый день ездить из города на эту проклятую ферму!
   Гнев шерифа был таким же сильным, как его отвращение. Райннон подождал, пока они улягутся, затем решился:
   – Я видел одного человека, скакавшего через изгороди, словно сова, которая летает над полями в поисках мышей и земляных белок. Шесть дней подряд по вечерам я наблюдал за этим всадником, потом пошел за ним. Он оказался женщиной!
   – Не произноси так это слово, – застонал Каредек. – Я чувствую себя слабым и глупым, когда ты так говоришь. Во всяком случае, ты видел ее только в темноте.
   – Я зажег спичку, прикуривая сигарету, и разглядел ее. И если бы я был забинтованной и упакованной в свинец египетской мумией, Каредек, я бы вскочил и исполнил боевой танец, вот что бы я сделал!
   – Продолжай, – вздохнул Каредек. – Я так и знал. Всегда женщина! Все бандиты умирают из-за женщин. У них нет мозгов! Нет здравого смысла!
   – Соломенные и голубые! – с чувством произнес Райннон.
   – Ты о чем?
   – Соломенные, соломенные волосы цвета заката на пшеничном поле и…
   – Голубые глаза, да? Ты мне надоел, Райннон!
   – Я сражен, Оуэн. Я сражен наповал. Я скучаю по ней, как теленок по своей матери. Вся штука в том, что она направлялась к дому Ди, но не хотела этого. Если бы я не нашел ее на следующую ночь, тогда бы, значит, она поехала к Ди – а она Морган! Из тех, кого не осталось, по твоим словам. Помоги ей Господь. И мне тоже. Что мне делать?
   – Заткнись, – предупредил шериф. – Мне надо подумать.
   Райннон поднялся с кресла и беззвучно, словно огромный кот, принялся мерить шагами веранду.
   Затем вдруг остановился у окна, взялся за нижнюю раму, вырвал ее, как мальчик срывает ветку с дерева, и нырнул в темноту комнаты, словно пловец в воду. Сверкнул и мощно грохнул выстрел. Раздался сильный удар, потом послышался шум борьбы, молчание и сопение.
   – Ладно, – сказал шериф, даже не встав с кресла. – Веди его сюда, сынок. Давай на него поглядим.

Глава 19

   В темной комнате опять последовала короткая борьба, а затем, оправдывая невозмутимость шерифа, Райннон вывел пленника и поставил его перед представителем закона.
   Каредек при свете звезд оглядел его со спокойным удовлетворением. Это был Ричардс, задыхающийся и потрясенный яростной стычкой, потому что из двух драчунов больше всегда достается побежденному.
   – Вот так, сынок, – сказал шериф Райннону, – я и раньше говорил, что он мне не нравится. А теперь мы поймали его, когда он подслушивал! Что будем с ним делать?
   – Принеси с кухни лампу, – приказал Эннен.
   Оуэн послушался, и когда вынес ее, Райннон предложил повесить ее на гвоздь, вбитый в одну из стоек веранды.
   – Встань сюда, Ричардс, – скомандовал он.
   Ричардс подчинился хозяину. Он встал напротив Райннона, и тот тут же отступил на шаг.
   Драка, несмотря на свою непродолжительность, оказалась бурной. Пиджак Ричардса на спине треснул, на скуле раздувалась громадная красная шишка.
   – Теперь, подлый предатель, – прорычал Эннен, – у тебя есть свободные руки и шанс выйти победителем. Давай! Хватайся за револьвер!
   Ричардс не шевельнулся, лишь чуть шире расставил ноги и чуть ниже опустил голову.
   – Он струхнул, – спокойно констатировал шериф. – Ему не нужны твои игры, сынок. Он уже получил свое.
   – Он напал, когда я почти лежал, – прорычал Ричардс. – У меня не осталось и пол шанса.
   – Ты всадил пулю прямо мне в волосы, проклятая крыса, – объявил Райннон. – Это ли не шанс? Хватайся за пушку или я тебя уложу там, где стоишь!
   – Укладывай, – с вызовом бросил Ричардс. – Я видел, как ты владеешь револьвером, и не собираюсь устраивать поединок с Райнноном. Хочешь пристрелить меня – стреляй. Я не буду сопротивляться.
   – Он меня знает, – спокойно сказал Райннон шерифу. – И что же мне с ним теперь делать?
   – Предложи что-нибудь.
   – Я отложу револьвер, Ричардс. Вот я стою перед тобой с голыми руками и…
   Ричардс зарычал и оборвал Райннона:
   – А твой партнер, Каредек, будет стоять рядом и всадит в меня пулю, когда я одержу верх!
   – Верно говорят, что подлец не может действовать как мужчина или рассуждать как мужчина. Думаешь, Оуэн Каредек воспользуется своим преимуществом?
   – Я не буду с тобой драться, – упрямо повторил Ричардс. – Ты и так чуть не свернул мне башку, вывихнул челюсть так, что мне трудно разговаривать, и, по-моему, сломал пару ребер, когда кинулся на меня. Если бы не это, я бы сломал тебя пополам!
   – Храбрый, как женщина, – зло усмехнулся шериф.
   – Он не собирается рисковать, только дерзить.
   – Что мне делать? – повторил вопрос Райннон. – Понятия не имею, как выбраться из этой переделки.
   – Тогда узнай, кто его натравил.
   – Ричардс, будешь говорить? Скажешь, кто тебя послал?
   Ричардс лишь презрительно хмыкнул:
   – Я сам себя послал.
   – Врешь, – отозвался шериф, сворачивая сигарету.
   – Привяжи его к столбу, Эннен.
   Преступник выполнил приказание, куском веревки прикрутив пленника к стойке.
   Каредек всегда возил с собой хлыст – тяжелый и гибкий, как змея. Он бросил его Райннону.
   – Пусть попробует этого, тогда, может быть, у него развяжется язык.
   – Предупреждаю последний раз, – грозно произнес Райннон. – Будешь говорить?
   – Пошел к черту, – прорычал Ричардс, который, похоже, набирался твердости.
   Хлыст был специально сделан так, чтобы с громким свистом рассекать воздух. Он пронесся у лица Ричардса, не задев его.
   – На следующий раз рассеку пополам, – пригрозил Райннон. – Скажешь, кто тебя послал?
   Пленник молчал.
   – Врежь ему! – приказал шериф.
   – Врежу, – пообещал Райннон и махнул крутом. – Говори, Ричардс.
   Тот выругался, но кроме этого не произнес ни слова, и Райннон отбросил хлыст. Его тяжелая рукоятка громко стукнула о пол.
   – Не могу, – сказал он.
   – Не можешь? А я могу. И больше того, мне это доставит удовольствие!
   – Оставь его, – вступился Райннон. – Я не стану обращаться с человеком как с собакой или ло-шадью.
   – Ни одна собака или лошадь не опустится, чтобы сделать то, что сделал он!
   – Пусть его, – ответил Райннон и освободил Ричардса. – А теперь проваливай отсюда. Но прежде я тебе кое-что объясню. Я не собираюсь уносить ноги, несмотря на то, что ты знаешь, кто я. Но если за мной начнут охотиться, я найду тебя даже на дне морском, а когда найду, скормлю лисам – по кусочку. Слышал?
   Ричардс ничего не ответил. Он стоял, наклонив голову и глядя исподлобья, словно боксер, готовый броситься в атаку.
   – Помни, Ричардс, я отпускаю тебя. Но хочу узнать, как ты допер, что я Райннон. Это-то ты можешь мне рассказать? Понял сегодня вечером, когда подслушивал?
   Ричардса странно очаровал этот призыв к его тщеславию. Он мог выставить себя умным парнем, а кто избежит такого искушения?
   – Я догадался, что с тобой что-то не то, в ту же минуту, как сюда приехал, – заявил он. – Когда увидел, как ты размахиваешь двадцатифунтовым молотом, словно сапожным молоточком, то призадумался. Когда ты сбил птицу выстрелом из кольта, я уже не сомневался, что ты редкий человек. И тут меня осенило, кто ты такой. Так стрелять мог только Райннон. Никто, кроме него и еще пары человек в округе, но у тех не такие мощные плечи. Правда, сбивало с толку твое лицо, но выстрел и плечи…
   Райннон вздохнул:
   – Видел меня раньше?
   – Я находился в «Оверленде», когда ты его ограбил.
   – Что я у тебя забрал?
   – Часы. Но ты их вернул. Они для тебя оказались недостаточно хороши!
   В его тоне не прозвучало даже намека на благодарность – только неприязнь, обида и угроза. Как будто он предпочитал, чтобы у него отобрали часы, а не кинули их обратно при стольких свидетелях.
   – Проваливай, – сказал Райннон. – Не хочу тебя больше видеть.
   – Я могу взять свои одеяла?
   – Бери и будь ты проклят!
   Ричардс вышел широкими, быстрыми шагами, затем его каблуки застучали в коридоре.
   – А что, если он потихоньку вернется и пальнет в тебя? – очень удивленно спросил шериф. – Ты позволяешь ему шататься по дому без присмотра?
   – Да.
   – Почему?
   – Такой человек меня не убьет, – возразил преступник. – Не из того я теста.
   Это спокойное утверждение Каредек выслушал без тени сомнения на лице, но покусывая губы. Он видел точку зрения Райннона. Видел, как свет отдаленной звезды, но совсем не понимал ее. Звезда может находиться за миллиарды миль, ее сияние приходит из другой вселенной.
   Однако он давно убедился, что это суеверное чувство определенным образом присуще всем удачливым преступникам. Оно позволяло им поворачиваться спиной к комнате, полной вооруженных людей, и свободно бежать, не опасаясь выстрела в спину. Поэтому шериф слегка призадумался. Затем снаружи послышался шелест сухих листьев. Из-за угла веранды появился Ричардс с узлом на спине.
   – Запомни, – крикнул ему вслед Райннон, – если ты попытаешься навести на меня закон, я найду тебя и сломаю шею, Ричардс.
   Тот прошел еще несколько шагов, пока не оказался глубоко в темноте под фиговым деревом. И только тогда повернулся. Его голос прозвучал жестко и угрожающе:
   – Я тебя слышал. А теперь послушай меня. Боссу, на которого я работаю, ты не нужен в тюрьме. Ты нужен ему на воле. Он тебя использует – как вола в ярме. Он запряжет тебя в плуг и распашет тобой поле. Вот так, Райннон!
   Он ушел. Ворота в конце тропинки захлопнулись за ним, и он повернул к дороге в город.
   Шериф встал.
   – Поеду, – пробормотал он.
   – Сядь, – скомандовал Райннон. – Нет смысла за ним следить. Слишком много скошенных стеблей в поле. Слишком много шума под ногами и слишком много ярких звезд над головой. Пусть идет. За ним нельзя уследить!

Глава 20

   – Я б отдал свою шкуру на седло, если бы смог проследить за ним, – вздохнул Оуэн.
   На это замечание Эннен ответил долгим молчанием. Затем убежденно заявил:
   – Вот что я тебе скажу, дружище. Попытка получилась хорошая. Теперь нужно сматываться.
   – Собираешься все бросить?
   – Что толку, если я останусь? Тюрьма для меня, тюрьма для тебя.
   – Послушай, – пробурчал шериф. – Ты слышал, что он сказал напоследок? Думаешь, он говорил просто так или всерьез?
   – Не знаю, – пожал плечами Райннон.
   – Всерьез, – ответил Каредек. – Не представляю, что за игра затевается, но уверен, что нешуточная. Ктото тебя хочет использовать. Для чего, понятия не имею. Ты тоже. Если бы ты мне позволил, я бы с удовольствием выбил из него правду.
   – Нет смысла, – возразил преступник. – Ты бы потом стыдился всю жизнь, после того как избил белого человека как собаку. Считаешь, что кому-то потребовалось загнать меня в тюрьму?
   – Я в этом уверен, – без доли сомнения ответил шериф.
   – Я не могу остаться, – настаивал Райннон. – Не важно, что витает в воздухе, оно может закончиться для тебя катастрофой, приятель. Мне надо идти своей дорогой!
   – Твоя дорога – моя дорога, – тихо произнес Каредек. – Твоя жизнь – это моя жизнь, а по тропе, по которой путешествуешь ты, поеду и я.
   Райннон не смог найти ответ на эти слова. Пару раз он разжал губы, пытаясь что-то сказать. Потом встал и начал нетерпеливо прохаживаться по веранде, как всегда, когда в его голове теснились мысли. Наконец он остановился возле кресла Каредека и на мгновение положил свою ручищу на широкое плечо шерифа.
   Вот и все. Затем он возобновил ходьбу, но в напряженной тишине слова оказались не нужны, они понимали друг друга и так.
   – Нет, не тюрьма, – повторил Каредек. – Тюрьма не входит в их планы. Если бы это было не так, они бы взяли тебя в ту же минуту, как только у них возникло подозрение. Но у них на уме что-то другое. Ричардс сам сказал. И сказал правду.
   – Я буду доверять его словам завтра, не сегодня, – сухо заметил Райннон.
   – Дай мне за тебя подумать, – попросил Каредек.
   – И оказаться на виселице.
   – Насчет девушки… – начал Каредек.
   – Оставь ее. Я про нее забыл, – мотнул головой Райннон.
   – Что ты собираешься делать?
   – Поехать к Ди.
   – Перестрелять Ди и освободить ее. Таков твой план? – с издевкой предположил шериф.
   – Оружие всегда позволяло мне добиться того, что не удавалось словами, – ответил Райннон.
   На это шериф возразил:
   – Сиди тихо. Завтра вместо Ричардса я пришлю другого человека. Покажешь ему ферму. Не торопись. Сейчас силой или обманом ты ничего не добьешься. Они знают твои карты. Знают, что ты – Райннон. Они – снаружи в темноте, а ты – внутри при свете. Ты в их руках. Сиди тихо и жди. Это все, что ты можешь! Оставь девушку в покое. Держись подальше от Ди. Они все отрава. До свидания, Эннен. Я еду обратно в город.
   Он тут же уехал, а Райннон мрачно сидел и слушал, пока стук копыт не затих вдали, потом раздался снова – необычно громко и гулко – по деревянному мосту на расстоянии в полмили, а затем еще раз смолк, заглушённый поднятой пылью.
   Темнота сгущалась; звезды, казалось, непонятным образом отдалились от земли, под фиговым деревом притаился таинственный шорох опасности.
   Райннон почувствовал, как на его огромном теле выступил пот, мышцы напряглись и затвердели.
   Он заставил себя встать и выйти в тишину ночи. Постоял, борясь со своей слабостью, спокойно оглядываясь, и наконец ужас покинул его. Он вернулся в дом, лег и постарался не думать ни о чем, кроме сна.
   Сон нахлынул темной волной, и на следующее утро он встал, готовый к работе, но не в таких узких пределах, какие определил ему шериф.
   Он еще не закончил доить, а солнце едва зажгло восток бледно-желтым пламенем, когда появился новый работник – итальянец с подбородком профессионального боксера и кривыми ногами моряка; но его глаза были широко распахнуты и кротки, как небо над его родной землей. Он не улыбался, когда представился и когда выслушивал объяснения, что ему предстоит делать, но тут же отправился выполнять первое задание, и через полчаса из амбара донеслась его жизнерадостная песня.
   Райннон внимал ей с грустью, как человек, который студеной зимой проходит мимо освещенных окон, откуда доносятся влекущие звуки танцевальной музыки. Но весь день он продолжал упорно трудиться. Однако нашел время и показал Джо Караччи ферму, ее ирригационную систему, отметив слабые места в дамбах, которые следует починить до следующего паводка, продемонстрировал работу маслобойки и множество других вещей.
   Он оторвался от нескончаемых дел ближе к вечеру, когда солнце висело над самым горизонтом.
   – Тебе придется готовить самому, – предупредил Эннен Караччи.
   – С удовольствием, – кивнул тот. – Хотите спагетти, босс?
   – Кто ест спагетти на ранчо? – спросил Райннон. – Берешь бекон, кукурузные лепешки, кофе, картошку, овсянку и готовишь в любых пропорциях. Но если хочешь спагетти, я завтра пошлю за ними.
   Расслабившись в конце трудного дня, он улыбнулся Джо, а Караччи наклонил голову и улыбнулся в ответ, все поняв. Райннон угадал, что получил очень важного союзника.
   Затем он забрался на мула Ди и затрусил к дому ранчеро, не торопясь, выбрав путь не через поля, а по дороге. Когда он подъехал к конюшне, к нему вышел Чак Мэпл собственной персоной и принял поводья.
   – Я поставлю его, – сказал Чак, неприятно хмурясь.
   Но, как вскоре понял Райннон, это ничего не означало. Он всегда ходил с мрачным видом. Прошлое его, как сказал шериф, не было светлым. Тем не менее что-то подсказало Райннону, что у него есть еще один союзник, и это открытие сейчас значило для него очень много. Еще вчера вечером он чувствовал себя одиноким человеком, которого грызли печальные сомнения о себе и своем будущем. А теперь он стал богат! Вообще-то его и раньше поддерживал шериф, но что такое двое против всех? Теперь за ним стоят жизнерадостный Джо Караччи и Чак Мэпл, он почти в этом не сомневался.
   Когда Эннен неторопливо зашагал к патио, сумерки уже начали сгущаться. Незаметно повернув за угол дома, он остановился, услышав жаркий спор. Говорил Оливер Ди:
   – Я даю и упряжь. В придачу даю и ее. А теперь ты недоволен.
   – Твоя упряжь никуда не годилась, – горячился второй спорщик. – Она лопнула при первом рывке. Лямки порвались, как только лошадь как следует потянула в гору. Ремешки вовсе прогнили. Они разодрались, когда ты хотел их затянуть. Что это за упряжь, я тебя спрашиваю?
   – Как я могу отвечать за упряжь? – хитро возразил Оливер Ди. – Она висела тут, прекрасно выглядела, была смазана, словно ее только что принесли из магазина. Да она почти новая.
   – Ты ее специально смазал и вычернил, – упрекнул второй. – Но жир и сажа это тебе не хорошая кожа. Оливер, я ее не возьму. У тебя в сарайчике есть нормальная упряжь. И я уже поставил твоего мула в конюшню. Теперь хочу пойти и поймать свою лошадь на выгоне!
   – А как, ты думаешь, посмотрю на это я? – спросил Оливер Ди. – Ты заключил сделку и все видел. Ты не ребенок. Ты получаешь мула и упряжь за лошадь, которую я вынужден был купить, потому что треклятый Джон Гвинн на днях застрелил мою прямо в голову. Теперь ты берешь прекрасную упряжь, рвешь ее на кусочки и хочешь отменить сделку. Это разве честно, Джимми?
   – Не знаю, не знаю, – заволновался Джимми. – Я не любитель разговаривать, по этой части ты у нас мастак. Пусть нас кто-нибудь другой рассудит. Вот ты, Чарли, скажи!
   Из тени возле дома появился Чарли Ди.
   – Если бы он был не наш, – вмешался он, – сделка осталась бы сделкой. При торговле лошадьми обратного хода нет. Но если он свой, да к тому же Ди, он имеет право, чтобы с ним обошлись честно.
   – Ба! – заорал старик Оливер. – Если ты когда-нибудь получишь это ранчо, те несколько долларов, что я скопил, разлетятся за шесть месяцев! Ты растратчик – ты просто расточитель, Чарли!
   Юноша спокойно продолжил:
   – Кроме того, я видел, как ты начищал старую упряжь. Она несколько лет провисела на чердаке и давно высохла, как старая кость, и…
   – Заткнись! – рявкнул Оливер Ди. – Ты говоришь как последний дурак! Ты…
   Он в гневе осекся, а Джимми засмеялся.
   – Делай что хочешь, Оливер, – заключил он. – Только прежде подумай. Тогда поймешь, что Чарли имеет право голоса.
   – Чарли не имеет никакого права! – огрызнулся Оливер Ди. – Оставайся на ужин, потом лови свою лошадь и отправляйся домой или к чертовой матери – мне все равно! Вы все на меня наезжаете. Все! Начиная с моего собственного сына. Эй, кто это? Черт возьми, это же Джон Гвинн! Идите сюда, Гвинн. Я сейчас расскажу, что они со мной делают.

Глава 21

   Рассказ ранчеро был исполнен печали, и Райннон выслушал его с улыбкой.
   – Вот так и бывает, – иронично заметил он. – Взять, к примеру, человека в тяжелейшем положении: ни земли, ни денег, из имущества – лишь изношенные сапоги на ногах, и каждый считает своим долгом на него наехать. Мне жаль вас, Ди, даже собственный сын против вас!
   – А вы еще один, – буркнул тот. – Тоже мне, шутник нашелся! В мое время молодых людей учили держать язык за зубами. Это Джеймс Ди. Джимми, пожми руку Джону Гвинну.
   Джеймс Ди оказался высоким, крепким, сильным и добродушным, а рукопожатие его – энергичным.
   – Наслышан о вас, Гвинн, – улыбнулся он. – Думаю, что все в наших краях в последнее время о вас слыхали. Вы отлично стреляете. Рад с вами познакомиться.
   Райннон хмуро усмехнулся. Вряд ли Джеймс Ди догадывался, как мало он обрадовался вежливому приветствию.
   Колокол на ужин прозвенел тяжелой, бухающей нотой, которая отозвалась во внутреннем дворике и отдалась гудящим эхом от дальних стен.
   – Господи! – воскликнул Оливер Ди. – Ужин готов, а я еще не умылся. Старуха опять задаст мне жару. Поторапливайтесь, парни. Надо спешить.
   Все бросились к умывальнику, а затем прошли в дом, не успев как следует вытереть воду за ушами и сзади на шее. Когда они вошли в столовую, миссис Ди придирчиво оглядела их, а когда ее взор остановился на Райнноне, она смерила его ледяным взглядом, в котором он не прочитал особого гостеприимства.
   – Садитесь рядом со мной, Джон Гвинн, – распорядилась она. – Мне надо с вами поговорить.
   – Погоди, ма, – остановил ее Оливер Ди. – Тебе лучше спросить Беллу, где она его посадит.
   Миссис Ди повернулась к супругу с таким ужасающим гневом, что красноречивый Оливер Ди на некоторое время притих. Появилась Изабелла. Она подошла к Райннону и пожала ему руку с самой искренней и яркой улыбкой – настолько яркой, что, не будь тот увлечен другой особой, эта улыбка осветила бы его до глубины сердца. Около Джеймса Ди она остановилась, расспрашивая его о семье.
   – Ладно уж, садись, – заторопил ее отец. – Ты нас задерживаешь.
   – Оставь в покое ребенка! – приказала миссис Ди.
   – Слава Богу, в доме есть хоть один человек с приличными манерами.
   – Подойди сюда, Изабелла, доченька. Сегодня сядешь рядом со мной, а Джон Гвинн с другой стороны.
   – Мы надеялись, что вы приедете, – сказала Изабелла. – И хотели поговорить о том, как упал подъемник и как вы спасли Чака Мэпла.
   – Вот что получается, когда нанимаешь мошенников и бесполезных бездельников! – воскликнула миссис Ди, обращая лицо к Райннону, а глаза к своему мужу.
   – Бесполезных? – взорвался Оливер Ди. – Чак Мэпл за один день сделает больше, чем могут мечтать три обыкновенных ковбоя!
   – Конечно, виноват его конь, а не он, – заявила миссис Ди.
   – Мэм, – начал ее муж, чуть не лопаясь от гнева, – позвольте задать вам вопрос.
   – Давай, Оливер, – нисколько не испугалась она. – По-моему, в первый раз в жизни ты задаешь мне вопрос. Обычно ты только командуешь.
   Он слегка покраснел.
   – Ответь мне вот что! Коров сгоняют у тебя на кухне?
   Миссис Ди свирепо глянула на него.
   – Может быть, у тебя в кабинете? – в свою очередь спросила она мужа.
   Он презрительно фыркнул.
   – Если их не сгоняют у тебя в столовой или спальне, что ты можешь знать о работе мужчин и лошадей?
   Миссис Ди побледнела – не в смущении, не в страхе, но в ужасной ярости, поскольку, как ни старалась, не могла найти достойного ответа выпаду, не могла подыскать ни единого нужного слова.
   А ее муж, наслаждаясь таким ошеломляющим, таким полным успехом, выпрямился на стуле и принялся балансировать нож.
   Райннон мельком взглянул на присутствующих. Он заметил широкую, довольную усмешку Джеймса Ди, который смотрел в тарелку, тщетно пытаясь скрыть удовлетворение победой мужской половины.
   Поэтому ответный залп пришелся по нему.
   – Подними голову, Джеймс Ди, – набросилась на него миссис Ди, теряя самообладание. – Подними голову и смейся вслух, иначе задохнешься! Подними голову и смейся! Это как раз в духе мужчин семейки Ди – сидеть и смеяться, когда оскорбляют женщину. В ее собственном доме! За ее собственным столом! Собственный муж!
   Джимми Ди поднял голову, как будто к его носу приставили револьвер. А на его лице, ярко-красном, не осталось и тени веселости.
   – Что же до тебя, Оливер Ди, – гремела жена, после этой небольшой разминки обретая вновь потерянную было способность говорить, – что же до тебя…
   – Давайте забудем Чака Мэпла и его работу, – серьезно произнесла Изабелла.
   – При чем здесь Чак Мэпл? – огрызнулась ее мать.
   – С него все началось, – напомнила Изабелла.
   Райннон ждал нового словесного залпа, но миссис Ди не вымолвила ни звука. Они с мужем на секунду встретились взглядами, и Райннон заговорил о своем новом работнике, его странной итальянской внешности и сильных руках, о его жизнерадостности.
   Это внесло мир в грозовую атмосферу стола, который, похоже, рассматривали как поле битвы, а не место сбора семьи. А наградой Эннену послужила самая ослепительная улыбка Изабеллы. Она удивила его: между ней и остальными членами семьи чувствовалась огромная разница. У нее была такая же смуглая кожа, такие же темные глаза, но все же она отличалась. И даже они это знали. Одним словом она остановила ссору за столом – обычное занятие отца и матери.
   Во время ужина больше ничего примечательного не случилось, за исключением одной вещи, которую Райннон уяснил впоследствии.
   Миссис Ди спросила:
   – Как Уилл и Морт?
   – Я думал, они приедут, – удивленно ответил Джеймс.
   – Правда? – отозвался Оливер Ди и, пожав плечами, дал понять, что вопрос с Уиллом и Мортимером Ди исчерпан. Но позже Райннон о них вспомнил.
   Потом его заинтересовал Чарли Ди. Ему так и не удалось разглядеть в юноше признаки могущественных способностей, которыми его оделял шериф, однако этим вечером он стал замечать, что Чарли, даже когда не разговаривал, внимательно слушал окружающих. Искоса посматривая, он постоянно наблюдал за ними. Казалось, что он шестым чувством воспринимал все, что происходило вокруг.
   После ужина они вышли в патио. Стоял теплый и тихий вечер, в небе дрожали и переливались звезды. Крест Пегаса находился в зените, Пастух заходил, Орион с яркой Бетельгейзе вставали с востока.
   Они расселись полукругом.
   – Я, наверное, пойду, – объявил Райннон.
   – Останьтесь, – ответил Оливер Ди. – Белла, вынеси гитару и развлеки своего молодого человека.
   Она послушно пошла в дом.
   – Эй, – поинтересовался Джеймс Ди, – а что, Изабелла…
   – Нет! – перебила его миссис Ди. – Папа просто опять дурачится. Можно подумать, что ему не терпится выгнать дочь из дому.
   – Помогите девушке, помогите девушке, – ти-хим голосом произнес Чарли Ди, – иначе она про-падет.
   – Что ты хочешь этим сказать, Чарли? – резко спросила его мать.
   – Чарли прав, – поддержал его отец.
   Райннону миссис Ди сказала, правда, достаточно мягко:
   – Не смущайтесь тем, как бесстыдно Оливер разговаривает с бедной Изабеллой.
   Тот заверил ее, что нимало не смущен. Затем вернулась Изабелла с гитарой. Она уселась на стул и принялась перебирать струны.
   – Что сыграть? – спросила она.
   – Что-нибудь простое и легкое, – попросил отец. – После того торга, который устроил тут Джим, мне надо успокоиться.
   На это Джим вполне добродушно рассмеялся. Райннон начал понимать, что, несмотря на любые переругивания, между всеми Ди царит полнейшее взаимопонимание. Дух клана объединял их и связывал крепче всяких уз. По этой причине они и позволяли себе всякие вольности. Но в сердце они не таили друг на друга зла.
   Изабелла, в соответствии с пожеланием отца, легко тронула струны и запела:

     Когда Израиль был в руках фараона, —
     Приди, Моисей! —
     Притесняемый так, что не было мочи…

   В незаселенном крыле дома хлопнула дверь. Послышался звук, будто кто-то открыл окно, и в патио прозвенел ужасный крик.

Глава 22

   В этом исполненном страха крике не различались ни слова, ни пол. Он дико прозвучал в ночном воздухе, и все вскочили на ноги.
   – Что такое? – воскликнул Чарли Ди и побежал к старому крылу дома.
   За ним мчался Райннон, за которым кинулись Джеймс и Оливер Ди.
   – Оливер! Оливер! – позвала миссис Ди. – Побудь с нами. Мы боимся оставаться одни!
   Оливер Ди не послушался. Чарли распахнул дверь на первый этаж старого крыла. Он навалился на нее плечом, и замок не выдержал безжалостного натиска.
   Все бросились к лестнице, впереди бежал Оливер Ди, за ним – Райннон с револьвером в руках.
   Наверху раздался возглас Чарли:
   – Стой, стреляю!
   – Эй, эй! – послышались голоса. – Мы стоим. Черт возьми, Чарли, это я и Морт. Не стреляй!
   Вспыхнув голубым пламенем, зажглись спички. В верхнем коридоре Райннон увидел двух молодых людей, которые испуганно подняли руки.
   – Это Уилл и Мортимер, – недоуменно воскликнул Джеймс Ди. – Чем вы оба здесь занимаетесь?
   – Больше я в этот чертов дом не поеду, – зло заявил один из них. – В прошлый раз меня до смерти напугали, а теперь чуть не застрелил Чарли. С оружием надо обращаться осторожнее!
   – Ясное дело, осторожнее! – вставил второй пленник.
   – Я подумал… не знаю, что я подумал, – растерянно промямлил Чарли Ди. – Мне послышался скрежет.
   – Это я. – Мортимер попытался засмеяться. – Я хотел тут кое-что посмотреть. Мы с Уиллом собирались потихоньку проскользнуть в старое крыло и побродить по нему. Оно всегда выглядело так, будто в нем водятся привидения. Я поднялся в комнату над патио и думал, что Уилл еще внизу. Но этому дураку приспичило подшутить надо мной. Я услыхал позади вздох. Повернулся и увидел человека с белым лицом, без носа, без глаз – просто размытое пятно. Я перепугался насмерть. Открыл окно и заорал, а потом привидение говорит, что оно – Уилл! Я, наверное, поседел.
   – Тебя нужно выпороть! – буркнул Оливер Ди. – Вот что с тобой нужно сделать, молодой человек!
   – Я накинул на лицо носовой платок, – захихикал Уилл Ди. – Извини, шутка, конечно, дурацкая. Но Морт здорово завопил.
   – Если вы все осмотрели, – сказал Чарли Ди, – вам лучше спуститься с нами. Из-за ваших идиотских выходок мама, должно быть, состарилась лет на десять.
   Они с шумом спустились по лестнице. Старое крыло не использовалось так долго, что их присутствие подняло облако мелкой, едкой пыли, от которой все расчихались. Райннон, прибежавший одним из первых, уходил последним. Его одолевали сомнения. Несмотря на объяснения Уилла и Мортимера, крик напомнил ему о Нэнси Морган, и он не мог избавиться от этой мысли.
   Когда все вышли в патио, он услышал, как Чарли Ди произнес:
   – Я думал, кричала женщина!
   – Ну да, – согласился Мортимер Ди. – У меня до сих пор голова раскалывается. Похоже, я испугался до того, что заверещал женским голосом. Мне плохо. Чарли, у тебя есть выпить?
   – Иди спроси Вонга. Он нальет тебе самогона.
   Мортимер исчез в доме.
   В патио возбужденные домочадцы говорили все разом, но среди голосов безусловно преобладал голос миссис Ди, разносившей Уилла за его проделку.
   – За такую дурацкую выходку их надо посадить в тюрьму, – объявила она. – Так испугать женщину!
   Райннон попрощался. Взбудораженное семейство едва заметило его уход. Только Изабелла поднялась, чтобы его проводить.
   – Жаль, что так случилось, – сказала она. – Вы чем-то обеспокоены, Джон Гвинн?
   – Нисколько. Но уже поздно. Я рано встаю.
   – Мы сумасшедшие. Слишком сумасшедшие, чтобы нас легко было понять. Но приходите и попытайтесь еще раз. Надеюсь, тогда никто кричать не будет!
   Он поблагодарил ее, взял протянутую руку и при звездном свете увидел, что ее глаза серьезно и прямо смотрят на него.
   Потом он двинулся домой.
   Райннон обогнул торец старого крыла, но вместо того чтобы идти через поля прямиком к ферме, повернул за дом, чтобы еще раз взглянуть на него. Несмотря на то, что остальные, похоже, забыли о случившемся, у него в ушах до сих пор звенел тот крик.
   Едва он завернул за угол, как услышал легкий скрип и увидел неясный силуэт человека, спускавшегося по задней стене дома – спускавшегося с необычайной легкостью, цепляясь руками и ногами там, где, казалось, и нет ни малейшей точки опоры.
   Райннон спрятался за кустами и напряженно наблюдал. Раз или два человек осторожно оглядывался, словно убеждался, что за ним никто не следит. Наконец, оттолкнувшись от стены обеими руками, он мягко спрыгнул на землю – прямо в руки Райннона.
   Стиснутый в могучих объятиях, незнакомец безуспешно пытался высвободиться, а потом выдохнул:
   – Господи!
   – Это ты, Мэпл? – требовательно спросил Райннон.
   – Босс! – прошептал Мэпл. – Ты тоже замешан в этих грязных делишках?
   Опустив руки, Эннен нащупал запястья Мэпла и, крепко ухватив их, повернул его лицом к себе.
   – В каких делишках, Мэпл? – спросил он.
   – К чему меня спрашивать? – попытался уйти от ответа тот. – Я залез посмотреть, но ставни оказались закрыты слишком плотно.
   Райннон вздохнул.
   Чего бы он ни касался, с кем бы ни разговаривал на ранчо Ди, он чувствовал себя сбитым с толку, какая-то таинственная причина мешала понять ему суть происходившего.
   – Ты слышал крик? – спросил он.
   – Слышал ли? Да его, наверное, услышали в аду!
   В его словах, по крайней мере, не чувствовалось фальши.
   – Кто кричал?
   – Полез бы я на стену, если б знал? Один раз сорвался и пару секунд висел на одной руке. Думал, мне конец!
   Воспоминание об опасности заставило его тихо выругаться.
   – Как тебе показался крик? – спросил Райннон. – Что ты о нем думаешь?
   – Крик? Это вовсе не крик, – зашептал Мэпл. – Это вопль!
   – Что ты имеешь в виду?
   – Вопль. Кто-то наверху испугался до смерти!
   – Это Мортимер Ди. Он сам сейчас признался.
   – Этот? Что ты мне лапшу на уши вешаешь? – презрительно усмехнулся Мэпл. – Разве я не отличу крика мужчины от крика женщины?
   – Я тоже его слышал, но не могу точно определить, кто кричал, – ответил Райннон. Сердце его забилось от страха и вернувшейся надежды, когда он услышал, что его подозрения подкреплялись свидетельством другого человека.
   – Не мог определить? А я мог. Вопила женщина, приятель, это точно! Женщина! Есть разница. Ты слышал всхлип в конце крика?
   Райннон вспомнил.
   – Мужчины, когда вопят, не плачут. Они стонут. Женщины и дети, эти плачут.
   – Откуда ты знаешь?
   – Я как-то работал в психушке.
   – Что это?
   – Больница для чокнутых. Там можно услышать любые вопли, особенно у тяжелых. Вот что я тебе скажу: я все об этом знаю. Работал там почти целый год. В тот год я лег на дно, – откровенно признался он. Затем с проклятьем добавил: – Ты что, собираешься сломать мне обе руки?
   Райннон освободил его, и Чак Мэпл начал растирать затекшие запястья.
   – Ну и захват у тебя, – покачал он головой. – Будь я проклят, если не сильнее железных браслетов. Тебе бы стать борцом, босс. Ты бы запросто заколачивал по тысяче в месяц! Ты запросто взял бы какого-нибудь русского или итальяшку, и они бы тут же упали и заревели о помощи.
   Райннон не ответил.
   – Так ты, значит, в этом не участвуешь?
   И на это Райннон промолчал. Его захватили собственные мысли.
   – Если участвуешь, я выхожу, – предупредил Чак.
   – Мешать тебе не буду. Что бы ты ни делал, босс, я с тобой. Ты мой босс, вот и все.
   – Спасибо. – Райннон считал, что этот преступник говорит искренне. – Но я в этом не участвую, Чак. Ни в чем не участвую. А что тут происходит? Что за игра?
   – Держат женщину взаперти в этом старом крыле – не дом, а поганое кладбище. Вот какая игра!
   – Странная игра, – хрипло произнес Райннон.
   – Странная?! – воскликнул Чак Мэпл. – Сама семейка больше чем странная.
   – Ты можешь мне рассказать?
   – Рассказать, босс? Да все, что угодно!

Глава 23

   Некоторое время Райннона терзали сомнения – имеет ли он право вторгаться в частную жизнь семьи Ди и расскажет ли сей достойнейший представитель ковбойского племени правду.
   Но соблазн выслушать его оказался слишком силен. Он чувствовал, что в какой-то степени встречу с Чаком Мэплом подарило ему само провидение, чтобы помочь в поисках.
   – Проводишь меня до дому? – спросил он.
   – Куда захочешь, – кивнул Мэпл. – Пошли. Лучше разговаривать на ходу, чем возле этой ищейки, Чарли Ди.
   Они двинулись рядом, широко обогнув конюшню справа.
   – Из конюшни и ковбойского барака никто не вышел, – продолжил разговор Райннон. – Разве никто ничего не слышал, находясь так близко от дома?
   Чак Мэпл фыркнул.
   – Погоди минуту, я все объясню.
   Они перешли мост, пересекавший ручей, и поднялись вверх по склону. Наконец, все еще молча, подошли к маленькому каменистому холму, где Эннен той темной и странной ночью повстречал Нэнси Морган.
   Затем Чак Мэпл повернулся и посмотрел на освещенную заднюю стену дома Ди. А Райннон опять отметил про себя, что, каким бы маленьким ни казался вблизи, издалека дом выглядел огромным, возвышаясь над окружавшими его гигантскими деревьями.
   Чак продолжил рассказ точно с того места, на котором прервал его:
   – Понятное дело, они его слыхали! А как же иначе? Крик прозвучал громко, как фабричный гудок. Где я в то время находился? Сидел в бараке и зашивал дырку на заду своих старых штанов. Порки Смит лежал на койке и читал журнал. Остальные ребята вроде как разбрелись. Когда услыхали тот вопль, мы подскочили, как пожарная бригада.
   – Ну и что? – с любопытством спросил Райннон. – Никто не подумал бежать на помощь?
   – Нет, босс.
   – И ты ничего не сказал?
   – А что толку говорить? – сердито и вместе с тем с презрением спросил Мэпл. – Порки прорычал: «Опять начинается!» – и снова принялся за журнал. Я хотел спросить: «Что начинается?» – но я здесь человек новый и стараюсь не задавать лишних вопросов.
   – Сколько ты работаешь на ранчо?
   – Я? Года полтора.
   – Сколько у них человек?
   – Всего девять.
   – И из девяти ты работаешь меньше всех?
   – Ну да.
   – Как они их держат? Большим заработком? Хорошей кормежкой?
   – Средне… Все средне! Кормят достаточно хорошо, платят по справедливости. Не это нас держит.
   – А что?
   – Они всех нас повязали! – тихо сообщил Мэпл.
   – Как это?
   – Послушай, как я к ним попал, – с горячностью продолжил Чак. – Со мной в городе приключилась маленькая неприятность. Ясно, что я был виноват. «Пары лет вам будет достаточно, мой друг», – начал свою речь судья, и прежде чем закончил, ему передали записку. Он ее прочитал. Потом нахмурился и посмотрел на меня. Объявил перерыв и ушел. Скоро меня вызвали к нему в кабинет.
   Я вошел, он сидит и осматривает меня с головы до ног, а рядом стоит Чарли Ди, весь холеный и спокойный, как всегда, будь он проклят!
   Судья говорит: «Слушайте, Мэпл, у меня ваше дело. Я знаю, что вам место за решеткой, но собираюсь дать еще один шанс. Мой друг Чарли Ди считает, что сможет держать вас в рамках закона. Я пойду выпью чашечку кофе, а вы пока потолкуйте с Чарли. Ты берешь на себя ответственность, Чарли?»
   Чарли отвечает, что берет, – я же в наручниках. Судья уходит. Чарли мне: «Мэпл, вот как обстоят дела. У меня есть ранчо в долине под Маунт-Лорел. Перебирайся туда, будешь работать и получать столько же, сколько получает любой честный ковбой. Хорошая работа, хорошее место на койке, хорошая еда, и с тобой все в порядке. Или, если это тебе не подходит, оставайся здесь и отправляйся на два-три года в тюрьму. Что скажешь, Мэпл?»
   А что я мог сказать? Я на него посмотрел. Вроде бы ничего. «Сколько я должен отработать?» – спрашиваю. «Пять лет». Я поразмыслил. Два года в тюрьме; пять лет на ранчо. Работу ковбоя я знаю, не лентяй… Но мне все это сразу не понравилось. Однако я подумал и спрашиваю: «Допустим, я повстречаю девушку и захочу жениться?» – «Мы всегда заботимся о женатых, – говорит он.
   – Построим хижину, отведем землю под огород, дадим даже корову; сделаем все, чтобы ты жил хорошо, но после того, как проработаешь не меньше года и покажешь, на что ты способен».
   Естественно, я удивился, услышав такие разговоры. Ну и выпалил: «Послушайте, мистер Ди, откуда вы знаете, что не смоюсь, как только вы меня отсюда выведете? Почему вы думаете, что я останусь работать?»
   Вот что я ему сказал. А он наклонился вперед, поставил локти на колени и говорит…
   Мэпл замолчал. Райннон слышал его тяжелое дыхание.
   – Я не святой, – сказал наконец Мэпл. – Я повидал мир и знаю, что к чему. И грешков своя доля есть. А один… ну, даже больше, чем своя доля. Это Ди обо мне и знал. Откуда? Понятия не имею. Думал, что сведений об этом нет: никогда не попадали в газеты. Но он знал. И в точности рассказал то, что я однажды ночью сделал в Новом Орлеане.
   «Вот почему ты проработаешь у нас пять лет», – заключает он. Я начал ненавидеть его всеми печенками. Но что я мог поделать? «Запомни, я тебя не заставляю, – продолжает он. – Выбирай, что для тебя лучше. Но если будешь работать на меня, останешься до конца!» Я еще немного подумал. Чуть не ляпнул, что лучше отсижу два года в тюрьме, чем буду пахать на него пять лет. Но в конце концов согласился, дал обещание и приехал сюда. Вот такая моя история!
   Он ждал вопросов, но Райннон молчал. И без вчерашнего разговора с шерифом он за сто миль распознал бы в Чаке Мэпле профессионального преступника. Ему нечего было сказать. Он и сам так жил.
   – Когда я сюда приехал, – продолжил Мэпл, – то присмотрелся к остальным ребятам и понял, кто они. Все – такие же, как я. Троих я знал достаточно хорошо, а одного… Как-то раз в Денвере мы с ним вместе поработали над чертовски сложным сейфом. Остальные ничем не отличались: перекати-поле, мошенники всех сортов, которым приходится жить с револьвером на бедре и каждую минуту оглядываться. «Что здесь за игра?» – спрашиваю одного из них. «Не знаю», – отвечает он и уходит. «Тебя за что держат?» – спра– шиваю другого. «Останешься – узнаешь», – говорит. Я и остался и принялся ждать. Жду до сих пор, но так ни до чего и не докопался. Есть кое-какие мыслишки, но не больше.
   – Какие мыслишки?
   – Ты слыхал о Морганах?
   – Немного.
   – Когда-то вся округа принадлежала им. Морганы были диковатым народом, я так понимаю. Но они белые. Ди их уничтожили. Как? Построив организацию, которая чего-то стоила. Немногие честные люди стреляют быстро и метко. Некоторые могут, но большинство хороших стрелков метко палят, потому что от этого зависит их жизнь. Кто будет тренироваться по часу в день? Никто, кроме тех, кому это необходимо. То есть преступников. Я преступник, – откровенно заявил Мэпл, – поэтому и взялся за оружие. Ты и сам отличный стрелок, Гвинн, – добавил он выразительно, – но я не задаю вопросов.
   После этого нечаянного попадания он быстро добавил:
   – Конечно, у старика Ди котелок варит, он собрал ребят вроде меня, которые повидали все и вся и взяли от жизни то, что им хотелось, но не работой! Морганы здорово обращались с оружием, однако им не хватало точности Ди. Они хорошо дрались, но постоянно проигрывали, и старик Ди их постепенно уничтожил. Он бил их везде.
   Собрал парней, которые знали, как устраивать засады! И как самим в них не попадаться. Я разговаривал с некоторыми ветеранами, участвовавшими в той драке. Они рассказали такое, от чего у меня волосы стали дыбом. Во всяком случае, Морганы убрались, а Ди стали хозяевами. Вот так-то!
   – Он собрал шайку умеющих стрелять парней? – спросил Райннон.
   – Именно так, – ответил Чак Мэпл. – У каждого ковбоя в нашем бараке есть по крайней мере пара винтовок и пара револьверов. Им не нужно воровать и грабить. Стоит только сказать Чарли, что у тебя, похоже, пушка стала плохо работать. «Ладно», – кивнет он и на следующий день принесет с полдюжины новых. Можешь выбрать ту, что тебе по душе. Или, допустим, тебе хочется заиметь кучу патронов. Попроси Чарли Ди. Он притащит тебе целый ящик. Все, что ему нужно, – это знать, что они истрачены. Ему все равно, на что! Я видел, как один ковбой, сидя на заднем крыльце барака, сжег штук сорок, пытаясь заставить консервную банку катиться по двору. Вот так они ведут хозяйство. Деньги для них не проблема, если деньги расходуются на пули и порох. Ясное дело, что Морганы против таких бойцов не устояли.
   – Это можно понять, – согласился Райннон. – Но я не могу взять в толк, зачем это все. Вот смотри. Пока здесь верховодили Морганы – все ясно. Но теперь, когда их вычистили? После того, как им, можно сказать, сломали хребет?
   – То-то и оно, – задумчиво произнес Чак. – Я тоже об этом думал. Да и как не задуматься? И вот что мне пришло на ум. Ты привык иметь быстрого коня, потому что тебе надо часто скакать на нем по нескольку миль кряду. А после того как ты к нему привык, даже если тебе не надо много ездить, ты держишь в конюшне таких же лошадей. Правильно?
   – Правильно, – согласился Райннон.
   – Они привыкли иметь вокруг себя маленькую армию и теперь не могут от нее отказаться.
   – Точно. Но как я понял из разговоров Ди, они не станут тратить столько денег на хобби. Они хотят ее использовать!
   – Да, – кивнул Чак Мэпл, – хотят, и на это у них есть причина. Я о ней не догадывался до вчерашнего дня. Думал, что они держат нас, потому что это удобное место для скотокрадов, – так близко от Маунт-Лорел. Но вчера вечером я, кажется, получил ответ!
   – Ну-ну? – Райннон едва сдерживал нетерпение. – Что за причина?
   – Причина? Лучшая в мире. Они уничтожили не всех Морганов!

Глава 24

   Даже страшное удивление не всегда приводит к потрясению. Неподготовленное восприятие не готово охватить значение услышанного. В изумление повергает то, что мы наполовину ожидаем узнать. Не стал исключением и Райннон.
   – Морганы еще живы? – спросил он.
   – Похоже, ты вроде как ошеломлен? – с любопытством спросил Чак. – Ты прежде знал кого-нибудь из них?
   – Нет, – откровенно признался Райннон. – Никого из них не знал. Почему ты считаешь, что некоторые из них до сих пор живы?
   – Сейчас я тебе докажу. И объясню, как оно получилось. Услыхал об этом в тот вечер, когда рухнул подъемник. Я лежал на койке, вроде как пораненный и недовольный. И вот я лежу, а мне говорят, что Чарли хочет меня видеть. «Скажите, пусть идет к черту, – вежливо отвечаю, – у меня все болит. Гвинн так меня схватил, когда вытаскивал из-под подъемника, что я до сих пор отдышаться не могу».
   Между прочим, ты чуть не оторвал мне руку, когда выдернул из-под стойки. Но мне все равно говорят, чтобы я поспешил в дом. Ну, я пошел. Чарли стоял возле конюшни и сразу заявил: «Чак, ты заставляешь себя долго ждать. На ранчо есть люди, которые работают на меня дольше тебя. Я бы доверил им почти все, но не ту работу, которая ожидает тебя сегодня ночью».
   Он не такой человек, который будет разбрасывать похвалы, как сеятель – зерно. Он мне польстил, а я раздулся как индюк и, естественно, бормочу, что, мол, рад быть ему полезным.
   «Чак, – говорит он, – я вижу, что ты иногда жалеешь, что подписал договор работать на ранчо». – «Довольно часто», – признался я. «Не торопись, будь осторожен, сделай одно дело, которое я тебе поручу, и, самое главное, держи язык за зубами. И если все пройдет хорошо, я подумаю, как сократить тебе срок с пяти лет до пяти месяцев!»
   У меня аж дыхание перехватило. Я хочу быть свободным. Хороших харчей и легкой работы недостаточно. Человеку нужно самому распоряжаться своей судьбой. Да что я, ты, наверное, все знаешь. Ну, я и пообещал, что выполню его поручение.
   «Не возражаешь, если это будет что-то необычное?» – спросил он меня. «Можешь на меня положиться, Чарли, – ответил я. – Иногда приходится носить перчатки, чтобы сделать собственную работу».
   На это он рассмеялся. Потом велел взять коня – нового – и проехать по дороге в долину примерно с полмили. Я это сделал, и довольно скоро появляется он с кем-то еще, маленьким, как мальчик. Когда они подъехали, я различил юбку. Он явился с девушкой! Я навострил уши! Я не возражаю против тяжелой работы, не возражаю против грязной работы, но никогда не связываюсь с приличными женщинами.
   Во всяком случае, Чарли подъезжает и говорит: «Поезжай по дороге впереди нас. Не слишком быстро. Пусти коня шагом. Поднимись на вершину вон того холма и оглядись. Если на пути из кустов выйдет человек, пеший или конный, крикни: «Сколько времени?» Если он ответит: «Уже темно», прикажи ему стоять. А сам на коне дожидайся нас рядом с ним».
   Когда он отдал распоряжение, девушка вроде как взволнованно воскликнула: «О, вы думаете, он придет? Думаете, он придет?» – «Он мне обещал, – отвечает Чарли. И мне: – Поезжай, Чак».
   Меня все это, конечно, заинтересовало. Я тихим шагом двинулся вперед, поднялся на холм, осмотрелся, но никто ко мне из зарослей не вышел. Наконец подъехал Чарли с девушкой.
   «Интересно, – говорит Чарли. – Он поклялся, что будет здесь. Может быть, что-то его задержало?» А она: «Его ничего не задержит. Еще ни один Морган не нарушил своего слова!» – «Конечно нет, – очень вежливо соглашается Чарли, – но вы знаете, как бывает, Нэнси. Все может случиться и…»
   – Как он ее назвал? – прервал Чака Райннон.
   – Назвал ее Нэнси.
   – Нэнси! – повторил Райннон словно про себя.
   – Ты ее знаешь? – спросил Чак.
   – Я? Откуда? – колко отозвался Райннон. – Продолжай!
   – Не обижайся, если я буду задавать тебе простые вопросы. Мы довольно долго ждали на холме, и наконец девушка заявляет: «Он не придет! Он не придет! О, вы обманули меня!» – «Послушайте, – горячится Чар– ли, – с какой стати я бы стал вам лгать? Наверняка что-то его задержало». – «Что его могло задержать?» – почти плачет она. «Тысяча причин», – уверяет Чарли. «Ладно, он не пришел. Больше я не стану ждать. Я поеду, Чарли», – решает она. «Куда?» – спрашивает он. «Мне все равно, лишь бы уехать», – ее ответ. И тут он: «Нэнси, я не могу отпустить вас ночью в холмах!»
   Она останавливается и поворачивается к нему. Звезды светили достаточно ярко, чтобы я заметил блеск ее глаз. Она была испугана. Я видел. Это меня не обрадовало. Мне не нравится, когда женщина напугана до полусмерти.
   Я ей потихоньку: «Все в порядке, мэм. Не волнуйтесь!»
   – «Конечно, не нужно волноваться, – поддерживает Чарли. – Но я определенно не могу отпустить вас в такую ночь!» – «Вы отвезете меня обратно?» – спрашивает она тихо и печально. «Я обязан, – заверяет Чарли.
   – Что скажет папа, если узнает, что я позволил вам уехать, не позаботившись о вас?»
   Тогда она засмеялась. Смех длился, наверное, полсекунды, и радости в нем не слышалось. «Он всегда беспокоился о Морганах, – говорит она. – И уж конечно не перестанет беспокоиться сейчас!» Ну, она повернула и поехала по дороге рядом с Чарли, а я, как он велел, следовал за ними сзади, в арьергарде. Мы скакали рысью, пока не вернулись к дому. «Это все»,
   – объявляет мне Чарли.
   Я снял шляпу перед леди и уехал короткой дорогой через пастбище. Радовался несказанно, что дело, каким бы оно ни было, закончилось. Подъехал к бараку, там остановился сушить весла, так сказать, и задумался. И показалось мне все это очень подозрительным.
   Спустя некоторое время за мной опять посылает Чарли. Я подхожу к дому, а он ходит взад-вперед по патио и говорит мне: «Чак, мне ведь не нужно напоминать тебе, чтобы ты держал рот на замке?» – «Нет, – отвечаю, – я нем как рыба!» – «Вот так и надо», – очень сердечно замечает он. «Но, – говорю, – мне лучше держаться подальше от этого дела». – «Почему?» – резко спрашивает он. «Потому что я слышал ее голос, – отвечаю, – и видел, как она беззвучно плакала в свете звезд!»
   У Райннона вырвалось ужасное проклятье.
   – Я подумал то же самое, – сказал Чак. – Ну, Чарли оглядел меня с ног до головы и наконец произносит: «Я в тебе разочаровался. Это все. До свидания, Чак». Я сразу понял, что попал в черный список.
   – И это все?
   – Это все, до того крика, который мы слышали нынешней ночью. Об этом я тебе уже рассказывал. Остальные ребята остались в бараке. А я пошел посмотреть. Подошел к старому крылу и решил чуток его обследовать, а ты поймал меня, как крысу в ловушку…
   – Минуту! – остановил его Райннон, поднимая руку.
   В ночном воздухе явственно раздался короткий дробный звук, словно где-то били в огромный барабан. После паузы звук повторился.
   – Стреляют! – воскликнул Чак Мэпл. – Ну, кажется, начались настоящие неприятности!

Глава 25

   Они снова прислушались.
   – Винтовки, – определил Чак. – На ранчо!
   – Винтовки и револьверы! – уточнил Райннон.
   – Что же случилось? – выдохнул Чак Мэпл.
   – Что бы ни случилось, все уже кончено, – произнес Райннон голосом, который звенел как литой колокол. – Возвращайся на ранчо. Я еду домой. Думаю, что ты найдешь там мертвого мужчину… или женщи– ну, Чак.
   Они молча расстались.
   Райннон отправился к ферме по темным полям, от обильной росы он промок, и у него замерзли ноги. В доме было темно, только в столовой горела лампа с подвернутым фитилем. Итальянец оставил ее как символ приветствия. Райннон оперся о стену и задумался.
   Ему следовало находиться на другом конце долины и своими руками помочь девушке. Так подсказывал ему инстинкт. Но как он доберется до нее? Что стоили его сила, его оружие против хорошо обученной группы отчаянных головорезов Ди?
   Шериф не рассказал ему всего, что знал. Интересно, почему?
   Завороженный огнем лампы, он думал о странных событиях в доме Ди. Сквозняк играл язычком пламени, заставляя его подниматься и падать, и вместе с ним по стене поднимались, падали и извивались тени стульев. Точно так же обстояли дела с судьбой дома Ди.
   Он не сомневался, что виной тому Чарли. За словоохотливостью отца чувствовалась твердость характера, но не та твердость, которая позволила бы обращаться с молодой девушкой так, как обращался Чарли с Нэнси Морган.
   Однако все было окутано тайной. Райннон многого не понимал. Что каждую ночь заставляло девушку приезжать на холм? Что так неотвратимо влекло ее в руки врагов собственной семьи? Кто тот другой человек, тот Морган, к кому Чарли обещал отвезти ее? И почему она верила, что Чарли отвезет ее к родственнику?
   На эти вопросы надо найти ответ.
   Другое тоже казалось по меньшей мере странным.
   Например, непомерная сердечность всех Ди по отношению к нему. Сердечность Оливера Ди, его жены (во всяком случае, во время его второго визита), Чарли и, прежде всего, Изабеллы.
   Такая сердечность, что дверь дома всегда теперь для него открыта. Изабелла будет рада видеть его – об этом красноречиво свидетельствовали прощальное касание ее руки и прощальный взгляд.
   Может быть, ему хотели показать, будто инстинктивно полюбили его, вероятно потому, что он проявил себя хорошим хозяином и человеком дела? Нет, это вряд ли все объясняло. За поведением Ди стояло чтото еще, какой-то мотив, который он не сумел определить.
   Так он себе говорил. Ему сейчас очень не хватало мудрого шерифа, чтобы вместе все обсудить и попытаться разгадать тайну.
   Он взял лампу, прошел в спальню, разделся и лег. Когда свет погас, он долго не мог освободиться от напряжения и лежал, уставившись в темноту. В окно задувал мягкий ветерок, приносивший в комнату ароматы и свежесть ночи.
   Разве не странно, что шерифу так мало известно о семье Ди? Или это слабость его характера, о которой Каредек хорошо знал сам и понимал, что эта семья слишком сильна даже для него? Вот он и предоставил им свободу делать все, что заблагорассудится?
   С этой неприятной мыслью Райннон уснул. Ему приснилась поющая в патио Изабелла Ди и царившие вокруг нее ужас и смерть.
   В каком-то смысле его сон оказался вещим.
   Утро только начиналось, когда подкатил мальчик на повозке, чтобы забрать дневную порцию молока и масла. Его переполняло возбуждение и желание поделиться новостями. Кажется, вчерашняя ночь ознаменовалась незабываемым событием в истории ранчо Ди.
   Спустя немного времени после ухода Райннона в старом крыле дома раздался грохот. Мужчины кинулись туда и обнаружили убегавшего незнакомца. Ему приказали стоять и выстрелили поверх головы.
   Тут незнакомец бросился на землю и открыл по бесстрашным Ди смертоносный огонь.
   И вот Мортимер Ди лежит с пулей в груди. Будет ли он жить или умрет? Неизвестно.
   А Джимми Ди прострелили оба бедра, левое, очевидно, раздроблено свинцом.
   Самое примечательное, что стрелок, причинивший такой урон, скрылся, хотя Ди и все их работники до сих пор прочесывают местность.
   – Никто не имеет представления, кто он? – спросил Райннон.
   – Ясно, что имеют, – ответил мальчик. – Они видели, как он убегал, при свете из окна. Это тот парень, который работал здесь на вас.
   – Ричардс? – воскликнул Райннон.
   – Да, точно, Ричардс. Я слыхал, что его так и называли.
   От неожиданности Райннон даже присел на ступеньки заднего крыльца.
   – Ричардс! – повторил он в изумлении. – Боже милостивый, ничего не могу понять!
   – Остальные тоже, – радостно сообщил мальчик. – Но хозяин сходит с ума от бешенства. Говорит, что, если Морт умрет, он сровняет с землей всю округу, но доберется до Ричардса, разорвет его на кусочки и сожжет! Никогда не слыхал ничего подобного – уложить в перестрелке двух Ди и удрать!
   – Без единой царапины? – спросил Райннон.
   – Кто, он? Ясное дело, с царапиной! Где он лежал, нашли кровь. А еще больше крови обнаружили в кустах, куда он улизнул и где остановился и начал перевязывать рану. Он далеко не уйдет, и помоги ему Господь, когда его поймают, – вот и все, что я могу сказать!
   Мальчишка произнес это с пылом, и Райннон, естественно, согласился с ним, что Ричардсу, попади он в руки Ди, понадобится вся милость Господня.
   Но каков Ричардс! Мрачный, угрюмый, молчаливый, наполненный угрозой Ричардс! Что он делал на ранчо Ди? С какой целью он, и именно он пытался проникнуть в старое крыло дома?
   Хотел увести девушку? Или это она привела его туда? Была ли у него какая-то иная причина забраться в дом?
   А может быть, его привело на ранчо простое любопытство, особенно если история о крике в ночи уже разошлась по округе?
   В Райнноне поднимался гнев. Череду событий скрывала от него высокая стена тайны. В ней не было ворот, чтобы вырваться на яркий солнечный свет понимания!
   Затем он сказал себе, что не должен ввязываться в это дело… пока над холмами опять не опустится ночь. И тогда с Божьей помощью он, несмотря на любую охрану, проберется или пробьется в старое крыло дома и либо прольет свою кровь, либо вызволит Нэнси Морган из ловушки!
   А потому он сжал зубы и вцепился в работу, как бульдог, едва обращая внимание на то, что делали его руки, но довольный, что хоть как-то занимает время.
   Ближе к полудню его опять огорошили.
   На ферму примчался всадник на взмыленной лошади с конвертом. Он склонился с седла и отдал письмо Райннону.
   – Ответа не надо! – крикнул он, развернул лошадь и ускакал.
   Райннон прочитал письмо:

   «Напарник, события развиваются. Пришла пора действовать быстро. Мне нужно помочь Ди разыскать Ричардса. Всегда говорил, что Ричардс – скверный парень! И вот он это доказал.
   Я уверен, что Ричардс ранен, и ранен тяжело.
   Если это так, где он будет прятаться? Думаю, с такой раной он может пролежать в холмах одну ночь, но не больше.
   Ему понадобится убежище, он, скорее всего, направится на ферму и попытается устроиться у тебя. Коли явится, помоги ему. Уложи в постель и ухаживай лучшим образом. Никому не позволяй подходить к парню.
   Не говори ни единой душе, что он у тебя. Замети его следы, но чтобы никто тебя не заметил. Если кто-нибудь о нем спросит – ты ничего не знаешь. И если даже спросят в моем присутствии – все равно тебе ничего не известно. Надеюсь быть у тебя до наступления темноты.
   Мое письмо может показаться странным. Не задавай никаких вопросов. Просто стой между Ричардсом и любой опасностью, которая ему угрожает, а если понадобится, стой с оружием в руках.
   Не сделаешь, что я просил, будешь самым несчастным человеком на земле!
   Привет.
   Оуэн К.».

   Райннон ничего не понял, пока не прочитал письмо дважды, а потом не повторил его вслух.
   Ричардс – предатель, шпион, мошенник! И все же, если он появится здесь, его жизнь нужно защищать, словно это жизнь самого Каредека. Кажется, так написал шериф.
   Райннону даже не пришло в голову отказаться выполнить приказ Каредека. Он сидел на заборе и долго, виртуозно ругался; между богохульствами часто проскальзывало имя шерифа.

Глава 26

   Райннон пошел в кузницу в надежде, что найдет там чем отвлечься. Он раздул горн и положил в него большой кусок железа, но почти сразу потерял интерес, оставил огонь догорать и направился к амбару. Издалека долетал чистый, светлый голос Караччи, распевавшего песню родной земли.
   Райннон вошел в амбар и вдруг увидел окровавленного человека, который перелезал в ясли. На его окрик бедняга обернулся. Несмотря на окровавленные тряпки, которыми была перевязана его голова, по лицу беглеца струилась кровь. Его куртка превратилась в лохмотья, а больше половины рубашки отсутствовало – очевидно, он порвал ее на бинты.
   Шатаясь от слабости, покрытый засохшими грязью и кровью, перед ним стоял Ричардс! Увидев Райннона, он с пьяной неуверенностью ухватился за ограждение ясель, чтобы не упасть, и засмеялся.
   Из этого огромного тела, из этой широкой глотки исходил дурацкий, непрекращавшийся смех – высокий, как у женщины, распущенный, как у идиота.
   – Райннон, – выдохнул он, продолжая смеяться, – Райннон, великий Райннон!
   Он еще смеялся, когда Эннен подошел к нему. Ричардс опьянел не от вина, от него не исходил терпкий запах алкоголя. Бедняга явно в любой момент мог потерять сознание.
   Райннон оглядел его со смешанным чувством неприязни и удивления.
   – Ты серьезно ранен? – спросил он.
   – Райннон! – повторил Ричардс, все еще захлебываясь смехом. – Райннон!
   Казалось, что, произнося знаменитое имя, он испытывает огромное веселье; затем, отпустив ограждение ясель, он отшатнулся назад, ударился спиной о стену амбара и непременно упал бы на пол, не подхвати его бывший хозяин.
   Ричардс осел в его руках, как наполовину наполненный мешок. Райннон выволок его из амбара. У дверей внимательно огляделся, желая убедиться, что на дороге никого нет, и потащил тяжелое тело к дому.
   Ричардс лежал как мертвый – у него отвисла челюсть, под полуприкрытыми веками виднелись застывшие глаза, грудь не поднималась дыханием.
   Когда Эннен проходил мимо сарая, оттуда вышел Караччи; песня тут же смолкла, как только он увидел хозяина с ношей. Однако он сразу повернулся к нему спиной и снова запел.
   Караччи обладал массой замечательных качеств. И Райннон, видя, что шила в мешке не утаишь, позвал его:
   – Эй, Джо!
   Итальянец подбежал к нему.
   – Возьми его за ноги и помоги затащить в дом.
   Тот охотно поднял Ричардса за ноги, и они поспешно понесли его через маленькую калитку в дом. Там они уложили раненого на постель Райннона.
   Эннен пошел за бренди. Караччи, без особых на то просьб, стал торопливо и умело снимать одежду с Ричардса. И почти уже справился с задачей, когда в спальню вошел Райннон со стимулятором.
   После этого он осмотрел раны беглеца. Их оказалось немного. Дюжина синяков и ушибов, более или менее серьезных, остальное – небольшие порезы и царапины, словно Ричардс мчался через густые заросли колючего кустарника.
   Наиболее опасной оказалась глубокая ссадина за виском, явно нанесенная скользнувшей по голове пулей. А слабость Ричардса была вызвана потерей крови из этой раны, не обработанной и толком не забинтованной. Когда Райннон почистил ее и смазал йодом, Ричардс от боли со стоном открыл глаза.
   Но он не пришел в себя. Напряжение было слишком долгим и ужасным. Не только потеря крови, но и физическая усталость настолько его вымотали, что он стал бледной тенью самого себя. Теперь он лежал на кровати, широко раскинув руки и мотая головой из стороны в сторону.
   Его глаза то дико блестели, то угасали в лихорадочном сне. Он постоянно что-то бормотал.
   – Выживет? – отступив и глядя на беглеца, спросил Райннон скорее у себя, чем у Караччи.
   – Выживет! – убежденно заявил тот. – Он сильный. Ему надо спать! Ему надо есть!
   Этот краткий итог показался Райннону достаточно веским.
   Он пошел на кухню приготовить что-нибудь раненому и через некоторое время увидел в окно группу всадников человек шесть, поднимавших пыль у его корраля. Во главе их скакал Уильям Ди.
   Они приближались галопом от амбара. У калитки спешились, бросили поводья и торопливо направились к дому. Вооруженные до зубов, они явно собирались диктовать свои условия. Среди них Эннен заметил Чака Мэпла, и хотя тот стал ему другом и не боялся ни Бога, ни черта, вряд ли он решится выказывать свое дружелюбие при всех.
   Райннон не испытал страха, когда смотрел на эту грозную группу. Он вышел на заднее крыльцо с незаряженной винтовкой и встал против них – против винтовок и оружейных поясов, провисавших под тяжестью длинноствольных кольтов.
   – Привет, ребята, – сказал Райннон. – Вы вроде как чем-то обеспокоены!
   Старшим у них был Уильям Ди. Он слегка замед– лил шаг.
   – След крысы привел к твоему амбару, Гвинн. Он вернулся, потому что работал здесь раньше, и, по-моему, ты считал, что…
   – Какой крысы? – спросил Райннон.
   – След его! Ричардса! – объяснил Ди. – Что ты с ним сделал?
   – А что я с ним должен сделать? – спросил Райннон.
   – Не блефуй! – гневно крикнул Ди. Однако он остановился и, нахмурившись, посмотрел на Райннона.
   – Морт лежит раненый, на волосок от смерти. Нам нужна крыса, которая в него стреляла, а заодно ранила Джимми.
   – Значит, стрелял Ричардс? Да, мальчонка утром мне рассказал. Но что привело вас сюда?
   – Его следы. Мы дошли по ним прямо до твоего амбара!
   – Тогда он в амбаре. Поищите его там и желаю вам удачи!
   – Так не пойдет, – искренне возмутился Ди. – Мы обыскали амбар вдоль и поперек, а теперь обыщем дом, и если тебе не нужны неприятности, то лучше…
   – Неприятности? – усмехнулся Райннон. – Ненавижу неприятности. Они мне ни к чему. Но вы не войдете в дом, который принадлежит мне.
   Он произнес это, вынув револьвер. Очень старый револьвер – спусковой крючок подпилен, мушка – спилена вообще. Это был просто совсем древний кольт устаревшего образца одинарного действия, и большой палец Райннона лежал на курке, слегка поднимая и опуская его, словно примериваясь к пру-жине.
   Он не старался выхватить оружие и тут же направить его на Уилла Ди или кого-нибудь другого в группе, но беспечность, с которой он держал его в руке, значила для этих бесстрашных людей очень много.
   Уилл Ди тщательно обдумал ситуацию. Он не испугался и не пришел в негодование. Скорее – очень удивился.
   – Гвинн, я думал, что ты наш друг.
   – Конечно, а почему нет? – кивнул Райннон.
   – Ты не хочешь принять наше справедливое предложение. Мы же не банда краснокожих. Мы не собираемся разносить твой дом по кусочкам. Мы только хотим поглядеть. Что в этом плохого? Особенно если Ричардса там нет? – добавил он хитро.
   – Если посмотреть на это с одной стороны, – возразил Райннон, – твои слова – истинная правда. Но с другой стороны, нет ничего их хуже! Перво-наперво, я не позволяю вооруженным людям заходить в дом и рыскать там без разрешения правительства. У вас есть такое разрешение?
   – Здесь нет ни единого человека, – с возрастающей холодностью сказал Ди, – который не носит одно разрешение в кобуре, а второе в руках. О чем ты мне толкуешь, Гвинн? Будь благоразумным. Нам меньше всего хочется поссориться с тобой. Старик поднимет скандал, если мы тебе навредим, но нам нужно осмотреть твой дом!
   – Не надо так говорить, приятель, – мягко произнес Райннон. – Потому что если ты будешь продолжать в том же духе, непременно убедишь себя в том, что ты прав. И тогда можешь разозлиться. Не сердись! Я мирный фермер, и мне не нужны неприятности.
   Среди людей, стоявших за спиной Уилла Ди, поднялся ропот. Они потихоньку стали расходиться в стороны с винтовками наготове.
   Что до Ди, то он взял себя в руки и спокойно заявил:
   – Нам ясно, что он у тебя.
   – Да? – спросил Райннон, прекрасно владея собой. – Вот что я тебе скажу: допустим, что он у меня! Допустим, что он лежит в доме и, возможно, смотрит на вас через прицел винчестера… – Все глаза метнулись к окнам. Уловка удалась! – И даже тогда как я могу позволить вам его искать? Если человек заходит в твой дом, он имеет право на защиту. Это обычай. Это обычай нашей земли, и вы это знаете!
   Это тоже сработало. Люди в группе непроизвольно закивали, но Уилл Ди решительно прервал их, коротко напомнив:
   – Нас здесь шестеро, Райннон, можешь убедиться. Если нам помешает один человек, над нами будет смеяться вся округа.
   Наступило молчание. Казалось, переговоры зашли в тупик.

Глава 27

   В этот момент Райннон понял, что за семь лет дикой жизни никогда не чувствовал себя так близко к небесам. Он не волновался, хотя все прекрасно осознавал. Он мог бы закрыть глаза и назвать цвет рубашек, рисунок на шейных платках, марку оружия и выражение лиц каждого из шестерых.
   – Ди, – произнес Райннон, не двигаясь с места, – представь, что ты, побитый и измученный, вошел в дом и дверь закрылась за тобой, а волки остались выть на улице. И представь, что хозяин выбросил тебя за дверь прямо в зубастые пасти, – подумай об этом, Ди!
   Уильям Ди подумал и покраснел.
   – Довольно неприглядная картина, – согласился он, – но посмотри на нее с другой стороны. Сбежавший подстрелил двоих членов моей семьи.
   – Мне очень жаль это слышать, – искренне сказал Райннон. – Но он что, подобрался и выстрелил в спину?
   Он задал вопрос вежливо и серьезно, как будто прося разъяснить его, и Ди попался на удочку.
   – Нет. Когда мы погнались за ним, он упал на землю и открыл огонь.
   – Сколько человек за ним погналось?
   – Семь или восемь…
   – В лоб?
   – Ну конечно!
   – Тогда, – медленно отчеканил Райннон, – это вряд ли что меняет, поскольку говорит только в пользу Ричардса. На него нападают семь или восемь человек. Он принимает драку и укладывает двоих, а потом убегает.
   – Боже мой, Гвинн, ты его друг! – воскликнул Ди.
   – Друг? – переспросил Райннон. – Я выгнал его с фермы. Если не веришь, спроси шерифа. Я даже не упомянул, что он в доме, я просто выкладываю свою точку зрения.
   – Она может быть плохой и она может быть хорошей, – Уильям Ди проговорил это медленно и раздумчиво, – но я вынужден принять ее. Меня послали искать Ричардса, и, по-моему, я его нашел. За мной пять человек. Передо мной один. Вот моя точка зрения. Другой нет!
   – Если Ричардс в доме, вам придется миновать еще одного человека, – сурово предупредил Райннон. – Если вы меня застрелите, все не войдут внутрь. Двое или трое улягутся отдыхать под фиговым деревом. Не люблю болтать и не люблю хвалиться. Просто объясняю то, что есть.
   Он поочередно посмотрел им в глаза, и поочередно они отворачивались – не слишком заметно, лишь отводя взгляд.
   И хотя понимали, что не откажутся выполнить долг и пойдут за своим лидером, но не менее стало ясно и то, что строгая необходимость им не по душе. Уилл Ди, похоже, ощутил нерешительность людей и яростно повернулся к ним.
   – Послушайте, – с упреком крикнул он, – против нас лишь один человек!
   И тут подал голос Чак Мэпл:
   – Если в доме никого нет, тогда мы убьем Гвинна ни за что; если же в доме Ричардс, как только мы откроем огонь по Гвинну, он начнет палить в нас. Я вас спрашиваю: работа того стоит? Вот и все. Лично я не верю, что Гвинна можно убить одной пулей. Не похоже на то!
   На секунду показалось, что кризис миновал, но только показалось, потому что Уильям Ди являлся достойным представителем своей семьи, – не обращая ни на что внимания, он продолжил борьбу.
   Но не закричал, не стал гневно призывать своих людей к бою. Он лишь очень просто произнес:
   – Я зайду в этот дом, ребята, с вами или без вас. Гвинн, тебе лучше отойти!
   И Уильям на самом деле сделал шаг вперед. После секундного колебания все, стоявшие у него за спиной, двинулись на Райннона.
   Ситуация складывалась слишком опасной. Глаза Райннона сузились, запястья начали напрягаться. Он слегка пошевелил пальцами свободной левой руки, поскольку не привык, чтобы в таких случаях она оставалась пустой.
   И вдруг их внимание привлекли донесшиеся издали звуки быстро прозвучавших выстрелов – одного за другим, всего шесть.
   – Что это? – спросил Чак Мэпл, довольный, что представился случай отвлечь остальных от своего благодетеля, Райннона.
   – Не важно! – воскликнул Уилл Ди, остановившийся на мгновение. – Не важно! Все вопросы позже…
   С полей долетел высокий крик.
   – Кажется, кто-то из Ди! – решил один из группы, опустил винтовку и повернулся.
   Крик повторился.
   – Да это Чарли, – пробормотал лидер и отступил на шаг. – Тогда пусть командует он. Он спорит гораздо лучше меня.
   Чарли Ди промчался быстрым галопом через ворота корраля, перепрыгнул через ограду и, спешившись, закричал:
   – Что происходит, Уилл?
   С хмурой подозрительностью Райннон наблюдал, как Чарли торопливо прошел по дощатой дорожке. Его приход тем или иным образом должен разрешить проблему.
   – Привет, Гвинн, – помахал Чарли Ди. – Что происходит, Уилл?
   – Мы проследили Ричардса вот до того амбара. Там его не оказалось. Хотим обыскать дом, а Гвинн нас не пускает.
   – И правильно делает, – усмехнулся Чарли. – С какой стати ему пускать в дом целую толпу? И даже если Ричардс там, его право оказать ему гостеприимство. Это закон пастбищ, ребята. Вы все это знаете!
   Это была впечатляющая речь. Райннон даже открыл рот от удивления. Что до Уилла Ди, то он стоял просто ошарашенный.
   – У него есть право защищать кого вздумается? – спросил он. – А мы не имеем права довести поиск до конца?
   – Он ведь наш друг, верно? – спросил Чарли Ди без колебаний. – Разве мы бросаемся друзьями вроде Джона Гвинна? Нет. Только не ради того, чтобы прикончить хоть сотню таких, как Ричардс. – Он кивнул Райннону. – Я рад, что успел. Уилл старался все сделать правильно, но он немножко упрямый.
   – Я тоже рад, что вы здесь. – Райннон даже улыбнулся – одними губами.
   – Мне бы хотелось, чтобы вы с Уиллом пожали друг другу руки, – продолжал Чарли. – Просто чтобы показать, что вы не держите друг на друга зла.
   – Конечно, – кивнул Райннон. – С удовольствием.
   И протянул свою ручищу, а Уилл Ди ступил ему навстречу.
   – В жизни не был так доволен, что мной командуют, – произнес Уилл, вздыхая. – Я думал, что в конце концов заговорят винтовки.
   – Пошли к амбару, – махнул рукой Чарли Ди, – возьмем след оттуда, ребята. Веди нас, Уилл.
   Они направились по дощатой дорожке к амбару, а Чарли повернулся к Райннону:
   – Извините, что так произошло, Гвинн. Мне очень жаль. Я уважаю вас за то, что вы держите в неприкосновенности свой дом, однако позвольте дать вам совет. Если Ричардс действительно у вас, будет справедливо, если вы его выкинете, как только сможете.
   – Дружище, – с неподдельной искренностью воскликнул Эннен, – нет человека, которого я любил бы меньше Ричардса. И это точно!
   Чарли Ди на прощанье опять ему махнул.
   – Приезжайте в гости, – пригласил он. – Тогда мы убедимся, что вы на нас не обижаетесь за сегодняшнее. Приедете?
   – Буду рад, Чарли.
   – До встречи!
   Он пружинящим шагом прошел по дорожке и запрыгнул в седло; Райннон смотрел, как Чарли рысью поскакал к амбару. По крайней мере шериф не ошибался насчет этого юноши. Он действительно человек действия, человек быстрых решений и сильной воли.
   Райннон вернулся в дом и обнаружил, что Караччи поднимается с пола, где лежал с винтовкой наготове у широкой трещины в наружной стене. Он виновато улыбнулся Райннону и покачал головой. Вместе они подошли к изголовью постели, на которой ле-жал раненый.
   Ричардс метался по подушке в бреду, лицо его покраснело, а глаза лихорадочно блестели.
   – Сиди здесь и присматривай за ним, – приказал Райннон. – Я приготовлю ему поесть.
   Возня у плиты не заняла у него много времени. Он пришел с кухни с супом и хлебом и увидел, что Караччи наклонился над раненым и требовательным, ровным и спокойным голосом спрашивал:
   – Как тебя зовут? Как тебя зовут?
   Эннен удивленно нахмурился и остановился в дверях. Допрос для больного, находившегося почти без сознания, явно представлял тяжелое испытание. И с какой стати итальянцу вдруг вздумалось спрашивать, как зовут парня, которого вся округа знала как Ричардса?
   На его вопрос раненый отвечал бессвязно, но с каждым разом все громче:
   – Двадцать пять шагов от входа… повернуть налево… повернуть налево…
   Затем его голос изменился и зазвучал до странности отчетливо, когда вопрос Караччи дошел до его затуманенного сознания:
   – Меня зовут Морган, и будут звать до самой смерти!

Глава 28

   Увидев в дверях Райннона, Караччи скользнул в сторону и, улыбаясь, прислонился к стене, однако в его глазах таилась неуверенность. Совершенно очевидно, что он не ожидал такого быстрого возвращения хозяина из кухни.
   Райннон прошел мимо, даже не взглянув на него, и сел рядом с раненым.
   Ричардс – это Морган!
   Чак Мэпл упомянул, что остались два Моргана. Значит, Нэнси и этот угрюмый парень.
   Как такое возможно? Нет на свете менее похожих людей, чем нежная, испуганная Нэнси и этот хмурый, хитрый полудикарь, имевший подлую привычку подслушивать чужие разговоры! Тем не менее в его последней фразе, прозвучавшей в комнате, Эннен ничего подлого не находил: «Меня зовут Морган, и будут звать до самой смерти!»
   Морган! Поистине смерть прошла от него в двух шагах! Но что же он так долго делал на ферме? Почему шпионил за Райнноном? На эти вопросы нужно найти ответы.
   Причина нападения на старое крыло дома Ди теперь прояснилась. Ричардс хотел вызволить Нэнси. Последнее являлось самым убедительным свидетельством, что Нэнси на самом деле заточена там. Ему не удалось найти ее, он вызвал на себя огонь всех Ди, но сумел как-то обмануть их и уйти – но только до этого дома…
   Райннон чуть не рассмеялся. Ситуация становилась абсурдной. Она завязалась в такой узел, что распутать его и найти хоть какие-то нити потребовало бы нечеловеческого ума.
   Он попытался напоить раненого бульоном, но Ричардс – или, возможно, Морган – со стоном отказался и намертво сжал зубы.
   – Потом, – сказал Караччи. – Он потом попьет.
   Райннон вышел и жестом позвал Караччи за собой. Они встали друг перед другом в столовой, Эннен все еще держал в руках поднос с едой.
   – Ну а теперь, – произнес он строго, – выкладывай, зачем ты хотел узнать настоящее имя Ричардса, или как его там.
   – Понимаете, – весело ответил Караччи, размахивая руками, – когда много путешествуешь, встречаешь столько людей, а имена их забываешь. Помнишь только лица, да? Мне показалось, я его где-то видел, только звали его не Ричардс. Я думал, что мы встречались, поэтому сел и спросил. А он говорит, Морган.
   – Ну и что, это тот самый человек, которого ты знал?
   – Не помню, – беспечно пожал плечами Караччи.
   Его широко распахнутые глаза смотрели на Райннона прямо.
   – Двадцать пять шагов от входа… повернуть налево, – повторил тот. – Что это значит?
   Ему показалось, что глаза итальянца открылись еще шире.
   – У него жар. Когда у людей жар, они несут все, что придет в голову.
   – Джо, – посуровел Райннон. – Когда много путешествуешь, встречаешь столько вранья и еще больше лжецов, но меня еще никогда не пытались накормить большей ложью, чем та, которой пичкаешь ты.
   Караччи развел руками и пожал плечами, одновременно закатив глаза. В жизни Эннен не видел более полного и красноречивого отрицания несправедливых обвинений!
   – Я для чего тебя нанял? – спросил Райннон.
   – Работать: доить коров… чинить заборы, вскапывать сад, пахать, сажать, ухаживать за лошадьми, делать масло…
   – Погоди минуту, – прервал поток слов Райннон.
   – Не нужно перечислять все свои обязанности. Но я не нанимал тебя ложиться на пол с винтовкой в руках и быть готовым перестрелять нормальных, законопослушных граждан! Я тебя для этого нанимал? – Его нахмуренный лоб разгладился, когда Караччи повторил свой беспомощный жест. – Между нами говоря, Джо, – не удержался он, – по-моему, мы бы им задали перцу, а?
   – Двое стояли один за другим. Их ничего не стоило нанизать на одну пулю, если целиться пониже, в живот. Они бы упали и завизжали, как поросята, как только я нажал бы на спуск.
   Джо произнес это с горящими глазами, и Райннон тихо засмеялся. Он понимал итальянца. Что бы ни стояло за спиной у этого человека, он оказался сокровищем!
   – Но послушай меня, приятель, – прищурился Эннен, – что привело тебя сюда? Кто тебя послал? Кто направил тебя к шерифу?
   – Шериф Карадек искал сильного человека. У меня сильные руки. – Караччи с усмешкой продемонстрировал их.
   – Ты врешь, – проворчал Райннон, – но мне нравится, как ты врешь! Я думаю, ты мне будешь верен. А как тебя на самом деле зовут, и кто ты такой, и кто тебя послал, и что ты знаешь, и что тебе нужно знать – ну, пусть эти загадки решает тот, кто поумнее меня. А теперь убирайся и проверь ветряк, его надо смазать.
   Караччи исчез, а Райннон провел остаток дня, ухаживая за Ричардсом – Морганом.
   К полудню жар как будто спал, и раненый начал понемногу приходить в себя. Он вдруг уселся в постели и осмысленно посмотрел на Райннона. На его лице появилось изумление.
   – Как я сюда попал? – пробормотал он.
   – Не важно, – успокоил его Райннон. – Самое главное, что ты здесь и что ты в безопасности.
   – Меня будут искать и наверняка приедут сюда.
   – Они уже приходили, я повернул их обратно. Поверь мне, ты в безопасности.
   – Чарли Ди, – начал было беглец, затем со стоном сполз на подушку.
   – Не думай ни о чем. – Райннон вытер капли пота, выступившие на лбу раненого. – Чарли Ди и есть тот человек, который их повернул, когда они уже собирались на меня напасть.
   – Он не человек. Он рыжий дьявол! – сквозь зубы простонал Ричардс – Морган.
   – Я приготовил бульон, Морган. Поешь?
   – Морган? – выдохнул бедняга. – Морган? Боже мой, тебе все известно!
   – Я слышал, как ты назвал это имя в бреду.
   – Тогда ты знаешь, что Ди хотят?…
   – Не важно, что мне известно. Можешь на меня положиться: ты здесь в безопасности. Тебе нужно восстановить силы, а чтобы выздороветь, необходимо есть. А теперь заткнись и лежи спокойно. Я принесу суп.
   Морган послушно лежал, пока Райннон не появился с хлебом и супом. Он съел все, хотя и с трудом. Но покончив с едой, лег и, нахмурившись, уставился в потолок.
   – Я вроде как шпионил за тобой, Райннон, – тихо произнес он.
   – Забудем об этом, ладно? Скажи мне одно: ты брат Нэнси Морган?
   – Да, – кивнул он.
   – Тогда спи. Здесь с тобой ничего не случится.
   Раненый приподнял голову и со слабым вздохом облегчения опять опустил ее на подушку. Через секунду он уже крепко спал.
   Эннен сидел у постели и внимательно рассматривал его лицо. Раньше ему казалось, что между ним и Нэнси нет ни малейшего сходства, но теперь, приглядевшись, он обнаружил, что у Ричардса – Моргана широкий лоб и лицо чистых линий. Он почувствовал, что его странному поведению в доме должно быть какое-то объяснение. Даже его нежелание драться можно истолковать без ущерба для его достоинств. По крайней мере на это Райннон надеялся всей душой и решил оставить все суждения на потом.
   Наконец пришли долгожданные сумерки. Появились звезды, но он, набравшись терпения, все ждал, пока опустится ночная темнота, чтобы толь– ко тогда отправиться в великий поход против до– ма Ди.
   В течение дня Морган на глазах поправлялся. В обед он хорошо поел, потом снова заснул. И вот уже несколько часов из спальни не доносилось ни звука.
   Подошло время отправляться в рейд, но Райннон напоследок захотел взглянуть на больного. Подошел к закрытой двери и тихо постучался. Ответа не по-следовало. Тогда он осторожно повернул ручку и заглянул в комнату.
   Ее окно выходило на запад, где небо было залито последним светом уходящего дня, настолько слабым, что он не мог погасить даже бледные звезды. Однако света в комнате вполне хватило бы, чтобы разглядеть очертания фигуры на постели.
   – Морган! – шепотом позвал Эннен.
   Ему никто не ответил. Наверняка Морган крепко спал, но он решил все же удостовериться в этом, прежде чем отправиться по тропе, с которой, может, и не вернется. Райннон осторожно двинулся вперед. Рука его, пытаясь нащупать спящего, коснулась постели и тут же отдернулась.
   Морган исчез!
   Чиркнула спичка. Постель оказалась пуста.
   Куча порванной и грязной одежды, лежавшей на стуле в углу, тоже испарилась. Пропали и изношенные сапоги, которые стояли рядом.
   Морган встал, оделся и, не сказав ни слова, ушел!
   Но зачем? Если бы он хотел убежать до нового появления Ди, разве не попросил бы помощи? Хотя бы лошадь?
   Райннон выбежал из дома и поспешил к конюшне. Все оказалось так, как он подозревал. Одного седла и серого коня – его лучшего – не было!

Глава 29

   Он бросил спичку, при свете которой сделал свое открытие, и тихо выругал Моргана. Но пока стоял в темноте, ему вдруг почудилось, что за конюшней слышится бормотание голосов. Подошел к стене, чтобы удостовериться, – и точно: двое мужчин о чем-то тихо беседовали.
   Райннон начал выслеживать их, как кот мышку. Осторожно протиснувшись через заднее окно конюшни, вылез наружу. На углу конюшни ему пришлось пригнуться. Возле кустов маячили силуэты всадника и пешего рядом с ним. С первым произнесенным словом, пусть даже приглушенным, он узнал характерный говор Караччи:
   – Я оседлал для него серого. Лучший, что у нас есть.
   – Где Райннон?
   Это звучал голос шерифа Каредека – голос шерифа, называвшего настоящее имя Райннона в присутствии наемного итальянского рабочего! Каредек тайком здесь, тайком говорит о нем, о преступнике, за голову которого назначена награда!
   Из всех странных вещей, которые случались с Райнноном, это выглядело самым невероятным. Он опустился на колени, не находя в себе сил дви– гаться.
   – Где Райннон?
   – Отдыхает на крыльце. Даже не знает, что Морган ушел.
   – Да, – кивнул шериф, – он немного тугодум. Это уж точно!
   – Верно, – согласился Караччи. – Умом не блещет. Я это заметил!
   Райннон сжал зубы.
   Но шериф Каредек? Как он только мог сказать такое! Мучаясь печалью и потрясением, Эннен навострил уши.
   – Что Райннон будет делать вечером?
   – Не знаю. Спать… если не обнаружит, что Морган сбежал.
   – Обнаружит.
   – Тогда все равно, наверное, будет спать. Ему нужно время, чтобы на что-нибудь решиться.
   – Не скажи, – возразил Каредек. – И еще, Караччи, смотри, будь осторожнее.
   – Я и так осторожен, но буду себя чувствовать в безопасности, только когда выйду из игры.
   – Он все еще думает, что ты макаронник?
   – Никогда ничего другого и не думал. Я пою всякие песенки, которые вроде как итальянские. Мне он доверяет.
   – Да, – усмехнулся шериф. – Он как ребенок. В нем нет ни тени подозрения.
   – И все же он – Райннон!
   – Верно. И если ты сомневаешься…
   – Ни в чем я не сомневаюсь. Я сегодня видел, как он сцепился с парнями Ди. Он мужик крутой, это точно!
   – Если бы он допер, что я работаю за его спиной, – заметил шериф, – мне бы не поздоровилось. Но ты ведь будешь держать рот на замке, сынок?
   – У меня есть на то причина, – тихо произнес лже-Караччи.
   – Как думаешь, Морган был в порядке, когда уехал?
   – Конечно в порядке. Ему требовалось отоспаться, вот и все. Он отоспался, поел, забинтовал рану. С ним все отлично! Я спросил.
   – Ты дал ему оружие?
   – Оружие и пятьдесят патронов.
   – Ладно, мне пора ехать. Наблюдай за всем.
   – Сделаю все, что смогу.
   – Прощай. Утром кое-что тебе расскажу, мой мальчик.
   – Она у них, верно?
   – Пока не ясно. Спокойной ночи, малыш.
   Натянув поводья, шериф развернул коня и поскакал по полю, а Райннон тихонько отполз к сараю и по стене добрался до ворот конюшни. Там постоял, ослепленный яростью, с болью в сердце, потому что предательство Каредека показалось ему горем, в него не хотелось верить даже после того, как он услышал слова шерифа собственными ушами.
   Потом увидел мелькнувший в темноте силуэт Караччи. Тот возвращался в дом, словно еще одна ночная тень среди многих.
   Райннон вошел в конюшню и начал седлать второго коня, старого каурого мерина со слегка закостеневшими суставами. Но когда коняга включалась в работу, то могла бежать достаточно быстро.
   Закончив седлать мерина, он набросил второе седло на своего лучшего мула – поседевшего ветерана многих трудных дней, однако еще способного подняться в галоп. Стремена на жеребце он подтянул до удобной длины, потом направился в дом.
   Подойдя поближе, услышал, как Караччи в своей комнате напевает итальянскую песенку – или он только думал, что итальянскую? Райннон заскрипел зубами и пошел дальше.
   Совершенно бесшумно Эннен проник в комнату и взял свою лучшую винтовку, затем перекинул через правое плечо еще одну кобуру. Теперь с двумя револьверами, винчестером и тяжелым, забитым пулями патронташем на талии почувствовал себя готовым к действиям.
   Райннон выбрался из дома так же незаметно, как и вошел, вернулся в сарай, забрал коня и мула, подвел их к воротам корраля, которые медленно и осторожно отворил – иначе скрип в ночной тишине раздался бы очень громко, – вскочил на мула и, ведя каурого в поводу, отправился к дороге.
   Он не спешил. Полная тьма только опустилась, и в его распоряжении была целая ночь, а если быть точным – целая бешеная ночь.
   По пути остановился у кузницы и добавил к своему снаряжению короткий ломик из прочной стали. Нет более полезного инструмента для открывания запертых дверей, окон и тому подобных препятствий. Он опустил руку в седельную сумку и с удовлетворением нащупал холодный металл.
   И вот Райннон въехал в долину по извилистой дороге и миновал клубившееся в темноте облако деревьев у дома Ди. Пора спешиваться. Всадник представляет собой великолепную мишень, которая даже в смутном свете звезд почти наверняка привлечет внимание любого наблюдателя. Он пешком отправился дальше и пересек речушку вброд, поскольку не хотел шуметь, что наверняка случилось бы, поведи он коней через глухо отдававшийся под копытами мост.
   Райннон находился уже под крутым откосом противоположного берега, когда услышал хруст кустарника. Посмотрев вверх, приготовил кольт.
   Над ним проехали два всадника и исчезли за кромкой откоса. До него донесся обрывок их разговора, когда они остановились поблизости, видимо, прикурить.
   – Слышал, что-то плеснуло? – спросил один.
   – Наверное, рыба играет.
   – Пара рыб, – уточнил первый.
   – Иногда они прыгают вместе.
   – Почему сегодня нас разослали во все стороны?
   – Понятия не имею. Откуда мне знать? Жаль только, что мы опять работаем двойную смену.
   – За двойную оплату, – уточнил второй.
   – К черту двойную оплату! Я бы лучше провел время на койке. Я по горло сыт этими дежурствами по ночам!
   – Тогда поспи, а я получу за тебя денежки.
   – Может, проедемся к дальнему берегу?
   – Давай. Интересно, чего ждет старик?
   – Неприятностей. Больше в голову ничего не приходит. Он послал еще за пятерыми с ранчо Сида Ди.
   – Знаю. К этому времени он уже перекрыл все входы в залив.
   – Поехали.
   «Заливом», о котором они говорили, именовалась глубокая впадина на склонах Маунт-Лорел, окружавших дом Ди, и прилегавшие к ней земли. На северо-востоке поднималась исполинская стена самой горы, а на северо-запад и юго-восток протянулись двойные объятия хребтов, открывавшихся в холмы. Ди со своими ковбоями и контролировал все подходы к этому естественному мешку.
   Конечно, проникнуть сквозь такую линию заграждений ничего не стоило, но только двигаясь осторожно. Если, убегая, думать лишь о скорости, то наверняка привлечешь внимание вооруженной охраны. Поэтому, стоя у беспрестанно что-то шепчущей речушки, Райннон принялся размышлять, как быть дальше. Он не мог возвращаться тем же путем, что пришел, даже если ему удастся незаметно подобраться к дому Ди.
   Нет, если он освободит Нэнси Морган, им придется прорываться к Маунт-Лорел, а как только преследователи станут нагонять, он обманет их, пройдя через дыру-в-стене. Они обязательно запутаются, как уже случалось не раз.
   Ему следовало раньше подумать об этом способе отступления. Но Райннон опасался открыть свою сокровенную тайну даже Нэнси Морган. Слишком часто она спасала ему жизнь, а сколько еще раз может спасти в будущем!
   Теперь, когда стук копыт смолк, он повернулся и тут же обнаружил более пологий склон, по которому вывел коней на берег, и почти сразу они оказались под покровом леса.
   Медленно, часто пережидая, Райннон пробирался под деревьями. Убедившись, что в ночи его ждали глаза и уши врагов, он старался идти как можно осторожнее и в конце концов выбрался к опушке рядом с домом Ди – прямо напротив старого крыла. Здесь он привязал мула особым узлом, который легко и быстро развя-зывался, поводья коня накинул на седло мула, взял винтовку и повернулся лицом к великому приключению.

Глава 30

   Ночь стояла черная. Звезды скрылись за высокими облаками, и все же Райннону хотелось еще более полной тьмы – лучше всего тьмы подземелья. Из окон дальнего заселенного крыла мрак пробивали длинные руки света ламп, которые могли обнаружить его единым касанием.
   Однако его союзниками стали поднимавшийся ветер, который начал раскачивать ветви деревьев и тереть их друг о друга, да уже накрапывавший дождь, первые капли которого зашуршали по листьям. Шум ветра и дождя поможет ему справиться, скроет любые неосторожно произведенные им звуки.
   Райннон быстро пробежал под деревьями, держась ближе к кромке леса, и торопливо бросился к дому, когда он уже перестал служить ему защитой.
   В тени стены старого крыла пробрался к первому окну. Оно находилось очень низко. Подоконник располагался чуть выше коленей, и хотя, как он и предполагал, оно оказалось закрыто, Эннен не пришел в отчаяние, а принялся за работу и, как полагается мастеру своего дела, вначале расшатал раму в нескольких местах и только потом нажал ломиком посильнее. Окно бесшумно подалось.
   Без лишних осложнений Райннон вынул раму, прислонил ее к внутренней стене комнаты и забрался внутрь, естественно, погрузившись в непроглядную темень, но положение исправила маленькая лампа, которую он захватил с собой. Райннон пользовался ею, как художник пользуется карандашом: луч света мелькнул здесь и там, и через секунду он уже определил для себя размеры и положение комнаты.
   Затем поднял оконную раму и тщательно пристроил ее на место. Ни один проходящий мимо человек не должен заметить, что одна рама, сверкавшая как обломок черного базальта, отсутствует. Он даже укрепил ее, прислонив к ней спинку старого, расшатанного стула. Затем продолжил путь.
   Дверь в эту комнату, к счастью, была не заперта, но, чтобы открыть ее, Эннену пришлось потрудиться. Ведь петли, которые разъедала многолетняя ржавчина, заскрипели бы при первом прикосновении.
   Проблему решило терпение и маленькая уловка, которой он научился много лет назад, – не давать ослабевать давлению и открывать дверь медленно, как двигается минутная стрелка часов.
   Он так и поступил; встав на колено, принялся аккуратно и твердо толкать ее наружу. Когда дверь, наконец, приоткрылась, в комнату с шумом ворвался сильный сквозняк.
   Райннон сжал зубы, собрался и притворил ее так же осторожно, как открывал.
   Покончив с дверью, быстро коснулся окружавшей его темени несколькими лучами света, открывая и закрывая хорошо смазанную задвижку своей лампы. Он находился в узком коридоре – узком, но высоком, на потолке которого в одном месте отвалилась штукатурка; в дальнем конце различались балюстрада и первые ступеньки лестницы. Подойдя к ней, Райннон задержался, предварительно опробовав прочность ступенек всей тяжестью руки, и сразу убедился, что ветхая конструкция настолько рассохлась, что громко заскрипит при первом же шаге. Чтобы этого не произошло, он решил подниматься с краю, прижимаясь к стене, – здесь доски или каменные плиты зафиксированы тверже, и вес человека частью ложился на крепления. Но скоро убедился, что даже этот способ вряд ли позволит ему преодолеть лестницу бес-шумно. Ему придется предпринять кое-что более смелое, но и более рискованное.
   С постанываниями и бормотаньем, которые всегда слышатся в старых зданиях, в доме уже звучали шорох дождя, доносились завывания и свист ветра. За это Райннон поблагодарил свою звезду и стремительно бросился наверх. Пробежав с полдюжины ступенек, подождал, быстро проскочил еще три, опять подождал и сделал следующий шаг; и так, то взбегая, то останавливаясь, добрался до лестничной площадки.
   Ни один человек, за исключением наиболее ухищренных, не способен был бы связать скрип ступеней под Райнноном с весом человеческого тела. Мы обычно прислушиваемся к звуку крадущихся шагов, тихих, равномерных. Но эти шаги дерзко громыхали, так, например, скрипят ржавые петли, когда ветер раскачивает дверь взад и вперед.
   Райннон добрался до второго этажа. Там он опустился на колено, чтобы еще раз спокойно отдышаться. Поскольку, как ни странно, нет более приметного звука, чем тяжелое дыхание человека, каким бы тихим оно ни казалось.
   Обождав несколько долгих минут, пока дыхание полностью не успокоилось, он опять обследовал темноту лучами света, обнаружив, что находится в коридоре второго, и последнего, этажа, если только в доме над ним не имелось чердака.
   С обеих сторон в него выходило с дюжину дверей, и Райннон замешкался, решая, в какую из них ему следует войти. Не долго думая, он опять открыл задвижку лампы, обследовал пол и увидел в пыли отпечатки ног, которые сворачивали к одной из дверей.
   Здесь он остановился и посмотрел в замочную скважину, но не разглядел ничего, кроме угольно-черной темноты. Просунув лезвие ножа, убедился, что в скважине нет ни ключа, ни кляпа – она свободна, просто в комнате за ней царила полная тьма.
   Тем не менее, привлеченный отпечатками ног, он решил проникнуть туда, чего бы это ни стоило. Замок оказался крепким. Ему опять пришлось пустить в дело ломик. Воспользовавшись яростными порывами ветра, чтобы скрыть посторонний шум, Райннон быстро справился с задачей.
   Дверь, внезапно осев, открылась. Он вошел в квадратную комнату со столом посередине и двумя сломанными стульями. Но главное, он увидел то, ради чего пришел сюда, и что долго искал – яркую полосу света из-под двери налево!
   Ни один крадущийся кот не мог бы двигаться так мягко, как сейчас двигался Райннон. Подойдя к двери, он заметил, что по крайней мере в одном она как нельзя лучше подходила для его цели: доски сильно потрескались, а через самую большую дыру даже прорывался луч света. В это же время он услышал мужской голос… ему ответил женский. Мужской голос принадлежал Чарли Ди; женский…
   Но Эннен не полагался на свою память. Он подобрался поближе и через большую трещину заглянул в крохотную комнатку. За стоявшим в центре столом сидел Чарли Ди, а с ним – Нэнси Морган!
   Что-то вроде сильного голода поднялось в душе Райннона, однако его не утолила бы никакая еда. Он ждал, он охотился, и вот наконец-то добыча у него в руках.
   Попробовал нажать на ручку. К его удивлению и восторгу, она тут же подалась под его ладонью. Медленно, очень медленно он повернул ее.
   Они играли в карты.
   – Пятьдесят четыре и три девятки – восемь.
   – У тебя не первая рука.
   – У меня не хватает всего трех очков.
   – Что три, что тысяча, я все равно тебя на этот раз обыграю.
   – Ты все время меня обыгрываешь, – сказала Нэнси.
   Мелькнули карты. Затем воцарилась тишина. Райннон представил, как Чарли Ди неуловимым движе-нием оборачивается и смотрит на дверь, представил его взгляд, остановившийся на поворачивавшейся ручке, затем – выскользнувший из кобуры револьвер…
   Хмурый и взмокший Эннен продолжал медленно поворачивать ручку.
   – Десять, – раздался голос изнутри.
   – Пятьдесят два.
   – Двадцать за пару.
   – Двадцать пять, и я возьму шесть. Годится?
   – Никогда. Тридцать… и двенадцать… и я выхожу из игры, Чарли Ди!
   Райннон с облегчением довернул ее до конца и услышал едва слышный щелчок – замок открылся!
   Теперь дверь была свободна. Он толкнул ее на одну десятую дюйма. Через мгновение распахнет ее и возь-мет на прицел Чарли Ди!
   Внезапно оглянувшись, он заметил шевельнувшуюся за спиной тень. Нет, невозможно, это просто воображение.
   – Мне показалось, что что-то там шевелится! – воскликнул Ди.
   – Мне тоже. Наверное, ветер.
   – Не уверен.
   – Чарли, тебе хочется что-нибудь услышать.
   Райннон насторожился: странно, что она так дружелюбно ведет себя с Чарли Ди. Однако враждебность можно проявлять лишь до определенных пределов. Сердитые слова приносят горечь, усталость и тому, кто их слышит, и тому, кто говорит.
   – Нэнси, – произнес Чарли Ди, – днем и ночью я жду, что кто-нибудь попробует вломиться в дом и похитить тебя!
   – Ты собираешься оставаться на сцене до последнего дыхания? – со вздохом спросила Нэнси.
   Почему она так сказала?
   Но у Райннона не осталось времени разгадывать загадки или спорить с самим собой. Левой рукой он распахнул дверь. Револьвер в правой уставился в затылок Чарли Ди.
   Сидевшая напротив него Нэнси откинулась на спинку стула и закрыла лицо руками.
   – Спокойно! – резко скомандовал Райннон.
   Чарли качнулся вперед. Рядом на столе лежал револьвер, но он даже не попытался чуть повернуться и схватить его.
   – Клянусь небесами, это Джон Гвинн! – сказал он. – Джон Гвинн!
   Казалось, он был потрясен, услышав голос Райннона. Тот закрыл за собой дверь.
   В последний раз его называют Джоном Гвинном. Сегодняшней ночной работой он вышвырнул вон это имя и все надежды на мирную жизнь. Теперь он Райннон!

Глава 31

   – Положи все оружие перед собой, Чарли, – проговорил он. – Револьверы – на стол. Нож тоже, если не возражаешь. Я хочу видеть его.
   Один за другим Чарли Ди выложил два тяжелых кольта. А затем – длинный, с довольно узким лезвием охотничий нож.
   – Это все, – сообщил он.
   – Не совсем, – угрожающе прошипел Райннон.
   В ответ раздалось невнятное бормотание, и Чарли достал из-под рубашки маленький двуствольный пистолет и аккуратно опустил его рядом с другим оружием.
   – Как ты о нем узнал? – спокойно спросил он.
   – Я не узнал, я догадался.
   Нэнси Морган рывком оторвала руки от лица и встала.
   – Вы пришли за мной! – едва слышно прошептала она. – Вы пришли за мной, Джон Гвинн!
   – Он пришел за тобой, – с горечью констатировал этот факт Чарли Ди. – И сделал из меня дурака – абсолютного дурака! Джон Гвинн, фермер!
   – Меня зовут Райннон, – прозвучал ответ.
   Ди медленно развернулся и посмотрел на него.
   – Райннон! – эхом отозвался он.
   – Вы хорошо относились ко мне, Чарли, – признал Эннен, – поэтому мне жаль, что приходится так поступать. Вчера вы помогли мне выбраться из переделки. Сожалею, что должен расплачиваться с вами таким вот образом. Не повезло, я бы сказал.
   – Райннон! – пробормотал Чарли Ди. – Но ведь Райннону лет сорок и…
   – Все дело в бороде, – усмехнулся он.
   Нэнси Морган не произнесла ни слова. Она вжалась в угол и просто смотрела, широко открыв глаза, словно перед ней развертывалось интересное, но совершенно непонятное событие.
   – В углу валяется веревка, – спокойно указал Ди. – Полагаю, она вам понадобится.
   – Извините, – кивнул Райннон, – наверное, я должен ею воспользоваться. Принесите ее, пожалуйста, Нэнси.
   Она подняла веревку и подошла к нему как во сне, с каменным лицом и широко открытыми гла-зами.
   Крепкой веревкой толщиной в четверть дюйма Эннен быстро связал Чарли по рукам и ногам. Затем заколебался.
   – Не хочется засовывать вам кляп.
   – Между прочим, можете поверить на слово, что я никого не позову, – ответил Чарли Ди.
   Тогда Нэнси Морган воскликнула дрожавшим от волнения голосом:
   – И вы поверите ему? Поверите Чарли Ди, самому хитрому из всех людей в мире?
   Райннон пожал плечами:
   – Я знаю, что он нехорошо с вами поступил. Но у меня есть идея, как заставить его не соврать.
   – Спасибо, – хмыкнул Чарли Ди. – Это благородно с вашей стороны.
   – Хочу спросить еще одно. – Райннон в упор разглядывал его. – Я считаю вас настоящим мужчиной, Ди. Вы не производите впечатление подонка, который стал бы издеваться над женщиной. Ваше право не отвечать, но мне хочется узнать, почему вы так обошлись с Нэнси Морган?
   – Тому есть две причины. – Ответ прозвучал без колебаний. – Во-первых, она – Морган. А у нас с ними давние счеты. Во-вторых, на кону стоит куча денег. Примерно с четверть миллиона.
   – Не понимаю, при чем здесь деньги.
   Глаза Чарли слегка заблестели.
   – Когда-нибудь поймете.
   Тем временем ветер за окном бесновался все неистовее, и вдруг, прорвавшись сквозь щели, заставил даже заплясать огонек лампы.
   – Кто-то идет. Наверное, внизу открылась дверь… или окно.
   Райннон задержался лишь на секунду.
   – Вы даете слово, Чарли?
   – Даю, – кивнул тот и посмотрел в глаза Райннона невидящим взглядом глубоко задумавшегося человека.
   Райннон распахнул дверь. Нэнси бросила на него мимолетный взгляд, в котором отразились, как показалось ему, страх, сомнения и надежда, и быстро вы-шла. Он последовал за ней.
   Плотно закрыв за собой дверь, нашел выход в коридор лучом лампы, которую нес в левой руке, в правой – держал наготове револьвер. И когда они подошли к выходу из пустой комнаты, ему чуть не пришлось пустить его в ход.
   Неожиданно в коридоре мелькнул и погас свет. Потом загремел мужской голос – Оливер Ди! Ему ответил другой, и еще один. По лестнице поднимались трое мужчин.
   Райннон посветил. На окне стояли крепкие ставни. Времени, чтобы взломать их и сбежать через окно, не осталось – даже если бы они смогли спуститься по гладкой стене дома.
   Выход нашла Нэнси Морган.
   Она схватила его за руку и потащила в угол за дверью, прошептав ему на ухо:
   – Подождите… не стреляйте! Ради Бога, не стреляйте!
   А затем в дверь ворвался поток света и наполнил комнату!
   Райннону, замершему с револьвером в руке, показалось, что глаза за лампой в темноте прямо пронзают его, но лампа погасла, и три тени прошли мимо.
   – Посмотрим, как там Чарли, – сказал Оливер Ди. – В такую ночь всякое может случиться.
   Они подошли к дальней двери, сквозь трещины которой пробивались лучики света. Нэнси Морган опять сориентировалась быстрее, тихонько скользнув в коридор, как только мужчины переступили через порог. Райннон последовал за ней к лестнице и на первый этаж.
   Он не переставал удивляться ей. В ту ночь на холме он встретил испуганную, находившуюся на грани истерики девушку. А теперь она вела себя осторожно и хладнокровно, как охотящаяся пантера.
   С удивлением и шевельнувшимся подозрением Райннон закусил губу. Но в эти последние сумасшедшие дни под подозрение попадали люди, которым он доверял. И прежде всего шериф. Потом Ричардс – Морган, Караччи, все представители семейства Ди и, наконец, Нэнси Морган.
   Но размышлять ему не пришлось. Когда они спустились, наверху раздался грохот, громкие крики и возбужденные мужские голоса.
   – Сюда! – позвал Райннон и, открыв заслонку лампы, осветил дорогу к комнате, через которую проник в дом. Он выдернул оконную раму, отшвырнул ее в сторону, поднял Нэнси, перенес через подоконник в дождливую, ветреную ночь и, не теряя ни секунды, вы– прыгнул вслед за ней. На лестнице раздавалось уже торопливое громыхание сапог, прогремел выстрел – несомненно сигнал.
   – Бегите, – приказал Райннон и бросился сквозь мокрую тьму к деревьям.
   Он побежал вполсилы. Тут же рядом с ним оказалась гибкая фигурка.
   – Быстрее! – позвала она.
   Она неслась стремительно и легко, как олень; вместе они кинулись в кусты, за которыми ждали мул и конь. Старый жеребец, увидев Райннона, приветственно заржал.
   Эннен бросил девушку в седло коня, словно мешок с ячменем, а сам прыгнул на мула, – его старый мул против чистокровных скакунов Ди!
   Они едва уселись верхом, как мимо, далеко разбрызгивая воду и комья грязи, смутными силуэтами за завесой дождя промчались два всадника.
   Райннон поехал первым и направился прямо в низину. Девушка отчаянно старалась не отстать. Она хорошо держалась в седле, и пока конь шел галопом, наклонилась и прокричала:
   – Мы едем в ловушку!
   – К дыре-в-стене, – отозвался он.
   Она что-то сказала в ответ, но он не разобрал что, только взмах руки подсказал, что именно это ей и нужно. Они скакали вместе: Райннон во весь опор, девушка – сдерживая коня, чтобы не отстал мул.
   Они успели отъехать сравнительно недалеко от дома, когда одновременно распахнулись створки окна и сквозь дождь протянулся сноп света. Нэнси Морган, на корпус впереди Райннона, попала в него, и он, увидев влажный блеск ее соломенных волос, почерневшую от ливня одежду, сам не успел отвернуть мула от предательского света.
   Кто-то крикнул: «Вон они!» – раздался выстрел, и над их головами просвистела пуля. Их заметили! Теперь начиналась настоящая погоня!
   Райннон вонзил шпоры в бока мула. Каждая секунда без преследователей за спиной означала, что заветная цель станет на несколько драгоценных ярдов ближе. Но оглянувшись через плечо, он увидел, как из ворот патио на высокой скорости вырвались тени, свернули направо и бросились за ними – всадники, мчавшиеся во всю прыть!
   Тогда он вспомнил, что сказал шериф: стоит Оливеру Ди свистнуть, и холмы заполнятся вооруженными людьми.
   Этой ночью старый бандит явно расставил вокруг дома армию. Как Оливер Ди узнал, что нападение произойдет именно в это время?
   Неужели он действительно думал, что серьезно раненный Морган вернется и повторит свою попытку?
   Нэнси пронзительно закричала, показывая напряженно вытянутой рукой вправо, и Райннон заметил, как из-за деревьев выскочил всадник и помчался к ним.
   – Помоги ему Господь, – прошептал он и выстрелил.
   Лошадь высоко подпрыгнула и упала, а всадник покатился по земле. Перед ними вставала стена МаунтЛорел.

Глава 32

   Сразу у подножия горы лежала небольшая россыпь обвалившихся камней всех размеров, в том числе и громадных, как дома. Время и непогода постепенно разрушали их, в трещинах накопилась земля, и сейчас в конце долины поднималось облако кустов и молодой поросли осин.
   Миновав осыпь, Райннон свернул, затем осадил мула и спрыгнул. Как ни торопился он, Нэнси тут же очутилась рядом. Девушку переполняли энергия и яростная решимость.
   Бросив взгляд назад, Эннен убедился, что едва различимые тени всадников Ди быстро приближаются, однако для меткого выстрела они находились еще достаточно далеко. Он развернул мула и коня головами на север, огрел их плеткой, и они, фыркая, исчезли в кустах.
   Тени позади немедленно свернули наперехват предполагаемым беглецам, а Райннон направился в кустарник. Девушка последовала за ним. А чтобы не потеряться в этой абсолютно черной темноте, среди хлещущих мокрых веток, ухватилась за полу его пальто.
   Вскоре они вышли на берег быстрого потока на границе гигантского нагромождения камней. В этом месте лежали самые большие валуны.
   Нэнси еле держалась на ногах. Ветер, отражавшийся от полированной поверхности утеса, рвал одежду цепкими пальцами и завывал с бешенством сумасшедшего.
   Райннон поднял ее на руки и ступил в поток, оказавшийся настолько сильным, что ему пришлось наклониться. Каждый шаг давался с трудом. Чтобы не упасть, он тщательно ощупывал дно ногами. Пройдя по ручью сорок или пятьдесят ярдов и приблизившись к большущему черному валуну, Райннон нагнулся возле него, а часть одежды Нэнси погрузилась в воду, хотя он держал девушку так высоко, что она даже пригнула голову, чтобы не задеть нижний край валуна.
   Десять-двенадцать шагов – и они выбрались из воды в спокойный, теплый воздух. Он опустил Нэнси. Под их ногами заскрипел песок. Она догадалась, что они вошли в дыру-в-стене.
   – Вот и все, – вздохнул с облегчением ее спаситель. – Вышло немножко горячее, чем я ожидал, но, слава Богу, теперь опасность позади.
   Он зажег свою лампу и встал перед ней. С его одежды капала вода, но на губах играла жесткая улыбка победителя.
   А Нэнси Морган предстала перед ним не как дрожавший, испуганный ребенок, но как торжествующая женщина, с радостью в глазах и порозовевшими щеками. Она даже засмеялась.
   – И они думали, что смогут с вами совладать! – крикнула она весело.
   – Они говорили обо мне? – резко спросил Райннон.
   Она слегка поморщилась.
   – Говорили, что вы должны прийти. – Нэнси Морган отвела глаза. – Они ничего не боялись. Чарли Ди верил, что никто в мире не сможет ко мне сегодня пробраться. Сказал, что охраняется каждый квадратный дюйм долины. Даже Райннон не сумел бы ничего сделать, заверял Чарли! Но вы смогли! И мы здесь! А это… И это дыра-в-стене!
   В ее голосе звучало неистовое, звенящее торжество. Она взяла его руку с лампой и повела ею из стороны в сторону, осветив длинные, наклонные стены пещеры и иззубренный потолок. Наконец остановила у открывавшегося перед ними узкого прохода шириной не больше трех футов, который, очевидно, прокладывал себе путь через темное сердце горы.
   Он смотрел на нее сверху вниз с удивлением – и с сомнением тоже. Это упоминание его имени и ее гримаска, когда он задал свой торопливый вопрос, – все это ему не нравилось! Но Райннон откинул сомнения. Он чувствовал, что сходит с ума. Разве убеждение, что весь мир против тебя, не есть первый признак сумасшествия?
   – Это выход? – спросила она.
   – Это выход, – ответил он. – Может быть, вначале я разведу костер, чтобы обсушиться?
   Он указал на кучу сухого хвороста, сложенного в углу как раз для такого случая.
   Но она возразила:
   – Нет, нет! Пойдемте дальше… Давайте пойдем дальше! Мы находимся лишь на границе тайны. Давайте двинемся к ее сердцу!
   – Какой тайны? – резко спросил он.
   Она подняла к нему лицо и рассмеялась – ее переполнял смех, она не могла сдерживать его в себе! А ее глаза посреди этого веселья оставались блестящими и холодными, как сталь.
   Он не знает ее. Все ясно. Мелькнула ужасная мысль: она совсем не та, за кого себя выдавала и какой представлялась ему. С таким же успехом можно сравнивать домашнюю кошку и горного льва!
   Да, красивая. Наверное, слишком красивая с этими постоянно менявшимися, сверкавшими, задумчивыми глазами. Он никогда в жизни не видел таких глаз, за исключением глаз Чарли Ди, когда этот молодой джентльмен волновался.
   – Идите вперед, – указал он, – а я буду светить над вашим плечом.
   – Вперед?
   Она заколебалась.
   – А почему нет? – удивился он.
   – Идите сначала вы, – произнесла она с волнением. – Идите впереди… Знаете, мне не хочется первой погрузиться в эту… эту темноту.
   Райннон в душе понимал, что она лжет ему в глаза, он почувствовал отвращение и отчаяние, потому что все, чего он касался, точнее, все, с кем он соприкасался, – становились лживыми и ненастоящими.
   Она, Ричардс – Морган, Караччи, даже Оуэн Каредек, чью жизнь он держал в своих руках и вернул ему по собственной воле. Даже Оуэн Каредек в конце концов оказался предателем!
   И поэтому, ничего не замечая от поглотившей его печали и усталости, Райннон отвернулся от девушки и направился впереди нее, лампой освещая путь.
   – Держитесь поближе ко мне, – посоветовал он ей.
   – Да-да, – ответила она.
   В ее голосе звучало неприкрытое нетерпение. И тогда ему пришло в голову, что она не произнесла ни слова благодарности. Конечно, она возбуждена и довольна, однако все ее внимание целиком устремилось к тому, что лежало впереди.
   И на это, возможно, имелись причины.
   Эннен не заговорил с ней о человеке, называвшем себя ее братом, приберег это на потом. Решил подо-ждать, пока пройдет обида.
   Он шагал до тех пор, пока проход не сузился и стал ниже.
   – Вот что интересно, – разорвал гнетущую тишину молчания Райннон, не поворачивая головы, обратившись к девушке, – посмотрите на стены и увидите, что они сделаны человеком с помощью кирки и динамита. Давным-давно здесь проложили вентиляционный ствол или шахту. Подумать только, какую работу совершили эти старатели! И все ради того, чтобы дать мне дыру-в-стене!
   Она не ответила. Он остановился. Позади не слышалось ни звука. Повернувшись, он увидел, что в двадцати или тридцати ярдах его спутница склонилась у стены над ярким лучом света.
   Странно, что у нее оказался электрический фонарь, да еще такой мощности! Еще удивительней, что в этом тоннеле она нашла что-то очень ее заинтересовавшее.
   Как она обнаружила это в полной темноте за его широкими плечами?
   – Нэнси! – позвал Эннен, и узкий тоннель, подхватив его голос, усилил его как мегафон. – Нэнси, в чем дело?
   Она выпрямилась, и ее смех донесся до него, как звон колокольчика – правда, он и звучал так же твердо, как металл.
   – Ни в чем! – отозвалась мисс Морган. – Но вы подарили мне билет, и теперь я досмотрю спектакль до конца!
   Он направился к ней, но она выбросила вперед руку.
   – Отойдите, отойдите, Райннон!
   – Что случилось, Нэнси? – замерев, спросил он.
   – Говорю вам, – воскликнула девушка в сильном волнении, – отойдите сейчас же, или вы мертвец. Отойдите же, идиот! – выкрикнула она в страшном нетерпении.
   Райннон чуть отступил.
   – Нэнси, что с вами? – выдохнул он, плохо соображая.
   – Что вы стоите, дурак! – не унималась она. – Вам грозит смерть! Прочь! Назад!.. Или помоги вам Господь!
   У Райннона закружилась голова.
   – Я подойду и выясню, в чем дело!
   – Вы никогда больше меня не увидите! – зазвенел твердый голос Нэнси Морган. Затем до него донеслось: – Так получите же! И да поможет вам Бог! Идиот!
   Она яростно дернула за что-то, чего он не мог разглядеть. Ему показалось, что это было кольцо, укрепленное в стене. И тут же прямо перед лицом Райннона с грохотом рухнул огромный осколок скалы. Не успей он увернуться, камень перерезал бы его пополам, как мясницкий нож разрубает кусок мяса!
   Открывшийся наверху тоннель гневно задрожал. Сверху посыпался дождь мелких камней и пыли, и Райннон бросился прочь, а с потолка, чуть не задев его каблуки, бухнул еще один обломок!
   Полуживой и изумленный, Эннен прислонился к стене и при свете лампы осмотрел завал.
   Дыра-в-стене исчезла. Секрет чудесного спасения, который так долго принадлежал ему, больше не существовал. Но ему почему-то стало все равно.
   На душе свинцовой тяжестью висело понимание того, что голубоглазая Нэнси Морган, прекрасная, хрупкая Нэнси пыталась отнять у него жизнь и похоронить под бессчетными тоннами скал.
   И ради чего? Какая ей от этого польза?

Глава 33

   Контора Каредека находилась в тюрьме Лорела, но он редко пользовался этой комнатой – предпочитал работать в своей собственной хибаре на углу Четвертой улицы. По обеим сторонам и позади дома простирались пустыри. Напротив располагалась мастерская плотника, точно так же окруженная пустырями. И все потому, что Лорел давно стал городом-однодневкой из прошлого. Его распланировали с размахом: с общественными парками, почтой, ратушей и другими очень важными зданиями, которые так и не построили. Те, кто купил здесь земельные участки, соорудили каркасные дома и обнаружили, что ближайший сосед живет в четверти мили. Вообще-то Лорел выглядел как сгоревший и частью отстроенный город, который никогда не будет восстановлен полностью. Он стоял в руинах – руинах собственных надежд.
   Но шерифа такое расположение устраивало. Отсюда он хорошо просматривал прилегавшие участки земли, а днем это давало большое преимущество, поскольку даже самый строптивый народ его округа весьма уважал его оружие и меткость стрельбы. Ночью он выпускал свору свирепых бультерьеров, которых рисковые люди боялись пуще оружия. В его хибаре, где он родился и вырос, было всего две комнаты; та, что позади, служила кухней, гостиной, столовой и спальней одновременно; вторая – офисом.
   Именно туда, забрав с почты корреспонденцию, направился шериф.
   Он шел широким, свободным шагом, с высоко поднятой головой, насвистывая по пути. Каредек предпочитал не замечать, что горожане приветствуют его неловкими, холодными кивками. Предпочитал не замечать, но видел краем глаза, что за его спиной они останавливались и внимательно рассматривали, как будто никогда раньше не встречали.
   Шериф засвистел громче и слегка сдвинул сомбреро на затылок. Но глаза его потемнели.
   Когда он проходил мимо банка, оттуда выбежал толстый, лысый человечек, чья голова болталась на худой, слабой шее. Круглый, мягкий животик с каждым шагом тоже подпрыгивал вверх и вниз. Подойдя поближе, он погрозил шерифу мясистым пальцем.
   – Что ты наделал, Оуэн Каредек? – волновался банкир. – Что ты сделал с собой?
   – Не знаю, – пожал плечами Каредек и остановился, возвышаясь над стариком.
   – Тогда я тебе объясню! Ты выкинул себя с работы, если хочешь знать.
   – Я не просил, чтобы мне объясняли, – хмыкнул Оуэн Каредек. – Могу я спросить, откуда у вас эта информация? И кто собирается меня выкидывать?
   – Весь народ округа! – заявил президент банка. – Они попросят тебя уйти, а если откажешься…
   – Какое это имеет значение! – отрезал Каредек. – В других местах полно работы. Лорел не самый большой город в мире, и уж наверняка не самый лучший!
   – Значит, ты так разговариваешь? – воскликнул банкир. – Оуэн, Оуэн, как тебе не стыдно, ведь этот город тебя вырастил. А что делать мне, когда ты уедешь? Кто будет охранять банк? Мне придется купить новый сейф и нанять двух ночных сторожей – и все потому, что ты показал себя таким дураком!
   – Правда? – спросил Каредек.
   – Правда? – еще больше взвился банкир. – Ты же вступил в сговор с Энненом Райнноном, так?
   – Так, – кивнул шериф.
   – Ты подарил ему ферму. Ты обращался с ним как с братом!
   – Он на ферме проявил себя с хорошей стороны или с плохой? – спросил шериф.
   – Не в этом дело! Вопрос в том, за что народ округа платит тебе деньги и…
   – Ладно, замнем этот вопрос. – И пошел дальше, а маленький человечек направился за ним, дергая его за рукав.
   – Но я же хочу помочь тебе, Оуэн! Я не хочу, чтобы ты уходил. Если мы выберем другого шерифа, это будет стоить мне несколько тысяч долларов. Ты же очистил округ от бандитов.
   – Но не от Райннона!
   – Да к черту Райннона! Что он вообще такого сделал? Ну, пару раз ограбил по мелочи! Так всего лишь по мелочи. Это даже принесло нам пользу. Он не дал городу зажиреть, когда мы стали слишком спокойны. Но что тебя заставило так поступить? Ты мне объяснишь, наконец?
   – Вы ведь и так все знаете, – презрительно бросил шериф.
   – Ди говорят, – не отставал банкир, – что Джон Гвинн – это не кто иной, как Райннон.
   – Ладно, – усмехнулся шериф. – А вам не пришло в голову, что Эннен Райннон – это не кто иной, как Джон Гвинн?
   Он пошел дальше, все так же предпочитая не замечать ничего странного в приветствиях, которыми его встречали люди. Подойдя к домику, немного постоял у калитки в сад, восхищаясь участком.
   Сад не имел другого входа. Внутри лежала ровная, слежавшаяся земля, из которой торчали чахлые остатки розовых кустов. Теперь на них уже не было ничего, кроме колючек, но Каредек держал их ради сентиментальных воспоминаний о своей матери. Здесь при ней густо цвели самые разные цветы. И никогда хлопоты по дому не занимали у нее столько времени, чтобы не оставалось на тяжкую и грязную работу в саду – пока он с братишками играл в уличной пыли.
   Шериф подумал об этом, посмотрев на спекшуюся, твердую землю сада. Он был жестким человеком, но что-то смутное зашевелилось в его душе и поднялось к горлу, что-то похожее на невысказанные навеки слова.
   Слева виднелись руины дома – трех комнат, сгоревших еще в дни его детства. Шок от пожара убил мать. Он всегда считал, что она сокрушалась не столько по дому с обстановкой, сколько о любимых вьющихся розах, которые дважды в год закрывали стены благоухавшей сетью белых и темно-красных цветов. Осталось лишь несколько коротких обломков лоз – вот и все.
   Для прохожего этот побитый солнцем и ветром дом, вечно облезлый, окруженный пустырями, вполне отражал характер шерифа. Но для Каредека он значил совсем иное и казался тем, чем являлся на самом деле, – просто домом холостяка, достаточно просторным, но не доставлявшим хлопот с уборкой, и в этом смысле идеальным. В какой-то степени он представлял для Каредека часть единого целого. В нем жили призраки: людей, цветов и голосов.
   Однажды – всего лишь прошлой зимой – он вышел и ощутил колючий январский воздух. «Мороз не принесет розам добра», – подумал тогда шериф.
   Вспомнив это, он грустно улыбнулся. Конечно, розы погибли, но на их месте гуляли полдюжины бультерьеров, они резвились на солнце, гладкие и блестящие, как белые морские львы.
   Он вошел за ограду сада, и они, резко, отрывисто лая, бросились к нему, но когда подбежали, то прижали уши и, извиваясь и размахивая хвостами, подползли, чтобы полизать его тяжелые, сильные руки.
   Шериф отодвинул их в сторону и поднялся на крыльцо. Там он обернулся и еще раз посмотрел на шестерых белых охранников. Ни одна собака не заходила к нему на двор. А если и заходили, то их тут же сбивали белые молнии. Люди тоже не заходили, пока он, Каредек, свистом не отзывал свору.
   Будь что будет, но шериф был доволен жизнью… и все же не совсем доволен.
   Он торопливо отделался от назойливых мыслей и вошел в контору. Здесь распечатал письма и прочитал их. Писем собралась по меньшей мере дюжина, и все их прислали местные ранчеро. Во всех задавался один и тот же вопрос: правда ли, что шериф на самом деле укрывал у себя на ферме отъявленного бандита и убийцу Райннона.
   Одно за другим Оуэн смял письма и бросил в мусорную корзину. Потом поднял, разгладил и снова прочитал с очевидным наслаждением.
   Он задумчиво огляделся.
   Эта комната представляла собой воплощение идеала конторы. В ней стояли вращающееся кресло и письменный стол из кленового дерева, отполированного до ослепительной яркости. Шериф ценил его дороже золота. Еще на полу лежал яркий коврик. За него он заплатил пятьдесят долларов и редко входил в комнату, не наклонившись, чтобы пощупать его фактуру и не восхититься ясностью прямых линий его орнамента. В углу высилось узкое бюро, тоже из полированного дерева, в нем он держал бумаги, которые не помещались в письменном столе. В двух других углах стояли два стула с жесткими спинками для посетителей. Нельзя, чтобы человек чувствовал себя удобно, общаясь с законом. Если хочешь добиться от него правды, он должен ерзать и не находить себе места.
   Обозрев свою собственность. Каредек откинулся на спинку кресла и положил ноги на стол. Длинные шпоры проделали на нем глубокие борозды, превратив полировку в белую пыль. Он лежал в кресле, курил одну сигарету за другой и бросал окурки на пол. Один из них упал на ковер, прожег в нем дыру и наконец погас.
   Шериф все еще курил, когда раздался голос:
   – Эй, Каредек! Шериф Каредек!
   Он выпрямился и увидел в окно франтоватого молодого человека, ожидавшего у калитки. Оуэн знал, зачем явился сюда секретарь губернатора и его правая рука.
   – Эй, Каредек, отзови своих волкодавов!
   Шериф свистнул. Белая свора утихомирилась и пошла вслед за незнакомцем, обнюхивая его икры и жадно скаля клыки.

Глава 34

   – Привет, – поздоровался от двери Сэм Ниринг. – Я смотрю, та старая сука все еще у вас?
   – Да, все еще у меня. Проходите, садитесь.
   – Если бы она еще немного поскалилась, она бы у меня получила, – помахал палкой секретарь губернатора.
   Он знал бультерьеров, а потому хорошо представлял себе Каредека.
   – И молодого кобеля вы оставили себе. Я думал, вы его продадите. Он не чета остальным.
   – Меня устраивает, – не стал распространяться с объяснениями шериф.
   – Конечно устраивает, – развел руками Сэм Ниринг. – Вам нужны собаки, а не картинки.
   Шериф ждал. Он понимал, что все это – прелюдия к серьезному разговору, и безошибочно догадывался, о чем пойдет этот разговор.
   – Вы специально ехали, чтобы повидать меня? – наконец спросил он.
   – Да, – кивнул Ниринг. – Губернатор попросил меня посмотреть, как идут дела в этой части штата, и доложить ему…
   – О Райнноне? – спросил шериф. – Он протянул молодому человеку кисет и бумагу: – Закурите?
   – С удовольствием.
   Ловкими пальцами Ниринг быстро скрутил сигарету, прикурил ее и неожиданно сквозь дым произнес:
   – Да, я приехал насчет Райннона.
   – И что вас интересует?
   – Если то, что говорят, правда, он хочет, чтобы вы подали в отставку.
   Шериф слегка улыбнулся. Такая откровенность от занятого человека ему льстила.
   – Правда, – спокойно сказал Каредек.
   – Естественно, правда! – продолжил Ниринг. – Самые странные вещи всегда оказываются правдой. Но губернатору нужна полная правда, а не ее огрызки.
   Шериф подумал и покачал головой.
   На это Ниринг ответил:
   – Вы – один из лучших в обойме губернатора.
   – На кой я ему нужен? – спросил Каредек в лоб.
   – Вы поддерживаете порядок в половине штата. Убийства вызывают недовольство. Когда шериф Каредек поблизости, убийств не бывает.
   – Спасибо, – пожал плечами шериф.
   – Поэтому он и хочет, чтобы вы все рассказали. Речь произносить не обязательно.
   Каредек постучал пальцем о поцарапанную поверхность стола. Он смотрел в окно, но секретарь не сводил глаз с испорченной столешницы. Он прекрасно видел, что царапины совсем недавние. По краям их еще лежала белая пыль.
   – Речь произносить не обязательно… – повторил шериф. – Конечно, не обязательно. Я и не стану.
   – Не можете все объяснить, Каредек?
   – Нет. Люди знают правду. Я пригрел бандита. Я шериф. Таковы факты.
   – Не все факты.
   – Если хотите знать все, мне придется раздеться, чтобы показать шрамы, – заявил Каредек.
   Ниринг проницательно взглянул на него, затем уставился в потолок.
   – Это случилось тогда, когда вы исчезли?
   Каредек кивнул.
   – Райннон?
   Шериф опять кивнул, а Ниринг вежливо ждал.
   – Я бы не стал публиковать это в газетах, – заметил Оуэн.
   – Конечно не стал бы, дружище! Считайте, что я ваша мамочка. Губернатор тоже. Ему всего лишь нужно оправдание, чтобы вас поддержать, но у него достаточно сил, чтобы не разглашать причину.
   – Чтобы меня поддержать, нужно прощение для Райннона.
   Ниринг состроил недовольную гримасу:
   – Сколько человек убил Райннон?
   – В спину, сбоку, ночью или из засады – ни одного!
   – Но все же убил, и довольно много, – пробормотал Ниринг.
   – Джордж Вашингтон убил гораздо больше.
   – Это точно, – усмехнулся Ниринг. – Я понимаю ваши чувства. Вы можете рассказать что-нибудь еще?
   – Не знаю, стоит ли. – Он задумался. – Это не для газет.
   – Понятно.
   – Я встретил Райннона, и он выиграл схватку. Он меня победил. Я в него тоже стрелял. Естественно, – добавил шериф, – я поцеловал победившую меня руку. Вот и все.
   Ниринг слушал его молча, с необыкновенным тактом, оставаясь внимательным и даже не глядя слишком пристально на осунувшееся лицо шерифа.
   Неожиданно Каредек мягко произнес:
   – Я мог спасти его! Но вместо этого позволил опять сбежать в горы. Слишком захитрил. Не сказал то, что знал. В этом моя вина! Я выгнал его в горы!
   Ниринг сидел тихо как мышка, потому что понимал, что этот человек разговаривает сам с собой. А шериф продолжал:
   – Я старомодный человек, Ниринг. Он… Он стал моим напарником!
   Ниринг невольно чуть наклонился вперед.
   – Вы с ним порвали, Каредек?
   Шериф не услышал.
   – Вы его больше не видите? – спросил Ниринг.
   Каредек медленно повернулся к нему и хрипло рассмеялся. На лбу его вздулись толстые вены.
   – Я его увижу, когда он придет за моим скальпом. И это случится очень скоро.
   Они долго молча курили, Ниринг сдержанно смотрел в пол, но в конце концов нарушил молчание:
   – Губернатор понимает, что этот случай может стоить вам положения в обществе и должности, равно как…
   Это было начало заранее приготовленной речи. Голос шерифа оборвал ее:
   – Наплевать мне на положение и на должность. На все наплевать! Я беспокоюсь только о нем, а его я потерял!
   – Совершенно ясно, что он мужчина, настоящий мужчина… – попытался разрядить обстановку мистер Ниринг.
   – Равных ему нет, – заявил шериф. – И вряд ли когда-нибудь будет.
   – Я слышал, он сделал из вашей фермы сад? – произнес Ниринг тем же мягким голосом.
   – Он? – спросил шериф. И бессвязно продолжил: – За садом ухаживала моя мать.
   Однако политики считают себя знатоками человеческой натуры и любят это показать. Поэтому до юного мистера Ниринга дошел смысл сказанного Каредеком. Он ощутил, будто в комнате появился прекрасный призрак. На мгновение глаза секретаря губернатора затуманились, поскольку он вырос на Дальнем Западе, а здесь, к западу от Рокки-Маунтинз, сердца мужчин настолько же мягкие, насколько тверды у них руки.
   – Нужно подумать. Возможно, я найду выход. – Ниринг встал и подошел к окну. – Боже мой! – тут же воскликнул он. – Каредек, отзовите их!
   Только что в сад вошла девушка, и на нее набросилась свора из шести белых молний. Они допрыгивали ей до плеч и спадали вниз каскадом, как струи фонтана.
   Но сейчас в этих шести профессиональных охранниках чувствовалось не больше злобы, чем в шести белых ангелах. Они лизали руки гостьи и старались дотянуться до ее лица. А она шла сквозь них, смеясь и защищаясь, как сквозь белый ураган.
   Девушка поднялась по ступенькам.
   Даже Каредек встал со своего кресла.
   – Никчемные твари превратились в комнатных собачек! – проворчал он, но его выдавала улыбка. – Какая смелая, а, Ниринг?
   – Клянусь, она красавица, – с изменившимся лицом Ниринг не сводил с нее глаз. – Кто она?
   – Она? Дочка Ди.
   – Зачем пришла?
   – Насчет Райннона, наверное. Все приходят насчет Райннона.
   Ниринг улыбнулся. Он вынул платок и смахнул с рукава пылинки; потом одернул пиджак и махнул ногами, расправляя складки на брюках.
   Шериф наблюдал за ним с улыбкой, которая испарилась только в глазах.
   – Вам лучше пройти в другую комнату, – предложил он молодому человеку. – Она пришла не на танцы, а к шерифу округа.
   – Я хочу с ней познакомиться, Каредек, – прошептал Ниринг.
   – Убирайтесь, пока я вас не вышвырнул. На плите найдете горячий кофе. Угощайтесь!
   – Прекрасная девушка! – вздохнул Ниринг и медленно вышел на кухню.
   Раздался легкий стук в дверь.
   – Войдите! – рявкнул шериф.
   Дверь открылась. Он принял прежнюю позу – ноги на столе, шляпа на затылке.
   – Привет, мисс Ди. Проходите, садитесь. Что вам нужно от меня в такую жару?
   Она взяла стул, на котором только что сидел Ниринг, пододвинула его поближе к Оуэну Каредеку и положила на стол тонкую, смуглую руку, похожую на руку мексиканки, если бы, конечно, не ногти – розовые и ухоженные. И глаза у нее были такие же темные, как у мексиканки, но без поволоки.
   – Вы пришли спросить насчет Райннона, – хрипло произнес шериф.
   – Да, – ответила она.
   – Ну и чего вы хотите?
   – Его, – сказала Изабелла Ди.

Глава 35

   На это откровенное заявление шериф поставил локти на стол, сцепил пальцы и положил на них подбородок, так что голова его покоилась будто на треножнике, глянул на нее в упор, а потом улыбнулся – удивленно и одновременно взбешенно. Сейчас Каредек напоминал примитивное существо, выходца из давних времен, когда тысячелетия еще не облагородили человечество более утонченными чертами лица, более нежными конечностями и желудками. Он выглядел куском кое-как слепленной плоти и костей. Его огромные, грубые руки смотрелись как торопливый набросок скульптора. Надбровья тяжелыми костистыми выступами нависали над глазами, делая их запавшими, и оттого взгляд его казался наполовину задумчивый, наполовину неистовый.
   А Изабелла Ди была девушкой совсем другого ти-па, продукт поздней эпохи, выполненный с идеальной изящностью.
   – Вы – и Райннон! – воскликнул шериф.
   Она весело кивнула.
   – Он же неотесанный болван!
   – Совершенно верно, – кивнула, тоже улыбаясь, Изабелла.
   – Он же слеплен из того же теста, что и я, – не уступал Каредек.
   – Но его еще основательно поперчили, – добавила Изабелла.
   – Ясное дело, – ответил шериф. – Вы видите его и с этой стороны. А что, если посмотреть на него как на обычного фермера?
   – Он не обычный, он сгорал изнутри, – возразила девушка.
   – Работал постоянно, как заведенный.
   – Да, работал день и ночь – как заведенный механизм, а не как человек.
   – Откуда вы знаете?
   – Об этом все говорили. А из окна чердака видно ферму. Часто свет горел после полуночи! Как-то я приехала с танцев в три часа ночи, а у него в кузнице звенел молот.
   – Когда-нибудь наблюдали, как он размахивает молотом?
   – Чарли видел. Мне не обязательно.
   – Почему не обязательно?
   – Можно догадаться по его виду.
   – Такое впечатление, что он вам небезразличен.
   – Да, он мне небезразличен. Совсем небезразличен!
   – Такие, как он, вам в новинку, – саркастически усмехнулся шериф. – Он грубый, а вы нежная.
   – Думаете, я росла среди ягнят?
   – Не знаю, Изабелла. Это выше моего понимания. Забудьте его. Выкиньте из головы и больше о нем не вспоминайте.
   – Он слишком большой, чтобы я смогла его выкинуть, – рассмеялась девушка.
   – Со временем станет меньше, – заявил Каредек. – Заведите себе одного из тех парней, с кем росли.
   – Может быть, потом заведу, – ответила она все так же откровенно. – Но сейчас мне не хочется.
   – Он одичал и никогда не станет ручным, – защищался Каредек с хмурой убежденностью.
   – Послушайте, Оуэн Каредек, – возмутилась наконец гостья. – Я пришла к вам поплакаться, потому что у меня болит пальчик. Вы должны его перевязать, потом бегать вокруг и говорить, как вам меня жалко. Вместо этого вы заявляете, что палец заживет – когда-нибудь. И еще раз по нему бьете молотком. Разве это честно?
   – Вам больно? – спросил Каредек.
   – Очень.
   – По вашему виду этого не скажешь.
   Изабелла открыла сумку, вынула зеркальце и критически осмотрела себя, вначале совсем близко, затем на расстоянии вытянутой руки.
   – Ну, – вздохнула она, убирая зеркальце, – во всяком случае, у меня бессонница.
   – Ответьте мне на один вопрос. Как к этому относятся ваши родители?
   – Я с ними не советовалась. Матери это не понравится.
   – Отец, по-моему, тоже не благословит.
   – Он хочет, чтобы я вышла замуж за землевладельца. В этом единственное препятствие.
   – Ему все равно, что Райннон разгромил его ранчо, а потом ушел от его людей?
   – О, он обещает привязать Райннона над медленным огнем, поджарить, а потом скормить птицам. Папа всегда так разговаривает. У него эмоции бьют через край.
   – Надеюсь, он говорил не серьезно?
   – Конечно нет. Эннен – мужчина, и папа это ценит.
   – Хмм! – Каредек постучал пальцами по столу. – Вы рассуждаете как ребенок.
   – Я могла бы быть еще более похожей на ребенка, – заявила Изабелла. – В эту самую минуту я готова разрыдаться!
   – Послушайте, – шериф положил указательный палец с квадратным ногтем на стол, – послушайте, мисс Ди. Вы здравомыслящая девушка. Выслушайте меня.
   – Выслушаю, Оуэн. Но разговаривайте попроще. Я уже не школьница.
   – Райннона разыскивают. Во многих штатах. За многие дела. Он ограбил поезд. Он убивал людей!
   – Самооборона, – парировала Изабелла.
   – Само… что? Черт побери, Изабелла, если вы собираетесь разговаривать со мной таким образом…
   – Не знаю, – печально протянула она. – Похоже, вы мне не хотите помогать. Естественно, я догадываюсь, что он не мальчик из воскресной школы! Но он успокоится, остепенится. Он доказал это на вашей ферме.
   – Его ферме, – поправил шериф. Она удивленно приоткрыла глаза. – Если он ее возьмет. Мне удалось уговорить его взять только половину. Он такой. Но видите ли, Изабелла, у вас никогда не будет возможности выйти за него замуж.
   – Замужество, – объявила она без выражения, – для меня не помеха.
   – Что? – воскликнул шериф.
   – Не помеха, если он меня возьмет замуж.
   Каредек хлопнул ладонью о стол, отозвавшийся громоподобным звуком.
   – Вы и на самом деле так думаете! Однако Райннон вас не возьмет!
   – Может быть, и не возьмет, – вздохнула девушка. – Он потерял голову из-за Нэнси Морган. Он что, собирается жениться на ней?
   – Что вы о ней думаете? – спросил Каредек.
   – Она золотоискательница, – презрительно скривила губы Изабелла. – Естественно, я ее ненавижу за то, что она его заграбастала.
   – Естественно. Но если она золотоискательница, станет ли она тратить время на Райннона?
   – Не думаю. Надеюсь, не станет! Просто ей от него что-то нужно.
   – Что?
   – Откуда мне знать.
   – А кто знает?
   – Чарли. Чарли, кажется, знает все обо всех.
   – Вернемся к Райннону. Чем больше он вас полюбит, тем меньше шансов на замужество. Его жизнь не стоит ни гроша, ему это известно. И вам не мешает знать.
   – Я поеду к губернатору.
   – И что вы у него будете делать?
   – Упаду на колени и разрыдаюсь.
   – Что это вам даст?
   – Он один из тех самых сильных людей с волевым подбородком. Такие люди не выносят девичьих слез. Буду плакать, пока он не подарит Райннону помилование.
   Шериф усмехнулся:
   – Вы на самом деле рассчитываете, что у вас получится?
   – Нет, – ответила она, – но, по крайней мере, это лучше, чем ничего. Я не могу сидеть сложа руки.
   – Что же вы хотите от меня? – спросил шериф.
   – Вы, конечно, скоро его увидите.
   – Вероятно, – кивнул шериф и поморщился.
   – Зачем вы так делаете? – спросила она.
   – Просто так, – ответил Каредек. – Продолжайте. Когда я его увижу, что я должен сделать?
   – Скажите, что дверь для него открыта.
   – Ваша или отца?
   – Обе. Сейчас я поеду домой и поговорю с папой.
   – Он вас послушает?
   – Конечно, – ни секунды не сомневаясь, заявила Изабелла. – Он ведь в душе ребенок, просто надо знать, как с ним обращаться.
   – Хорошо. – Каредек посмотрел в окно. – Допустим, добьетесь для Райннона помилования, чего, понятно, вы не сможете сделать. Допустим, вы выйдете за него замуж, в чем я сомневаюсь. И как вы собираетесь жить?
   – С Энненом Райнноном, конечно.
   – Послушайте. Вы воспитанная и образованная девушка. Вы учились на Восточном побережье. Вы настоящая леди.
   – Не такая уж настоящая. И не такая воспитанная, иначе к вам не пришла бы.
   – Вам очень хочется поселиться на ферме, доить коров, жарить бекон и делать собственное масло! – фыркнул шериф.
   – Хочется! – отрезала Изабелла. – И воспитывать ребенка.
   – Ну, – усмехнулся Каредек, – похоже, вы взглянули на это и с другой, темной стороны.
   – Да. А теперь послушайте меня, Оуэн. Расскажите, что все это значит – Нэнси держат в нашем доме и все прочее? Что вы об этом знаете?
   – Дорогая моя, – ответил шериф, – я запутался, как теленок в лассо. Есть кое-какие идеи, но пока их не стоит выкладывать. Я работаю! Это все, что могу сказать. Как Мортимер?
   – Поправляется.
   – Это хорошие новости.
   – Я поехала домой, – поднялась Изабелла.
   У двери она в нерешительности остановилась.
   – Когда увидите Эннена Райннона…
   – Я все ему объясню.
   – Но помягче, Оуэн. Пожалуйста, помягче!
   Она засмеялась. Но, провожая гостью до калитки, он увидел, что лицо ее очень печально. Бультерьеры снова закружились вокруг Изабеллы, прыгая и лая. Она с усилием открыла калитку и пошла прочь по улице.

Глава 36

   Когда юный мистер Ниринг вышел из комнаты, глаза его горели. Он нервно расхаживал взад и вперед.
   – В жизни не слышал ничего подобного! – воскликнул он. – Но она прелесть. Принцесса из сказки!
   – Да, – согласился шериф.
   – Она достойна выйти замуж за короля!
   – Или за миллионера, – лениво протянул шериф и зевнул.
   – Черт возьми! – всполошился Ниринг. – Нужно что-то делать!
   – Вы о чем?
   – О ней.
   – Ну и что?
   – Нужно открыть ей глаза.
   – Как?
   – Нужно убедить, что она зря потратит жизнь!
   – Она не потратит жизнь на Райннона. Он ее не возьмет.
   – Каредек, будьте благоразумны!
   – Я благоразумен, сынок! Он не возьмет ее. Он не того типа. Разве он посмеет поломать ей жизнь? Нет, он просто разобьет ей сердце. Потому что он хороший человек!
   Ниринг взъярился.
   – Вы из-за этого парня потеряли голову. Он убийца, Каредек, вор!
   Шериф поднял палец.
   – Вы говорите так, потому что его не знаете, – мягко ответил он. – Но больше такого не повторяйте.
   – Господи, Господи, – застонал Ниринг. – Вы действительно ему доверяете?
   – Послушайте! – Шериф уже злился. – Я охотился за ним несколько лет. Выслеживал повсюду. Ходил упрашивал, чтобы за его голову назначили награду побольше. Гоняясь за ним, загнал не одну лошадь. Он, убегая от меня, тоже загнал не одну лошадь. Между нами шла война. Я был его единственный серьезный противник. Но наконец он меня достал. В честной драке. И что же он сделал? Он меня выходил! Ухаживал день и ночь. И не ставил никаких условий. Но это, Ниринг, еще не все. Рассказать все я не могу. Скажу только, что Райннон – честный человек!
   – Честный грабитель поездов, так что ли?
   – Он начал совсем молодым. Свернул с правильного пути еще юношей. Лет в семнадцать – восемнадцать. Трудно правильно сориентироваться в эти годы. Возвращайтесь, и если Изабелла захочет увидеться с губернатором, дайте ей возможность поплакаться, ладно?
   Ниринг со вздохом взял себя в руки.
   – Подумать только, как она говорила! Прямо в лоб. С самого начала – он ей нужен, Райннон. Она его любит. Этого не скроешь. Господи, какая женщина! И уже с поломанной жизнью. Разбитой, уничтоженной. Черт возьми, Каредек, как жаль, что мы ничего не можем поделать!
   – Кроме как жениться на ней – одному из нас? – с издевкой спросил шериф. – Вот что я вам скажу: мы до нее не доросли!
   Секретарь губернатора призадумался.
   – Понимаю, что вы имеете в виду, – произнес наконец он. – Естественно, она на голову выше остальных женщин. Райннон тоже на голову выше остальных бандитов. Ладно, я возвращаюсь и сделаю для него что сумею.
   – Если вам удастся, – сказал шериф, – я отдам вам одну из своих собак… дешево!
   – Спасибо, – усмехнулся Ниринг. – У них морды маловаты, на мой взгляд. До свиданья, Каредек!
   Бури в душе молодых успокаиваются быстро. Шагая по улице, Ниринг что-то насвистывал себе под нос, а шериф вернулся к работе.
   Он начал приводить в порядок бумаги, которые доставал из ящиков письменного стола и бюро. Вынимал папки и толстые коричневые конверты, обшитые для прочности материей, извлекал из них фотографии, вытаскивал из папок документы и раскладывал их по порядку. Потом принялся с необыкновенной тщательностью и терпением скалывать их.
   День прошел. Наступал вечер. Он все еще трудился, когда усталость заставила его поднять глаза и увидеть, что сумерки уже сгустились и скоро станет совсем темно.
   Каредек пошел на кухню и приготовил ужин. Он был так занят собственными мыслями, что не заметил, как бекон пригорел, а кофе убежал.
   Оуэн сел за стол перед тарелкой с холодной картошкой и пригорелым мясом, рассеянно поел и запил жидким кофе. Затем вышел на переднее крыльцо и посмотрел на звезды. Серп созвездия Льва висел высоко, Плеяды рассыпались на небе алмазной пылью. Каредеку полегчало, пока он глядел на их далекое сияние, ибо всякое проявление человечности грузом ложилось ему на сердце.
   Скрипя ободами и грохоча днищем, по дороге тащилась телега. Она остановилась возле его дома. Он услышал, как переговариваются двое мужчин, затем они уехали.
   Будто остановились поглазеть на дом, где произошло убийство. Каким-то образом эта деталь, а не все его раздумья, заставила Каредека осознать, что дело его жизни погибло. Он отдал ему многие годы и немалое количество крови. И завоевал доверие людей. Его имя стало символом смелости и беспорочности на десятки миль вокруг; и вот в один момент все пошло насмарку.
   Сейчас, оглядываясь назад, он ясно понял, что план его был заранее обречен на неудачу, поскольку, рано или поздно, но Райннона узнали бы.
   Да, он стал неузнаваемым после того, как сбрил бороду, но тем не менее Райннон принадлежал к тому сорту людей, которые никак не могут оставаться в тени, быть незаметными. Тот или иной резкий, бурный поступок наверняка выдал бы его.
   Тем временем его жизнь разрушена. Райннона тоже. И в водоворот стало затягивать Изабеллу Ди. Он попытался вспомнить ее беззаботный смех, но не мог вы-бросить из головы печальное, грустное лицо, когда она посещала его дом.
   Он махнул рукой перед глазами, словно отгоняя комара. Затем заставил себя обратить внимание на улицу. В глубокой пыли, катаясь и визжа, играли дети. Один из них заплакал. Его забрали в ближайший дом. Но и оттуда через открытое окно продолжали доноситься всхлипывания.
   Такова жизнь, решил шериф; слезы всегда рядом, а счастье – скорее слова, чем реальность. Люди шли и охотились за ним, но никогда не могли достичь его. Это все равно что охота на оленя: ты за ним охотишься, но когда получаешь, это уже не олень, а его туша!
   По улице прошел человек, со стуком проведя палкой по штакетнику забора. Терьеры с яростным рычанием бросились на него, он с криком и проклятиями отскочил.
   – Чертовы звери! – выругался прохожий и поспешил дальше.
   Подошел еще один человек, выделившись огромным силуэтом в ночи. Он наклонился к калитке, и собаки с шумом бросились на него.
   Человек открыл калитку.
   – Осторожней! – закричал Каредек, вставая.
   Но собаки замолчали и окружали гостя смутным белым водоворотом, пока он медленно шел по дорожке к крыльцу. Гость поднялся по ступенькам и встал перед Каредеком.
   – Райннон! – выдохнул шериф.
   – Это я, – ответил тот.
   – Возьми стул, – предложил Каредек. – Ты вошел в дом.
   Райннон не взял стул.
   – Я вошел в дом, – повторил он.
   Шериф молчал. Он продумал, что скажет ему при встрече, но теперь слова застряли в горле; он хотел их произнести, но не мог. Да и к чему слова? Райннон – человек действия.
   – Поднялся большой шум, Эннен, – выговорил наконец шериф. – За тобой выслали три погони.
   – А почему не участвуешь ты? – спросил Райннон. Шериф не ответил. – Почему не пошел по моему следу? – И опять шериф промолчал. – Света маловато, – заметил Райннон, – но нам, наверное, хватит.
   – Наверное, – согласился шериф.
   – Что выбираешь? – спросил Райннон. – Ножи, револьверы… или кулаки?
   Каредек вздохнул и посмотрел в небо. Ему показалось, что звезды начали вращаться над ним.
   – Не знаю, – безразлично произнес он. – Выбирай сам.
   – Кулаки. Это займет больше времени.
   – Тогда револьверы, если ты согласен.
   – Ладно, – кивнул Райннон. – Где встанем? Здесь?
   – Где хочешь.
   Шериф поднялся с кресла. Слова снова рванулись наружу, но произнести их у него опять не получилось.
   – Наверное, во дворе будет лучше, – наконец выдавил он. – Там был сад…
   Он остановил себя. Понял, что слова не имели смысла.
   Затем они встали друг против друга на расстоянии десяти шагов, неясно различимые в темноте.
   – Начинаем, когда та собака снова завоет, – предложил Райннон.
   – Хорошо, – согласился шериф и добавил: – Если потом тебе понадобится лошадь, найдешь их в сарае за домом. Самый лучший – вороной.
   Райннон промолчал.
   А затем вдалеке завыла собака – пронзительно и долго.
   Шериф натренированной рукой выхватил кольт и выстрелил от бедра – выстрелил от бедра в далекие Плеяды.
   Ответного выстрела не последовало. Он увидел блеск оружия в руке Райннона, и все.
   – Будь ты проклят, – медленно произнес Райннон.
   – Будь ты навеки проклят! Неужели ты не закончишь то, что начал?
   И только тогда шериф понял.

Глава 37

   Он не мог произнести заготовленные слова и только сейчас понял, что Райннон пришел не драться, но умереть – так известный гладиатор шел с мечом и щитом против не менее известного противника, а потом отбрасывал щит, и первый же смертельный выпад пронзал его. Однако пуля Каредека прошила воздух и ушла к звездам, и Райннон остался жить.
   Он подошел ближе, но каковы бы ни были его намерения, их прервало хлопанье двери по соседству и неожиданное появление нескольких человек, которые бегом бросились к дому шерифа.
   Каредек поймал друга за руку и потащил его в ночную тень стены.
   – Сейчас сбежится народ! – прошептал он.
   – Пусть сбежится, – пробормотал Райннон. – Мне все равно. Это лучший выход… Надо было об этом подумать…
   – Помолчи минуту. Я с ними поговорю, Райннон. А если вообще мне не веришь, тогда я сейчас выну револьвер и отстрелю себе башку!
   От забора громко закричали:
   – Каредек! Каредек! Здесь стреляли! Что случилось? Где ты, Каредек?
   – Я здесь, – откликнулся шериф. – Ничего не случилось. Я стрелял в койота или собаку, которая лезла под забор.
   Тихо переговариваясь друг с другом, соседи медленно отворачивались, совсем не убежденные, что слышат правду. Когда они отошли подальше, шериф сказал:
   – Ты пришел, считая, что я тебя обманул. Так, Эннен? Можешь не отвечать. Я знаю, что держал тебя в неведении. Думал, так будет лучше. Но ты подозревал, что я тебя предал: нанял Караччи, чтобы за тобой следить, может, завел дружбу с Ди? Так ты думаешь?
   – Я не думаю, – глухо ответил Райннон. – Я не могу думать.
   – Пошли! – С неожиданной энергией шериф взял бразды правления в свои руки. – Пошли. Выпьем по чашке кофе.
   Он ожидал, что Райннон презрительно откажется. Вместо этого тот подчинился ладони, легшей на его ручищу, и они поднялись на кухню. Там он сел, и его голова поникла, а невидящий взгляд устремился в пол. Одна рука лежала на колене, вторая безвольно болталась. Казалось, что он до крайности устал, что у него нет сил собраться.
   Каредек разжег огонь в маленькой полуразвалившейся печке, наполнил кофейник и, стоя над ним, ждал несколько бесконечно долгих минут, пока вода закипит.
   Он не осмеливался повернуться и взглянуть на осунувшееся лицо и осевшее на стуле тело друга; но по спине его, пока он стоял у печки, лился пот, и вовсе не от жары. Наконец кофе закипел. Он осадил гущу холодной водой и разлил густой черный напиток в две большие чашки.
   – Может, поешь, Эннен? – спросил он.
   – Не знаю, – вяло откликнулся тот. – Нет, я не голоден.
   Каредек сел за стол.
   – Попробуй кофе, – пригласил он.
   Райннон повертел чашку, но не поднял ее.
   – Пей, – приказал Каредек, и Райннон бездумно послушался. Он осушил чашку, за ней еще одну такую же.
   – А теперь, – сказал Каредек, – ты меня выслушаешь? Во-первых, с самого начала поклянусь, что у меня и мысли не было против тебя, и когда ты подслушал мой разговор с Караччи за конюшней… – Упавшая голова Райннона медленно поднялась, и шериф объяснил: – Караччи на следующий день прочитал следы и нашел место, где ты стоял. Я расскажу тебе о нем. Знаком с ним много лет. Было время, когда он ходил по кривой дорожке. Его зовут не Караччи, как – известно только мне. Но я помог ему выбраться из передряги, и с тех пор он время от времени на меня работает. Он мне действительно понадобился на ферме. Чувствовал, что надвигается что-то такое, когда потребуется его помощь.
   Райннон сделал слабый жест.
   – Оуэн, – хрипло простонал он наконец, – если ты мне врешь, пусть Господь проклянет твою душу!
   – Если поверишь клятве, я поклянусь любой, которую ты выберешь, Эннен. Я расскажу тебе все, что знаю наверняка, с самого начала. Объясню и то, о чем догадываюсь.
   Глаза Райннона немного прояснились. Он смотрел в лицо шерифу, и тот продолжил:
   – Ты рассказал об истории с Нэнси Морган. Это первое, что показалось мне странным.
   – И почему?
   – Она ездила туда через поля каждый вечер?
   – Да.
   – В темноте?
   – Нет, в сумерках.
   – Она ездила в сумерках. Почему всегда в сумерках?
   – Потому что ей следовало быть в холмах в определенное время.
   – Эннен, она говорила, что не хотела, чтобы ее кто-нибудь видел? Именно потому она ездила через поля, а не по дороге?
   – Да, она так говорила.
   – Сынок, путь, который она выбрала, чтобы скрываться ото всех, лежал прямо перед твоим домом. И она определенно знала, что в это время ты сидишь на веранде. Зачем она скакала через изгороди? Чтобы привлечь твой взгляд. Хотела выглядеть вроде как таинственной. Можешь назвать другую причину?
   Райннон молча ждал.
   – И она делала это каждый день, пока ты не последовал за ней; как только это случилось, она выложила, куда направляется, так ведь?
   Райннон поднял голову чуть выше. В его глазах загорелось сердитое пламя.
   – Сразу же, как она тебя озадачила, она бросила ездить по вечерам через поле. Вместо этого появилась в доме Ди, уверенная в том, что ты за ней придешь.
   – В ту ночь она показалась мне совершенно разбитой. Она не заигрывала, – засомневался Райннон.
   – Она не такая дура. Она хитрая! К тому же училась играть на нью-йоркской сцене.
   Райннон подобрался, словно готовясь к прыжку.
   – Я правду говорю, – сказал шериф и объяснил: – Мне рассказал ее брат.
   – Ричардс?
   – Его фамилия Морган – такая же, как у нее. Он спокойно отдыхает в тюрьме. Не потому, что бандит, а для того, чтобы не попался на глаза кому-нибудь из Ди и тот не вздумал случайно выстрелить. Он мне все выложил, все, что знал, а знает он немало. Вот что я хотел тебе рассказать.
   – Давай дальше, – попросил Райннон.
   Он поднялся из-за стола и открыл окно. Затем высунулся наружу, глубоко вдохнул и наконец повернулся к Каредеку.
   – Оуэн, – произнес он, – я бродил в тумане. Сейчас кое-что начинает проясняться. Вроде как прорывается наружу и дает понять, что ты все время держался со мной честно. Это я повредился умом. Я не собираюсь извиняться за то, что хотел сегодня сделать, но с радостью пожму тебе руку, дружище.
   Шериф сжал протянутую ему лапищу, затем потянул Райннона в кабинет.
   – Хочу показать, что я обнаружил о Морганах, если ты, Эннен, готов выслушать правду об этой девушке.
   – Я созрел, чтобы выслушать правду, – ответил Райннон.
   – Ты увидишь только часть ее. Потом я открою тебе больше.
   Он рывком вытащил ящик письменного стола и вынул оттуда две толстые, сколотые вместе пачки документов – фотографий, газетных вырезок и сложенных писем. Шериф развернул их и начал объяснять:
   – Это Джек Морган, известный полиции как Даго Джек, Билл Александер и так далее. Так он выглядел, когда его первый раз арестовали за квартирную кражу. Вот он во время второго ареста. Посмотри внимательно.
   Прочитай этот список. Он занятный парень! Ему двадцать восемь лет, десять из них он провел по тюрьмам и исправительным заведениям. Его не могли уличить ни в одном серьезном преступлении, но подозревается он во многих. Хорошо обращается с оружием. Чертовски хорошо! Ди, наконец, испытали это на себе.
   Это не настоящие Морганы из нашей округи, – продолжал он, – это всего лишь их родственники. Но они получили жалкие остатки имущества наших Морга– нов – пару чемоданов со старой одеждой, письмами, несколькими книгами и тому подобным, понимаешь?
   – Понимаю, – кивнул Райннон. – Даже в этом она солгала – она не Морган!
   – Как ты отреагируешь на то, что я сообщу о ней дальше?
   – Выдержу, – хмуро ответил Райннон и добавил: – Я увез ее из дома Ди, старик, и у меня не было выбора, кроме как везти ее к Маунт-Лорел – все остальные пути перекрыли. Выход оставался только один. Нас преследовали по пятам.
   – Ты прошел через дыру-в-стене? – возбужденно спросил шериф.
   – Да.
   – Я так и понял, когда услышал о твоем побеге. Тогда, клянусь Господом, она сделала то, ради чего приехала. Несмотря ни на что, сделала!
   – Не знаю, зачем она приехала, – сказал Райннон, – но как только мы оказались внутри, она вела себя так, словно уже была там.
   – Правда?
   – Она чуть не убила меня. Я видел жажду убийства на ее лице, видел так же ясно, как на лицах мужчин. Я тебе точно говорю! Она за что-то дернула, не успел рассмотреть за что, и на меня свалился острый как нож камень весом в тонну. Я едва увернулся еще и от другого, поменьше, упавшего сверху. Больше я ее не встречал, – закончил Райннон.
   Шериф сочувственно посмотрел на него. Это в достаточной мере объясняло то состояние, в котором Райннон появился у него сегодня ночью.
   – Ну а теперь, – Каредек поудобнее устроился в кресле, – я расскажу тебе ее историю!

Глава 38

   Он развернул еще одну стопку документов и приступил:
   – Вот как она начинала: школа для трудных подростков, воровство в магазинах и по карманам. Она рано занялась этим, в одиннадцать лет. Видишь, вот?
   – Интересно. – Райннон смотрел во все глаза.
   – Это ее фотография. Хорошенькая, правда?
   – Как на картинке, – согласился Райннон. И он не лгал. Перед ним было идеальное лицо, ничуть не похожее на фотографическое изображение. – Увидев такого ангелочка, становишься мягким и сентиментальным и жалеешь, что у тебя нет собственных детей, а?
   – Да, пожалуй. Так вот, эту пташку держали до пятнадцати лет, и когда она вышла, то вроде как из учебного заведения, понимаешь? Она занялась более крупными делами. Влезла глубже, но и стала скользкой. Ее судили за контрабанду алмазов. Ее судили за контрабанду наркотиков. Судили за кражу жемчуга у леди как-ее-там из Англии. Вот статья из газеты.
   Ситуация стала слишком напряженной даже для красавицы Нэнси. Тогда она решила попробовать себя на совсем новом поприще. И попробовала себя на сцене. Начала в кордебалете. У нее хорошенькое личико, она умела пользоваться ножками. Скоро получила повышение. Понимаешь? Не ведущую роль, но пела и танцевала в музыкальной комедии. И она того стоила!
   Для некоторых сцена – слишком суетная работа, но Нэнси и она скоро надоела. Наша красотка взялась за старое. За контрабанду. На сей раз она попалась основательно. Три года в тюрьме, потом условно-досрочное освобождение. Но она скрылась и после этого жила нелегально. Постоянно меняла внешность, меняла имена, переезжала с места на место; делала деньги и тут же их теряла. Взялась за карты. Кое-чему научилась, провернула большое дело в Питтсбурге, но потеряла свою долю в каком-то игорном заведении Чикаго. Активная девушка. Карт ей показалось мало. Заполучив каким-то образом большие деньги, попробовала силы на скачках. Познакомилась в Бруклине с жокеем и заставила его попридержать лошадь, а в результате получила круглую сумму на тотализаторе. Хорошая девушка Нэнси всегда работала быстро. Одна встреча – и мужчина загипнотизирован.
   – Она и со мной это провернула очень легко, – грустно усмехнулся Райннон.
   – Но через некоторое время, несколько месяцев назад, она исчезла и занялась делами у нас. Надо-умил ее брат, Джек Морган. Он кое-что и поведал мне.
   В то время этот парень сидел в тюрьме. Вышел. От нечего делать стал копаться в сундуках Морганов с Дальнего Запада и обнаружил кое-что интересное. Надпись на чистом листе книги – какие-то диаграммы и пару слов, только и всего. Он ничего не мог разобрать, решил показать это своей умненькой сестричке.
   Так и сделал. Она не слишком любила своего братца Джека. Он ее тоже. Таланты у них разного масштаба. Как преступница она давно стала на голову выше него.
   Нэнси вместе с Джеком еще раз прошлась по сундукам, на этот раз очень тщательно, и раскопала еще кое-какую информацию.
   Тогда она купила пару билетов на Запад – Джек, как всегда, сидел без денег, – они приехали и начали разнюхивать, что это может им принести.
   Им нужно было поработать. Джек мне не рассказал всего, но упомянул, что они искали дыру-в-стене. Приехали ради нее аж с Восточного побережья!
   – Ага, – пробормотал Райннон.
   – Понимаешь, почему у них возникла надобность в тебе, сынок? Стоило явиться сюда и задать пару вопросов, как им доложили, что, действительно, здесь постоянно болтают о проходе через Маунт-Лорел, что якобы им все время пользуется Райннон, и поэтому несколько раз оставлял в дураках полицию в лице Оуэна Каредека. И Райннона никак не поймают.
   Не знаю, как получилось – Джек-ганмен не вдавался в подробности, – но однажды, когда ты приехал в город, он узнал в тебе Райннона. Морган ждал, пока на ферме не потребуется работник, и дождался. Он стремился попасть на ферму, потому что в один прекрасный день надеялся узнать о дыре-в-стене от тебя! Он ждал, следил, вынюхивал и подслушивал. Но так ничего и не добился, хотя в конце концов подслушал наш с тобой разговор и окончательно убедился, что ты настоящий Райннон, как он и подозревал.
   – Грязная свинья! – спокойно сказал Райннон.
   Шериф посмотрел на него с улыбкой восхищения.
   – Ты приходишь в себя? – спросил он.
   – Уже пришел. Меня обвели вокруг пальца, Оуэн. Теперь я начинаю думать, что не все еще потеряно.
   – Может быть, не все, но давай продолжим историю, которую мне выложил Джек-вор. Он говорит, что регулярно приходил в город и потихоньку разговаривал с красавицей Нэнси, но однажды она исчезла. Он ждал, надеясь получить от нее весточку. Она купила себе пару великолепных лошадей и после того, как жара спадала, выезжала кататься; иногда после наступления темноты проезжала мимо фермы, а он ускользал и разговаривал с ней. Видишь, в чем дело?
   – Да, это было легко.
   – Но после исчезновения из города она больше не приезжала. Он не встречал ее ни в городе, ни на ферме. Нэнси как сквозь землю провалилась.
   Когда это случилось, Ричардс – то есть, я хочу сказать Морган – забеспокоился. Он подозревал, что его дорогая сестричка решила провернуть дело в одиночку и присвоить весь куш себе, хотя, как она собиралась вытянуть из тебя информацию о дыре-в-стене, он понятия не имел. Уж слишком она хитра, от нее жди чего угодно. И это, – сказал шериф, – конец истории, который я знаю. А ты что-нибудь добавишь?
   – Ничего. Однако Нэнси приехала узнать, где находится дыра-в-стене, и она получила чего хотела.
   – Она засыпала тебя посередине тоннеля?
   – Да.
   – Думает, что ты мертв?
   – Уверена в этом. Нас скрыл друг от друга первый обвал, второй она только услышала. Теперь на все сто уверена, что он меня похоронил.
   – Тогда ты мертвец, – засмеялся шериф. – Верно?
   – Для нее – да, – хмуро согласился Райннон.
   – Ты подумал о том, что можно обогнуть гору и вернуться ко входу?
   – Ясное дело, подумал. Но что толку? Человека, вошедшего в дыру-в-стене, убить изнутри проще простого. И обогнул гору и увидел, что проход полон людьми Ди!
   – И они еще там, – заметил шериф.
   – Поэтому я убежден, что Нэнси все время работала в сговоре с Ди.
   – Сомневаюсь. – Шериф постучал пальцами, размышляя. – Давай исходить из того, чего мы не знаем.
   Мы не знаем, за чем гонялась пара Морганов – брат и сестра. За чем-то стоящим. Это безусловно.
   – Само собой разумеется. Что-то стоящее – убийства, – заметил Райннон, слегка улыбнувшись.
   – Что бы ты с ней сделал, попади она тебе в руки? – с любопытством спросил шериф.
   Райннон задумался.
   – Ничего, наверное. Но мне хотелось бы опять ее увидеть. Просто так.
   Каредек кивнул.
   – Мы не знаем, за чем они охотились. Это первое. От Джека я ничего добиться не смог. Он молчал как рыба. Кое-что рассказал только потому, что боится, как бы сестричка его не надула, – чем она, без сомнения, сейчас и занимается. Кроме того, нам не известно, какова роль Ди.
   – Важная, – мрачно ответил Райннон.
   – Может быть, не всех?
   – Всех, – сказал преступник. – Старика с женой. Чарли, наверное, самый главный. Они даже подослали дочку, чтобы она со мной заигрывала! Они опустились и до этого!
   Шериф взглянул на него. Затем продолжил:
   – Мы знаем, что она хотела попасть в дом Ди и чтобы ты потом за ней пришел. Это ясно.
   – Похоже на то.
   – И что они тогда делают? Расставляют везде своих людей. И подстраивают что?
   – Подстраивают, – внезапно выругавшись, догадался Райннон, – чтобы у меня не осталось другого выхода, кроме как бежать к Маунт-Лорел. Черт побери, почему я не допер раньше? Зачем еще им перекрывать вооруженными людьми все подходы к ранчо с холмов?
   – А-а!.. – протянул шериф. – Так ты понял?
   – Я понял кое-что еще. Двадцать пять шагов от входа, повернуть направо, и там найдешь…
   Оконное стекло разлетелось вдребезги, мимо лица Эннена просвистела пуля, и тишину разорвал короткий, низкий кашель револьвера.
   Каредек бросился к двери. Он не поворачивал ручку, а просто вышиб дверь плечом и вылетел на крыльцо; Райннон – за ним. В темноте мелькнул убегавший человек и свернул за конюшню.
   Они помчались следом, но, когда подбежали к конюшне, услышали удалявшийся топот копыт. Неудавшийся убийца сбежал.
   – Осмотри землю, – приказал шериф. – Лампа у тебя с собой?
   Освещая землю лучами лампы, они пошли к дому. Каредек первым заметил отблеск и поднял кольцо – большое мужское кольцо, слишком большое, чтобы его носила женщина.
   – Взгляни, Райннон, – пробормотал он. – Такой же голубой камень, как на твоем, и тот же рисунок!

Глава 39

   Они вернулись в дом и уселись на веранде.
   – Где ты взял свое кольцо, Райннон? – спросил Каредек.
   – На полу дыры-в-стене.
   – А теперь человек с таким же кольцом стреляет в тебя через окно. Кто это был?
   Райннон только пожал плечами.
   – Вернусь, Каредек, к дыре-в-стене, если смогу туда попасть. По-моему, там легче будет ответить на все вопросы.
   – Я оседлаю лошадей.
   – Лошадей?
   – Мы едем вместе, Эннен.
   Райннон не стал спорить. Они пошли в конюшню и там обнаружили, что из трех лошадей одна пропала.
   – Он крадет лошадь, – бесстрастно констатировал шериф, – оставляет ее рядом с конюшней, подходит к дому и стреляет.
   – Как можно промахнуться с такого расстояния? – спросил Райннон.
   Они начали седлать.
   – Посмотри на окно моего дома, – рассмеялся шериф, – и поймешь как. Там худшее стекло, которое можно найти в наших местах, – все в волнах. Когда посмотришь через него на Маунт-Лорел, кажется, что она ломается надвое. Он прицелился, но помешало стекло. Несмотря на промах, этот тип, наверное, хорошо стреляет.
   Возле калитки раздался голос:
   – Эй, шериф! Каредек!
   Каредек отошел, а когда вскоре вернулся, рядом с ним бежала свора бультерьеров.
   – Морган сбежал, – сухо сообщил он. – Я обещал отпустить его в любое время. Он ведь не был арестован. Вот, Эннен, и человек, который в тебя стрелял.
   Они вывели оседланных лошадей, забрались в седла и выехали через задние ворота двора. Затем направились по лесу к черной возвышавшейся массе горы Лорел. У ее склонов опять свернули на запад и быстро зарысили вперед. Небо затянули облака. Начался мелкий, но хлесткий дождь. Постепенно облака стали рассеиваться, и на высоком куполе неба яркими пятнами начали проступать звезды. Здесь и там по пути поблескивали серебром оставшиеся после дождя лужицы. Бодрым шагом лошади настойчиво несли их к цели.
   Обогнув склон горы, путники направились по высоким, изломанным холмам к дому Ди. Въехав в густую рощу между двумя холмами, привязали лошадей. Дальше шли осторожно, взяв направление чуть правее вершины южного отрога – одного из двух хребтов, между которыми лежало ранчо Ди.
   Поднявшись на вершину отрога, посмотрели вниз и увидели, что в доме мерцают огни.
   – Гнездо стервятников, – мрачно заметил Райннон.
   – Вот что я думаю, глядя на этот дом.
   – Позволь сообщить тебе кое-что насчет одной из этих «стервятниц», – усмехнулся шериф. – Она поехала к губернатору, чтобы вымолить тебе помилование.
   – Мне помилование!
   – Ага.
   – С таким же успехом она может просить отрезать ей кусочек луны!
   – Я тебя только ставлю в известность, что она делает.
   – Изабелла?
   – Кто еще на такое способен?
   – Хочешь сказать, что она невиновна, а все остальные – мошенники?
   – Все невиновны, пока не докажешь обратное, – решительно отрезал шериф.
   – Если не получу помилования – я мертвец, – сказал Райннон. – Ну ладно. Нам пора спускаться. Нужно попасть к склону Маунт-Лорел. Сколько, по-твоему, людей ждут нас там, Оуэн?
   – Кто его знает. Спустимся – посмотрим.
   – Ты шериф, – ответил Райннон. – Если нас увидят вместе, тебе не поздоровится – достанется столько же свинца, сколько и мне.
   – Не спорь, – устало отмахнулся Каредек. – Я достаточно взрослый, чтобы отвечать за свои поступки. Пошли, Райннон, и, пожалуйста, помолчи.
   Они осторожно двинулись бок о бок, перебегая от одного укрытия к другому, пока не спустились вниз. Никто не шевельнулся в кустах напротив, ни одна тень не мелькнула в скалах.
   Но когда пробрались к центру впадины, до них донесся тихий голос, которому ответил второй. Шериф и его спутник прижались к земле. Перед ними возвышался небольшой каменный выступ, полностью их прикрывавший. Но прямо к этим камням шли двое, за ними, чуть позади, – третий. Не больше чем в пяти ярдах лежали шериф и Райннон. Оба не осмеливались поднять головы, потому что бледный цвет лиц сразу же бы их выдал.
   – Ничего, – сказал один из охранников.
   – По-моему, я что-то видел на фоне неба.
   – Наверное, волка.
   – Волки в такую темную ночь не охотятся.
   – Темнее, чем в аду.
   – Пойду разведаю, что делается вокруг.
   – Оставайся здесь. Нам нельзя расходиться. Приказано держаться вместе.
   – Что вообще происходит?
   – Не знаю. Что-то они делают на горе. Я слышал, Чак болтал, что нашли дыру-в-стене.
   – Да ну!
   – Райннон их за это отблагодарит!
   – Если заткнуть ее, его скоро загонят, как лису.
   – Не скажи.
   – Большой Джерри приехал?
   – Не знаю. Старик не так давно шумел насчет него.
   – Это игра не старика, а Чарли. Он гоняет отца туда-сюда и ничего не говорит.
   – Что они ищут?
   – Скорее всего Райннона.
   – Вот будет на что поглазеть!
   – Не скажи. Чем больше мишень, тем легче в нее попасть.
   Они ушли в сторону, и хотя скрылись из виду, но неразборчивые голоса все еще доносились ясно. Шериф подобрался поближе и прошептал на ухо Райннону:
   – Тебе надо прорваться. Возвращайся в долину, потом иди обратно и не скрывайся. Ты пойдешь по этой стороне, я – по той, за деревьями. Мы оба – Большие Джерри. Понял? Мы опоздали и идем через охранение. Если прорвемся оба, где встретимся?
   – Двигайся прямо к подножию горы и вверх по ручью. Там, где поток расширяется, найдешь меня.
   – До встречи, Эннен.
   – Знаешь, старик, – засомневался Райннон, – это дело касается только меня. Тебе лучше не вмешиваться. С какой стати ты будешь прорываться?
   Каредек не ответил. Он змеей скользнул по грязи и траве и исчез в кустах.
   Райннон послушался и по-пластунски пополз назад. Затем встал и смело вышел из-за деревьев, раскачивая рукой, в которой держал винтовку. Справа впереди открывалось то место, где свалился сбитый его пулей всадник.
   Как ни странно, но воспоминание об этом придало ему уверенности. Шаг его стал тверже. Дай Бог удачи храброму шерифу! Если поймают Райннона, смерть его будет легкой и безболезненной. Если поймают шерифа, ему придется тяжелее – его ждет позор на всю жизнь.
   – Эй, ты! – раздался жесткий голос из темноты.
   – Ладно, ладно, – прорычал Райннон. – Что тебе надо? Денег?
   – Вот еще умник нашелся, – проворчал из засады страж. – Ты кто?
   – А кого ты ждешь? – спросил Райннон. – Я тот, кто ночью предпочитает спать в постели, чем шататься в темноте, если хочешь знать.
   – Я ему сейчас задам! – воскликнул возмущенно голос. – Я его сейчас уложу! – Перед Райнноном, быстро приближаясь, появился силуэт. – Ты где? – высоким от гнева голосом спросил человек. – Ты где? Я тебя сейчас урою, паршивая собака!
   К Эннену в темноте шел переполненный злостью Чак Мэпл.
   – Я здесь, – громко откликнулся тот, узнав старого знакомого.
   Мэпл чуть ли не подбежал к нему.
   – Чак, – громким шепотом позвал Райннон.
   Тот резко, как вкопанный встал, не в силах произнести ни слова.
   – Боже мой! – выдохнул Чак Мэпл.
   – Я – Джерри, чего ты от меня хочешь? – громко спросил Райннон. – Чего тебе от меня надо, ублюдок?

Глава 40

   – Это Джерри, – крикнул кто-то в кустах.
   – Ясное дело, Джерри, – подтвердил Чак Мэпл. – Я сразу понял по его дурацкой привычке нарываться на неприятности.
   – Оставьте меня в покое! – отмахнулся Райннон. – Мне некогда выслушивать вас и ваши идеи.
   Он двинулся прямо, Мэпл пошел за ним.
   – Что-то сегодня Джерри выглядит слишком здоровым, – засомневался кто-то.
   – От таких разговоров любой надуется, как индюк, верно?
   – Может, и верно. Эй, Джерри, подойди сюда!
   Райннон не остановился. По спине пополз холодок дурного предчувствия. Охранники находились по обе стороны от него. Полдюжины вооруженных людей, закаленных в стычках и перестрелках.
   – Джерри! – кто-то сердито крикнул.
   – Ну? – оглянулся Райннон, останавливаясь. – Чего еще надо?
   – Иди сюда!
   – А ты кто такой? Чего ты тут приказываешь?
   – Если тебя не может позвать твой родной дядя, то кто еще может? Иди сюда сейчас же!
   – Мой родной дядя за мной не посылал. Мой родной дядя не знает, зачем я здесь, – возразил Райннон. – Сегодня дядя мне не указ!
   Кто-то приглушенно прыснул. Дядя взорвался от гнева:
   – Ты у меня за это ответишь, щенок! Ты у меня ответишь!
   – Ладно, оставьте этого дурачка в покое, – остановил расходившегося дядю кто-то. – От него, кроме неприятностей, ничего не добьешься. Не знаю, зачем он сегодня понадобился Чарли.
   – Бадж, – пуще прежнего вскипел дядя, – кого ты обозвал дурачком?
   Райннон направился дальше. Через мгновение деревья остались позади. Он увеличил шаг и быстро пошел к горе, чей крутой, обширный склон блестел от недавнего дождя.
   Он прошел через охрану, спасибо изобретательности Каредека!
   Но как сам Каредек? Что с ним случилось?
   Подойдя к подножию, увидел, как от кустов слева отделилась высокая тень. Она остановилась, затем медленно двинулась вперед.
   – Кто здесь? – громко и уверенно спросил Райннон. – Стой и назови себя!
   Тень встала. До Райннона долетел тихий смех.
   – Все нормально, Эннен!
   Рядом с ним появился шериф и крепко, обнадеживающе сжал руку.
   – Кого-нибудь встретил? – спросил Райннон.
   – Никого. Прошел между охраной, но слышал голоса неподалеку справа.
   – Наверное, парни, что меня остановили. Но я прошел. Я – Джерри. Но, похоже, слишком крупный для Джерри.
   Они тихо засмеялись и пошли бок о бок, пока, миновав темный кустарник, не остановились у ручья. Вода плавно бежала, о ее скорости можно было только догадываться по тихому шепоту потока, и Райннон опустил руку, чтобы проверить его напор.
   – Оуэн, прямо напротив нас находится вход в дыру-в-стене, – объяснил он другу. – Наклонись и подлезь под нижний уступ скалы, который вроде как касается воды. Но он до нее не доходит! Можешь пройти прямо под ним! Иди сквозь темноту. Скоро наткнешься на уступ сбоку. Он выведет тебя в пещеру. А теперь, Каредек, я пойду. Если не увидишь меня через десять минут, давай за мной. Договорились?
   – Хорошо, – кивнул шериф.
   – Иди осторожно. Старайся не плескать. Там до нас побывали люди. Во всяком случае, Нэнси. Возможно, она и сейчас в пещере. Иначе зачем им так охранять впадину?
   – Ты прав, – согласился шериф. – Я не тюлень, но постараюсь идти осторожно.
   Они пожали друг другу руки, и Райннон ступил в воду. Он пересек ручей, нагнулся и тут с головой ушел в ледяную воду.
   Сила потока толкала его в сторону. Только удача помогла ему ухватиться за нижний край камня, встать на ноги и повернуться.
   Он опять подошел к Каредеку.
   – О дыре-в-стене знает не только девчонка, – информировал он шерифа. – Они углубили дно у камня так, что перед входом теперь глубоко. Придется плыть. Вода потащит вниз. Твои револьверы такое выдержат?
   – Пару минут под водой не повредят ни мне, ни револьверам.
   Райннон вернулся ко входу. Он обнаружил, что, если знаешь о западне, миновать ее очень легко, а потому поплыл вперед. Наконец он коснулся ногами дна и двинулся сквозь полнейшую темноту.
   Появился уступ. Он медленно поднялся, поскольку опасался, что струи, лившиеся с его одежды, могут его выдать. Одновременно включил фонарь, мгновенно обежал лучом вход и убедился, что со времени его последнего визита здесь на самом деле произошли изменения.
   В центре пещеры, в ярде или двух от края воды, стояли то ли старые сундуки, то ли ящики.
   Райннон в темноте подошел к ним, присел на песок и попытался выжать воду из одежды. Он ждал.
   С каждой секундой становилось холоднее. Он чуть не задрожал, но остался сидеть, пока тихий плеск воды не заставил его вскочить на ноги, чтобы помочь шерифу.
   Однако он услышал резкий вздох, а потом:
   – Все в порядке, Нэнси?
   – О нет! Проклятый дождевик пропускает воду. Я опять вымокла насквозь!
   – Ты не затянула завязки на запястьях и щиколотках, – отозвался мужчина, и Эннен узнал голос Чарли Ди.
   Райннон опасливо ретировался к краю пещеры. Когда появился свет, он мог только надеяться, что они не направят луч на него. Он вытянулся на песке, выбросив вперед руку с револьвером. Если бы они осветили его, для одного из них этот момент стал бы последним в жизни!
   Они шли через пещеру по воде, громко отфыркиваясь и брызгаясь водой, но не обращая внимания на шум. Наконец ступили на песок.
   – Посвети, – скомандовал голос Нэнси. – У меня в сапогах булькает вода. Я замерзла!
   Немедленно включился сильный луч, и Райннон неудобно скорчился, увидев, как близко пятно света подобралось к нему. Он молился, чтобы оно не достигло его, а если бы и достигло, то чтобы они не заметили темную, неровную тень на песке.
   Но что же случилось с шерифом? Увидел ли он, как эти двое прошли мимо и опустились в воду? Последует ли он сразу за ними? Не привлечет ли звук его появления внимания Чарли Ди? Тогда дело закончат пули его револьвера.
   Он слышал каждое произнесенное слово, даже когда они разговаривали совсем тихо, потому что вогнутый потолок пещеры не только хорошо отражал звуки, но и немного усиливал их.
   Нэнси в желтом дождевике, блестевшем, словно куча золота, сидела на песке и выливала воду из сапог.
   Чарли Ди стоял рядом и с симпатией смотрел на нее.
   – У тебя есть фляжка с бренди, Нэн. Почему бы тебе не выпить глоток?
   – Когда закончим работу, тогда выпью. За нами следят, Чарли.
   – Следят. Я думал, Бадж нас остановит и увидит тебя.
   – Да, чуть не попались. Ну и что, если бы меня и увидели? Мы бы что-нибудь придумали.
   – Может быть. Но…
   – Никаких «но». Он подозревает, что именно нам нужно?
   – Если бы он узнал, зачем мы здесь… Если бы догадался, за чем мы охотимся…
   Чарли Ди засмеялся, и в его голосе зазвенела неприятная нотка.
   – Он бы повысил ставки?
   – Естественно. Он настоящий скряга, – сказал Чарли Ди.
   – Ему не нравится, что его мальчик становится на ноги? – предположила Нэнси Морган.
   – Ладно. Ему ничего не известно. Сегодня мы перенесем остатки.
   Они поднялись и начали исследовать сложенные на песке ящики. С некоторыми обращались небрежно и отбрасывали в сторону. Над одним с вниманием наклонились. Нэнси запустила в него руки.
   Неожиданно Чарли Ди воскликнул:
   – Осторожнее, Нэн. Я должен видеть все, чего ты касаешься!
   Она выпрямилась и сердито топнула ногой.
   – Думаешь, я что-нибудь стяну? – возмущенно выкрикнула она.
   – Я не думаю, – ответил он хладнокровно, – я знаю.
   – Так ты знаешь? – В ее голосе появилась животная ярость.
   – Нечего блефовать со мной, Нэнси, – сухо осадил ее Чарли Ди. – Ты мне нравишься. Ты очень красивая девушка. Но с этого момента мы будем связаны деловыми отношениями, а не только дружескими. Не стоит слишком полагаться друг на друга.
   Немного помолчав, она согласилась:
   – Ты прав. Конечно не стоит. Посвети мне сюда.
   Он послушался, повернув яркий луч внутрь ящика. Лишь отражение его заиграло на потолке пещеры и на поверхности воды, но и при этом свете Райннон разглядел, что из глубины воды поднимается темная тень человека.

Глава 41

   По внушительной ширине плеч Райннон в тусклом полусвете узнал Каредека, который осторожно выплывал из образовавшейся заводи и чуть приподнялся. Оуэн не торопился. Очевидно, шериф не хотел рисковать и выходил так медленно, что движений его было почти незаметно. Эннен следовал его примеру.
   Девушка извлекла из ящика несколько маленьких, тяжелых мешочков, затем принялась рыться дальше. Под ее сильными руками раздался звук рвущейся материи.
   Наконец она выпрямилась, чтобы отдохнуть. В пещере настолько хорошо разносились звуки, что Райннон слышал ее возбужденное дыхание.
   – По-моему, это там, – кивнула она на ящик. – Кажется, мы нашли основную часть добычи, мой дорогой Чарли!
   – В любом случае предприятие себя оправдало, – согласился Чарли и добавил: – Через пять минут нам нужно отсюда выбираться.
   – И пусть Райннон возвращается, когда ему вздумается, – тихо засмеялась девушка. – Он увидит, что орешка в скорлупке нет! Дурак! Дурак! Жить на таком богатстве все это время! Но идиоту ничего не дано понять!
   – Послушай, Нэн, за что ты его так ненавидишь? – спросил Чарли.
   – С какой стати мне его ненавидеть?
   – Это типично женский ответ, – возразил молодой Ди. – Я хочу знать причину. Разве мы его не использовали? Без него мы никогда бы не нашли это место.
   – Терпеть не могу дураков! – яростно ответила девушка.
   – Брось, Нэн, ты достаточно красива, чтобы оставить в дураках любого мужчину.
   – Кроме тебя, Чарли!
   – Да, милая, я не романтик.
   – Не романтик! Ты холоднокровная тварь!
   – У тебя острый язычок, Нэн.
   – Мне подарил его Господь, – пожав плечами, парировала она. – Ну а ты? Притворяешься, что тебе нравится Райннон, этот огромный, неуклюжий болван?
   – Что он тебе сделал, Нэнси? Что сказал? Признайся. Разве он не спас тебя от нас?
   При этих словах Чарли засмеялся, а она в ответ пронзительно расхохоталась.
   Тень Каредека подползала все ближе к ним. Райннон тоже с каждой секундой приближался к заговорщикам. Он даже удивился, почему они не чувствовали грозившей с двух сторон опасности, ведь стоило лишь повернуть голову. Но потом понял. Они слишком увлеклись своими мыслями и работой, а еще их ослеплял яркий свет.
   – Он спас, когда ты запланировал спасение, – уточнила она. – Ты хочешь, чтобы я всю жизнь благодарила его за это?
   – Конечно, – кивнул Чарли Ди. – Ведь с этой задачей мог справиться только очень смелый и умный человек!
   – Зачем ты мне это говоришь? – огрызнулась она. – Разве ты не сидел, готовый к сюрпризам – даже после того, как услышал скрипнувшую половицу в соседней комнате?
   – Ему нужно было пройти через отцовских охранников, – пояснил Чарли Ди. – А они о нашей тайне ничего не ведали. Парни приготовились стрелять. Стрелять даже в тень! А едва он тебя вынес, как за ним кинулась погоня. Но ответь мне, Нэн, почему ты думаешь, что он не погиб под завалом?
   – Я жалею, что не погиб, – отозвалась девушка. – Он остался жив! Не знаю почему, но я уверена. Я чувствую его. Чувствую, что он еще жив. Чувствую, что он рядом с нами, Чарли.
   Чарли Ди невольно оглянулся через плечо в сторону поднявшегося уже Каредека – и в это мгновение Райннон нацелил на него револьвер. Одно неверное движение, – и он уложил бы его.
   Но Чарли, к счастью, ничего не заметил и сделал всего лишь инстинктивное движение при упоминании имени Райннона.
   Ди повернулся к сообщнице.
   – Ладно. Тобой руководят голоса – как Жанной д'Арк?
   Он презрительно рассмеялся. Девушка подняла голову и напряженно посмотрела на Чарли. Даже Райннон содрогнулся, увидев этот взгляд. Но Чарли не обратил на него внимания.
   – Оставь в покое Жанну д'Арк, – жестко произнесла Нэнси. – Не важно, что мной руководит, но это я привела тебя к сокровищам, так?
   – О да, верно. Я не оспариваю твоих талантов, дорогая.
   – И не называй меня «дорогая»! – прикрикнула она.
   – Послушай, Нэнси, ты хоть кого-нибудь любила за свою жизнь?
   – Я никого не знала, кроме обманщиков и мелких мошенников, – отрезала мисс Морган. – Если бы я встретила настоящего мужчину, то оценила бы его не хуже других.
   – Тогда тебе понравился бы Каредек, – удивленно заметил Чарли Ди. – Он настоящий мужчина. Хотя сейчас уже никто.
   – Мы с ним покончили, больше ему не подняться, – со злорадным удовлетворением усмехнулась Нэнси. – Мы его окунули в грязь!
   – Это тебя радует?
   – Почему бы и нет? – прорычала она в ответ. – Все эти дешевые полицейские ищейки не сделали мне ничего хорошего! Они превратили мою жизнь в ад!
   Чарли Ди молча смотрел на нее.
   – Скажи честно, Нэн, когда ты встретилась с Райнноном, не испугалась его огромных размеров?
   – Поначалу, – призналась она. – Но потом с ним оказалось легко. Я закатила небольшую истерику. На крупных людей она действует безотказно – заставляет их чувствовать себя еще больше и еще сильнее. Вот с маленькими мужчинами этот номер не пройдет. Слезы делают их меньше и злее. С Райнноном все вышло проще простого. Он ведь честный. Никогда не обидит девушку. А уж такую слабую и беззащитную, как я…
   Она снова засмеялась, но Чарли Ди резко прервал:
   – Давай приниматься за работу, Нэн. Надо все закончить. Осталось немного.
   Не говоря ни слова, она наклонилась над ящиком. Опять раздался звук рвущейся материи.
   – Тебе помочь? – спросил Чарли Ди.
   – Оставь меня, – отрезала она. – Мы договорились, что открывать буду я! Мне хорошо известно, как ловки твои тощие, длинные пальчики!
   Это оскорбление Чарли пропустил мимо ушей. Шериф находился от них в пяти шагах, Райннон – не дальше чем в одном прыжке, и он поднялся на ноги. Приготовил фонарь в левой руке, в правой – револьвер.
   Издав приглушенный возглас, девушка извлекла из ящика маленькую шкатулку.
   – Посмотри, Чарли! – взволнованно крикнула она и вдруг предложила: – Ты не знаешь, что здесь. Я тоже. Давай так: я даю тебе свою долю. Ты забираешь все, а я – только эту маленькую, старую шкатулку, даже не открывая ее! Может, там ничего и нет… Я… я рискну!
   Она слегка наклонилась над ней, прижимая обеими руками к груди, и в ее голосе прозвучала такая ненасытная жадность, какой Райннон не слышал за всю свою жизнь.
   – Позволь, я посмотрю, что там, дорогая, – твердо сказал Чарли Ди. – Я только посмотрю.
   Она замерла и выпрямилась.
   – Ты дурак, – выкрикнула она. – Хитрый… дурак!
   Затем откинула крышку, и в следующий момент в пещере прозвучал ее сдавленный вопль. Райннон сам едва сдержался, чтобы не воскликнуть. Потому что свет фонаря Ди померк перед многоцветным – зеленым, красным, голубым и ослепительно белым – сиянием содержимого шкатулки в трясущихся руках Нэнси Морган.
   – Да, – протянул Чарли Ди. – Тебе не жаль отдать свою долю за эту маленькую шкатулку!
   – Боже мой… Боже мой! – прошептала Нэнси со всхлипом.
   Она подняла шкатулку и, словно лаская ребенка, прижалась лицом к холодным, сверкавшим драгоценным камням. Ни разу в жизни Эннену не приходилось быть свидетелем такой страсти. Он похолодел от ужаса.
   – Ладно, Нэн, – распорядился Чарли Ди. – За-крой ее, прежде чем пара камешков выкатится и упадет тебе в рукав!
   Нэнси Морган откинула голову и захохотала, ее радость светлой музыкой пробежала по пещере.
   – Я добилась своего! – вопила она. – Я ждала! И всегда знала, что когда-нибудь разбогатею. С этими камушками я их заставлю поплясать! Они теперь мои! Они мои!
   Она с треском захлопнула крышку шкатулки.
   – Ее понесу я, – сурово отчеканил Чарли Ди.
   – Конечно ты, – закивала Нэнси. – Думаешь, я тебе не доверяю, дорогой? Конечно же доверяю! Ты был со мной кристально честен. Возьми!
   Она отдала шкатулку Чарли Ди. В ее голосе звучала такая сердечная теплота, что даже Райннон, с каким бы предубеждением ни относился к ней, даже Райннон растаял, словно дым под ветром, и забыл о ее преступлениях.
   – Вот теперь давай выпьем, Чарли, – предложила она. – Мы хорошо поработали – и руками, и головой. Мы заслужили по глотку бренди.
   – Хорошая идея, Нэн.
   Она вынула маленькую серебряную фляжку, которая засияла при свете, как осколок горного хрусталя, откупорила ее и протянула Чарли Ди.
   – После тебя, Нэн.
   – Нет, Чарли. Ты сделал самую сложную часть работы. – Она поцеловала фляжку и со смехом вручила ему. – Я желаю тебе удачи, – пропела Нэнси Морган.
   – И тебе – тоже удачи, Нэн, – сказал ее сообщник. – Я пью за тебя!
   Он высоко поднял фляжку и поклонился, посмеиваясь в свою очередь над этой странной церемонией, которая сложилась как бы сама по себе.
   – Если выпьешь из этой фляжки, – раздался спокойный голос Каредека, стоявшего в двух шагах позади них, – то вообще никогда ничего больше не выпьешь!

Глава 42

   При первых звуках голоса друга Райннон направил слепящий свет своего фонаря на Нэнси и Чарли; и хотя Чарли погасил свой, как только услышал неизвестный шорох, парочка беспомощно стояла в ярком круге света. Каредек тоже осветил их. Два источника сияния заставили обоих прижаться друг к другу. Они видели оружие рядом с фонарями и понимали его значение.
   – Предложи ей выпить первой, – посоветовал Каредек. – Пусть попробует свой напиток, Чарли, посмотрим, как она порадуется.
   – И попробую! – выкрикнула девушка, выхватив фляжку. – Я покончу… – Но опустила ее, когда поднесла к самым губам. – Нет, – решительно заявила она. – Что толку. Я могу выбраться даже из этого положения.
   – Подними руки, Ди! – скомандовал Райннон.
   Из губ девушки вырвался слабый крик:
   – Эннен Райннон!
   – Он самый, – усмехнулся шериф. – Красивый голос, правда? Ди, ты слыхал, что тебе предложили поднять руки?
   Чарли подчинился. Он был спокоен и собран. Нэнси Морган, дрожавшая, со стиснутыми руками, прижалась к нему.
   – Говорила тебе! Почему мы не закончили вчера! – яростно выкрикнула она.
   – Тогда ты отравила бы меня днем раньше, дорогая. Так ведь? – хладнокровно спросил Чарли Ди.
   – О, будь ты проклят! И ты! И ты! – выдохнула Нэнси Морган. Ее голос дрожал, она захлебывалась ненавистью и жалостью к себе. – Я упустила свой шанс! Упустила! Мне надо было умереть!
   Она бросила фляжку, метясь в голову Каредека. Но та пролетела на волосок от его виска и упала в маленькое озерко стоячей воды.
   – Свяжи ей руки, – приказал Каредек. – Я держу их на мушке. Имей в виду, Ди, у меня палец на спусковом крючке!
   – Я ягненок, Каредек, – ответил Чарли с удивительным самообладанием. – Даже не пошевелюсь. Можете мне поверить, что я рад вам, ребята!
   Райннон взял Нэнси Морган за тонкие крепкие кисти. А она оскалилась, словно приготовившись вцепиться ему в горло, и с горевшими глазами зашипела, как затравленная кошка. Ему стало не по себе, и он был рад повернуться и завести ее руки за спину. Несколько оборотов веревки крепко прихватили запястья. Шериф тем временем проделал то же самое с Чарли Ди.
   – Вы будете со мной говорить? – спокойно спросил Райннон.
   – Буду, конечно, – ответил Чарли.
   – Какое участие в этом принимает ваш отец… мать…
   – И Изабелла?
   – Да.
   – Никто из них не имеет ни малейшего представления о том, что тут происходит. Я пообещал отцу пятьдесят тысяч долларов, если он позволит на десять дней стать мне хозяином ранчо. Вот и все. Заключил с ним сделку.
   – Я вам верю, – кивнул Райннон. – И насчет Нэнси… Вы знали, что она хотела сделать со мной, как только мы окажемся здесь?
   По телу Чарли пробежала судорога, и голос тоже дрогнул.
   – Помоги мне Господь! – произнес он с гримасой отвращения. – Я не помышлял об этом. Вы, конечно, поняли, что вас заманили в ловушку?
   – Естественно.
   – Я пытался убедить ее, поговорить с вами откровенно – ей или мне – и поделить сокровища после того, как мы его найдем. Она не доверяла вам.
   – Ни единому человеку! – презрительно фыркнула Нэнси Морган.
   – Славная птичка! – усмехнулся Каредек. – Славная маленькая певчая птичка! – Луч его фонаря осветил ее лицо. – Ну просто ягненок! – пробормотал шериф.
   – Что вы со мной сделаете? – вызывающе спросила девушка. – Да что вы вообще можете со мной сделать?
   – Покушение на убийство. Это уже кое-что, солнышко.
   – Убийство Райннона, преступника? За поимку его назначена награда!
   Она торжествующе засмеялась.
   – Возможно, ты и права, – покачал головой шериф, – и мы с тобой ничего не сможем сделать…
   – Ничегошеньки! – уверила она его, оскалясь.
   – Кроме того, что отправим тебя в добрый старый Манхэттен и передадим полиции, солнышко.
   Она повернулась и посмотрела ему в лицо.
   – Блефуешь, дорогуша! – взвизгнула она. – И блефуешь плохо.
   – Или… – продолжал шериф, – как ты думаешь, мальчики из Питтсбурга будут рады тебя видеть? А в Чикаго – так встретят с оркестром.
   Она беспомощно взглянула на него и замолчала.
   – Я все знаю о тебе, Нэн. Множество твоих имен и множество твоих проделок, – завершил свою речь шериф.
   Нэнси побледнела и, казалось, постарела на глазах. Однако самообладание ее не покинуло.
   – Ладно, – сказала она, – все вернулось на круги своя. Дьявол проделал свою обычную штучку и наложил лапы на пирог, как только я собиралась его попробовать.
   – И добавила: – Чарли пойдет со мной. Заговор с преступными целями. По-моему, Чарли, ты кое-что получишь за свое участие. Если я сяду в каталажку, ты будешь сидеть в соседней камере, дорогуша!
   Чарли Ди пожал плечами и повернулся к ней спиной.
   – Надеюсь на это, – произнес он сдержанно. – Будь я проклят, если срок в тюрьме не единственное, что поможет мне очиститься! Я скатился в грязь, Райннон. Худшую грязь. Едва ли вы в такое когда-либо влипали. Но даю слово – я никогда не замысливал причинить вам вред, дружище. Просто не повезло. Вы единственный знали о дыре-в-стене, единственный в мире, кто мог нас к ней привести!
   – Каредек об этом догадался, – сообщил Райннон.
   – Он много сделал, чтобы разгадать загадку.
   – Пошли туда, где лежит остальное, – махнул рукой шериф. – Вы двое, показывайте дорогу.
   – Ни слова им, Чарли! – выдохнула девушка. – Они будут платить за то, что хотят узнать!
   – Не возьму ни цента, – отрезал Чарли. – Я сыт по горло, дорогая.
   – Ты что, хочешь, чтобы меня повесили? – закричала она.
   – Я выхожу из игры, – предупредил Чарли Ди. – Хватит с меня легких денег. Каредек, я отведу вас.
   Девушка завизжала.
   – Воткните ей кляп, – спокойно предложил сообщник. – Когда выберемся из пещеры, она поднимет страшный шум, и на нас накинется отец со своими парнями.
   Этим занялся шериф. Он раскрыл ей рот, сжав железными пальцами скулы, и забил скрученный платок. Потом взвалил на плечо, словно бревно, и направился в воду. За ним следовал Чарли Ди, а замыкал шествие Райннон, готовый к любым неприятностям. Он нес последнюю добычу – тяжелые маленькие мешочки и шкатулку с драгоценными камнями.
   Они прошли через лаз в воде и промокшие выбрались на другой берег в непроглядную темноту. Равномерно шумя, лил частый нудный дождь, небо полностью затянули черные облака.
   – Если нас кто-нибудь окликнет, – предупредил Чарли Ди, – говорить буду я.
   Он повел остальных вверх из низины. Но их никто не остановил, они не увидели ни единой человеческой тени, за исключением размытого дождем, смутного силуэта всадника.
   – Ребята зря получают деньги, – усмехнулся Чарли Ди.
   Он свернул налево, к отцовскому дому, где окна уже не светились. Потом снова свернул к роще. Подойдя к берегу ручья, остановился у дерева.
   Шериф поставил девушку на ноги, но не развязал рук и не вынул кляп.
   – Поднимите этот камень, Райннон, – попросил Чарли.
   Райннон поднял большую плоскую глыбу и увидел под ней плотно уложенные маленькие мешочки, какие лежали в его карманах.
   – Здесь триста фунтов в золотых монетах, – объяснил Чарли Ди. – Это около сорока или пятидесяти тысяч долларов, наверное. Настоящую ценность представляют драгоценные камни.
   – Ты скажешь, что это такое, Чарли? – спросил шериф многообещающим, ласковым тоном.
   – Никто не знает, – покачал головой Чарли. – Никто не знает точно. Известно только, что Морганы никогда не копили старые испанские монеты и не покупали в таких количествах драгоценностей. Это ясно. Тогда как они завладели сокровищем? Ну, Морганы были диковатыми людьми, так ведь, Нэнси?
   Каредек посветил ей в лицо. С кляпом во рту она не могла ответить, но в глазах ее горело столько сильной, холодной ярости, что они говорили красноречивее слов.
   – Во времена старого Джима Моргана дороги были небезопасны, – задумчиво произнес Каредек. – Я слыхал об этом давным-давно, до того, как начал работать здесь, в холмах.
   – А в книге почерк Джима Моргана, – заметил Чарли. – Мы это определили. Как к нему попало сокровище? Золото, наверное, где-то награбил, не знаю где, может, к югу от Рио-Гранде… Камни – частью нашел, частью тоже награбил. В свое время старатели вкладывали кучи денег в бриллианты и тому подобное. Во всяком случае, Джим Морган спрятал сокровище в дыре-в-стене. Это только догадки, но по-моему, они близки к истине. А теперь, Каредек, я готов идти за вами!
   – Если готов, иди домой, – буркнул Каредек. – Я пришлю за тобой, когда понадобишься.
   Произнося эти слова, он одновременно вынимал кляп изо рта девушки.
   – Я закричу! – прорычала Нэнси Морган. – Вы не имеете права хватать меня и отпускать его, вы подлый…
   – Ты тоже свободна, – сказал шериф. – Не знаю, может, ошибаюсь, но я не могу жертвовать жизнью такого парня, как Чарли Ди с его задатками ради того, чтобы посадить… женщину вроде тебя, Нэнси.

Глава 43

   Ничто, связанное с человеком, не имеет таких быстрых крыльев, как слухи. Они пролетели через страну холмов и через город, и шерифа встретило совершенно иное отношение.
   Да, горожане не приветствовали его так добродушно и весело, как он привык, но они здоровались и смотрели на него с интересом, расположенные в любой момент улыбнуться. Нигде в мире люди не являются слепыми рабами Общественного Мнения до такой степени, как на Дальнем Западе. Однако Общественное Мнение городишка теперь склонялось в пользу шерифа, хотя совсем недавно готово было предать его вечному проклятию без суда и следствия за помощь бежавшему от правосудия Эннену Райннону.
   Звучали предложения обвинить его в преступлении, арестовать и отдать под суд. И сдерживало самых ретивых только отсутствие ответа на вопрос: кто должен пойти и арестовать Оуэна Каредека.
   Сейчас все было забыто.
   Что случилось, никто не знал, но прошел слух о странных происшествиях на Маунт-Лорел. Шептались о дыре-в-стене, этом сомнительном месте, которое неразрывно связывали с Энненом Райнноном и его долгой преступной деятельностью.
   Никто толком ничего не знал, однако все высказывали мнение о большом сюрпризе.
   Говорили о двух поездках шерифа в столицу штата, и скоро стало доподлинно известно, что оба раза он встречался с губернатором. Также знали и о том, что в столицу его сопровождал Чарли Ди.
   Какое отношение к этому делу имели Ди?
   Изабелла Ди, например, отсутствовала несколько недель и еще не вернулась. Ее тоже видели с губернатором.
   И поэтому весь округ ждал, что будет с шерифом. В его пользу говорил еще один факт: Эннен Райннон больше не нападал. Гигант так и не спускался с Маунт-Лорел.
   И еще – шериф отправил из города в «Истерн-банк» маленькие, тяжелые ящики с неизвестным содержимым. И на пальце Каредека появилось кольцо с большим, искусно выгравированным камнем.
   Народ затаил дыхание. Что случилось? Что будет с шерифом? Что делает Райннон? Как Ди связаны с этим делом? Что означало скопление людей между хребтами Маунт-Лорел?
   Вряд ли кто удивился бы, если бы шериф Каредек в это время расслабился и выглядел веселым; тем не менее он, казалось, старел на глазах. Его лицо стало более хмурым, походка – более тяжеловесной. Вокруг глаз появились морщины. Говорили, что он седеет. И определенно, старый добрый шериф никогда не был так серьезен.
   Тем вечером он появился и сел не на веранде своей городской хибары, а в доме маленькой фермы в холмах. Она выглядела жизнерадостно, даже несмотря на то, что наступила осень, потому что кормовая трава снова разрослась, а фиговые деревья хоть и опали, но красиво смотрелись на фоне неба. И те, кто проезжал мимо, слышали перестук ветряной мельницы – мягкий звук хорошо смазанных частей – и переглядывались.
   – Этот Райннон – он потрудился на славу, – говорили путники и проезжали дальше, оглядываясь на зеленевшие изумрудные поля.
   Другие даже пытались следовать его примеру, но им не так везло. Копать колодцы стоило дорого. Они вкладывали мысли и деньги, но не яростную энергию Эннена Райннона.
   Поэтому восхищение им росло.
   – Такой парень, как он, мог бы сделать все. Он дурак, что взялся за воровство, – сочувствовал кто-то.
   Весь округ поддержал эту мысль.
   Шериф, словно в раздражении, поднялся с кресла и зашагал взад-вперед по веранде. Тени густели. Начались короткие осенние сумерки.
   Он спустился с крыльца, по дорожке дошел до калитки и вернулся обратно.
   Из дома вышел Караччи, посмотрел на него и, не говоря ни слова, исчез.
   Наконец Каредек услышал далекий стук копыт, оперся о калитку и стал наблюдать за приближавшимся всадником – маленьким всадником на высокой лошади.
   Энергичный всадник на хорошей лошади. Об этом можно было судить по посадке и по тому, как лошадь проскочила мост: одно мгновение – громкий стук досок, другое – приглушенный топот по пыльной дороге.
   Каредек так заинтересовался, что вышел за калитку. Он стоял ждал и вот уже различил развевавшуюся материю за седлом, слишком длинную, чтобы быть брючинами. Значит, юбка?
   Всадница, свернув с середины дороги, подскакала к нему, плавно, как ковбой, остановила лошадь, бросила поводья и спрыгнула с седла прямо в объятия шерифа.
   Она расцеловала его в обе щеки – загорелые и заросшие щетиной.
   – Дорогая, дорогая, дорогая… – шептал шериф. – Ты все-таки выиграла? – Она в ответ лишь засмеялась! – Ну, не томи, Изабелла!
   – Я выиграла! – выдохнула Изабелла.
   Услышав это, шериф повернулся к ней спиной и прошел в калитку, даже не придержав ее для девушки. Он прошагал по дорожке длинными шагами и исчез в доме, который эхом отозвался на стук его каблуков.
   Оуэн прошел на кухню, где пара широких плеч и крупная голова склонились над кастрюлей, а ловкие руки, быстро орудуя ножом, превращали коричневые картофелины в крахмально-белые.
   – Эннен, – позвал шериф.
   – Отстань, – отозвался преступник. – Дай дочищу картошку. Оставь меня в покое.
   – Мне надо кое-что тебе сообщить!
   – После ужина. Я занят. И устал от твоих дурацких идей, – проворчал Райннон.
   – Эннен Райннон, – скомандовал шериф. – Встать!
   Что-то в его голосе заставило Райннона отставить кастрюлю и медленно подняться. Они стояли друг против друга – два сильных, огромных мужика.
   Райннон механически пробовал острие ножа грубой подушечкой большого пальца, задумчивым взглядом изучая шерифа.
   – Ну, что случилось?
   – Эннен, мне жаль, но именем закона я должен тебя арестовать! – Он положил руку на плечо Райннона. – Все, что ты скажешь, может быть использовано против тебя. Должен тебя об этом предупредить!
   – Это не шутка? – мрачно спросил Райннон.
   – Будешь сопротивляться?
   – Господи… нет! Я никогда больше не буду сомневаться в тебе, Оуэн. Если скажешь, я сам взойду на виселицу и повешусь!
   – Дурак! – воскликнул шериф. – Разве ты не понимаешь? Ей, наконец, повезло! Бог знает, как она его убедила. Даже мне это не удалось, не говоря уже о Чарли Ди. Но у нее все вышло! Явишься в суд, и губернатор пообещал даровать помилование – даже в том случае, если тебя признают виновным. Слышишь? Это незаконно. Благослови Господь нашего губернатора. Он слишком велик, чтобы соблюдать закон! Она на дворе. Ждет тебя. Выйди и скажи ей что-нибудь.
   Райннон чуть не задохнулся.
   – Я не знаю, что… – начал он.
   Шериф схватил его и выволок в прихожую.
   – Послушай, Оуэн… Подожди. Я не умею… Как с ней разговаривать! Я… она…
   – Эй, Изабелла! – позвал Каредек. – Он говорит, что не знает, как с тобой разговаривать!
   Голос с веранды спокойно ответил:
   – Тогда, наверное, мне лучше войти и научить его!

Макс Брэнд Поющие револьверы