Макс Брэнд
Бандит с Черных Холмов

Глава 1
Возвращение в Уилер-сити

   Как только разнесся слух, что возвращается Герцог, в Уилер-Сити со всех сторон начал стекаться народ. Из Северной Монтаны прибыл Чарли Барр. Почти одновременно с ним приехал из Нью-Мексико старина Минтер. Билл Громобой, герой Биг-Бенда, сошел с поезда как раз вовремя, чтобы пожать руку Гарри Мэтьюзу из Споканы. Эти четверо были самыми знаменитыми из всех, прибывших в городок. Остальные явились один за другим, без объявления и предупреждений. Но всех этих мрачных парней с пистолетами наготове объединяла одна священная цель – избавить землю от жуткой напасти, какой слыл Герцог.
   В Уилер-Сити начались бессонные ночи. Нет, конечно, никто не объявлял о своих намерениях в полночный час с крыши дома. До этого дело не дошло, потому что в большинстве своем местные жители были людьми спокойными, рассудительными и уравновешенными, и они считали, что для такой серьезной миссии лишний шум будет только помехой. Более того, люди нуждались в спокойствии, чтобы подготовить нервы и мозги к внезапному испытанию. Но напряжение было столь большим, что оно-то и не давало спать.
   В результате на городок опустилась страшная тишина. Даже днем все старались не шуметь, не топать ногами при ходьбе по улицам. Когда Сэм Куртин, огромный мясник, пришел поболтать к старому Джейку Диланду, владельцу гостиницы, то говорил с ним шепотом, постоянно оглядываясь через плечо.
   Что же думал по этому поводу шериф? Том Онион был мудрым стариком. Его хитрость почиталась далеко за пределами Уилер-Сити.
   Конечно же боязливые горожане обратились к нему за советом, спрашивая, что он собирается предпринять. Шериф в свою очередь поинтересовался у горожан, что, по их мнению, он должен делать. А когда кто-то из них предположил, что если просто сидеть сложа руки, то по возвращении Герцога в городе непременно произойдет убийство, Том Онион с этим легко согласился и порекомендовал слово «убийство» употреблять во множественном числе. Мол, без жертв не обойтись.
   Его нельзя было упрекнуть в отсутствии логики, но такое отношение к грядущей беде могло показаться более чем странным. Шерифы, в принципе, существуют именно для того, чтобы предотвращать преступления, а Том Онион, судя по всему, уклонялся от своих прямых обязанностей. Однако этому беспокойству противостояли десять лет его бесстрашной и прилежной службы на благо общества. Что бы он там ни говорил, действовать он будет смело и энергично!
   Пояснив свою позицию окружающим, шериф заявил просто и кратко: Герцог – убийца. Мы все так считаем. Чем дольше он проживет, тем больше убьет людей. У него к этому нездоровая страсть. Поэтому рано или поздно от него необходимо избавиться ради общей безопасности. Я лично был бы рад встретиться один на один с этим прославленным драчуном, но не могу не выразить своей признательности по поводу поддержки в этом деле. Здесь собрались самые выдающиеся стрелки боевого Запада. О чем еще можно мечтать? Все собравшиеся понимают, что когда-нибудь Герцог все равно будет вычеркнут из списка живущих, так сказать, стерт с лица земли. В связи с этим присутствующие жаждут выполнить свой долг. Если один из них встретит бандита, произойдет взрыв. Да, конечно, он только что вышел из тюрьмы и сейчас чист перед законом, но мы-то все знаем, что это утверждение весьма и весьма спорное.
   Так рассуждал хитрый шериф. И с ним согласился не один житель Уилер-Сити. Все были единодушны: коли преступник возвращается, его надо встретить у ворот родного городка с хорошо смазанными пистолетами и действовать решительно.
   Ну а что же сам Герцог?
   Он выпрыгнул из товарного вагона, когда поезд замедлил ход на крутом склоне холма в трех милях от Уилер-Сити. Отсюда предстояло идти пешком. Только вот почему ему, от души ненавидящему любое физическое усилие, а ходьбу тем более, вдруг взбрело в голову войти в городок на своих двоих?
   Дело в том, что у него возникло нехорошее предчувствие, и он решил явиться в Уилер-Сити без фанфар и с черного хода. Герцог не направился к центру, несмотря на то, что всем сердцем желал увидеть эти места после трехлетнего отсутствия. Его путь пролегал по задворкам. И при этом он слышал все, что говорилось у окон и открытых дверей. То там, то здесь его уши улавливали обрывки разговоров и куски фраз, из которых непревзойденный челнок подозрений постепенно выткал прочное полотно. Через полчаса Герцог уже знал, что Уилер-Сити набит вооруженными людьми, готовыми пристрелить его при первой же встрече.
   Собрав необходимую информацию, виновник всеобщего возбуждения затаился в темном углу у высокого забора, укрывшего его тенью с трех сторон. Здесь он скрутил цигарку и закурил. Да, врагам стоило бы сейчас оказаться рядом, чтобы внимательно посмотреть на его лицо. Герцог улыбался! Это бросилось бы им в глаза прежде всего.
   Он всегда славился своей улыбкой. И тюрьма не изменила ее. Она стерла загар, подпортила чистый, здоровый цвет кожи. Его лицо побелело как мел, и прямые черные брови стали заметнее. Они сходились на переносице, напоминая щедрый мазок сажей через лоб. А под этими бровями то вспыхивали, то снова гасли глаза, напоминая прикручиваемый время от времени фонарь.
   Любой из молодых жителей Уилер-Сити непременно заметил бы, что Герцог не утратил своей красоты, в то время как любой из стариков сказал бы, что три года исправительных работ не придали ему затравленный вид. Его дух остался несломленным, чего, впрочем, и следовало ожидать. Ведь срок ему скостили. И не просто так, а благодаря хорошему поведению.
   Хорошее поведение Герцога! Вряд ли где-то знали этого бандита так же хорошо, как в Уилер-Сити. И скорее всего, никто даже не догадывался, что городок приходил в ужас именно от его улыбки, а вовсе не от нахмуренных бровей.
   Герцог докурил сигарету. Затем бросил окурок, тщательно раздавил его пяткой, поднялся и потянулся, расправив каждый мускул своего немаленького и нехрупкого тела. Так встает кот, дремавший весь вечер у очага, – потягивается, убеждаясь в своей силе, и неслышными шагами ускользает в ночь на охоту. И так же, как кот, показывающий когти из мягких шелковых подушечек, Герцог выхватил из кобуры свой шестизарядный, взвесил его в длинных пальцах и снова спрятал.
   После этого направился прямо к дому шерифа. Он шел туда, потому что никто в городе не ожидал встретить его именно там, а значит, это место было самым безопасным. Кроме того, Герцог больше всего на свете любил неожиданности.
   Быстрый осмотр через окна убедил Герцога, что шерифа дома нет. Его жена и две дочери готовили на кухне ужин. Поэтому Герцог направился к веранде и открыл окно кабинета. Забравшись внутрь, уселся в удобное кресло в углу у стеллажа с папками, положил руки на колени, прислонил голову к стене и закрыл глаза. Жизненный опыт научил его – если ты закрыл глаза в кромешной тьме, то остальные органы чувств будут работать гораздо лучше. Кроме того, ему хотелось подумать.
   Перед его мысленным взором быстро промчалась вся жизнь. Начиная со времени, когда он был безымянным беспризорным восьмилетним найденышем и зарабатывал на жизнь любыми подсобными работами. Так и существовал до тех пор, пока в раннем отрочестве не открыл для себя две вещи: первое – работа смертельно отвратительная штука; и второе – Бог наградил его кое-какими способностями гораздо щедрее, нежели остальных. Увы, подобное открытие всегда опасно, а в детстве – втройне. Поэтому в свои зеленые четырнадцать Герцог заработал уже и кличку и репутацию. Прозвище получил благодаря беззаботному презрению к самым страшным головорезам на выгоне для скота, где любили собираться грозные и свободолюбивые парни. Ну а репутация была следствием непревзойденного умения владеть пистолетом.
   Нельзя сказать, что юный Герцог выставлял напоказ свое дарование, хвастал им или же оттачивал постоянными упражнениями. Однако, когда он выхватывал пистолет, казалось, что дуло и цель соединяет туго натянутая струна. Одни рождаются быстроногими, другие – с обостренным вкусом к кислому или сладкому, а вот Герцог родился с метким глазом и железными нервами. Не стоит пыжиться от тщеславия, если тебе достались подобные врожденные дарования, как если бы ты случайно нашел золотую жилу. Но если уж напал на золото, то надо его добыть и потратить, поэтому Герцог отнюдь не гнушался применять свои способности на практике.
   Последовали три года опасных приключений и дикой жизни. Он скитался от Аляски до Мехико-Сити, но куда бы ни попадал, его пребывание там продолжалось не более, чем требовалось, чтобы заработать славу человека, которого стоит избегать. И вновь он отправлялся на свежие пастбища, пытаясь найти новых, еще ничего о нем не знающих врагов и противников. Нет, он не страдал маниакальным пристрастием к стрельбе. Если дело доходило до кулаков, то и тут не пасовал, поскольку в шестнадцать уже обладал силой взрослого мужчины и природным проворством дикой кошки. Свою семнадцатую зиму этот бродяга встретил в поселке лесорубов в Канаде и прошел неплохую школу потасовок. А следующую весну и лето посвятил таинственной профессии, азы которой уже освоил, – владению ножом.
   Где бы Герцог ни появлялся и что бы ни творил, все ему сходило с рук. Потому что он был «всего лишь мальчишкой». И если мальчишка желал подраться со взрослым мужчиной, то мужчина сам виноват, что заработал при этом кое-какие проблемы со здоровьем. Никакой суд не мог обвинить юного задиру.
   В восемнадцать, однако, произошла внезапная перемена. Два года, как наш герой достиг полного роста – шести футов и одного дюйма, затем стал шириться в плечах и набирать полную силу. В семнадцать выглядел на девятнадцать, а то и на двадцать. В восемнадцать же, менее года спустя, ему стали давать все двадцать четыре.
   А на Западе в двадцать четыре ты уже превращаешься в мужчину. Герцог обнаружил это в Нью-Мексико, когда поспорил с тремя дюжими мексиканцами и разрешил спор с помощью пистолета. Не важно, что потом он предлагал оплатить похороны одного и больничные счета двух остальных. Его посадили за решетку. Неделю он провел на хлебе и воде, затем шериф, довольно мягкий человек, пришел к нему и сказал, что считает возможным оценить его действия как самозащиту, но присяжные, скорее всего, решат его повесить, а поэтому лучший выход – убираться подобру-поздорову. Юному дарованию пришлось сделать подкоп и сбежать.
   Следующий урок ему преподали в штате Вашингтон. Однажды вечером, немного поупражнявшись, он вдруг заметил, что за ним гонится по пятам все взрослое мужское население городка. Герцогу удалось загладить вину, поймав вора и убийцу Николо Баччиджалупи, более известного под жуткой кличкой Черный Ник. Он нашел Черного Ника, вызвал его на поединок, метким выстрелом выбил из руки противника пистолет и привел раненого пленника в город. За этот подвиг ему простили увечья, нанесенные два дня назад, и отпустили на все четыре стороны.
   После первых двух осечек Герцог наконец начал понимать, что мир стал смотреть на него другими глазами. Увы, иногда увидеть опасность проще, нежели ее избежать. А для этого парня опасность была хлебом насущным. Он не мог жить без приключений. Больше трех лет только и делал, что задирался.
   Всех деяний Герцога в возрасте восемнадцати лет хватило бы на несколько книг. Но в конце концов во время короткой экскурсии в Уилер-Сити он увидел милое личико Линды Мюррей. С этого момента наш герой решил, что Уилер-Сити станет его домом в полном смысле этого слова. Он здесь осядет. И не будет больше зарабатывать деньги за карточным столом, будет честно работать, получать честно заработанные деньги, копить их и в конце концов построит для Линды домик. И все шло гладко. Нагл восемнадцатилетний герой просто свел с ума девушку – аромат странных подвигов и чужих краев сделал свое дело. Не важно, что она была на год или два старше его. Все шло хорошо.
   Но затем настала очередная суббота и очередная поездка с ранчо старика Картера, где Герцог работал, в город, встреча со Спрингером, обмен жестами и резкими словами, перестрелка…

   Мысли Герцога растворились в воздухе. Парадная дверь дома шерифа распахнулась, в прихожей раздались шаги.

Глава 2
Сумасшедший преследует Гафри

   Все получилось довольно глупо. Он планировал встретить шерифа один на один. Но столкновение с двумя мужчинами, настроенными на стрельбу и не желающими слушать объяснений, почему он сидит здесь в темной комнате, – совсем другое дело. Наверное, следовало ускользнуть через окно, но если, открыв дверь, они увидят силуэт мужчины, то хорошая порция свинца будет ему обеспечена. Поэтому Герцог встал с кресла и забился в угол за картотекой, предварительно проверив револьвер. Оставалось только ждать.
   Дверь кабинета открылась. Раздались голоса и смолкли сразу же после того, как говорившие вошли в темноту. Затем чиркнула спичка, и Герцог увидел бледное пятно света на потолке, испещренном сетью трещин и щелей. Затем зажглась лампа, и когда ее пламя перестало мигать, ему показалось, что комнату залил яркий полуденный свет. Где же они сядут? Впрочем, все равно один из них его заметит. И будет взрыв. Но…
   – Я не собираюсь садиться, – раздался незнакомый голос.
   – Ну хорошо, мистер Гафри. Если у вас нет времени…
   – Мне надо вернуться на ранчо сегодня вечером.
   – Сегодня вечером?
   – Да, сэр.
   – Вы собираетесь сделать тридцать миль на повозке по этим дорогам, да еще ночью?
   – Если лошади выдержат, то я и подавно, шериф Онион.
   – Что ж, это ваше дело, мистер Гафри.
   – Не совсем мое. Иначе меня бы здесь не было. Я знаю только, что какой-то мерзавец с Черных Холмов последние два года использует мое ранчо как нечто вроде лавки с бесплатным товаром. Когда же мне надоело постоянное воровство из конюшни и чулана и я послал моих ковбоев по следу вора, то едва не лишился жизни!
   – Дьявол! – хмыкнул шериф.
   – Мягко сказано.
   – Я слышал болтовню о человеке с Черных Холмов. Да, все знают о нем. И у меня есть этому объяснение.
   – Знаю! – нетерпеливо прервал Гафри. – Вы утверждаете, что в Черных Холмах никто не живет, лишь иногда останавливаются путники и бродяги, путешествующие по стране, а воруют у меня на ранчо просто потому, что оно единственное в округе. Вы говорили мне об этом.
   – И сейчас скажу то же самое. И скажу, откуда я это знаю. Если бы в Черных Холмах жил хоть один человек, я бы нашел его следы. Однако я устраивал тщательные поиски четыре раза и ничего не обнаружил.
   – Это ни о чем не говорит.
   Шериф вспыхнул. Он был признанным следопытом.
   – Может, это говорит не о многом. Но я провел в Черных Холмах целый месяц, обрыскал их, обследовал буквально под микроскопом, но не нашел ни единого признака человека. Ни единого следа постоянно живущего там. И еще, Гафри. Если бы он действительно обитал в Черных Холмах, то вряд ли бы удержался от набегов на Уилер-Сити и другие близлежащие городки.
   Гафри заворчал:
   – Я ничего не знаю об этом. Единственное, что могу сказать, – мое ранчо обчищает один и тот же парень.
   – Есть доказательства? – устало спросил шериф.
   – То, как он работает.
   – Что?
   – И к тому же я его видел!
   – Вы видели его два года назад. – Шериф зевнул, явно устав от бессмысленной и упрямой беседы. – Вы напали на след кого-то, укравшего кусок бекона, затем погнались за всадником на пегой лошади. Насколько я помню, вы видели его с расстояния в полумилю!
   – Ближе.
   – Но недостаточно близко, чтобы выстрелить.
   – Зато достаточно близко, чтобы различить длинные черные волосы и определить возраст. Не более двадцати пяти. Нет, намного моложе.
   – Ну хорошо, – согласился шериф, сдерживая усмешку, – вы считаете, что тот же самый парень продолжает свой промысел?
   – Именно.
   – Чем вы это подтвердите?
   – Я видел его вчера с расстояния в сто футов!
   – Дьявол! – выдохнул шериф, его безразличие как рукой сняло.
   – Хуже дьявола.
   – Сто футов?
   – Да, и свет падал на его лицо.
   – Гафри, это же очень важно. Как он выглядел?
   – Как будто совсем не постарел за эти два года. Те же самые длинные темные волосы. Ненамного старше подростка. Можно сказать, неплохо выглядел. Но хорошо выглядеть еще не значит быть хорошим человеком.
   – Да, вы правы. Самым милым мальчиком из всех, кого я видел, был Герцог.
   – С Герцогом мне не довелось встречаться, но что касается этой юной горной крысы, то у парня просто дьявольская выдержка. Я расскажу, что произошло. Пару дней назад он попытался сделать набег на мое ранчо, но один из пастухов заметил его, закричал, бросился за ним. Вор помчался назад к Черным Холмам. Мои люди достаточно приблизились к нему, чтобы понять, что он скачет верхом как сам черт, но скоро потеряли его след. Меня все это здорово разозлило; тогда я поговорил с моим племянником Стивом. Мы с ним решили подкараулить воришку. Вчера нам повезло, мы его почти поймали у подножия холмов незадолго до сумерек. О, при ярком солнце мы бы нафаршировали его свинцом и превратили в чучело! Увы, недостаток света не позволил вовремя среагировать, когда этот дьявол пронесся как птица на своей пегой. Увидев, что промахнулись, мы бросились за ним в погоню, но ничего не смогли сделать. Он повернул к холмам и словно растворился в скале. Однако, похоже, наше преследование его разозлило. Вчера ночью парень вернулся и выстрелил в меня через окно. Пуля срезала прядь волос у меня над ухом.
   – Убийца! – прорычал шериф. – Необходим закон, разрешающий сжигать таких гадов живьем.
   – Я схватил ружье, бросился наружу. Когда я оказался на улице, то увидел этого пса стоящим… где бы вы думали?
   – Не имею понятия.
   – Прямо у окна дома ковбоев! Поэтому я и рассмотрел его так хорошо. Свет падал на его лицо, а он…
   – Но у вас было ружье!
   – Да, но я не лучший в мире стрелок, он знал об этом. Пока я поднимал ствол и готовился к выстрелу, он успел скрутить сигарету. Пусть меня повесят, если этот парень не простоял добрую секунду на освещенном участке – возился с сигаретой, а затем просто шагнул за угол.
   – Но где же были ваши ковбои?
   – Они как раз выскочили из дома, услышав стрельбу, – мои пули попали в стену. Я крикнул им, чтобы они обежали вокруг и поймали этого человека. Но все кричали друг на друга, никто не отреагировал на мои слова. Черт бы побрал этих дураков! Они не сразу сообразили, что надо бежать к лошадям, и начали думать, только когда вскочили в седла. Убийца к тому времени давно исчез. Конечно, мы попытались утром пройтись по его следам. Он подъехал прямо к задней стене жилища ковбоев. Здесь спешился, потом прошел к моему окну. Мы добрались до самых Черных Холмов, но в камнях следы затерялись. Вот почему я здесь, шериф! И если не найду у вас защиты, то не позже чем через неделю буду мертвецом.
   – Гафри, все это очень подозрительно, и вам действительно нужна защита, – согласился Том Онион. – Я не могу думать обо всем происшедшем без содрогания. Есть лишь одно объяснение – я был не прав. Но имейте в виду: не каждый может выстрелить через окно, а затем стоять и со смехом смотреть, как вы выбегаете на улицу с ружьем.
   – Что вы хотите сказать?
   – Разве не понятно? Это сумасшедший!
   – Сумасшедший, – выдохнул Гафри. – О Боже, шериф, вы правы! Мне не хватит сил вернуться назад и снова встретиться со всем этим.
   – Ну а ковбои?
   – Они сильно нервничают. Один старик бросил работу, приехал в город вместе со мной. И теперь, когда он рассказал наши последние новости всей округе, я вряд ли найду ему замену.
   – Да, вам не повезло, Гафри. А что ваш племянник?
   – С ним все в порядке. Стив не знает, что такое страх. Когда-то я тоже отличался крепкими нервами, но с годами они расшатываются. Стив останется со мной, несмотря ни на что. Не дай Бог, чтобы этот сумасшедший убийца перепутал меня с ним! – Голос мужчины задрожал.
   – Гафри, – мягко произнес шериф, – мне самому хотелось бы поехать на ваше ранчо, но вы же знаете, мы ожидаем Герцога. Поэтому мне приходится оставаться здесь, на линии огня. Однако я найду вам защиту.
   – Чем быстрее, тем лучше, шериф.
   – Чем быстрее, тем лучше. Выше голову, Гафри! Быть может, вы больше никогда не увидите эту юную крысу.
   Ранчеро что-то промычал, затем раздались его тяжелые шаги. Онион закрыл за ним дверь. Проблема, мучившая посетителя, для него уже перестала существовать. Старый шериф так привык к страхам и горестям других людей, что, возвращаясь к столу, что-то уже напевал. И в этот момент Герцог вышел из своего укрытия.

Глава 3
Герцог рассеивает сомнения

   Том Онион просто остолбенел. Глаза его закатились, он лихорадочно соображал, кого бояться – человека или призрака. Изрядно побледнев, он наконец произнес с дрожью в голосе:
   – Герцог!
   – Он самый! – весело подтвердило привидение.
   Шериф вздрогнул, собирая остатки мужества, и шагнул вперед с протянутой рукой. Слабая, натянутая улыбка искривила его губы.
   – Джон Морроу, что бы люди ни думали о тебе, в глазах закона ты теперь чист. Я рад, что ты вернулся. Надеюсь, будешь вести себя мирно.
   Герцог не обратил внимания на протянутую ладонь. В его глазах светились смертельное презрение и спокойное высокомерие, благодаря которым он в свое время получил свое прозвище. Шериф опустил руку и, обеспокоенно нахмурившись, отступил.
   – Я ошибаюсь в отношении твоих намерений, Морроу?
   Джон улыбнулся, обнажив ровный ряд белоснежных зубов, – похоже, он очень тщательно о них заботился, как и о кончиках пальцев, которыми зарабатывал на жизнь, играя в карты.
   – Никаких ошибок, шериф! Я не собираюсь искать новых приключений. Я пришел с миром. – Он немного помолчал, глядя на Ониона. Тот кивнул, сохраняя на лице подобающую случаю серьезность. – Но, несмотря на все мои старания, – продолжил Герцог, – кое-кто в городе собирается потревожить мой сон, а заодно и сон остальных. Не так ли?
   Шериф не ответил, якобы занятый сворачиванием самокрутки.
   – Садись, – сказал он, когда Герцог отказался от предложенных бумаги и табака.
   Гость взял стул и уселся в дальнем углу комнаты. Здесь никто не мог зайти ему за спину или увидеть через окно. Онион наблюдал за его маневрами с острым вниманием. И вдруг, опустившись в кресло, резко спросил:
   – Сколько тебе лет, Морроу?
   – Меня абсолютно не раздражает прозвище Герцог, – беззаботно рассмеялся парень. – Вам не стоит утруждать себя, называя меня Морроу. А сколько мне лет? Достаточно, чтобы голосовать.
   – Это мне и так понятно, – попытался улыбнуться шериф.
   – В мае прошлого года стукнуло двадцать один.
   Онион на секунду задумался:
   – О Боже!
   – Нехорошо, шериф, это вы должны были знать.
   – Да. Но… Герцог, сколько жизней ты прожил за последние семь лет?
   – Вы имеете в виду последние четыре года? Три года в тюрьме я не считаю жизнью.
   Его улыбка заставила шерифа побыстрей закурить и отгородиться от собеседника стеной дыма. За таким иллюзорным барьером он почувствовал себя немного лучше.
   – Неужели было так плохо? Мне казалось, с тобой обращались достаточно хорошо. Тебе скостили год, не так ли?
   – Конечно. Начальник тюрьмы простил меня. Однако за решеткой никогда не бывает хороню. Общение с камнями не очень веселая штука.
   Шериф уселся поудобнее.
   – Полагаю, ты прав. Особенно если вспомнить свободу, которую ты имел до этого и которую имеет не всякий. Мне кажется, тебе было очень трудно.
   – Эти три года стали для меня тридцатью, – холодно пояснил Герцог. – Вот и все. – Затем наклонился вперед и снял шляпу. – Посмотрите!
   Его голова оказалась в пятне света от лампы. Онион с изумлением отшатнулся. Черные волосы Герцога покрылись густым налетом седины, а на ярко освещенном лице стали отчетливо видны морщины. Достаточно, чтобы вздрогнуть от ужаса. Шериф откинулся на спинку кресла, сделал глубокую затяжку и прочистил горло. Разговор начинал действовать ему на нервы. Что Герцог хочет от него? Зачем эта затянувшаяся мягкость? Где его прежние наглые и оскорбительные манеры? Где горящие глаза, язвительная усмешка, резкие слова? Герцог волшебным образом переменился. Только улыбка осталась прежней – грустной, суровой, медленной.
   – Я показал вам это, чтобы вы смогли хоть что-нибудь понять.
   – Слушаю тебя, Герцог.
   – Я хочу уйти.
   – Хм?
   – Игра окончена, шериф. Собираюсь начать новую жизнь.
   Онион кивнул:
   – Надеюсь, что тебе повезет, Герцог.
   – Значит, вы не верите мне? Или считаете, что я могу изменить свое решение? Шериф, внутри я изменился еще больше, чем внешне.
   – Это действительно так?
   Теперь Онион почувствовал себя уверенней и с нескрываемым интересом оглядел собеседника. Неужели лев подстриг когти и вырвал себе зубы?
   – Я полностью изменился, – подтвердил Герцог.
   – Хочу в это верить. Ты собираешься вернуться на ранчо Картера?
   – Сначала мне хотелось бы повидаться с Линдой, – ответил бывший заключенный и улыбнулся. – Да, с Линдой. И она скажет, что мне делать дальше.
   Шериф почему-то потер челюсть.
   – Ты все еще любишь эту девушку?
   – Конечно! – Герцог вдруг вскочил со стула, его голос изменился. – Почему вы спрашиваете об этом?
   – Да так, – прошептал старик, будто ему под нос сунули дуло пистолета, – просто так… Мне кажется…
   – Приятель, – беззаботность Герцога как рукой сняло, его лицо побледнело от нахлынувших эмоций, – вы ведь хотите мне что-то сказать!
   – Ничего, Герцог, – вздохнул несчастный хозяин, терзаемый одновременно жалостью и страхом.
   – Нет, вы уж скажите, шериф!
   – Ты слишком долго отсутствовал, Герцог.
   – И она вышла замуж за другого?!
   – Не совсем.
   – Значит, обручилась?
   Онион кивнул, и Герцог сделал шаг назад, в тень возле стены. Шериф не смог понять, что оказалось более страшным для этого человека – разочарование и жестокий удар по любящему сердцу или же пытка уязвленного тщеславия. Но когда парень опять подошел к столу, по его лицу стало видно, что он полностью себя контролирует. На его губах снова играла привычная, наполовину циничная, наполовину презрительная улыбка.
   – Я должен был это знать. Девушка не может скучать целых три года. Кто же ее будущий муж?
   Мягкий, успокаивающий голос Герцога не смог скрыть от шерифа надвигающейся опасности.
   – А какая разница? Никто не пытался вонзить тебе нож в спину.
   – Никто?
   Это растянутое короткое слово заставило Ониона содрогнуться, словно кто-то бросил ему за шиворот добрый кусок льда.
   – Так уж получилось. Время сильно меняет молоденьких девушек, Герцог. Кроме того…
   – Кроме того, ей вряд ли стоит связывать свою жизнь с тюремной пташкой.
   – Этого я не сказал.
   – Значит, я прочитал ваши мысли! Итак, кто этот мужчина?
   – Герцог, надеюсь, ты не собираешься начать охотиться за ним?
   – Чтобы снова вернуться в тюрьму? – Парень странно и невесело рассмеялся. – Я не дурак. С этого момента буду делать только то, что не противоречит закону. О, с меня хватит одного урока! Но я любопытен. Кому же досталась милашка Линда Мюррей?
   «Милашка Линда Мюррей» доказывало, что за последние десять секунд Герцог навсегда выбросил из головы все мысли об этой девушке, по крайней мере – связанные с нею надежды. Шериф вздрогнул, представив жестко контролируемую силу воли, обеспечивавшую такой результат.
   – Рано или поздно узнаешь. Этого парня ты уже не очень любишь. Будущего мужа Линды зовут Бад Спрингер.
   Он обеспокоенно ждал реакции гостя. Но Герцог вдруг от всей души рассмеялся. Этот смех вряд ли был слышен за пределами комнаты, но его сила производила впечатление.
   – Вот уж действительно милая шутка! Парень, из-за которого я попал в тюрьму, заполучил мою девушку за время моего отсутствия! – Он снова улыбнулся, но бледность не исчезла с его лица. – Линда, видать, очень любила меня, раз решилась на такое…
   – Она чувствовала вину перед Бадом. Ты знаешь…
   – Хватит о ней! – сухо оборвал Герцог. – Лошадь тосковала бы по мне гораздо дольше, чем она. И если так легко забыла меня, то и я легко забуду ее. Но хотел бы узнать побольше о комитете по приему гостей, чертовски жаждущем вывесить по всему городу плакаты «С возвращением домой, Джон Морроу!».
   Шериф не смог сдержать улыбку:
   – Да, Герцог, не всех жителей города можно назвать твоими друзьями.
   – Пожалуй, это так. Но кое-кто проделал долгий путь для того, чтобы встретить меня. Что все это значит?
   – Ты не догадываешься?
   – Я абсолютно уверен. Они хотят наградить меня куском свинца, если смогут. Но когда-то они так не беспокоились… – Герцог замолчал, подыскивая слова.
   – Когда-то, – продолжил за него Онион, – они боялись с тобою тягаться. Я это знаю. Но пока ты был в далеких краях, ребята практиковались в стрельбе. Мне кажется, они решили, что теперь имеют больше шансов, чем ты.
   – Итак, на меня открыт сезон охоты? Значит, они могут схватиться за пистолеты и попытаться подстрелить меня, как только я попадусь им на глаза? И того, кто убьет меня, осыплют благодарностями? Его никто не арестует? Море благодарности со всех сторон!
   – В старые времена, – возразил шериф, – ты сам объявил сезон охоты. Неужели хоть раз оглянулся назад, все обдумал и взвесил? Нет, Герцог, ты изо всех сил искал себе приключений и, как правило, находил их. И тебе было безразлично, кто при этом пострадает. Да, когда разнесся слух, что ты выходишь из тюрьмы, все обиженные тобой собрались, чтобы поохотиться на тебя, как на медведя. Билл Громобой, он же Билл Хенкок, приехал с Биг-Бенда. Он считает, что ты нечестно обошелся с его братом, юным Хелом Хенкоком, четыре года назад. Чарли Барр явился из Монтаны, утверждая, что когда-то давным-давно ты победил его не совсем честно. Ну и множество других отовсюду. Раньше они сидели спокойно. У них не было ни малейшей надежды победить тебя. Но теперь…
   – Теперь они считают, что я утратил сноровку?
   – Что-то вроде этого.
   – Поэтому лезут на рожон и громко кричат?
   – Герцог, тебе лучше забыть, что ты когда-то жил в этом городе. Уезжай из Уилер-Сити и держись от него подальше. Здесь у тебя слишком много врагов!
   – Уехать и держаться подальше? – пробормотал экс-заключенный. – И как только уеду, все кругом будут знать, что я вывесил белый флаг?
   – Бегство от огромной толпы не означает трусливой сдачи.
   Герцог выпрямился во весь рост и теперь показался собеседнику настоящим гигантом.
   – Я совсем не собираюсь бежать, шериф!
   Онион проглотил комок, застрявший в горле, и ничего не сказал. Его пальцы перебирали коробочку с рыболовными крючками. Вдруг гость выхватил коробочку из его рук, прошел через комнату и прикрепил несколько крючков к нижнему краю подоконника. Затем медленно, очень медленно вернулся назад в дальний угол. Встревоженный и обеспокоенный шериф смотрел то на крючки, то на него. Шесть маленьких серебряных точек сияли в свете лампы. Пересекая комнату, Герцог сказал:
   – Я не собираюсь уезжать из города, шериф. Я вернулся в Уилер-Сити с миром и никуда не уеду. Нет, сэр, никто не заставит меня драпать отсюда! И главная причина, возможно, удивит вас. То, что я говорил на суде и над чем все смеялись, чистая правда. Я не стрелял в спину Баду Спрингеру. Да, мы поспорили. Да, мы почти схватились за пистолеты. Но до стрельбы дело не дошло. И все потому, что Бад не пожелал принять мое лекарство. Но пока мы довольно громко разговаривали, кто-то выстрелил в окно и попал в моего собеседника. Этот грязный подонок знал, что во всем обвинят меня. Я поднял Бада. Вы ведь помните, он ни в чем не обвинял меня до следующего утра?! Поэтому я на все сто уверен: ночью кто-то к нему пробрался и подкупил, а может, вынудил свалить вину на меня. А может быть, Бад сам все придумал, чтобы засадить меня за решетку и заполучить Линду…
   С последними словами Герцог резко развернулся. В момент поворота тяжелый кольт скользнул в его ладонь. Том Онион сделал было движение в сторону своего оружия, но тут же понял, что уже слишком поздно, и остался сидеть неподвижно. Но не он был целью Герцога. Револьвер полыхнул огнем шесть раз подряд, причем выстрелы слились в единое стаккато, напоминающее дробь пишущей машинки.
   Через секунду грохот стих, а из кухни раздались крики жены шерифа.
   – Я не собираюсь уезжать из Уилер-Сити, – повторил гость. – Остаюсь здесь. А если кто-нибудь из парней, проделавших долгое путешествие, сильно хочет повстречаться со мной, скажите ему, что этой ночью я собираюсь как следует выспаться, а завтра вечером загляну на танцы в Уорнер-Спрингс. Если им так уж хочется подраться, пусть ищут меня там. Раздайте эти шесть рыболовных крючков тем, кто больше всех жаждет меня встретить.
   С этими словами Герцог выпрыгнул в окно, как раз в тот момент, когда распахнулась дверь и в кабинет вбежала жена шерифа.

Глава 4
Клеймо преступника

   Естественно, первые несколько секунд Тому Ониону ничего не оставалось, как успокаивать и утешать жену, убеждая, что он не получил смертельной раны от наемного убийцы. Когда же жена наконец покинула его объятия, вокруг уже собрались нетерпеливые соседи, привлеченные выстрелами.
   Им-то шериф и предъявил экспонаты. Подойдя к окну, он нашел там шесть головок от рыболовных крючков, впившихся в дерево у самой кромки подоконника. Однако все части, которые ранее выступали, а именно ушко и тонкая шейка, оказались начисто срезанными. И при этом все пули, кроме одной, не задели дерева. На поверхности подоконника осталась только одна слабая царапина.
   Онион не стал вынимать крючки. Вместо этого позвал своих добрых друзей засвидетельствовать увиденное. Поднятая лампа залила подоконник ярким светом.
   – Все шесть выстрелов были произведены при свете лампы, – спокойно объяснил он. – И для того, чтобы выхватить кольт и выстрелить все шесть раз, ему понадобилось столько же времени, сколько понадобится хорошему стрелку для одного прицельного выстрела. Да, друзья, я вынужден признать, что Герцог разучился стрелять, раз не смог показать ничего лучшего. Вы видите, он задел дерево под одним из крючков?
   Ирония шерифа была излишней. Толпа все увидела, поняла и разошлась, чтобы рассказать эту историю всем остальным. Другие услышали и пришли взглянуть на все собственными глазами. Большой Билл Громобой, когда до него дошла эта сказка, от души рассмеялся, но тоже явился посмотреть. Увидел, тихо выругался и задумчиво удалился. Приходили удостовериться также и другие. Среди них Чарли Барр и Гарри Мэтьюз, примчавшийся из Споканы, чтобы «заполучить» этого парня. Старина Минтер внимательно изучил остатки от крючков, но ничего не сказал и покинул дом шерифа в гордом молчании. Словом, очень многие не поленились встать с постелей в гостинице и совершить это торопливое паломничество.
   Тишина вернулась в дом Ониона только к полуночи. Тем временем Уилер-Сити гудел. Слабый гул разговоров не затих и при погашенных лампах, то тут, то там раздавались голоса, пока не наступил рассвет, разбудивший город.
   А как только город проснулся, возникли новые разговоры и появились первые веселые новости. Ужасный старик Минтер исчез из Уилер-Сити в неизвестном направлении. Гарри Мэтьюз из Споканы тоже отправился в обратный путь. Чарли Барра нигде не смогли найти, а Билл Громобой, видите ли, не смог побороть внезапного порыва снова увидеть грязные воды Рио-Гранде.
   Итак, все герои исчезли! На поле битвы осталась только одинокая фигура Герцога. Сонным июльским утром он появился на улице, лениво прогуливаясь взад-вперед. И с привычной любезностью снимал шляпу перед дамами, кланялся мужчинам.
   Кто же научил его таким манерам? Может быть, какой-нибудь старый мексиканский джентльмен, сохранивший не только испанское имя, но и еще кое-что? Возможно, что-то было и врожденным, о чем сам Герцог никогда не догадывался. Только что бы там ни было, но ни в самом Уилер-Сити, ни в его окрестностях пока не существовало примера подобной учтивости.
   Словом, Джон Морроу шел по улице, и казалось, его ничуть не волнует, что мужчины, которых он приветствует, смотрят на него и что-то бормочут в ответ, а женщины только смотрят, но молчат.
   «Они много говорили обо мне, – спокойно пояснил сам себе Герцог. – Черт бы меня побрал, если все это время они не рассказывали о моей скромной персоне различные истории. Ведь в их глазах я настоящий убийца».
   Эта мысль доставила ему такое удовольствие и показалась столь уместной, что он замер на половине шага и от души рассмеялся в полной тишине. Его хохот услышал маленький мальчик, который, прицепившись к ситцевой юбке матери, шел по другой стороне улицы. Мальчик раскрыл рот от испуга. Детский страх не остался незамеченным Герцогом. Его глаза потемнели от гнева, но через мгновение улыбка снова заиграла на губах.
   Он дошел до гостиницы, остановился на веранде, оглядел улицу. Никто из полудюжины прогуливающихся не встретился с ним взглядом. Тогда он решительно шагнул к двери затхлой старой комнаты, служившим холлом. Здесь тоже не оказалось каких-либо признаков всеобщего негодования, никто из мужчин не вскочил на ноги, чтобы открыть по нему огонь.
   Со своей знаменитой улыбкой Герцог окинул взглядом присутствующих. Затем отвернулся, чтобы скрутить сигарету. Когда дымок заклубился над его головой, неторопливо вернулся на веранду, сошел по ступеням на улицу и продолжил путь.
   Все оказалось хуже, чем ему думалось. Он полагал, что, отсидев срок, искупил обиду, нанесенную обществу. Теперь же увидел, что общество склонно считать тюрьму клеймом, которое навсегда отделило его от законопослушных граждан. Ему удалось проделать очень эффектную штуку – опередить своих врагов, не дать им шанса нанести удар первыми, однако победа все равно осталась за ними.
   Герцог остановился перед дверью кузницы, где работал Бад Спрингер, и шагнул через порог. Внезапно внутри возникло смятение. В задней части кузницы торопливо открылась дверь, и в проем скользнула тень, скрытая дымом от горна. Три помощника Бада стояли неподвижно, не спуская встревоженных глаз с вошедшего.
   – Бад здесь? – спокойно спросил он.
   Ответа не последовало. Никто не открыл рта. Только вытаращенные глаза уставились на него. Если дело доходит до подобного, то ничего хорошего не жди. Герцог продолжил прогулку, сохраняя на губах слабую улыбку, но у него на сердце появилась тяжесть. Все ополчилось против него, каждый человек, и это численное преимущество было сокрушительным.
   Он шел куда глаза глядят, пока вдруг не остановился как вкопанный. Затем абсолютно неосознанно свернул с главной улицы и оказался в боковой аллее, но вскоре уже стоял прямо перед домом Мюрреев. Неподалеку миссис Дикон поливала грядку сладкого порошка и наблюдала за ним. Миссис Сет Мерфи уже выглядывала из окна своей кухни. Что же он сделает? Отступать было слишком поздно. Поэтому Герцог повернул к воротам дома Мюрреев. Взошел по ступенькам, постучал в дверь.
   – Это ты, Бад? – раздался голос Линды.
   Он не ответил. В доме прозвучали торопливые шаги, дверь распахнулась, и Герцог оказался перед улыбающейся девушкой. Впрочем, ее улыбка мгновенно исчезла. Линда почти захлопнула дверь, но затем снова открыла и испуганно уставилась на него. Лицо ее побледнело.
   Бесспорно, сам Герцог изменился за это время, но девушка вообще стала совсем другой. Или, может, он впервые увидел ее такой, какой она всегда была на самом деле? Ведь никогда раньше ее глаза не казались ему так близко поставленными, лоб – слишком низким, а рот – чересчур широким. Конечно, три года приглушили краски юности на ее щеках. Она вроде осталась той же самой и одновременно стала какой-то совершенно иной. Конечно, это была Линда, но она уже не действовала на него как прежде. Его не поразила резкая судорога, сердце не принялось бешено колотиться. Он словно поднял розу и обнаружил, что ее аромат полностью исчез.
   – Ты… Вы… Ты пришел… чтобы увидеть меня? – заикаясь, прошептала девушка.
   – Если ты не слишком занята, – ответил Герцог и улыбнулся.
   Линда открыла дверь пошире и вдруг заколебалась.
   – Войдешь… Джон?
   Наверное, она была единственным человеком в этих горах, называвшим его настоящим именем. Непривычное обращение пронзило Герцога сладкой истомой.
   – Лучше останусь здесь, Линда, – произнес он. – Я просто заглянул, чтобы передать пару слов.
   – От кого?
   – От меня. Пришел сказать, чтобы Бад не беспокоился на мой счет. Я хотел встретиться с ним и сказать то же самое, но не нашел его в мастерской. Наверное, у него были дела где-то в другом месте.
   Несмотря на все усилия, Герцог не смог сдержать улыбки, и Линда густо покраснела.
   – Бад не говорил мне, что беспокоится.
   – Значит, он уже имеет от тебя секреты, – рассмеялся гость и увидел, что его ирония заставила девушку поморщиться. – И наконец, я пришел пожелать счастья тебе и Баду.
   После этих слов Герцог протянул руку. Линда очень медленно ответила на его рукопожатие. Он почувствовал, что девушка дрожит всем телом.
   – О, Джон, – едва слышно прошептала она, – прошло столько времени, а люди говорили такое…
   – Конечно. Ты же не могла ждать вечно.
   – Мы были так молоды, – всхлипнула Линда.
   – Теперь мы старше, и я вижу, какими мы были глупыми.
   – Я… да.
   В ее голосе не было ни капли радости. Только налет грусти. А может, Герцогу все это просто показалось.
   Он шагнул назад, к краю веранды.
   – Прощай, Линда!
   – Прощай, Джон!
   Пошел к воротам, обернулся и еще раз помахал своим сомбреро. Присутствие наблюдательных дам на улице заставило его улыбку засиять немного ярче, чем требовалось.

Глава 5
Прирожденный бандит

   Герцог шел по улице, рассуждая примерно так. Освободиться от Линды – это как вытащить ноги из глубокого песка, когда тебе надо нестись во весь опор. Освободиться от Линды – это все равно что подняться из душной долины на прохладное горное плато. Он словно проснулся после затянувшегося сна. О, если бы можно было увидеть эту правду три года назад! Его пребывание в тюрьме было бы менее ужасным. Пусть вся радость и все счастье достанутся Баду Спрингеру.
   Так незаметно он дошел до окраины городка. Окраина тоже не изменилась. Уилер-Сити был полон жизни, он здорово разросся за последние годы. Но оказалось, даже новоселы уже прослышали о Герцоге. Несомненно, его фотография украшала городскую газету уже несколько дней. Все успели ознакомиться с лицом «нехорошего человека». Вот этот приземистый темнокожий человечек полол себе спокойно огород и вдруг перестал работать, выпрямился, уставился на него неподвижным взглядом. Темнокожий явно слышал все о страшном убийце, тихий ужас заставил его глаза остекленеть. А эту полную даму Герцог раньше в глаза не видел, но она вдруг съежилась, принялась звать детей, играющих во дворе. Прижав их к себе, с ненавистью посмотрела в его сторону.
   За кого они его принимают?… За страшного великана?
   Да, такое поведение горожан не вызывало приятных чувств, однако… Лучше служить пугалом для женщин и детей, чем быть презираемым. Лучше быть изгоем, чем Бадом Спрингером, который предпочитает выскальзывать через заднюю дверь своей кузницы, когда опасность приближается с парадного входа. Не иначе как тут вмешалась сама судьба. Он собирался начать новую жизнь спокойного и законопослушного гражданина. Но как можно быть спокойным и законопослушным в такой убийственной атмосфере подозрения? И если они все восстали против него, то он восстанет против всех! Это будет интересное, темное и фатальное будущее, не лишенное очарования. Пройдет очень немного времени, может быть один или два дня, и раздастся взрыв. И Герцог снова окажется вне закона. В таком положении он сможет воевать несколько месяцев, может, даже несколько лет, скитаясь под проливным дождем и палящим солнцем, несчастный, одинокий, поддерживаемый только свирепой радостью войны одиночки против несметных сил общества. Затем – смерть, рано или поздно смерть в неравной схватке, в бою и в седле!
   Мрачные и тем не менее волнующие мысли так завораживали, что Герцог замедлил шаг и в конце концов остановился с низко опущенной головой. И не поднимал ее до тех пор, пока не услышал громкий скрип тяжелой повозки. Из-за угла показалась первая пара длинной упряжки, затем пара за парой остальные лошади, причем кивающие головы и провисшие поводья говорили, что они не очень нагружены, а то и не нагружены вовсе.
   Это был огромный фургон, способный везти двадцать тысяч фунтов по разбитым и извилистым горным дорогам. Обитые железом колеса превышали рост человека. Погонщик, восседавший на высоких козлах, управлял поводьями, которые связывали семь пар лошадей. В данный момент он изливал гнев на высокого серого жеребца в шестой паре, который должен был весить все шестнадцать сотен фунтов и который сейчас брыкался, танцевал и метался из стороны в сторону. Жеребец казался беспомощным, потому что сзади катилась огромная повозка, конь не мог шагнуть в сторону, потому что его сдерживали соседи по упряжке. Но он сражался как сумасшедший: пытался сбросить хомут и рвался вперед, словно собирался разорвать поводья в клочья. Серая кожа потемнела от пота, с нее слетали хлопья пены.
   Погонщик озверел. Похоже, он давно воевал с непокорным конем. Огромный хлыст взметнулся в воздух. В руках любителя такое длинное древко и громоздкая зазубренная плеть были бы хуже, чем бесполезными, – бич просто намотался бы на шею его владельца. Но Тони Саматти не принадлежал к категории любителей. Длина древка и плети говорила о том, что он может перерубить этой плетью напополам слепня, сидящего на холке лошади, и при этом не коснуться кожи животного. Конечно, быть может, в этих словах есть доля преувеличения, но одно оставалось несомненным – своим ужасным оружием погонщик мог освежевать лошадь как острым ножом.
   Сейчас он усердно работал, без ругательств, в жуткой тишине, сцепив зубы, а щелканье плети бросало в дрожь остальных лошадей. Они пригибались, обеспокоенно втягивали головы в хомуты, с ужасом ожидая своей порции огненной боли. Герцог, подняв голову, обошел ведущих, чтобы лучше рассмотреть коня, над которым совершалась экзекуция.
   До этого ему удалось бросить на него только мимолетный взгляд. Теперь он мог убедиться в своей правоте. Серый жеребец едва держался на ногах от изнеможения, но продолжал битву с неиссякаемой энергией. В течение десяти минут он просто убьет себя, а этот темнолицый иностранец-погонщик, наверное, от души порадуется его смерти.
   Было очевидно, что только это животное выпадает из общей картины. В остальном упряжка казалась превосходно подобранной. Ведущие, мускулистые, но достаточно стройные, чтобы обеспечить скорость длинной упряжке, весили около двенадцати сотен или немного меньше. Коренники, крепко сбитые, выглядели не менее чем на полных полторы тысячи фунтов. При этом дистанция между ведущими и коренниками была тщательно выдержана. Да, действительно идеальная команда, единственным исключением в которой был стройный серый жеребец, отважно сражающийся с человеком, восставший против принуждающей силы. Что за конь! Он обладал гибкостью пантеры и, очевидно, имел тот же неукротимый нрав. Его ноги были ногами бегуна, а не тягловой лошади. Короткая голова с небольшой мордой, глубоко посаженными глазами и ровной челюстью говорили о прекрасной породе. Как его угораздило попасть в такую упряжку?
   Герцог поднял руку, и Тони Саматти нажал на тормоза. Они завизжали, заскрежетали, повозка остановилась. Лошади застыли на месте, продолжая дрожать от ужаса перед плетью, которую Тони свесил с козел. Длинный хлыст теперь лежал, но короткая гибкая плетка осталась в его руке.
   Высокий серый жеребец прекратил борьбу и сейчас, когда погонщик проходил мимо него, стоял, дрожа от нервного возбуждения и усталости. И вдруг совсем неожиданно последовал новый взрыв.
   – Ты посмотри на этого длинноногого придурка! – начал Тони Саматти, обращаясь к незнакомцу. Серый тем временем вновь принялся танцевать и рваться из упряжи. – Двадцать лет работаю с лошадьми, но такого еще ни разу не видел… – Он закончил свою речь богатым набором ругательств, которые может придумать только возница большого фургона.
   – Мне кажется, серый не очень-то подходит к твоей команде, приятель, – усмехнулся Герцог. – Где ты его раздобыл?
   – К моей команде? Да он вообще никуда не подойдет! Чокнутый. Наверное, надо выпрячь его да пристрелить, чтобы не мучился. Не знаю… Я купил его у холмов. На его месте в шестой паре работал старый Майк. Такого трудяги еще никто не видывал. Но у бедняги началось нечто вроде колик, дернулся пару раз и умер буквально у меня на руках. Я стащил его с холма и остановился у ближайшего ранчо, чтобы заполнить прореху. Там живет одинокая вдова. Она показала мне кучу пони ростом мне по плечо, а затем этого серого, спокойно гулявшего на пастбище. Ее муж умер месяца два тому назад, а до этого лелеял своего любимца целых четыре года, использовал только для верховой езды. Мне показалось, он сможет немного поработать в моей упряжке, пока мы доберемся до Уилер-Сити, а затем я продал бы его. В общем, я дал женщине сто долларов и набросил на красавца узду. Однако он прошел в упряжке только две мили, потом начался этот бесконечный танец. Ничего себе любимец! Бандит! Прирожденный бандит! Ты только посмотри на него, парень!
   Герцог подошел к дикой лошади. Серый попятился назад, присел и приготовился встретить незнакомца зубами, но вдруг замер и что-то съел из протянутой ладони Джона Морроу.
   – Что это там у тебя такое? – озадаченно спросил возница.
   – Сахар, – ответил он и шагнул назад с загадочной улыбкой, в которой не было ни капли веселости.
   – Сахар? – переспросил Саматти и замер в изумлении, потому что странный парень повернулся спиной к страшному серому жеребцу, а тот в свою очередь с вызовом посмотрел из-за его плеча на Тони Саматти. Чудеса, да и только!
   – Так ты говоришь, что собирался продать этого красавца?
   – Да, если получу свою цену.
   – У меня есть сорок долларов, – искренне признался Герцог и вынул деньги. – Это все, что я могу дать тебе, плюс расписка или обещание, что очень скоро заплачу остальные шестьдесят.
   – Расписка или обещание? – усмехнулся возница. – Я же не знаю даже твоего имени, парень.
   – Меня зовут Джон Морроу.
   – Джон… – начал Саматти, но вдруг открыл рот и выпучил глаза, как ребенок, увидевший вспышку света. – Герцог!
   – Некоторые называют меня так.
   Возница попятился, с тревогой поглядывая на кобуру у бедра собеседника. Тот едва сдержал улыбку.
   – Мне кажется, твое обещание дороже золота, – тихо прошептал Тони. – Но если ты попытаешься оседлать этого коня, а он превратится в молнию и взорвется под тобой, – помни, я тебя предупреждал.
   – Спасибо, – ответил Герцог. – Я запомню. А теперь – держи монету.

Глава 6
За сорок в месяц и стол

   Он понимал: полученный кредит – результат внушенного им страха, а вовсе не доверия. Впрочем, все это уже не имело значения, когда огромная повозка заскрипела, уезжая прочь, а серый остался – неоседланный конь с поводком.
   Герцог сделал шаг назад с профессиональным интересом оглядел только что приобретенную собственность. Жалость и восхищение заставили его отдать последние деньги за эту лошадь. Однако, когда серый освободился от упряжи, владелец понял – конь превзошел все его ожидания. Жеребец казался уж слишком стройным и длинноногим на фоне приземистых рабочих тягачей, сейчас иллюзия исчезла. И как это Тони Саматти умудрился купить такое чудо за какую-то сотню долларов? Разве что потому, что серый был болезненно-худым, а его шкура немного потускнела от недоедания? Неделя хорошей кормежки – и его не узнаешь!
   Несмотря на свой тигриный нрав, бедное животное послушно последовало за сахаром и добрыми словами, подтверждающими желание нового хозяина завести дружбу. Герцог шел рядом с конем через поле около часа. Сорвав охапку сухой травы, протер ему бока, после чего напоил, позволил поваляться на гальке и повел на отборное пастбище.
   Уже за это время с жеребцом произошли чудесные перемены. Истерическая дрожь исчезла. Глаза посветлели, в них появилось доверие. Он начал прядать ушами, выказывая ребячливую радость, свойственную только счастливым и здоровым лошадям.
   Герцог решил назвать коня Понедельником. А выбрал это имя потому, что хотел изменить свою судьбу. Понедельник всегда был для него несчастливым днем. Именно в понедельник случилась злополучная ссора с Бадом Спрингером. В следующий понедельник его арестовали. В понедельник он был водворен в тюрьму. И опять же в понедельник вернулся в Уилер-Сити, ожидая теплого приема и полного прощения, но обнаружил, что город встретил его с оружием в руках. Словом, красавец серый получил имя. Если удачу можно повернуть к себе лицом, то только таким манером.
   Счастливые часы закончились. Герцог поднял голову, оторвавшись от обучения коня, и увидел скачущего по дороге ковбоя. Судя по низкорослой лошади и отсутствию тападерас, это был обитатель пустыни. Наверняка едет из далекого южного района, где выращивают пони по пояс человеку и бросают лассо длиной в тридцать шесть футов. Вокруг Уилер-Сити, где трава доходила до колен и где было множество ручьев и кустарников, люди седлали животных весом до двенадцати сотен фунтов и использовали веревку длиной в пятьдесят, а то и все шестьдесят футов. Так что всадник явно был из юго-западных краев. Его шляпа и плечи все еще оставались покрытыми серой пустынной пылью.
   Герцог перестал играть с Понедельником и проводил взглядом одинокого путешественника. Да, это был мир осознанного труда. И тут он вздрогнул от неожиданной мысли. Увы, в глубине души Герцог понимал, что грешен перед обществом не из-за тяги к насилию, а из-за обычной лени.
   Он натянул поводок серого и повел его назад к Уилер-Сити. Хватит, побродили по долине грез, пора вернуться в реальный мир, в мир, который приносит одни печали. Прежде всего ему предстоит найти шестьдесят долларов, чтобы окончательно расплатиться за коня. Затем надо как-то раздобыть упряжь и седло. Ну и в конце концов, достать деньги, чтобы поездить по округе и поискать работу.
   Работу! Он снова вздрогнул и почувствовал комок, подступивший к горлу. Никакие долгие преследования, никакие опасности охоты, никакие острые боли от недоедания во время длинных переходов не могли сравниться с ужасом физической работы. Чтобы подумать обо всем этом более спокойно, Герцог положил ладони на шею Понедельника и одним махом оказался на его спине. Таким вот образом, направляя коня редким натягиванием уздечки и не подгоняя его, когда тот вдруг загорался желанием ущипнуть клочок травы у обочины дороги, Герцог вернулся в Уилер-Сити.
   Он так и не принял решения. Работа на прииске или на пастбище казалась одинаково непривлекательной. Более того, Джон Морроу практически ничего не знал о таких видах работы. Его золотой прииск и выгон для скота всегда умещались на столе с зеленым сукном, в падающем на него под шелест карт круге света от лампы. О, как трепетали его пальцы от одного прикосновения к колоде! И как рвалось его сердце к игрокам, с их азартными лицами! Как хотелось провести с ними долгие часы на пределе нервного напряжения. Герцог никогда не уставал во время игры. Он мог разбогатеть, играя серьезно и внимательно, и знал об этом. Но его всегда что-то удерживало, когда жертва оказывалась загнанной в угол. Какое-то неприятное чувство сожаления, малодушный приступ совести брали вверх. В результате большие ставки ему так и не доставались.
   Но сменить карты на лассо пастуха! От этой мысли он просто застонал. А что еще остается? Наверное, он поступил глупо, купив серую лошадь. Скорее всего, следовало приберечь эти сорок долларов. С ними он не оказался бы теперь припертым к стене. Или, может, попытаться решить все проблемы, приставив револьвер ко лбу какого-нибудь благополучного горожанина?
   Герцог помотал головой. Последняя мысль заставила его задуматься. Он знал, как тяжело избавиться от таких навязчивых идей. И знал, как легко такие мысли возвращаются, узнав однажды тропинку в человеческий мозг. Но он поклялся жить честно. Неужели придется изменить своему слову?
   В Уилер-Сити он въехал в самом мрачном настроении. Соскочил с голой спины серого, привязал своего нового товарища в общественной конюшне. И едва сделал шаг, как вновь ощутил отрицательное отношение общества. Завернув за угол конюшни, Герцог наткнулся на юного Пита Мюррея, брата Линды. У Пита не было причин для враждебности. Джон Морроу никогда не причинял ему никакого вреда. Однако Пит вдруг вскрикнул и потянулся за оружием.
   Брат Линды точно был бы убит, если бы его пистолет не зацепился за что-то в кобуре. При такой задержке любой стрелок среднего пошиба успел бы в него выстрелить. Мозг Герцога, работающий как молния, мгновенно отметил эту накладку, и Джон Морроу сумел остановить давление пальца на спусковой крючок. Вместо того чтобы пустить пулю в сердце неожиданного противника, он длинным и тяжелым дулом кольта ударил его по запястью. Удар парализовал мышцы правой руки нападающего, но Пит Мюррей вдруг прыгнул на своего врага и нанес ему удар левым кулаком.
   Герцог достаточно быстро среагировал на это нападение. Он не хотел использовать пистолет, поэтому просто отклонил голову в сторону. Рука Мюррея пронеслась мимо его уха, а тем временем Герцог, слегка присев, тяжело врезал плечом в ребра нападающего. Еще секунда – и Пит оказался развернутым лицом к улице, с заломленными за спину руками, да так, что, соверши он еще хоть малейшее усилие, кости его предплечий были бы сломаны.
   Герцог теперь находился между убийцей-неудачником и стеной конюшни. И это положение оказалось не очень выгодным, потому что около дюжины мужчин уже неслись к нему с сумасшедшей скоростью. Одни пересекали улицу, другие были еще на порядочном расстоянии, но все выхватывали пистолеты. Сильвестр, аптекарь, стоял у двери своего заведения и целился из старого ружья, ожидая появления нужного просвета. Все что-то кричали друг другу, жаждали поскорее выстрелить и покончить с Герцогом раз и навсегда.
   Джон Морроу спокойно оглядел поле боя. Среди нападающих не было профессиональных стрелков. Те еще до утра покинули город, напуганные вчерашней демонстрацией искусства стрельбы. Здесь собрались обычные, трезвые граждане. Но Герцог знал, что они страшнее толпы самых прославленных сорвиголов. Потому что законопослушные граждане, граждане, не стремящиеся к приключениям, если восстают, то становятся хуже тучи шершней. Их нельзя победить. Они подобны мифической Гидре – упадет одна голова, на ее месте вырастут две. Эта вооруженная дюжина, оказавшаяся на улице, далеко не все. Конечно, Герцог смог бы потягаться с таким количеством не лучших бойцов, но за ними придут новые. Их очень много в этом городе. И еще больше – в этом штате. И еще миллионы и миллионы, которых не сосчитать. Во имя закона и на основании закона, они представляли силу, с которой Морроу даже не надеялся состязаться. Он был достаточно мудр, чтобы понять это. Поэтому единственное, что он хотел сейчас показать, – это свои миролюбивые намерения.
   – Пит, ты идиот! – прорычал он в ухо своего пленника. – Зачем ты прыгнул на меня?
   – Кто-то сказал, что ты и Линда… – выдохнул Пит. – Я не знаю. Мне показалось, что ты хочешь отомстить кому-нибудь… ее родственнику, и… я решил, что лучше напасть самому!
   – Ты видел Линду сегодня утром?
   – Нет.
   – Тогда найди ее. Она расскажет тебе, что у нас с ней все отлично.
   – Герцог, – промычал Пит, – я был дураком. Ты же мог разнести мне голову.
   – Слава Богу, что я этого не сделал. А теперь скажи этим ребятам, которые сгорают от дикого нетерпения добраться до меня, что это ты затеял драку, договорились?
   Пит Мюррей повиновался. Оставаясь стоять неподвижно, прикрывая победителя своим телом, он объяснил толпе, что нет никаких причин набрасываться на Герцога, это его, Пита Мюррея, ошибка, и он извиняется перед всеми за беспокойство. После этих слов Герцог отпустил мальчишку. Потом он еще секунду находился в критической ситуации, лицом к лицу с полукругом вооруженных людей, готовых к действию. Окажись в его руке пистолет в момент, когда Пит шагнул в сторону, покажи он хоть тень страха или замешательства – вне всякого сомнения, дюжина стволов грянула бы единым аккордом выстрелов.
   Но Герцог спокойно прислонился к стене конюшни, сложил руки на груди и добродушно улыбнулся публике. За что заслужил лишь косые взгляды сожаления, что сегодня не получилось закончить работу, которую рано или поздно придется сделать.
   Одного из присутствующих, низкорослого кривоногого мужчину, с бесцветными глазами и жидкими усами, звали Папаша Филд. Он играл на скрипке в танцевальном оркестре и ничего выдающегося не совершил с самого детства. Теперь же этот пожилой человек стоял напротив Герцога, сжимая худой рукой огромный пистолет. Сейчас он представлял силу…
   – Похоже, тебе повезло на этот раз, – заявил Папаша Филд. – Но удача не всегда будет на твоей стороне. Мы не спускаем с тебя глаз, понял? Как только оступишься, мы все окажемся рядом. Наш город мирный, мы хотим, чтобы он таким и оставался. Помни это и веди себя тихо, иначе обеспечим тебе бесплатное место на кладбище.
   Скрипач повернулся и зашагал прочь, а бывший заключенный не ощутил ни злобы, ни удивления. Было что-то благородное в поступке старого Папаши. Сила общественного мнения неожиданно превратила его в гиганта. Его слова имели такой же эффект, как заряженные пистолеты, приставленные к носу Герцога.
   Тем временем небольшая толпа начала расходиться. Люди, выбежавшие из общественной конюшни – возможно, для того, чтобы выстрелить в Герцога сбоку, если наступит критический момент, – вернулись к своей работе. А виновник переполоха задумчиво побрел по улице.
   Все получилось хуже, чем он себе представлял. Надо же, оказался возмутителем общественного спокойствия, стал врагом общества. Не удивительно, что с каждым шагом его настроение приближалось к белому калению. Взрыв назрел, когда он подошел к гостинице.
   В эту минуту кто-то с веранды крикнул:
   – Пока, Гафри!
   Герцог обернулся и увидел мужчину, спускающегося по лестнице. А когда тот ответил крикнувшему, по его голосу окончательно убедился, что это вчерашний посетитель шерифа. Значит, ранчеро остался в городе. Тут-то у Герцога и зародилась надежда, что его навыки смогут обеспечить ему хорошее место работы. Он шагнул к Гафри, едва тот сошел на землю.
   – Гафри, меня зовут Джон Морроу.
   Ранчеро был крепко сложенным мужчиной с квадратным лицом, изборожденным морщинами. Если он улыбался, то выглядел на пятьдесят. Если же его лицо оставалось в покое, то ему можно было дать не менее шестидесяти. Он посмотрел на Герцога без особых эмоций, как человек, настолько погруженный в свои мысли и чувства, что внешние раздражители для него ничего не значат.
   – Я знаю. Тебя называют Герцогом.
   – Хочу поговорить с вами о деле.
   – У нас не может быть никаких дел.
   – Гафри, – мягко произнес Герцог, проглотив негодование, вызванное резким ответом. – Я был в кабинете шерифа прошлым вечером. Слышал весь ваш разговор. И понял: вам сейчас очень нужен телохранитель. Я прав?
   Хозяин ранчо в недоумении уставился на собеседника.
   – Мне надо избавиться от этого вонючего убийцы, бродящего в Черных Холмах, – проговорил он заинтересованно. – Охранник? Я никогда не думал об этом.
   – Так подумайте. Мне нужна работа.
   – Тебе? Работа?
   – Я собираюсь стать нормальным человеком, Гафри. Хочу работать. Но не умею обращаться с коровами, не имею ни малейшего понятия о добыче золота. Все, что умею делать, – это играть в карты и… драться. – Герцог грустно улыбнулся. – Отбросим в сторону карты, и останется единственное искусство, которым я владею. Гафри, я могу вам пригодиться.
   Владелец ранчо так озадаченно посмотрел на парня-великана, словно рассматривал предложение превратить гнездо гремучих змей в коммерческое предприятие.
   – Я не страхую моих пастухов, – сказал он наконец и усмехнулся.
   – Вам не надо никого страховать.
   – То есть ты согласен преследовать того убийцу вместе со мной?
   – Я сделаю это.
   – Ты можешь управляться с собаками?
   – Какой породы?
   – Свора псов, которых используют для охоты на львов и медведей, плюс немного ищеек.
   – Я могу обращаться с собаками, – заверил Герцог, молясь про себя, чтобы удача позволила ему скрыть этот блеф.
   – Какую же ты хочешь плату за свою работу?
   – Обычную для пастуха. Это все.
   Гафри удивленно поднял брови:
   – Сорок баксов и стол?
   – Пойдет, – согласился Герцог, немного покривившись, и добавил: – Пойдет, если получу аванс за три месяца.
   – Хм?
   – Мне надо заплатить за лошадь.
   Владелец ранчо заколебался. Доверить бывшему преступнику аванс за три месяца? Да, на такое не решился бы самый добрый и доверчивый гражданин.
   Гафри не был ни тем ни другим, но в конце концов он кивнул:
   – Когда ты выйдешь на работу?
   – Завтра, – ответил Герцог, помня об обещании появиться на танцах сегодня вечером. – Завтра утром, Гафри.
   Ранчеро пожал плечами.
   – Пошли в гостиницу, – предложил он. – Подпишем контракт.

Глава 7
Гнев и ярость

   Половина аванса за три месяца сразу же отправилась в карман Тони Саматти как окончательный расчет за Понедельника. Еще одна порция денег предназначалась для покупки седла, естественно подержанного, и всей необходимой упряжи. Когда Герцог вскочил на спину своего коня, чтобы отправиться в Уорнер-Спрингс на танцы, его наличность приблизилась к весьма опасному пределу.
   И все же у него было нечто большее, чем деньги. Долгие часы отдыха, отборное зерно, ласковые ладони Герцога и его мягкий голос превратили Понедельника в новое существо. Пустив коня в легкий галоп по главной улице города, Герцог ощутил себя плывущим на лодке в открытом море. Покачивание на спине серого просто не шло ни в какое сравнение с тряской, как в кресле-качалке, на обычном ковбойском пони. Сейчас под Герцогом шел настоящий бегун, рвущийся набрать настоящую скорость. Счастливому хозяину захотелось запеть от радости.
   Он направил коня в сторону от главной улицы. До поры до времени не стоит показывать жителям Уилер-Сити все доблести Понедельника. Может быть, колесо фортуны опять повернется в другую сторону, придется спасаться бегством от преследования. Вот тогда он приятно всех удивит!
   Герцог довольно быстро выбрался из города, взобрался на первый холм за его границей и встретился лицом к лицу с ветром. Еще одно испытание для коня. И тот встретил его как герой. После заката солнца ветер перерос в полуураган. Резкие порывы швыряли в лицо жалящие иглы холодных дождевых капель, и седоку пришлось натянуть плащ. А жеребец продолжал идти ровным галопом, преодолевая милю за милей, не снижая темпа. В конце концов на полпути к Уорнер-Спрингс Герцог остановил коня и, наклонясь в седле, прислушался к его дыханию. Никаких хрипов! Понедельник остался свеж как маргаритка и был буквально поглощен скоростью. И это после утра, проведенного в команде Тони Саматти!
   Для Герцога такое открытие было равно обретению крыльев. Он стал свободным, он мог управлять скоростью. И в войне против общества, которую он пока отложил до лучших времен, но которая, по его мнению, была неизбежна в ближайшем будущем, Понедельник будет лучшим союзником, чем армия людей, поклявшихся умереть ради него.
   Герцог снова тронулся в путь, теперь уже не спеша. В танцевальный зал он всегда успеет. Принимая во внимание тот прием, который его ожидает, не стоит торопиться к началу. Его встретят холодно и враждебно. Интересно, а как насчет женщин? Вне всякого сомнения, никто не может обвинить его в жестоком или нелюбезном отношении к молодым и престарелым особам женского пола. До того как попасть в тюрьму, он пользовался у них определенной популярностью. Ведь о нем слагали фантастические рассказы, содержащие изрядную долю правды, которые прибавляли к его имени немало остроты, вызывающей по крайней мере любопытство. Кроме того, с самого раннего детства его любовь к танцам уступала только любви к драке. Он никогда не обращал внимания на хмурые взгляды мужчин, когда выбирал самую милую и грациозную девушку себе в партнерши.
   Что же будет теперь, после возвращения из тюрьмы? Он стал меченым в глазах всех мужчин. А женщины? Герцог пожал плечами и, рассмеявшись, прогнал сомнения. Если со здешними молодыми людьми не произошло ничего сверхъестественного, вряд ли кто из них сможет сравниться с ним в танцах. Но даже если это сверхъестественное и случилось, все равно ни у кого не может быть такого чувства равновесия, такой гибкости и такого достоинства. Если же Герцог не сможет найти партнерши для танцев, значит, он очень сильно ошибается!
   Герцог смело подъехал к навесу, где были привязаны лошади, потому что дождь продолжал усиливаться. Затем направился в павильон. Помещение для танцев построили из дерева, но по форме оно напоминало большую палатку с подвижными стенами, которые поднимали в жару и опускали в плохую погоду, такую, как сейчас. Внутри гремела музыка и как-то особо выделялось медное уханье тромбона. Прислушавшись, Герцог различил резкие звуки кларнета, глухие стоны фортепиано, удары барабана и отчаянный плач скрипки – похоже, бедный Папаша Филд старался изо всех сил, пытаясь перекрыть рев всего оркестра. Мысль о Папаше Филде и о резких словах этого маленького человечка заставила Джона Морроу остановиться. Он нахмурился, еще раз передернул плечами и продолжил путь. Но за парадной дверью снова остановился и осмотрел маленький холл, в котором оказался. Около десятка мужчин курили, две или три девушки, похоже только что прибывшие, снимали пледы, вокруг толпились их приятели. Шум голосов в холле почти заглушал музыку, доносившуюся из зала. Но едва Герцог вошел, снял плащ и ударил сапог о сапог, отряхивая их, голоса стихли. Остались только музыка и шорох ног танцующих.
   Он огляделся. Нет, здесь не было незнакомых. Пятерых из присутствующих Джон знал достаточно хорошо. Он поговорил с каждым по очереди, изображая на лице самую обаятельную улыбку. Те, к кому он обращался, отвечали ему, но весьма холодно. Что же касается девушек, то они, очевидно, его просто не заметили. Поправить платье, пригладить прическу, пошептаться друг с другом – разве можно найти более увлекательное занятие? Девушки прошли мимо него и направились в зал в сопровождении своих спутников.
   Герцогу показалось, что на лицах стоящих вокруг молодых людей появилась едва заметная улыбка удовлетворения. Они дружно и жадно принялись курить, демонстрируя всем своим видом, что ничем иным не интересуются. Нельзя было сказать, что их улыбки предназначались именно Герцогу. Но он прекрасно понимал значение взглядов, которыми они обменивались. Холодный прием девушек вызвал искренний восторг в сердцах этих деревенских парней. О, если бы можно было сбежать отсюда! Увы, он сам обрек себя на это тяжкое испытание и не хотел, чтобы в трех графствах начали рассказывать историю его позорного провала. При мысли о позоре Герцог побледнел. Слава Богу, что у него нет семьи, которой могло бы стать за него стыдно.
   Он шагнул к двери. Навстречу ему вышла голубоглазая Жанетта Миллер, как всегда переполненная смехом и болтовней, но при этом умеющая превосходно танцевать. Она ничуть не изменилась, даже помолодела. Герцог кивнул ей и улыбнулся. Однако Жанетта прошествовала мимо, не удостоив его ни словом, ни приветом.
   Нет, она не могла не увидеть его! Их взгляды столкнулись, это было так же несомненно, как рукопожатие. Но она ушла, продолжая смеяться и болтать с большим, тяжеловесным Холом Джексоном, своим приятелем.
   Итак, второй удар. Конечно же он встретил его, как всегда, достойно. Немного откинул голову и улыбнулся своей знаменитой улыбкой. Ну и что? Его белое лицо стало призрачно-бледным, еще белее, чем было до этого. А сзади, похоже, раздался приглушенный смех? Да. Парни, курившие в холле, не упустили ничего.
   И все же такого не могло быть! Хорошо, вот еще одна проверка. В дверях появилась огненно-рыжая прическа радушной и доброй Рут Бойер. Они танцевали вместе тысячу раз. Тысячу раз смеялись и разговаривали. Она была для него лучшим другом, настоящим другом. В танцах они были неразлучной парой.
   Рут тоже прошла мимо. Музыка кончилась. Пары остановились, начали расходиться. На этот раз никто не захлопал, выпрашивая повторения. Странно. Но не менее странным было то, что все взоры устремились прямо на Герцога.
   Он подошел и заговорил с Рут Бойер, но она ничем не показала, что слышит его слова. Девушка спокойно и осторожно смотрела сквозь него. Затем повернулась и продолжила беседу со своим приятелем.
   Этого было достаточно. Герцог рванулся назад к двери, сердце его сжалось от стыда. Оглядел бездельничающих мужчин. От этого на их лицах исчезли даже малейшие признаки улыбок. Слава Богу, нервы его не сдали в этот жестокий момент. Никто не догадывался, чего ему стоило сохранить самообладание. О, если бы что-нибудь оказалось под рукой! То, что можно схватить, сломать, разбить! Нет, он должен терпеть и улыбаться – улыбаться! – когда так хочется выхватить пистолет и затеять хорошую драку!
   Герцог отвернулся от двери, но что-то ведь надо было делать! Что? Войти в танцевальный зал, увешанный гирляндами флагов и лент, переплетающихся под потолком, нельзя – он не может встретиться с ярким светом, этими лицами и многозначительным шепотом.
   Пришлось вернуться в холл. Джон Морроу прошел в его дальний конец, скрутил цигарку и начал прогуливаться взад-вперед. Мужчины, стоявшие неподалеку, приглушенно, но восторженно посмеивались – похоже, сверх всякой меры праздновали победу. Презрение, которым две девушки окатили вчерашнего заключенного, они восприняли как полный его крах. Подойти бы да взять их за горло!..
   Он вдруг оказался перед лестницей и начал подниматься по ступеням, не зная, куда они ведут. Только на самом верху опомнился. Вдоль стены шла галерея для зрителей, которой никто не пользовался, потому что на Западе в танцевальных залах не бывает просто сидящих и наблюдающих – все собираются на первом этаже. Галерея напоминала пыльный, пустынный чердак, который освещал только один тусклый фонарь, подвешенный в углу, а скорее даже не освещал, а наполнял помещение тенями. Теперь, скрытый милосердной темнотой, Герцог смог перегнуться через перила и посмотреть вниз.
   Слух о его провале, естественно, распространился. По галерее, на которой он скрылся, рыскали любопытные взгляды. Ребята из холла, судя по всему, не теряли зря времени – рассказали о его позорном бегстве. Теперь почти все находящиеся в танцевальном зале смеялись. Их веселью не было предела. Ведь смеялись над Джоном Морроу – над самим Герцогом!
   Он закрыл глаза и покачнулся, пьяный от гнева и стыда. Потом воздел руки к небу и дал себе страшную клятву – за все это отомстить. И в ту же секунду в углу балкона что-то зашевелилось.
   Это уж слишком! Наверняка какой-нибудь свидетель его мучений решил нанести рану побольней. Не размышляя, Герцог бросился к предполагаемому наглецу. Действительно, здесь кто-то стоял, в блестящем плаще, и пытался открыть дверь. Герцог вспомнил о существовании еще одной лестницы, ведущей на галерею. Но почему этот кто-то решил уйти по очень опасным старым ступеням? Да и дверь, похоже, разбухла от дождя. Если раньше она довольно легко открывалась и закрывалась, то теперь это сделать было непросто.
   – Что-то не так? – поинтересовался Герцог.
   Человек в плаще удвоил усилия, пытаясь справиться с дверью.
   – Ничего! – раздался ответный шепот.
   Женский голос! Герцог остановился как вкопанный. Даже сейчас он должен быть любезным.
   – Может, разрешите вам помочь?
   – Пожалуйста!
   Она метнулась в сторону, как только он сделал шаг. Ну и стервы же эти девушки! Если им не удается открыто оскорбить его в присутствии своих парней, то они начинают шарахаться от него, как от насильника. Это было верхом унижения. Герцог схватил ручку двери с единственным желанием – разломать ее на кусочки. Но дверь легко подалась. Он повернулся к девушке. Она что-то пробормотала, видимо слова благодарности, и скользнула к открывшемуся проему. И тут Герцог не выдержал. В порыве гнева он преградил ей путь.

Глава 8
Салли Смит

   – Леди, прошу прощения, что задерживаю вас, – произнес он, – но, черт возьми, мне совершенно непонятно, почему вы меня боитесь?
   Она отпрянула от руки, перекрывшей ей проход. Из-за резкого движения полы плаща распахнулись, и Герцог увидел сияние воздушного платья. Полумрак галереи не помешал ему разглядеть розовый сатин, яркий, словно отражение солнца на воде. Затем он перевел взгляд на стройные ноги. Девушка подняла голову, тень от огромного сомбреро больше не скрывала ее лица, но из-за темноты он его почти не видел.
   – Ничего я не испугалась, – презрительно пояснила она. – Я не боюсь ни вас, ни кого-либо еще.
   – О-о! – Неожиданно для себя Герцог улыбнулся. – Тогда это кое-что меняет. Но минуту назад мне показалось, что вы довольно-таки быстро пробирались по галерее, чтобы избавиться от меня.
   – Выбиралась наружу, – последовало объяснение. – И это не значит, что я вас боюсь.
   – Тем более, что для этого нет причин. Пока… – добавил он, так как в голову ему вдруг пришла дерзкая мысль. – Пока вы не узнали меня, леди!
   – Еще не имела удовольствия, – сказала девушка более спокойным голосом. – Но, полагаю, мне это скоро предстоит.
   – Меня зовут Джон Морроу, – сообщил он гордо. – Но некоторым людям я больше известен под именем Герцог.
   Несколько долгих секунд царило молчание.
   – А меня зовут Сальвина Гертруда Смит, – представилась наконец и она, – но некоторым людям я больше известна под именем Салли.
   Они дружно рассмеялись. Герцог был просто сражен. Он и представить себе не мог, что в этом краю, окруженном горами, найдется хоть одно человеческое существо, которое не слышало бы его имени или хотя бы прозвища. Какое же наслаждение не чувствовать на себе тяжелых цепей репутации! Машинально Герцог прикрыл дверь.
   – Разве я сказала, что хочу остаться здесь? – спросила Салли Смит.
   – Лестница не совсем надежна.
   – Она даже не скрипнула, когда я поднялась наверх.
   – Должно быть, ветер помешал вам услышать скрип. Это самая коварная лестница в здешних краях. Наверное, вы не местная, раз не знаете о ней.
   – Не местная, – подтвердила Салли.
   – И поэтому мы преспокойно сидим наверху и слушаем музыку? – спросил Герцог. – Все же что заставило вас взобраться сюда?
   Она замялась:
   – Хотела прежде взглянуть на все, что там, в зале, происходит.
   – Неплохая мысль! – прокомментировал он, всей душой желая и думать так же.
   Он изо всех сил вглядывался в черты лица, белевшего перед ним. Тьма сводила с ума. Словно чьи-то черные руки отталкивали его от тайны, которую ему так хотелось открыть. И все же Герцог догадывался – девушка очень хорошенькая. Глаза как два больших омута. Когда она повернула голову, удалось разглядеть ее вздернутый носик, подбородок и щеки, будто высеченные из мрамора.
   Облокотившись на перила, она смотрела на танцующую толпу. Герцог увидел пухлые губки, приоткрытые от возбуждения и любопытства. Впрочем, ему и самому страстно хотелось оказаться среди танцующих, двигаться в такт музыке. Он встал рядом с Салли, тоже глянул вниз. Пары кружились в вальсе. Все девушки в основном были в простых легких платьях, мужчины – в самых разных нарядах. Многие пришли сюда прямо с полей, разве что отмыв руки и лицо. Несколько ковбоев из покрытой кустарником долины у подножия гор гордо демонстрировали свои ссадины. Кто-то был в сапогах для верховой езды, правда начищенных до невероятного блеска, кто-то – в штанах, растрепавшихся на щиколотках, но все-таки большинство – при галстуках, в традиционных костюмах из лавки.
   Герцог видел, что его новой знакомой все это очень интересно. Не странно ли? Конечно, танцы в Уорнер-Спрингс – большое событие, но не настолько, чтобы взволновать такую хорошенькую девушку, как она. Хорошенькие девушки давно ими пресытились. Судьба вообще балует их. С детства их окружают поклонники, их воля – закон. Они повелевают с помощью жестов и легких улыбок. Казнят сердитым взглядом и ранят смехом. Герцог мог сравнить хорошенькую девушку только с одной вещью на свете – прекрасным шестизарядным пистолетом, удобным, метко стреляющим, повинующимся опытной руке. Но он также был убежден – хорошенькая девушка более смертоносна, чем любое оружие.
   Но, несмотря на трепет, который ему внушала женская красота, Джон Морроу постоянно оказывал внимание какой-нибудь милашке, особо не претендуя на ответные чувства. То, что его страшило, одновременно и притягивало больше всего. И хотя он постоянно опасался, что рано или поздно женщина оставит его в дураках, наслаждался каждым мгновением от всего сердца. Вот и сейчас в нем снова зародилась надежда. Раз уж каким-то чудом эта девушка его не знает, почему бы ему не спуститься с ней вниз? Почему бы не потанцевать с красавицей, которая – он не сомневался – затмит всех остальных? Потанцевать и сразу исчезнуть, пока она не узнала о нем пугающую правду. Неплохая месть! Это была бы звонкая пощечина всем врагам – а своими врагами в данный момент он считал всех присутствующих в зале. После этого единственного танца, после того, как он исчезнет, пусть говорят Салли все, что пожелают. Уж обязательно расскажут, что она танцевала с парией, с презренным изгоем!
   – Потанцуем? – спросил Герцог.
   – Я… Если вы хотите, – произнесла девушка с каким-то странным замиранием.
   Он не мог понять, почему она так взволнована. Но ему некогда было это разгадывать. Достаточно того, что Салли позволила взять себя под руку и спустилась с ним по лестнице галереи! Как только они оказались в холле, заиграла музыка, поплыла плавная мелодия вальса. Салли вдруг резко сдернула плащ, кинула его на вешалку. Герцог ответил ей страстным взглядом. А то, что увидел на свету, превзошло самые яркие его мечты.
   Она обладала красотой ирландского типа. Иссиня-черные, вьющиеся кольцами волосы и синие глаза, напоминающие насыщенный, темный цвет морской глубины. Девушка прекрасно держалась. С высоко поднятой головой, прямым взглядом и улыбкой, играющей возле губ, она, как решил Герцог, была похожа на мальчишку, ищущего приключений. И пусть черты ее лица оказались не такими идеальными, как представлялось на темной галерее, тем не менее они были невероятно изящны, симпатичны и гармоничны.
   Салли наверняка провела большую часть жизни на природе. Это было видно сразу. Ее темный загар нельзя было назвать легким. Он больше походил на неотмываемую краску чистейшего оливкового цвета, которая за многие годы, проведенные на солнце, впиталась в ее щеки и руки. Коричневая кожа очень тонко подчеркивала синеву глаз и черноту волос.
   Вот такой оказалась девушка, на которую с внезапным и острым интересом посмотрел Герцог. Все остальные женские лица, включая лицо Линды Мюррей и всех прочих знакомых ему красоток, сразу же превратились в мутное пятно. Теперь они для него ничего не значили! Смущало только одно. Салли была юной, очень юной. Не старше восемнадцати или девятнадцати лет. Его обязательно обвинят в совращении и обмане бедного ребенка, который не придумал ничего лучшего, как появиться в обществе с отверженным. Подумав так, Герцог рванул девушку к стене, где их скрыла темнота.
   – Салли, я должен сказать тебе, кто я, – начал он. – Ты никогда не слышала о Герцоге, но меня знает вся округа. И всем известно, что я только что вернулся из тюрьмы. Люди отвернулись от меня. Девушки, с которыми я раньше танцевал, теперь не желают меня замечать. Салли, если ты пойдешь со мной танцевать, все уставятся на тебя и будут тебя жалеть.
   – Не посмеют! – выкрикнула Салли. – Жалеть меня?! – Она шагнула вперед и высоко подняла голову. – Конечно, я буду с тобой танцевать!
   – Даже не зная, за что я отбывал наказание?
   – Мне все равно! Думаю, что для танца со мной ты достаточно хорош.
   – Меня посадили за то, что я подстрелил одного парня…
   – Он сам виноват, что не подстрелил тебя первым, – парировала насмешница над законом.
   – Меня обвинили, будто я выстрелил в спину!
   Салли еще выше подняла голову, и взгляд девушки обжег его.
   – По-моему, они полные идиоты!
   – Спасибо, – улыбнулся Герцог. – Думаю, самое время потанцевать. И… благослови тебя Бог, Салли!
   Он повел ее в зал. Возле входа стояла новая группа парней, окутанная клубами табачного дыма. Они тут же забыли и про дым, и про сигареты, когда увидели Герцога с девушкой. В их глазах появилось неподдельное недоумение. Они не могли и слова сказать друг другу, пока пара не прошла мимо. Но за ее спиной тотчас же закипели пересуды, подобно бурлящей пене вокруг отплывающего корабля.
   И вот они уже за дверью! Какой удар для добрых, законопослушных граждан Уилер-Сити и Черных Холмов! Какой удар для девушек, которые дали жестокий отпор возвратившемуся преступнику!
   Они сразу же заметили Салли. Оглядели с головы до ног. Но им было безразлично, красива она или нет и во что одета. Они видели в ней лишь один недостаток – то, что она пришла с изгоем.
   – Травят себе душу из-за тебя, – шепнул Герцог своей партнерше. – Им не по себе, потому что они побеждены.
   Салли повернула голову. Окинула лица окружающих безразличным взглядом. Затем вновь посмотрела на Герцога.
   – Какое мне до них дело? – спросила она, слегка негодуя. – Все, о чем я хочу сейчас думать, – это танец!
   И в этот миг Герцогу вдруг показалось, что над ними зажегся ослепительный свет. Больше он не видел ничего, кроме ее лица. Момент оказался удачным, так как музыкант, оглушительно игравший на тромбоне, устал от чрезмерных усилий. Теперь он отдыхал, лишь изредка выплескивая волны звука. Барабанщик тоже почти засыпал; он явно пропустил несколько ударов по тарелкам и душераздирающую дробь по большому барабану, которыми обычно оживлял каждый танец. Даже корнетист не принуждал свою тубу визжать, как обычно. Впервые за весь вечер по-настоящему стали слышны пианино и скрипка. Вальс превратился в нечто большее, чем просто кружение под определенный ритм. Танец слился с ударами сердца.
   Но в конце концов вихрь оборвался, музыка кончилась. Люди заспешили к стульям, расставленным вдоль стен. Салли и Герцог оказались довольно далеко от входной двери. Поэтому, когда середина зала опустела, они привлекли к себе еще больше внимания.
   – А теперь уведи меня! – Голос девушки ошарашил Герцога как удар грома.
   – Не сейчас! Мы только начали.
   – Если не сделаешь этого, я буду вынуждена уйти сама.
   – В таком случае… конечно… пойдем…
   Они направились к выходу.
   – Если ты будешь продолжать хмуриться, – проговорила она, смеясь, – они подумают, что мы поссорились. И мне кажется, это их порадует!
   Пришлось кивнуть, улыбнуться. Салли оказалась надежным союзником, пусть и на короткое время.
   – Они скрежетали зубами. Готовы были нас растерзать. И…
   – Я не могу остаться, – прервала она его.
   – Тебя кто-то ждет?
   – Нет. Но если я останусь хоть ненадолго, кое-кто узнает…
   – Что?
   По ее лицу скользнула тень паники.
   – Ничего!
   Герцог был так огорчен, что не заметил, как они прошли зал, как он помог своей спутнице надеть плащ, как вышел с ней на улицу. Чего она боялась? О чем узнает этот «кое-кто»?
   – Куда мне тебя отвезти? – спросил он, снова оказавшись во власти кусающего ветра.
   – Никуда. Расстанемся прямо здесь. И отвернись, пока я не поверну за угол…
   – Пока ты не скроешься из виду?
   – Да.
   – Но когда я опять тебя увижу, Салли?
   – Никогда.
   – Ты это серьезно?
   – Вполне.
   – Салли, мне надо тебя увидеть. Почему…
   – У меня нет времени! – вдруг оборвала она.
   – Но когда ты скроешься, я могу пойти за тобой?
   – Догони, если получится.
   – Тогда спокойной ночи, – сказал Герцог.
   – Прощай! – крикнула Салли ему в спину.

Глава 9
У Гафри

   Ветер унес звук ее удаляющихся шагов, но Герцог знал, чувствовал – она побежала налево и повернула за угол дома. Подождав немного, он резко обернулся и помчался вдогонку. Вот он, угол. Увы, девушка исчезла!
   Быстро оглядевшись вокруг, Герцог понесся мимо входа в танцзал к другому углу. Но и здесь никого не было. Пролетел вокруг всего танцзала – также безрезультатно. Либо Салли растаяла в воздухе, либо вернулась назад в зал, если, конечно, не убежала со скоростью здорового мужчины.
   Он отверг все три варианта. Какой бы великолепной бегуньей ни была эта девушка, она не могла быстро передвигаться в своих причудливых сатиновых бальных туфельках и сковывающих ее движение юбках. Что касается возвращения в танцзал, то он сам видел, как ей хотелось поскорее оттуда уйти. Она лучше дала бы себя убить, чем осталась бы в зале.
   Может, краткость ее пребывания там как-то связана и с тем, что она тайно смотрела на танцы сверху? Что ее так напугало в толпе? Чего она боялась?
   Герцог поспешил под навес и оседлал Понедельника. Подтягивая подпругу на сером великане, он сказал сам себе, что в столкновении с силами закона вышел победителем. Вторгся на территорию врага и разгромил его. Вынес все – презрение, насмешки, холодность и вышел из игры с честью.
   Этого было достаточно, чтобы его сердце согрелось. Ему вдруг стали абсолютно неинтересны все эти жалкие парни и девушки, которые шептались за его спиной. Теперь всем его вниманием завладела чарующая тайна Салли.
   Через мгновение он был в седле и несся по улице. Если она решила спрятаться – какая бы ни была на то причина – в одном из домов, например в гостинице, он оставит ее в покое. Но что-то подсказывало ему, что ее там нет. Эта окрашенная солнцем кожа, эта непокорная манера держаться, этот прямой взгляд – все говорило о том, что девушка пришла из диких краев. Туда же, скорее всего, и вернулась.
   Герцог доехал до окраины Уорнер-Спрингс, бегло осмотрев каждый дом, сарай, конюшню. Теперь перед ним лежала дорога, ведущая к северным холмам. Ему казалось, что девушка не могла прийти из западной или южной пустыни, как и с зеленых равнин вокруг Уилер-Сити. Потому что солнце пустыни сушит и морщит кожу, ухудшая ее цвет. А скучная жизнь на равнине никогда бы не зажгла такие дикие огоньки в глазах.
   Он прождал на дороге полчаса, но ни единый всадник за это время не покинул Уорнер-Спрингс. Мимо проносились только въезжающие, скорее всего опаздывающие на танцы. Наконец пришлось признать, что девушка ускользнула от него. Герцог не мог отделаться от мысли, что она уехала этой дорогой. Покинув его около танцзала, ускользнула в то место, где была привязана ее оседланная лошадь, и сразу же ускакала на север. Но только очень быстрая лошадь и решительный всадник могли ускакать от серого, даже имея некоторое преимущество во времени.
   Угрюмый, он все же направил лошадь вперед и, сгибаясь под ветром, обдуваемый им, приготовился к долгому путешествию сквозь бурю. Правда, Понедельник делал длинные дороги короткими.
   Герцог гнал лошадь рысью, и большие, быстрые шаги Понедельника покрывали мили с невероятной скоростью. Через час с начала скачки, словно в награду за непрекращающиеся усилия, ветер стал стихать. Он ушел на восток и тут же принялся разгонять тяжелые тучи под половинкой луны, плывущей над холмами и роняющей на них свой неровный свет. Давно покинув равнину, конь и всадник скакали теперь по земле, усыпанной валунами, которые под лунным светом напоминали волны, бегущие по морю на другой день после шторма.
   Ночь будто аккомпанировала мыслям, проносящимся в мозгу Герцога. Давно его не посещало столь дьявольское настроение – ни разу с того злосчастного дня, когда он обнаружил, что его рука на прикладе оружия тверже, чем рука любого другого мужчины, что у него более меткий глаз и проворные пальцы.
   Объединившееся против него общество продемонстрировало ему ненависть и презрение. И самое противное, что обиды нанесли так, что он не мог достойно ответить. Господи, говорил он себе, если бы только эти обиды наносили мужчины Уилер-Сити! Пусть на танцах дюжина мужчин осмелилась бы встать ему поперек дороги! Так нет, выставили вперед женщин, доверили им вершить этот суд.
   Ему казалось невероятным, что девушки, которых он знал много лет, могли вот так от него отвернуться. Герцог не догадывался, что это была всего лишь часть заговора, в котором принимали участие городские авторитеты, прознавшие от шерифа, что он собирается появиться на танцах в Уорнер-Спрингс. Не знал, как намеревались показать ему, что его присутствие среди них нежелательно, нанеся удар шелковой перчаткой вместо дубинки. Не догадывался, что в этом спектакле у каждой девушки была определенная роль, которую она должна была сыграть во благо своего города. Его сводила с ума единственная мысль – они отказались от него!
   Салли стала сладким утешением и прекрасной, хоть и мимолетной возможностью ослепить их. Но эта красота исчезла. Блеснула перед ним на мучительное мгновение и испарилась. Потеря ее стала большей болью, чем обиды. И все вместе слилось во всепоглощающее желание излить на кого-нибудь гнев, хорошо бы на крепких парней, готовых драться. Ему хотелось бросить вызов превосходящему числом противнику и разгромить его искусством пистолетной дуэли, которым он владел в совершенстве. Он громко застонал от неисполнимости этого, а Понедельник рванул вперед, издав испуганный храп в ответ на странный звук, исходящий от хозяина.
   Теперь вот на целых три месяца он привязан к тупой работе на отдаленной ферме. Как раз на этой мысли Понедельник остановился на вершине холма, откуда Герцогу открылись владения Гафри. Как-то очень давно его однажды сюда занесло, но он помнил все достаточно хорошо. В старые времена, еще до того, как он попал в тюрьму, это ранчо принадлежало Блекутерсам. И похоже, не очень-то изменилось за время хозяйствования Гафри.
   К этому времени ветер совсем очистил небо от туч, луна теперь плыла высоко и спокойно. Она осветила группу зданий, представляющих собой основное жилье на ранчо. И повсюду виднелись стога уже собранного на зиму сена, хотя на дворе был только июль! В этих краях зимы лютые. Нынешний проливной дождь обернется в январе ужасным снежным бураном.
   Несмотря на мрачное настроение, Герцог отметил, что местечко для дома выбрано неплохо. Река Линдсей, превращаясь далее в мощный поток, терзающий камни гор, здесь текла как невинный, ровно текущий ручей. Вон там скала загородила воде путь, и она образовала длинное узкое озеро. На его берегу, где подступала стена гор, стоял дом, белые стены которого смутно виднелись сквозь стволы сосен. За ним на огромном, очищенном от деревьев пространстве раскинулись другие постройки ранчо, стога сена и редкие молодые деревца, торчащие из удобренной почвы.
   В душе Герцога немного посветлело. Если ему суждено провести следующие три месяца здесь, то лучшего места не сыщешь. Лишь одно по-прежнему смущало его покой – уверенность, что он сможет существовать, только не принимая закон и законопочитателей. Там, на танцах, они бросили ему перчатку. Что ж, он не задержится с ответом на их вызов. Герцог даже мрачно улыбнулся, когда подумал об этом, спускаясь со склона к дому.
   Там его окружила тьма. Давно минула полночь. Чтобы никого не потревожить в столь поздний час, он направился в конюшню с надеждой отыскать место для серого и, возможно, самого себя. Повезло. О лошадях здесь заботились даже в такое время года – ночью они находились в стойлах. В одном из них, в конце длинной вереницы жеребцов, Герцог устроил Понедельника.
   Убедившись, что корма коню хватит, забрался на сеновал. Там хранилось свежескошенное сено, поэтому ударил аромат сухих диких трав и цветов. Он устроился поудобнее и вскоре заснул.

Глава 10
Герцог сомневается

   Проснулся Герцог от странного сновидения. Будто бы он пробирался по какой-то незнакомой тропе в горах. Его преследовали враги. Он погонял раненого коня, но силы его убывали с каждым шагом. Так добрался до реки, петляющей по равнине. Оставил на берегу утомившегося коня, нырнул в поток, отчаянно поплыл. Но сильное течение остановило его, отшвырнуло. Напрасно он пытался одолеть его. Словно какие-то руки тащили его назад. Захлебываясь и выбиваясь из сил, чувствуя, что враги настигают, он уже распрощался с надеждой удрать от них, как вдруг увидел Салли, стоящую на противоположном берегу. Он позвал ее надрывающимся от напряжения голосом. Девушка заметила его, помахала рукой. Герцог попросил бросить ему веревку, которую она держала. Но Салли засмеялась, повернулась и зашагала прочь. Окончательно сломленный этим последним ударом, он перестал бороться. Вода наполнила его ноздри, быстрое течение понесло тело вдаль…
   Кашляя и чихая от пыли, попавшей ему в нос и рот, Герцог сел и с облегчением вздохнул. Рассвет едва брезжил, наполняя горизонт тоской неуверенных сумерек. Стропила над ним начали принимать ясные очертания. Дверь в конце сарая казалась светло-дымчатым квадратом. За ней старательно кукарекал какой-то петух. Потом замолчал. Ему ответил издалека другой петух. И опять наступила тишина.
   Герцог спустился вниз. Ничтожной порции сна хватило, чтобы его выносливые мышцы отдохнули. Он снова был готов ко всему, что его ожидало. Но прежде, чтобы сбросить с себя остатки сна, подбежал к озеру, сбросил одежду и окунулся.
   Вода обожгла леденящим холодом – она текла с гор, где снег не таял все лето. Но это не помешало ему немного проплыть сильными и длинными бросками. На каменистый берег Герцог вылез холодным как лед, но с кипящей кровью.
   Он оделся еще до того, как рассвет перерос в настоящее яркое утро. За вершинами гор розовело небо. Под луной эта равнина казалась чарующей, но сейчас она стала просто прекрасной. Земли вдоль реки были возделаны, здесь выращивали зерно и косили сено. У подножия гор, густо поросшего травой, паслись стада коров, рассыпавшиеся по полю группками и поодиночке. Можно не сомневаться, что с таким кормом их бока лоснятся от жира! Да, богатство на этих землях лилось рекой! Герцог с удивлением вспоминал худое, изможденное лицо Гафри при их первой встрече.
   С этими мыслями он посмотрел на север, потом на восток. Там высились Черные Холмы. Лучшего названия не придумаешь! Огромные тяжеловесные пирамиды, за которыми поднималось солнце, полностью ему соответствовали. Расстояние скрадывало острые очертания скал, и все равно казалось невозможным, чтобы туда, даже в поисках укрытия от преследования, забирались люди. Вряд ли там мог кто-то жить! Но именно это утверждал Гафри, рассказывая шерифу о досаждавшем ему преступнике.
   Хотя это очень даже неплохая идея – найти укрытие в лабиринте скал и спускаться оттуда, словно из крепости, в низину, добывая все необходимое для нормальной жизни. В какой-нибудь просторной пещере можно жить в полной безопасности и только время от времени делать вылазки, чтобы собрать налог деньгами или провизией. Глаза Герцога загорелись. Если общество окончательно отвергнет его, превратив в изгоя, он, пожалуй, воспользуется уроком беглеца, таящегося в Черных Холмах.
   Собачий лай заставил его обернуться как раз в тот момент, когда на востоке из-за горизонта показался краешек солнца. Он заметил свору сразу же. Она просторно расположилась в сарае, бывшем когда-то кузницей. Кузнец и инструменты переселились оттуда. Но почерневшие от дыма балки позволяли догадаться, чем служило это помещение раньше. Теперь в плохую погоду и в холодные горные ночи здесь скрывались собаки. Сейчас они, оглашая лаем окрестности, сновали по двору.
   Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что это не просто сборище дворняжек, хотя и их было несколько в этом разномастном племени. На всех виднелись следы боев. У одной, видимо сильным ударом лапы пумы, было оторвано ухо. У другой через все плечо шел рваный шрам, должно быть от когтей медведя. В своре, казалось, не было собак без ранений, полученных в погоне или в стычках друг с другом. Сейчас они требовали пищи и в ожидании ее пререкались со свирепым рычанием.
   Среди этого гвалта Герцог различил более мягкое завывание, исходящее из соседнего сарая. Там он обнаружил полдюжины низкотелых собак, с вытянутым туловищем, обвисшими ушами, длинными мордами и удивительно умными глазами. Видимо, те чистокровные охотничьи, о которых говорил Гафри. И с этими двумя сворами ему предстоит ловить убийцу? Работа не по нему! Он предпочитает встретиться с тем человеком лицом к лицу. Не дело травить врага вот такой сворой, издающей зловоние.
   Впрочем, этот враг пока не поступил в его распоряжение. Еще будет время, чтобы подумать о милосердии, когда он столкнется с разбойником или застанет его, беспомощного, в окружении собак.
   Герцог почувствовал за спиной взгляд. Он резко обернулся и увидел огромного человека – чуть ли не в два раза больше его самого. Ему сразу не понравилось, как тот небрежно и иронично его рассматривал. Он не привык, чтобы по лицу того, кто стоял перед ним, скользила хоть тень улыбки. Все же Герцог внимательно изучил чужака. И оценил его мощное тело, не лишенное подвижности, узкую талию, бедра, раздутую грудь и широко раздавшиеся плечи. Уже по тому, как этот человек стоял, было видно – его сила никогда не встречала сопротивления. Его бесстрашная манера смотреть прямо в глаза многое сказала проницательному взгляду Герцога.
   Впрочем, лицо незнакомца вызывало не меньший интерес, чем телосложение. Оно было глубоко изрезано морщинами, хотя его обладателю не могло быть больше двадцати шести лет. Но хотелось дать ему все пятьдесят. Маленькие серые глаза прятались под нависшими бровями. Орлиный нос, широкие губы, квадратный подбородок. С первого взгляда, в целом, физиономия великана напомнила Герцогу одну из собак-вояк, на которых он только что смотрел. Со второго – показалась уже знакомой: этого человека он видел раньше. А с третьего все стало понятно. Не то чтобы они встречались раньше, просто громила собрал в себе черты всех знакомых Герцогу вояк.
   – Ты Герцог, я прав? – спросил он.
   – Так меня называют.
   – Я Стив Гафри.
   Они пожали друг другу руки; рукопожатие было долгим, словно каждый хотел определить мощь другого.
   – Итак, ты явился за парнем с Черных Холмов?
   – Думаю, это будет моей основной задачей.
   – Что ж, – сказал Стив, – желаю тебе успеха. Дядюшка Билл обеспокоен. Но я верю, что ты добудешь своего приятеля, если все, что мы о тебе слышали, правда.
   Тень улыбки скользнула по его губам, словно у него было на этот счет особое мнение.

Глава 11
Стив демонстрирует свои достоинства

   Встречу с племянником владельца ранчо нельзя было назвать хорошим началом карьеры Герцога во владениях Гафри. В старые времена Герцог устраивал драки из-за речей куда менее вызывающих. Но за три года тяжелого труда он кое-чему научился, среди всего прочего – думать дважды.
   Стив Гафри подвел его к дому и представил ковбоям, которые по очереди вываливались на свежий утренний воздух. Их имена Герцог пропускал мимо ушей. Его больше интересовали их лица, позы, то, как они стояли и шли, как, наконец, встречали его взгляд.
   После того как его представили всем и с каждым он обменялся рукопожатием, Герцог пришел к выводу, что никогда в жизни не встречал худшей компании. Возможно, эти люди неплохо знали свое дело. Может, даже были специалистами по обработке земли. Или могли по поведению коровы определить, какая болезнь ее мучает. Вероятно, умели гениально загонять скот и героически управляться с необъезженными лошадьми. Все эти качества его не волновали. Он увидел другое – что они уже не молодые, наполовину обессиленные, жалкие, малоподвижные, тусклые…
   Когда человек теряет гордость и самоуважение, это непременно отражается на его лице. Именно такие лица были у стоящих перед Герцогом ковбоев, и это подействовало на него как прикосновение к чему-то нечистому. Потом он прошел со Стивом Гафри в длинную комнату с плитой в центре и лежаками вдоль стен. Нашел там свободное место и положил на него свою сумку, хотя Стив предложил ему поселиться в хозяйском доме. Герцог вежливо отказался. Коли он приехал работать на ранчо, то предпочитает жить как все остальные. Просто ему предстоит выполнять другое дело – нести, так сказать, спецдежурство.
   – Зайди в дом повидать дядюшку Билла, – посоветовал Стив. – Застанешь его изменившимся, даже по сравнению с тем, каким он был вчера. Сейчас каждый день ему стоит нескольких лет жизни.
   Герцог отговорился тем, что должен глянуть на свою лошадь. Стив пошел вместе с ним. Увидев Понедельника, он почему-то сильно разволновался. Герцог легко заметил, что племянник хозяина чем-то встревожен, хотя по его манере держаться и говорить догадаться об этом было невозможно. Зато все тайные мысли выдавало лицо. Посмотрев на серого, Стив пробормотал что-то невнятное, глаза же его загорелись огнем.
   – Лихой жеребец? – спросил он спустя некоторое время.
   – Лихой, – неопределенно подтвердил Герцог.
   – Похоже, от него не много толку в трудной работе, – продолжал Стив.
   – Похоже, не много.
   Стив вздохнул. Странно поступает тот, кто после такого обвинения не бросается защищать свою лошадь.
   – Но возможно, он неплох на равнине.
   – Возможно, неплох, – признал Герцог.
   – Эй, Том! – позвал Стив ковбоя, проходившего мимо открытой двери конюшни. – Не накинешь ли свое седло на Сэндоу? – Потом обернулся к Герцогу: – Не желаешь прогулять свою лошадь перед завтраком?
   – Можно, если не далеко.
   – Вниз по равнине.
   – Идет! – весело кивнул Герцог, гадая про себя, чем вызван такой интерес младшего Гафри. Он набросил седло на Понедельника и вывел его как раз в тот момент, когда ковбой, к которому обращался Стив, подводил длиннотелого гнедого мерина. Его мускулистые ноги, длинная шея и мягкий шаг – все говорило, что эта лошадь умеет развивать огромную скорость.
   – Покажи ему, Том! – велел Стив. – Герцог, ты не успеешь оглянуться и выехать, как Сэндоу уже управится. Еще поглядим на твоего серого…
   – Вниз и обратно? – спросил Том.
   – Именно так. Вы готовы?
   – Готовы! – дружно ответили Том и Герцог.
   – Тогда вперед, ребята!
   Стив выхватил револьвер и пальнул в воздух, выстрел заставил лошадей понестись. Сэндоу, знающий свое дело, рванул, как собака за кроликом, и был уже далеко, прежде чем Понедельник понял, чего от него хотели.
   Но любая лошадь, привыкшая скакать по полям, еще в детстве узнает, что такое погоня. Не миновало это и Понедельника. Сэндоу несся прямо на забор, потом ловко пролетел над ним, поджав ноги, приземлился и упорхнул словно птица.
   Посмотрев вперед, Герцог понял, почему был выбран именно этот путь. Сэндоу был великолепным прыгуном, а серый – еще неизвестно, прыгал ли вообще когда-либо в жизни. Все же, как только конь прижал уши и полетел вдогонку, Герцог тоже направил его прямо на забор. По уверенному шагу Понедельника тут же понял, что тот не новичок в этом деле. Вот и он взвился в воздух, опустился и снова понесся в нескольких шагах от Сэндоу.
   Промелькнул еще десяток заборов, один за другим. Когда Сэндоу оставил позади последний из них, а Понедельник перемахнул следом, Том, выругавшись, изумленно обернулся.
   Он погнал свою лошадь вдвое быстрее, резко завернул за угол старой мельницы и помчался назад к финишу. Но у Герцога не было желания выигрывать это состязание. Его ничего не стоило выиграть, заставив Понедельника развить всю свою скорость. Ему достаточно было знать, что и на равнине, и там, где есть преграды, его серый легко опередит гнедого. Что же касается Стива Гафри, то не понятно, чего он добивался, желая узнать, насколько быстр серый жеребец?
   Герцог развернул серого по широкому кругу и медленно направил назад, к первому препятствию. Через несколько мгновений Сэндоу, обогнув мельницу, наверстал упущенное расстояние и вырвался вперед. Понедельник возбужденно заржал, увидав увеличивающийся разрыв, но на обратном пути к месту старта не получил поддержки от своего наездника. Том напоминал пушинку, болтающуюся в седле, он хлестал коня и раскачивался в такт с ним. Герцог же сидел на спине Понедельника основательно, словно каменное изваяние; тем не менее они сокращали разрыв. Одним жестом Герцог мог удвоить скорость серого. Но он не сделал этого, лишь слегка наклонился вперед, создавая ложное впечатление, будто он управляет лошадью. Так они преодолели последний забор и подъехали к конюшне, отстав от Сэндоу с Томом всего на несколько метров.
   Том ликовал.
   – Когда ты внезапно поравнялся со мной, я было подумал, что ты меня одолеваешь, – выпалил он. – Тогда я пришпорил Сэндоу, и он выложился на обратном пути. И вот мы здесь. Сэнди, старина! – Он весело засмеялся и погладил мерина по спине. – Никто не сделает то, что можешь ты, хорошая лошадка!
   – Неплохую ты ему устроил пробежку, – согласился Стив Гафри. Но Герцог почувствовал, что в его голосе не было искренности. Взгляд Стива скользил по вздутым бокам, повисшей голове Сэндоу и по гордой гриве легко дышащего серого жеребца. Сравнение наводило на соответствующие выводы. У Герцога возникло неприятное ощущение, что Стив их сделал. Странно, что племянник хозяина испытывает такой интерес к чужому человеку и его лошади.
   – Это из-за заборов Понедельник проиграл, – заметил Стив, когда они направлялись к конюшне. – На ровной поверхности Сэндоу пришлось бы нелегко.
   Но огоньки в его глазах говорили совершенно иное, и Герцог понял, что Стив знает о маневре, позволившем мерину обойти Понедельника. И больше по дороге к дому, где их ждал завтрак, они не сказали об этом ни слова. Стив поднял новую тему.
   – Ты говорил с дядюшкой Биллом? Что думаешь об этом?
   – Что ты имеешь в виду? – удивился Герцог.
   – Не показалось тебе все это странным?
   – Он немного напуган, – ответил Герцог.
   – Конечно, у тебя своя голова на плечах, сам разберешься. Просто я хотел тебе напомнить, что, когда кто-то подозревает, будто его хотят убить, это означает… – Он замолчал и выразительно постучал себя по лбу.
   Герцог с ужасом посмотрел на собеседника:
   – Хочешь сказать, что он не совсем…
   Он не смог закончить фразу. Стив пожал плечами.
   – Я и так сказал слишком много. Это моя беда. Всегда говорю много лишнего! – Он грустно покачал головой.
   Если у Герцога и были сомнения, хитрит Стив или не хитрит, то теперь они полностью развеялись. Он решил, что не будет доверять этому парню. И все же зашел в столовую большого дома, болтая самым дружеским тоном.

Глава 12
Человек в ужасе

   Переступая порог, он задал Стиву один-единственный вопрос:
   – Неужели всех этих людей нанимал лично твой дядя?
   – Конечно! Он нанимает, я – увольняю. Какая разница?
   Ничего себе! Человек, который «увольняет», держит в своих руках бразды правления на ранчо. Герцог задумался. Старый владелец доведен до полуистерического состояния несколькими попытками покушения на его жизнь. Тем не менее почему-то окружил себя совершенно безобидными пастухами, на помощь которых при поимке преступника рассчитывать не приходится. Стив мог бы схватить троих таких работничков и запросто переломать им кости. Это одно дело. И совсем другое, если такой подбор ковбоев – результат «увольнений» крепкого молодого гиганта племянника. Очевидно, у него была веская причина выгнать всех, кроме этих самых никчемных защитников? Но какая?
   С каждой минутой пребывания на ранчо Гафри Герцог все больше убеждался, что сложившаяся ситуация ненормальна. Тут нужна разгадка. И он решил найти ее самостоятельно, никому не доверяя, полагаясь лишь на свои силы и разум.
   Завтрак на ферме проходил очень быстро. Через пятнадцать минут он уже закончился, и Стив сказал Герцогу, что пора бы встретиться с самим Уильямом Гафри. Как оказалось, тот утром спал очень долго, потому что не мог заснуть ночью.
   – Он сидит в четырех стенах, словно в маленькой крепости, – сказал племянник. – Попытайся не улыбаться, когда увидишь его комнату!
   Стив хихикнул, и Герцогу послышалось в его смехе какое-то жестокое удовольствие. Поэтому он лишь слегка кивнул, якобы соглашаясь. Молчание пастухов за завтраком произвело на него тяжкое впечатление. Даже если кто-нибудь из них начинал монотонно говорить, то не спускал при этом глаз со Стива, будто просил у него разрешения. В чем же заключался секрет его власти? Как он смог довести свободных людей – тем более ковбоев – до такого состояния? Или же, что более вероятно, почему отобрал именно таких для работы на большом ранчо?
   Они остановились перед дверью, и условный стук Стива прервал размышления Герцога. Стив ударил по дереву один раз, затем, после паузы, быстро ударил два раза, наконец, еще раз, сильно и тяжело.
   – Это пароль, – пояснил с усмешкой.
   – Тебе кажется, что его страхи напрасны? – прямо спросил Герцог.
   – Конечно! Этот жулик, которого он преследовал, бандит с Черных Холмов, разозлился, потому что дядя Билл заставил его побегать. Вот он и вернулся и попытался прикончить дядюшку через окно. Но больше не показывался. А дядя Билл ведет себя так, будто ктото пытается убить его каждый день. Но была-то только одна попытка…
   В замке со скрежетом повернулся ключ, затем отодвинулся засов, но дверь приоткрылась только на несколько дюймов. В щель из мрака комнаты выглянуло лицо владельца ранчо.
   Рассмотрев, кто перед ним, он широко распахнул дверь, а сам поспешил спрятаться в комнате. Похоже, он старался избежать встречи лицом к лицу даже с тенью опасности.
   – Со мной Герцог, – сказал Стив.
   – Заходи, Джон Морроу, – пригласил Гафри.
   Герцог зашел, сопровождаемый великаном племянником.
   – Я хочу остаться с ним наедине, – потребовал владелец ранчо.
   – Наедине? – удивился Стив.
   – Да.
   Пробурчав что-то, Стив вышел, и Гафри закрыл за ним дверь. Тем временем Герцог осмотрел комнату.
   Комната была обставлена так, словно принадлежала самому бедному из пастухов. Деревянная кровать с прогнувшейся сеткой. Ее спинка никогда не видела краски и изрядно почернела за тридцать лет службы. Единственный стул, придвинутый к маленькому, грубо сделанному столику, заваленному бумагами, явно имеющими отношение к делам ранчо. Пол ничем не был застлан. Царапины от шпор виднелись повсюду, а местами поверхность дерева полностью стерлась, особенно возле кровати и перед столом. Никаких занавесок на окнах. Вот что представляла собой спальня-кабинет человека, на земле которого паслось три тысячи голов скота!
   Впрочем, жизнь в помещении никогда не имела большого значения для настоящего мужчины. Истинная крыша – небо над головой, а стены – закрытый горами горизонт. Герцог это хорошо понимал. Но его душа почему-то всегда стремилась к уюту. Если бы он имел такой доход… но это другой разговор. Он повернулся, ожидая встретить взгляд хозяина, но тот еще возился с замками и засовами. Наконец Гафри справился со своей задачей, махнул рукой в сторону единственного стула, приглашая гостя сесть, а сам начал быстро ходить по комнате, опустив плечи, шаркая ногами и останавливаясь каждый раз, когда какая-нибудь неожиданная мысль приходила ему в голову.
   – Ты все осмотрел здесь? – поинтересовался он.
   – У меня не было времени осмотреть все, – ответил Герцог, глядя в окно на лабиринт построек.
   Штаб-квартира ранчо напоминала маленький город, на который пошло больше дерева, чем на строительство какой-нибудь горной деревушки, лежащей на пересечении дорог.
   – Тем не менее ты видел людей за завтраком?
   – Да.
   – И что ты о них думаешь?
   – Не знаю, – осторожно ответил Герцог. Настоящий игрок прежде всего должен уметь скрывать свое мнение. – У меня не хватило времени, чтобы окончательно составить мнение.
   – Говори! – взорвался Гафри, не повысив при этом голоса. – Я никогда не поверю, что ты не увидел их насквозь в первую же секунду!
   – Ну хорошо, – сдался Герцог, понимая, что его прижали к стенке. – Мне они показались не очень…
   – Гораздо хуже! Восемнадцать человек делают работу десяти!
   – Почему бы их не выгнать?
   – Этим занимается Стив. Здесь не так-то просто удержать настоящих работников. Со Стивом нелегко ладить. Он довольно прямой парень и говорит так, будто служит в армии капитаном, а все остальные – его солдаты. Люди с характером не переносят такого обращения. Как насчет тебя? Ты сможешь выдержать?
   – Не знаю, – ответил Герцог. – Мне некуда деться. Я должен вам за три месяца.
   – То есть ты останешься?
   – Я в этом уверен.
   Ранчеро вздохнул:
   – Это очень хорошая для меня новость. Ты видел собак?
   – Да.
   – Отличная рабочая свора. Не слишком привлекательная на первый взгляд. Но они идут по следу человека не хуже, чем по следу медведя. Я купил их в приграничной области, и… – Гафри замолчал, на его губах заиграла слабая улыбка. – Они знают запах человека.
   – Как Стив управляется с ними?
   – Они здесь всего несколько дней. Стив пока ничего не смог сделать. Он слишком тяжел для здешних лошадей. Его вес двести сорок фунтов. Ему нужен настоящий тяжеловоз, а тяжеловозы не могут угнаться за сворой. Поэтому Стив не смог мне помочь в поимке этого мерзавца с Черных Холмов. Он очень хороший следопыт. Но, попытавшись найти след без лошади, потерпел неудачу. Среди камней в Черных Холмах тяжело преследовать кого-нибудь по отпечаткам ног. Если упустишь из виду того, за кем гонишься, пиши пропало.
   Герцог кивнул. Он только теперь понял, каким огромным был Стив, и его почтение к гиганту возросло. Двести сорок фунтов мышц! Да, действительно «значительный» человек.
   – Случилось ли что-нибудь с тех пор, как вы вернулись домой?
   Гафри пристально посмотрел на собеседника и заколебался, как будто сомневаясь, поверит ли тот его словам.
   – Прошлой ночью, – пробормотал он, затем бросил взгляд на дверь и понизил голос до шепота.
   – Одну минуту! – внезапно прервал его Герцог. – Вы боитесь, что кто-нибудь может нас услышать?
   – И подумать, что я сошел с ума!
   Герцог пожал плечами. Он уже начал соглашаться с диагнозом, поставленным Стивом Гафри. Страх, несомненно, может свести с ума. А слова и действия Гафри говорили, что его нервы порядком сдали.
   – Прошлой ночью, – прошептал ранчеро, – он снова вернулся! И попытался прокрасться ко мне. Я слышал его шаги на лестнице. Затем он поднялся в зал и…
   – Успокойтесь! – не выдержал Герцог, встревоженно вскакивая с места. – Иначе у вас будет удар, мистер Гафри! – Ранчеро покрылся красными пятнами, рассказывая о своем ночном кошмаре. – Вы действительно кого-то видели? – спросил Герцог, когда Билл глубоко вздохнул и провел рукой по лицу, словно желая стереть воспоминания.
   – Я слышал шаги возле двери! – ответил он.
   – Иногда шум ветра сильно походит на звук шагов, – предположил Герцог.
   – Я прикрутил лампу и сел на кровати, с пистолетом наготове. И увидел… увидел, как ручка двери повернулась!
   Он замер и резко указал пальцем на дверь, так что Герцог не смог не обернуться и не вздрогнуть. И в эту минуту рассказ Гафри перенесся из мира истерической фантазии в мир реальных фактов. Нет, это был не глупый старик с расшатанными нервами, а человек, за которым охотится убийца.
   – Я не решился рассказать об этом Стиву. Вообще никому. Все бы начали смеяться! – простонал он.

Глава 13
Красная грязь и черная

   Такой трагической ситуации Герцог раньше себе не представлял. Быть окруженным людьми и не иметь возможности позвать кого-нибудь на помощь, потому что страх перед насмешками сильнее страха смерти. Пытка, которую просто так не придумаешь. Жест Гафри в сторону двери заставил его представить себе убийцу, рыскающего ночью по коридору, а перед рассветом неслышным шагом ускользающего прочь.
   – Если бы вы позвали на помощь…
   – Мой голос спугнул бы его прежде, чем кто-то из парней успел бы добежать сюда.
   – А как он подобрался к окну вашей комнаты в первый раз?
   – Спустился с крыши на веревке, выстрелил через окно, увидел, как я упал – а я опрокинулся назад вместе со стулом, испугавшись, что получил рану, – затем спрыгнул на землю.
   – Он начал преследовать вас только после того, как вы попытались поймать его?
   – Именно. Посмотри!
   Гафри заспешил к столу и вернулся с клочком бумаги, на котором было напечатано на машинке: «Держись от меня подальше, и я оставлю тебя в покое».
   – И вы не последовали его совету?
   – Сначала увижу его вздернутым на суку! Как только пришло это предупреждение, я снова начал охоту!
   Герцог кивнул. В этом пожилом ковбое сохранилось достаточно мужества.
   – О, если бы я мог встретиться с ним лицом к лицу!.. Если бы мы могли решить дело честным выстрелом! – застонал Гафри. – Но он появляется только среди ночи…
   Сильный стук, очевидно в парадную дверь дома, прервал его слова, а затем раздался громкий крик, видимо после того, как парадную дверь открыли.
   – Гафри! Билл Гафри!
   – Это шериф, Том Онион! – воскликнул ранчеро, направляясь к выходу. – Может, он что-нибудь узнал…
   Гафри распахнул дверь и бросился в холл, Герцог направился вслед за ним. Они спустились по лестнице, крутой, как стремянка, причем Гафри почти бежал.
   – Что случилось, Том?
   – Мы разыскиваем человека, – сказал шериф. – Мы разыскиваем человека… О Боже! Вот он!
   Последние слова он выкрикнул, когда Герцог спустился с лестницы вслед за Гафри.
   – Руки вверх, Герцог! Быстренько поднимай их и держи локти неподвижно!
   Шериф ткнул револьвером в грудь Джона Морроу, и тот послушно поднял руки. Том Онион был очень серьезен. Сзади раздался одобрительный гул множества голосов, и Герцог, оглянувшись, увидел, что он окружен людьми с усталыми, но сосредоточенными лицами. Круг сомкнулся. Несмотря на то что шериф продолжал держать оружие у подбородка беспомощного человека, все остальные держали руки на рукоятках револьверов.
   Герцог был просто сражен. И все равно улыбнулся шерифу и окружившим его людям:
   – Что случилось, шериф?
   – Это твоя последняя драка! – яростно ответил Том Онион. Обычно он не любил судить и сулить до ареста, но сегодня, похоже, все решил еще до того, как увидел Герцога. – Тоби, отбери у него оружие!
   Мужчина из толпы подскочил к Герцогу, выхватил револьвер из его кобуры, затем отступил назад.
   – Тоби, неужели ты считаешь, что такой парень, как Джон Морроу, носит с собой только одну пушку?
   Тоби вернулся и после долгих ощупываний тела Герцога обнаружил еще один тупоносый пистолет, спрятанный под одеждой.
   – Когда-нибудь смертельный выстрел научит тебя быть аккуратным, – сказал шериф. – Ты уверен, что у него больше ничего нет?
   – Абсолютно уверен, – объявил Тоби, покрасневший после первой неудачи.
   – Посмотрим! – сказал шериф. – Если ты ошибаешься, пара парней, стоящих среди нас, умрет меньше чем через минуту. Ребята, ну-ка, наставьте на Герцога несколько пистолетов.
   Приказ мгновенно выполнили. В воздухе мелькнула дюжина кольтов, и столько же твердых стволов уперлось в ребра Джона Морроу.
   Тем временем Том Онион подошел ближе и протянул руку к горлу пленника. Герцог всегда носил рубашки с очень большим размером ворота. Даже в этих краях, где свободная одежда была нормой, ворот его рубахи, на три номера превышающий истинный размер шеи, бросался в глаза. Шериф погрузил палец в глубины одежды задержанного и через секунду потянул за что-то, по виду напоминающее черную нить. Это оказался исключительно прочный и надежный тонкий шнурок, сплетенный из конского волоса. Обмотав им палец, шериф извлек из недр рубахи изящный маленький пистолет, размеры которого позволили бы опытному картежнику спрятать его в ладони незаметно для окружающих. Но при всем при том игрушка имела два коротких ствола достаточно крупного калибра.
   – Два трупа, как я и говорил, – объявил Онион. – Одним из них мог быть ты, Тоби.
   Тоби, покраснев от стыда, шагнул в толпу и попытался в ней затеряться. Однако его позор утонул в гуле восхищенного шепота множества суровых губ.
   – Теперь вы знаете, как он может вооружиться, – продолжил шериф и отступил назад. Он говорил о Герцоге как о неодушевленном предмете, в лучшем случае как о хищнике, упрятанном за толстые прутья клетки. – Предположим, что в его кобуре нет ничего. Если кто-то попытается напасть на него, то он обязательно познакомится со вторым пистолетом, надежно упрятанным в складках одежды. Но предположим другое – кто-то застал его врасплох, заставил поднять руки. И вот он их поднимает, все нормально, ладони уже выше плеч, парень, который взял его, успокаивается, больше волноваться не о чем. И тут Герцог ухватывает пальцем шнурок, который он обмотал вокруг шеи, и двуствольный малыш оказывается в его руке. И вот, когда наивный «победитель» уже считает, что основная работа сделана, начинается самое неприятное. Герцог может стрелять от подбородка так же хорошо, как от бедра или плеча. Герцог, так ты убил Пита Сэнки!
   Джон Морроу улыбнулся, но ничего не ответил.
   – Тебе и не надо говорить, – бросил Том Онион. – Повернись.
   Герцог повиновался.
   – Держите его на прицеле, ребята, если он пошевелится – такова его судьба. А теперь опусти руки, заведи их за спину.
   Герцог снова подчинился, стараясь не делать резких движений. Щелкнули наручники.
   – Теперь, – с облегчением вздохнул шериф, – работу можно считать завершенной.
   – И неплохую работу! – воскликнул целый хор голосов.
   – Повернись, – снова потребовал Онион и подтвердил команду дулом револьвера.
   Герцог развернулся, оказался лицом к лицу со своими врагами и спросил:
   – Может, вы все-таки расскажете, что здесь происходит?
   – Будь ты проклят, грязный убийца! – взревел высокий морщинистый мужчина, выбираясь в первый ряд. – Я скажу, почему тебя ожидает веревка! Ты…
   Вместо проклятий мужчина вдруг сцепил зубы и сильно ударил Герцога по лицу.
   – Отойди назад, Мартин! – прогремел шериф. – Разве ты не видишь, что его руки связаны?
   Он отбросил Мартина в сторону, но толпа не разделила его негодования по поводу трусливого удара. Люди оскалились и глухо зарычали, как настоящие волки. Гнев всегда выносит на поверхность самые грубые наклонности. Тонкая струйка крови стекала по щеке Герцога, но он продолжал улыбаться. Его лицо покрыла смертельная бледность, но взгляд остался мягким и сосредоточенным только на Мартине.
   – Что ж, я скажу тебе, что тут происходит, если ты сам еще не догадался. На этот раз тебе не удастся избежать наказания. Тебя видели! Нет никакого смысла отпираться. Лучше выйди и признайся во всем, как настоящий мужчина. Ты убил Дада Мартина на дороге к Гавени прошлой ночью!
   – Нет.
   – Лжешь! – крикнул кто-то из толпы.
   – Миссис Мартин, – позвал шериф. – Дайте дорогу, ребята.
   Ковбои расступились, образовав узкий проход, и вперед вышла невысокая стройная женщина средних лет, с опаленным солнцем лицом и выгоревшими прядями волос, выбивающимися из-под шляпы. Ее верховая одежда, впрочем, как и у всех присутствующих, была заляпана красной грязью. Она остановилась, не дойдя половины пути до Герцога, и он навсегда запомнил блеск ее глаз.
   – Джон Морроу! – крикнула женщина. – Ты убил Дада Мартина!
   Толпа взревела от ненависти и негодования. Все придвинулись к Герцогу. Похоже, каждый уже подумывал о линчевании.
   Шериф, не раздумывая, встал перед пленником. Судя по всему, он предугадал назревающую бурю.
   – Разойдитесь, ребята! Я отвезу его в город, а там…
   – Я сэкономлю вам время на поездку, – вдруг сказал Герцог.
   Шериф резко обернулся и рявкнул:
   – Что?
   – Разрешите задать несколько вопросов.
   – Валяй!
   – Миссис Мартин, вы видели меня во время убийства?
   – Да!
   – Когда это было?
   – Четверть двенадцатого прошлой ночью на дороге, где…
   – Было довольно темно.
   – Он думает, что темнота спасет его! – воскликнула миссис Мартин. – Но мне хватило света, чтобы рассмотреть твою серую лошадь, Джон Морроу!
   – Может быть. Вы видели серую лошадь, но вы не видели моего лица!
   – Естественно, нет, потому что на нем была маска! Но мы все знаем, что у тебя есть серый конь. Мы знаем, что ты уехал с танцев, задумав отомстить за то, как с тобой обращались, и ты убил Дада, потому что наша девочка не…
   – Ребята, не соблаговолите ли вы пройтись со мной до конюшни?
   Спокойствие Герцога подействовало весьма убедительно. По крайней мере, оно зародило тень сомнения и охладило пыл.
   – Иди, – согласился шериф. – Мы последуем за тобой, Герцог.
   Толпа расступилась. Они прошли через главную дверь и направились вниз по лестнице к конюшне, где Герцог пристроил своего серого. Сейчас Понедельник резвился в соседнем загоне, бегая, как жеребенок, и подбрасывая передними копытами пучки соломы. Приятное зрелище. Герцог немного подождал, дав всем возможность им насладиться. Затем он вошел в конюшню.
   – Вот мое седло, – сказал он, остановившись. – Вы не смогли бы вынести его, шериф?
   Озадаченный шериф повиновался. Старое седло вынесли на солнечный свет, и все увидели, что оно испачкано грязью после вчерашней скачки.
   – Вы заметили разницу между грязью на этом седле и грязью, которой перепачканы ваши седла? – поинтересовался Герцог.
   Все уставились на выставленный экспонат.
   – Вы перепачканы красной глиной, которая прилипает словно клей. На моем седле только черная грязь. Вот вам доказательство, что я никогда не скакал по дороге на Гавени.
   Это было полное поражение. Но нет, не может такая чепуха свести на нет все их усилия и доводы, долгую дорогу и радость от поимки преступника!
   – Неужели так трудно поменять седло? – спросила миссис Мартин, однако ее голос звучал уже не так уверенно.
   – Где бы я его поменял? – спросил Герцог. – Это седло я купил в Уилер-Сити вчера. И могу доказать это. Как я смог бы проскакать по дороге на Гавени, не испачкав его красной глиной?
   Шериф тихо выругался.
   – Кроме того, – продолжал Герцог, – до дороги на Гавени отсюда достаточно далеко. Если бы я прогнал Понедельника весь этот путь, он вряд ли выглядел бы таким свежим. – Он указал на загон, где играл высокий серый жеребец.
   Теперь не осталось уже никаких сомнений. Убедительный удар! Молчание толпы подтверждало, что дальнейших оправданий не требуется. Такое доказательство нельзя было не принять.
   – Миссис Мартин видела, как ее мужа убили среди ночи. Кругом завывал ветер и лил дождь. Она уверена только в одном – у убийцы была серая лошадь. Шериф, вы не можете меня арестовать на основании этого утверждения. Я был бы благодарен вам, если бы вы отнесли седло на место и сняли бы с меня браслеты. Еще побеспокою вас насчет моих пистолетов.
   Ничего не оставалось, как сдаться. Грязь на седле Герцога подверглась тщательному исследованию. Кожа кое-где пропиталась грязью насквозь и все еще оставалась влажной. Никто не смог бы счистить красную глину и наложить сверху черную. Не проронив ни единого слова, шериф неохотно снял наручники и вернул пистолеты.
   После этого все отвернулись от Герцога и направились к своим лошадям, только шериф задержался, желая переброситься с ним парой слов.
   – Герцог, – сказал он, – мне, право же, очень жаль!
   – Спасибо.
   – Но твой послужной список…
   – Несомненно, – подтвердил Джон Морроу, заканчивая разговор.
   Он спокойно свернул сигарету и с печальной улыбкой оглядел брата убитого, вскочившего в седло вместе со всеми. Мартин пришпорил лошадь и понесся так, что через короткое время оказался уже за милю от Герцога, и продолжал эту сумасшедшую скачку еще долго, как будто сам дьявол прицепился к хвосту его лошади.

Глава 14
Ночные сигналы

   Стук копыт стих вдали, но работники ранчо Гафри продолжали стоять. В конце концов Стив разогнал и этот остаток толпы.
   – Вы что, зарабатываете на жизнь, отдыхая и наслаждаясь погодой? – крикнул он. – А ну-ка, живо разошлись и занялись делом!
   Люди разбрелись. Герцог окинул их взглядом сквозь ленивое облако от дыма цигарки. Он не выносил, когда на людей кричат, как на собак. И еще удивительнее ему было видеть, что люди повинуются подобным приказам. Похоже, этих парней отобрали по признаку беспрекословного послушания. Герцог пристально посмотрел на Стива Гафри. Чем дольше он видит этого человека, тем меньше тот ему нравится.
   – Толпа идиотов, – сказал Стив. – Бульдоги и те умнее.
   Герцог улыбнулся самой неприветливой улыбкой.
   – Им не удалось взять меня за горло. И теперь они клянут свою судьбу. А то, что настоящий преступник не пойман, их не особенно волнует. Они только сожалеют, что им оказался не я. Если бы они могли сначала меня повесить, а потом узнать об ошибке, то не очень бы опечалились по этому поводу.
   – Главное, – грубо усмехнулся Стив, – что твоя шея не пострадала. А остальное не имеет значения.
   – Никакого, – согласился Герцог и задумался, рассматривая далекое облако.
   – Пора приступать к работе, – резко заметил громила ранчеро, когда вдали раздался грохот жерновов, приводимых в действие восемнадцатифутовым колесом огромной ветряной мельницы. – Ты со мной согласен, Герцог?
   – Я думаю о…
   – О своей работе?
   – О сказке, которую слышал в детстве.
   – Да?
   – В сказке говорилось о взрослом человеке, который всегда работал только на одного хозяина.
   – Интересно. Куда это ты клонишь, Морроу?
   – Меня нанял Билл Гафри. Он отдает мне приказы, и я полагаю, он же имеет право меня уволить, – мягко сообщил Герцог. – Это вам подходит, Стив?
   Гафри-младший удивленно моргнул. Ему понадобилось довольно много времени, чтобы понять смысл слов нового работника. Уразумев сказанное, он посинел от гнева.
   – Слушай, ты… – начал он.
   – Стив! – вдруг оборвал его дядя. – Тебе не стоит произносить долгую речь. Молодому человеку гораздо полезней приберечь энергию для дела.
   Племянник наградил дядю ядовитым взглядом и зашагал прочь. Герцог почувствовал, как по его спине пробежал легкий холодок удовлетворения. Он уже приготовился к сражению. Каждая клетка его тела жаждала действия. Перед этим ему едва удалось сдержать себя, чтобы не броситься вдогонку за братом Дада Мартина. Боль у рта, куда пришелся удар, не имела особого значения, но вынести душевную муку было очень непросто. Поэтому он с сожалением увидел, что Стив повиновался приказу дяди и покинул поле боя. Однако старый Билл Гафри смотрел на него улыбаясь.
   – Когда я был ребенком, – начал он, – я сильно увлекался боевыми петухами. Будь я проклят, если они не любили драку только ради драки. Для них это было настоящее удовольствие. Похоже, ты из той же породы, Герцог? – При этих словах старик, не дожидаясь ответа, просто подошел и положил руку на плечо молодого человека. – Не обращай внимания на Стива. Стив не понимает, что есть вещи похуже веревочной петли. Например, когда все объединяются против одного. Я знаю о твоих чувствах, сынок. И хочу сказать тебе: не спеши. Подожди солнечного света и только тогда прыгай через канавы. И если у тебя хватит терпения, ты дождешься дня, когда все эти люди станут на твою сторону и будут сражаться за тебя так же, как сейчас – против.
   – Вот эти? – переспросил Герцог, ткнув пальцем в сторону, куда ускакали шериф, брат Дада Мартина и все остальные. – Я не хочу тратить время, дожидаясь, пока они что-то там передумают. Когда люди охотятся стаей, они и есть стая, стая койотов, не больше. Когда начинает визжать один, все остальные подхватывают визг, даже не зная зачем. Толпа не думает. Толпа может повесить, может убить, но думать – никогда!
   – Это так, – согласился ранчеро. – Молодой человек должен говорить именно такие слова.
   Его голос, его добрый тон согрели сердце Герцога. Более того, излив в словах свой гнев, который иначе привел бы к какому-нибудь насильственному действию, Герцог почувствовав облегчение и решил, что мир не так уж плох. Мысль о преследовании обидчика, которое он едва не начал, улетела куда-то прочь.
   Прежде всего – собаки. Герцог провел несколько долгих утренних часов, изучая их. Пересмотрел их одну за одной, затем по парам, наконец, поймал в загоне крепкого мустанга и оседлал его. Маленькому выносливому животному пришлось провести два часа, до изнеможения гоняя вместе с собаками. Потом его сменил другой мустанг, и до полудня продолжилась та же работа. Теперь Герцог знал, как задать собакам хорошее упражнение, увидел, как они работают. Понял, кто из псов самый медлительный и кто – самый быстрый. Определил тех, кто любил подраться и создать проблемы для всех остальных. Выявил отважных старых охотников, чьи носы соскучились по запахам. Эти ветераны могли вцепиться в след мертвой хваткой. Свора оказалась довольно-таки хорошо обученной. В общем, решил он, если они пойдут за человеком, то мало что на свете сможет им помешать.
   Вот какие мысли крутились в его голове, когда время подошло к полудню. Он умывался, когда пришли ковбои. Пока вытирал руки длинным общественным полотенцем, пастухи болтали, обменивались шутками, делились впечатлениями. Но как только переступили порог мрачной обеденной комнаты, на них опустилось то же облако, что и за завтраком. Все разговоры свелись к просьбам передать соль или тарелки. Голоса понизились до церковного шепота. Остался лишь один человек, который разговаривал свободно и громко. Это был конечно же Стив. Он говорил, а все остальные слушали. Его речь прекратилась только тогда, когда в конце обеда Уильям Гафри неожиданно заснул на своем стуле. Видимо, сказались накопившаяся усталость многих бессонных ночей и убаюкивающее тепло солнечного луча, пригревшего через высокое окно его седую голову.
   Это восприняли как сигнал. Пастухи поднялись и поспешили уйти. Герцог последовал за всеми. Но у двери остановился и оглянулся. Над стулом дяди склонился Стив:
   – Проснись, дядя Билл. Проснись и поднимись к себе в спальню. Ты сильно устал.
   – Я еще смогу кое-что сделать, – отозвался Гафри.
   – Вряд ли. Ты сильно измотан. Поднимайся наверх и ложись в постель. Я посижу в твоей комнате.
   – Ты сделаешь это, Стив?
   – Ну конечно!
   – Ты хороший парень, Стив. Иногда немного грубоват, но я всегда знал, что сердце у тебя доброе.

   Когда они ушли, Герцог немного поразмышлял об увиденном. Старик Гафри прав. Гиганту Стиву присущи и нежность и доброта. И он решил повременить с отрицательным умозаключением насчет его характера и надежности, которое уже почти сформировалось.
   Тем временем Понедельник, которого Герцог пустил зигзагами, проехал большой участок ранчо. Серый, похоже, полностью оправился от вчерашней тяжелой скачки. Это было видно по его резвости в загоне. Герцог снова ощутил потребность коня понестись вперед, однако пустил его легкой трусцой, и так ехал милю за милей. Кто может сказать, когда именно понадобится его предельная скорость, которая может стать неоценимой в преследовании? Он не собирался испытывать ее просто так. Его интерес к предстоящей работе сильно возрос после рассказа старика о повернутой ручке двери и пребывания в заполненной страхом комнате Уильяма Гафри.
   Герцог объехал ранчо, примечая все особенности окрестностей. Внимательно изучил территорию вокруг дома, как в старые добрые времена изучал лица своих противников в карточной игре. В конце концов все уступы, холмы, открытые пространства и места, поросшие кустарником, хорошо отпечатались в его мозгу. Время близилось к вечеру. Герцог повернул Понедельника и вернулся в дом как раз к ужину.
   Затем Уильям Гафри отвел Герцога в сторону и сказал, что тот не сможет обеспечить ему защиту, если не будет проводить ночи вместе с ним. Для этой цели предложил занять комнату рядом со своей. Джон Морроу немедленно перенес свой матрас из общего барака в главный дом. Там разложил его, закурил сигарету и собрался спать.
   Сон Герцога был крепким. И все же его разум оставался начеку, до того начеку, что, когда Уильям Гафри среди ночи застонал во сне, он мгновенно вскочил на ноги и выхватил пистолет, полностью готовый к действию. В следующую секунду он босиком оказался в комнате Гафри. Однако ранчеро спал нахмурившись, очевидно из-за кошмарных снов; на его лбу выступили капли пота.
   Герцог посмотрел на старика с удивлением и сочувствием. Затем вернулся в свою комнату, но уже не смог заснуть. Ему хватало трех-четырех часов для полного отдыха. Он решил одеться и пойти погулять до рассвета вокруг дома.
   Изо всех сил стараясь не шуметь, Герцог спустился по лестнице и шагнул в ночь. Очутившись на воздухе, он ускорил шаг и направился к реке. Затем повернул к конюшне, навестил спящего Понедельника. Запах свежего сена провожал его до усыпанной звездами глади реки Линдсей. Там он остановился послушать шепот волн, лижущих берег. И вдруг, по чистой случайности подняв голову, заметил какой-то слабый свет у вершины высокой сосны, росшей у самой кромки воды. Свет то появлялся, то исчезал. Странный призрачный свет. Герцог озадаченно повернулся в сторону дома и сразу же нашел объяснение.
   В маленьком чердачном окошке мигал огонек – то загорался, то гас с неравными интервалами. Кто-то посылал в ночь сигналы.
   Но кому? Что все это значило? Какие слова передавались?

Глава 15
«Сначала собаки»

   Очевидно, свет мигал в соответствии с каким-то кодом. Конечно же Герцог не мог знать, какая часть сообщения уже отправлена, более того – он не разбирался в телеграфном коде. Если бы он уделил время изучению азбуки морзе, напечатанной в его карманном словарике! Оставалось только скрежетать зубами. Да, вне всякого сомнения, он сейчас смотрит в самую суть загадки Гафри. Сигнал, выдаваемый из дома, предназначался Черным Холмам.
   Герцог выхватил из кармана старый потертый конверт, огрызок карандаша и принялся записывать вспышки света со скоростью, на которую только был способен. Долгая вспышка – тире, короткая – точка. Конечно, результатом всего этого будет неразборчивая масса карандашных пометок, но, по крайней мере, он должен попытаться понять.
   Очень скоро свет погас. Герцог подождал некоторое время, но сигналы больше не возобновились. Тогда он бросился к дому и, не раздумывая, влез в окно. Потому что входная дверь, если бы он попытался ее открыть, наделала бы очень много шума.
   Он оказался в комнате, которая соединялась с главным холлом. Оттуда бросился к задней лестнице, ведущей на второй этаж и на чердак. Но едва его нога ступила на первую ступеньку, как над головой раздался легкий шелест одежды, затем скрип кожи о дерево. Кто-то проворно и тихо спускался в темноте, и это должен быть не кто иной, как полуночный телеграфист. Герцог метнулся в угол и стал ждать.
   По ступенькам шествовала странная фигура. Герцог безошибочно определил шелест шелка, сердце его подпрыгнуло. Женщина? В следующее мгновение фигура уже была на первом этаже.
   Герцог не мог отделаться от мысли, что перед ним молодая девушка. Ему показалось, что комнату наполнил слабый запах духов. Затем почудилось, будто он почти видит черты ее лица. Женщина! Загадочно пробравшаяся в этот старый дом, невидимая днем и гуляющая ночью, посылающая странные сигналы Черным Холмам…
   Но тут распахнулась дверь кухни, и Герцог увидел лысый череп и покачивающуюся косичку китайского повара Бинга!
   Онемев от гнева и отвращения, он чуть не прыгнул на выходца из Поднебесной, но с большим трудом сдержал себя. Ведь пока ему ничего не известно. По крайней мере, ничего важного. Необходимо выждать и попытаться разобраться в происходящем. Если капкан захлопнется раньше времени, добыча может ускользнуть.
   Подобно тени Герцог последовал за Бингом. За домом, у насоса китаец уселся, скорчившись, как восточный божок, опустив косичку на колени, и спокойно закурил длинную трубку. Герцог оставил его в покое и поспешил обратно в дом.
   Стараясь не производить никакого шума, он поднялся в свою комнату, зажег лампу и отыскал маленький старый словарик, где на последней странице, помимо прочей ценной информации, была напечатана азбука морзе. На ней и сосредоточил все свое внимание.
   После долгого изучения странных символов Герцог достал конверт, на котором пытался записать световые сигналы. Там оказалась полная неразбериха. Карандаш не раз соскальзывал с бумаги, добавляя к точкам и тире множество закорючек, напоминающих развевающуюся на сильном ветру косичку Бинга.
   Из этих слившихся символов ему предстояло восстановить буквы, а из них сложить слова.
   Тем не менее Герцог взялся, насколько ему позволяли его способности, за разрешение задачи. Если одно тире означает «Т», а одна точка – «Е», то сообщение начинается со слова «Еито». После чего шли четыре точки.
   В результате первой расшифровки получилось «Еитоиу…». Нет, из такого хаоса слова не выудить! Он вернулся к началу и зашел с другой стороны. После многих попыток в конце концов получил фантастическое распределение точек и тире по отдельным группам, и тут его озарило.
   «Собакиснчалаичеловекпотом» стало результатом его кропотливого труда. Это сочетание легко разделилось на отдельные слова. «Собаки сначала и человек потом». Вот что означали сигналы! И другого значения быть не могло. Очевидно, он сделал ошибку при приеме, пропустив одну букву. «Снчала» конечно же надо читать как «сначала». Итак, сообщение гласило, что сначала надо получить собак, а затем – человека. Или, скорее всего, первым делом следует уничтожить собак, а уж затем придет очередь позаботиться о человеке. Но кто этот человек? Уильям, Стив или он сам? Инстинкт подсказывал Герцогу, что целью этой зашифрованной угрозы был именно он.
   Подняв лицо от записки, Джон Морроу вдруг обнаружил, что рассвет уже миновал стадию холодной серости и теперь превращался в розовую полосу на востоке. И тут внезапное рычание и вой собак на псарне заставили его резко вскочить на ноги. В мгновение ока он оказался внизу и бросился в сторону низкого строения во дворе. Собаки работали вовсю. Две своры сцепились не на шутку. Ощетинившиеся морды перепачкались кровью. Два пса отчаянно сражались за кость. Похоже, не более чем пять минут назад их накормили сырым мясом.
   Герцог с отвращением посмотрел на животных и бросился в конюшню. Через несколько секунд он уже восседал на спине Понедельника, рассекая прохладный утренний ветер, пытаясь обнаружить след ночного посетителя, подбросившего собакам мясо. Но вокруг не было ни души. По-видимому, гость быстро добрался до места, где его лошадь не оставляла следов, то есть до гальки, усыпавшей берег реки, а там сегодняшний след вряд ли удалось бы отличить от вчерашнего. Незнакомец же мог уйти только таким путем, если кто-то действительно пробрался на ранчо Гафри и накормил собак.
   А насчет этой кормежки у Герцога не было никаких сомнений, и, еще не вернувшись, он получил подтверждение своим опасениям. Собачий вой был слышен издалека, потом донеслись звуки рвоты. Подъехав ближе, Герцог увидел, что вокруг ограды, за которой держали бедных животных, собрались работники ранчо.
   Один взгляд на жалких, бьющихся в судорогах псов сказал ему все. Мышьяк. Причем отравы в нескольких кусках мяса было достаточно, чтобы уложить целый батальон. Иначе действие не оказалось бы мгновенным.
   Герцог повернул коня, не в силах дальше наблюдать за жуткой агонией собак. Своры не стало – ни охотников, ни бойцов, ни ищеек. Печальный Уильям Гафри кивком остановил своего охранника:
   – Я только начал надеяться, что с твоей помощью и с помощью псов мы сможем загнать в угол эту мерзкую крысу. Герцог, я больше не могу! Я готов сдаться и покинуть ранчо. Здесь останется Стив. Он не испугается и самого дьявола, если тот явится с огнем и в клубах серы. Но с меня достаточно. Человек, отравивший собак, отравит и людей. Не хочу, чтобы меня убила еда, которую я ем. Лучше бежать от этих Черных Холмов.
   – Но если вы уедете, я не смогу ничего сделать.
   – Почему? Неужели я так много для тебя значу?
   – Если вас здесь не будет, мы со Стивом просто не сработаемся.
   – Я прощаю тебе твой долг за три месяца. Уедем в город вместе. Потом я заплачу тебе еще за три месяца вперед, чтобы ты мог вернуться и продолжить поиски.
   Герцог покачал головой:
   – У меня есть только одна попытка. Я должен взглянуть на Черные Холмы.
   – Добрый старый Прыгун! – крикнул кто-то из ковбоев. – У него настоящие мозги. Он один не притронулся к яду!
   Герцог поспешил назад к загону. Возле почерневшего входа в старую кузницу стоял огромный черный с серым пес, с ужасом наблюдающий за предсмертными страданиями своих товарищей. Судя по всему, он к отраве не прикоснулся.
   Вот оно, вмешательство судьбы! Теперь ему в помощь осталась только одна собака.

Глава 16
По следу

   Смысл расшифрованного сообщения стал предельно ясен. Китаец Бинг велел далекому сообщнику первым делом убить собак. Сообщник заправил мясо мышьяком и, не мешкая, прискакал на псарню выполнять указание. Быть может, следует обвинить Бинга? Хотя бы для того, чтобы держать его под наблюдением. Тогда он больше не сможет причинить вреда.
   Немного поразмыслив, Джон Морроу понял, что обвинение не будет убедительным. Да, он заметил сигналы, посылаемые с чердака дома. Затем, когда сигналы прекратились, увидел Бинга, спускающегося по лестнице. Но комната китайца как раз на втором этаже. Он запросто скажет, что не мог заснуть, вышел пройтись, чтобы нагулять хороший сон.
   Да, Бинг ответит именно так. Вспомнив лицо, похожее на маску цвета слоновой кости, Герцог решил, что здесь не помогут никакие допросы. Лучше отправиться к Черным Холмам и там поискать прячущегося убийцу. Вряд ли удастся уговорить перепуганного хозяина ранчо подождать денек, не уезжать в город. А как только старик Гафри уедет, Герцог возьмет Прыгуна и отправится на охоту.
   Но сначала надо найти след. Он направился к мосту. На том берегу он еще вчера приметил участок мягкой почвы. Если лошадь скакала через мост, она должна была оставить там след. Увы, самое тщательное изучение земли ничего не дало. Утром здесь прошли коровы, затоптав все отпечатки лошадиных копыт.
   И все-таки прежде чем объявить дело безнадежным, Герцог решил испробовать последнюю возможность. Он начал догадываться – убийца вряд ли скакал по мосту. Одинокий всадник не осмелился бы среди ночи загрохотать копытами лошади по гулким бревнам. Конечно, была вероятность, что он шел по мосту пешком, но очень небольшая. Только глупец мог понадеяться на скорость своих ног в случае, если его застукают. Нет, он подъехал к псарне на лошади, бросил мясо и ускакал, а твердая галька вокруг сарая скрыла отпечатки копыт.
   Но где и когда он пересек реку? Если злоумышленник действительно пришел с Черных Холмов, то он должен был ее пересечь. Есть еще один путь – долгое и неприятное путешествие вокруг истока. В это трудно поверить. Но в верховьях, в долине, за большой развилкой в Линдсей впадали два бурных ручья, питаемых горными снегами, а сама река тут превращалась в довольно спокойный поток. Там ее несложно переплыть. Тогда в том месте, где лошадь выходила из воды, должно остаться мокрое пятно, которое вряд ли успело высушить холодное горное солнце.
   Эту мысль Герцог воспринял как великое озарение. Тут же повернул Понедельника и пустил его через мост легким галопом. А на другом берегу, прислонившись к стене шумной мельницы, стоял Стив Гафри и с насмешкой за ними наблюдал. Герцог сдержал мгновенный порыв ответить на насмешку. Свистнув Прыгуну, он продолжил свой путь. Умный пес выскочил на дорогу и закружил, опустив нос к земле, отыскивая неизвестный запах только из желания услужить. Несколько раз он подбегал к всаднику и трусил рядом, подняв голову, будто ожидая приказа.
   Вид умной собаки подействовал на Герцога успокаивающе. Вдвоем они смогут охотиться без лишнего шума, а вот громогласный лай своры обязательно предупредил бы «дичь» задолго до настоящей опасности.
   Тем временем они продвигались вдоль южного берега Линдсея легким галопом и наконец, проскакав три мили, оказались там, где два ручья сливались в реку. Отсюда Герцог поехал умеренным шагом, внимательно изучая берег. Не пройдя и полумили, он нашел то, что искал, на что изо всех сил надеялся. В месте, где русло расширялось и становилось соответственно мелким, на гальке виднелось темное пятно. От него начинались следы лошади. Однако, к великому разочарованию Герцога, они вели не в горы!
   От расстройства он какое-то время только ругался, но все же, переборов себя, поехал дальше, хотя уже и не испытывал энтузиазма. Прыгун, напротив, обретя уверенность, что впереди наконец-то настоящая работа, понесся по следу с радостным лаем. Через четверть мили он резко повернул на запад и побежал с поднятой головой – это говорило о том, что ему для продолжения пути даже не нужен запах. Когда Герцог увидел смену направления, сердце его подпрыгнуло. Оказывается, это был всего лишь простой и умный маленький трюк для запутывания преследователей, если такие окажутся. Но ни Стив, ни ковбои, в сущности, ничего не предпринимали, чтобы заполучить негодяя.
   Заметив, что следы ведут к ранчо, Герцог пронзительным свистом подозвал Прыгуна. Они вновь повернули к реке. Перебраться на другой берег было несложно. Понедельник ловко выбирал путь, и только на быстрине провалился в воду по самую гриву. На сушу все трое выбрались абсолютно мокрыми.
   След нашелся сразу. От подковы передней ноги. Конь, однако, был неутомимый! Шаг длинный и ровный. В легком беге он покачивался, ровно ступая большими ногами, как прирожденный рысак. В галопе размах его шага просто поражал. Герцог отмечал все это, следуя за бегущим впереди Прыгуном, безошибочно читающим следы носом. Ему оставалось лишь внимательно следить за дорогой.
   Автор многое отдал бы сейчас за умение пользоваться этими знаками и всеми чудесами, которые делают человека хорошим преследователем. Этому учат не книги, а сама жизнь. Но есть и нечто более важное – ты или рожден для этого, или нет. Что касается Герцога, то он не был настоящим следопытом, однако определил, что лошадь здесь прошла большая, тяжелая и быстрая. Сделал предположение, что и наездник парень крупный, хотя это мог быть и маленький паренек, имеющий страсть к могучим коням.
   Они продолжали путь. Первые две мили Герцог не мог понять, какое направление выбрал грабитель, ибо путь его петлял среди холмов. Но в конце концов стало ясно, что он идет к Черным Холмам. Герцог поскакал вперед с воплем ликования.
   Умный Прыгун летел впереди, лишь изредка поглядывая назад, на всадника, и при этом повизгивая. Вообще-то он был молчаливым охотником, и это качество пса очень радовало Герцога. Когда преследуешь добычу в одиночку, шумный пес ни к чему. Он скорее помешает, чем поможет.
   Теперь они быстро поднимались, покидая долину. Позади осталась высокая трава холмов и последнее стадо рыжих герефордских коров с лоснящимися боками, которые уставились на всадника и собаку с выражением легкого непонимания. Впереди лежала бесплодная и суровая страна камня. Район Черных Холмов. Только оказавшись здесь, Герцог понял: эти холмы получили такое название по тому, как они выглядели издали. Вблизи, несмотря на обилие темного камня, эффект не был столь траурным.
   Не будь рядом Прыгуна, здесь, в море скал, Герцог стал бы беспомощным. Только изредка он замечал царапины от конских подков, в то время как пес и на камне находил запах, который вел его дальше.
   Конечно же они продвигались очень и очень медленно. Когда солнце почти достигло полуденной точки, Прыгун стал все чаще и чаще останавливаться. Однако шел дальше – видимо, слабый запах все же улавливал. Так продолжалось до подножия огромного железного утеса, где из-под скалы вырывался мощный ревущий поток горной реки. След вел прямо в воду. Герцог отправил Прыгуна на противоположный берег, но пес начал растерянно кружить на месте.
   Похоже, след оборвался.

Глава 17
Пещера бандита

   Наш герой хоть и был неопытен, но смекалки и упорства ему было не занимать. Он не собирался отступать при первой же неудаче. Предстояло перебраться через поток, который хоть и был менее восьми футов шириной, но оказался настолько глубоким, что конь не смог достать дна, и настолько быстрым, что плыть не получалось. Поэтому Герцог отвел Понедельника от воды, затем они разбежались и с размаху преодолели препятствие. Конь поскользнулся на гладкой поверхности скалы, но, покачнувшись, удержался на ногах.
   Охотник снова начал работу. На скале не было никаких признаков следа – на твердой как сталь породе не оставалось отпечатков. Кроме того, эта поверхность, раскаленная солнцем, теряла запах так же быстро, как сито – воду. И все же Герцог послал умницу Прыгуна вперед, и тот снова попытался взять след. Абсолютно бесполезно. Честный пес старался изо всех сил. Сновал взад-вперед, обнюхивал все каменные закоулки. В конце концов Герцогу пришлось смириться с тем, что след испарился. Возможно, он повторил путь предшествующих преследователей убийцы. Добрался до Черных Холмов только для того, чтобы обнаружить, что след никуда не ведет. Возможно, все останавливались именно в этой точке!
   Он спешился, погладил Понедельника и огляделся. Конь ответил на ласку, понюхал тыльную сторону ладони хозяина, затем игриво укусил его за пальцы. Но это не принесло разгадки. Герцог скрутил цигарку, а когда ароматный дым заполнил его легкие, опустил взгляд на черный поток воды, бьющий из-под скалы. Вода отнюдь не бурлила и не кипела, вырвавшись на свободу из подземной тюрьмы. Она спокойно неслась вниз, омывая ровную каменистую поверхность.
   Дичайшая трата времени! Хотя Герцог не относился к тем, кто знает цену каждому мгновению. Но вот он уже раздет и в воде. Сильное течение не давало пересечь поток, тем более невозможно было плыть наперекор несущейся воде. Он стал карабкаться вдоль края скалы, пока перед ним не возник проход, из которого текла вода. Все оказалось так, как он и ожидал. Скала уходила всего на несколько дюймов под воду.
   Его одолел дух исследования. Он нырнул, сопровождаемый протяжным воем Прыгуна. Опираясь о выступы скалы, принялся толкать себя вперед, нащупывая каменный свод и борясь с течением.
   Так он проплыл пять-шесть футов. Его легкие уже начало сдавливать и жечь, когда он вынырнул на поверхность и понял, что может дышать.
   Проскользнув под выступом, Герцог попал в кромешную тьму. Но по крайней мере не в воду. Будь он сам преступившим закон беглецом, спасающим свою жизнь, о более подходящем укрытии трудно было бы и мечтать. Он протянул руку в сторону и обнаружил, что скалы рядом нет. Проплыв немного, задел ногой дно. А еще через мгновение уже сидел на каменном берегу, переводя дыхание.
   Камни были липкие и скользкие. Тьма наводила ужас, вызывая дрожь. Да еще холод. Ледяная вода сделала каменный храм холодным, словно это была холодильная камера.
   Возможно, каменный конверт и пригоден как укрытие для человека. Но что касается лошади… Как ее сюда затащить? Допустим, можно научить ее погружаться в воду с головой и, потянув за веревку, провести под скалой. Непростая задача. И крайне опасная для всадника: вдруг лошадь начнет тонуть?
   В самом деле, если сюда заводили лошадь, то должен быть и более просторный вход. Продолжая нащупывать путь руками и босыми ногами, Герцог пробирался дальше сквозь тьму, пока стена слева не оборвалась. И тут перед ним где-то далеко-далеко возник крохотный глазок света. Еще шаг – и под ногами зашуршал колотый гравий, осколки которого немедленно поранили ему ноги. Он не останавливался. Любопытство порождало невосприимчивость к боли. И вдруг вспомнил, что пришел с пустыми руками. Постоял, готовый вернуться за оружием, но потом подумал, что с тем же успехом может продолжить путь, пока не наткнется на опасность, – если, конечно, это действительно логово того грабителя, который совершает налеты на Гафри.
   Идти с каждой минутой становилось легче. Пятнышко света все росло, мягко освещая путь. Он сильнее прижался к стене. Поднял камень, о который споткнулся, приготовив его в качестве оружия на случай встречи с врагом, будь то человек или зверь. В подобных закоулках ничего не стоило наткнуться на притаившегося человека или спящую дикую кошку.
   Насколько позволял этот странный свет, он смог увидеть, что находится в длинной пещере, свод которой теряется во мраке. Ширина пещеры увеличивалась вместе с высотой. Здесь ее высота составляла не менее двадцати футов. Черная вода потока неслась посередине и заполняла все окружающее пространство непрерывным громким журчанием и бульканьем. Смесь звуков, отраженных от многочисленных ниш и пустот, окружила Герцога и хорошо маскировала шум его шагов. Однако приближающуюся опасность также нельзя было услышать.
   В таком напряженном состоянии он остановился возле трещины в скале шириной в три фута, через которую проникал дневной свет. И через отверстие увидел то, что уж никак не ожидал увидеть.
   А увидел он настоящее жилище под горой, и довольно просторное жилище. Вряд ли его могла образовать вода. Скорее всего, оно получилось в результате разрыва камня. Возможно, здесь проходила складка скальной породы, но слишком слабая, чтобы выдержать огромное давление, которое изогнуло и растащило ее в стороны в самом сердце горы. А через образовавшуюся трещину хлынул поток.
   Это можно понять. Герцог слышал, как один из пастухов говорил о месте, где поток воды падал в недра горы, вертикально и на достаточно большую глубину. Но пещера вряд ли освещалась из такого источника. Где-то должно быть другое отверстие, через которое проникает солнце. Пол в этом огромном каменном зале был щедро посыпан чистым темным песком. Копоть на камнях в середине помещения говорила о том, что в этом месте готовилась пища, разводился костер для обогрева зимой. Все пространство делилось обрывками парусины на несколько отсеков. И все они выходили к костру. Это простое расположение обеспечивало удобство, тепло и некоторую возможность уединения.
   В центре столба солнечного света, сложив на коленях морщинистые руки, сидел очень древний старик с длинной белой бородой. Несмотря на теплую погоду, в костре дымились угли – скорее всего, старик грел ноги. Его худое тело было укутано толстым индейским одеялом. Герцог с благоговейным ужасом и восхищением уставился на старца. Волосы патриарха падали на плечи, а борода, тонкая и блестящая, как шелк, была заботливо расправлена на груди и спускалась ниже опущенных локтей.
   Если это весь гарнизон секретного убежища, то опасаться нечего. Герцог сделал еще один шаг в сторону расселины, чтобы в этом убедиться. Из новой точки он рассмотрел некоторые подробности. На стенах висело всевозможное оружие, а в камне были высечены небольшие кельи, напоминающие полки и кладовки. Кроме того, Герцог увидел трещину в потолке, через которую проникал свет. И сразу понял: через нее в пещеру не попасть. Широкая дыра с неровными краями находилась в шестидесяти или семидесяти футах над полом. На такой высоте дым, постепенно поднимаясь, растворится в воздухе в редкий туман, если, конечно, здесь не разведут костер необъятных размеров. Ведь здешним обитателям необходимо заботиться о величине пламени, иначе их быстро обнаружат.
   Но где же вход в эту странную обитель? Вряд ли ее жители пользуются тем опасным и сложным путем, на который случайно наткнулся он. Также невозможно использовать и трещину в потолке. Должно быть, вход находится где-то рядом с потоком, льющимся из темноты в верхней части пещеры.
   Вне всякого сомнения, Герцог попал в жилище убийцы – хладнокровного мясника, уничтожившего собак Гафри и покушавшегося на жизнь самого Уильяма.

Глава 18
Блеф

   – Прекрасно, – вдруг раздался сочный бас, идеально ровный, но очень слабый. – Полагаю, незнакомец, ты можешь войти и представиться.
   Только через некоторое время Герцог понял, что этот голос принадлежит старику, сидящему на стуле. Но как он мог заметить скрытого темнотой посетителя? Разве что его зрение было таким же острым, как у ястреба.
   Джон Морроу решил принять предложение. Рядом с расщелиной, у которой он стоял, оказалась грубо сколоченная табуретка, на ней лежало индейское одеяло, такое же, как у старика. Он укутался в него и вышел на открытое пространство. С колышка, вбитого в стены, а скорее всего – просто выступающего камня, свисал патронташ и кольт. Герцог обвязал себя ремнем, осмотрел магазин револьвера – он был полон, – после чего почувствовал гораздо большую уверенность и свободу. Теперь можно забыть о нервах. Даже если кто-то скрывается в темном углу возле старика, он готов к битве.
   Подойдя к старцу, которому на вид было не меньше восьмидесяти лет, и остановившись перед ним, Герцог замер от изумления – на него смотрели два улыбающихся голубых глаза, ярких, как у шестнадцатилетнего юноши. Теперь стало невозможно обозревать уголки пещеры, подробно рассматривать ее утварь. Он мог смотреть только на старика.
   – Кто ты такой? – спросил седовласый патриарх.
   – Меня зовут Джон Морроу, а некоторые величают Герцогом.
   Собеседник, моргнув, кивнул. Джон Морроу не понял, говорит о чем-то его имя старику или нет. За спокойствием этого древнего человека угадывалась невероятная сила. Герцог сразу же решил, что он и есть настоящий главарь, мозг банды воров и преступников.
   – Что же привело тебя сюда? – не унимался неприветливый хозяин.
   – Я шел по следу человека, который пробрался на ранчо Гафри и отравил свору собак. След привел меня сюда. Где он?
   В конце фразы Герцог поднял голос в тщетной попытке добиться правдивого признания от своего собеседника. Но с таким же успехом можно было угрожать камню. Холодные голубые глаза пронизывали насквозь. Вздрогнув, наш герой понял, кем был этот старик в молодости. Вне всякого сомнения, с ним не стоило связываться. Даже сейчас, беспомощно сидящий в кресле, он казался более грозным, чем любой молодой парень из тех, с которыми Герцогу не раз приходилось сталкиваться.
   – Не имею ни малейшего понятия, о чем ты говоришь, – наконец ответил старик. – Хочешь сказать, что загнал сюда кого-то?
   – Он вошел сюда, – ответил Морроу с меньшей уверенностью.
   – Я не спал, но почему-то не заметил его прихода.
   – Он попал сюда под водой, так же как и я. Вместе с лошадью.
   – Ну-ну, молодой человек! – произнес с упреком седовласый пещерный житель. – Ты сам не надеешься, что я поверю в это!
   Он тихо засмеялся. Если бы старик смеялся громче, то Герцог наверняка бы заметил его дрожь и слабость. Однако он не повысил голоса – это был глубокий смех сильного мужчины средних лет.
   – Я хотел сказать: вы знаете то, что некоторым только предстоит узнать.
   Герцог умолк и приготовился к отпору – сейчас он наносил удары вслепую в кромешной тьме. Старик немного поднял голову. Похоже, брошенное наугад замечание попало в цель.
   – Что я знаю? – резко бросил он. – А что ты надеешься разузнать?
   – Кучу всего, – с улыбкой ответил Герцог.
   – Ба! – фыркнул старик. – Ты, никак, пытаешься что-то вытянуть из меня? Ничего себе!
   – Вытянуть из вас? Зачем? Я и так достаточно знаю.
   – Вот как?
   – Знаю достаточно.
   – О чем? – Старик, похоже, начал волноваться, и чем заметнее это становилось, тем нахальнее вел себя Герцог.
   – Вы считаете, что я расскажу вам обо всем? – спросил он.
   – А почему бы и нет? Что я сделал плохого? Живу в этой пещере. Ну и что? Другие не желают так жить. Разве это преступление? Ответь!
   – В пещере живете не вы…
   – Ну?
   – Когда-то давно вы совершили… это… я понимаю…
   Пещерный житель тихо выругался. Глаза его стали шире и ярче. Стало видно – он очень сильно напуган. А Герцог не смог скрыть своего восторга. Он бил наугад, и, кажется, каждый удар попадал в цель. Какая вина тяготит совесть этого старца? Что совершил он в далеком прошлом, из-за чего сейчас с таким ужасом смотрит на пришельца?
   – Против меня нет ничего. Никто не сможет обвинить меня.
   – О, – продолжил блефовать Герцог, – не отрицаю, что вы были достаточно хитры. Еще бы! Только даже лисицу можно выследить!
   Просто невероятно! Пошарить в темноте и вдруг нащупать ручку двери, которая открывается в яркое сияние света. Удивительно! Но понять, что ты попал в тайники души другого человека, – это совершенно необычное ощущение! Жертва нервно зашевелилась на стуле.
   – Какой след?
   – Старый след. Очень старый.
   – Это ложь! Никто меня ни в чем не подозревает!
   – Что ж, можете так думать.
   – Если бы это было так, ты вряд ли сказал бы мне об этом. Конечно нет!
   – А почему бы не сказать? Вы ведь не сможете убежать. Наши люди держат вас под наблюдением.
   – Кто следит за мной?
   – Слежка может выяснить кое-что достойное внимания.
   – Будь ты проклят! – яростно воскликнул старик. – Это ложь, и ты за все поплатишься. А теперь убирайся с моих глаз! О, если бы я был на пять лет моложе, я бы вышвырнул тебя отсюда!
   Герцог улыбнулся своей знаменитой холодной улыбкой:
   – Я не собираюсь больше вас беспокоить. Разве что немного огляжусь.
   После этих слов он начал беззаботно прогуливаться по пещере. Возможно, оставаться здесь небезопасно. Оружия тут хватало на полдюжины человек. И любой из этой полудюжины мог внезапно вернуться и застать его врасплох.
   Однако он нашел достаточно улик, подтверждающих, что это место – действительно логово преступника, который охотился на ранчо Гафри уже много лет. Никаких сомнений! На уздечках и седлах он обнаружил буквы «Г» – клеймо Гафри. Вся обстановка пещеры была украдена с ранчо. Вряд ли одинокий всадник мог столько унести. Если бы дела на ранчо не велись так небрежно, эти воры стали бы раздражать хозяина задолго до того, как он их на самом деле заметил. Герцог прикинул, что на каждую замеченную кражу, возможно, приходилось около пяти незамеченных – и о них никто никогда не узнает без тщательного учета собственности.
   Он размышлял, что делать дальше. Взять старика с собой? Нет, он не выберется с ним наружу через поток. Заставить его показать другой выход? Для этого понадобятся методы более грубые, чем те, на какие был способен Герцог. Но оставить старца здесь – все равно что отказаться от результатов хорошо проделанной работы.
   Герцог подошел к этой точке размышлений, когда поднимал крышку грубо сколоченного сундука. И вдруг понял, что смотрит на груду женской одежды. Он не мог поверить своим глазам. Скорее всего, грабители унесли все это с других близлежащих ранчо. Герцог сунул руку у ворох одежды и поднял несколько шелковых вещей. И вдруг под ними увидел знакомое розовое платье вместе с парой розовых сатиновых туфель.
   Тут было от чего раскрыть рот. Он достал платье, встряхнул его. Тот же цвет, та же ткань, тот же размер… В этом платье была Салли Смит, когда танцевала с ним!
   Он медленно сложил одежду, бросил ее в сундук. Всевозможные предположения с бешеной скоростью пронеслись в его мозгу. Вот где она жила – среди преступников, во всем подчиняясь седовласому старику, греющему ноги у углей. Вне всякого сомнения, он ее отец. Выброшенный из общества, он решил заставить дочь разделить с ним все тяготы изгнания. Вероятно, привел ее сюда еще в детстве. А теперь поддерживает ее и свою жизнь, управляя бандой, которую подчинил силой своего интеллекта.
   Погруженный в мрачные мысли, Герцог захлопнул крышку сундука и отвернулся. Здесь, на расстоянии протянутой руки лежали вещи самого дорогого и близкого ему существа. Он мог решить проблему Гафри, арестовав этого старика и отправив его за решетку. Как только главарь окажется в тюрьме, никто из банды не посмеет побеспокоить ни самого Гафри, ни его ранчо.
   Нет, на самом деле все будет по-другому. Отплатить за доверие Гафри – это одно. Но кроме того, он разрушит грозную банду. Разгонит убийц и накажет того наглого смуглого парня, который покушался на жизнь ранчеро, посмеялся над преследователями, прежде чем исчез в ночи. Он выгонит отсюда и второго – того, кто ездил на серой лошади и убил Дада Мартина. При этом Герцог, безусловно, восстановит свое доброе имя в Уилер-Сити раз и навсегда. А ведь именно это ему больше всего нужно. И чем больше он размышлял, тем яснее становилась картина. Лучше мгновенная смерть, нежели жизнь отверженного. Все сразу признают, что он изменился, встал на сторону закона, более того – сам повел борьбу с преступниками.
   Как только они увидят в нем перемену, он докажет сомневающимся, на что способен. Пронесется через горы как огненный смерч. Выкорчует все преступления с корнем. Глаза Герцога наполнились слезами радости. Он представил, как с боем проложит себе путь назад к сердцам людей, из которых был изгнан много лет назад.
   Но… Схватить старика – это значит схватить отца девушки. Если пещеру раскроют, она потеряет свое убежище. Без отца ей придется скитаться по свету вместе с бандой головорезов…
   Герцог положил руку на стену пещеры и задумчиво оперся на нее подбородком. Когда наконец выпрямился, он уже все решил. Цена была велика, но не настолько. Тот вальс все еще звучал в его углах, а улыбка Салли то разгоралась, то гасла перед глазами.
   Он посмотрел на старика, который вперился в него огненным взглядом, затем со стоном развернулся и быстро зашагал к расселине в стене, через которую попал в этот огромный грот. Едва перешагнув ее, услышал резкий свист, пронзивший пещеру насквозь. Герцог не стал ждать и, ослепленный паникой, бросился бежать.

Глава 19
Вкус поражения

   Герцог не смог побороть ужаса, который обуял его, пока не достиг темного конца прохода. Здесь он сбросил одеяло, нырнул глубоко в воду и поплыл, прижимаясь ко дну. Когда свет залил воду вокруг него, всплыл и оказался в месте, откуда начал путь.
   Как только Герцог вскарабкался по теплой скале, Прыгун весело набросился на него. Затем, фыркая и вздыхая, подошел Понедельник. Через некоторое время охотник Джон Морроу, уже одетый, сидел в седле, а приключение в пещере казалось ему странным и очень далеким – по крайней мере не более реальным, чем сон.
   Он повел Понедельника через поток, потом они начали медленно спускаться к подножию Черных Холмов. С каждым шагом жара становилась все более невыносимой. Герцог попытался что-то насвистывать, чтобы поднять себе настроение. Но с таким же успехом можно было бы посвистеть орлу в небе и дожидаться от него ответа. Попытка лишь навеяла на него еще большую тоску.
   Да, его положение безнадежно. Если он не разорит гнездо преступников, то нарушит свой контракт с Гафри. Более того, не сможет восстановить свою репутацию в глазах жителей Уилер-Сити. Все преступления, совершаемые в округе, по-прежнему будут относить на его счет. Но если разорит, то нанесет удар Салли. От этой мысли его сердце болезненно сжалось.
   Из грустных раздумий его вывел стук копыт. Кто-то скакал галопом, огибая холм. Герцог поднял глаза и увидел всадника. Прекрасная пегая лошадь неслась во весь опор, а в седле сидел довольно худой парень. Надвинутое на лоб сомбреро и маска, скрывавшая верхнюю часть лица, не позволяли хорошо его рассмотреть. И тем не менее Герцог с уверенностью подумал, что приближающийся всадник и есть тот самый убийца, молодой отчаянный дьявол, который стрелял в Гафри через окно. Никакого сомнения, сейчас он собирается догнать незваного посетителя его владений и не дать ему уйти. Пегая летела как молния, направляемая наездником к выходу из каньона, по которому скакал Герцог.
   Но он и не думал отступать. Натянул поводья, заставив Понедельника замедлить шаг, и автоматически коснулся кольта, проверяя его готовность к сражению. Пегая тем временем уже достигла устья каньона, и всадник резко повернул ее в сторону Герцога. Их разделяло около четверти мили.
   О, какой это был поворот! Такого пренебрежения к жизни Джон Морроу еще никогда не видел. Ему оставалось только достать винтовку и послать пулю ему навстречу. Но, уже коснувшись приклада, Герцог остановился. Ведь он может поразить противника, будучи сам вне досягаемости револьверного выстрела. А в этом случае ему скажут, что он использовал преимущество оружия. Его рука снова потянулась к кольту; остановив коня, Герцог замер в возбуждении.
   Необычное чувство – ожидание приближающейся атаки. Новая роль. Обычно на врага набрасывался он, набрасывался словно тигр. Теперь же ему приходилось ждать нападения. За это время его быстрый ум успел многое. Успел удивиться тому слабому старику, который смог одной командой послать этого неистового всадника на врага. Успел отметить непревзойденное мастерство приближающегося наездника, лихо петляющего между валунами, при этом не снижая скорости и не выпуская револьвера.
   Герцог прикосновением шпор и криком послал Понедельника в галоп навстречу. Буквально через мгновение конь уже несся на полной скорости, как будто стартовал на скачках. Расстояние между противниками начало стремительно сокращаться. Герцог ощутил радость битвы. Но радость, которая озаряла приближающегося всадника, не шла ни в какое сравнение. Каждое его движение говорило о жутком счастье. Молодой парень приближался беззаботно, доверчиво, словно юный влюбленный, спешивший на свидание.
   Нападающий резко поднял пистолет и выстрелил. Пуля царапнула край сомбреро Герцога. Как такое могло случиться? О чем думал Джон Морроу, дав возможность противнику выстрелить первым? Оставалось только удивляться самому себе. Наверное, он сошел с ума, восторженно любуясь грацией и отвагой юного нападающего, совершенно позабыв о необходимости убить врага. Он не стал целиться. Его пуля пролетела в нескольких ярдах от всадника и подняла фонтанчик воды рядом с большой черной скалой.
   Новый выстрел, как удар грома, поразил Герцога, и он начал медленно проваливаться в бездонное море черноты. Потом был долгий, полный усилий путь вверх. Он вплыл в мутное туманное облако света. Казалось, тысячи раскаленных игл вдруг впились в его голову. Кто-то лил воду ему на лицо и грудь. Живительная прохлада наконец окончательно вернула сознание. Герцог с трудом сел и проводил туманным взглядом грациозного всадника, скачущего между камней и через мгновение исчезнувшего за вершиной холма.
   Только спустя несколько долгих секунд его окатило горячей волной. Горькая правда пронзила нашего героя до глубины души. Он проиграл в открытом поединке! Герцог просто не мог поверить в это. Стыд, жуткий стыд. Его повергли на землю. И победитель наградил его презрением.
   Да, всадник на пегой лошади так легко одержал победу, что спустился с седла вовсе не для того, чтобы завершить начатую работу, а чтобы перевязать раны только что подстреленному неуклюжему неудачнику. Джон Морроу в порыве ярости пожалел, что пуля, задевшая кожу на его голове, не прошла на дюйм ниже.
   Он вскочил в седло и погнался за удачливым соперником. Его гнев передался коню. Понедельник рванул, как на скачках, искусно петляя между валунами. Они перемахнули через холм. На следующем подъеме Герцог увидел победителя, возвращающегося легким галопом. Человек в маске повернул голову на крики вызова, но не остановился, чтобы встретить атаку уже раз побежденного врага. Просто наклонился к луке седла и пустил пегую во весь опор.
   Герцог стиснул зубы в смертельной муке. Он понял. Храбрый воин не имел желания его прикончить. Предпочел покинуть поле боя, не захотел встречаться еще раз с глупым всадником на высоком сером жеребце, которого придется убить. О, старик в пещере выслушает прекрасную сказку, если этот его посланец вернется! Нет, он не должен встретиться с хитрой старой лисой, возглавляющей банду. Он умрет, умрет здесь, среди холмов, которые стали свидетелями падения Джона Морроу! Застонав от гнева, Герцог приподнялся в стременах. Как только они перемахнут через следующий гребень, он начнет стрелять поверх головы беглеца, чтобы заставить его остановиться и принять бой. А когда тот повернет… Герцог заскрипел зубами от ликования!
   Однако, взлетев на следующий холм, он увидел под собой только глупых птиц, лениво поднявших головы. Всадник исчез, как сквозь землю провалился. Озадаченный Герцог выхватил пистолет.
   Кругом никого не было. И все же человек на лошади не мог вот так просто исчезнуть. Они не могли вплавиться в скалу или в песок. Герцог медленно двинулся вперед. И, не успев пройти сотню футов, нашел объяснение. В середине маленького ущелья лежало русло высохшего ручья – такие русла наполняются водой только в самом начале сезона, когда тают снега. Узкая расщелина шириной с десяток футов и такой же глубины пересекала ущелье. Сюда всадник и направил свою лошадь, а потом помчался по дну этой естественной траншеи. Теперь его уже не было ни видно, ни слышно. Вряд ли стоило продолжать преследование. Герцог не смог определить даже направление бегства, потому что поиск следов потребовал бы времени, а в таком случае ему вряд ли удалось бы догнать своего врага.
   Ничего не оставалось, кроме как признать поражение, принять позор и вернуться на ранчо. Проглотив горький комок, Герцог повернул коня и медленно поехал назад.

Глава 20
Убийство

   Некоторые люди сильно страдают от поражения и унижения, но гордое сердце Герцога просто превратилось в клубок ярости. Его мрачное настроение передалось и животным. Бедный Прыгун семенил за Понедельником, вместо того чтобы бежать впереди, и даже не бросился за бельчонком, который пересек им тропу.
   В мертвом молчании они подъехали к дому. Понедельник отправился в конюшню вместе с седлом. Герцог ввалился внутрь, от души грохнув дверью. Его голос разнесся по всем закоулкам дома. В ответ на крик сразу же вышел Уильям Гафри. Увидев пропитанную кровью повязку на голове своего охранника, хозяин ранчо изумленно вскрикнул.
   – У меня нет времени на долгие разговоры, – сообщил ему Герцог. – Я скажу одно. Если вы желаете сегодня поехать в город и иметь при себе телохранителя, я готов вас сопровождать. Но с завтрашнего дня у меня будет много работы, я не смогу болтаться здесь, на ранчо. В этих холмах есть кое-кто, о ком я должен позаботиться, и я займусь им!
   Он повернулся и вышел из дома. Поворачивая за угол, натолкнулся на Стива Гафри. Стив отпрянул с удивленным ворчанием, увидев перевязанную голову Герцога. Однако удивление постепенно переросло в довольную усмешку.
   – Похоже, ты занялся решением проблем, Герцог? – предположил он. – И похоже, одну уже решил!
   Герцог колебался. Жуткий холодок пробежал по его правой руке, заставив мышцы сжаться. Он зафиксировал взгляд в точке на расстоянии дюйма от подбородка Стива. Но не ударил. Вместо этого улыбнулся и пошел дальше. Голос Стива остановил его:
   – Чем ты сейчас занят?
   – Собираюсь сопровождать твоего дядю Билла в город. К сожалению, у меня не будет времени охранять его здесь несколько дней. Я буду очень занят. Вон там! – махнул он рукой в сторону Черных Холмов.
   Ему показалось, что Стив как-то странно задумался. Веселая улыбка куда-то исчезла. Не сказав ни слова, великан повернулся и пошел прочь.
   Через несколько минут Герцог уже был в седле и вместе с Уильямом Гафри направлялся в Уилер-Сити. Хозяин ранчо не задавал вопросов. Он принял решение своего телохранителя как не подлежащее обсуждению. По дороге они говорили на посторонние темы, вспоминая всевозможные забавные происшествия, которые случались в этих местах. Что же касается отъезда с ранчо, то Гафри не скрывал своего удовольствия, потому что он и сам хотел отправиться в город сегодня утром.
   – И все же, – вдруг начал он, – если убийца мог прокрасться ко мне на ранчо, несмотря на всех моих людей, и выстрелить в меня, почему он не сможет пробраться в Уилер-Сити и прикончить меня там?
   – Потому что люди, которые работают у вас на ранчо, недостойны и веревки, – ответил Герцог. – У вас пятнадцать человек, не считая Стива. Но, кроме Стива, никто ни на что не способен. Я хотел бы спросить вас, мистер Гафри, почему Стив нанимает таких работников, когда вам нужны настоящие люди?
   Хозяин ранчо покачал головой и пожал плечами.
   – Я покончил с волнениями и раздумьями. Стив неплохо управлялся с хозяйством последнее время. Мы не соглашались в некоторых мелочах, но в целом у него неплохо получалось. Я собираюсь дать ему полную свободу, пусть ведет дела, как хочет. Это уже решено. Мне хватит сбережений до конца дней. – Он улыбнулся и вынул кошелек. – Когда я начинал, Герцог, у меня было немного денег. Только восемь сотен в этом вот кошельке. Это было задолго до того, как ты родился. Через три года я смог купить ранчо. Теперь у меня хватает денег, я могу прекратить работать. Не собираюсь оставаться на ранчо, где этот мерзавец с Черных Холмов шныряет повсюду, целясь мне в голову. Разве не логично?
   Герцог согласился с хозяином, который по-доброму продолжил:
   – И ты тоже, Герцог. Зачем тебе лезть в эти холмы и рисковать головой? Один раз тебе уже не повезло. Теперь, может, повезет, а может, удача и вновь отвернется – ты уже не сможешь вернуться и рассказать обо всем. Сынок, я хочу тебе помочь. Тебе нужна достойная работа.
   – Такой у меня не будет, – усмехнулся Герцог, – пока я не докажу людям, что нахожусь на стороне закона.
   – Но ты же не собираешься доказывать свою преданность закону новыми драками? Нет, Герцог, есть другой путь – тяжелая работа.
   – Об этом я позабочусь позже.
   – Тогда расскажи, что заставило тебя так твердо решить насчет работы и спокойной жизни?
   – Разве вы не догадываетесь?
   – В основном такое случается, когда молодой человек находит девушку, которая кажется ему всем миром…
   – Гафри, – перебил бывший забияка, – я никогда не понимал их.
   – Значит, я прав? – Ранчеро поднял голову и счастливо рассмеялся. – Очень рад слышать такое. Разреши мне пожать твою руку и пожелать удачи, Герцог.
   Их ладони почти коснулись друг друга, когда сильный удар вдруг отбросил Уильяма Гафри назад. Он покачнулся в седле, затем начал клониться вперед. Алый поток хлынул из его груди прямо на протянутую ладонь Герцога. Хозяин ранчо тяжело упал на землю, и через мгновение раздался глухой звук ружейного выстрела.
   Джон Морроу резко вскинул голову и ошарашенно огляделся. Затем с криком ярости бросил лошадь галопом в сторону выстрела. Взлетев по склону, он оказался в зарослях молодого кустарника, который доставал до плеч пешему человеку. За ними начинался густой лес. Герцог попытался найти какой-нибудь след на вершине холма, но его неопытный глаз не обнаружил ни единого отпечатка ног или копыт. Не услышал он и звука, который мог бы выдать убегающего человека. И вдруг он обернулся, подумав, что пуля могла не задеть жизненно важные органы ранчеро. Возможно, Гафри все еще жив.
   Он вернулся назад сумасшедшим галопом, спрыгнул с лошади и встал на колени перед несчастной жертвой. Увы, пуля, пронзившая тело Гафри, оборвала его жизнь. Он больше не пошевельнулся, после того как упал с лошади.
   Герцог встал, с трудом сдерживая слезы. Где-то далеко в долине неслась лошадь Гафри, превращаясь в маленькое пятнышко. Конь вернется на ранчо, его пустое седло заставит ковбоев броситься сюда, чтобы увидеть, что произошло. Они проследят всю их дорогу до Уилер-Сити, найдут тело, позаботятся о нем, привезут домой… Тем временем должны закрутиться колеса правосудия. И Герцог должен закрутить их как можно скорее. Он понимал, что из него еще не вышел хороший охотник и ему вряд ли удастся выследить убийцу. Но в Уилер-Сити есть множество острых на глаз парней, они смогут сесть в седло и прочесать все окрестности. Поэтому Герцог помчался в город, пустив Понедельника скорым легким шагом.
   Ну и денек выдался сегодня! Голова тупо болела, Герцог чувствовал жар. Но физическая травма ничего не значила по сравнению с тем, как сильно страдала его душа. Скорбь по честному Уильяму Гафри терзала сердце.
   Теперь все его старые теории получили новое развитие. Возможно, трус, выстреливший сейчас из засады, начинал так же, как он, – был счастливым беззаботным юношей, любящим драку ради драки. Вероятно, продолжил бои и в зрелом возрасте. Ссоры с револьверами в руках оставляют нестираемые следы, вражда становится смертельной. В конце концов такой человек превращается в преступника, каким мог стать и Герцог. И вот результат – полное перерождение в настоящего волка, в неразборчивого убийцу, не имеющего никакого понятия о чести.
   Такое бремя нелегко вынести в двадцать один год. Герцог, еще до того, как увидел Уилер-Сити, приютившийся во впадине между двумя холмами, превратился в очень здравомыслящего молодого человека. Въехав в город, он направился прямиком к дому шерифа, где вынул револьвер и постучал рукояткой о столб на веранде. Шериф почти тут же появился на пороге, закричал и рванулся назад, увидев оружие в руке посетителя.
   Морроу не смог сдержать улыбки и спрятал револьвер в кобуру.
   – Шериф! Сегодня сам дьявол восстал из ада. Билла Гафри убили, когда мы ехали с ним в город!
   – Он ехал с тобой? – воскликнул Том Онион, и в его голосе послышалась нотка обвинения.
   – Да, со мной, – твердо повторил Герцог. – Его подстрелили из ружья с достаточно большого расстояния. Я приведу вас на это место и хочу быть в отряде, который отправится по следам мерзавца.
   Шериф озабоченно посмотрел на своего гостя, словно пытаясь сбросить с глаз вуаль и заглянуть правде в лицо.
   – Прежде всего поезжай к доку Моргану, обработай свою рану. Спешить некуда. Я соберу людей только через полчаса. Медленное начало означает быстрый конец. Но… Герцог, я рад, что ты будешь с нами!

Глава 21
Обвинение Стива Гафри

   Это замечание не произвело на Джона Морроу большого впечатления. Он знал: даже сейчас добрый шериф ждет первого малейшего его проступка, чтобы иметь основание вновь арестовать бывшего заключенного. Знал: если на него падет подозрение, весь город поднимется, чтобы избавиться от бандита Герцога раз и навсегда.
   Он не отправился сразу к доктору, как советовал Том Онион. Сначала поставил Понедельника в конюшню возле гостиницы. Проследил за тем, чтобы серого хорошо напоили и накормили, убедился, что его любимца отвели в единственное отгороженное стойло. Только после этого пошел к врачу.
   Доктора он нашел в отеле. Мистер Морган провел всю ночь в седле после приема родов где-то в горах и, вернувшись в Уилер-Сити, сразу же отправился спать. Герцог с большим трудом разбудил его. Вид посетителя подействовал на врача отрезвляюще. Он немедленно занялся обработкой раны на его голове, засыпая при этом вопросами. Герцог отвечал односложно. Но разговор помогал Моргану держать уставшие глаза открытыми, поэтому доктор перевел его на события, происходящие за окном:
   – Кажется, в город бросили бомбу. Не ты ли ее привез? Только вот неразговорчив ты, как немой. Уверен, что не ответишь мне даже знаками. Ого, вон и сам шериф! Старина Том Онион на боевой лошади… Старый вороной.
   – На лошади Графтона?
   – На ней. Я не знаю скакуна, который рискнул бы с нею состязаться.
   – Кроме одного, – буркнул Герцог, подумав о длинноногом сером.
   – Ух ты! Онион прибыл с Джери Маферти и Ньютонами. Чего это они всполошились, словно куры вокруг зерна? Из-за чего все это, Герцог?
   – Убили Билла Гафри, когда мы с ним ехали в город.
   – Когда ты… – выдохнул доктор.
   – Не думаете ли вы, что я это сделал? – возмутился пациент. – Я видел парня с ружьем, пытался догнать его, но не успел. Поэтому приехал за шерифом и готов помочь в этом деле.
   – А вот и сам Стив Гафри приближается в облаках пыли! – продолжил Морган свой репортаж. – Выглядит так, будто несся издалека на предельной скорости. Должно быть, загнал свою лошадь!
   – Стив в городе?
   – И полон новостей!
   – Конечно. Лошадь с пустым седлом должна была вернуться на ранчо. И он немедля примчался в город…
   – Собирается толпа, – предупредил док, заканчивая накладывать повязку на голове Герцога. – Шериф и молодой Гафри в центре!
   Сквозь шум возбужденных голосов донесся клич шерифа:
   – Эй, док Морган! Морроу там у вас, наверху?
   – Здесь! – протяжно крикнул доктор и, повернувшись, спросил: – Так удобно, сынок?
   – Прекрасно! – Герцог медленно поднялся со стула, потянулся. И в этот момент услышал громыхание ног по лестнице, а потом увидел в дверях едва переводящего дыхание шерифа. Лицо его было сурово.
   лый горящий взгляд говорил, что Герцога ждет опасность – серьезная опасность.
   Прежде Джон Морроу ничего не подумал бы и ничего не предпринял, но сегодня его тяготили предчувствия. И они оправдывались. За спиной полицейского теснилось с полдюжины сопровождающих, в их намерении растерзать его можно было не сомневаться. Герцог оттолкнул стул и вовремя подскочил к двери, чтобы преградить путь Тому Ониону.
   – Герцог, – сказал шериф, – тебе придется пройти со мной. Положи…
   Произнося эти слова, он полез за револьвером, но Герцог не стал ждать, когда оружие окажется в руке шерифа. Мгновенно метнулся вперед, угодив правым кулаком в лицо Ониона. Шериф покачнулся назад, ударился о перила и загремел вместе с ними вниз, увлекая за собой всех, кто спешил показать, что участвует в аресте, или, по крайней мере, хотел быть свидетелем того, что произойдет.
   Удар устранил Тома Ониона. Но уже через секунду бравые парни достали свои пушки. Герцог с силой захлопнул дверь перед их носом, запер ее на замок и послал пулю в верхнюю часть одной из створок. Это должно их остановить, если они захотят ворваться. Выстрел вызвал на лестнице недовольный гомон и крики ярости.
   Герцог не стал обращать на них внимания и вовремя обернулся, потому что как раз в этот момент добрый доктор потянулся за своим револьвером под подушкой на кровати.
   – Брось его! – приказал Герцог.
   Морган выронил пистолет и с перекошенным лицом обернулся к своему посетителю.
   – Ты, хищный крысенок! – бросил он.
   Морроу посмотрел на него с любопытством. Это была первая правдивая демонстрация отношения к нему «добрых самаритян» Уилер-Сити! Они готовы вонзить в него зубы при малейшей возможности. Док всем своим видом показывал, как его презирает. Он был настолько разгневан, что казалось, способен кинуться на кольт в руке Герцога. И это поразило нашего героя как гром среди ясного неба.
   – Стойте спокойно и ничего не делайте, – предупредил Герцог. – Я хочу послушать, что там у них против меня.
   – Герцог! – донесся с лестницы голос шерифа. – Ты попался, поэтому должен выйти и сдаться.
   – Я хочу выслушать выдвинутое против меня обвинение, – сказал Герцог. – Что на этот раз я натворил, шериф?
   – Ты убил Билла Гафри и обокрал его! – прокричал Том Онион.
   – Это ложь, причем наглая!
   – Стив приехал и рассказал нам, что видел. Он обнаружил своего дядю без бумажника, мертвого, на дороге в город. Герцог, тебе не отделаться той лихой историей, которую ты мне рассказал. Открывай дверь и сдавайся. Или хочешь заставить нас вытравить тебя оттуда голодом, словно крысу?
   – Со мной как раз один толстячок, который составит неплохую компанию, пока буду голодать, – усмехнулся Герцог. – Делайте что хотите, но дверь я не открою!
   Ответом был вопль десятка голосов.
   – Не останавливайтесь из-за меня, парни! – крикнул доктор. – Лучше мне трижды умереть, лишь бы этот безумный мерзавец был наказан.
   За дверью раздался гул одобрения.
   – Славный старина док! – отозвался шериф. – Если с тобой что-то случится, мы сожжем этого парня дотла!
   Громогласное согласие.
   – Подождите минутку! – крикнул Герцог. – Что еще есть против меня, кроме слов Стива Гафри? Все, что он сказал, – это только предположение.
   – Этого достаточно! – донесся голос самого Стива.
   – Доказательств хватает! – присоединился хор голосов. – Сдавайся, Герцог! Ты проиграл.
   – Для этого еще будет время, – спокойно произнес Герцог. – Мне тут нужно кое-что обдумать. И имейте в виду, я держу дверь на прицеле. – Он махнул доктору револьвером. – Вон там – ваш чемоданчик с инструментами?
   – Да. И что? Нужен хирургический нож, чтобы перерезать мне горло, ублюдок?
   – Возьмите его! Он может вам понадобиться. И вылезайте в окно. Вы попадете на крышу веранды. А оттуда выберетесь на улицу без труда.
   – Как? Ты отпускаешь меня, Герцог? – пробормотал доктор.
   – По-моему, я как раз это и говорю. Ступайте! Мне надо побыть одному.
   Доктор, не переставая удивляться, собрал все необходимое и подошел к окну. Уже занося ногу на подоконник, обернулся.
   – Возможно, я ошибался на твой счет, сынок, – вымолвил он. – Я думал, ты будешь держать меня здесь как заложника. Но, по-видимому… Герцог, ради Бога, скажи мне правду! Ты совершил это подлое убийство или ты невиновен?
   – Невиновен, – ответил Герцог.
   – Видит Бог, я почти верю тебе! Тогда сдайся, парень. Суд никогда не ошибается! Если ты невиновен, это выяснится. У меня есть деньги, чтобы нанять тебе хорошего адвоката. Мне начинает казаться…
   – Где-то, может быть, и есть справедливость, но не для меня и не в Уилер-Сити. Они пытались навесить на меня убийство Мартина. Теперь обвиняют в убийстве беспомощного старика, которого я охранял! Доктор, не безумие ли это? Разве я когда-либо дрался с тем, кто явно не лез в драку? Когда-нибудь в жизни набрасывался на старого человека? Или я заставал кого-то врасплох, не давая возможности достать пистолет из кобуры?
   Доктор, ошеломленный бурей протеста, кивнул в знак согласия.
   – Звучит убедительно, – пробормотал он. – Так выйди к ним и скажи то же самое. Они поверят тебе. Должны поверить!
   – Они повесят меня, – сказал Герцог. – Повесят не слушая. Ступайте, док!
   – Джон… Я плохо говорил с тобой…
   – Уже забыто. Все в порядке, док.
   Они пожали друг другу руки. Морган был глубоко тронут.
   – Я постараюсь все уладить, – попытался утешить он. – Расскажу им о той стороне Герцога, которую они никогда не видели!
   – Спасибо, но, боюсь, вы услышите обо мне столько плохого, что не будете знать, чему верить. Прощайте, док!

Глава 22
Побег и погоня

   Рев одобрения встретил появление доктора на улице. Герцог видел, как люди в окнах напротив кричали и хлопали. Затем наступило недолгое молчание. Подкравшись к окну, Герцог услышал, что доктор давал ему самую лестную характеристику. Но когда он закончил пламенную речь призывом гарантировать заключенному в комнате наверху справедливое обращение, вновь раздались возгласы негодования.
   «Он подстроил этот номер с тобой, док», – расслышал Герцог чью-то реплику. Его поддержал кто-то другой: «Специально тебя отпустил, чтобы ты за него заступился». И все вот в таком духе.
   Голос Моргана звучал пронзительно, готовый сорваться от напряжения, но его заглушила волна недовольства. Герцог, стоя на коленях, слушал и качал головой. И вдруг в дюйме от его лица пролетела пуля. Один из наблюдавших за ним из окна напротив все-таки подкараулил его.
   Герцог переместился в центр комнаты и сел скрестив ноги. Впереди был длинный день, и вечер, и ночь. Он слышал, что внизу собиралось все больше и больше народу. Волнующие вести распространились за пределы маленького города. Люди стекались с ближайших ранчо, заполняя Уилер-Сити. Тысячи ружей были готовы отдать должное Джону Морроу.
   Герцог стянул матрац с кровати и поместил его в центре комнаты. На нем и устроился, растянувшись. Вряд ли они осмелятся напасть на него на столь раннем этапе осады. Он закрыл глаза и вскоре крепко уснул. Не первый раз ему приходилось засыпать во время опасности, и он хорошо знал: при попытке врагов взломать дверь или забраться через окно чуткое подсознание разбудит его вовремя.
   Когда Герцог проснулся, в комнате было совершенно темно. Подставив часы под падающий на пол свет луны, Герцог обнаружил, что уже час ночи. Удивительно, как он мог проспать так долго! Но зато теперь был бодрым и отдохнувшим, что немаловажно перед, может быть, главным сражением всей его жизни. Последствия раны, мучившие его днем в Черных Холмах, уже едва ощущались.
   Словно тень, он метнулся через комнату и выглянул в окно. Граждане знали свое дело. Под верандой слышались приглушенные голоса. На крыше противоположного дома, за трубой, лежала тень держащего ружье человека. Несомненно, были и другие невидимые снайперы, прятавшиеся по углам, щелям и укрытиям. Его первоначальная надежда на побег лопнула как мыльный пузырь. Это в мечтах он перед рассветом выпрыгивал из окна и совершал внезапный рывок навстречу свободе.
   Не существовало такой внезапности, которая бы застала врасплох дюжину опытных стрелков. Тому, кто способен подстрелить белку, проносящуюся по верхним веткам дерева, ничего не стоит изрешетить взрослого человека, залитого ярким лунным светом. Значит, побег через окно исключался.
   И все же что-то надо было предпринять этой же ночью. Его начинала мучить жажда. Снова заныла рана. Если выждать еще двадцать четыре часа, он потеряет способность к решительной борьбе за свободу.
   Однако были еще варианты. Он мог бы проложить себе путь через одну из двух стен, не выходящих на улицу, через потолок или пол. О двери глупо даже думать – в коридоре были слышны шаги часовых, медленно и уверенно прохаживающихся взад-вперед…
   Он изучил стены, потолок. Шансов почти никаких. Его могли поджидать и в соседних комнатах. Также и сверху и снизу, ибо людей для подобной работы в Уилер-Сити хватало. Слишком много добровольцев ждали момента поучаствовать в перестрелке во имя закона и порядка.
   Внезапная идея толкнула его все-таки к двери. Естественно, люди за ней думают точно так же, как он. Если охрана на улице готова к любым неожиданностям, то находящиеся в коридоре считают свое занятие абсолютно бесполезным, без малейшей надежды использовать оружие. Этим и надо воспользоваться.
   Герцог осторожно потрогал ключи. То ли замок новый, то ли недавно смазан или и то и другое. Засов скользнул без трения и звука. И он оставил дверь открытой. Распрямился, подтянул пояс, подумал о том, чтобы снять сапоги, но потом решил, что это неправильно. Если ему удастся вырваться из дома, ступни должны быть защищены.
   Затем вытащил револьвер из кобуры и взялся за дверную ручку. Он повернул ее медленно-медленно, очень медленно. Ведь дюжина глаз могла сейчас смотреть на эту ручку с хищным нетерпением, чтобы наброситься на него сразу, как только дверь откроется. Ходьба в коридоре прекратилась.
   Он подождал, пока она начнется снова. Слышно было, как шаги приблизились к нему, кто-то совсем рядом зевнул. И тогда Герцог открыл дверь! Не рывком, а тихо-тихо, словно ее распахнуло дуновение ветра. Охранник в изумлении повернулся, хватаясь за револьвер. В этот момент Герцог нанес ему удар кулаком левой руки. А тяжелый ствол кольта, который он держал в правой, почти одновременно опустился на голову другого стражника. И, не мешкая, беглец прогромыхал вниз.
   Около лестницы он увидел суматоху всполошившихся фигур, сверкание дюжины стволов. За входной дверью такая же усиленная охрана, не спящая в столь поздний час! Все это пронеслось перед его глазами в считанные секунды, когда он, как испуганный кролик, у которого первый прыжок самый длинный, метнулся вниз. Дюжина выстрелов грянула как один. Он почувствовал, как одна пуля коснулась его развевающихся волос, другая – чиркнула по повязке на голове. Но он достиг конца лестницы невредимым. И, круто завернув за угол, словно гонщик на развороте, рванул со всей скоростью по коридору.
   Преимущество оказалось на его стороне, так как он уже бежал, миновав тех, кто пока только соображал, что же происходит. Зато ему требовалось добежать до конца коридора к открытому окну, а им – лишь завернуть за угол и открыть огонь.
   Более того, их крики, наполнившие дом, разнеслись далеко за его пределы, и теперь другие голоса отвечали им из каждого квартала. Герцог понимал, что его шансы составляют один к двадцати. Но, достигнув окна, понял: нет, его шансы не составляли и один к пятиста!
   Перед ним оказалась пропасть. По тревоге улица наполнилась фигурами, вскакивающими на лошадей или уже сидящими в седле. Допустим, он обойдется без переломов костей и ушибов, но как отделаться от этой толпы всадников?
   Ногами вперед он полез в окно. За его спиной раздался крик одного из преследователей. Прозвучал выстрел. Пуля ударилась рядом о стену. И Герцог упал. Но не вниз, а повис, ухватившись руками за карниз. И еще долю секунды выжидал, пока один из всадников не оказался прямо под ним, прежде чем, оттолкнувшись от стены, прыгнул.
   Его колени ударили по плечам конника. Парень был сброшен на землю молниеносно, словно сраженный. Герцог чуть было не последовал за ним, но удержался. Лошадь, на которой он еще не сидел, но все же как-то держался, понеслась галопом. И это было на руку беглецу. Ему был нужен мгновенный старт, чтобы оторваться от мелькавших повсюду людей.
   Его подбросило, он прижался к боку лошади, вцепившись в него, как кот. Одна рука поймала развевающуюся гриву. Другая уцепилась за выступ седла. Одна нога была закинута за спину животного.
   Они помчались. Страх подгонял лошадь. Маленький мустанг бешено несся сквозь толпу, кидаясь то в одну, то в другую сторону. Поэтому парни с пистолетами, кричащие что-то друг другу, имели бы больше шансов сбить пулю в полете, чем такую верткую мишень, скользящую то в лунном свете, то в тени домов.
   За отелем они свернули, оказавшись на главной улице города. Оглянувшись, Герцог увидел двух мужчин, запрыгивающих на коней. А улицу уже наводнили всадники, которые летели прямо на него. Они могли бы убрать нашего героя градом пуль, но не осмеливались стрелять, так как навстречу им неслось не менее пятидесяти лошадей, заставляя дрожать землю.
   Храбрецов, способных нажать на спуск, чтобы превратить дюжину Герцогов в ничто, хватало. Но если бы они открыли пальбу, то в лицо друг другу!
   Видя это, Джон Морроу почти смеялся, крепко держась за коня. Он рванулся, укрепился в седле и направил мустанга между двумя лошадьми. Миновав их, устремился вперед, в то время как основной поток преследователей натолкнулся на тех, кто несся на него. Проскакав главную улицу, Герцог скользнул вбок, к горам.
   За ним помчались вдогонку, но немногие. Хоть и ненадолго, он избавился от большей части полицейского отряда!

Глава 23
Помощь преступника

   Каковы же теперь его шансы? Несколько минут назад было пять сотен против одного. А сейчас? Если бы только серый друг Понедельник был под ним! О, тогда он действительно мог бы посмеяться над ними! Через минуту оказался бы уже вне досягаемости для револьверного выстрела – приличное расстояние, по крайней мере в лунном свете.
   Но Понедельник стоял в стойле, хрустя сеном, или спал крепким сном. Или, что еще хуже, его тоже погнали на поиски хозяина. Герцог застонал от этой мысли и оглянулся назад. Среди преследовавших серого не было видно. Только вдали один конь немного напоминал его друга, но был поменьше. Даже в темноте Герцог мог сказать, что и скачет он иначе!
   Они приближались! Ружья молчали. Преследователи чувствовали, что догоняют добычу, а кто решится стрелять в такой момент? Почему бы не попробовать взять его живьем? Вот это будет настоящая победа!
   Они приближались! Герцог подался вперед, чтобы переместить свой вес, подгоняя шпорами маленькое животное, пытаясь, сильно натянув вожжи, удержать его неуклюжую голову. Он гнал мустанга вперед усилием собственной воли и управлял им так умело, как не управлял конем еще никогда. Хотя не в первый раз ему приходилось спасать свою жизнь именно верхом. Несмотря на все усилия, отряд догонял его. Фронт преследователей расширился. Несколько парней отчаянно гнали лошадей шеренгой в надежде перерезать ему путь и окружить.
   Исход погони был предрешен: Герцог скакал на лошади, более неповоротливой, чем самый обыкновенный пони, а за ним гнались лучшие кони в округе! Конечно же они догонят его. Но они держались в отдалении. Возможно, им просто не хватало решимости приблизиться к знаменитому и ужасному стрелку.
   Стали взбираться на склон. Чалый конь Герцога делал это довольно хорошо. Коротконогий и короткотелый, он не годился на длинных дистанциях, зато неплохо справлялся с тяжелой работой. У Герцога появилась надежда. Если преследователи немного задержатся, малыш начнет отрываться от них.
   Может быть, есть один шанс из десяти – один из десяти! – что Джон Морроу не будет еще до зари болтаться на суку! Взобравшись на вершину, он заметил, что действительно оторвался. Затем стал спускаться со склона, заваленного камнями. И на этом трудном пути маленький конь не подвел. Бесстрашно лавировал между огромными валунами, в то время как за их спиной всадники остановились и начали осторожный спуск, выбирая дорогу.
   Он достиг временной безопасности, уйдя от погони в ночь, пришпоривая коня при каждом прыжке; но через пять минут отчаянной скачки увидел, что заблудился. Перед ним простиралась бесконечная равнина. Он не мог продолжать изнурительную гонку до места, где отряд вновь окажется в затруднении – не успев до него добраться, загонит коня до смерти.
   Герцог оглянулся назад. Хорошо бы быть просто сторонним наблюдателем! Всадники на заднем плане разъехались словно огромный веер. На этот раз уверенности им было не занимать. Они видели, что жертва в их руках. Скачка, столь трудная для мустанга, легко давалась тренированным быстроногим лошадкам жителей Уилер-Сити. Лошади помедленнее сгруппировались в центре погони. Те, что побыстрее, находились по бокам и уже настигали. Но не спешили! Тот, кто вырвется вперед, рисковал получить пулю в лоб, поэтому они держались вместе.
   В это время непрекращающийся ветер развеял туман, затянувший луну. Равнина стала великолепно просматриваться. Это раздосадовало Герцога. Его смерть будет так хорошо видна!
   И вдруг громкий крик вывел его из мрачных мыслей, заставив глянуть в сторону. Далеко впереди, сбоку скакал серый конь. Между ними еще оставалось большое пространство, но было очевидно, что при такой скорости серый выйдет наперерез преследователям.
   Бросив взгляд назад, Герцог засомневался. Допустим, он развернет коня, выхватит два пистолета и налетит на преследователей, посылая смерть из обеих рук. Тогда он станет убийцей и не будет иметь значения, был он им до этого или не был. Ведь поляжет немало людей.
   Мустанг замедлил шаг, словно почуяв мысли седока. Но Герцог передумал. Пусть те, кто сзади, едут своей дорогой. Они трусы и подтверждают это тем, что не решаются гнать лошадей со всей скоростью, чтобы выйти с ним один на один. Они трусы. А этот? Наперерез мчался смелый парень, герой, испытывающий судьбу. Грустно признав этот факт, Герцог вонзил шпоры и поменял курс так, чтобы выехать прямо на него.
   Они сближались с огромной скоростью. А за спиной Джона Морроу отряд сходил с ума от возбужденного любопытства. Парни на флангах пустили лошадей в галоп, чтобы поспеть на казнь. Громкие крики советовали одинокому всаднику не спешить, чтобы не рисковать, но он не слушал. И теперь, когда значительно приблизился, вдруг слез со спины серого. Вместо этого оказался на другой лошади, а серый – просто рядом с ним.
   Перестав дышать от изумления, Герцог всмотрелся внимательнее. Нет, он не ошибся! Теперь он разглядел четко: всадник, приближающийся с огромной скоростью, сидел на второй лошади. Он выглядел молодым, стройное тело слилось со спиной коня.
   Что это значит? Что, черт возьми, надумал этот чужак? Странное объяснение пришло в голову Герцогу. Этот ловкий убийца прикончил Билла Гафри с дальнего расстояния. Но когда услышал, что убийство приписали невинному человеку, решил спасти его от неправедного суда. Оседлал серого… Да это же сам Понедельник, пересекающий равнину своим ровным шагом!
   Что бы это ни значило, Герцог поднял обе руки, индейским жестом выражая внезапный восторг, и от этого его мустанг понесся вдвое быстрее. В отряде тоже поняли, что тот, кто приближался, шел не на захват, а на помощь. И тут они понеслись сломя голову. Пять сотен конных с криком ярости кинулись к своей добыче, которую могли бы настигнуть еще три мили назад, если бы не были глупцами и не тянули с этим! Шерифа Тома Ониона ожидают неприятности, если он упустит преступника.
   Герцог подлетел к скакавшему впереди всаднику. Вопросов больше не возникало, когда он увидел маску на верхней части его лица и поднятую в знак дружеских намерений руку.
   Через мгновение они уже скакали рядом. Пегая развернулась так, что серый оказался возле мустанга. Понедельник поприветствовал хозяина громким ржанием. А спустя две секунды Герцог сидел в собственном седле, на собственном коне!
   Какая перемена! Пусть теперь эти гордые всадники на рослых скакунах попробуют его догнать! Пусть скачут во всю прыть, пытаясь хотя бы сократить расстояние! Понедельник, словно играя с ними, удалялся с каждым прыжком. Вопль бешеного негодования и разочарования вырвался из пятисот глоток.
   Да, всадников было не меньше. Но на последней миле многих как ветром сдуло. Они растянулись по огромной площади, волоча за собой хвост из тех, чьи лошади явно оказались неспособными выдержать темп погони.
   Только лучшие из всего отряда не прекратили ее. Герцог уже мог бы порадоваться победе, если бы не одна помеха. Он понял с первого взгляда, что все не так гладко, как могло быть.
   Понедельник прибыл из Уилер-Сити без седока. А тонконогая пегая несла груз, и с большой скоростью. Это сказалось на ней. Пока она была безупречна – мчала неутомимо с поднятой головой. Но было ясно, что долго кобыла не протянет. Только Понедельник мог вынести седока на свободу. Однако Герцог чувствовал себя привязанным к своему спасителю.
   Он скакал с безупречным мастерством, низко наклонясь над лошадью, плавно ее направляя. Но, несмотря на его усилия, пегая скоро перестанет поспевать. Понедельник летел рядом совершенно спокойно. И был поистине великолепен! В любой момент мог оторваться, оставив толпу позади. Что же предпринять, чтобы спасти спасителя?

Глава 24
Просчет

   Он достал длинное ружье из чехла за правой ногой Понедельника. Сделал пробный выстрел, ловко послав пулю между копыт преследующих их лошадей. Стрельнул еще и еще: это было проделано гениально – поворот в седле и манипулирование тяжелым винчестером, будто то был легкий револьвер. Требовалось величайшее мастерство, чтобы метко стрелять, не поднимая длинного оружия к плечу, подскакивая в седле. Но пули дробили камни как раз перед копытами.
   Было бы преследователей двое-трое или даже полдюжины, подобная демонстрация жуткого искусства меткости заставила бы их натянуть поводья, вместо того чтобы нестись в лапы верной смерти. Но их было немало, поэтому ими руководила странная зависимость друг от друга. Каждый знал, что, если он сам не покажет пример и не дернет вожжи, никто не сделает этого, никто не остановится. Кто-то, возможно, и отставал, но только потому, что лошадям надо было передохнуть. Переведя дыхание, продолжали путь.
   Они уже не обращали внимания на выстрелы Герцога. Они знали, что у него не хватит патронов, чтобы убить всех. Мужество толпы опьянило их, и это мужество было не менее ужасным и истеричным, нежели паника той же толпы. Среди этой несущейся лавины не было ни единого человека, который не считал бы, что в данный момент он творит Историю. Они будут рассказывать внукам об участии в этой знаменитой погоне за Герцогом в ночь, когда тот удрал из Уилер-Сити. Возбуждение переполняло их. Они были готовы умереть десять раз за свою великую идею. Вот так и продвигались. С таким же успехом Герцог мог стрелять в гранитную стену.
   Он осознал свою ошибку и спрятал оружие в кобуру. Толпа ответила громким победоносным криком. Они могли расценивать этот поступок только так: Герцог не надеется на спасение, а поэтому не хочет их бесить новыми отягощающими дело убийствами.
   Этих людей было невозможно напугать. Наконец-то они использовали свое преимущество. Огромные тела их лошадей приближались с ровным углом. Время от времени некоторые вырывались вперед, почти настигая беглецов. Это толкало вперед и Герцога с его компаньоном. Но когда лидирующая горстка теряла силы, она отставала от толпы, чтобы отдохнуть. Увы, у Герцога и всадника на пегой не было возможности так отставать. Лишь только они заканчивали очередной бросок, как их настигала новая группа.
   Понедельник мог это вынести. В нем таилась огромная сила. Несколько дней хорошего ухода и кормления округлили его бока. Он похорошел, окреп впятеро. Влить бы хоть часть его мощи в уставшие ноги пегой!
   Эта маленькая грациозная, аккуратно сложенная, стройная лошадка обладала достаточной выносливостью в сравнении с большинством лошадей. По крайней мере, пока не подпускала к себе лошадей отряда. Герцога она просто удивляла. Но еще больше он удивлялся ее всаднику. Ему казалось, что хрупкое тело юноши ничего не весило – ну где-то сто тридцать фунтов. Не тяжелее ребенка. И все же он помнил, как этот разбойник атаковал его в Черных Холмах, и тогда он почему-то виделся ему гигантом на гигантской лошади. Теперь же, при лунном свете, и он, и его лошадь словно уменьшились.
   Между тем для пегой началась последняя миля – Герцог это увидел. Храбрая лошадь тяжело и упорно неслась вперед. Ее скорость не уменьшалась. И она не снизит ее, пока не упадет замертво. Долгий путь порядком измотал животное. Его шаг утратил силу, а тело – упругость. Пегая еще ровно держала голову, но раз за разом вскидывала ее, и это означало последнюю степень изнеможения.
   Герцог огляделся. Если так пойдет, ему придется отдать Понедельника своему спасителю, а отряд окружит его. Помощи ждать неоткуда. Далеко справа впереди он увидел Камнор-Мейсу – столовую гору, выглядевшую в лунном свете огромной черной стеной. Это плато широкой кривой пересекало долину и имело около сотни футов в высоту и много миль в длину. И тут Герцога осенило.
   Итак, оставались две возможности спасти честь. Отдать Понедельника неожиданному помощнику или же отвлечь преследователей в сторону от пегой, взвалив всю опасность на свои плечи. Предпочтительнее выглядел, конечно, второй вариант. Первый означал стопроцентное самоуничтожение. Второй давал возможность побороться. Дело в том, что он увидел капкан, в который сможет завести полицейский отряд. Им была Камнор-Мейса. Всадник на пегой не так сильно интересует преследователей, они бросят его, чтобы погнаться за Герцогом.
   Его план был прост. Камнор-Мейса представляла собой величественную дугу, имеющую в центре идеальное по форме углубление. Предположим, он помчится прямо в его центр. Отряд мгновенно повернет вслед за ним. Проход станет таким узким, что повернуть налево и вырваться на открытое пространство станет невозможно. Его единственной надеждой будет поворот направо. Тогда, пустив Понедельника на полной скорости, можно вклиниться между скалой и отрядом, вырваться на свободу. Работа будет тяжелой. Вполне вероятно, что он окажется под огнем с короткой дистанции. Но лучше пойти на такой риск, чем отчаянно нестись вперед, глядя, как пегая слабеет с каждой секундой.
   Он поравнялся с пегой и ее всадником.
   – Приятель, твоя лошадь порядком устала. Продолжай путь! Пришпорь пегую так, чтобы она полезла вон из шкуры. Дай ей хлыста. Заставь ее поработать. Еще одна миля – и мы в безопасности. Да сохранит тебя Бог, парень. Ты неплохо мне помог. Я не знаю твоего имени, но знаю о твоем благородстве. Пока!
   Он махнул рукой. Его спутник, на секунду выпрямившись в седле, махнул в ответ. Пегая пошатнулась. Но ее хозяин мгновенно среагировал, занялся управлением лошадью, поддерживая ее бег, несмотря на изнеможение. Поднять руку для приветствия в такой момент мог только по-настоящему искусный наездник. Герцог это понял.
   Тем временем он повернул, чтобы сделать рывок к свободе. Одно слово в ухо Понедельнику, легкий наклон в седле – и конь послушался. Серому не требовалось ни плети, ни шпор. Он развил полную скорость в мгновение ока и успел набрать несколько корпусов, прежде чем полицейский отряд понял, что происходит.
   С озадаченным ревом преследователи повернули вслед за беглецом. Правый фланг стал лидером, левый переместился в отстающие. Все перепуталось. Сотни быстро скачущих всадников не могли одновременно поменять направление. Раздались крики, проклятия.
   Оглянувшись, Герцог тем не менее увидел сквозь эту толпу, что покинутый им товарищ несется, не преследуемый ни единым жителем Уилер-Сити. Заметив, что главный объект их внимания повернул в сторону превосходной ловушки, всадники полицейского отряда все как один бросились за ним, надеясь по крайней мере посмотреть на финиш незабываемой гонки. Уставшая пегая после отважного бега получила возможность расслабиться.
   Что же касается Герцога, то он от души порадовался за своего спасителя. Пусть он дважды пытался убить Уильяма Гафри, и вторая попытка ему удалась. Не важно, если он убил и Мартина. Сейчас Джон Морроу прощал этому парню, медленно растворяющемуся в лунном тумане на своей пегой, все его преступления.
   Герцог знал только одно: этот человек победил его в честном поединке, заставив пережить первое в его жизни поражение. И тем не менее спас среди сонма врагов, рискуя собственной жизнью. Дерзкое безрассудство юноши наполнило сердце Герцога теплом, заставило бешено колотиться. Если он переживет эту ночь, то непременно его найдет, забудет обо всем и прижмет к груди, как лучшего друга. Все эти мысли пронеслись в его голове, когда он на мгновение оглянулся на одинокого всадника, исчезающего в ночи. Следующий взгляд предназначался ждущей впереди опасности. Все оказалось хуже, чем он ожидал. Неровные скалы вырастали на глазах, черные и огромные. Казалось, времени оторваться от отряда уже не будет.
   Он начал подгонять Понедельника. О храбрый жеребец! Его тело дрожало от усилий. Увеличив скорость, он немного осел. Земля струилась под его копытами словно вода. Полицейский отряд начал отставать.
   Время для прорыва! Теперь надо резко повернуть вправо, вклиниться между всадниками и скалой. Он снова понудил Понедельника. В сером жеребце, казалось, скрывался неисчерпаемый запас энергии. Ветер, дующий в лицо Герцога, превратился в настоящий шторм, когда он направил жеребца вправо. Но, сделав первый шаг и бросив первый взгляд в эту сторону, вдруг понял, что дорога перекрыта, замысел его провалился. Джон Морроу попал в ловушку, закупоренную так же превосходно, как бутылка пробкой.

Глава 25
Цел и невредим

   Когда Герцог планировал свой маневр, он предполагал, что вся бесчисленная масса всадников, скачущих за ним, окажется достаточно близко и превратится в одно общее месиво. Увы, он забыл, что многие из полицейского отряда отстали на значительное расстояние. А они, как только заметили новое направление беглеца, просто повернули направо, растянувшись редкой цепочкой по всему углублению столовой горы. Преследователи наконец поняли его план. Их ликующий крик загремел в ушах Джона Морроу и заставил вздрогнуть от страха Понедельника.
   Да, картина получалась поистине жуткая. Ряд за рядом кордоны всадников, а за ними – единичные стрелки. И все револьверы готовы к финальному выстрелу. Под луной, осветившей этот вал атакующей кавалерии, люди выглядели черными силуэтами, лошади приобрели чудовищные формы драконов. Герцог понял, что выскочить из углубления горы ему не удастся. Путь назад отрезали враги.
   Возможно, получится добраться до стены столовой горы и взобраться на вершину скалы? Но этим он только задержит развязку. Ему была знакома эта скала – голая как ладонь. На ней не росло ни пучка травы, один мертвый камень. Если он попытается найти убежище на верху этой крепости, им останется только окружить столовую гору дозорными кострами. На закате он будет у них в руках.
   Приятная перспектива, ничего не скажешь. Но сейчас это была единственная возможность избежать мгновенной смерти. Лишний час – это лишний час. Отдать им лошадь и умереть пешим – вот что не нравилось нашему герою больше всего!
   Эта мысль заставила Герцога натянуть поводья. Он уже почти решился развернуть жеребца и встретить смерть лицом к лицу, когда заметил на скалистой стене черную полоску. Скорее всего, в этом месте совсем недавно отвалился каменистый слой.
   Он подъехал ближе и приподнялся в стременах, словно кролик, подпрыгивающий над травой, чтобы увидеть преследующих его собак и далекое укрытие. Перед ним было нагромождение огромных валунов, уложенных неведомой силой у подножия горы.
   Наверное, это произошло год назад, но шрам от сдвижки скал еще темнел на бледной стене утеса. А что, если попробовать взобраться по этому разрезу и перемахнуть через гребень скал, как по обычному пологому склону? Герцог не осмелился оценивать свои шансы на успех. Пока Понедельник мчал все ближе и ближе к разлому, он не мог заставить себя даже поднять голову и прикинуть риск.
   Бросив взгляд через плечо на приближающихся людей и коней, Джон Морроу решил, что лучше пасть под пулями в этой безнадежной попытке, чем броситься в еще более безнадежную атаку на сотни и сотни. Он надеялся, что Понедельник умрет вместе с ним. Человек и лошадь, падающие со скалы…
   Эта страшная сцена едва промелькнула перед его мысленным взором, когда он бросил серого на подъем. Какая удача, что жеребец вырос на горных пастбищах, среди скал и обрывов! Какая удача, что в детстве Понедельник прошел неплохую школу лазанья по горам! Вот он достиг первых неровных валунов и проворно двинулся дальше. Его копыта уверенно становились на скользкий камень, будто он был не конем, а горным бараном. Ноги серого оказались чрезвычайно сильными, словно в них были железные мышцы горного животного, которые обеспечивают взлет на гребень любого утеса по уступам, видимым снизу как едва заметные морщины на каменной стене.
   Удивленный таким подъемом, Герцог прижался к луке седла и начал выкрикивать что-то одобрительное в ухо жеребца. Они двигались по склону с головокружительным проворством. Сто пятьдесят футов вверх – вот и все, что им предстояло преодолеть. Но подъем по такой «лестнице» заставил бы дрогнуть сердце любого героя. Не раз после прыжка жеребца камень, на котором он только что стоял, отрывался и с грохотом летел вниз. Иногда копыта Понедельника приземлялось на выступ шириной не более шести дюймов.
   Снизу раздался залп. Туча пуль впилась в скалу вокруг Герцога. Он оглянулся. Внизу кружились и танцевали лошади. Множество всадников, сгрудившихся у горы, запутались в полнейшей неразберихе. Кроме того, они подъехали слишком близко. Для эффективного огня им следовало бы остановиться раньше.
   Сейчас некоторые из последних повернули назад для этой цели. Но дикая путаница, гром выстрелов, крики людей, ржание перепуганных лошадей, брыкающихся и кусающих друг друга в образовавшейся свалке, мешали им осуществить задуманное. Два всадника попытались последовать за беглецом на вершину скалы, но, не пройдя и десяти ярдов, скатились с лошадьми вниз, к подножию. Кто-то спешился, попытался вскарабкаться на гору без коня. Но больше всей этой суматохи Герцог боялся одного хладнокровного и меткого выстрела с колена. Один спокойный человек мог принести стопроцентную смерть. Но пятьсот человек – это всего лишь пятьсот способов отвлечь друг друга от цели.
   Пули пробили его рубашку в нескольких местах. Сомбреро слетело с головы, Герцог едва успел подхватить его в воздухе – в нем красовалась свежая дырка. А Понедельник тем временем продолжал подъем.
   Склон уже нельзя было назвать склоном. Он превратился в крутую приставную лестницу. Даже пеший человек не решился бы взобраться по ней. Возможно, днем и Понедельник начал бы нервничать, увидев пропасть. Но при лунном свете она не выглядела такой опасной. Возбужденный преследованием, конь потерял всякий страх.
   Теперь они почти достигли верхней кромки. Еще один прыжок – и Понедельник на вершине. Снизу слышались вопли разочарования, стыда, злобы и недоверия – вряд ли в такое поверят те, кто не видел все своими глазами. Бросив последний взгляд назад, Герцог увидел, что люди поворачивают лошадей и бешено несутся в обход столовой горы, чтобы перехватить беглеца, когда тот будет спускаться.
   Тщетные надежды, достойные разве что улыбки! Все преимущества сейчас на его стороне. Он наклонился вперед, и Понедельник начал свой долгий быстрый галоп по плато. Герцог похлопал его по гладкой потной шее и прокричал в ухо целую кучу глупых слов благодарности. А серый продолжал бег с высоко поднятой головой, подергивая одним ухом и прижав другое.
   Они достигли дальнего края столовой горы. Здесь все было по-другому. Спуск оказался относительно нетрудным. Понедельнику пришлось присесть и спуститься вниз, как на салазках, но для горной лошади такие упражнения привычны. Спустившись на дно долины в облаке грохочущей гальки, конь помчался дальше свободным, почти механическим шагом. Где-то далеко первые всадники полицейского отряда обогнули северный конец горного плато, но их усилия были безнадежными. Никто из отряда не смог бы выдержать даже десятиминутной гонки с серым жеребцом, тем более что последние силы были израсходованы при спринтерском обходе скал, а теперь ни одна лошадь не смогла броситься вслед за Герцогом по долине. Не более двадцати человек предприняли слабую попытку обогнуть каменную стену. Они смогли преследовать беглеца не более двух миль. Затем им пришлось натянуть поводья и в полном молчании поскакать назад к своим товарищам, не скрывая мрачного настроения. На горизонте темнели Черные Холмы – удрученные всадники понимали, что выследить беглеца среди их блестящих камней практически безнадежно.
   Они возвращались в Уилер-Сити. Как же там встретят этих людей, позволивших преступнику ускользнуть? Он ушел из окруженной гостиницы, промчался сквозь ряды сторожей, встретился со своим сообщником, получил свежую лошадь, после чего спас уставшего товарища, совершив подвиг, показавший его полное презрение к врагам. Преследователи стонали от досады. Но каждый из них поклялся: Джон Морроу еще узнает сладкую жизнь, пока в Уилер-Сити живет хоть один взрослый мужчина.
   Что касается Герцога, он думал совсем о другом. Сообразив, что погоня за ним прекратилась, он тоже натянул поводья. На небольшом открытом плато, где он остановился, никто не смог бы подобраться к нему незаметно. Спрыгнул с коня, ослабил подпругу и внимательно оглядел Понедельника.
   На нем не было ни царапины. Высокий жеребец остался целым и невредимым, словно никто не преследовал его. Следующую милю Герцог прошел пешком. Не потому, что конь опасно разогрелся, а потому, что впервые в жизни почувствовал всю прелесть ходьбы. Шуршание гальки и песка под ногами, глубокая тишина горной ночи, необъятное небо, мерцание звезд – казалось, он впервые в жизни увидел все это, понял великолепие ночи в горах.
   А сколько чудес творилось вокруг! С каким удовольствием можно просто дышать! Несколько раз Герцог останавливался и прислушивался. Ему чудилось, что сзади снова раздается гром многих сотен лошадиных копыт, несущихся по пустыне. Затем галлюцинации растворялись в абсолютной тишине. Безмолвная природа окружила одинокого путника. Да, это он, Джон Морроу, живой в живом мире!
   До этого дня он рисковал тысячу раз. Но все былое превратилось в туман, в ничто! Герцог заново переживал все сегодняшние ужасы, начиная с лица шерифа, появившегося в проеме двери комнаты дока. Сцены проносились одна страшнее другой, пока Понедельник каким-то чудом не вознес его на вершину столовой горы. Герцог гордился всем произошедшим. Раньше он спасал себя сам. Сегодня его спасла судьба. Он смирился с ней и почувствовал невероятное облегчение.

Глава 26
Салли приносит весточку

   Незадолго до рассвета Герцог нашел небольшую плодородную лощину среди черных скал и остановился. Сняв седло и расчесав коня, прикрыл его своей курткой, потому что ночь была прохладной, а серый сильно разогрелся от бега.
   Самому Джону требовалось только немного тепла и отдыха. Он хорошо поспал в осажденной комнате отеля. Поэтому теперь достал из дорожной сумки одеяло, завернулся в него, прикурил сигарету и, прислонившись спиной к скале, стал ждать утра.
   Рассвет наступил скоро. Розовое утро понемногу разгоралось, но солнце еще не взошло. Наступил самый волнующий и прекрасный момент суток. Понедельник щипал траву неподалеку. И вдруг мир и спокойствие нарушил звук приближающихся шагов. Герцог в ужасе замер. Теперь уже не было времени подняться, отбросить стесняющее одеяло, выхватить револьвер. Еще меньше шансов успеть оседлать жеребца и попробовать спастись бегством.
   Разве можно было подумать, что кто-то из полицейского отряда окажется достаточно умным, чтобы выследить его среди ночи, и достаточно выносливым, чтобы пойти по его следу? Герцог оскалил зубы и приготовился увидеть кислое лицо Тома Ониона, однако место этого перед ним оказались глаза Салли! Он заморгал, словно разбуженная днем сова.
   На девушке была юбка цвета хаки и просторная коричневая сорочка, повязанная красным галстуком. Голыми локтями она облокотилась на камень, подперла лицо кулачками и улыбнулась.
   – Салли! – крикнул Герцог. – Салли!
   Он вскочил на ноги и отшвырнул одеяло.
   – Если бы я была человеком Тома Ониона, ты оказался бы легкой добычей, – мрачно ответила она на его приветствие.
   – Согласен, – столь же мрачно ответил Герцог, – я заснул с открытыми глазами. Но как здорово, что меня нашел друг!
   – Хм, насчет этого я не уверена.
   – Почему ты так враждебно настроена?
   – Ты рылся в моей одежде, когда пробрался в пещеру.
   Он вспыхнул и едва слышно произнес:
   – Ты застала меня врасплох.
   – Как же так случилось, – спросила девушка с внезапной строгостью, указывая на него прямым коричневым пальчиком, – что ты не привел шерифа в пещеру, где мы живем, чтобы схватить человека, потревожившего Уильяма Гафри?
   – Я собирался поговорить с тобой и прежде всего побольше для себя выяснить, – пояснил Герцог, изучая лицо девушки с необыкновенной серьезностью.
   – Что же ты хотел выяснить?
   – Кто он?
   – О ком ты?
   – О парне, который привел Понедельника прошлой ночью.
   – Это Сэм.
   – Кто он?
   – Мой брат.
   Герцог вскрикнул, не сдержав восторга.
   – Прошу прощения, Салли, но я догадывался об этом. В нем было что-то такое… заставившее меня так думать. Когда впервые увидел его, несущегося через скалы, у меня не хватило сил в него выстрелить.
   – Так говорят все, кого победил Сэм, – усмехнулась девушка.
   – Я не собираюсь скрывать, что он одержал победу, – вспыхнул Герцог, – только… – Он проглотил внезапный гнев и заставил себя улыбнуться. – Я и не думал, что ты поймешь, Салли. Что бы там ни было, с этим покончено. Сначала он всадил в меня пулю, а затем рисковал шеей, меня же спасая! Могу спорить, это ты уговорила его так поступить!
   – Поступить как? – холодно уточнила она и посмотрела на Герцога равнодушным взглядом.
   Он вздохнул:
   – Наверное, я снова ошибся. Но все равно рад, что Сэм – твой брат. Он где-то рядом?
   – Нет.
   – Отправился в путь после всего, что произошло ночью?
   Девушка пожала плечами:
   – Для него это сущий пустяк.
   Салли подошла к Понедельнику и начала похлопывать и поглаживать бархатную морду, которую конь поднял, едва она подошла.
   – Посмотри на меня, хорошая лошадка! Я много слышала о тебе, о том, как ты карабкаешься по скалам, и все такое прочее. Но у тебя к тому же еще и хорошие манеры. – Девушка поцеловала коня между глазами. – Мне бы очень хотелось, чтобы ты остался, Понедельник…
   – Но ему некуда спешить, – вмешался Герцог.
   – Ошибаешься! – объявила Салли. – Он и его хозяин должны отправиться в дорогу.
   – Но куда, Салли?
   – Мой брат Сэм попросил меня передать тебе это сообщение.
   – Какое?
   – Ты не понял намека? Он велел, чтобы ты отправлялся в путь. Сказал, что из-за тебя Черные Холмы стали слишком популярными. И еще, что тебе лучше оказаться как можно дальше отсюда.
   – Ты согласна с Сэмом?
   – Абсолютно! – ответила девушка.
   Она держалась так безжалостно холодно, так безразлично, что он удивленно покачал головой. Похожа на каменные скалы в Черных Холмах.
   – Но почему?
   – Сэму не нравятся люди, убивающие стариков, – ответила Салли, и ее черные глаза вспыхнули презрением.
   – Ты имеешь в виду Билла Гафри?
   – Именно его! – Огонь в ее глазах несколько притух, но презрение и отвращение осталось.
   – Но я не убивал Билла!
   – Тогда кто его убил?
   – Я думаю… – Он оборвал себя на полуслове, заскрипев зубами.
   – О чем ты думаешь?
   – Я знал, что твой брат ненавидел Гафри.
   – Сэм ненавидел его? Сэм?!
   – Я ничего не знаю, – нахмурился Герцог. – Просто решил, что, может быть, он…
   – Сэм совершил убийство? – Она засмеялась, но ее смех показался ему очень сердитым.
   – Но он же выстрелил в Гафри ночью через окно. Парень, способный на это, может выстрелить и из укрытия…
   – Выстрел ночью через окно? О чем ты говоришь? – воскликнула Салли. – Убить пожилого человека, как… Фу! – Она топнула ногой.
   – Он мог сделать это так же, как и я. У тебя нет доказательств, но ты уверенно назвала меня убийцей.
   – Я больше уважаю убийц, чем тех, кто распространяет сплетни! – объявила жительница холмов.
   Герцог скрутил и закурил цигарку, выдохнул дым. Настало время подумать о лазейке, через которую можно выбраться из сложившейся ситуации.
   – Ну хорошо, – произнесла девушка. – Я не собираюсь рассказывать Сэму о твоих мыслях. Иначе он примчится сюда и разделается с тобой за минуту.
   Герцог понял, что это уже слишком. Конечно, любезное отношение к девушке должно быть прежде всего. Но даже лучшие из лучших имеют предел терпения, а Герцог уже переступил свою границу.
   – Мэм, – сказал он Салли, – я хочу сказать, что ваш брат получил бы весьма сердечный прием.
   – Если бы он был здесь, – парировала она яростно, – то ты бы говорил по-другому!
   – Послушай, – поднял голос Герцог, – он был прекрасен, когда помогал мне сегодня ночью. Я понял, он очень неплохо обращается с оружием. Но если дело дойдет до крайности… словом, пусть он держится от меня подальше! Не знаю, как ему удалось меня подстрелить. Что-то связывало мою руку. Не мог нажать на спусковой крючок – и все тут. Но если он снова…
   – Как тебе не стыдно! – воскликнула девушка. – Тебе не стыдно говорить о том, что бы ты сделал с мужчиной, когда перед тобой стоит только девушка!
   В длинном списке всяческих пороков Герцога не было единственного – тщеславия. А уж хвастовство точно не было ему присуще. Он окинул девушку яростным взглядом и подавил в себе волну бешенства.
   – Если твой брат смертельно меня ненавидит, то почему он так рисковал, спасая меня?
   – Потому что он дурак и думал, что ты можешь быть благодарным. Он не знал…
   Она почему-то не смогла закончить фразу, и Герцог тупо уставился на нее, тоже не находя ни единого слова. Только что бушевавший словесный шторм оборвался немой тишиной. И так как Джон не мог говорить, то в нем росло яростное желание что-то сделать.
   – Скажи своему брату, – наконец выдавил он, – что я подожду его, если он захочет поговорить со мной.
   Он вынул из кармана колоду, достал одну игральную карту и подбросил ее в воздух, так что она завертелась сверкающим лезвием. Выхватив револьвер, резко выстрелил. Карта разлетелась на две половинки. Герцог поднял их и вручил Салли:
   – Когда увидишь брата, передай ему это от меня и скажи, что теперь у него есть мои визитные карточки.

Глава 27
Бегство

   Джон Морроу оседлал Понедельника, вставил ногу в стремя, приподнял сомбреро перед девушкой и исчез среди камней. Четверть мили конь несся с невероятной скоростью. В конце этого внезапного порыва Герцог вдруг развернул коня и поехал обратно окольным путем, затем спешился и осторожно побежал по камням, как вдруг услышал звук, необычный для диких каменных гор. Герцог остановился, прислушался, чтобы убедиться в своих подозрениях. Точно, в камнях раздавался женский смех!
   Через секунду, скользнув вправо к группе больших валунов, он увидел Салли, медленно и спокойно шествующую среди скал и время от времени задыхающуюся от приступов неудержимого смеха. В другое время он испугался бы за ее рассудок. Но сейчас понял – она веселится, вспоминая о нем!
   Герцог не мог поверить ни своим ушам, ни глазам. Он привык вселять в людей страх и ненависть, но еще никто никогда не смеялся после встречи с ним! Постепенно девушка овладела собой, однако все еще продолжала изредка посмеиваться. Герцог, крадучись за ней, вдруг споткнулся о камень и тяжело рухнул на колени. К счастью, приземлился за выступающим камнем – обернувшаяся на шум девушка не могла его увидеть, но она насторожилась.
   В следующее мгновение Салли развернулась, как разворачивается волк, услышавший щелканье собачьих зубов. В ее руке оказался длинноствольный кольт, она припала к земле, чтобы стать менее уязвимой для выстрела. Герцог не смог сдержать восторга и удивления. Потом девушка поднялась, пробежала несколько шагов, проворно петляя из стороны в сторону, чтобы не дать возможности прицелиться неизвестному противнику. Затем исчезла за большим валуном и затаилась.
   Наконец, похоже, удостоверившись, что странный звук, скорее всего, издал случайно упавший камень, девушка встала и продолжила путь, а Герцог – ее преследование, но теперь более осторожно. Ему понадобилась двойная внимательность, потому что девушка чутко реагировала на каждый шорох. Раз десять она резко поворачивала голову и окидывала скалы внимательным взглядом, пытаясь обнаружить невидимого врага.
   И опять Герцог не мог не удивляться. Ему не раз приходилось опасаться врагов. Вот и сейчас начался такой период, когда следовало постоянно находиться в напряжении. Но разве мог он похвастаться бдительностью, какую демонстрировала эта горная дикарка? Она перемещалась проворно, как кошка, и казалась самой осторожностью. Ни на секунду ее быстрый взгляд не прекращал придирчиво изучать окружающие камни и небо. Что за жизнь она вела? Где приобрела эти привычки?
   Теперь он готов простить ей страсть, с которой она его обвиняла. Нападение на брата, видимо, взвалило непосильное бремя на ее необузданный дух.
   В месте, где глум быстро бегущей по камням воды заглушил все остальные звуки, Салли бросилась бежать. И Герцог снова изумился! Он не раз видел, как бегают ковбойские девчонки, как они вскакивают на коней, как привыкли ко всем жестким, истинно мужским манерам. Но никто из них не обладал и десятой долей способности этой девушки преодолевать расстояния. Она бежала свободно, как юноша-атлет, ловко кружила между камнями, то пропадая из виду во впадине, то снова появляясь, но уже так далеко, что Герцог едва за ней поспевал.
   Он увидел уже знакомую реку, которая вытекала из-под скалы. Неужели Салли нырнет в ее пенистый водоворот? Нет, она юркнула вправо, проскочила между валунами и исчезла.
   Герцог стоял и, тихо ругаясь, выпускал из себя пар удивления. В такое он не мог поверить. Неужели эта девушка танцевала с ним в Уорнер-Спрингс? Но, по крайней мере, теперь он понял, почему она смогла уйти от него там, у танцевального зала. При такой скорости Салли ему ни в жизнь не догнать ее в коротком рывке.
   В конце концов он подошел к валунам, среди которых она пропала. Но ничего не обнаружил. Девушка словно прошла сквозь гладкую скалу. Однако Герцог знал, что чудеса случаются только в сказках, и не поверил, что сто тридцать фунтов женского тела могли раствориться в воздухе. Поэтому начал тщательно осматривать каждый камень.
   Его глаза приклеились к земле в лихорадочном стремлении найти след. Потому что он должен был быть, ведь в пещере жило несколько человек вместе с лошадьми, и все довольно часто пользовались входом. Однако на гладкой блестящей поверхности камней не было ничего. И только встав на четвереньки и тщательно ощупав поверхность руками и коленями, Герцог нашел первый знак. И совсем не тот, который ожидал увидеть. Нет, это был не отколотый копытом кусочек скалы. Ему попалась пушинка, тонкая воздушная пушинка, прилипшая к камню. Он оторвал ее, приняв за какое-то странное растение. Но когда скрутил ее в пальцах, она не растерлась, а превратилась в твердую нить. Внезапная мысль заставила Герцога зажечь спичку и поднести ее к этой нити. В ноздри сразу же ударил резкий запах горелой шерсти.
   Он вскочил на ноги с чувством облегчения. Вот почему на поверхности камня нет никаких следов! Жители пещеры подковывали лошадей, но оборачивали их ноги тканью, чтобы железно не оставляло царапин. Герцог прошел по новому следу до огромного валуна, там остановился, но слабый звук заставил его броситься в сторону в поисках укрытия. Он едва успел вжаться в камни. Часть массивного валуна, к которому привел след, открылась, скользнув в сторону, словно дверь, а в черном проеме показался брат Салли, сидящий на пегой лошади.
   Никакого сомнения, это был тот самый парень! Он ехал на той же лошади, свежей и гибкой, с виду сытой и отдохнувшей. На нем была та же короткая черная маска. Да, именно он отважно подвел к Герцогу серого жеребца. Воспоминание о риске, которому подверг себя этот юноша ради его спасения, заставило нашего героя вздрогнуть. Что бы ни наговорила коварная девушка своему брату, как бы она ни настроила Сэма против него, Герцог-то навсегда запомнил, как Сэм скакал наперерез лавине озверевших жителей Уилер-Сити, неся ему спасения. Да, он рисковал собой, чтобы спасти преследуемого!
   Кто еще способен на такое? Герцога буквально пронзило чувство благодарности. Будь что будет, но он клянется, что никогда не выступит против этого искателя приключений!
   Тем временем подземный всадник вышел из тени. Как Герцог и предполагал, копыта его прекрасной, быстрой пегой лошади были обернуты тканью. Ему хватило одного взгляда на это животное: прекрасное маленькое создание, но его никак нельзя было сравнивать с высоким Понедельником.
   Что касается всадника, то на близком расстоянии при ярком солнечном свете он показался ему еще меньше, чем раньше. Отважная и блестящая манера держаться в седле скрадывала недостаток роста брата Салли, поэтому на расстоянии он казался даже гигантом. Но здесь, вблизи, стало ясно, что он не выдержал бы и секунды в рукопашной схватке с Герцогом. Единственной сильной стороной Сэма было его умение быстро и метко стрелять.
   Герцог с огромным вниманием отметил все увиденное. Кто знает, может, через несколько дней эти оценки пригодятся?
   Брат Салли торопливо огляделся и послал лошадь быстрой рысью вниз по склону холма. Так они проехали с четверть мили до берега потока, уходящего под скалу. Там паренек спешился, снял повязки с ног лошади и, снова сев в седло, направился в то место, где Салли оставила Джона Морроу.
   Герцог наблюдал за всадником с замиранием сердца. Неужели девушка так разозлилась, что отправила брата на убийство? Похоже, так оно и есть. Вот он, веселый молодой юноша, вышел охотиться на человека, который плохо о нем отозвался. А девушка сидит в пещере, сцепив ладони и уставившись на огонь. Сидит и ждет с нетерпением, когда вернется брат и расскажет о смерти того, кто любил совать нос в чужие дела.
   Мрачная картина. Она наполовину затмила нежные воспоминания о Салли. Но Герцог вспомнил, как она принесла ему триумф в час поражения. После его возвращения из тюрьмы он пережил два великих кризиса. Во время первого – оказался похороненным под грудой презрения своих бывших приятелей. В этот момент Салли сознательно и блестяще выручила его, выйдя с ним под руку в центр танцевального зала. Во втором – в опасности была его жизнь, и тут помог ее брат.
   Несмотря на искушение выйти и встретиться с юным всадником, Герцог не стал этого делать. Лучше прослыть трусом, чем его застрелить.
   Он задумчиво побрел между скал к месту, где оставил Понедельника. Вряд ли он когда-нибудь встретит жителя Черных Холмов на своем пути… Однако, едва подняв ногу в стремя, Герцог услышал стук железных подков по камню и, обернувшись через плечо, увидел пегую и всадника с пистолетом наготове, несущихся по склону в его сторону. Обнаружив, что его заметили, юный всадник испустил резкий, короткий крик и поднял револьвер.
   Герцог не стал ждать. Еще мгновение – и Сэм окажется на расстоянии выстрела. И еще через секунду кому-то придется убить, а кому-то – быть убитым. А Джон Морроу не мог стрелять в своего спасителя.
   Он повернул Понедельника, бросился в седло и пустил серого в полный галоп. Через секунду, оглянувшись, заметил, что пегая отстала, хотя всадник отчаянно пришпоривает ее, надеясь догнать свою жертву.
   Затем заговорило оружие. Пуля ударила в скалы рядом с Герцогом. Еще один выстрел. Кусок свинца прошелестел у головы Джона Морроу. На этом все закончилось. Герцог завернул за скалу. И прежде, чем пегая и ее хозяин снова показались в поле зрения, он был уже очень далеко.
   Тем не менее Герцог продолжал гнать коня. Впервые в жизни он спасался бегством от одного человека. Что будет, если его сейчас увидят? И что скажет Салли, когда ее брат вернется и поведает ей о его трусливом поступке? Герцог застонал, но не снизил скорости. Через пять минут он выбрался из Черных Холмов на более ровную почву. Всадник на пегой остался на безопасном расстоянии, и теперь Герцог смог натянуть поводья и пустить серого медленным шагом, чтобы иметь возможность немного подумать.

Глава 28
Общество восстало

   Что значит один друг для человека, чьи дни наполнены общением с бесчисленным множеством приятелей? Но для Герцога потеря доброго расположения девушки стала более сокрушительным ударом, чем изгнание из Уилер-Сити. Ее мнение значило для него больше, чем уважение тысячи жителей городка. Но теперь ее брат привезет ей весть о трусливом побеге Герцога и… Он не нашел в себе сил продолжить эту мысль. Стыд и позор душили его.
   Он выбрался из Черных Холмов и поехал через восточные взгорья. Следующий день провел на вершине холма, где Понедельник нашел обилие сочной травы и откуда Герцог мог обозревать весь необъятный горизонт. Все утро и день он внимательно изучал ландшафт через маленькую подзорную трубу. Наскоро поджаренный кролик был его единственной едой – Понедельнику в этом смысле повезло гораздо больше.
   Подзорная труба помогла убедиться, что добропорядочные граждане Уилер-Сити, упустившие Герцога, вне всякого сомнения, настроились исправить свою ошибку. К новой охоте они готовились надлежащим образом. Кажется, со времен поимки братьев Паркер местное общество не было таким единодушным. Люди собирались в группы по пять-шесть человек – посчитали, что такое количество бойцов-добровольцев достаточно, чтобы справиться с Герцогом, если вдруг он будет обнаружен. Множество подобных групп курсировало по долинам вокруг Черных Холмов и в самих холмах. Великолепный чистый и прозрачный горный воздух позволил Джону Морроу наблюдать за всем происходящим с большого расстояния. Он различал людей за многие мили, передвигались ли они по долине или же – что было видно еще лучше – карабкались по скалистым тропам.
   Почему же они не ждут его на холме, где он нашел себе убежище? Почему не двинулись в необъятные скалистые горы, раскинувшиеся за Черными Холмами? Существовало только одно объяснение той настойчивости, с которой эти люди сосредоточили свое внимание именно на Черных Холмах, этих изрезанных морщинами скалах, – они видели, что второй преступник, который спас его, из этих мест. Поэтому приняли как само собой разумеющееся, что Герцог отсиживается где-то в каменном убежище вместе со своим другом.
   Тщетные усилия и суматоха людей, рыскавших взад-вперед в поисках мнимого убийцы, вызывали у нашего героя улыбку. Но чем больше он смотрел на все это, тем сильнее убеждался, что больше никогда не сможет жить среди законопослушных граждан. Его изгнали навсегда и бесповоротно. Никакие присяжные никогда не оправдают Джона Морроу, окажись против него хоть малейшее подозрение. А нужны-то всего один-два свидетеля, не более. И на основе сказанных ими слов он превратится в труп.
   Так решил про себя Герцог. И печаль покинула его, уступив место черной злобе. Сердце превратилось в камень, и мрачная беспечность – чувство, которого он никогда не знал ранее, – овладела им. Он начал понимать, что на самом деле означает слово «головорез». Его называли так, но вряд ли заслуженно. На самом деле Джон был только отчаянным мальчишкой, выбравшим себе странное занятие – стычки с другими людьми. Сейчас он осознал это. Настоящий головорез должен потерять всякий страх перед смертью, потому что в жизни для него уже ничего не осталось. Такой человек не может промахнуться в поединке, ибо единственный промах означает для него смерть. Такой человек имеет только одну вещь, которую может поставить на кон. И это – его собственное существование. И он жонглирует им. Он живет неделю, а может, месяц, а может быть, если уж он действительно великий, – пять-шесть лет. Но в конце концов его убивают, как загнанную в угол крысу.
   Вот кто такой головорез. И Герцог сформулировал это, потому что ощутил в себе появление нескольких необходимых для такого состояния качеств. Раз нет никакой надежды вернуться к людям с миром, что ж – он вернется к ним с войной. Мудрые решения, выстраданные трехлетней пыткой в тюрьме, исчезли как дым. Парень решил, что такова его судьба и ничего с ней не поделаешь. Итак, фортуна отвернулась от него, а он отказывается от своего намерения стать законопослушным. Коли Джон Морроу обречен быть разрушителем жизни и собственности, то он уж покажет им всем, каким ужасным разрушителем может быть. Он поднял голову, его глаза сверкали, а решение крепло все больше и больше.
   Герцог счел разумным подождать до завтра, а там уж отправиться на отчаянную прогулку. Без особой нужды лезть в эту толпу вооруженных людей может лишь самоубийца. Но когда следующие двадцать четыре часа притупят их внимание, утомят, вот тогда он и сдвинется с места. Остается продумать, куда нанести первый удар. Возможно, по Уилер-Сити, пока большинство мужчин находится в Черных Холмах, пытаясь его найти. Да, это блестящая идея – изгнанник возвращается в город и опустошает его так, как никому не удавалось.
   От этой мысли на сердце потеплело. Но тут же Герцог заскрежетал зубами от горького чувства обиды и скорби. Он наверняка не прав! Когда мудрый старый надзиратель предупреждал его, что на воле ему прежде всего понадобится бесконечное терпение, чтобы вернуться к нормальной жизни, скорее всего, он имел в виду именно такую ситуацию.
   Герцог вернулся в свой временный лагерь к вечеру. Здесь, в кустах, он собирался провести ночь. Тут он мог приготовить ужин, не опасаясь, что кто-то заметит отблески костра или клубы дыма. Но вдруг беглец надумал опять пойти на место, откуда вел свои наблюдения, чтобы бросить последний взгляд на долину.
   За несколько минут его отсутствия пейзаж вокруг сильно изменился. Желтая дымка света почти совсем исчезла, и голубовато-лиловые сумерки заполнили пустоты и превратили каньоны в горы. По всей долине загорелись костры.
   Он удивился и ужаснулся. Герцог и не подозревал, что ярость обывателей столь велика, а гнев общества может быть таким долговечным – отнюдь не мгновенной вспышкой. Казалось, Черные Холмы опоясала желтая блестящая лента – это полыхали костры. Он едва мог поверить своим глазам! Потому что Черные Холмы имели в поперечнике не больше четырех миль, а кольцо огня охватило десятки миль. Осажденный смог сосчитать костры только одного полукольца – в нем оказалось не менее семидесяти пяти огненных точек!
   Костры располагались на расстоянии около сотни ярдов друг от друга, и возле каждого должно сидеть не менее пяти добровольных помощников полиции. Неужели вокруг Черных Холмов собралась тысяча человек? Чем дольше он смотрел на огоньки, тем больше изумлялся. Снова прокрутил в голове все этапы своей истории. Сначала обнаружили воровство на нескольких ранчо и увидели неизвестного, скрывающегося в Черных Холмах; затем кто-то попытался через окно убить Билла Гафри. Наконец в город вернулся Джон Морроу. И сразу же на большой дороге некто на серой лошади убил Дада Мартина, а затем убили и Гафри. Мало того, на весь Уилер-Сити пал позор – полиция и ее помощники упустили практически схваченного преступника.
   Конечно, этого довольно, чтобы взбесить общество. Два убийства приписали Герцогу. Возможно, и еще кое-что из прошлого. Теперь, естественно, каждая нехорошая история преувеличена в десятки раз. Поэтому в добровольцах недостатка нет. Каждый поселок послал своих представителей. Все мужчины и подростки, способные держать оружие, поднялись как один. Каждое ранчо представлено одним-двумя мужчинами. Ну и конечно же все взрослое мужское население Уилер-Сити вышло на тропу войны. Но если бы все собравшиеся промаршировали по главной улице в ясный полдень, то, право же, не оставили бы такого сильного впечатления, как эти разбросанные в густой синеве ночи огни.
   И все же Герцог не мог поверить во все это, как не может поверить человек, бросающий зажженную спичку на скошенном поле, что крошечный огонек породит жуткую стену адского пламени, которое в течение нескольких минут охватит сотни акров, вздымая к небу жадные красные языки.
   Что ж, они пришли, чтобы схватить его, они уверены, что он прячется где-то в Черных Холмах, считают, их сеть его накроет. Герцог рассмеялся и погрозил им кулаком. Пусть попробуют! Им его не поймать. Их сеть опустится на другую жертву!
   От последней мысли ликование мгновенно улетучилось. Там ведь Салли, ненавидящая и презирающая его Салли! Салли, которая, вне всякого сомнения, знает о его трусости. И сеть этих поборников закона сомкнется вокруг брата Салли, спасшего Герцогу жизнь.
   Он не смог сдержать стон. Нет, этого никогда не произойдет! Прирожденный дикарь и ловкий охотник, Сэм никогда не попадется в ловушку, если не выйдет из убежища. И даже если он выйдет, то огни, зажженные для того, чтобы никто не смог незаметно проскользнуть сквозь кольцо, предупредят любого, опасности не заметит разве что полный дурак. Герцог решил, что существует только одна реальная опасность – брошенный вызов может оказаться сильным искушением, мальчишка бросится навстречу опасности только ради самой опасности.
   Нет, он не может оказаться таким безмозглым! Но если даже он таков… В пещере сидит старик. А Салли? Ужасно!
   Подобные мысли грызли сознание Герцога до тех пор, пока он не осознал, что больше не в состоянии оставаться в тиши лагеря на вершине холма. Он снова оседлал Понедельника и поехал в ближайший каньон. Через него выехал в долину и инстинктивно направился в сторону огней.
   Но спустя несколько минут вдруг натянул поводья и спросил себя: а не делает он того же самого, чего опасался в отношении брата Салли? Неужели он собирается полететь на огонь, как ночная бабочка?
   Застыв в седле, глядя на далекую дугу мерцающих огненных точек и яркие звезды над головой, Герцог понял одно: он влюблен в Салли! Влюблен всем сердцем!

Глава 29
Корень информации

   Между ним и линией огня осталось несколько рощиц карликовых деревьев. Герцог направился в одну из них и провел более тщательную разведку.
   С этого наблюдательного пункта было видно, что в целом он правильно определил количество людей возле каждого костра. Возле одного их было шестеро, возле другого – пять. Теперь можно подсчитать общее количество участников облавы. Итак, вокруг Черных Холмов собралась тысяча желающих уничтожить одного человека! Или – двоих.
   Джон Морроу как бы увидел воочию всю мощь закона, который когда-то убедил драчуна и картежника жить в соответствии с ним. Но Герцог не потерял мужества. Чем больше врагов, тем больше и слава.
   Тут его мысли остановились, так сказать, на полпути, потому что из ближайшей рощицы выехал всадник на высокой серой лошади – другой цвет вряд ли можно было различить во тьме ночи. Повернув на юг, он медленно поскакал прочь.
   Герцог заинтересованно проводил его взглядом. Только одна причина могла заставить этого незнакомца смотреть на костры с расстояния. Как и Герцог, он должен опасаться силы закона, которую сейчас созерцал.
   Мелькнувшее подозрение породило новое. Мартина остановил и убил всадник на высокой серой лошади, очень похожей на Понедельника; причиной убийства стали деньги, которые несчастный вез с собой. А не тот ли это человек?
   Джон Морроу натянул поводья и пустился за ним следом.
   Работа оказалась не из легких. Преследователю приходилось держаться на таком расстоянии, что силуэт преследуемого превращался в едва заметную тень, более предполагаемую, чем по-настоящему видимую. Подъехать ближе было нельзя – Понедельник, вне всякого сомнения, стал бы заметен. А когда преследуемый замечает преследователя, случается, что дичь превращается в охотника.
   Незнакомец ехал ровным шагом на юг. Так он покрыл около трех миль, затем резко повернул направо. Снедаемый любопытством и нетерпением, Герцог повторил его маневр. Они обогнули холм. Теперь Черные Холмы оказались от них справа. Вскоре выехали к петляющей реке, пересекающей ранчо Гафри.
   Здесь всадник набрал скорость и понесся по правому берегу Линдсея. Сердце подпрыгнуло в груди Герцога. Он снова вспомнил ночь, когда из окна чердака дома Гафри кто-то передавал сообщение кому-то, находящемуся на северо-востоке, возможно, в Черных Холмах.
   Раньше он считал, что сообщение предназначалось брату Салли – странному юному всаднику. Но может, оно было адресовано кому-то другому?
   Герцог немного сократил разрыв с незнакомцем. Ночь уже полностью вступила в свои права, глаза устали от напряженного всматривания в темноту в поисках едва уловимой тени.
   В четверти мили от ранчо эта тень внезапно начала приближаться. Герцог остановился. Всадник, которого он преследовал, стоял на месте. Неужели заметил слежку и устроил засаду? Джон Морроу направил Понедельника в укрытие высокого валуна, спешился. И вдруг увидел, что силуэт преследуемого исчез, зато теперь стал слышен звук – слабое, очень слабое похрустывание песка под ногами. Но не лошадиными. Это были шаги человека, причем постепенно затихающие. Да, незнакомец спешился и направился на ранчо пешком. Наверное, он боялся, что лошадь, почуяв сородичей или других животных на ранчо, выдаст его ржанием.
   Герцог бросил поводья Понедельника и заспешил следом. Через несколько минут он уже был вблизи чужого серого и замер на секунду, стараясь разглядеть его получше. Да, конь был ростом с Понедельника, но тяжелее и шире в кости. Голова же его отличалась настолько, насколько может отличаться чистокровная лошадь от какой-то непонятной помеси. Что же до бега, то этот скакун вряд ли смог бы состязаться с Понедельником.
   Герцог принял к сведению это выгодное для него отличие и продолжил путь, повернув налево, в густую траву, которая приглушала шаги. Однако вряд ли стоило спешить. Перед ним почти сразу возник силуэт человека, идущего пешком. Он шел не торопясь и уверенно – было очевидно, что идет на ранчо не впервые. Подойдя к высоким соснам у озера, на минуту остановился, и Джону Морроу пришлось замереть на месте. Затем незнакомец продолжил путь, держа вправо, так что между ним и освещенным бараком ковбоев оказались заросли кустарника, после чего повернул к дому Гафри.
   Герцог шел за ним, держа руку на рукоятке кольта. Ему не нравился Стив Гафри, но если этот человек собирается на него напасть, как до этого напал на бедного Мартина, то пуля 45-го калибра преградит ему путь.
   Однако походка незнакомца была уверенной. Более того, подойдя прямо к парадной двери дома, он достал из кармана ключ, открыл ее и, к изумлению Герцога, вошел.
   Джон Морроу последовал за ним. Тысячи опасностей подстерегали его в доме, но он пробрался к двери и обнаружил, как и ожидал, что незнакомец не позаботился ее запереть. Через мгновение Герцог уже был в коридоре.
   Возле лестницы горел тусклый свет, незнакомец поднимался на второй этаж.
   – Привет, Чарли! – раздался голос Стива Гафри. – Это ты?
   – Да, я, все в порядке. Как дела?
   – Все хорошо.
   – Здесь безопасно?
   – В доме ни души, не считая старого Бинга. Он сейчас выйдет, посмотрит на всякий случай.
   – Н-да, старый койот! Но у него зоркий глаз. Как поживаешь, приятель?
   – Прекрасно!
   Шаги взбиравшегося по лестнице остановились в верхнем коридоре, потом собеседники прошли в комнату. В ту же самую минуту распахнулась дверь столовой, и по доскам пола зашуршали мягкие подошвы тапочек. Герцог шагнул в сторону и сжался в комок у стены.
   В дверном проеме показался Бинг. Он держал лампу, отбрасывавшую неприятный свет на лицо с настороженными желтоватыми глазками. Китаец поставил лампу на маленький столик в центре гостиной, выпрямился, напряженно вздохнул и медленно пошел по комнате. Он чувствовал опасность, даже не видя, не слыша ее. В его руке сверкнул нож.
   Герцог решил действовать первым. Сильным прыжком он оказался прямо перед китайцем, резким ударом выбил у него нож, а в следующий миг бедный повар принял на себя всю мощь нападавшего. Бинг осел на пол, стальная рука схватила его за горло, не давая позвать на помощь, не оставляя возможности сопротивляться. Первый удар подействовал оглушающе. Герцог одной рукой положил беспомощного противника на пол, другой взял его нож, разрезал шелковый халат китайца на полосы, затем связал ему руки и ноги этими дорогостоящими веревками, не так, как намертво вяжут теленка, но тем не менее так, чтобы тот не мог пошевелиться. В конце концов вставил в рот кляп и теперь мог быть спокоен – китаец не издаст ни звука.
   После этого Герцог неслышно поднялся по ступенькам в верхний холл. Собеседники не позаботились о мерах предосторожности, уверенные, что Бинг схватит любого шпиона. Дверь осталась приоткрытой, он мог видеть их через щель, мог слышать их голоса и понять все намерения. Поэтому постарался не пропустить ничего существенного из их беседы.
   – Не меньше тысячи! – сказал пришелец, заканчивая предложение, первую часть которого Герцог не слышал.
   У незнакомца были бесцветные глаза и бесцветные волосы. Изрезанная глубокими морщинами нижняя часть лица говорила о жестокости. Его рост не дотягивал до Стива Гафри, но тем не менее и этот человек отличался внушительными размерами.
   – Тысяча? – переспросил Гафри. – Нет, больше!
   – Ты сам видел?
   – Конечно. Я поехал туда, прихватив с собой ребят. Из пятнадцати взял пятерых. Каждый понял, что я очень щедр на этот счет. – Он тихо засмеялся, и пришелец подхватил его смех.
   – Они не знают, что десять твоих людей не стоят и одного.
   – Не стоят, – согласился новый хозяин ранчо. – Этот десяток не сможет противостоять даже испуганному псу, если дойдет до дела.
   – Ты подобрал неплохую команду.
   – Но по-моему, я сделал доброе дело.
   – Еще какое доброе, это уж точно!
   – Будь они настоящими мужчинами, тебе бы не поздоровилось, Чарли.
   – Да! Я бы не долго гулял на свободе. Где это видано, чтобы один парень каждый раз уходил от пятнадцати! Они меня преследовали так, словно вовсе не хотели поймать!
   – И не поймали! Быстро поняли, что недосчитаются многих зубов, прежде чем тебя схватят. Но мне все же приходилось посылать их за тобой вдогонку. Конечно, тебе пришлось долго…
   – Ты говоришь о том месте, не так ли? – перебил Чарли.
   – Именно. Но здесь никто не подслушает!
   – Откуда тебе знать?
   Чарли встал и направился к двери.

Глава 30
Поход за деньгами

   Герцог сжал рукоятку пистолета. Лучше потерять руку, чем убить этих двоих, не узнав их страшного секрета, каким бы он ни был. Но если Чарли заметит его, придется либо пристрелить их, либо умереть самому. Герцог замер, распластавшись на полу.
   Беспокойство длилось только мгновение. Чарли повернул назад. Видимо, подходил к двери не для того, чтобы посмотреть в коридор и прикрыть ее плотнее, а просто потому, что начал нервничать. От порога он снова повернул в центр комнаты. Там, тяжело опустившись на стул, уставился в пол неподвижным взглядом.
   – Что-то не так, дружище? – тепло спросил Стив.
   – А что так? – ответил Чарли с внезапной яростью.
   – Все!
   – Все для тебя. Но что для меня?
   – Пока со мной все в порядке, тебе не о чем беспокоиться. Ты должен знать об этом.
   – Спасибо, – проворчал Чарли, – не думаю, что ты повернешься ко мне спиной. Ведь мы много сделали друг для друга.
   Он хмыкнул и закурил, продолжая все так же смотреть вниз, наверное, потому, что хотел спрятать от Стива Гафри злобное выражение своих глаз. Когда же снова взглянул вверх, его лицо уже приобрело безмятежное выражение. Но Герцог увидел и понял все.
   – Когда ты сказал мне о Морроу, – продолжил пришелец, – я начал беспокоиться. Но с ним мы справились довольно просто, а?
   – Не так просто, как тебе кажется. Он тут как волк рыскал по округе и выискивал себе неприятности. Кроме того, очень сблизился с дядей Биллом. Если бы я позволил им остаться вместе еще некоторое время, то сам черт знает что бы произошло. Именно поэтому я дал тебе знать, что пора приниматься за работу.
   – Я не терял времени даром, – кивнул Чарли.
   – Это уж точно!
   – Позаботился о собаках, затем о дядюшке.
   – Чистая работа, Чарли!
   Герцог слушал затаив дыхание. Такого он и не надеялся услышать! Но какая польза от этого? Кто ему поверит? Как может человек, объявленный вне закона, добиться того, чтобы силы закона его услышали?
   – Итак, работа была сделана чисто, – сказал Чарли. – Теперь я хотел бы знать, когда получу монету.
   – Как только я доберусь до денег.
   Чарли выругался.
   – Мне казалось, что денежки текут сюда все время.
   – Только дурак носит с собой пять тысяч. И между прочим, при дяде Билли было больше тысячи. Ну пусть будет тысяча. Отними ее от пяти, я должен тебе четыре.
   – Это твои правила игры? – Бесцветные глаза Чарли вспыхнули. – Ты решил играть со мной так?
   – А разве не честно? – сухо спросил Стив.
   – Я думал по-другому!
   – Тогда давай послушаем твои соображения.
   – Я убил Билла Гафри, не так ли?
   – Конечно, я этого не отрицаю.
   – Я рисковал при этом, не правда ли?
   – Рисковал.
   – Этот парень, Морроу, которого ты считаешь крепким орешком, был там. Скакал рядом с Гафри, не так ли?
   – Именно так.
   – Я лежал в кустах и видел, как Морроу прошел в шести ярдах от меня. Я смог положить на землю своего коня – ты знаешь, что научить лошадь такому трюку очень удобно. Морроу был у меня на мушке. Если бы он приблизился хотя бы на дюйм, я бы прострелил его насквозь.
   – Почему же ты этого не сделал?
   – Потому что хотел, чтобы именно его обвинили в этом убийстве. Знаю, ты бы обрадовался, если бы я его завалил. Но я не конченый дурак, Стив!
   – Может, когда-нибудь настанет день и ты всей душой пожалеешь, что не использовал эту возможность.
   – Ха!
   – Я уверен в своих словах. Герцог противник не из лучших, Чарли. Я достаточно насмотрелся на него, пока он был здесь. Когда становится жарко, этот парень превращается в лед. Тебе стоило бы посмотреть, как он общался с разъяренной толпой, которая приезжала сюда обвинить его в убийстве Мартина.
   – Поединок в разговоре – это одно, а поединок с оружием в руках – совсем другое, – заметил Чарли.
   – Он неплохо управляется и с оружием. Не дай Бог нам когда-нибудь познакомиться с его умением!
   – Давай вернемся к деньгам. Я решил, что на Морроу не следует обращать особого внимания. Он никогда не беспокоил меня, даже когда отправился по моему следу на пару с этим Прыгуном.
   – Как же ты ушел от него?
   – Добравшись до Черных Холмов, я увидел, что Морроу преследует меня. Поэтому отправился к месту, где поток реки выбивается из-под горы…
   – Подозрительное место, знаю его.
   – Там я пустил серого по воде, прошел по течению четверть мили. Потом вышел на сушу и продолжил путь. Морроу не догадался об этом, добрался только до того места, где я вошел в воду.
   Герцог заскрежетал зубами. Да, он был конченым дураком, не подумав о такой возможности.
   – Если бы он пошел дальше, я застрелил бы его без особого труда. Он шел по следу, словно слепая летучая мышь. Но мы, кажется, говорили о деньгах. Так вот. Я хочу сказать, что, убив Билла, я получил право на все деньги, которые были при нем, так же как я получил право на деньги Мартина. Правильно?
   – Не знаю…
   – Так вот, это должно быть ясно.
   Глаза Стива на мгновение вспыхнули. Затем он опустился на стул и улыбнулся:
   – Не собираюсь драться с тобой из-за паршивой тысячи долларов. Я из другой породы.
   – Хорошо, – с облегчением произнес собеседник. – Рад, что мы решили этот вопрос. Итак, ты должен мне пять тысяч. Когда отдашь?
   – Как только доберусь до них.
   – Сколько времени это займет?
   – Ты так жаждешь денег?
   – Я должен получить свое!
   Герцог следил за перепадами настроения обоих. Очевидно, сообщники, выполнив свой преступный замысел, теперь приготовились вцепиться в глотки друг другу.
   – Зачем спешить, Чарли?
   – Где деньги?
   – В Уилер-Сити.
   – В банке?
   – Нет.
   – Послушай, меня не интересует, где ты хранишь монету, я хочу свои пять кусков. Мы поедем в Уилер-Сити, я подожду тебя на окраине города…
   – Этой ночью?
   – Почему бы нет? Ты что, боишься скакать в темноте?
   Насмешка, брошенная Чарли, заставила Стива вспыхнуть ярким румянцем.
   – Если ты настаиваешь, – ответил он с достоинством, – я поеду. Ты получишь свои деньги.
   – Тогда в путь! Прямо сейчас.
   – Чарли, ты ведешь себя так, будто я пытаюсь надуть тебя с этими деньгами!
   – О нет! – усмехнулся тот. – Я этого не боюсь. Уверен, ты заплатишь, Стив, не станешь меня дурачить.
   В этих словах прозвучала явная угроза. Но Стив встретил их улыбкой. Он знал, что его сообщник, или наемник, опасен как змеиный яд – он может нести смерть как тому, против кого его наняли, так и тому, кто нанял.
   Стив резко поднялся:
   – Отправляемся сейчас! Вперед, Чарли!
   – Вот такой разговор мне нравится, – проворчал убийца.
   Он встал, сделал шаг, но, проходя мимо Стива Гафри, не заметил, как тот в злобе скривился. На лбу нового хозяина ранчо появились морщины, а рука сжала рукоять револьвера. Однако, похоже, Стив смог сдержать свой порыв. Его взгляд поднялся вверх, к потолку. Вне всякого сомнения, сейчас он подумал, что если совершит преступление в этом доме, то не сможет его хорошенько скрыть. Слишком много людей вокруг – все всплывет наружу!
   Герцог понял его решение. Он тут же бросился в сторону от двери и опустился на колени, не выпуская из руки длинноствольного пистолета, оставаясь начеку. Если бы они были не в крепости Гафри, он бы попробовал их атаковать. Но увы, атака в комнате против двоих, да еще таких, как Стив и Чарли, означала самоубийство. Любой из них стоил доброго десятка.
   Сообщники вышли в темноту коридора, снизу Стив показался Герцогу еще большим гигантом.
   – Сейчас мы поскачем в Уилер-Сити, – сказал Чарли. – Ты поедешь в город один, а я подожду тебя у двора Фраера, возле колонки рядом со старым домом. Тебе это подходит? Потом там же встретимся, поговорим о делах!
   – Я бесконечно рад такому плану, – процедил сквозь зубы Стив.
   Тяжелые шаги раздались на лестнице. Пойдут ли они прямо к парадной двери или же через гостиную направятся к боковому выходу?
   Они повернули в гостиную. Все. Сейчас увидят распростертое тело китайца Бинга. Однако Стив и его гость не остановились, и через секунду за ними захлопнулась дверь. Их пятки громко стукнули пару раз по крыльцу, а затем грязь приглушила звук шагов.
   Герцог, не теряя бдительности, тихо спустился по лестнице и от души поблагодарил судьбу за то, что все прошло гладко. Увы, его радость вдруг оборвал пронзительный крик, раздавшийся в гостиной.

Глава 31
Проигранное дело

   Герцог в два прыжка оказался в гостиной рядом с Бингом. Его крик оборвался, китаец набрал воздуха для нового, но Герцог проворно опустился на колени, и не родившийся звук потонул в глухом бульканье. Руки и ноги Бинга оставались связанными, но старая лиса умудрился вытолкнуть изо рта кляп.
   – Эй! – раздался голос Стива с улицы. – Что за черт? Это Бинг!
   За стеной раздались приближающиеся шаги. Несколько искусных взмахов большого ножа освободили Бинга. Герцог схватил его за затылок и поставил на ноги. Затем протащил китайца к двери и открыл ее. После чего, оставаясь в тени, ткнул дуло револьвера в сгорбленную спину пленника.
   Он увидел бегущего к дому Стива.
   – Скажи ему, что заснул на стуле и увидел кошмарный сон… Скажи что-нибудь. Он не должен войти в комнату. Иначе…
   Для других слов уже не было времени. Из темноты возник Стив. Герцогу пришлось докончить свою фразу толчком револьвера.
   – Какого черта ты вопишь? – воскликнул хозяин ранчо, добежав до двери.
   – Я сидел и ждал, мистер Гафри, – захныкал Бинг. – И заснул. Мне приснился страшный сон. Я закричал и проснулся. Очень сожалею, мистер Гафри!
   – Старый хитрый лжец! – проворчал Стив. – Почему ты так орал? Мне показалось, что тебе воткнули нож прямо в глотку! Но… Отправляйся спать, Бинг. Я не вернусь до утра.
   Он ушел в темноту и вскоре снова присоединился к Чарли.
   – Закрой дверь, – приказал Герцог.
   Бинг повиновался. Через минуту его руки и ноги опять оказались связанными шелковыми путами, кляп водворен на место.
   – У меня есть кое-какие дела неподалеку. Ты останешься здесь и не пошевелишься. Если услышу хоть один звук, то очень быстро вернусь и расколю твою голову пополам. Сообразил?
   Сделав это жесткое предупреждение, Джон Морроу отступил в коридор, закрыл за собой дверь и бесшумно выскользнул наружу через боковой выход.
   Если Бинг не устроит шума в течение нескольких минут, дав Стиву и Чарли отойти достаточно далеко, то все будет хорошо. Тем временем ему надо добраться до Понедельника раньше, чем Чарли доберется до своей серой.
   Эта задача оказалась не слишком трудной. Повернув за угол дома и помчавшись во весь опор, Герцог увидел, как Стив садится на своего коня, который стоял под большой сосной. Потом сообщники медленно двинулись дальше: Стив – верхом, Чарли – пешком.
   Сделав крюк вправо, затем налево, Герцог добрался до Понедельника, прыгнул в седло и, тяжело дыша, направил коня в заросли кустарника.
   Он успел как раз вовремя. Едва они скрылись, как мимо места, где до этого стоял Понедельник, пронеслись два всадника. Герцог увидел их так отчетливо, что задним числом испугался – они обязательно заметили бы его, опоздай он хоть на секунду.
   – Китаёза стал подозрительным, – раздался голос Чарли.
   – Это точно, – согласился Стив.
   – Кроме того, он слишком много знает. Когда-нибудь его припрут к стенке, и он начнет говорить. Тебе это будет стоить головы, Стив.
   – Да, он может заговорить. Но не сделает этого. Я тоже слишком много знаю о нем.
   – О том, как он проводил других китаёз через границу? Он может обернуть все доказательства против тебя, и его не тронут.
   – Об этом я никогда не думал!
   – Тогда подумай, и чем скорее, тем лучше.
   – Подумаю. И тебе придется заняться этим, Чарли.
   – Почему, когда дело доходит до грязной работы, ты вспоминаешь обо мне?
   – Деньги, Чарли.
   – Тогда совсем другое дело.
   Их голоса затихли, и Герцог оказался в полнейшей тишине. Его колотила нервная дрожь. Он видел в своей жизни суровых людей, видел озверевших и испорченных, и все-таки никто из них не шел в сравнение с этими двумя. Подлость, бесконечная жестокость, полное отсутствие угрызений совести, уверенность в своей правоте – вот что отличало Стива и его сообщника.
   Джон Морроу услышал достаточно, чтобы в его голове сложилась примерная история преступления. Устав подчиняться воле дяди Билла, Стив решил захватить ранчо. Он понял, что некто, делающий набеги на ранчо, чтобы добыть необходимые вещи, может стать ему в этом деле настоящим другом. В конце концов он встретился и договорился с вором, как избавиться от Уильяма Гафри. Вот почему прозвучал выстрел через окно. Непонятно только, почему после этого выстрела видели брата Салли, – Герцог не хотел верить, что отважный юноша способен на трусливое нападение. Дикий всадник, с которым он сражался рука об руку, не мог совершить предательское убийство. Это была не его работа, а Чарли, которому не повезло в первой попытке, но удалось связать Биллу руки, отравив свору собак, и в конце концов убить прицельным выстрелом с далекого расстояния.
   Сделав такие умозаключения, Джон Морроу вывел Понедельника из зарослей и погнал его по открытой местности во всю прыть. Порыв свежего ветра словно прочистил его мозги. Теперь он думал о том, что ему предстоит.
   Нет необходимости ехать следом за Стивом и Чарли, ведь он знает место их встречи. Он попадет в это место раньше их. А в доме старого Фраера его положение будет несколько иным, нежели в доме Гафри. Там он в случае надобности сможет атаковать. Если закон не поможет ему остановить этих негодяев, то его единственным союзником станет внезапность.
   Тем временем он понемногу сворачивал влево, в сторону Черных Холмов, и по пути отмечал про себя перемены. Костры почти погасли. Вряд ли им не хватало топлива – у подножия гор кустарник рос в изобилии. Тут должна быть другая причина. Вскоре Джон заметил прореху, вообще не заполненную пламенем, там огонь прогорел до конца, превратив тлеющие угли в слой пепла.
   Увиденное заставило Герцога увеличить скорость и породило у него массу новых предположений. А через две мили пришло и объяснение. По всей долине растянулось конное войско – сотни и сотни людей. Их песни и крики отзывались слабым эхом в далеких скалах.
   Такие песни поют только после удачного завершения работы. Неужели они нашли пещеру или добрались до брата Салли? Капли пота выступили на лбу Герцога. Он повернул коня влево и помчался мимо угасающих костров к Черным Холмам.
   Вот наконец и вход в пещеру. Но теперь валун, прикрывавший его, стоял в стороне, приглашая всех желающих войти внутрь. А сама пещера оказалась заваленной отслоившимися камнями!
   Судя по всему, здесь недавно произошла катастрофа. Герцог повернул Понедельника и ринулся к месту, где поток исчезал в скале. Потока больше не было! Теперь тут образовалось настоящее озеро, быстро разрастающееся в окружности. Оно заполнило впадину вокруг бывшего потока. Очень скоро и эта впадина переполнится, вода устремится в долину.
   – Эй! – вдруг раздался чей-то голос. – Кто это?
   Герцог резко развернул Понедельника. Шансов на спасение не оставалось. Пока он предавался размышлениям и слышал лишь нарастающий шум воды, его окружила дюжина всадников. С приглушенным стоном Джон Морроу осознал, что по доброй воле сунул голову в петлю. Глупо было даже надеяться прорваться сквозь строй врагов. Его держали на прицеле.
   – Я Джим Колкинс из Холловелс-Кроссинга, – ответил он.
   – Назад, ребята! – крикнул спрашивавший. – Держитесь вместе и не спускайте с него глаз. Если попытается сбежать, угостите его свинцом. Итак, ты из Холловелс-Кроссинга?
   – Да.
   – Эй, Джерри, где ты?
   – Я здесь, – раздался еще один голос.
   – Ты знаешь в Холловелс-Кроссинге кого-нибудь по имени Джим Колкинс?
   Герцог почувствовал, как его сердце провалилось в бездну.
   – Не знаю и ни разу не слышал такого имени, – последовал ответ.
   – Значит, нет. Ребята, кажется, мы наткнулись на что-то интересное. Подойдите кто-нибудь вдвоем. Джим Колкинс, подними руки и держи их высоко! Я хочу с тобой побеседовать.
   Герцог заскрипел зубами, но, сознавая, что проиграл, неохотно поднял руки.

Глава 32
Герцог – свидетель

   – У него тоже серая лошадь, – сказал один из подошедших.
   – Эй, у кого есть свет? Надо бы получше рассмотреть этого парня, – произнес второй.
   – Хорошая идея, – согласился предводитель отряда и полез за спичками.
   И тут Герцог решил ударить наугад. Пан или пропал.
   – Дайте-ка мне взглянуть на того, кто ничего не знает о Джиме Колкинсе из Холловелс-Кроссинга! – потребовал он.
   – Выйди вперед, Джерри!
   Джерри подошел к Герцогу и извиняющимся тоном произнес:
   – Мне очень жаль, незнакомец, но я действительно никогда не слышал такого имени.
   – Сколько лет прошло с тех пор, как ты уехал из нашего города? – блефанул Герцог и затаил дыхание.
   – Не более полутора лет, – ответил Джерри.
   Герцог вздохнул с облегчением:
   – Отлично. Теперь понятно, в чем дело. Я живу в Холловелс-Кроссинге около года. Есть тут кто-нибудь еще из моих земляков?
   Глава отряда, отшатнувшись, бросил спичку, которой собирался чиркнуть. Одно дело рассматривать лицо виновного и совсем другое – оскорбить таким действием невинного человека, который к тому же не скрывает своего раздражения.
   – Здесь нет никого из Холловелс-Кроссинга, – прозвучал ответ. – Это довольно далеко отсюда.
   – Я знаю, – продолжал Герцог лгать во спасение. – Когда нас пригласили по телефону принять участие в облаве, многие ребята так и решили – слишком далеко. Но я поехал, потому что этот ваш преступник носится на серой лошади. Решил проверить, а не тот ли это конь, которого у меня украли шесть месяцев назад?
   – У тебя украли серую лошадь?
   – Я выращиваю серых лошадей с тех пор, как умер мой отец.
   – Вот поэтому он и приехал на серой, шеф, – объяснил один из всадников.
   Тот, кого называли «шефом» и кто лидировал в разговоре с самого начала, немного поколебался, а затем сквозь мрак Герцог увидел его кивок.
   – Мы все же будем за тобой присматривать, приятель, – объявил он более мягким голосом, – но ты можешь опустить руки.
   Герцог словно вышел из тьмы на яркий свет.
   – Как ты здесь оказался? – последовал новый вопрос.
   – Я приехал вместе с ребятами, которые вернулись в Уилер-Сити. Слышал разговоры, что дело сделано, и кто-то сообщил мне, что есть пещера, где…
   – Ты не знаешь, что произошло?
   – Нет. Мне захотелось посмотреть самому.
   – Пошли с нами, Колкинс! – предложил шеф, который, очевидно, перестал сомневаться. – Пока соберем остальных, я тебе расскажу. Некоторое время назад мой конь начал сходить с ума – какой-то камень попал ему в ногу. Захромал, я испугался, что он упадет. Мы осмотрели его и обнаружили вот этот камешек в подкове. Ну и невежество, черт побери! – засмеялся мужчина. – Затем уже было собрались в путь, но тут появился ты на сером коне, вот я и подумал… Понимаешь, Герцог ведь тоже на серой лошади.
   – Понимаю, – любезно согласился Джон Морроу. – Остановив меня, вы никоим образом не оскорбили мои чувства. Я рад, что остановили меня вопросом, а не свинцом.
   Отряд собрался, все двинулись в путь. Осторожно спустились с Черных Холмов и направились к Уилер-Сити, догоняя уехавших ранее всадников. По дороге Герцог услышал следующий рассказ.
   Люди, дежурившие этим вечером у костров, напряженно вглядывались в темноту, и вдруг кто-то увидел среди холмов быстро движущуюся черточку. Вскоре черточка превратилась в несущегося всадника. Отблески огня замерцали на боках пегой лошади, хозяин которой сильно пригнулся к луке седла. Беглец пытался проскочить между двумя кострами. Крик человека, первым заметившего всадника, перерос в десяток ружейных выстрелов. Но скорость пегой лошади была так велика, что она проскочила костры и понеслась во тьму. Однако удачный выстрел свалил коня на землю, а всадник отлетел от нее на несколько метров.
   Подбежавшие люди нашли мертвую лошадь и всадника, который, пошатываясь, только что поднялся на ноги.
   Герцог слушал с замиранием сердца, но спросил ледяным тоном:
   – Надеюсь, мерзавца пристрелили без лишних вопросов?
   – Лысый Монфорт выстрелил по нему, когда тот собрался бежать, – пояснил рассказчик. – Но не попал, потому что кто-то ударил по дулу его ружья. Возникла мысль взять этого парня живьем – и это получилось!
   Герцог облегченно выдохнул.
   – Ему сунули под нос десяток пушек, а затем выхватили его кольт и связали руки.
   – И как же этот парень выглядел? – поинтересовался Герцог, все еще наперекор себе надеясь, что это был не брат Салли, хотя пегая лошадь конечно же была достаточным доказательством.
   – Ребенок. Настоящий милый ребенок. Ему на вид можно дать лет девятнадцать, а то и меньше. Красивый, черноглазый…
   Герцог почувствовал пустоту в сердце. Бедная Салли! Если ее брата схватили, то что станет с ней? Что станет с ней и со стариком в пещере?… Но что с самой пещерой? Что с Салли?
   – После того как мы схватили его и по всем кострам разнеслась эта приятная весть, в Черных Холмах вдруг раздался страшный взрыв, будто какой-то подъемник рухнул в шахту. Все бросились на звук. Мы нашли что-то типа двери, открывшейся в скале, а вода, которая раньше исчезала под горой, начала растекаться и образовывать озеро. Никто не стал напрягать мозги, чтобы понять, что произошло, но мальчик заговорил и все объяснил.
   – И что же?
   – Он сказал, что в пещере был Герцог… Похоже, они там вместе прятались. Не удивительно, что мы не смогли найти их, когда прочесывали эти горы. Они нашли пещеру, которую можно открыть, если уметь обращаться с большим балансирующим валуном. Там и сидели, довольно уютно, если можно так сказать. Но когда огненное кольцо окружило Черные Холмы, Герцог понял, что прорваться через него нет никакой возможности, решил взорвать пещеру и похоронить себя, чтобы не доставить всем удовольствия и не сдаться живьем. Но этот мальчик, – он пока не назвал своего имени, – не захотел умирать. Вскочил на лошадь и помчался к кострам. А как его поймали, ты уже знаешь…
   Рассказчик умолк. А Герцог стал напряженно думать. Как все это следует понимать? И нашел только одно объяснение случившемуся. Странный старик из пещеры, возможно, был виновен во многих забытых преступлениях, но грехи все-таки тяготили его душу. Старик решил, что, хотя они все вместе загнаны в угол, умереть должен только один. Поэтому Сэм как сумасшедший понесся через цепь костров и привлек к себе внимание. Когда его поймали, расписал ложную гибель второго преступника – Герцога. Больше ловить стало некого, вскоре Черные Холмы с другой стороны остались практически без охраны.
   Храбрый парень пожертвовал собой, сдался в руки закона, чтобы его сестра смогла ускользнуть незамеченной. Она вышла через водяную ловушку с другой стороны гор. Между прочим, и старик мог выйти вместе с ней, а взрыв оказался просто трюком, предназначенным для того, чтобы все поверили, что Герцог мертв.
   Но что заставило их так самоотверженно его прикрывать?
   Джон Морроу был сбит с толку. Парой наводящих вопросов он заставил «шефа», который все это время ехал рядом с ним, продолжить рассказ.
   – Когда ребята увидели, что схватили всего лишь ребенка и больше им ничего не светит, то заговорили с ним гораздо жестче. Малыш ничего не сказал. Он просто стоял, спокойный как лед, и смеялся всем в лицо. Джад Томкинс, у которого были хорошие причины заниматься этим убийством… В общем, он сошел с ума от молчания парня и, шагнув вперед, ударил его в челюсть, да так, что тот упал на землю. Но ребенок встал, и что ты думаешь? Просто вытер рот! Он словно не видел никого вокруг себя – ни Джада, ни остальных парней!
   Сердце Герцога подпрыгнуло в груди. Он представил себе юного героя, не обращающего внимания на опасность.
   – Затем кто-то вспомнил историю, рассказанную Гафри, что какой-то пес стрелял в него через окно. Услышав снова этот рассказ, ребята просто взбесились. Хотели сразу же вздернуть этого юного бандита. Набросили на его шею веревку, а он все равно не сказал ни слова, пока не появился шериф.
   – Старина Том Онион поспел вовремя! – выдохнул Герцог. – Полагаю, он спас мальчишку?
   – Да, он сделал именно это, хотя ему пришлось потрудиться.
   Герцог поклялся себе, что Том Онион не останется без награды за такой поступок.
   – Мне кажется, Том решил доставить парнишку в город и расспросить его там по всем правилам, – холодно прокомментировал «шеф». – Что ж, Колкинс, вот и все.
   Они поднялись на возвышенность, и Герцог увидел скачущую впереди широкую темную массу огромного полицейского отряда. Даже на таком далеком расстоянии воздух был перенасыщен пылью, поднятой тысячей всадников.

Глава 33
Долг платежом красен

   Дикая мысль засела ему в голову. Прежде всего он должен постараться увидеть пленника. Предположим, сумеет незаметно подобраться к нему. Предположим, бросится, выхватит веревку из рук того, кто его держит, и рванет в ночь, уводя за собой лошадь Сэма, естественно, вместе с седоком… Один шанс на миллион, и все-таки…
   Вскоре они догнали полицейский отряд, неторопливо возвращавшийся в Уилер-Сити. Благодаря его многочисленности Герцогу удалось отделаться от «шефа» и его друзей. Потихоньку он начал пробираться вперед через толпу всадников, что было нетрудно, поскольку она представляла собой большую колеблющуюся массу, находящуюся в постоянном движении. Как понял Герцог, все стремились посмотреть на арестованного.
   Подошла и очередь Герцога. Сэм ехал между шерифом и незнакомым ему мужчиной. Руки юноши были связаны за спиной, в седле он сидел прямо как стрела, длинные черные волосы разметались по плечам, их ерошил и раздувал ветер. Сомнений не было – это Сэм.
   Герцог впервые увидел его лицо без маски. Он как две капли воды был похож на Салли. Сходство оказалось настолько впечатляющим, что у Герцога перехватило дыхание. У юноши был такой же нежно очерченный профиль, такая же полугордая-полувысокомерная улыбка, подрагивающая в уголках губ. Однако в рисунке его губ было больше твердости, стиснутые челюсти выглядели более сурово. Нечего и говорить, парнишка – настоящий тигр, хоть и со связанными руками. Сэм поглядывал по сторонам, в глазах его пылал огонь.
   Герцог отстал, затерялся в толпе всадников. Что можно сделать? Что следует сделать? Не лучше ли повернуть назад и отправиться к западному склону Черных Холмов в надежде найти Салли, даже если рядом с нею будет старик?
   Нет, если он хочет отблагодарить Салли, лучше сделать все, что в его силах, чтобы помочь ее брату, которым она так неумеренно, но напрасно гордилась! Пусть она послала своего дикого родственника убить Джона Морроу просто потому, что они повздорили. Сейчас он должен понять другое – девушка в опасности и страдает, а парнишка спас Герцога от вооруженного полицейского отряда.
   И он решился.
   Герцог проложил себе дорогу к внешнему краю толпы, затем начал отступать, пока не достиг ее конца. Тут он спешился, будто для того, чтобы подтянуть подпругу. А когда вновь вскочил в седло, отряд уже отъехал довольно далеко вперед. Никем не замеченный, он ринулся в сторону.
   Вскоре впереди замигали огни Уилер-Сити. Настало время прикрыть лицо. Конечно, он знал о подстерегающей его тысяче опасностей, когда пробирался сквозь толпу всадников к Сэму. Но в тот момент он также хорошо знал, что они не ожидают его увидеть; потому никто и не узнал всадника на серой лошади. Но в городе и окрестностях еще не слышали о гибели Герцога.
   Он въехал в Уилер-Сити окольным путем. У опустевшего и полуразрушенного сарая, ранее принадлежавшего семье Перкинсов, бросил поводья и спрыгнул на землю. В этом сарае, под звездами, проглядывающими через поломанную крышу, Герцог привязал жеребца. Для Понедельника тут не было ни еды, ни питья, но неспешная езда от ранчо Гафри и Черных Холмов не слишком утомила его. До конца ночи он выдержит еще одну дальнюю поездку.
   Потом Герцог отправился к дому Джесса Уилкокса. Два поколения этой семьи были ценителями лошадей. Неплохие доходы от ранчо позволяли удовлетворять прихоти при покупках, и не было еще такого, чтобы в их городской конюшне не стояли отличные породистые лошади. Если не удавалось приобрести чистокровных рысаков, Уилкоксы довольствовались хорошими полукровками.
   На лужайке за конюшней Герцог нашел то, что искал. Там паслось полдюжины чудесных животных. Конечно, трудно найти отличного коня при свете звезд. Но у человека, знающего и любящего лошадей, есть особый инстинкт, подсказывающий правильный ответ с одного взгляда. Герцог пожелал наилучшего коня на лугу – и получил его. Он не осматривал их тела. Для этого было слишком темно. Удовольствовался осмотром их голов, которые отлично видел в профиль. И наконец выбрал скакуна, с шерстью, лоснящейся в свете звезд, не крупного, но бегал он – Герцог мог поклясться – как ветер.
   Захватить его оказалось несложно. Лошади Уилкоксов были избалованы, как дети, и выдрессированы, как любимые собачки. Он подошел к выбранному коню, взял его за гриву и повел. Остальные пошли за ними. Так не годится. Он вскинул руку и свистнул. Свист и взмах руки вызвали замешательство среди животных, они застыли на месте, а он ушел со своим избранником.
   В конюшне нетрудно было найти седло и уздечку, а спустя еще пять минут новичок стоял в заброшенном сарае рядом с Понедельником.
   Итак, Герцог позаботился, чтобы бегство, которое заставит изрядно поднапрячься уставших лошадей из Уилер-Сити, было быстрым. Но тот, кто для этого бегства должен сесть в седло только что украденного коня, еще не был на свободе. Вне всякого сомнения, он находился в тюрьме, в наручниках. Наверное, пришлось поискать очень маленькие наручники, чтобы нацепить их на такие нежные руки.
   Герцог не спеша двинулся в город. Вот он и стал конокрадом. Это была та пропасть, в которую, как ему думалось, он никогда не упадет. Снова вспомнились спокойные глаза и печальное лицо начальника тюрьмы, их долгий разговор перед его освобождением. В целом мире это будет единственный человек, который опечалится, когда до него дойдут слухи о таком падении. К счастью, Герцог никогда больше с ним не столкнется. На этот раз он не сдастся. Скорее застрелится.
   По мере приближения к городу – длинному черному ряду домов с огнями – меланхолическое настроение рассеялось. Герцог знал: ему потребуется напряжение всех физических и умственных сил, чтобы справиться с предстоящей задачей.
   Он припомнил расположение тюрьмы. Она находилась почти в центре, и ей ведали братья Свини. А называлось тюрьмой одиноко стоящее строение, которое воздвигли, когда Уилер-Сити не был и десятой частью нынешнего города. Тогда ребята Слуасоны и их банда серьезно потревожили местных жителей. После вооруженной стычки пятеро раненых были схвачены стражами порядка. Их предстояло где-то содержать. Для этой цели и отвели строение, напоминающее будку. А поскольку она мало подходила для изоляции головорезов, у которых были друзья, способные на любую отчаянную попытку освободить их, специальный отряд добровольцев, работая круглые сутки напролет, построил вокруг каменную стену в три фута шириной и высотой чуть ли не до крыши.
   Когда внешний щит безопасности был готов, принялись укреплять само строение. Сверху его покрыли гигантской сетью железных балок. Неприступная со всех сторон, тюрьма наводила ужас на преступников. Не у одного бандита, преодолевшего немало препятствий в горах, при мысли об этом месте замирало сердце, и некоторые предпочитали свести счеты с жизнью, нежели попасть туда.
   Перемахнув через каменное ограждение, Герцог благополучно добрался до задней стены тюрьмы, подкрался к одному из боковых окон и заглянул внутрь. Все осталось по-прежнему с тех пор, как он, еще мальчишкой, играл тут ночами и смотрел через это самое решетчатое окно на слабо освещенный интерьер. И теперь, как тогда, горела только одна лампочка. Несмотря на это, Герцог увидел единственного заключенного – брата Салли.
   На нем не было наручников. Он сидел на койке, согнувшись, с опущенными руками, упираясь плечами в стену; его широкополое сомбреро было надвинуто на глаза. На сапогах блестели шпоры, словно он был готов в любой момент встать и выйти из тюрьмы. Потом Герцог увидел старого Толстого Даули, бессменного повара и подсобного рабочего в тюрьме. Он принес Сэму ужин; подождал, пока тот поест, собрал поднос и зашелся смехом над последним анекдотом, который сам же и рассказал.
   Но вот он повернулся, показав Герцогу согнутую бесформенную спину, и вышел, прихрамывая, из комнаты. Дверь открылась, в нее заглянул помощник шерифа, за спиной которого стоял сам Том Онион. В передних комнатах тюрьмы было оживленно. Люди сновали по лестнице, многие горожане посчитали своим долгом заглянуть сюда, празднуя победу. Так на них подействовала не столько поимка юного грабителя, сколько смерть Герцога.
   Но как попасть к Сэму? Надо взобраться наверх и посмотреть, нет ли возможности сделать проем в балках. Подняв голову, он инстинктивно крепко ухватился за решетку окна, перед которым стоял, повиснув на нем всем телом. И в этот момент один из прутьев с тихим скрипучим звуком еле ощутимо провернулся в его руке.
   Герцог не поверил этому. Попробовал еще раз – железо дрогнуло.

Глава 34
Момент истины

   Как могло случиться, что тюрьма, существовавшая столько лет и имевшая такую безупречную репутацию, оказалась столь непрочной? Ему не терпелось получить этому подтверждение. В куче валявшихся неподалеку бревен он выбрал увесистую балку размером два на четыре. Вернувшись к окну, поддел импровизированным рычагом болтающийся прут и вырвал его из гнезда. Попытался повторить то же с другим прутом, но тут в комнате заключенного открылась дверь. Герцог упал на колени.
   Когда он снова поднялся, дверь была закрыта. Вероятно, пленника охранял особо бдительный страж, заглядывающий к нему через определенные промежутки времени. Убедившись, что все спокойно, Герцог возобновил работу. Вставив рычаг под прут решетки, он одним мощным усилием вырвал его, едва успев поймать. После этого наступил черед следующего прута, который пошел несколько тяжелее. Сэм наконец заметил присутствие Джона Морроу и вскочил с койки. Тот знаком приказал ему оставаться на месте, и пленник послушно выполнил команду. Снова открылась и закрылась дверь. Герцог с ожесточением набросился на третий прут, самый упрямый из всех. Наконец поддался и он.
   – Сейчас! – крикнул Сэм из камеры.
   Теперь он стоял, дрожа от нетерпения, у самого окна. Герцог посмотрел на него с некоторым удивлением. Он не предполагал, что этому юному грабителю знакомо чувство страха. Впрочем, тюрьма и не такое может сделать с душой даже самого смелого человека. Герцог это видел собственными глазами.
   – Быстро! – крикнул он.
   В предостережении не было необходимости. Сэм уже пробирался через образовавшуюся узкую дыру. Казалось, он ни за что через нее не пролезет. Однако юноша проскользнул на свободу словно угорь. Сначала показались его плечи, затем бедра. Он едва не свалился головой вниз на камни, но Герцог успел его подхватить.
   Все обошлось благополучно. Заключенный был на свободе, цел и невредим. И вдруг Джон Морроу отшатнулся, словно получил смертельный удар. Он сжимал тело женщины! Правда ошеломила его. Сама Салли стояла перед ним, смущенная оттого, что ее разоблачили.
   Невероятно! Это она помчалась за ним вдогонку по приказу старика из пещеры! Это она поразила его метким выстрелом. Это Салли, подъехав ближе, возможно, для того, чтобы прикончить упавшего, увидела человека, танцевавшего с ней накануне, наклонилась над ним, перевязала его рану, привела в чувство. Это Салли спасла его от погони. Потом встретилась с ним как девушка, но уже в следующее мгновение помчалась вдогонку, словно фурия, в образе своего мифического брата.
   Он не мог поверить во все это. Он был просто ошарашен. Вот кем оказался на самом деле самоуверенный преступник, дикий наездник, грабитель – дрожащей девушкой, которая испугалась своего разоблачения больше, чем десятка направленных на нее пистолетов!
   – Где… Эй, Том!.. Том Онион! Он исчез!
   В тюрьме началась суматоха. Герцог схватил девушку за руку:
   – Салли, пора бежать. Ты – первая. Прямо к тем деревьям. Я – за тобой.
   Бежать? Он едва поспевал за ней. Она домчалась до ограды с колючей проволокой и перемахнула через нее, как первоклассный спринтер. Герцогу же пришлось туго. Девушка неслась подобно быстроногой лани. Но они оказались в спасительной тени деревьев прежде, чем преследователи вывалили гурьбой из тюрьмы и рассыпались по открытому пространству вокруг нее.
   Пока охранники, взбешенные наглостью побега, носились, кричали и расстреливали тени, поднимая торнадо гнева и злобы, Герцог привел свою подругу к старому сараю, где их ждали лошади. Они тут же вскочили в седла. Но едва выехали наружу, как он остановился и сказал:
   – В этом сарае и спрячемся. Они пошлют всадников во всех направлениях, прочешут все холмы вокруг Уилер-Сити, но никто не будет искать у себя под носом. А когда разъедутся, мы тронемся в путь.
   Девушка ничего не ответила. Мужество покинуло ее, она только склонила голову.
   – Салли, – вдруг произнес Герцог и коснулся ее локтя. – Салли, – повторил он еще раз. – Ты мучаешься из-за того, что произошло в пещере? Потому что он погиб?
   – Погиб? – эхом отозвалась Салли. – Неужели ты думаешь, это меня волнует? Он не был человеком, он был дьяволом! Сожалеть о его смерти?! О, как бы я хотела, чтобы он умер за много лет до того…
   – До чего, Салли?
   – До того… До того, как я встретила тебя, Джон Морроу!
   – Почему?
   – Потому что ты будешь презирать меня.
   – Я?
   – Я хочу умереть, – простонала девушка.
   Она уронила голову на руки и зарыдала. Наверное, Герцог удивился бы меньше, если бы земля разверзлась под его ногами.
   – Салли, – взмолился он. – Не надо, не надо, Салли! Что мне сделать?…
   – Ты знаешь, что я… я…
   – Что, Салли?
   – Что я бесстыжая!
   – Что?
   – Потому что я ездила верхом в мужской одежде и… Почему ты не оставил меня в тюрьме?
   В его голове все переплелось и смешалось. С одной стороны, это была милая Салли, с которой он танцевал. С другой – хитрый грабитель и ужасный воин с Черных Холмов. Герцог отпустил ее локоть.
   – Хочешь узнать правду, Салли?
   – Да, – прошептала она. – Но что ты хочешь сказать, Джон?
   Некоторое время он не мог говорить – слезы девушки взволновали его до глубины души.
   – Как я могу презирать тебя, Салли? Неужели ты думаешь, что я старался ради твоего брата? Нет, все это время в моем сердце была только ты!
   Он вспомнил, как с непонятным чувством наблюдал за стройной фигурой дикого наездника, налетевшего на него с револьвером в Черных Холмах, и коснулся повязки на голове, почти скрытой сомбреро. Легкая боль оживила картину. Что-то странное случилось с ним тогда при виде приближающегося врага. Что-то помешало выстрелить. Теперь он понял, что именно. Понял и другое – почему храбрый юноша не произнес ни слова во время их совместного бегства от погони. Салли боялась, что голос выдаст ее.
   – Я начал догадываться, когда ты впервые появилась в маске и с пистолетом, – признался Герцог. – И окончательно понял, когда ты появилась второй раз. Неужели ты думаешь, что я мог бы показать спину мужчине?
   Она посмотрела на звезды:
   – Я не понимаю. Но начинаю понимать, Джон.
   – Все дело в том, что еще в первую нашу встречу на галерее в Уорнер-Спрингс я полюбил тебя, Салли. Ты веришь мне?
   – Я пытаюсь… Нет, – заикаясь, произнесла девушка, – я стараюсь убедить себя, что ты не можешь… Нет, то же самое… Я не могу… Потому что… Потому что я влюбилась в тебя, Джон, когда мы танцевали, а другие девушки смотрели на тебя как на прокаженного!
   – Дорогая моя!
   Он заключил ее в объятия, голова Салли склонилась к его плечу. Он поцеловал пухлые губы и глаза, полные слез.
   – О Господи, помоги мне! – взмолился Герцог. – Как я могу касаться тебя, дорогая! Я – преступник. За мою голову назначена плата.
   – Но я тоже преступница, Джон. В этом мы равны!
   – Ты преступница? Салли, ты ничего не знаешь об этих людях…
   – Я знаю, что они охотились за мной, как за койотом.
   – Потому что думали, что ты мужчина. Если бы знали, что ты девушка, никто не посмел тронуть тебя пальцем. Любой бы почел за счастье быть рядом с тобой.
   – Что ты хочешь этим сказать?
   – Я говорю искренне.
   – Но если они хорошие, почему же преследуют тебя, Джон?
   – Это не их вина. Я доставлял им много хлопот. Теперь расплачиваюсь за это. – Он вздохнул, осознав правоту своих слов. – Но я должен что-нибудь сделать, чтобы всем доказать – я хочу стать, как все, законопослушным человеком. Тогда любой из них с удовольствием пожмет мне руку. Но сейчас не время говорить обо мне. Я хочу побольше узнать о тебе. Расскажи о себе, Салли!
   – Это долгая история.
   – У нас достаточно времени. Нам придется сидеть здесь довольно долго.
   – Тогда слушай!

Глава 35
Рассказ Салли

   – Мне было восемь лет, когда отец и мать переехали сюда из Монтаны и занялись фермерством. Но все пошло не так. Мать умерла через месяц после того, как мы поселились на новом месте. Отец почувствовал беспокойство. Я помню все это смутно. С тех пор так много всего случилось, мои воспоминания – как полустертая надпись на могильном камне. Но, помню, отец заболел и наконец решил переехать. Мы тронулись в путь. Волы тащили большой фургон, куда поместился весь наш скарб, незапряженные лошади шли сзади. Вскоре началась сильная пурга, скотина увязла в сугробах. Мы пытались догнать остальных переселенцев, но они шли слишком быстро. Вскоре отвязались и пропали наши лошади.
   Отец остановил фургон, попытался соорудить защиту от ветра, но не смог. Снег стал забиваться через щели. Огонь погас, становилось все холоднее и холоднее. Тогда отец укутал себя и меня и решил просто переждать бурю.
   Если бы он не был болен, то, вероятно, вел бы себя по-другому. Ему следовало двигаться, разгонять кровь. Но он просто сидел – и умер, держа меня на руках…
   Девушка замолчала. Герцог нашел ее пальцы и сжал их.
   – Я не знаю, как меня нашли. Дядя Генри никогда не рассказывал об этом. Я почти замерзла и стала засыпать. А проснулась в пещере, в Черных Холмах. Гудел огонь. Дядя Генри склонился надо мной.
   – Дядя Генри – это тот старик?
   – Да.
   – Он действительно был твоим дядей?
   – Нет. Просто я видела его прежде. Тогда он был совсем другим, не таким, каким его увидел ты. Это было одиннадцать лет назад.
   «Значит, ей только девятнадцать», – прикинул Герцог.
   – Одиннадцать лет назад дядя Генри был таким же высоким, как ты, стройным как стрела. Ему уже было за семьдесят, но мне казалось, что он обладал силой пятидесятилетнего мужчины. Правда, борода и волосы были уже седыми. В общем, когда он склонился надо мной, я подумала, что это дьявол. И была права! Он был настоящим дьяволом!
   – Хочешь сказать, он плохо с тобой обращался?
   – Нет, хотя я и не стала для него дочерью. В целом мире не было никого, о ком бы он заботился. Он любил только самого себя. Я поняла это за годы, что провела вместе с ним. Он заставлял меня убирать в пещере. Говорил, что я достаточно взрослая, чтобы приносить пользу, и начал из меня ее извлекать. Я должна была учиться готовить, латать его одежду и выполнять всю работу по хозяйству. Конечно, я возненавидела его. Два раза пыталась сбежать, но каждый раз он меня возвращал. В первый раз сказал, что убегать – плохо, можно замерзнуть в снегу. Я возразила, что лучше замерзнуть, чем жить в пещере и обслуживать его. Когда же он вернул меня второй раз, то предупредил, что если снова убегу – поймает и высечет арапником до крови.
   – Негодяй!
   – После такого я боялась его ослушаться, – продолжала Салли. – Исполняла все, что он приказывал, старалась изо всех сил. Он никогда ничего не говорил дважды. Если я что-то забывала, просто сек меня, не проронив ни слова. Причем никогда не бил в порыве злости. Делал это как обычную работу, которую нужно выполнить. А когда заканчивал, садился курить трубку и, казалось, забывал о том, что сделал. Он бил меня до тех пор, пока я не понимала, за что меня все-таки бьют. Конечно, ему не нужно было много говорить, все его слова отпечатывались в моей памяти. Каждый произносимый им звук откладывался в сознании и никогда не выветривался.
   Зима подходила к концу. Это было самое трудное время в моей жизни. Я даже думала, что, наверное, никто в жизни не страдал так, как я. Каждый день – порка. Каждую ночь мне снилось, что дядя Генри меня убивает.
   С приходом весны жить стало полегче. Он показал мне выход из пещеры; дал лошадь, стал брать с собой на прогулки по окрестностям – недалекие поездки, и всегда на рассвете или на закате, когда нас никто не мог видеть.
   Его отношение ко мне значительно улучшилось. Он принес мне банджо, научил на нем играть. Я оказалась способной ученицей. Дядя Генри помнил много старинных песен, заставил меня их выучить, петь ему. Ты можешь подумать, что это было счастливое время, – и ошибешься. Он никогда не говорил, что ему нравится меня слушать. Никогда не говорил, что я хорошо сыграла и спела. Он вообще говорил только тогда, когда я делала что-то не так. И в основном с помощью арапника.
   – Подлец!.. – начал было Герцог, но задохнулся от ярости и не смог выразить до конца свое возмущение.
   – Отчетливо я помню только тот первый год, – пояснила Салли. – Ужасное время! Потом я привыкла. У меня всегда была лошадь. Я любила лошадей. А позже полюбила и банджо. Играла на нем каждый раз, когда выдавалась свободная минутка. Иногда дядя Генри приносил мне что-нибудь из своих походов.
   В первый же год я поняла, что этот человек вне закона и совершил много ужасных преступлений. Он дал мне понять, что если каким-то образом нашу пещеру обнаружат, то убьют и его и меня. Я поверила ему; я носила вещи, которые он отбирал у ограбленных им людей, и потому думала, что и сама такая же плохая. Когда он приносил домой вещи – будь то книга или платье, – то ждал, что они мне понравятся. А потом рассказывал, как их добыл, иногда с помощью убийства. Описывал все ужасные детали, как именно выстрелил, куда попал, так, что мне становилось плохо. Предостерегал меня относительно друзей пострадавших, говорил, что они могут найти меня и убить. Я верила ему. Когда мне стукнуло тринадцать – прошло пять лет с тех пор, как дядя Генри подобрал меня, – он дал мне револьвер, небольшой, 32-го калибра, научил стрелять.
   – Он не боялся, что ты используешь оружие против него?
   – Нет… Он так много рассказал мне о перестрелках и людях, убитых им, что я скорее стала бы стрелять в целую армию, чем в него. Наверное, он это знал. В общем, научил меня пользоваться револьвером. Мне понравилось. Стрельба оказалась единственным занятием, за которым он никогда не уставал наблюдать. Я стреляла по мишеням и могла этим заниматься часами, а он сидел, курил трубку, наблюдал и подсказывал, как правильно держать оружие.
   Потом начал учить меня ходить и бегать. Учил, как ставить носки прямо вперед, как выворачивать их назад. Учил бросать камни. Он постоянно учил меня всему необходимому для мужчины. А однажды забрал у меня женскую одежду, сжег ее и заставил надеть мужскую. Я сначала разозлилась, сама не знаю почему, но вскоре перестала стыдиться, мне даже понравилось. Я была свободной в этой новой одежде – стало легко гулять, ездить верхом, бегать. Понимаешь?
   Когда мне исполнилось пятнадцать, дядя Генри сказал, что я достойна иметь хорошего коня, и приказал самой его раздобыть. К этому времени он одряхлел, ослабел настолько, что не мог далеко ходить. Стал редко покидать пещеру, я должна была все делать за него. Но он уже успел обучить меня всему, что следовало знать, чтобы воровать, а значит – выжить. Провел меня по всей округе. Показал окрестные ранчо, холмы. По ночам чертил карты на песке возле огня и заставлял меня их запоминать. Потом я и сама рисовала карты, а он экзаменовал – куда следует ехать, если вдруг за мной погонятся? В результате я могу сориентироваться в Черных Холмах, наверное, с завязанными глазами. Знаю каждый дюйм! Я сопровождала дядю Генри, наблюдала, как он воровал, но никогда сама ничего не брала. Но он приучил меня к мысли, что я могу взять все, что захочу. Любил повторять: «У каждого есть право иметь достаточно, чтобы выжить». Я ему верила. Поэтому восприняла нормально его приказ пойти и украсть самого лучшего коня, какого только смогу найти.
   Долго выбирала, наконец присмотрела на лугу пегую лошадь. В тот же вечер набросила на нее веревку и оседлала. Это стоило немалых усилий, но в конце концов я заставила лошадь подчиниться. В пещеру мы вернулись вдвоем. Это была счастливейшая ночь в моей жизни! Бедняжка пегая! – Салли помолчала, затем, горестно усмехнувшись, продолжала рассказ: – Время шло, дядя Генри слабел с каждым годом. Мой страх перед ним не исчезал, но мне стала нравиться жизнь, которую мы вели. Я полюбила опасность. Нравилось слоняться ночами по ранчо, даже по ранчо Гафри, где охрана пыталась меня схватить. – От этой мысли она счастливо засмеялась. – Но однажды я подкралась к окну школы, где играла музыка. Поглядела в окно и увидела, что люди танцуют. Прежде я никогда не видела танцев. И тут во мне что-то надломилось; я начала извиваться в седле в ритме… ну, ты понимаешь. А когда наконец уехала, у меня щемило сердце. Я была одинока, так смертельно одинока, что захотелось умереть! Приехала домой, взяла банджо, наиграла ту мелодию, которую слышала, и начала танцевать с этим банджо так же, как танцевали в школе. Когда дядя Генри увидел меня, он только и сказал: «Я вижу – это конец».

Глава 36
Без души и надежды

   – Интересно, что он имел в виду? – перебил Герцог, но по его голосу было непонятно, вызван ли его вопрос любопытством или же он проверял, знает ли это сама Салли.
   – Думаю, он догадался, что мне одиноко и что я хочу поехать туда, где можно встретить молодых людей. После этого случая я стала искать танцы. Каждую субботнюю ночь отправлялась на поиски. Смотрела в окна. Иногда не могла подойти близко, наблюдала за тенями танцующих, оставаясь в седле, на расстоянии.
   Так продолжалось два года. Я все больше и больше сходила с ума при мысли, что никогда не смогу потанцевать. Наблюдала за лицами девушек, их приоткрытыми губами, блестящими глазами…
   Наконец решилась сама пробраться на танцы в женской одежде. Помчалась в Кемптон. За одну ночь прокралась в три дома и наконец нашла то, что искала, – розовое платье, которое мне подошло, и такие же туфельки. В следующую субботнюю ночь поехала южнее, в Уорнер-Спрингс. Но храбрость покинула меня. Я знала, другие девушки приходят с парнями, а у меня никого не было.
   Раньше я смотрела на танцующих с галереи, поэтому и в тот вечер пошла туда… Остальное ты помнишь. Я не осмелилась остаться после нашего чудесного танца – боялась, кто-нибудь узнает краденое платье.
   А потом не могла перестать о тебе думать, Джон! Очень хотела тебя увидеть. Та наша встреча в горах, когда ты побывал в пещере, – не в счет. Ведь то была не я. Прости, что чуть тебя не подстрелила! Я не знала, где тебя искать. Поехала в Уилер-Сити, чтобы что-нибудь разведать, побродила среди домов и выяснила, что там случилось. Оказывается, тебя обвинили в убийстве, вооруженные горожане собирались вокруг отеля, где ты оказался, считали, что ты у них в руках. Тогда я пошла в конюшню, где стоял твой Понедельник. Как раз успела его оседлать, когда прозвучала тревога. Увела Понедельника и пегую, в надежде как-то тебе помочь. Я нашла тебя, а ты – ушел… – При воспоминании об этом Салли в сильном возбуждении воздела руки к небу и поблагодарила Господа. – Это была ночь твоего побега. Знаешь, мне очень хотелось тебе понравиться, но я думала, если ты узнаешь, кто я на самом деле – отверженная с Черных Холмов, то будешь меня презирать. Это невозможно было вынести! Вот почему я появилась перед тобой на пегой и с Понедельником, когда они устроили эту жуткую погоню. Мне хотелось, чтобы все закончилось, я была готова попасть в перестрелку, надеялась – пуля оборвет мою жизнь. Я была так несчастна!
   Позже, когда мы с тобой расстались, я вернулась в пещеру. На следующий вечер вокруг Черных Холмов разожгли костры, люди жаждали нас уморить. Я сказала дяде Генри, что хочу умереть и покончить со всем этим. Но он велел мне надеть женскую одежду, объяснил, что она меня спасет. Только я не могла сидеть и просто ждать. Наверное, впервые в жизни ослушалась дядю Генри. А после того, как меня схватили и погибла бедняга пегая, раздался взрыв. Я поняла, что случилось. У дяди Генри был большой запас динамита. Он держал его в обоих концах пещеры. И не раз говорил, что если за ним придут, то он похоронит себя вместе с теми людьми. Без меня он остался беспомощным и вот – решил покончить… – Салли всхлипнула, однако договорила: – Это был ужасный человек, Джон, и одновременно прекрасный! Представляешь, каким тигром он был в молодости?! Теперь его нет. А я здесь, с тобой. Мы будем счастливы вместе, Джон?
   Герцог нашел ее руки, крепко сжал хрупкие ладошки.
   – Мы будем счастливы, – заверил он. – Мы будем счастливы всегда. Но придется подождать. Пока я вне закона…
   – Подождать? – эхом откликнулась она.
   – Мы поженимся, Салли, но позже. Сейчас мне необходимо завершить одно важное дело.
   – И я не смогу поехать с тобой, Джон?
   – Нет.
   – Джон!
   – Я больше не позволю тебе рисковать из-за меня жизнью, Салли.
   – Значит, это был просто пустой разговор? Слова ничего не значат. На самом деле ты не любишь меня!
   – Замолчи! – оборвал он. И вдруг его осенило: он понял, что надо сделать, чтобы не подвергать любимую опасности. – Можешь подождать здесь полчаса одна? – спросил он как ни в чем не бывало.
   – Ты никогда ко мне не вернешься!
   – Честное слово, вернусь!
   – Клянешься?
   – Да.
   – Тогда… – Она внезапно прильнула к нему, а когда отпрянула, он мгновенно вскочил в седло, пришпорил коня и стремительно рванулся в ночь. Оглянулся, чтобы посмотреть на нее еще раз, затем пригнул голову и растворился в темноте под ветвями деревьев.
   Он никогда больше ее не увидит – Герцог был в этом уверен. Одному Богу известно, как ему было тяжело! Тем не менее он должен был довести последнюю игру до конца. Стив Гафри и Чарли, вероятно, уже встретились у Фраера. Возможно, их встреча даже закончилась. В этом случае он потерял возможность вырвать у одного из них признание, которое освободило бы его, Джона Морроу, от обвинения в убийстве.
   Он объехал город стороной. Один раз, заслышав стук копыт приближающихся лошадей, спешился и спрятал Понедельника в тени старой хибары. Мимо проехали хмурые курящие люди, клянясь друг другу, что убьют бандита с Черных Холмов и тех, кто помог ему бежать.
   Герцог дождался, когда всадники исчезли из виду, и погнал Понедельника дальше, к заброшенному ранчо Фраера. Вскоре перед ним возникли очертания развалин. Тот огромный сарай, который Герцог видел три года назад полуразрушенным, с обвалившейся стеной, теперь рухнул и валялся на земле бесформенной кучей. Другие постройки тоже обвалились под бременем лет. Уцелели лишь несколько небольших строений. Сам дом был разрушен до основания с одной стороны, но казался нетронутым с другой. Силуэт его напомнил Герцогу фигуру лошади, поднимающейся с колен…
   То, что раньше было очаровательной лужайкой вокруг дома, сейчас превратилось в участок, заросший леском. Посреди этого запустения Джон Морроу слез с Понедельника. У него не осталось ни боли, ни надежды. Вокруг стояла тишина. Стив и Чарли если и были здесь, то уже ушли.
   Что-то ярко блеснуло справа за деревьями. Это на востоке поднималась над горизонтом луна.
   Ее восход странным образом ободрил Герцога. Он зашел за торец дома, все еще возвышающийся над землей во всю свою высоту. И внезапно остановился: они были там! Стояли совсем рядом и разговаривали!
   Он не хотел их убивать. Один из них должен заговорить и поведать миру о своих преступлениях. Но как же заставить его это сделать?

Глава 37
Свет истины

   – Давай все посчитаем, – услышал Герцог, когда подошел поближе, голос Стива.
   – Подсчитаю дома, – возразил Чарли. – У меня все еще звучит в ушах стук их копыт.
   – Ты – фантазер, Чарли! Здесь никого нет. Они все в городе, пожимают друг другу руки и выпивают по случаю поимки того мальчишки с Черных Холмов. Они линчуют его за твои убийства, Чарли!
   – Заткнись! – дернулся тот.
   – Думаешь, кто-то услышит, как я называю тебя убийцей? Думаешь, увидев твое лицо, они признают в тебе Ирландца, Чарли?
   Герцог вздрогнул. Он кое-что знал об этом отъявленном негодяе. Ирландец Чарли! Помнится, в детстве рассказывали байки про этого человека. Никто не мог точно сказать, сколько убийств на его совести.
   – Не имеет значения, что они увидят или услышат. Я не собираюсь выслушивать это от тебя, понятно?
   – Понятно. Только я говорю тебе, что лучше пересчитать денежки до того, как ты отчалишь.
   – Денег достаточно.
   – Я желаю услышать это после того, как ты их посчитаешь. Не хочу, чтобы ты ушел и вернулся завтра, уверяя меня, что я тебя обманул.
   – Хорошо! – рявкнул Чарли. – С каких это пор ты стал таким честным? Ладно, посчитаю. – Он вытащил бумажник, наполненный купюрами. – Одна, две, три, – начался подсчет.
   Стив сделал попытку обойти сообщника слева.
   – Стой, где стоишь! – гаркнул на него Чарли. – Думаешь, я разрешу тебе зайти мне за спину, когда у меня столько денег? Нет! Я хорошо тебя знаю, Стив! Ты бы с радостью сдал меня, а потом потопал бы за наградой! – Негодяй улыбнулся и продолжил подсчет.
   Стив пожал плечами и облокотился о то, что раньше было насосом. Его правая рука нащупала рукоятку – изъеденный ржавчиной брусок железа.
   – Две тысячи, – подытожил Чарли. – Мне надоело! По-моему, слышен топот копыт. Это опасно, Стив!
   – Конечно! – согласился тот. – Опасность поджидает тебя повсюду…
   Продолжая говорить, он рванул на себя тяжелую рукоятку, поднял ее и с неимоверным усилием запустил в голову Чарли. Бандит не издал ни крика, ни стона. Он упал на колени, деньги выпали из его рук. Стив мгновение постоял над ним и вдруг рассмеялся. У Герцога от этого смеха застыла в жилах кровь – казалось, он идет у Стива из самого сердца.
   – Честность – лучшая политика, – проговорил Гафри, все еще посмеиваясь. Потом наклонился и стал подбирать разлетевшиеся деньги. Когда он нагнулся, Герцог начал осторожно подходить.
   Он приближался тихо, как тень. Скользнул за угол дома. Но тут его постигла неудача – наступил каблуком на полусгнившую доску. Стив обернулся на звук. Он повернулся с револьвером наготове, выпустив из рук деньги. Тогда Герцог, зарычав, как загнанный в угол дикий зверь, бросился на него.
   Его правый кулак как молот опустился на висок Гафри, и огромный ранчеро выпустил оружие из рук. Он нетвердо отступил на один шаг, затем с бешеным рыком ринулся в атаку. Но длинноствольный кольт уже скользнул в это мгновение в руку Герцога. Он махнул дулом в ярде от лица Стива и прохрипел:
   – Я разнесу тебя в щепки!
   Стив не смог сдержать рыка, потому уперся грудью в грудь Герцога. Но так и остановился с поднятыми вверх руками, потому что ствол кольта уперся ему в ребра. Наконец он медленно отступил.
   – Что у тебя в голове? – рявкнул он. – Ты явился сюда, мечтая о награде? Хочешь приписать себе убийство Ирландца Чарли?
   – У меня не займет много времени объяснить тебе, чего я хочу. Опусти руки за спину, Стив. Сложи запястья вместе и повернись ко мне спиной.
   Ранчеро заколебался, а Герцог, не давая ему опомниться, продолжил:
   – Думаешь, я не смогу начинить тебя свинцом? Делай, что я говорю, или тебе конец, Стив!
   И Стив, с поникшими плечами, повернулся. В мгновение ока его запястья были связаны, колени и пятки тоже крепко стянуты. Покончив с этим, Джон Морроу собрал сгнившие доски, уложил их кучкой и разжег костер. Вскоре огонь заплясал.
   – Сейчас сюда заявится полгорода, – прорычал Стив. – Они линчуют тебя при свете этого костра, болван!
   – Я их приглашаю, – пояснил Герцог. – А на тебя мне нужно всего пять минут. – Сказав это, он швырнул ручку насоса в огонь. Потом достал несколько листков бумаги из внутреннего кармана и огрызок карандаша. – Стив, здесь ты напишешь всю правду. Что Ирландец Чарли убил Уильяма Гафри, а ты подговорил его это сделать. Понял?
   – Я понял, что первым повешенным будешь ты! Что это?
   – Что?
   – Среди деревьев что-то блеснуло.
   – Мой дух, должно быть, – не оборачиваясь, прокомментировал Герцог. – Стив, ты напишешь всю правду, или мне придется заклеймить тебя железом.
   – Что? – орал ранчеро.
   – Ты слышал, что я сказал, – рявкнул Герцог. Он взял ручку насоса за холодный конец, другим, раскаленным, помахал перед лицом Гафри. – Ну, будешь писать?
   – Морроу, – начал Гафри, – у меня есть восемь тысяч долларов наличными, я могу их тебе дать…
   – А потом размозжишь мне голову, как Ирландцу?
   – Это только для начала, потом заплачу, сколько скажешь.
   – Как я могу быть в этом уверен?
   – Поклянусь всем, чем ты хочешь.
   – Не говори мне о клятвах! Я видел, как ты убил Чарли.
   – Какие же доказательства тебе нужны?
   – Хочу, чтобы ты написал обо всем и подписался.
   – А ты будешь шантажировать меня до конца моих дней?
   – Нет, я покажу твои показания Тому Ониону и сниму с себя подозрения.
   – А что я с этого буду иметь?
   – У тебя будет возможность убраться из страны. Здесь две лошади – твоя и Чарли. Можешь взять обеих. И эти грязные деньги тоже. Мне они не нужны. У тебя есть две лошади, восемь тысяч и возможность убежать. Тебе этого недостаточно?
   – А если не напишу?
   – Я буду подогревать тебя железом, пока ты не переменишь своего решения.
   – Силенок у тебя маловато для этого!
   – Ты меня еще не знаешь, Гафри!
   – Морроу, я уплачу тебе половину стоимости ранчо, если ты отпустишь меня…
   – Думаешь, я возьму деньги за свою подмоченную репутацию?
   – Тогда давай сюда бумагу, ты, дурак, причем самый большой из всех живущих!
   Когда Герцог высвободил ему правую руку, он взял бумагу и карандаш. Но сбоку неожиданно раздался голос:
   – Нет нужды в писанине, Гафри! Мы услышали и увидели достаточно, чтобы повесить тебя за то, что ты сделал. Мы также услышали и увидели достаточно, чтобы оправдать тебя, Морроу.
   Герцог обернулся, но все, что в первое мгновение смог увидеть в слабом лунном свете, был ствол нацеленного на них ружья. Говорившего скрывал кустарник. Однако его голос был хорошо знаком. Том Онион! И не один. За кустами, на расстоянии выстрела от Герцога и Гафри, стояла добрая дюжина человек.
   Герцог поднял руки высоко над головой.
   – Том, – проворчал он, – выйди и возьми меня. Я уже устал бегать от закона!
   – Взять тебя? – откликнулся Онион, выходя, однако, с ружьем наготове. – Почему я должен брать тебя? За тобой ничего нет. Нас обманули. Все, что мы сейчас тебе должны, – так это поблагодарить за то, что ты схватил убийцу. Если хочешь, сейчас мы вместе поскачем во владения Гафри, ты будешь там хозяином. – Он крепко пожал руку Джона Марроу. – И это еще не все. Несколько минут назад мы обнаружили девушку в сарайчике. Она одна, Джон. Сложив два и два, я понял: Салли будет рада видеть тебя, сынок.
   От удивления Герцог оторопел, но уже через секунду со всех ног мчался к своему другу Понедельнику.

   Вот и конец нескольким примечательным историям из того времени, когда Герцог, можно сказать, царил в Уилер-Сити, был очень популярен среди дам и ненавидим ковбоями. Но после его венчания с Салли все изменилось. Мужчины стали относиться к нему значительно лучше, зато женщины при виде Джона Морроу не могли сдержать бранных слов. Они готовы были простить ему любые преступления, но никогда не простили того, что он разрушил свою собственную славу. Ведь она так украшала жизнь городка!

Макс Брэнд Бандит с Черных Холмов

Глава 1 Возвращение в Уилер-сити

Глава 2 Сумасшедший преследует Гафри

Глава 3 Герцог рассеивает сомнения

Глава 4 Клеймо преступника

Глава 5 Прирожденный бандит

Глава 6 За сорок в месяц и стол

Глава 7 Гнев и ярость

Глава 8 Салли Смит

Глава 9 У Гафри

Глава 10 Герцог сомневается

Глава 11 Стив демонстрирует свои достоинства

Глава 12 Человек в ужасе

Глава 13 Красная грязь и черная

Глава 14 Ночные сигналы

Глава 15 «Сначала собаки»

Глава 16 По следу

Глава 17 Пещера бандита

Глава 18 Блеф

Глава 19 Вкус поражения

Глава 20 Убийство

Глава 21 Обвинение Стива Гафри

Глава 22 Побег и погоня

Глава 23 Помощь преступника

Глава 24 Просчет

Глава 25 Цел и невредим

Глава 26 Салли приносит весточку

Глава 27 Бегство

Глава 28 Общество восстало

Глава 29 Корень информации

Глава 30 Поход за деньгами

Глава 31 Проигранное дело

Глава 32 Герцог – свидетель

Глава 33 Долг платежом красен

Глава 34 Момент истины

Глава 35 Рассказ Салли

Глава 36 Без души и надежды

Глава 37 Свет истины