-------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|  Аркадий Тимофеевич Аверченко
|
|  Хлопотливая нация
 -------


   Аркадий Аверченко
   Хлопотливая нация

   Когда я был маленьким, совсем крошечным мальчуганом, у меня были свои собственные, иногда очень своеобразные, представления и толкования слов, слышанных от взрослых.
   Слово «хлопоты» я представлял себе так: человек бегает из угла в угол, взмахивает руками, кричит и, нагибаясь, тычется носом в стулья, окна и столы.
   «Это и есть хлопоты», – думал я.
   И иногда, оставшись один, я от безделья принимался хлопотать. Носился из угла в угол, бормотал часто-часто какие-то слова, размахивал руками и озабоченно почесывал затылок.
   Пользы от этого занятия я не видел ни малейшей, и мне казалось, что вся польза и цель так и заключаются в самом процессе хлопот – в бегстве и бормотании.
   С тех пор много воды утекло. Многие мои взгляды, понятия и мнения подверглись основательной переработке и кристаллизации.
   Но представление о слове «хлопоты» так и осталось у меня детское.
   Недавно я сообщил своим друзьям, что хочу поехать на южный берег Крыма.
   – Идея, – похвалили друзья. – Только ты похлопочи заранее о разрешении жить там.
   – Похлопочи? Как так похлопочи?
   – Очень просто. Ты писатель, а не всякому писателю удается жить в Крыму. Нужно хлопотать. Арцыбашев хлопочет. Куприн тоже хлопочет.
   – Как же они хлопочут? – заинтересовался я.
   – Да так. Как обыкновенно хлопочут.
   Мне живо представилось, как Куприн и Арцыбашев суетливо бегают по берегу Крыма, бормочут, размахивают руками и тычутся носами во все углы… У меня осталось детское представление о хлопотах, и иначе я не мог себе вообразить поведение вышеназванных писателей.
   – Ну, что ж, – вздохнул я. – Похлопочу и я. С этим решением я и поехал в Крым.
 //-- * * * --// 
   Когда я шел в канцелярию ялтинского генерал-губернатора, мне казалось непонятным и странным: неужели о таком пустяке, как проживание в Крыму – нужно еще хлопотать? Я православный русский гражданин, имею прекрасный непросроченный экземпляр паспорта – и мне же еще нужно хлопотать! Стоит после этого делать честь нации и быть русским… Гораздо выгоднее и приятнее для собственного самолюбия быть французом или американцем.
   В канцелярии генерал-губернатора, когда узнали, зачем я пришел, то ответили:
   – Вам нельзя здесь жить. Или уезжайте немедленно, или будете высланы.
   – По какой причине?
   – На основании чрезвычайной охраны.
   – А по какой причине?
   – На основании чрезвычайной охраны!
   – Да по ка-кой при-чи-не?!!
   – На осно-ва-нии чрез-вы-чай-ной ох-ра-ны!!!
   Мы стояли друг против друга и кричали, открыв рты, как два разозленных осла.
   Я приблизил свое лицо к побагровевшему лицу чиновника и завопил:
   – Да поймите же вы, черт возьми, что это не причина!!! Что – это какая-нибудь заразительная болезнь, которой я болен, что ли – ваша чрезвычайная охрана?!! Ведь я не болен чрезвычайной охраной – за что же вы меня высылаете?.. Или это такая вещь, которая дает вам право развести меня с женой?! Можете вы развести меня с женой на основании чрезвычайной охраны?
   Он подумал. По лицу его было видно, что он хотел сказать:
   – Могу.
   Но вместо этого сказал:
   – Удивительная публика… Не хотят понять самых простых вещей. Имеем ли мы право выслать вас на основании охраны? Имеем. Ну, вот и высылаем.
   – Послушайте, – смиренно возразил я. – За что же? Я никого не убивал и не буду убивать. Я никому в своей жизни не давал даже хорошей затрещины, хотя некоторые очень ее и заслуживали. Буду я себе каждый день гулять тут по бережку, смирненько смотреть на птичек, собирать цветные камушки… Плюньте на вашу охрану, разрешите жить, а?
   – Нельзя, – сказал губернаторский чиновник.
   Я зачесал затылок, забегал из угла в угол и забормотал:
   – Ну, разрешите, ну, пожалуйста. Я не такой, как другие писатели, которые, может быть, каждый день по человеку режут и бросают бомбы так часто, что даже развивают себе мускулатуру… Я тихий. Разрешите? Можно жить?
   Я думал, что то, что я сейчас делаю и говорю, и есть хлопоты.
   Но крепкоголовый чиновник замотал тем аппаратом, который возвышался у него над плечами. И заявил:
   – Тогда – если вы так хотите – начните хлопотать об этом.
   Я с суеверным ужасом поглядел на него.
   Как? Значит, все то, что я старался вдолбить ему в голову – не хлопоты? Значит, существуют еще какие-то другие загадочные, неведомые мне хлопоты, сложные, утомительные, которые мне надлежит взвалить себе на плечи, чтобы добиться права побродить по этим пыльным берегам?..
   Да, ну вас к…
   Я уехал.
 //-- * * * --// 
   Теперь я совсем сбился:
   Человек хочет полетать на аэроплане.
   Об этом нужно «хлопотать».
   Несколько человек хотят устроить писательский съезд.
   Нужно хлопотать и об этом.
   И лекцию хотят прочесть о радии – тоже хлопочут.
   И револьвер купить – тоже.
   Хорошо-с. Ну, а я захотел пойти в театр? Почему – мне говорят – об этом не надо хлопотать? Галстук хочу купить! И об этом, говорят, хлопотать не стоит!
   Да я хочу хлопотать!
   Почему револьвер купить – нужно хлопотать, а галстук – не нужно? Лекцию о радии прочесть – нужно похлопотать, а на «Веселую вдову» пойти – не нужно. Откуда я знаю разницу между тем, о чем нужно хлопотать, и – о чем не нужно? Почему просто «о радии» – нельзя, а «Радий в чужой постели» – можно?
   И сижу я дома в уголку на диване (кстати, нужно будет похлопотать: можно ли сидеть дома в уголку на диване?) – сижу и думаю:
   – Если бы человек захотел себе ярко представить Россию – как она ему представится?
   Вот как:
   Огромный человеческий русский муравейник «хлопочет».
   Никакой никому от этого пользы нет, никому это не нужно, но все обязаны хлопотать: бегают из угла в угол, часто почесывают затылок, размахивают руками, наклеивают какие-то марки и о чем-то бормочут, бормочут.
   Хорошо бы это все взять да изменить…
   Нужно будет похлопотать об этом.