-------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|  Аркадий Тимофеевич Аверченко
|
|  Вечером
 -------


   Аркадий Аверченко
   Вечером

   Посвящаю Лиде Терентьевой

   Подперев руками голову, я углубился в «Историю французской революции» и забыл все на свете.
   Сзади меня потянули за пиджак. Потом поцарапали ногтем по спине. Потом под мою руку была просунута глупая морда деревянной коровы. Я делал вид, что не замечаю этих ухищрений. Сзади прибегали к безуспешной попытке сдвинуть стул. Потом сказали:
   – Дядя!
   – Что тебе, Лидочка?
   – Что ты делаешь?
   С маленькими детьми я принимаю всегда преглупый тон.
   – Я читаю, дитя мое, о тактике жирондистов.
   Она долго смотрит на меня.
   – Чтобы бросить яркий луч аналитического метода на неясности тогдашней конъюнктуры.
   – А зачем?
   – Для расширения кругозора и пополнения мозга серым веществом.
   – Серым?
   – Да. Это патологический термин.
   – А зачем?
   У нее дьявольское терпение. Свое «а зачем» она может задавать тысячу раз.
   – Лида! Говори прямо: что тебе нужно? Запирательство только усилит твою вину.
   Женская непоследовательность. Она, вздыхая, отвечает:
   – Мне ничего не надо. Я хочу посмотреть картинки.
   – Ты, Лида, вздорная, пустая женщина. Возьми журнал и беги в паническом страхе в горы.
   – И потом, я хочу сказку.
   Около ее голубых глаз и светлых волос «История революции» бледнеет.
   – У тебя, милая, спрос превышает предложение. Это не хорошо. Расскажи лучше ты мне.
   Она карабкается на колени и целует меня в шею.
   – Надоел ты мне, дядька, со сказками. Расскажи да расскажи. Ну, слушай… Ты про Красную Шапочку не знаешь?
   Я делаю изумленное лицо:
   – Первый раз слышу.
   – Ну, слушай… Жила-была Красная Шапочка…
   – Виноват… Не можешь ли ты указать точно ее местожительство? Для уяснения, при развитии фабулы.
   – А зачем?
   – Где она жила?!
   Лида задумывается и указывает единственный город, который она знает.
   – В этом… В Симферополе.
   – Прекрасно! Я сгораю от любопытства слушать дальше.
   – …Взяла она маслецо и лепешечку и пошла через лес к бабушке…
   – Состоял ли лес в частном владении или составлял казенную собственность?
   Чтобы отвязаться, она сухо бросает:
   – Казенная. Шла, шла, вдруг из лесу волк!
   – По-латыни – Lupus.
   – Что?
   – Я спрашиваю: большой волк?
   – Вот такой. И говорит ей…
   Она морщит нос и рычит:
   – Кррасная Шапочка… Куда ты идешь?
   – Лида! Это неправда! Волки не говорят. Ты обманываешь своего старого, жалкого дядьку.
   Она страдальчески закусывает губу:
   – Я больше не буду рассказывать сказки. Мне стыдно.
   – Ну, я тебе расскажу. Жил-был мальчик…
   – А где он жил? – ехидно спрашивает она.
   – Он жил у Западных отрогов Урала. Как-то папа взял его и понес в сад, где росли яблоки. Посадил под деревом, а сам влез на дерево рвать яблоки. Мальчик и спрашивает: «Папаша… яблоки имеют лапки?» – «Нет, милый». – «Ну, значит я жабу слопал!»
   Рассказ идиотский, нелепый, подслушанный мною однажды у полупьяной няньки. Но на Лиду он производит потрясающее впечатление.
   – Ай! Съел жабу?
   – Представь себе. Очевидно, притупление вкусовых сосочков. А теперь ступай. Я буду читать.
   Минут через двадцать знакомое дергание за пиджак, легкое царапание ногтем – и шепотом:
   – Дядя! Я знаю сказку.
   Отказать ей трудно. Глаза сияют, как звездочки, и губки топырятся так смешно…
   – Ну, ладно. Излей свою наболевшую душу.
   – Сказка! Жила-была девочка. Взяла ее мама в сад, где росли эти самые… груши. Влезла на дерево, а девочка под грушей сидит. Хорошо-о. Вот девочка и спрашивает: «Мама! Груши имеют лапки?» – «Нет, детка». – «Ну, значит, я курицу слопала!»
   – Лидка! Да ведь это моя сказка!
   Дрожа от восторга, она машет на меня руками и кричит:
   – Нет, моя, моя, моя! У тебя другая.
   – Лида! Знаешь ты, что это – плагиат? Стыдись!
   Чтобы замять разговор, она просит:
   – Покажи картинки.
   – Ладно. Хочешь, я найду в журнале твоего жениха?
   – Найди.
   Я беру старый журнал, отыскиваю чудовище, изображающее гоголевского Вия, и язвительно преподношу его девочке:
   – Вот твой жених.
   В ужасе она смотрит на страшилище, а затем, скрыв горькую обиду, говорит с притворной лаской:
   – Хорошо-о… Теперь дай ты мне книгу – я твоего жениха найду.
   – Ты хочешь сказать: невесту?
   – Ну, невесту.
   Опять тишина. Влезши на диван, Лида тяжело дышит и все перелистывает книгу, перелистывает…
   – Пойди сюда, дядя, – неуверенно подзывает она. – Вот твоя невеста…
   Палец ее робко ложится на корявый ствол старой, растрепанной ивы.
   – Э, нет, милая. Какая же это невеста? Это дерево. Ты поищи женщину пострашнее.
   Опять тишина и частый шорох переворачиваемых листов. Потом тихий, тонкий плач.
   – Лида, Лидочка… Что с тобой?
   Едва выговаривая от обильных слез, она бросается ничком на книгу и горестно кричит:
   – Я не могу… найти… для тебя… страшную… невесту.
   Пожав плечами, сажусь за революцию; углубляюсь в чтение.
   Тишина… Оглядываюсь.
   С непросохшими глазами, Лида держит перед собой дверной ключ и смотрит на меня в его отверстие. Ее удивляет, что если ключ держать к глазу близко, то я виден весь, а если отодвинуть, то только кусок меня.
   Кряхтя, она сползает с дивана, приближается ко мне и смотрит в ключ на расстоянии вершка от моей спины.
   И в глазах ее сияет неподдельное изумление и любопытство перед неразрешимой загадкой природы…