-------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|  Аркадий Тимофеевич Аверченко
|
|  Корибу
 -------


   Аркадий Аверченко
   Корибу

   В мой редакторский кабинет вошел, озираючись, бледный молодой человек. Он остановился у дверей, и, дрожа всем телом, стал всматриваться в меня.
   – Вы редактор?
   – Редактор.
   – Ей-богу?
   – Честное слово!
   Он замолчал, пугливо посматривая на меня.
   – Что вам угодно?
   – Кроме шуток – вы редактор?
   – Уверяю вас! Вы хотели что-нибудь сообщить мне? Или принесли рукопись?
   – Не губите меня, – сказал молодой человек. – Если вы сболтнете – я пропал!
   Он порылся в кармане, достал какую-то бумажку, бросил ее на мой стол и сделал быстрое движение к дверям с явной целью – бежать.
   Я схватил его за руку, оттолкнул от дверей, оттащил к углу, повернул в дверях ключ и сурово сказал:
   – Э, нет, голубчик! Не уйдешь… Мало ли какую бумажку мог ты бросить на мой стол!..
   Молодой человек упал на диван и залился горючими слезами.
   Я развернул брошенную на стол бумажку.
   Вот какое странное произведение было на ней написано.

   «Африканские неурядицы
   Указания благомыслящих людей на то, что на западном берегу Конго не все спокойно и что туземные князьки позволяют себе злоупотребления властью и насилие над своими подданными – все это имеет под собой реальную почву. Недавно в округе Дилибом (селение Хухры-Мухры) имел место следующий случай, показывающий, как далеки опаленные солнцем сыновья Далекого Конго от понятий европейской закономерности и порядка…
   Вождь племени бери-бери Корибу, заседая в совете государственных деятелей, получил известие, что его приближенный воин Музаки не был допущен в корраль, где веселились подданные Корибу. Не разобрав дела, князек Корибу разлетелся в корраль, разнес всех присутствующих в коррале, а корраль закрыл, заклеив его двери липким соком алоэ. После оказалось, что виноват был его приближенный воин, но, в сущности, дело не в этом! А дело в том, что до каких же пор несчастные, сожженные солнцем туземцы, будут терпеть безграничное самовластие и безудержную вакханалию произвола какого-то князька Корибу?! Вот на что следовало бы обратить Норвегии серьезное внимание!»

   Прочтя эту заметку, я пожал плечами и строго обратился к обессилевшему от слез молодому человеку, который все еще лежал на моем диване:
   – Вы хотите, чтобы мы это напечатали?
   – Да… – робко кивнул он головой.
   – Никогда мы не напечатаем подобного вздора! Кому из читателей нашего журнала интересны какие-то обитатели Конго, коррали, сок алоэ и князьки Корибу. Подумаешь, как это важно для нас, русских!
   Он встал с дивана, взял меня за руки, приблизил свое лицо к моему и пронзительным шепотом сказал:
   – Так я вам признаюсь! Это написано об одесском Толмачеве и о закрытии им благородного собрания.
   – Какой вздор и какая нелепость, – возмутился я. – К чему вы тогда ломались, переносили дело в какое-то Конго, мазали двери глупейшим соком алоэ, когда так было просто – описать одесский случай и прямо рассказать о поведении Толмачева! И потом вы тут нагородили того, чего и не было… Откуда вы взяли, что Толмачев был в каком-то «совете государственных деятелей»? Просто он приехал в три часа ночи из кафешантана и закрыл благородное собрание, продержав под арестом полковника, которого по закону арестовывать не имел права. При чем здесь «совет государственных деятелей»?
   – Я думал, так безопаснее…
   – А что такое за дикая, дурного тона выдумка: заклеил двери липким соком алоэ? Почему не просто – наложил печати?
   – А вдруг бы догадались, что это о Толмачеве? – прищурился молодой человек.
   – Вы меня извините, – сказал я. – Но тут у вас есть еще одно место – самое чудовищное по ненужности и вздорности… Вот это: «Следовало бы Норвегии обратить на это серьезное внимание»? Положа руку на сердце: при чем тут Норвегия?
   Молодой человек положил руку на сердце и простодушно сказал:
   – А вдруг бы все-таки догадались, что это о Толмачеве? Влетело бы тогда нам по первое число. А так – ну-ка – пусть догадаются! Ха-ха!
   На мои глаза навернулись слезы.
   – Бедные мы с вами… – прошептал я и заплакал, нежно обняв хитрого молодого человека. И он обнял меня.
   И так долго мы с ним плакали.
   И вошли наши сотрудники и, узнав в чем дело, сказали:
   – Бедный редактор! Бедный автор! Бедные мы!
   И тоже плакали над своей горькой участью.
   И артельщик пришел, и кассир, и мальчик, обязанности которого заключались в зализывании конвертов для заклейки – и даже этот мальчик не мог вынести вида нашей обнявшейся группы и, открыв слипшийся рот, раздирательно заплакал…
   И так плакали мы все.
   Эй, депутаты, чтоб вас!.. Да когда же вы сжалитесь над нами? Над теми, которые плачут…