-------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|  Аркадий Тимофеевич Аверченко
|
|  Володька
 -------


   Аркадий Аверченко
   Володька

   Завтракая у одного приятеля, я обратил внимание на мальчишку лет одиннадцати, прислонившегося у притолоки с самым беззаботным видом и следившего за нашей беседой не только оживленными глазами, но и обоими на диво оттопыренными ушами.
   – Что это за фрукт? – осведомился я.
   – Это? Это мой камердинер, секретарь, конфидент и наперсник. Имя ему Володька. Ты чего тут торчишь?
   – Да я уже все поделал.
   – Ну, черт с тобой. Стой себе. Да, так на чем я остановился?
   – Вы остановились на том, что между здешним курсом валюты и константинопольским – ощутительная разница, – подсказал Володька, почесывая одной босой ногой другую.
   – Послушай! Когда ты перестанешь ввязываться в чужие разговоры?!
   Володька вздернул кверху и без того вздернутый, усыпанный крупными веснушками нос и мечтательно отвечал:

     – Каркнул ворон: «Никогда!»

   – Ого! – рассмеялся я. – Мы даже Эдгара По знаем… А ну дальше.
   Володька задумчиво взглянул на меня и продолжал:

     Адский дух или тварь земная, произнес я, замирая, —
     Ты – пророк! И раз уж Дьявол или вихрей буйный спор
     Занесли тебя, крылатый, в дом мой, ужасом объятый,
     В этот дом, куда проклятый Рок обрушил свой топор,
     Говорит: пройдет ли рана, что нанес его топор?
     Каркнул Ворон: «Never more».

   – Оч-чень хорошо, – подзадорил я. – А дальше?
   – Дальше? – удивился Володька. – Да дальше ничего нет.
   – Как нет? А это:

     Если так, то вон, Нечистый!
     В царство ночи вновь умчись ты!

   – Это вы мне говорите? – деловито спросил Володька. – Чтоб я ушел?
   – Зачем тебе. Это дальше По говорил ворону.
   – Дальше ничего нет, – упрямо повторил Володька.
   – Он у меня и историю знает, – сказал с своеобразной гордостью приятель.
   – Ахни-ка, Володька!
   Володька был мальчик покладистый. Не заставляя упрашивать, он поднял кверху носишко и сказал:
   – …Способствовал тому, что мало-помалу она стала ученицей Монтескье, Вольтера и энциклопедистов. Рождение великого князя Павла Петровича имело большое значение для всего двора…
   – Постой; постой! Почему ты с середки начинаешь? Что значит «способствовал»? Кто способствовал?
   – Я не знаю кто. Там выше ничего нет.
   – Какой странный мальчик, – удивился я. – Еще какие-нибудь науки знаешь?
   – Знаю. Гипертрофия правого желудочка развивается при ненормально повышенных сопротивлениях в малом кругу кровообращения: при эмфиземе, при сращивающих плеврите и пневмонии, при ателектазе, при кифосколиозе…
   – Черт знает что такое! – даже закачался я на стуле, ошеломленный.
   – Н-да-с, – усмехнулся мой приятель, – но эта материя суховатая. Ахни, Володька, что-нибудь из Шелли:
   – Это которое на обороте «Восточные облака»?
   – Во-во.
   И Володька начал, ритмично покачиваясь:

     Нам были так сладко желанны они,
     Мы ждали еще, о, еще упоенья
     В минувшие дни.
     Нам грустно, нам больно, когда вспоминаем
     Минувшие дни.


     И как мы над трупом ребенка рыдаем,
     И муке сказать не умеем: «Усни».
     Так в скорбную мы красоту обращаем —
     Минувшие…

   Я не мог выдержать больше. Я вскочил.
   – Черт вас подери – почему вы меня дурачите этим вундеркиндом! В чем дело, объясните просто и честно?!
   – В чем дело? – хладнокровно усмехнулся приятель. – Дело в той рыбке, в той скумбрии, от которой вы оставили хвост и голову. Не правда ли, вкусная рыбка? А дело простое. Оберточной бумаги сейчас нет, и рыбник скупает у букиниста старые книги, учебники – издания иногда огромной ценности. И букинист отдает, потому что на завертку платят дороже. И каждый день Володька приносит мне рыбу или в обрывке Шелли, или в «Истории государства Российского», или в листке атласа клинических методов исследования. А память у него здоровая… Так и пополняет Володька свои скудные познания. Володька! Что сегодня было?

     Но Кочубей богат и горд
     Не златом, данью крымских орд,
     Не родовыми хуторами. Прекрасной дочерью своей
     Гордится старый Кочубей!..
     И то сказать…

   Дальше оторвано.
   – Так-с. Это, значит, Пушкин пошел в оборот.
   У меня больно-пребольно сжалось сердце, а приятель, беззаботно хохоча, хлопал Володьку по плечу и говорил:
   – А знаешь, Володиссимус, скумбрия в «Докторе Паскале» Золя была гораздо нежнее, чем в пушкинской «Полтаве»!
   – То не в Золя была, – деловито возразил Володька. – То была скумбрия в этом, где артерия сосудистого сплетения мозга отходит вслед за предыдущей. Самая замечательная рыба попалась!
   Никто тогда этому не удивился: ни приятель мой, ни я, ни Володька…
   Может быть, удивлен будет читатель? Его дело.