&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;Лариса&nbsp;Борисовна&nbsp;Никитина<br>|<br>|&nbsp;&nbsp;Категориальные семантические черты образа homo sapiens в русской языковой картине мира<br>&nbsp;-------<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лариса Борисовна Никитина<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Категориальные семантические черты образа homo sapiens в русской языковой картине мира<br></h3><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Введение<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Одной из актуальных задач современной отечественной лингвоантропологии является изучение образа человека в языке. Активная разработка этой проблемы ознаменовалась появлением ряда исследований, в которых осуществляется системное и комплексное описание языкового образа человека как центрального фрагмента языковой картины мира (ЯКМ) (работы Ю.Д.Апресяна, Н.Д.Арутюновой, Т.В.Булыгиной, А.Д.Шмелева, В.В.Колесова, В.Н.Телия, Е.В.Урысон, М.В.Пименовой и др.).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Было бы неверным считать, что о языковом образе человека лингвисты «заговорили» сравнительно недавно. Многие идеи, пропагандируемые современной лингвоантропологией, уходят своими корнями в лингвистические научные парадигмы, предшествовавшие современной – антропоцентрической. Так, еще в 19 веке, когда лингвистика развивалась в русле сравнительно-исторической парадигмы, И.Гердером (работа «Исследование о происхождении языка») была высказана идея историзма в языкознании, согласно которой возникновение и развитие языка определяется естественными законами развития и совершенствования общества (см.: Гердер, 1959). Иными словами, в качестве необходимого условия изменений языка назывался человеческий фактор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На идеи И.Гердера о природе и происхождении языка, о взаимосвязи языка, мышления и «духа народа» опирается лингвистическая концепция В. фон Гумбольдта, выдвинувшего идею о том, что язык должен изучаться в тесной связи с сознанием и мышлением человека, его культурой и духовной жизнью (см.: Гумбольдт, 1985). Язык, по Гумбольдту, живая и главнейшая деятельность человеческого духа, единая энергия народа, исходящая из глубин человеческого существа и пронизывающая собой все его бытие.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Представители возникшего под влиянием философии языка Гумбольдта психологического направления осмысляли человеческий фактор в языке со стороны психологии говорящих, а младограмматики отмечали, что языкознание принадлежит к кругу культуроведческих наук, базой для которых является психология индивида.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Системно-структурная парадигма в языкознании, сосредоточившая свое внимание на статических аспектах и синхронном срезе языка, сохранила ориентацию на психологические принципы его анализа. Так, предложенные в трудах А.М.Пешковского и Л.В.Щербы экспериментальные методы способствовали эффективности исследования не только системы языка, но и речевой деятельности. Изучение процессов речеобразования, восприятия и формирования речи в их соотнесенности с системой языка стало целью возникшей в начале 50-х гг. XX века специальной науки – психолингвистики, которая рассматривает язык в неразрывной связи с говорящим человеком, учитывает социальные факторы в формировании и функционировании языка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Идея антропоцентричности языка, зародившаяся в недрах сравнительно-исторической и системно-структурной парадигм, постепенно приобрела четкие очертания и в современной лингвистике стала ключевой. Язык, который, по словам И.А.Бодуэна де Куртенэ, «существует только в индивидуальных мозгах, только в душах, только в психике индивидов или особей, составляющих данное языковое общество», стал изучаться не просто как система, но как многомерное явление, в котором решающая роль принадлежит человеку, ибо «язык создан по мерке человека, и этот масштаб запечатлен в самой организации языка» (Бенвенист, 1974, с. 15).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Разворот лингвистической проблематики в сторону человека, его роли в становлении, развитии, преобразовании языка, подготовленный всей историей языкознания, осуществлялся параллельно со стремительным развитием в XX веке аксиологии, биологии, генетики, психологии, экологии, истории, культурологии и других наук, в которых человек выступает как объект изучения. Современное языкознание, обращенное в разных своих направлениях к проблеме человека, движется по пути, который является общим для целого ряда человековедческих наук, как гуманитарных, так и естественных, которые призваны ответить на вопрос «Что есть человек?». Известный философ М.Бубер отмечает, что приблизиться к ответу на этот вопрос можно лишь при условии изучения проблемы человека средствами всех имеющихся наук (Бубер, 1992).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лингвистика XX века демонстрирует тесную связь с философией. Н.А.Бердяев отмечал: если такие антропологические науки, как биология, социология, психология, заняты по преимуществу изучением человека как одного из объектов в мире объектов и, следовательно, исследуют те или иные стороны человека, то философия и лингвистика подходят к человеку и с позиций его субъективного начала, внутреннего существования (Бердяев, 1994, с.22). О том, что язык и языковая деятельность – это явления внутреннего, индивидуально-психологического порядка, и в этом смысле языкознание занимается «внутренним человеком», говорили в свое время А.А.Потебня, Д.Н.Овсянико-Куликовский, И.А.Бодуэн де Куртенэ, А.А.Шахматов, Ф. де Соссюр и другие известные лингвисты.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Человек, согласно современным философским и лингвистическим концепциям, познает мир, выделив себя из этого мира, противопоставляя свое Я всему, что его окружает, что есть не-Я. Будучи мыслящим и наделенным даром речи существом, он не может не признавать существование окружающего мира и не отражать этот мир посредством языка. Человек, таким образом, с одной стороны, использует язык как орудие познания мира, самого себя и себе подобных, с другой – отражает в языке окружающую действительность, свое и чужое Я. Следовательно, изучение языка – это изучение, с одной стороны, его «орудийных», с другой – отражательных возможностей. Человек в данном случае оказывается первопричиной всему: он есть носитель языка, следовательно, его творец и преобразователь, и одновременно он есть отраженная в языке сущность.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Таким образом, роль лингвистики в решении проблемы человека неоспорима: предмет ее изучения (язык), как отмечал Э.Бенвенист, заключен в самой природе человека: «В мире существует только человек с языком, человек, говорящий с другим человеком, и язык, таким образом, необходимо принадлежит самому определению человека… Именно в языке и благодаря языку человек конструируется как субъект, ибо только язык придает реальность, свою реальность, которая есть свойство быть…» (Бенвенист, 1974,с. 293).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В.И.Постовалова, характеризуя антропологическую парадигму изучения языка, выделяет несколько возможных решений вопроса о том, как можно учитывать человеческий фактор в языке и развертывать науку о языке на антропологических основаниях. При первом решении, которое, по мнению исследователя, можно рассматривать лишь как подступ к антропологической парадигме, человек в теорию не вводится, но сам язык при этом гипостазируется, одушевляется, мифологизируется, наделяется чертами человека (см. об этом: Караулов, 1986, с. 43).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;При втором решении предлагается рассматривать язык не «в самом себе», как в первом случае, а как «часть человека» (см. об этом: Альбрехт, 1977, с. 80–81).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;При третьем решении предметом изучения в науке о языке («гуманистической лингвистике») считается человек, изучаемый в аспекте владения языком.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;При четвертом решении язык интерпретируется как конструктивное свойство человека, а человек определяется как человек именно через посредство языка (Постовалова, 1999, с. 29). Последнее из названных решений восходит к лингвофилософской концепции языка В. фон Гумбольдта, который считал, что изучение языка «не заключает в себе конечной цели, а вместе со всеми прочими областями служит высшей и общей цели совместных устремлений человеческого духа, цели познания человечеством самого себя и своего отношения ко всему видимому и скрытому вокруг себя» (Гумбольдт, 1985, с. 383).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гумбольдтовский антропологический подход к языку реализуется в тесно связанных между собой современных направлениях лингвоантропологии, сами наименования которых подчеркивают установку на интегративность: этнолингвистическом, социолингвистическом, лингвокультурологическом, лингвопсихологическом, лингвострановедческом, лингвогносеологическом (когнитологическом).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Соответствующие лингвистические дисциплины, изучающие язык в человеке и человека в языке (этнолингвистика, социолингвистика, лингвокультурология, психолингвистика, лингвострановедение, когнитивная лингвистика) и своим появлением, и содержанием своих исследований доказывают, что изучение человеческого фактора в языке в рамках традиционной лингвистики не может дать полной картины человека, его внутреннего мира, менталитета, отношений с окружающей действительностью, в то время как все перечисленное является крайне важным для понимания феномена человека в его языковых ипостасях. Иными словами, разные направления антропологической лингвистики призваны расширить рамки традиционного подхода к фактам языка и вписать их в неязыковой (исторический, национально-культурный) контекст. Так, лингвокультурология, возникшая на основе идеи о том, что язык теснейшим образом связан с культурой (он прорастает в нее, развивается в ней и выражает ее), имеет предметом своего изучения язык и культуру в их взаимодействии (работы Н.Д.Арутюновой, В.В.Воробьева, В.А.Масловой, Ю.С.Степанова, В.Н.Телия, В.Шаклеина и др.). С лингвокультурологией тесно связаны этнолингвистика и социолингвистика. Первая уходит своими корнями в учение В. фон Гумбольдта, Э.Сепира, Б.Уорфа, А.А.Шахматова, А.А.Потебни и др. и сосредоточивает внимание на изучении связей языка с культурой, народными, обычаями, социальной структурой общества и нации в целом (работы Н.И.Толстого, В.В.Иванова, В.Н.Топорова, Т.В.Цивьян и др.); вторая, изучая взаимоотношения между языком и обществом, обращается к изучению языка разных социальных и возрастных групп (работы Н.Б.Мечковской, Е.Н.Гуц и др.). Одно из направлений этнолингвистики – этнопсихолингвистика – исследует язык как инструмент ментального упорядочивания мира и средство отражения этнического мировосприятия (работы Ю.А.Сорокина, Н.В.Уфимцевой, А.Н.Крюкова и др.).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В антропоцентрическую парадигму вписывается когнитивная лингвистика – направление, в центре внимания которого находится язык как когнитивный механизм. В сферу интересов когнитивной лингвистики входят ментальные основы понимания и продуцирования речи с точки зрения того, как структуры языкового знания представляются (репрезентируются) и участвуют в переработке информации (Ч.Филлмор, У.Чейф, Дж. Лакофф, М.Джонсон). В отечественной лингвистике когнитивно-антропологическое направление представлено трудами Ю.Д.Апресяна, Е.С.Кубряковой, Е.В.Рахилиной, А.Н.Баранова, Д.О.Добровольского, В.З.Демьянкова и др.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Все лингвистические направления, возникшие в XX веке под влиянием идей антропоцентризма языка, объединяет общее положение, согласно которому язык должен изучаться «по мерке человека». «Мерка человека» стала отчетливо прослеживаться и в тех современных лингвистических исследованиях, которые выполняются в русле традиционной – системно-структурной – парадигмы (работы Г.А.Волохиной, З.Д.Поповой, В.Г.Гака, Г.А.Золотовой и мн. др.).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Язык насквозь антропоцентричен, – пишет Н.Д.Арутюнова. – Присутствие человека дает о себе знать на всем пространстве языка, но более всего оно сказывается в лексике и синтаксисе – семантике слов, структуре предложения и организации дискурса» (Арутюнова, 1999, с. 3). Не случайно в связи с этим антропологическая проблематика весьма активно и продуктивно разрабатывается в первую очередь в лексико-семантических, семантико-синтаксических, семантико-прагматических исследованиях. Так, семасиологи ставят в центр внимания значения слов и словосочетаний, которые использует человек для называния, номинации предметов и явлений действительности, в том числе и самого человека (Ю.Д.Апресян, Н.А.Лукьянова, Е.Ф.Петрищева, Е.М.Вольф, Б.А.Успенский, В.Н.Телия и др.); грамматисты исследуют грамматический строй языка в системе его функций, в его функционировании при взаимодействии с элементами окружающей среды, в том числе с человеком (А.В.Бондарко, И.И.Ковтунова, Н.Д.Арутюнова, Т.В.Булыгина, Н.Ю.Шведова, А.П.Сковородников и др.); жанроведы изучают речевую деятельность человека, его речевое поведение, закономерности использования языка и его проявления в разных ситуациях общения (А.Вежбицкая, Т.В.Шмелева, О.С.Иссерс и др.). Содержание антропологических исследований показывает, что их авторы активно привлекают данные других наук о человеке, подкрепляя ими свои наблюдения и выводы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На прошедшей в конце XX века Международной конференции «Лингвистика на исходе XX века: итоги и перспективы» (Москва, 1995) ученые, подводя предварительные итоги пройденного лингвистической наукой в прошлом столетии пути, отмечали, что антропоцентрическая парадигма языкознания ознаменовалась особым вниманием к семантическим и прагматическим аспектам языка: стремительным развитием лексической семантики, семантического синтаксиса, прагматики; в то же время участники конференции подчеркивали перспективность проблемы лингвистической интерпретации человека, подразумевающей глубокое комплексное изучение биологических, психологических и социальных оснований языка как одного из важнейших признаков человека, актуальность вопроса о сущности, с одной стороны, самого языка, с другой – лингвоцентрического характера понимания человеком окружающего мира (см.: Дуличенко, 1995, с. 163).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В настоящее время продолжается формирование научных направлений и школ, объединенных общей идеей «роли человеческого фактора в языке», которые, отличаясь исследовательскими приоритетами, выдвигают свои подходы к проблеме «человек и язык». Автор данного исследования является представителем омской лингвоантропологической школы, которая начала формироваться в конце 80-х годов прошлого века и сегодня представляет собой сообщество ученых, объединенных изучением языкового образа человека в различных его ипостасях: творца языка и языковой личности, главного концептуализирующего и причинного фактора в существовании и эволюции языка, субъекта и объекта запечатленных в языке знаний, мнений, оценок, создателя и носителя традиционной национально окрашенной культуры речевой коммуникации, индивидуальных словеснохудожественных миров и соответствующих текстов и стилей (работы Г.А.Бобровой, Л.О.Бутаковой, Е.В.Гейко, Е.Н.Гуц, И.Г.Дьячковой, В.П.Завальникова, О.С.Иссерс, О.В.Коротун, Г.А.Кривозубовой, Н.А.Кузьминой, М.П. Одинцовой, Н.В.Орловой, Н.А.Седовой, Н.Д.Федяевой, А.А.Юнаковской и др.). Обзор лингвоантропологических исследований омских русистов осуществлен М.П.Одинцовой (Одинцова, 2002).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Надо признать, что в настоящее время границы лингвоантропологии строго и четко не определены. Они обозначаются такими нетерминологическими определениями, как человеческий фактор в языке (Б.А.Серебренников и др.), человек в языке (Э.Бенвенист), человек и его язык (Р.А.Будагов), язык и мир человека (Н.Д.Арутюнова), мир человека в языке (В.В.Колесов), язык – человек – картина мира (М.П.Одинцова). Современная лингвоантропология представляет собой своего рода гипернаправление, объемлющее все дисциплины языковедческого цикла с человеком в центре (лингвокультурологию, психолингвистику, когнитивную лингвистику, социолингвистику, этнолингвистику, этнопсихолингвистику, этногерменевтику, психопоэтику); ее предметная область нестрого очерчивается и обозначается выражением «семантическое пространство человека в языке», в которое включается и прагматика в силу ее семантизованности (ср. триаду Ч.Морриса: структура – семантика – прагматика) (Одинцова, 2002, с. 5). Безусловно, проблему соотношения человека и языка, человека и культуры, языка и мышления можно продуктивно решать в рамках какого-то одного направления, но, как показывают современные лингвоантропологические исследования (в том числе и омских лингвистов), весьма эффективным является интеграция разных направлений лингвоантропологии (работы В.П.Завальникова, О.В.Коротун, Л.Б.Никитиной, Н.А.Седовой и др.). Широкий подход к предмету лингвоантропологии предполагает также привлечение знаний о человеке, добытых другими (нелингвистическими) науками: философией, культурологией, литературоведением, психологией, этнологией, эстетикой и т. д.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Таким образом, глобальным предметом современной лингвоантропологии является образ человека в языке в различных его ипостасях, воплощениях, проявлениях, ролях. Этот образ осознается исследователями как основной фрагмент целостной ЯКМ и являет собой «концентрированное воплощение сути тех представлений человека о человеке, которые объективированы всей системой семантических единиц, структур и правил того или иного языка» (Одинцова, 2000, с. 8).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Цель нашего исследования – описать категориальные семантические черты языкового образа homo sapiens в русской ЯКМ. Выявление этих черт осуществлено в результате комплексного подхода к высказываниям об интеллектуальных действиях, качествах, состояниях человека, который предполагает их лексико-семантический, семантико-синтаксический, коммуникативно-прагматический анализ с привлечением данных, предоставляемых широким нелингвистическим (историческим, национально-культурным) контекстом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Обращение к исследованию в русском языке образа человека разумного обусловлено тем, что интеллект является основополагающей стороной человека; он присутствует во всех человеческих проявлениях, предопределяет их и тем самым выступает главной ценностью в картине мира человека.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Образ-концепт «человек разумный» рассматривается нами в семантико-прагматическом и культурологическом аспекте. Мы исходим из того, что представления о homo sapiens, семантически объективированные в языке, исторически, национально, культурно детерминированы, поэтому в языковом образе homo sapiens не могли не отразиться в первую очередь те семантические черты, которые обусловлены экстралингвистически: исторически сложившимися традициями, стереотипами, ценностными приоритетами, характерными для национально-культурного сообщества. Культурологический подход к описанию образа homo sapiens в русской ЯКМ обусловливает обращение к тем единицам языка, которые являются для русского национально-культурного сообщества традиционными средствами характеристики человека разумного. Такими средствами являются слова и словосочетания, связанные с понятием «homo sapiens», фразеологизмы, пословицы, поговорки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Семантические черты языкового образа homo sapiens мы определяем как категориальные. Естественный язык является основной формой, в которой отражены знания человека о мире, и в то же время он есть главный инструмент, с помощью которого человек познает окружающий мир, то есть означивает, обобщает, упорядочивает поступающую извне информацию.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Главным способом придать этой информации упорядоченный характер, систематизировать, рассортировать воспринятое является мыслительный процесс, который совершается человеком постоянно и незаметно для него самого. Этот процесс, активно изучающийся такими направлениями современной лингвоантропологии, как когнитивная лингвистика и психолингвистика (Р.Дженкендорф, А.В.Кравченко, Е.С.Кубрякова, Р.И.Павиленис, И.А.Стернин, Р.М.Фрумкина и др.), принято называть категоризацией.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Категоризация позволяет свести бесконечное многообразие явлений к определенной классификации, к определенным пропорциям, то есть сама суть категоризации состоит в членении мира на дискретные сущности и группы таких сущностей (см.:Кравченко, 1996). Категоризация позволяет определить объект через его отнесение к более общей категории. Отнесение объекта и именующего его слова к более общей категории есть по сути отнесение его смысла, концепта, к более общей категории концептов. Семантические отношения между словами, таким образом, могут отражать их принадлежность к одной и той же категории (Фрумкина, 2001, с. 62). Например, слова разум, сознание, душа принадлежат категории, именуемой человек.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Категоризация может осуществляться по разным направлениям, в зависимости от того, под какую рубрику опыта подводится явление, объект, процесс и т. п. (см.: Кубрякова и др., 1996, с. 42). Результатами такой классификационной деятельности являются, в частности, выявление в окружающем человека мире значимых и значащих сущностей (семиотизация), оценивание человека другим человеком (аксиология), формирование базового, устойчивого культурнонационального представления о предмете или ситуации (стереотипизация) (Е.С.Кубрякова, А.В.Кравченко, Ю.С.Степанов, Ю.А.Сорокин, В.Дорошевский, В.В.Красных).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Языковая категоризация, таким образом, один из семантических законов языка; языковой образ человека имеет в своих разнообразных репрезентациях категориальный статус, что принимается лингвистами в качестве исходного принципа анализа языкового материала как на уровне системы (словаря, грамматики), так и на уровне речи (см., например: Коротун, 2002).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Категоризация манифестируется в языке всеми семантизованными (имеющими значение) единицами и структурами, а также прагматикой языка. Не случайно в связи с этим, что исследования языкового образа человека отличаются комплексностью подхода к языковому материалу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Нами выделены такие категориальные семантические черты, характерные для образа homo sapiens в русской ЯКМ, как партитивность, оценочность, стереотипизация (заметим, что это черты любой категоризации). Анализ этих черт, осуществленный через комплексный подход к языковому материалу, позволил сделать общие выводы о специфике образа человека разумного в современном русском языке.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Исследуемый материал стилистически разнообразен: это разговорные, публицистические, фольклорные, поэтические и прозаические художественные тексты, в которых человек разумный выступает объектом характеристик. С целью выявления путей стереотипизации языкового образа homo sapiens мы обращаемся к историческим языковым фактам.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Надежность и объективность выводов относительно характерных для носителей русского языка представлений о человеке, отраженных в языке, обеспечивают, на наш взгляд, различные методики, такие, как ассоциативные психолингвистические эксперименты, анкетирование, опросы с целью выяснения типичных, частотных характеристик человека. Данные, полученные экспериментальным путем, соотносимы с данными о семантике слов, словосочетаний, высказываний, полученными другими способами, при помощи других методик исследования семантики: компонентного анализа (он используется нами для выявления семантических компонентов (сем) в составе лексических значений номинаций homo sapiens), дистрибутивного анализа (он используется в процессе семантико-прагматического анализа высказываний о человеке разумном), системного описания (оно реализуется через обращение к языковым единицам разных уровней).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Опираясь на компетентные мнения ученых о видах и направлениях ассоциативных экспериментов (Леонтьев, 1977; Клименко, Супрун, 1977), мы избрали ассоциативную методику, которая в наибольшей степени отвечает задачам нашего исследования. В частности, мы давали испытуемым ряд слов (словосочетаний) – стимулов интеллектуальной тематики и предлагали реагировать на них первыми «пришедшими в голову» за определенное количество времени (15 секунд) словами или словосочетаниями (так называемый свободный ассоциативный эксперимент с регистрацией цепи ответов), а также предлагали испытуемым задания, ограничивающие свободу ассоциации в нужном для нас направлении (например, требования определенных синтагматических ассоциаций; требования ассоциаций-сравнений). В нашу анкету вошли и так называемые «закрытые» задания, когда испытуемым предлагалось соотнести слово с тем или иным толкованием.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Данные, полученные в искусственных ситуациях, представляют собой результат спонтанного речетворчества, опирающегося на знания носителей языка. Вероятность использования в живой естественной речи языковых единиц, которые фигурируют в ответах испытуемых, чрезвычайно велика (см. об этом: Леонтьев, 1977, с. 10), поэтому материал, добытый экспериментальным путем, не являясь основным, представляет собой необходимый дополнительный источник наблюдения за тем, как образ человека разумного воплощается в наивном языковом сознании.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Представим описание проделанной нами экспериментальной работы, которую мы назвали психолингвистическим ассоциативным анкетированием, учитывая преимущественно вопросно-ответный характер ее содержания.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Цель анкетирования – на основе исследования парадигматических и синтагматических ассоциаций, возникающих у носителей русского языка в связи со словами (словосочетаниями) – стимулами, содержащими сему «интеллект», выявить национально-культурную специфику языкового образа homo sapiens.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Испытуемые: 185 студентов факультета начальных классов Омского государственного педагогического университета в возрасте от 18 до 23 лет, обучающихся по специальностям: учитель начальных классов, учитель информатики, русского и иностранного языков.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Содержание предложенных испытуемым анкет (анкеты предлагались в разное время с интервалом в одну неделю):<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Анкета № 1: 1. С чем ассоциируются следующие слова и словосочетания: человек, ум, глупость, мужчина, чукча, новый русский, ученый, талант, дурак, голова, Иванушка-дурачок, гений, разум, мозги, прапорщик, сумасшедший, юродивый, женщина, Россия, интеллект, старик, умник, русский человек. 2. Продолжите высказывания-сравнения: Глупый, как…; Умный, как…; Мудрый, как…; Невежественный, как…; Находчивый, как…; Необразованный, как… (Количество времени на выполнение каждого задания – 15 секунд).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Анкета № 2: 1. Продолжите: Человек умный – это (какой?)…; Человек глупый – это (какой?)…; Мозги у умного человека (какие?)…; Мозги у глупого человека (какие?)…; Извилины у умного человека (какие?)…; Извилины у глупого человека (какие?)…; Голова у умного человека (какая?)…; Голова у глупого человека (какая?)…; Голова у умного человека (что делает?)…; Голова у глупого человека (что делает?)…; Мозги у умного человека (что делают?)…; Мозги у глупого человека (что делают?)…; У умного человека – умные (что?)…; У глупого человека – глупые (что?)…; 2. Названное качество характеризует человека: а) умного; б) глупого; в) скорее умного, чем глупого; г) скорее глупого, чем умного; д) любого: и умного, и глупого (при ответе используются соответствующие ответам буквы: а, б, в, г, д): добрый, жадный, завистливый, самолюбивый, наблюдательный, скромный, упрямый, хвастливый, хитрый, красивый, робкий, смелый, аккуратный, грубый, жестокий, любопытный, решительный, самостоятельный, трудолюбивый, трусливый, целеустремленный, честный, щедрый, красноречивый, льстивый. (Количество времени на выполнение заданий под рубрикой № 1 – по 15 секунд; на выполнение задания № 2 – до 3 минут).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Примечание. Отбор лексического материала для анкетирования и формулировки заданий производились с учетом избранного направления исследования и необходимости подтверждения ряда данных, добытых в результате использования иных методик изучения содержания образа человека разумного в русском языке.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Анкетирование проводилось в письменной форме.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С целью выяснения ассоциативных реакций носителей русского языка мужского и женского пола на слова-стимулы мужчина и женщина, был проведен свободный ассоциативный эксперимент (в письменной форме) с мужской аудиторией (125 курсантов Омской академии МВД России в возрасте от 19 до 25 лет), результаты которого сравнивались с результатами, полученными при работе с женской аудиторией.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ответы испытуемых проанализированы, систематизированы и используются как дополнительный материал, позволяющий делать выводы и обобщения относительно национально-культурных особенностей интерпретации человека разумного в русском языке.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Материалы анкетирования не подвергались строгой статистической обработке, поскольку нам представляются важными не только наиболее частотные ответы респондентов, но и редко повторяющиеся, единичные: все они в равной степени отражают возможности языковой характеристики homo sapiens. Тем не менее, в необходимых случаях мы отмечали типичные реакции опрошенных.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Описание категориальных семантических черт языкового образа homo sapiens в русской ЯКМ (главы 2–4) предваряется рассуждениями теоретического характера о взаимосвязи человека, языка и национальной культуры, об особенностях ЯКМ, о специфике образа человека в языке (глава 1).<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Глава 1. Образ человека в языковой картине мира<br></h3><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;1. Человек – Язык – Культура<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Триединство «Человек – Язык – Культура», столь активно обсуждаемое философами, культурологами, лингвистами, при более пристальном рассмотрении являет собой союз далеко не равнозначных по времени зарождения, по характеру проявлений, по степени важности и вкладу в «общее дело» составляющих.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бесспорной вершиной этого треугольника и, более того, основателем всех других его вершин, проводником связей и взаимоотношений между ними является человек.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Человек мыслящий есть некоторая природная сила, внутренней природы которой мы не знаем. Эта сила однажды вспыхнула на земле» (Мамардашвили, 1991, с. 17) и, добавим, стала первопричиной того, что сложилось ее усилиями, волей, трудом, того, без чего человеческое существование оказалось невозможным, а именно – языка и культуры.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Если вопрос о происхождении человека как разумного существа связан с изучением такой формы бытия, как природа (в материалистических концепциях) или с признанием сверхприродного существа – Бога (в идеалистических концепциях), то вопрос о происхождении, становлении языка и культуры обязан своей постановкой исключительно человеку – существу реальному, земному, отнюдь не аморфному или трудно определяемому, не сверх– и не надприродному субъекту. Все существующие определения языка и культуры, исследования этих феноменов естественным образом тяготеют к человеческому началу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Под культурой изначально понималось целенаправленное воздействие человека на природу, ее изменение, «возделывание» человеком в собственных интересах и сообразно собственным целям. Позднее, с 18 века, стали говорить о культуре как обо всем, что появилось в результате этого «возделывания» – деятельности человека, его интеллектуальных и физических усилий.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В настоящее время существует множество определений культуры. Согласно марксистской концепции, культура является «специфической характеристикой общества и выражает достигнутый человечеством уровень исторического развития, включающий в себя определенное отношение человека к природе и к обществу, а также развитие творческих сил и способностей личности» (Философский энциклопедический словарь, 1989, с. 294).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;З.Фрейдом культура определяется как совокупность всех тех достижений, что позволяют человеку почувствовать себя человеком, способным защитить себя от воздействий природы и упорядочить отношение с себе подобными.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;М.Хайдеггер видит главное предназначение культуры в «пропаганде» высших человеческих достоинств. В основе ценностного подхода к пониманию и определению культуры лежит признание того, что человек как разумное существо способен сформировать в своем сознании представления о духовных и материальных ценностях, об идеалах и отступлениях от них. Эти-то идеалы и «пропагандирует» человек в процессе своей жизни, ими он и соизмеряет свои действия и поступки. То, что находится на вершине ценностной шкалы, и называется культурой, а минусы и негативы, будучи «неценными», не включаются в число ценностей и, следовательно, исключаются из понятия «культура» (М.Хайдеггер, М.Вебер, Г.Францев, Н.Чавчавадзе и др.).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Известны попытки определить культуру через функции, выполняемые ею в обществе; стремление видеть в культуре исключительно духовное начало; попытки представить культуру как сложный механизм, в котором задействованы более мелкие механизмы: этнические и национальные культуры, субкультуры, вступающие друг с другом в диалог и обретающие в результате его новые оттенки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ю.С.Степанов выделяет два тесно связанных значения слова культура, отмечая, что эта связь является характерной чертой русской жизни: 1) совокупность достижений людей во всех сферах жизни, рассматриваемых не порознь, а совместно, – в производственной, социальной и духовной; 2) высокий, соответствующий современным требованиям уровень этих достижений, то же, что культурность (Степанов, 2001, с. 12).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Разные исследователи не только по-разному трактуют культуру, но и зачастую совмещают в своем понимании культуры разные подходы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Так, Б.А.Успенский в своих трудах рассматривает культуру как форму общения ее субъектов (культура понимается как «диалог культур») и в то же время акцентирует внимание на том, что культура – это совокупность норм и правил, регламентирующих жизнь человека.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С.С.Аверинцев выделяет в национальной культуре как ее диалогическую сущность – стремление идти на контакты с другими культурами, так и некоторую консервативность, проявляющуюся в привычке мерить чужую культуру на свой аршин.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Зачастую исследователи в процессе своих изысканий неоднократно переосмысляют понятие «культура», дополняют и даже изменяют собственную точку зрения на это сложное явление. Приведем определения культуры, предложенные в разное время Ю.М.Лотманом: культура – это «символическая вселенная»; культура – это «…сложная семиотическая система, ее функция – память, ее основная черта – накопление» (см.: Лотман, 1971); «культура есть нечто общее для какого-либо коллектива – группы людей, живущих одновременно и связанных определенной социальной организацией… Культура есть форма общения между людьми» (см.: Лотман, 2001).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Во всех подходах к пониманию культуры и во всех ее определениях, несмотря на всю их разноликость, есть одно общее: культура всегда рассматривается через призму человека; в ней всегда отмечается стержень, без которого ее существование немыслимо, – это человеческое начало.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Разные подходы к культуре – это лишь разные взгляды на человека, который осмысляется то как создатель духовных ценностей (Э.Маркарян, Ю.А.Сорокин, Е.Ф.Тарасов), то как наследник определенных устоев общества (В.Н.Сагатовский, Ю.М.Лотман, Б.А.Успенский), то как создатель и хранитель текстов, в которых находится бесценная информация о мире и человеке (Ю.М.Лотман), то как носитель типических черт, свойственных членам определенного национального коллектива (М.Мамардашвили, С.С.Аверинцев) и т. д.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;По мнению М.С.Кагана, «обращение к итогам изучения культуры приводит к выводу, что здесь происходит нечто, подобное теоретическому исследованию человека и искусства: потому что, если искусство моделирует, иллюзорно воссоздает целостное человеческое бытие, то культура реализует это бытие именно как человеческое во всей полноте исторически выработанных им качеств и способностей. Иначе говоря, все, что есть в человеке как человеке, предстает в виде культуры, и она оказывается столь же разносторонне-богатой и противоречиво-дополнительностной, как сам человек – творец культуры и ее главное творение» (Каган, 1996, с. 19–20).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Методологически важным начиная с 19 века и по сей день признается вопрос о взаимосвязи языка и культуры (Я.Гримм, Р.Раск, В.Гумбольдт, А.А.Потебня). Можно выделить два основных подхода к его решению. Суть первого заключается в том, что взаимосвязь языка и культуры оказывается движением в одну сторону. Поскольку язык отражает действительность, а культура есть неотъемлемый компонент этой действительности, с которой сталкивается человек, то язык есть отражение культуры (С.А.Атановский, Г.А.Брутян, Е.И.Кукушкин, Э.С.Маркарян и др.). В рамках второго подхода выдвигается гипотеза лингвистической относительности, согласно которой язык обусловливает способ мышления говорящего на нем народа и способ познания мира зависит от того, на каком языке мыслят познающие субъекты (Э.Сепир, Б.Уорф, Л.Вейсгербер, Д.Олфорд, Дж. Кэррол, Д.Хаймс и др.). Эта гипотеза оценивается современными учеными далеко не однозначно: резкая критика (Б.А.Серебренников), отрицательная оценка (Г.В.Колшанский, Р.М.Фрумкина и др.) соседствуют с обращением к выводам Сепира-Уорфа в целях осмысления ряда языковых фактов, которые трудно объяснить каким-либо другим способом (Н.И.Толстой, Е.Бартминский и др.).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И в том, и в другом подходе к взаимоотношениям языка и культуры, на наш взгляд, есть рациональное зерно. Язык (равно как и картина мира, и образы мира, отраженные в нем) – это часть культуры говорящего на нем народа и транслятор этой культуры. В то же время язык в результате длительного исторического развития формирует некие культурные коды (ключевые слова, ставшие общеупотребительными, частотными; устойчивые выражения – фразеологизмы, пословицы, поговорки), позволяющие говорящим на данном языке осознавать действительность определенным образом. И в этом смысле язык влияет на видение мира, на картину мира и образы мира в сознании людей. Иными словами, язык отражает культурные установки говорящего на нем народа и, благодаря своей кумулятивной функции (функции накопления знаний), способен определять эти культурные установки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Н.И.Толстой отмечает: «Отношения между культурой и языком могут рассматриваться как отношения целого и части. Язык может быть воспринят как компонент культуры или орудие культуры (что не одно и то же), в особенности когда речь идет о литературном языке или языке фольклора. Однако язык в то же время и автономен по отношению к культуре в целом, и его можно рассматривать отдельно от культуры (что и делается постоянно) или в сравнении с культурой как с равнозначным и равноправным феноменом» (Толстой, 1995, с. 16).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Итак, существуют разные подходы к вопросу о взаимоотношении языка и культуры. Однако в них, как и в разных определениях культуры, обнаруживается общая точка отсчета, общий стержень, который организует эти взаимоотношения, – человек. Бесспорным остается одно: человек мыслит, творит, общается, познает и оценивает окружающий мир в контексте той культуры, которой принадлежит, и результаты этой деятельности человека отражаются в языке.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В.Н.Телия отмечает: «Культура – это продукт духовно-нравственного осмысления человеком мироустройства, на фоне которого формируется самосознание личности. Поэтому установки культуры, лежащие в основе ценностных ориентиров жизненной философии и жизнедеятельности личности, постигаются рефлективно. Они становятся достоянием культурного сообщества благодаря их означиванию… Общеизвестно, что одним из самых продуктивных средств означивания концептуального содержания установок культуры выступает естественный язык» (Фразеология в контексте культуры, 1999, с. 8–9).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Язык, как знаково-символическая система, является не только средством осуществления коммуникации между людьми на самых различных уровнях – от мышления до передачи информации, но и источником опредмечивания, закрепления знаний, выработанных на протяжении всей истории человечества. Эти знания становятся знаниями индивида постольку, поскольку он усваивает их вместе с языком, распредмечивает опредмеченную в нем духовную культуру (см.: Волков, Поликарпов, 1999, с. 225).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Естественный язык, когда он выполняет по отношению к культуре орудийную функцию, обретает роль языка культуры: единицы естественного языка становятся «телами» культурных знаков, не утрачивая при этом и собственного языкового значения. Языковые сущности (слова, словосочетания, высказывания, тексты), когда они служат «телами» культурных фактов, придают мотивированность знаковому отношению между предметами и явлениями и их пониманием. Язык, таким образом, выполняет культурологическую функцию.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но язык не только обеспечивает общение между людьми и «означивает культуру», но и выступает хранителем культуры. «Культура – это своеобразная историческая память народа. И язык, благодаря его кумулятивной функции, хранит ее, обеспечивая диалог поколений не только из прошлого в настоящее, но и из настоящего в будущее» (Телия, 1996, с.226).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Соотносительность языка и культуры может быть представлена и через определение понятия «культурно-языковая компетенция». Культурно-языковая компетенция понимается как владение интерпретацией языковых знаков в категориях культурного кода. Она усваивается вместе с овладением языком и с «присвоением» субъектом языка – в значительной мере уже через него – культуры через ее тексты (мифы, сказки, фольклор, религиозную и художественную литературу). «И в той мере, – пишет В.Н.Телия, – в какой культура – ее концепты, символы, эталоны, стереотипы и т. п. – присвоена через язык, она релятивизирована к нему. Но и языковые сущности в этом случае релятивизированы к культуре, поскольку они включают в себя культурные компоненты, воплощенные в их денотативное (дескриптивное) или коннотативное содержание» (Телия, 1996, с. 228).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Именно соотносительность языка и культуры обусловливает способность языка не только отражать действительность в форме наивной картины, выражать оценочное отношение к отдельным фрагментам этой картины, но и способность воспроизводить национально-культурные традиции, установки, ориентиры носителей языка – транслировать мировосприятие народа.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Язык и сам является фактом культуры. Во-первых, потому, что он составная часть культуры, которая наследуется новыми поколениями от предков; во-вторых, потому, что язык – основной инструмент, посредством которого мы осваиваем культуру; в-третьих, потому, что язык – важнейшее из всех явлений культурного порядка, ибо если мы хотим понять сущность культуры – науку, религию, литературу, то должны рассматривать эти явления как коды, формируемые подобно языку, ибо естественный язык имеет лучше всего разработанную модель (Маслова,2001, с. 62).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В.Н.Телия, выделяя из многочисленных определений культуры существенные для ее взаимодействия с языком аспекты и обобщая их, рассматривает культуру как часть картины мира, «которая отображает самосознание человека, исторически видоизменяющегося в процессах личностной или групповой рефлексии над ценностно значимыми условиями природного, социального и духовного бытия человека» (Телия, 1999, с. 18). Если культура – часть картины мира, то язык – часть культуры и одновременно средство трансляции культуры (Тарасов, 1999, с. 34–37). Язык, таким образом, теснейшим образом связан с культурой: он входит в нее, живет в ней и отражает ее.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В языке (зеркале культуры) отражен процесс познания человеком себя и себе подобных, данные человеком себе и другим характеристики и оценки. Все, что человек увидел в себе самом и в других людях, узнал о себе и других и захотел сообщить другим, он отразил в языке. И в этом смысле образ человека в языке – это абсолютно все, что человек может сказать о себе и других людях в разных ситуациях и сферах: в обыденных условиях, в науке, религии, искусстве. В известном смысле, языковой образ человека вмещает в себя физический, химический, биологический и всякий иной образ живого мыслящего существа, поскольку все, что известно о человеке, в большей или меньшей степени обязано языку как орудию мышления.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Человек запечатлел в языке свой физический облик, свои внутренние состояния, свои эмоции и свой интеллект, свое отношение к предметному и непредметному миру, природе – земной и космической, свои действия, свое отношение к коллективу людей и другому человеку… Он передал языку свое игровое начало и свою способность к творчеству. Человек запечатлел себя и в именах природных объектов, внеся в них утилитарную и эстетическую оценки. Почти в каждом слове можно обнаружить следы человека», – пишет Н.Д.Арутюнова (Арутюнова, 1999, с. З).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Все, что известно человеку о человеке: от наивных, вымышленных, неподтвержденных оценок, слухов, характеристик и предположений до аргументированных, доказанных наукой и проверенных жизнью положений и фактов, мы находим в текстах. Но какие бы сведения о человеке ни предоставляли нам тексты, сомнительные и даже абсурдные или бесспорные, неопровержимые, все они, в конечном счете, есть знания о человеке, являющиеся частью сложной системы ценностей и идей, именуемой культурой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Безусловно, для образа человека, транслируемого посредством того или иного языка, характерна национально-культурная окраска. Национально-культурные черты языкового образа человека обнаруживаются при изучении любой из его сторон, подвергающейся носителями языка обсуждению, описанию, оценке: физической, нравственной, эмоциональной и т. д. В языковом образе человека разумного также не могли не отразиться характерные для представителей русского национально-культурного коллектива стереотипные взгляды на человека в его интеллектуальной ипостаси.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;2. Языковая картина мира<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Если понятие «картина мира» и соответствующий термин вошли в науку сравнительно недавно, то сам феномен картины мира и ее отражение в знаковых формах существуют с того момента, как человек стал осознавать себя и окружающий мир, то есть с момента появления homo sapiens.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Понятие «картина мира» сформировалось в рамках естественных наук, которые пытались осмыслить объективные законы природы и закономерные связи между ее объектами. Термин картина мира был выдвинут физиками на рубеже 19–20 веков, а затем заимствован «человековедческими» науками: философией, психологией, лингвистикой, литературоведением, культурологией, которые внесли свой вклад в разработку соответствующего понятия.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Будучи метафорическим по своей природе, термин картина мира не передает с необходимой научной точностью обозначаемого им понятия. М.Хайдеггер писал по этому поводу, что при слове «картина» мы думаем прежде всего об изображении чего-либо; «картина мира, сущностно понятая, означает не картину, изображающую мир, а мир, понятый в смысле такой картины» (Хайдеггер, 1993, с. 49).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бесспорным при осознании понятия картина мира является то, что картина мира есть отражение мира, созданное усилиями человека-творца, т. е. это субъективный образ объективного мира. Если учесть, что мир – это человек и окружающая его среда, т. е. человек «встроен» в мир, то картина мира – это субъективный образ всего, что окружает человека.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Современная наука исследует картину мира с разных позиций. Так, картину мира рассматривают с позиций создающего ее субъекта (например, картина мира отдельной личности, картина мира национального сообщества, картина мира писателя, ученого); с позиций объекта – целостного мира или его фрагмента (например, картина целостного мира как материального субстрата, картина мира (точнее образ) одного из фрагментов целостной картины мира: человека или любого объекта действительности); с позиций формы представления объекта (мира) (например, биологическая картина мира, физическая картина мира, политическая картина мира). Картина мира может рассматриваться во временной плоскости, с учетом ее культурно-исторических особенностей (например, средневековая картина мира, механистическая картина мира).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Для современной лингвоантропологии актуальным и дискуссионным остается вопрос о том, какое место занимает в этой иерархии ЯКМ. Все названные выше виды картин мира в научно-философской литературе называются концептуальными; ЯКМ лишается этого статуса.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Для ответа на вопрос, что такое ЯКМ и каково ее место в системе других картин мира, воспользуемся имеющимися в нашем распоряжении определениями известных лингвоантропологов и выскажем собственные соображения.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Понятие ЯКМ восходит к концепции языка В. фон Гумбольдта. «Язык не есть обозначение сформированной независимой от него мысли, – писал Гумбольдт, – но он сам есть орган, формирующий мысль… Интеллектуальная деятельность и язык суть поэтому одно и то же и неразрывны друг с другом» (см.: Радченко, 1997, с. 62). Язык, по Гумбольдту, представляет собой промежуточный мир, лежащий между миром внешних явлений и внутренним миром человека. Каждый конкретный язык обладает собственным мировидением, характер которого зависит от духовного своеобразия нации, особенностей мироощущения говорящего на этом языке народа. «Через многообразие языков для нас открывается богатство мира… Язык всегда воплощает в себе своеобразие целого народа…» (Гумбольдт, 1985, с 349).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мысли Гумбольдта о миросозидательной способности языка, его роли в мировосприятии говорящего на нем народа были поддержаны и развиты в зарубежной и отечественной лингвистике. Так, А.А.Потебня разделял мнение Гумбольдта о том, что язык не есть средство выражения уже готовой мысли, а способ ее созидания, он не отражение сложившегося миросозерцания, а слагающая его деятельность (см.: Потебня, 1999). При этом последователи Гумбольдта подчеркивали национальное своеобразие миросозидательной способности языка: по утверждению Л.Вайсгербера, «в языке конкретного сообщества живет и воздействует духовное содержание, сокровище знаний, которое по праву называют картиной мира конкретного языка» (см.: Радченко, 1997, с. 250).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Идея о существовании ЯКМ была осмыслена в рамках этнолингвистики Э.Сепиром и Б.Уорфом. По их мнению, границы языка и мышления в строгом смысле не совпадают. Конкретный язык не просто является средством выражения различных идей, а сам формирует эти идеи. Иными словами, содержание познания не является общим для всех людей, а зависит от конкретного языка, то есть конкретный язык обусловливает способ мышления говорящего на нем народа и способ познания мира: «Мы расчленяем природу в направлении, подсказанным нашим языком. Мы выделяем в мире явлений те или иные категории и типы совсем не потому, что они самоочевидны, напротив, мир предстает пред нами как калейдоскопический поток впечатлений, который должен быть организован нашим сознанием, а это значит в основном – языковой системой, хранящейся в нашем сознании. Мы расчленяем мир, организуем его в понятия и распределяем значения так, а не иначе, в основном потому, что мы участники соглашения, предписывающего подобную систематизацию. Это соглашение имеет силу для определенного языкового коллектива и закреплено в системе моделей нашего языка» (Уорф, 1960, с. 174). В основе гипотезы Сепира-Уорфа лежит убеждение, что люди видят мир по-разному – сквозь призму своего родного языка; каждый язык отражает действительность присущим только ему способом, и, следовательно, языки различаются своими ЯКМ. Данная гипотеза разрабатывалась и дополнялась в дальнейшем в трудах зарубежных ученых Л.Вейсгербера, Д.Олфорда, Дж. Кэррола, Д.Хаймса и др.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не подвергая сомнению саму идею о существовании ЯКМ, ряд ученых, как уже отмечалось, резко критикуют взгляды Сепира-Уорфа (Б.А.Серебренников, Г.В.Колшанский, Р.М.Фрумкина, Д.Додд, Р.М.Уайт, Э.Холленштейн и др.). Так, Б.А.Серебренников в своих трудах подчеркивает, что любой язык есть результат отражения человеком окружающего мира, а не самодовлеющая сила, творящая мир; язык приспособлен в значительной степени к особенностям физиологической организации человека, но эти особенности возникли в результате длительного приспособления живого организма к окружающему миру; неодинаковое членение внеязыкового континуума возникает в период первичной номинации и объясняется неодинаковостью ассоциаций и различиями языкового материала, сохранившегося от прежних эпох. Язык выступает как способ закрепления отражательной деятельности мышления – деятельности, которая в свою очередь неразрывно связана с практической деятельностью человека, с его опытом (Серебренников, 1988, с. 8–69).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Картина мира, по мнению Б.А.Серебренникова, есть целостный глобальный образ мира, являющийся результатом духовной деятельности человека (Серебренников, 1988, с. 19). Иными словами, целостная ЯКМ – это вся совокупность представлений и знаний человека об окружающем мире, запечатленных в его сознании и языке (Апресян, 1995а; Брутян, 1973; Дмитриева, 1995; Караулов, 1976; Колшанский, 1990; Лексика, грамматика, текст в свете антропологической лингвистики, 1995; Лузенина, 1996; Одинцова, 1991, 1992, 1994; Павиленис, 1983; Роль человеческого фактора в языке, 1988; Серебренников, 1988; Урысон, 1995, 1998; Яковлева, 1994 и др.).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Язык, по мнению современных отечественных лингвоантропологов и философов, не тождественен интеллектуальной деятельности; он является основным манифестантом сознания человека, средством отражения окружающей человека действительности. Язык не творит мир, а лишь отражает процесс его познания человеком. Мышление выступает посредником между миром и языком. Язык – форма хранения знаний о мире (он выполняет эпистемическую функцию) и средство получения нового знания о мире (он выполняет познавательную, или когнитивную, функцию). Эпистемическая функция связывает язык с действительностью (в единицах языка в виде гносеологических образов закрепляются элементы действительности, выделенные, отображенные и обработанные сознанием человека), а познавательная – с мыслительной деятельностью человека (в единицах языка и их свойствах материализуется структура и динамика мысли), то есть языковые единицы приспособлены как для номинации элементов действительности (и, далее, хранения знаний), так и для обеспечения потребностей мыслительного процесса (Кибрик, 1990, с. 604).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Обычно в языке выражается уже сформированная мысль (мысль-результат мышления). Процесс мышления и языковая деятельность совпадают редко (например, мышление вслух с целью воздействия на слушателей) (см.: Мельничук, 1990, с. 606).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мысль-результат, получившая отражение в языке, закрепившаяся в нем в виде словесных знаков и структур, благодаря кумулятивной функции языка, способна жить бесконечно долго, несмотря на различные ее опровержения в рамках более совершенной интеллектуальной деятельности, которая также отражается в языке. Точнее будет сказать, что устойчивую прописку в языке получает не мысль, а ее языковое отражение, языковой отголосок, ставший неотъемлемой «частицей» языка. Как отмечает Г.В.Колшанский, язык не познает объективный мир и не создает свой мир, а является лишь средством выражения мыслительного содержания, складывающегося в результате отражательной деятельности сознания. Поэтому, по мнению исследователя, следует говорить не о языковой, а о языкомыслительной или концептуальной картине мира (Колшанский, 1990, с. 37).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Однако в языке отражены разные по своему характеру знания и представления о мире, не всегда научно оправданные, часто противоречивые, неполные, а порой и ошибочные. «Словарный состав языка, – замечает Ю.Н.Караулов, – прошел многотысячный путь развития, наряду с научными представлениями разных эпох в нем отражались и наслаивались также заблуждения и суеверия, в нем запечатлелся частично и дологический этап становления человеческого мышления и языка» (Караулов, 1976, с. 60).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Способность языка отражать разную по степени достоверности информацию о мире не позволяет многим ученым определять ЯКМ как концептуальную. У ЯКМ особый статус. Она не образует автономной картины мира, существующей наряду и параллельно с концептуальной картиной мира. ЯКМ теснейшим образом связана с концептуальной., и эта связь носит не пограничный, а взаимопроникающий характер. Г.В.Колшанский справедливо ставит под сомнение саму возможность установления границ между ЯКМ и концептуальной картиной мира в силу неправомерности разделения единого, идеального содержания языковых единиц на языковую и концептуальную картины мира (Колшанский, 1975).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;ЯКМ не стоит в ряду со специальными картинами мира (биологической, химической, физической и др.), она предшествует им и отчасти формирует их, поскольку человек способен познавать мир и себя в этом мире благодаря языку, в котором закрепляется общественно-исторический, культурный опыт – как общечеловеческий, так и национальный. В языке отражены результаты практического, художественного, технического, научного познания мира человеком. При этом нельзя не признавать донаучного характера ЯКМ. Ю.Д.Апресян, подчеркивая эту особенность ЯКМ, назвал ее наивной. Именно наивные (обыденные) представления человека формируют значения и употребление языковых знаков: «Семантика языкового знака отражает наивное понятие о вещи, свойстве, действии, процессе, событии и т. п.» (Апресян, 19956, с. 56).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Наивная (языковая) картина мира возникла намного раньше научной картины мира: homo sapiens начал формировать представления о мире и о самом себе и облекать их в языковую мифопоэтическую, религиозно-мифологическую форму еще до зарождения науки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тем не менее ЯКМ, как и любая другая картина мира, имеет свое концептуальное содержание, поскольку в языке формируется своя понятийная (концептуальная) система, зависящая, как справедливо утверждают представители когнитивной лингвистики, от физического и культурного опыта и непосредственно связанная с ним. В то же время, в отличие от концептуальной картины мира, которая постоянно меняется, «перерисовывается», поскольку познание мира человеком не свободно от ошибок и заблуждений, в концептуальной «копилке» ЯКМ эти ошибки и заблуждения могут храниться долгое время и вовсе не исправляться, несмотря на все концептуальные изменения и научно обоснованные, проверенные практикой положения, имеющие место в ту или иную историческую эпоху. Например, душа в русской ЯКМ – это «концепт, существующий постоянно», константа русской культуры, по определению Ю.С.Степанова (см.: Степанов, 2001, с. 84); в основе этого концепта лежит понятие о вещи из мира идеального: душа – важнейшая часть (орган) «внутреннего человека», отвечающая за нравственные, эмоциональные проявления. Для обозначения состояния эмоционального подъема в русском языке используется фразеологизм воспарить душой, который хранит архаические представления о наличии внутри человека души, животворящей субстанции, которая в мифологической картине мира мыслилась в виде пара и могла покидать тело, перемещаясь к небесам.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Безусловно, между концептуальной картиной мира как системой образов мира и знаний о мире и ЯКМ существует взаимосвязь и взаимопроникновение: эти картины мира не могут не пересекаться, поскольку именно язык является универсальным средством отражения человеческих знаний и представлений любого рода, и научно обоснованных, и ошибочных, искаженных. Например, следующие высказывания, взятые из живой разговорной речи и научной литературы, демонстрируют тот факт, что языковая и научная картины мира не противоречат друг другу: Смотри, молния сверкнула – сейчас дождь будет… Парит-то как! Дышать нечем (из разговора). – Молния (мгновенный разряд скопившегося атмосферного электричества в воздухе; влекущее за собой грозу атмосферное явление) наблюдается в жаркую погоду при бурной конденсации водяного пара над перегретой сушей (из научной литературы); Сегодня тепло – снег тает (из разговора). – Под влиянием тепла снег обращается в жидкое состояние (из научной литературы). Иными словами, обыденное сознание не лишено реалистичности, адекватности миру; из реалистических представлений формируется научное знание; наивная (языковая) картина мира не исключает реалистических представлений об окружающей действительности, а наука, базируясь на опыте, наблюдениях, не лишена элементов обыденного сознания. Ср.: В голове кипят мысли; Сердце ушло в пятки; Душа рвется наружу. – Примеры того, что ЯКМ противоречит научным (реалистическим) представлениям о человеке и его составных частях.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Концептуальная картина мира богаче языковой, поскольку в ее образовании участвуют различные типы мышления. В то же время язык не мог бы выполнять роль средства общения, если бы он не был связан с концептуальной картиной мира (см.:Михайлова, 1972). ЯКМ – это лишь часть концептуальной картины мира, которая включает компоненты, соотнесенные с языковыми значениями. При таком понимании ЯКМ предстает как своеобразная система членения мира и форма его категоризации (см.: Булыгина, Шмелев, 1997).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Итак, ЯКМ не тождественна концептуальной, ей не присущ статус концептуальной (несмотря на то, что именно в языке отражены научные представления разных эпох), поскольку язык впитал на длительном пути своего развития как «правильные», так и «неправильные» взгляды на мир, что объясняется не только и не столько ошибками человеческого мышления, сколько равнодушием языка к абсолютной точности описания мира. Язык, столь «внимательный» к окружающему миру, зачастую остается безразличным к изменениям в миропонимании, мировоззрении людей. ЯКМ и мировоззрение – это вообще две разные, хотя и взаимодействующие сущности: одна языковая, семантическая, другая – философско-гносеологическая, воплощаемая посредством языка, но тем не менее языку не принадлежащая. ЯКМ, будучи не чем иным, как внутренней естественносемиотической формой экспликации знания и шире – всей информации, сообщаемой в речи, не мешает отвлечь от нее (формы) внеречевое предметное содержание и выразить его иначе: средствами того же или другого языка или средствами какой-либо невербальной знаковой системы (музыки, живописи, балета, кино). ЯКМ приспособлена к субъективно-личностному статусу сознания человека, она «откликается» на различные человеческие интенции, мотивы, состояния, но при этом не навязывает человеку (субъекту речи-мысли) тот или иной языковой способ интерпретации (концептуализации) действительности как единственно возможный (Одинцова, 2002, с. 8). В то же время ЯКМ отражает определенный способ восприятия и концептуализации мира, характерный для национальной культуры, и не может быть полностью изолирована от мировосприятия, мировоззрения говорящих на данном языке людей. ЯКМ отчасти формирует тип отношения человека к миру и задает нормы его поведения. Естественный язык отражает именно то в мировидении человека, в его отношении к миру, что исторически, национально, культурно детерминировано.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Н.Д.Арутюнова замечает: «Мир для современного человека двойственен. Он распадается на Универсум, или Чуждый мир (ср. «Оно» М.Бубера, «Autre» французских экзистенциалистов) и мир человеческого существования, «наличного бытия» (ср. «Dasien» М.Хайдеггера). Первый бесконечен, безграничен, но (в принципе) исчислим. Второй ограничен, конечен, но неисчислим. В Универсуме все подчинено законам, единым для всех. В мире человека царствует его величество случай: представления человека о жизни национально специфичны. Естественный язык отражает мир человека в национально специфических вариантах» (Арутюнова, 1995, с. 33).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В ЯКМ, как и в концептуальной, обнаруживаются и общечеловеческое, и национально специфическое, и личностное начала. Национальные ЯКМ могут иметь схожие интерпретации образов мира, основанные на общих ценностных установках и ориентирах (например, языки народов, проповедующих христианство, имеют много общего в интерпретации таких понятий, как добро и зло, ум и глупость и т. д.). В то же время отдельные личности, люди, говорящие на одном языке, могут иметь при определенных условиях сильно различающиеся ЯКМ. Удельный вес общечеловеческого, национально специфического и личностного в той или иной ЯКМ может быть различным. Иными словами, отмечая национально-культурную специфичность картины мира того или иного языка, надо в то же время признать, что единая общая для национального языка картина мира вариативна (см.: Одинцова, 2002, с. 7). Так, можно говорить о разных ЯКМ как выделяемых на разных основаниях: с точки зрения субъекта, творящего ЯКМ, (например, ЯКМ нации; ЯКМ отдельной социальной группы; ЯКМ отдельной личности); с точки зрения объекта, образ которого воспроизводится субъектом-творцом (например, картина мира того или иного материального (органического) объекта; картина мира неприродного (идеального) объекта). Названные ЯКМ могут рассматриваться исследователем в диахроническом или синхроническом аспекте. Например, можно говорить о ЯКМ нации (как субъекта) в ее историческом развитии или в определенных временных рамках; о картине мира человека (как объекта) в его историко-временной целостности или о картине мира современного человека. В частности, в своей работе мы обращаемся к картине мира, или образу, человека (homo sapiens) как одного из объектов целостной современной русской ЯКМ.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Таким образом, языковая (наивная) картина мира определяется нами вслед за Ю.Н.Карауловым как «взятое в своей совокупности все концептуальное содержание языка» (Караулов, 1976, с. 245), не сводимое к целостной концептуальной картине мира, поскольку отражательная деятельность сознания количественно и качественно не сводима к отражательной деятельности языка, а характеризуется большим объемом и более высокой степенью достоверности.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;3. Языковой образ человека<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;В ЯКМ отражены, как уже отмечалось, исторически и национально детерминированные представления носителей языка об объектах окружающей действительности, поэтому исследование ЯКМ есть выявление национально-культурных особенностей этих представлений, закрепленных в сознании носителей языка и в самом языке в виде особых «сгустков смыслов», или «концептов».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В современном языкознании элементарные единицы ЯКМ определяются по-разному: ученые используют такие понятия, как образ, архетип, понятие, семантическое слово, представление, фрейм, сценарий (скрипт), гештальт (Е.С.Кубрякова, В.З.Демьянков, И.А.Стернин, З.Д.Попова, А.Н.Баранов, Д.О.Добровольский).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Выделяется два основных направления осмысления понятия концепт: когнитивное и культурологическое. В рамках первого направления концепт интерпретируется как ментальное образование, своеобразный фокус знаний о мире, когнитивная структура, включающая разноуровневые единицы сознания (Р.Дженкендорф, Р.И.Павиленис, Е.С.Кубрякова, А.П.Бабушкин, И.А.Стернин и др.). В такой интерпретации на первый план выходит проблема соотношения языка и сознания.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В рамках культурологического направления (А.Вежбицкая, Ю.С.Степанов, Н.Д.Арутюнова, С.Е.Никитина, Д.С.Лихачев, В.В.Колесов и др.) концепт рассматривается в контексте проблемы «язык – сознание – культура» и толкуется как первичное представление, психоментальное явление, стимулирующее порождение слова, но в центре внимания при этом оказывается метаязык культуры. Концепт в таком понимании есть «крупица» сознания, или менталитета, «сгусток культуры в сознании человека; то, в виде чего культура входит в ментальный мир человека… и посредством чего… рядовой человек, не «творец культурных ценностей», сам входит в культуру, а в некоторых случаях и влияет на нее…» (Степанов, 2001, с. 43).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В нашем исследовании образа homo sapiens в русской ЯКМ принимается лингвокультурологическое понимание концепта: языковой образ-концепт «человек разумный» рассматривается как воплощение ментальной сущности, несущей на себе национальнокультурный отпечаток.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В каждом национальном языке образ человека предстает в трех измерениях: 1) образ человека вообще (то есть человека как представителя рода homo sapiens); 2) образ определенного типа человека (например, образ средневекового человека, образ русского человека, образ подростка); 3) образ конкретной личности, отличающейся от всех других индивидов (заметим, что в этих измерениях человек рассматривается и в социологии). Исходя из этого, разработка проблемы образа человека в языке может идти в разных направлениях: образ человека может рассматриваться как языковое воплощение представлений носителей языка о человеке вообще, безотносительно к его национальной и социальной принадлежности; как языковая трансляция национальных, социальных, социально-психологических черт человека; как отражение в языке особенностей конкретных личностей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В отечественной лингвоантропологии представлены исследования языкового образа человека в русле всех названных направлений. В то же время, под каким бы углом зрения ни изучался языковой образ человека, он неминуемо описывается в национально-культурном ракурсе, коль скоро средством отражения образа человека является национальный язык. Такое общее культурологическое начало исследований языкового образа человека объясняется тем, что данный языковой феномен предстает как совокупность двух разноплановых сущностей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Во-первых, образ человека в языке – субъектная языковая ипостась человека. Человек как носитель национального языка выступает одновременно его пользователем и творцом; он реализует посредством языка свои коммуникативные намерения, выбирая что, кому и как сказать, и языковое (речевое) воплощение этого выбора характеризует человека как субъекта языковой (речевой) деятельности. «О чем бы люди ни говорили, они обязательно – в конечном счете – характеризуют, изображают себя: свои занятия, желания, чувства, предпочтения, своих близких, друзей, свой досуг, свои беды и радости, профессиональные и непрофессиональные достижения или потери. Человеку свойственно персонифицировать, очеловечивать природу, то есть говоря о ней изображать себя, переносить ценностное (оценочное) отношение к людям на все в мире. В ЯКМ отображена, как об этом знали еще в античности, вселенная (микрокосм) человека, в центре ее он сам, он центр и физической Вселенной, всего мироздания (разумеется субъективно)» (Одинцова, 20006, с. 26). Иными словами, человек самовыражается в языке и язык в данном случае является объектом (точнее продуктом) человеческой деятельности, несущим на себе отпечаток присущих человеку представлений о мире, которые в свою очередь не могут быть лишены национально-культурного оттенка, коль скоро человек смотрит на мир глазами той культуры, которой принадлежит.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Во-вторых, языковой образ человека предстает в своей объектной ипостаси: человек в этом случае есть предмет, о котором говорят (Одинцова, 20006, с. 26). Языковой образ человека как объектная языковая ипостась – это продукт творческой языковой (речевой) деятельности, языкового (речевого) самовыражения человека (говорящего) как личности думающей, чувствующей и оценивающей человека, другого или самого себя, в рамках традиций, стереотипов и правил, действующих в национально-культурном сообществе, которому он принадлежит как субъект речи-мысли, как творец этого образа человека-объекта.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Таким образом, языковой образ человека – это точка, в которой пересекаются, коррелируют смыслы «человек в языке» и «язык в человеке». Человек отражает в языке себя независимо от того, о ком или о чем он говорит, но, когда человек говорит о человеке, образ обретает свое наиболее полное, цельное выражение. Именно поэтому, ставя своей целью описать категориальные семантические черты образа homo sapiens в русской ЯКМ, мы рассматриваем высказывания о человеке не только с позиций их предмета, наблюдая за тем, каким представлен человек разумный, но и с позиций тех, кто представляет, характеризует этот предмет, – носителей русского языка. Иными словами, языковой образ homo sapiens для нас – это субъектно детерминированная объектная сущность. Следовательно, принципиально важным для воссоздания этого образа и выявления его характерных черт является обращение ко всем тем реалиям, которые стоят за языковыми (речевыми) единицами, которые обусловливают их содержание: к историко-культурным, психологическим, социальным, личностным особенностям говорящих. Опора на нелингвистический контекст, в котором порождаются и функционируют языковые (речевые) репрезентации человека, является, по нашему мнению, условием максимально адекватного описания этого образа.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вернемся к мысли о том, что языковой образ человека исследуется лингвистами в разных измерениях, с разных позиций. Перечень этих позиций можно существенно расширить, учитывая то, что ученые обращаются не только к образу целостного человека в языке, но и к языковым образам частичного (частей) человека.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Образ человека и образы его частей в лингвоантропологических исследованиях описываются с разной степенью полноты и расчлененности: от одноаспектного, дихотомического, двуаспектного, до многоаспектного и, далее, предельно широкого (глобального) понимания человека и его частей. Разница в подходах к толкованию языкового образа человека объясняется значимостью тех или иных явлений для конкретных лингвистических изысканий.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ю.Н.Караулов, руководствуясь биологическим (одноаспектным) подходом к пониманию целостного и частичного человека, в качестве частей человека называет только органические составляющие тела (Караулов, 1976, с. 250).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Другие исследователи (авторы дихотомических концепций) представляют человека как единство двух противоположных начал: физического и духовного, эмоционального и интеллектуального, внешнего и внутреннего (Е.В.Урысон, Т.В.Булыгина, А.Д.Шмелев, Ю.С.Степанов, М.В.Пименова).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Например, Е.В.Урысон выделяет у человека физические и нефизические (представляемые) составляющие (ср.: рука – душа), что, по мнению исследователя, соответствует наивно-анатомической языковой интерпретации человека (Урысон, 1995, с. 3–16).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Т.В.Булыгина и А.Д.Шмелев характеризуют образ человека как антиномичное единство материального и идеального, интеллектуального и эмоционального (чувственного) начал. «Первое противопоставление отражается в языке как противопоставление духа и плоти, второе – как противопоставление сердца (груди) и крови, с одной стороны, и головы и мозга (мозгов) – с другой» (Булыгина, Шмелев, 1997, с. 537).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ю.С.Степанов предлагает лингвокультурологическую концепцию образа человека в языке, построенную на основе дихотомии «внешнее – внутреннее». «Внешнее» обращено к социальному и материальном миру человека, в соответствии с чем выделяются три параметра: человек в отношении к Миру, к себе подобным, к обществу. «Внутренний человек» – это его внутренний облик, столь же неповторимый, как внешний, но причастный не материальному и социальному миру, а миру духовному, божественной сущности, Богу (см.: Степанов, 2001, с. 698).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В концепциях, рассматривающих человека многоаспектно, выделяется множество параметров, ипостасей, сфер его проявления (Н.Д.Арутюнова, А.А.Уфимцева, Н. Д. Апресян, Ш.Балли, М.А.Журинская, Г.А.Золотова, М.П.Одинцова, Н.А.Седова и др.).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Например, в интерпретации Ю.Д.Апресяна, сосредоточившего внимание на глагольной семантике, человек характеризуется как «динамичное, деятельное существо», способное совершать различного рода действия. «Каждым видом деятельности, каждым типом состояния, каждой реакцией ведает своя система» (Апресян, 1995а, с. 352), которая локализуется в определенном органе. Всего исследователь выделяет восемь основных систем, иерархизованных по степени сложности: физическое восприятие, физиологические состояния, физиологические реакции на разного рода внешние и внутренние воздействия, физические действия и деятельность, желания, мышление и интеллектуальная деятельность, эмоции, речь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А.А.Уфимцева выделяет части человека в соответствии с несколькими основными сферами его проявления: биолого-физиологические и антропологические, то есть природные части; части, являющиеся результатом социально-трудовых и родственных отношений; части, относящиеся к сфере психической деятельности и эмоциональным оценкам человека (Уфимцева, 1986, с. 115).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;М.А.Журинская включает в понятие человека тело и его части; имя, мысли, чувства, переживания; различные окружающие его предметы, связь с которыми человек может представить в разной степени нерасторжимости. В принципе, согласно такому толкованию человека, его частью субъективно может быть признан любой предмет, с которым человек имеет дело (Журинская, 1997, с. 308).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Нами принимается предельно широкое толкование языкового образа человека, предложенное М.П.Одинцовой: этот образ заключает в себе «все, что люди о себе и себе подобных знают, воображают и в принципе могут вообразить, ассоциируя себя не только с ближайшей действительностью, но и легко переносясь мыслью в иные, возможные и невозможные, миры, превращаясь мысленно в кого угодно и что угодно обращая в свое подобие» (Одинцова, 1994а, с. 73). Человек, по мнению исследователя, являясь частью мира, мыслит себя тождественным ему, поэтому в обыденном сознании и в языковом менталитете человек ассоциируется и соизмеряется со Вселенной, более точно – с центром Вселенной. Сказанное объясняется, по мнению М.П.Одинцовой, тем, что «концепт «человек» в русском языковом сознании… характеризуется не только реалистическим, естественнонаучным содержанием, многократно зафиксированным в лингвистических и энциклопедических словарях, но и целым комплексом отчасти или по большей части мифопоэтических представлений, дополняющих рационалистическое ядро концепта ореолом субъективно-оценочных, образных, экспрессивных смыслов» (Одинцова, 2000, с. 9). Типизируя эти смыслы на основе анализа описаний человека в современной русской речи, художественной и нехудожественной, М.П. Одинцова следующим образом структурирует понятие «человек» в наивной картине мира:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;человек – это множество лиц, ипостасей, органов и квазиорганов, частей и квазичастей, условно наделяемых активностью и многими другими качествами двойников, alter ego личности (см.: Одинцова, 1994а);<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;человек – это вещь, предмет и, следовательно, некое пространство, физическое и духовное, в пределе – вселенная, космос или, точнее, центр двух вселенных – внешней, природной, и внутренней, духовной (см.: Одинцова, 1991);<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;человек – это властелин мира, хозяин, распорядитель всего живого и неживого, включая самого себя, свое тело и душу. Об этой же черте языкового менталитета можно сказать иначе: все, что осваивает и присваивает человеческая мысль, становится принадлежностью, частью, собственностью человека (в реальном и виртуальном мире);<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;человек – творец и преобразователь мира, многих вещей в нем, самого себя, языка, другого человека, равный – в пределе – по созидательной компетенции и талантам божеству, демиургу, он поистине «мера всех вещей»;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;человек – судья и пророк, оценивающий все и вся, всевидящий, наделенный разумом и сверхразумом, чувствами и сверхчувствами, чудо создания, гений, «венец природы», сознающий и использующий этот дар всеведения (см. антропоцентрическую интерпретацию эгоцентрических, в том числе оценочных (субъективно-эмотивных), значений языковых единиц: Вольф, 1985; Телия,1996; Арутюнова, 1984);<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;человек и мир – одно и то же: человек тождествен миру, всему, что входит и может войти в сферу его жизнедеятельности и сознания, что в той или иной степени зависит от него и от чего зависит он сам. Верно и обратное: мир тождествен человеку. Образы мира и человека взаимноизоморфны (Телия, 1987);<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;человек – воплощение и средоточие противоположностей, сил, субстанций, качеств, находящихся в отношениях противоборства, конфликта и вместе с тем диалектического единства, притяжения, взаимодействия и взаимоперехода. Человек – воплощение добра и зла, силы и слабости, простоты и сложности, величия и ничтожества, он Бог и дьявол, царь и раб, бессмертная субстанция духа и в то же время тленная земная плоть, он ангелоподобен и звероподобен, разум в нем, сознательное начало, сосуществует и борется с чувством, стихией подсознания, животными инстинктами (см.: Одинцова, 2000, с.9).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Исходя из этого, сущность образа глобального человека сводится к представлению о человеке в ЯКМ как своеобразном микрокосме, по сложности своего «устройства» соизмеримым с макрокосмом – Вселенной, всем окружающим и включающим человека универсумом. Образ частичного (частей) человека в ЯКМ формируют образы тех предметов, живых существ, нефизических сущностей, параметров внешнего и внутреннего мира человека, его ипостасей и состояний, которые в сознании наивного носителя языка реалистично или образно-ассоциативно составляют и членят целостный образ человека. Что касается образа целостного человека, то его составляет представление о человеке как обладателе всех своих частей (в том числе параметров и ипостасей) (Седова, 2000а, с. 25).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В методологических целях определим понятия часть, параметр, ипостась человека.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Наиболее общие классификационные признаки человека принято называть параметрами. Параметрические представления о человеке содержатся, например, в научных описаниях, где человек трактуется как живая система, представляющая собой единство физического и духовного, природного и социального, наследственного и прижизненно приобретенного (Философский энциклопедический словарь, 1989, с. 737). Человек, как отмечает Ю.С.Степанов, будучи наиболее важным в культурном отношении предметом, «параметризован» как ни один другой предмет: «Сотни, если не тысячи, слов в каждом языке – это названия одного и того же – «человека», но в зависимости от его разных «параметров» (Степанов, 2001, с. 697).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Н.А.Седова, отмечая большое разнообразие параметризации человека в ЯКМ, выделяет такие основные параметры: биологический и социальный, физический и нефизический (материальный и идеальный), внешний и внутренний, интеллектуальный и эмоциональный, индивидуальный и общественный, пространственный и непространственный, постоянный (абсолютный) и временный (относительный) (Седова, 2000а, с. 27).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ипостасями мы называем те или иные частные социальные роли и какие-либо другие качества человека, количество которых чрезвычайно велико (например, социальные роли, связанные с профессией, родом деятельности, возрастом, полом человека; качества человека, обусловленные его физической, психологической, интеллектуальной природой).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Все параметры и ипостаси человека, которые обусловливают сложную иерархию атрибутов: функций, качеств, свойств, характеристик, органов и квазиорганов, мы называем частями человека. Иными словами, части человека – это все, что находится с целостным глобальным человеком в разнообразных пространственных и непространственных, физических и нефизических, внешних и внутренних, постоянных и переменных, случайных и неслучайных, объективных и субъективных, отторжимых и неотторжимых связях (Седова, 2000а, с. 28).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Обратимся к данным проведенного нами психолингвистического ассоциативного анкетирования. Ответы на вопрос, какие ассоциации вызывает слово человек, можно рассматривать, в частности, как экспликацию названий разнообразных частей, параметров, ипостасей человека.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В сознании носителей русского языка человек – это существо; живое существо; разумное существо; homo sapiens; мыслящее существо; живое подвижное существо; организм; живой организм.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Отмечаются ассоциации, связанные с происхождением человека: животное; разумное животное; обезьяна; человекообразная обезьяна; произошел от обезьяны; человек – Божие творение.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Человек – это мир, природа, жизнь, земля, общество, упорядоченность, цивилизация. Он главный, царь природы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Человек осознается как индивид, личность; как объект, образ. Человек – это я, мужчина, женщина, мама, друг, ребенок, семья; труд, работа, здоровье, счастье, красота, любовь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Человек, с одной стороны, тело, фигура, внешность, лицо, с другой – душа, сердце, ум, разум, характер, чувства, эмоции, рефлексия. Он есть знания, опыт, творения.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Человек ассоциируется со следующими качествами: здоровый, высокий, стройный, большой, полный или неполный, волосатый, длинноносый, красивый (качества, относящиеся к внешности); умный, разумный, думающий, грамотный, добрый, отзывчивый, гуманный (качества, характеризующие внутренний мир человека).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Очевидно, что наши респонденты видят в человеке, с одной стороны, целостный живой организм, с другой – рассматривают этот организм с разных сторон: биологической, психической, социальной, выделяя в нем различные по своей природе части: органические и неорганические, реальные и воображаемые, неотторжимые и отторжимые, постоянные и временные. Человек, по данным анкетирования, совокупность внешних и внутренних проявлений, качеств, состояний. Наиболее частотны ассоциации, связанные с интеллектуальной природой человека, что, впрочем, вполне закономерно: опрошенные стремятся в первую очередь отметить те черты человека, которые отличают его от других живых существ.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Итак, образ человека в русском языковом сознании характеризуется разнообразием, неоднородностью, иерархичностью частей. В своем исследовании мы обращаемся к одной из них: нас интересует семантические черты языкового образа человека разумного, и, следовательно, наше внимание сосредоточено на объективированных всей системой семантических единиц, структур и правил русского языка представлениях о homo sapiens. Эти представления отчасти универсальны, отчасти национально специфичны. Общечеловеческий и национально-специфический взгляд на homo sapiens, отраженный в русском языке, в целом есть национально-культурный феномен, который мы называем образ homo sapiens в русской языковой картине мира.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;4. Образ человека в русской языковой картине мира как национально-культурный феномен<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;И в человеке как представителе национально-культурного сообщества, и в его языковом образе как явлении национально-культурного порядка отражаются черты, которые в своей совокупности подводятся под определение «национальный характер».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Эмиль Дюркгейм так писал о национальном характере: «У нас есть два сознания: одно содержит только состояния, свойственные лично каждому из нас и характеризующие нас, между тем состояния, обнимаемые вторым, общи всей группе. Первое представляет и устанавливает только нашу индивидуальную личность, второе представляет коллективный тип и, следовательно, общество, без которого он не существовал бы… Но эти два сознания, хотя и различные, связаны друг с другом, имея для обоих себя только один-единственный субстрат. Они, следовательно, солидарны. Отсюда возникает своеобразная солидарность, которая, возникнув из сходств, связывает индивида прямо с обществом». «Это «общество внутри нас», существующее в виде однотипных для людей одной и той же культуры реакций на привычные ситуации в форме чувств и состояний, и есть наш национальный характер» (Касьянова, 1994, с. 26).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Изучению и описанию типичных черт русского национального характера, русской национальной личности, менталитета русского человека, феномену «русскости» посвящено множество этносоциологических, этнокультурологических, философских работ (П.А.Сорокин, Н.А.Бердяев, П.Б.Струве, Г.П.Федотов, А.Ф.Лосев А.Вежбицкая и др.). Авторы этих исследований отмечают, что выявление сущности русской национальной личности тесно связано с изучением исторических и социальных условий, в которых она себя проявляет; несмотря на изменения этих условий, основные черты русского национального характера, русского менталитета остаются незыблемыми.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Н.А.Бердяев отмечал, что в душе русского человека слиты воедино христианство и язычески-мифологическое представление о мире: «В типе русского человека всегда сталкиваются два элемента – первобытное, природное язычество, и православный, из Византии полученный, аскетизм, устремленность к потустороннему миру» (Бердяев, 1991а, с. 8).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В.Непомнящий в книге «Пушкин. Русская картина мира» пишет о том, что в мире существует представление о некой особой «русской духовности», что связано с особыми ценностными ориентациями русской культуры: «Западное христианство ориентировано на человека, так сказать, натурального, каков он есть сейчас; православие – на человека, каков он должен быть, то есть как он замышлен Богом, иначе говоря – на соотносимый с Христом идеал человека. Отсюда разница в иерархии ценностей. В плане нравственно-гражданском вершина этой иерархии на Западе – права человека, категория внешняя по отношению к личности; в восточном же христианстве на этом высшем месте – обязанности человека, ценность внутренняя, обеспечиваемая самою личностью – прежде всего в исполнении заповедей. В общекультурном плане западный тип устремлен к успехам цивилизации как сферы материальной, восточный же – к культуре как области духовного» (Непомнящий, 1999, с.454).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В.Непомнящий определяет предмет западной культуры, преимущественно «рождественской», как прежде всего отношения с «действительностью», в то время как русская культура, преимущественно «пасхальная», устремлена к идеалу (см.: Непомнящий, 1999, с. 457). Отсюда культ «страдания», свойственный русской литературе и ее человеческое кредо «Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать». Отсюда свойственный русской литературе взгляд на homo sapiens в мире высоты духовного идеала человека как образа Божия: Бог, создавший человека, предназначал его для бессмертия, однако тот любви и покорности Богу предпочел хитроумие и вторжение в таинства мира, поставил рациональное выше духовного; тем самым человек обрек себя на вечную борьбу души и тела, поиски гармонии между внешним миром и внутренним самосуществованием; тем самым человек оказался лицом к лицу с противоречиями в самом себе и в других.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Каковы черты русского национального характера?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Этнопсихологи, иностранные путешественники, русские авторы, размышляющие о характере и судьбах своего народа, в согласии друг с другом отмечают такие черты русского национального характера, как тенденция к крайностям (все или ничего), эмоциональность, ощущение непредсказуемости жизни и недостаточности логического и рационального подхода к ней, тенденция к «морализаторству», «практический идеализм» (предпочтение «неба» «земле», тенденция к пассивности или даже фатализму, ощущение неподконтрольности жизни человеческим усилиям», – пишет А.Д.Шмелев (Шмелев, 1997, с. 481).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В частности, известный русский культуролог В.Н.Сагатовский выделяет такие черты русского характера, как непредсказуемость, духовность (стремление к поиску смысла бытия), душевность, умение сконцентрировать силы для достижения цели и в то же время частое желание расслабиться, посозерцать, излить душу, «переждать», «полениться».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Черты русского национального характера отражены в национальном языке.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Известный американский и польский семасиолог А.Вежбицкая, обращаясь к художественной и философской литературе, высказываниям ученых и путешественников, ставших «свидетелями» русской культуры, а также к данным русского языка приводит такой перечень черт русского национального характера: (1) эмоциональность («ярко выраженный акцент на чувствах и на их свободном изъявлении, высокий эмоциональный накал русской речи, богатство языковых средств для выражения эмоций и эмоциональных оттенков»); (2) иррациональность (или нерациональность) – «в противоположность так называемому научному мнению, которое официально распространялось советским режимом; подчеркивание ограниченности логического мышления, человеческого знания и понимания, непостижимости и непредсказуемости жизни»); эту черту А.Вежбицкая конкретизирует еще в одной формуле – «склонность к пассивности и фатализму»; (3) неагентивность («ощущение того, что людям неподвластна их собственная жизнь, что их способность контролировать жизненные события ограничена»); (4) любовь к морали («абсолютизация моральных измерений человеческой жизни, акцент на борьбе добра и зла (и в других, и в себе), любовь к крайним и категоричным суждениям») (см.: Вежбицкая, 1997, с. 33–38).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Высказывая критические соображения по поводу попытки А.Вежбицкой построить этнопсихологический портрет русского человека по данным русского языка, М.П. Одинцова отмечает, что исследовательница излишне идеологизирует семантические явления языка. «Специфика русского языка не мешает национальному характеру быть культурно-исторически и психологически разнообразным, динамичным: то европейским, то восточным, то тем и другим одновременно, то рабски покорным, пассивным, то бунтарски независимым, активным… Русский характер, как и вся наша история и культура, неоднозначны, в них сосуществовали и сосуществуют противоположности, антиномии. Русский язык содержит в себе именно этот неоднозначный образ русского человека» (Одинцова, 2000а, с. 80–81).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Яркой иллюстрацией противоречивости русского национального характера являются характеристики, которые русские дают себе: гостеприимные, радушные, добрые, душевные, терпеливые, щедрые, открытые, доверчивые, талантливые, изобретательные, отзывчивые, интеллигентные, невоспитанные, задумчивые, начитанные, искренние, лицемеры, умные, ограниченные, лихие, сдержанные, оптимистичные, отчаявшиеся, веселые, несчастные, усталые, издерганные, серые, мрачные, жадные, злые, безынициативные, остроумные, великие, ленивые, бунтари и т. д. (см.: Маслова, 2001, с. 116).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ср. ответы наших респондентов на вопрос, с чем ассоциируются для них, пожалуй, самые «национально окрашенные» слова Россия и русский человек.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Россия – Родина, Москва, Кремль, Путин, флаг, триколор; сильная, щедрая, богатая, могучая, красивая, великая; бедная, богатая страна с нищим народом, дурдом на колесиках, плохие, дороги; дороги и дураки; Иван-дурак; «Умом Россию не понять»; патриотизм, долг, жизнь, любовь, честь, мир, проблемы, грязь, коррупция.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Русский человек – труженик, душа, открытая душа, широкая душа, душа нараспашку, богатырь, ему все нипочем, море по колено, горы по плечо, оптимист, не боится ничего, рубаха-парень, доверчивый, пьянь, ленивый, воришка, Иван-дурак, простой, умный, глупый, практичный, выносливый, непреклонный, щедрый; пельмени, водка, валенки, медведь, брань, русский мат, деревня, изба, веселое застолье; «Как бы выжить?», безответственность, свобода, бедность, необычность, особый ум.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Очевидно, что русские люди при всей их патриотичности дают противоречивые характеристики и себе, и своей стране. Они не склонны восхвалять себя, стремятся к объективности, что создает неоднозначную картину: русский человек видит в русском национальном характере плюсы и минусы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Неоднозначность и противоречивость русского характера, отразившаяся в национальном языке, проявляется во всем: в поведении, поступках, действиях, состояниях, которые определяются двумя противоположными началами в человеке: внешним и внутренним. В.В.Колесов отмечает, что противопоставление двух форм жизни: жизни тела и жизни духа – было осознано еще в Древней Руси (Колесов, 2000, с. 81). Идея о соединении в человеке противоборствующих начал (тело – душа, плоть – дух, материальное – духовное, рациональное – эмоциональное) содержится в верованиях, мифах, обрядах, обычаях русского народа. Подтверждение тому, что дихотомия «внешний/внутренний человек» четко осознавалась еще в древности, мы находим в текстах древнерусской литературы:… один изронил он жемчужную душу из храброго тела через златое ожерелие! (Слово о полку Игореве); Лжи остерегайтесь, и пьянства, и блуда, от того ведь душа погибает и тело («Поучение» Владимира Мономаха).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Павел Флоренский заметил: «Тело человека – вот что первее всего мы называем человеком». Действительно, когда нам нужно представить человека, первое, что возникает в сознании, – это внешний образ, «тело». Восприятие внешности человека первично. Однако при более «пристальном рассмотрении» внешние очертания обретают внутреннее содержание: мы «видим» не только тело, но и то, что находится внутри него и без чего человек не может называться человеком. Внешнее и внутреннее неотделимо, как неотделимы форма и содержание. Форма лишь «первее» воспринимается, поскольку она есть зримый образ; содержание скрыто, невидимо и только в этом смысле вторично.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Павел Флоренский имел в виду первичный образ, который возникает в нашем сознании, когда мы слышим слово «человек» или зрительно воспринимаем человека. Однако если говорить об образе человека как о целостном объекте, который можно представить в виде составляющих его частей, то вопрос о том, что «первее» решается по-иному: в его решении задействованы наши традиционные представления, ценностные ориентиры, стереотипы сознания, которые отражены в национальном языке.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Какие составляющие человека признаются русским национально-культурным сообществом наиболее ценными?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В русском языке находит отражение мнение психологов, философов, антропологов о том, что человек живет в двух мирах: внешнем (объективном) и внутреннем (субъективном). Внешний мир человека – это мир, подвластный непосредственным ощущениям, открытый для восприятия другими людьми; внутренний мир невидим, скрыт от посторонних глаз и потому загадочен. Для русского языкового сознания душа и тело – две связанные друг с другом и в то же время противопоставленные ипостаси человека. В целостном человеке приоритетная роль отводится внутреннему содержанию. Душа («внутренний, психический мир человека, его сознание», согласно толковому словарю русского языка (Ожегов, Шведова, 1999, с. 183) для русского человека «всего дороже». Подтверждение тому находим в русских пословицах: Душа всего дороже; Душа – заветное дело; Душа всему мера. Именно о душе, по религиозным представлениям, должен в первую очередь заботиться человек, ее ублажать и спасать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Душа «ответственна» за целостного человека в гораздо большей степени, чем тело, о чем свидетельствует тот факт, что наибольшим аксиологическим весом в системе ценностей носителей русского языка обладают внутренние, нравственные качества, определяемые в основных концептах добро – зло, правда – ложь, справедливость – несправедливость, честь – бесчестье. Все эти качества и есть качества души – качества внутреннего человека.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Признание в человеке двух противоположных ипостасей закономерно влечет за собой рассуждения об их «взаимоотношениях»: гармонии или дисгармонии, согласии или противоборстве. Особенно ярко представлена тема единства и борьбы противоположных сущностей человека в русской паремиологии и художественном творчестве.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Душа и тело в русских пословицах, в целом отражающих общехристианские взгляды две противоположные стороны человека, находятся в отношениях противостояния, активной борьбы, в которой одна из сторон может терпеть поражение: Душа прохладу любит, а плоть – пар; Душа телу спорница; Плоть душе ворог; Душе с телом мука; Грешное тело и душу съело.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Авторы поэтических текстов сравнивают человека с планетой, вселенной или миром, который с ним рождается и умирает: Не люди умирают, а миры (Е.Евтушенко). Поэтизированный человек-мир может быть внешне и внутренне согласован, слажен – тогда реакции и проявления тела и души однонаправлены: Я тоже мир / из плоти – не металла. / Плоть утомил, / и душу измотало (Е.Евтушенко); но чаще человек предстает в виде мира нестабильного, изменчивого, противоречивого: Все, / что в ее душе / рвалось, металось, пело, – / Все перешло / в красивое, тугое тело (В.Луговской).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Человеческие миры, воспетые поэтами, индивидуальны, отличны друг от друга и внешней оболочкой, и внутренним содержанием (последнее отличие признается наиболее значимым): Характеры шумят, как лес, / Бушуют, так как в результате / Важна не разница телес, / А разница в душевном складе (Е.Винокуров).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Внешний человек и внутренний человек постоянно подвергаются оценке, параметры которой хотя и не признаны «единогласно», но имеют в русском языковом сознании тенденцию склоняться в сторону внутреннего содержания. Так, вопрос о том, «…что есть красота / И почему ее обожествляют люди? / Сосуд она, в котором пустота, / Или огонь мерцающий в сосуде?» (Н.Заболоцкий) для русского человека скорее риторический: в русской культуре всегда на первом месте внутреннее совершенство, хотя и оно, как уже отмечалось, мыслится неким недостижимым идеалом, стремления к которому сопровождаются страданием, самокопанием, душевным непокоем: Если говорить, что «счастье это могло бы сделаться еще полнее и совершеннее», то на это невольно отвечаешь себе пошлым и обмолоченным, но не менее того истинным изречением: на земле нет счастья и нет совершенства (В.И.Даль).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И хотя вся русская литература пребывала и пребывает в поиске ускользающего идеала, в целом его составляющие давно известны и оценены: внутренняя красота ценнее внешней, притяжение души сильнее «встречи по одежке». Поэтому и извечный вопрос о красоте человека решается в пользу «огня, мерцающего в сосуде».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В наивном языковом сознании внутренний мир человека (душа) имеет свою организацию, строение: в мире души живут воля, желания, совесть, эмоции (см.: Апресян, 19956). В то же время во внутренней иерархии человека есть сила, которая призвана управлять не только душой в целом и ее отдельными атрибутами в частности, но и телом, – это ум (разум).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Управляющая сила ума отмечалась еще в античности, где соотношение ума, души и тела понималось иерархически: причиной движения тела является душа, а направляет это движение ум (эта модель четко изложена Аристотелем).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В русской этнической модели человека и в русской ЯКМ ум (разум) противопоставлен в первую очередь не телу, а душе. (Ср.: в английской этнической модели человека материальный компонент (body) противопоставен интеллектуальному (mind) (см.: Вежбицкая, 1997, с 384). Находясь вместе с душой внутри человека и управляя ею, ум порой встречает сопротивление со стороны души; душа и ум ко многому относятся по-разному: душа что-то принимает, а ум – нет; душа рвется ввысь, а разум возвращает на землю; душа поет, а ум взирает равнодушно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ум и душа – два противопоставленных начала внутреннего человека: рационального и нерационального (нравственного, эмоционального), которые могут находиться в состоянии гармонии и дисгармонии, взаимопонимания и неприятия, мира и войны. Таким образом, душе зачастую приходится вести борьбу на двух фронтах: противостоять телу (плоти) и разуму. В то же время тело и ум в русском языковом сознании никогда не объединяются в совместном противостоянии душе. Тело вообще очень далеко от разума, между ними есть посредница – душа, на ее долю и приходятся все тяготы борьбы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Безусловно, русское языковое сознание отводит душе ведущую роль в человеке: «душа есть средоточие внутренней жизни человека», «самая важная часть человеческого существа» (см.: Булыгина, Шмелев, 1997, с. 488); в ценностной картине мира носителей русского языка именно душа находится на первом плане: такие душевные качества, как доброта и милосердие, всегда ценились на Руси выше всех других качеств; без доброты ум для русских людей не ценен. Разум признается главным в человеке постольку, поскольку без него человек не может состояться как человек, без него не жить человеческой душе; для человека он в известном смысле бог: Голова (ум) – всему начало; Разум – душе во спасенье; Отыми, господи, руки, ноги, да опокинь разум! (пословицы).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ум – это атрибут внутреннего человека, поэтому он, как и душа, противопоставлен внешнему человеку и ценится выше, чем тело, внешность, оболочка человека: Глупая красота – не красота. Вглядитесь в тупую красавицу, всмотритесь глубоко в каждую черту лица, в улыбку ее, взгляд – красота ее превратится мало-помалу в поразительное безобразие (И.А.Гончаров). Ср.: Не смотри на внешность мою, но посмотри, каков я изнутри. Я одеянием беден, но разумом богат, юный возраст имею, но старый ум вложил в него («Моление» Даниила Заточника).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Русский поэтический идеал человека – это существо высоконравственное, мыслящее (homo sapiens), осознающее себя как природный феномен, познающее свое «я» и окружающий мир, чувствующее все нюансы отношений «мыслящего тростника» (Б.Паскаль) с «общим хором» и строящего эти отношения в соответствии с нравственными нормами.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В русской литературе, русской философской мысли на первом месте – проблема внутреннего человека, его совершенства и несовершенства. Эта же проблема внутреннего человека находится в центре внимания наивной языковой философии: носители русского языка активно обсуждают, характеризуют, оценивают в первую очередь внутренний мир человека. В то же время язык стремится придать невидимому миру реальные очертания, описать внутреннего человека столь же явственно, как описывается внешний человек и окружающий человека видимый мир. В.Н.Телия пишет по этому поводу так: «Существуют достаточно общие принципы, в соответствии с которыми сознание человека, антропоцентрическое по своей природе, организует непредметную действительность по аналогии с пространством и временем мира, данного в непосредственных ощущениях» (Телия, 1988, с. 173). Тело и душа, две противоположные составляющие человека, обретают в языке схожие определения и характеристики (красивое тело – красивая душа; тело болит – душа болит; тело состоит из взаимосвязанных частей (голова, туловище, руки, ноги и т. д.) – душа состоит из взаимосвязанных частей (чувство, желание, воля и т. д.). Иными словами, внутренний мир человека метафоризируется.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Утверждение, которое может показаться парадоксальным, состоит в том, что уникальность человека, отличающую его в животном мире, язык видит не столько в его интеллектуальных или душевных качествах, сколько в особенностях его строения и функциях составляющих его частей, в частности в строении тела» (Булыгина, Шмелев, 1997, с. 523). Думается, авторы этого высказывания и имеют в виду способность языка представлять внутренний мир человека в терминах внешнего ряда, наделять таинственные и всегда загадочные внутренние атрибуты человека наименованиями из словаря атрибутов «внешнего человека» и внешнего мира. В результате такого сдвига, переноса и возникает впечатление, что в языке человек есть в первую очередь тело, механизм, имеющий строение, элементы которого функционируют в одинаковом «режиме», независимо от того, где находятся: снаружи или внутри. При этом признается, что каждый конкретный человек «имеет свой особый внутренний мир» (Бердяев, 1991, с. 48) и его отражение в языке, с одной стороны, отлично от отражения в нем иных внутренних человеческих миров, а с другой – похоже, поскольку языковые возможности такого отражения общие для национального коллектива.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Таким образом, в языковом образе человека отражена национально-культурная специфика интерпретации человека как одного из объектов внеязыковой действительности. Для русского языкового сознания человек – существо сложное, противоречивое, неоднозначное; в нем живут в согласии и борьбе внешние и внутренние, телесные и духовные силы. Мир души для русского человека – предмет особого внимания, поэтому все, что для этого мира является определяющим (а это в первую очередь ум), находит свое оригинальное воплощение в языке.<br>
<br><br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Глава 2. Партитивность как категориальная семантическая черта образа homo sapiens в русской языковой картине мира<br></h3><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Современные отечественные и зарубежные исследователи лексико-семантической системы языка отмечают, что заметное место в ряду парадигматических отношений в языке занимают партитивные семантические связи (Арутюнова, 1980; Бирвиш, 1981; Филлмор, 1983; Попова, Стернин, 1984; Никитин, 1988; Кузнецова, 1989; Плотников, 1995).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Отношения по типу «часть-целое» – это важнейший фактор смыслового упорядочения словаря, благодаря чему словарь предстает как целостная иерархическая структура, а партитивные номинации являются членами лексико-семантической системы, равно как гипонимы, гиперонимы, синонимы, полисеманты» (Седова, 2000а, с. 30–31).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Существующие исследования партитивных номинаций дают основание считать партитивность категориальной семантической чертой языковых образов различных предметов и явлений действительности (Панченко, 1973; Горбунова, 1984; Глобина, 1995). В то же время применительно к образу человека в языке лексикосемантические отношения «часть-целое» характеризуются особой значимостью, поскольку, как уже отмечалось, под понятие «часть человека» языковое сознание подводит не только неотторжимые физические составляющие человека, но и все многообразие реального и воображаемого внешнего и внутреннего мира, с которым связан человек.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Среди партитивных номинаций человека наиболее исследованными являются номинации физических соматических частей (органов и частей тела) (например, работы описательносопоставительного характера: Гак, 1977; Козырев, 1983; Нгуен Дык Тон, 1988; Трофимова, 1999). Партитивные номинации изучаются и в рамках межуровневых, многоплановых исследований языкового образа человека (целостного и частичного, внешнего и внутреннего) (например: Пименова, 1999; Седова, 2000а; Коротун, 2002).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Таким образом, партитивность признается уникальной семантической чертой языкового образа человека. Она характерна и для репрезентации в языке homo sapiens.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;1. Образы целостного и частичного (частей) homo sapiens в русском языке<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Языковой образ человека как ипостась допускает разделение на две подипостаси: на человека внутреннего и внешнего. В свою очередь образы внешнего и внутреннего человека предстают в русском языке и речи в своих более конкретных вариантных субкатегориях-ипостасях.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В системе русского национального языка и в речи любого автора, описывающего внешность или внутренний мир человека, выделяется два противопоставленных в плане выражения и содержания лексико-грамматических способа изображения внешнего и внутреннего человека: целостно-субъектный и частично-субъектный (см.: Одинцова, 2000в, с. 16). При первом способе реальный субъект (человек) назван словом или словосочетанием, прямо обозначающим этого субъекта; при втором – реальный субъект метонимически замещен партитивом. Например: 1. Человек (мужчина, Иван, он, глава семьи) улыбается/чувствует; Человек (мужчина, Иван, он, глава семьи) высокий/честный; У человека (мужчины, Ивана, у него, у главы семьи) есть шляпа/совесть; 2. Лицо/душа светлеет; Кожа/совесть чиста; Во внешности/в сознании отражается усталость. Два способа семантического представления человека часто чередуются, взаимодополняют друг друга в различных описаниях, где внешний и внутренний человек изображается целостно и частично. Например: Человек он красивый, веселый, умный. Глаза у него голубые, нос правильной формы. Он внимателен к окружающим и тонко чувствует обстановку. Внешность, ум и душевные качества привлекают к нему людей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Человек в его интеллектуальной ипостаси, которая по своей природе может быть охарактеризована как одна из внутренних ипостасей, также изображается в языке названными способами, то есть предстает целостно и частично.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Целостный homo sapiens может быть обозначен любым словом (словосочетанием), имеющим сему «человек». Например, homo sapiens может быть назван именами собственными (Иванов, Петр, Татьяна Ивановна, Александр Сергеевич Пушкин) или именами нарицательными (человек, мужчина, учитель, работник). В нарицательных наименованиях человека отражается его физиологическая, эстетическая, этическая, деятельностная, профессональная, социальная характеристика (богатырь, красавец, душа (душка), нахал, интеллигент, скупердяй, активист, лентяй, певец, инженер, отец). При этом абсолютно все наименования человека содержат в своей семантике указание на интеллектуальное начало. Ср.: человек – существо, наделенное даром мышления; Петр – человек, следовательно, существо, наделенное даром мышления; лентяй – человек (разумное существо), ведущий пассивный образ жизни.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Нарицательных имен, обозначающих целостного homo sapiens, в русском языке так же много, как много социальных ролей, выполняемых человеком в обществе. Многочисленно и количество имен собственных, относящихся к человеку. Все наименования целостного homo sapiens можно классифицировать на основании наличия/отсутствия в их семантике оценочного компонента. Ср.: 1) человек, пассажир, девушка, студент, прохожий, Иван Иванович Иванов – 2) интеллектуал, профессор, дурак, мудрец, осел, Эйнштейн. И в той, и в другой группе наименований присутствует сема «человек», но в первой группе слов превалируют идентифицирующие значения или значения, указывающие на те или иные роли человека, а во второй – присутствует оценка человека в его интеллектуальной ипостаси. При этом оценочное значение в словах второй группы может быть основным или дополнительным к дескриптивному. Ср.: Дурак – глупый человек (т. е. человек с ограниченными умственными способностями). – Профессор – лицо, обладающее высшим ученым званием и, следовательно, образованный, умный человек.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Отсюда наименования целостного homo sapiens, делятся на имена, в которых наличествует прямое оценочное значение, и имена, в которых оценочное значение выражается как переносное. Наличие оценочного компонента значения в словах, обозначающих целостного homo sapiens, способствует тому, что эти слова чаще используются в качестве предикатов оценочных высказываний об интеллектуальных проявлениях человека.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;1. Имена целостного homo sapiens, имеющие прямое оценочное значение интеллекта: дурак, дурень, кретин, пустоголов, бестолочь, дуралей, балбес, идиот, олух, балда, недоумок, умница, разумник и др. Например: Я такого балбеса, как этот Лариосик в жизнь свою не видела (М.А.Булгаков); «Умный человек, говорит, бросил меня, а дурак подобрал». По ее словам, только такой жалкий идиот мог поступить так, как я (А.П.Чехов); Ты прежде всего болван, а потом уж самодовольный солдафон (М.А.Шолохов).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;2. Имена целостного homo sapiens, в которых оценочное значение интеллекта выражается как переносное:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;а) наименования животных и птиц (зоосемизмы): осел, баран, сова, курица и др. Например: Вы сами виноваты. Не нужно быть бараном… (А.П.Чехов); Вы знаете, Шура, как я вас уважаю, но вы осел (И.Ильф, Е.Петров); Курица! Соображать надо, а у тебя мозгов нет (из разг.);<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;б) наименования неодушевленных предметов: пень, дуб, чурбан, лопух, дубина, чурка, винтик, пешка, тормоз и др., в том числе неотторжимых от целостного человека частей: голова, мозг (мозги). Например: Путевку я на тебя оформил. Одевайся, тормоз! (Ю.Поляков); Шалавый, в общем, парень и не очень умен… Пешка (О. И А.Лавровы); Ну ты голова! (из разг.);<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;в) наименования персонажей литературных и фольклорных произведений, реальных лиц, известных национально-культурному сообществу своими интеллектуальными особенностями (прецедентные имена): недоросль, Митрофанушка, Иванушка-дурачок, Скалозуб, Чацкий, Спиноза, Лобачевский и др. Например: Стал пацан стишки пописывать. Я прочитал: ни рифмы, ни смысла. В меня Митрофанушка! (из газ.); Браво, Лобачевский! (из разг.); Слушай ты, Иванушка, хватит прикидываться. Все ты понимаешь! (из разг.);<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;г) наименования человека по его социальной, профессиональной, территориальной принадлежности: ученый, профессор, мыслитель, деревенский, чукча, прапорщик и др. Например: Я только первый ассистент, а главный профессор вот: товарищ Осадчий (А. С.Макаренко); Деревенщина! Темнота! (из разг.); Ты как чукча, ей-богу, ничего не понимаешь (из разг.);<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;д) наименования человека по психическим заболеваниям, влекущим интеллектуальные отклонения: псих, шизофреник, дегенерат, дебил, олигофрен, даун. Например: Дегенератам нечего делать в этой школе (из разг.); …объявляют гостям любимца семьи, юного дауна с грушевидной головой и с ясными бессмысленными глазами (Ю.Поляков); Все дебилы! Поговорить не с кем! (из разг.);<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;е) наименования человека как обладателя высшей степени интеллектуальной одаренности: талант, гений. Например: В конце концов, вы прежде всего не редактор! А понимаете ли – ученый! Талант! Член ученого совета! (Э.Радзинский); Ты гений! (из разг.); Что значит талант! Везде себе дорогу пробьет (из разг.).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Итак, все без исключения наименования целостного человека (с дескриптивным значением, с оценочным значением, с сочетанием дескриптивного и оценочного значений) – это «указатели» на его разумное начало.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Целостный homo sapiens в русском языке описывается, характеризуется, оценивается с помощью слов и словосочетаний, имеющих разную частеречную принадлежность. Эти слова и словосочетания образуют лексико-семантическое поле, объединенное родовым понятием «интеллект». Например: умный, глупый; умница, дурак; светлая голова, пень с глазами; думать, соображать, умнеть; не думать, не соображать, глупеть; умно, глупо; семи пядей во лбу, без царя в голове (см.: Никитина, 2003, с. 67).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Целостный homo sapiens в русской ЯКМ предстает активным, деятельным, восприимчивым существом: он производит самые разные действия и пребывает в самых разных состояниях, которые получают выражение в глаголе: ощущать, желать, воспринимать, переживать, радоваться, огорчаться, мыслить, знать, помнить и т. д. Среди этих действий и состояний выделяются те, что обусловлены наличием у человека интеллекта.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В русском языке способность человека мыслить обозначают глаголы мыслить, просторечный мозговать, мараковать. Способность мыслить сама по себе воспринимается положительно. Ср.: Он мыслит; Он мыслящий; Мыслитель. – Это всегда хорошо. Ср. также перифразы: Он способен мыслить: Он умеет мыслить; Он в состоянии мараковать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Homo sapiens может пребывать в нормальном умственном состоянии: Он в полном рассудке (уме); Он в здравом уме (заметим, что в русском языке нет специальных глаголов, обозначающих нормальное умственное состояние) или утрачивать способность нормально мыслить, переходить в ненормальное психическое состояние: Он обезумел; Он сошел с ума: Он тронулся (умом). Русский язык располагает обширной группой глаголов и глагольных словосочетаний, фиксирующих потерю homo sapiens своей фундаментальной способности. Эти глаголы и глагольные словосочетания по большей части метафоричны: терять рассудок (ум), лишаться рассудка (ума), тронуться (рехнуться) (умом), помешаться.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Целостный человек мыслится как существо, ответственное за свои интеллектуальные способности: если он их теряет, то вся вина за это ложится на него самого как обладателя интеллекта. В то же время человек испытывает воздействия других представителей рода человеческого и различных объектов окружающего мира, что может вызвать изменения в его умственном состоянии. Так, каузативная группа глаголов обезумить, лишить ума (рассудка), свести с ума передает зависимость человека от внешних воздействий: Горе обезумило его; Любовь к ней лишила меня рассудка; Таня свела Ваню с ума.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Способность мыслить может быть восстановлена либо усилиями самого утратившего ее человека, либо внешними по отношению к человеку раздражителями: любым объектом окружающего мира или его проявлением. Ср.: Он пришел в себя; Он опомнился; Он образумился (homo sapiens «меняет себя» сам); Эта мысль отрезвила его; Думы привели его в себя; Новые впечатления заставши его одуматься (человека «изменяют» продукты его собственной деятельности); Таня быстро привела Ваню в себя; Это открытое неприятие образумило его; Крик о помощи заставил его собраться с мыслями (человек обретает мыслительную способность под «чужим» воздействием).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Целостный homo sapiens, по данным характеризующей глагольной лексики, изменчив, его интеллектуальные состояния не стабильны: он становится глупым или умным (умнеет или глупеет), лишается сообразительности или обретает ее.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Еще одна способность целостного человека – способность понимать (она логически вытекает из способности мыслить). Она полностью «подчинена» человеку как субъекту действия: он понимает что-либо или не понимает, соображает или не соображает, кумекает в чем-либо или не кумекает. Здесь налицо избирательность мышления человека: что-то им понимается, что-то – нет: в чем-то он умен, а в чем-то глуп.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мышление – это процесс, и потому человек – организатор и двигатель этого процесса: он думает, мыслит, шевелит (раскидывает) мозгами; определяет цель своих раздумий, мыслей: сосредоточивается на чем-либо, вдумывается, углубляется во что-либо; в процессе мышления он анализирует, обдумывает, разбирает детали. Человек может и не утруждать себя раздумьями: он волен не думать, не вникать, не анализировать. Но мысль-процесс порой становится для человека «неуправляемой»: ею руководят внешние по отношению к человеку силы. Ср. безличные трансформации глаголов мысли: Ему думается/не думается; соображается/не соображается (по какой-то причине).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Интеллектуальная деятельность homo sapiens также выражается в русском языке глаголами с ядерными значениями «представлять», «полагать», «решать», «верить», «ошибаться». Результат мыслительной деятельности человека передают глаголы знания; хранение или утрату сознанием какого-либо знания или информации обозначают глаголы памяти (см.: Васильев, 1981, с. 130–168).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Таким образом, целостный homo sapiens в русском языке – это живое, деятельное, активное существо, которое может рассматриваться с разных сторон, среди которых, независимо от ее языкового выражения, всегда присутствует интеллектуальная сторона.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Обратимся к образам частичного (частей) homo sapiens.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Нами выделены следующие части человека, связанные с его интеллектуальной ипостасью: 1) части-способности человека, непосредственно связанные с его интеллектуальной природой – способностью мыслить; 2) части человека, которые мыслятся как его анатомические составляющие, отвечающие за интеллект; 3) части человека, опосредованно связанные с интеллектом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Части-способности человека, непосредственно связанные с его интеллектуальной природой, обозначаются в русском языке лексемами мышление, мысль, ум, интеллект, разум, рассудок, сознание. Все они трактуются через родовое понятие способность. Согласно толковому словарю русского языка, мышление (мысль) есть способность человека рассуждать, ум – способность человека мыслить, интеллект – мыслительная способность, разум – способность логически и творчески мыслить, рассудок – способность к рассуждению, размышлению, сознание – способность человека мыслить, рассуждать и определять свое отношение к действительности (см.: Ожегов, Шведова, 1999).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;О том, что гиперонимом к этим лексемам является слово способность свидетельствуют высказывания, в которых способностью (способностью думать, способностью понимать) именуются рассматриваемые «интеллектуальные части» человека: Нет-с, я думаю, что не имею ни талантов, ни особых способностей (Ф.М.Достоевский); «Время» верно подметило неспособность г. Писемского понимать смысл и значение жизненных явлений (Н.В.Шелгунов); Думая каждый о своем, всей страной аплодировали человеку, утратившему всякую способность думать (из газ.). Ср.: Интеллектуальный ресурс (то есть способности) Максимовской во всей красе проявился во время бурных событий вокруг гусинско-киселевского телеканала (из газ.); Его считали человеком, не реализовавшим свой интеллектуальный потенциал (то есть способности) (из газ.).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лексемы, обозначающие интеллектуальные способности человека, согласно словарным толкованиям, являются синонимичными. В то же время в русской ЯКМ наблюдаются две противоположные тенденции: 1) к неразличению оттенков значений этих лексем; 2) к установлению семантических различий между ними.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Например, исследователи русского языка отмечают, что наивное сознание стремится разграничить понятия ум и разум. Так, Ф.И.Буслаев писал: «Отличие ума от разума особенно заметно в прилагательных и глаголах: умный может быть и зверь, уметь может и зверь; но быть разумным и разуметь не может… Отсюда видно превосходство разума (Vernunft) над умом (Verstand)» (Буслаев, 1992, с 278). В рассуждениях В.И.Даля ум определяется как «рассудок», «прикладная, обиходная часть» мыслительной способности, «низшая степень», а разум — как «высшая отвлеченная степень». В.И.Даль замечает, что «низшая степень ума должна быть признана за некоторыми животными, но разума нет ни в одном; принимая ум в сем ограниченном, тесном смысле можно сказать: умная лошадь, собака, но разумная сказать нельзя». Ср. русские пословицы, в которых дифференцируется ум и разум и отражается доминанта разума: Умен, да неразумен; С ума спятил, да на разум забрел; Мужа чтут за разум, жену – по уму; Ум разуму не указ; Ум разумом крепок; Ум за разум заходит; Ум без разума беда; Ум разуму подспорье; Ум за разумом не ходит; Ум доводит до безумья, разум до раздумья.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Проанализировав данные психолингвистического ассоциативного анкетирования, мы пришли к выводу, что современные носители русского языка практически не разграничивают понятия ум и разум. В то же время лексема ум для обозначения способности человека думать и понимать используется чаще других, а лексемы разум, интеллект, рассудок и др. по большей части ассоциируются с высоким стилем, с научной речью. В то же время разум, мышление, интеллект, рассудок, сознание, по данным анкетирования и наблюдений над высказываниями о человеке, чаще, чем ум, ассоциируются со способностью (при этом мышление – это не только мыслительная способность, но и процесс, рассудок – это способность не просто мыслить, а мыслить, логически рассуждая; сознание – это в общем способность человека мыслить, а в частности – способность человека осознавать себя самого).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Доказательством того, что ум, разум, интеллект, сознание и т. д. мыслятся как части homo sapiens (необходимые, обязательные, постоянные) является тот факт, что все без исключения лексемы «интеллектуальной тематики» носители языка ассоциируют с человеком и, наоборот, лексема человек ассоциируется с названными способностями. Мыслительная способность человека, которая может именоваться по-разному, – это, по мнению респондентов, качество человека или его составляющая (часть). Заметим, что словами составляющая или часть опрошенные в большинстве случаев называют ум.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Части человека, которые мыслятся как его анатомические составляющие, отвечающие за интеллект, обозначаются словами голова, ум, мозг (мозги), извилины. Эти части неоднозначны с точки зрения их реальности/нереальности: голова, мозг (мозги) – реально существующие части человека; извилины – реально существующая форма реальной части – мозга (мозгов); ум – реально не существующая, воображаемая часть человека. Среди реальных «интеллектуальных частей» человека выделяется видимая часть – голова, а также недоступные непосредственному наблюдению (скрытые, находящиеся внутри человеческого организма) части: мозг (мозги), извилины. К ним в известном смысле примыкает и воображаемая часть ум.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Иными словами, анатомическими «интеллектуальными частями» человека являются: голова как часть тела человека; мозг (мозги) как реальный орган; извилины как форма, свойственная реальному органу – мозгу; ум как воображаемый орган.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Такая «интеллектуальная часть» человека, как голова, является древнейшим архетипом русского языкового сознания. Роль концепта голова в лексической системе языка, его этимологические, семантические и словообразовательные связи подробно рассмотрены В.Г.Гаком (см.: Гак, 1998).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В словаре С.И.Ожегова и Н.Ю.Шведовой содержится такое толкование: голова – часть тела человека, состоящая из черепной коробки и лица (см.: Ожегов, Шведова, 1999, с. 135). Ср. с определением из толкового словаря В.И.Даля: голова – глава, часть тела, состоящая из черепа с мозгом, из мышц, покровов с волосами, башка, мозговина. Голова состоит из головы собственно и лица; голова делится на лоб или чело, темя, маковку, затылок и виски или косицы (см.: Даль, 2002, с. 179). Это прямое значение слова голова; есть и переносное: ум, рассудок. Именно переносное значение слова лежит в основе языкового образа-символа: голова мыслится говорящими как квазиорган, именуемый по-другому умом. Кроме того, есть речевые свидетельства того, что голова-часть тела и голова-квазиорган (ум) различаются, но имеют «точку соприкосновения»: в голове ум; голова без ума, – то есть голова мыслится как физическое вместилище ума (реальная часть тела человека является местом, где располагается нереальный, воображаемый орган).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В переносном значении голова – это и человек как носитель идей, взглядов, способностей, свойств (в этом случае мы имеем дело с номинацией не частичного, а целостного человека).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ум, согласно толковому словарю, есть способность человека мыслить (Ожегов, Шведова, 1999, с. 832). Ср. у В.И.Даля: ум – общее названье познавательной и заключительной способности человека, способность мыслить (Даль, 2002, с.672).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Однако, как неоднократно отмечалось лингвистами, ум для носителей русского языка – это и воображаемый орган, находящийся в голове и отвечающий за интеллектуальную деятельность человека (см.: Урысон, 1995; Пименова, 1999; Никитина, 2003). Лексема ум так же, как и лексема голова, имеет и значение «целостный человек»: ум – это человек как носитель интеллекта (Ожегов, Шведова, 1999, с. 832).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Заметим, что тенденция именовать целостного homo sapiens посредством слов, обозначающих его «интеллектуальные части», говорит об особой важности последних для образа внутреннего человека. Наименования человека голова и ум легко занимают в высказываниях позицию актанта, в отличие от других наименований-соматизмов и наименований-квазисоматизмов, которые могут становиться новыми именами-определениями человека, но самостоятельно в значении «человек» в высказываниях практически не фигурируют. Ср.: Все головы нашего отдела были задействованы в этой работе; Лучшие умы России объединились в борьбе за правое дело; Наши умы, к сожалению, не смогли выступить достойно. – Наташа – душа нашей группы; Директор – сердце завода; Петров – ноги нашей команды; Иванов – правая рука директора; Он весь глаза и уши.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Прямое значение слова мозг таково: центральный отдел нервной системы человека и животных – нервная ткань, заполняющая череп и канал позвоночника; орган высшей нервной деятельности (Ожегов, Шведова 1999, с.362). В переносном значении мозг – это тот же ум (воображаемый орган или умственные способности). В обиходной речи лексема чаще употребляется во множественном числе, что придает слову разговорный оттенок и, видимо, свидетельствует о стремлении говорящих количественно измерять этот орган. Словом мозг (мозги) именуют и целостного homo sapiens: Интеллигенция не мозг нации… (В.И Ленин); Иван Иванович – мозг нашей кафедры; Иван Иванович – наши мозги; Утечка мозгов (отъезд талантливых русских людей) за границу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Близким по значению слову мозг (мозги) является слово извилины. Извилины – волнообразные искривления, изгибы мозга, согласно научной анатомии. В русской разговорной речи слова мозги и извилины являются синонимичными, взаимозаменяемыми и обозначают интеллектуальный орган человека. Употребление слова извилины в единственном числе всегда имеет оценочную окраску: одна извилина — это плохо, много извилин – хорошо.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Словарные и наивные толкования слов-символов, характеризующих homo sapiens, как мы видим, имеют точки пересечения. Голова, ум, мозг (мозги), извилины в русском языке – это символы homo sapiens, атрибуты человека, отвечающие за его способность мыслить и понимать. Все они ассоциируются с человеком, его интеллектом и предстают специальными частями, без которых homo sapiens не мыслится.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Доказательства того, что интеллект как способность связывается с частями человека (реальными или воображаемыми) можно найти, проанализировав результаты проведенного нами анкетирования. На вопрос, с чем ассоциируются слова голова, ум, мозги, мы получили следующие ответы:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Голова – человек, сообразительный (человек), мозг (мозги), извилины, тело, часть тела (туловища), ум (интеллект, разум), прическа, шляпа, лицо, волосы, заколки, волан, глаза, уши, рот, шея, на плечах, орган, извилины, череп, облик, мудрость, ящик с инструментами, умение принимать решения, умение думать, справедливость, мысли, главное всему, центр, центр управления человека, «хорошо, когда их две», «ну ты голова!», муж, хозяин, начальник, украинец, хлеб, «хлеб – всему голова», шар, круглая, яйцеобразная, лысая, умная, глупая, светлая, большая, ума палата.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ум – человек, свойство (качество) человека, голова, мозг (мозги), извилины, разум (интеллект), мышление, сознание, полушарие, серое вещество, вещество, находится в мозгу; то, чем человек думает; то, чем обладает человек; «либо он есть, либо его нет»; чело, глупость, мудрость, образование, высшее образование, книга, эрудированность, профессия, учеба, грамота, развитие, понимание, четкость, фантазия, много знать, много читать, мысли, рассуждения, сообразительность, сознательное действие, память, высший разум, талант, гений, дело, деньги, старшее поколение, сила, красота, смекалка; светлый, гибкий, короткий, кладезь ума.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мозги – человек, голова, ум (интеллект), сознание, извилины, много извилин, борозды, вещество, серое вещество, серое вещество с извилинами, жидкость, анатомия; то, что находится в голове; то, что находится в коре головного мозга; необходимая часть человека; череп, содержимое черепа, нервная система, разум, мудрость, мысли, умозаключения, умные размышления, сообразительность, талант, отсутствие мозгов, много либо мало, знания, собранность; хранят информацию, помогают жить; варят; раскинуть мозгами; умные, глупые; растекаются по стенке; заспиртованные, куриные; Nats; Bable gum; блюдо, еда.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Очевидно, что квазиорган ум и реальные части и органы голова, мозг (мозги) мыслятся как обязательные атрибуты человека: ассоциации с человеком возникли в связи с каждым предложенным словом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Голова, ум, мозги, извилины – понятия пересекающиеся: ассоциации очень тесные и перекрестно повторяющиеся (голова – мозги, ум, извилины; ум – голова, мозги, извилины; мозги – голова, ум, извилины).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Реальные и воображаемые «интеллектуальные части» человека в сознании носителей языка не дифференцируются. Например, голова ассоциируется и с реальными анатомическими органами (череп, тело, лицо, глаза, рот, мозг, шея, уши), и с воображаемым органом (ум). Ср.: ум – голова, мозг, чело, полушарие, извилины, серое вещество; память; мозги – голова череп, извилины, серое вещество, ум.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Внешний человек и внутренний человек в языковом сознании – это единый комплекс, цельная организация. Ср.: голова – мозги, ум, извилины (внутренние атрибуты человека); шея, прическа, волосы, заколки, волан (внешние атрибуты человека).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Все интеллектуальные составляющие человека ассоциируются со способностью производить интеллектуальные действия. Иными словами, человек-деятель мыслится таковым в связи с наличием у него интеллектуальных данных. Ср.: голова – умение принимать решения, умение думать; ум – мышление, развитие, мысли, рассуждения, понимание; много читать, много знать; сознательное действие. (Заметим, что все приведенные существительные лексико-семантически соотнесены с глаголами и, следовательно, содержат сему «действие»). Мысли, рассуждения, размышления, умозаключения (продукты мышления) – результат интеллектуальной деятельности человека, или результат работы его «интеллектуальных частей».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Интеллектуальные атрибуты человека связываются с определенными качествами, то есть за ними закрепляется потенциальная возможность быть охарактеризованными, описанными. Характеризоваться могут форма, объем, размер – так называемые внешние данные объекта, а также внутренние качества (в этом случае осуществляется перенос характеристик целостного человека на его органы-части, то есть происходит олицетворение объекта). Ср.: голова круглая, лысая – голова умная, глупая; мозгов много/мало – мозги умные, глупые.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В наивном языковом сознании запечатлены анатомические знания и представления о местоположении, форме, функциях «интеллектуальных частей». Так, голова находится на плечах, является центром человека, имеет форму шара или яйца; в ней находятся мозги; ум ассоциируется с полушарием, извилинами, серым веществом; он находится в мозгу; мозги – это извилины, серое вещество; они находятся в черепе, в коре головного мозга, то есть мозги – содержимое черепа; на них есть борозды; мозги напоминают жидкость и могут растекаться при внешнем воздействии; этот орган можно заспиртовать. Иными словами, голова – это главный орган человека; она напоминает ящик с инструментами; в ней находятся мозги (голова – ящик, инструменты – мозги); мозги варят, ими можно раскинуть; они помогают человеку жить. Однако мозгов в голове может быть либо много, либо мало, так же как извилин; иногда наблюдается и их отсутствие. Умом человек так же может быть богат (ума палата) или обделен, то есть ум у человека либо есть, либо его нет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Все интеллектуальные атрибуты человека наши респонденты связывают с высшими проявлениями человеческого разума (ср.: ум – высший разум): с мудростью, гениальностью, талантом. Ум связывается с профессией, делом, образованием, эрудированностью человека, с умением зарабатывать (ум – деньги). Ум определяет нравственные качества, состояния человека, является спутником его положительных черт (ср.: голова – справедливость; ум – четкость; мозги – собранность).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Встретились и ассоциации, которые непосредственно не связаны с интеллектуальной стороной человека, а обусловлены знанием переносного значения слов, а также иными фоновыми знаниями, которые в сознании носителей языка вышли на первое место. Например, голова – муж, хозяин, начальник, украинец; мозги – Nats (название шоколадного батончика, который, согласно рекламе, способствует улучшению работы мозга); Bable gum (название жевательной резинки; вспомним: жевательной резинкой для мозгов называют, например, разгадывание кроссвордов); мозги – еда, блюдо (мозги здесь – атрибут не человека, а животного; не «интеллектуальный орган», а часть тела животного, употребляемая человеком в пищу).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Слова, обозначающие интеллектуальные атрибуты человека, напоминают носителям языка прецедентные высказывания, фразеологизмы: Хорошо, когда их (головы) две; Ну ты голова!; Ума палата; Хлеб – всему голова; кладезь ума; раскинуть мозгами. Это говорит о том, что данные слова имеют культурную коннотацию, ассоциируются с традиционными представлениями и образами.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Итак, данные анкетирования показывают, что ум как уникальная способность человека в русском языковом сознании связан с представлениями о специальных частях человека, обеспечивающих эту способность. Опрошенные стремятся к конкретным описаниям сложных интеллектуальных процессов; имеющиеся у них научные сведения об интеллекте соседствуют с фантастическими представлениями, реальная анатомия перемежается с наивной. Интеллект в сознании носителей языка – это первопричина различных действий, состояний человека. Интеллектуальная сфера открыта для описания и оценки. Нашими респондентами очерчивается лексико-семантическое поле, которое можно назвать лексико-семантическим ореолом образа homo sapiens.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Части человека, опосредованно связанные с интеллектом, – это все те действия, качества, состояния человека, продукты человеческой деятельности, внешние и внутренние атрибуты человека, которые носители языка соотносят с его умственной способностью.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Анализ речевого материала показывает, что через призму интеллекта носители языка могут рассматривать не только любое проявление человека, но все объекты окружающей действительности, с которыми соприкасается человек. Иными словами, все части мирозданья являются частями человека (окружающий мир антропоцентричен) и язык отражает антропоцентричность мира, соотнося его составляющие с человеком, в первую очередь с его уникальным даром – способностью мыслить.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;К таким частям человека относятся опредмеченные и неопредмеченные результаты его мыслительной деятельности. Например, такие продукты человеческой мысли, как сочинение, книга, картина, диссертация, представляют собой предметы, которые не только непосредственно воспринимаются, но и имеют материальную оболочку. Мысль, идея, замысел, концепция, теория и другие непредметные результаты мыслительной деятельности человека не материализованы, но доступны для восприятия и потенциально могут материализоваться.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Качества, действия, состояния человека, связанные с интеллектом (например, речь, воображение, память, поступок, желание, страх) делятся на непосредственно ощущаемые, видимые (например, взгляд, улыбка, побег, речь) и непосредственно не ощущаемые, психические, невидимые (например, увлечение, чувство, робость, желание).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как опосредованные интеллектуальным началом в человеке мыслятся такие его части, как предметы пользования (например, костюм, очки, косметика).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Наши исследования показали, что количество непредметных атрибутов человека (всего того, что входит в сферу жизнедеятельности homo sapiens) бесконечно велико (жизнь, смерть, учеба, работа, семья, война, мир и т. д.). Доказательством того, что все эти атрибуты имеют отношение к интеллектуальному началу в человеке, может служить тот факт, что носители языка характеризуют, оценивают их через призму интеллекта. Например, война может характеризоваться как человеческая глупость; профессия человека может восприниматься как показатель его умственных способностей; семейные отношения могут оцениваться как проявления человеческого ума или глупости (см.: Никитина, 2003, с. 52–55).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;По данным анкетирования, умными (глупыми) у умного (глупого) человека могут быть друзья, дети, родители, мысли, слова, разговоры, рассуждения, речь, действия, поступки, глаза, желания, мечты, внешний вид и т. д. Иными словами, носители языка склонны связывать с интеллектом и оценивать через призму интеллекта самые разные по своей природе части человека: внешние и внутренние, отторжимые и неотторжимые, обязательные и факультативные.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Все части человека, связанные с интеллектом, обозначаются в русском языке при помощи субстантивов или пропозитивных выражений. Актуализация «интеллектуальной семы» в языковых единицах, обозначающих части человека, связанные с интеллектом опосредованно, обусловливается контекстуально при участии предикатов интеллектуальной сферы. Например: Тупая, блаженная улыбка не сходит с его лица (А.П.Чехов); Я с любопытством присматривался к энергичному и неглупому лицу грека (В.Г.Короленко); Он все делал необдуманно: жизнь казалась ему простой, немудрящей, как кругленький муромский огурец с сучанских баштанов (А.А.Фадеев).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Таким образом, homo sapiens в русской ЯКМ представлен целостно и частично. Образ целостного homo sapiens объективирован в русском языке множеством номинаций человека, обозначающих его социальную, профессиональную, половую, национальную принадлежность, а также номинациями, содержащими оценку разных качеств человека. Все без исключения номинации целостного человека содержат сему «интеллект», поскольку интеллектуальное начало есть неотъемлемое свойство человека.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Части homo sapiens в русской ЯКМ – это все те атрибуты, без которых человек не может восприниматься как разумное существо (интеллектуальные способности, интеллектуальные органы и квазиорганы) и которые могут быть соотнесены с его интеллектуальной способностью и охарактеризованы в связи с ней (в принципе все многообразие предметов и явлений, с которыми соприкасается человек).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Наблюдения показывают, что в русском языковом сознании уникальная умственная способность человека осмысляется применительно не только к его внутреннему миру, но и к миру многочисленных объектов, к которым человек в той или иной степени имеет отношение и которые так или иначе ему принадлежат. А это значит, что применительно к языковому образу homo sapiens можно говорить о двух ипостасях: о внешнем homo sapiens и о внутреннем homo sapiens. Внешний homo sapiens метонимически, образно продолжает внутреннего homo sapiens. Если внешний homo sapiens является по преимуществу объектом оценки, то внутренний – наряду с оценкой подвергается своеобразному осмыслению и описанию, в котором много ассоциаций, сравнений, вымысла..<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;2. Лексико-семантическое и семантико-синтаксическое представление «интеллектуальных частей» человека в русской языковой картине мира<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Остановимся на том, как отражен в русском языке сложный и загадочный внутренний мир homo sapiens, который обретает не только свое лексико-семантическое пространство, но и свою грамматику.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Наблюдения показывают, что в наивном языковом сознании интеллектуальная природа человека и все его проявления, связанные с интеллектуальным началом, ассоциируются в первую очередь со специальными реальными или воображаемыми частями, которые «отвечают» за интеллектуальную сторону человека. К таким частям относятся голова, ум, мозг (мозги), извилины.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В русском языке слова, обозначающие «интеллектуальные части» homo sapiens, часто обретают новые наименования, которые рождаются в результате их сравнения с конкретными предметами.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Так, сравнения головы с другими неодушевленными предметами осуществляется по нескольким признакам: а) по форме (кочан, редька, огурец, тыква, арбуз, репа и т. д.): Не повернув головы кочан / И чувств никаких не изведав… (В.Маяковский); Голова Ивана Ивановича похожа на редьку хвостом вниз; голова Ивана Никифоровича похожа на редьку хвостом вверх (Н.В.Гоголь); Голова у мальчишки – огурец (из разг.); б) по месту нахождения (то, что находится вверху: каланча, вышка, голубятня, труба, чердак, фонарь и т. д.): Голова без ума что фонарь без свечи (посл.); Бывший их однополчанин обносился умом, и на вышке стало не совсем благополучно (П.И.Мельников); У него из голубятни голуби разлетелись (из разг.); в) по качественному сходству (баклан (болван), чурбан, чурка, обрубок, баклуша (деревянный обрубок), кочка и т. д.): Велик баклан, да есть изъян (посл.); Без ума голова – кочка (из разг.); Чурка с глазами (из разг.); г) по пространственным характеристикам, основанным на смежности (короб, ящик, череп и т. д.): За всех вас, / которые нравились и нравятся, / хранимых иконами у души в пещере, / Как чашу вина в застольной здравице, / подъемлю стихами наполненный череп (В.Маяковский); Голова – ящик с инструментами (из анкеты); Коробка с мозгами (из разг.); д) по сходству «рабочих» характеристик (котелок, кастрюля, котел, погремушка и т. д.): У тебя котелок совсем не варит (из разг.); В кастрюле мысли кипят (из разг.); Голова что погремушка: звенит, а толку мало (из разг.).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Переносные наименования головы, основанные на сходстве с другими предметами, имеют стилистическую окраску, в основном разговорно-просторечную. Ср. также: башка – разговорнопросторечный синоним лексемы голова.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Интеллектуальная часть» человека голова имеет свои части, которые ассоциируются с интеллектом: лоб (возвышенно-поэтическое чело) и виски: Рот открыт / в напряженной речи, / усов / щетинка вздернулась ввысь, / в складках лба / зажата / человечья / в огромный лоб / огромная мысль (В.Маяковский); Или болезнь наводит ночь и мглу / на очи прозорливцев вдохновенных; / Или рука любовников презренных / Шлет пулю их священному челу (В.Кюхельбекер); Работу малую висок еще вершит… (М.Цветаева).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лексема голова имеет свой словообразовательный ряд: голова – головка, головочка, головушка, головенка, головища. Производные лексемы наделены дополнительными семантическими оттенками: уменьшительным, уменьшительно-ласкательным, увеличительным, уничижительным. Например: Головища такая у него, все соображает!; Головенка твоя соображает или нет? (из разг.); Голова ль, моя головушка, / Голова ли молодецкая, / Что болишь ты, что ты клонишься / Ко груди, к плечу могучему? (А.Дельвиг).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Квазисоматический орган ум представлен в русском языке различными лексемами: кроме наиболее частотной ум, это разум, интеллект, сознание, мышление, рассудок, мысль, которые, как уже отмечалось, хоть и являются синонимичными, дифференцируются стилистически.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Словообразовательный ряд слова ум имеет ярко выраженную оценочную коннотацию: умок, умишко, умище – и отражает измерительную характеристику ума (большой/маленький). Ср.: Тайный ум всегда умнее, / чем умишко напоказ (Е.Евтушенко).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В разговорной речи синонимами лексемы ум являются лексемы голова, мозги. Ср.: Ума нет. – Головы нет; Мозгов нет; Ум работает. – Голова работает; Мозги работают.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Квазисоматический орган ум имеет в русском языке свою систему сравнений.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как и голова, ум сравнивается с вместилищем: В сознании, как в ящике, подряд / Чугунные метафоры лежат (Я.Смеляков); ср.: Память! / Собери у мозга в зале / любимых неисчерпаемые очереди (В.Маяковский).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В сравнениях подчеркивается верховенство ума над другими частями человека (ср.: голова в прямом значении – орган, находящийся вверху человеческого тела), важность его для целостного человека: ум – царь в голове; ум – солнце; ум – глаз (необходимый орган для ориентировки в пространстве) и т. д.: У всякого свой царь в голове (посл.); И в становые пристава, и в непременные члены, а может быть, и в исправники – всюду пройти можно, – был бы царь в голове (М.Е.Салтыков-Щедрин); …Так ложная мудрость мерцает и тлеет / Под солнцем бессметным ума. / Да здравствует солнце, да скроется тьма! (А.С.Пушкин); Как глаз на расползающийся мир / Свободно налагает перспективу / Воздушных далей, облачных кулис / И к горизонту сводит параллели, / Внося в картину логику и строй, – / Так разум среди хаоса явлений / Распределяет их по ступеням / Причинной связи времени, пространства / И укрепляет сводами числа (М.Волошин).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В семантике наименований-сравнений содержатся потенциальные характеристики качества или действия предмета. Например: ум – пилигрим, следовательно, он путешествует, преодолевая трудности этого путешествия; ум – светильник, следовательно, он светит, гаснет; ум – мышь, следовательно, он юркий, быстрый, ищет пищу, грызет; ум – повитель, следовательно, он цепкий: Мой бедный ум, как зимний пилигрим, / Изнемогал от тщетных напряжений (В.Брюсов); Какой светильник разума угас, / Какое сердце биться перестало (Н.А.Некрасов); У Алексея Ильича умишко-мышка, все знает: где – сало, где – мало, и грызет, грызет (М.Горький); Любил Сергей Платонович читать и до всего доходить собственным цепким, как повитель, умом (М.А.Шолохов). Ср.: Сознание – разломанный челнок / В качанье вод, в просторе океана (В.Брюсов): сознание (ум) сравнивается с челноком, отсюда – его передвижения в водном пространстве и возможность быть разломанным стихией.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Новые наименования, основанные на сравнении с неодушевленными предметами, обретают также такие «интеллектуальные части», как мозги и извилины: например, шарики, ролики, гайки, винтики (технические характеристики содержимого головы); солома, опилки (вещественные характеристики, содержащие оценку содержимого).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Итак, «интеллектуальные части» получают в русском языке новые, оригинальные, экспрессивно окрашенные наименования. Эти наименования выполняют характеризующую функцию. Свойства, качества, характеристики конкретных предметов, с которыми сравниваются «интеллектуальные части», становятся свойствами, качествами, характеристиками последних.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Интеллектуальные атрибуты человека имеют в русском языке свою систему определений. Выделяются определения, в которых содержатся квантитативные характеристики (большой ум; узкая голова; маленькие мозги; короткие извилины и др.), и определения, содержащие квалификативные характеристики (светлые мозги; слабый ум; темная голова и др.).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Среди квалификативных определений особое место занимают определения-олицетворения (веселый ум; злобный ум; хитрые мозги; глупая голова и др.). Характеристики-олицетворения основаны на переносе качеств человека на его части, отвечающие за интеллект: Ты всегда хороша несравненно, / Но когда я уныл и угрюм, / Оживляется так вдохновенно / Твой веселый, насмешливый ум (Н.А.Некрасов); Он искал беседы людей с желчным, озлобленным умом (И.А.Гончаров); Умение летать!.. Бесценный дар, / Взлелеянная гениальным мозгом / Мечта (В.Инбер).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Интеллектуальные части» человека имеют в русском языке и свою систему глагольных характеристик: все части-способности человека, связанные с его интеллектуальной природой, и части, отвечающие за интеллектуальную способность, могут выступать в качестве производителя действия или носителя состояния.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Выделим основные группы глаголов, характеризующих «интеллектуальные части» человека.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В первую очередь это глаголы интеллектуальных действий с прямым (думать, соображать, помнить, анализировать и т. д.) и переносным (варить, открывать, вскрывать, искать, находить, работать и т. д.) значением: Задумалась / казачья башка (В.Маяковский); Его мозг нашел верное решение этой сложной задачи (из газ.); Его острый, язвительный ум решительно не знает пощады, он умеет выискать и отметить смешное в самом внешне кажущемся трагическим явлении (Л.Уварова).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В высказываниях с участием глаголов интеллектуальных действий подчеркиваются особые способности «интеллектуальных частей» проникать в тайны мироздания, в суть явлений; «интеллектуальные части» предстают всемогущими силами, а их действия – действиями, не знающими преград: Но так едка была его пытливость, / И разум вскрыл такие недра недр, / Что самая материя иссякла, / истаяла под ощупью руки (М.Волошин). Мотив потенциальной силы ума присутствует и в высказываниях, описывающих его физические действия: Так сдаться? Нет! Ум не согнул ли выи / Стихий? Узду не вбил ли молньям в рот? (В.Брюсов). Подчеркнутая сила физических действий «интеллектуальных частей» – переносное обозначение силы действий интеллектуальных.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В русском языке «интеллектуальные части» человека часто характеризуются при помощи глаголов движения: Из мрака вышел разум мудреца, / И в горной высоте – без страха и устья – / Мерцающих идей ему взыграли крылья (А.Блок); Ум сяжком под небеса уходит (сягает) (посл.); Ум за разум заходит; Шарики за ролики заходят (из разг.).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Отметим, что движения головы (части туловища человека) в русском языке обретают символические смыслы: например, движение вниз – символ печали, грусти, движение вверх – символ уверенности, поворот – символ внимания, кругообразные движения – символ озабоченности или умственной усталости, неспособности соображать и т. д.: Когда в былые дни печали / У нас клонилась голова, / Какою верою звучали / Твои бодрящие слова (Д.Бедный); Но и тогда среди покорных вьючных животных, среди трусливых пресмыкающихся рабов вдруг подымали головы нетерпеливые гордые люди, герои с пламенными душами (А.И.Куприн); Он меня и не заметил, в мою сторону головы не повернул (из разг.); Он ушел, а я бросился на диван и закрыл глаза. Голова у меня ходила кругом: слишком много впечатлений в нее нахлынуло разом (И.С.Тургенев); У меня голова кругом идет – я ничего сообразить не могу… Я чувствую только свое несчастье… Удивляюсь, как вы можете сохранить хладнокровие (И.С.Тургенев).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Если движения головы не связываются с интеллектуальными действиями, а характеризуют по большей части внутренние состояния человека, то движения других «интеллектуальных частей» (ума, мозгов, извилин) являются непосредственным показателем интеллектуальных действий человека.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Глаголы движения активно задействованы не только в семантических структурах, где «интеллектуальные части» являются субъектами движения, но и в тех, где они выступают в качестве объектов, испытывающих на себе воздействие движущихся (в направлении к ним или от них, либо внутри них) субъектов «интеллектуальной сферы» (мыслей, дум, идей, воспоминаний и т. д.): в голову приходит мысль; на ум приходят воспоминания; из головы не выходят чьи-то слова (то есть воспоминания о них и их смысл); в мозгах шевелятся мысли. Например: И в голове моей проходят роем думы!.. (С.Есенин); О, если б я в такую пору, / Отдавшись власти черных дум, / В стихи оправил без разбору / Все, что идет тогда на ум (Д.Бедный); Словно вся прапамять в сознанье / Раскаленной лавой текла (А.Ахматова).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Глаголы движения могут сопровождаться специальными определениями скорости движения (медленно, быстро, стремительно, вяло и др.) либо обходиться без них, если сема «скорость» уже содержится в глаголе (ср.: двигаться медленно, входить быстро – ползти, врываться). Например: Ум несется/влачится; Мысли в голову ползут/влетают; Извилины шевелятся быстро/медленно; Мысли приходят мгновенно/вяло.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Интеллектуальные части» характеризуются и при помощи глаголов, указывающих на состояния или изменение состояний.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Глаголы состояний или изменения состояний обозначают положения, в которых находятся «интеллектуальные части» или процесс обретения ими новых качеств: голова изнемогает – испытывает состояние дискомфорта; ум болеет – испытывает болезненное состояние; мозги выздоравливают – становятся здоровыми; голова глупеет – становится глупой; мозги умнеютстановятся умными; разум глупеет – становится глупым.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Если болезненные состояния головы могут быть и не связаны с интеллектом человека (ср.: Я написала слова, / Что долго сказать не смела. / Тупо болит голова, / Странно немеет тело (А.Ахматова). – Голова болит в связи с совершенным поступком, с переживаниями, чувствами; Сегодня давление падает и у меня страшно болит голова (из разг.). – Голова болит в связи с погодными условиями), то болезнь других «интеллектуальных частей», как ирреальное состояние ирреального (внутреннего) мира человека, всегда связана с интеллектом: От страшной картины свихнулся разум (В.Маяковский); У тебя мозги уже, слава богу, выздоравливают (из разг.).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Интеллектуальные части» человека могут, как и целостный человек, волноваться, томиться, верить, бодриться и т. д., то есть находиться в самых разных «душевных» состояниях.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Еще одна группа характеризующих глаголов – глаголы речи (говорить, кричать, шептать, рассказывать и т. д.): разум говорит; сознание шепчет; ум зовет; они наделяют «интеллектуальные» органы голосом и способностью вступать в речевое общение со своим владельцем – человеком – и с любым реальным или воображаемым объектом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Все рассмотренные выше глаголы, характеризующие «интеллектуальные части» человека, можно назвать олицетворяющими, так как содержащиеся в них характеристики «очеловечивают» неодушевленные объекты. Употребление олицетворяющих глаголов для характеристики «интеллектуальных частей» человека обусловлено тем, что эти части не мыслятся вне человека как живого существа.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Олицетворение «интеллектуальных частей» закономерно влечет за собой возможность приписывания им самых разных действий и состояний человека: кроме уже отмеченных, это действия нравственно-этического порядка, действия-поступки, зрительные, слуховые, осязательные действия. Например: Видел я, / как возвращается разум, / Связанный, / Сначала держался развязно – / Брызгал слюною, косил глазом, / Но затем поник и пролепетал бессвязно: / – Я связан (Л.Мартынов).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Действия и состояния «интеллектуальных частей» передаются и глаголами, не содержащими сему «человек». Например, ум светится, сверкает, блекнет, пронзает; мозг затуманивается, гаснет, крепнет; извилины выпрямляются, путаются. В данном случае интеллектуальные атрибуты человека предстают в роли неодушевленных субъектов действий и состояний, но эти действия и состояния мыслятся в связи с человеком.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Указания на связь с человеком могут присутствовать в высказывании в виде определений, обстоятельств или дополнений (чей?) человека, (в ком?) в человеке, (у кого?) у человека, (в чем?) в «части» человека, (с кем?) с человеком) и имплицироваться (упоминания о человеке не обязательны, так как «интеллектуальные части» свойственны только ему и, независимо от специальных указателей, понятна их прямая связь с человеком). Ср.: Мозги кипят, знания углубляются, умения совершенствуются (из газ.); Разум / Есть творчество навыворот. И он / Вспять исследил все звенья мирозданья, / Разъял вселенную на вес и на число, / Пророс сознаньем до недр природы… (М.Волошин). – Связь с человеком имплицирована; Кому наука в пользу, а у кого только ум путается (А.П.Чехов); Не вспыльчив он, и строгий ум / Не блещет в шумном разговоре, / Но ясный луч высоких дум / Невольно светит в ясном взоре (Д.Веневитинов). – Связь с «целостным» и «частичным» человеком эксплицирована.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В рассмотренных выше примерах «интеллектуальные части» выступали в роли активных субъектов действия или состояния. Но они могут быть и объектами воздействия со стороны своего владельца или другого субъекта: Это же идиотизм! Или наши шефы потеряли голову в этой суматохе! (Ю.Семенов); Все мозги разбил на части, / Все извилины заплел (В.Высоцкий); Он шевелит мозгами; Он дает работу своим извилинам (из разг.).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Интеллектуальные части» человека становятся внешними по отношению к нему объектами и испытывают любые влияния, выполняют любые прихоти человека. Человек может обращаться с ними как с живым существом (давать уму пищу; отрезвлять ум; заражать голову; призывать на помощь рассудок) или как с неживым (проветривать голову; приводить в порядок ум; утрамбовывать мозги; забивать голову).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Итак, «интеллектуальные части», обретая в русском языке глагольные характеристики, наделяются активностью. В то же время свою активность они могут уступать целостному человеку и оказываться в положении объекта воздействия.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как уже отмечалось, «интеллектуальные части» человека, как и сам человек, часто сравниваются с вместилищем. Человек в наивной ЯКМ устроен как матрешка: в его пространстве, точнее в верхней части этого пространства – голове, находится ум, мозги, в мозгах – извилины. Интеллектуальное содержимое человека-вместилища измеряется количественно (в голове много/мало ума, мозгов, извилин); в то же время допускается и предположение о пустом пространстве, незаполненном вместилище (в голове нет ума, мозгов, извилин).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Интеллектуальная деятельность не умещается в те жесткие рамки, что возводятся анатомическими представлениями о месте «интеллектуальных органов», и ум вырывается на простор (не случайно именно он, а не голова, мозги, извилины – ведь он, в случайно именно он, а не голова, мозги, извилины, ведь он, в отличие от последних, фантом): Ум любит простор; Ума городьбой не обгородишь; Голова приросла, а уму воля дана (пословицы). Ум начинает жить отдельно от человека в бесконечном пространстве; уподобляясь человеку, действовать, двигаться, как уже отмечалось, и даже противоборствовать со своим владельцем: Вы-mo знаете, что для разума / Никаких границ не предвидено (Р.Рождественский); Давно ли в моем непокорном уме / Сияли, как светоч, победные мысли, / Но время настало, и тени повисли, / И бродит сознанье во тьме (В.Брюсов); Мой разум! Ты стенами строгими / Мне все пределы заградил. / Напрасно разными дорогами / Стремлюсь я, до упадка сил. / Мои безумные видения / Законам подчиняешь ты, /Ив темных безднах исступления /Проводишь прочные мосты (В.Брюсов).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ум-фантом, оторвавшись от человека, хозяйничает во вселенной, его возможности безграничны, как безграничны возможности самого человека. Но его отрыв, полет во внешнее по отношению к человеку пространство, не самостоятелен; управляет этим полетом человек, и только от него зависит «внешняя жизнь» ума. Тем более не самостоятельны «интеллектуальные части-пространства» внутри человека: в них, как в реальном (внешнем) мире, происходят события, кипят страсти, что-то рождается и умирает, борется, побеждает и терпит поражение, – но в ответе за все происходящее тот же человек, под руководством которого осуществляется «внутренняя жизнь» ума: Только вот хозяйка нам не ко двору: / Больно черноброва, больно молода, – / На сердце тревога, в голове – беда (Л.Мей); Ее переживания слились, и в голове начался сильный, сумбурный вояж (из газ.); Вот они сверкнули, / светлые глаза, /Ив мозгу рванулась бытия гроза (Л.Луговской). – Сам человек, владелец «интеллектуальных частей», точнее его чувства, переживания, ощущения, – причина происходящих в его «интеллектуальных частях» явлений (беды, сумбурного вояжа, грозы).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Итак, пространственные представления об интеллектуальном устройстве homo sapiens и явлениях, происходящих внутри «интеллектуальных частей», по большей части фантастичны, выдуманы, а их отражение в языке образно, метафорично, что объясняется таинственностью внутреннего мира человека, его закрытостью для непосредственных ощущений и стремлением носителей языка описать этот мир по образу и подобию внешнего мира, в котором все можно увидеть, услышать, потрогать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Эта же закрытость, таинственность свойственна процессу мышления и результату работы «интеллектуальных частей». И то, и другое в русском языке обозначается лексемой мысль (мысль – 1) мыслительный процесс, мышление; 2) то, что явилось в результате размышления); ею же может обозначаться и мышление как способность человека рассуждать, представляющая собою процесс отражения объективной действительности (см.: Ожегов, Шведова, с. 372). Язык и здесь стремится опредметить абстрактное, невидимое, и мысль (в любом значении) становится объектом, который живет своей «земной» жизнью, действует, проявляет себя, следовательно, может характеризоваться, оцениваться.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Надо заметить, что в языке часто сглаживаются границы между мыслью-результатом, мыслью-процессом и мыслью-способностью. Например: Эта мысль мучила его всю дорогу. – Здесь мысль – и процесс, то есть обдумывание; и результат, то есть то, к чему привело обдумывание; и опосредованно способность, поскольку именно она обусловливает и процесс, и результат.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В то же время по форме числа (единственное/множественное), в котором употреблена лексема мысль, как правило, можно определить, о чем идет речь: о способности мыслить, о мыслительном процессе или о результате мыслительной деятельности.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Так, мысль-результат и мысль-процесс могут быть единичны и не единичны (о мысли-результате можно сказать: одна мысль, много мыслей; ср.: одна идея, много идей; один замысел, много замыслов; одно умозаключение, много умозаключений; о мысли-процессе цепочка мыслей, ряд мыслей; ср.: одна дума, много дум, цепь раздумий, ряд размышлений). Мысль-результат, по сравнению с мыслью-процессом, более конкретна в силу присутствия в ней завершенности; мысль-процесс может быть как завершенной, так и незавершенной (беспредельной), возможность употребления множественного числа по отношению к мысли-процессу вызвана стремлением передать множественность объектов, подвергающихся обдумыванию. Мысль-способность однозначно единична, не исчисляема (ср.: Бог дал ему способности. – Бог дал ему мысль).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Часто понять, в каком значении употреблена лексема мысль помогает широкий контекст. Например: И мысль свою Беликов также старался запрятать в футляр (А.П.Чехов). – Речь идет о способности мыслить, которой, как мы знаем из произведения А.П.Чехова, герой сознательно не пользовался; В последнее время ее не оставляла мысль о том, что смерть ходит где-то рядом (из газ.).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Речь идет о результате мыслительной деятельности, который прямо назван: смерть ходит где-то рядом; Воздуху, воздуху! Я задыхаюсь… / Эта шарманка, что уши пилит, / Мучает, душит… я мыслью сбиваюсь… /Глупый шарманщик в окошко глядит! (К.Случевский). Речь идет о мысли как процессе, который прерывается из-за внешних воздействий (звуков шарманки).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Поэтический контекст не всегда позволяет однозначно трактовать значение лексемы мысль: он может оставлять за читателем право выбора пути осмысления образа. Например: Мыслью сонной цветя, ты блаженствуешь много, / Ты лазурью сильна. / Мне другая и жизнь, и другая дорога, / И душе – не до сна (А.Блок). – Здесь мысль, возможно, и способность, и процесс; Шепот сонный / В мир бездонный / Мысль унес (М.Волошин). – Здесь мысль можно воспринять и как результат, и как процесс, и как способность; В первый раз мысль, в жгучей зоркости, верит / Зовам толпы, с буйством жизни слита (В.Брюсов). – Здесь мысль, вероятнее всего, процесс обдумывания, в который вторгается зов толпы, но и способность человека мыслить, которая в результате внешних воздействий может деформироваться.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но в каком бы значении ни употреблялась лексема мысль, она всегда обозначает нечто «опредмеченное».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мысль рассматривается с точки зрения размера, объема, степени глубины и ширины, высоты, веса, рельефа, цвета и т. д. Например: мысль – мыслишка, мыслища; огромная мысль, глубокая мысль, мелкая мысль, широкая мысль, узкая мысль, тяжелая мысль, легкая мысль, плоская мысль, высокая мысль, возвышенная мысль, светлая мысль, черная мысль. Ср. определения мысли-процесса (думы): Не о смерти ли задумалась? / Брось! Пустая это думушка! (Н.А.Некрасов); По совести – другая думка / У нас была, светла, как мед… (А.Прокофьев); Что ж теперь ты думу думаешь, / Думу крепкую, тяжелую? (А.Дельвиг); С тяжкой грустью, с черной думою / Я с тех пор один брожу (К.Рылеев); Разгоряченное воображение Адуева рисует образ «ангела» с «пылким и нежным сердцем», с «глубокой думой» на лице (П.Николаев); Ну и что ты здесь сидишь с печальной думой на челе? (из разг.).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Замечается, как видно из двух последних примеров, способность мысли отражаться во внешнем облике человека: Она сидит печальным отраженьем / Своих высокопарных дум (И.Уткин): Он, как вы / и я, / совсем такой же, / только, может быть, /у самых глаз / мысли / больше нашего / морщинят кожей, / да насмешливей / и тверже губы, / чему нас (В.Маяковский). Ср.: Ум в глазах светится (из разг.); Меткий ум сверкал в его рассказе (В.Г.Бенедиктов); В этих поступках как нельзя лучше отразился его глубокий ум (из газ.). – Во внешнем облике, речевой деятельности, поступках человека отражается ум.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Особо подчеркивается, как уже отмечалось, сила ума, то есть сила человеческой мысли-способности, которой многое подвластно в окружающем мире: Как часто силой мысли в краткий час / Я жил века и жизнию иной /Но земле позабывал (М.Ю.Лермонтов); Воспоминанья вы убить хотите?! / Но – сокрушите помыслом скалу, Дыханьем груди солнце погасите. / Огнем согрейте ночи мглу!.. (К.Случевский).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мысль, так же как и все «интеллектуальные части» человека, олицетворяется, о чем свидетельствуют ее определения, содержащие сему «человек»: И жадной мыслью погружались в тайны, / Следя лучи, горящие вдали… (В.Брюсов); Вы помните его в кругу его друзей? / Как мысли сыпались нежданные, живые, / Как забывали мы под звук его речей / И вечер длившийся, и годы прожитые! (А.Апухтин); И медленно опомнилась она, / И начала прислушиваться к шуму, / И долго слушала – увлечена, / Погружена в сознательную думу (Ф.Тютчев).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Олицетворение мысли осуществляется и посредством глаголов, содержащих сему «человек»: Злая шарманка пилит и хохочет, /Песня безумною стала сама, / Мысль, погасая, проклятья бормочет… / Не замолчишь ты – сойду я с ума! (К.Случевский); Но голос мысли сердцу говорит: / «Опомнись! Чем же ты обижен?…» (С.Есенин); Ленивой поступью прошел он жизни путь, / Но мыслью обнял все, что на пути заметил… (А.Апухтин).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мысль часто предстает существом, испытывающим чувства своего хозяина: Листьям последним шуршать! / Мыслям последним томиться! (А.Ахматова); Все неразумно, необычайно: / Взмахи побед и разрух… / Мысль замирает пред вещей тайной / И ужасается дух (М.Волошин).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Иными словами, мысль в русском языке, как и ум, в результате сравнений, ассоциаций, оказывается полностью очеловечена: Сначала мысль, воплощена / В поэму сжатую поэта, / Как дева юная, темна / Для невнимательного света; / Потом, осмелившись, она / Уже увертлива, речиста, / Со всех сторон своих видна, / Как искушенная жена / В свободной прозе романиста; / Болтунья старая, затем / Она, подъемля крик нахальный, / Плодит в полемике журнальной / Давно уж ведомое всем (Е.Баратынский).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мысль может выступать не только активным субъектом действия, но и оказываться в позиции объекта, на который направлено действие (субъектом в этом случае становится человек, его «часть» или любой внешний раздражитель): Он гнал от себя эту мысль (из разг.); Они так небрежно обращаются с человеческой мыслью (из газ.); Вечерний звон, вечерний звон! / Как много дум наводит он… (И.Козлов).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мысль (процесс обдумывания и результат интеллектуальной деятельности), как и ум (разум, мысль-способность), подчинена человеку и в то же время подчиняет его себе. Иными словами, она оказывается в позиции активного субъекта, а человек становится объектом влияния, воздействия: Мысль владеет человеком; Мысль мучает человека; Мысль ободряет человека; Мысль не оставляет человека и т. д. Ср.: О, если б я в такую пору, / Отдавшись власти черных дум, / В стихи оправил без разбору / Все, что идет тогда на ум (Д.Бедный). – Отмечается возможность подчинения человека своим думам (частичный человек может управлять целостным человеком); Суди же тех всеправедным судом, / Кто губит мысль людскую без возврата. / Кощунствует над сердцем и умом / И ближнего, и кровного, и брата / признал своим бессмысленным рабом (Л.Мей). – Отмечается воздействие человека на мысль, его верховенство (целостный человек управляет частичным человеком); Так вновь сдавалось вдохновенье / На милость разума его. / Он думал: это охлажденье, / А это было мастерство (В.Соколов). – Части человека вступают в противоборство: одна подчиняет себе другую.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мысль в русском языке описывается как подвижное, вихреобразное существо: летучее, резкое, порывистое (мысль летит, стремится, рвется, кружится); она сравнивается с движущимися предметами, летучими существами, движениями ветра: Неси мои думы, как воды реки, / На волю к широкому устью (М.Волошин); Мухи, как черные мысли, весь день не дают / мне покою: / Жалят, жужжат и кружатся над бедной моей / головою!.. Черные мысли, как мухи, всю ночь не дают мне покою. / Жалят, язвят и кружатся над бедной моей головою! (А.Апухтин); Он поднял взор. Его чело / К решетке хладной прилегло, / И мыслей вихрь вскрутился, черный, / Зубцами молний искривлен (В.Брюсов).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С одной стороны, мысль подвижна и не знает границ, с другой – пространственные отношения мысли и «интеллектуальных частей» четко определены: мысль находится в голове (мозгах): И мысли в голове волнуются в отваге… (А.С.Пушкин); В голове гвоздем засела мысль о побеге (из газ.); именно это место – ее пристанище, которое можно покинуть и вновь обрести. Ср.: Мысли, крови сгустки, / больные и запекшиеся, лезут из черепа (В.Маяковский). Место нахождения мысли оправдано «анатомически»: коль скоро ум – в голове, следовательно, и мысль, рождаемая им, находится здесь же; в то же время это вместилище может быть как достаточным по объему, так и малым, тесным для мысли с учетом ее подвижности и буйного нрава: Мысли смешались, / голову мнут (В.Маяковский); Сонм видений / и идей / полон / до крышки (В.Маяковский) равнозначно В голове мыслям тесно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мысль сама может становиться вместилищем, пространством, в котором находится или в которое стремится попасть нечто, а именно – абсолютно все, что находится в поле зрения человека, все, к чему он «прикасается»: Он у меня из мыслей не выходит (ср.: Он у меня из головы, из ума не выходит); В мыслях его (думах) поселилась тревога (из газ.); Его маленькие черные глаза, всегда беспокойные, старались проникнуть в ваши мысли (в процесс обдумывания) (М.Ю.Лермонтов); В мыслях (в думах) только школа, бесконечные уроки да проверка тетрадей (из разг.).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Итак, мысль как часть человека, представляющая собой процесс обдумывания или результат мыслительной деятельности, так же как «интеллектуальные части» (в том числе мысль-способность), в результате сравнений и ассоциаций обретает в русском языке новые наименования, систему определений и глагольных характеристик, связывается с определенным местом расположения.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Таким образом, внутренняя интеллектуальная жизнь человека предстает в русской ЯКМ столь же динамичной, изменчивой, открытой для описания и разнообразных характеристик, как жизнь внешняя, данная в непосредственных ощущениях. Части человека, которые мыслятся как необходимые признаки homo sapiens, манифестируются в языке по образу и подобию объектов внешнего мира, в том числе целостного человека.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Выводы по Второй главе. Образ homo sapiens в русской ЯКМ представлен семантическими категориями «часть» – «целое».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Целостный homo sapiens объективирован номинациями, в семантике которых присутствуют дескриптивные и оценочные компоненты значения. Эти номинации входят в лексико-семантическое поле «Человек», или «Человек разумный».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В качестве частей homo sapiens в русской ЯКМ выступают интеллектуальные способности человека, анатомические составляющие, отвечающие за все проявления человека, обусловленные интеллектуальным началом, а также сами эти проявления.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В русской ЯКМ запечатлена следующая логическая цепочка: человек как физическая субстанция состоит из частей, отвечающих за разные его проявления; среди этих частей важное место занимают «интеллектуальные части», наличие которых обеспечивает умственные способности; эти способности в свою очередь реализуются в разных человеческих проявлениях, материализованных и нематериализованных (см. схему).<br>
<br><img border=0 src="i_001.png"><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Внутренний мир homo sapiens изображается в языке посредством сравнений с миром, который является внешним по отношению к человеку. Кроме того, образ человека разумного совмещается с образом внешнего человека: внешние проявления человека описываются как проявления интеллектуального порядка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Все действия, качества, состояния человека, каждый предмет окружающей действительности, непосредственно или опосредованно связанный с человеком, в наивной картине мира становится частью человека и потенциально может быть охарактеризован в связи с интеллектуальным началом. Тенденция к осмыслению и языковому отражению разнообразных объектов окружающего мира как частей homo sapiens обусловливает возможность широкого толкования образа человека разумного в русском языке.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Возвращаясь к замечанию Ю.С.Степанова о том, что человек как наиболее важный в культурном отношении предмет параметризован в наибольшей степени, добавим следующее: все параметры, ипостаси, части человека осмысляются в связи с наиболее важным и ценным в нем началом – интеллектуальным.<br>
<br><br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Глава 3. Оценочность как категориальная семантическая черта языкового образа homo sapiens в русской языковой картине мира<br></h3><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Общепризнанно, что оценке подвергаются в первую очередь те предметы и явления окружающего мира, которые представляют собой определенную ценность. По существу любой предмет человеческой деятельности, общественные отношения и природные явления, которые оцениваются в плане хорошего и плохого, добра и зла, истины и не истины, красоты и безобразия, допустимого и запретного, справедливого и несправедливого, могут выступать в качестве ценности. При этом ценность какого-либо объекта определяется человеком: для человека ценно то, что полезно, необходимо, имеет значение.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Если «ценность – это значение объекта действительности для субъекта» (Темиргазина, 2002, с. 7), то оценка – это тип информации, связанный со знанием о ценности (Телия, 1996, с. 109). Иными словами, ценностью является положительная социальная значимость или функция объекта в системе жизнедеятельности человека, определяющая его стремление к идеалу. Оценка же представляет собой суждение, устанавливающее ценность предмета, осознание субъектом того, чем является для него тот или иной объект.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Человек как объект познания воплощает в себе наивысшую ценностную предметность (Брожик, 1982, с. 61), поэтому человек как субъект познания неустанно оценивает себя и себе подобных. В то же время в человеке как объекте оценки обнаруживаются те составляющие, которые осмысляются как главные ценности: это в первую очередь те части, которые делают человека человеком (ум, душа).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Осознание интеллекта как определяющей человеческой ценности обусловливает многообразие оценочных суждений о homo sapiens. Оценочность (то есть выражение оценочного отношения к ценности) является характерной категориальной семантической чертой образа человека разумного в русской ЯКМ. Оценочный модус, взаимодействуя с иными модальными показателями высказывания, такими как рациональность-иррациональность, коммуникативная целеустановка (утверждение, вопрос, побуждение), разная степень уверенности говорящего и т. д., проявляет себя как доминирующий в семантической структуре высказываний о homo sapiens (см.: Никитина, 2003).<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;1. Отражение в языковом образе homo sapiens оценочной дихотомии «умный – глупый»<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;В русском языке человек разумный представлен в двух оценочных ипостасях: умный и глупый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Чтобы выяснить, как трактуются носителями русского языка ключевые оценочные характеристики homo sapiens «умный» и «глупый», обратимся к данным анкетирования.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На вопрос “Умный человек – это какой?” были получены следующие ответы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Образованный, имеющий знания, грамотный, начитанный, эрудированный.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Эти толкования умного человека наиболее частотны и демонстрируют наличие в сознании носителей языка представлений о том, что ум напрямую зависит от данной человеку возможности познавать окружающую действительность и облекать результаты познания в форму знаний. Знания мыслятся как необходимый атрибут умного человека, а их количество определяет степень эрудированности homo sapiens, его способности ориентироваться в окружающем мире.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Способный, одаренный.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Такие толкования свидетельствуют о том, что умный человек мыслится как существо, в котором заложен некий дар (способность), который открывает перспективу познания.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Развитый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Эта характеристика напрямую связана с количеством знаний, которым обладает человек.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Любящий учиться, стремящийся к знаниям, любознательный, совершенствующийся.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Умный человек как субъект познания наделяется активностью, устремленностью к неизведанному, новому. Ему приписывается особо трепетное отношение (любовь) к процессу получения знаний.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Интересный.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Если учесть, что интерес – это внимание, которое возбуждается чем-то значительным, привлекательным, то умный человек – это объект внимания, он всегда заметен, выделяем из общего ряда.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Проницательный, наблюдательный, догадливый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В умном человеке отмечается не только способность видеть, замечать различные проявления окружающего мира, но и предвидеть, предугадывать те или иные процессы, а эта способность тоже дар, который выделяет умного человека, делает его отличным, заметным в общем ряду.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Думающий, быстро думающий, соображающий.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В этих определениях зафиксирована деятельностная составляющая умного человека. Вне умственной деятельности он не мыслится.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Находчивый, сообразительный.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Эта характеристика умного человека как легко находящего выход из трудного положения конкретизируется следующими развернутыми характеристиками-описаниями:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Умеет найти компромисс; умеет включать мозги в нужную минуту; может красиво уйти; умеет промолчать в накаленной обстановке.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Умный человек, таким образом, демонстрирует умение из ряда возможных вариантов поведения найти оптимальный, наиболее подходящий в данный момент, соответствующий этическим нормам.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Поступающий правильно, стремящийся не делать глупости.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Этим толкованием умному человеку приписывается огромное количество поступков, подпадающих под определение «правильные», то есть не отступающие от общепринятых норм поведения. Глупостей (неправильных поступков), по мнению опрошенных, умный человек старается избегать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Воспитанный, культурный, вежливый, интеллигентный, тактичный, порядочный, справедливый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Нравственно-этические оценки умного человека очень высоки. Знак равенства между умом и нравственным совершенством свидетельствует о том, что мораль и интеллект мыслятся как неразрывное единство. Ср.: слово интеллигентный, согласно толковому словарю, на равных включает в себя значения «образованный» и «культурный».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не бездельник, трудолюбивый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В умном человеке исключается пребывание без дела, праздность: работа, труд, деятельность, характерные для человека вообще и подчеркивающиеся как наиболее значимые свойства человека в толковом словаре, выделяются как важные атрибуты умного человека.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Умелец, умеющий.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Еще одна деятельностная составляющая умного человека, логически вытекающая из наличия знаний, обусловленная знаниями.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Знающий свое место в жизни; знающий цель своей жизни.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Умный человек мыслится как существо целеустремленное, твердо стоящее на ногах, идущее в верном направлении, уверенное в себе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Талантливый; талантливый, но не обязательно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Наличие таланта как высокой степени проявления ума, как дарованной человеку способности проявить себя в какой-то области вполне естественно в умном человеке, однако его отсутствие, по мнению носителей языка, ничуть не умаляет имеющихся достоинств.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Умеющий вести за собой; лидер.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В умном человеке отмечаются лидерские способности, умение руководить другими, распространять на них свое влияние.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Специалист, знаток своего дела.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Это толкование напрямую связано с признанием в умном человеке знаний и умения применять их на практике.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С хорошо поставленной речью; умеющий правильно излагать свои мысли; интересный собеседник; общительный; немногословный.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Отмечается тесная связь человеческого мышления и речи. Качества хорошей речи предопределены, по мнению опрошенных, качеством интеллекта: внутренний атрибут человека (ум) имеет свое внешнее воплощение (речь), которое привлекательно, интересно, приятно для окружающих.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Снисходительный, незаносчивый; умеющий говорить с разными слоями общества на равных.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Данные характеристики относятся к разряду нравственно-поведенческих характеристик человека. В умном человеке усматривается способность не судить строго недостатки других, не взыскивать с «провинившихся», с пониманием относиться к отклонениям от нормы, не меря всех на свой аршин. Незаносчивость, как и снисходительность, предусматривает отсутствие высокомерия и в то же время умение ладить с разными людьми, не демонстрировать собственное превосходство.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Богатый, счастливый, веселый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Неожиданные трактовки умного человека, если учесть, что чаще в русской художественной литературе, публицистике да и в жизни мы сталкиваемся с обратным («Горе от ума»; талантливый, но бедный; умный, но несчастный). В то же время здесь прослеживается вполне закономерное желание видеть умного человека благополучным (ведь у него есть все, чтобы добиться богатства и счастья, жить легко и весело).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Старый; старец; много поживший, повидавший.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Отмечается связь ума с возрастом человека, с его жизненным опытом: умный человек – человек немолодой, много повидавший на своем веку, накопивший знания.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Одетый со вкусом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Внутреннее совершенство связывается с внешним обликом. Умный человек мыслится таковым во всем: не только в тех проявлениях, что обусловлены интеллектуальными, морально-нравственными, душевными качествами, но и в видимых, непосредственно ощущаемых атрибутах.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Очевидно, что в понятие «умный человек» включаются не только собственно интеллектуальные характеристики homo sapiens, но и широкий круг нравственных, этических, поведенческих характеристик.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не менее широко трактуется опрошенными понятие «глупый человек». Здесь также заметно стремление носителей языка связывать разнообразные человеческие проявления с интеллектом. Естественно, эти проявления со знаком «минус».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Заметим, что характеристики глупого человека оказались по большей части антонимичны тем, что были даны умному человеку.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Необразованный, неграмотный, невежда, неуч; без знаний; мало знает и умеет; не умеет применять приобретенные знания в жизни; не читает, ничем не интересуется; незнающий; ничего не знает, но при этом думает, что знает все. Эти характеристики можно объединить под общим заголовком «Незнание и неумение».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Следующие отражают нежелание глупого человека что-то узнать или чему-то научиться, свидетельствуют об умственной и физической пассивности: не хочет и не может понимать сущность вещей; тот, которому все по барабану; лентяй; ленивый; не думает о будущем своем и своих близких; надеющийся только на удачу; теряющий время зря; ничего в жизни не добивающийся; не стремящийся к познанию; не думающий.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В глупом человеке отмечается отсутствие способностей, которые не даны ему изначально или даны в недостаточном количестве: неодаренный; менее одаренный; обиженный Богом; тот, кому не дано от Бога; неспособный; тот, у кого нет способностей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Если способность думать и понимать полностью не отвергается, то замечается неправильность этих действий, несоответствие их норме: не умеющий думать, мыслить правильно; плохо понимающий других людей; долго думающий; не думает, прежде чем сделать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ср.: не думающий вовсе; непонимающий; ничего не понимающий; непонятливый; бессознательный; ничего не понимающий в жизни. В такой трактовке глупый человек вообще «лишается» способности производить умственные действия.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Глупый человек, по мнению опрошенных, это человек нерассудительный, несообразительный, мало сообразительный, то есть не отличающийся умственной смекалкой, умением анализировать обстановку.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Глупый человек может занимать серединное место на оценочной шкале (ближе к знаку «минус»): посредственный, средненький, ни то ни се. Очевидно, такая «усредненность», «невзрачность» (ср.: простой, простоватый, простодушный) влечет за собой отсутствие интереса и уважения к глупому человеку: неинтересный, пустышка; неинтересный для общения; неуважаемый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Глупому человеку приписывается неразборчивость в людях, слепая вера в правильность чего-либо: доверчивый; наивный.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Если в понятие «умный человек» включалась положительная характеристика поступков homo sapiens, правильность поведения, то противоположное понятие «глупый человек» подразумевает отклонения от нормального, правильного поведения: поступает не думая; все выполняет не подумав; делает сам не знает что; неосознанно себя ведет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Глупый человек всегда веселый, беззаботный, смеется без причины, и сам он смешной, но смеются над ним не зло, так как он в принципе добродушный, жалкий (вызывающий жалость) и даже обаятельный.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Человеческая глупость, как показало анкетирование, обусловливает недостатки, связанные с речью: то, чего недостает «внутреннему человеку», как в зеркале, отражается в его внешних, речевых, проявлениях: говорящий глупости; говорящий невпопад; говорит несуразные вещи; отвечает невпопад; болтливый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кроме того, глупый человек, по мнению опрошенных, это человек рассеянный, несобранный, невнимательный.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Отмечаются низкие морально-этические качества, характеризующие глупого человека: встревает в разговор; бесцеремонный, нетактичный, грубый, невежа, невоспитанный, невыдержанный.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Внешний вид глупого человека говорит о его внутреннем несовершенстве: он неряшливый; безвкусно одевается.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Такими видят носители русского языка человека умного и человека глупого.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Столь же широкое содержание понятий «умный человек», «глупый человек» обнаруживается в русских пословицах, где, кстати, морально-этические, поведенческие характеристики homo sapiens преобладают над характеристиками интеллектуальной деятельности (над оценкой уровня знаний, процесса осмысления чего-либо). Ср.: Разумный видит, что за чем идет; Умный слышит вполслова; Кто умнее, тот достанет поскорее; Умный и согрешит и поправит; Умный одно слово вымолвит, и то скажется; С умом носу не подымешь. – У дурака дурацкая и речь; За глупой головой и ногам неупокой; С дураком говорить – стену молотить; С дураком каши не сваришь; С дураком – ни поплакать, ни посмеяться; Один дурак, а умных пятерых ссорит; С глупым и найдешь – не разделишь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В русских пословицах содержание понятий «умный человек» и «глупый человек» часто эксплицитно противопоставляется: Глупый киснет, а умный все промыслит; Глупый осудит, а умный рассудит; Умный на суд не ходит, а дурень с суда не сходит; Глупый ищет большого места, а умного и в углу знать; Умный молчит, когда дурак ворчит; Дураки о добыче спорят, а умные ее делят.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Впрочем, семантика противопоставления содержится и в тех высказываниях, где противоположные характеристики имплицированы: понятия «умный» и «глупый» всегда толкуются через свою противоположность, с подразумеванием существования иного, противопоставленного данному понятия.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;За ключевыми понятиями «умный» и «глупый» в сознании говорящих, как мы видели из результатов анкетирования, закреплены ряды определений, характеризующих умного и глупого человека: понятие «умный человек» ассоциируется с рядом положительно оцениваемых черт характера, качеств человека, а понятие «глупый человек», напротив, ассоциируется с не лучшими чертами характера и человеческими недостатками.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;При этом стороны человека, о которых упоминается в связи с понятиями «умный человек», «глупый человек», разнообразны: от близких к интеллектуальной сфере (связанных с образованием, познанием, размышлением) до весьма далеких от нее (например, отражающих внешний вид человека).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Если представить содержание рассматриваемых понятий в виде циклических кругов, то ближе к центру окажутся характеристики, связанные с уровнем образования, знаниями, к ним примыкают оценки речевых проявлений человека (внешних по отношению к интеллектуальным) – их близость объясняется тем, что речь человека напрямую связана с мышлением. Затем следуют морально-этические характеристики, которые, как мы видели, занимают весьма важное место в системе характеристик homo sapiens. И наиболее удаленными от «ядра» являются характеристики внешности (см. схему):<br>
<br><img border=0 src="i_002.png"><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Подтверждение тому, что за оценками «умный» и «глупый» в сознании русскоговорящих стоят богатые по содержанию толкования, можно найти и в высказываниях, которые стали для русского языкового сообщества образцами мысли, сгустками мудрости, «интеллектуальным достоянием нации» (В.Н.Телия). Эти высказывания авторитетны, они часто цитируются, имеют особый речевой статус в силу того, что в целом отражают мнение национально-языкового коллектива. Они собраны и бережно хранятся в сборниках под названиями «Крылатые слова», «Умное слово», «В мире мудрых мыслей» и подобными.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ср. высказывания великих русских мыслителей, содержащие взгляды на умного и глупого человека, где прослеживается взаимозависимость различных характеристик, поступков homo sapiens и уровня интеллекта: Великая любовь неразлучна с глубоким умом: широта ума равняется глубине сердца. Оттого крайних вершин гуманности достигают великие сердца, они же – великие умы (И.А.Гончаров); На то и ум, чтобы достичь того, чего хочешь (Ф.М.Достоевский); Сильные умы именно и отличаются той внутренней силой, которая дает возможность не поддаваться готовым воззрениям и системам и самим создавать свои взгляды и выводы на основании живых впечатлений. Они ничего не отвергают сначала, но ни в чем и не останавливаются, а только все принимают к сведению и перерабатывают по-своему (Н.А.Добролюбов); Невежда так же в ослепленье / Бранит науки и ученье / И все ученые труды, / Не чувствуя, что он вкушает их плоды (И.А.Крылов); Величайшая слабость ума заключается в недоверчивости к силам ума (В.Г.Белинский); Умственная посредственность всегда отличается пассивным консерватизмом и противопоставляет натиску новых идей тупое сопротивление инерции… Слепой фанатизм и дешевый скептицизм одинаково часто встречаются в людях ограниченных (Д.И.Писарев); Вся разница между умным и глупым в одном: первый всегда подумает и редко скажет, второй всегда скажет и никогда не подумает (В.О.Ключевский).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Источниками, отражающими национально-культурное видение умного и глупого человека, являются не только высказывания известных представителей русской нации, но и те, что принадлежат великим иностранцам. Собственно говоря, русская культура и русский язык заимствовали их потому, что содержащиеся в них умозаключения оказались созвучны русскому миропониманию. В суждениях иностранных авторов, переведенных на русский язык, мы находим еще одно подтверждение того, что «человек умный» и «человек глупый» – весьма емкие понятия: Мелкие умы смиряются и покоряются несчастьям, но великие умы поднимаются выше их (В.Ирвинг); Отличительный признак большого ума – сказать много в немногих словах; ограниченный ум, наоборот, обладает даром говорить и ничего не сказать (Ф.Ларошфуко); Человек без рассудка – человек без воли. Кто не обладает умом, того другие обманывают, эксплуатируют. Только тот, кто мыслит, свободен и самостоятелен (Л.Фейербах).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Наконец, многочисленные примеры того, что понятия «умный человек» и «глупый человек» вмещают в себя широкий спектр характеристик человека, мы находим в живой разговорной речи: Хитрый парень, умный (из разг.); Умный человек теща; ловко она отца держит (М.Горький); Чистенькая всегда, опрятная. Вкус хороший. Умненькая, словом, дамочка (из разг.); Глупый: сначала делаешь, а потом думаешь (из разг.); Жена им вертит как хочет – глупый мужик (из разг.); Ой, глупая! Несешь невесть что (из разг.).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мы видим, что у носителей русского языка оказалось гораздо больше характеристик умного и глупого человека, чем зафиксировал толковый словарь, который, впрочем, и не претендует на то, чтобы охватить все содержание понятия, растворенное в разговорной речи и в текстах. Ср.: умный – обладающий умом; глупый – с ограниченными умственными способностями, несообразительный, бестолковый (см.: Ожегов, Шведова, 1999, с. 833, 133).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Попытаемся на основе имеющихся в нашем распоряжении высказываний и трактовок построить обобщенные образы-портреты умного и глупого человека.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Умный человек – это человек, обладающий умом (интеллектом), образованный, имеющий знания, эрудицию, опыт; находящийся в постоянном развитии, совершенствующий данные ему способности; отличающийся наблюдательностью, проницательностью, интеллектуальной смекалкой; соизмеряющий свои поступки и действия целесообразностью, способный предугадывать результат своей деятельности и соотносить ее с нормами и правилами, выработанными в обществе; не отступающий от принятых норм и правил; с хорошо развитой речью, умеющий контактировать с людьми, убеждать их силой слова; придерживающийся высоких нравственно-этических принципов; привлекающий к себе внимание, вызывающий интерес окружающих, авторитетный, способный повести за собой; внешне притягательный, со вкусом одетый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Приведем ряд определений умного человека, которые в сознании носителей русского языка часто соотносятся с определением «умный»: образованный, грамотный, начитанный, эрудированный, красноречивый, любознательный, наблюдательный, проницательный, способный, развитый, сообразительный, находчивый, целеустремленный, воспитанный, культурный, вежливый, интеллигентный, тактичный, порядочный, скромный, трудолюбивый, авторитетный.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Глупый человек – это человек с ограниченными умственными способностями, необразованный, имеющий скудные знания либо вовсе лишенный знаний; не ориентирующийся в различных жизненных ситуациях, не стремящийся изменить себя, пассивный; неинтересный для окружающих; с неразвитой речью; человек, поступки и действия которого нелогичны, необдуманны и вызывают неприятие окружающих; человек с высокой самооценкой, не прислушивающийся к чужому мнению и склонный видеть причину собственных неудач в действиях и поступках других; человек с искаженными представлениями о морали, не придерживающийся норм и правил поведения; вызывающий неприятие и жалость окружающих одновременно; внешне непритягательный, раздражающий отсутствием вкуса.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ряд наиболее частотных определений глупого человека: необразованный, неграмотный, несообразительный, неспособный, посредственный, наивный, неинтересный, простоватый, невнимательный, болтливый, ленивый, беззаботный, невоспитанный, некультурный, невыдержанный, нетактичный, невежливый, грубый, упрямый, безвкусный, жалкий.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ср. противоположные по знаку оценки метафорические определения homo sapiens: сильный, яркий, светлый (умный человек) – слабый, пустой, блеклый, темный, тяжелый, недалекий, ограниченный (глупый человек). Перенос значения в этих определениях-метафорах основан на ассоциативном сходстве цветовых, пространственных и иных определений с качествами человека. Например: яркий – привлекающий внимание, вызывающий интерес (это качество оценивается положительно); пустой – не имеющий знаний, неинтересный в интеллектуальном плане (это качество оценивается отрицательно).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Для того чтобы проверить, насколько данные определения умного и глупого человека категоричны, мы предложили той же группе испытуемых ответить на вопрос, какого человека (умного; глупого; скорее умного, чем глупого; скорее глупого, чем умного; любого: и умного, и глупого) характеризуют наиболее распространенные человеческие качества (перечень их см. на с.).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Результаты таковы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Умный человек мыслится прежде всего как носитель тех положительных качеств, которые более всего зависят от умственных данных. Так, наблюдательность, целеустремленность, самостоятельность, решительность, красноречие, по мнению опрошенных, верные спутники умного человека; трудолюбие, аккуратность, скромность чаще встречаются в людях умных; хитрость свойственна скорее умному человеку (видимо, для того чтобы схитрить, нужны определенные способности; глупый человек в этом смысле слишком прямолинеен); такие нравственно-этические качества, как грубость, завистливость, упрямство, жадность, хвастливость, трусость, льстивость, характеризуют скорее глупого человека; а вот добрым, жестоким, робким, смелым, честным, щедрым и красивым может быть и умный, и глупый (отметим, что возможность быть красивым признается за любым человеком: и умным, и глупым – безоговорочно, стопроцентно, то есть наблюдается убеждение, что за внешним совершенством может скрываться любой внутренний человек).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Данные этого опроса еще раз доказывают, что в умном человеке усматривается большое число положительных качеств не только интеллектуального свойства, но и нравственно-этического, в то время как не лучшие человеческие качества чаще ассоциируются с понятием «глупый человек». Особо следует отметить присутствующую в сознании носителей языка тягу к внутреннему содержанию человека. То, что внешняя красота для опрошенных совершенно не является показателем уровня интеллекта, говорит об отсутствии в их сознании связи между чисто физическими данными человека и его внутренним содержанием, о том, что «обертка» так и остается для русского человека «оберткой», за которой может скрываться все что угодно, и, чтобы узнать, каков человек на самом деле, надо заглянуть гораздо глубже внешней оболочки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Таким видят представители русского языкового коллектива homo sapiens в двух противоположных оценочных ипостасях: умный человек и глупый человек.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Конечно, здесь описана некая идеализированная категориальная оценочная модель умный и глупый человек. Конкретный человек не всегда оценивается столь однозначно; в нем усматриваются самые тонкие оттенки, порой самые неожиданные черты и их сочетания.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сведения о сочетании в человеке разных качеств можно найти в пословицах, где характеризуется собирательный, типизированный homo sapiens: Ростом с тебя, а умом с теля; Сила есть – ума не надо; Лоб широк, да мозгу мало; Не пригож лицом, да хорош умом; Рожею подкрасил, да умом не дошел (как видно из этих примеров, умственное и физическое никак не предопределяют друг друга; эту же тенденцию демонстрировали и данные анкетирования).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но если в пословицах умственные характеристики человека сталкиваются только с физическими и проводится мысль о том, что физический человек и внутренний человек – это две разные ипостаси homo sapiens, между которыми практически может не быть ничего общего, за исключением общего «владельца», то проанализированные нами высказывания о конкретном человеке или конкретном персонаже свидетельствуют о множественности сочетаний разных качеств в одном homo sapiens. Например: Она вышла замуж восемнадцати лет, когда он казался ей самым умным человеком. А теперь не то. Он самый добрый, но не самый умный (А.П.Чехов); – За что? – удивленно спросил брат. – Мужик честный, аккуратный, не ленив… – Дурак, – добавил Петр (М.Горький); Не красотой берет, не умом, а этой, понимаешь, наглостью, цинизмом… (А.П.Чехов); Психологический курьез – моя мать. Бесспорно талантлива, умна, способна рыдать над книжкой, охватит тебе всего Некрасова наизусть, за больными ухаживает, как ангел, но попробуй похвалить при ней Дузе. Ого-го! Нужно хвалить только ее одну… Затем она суеверна… Она скупа (А.П.Чехов).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Противоположные характеристики homo sapiens «умный» и «глупый», как и всякие противоположности (хорошо-плохо; плюс-минус; свет-тьма и т. д.), имеют тенденцию к сближению, взаимопроникновению. Иными словами, эти две противоположности могут представлять собой единство не только в философско-диалектическом понимании этого явления, но и в обыденном, ненаучном. Homo sapiens может в реальной жизни совмещать в себе положительные характеристики и отрицательные, в нем могут на равных присутствовать образованность и несообразительность, наблюдательность и рассеянность, воспитанность и непроницательность; разные качества человека могут быть неброскими, незаметными, проявляющимися неярко, в спокойных тонах. В этом случае говорят о неком серединном положении: человек и умен, и глуп одновременно; в меру умен и в меру глуп.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Такой средний homo sapiens трудно определим (см.: Федяева, 2003) – не случайно в языке нет специальных слов-определений среднего в интеллектуальном плане человека. Ср. у В.И.Даля: «межеумок – человек средственного ума, недоумок, полоумок» (ближе к глупому человеку) (см.: Даль, 2002, с. 225). Говорящие прибегают в случае необходимости охарактеризовать среднего homo sapiens к семантически невыразительным словам: средний, ничего, нормальный. При этом лексема нормальный в разных ситуациях общения, в разных контекстах кочует от знака «плюс» к знаку «минус». Ср.: Он нормальный человек: 1) умный, такой, каким должен быть homo sapiens; 2) ничем не выделяющийся из общей массы. То же происходит со словом ничего. Ср.: Он ничего: 1) довольно умен; 2) ничего особенного. Характеристика средний оказывается ближе к знаку «минус», то есть средний человек – это человек скорее глупый, чем умный. Ср.: Он средний. – Он так себе, ничего особенного. Лексическая непредставленность в русском языке среднего в интеллектуальном плане человека не компенсируется и фразеологизмами: ни то ни се, ни рыба ни мясо, ни богу свечка ни черту кочерга; ни туда ни сюда и др., поскольку они тяготеют к отрицательной оценке.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Таким образом, в русском языке, в русском языковом сознании закреплены знания о том, что homo sapiens – существо неоднозначное; человек может быть умным и глупым. Характеристики «умный» и «глупый» связываются с комплексами представлений, знаний о том и другом, хранящимися в прецедентных текстах (пословицах, афоризмах, крылатых словах), текстах художественной и нехудожественной литературы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Понятия умный и глупый в современном русском языке вмещают в себя и интеллектуальные проявления человека, и широкий круг проявлений, которые связаны с интеллектом опосредованно. Умный – это хорошо, глупый – плохо. Есть еще нечто среднее между умным и глупым – это скорее плохо, чем хорошо.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Целостный homo sapiens в русской ЯКМ противоречив. Природная способность думать и понимать, которая является высшей ценностью в человеке, реализуется по-разному: человек разумный может оправдывать свое высокое звание, быть умным в самом широком смысле этого слова, а может утрачивать данную ему природой ценность, своими действиями, качествами, состояниями демонстрировать отход от идеала, которым, судя по рассмотренным толкованиям и примерам, является умный человек.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Идеальный homo sapiens, в представлениях носителей русского языка, безоговорочно умный человек. В то же время этот идеал осознается как нетождественный образу «человек разумный». Человек разумный – это общая характеристика целостного человека как живого существа, наделенного разумом; человек умный – это в широком смысле идеальный человек, а в узком – человек с развитым интеллектом, у которого могут быть недостатки неинтеллектуального свойства (например: умный, но нескромный; умный, но грубый; умный, но скупой). Так же глупый человек – это средоточие отрицательных характеристик (в широком смысле) и умственно неразвитый человек (в узком смысле). Однако и умный, и глупый человек есть по своей природе человек разумный. Таким образом, человек разумный – это две противоположные ипостаси, две оценочные категории.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;2. Оценка частичного (частей) homo sapiens в русском языке<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дихотомия «умный – глупый», согласно которой оценивается целостный homo sapiens, отражается в характеристиках, которые дают носители русского языка частям человека разумного.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ум как способность, данная человеку Богом или природой, по свидетельствам русского языка, – это явление столь же неоднозначное, как и целостный homo sapiens.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В соответствии с внутренней образной формой языка, умственные способности могут измеряться. Например: а) ум измеряется в количественном отношении (много/мало): Ум бьет через край; Ума палата; Ума ни на грош (из разг.); б) измеряется сила ума (сильный/слабый): Ум сильный, но больше порывистый и страстный, чем диалектический… (А.И.Герцен); Чрезвычайно слабый ум (из разг.); в) измеряется ширина ума (широкий/узкий): Осталась править его жена, Ольга. Это была сильная, суровая русская женщина, широкого государственного ума (А.Н.Толстой); У него узкий интеллект (из разг.); Не видал я такого ума, как твой: либо уже, либо шире (пословица); г) измеряется длина, протяженность ума (длинный/короткий): Куда ему с его коротким умом; Приложи свой длинный ум, и все получится (из разг.); д) измеряется высота ума (высокий/низкий): Высокого ума дама! (Ф.М.Достоевский); Философствовать может только образованный человек, который курс кончил, а ежели дурак, не высокого ума, то сиди себе в уголку и молчи… (А.П.Чехов); е) измеряется глубина ума (глубокий/мелкий); Ум язвительный и вместе глубокий, желания, не знающие никакой преграды! (М.Ю. Лермонтов); Мелкий умишко! (из разг.).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Измерительные характеристики умственной способности человека сочетаются с ее оценкой: много ума, сильный ум, длинный ум, высокий ум, глубокий ум – положительная оценка; мало ума, слабый ум, короткий ум, низкий ум, мелкий ум – отрицательная оценка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;За оценкой умственной способности как части человека скрывается оценка целостного homo sapiens как обладателя этой способности (ср.: широкий ум – умный человек; короткий ум – глупый человек).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Целостный человек как обладатель ума мыслится его распорядителем, и поэтому дарованная способность всецело оказывается в его власти: человек может своими усилиями развить ум-способность или равнодушно отнестись к этой ценности. Ср.: Он развил свои способности; У него развитый ум; Умственное развитие человека обусловлено его образованием, стремлением к познанию окружающего мира. – Он похоронил свой Божий дар; Ему было дано так много, но он не смог развить свой ум; Ему так много дала природа, но он не захотел распорядиться этим подарком должным образом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В картине мира человека развитый ум – это хорошо, неразвитый – плохо и соответственно человек с развитым умом оценивается положительно, а человек с неразвитым умом – отрицательно. Ср.: Человек он весьма деликатный, / С добрым сердцем, с развитым умом (Н.А.Некрасов). – У него неразвитый интеллект (из разг.).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Развитие ума зависит не только от его обладателя, но и от внешних «раздражителей»: ум-способность одного человека развивается усилиями ума-способности другого человека или исключительно собственной волей своего обладателя, но не без участия, хоть и пассивного, объектов окружающего мира, на которые homo sapiens направляет свои усилия. Например: Штольц шутя, мимоходом забрасывал ей в жадный и восприимчивый ум новую, смелую мысль (И.А.Гончаров); Учителю удалось направить умственные данные учеников в нужное русло (из газ.); Пищи для ума было много, и они не преминули этим воспользоваться (из газ.); Он с детства отличался наблюдательностью, стремлением докопаться до сути вещей и явлений, и этим развил свой ум, приучил его к восприимчивости (из газ.).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ум как способность оценивается в русском языке в связи со степенью его активности (дихотомия «активный – пассивный»): ум активный, подвижный, цепкий – хорошо; ум пассивный, неподвижный, ленивый – плохо. Ср.: человек активный – хорошо: человек пассивный – плохо.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Уму-способности, как и уму-квазиоргану, приписываются различные характеристики целостного человека, большая часть которых соотносится с положительной или отрицательной оценкой. Например: ум наблюдательный, ум привлекательный, ум смелый хорошо: ум злобный, ум нерешительный, ум робкий – плохо.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Интеллект является индивидуальной принадлежностью, собственностью своего хозяина – человека, который, как существо, способное мыслить, осознает собственное и чужое, свое и не свое. Дихотомия «свое – чужое» по отношению к интеллекту и в целом к внутреннему миру человека прочно закреплена в русской ЯКМ: свое Я – чужое Я; своя душа – чужая душа; свой ум – чужой ум. Если чужое Я, чужая душа – это по большей части нечто недоступное, загадочное, трудно определимое (тайна чужого Я; чужое Я – неведомый мир; чужая душа – потемки; в чужую душу не заглянешь), то чужой ум, по данным русского языка, оказывается доступен, его можно использовать (воспользоваться чужим умом; жить чужим умом; положиться на чужой ум).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Хотя оценка чужого ума может быть разной: положительной или отрицательной, использование чужого ума, по традиционным представлениям носителей русского языка, явление, оцениваемое всегда отрицательно: заимствование чужого ума влечет за собой неудовлетворительный результат: Чужим умом в люди не выйдешь; Чужим умом жить – добра не нажить; Заниматься умом (брать взаймы) – не управиться (пословицы). Ср.: В сяк живи своим умом!; На то человек на свет родится, чтобы жить своим умом (пословицы); Он живет своим умом, и за это его уважают; Он до всего доходит своим умом! (из разг.).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В русском языке есть устойчивое выражение быть не в своем уме, которое означает не следование чужому уму, а недостаток собственной способности мыслить. Человек не в своем уме представляется производителем неправильных действий, носителем неуместных состояний – иными словами, пребывание не в своем уме – это аномалия, недостаток, который не сообразуется с данными человеку интеллектуальными способностями. Например: Вы в своем уме? Как вы смеете… (В.М.Шукшин); Человек, значит, не в своем уме, полез сдуру в воду (А.П.Чехов); Ты в своем уме!? Хватит хандрить! (из разг.). Ср.: Я пока еще в своем уме (то есть способен думать и понимать, а следовательно, поступать правильно).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Оценка ума-способности осуществляется с помощью различных определений, в которых оценочное значение производно от дескриптивного. Например: ум светлый, яркий, свежий, тонкий – ум бледный, блеклый, потрепанный, скованный.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Оценочные определения ума-способности по большей части метафоричны, образны, поскольку характеризуют воображаемую часть человека, относящуюся к внутреннему миру, который иначе как через перенос значений описан быть не может. В то же время умственные способности могут быть оценены в общем плане как хорошие или плохие. Ср.: отличный ум, замечательный интеллект, хорошие способности – никудышный ум, плохие способности.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Оценка ума как соответствующего норме осуществляется через определение нормальный: нормальный ум, нормальные способности – вполне удовлетворительные (но не средние) умственные способности, и этот факт оценивается хорошо. Ср.: средний ум, способности средние, с серединки на половинкуумственные способности недотягивают до нормы, и этот факт не может оцениваться в картине мира человека положительно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Итак, оценка ума-способности как части человека напрямую связана с оценкой целостного homo sapiens: у умного человека – ум светлый, развитый, свой, нормальный и т. д.; у глупого – ум пассивный, больной, бледный, чужой, средний и т. д.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Оценке подвергаются и анатомические части, ответственные за интеллектуальную сторону человека.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Так, качества, действия, состояния головы, ума, мозга (мозгов), извилин дифференцируются по оценочной шкале «умный человек – глупый человек». По данным проведенного анкетирования, голова у умного человека умная, большая, светлая, образованная, сообразительная, думающая, здравомыслящая, вместительная; голова у глупого человека глупая, маленькая, темная, бестолковая, забита опилками; мозги у умного человека умные, большие, сильные, развитые, быстрые, активные, подвижные, живые; мозги у глупого человека глупые, маленькие, слабые, недоразвитые, плохо работающие, пассивные, спящие, ленивые; извилины у умного человека длинные, многочисленные, глубокие, напряженные, золотые; извилины у глупого человека короткие, прямые, немногочисленные, протухшие, неподвижные, застывшие.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ответы наших респондентов свидетельствуют о том, что «интеллектуальным частям» человека приписываются качества целостного человека (умный, глупый, активный, ленивый и др.), квантитативные и квалификативные признаки предметов внешнего мира (большой, маленький, длинный, короткий, золотой, протухший и др.).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Оценочные определения «интеллектуальных частей» человека образны, метафоричны и часто фигурируют в устойчивых выражениях. Например: дубовая голова, садовая голова, мякинная голова, пустая голова, дырявая голова, дурья голова, светлая голова (эти выражения являются оценочными наименованиями как частичного, так и целостного homo sapiens).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Анатомические «интеллектуальные части» человека мыслятся как действующие, наделенные активностью объекты, зависящие в этих своих характеристиках от целостного человека, которому они принадлежат. Например, по данным анкетирования, голова у умного человека думает, мыслит, размышляет, рассуждает, работает, варит, запоминает, понимает, анализирует, синтезирует; мозги соображают, варят, работают; голова у глупого человека интеллектуально бездействует: не думает, не работает, не соображает.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Интеллектуальные действия «интеллектуальных частей» человека ассоциируются с их движением. Ср.: мозги соображают (производят интеллектуальные действия) – мозги двигаются (производят движения, а следовательно, и интеллектуальные действия); извилины не работают (не производят интеллектуальных действий) – мозги замерли (не производят движений, а следовательно, и интеллектуальных действий).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Движения, действия, подвижность – это положительная черта «интеллектуальных частей», отсутствие движения, бездействие, неподвижность – отрицательная. Например, по данным анкетирования, у умного человека мозги шевелятся, работают, двигаются, у глупого – не шевелятся, не работают, не двигаются; у умного человека извилины шевелятся, у глупого – не шевелятся.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Если движение и активность «интеллектуальных частей» глупого человека полностью не отрицаются, то обязательно подчеркивается их малая скорость или недостаточная степень активности: голова работает медленно; мозги (извилины) шевелятся кое-как; ум двигается лениво (ср. подчеркнутую с помощью наречий меры и степени двигательную активность «интеллектуальных частей»: голова работает (соображает) быстро; мозги шевелятся (соображают) стремительно, ум схватывает (понимает) молниеносно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Указания на состояния и изменения состояний «интеллектуальных частей» также имеют оценочную окраску. Ср.: ум коченеет; мозги путаются; извилины выпрямляются; голова глупеет (эти явления оцениваются как отклонения от нормы) – мозги в нормальном состоянии; мозги выздоравливают; ум проясняется; голова умнеет (эти явления оцениваются положительно).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Свою активность «интеллектуальные части» заимствуют у целостного человека, и соответственно оценка их активности связана с оценкой целостного homo sapiens.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Отраженные в языке взаимоотношения целостного homo sapiens с «интеллектуальными частями» имеют двойное оценочное значение: во-первых, согласно своим действиям по отношению к «интеллектуальным частям», оценивается целостный человек; во-вторых, оцениваются «интеллектуальные части», которые обретают благодаря действиям целостного человека то или иное качество. Например: Человек дает пищу своим мозгам; отрезвляет свой ум; не дает засохнуть своим извилинам (положительно оцениваются и действия человека, и его «интеллектуальные части», на которые человек оказывает положительное влияние). Ср.: Человек забивает себе голову всякой ерундой; не тренирует свои мозги; не развивает свой ум (отрицательная оценка распространяется и на действия человека, и на его «интеллектуальные части»).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Согласно научной и наивной анатомии, как мы уже отмечали, за «интеллектуальными частями» человека закрепляется определенные места расположения. Нахождение «интеллектуальных частей» на своем месте трактуется как нормальное явление, а «выход» их за пределы положенного места и особенно пространственное переселение – как аномалия. Отражение в языке нормального или аномального местоположения «интеллектуальной части» напрямую связано с оценкой целостного homo sapiens: У него голова на плечах; У него ум в голове, а не где-то (положительная оценка); Мозги у него не в голове, а в другом месте (ср.: думать не головой, а другим местом); Разошелся ум по закоулкам, а в середке (в голове) ничего не осталось (пословица) (отрицательная оценка).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Хотя в русском языке часто подчеркивается аномальность смены местоположения ума-квазиоргана, это все же результат влияния наивной анатомии. Но как только «анатомический взгляд» на ум сменяется взглядом на него как на созидательную, деятельную силу, ум, который порицался за непослушание и вольные перемещения, начинает одобряться за подвижность (в данном случае подвижность уже не связывается со сменой места, а является показателем работоспособности). Вспомним в связи с этим определения и характеристики степени подвижности ума: подвижный ум; ум вторгается в тайны мироздания – плюс; ум спит, не движется – минус.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Таким образом, в отношении ума в русском языке действуют противоречивые законы: один предписывает находиться на своем месте, другой разрешает передвижения и, более того, наказывает за двигательную пассивность отрицательной оценкой. Ум-квазиорган и ум-способность в данном случае мыслятся как единое целое. Например: Этот бойкий господин одарен таким неподвижным и ленивым умом, который никогда не усвоит себе и не поймет ни одной дельной мысли (Д.И.Писарев).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В картине мира homo sapiens фиксируется и такая аномалия, как отсутствие у человека анатомических «интеллектуальных частей»: у человека нет головы (мозгов, ума); в голове нет мозгов; в мозгах нет извилин; человек лишился ума (потерял голову). Отсутствие или потеря «интеллектуальных частей» отрицательно характеризует целостного человека: в отсутствие «интеллектуальных частей» человек теряет свое «природное звание» разумный, что, безусловно, оценивается отрицательно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Оценке подвергаются и такие части человека, как результаты интеллектуальной деятельности: мысль, идея, решение, умозаключение, сочинение и т. д., а также все предметные и непредметные объекты действительности, которые, как отмечалось выше, находятся «в контакте» с homo sapiens. Например: Это пропащая мысль (из разг.); …но здесь его надули с такой гениальной простотой (И.Ильф, Е.Петров); не то чтобы утешали меня эти глупые слова… (М.Горький); На пост генсека взошел человек с неправдоподобно осмысленным взглядом (из газ.); У нее были такие умные, ясные, честные глаза, лицо открытое, разумное (А.П.Чехов); Эти глупые румяна забери себе! (из разг.); Эх, глупая штука жизнь! (из разг.); Это не война, это дурь, если не сказать больше… (из газ.).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тенденция оценивать по шкале «умный-глупый» все многообразие мира, в котором живет человек и с которым он так или иначе соприкасается, свидетельствует о глобализации языкового образа homo sapiens.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;3. Оценка как обязательный компонент семантики высказываний о homo sapiens<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;В русском языке отражено неравнодушие говорящих к окружающему миру и к самим себе, стремление к идеалу и соответственно к соизмерению с ним реальности.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Образ человека аксиологического (оценивающего и оцениваемого) отражен в речевых произведениях – высказываниях, где во всей полноте представлено известное пересечение (сопряжение, корреляция) смыслов «язык в человеке» и «человек в языке».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Среди проанализированных нами высказываний о homo sapiens преобладают оценочные, а это значит, что носители русского языка рассматривают интеллект как важнейшую ценность, с которой соизмеряется целостный человек.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Оценка homo sapiens манифестируется высказываниями разных речевых жанров, среди которых выделяются собственно оценочные: одобрение и порицание – и те, в которых оценка сочетается с другими целями говорящего, – портретирование, сентенция (Никитина, 2003, с. 43–50).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Общими для этих высказываний о человеке разумном являются: во-первых, лексико-семантические способы выражения объекта оценки: оценивается целостный homo sapiens или его части, имеющие отношение к интеллекту; во-вторых, лексико-семантические типы оценочных предикатов, которые конституируют, организуют высказывание (например, имена прилагательные, имена существительные, глаголы с семой «интеллект»); и, в конечном счете, семантические модели, по которым строятся высказывания.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Под семантической моделью мы понимаем содержание предложения, представленное в обобщенном, типизированном виде с учетом тех элементов смысла, которые сообщает ему форма предложения (Белошапкова, 1989, с. 691). Среди множества семантических моделей нами выделены те, которые лежат в основе оценочных высказываний и, следовательно, сами могут квалифицироваться как оценочные. Все эти оценочные модели регулярно реализуются в высказываниях о человеке разумном и его частях.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Семантическая модель X какой/каков. По этой модели строятся высказывания, организуемые характеризующими именными предикатами (предикатами качества), выраженными прилагательными или адъективированными словами.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Семантическая модель X какой/каков по своей природе является признаковой, а признак либо совпадает по своему выражению с оценкой, либо подразумевает ее.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Например: Встретил я в среду Нарягина. Вы его знаете, пьян, неряшлив… долгов не платит, глуповат, личность ужасная! (А.П.Чехов); Экая голубица со змеиным умом, а? (М.Горький); Это был ум недюжинный, выкованный тяжкой жизнью, широкий, стихийный (В.А.Величко). В предикате глуповат дескриптивное и оценочное значение совпадают; в предикатах змеиный и широкий оценочное значение производно от дескриптивного и является контекстуально обусловленным: змеиный ум в данном случае – это ум изворотливый, опасный, способный негативно воздействовать на окружающих (и это плохо); широкий ум – это ум большой, всеохватный, свойственный образованному человеку (и это хорошо).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Семантическая модель X есть кто/что. Она организуется именными предикатами (предикатами качества), выраженными именами существительными. Данные характеризующие предикаты указывают на постоянный признак объекта. Предикаты-существительные приписывают объекту имя, которое, в силу грамматической близости к предметным именам, выполняет не только характеризующую, но и номинативную функцию.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Опредмеченный признак характеризуемого объекта создает эффект отождествления: человек или его часть мыслятся как аналог предмета (явления), который назван предикатом, что говорит о категоричности оценки. Ср.: Он глупый. – Он осел.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Следует отметить, что в русском языке все предикаты-существительные интеллектуальной сферы, характеризующие целостного человека, являются оценочными, то есть дескриптивное и оценочное значение у них совпадают. Например: Слушаете, олухи, а ничего не слышите (А.С.Макаренко); Сашка, ты гений! (из разг.); Это что за филькина грамота? Вы что, голова садовая, подписываете? (М.А.Булгаков).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Оценка в высказываниях об «интеллектуальных частях» человека, построенных по семантической модели X есть кто/что, может выводиться через анализ сравнений и ассоциаций. Например, высказывание Мозги у него что опилки является отрицательно-оценочным, поскольку понятие опилки в данном контексте трактуется как нечто бесполезное, неподвижное, неуместное; высказывание Мозги у него золото является положительно-оценочным, поскольку в переносном значении слово золото трактуется как нечто очень хорошее. Ср.: …Хотя люди ума и дела предупреждали их, что выборы сейчас – это глупость, маниловщина, преступление! (А.А.Фадеев). В этом высказывании оценка части человека привносится оценочным предикатом интеллектуальной сферы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Семантическая модель X что делает (X что делает как). По этой модели строятся высказывания с глагольными предикатами (предикатами явления), которые обозначают непостоянный, преходящий признак объекта. Эти предикаты в силу своей семантической специфики делают оценку потенциально динамичной, относящейся к сиюминутному положению дел.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ср.: Но никогда, ни в какие периоды я не переставал напряженно мыслить и искать (Н.Бердяев). – Шахматные остроты не сразу, постепенно созревают в голове (М.Жванецкий). Действия целостного homo sapiens и действия части homo sapiens не только описываются, но и оцениваются: человек мыслит, мысль (острота) зреет – это хорошо (ср.: человек не думает, мысли не рождаются – это аномалия в картине мира homo sapiens).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Оценка может быть сконцентрирована в припредикатном определителе (модель X что делает как производна от модели X что делает): Он глупо и как-то неестественно улыбнулся (из разг.); Глупо и нерационально отказываться от такого случая! (А.П.Чехов); Котелок у него быстро варит (из разг.).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Оценка в высказываниях о человеке разумном, построенных по глагольным семантическим моделям, менее категорична, чем в высказываниях, построенных по именным семантическим моделям.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Семантическая модель У X (В X) есть/отсутствует нечто. Высказывания, построенные по этой модели, называются бытийными, поскольку в них фиксируется бытие (небытие) реалии (того, что язык подводит под понятие грамматического предмета).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Например, наличие у человека таких «интеллектуальных частей», как голова, ум, мозги, извилины, а также наличие в голове ума, мозгов, извилин, оценивается положительно; отсутствие названного оценивается отрицательно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В русской ЯКМ существование (наличие, бытие) внутреннего мира человека само по себе характеризуется положительно: человек без внутреннего мира мыслится как аномалия, и, следовательно, отсутствие у него внутренних атрибутов оценивается негативно. Во внутреннем человеке ценно все, без чего человек он не может состояться как человек. Ум представляет особую ценность, поскольку является управляющей силой, поэтому все, что касается интеллектуальной стороны внутреннего человека должно быть «в наличии», «на своем месте». Ср.: Не волнуйся, соображу! Мозги на месте (из разг.). – Нету него никакого ума (из разг.).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Все, что мыслится как находящееся в человеке или в его частях, отвечающих за умственную способность, все, чем обладают целостный homo sapiens и его части, обязательно оценивается. Например: Изящный ум сказывался в прекрасных глазах (И.С.Тургенев); В ее беззаботной головке жил сильный и здоровый, недоступный увлечениям ум (Д.Н.Мамин-Сибиряк); Прикрываются ставшей притчей во языцех «свободой слова», а у самих в голове одна прямая, как гвоздь, мысль: рейтинг, не упустить свой изменчивый рейтинг! (из газ.).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Таким образом, оценка – регулярный и типичный показатель высказываний, темой которых является человек в его интеллектуальной ипостаси: оценивается целостный homo sapiens и любые его части.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Оценка homo sapiens в русском языке не обязательно выражается прямо, то есть лексико-грамматически. Зачастую она выводится из содержания высказываний, которые не являются воплощением той или иной оценочной семантической модели. Оценочные предикаты в таких высказываниях отсутствуют или находятся на периферии, выполняют в первую очередь иные (не оценочные) функции (Никитина, 2003, с. 38–39). Например: Непонятно, почему хватает средств, чтобы соорудить в неудобном месте рынок, и нет денег, чтобы построить тротуары там, где их не хватает (из газ.); Сколько лет он все пишет и пишет – и ни разу нигде не опубликовали, ни одной строчки. Обидно же, хотя вообще-то редакторов понять можно: как такое напечатать? – ведь с работы снимут, читатели разозлятся, скажут, что делают из них дураков (Н.Катерли); Занятия в нейрохирургической клинике Иван Иванович, уже опытный хирург, начал почти с азов, а через три года блестяще защитил кандидатскую диссертацию (А.Коптяева).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Положительная или отрицательная оценка интеллекта выводится на основе имеющихся у носителей языка знаний и представлений о проявлениях, характерных для умного и глупого человека. Так, непродуманные, недальновидные решения, неумение излагать свои мысли, внутренняя непривлекательность – свойства глупого человека; трудолюбие, целеустремленность, тяга к знаниям характеризуют умного человека (вспомним отличающиеся широким содержанием представления наших респондентов об умном и глупом человеке).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Поскольку человек разумный в русской ЯКМ – это существо интеллектуальное в широком смысле этого слова: это носитель интеллекта, обладатель нравственных качеств, производитель разнообразных действий, внешняя и внутренняя организация, оценка любой стороны homo sapiens – это в той или иной степени оценка интеллекта. В высказываниях о человеке интеллектуальная сторона высвечивает все другие стороны человека и в то же время подчиняет их себе, что свидетельствует о ценностном доминировании интеллекта в картине мира человека: интеллектуальная доминанта характерна как для общей оценки человека, так и для оценки отдельных человеческих качеств, действий, состояний, непосредственно не связанных с интеллектуальной деятельностью. Все внешние и внутренние проявления человека: непосредственно связанные с разумом, опосредованные им, не зависящие от его наличия – могут стать объектом оценки, критерий которой – интеллектуальное начало.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Например, в высказываниях-одобрениях и высказываниях-порицаниях различные проявления человека (не только умственные, но и нравственные, физические, даже бессознательные) оцениваются через призму интеллекта, что подтверждается активными процессами экспансии предикатов интеллектуальной сферы в другие сферы, их десемантизацией (Никитина, 2003, с. 132–150). Так, оценочный предикат умница может употребляться в значениях «культурный», «вежливый», «порядочный», «ловкий», «веселый», «общительный», «хороший человек»; оценочный предикат дурак – в значениях «грубый», «невежливый», «неуклюжий», «безалаберный», «болтливый», «плохой человек». Например: Ну и дурень ты, Васека! Сам про себя говорит, что его любят! Кто же так делает? (В.М.Шукшин); Какой умный мальчик: горячо – значит, ручку убрал (из разг.); – Я не дурак. / – Как же не дурак, если грубишь? (М.Горький); Глупо, сударь! Да мало того, что морят пассажиров угаром, духотой и сквозняком, так хотят еще, черт ее побери, формалистикой добить… (А.П.Чехов); Умная женщина: дала отпор этому хамству (из разг.).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ценностное доминирование интеллектуальной стороны в картине мира человека – это свидетельство того, что ум признается главной ценностью в человеке: с одной стороны, он является условием различных человеческих проявлений, с другой – фокусирует в себе эти проявления. Иллюстрацией тому могут служить высказывания-портретирования, в которых предикаты интеллектуальной сферы занимают разные структурные позиции в семантической конструкции «причина-следствие». Ср.: 1. Он если и имеет какие недостатки, так чисто как человек необразованный: и скупенек немало и не совсем благоразумно строг к людям (А.Ф.Писемский); Будучи умной женщиной, она отличалась тактом, привычкой молчать, пока с нею не заговорят (из газ.); Он внимательный и вежливый, потому что не дурак, ум на своем месте (из разг.); 2. Кокетка и кривляка – ума ни на грош (из разг.); Он пишет, и у него вполне интеллигентное подвижное лицо, тонкие выразительные черты, высокий лоб и усталые глаза – вполне допустим развитый интеллект (М.Ибрагимбеков); Хозяйка отличная, не ворчит, все тонко чувствует – умный человек теща (из разг.). Высказывания первой группы демонстрируют предопределенность тех или иных качеств человека уровнем интеллекта, образованностью; в высказываниях второй группы из различных характеристик человека складывается его «интеллектуальный портрет».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как главная человеческая ценность интеллект фигурирует в высказываниях-сентенциях, авторы которых подчеркивают, что те или иные качества человека определяются его интеллектуальным началом: различные добродетели человека связываются с умом, разного рода недостатки – с глупостью. Ср.: С умом носу не подымешь; Где ум, там и толк (пословицы). – У дурака дурацкая и речь (пословица); Упрямство – вывеска дураков (Я.Б.Княжнин).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Оценка интеллекта не всегда предопределена оценкой иных сторон человека или предопределяет ее. Например, в портретных характеристиках homo sapiens обнаруживается противопоставление интеллектуального и нравственного, интеллектуального и физического начал в человеке: Негодяй в сущности, но умнейший человек и в чем-то миляга (Т.Толстая); Это [Катишь Прыхина] нечто очень доброе, но немилосердно глупое (Н.В.Шелгунов); Страшненький, но с головой (из разг.)<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Оценка интеллекта может противопоставляться любой стороне человека, которая в высказывании прямо не оценивается, да и не может быть оценена вне широкого национально-культурного контекста (например, национальность, пол, возраст человека): Пожилой мужчина, а ума нет; Чукча, а такой умница; Умный такой, хоть и молодой (из разг.). (Вопрос о стереотипах оценки homo sapiens будет рассматриваться в главе 4).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Таким образом, оценка является необходимым атрибутом высказываний, в которых обсуждается тема интеллекта человека. При этом в высказываниях о человеке разумном интеллект предстает как главная ценность, доминанта всех человеческих проявлений. (Подробный анализ семантики оценочных высказываний об интеллектуальных действиях, качествах, состояниях человека представлен в нашей монографии «Образ homo sapiens в русской языковой картине мира»).<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Выводы по Третьей главе. В русской ЯКМ целостный homo sapiens предстает в двух противопоставленных ипостасях: умный и глупый. Как показывают данные анкетирования и анализ высказываний, затрагивающих тему интеллекта, в русском языковом сознании умный и глупый ассоциируются с целым рядом положительных и отрицательных проявлений человека. Под семантическую категорию умный человек подводятся положительные характеристики человека, под семантическую категорию глупый человек – недостатки человека, его отрицательные качества.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Расширительное толкование умного и глупого homo sapiens свидетельствует о том, что интеллектуальная ипостась человека осмысляется носителями языка как главенствующая и не ограниченная рамками интеллектуальной сферы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В русском языковом сознании идеализация умного человека сочетается с тенденцией к различению понятий умный и идеальный, а оценочная дихотомия «умный-глупый», несмотря на свою четкость, допускает наличие промежуточных (пересекающихся) зон (умный – нормальный – средний – глупый) (см. схему):<br>
<br><img border=0 src="i_003.png"><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Части homo sapiens в русской ЯКМ также представлены в двух противоположных оценочных измерениях.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Оценка целостного homo sapiens связана с оценкой «интеллектуальных частей» человека (см. таблицу на с.).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Оценочные характеристики частичного homo sapiens, как и оценочные характеристики частей человека, имеют пересекающиеся зоны (см. схему):<br>
<br><img border=0 src="i_004.png"><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Оценка является обязательным компонентом семантики высказываний о homo sapiens, которые имеют разную жанровую принадлежность. Прямые оценочные высказывания о целостном и частичном человеке разумном строятся по семантическим моделям, которые можно рассматривать как базовые модели характеризации, или базовые оценочные модели. Оценочные предикаты интеллектуальной сферы, организующие эти модели, зачастую десемантизируются, обретая статус общеоценочных, или используются с целью оценки разных сторон человека.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Оценка интеллекта человека может выражаться косвенно и выводиться через соотнесение содержания высказывания о человеке с имеющимися у носителей языка знаниями и представлениями о том, какие проявления свойственны умному человеку, в какие – глупому.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В высказываниях о человеке интеллектуальная сторона обусловливает иные стороны человека или фокусирует их в себе. Иными словами, содержание высказываний о разных действиях, качествах, состояниях человека соотносимо с понятиями умный, глупый. В то же время интеллектуальная сторона может противопоставляться по знаку оценки разным проявлениям и характеристикам человека.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Таким образом, оценка человека разумного носит всеобщий характер: в принципе любое высказывание о действиях, качествах, состояниях человека, которые мыслятся как связанные с интеллектуальным началом, в широком нелингвистическом контексте может обретать оценочный смысл, что обусловлено ценностным приоритетом интеллекта в картине мира человека.<br>
<img border=0 src="i_005.png"><br><br><br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Глава 4. Стереотипизация образа homo sapiens в русской языковой картине мира<br></h3><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;В сознании носителей языка обнаруживаются детерминированные культурой «картинки мира», устойчивые («суперустойчивые», «суперфиксированные», по определению Ю.Е.Прохорова) культурно-национальные представления – стереотипы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В когнитивной лингвистике и этнолингвистике термин стереотип относится к содержательной стороне языка и культуры, то есть понимается как ментальный (мыслительный) стереотип, который коррелирует с наивной картиной мира (см., например: Бартминский, 1995; Сорокин, 1978).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Стереотипы сознания находят отражение в языковых стереотипах: в первую очередь в словах-символах, повторяющихся сравнениях, устойчивых выражениях, прецедентных высказываниях, пословицах, поговорках.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Стереотипные представления об объекте действительности отражаются и в семантике непрецедентных высказываний, «повторяющих» традиционные мотивы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ментальная и языковая стереотипизация свойственна в первую очередь тем объектам действительности, которые наиболее часто попадают в поле зрения человека (см.: Маслова, 2001, с. 111). Человек разумный в этом отношении объект уникальный: его восприятие, характеристика, оценка человеком – процесс непрекращающийся, поэтому стереотипизация – это неотъемлемая культурно, исторически, социально обусловленная категориальная семантическая черта языкового образа homo sapiens.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;1. Умный и глупый homo sapiens: древнерусские стереотипы<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;В языковом образе homo sapiens отражены характерные для представителей русского национального коллектива взгляды на человека, которые формировались в течение длительного времени. Современный homo sapiens отличается от homo sapiens эпохи средневековья взглядами на мир, уровнем образования, ценностными ориентирами. Изменения, связанные с развитием и совершенствованием человека, обусловленные историческими преобразованиями в обществе, не могли не отразиться на языковой интерпретации человека разумного. В то же время современный человек и его языковой образ, в силу естественного закона исторической преемственности, сохранили национально-культурные черты своих предшественников. Иными словами, в русском языковом сознании сформированы устойчивые (стереотипные) культурно-детерминированные представления о homo sapiens.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Обращение к истории и традициям русского народа, отраженным в религиозных верованиях, обычаях и зафиксированным в письменных памятниках Древней Руси, поможет объяснить многие семантические реалии, характерные для современной ЯКМ и для образа человека в современном русском языке.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Стереотипами являются представления о человеке разумном как об уникальном творении (homo sapiens – венец творения) и о разуме как величайшей ценности.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Во времена средневековья, как отмечает А.Я.Гуревич, была своя исторически обусловленная картина мира. Основной потребностью видения мира, нравственного сознания была вера в Бога (см.: Гуревич, 1984, с. 19).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В Боге исторически видели первоисточник всего живого на земле, о чем свидетельствуют библейские тексты: Бог создал «душу живую»: птиц, рыб, зверей – а затем сказал: «Сотворим человека по образу Нашему и по подобию Нашему, и да владычествуют они над рыбами морскими, и над птицами небесными, и над скотом, и над всею землею, и над всеми гадами, пресмыкающимися на земле» (Первая книга Моисея. Бытие.).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В книжно-церковной традиции Бог предстает как верховная сущность, обладающая высшим разумом, абсолютным совершенством и всемогуществом. Бог противопоставлен человеку, который, в отличие от него, смертен и после смерти отдает Богу душу, а следовательно, и разум, дарованный ему всемогущим творцом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ум в древнерусских текстах описывается как данная человеку Богом способность понимать и рассуждать. При этом Высший разум отождествляется с Богом. Бог – «источник разума», даритель его и «наставник в премудрости»: Боже и господин, наставник в премудрости, источник разума и заступник нищих, укрепи и вразуми сердце мое и скажи мне слово, отчее слово, чтобы я прославил тебя в веках (Житие Стефана Пермского).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Человек, как и все, что с ним связано, находится во власти Бога. Умственные способности человека, с одной стороны, целиком и полностью зависят от Божьей милости: человек предстает в роли просителя разума и все его проявления мыслятся в зависимости от воли всевышнего; с другой стороны, если человек поступает по собственной воле, а не по воле Божьей, нарушая заповеди, Бог наказывает его за непослушание, вразумляет или лишает того, что сам когда-то дал, – разума.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Просящий у Бога, подчиненный Богу, наказуемый и прощаемый Богом, не способный до конца постичь Высшего разума – таков, согласно древнерусским текстам, типичный средневековый homo sapiens: …если же это мое простое поучение и слабое наставление в этом писании примите вы со всею чистотою душевной, прося у Бога помощи и разума, насколько возможно, и, коли Бог вразумит, в дело его претворите, – будет на вас милость Божья (Домострой); И дал Бог ему премудрость Соломонову (Житие Александра Невского); Велик ты, господи, и чудны дела твои. Разум человеческий не может постигнуть чудеса твои (Поучения Владимира Мономаха).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В современном русском языке ярко отражена религиозная традиция, согласно которой творцом человека, разума и всего живого и неживого на земле является Бог. Образ Бога-дарителя исторически присутствует в сознании русских людей, и даже материалистические теории происхождения человека разумного не смогли вытеснить из языка ставшие устойчивыми выражения Бог дал, Бог наградил, Бог вложил и т. п., используемые как по отношению к интеллекту, так и по отношению к другим важным атрибутам человека. Ср. высказывания церковнослужителя и неверующего человека: Бог дал человеку разум, волю и нравственное чувство для того, чтобы, опираясь на свои убеждения и нравственное чувство, человек мог бы управлять инстинктами. Инстинкт вложен в нашу природу для того, чтобы человек мог существовать. Если не будет инстинктов, не будет выживания человеческого рода, не будет его продолжения. Но в отличие от животного, мы призваны управлять инстинктом. А животное не управляет (Митрополит Кирилл). – Чего ты бросаешься на все без разбору? Тебе для чего Бог ум давал? (из разг.).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В современном обыденном, наивном сознании ум как способность думать и понимать дан человеку невидимой, недосягаемой физически и мысленно силой – Богом или природой. Последняя мыслится как нечто абстрактное, поскольку в ее определении зафиксировано бесконечное множество объектов, трудно совместимых с образом прародителя умственных способностей человека (природа – все существующее во вселенной, органический и неорганический мир (Ожегов, Шведова, 1999, с. 598). Ср.: Я сам, брат, учился с самого раннего возраста. Бог вложил в меня смысл и понятие (А.П.Чехов); Бог дал огонь их сердцу, свет уму… (В.Кюхельбекер); Вся мудрость от Бога (посл.). – Природа наделила его умом; Ум дан ему природой; У него от природы большие интеллектуальные способности.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Согласно Библии, даруя человеку разум, Бог не мог предугадать, как распорядится им человек. Оказалось, что и первый человек, и «современные» ему представители рода человеческого использовали Божий дар по своему усмотрению. Отсюда – последующая избирательная щедрость Дарителя, зафиксированная в языке: На все воля Божья; Не дал Бог ума; Мало Бог ума дал; Наградил Бог большим умом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Конечно, русские идиомы Бог дал, Бог даст, Бог не дал, употребляемые и по отношению к уму, и по отношению к иным фундаментальным способностям человека, в настоящее время не обязательно свидетельствуют о слепой вере людей в Бога: они скорее являются универсальными заменителями сложных объяснений появления и существования важнейших атрибутов человека.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Таким образом, человек – уникальное существо, венец творения. Феномен человека христианство видит в разумном начале, дарованном Богом. Разум, в силу своего божественного начала, есть величайшая человеческая ценность.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Стереотипным можно считать и отраженное в русском языке представление о человеке разумном как о существе неоднозначном, противоречивом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как уже отмечалось, в Древней Руси люди четко осознавали противопоставление двух форм жизни: жизнь тела и жизнь духа (Колесов, 1986, с.79). Христианским вероучением был установлен ценностный приоритет души. При этом душа, как и тело, мыслились подчиненными, руководимыми разумом (ведь именно разум, по христианскому вероучению, подарен человеку Богом; следовательно, Бог считает его самым необходимым атрибутом человека).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Древнерусское сознание не только «расщепляло» человека на противопоставленные друг другу части, но и устанавливало возможность охарактеризовать, оценить их. Главными критериями оценки ума признавалось нравственное совершенство, усердие в постижении Божественной грамоты и польза, которую человек приносит обществу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Умный (мудрый, разумный) человек в древнерусских текстах – это человек, живущий по христианским заповедям, послушный Богу и, следовательно, высоконравственный; активный в постижении церковной грамоты; человек, который способен предвидеть события; патриот.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Если понятия умный человек и разумный человек, по данным древнерусских текстов, практически не дифференцировались, то понятие мудрый человек характеризовалось существенным отличием.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В.П.Завальников, анализируя тексты древнерусской житийной литературы, отмечает, что мудрость – это качество человека исключительного, отмеченного Богом, Божий дар. Понятие «мудрость» в древнерусский период имело глубокое сакральное содержание; люди, наделенные мудростью, составляли элиту общества, олицетворяли собой идеал богопослушного человека (Завальников, 2003, с. 60).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мудрость и ум (разум) для древнего человека – понятия близкие, но не тождественные: мудрость – высшее проявление ума, или разума, как человеческой способности. Ср. современное толкования: мудрость – глубокий ум, опирающийся на жизненный опыт; мудрый – обладающий большим умом (Ожегов, Шведова, 1999, с.369). Хотя мудрый человек сегодня – это выше, чем просто умный, свое сакральное значение лексема мудрый (как и мудрость) полностью утратила.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Интересно, что однокоренное слово мудрить, употребляемое в значении «поступать мудрено, умничать» восходит к древнерусскому мудрити с тем же оценочным значением, то есть в этом случае изменений в значении слова не произошло.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Глупый человек в Древней Руси – это человек, дерзнувший ослушаться Бога, нарушивший своим поведением христианские заповеди (а они в первую очередь, как известно, касаются нравственности); человек, не стремящийся к постижению Божественной грамоты и поэтому часто заблуждающийся; склонный к предательству общественных интересов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Неоднозначность, противоречивость человека разумного отражена в древнерусских текстах-описаниях, которые устанавливают своеобразную иерархию его оценки. Самыми умными (мудрыми) признавались святые – люди без недостатков; умными (мудрыми) царские особы и люди высокого чина, в которых могли замечаться некоторые отрицательные качества; глупыми могли быть простые люди. Иными словами, оценка человека была социально обусловлена.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Древнерусская литература прославляет человека, в наибольшей мере соответствующего христианским канонам поведения, того, кто полнее других воплощает в себе христианские добродетели. Не случайно в Древней Руси наиболее распространенным жанром был жанр жития. Житийная литература рисовала нравственный идеал человека, достигшего полного торжества духа над грешной плотью, полной победы над земными страстями. Главное внимание агиография уделяла прославлению духовных, нравственных качеств. Противоречия между телом и душой, внешним обликом и внутренним содержанием человека в житийной литературе, согласно законам жанра, не фиксируются: идеальный человек (святой) предстает таковым во всех своих проявлениях. При этом ум как бы растворен во внешнем и внутреннем: в святом все идеально, то есть подчинено Высшему разуму. Святость есть снизошедшая благодать, следовательно, стремление к идеалу в принципе бесполезно: идеалу можно поклоняться, восхищаться им, понимая при этом, что достичь его невозможно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рассмотрим два примера агиографического описания: Рос он телом, а душой тянулся к любви Божьей, и ходил каждый день в церковь Божью, со всем вниманием слушая чтение божественных книг. Не приближался он к играющим детям, как это в обычае у малолетних, но избегал их игр. Одежду носил старую и залатанную. И не раз уговаривали его родители одеться почище и пойти поиграть с детьми. Но он не слушал этих уговоров и по-прежнему ходил словно нищий. К тому же попросил он отдать его учителю поучиться божественным книгам, что и сделали. Скоро постиг он всю грамоту, так что поражались все уму его и способностям и тому, как быстро он всему научился (Житие Феодосия Печерского); Многих сверстников превзошел хорошей памятью, успехами в учении, остротою ума и живостью соображения. И был он отроком очень разумным, преуспевающим в духовном и физическом развитии и благости. К играющим детям не присоединялся; не внимал и не походил к тем, кто занят пустым и бесполезным времяпровождением и гонится за пустяками; избегал всех детских привычек, забав и игр, но только упражнялся в славословии, усердствовал в грамоте, предался изучению всяких книг – и так благодаря острому уму и божьему дарованию за малое время многое изучил. Всей книжной мудрости и силе научился в городе Устюге (Житие Стефана Пермского).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В приведенных отрывках описания строятся по похожему сценарию: в человеке отмечается тяга к церковным, божественным книгам, отказ от пустого времяпрепровождения, особое усердие в постижении божественной грамоты и поражающее умственное совершенство. Умственные способности, с одной стороны, связываются с умственной деятельностью (изучением книг), то есть предстают в развитии, с другой – они данность, дарование и сами обусловливают умственную деятельность. Человек как бы движется по замкнутому кругу: от разума – к развитию, от развития – к разуму. И разум, и развитие разума сливаются в одной точке – богоугодном поведении. Физическое и духовное развитие происходит одновременно, в одном направлении, то есть внешним и внутренним человеком руководит одна сила – разум, а точнее Высший разум – Бог.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В идеальном для древнерусского сознания человеке доминирует интеллектуальная сторона в ее церковно-религиозном понимании: разум и мудрость – это духовно-нравственные добродетели. Интеллектуальная доминанта, как мы отмечали, свойственна и образу человека в его современной интерпретации, а нравственные качества играют существенную роль в оценке homo sapiens нашими современниками.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мудрость, по свидетельствам древнерусских текстов, присуща не только святым – идеальным людям; это характерная черта правителей, дающая им право на власть: …Мудростно во ecu цари царствуют / И ecu вельможи добре начальствуют, / Мудростно же вся управляются, / И о том люди ecu утешаются (Карион Истомин. Приветствие царевне Софье Алексеевне.). Особы царского рода, как и святые, описывались в превосходных степенях, однако в их портретах замечаются «приземленные» характеристики. Хотя реальный правитель предстает в виде конгломерата разрозненных черт (см.: Гуревич, 1984, с. 311), присутствие в портретных характеристиках объективных оценок внешности и поступков в соседстве с высокими оценками ума создает вполне «живой» образ человека, не лишенный противоречий. Образцом таких описаний-портретов является «Описание краткое царей Московских, их внешности и нрава» из «Летописной книги», приписываемой И.М.Катыреву-Ростовскому.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Высокая оценка ума на фоне различных оценок внешности и нрава присутствует в описании царя Бориса Годунова (Царь Борис красотой цвел и внешностью своей многих людей превзошел; роста был среднего; муж удивительный, редкостного ума, сладкоречивый, был благоверен и нищелюбив, распорядителен, о государстве своем много заботился и много хорошего по себе оставил. Один лишь имел недостаток, отлучивший его от бога: к врачам был сердечно расположен, а также неукротимо властолюбив; дерзал на убийство предшествовавших ему царей, от этого и возмездие воспринял); его дочери, царевны Ксении (Царевна же Ксения, дочь царя Бориса, была девица дивного разума, яркой красоты: бела лицом и румяна, губы у нее алые, очи большие черные светом сияли. Когда же, жалуясь, плакала, тогда особым светом светились ее глаза. Брови сходились на переносице, телом была дородна и как молоко бела; ростом ни высокая, ни низкая, волосы черные и длинные, как трубы, по плечам.). лежали. Из всех женщин была благочиннейшая, в писании книжном начитана, отличалась благоречием, воистину во всех делах искусна, пение любила, особенно духовные песнопения); Лжедмитрия Первого (Расстрига же ростом был мал, широк в груди, мышцами крепок; внешность же у него была не царственная, препростое имел обличие и все тело смуглое. Однако же был остроумен и в науке книжной сведущ, дерзок и многоречив, любил конные состязания, с врагами сражался смело, будучи сильным и храбрым; воинов очень любил); Василия Шуйского (Царь Василий был маленького роста, некрасивый, подслеповатый; в книжном деле сведущ, рассудителен и разумен; скуп очень и неотзывчив; единственно к тем благоволил, кто нашептывал ему ложное на людей, он же их слушал с удовольствием и радостью; любил гадать у волхвов, а о воинах своих не радел).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Приведенные примеры показывают, что положительная оценка ума в древнерусских текстах градуирована. Ср.: человек удивительного ума; муж редкостного ума; девица дивного разумаостроумени в науке книжной сведущ; в книжном учении сведущ, рассудителен и разумен. Очевидно также, что высокая оценка ума может соседствовать с отрицательной оценкой поступков, поведения человека; ум и нравственность в реальном человеке, не идеальном, не обязательно предопределяют друг друга: редкостный ум соседствует с неукротимым властолюбием; разумность – со скупостью и неотзывчивостью. Неоднозначностью отличаются оценки внешности и ума: некрасив, но удивительно умен; некрасивый, но разумный (ср.: яркая красота и дивный разум; красивая внешность и редкостный ум).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Эти наблюдения позволяют сделать вывод о том, что, в отличие от святых, царские особы могли характеризоваться неоднозначно, однако ни при каких обстоятельствах им не отказывалось в уме: власть предержащие не могли быть глупыми. Но умный человек не обязательно идеален: у него может быть совсем непривлекательная внешность, он может совершать поступки, противоречащие христианским заповедям. А это значит, что сам человек – существо противоречивое; идеал – это икона, это «нарисованные» святые, а реальность не идеальна, как бы ни хотелось ее видеть таковой (вот и цари, оказывается, не идеальны).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Представление об идеальном homo sapiens, в котором сконцентрировано все положительное, со времен древней Руси осталось неизменным: В человеке должно быть все прекрасно: и лицо и одежда, и душа и мысли (А.П.Чехов). И в древности, и сейчас идеальный человек мыслится недостижимым совершенством. Для современного человека идеальный homo sapiens то же самое, что для древнего человека святой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Если в древнерусских описаниях святых и царских особ мы находим положительные характеристики умственных данных человека, то описания людей чином пониже часто содержат оценки иного плана. Особенно ярко иерархия оценки ума представлена в тех древнерусских текстах, которые сопровождаются авторскими обращениями к Богу, церковнослужителям или любому потенциальному читателю.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Образ автора в древнерусской литературе типичен: самооценка сознательно занижена. Самоуничижение пишущего происходит «по законам жанра», «по велению времени»; оно столь же обязательно, как восхваление, вознесение святых. В образе автора, как и в образе святого, обязательной является оценка ума, правда, со знаком «минус»: О господе нашем Иисусе Христе, сыне божьем, я, ничтожный, грешный и неразумный, начинаю описывать жизнь князя Александра Ярославича, внука Всеволода… Хоть и прост я умом, но молитвой святой госпожи богородицы и помощью святого князя Александра начну так (Житие Александра Невского); Прочитав эти божественные слова, дети мои, похвалите бога, подавшего нам милость свою; а то дальнейшее – это моего собственного слабого ума наставление («Поучение» Владимира Мономаха); Да и я, многогрешный и неразумный, следуя за словами похвалы тебе, слово плетущий и слово плодящий и надеющийся словом почтить тебя, собирал слова для похвалы… (Житие Стефана Пермского).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Заниженная самооценка авторов контрастирует с высокой оценкой святых и с незыблемым, недосягаемым совершенством Высшего разума – Бога. Хотя отрицательная оценка ума является литературным приемом и не имеет, как правило, ничего общего с реальным положением дел, сам факт ее существования говорит о том, что в древнерусском сознании сформировано представление о полярных оценках человеческого разума: есть люди разумные (умные) и есть люди неразумные (глупые): Одно есть лодка, другое – корабль, одно есть конь, другое – лошак, один – умен, другой – глуп («Моление» Даниила Заточника).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Шкала оценки интеллекта человека, согласно древнерусским текстам, строится в соответствии с богоустановленной иерархией: на ее вершине Высший разум в лице Бога; приближена к вершине мудрость отличившихся в служении Богу и живущих по его заповедям; максимально удалены от вершины неразумность и слабоумие грешников.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Полярность и иерархичность – устойчивые черты образа homo sapiens в русском языке: человек разумный имеет два «лица»: умный и глупый; для того и другого и древнерусское, и современное сознание устанавливает свой набор качеств. В этом наборе постоянными остаются качества нравственного порядка и качества, связанные с уровнем образованности. Например, правильное поведение, тяга к знаниям и образованность во все времена спутники умного человека; неправильные поступки, незнание, необразованность – свойства глупого.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сегодняшние представления о правильном и неправильном в человеке полностью соответствуют тем, что зафиксированы в Библии и в древнерусских текстах. Например, содержание понятий правильный и неправильный, умный и глупый человек осталось таким, каким оно дано в Притчах Соломона: Скудоумный высказывает презрение к ближнему своему; но разумный человек молчит; Мудрая жена устроит свой дом, а глупая разрушит его своими руками; Язык мудрых сообщает добрые знания, а уста глупых изрыгают глупость; Глупый пренебрегает наставлением отца своего; а кто внимает обличениям, тот благоразумен; Хранящий закон – сын разумный, а знающийся с расточителями срамит отца своего; Глупый весь гнев свой изливает, а умный сдерживает его; У терпеливого человека много разума, а раздражительный выказывает глупость.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Многие библейские истины легли в основу русских пословиц; пословицы являются той нитью, которая связывает древнерусское сознание с современным, демонстрирует преемственность толкования ума и глупости, умного и глупого человека в древнерусском языке и в современном русском языке: Против умного остережешься, а против глупого оплошаешь; В умной беседе быть – ума прикупить; Умный не осудит, а глупый не рассудит; Неразумного учить – в бездонную кадку воду лить.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Современные представления о том, что умный человек – это человек, стремящийся к знаниям, образованный, а глупый, напротив, человек, не утруждающий себя усердием, познанием и, следовательно, необразованный, уходят своими корнями в глубокую древность. Правда, познание и образованность в настоящее время рассматриваются в несравненно более широком плане. В средневековье, чтобы прослыть образованным, умным человеком, достаточно было проявить усердие в постижении Божественной грамоты – церковных книг. «Учение книжное» считалось источником самосовершенствования человека, путем, который продвигает его вверх по оценочной шкале: Велика ведь бывает польза от учения книжного; книги наставляют и научают нас пути покаяния, ибо мудрость обретаем и воздержание в словах книжных (Повесть временных лет). Позднее в связи с известными социальными преобразованиями изменилось содержание понятия образованный человек, но неизменным осталось представление об обусловленности ума человека его образованием.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Со времен Древней Руси «преследует» нас привычка восхваления ума власть предержащих (раньше «всегда умными» были цари, знатные люди, чиновники всех мастей, позднее – генсеки, президенты, опять чиновники). Этот «закон жанра», оказавшийся весьма живучим, сблизил понятие умный человек с понятиями главный человек; человек, ведущий за собой; начальник над другими людьми; человек с высоким социальным статусом. Ср.: Бары липовые, а мужики дубовые (пословица); Ты начальник – я дурак (из разг.).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не менее живучим оказался и мотив самоуничижения, принижения собственных интеллектуальных способностей на фоне высокой оценки ума тех, кто выше по социальному положению. Древний летописец отказывает себе в уме и восхваляет святого или царя; подневольный крестьянин называет себя дураком и преклоняется перед умом хозяина; современный человек готов признать свое интеллектуальное несовершенство в сравнении с мудростью тех, кто добился в жизни большего, чем он сам.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Наши наблюдения (безусловно, не исчерпывающего характера) показывают, что образ homo sapiens в русской ЯКМ культурноисторически детерминирован. Древнерусские представления о разуме как о главной ценности, дарованной человеку Богом, об уме и глупости как противопоставленных характеристиках человека, а также широкие толкования умного и глупого человека находят свое отражение в современном русском языке.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;2. Русский дурак и русский ум: архетипические черты языкового образа homo sapiens<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Оценочная дихотомия умный/глупый, сложившаяся в средневековье, представляется весьма четкой: умный – это хорошо; глупый — это плохо. Однако стройность картины нарушает существовавшее в древнерусской культуре противоречие.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;A.Я.Гуревич пишет об этом так: «Прославляют ученость и презрительно взирают на невежественных «идиотов»; и в то же время вернейшим путем, который ведет ко спасению души, провозглашается неразумие, нищета духа, а то и вовсе безумие» (Гуревич, 1984, с. 23).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Действительно, в средневековом сознании обнаруживается такая непоследовательность: преклонение перед разумом, прославление ума сочетается с уважительным отношением к неразумию, с прощением глупости; разумный человек и человек неразумный могут в равной степени рассчитывать на спасение души, на Божью милость. Это противоречие отражено в образе дурака – символе русской культуры.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дурак, согласно толковому словарю русского языка, глупый человек, то есть человек с ограниченными умственными способностями, несообразительный, бестолковый (см.: Ожегов, Шведова, 1999, с. 133). Ср.: у В.И.Даля дурак – глупый человек, тупица, тупой, непонятливый, безрассудный, малоумный, безумный, юродивый (см.: Даль, 2002, с. 225). С.И. Ожегов отмечает, что дураком в старину называли придворного или домашнего шута. Ср.: у B. И.Даля: «шут, промышлявший дурью, шутовством».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Из этих определений видно, что дурак, с одной стороны, может быть, что называется, природным, изначальным, с другой – искусственным, исполнителем роли. Для одного дурака глупость оказывается его природной стихией, для другого – промыслом, занятием. Отсюда – две разновидности дурака: первая – полный, абсолютный дурак; вторая – дурак-маска, шут, прикидывающийся дураком, играющий (валяющий) дурака.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Шутовство, дурачество исстари бытовало на Руси. Оно не только не осуждалось, но было востребовано. Шуты своими шутками, остротами, забавными выходками смешили, потешали народ. Обитатели барских домов и дворцов находили в дурачестве некий смысл: зачастую слова дурака становились пророческими, а за шутовскими проделками обнаруживалось то, что позволяло понять суть многих явлений.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дурачество, глупость были важным компонентом древнерусского смеха. Смешащий играл в дурака, не боясь предстать перед миром в неприглядном свете. Глупость, как правило, была притворством, средством достижения цели – увеселения толпы. На самом же деле древнерусский дурак – «это часто человек очень умный, но делающий то, что не положено, нарушающий обычай, приличие, принятое поведение, обнажающий себя и мир от всех церемониальных форм, показывающий свою наготу и наготу мира, – разоблачитель и разоблачающийся одновременно, нарушитель знаковой системы, человек, ошибочно ею пользующийся» (Лихачев, 1984, с. 15).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дураков в Древней Руси любили за честность, правдивость, смелость, а главное – за то, что рядом с ними можно было забыть про всяческие условности и посмеяться. Дураки были веселыми и веселили других, в первую очередь таких же ничего не имеющих, как они сами. Однако не всегда и не для всех их проделки были безобидны: ведь дурак видел и говорил «голую» правду. Д.С.Лихачев так описывает «опасность» древнерусского «умного дурака»: «Место дураков было в Древней Руси по соседству с царями, сидели они на ступеньках трона, хотя это царям и не особенно нравилось. Тут на троне царь со скипетром, а рядом дурачок с кнутиком и у народа любовью пользуется. Того и гляди Иванушка-дурачок Иваном-царевичем станет» (Лихачев, 1981, с. 16).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дурак сродни юродивому – почитаемому церковью безумцу, Божьему человеку, обладающему даром прорицателя. Заметим, что слово юрод (урод) первоначально указывало на внешнюю аномалию (уродство) человека: отсутствие ума приравнивалось к телесному уродству; позднее эти слова юрод и урод размежевались.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Юродивый в Древней Руси – это тоже дурак, и, как всякий дурак, он действует и говорит невпопад, но юродивый, в отличие от просто дурака, смеющегося и смешащего, балансирует на грани между смешным и серьезным. Он христианин, «самоизвольный мученик» сродни святому, Христа ради «ругающийся миру», то есть обличающий пороки и грехи людей, невзирая на общественные приличия (см.: Панченко, 1984).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Юродивый Христа ради, как и дурак-шут, по-своему умен: он знает и видит много больше своих современников и, не стесненный церемониальными нормами, открыто, «по-дурацки» обнажает действительность.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Таким образом, и дурак-шут, и юродивый в Древней Руси были особыми умными дураками: их безумие было особой формой восприятия и оценки мира. Потребность в дурачестве и юродстве отразилась в русском фольклоре. Не случайно главным персонажем русских народных сказок стал дурак, которого нарекли самым любимым русским именем Иван.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Иван – не только самое распространенное русское имя, но и имя прецедентное. В результате «соседства» с фольклорным дураком оно стало ассоциироваться с определенными интеллектуальными качествами русского человека, с особым устройством русского ума: русский Иван (русский Ваня) простоват, не все понимает, ленится, но неожиданно смекалист в, казалось бы, безвыходных ситуациях, и всегда добр. Ср.: в русских сказках Иван-Царевич, Иван-Горох, Иван Зорькин, Иван Медвежье Ухо, Иван Сучич, Иван Сторожевич, Иван Бурлак, Иван – Белая Епанча, Ивашка – Белая Рубашка – герои отличаются простодушием с некоторой долей лукавства (ср. лукавство придворного шута, «прикидывание» дураком), смекалкой и добротой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сказочный Иван-дурак зачастую действует вопреки здравому смыслу, но, в конечном счете, добивается успеха. Правда, иногда он не действует вовсе из-за врожденной лени, но и в этом случае оказывается «удачником».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;При этом Иван-дурак в русских народных сказках изображается неоднозначно. Например, он демонстрирует полное отсутствие знаний, когда надевает шапки на горшки, чтобы им не было холодно; набирает мухоморов вместо съедобных грибов; выдирает глаза овцам, чтобы они не разбежались и т. д.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В других случаях поступки Ивана-дурака поначалу кажутся бессмысленными, но в дальнейшем раскрывается их смысл: отправившись служить, чтобы выбраться из нужды, Иван-дурак отказывается при расчете от денег и просит разрешения взять с собой щенка и котенка, которые спасают ему потом жизнь; Иван-дурак освобождает из пламени змею (змея в славянской мифологии, как известно, является воплощением злого духа), которая превращается впоследствии в красную девицу, с помощью которой он получает волшебный перстень, помогающий ему преодолевать все трудности.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Иными словами, Иван-дурак может предстать и полным дураком, и дураком-провидцем, и этаким шутом, над которым можно посмеяться, но поступки которого (либо совершенно безобидные, либо, с точки зрения морали, высоконравственные, одобряемые) заслуживают внимания.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Шутовство Ивана-дурака особенно заметно в его речах. Кстати, он единственный из привычных для русских сказок трех братьев, кто говорит. Иван-дурак предсказывает будущее, толкует то, что непонятно другим, загадывает и разгадывает загадки. Его речь изобилует шутками, прибаутками; он порой легко играет многозначными словами, омонимами, синонимами.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Над дураком в сказках смеются, его презирают, колотят. Он не умеет и не хочет работать, иногда грязнуля и пьяница. Но главное его свойство – он – дурак и все делает по-дурацки, вопреки здравому смыслу и элементарному пониманию практической жизни. Однако все его действия и поступки происходят не по злому умыслу, а по глупости, поэтому ему все прощается: он прост, правдив, простодушен и добр. Добротой дурак превозмогает все свои недостатки. Это ценнейшее человеческое качество всегда стояло на первом месте в христианском учении, поэтому добрый дурак не ассоциировался с глупым человеком. Д.С.Лихачев пишет: «В старое время, в Древней Руси, доброго не назовут глупым»: «доброта – она всегда умная» (Лихачев, 1981, с. 18).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дурак добр и вместе с тем пассивен. Его назначение – показать, что от учености, стараний, воли ничего не зависит. Все это не самое главное в жизни. «Здесь философия Дурака, – отмечает А.Синявский, – кое в чем перекликается с утверждением мудрецов («Я знаю только то, что ничего не знаю» – Сократ; «Умные – не учены», «Ученые – не умны» – Лао-цзы), а также с мистической практикой разного религиозного толка. Суть этих воззрений заключается в отказе от деятельности контролирующего рассудка, мешающей постижению высшей истины. Эта истина (или реальность) является и открывается человеку сама в тот счастливый момент, когда сознание как бы отключено и душа пребывает в особом состоянии – восприимчивой пассивности» (Синявский, 1993, с. 35).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Конечно, Иван-дурак не мудрец, но он тоже находится в ожидании того, когда истина придет сама собой, без всяких усилий с его стороны. Для ее появления достаточно быть добрым, а Иван-дурак – добрый, или хороший, что одно и то же, поскольку «хороший в русском языке – это прежде всего добрый» (Лихачев, 1981, с. 18).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дураков на Руси всегда любили, а значит, жалели. Суд над дураком никогда не был строгим: ему многое прощалось Богом и людьми. Мотив прощения и любви Бога к дураку особенно ярко отражен в русских пословицах: На дурака у Бога милости много; Бог дураков любит; Дураку и Бог простит.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Современный русский дурак многое унаследовал от своего древнерусского предка, что отразилось в его языковом образе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Семантические реалии русского языка отражают широкое представление о дураке, в котором запечатлелись и древнерусские стереотипы сознания.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дурак в современной русской речи – это в первую очередь глупый человек, то есть человек с низкими умственными способностями, действия и поступки которого идут вразрез с общепринятыми нормами и соответственно оцениваются отрицательно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Современный дурак – это тот же шут, юродивый, поскольку он выворачивает мир наизнанку, видит его по-иному, чем все остальные.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дурак, по данным русского языка, бывает истинным (это по-настоящему глупый человек) и искусственным (это «прикидывающийся» дурак», дурак-шут). Так, русские фразеологизмы валять (ломать, корчить) дурака, свалять дурака (ваньку) используются по отношению к людям, которым полностью не отказывают в уме, к тем, кто дурачится, делает глупости или праздно проводит время, бездельничает, как Иван-дурак в русских народных сказках: Довольно дурака валять, вставайте (А.С.Макаренко); Значит, вы не сумасшедший?.. Чего же вы дурака валяли? (И.Ильф, Е.Петров); Было время, когда я ломал дурака, миндальничал, медоточил, рассыпался бисером, шаркал ногами (А.П.Чехов).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Способность прикидываться дураком признается за человеком неглупым, поскольку врожденная глупость, сумасшествие мыслится как препятствие для умения играть: Нет, он не дурак: дураку ума не хватит так прикинуться; Он только дурака валяет, а сам себе на уме; Чего ты корчишь из себя дурака? Все равно никто не поверит (из разг.).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дурачество, шутовство в настоящее время чаще осуждается, вызывает раздражение, поскольку за ним видят некую корысть человека, сознательно напустившего на себя дурь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Еще одна разновидность дурака – чудак. Чудаком называют человека, у которого не все в порядке с интеллектом, но дурак-чудак не глупый человек и не прикидывающийся таковым, а человек со странностями. Странность – это не недостаток ума, а его своеобразное преломление, нелогичность поступков и действий в некоторых ситуациях. Например: Куда ты торопишься? Вот чудак! Лежал-лежал, вдруг вскочил… А куда? (М.Горький); Молодая баба дома спит, а он по степу шатается. Чудак! (А.П.Чехов); Чего ты, чудак, нас за Советскую власть агитируешь? (М.А.Шолохов).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Если дураком можно прикинуться, то чудаком можно только быть. Ср.: Он под дурака косит, не видно что ли? – Но не: Он под чудака косит…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дураком называют и страдающего душевным расстройством, психически больного человека, сумасшедшего. Сумасшествие, как известно, часто ассоциируется с гениальностью: и то, и другое характеризуется как из ряда вон выходящее, аномальное явление, а потому притягивающее внимание. Истории известны «талантливые сумасшедшие» и «помешанные гении» (Свифт, Ньютон, Руссо, Шопенгауэр, Достоевский и др.). Ср.: умные дураки в Древней Руси; сметливый и дальновидный Иван-дурак в русских народных сказках; разумный провидец-юродивым.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Таким образом, дурак в русской ЯКМ предстает в нескольких ипостасях: это глупый человек; шут, прикидывающийся дураком; юродивый; чудак (человек со странностями) и, наконец, психически больной человек. Дурак в русском языке – существо противоречивое: в нем глупость сочетается со смекалкой, непонимание с провидением. Дурак притягателен своей неоднозначностью, «странностью», особым видением мира.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Обратимся к данным проведенного анкетирования.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На основе выявленных ассоциативных связей вырисовывается следующая картина.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дурак для современного носителя русского языка – это глупый человек; он ассоциируется с глупостью как характерной чертой внутреннего человека и с глупостями как внешними проявлениями, то есть с глупыми поступками (поступает глупо; поступает неправильно; не умеет ничего делать); в нем отмечается отсутствие ума или неумение его использовать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дурак – ленивый, беззаботный, необразованный, наивный, лишен собственного мнения, упрямый, грубый, вечно смеющийся и сам смешной, но он добродушный, безобидный.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Слово дурак, по мнению опрошенных, клеймо, кличка, имя человека. Приводятся и такие наименования дурака: чудак, простак, простофиля.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Особенно часто дурак ассоциируется с героем русских народных сказок: Иванушка-дурачок, Иван-дурак, а также с именем Иван. Дурак – это и Емеля (еще один сказочный везунчик-дурачок).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Отмечается социальный статус дурака – бедный человек (ср.: бедность – характерная черта сказочного Ивана-дурака).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Описываются характерные для глупого человека «анатомические данные»: в голове пусто; в голове ветер; без мозгов; прямые извилины.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дурак, по мнению опрошенных, обиженный Богом человек, убогий, блаженный. Он ассоциируется с болезнью, сумасшествием.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Отмечается и хитрость дурака, способность выдавать себя за другого (ср. с шутовством, способностью прикидываться дураком).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дурак – это плохо, ужасно, это нехороший человек; с таким лучше не встречаться.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Слово дурак также мыслится как ругательство, за ним стоит обида, унижение.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Иванушка-дурачок, как отметили опрошенные, – это любимый герой русских народных сказок; это русский человек; весельчак, шут, везунчик, халявщик, наивный простачок, хитрец, лентяй (лодырь, бездельник); глупый, добрый человек; дурак и одновременно умный.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Внешние атрибуты Ивана-дурака: в лаптях, конопатый, растрепанный, в русском народном костюме.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ему свойственно благородство и добродушие. Он победитель зла.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Иванушка-дурачок – это, по мнению носителей русского языка, ласковое ругательство. Ср.: Иван-дурак – ругательство, но не обидное; дурак – ругательство, вызывающее обиду.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Анкетирование показало, что символ дурак как бы наращивается на прямое значение соответствующего слова (дурак – глупый человек), не заменяя и не видоизменяя его, но включаясь при этом в более широкий культурный контекст. Символ дурак сочетает в себе древнерусские традиции, мифологические черты и представления нового времени.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Нельзя не заметить разницы в трактовках дурака и глупого человека: если глупый человек – это средоточие отрицательных качеств и проявлений, то дурак – конгломерат положительного и отрицательного, часто с преобладанием нравственных плюсов (дурак как бы един в двух лицах: он умный и глупый одновременно; он – Иван-дурак) (см. схему):<br>
<br><img border=0 src="i_006.png"><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Образ дурака глубоко национален: для русского человека он «свой». Ср. русские пословицы: На Руси, слава Богу, дураков лет на сто припасено; У нас дураков семь байдаков, да еще и угол не почат; Наших дураков отсель до Москвы не перевешаешь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Согласно опросу, проведенному газетой «Комсомольская правда» в 2002 году, большинство респондентов на вопрос «Кого или что вы считаете символом России?», ответили: «Ивана-дурака». Характерно, что роль символа отдана именно фольклорному герою, а не просто дураку: русскому человеку ближе сказочный русский дурак, а не абстрактный без национальной принадлежности. Ср. данные проведенного нами анкетирования. Был задан вопрос: «С чем ассоциируются слова Россия и русский человек?». Частыми были такие ответы: Россия – «дороги и дураки», «Умом Россию не понять»; русский человек – особый ум, Иван-дурак. В ряду характеристик русского человека мы увидели те, что свойственны символическому русскому дураку, Ивану-дураку из русских народных сказок: щедрый, простодушный, крестьянин, бедный, безответственный, терпеливый, душа нараспашку (открытый), ленивый, великодушный, доверчивый, добрый, добродушный, веселый, беззаботный.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Таким образом, в русской ЯКМ образ дурака ассоциируется с «национально окрашенными» интеллектуальными способностями – с русским умом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Национальный колорит» дурака и специфичность русского ума регулярно подчеркиваются авторами художественных и нехудожественных текстов. Образы русского дурака и русского ума в описаниях русской действительности, русского национального характера пересекаются и создают картину неоднозначно оцениваемого феномена – русского менталитета, в котором сочетается положительное и отрицательное.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;За словосочетанием русский ум стоит широкое понятийное содержание: русский ум – это глупость и прозорливость, пассивная созерцательность и активная доброта Ивана-дурака; умственная нерасторопность, смекалка, простодушие, непредсказуемость, доброта, бесшабашность, талантливость русского человека; необычность, яркая самобытность мышления; это явление, вызывающее удивление, восхищение, недоумение, порицание. Русский ум – это и оригинальность мышления, и замечательные, выдающиеся способности лучших представителей России, и низкий интеллект, проявляющийся в конкретных действиях и поступках русских людей: Русский ум – изобретательный ум (А.П.Чехов); Это был настоящий энциклопедический ум, живой справочник (А.И.Куприн. Памяти А.И.Богдановича); Дивясь великому уму, / Его не гонят, не злословят, / И современники ему / При жизни памятник готовят (Н.А.Некрасов. В день смерти Гоголя); Смотришь, смотришь, господи, экая страна благодатная! И чего в ней нет? Все есть, кроме разума! Обидно до жгучих слез: земля оврагами изранена, реки песками заметены, леса горят, деревни – того жесточе, скотина – вроде вшей, мужик живет дико, в грязи, без призора, глуп, звероподобен, голоден (М.Горький); А наш народ позволяет себя дурить. Я просто не знаю, какой мазью мазать головы, чтобы они стали умнее (А.Кашпировский); Снова очередная «островумность»: с мнимым заминированием. Вот уж странные люди – знают, что их тут же «вычислят», – и все же стращают. Неужели Божьей карой для нас, русских, избрана массовая шизофрения? (из газ.).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В понятие русский ум включаются характеристики русского человека, оценки его действий и состояний и за счет этого происходит своеобразное олицетворение: русский ум – это образ русского homo sapiens в разных его проявлениях. Иными словами, трактовка русского ума, как и трактовка homo sapiens, в русской ЯКМ имеет глобальную направленность.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;За национальным феноменом русский ум закрепляются в языке определения со значением «непонятный»: загадочный, неразгаданный, таинственный, труднообъяснимый, странный Актуализация семы «непонятный» очень часто наблюдается в высказываниях о России и русских. Например: Умом Россию не понять, / Аршином общим не измерить: / У ней особенная стать – / В Россию можно только верить (Ф.И.Тютчев); Загадочная страна Россия! Не только иностранцам ее умом не понять, но и нам самим подчас аршином общим не измерить всю глубину собственной дурости (из газ.); Смотря на этого «мессию», / Я только выдохну устало: / Да, не понять умом Россию, / Что за него голосовала (из газ.). Загадочность русского ума проистекает из его противоречивости: он великий и ничтожный, особенный и обыкновенный, талантливый и заурядный.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Трактовка русского ума как непонятного, загадочного явления обусловлена осмыслением противоречий русского национального характера. Противоречия и отступления от нормы, воображаемого идеала вообще являются предметом повышенного внимания носителей русского языка. Видимо, этим объясняется заметное преобладание в русской речи отрицательно-оценочных высказываний о человеческих проявлениях (которые, кстати, как отмечалось выше, осмысляются в связи с интеллектуальным началом) (см.: Никитина, 2003, с. 139–151).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Особенно четко представлено в русском уме противопоставление «одаренность/пассивность»: у русских людей высокий интеллектуальный потенциал, но «мы ленивы и нелюбопытны» (А.С.Пушкин), поэтому русский ум – это часто нереализованная возможность, «закопанный в землю талант» или «механизм», ждущий толчка, который приведет его в движение: Бей русского – часы сделает (пословица); Но согласитесь: наш зритель все же отличается от западного. Зачастую он ждет, что ему скажут: «Вот этот человек хороший, а этот плохой. Вот это правильно, а это нет». Разжуют… (из газ.); А русский мужик лежит себе на печи да ждет, когда придет царь-батюшка да все за него рассудит (из газ.). Ср.: Русские долго запрягают, но быстро едут (О.Бисмарк). – Русские долго запрягают, но потом никуда не едут.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Просто запрягают и распрягают, запрягают и распрягают. Это и есть наш особый путь (Г.Горин).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Словосочетание русский ум близко по значению еще одному словосочетанию, обозначающему типично русский феномен, – задний ум.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Задний ум – это догадливость и находчивость (сметка) русского Ивана-дурака как результат накопленного жизненного опыта, который компенсирует скудные знания. Ср. понятие житейского ума, то есть ума, приобретенного путем долгих «проб и ошибок». Например: Русский человек задним умом крепок; Русак умен, да задним умом; Русский назад умен; Жить задним умом; Умен, да задом (пословицы).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Образ заднего ума возникает исключительно при описании русского человека и русского ума: Как сталась беда эта, так Григорий и догадался, вишь, тоже крепок задним умом, что дело плохо (В.И.Даль); Русский ум – задний ум (Н.В.Гоголь). Ср. противопоставление русского ума (заднего ума) нерусскому уму: Кабы у немца напереди, что у русского назади, – с ним бы и ладов не было; Как бы цыгану тот ум наперед, что у мужика назади, весь бы свет надул (пословицы).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Таким образом, за словосочетаниями русский ум, задний ум, с одной стороны, стоит понятие высокой степени абстракции, с другой – конкретные представления о типичных для русского человека поступках, действиях, состояниях.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Итак, на репрезентацию homo sapiens в русской ЯКМ влияют древние образы и социально-культурные идеи – архетипы, которые придают языковому образу человека разумного национально-культурную окраску. В архетипах дурак и русский ум содержатся широкие представления о соответствующих национальных феноменах, включающие характеристики разных сторон человека, что является еще одним доказательством глобализации образа человека разумного в русской ЯКМ.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;3. Ассоциативные образы как показатели стереотипизации homo sapiens в русской языковой картине мира<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Существенную роль в формировании языкового образа homo sapiens играют ассоциации, которые возникают у носителей русского языка в связи с различными проявлениями человека. Эти ассоциации по большей части стереотипны, то есть детерминированы национальной культурой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Среди таких ассоциаций-стереотипов мы выделяем: 1) ассоциации-сравнения; б) ассоциации-представления.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ассоциации-сравнения – это уподобление человека разумного живым и неживым предметам окружающего мира на основе сходства их проявлений. В результате таких уподоблений рождаются новые метафорические наименования homo sapiens, которые выполняют характеризующую и оценочную функцию.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В ряду этих наименований особый статус имеют прецедентные имена, которые соотносятся с прецедентными текстами (текстами, хорошо знакомыми любому среднему члену национально-лингво-культурного сообщества) или прецедентными ситуациями (некими «эталонными», «идеальными» ситуациями, связанными с набором определенных коннотаций, дифференциальные признаки которых входят в когнитивную базу) (см.: Красных, 2002, с. 60–78).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Переходя из прецедентного текста или прецедентной ситуации в непрецедентные, прецедентное имя сохраняет свои дифференциальные признаки, а именно: характеристики по интеллекту.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ассоциации-сравнения, основанные на знаниях прецедентных текстов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Такие ассоциации возникают прежде всего тогда, когда в широко известном (прецедентном) тексте прямо или косвенно затронута тема интеллекта и имя героя стало прочно ассоциироваться и с этой темой, и с определенной характеристикой или оценкой homo sapiens. Иными словами, прецедентное имя непременно содержит в этом случае сему «интеллект».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Некоторые прецедентные имена объединяют в себе сразу несколько характеристик. Например, прецедентное имя Иван-дурак (Иван). Ассоциации с главным героем русских народных сказок возникают не только на основе сходства интеллектуальных данных, но и черт характера. Кроме того, имя Иван-дурак (Иван) – указатель национальной принадлежности, поэтому ассоциации с ним возникают всякий раз, когда речь идет о русском национальном характере. Например, Е.Евтушенко в поэме «Ивановские ситцы» демонстрирует «универсальность» имени Иван. Все персонажи поэмы (исторические и неисторические) носят это имя. Ивана-дурака, Ивана Грозного, Ивана Федорова, Ваньку Шиша, несмотря на их социальные и личностные различия, объединяет русское происхождение и общая «противоречивая русская душа»: «Я тоже Иван, / хотя я и Петр», – говорит в поэме Петр Первый. Автор подчеркивает, что в русских людях обязательно есть что-то общее, идущее и от Ивана-дурака, и от царя Ивана Грозного, и от первопечатника Ивана Федорова, и от простого крестьянина Ивана.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ассоциации с героем русских народных сказок возникают в результате сходства действий, качеств, состояний описываемого человека с действиями, качествами, состояниями сказочного героя. При этом на первый план в разных ситуациях может выходить та или иная характеристика. Например: Всем известно, что правом на бесплатный проезд могут пользоваться только те пенсионеры, у которых в удостоверении значится: «Ветеран». Однако в ходе рейда было выявлено человек пять непонятливых, которые пытались доказать, что об этом знать ничего не знали. И ведь таких Иванушек-дурачков в нашем городе хоть отбавляй (из газ.). – Здесь Иванушка-дурачок – человек, прикидывающийся дурачком, валяющий дурака; Фильм был веселый, легкий (хотя и с трагическим финалом), а герой не был ни «мордашкой», ни Иванушкой-дурачком, ни занудой-интеллектуалом, хотя наличие интеллекта не скрывалось (из газ.). – Здесь под Иванушкой-дурачком подразумевается не обремененный большим умом человек; Он как Иван-дурак: глупый-глупый, да себе на уме (из разг.). – Здесь Иван-дурак – человек со скрытыми возможностями.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Интеллектуальные проявления человека сравниваются с интеллектуальными проявлениями других известных фольклорных и литературных героев, вследствие чего homo sapiens получает чужое имя, а вместе с ним и оценку. Прецедентные имена, соотносимые с прецедентными текстами и регулярно используемые для характеристики и оценки homo sapiens, становятся символами. Например, Митрофанушка (комедия Д.И.Фонвизина «Недоросль») – символ тупости и невежества; Чацкий (комедия А.С.Грибоедова «Горе от ума») – символ образованности и ума в глупых и пошлых обстоятельствах жизни; Остап Бендер (произведения И.Ильфа и Е.Петрова «Двенадцать стульев», «Золотой теленок») – символ хитрости и ловкачества, обусловленных неординарными умственными способностями; Шариков (повесть М.Булгакова «Собачье сердце») – символ плебейского невежества, интеллектуального недоразвития.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Наиболее «прозрачными» можно считать ассоциации-сравнения homo sapiens с героями, носящими «говорящие» имена, то есть имена, которые по своей природе являются оценочными. Например, Василиса Премудрая, Незнайка, Знайка. В этом же ряду стоит и имя Иван-дурак.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Возможны ассоциации-сравнения homo sapiens с героями кинофильмов, спектаклей, интермедий, рекламных роликов и других «разыгрываемых» текстов. Такие ассоциации-сравнения, хотя и основаны на знаниях известных текстов, с течением времени по мере утраты популярности текста-действа могут забываться и не «передаваться» новым поколениям. Например: Не перевелись еще в России Лени Голубковы (из газ.). – Для отрицательной оценки некоторых русских людей использовано имя наивного простачка из известной в недалеком прошлом рекламы финансовой пирамиды МММ, который хотел без всяких усилий заработать большие деньги; Она совсем как та тетка из Райкина, которой он говорил: «Закрой рот, дура, я все сказал» (из разг.). – Для отрицательной оценки homo sapiens использован образ «тетки» из интермедии А.Райкина, которая «ничего не соображала, то есть вообще ничего»; Ты прямо как Вудди. Молодец, здорово придумал! – Для оценки находчивости homo sapiens использовано имя героя мультфильма дятла Вудди.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ассоциации-сравнения, основанные на знаниях прецедентных ситуаций (культурно-исторических реалий).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Под ситуацией в данном случае следует понимать широкий культурно-исторический контекст, в котором проявляет себя известный homo sapiens. Именно из таких ситуаций, понимаемых в широком смысле слова, пришли прецедентные имена Соломон, Сократ, Лобачевский, Ломоносов, Эйнштейн, Пушкин, Билл Гейтс, Каспаров и др., часто используемые для характеристики и оценки человека разумного. Обладатели этих имен своими интеллектуальными проявлениями оставили заметный след во всемирной или российской истории.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сравнение обычного человека с человеком, известным своими интеллектуальными достижениями, не лишено оттенка преувеличения или иронии, что в том или ином виде проявляется в конкретной ситуации общения и, в конечном счете, формирует характер оценки. Ср.: Может собственных Платонов / И быстрых разумом Невтонов / Российская земля рождать (М.В.Ломоносов). – Высокая оценка; Наш Лобачевский из десятого «А» обошел всех этих гимназистов (из разг.). – Положительная оценка; Я тебе что: Пушкин что ли? (из разг.). – Заниженная самооценка; Этот Соломон тебя наставит на путь истинный! Как же! (из разг.). – Отрицательная оценка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Обратимся к результатам анкетирования и приведем примеры ассоциаций-сравнений человека разумного в ипостасях «умный» и «глупый» с героями фольклорных и литературных произведений, известными лицами (то есть ассоциаций-сравнений с использованием прецедентного имени):<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Глупый, как Иван-дурак, Иванушка, Иванушка-дурачок, Недоросль; умный, как Сократ, Эйнштейн, Пушкин, Ленин, Ломоносов, Лобачевский, Ельцин, Билл Гейтс, Василиса Прекрасная, Знайка, Двинятин (игрок клуба «Что? Где? Когда?); мудрый, как Циолковский, Пифагор, Папа Карло, Соломон, Аристотель, Ленин, Елена Премудрая; необразованный, как Иван-дурак, Емеля, Буратино; находчивый, как Иванушка-дурачок, Шерлок Холмс, Масляков, барон Мюнхаузен, Ленин, Ньютон, Алдар Косе, Карлсон, Елена Премудрая, Вудди из мультфильма (дятел), Колобок; невежественный, как Бармалей, Емеля, Незнайка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ассоциации-сравнения, не связанные с прецедентными текстами и ситуациями, также возникают на основе знаний. Но эти знания, в отличие от знаний, «навязанных» прецендентными текстами и ситуациями, опираются на непосредственную практику, самостоятельные наблюдения и выводы носителей языка, их представления об окружающем мире.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Например, homo sapiens в русской ЯКМ сравнивается с животными и птицами – неразумными живыми существами, которые, кстати, мыслятся как части человека и часто оцениваются в тех же терминах, что и человек (например: умная собака, глупая птица). Сравнения «человек – животное (птица)», «животное (птица) – человек» носят устойчивый характер и основаны на наблюдениях за поведением неразумных существ, которые, впрочем, отражаются и в прецедентных текстах, в первую очередь в сказках (например: хитрая, находчивая (а значит, умная) Лиса, неповоротливый физически и умственно Медведь).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Наше анкетирование показало, что сравнения homo sapiens с животными и птицами – самые частотные: глупый, как животное, осел, индюк, медведь, волк, ворона, курица, обезьяна, баран, дятел, пингвин, овца, мышь, мартышка, ишак, лягушка, заяц, крот, утка; умный, как сова, утка, орел, собака, ворон, мартышка; мудрый, как медведь, сова, дятел, филин; необразованный, как животное, медведь, козел, курица; находчивый, как лиса, заяц, обезьяна, волк; невежественный, как медведь, гусь, бегемот, слон. При этом одно и то же животное становится то олицетворением ума, то олицетворением глупости (например, обезьяна, утка, медведь); не последнюю роль в этом играют прецедентные тексты, в которых животные проявляют себя по-разному.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Отмечается частотность сравнений homo sapiens в ипостаси «глупый» с неодушевленными предметами (в основном с деревянными). Например: глупый, как чурка, дуб, пень, дерево, бамбук, бревно, чурбан, пробка, лопух, пешка, валенок (сибирский валенок); необразованный, как чучело (чучело огородное), топор, пень. Ср. также идиомы: пень березовый, дубина стоеросовая, пень (чурка) с глазами – сравнение с деревянными предметами; толоконный лоб, медный лоб, пустая голова, голова садовая – метонимические сравнения человека с частями его тела, имеющими отношение к интеллекту; ноль без палочки, абсолютный ноль, пустое место, ничто – сравнение homo sapiens с пустым пространством, «ничем».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ассоциации-представления – это набор атрибутов, возникающий в сознании носителя языка в связи с социальной принадлежностью homo sapiens, которая выражается в языке лексемами, обозначающими пол, возраст, род занятий, профессию, увлечения человека, его состояние здоровья, место жительства, национальность.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рассмотрим наиболее типичные ассоциации-представления.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ассоциации-представления, связанные с половой принадлежностью homo sapiens.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В русском культурном сообществе пусть ненавязчиво, но весьма часто обсуждается вопрос о разнице интеллекта мужчины и женщины.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Так, женщине часто отказывается в уме, остроумии, способности достичь тех интеллектуальных высот, что покоряются мужчинам: У наших русских романистов мужчины в умственном отношении стоят всегда неизмеримо выше женщин, они являются всегда наставниками и учителями, нравственного равенства не существует (Н.В.Шелгунов); Не являясь ярой сторонницей патриархальной семьи, я настаиваю на главной роли мужчины. Почему? Потому, что для этой роли даны ему природой большая, чем у женщины, сила и решительность, аналитический склад ума (из газ.); – Ты, Анжелика, как-то сказала, что, мол, давно смирилась с тем, что мужчины сильнее, умнее и талантливее женщин. Ты и вправду так думаешь? Или просто хотела польстить мужчинам? – Нет, я не льстила. Я вполне серьезно (из интервью с певицей А.Варум).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Существует даже гипотеза, что у женщин более развито правое полушарие мозга, регулирующее чувства и художественные способности, и менее развито левое, определяющее логическое мышление. Однако веских доказательств этому, по мнению ученых, нет. Например, в одаренности у гениальных мужчин и женщин, как отмечают исследователи, чрезвычайно много общего, что неудивительно – ведь они представляют один род человеческий (см.: Гончаренко, 1991, с. 131–132).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Слово мужчина, согласно истории русского языка, произошло от слова мужской, а мужской – от муж. Мужем в Древней Руси называли зрелого, уже не маленького, но еще и не старого члена рода, наиболее важного для племени человека, который становился опорой общества. Муж в древнерусском языке – взрослый мужчина, свободный и мудрый, супруг и отец. Любопытно, что это название произошло от корня со значением думать, мыслить (см.: Колесов, 1986, с. 83).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И в древности, и сейчас были и есть умные женщины и глупые мужчины, что отражено, в частности, в художественных и нехудожественных текстах. И все-таки тема женского ума, «недотягивающего» до уровня ума мужского, живет, как живут и ассоциативные оценки интеллекта мужчины и женщины. Язык, по мнению В.Н.Телия, сам «навязывает» представления о второсортности, неразвитости женского ума (см.: Телия, 1996, с. 263–267) и тем самым «возвышает» умственные способности мужчины. Ср. пословицы и афоризмы, «принижающие» женский ум: Волос долог (у бабы), да ум короток; Женские умы – что татарские сумы (переметны); Бабий ум – бабье коромысло: и криво, и зарубисто, и на оба конца; Мысли и женщины вместе не приходят (М.Жванецкий); Есть две категории женщин: «ужас, какая дура» и «прелесть, какая глупенькая» (М.Жванецкий).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Обратимся к результатам анкетирования. И женщины, и мужчины отмечают в противоположном поле качества, которые считают наиболее ценными: например, ассоциации мужчин: женщина красивая, стройная, ласковая, добрая, нежная, 90-60-90; ассоциации женщин: мужчина – сильный, смелый, благородный, надежный и т. д. Интересно, что ассоциации со словом мужчина и у женской, и у мужской аудитории очень схожи: мужчина – смелый, сильный, храбрый, защитник, солдат и т. д. Однако заметна такая разница ассоциаций: женская аудитория отмечает в мужчине умственную сторону (умный, духовно развитый и интересный, находчивый), а мужская – либо обходит молчанием вопрос об интеллектуальной стороне противоположного пола, либо «вспоминает» о женской логике, оценка которой, как известно, прочно «навязана языком». Примечательно такое сходство ассоциаций-представлений мужской и женской аудитории: «себя» и женщины, и мужчины называют умными.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ассоциации-представления, связанные с возрастом homo sapiens.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тенденция связывать оценку интеллекта с возрастом человека представляется весьма оправданной. Еще в Древней Руси юность противопоставлялась старости (мудрости): старший считался умнее, опытнее (см.: Колесов, 2000, с. 293–294). Ср.: ребенок – человек, только начинающий формироваться в умственном отношении: юноша – человек еще неопытный, постепенно впитывающий мудрость старшего поколения; взрослый – опытный, умный, ориентирующийся в жизни человек; старик – умудренный опытом человек, хорошо знающий жизнь. Традиционно возраст связывается с количеством приобретенных знаний различного рода (житейских, профессиональных, научных): молодой знает меньше – взрослый знает больше; ребенок несмышлен – старик мудр: Лучше вы мне расскажите, что вы думаете, – вы меня старше, вам больше знать! (М.Горький); Ты, Сонюшка, тогда была еще мала, глупа… (А.П.Чехов); Толкуй с тобой! И не поймешь: не то дурачок ты, не то – ребенок, несмышленая голова (М.Горький). Ср. русские пословицы: Малый, что глупый, а глупый, что малый; С годами человек ума набирается.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Обратимся к результатам нашего анкетирования.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Слово старик вызвало такие ассоциации: ветеран, пенсионер, мудрый, мудрость, молчаливый, морщины, седина, пожилой, прожил жизнь, дряхлый, раздражительный, обладает жизненным опытом, разумный, слабость, безнадежность, болезнь, уважение; сравнение мудрый, как… в большинстве случаев приобретало такой вид: мудрый, как старец; мудрый, как старик; умный, как дедушка (ср. также: мудрый, как старейшина); глупого же сравнивали с ребенком, дитем (глупый, как ребенок, как дитя малое).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Конечно, реальное положение дел зачастую расходится с традиционными ассоциациями: нам известны талантливые дети и несообразительные взрослые, молодые умницы и старые дураки: В детстве кажется, что вот среди твоих сверстников есть умные и дураки, а взрослые – умные все. Просто не можешь представить себе взрослого дурака. С годами, постепенно перебираясь в стан взрослых, с ужасом понимаешь, что тут дураков гораздо больше (из газ.); Преувеличивать не стану, но вы – старый дурак! (М.Горький); Молодость не без глупости, старость не без дурости (пословица); Мудрость не всегда приходит с возрастом. Бывает, что возраст приходит один (NN).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Развенчивание говорящими стереотипного представления «старый умнее молодого» создает эффект усиления оценки homo sapiens. Например, оценки старый дурак, мудрый ребенок, построенные на контрасте стереотипа и реальности, усиливают отрицательную и положительную оценку: Старые дураки – самые большие дураки. У них больше опыта (NN); Вундеркинды не могут не поражать (из разг.).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ассоциации-представления, связанные с профессией, родом деятельности, социальным положением homo sapiens.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В нашем обществе сформировались стереотипные представления о невысоком уровне интеллекта военных, милиционеров, новых русских, спортсменов, нашедшие отражение в анекдотах и оценочных высказываниях: Прапорщик ведет занятия в воинской части: – Вода закипает при девяноста градусах. – Извините, товарищ прапорщик, – при ста. – Не может быть! – Заглядывает в учебник. – Тьфу ты, с прямым углом перепутал…; Старый милиционер поучает молодого: – Значит, главное оружие – это… ну на «эн»… Как его? / – Нож! / – Да нет! / – Ну… Э… Как там? / – Наган! / – Да нет. Ну на «эн» начинается. / – А! Наручники! / – Да какие наручники! Вспомнил! Нтиллект!; Новый русский прослышал про «коэффициент интеллекта» IQ и решил проверить свой. Пришел к психологу. Тот говорит: – Ну, начнем с простого. Что такое «Два кольца, два конца, а посередине гвоздик»? / – Ну, доктор, это чисто очкарику меж глаз забили. / – Что вы! Речь о ножницах! / – Ножницы забили?! Круто! (анекдоты); Я относилась к спортсменам без всякого интереса. Я принимала их за людей, у которых в графе «интеллект» стоит прочерк (Из интервью с певицей Л.Долиной); Военные не обременены интеллектом, и в этом значительно проигрывают гражданским лицам (из газ.)<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ср. стереотипные, хотя и нередко развенчиваемые, представления о высоких интеллектуальных способностях представителей интеллектуальных профессий, людей, занимающих высокие должности, имеющих высшее образование, научные звания (учитель, исследователь, доцент, академик, кандидат наук и др.). Например: Мне никогда не льстит Надежда, / И безнадежен мой роман, / Поскольку я профан, невежда, / А он – профессор и декан (С.Я.Маршак. В альбом жене профессора И.Р.Гальперина); У него образование высшее, начальник нынче – не дурак какой (из разг.); У него есть все признаки неординарного человека: высокая должность, диссертация, изобретения (из газ.). Ср. ассоциации-сравнения: умный, как ученый, учитель, академик, профессор, очкарик (ученый ассоциируется с очками); мудрый, как философ; глупый, как прапорщик; необразованный, как сапожник.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Надо заметить, что ассоциации-представления об уровне интеллекта представителей разных профессий и социальных групп сочетаются с представлениями о других типичных внешних и внутренних атрибутах данного «вида» homo sapiens. Например, наши респонденты рисуют удивительно схожие портреты нового русского, выделяя в нем не только интеллектуальные, но и нравственные особенности, описывая характерный внешний вид: новый русский – деньги, доллары, «якорная» золотая цепь («златая цепь на дубе том»), распальцовка (пальцы веером), мерседес (джип, иномарка), сотовый телефон, коттедж (вилла), фирма, личный шофер, секретарша, блатной «базар» (крутой «базар», жаргон), во рту жвачка, малиновый (кожаный) пиджак, богатство, предприимчивость, криминал, наглость, всесильность, безграмотность, тупость, хвастовство, хитрость; современный человек, глупый, бестолковый, жадный, некультурный, Буратино. Новый русский противопоставляется старому русскому – человеку небогатому, не умеющему зарабатывать деньги, одетому скромно, неброско, неглупому, образованному, живущему традиционными представлениями о мире.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ср.: прапорщик – анекдот, армия, погоны, плац, форма, дурак, глупый, тупость, глупость, болван, простофиля; тупой, как сибирский валенок; ассоциации со словом ученый – много знает, денег нет, очки, скромная одежда, научная работа, умный, Ломоносов, Эдисон, одаренный, талантливый, развитый кругозор, мозговой центр, мужчина, созидатель.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Подобные ассоциации-представления свидетельствуют о том, что интеллектуальная сторона человека предопределяет его внутренние и внешние характеристики.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ассоциации-представления, связанные с национальной принадлежностью homo sapiens.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В русской ЯКМ отразились стереотипные представления об особенностях интеллекта некоторых национальных групп.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Например, в обобщенном, собирательном значении русский человек – это человек особого ума, крайне противоречивый (см. примеры ассоциаций, приведенные нами выше); немец – это человек, отличающийся логикой мышления, выверенностью решений, «болезненной» аккуратностью во всем; француз – легкомысленный человек, законодатель мод и образец изысканного вкуса; чукча – недалекий, необразованный, отсталый человек.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На стереотипных представлениях построены классические «многоступенчатые» анекдоты о немце, французе, американце и русском, в которых последний «побеждает» всех оригинальностью своего мышления; анекдоты о чукче, который демонстрирует свою поразительную тупость. Например: Чукча покупает два билета на электричку. / – Зачем тебе два? / – Вдруг один потеряю. / – А если и второй потеряешь? / – Однако если второй потеряю, у меня есть проездной. Ср. ассоциации наших респондентов, в которых представления об интеллекте сочетаются с представлениями о других атрибутах представителя национального коллектива: чукча – анекдот, постоянный герой анекдотов, север, холод, олени, чум, рыба, узкие глаза, небрежный, неаккуратный, тупой, глупый, дурак, странный, забавный, смешной, серый, нелепый, наивный, «Однако!», «тупой, еще тупее», глупыш, балбес.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Часто ассоциации-представления, как видно из рассмотренных выше примеров, основаны на контрасте, противопоставлении (мужчина – женщина, молодой – старый, человек с образованием – человек без образования). Ср. также: городской – деревенский; житель культурного центра – провинциал; начальник – исполнитель; человек из интеллигентной семьи – человек из необразованной семьи. Например: Мы, деревенские, мало что смыслим. Городские скорей поймут (из разг.); Успокоил я себя на том, что провинция-де глупа, с нее и требовать нечего, а что за известностью нужно ехать в умственный центры, в столицы (А.П.Чехов); Начальник все просчитает наперед, на то он и начальник. Его дело – соображать, а наше – подчиняться (из разг.); «Девушки из высшего общества» умны, начитанны и свысока смотрят на деревенскую простушку (из газ.).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Среди «контрастных ассоциаций» выделяются так называемые пересекающиеся ассоциации. Например: гений (талант) – сумасшедший.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гений, согласно толковому словарю русского языка, человек, обладающий высшей творческой способностью (Ожегов, Шведова, 1999, с. 128); талант – человек, обладающий выдающимися врожденными качествами, особыми природными способностями (Ожегов, Шведова, 1999, с. 128).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В сознании носителей русского языка гений – всегда талант, но не всякий талант – гений. «Обыденное сознание удовлетворяется их количественным сопоставлением: гений – это повыше, талант – пониже» (Гончаренко, 1991, с. 32).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гений в русской ЯКМ – это равно и великий ученый, и талантливый поэт, и в принципе любой обыватель, обладающий незаурядными, необычными способностями; талант – это также любой человек, обладающий неординарными интеллектуальными способностями. В то же время гением называют человека, реализовавшего свои способности, а талантом – человека с потенциальными способностями, которые могут быть реализованы и не реализованы в зависимости от различных обстоятельств. Гениями и талантами именуются не только люди, проявившие себя в интеллектуальном плане (например, ученые, писатели, политики), но и творческие личности, деятельность которых напрямую не связана с уровнем интеллекта (например, артисты, художники, архитекторы). Для русского национально-культурного сообщества любой гений и талант – творческая личность, а творчество невозможно без интеллектуальной основы: без интеллекта не сделать научного открытия, не создать яркого художественного полотна, не передать всей глубины чувств в танце и даже не добиться вершин в спорте.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В то же время гениальность ассоциируется с помешательством: и то и другое нечто неординарное, необычное (см.: Ломброзо, 1995).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Например, ассоциации наших респондентов, связанные со словом гений: дар Бога, дар природы, умный, очень умный, необычный (не такой как все; отличный от всех), не от мира сего; особенный, недосягаемый, гигант мысли, мозговитый, ум, талант, умение, вундеркинд, наука, ученый, открыватель новых идей, великий, ас, совершенство; человек, знающий обо всем; таких мало (единицы); «все гениальное просто»; Эйнштейн, Пушкин, Моцарт, инженер Гарин, Высоцкий, Абдулов; ассоциации, связанные со словом талант; дар, дар Бога, не всякому дан, редкость, умный; знание того, чего не знают другие; способности, которых нет у других; исключительная способность; врожденные способности; гений, творчество, известность, искусство, музыка, живопись, спорт, звезда, оперный певец, легенда; талант можно закопать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ср. ассоциации со словом сумасшедший: человек, больной, больной на голову, ненормальный, глупый, слабоумный, дурак, безумное поведение, дурдом (психбольница), смирительная рубашка, палата № 6, шизофреник, с отклонениями в психике; не от мира сего; имеет свой внутренний мир, в котором живет; за ним интересно наблюдать; отличный от всех; доведенный жизнью до крайности; гений, гениальный, необычный, непредсказуемый, Гоголь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ср. высказывания о «сумасшедших гениях»: Психические заболевания и протекают, и проявляются по-разному. Многих гениальных людей, таких как Врубель, Гоголь, Достоевский, коснулась «тень безумия», но это, быть может, даже способствовало их самобытному творчеству (из газ.); Гата Камский сознает, что он не вполне нормальный. Но в какой-то мере таковыми являются и Гарри Каспаров, и Анатолий Карпов и даже Ананд – он тоже немного сумасшедший, этот уникальный в истории шахмат талант (из газ.).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пересечения ассоциаций-представлений о homo sapiens сами по себе являются стереотипами: они достаточно устойчивы и регулярно фиксируются в речи. Например, отличник – умный, ботаник, много знает, зубрилка, библиотека, начитанный, очкарик, зануда, усидчивый; ботаник – отличник, умный, заучка, зануда, много учится, добивается всего не умом, а усидчивостью (из результатов анкетирования). В современной русской речи слова отличник и ботаник употребляются как синонимичные.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С пересечением ассоциаций-представлений связано использование одного и того же слова в разных оценочных контекстах. Ср.: Он интересный, умный парень, отличник. – Он зануда, отличник, с ним неинтересно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В ряде случаев борьба контрастных ассоциаций-представлений заканчивается тем, что наименование homo sapiens устойчиво тяготеет к одному из оценочных полюсов. Например, такие имена, как мудрец, умник, разумник, кладезь премудрости в современной русской речи чаще используются с шутливо-ироническим оттенком, а порой и вовсе в отрицательном значении: Ну ты мудрец!; Умник нашелся; Чего ж ты, такой разумник, ничего не понял?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ср. ассоциации, связанные со словом умник, возникшие у наших респондентов: умник – отличник, очки, библиотека, зануда, много учится, молодчина, заучка, голова, выскочка, хитрец, мозговитый, вездесущий, строит из себя много, заносчивый, ботаник, всезнайка, зазнайка, воображала, гений, знания, талант, любознательный, пытливый, вундеркинд, знаток, телевизионная передача, «Ну ты умник!» (с сарказмом); нашкодивший ребенок; что-то делает не так; слишком умный; на самом деле не являющийся таковым (то есть умником); умники – старушки у подъезда со своими высказываниями.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Таким образом, в русской ЯКМ отражены стереотипные взгляды носителей языка на homo sapiens, о чем свидетельствуют повторяющиеся характеристики и оценки человека разумного, зафиксированные в прецедентных и непрецедентных текстах и ситуациях. Homo sapiens сравнивается с объектами окружающего мира и получает в языке новые наименования, основанные на переносном значении слов, обозначающих эти объекты. На презентацию человека разумного в русском языке влияют национально-культурно и исторически детерминированные представления носителей языка о связи уровня интеллекта с различными сторонами человека (см. схему). Стереотипные ассоциации-сравнения и ассоциации-представления, возникающие при описании homo sapiens, свидетельствуют о том, что характеристика интеллекта человека не только тесно связана с характеристиками его внешних и внутренних атрибутов, но и обусловливает их.<br>
<img border=0 src="i_007.png"><br><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Выводы по Четвертой главе. Образ homo sapiens в русской ЯКМ стереотипизирован. Стереотипы русского языкового сознания, отраженные в языковом образе человека разумного, зарождались в разное время: одни появились в эпоху средневековья, другие – много позже.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;К древним стереотипам относятся представления о том, что человек разумный – творение Бога, а ум, дарованный ему Богом, является той ценностью, которая делает человека отличным от иных живых существ; что человек имеет два противоположных «интеллектуальных лица»: умный и глупый; что человек противоречив: он может быть идеальным homo sapiens, близким к идеалу и неидеальным, весьма далеким от идеала.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Древнерусский взгляд на человека разумного в результате социальных преобразований наполнялся новым содержанием, однако система ценностей в картине мира человека осталась прежней: главными ценностями в человеке признаются ум и нравственность, которые совмещаются.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Поскольку изменения в жизни общества рождают и закрепляют новые стереотипы, которые отражаются в языке, стереотипизацию языкового образа homo sapiens можно характеризовать как непрекращающийся процесс.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;О стереотипизации языкового образа homo sapiens свидетельствует и то, что в его формировании существенную роль играют символы и архетипы, а также устойчивые ассоциации, возникающие у носителей русского языка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Анализ стереотипов показывает, что в интеллектуальную ипостась человека включаются иные его ипостаси и роли, а это значит, что в русском языковом сознании homo sapiens – это человек в разнообразных проявлениях, то есть человек в его широком толковании. Кроме того, отраженные в языке стереотипные представления о homo sapiens как о существе, в котором умственное начало не только сочетается с разными сторонами: нравственной, социальной, физической, но и предопределяет, фокусирует их, свидетельствуют о том, что интеллект воспринимается как доминирующий, главенствующий атрибут в картине мира человека.<br>
<br><br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Заключение<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лингвоантропологическое исследование, представляющее собой описание существенных категориальных семантических черт образа человека разумного в русской ЯКМ, осуществленное через комплексный анализ высказываний о homo sapiens, отличающихся стилистическим и жанровым разнообразием, лексическим, синтаксическим, прагматическим содержанием, позволило сделать ряд выводов относительно особенностей репрезентации человека разумного в русском языке.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Объективность этих выводов обеспечивается, на наш взгляд, как широтой охвата языкового материала, использованием разных методик его анализа, так и принятым в качестве исходного постулата положения о том, что исследование языкового образа человека должно опираться на представления о языковых реалиях как национально, исторически, культурно детерминированных сущностях.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Широкое понимание языкового образа-концепта «человек разумный» как воплощения ментальной сущности, несущей на себе национально-культурный отпечаток, как субъектно-объектного национально-культурного феномена, объективированного в языке всей системой его семантических единиц, структур и правил закономерно влечет за собой рассмотрение вопроса о том, каким образом упорядочиваются, систематизируются в языке трудно поддающиеся количественному измерению знания и представления о homo sapiens.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лексико-семантический, семантико-синтаксический, семантикопрагматический анализ высказываний о человеке разумном дал нам основание выделить три основных направления категоризации образа homo sapiens в русском языке: во-первых, homo sapiens разделяется (расщепляется) на части, в результате чего предстает в языке в двух категориях: целое и часть; во-вторых, он регулярно оценивается, в результате чего предстает в языке в двух противопоставленных ипостасях-категориях: умный и глупый; в-третьих, человек разумный сравнивается, соизмеряется, соотносится с образцами, эталонами, стандартами, в результате чего обретает в языке устойчивые, стереотипные репрезентации.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Таким образом, в языковом образе homo sapiens как сложном семантическом образовании выявляются такие категориальные семантические черты, как партитивность, оценочность, стереотипизация, каждая из которых в свою очередь связана с такой неотъемлемой особенностью языкового образа человека разумного, как метафоризация.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Метафоризация языкового образа homo sapiens обусловлена тем, что интеллектуальный мир человека как явление внутреннего порядка не поддается непосредственным ощущениям, однозначному структурированию, исчерпывающему осмыслению. Окутанный завесой тайны своего происхождения, интеллект остается, пожалуй, самым загадочным явлением для человека, поэтому языковые описания феномена homo sapiens требуют от говорящих особых «красок». Нельзя сказать, что эти «краски» существенно отличаются от тех, какими пишутся портреты внешнего человека. Более того, они зачастую оказываются совершенно одинаковыми. Но именно заимствование у внешнего мира его атрибутов, законов, характеристик и перенесение их на непривычную почву – на внутренний мир человека – и создает эффект особой яркости, выразительности, образности.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Процесс разделения (расщепления) целого на составляющие его части, который лежит в основе такой категориальной семантической черты языкового образа человека разумного, как партитивность, является универсальной процедурой, которая сопровождает осмысление человеком сложных реалий окружающего мира. Homo sapiens, как всякий наблюдаемый, анализируемый, описываемый человеком объект, обретает в языке наименования, отражающие его целостность, и наименования, которые отражают эту целостность лишь в своей совокупности.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Так, целостный homo sapiens в русском языке может быть обозначен любым оценочным или не оценочным словом (словосочетанием), имеющим сему «человек», поскольку в понятие «человек» обязательно включается интеллектуальное начало. Homo sapiens в русском языке – это человек интеллектуальный, физический, социальный, нравственный, субъект и объект любых проявлений, обусловленных его интеллектуальной природой. Части homo sapiens – это любые реальные или воображаемые «детали», которые в той или иной степени связаны с человеком, прямо или косвенно присвоены им и осмыслены в связи с интеллектом. Количество таких частей человека близко к бесконечности.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В лексико-семантическое поле «человек разумный» попадают наименования интеллектуальных способностей человека, органов и квазиорганов, отвечающих за интеллектуальные действия, качества, состояния, а также широкий круг наименований разнообразных проявлений человека, его внешних и внутренних атрибутов, объектов, с которыми «соприкасается» homo sapiens.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Интеллектуальный мир человека в русской ЯКМ предстает не просто образно, метафорически осмысленным миром внутреннего человека, «обитатели» которого живут по законам внешнего мира, действуют так же, как целостный человек, но миром, в котором внешнее и внутреннее неотделимо: внешний homo sapiens метонимически, образно продолжает внутреннего homo sapiens и, наоборот, внутренний homo sapiens – это метафоризированное продолжение внешнего homo sapiens и шире – всего многообразия внешнего мира.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Такая категориальная семантическая черта языкового образа homo sapiens, как оценочность, обусловлена аксиологической природой познающего субъекта.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В русской лексике, фразеологии, паремии, а также в высказываниях о homo sapiens, обязательным компонентом которых является оценка интеллекта, запечатлено активное неравнодушие, повышенное внимание к интеллектуальному миру человека.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В русском языке человек разумный представлен в двух противоположных ипостасях: умный и глупый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Содержание понятий умный homo sapiens и глупый homo sapiens объемлет разнообразные положительные и отрицательные внешние и внутренние характеристики человека, как сугубо интеллектуальные, так и воспринимаемые в качестве обусловленных интеллектом или обусловливающих его. К таким характеристикам относятся, например, речевые, нравственные, физические, профессиональные, половые, возрастные характеристики, характеристики, отражающие уровень образования, социальный статус, внешний вид человека.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Оценочные семантические категории умный и глупый допускают нестрогое деление на подкатегории: УМНЫЙ – 1) идеальный; 2) умный; 3) нормальный; ГЛУПЫЙ – 1) средний; 2) глупый. Соответственно выстраивается градуированная оценочная шкала: идеальный, умный, нормальный, средний, глупый, деления которой часто оказываются размыты в силу того, что в интеллектуальную сферу вовлекаются разнообразные по своей природе характеристики, которые порой противоречат друг другу; и сами оценки умный и глупый зачастую перекрещиваются. Для образа homo sapiens в русской ЯКМ вообще весьма характерны диффузные оценочные значения, сближения и взаимопроникновения противоположных оценочных характеристик.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сближение оценок интеллектуального содержания с оценками нравственности и иных сторон человека, доходящее зачастую до отождествления, полного «захвата» оценками интеллекта иных сфер внешнего и внутреннего человека (экспансия предикатов интеллектуальной сферы в другие сферы) – яркое свидетельство отраженного в языке представления о доминировании интеллекта в картине мира человека.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Оценке подвергается не только целостный homo sapiens, но и его части, которые, будучи олицетворенными, оцениваются по тем же показателям, по которым оценивается их «хозяин».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Оценки целостного homo sapiens и его частей имеют лексикосемантическое, семантико-синтаксическое, семантико-прагматическое сходство: в оценочных высказываниях о целостном и частичном человеке разумном задействованы одинаковые оценочные предикаты интеллектуальной сферы; строятся эти высказывания по общим семантическим моделям; оценки и целостного homo sapiens, и его частей могут выражаться прямо и косвенно; наконец, они реализуются в одинаковых жанрах.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Оценочность, как и партитивность, обусловлена универсальной для процесса познания окружающего мира мыслительной процедурой (в данном случае это установление определенного отношения к ценности).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Еще одной универсалией осмысления человеком действительности является выработка стереотипных представлений о предметах и явлениях окружающего мира.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Человек разумный в силу своей познавательной притягательности в высшей степени подвержен стереотипизации, которая характеризуется как явление исторически и культурно детерминированное.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Многие стереотипные представления о человеке разумном сформировались еще в Древней Руси. Среди наиболее устойчивых, «проверенных временем» стереотипов можно назвать следующие: человек – это совокупность внешнего и внутреннего содержания, разум – это величайшая ценность, дарованная человеку Богом; границы между разумом и душой размыты; умный человек – это в первую очередь добрый, высоконравственный человек, кроме того, у умного человека много иных положительных качеств; глупый человек – противоположность умному; человек разумный – существо неоднозначное, противоречивое; идеальный человек разумный – носитель всех человеческих добродетелей, исключительная личность; старый человек – мудрый, он умнее молодого, так как имеет больше жизненного опыта; оценка ума определяется социальным статусом человека.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Образ homo sapiens в русской ЯКМ отличается ярко выраженной национальной окраской. Это проявляется в том, что языковые единицы, используемые для обозначения и оценки человека разумного становятся своеобразными национально-культурными кодами, символами. Лидером среди них является символ-архетип дурак, который, безусловно, является одним из главных претендентов на вхождение в симболарий русской культуры (другие претенденты: русский Ваня, русский ум, задний ум).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Для образа homo sapiens характерна обусловленная влиянием национально-культурных стереотипов русификация, о чем свидетельствует многочисленность высказываний, содержащих указания на типичные для русского homo sapiens черты: неоднозначность, противоречивость, непредсказуемость, сочетание положительного и отрицательного.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Показателем стереотипизации homo sapiens в русской ЯКМ являются ассоциативные образы, возникающие в сознании носителей языка при описании и оценке человека разумного. Эти образы по большей части прецедентны.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Homo sapiens сравнивается с персонажами фольклорных и литературных произведений, известными личностями, а также с разнообразными живыми и неживыми предметами. Наименования объектов, с которыми происходит сравнение, составляют особый пласт характеризующих имен, многие из которых в силу своей закрепленности, повторяемости в речи, также могут быть включены в симболарий русской культуры (например: Иван-дурак, старик, баран, осел, пень).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На репрезентацию homo sapiens в русском языке влияют стереотипные представления говорящих о связях интеллекта с полом, возрастом, профессией, родом деятельности, социальным положением человека. Осознание и языковое отражение таких связей свидетельствует о том, что для носителей русского языка homo sapiens – это внешний и внутренний человек во всем многообразии его проявлений.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В заключение сформулируем вывод, который вытекает из проведенного исследования категориальных семантических черт образа homo sapiens в русской ЯКМ: образ homo sapiens в силу ценностного доминирования интеллекта в картине мира человека коррелирует с образом глобального человека.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Список литературы<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Аверинцев С.С. Попытки объясниться: Беседы о культуре. М.: Правда, 1988. 46 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Аверинцев С.С. Символ // Литературный энциклопедический словарь. М.: Советская энциклопедия, 1987. С. 378–379.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Алейникова Т.В. Концептуальная и языковая картины мира: основные интерпретации и аспекты изучения // Язык. Время. Личность. Материалы Международной научной конференции. Омск: Омск. гос. ун-т, 2002. С. 3–7.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Альбрехт Э. Критика современной лингвистической философии. М.: Прогресс, 1977. 160 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Антропоцентрический подход к языку: Межвузовский сборник научных трудов. Ч. 1,2. Пермь, 1998.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Апресян Ю.Д. Избранные труды. Том 1. Лексическая семантика: Синтаксические средства языка. М.: Школа «Языки русской культуры»: Издательская фирма «Восточная литература» РАН, 1995. 472 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Апресян Ю.Д. Избранные труды. Том 2. Интегральное описание языка и системная лексикография. М.: Школа «Языки русской культуры»: Издательская фирма «Восточная литература» РАН, 1995а. 767 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Апресян Ю.Д. Образ человека по данным языка: попытка системного описания // Вопросы языкознания. 19956. № 1. С. 37–67.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Арутюнова Н.Д. Аксиология в механизмах жизни и языка // Проблемы структурной лингвистики. 1982. М.: Наука, 1984. С. 5–23.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Арутюнова Н.Д. Введение // Логический анализ языка. Образ человека в культуре и языке. М.: Издательство «Индрик»,1999. С. 3-10.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Арутюнова Н.Д. К проблеме функциональных типов лексического значения // Аспекты семантических исследований. М.: Наука, 1980. С. 156–249.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Арутюнова Н.Д. Национальное сознание, язык, стиль // Лингвистика на исходе XX века: итоги и перспективы. Тезисы международной конференции. В 2-х томах. Т. 1. М.: Филология, 1995. С. 32–33.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Арутюнова Н.Д. Предложение и его смысл. М.: Наука, 1976. 378 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Арутюнова Н.Д. Типы языковых значений: Оценка. Событие. Факт. М.: Наука, 1988. 339 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Арутюнова Н.Д. Язык и мир человека. М.: Школа «Языки русской культуры», 1999а. 896 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бабушкин А.П. Концепты разных типов в лексике и фразеологии и методика их выявления // Методологические проблемы когнитивной лингвистики. Воронеж: ВГУ, 2001. С. 52–57.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Баранов А.Н., Добровольский Д.О. Постулаты когнитивной семантики // Известия АН. Серия литературы и языка. 1997. Т. 56. № 1.С. 44–56.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Баранов А.Н., Добровольский Д.О. Структуры знаний и их языковая онтологизация в значении идиом // Ученые записки Тартуского ун-та. Вып. 903. Исследования по когнитивным аспектам языка. Тарту, 1990.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бартминский Е. Этноцентризм стереотипа: Результаты исследования немецких (Бохум) и польских (Люблин) студентов в 1993–1994 гг. // Речевые и ментальные стереотипы в синхронии и диахронии: Тезисы конференции. М., 1995. С. 47–52.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Белошапкова В.А. Современный русский язык. М.: Высшая школа, 1989. 800 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бенвенист Э. Общая лингвистика. М.: Прогресс, 1974. 447 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бердяев Н.А. Истоки и смысл русского коммунизма. М.: Наука, 1990. 222 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бердяев Н.А. Самопознание (Опыт философской автобиографии). М.: Книга, 1991. 446 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бердяев Н.А. Философия неравенства // Русское зарубежье. Л.: Лениздат, 1991а. С. 7–242.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бердяев Н.А. Философия творчества, культуры и искусства. Том 1. М.: Искусство: ИЧП «Лига», 1994. 542 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бердяев Н.А. Философия творчества, культуры и искусства. Том 2. М.: Искусство: ИЧП «Лига», 1994а. 509 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Березович Е.Л. Русская национальная личность в зеркале языка // Русский язык в контексте культуры. Екатеринбург, 1999. С. 31–42.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бирвиш М. Семантика // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 10. М.: Прогресс, 1981. С. 177–198.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Боброва Г.А. Образно-экспрессивные обозначения людей в косвенных оценочных высказываниях с именем собственным // Язык. Человек. Картина мира. Лингвоантропологические и философские очерки (на материале русского языка). Ч. 1. Омск: Омск. гос. ун-т, 2000. С. 143–149.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Богуславская О.Ю. Откуда ты знаешь, что она умная? // Логический анализ языка. Образ человека в культуре и языке. М.: Издательство «Индрик», 1999. С. 64–72.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Богуславский М.М. Человек в зеркале русской культуры, литературы и языка. М.: Космополис, 1994.136 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бондарко А.В. Функциональная грамматика. М.: Наука, 1984.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бороноев А.О., Смирнов П.И. Россия и русские: Характер народа и судьба страны. М., 1992.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Брожик В. Марксистская теория оценки. М.: Прогресс, 1982. 261 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Брутян Г.А. Язык и картина мира // Филологические науки. 1973. № 1. с. 108–121.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бубер М. Проблема человека. М.: ИНИОН, 1992. 146 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Будагов Р.А. Человек и его язык. М.: Изд-во МГУ, 1976. 429 с. Будагов Р.А. Филология и культура. М.: Изд-во МГУ,1980. 304 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Булыгина Т.В., Шмелев А.Д. Дух, душа и тело в свете данных русского языка // Булыгина Т.В., Шмелев А.Д. Языковая концептуализация мира (на материале русской грамматики). М.: Школа «Языки русской культуры», 1997. С. 523–537.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Булыгина Т.В., Шмелев А.Д. Языковая концептуализация мира (на материале русской грамматики). М.: Школа «Языки русской культуры», 1997. 576 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Буслаев Ф.И. Преподавание отечественного языка. М.: Просвещение, 1992. 511 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бутакова Л.О. Авторское сознание в поэзии и прозе: когнитивное моделирование. Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 2001. 283 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Васильев Л.М. Семантика русского глагола. М.: Высшая школа, 1981. 184 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вебер М. Избранные произведения. М.: Прогресс, 1990. 805 с. Вежбицкая А. Язык. Культура. Познание. М.: Русские словари, 1997.416 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вейсгербер И.Л. Родной язык и формирование духа. М.: Изд-во МГУ, 1993.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вендина Т.И. Средневековый человек в зеркале старославянского языка. М.: Издательство «Индрик», 2002. 336 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Верещагин Е.М., Костомаров В.Г. Лингвострановедческая теория слова. М.: Русский язык, 1980. 320 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Верещагин Е.М., Костомаров В. Г. Язык и культура. Лингвострановедение в преподавании русского языка как иностранного. М.: Русский язык, 1976. 248 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Волков Ю.Г., Поликарпов B.C. Человек: Энциклопедический словарь. М.: Гандарики, 1999. 520 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Волохина Г.А., Попова З.Д. Синтаксические концепты русского простого предложения. Воронеж: ВГУ, 1999. 196 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вольф Е.М. Метафора и оценка // Метафора в языке и тексте. М.: Наука, 1988. С. 52–64.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вольф Е.М. Функциональная семантика оценки. М.: Наука, 1985. 228 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Воробьев В.В. Лингвокультурология: Теория и методы. М.: Изд. Рос. ун-та дружбы народов, 1997. 331 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гак В.Г. Сопоставительная лексикология (на материале французского и русского языков). М.: Международные отношения, 1977. 264 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гак В.Г. Человек в языке // Логический анализ языка. Образ человека в культуре и языке. М.: Издательство «Индрик», 1999. С.73–80.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гак В.Г. Языковые преобразования. М.: Школа «Языки русской культуры», 1998. 768 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гачев Г.Д. Национальные образы мира: Космо – Психо – Логос. М.: Издат. группа «Прогресс» – «Культура», 1995. 480 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гейко Е.В. Смысловой тип пропозиции и его манифестация в современной русской речи (на материале высказываний, содержащих информацию о запахах): Автореферат дисс… канд. филол. наук. Барнаул, 1999. 25 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Герд А.С. Введение в этнолингвистику. СПб.: СПб. ун-т, 1995. 92 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гердер И.Г. Избранные сочинения. М.-Л.: Гослитиздат, 1959. 392 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гладкова О.В. Тема ума и разума в «Повести от жития Петра и Февронии» (Об идейно-художественной структуре текста) // Герменевтика древнерусской литературы. М., 1998. Вып. 9. С. 223–235.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Глобина Л.В. Лексико-семантическое поле партитивной лексики в современном русском языке: Дисс… канд. филол. наук. Воронеж, 1995. 205 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гончаренко Н.В. Гений в искусстве и науке. М.: Искусство, 1991.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;432 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Горбунова О.В. Сопоставительный анализ имен партитивного значения в английском и русском языках: Автореферат дисс… канд. филол. наук. М., 1984. 17 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гудзенко А.И. Русский менталитет. М.: ПАИМС, 2001. Гумбольдт В. Избранные статьи по языкознанию. М.: Прогресс, 1984. 400 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гумбольдт В. Язык и философия культуры. М.: Прогресс, 1985.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;451 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гуревич А.Я. Категории средневековой культуры. М.: Искусство, 1984. 350 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гуревич А.Я. Средневековый мир: культура безмолвствующего большинства. М.: Искусство, 1990. 396 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гуц Е.Н. Ненормативная лексика в речи современного городского подростка (в свете концепции языковой личности): Автореферат дисс… канд. филол. наук. Барнаул, 1995. 23 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Даль В.И. Толковый словарь русского языка. Современная версия. М.: Эксмо, 2002. 736 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Демьянков В.З. Доминирующие лингвистические теории в конце XX века // Язык и наука конца XX века. М.: Филология, 1995. С. 239–320.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Демьянков В.З. Когнитивная лингвистика как разновидность интерпретирующего подхода // Вопросы языкознания. 1994. № 4. С. 17–33.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дмитриева Н.А. Лексико-семантическое поле «Культура» в языковой картине мира: Дисс… канд. филол. наук. Донецк, 1995. 160 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дмитровская М.А. Знание и мнение: образ мира, образ человека // Логический анализ языка: Знание и мнение. М.: Наука, 1988. С. 6-18.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Добровольский Д.О. Национально-культурная специфика во фразеологии // Вопросы языкознания. 1997. № 6. С. 37–48.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дорошевский В. Элементы лексикологии и семиотики. М.: Прогресс, 1973. 286 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дуличенко А.Д. Некоторые соображения о перспективах лингвистики после XX века // Лингвистика на исходе XX века: итоги и перспективы: тезисы докл. международной конференции. Т. 1. М.: Филология, 1995. С. 162–164.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дьячкова И.Г. Высказывания-похвалы и высказывания-порицания как речевые жанры в современном русском языке. Автореферат дисс… канд. филол. наук. Омск, 2000. 22 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дюркгейм Э. Социология: ее предмет, метод, предназначение. М.: Канон, 1995. 352 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Журинская М.А. Именные посессивные конструкции и проблема неотторжимости // Категория бытия и обладания в языке. М.: Наука, 1997. С. 194–258.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Завальников В.П. Языковой образ святого в древнерусской агиографии (проблематика взаимной обусловленности лингвистического и экстралингвистического содержания языкового образа человека в определенной социокультурной ситуации): Дисс… канд. филол. наук. Омск, 2003. 174 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Золотова Г.А. Коммуникативные аспекты русского синтаксиса. М.: Наука, 1982. 368 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Иссерс О.С. Коммуникативные стратегии и тактики русской речи. Омск, 1999. 285 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Каган М.С. Философия культуры. СПб.: Петрополис, 1996. 416 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Карасик И.В. Культурные доминанты в языке // Языковая личность: культурные концепты. Волгоград – Архангельск: Перемена, 1996. С. 3–15.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Караулов Ю.Н. Общая и русская идеография. М.: Наука, 1976. 355 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Караулов Ю.Н. Русский язык и языковая личность. М.: Наука, 1987. 263 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Караулов Ю.Н. «Четыре кита» современной лингвистики, или о предпосылках включения «языковой личности» в объект науки о языке (от содержания науки к ее истории) // Соотношение частнонаучных методов и методологии в филологической науке. М., 1986.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Касевич В.Б. Язык и знание // Язык и структура знания. М.: Наука, 1990. С. 8–25.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Касьянова К. О русском национальном характере. М.: Институт национальной модели экономики, 1994. 367 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Категория бытия и обладания в русском языке. М.: Наука, 1977. 259 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кибрик А.Е. Язык // Лингвистический энциклопедический словарь. М.: Советская энциклопедия. 1990. С. 604–606.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Клименко А.П., Супрун А.Е. Ассоциативный эксперимент в ряду других методов семантических исследований // Словарь ассоциативных норм русского языка. М.; Изд-во МГУ, 1977. С. 17–24.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Козырев И.С. Формирование словарных составов русского и белорусского языков: Соматическая лексика. Минск: Вышэйшая школа, 1983. 127 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Колесов В.В. Древняя Русь: наследие в слове. СПб, 2000. Колесов В.В. «Жизнь происходит от слова…» СПб: Златоуст, 1999.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Колесов В.В. Концепт культуры: образ – понятие – символ // Вестник СПб. ун-та. Сер. 2. 1992. № 3. С. 30–40.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Колесов В.В. Ментальные характеристики русского слова в языке и философской интуиции // Язык и этнический менталитет. Петрозаводск: Изд-во Петрозаводск, ун-та, 1995. С. 13–24.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Колесов В.В. Мир человека в слове Древней Руси. Л.: Изд-во ЛГУ, 1986.312 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Колшанский Г.В. Коммуникативная функция и структура языка. М.: Наука, 1984. 175 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Колшанский Г.В. Объективная картина мира в познании и языке. М.: Наука, 1990. 103 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Колшанский Г.В. Соотношение субъективных и объективных факторов в языке. М.: Наука, 1975. 231 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Коротун О.В. Образ-концепт «внешний человек» в русской языковой картине мира: Дисс… канд. филол. наук. Омск, 2002. 193 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Коротун О.В. Стереотипы как средство концептуализации представлений о внешности человека // Проблемы русистики: Материалы Всероссийской научной конференции. Томск: Томск, гос. ун-т, 2001. С. 155–157.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кравченко А.В. Знак, значение, понятие. Очерк когнитивной философии языка. Иркутск: ОГУП «Иркутская областная типография № 1», 2001.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кравченко А.В. Язык и восприятие: Когнитивные аспекты языковой категоризации. Иркутск: Изд-во Иркутск, ун-та, 1996.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Красных В.В. Этнопсихолингвистика и лингвокультурология. М.: Гнозис, 2002. 284 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кривозубова Г.А., Кулова Ю.П. Собственное имя в сатирико-юмористических текстах малых форм как средство оценочной номинации лица // Язык. Человек. Картина мира. Лингвоантропологические и философские очерки (на материале русского языка). Часть 1. Омск: Омск. гос. ун-т, 2000. С. 149–162.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Крюков А.Н. Фоновые знания и языковая коммуникация // Этнопсихолингвистика. М.: Наука, 1988. С. 19–34.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кубрякова Е.С. Начальные этапы становления когнитивизма: Лингвистика – психология – когнитивная наука // Вопросы языкознания. 1994. № 4. С. 34–47.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кубрякова Е.С. Части речи с когнитивной точки зрения. М.: РАН. Институт языкознания, 1997. 330 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кубрякова Е.С., Демьянков В.З., Панкрац Ю.Г., Лузина Л.Г. Краткий словарь когнитивных терминов. М.: РАН. Ин-т языкознания, 1996.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кузнецова Э.В. Лексикология русского языка. М.: Высшая школа, 1989. 216 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кузьмина Н.А. Интертекст и его роль в процессе эволюции поэтического языка. Екатеринбург, Омск, 1999. 268 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лакофф Дж. Лингвистические гештальты // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 10. Лингвистическая семантика. М.: Прогресс, 1981. С. 350–368.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лакофф Дж., Джонсон М. Метафоры, которыми мы живем // Теория метафоры. М.: Прогресс, 1990. С. 387–415.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лебедева Л.А. Устойчивые сравнения русского языка во фразеологии и фразеографии. Краснодар, 1999.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лексика, грамматика, текст в свете антропологической лингвистики: Тезисы докладов и сообщений научной конференции. Екатеринбург: Изд-во Урал, ун-та, 1995. 160 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Леонтьев А.А. Общие сведения об ассоциациях и ассоциативных нормах // Словарь ассоциативных норм русского языка. М.: Изд-во МГУ, 1977. С. 5–16.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Леонтьев А.А. Психолингвистический аспект языкового значения // Принципы и методы семантических исследований. М.: Наука, 1976. С. 46–73.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лингвистика на исходе XX века: итоги и перспективы. Тезисы международной конференции. В 2 т. М.: Филология, 1995.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лингвистический энциклопедический словарь. М.: Советская энциклопедия, 1990. 685 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Литература и культура Древней Руси: Словарь-справочник. М.: Высшая школа, 1994. 336 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лихачев Д.С. Заметки о русском. М.: Советская Россия, 1981. 70 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лихачев Д.С. Концептосфера русского языка // Русская словесность: От теории словесности к структуре текста. М.: Изд-во «Academia», 1997. С. 280–287.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лихачев Д.С. Смех как мировоззрение // Лихачев Д.С., Панченко А.М., Понырко Н.В. Смех в Древней Руси. Л.: Наука, 1984. С. 7–71.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лихачев Д.С. Человек в литературе Древней Руси. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1958. 186 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лихачев Д.С., Панченко А.М., Понырко Н.В. Смех в Древней Руси. Л.: Наука, 1984. 296 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Логический анализ языка. Знание и мнение. М.: Наука, 1988. 127 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Логический анализ языка. Культурные концепты. М.: Наука, 1991.203 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Логический анализ языка. Образ человека в культуре и языке. М.: Издательство «Индрик», 1999. 424 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ломброзо Ч. Гениальность и помешательство. М.: Республика, 1995. 398 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лосев А.Ф. Знак. Символ. Миф. Труды по языкознанию. М.: Изд-во МГУ, 1982. 480 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лосев А.Ф. Философия имени. М.: Изд-во МГУ, 1990. 269 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лотман Ю.М. Беседы о русской культуре: Быт и традиции русского дворянства (18 – начало 19 века). СПб.: Искусство, 2001. 414 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лотман Ю.М. Внутри мыслящих миров. Человек – Текст – Семиосфера. М.: Школа «Языки русской культуры», 1996. 404 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лотман Ю.М. О двух моделях коммуникации в системе культуры // Semeiotike. Тарту, 1971. № 6.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лузенина И.Н. ЯКМ: К проблеме национальной специфики языка и мышления // Духовная сфера деятельности человека. Саратов, 1996. С. 28–31.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мамардашвили М.К. Проблема человека в философии // О человеческом в человеке. М.: Политиздат, 1991. С. 8–22.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Маркарян Э.С. Очерки теории культуры. Ереван: Изд-во АН Арм. ССР, 1969. 228 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Маркарян Э.С. Теория культуры и современная наука: Логикометодологический анализ. М.: Мысль, 1983. 284 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Марков Б.В. Разум и сердце: История и теория менталитета. СПб.: Изд-во СПб-го ун-та, 1993. 232 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Маслова В.А. Лингвокультурология. М.: Академия, 2001. 208 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мельничук А.С. Язык и мышление // Лингвистический энциклопедический словарь. М.: Советская энциклопедия, 1990. С. 606–607.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Метафора в языке и тексте. М.: Наука, 1988. 176 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мечковская Н.Б. Социальная лингвистика. М.: Аспект-Пресс, 2000. 206 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Михайлова И.Б. Чувственное отражение в современном сознании. М.: Мысль, 1972. 279 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мнения русских о самих себе / Сост. К.Скальковский. М.: Терра-Книжный клуб, 2001.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мокиенко В.М. Образы русской речи: Историкоэтимологические очерки фразеологии. СПб.: Фолио-Пресс, 1992. 464 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Моррис Ч.У. Основания теории знаков // Семиотика. М.: Радуга, 1983. С. 37–89.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мурзин Л.Н. Антропологическая ниша в языковой науке // Лексика, грамматика, текст в свете антропологической лингвистики: Тезисы докладов и сообщений научной конференции. Екатеринбург: Изд-во Урал, ун-та. 1995. С. 11–12.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Нгуен Дык Тон. Специфика лексико-семантического поля названий частей человеческого тела (на материале русского и вьетнамского языков): Автореферат дисс… канд. филол. наук. М., 1988. 23 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Непомнящий В. Пушкин. Русская картина мира. – Серия «Пушкин в XX веке», вып. 6. М.: Наследие, 1999. 544 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Никитин М.В. Основы лингвистической теории значения. М.: Высшая школа, 1988. 168 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Никитина Л.Б. Образ homo sapiens в русской языковой картине мира. Омск: Изд-во ОмГПУ, 2003. 188 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Никитина С.Е. Культурно-языковая картина мира в тезаурусном описании (на материале фольклорных и научных текстов): Дисс. в виде науч. доклада… докт. филол. наук. М., 1999.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Никитина С.Е. Устная народная культура и языковое сознание. М.: Наука, 1993. 187 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 23. Когнитивные аспекты языка. М.: Прогресс, 1988. 313 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Одинцова М.П. Высказывания с соматизмами и квазисоматизмами // Системный анализ значимых единиц русского языка: Смысловые типы предложений: Сборник научных статей. Ч. 1. Красноярск, 1994. С. 118–127.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Одинцова М.П. Вместо ведения: К теории образа человека в языковой картине мира // Язык. Человек. Картина мира. Лингвоантропологические и философские очерки (на материале русского языка). Часть 1. Омск: Омск. гос. ун-т, 2000. С. 8–11.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Одинцова М.П. Критическая реплика по поводу попытки А.Вежбицкой построить этнопсихологический портрет русского человека по данным русского языка // Язык. Человек. Картина мира. Лингвоантропологические и философские очерки (на материале русского языка). Часть 1. Омск: Омск. гос. ун-т, 2000а. С. 79–81.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Одинцова М.П. Лингвоантропологические исследования омских русистов (1990 – 2002 гг.) // Вестник Омского ун-та. 2002. № 2. С. 5-13.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Одинцова М.П. Обитатели «духовной вселенной» в русской языковой картине мира //Филологический ежегодник. Омск: Омск, гос. ун-т, 2002а. Вып. 4. С. 87–92.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Одинцова М.П. Образы человека-пространства в языковой картине мира и в русской поэтической речи // Художественный текст: единицы и уровни организации: Сборник научных трудов. Омск, 1991.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С.63–69.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Одинцова М.П. Реалистические и мифопоэтические представления о человеке в языковой картине мира // Славянские чтения: Тезисы докладов научно-практической конференции. Омск: Изд-во ОГПИ, 1992. С. 23–25.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Одинцова М.П. Человек как вселенная: образ «целого» и «части» в языковой картине мира // Человек. Культура. Слово: Мифопоэтика древняя и современная. Сборник научных трудов. Вып. 2. Омск, 1994а. С. 73–80.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Одинцова М.П. Языковые ипостаси человека // Язык. Человек. Картина мира: Материалы Всероссийской научной конференции. Часть 1. Омск: Омск. гос. ун-т, 20006. С. 25–27.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Одинцова М.П. Языковые образы внутреннего человека // Язык. Человек. Картина мира. Лингвоантропологические и философские очерки (на материале русского языка). Часть 1. Омск: Омск. гос. ун-т. 2000 в. С. 11–28.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ожегов С.И. и Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка. М.: Азбуковник, 1999. 944 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Орлов В.В. Человек, мир, мировоззрение. М.: Молодая гвардия, 1985. 220 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Орлова Н.В. Актуальные смыслы слова и высказывания в разных речевых жанрах (на материале пропозитивных структур типа «X любит У-a»: Дисс… канд. филол. наук. Омск, 1992. 181 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Орлова Н.В. Этические оценки // Язык. Человек. Картина мира. Лингвоантропологические и философские очерки (на материале русского языка. Часть 1. Омск: Омск. гос. ун-т, 2000. С. 47–57.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Павиленис Р.И. Проблема смысла: Современный логикофилософский анализ языка. М.: Мысль, 1983. 286 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Панченко А.М. Русская история и культура: Работы разных лет. СПб.: Юна, 1999. 517 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Панченко А.М. Смех как зрелище // Лихачев Д.С., Панченко А.М., Понырко Н.В. Смех в Древней Руси. Л.: Наука, 1984. С. 72–153.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Панченко Н.И. Семантическая классификация партитивов // Лексико-логические основы стилистики. Л., 1973. С. 80–90.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Паремиологический сборник. Пословица. Загадка. (Структура, смысл, текст). М.: Наука, 1978. 320 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пименова М.В. Этногерменевтика языковой наивной картины внутреннего мира человека. Кемерово: Кузбассвузиздат, 1999. 262 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Плотников Б.А. Структура плана содержания. Лексикология // Общее языкознание: Структура языка. Типология языков и лингвистика универсалий: Учебное пособие. Минск: Вышэйшая школа, 1995. С. 26–77.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Попова З.Д., Стернин И.А. Лексическая система языка (внутренняя организация, категориальный аппарат и приемы изучения). Воронеж: Изд-во Воронеж, ун-та, 1984. 148 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Попова З.Д., Стернин И.А. Очерки по когнитивной лингвистике. Воронеж: Изд-во «Истоки», 2001. 192 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Попова З.Д., Стернин И.А. Понятие «концепт» в лингвистических исследованиях. Воронеж: Воронеж, гос. ун-т, 1999.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Постовалова В.И. Лингвокультурология в свете антропологической парадигмы (к проблеме оснований и границ современной фразеологии) // Фразеология в контексте культуры. М.: Школа «Языки русской культуры», 1999. С. 25–33.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Потебня А.А. Мысль и язык. М.: Лабиринт, 1999. 269 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Потебня А.А. Символ и миф в народной культуре. М.: Лабиринт, 2000. 480 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Потебня А.А. Слово и миф. М.: Правда, 1989. 622 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Почепцов Г.Г. Языковая ментальность: способ представления мира // Вопросы языкознания. 1990. № 6. С. 110–122.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Принципы и методы семантических исследований. М.: Наука, 1976. 379 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Прохоров Ю.Е. Национальные социокультурные стереотипы речевого общения и их роль при обучении русскому языку иностранцев. М., 1996.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Радченко О.А. Язык как миросозидание. Лингво-философская концепция неогумбольдтианства. М., 1997.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рахилина Е.В. Когнитивная семантика: История. Персоналии. Идеи. Результаты // Семиотика и информатика. Вып. 36. М., 1998. С. 274–323.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Розина Р.И. Человек и личность в языке // Логический анализ языка. Культурные концепты. М.: Наука, 1991. С. 52–56.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Роль человеческого фактора в языке. Язык и картина мира. М.: Наука, 1988. 212 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Русские: Этносоциологические очерки. М.: Наука, 1992. 461 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Русский язык в контексте культуры. Екатеринбург: Изд-во Урал, ун-та, 1999. 238 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сагатовский В.Н. Русская идея: Продолжим ли прерванный путь? СПб., 1994.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Седова Н.А. Антиномии внешних и внутренних качеств человека (на материале русских пословиц, содержащих номинации-партитивы) // Язык. Человек. Картина мира. Лингвоантропологические и философские очерки (на материале русского языка). Часть 1. Омск: Омск. гос. ун-т, 2000. С. 28–47.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Седова Н.А. Соотнощение образов частичного (частей) и целостного человека в языковой картине мира (на материале семантико-функционального макрополя «часть человека» в современном русском языке): Дисс… канд. филол. наук. Омск, 2000. 167 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сепир Э. Избранные труды по языкознанию и культурологии. М.: Прогресс, 1993. 654 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Серебрянников Б.А. Роль человеческого фактора в языке. Язык и мышление. М.: Наука, 1988. 244 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Синявский А. Иван-дурак // Знание – сила. 1993. № 2. С. 33–38.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сковородников А.П. Экспрессивные синтаксические конструкции современного русского литературного языка. Томск, 1981.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Славянская мифология. Энциклопедический словарь. М.: Эллис Лак,1995. 416 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Словарь ассоциативных норм русского языка / Под ред. А.А.Леонтьева. М.: Изд-во МГУ, 1977. 192 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Слово, высказывание, текст в когнитивном, прагматическом и культурологическом аспектах: Материалы 2 Международной научной конференции, Челябинск, 5–6 дек. 2003 г. / Отв. Ред. Л.А.Нефедова; Челябинский гос. ун-т. Челябинск, 2003. 538 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сорокин П.А. Заметки социолога. Социологическая публицистика. СПб: Алетейя, 2000. 315 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сорокин Ю.А. Речевые маркеры этнических и институциональных портретов и автопортретов (Какими мы видим себя и других) // Вопросы языкознания. 1995. № 6. С. 43–53.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сорокин Ю.А. Стереотип, штамп, клише: К проблеме определения понятий // Общение: теоретические и прагматические проблемы. М.: МГУ, 1978. С. 133–138.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сорокин Ю.А., Марковина И.Ю. Культура и ее психолингвистическая ценность // Этнопсихолингвистика. М.: Наука, 1988. С. 5–18.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Степанов Ю.С. В трехмерном пространстве языка: Семиотические проблемы лингвистики, философии, искусства. М.: Наука, 1985. 335 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Степанов Ю.С. Константы: Словарь русской культуры. Опыт исследования. М.: Академический Проект, 2001. 990 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Стернин И.А. Лексическое значение слова в речи. Воронеж: Изд-во Воронеж, ун-та, 1985. 171 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Струве П.Г. Избранные сочинения. М.: РОССПЗН, 1999. 472 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сулименко Н.Е. Антропоцентрические аспекты изучения лексики. СПб.: Образование, 1994. 86 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тарасов Е.Ф. Язык как средство трансляции культуры // Фразеология в контексте культуры. М.: «Языки русской культуры», 1999. С. 34–41.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Телия В.Н. Метафоризация и ее роль в создании языковой картины мира // Роль человеческого фактора в языке. Язык и картина мира. М.: Наука, 1988. С. 173–204.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Телия В.Н. О специфике отображения мира психики и знания в языке // Сущность, развитие и функции языка. М.: Наука, 1987. С. 65–74.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Телия В.Н. Первоочередные задачи и методологические проблемы исследования фразеологического состава языка в контексте культуры // Фразеология в контексте культуры. М.: «Языки русской культуры», 1999. С. 13–24.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Телия В.Н. Русская фразеология. Семантический, прагматический и лингвокультурологический аспекты. М.: Школа «Языки русской культуры», 1996. 288 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Темиргазина З.К. Образ человека в русской ценностной картине мира. Павлодар: ТОО НПФ «ЭКО», 2002. 92 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Теория метафоры. М.: Прогресс, 1990. 512 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Толстой Н.И. Язык и народная культура: Очерки по славянской мифологии и этнолингвистике. М.: Индрик, 1995. 512 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Топоров В.Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ: Исследования в области мифопоэтического. М.: Прогресс – Культура, 1995. 624 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Трофимова У.М. Опыт когнитивного экспериментальнотеоретического анализа тематической группы «Части человеческого тела» (на материале русского и китайского языков): Автореферат дисс… канд. филол. наук. Барнаул, 1999. 22 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Уорф Б.Л. Лингвистика и логика // Новое в лингвистике. М.: Изд. иностр. лит., 1960. Вып. 1. С. 163–198.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Уорф Б.Л. Отношение норм поведения и мышления к языку // Новое в зарубежной лингвистике. М.: Новое в лингвистике. М.: Изд. иностр. лит., 1960. Вып. 1. С. 135–168.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Урысон Е.В. Душа, сердце и ум в языковой картине мира // Путь. Международный философский журнал. 1994. № 6. С. 219–231.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Урысон Е.В. Фундаментальные способности человека и наивная «анатомия» //Вопросы языкознания. 1995. № 3. С. 3–16.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Урысон Е.В. Языковая картина мира VS. Обиходные представления (модель восприятия в русском языке) // Вопросы языкознания. 1998. № 2. С. 3–21.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Успенский Б.А. Избранные труды. Т. 1. Семиотика истории. Семиотика культуры. М., 1996. 608 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Уфимцева А.А. Лексическое значение: Принципы семиологического описания лексики. М.: Наука, 1986. 240 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Уфимцева Н.В. Этнический характер, образ себя и языковое сознание русских // Языковое сознание: формирование и функционирование: Сборник статей. М., 1995.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Федотов П.Г. О судьбе русской интеллигенции. М.: Знание, 1991. 61 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Федяева Н.Д. Средний человек как объект оценки // Язык. Человек. Картина мира. Лингвоантропологические и философские очерки (на материале русского языка). Часть 1. Омск: Омск. гос. ун-т, 2000. С. 58–66.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Федяева Н.Д. Языковой образ среднего человека в аспекте когнитивных категорий дуальности, градуальности, оценки, нормы (на лексическом и текстовом материале современного русского языка): Дисс… канд. филол. наук. Омск, 2003. 171 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Филлмор Ч. Об организации семантической информации в словаре // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 14. М.: Прогресс, 1983. С. 23–60.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Филлмор Ч. Фреймы и семантика понимания // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 23. М.: Прогресс, 1988. С. 52–92.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Философский энциклопедический словарь. М.: Сов. энциклопедия, 1989. 815 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Фразеология в контексте культуры. М.: «Языки русской культуры», 1999. 336 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Фрейд 3. Тотем и табу. М.: Олимп: ООО «Изд-во АСТ-ЛТД», 1998. 446 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Фрумкина P.M. Психолингвистика. М.: Издательский центр «Академия», 2001. 320 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Хайдеггер М. Время картины мира // Время и бытие: статьи и выступления. М.: Республика, 1993. С. 41–63.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Харченко В.К. Переносные значения слова. Воронеж: Изд-во Воронеж, ун-та, 1989. 195 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Цивьян Т.В. Лингвистические основы балканской модели мира. М.: Наука, 1990. 203 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Чавчавадзе Н.З. Культура и ценности. Тбилиси, 1984.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Человек в зеркале наук: Труды методологического семинара «Человек». СПб.: Изд-во Спб-го ун-та, 1993. 156 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Человек и его язык: антропологический аспект исследований: Межвузовский сборник научных трудов. Нижний Новгород, 1996. 117 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Человек: Мыслители прошлого и настоящего о его жизни, смерти и бессмертии. Древний мир – эпоха Просвещения. М.: Политиздат, 1991. 461 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Человек: Мыслители прошлого и настоящего о его жизни, смерти и бессмертии. 19 век. М.: Республика, 1995. 528 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Человеческий фактор в языке. Коммуникация, модальность, дейксис. М.: Наука, 1992. 280 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Человеческий фактор в языке. Язык и порождение речи. М.: Наука, 1991. 238 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Человеческий фактор в языке. Языковые механизмы экспрессивности. М.: Наука, 1991. 214 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Черемисина Н.В. Языковые картины мира: типология, формирование, взаимодействие // Лексика, грамматика, текст в свете антропологической лингвистики: Тезисы докладов и сообщений научной конференции. Екатеринбург, 1995. С. 15–16.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Шведова Н.Ю. Структурные схемы предложения и их регулярные реализации // Грамматика современного русского литературного языка. М.: Наука, 1970.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Шмелев А.Д. Русская языковая модель мира. Материалы к словарю. М.: «Языки славянской культуры», 2002. 224 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Шмелева Т.В. Семантический синтаксис. Красноярск, 1988.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Эткинд Е.Г. «Внутренний человек» и внешняя речь. Очерки психопоэтики русской литературы. 18–19 вв. М.: «Языки русской культуры», 1998. 448 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Этнопсихолингвистика. М.: Наука, 1988. 192 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Юнаковская А.А. Некоторые особенности картины мира и речевого поведения носителей грубо-бранной (инвективной) лексики и фразеологии // Язык. Человек. Картина мира. Лингвоантропологические и философские очерки (на материале русского языка). Часть 1. Омск: Омск. гос. ун-т, 2000. С. 169–181.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Юнг К.Г. Архетип и символ. М., 1991.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Юнг К.Г. Душа и миф: шесть архетипов. М.-К.: ЗАО «Совершенство» – «Port – Royal», 1997. 384 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Юнг К.Г. Собрание сочинений: В 19 т. Том 15. Феномен духа в искусстве и науке. М.: Ренессанс, 1992. 320 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Язык. Время. Личность. Материалы Международной научной конференции. Омск: Омск. гос. ун-т, 2002. 560 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Язык и культура: Факты и ценности: К 70-летию Юрия Сергеевича Степанова. М.: Языки славянской культуры, 2001. 600 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Язык. Человек. Картина мира. Лингвоантропологические и философские очерки (на материале русского языка). Часть 1. Омск: Омск. гос. ун-т, 2000. 224 с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Яковлева Е.С. Фрагменты русской языковой картины мира: Модели пространства, времени и восприятия. М.: Гнозис, 1994. 344 с.<br>
<br><br>