&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;Александр&nbsp;Валерьевич&nbsp;Кобак<br>|<br>|&nbsp;&nbsp;Юрий&nbsp;Минаевич&nbsp;Пирютко<br>|<br>|&nbsp;&nbsp;Исторические кладбища Санкт-Петербурга<br>&nbsp;-------<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Александр Валерьевич Кобак, Юрий Минаевич Пирютко<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Исторические кладбища Санкт-Петербурга<br></h3><br><img border=0 src="i_001.jpg">&nbsp;&nbsp;&nbsp;В. И. Сайтов<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Авторы и составители считают своим долгом посвятить эту книгу памяти Владимира Ивановича Саитова (1849–1938), без работ которого немыслимо изучение петербургских кладбищ. Его трудами создан свод Петербургского некрополя – списки с десятков тысяч эпитафий, содержащих массу исторических, биографических, генеалогических сведений. Подобные издания при его участии осуществлялись по Москве и провинции.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В. И. Саитов принадлежал к тем подвижникам русской исторической науки рубежа веков, которые подвели своеобразный монументальный итог петербургскому периоду отечественной культуры. При его участии были изданы Русский биографический словарь и пять томов «Русских портретов» – настольные справочники каждого исследователя истории России XVIII и XIX вв.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ученик академика Л. Н. Майкова, Саитов обратил на себя внимание специалистов как автор обстоятельных примечаний к трехтомному изданию сочинений К. Н. Батюшкова (1885–1887) и к «Остафьевскому архиву» кн. Вяземского. Саитов издал собранные его учителем «Материалы для академического издания сочинений А. С. Пушкина», подготовил основательную трехтомную «Переписку Пушкина» (1906–1911).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сорок пять лет, с 1883 по 1928 г., В. И. Саитов работал в Русском отделе Публичной библиотеки. Член-корреспондент Академии наук (с 1906 г.), почетный член семи научных обществ и десяти архивных комиссий, он был хорошо известен собратьям по науке.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В. И. Саитов не покинул Родину в послереволюционные годы, его не коснулась мрачная полоса террора. Он умер в Петербурге 27 января 1938 г., приближаясь к своему девяностолетию. Похоронили Саитова на Смоленском кладбище, но позже его могила оказалась потеряна…<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;А. В. Кобак, Ю. М. Пирютко<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;ИСТОРИЧЕСКИЕ КЛАДБИЩА В ЛИТЕРАТУРЕ О ПЕТЕРБУРГЕ<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Старые кладбища Петербурга являются ценнейшей частью историко-культурного наследия города.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Упоминание о городских кладбищах имелось в большинстве описаний Петербурга, начиная с первого из них, составленного А. И. Богдановым к пятидесятилетию города, но увидевшего свет лишь в 1779 г. Подготовивший рукопись к изданию В. Г. Рубан дополнил раздел об Александро-Невском монастыре списком ста девяноста шести эпитафий на надгробиях Лазаревского кладбища и в церквах-усыпальницах. Многие из отмеченных Рубаном надгробных плит были позднее утрачены, и это первое в литературе описание некрополя Александро-Невского монастыря до сих пор сохраняет значение исторического первоисточника. [1 - Историческое, географическое и топографическое описание Санкт-Петербурга от начала заведения его с 1703 по 1751 г., сочиненное г. Богдановым… дополненное и изданное… Василием Рубаном. СПб., 1779. С. 374–446.]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Уже в «Рассуждении о свободных художествах» П. П. Чекалевского (1792) дается описание художественных надгробий работы И. П. Мартоса и Ф. Г. Гордеева. [2 - Чекалевский П. П. Рассуждение о свободных художествах с описанием некоторых произведений российских художников. СПб., 1792. С. 98–99.] Значительные лаврские памятники упомянуты в «Собрании достопримечательностей Санкт-Петербургской губернии» Б. Кампенгаузена, изданном в 1797 г. [3 - Campenhausen B. Auswahl topografischer Merkwurdigkeiten des St.-Peterburgschen Gouvernements. Th. 1. Riga, 1797. S. 111–113.]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В «Истории Российской Иерархии» (1810) архимандрита Амвросия (Орнатского) помещены планы Благовещенской и Лазаревской усыпальниц с указанием мест погребения. [4 - История Российской Иерархии, собранная Новгородской семинарии ректором…архимандритом Амвросием. М., 1810. Ч. 2. С. 219.] П. П. Свиньин во 2-й тетради своих «Достопамятностей Санкт-Петербурга», изданной в 1817 г., перечислил наиболее интересные памятники Лавры и некоторые эпитафии. [5 - Свиньин П.П. Достопамятности Санкт-Петербурга и его окрестностей. Тетр. 2. СПб., 1817 [репринт: Свиньин П. П. Достопамятности Санкт-Петербурга. СПб., 1997. С. 66–71].] Этим источником воспользовался И. И. Пушкарев в «Описании Санкт-Петербурга» 1839 г. Дословно воспроизведя ряд характеристик Свиньина, Пушкарев дополнил перечень памятников всего лишь двумя – с основанного в 1823 г. Ново-Лазаревского кладбища: «Карамзина и Гнедича, людей, которые умом и трудами своими пролагали стезю просвещения в нашем отечестве». [6 - Пушкарев И.И. Описание Санкт-Петербурга. СПб., 1839 [репринт: Пушкарев И. И. Николаевский Петербург. СПб., 2000. С. 112–117].] Хронологические списки «особ, погребенных в церквах и на кладбищах лаврских», приведены в изданном в 1842 г. «Описании Свято-Троицкой Александро-Невской лавры» А. Павлова. [7 - Павлов А. Описание Свято-Троицкой Александро-Невской лавры, с хронологическими списками особ, погребенных в церквах и на кладбищах лаврских. СПб., 1842.]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Значительное место отводится петербургским кладбищам в трехтомной «Прогулке с детьми по Петербургу и его окрестностям» В. П. Бурнашева, который писал под псевдонимом Виктор Бурьянов. В этом своеобразном путеводителе упомянуты не только лаврские некрополи. Описания носят по преимуществу лирический характер, автор рассказал о связанных с городскими кладбищами народных традициях. О церкви Иоанна Предтечи в Ямской слободе Бурьянов, например, сообщает, что «в ограде ее было некогда кладбище, которого гробницы, когда-то великолепные, теперь полуразвалившиеся, заросли тернием», но что 24 июня, на Рождество Иоанна Предтечи, «в семик» на этом заброшенном кладбище происходят гуляния. На Смоленском кладбище гулянием отмечали 28 июля, день иконы Смоленской Божией Матери: «…под сению густых дерев, на надгробных памятниках совершается поминовение об усопших… простолюдины стонут, воют и, в знак воспоминания, едят, пьют на могилах кровных и друзей». [8 - Буръянов В. Прогулка с детьми по Петербургу и его окрестностям. СПб., Ч. 1–3.] Краткие сведения о кладбищах Троице-Сергиевой пустыни, Смоленском, Волковском, Тентелевском (Митрофаниевском) даны в упоминавшемся выше «Описании Санкт-Петербурга» Пушкарева.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В опубликованных в 1860 г. в «Современнике» очерках академика П. П. Пекарского «Петербургская старина», на основании записок В. Берггольца и X. Вебера, иностранных дипломатов при дворе Петра I, рассказывается о погребении первых строителей Петербурга. Во второй части очерков среди сведений о застройке города упомянуты кладбища у Сампсониевской и Вознесенской церквей. [9 - Пекарский П.П. Петербургская старина // Современник, 1869. Т. 81. № 5/6. С. 311–338.]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Подробный обзор возникновения и развития петербургских кладбищ впервые появился в 1866–1867 гг. в журнале «Странник» в очерке истории Санкт-Петербургской епархии священника Михаила Архангельского. [10 - Архангельский М. Ф. Санкт-Петербургская епархия от основания Петербурга. до учреждения в Петербурге епископской кафедры // Странник, 1866. Апр. С. 1–58; Июль. С. 44–174.] Труд о. Михаила посвящен преимущественно строительству церквей в Петербурге – от основания города до учреждения в 1742 г. самостоятельной петербургской епархии. Использованные в очерке материалы Синодского архива и в дальнейшем служили главным источником в исторических обзорах об устройстве городских кладбищ.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Важнейшим сводом материалов по церковному строительству в Петербурге и фундаментом для дальнейших исследований стали «Историко-статистические сведения о Санкт-Петербургской епархии», выходившие отдельными выпусками (1-10) с 1869 по 1885 г. [11 - Историко-статистические сведения о Санкт-Петербургской епархии. Вып. 1-10. СПб., 1869–1885.] Это издание было предпринято Петербургским епархиальным историко-статистическим комитетом, официально учрежденным в 1854 г., хотя работа его началась четырьмя годами раньше. Предполагалось, собрав материалы по всем епархиям Российской Империи, дать исторические очерки обо всех действующих церквах и о текущей жизни приходов. Статьи для так и не законченного издания предоставляли священники приходских церквей на основании церковных архивов. В 1859 г. секретарь Историко-статистического комитета священник А. В. Гумилевский составил новую подробную программу по сбору материалов, в которую включил и сведения о кладбищах.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Во втором выпуске этого издания подробно излагается обсуждение вопроса о петербургских кладбищах, начало которому положено в 1732 г. В других выпусках есть сведения о Смоленском (вып. 4), Митрофаниевском (вып. 6), Большеохтинском (вып. 7) кладбищах, а также о ряде петербургских церквей, близ которых проходили погребения.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1854 г. в Петербурге была учреждена «Комиссия о распространении некоторых существующих в здешней столице кладбищ и об отводе места для новых». Однако дело ограничилось незначительным расширением старых территорий. Через четырнадцать лет была создана новая комиссия. Ее секретарь В. Беляев в 1872 г. издал книгу «О кладбищах в Санкт-Петербурге», содержащую исторические очерки о двадцати четырех городских некрополях. Сведения о них кратки, но дают представление о времени основания, размерах, наличии разрядов, общем числе погребений. Беляева интересовало, главным образом, санитарно-гигиеническое состояние петербургских кладбищ. Б&#243;льшая часть его книги посвящена техническим вопросам устройства нового Преображенского кладбища. [12 - Беляев В. О кладбищах в Санкт-Петербурге. СПб., 1872.]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В фундаментальном труде П. Н. Петрова по истории Санкт-Петербурга со времени основания до учреждения в 1782 г. выборного Городского управления заметное место уделено формированию городских кладбищ. Почти четверть книги составляют примечания, основанные на многочисленных рукописных и архивных материалах. Подробный предметный указатель помогает выбрать в этом насыщенном информацией своде нужные исследователю факты. Впрочем, известно, что, владея колоссальным по объему материалом, П. Н. Петров не всегда делал бесспорные выводы. [13 - Петров П.Н. История Санкт-Петербурга со времени основания до учреждения выборного городского управления. СПб., 1885 [репринт: М., 2004].]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1870—1880-е гг. появился ряд изданий по отдельным петербургским некрополям. Большой очерк о Смоленском православном кладбище опубликовал в журнале «Русская старина» священник Стефан Опатович. Автор подробно изложил обстоятельства устройства и расширения кладбища, строительства на нем церквей, статистику погребений. В статье приводится список более чем сотни имен похороненных на кладбище государственных деятелей, лиц духовного звания, ученых, художников. [14 - Опатович С. Смоленское кладбище в Петербурге: Ист. очерк // Рус. старина. 1873. С. 168–200.] Ряд брошюр, вышедших в конце XIX – начале XX вв., посвящен жизнеописанию и захоронению святой блаженной Ксении Петербургской. [15 - Смоленское кладбище: Памятник рабе Божией Ксении. СПб., 1890; Булгаковский Д. Г. Раба Божия Ксения. СПб., 1891; Он же. Могила рабы Божией Ксении на Смоленском кладбище. СПб., 1904; Белорус Ф. Юродивый Андрей Федорович, или Раба Божия Ксения. СПб., 1894; Раба Божия Ксения. СПб., 1905; Храм Светлого Христова Воскресения на Смоленском кладбище. СПб., 1904; Смоленское православное кладбище. СПб., 1906.]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;О Волковском православном кладбище рассказывает небольшая книга Е. В. Аладьина, изданная в 1847 г. Основательное историко-статистическое описание кладбища позднее было составлено священником Н. П. Вишняковым (1885). В нем излагается история сооружения кладбищенских церквей, приводится список примечательных памятников, занимающий тридцать страниц. [16 - Аладьин Е.В. Православное Волковское кладбище. СПб., 1847; Вишняков Н. П. Историко-статистическое описание Волковско-православного кладбища. СПб., 1885.]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Обстоятельное исследование о Новодевичьем монастыре и кладбище вышло в 1887 г. Его автор С. И. Снессорева подробно описывает устройство монастырского кладбища, дает полный список погребенных с 1849 по 1887 г. (почти три с половиной тысячи имен). Приложен подробный план некрополя. [17 - Снессорева С.И. Санкт-Петербургский Воскресенский первоклассный общежительный женский монастырь. СПб., 1887.]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Брошюры об истории и наиболее примечательных захоронениях изданы также по кладбищам Троице-Сергиевой пустыни, [18 - Яковлев П. Исторический очерк первоклассной Троицко-Сергиевой Приморской пустыни. СПб., 1884.] Митрофаниевскому, [19 - Ветвеницкий Н. А. Описание Митрофаньевского Петербургского православного кладбища, с добавлением о новом сподвижнике, страннике Александре Михайловиче Крайневе. СПб., 1890.] Серафимовскому. [20 - Пашский П. В. Описание устройства Серафимовского в Новой деревне кладбища. СПб., 1907.] Ряд статей о петербургских старообрядческих кладбищах опубликовал в 1870-е гг. священник Василий Нильский. [21 - Краткий исторический очерк Громовского раскольничьего поповского кладбища в Петербурге // Церковно-обществ. вестн. 1874. № 19; Волковское Федосеевское беспоповское кладбище в Петербурге // Там же. 1874, № 107–109; Малоохтинское поморское кладбище в Петербурге // Там же. 1875, № 67–69. Эти же статьи в расширенном виде см.: Истина. 1875, кн. 42. № 9/10. С. 29–88.] В 1916 г. вышла основательная книга А. И. Простосердова о Волковском единоверческом кладбище. [22 - Простосердов А.И. Волковское единоверческое кладбище. Пг., 1916.] Описанию лютеранских Смоленского и Волковского кладбищ посвящено специальное издание 1906 г. [23 - Verzeichnis der vom Kirchenrate des St.-Petri-Kirche auf den Friedhofen Volkovo und Smolensk zum Instandhaltung bernommenden Familienplatze. SPb., 1906.]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Немало страниц уделил кладбищам Лавры, Троице-Сергиевой пустыни, пригородному некрополю летописец старого Петербурга М. И. Пыляев в своих «Рассказах из былой жизни столицы» и «Забытом прошлом окрестностей Петербурга». [24 - Пыляев М. И. Старый Петербург. Рассказы из былой жизни столицы. 2-е изд. СПб., 1889 [репринт: М., 1990. С. 22–51]; Он же. Забытое прошлое окрестностей Петербурга. СПб., 1889 [комментированное издание: Сост. Витязева В. А., Миллер О. В. СПб., 1996].]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Огромный материал для изучения всех сторон церковной жизни Петербурга за двести лет дает книга «Александро-Невская лавра. 1713–1913», подготовленная к юбилею профессором церковной истории С. Г. Рункевичем. Этот капитальный труд основан на материалах богатейшего лаврского архива. Сведения о лаврских некрополях содержатся как в основном тексте, так и в многочисленных примечаниях и приложениях. [25 - Рункевич С.Г. Александро-Невская лавра. 1713–1913. СПб., 1913 [репринт: СПб., 2003].]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Со второй половины XIX в. старейшие петербургские кладбища воспринимаются как хранилища уникальной исторической информации – эпитафий. В 1870 г. в журнале «Всемирный труд» историк С. Н. Шубинский опубликовал статью «Кладбищенская литература», где указал, что эпитафия «может служить отчасти источником для характеристики современного ей общества». В подтверждение своей мысли он привел списки пятнадцати эпитафий Лазаревского кладбища (не все они сохранились до нашего времени). [26 - Шубинский С.Н. Кладбищенская литература // Всем. труд. 1870. № 11. С. 794–806; Он же. Исторические очерки и рассказы. 5-е изд. СПб., 1908. С. 691–696.] В 1885 г. в журнале «Исторический вестник» П. Н. Полевой описал несколько памятников близ церкви Иоанна Предтечи. [27 - Полевой П. Н. Забытые могилы // Ист. вестн. 1885. Т. 20. С. 676.]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С начала XX в. открывается новый интересный аспект изучения петербургских кладбищ. Талантливый искусствовед Н. Н. Врангель в статье «Забытые могилы», опубликованной в журнале «Старые годы» в 1907 г., обратил внимание на художественные особенности надгробий петербургских некрополей, прежде всего Лазаревского и Смоленского. [28 - Врангель Н. Н. Забытые могилы // Старые годы. 1907. Февр. С. 35–51 [переиздание: Врангель Н. барон. Старые усадьбы. Очерки истории русской дворянской культуры. СПб., 1999. С. 252–283].] Врангель в своей статье упомянул более чем о пятидесяти памятниках и впервые поднял вопрос об авторстве и стилевых особенностях художественных надгробий. Заслуга исследователя в том, что он обратил внимание читающей публики на удручающее состояние кладбищ, где гибнут художественные ценности. Журнал «Старые годы» и в дальнейшем извещал о «вандализмах», ведущих к гибели памятников.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1913 г. вышла книга В. Я. Курбатова «Петербург». Этот «художественно-исторический очерк и обзор художественного богатства столицы» включал материалы о памятниках Лазаревского, Тихвинского, Волковских, Смоленских, Новодевичьего и Митрофаниевского кладбищ. В богато иллюстрированной книге Курбатова есть фотографии памятников и их деталей. [29 - Курбатов В.Я. Петербург: Худож. – ист. очерк и обзор худож. богатства столицы. СПб., 1913 [переиздание: СПб., 1993].]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Венцом изучения петербургского некрополя в дореволюционный период стали труды В. И. Саитова. Еще в 1883 г. тридцатичетырехлетний исследователь опубликовал в приложении к журналу «Русский архив» «Справочный исторический указатель лиц, родившихся в XVII и XVIII столетиях». Список был составлен по надгробным надписям Александро-Невской лавры и упраздненных петербургских кладбищ – Благовещенского на Васильевском острове, Ямского при Крестовоздвиженской церкви, Преображенского в Колтовской слободе, Сампсониевского на Выборгской стороне и Холерного у Куликова поля. В свод, насчитывающий около двух тысяч имен, Саитов ввел и не сохранившиеся к тому времени эпитафии, извлеченные им из литературных источников. [30 - Саитов В. И. Петербургский некрополь, или Справочный исторический указатель лиц, родившихся в XVII и XVIII столетиях, по надгробным надписям Александро-Невской лавры и упраздненных петербургских кладбищ. М., 1883.]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Следующим крупным шагом в изучении русских кладбищ было издание в 1907–1908 гг. «Московского некрополя». [31 - Николай Михайлович, вел. кн. [Саитов В. И., Модзалевский Б. Л.] Московский некрополь. Т. 1–3. СПб., 1907–1908.] Покровителем этой работы, как и последующих «некрополей», был великий князь Николай Михайлович (1859–1919) – историк, автор монографий о времени Александра I, издатель монументального свода Русских портретов XVIII–XIX вв.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1912–1913 гг. выходит четырехтомный «Петербургский некрополь». В основе этого издания – материалы натурных обследований кладбищ, которые В. И. Саитов с помощниками проводил в 1907–1911 гг. Свыше сорока тысяч эпитафий с надгробных памятников пятидесяти семи кладбищ Петербурга и его окрестностей собраны в этом грандиозном труде. [32 - Николай Михайлович, вел. кн. [Саитов В. И.] Петербургский некрополь. Т. 1–4. СПб., 1912–1913.] В первом томе «Петербургского некрополя» содержатся: краткие исторические справки о всех обследованных кладбищах, перечень шестнадцати упраздненных в XVIII–XIX вв. кладбищ, обширная библиография.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В «Петербургском некрополе» даны полные тексты лишь оригинальных эпитафий, чаще всего стихотворных. Традиционные формулы «здесь погребен», «покоится тело» и т. п. опускались. Приведены сведения о захоронениях вплоть до начала XX в. Объясняя принцип отбора имен, Саитов отметил во вступлении к изданию «сословную точку зрения». Большинство имен – это представители дворянства, которое, по словам исследователя, «имело наибольшее значение в политической и общественной жизни России». Избирательно включены лица духовного звания, «члены именитых фамилий и представители крупных торговых фирм» из купеческого сословия. Из прочих сословий отбирались «только выдающиеся по своей деятельности лица».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Все имена размещены в алфавитном порядке, с пометкой, на каком кладбище находится тот или иной памятник. Таким образом, для того, чтобы выяснить, например, кто был похоронен на Казанском кладбище в Царском Селе, надо перелистать все четыре тома «некрополя». Разумеется, по этому справочнику невозможно выяснить, в какой части кладбища находилось то или иное захоронение.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1910-е гг. было начато издание «Русского провинциального некрополя» и заграничных русских некрополей, прерванное в 1917 г. [33 - Николай Михайлович, вел. кн. [Шереметевский В. В.] Русский провинциальный некрополь. Т. 1. М., 1914; Он же [Андерсон В. М.] Русский некрополь в чужих краях. Вып. 1. Париж и его окрестности. Пг., 1915; Чернопятов В. И. Русский некрополь за границей. Вып. 1–3. М., 1908–1913.]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1906–1910 гг. фотограф Н.Г. Матвеев проводил фотосъемку памятников выдающихся лиц, связанных с Академией художеств, на Смоленском и других исторических кладбищах. Альбом этих фотографий, хранящийся в библиотеке Академии художеств, представляет исключительный интерес, поскольку многие памятники позднее были утрачены или изменили местоположение. [34 - Подробнее см.: Пирютко Ю. М. Забытые памятники // Музеи России. 1992, № 1. С. 18–20.]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1894–1917 гг. издавались адресно-справочные книги «Весь Петербург» (с 1915 – «Весь Петроград»). Начиная с 1913 г. в приложениях к справочникам помещались схематические планы городских кладбищ: лаврских, Смоленских, Волковских, Митрофаниевского, Большеохтинского, Выборгского католического – c указанием мест захоронения ряда известных деятелей. [35 - Весь Петербург на. [1913–1917] год: Адрес. и справ. кн. г. Петербурга. СПб., 1913–1917.]<br>
<img border=0 src="i_002.jpg">&nbsp;&nbsp;&nbsp;Великий князь Николай Михайлович<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Многие ценные материалы исследователь некрополей может найти в периодической печати. Это и описания отдельных памятников, и краткие справки о некоторых кладбищах, и заметки о текущих событиях кладбищенского быта, и многочисленные некрологи. В газетах 1909-1920-х гг. довольно часто сообщали и о различных актах вандализма, разрушении кладбищенских памятников. Много материалов о петербургских некрополях помещали журналы «Иллюстрация», «Русский художественный листок», «Нива», «Родина», «Живописное обозрение», «Исторический вестник», «Зодчий», «Известия С.-Петербургской городской думы». [36 - Примером тематического разнообразия публикаций могут служить названия некоторых статей: Кораблинский А. Кладбище св. Митрофания // Лит. прибав. к Рус. Инвалиду. 1836. № 83; Смоленское кладбище // Иллюстрация. 1846. Т. 3, № 27; Надгробия русских писателей // Рус. худож. листок. 1853; Городское Преображенское кладбище // Изв. Санкт-Петерб. Гор. думы. 1875, № 1; Преображенское кладбище близ Петербурга // Родина. 1886. № 39; Могила Я. Б. Княжнина // Живописное обозрение. 1891, № 2; О воровстве на Новодевичьем кладбище // Новое время. 1905, 1 мая (№ 10473); Кладбище Воскресенского Новодевичьего монастыря // Ведомости Санкт-Петерб. Градоначальства. 1911, № 82.]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тесная связь между кладбищенским и церковным строительством объясняет, почему многие материалы по истории кладбищ можно найти в литературе, посвященной петербургским храмам. В XIX – начале XX вв. подобных книг издавалось довольно много: от общих справочников и исследований до монографий по отдельным церквам. [37 - Тихомиров Н.А. Путеводитель по церквам Санкт-Петербурга и ближайших его окрестностей. СПб., 1906; Лавры, монастыри и храмы на Святой Руси. Вып. 1–6 (Петербург). СПб., 1909; Цитович Г. Г. Храмы армии и флота. Ист. – стат. описание. Пятигорск, 1913; Флоринский Д.И. Историко-статистическое описание Санкт-Петербургского Петропавловского кафедрального собора. СПб., 1857; Владимирский А. Краткое описание Санкт-Петербургской Сампсониевской церкви. СПб., 1890; Аплаксин А.П. Сампсониевский собор в Санкт-Петербурге. СПб., 1909; Томилин А. А. Историко-статистическое описание Екатерингофской Екатерининской церкви в Санкт-Петербурге. СПб., 1905; Корольков М.Я. Андреевский собор. СПб., 1905; Аплаксин А.П. Казанский собор. СПб., 1911.]<br>
&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;В первые послереволюционные годы изучение городского некрополя было одним из направлений краеведческих исследований, которые велись тогда с небывалой интенсивностью. Особый интерес представляет «экскурсионный метод» изучения города И. М. Гревса, а также программа изучения кладбищ, предложенная Н. П. Анциферовым в книге «Пути изучения города как социального организма». [38 - Гревс И. М. Монументальный город и исторические экскурсии // Экскурсион. дело. 1921, № 1. С. 21–34; Анциферов Н.П. Пути изучения города, как социального организма: Опыт комплекс. подхода. 2-е изд. Л., 1926. С. 115–118.]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Этот период закончился к концу 1920-х гг., с разгромом петербургской краеведческой школы. В советское время старые могилы были вычеркнуты из числа городских достопримечательностей. Упоминание о могилах выдающихся деятелей отечественной науки и культуры, похороненных на Смоленских, Лаврских, Волковских, Новодевичьем и других знаменитых кладбищах Петербурга, не считалось обязательным в путеводителях. Тем более не шло речи об издании отдельных описаний городских некрополей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Проведение в Ленинграде единственного в своем роде эксперимента – создания Музея-некрополя – очень скупо освещалось в тогдашней периодике. Некрополь мастеров искусств был открыт в 1937 г., но путеводитель по нему появился лишь четверть века спустя. [39 - Нетунахина Г.Д., Удимова Н.И. Музей городской скульптуры. Путеводитель. Л., 1963.] Массовые путеводители по Ленинграду, издававшиеся в 1959-1970-е гг., как правило, содержали лишь беглое упоминание о музейных некрополях. Только в путеводителе 1986 г. можно найти сведения и о других городских кладбищах – впрочем, весьма скудные. [40 - Ленинград: Путеводитель / Сост. Витязева В. А., Кириков Б. М. Л., 1986.]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В конце 1970-х гг. появились первые монографические исследования Г. Д. Нетунахиной, Т. Ф. Поповой, В. В. Ермонской о русской и советской мемориальной скульптуре, в которых значительное место заняли памятники ленинградского некрополя. [41 - Ермонская В. В., Нетунахина Г. Д., Попова Т. Ф. Русская мемориальная скульптура: К истории худож. надгробия в России XI-начала XX вв. М., 1978; Ермонская В. В. Советская мемориальная скульптура. К истории становления и развития рус. сов. худож. надгробия. М., 1979.] Вопросам типологической характеристики надгробий посвятил свою работу, вышедшую в 1990 г., С. Е. Компанец. [42 - Компанец С. Е. Надгробные памятники XVI-первой половины XIX вв.: Практ. пособие по выявлению и науч. описанию. М., 1990.] Содержательный анализ ряда памятников некрополя Александро-Невской лавры дан в книге А. И. Кудрявцева и Г. Н. Шкода, вышедшей в 1986 г. [43 - Кудрявцев А. И., Шкода Г.Н. Александро-Невская лавра: Архитектурный ансамбль и памятники некрополей. Л., 1986.]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;При изучении исторического некрополя Петербурга целесообразно пользоваться архивными источниками. В архивах можно найти сведения об отводе мест, планировке и расширении территории городских кладбищ, порядке погребений, проектировании и установке надгробных памятников, сооружении кладбищенских церквей и часовен. В Российском государственном историческом архиве (РГИА) такие материалы находятся в фондах Синода (ф. 796, 797, 834, 835 и др.), Александро-Невской лавры (ф. 815). Церемониалы погребений царствующих особ освещаются в материалах фонда Петропавловского собора (ф. 816), церемониальной части (ф. 473). Сведения по кладбищенской архитектуре можно обнаружить в фондах Академии художеств (ф. 789), конторы от строений (ф. 467), Министерства императорского двора (ф. 485) и многих других. Значительный материал хранится в Центральном государственном историческом архиве Санкт-Петербурга (ЦГИА СПб). Это, в частности, фонды Петроградской духовной консистории (ф. 19), губернских духовных правлений и благочинии, духовных академий и семинарий. В этом же архиве – фонды восьми монастырей, 19 соборов, 137 православных церквей Петербургской епархии, ряда иноверческих церквей, девяти кладбищ. Материалы по строительству имеются в фондах городской управы (ф. 513), строительного отделения Петроградского губернского правления (ф. 256), комитета городских строений (ф. 823) и др. Организация кладбищенского дела в послереволюционные годы отражена в ряде материалов Центрального государственного архива Санкт-Петербурга (ЦГА СПб) (ф. 142, 1000, 7384 и др.).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Материалы краеведческих исследований 1929– 1930-х гг. остались по большей части неопубликованными. В Центральном государственном архиве литературы и искусства Санкт-Петербурга (ЦГАЛИ СПб) находится фонд общества «Старый Петербург—новый Ленинград» (ф. 32). Часть материалов сохранилась в личных фондах активистов этого общества (например, фонд В. М. Лосева в отделе рукописей Российской национальной библиотеки). Там же хранится историческая справка П. П. Юрьевича о Новодевичьем кладбище с аннотированным списком захоронений. В рукописном отделе Института русской литературы (Пушкинский Дом) РАН хранятся рукописные некрополи и картотеки: Б. Л. Модзалевского, В. Н. Чувакова, А. И. Никольского, И. М. Картавцева; коллекции некрологов А. Ф. Кони, О. С. Гущиной.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Важный источник – материалы архива Государственного музея городской скульптуры, в основе которого картотеки и выписки первого хранителя музея Н. В. Успенского. Здесь собраны подлинные документы, подробно освещающие процесс формирования Ленинградского музея-некрополя. Долгое время этот музей, единственный такого рода в стране, был основным хранителем материалов по историческому некрополю Петербурга.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Исторические захоронения и художественные надгробия входят в число памятников истории и культуры Санкт-Петербурга, находящихся под государственной охраной. В основном это памятники музейных некрополей. Лазаревское кладбище (Некрополь XVIII века), Тихвинское кладбище (Некрополь мастеров искусств), Благовещенская и Лазаревская усыпальницы, Некрополь «Литераторские мостки» считаются в целом памятниками истории и культуры федерального значения. Среди подохранных надгробий на других кладбищах города – преимущественно памятники на братских могилах периода блокады Ленинграда, могилы Героев Советского Союза и Социалистического труда, участников революции и Гражданской войны.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Основным документом, по которому учитываются петербургские надгробия, является «Перечень объектов исторического и культурного наследия федерального (общероссийского) значения, находящихся в Санкт-Петербурге», утвержденный постановлением № 527 Правительства РФ от 10 июля 2001 г. Часть памятников поставлена на учет более ранними документами: решениями Исполкома Ленгорсовета № 328 от 3 мая 1976 г., № 757 от 24 октября 1977 г., № 124 от 27 февраля 1989 г. и др. [44 - Памятники истории и культуры Санкт-Петербурга, состоящие под государственной охраной. Справочник. [Издание Комитета по государственному контролю, использованию и охране памятников истории и культуры]. СПб., 2005.]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;По состоянию на 2005 г. Комитетом по государственному контролю, использованию и охране памятников истории и культуры (КГИОП) в двадцати одном административном районе Санкт-Петербурга учтено около 770 надгробий на кладбищах и отдельных захоронений, находящихся под государственной охраной. В соответствии с Законом Санкт-Петербурга от 15 ноября 1999 г. «О погребении и похоронном деле» КГИОП и Комитет экономического развития, промышленной политики и торговли получили 11 июля 2005 г. поручение городского Правительства об инвентаризации дополнительно еще 574 мест захоронений «известных граждан, внесших значительный вклад в историю России и Санкт-Петербурга». Этот перечень охватывает 27 петербургских кладбищ. Таким образом, свыше 1300 могил Петербурга признаны достойными государственной охраны.<br>
&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;За 15 лет, прошедших с момента первого издания книги «Исторические кладбища Петербурга», городской некрополь вновь стал полноправной темой краеведческих исследований. Начало систематическому изучению исторических кладбищ было положено в Ленинградском отделении Советского фонда культуры, созданного по инициативе академика Д. С. Лихачева.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Осенью 1987 г. при Фонде культуры родилась общественная комиссия «Некрополь». Инициатором ее создания был один из лидеров группы «Спасение» Михаил Талалай. В формировании программы по изучению старых кладбищ деятельное участие принял московский историк А. Б. Рогинский. Имя Арсения Борисовича тесно связано с обществом «Мемориал», которое впервые начало работу по выявлению мест захоронения жертв массовых репрессий советского периода. Его методические указания послужили основой для разработки концепции книги «Исторические кладбища Петербурга».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Работу комиссии «Некрополь» поддержали два выдающихся ученых – академик Дмитрий Сергеевич Лихачев (1906–1999) и академик Владимир Николаевич Топоров (1928–2005), который стал рецензентом этой книги. И если первый не раз подчеркивал в своих работах, что кладбища – ценнейшая часть культурного наследия, то второй еще в 1960-е г. начал составление свода эпитафий петербургского некрополя.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Для авторов книги существенным было показать кладбища как составную часть городского организма. Отсюда комплексный подход, включающий как топографическую и историко-культурную характеристику отдельных кладбищ, так и общие сведения о жизни отдельных конфессий, особенностях быта и культуры этнических и социальных групп населения старого Петербурга, влиявших на формирование городского некрополя. В основу статей об отдельных кладбищах легли данные натурных обследований, а также материалы различных литературных и архивных источников, большинство которых обобщено впервые.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Среди двадцати двух авторов многие обратились к теме некрополя в процессе изучения различных смежных областей петербурговедения. Особо надо отметить участие в этой книге Г. В. Пирожкова, неутомимого исследователя Смоленских кладбищ. Не будучи профессиональным историком, кандидат биологических наук Г. В. Пирожков с 1970-х гг. занимается детальным изучением старейшего из действующих некрополей Петербурга. Тысячи описаний памятников, зарисовок и фотографий, биографических справок составляют уникальный архив ученого. В настоящее время Геннадий Васильевич продолжает работу в информационном отделе ГУП «Ритуальные услуги».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В авторский коллектив вошли научные сотрудники Государственного музея истории Санкт-Петербурга: Г. Г. Приамурский, знаток правобережья и Охты; Р. Е. Крупова, работавшая тогда в Петропавловской крепости; Л. Я. Лурье – ныне популярный телеведущий, журналист и педагог. Работавшие в Государственном музее городской скульптуры Г. Н. Шкода и А. И. Кудрявцев – авторы статьи о «Литераторских мостках», ставшей, к сожалению, их последней работой. А. И. Андреев, автор трех статей сборника, хранитель мемориального музея исследователя Центральной Азии П. К. Козлова. Хранитель Рукописного отдела Пушкинского Дома Т. С. Царькова и сотрудник Института русской литературы С. И. Николаев написали статью об эпитафиях петербургского некрополя.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Священник Александр Берташ, работавший в Государственной инспекции охраны памятников, известен как автор исследований о церковной жизни Петербурга. В государственных архивах работали Н. В. Громов и А. С. Дубин, книги которого о петербургских улицах и домах хорошо известны читателям. Журналист И. А. Богданов – автор различных по темам книг: от петербургских адресов Г. Шлимана до городских ресторанов, бань и гостиниц. Тщательность работы с источниками отличает публикации В. Н. Аматуни, В. В. Валдина, В. Н. Муллина. В. М. Лукин, автор основательной статьи о Еврейском кладбище, позже занимался изучением старых еврейских кладбищ на Украине, сейчас работает в Центральном архиве еврейского народа в Иерусалиме.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;К работе над книгой подключился выдающийся исследователь петербургской архитектуры В. В. Антонов. В начале 1980-х гг. Виктор Васильевич, вместе с одним из составителей этой книги А. В. Кобаком, подготовил к изданию уникальную историко-церковную энциклопедию «Святыни Петербурга». [45 - Антонов В. В., Кобак А. В. Святыни Петербурга. Христианская историко-церковная энциклопедия. Т. 1–3. СПб., 1994–1996; 2-е изд.: СПб., 2003.] Готовый труд, включивший сведения обо всех православных храмах Петербурга и церквях других христианских конфессий за 300 лет существования Невской столицы, пролежал в рукописи больше 10 лет. Издать его удалось лишь после перемены социально-экономического строя в нашей стране.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Александр Валерьевич Кобак, работая в конце 1980-х гг. в Ленинградском отделении Советского фонда культуры, курировал комиссию «Некрополь». К числу запоминающихся проектов комиссии можно отнести подготовку публикации в журнале «Наше наследие» под названием «Как спасти наш некрополь». Была составлена анкета с вопросами о значении и современном состоянии исторических кладбищ тогдашнего Ленинграда. Ответы давали известные деятели культуры и науки: академик В. Н. Топоров, историки Р. Г. Скрынников, Д. И. Раскин, кинорежиссеры И. Е. Хейфиц, А. Н. Сокуров, архитектор-реставратор А. А. Кедринский, публицист П. М. Карп, литераторы Н. С. Катерли, А. Ю. Арьев, Б. В. Останин и др. Обзор материалов анкеты в сопровождался очерком по истории петербургского некрополя и впервые публикуемыми дореволюционными фотографиями старых кладбищ из архива Института истории материальной культуры (ИИМК). [46 - Кобак А., Пирютко Ю., Чудиновская Т. Как спасти наш некрополь? По материалам анкеты Ленинградского отделения Советского фонда культуры // Наше наследие. 1990. № 2 (14). С. 123–138.]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В Центральном лектории на Литейном проспекте и Доме журналиста на Невском в 1988–1990 гг. прошли циклы лекций А. В. Кобака и Ю. М. Пирютко о храмах и кладбищах Петербурга, привлекшие внимание многих слушателей. Тема некрополя прозвучала на организованных Фондом культуры в 1989 г. первых Анциферовских чтениях. [47 - Пирютко Ю. М. Ленинградский пантон // Анциферовские чтения: Материалы и тезисы конференции ЛО Советского Фона культуры. Л., 1989. С. 162–166.] В 1993 г. Фонд культуры начал издание историко-краеведческого сборника «Невский архив», в первом же выпуске которого были опубликованы материалы А. С. Дубина о Новодевичьем кладбище и Ю. М. Пирютко о мастерской А. Трискорни, специализировавшейся на надгробных памятниках. [48 - Дубин А. С. Новодевичье кладбище // Невский архив. Историко-краеведческий сборник. Вып. I. М.-СПб., 1993. С. 350–386; Пирютко Ю.М. Братья Трискорни // Там же. С. 159–172.]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Немало статей для книги «Исторические кладбища Петербурга» подготовил Ю. М. Пирютко. С 1977 г. Юрий Минаевич хранит музейные некрополи Александро-Невской лавры. Статья историка «Трагедия петербургского некрополя» в журнале «Искусство Ленинграда» впервые подняла тему, считавшуюся неуместной на страницах прессы. [49 - Пирютко Ю. Трагедия петербургского некрополя // Искусство Ленинграда. 1989. № 4. С. 54–67.] Библиография работ Ю. М. Пирютко насчитывает свыше полутораста публикаций, значительная часть которых посвящена мемориальной скульптуре. [50 - Материалы к библиографии петербургских краеведов: Ю. М. Пирютко // Невский архив. Вып. V. СПб., 2001. С. 581–589.]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Даже в начале 1990-х гг. выход в свет книги, посвященной историческим кладбищам, оказался проблематичным. Местных книгоиздателей эта тема не интересовала, и подготовку тома вело московское издательство «Книга» (редактор Л. С. Еремина). В непростых условиях того времени уже готовая книга чуть не стала жертвой краха издательства. К счастью, ею заинтересовалось частное «Издательство Чернышева», благодаря чему труд авторов и составителей не пропал втуне.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Книга «Исторические кладбища Петербурга» была в 1996 г. отмечена первой Анциферовской премией. Эта премия, которую присуждают за лучшие работы о Петербурге, со времени своего учреждения завоевала авторитет и признание далеко за пределами нашего города. Ее лауреатами стали многие известные российские и зарубежные исследователи.<br>
&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;За время, прошедшее после первого издания книги в 1993 г., ситуация заметно изменилась. Библиография петербургского некрополя пополнилась рядом монографических исследований. К сожалению, до сих пор отсутствует популярный путеводитель по основным петербургским кладбищам, однако серьезные заделы в этом направлении уже осуществлены. Достаточно подробные справки об истории петербургского некрополя и отдельных кладбищах города включены в энциклопедию «Санкт-Петербург», выпущенную Фондом имени Д. С. Лихачева. [51 - Санкт-Петербург. Энциклопедия. Международный благотворительный фонд имени Д. С. Лихачева. СПб.-М., 2004.]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Единственный в стране музей, в ведении которого находятся кладбища и усыпальницы Александро-Невской лавры и «Литераторские мостки», в 2004–2006 гг. издал три тома научного каталога «Художественное надгробие в собрании Государственного музея городской скульптуры». [52 - Художественное надгробие в собрании Государственного музея городской скульптуры. Научный каталог. Сост. А. А. Алексеев, Ю. М. Пирютко, В. В. Рытикова. Т. 1. Благовещенская и Лазаревская усыпальницы. СПб., 2004; Т. 2. Некрополь мастеров искусств. СПб., 2005; Т. 3. Некрополь XVIII века. СПб., 2006.] К этому надо добавить не имеющее прецедентов издание в 2005–2006 гг. полных аннотированных планов музейных некрополей. К плану Некрополя мастеров искусств прилагаются биографические справки по всем сохранившимся здесь 182 памятникам. На планах участков Лазаревского кладбища (Некрополя XVIII века) отмечено местонахождение 1 126 памятников этого музея под открытым небом. [53 - Государственный музей городской скульптуры. Некрополь мастеров искусств. План-путеводитель. СПб.: Центр «Севзапгеоинформ», 2006; Государственный музей городской скульптуры. Некрополь XVIII века (Лазаревское кладбище). Лазаревская усыпальница. План-путеводитель. СПб.: Центр «Севзапгеоинформ», 2006.] В третий том с планами участков некрополя «Литераторские мостки» включены биографические справки о 516 деятелях литературы, искусства и науки. [54 - Федеральное государственное унитарное предприятие Северо-Западный региональный центр геоинформации и маркшейдерии. Государственный музей городской скульптуры. Некрополь «Литераторские мостки». План-путеводитель. СПб., 2008.]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Серьезным вкладом в изучение иноверческого некрополя Петербурга стали труды историков В. Бёма и Р. Лейнонена. Материалы натурных обследований и систематизация архивных источников позволили создать многотомное полное описание Волковского немецкого кладбища, в которое включены как все сохранившиеся надгробия, так и утраченные, но упоминающиеся в старых описаниях некрополя. [55 - Бём В.Г. Волковское лютеранское кладбище Санкт-Петербурга. Справочник-путеводитель. Т. 1–3 (издание продолжается). СПб., 1998–2004.] В книге о Смоленском немецком кладбище, к сожалению, не переведенной на русский язык, даны описания и зарисовки памятников, которые Лейнонен изучал в течение десятка лет. [56 - Leinonen R., Voigt E. Deutsche in St. Petersburg. Ein Blik auf den Deutschen Evangelisch-Lutherischen Smolenski Friedhof und die europhische Kulturgeschichte. Luneburg, 1998.] Краткое, но содержательное описание этого же некрополя было издано Г. В. Пирожковым. [57 - Пирожков Г.В., Пирожков Е.Г. Смоленское лютеранское кладбище в С.-Петербурге. СПб., 1996.]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Никольскому кладбищу Александро-Невской лавры посвящена книга Л. И. Соколовой «Когда горит свеча», включающая перечень сохранившихся могил и краткие биографические справки о некоторых погребенных. [58 - Соколова Л. И. Когда горит свеча: Из истории захоронений Никольского кладбища Александро-Невской лавры. Вып. 1. СПб., 2003.] В результате совместных исследований КГИОП и центра «Севзапгеоинформ» издан свод захоронений на петербургском Новодевичьем кладбище. [59 - Маркина Н. Л., Рогулина Н. В., Савинская Л. П., Шмелева О. А. Новодевичье кладбище. СПб., 2003.] КГИОП подготовил также свод захоронений на Чесменском воинском кладбище. [60 - Савинская Л. П., Виноградов Ф. В. Чесменское воинское кладбище 1941–1944. СПб., 1995.]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В Петербурге, колыбели морской славы России, на разных кладбищах похоронено немало выдающихся флотоводцев, строителей кораблей, мореплавателей. За последнее время издано два «Морских некрополя»: историка-любителя М. Р. Федорова и подохранных памятников по спискам КГИОП. [61 - Федоров М. Р. Морской некрополь Петербурга. СПб., 2003; Маркина Н. Л., Рогулина Н. В., Савинская Л. П., Шмелева О. А. Морской некрополь. СПб., 2000.]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Появился ряд книг и публикаций по отдельным кладбищам, не включенным в состав книги «Исторические кладбища». Во второй половине ХХ в. важное значение для истории ленинградской интеллигенции приобрело скромное поселковое кладбище в Комарово. Полное описание и план этого некрополя по состоянию на 1997 г. содержится в сборнике КГИОП «Памятники истории и культуры Санкт-Петербурга». [62 - Кобак А. В., Нырков А. А., Пирютко Ю.М. Комаровский некрополь: материалы к историческому описанию // Памятники истории и культуры Санкт-Петербурга: Исследования и материалы. Вып. 4. СПб., 1997. С. 405–461. См. также: Мельников В. А., Моженок Э. С. Комаровский некрополь. План-путеводитель. СПб., 2000.] Появились печатные описания Казанского кладбища в г. Пушкине, Свято-Троицкого кладбища в Петергофе, Ораниенбаумских кладбищ. [63 - Гущин В. Петергофский некрополь: Свято-Троицкое кладбище. СПб., 1997; Казанское кладбище в Царском Селе. Сост. Егоров А. Ю., Давыдова Н. А. Царское Село, 2003; Панов В. Царскосельский некрополь. СПб., 2005; Парахуда В.А., Панов В.А. Ораниенбаумский некрополь: Опыт исторической реконструкции // Невский архив. Вып. VII. СПб., 2006. С. 349–392.] Представляет интерес книга настоятеля костела св. Станислава о. Кшиштофа Пожарского, посвященная уничтоженному римско-католическому кладбищу на Выборгской стороне. [64 - Пожарский К. Бывшее Выборгское римско-католическое кладбище в Санкт-Петербурге (1856–1950). Книга памяти. СПб. – Варшава, 2003.]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Фотоэкспозиция, посвященная музейным некрополям Петербурга, вошла в состав выставки «Некрополь-2002», показанной на территории Всероссийского выставочного центра (бывшая ВДНХ) в Москве. Организатор выставки, президент выставочного общества «Сибирская ярмарка» С. Б. Якушин с 2003 г. начал издание в Новосибирске российского информационно-аналитического журнала «Похоронное дело». В апреле того же года выставка похоронного искусства «Пантеон» прошла в Петербурге, во дворце спорта «Юбилейный». Ритуально-духовный журнал «Реквием», на страницах которого помещаются материалы о современном состоянии петербургских кладбищ, издается с 1996 г. Его издатель – журналист А. П. Сазанов, учредитель и директор редакционно-издательской фирмы «Роза мира», автор содержательной книги «Похоронное дело в России: история и современность». [65 - Сазанов А. П. Похоронное дело в России: история и современность. СПб., 2001.] Им создан и поддерживается тематический сайт www.requiem.ru.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Надо отметить также сайты www.funeral.spb.ru, www.kladbis4a.int2000.ru, www.petergen.com. Последний сайт (Петербургский генеалогический портал) поддерживается Русским генеалогическим обществом, которое издало на компакт-диске «Петербургский некрополь» и другие «некрополи», выходившие под покровительством великого князя Николая Михайловича. Одно из справочных изданий этого общества, подготовленное В. Н. Рыхляковым, представляет собой первую на русском языке библиографию отечественной некрополистики. [66 - Рыхляков В.Н. Избранная библиография отечественной некрополистики. СПб., 2003.]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В организации «ритуальных услуг» за последние годы произошли определенные положительные изменения. Однако пафос книги «Исторические кладбища» сохраняет свою актуальность. Послереволюционный вандализм, разрушение традиций, агрессивный атеизм 1920-1960-х гг., планы широкомасштабной реконструкции города, в результате которой были безвозвратно утрачены многие кладбища, погибли десятки тысяч памятников – все это, к сожалению, часть нашей истории.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Чтобы уберечь исторические кладбища от полной гибели, необходимо заново осмыслить место и значение некрополя в нашей духовной жизни. Некрополь – город мертвых – это пространство особого порядка, сохранение которого в его целостности имеет непреходящее социально-нравственное значение. Упадок некрополя – симптом духовной болезни всего общества, болезни очень опасной. Надо не только совершенствовать законодательство об охране памятников, но возродить в современном обществе уважительное отношение к самому месту кладбища, выражающему идею связи поколений и исторической преемственности.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;А. В. Кобак, Ю. М. Пирютко<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;ИСТОРИЯ ПЕТЕРБУРГСКОГО НЕКРОПОЛЯ<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Книга, которую вы держите в руках, посвящена историческим кладбищам Санкт-Петербурга. Понятие историческое кладбище мы относим к тем городским некрополям, которые возникли и сформировались в XVIII-начале XX вв. Этот рубеж не случаен. В XX столетии во многом изменилось само сущностное понимание кладбища.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На протяжении многих веков кладбища были объектом раздумий историков и философов, поэтов и богословов. Древнейшие известные нам памятники материальной культуры связаны с погребениями мертвых и отражают представление людей о загробной жизни. Достаточно вспомнить египетские пирамиды, скифские курганы, могильники Алтая и Сибири. С кладбищами связаны многочисленные легенды, сказки, предания. В фольклоре – это место, внушающее суеверный ужас. Согласно христианскому вероучению, кладбище – священная земля, нива Божия, где умершие ждут воскресения в час Страшного Суда.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В России, вплоть до отделения церкви от государства, кладбища были прежде всего церковными учреждениями. Все особенности их повседневной жизни и устройства определялись религиозными понятиями. Многовековая церковная традиция придавала духовный смысл всему кругу обрядов, связанных с тайной смерти, погребением и поминовением умерших, уходом за могилами. Как и в большинстве европейских государств, русские кладбища XVIII-начала XX вв. находились в ведении духовного начальства и носили строго конфессиональный характер (православные, католические, лютеранские, магометанские, еврейские и т. д.).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;После революции потеряла смысл социальная топография кладбищ, их разделение на «богатые» и «бедные», как и существование внутри них особых участков – «разрядов», различавшихся по стоимости погребения. Наконец, изменилось отношение к надгробию как художественному произведению, сочетающему выразительные средства архитектуры, скульптуры, геральдики, эпитафии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Петербург в течение двух столетий был столицей Российской Империи, средоточием ее политической, экономической, культурной жизни. Петербургский некрополь – это летопись города, хранящая тысячи имен государственных деятелей, военных, ученых, артистов, писателей, художников, музыкантов – цвет духовной и политической жизни России.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Надгробный камень петербургского кладбища, пролежавший на могиле около 150 лет, – это для молодого Петербурга уже весьма почтенная старина, заслуживающая полного уважения» [67 - Полевой П. Н. Забытые могилы // Ист. вести. 1885. Т. 20. С. 676.]. Так писал 130 лет назад исследователь в статье, посвященной «забытым могилам». Ущерб, нанесенный историческим некрополям города после революции, не сравним по своим масштабам с предшествующей эпохой. Безвозвратно погибли тысячи исторических захоронений и художественных надгробий. Многие кладбища уничтожены целиком; те, что сохранились, – разорены и запущены. Сейчас невозможно еще в полной мере оценить исторические, культурные и нравственные последствия этого явления.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Там, где живут люди, – там есть кладбища. Веками люди хоронят на них своих близких, приходят на могилы. Но иногда, в периоды исторических потрясений, традиционный уклад рушится. Меняется общественное сознание, становится иным состав населения – и связь поколений ослабляется. Потомки перестают посещать могилы предков. Такие кладбища есть (или недавно еще были) в каждом городе. Как правило, их судьба складывалась трагично.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лишь в последние годы стала сознаваться глубокая общественная потребность в бережном и уважительном отношении к кладбищам, как важнейшему хранителю исторической памяти народа. Изучение их представляет огромный интерес в самых различных аспектах социально-экономической, общественной, политической, духовной истории не только Петербурга, но и всей России.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;История Города и Некрополя неразделимы. «Кладбище, – отмечал Д. С. Лихачев, – это элемент города, своеобразная и очень ценная часть городской архитектуры». Как бы продолжая эту мысль, академик В. Н. Топоров писал: «Для города такого уникального культурно-исторического значения, как Ленинград, любое нарушение исторически сложившихся «культурных» объектов или чисто «природных» урочищ (кладбища сочетают в себе и то и другое) – от физического разрушения или своевольного изменения до переименования – преступление, которое не имеет оправданий» [68 - Наше наследие. 1990. № 2. С. 128.].<br>
&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Санкт-Петербург был основан 16 (27) мая 1703 г., в праздник Святой Троицы, день почитания важнейшего символа христианского единения и любви. Обстоятельство это имело глубокий смысл при основании города, которому суждено было стать столицей великого государства.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Примечательно, что праздник Троицы по православной традиции связан с поминовением мертвых. Наверное, и в тот майский день в памяти свидетелей закладки нового города были те, кто погиб в боях Северной войны, в огне которой родился Петербург. Война эта была начата с целью возвращения земель русского северо-запада – Верхней Руси, в течение восьмидесяти шести лет находившихся под шведским владычеством. Приневские земли издавна входили в состав владений Великого Новгорода.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На территории современного Петербурга уже в XVI в. было несколько десятков деревень, состоявших из тысячи восьмидесяти двух дворов. Местное население включало как славян, так и ижору, чудь, весь, карелов – коренных жителей этих земель. Их образ жизни, предания, традиции оказывали влияние и на обычаи, связанные с погребением. Разумеется, на этих землях были кладбища. Обычно они размещались к западу от села, за околицей. Характерной особенностью невских земель было то, что часто место погребения выбиралось вблизи реки. Можно предполагать, что старейшие из известных нам петербургских кладбищ располагались на месте древних скуделен. Так, было кладбище у деревни Калинкиной, известной с новгородских времен. Место для Александро-Невского монастыря с кладбищем при нем выбрали у деревни Вихтула. Охтинское кладбище находилось первоначально на берегу Невы, к западу от шведского города с крепостью Ниеншанц. Кладбище в западной части Васильевского острова было вблизи финских деревушек, известных до основания Петербурга, и т. д.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В первые годы существования Петербург обходился без регулярных городских кладбищ. Быт молодого города, возводимого фактически на пустом месте, еще не наладился, строители в большинстве надеялись, отработав повинность, вернуться в родные места. К осени 1703 г. на строительстве было уже занято около двадцати тысяч человек. «Работные люди из городов уже многие пришли и непрестанно прибавляются», – писал Петру I князь А. Д. Меншиков. Ежегодно в Петербург должно было являться сорок тысяч рабочих, однако такого количества не набиралось. На строительстве трудилось примерно двенадцать—восемнадцать тысяч людей. Крестьяне и посадские люди приходили на одну смену, продолжавшуюся два месяца, после чего отправлялись по своим селам и городам. Лишь через десять лет трудовую повинность полностью отменили и строительные работы стали проводиться людьми, привлеченными по вольному найму.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кроме рабочих (так называемых «подкопщиков»), город нуждался в мастерах строительного дела, которые по указу Петра направлялись в Петербург на вечное житье в принудительном порядке. Это были переведенцы – кузнецы, кирпичники, каменщики, гончары, столяры, плотники, ямщики. Они селились слободами и составили первоначальное ядро коренного населения Петербурга.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Недоедание, непривычный климат, болезни делали свое дело: смертность среди рабочих была высока. Иностранцы определяли число погибших на строительстве Петербурга в шестьдесят, восемьдесят, даже в сто тысяч человек. Эти цифры, вероятно, преувеличены, но нет сомнения в том, что земля будущей столицы упокоила не один десяток тысяч ее устроителей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как хоронили первых строителей Петербурга? По словам В. Берггольца, «крестьян, которые умирали на работах в петербургской крепости, тотчас же там и зарывали». X. Вебер сообщал, что к 1718 г. в Петербурге «были запрещены вой и приговаривания над умершими и вообще весь обряд погребения рабочих был самый немногосложный: если умирал крестьянин, то его клали где-нибудь на видное место и зажигали восковую свечу, чтобы вызвать у проходящих подаяние на погребение; сострадательные прохожие клали деньги у свечи, и когда близкие покойного и те, кто взялся похоронить его, считали сбор достаточным на покрытие издержек, то завертывали тело в рогожу, завязывали его кругом веревками, как мешок, и клали на носилки, которые двое носильщиков на плечах относили к могиле» [69 - Пекарский П.П. Петербургская старина // Современник. 1860. Т. 81. С. 336.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;27 июня 1709 г., в день святого Сампсония Странноприимца, русские войска одержали победу под Полтавой, обозначившую решительный перелом в Северной войне. Реальная опасность более не угрожала Петербургу. Появилась уверенность, что, по слову Петра, «от малой хижины возрастет город».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С Полтавской победой связано возникновение первого исторически известного кладбища Петербурга — Сампсониевского. Через пять месяцев после «баталии» в память об этом событии на Выборгской стороне заложили бревенчатую церковь, освященную в 1710 г. К этому времени относится упоминание о существовании при ней кладбища. Через четыре года при церкви была открыта первая в городе богадельня.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Деревянная церковь вскоре обветшала, и в 1728–1740 гг. рядом был возведен каменный храм с шатровой колокольней над воротами. Старую церковь разобрали, на месте ее алтаря устроили часовню. При жизни Петра и вплоть до середины XVIII в. день Полтавской битвы отмечался торжественным богослужением и парадом в высочайшем присутствии. Позже в этот день в Сампсониевской церкви (с 1909 г. – соборе) ежегодно служился молебен и панихида с провозглашением вечной памяти Петру Великому.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В XVIII в. правый берег Большой Невки, близ которого находится Сампсониевский храм, считался предместьем. Отсюда начиналась дорога на Выборг – одно из важных стратегических направлений в годы Северной войны. Хотя переправа с берега на берег до устройства во второй половине XVIII в. плашкоутного Сампсониевского моста осуществлялась лишь через перевоз, а зимой – по льду, Выборгская дорога была достаточно оживленной.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Старая традиция размещать кладбище за городской чертой, зримо выражавшейся рекой, удобно сочеталась здесь с близостью к проезжей дороге. Так выбиралось место и в дальнейшем: для Ямского кладбища близ Новгородской дороги, для Калинкинского – у Нарвского тракта.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вряд ли случайно посвящение Полтавской победе храма, стоящего в начале дороги, что вела к владениям шведского короля. Символика названия, как всегда в петровское время, многозначна: имя святого Сампсония, покровительствующего путникам, придает особый смысл кладбищу при храме – последнему приюту земных странников.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сампсониевское кладбище было городским. Здесь хоронили дворян, мещан, купцов, ремесленников – простой люд и «благородных». Различным был и характер погребений: от «князь-папы» П. И. Бутурлина, похороненного в присутствии Петра I, до умершего в 1726 г. в Петропавловской крепости И. Т. Посошкова, автора известной «Книги о скудости и богатстве». В 1721 г. здесь похоронили сибирского губернатора князя М. П. Гагарина, повешенного за казнокрадство, в 1740 г. были преданы земле останки казненных А. П. Волынского, П. М. Еропкина, А. В. Хрущова.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С первых лет существования Петербурга появилась необходимость в особых кладбищах для жителей иностранного вероисповедания. Военные специалисты, инженеры, механики, архитекторы, ученые, медики, мастера адмиралтейской верфи – множество людей родом из Голландии, Франции, Швейцарии, Дании, германских княжеств оказались в это время в России, внося заметный вклад в строительство города на берегах Невы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В допетровской православной Руси не только место погребения, но и само место жительства иностранцев было строго изолировано (как, например, «Немецкая слобода» в Москве). То же, кстати, было и в других европейских странах: в католических Испании и Италии иноверцы не могли быть похоронены в ограде «священной земли» церковного кладбища.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В Петербурге веротерпимость с самого начала была важной чертой городского быта. С 1706 г. близ Главной аптеки на левом берегу Невы существовал католический приход со своей церковью. Протестанты молились в церкви на дворе адмирала К. И. Крюйса. Шведы и финны, переехавшие в Петербург из разоренного Ниеншанца, совершали богослужения в наемном доме в районе «финских шхер» близ Мойки. Безразличие основателя города к тонкостям церковного исповедания доходило до того, что по его повелению иноверцев Р. Арескина и А. Вейде похоронили в православном Невском монастыре. Но, как правило, иностранцев погребали в специально отведенных местах вблизи городских православных кладбищ.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Недалеко от Сампсониевского православного кладбища, выше по течению Большой Невки, появилось иноверческое («немецкое») кладбище. Известно, что на нем были похоронены братья Блументросты: архиатер Иван Лаврентьевич (1676–1756) и лейб-медик Лаврентий Лаврентьевич (1692–1755), первый президент Санкт-Петербургской Академии наук. Среди первых петербургских академиков, погребенных на Сампсониевском: филолог и историк Готлиб Байер (1694–1738), математик Кристиан Гольдбах (1690–1764). Сампсониевское немецкое кладбище памятно в истории петербургского искусства. Здесь были похоронены зодчие Жан Леблон (1679–1719), Николаус Гербель (ум. 1724), Доменико Трезини (1670–1734), живописец Георг Гроот (1716–1749), скульптор Бартоломео Растрелли (1675–1744), а возможно, и сын последнего, архитектор Франческо Растрелли (1700–1771).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В ограде Сампсониевского храма недалеко от руководителя «Комиссии о Санкт-Петербургском строении» П. М. Еропкина (1698–1740) был погребен строитель здания Академии художеств А. Ф. Кокоринов (1726–1772) [70 - Александр Филиппович Кокоринов // Нива. 1870. № 52.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Упразднение Сампсониевских кладбищ – православного и иноверческого – произошло в 1770-е гг., но территория долгое время не была застроена; отдельные надгробные плиты во дворе церкви и в стенах храма сохраняются до настоящего времени.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1710-е гг. Сампсониевское кладбище не было единственным на правом берегу Невы. По указу Петра I, в 1715 г. на Выборгской стороне «в мазанках» были открыты морской, а четырьмя годами позже – сухопутный госпитали. При них упоминается особое «госпитальное кладбище» с церковью святого Иоанна Богослова, приписанной к Сампсониевской. Кроме того, в восточной части Аптекарского острова, рядом с Ботаническим садом, находилось еще одно инославное Аптекарское кладбище. Оно возникло раньше Сампсониевского, после открытия которого на Аптекарском хоронили главным образом весной и осенью, когда ледоход или шторм нарушал связь с Выборгской стороной.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вторым городским кладбищем стало Ямское. По указу 1713 г., в Петербург переселили «ямщиков лучших и семьянистых», которые составили население Ямской слободы, располагавшейся по Московскому (Новгородскому) тракту. В 1718–1719 гг. ямщики выстроили в слободе деревянную приходскую церковь Рождества Иоанна Предтечи. Позднее, в 1748–1749 гг., здесь была сооружена каменная церковь во имя Воздвиженья Животворящего Креста Господня (перестроенная в середине XIX в.).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;19 июля 1719 г. Петр I послал архимандриту Невского монастыря Феодосию указ: «…в ямской слободе от церкви в длину до Черной речки и в ширину от церкви по обе стороны [отмерить] по пятидесяти сажень для погребения в том месте умерших тел всякого чина людей здешней стороны, зделать ограду деревянную по обыкновению… из бедных умерших не имая никакой платы погребать, а окроме вышеозначенного места нигде не погребать» [71 - РГИА. Ф. 796. Оп. 13. Д. 406. Л. 7.]. Наблюдение за порядком на устраиваемом кладбище поручалось «ямской слободы почтмейстеру». В указе отмечалось: «…а ежели кроме вышеозначенного места близ того в рощицах как где инде станут хоронить, так и в указанном месте в погребении кто какое препятствие будет чинить, и то взыщется на оном почтмейстере». Судя по этому указанию, в окрестных «рощицах» хоронили и до официального устройства Ямского кладбища. Как и Сампсониевское, это кладбище перестало существовать в 1770-е гг.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Старейшим кладбищем Петербурга, сохранившимся до наших дней, является Лазаревское в Александро-Невской лавре (музейный Некрополь XVIII века). Формирование этого некрополя началось вскоре после освящения в 1713 г. первой в монастыре деревянной Благовещенской церкви. Рядом с ней в 1717 г. построили каменную Лазаревскую часовню для погребения сестры Петра I царевны Натальи Алексеевны.<br>
<img border=0 src="i_003.jpg"><br><img border=0 src="i_004.jpg">&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лазаревское кладбище Александро-Невской лавры<br>
<br><img border=0 src="i_005.jpg">&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лазаревское кладбище Александро-Невской лавры<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лазаревское кладбище не было приходским. На нем хоронили лишь знатных особ, по повелению, а часто и в личном присутствии Петра I. Так, в 1719 г. здесь был похоронен генерал-фельдмаршал граф Б. П. Шереметев, что открыло традицию погребения в Невском монастыре выдающихся военачальников [72 - Более подробные сведения о сохранившихся до нашего времени некрополях см. во второй части настоящего издания.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Петербург в течение всего исторического существования Российской Империи был столицей государства. В Петропавловской крепости, основание которой стало днем рождения города, находилась императорская усыпальница – придворный Петропавловский собор. Царский двор переехал в новую столицу в 1712 г., и с этого времени почти всех представителей царствующей династии хоронили в Петербурге. До этого в течение трех с половиной веков усыпальницей русских царей был Архангельский собор в Московском Кремле.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Петропавловский собор в крепости сооружался в 1712–1733 гг., но первое погребение в нем относится к 1715 г. Под недостроенной еще колокольней была похоронена жена царевича Алексея Петровича, принцесса Брауншвейг-Люнебургская Шарлотта, скончавшаяся вскоре после родов сына, будущего императора Петра II. Вечером 30 июня 1718 г. в присутствии Петра I рядом было предано земле тело ее мужа, замученного царевича Алексея.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ранг императорской усыпальницы Петропавловский собор приобрел лишь после смерти Петра Великого. Он скончался 28 января 1725 г., рано утром. В течение сорока дней происходило прощание с покойным императором. Между тем 4 марта умерла любимая младшая дочь Петра, царевна Наталья Петровна. 10 марта под звон церковных колоколов и пушечную пальбу тела Петра I и его дочери были перенесены по льду Невы из старого Зимнего дворца в Петропавловскую крепость. Гробы установили в специальной деревянной часовне посреди недостроенного собора. После отпевания архиепископ Новгородский Феофан Прокопович произнес знаменитую проповедь, которая считается лучшим образцом его ораторского искусства. В 1727 г. в часовне установили гроб императрицы Екатерины I. Лишь в 1731 г. соорудили постоянную усыпальницу Петра, а через два года, 26 июня 1733 г., архиепископ Феофан освятил оконченный Петропавловский собор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На территории крепости существует небольшое Комендантское кладбище. В 1720 г. у алтаря собора похоронили коменданта крепости графа Р. В. Брюса, и затем по традиции здесь погребали всех начальников крепости.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;К концу царствования Петра I сложилась определенная система петербургского некрополя. В центре города возвышался Петропавловский собор – символ и архитектурная доминанта столицы, усыпальница ее основателя и членов императорской фамилии. За пределами Петербурга находились городские кладбища: на севере – Сампсониевское; на юге, на левом берегу Невы, – Ямское. Особое место занимало аристократическое Лазаревское кладбище Невского монастыря, закрытое для рядовых погребений.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Одновременно делались попытки прекратить захоронения у городских приходских церквей. Указ 1725 г. предписывал «мертвых человеческих телес, кроме знатных персон, внутри городов не погребать, а погребать их в монастырях и приходских церквах вне городов» [73 - ПСЗ. Собр. 1. Т. 7. 1725. № 4322. С. 130.]. Однако при большинстве приходских церквей Петербурга в первой половине XVIII в. все же появились кладбища, захоронения на которых продолжались на протяжении нескольких десятилетий.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В Великий пост 1722 г. начались службы во временной церкви, расположенной в западной части Петербургского острова, где квартировал Невский гарнизонный полк под командой П. Колтовского. По его имени называлась Колтовская слобода, жители которой были прихожанами нового храма, как и служащие «зелейных» (пороховых) заводов и жители соседних Крестовского и Аптекарского островов. При церкви появилось Колтовское кладбище, где хоронили, кроме местных жителей, жертв расположенной поблизости Тайной канцелярии. Среди них был восьмидесятидвухлетний иеросхимонах Иоанн, первый настоятель Саровской обители. В 1726–1727 гг. взамен временной в Колтовской возвели деревянную приходскую церковь во имя Преображения Господня. С устройством дорог, соединивших отрезанную болотами Колтовскую слободу с центральной частью Петербургского острова, кладбищем стали пользоваться и другие его жители. Погребали здесь до конца 1770-х гг. Преображенская церковь, перестроенная в камне в 1860-е гг., снесена в 1932 г. [74 - Многие сведения о снесенных церквах были впервые опубликованы В. В. Антоновым и А. В. Кобаком в каталоге выставки «Утраченные памятники архитектуры Петербурга-Ленинграда» в 1988. Подробные сведения см.: Антонов В.В., Кобак А.В. Святыни Петербурга. Христианская историко-церковная энциклопедия. Т. 1–3. Спб., 1994–1996; 2-е изд.: СПб, 2003.]<br>
<img border=0 src="i_006.jpg">&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вознесенская церковь<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Еще при Петре I для рабочих Адмиралтейства поставили в Переведенских слободах на берегу Глухой речки походную церковь. (Это место на пересечении Екатерининского канала с Вознесенским проспектом.) В 1728–1729 гг. по проекту И. К. Коробова был построен деревянный храм Вознесения Господня. Через три месяца после освящения, 8 мая 1729 г., последовало разрешение «при оной церкви быть погребению мертвых телес, понеже та церковь состоит от жилья не в близости; и погребать те телеса на порозжих местах, где берез не имеется, чтоб тех берез повреждения не было отныне» [75 - ЦГА ВМФ. Ф. 212. Оп. 11. Д. 581. Л. 100.]. Вознесенское кладбище, «по прешпективной от Адмиралтейства чрез Синий мост дороге за Глухой речкой, где места к Фонтанной речке», считалось действующим наряду с Сампсониевским и Ямским [76 - РГИА. Ф. 796. Оп. 13. Д. 406. Л. 4.]. Уже после упразднения этого кладбища, в 1755–1769 гг., по проекту А. Виста и А. Ринальди был построен пятиглавый храм Вознесения Господня с высокой колокольней (взорван в 1936 г.).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Еще одно кладбище, история которого восходит к 1720-м гг., находилось близ Калинкиной деревни, по дороге на Екатерингоф. Здесь, на левом берегу Фонтанки, в петровские времена существовала шпалерная мануфактура, при которой в 1721 г. была построена деревянная церковь святой Екатерины. Кладбище назвали Калинкинским, или Екатерингофским. Рядом находилось и небольшое лютеранское кладбище.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1729–1732 гг. на Преображенском (Васильевском) острове по просьбе местных жителей был построен бревенчатый храм во имя св. апостола Андрея Первозванного. Кладбище при Андреевской церкви появилось самовольно, с 1738 г. захоронения на нем были запрещены.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не о всех приходских кладбищах первой половины XVIII в. сохранились документальные свидетельства. Судить об их существовании часто приходится по косвенным данным. Так, в 1710-е гг. на Выборгской стороне возникли Компанейская и Бочарная слободы, где жили работавшие для армии пивовары и бондари. Церковь во имя Спаса Происхождения Честных Древ, называвшаяся в народе Спасо-Бочаринской, упоминается с 1714 г.; в 1749–1752 гг. ее заменили каменной. Документов об учреждении и закрытии при ней кладбища не обнаружено, но могильные плиты 1770-х гг. сохранялись на этом месте до начала XX в. [77 - Петербургский некрополь. Т. 1. С. 10.]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;После недолгого затишья в строительстве Петербурга, когда в 1728–1730 гг. двор переехал в Москву, с воцарением Анны Иоанновны столица вернулась на берега Невы. Новый этап строительства города коснулся и петербургского некрополя.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Осенью 1732 г. императрица утвердила особый доклад Синода о «погребальных местах» в Петербурге. В нем указывалось, что «чинилось и поныне чинится погребение усопших» при Сампсониевской церкви «в батальоне», Предтеченской – в Ямской слободе, и, с недавнего времени, при Вознесенской – в Переведенских слободах. «А понеже при вышепоказанных двух Сампсониевской и Предтеченской церквах, где чинятся погребения, места весьма низкие и водяные, а затем могилы копать глубоко никак невозможно. И тако телеса в землю кладутся недалеко, которых уж там положено число великое, отчего (для известных резонов) имеется и опасение» [78 - РГИА. Ф. 796. Оп. 13. Д. 406. Л. 14–15.]. Поэтому указ предписывал Сампсониевское и Ямское кладбища из городских превратить в приходские – «погребение чинить бы токмо их прихода жителям, а при других бы в Санкт Питер Бурхе церквах того погребения не чинить».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Указ 1732 г. определил четыре кладбищенских места, а практически законодательно утвердил ранее возникшие кладбища. Учитывая, что «от штурмов на реке Неве и в разлитии внешней воды жителям в перевозах усопших телес бывает немалая трудность», место для погребения назначалось на Петербургском острове при Матфиевской церкви в слободе Белозерского пехотного полка (освящена в 1720 г.). Однако уже весной следующего года место это признали «низким и водяным», и вновь было велено хоронить при церкви Преображения Господня в Колтовской слободе. «Кладбищное место» на Васильевском острове намечалось близ Галерной гавани. Указано было также место при церкви на Большой Охте, «а когда штурмы и наводнения прислучатся, тогда оное погребение чинить против охтенских слобод на Московской стороне».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Местоположение последнего кладбища историки Петербурга не смогли с достоверностью определить. Согласно протоколу Синода от 25 октября 1732 г., на Московской стороне напротив Охты отводился участок длиной и шириной по сто сажень. Предписывалось построить там «каменную длиной в пять, а в ширину по третьи сажени часовню и покрыть тесом по рисунку данному ей архитектором и в ней святые образа поставить и вокруг той часовни учинить ограду деревянную какую пристойно» [79 - Там же. Л. 18–19.]. Неизвестно, были ли эти работы осуществлены. П. Н. Петров считал, что кладбище находилось в Рождественской части, там, где позднее был построен храм Рождества Христова (в районе современной 6-й Советской ул.) [80 - Петров П. Н. Указ. соч. С. 281.]. Между тем по смыслу указа место определялось напротив существовавшего кладбища на Большой Охте. Таким образом, оно могло находиться там, где с 1744 г. приступили к строительству Смольного монастыря.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1737 г. при Кабинете императрицы Анны Иоанновны «для основательного определения обо всем строении здесь в Санктпетербурге… и для учинения о том твердого плана» была образована Комиссия о Санкт-Петербургском строении, которой предписывалось разработать проект реконструкции и дальнейшего развития столицы, сильно пострадавшей от катастрофических пожаров 1736 и 1737 гг. В ведение Комиссии вошел и вопрос о столичных кладбищах, постоянно занимавший и светскую, и церковную власть.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Архитекторы Комиссии обследовали все петербургские кладбища, и на основе их рекомендаций в 1738 г. последовало новое распоряжение Синода о «местах, где надлежит быть погребениям». Таких мест утверждено было пять: «1. На Московской стороне Ямской слободы. 2. На Адмиралтейской стороне позади Калинкиной. 3. На Васильевском острове у Черной речки. 4. На Аптекарском острове близ Малой Невки. 5. На Выборгской стороне у церкви святого Сампсона странноприимца» [81 - РГИА. Ф. 1601. Оп. 1. Д. 33.]. Кладбища у Вознесенской церкви в Переведенских слободах и у Преображенской в Колтовских были упразднены, а Сампсониевское, Ямское и Калинкинское вновь стали городскими. В указе 1738 г. впервые было упомянуто будущее Смоленское кладбище («у Черной речки») на Васильевском острове. Кладбище в западной части Аптекарского острова, которое позднее стали называть Карповским, предполагали устроить вместо Колтовского. Однако устройство растянулось на много лет, о чем будет упомянуто ниже.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1739 г. пять определенных указом кладбищенских мест были приняты в духовное ведомство. В следующем году к каждому из них был определен штат могильщиков «из отставных солдат в богадельнях, которые покрепче здоровьем», в количестве четырех человек. Приходским священникам было велено записывать отпеваемых в метрические книги, а кладбищенским причтам – вести особые записи погребенных.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Императрица Анна Иоанновна, правление которой было отмечено серьезными мерами по устройству петербургских кладбищ, незадолго до кончины дала еще одно распоряжение. Увидев из окон Зимнего дворца похоронную процессию, она нашла это «весьма непристойным», ибо «для таких случаев, чтобы мертвые тела и прочее тому подобное проносить или провозить, много иных дорог сыскать можно» [82 - ПСЗ. Собр. 1. Т. 11. 1740. № 8060. С. 77.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Указы 1730-х гг. несколько упорядочили кладбищенское дело в Петербурге, однако зачастую они противоречили друг другу и выполнялись медленно. Размещение городских кладбищ шло в значительной степени стихийно. Старая русская традиция устройства погостов – церквей, в ограде которых находится небольшое кладбище, – продолжалась в первые десятилетия и в Петербурге. Этому способствовало заселение многих частей города слободами, образовывавшими отдельный приход со своей церковью.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1740 г. в северной части Васильевского острова, «за второю першпективою» (Средним проспектом), была выстроена деревянная Благовещенская церковь. Спустя десять лет заложили высокую пятиглавую церковь с трехъярусной колокольней, строительство которой растянулось до 1765 г. При церкви разрешено было хоронить при условии десятирублевого вклада на ее строительство. На кладбище, существовавшем до начала 1770-х гг., были похоронены, в частности, академик С. П. Крашенинников, механик и изобретатель А. К. Нартов, гравер М. И. Махаев.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Еще одно небольшое кладбище появилось вблизи казарм морских служителей около 1743 г., когда при них была освящена деревянная церковь святого Николая Чудотворца. В 1752–1760 гг. неподалеку возвели по проекту С. И. Чевакинского величественный Никольский морской собор, но кладбище при нем ни в одном источнике не упоминается.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В апреле 1746 г. императрица Елизавета Петровна издала указ о закрытии Калинкинского и Вознесенского кладбищ (последнее было упразднено еще указом 1738 г.). Причиной стало то, что веселая императрица «во время высочайшего своего шествия в Екатерингоф оные кладбища усмотреть изволила». Велено было засыпать их землей, а «погребать впредь мертвые тела в Ямской Московской слободе, на Охте и на Выборгской стороне, а окромя оных в других местах… мертвых тел не погребать» [83 - Там же. Т. 12. 1746. № 9276. С. 542.]. Фактически в царствование Елизаветы Петровны предполагалось ликвидировать все кладбища в тогдашних границах города, но с этим задержались на несколько десятилетий.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Указом от 11 мая 1756 г. в Петербурге были учреждены три новых кладбищенских места. Для жителей Адмиралтейской части кладбище было назначено «по сю сторону Волковой деревни», второе место указывалось на Васильевском острове «в сторону от Галерной гавани» и, наконец, третье – на Выборгской дороге. Последний участок примыкал, по-видимому, к старому Сампсониевскому кладбищу, где по-прежнему хоронили как православных, так и иноверцев.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Места для православных кладбищ назначались длиной в сто двадцать и шириной в восемьдесят сажень. Архитектор X. Кнобель составил смету «на строение на местах кладбищ часовен, на городьбу и на засыпку прежних кладбищ, на покупку материалов и на наем вольных работных людей». Все работы велено было «исправлять не продолжая ни малого времени». Предполагалось, что как только на новых кладбищах будут построены часовни, на старых хоронить прекратят [84 - Там же. Т. 14. 1756. № 10553. С. 566.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Указ 1756 г. положил начало существованию двух наиболее известных некрополей старого Петербурга, сохранившихся до нашего времени, – Смоленских и Волковских кладбищ. Правда, в отношении Смоленского кладбища указ фактически лишь подтвердил уже сложившуюся к тому времени традицию погребений в северо-западной части Васильевского острова у Черной речки, между 18-й и 23-й линиями. Деревянная церковь Смоленской иконы Божией Матери была освящена осенью 1760 г. Кладбищенское место обнесли забором, с западной стороны прорыли канал для осушения заболоченной местности. По Смоленской церкви получила новое название и река Смоленка («Черная речка»). Через два года при кладбище появились две богадельни – мужская и женская.<br>
<img border=0 src="i_007.jpg">&nbsp;&nbsp;&nbsp;Церковь Смоленской Божией Матери<br>
<br><img border=0 src="i_008.jpg">&nbsp;&nbsp;&nbsp;Надгробие А. П. Захарова на Смоленском православном кладбище<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Обветшавшая деревянная церковь была в 1772 г. перестроена и освящена во имя Михаила Архангела. На месте старых богаделен в 1786–1788 гг. возвели каменный Смоленский храм, сохранившийся до нашего времени.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Смоленское кладбище, серьезно пострадавшее во время катастрофических наводнений 1777 и 1824 гг., осталось, в числе наиболее крупных и известных петербургских некрополей. С 1820-х гг. начались паломничества к месту погребения на Смоленском кладбище блаженной Ксении Петербургской, народное почитание которой было подтверждено в 1988 г. актом церковной канонизации.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Уже к концу XIX в. число похороненных на Смоленском православном кладбище доходило до четырехсот тысяч человек. Территория несколько раз расширялась и достигла к 1860-м гг. ста восьмидесяти тысяч квадратных сажень (около 82 га).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Хоронили на Смоленском, в первую очередь, жителей Васильевского острова, но часто погребальные процессии направлялись сюда и из других частей города. По традиции здесь хоронили интеллигенцию: университетских профессоров, академиков, художников, артистов, писателей. Навсегда история этого кладбища связана с днем 10 августа 1921 г., когда Петроград провожал в последний путь Александра Блока… В грозном 1942 г. в далекой эвакуации Анна Ахматова вспоминала о Смоленском:<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;А все, кого я на земле застала,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вы, века прошлого дряхлеющий посев!<br>
<br><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вот здесь кончалось все: обеды у Донона,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Интриги и чины, балет, текущий счет…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;На ветхом цоколе – дворянская корона<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;И ржавый ангелок сухие слезы льет.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Близ другого берега Смоленки, на острове Голодай, с 1747 г. существовало кладбище «для разных вер чужестранных» жителей Петербурга, коих было в то время пять тысяч пятьсот шестьдесят два, т. е. около восьми процентов столичного населения [85 - Юхнева Н. В. Этнический состав и этносоциальная структура населения Петербурга. Л., 1984. С. 22.]. Значительная часть иностранцев проживала на Васильевском острове. Кладбище называли Смоленским лютеранским евангелическим, но хоронили здесь и католиков, не имевших до середины XIX в. особого места погребения. В 1791 г. было учреждено поблизости Армянское кладбище, «на коем коллежский советник Лазарев желает построить для помещения и призрения бедных каменное жилище, а для погребения умирающих армян каменную небольшую церковь» [86 - ПСЗ. Собр. 1. Т. 23. 1791. № 16945. С. 215.].<br>
<img border=0 src="i_009.jpg">&nbsp;&nbsp;&nbsp;Надгробие на Волковском православном кладбище<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кладбище у Волковой деревни было учреждено взамен закрытого Ямского. Место для него назначили на левом берегу Черной речки, в устье которой находился Невский монастырь. В начале XIX в. был прорыт Обводный канал, разорвавший эту речку; нижняя ее часть стала называться Монастыркой, а верхняя – Волковкой. Волковское кладбище было открыто к концу лета 1756 г. в том же году здесь похоронили почти девятьсот человек. К 1880-м гг. протяженность кладбищенских дорожек – «мостков» (их мостили от сырости досками) – достигала двенадцати верст, а численность погребенных приближалась к шестистам тысячам.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Первая деревянная церковь во имя Спаса Нерукотворного появилась на кладбище в 1759 г. Вместо нее в 1837–1842 гг. соорудили большой пятикупольный храм по проекту В. И. Беретти и Ф. И. Руска. В северо-западной части кладбища в 1777 г. освятили деревянную церковь Воскресения Христова, но через пять лет она сгорела. Каменную Воскресенскую церковь закончили к 1785 г. В начале XX в. на Волковском православном кладбище было пять церквей, богадельня для вдов и сирот придворного духовенства, начальная школа. Участок за Воскресенской церковью был известен как место погребения писателей, журналистов и общественных деятелей либерально-демократического направления. Дорожка, ведущая к могиле В. Г. Белинского (ум. 1848), в конце XIX в. получила вошедшее в историю русской интеллигенции название Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1772 г. на другом берегу р. Волковки появилось лютеранское кладбище, приписанное к Петропавловской кирхе на Невском проспекте. Тут же была и католическая дорожка. Как и на Смоленском, на Волковском лютеранском кладбище похоронено немало выдающихся людей: военных деятелей, путешественников, ученых, литераторов, творчество которых стало неотъемлемой частью отечественной культуры.<br>
<img border=0 src="i_010.jpg">&nbsp;&nbsp;&nbsp;Волковское лютеранское кладбище<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Через пять лет вблизи лютеранского кладбища получили место для погребения федосеевцы – наиболее многочисленная и богатая в столице община старообрядцев-беспоповцев. Еще одно отделение Волковского кладбища образовалось в 1799 г., когда часть старообрядческого кладбища перешла к единоверцам, которых активно поддерживал Павел I. Две церкви действовали на единоверческом отделении, федосеевский храм с богадельней – на старообрядческом. Наконец, в 1802 г. лютеранская община выделила небольшой участок земли для устройства еврейского кладбища. Таким образом, Волковское кладбище превратилось в огромный массив, включавший некрополи разных исповеданий.<br>
<img border=0 src="i_011.jpg">&nbsp;&nbsp;&nbsp;Склеп М. Руска на Волковском лютеранском кладбище<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;По мере развития Волковских и Смоленских кладбищ, ставших основными для всего города, были окончательно закрыты старые кладбища при приходских церквах. В 1756 г. вновь поступило распоряжение старые кладбища «засыпать землей и песком и утрамбовать на пол-аршина» [87 - Там же. Т. 14. 1756. № 10537. С. 3.]. К концу столетия некоторые участки старых кладбищ (Сампсониевского, Вознесенского) продали в частное владение.<br>
<img border=0 src="i_012.jpg">&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дом омовения и отпевания на Еврейском кладбище<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Среди петербургских кладбищ XVIII в. есть такие, о существовании которых известно лишь по отдельным упоминаниям. Близ Сампсониевской церкви находилось основанное в 1738 г. греческое кладбище, время упразднения которого неизвестно. Карповское кладбище на Аптекарском острове, около впадения р. Карповки в Малую Невку, собирались устроить в 1738 г. Однако часовня на нем была возведена лишь в 1794 г., и позже кладбище приписали к Петропавловскому собору. В начале XX в. это место стало застраиваться жилыми домами.<br>
<img border=0 src="i_013.jpg">&nbsp;&nbsp;&nbsp;Надгробие М. М. Антокольского на Еврейском кладбище<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1799 г. около церкви Рождества Иоанна Предтечи на Каменном острове по повелению Павла I было устроено небольшоекладбище рыцарей Мальтийского ордена, гроссмейстером которого он был. 18 августа 1807 г. прах погребенных здесь рыцарей тайно, ночью, перезахоронили на Смоленском кладбище. О дальнейшей судьбе этого захоронения ничего не известно [88 - Опатович С. Смоленское кладбище в Петербурге: Исторический очерк // Русская старина. 1873. С. 193.].<br>
&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вокруг больших динамично растущих городов обычно формируется система разнообразных поселений. В XVIII в. близ столицы появилось немало усадеб и загородных имений петербургской знати. Больше всего их было вдоль Петергофской дороги и к северу: на островах, по берегам Большой Невки, в Коломягах и Шувалове. Неподалеку от города разрастались переведенские слободы, такие как Охта, Рыбацкое, Вологодская ямская и др. Стали складываться первые промышленные зоны: Пороховые, Фарфоровская, поселки при многочисленных кирпичных заводах и т. д.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В большинстве исторических пригородов Петербурга кладбища появились еще в XVIII в. Однако по мере расширения города многие из них фактически становились городскими. В истории этих небольших периферийных кладбищ, в большинстве своем погибших в 1930-е гг., немало белых пятен. Разумеется, по размерам и значению их нельзя сопоставить со Смоленскими или Волковскими, но и они – своеобразная и важная часть петербургского некрополя, утраченная память об отдельных исторически сложившихся местностях города и их обитателях.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В начале XVIII в. на левом берегу Невы, у Шлиссельбургского тракта возникла слобода, где жили рабочие казенных кирпичных заводов. Первая деревянная церковь появилась в слободе в 1711 г., а двадцать лет спустя ее сменил каменный Преображенский храм. При Елизавете Петровне здесь была основана Невская порцелиновая мануфактура, переименованная в 1765 г. в Императорский фарфоровый завод, изделия которого получили мировую известность. С самого основания при Преображенской церкви существовало приходское кладбище с деревянной часовней Спаса Нерукотворного. Кладбище называли Спасо-Преображенским, или Фарфоровским. Хоронили на нем не только работников завода, но и столичных жителей и окрестных помещиков. Сохранялось здесь немало памятников конца XVIII-начала XIX вв., представлявших значительную художественную и историческую ценность. Лишь немногие из них, перенесенные в музейные некрополи Александро-Невской лавры, уцелели. Остальные погибли при полном уничтожении кладбища в 1930-е гг.<br>
<img border=0 src="i_014.jpg">&nbsp;&nbsp;&nbsp;Спасо-Преображенское (Фарфоровское) кладбище<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дальше по Шлиссельбургскому тракту, в пятнадцати верстах от столицы, лежало село Большое Рыбацкое. Первые жители появились здесь в 1716 г. Это были рыбаки, переведенные Петром I с Оки для поставки рыбы ко двору. Время постройки в Рыбацком первой деревянной церкви в точности не известно. В 1744 г. рыбаки возвели каменный храм Преображения Господня, освященный протоиереем Федором Дубянским, духовником императрицы Елизаветы. Рядом появилось Рыбацкое кладбище, на котором хоронили местных жителей. К началу XIX в., когда население Рыбацкого перевалило за полторы тысячи, кладбище в церковной ограде оказалось тесным и на окраине села отвели место для нового. В 1834 г. на нем появилась часовня, а в 1882 г. – деревянный храм, по которому кладбище стали называть Казанским. На другом берегу Невы, в Малой Рыбацкой слободе, при казенных кирпичных заводах, с середины прошлого века существовало еще одно небольшое кладбище с часовней, приписанной к Преображенской церкви Фарфорового завода.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Жилой район в восточной части города, на правом берегу Невы, и ныне по традиции называют Охтой. В XVIII в. тут находились две слободы, разделенные рекой Охтой. На ее правом берегу лежала Большая Охтинская слобода, на левом – Малая.<br>
<img border=0 src="i_015.jpg">&nbsp;&nbsp;&nbsp;Надгробия П. Н. Савенко и Я. К. Кайданова на старом Большеохтинском кладбище у Троицкой церкви<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Охтинские слободы возникли в 1721 г., когда по указу Петра I в окрестности столицы переселили вольных плотников, собранных преимущественно из северного края. Двумя годами позже в Большой Охтинской слободе была построена деревянная церковь во имя святого Иосифа Древодела, покровителя плотников, при которой еще через четыре года появилось кладбище. В 1731 г. взамен деревянного освятили каменный трехпридельный Троицкий храм. Так как храм этот был холодным, восточнее построили из дерева теплую Покровскую церковь, в которой служили зимой. Таким образом, к середине XVIII в. на Большой Охте образовалось обширное Троицкое кладбище с двумя церквами. Располагалось оно в устье Охты, недалеко от места впадения в нее небольшой речки Чернавки (засыпана в конце XIX в.).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Во второй половине XVIII в. кладбище при Троицкой и Покровской церквах было переполнено, и в 1773 г. восточнее охтинского селения, выше по течению Чернавки, было учреждено новое, которое сразу обрело статус городского. Спустя два года на нем была построена церковь святого Георгия, а кладбище стали называть Георгиевским (или Большеохтинским). В 1803 г. рядом с ним возникло единоверческое отделение. Обширный комплекс захоронений на Большой Охте, расширявшийся неоднократными прирезками в прошлом и нынешнем веке, и сейчас является действующим городским кладбищем.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Время основания Малоохтинского православного кладбища в точности не известно. Судя по документам, деревянная церковь на кладбище Малой Охты существовала уже в 1762 г., а спустя двадцать лет вместо нее была построена каменная во имя преподобной Марии Магдалины. В середине XIX в. храм был основательно перестроен, а кладбище расширено. Малоохтинское кладбище и церковь описал в романе «Поречане» Н. Г. Помяловский, родившийся в семье дьячка этой церкви и похороненный около нее. Кладбище полностью уничтожили в 1930-е гг., только захоронения Н. Г. Помяловского, живописца А. П. Боголюбова и поэта Е. Ф. Розена перенесли в музейные некрополи.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На Малой Охте сохранилось небольшое старообрядческое кладбище. История его восходит к середине XVIII в. Среди населявших Охту плотников, потомков олончан и архангелогородцев, было немало старообрядцев. Старейшим среди беспоповских толков старообрядчества было поморское согласие. Первые документальные упоминания поморского кладбища в Охтинской верхней слободе, как называли тогда Малую Охту, встречаются с 1760 г., но скорее всего оно существовало и ранее. До сих пор на нем сохранилось несколько каменных плит и саркофагов XVIII-начала XIX вв.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Восточнее Охтинских слобод, в междуречье рек Охты и Луппы, в 1715 г. по указу Петра I был основан Охтинский пороховой завод. Пороховское кладбище возникло первоначально в ограде деревянной церкви Ильи Пророка, освященной в 1722 г. Новая каменная Ильинская церковь во время переустройства завода и рабочих слобод была возведена в 1781–1785 гг. В начале XIX в. Пороховское кладбище было перенесено на то место, где оно находится и ныне.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Юго-западнее столицы, неподалеку от финских деревень Ульянка и Автова, Петр I поселил ямщиков, которые образовали Вологодскую ямскую слободу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В этих местах селились также крестьяне-садовники, переведенные из Москвы и занимавшиеся благоустройством усадеб вдоль Петергофской дороги. Для них на мызе П. И. Бутурлина в 1722 г. была построена деревянная церковь святого Петра Митрополита. В середине XVIII в. на ее месте была возведена каменная, в ограде которой существовало небольшое приходское кладбище. На нем хоронили вологодских ямщиков, крестьян окрестных деревень и священников местной церкви.<br>
<img border=0 src="i_016.jpg"><br><img border=0 src="i_017.jpg">&nbsp;&nbsp;&nbsp;Церковь-усыпальница Елисеевых возле Большеохтинского кладбища<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1776 г., после того как хоронить при церкви было запрещено, в двух верстах от нее, на берегу реки Красной, устроили новое кладбище, получившее название Красненькое. Здесь стояла деревянная часовня Казанской Божией Матери с особо почитаемой у местных жителей иконой. В XIX в. на Красненьком хоронили главным образом обитателей Нарвской заставы – рабочей окраины Петербурга.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Неподалеку от железнодорожной платформы Лигово находится небольшое Старо-Пановское кладбище. На нем не сохранилось ни одной старой могилы, хотя его история насчитывает два столетия. Во второй половине XVIII в. мыза Лигово принадлежала известному екатерининскому фавориту графу Г. Г. Орлову. После его смерти имение унаследовала его племянница Н. А. Алексеева, внебрачная дочь Екатерины II, вышедшая замуж за графа Ф. Ф. Буксгевдена, адъютанта Орлова. В конце XVIII в. Буксгевдены выстроили на небольшом крестьянском кладбище близ деревни Старо-Паново изящную круглую часовню, напоминавшую надгробный мавзолей. В 1808 г. в этой часовне похоронили хозяйку мызы. Годом позже к часовне пристроили алтарь и освятили как церковь святых Адриана и Наталии, в честь небесной покровительницы хозяйки имения. В 1811 г. рядом с женой был погребен граф Буксгевден, а позже и их дети. Церковь стала семейной усыпальницей. В 1900–1901 гг. ее расширили пристройкой паперти и двухъярусной колокольни (архитектор А. А. Зограф), и она получила свой приход – деревни Старое и Новое Паново, жителей которых хоронили на этом скромном пригородном кладбище [89 - Черновский А. И. Историческое описание бывшей гр. Буксгевдена церкви во имя св. мучеников Адриана и Натальи. Спб., 1909.]. В годы Великой Отечественной войны здесь проходил передний край обороны Ленинграда, и все старые сооружения на кладбище были уничтожены.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;За Ульянкой и Лигово, на девятнадцатой версте Петергофской дороги находилась Троице-Сергиева приморская пустынь. Этот монастырь был заложен на высоком берегу Финского залива в 1732 г. Основал его настоятель Троице-Сергиевой лавры под Москвой архимандрит Варлаам (Высоцкий), духовник императрицы Анны Иоанновны. В 1735 г. в пустыни освятили первую деревянную церковь, построили ограду и кельи. В 1756–1763 гг. по проекту П. А. Трезини был возведен величественный пятиглавый храм Святой Троицы и перестроены в камне монастырские корпуса. Наиболее заметным периодом в истории монастыря было время правления архимандрита Игнатия (Брянчанинова), ставшего наместником пустыни в 1834 г. Епископ Игнатий, автор знаменитых «Аскетических опытов», был в 1988 г. приобщен к лику святых Русской православной церкви.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С самого основания при пустыни существовало кладбище, ставшее к концу XVIII в. местом захоронения петербургской аристократии. Здесь покоились Ольденбургские, Горчаковы, Апраксины, Зубовы, Строгановы, Потемкины, Шереметевы, Нарышкины и др. В XIX в. кладбище считалось одним из красивейших в Европе и отличалось множеством исторических захоронений и чрезвычайно высоким художественным уровнем надгробий. Во время Великой Отечественной войны ансамбль пустыни сильно пострадал, однако монастырский некрополь был разорен еще до ее начала. Опустошение произошло в 1930-х гг.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Земли на правом берегу Большой Невки, к северу от Петербурга, в середине XVIII в. принадлежали канцлеру князю А. П. Бестужеву-Рюмину. Для крестьян, трудившихся на постройке каменноостровской усадьбы князя, в 1764–1765 гг. была построена деревянная Благовещенская церковь, приход которой составили жители трех деревень – Новой, Старой и Коломяг. В полуверсте от церкви была отведена земля для приходского Новодеревенского кладбища. Внутри церковной ограды вскоре появилось кладбище для обеспеченной новодеревенской публики (военных, купцов, артистов), тогда как на приходском хоронили крестьян. Оба кладбища до наших дней не сохранились.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В северной части современного Петербурга расположено Шуваловское кладбище, возникшее в середине XVIII в. В 1726 г. Екатерина I пожаловала выборгскому обер-коменданту Ивану Шувалову обширные земли, расположенные по дороге на Выборг. Находившиеся здесь слободы и деревни составили Парголовскую мызу Шуваловых. В 1754 г. гр. П. И. Шувалов поставил для своих крепостных, переведенных из Средней России, деревянную церковь. Место было выбрано на вершине песчаной, поросшей соснами горы на берегу Суздальского озера. При церкви появилось приходское кладбище, один из самых живописных погостов в черте Петербурга.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Особую тему составляет судьба лютеранских кладбищ, существовавших в немецких колониях под Петербургом. После манифеста 1763 г. о приглашении иностранных колонистов в окрестностях столицы поселились выходцы из Средней Германии, занимавшиеся огородничеством и молочным хозяйством. Одна из первых колоний находилась на правом берегу Невы, в тринадцати верстах от столицы и называлась Новая Саратовка. В 1766 г. колонисты выстроили деревянный храм (позднее перестроенный в камне), возле которого образовалось немецкое кладбище. Оно существует и сейчас, хотя старых могил сохранились считанные единицы. Такие же кладбища были и в других немецких колониях: Средне-Рогатской, Веселом поселке, Немецкой Гражданке. Сейчас все эти районы застроены новыми домами и не сохранили никаких следов старины.<br>
&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;В XIX столетии Петербург стал одним из крупнейших городов Европы и самым большим в стране. Границы его значительно расширились. Ряд бывших пригородных кладбищ попал внутрь городской черты, возникли новые некрополи.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В XIX в. завершилось формирование обширного некрополя Александро-Невской лавры. К уже существовавшим Благовещенской, Златоустовской (Федоровской) и Лазаревской церквам-усыпальницам и Лазаревскому кладбищу прибавились Тихвинское (1823) и Никольское (1863) кладбища, Духовская (1821) и Исидоровская (1891) церкви-усыпальницы. В лаврском некрополе за два века его существования было погребено свыше двенадцати тысяч человек. Это значительно меньше, чем на других крупных исторических кладбищах Петербурга, но надо помнить, что здесь, помимо лиц духовного звания, хоронили только самых знатных и состоятельных людей.<br>
<img border=0 src="i_018.jpg">&nbsp;&nbsp;&nbsp;Волковское православное кладбище<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;К ведению лавры относилось Киновиевское кладбище, возникшее в 1848 г. при небольшом общежительном монастыре – Киновии, устроенной при загородном доме митрополита Серафима на правом берегу Невы. Киновия предназначалась в основном для престарелых и больных монахов, однако на кладбище хоронили и жителей окрестных деревень.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Несколько петербургских кладбищ возникли в связи с эпидемией холеры на рубеже 1820-1830-х гг. Первые слухи об этой болезни, прежде в России не известной, проникли в Петербург в 1829 г. Несмотря на карантинные меры, болезнь неуклонно приближалась к столице. Для борьбы с эпидемией был создан медицинский совет, опубликовавший в 1830 г. специальные карантинные правила. Среди прочего предписывалось устройство отдельных холерных кладбищ. В начале лета 1831 г. холера обрушилась на Петербург. К августу, когда эпидемия пошла на спад, в столице, по официальным данным, умерло четыре тысячи пятьсот двадцать шесть человек.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Первое холерное кладбище в Петербурге было устроено «близ Тентелевой Удельного ведомства деревни». Сходные места захоронения возникли на Волковом поле, вблизи Смоленского кладбища, на Куликовом поле, на Малой Охте. Все они находились в ведении городской полиции, и в разгар эпидемии хоронили на них без церковного отпевания, соблюдая лишь определенные санитарные правила. По окончании эпидемии родственники похороненных на Тентелевском холерном кладбище подали ходатайство об устройстве там каменной церкви и богадельни. Разрешение было получено при условии, что кладбищенская территория будет расширена и обращена в новое городское кладбище. В 1835 г. возведенную всего за пять месяцев на средства горожан деревянную церковь освятили во имя новопрославленного св. Митрофана Воронежского. Митрофаниевское кладбище несколько раз расширялось и стало одним из самых больших в Петербурге. В 1870-е гг. его территория занимала свыше шестидесяти тысяч квадратных сажень (более двадцати четырех гектаров).<br>
<img border=0 src="i_019.jpg">&nbsp;&nbsp;&nbsp;Надгробие Н. И. Селявина на Тихвинском кладбище<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;С востока к Митрофаниевскому примыкало финское кладбище, возникшее в 1845 г. Хоронили на нем прихожан финской церкви святой Марии на Конюшенной улице. Южной границей Митрофаниевского кладбища была Старообрядческая улица, отделявшая его от Громовского, основанного старообрядцами-поповцами Белокриницкого согласия в 1835 г. Весь комплекс некрополей, за исключением небольшой части старообрядческого, был уничтожен в 1930-1940-е гг. вместе с находившимися здесь храмами.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Близ той же Тентелевой деревни, по другую сторону Балтийской железной дороги, находилось лютеранское кладбище, точную дату основания которого установить не удалось (место кладбища, между улицей Трефолева и Химическим переулком, ныне занимает промышленная застройка).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Современное Ново-Волковское кладбище, между улицами Салова, Бухарестской и линией железной дороги, включило в себя татарское и персидское, появившиеся в 1827 г. Поначалу они предназначались для «воинских чинов, исповедующих мусульманскую религию», но позднее там стали хоронить мусульман всех сословий.<br>
<img border=0 src="i_020.jpg">&nbsp;&nbsp;&nbsp;Надгробие Комовского на Митрофаниевском кладбище<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Поблизости от магометанских в эпидемию 1831 г. было основано холерное кладбище на Волковом поле. От этого некрополя, где, в частности, был похоронен известный театральный декоратор и садовод Пьетро Гонзага (1751–1831), не осталось и следа.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Стоит отметить так называемые «указанные места», где хоронили «умерших без церковного покаяния» (главным образом самоубийц). Одно такое кладбище было на том же Волковом поле, другое – на острове Голодай, к северу от армянского.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Два новых кладбища появились в середине XIX в. на Выборгской стороне. В 1841 г. на Муринской дороге был куплен участок земли и утвержден проект каменной церкви, но средств оказалось недостаточно и вместо церкви выстроили лишь кладбищенскую часовню, приписанную к Спасо-Бочаринскому храму. Вначале здесь хоронили умерших в Военно-сухопутном госпитале и Медико-хирургической академии, находившихся на Выборгской стороне. Вскоре Богословское кладбище превратилось в место погребения «всех без исключения воинских чинов, а также и частных лиц». Деревянная трехпрестольная церковь Иоанна Богослова, освященная епископом Ямбургским Анастасием в ноябре 1916 г., просуществовала до 1940-х гг. Погребения на Богословском кладбище не прекращаются и в наше время.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В отличие от Богословского Выборгское римско-католическое кладбище оказалось в 1930-е гг. полностью уничтоженным. К середине XIX в. в Петербурге проживало свыше тридцати тысяч католиков, и совет кафедрального костела святой Екатерины на Невском проспекте ходатайствовал об открытии в столице отдельного католического кладбища. В 1856 г. для него отвели место на Куликовом поле, к югу от холерного участка, где через три года освятили построенную по проекту Н. Л. Бенуа часовню. Позднее этот же архитектор перестроил ее в костел Посещения Пресвятой Девы Марии, завершенный в 1879 г. Сам зодчий, как и многие другие представители семейств Бенуа, Шарлеманей, Бруни, прославившиеся в истории русского искусства, был похоронен на этом кладбище.<br>
<img border=0 src="i_021.jpg">&nbsp;&nbsp;&nbsp;Надгробие И. П. Мержеевского на Выборгском римско-католическом кладбище<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;На богатом и известном Новодевичьем кладбище хоронили представителей известных дворянских фамилий, видных ученых, известных писателей, адмиралов. Кладбище существовало при Воскресенском Новодевичьем женском монастыре, для которого первоначально предназначался грандиозный архитектурный ансамбль по проекту Ф. Б. Растрелли. К началу XIX в. Смольный монастырь прекратил существование, но в 1845 г. для восстановленной по указу Николая I обители было отведено место у Московской заставы. Строительство монастырского комплекса по проекту Н. Е. Ефимова вели с 1849 г., тогда же возникло и кладбище. На нем всегда поддерживали образцовый порядок, памятники, выполненные лучшими русскими и европейскими мастерами, отличал высокий художественный вкус.<br>
<img border=0 src="i_022.jpg">&nbsp;&nbsp;&nbsp;Воскресенский Новодевичий монастырь<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ряд кладбищ располагался вблизи Шлиссельбургского тракта. Здесь к середине прошлого века некогда тихие селения превратились в оживленную промышленную окраину, прозванную «русским Манчестером».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Коренными жителями небольшого села Смоленского были ямщики, переселенные в XVIII в. из Смоленской губернии. Жизнь поселка преобразилась после постройки чугунолитейного завода, за которым по имени одного из владельцев закрепилось название Семянниковского. В 1869 г. завод был куплен и расширен Русским обществом горных и механических заводов. В следующем десятилетии архитектор М. А. Шурупов возвел у Шлиссельбургского тракта каменный храм Смоленской Божией Матери. К нему приписали небольшое сельское кладбище, землю для которого отвели в холерном 1848 г.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С селом Смоленским граничил поселок Александровского механического завода, переведенного вместе с рабочими от Нарвской заставы после наводнения 1824 г. Жители слободы вначале были прихожанами Фарфоровской церкви. В конце 1820-х гг. директор завода М. Е. Кларк просил разрешения построить в слободе церковь и учредить кладбище, но получил отказ. Лишь в 1842 г. было освящено небольшое кладбище «в заводском селении за домами мастеровых». Церковь Михаила Архангела соорудили по проекту Б. Ф. Лорберга в 1860-х гг. Ежегодно в шестое воскресенье после Пасхи из церкви устраивали крестный ход на местное кладбище, где перед часовней служилась вселенская панихида.<br>
<img border=0 src="i_023.jpg">&nbsp;&nbsp;&nbsp;Надгробие архитектора Н. Е. Ефимова на Новодевичьм кладбище<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;С Фарфоровым заводом соседствовала село Александровское, принадлежавшее в конце XVIII в. генерал-прокурору Сената князю А. А. Вяземскому. Здесь в 1785–1790 гг. по проекту Н. А. Львова была построена Троицкая церковь, известная в городе под названием «Кулич и Пасха». Первое время кладбища при церкви не было, появилось оно в начале XIX в. близ соседней деревни Мурзинка, а в 1834 г. на нем возвели каменную часовню. В 1911 г. часовню расширили и освятили как церковь Успения Богородицы. Поначалу Успенское кладбище предназначалось для прихожан Троицкой церкви, но после постройки в 1863 г. П. М. Обуховым знаменитого сталелитейного завода здесь стали хоронить и рабочих.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Из пригородных кладбищ следует упомянуть небольшое место погребения при Чесменской богадельне. Путевой Чесменский дворец близ Царскосельской дороги и изящная ложноготическая церковь Рождества Иоанна Предтечи были построены в 1770-е гг. по проекту Ю. М. Фельтена. Спустя полвека дворец передали под богадельню военных инвалидов. После основательной перестройки Чесменский инвалидный дом императора Николая I в 1836 г. был торжественно освящен. Близ церкви отвели место для Чесменского инвалидного кладбища.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Во второй половине XIX в. перед городом остро стал вопрос о создании новых мест погребения. В 1870-е гг. число умиравших достигало в год двадцати четырех тысяч. Главные городские кладбища – Смоленское, Волковское, Митрофаниевское и Большеохтинское – оказались переполненными, а расширять их было некуда, особенно Смоленское: «места низки и при морском ветре постоянно заливаются водой». Речь шла, в первую очередь, о тех участках, где хоронили неимущих людей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кладбища, предназначенные для городских обывателей, имели довольно четкое разделение на разряды, в зависимости от стоимости места для погребения. Если в дорогих разрядах свободные места еще были, то в беднейших не существовало «положительно ни одного вершка незахороненного пространства» [90 - Подробнее о работе Комиссии и об устройстве Преображенского кладбища см.: Беляев В. О кладбищах в Санкт-Петербурге. Спб., 1872. С. 74–108.]. В то же время нельзя было передать платные разряды под бесплатные погребения, ибо тогда «кладбище и существующие на нем храмы дойдут до совершенного оскудения в средствах». Ведь единственным их доходом оставалась продажа могильных мест и плата за церковные требы и погребальные услуги. Серьезную проблему представляло санитарное состояние кладбищ, которые из-за сырости и тесноты превращались в «резервуары вредного для здоровья воздуха» [91 - Беляев В. Указ. соч. С. 109.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Петербург не первый европейский город, который столкнулся с этой проблемой. В конце XVIII-начале XIX вв. закрыли старые городские кладбища в Париже, а захоронения перенесли в парижские катакомбы или на новые кладбища, вынесенные за пределы города. Подобную реформу решено было провести и в русской столице.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1854 г. учреждается Комиссия для устройства кладбищ, которая приступила к обследованию старых мест погребения, изучила состояние городских кладбищ и собрала о них исторические сведения. Первоначально имели в виду лишь расширить территорию некоторых некрополей, не устраивая новых. Через одиннадцать лет при Городской думе создали новую комиссию. Для нее по инициативе петербургского обер-полицмейстера Ф. Ф. Трепова была составлена записка о необходимости учреждения новых кладбищ. При Санитарной комиссии, состоящей при обер-полицмейстере, в 1868 г. была учреждена, по высочайшему повелению, новая комиссия по устройству кладбищ. На основании работ комиссии 20 октября 1871 г. был подписан именной царский указ «Об устройстве кладбищ в Санкт-Петербурге».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Первое загородное кладбище устроили в десяти верстах от Петербурга, по Николаевской железной дороге, близ платформы Александровская (Обухово). По проекту предполагалось разбить всю территорию площадью в тридцать тысяч квадратных сажень на шесть отделов-разрядов, разграниченных проезжими и пешеходными дорожками. Детальная планировка, однако, в натуре выполнена не была. Примечательная особенность нового кладбища заключалась в том, что оно непосредственно примыкало к железной дороге и покойных доставляли из Петербурга на специальных погребальных поездах. 6 августа 1872 г. на кладбище был заложен храм во имя Преображения Господня, и оно получило название Преображенское. В следующем году начались захоронения на католическом и лютеранском участках, а еще через два года – на еврейском. Неправославные отделения находились по другую сторону железной дороги.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На Преображенском кладбище хоронили жертв «кровавого воскресенья» 9 января 1905 г. После открытия в 1931 г. памятника на братских могилах кладбище назвали «Памяти жертв 9 января».<br>
<img border=0 src="i_024.jpg">&nbsp;&nbsp;&nbsp;Великокняжеская усыпальница в Петропавловской крепости<br>
<br><img border=0 src="i_025.jpg">&nbsp;&nbsp;&nbsp;Великокняжеская усыпальница в Петропавловской крепости. Интерьер<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1875 г. недалеко от станции Парголово Финляндской железной дороги открылось второе загородное кладбище — Успенское. В следующем десятилетии на обоих загородных кладбищах открыли воинские отделения с участками для гарнизонных полков. В начале XX в. появилось католическое отделение Успенского (ныне – Северного) кладбища, где перед революцией был построен деревянный костел.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Преображенское и Успенское кладбища стали первыми и единственными в Петербурге, которые подчинялись не епархиальному начальству, а Городской думе. Город вложил в их устройство около полумиллиона рублей и взял на себя все расходы по содержанию, включая жалование священникам. Интересно, что среди крупных государств Европы в то время лишь во Франции кладбища были изъяты из ведения церкви и переданы муниципалитетам. Предполагалось, что затраты, понесенные казной, окупятся через некоторое время за счет платных захоронений. В действительности загородные кладбища оказались убыточными. В первые десятилетия хоронили на них (особенно на Успенском) очень мало и только в бесплатных и дешевых разрядах. Главной причиной этого были резкие возражения Синода против закрытия городских кладбищ и перевода всех захоронений на загородные. Городская администрация выдвигала санитарные и экологические соображения, тогда как церковь настаивала на важности духовной традиции. Столкновение интересов на несколько десятилетий затянуло решение вопроса о закрытии старых кладбищ. В конце XIX в. научные исследования доказали безвредность кладбищ для города, и проблема утратила свою актуальность [92 - О санитарно-гигиенических аспектах устройства кладбищ см.: Эрисман Ф. Ф. Кладбища // Энцикл. словарь Брокгауз-Ефрон. Т. 15. С. 278–282.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Начало XX в. не внесло существенных изменений в топографию городского некрополя. Последним кладбищем дореволюционного Петербурга стало Серафимовское в Новой деревне, основанное в 1906 г. На некоторых старых кладбищах (Красненьком, Волковском, Смоленском и др.) были возведены новые храмы. В 1908 г. произошло освящение сооруженной рядом с Петропавловским собором великокняжеской усыпальницы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Представление о петербургском некрополе будет неполным, если не упомянуть о захоронениях вне кладбищенских территорий. Еще в петровские времена в запрете хоронить при городских церквах была сделана оговорка: «кроме знатных особ». Каждое такое захоронение требовало особого разрешения. В XVIII в. исключения делались для богатых прихожан, жертвовавших большие суммы на ремонт и строительство храма, или для священников, долго служивших в данной церкви. В XIX в. возникла традиция погребения в городских храмах выдающихся общественных деятелей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гробница М. И. Кутузова в Казанском соборе известна каждому петербуржцу. Однако во многих полковых церквах Петербурга (почти все погибли в 1930-е гг.) существовали офицерские захоронения. С 1847 г. по специальному указу в полковых храмах устанавливали мемориальные доски с именами погибших и умерших от ран офицеров полка.<br>
<img border=0 src="i_026.jpg">&nbsp;&nbsp;&nbsp;Храм Христа Спасителя («Спас на водах»)<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Памятником русским морякам, погибшим в войне 1904–1905 гг., стал храм Христа Спасителя («Спас на водах»), воздвигнутый в 1911 г. на набережной Невы по проекту архитектора М. М. Перетятковича. Храм как бы объединил в себе походные судовые церкви погибших кораблей и стал «символом братской могилы для погибших без погребения героев-моряков» [93 - Смирнов С. Н. Храм-памятник морякам, погибшим в войну с Японией. Пг., 1915.]. На его стенах укрепили памятные доски с именами всех, кто погиб в морских сражениях Русско-японской войны. Стройный и легкий силуэт храма напоминал Дмитриевский собор во Владимире и жемчужину древнерусского зодчества – церковь Покрова на Нерли, поставленную «на лугу» святым князем Андреем Боголюбским в память о любимом сыне Изяславе. «Спас на водах», символизировавший нерушимость духовной традиции почитания мертвых, был разрушен в те же годы, когда происходило уничтожение исторического некрополя Петербурга.<br>
&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кладбища в России в XVIII–XIX вв., как и в других европейских государствах, находились в ведении духовного начальства и носили строго конфессиональный характер. Каждая вероисповедная община имела свое кладбище. Закон запрещал духовенству использовать кладбищенскую землю для иных целей, кроме погребения умерших и возведения храмов и часовен.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Для устройства столичного кладбища обычно, по представлении Синода, требовалось Высочайшее утверждение. Вот почему ряд таких распоряжений вошел в состав Законов Российской Империи. В Полном собрании Законов имеются и некоторые правила, общие для всех кладбищ. Так, в 1772 г. Сенат указал, чтобы «кладбища учреждались в удобных местах расстоянием от последнего городского жилья по крайней мере не ближе 100 сажень, а если место дозволяет, то хотя бы и за 300 сажень». Тем же указом рекомендовалось обносить кладбищенские места плетнем или земляным валом – не выше двух аршин, «дабы чрез то такие места воздухом скорее очищались», а также рыть вокруг кладбищ рвы «для удержания скотины, чтоб оная не могла заходить на кладбище» [94 - ПСЗ. Собр. 1. Т. 19. 1772. № 13803. С. 500; № 13910. С. 658.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Комиссия о строении Санкт-Петербурга, которой был направлен синодский указ 1738 г. об отводе кладбищенских мест, определила порядок планировочных работ: «…для возвышения указанных мест поделать вокруг и поперек каналы, в пристойных местах устроить пруды, вынутой землей засыпать низкие места, огородить кладбища деревянным забором, построить при них деревянные покои для житья караульных и могильщиков» [95 - Историко-статистические сведения… Вып. 2. С. 195.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Некоторые правила по устройству кладбищ вошли в «Устав врачебный» (или Устав медицинской полиции), который помещен в Своде законов. 701-я статья устава гласила: «Никаких построек на опустевших кладбищах возводить не дозволяется» [96 - О православных приходских кладбищах: Собр. существующих узаконений и распоряжений Правительства касательно православ. церковно-приход. кладбищ. Житомир, 1899. С. 18–20.]. Это положение определялось еще указом по межеванию земель 1682 г.: «У которых помещиков и вотчинников на дачах объявятся (пустые) кладбища… велеть… те кладбища огородить и строения на них никакова строить не велеть» [97 - ПСЗ. Собр. 1. Т. 2. 1682. № 911. С. 382; 1684. № 1074. С. 592.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;При устройстве новых кладбищ запрещалось переносить со старых какие-либо захоронения и «обращать прежние кладбища под пашню… или другим каким бы то ни было образом истреблять оставшиеся на оных могилы и повреждать надгробные памятники». Традиция оставлять места погребения неприкосновенными существовала задолго до того, как в начале XIX в. Александр I утверждал, что «по общему предуверению прикасаться к праху мертвых погребенных вменяется за преступление» [98 - Там же. Т. 26. 1801. № 2090. С. 871.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;По словам историка Н. И. Костомарова, «издавна могилы родителей и предков были святыней русского народа, и князья наши, заключая договор между собой, считали лучшим знамением его крепости, если он будет произнесен на отцовском гробе». Когда великий князь Иван III, пишет Костомаров, перестраивал Московский Кремль, при переносе храмов и монастырей хотели перезахоронить и останки прежде там погребенных. Архиепископ Геннадий возражал правителю: «А ведь того для, что будет воскресение мертвых, не велено их ни с места двинути, опричь тех великих святых» [99 - Костомаров Н. И. Очерк домашней жизни и нравов великорусского народа в XVI и XVII столетиях // Современник. 1860. Т. 1. XXXIII. С. 527.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;При упразднении некоторых петербургских кладбищ, основанных в XVIII в., их было велено засыпать землей, выравнивать место, но ни о каких переносах могил не было речи. По прошествии нескольких (иногда и десятков) лет на месте забытых кладбищ иногда велась обывательская застройка. С расширением границ города, увеличением числа жителей это было неизбежным. От таких кладбищ, как Аптекарское, Карповское, Колтовское, Вознесенское, уже в XIX в. не осталось и следа. Однако иные старинные некрополи, давно числившиеся упраздненными, сохранялись в городе своеобразными оазисами. Отдельные памятники и надгробные плиты можно было встретить вплоть до начала ХХ столетия на месте Сампсониевского, Ямского, Благовещенского кладбищ. Окончательная гибель наступила лишь в 1930-е гг., когда были уничтожены многие храмы, при которых существовали первые петербургские некрополи.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кладбищенское законодательство XIX в. предусматривало суровое наказание за осквернение могил, воровство и мародерство. По «Уложению о наказаниях» 1845 г. разрытие могилы каралось десятью—двенадцатью годами каторжных работ, истребление или повреждение надгробных памятников – заключением в тюрьму на срок от четырех до восьми лет, кража на кладбище – годом тюрьмы или ссылкой в Сибирь [100 - ПСЗ. Собр. 2. Т. 20. 1845. № 19283. С. 643.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но, к сожалению, несмотря на строгие охранительные меры, преступный промысел существовал. В. О. Михневич в книге «Язвы Петербурга» рассказывал, что существуют «специалисты по обкрадыванию кладбищ. Вор проникает на кладбище и снимает с наиболее богатых памятников металлические кресты, доски и разные украшения. Один из таких воров сознался на суде, что ему удавалось за один поход отвинчивать по 30-ти медных надгробных досок» [101 - Михневич В. О. Язвы Петербурга: Опыт ист. – стат. исслед. нравственности столич. населения. Спб., 1886. С. 260.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1841 г. были введены семь кладбищенских разрядов (после перераспределения 1871 г. их стало пять). Они отличались стоимостью места для погребения в зависимости от благоустройства и степени ухода за могилами. Собственно, введение разрядов лишь узаконило ранее существовавшую практику. Места внутри кладбищенской церкви и около нее в I и II разрядах были самыми дорогими. Различались по цене места близ проходных дорожек и в стороне от них, у входа на кладбище и на дальних участках. Последний разряд был бесплатным. В лавре, Новодевичьем монастыре и Сергиевой пустыни бесплатные разряды отсутствовали. Место в I разряде лаврского кладбища в 1840-е гг. стоило пятьсот рублей, а богатые похороны обходились примерно в тысячу триста рублей серебром (средний годовой доход хорошо оплачиваемого столичного чиновника) [102 - Положение о предметах, требующихся при погребении усопших, и о вкладах и приношениях за оные, по кладбищам Александро-Невской лавры. Спб., 1840; Положение о взносах в пользу церквей и причтов при погребениях и поминовениях усопших и при устройстве могил на столичных кладбищах. Спб., 1907.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Администрация внимательно следила за соблюдением порядка, соответствующего значению места. «Правила по устройству московских кладбищ», изданные в 1913 г., запрещали «ездить по кладбищу на велосипедах, ходить с собаками, петь песни, устраивать игры, а также производить другие неблагопристойности и нарушение благоговейной тишины» [103 - Правила по устройству Московских православных кладбищ и содержанию их постоянно в должном порядке. М., 1913.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Забота о памятниках всегда была обязанностью родственников, которые вносили соответствующую плату в кассу кладбища. Можно было заказать ремонт памятника, высадку цветов, уборку могилы и даже «вечную очистку могилы» или «вечное тепление лампады». Если родственники переставали следить за могилой, памятник, по прошествии определенного времени, сносили. Срок устройства новой могилы на непосещаемом участке в России был установлен в тридцать лет после предыдущего погребения.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Старые надгробия, без ремонта и починки, разрушались естественным образом, но бывали и случаи утилизации старых каменных плит. Так, в протоколах Комиссии по устройству кладбищ в 1870 г. отмечалось: «На Волковском кладбище ход между могилами устлан мостками не только из досок, но из надгробных плит, взятых с могил, на которых уцелели даже надписи, хотя, как видно, тщательно затертые» [104 - Беляев В. Указ. соч. С. 63.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Первые попытки охраны надгробных памятников, представляющих историческую и художественную ценность, относятся к середине XIX в. В 1859 г. Комиссия по устройству кладбищ запрашивала причты кладбищенских церквей: «…буде имеются памятники прошлого столетия, то сколько именно таковых и поддерживаются ли они ремонтом» [105 - ЦГИА Спб… Ф. 800. Оп. 2. Д. 11. Л. 5.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В мае 1891 г. на Литераторских мостках хоронили редактора газеты «Биржевые ведомости» П. С. Макарова. Присутствовавшие обратили внимание на плохое состояние могил: «памятники заросли, или зарыты, надписи стерты» [106 - Петерб. листок. 1891. 27 мая.]. На поминках было решено учредить специальное общество, «на обязанности которого лежало бы охранение на петербургских кладбищах от разрушения памятников на могилах ученых и литераторов и содержание их в порядке» [107 - Об охране могил ученых и литераторов. Спб., 1892.]. Был даже опубликован проект устава, но дальше дело не двинулось. Иногда пресса сообщала о частных инициативах в этой области. Например, в 1896 г. «на средства В. Н. Викуловой были приведены в порядок могилы Л. А. Мея и А. А. Григорьева на Митрофаниевском кладбище» [108 - Новое время. 1896. 12 окт.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1910 г. Городская дума решила образовать особый капитал «для охранения могил известных деятелей на литературном и ученом поприщах» и поручила Комиссии по народному образованию составить их список. С 1911 г. выделяли пятьдесят рублей ежегодно на охрану могилы М. В. Ломоносова. Это были первые в Петербурге мероприятия по охране надгробных памятников [109 - ЦГИА СПб. Ф. 792. Оп. 1. Д. 10234. Л. 228 об.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Повышению внимания к старинным некрополям как историческим и художественным заповедникам способствовали работы Н. Н. Врангеля по петербургским и Ю. П. Шамурина по московским кладбищам, так же как и издание саитовских «некрополей» [110 - Врангель Н.Н. Забытые могилы // Старые годы. 1907. Февр. С. 35–51; Саитов В.И. Петербургский некрополь […] по надгробным надписям […]. М., 1883; Николай Михайлович, вел. кн. [Саитов В. И.] Петербургский некрополь. Т. 1–4. Спб., 1912–1913; Шамурин Ю. Московские кладбища // Москва в ее прошлом и настоящем. Вып. 8. М., 1911.]. Академия художеств в 1912 г. изготовила гипсовые модели с художественных памятников Александро-Невской лавры работы И. П. Мартоса, М. И. Козловского и др. Фотограф Н. Г. Матвеев по заказу Академии в 1906–1910 гг. сфотографировал около ста пятидесяти надгробий на лаврских, Смоленских, Волковских кладбищах, в Новодевичьем монастыре и Сергиевой пустыни [111 - О снятии фотографий и гипсовых слепков с художественных памятников над могилами исторических лиц на кладбищах // РГИА. Ф. 789. Оп. 13, 1905. Д. 190.].<br>
&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Говоря о законах и правилах, регламентировавших кладбищенскую жизнь, следует иметь в виду, что они определяли только внешнюю – хозяйственную, экономическую, санитарно-гигиеническую сторону дела. Гораздо важнее другое. Мощным воспитателем почтительного отношения к месту последнего упокоения была многовековая традиция церковного погребения. Она устанавливала и освящала все стороны погребального ритуала, придавала духовный смысл всему кругу обрядов и традиций, связанных с тайной смерти, приучала видеть в кладбищах места особого порядка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Определение Синода от 6 февраля 1897 г. указывало: «…попечение о содержании кладбищ в благолепном виде является естественным выражением того, не только уместного, но даже обязательного в христианах чувства уважения к праху предков и вообще близких, в вере скончавшихся, которое, проистекая из обуславливаемого родственною и христианскою взаимною любовию долга почтительного отношения к их памяти, вместе с тем основывается на вере нашей в непреложную истину бессмертия и будущего всеобщего воскрешения и в общение живых с прежде умершими» [112 - О православных приходских кладбищах… С. 24.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Уместно напомнить основные правила погребения и поминовения по православному христианскому обряду, неуклонно соблюдавшиеся в дореволюционном Петербурге. Над умирающим, которого следует исповедовать и причастить, читают отходную – «молитву на разлучение души от тела». Омывают мертвое тело под чтение псалмов и облачают в новую одежду. На тело кладут покров – саван, в напоминание о пеленах Иисуса Христа во гробе. В руки покойного вкладывают образ Спасителя, на голову помещают венчик с изображением Иисуса, Богоматери и Иоанна Предтечи – в знак надежды на посмертное воздаяние по милосердию Бога. Над гробом читается Псалтирь. Панихида обычно совершалась в доме покойного, после чего тело переносили в храм для отпевания. Священник шел впереди, перед гробом несли крест, все провожающие держали в руках зажженные свечи – символ радости о возвращении усопшего к Вечному Свету. В храме гроб ставят головой ко входу, чтобы лицо покойного было обращено к алтарю – «в знак того, что умерший идет от заката жизни к востоку вечности» [113 - Тихомиров Е. Загробная жизнь, или Последняя участь человека. Спб., 1888. С. 257–372. См. также: Митрофан, мон. Как живут наши умершие. Т. 1–3. Спб., 1880; Соболев А.Н. Загробный мир по древнерусским представлениям. Сергиев Посад, 1913; Долоцкий В.И. Об обрядах, совершаемых при погребении православных христиан // Христианское чтение. 1845. Т. 3. С. 363–440.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Отпевание происходит после обедни. Под чтение псалмов и стихир присутствующие прощаются с покойным последним целованием. Затем священник читает разрешительную молитву, текст которой вкладывает в правую руку покойного. После этого гроб закрывают крышкой и больше не открывают.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;По окончании отпевания погребальная процессия направляется на кладбище. Гроб с молитвой опускают в могилу, священник крестовидно сыплет на крышку землю, льет елей, ссыпает пепел от кадила. На могиле ставится крест – «символ спасения христианина, умершего с верою и покаянием».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Церковь учит, что «для христианина смерть – первый день жизни, или день рождения, а гробница – место временного упокоения его земного праха до дня всеобщего воскрешения и суда».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Для поминовения издавна установлены третий, девятый и сороковой дни по кончине христианина. По учению церкви, молитва за упокой души помогает умершему в его посмертной судьбе. Толкование дней поминовения дал один из первых христианских отшельников святой Макарий Египетский. Первые три дня душа пребывает рядом с телом, «как птица ищет себе гнезда», и лишь на третий день, благодаря молитвам, получает облегчение в скорби: ангел Божий возносит душу для поклонения Господу. Шесть следующих дней душа видит небесные обители и великолепие рая, а на девятый – вновь возносится к Богу. Далее тридцать дней душа созерцает адские муки – мытарства, и на сороковой день получает окончательное определение Божиего суда. Годовщина смерти отмечается как день рождения христианина к новой жизни.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Для общего поминовения мертвых в Русской православной церкви установлены Родительские субботы (родителями для христиан являются все умершие вообще, и они молятся «о упокоении душ рабов Божиих праотец, отец и братии зде лежащих и повсюду православных христиан»). Дни поминовения связаны с годовым Пасхальным циклом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пасхе – дню Воскресения Христова – предшествуют семь недель Великого поста. Последняя неделя перед постом – традиционная русская Масленица – по церковному календарю называется сырной седмицей. Суббота перед сырной седмицей – это Вселенская Родительская суббота. В этот день «память совершают всех от века усопших православных христиан». Поминовение мертвых совершают также во вторую, третью и четвертую субботы Великого поста. Пятая Родительская суббота – Троицкая, накануне пятидесятого дня от Пасхи – дня Святой Троицы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кроме того, в Русской Православной Церкви поминовение усопших совершается в Радоницу: это вторник Фоминой недели, следующей за Пасхальной Светлой седмицей. По словам святого Иоанна Златоуста, в этот день «Господь Иисус Христос сошел к мертвым, потому здесь и собираемся мы».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Павших воинов православные поминают в Димитриевскую Родительскую субботу, ближайшую к дню памяти святого Димитрия Солунского 26 октября (8 ноября). Это поминовение установлено в XVI в. в память Куликовской битвы 1380 г. В 1769 г. установили поминовение «православных воинов, за веру и отечество на брани убиенных» 29 августа (11 сентября), в день Усекновения главы Иоанна Предтечи. Примечательно, что живая православная традиция не иссякает и в наши дни. 8 сентября 1989 г. Ленинградская епархия установила День церковного поминовения жертв блокады города в период Великой Отечественной войны.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Надо иметь в виду, что каждое ежедневное богослужение включает в себя поминовение усопших, для чего в храме подаются записки о молитве за упокой души и ведется запись в специальные поминальные книги – синодики. Ежедневная молитва в течение сорока дней по кончине называется сорокоустом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Выдающийся русский мыслитель XIX в. Н. Ф. Федоров вообще видел в церковном поминовении мертвых главный смысл христианской жизни. Он писал: «Кладбищенская церковь из последней должна сделаться первой, стать соборной для приходских церквей каждой части города, каждой местности, ибо и литургия, и пасха, как это сказано, имеют смысл лишь на кладбищах. И такое положение кладбищенских церквей будет началом восстановления религии; если же при городских церквах не может быть кладбищ, то это значит, что нужно отказаться или от религии, или от городов» [114 - Федоров Н. Ф. Сочинения. М., 1982. С. 107.].<br>
&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;В истории Петербурга похоронные обряды были важными событиями городской и общественной жизни.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;13 октября 1723 г. в Петербурге скончалась царица Прасковья Федоровна, вдова царя Иоанна Алексеевича, брата Петра I. Петр находился в это время на строительстве Ладожского канала, и распоряжения по организации похорон были получены лишь по его возвращении через три дня. Основатель города придавал особое значение разработке «печального церемониала», принимал личное участие во многих погребальных церемониях, шествуя за гробом своих сподвижников в Северной войне Б. П. Шереметева и А. А. Вейде, лейб-медика Р. Арескина и многих других. Известно, что погребение любимой сестры Петра царевны Натальи Алексеевны было отложено на год, чтобы царь, отсутствовавший в Петербурге, мог вернуться для прощания.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Катафалк царицы Прасковьи был сооружен по проекту герольдмейстера графа Ф. де Санти. Фиолетовый бархат катафалка и гроба под балдахином эффектно сочетался с белизной покрова. По сторонам постамента размещались царская корона на красной бархатной подушке и государственное знамя. В зале, где прощались с покойной, было установлено двенадцать больших свечей, охраняли тело двенадцать капитанов в черных кафтанах, длинных мантиях, с вызолоченными алебардами. Псалтирь читали двое священников. Прощание происходило чинно, без завываний и причитаний (Петр запретил эту традицию в 1716 г., при погребении царицы Марфы, вдовы царя Федора Алексеевича).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В три часа пополудни 22 октября в дом покойной, где уже находилась вся петербургская знать, оповещенная накануне А. И. Румянцевым – погребальным маршалом, приехали члены царской фамилии. В передней собравшихся обнесли глинтвейном, после чего все проследовали в залу, отслужили панихиду. Погребальную процессию открывал гвардии поручик с восемнадцатью унтер-офицерами, державшими на плечах тесаки с траурным флером. Далее маршал Румянцев возглавлял шествие гражданских и военных чиновников, выстроенных по старшинству, по трое и четверо в ряд. Потом по регламенту следовали иностранные министры, находившиеся в Петербурге герцог Голштинский, принц Гессен Гомбургский, сенаторы П. И. Ягужинский и Б. X. Миних. За ними шел хор императорских певчих, духовенство с зажженными свечами. В катафалк, перед которым несли царскую корону, была впряжена шестерка лошадей. Перед ним шли двенадцать полковников, шесть майоров несли балдахин, а за катафалком – двенадцать капитанов с алебардами и двенадцать поручиков со свечами. Третью часть процессии открывал еще один погребальный маршал с жезлом. Затем шел император, сопровождаемый Ф. М. Апраксиным и А. Д. Меншиковым. Далее в сопровождении офицеров и сановников – дочери покойной, Екатерина и Прасковья, и императрица со свитой. По сторонам процессии маршировали до полутораста солдат с зажженными факелами. Движение до Александро-Невского монастыря продолжалось больше двух часов. Гроб внесли в только что отстроенную Благовещенскую церковь и после отпевания и проповеди погребли у алтаря. Поминки в доме царицы Прасковьи продолжались до одиннадцати часов ночи [115 - Семевский М. И. Царица Прасковья: Очерк из рус. истории XVIII в. М., 1989. С. 173–175.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Столица Российского государства в течение двух веков видела множество подобных церемоний. Для погребения лиц императорской фамилии были разработаны специальные регламенты, для организации и оформления похоронного обряда создавались «печальные комиссии».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Печальный церемониал» погребения представителей знатных дворянских фамилий был разработан не менее подробно. Сохранилось описание похорон в 1803 г. графини П. И. Шереметевой – знаменитой крепостной актрисы Параши Жемчуговой, ставшей женой графа Н. П. Шереметева. «Спустя два часа после кончины тело приличным образом одетое положено на стол, покрытый белыми простынями, а после обитый белым миткалем с фалборою; в головах тела поставлен налой, обитый черной фланелью и покрытый атласной пеленою с образами… Перед ним подсвечник с зажженными свечами, одетый черным крепом с белыми лентами. Вокруг тела поставлено 4 таковых же, трауром покрытых подсвечников… На другой день тело положено во гроб, сделанный из дубового дерева и обитый снаружи пунцовым бархатом, выложенным как должно серебряным гасом и внизу по борту серебряною бахромою, а внутри белым атласом… скобы у гроба посеребреные чрез огонь, а на крышке в головах на посеребреной доске изображен золоченый фамильный герб… гроб покрыт глазетовым покровом, обложенным во круг в два ряда серебряным позументом, с серебряным же шнуром, и по углам четырьмя серебряными пышными кистьми».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Три дня утром и вечером в доме служили панихиды. 26 февраля 1803 г. днем происходило прощание, а в семь часов вечера прибыл митрополит Амвросий со своей свитой, и после литии (заупокойной молитвы) гроб вынесли из Фонтанного дома Шереметевых. «За воротами приготовлена была печальная колесница с балдахином, на которую поставили гроб, покрыли сказанным выше золотым глазетовым покровом, и началось шествие…» Открывали его «офицер полицейский верхом и два полицейские офицера пешие». Затем следовали церковные служители, певчие, «двенадцать священников по два в ряд», митрополичий хор, духовные лица с образами, архимандриты, два архиепископа и сам митрополит, предшествовавший траурной колеснице, запряженной шестью лошадьми. Правилами было оговорено траурное одеяние кучера, конюхов и официантов, так же как и число лиц, поддерживавших гроб и державших древки и шнуры балдахина. «По обеим сторонам колесницы, начиная от головы гроба, до самого начала кортежа шли в черных епанчах, распущенных шляпах с флером 24 человека с зажженными факелами по 12 на стороне… По сторонам всего кортежа оберегали полицейские офицеры от стеснения народа, которого, как пеших, так и в экипажах, было многолюднейшее стечение». Среди домочадцев и прислуги, следовавших за гробом Прасковьи Ивановны, был и архитектор Джакомо Кваренги. В Троицком соборе Александро-Невской лавры гроб установили на катафалк. Отпевание и погребение в Лазаревской церкви произошло на следующий день [116 - РГИА. Ф. 1088. Оп. 1. Д. 70.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;За три года до П. И. Шереметевой в лавре хоронили А. В. Суворова. Великий русский полководец умер 6 мая 1800 г. в доме своего зятя князя Д. И. Хвостова на Крюковом канале, близ Никольского морского собора. Известный писатель и историк Е. А. Болховитинов (впоследствии митрополит Евгений) оставил описание похорон, происшедших 12 мая.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Князь лежал в маршальском мундире, в Андреевской ленте. Около гроба стояли табуреты числом восемнадцать, на них разложены были кавалерии, бриллиантовый бант, пожалованный Екатериной II за взятие Рымника, бриллиантовая шпага, фельдмаршальский жезл и прочее. Лицо покойного было спокойно и без морщин. Борода отросла на полдюйма и вся белая. В физиономии что-то благоговейное и спокойное… Улицы, все окна в домах, балконы и кровли преисполнены были народу. День был прекрасный. Народ отовсюду бежал за нами. Наконец мы дошли и ввели церемонию в верхнюю монастырскую церковь… В церковь пускали только больших, а народу и в монастырь не допускали. Проповеди не было. Но зато лучше всякого панегирика пропели придворные певчие 90-й псалом «Живый в помощи», концерт сочинения Бортнянского. Войска расположены были за монастырем. Отпето погребение, и тут-то раз десять едва я мог удержать слезы. При последнем целовании никто не подходил без слез ко гробу. Тут явился и Державин. Его предуниженный поклон гробу тронул до основания мое сердце. Он закрыл лицо платком и отошел, и, верно, из сих слез выльется бессмертная ода» [117 - Суворов А.В. Письма. М., 1986. С. 478.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Болховитинов оказался прав. Державин написал стихотворение «Снигирь»:<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Что ты заводишь песню военну<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Флейте подобно, милый снигирь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;С кем мы пойдем войной на Гиену?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кто теперь вождь наш? Кто богатырь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сильный где, храбрый, быстрый Суворов?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Северны громы в гробе лежат…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;О возникновении этих стихов сам поэт писал: «У автора в клетке был снигирь, выученный петь одно колено военного марша; когда автор по преставлении сего героя возвратился домой, то услыша, что сия птичка поет военную песнь, написал сию оду в память столь славного мужа». Этот волнующий образ отозвался в ХХ столетии в стихах на смерть другого великого русского полководца:<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Маршал! Поглотит алчная Лета<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Эти слова и твои прахоря.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Все же прими их – жалкая лепта<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Родину спасшему, вслух говоря.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бей, барабан, и военная флейта,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Громко свисти на манер снегиря.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;И. Бродский. «На смерть Жукова»<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Нелишне напомнить, что кончина А. В. Суворова, вернувшегося из победоносного Итальянского похода, была омрачена неожиданной немилостью императора Павла I. Вместо ожидаемой триумфальной встречи полководцу было запрещено являться ко двору. Опала ускорила смерть семидесятилетнего военачальника. Многие придворные, опасавшиеся навещать генералиссимуса во время болезни, не приняли участие и в похоронной церемонии, которая к тому же не соответствовала воинскому званию Суворова. В отличие от прадеда, сопровождавшего в траурном шествии своих полководцев, Павел I выехал лишь на Невский, когда провозили гроб с телом Суворова. Тем более знаменательно, что Суворова в последний путь провожал простой народ, заполнивший улицы столицы [118 - Эйдельман Н.Я. Грань веков. М., 1986. С. 189–192.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В памяти жителей Петербурга остались поразившие своей экзотичностью похороны молдавского князя Георгия Гики, проходившие в Александро-Невском монастыре 5 марта 1785 г. Старинное описание рассказывает: «Впереди шествия ехали трубачи, затем шло до сотни факельщиков, за ними несли богатый порожний гроб, за последним шли слуги, держа в руках серебряные большие блюда с разварным сарачинским пшеном и изюмом, на другом блюде лежали сушеные плоды, а на третьем – большой позолоченый каравай; затем следовали в богатых молдавских костюмах бояре с длинными золочеными свечами в руках, после них шло с пением духовенство, с греческим архиепископом во главе. Затем уже несли тело умершего князя, сидящее в собольей шубе и шапке на креслах, обитых золотою парчею. Тело было отпето сперва на паперти, потом внесено в церковь и там снята с него шуба, одет саван и затем умерший был положен в гроб» [119 - Пыляев М. И. Старый Петербург: Рассказы из былой жизни столицы. Спб., 1889. С. 36–37.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;18 июля 1820 г. на Смоленском лютеранском кладбище хоронили скромного инспектора и преподавателя математики и физики во 2-м Кадетском корпусе Ивана Васильевича Бебера (1746–1820). Лишь посвященные знали истинное значение этого человека, принадлежавшего к высшим степеням российского масонства. И. В. Бебер был управляющим Великой Директориальной Ложи Владимира к Порядку – главной национальной ложи России. Предание гласит, что Беберу удалось привлечь в масонскую ложу Александра I, который, действительно, около десятка лет, до внезапного официального упразднения всех лож в 1822 г., оказывал явное покровительство масонам. «Высокопреосвященнейший префект Капитула Феникса», Бебер незадолго до кончины отошел от активной деятельности, но на похороны его собрались все петербургские масоны, «кто по летнему времени в столице или по близости пребывание имел».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Прощание с телом происходило в лютеранской церкви Св. Екатерины на Васильевском острове. Церемония началась в 6 часов вечера. Посреди храма, убранного зеленью, возвышался на катафалке гроб, на котором были положены меч и шляпа. Два масона в траурных шарфах стояли по сторонам гроба. После надгробного слова, произнесенного пастором Цахертом, прозвучала написанная капельмейстером Затценгофером траурная кантата. «Печально величественная кантата тронула сердца, и в церкви воцарилось горестное молчание. Вместе с офицерами 2-го корпуса масоны взялись за скобы гроба, когда подан был знак к выносу, и они же окружили гроб и шли следом, наблюдая, чтобы члены Великих лож были впереди и все вместе. Далее следовала семья покойного и большой отряд воспитанников корпуса. Многие братья несли перед гробом похоронные жезлы, другие – подушки с орденами, все же прочие – цветы и ветви лиственные». По сторонам траурного кортежа масоны младших степеней несли зажженные факелы. Необычное шествие, следовавшее по тихим улицам Васильевского острова в воскресный летний вечер, привлекло множество народа. Огромная толпа подошла к воротам лютеранского кладбища около 9 часов. «Масоны окружили могилу; масон пастор Август Ган произнес, благословляя, последние слова любви и мира, громкий гимн огласил тишину кладбища, пели хором все масоны», – так заканчивает описание этих удивительных похорон историк русского масонства Тира Соколовская [120 - Соколовская Т. Капитул Феникса: Высшее тайное масонское о-во в России // Вестн. Имп. О-ва ревнителей истории. Вып. 2. Пг., 1915. С. 294–295.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В отличие от похорон высших государственных и военных деятелей, «статских чинов» хоронили более скромно, хотя элементы обряда (колесница, факельщики, хор певчих и духовенство перед гробом) сохранялись многие десятилетия. Во второй половине XIX в. похоронную процессию стали сопровождать духовые оркестры – вначале на военных похоронах. Первым «статским», которого хоронили с духовым оркестром, был П. И. Чайковский. Венки из цветов с вензелями и лентами стали возлагать к гробу и выносить в ходе процессии лишь во второй половине столетия.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тридцатилетие царствования Николая I, «заморозившее» Россию, отразилось и в отношении к похоронам, которые строго соответствовали установленному этикету. Лишь в 1860-е гг. похороны приобретают характер общественной демонстрации, выражения современниками признательности и уважения к заслугам выдающихся писателей, артистов, музыкантов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Петербургский старожил, известный юрист А. Ф. Кони вспоминал, что в истории столицы было «несколько похорон, не официозного, так сказать, предустановленного характера, а таких, в которых выразилось общественное сочувствие к почившему». Первыми в этом ряду он назвал похороны артиста А. Е. Мартынова.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вершиной творчества Мартынова стало исполнение роли Тихона в первой постановке «Грозы» А. Н. Островского на сцене Александрийского театра. О признании заслуг артиста, выступавшего на александринской сцене четверть века, свидетельствовал обед, данный ему писателями; до него подобной чести был удостоен лишь великий М. С. Щепкин. Через восемь месяцев после знаменательной премьеры, 16 августа 1860 г. А. Е. Мартынов скончался в Харькове (на пути из Ялты в Петербург).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Поздно вечером 12 сентября останки артиста привезли в столицу. Площадь перед Николаевским вокзалом была заполнена множеством людей. Гроб перенесли на руках через площадь в Знаменскую церковь. На следующий день, после отпевания, началось траурное шествие по Невскому проспекту к Васильевскому острову, на Смоленское кладбище. Гроб был поставлен на катафалк, но лошадей тотчас выпрягли; чести везти траурную колесницу добивались многочисленные петербуржцы: купцы, мастеровые, чиновники, офицеры, студенты. Впереди траурной процессии несли венки. Кто-то, указывая на них, сказал: «Вот ордена Мартынова». А. Я. Панаева вспоминала, что «на протяжении всего Невского проспекта… движение экипажей было приостановлено, сама публика позаботилась не пропускать экипажей с боковых улиц, чтобы не давили народ. Полиция застигнута была врасплох, да она и не была нужна, потому что порядок везде был удивительный, с таким тактом и приличием держала себя публика». Панаева же вспоминала о некоем «значительном лице», негодовавшем: «Скажите, пожалуйста, – везут гроб актера и нет проезда по Невскому!.. Такого беспорядка не должна была допустить полиция» [121 - Панаева А.Я. Воспоминания. М., 1956. С. 52.]. На Смоленском кладбище публике раздавали специально выпущенную брошюру со стихами, посвященными «горю русского театра – потере Александра Евстафьевича Мартынова» [122 - Золотницкая Т.Д. Александр Евстафьевич Мартынов. Л., 1988. С. 185–188.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Изменение общественной ситуации, отразившееся в отношении к похоронам, сознавалось современниками. Когда в мае 1848 г. умер В. Г. Белинский, «немногие петербургские друзья провожали тело его до Волковского кладбища. К ним присоединились три или четыре неизвестных, вдруг бог знает откуда взявшихся. Они оставались до самого конца печальной церемонии на кладбище и следили за всем с величайшим любопытством, хотя следить было ровно не за чем. Белинского отпели и опустили в могилу, как и всякого другого, и огорченные друзья его бросили молча по христианскому обычаю горсть земли в его могилу, в которой уже начинала проступать вода…».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Автор этих строк, И. И. Панаев, отмечал, насколько разнился этот скромный обряд от проходивших тринадцать лет спустя похорон Н. А. Добролюбова. О выносе тела объявили газеты. Место для могилы было специально выбрано рядом с Белинским, чтобы подчеркнуть тесную идейную связь двух выдающихся литературных критиков. На похоронах собралось до двухсот человек, в числе которых были профессора университета, журналисты, известные литераторы. «Гроб несен был на руках от квартиры покойного [на Литейной улице] до самого Волкова кладбища… над его могилой произнесено было несколько задушевных слов его друзьями и посторонними лицами и прочтены были отрывки из его дневника…» [123 - Панаев И.И. Литературные воспоминания. М., 1988. С. 355, 366.]. Известно, что на могиле Добролюбова выступали Н. А. Некрасов и Н. Г. Чернышевский. Тут же среди присутствующих провели сбор средств в помощь ссылаемому в Сибирь поэту и публицисту М. Л. Михайлову, одному из авторов знаменитой прокламации «К молодому поколению».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Выбор места для погребения играл в прошлом веке немаловажную роль. Мартынов был похоронен на Смоленском кладбище рядом с другими известными актерами: В. А. Каратыгиным, В. Н. Асенковой. Дорожка на Волковском кладбище близ надгробий Белинского и Добролюбова уже в 1880-е гг. стала называться «Литераторскими мостками»: здесь хоронили писателей, журналистов, общественных деятелей революционно-демократического направления. Достоевскому, присутствовавшему на похоронах Некрасова 30 декабря 1877 г., понравилось Новодевичье кладбище, и вдова писателя собиралась похоронить его там. Однако Александро-Невская лавра предложила для погребения Достоевского любое из своих кладбищ. Анна Григорьевна выбрала место рядом с Жуковским. Имя великого романиста придало особое значение лаврскому некрополю как Национальному Пантеону, где уже покоились Ломоносов, Крылов, Карамзин, Глинка…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ф. М. Достоевский скончался 28 января 1881 г. в 8 часов 38 минут вечера. По православному обычаю, на квартире в Кузнечном переулке дважды в день совершались панихиды. Пели певчие из соседней Владимирской церкви, Исаакиевского собора и других церквей. В субботу 31 января состоялся вынос тела. А. Г. Достоевская вспоминала: «Еще накануне выноса мой брат, желая меня порадовать, сказал, что восемь таких-то учреждений предполагают принести венки на гроб Федора Михайловича, а наутро венков уже оказалось семьдесят четыре, а возможно, что и более… Погребальное шествие вышло из дому в одиннадцать часов и только после двух часов достигло Александро-Невской лавры». Гроб несли родные и близкие писателя, среди них и его друзья по кружку петрашевцев А. Н. Плещеев и А. И. Пальм. Шествие открывали учащиеся всех петербургских учебных заведений, затем шли художники, актеры, депутации из Москвы: «длинная вереница на шестах несомых венков, многочисленные хоры молодежи, певшие погребальные песнопения, гроб, который высоко воздымался над толпой, и громадная, в несколько десятков тысяч масса людей, следовавших за кортежем» [124 - Достоевская А.Г. Воспоминания. М., 1987. С. 403–412.]. В процессии участвовало до шестидесяти тысяч человек.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гроб Достоевского внесли в Свято-Духовскую церковь лавры, где был совершен парастас (торжественная всенощная). 1 февраля в церкви состоялось торжественное отпевание. На Тихвинском кладбище было настолько многолюдно, что «люди взбирались на памятники, сидели на деревьях, цеплялись за решетки, и шествие медленно подвигалось, проходя под склонившимися с двух сторон венками разных депутаций». Над открытой могилой выступали профессора и литераторы. Среди них был двадцативосьмилетний Владимир Соловьев…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Прошло сто семь лет, и в 1988 г. годовщина смерти Ф. М. Достоевского была отмечена панихидой на могиле. После десятилетий безмолвия вновь зазвучала молитва на том месте, где погребен один из крупнейших религиозных писателей России…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В памяти современников остались и похороны И. С. Тургенева. Друг писателя М. М. Стасюлевич вспоминал его слова: «Я желаю, чтоб меня похоронили на Волковом кладбище, подле моего друга Белинского, конечно, мне прежде всего хотелось бы лечь у ног моего учителя Пушкина, но я не заслуживаю такой чести». Я старался отключить его от подобной печальной темы и ответил ему сначала шуткой, что я, как гласный Думы, долгом считаю его предупредить, что это кладбище давно осуждено на закрытие и ему придется попутешествовать и в загробной жизни. «Ну, когда-то еще это будет, – отвечал он, также шутя, – до того времени успею належаться. Тогда я ему напомнил, что могила Белинского давно обставлена со всех сторон. «Ну, да я не буквально, – возразил он мне, – все равно будем вместе, на одном кладбище»" [125 - Стасюлевич М. М. Из воспоминания о последних днях И. С. Тургенева // И. С. Тургенев в воспоминаниях современников. Т. 2. М., 1969. С. 445.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тургенев умер в Буживале, во Франции, и отпевание происходило 19 сентября 1883 г. в русской церкви на рю Дарю в Париже. Гроб с телом писателя по железной дороге доставили в Россию. От приграничной станции Вержболово на остановках служили панихиды. Множество людей заранее собирались у станций и полустанков по пути движения скорбного груза. Торжественная встреча в столице произошла 27 сентября на перроне Варшавского вокзала.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как вспоминал А. Ф. Кони, «прием гроба в Петербурге и следование его на Волково кладбище представляли необычное зрелище по своей красоте, величавому характеру и полнейшему, добровольному и единодушному соблюдению порядка. Непрерывная цепь 176-ти депутаций от литературы, от газет и журналов, ученых, просветительных и учебных заведений, от земств, сибиряков, поляков и болгар заняла пространство в несколько верст, привлекая сочувственное и нередко растроганное внимание громадной публики, запрудившей тротуары, – несомыми депутациями изящными, великолепными венками и хоругвями с многозначительными надписями. Так, был венок «Автору «Муму» от общества покровительства животным»; венок с повторением слов, сказанных больным Тургеневым художнику Боголюбову: «Живите и любите людей, как я их любил», – от товарищества передвижных выставок; венок с надписью «Любовь сильнее смерти» от педагогических женских курсов. Особенно выделялся венок с надписью «Незабвенному учителю правды и нравственной красоты» от Петербургского юридического общества… Депутация от драматических курсов любителей сценического искусства принесла огромную лиру из свежих цветов с порванными серебряными струнами» [126 - Кони А. Ф. Собр. соч. Т. 6. М., 1968. С. 385–388.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На Литераторских мостках Волковского кладбища 13 апреля 1891 г. хоронили Н. В. Шелгунова. В похоронах известного революционера-шестидесятника принимали участие не только студенты и разночинцы, но и большая группа рабочих, организованная М. И. Брусневым. В шествии от Фурштатской улицы по Знаменской и Лиговке несли венок с надписью «Указателю пути к свободе и братству от петербургских рабочих». Эта семитысячная демонстрация явилась, по словам Бруснева, «первым выступлением русского рабочего класса на арену политической борьбы».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Одним из впечатляющих событий петербургской жизни были похороны П. И. Чайковского 28 октября 1893 г. Покрытая парчовым балдахином золотистая колесница с лирами из бессмертников с инициалами композитора на углах везла гроб от Малой Морской (дома, где умер Чайковский) к Мариинскому театру. Пели хоры Русской оперы, Архангельского и Шереметева, венков в процессии насчитывалось более трехсот. В похоронах приняли участие девяносто три депутации от разных городов России, всех петербургских и московских театров, Русского музыкального общества, двух консерваторий, училища правоведения, университета и т. д. От театра, где впервые прозвучали многие произведения Чайковского, процессия направилась к Казанскому собору, в котором происходило отпевание. Десятки тысяч людей заполнили Невский проспект во время движения траурного кортежа к лавре, продолжавшегося два часа [127 - Конисская Л.М. Чайковский в Петербурге. Л., 1974. С. 293–300.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Похоронные церемонии получали широкое отражение в газетных и журнальных публикациях. Описания, подобные приведенным выше, фотографии, обширные некрологи занимали значительное место на страницах печати. Было бы несправедливо видеть в этом лишь удовлетворение праздного любопытства читающей публики. Печальный, но неизбежный итог земного существования воспринимался как его органичная часть, вполне заслуживающая достойного освещения. Тем самым утверждалось понимание ценности и значимости человеческой жизни.<br>
&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Новое столетие существенно изменило отношение к кладбищу как принадлежности семейного, родового быта. Появилась принципиально новая форма массовых захоронений.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Разумеется, братские могилы существовали и на кладбищах XIX в. На Красненьком, например, в общей могиле были похоронены жертвы наводнения 1824 г., на Смоленском – жертвы халтуринского взрыва в столовой Зимнего дворца в 1880 г., на Пороховском – рабочие, погибшие при взрывах на пороховых заводах. В годы эпидемий в братских могилах хоронили людей беднейшего состояния. Однако подобные примеры можно рассматривать скорее как исключение. Место могилы, как правило, связывалось с индивидуальным или семейным захоронением.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Крупные социальные потрясения нового века и невиданные по масштабам военные бедствия стали причиной множества братских захоронений.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В Петрограде первым в XX в. мемориалом массового характера стали братские могилы на Марсовом поле. 23 марта 1917 г. здесь состоялось торжественное захоронение ста восьмидесяти гробов с останками участников февральской революции [128 - Стригалев А. А. Памятник героям революции на Марсовом поле // Вопр. изобразит. искусства и архитектуры. М., 1975. С. 105–178.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Известно, что первоначальным местом захоронения была назначена Дворцовая площадь. Лишь благодаря усилиям Комиссии А. М. Горького, ставившей целью защиту памятников культуры в революционное время, исторический ансамбль главной площади города удалось сохранить. Марсово поле, представлявшее собой огромное незастроенное пространство, оказалось идеальным местом для сооружения памятника общественно-политического значения.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Похороны на Марсовом поле стали грандиозной демонстрацией, в которой приняли участие сотни тысяч людей. С разных концов Петрограда, из-за Нарвской заставы, с Выборгской и Петроградской стороны, от Шлиссельбургского проспекта двигались организованные колонны с флагами и транспарантами. Начавшаяся в пять часов утра торжественная церемония продолжалась свыше двадцати часов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В ходе Февральской революции погибли тысяча триста восемьдесят два человека [129 - Правда. 1917. 23 марта. Цит. по: Шварц В. С. Архитектурный ансамбль Марсова поля. Л., 1989. С. 159.]. В братских могилах похоронили сравнительно небольшую их часть. Предание земле останков на Марсовом поле имело прежде всего символическое значение – утвердить «на крови» новое светлое здание революционного будущего. Светская по своему характеру церемония погребения, в сущности, опиралась на глубоко сакральное и архаическое представление о священной жертве.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В создании мемориала на Марсовом поле, с тех пор в течение сорока лет именовавшемся «Площадью жертв революции», проявились принципиально новые моменты, закрепленные практикой последующих десятилетий. Выбор места погребения не связывался с какой-либо традицией: кладбища здесь никогда не было. Достаточным основанием оказалось центральное положение площади, ее размеры, наличие свободных подходов к месту, которое назначалось отныне для проведения массовых митингов и демонстраций. Первый такой крупный митинг состоялся 18 апреля (1 мая) 1917 г. и был приурочен к празднику пролетарской солидарности.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Тематическая направленность» некрополя подразумевала, что в этом месте чтят память не столько тех или иных конкретных жертв, остающихся безымянными, – сколько самого события, с которым связано погребение. В первые годы после Октября был создан целый ряд мемориалов, чье местоположение подчеркнуто отделено от рядовых кладбищ: парк Лесотехнической академии, Коммунистическая площадка в лавре, дворцовый плац в Гатчине и т. п.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В судьбе некрополя отражается судьба города живых. Финал петербургского периода русской истории обрушился на старые городские кладбища мощной, всесокрушающей волной.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Петербург накануне революции – это крупнейший в России город с населением в два с половиной миллиона человек, средоточие административных, политических, военных, экономических, хозяйственных, интеллектуальных сил страны. Разветвленная система двенадцати министерств и управлений, руководивших организмом империи, армия бюрократии и полиции – тысячи чиновников разных степеней и рангов. Руководство российской армией и флотом, полки императорской гвардии, морские соединения, военные учебные заведения – десятки тысяч офицеров, солдат, матросов. Крупнейшие промышленные предприятия, банки, акционерные общества, страховые компании, универмаги, торговые дома – сотни финансовых магнатов, банкиров, заводчиков, богатых домовладельцев, тысячи торговцев, коммивояжеров, биржевых клерков. Столица русской культуры – академики, профессора, литераторы, художники, музыканты, актеры, издатели. Адвокаты, врачи, деятели земства, думские ораторы – множество людей, представляющих все стороны жизни столичного города, центра огромного государства.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;За годы революции и Гражданской войны население Петрограда уменьшилось почти в три раза. Опустошительный голод 1918–1919 гг., беспримерно жестокий террор, массовые высылки, бегство и эмиграция – все это резко изменило социальный состав населения. Не могло это не сказаться и на судьбе городского некрополя.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Многие тысячи памятников остались без родственного ухода и присмотра. Заброшенные кладбища сделались добычей мародеров. Грабеж и осквернение могил и склепов, ставшие в первые послереволюционные годы обычным явлением, оказались возможными не только из-за отсутствия надежной охраны, но и как следствие широко распространившейся морали вседозволенности и анархии. Элементарно понятые идеи социальной справедливости и классовой борьбы вызывали резко отрицательное отношение к «богатым» памятникам и могилам «экспроприаторов».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Стремительно изменялось представление о неприкосновенности могилы. Решающее значение имела для этого атеистическая политика новой власти. К лету 1918 г. относятся первые вскрытия мощей, приобретшие через полгода всероссийский размах. Эти акции были расценены как действенное средство антирелигиозной пропаганды и получили полное одобрение органов государственной власти.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Справедливости ради надо отметить, что десакрализации кладбища способствовал наметившийся еще в середине XIX в. утилитарно-прагматический подход к месту погребения. Комплекс необходимых санитарно-гигиенических мер по благоустройству кладбищ неизбежно снижал их в иерархии общественно значимых ценностей. Из места, хранящего тайну загробной жизни, кладбище превращалось в элемент организованного городского хозяйства. Однако эта тенденция не была определяющей. Само содержание кладбищенского обряда, его связь с религиозно-нравственными представлениями поддерживали уважительное отношение к месту вечного покоя. В послереволюционной судьбе кладбищ существенно важным было пренебрежение правилами православного погребения (как, впрочем, и других вероисповеданий). Сначала на «коммунистических площадках», а затем и повсеместно на городских кладбищах стали хоронить без отпевания и молитвы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;О состоянии некоторых исторических кладбищ города в августе 1918 г. сообщала записка В. Я. Курбатова в музейный отдел Главнауки [130 - ЦГАЛИ СПб. Ф. 36. Оп. 1. Д. 21.]. Известный знаток петербургской старины определял методические основы изучения и сохранения некрополей. Лазаревское кладбище он выделил как особенно ценное, причем отмечал, что все памятники в лавре – «в ужасающем забросе».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Согласно декрету Совнаркома от 18 января 1918 г. «Об отделении церкви от государства», все монастыри были ликвидированы как хозяйственные организации. Однако лавра до 1922 г. продолжала быть резиденцией петроградского митрополита Вениамина. Продолжались и погребения на лаврских кладбищах, против чего Курбатов решительно возражал, так как «монахи среди старых могил находят места для новых, безжалостно разрушая старые».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На Смоленском и Волковском кладбищах также отмечалось «плачевное состояние» ряда художественных и исторических надгробий; их, по мнению автора записки, следовало выявить и на «быстро разрушающемся» Новодевичьем кладбище, а также Холерном на Выборгской стороне, Новодеревенском, Большеохтинском, в Сергиевой пустыни и Мартышкинском. Интересно, что летом 1918 г. состояние лютеранских кладбищ оценивалось как более удовлетворительное. Это, очевидно, было связано с их традиционной ухоженностью; дальнейшее развитие событий привело к преимущественному уничтожению иноверческих надгробий.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;7 декабря 1918 г. был подписан декрет Совнаркома «О кладбищах и похоронах», согласно которому все места захоронений и организация похорон переходили в ведение местных советов, а духовные лица от управления кладбищами устранялись. Декрет гласил: «Для всех граждан устанавливаются одинаковые похороны: деление на разряды, как мест погребения, так и похорон, уничтожается» [131 - Декреты Сов. власти. Т. 4. М., 1968. С. 163.]. На деле это не могло не привести к полному развалу складывавшейся десятилетиями системы кладбищенского хозяйства.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С 1 февраля 1919 г. кладбища Петрограда поступили в ведение Комиссариата внутренних дел Петрокоммуны. Комиссия по национализации кладбищ выработала инструкцию для комиссаров, назначенных на все городские кладбища. Комиссией руководил член коллегии комиссариата Б. Г. Каплун, в ее состав входили представители органов внутренних дел, здравоохранения, юстиции: Б. Б. Габор, В. П. Кашкодамов, Р. А. Теттенборн [132 - ЦГА СПб. Ф. 142. Оп. 1. Д. 4. Л. 38.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Функционирование кладбищ в советский период выходит за рамки настоящей статьи. Необходимо коснуться лишь тех сторон организации кладбищенского дела, которые имеют отношение к историческим некрополям. В условиях, охарактеризованных выше, первоочередной задачей становилось выявление и сохранение исторически значимых надгробий, которые ждала та же судьба, что и тысячи других, стремительно разрушавшихся памятников.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В мае 1919 г. при музейном отделе Главнауки была создана комиссия по восстановлению Лазаревского кладбища. Старейший некрополь города был изолирован от остальной территории лавры, захоронения в нем прекратили.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;17 октября 1921 г. на заседании президиума Российского института истории искусства С. Н. Жарновский выступил с предложением создать общество «Старый Петербург». Первое заседание общества прошло 5 декабря. Присутствовали Б. В. Асафьев, А. Н. Бенуа, Л. А. Ильин, М. Д. Философов, среди избранных действительных членов общества были В. Н. Аргутинский-Долгоруков, А. Ф. Гауф, М. В. Добужинский, А. Ф. Кони, Н. Е. Лансере, А. П. Остроумова-Лебедева, С. Ф. Платонов, И. А. Фомин, С. П. Яремич. Состав общества в этот первый период показывает, что, в сущности, оно возрождало основанный в 1907 г. «Музей Старого Петербурга» [133 - ЦГАЛИ СПб. Ф. 32. Д. 8.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Среди первоочередных забот нового общества были изучение и охрана Лазаревского кладбища, территорию которого с 1923 г. общество взяло в аренду. Была проведена полная опись сохранившихся памятников, началась их частичная реставрация.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Комиссия по изучению ленинградских кладбищ, в которую входили А. Г. Яцевич, В. М. Федоров, А. А. Платонов, работала и в других действующих некрополях. В начале 1925 г. по ее распоряжению были сняты мраморные и бронзовые бюсты с надгробий Смоленского кладбища ввиду угрозы их похищения [134 - Там же. Д. 1. Л. 160.]. Основания для этой акции были весьма серьезными: так, в марте 1925 г. А. И. Ульянова-Елизарова писала о краже на Литераторских мостках портретов с надгробий Н. Ф. Бунакова, Г. З. Елисеева, Н. К. Михайловского; несколько позже был украден бюст с памятника М. Е. Салтыкову-Щедрину [135 - Вечерняя красная газ. 1925. 26 марта; 1927. 14 дек.; 1928. 6 янв.]. Снятые обществом «Старый Петербург» детали надгробий хранились в принадлежавшем ему здании на Волховском переулке, 1–3, где размещался «Музей отжившего культа». Туда же, чтобы спасти от уничтожения, переносили иконостасы и утварь из закрывавшихся церквей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В условиях нэпа общество «Старый Петербург», поставленное на хозрасчет, не справилось с финансовыми трудностями. В 1926 г. все его имущество было продано с публичных торгов, здание на Волховском отобрано, многие из собранных ценностей пропали. Некоторые бюсты со Смоленского кладбища лишь в 1930-е гг. оказались в Русском музее, переданные сюда из бронзолитейной мастерской Академии художеств.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С 1927 г. городской отдел коммунального хозяйства, в ведении которого находились места захоронений, начал закрывать старые кладбища. В апреле было принято решение о немедленном закрытии Митрофаниевских кладбищ: православного и лютеранского. В ноябре, по ходатайству Володарского райсовета, закрыли Преображенское у Фарфорового завода. С января 1928 г. были закрыты для погребения Тихвинское и Никольское кладбища в лавре, а также Малоохтинское православное. Одновременно предполагалось расширить Киновиевское кладбище на правом берегу Невы [136 - Там же. 1927. 19 апр.; 22 окт.; 1928. 21 сент.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;О состоянии кладбищенского хозяйства шла речь на заседании пленума секции коммунального хозяйства Ленсовета 24 февраля 1928 г. На этот период в городе существовало сорок шесть кладбищ. Одно из них – Лазаревское – считалось музейным и было закрыто для посещения. Площадь двенадцати закрытых для погребения кладбищ составляла восемьдесят гектаров, тридцати четырех действующих – триста восемьдесят два. Наиболее активно использовались Преображенское (Обуховское), Успенское (Северное), Богословское, Серафимовское, Волковское, Большеохтинское, Киновиевское и Новодевичье кладбища. Городские коммунальщики решили, что к 1936 г. все кладбища в черте города должны быть закрыты «за переполнением» [137 - Протокол цит. по копии в Архиве ГМГС.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Выступление на пленуме В. М. Федорова дает яркую картину разорения старых городских некрополей. Огромные дорогостоящие надгробия разрушались ради мелких утилитарных целей: «добыча медных, бронзовых и других металлических частей (скобы, стержни, розетки)». Мраморные плиты и доски разбивались «с целью утилизации для особого типа захоронений – «раковин»». Докладчик указывал, что «общим для многих кладбищ отрицательным явлением надо признать множество раскиданных памятников, валяющихся в траве (опрокинуты колонны, обелиски, доски и т. д.). Кроме того, разрушенный вид создают разбитые склепы и усыпальницы…».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Президиум Ленсовета периодически издавал решения об охране кладбищ. Так, например, 18 августа 1928 г. было принято постановление об «обязательном соблюдении Обязательного постановления об охране порядка на кладбищах», предусматривающее расследование дел о хищении памятников, организацию ночных облав «для выявления преступного и хулиганского элемента». Однако сама периодичность принятия подобных постановлений говорит о полной их неэффективности [138 - ЦГА СПб. Ф. 1000. Оп. 12. Д. 92. Л. 1.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В июне 1928 г. «Вечерняя красная газета» сообщила, что «начались работы по ремонту ряда кладбищ Ленинграда». Сооружались новые ограды на Смоленском, Митрофаниевском и Преображенском (Фарфоровском) кладбищах, прокладывался дренаж на Смоленском. Газета обещала: «с началом лета Спасо-Преображенское и Лазаревское кладбища превратятся в парки» [139 - Веч. красная газ. 1928. 5 июня.]. Работы в основном сводились к «очистке кладбищ от разрушенных памятников и палисадников». Средства, вырученные от продажи деталей разобранных памятников, шли на нужды Откомхоза. Отсюда прямая заинтересованность в уничтожении возможно большего числа старых надгробий. Кладбища превратились в своеобразные каменоломни, где добывался полированный камень дорогих и редких пород. Газета «Известия» отмечала в 1931 г., что на Волковском «кладбищенская администрация в течение этого лета разобрала несколько сот надгробных памятников и продала свыше 2 000 кубометров бутовой плиты. Бесхозность памятников определяет комиссия, в которую входит зав. кладбищем, сторож и педагог» [140 - Пошляки на кладбище // Известия. 1931. 22 сент.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мысль о создании на месте старых петербургских кладбищ «зеленого кольца» единого городского парка с сохранением художественно-исторических надгробий принадлежала активистам общества «Старый Петербург». Целиком этот план не удался, но начало ему было положено устройством музея-некрополя [141 - Конечный А.М. Общество «Старый Петербург-Новый Ленинград» // Музей. 1987. Вып. 7. С. 249–252.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Идея родилась в Москве в связи «с ликвидацией почти всех старых монастырских кладбищ». Обеспокоенный этой беспримерной по масштабам акцией, Всероссийский союз писателей обратился 6 апреля 1931 г. в Мосгорисполком с письмом, в котором просил сохранить хотя бы исторический некрополь Донского монастыря. Сюда же писатели предлагали «свезти останки выдающихся деятелей со всех ликвидированных уже московских кладбищ». Сектор науки Наркомпроса РСФСР отношением в секретариат Президиума ВЦИК от 27 апреля поддержал эту идею, распространив ее и на Ленинград.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Предлагалось создать кладбища-заповедники в Александро-Невской лавре и на Литераторских мостках. Ленинградский областной отдел коммунального хозяйства в принципе согласился, сопроводив ответ в секретариат ВЦИК знаменательным пожеланием: «По разрешении этого вопроса необходимо иметь в виду, что родственники умерших весьма неохотно соглашаются на перезахоронение останков, а поэтому ЛООКХ полагал бы целесообразным издать по РСФСР особое распоряжение, обязывающее родственников не чинить препятствий при перезахоронении» [142 - Отношение цит. по копии в Архиве ГМГС.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Решение «О превращении Лазаревского кладбища Александро-Невской лавры в кладбище-музей надгробных памятников» было принято на заседании президиума Ленсовета 28 июля 1932 г. В нем говорилось о «перенесении прахов известных общественных деятелей, писателей и художников» в музейный некрополь, где, в свою очередь, разрешалось ликвидировать «позднейшие, не представляющие собой художественного значения памятники».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ситуация складывалась трагическая. Надгробия, историческая и художественная ценность которых была несомненной, отправляли в музей-некрополь «с перенесением прахов» (а иногда и без оного). Если же ценность того или иного захоронения казалась недостаточной, могилу обрекали на уничтожение – в особенности когда разрушение памятника сулило материальную выгоду.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1907 г. Н. Н. Врангель впервые обратил внимание на преданные забвению шедевры мемориальной скульптуры на старых петербургских кладбищах. Но он вряд ли предполагал, что через четверть века художественная уникальность памятников позволит сделать вывод о малосущественности их мемориального значения, о том, что памятники эти можно попросту убрать с могил и перенести в музей, уничтожив тем самым место погребения.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Справедливости ради заметим: идея создания национального Пантеона – места погребения выдающихся исторических лиц – принадлежит новоевропейской культуре. Некрополь мастеров искусств на месте Тихвинского кладбища лавры и некрополь Литераторские мостки представляют собой именно такие мемориалы. Однако практическое осуществление этой идеи в конкретных условиях Ленинграда 1930-х гг. оказалось чревато многими несправедливыми и бессмысленными утратами.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В немалой степени это объяснялось организационной неразберихой. Занимавшееся вопросами культуры ведомство не имело достаточных средств для проведения работ по устройству музея-некрополя. Пришлось из ведения массового отдела Ленсовета передать некрополи Похоронному тресту. А эта организация, живо заинтересованная в списании «бесхоза», вела дело, как писал первый директор музея Н. В. Успенский, «сплеча, как попало, допуская к этому ответственному и новому делу злонамеренных корыстно-хищных и к тому же еще совершенно невежественных лиц, которые, увы, только лишь впоследствии, и то частично, были изгнаны наконец с позором» [143 - Письмо Н. В. Успенского И. Э. Грабарю, 11 июня 1938 // Архив ГМГС.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В сентябре 1934 г. Лазаревский некрополь посетила группа ленинградских литераторов. Об увиденном они писали А. М. Горькому: «То состояние, в каком находится сейчас Лазарево кладбище, внушает серьезное опасение за его судьбу и сохранность его художественного комплекса, и потому наше обращение к Вам есть одновременно и надежда на улучшение его материального благосостояния, а с ним и возможность признания заповедника в его правах и обязанностях как музея всесоюзного значения, каким он фактически и является». Письмо подписали И. А. Груздев, Г. А. Гуковский, М. М. Зощенко, В. А. Каверин, С. Я. Маршак, М. Л. Слонимский, Ю. Н. Тынянов, К. А. Федин, О. Д. Форш, А. П. Чапыгин и др. 26 марта 1935 г. А. М. Горький сообщил И. А. Груздеву, что говорил о Лазаревском кладбище с А. А. Ждановым и «получил твердое его согласие серьезно заняться этим делом» [144 - Переписка М. Горького. Т. 2. М., 1986. С. 362.]. Очевидно, результатом этого стало постановление президиума Ленсовета от 3 июля 1935 г. «О выделении из треста «Похоронное дело» Лазаревского, Тихвинского и Литераторских мостков Волковского кладбищ в самостоятельную единицу в системе Управления благоустройства». В свойственном тому времени директивном стиле постановление предписывало «в месячный срок» учесть все исторические и художественные памятники на всех кладбищах Ленинграда и «составить план и систему переноса скульптур и перезахоронения прахов на кладбищах-парках» [145 - Протокол: цит. по копии в Архиве ГМГС.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В «Ленинградской правде» 26 августа 1935 г. было помещено объявление, что в связи с превращением Лазаревского, Тихвинского кладбищ и Литераторских мостков в парки-музеи «гражданам, имеющим могилы родственников, непоименованные комиссией в списках оставленных, предлагается в трехмесячный срок осуществить перезахоронения… Не подав за три месяца заявления, могилы будут считаться бесхозными и подлежат сносу». Коммунальные работники со всем рвением начали работы на Тихвинском кладбище, и летом 1937 г. на его месте был открыт мемориальный парк-некрополь мастеров искусств. Что же до таких, по выражению Н. В. Успенского, «подлинных сокровищ и рассадников знаний, как собрание художественных памятников Лазаревского заповедника и знаменитых могил «Литераторских мостков»», – они остались «в прежнем запустении и хаосе» [146 - Успенский Н. В. Докладная записка о мероприятиях по реорганизации и благоустройству Лазаревского кладбища-музея // Архив ГМГС.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гораздо хуже обстояло дело на других исторических кладбищах. Вот запись активистки общества «Старый Петербург—Новый Ленинград» С. В. Поль за 1935 г.: на Смоленском православном «памятник проф. живописи А. Е. Егорова покосился; проф. живописи И. Е. Яковлев: сброшена часть колонки над рустом; проф. живописи К. Д. Флавицкий: п-к совершенно уничтожен, но место пока не захоронено (у часовни Анны Праведной); на могиле акад. Крачковского крест с метал. дощечкой с полустертой надписью (у ворот)… недостроенный памятник архитектора фон Гогена сегодня начали разбирать (находится недалеко от ворот, направо)… могила поэта Блока находится в чистоте, но крест не мешало бы покрасить»; на Волковском лютеранском «у памятника Росси решетка уничтожена, памятник косится»; на Выборгском католическом «начинает разрушаться памятник арх. Шарлеманя, т. к. значительная часть кирпичной кладки обнажена» [147 - ОР РНБ. Ф. 443. Д. 225.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В начале 1936 г. городские власти рассмотрели вопрос о закрытии десяти кладбищ, в том числе Волковского, Громовского, Смоленского, Большеохтинского. Одновременно были намечены новые кладбищенские участки: у станции Шуша ры – тридцать семь гектаров, у деревни Пискаревка – тридцать, у совхоза «Василеостровец» – пятьдесят. Было отмечено, что «дело с ликвидацией вышеперечисленных кладбищ и организацией новых подвигается крайне медленно вследствие целого ряда затруднений организационного и материального характера» [148 - Протокол № 3 Комиссии музейного сектора Культпросветотдела от 5 марта 1937 // Архив ГМГС.]. Речь шла именно о полной ликвидации кладбищ, следовавшей за закрытием их для погребения. Намеченные к закрытию в 1927 г. Фарфоровское и Малоохтинское православное кладбища были уже в 1930-е гг. полностью уничтожены. Стирались целые участки Митрофаниевского (окончательно погибшего в 1950-е гг.). С апреля 1930 г., в связи с предстоящей ликвидацией кладбища Сергиевой пустыни, с памятников снимали «отдельные части…, представляющие художественное и историческое значение» [149 - Отношение уполномоченного Управления НКП по ВУЗ, рабфакам, научным, научно-художественным и музейным учреждениям г. Ленинграда от 7 апреля 1930 // Архив ГМГС.]. О планах полной ликвидации других исторических кладбищ свидетельствуют перезахоронения с Волковского лютеранского, Смоленских, Новодевичьего и Никольского. Прах А. А. Блока и его близких был перенесен со Смоленского на Литераторские мостки в 1944 г.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Замысел превратить уничтожаемые кладбища в парки не осуществился. В марте 1940 г. происходило уничтожение Выборгского римско-католического кладбища. Его передали районному финотделу, который, с целью извлечения дохода, организовал здесь настоящую каменоломню. Сохранилось свидетельство очевидца: «Рабочие, добывающие камни, не разбирают памятников с целью рационального использования камня и других частей памятников, а разламывают последние, большей частью разбивая целые каменные глыбы на мелкие осколки. При разламывании памятников происходит массовое повреждение растительности» [150 - Никонов, инженер-экономист. Докладная записка в ТЭС АПО Ленсовета от 8 марта 1940 // Архив ГМГС.]. Некогда тенистое, утопавшее в зелени, кладбище с ухоженными цветниками и газонами так и не стало «парком культуры и отдыха». Разгром завершился после войны перестройкой костела в заводской цех и появлением здесь зоны промышленных предприятий.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Безжизненное пространство между Минеральной и Арсенальной улицами, где когда-то было римско-католическое кладбище; гаражи и склады на Митрофаньевском шоссе, сохранившем название существовавшего там некрополя; сквер на месте Фарфоровского кладбища – вот судьба старинных городских скуделен.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Скорбная эпопея ленинградской блокады осталась на старых кладбищах рядами безымянных братских могил и множеством могильных холмиков, под которыми покоятся сотни тысяч людей. Тема эта целиком принадлежит советской истории и заслуживает всестороннего и тщательного изучения. Память об этом не должна исчезнуть никогда. Особая тема – выявление мест захоронения жертв государственного террора 1918–1953 гг. и создание мемориальных комплексов, начало чему было положено в 1990-е гг. установкой памятников в Левашевской пустоши.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1947 г. вновь открылся для посещения Некрополь мастеров искусств, вскоре после этого – Некрополь XVIII в., лаврские усыпальницы и Литераторские мостки. Надгробные памятники этих некрополей, общим числом около трех тысяч, составляют фонд Государственного музея городской скульптуры. Перенос в музейные некрополи исторических захоронений и художественных памятников, шедший и в первые послевоенные годы, постепенно был полностью прекращен. В некрополе Литераторские мостки, а частично и в Некрополе мастеров искусств, допускались захоронения известных ленинградских ученых, деятелей искусства. Однако превращение этих некрополей в обычное кладбище едва ли допустимо: они сложились как музейные заповедники, и захоронения здесь должны быть прекращены.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В современном Санкт-Петербурге существует 43 кладбища, в пригородах – 55. В целом их территория составляет 1,5 тысяч га. Петербургский некрополь включает Пискаревское мемориальное кладбище, архитектурный ансамбль которого был завершен в 1960 г., и мемориал «Левашевская пустошь».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Для захоронений преимущественно используются основанное в 1971 г. на Волхонском шоссе Южное кладбище (крупнейшее в Европе, площадь 183 га) и существующее с 1984 г. Ковалевское кладбище (пл. 110 га) на границе Всеволожского района Ленинградской области.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Из исторических кладбищ города ведутся захоронения на Смоленских, Волковских, Северном, Богословском, Большеохтинском, Киновиевском, Казанском в Рыбацком, Жертв 9 января (бывшем Преображенском), Еврейском, Красненьком, Серафимовском, Шуваловском, Никольском в лавре. В пригородах действуют кладбища в Зеленогорске, Сестрорецке, Комарово, Лахте, Пушкине (Казанское), Колпино и др. Все кладбища, как «закрытые», так и «полузакрытые», находятся в ведении Санкт-Петербургского государственного унитарного предприятия «Ритуальные услуги». В его же ведении Крематорий с колумбарием на Шафировском проспекте (основан в 1973 г.).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Серьезная проблема современного города – нехватка площадей для новых захоронений. Возобновление погребений на исторических кладбищах в 1990-е гг. оказалось до известной степени вынужденной мерой. На старых кладбищах целые участки освобождаются от непосещаемых могил и обветшавших надгробных знаков. В целом это отвечает принятой европейской практике. Однако дефицит кладбищенского пространства во многом определен сохранением российской традиции погребения в могиле (на Западе кремируется до 90 %, тогда как у нас не более 15 %).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сложившаяся в 1930-е гг. практика уничтожения «бесхоза» продолжается, к сожалению, и сейчас. Вместе с тем с конца 1980-х гг. в отношении к старым кладбищам наметились серьезные изменения. С целью благоустройства и возобновления захоронений прошли реконструктивные работы на Никольском, Новодевичьем, Смоленских кладбищах. Но нельзя не отметить, что в процессе этих работ несколько сократилась территория исторических некрополей, утрачен целый ряд памятников.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Следует ли в дальнейшем создавать чисто музейные некрополи? По нашему мнению, нет. Печальный опыт переноса исторических захоронений в 1930-1950-х гг. можно объяснить специфическими условиями времени, однако вряд ли этот путь сохранения исторических захоронений приемлем сегодня.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В определенные исторические эпохи идея Пантеона как места погребения выдающихся представителей нации была оправданна (вспомним Пантеон Великой французской революции). Желание «переписать историю» свойственно революционным эпохам. Но в поколениях оценка исторических лиц и событий изменяется. Произвольная ломка исторически сложившейся структуры кладбища, вырывание «великого человека» из окружения, связанного с ним тончайшими, далеко не всегда видимыми нитями, – антиисторично по существу [151 - Подробнее см.: Кобак А. В., Пирютко Ю. М., Чудиновская Т. Б. Как спасти некрополь // Наше наследие. 1990. № 2. С. 123–138; Котылев А.Ю. Репетиция страшного суда: Некоторые мысли о восприятии смерти в общественном сознании 1920-х гг. // Семиотика культуры: III Всесоюз. школа-семинар. Тезисы докл. Сыктывкар, 1991. С. 27–29; Макарова Л. М. Смерть в идеологии и практике германского фашизма // Там же. С. 41–44; Пирютко Ю.М. Судьба могилы Блока // Невский архив. Вып. VII. СПб., 2006. С. 568–588. Пирютко Ю.М. Вечный покой // Петербург. Место и время. Информационно-аналитический журнал. Вып. 2. СПб., 2004. С. 30–34. Piriotko J. Les necropoles russes // Les sites de la memoire russe. T. 1 Geografic de la memoire russe. Sons la divection de Georges Nivat. Paris. Fayard. 2007. P. 424–440.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Любое старое кладбище хранит память о сменяющих друг друга поколениях. Историческую значимость имеют не только отдельные, примечательные по тем или иным причинам памятники, но и само место кладбища, его территория в целом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Необходимо осознать, что кладбище – составная часть сложного и многофункционального городского организма. Места, отводимые для погребения, по своей сути служат хранилищем исторической, духовной, нравственной памяти народа. Жизнь кладбища продолжается лишь тогда, когда могилы напоминают приходящим о их родителях – отцах, дедах, прадедах…<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ю. М. Пирютко<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;НАДГРОБНЫЕ ПАМЯТНИКИ: СТИЛЬ, МАСТЕРА, ЗАКАЗЧИКИ<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Эстетические свойства петербургского некрополя яснее обнаруживаются, как ни парадоксально, в его разорении. Покалеченные ограды, провалившиеся, заросшие травой и кустарником склепы создают не лишенный своеобразной поэтичности образ увядания и смерти. «Ржавый ангелок», льющий, по ахматовскому слову, «сухие слезы» над забытой могилой, – это образ, который принципиально невозможно подвергнуть реставрации, «музеефицировать». Унылая картина разрушенных и искалеченных старых некрополей (Смоленских, Волковских, Никольского) коробит нас. Между тем, когда эти кладбища были действующими, когда Некрасову приходилось в поисках могилы Белинского шагать «по мосткам деревянным» в непролазную слякоть тогдашнего Волковского кладбища, ничего, кроме скуки и отвращения, это не вызывало.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сама топография петербургского некрополя, по преимуществу плоского, низменного, переувлажненного, особенности климата, буквально съедающего камень, а деревянные кресты превращающего в труху, не давали людям XIX в. почувствовать красоту старинных надгробий. В XVIII в. на кладбищах не сажали деревьев, и эти обширные, уставленные покосившимися крестами пространства производили, вероятно, особенно гнетущее впечатление. Лишь со временем, чему в немалой степени способствовала эпоха сентиментализма и романтизма с их культом смерти, ритуалом кладбищенских прогулок, воспевавшихся в элегиях и балладах, возникло эстетическое восприятие некрополя.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В полной мере почувствовать художественную значимость старинных надгробий петербуржцы смогли в то же время, когда художники «Мира искусства», литераторы «Старых годов» и «Аполлона» создали культ Старого Петербурга. Н. Н. Врангель, восклицавший, что «нигде не погибает столько произведений искусства, как в России», относил это и к «запущенным, забытым памятникам петербургских кладбищ», уничтожавшимся «осенними дождями, злыми зимними морозами – вместе с нашими вандалами». Занимавшийся историей русской скульптуры, Врангель впервые обратил внимание искусствоведов на памятники петербургского некрополя.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Искусство художественного надгробия всегда развивалось в общем русле с другими видами прикладного искусства и архитектуры, но при этом сохраняло ряд специфических черт. Прежде всего, это условия заказа памятника, в которых личные вкусы заказчика играют не меньшую роль, чем особенности художественного мышления эпохи и уровень мастерства исполнителя. Формы надгробий, как и обывательские вкусы, весьма консервативны и могут не изменяться десятилетиями. Тем более интересно, что эволюция художественных стилей все же заставляла эволюционировать и этот вид искусства, как никакой другой, придерживающийся традиционных форм.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Изучение надгробий петербургского некрополя затруднено тем, что значительная их часть погибла. Многие ценные памятники XVIII—первой половины XIX вв. были в 1930-е гг. перенесены со старых кладбищ в музейные некрополи и таким образом оказались вырваны из исторического окружения.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Памятники второй половины XIX—начала XX вв. оставались, в основном, на своих исторических местах. Зато и сохранность их оказалась катастрофична. Если памятники эпохи барокко и классицизма, окончательное разрушение которых в начале XX в. казалось неизбежным, уцелели в музейных некрополях, то сохранению интересных образцов эклектики и модерна долгое время не уделялось никакого внимания.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Художественные памятники петербургского некрополя XVIII–XIX вв. в основном сосредоточены сейчас в музейных некрополях и усыпальницах Александро-Невской лавры. Наиболее ранними являются каменные плиты супругов Ржевских, найденные в конце 1920-х гг. на Лазаревском кладбище. Стольник Иван Иванович Ржевский, скончавшийся в 1717 г., и его жена Дарья Гавриловна, умершая в 1720 г., принадлежали к близкому окружению Петра I. Дарья Гавриловна была «князь-игуменьей» Всепьянейшего собора.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Эпитафия И. И. Ржевского сообщает, что он «родился от родителей своих… от рождества сына божия АХНГ (т. е. 1653) году месяца января в КЗ (27) день… погребен в приморском своем доме в церкви святых верховных апостолов Петра и Павла». Для даты кончины и числа прожитых лет оставлен пропуск, что указывает на старомосковскую традицию изготовления надгробной плиты еще при жизни заказчика. Массивные (толщиной до тридцати, длиной около ста восьмидесяти сантиметров) плиты вырублены из мягкого светлого известняка, напоминающего белый камень, излюбленный материал московских резчиков XVII в.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В верхней части плиты И. И. Ржевского, в круглом медальоне, помещен четырехконечный крест с традиционной, встречающейся еще на памятниках XI в., сакральной формулой «ИС ХС Ника» (имя Сына Божия и греческое слово, знаменующее победу Иисуса Христа над смертью). В нижней части плиты – череп. В основе этой композиции отразилось, очевидно, апокрифическое предание о Голгофе, на которой был распят Христос: это могила ветхозаветного Адама. Череп его омывается кровью Распятого на кресте, что символизирует спасение и веру в воскресение мертвых.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Виноградные лозы на плите Д. Г. Ржевской являются евангельским символом Иисуса Христа. На эту деталь следует указать особо, так как в существующей литературе повторяется совершенно несостоятельная мысль, будто надгробие «князь-игуменьи» своим орнаментом напоминает о развлечениях двора Петра I [152 - Ермонская В. В., Нетунахина Г. Д., Попова Т. Ф. Русская мемориальная скульптура. М., 1978. С. 56.]. Не вдаваясь в характеристику «всепьянейших соборов», которые вовсе не были праздной и бессмысленной забавой, надо подчеркнуть, что изменения в облике русских надгробий назревали исподволь, постепенно. Утверждать, что в петровскую эпоху происходит какой-то крутой поворот в этом весьма консервативном жанре, нет оснований.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мемориальная пластика – функциональный по своей природе вид искусства, который не может быть замкнут в чисто эстетических категориях. Художественная форма надгробного памятника обусловлена традицией, в отдельных элементах настолько глубокой, что они уже не могут быть восприняты во всей полноте и содержательности смысла. В особенности это касается рядовых надгробий простейших форм, воспроизводимых без изменений из поколения в поколение: могильный холм, плита, крест. Форма надгробной плиты, известная еще в XVI–XVII вв., остается ведущей в петербургском некрополе XVIII в. Разумеется, речь идет о сохранившихся памятниках достаточно высокого социального ценза. На кладбищах «для простых» преобладали деревянные кресты, не сохранившиеся по понятным причинам.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Материалом для памятников обычно служил местный известняк, добывавшийся в окрестностях Петербурга: путиловская, парицкая, пудостская плита. Менее распространенным был металл: чугун, бронза. По характеру композиции и основным содержательным элементам литые металлические плиты не отличались от резных каменных.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Основное место на плоскости плиты занимает текст эпитафии. Как правило, он начинается с указания даты кончины «в лето от рождества Христова», при этом нередко указывался не только день, но и час. Далее подробно перечислялись чины и звания погребенного, его награды и в заключение указывалось, когда он родился и какое число лет, месяцев и дней прожил. Последовательность элементов эпитафии иногда менялась: с середины XVIII в. она начиналась обычно словами «на сем месте» или «под сим камнем погребен», – но все составные клише текста присутствовали, сохранившись до середины следующего столетия. Убористый текст, занимающий до двух десятков строк, начертание шрифта, его плотность, соотношение с пространством плиты сами по себе производят определенный художественный эффект. Над картушем с эпитафией на плитах XVIII в. часто изображался дворянский герб. Геральдическая мантия с короной, щит, лента с девизом занимают иногда б&#243;льшую часть плиты. В отличие от формализованного текста эпитафии, гербы придают памятнику индивидуальность и неповторимость. Общая композиция оставалась неизменной, только характер орнамента и тип шрифта позволяют отличать памятники по времени изготовления. К концу XVIII в. декоративное решение плит приобретает устойчивую лаконичность: обычно трапециевидная форма, над текстом вырублен символический сакральный знак (крест, «Всевидящее Око»), под текстом – «адамова голова» (череп с костями).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В Некрополе XVIII в. сохраняются плиты, характер обработки которых позволяет предполагать, что они изготовлены в одной мастерской. Примером могут служить отлитые из темной бронзы в середине XVIII в. плиты И. Ю. Трубецкого и Ф. А. Апраксина, напоминающие по композиции архитектурный портал с рельефными изображениями щитов, мечей, колчанов и других атрибутов военной славы, в обрамлении которых помещен герб, а под ним эпитафия, украшенная геральдической композицией из знамен и военной арматуры. Эти массивные плиты клали горизонтально над местом погребения. Многие плиты из известняка, выполненные в 1760-1780-е гг., совершенно идентичны по рисунку и характеру шрифта эпитафии, часто заключенной в рамку из плетенки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Существовали и такие плиты-эпитафии, которые помещались на стене как напоминание о месте погребения. Такие настенные эпитафии были обычно небольших размеров, по форме приближались к медальону (например, сохранившиеся в Благовещенской церкви плиты А. П. Апраксина, П. И. Ягужинского). Ряд подобных мемориальных знаков перенесен в музейную экспозицию из других церквей XVIII в.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Судя по сохранившимся памятникам представителей высшего слоя петербургского дворянства, в надгробных плитах XVIII в. традиционная религиозная символика постепенно вытесняется официальной гражданской эмблематикой. Это действительно характерно для начатой Петром I бюрократизации общества, но делать какие-то обобщающие выводы на основании имеющегося материала было бы неверно. Определенные сакральные символы («адамова голова», херувимы, пальмовые и миртовые ветви) присутствуют почти постоянно, и целиком светские по своему характеру памятники были скорее исключением, чем правилом. Надо учитывать также, что сохранившиеся до нашего времени надгробные памятники чаще всего помещались внутри церковных зданий или в непосредственной близости от них. В скромном облике надгробных плит, типизации их форм определенным образом символизируется мысль о ничтожности земного благополучия перед небесной справедливостью.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;О том, как выглядели памятники на монастырском кладбище XVIII в., можно судить по сохранившемуся в архиве «описанию имеющимся в Невском монастыре гробницам» представителей графского рода Шереметевых, относящемуся к 1780-м гг. На месте захоронения внука фельдмаршала Б. П. Шереметева, Порфирия, умершего в 1758 г., был «положен только простой путиловский камень с надписью, который… опустился совсем в землю», так что в 1785 г. «сверх оного… положен вновь камень же дикой с тем расположением, чтоб для надписи на нем положить сверху мраморную доску» [153 - ЦГИА. Ф. 1088. Оп. 3. Д. 1822. Л. 13.]. То есть старая надмогильная плита была использована в качестве фундамента для нового памятника. Это обстоятельство было достаточно характерно для «поновления» старинных надгробий, если у потомков возникала к этому охота.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Шереметевские гробницы в Лазаревской усыпальнице украшены так называемыми оковками, медными досками, рельеф на которые наносился в технике «битья», выколотки. Сохранилось лишь несколько образцов, выполненных в этой технике, и все они находятся на кладбище Невского монастыря. Отсюда можно сделать вывод о принадлежности их к одной мастерской. Не раньше середины 1770-х гг. были выполнены медные золоченые оковки плит П. Г. и Е. А. Чернышевых, М. К. Скавронского и его сестры А. К. Воронцовой. Выбитые рельефом на плитах овальные медальоны с эпитафиями, щиты с гербами строго геральдической формы и вазы-курильницы окружены прихотливыми завитками растительного орнамента. В середине 1780-х гг. была положена оковка на мраморный саркофаг С. Я. Яковлева (ум. 1784), а вскоре после этого изготовлены из мраморных плит надгробия фельдмаршала Шереметева (ум. 1719) и его внучки Анны (ум. 1768). Золоченую оковку на гробнице А. П. Шереметевой делал, согласно контракту, «Санкт-Петербургского немецкого цеха медного золотарного дела мастер» Иоганн Христиан Праузенбергер [154 - Там же. Л. 16–17.]. Его же подпись имеется на плите М. К. Скавронского. В той же технике «битья» выполнены плиты надгробий П. А. Салтыкова и И. Н. Долгорукова, скончавшихся в начале 1790-х гг., после чего памятников подобного рода не делали.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Указать точную дату изготовления того или иного памятника достаточно затруднительно, кроме тех случаев, когда на надгробии есть надпись мастера. Иногда, как в случае с шереметевскими памятниками, время их изготовления значительно расходится с датой погребения (хотя в большинстве случаев большой разницы во времени не было).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Особенности убранства русских церквей, у стен которых обычно помещались киоты с иконами, затрудняли включение в интерьер монументальных эпитафий с портретами и гербами, характерными для западноевропейской мемориальной пластики. Жанр скульптурного надгробия, давший русскому искусству в эпоху классицизма ряд первоклассных произведений, предназначался для родовых фамильных усыпальниц, кладбищенских церквей, а чаще для открытого пространства некрополей. С конца XVIII в. погребения в храмах вообще были запрещены.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На рубеже 1760-1770-х гг. некрополь начинает приобретать ансамблевость, разнообразие форм в единстве пластической концепции, что свойственно художественной практике классицизма. К числу первых архитектурных надгробий относится памятник М. В. Ломоносову, установленный на Лазаревском кладбище вблизи существовавшей тогда второй деревянной Благовещенской церкви. Памятник был заказан в Италии на средства покровительствовавшего ученому графа М. И. Воронцова, по эскизу академика Я. Штелина (мастер Ф. Медико, Каррара). Примечательно, что в 1760-е гг. в Петербурге не было мастерской, которая могла бы выполнить подобный заказ. Здесь характерна не только новизна формы, но и специфика материала: драгоценный каррарский мрамор, сверкающая белизна которого, в сочетании с позолотой резьбы, в окружении вросших в землю плит из местного известняка, действительно, должна была производить небывалое впечатление. В сегодняшнем Некрополе XVIII в. памятник кажется довольно скромным по размерам (высота его около двух с половиной метров), но современниками он воспринимался как «столп», монумент, воздвигнутый в память гения отечественной науки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Прямоугольная стела увенчана изображением саркофага. На ее гранях вырублен по-латыни и в русском переводе текст эпитафии, посвященной «славному мужу Михаилу Ломоносову… разумом и науками превосходному, знатным украшением Отечеству послужившему». Это не просто послужной список с указанием чинов, принятый в надгробных памятниках более раннего времени. Эпитафия Ломоносову открывает эпоху, когда составление надгробных надписей становится своеобразной отраслью поэтического искусства. Возвышенному строю эпитафии соответствует аллегорический рельеф, где символы наук и художеств – свиток с циркулем и лира – сплетены с лавровым венком славы. Многозначен символ, выраженный кадуцеем – оплетенным змеями крылатым жезлом Меркурия. Очевидно, что в данном случае кадуцей напоминает о назначении памятника, так как античный Меркурий выступал в роли проводника в загробное царство; кадуцей, однако, воспринимался и как ключ к открытию тайн природы, и в этом смысле мог быть помещен на памятнике естествоиспытателю. Изысканность ученой символики монумента сочетается с православной традицией: силуэт памятника благодаря выступающим боковым полочкам с гирляндами напоминает крест.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Историк Ю. П. Шамурин, изучавший памятники московского некрополя, заметил, что «при хронологическом разграничении художественных форм гораздо важнее определение времени появления и утверждения данной формы. Конечная дата – упадка, вырождения и исчезновения менее поддается учету» [155 - Шамурин Ю. Московские кладбища // Москва в ее прошлом и настоящем. М., 1911. Вып. 8. С. 105.]. Классические архитектурные формы саркофагов, стел, жертвенников, пилонов, обелисков, пирамид, возникнув в последней четверти XVIII в. в петербургском некрополе, сохраняются в течение многих десятилетий, продолжая, как и плиты, существовать в условиях развития новых стилей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;По-видимому, эволюция форм надгробия в Петербурге проходила менее интенсивно, чем в Москве. Уже в 1760-е гг. в древней столице появляются белокаменные саркофаги с пышной барочной резьбой, эффектность которой подчеркивалась раскраской. Ничего подобного в Петербурге не было. Эпоха барокко отразилась лишь в усложнении орнаментации, насыщенности пластического декора надгробных плит.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Судя по памятникам Лазаревского некрополя, до конца 1760-х гг. большинство их составляли плиты из известняка. С начала 1770-х гг. появляются гранитные плиты. Начинает использоваться мрамор: первоначально в виде врезанных в плиты накладных досок, как, например, на изготовленных в начале 1770-х гг. памятниках А. Е. Демидовой и М. Е. Скобельцына. Над текстом эпитафии, вырубленной в мраморе, помещен аллегорический рельеф – череп в венке из роз, символизирующий, очевидно, суету мирской жизни. Эти памятники, как и некоторые другие на Лазаревском кладбище, относящиеся к 1770-м гг., выполнены в одной мастерской. Если первоначально надгробные плиты клали на кирпичное основание, с начала 1770-х гг. появляются повышенные подиумы из блоков известняка. Этот тип саркофага в виде ящика из каменных плит сохранялся до начала XIX в.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Монолитные объемы саркофага из гранита стали изготовлять лишь с 1780-х гг. Наиболее ранней формой являлись, по-видимому, прямоугольные саркофаги темно-серого гранита. В 1790-е гг. появляются саркофаги и плиты из красного гранита «рапакиви». Вообще материал надгробий опосредован состоянием добычи камня. Первые разработки отечественного мрамора в северном Приладожье начались в 1766 г., так что лишь после этого мрамор стал использоваться для плит и саркофагов. Примечательны мраморные саркофаги со скошенными гранями и филенками с рельефами, на ножках-волютах изысканного рисунка (П. А. и Е. А. Полянские, нач. 1780-х гг.). Темно-серый сердобольский гранит начинают широко добывать в конце 1760-х гг., а пютерлакский красный – во второй половине 1780-х [156 - Булах А. Г., Абакумова Н. Б. Каменное убранство центра Ленинграда. Л., 1987. С. 25–26.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Форма жертвенника, вырубленного из гранита, начинает распространяться с 1800-х гг. Жертвенники представляют собой, как правило, прямоугольный, вытянутый в высоту объем, увенчанный широкой карнизной плитой с треугольными или лучковыми фронтонами и акротериями. Образ жертвенника-алтаря ассоциируется с идеей воспоминания о покойном; часто на памятнике помещают пространную эпитафию в стихах или прозе. На гранях жертвенника – мраморные доски с текстами и рельефами, к которым добавляются накладные детали из бронзы и чугуна: античные лекифы, факелы и маски на фронтонах и акротериях, крылатые херувимы на углах карниза, крест и якорь – символы Христианской веры и Надежды – на постаменте или венчающие памятник. Некоторые жертвенники по материалу и характеру декорировки можно объединить в группы, явно вышедшие из одной мастерской (мраморные надгробия Меншиковых и Янковичей де Мириево – конец 1810-х гг.; жертвенники с рельефными венками из плюща – Е. В. Свечиной, М. В. Левашовой, А. А. Торсукова – 1810-1820-е гг.; гранитные жертвенники В. И. Потапова, Б. А. Голицына – начало 1820-х гг.; и др.).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сочетание излюбленных в эпоху классицизма элементов античной символики и мотивов христианского миросозерцания вполне органично вписывается в облик петербургского некрополя эпохи классицизма. Примечательным в этом смысле является надгробие И. А. Пуколова с сыном, первоначально находившееся на Волковском кладбище (1820-е гг.; перенесено в Некрополь XVIII в.). На цоколе жертвенника – накладной чугунный рельеф: песочные часы с крыльями, пересеченные косой – символы Времени и Смерти. Змея, свернувшаяся кольцом, на языке классицизма символизировала Вечность; бабочка, рвущаяся из кокона, – Бессмертие души. Своеобразное насыщение классицистических аллегорий понятиями церковной символики приобрело в этом надгробии несколько курьезный характер: два черепа, над которыми летят бабочки, улыбаются, как бы храня веру в грядущее воскресение.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Надгробие Пуколовых, созданное в эпоху классицизма, в сущности, не является уникальным ни по художественным качествам, ни по положению заказчика, синодского секретаря. Оно показывает общий уровень культуры надгробного памятника первой трети XIX в., символика которого давно утратила эзотерический смысл, превратилась в шаблон. Стихотворная эпитафия на памятнике Пуколовым необычайно популярна:<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Прохожий, ты идешь, но ляжешь так, как я.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Присядь и отдохни на камне у меня.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сорви былиночку и вспомни о судьбе:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я – дома, ты – в гостях. Подумай о себе.<br>
<br><img border=0 src="i_027.jpg">&nbsp;&nbsp;&nbsp;Надгробие Пуколовых на Волковском православном кладбище<br>
<br><img border=0 src="i_028.jpg">&nbsp;&nbsp;&nbsp;Волковское православное кладбище<br>
<br><img border=0 src="i_029.jpg">&nbsp;&nbsp;&nbsp;Надгробие Ф. С. Завьялова на Смоленском православном кладбище<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Долгое время приписываемая князю Г. П. Гагарину [157 - Архиепископ Филарет Черниговский: Обозр. рус. духовной лит. М., 1863. Ч. 2. С. 164–165.] эпитафия в действительности создана П. И. Сумароковым в конце XVIII в. Широкая распространенность этих кладбищенских стихов подтверждается их помещением и на памятниках 1820-х гг.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Отдельные знаки, встречающиеся на памятниках Лазаревского некрополя, по-видимому, имеют связь с масонской символикой, хорошо известной в среде русского дворянства конца XVIII в. Однако, если, например, помещение на саркофаге Д. И. Фонвизина масонского «креста Святого Иоанна» с вогнутыми лопастями понятно, учитывая важное место писателя в среде петербургских масонов, то на других памятниках эта деталь, как и треугольники «Всевидящего Ока», пятиконечные и шестиконечные звезды и др., не имеет никакой связи с масонством. Показательно, что в Петербурге, императорской столице, где существование лож всегда находилось под подозрением, почти отсутствует такая типично масонская форма надгробия, как «обрубленная акация» из камня.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С начала XIX в. наиболее распространенной формой надгробия в петербургском некрополе становится колонна на постаменте. К 1810-м гг. сложилась устойчивая композиционная схема: полуколонна из мрамора или гранита на постаменте, монолитном или сложенном из плит. Довольно часто колонна пересечена рустом, на котором вырубались эпитафии. На массивной гранитной колонне – надгробии архитектора А. Н. Воронихина (ум. 1814) – руст отмечен рельефным изображением Казанского собора. Венчались подобные памятники либо аллегорической скульптурой, либо вазой или урной.<br>
<img border=0 src="i_030.jpg">&nbsp;&nbsp;&nbsp;Надгробие П. И. Шубина и его семейства на Лазаревском кладбище<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Разнообразие форм урн и ваз в классицистическом некрополе необыкновенно. Это и массивные, иногда достигающие метровой высоты изваяния из гранита, представляющие самостоятельный архитектурный объем, и небольшие изящные композиции. Урна – вместилище праха, символ, значение которого оставалось неизменным в течение многих столетий. Урны изображались мастерами классицизма оплетенными гирляндами цветов и листьев, часто покрытыми тканью, широкие складки которой придают особую выразительность силуэту. Однако традиционная форма интерпретировалась достаточно широко, и венчающий памятник сосуд мог превратиться в вазу, покрытую тонкой орнаментальной резьбой или наполненную цветами. Особенно изысканным было сочетание разных пород камня (порфира и мрамора в надгробии А. В. Скрыпицына) либо украшение мраморной урны бронзовыми ручками и накладками (урна с вензелем на надгробии И. Е. Старова). Распространенным мотивом была урна, яйцевидное тулово которой оплетено змеей. Особо надо отметить завершение памятников вазами-светильниками с пламенем, рвущимся из горлышка. «Иконологический лексикон» 1786 г. указывал, что «на гробницах и катафалках пламя, выходящее из урны, стоящей на пирамиде, знаменует Добродетель, которая возводит людей на небо» [158 - Иконологический лексикон, или Руководство к познанию живописи и резного художества, медалей, эстампов и проч. Спб., 1786. С. 102.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Постаменты памятников конца XVIII—начала XIX вв. принимают различные формы: многогранные, призматические, круглые. Наряду с жертвенниками встречаются пилоны с прямыми или скошенными гранями, но плоским перекрытием. К концу 1780– середине 1790-х гг. относятся соседствующие в Лазаревском некрополе два мраморных памятника. Форма надгробия И. М. Измайлова (ум. 1787) с его развитым пластическим декором (рельефы, символизирующие Веру и Славу, львиные маски и лапы на углах) тяготеет к классическому жертвеннику. Пилон П. Ф. Гунаропуло (ум. 1795) более статичен по форме. Скульптурный портрет двадцатишестилетней «любезной супруги» совмещается с черепом, брошенным на плоскую плиту, зрительно воплощая мысль о «суете сует».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Декоративные пирамиды выступают и как постамент для урны с пламенем, и как завершение архитектурной композиции. На постаментах появляются мраморные или бронзовые медальоны с гербами, вензелями; иногда геральдические знаки даются гравировкой на теле полуколонны, постамент которой украшен рельефом аллегорического содержания. Мотив сломанной колонны, как символ рано угасшей жизни, появляется в 1800-е гг.<br>
<img border=0 src="i_031.jpg">&nbsp;&nbsp;&nbsp;Надгоробие Дивова на Фарфоровском кладбище<br>
<br><img border=0 src="i_032.jpg">&nbsp;&nbsp;&nbsp;Надгоробие А. Л. Шустова на Смоленском православном кладбище<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Любопытно проследить возникновение новых форм надгробных памятников в связи с развитием архитектурных образов эпохи классицизма. Так, первый городской памятник в форме обелиска встал на Царицыном лугу в Петербурге в 1799 г. (обелиск «Румянцева победам», архитектор В. Бренна). К этому же году относится наиболее раннее из известных надгробий этой формы – обелиск А. Литке на Волковском лютеранском кладбище (перенесен в Некрополь XVIII в.). Этот памятник безосновательно приписывался А. Ринальди, уехавшему из России в 1784 г. и умершему через десять лет в Риме. Гармоничное сочетание цветных мраморов, грациозный рельеф в духе рококо, изображающий крылатого гения, сломавшего стрелку часов, – позволяют считать этот памятник работой одного из итальянских мастеров, служивших в Петербурге в конце XVIII в.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Весьма любопытен по художественному решению миниатюрный обелиск на высоком граненом постаменте надгробия Софи Бренна (дочери архитектора), умершей в 1799 г. (Волковское лютеранское кладбище). Затейливость и вычурность силуэта, усложненного гирляндами и филенками, не имеют аналогов в Петербургском некрополе. Памятник, судя по эпитафии, сооружен отцом и является малоизвестной работой даровитого зодчего.<br>
<img border=0 src="i_033.jpg">&nbsp;&nbsp;&nbsp;Надгоробие С. Бренны на Волковском лютеранском кладбище<br>
<br><img border=0 src="i_034.jpg">&nbsp;&nbsp;&nbsp;Надгробие А. А. Бетанкура на Смоленском лютеранском кладбище<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;С 1800-х гг. в некрополе появляются обелиски, сложенные из плит, монолитные, на ножках-шарах и на лапах. Все эти формы сохраняются и развиваются до 1840-х гг. (иглообразный обелиск А. М. Дубянского).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Если усеченные колонны на постаментах появляются в некрополе в начале 1800-х гг. и повсеместно исчезают к 1830-м, то колонна классического ордера, как самостоятельный архитектурный объем, появляется в качестве надгробного памятника лишь с конца 1810-х гг. Наиболее ранний образец – мраморная колонна М. И. Еллинской (ум. 1817), с каннелированными шейками в верхней и нижней части, напоминающая колонны в архитектурных проектах Ж. Тома де Томона. Уникальная колонна из чугуна отлита в 1825 г. по эскизу О. Монферрана для надгробия А. Бетанкура (перевезена в Некрополь XVIII в. со Смоленского лютеранского кладбища). Высокие колонны из мрамора и гранита сохранялись в пейзаже петербургского некрополя до середины XIX в. (надгробия Ф. А. и М. Я. Скрыпицыных – на Лазаревском; Ф. П. Брюлло – на Смоленском лютеранском кладбище; неизвестного в некрополе Литераторские мостки).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Исследователь русского классицизма Е. В. Николаев замечал, что типовые надгробные памятники этого времени – «архитектура», то, что принято называть малыми формами; ничего (или почти ничего) специфически надгробного в них нет: обелиски или вазы могли бы украшать парки, а колонны на пьедестале служить ограждением, основанием для фонарей и т. п. [159 - Николаев Е. В. Классическая Москва. М., 1975. С. 96.] Это наблюдение интересно не только тем, что связывает архитектуру надгробий с общими проблемами развития стиля. Помещение этих памятников в ряд с прикладными формами утилитарного назначения характеризует их восприятие современниками. Эмоциональное, символическое значение надгробного знака было как бы стерто, нейтрализовано бытовой привычностью архитектурной формы.<br>
<img border=0 src="i_035.jpg">&nbsp;&nbsp;&nbsp;Надгробие С. В. Мещерского на Лазаревском кладбище<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Формы надгробий петербургского некрополя эпохи классицизма не являлись результатом самостоятельной эволюции. Образцы для них были взяты из арсенала европейской мемориальной пластики; значительную роль играли широко известные гравюры и увражи, знакомящие с памятниками античности; популярны были привозившиеся в Россию и переводимые «лексиконы» эмблем и символов. Русское искусство XVIII в. – убедительный пример открытости, восприимчивости к иноземным влияниям, которая не только не превратила Россию в художественное захолустье Запада, а как раз наоборот, сделала возможным развитие национально самобытной художественной культуры. Именно общность тем и образов русского и европейского искусства XVIII в. позволяет в полной мере оценить национальное чувство гармонии, внутреннего достоинства, взыскательной скромности творца, избегающего внешних эффектов ради глубочайшего постижения сущности предмета.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Первым скульптурным памятником, появившимся в Петербурге, было созданное в 1759 г. надгробие принцессы А. И. Гессен-Гомбургской, заказанное сводным братом принцессы И. И. Бецким парижскому ваятелю О. Пажу. Памятник в виде мраморной стелы с рельефом (находится в Эрмитаже) предназначался для Благовещенской церкви, где так и не был установлен, очевидно, вследствие того, что Синод в начале XVIII в. запретил скульптурные изображения в храмах. Прошло тридцать лет, прежде чем в Благовещенской церкви появился первый скульптурный памятник А. М. Голицыну работы Ф. Г. Гордеева.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Надгробие Пажу, не оказавшее заметного влияния на развитие русской мемориальной пластики, показывает, что в России были хорошо известны новейшие образцы современного французского искусства. Более плодотворным оказалось знакомство русской публики с двумя скульптурными надгробиями работы Ж.-А. Гудона, выполненными по заказу князей Голицыных в 1774 г. Оба памятника находятся в Голицынской усыпальнице в московском Донском монастыре. Стела с рельефом плакальщицы, облокотившейся на постамент с эпитафией князю А. Д. Голицыну, стала непосредственным прообразом композиций, создававшихся позднее русскими скульпторами Гордеевым, Мартосом и др. Первые такие памятники известны в Москве, но почти одновременно, в самом начале 1780-х гг., мотив плакальщицы, склонившейся к урне, появился и в петербургском некрополе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сохранились две почти идентичные барельефные композиции: на памятнике князя С. В. Мещерского (ум. 1781) и надгробии фельдмаршала С. Ф. Апраксина (ум. 1758). Легкая стройная фигурка плакальщицы, формы которой подчеркнуты драпировками, облокотилась на увитую гирляндами вазу. Памятник Мещерскому, представляющий собой мраморный пилон с декоративной вазой, находится на Лазаревском кладбище. С. Ф. Апраксин был похоронен в деревянной Благовещенской церкви, разобранной в конце 1780-х гг. (рельеф в Лазаревской усыпальнице). Очевидно, оба рельефа были изготовлены в 1780-е гг. в одной мастерской.<br>
<img border=0 src="i_036.jpg">&nbsp;&nbsp;&nbsp;Надгробие С. Ф. Апраксина на Лазаревском кладбище<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;В эти годы в некрополе лавры работал Якоб Земмельгак, подпись которого сохранилась на некоторых памятниках 1780-х гг. Этот мастер, датчанин по происхождению, известен как помощник и компаньон Ф. И. Шубина, с которым в 1783 г. делал мраморную «мавзолею» князя П. М. Голицына в Донском некрополе. Наиболее интересен созданный им в 1781 г. памятник А. С. Попову, камердинеру Екатерины II. Увитый миртовой гирляндой портретный медальон помещен на постаменте пирамидальной формы с плавно закругленными гранями. Рядом с медальоном скульптура младенца-путти, отирающего слезы. Это не только аллегория скорби, на что указывает опущенный факел у ног младенца, но и напоминание об оставшейся сиротой дочери Попова, родившейся уже после смерти отца, о чем сообщено в эпитафии. Эта деталь придает мемориальному памятнику оттенок повествовательности: скульптура как бы дополняет эпитафию, становясь ее пластическим эквивалентом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В дальнейшем на мемориальных рельефах конца XVIII—начала XIX вв. не раз можно будет увидеть рыдающее семейство, вдову, увивающую гирляндой портрет мужа, осиротевших детей, – причем детали таких композиций обычно точно соответствуют конкретным обстоятельствам. Так, рядом с вдовой и тремя детьми в рельефе надгробия князя А. М. Белосельского-Белозерского (скульптор Ж. Камберлен, 1810 г.) мы видим и взрослую девушку – напоминание о дочери князя от первого брака, знаменитой впоследствии Зинаиде Волконской. На памятнике М. Н. Муравьеву, выполненном в конце 1800-х гг., вдова с двумя мальчиками, будущими декабристами Никитой и Александром Муравьевыми. Портретное сходство здесь исключается, но реальность бытовых подробностей, снижая патетику мемориального рельефа, придает ему особое измерение человечности, доступности непосредственному живому восприятию. Реальность как бы сливается с символом. Это особенно ощутимо в барельефе на памятнике М. Б. Яковлевой, скончавшейся в 1805 г., оставив семь дочерей. Неизвестный скульптор изображает голубя и мертвую голубку у сломанного дерева с гнездом, в котором пищат семеро птенцов.<br>
<img border=0 src="i_037.jpg">&nbsp;&nbsp;&nbsp;Надгробие А. М. Белосельского-Белозерского на Лазаревском кладбище<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я. Земмельгак работал по заказам семейства Яковлевых. Им подписаны выполненные в 1785 г. мраморные рельефы на саркофаге основателя этой династии заводчиков – Саввы Яковлева-Собакина. Это аллегории Торговли и Благочестия, причем на первом барельефе можно увидеть изображение Старого Гостиного двора на Васильевском острове, а на втором – построенную на средства Яковлева церковь Успения на Сенной площади.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Подписанный Земмельгаком барельеф «Коммерция» на надгробии придворного ювелира И. Фредерикса (ум. 1779) помещен на основании невысокого обелиска из серого, так называемого березового мрамора. Из этого же материала изготовлено надгробие В. Е. Ададурова, созданное, по-видимому, в 1780-е гг. и очень близкое по форме к подписанному Земмельгаком надгробию А. В. Мещерского. Возможно, на Лазаревском и в других петербургских некрополях сохраняются не выявленные памятники из мастерской Земмельгака, не подписанные им.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Земмельгаку приписываются два портретных медальона: бронзовый – С. С. Яковлева, и мраморный – С. Я. Яковлева. Своеобразие этих барельефов в том, что они прямоличные. В отличие от изображений в профиль, портрет анфас в рельефе довольно редок. Помещенный на надгробный памятник, такой портрет производит особенно сильное впечатление: профиль психологически воспринимается как нечто отдаленное от реальности, уже готовое «отойти к вечности», тогда как прямой взгляд, устремленный с надгробия на зрителя, воспринимается как приглашение к некоему духовному собеседованию. В 1790-1800-е гг. в Лазаревском некрополе появился ряд памятников с прямоличными портретами: Н. А. Муравьеву, Н. П. Цыгоровой, П. Ф. Гунаропуло. Барельефный портрет на надгробии С. П. Ягужинского (ум. 1806) в Благовещенской церкви приписывается скульптору Федосию Щедрину [160 - Русский скульптурный портрет XVIII-начала XX веков: Кат. выставки. Л., 1979. С. 50.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Появление портретных надгробий в 1780-е гг. не было чем-то до того неизвестным русской традиции. Отношение к портрету на памятнике как к свидетельству, достоверность которого не должна вызывать сомнений, идет из глубин национального мироощущения. Еще в XVII в. существовало обыкновение помещать парсуны с изображением покойного рядом с местом его погребения [161 - Овчинникова Е. С. Портрет в русском искусстве XVII века. М., 1955.]. Упоминания в описаниях Невского монастыря о «персонах» графа Шереметева и других знатных особ, похороненных в первой монастырской церкви, показывают, что в петербургский период эта традиция некоторое время сохранялась, постепенно угасая.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Для портретов на надгробиях конца XVIII в. характерно чувство реальности, осязаемости изображаемого, вступающее в конфликт с аллегоризмом скульптурной композиции. В этом противоречии не было дисгармонии, напротив – условные аллегорические образы приобретали под резцом русского скульптора теплоту, придающую жизненную убедительность отвлеченным символам.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В Благовещенской усыпальнице Александро-Невской лавры находится единственная в Петербурге работа Ф. Г. Гордеева, мастера, которого можно считать родоначальником русской мемориальной скульптуры. Воспитанник Петербургской Академии художеств, окончивший ее вместе с Ф. И. Шубиным, Гордеев продолжил учебу во Франции, Италии, вернулся в Россию в 1772 г. Первая его работа в жанре мемориальной скульптуры – надгробие Н. М. Голицыной в Донском монастыре, созданное в 1780 г. Рельеф плакальщицы, склонившейся к урне и обвивающей руками медальон с вензелем княгини, – мотив, намеченный Гудоном.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Надгробие фельдмаршала князя Александра Михайловича Голицына в Благовещенской церкви выполнено Ф. Г. Гордеевым в 1788 г. Скульптурная группа помещена в нишу, образующую замкнутое поле, в которое вписана пирамидальная композиция. Основа ее – обелиск с портретом на постаменте, к которому ведут суживающиеся ступени цоколя. Расположение фигур, усиленное движением рук, наклоном корпусов, складками тканей, подчеркивает контур треугольника.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Очевидно, в голицынском надгробии отразилось знакомство Гордеева с аналогичными образцами современной западноевропейской скульптуры: например, с памятником маршалу Морису Саксонскому в Страсбурге (скульптор Ж. Б. Пигаль, 1753–1776 гг.). Но в работе русского мастера можно отметить черты, которые и в дальнейшем будут отличать национальную пластику. Прежде всего – масштаб композиции, не подавляющей зрителя, соразмерной ему. Простота выразительных средств, которая здесь может быть воспринята даже как робость художника, по существу органична для русской традиции, избегающей блеска виртуозности.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В голицынском надгробии непринужденно смешаны «высокие» образы античной символики и детали, своей конкретностью как бы «снижающие» торжественный аллегорический строй. В связи с этим памятником исследователи вспоминали уже о Державине, который «дерзнул» говорить о добродетелях «забавным русским слогом» [162 - Кудрявцев А. И., Шкода Г.Н. Александро-Невская лавра: Архитектурный ансамбль и памятники некрополей. Л., 1986. С. 84.]. Если острая индивидуальность профиля князя в мраморном медальоне может быть объяснена традицией «узнаваемости» надгробного портрета, то изображение орденов Российской Империи рядом с лавровым венком и перунами Юпитера, или русского воина, в рукопашной схватке с турком на щите античного гения – придает памятнику определенную самобытность. Символика аллегорических образов многозначна: женская фигура, указывающая правой рукой на портрет, а левой на эпитафию «полезно Отечеству и ближним пожившему» князю, истолковывается как Добродетель, что символизирует и сияющий солнечный диск у нее на груди. Вместе с тем изображенные рядом с ней доспехи, знамена и лавровый венок позволяют истолковать этот образ как Славу воинскую. Крылатый юноша с потухшим факелом у ног символизирует Смерть. Но гений смерти облокотился на щит, увенчан шлемом, что напоминает о воинской Доблести.<br>
<img border=0 src="i_038.jpg">&nbsp;&nbsp;&nbsp;Надгробие А. А. Безбородко в Благовещенской церкви<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Крылатый гений смерти Танатос предстает и в рельефе надгробия генерал-фельдцейхмейстера П. И. Мелиссино, выполненном М. И. Козловским в 1800 г. (Лазаревская усыпальница). Гений в шлеме в окружении пушечных стволов и ядер, очевидно, символизирует и искусство Артиллерии. Так же, как на надгробии самого Козловского (перенесено в Некрополь XVIII в. со Смоленского кладбища), – это символ Скульптуры. Автор памятника, установленного в 1803 г., ученик М. И. Козловского В. И. Демут-Малиновский как бы цитирует в своем рельефе фигуру, созданную учителем. Но здесь гений смерти держит лавровый венок и облокотился на Бельведерский торс, символ мастерства ваяния, в котором прославился «ревнитель Фидию, российский Бонарот».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Спустя пятнадцать лет после гордеевского памятника Голицыну в «палатке» Благовещенской церкви появилось надгробие князя А. А. Безбородко. Скульптор Ж. Д. Рашетт, изваявший многофигурную бронзовую композицию, тесно связан с русским искусством. Француз по происхождению, он последние тридцать лет жизни провел в России. Служивший на Императорском фарфоровом заводе Рашетт известен как автор скульптурных портретов Г. Р. Державина, Л. Эйлера, П. А. Румянцева и др. Портретный бюст выдающегося дипломата и государственного деятеля А. А. Безбородко является композиционным центром его надгробия. «Программу» монумента сочинил друг сановника, замечательный архитектор, поэт, музыкант и художник Н. А. Львов. «Скромные добродетели Трудолюбие и Ревность, составляющие девиз Светлейшего князя… украшают его надгробный монумент, и когда Трудолюбие светильник жизни представляет уже погасающим, тогда Ревность к службе Отечества старается извлечь последнюю каплю елея, дабы возродить благородное пламя. Между тем тихий гений мира, венчающий образ подвижника, показывает масличную ветвь, которою великая Екатерина ознаменовала важность дела и заслуги миротворца» [163 - ГРМ, отд. графики, инв. № 16533.]. (Именно Безбородко был заключен Ясский мир 1791 г. с Турцией, подтверждавший присоединение Крыма к России.)<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Некоторые утраты затрудняют толкование памятника. Если крылатый гений мира, действительно, венчает композицию, то фланкирующие ее скульптуры добродетелей в виде сидящих в хламидах женских фигур, склонившихся к постаменту, могут быть расшифрованы через их атрибуты. Левая фигура, сидящая на стопке книг, символизирующих Законы, рядом с петухом, символом Бдительности, – это Ревность к Отечеству; масляная плошка в ее руке и содержит ту «последнюю каплю елея», который должен поддерживать гаснущий пламень. Правая фигура с широкими крыльями за спиной не имеет атрибутов, символизирующих трудолюбие. Судя по некоторым описаниям памятника, в руке у нее находился опущенный факел, «погасший светильник жизни».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Работы И. П. Мартоса, крупнейшего мастера русской скульптуры эпохи классицизма, находились на нескольких кладбищах Петербурга, а также в Павловске. В настоящее время все петербургские мемориальные памятники работы Мартоса сосредоточены в музее городской скульптуры. Творческий путь скульптора продолжался более полувека. Ранние его работы в жанре мемориальной пластики (надгробия С. Волконской, М. Собакиной, П. Брюс) созданы в 1780-е гг. в Москве.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В Петербурге первой работой Мартоса был, очевидно, памятник Н. И. Панину в Благовещенской церкви. Еще при жизни Панина, умершего в 1783 г., скульптор изваял его бюст, дающий героизированный образ мудреца и философа, отрешенного от суеты повседневной реальности. Этот бюст был повторен и в надгробии, помещенный на постамент на фоне пирамиды, по сторонам которой находятся фигуры юноши и старца. Возможно, это напоминание о педагогической деятельности Панина, который «имел доверенность воспитывать наследника престола Всероссийского», как написано на памятнике. Надгробие Панина занимает юго-западный угол усыпальницы, своим архитектурным оформлением напоминающий небольшую капеллу. Трехчастное окно с полуциркульным завершением обработано колонками, поддерживающими карниз с трагическими масками. Тонкие сочетания цветных мраморов – белого, серовато-голубого и розового – придают композиции особую изысканность. Обстоятельства заказа и изготовления памятника неизвестны. Однако в связи с панинским надгробием следует заметить, что Д. Кваренги в письме 1785 г. с описанием сделанных им в России и проектируемых работ упоминает «погребальную часовню в церкви святого Александра Невского» [164 - Пилявский В.И. Джакомо Кваренги: Архитектор. Художник. Л., 1981. С. 64.]. Сотрудничество Мартоса и Кваренги в создании великолепного панинского надгробия представляется вполне вероятным.<br>
<img border=0 src="i_039.jpg">&nbsp;&nbsp;&nbsp;Надгробие А. Ф. Турчанинова на Лазаревском кладбище<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1792 г. Мартосом созданы два памятника на Лазаревском кладбище. Надгробие уральского заводчика А. Ф. Турчанинова представляет собой скульптурную группу на постаменте, заключенном в кованую ограду с гирляндами и акантами. Мраморный бюст Турчанинова окружают отлитые в бронзе аллегорические фигуры. В скульптуре плакальщицы исследователи видят символ Юности, олицетворяющий реальную земную жизнь, в противопоставление Вечности, воплощенной в образе Сатурна, или Хроноса – крылатого старца, указывающего перстом в Книге судеб на дату смерти погребенного [165 - Турчин В. С. Надгробные памятники эпохи классицизма в России: типология, стиль и иконография // От средневековья к Новому времени: Материалы и исслед. по рус. искусству XVIII-первой пол. XIX вв. М., 1984. С. 215–216.]. Особенно замечательны в турчаниновском надгробии рельефы на постаменте – пластическая сюита, где трепетный лиризм хоровода из пяти девушек оттенен суровой простотой группы – вдовы с тремя сыновьями (барельефы с постамента перенесены в экспозицию музея).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Надгробие княгини Елены Степановны Куракиной – одна из самых известных работ И. П. Мартоса. Первое описание памятника, показывающее его высокую оценку современниками, дал П. П. Чекалевский в изданном в том же 1792 г. «Рассуждении о свободных художествах»: «Благочестие в виде женщины, имея при себе кадильницу, облокотившись на медальон, представляющий изображение покойной женщины, оплакивает ее кончину. Сия статуя поставлена на подножии, на котором представлены в барельефе два ея сына, соорудившие сию гробницу в память их матери» [166 - Чекалевский П. П. Рассуждение о Свободных Художествах с описанием некоторых произведений российских художников. Спб., 1792. С. 98.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мощные образы Микеланджело в капелле Медичи, несомненно, вдохновляли Мартоса в этой работе. Не менее существенно самобытное ощущение полифоничности скульптурной формы, сочетающей патетику и грацию, глубокую скорбь и величавую покорность неизбежности судьбы. Мартос стремится к максимальной емкости пластики, отсекая свойственные «парадному надгробию» XVIII в. условные, риторические элементы. Символы, почерпнутые из «иконологических лексиконов», уступают место образам, наполненным живым и искренним чувством.<br>
<img border=0 src="i_040.jpg">&nbsp;&nbsp;&nbsp;Надгробие Е. С. Куракиной на Лазаревском кладбище<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;В надгробии Артемия Лазарева, заказанном Мартосу в 1802 г. и помещенном первоначально в церкви на Армянском кладбище, специально для этого построенной, скульптор изображает родителей, рыдающих у портрета сына. Холодное равновесие классицистической гармонии нарушено в этой группе обнаженностью чувства, доходящего до экспрессии в фигуре матери с бессильно сжатыми руками, с разметавшимися прядями волос. Показателен для понимания замысла Мартоса и элемент, который современному зрителю неизвестен: над скульптурной группой находилось бронзовое сияние с образом Богоматери. Жест отца, успокаивающего супругу, его взор, обращенный к небесам, выражали надежду на вечную справедливость (фрагмент утрачен при переносе памятника в музей). Такого мотива не было в памятниках эпохи просветительского классицизма. Выражение в надгробном памятнике не абстрактных общечеловеческих идей, но непосредственного религиозного умонастроения, впервые появившись у Мартоса в начале XIX в., со временем все более усиливалось. В определенной степени этому способствовало сентименталистское освобождение живого человеческого чувства от рационалистических оков классицизма.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пленительный образ, напоминающий портреты кисти Боровиковского, создан Мартосом в надгробии княгини Елизаветы Ивановны Гагариной на Лазаревском кладбище (1803 г.). Это скульптурный портрет темной бронзы, установленный на круглом гранитном постаменте. Достигнув тончайшего равновесия античных реминисценций с узнаваемостью черт светской красавицы начала XIX в., ваятель создал памятник, оставшийся единственным в своем роде на петербургских кладбищах. Особенно впечатляла бронзовая Гагарина в окружении памятников Лазаревского некрополя, словно некая путница, шествовавшая в этом царстве мертвых (в 1950-е гг. памятник перенесен в Благовещенскую церковь).<br>
<img border=0 src="i_041.jpg">&nbsp;&nbsp;&nbsp;Надгробие Е. И. Гагариной на Лазаревском кладбище<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мартоса часто сравнивают с его великими современниками в Европе – А. Кановой и Б. Торвальдсеном. Действительно, это сравнение показательно для понимания самобытности, присущей русскому монументализму при той общности выучки, которая существовала в европейских академиях XVIII в. Беря за основу обучения шедевры античной пластики, воспринимая через них опыт Итальянского Возрождения, мастера неоклассики XVIII—начала XIX вв. стремились к чистоте линии, гармонической выверенности контуров и объемов, соразмерности и уравновешенности деталей. Это было общим для всех школ, в том числе и русской. Однако профессиональная безупречность никогда не была для Мартоса самоцелью. В расположении складок-драпировок, игре напрягшихся мускулов обнаженного тела русский ваятель всегда стремился увидеть иной, высший смысл, дать пластическое выражение определенной нравственной или социальной идеи.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В музейной экспозиции некрополя находятся еще четыре памятника, которые считаются работами Мартоса: надгробия А. А. Нарышкина (1798 г.), А. И. Васильева (конец 1800-х гг.), Е. Чичаговой (1813 г.), Е. С. Карнеевой (1830-е гг.). Кроме того, ряд памятников можно отнести к мастерской Мартоса. Среди них особого внимания заслуживает надгробие П. А. Потемкиной (рожд. Закревской), выполненное около 1817 г. Оно представляет собой эдикулу, подобие античной гробницы, – прямоугольный объем из мраморных плит, с трехчетвертными колоннами на углах, перекрытый массивным карнизом с рельефным фризом из пальмет и гирлянд. На сторонах гробницы – аллегорические рельефы, символизирующие христианские добродетели – Веру, Надежду и Любовь. Трактовка рельефов близка Мартосу (например, фигура опирающейся на крест Веры напоминает мартосовский памятник И. Алексеева в Москве). Предположение, что памятник выполнен учеником Мартоса М. Г. Крыловым, кажется недостаточно убедительным [167 - Врангель Н.Н. Забытые могилы // Старые годы. 1907. Февр. С. 43.], так же как и приписывание этому скульптору мраморного жертвенника М. Н. Муравьева с двумя рельефами. На одном из них фигура Минервы повторяет аналогичный образ, выполненный Крыловым под наблюдением Мартоса для памятника воинам 1812 г. в аракчеевском имении Грузино. Но этот памятник, очевидно, создавался позднее надгробия Муравьева, умершего в 1807 г.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;За полвека – 1780-1830-е гг. – искусство художественного надгробия в России вышло на один уровень с лучшими образцами европейской мемориальной скульптуры и, пожалуй, никогда больше не достигало такой полноты развития. Этому способствовал сам характер эпохи. Гармония форм классицизма, вдохновленная образцами античного некрополя, оказалась созвучной времени жестоких потрясений и битв рубежа веков, когда стремление к уединенному раздумью и созерцательности позволяло сохранить внутреннюю свободу личности.<br>
<img border=0 src="i_042.jpg">&nbsp;&nbsp;&nbsp;Надгробие П. А. Потемкиной на Лазаревском кладбище<br>
<br><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но вы, несчастные, гонимые Судьбою,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вы, кои в мире сем простилися навек<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Блаженства с милою, прелестною мечтою,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;В чьих горестных сердцах умолк веселья глас,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Придите – здесь еще блаженство есть для вас!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;С любезною навек иль с другом разлученный!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Приди сюда о них в свободе размышлять.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;И в самых горестях нас может утешать<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Воспоминание минувших дней блаженных!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Элегия» юного Андрея Тургенева появилась в том же 1802 г., что и знаменитое «Сельское кладбище» Жуковского, его близкого друга. В литературе того времени прогулки по кладбищу, медитативное созерцание надгробий «в приюте сосн густых, с непышной надписью и резьбою простою» становится ключевой темой поэтов романтического направления. Искусство слова и искусство пластики слились в какой-то момент в едином образном строе, достигнув удивительного совершенства.<br>
<img border=0 src="i_043.jpg">&nbsp;&nbsp;&nbsp;Надгробие П. А. Талызина на Лазаревском кладбище<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;На рубеже XVIII–XIX вв. крупнейшие мастера русского искусства отдали дань мемориальной пластике. Среди скульпторов можно назвать М. И. Козловского (надгробия П. И. Мелиссино, 1800 г.; С. А. Строгановой, 1802 г.); И. П. Прокофьева (надгробия М. Д. Хрущова, Ф. И. Шубина, 1800-е гг.); В. И. Демут-Малиновского (надгробия М. И. Козловского, 1803 г.; П. П. Чекалевского, 1817 г.; Р. Симпсона, 1820-е гг.); С. И. Гальберга (надгробия Н. И. Гнедича, Н. П. Дурново, Е. М. Олениной, 1830-е гг.); И. П. Витали (надгробие А. Г. Белосельской-Белозерской, 1846 г.). С некоторыми надгробными памятниками, выполненными в 1800-х гг. (А. М. Белосельского-Белозерского, В. Я. Чичагова, Е. А. Ранцовой), связывают имя Ж. Тома де Томона [168 - Ощепков Г. Д. Архитектор Томон. М., 1950. С. 69, 121.]. Архитектор Л. Руска проектировал надгробия дочерей Александра I в Благовещенской церкви (1807 г.) и грузинских царевичей на Лазаревском кладбище (1808 г.) [169 - РГИА. Ф. 468. Оп. 1. Д. 4051. Л. 649–651.]. Существует эскиз А. Н. Воронихина, по которому, очевидно, было создано надгробие П. А. Талызина (1800-е гг.). О. Монферран разрабатывал проекты надгробий в Духовской церкви (1820-е гг.) [170 - Огюст Монферран, 1786–1858: Кат. юбил. выставки произведений. Л., 1986. № 240.]. Ф. П. Толстой создал надгробие И. В. Кусова (1822 г.), А. И. Мельников – И. П. Мартоса (1836 г.), А. П. Брюллов – М. М. Сперанского (1839 г.) [171 - ОР ГПБ. Ф. 637. Д. 1. Л. 1–2.]. Наряду с этими памятниками, авторство которых устанавливается документально, петербургский некрополь сохранил множество надгробий высокого художественного уровня, остающихся неатрибутированными. Среди них есть уникальные, не имеющие аналогов на других петербургских кладбищах, но встречаются и повторения, восходящие к какому-либо популярному образцу.<br>
<img border=0 src="i_044.jpg">&nbsp;&nbsp;&nbsp;Надгробие И. П. Мартоса на Смоленском православном кладбище<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Обязательным элементом надгробного памятника были ограды. Металлические ограды XVIII в. до нашего времени почти не сохранились. Очень редким образцом является датируемая 1785 г. кованая крытая решетка над надгробной плитой М. Ю. Черкасской. Одновременна памятнику (1792 г.) ограда надгробия Турчанинова. Для решеток конца XVIII в., составленных из изогнутых по овалу и прямых прутьев, характерны вырезанные из жести накладки в виде розеток, гирлянд и венков. В 1800-х гг. появляются ограды из переплетающихся круглых и овальных прутьев, либо из кованых пик прямоугольного сечения. С конца 1800-х гг. все чаще изготовляются чугунные литые ограды. Среди них есть образцы, замечательные по композиции. Отдельные элементы оград повторяются: например, часто встречаются угловые столбики в виде опущенных факелов или колонок с ионическими капителями.<br>
<img border=0 src="i_045.jpg">&nbsp;&nbsp;&nbsp;Типовая ограда начала XIX в. на Смоленском кладбище<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ограда памятника Е. С. Куракиной на Лазаревском кладбище с круглыми и овальными розетками ажурного рисунка выполнена, очевидно, позже надгробия: не в 1790-е, а в 1810-е гг., так же, как и соседняя с ней ограда Разумовских с двумя поясками меандра и двойными щитками с львиными масками. Примечательна группа надгробий Олсуфьевых (1810-е гг.), представляющих собой газоны с однотипными оградами, в звенья которых вкомпонованы медальоны и венки со скрещенными факелами и киликами. Надо отметить, что вполне идентичные ограды встречаются на разных кладбищах Петербурга. Определение их авторства затруднительно по причине широкой типизации. Подобные ограждения применялись на мостах, балконах, служили садовыми решетками в первой трети XIX в. Не исключено использование эскизов А. Н. Воронихина, К. И. Росси, В. П. Стасова, разрабатывавших основные орнаментальные мотивы архитектуры русского ампира.<br>
<img border=0 src="i_046.jpg">&nbsp;&nbsp;&nbsp;Семейное место Олсуфьевых на Лазаревском кладбище<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;С типизацией архитектурных форм и декоративного убранства памятников связан вопрос о мастерских, в которых они изготавливались. Монументальные мастерские существовали в Петербурге и в XVIII в., но достоверные сведения о них, как и клейма мастерских на памятниках, относятся лишь к следующему столетию. Ряд памятников можно отнести к продукции той или иной мастерской по аналогии с подписными. Одна из наиболее известных мраморных мастерских в Петербурге начала XIX в. принадлежала Трискорни.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Фамилия Трискорни происходит из Каррары. Первый ее представитель, связанный с Россией, Паоло Трискорни, приезжал в Петербург еще в 1790-е гг. [172 - Санкт-Петербургские ведомости. 1793. 14 янв. С. 76.]Став в начале 1800-х гг. почетным профессором Каррарской академии скульптуры, П. Трискорни, вероятно, больше не бывал в России, но его работы были здесь хорошо известны. К услугам Трискорни обращались Д. Кваренги, В. Бренна, Л. Руска. Посредником в приобретении и заказе работ Паоло, которые украшали Михайловский замок и Павловский дворец, был его младший брат Агостино, основавший в 1810 г. в Петербурге мраморную мастерскую и магазин, где продавались не только современные работы, но и антики. Агостино Трискорни сам был скульптором; известно, например, об его участии в лепных работах в Гатчинском дворце и Михайловском замке [173 - Якирина Т.В., Одноралов Н.В. Витали, 1794–1855. Л.-М., 1960. С. 5.]. Наряду с декоративной скульптурой в мастерской Агостино Трискорни изготавливали и мраморные надгробия. Среди учеников Агостино был его родственник И. П. Витали, основавший дочернее предприятие в Москве, где он работал в 1818–1840 гг. В 1816–1822 гг. учеником Агостино был Б. И. Орловский, о котором современники писали, что «все мраморы из мастерской Трискорни суть работы Орловского» [174 - Рамазанов Н.А. Б. И. Орловский: Некролог // Худож. газ. 1838. № 1.].<br>
<img border=0 src="i_047.jpg">&nbsp;&nbsp;&nbsp;Надгробие П. К. Разумовского на Лазаревском кладбище<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Агостино Трискорни, поселившийся в Петербурге в конце XVIII в., оставался здесь до своей кончины в 1824 г. Впоследствии делами мастерской занимался сын Паоло, Алессандро, через несколько лет вернувшийся в Италию [175 - Thieme U., Becker F. Allgemeines Lexikon der Bildenen Kunstler. Bd. 33. Leipzig, 1939. S. 407.]. В 1840-е гг. в Петербурге работали братья Паоло и Агостино Трискорни, сыновья основателя мастерской [176 - Нистрем К. Адрес-календарь санктпетербургских жителей. Спб., 1844. Т. 3. С. 463.]. «Скульптурное заведение» А. А. Трискорни на Гороховой улице существовало до 1870-х гг. Однако памятники, подписанные Трискорни, относятся лишь к периоду 1800-1820-х гг. и выполнены, очевидно, под наблюдением старшего – Агостино.<br>
<img border=0 src="i_048.jpg">&nbsp;&nbsp;&nbsp;Надгробие В. Веннинга на Смоленском лютеранском кладбище<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Это – помещенная на прямоугольный постамент скульптура матери у колыбели младенца (А. и Н. Демидовы, 1800-е гг.); мраморная аллегорическая композиция из кирасы, шлема и орла (надгробие В. В. Шереметева, 1817 г.); фигурки двух путти с крылышками – ангелочков, водружающих крест на памятнике М. П. Колычевой (ум. 1818). Последний памятник близок по решению к надгробию Е. И. Барышниковой в московском Донском монастыре. Это позволяет предполагать, что в петербургской мастерской Трискорни делались заказы и для Москвы [177 - Сомнение в атрибуции этого памятника как работы В. И. Демут-Малиновского высказывалось еще в 1925 г. См.: Домогацкий В.Н. Краткий очерк московской скульптуры // О скульптуре: Теорет. работы, исслед., ст. М., 1984. С. 170.]. Возможно, на некоторых памятниках были использованы доставлявшиеся из Италии работы Паоло Трискорни (подобно тому, как при содействии Агостино в Петербург были привезены скульптуры диоскуров для Конногвардейского манежа) [178 - Люлина [Морозова] Р. Д. Историческая справка по скульптурным группам «Диоскуры», 1954 г. // Архив ГИОП (Ленинград), инв. № Н-880.]. Близки к известным подписным работам П. Трискорни скульптурные изваяния на надгробиях Е. М. Алексеевой и 3. А. Хитрово (нач. 1800-х гг.). Единственный памятник, на котором указано, что его «сочинил и делал» А. Трискорни, – это надгробие А. В. Ольхина (ум. 1815), со скульптурой, символизирующей Веру, у алтаря с крестом. Несомненно, это работа Агостино Трискорни. Так же как и не сохранившийся барельеф надгробия В. Веннига на Смоленском лютеранском кладбище (1821 г.). Племянник его, Алессандро, приехавший в Россию в 1825 г., создал мраморное надгробие поэтессы Е. Б. Кульман; других его работ в области художественного надгробия мы не знаем.<br>
<img border=0 src="i_049.jpg">&nbsp;&nbsp;&nbsp;Надгробие Б. И. Орловского на Смоленском православном кладбище<br>
<br><img border=0 src="i_050.jpg">&nbsp;&nbsp;&nbsp;Надгробие В. В. Шереметева на Лазаревском кладбище<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;В мастерской Агостино Трискорни сложился тот тип скульптуры, который получил самое широкое распространение не только на столичных, но и на провинциальных кладбищах в 1810– 1830-е гг. 3а ним закрепилось название «трискорниевой плакальщицы» [179 - Вейнер П.П. Жизнь и искусство в Останкине // Старые годы. 1910. Май/июнь. С. 49.]. Это завершающая памятник мраморная фигурка плачущей женщины в длинном одеянии, с покрытой тканью головой, стоящая у прямоугольного постамента с урной. Облокотившись на урну (или обнимая ее), плакальщица держит в другой руке жертвенную чашу. У ног ее обычно помещен угасающий факел. Композиция восходит к образцам декоративной скульптуры конца XVIII в., но типовую форму приобрела в мастерской А. Трискорни. «Итальянцем Трискорни» подписана скульптура (находилась на Волковском кладбище) на памятнике семнадцатилетней супруги купца Луки Таирова Марфы, скончавшейся в 1810 г.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Компаньоном Агостино был Фердинандо Галеоти, скончавшийся в 1842 г. Гранитная урна прекрасных пропорций на его памятнике до недавнего времени сохранялась на Смоленском лютеранском кладбище [180 - В 1970-е гг. ваза перенесена в парк «Александрия» в Петергофе и находится перед дворцом «Коттедж».]. Там же похоронены Этьен и Виченцо Мадерни, мраморная мастерская которых в Петербурге такжесуществовала с 1810 г. Известно, что «Викентий Мадерни, художник разных мраморных изделий», имел мастерскую на Гороховой улице [181 - Указатель Всероссийской мануфактурной выставки 1870 года в С.-Петербурге. Спб., 1870. С. 131.]. Подписи мастерской «В. Мадерни и Е. Руджия» встречаются на многих надгробных памятниках Петербурга в 1860–1870 гг. Начало деятельности этой семьи мраморщиков можно отнести еще к 1800-м гг. Архитектор Луиджи Руска привлекал мраморных дел мастера Петра Мадерни к изготовлению надгробий в Александро-Невской лавре [182 - РГИА. Ф. 797. Оп. 1. Д. 3616 (1808 г.). Л. 5.]. Особенно интересен созданный в 1808 г. памятник грузинскому царевичу Георгию, представляющий собой ступенчатую композицию из каменных блоков, увенчанных урной. Этот тип надгробия неоднократно повторялся на петербургских кладбищах, как и мраморный рельеф на нем, изображающий женщину, сидящую с книгой, на фоне креста, у жертвенника с дымящимся пламенем. Очевидно, рельеф символизирует христианскую Веру. Можно предполагать, что эти барельефы, не менее популярные, чем «трискорниевы плакальщицы», вырубались из мрамора в мастерской Мадерни, но подписных памятников этой мастерской, относящихся к первой половине XIX в., не сохранилось.<br>
<img border=0 src="i_051.jpg">&nbsp;&nbsp;&nbsp;Надгробие 3. А. Хитрово на Лазаревском кладбище<br>
<br><img border=0 src="i_052.jpg">&nbsp;&nbsp;&nbsp;Надгробие А. А. Чичерина на Лазаревском кладбище<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Соотечественник Мадерни Пауль Катоцци вырубил из мрамора в 1828 г. массивную фигуру женщины с крестом, символизирующую Веру, для надгробия П. В. Киндякова на Смоленском кладбище (перенесена в Некрополь XVIII в.). Подпись этого мастера встречается и на других памятниках. В «Городском указателе» Н. И. Цылова (1849) фамилия Катоцци, владевшего домом в Сайкином переулке, упоминается среди скульпторов, к которым отнесены и Трискорни с Мадерни [183 - Цылов Н. И. Городской указатель, или Адресная книга врачей, художников, ремесленников, торговых мест, ремесленных заведений и т. п. на 1849 год. Спб., 1849. С. 401.]. «Скульпторы» по классификации «Городского указателя» отличались от «мраморщиков», «монументщиков» и «лепщиков». Из семнадцати фамилий, отмеченных Цыловым, большинство составляют мастера иностранного происхождения, что характерно для Петербурга XIX в. с его космополитизмом и веротерпимостью.<br>
<img border=0 src="i_053.jpg">&nbsp;&nbsp;&nbsp;Надгробие М. С. Таировой на Волковском православном кладбище<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Одни и те же итальянские и немецкие мастера работали как для православных, так и иноверческих кладбищ. Но кладбища эти тем не менее достаточно различны по своему облику. Некоторые формы, принятые на иноверческих кладбищах, оказались совершенно чужды православному некрополю. Так, идущая еще от этрусских надгробий форма скульптурного изображения покойного в виде спящего человека имеет богатейшую традицию в европейском искусстве. В Петербурге сохранились лишь два подобных памятника – на лютеранских Смоленском (надгробие А. Магира, скульптор Ш. Лемольт, 1840-е гг.) и Волковском (надгробие К. Рейссига, скульптор А. Штрейхенберг, 1839 г.) кладбищах. Надгробия иноверческих кладбищ, которые в петербургском некрополе являлись как бы островками западной культуры, отличают некоторая измельченность и сухость форм, тщательность проработки деталей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Иногда аристократы-заказчики, не доверяя местным мастерам, заказывали памятники за границей. Эти надгробия, сами по себе превосходные, выглядели чужеродными в облике православного кладбища. Показателен пример надгробия Е. А. Кочубей, выполненного в 1856 г. во Флоренции известным скульптором А. Костоли. Мраморное изваяние ангела на сложном постаменте, испещренном виртуозной резьбой, резко выделяется масштабом и усложненностью формы в старинном Лазаревском некрополе. То же можно сказать о великолепном мраморном саркофаге архитектора И. Д. Черника (скульптор Д. Карли, Генуя, 1878 г.) на Новодевичьем кладбище.<br>
<img border=0 src="i_054.jpg">&nbsp;&nbsp;&nbsp;Надгробие Рейссигов на Волковском лютеранском кладбище<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Из петербургских «монументщиков», работавших в первой половине XIX в., довольно хорошо известен А. М. Пермагоров: в его мастерской было заказано надгробие А. С. Пушкина в Святогорском монастыре. Мастерской Пермагорова подписаны надгробные памятники в Александро-Невской лавре (царевича Вахтанга, С. Гики), относящиеся к концу 1810-х гг. Наследник мастера Л. А. Пермагоров работал еще в 1860-е гг. [184 - Статистические сведения о фабриках и заводах в С.-Петербурге за 1867 г. Спб.,1867. С. 12.] Судя по вышедшим из этой мастерской памятникам, здесь изготавливались архитектурные надгробия в форме порталов, своеобразных ступенчатых композиций, увенчанных полуколоннами со светильниками. Подобные памятники сохранились на Лазаревском, Смоленском и Волковском кладбищах.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На этих же старинных кладбищах встречаются памятники, подписанные мастерской Тропиных: Михея и сына его Ефима, скончавшегося в 1848 г. [185 - ЦГИА СПб. Ф. 19. Оп. 124. Д. 707, запись от 30.06.1848 г.] Для этой мастерской характерно использование черного полированного гранита, из которого рубились обелиски и жертвенники. Надгробие А. О. Статковского (ум. 1837) отмечено редчайшей для петербургского некрополя деталью: живописным портретом, написанным на меди. По аналогии с подписным тропинским надгробием лейб-медика И. Рюля на Волковском кладбище можно с уверенностью сказать, что именно в этой мастерской, по типовому проекту, было изготовлено надгробие И. А. Крылова (Некрополь мастеров искусств).<br>
<img border=0 src="i_055.jpg">&nbsp;&nbsp;&nbsp;Надгробие А. Я. Охотникова на Лазаревском кладбище<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1820-е гг. работал «монументщик» Мирон Абрамов, из мастерской которого происходят гранитные портики-сени С. Королева с Волковского кладбища и А. П. и А. Е. Жадимеровских на Лазаревском кладбище.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Из петербургских бронзовщиков первой половины XIX в. известны Андрей и Павел Шрейберы [186 - Описание первой публичной выставки российских мануфактурных изделий. Спб., 1829. С. 17.], Иван [187 - РГИА. Ф. 18. Оп. 2. Д. 393 (1823 г.). Л. 176.] и Александр [188 - Всеобщая адресная книга С.-Петербурга. Спб., 1867. С. 150.] Дипнеры, Федор Ковшенков [189 - РГИА. Ф. 789. Оп. 14. Д. 55-К.]. Их подписи на надгробных памятниках из Духовской церкви лавры, Воскресенской на Армянском кладбище и других не могут, однако, расцениваться как указание на авторство. Как и мраморщики, бронзовых дел мастера работали по данным им рисункам и образцам. Существуют и такие примеры, когда отдельные детали памятника делались в разных мастерских. Мраморная сень надгробия откупщика А. И. Косиковского (Некрополь мастеров искусств, 1838 г.) подписана мастером И. А. Алешковым, саркофаг под ней выполнен П. Катоцци.<br>
<img border=0 src="i_056.jpg">&nbsp;&nbsp;&nbsp;Надгробие Н. Ф. Эмина на Смоленском православном кладбище<br>
<br><img border=0 src="i_057.jpg">&nbsp;&nbsp;&nbsp;Надгробие П. В. Завадовского на Лазаревском кладбище<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Эволюция форм надгробия XIX в. происходила исподволь, постепенно. Некоторые формы, стилистически близкие к началу XIX в., встречаются без заметных отклонений на памятниках второй половины столетия. В Александро-Невской лавре существует, например, группа однотипных гранитных жертвенников семейства Мордвиновых и Столыпиных, погребение которых разделяет век – от 1777 г. (С. И. Мордвинов, Лазаревское кладбище) до 1882 г. (М. А. Столыпин, Никольское кладбище). Если надгробие адмирала С. И. Мордвинова было сооружено значительно позже его кончины, то вполне аналогичные памятники Столыпиных 1820-1830-х и 1850-1880-х гг. могли быть изготовлены как одновременно, так и по какому-то установленному образцу, стилистически близкому к концу 1820-х гг.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Для второй половины XIX—начала XX вв. наиболее распространенной формой становится надгробие в виде креста, водруженного либо на постамент прямоугольной формы, либо на каменную глыбу – «голгофу». (Развитие этой формы может быть отмечено с конца 1810-х гг.) Надгробие П. П. Чекалевского (ум. 1817) представляет собой глыбу с портретным медальоном, увенчанную чугунным крестом. Чугунный крест на глыбе поставлен в виде надгробия О. П. Козодавлева (ум. 1819). Позднее появляются мраморные и гранитные массивные кресты, которые к концу века достигают иногда весьма значительных размеров и исключительно разнообразны по рисунку. Среди памятников этого типа привлекает внимание драгоценностью материала и ювелирной тщательностью отделки надгробие младенца И. Мусина-Пушкина (ум. 1859) в виде глыбки полированного лабрадорита с крестом, покрытым коваными вызолоченными розочками.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1860-е гг. подножие креста в виде скалы приобретает силуэт взметнувшейся волны, отдаленно напоминающей постамент «Медного всадника». Характерно, что название «петровская горка» закрепилось в городском фольклоре. Очевидно, широко известные монументы столицы, такие как «Медный всадник» или Александровская колонна, вызывали определенные ассоциации. Так, в описании Волковского кладбища, относящемся к 1880-м гг., памятники в виде колонны «с изображением держащих крест ангелов» называются «в роде Александровской колонны», хотя сохранившиеся до нашего времени образцы не дают оснований для подобных аналогий. Наиболее ранние надгробия этого типа относятся к середине 1830-х гг. (надгробия Сыренковых); это каннелированные срезанные колонны, увенчанные фронтально стоящей мраморной фигурой в длинной хламиде, одной рукой сжимающей книгу, а другой держащей крест. Однотипность таких скульптур, встречающихся на Лазаревском, Тихвинском, Волковском и Смоленском кладбищах, наводит на мысль об одной мастерской, однако подписные надгробия в этой группе не встречаются.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1820-е гг. появляется тип надгробия, символизирующего веру и покорность судьбе: фигура коленопреклоненной плакальщицы у алтаря с крестом. Некоторые памятники этого типа вышли из одной мастерской (надгробия А. У. Болотникова, И. А. Кокошкина), но есть и уникальные образцы, встречающиеся с середины 1820-х (С. И. Салагов) до конца 1850-х гг. (А. Н. Тулубьев). Надгробие в виде алтаря с книгой, символизирующей Священное Писание, появившееся в середине прошлого века, сохраняется как тип вплоть до 1920-х гг.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Необходимо отметить, что широкая типизация, даже унификация надгробий середины и второй половины XIX в. шла в направлении подчеркнутой сакрализации надмогильного знака. Место погребения человека, по учению православной церкви, это место молитвы за упокой души, поминовения мертвых. С этим связано двойственное значение памятника как центра притяжения живых (собравшихся к молитве) и мертвых (совместное захоронение представителей одного рода). Отсюда возникала необходимость ограждения семейных мест на кладбище – то, что в современном облике старых петербургских некрополей практически полностью исчезло. Уместно привести описание Волковского кладбища, относящееся к 1880-м гг.: «Древнейший тип отделки семейных мест – это высокие, деревянные, забранные в столбы изгороди, с наглухо закрытыми с трех сторон беседками, которые могли бы служить для поминовения мертвых хлебом-солью, укрывая в то же время поминающих от дождя и от посторонних глаз. Иногда вместо беседок устраивались деревянные, а иногда и каменные из плит или кирпича часовни, но также в роде небольших наглухо закрытых будок. Теперь этот тип построек становится реже. Прежние, высокие изгороди по 5 разряду (низшему. – Ю. П.) заменяются обыкновенными высокими палисадами с небольшими крышками или совсем без крышек, а по 3 разряду, особенно между церквами, заменяются то различными довольно изящными павильонами, то всего чаще железными крышками над ними и иногда, для ограждения от похитителей, со всех сторон до верха обтягиваются проволочными сетками» [190 - Вишняков Н. Историко-статистическое описание Волковско-православного кладбища. Спб., 1885. С. 72–73.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На аристократических, богатых кладбищах лавры, Сергиевой пустыни, Новодевичьего монастыря с середины XIX в. начали появляться ограждения семейных мест в виде ажурных чугунных беседок со стрельчатыми псевдоготическими завершениями (С. П. Голенищевой-Кутузовой, П. Д. Черкасского). Уникальна сень семейного места Бемов и Оппенгеймов (1850-е гг.) на Лазаревском кладбище в виде сквозного грота из глыб туфа.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Эпоха историзма в европейской архитектуре 1830-1880-х гг. связана с живейшим интересом к прошлому разных народов, выявлению исторических корней своеобразных национальных культур. В России этот путь начался с формирования в 1830-х гг. «русско-византийского» стиля, на три десятилетия определившего формы церковного строительства. Это коснулось и архитектуры надгробных памятников. Появляются массивные саркофаги из мрамора и гранита, испещренные орнаментальной резьбой, стилизующие мотивы ранних христианских надгробий (И. Н. и Т. В. Маркеловы, 1840-е гг.; В. А. Жуковский, 1857 г.; А. А. Львов, 1870-е гг.). В храмах-усыпальницах киоты с иконами, вкладываемыми на помин души, приобретают форму архитектурных порталов. Подобные порталы с различными атрибутами религиозной символики сооружались и на открытом пространстве кладбищ (Е. П. Салтыкова, В. А. Долгоруков, 1850-1860-е гг.).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мотивы национальной церковной архитектуры – шатровые завершения, луковки куполов, пятиглавие – отразились в архитектуре типовых гранитных капличек-стел, напоминающих по силуэту небольшие часовни. Для середины XIX в. характерны типовые надгробия в виде увенчанных крестом стел, грани которых имеют килевидное завершение.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Изготовление надгробных памятников становится в этот период отраслью ремесленного производства. В 1849 г. в Петербурге работали двадцать две мастерские «монументщиков» и монументные лавки, в 1894 г. – двадцать восемь [191 - Весь Петербург на 1894 г. Спб., 1894. Ст. 1109.], а в 1900 г. – пятьдесят четыре [192 - Адресная книга г. С.-Петербурга на 1900 г. Спб., 1900. Ст. 3884–3885.]. Более полувека существовали мастерские Анисимовых, Долгиных, Бариновых. В конце XIX в. работали также мастера К. П. Сетинсон, Е. Г. Эренберг, клейма которых часто повторяются на памятниках Новодевичьего, Никольского, Волковского кладбищ. Бронзовые работы на памятниках выполняли К. Берто, А. Моран, К. Робекки, К. Ф. Верфель и др. Производство памятников велось как на заказ, так и по готовым образцам.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Клейма известных петербургских монументных мастерских стоят на памятниках выдающимся деятелям русской культуры. В мастерской Мадерни и Руджия изготовлены гранитные надгробные плиты и массивные мраморные кресты с резьбой, отмечающие семейное место Ф. И. Тютчева на Новодевичьем кладбище (1870-е гг.). Надгробие Н. А. Некрасова в виде бронзового бюста на высоком постаменте, оплетенном лавровой ветвью, выполнено в мастерской Василия Ефимова (скульптор М. А. Чижов, архитектор В. А. Шрейбер, 1881 г.). Памятник Ф. М. Достоевскому на Тихвинском кладбище сооружала мастерская Андрея Баринова (скульптор Н. А. Лаверецкий, архитектор X. К. Васильев, 1883 г.). Разумеется, изготовление подобных монументов было по средствам далеко не многим. На рядовых городских кладбищах преобладала исконная форма христианского надгробия – земляной холмик с деревянным крестом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Примечательной особенностью общественной жизни Петербурга XIX в. являлся организованный сбор средств на установку надгробных памятников известным деятелям искусства. Уже памятник Н. И. Гнедичу (ум. 1833) в Александро-Невской лавре был поставлен, как начертано на нем, «от друзей и почитателей». На общественные пожертвования были созданы надгробия А. Е. Мартынова, А. И. Куинджи на Смоленском кладбище; М. П. Мусоргского, А. П. Бородина – на Тихвинском, К. А. Варламова – на Новодевичьем; А. Д. Вяльцевой – на Никольском кладбище и многие другие. Иногда, как, например, при сооружении надгробия И. А. Крылова (ум. 1844), использовались средства, отпущенные из императорского кабинета.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Для памятников второй половины XIX—начала XX вв. характерно использование скульптурных портретов, как правило, бюстов или барельефных медальонов. Портрет в мемориальной скульптуре XVIII в. не играл самостоятельной роли. Он вписывался в пластическую композицию с определенным аллегорическим смыслом и должен был, наряду с эпитафией, уточнять адрес, посылку монументальной сентенции. Полнофигурный бронзовый портрет Е. И. Гагариной работы И. П. Мартоса остался на многие десятилетия единственным исключением.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1820– 1840-е гг. барельефные портреты встречаются лишь на памятниках академической школы, как дань традиции, уже потерявшей актуальность. Новые формы надгробий, выдержанные в христианско-православном духе (киоты, каплички, кресты) по своему характеру принципиально обезличены. Правда, иногда портрет помещается на постаменте креста, как, например, прелестный бронзовый медальон Ольги Урусовой (Лазаревское кладбище, 1852 г.), но в данном случае это могло символизировать ангельскую чистоту ребенка. Во второй половине XIX в. портрет становится смысловым центром памятника. Это напоминание о человеке, утверждающее неповторимость его физического и духовного облика.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На Смоленском кладбище существовало надгробие актрисы В. Н. Асенковой (ум. 1841): гранитная сень на шести изящных колонках с пирамидальным завершением. Под ней находился бронзовый бюст актрисы, изваянный И. П. Витали, на постаменте с эпитафией:<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Все было в ней: душа, талант и красота.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;И скрылось все от нас, как светлая мечта.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Масштабные соотношения были таковы, что сень воспринималась лишь как укрытие для скульптурного портрета. Памятник, перенесенный в 1930-е гг. в Некрополь мастеров искусств, был разрушен в 1943 г. прямым попаданием авиабомбы. На существующем памятнике сохранен старый постамент, а бюст вырублен в мраморе по гипсовому оригиналу Витали, находящемуся в Центральном театральном музее [193 - Акты от 9.04.1943 г., от 15.07.1955 г. // Архив ГМГС.].<br>
<img border=0 src="i_058.jpg">&nbsp;&nbsp;&nbsp;Надгробие А. А. Иванова на Новодевичьем кладбище<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Первоначальный бюст надгробия Асенковой был отлит в бронзе с модели, не предназначавшейся специально для надгробия. Подобное неоднократно можно отметить и в дальнейшем. Характерная для второй половины XIX в. размытость грани между монументальной скульптурой и станковым портретом в надгробии не кажется заметной. Портрет как бы автономен по отношению к памятнику, хотя, в сущности, архитектурная форма надгробий обусловлена именно наличием скульптурного изображения.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Некоторые скульптурные портреты на памятниках в Некрополе мастеров искусств помещены вне первоначального архитектурного фона, что не мешает самостоятельной оценке их пластических достоинств. Например, мраморный бюст И. П. Витали (скульптор А. Е. Фолетти, 1849 г.) находился на Выборгском католическом кладбище под ажурной чугунной сенью в готическом стиле. Портрет выполнен еще при жизни скульптора, как прижизненным является и бюст композитора А. Г. Рубинштейна (скульптор Б. Реймер, 1889 г.), помещавшийся на Никольском кладбище внутри каменной усыпальницы, сооруженной в виде часовни с шатровым завершением.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Некоторые портреты, снятые в 1920-е гг. с надгробных памятников, хранятся теперь в музеях. В Русском – бюсты Н. И. Уткина (скульптор Г. Н. Дурнов, 1848 г.), А. Т. Маркова (скульптор В. П. Крейтан, 1883 г.), Н. С. Пименова (скульптор И. И. Подозеров, 1867 г.) с памятников на Смоленском кладбище; бюст П. В. Басина (скульптор И. И. Подозеров, 1867 г.) с Новодевичьего кладбища. В Музее городской скульптуры – бюсты А. С. Суворина (скульптор Л. А. Бернштам, 1891 г.), Г. И. Бутакова (скульптор М. А. Чижов, 1880 г.) с Никольского кладбища и т. п.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1850-е гг. появилась форма надгробия, предназначенного специально для портретного бюста: портал в виде сени с задней глухой стенкой. Таково надгробие В. А. Каратыгина, находившееся на Смоленском кладбище (перенесено в Некрополь мастеров искусств). Под сенью помещен бронзовый бюст работы А. И. Теребенева. По характеру обработки архитектурных деталей этот памятник близок к надгробию Асенковой, и, возможно, оба они выполнены в мастерской Н. А. Анисимова, клеймо которого стоит на каратыгинском памятнике.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Во многих скульптурных портретах задача мастера ограничивалась передачей внешнего сходства. Однако встречаются и портреты, убедительные своим проникновением в духовный мир человека. На памятниках петербургского некрополя сохранились бюсты, блестяще выполненные скульпторами В. А. Беклемишевым, К. К. Годебским, П. П. Забелло, Н. А. Лаверецким и др.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С 1880-х гг. появляются памятники-постаменты, решенные в виде скалы, увенчанной бронзовым бюстом (наиболее полно сохранилось надгробие В. В. Самойлова с Новодевичьего кладбища). Утрата скульптурного портрета на памятнике подобной формы (надгробия А. Н. Майкова, Э. Ф. Направника на Новодевичьем; К. Я. Крыжицкого на Смоленском и др.) ведет к потере не только смысла, но и композиционной целостности монумента.<br>
<img border=0 src="i_059.jpg">&nbsp;&nbsp;&nbsp;Часовня-склеп А. Г. Рубинштейна на Никольском кладбище<br>
<br><img border=0 src="i_060.jpg">&nbsp;&nbsp;&nbsp;Надгробие Н. И. Уткина на Смоленском православном кладбище<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;В конце XIX—начале XX вв. можно отметить ряд памятников, в которых достигнут определенный синтез архитектурных и скульптурных форм. На Новодевичьем кладбище сохранился памятник Е. Г. Измайловой (скульптор Л. В. Позен, 1892 г.). Стройная гранитная колонна увенчана бронзовым бюстом молодой женщины, решенным с редкой для того времени простотой и деликатностью пластической разработки. Среди неравноценных по мастерству работ в области мемориальной пластики Л. В. Шервуда выделяется надгробие Г. И. Успенского на Литераторских мостках (1904 г.). Напряженный психологизм скульптурного портрета с тревожным жестом правой руки усилен точным соотношением фигуры писателя и гранитной скамьи-постамента. Бронзовая полнофигурная скульптура В. Ф. Комиссаржевской на фоне пирамидальной стелы (скульптор М. Л. Диллон, 1915 г.) воспринимается как лирический символ прощания великой актрисы с публикой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Характерными для второй половины XIX—начала XX вв. были скульптурные памятники с фигурами ангелов из мрамора и бронзы, стоящих или сидящих у надгробного камня. В настоящее время таких образцов сохранилось немного; среди них типичными являются надгробия Д. С. Мордвинова на Новодевичьем кладбище и памятник П. И. Чайковскому в Некрополе мастеров искусств, выполненные в конце 1890-х гг. Изготовлявшиеся в бронзолитейных и гальванопластических мастерских, подобные скульптуры довольно шаблонны и являются своего рода типовыми надгробиями, не связанными с какими-либо индивидуальными особенностями заказа. Памятники такой формы больше были распространены на иноверческих кладбищах, как и массивные полнофигурные скульптуры Христа. До нашего времени сохранились два таких памятника. На Волковском лютеранском (семейное место баронов Остен-Дризен, 1900-е гг.) и на Новодевичьем кладбище (надгробие А. А. Вершининой, скульптор П. И. Кюфферле, 1915 г.).<br>
<img border=0 src="i_061.jpg">&nbsp;&nbsp;&nbsp;Надгробие Н. С. Пименова на Смоленском православном кладбище<br>
<br><img border=0 src="i_062.jpg">&nbsp;&nbsp;&nbsp;Надгробие Г. И. Успенского на Волковском православном кладбище, (Литераторские мостки)<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Поиск национально-самобытной формы надгробного памятника с 1870-1880-х гг. шел в русле «русского стиля». Видные архитекторы этого направления И. П. Ропет и И. С. Богомолов создали определенную схему национального надгробия, представляющего собой подобие стелы с килевидным кокошником, в декорировке которой использованы мотивы древнерусских орнаментов (памятники М. П. Мусоргскому, 1884 г.; А. П. Бородину, 1889 г.; Л. И. Шестаковой, 1907 г.). Прямых прототипов в истории русского надгробия допетровского времени такая форма не имеет. Нельзя назвать ее в целом удачной: портреты на этих памятниках (скульптор И. Я. Гинцбург) диссонируют с плоскостной орнаментацией и натуралистически решенными «повествовательными» деталями (фортепианная клавиатура на памятнике Мусоргскому, «гудок и гусли» у Бородина). В кованое узорочье оград в «русском стиле» вплетались элементы, разъясняющие содержание памятника (химические формулы на несохранившейся ограде А. П. Бородина, медальоны с перечислением родов искусств в ограде памятника В. В. Стасову по эскизу Ропета и др.). Малоизвестным образцом надгробия начала XX в. в «русском стиле» является семейное место Далматовых на Волковском кладбище (некрополь Литераторские мостки): мраморная стела, испещренная узорчатой резьбой, помещена на газоне, окруженном кованой оградой с майоликовыми вставками.<br>
<img border=0 src="i_063.jpg">&nbsp;&nbsp;&nbsp;Надгробие Д. С. Мордвинова на Новодевичьем кладбище<br>
<br><img border=0 src="i_064.jpg">&nbsp;&nbsp;&nbsp;Надгобие П. И. Чайковского на Тихвинском кладбище (Некрополь мастеров искусств)<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Органичным для русского некрополя в начале XX в. оказалось претворение традиционной формы креста. На Новодевичьем кладбище сохраняется целый ряд памятников в стиле модерн, представляющих собой различные модификации креста (надгробия А. М. Повалишина, 1904 г.; Г. М. Романова, В. В. Александровой – оба 1912 г.; и др.). Из этого же некрополя происходит надгробный памятник Н. А. Римскому-Корсакову, выполненный по эскизу Н. К. Рериха (скульптор И. И. Андреолетти, 1912 г.). Крест с расширяющимися секировидными лопастями напоминает монументальные новгородские и псковские надгробия XIII–XV вв. Рельефный Деисус на памятнике имеет прямую аналогию с так называемым Боровичским крестом, находящимся в Русском музее [194 - Ермонская В.В. [и др.]. Указ. соч. С. 125.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Многовековая традиция не прерывалась в петербургском некрополе до начала нашего столетия. До недавнего времени в старообрядческой части Волковского кладбища сохранялись огромные восьмиконечные деревянные кресты с сакральными рельефами и надписями, по существу, ничем не отличавшиеся от памятников XVII–XVIII вв. Древняя форма «голубца» – резного деревянного столбика с двухскатным покрытием и укрепленным на нем медным крестом с распятием – с неожиданной остротой была воскрешена уже в 1920-е гг. (надгробие Б. М. Кустодиева, по эскизу художника В. В. Воинова).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сооружение на кладбище усыпальниц-часовен связано, очевидно, как с необходимостью ограждения семейного места, так и с древнерусской традицией ставить часовню за упокой души. В петербургском некрополе эта форма архитектурного надгробия может быть отмечена с 1860-х гг. Одним из ранних примеров является часовня над местом погребения графа М. Н. Муравьева-Виленского на Лазаревском кладбище, сооруженная по проекту А. И. Резанова в 1868 г. [195 - Китнер И., Шретер В. Памяти Александра Ивановича Резанова // Зодчий. 1888. № 5/6. С. 34.] Восьмигранная, с шатровым верхом и луковичной маковкой, эта постройка стилизует мотивы древнерусского зодчества, что не связано, однако, с прямым цитированием декоративных элементов. Часовня облицована светлосерым бременским песчаником, входившим в моду в Петербурге с середины XIX в.<br>
<img border=0 src="i_065.jpg">&nbsp;&nbsp;&nbsp;Семейное место Остен-Дризенов на Волковском лютеранском кладбище<br>
<br><img border=0 src="i_066.jpg">&nbsp;&nbsp;&nbsp;Надгробие Н. А. Римского-Корсакова на Новодевичьем кладбище<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Семейные склепы сооружались в основном на дорогих кладбищах. Довольно много их сохранилось на Новодевичьем и Никольском, почти нет на Смоленском и Волковском. Для иноверческих кладбищ (лютеранских, еврейского) архитектурные склепы весьма характерны. Интернациональный стиль эклектики отдавал предпочтение в надгробных сооружениях мотивам романской и готической архитектуры.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На православных кладбищах преобладало влечение к выработке национальных форм. В эпоху модерна с его идеей органичной архитектуры удалось уйти от мелочного воспроизведения характерных деталей, но уловить тот дух свободы и естественности, который пронизывает древнерусское зодчество. В архитектуре кладбищенских часовен успешно была стилизована живописная затейливость московских храмов, плавность линий маленьких церквушек древнего Пскова, Новгорода, изысканная хрупкость декора владимиро-суздальской школы. Как удачные примеры освоения национальных традиций можно привести белокаменную часовню-склеп на Новодевичьем кладбище (Г. С. Кольцов; ум. 1895), миниатюрный храмик у края пруда на Никольском кладбище – надгробие А. Д. Вяльцевой (архитектор Л. А. Ильин, 1915 г.). С образами византийской архитектуры ассоциируется часовня Ратьковых-Рожновых на Лазаревском кладбище (1910-е гг.), в которой оригинально сочетается золотая смальта мозаичного купола и полированный красный гранит стен. Этот материал, любимый архитекторами модерна, использован и в надгробии палестиноведа В. Н. Хитрово (архитектор А. А. Парланд, 1915 г.): гранитная стенка с мозаичным образом Нерукотворного Спаса (художник Н. А. Кошелев) выделяется своим острым силуэтом в пейзаже Никольского кладбища [196 - Сообщения Императорского православного палестинского общества. Спб., 1915. Т. 26. С. 204.].<br>
<img border=0 src="i_067.jpg">&nbsp;&nbsp;&nbsp;Часовня-склеп М. Н. Муравьева на Лазаревском кладбище<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Признанный образец художественного синтеза в мемориальной архитектуре начала XX в. – надгробие А. И. Куинджи на Смоленском кладбище (перенесено в Некрополь мастеров искусств). Символика памятника многозначна. Гранитный портал с резьбой «звериного стиля» древних викингов обрамил мозаичное панно с изображением мифического Древа жизни, на ветвях которого свивает гнездо змея. Бронзовый бюст художника – отливка с прижизненного портрета (скульптор В. А. Беклемишев) – вносит элемент статичности в насыщенный образный строй этого памятника. Надгробие сооружено в 1915 г. по проекту А. В. Щусева (в будущем – создателя ленинского Мавзолея), мозаика набрана в мастерской В. А. Фролова по эскизу Н. К. Рериха.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Стилизация форм русского классицизма архитекторами-неоклассиками 1910-х гг. оказалась вполне органичной в области художественного надгробия: именно в начале XIX в. мемориальная пластика переживала пору расцвета. На Тихвинском кладбище (Некрополь мастеров искусств) по проекту Н. Е. Лансере, при участии Александра Н. Бенуа в 1913 г. был сооружен памятник С. С. Боткину. Сын великого медика, сам врач по профессии, Боткин известен как крупный коллекционер, близкий к кругу художников «Мира искусства». Пилон с гранитной урной, в ограде из прямых прутьев, с чугунными венками и опущенными факелами, воспроизводит, как кажется на первый взгляд, наиболее типичную структуру надгробия эпохи классицизма. Однако подчеркнуто укрупненный масштаб, выверенная лаконичность силуэта выдают почерк художника начала XX в.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Значителен рельеф надгробия неизвестного на Смоленском лютеранском кладбище, выполненный скульптором В. В. Кузнецовым. Памятник представляет собой стенку из блоков серого гранита, фланкированную дорическими колоннами. В полуциркульной нише в верхней части стены – глубокий мраморный рельеф скорчившегося юноши, закрывшего лицо рукой. В петербургском некрополе начала XX в. нет, пожалуй, более емкого, пластически совершенного символа скорби. Принадлежность памятника, как и имя архитектора, неизвестны. Вероятней всего, памятник был сооружен по проекту архитектора И. А. Фомина: он очень напоминает проект зодчего для Перми, опубликованный в 1907 г. в Ежегоднике Общества архитекторов-художников [197 - Ежегодник Общества архитекторов-художников. Вып. 2. Спб., 1907. С. 156.].<br>
<img border=0 src="i_068.jpg">&nbsp;&nbsp;&nbsp;Волковское старообрядческое кладбище<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Из дореволюционных работ И. А. Фомина на Никольском кладбище сохранилось надгробие авиатора Л. М. Мациевича (1912) в виде колонны, на постаменте которой помещен барельефный портрет. Пытаясь в условиях нового времени создать искусственный стиль «революционной классики», Фомин в 1923 г. разработал проект надгробия певца И. В. Тартакова в Некрополе мастеров искусств. Эта грузная пирамида сооружена из красного песчаника, полученного при разборке цоколя ограды Зимнего дворца [198 - ЦГАЛИ СПб. Ф. 6047. Оп. 6. Д. 49.]. При всей утрированности масштаба и искажении пропорций в объеме памятника угадывается классический прототип: постамент обелиска В. Бренны «Румянцева победам».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В первые послереволюционные годы И. А. Фомин разрабатывал проект типового надгробного памятника. По его словам, «крест – знак вычеркивания из жизни, эмблема смерти; новый памятник вызывает идею жизни, несмотря на смерть – пламя – красное пламя революции» [199 - Вечерняя красная газ. 1927. 20 сент.]. Расширяющиеся кверху ступени надгробия увенчаны стилизованным пламенем. На лицевой стороне должны были помещаться «эмблемы производства или профессии». Дальнейшего развития этот поиск формы «советского надгробия» не получил.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;В. В. Антонов<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;АРХИТЕКТУРА КЛАДБИЩЕНСКИХ ЦЕРКВЕЙ<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Кладбищенской» архитектуры как таковой, собственно говоря, не существует – есть кладбищенские церкви с некоторыми особенностями функционального свойства. Наиболее часто встречаются две такие особенности: наглухо отделенные боковые приделы, чтобы можно было отпевать, не мешая богослужению, и склепы в подвале для семейных и отдельных захоронений. Эти особенности, однако, были присущи не каждой церкви на кладбище, которая была, прежде всего, домом молитвы, местом, где приносится бескровная жертва. К тому же многие кладбищенские церкви были приходскими, т. е. являлись центрами духовной жизни небольшой части города.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;По этой причине в первый период истории Петербурга не храм строился на кладбище, а кладбище устраивалось около приходского храма или монастыря. Так было с Александро-Невским монастырем, Троице-Сергиевой пустынью, с Сампсониевским и Андреевским соборами, с Вознесенской и Благовещенской церквами. Так было и позднее, в XIX в. с Новодевичьим монастырем и Киновией, некоторыми храмами на окраинах Петербурга и в пригородах. Естественно, что поначалу перед зодчими не стояло цели проектировать для кладбищ какие-то особенные храмы, и потому в наружном их виде не было ничего «кладбищенского». Православию, в котором отпевание – часть литургии, вообще чужда идея «погребальной» архитектуры.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вплоть до 1780-х гг. на кладбищах Петербурга в основном стояли деревянные храмы, поэтому памятники эпохи барокко на них до наших дней не сохранились. Архитектурная история кладбищенских церквей, по сути дела, начинается с классицизма, и позже в ней хорошо прослеживается смена всех стилей, происходившая в русском зодчестве на протяжении века с лишним. Кладбища находились в ведении церкви, поэтому храмы на них возводили в основном не за счет города или казны, а на средства прихода или частных лиц, которые нередко заказывали проекты видным зодчим своего времени.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Так, проект первой каменной церкви Воскресения Словущего на Волковском кладбище, основанном в середине XVIII в., был поручен известному мастеру классицизма И. Е. Старову, автору Троицкого собора в Александро-Невском монастыре. Здание было выстроено в 1782–1785 гг. на месте сгоревшего деревянного храма. Его композиция типична для зрелого и позднего классицизма: к основному купольному объему примыкает трапезная и колокольня со шпилем над входом. Эта композиция восходит еще к русскому зодчеству средневековья. Фасады, отмеченные треугольными фронтонами, украшены очень скупо – только дорический карниз и кронштейны под окнами. Таких однотипных храмов строилось в России великое множество вплоть до 1840-х гг.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ближайший по времени пример – церковь Смоленской Божией Матери на Смоленском кладбище. Кладбище на Васильевском острове возникло в 1730-е гг., но первая деревянная церковь на нем появилась лишь в 1760 г. Она простояла треть века и была заменена каменной, возведенной по проекту архитектора А. А. Иванова, выпускника Академии художеств, прошедшего стажировку в Италии. Построенное в 1786–1790 гг. здание повторяет схему старовского произведения, только в портале архитектором применен ордер. Когда-то церковь выглядела стройнее благодаря двухъярусной колокольне, но в позднейшие времена боковые пристройки раздвинули ее вширь [200 - Смоленское православное кладбище. Спб., 1906; ЦГИА СПб. Ф. 19. Оп. 1. Д. 13259.].<br>
<img border=0 src="i_069.jpg">&nbsp;&nbsp;&nbsp;Церковь Воскресения Словущего на Волковском кладбище<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Внутри Смоленский храм не очень просторен, и воздух ощутим только в подкупольном пространстве главного придела, где раньше стоял иконостас, вырезанный охтинскими резчиками во главе с Яковом Дунаевым. Образа в этом иконостасе принадлежали кисти академиков И. А. Акимова и Г. И. Козлова, живших на Васильевском острове. Однако первоначальное убранство было утрачено при временном закрытии храма в 1940-х гг.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В архитектурной истории этого кладбища встречаются еще три крупных имени – это зодчие Ю. Фельтен, Л. Руска и А. Д. Захаров. Первому принадлежит небольшая церковь Воскресения Христова на армянском отделении кладбища, возведенная в 1790-е гг. над могилой сына известного богача и мецената И. Л. Лазарева. Однокупольное с тосканского ордера портиком здание – образец «мавзолея», очень популярного у зодчих того времени. Руска в 1807–1809 гг. выстроил кладбищенские ворота, часовню и богадельню, тем самым создав на кладбище небольшой классицистический ансамбль. Захаров в те же годы пристроил к Смоленской церкви оформленный портиком северный придел, который придал ей более законченный вид.<br>
<img border=0 src="i_070.jpg">&nbsp;&nbsp;&nbsp;Никольская церковь на Большеохтинском кладбище<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сходно с названными храмами выглядела ныне снесенная Георгиевская церковь на Большеохтинском кладбище, выстроенная по проекту А. Бетанкура тоже на месте сгоревшей деревянной.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Она была сооружена в 1819-1823 гг., т. е. почти на тридцать лет позже Смоленской, однако архитектурная схема и приемы остались теми же, только наружная декорация стала побогаче: пилястры на барабане, окна с архивольтами и более пышный портал (часть этих украшений, впрочем, могла появиться при более поздних переделках).<br>
<img border=0 src="i_071.jpg">&nbsp;&nbsp;&nbsp;Благовещенская церковь на Волковском единоверческом кладбище<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Несколько более ранним временем, 1812–1814 гг., датируется небольшая, ныне действующая Никольская церковь на том же кладбище, возведенная на средства купца Г. Г. Никонова по чертежам неизвестного зодчего. Она является упрощенным вариантом рассмотренных храмов. Это центрально-купольное здание без трапезной и колокольни, со всех сторон оформленное треугольными фронтонами (левый придел добавлен после последней войны). Долгое время здание использовалось главным образом для отпеваний и было как бы филиалом более обширной и богатой Георгиевской церкви.<br>
<img border=0 src="i_072.jpg">&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сретенская церковь на Волковском единоверческом кладбище<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не сохранила своего первоначального ампирного вида и Благовещенская церковь на Волковском единоверческом кладбище. Ее первый проект сочинил знаменитый Тома де Томон в 1809 г., но проект показался заказчикам чересчур дорогим, и потому для реализации был принят более скромный, составленный молодым В. И. Беретти. Строительство длилось пять лет, в 18131818 гг., но после его окончания не прошло и двадцати лет, как архитектору А. И. Мельникову было предложено сделать фасады «понаряднее» [201 - Простосердов А. И. Волковское единоверческое кладбище. Пг., 1916; Шуйский В. К. Тома де Томон. Л., 1981. С. 120–121.]. К ампирной композиции были в 1835–1836 гг. добавлены более «современные» аксессуары: массивный портал, главки, новые наличники. Украшенный большим куполом и легкой двухъярусной колокольней храм вмещал много икон XVII–XVIII вв., древних антиминсов и более новых художественных произведений.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Старинных предметов было много также в стоявшей по соседству небольшой деревянной Сретенской церкви, освященной в 1801 г. после переделки из часовни и использовавшейся в основном для панихид. Надо заметить, что большинство старообрядческих и единоверческих церквей на кладбищах изначально были своеобразными музеями древнерусского искусства.<br>
<img border=0 src="i_073.jpg">&nbsp;&nbsp;&nbsp;Спасская церковь на Волковском православном кладбище<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вплоть до николаевского царствования для кладбищенских храмов были характерны довольно скромные размеры и небогатое архитектурное убранство, поскольку средства шли главным образом на городские соборы и приходские храмы. Когда, например, В. И. Беретти в 1812 г. предложил возвести на Волковском кладбище пятикупольный храм-ротонду в подражание римскому Пантеону, его проект отвергли как чересчур дорогой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Прошло четверть века, и в 1837–1842 гг. этот храм Спаса Нерукотворного все-таки выстроили, но проект Беретти значительно переделал, упростил и удешевил другой итальянец, работавший в Петербурге, – Ф. Руска [202 - Вишняков Н. П. Историко-статистическое описание Волковского православного кладбища. Спб., 1885.]. Несмотря на упрощение, массивное трехпридельное здание, завершенное большим куполом в центре и четырьмя малыми по краям, выглядело очень импозантно, часто из-за своих размеров именуясь «собором». Сейчас это трудно представить, глядя на изувеченную постройку, которую внутри некогда украшали красивый иконостас с образами кисти И. А. Денисова, золоченые киоты и изящный орнамент.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Переделывая первоначальный проект Беретти, Руска следовал уже складывающимся в русской архитектуре принципам русско-византийского стиля. Это хорошо заметно в объемно-пространственном решении Спасского храма и его внешнем оформлении. Доминирует пятиглавие со шлемовидным куполом, барабаны прорезаны высокими полуциркульными окнами, портал решен в виде килевидной арки без всякого намека на ордер.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Чувствуется зависимость от храмов К. А. Тона – главного представителя русско-византийского стиля, и умелое им подражание. В эти годы русско-византийский стиль стал не просто господствующим, но почти официальным. Уменьшенным повторением Спасской церкви явилась однопридельная Всесвятская церковь Волковского кладбища, выстроенная тем же Руска в 1850–1852 гг. на деньги местного церковного старосты.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;К. А. Тон построил на столичных кладбищах всего один храм. Он стоял на уничтоженном после Великой Отечественной войны Митрофаниевском кладбище и был посвящен новопрославленному святому – Митрофану Воронежскому. Вначале здание предполагалось возвести по образцу Митрофаниевского собора в Воронеже, но смета на его постройку оказалась очень высокой, и потому был выбран ранее утвержденный проект Тона, по которому уже строился военный собор в Свеаборге, морской крепости под Гельсингфорсом (Хельсинки) [203 - Ветвеницкий Н. А. Описание Митрофаньевского… кладбища. Спб., 1890; ЦГИА, Ф. 797. Оп. 4. Д. 16222.].<br>
<img border=0 src="i_074.jpg">&nbsp;&nbsp;&nbsp;Церковь св. Митрофания на Митрофановском кладбище<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пятикупольный храм был заложен в 1839 г. и завершен восемь лет спустя. Убран он был очень богато: иконы в серебряных окладах написали известные академические живописцы П. М. Шамшин, К. Дузи, А. В. Нотбек и др. Большой пятиярусный иконостас и роспись сводов были исполнены по эскизам академика Ф. Г. Солнцева, знатока древнерусской живописи. Убранство и масштабы делали Митрофаниевский храм, наряду со Спасским, самой значительной кладбищенской постройкой в старом Петербурге. Внешний вид церкви, завершенной уже в середине XX в., отличается от более ранних сооружений русско-византийского стиля разнообразием архитектурного оформления и орнаментики, что отражало сдвиг в сторону большей декоративности, наметившийся в русской архитектуре.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Русско-византийский декор петербургские зодчие охотно использовали применительно к вышеописанной схеме ампирного храма с трапезной. Так случилось, например, при строительстве однопрестольной церкви великомученика Димитрия Солунского на Большеохтинском единоверческом кладбище, автором которой был архитектор К. И. Брандт [204 - ЦГИА СПб. Ф. 19. Оп. 32. Д. 68.]. Церковь сооружалась в 1846–1853 гг. и внутри была украшена старинными образами и подражаниями им, выполненными известным мастером «византийского извода» В. М. Пешехоновым. Вместо одного купола, как в ампирных храмах, в центральной части высилось пятиглавие, одноярусная колокольня получила шатер, фасад прорезали «романские» окна, украсили закомары, филенки и лопатки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Развиваясь в сторону большей «археологической» точности и чистоты, русско-византийский стиль во второй половине XX в. разделился на два направления: византийское, или византийско-романское, взявшее за образец средневековые храмы Малой Азии и Закавказья, и русское, которое опиралось главным образом на московское зодчество XVII в. Оба эти направления неплохо представлены на петербургских погостах.<br>
<img border=0 src="i_075.jpg">&nbsp;&nbsp;&nbsp;Церковь Спаса Нерукотворного на Шуваловском кладбище<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;К первому – византийскому – направлению относится действующая церковь Спаса Нерукотворного на Шуваловском кладбище – творение гражданского инженера К. А. Кузьмина (а не И. А. Монигетти, как иногда утверждают). Трехпридельный храм был сооружен на средства дачников и крестьян в 1876–1880 гг. [205 - ИСС. Т. 8. Спб., 1884. С. 159–162.] Он стоит на высоком стилобате, на холме у Суздальского озера, и его голубой купол на высоком барабане виден издалека. Другую вертикаль создает одноярусная восьмигранная колокольня над входом. Характерны для храма три массивные абсиды, сложного профиля выносной карниз и «перспективные» порталы. Снаружи Спасская церковь производит меньшее впечатление, чем внутри, так как архитектор плохо учел ее местоположение – она тяжеловесна и неудачна в пропорциях. Зато внутри ее украшает красивый резной иконостас с иконами на золотом фоне – типичное произведение церковного искусства царствования Александра II.<br>
<img border=0 src="i_076.jpg">&nbsp;&nbsp;&nbsp;Церковь св. Александра Невского на Шуваловском кладбище<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Чуть южнее Спасского храма находится самая, пожалуй, скромная кладбищенская церковь в городе. Она посвящена святому Александру Невскому и перестроена тем же К. А. Кузьминым в 1885–1886 гг. из старой деревянной церкви, возведенной в конце XVIII в. по проекту Л. Руска на месте Спасского храма. Церковка имеет вид восьмигранника, увенчанного небольшой главкой; она больше напоминает кладбищенскую  часовню и долгие годы, действительно, выполняла ее функции.<br>
<img border=0 src="i_077.jpg">&nbsp;&nbsp;&nbsp;Троице-Сергиева пустынь<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;В русско-византийском стиле были почти одновременно выстроены две надгробные церкви на монастырских кладбищах: однопрестольная святого Григория Богослова в Троице-Сергиевой пустыни (сохранилась в переделанном виде) и Божией Матери всех скорбящих Радости в Новодевичьем монастыре (снесена в 1929 г.). Первая строилась в 1855–1857 гг. придворным зодчим А. И. Штакеншнейдером над могилой графа Г. Г. Кушелева, вторая в те же годы – Э. И. Жибером над могилой павшего в бою с турками полковника А. Н. Карамзина, сына известного историка [206 - РГИА. Ф. 797. Оп. 24. Д. 27; Яковлев П. П. Исторический очерк первоклассной Троицко-Сергиевской приморской пустыни. Спб., 1884; Снессорева С. Санктпетербургский Воскресенский… монастырь. Спб., 1887; ЛМХ. Вып. 1. С. 29–44, 49–59.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Несмотря на небольшие размеры, храмы обошлись заказчикам соответственно в шестьдесят и пятьдесят тысяч рублей серебром, прежде всего из-за богатой отделки. Одноглавая церковь в пустыни была снизу отделана гранитом, стены декорированы керамическими полуколоннами, портал – серым мрамором. Охтинские мастера вырезали по рисунку зодчего двухъярусный иконостас, образа в котором имели золотой фон. Посредине храма находился спуск в усыпальницу, облицованную белым мрамором. В Скорбященской церкви вся утварь была изготовлена из золоченого серебра.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Еще тридцать лет назад в пустыни, в ее юго-восточном углу, можно было увидеть еще одну интересную надгробную церковь – Покровскую, которую архитектор Р. И. Кузьмин возвел в 1844–1863 гг., подражая флорентийскому баптистерию – знаменитому произведению итальянского Возрождения. Такова была воля заказчика – князя М. В. Кочубея. Облицованное серым шотландским камнем, здание внутри было расписано орнаментом, а образа в стильном двухъярусном иконостасе написал известный В. М. Пешехонов. Интересный образец стилизации, которой часто увлекались зодчие-эклектики, погиб уже в послевоенные годы.<br>
<img border=0 src="i_078.jpg">&nbsp;&nbsp;&nbsp;Церковь Григория Богослова Троице-Сергиевой пустыни<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;В таких «поминальных» храмах литургии служились нечасто. Будучи семейными усыпальницами, они содержались потомками в них погребенных. Отсюда – камерный и приватный характер и соответствующее архитектурное оформление, которое несет отпечаток индивидуального вкуса и стилистической цельности. Это как бы особая «партикулярная» разновидность кладбищенских храмов, которая со второй половины XIX в. стала появляться все чаще.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В последней четверти XIX в. в церковной архитектуре доминирует русский стиль, хотя византийский не полностью уступил свои позиции. Его влияние заметно во внешнем виде действующей поныне церкви праведного Иова на Волковском кладбище, построенной в 1885–1887 гг. Ее проект купчиха П. М. Крюкова заказала молодому зодчему И. А. Аристархову, который, исполняя его, скончался и был погребен в нижнем храме. Используя традиционный тип храма с трапезной, зодчий довольно умело объединил главный объем с пятиглавием в «византийских» формах и шатровую колокольню и портал – в русских.<br>
<img border=0 src="i_079.jpg">&nbsp;&nbsp;&nbsp;Церковь св. Иова на Волковском православном кладбище<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;В византийском стиле выстроена в 1869–1871 гг. однокупольная Никольская церковь на Никольском кладбище лавры, которая сейчас используется для ранних обеден. Ее проект купец Н. И. Русанов поручил епархиальному архитектору Г. И. Карпову, не обладавшему, к сожалению, крупным талантом. Не слишком удачна и Тихвинская церковь (архитектор Н. П. Гребенка), которая была освящена двумя годами позже на одноименном кладбище лавры. Сегодня в переделанном виде ее не узнать, а некогда это было довольно эффектное здание в русском стиле, тоже служившее семейной усыпальницей. Хотя обе лаврских церкви сооружены почти одновременно, разница в их стиле свидетельствует об усилении национальных традиций в творчестве петербургских архитекторов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В деревянном зодчестве традиции эти, по существу, никогда не исчезали, но исчезли, увы, в большинстве своем сами деревянные церкви, по которым можно было бы об этом судить. До нас дошли лишь их изображения, да и то не все. Только на гравюрах и старых снимках можно увидеть, например, два произведения П. Ю. Сюзора, крупного мастера эклектики, – Преображенскую и Успенскую церкви. Они стояли на двух новых пригородных кладбищах – Преображенском на станции Обухово и Успенском близ Парголово. Построенные соответственно в 1872 и 1874 гг., обе церкви имели много общего, воспроизводя внешний вид северо-русских храмов [207 - Всемирная ил. 1872. № 207. С. 393–394; 1875. № 4. С. 63; ИСС. Т. 8. Спб., 1884. С. 119–125, 199–200.]. В композиции зодчим был использован шатровый восьмерик на четверике, вокруг которого сгруппировано несколько притворов. Вместимость таких церквей была невелика, ибо они считались временными и не имели своих приходов, далеко отстоя от города. Тем не менее эти церкви положили начало формированию на упомянутых кладбищах небольших ансамблей. Так было и на других некрополях, отчего к концу прошлого века на крупных столичных кладбищах стихийно образовались комплексы из трех—пяти большей частью разностильных зданий, объединенных главным образом назначением и местоположением на определенной территории.<br>
<img border=0 src="i_080.jpg">&nbsp;&nbsp;&nbsp;Костел во имя Посещения Пресвятой Девы Марии на Выборгском римско-католическом кладбище<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;К 1870-м гг. относится сооружение самой значительной церкви на инославном кладбище – католического костела во имя Посещения Пресвятой Девы Марии. Своего кладбища у столичных католиков не имелось до 1856 г., и они пользовались протестантскими – Сампсониевским, а позже Смоленским и Волковским. На этих кладбищах не было даже часовен, и потому все отпевания совершались в городских храмах.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вначале на новом Выборгском католическом кладбище решили возвести часовню в романском стиле. Строили ее целых три года, в 1856–1859 гг., по проекту известного зодчего Н. Л. Бенуа, католика из французов. Прошло двадцать лет, и часовню решено было превратить в приходской костел для католического населения Выборгской стороны. Снова за дело взялся Бенуа: он пристроил к существующему зданию высокую башню-колокольню и выстроил перед ним ворота. Роспись нового костела исполнил А. И. Шарлемань [208 - Бартенева М.И. Николай Бенуа. Л., 1985. С. 137–138; ЦГИА СПб. Ф. 513. Оп. 102, д. 2489.]. Стилизованный храм отразил поиски европейских церковных зодчих периода эклектики, которые, в отличие от русских коллег, традицию искали прежде всего в романской архитектуре, обогащая ее более поздними формами.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Одной из самых интересных церквей в русском стиле по архитектуре и убранству был небольшой (вмещал всего сто человек) надгробный храм на Новодевичьем кладбище. Он сохранялся до лета 1929 г. над могилой богатого лесопромышленника и мецената Ильи Феодуловича Громова и, как это часто бывало, носил имя его святого – пророка Илии. Душеприказчики покойного потратили на постройку крупную сумму – сто двадцать тысяч рублей. Автором проекта был видный зодчий Л. Н. Бенуа, хорошо знакомый с московским стилем XVII в.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В этом стиле он и построил в 1884–1888 гг. пятиглавую церковь, облицованную снаружи глазурованным кирпичом. Главный ее купол был сделан из бетона – это один из первых примеров применения нового материала в церковном строительстве. Внутри стены были покрыты росписью с позолотой. Дубовый иконостас, вырезанный Леонтьевым, был выдержан в русском стиле, образа в нем написал академик В. В. Васильев. Богатую утварь изготовили известные ювелирные фирмы Постникова, Овчинникова и Хлебникова.<br>
<img border=0 src="i_081.jpg">&nbsp;&nbsp;&nbsp;Церковь св. пророка Илии на Новодевичьем кладбище<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Конечно, такие храмы были в меньшинстве среди надгробных, ибо требовали очень больших затрат. Чаще эти церкви выглядели и украшались гораздо скромнее, чему пример – церковь Сошествия Святого Духа на Митрофаниевском кладбище. Ее построил в 1885–1887 гг. купец А. Л. Кекин над могилой своего рано умершего сына-студента. Эта двухэтажная церковь походила на большую часовню в русском стиле.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В конце прошлого века на двух пригородных петербургских кладбищах, Преображенском и Успенском, появляются воинские отделения с участками для гарнизонных полков. Для них был разработан проект «образцовой» церкви, который применялся и в других городах России. В столице осуществлением этого проекта занимался военный инженер В. А. Колянковский.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Первым, в присутствии самого Императора, был в 1895 г. заложен храм святого Александра Невского на Преображенском воинском кладбище [209 - Кутепов С. И. Главная церковная и ризничная опись церкви святого благоверного князя Александра Невского… Спб., 1900.], а два года спустя – одноименный на Успенском. Строительные работы длились два сезона и финансировались из воинских пожертвований. Обе эти небольшие церкви (сохранилась только первая) были однотипны: четверик, увенчанный главкой, трапезная, над входом – одноярусная шатровая колокольня. Их фасады обработаны филенчатыми лопатками, арочками, заглубленными крестами. В плане однопрестольные храмы имели форму греческого креста и походили на кладбищенские постройки, известные в Петербурге начиная со второй половины XVIII в. Традиция прочно сохранялась, несмотря на ее разные архитектурные воплощения.<br>
<img border=0 src="i_082.jpg">&nbsp;&nbsp;&nbsp;Церковь св. Александра Невского на Преображенском воинском кладбище<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Началом XX в. в Петербурге датировано не так много кладбищенских храмов. Однако эти полтора десятилетия дали очень интересные сооружения, выдержанные в неорусском и русском стиле. К числу приверженцев первого принадлежал последний епархиальный архитектор А. П. Аплаксин, хотя было у него еще одно сильное пристрастие – петербургский ампир. Оба стиля зодчий использовал почти в равной мере, подчиняясь воле заказчика и собственным соображениям об уместности того или иного архитектурного решения.<br>
<img border=0 src="i_083.jpg">&nbsp;&nbsp;&nbsp;Успенская церковь на Волковском православном кладбище<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Близ входа на Волковское кладбище, на котором уже стояли разновременные и разностильные здания, Аплаксин возвел церковь, облик которой сильно от них отличался, для чего зодчий решился даже на изменение уже утвержденного проекта. Первый проект трехпридельной Успенской церкви был заказан в 1901 г. мастеру эклектики А. Д. Шиллингу, который исполнил его в еще по-прежнему популярном русском стиле XVII в. По этому проекту намечалось возвести пятиглавое здание с узорчатой кладкой стен и обширным семейным склепом. Такие храмы нравились заказчикам, чей вкус сформировался в царствование Александра III. Аплаксин сумел убедить жертвовательницу, что первоначальный проект надо коренным образом переработать, приняв за образец новгородские храмы [210 - ЦГИА СПб. Ф. 879. Оп. 1. Д. 134. Л. 74–80, 111–112; РГИА. Ф. 796. Оп. 192. Д. 2230; оп. 182. Д. 1572.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Хотя постройка Успенской церкви длилась всего четырнадцать месяцев и завершилась к маю 1913 г., когда в ней начались богослужения, окончательное освящение по техническим причинам отодвинулось на целых пять лет. Окрашенное в белый цвет здание (снесено в 1930-е гг.) выглядело довольно эффектно, удачно открывая архитектурный комплекс Волковского кладбища. Церковь возвышалась на гранитном цоколе цельным, хорошо скомпонованным объемом. Сохранив традиционное пятиглавие первоначального проекта, Аплаксин изменил очертания куполов, сделал их более заостренными. Это акцентировало вертикальную доминанту, которая прослеживается также в закомарах, портале и вытянутых щелевидных окнах. Древнерусский облик храма, кроме этих деталей, должен был подчеркиваться белокаменными рельефами, которые ради экономии делать не стали.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Заметная в наружном облике эклектика – сочетание древних и более поздних прототипов – ощущалась и в интерьере Успенской церкви. Трехъярусный иконостас был покрыт басмой, иконы и светильники стилизованы (роспись исполнить не успели), но общий внутренний вид с алтарной преградой и киотами у стен больше соответствовал вкусам XIX в. Как и в других случаях, неорусский вариант модерна не мог игнорировать сложившиеся нормы храмового благочестия и религиозной традиции.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Самым удачным примером неорусского стиля стал на столичных погостах двухэтажный Покровский храм, выстроенный в 1912–1915 гг. на Громовском старообрядческом кладбище [211 - Слово Церкви. 1915. № 1. С. 28; № 2. С. 55.]. Высокое величественное здание, автором которого был московский зодчий Н. Г. Мартьянов, много строивший для старообрядцев, напоминало своим видом церкви Владимиро-Суздальского княжества, хотя шатровая колокольня пришла из более позднего времени. Такое сочетание типично, ибо мастера неорусского стиля редко делали совершенно чистые стилизации.<br>
<img border=0 src="i_084.jpg">&nbsp;&nbsp;&nbsp;Покровская церковь на Громовском старообрядческом кладбище<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пятиярусный иконостас этой церкви был вырезан из дуба в Москве – центре старообрядческого искусства. В нем были помещены, в соответствии с традицией, старинные иконы XVI–XVII вв. Стилизованные паникадило и утварь изготовили тоже в Москве, где в это время умело имитировали старинные образцы, включая иконы. Старина и новизна «под старину» настолько удачно сочетались в этом храме, что после революции он вплоть до разрушения находился под охраной государства.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Однако неорусский стиль не преобладал в каменном храмостроительстве на кладбищах Петербурга. Зодчие и, особенно, заказчики отдавали явное предпочтение подражаниям русскому стилю XVII в., которые доминировали в последней четверти предшествующего столетия. Две возведенные почти одновременно церкви на Смоленском кладбище – наглядный тому пример.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Троицкая церковь стояла слева от ныне действующего храма Смоленской Божией Матери и была первоначально выстроена в 1831–1832 гг. в ампирных формах по проекту малоизвестного архитектора В. Т. Кульченкова. Поскольку это здание оказалось непрочным, то в 1904–1905 гг. его полностью перестроили в стиле XVII в. Новый проект разработал известный знаток исторических стилей академик М. Т. Преображенский при участии архитектора И. И. Яковлева. Роспись интерьера исполнил С. И. Садиков, а стилизованные образа – А. Н. Новоскольцев и Ф. Р. Райлян. Небольшой храм смотрелся довольно живописно благодаря узорчатым деталям и сложному силуэту, создававшемуся сочетанием крупных и мелких богато декорированных объемов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Своеобразным панданом к этой постройке была Воскресенская церковь, возведенная справа от входа на кладбище, перед его оградой. Строилась она три года и была освящена в мае 1904 г. митрополитом Петербургским Антонием. По обычаю, боковые приделы были отделены от главного глухими перегородками, а в подвале сделаны склепы для захоронений [212 - Храм Воскресения Христова на Смоленском кладбище. Спб., 1904; РГИА. Ф. 796, Оп. 181. Д. 1912; Ф. 799. Оп. 25. Д. 842.].<br>
<img border=0 src="i_085.jpg">&nbsp;&nbsp;&nbsp;Воскресенская церковь на Смоленском православном кладбище<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ныне трехпридельный храм стоит полуразрушенным и ведутся бесконечные разговоры о его пристойном использовании. Хотя нет уже купола и многих резных деталей наружного убранства, это творение В. А. Демяновского и сегодня впечатляет своим необычным для Петербурга видом. Это – единственная в городе стилизация под «нарышкинское барокко» конца XVII-начала XVIII вв., и стилизация удачная. Чтобы убедиться в этом, достаточно посмотреть, как точен зодчий в пропорциях, гармоничен в сочетании цветов, плоскостей и рельефных деталей. Особенно эффектным он сделал верх храма: вытянутый барабан, оформленный прилегающими коринфскими колоннами и увенчанный фонариком с главкой-луковкой. Нижний объем выглядит как своеобразный ступенчатый цоколь. Внешнему облику соответствовал интерьер – золоченый иконостас работы охтинских резчиков и образа кисти Новоскольцева, исполненные «под барокко».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Демяновский одно время считался также автором самой известной в столице часовни. Она стоит на том же Смоленском кладбище над могилой блаженной Ксении Петербургской, причисленной к лику святых во время празднования Тысячелетия Крещения Руси. За год до этого часовня была тщательно восстановлена и заново освящена в присутствии тысяч православных горожан.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Настоящим автором этой часовни, сооруженной в 1901–1902 гг., был безвестный архитектор А. А. Всеславин, избравший для нее не претендующий на особую оригинальность русский стиль. Ступенчатый главный объем часовни увенчан шатром, покрытым тонированными металлическими пластинами. Свет в здание падает через трехчастные «романские» окна посредине фасадов и щелевидные – наверху. Внутри главное место занимает мраморная гробница святой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Таких часовен, небольших, по сути дела, храмов, на кладбищах Петербурга было немного, и стояли они обычно над могилами почитаемых в народе подвижников: странника Александра Крайнева на Митрофаниевском кладбище, затворника Матфея в лавре, Матренушки-босоножки у Скорбященской церкви на Шлиссельбургском проспекте. Остальные кладбищенские часовни были палисадами, т. е. богато украшенными надгробными сооружениями, которые очень часто строились по чертежам маститых зодчих. Особенно много их было в Троице-Сергиевой пустыни.<br>
<img border=0 src="i_086.png">&nbsp;&nbsp;&nbsp;Церковь Сошествия Святого Духа на Фарфоровском кладбище<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Запоздалой стилизацией под XVII в. была небольшая церковь Сошествия Святого Духа, стоявшая до сноса на Фарфоровском кладбище вблизи приходского Преображенского храма на Шлиссельбургском проспекте. Свой проект архитектор А. Ф. Красовский, исследователь древнерусского зодчества, разработал на самом рубеже XX в., когда новые тенденции еще слабо ощущались в архитектуре. Фасад церкви выглядел очень дробным, перенасыщенным деталями и потому был лишен той целостности, которой обладали более удачные подражания.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Духовская церковь строилась очень долго. Она была заложена в 1902 г., а завершена лишь десять лет спустя. В ней установили уникальный иконостас из бисквита, выполненный на Императорском фарфоровом заводе по рисунку скульптора А. К. Тимуса. Остальное убранство Красовский тоже спроектировал «стильным», т. е. в манере XVII в. К такому единству внешнего и внутреннего вида зодчие стремились всегда, но в этот период оно приобрело антикварный уклон, при котором пристальное внимание уделялось каждой мелочи. Это удорожало строительство, но зато создавались интересные образцы ретростиля.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Последним крупным сооружением, появившимся перед революцией на кладбищах Петербурга, была величественная Казанская церковь в Новодевичьем монастыре, автором которой был известный архитектор В. А. Косяков. Это здание должно было заменить первую в монастыре деревянную церковь, которая обветшала к началу нашего века. Облицованный декоративным кирпичом и майоликой храм с массивным куполом, заложенный летом 1908 г., так и не был освящен, хотя Ф. Р. Райлян с помощниками успели перед революцией украсить его росписью и образами, исполненными в подражание древнерусским образцам. Сейчас сохранившийся храм ждет решения своей судьбы – станет ли он действующим или получит иное назначение.<br>
<img border=0 src="i_087.jpg">&nbsp;&nbsp;&nbsp;Церковь преподобного Серафима Саровского на Серафимовском кладбище<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Стилистические поиски шли в начале XX в. и в деревянном зодчестве. Деревянных храмов было на кладбищах не так много, и большинство из них до наших дней не дошло за исключением трехпридельной церкви преподобного Серафима Саровского на одноименном кладбище. Эта действующая церковь, несмотря на свою уютность, с архитектурной точки зрения – самая невыразительная, хотя ее автором был крупный и опытный зодчий Н. Н. Никонов, долгие годы служивший в епархии [213 - Пашский П. Описание устройства Серафимовского… кладбища. Спб., 1907.].<br>
<img border=0 src="i_088.jpg">&nbsp;&nbsp;&nbsp;Церковь преподобной Марии на Большеохтинском кладбище<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Церковь была начата в 1906 г. и в следующем году освящена в честь новопрославленного святого. Над входом в нее – мозаика с изображением молящегося преподобного, исполненная в мастерской Фролова. Схема храма традиционна – четверик на четверике; четверик и звонница над входом имеют шатровое завершение. Так как шатер четверика невысок, а боковые приделы расширены, храм кажется приземистым и грузным.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Неудача особенно заметна при сравнении с другим творением Никонова – уничтоженной небольшой церковью преподобной Марии, именовавшейся Марином, на Большеохтинском единоверческом кладбище. Она сооружалась в 1895–1902 гг. на средства купчихи Марии Трофимовны Козминой на месте погребения ее родителей, т. е. являлась надгробным храмом. Здесь Никонов в своей стихии – московском зодчестве XVII в. Здесь он не скован утилитарной задачей – выделить место для отпеваний, и умело «играет» разнообразными объемами, деталями, их белым, желтым и красным цветом, создавая уменьшенное повторение своих наиболее удачных произведений, которым присуща устремленность ввысь и перекличка вертикалей. Снаружи, как часто у Никонова, храм был декорирован изразцами, изготовленными на сей раз в Художественно-промышленной школе Миргорода [214 - ЦГИА СПб. Ф. 19. Оп. 87. Д. 9; ЦГИА. Ф. 796. Оп. 176. Д. 1566; Ведомости санктпетербургского градоначальства. 1897. № 170; 1899. № 221.].<br>
<img border=0 src="i_089.png">&nbsp;&nbsp;&nbsp;Казанская церковь на Красненьком кладбище<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Скромнее, чем Серафимовская, выглядела Казанская церковь на старинном Красненьком кладбище, расположенном на юго-западной окраине города. Она была выстроена всего за несколько месяцев в 1901 г. по проекту гражданского инженера Н. В. Васильева и походила на небогатые деревенские храмы. Маленькая бревенчатая постройка с луковкой на крыше и одноярусной колоколенкой, вмещавшая около шестисот человек, просуществовала до последней войны. Эта церковка определяла один из полюсов кладбищенского храмостроительства – на другом высились величественные, почти соборные храмы Волковского и Митрофаниевского кладбищ.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Однако в XX в. деревянное зодчество имело на столичных кладбищах свои достижения. К ним можно отнести три церкви: две православные и одну католическую. Первой, в 1903–1905 гг., была выстроена Казанская церковь на Преображенском кладбище. Выстроена как временная, ибо архитектор В. А. Демяновский одновременно спроектировал большой каменный храм. Деревянная постройка имела три престола и множество притворов и крылец, подражая церквам русского Севера своей свободной, «открытой» композицией и разнообразием архитектурных форм [215 - РГИА. Ф. 796. Оп. 184. Д. 1709.].<br>
<img border=0 src="i_090.jpg">&nbsp;&nbsp;&nbsp;Богословская церковь на Богословском кладбище<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;К сожалению, эта уникальная постройка не сохранилась, как и две другие: Богословская церковь на одноименном городском кладбище и костел на католическом отделении Успенского кладбища в Парголово. Проект Богословской церкви создал В. Н. Бобров, и она строилась в 1915–1916 гг. в память воинов, павших в Первую мировую войну [216 - Приходской листок. 1915. № 36; 1916. № 111, 117, 225; ЦГИА СПб. Ф. 256. Оп. 31, д. 496.]. Костел же был освящен еще до войны, в 1912 г., и возведен по чертежам работавшего в Петербурге архитектора-поляка И. В. Падлевского. В обоих сооружениях за основу были взяты сельские храмы: шатровые – в Северной Руси, и прикарпатские – в Польше. Однако оба зодчих заметно стилизовали свои прототипы, добиваясь прежде всего живописно-декоративного эффекта, к которому в целом архитектура того времени не очень стремилась.<br>
<img border=0 src="i_091.jpg">&nbsp;&nbsp;&nbsp;Казанская церковь на Преображенском кладбище<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;После 1917 г. зодчему нечего было делать на петроградских кладбищах. Разве что калечить уже созданное. Кладбищенские церкви пострадали в той же мере, как и другие. Некоторые ансамбли, например Митрофаниевского кладбища, были уничтожены полностью, другие – наполовину или меньше. Сегодня только действующие церкви радуют глаз, остальные (среди них замечательные сооружения) ждут тщательного восстановления.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Возможно, однако, что недалек тот день, когда прерванная на долгие годы традиция возобновится и храмы снова станут строиться там, где они крайне необходимы, – на новых кладбищах пятимиллионного города.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Т. С. Царькова, С. И. Николаев<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;ЭПИТАФИИ ПЕТЕРБУРГСКОГО НЕКРОПОЛЯ<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кладбищенская культура слова включает в себя не только надгробные надписи. Слово на кладбище разнообразно – это служба и проповедь [217 - Один из самых ярких памятников первой половины XVIII в. – «Слово на погребение Петра Великого» Феофана Прокоповича (1725 г.).], девизы и надписи на эмблемах и гробах [218 - Так, на гробе лейб-медика Р. К. Арескина (1718 г.) была надпись на французском «Я мыслю более, чем говорю» (Рус. архив. 1872. № 7/8. Стб. 1642).], «стихи на смерть», «стихи на гробницу» и прочее, т. е. слово – воплощенное (вечное) и произносимое (временное) – пронизывает все ритуально-архитектурное целое погребального обряда. Являясь составной частью особой кладбищенской культуры, слово на кладбище живет по законам «кладбищенской поэтики», основной закон которой для нас звучит так: о мертвых следует говорить или хорошо, или ничего. Отсюда предельная серьезность погребального слова, его проникновенность и эмоциональность. Несмотря на многие утраты в культурном обиходе и увядание самой кладбищенской культуры, кладбище до сих пор осознается как особое пространство («урочище») [219 - Ср.: Топоров В. Н. К понятию «литературного урочища» // Литературный процесс и проблемы литературной культуры. Таллинн, 1988.], пространственно-культурный характер которого предопределяет как поведение, так и отношение к нему.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но с течением времени, – а в подавляющем большинстве случаев очень скоро, – сложная словесная конструкция из упомянутых и других текстов естественным образом ветшает, распадается на отдельные части и от нее остается чаще всего одно лапидарное (в самом прямом смысле!) свидетельство – надгробная надпись.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Надгробная летопись Петербурга, поэтика и стилистика которой впитали в себя как национальную традицию уже XVII в., так и позднейшие европейские влияния, исключительно многообразна и богата. Правда, в ней есть досадные лакуны, особенно в первой половине XVIII в. С вынесением захоронений за пределы храма в надгробиях возникает европейская идея памятника на века (монумента). Однако и камень, и металл не всегда обеспечивают сохранность надписей. Уже В. Г. Рубан, издавая в 1779 г. в «Описании Санкт-Петербурга» надгробные надписи Александро-Невского монастыря, не смог включить некоторые стихотворные эпитафии, так как их «за ветхостию разобрать было не можно» [220 - Богданов А. Историческое, географическое и топографическое описание Санкт-Петербурга. Спб., 1779. С. 422.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Приводимые ниже эпитафии далеко не все сохранились в настоящее время на памятниках. Наиболее представительным сводом эпитафий петербургского некрополя является известное одноименное издание 1912–1913 гг., из которого взято большинство цитат (что специально не оговаривается).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Самые ранние из известных нам петербургских надгробных надписей были прозаическими, назовем их просто опознавательными. Типичным примером является надпись на надгробии фельдмаршала Б. П. Шереметева в Александро-Невском монастыре.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;От Рождества Христова 1719 года февраля 10 дня преставился в Москве раб Божий российских войск первый генерал фельтмаршал тайный советник и военный кавалер мальтийский славного чина святого апостола Андрея и протчих орденов граф Борис Петрович Шереметев а тело его по повелению царского пресветлого величества самодержца всероссийского из Москвы привезено в царствующий град Санктпетербург и погребено в Троицком Невском монастыре апреля 10 дня 1719-го.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Подобные надписи, помещавшиеся на надгробных плитах, обычно сводятся к перечислению чинов и заслуг, а когда в отдельных случаях говорят о добродетелях почившего, то лишены эмоционального тона. С 1740-х гг. прозаическим надписям начинают сопутствовать надписи стихотворные. Первоначально они пишутся вполне в духе силлабической эпитафии рубежа XVII–XVIII вв. и, дублируя прозаическую надпись, повторяют послужной список почившего. Такова эпитафия 1744 г. грузинского князя Стефана:<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Аз тысяща седмь сот двадцать девята лета<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 28 ноября жителем стал света.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;А год, месяца седмь сот был сорок четвертый,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;13 июля, как вкусил я смерти.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;В Голландии живота я тогда лишился,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Когда дел отечеству полезных учился,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;При российском министре с братом, что в средине<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Зде же лежит погребен в день и час единий.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;В том только разнство, что мя матерь несчастлива<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;В Голландию приехав, не застала жива,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;А брата хотя здрава привезла с собою,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но умершаго вскоре погребе со мною.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;И тако с братом меньшим с малым трема годы<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Оба здесь положены. Кия ж мы породы,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;На отеческом сие гробе ты узнаешь,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Когда надпись полную тамо прочитаешь.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Лазаревское кладбище)<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Этот монолог от первого лица позволяет проиллюстрировать главную особенность «кладбищенской поэзии» вообще, а именно значительную степень консервативности жанра. Точно такие силлабические эпитафии известны как по московскому некрополю конца XVII в., так и по некрополям даже второй половины XVIII в., расходясь иногда лишь в деталях биографии. Эта консервативность объясняется, в частности, упоминавшейся особенностью поэтики кладбищенского слова: монотематизм жанра невольно приводит к повторению метафор, сравнений и устоявшейся поэтической фразеологии. Огромную роль играет и литературная традиция. Разумеется, в «высокой» поэзии приверженность традиции никак не стесняет поэта, но в массовой кладбищенской поэзии начинают действовать те же законы, которые отмечаются в художественном примитиве: хотя безвестные авторы эпитафий и соотносят свои тексты с существующим каноном, литературные достоинства почти всегда отступают на второй план перед выражением чисто человеческих чувств. Старые формы застывают и тиражируются, клише – самая характерная черта массовой эпитафии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Однако замечательно, что в петербургском некрополе силлабических эпитафий значительно меньше, чем в московском, не говоря о провинциальном, в котором «протокольные» силлабические эпитафии встречаются до начала XIX в. Это вполне понятно – создаваемая в столице новая культура петербургского периода русской истории самым прямым образом сказывалась на кладбищенской литературе. В Петербурге уже с середины века зарифмованная биография начинает сменяться надписями панегирического и элегического характера. Меняется и соотношение прозы и стиха в надписях.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сложились два типа панегирических надписей. Более распространенная представлена на серебряной гробнице Александра Невского, сооруженной в 1747–1752 гг., – подробная прозаическая надпись и стихотворная эпитафия, написанная М. В. Ломоносовым:<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Святый и храбрый князь здесь телом почивает;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но духом от небес на град сей призирает<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;И на брега, где он противных побеждал<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;И где невидимо Петру споспешствовал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Являя дщерь его усердие святое,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сему защитнику воздвигла раку в честь<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;От первого сребра, что недро ей земное<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Открыло, как на трон благоволила сесть.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Второй тип, явно ориентированный на гуманистическую надпись эпохи Возрождения, представлен на надгробии самого Ломоносова (Лазаревское кладбище), В. К. Тредиаковского (Смоленское кладбище), а в середине 1800-х гг. – М. Н. Муравьева [221 - Ср.: Топоров В. Н. Материалы к русской стихотворной эпитафии // Конференция «Балтославянские этнокультурные и археологические древности: погребальный обряд»: Тезисы докл. М., 1985. С. 117–118.]. Обычно это двуязычная надпись на русском и латинском языках, представляющая собой торжественную прозу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Более заметно изменение соотношения стиха и прозы в надписях элегических, например на надгробии поэтессы А. Ф. Ржевской (1769 г., Лазаревское кладбище) [222 - Эпитафию ей, также элегическую, написал Сумароков. См.: Сумароков А. П. Полн. собр. всех соч. в стихах и прозе. М., 1787. Ч. 9. С. 141.]. На нем всего три надписи: две прозаические и одна стихотворная. Первую краткую прозаическую надпись можно назвать опознавательно-биографической, вторая – это уже развернутая похвала добродетелям и талантам, повторенная еще и в большой стихотворной надписи, но в другой интонации, интонации философско-медитативного размышления, завершающегося сентенцией:<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Супруг в ней потеряв любовницу и друга,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Отчаясь слезы льет и будет плакать век.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но что ж ей пользы в том? Вот, что есть человек.<br>
<br><img border=0 src="i_092.jpg">&nbsp;&nbsp;&nbsp;Надгробие М. В. Ломоносова на Лазаревском кладбище<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;С этой эпитафией сходна по структуре надпись на могиле Ф. Ф. Дубянского (1774 г., Лазаревское кладбище):<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Для общества кто жизнь полезну провождает<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;И во младых летах нечаянно скончает, —<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Достойно ль сожалеть о случае таком,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Коль многого и вдруг лишаемся мы в ком?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лежащий в гробе здесь кем ни был в свете знаем,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Днесь в горестных слезах он всеми вспоминаем.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сей ревностно по смерть отечеству служил,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Любя всех искренно, всегда добро творил.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Почтенный в свете муж ничем не был прельщенный,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Хранил законы все граждански и священны;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Делами так сиял, презревши ложь и лесть,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Что вечно процветет его хвала и честь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но ах! Дубянский сам теперь сего не внемлет!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Едины лишь от нас с желанием приемлет<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Усердные иметь молитвы пред Творцом,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Чтоб увенчал его небесных благ венцом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Внемли ж, Всевышний, нас с молением сердечным<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;И в небе награди его блаженством вечным.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Эпитафии крупных поэтов XVIII в. (Ломоносова, Сумарокова и др.) несомненно оказали влияние на общее развитие жанра в петербургском некрополе, однако их надписи появляются на надгробиях сравнительно редко. Новые образцы, в том числе опубликованные в журналах, тиражируются на кладбищах уже почти профессиональными сочинителями эпитафий. С одним из них, В. Г. Рубаном, связано появление нового типа эпитафии (чаще всего крупному чиновнику), в котором отчасти воскрешаются черты силлабического панегирика, при этом надпись прозаическая сведена до минимума. Типична его эпитафия А. В. Олешеву (1788 г., Лазаревское кладбище):<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Чем Шпалдинг, де Мулин и Юнг себя прославил,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;То Олешев своим соотчичам оставил.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Был воин, судия, философ, эконом,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гостеприимством всем его известен дом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Жил добродетельно и кончил жизнь без страху.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Читатель, ты его воздав почтенье праху,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;К Всевышнему мольбу усердну вознеси,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Да царствует его дух вечно в небеси [223 - В данном случае эпитафия цитируется по автографу В. Г. Рубана (ОР ГПБ. Ф. 653, № 2, л. 71).].<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Многократное повторение этой схемы, сухой и безличной, сочиняемой обычно по заказу, и создало Рубану репутацию «надгробописца» (Д. И. Хвостов).<br>
<img border=0 src="i_093.jpg">&nbsp;&nbsp;&nbsp;Надгробие И. М. Измайлова на Лазаревском кладбище<br>
<br><img border=0 src="i_094.jpg">&nbsp;&nbsp;&nbsp;Надгробие М. Н. Муравьева на Лазаревском кладбище<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;К концу века обширные панегирические надписи, равно как и пышные гробницы, подвергаются осуждению. Эпитафия предромантизма оказалась более чуткой, чем силлабическая, к смене литературных вкусов. С восстановлением равновесия и пропорций между стихотворными и прозаическими надписями в петербургском некрополе получает распространение более привычный уже для XIX в. тип небольшой эпиграмматической эпитафии, в которой проявляется, а в эпоху сентиментализма закрепляется интимный характер публичного культа умерших. Впрочем, одной из первых была эпитафия А. П. Сумарокова А. П. Шереметевой (1768 г., Лазаревское кладбище):<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;А ты, о Боже, глас родителя внемли!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Да будет дочь его, отъятая судьбою,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Толико в небеси прехвальна пред тобою,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Колико пребыла прехвальна на земли.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Избавленные от биографических и служебных подробностей, эти эпитафии строятся на обыгрывании противопоставлений «жизнь—смерть», «душа—тело», «земля—небеса» и др. Может быть, особенно наглядны двустишия драматургам Я. Б. Княжнину (1791 г., Смоленское кладбище):<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Твореньи Княжнина Россия не забудет,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он был и нет его; он есть и вечно будет.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;В. И. Лукину (1794 г., Лазаревское кладбище):<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я умер! Здесь мой сокрыт во гробе прах.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я духом жив и буду жить у искренних друзей в сердцах.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1810-х гг. четверостишие становится основной формой эпитафии. Она приобретает характер дружеских или родственных переживаний, «герой» стихотворной надписи совершенно освобождается от социальных характеристик, как в эпитафиях Г. Р. Державина – поэту и одновременно крупному чиновнику М. Н. Муравьеву (1807 г., Лазаревское кладбище):<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дух кроткий, честный, просвещенный,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не мира гражданин сего<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Взлетал в селении священны,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Здесь друга прах почиет моего [224 - В бумагах поэта сохранился несколько отличный текст, см.: Державин Г. Стихотворения. Л., 1933. С. 369.].<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;или жене (1794 г., Лазаревское кладбище):<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Где добродетель? Где краса?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кто мне следы ее приметит?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Увы! здесь дверь на небеса…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сокрылась в ней – да солнце встретит!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кладбищенская литература далеко не сразу стала осознаваться «сниженным культурным фондом», некрополь как раз в литературной своей части тесно связан с текущей литературой. Эпитафия одновременно «публиковалась» на надгробной плите и на журнальных страницах, как, например, эпитафия поэту М. В. Милонову (1821 г., Георгиевское кладбище) В. И. Панаева:<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;У славы, у надежд отчизны похищенный,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Погибший в цвете лет, Милонов здесь лежит.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;В чью грудь доступен огнь поэзии священной,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тот искренней слезой прах юноши почтит [225 - Ср.: Благонамеренный. 1821. № 23/24. С. 286.].<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кладбища, гробницы, мавзолеи, надписи – постоянные темы журнальных публикаций; «прогулки на кладбище» – характерный литературный жанр конца XVIII-первой трети XIX вв. Литературная репутация эпитафии была очень высока: после смерти И. Ф. Богдановича (1803 г.) Н. М. Карамзин объявил в «Вестнике Европы» конкурс на лучшую эпитафию, а кончина А. В. Суворова вызвала целый цикл эпитафий от обширной биографически-панегирической А. С. Шишкова [226 - Cр.: Поэты 1790– 1810-х годов. Л., 1971. С. 359–361.] до двустишия Н. И. Гнедича:<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ты ищешь монумента?..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Суворов здесь лежит [227 - Гнедич Н. Стихотворения. Спб., 1832. С. 204. О специфике жанра см.: Кормилов С.И. Русский лапидарный «удетерон» и моностих // Изв. АН СССР. Сер. лит. и яз. Т. 50. М., 1991. С. 124–134.].<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Хотя текст надписи был избран еще самим Суворовым в разговоре с Державиным – «Здесь лежит Суворов».<br>
<img border=0 src="i_095.jpg">&nbsp;&nbsp;&nbsp;Надгробие А. А. Полянского на Лазаревском кладбище<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;В классицистической эпитафии XVIII в. звучал пафос гражданственности и честно исполненного долга. Это можно заметить еще в стихах на памятнике адмиралу П. И. Ханыкову на Лазаревском кладбище (1812 г.):<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Здесь старец опочил, благословенный свыше,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вождь сил, носящийся с громами по морям,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он был в день брани – лев, в день мира агнца тише,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;России верный сын, слуга и друг царям.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он с верою протек путь жизни скорбный, тесный,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;И в смерти с верою сподобен торжества.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;За подвиг на земли приял венец небесный<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;И славой воссиял во свете Божества.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Своеобразной реминисценцией «послужных списков» эпитафий прошлого века является надпись на могиле Г. С. Лебедева, похороненного в 1817 г. на Георгиевском кладбище. Стихи на памятнике известному путешественнику и исследователю Индии гласят:<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сей муж, с названием согласно,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Три части света пролетел;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Полет он делал не напрасно<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Во отдаленнейший предел;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он первый из сынов Российских<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Восточну Индию проник<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;И, списки нравов сняв индийских,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;В Россию их принес язык.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Без всех ума образований,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Толь важный совершил полет;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Состав от Индских мурований<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Небезуспешно выдал в свет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Судьба всеобща упредила<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Труды покоем наградить.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Супруга нежна рассудила<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сей памятник соорудить.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Да сим любви ее залогом<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пришельцев убедить земных,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Да с нею воздохнуть пред Богом,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ему желая мест святых.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Однако для первой трети XIX в. более типичны тексты, абстрагирующиеся от биографических реалий. Эпоха романтизма поднимает в стихотворном жанре эпитафии вечные вопросы жизни и смерти, любви и веры.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ни тяжкая земля, ни камень гробовой<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Души бессмертныя не окуют полета.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Она, как узница от цепи роковой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Летит в безбрежну даль сияния и света.<br>
<br><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Земная жизнь, как тяжкий плен стесняет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Удел земли – мятеж и суета.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но в дебрях жизни сей нас грустных утешает<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Животворящее сияние креста;<br>
<br><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;За ним, христианин, – сотрешь сей жизни бремя,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;За ним, туда, где зародилось время,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Отколь связует все цепь древняя веков;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тебя, как сына, там ждет вечная любовь!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Это стихи на памятнике участника Отечественной войны 1812 г. князя Б. А. Голицына на Лазаревском кладбище (1822 г.). С ними перекликаются проникнутые религиозным чувством строки эпитафии В. Ф. Резановой (1820 г.):<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Хранитель Ангел твой, как сирота, унылой<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Невидимо живет над мирной здесь могилой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;И посреди молитв, близ урны притаясь,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;К тебе друзей твоих приход благословляет,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Их слезы о тебе, их вздохи собирает<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;И ждет в томлении, когда ударит час —<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;И спящих под землей пробудит Бог трубою!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;И явится на суд Сопутник твой с тобою?<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;В контексте романтизма приобретает особую выразительность мотив будущей – за гробом – встречи любящих душ:<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Супруга милая, тебя уж нет со мной,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дни счастья моего с тобой навек сокрылись!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Так что ж осталося в сей участи мне злой?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Желать, чтоб в вечности скорей мы съединились.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;(1808 г., Лазаревское кладбище, княгине А. И. Урусовой)<br>
<img border=0 src="i_096.jpg">&nbsp;&nbsp;&nbsp;Надгробие В. Я. Чичагова на Лазаревском кладбище<br>
<br><img border=0 src="i_097.jpg">&nbsp;&nbsp;&nbsp;Надгробие А. Н. Оленина на Тихвинском кладбище<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Другой столь же постоянный мотив: на тех, кого призывает к себе Бог, лежит печать избранника:<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бесценной супруге<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ты жизни цену мне прямую показала,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ты год блаженства мне небесного дала.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но ангел кроткий наш, Ты нам на миг сияла<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;И к ангелам в свое отечество пришла.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;(1823 г., Смоленское кладбище, А. П. Инглис)<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Характерен также для эпитафии романтизма экспрессивный взрыв, выражение безудержного горя и потрясения. Стихи мужа на памятнике А. А. Лобановой:<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;И дружба, и любовь, и самый прах мне милой —<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Все, все поглощено могилой.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;(1836 г., Ново-Лазаревское кладбище)<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Стихи на памятнике Е. Л. Владимировой (рожд. кн. Шаховской), о которой сообщается, по обычаю тех лет, что в замужестве она была 9 месяцев и 11 дней:<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мой друг, как ужасно, как сладко любить!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Весь мир так прекрасен, как лик совершенства.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;(1836 г.)<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Нельзя не заметить достаточно высокий литературный уровень эпитафии начала XIX в., по преимуществу анонимной, но находящейся в русле настоящего поэтического искусства. В отличие от дежурных эпитафий «надгробописца» Рубана, стихотворные тексты, создававшиеся известными поэтами XIX в., имеют вполне определенный повод для написания, адресованы к друзьям и близким. Так, А. С. Пушкин в 1828 г. пишет эпитафию младенцу Николеньке Волконскому, сыну декабриста С. Г. Волконского и М. Н. Волконской (рожд. Раевской), уехавшей вслед за мужем в Сибирь:<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;В сиянье, в радостном покое,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;У трона Вечного Творца,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;С улыбкой он глядит в изгнание земное,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Благословляет мать и молит за отца.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;И. А. Крылов сочинил надгробную надпись на памятник Е. М. Олениной, к которой относился с большой признательностью и уважением; это были последние стихотворные строки, сочиненные Крыловым. На памятнике А. Н. Оленина сохранилась эпитафия, написанная А. П. Керн, приходившейся племянницей его супруге. Заслуживает внимания жанр эпитафии в творчестве П. А. Вяземского. В некрополях Александро-Невской лавры сохраняются памятники с его стихотворными надписями. Одна посвящена двадцатилетнему поручику Семеновского полка Владимиру Смирнову, прошедшему поля сражений Отечественной войны и неожиданно скончавшемуся в 1815 г. в родительском доме:<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Цвет юности его в боях судьба щадила,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;При взорах матери ждала его могила.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Таинственной руки непостижим закон!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Едва приветствуем семейством дружным он,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;И сей привета глас – глас вечного прощанья:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Болезнью свержен он на хладный одр страданья.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;От юного чела отринуть не могли<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Удара плач сестер, родителей стенанье.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Покойся, добрый сын, минутный гость земли!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Утешьтесь, мать, отец! За гробом есть свиданье.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Романтическая идеализация, однако, превращается в штамп, риторическую фигуру, не имеющую отношения к реальной действительности. На памятнике графа А. И. Моркова, не блиставшего дипломатическими и государственными заслугами, его внебрачная дочь, унаследовавшая значительное состояние, поместила следующие анонимные стихи:<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Поборник истины, блюститель правоты,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Служил, как верный сын, Отечеству, престолу,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как столп, недвижим, непреклонен долу<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Высокий, тонкий ум и сердца доброты<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Всегда он озарял чистейшею душою;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Был славен на земли, но верою святою<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;В прекрасных днях своих стремился к небесам;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Здесь в памяти живет, а дух бессмертный – там;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дочь благодарная печалью сражена,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лежит едва дыша у праха ей священна.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лежит и молится и про себя, и вслух,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Да в лоне Божием его почиет дух.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;(1827 г., Лазаревское кладбище)<br>
<img border=0 src="i_098.jpg">&nbsp;&nbsp;&nbsp;Надгробие А. Бозио на Выборгском римско-католическом кладбище<br>
<br><img border=0 src="i_099.jpg">&nbsp;&nbsp;&nbsp;Надгробие А. И. Моркова на Лазаревском кладбище<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Романтическая поэтика обнаруживает себя и в постоянных, устойчивых (до навязчивости) рифмах: друг – супруг, могила – разлучила, прах – слезах и т. п.; в обращении к традиционному, многократно испытанному арсеналу образов. Вот эпитафия на могиле сестер Е. А. и М. А. Бек. Одна умерла девицей, другая – матерью четверых детей:<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Одна развиться не успела,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Другая пышно расцвела —<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лишь утра блеск одна узрела,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Другая в полдень отцвела.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Так улететь спешат две розы<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дыханьем чистым в небеса;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Их цвет лишь прах; как наши слезы,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;На них алмазная роса.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;(1834 г., Лазаревское кладбище)<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Другой романтический штамп:<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Жизнь! Ты море и волненье,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Смерть! Ты пристань и покой;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Будет там соединенье<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Разлученных здесь волной.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;(1834 г.)<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Эпитафия как литературная форма и факт бытовой культуры по природе своей явление не собственно русское, заимствованное. В качестве художественного текста эпитафия, даже в пору расцвета жанра – в конце XVIII—начале XIX вв. – встречается лишь на городских кладбищах, богатых дворянских и купеческих надгробиях. Не случайно кризис жанра совпал с кризисом романтизма, художественного направления, поэтику которого жанр эпитафии наиболее органично воспринял.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Примечательно, что именно в поэзии романтиков отразилось ощущение противоречия между клишированными образами текстов эпитафий и непосредственностью чувства, связанного с могилой близкого человека.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Н. М. Языков в 1829 г. завещал:<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Когда умру, смиренно совершите<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;По мне обряд печальный и святой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;И мне стихов надгробных не пишите,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;И мрамора не ставьте надо мной.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;(«Песня»)<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Поэт-романтик Д. Струйский писал в 1841 г.:<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Крест деревянный над могилой<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Какой-то мирной простотой<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Влечет к себе мой дух унылый —<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;И верю я: он друг прямой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но с эпитафией слезливой —<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;На светлом мраморе венец,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Из меди вылит горделивой, —<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мне подозрителен, как льстец.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;(«Предубеждение» [228 - Пантеон. 1841. № 6. С. 83.])<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Еще определеннее эта мысль прозвучит в «Завещании» Н. В. Гоголя: «Завещаю не ставить надо мною никакого памятника и не помышлять о таком пустяке, христианина недостойном» [229 - Гоголь Н. В. Полн. собр. соч. Т. 8. М.-Л., 1952. С. 219.].<br>
<img border=0 src="i_100.jpg">&nbsp;&nbsp;&nbsp;Надгробие Ф. И. Шуберта на Смоленском лютеранском кладбище<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;С иронией об «общеупотребительных на могилах среднего люда кладбищенских стихах» говорит Ф. М. Достоевский в «Братьях Карамазовых», смеется над ними и Марко Вовчок в романе «Записки причетника». Как известно, могила Л. Н. Толстого лишена какой-либо надписи. Но, пожалуй, с наибольшей резкостью и идеологической направленностью об этом предмете высказывался Н. С. Лесков: «…скромному и истинно святому чувству нашего народа глубоко противно кичливое стремление к надмогильной монументальности с дутыми эпитафиями, всегда более или менее неудачными и неприятными для христианского чувства. Если такая претенциозность и встречается у простолюдинов, то это встречается как чужеземный нанос – как порча, пробирающаяся в наш народ с Запада, – преимущественно от немцев, которые любят «возводить» монументы и высекать на них широковещательные надписи о деяниях и заслугах покойника. Наш же русский памятник, если то кому угодно знать, – это дубовый крест с голубцом – и более ничего. Крест ставился на могиле в знак того, что здесь погребен христианин; а о делах его и значении не считают нужным писать и возвещать, потому что все наши дела – тлен и суета. Вот почему многих и самых богатых и почетных в своем кругу русских простолюдинов камнями не прессуют, а «означают», – заметьте, не украшают, а только «означают» крестом. А где от этого отступают, там, значит, отступают уже от своего доброго родительского обычая, о котором весьма позволительно пожалеть» [230 - Лесков Н. С. Карикатурный идеал // Собр. соч. Т. 10. М., 1958. С. 214–215.]. Лесков завещал похоронить его «самым скромным и дешевым порядком», просил никогда не ставить на могиле «никакого иного памятника, кроме обыкновенного, простого деревянного креста» [231 - Подробнее о завещании и похоронах Лескова см.: Чуднова Л. Г. Лесков в Петербурге. Л., 1975. С. 250.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Уже из этих свидетельств ясно, что во второй половине XIX в. сложились новые общественные и общекультурные условия, прямо или косвенно отразившиеся в том частном факте, что число эпитафий, особенно стихотворных, резко уменьшилось. В 1840-е гг., в эпоху прозы, «натуральной школы», анализа, критики, публицистики, – чувствительные надписи на памятниках воспринимаются как анахронизм.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В то же время усиление позиций ортодоксального православия отражается в широком цитировании на памятниках церковных текстов, вытесняющих светскую эпитафию. Наиболее часто использовались тексты из Евангелий: «Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят» (Мф., 5, 8), «Придите ко Мне все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас» (Мф., 11, 28), «Пустите детей приходить ко Мне и не препятствуйте им, ибо таковых есть Царствие Божие» (Мк., 10, 14) и др. Тексты эти становятся столь функционально устойчивы, что иногда не воспроизводятся, а дается лишь отсылка на главу и стих Евангелия.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В некоторых эпитафиях зарифмованы упоминания о конкретных видах деятельности погребенного. На могиле неизвестного, имеющего отношение к кровельному делу:<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я крыл и храмы, и дворцы,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Простите, братия отцы [232 - Историко-статистические сведения о Санктпетербургской епархии. Вып. 4. Спб., 1875. С. 149.].<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Над смотрителем Волковского кладбища А. А. Худяковым (1879 г.) положен камень с такой надписью:<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Прохожий, здесь лежит смотритель.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Живых он в горе утешал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;А мертвых в вечную обитель<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сам каждодневно провожал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;17 лет он здесь трудился,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Квартиры мертвым отводил.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Когда же с жизнью распростился<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;И бренный труп его остыл,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он сам в квартире стал нуждаться,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Таков, знать, час уже пришел.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;А новый<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Квартиру здесь ему отвел.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но, пожалуй, один из самых оригинальных в Петербурге надгробных памятников – книгоиздателю И. Т. Лисенкову на Тихвинском кладбище Александро-Невской лавры. Литераторам-современникам он был хорошо известен: родом с Украины, никакого образования не получил, но всю жизнь провел с книгой, издал Гомера в переводе Гнедича, Шевченко, Котляревского. Рядом с Гнедичем он и купил себе заранее место для могилы, установив на месте будущего погребения гранитный саркофаг, со всех сторон испещренный стихотворными и прозаическими текстами. Подбор их явно свидетельствует о вкусах заказчика, имени которого, как и даты смерти (1881 г.), на памятнике нет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Фрагменты пространной лисенковской автоэпитафии, сохранявшей популярность в течение более чем столетия, воспроизводились на различных памятниках уже в XX в. Приведем некоторые из этих текстов.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Уходит человек из Мира,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как гость с приятельского пира;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он утомился кутерьмой;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бокал свой допил, кончил ужин,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Устал – довольно! отдых нужен:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пора отправиться домой!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Прохожий! Бодрыми ногами<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;И я ходил здесь меж гробами,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Читая надписи вокруг,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как ТЫ мою теперь читаешь…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Намек ТЫ этот понимаешь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пр<ощай> же!.. До св<иданья>, д<ру>г!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Золотые правила жизни: I. Употреби труд, храни мерность – богат будеши. II. И воздержно пий, мало яждъ – здрав будеши. III. Делай благо, бегай злаго – спасен будеши.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Река времён в своем теченьи<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Уносит все дела людей<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;И топит в пропасти забвенья<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Народы, Царства и Ц<ар>ей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Неувядаемые цветы —<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Живая речь поэзии:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;К гробам усопших приступая,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сознай, сколь тщетна жизнь земная,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;И твердо в жизнь иную верь!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Что смертный? Бренный злак в пустыне.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я тем был прежде, что ТЫ ныне,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;ТЫ будешь тем, что я теперь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гробницы, гробы здесь на явке<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Стоят, как книги в книжной лавке,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Число страниц их видно ВАМ;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Заглавье каждой книги ясно;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;А содержанье беспристрастно,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Подробно разберется ТАМ!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но здесь Нева где вечно плещет о гранитные брега грядущим Векам,<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не посещай сих мест без нужды<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;С житейской радостью твоей:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Разочарованному чужды<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Воспоминанья прежних дней.<br>
<br><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;В себе заблужденья не множь:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не заводи о прежнем слова,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Моей дремоты не тревожь:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бывалого не воротишь снова.<br>
<br><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я сплю, мне сладко усыпленье.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Забудь бывалые мечты:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Оне одно лишь волненье,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Их не пробудишь ты.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;На памятниках второй половины XIX в. встречаются надписи яркие, неординарные, как и те личности, о которых они говорят миру. Афористическая эпитафия на памятнике Н. И. Уткину, профессору Императорской Академии художеств (1863 г.):<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Художник-человек – он в простоте сердечной<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Талантом сочетал земную славу с вечной.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;У поэта-сатирика В. С. Курочкина начертаны стихи (1875 г.), написанные его братом Николаем Курочкиным:<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Честным я прожил певцом,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Жил я для слова родного.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гроб мой украсьте венком!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Трудным для дела благого<br>
<br><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;В жизни прошел я путем;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пел и боролся со злом<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Силой я смеха живого.<br>
<br><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гроб мой украсьте венком!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Трудным для дела благого<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;В жизни прошел я путем.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Взрыв интереса к поэзии на рубеже XIX и XX вв. бросил отсвет и на кладбищенские стихи. Произошло это прежде всего потому, что тема смерти занимает заметное место в творчестве поэтов-символистов и «преодолевших символизм». Стихотворения под названием «Эпитафия» есть у А. Белого, Ю. Кричевского, В. Зоргенфрея и у многих других. Снова на памятниках появляются большие по объему эпитафии, например:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;I<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Держа в руках немые иммортели,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;С венком из красных роз на черных волосах,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Она придет и станет у постели.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;В ее внимательных и ласковых глазах<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Прочту я то, о чем мне столько лгали,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Прочту я все без боли и печали,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;И будет в сердце радость, а не страх.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;II<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мне так близка и так желанна тайна,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Страшащая других пугливые сердца<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тем, что она всегда необычайна.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Впиваясь в красоту нездешнего лица,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Приподнимусь, торжественный и строгий,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;И протяну ей руки без тревоги<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;В предчувствии покоя и конца.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;III<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;В последний миг рассудок не обманет,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Спадет завеса с глаз и будет даль ясна,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;И первая последней встречей станет,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;И чашу хрупкую, что выпил я до дна,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Моя рука бестрепетно уронит,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;И звон стекла разбитого утонет<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Там наверху, где вечно тишина<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;(1917 г., Смоленское кладбище, А. И. Ушаковой)<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Собственно, это – лирическое стихотворение с обозначенным авторством – Герман Лазарис. Вероятно, не являясь эпитафией по авторскому замыслу, оно стало эпитафийным по способу воспроизведения.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Использование неэпитафийных текстов на надгробных памятниках – интересный аспект темы связи «реальной эпитафии» с «большой литературой». Это может быть стихотворение на случай: как, например, на памятнике министру А. М. Княжевичу на Смоленском кладбище (1872 г.) выбиты строки написанного за тридцать лет до того стихотворения В. Г. Бенедиктова к пятидесятилетию этого государственного деятеля.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Если поэты XVIII—начала XIX вв. писали стихи именно для воспроизведения их на надгробных памятниках, то к середине прошлого века жанр «реальной эпитафии» вытесняется лирическими стихотворениями типа «На смерть…», «Памяти…», «У могилы…» и т. п. А цитаты из этих надгробных элегий могли быть воспроизведены позднее на памятниках, чаще всего независимо от воли автора. Так многократно происходило с некрасовскими строками: «Какой светильник разума угас! Какое сердце биться перестало!», с никитинскими: «Тише… О жизни покончен вопрос. Больше не нужно ни песен, ни слез…». Строки из стихотворения Е. А. Баратынского «На смерть Гёте»:<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;С природой одною он жизнью дышал:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ручья разумел лепетанье,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;И говор древесных листов понимал,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;И чувствовал трав прозябанье;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Была ему звездная книга ясна,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;И с ним говорила морская волна —<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;были выбиты на памятнике «генералу от артиллерии» на Никольском кладбище (1912 г.). Песенный «Вечерний звон» И. И. Козлова – на Волковском, у престарелой дамы (1916 г.). Возможно, это был ее любимый романс. В XX в. обращение к песенным текстам как эпитафиям будет частым, что можно объяснить влиянием массовой культуры.<br>
<img border=0 src="i_101.jpg">&nbsp;&nbsp;&nbsp;Надгробие М. Я. Мудрова на Выборгском холерном кладбище<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Эпитафия – жанр не только художественный, но в какой-то степени и документальный, опирающийся на реальную биографию или личностные черты. В этой связи использование или цитирование известных литературных текстов в ряде случаев не могло не приводить к их искажению, переиначиванию, приспособлению к конкретным обстоятельствам. Через два века прошли и дожили до наших дней в многочисленных вариациях и в самых свободных стиховых объемах эпитафии – изначально шестистишная «Прохожий, ты идешь, но ляжешь так, как я…» П. И. Сумарокова [233 - Об авторстве Сумарокова см.: Николаев С. И. Проблемы изучения малых стихотворных жанров: Эпитафия // Итоги и проблемы изучения русской литературы XVIII века. Л., 1989. С. 50.] и моностих «Покойся, милый прах, до радостного утра…» Н. М. Карамзина.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Стихи на памятнике актрисе В. Н. Асенковой:<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Все было в ней: душа, талант и красота,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;И скрылось все от нас, как светлая мечта, —<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;перекликаются как с первоисточником с эпитафией А. Е. Измайлова С. Д. Пономаревой (1824 г.):<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Все скрыто здесь: и ум и красота,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Любезность, дарованья,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вкус тонкий, острота,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Приятные и редкие познанья<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;И непритворная, прямая доброта [234 - Измайлов А. Е. Полн. собр. соч. Т. 1. М., 1890. С. 386.].<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;В свою очередь перефразированная асенковская эпитафия почти через четыре десятилетия (1878 г.) появляется на Волковском кладбище как фрагмент очень искренней, но наивной и эклектичной («сборной») в стилевом отношении надгробной надписи над могилой юноши:<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Прощай, Коля, милый, добрый, ненаглядный.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Зачем так рано покинул мать<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тебе в жизни все улыбалось<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тебе только жить да радоваться<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;А не в сырой могиле лежать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;В тебе был ум, талант и красота<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;И все прошло для меня как светлая мечта<br>
<br><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Спи мой ангел незабвенный<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Быть может скоро я<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Оставлю путь сей тленный<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;И увижу там тебя.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Повсеместно распространена в многочисленных вариантах эпитафия:<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Покойся, друг души бесценной,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;В стенах обители святой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Приидет час благословенный,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;И мы увидимся с тобой.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;На петербургско-ленинградских кладбищах она встречается: на Лазаревском (1833 г.), на Волковском (1848, 1859 гг.), на Смоленском и Новодевичьем – многократно (конец XIX – начало XX вв.), на Охтинском (1950-1960-е гг.), на кладбищах других городов (XX в.). По способам бытования тексты такого типа сродни уже фольклорным жанрам.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Другая грань соприкосновения с «большой литературой» – это, условно говоря, автоцитация, т. е. воспроизведение на надмогильном памятнике слов или стихотворных строк из произведений похороненных здесь авторов. В первой половине XIX в. примеры тому единичные. На Тихвинском кладбище:<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гнедичу обогатившему<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;русскую словесность<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;переводом Омира<br>
<br><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;речи из уст его вещих<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;сладчайшия меда, лилися<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Илиада II. 1. C. 249<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;От друзей и почитателей<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Е. А. Боратынский (1800–1844):<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Господи, да будет воля Твоя!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;В смиреньи сердца надо верить<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;И терпеливо ждать конца.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Его слова.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Во второй половине века цитация становится все привычнее и обильнее. Декламационно-афористические строки на памятнике С. Я. Надсону:<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Друг мой, брат мой, усталый, страдающий брат,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кто б ты ни был, не падай душой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не говорите мне: он умер.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он живет; Пусть жертвенник разбит – огонь еще пылает,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пусть роза сорвана – она еще цветет,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пусть арфа сломана – аккорд еще рыдает!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он в песнях боролся с тяжелою мглой,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он в песнях с измученным братом страдал.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;В начале XX в. эпитафия-цитата живым словом литератора спорит с самой смертью: «Понять закон развития вовсе не значит слепо подчиниться ему» (Филиппов М. М., 1903 г., Волковское кладбище); «И все же мы живем и даже хотим жить, будем жить…» (Соловьев (Андреевич) Е. А., 1905 г., Волковское кладбище); «Жить тысячью жизней, страдать и радоваться тысячью сердец – жить где настоящая жизнь и настоящее счастье» (Д. Н. Мамин-Сибиряк, 1912 г., Никольское кладбище).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На памятниках композиторам – начиная с М. И. Глинки – воспроизводятся, как правило, нотные тексты. Выбор музыкальных фраз очевидно не случаен: они ключевые для творчества музыкантов, как хор «Славься» у Глинки, монолог Пимена на памятнике Мусоргского, цитата из «Богатырской» симфонии Бородина и т. д. На многих памятниках деятелям, связанным с литературой и публицистикой, в конце XIX – начале XX вв. помещаются перечни их наиболее значительных произведений и изданных трудов (писателей И. В. Федорова-Омулевского, Н. А. Панова, юриста В. Р. Завадского, военного историка С. Н. Шубинского и др.).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Эпитафия до известной степени продолжает выполнять информативную функцию, но значение ее как оригинального литературного жанра в памятниках частным лицам в XX в. умаляется.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В любую эпоху жизни некрополя типы эпитафий клишируются, но общее выражение его лишено монотонности, так как новые типы надписей не просто соседствуют со старыми, но вступают с ними в перекличку, выходя за рамки собственно некрополя.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ю. М. Пирютко<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;КЛАДБИЩА АЛЕКСАНДРО-НЕВСКОЙ ЛАВРЫ<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Площадь Александра Невского, 1)<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Направляясь в сторону лавры по Невскому проспекту, издалека видишь замыкающее перспективу здание надвратной Скорбященской церкви с невысоким куполом и фронтоном над аркой проезда, обрамленной пилястрами. Справа и слева, за каменными оградами, полуциркулем охватывающими площадь, видны купы деревьев, кресты, памятники, часовни. Там – лаврские некрополи. В глубине вырисовывается башнеобразный силуэт Благовещенской церкви, а правее – мощный купол Свято-Троицкого собора. Архитектурный ансамбль Александро-Невской лавры формировался на протяжении всего XVIII в., в его создании принимали участие многие зодчие: Д. и П. Трезини, Т. Швертфегер, М. Земцов, П. Еропкин, И. Росси, М. Расторгуев, И. Старов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Основание Александро-Невского монастыря в 1710 г., всего через семь лет после закладки Петербурга, имело особый смысл. С именем Александра Невского связана история многовековой борьбы русских людей за выход к Балтике. 15 июля 1240 г. на берегах Невы произошла битва новгородского войска, возглавляемого князем Александром Ярославичем, со шведами. В память об этой победе князь получил прозвание Невского. В XIV в. Александр Невский был приобщен русской православной церковью к лику святых.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В годы Северной войны 1700–1721 гг. почитание героя Невской битвы приобрело государственное значение. Мощи святого Александра Невского, погребенного во Владимире, в 1724 г. были торжественно перенесены в Петербург и помещены в монастыре, посвященном его имени.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Александро-Невский монастырь, получивший в 1797 г. титул лавры, наряду с Киево-Печерской и Троице-Сергиевой лаврами входил в число наиболее известных обителей России. Это был центр духовного образования и благотворительности. В 1714 г. при монастыре открылась первая богадельня, с 1720 г. действовала типография, а «Славянская школа» (1721 г.) стала основой всех духовных учебных заведений города. С учреждением в 1742 г. самостоятельной петербургской епархии лавра стала резиденцией архиепископов (с 1783 г. – митрополитов), являвшихся, по традиции, настоятелями этого монастыря.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;К началу XX в. при лавре действовали Духовная академия и семинария, Антониевское духовное училище, Исидоровское епархиальное женское училище, Александро-Невский дом призрения. Отдельное здание занимали богатейшая библиотека, архив и древлехранилище.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Архитектурный ансамбль Александро-Невской лавры занимает обширную территорию между площадью Александра Невского и Обводным каналом, разделенную речкою Монастыркой на две неравные части: северную, с музейными некрополями, и южную, где размещены основные монастырские строения.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Каменный городок на правом берегу Монастырки представляет собой каре из нескольких корпусов, окружающих трапециевидный в плане двор с башнеобразными зданиями церквей на углах. В северо-восточной части, возле моста через Монастырку, возвышается старейшая каменная постройка в лавре – Благовещенская церковь. В двухэтажном объеме здания, увенчанного барабаном с двойным куполом, Благовещенская церковь, служившая усыпальницей, находилась на первом этаже. Верхний этаж – церковь св. Александра Невского, в которой с 1724 по 1790 г. (до переноса в Троицкий собор) покоились его мощи.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Обстройка монастырского двора шла «по часовой стрелке»: сначала к югу от Благовещенской церкви был выведен восточный фланг строения, затем заложили фундаменты для постройки южного фланга и т. д. В восточных корпусах – Духовском и Федоровском – размещались монашеские кельи, трапезные и залы. С запада двор замкнут Митрополичьими палатами. Южный корпус – Семинарский; северный, выходящий к берегу Монастырки, – Просфорный. Симметрично Благовещенской в юго-восточном углу возведена Федоровская церковь. По сторонам Митрополичьего корпуса высятся Библиотечная (южная) и Ризничная (северная) башни.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ансамбль монастырского двора – это архитектура русского барокко XVIII в., с его праздничностью, нарядностью, живописным размахом галерей с мелкой расстекловкой, вычурными капителями и изысканными по рисунку наличниками окон с букраниями (бычьими головами), высокими кровлями с изломом, звучным сочетанием багрянца стен с белизной декоративных деталей. Как мощный, стройный аккорд иной тональности, звучит здесь Троицкий собор, принадлежащий целиком к архитектуре иного периода – раннего классицизма, возвышенного и монументального в строгой лаконичности скульптурного декора. Первоначальное здание собора, строившегося с 1722 г., в 1755 г. было разобрано до основания. По новому проекту И. Е. Старова Троицкий собор возводили двенадцать лет – с 1778 по 1790 г.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С первых лет существования монастыря на его территории происходили погребения. Старейшее из монастырских кладбищ – Лазаревское, нынешний Некрополь XVIII века. На сто десять лет моложе бывшее Тихвинское кладбище – Некрополь мастеров искусств. Они находятся на левом берегу Монастырки. С 1861 г. существует Никольское кладбище, расположенное за Троицким собором, вдоль нынешнего проспекта Обуховской обороны. Ряд монастырских церквей (начиная с Благовещенской) строились как усыпальницы: Лазаревская, Духовская, Тихвинская, Федоровская, Исидоровская, Никольская. Погребения были одной из важных статей монастырского дохода. Средства, полученные от продажи места за могилу, шли на содержание духовной семинарии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Богослужения в Александро-Невской лавре продолжались до 1935 г., хотя конфискация монастырских зданий началась с 1918 г., Троицкий собор, закрытый в 1932 г., через двадцать три года был возвращен церкви. В 1957–1960 гг. и 1986–1988 гг. в соборе проходили крупные реставрационные работы. Возрождено в полном блеске его великолепное внутреннее убранство: скульптуры и барельефы работы Ф. И. Шубина, росписи по эскизам Д. Кваренги, живописные полотна работы Г. И. Угрюмова, П. С. Дрожжина, Я. Меттенлейтера и др. В крипте Троицкого собора погребены ленинградские митрополиты Григорий (Чуков, 1870–1955), Елевферий (Воронцов, 1892–1959). 3 июня 1989 г. в храм были торжественно возвращены мощи святого благоверного великого князя Александра Невского, находившиеся с 1922 г. в фондах Музея истории религии и атеизма.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На основе богатейшего собрания надгробных памятников XVIII—начала XX вв. в Александро-Невской лавре в 1932 г. был создан музей-некрополь. С 1939 г. в его ведение перешли все памятники, монументы и мемориальные доски Ленинграда; отсюда его название – Государственный музей городской скульптуры. Не являются музейными объектами Никольское кладбище и кладбище на монастырском дворе, существующее с лета 1917 г. В последние годы на Никольском кладбище возобновлены захоронения.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ю. М. Пирютко<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;ЛАЗАРЕВСКОЕ КЛАДБИЩЕ<br></h3><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вступая под арку Святых ворот под Скорбященской церковью, проникаешься ощущением прочности исторического ландшафта, сложившегося за стенами лавры и не претерпевшего существенных изменений в течение многих десятилетий.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Колоколов перезвон раздавался,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как проходил он над лаврским мостом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вот и кладбище в стенах отбеленных…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;И из-за стен на дорогу глядит<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Много столбов и крестов золоченых,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мраморы, бронза, порфир и гранит.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;К. К. Случевский<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Проезд между оградами некрополей, ведущий к 1-му Лаврскому мосту через реку Монастырку, вымощен брусчаткой и каменными плитами. В оградах симметрично расположены входные калитки. Слева – вход в Некрополь XVIII века.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Это место – своего рода ядро, от которого началось строительство Александро-Невского монастыря. Известно, что, когда в июле 1710 г. Петр I в сопровождении будущего архимандрита Невского монастыря, а тогда настоятеля новгородского Хутынского монастыря Феодосия (Яновского), А. Д. Меншикова, Ф. М. Апраксина, Г. И. Головкина, И. А. Мусина-Пушкина осматривал местность, на двух берегах Черной речки были водружены деревянные кресты [235 - Рункевич С. Г. Александро-Невская лавра. Спб., 1913. Прил. С. 4.]. В 1712 г. на левом берегу заложили первую деревянную церковь. Она была освящена 25 марта 1713 г. в память Благовещения Пресвятой Богородицы и представляла собой квадратное здание, увенчанное барабаном со шпилем и крестом [236 - РГИА. Ф. 815. Оп. 9. Д. 7/ 1860 г. Л. 2.]. За ее алтарем с 1717 г. существовала небольшая каменная Лазаревская церковь – усыпальница.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рядом начали строить мазанковые кельи, настоятельские палаты, хозяйственные службы и прочее «партикулярное строение», в основном готовое уже к 1714 г. Именно здесь, на месте будущего Лазаревского кладбища, располагался монастырь в то время, когда на противоположном берегу разворачивалось каменное «генеральное строение» по проекту Д. Трезини, утвержденному в 1715 г.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1712–1715 гг. от Адмиралтейства и монастыря на соединение с Московским трактом прокладывалась «першпективная дорога» (нынешний Невский проспект). Проезд по линии дороги через монастырский двор доходил до Черной речки, через которую в 1712 г. соорудили наплавной мост, переделанный два года спустя в подъемный [237 - Там же. Л. 9.]. Шесть мазанковых келий для монахов располагались попарно с левой стороны проезда. К ограде со стороны Невы примыкало здание монастырской канцелярии. Справа от проезда, на территории нынешнего Некрополя мастеров искусств, располагались настоятельские палаты и обширный сад с оранжереями [238 - Рункевич С. Г. Указ. соч. С. 354.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Над главными воротами соорудили звонницу, которая к 1730-м гг. «весьма обветшала», и на ее месте в 1754 г. была по проекту М. Д. Расторгуева построена из дерева великолепная трехъярусная колокольня [239 - Русская архитектура первой половины XVIII века: Исслед. и материалы. М., 1954. С. 358.]. Со стороны Невы была еще одна колокольня, с мазанковым верхом и деревянным шпицем.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Местоположение первой деревянной Благовещенской церкви можно установить по сохранившемуся каменному зданию Лазаревской усыпальницы, сооружение которой в конце XVIII в. началось на месте первоначального монастырского храма. Очевидно, в Благовещенской церкви и происходили первые погребения: П. Ушакова в 1714 г., А. М. Головина в 1718 г., Р. К. Арескина и Б. П. Шереметева в 1719 г., А. А. Вейде и Я. Ф. Долгорукова в 1720 г. [240 - Рункевич С.Г. Указ. соч. С. 351.] Есть сведения, что в монастыре в 1718 г. был погребен знаменитый «князь-кесарь» Ф. Ю. Ромодановский [241 - Павленко Н.И. Петр Великий. М., 1990. С. 535.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1756–1758 гг. была построена новая деревянная Благовещенская церковь, к северу от прежней, тогда же разобранной. Она была пятиглавой, с галереей у входа, украшенной девятью колоннами [242 - РГИА. Ф. 815. Оп. 5. Д. 74, 1756 г… Л. 23; Титов А. А. Дополнение к Историческому описанию Петербурга, сочиненному А. Богдановым. М., 1903. С. 68.]. Первоначальные погребения в старой церкви не сохранились, за исключением могилы фельдмаршала Б. П. Шереметева, потомки которого дали средства на расширение Лазаревской церкви и сооружение нового памятника. Перестройка Лазаревской церкви происходила в 1787–1789 гг., когда оказалась разобрана и вторая деревянная Благовещенская церковь, служившая приходской (ее функции перешли к вновь построенной Скорбященской церкви).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А. И. Богданов в «Описании Петербурга», относящемся к середине XVIII в., упоминал кладбище в «Невском монастыре при деревянной церкви Благовещения Богородицы» [243 - Богданов А.И. Историческое, географическое и топографическое описание Санкт-Петербурга… Пб., 1779. С. 460.]. К этому же времени относится упоминание в монастырском архиве о месте «за монастырем, где кладутся умершие» [244 - РГИА. Ф. 815. Оп. 5. Д. 74, 1756 г. Л. 23.]. Очевидно, для жителей подмонастырской слободы существовало отдельное приходское кладбище, тогда как внутри монастырских стен погребали лишь по специальному разрешению.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1783–1786 гг. возвели Святые ворота монастыря – надвратную церковь во имя иконы Богоматери Всех Скорбящих Радости. Сооруженный по проекту И. Е. Старова храм стал центром ансамбля, возникшего на въезде в лавру со стороны Невского проспекта. Одновременно строились каменные ограды, определившие окончательные границы Лазаревского кладбища, целиком занявшего бывший монастырский двор [245 - Там же. Оп. 7. Д. 34.]. Захоронения продолжались здесь вплоть до начала XX в.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Некрополь XVIII в. в большей степени, чем все остальные петербургские кладбища, сохранил свой исторически сложившийся ландшафт. Основные черты планировки, местоположение отдельных памятников, зафиксированных в описаниях лавры XVIII–XIX вв., остались неизменными. Облик кладбища определяют памятники, созданные в XVIII—первой половине XIX в., хотя сохранились и более поздние надгробия. Все это заставляет видеть в Лазаревском некрополе уникальный по целостности художественно-исторический комплекс.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Хотя в 1823 г. было основано Ново-Лазаревское кладбище, погребения продолжались в обоих некрополях. Духовный собор лавры в 1859 г. отмечал, что «кладбище Лаврское, имея в настоящее время еще весьма довольно свободного места, открыто не для всех, как городские кладбища, а погребаются здесь только немногие особы из подвизавшихся на поприще Государевой службы и лица почетного звания, с согласия Начальства Лавры и по особенным уважениям; а при погребении, кроме исполнения общих по сему предмету узаконений, соблюдается еще и то, что могилы всегда обкладываются кирпичными стенами и сводами» [246 - ЦГИА СПб. Ф. 800. Оп. 2. Д. 5. Л. 3.]. Надгробия здесь неизменно отличались высоким качеством исполнения, богатством материала. Памятники для Лазаревского кладбища создавали И. П. Мартос, М. И. Козловский, И. П. Прокофьев, Ф. П. Толстой, мастера известнейших петербургских монументных мастерских Земмельгака, Трискорни, Мадерни. Однако ни высокий художественный уровень, ни бесспорное историческое значение надгробий не принимались монахами лавры во внимание. В 1860 г. на запрос Комиссии по устройству кладбищ лаврский ризничий отвечал, что «по тщательном осмотре через особо назначенных Собором лиц памятников, существующих на Лаврском кладбище, таких особенно замечательных, которые бы относились к прошлому столетию, нет» [247 - Там же. Л. 11.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;О «забытых могилах» Лазаревского кладбища в 1907 г. писал историк искусства Н. Н. Врангель. «Когда знаешь жизнь тех, кто лежит под этими плитами, – поражаешься тем странным сплетением обстоятельств, которое соединяет и разъединяет людей. Как будто здесь собрались после смерти все те, кто когда-то составляли тесный кружок придворного общества. На маленьком пространстве старого Лазаревского кладбища погребена целая эпоха, целый мир отживших идей, почти все придворное общество Елизаветы, Екатерины и Павла. Здесь, над могилами этих людей, стоят памятники, плачущие женщины над урнами, молящиеся дети, вазы, саркофаги, дуб, сломанный грозой, – аллегорическое изображение погибшей молодой жизни» [248 - Врангель Н.Н. Забытые могилы // Старые годы. 1907. Февр. С. 44.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Состояние «забытых могил» далеко не было образцовым. Мраморная скульптура разрушалась, памятники утопали в земле, расколотые надгробные плиты использовались для мощения дорожек и забутовки оснований под новые памятники. Множество надгробий, расположенных на тесном пространстве (менее гектара), оказались погребенными под последующими захоронениями. Захоронения на кладбище были прекращены в 1919 г., а с 1923 г. этот некрополь закрыли для посещения. Общество «Старый Петербург» взяло кладбище в аренду, начав там научно-исследовательские и реставрационные работы. Велись обмеры и фотофиксация памятников, составлен полный перечень сохранившихся надгробий.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В мае 1927 г. начались раскопки у западной стены Лазаревской усыпальницы. Инициатором этих раскопок был активист общества «Старый Петербург» Н. В. Успенский, ставший хранителем Лазаревского некрополя [249 - Пирютко Ю.М. Первый хранитель пантеона // Ленингр. панорама. 1987. № 10. С. 37–38.]. На глубине до двух метров найден целый ряд надгробных плит первой половины XVIII в., в том числе и древнейшие из сохранившихся надгробных памятников Петербурга – плиты И. И. и Д. Г. Ржевских (1710-1720-е гг.). Близ усыпальницы на месте раскопок оставлен приямок, позволяющий судить о толщине культурного слоя в некрополе. В 1929 г. обнаружено мощение клинкерным кирпичом главной дорожки, идущей от входа к Лазаревской усыпальнице. Велась реставрация наиболее пострадавших от времени надгробных памятников: Е. Я. Державиной и А. С. Попова.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1931 г. Наркомпросом РСФСР было выдвинуто предложение создать музеи-некрополи на базе Лазаревского кладбища в Ленинграде и Донского монастыря в Москве. Это было продиктовано реальной необходимостью: в связи с планами уничтожения ряда исторических кладбищ возникла опасность безвозвратной утраты многих исторических захоронений и ценных художественных надгробий.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Уже в октябре 1931 г. на Лазаревское кладбище со Смоленского были перенесены останки скульпторов М. И. Козловского, Ф. И. Шубина и поэтессы Е. Б. Кульман [250 - Архив ГМГС, журнал записей. 21.10.1931 г.]. Перевезли в некрополь и их надгробные памятники. В то же время начался вывоз наиболее ценных скульптурных памятников (без перезахоронений) с Волковских кладбищ (М. С. Таировой, Г. и И. Фредерикс). Несколько скульптурных и архитектурных надгробий перенесли с кладбища Сергиевой пустыни, обреченного на полное уничтожение.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Точную цифру перенесенных памятников в настоящее время указать невозможно, так как некоторые не переносились полностью, с них лишь снимались скульптурные детали; другие, из числа перевезенных на Лазаревское кладбище, позднее были перенесены в соседний Некрополь мастеров искусств; ряд памятников в процессе переноса был утрачен. В настоящее время на музейном учете в Некрополе XVIII века находятся сорок два памятника из числа перенесенных в 1932–1939 гг. Среди них надгробия И. П. Мартоса, Ф. Ф. Щедрина, В. Л. Боровиковского, А. Д. Захарова, Ж. Тома де Томона – со Смоленских кладбищ; К. И. Росси, А. Д. Литке – с Волковского лютеранского и т. д. Процесс перезахоронений, прерванный войной, продолжился в начале 1950-х гг., когда в Некрополь XVIII века были перенесены прах и надгробия академика Л. Эйлера – со Смоленского лютеранского, и академика А. К. Нартова – с упраздненного Благовещенского кладбища.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С декабря 1932 г. на территории Лазаревского некрополя начался снос памятников, не представлявших, по понятиям того времени, художественного и исторического интереса. Только в декабре 1932 г. было уничтожено двадцать пять памятников, в феврале 1934 г. – пятнадцать. Сносу подлежали главным образом надгробия, сооруженные в конце XIX—начале XX в. [251 - Там же, записи от 17.12.1932 г.; 28.02.1934 г.]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Знакомясь с Лазаревским некрополем в его современном состоянии, надо учитывать, что далеко не все исторические захоронения пропали именно в 1930-е гг. Многое погибло в течение исторического существования кладбища, в ходе его естественного обновления. Сейчас в некрополе находится несколько десятков надгробных плит, найденных во время археологических раскопок и в начале XX в. считавшихся навсегда утраченными.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Единственное захоронение послереволюционного времени в Лазаревском некрополе – скульптора Л. В. Блезе-Манизер, скончавшейся в 1924 г. [252 - Там же, запись от 21.10.1931 г. – об установке надгробия работы М. Г. Манизера.]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Кладбище-музей надгробных памятников», как именовалось Лазаревское согласно Постановлению президиума Ленсовета от 23 июля 1932 г., в 1939 г. назвали Некрополем XVIII века, и оно стало частью экспозиции Музея городской скульптуры. Однако до самой войны посещение некрополя было возможно лишь в составе организованных групп. В первые послевоенные годы были проведены первоочередные работы по благоустройству некрополя, и с конца 1940-х гг. его открыли для посетителей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В Некрополе XVIII века ведутся значительные реставрационные работы. В 1954–1955 гг. ряд уникальных скульптурных памятников, хранение которых на открытом воздухе представлялось губительным, перенесены в музейную экспозицию Благовещенской усыпальницы. Среди них надгробия Е. С. Куракиной и Е. И. Гагариной, детали памятников А. Ф. Турчанинову, А. С. Попову, М. С. Таировой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1960– 1980-е гг. в Некрополе произошло еще три перезахоронения. В 1967 г., когда отмечалось стопятидесятилетие со дня смерти Д. Кваренги, ленинградские историки попытались найти место захоронения великого архитектора на Волковском лютеранском кладбище. В результате специальных архивных исследований и археологических раскопок останки Д. Кваренги были обнаружены и перенесены в музейный некрополь [253 - Кирпичников А. Поиски Джакомо Кваренги // Неделя. 1970. № 29.]. В 1979 г. было проведено перезахоронение со Смоленского лютеранского кладбища выдающегося инженера и механика А. Бетанкура. Его надгробие в виде шестиметровой чугунной колонны, отлитой по проекту О. Монферрана в 1825 г., нуждалось в срочной реставрации. Эту работу провел Музей городской скульптуры, в некрополь которого и перенесли прах и памятник А. Бетанкура.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Наконец, в 1988 г. в некрополе были захоронены останки академика С. П. Крашенинникова, путешественника и исследователя Камчатки. Выдающийся ученый был похоронен на кладбище у Благовещенской церкви на Васильевском острове. При строительных работах, проходивших в 1955 г. на месте давно несуществующего кладбища, случайно была найдена часть надгробной плиты Крашенинникова. При вскрытии обнаруженного склепа найден череп, по которому ученики антрополога М. М. Герасимова воссоздали документальный портрет ученого [254 - История одного экспоната / Сост. Г. И. Сапунова. Л., 1982.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В настоящее время на территории Некрополя XVIII века сохранилось 1 126 памятников. До начала реконструктивных работ, по описи Лазаревского кладбища 1935 г., насчитывалось 1503 надгробия [255 - Некрополь XVIII века (Лазаревское кладбище). Лазаревская усыпальница. План-путеводитель. Спб., 2006; Перечень могил и надгробий Лазаревского кладбища, 1935 г. // Архив ГМГС.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Важнейшим источником, по которому можно установить, кто был погребен в этом некрополе, является рукописный «Хронологический список особ, погребенных в Александро-Невском монастыре» в трех томах, доведенный до 1916 г. [256 - Находится в научной библиотеке ГМГС.] Здесь помещены записи о погребениях с 1716 по 1916 г. на всех лаврских кладбищах и в усыпальницах – общим числом двенадцать тысяч двести восемь. Списки эти, однако, не полны. В них отсутствуют, например, ряд погребений, отмеченных в списках эпитафий Лазаревского некрополя в «Описании Петербурга» А. И. Богданова и В. Г. Рубана 1779 г. Около четырехсот памятников XVIII – первой половины XIX в., не отмеченных в «Хронологическом списке», находятся сейчас на территории Некрополя XVIII века.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не имея возможности дать полный перечень утрат, назовем лишь некоторые; захоронения XVIII в. в большинстве исчезли еще в прошлом столетии:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Аргамаков Алексей Михайлович. 1711–1757. Директор Московского университета, советник мануфактур-коллегии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Арескин Роберт Карлович. 1677–1718. Лейб-медик, президент Аптекарской канцелярии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бегер Федор Федорович. 1790–1861. Томский гражданский губернатор, начальник горных Алтайских заводов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Болтин Иван Никитич. 1735–1792. Историк, государственный деятель.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вейде Адам Адамович. 1667–1720. Генерал, сподвижник Петра I, участник Азовского, Прутского походов, Гангутского сражения.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Голицын Юрий Николаевич, кн. 1823–1872. Музыкальный деятель; знакомый А. И. Герцена, писавшего о нем в «Былом и думах».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Головин Автомон Михайлович. Ум. 1718. Комнатный стольник Петра I, полковник Преображенского полка, участник Азовского похода, был пленен под Нарвой и обменен в 1718 г.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дивиер Антон Мануилович, гр. 1676–1745. Генерал-аншеф, первый генерал-полицмейстер Петербурга; в 1727 г. сослан, в 1743 г. возвращен в Петербург.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дивов Иван Иванович. 1707–1773. Президент юстиц-коллегии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Долгоруков Яков Федорович, кн. 1639–1720. Государственный деятель, дипломат, сподвижник Петра I; плененный шведами под Нарвой, бежал из плена в 1711 г., захватив вражеский фрегат.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Жандр Андрей Андреевич. 1789–1873. Близкий друг А. С. Грибоедова, сохранивший наиболее авторитетный список «Горя от ума».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Жуков Петр Федорович. 1736–1782. Председатель Петербургского губернского магистрата; библиофил, книжное собрание которого стало основой Библиотеки Петербургского университета.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Затрапезнов Алексей Иванович. 1732–1773. Последний в роде владелец Ярославской большой полотняной мануфактуры.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Квашнина-Самарина Анна Юрьевна (рожд. Ржевская). Ум. 1781. Сестра Сары Юрьевны Ржевской, вышедшей замуж за А. Ф. Пушкина; ее племянница, М. А. Пушкина, жена О. А. Ганнибала, бабушка А. С. Пушкина.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кондоиди Павел Захарович. 1710–1760. Лейб-медик, заложил основы медицинского законодательства в России.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Никодим (Адам Селий). 1675–1745. Монах Александро-Невского монастыря, преподаватель духовной семинарии, автор «Истории Российской иерархии», написанной на латыни.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Перфильев Степан Васильевич. 1734–1793. Генерал-майор, один из воспитателей Павла I, масон.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сидоров Михаил Константинович. 1823–1887. Путешественник, исследователь Русского Севера, почетный член Вольного экономического общества.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ушаков Федор Иванович. 1693–1766. Генерал-аншеф, подполковник Преображенского полка, дипломат.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Чемесов Евграф Петрович. 1737–1765. Художник, заведующий гравировальным классом, конференц-секретарь Академии художеств.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Названия дорожек Некрополя XVIII века связаны с памятниками, находящимися на них: Ломоносовская, Россиевская, Бетанкуровская, Захаровская, Радищевская, Старовская и Фонвизинская. От входа в некрополь идет вымощенная кирпичом Петровская дорожка, от нее через центр некрополя проходит дорожка Мастеров искусств.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Для Лазаревского кладбища характерны сохранившиеся родовые гнезда. Так, близ входа в некрополь находятся памятники Ольхиных, Ростовцевых, Кусовых и Кокушкиных – представителей богатого петербургского купечества, связанных семейными узами. Тут же памятники родственных семей Яковлевых, Зиминых, Авдулиных, Шишмаревых, происходящих от осташковского крестьянина Саввы Яковлева, крупнейшего русского заводчика XVIII в.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Хотя первоначально на Лазаревском кладбище хоронили лишь дворян, с 1740-х гг. появляются и купеческие памятники. Обыкновенный взнос за погребение на Лазаревском кладбище в середине XVIII в. составлял пятьдесят рублей, погребение в церкви стоило вдвое дороже. Больших средств требовали также заказ заупокойных служб, поминальная трапеза для монахов и т. д.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Близ Лазаревской усыпальницы – родовое гнездо Шереметевых, Колычевых, Хитрово, тесно связанных генеалогически. Много в некрополе памятников рода Демидовых, с которыми связаны были архитекторы И. Е. Старов и А. Ф. Кокоринов. Сохранился ряд памятников Мордвиновых, Столыпиных, Муравьевых, родившихся в разных поколениях. Фамилия М. В. Ломоносова представлена надгробиями его дочери и внучки вблизи памятника самому ученому, а также саркофажцем Николеньки Волконского, с эпитафией, написанной А. С. Пушкиным, – у южной ограды некрополя. Мать Николеньки, жена декабриста С. Г. Волконского, Мария Николаевна Раевская– правнучка Ломоносова по матери.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В Лазаревском некрополе похоронены: вдова А. С. Пушкина, Наталья Николаевна, со своим вторым супругом, генералом П. П. Ланским; жены А. Н. Радищева, Г. Р. Державина, матери К. Н. Батюшкова, Н. П. Огарева, поэта-декабриста А. И. Одоевского и другие родственники наших известных литераторов, музыкантов, ученых.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Предлагаемые списки надгробий дают представление о Некрополе XVIII века как неоценимом первоисточнике для исследователей русской культуры, истории, генеалогии, геральдики, монументального искусства. По условиям издания, списки не являются исчерпывающими. В них включены в первую очередь памятники, представляющие несомненный исторический интерес, уникальные в художественном отношении или характерные по стилю для того или иного периода существования некрополя. Биографические сведения максимально ограничены. При разночтениях в датах жизни приняты даты, закрепившиеся в литературе. Для удобства нахождения памятников указаны участки, расположение которых соответствует прилагаемому плану.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Исторические захоронения на Лазаревском кладбище<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;1. Авдулин Алексей Николаевич. 1776–1838. Генерал-майор, участник Отечественной войны 1812 г. Глыба с крестом. В одной ограде с памятником жене, Е. С. Авдулиной (рожд. Яковлевой). 1789–1832. IX уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;2. Авраам, инок. Ум. 1 декабря 1801 г., 115 лет от роду. Монах Александро-Невской лавры. Саркофаг из плит. XII уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;3. Ададуров Василий Васильевич. 1764–1845. Генерал-майор; сын В. Е. Ададурова. Гранитная колонна. III уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;4. Ададуров Василий Евдокимович. 1709–1780. Сенатор, куратор Московского университета, математик, геральдист, воспитатель имп. Екатерины II. Стела-обелиск с гербом и эпитафией. IV уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;5. Александрова Екатерина (рожд. Дедешина). 1748–1805. Жена Никиты Александрова, управляющего гр. Н. П. Шереметева. Саркофаг на ножках-шарах. VII уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;6. Алексеева Екатерина Михайловна. 1769–1804. Жена генерал-майора (И. И. Алексеева?). Скульптура «плакальщицы Трискорни» на мраморном постаменте с бронзовыми деталями, со стихотворной эпитафией. Мастерская А. Трискорни, 1800-е гг. II уч., в конце Петровской дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;7. Альбрехт Варвара Сергеевна (рожд. Яковлева). 1803–1831. Дочь заводчика С. С. Яковлева, жена генерал-майора К. И. Альбрехта. Гранитная полуколонна, однотипная с соседним памятником сестре, Е. С. Авдулиной. IX уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;8. Амосов Иван Григорьевич. 1709–1779. Штаб-квартирмейстер Императорского двора. Мраморный постамент с рельефами. VII уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;9. Анна Даниловна. 1729–1786. Придворная карлица с 1748 г. Плита из известняка. V уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;10. Антропов Алексей Петрович. 1716–1795. Живописец. Гранитный саркофаг. III уч., у вост. ограды.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;11. Апайщикова Анна Ивановна. 1769–1811. Дочь именитого гражданина И. А. Апайщикова. 1728–1793. Мраморный портал с рельефом плакальщицы, стихотворная эпитафия. IX уч., у зап. ограды, на семейном месте Апайщиковых.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;12. Апраксин Алексей Петрович, гр. 1711–1733. Камер-юнкер, в 1729 г. принял католичество, сделан шутом имп. Анны Иоанновны. Чугунная плита, найденная при раскопках 1929–1931 гг. Вмурована в зап. стену Лазаревской церкви.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;13. Апраксин Матвей Федорович, гр. 1744–1803. Двоюродный внук генерал-адмирала Ф. М. Апраксина, сподвижника Петра I. Полуколонна на постаменте. VII уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;14. Арбенев Иосаф Иевлевич. 1742–1808. Генерал от инфантерии, командир Измайловского полка. Полуколонна с гербом; рядом памятник жене, М. И. Арбеневой (рожд. Козловой). 1741–1804. IV уч., слева от Петровской дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;15. Армянинов Илья Иванович. 1746–1797. Петербургский купец.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Армянинов Александр Ильич. 1791–1822. Сын И. И. Армянинова. Полуколонна с рустом; стихотворная эпитафия. Неизв. мастер, 1820-е гг. VIII уч., на семейном месте Армяниновых.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;16. Архаров Иван Петрович. 1744–1815. Генерал от инфантерии, военный губернатор Москвы; тесть писателя В. А. Соллогуба. Гранитный саркофаг с медной доской на крышке, однотипный с соседним памятником второй жене, Е. А. Архаровой (рожд. Римской-Корсаковой). 1755–1836. IV уч., в начале Ломоносовской дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;17. Багратион-Имеретинский Александр Георгиевич, кн. 1796–1862. Генерал о г кавалерии, генерал-адъютант. Гранитная колонна, однотипная с соседним памятником брату, кн. Д. Г. Багратиону-Имеретинскому 1800–1846. VI уч., близ часовни М. Н. Муравьева.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;18. Бакунин Павел Петрович. 1762–1805. Сын П. В. Бакунина, камер-юнкер; был женат на Е. А. Саблуковой, в их дочь Екатерину был влюблен А. С. Пушкин. Мраморный обелиск на ножках-шарах. II уч., близ Лазаревской церкви.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;19. Бакунин Петр Васильевич, «меньшой». 1734–1786. Тайный советник, член Иностранной коллегии; входил в кружок Г. Р. Державина, Н. А. Львова, В. В. Капниста. Мраморный саркофаг на постаменте. Поставлен на средства гр. А. Р. Воронцова. Итальянский мастер (?). У входа в Лазаревскую церковь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;20. Балк-Полев Петр (Павел) Федорович. 1689–1743. Генерал-лейтенант, камергер, участник Северной войны, отличился в сражении при Лесной; сын Ф. Н. Балка и М. И. Монс, сестры Анны Монс, фаворитки Петра I. Чугунная плита с гербом. I уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;21. Барятинский Михаил Данилович, кн. 1715–1806.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Челищев Алексей Богданович. 1744–1806. Пирамида из плит на постаменте. I уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;22. Баташев Александр Иванович. 1741–1807. Заводчик. Похоронен с женой, дочерью заводчика Саввы Яковлева А. С. Баташевой (рожд. Яковлевой). Ум. 1825. Мраморный пилон с рельефом плакальщицы. VII уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;23. Баташев Андрей Андреевич. 1746–1816. Коллежский асессор. Чугунный саркофаг с мраморной скульптурой; стихотворная эпитафия; художественная ограда. Памятник перенесен из Сергиевой пустыни в 1930-е гг.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;24. Баташев Сила Андреевич. 1794–1838. Полковник. Мраморная стела с рельефом военной арматуры. Памятник перенесен из Сергиевой пустыни в 1931 г. X уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;25. Баташева Анна Герасимовна (рожд. Сушкина). 1754–1781. Жена тульского купца Авраама Баташева. Мраморный постамент с рельефами. VII уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;26. Баташева Анна Лукьяновна. 1726–1786. Вдова Федора Тарасовича Баташева. Мраморный постамент с рельефами (выполнен в той же мастерской, что и памятник А. Г. Баташевой?). VII уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;27. Батурин Евграф Петрович. 1767–1811. Полковник. Пилон с урной; герб; стихотворная эпитафия. V уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;28. Батюшкова Александра Григорьевна (рожд. Бердяева). Ум. 1795. Супруга вятского губернского прокурора Н. Л. Батюшкова, мать поэта К. Н. Батюшкова. Гранитный постамент с вазой. Памятник поставлен мужем в 1795 г. VIII уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;29. Безобразова Анна Александровна. 1815–1830. Внучка обер-штеркригс-комиссара М. О. Безобразова. 1746–1789. Гранитный постамент со скульптурной мраморной вазой. VIII уч., на семейном месте Безобразовых, рядом с памятником деду сооруженным в 1822 г.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;30. Бек Иван Александрович. 1807–1842. Камер-юнкер, поэт, переводчик; его вдова, М. А. Столыпина, была вторым браком за П. П. Вяземским, сыном поэта. Мраморный саркофаг с рельефами; художественная ограда. V уч., на семейном месте Беков.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;31. Беклешева Анна Ивановна (рожд. Неронова). 1753–1805. Жена Н. А. Беклешева, в первом браке Байкова.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Беклешев Николай Андреевич. 1741–1822. Сенатор. Гранитный обелиск на ножках-шарах; в ограде из цепей. IV уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;32. Белавина Анна Сергеевна (рожд. Шкурина). 1791–1810. Жена штабс-ротмистра Кавалергардского полка В. И. Белавина. Мраморная полуколонна с урной. I уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;33. Белосельская-Белозерская Анна Григорьевна, кн. (рожд. Козицкая). 1773–1846. Статс-дама, дочь Г. В. Козицкого, статс-секретаря имп. Екатерины II, вторая жена кн. А. М. Белосельского-Белозерского. Портал с горельефной композицией. Ск. И. П. Витали, 1846 г. В сев. стене Лазаревской церкви.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;34. Белосельский-Белозерский Александр Михайлович, кн. 1752–1809. Дипломат, литератор, философ; отец З. А. Волконской. Портал с портретом и скульптурной группой. Арх. Тома де Томон, ск. Ж. Камберлен, 1810 г. Стихотворная эпитафия И. И. Дмитриева. В сев. стене Лазаревской церкви.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;35. Бем Надежда Степановна (рожд. Мамонтова). 1799–1856. Жена статского советника П. Н. Бема.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Оппенгейм Варвара Петровна. Ум. 1886.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Оппенгейм Эдуард Михайлович. Ум. 1909. Сень-грот из туфа. Неизв. мастер, 1850-е гг. XI уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;36. Берилова (Гладышева) Анастасия Парфентьевна. 1778–1804. Первая танцовщица придворного театра. Архитектурное надгробие; стихотворная эпитафия. VI уч., слева от Ломоносовской дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;37. Беспалов Василий Семенович. 1772–1791. Сын петербургского купца. Гранитный саркофаг. II уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;38. Бестужев-Рюмин Петр Дмитриевич, кн. 1709–1759. Генерал-майор, командир 3-го кирасирского полка. Плита известняковая с гербом. Памятник возобновлен в 1914 г. VII уч., Петровская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;39. Бетанкур Августин. 1758–1824. Инженер-механик, основатель Института инженеров путей сообщения. Чугунная колонна с урной. Арх. О. Монферран, 1825 г. Памятник изготовлен в Нижнем Новгороде. Прах и памятник перенесены в некрополь со Смоленского лютеранского кл. в 1979 г. Бетанкуровская дор., у зап. стены.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;40. Бибиков Александр Александрович. 1765–1822. Сенатор, командующий Петербургским ополчением в Отечественную войну 1812 г. Гранитная полуколонна на постаменте, рядом с памятником матери, А. С. Бибиковой (рожд. кн. Козловской). 1729–1800. IX уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;41. Бибикова Анна Васильевна (рожд. Ханыкова). 1772–1826. Вдова А. А. Бибикова. Гранитная полуколонна с чугунным крестом, оплетенным змеей. IX уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;42. Бибикова Варвара Никитична (рожд. Шишкова). 1719–1773. Вторая жена генерал-инженер-поручика И. А. Бибикова, мать жены М. И. Кутузова. Мраморная полуколонна на постаменте. Памятник сооружен в 1807 г. дочерью, Е. И. Голенищевой-Кутузовой. IV уч., слева от Петровской дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;43. Бизюкин Гаврила Васильевич. 1697–1775. Полковник Адмиралтейской коллегии. Плита с эпитафией. IV уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;44. Бичурин Иоакинф (Никита Яковлевич). 1777–1853. Ученый-китаевед; монах Александро-Невской лавры. Гранитная капличка с крестом; эпитафия китайскими иероглифами. Неизв. мастер, 1865 г. В сев. – зап. углу некрополя.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;45. Блезе-Манизер Лина Валерьяновна. 1891–1924. Скульптор; первая жена скульптора М. Г. Манизера. Архитектурное надгробие с портретом. Ск. М. Г. Манизер, 1926 г. V уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;46. Блудова Авдотья Ферапонтовна (рожд. Суровцева). 1754–1793. Жена артиллерии капитана И. Я. Блудова. Мраморная плита с эпитафией. IV уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;47. Богданович Иван Петрович. 1801–1819. Корнет Кавалергардского полка. Колонна с рустом и со скульптурой «плакальщицы Трискорни». I уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;48. Богданович Лука Федорович. 1779–1865. Адмирал. Гранитная стела в ограде из якорей и цепей. IX уч., у зап. стены.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;49. Болотников Алексей Ульянович. 1760–1828. Сенатор, помощник поэта И. И. Дмитриева на посту министра юстиции.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Болотников Ульян Тихонович. 1722–1782. Полковник Адмиралтейского ведомства. Скульптура молящейся у алтаря. Неизв. мастер, кон. 1820-х гг. V уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;50. Боровиковский Владимир Лукич. 1757–1825. Живописец. Гранитный саркофаг на львиных лапах. Прах и памятник перенесены со Смоленского православного кл. в 1931 г. III уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;51. Борщова Александра Федоровна (рожд. Дубянская). 1769–1798. Дочь Ф. Я. Дубянского, жена генерал-лейтенанта С. С. Борщова.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Борщов Александр Сергеевич. 1792–1807. Сын С. С. и А. Ф. Борщовых. Постамент из плит с вазой-светильником. Неизв. мастер, 1820-е гг. На одном постаменте с памятником дочери Борщовых, М. С. Задонской (1791–1825), жены генерал-лейтенанта В. Д. Задонского. IV уч., на семейном месте Борщовых и Дубянских.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;52. Брусилова Екатерина Петровна. 1778–1801. Дочь дворянина Орловской губ. П. И. Брусилова. Полуколонна с вазой. Памятник поставлен отцом в 1801 г. V уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;53. Булгари Николай Антонович, гр. 1739–1812. Отец Я. Н. Булгари, участника восстания Ипсиланти и тайного общества «Филики Этерия»; дед декабриста Н. Я. Булгари. Архитектурное надгробие. Памятник поставлен сыном в 1812 г. VIII уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;54. Бутков Владимир Петрович. 1814–1881. Государственный деятель, инициатор судебных реформ 1864 г.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Буткова Наталья Владимировна. 1820–1885. Жена В. П. Буткова. Гранитный саркофаг с массивным крестом. XII уч., у сев. стены.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;55. Вадковский Федор Федорович. 1756–1806. Сенатор, действительный тайный советник; отец декабриста Ф. Ф. Вадковского. Гранитный алтарь с мраморной книгой; рядом с памятником родителям, Ф. И. Вадковскому (1712–1783) и И. А. Вадковской (ум. 1774). IX уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;56. Ванифантьева Анастасия. 1761–1788. Жена петербургского купца и директора Государственного ассигнационного банка И. М. Ванифантьева. Гранитный саркофаг с эпитафией, рядом с памятниками мужу, И. М. Ванифантьеву (ум. 1813), и сыну, Н. И. Ванифантьеву (1780–1823). V уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;57. Варварин Иван Федорович. 1750–1825. Петербургский, ранее любимский купец. Гранитный саркофаг, однотипный с соседними, семьи Варвариных. III уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;58. Варенцов Алексей Николаевич. 1751–1807. Обер-провиантмейстер.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Варенцова Анна Ивановна (рожд. Куманина). 1756–1801. Первая жена А. Н. Варенцова.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Варенцова Екатерина Алексеевна (рожд. Сырейщикова). 1775–1804. Вторая жена А. Н. Варенцова.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Постамент-жертвенник с вазой. II уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;59. Васильев Алексей Иванович, гр. 1742–1806. Директор Медицинской коллегии, государственный казначей, министр финансов. Архитектурное надгробие с аллегорическими рельефами. Арх. Д. Кваренги, ск. И. П. Мартос, кон. 1800-х гг. В одной ограде с памятником брату, Ф. И. Васильеву (1749–1798). X уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;60. Вахтина Елизавета Федоровна. 1734–1773. Жена секретаря Главной дворцовой канцелярии Ф. Г. Вахтина. Саркофаг из плит, с эпитафией. I уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;61. Вейдемейер Иван Андреевич. 1752–1820. Сенатор, член Государственного совета. Гранитная колонна с крестом. IX уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;62. Веневитиновы Георгий и Анна. Младенцы, дети А. В. Веневитинова, брата поэта Д. В. Веневитинова, и А. М. Веневитиновой (рожд. Виельгорской). Гранитные саркофажцы с накладными бронзовыми крестами. Неизв. мастер, 1840-е гг. На семейном месте Виельгорских. XI уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;63. Веригин Федот Михайлович. 1722–1783. Генерал-майор, член Военной канцелярии. Саркофаг из плит. VIII уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;64. Ветошников Михаил Николаевич. 1751–1791. Архитектор, строитель Кронштадта. Гранитная плита; рядом с памятником жене, Т. А. Ветошниковой (рожд. Березиной). 1760–1811. II уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;65. Вечерухина Стефанида Матвеевна. 1747–1813. Жена петербургского купца И. В. Вечерухина. Архитектурное надгробие со стихотворной эпитафией, близкое по форме к надгробию А. П. Бериловой. VIII уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;66. Вешняков Иван Петрович. 1791–1841. Генерал-майор. Мраморный скульптурный трехгранный жертвенник. IV уч., в начале Ломоносовской дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;67. Вешнякова Софья Николаевна (рожд. Толстая). 1801–1827. Жена полковника И. П. Вешнякова. Гранитный жертвенник с накладными чугунными деталями. IV уч., в начале Ломоносовской дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;68. Виельгорская Софья Дмитриевна (рожд. гр. Матюшкина). 1755–1796. Дочь гр. М. А. Матюшкина и кн. А. А. Гагариной, первая жена гр. Ю. М. Виельгорского, мать Михаила и Матвея Виельгорских. Полуколонна с гербом и портретом на постаменте. На семейном месте. XI уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;69. Виельгорский Иосиф Михайлович, гр. 1817–1839. Сын Мих. Ю. Виельгорского, друг Н. В. Гоголя. Умер в Риме. Гранитный саркофаг. XI уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;70. Витте Сергей Юльевич, гр. 1849–1915. Министр финансов, председатель Совета Министров, мемуарист. Газон с оградой. Бетанкуровская дор., у зап. стены.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;71. Власьева Екатерина Дмитриевна (рожд. Бехтеева). 1782–1824. Жена коллежского асессора. Архитектурное надгробие со скульптурой плакальщицы. XI уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;72. Волконский Николай Сергеевич. 1826–1828. Младенец, сын декабриста кн. С. Г. Волконского и М. Н. Раевской. Гранитный саркофажец со стихотворной эпитафией А. С. Пушкина. I уч., у юж. стены.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;73. Воронихин Андрей Никифорович. 1759–1814. Архитектор. Колонна с рустом, на котором изображен Казанский собор, увенчанная скульптурой. Ск. В. И. Демут-Малиновский (?), 1814 г. VI уч., Дор. мастеров искусств.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;74. Воронцов Илларион Иванович, гр. 1760–1790. Камер-юнкер. Мраморная пирамида со светильником. IV уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;75. Воронцов Михаил Андреевич, св. кн. гр. Шувалов. Ум. 1903. Мраморная плита; рядом с отцом, гр. А. П. Шуваловым. 1817–1876. IV уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;76. Гавриил Георгиевич, грузинский царевич. 1788–1812. Сын грузинского царя Георгия XII. Жертвенник со скульптурой «плакальщицы Трискорни»; стихотворная эпитафия. II уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;77. Галлер Александр Карлович. 1789–1850. Статский советник, обер-секретарь Сената. Мраморный обелиск-стела, однотипный с надгробием Н. С. Мордвинова. Мастер Е. М. Тропин (?). IV уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;78. Гедеонов Степан Александрович. 1815–1878. Директор Императорских театров, первый директор Эрмитажа, историк, археолог.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гедеонова Наталья Павловна (рожд. Шишкина). Ум. 1840.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гранитный постамент. Неизв. мастер, 1840-е гг. III уч., Ломоносовская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;79. Георгий Имеретинский. 1780–1807. Грузинский царевич. Архитектурное надгробие. Арх. Л. Руска, ск. П. Мадерни, 1807 г. II уч., близ Лазаревской церкви.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;80. Гика Смарагда Карловна. 1753–1818. Дочь молдавского господаря. Архитектурное надгробие. Мастер А. М. Пермагоров, кон. 1810-х гг.; стихотворная эпитафия на греческом и русском языках. XI уч., Мартосовская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;81. Глинка Александра. Ум. 1809. Грот из глыб со скульптурой плакальщицы. Памятник поставила мать, М. О. Глинка. IV уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;82. Голенищева-Кутузова Софья Павловна, гр. 1811–1848. Чугунная капличка в готическом стиле. VI уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;83. Голиков Иван Илларионович. 1729–1805. Курский купец, один из основателей Российско-Американской кампании. Полуколонна со светильником на постаменте; доска с эпитафией утрачена. VII уч., Дор. мастеров искусств.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;84. Голицын Александр Николаевич, кн. 1822–1823. Сын кн. Н. Б. Голицына и Е. А. Салтыковой. Гранитная полуколонка со стихотворной эпитафией. II уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;85. Голицын Борис Андреевич, кн. 1766–1822. Генерал-лейтенант, командующий Владимирским ополчением в Отечественную войну 1812 г. Гранитный жертвенник со стихотворной эпитафией. В 1938 г. памятник сдвинут влево с первоначального места. IV уч., Ломоносовская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;86. Голицын Михаил Михайлович, кн. 1793–1856. Генерал-майор Генерального штаба; был женат на внучке А. В. Суворова, Марии Аркадьевне. Мраморный саркофаг. IV уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;87. Голицын Петр Александрович, кн. 1771–1827. Генерал-майор, командир Литовского уланского полка. Срезанная гранитная колонна; художественная ограда. XI уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;88. Голицына Анна Григорьевна (рожд. кн. Чернышева). 1724–1770. Жена кн. Ф. С. Голицына, члена Ямской канцелярии. Гранитная плита с врезанной мраморной доской. I уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;89. Голицына Дарья Калинична, кн. (рожд. Горемыкина). 1760–1836. Вторая жена оберегермейстера кн. П. А. Голицына, брата кн. Д. А. Голицына, дипломата и ученого. Мраморная скульптура плакальщицы на гранитном постаменте. VI уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;90. Голицына Елена Александровна (рожд. кн. Салтыкова). 1802–1828. Первая жена кн. Н. Б. Голицына, дипломата, музыкального деятеля, которому Л. Бетховен посвятил «Голицынские квартеты», мать музыкального деятеля Ю. Н. Голицына. Полуколонна на постаменте. II уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;91. Голицына Мария Адамовна, кн. (рожд. гр. Олсуфьева). 1757–1820. Жена дипломата кн. Н. А. Голицына, владельца подмосковной усадьбы «Архангельское». Постамент; в одной ограде с памятником дочери, кн. М. Н. Голицыной. 1798–1812. IX уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;92. Голицына Прасковья Андреевна, кн. (рожд. гр. Шувалова). 1767–1828. Дочь гр. А. П. Шувалова, жена шталмейстера кн. М. А. Голицына. Грот из глыб. II уч., в начале Ломоносовской дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;93. Голицына Татьяна Кирилловна, кн. (рожд. Нарышкина). 1704–1757. Жена кн. М. М. Голицына «младшего», генерал-адмирала, президента Адмиралтейской коллегии. Плита из известняка; найдена в 1928 г. I уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;94. Головкина Софья Александровна, гр. (рожд. Демидова). 1766–1831. Статс-дама; жена гр. П. Г. Головкина, известная своей благотворительностью. Гранитный саркофаг. VI уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;95. Горчаков Алексей Иванович, кн. 1769–1817. Племянник А. В. Суворова; участник Итальянского похода, в 1812 г. управляющий Военным министерством. Гранитный постамент с барельефным портретом. VII уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;96. Гродницкий Даниил Романович. Ум. 1808. Аптекарь. Пирамида из плит на постаменте, с аллегорическим рельефом и эпитафией. Памятник перенесен со Смоленского православного кл. в 1930-е гг. III уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;97. Гунаропуло Прасковья Феопемтьевна (рожд. Попова). 1769–1795. Жена коллежского асессора А. Ю. Гунаропуло, дочь олонецкого купца Ф. В. Попова (1726–1774). Мраморный пилон с барельефным портретом. Ск. И. Г. Остеррайх (?), 1790-е гг. IV уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;98. Гурко Софья Владимировна. 1821–1841.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гурко Татьяна Алексеевна (рожд. бар. Корф). 1794–1840. Сестра и мать генерал-фельдмаршала И. В. Гурко, героя русско-турецкой войны 1877–1878 гг. Мраморный саркофаг с барельефными портретами. Памятник перенесен с Тихвинского кл. в 1930-е гг. X уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;99. Гурьева Татьяна Матвеевна. 1719–1783. Камер-фрау Плита со стихотворной эпитафией. V уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;100. Гуцци Мария Степановна. 1752–1817. Камер-фрейлина. Архитектурное надгробие с эпитафией на греческом языке. VIII уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;101. Давыдов Владимир Васильевич. 1784–1799. Архитектурное надгробие со стихотворной эпитафией. Памятник поставлен матерью. II уч., близ вост. ограды.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;102. Дарья Ростомовна (рожд. Эристова). 1779–1816. Грузинская царевна. Стела из мрамора и шифера. В сев. стене Лазаревской церкви.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;103. Демидов Александр Григорьевич. 1737–1803. Уральский заводчик; сын Г. А. Демидова; владелец поместья Тайцы под Петербургом. Грот из глыб; доска с эпитафией утрачена. На семейном месте Демидовых. VI уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;104. Демидов Григорий Александрович. 1765–1827. Камергер; сын А. Г. Демидова. Мраморная скульптура плакальщицы на постаменте; стихотворная эпитафия. Рядом с памятником жене, Е. П. Демидовой (рожд. кн. Лопухиной). 1783–1830. VI уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;105. Демидов Евдоким Никитич. 1713–1782. Уральский заводчик. Саркофаг в ограде с крышкой, однотипный с соседним памятником брату, Н. Н. Демидову 1728–1804. I уч., у зап. ограды.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;106. Демидов Иван Васильевич. 1713–1792. Генерал-цейхмейстер. Сын кабинет-секретаря имп. Елизаветы Петровны В. Н. Демидова. Гранитный саркофаг. На семейном месте Демидовых. IV уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;107. Демидов Петр Григорьевич. 1740–1826. Уральский заводчик; сын Г. А. Демидова, брат А. Г. Демидова; владелец поместья Сиворицы под Петербургом. Сень на полуарках, однотипная с соседним памятником жене, Е. А. Демидовой (рожд. Жеребцовой). 1748–1810. VI уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;108. Демидова Анастасия Евдокимовна. 1754–1772. Дочь Е. Н. Демидова. Мраморная плита с рельефом – череп в венке из роз. I уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;109. Демидова Прасковья Матвеевна (рожд. Олсуфьева). 1730–1813. Жена А. Г. Демидова. Мраморный жертвенник со скульптурой плакальщицы. Мастерская А. Трискорни (?), 1810-е гг. VI уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;110. Демидовы: Александра (1796–1800) и Николай (1799–1800). Младенцы, дети Н. Н. Демидова, дипломата и филантропа, отца П. Н. Демидова, учредителя «Демидовских» премий Академии наук. Мраморная скульптура матери у ложа ребенка, на постаменте с барельефом младенца. Мастерская А. Трискорни (ск. П. Трискорни?), 1800 г. IV уч., Ломоносовская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;111. Демчинская Евдокия Алексеевна (рожд. Татищева). 1781–1807. Архитектурное надгробие с мраморным рельефом. Памятник перенесен со Смоленского православного кл. в 1931 г. VII уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;112. Державина Екатерина Яковлевна (рожд. Бастидон). 1760–1794. Дочь камердинера имп. Петра III, первая жена Г. Р. Державина. Пилон с урной и рельефом. Ск. Гофман (?); стихотворная эпитафия Г. Р. Державина. I уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;113. Дмитриев Григорий Дмитриевич. 1714–1746. Архитектор. Плита с эпитафией. V уч., Дор. мастеров искусств.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;114. Дмитриев Симон. 1729–1799. Петербургский купец. Надгробие в виде гранитной барки. Памятник перенесен с Георгиевского кл. на Б. Охте в 1939 г. III уч. Ломоносовская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;115. Дмитриева Ольга Федоровна (рожд. гр. Толстая). 1848–1869. Дочь художника Ф. П. Толстого. Мраморный крест на постаменте. X уч., Бетанкуровская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;116. Дмитрий, грузинский царевич. 1727–1745.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Стефан, грузинский царевич. 1729–1744. Чугунная плита со стихотворной эпитафией; плита царевича Стефана утрачена. В сев. стене Лазаревской церкви.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;117. Долгоруков Александр Васильевич, кн. 1839–1876. Сын кн. В. А. Долгорукова. Мраморный саркофаг с крестом на крышке. XI уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;118. Долгоруков Василий Андреевич, кн. 1804–1868. Генерал-адъютант, шеф жандармов, начальник III Отделения.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Долгорукова Ольга Карловна, кн. (рожд. гр. Сен-При). Ум. 1853. Жена В. А. Долгорукова.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Архитектурное надгробие. Неизв. мастер, 1850-е гг. XI уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;119. Долгорукова Елизавета Федоровна, кн. (рожд. Дубянская). 1741–1779. Дочь протоиерея Ф. Я. Дубянского, духовника имп. Елизаветы Петровны, жена кн. Я. П. Долгорукова. Гранитная плита с врезанной мраморной доской, однотипная с соседним надгробием брата, Д. Ф. Дубянского (1771–1781); стихотворная эпитафия И. Слатвинского. II уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;120. Дубянский Дмитрий Михайлович. 1768–1825. Внук протоиерея Ф. Я. Дубянского; директор Певческой капеллы. Гранитный жертвенник с урной. На семейном месте, рядом с мраморным обелиском брата, А. М. Дубянского. 1771–1843. IV уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;121. Дубянский Петр Яковлевич. Ум. 1822. Коллежский советник. Полуколонна со скульптурой «плакальщицы Трискорни». IV уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;122. Дубянский Федор Михайлович. 1760–1796. Советник правления Государственного заемного банка, композитор-любитель, автор романса «Стонет сизый голубочек». Гранитный жертвенник с урной, оплетенной змеей; доска с эпитафией утрачена. IV уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;123. Дурново Никита Дмитриевич. 1795–1811. Мраморный пилон с рельефом плакальщицы; в ограде. Однотипный с соседним надгробием брата, С. Д. Дурново. 1796–1812. VII уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;124. Дьяков (Дьяконов) Алексей Степанович. 1734–1789. Бригадир. Имел внебрачного сына, О.А. Кипренского (1782–1836). Известниковая плита. Х уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;125. Еллинская Мавра Ивановна. 1786–1817. Жена коллежского советника, лейб-хирурга М. Н. Еллинского. Архитектурное надгробие. IX уч., Петровская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;126. Еропкин Алексей Михайлович. 1716–1764. Действительный статский советник. Саркофаг из плит, однотипный с соседним памятником жене, А. В. Еропкиной. 1723–1782. IX уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;127. Ерофеев Никифор Павлович. 1733–1786. Владелец стекольной фабрики. Плита из известняка. III уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;128. Жадимеровский Алексей Петрович. 1758–1823. Купец 1-й гильдии. Гранитный портик с мраморным саркофагом. Мастер М. Абрамов; стихотворная эпитафия. Памятник, однотипный с соседним надгробием жены, А. Е. Жадимеровской. Ум. 1828. IX уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;129. Жадимеровская Анна Дмитриевна (рожд. Рыбникова). 1797–1819. Дочь дорогобужского купца, жена И. А. Жадимеровского. Мраморный жертвенник с урной; стихотворная эпитафия. На семейном месте Жадимеровских. IX уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;130. Жадимеровская Софья Ивановна. 1827–1832. Дочь И. А. Жадимеровского. Полуколонна с рельефом сломанного цветка и со стихотворной эпитафией. IX уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;131. Жандр Александра Ивановна. 1804–1827. Мраморная полуколонна. VIII уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;132. Желтухина Екатерина Дмитриевна (рожд. кн. Тенишева). 1790–1817. Жена генерал-майора С. Ф. Желтухина, с дочерью, Желтухиной Н. С. (1816–1825) и Каховской Н. А. (1786–1827). Мраморная полуколонна. VII уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;133. Жеребцов Алексей Алексеевич. 1758–1819. Сенатор, сотенный начальник земского войска в Отечественную войну 1812 г. Полуколонна с вазой; в одной ограде с однотипными памятниками жене, А. А. Жеребцовой (рожд. Еропкиной), ум. 1825, и свояченице, П. А. Еропкиной, ум. 1817. VII уч., Мартосовская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;134. Жуков Михаил Михайлович. 1728–1803. Действительный тайный советник, литератор. Скульптура плакальщицы на постаменте. Памятник поставлен женой, А. В. Энгельгардт, в 1815 г., возобновлен В. В. Энгельгардтом в 1822 г. VI уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;135. Завадовский Петр Васильевич, гр. 1739–1812. Государственный деятель, кабинет-секретарь имп. Екатерины II, министр народного просвещения. Портик-сень со скульптурной композицией. Ск. Ж. Камберлен, 1812 г. IV уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;136. Завалиевский Александр Степанович. 1800–1830. Капитан лейб-гвардии Саперного батальона. Гранитный жертвенник с чугунной арматурой. Памятник перенесен со Смоленского православного кл. в 1931 г. IX уч., Петровская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;137. Закревская Ольга Арсентьевна, гр. Ум. 1833. Дочь А. Ф. Закревской (рожд. гр. Толстой), известной в истории русской литературы. Грот из глыб. II уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;138. Закурин Федор Васильевич. 1793–1828. Сын петербургского купца В. М. Закурина. Мраморная полуколонна со скульптурой, символизирующей Веру. VIII уч., близ надгробия родителей, В. М. и П. И. Закуриных.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;139. Захаржевская Елена Александровна (рожд. гр. Самойлова). Ум. 1843. Гранитный скульптурный саркофаг. Неизв. мастер, 1840-е гг. I уч., Петровская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;140. Захаров Андреян Дмитриевич. 1760–1811. Архитектор. Гранитный жертвенник на подиуме с урнами. Памятник общий с родителями, Д. В. Захаровым (1732–1810) и Е. В. Захаровой (1740–1830). Прах и памятник перенесены со Смоленского православного кл. в 1936 г. V уч., у пересечения Захаровской дор. и Дор. мастеров искусств.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;141. Земмельгак Якоб. 1751–1812. Скульптор, автор надгробий в Некрополе XVIII в.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вехтер Георг. 1726–1800. Медальер.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мраморный пилон с эпитафиями на немецком языке. Памятник поставлен вдовой Г. Вехтера, бывшей замужем за Я. Земмельгаком. Прах и памятник перенесены со Смоленского лютеранского кл. в 1930-е гг. IV уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;142. Зимин Гавриил Стефанович. 1748–1806. Петербургский купец; тесть М. С. Яковлева. Четырехгранная пирамида с барельефом-маской; рядом с надгробием жены, Л. Г. Зиминой. Ум. 1816. IX уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;143. Зиновьева Варвара Михайловна (рожд. Дубянская). 1763–1803.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Зиновьев Иван Васильевич. Ум. 1816. Надворный советник. Архитектурный саркофаг. IV уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;144. Зоммер Варвара Сергеевна (рожд. Шкурина). 1785–1817. Жена полковника Г. И. Зоммера. Гранитная сломанная колонна. I уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;145. Зотова Варвара Ивановна. 1763–1813. Жена статского советника З. К. Зотова. Ум. 1802. Мраморная полуколонна с урной, на постаменте. На семейном месте Зотовых. III уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;146. Зотова Софья Александровна (рожд. Михайлова). 1795–1827. Гранитный саркофаг с мраморным рельефом. XI уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;147. Зуев Харитон Лукич. Ум. 1806. Действительный статский советник. Гранитная полуколонна с урной; на постаменте. VI уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;148. Измайлов Иван Михайлович. 1724–1787. Сенатор, шеф Невского кирасирского полка, генерал-майор конной гвардии. Мраморный скульптурный жертвенник. Ск. И. Г. Остеррайх, конец 1780-х гг. IV уч., рядом с надгробием П. Ф. Гунаропуло.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;149. Измайлова Александра Борисовна (рожд. кн. Юсупова). 1744–1791. Дочь директора Сухопутного шляхетского корпуса Б. Г. Юсупова, жена И. М. Измайлова. Мраморная ваза-светильник на усеченной полуколонне. Памятник поставлен дочерью, гр. Воронцовой. IV уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;150. Ильин Василий Федорович. 1769–1821. Генерал-майор, в 1812 г. командующий артиллерией резервной армии. Постамент из мраморных блоков, с вензелем «ВФИ». При реставрации на памятнике ошибочно вырублена надпись «Иван Ильин». IV уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;151. Ильин Иван Ильич «меньшой». 1720–1808. Петербургский купец. Гранитный саркофаг, рядом с однотипным надгробием жены, А. И. Ильиной. 1729–1789. VII уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;152. Исаев Савва Исаевич. 1725–1799. Протопресвитер московского Благовещенского собора, императорский духовник. Саркофаг из плит. IV уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;153. Истров Николай Николаевич, бар. 1805–1811. «Воспитанник» (внебрачный сын) гр. Н. П. Шереметева и Е. С. Казаковой. Саркофаг с крестом и эпитафией. I уч., близ Лазаревской церкви.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;154. Казадаева Надежда Петровна (рожд. Резвая). 1775–1828. Жена сенатора А. В. Казадаева, командира Горного кадетского корпуса. Сень-портик с бюстом; на постаменте с эпитафией; отлиты из чугуна. Ск. А. И. Воронихин (?), кон. 1820-х гг. Памятник перенесен с Фарфоровского кл. в 1939 г. II уч., Ломоносовская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;155. Калитина Прасковья Федоровна. 1745–1792. Жена купца В. Е. Калитина. Гранитный саркофаг с мраморной доской; в художественной ограде. На семейном месте Калитиных. VII уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;156. Кандалинцев Иван Федорович. 1782–1802. Мраморная полуколонна с гербом. Памятник перенесен со Смоленского православного кл. в 1930-е гг. IV уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;157. Кантакузина Мария Матвеевна, кн. 1752–1808. Дочь (?) великого вестиара Матвея Кантакузина, приехавшего в Россию в 1791 г. Саркофаг из плит с мраморной доской на крышке. VII уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;158. Карачинская Флена Владимировна. 1780–1822. Статская советница. Глыба с крестом и сломанным деревом. I уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;159. Карнеев Захар Яковлевич. 1748–1828. Сенатор, член Государственного совета. Чугунная глыба. VIII уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;160. Карнеева Елена Сергеевна (рожд. Лашкарева). 1786–1830. Жена сенатора, генерал-лейтенанта Корпуса горных инженеров Е. В. Карнеева. Скульптура гения с урной на постаменте, отлита из чугуна. Ск. И. П. Мартос, 1830-е гг. Памятник перенесен с Волковского православного кл. в 1930-е гг. III уч., Ломоносовская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;161. Карпов Евгений Никифорович. 1789–1806. Сын купца Н. К. Карпова, внук по матери генерал-цейхмейстера И. В. Демидова. Постамент с урной и рельефом; стихотворная эпитафия. Рядом с надгробием матери, М. И. Карповой. 1742–1776. II уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;162. Катакази Гавриил Антонович. 1794–1867. Сенатор, действительный тайный советник, дипломат. Гранитная плита. XII уч., близ часовни М. Н. Муравьева.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;163. Кацарев Иван Николаевич. 1715–1759. Правитель комнатной конторы и вотчинных дел вел. кн. Петра Федоровича. Мраморная плита с гербом. В зап. стене Лазаревской церкви.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;164. Кашкин Евгений Петрович. 1737–1796. Генерал-аншеф, первый генерал-губернатор в Перми и Тобольске. Гранитный саркофаг; стихотворная эпитафия. III уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;165. Кваренги Джакомо. 1744–1817. Архитектор. Полуколонна с урной на постаменте. Прах перенесен с Волковского лютеранского кл. в 1967 г.; памятник установлен музеем. VIII уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;166. Кетавана Константиновна, грузинская царевна (рожд. Багратион-Мухрани). 17441808. Жена царевича Вахтанга Ираклиевича. Архитектурное надгробие, однотипное с соседним памятником Георгию Имеретинскому Арх. Л. Руска (?). II уч., близ Лазаревской церкви.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;167. Киндяков Петр Васильевич. 1768–1827. Генерал-майор; тесть А. Н. Раевского, знакомого А. С. Пушкина. Скульптура «Вера» на постаменте. Ск. П. Катоцци, 1828 г. Памятник перенесен со Смоленского православного кл. в 1931 г. V уч., близ памятника Л. Эйлеру<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;168. Кирсанов Исидор Фомич. 1738–1781. Полковник, начальник нерегулярных войск в Оренбургской и Иркутской губ. Гранитный саркофаг с мраморной плитой; стихотворная эпитафия В. Г. Рубана. V уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;169. Киселев Дмитрий Григорьевич. 1785–1807. Полковник лейб-гвардии, штаб-ротмистр Гусарского полка. Мраморная полуколонна на постаменте с барельефом; в одной ограде с памятником матери, В. И. Киселевой (рожд. кн. Волховской). 1755–1807. IV уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;170. Киселева Мария. 1839–1851. Мраморная сень в византийском стиле; в художественной ограде. X уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;171. Клементьев Лев Михайлович. 1868–1910. Оперный певец. Плита с эпитафией в вост. ограде.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;172. Княжнин Яков Борисович. 1742–1791. Драматург, поэт. Полуколонна с рустом, сооружена в 1832 г.; однотипна с соседним надгробием жены, Екатерины Александровны (рожд. Сумароковой). 1746–1797. Прах и памятники перенесены со Смоленского православного кл. в 1939 г. V уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;173. Кожевников Максим Никитич. Ум. 1817. Калужский купец 1-й гильдии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Артамонов Сила Стахиевич. Ум. 1833.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гранитный портик на четырех колоннах. Неизв. мастер, 1810-е гг. Памятник перенесен с Большеохтинского единоверческого кл. в 1930-е гг. XII уч., в сев. – зап. углу некрополя.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;174. Кожина Екатерина Михайловна (рожд. кн. Волконская). 1777–1834. Мраморная полуколонна с рустом и скульптурой, символизирующей Веру III уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;175. Козицкая Екатерина Ивановна (рожд. Мясникова). 1746–1833. Вдова Г. В. Козицкого, статс-секретаря имп. Екатерины II, мать А. Г. Белосельской-Белозерской и А. Г. Лаваль. Мраморная усеченная колонна со стихотворной эпитафией кн. Эспера Белосельского-Белозерского. Памятник передвинут с первоначального места к западу У входа в Лазаревскую церковь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;176. Козловская Варвара Степановна (рожд. кн. Мещерская). 1804–1824. Тайная советница. Гранитный обелиск на постаменте-жертвеннике. Памятник перенесен с Тихвинского кл. в 1936 г. У зап. ограды.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;177. Козловская Екатерина Михайловна. 1823–1824. Дочь В. С. Козловской. Трехгранный обелиск на полуколонне. Памятник перенесен с Тихвинского кл. в 1936 г. У зап. ограды.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;178. Козловский Михаил Иванович. 1753–1802. Скульптор. Мраморный пилон с портретом и аллегорическим рельефом. Ск. В. И. Демут-Малиновский, 1803 г. Прах и памятник перенесены со Смоленского православного кл. в 1931 г. IV уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;179. Козодавлев Осип Петрович. 1755–1819. Соученик А. Н. Радищева, друг Г. Р. Державина; писатель, с 1810 г. товарищ министра внутренних дел.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Козодавлева Анна Петровна (рожд. кн. Голицына). 1757–1820. Жена О. П. Козодавлева.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Толстая Анна Михайловна, гр. (рожд. кн. Хилкова). Ум. 1868. Воспитанница О. П. Козодавлева.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гранитная глыба с крестом и мраморный саркофаг; в общей художественной ограде. Неизв. мастер, нач. 1820-х гг.; саркофаг -1860-е гг. I уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;180. Кокоринова Анастасия Александровна. 1763–1785. Дочь архитектора А. Ф. Кокоринова. Гранитный саркофаг с мраморной доской; близ надгробия матери, П. Г. Кокориновой (рожд. Демидовой). Ум. 1784. VIII уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;181. Кокошкин Иван Алексеевич. 1765–1835. Скульптура молящейся у алтаря; на постаменте с эпитафией. XII уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;182. Кокошкина Евдокия Ивановна. 1805–1813. Дочь И. А. Кокошкина. Полуколонна со светильником на постаменте; стихотворная эпитафия. Мастер Сергей Орлов, 1813 г. Памятник поставлен родителями рядом с однотипным надгробием брата, И. И. Кокошкина. IV уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;183. Кологривов Дмитрий Михайлович. 1780–1830. Гофмейстер, камергер. Гранитный саркофаг на ножках-шарах.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;184. Колокольцев Федор Михайлович. 1732–1818. Сенатор, фабрикант, основатель производства шалей. Гранитный постамент. Поставлен внуком, А. М. Челищевым, в 1897 г. рядом с памятником жене, Марии Ивановне (рожд. Аничковой). Ум. 1806. I уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;185. Колосов Иван Петрович. 1774–1819. Действительный статский советник. Стела с рельефом плакальщицы. IX уч., Мартосовская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;186. Колычев Степан Алексеевич. 1746–1805. Камергер, дипломат. Мраморная полуколонна со светильником на постаменте с рельефом, однотипная с соседним памятником жене, Наталье Захаровне (рожд. Хитрово). 1774–1803. I уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;187. Колычев Степан Степанович. 1758–1810. Гофмаршал, камергер. Мраморный жертвенник с вазой-светильником. I уч., Петровская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;188. Колычева Мария Петровна (рожд. кн. Волконская). 1755–1818. Дочь кн. П. А. Волконского, жена М. П. Колычева. Скульптура двух путти на постаменте-жертвеннике. Мастерская А. Трискорни, кон. 1810-х гг. Памятник поставил сын, А. М. Колычев (1770–1859), похороненный рядом. I уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;189. Кондоиди Григорий Павлович. 1754–1817. Сенатор; сын П. 3. Кондоиди, учредителя акушерских заведений в России. Полуколонна с вазой; в художественной ограде; стихотворная эпитафия. VII уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;190. Константинова Екатерина Алексеевна. 1774 (1771?)-1847. Внучка М. В. Ломоносова. Гранитная плита на саркофаге из плит. Дата рождения вырублена неверно. II уч., семейное место Ломоносовых.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;191. Константинова Елена Михайловна (рожд. Ломоносова). 1749–1772. Дочь М. В. Ломоносова.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Константинов Алексей Алексеевич. 1728–1808. Коллежский советник; муж Е. М. Ломоносовой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Стилизованная ваза-светильник на постаменте. Неизв. мастер, 1800-е гг. II уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;192. Коншин Гавриил Пантелеевич. 1671–1725. Полковник. Плита найдена в 1929 г. I уч., у зап. стены Лазаревской церкви.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;193. Королев Савва Максимович. 1761–1826. Петербургский купец 1-й гильдии. Сень-портик с урной на постаменте; стихотворная эпитафия. Мастер Абрамов, 1820-е гг. Памятник перенесен с Волковского православного кл. в 1930-х гг. VII уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;194. Корсакова Наталья Александровна (рожд. Львова). 1832–1859. Внучка архитектора Н. А. Львова и адмирала Н. С. Мордвинова. Мраморный крест с гирляндой цветов. Сев. – вост. угол некрополя, семейное место Мордвиновых.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;195. Корф Елизавета Андреевна, бар. 1804–1832.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Корф Ольга Сергеевна, бар. (рожд. Смирнова). 1780–1844. Сестра и мать бар. М. А. Корфа, соученика А. С. Пушкина по Лицею.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мраморный жертвенник со стихотворной эпитафией. Неизв. мастер, 1830-е гг. I уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;196. Костливцев Петр Антонович. 1724–1786. Вице-адмирал. Гранитная полуколонна с рустом. Памятник установлен дочерью в 1837 г. V уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;197. Костров Андрей Иванович. 1758–1810. Купец 2-й гильдии. Гранитный саркофаг на постаменте. Мастер Пашков, 1857 г. III уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;198. Кочубей Екатерина Аркадьевна, кн. (рожд. Столыпина). 1824–1852. Дочь А. А. Столыпина, двоюродная тетка М. Ю. Лермонтова, жена дипломата кн. Н. А. Кочубея. Похоронена с дочерью Верой. Скульптура ангела на постаменте-саркофаге с рельефами. Ск. А. Костоли (Флоренция), 1856 г. Сев. – вост. угол некрополя.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;199. Кошелев Родион Александрович. 1749–1817. Обер-гофмейстер, председатель комиссии прошений; двоюродный дядя славянофила А. И. Кошелева. Саркофаг с рельефным крестом на мраморной крышке и со стихотворной эпитафией, однотипный с соседним памятником жене, Варваре Ивановне (рожд. Плещеевой). 1756–1809. VII уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;200. Красовский Иван Иванович. 1746–1811. Протоиерей, член Российской Академии. Сломанная колонна на ступенчатом постаменте с эпитафией. Неизв. мастер, 1847 г. VIII уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;201. Крашенинников Илья. Ум. 1830. Петербургский купец. Полуколонна с рустом и вазой. Неизв. мастер. 1833 г. VII уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;202. Крашенинников Степан Петрович. 1711–1755. Академик, исследователь Камчатки. Прах перенесен с быв. кладбища у Благовещенской церкви на Васильевском острове в 1988 г. III уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;203. Крашенинников-Журавлев Герасим Тихонович. 1723–1787. Полковник, лейт-компанец. Мраморная плита. Х! уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;204. Курбатова Мария Андреевна (рожд. Апайщикова). 1743–1783. Жена нарвского купца Александра Курбатова. Плита из известняка с эпитафией. VIII уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;205. Кусов Василий Григорьевич. 1729–1788. Купец 1-й гильдии, основатель торговой фирмы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кусова Неонила Яковлевна. 1732–1791. Жена В. Г. Кусова.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кусов Иван Васильевич. 1750–1819. Коммерции советник, заводчик, один из учредителей Российско-Американской кампании.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Архитектурное надгробие по рис. Ф. П. Толстого, 1822 г. У зап. ограды.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;206. Кусова Пелагея Ивановна (рожд. Кокушкина). 1759–1797. Жена И. В. Кусова.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кокушкина Прасковья Ивановна (рожд. Раева). 1718–1797. Тетка П. И. Кусовой. Мраморный обелиск из плит на постаменте; в художественной ограде. X уч., Бетанкуровская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;207. Кушелева Любовь Ильинична, гр. (рожд. гр. Безбородко). Ум. 1808. Дочь гр. И. А. Безбородко, жена адмирала Г. Г. Кушелева, мать А. Г. Кушелева-Безбородко, основателя Лицея в Нежине. Мраморная полуколонна, рядом с памятником дочери, А. Г. Кушелевой. 1808–1813. II уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;208. Лаба Николай Осипович. 1766–1816. Генерал-провиантмейстер в Отечественную войну 1812 г. Гранитная ваза. VI уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;209. Лаваль Александра Григорьевна, гр. (рожд. Козицкая). 1772–1830. Жена гр. И. С. Лаваля (1761–1841), хозяйка литературного и политического салона, теща декабриста кн. С. С. Трубецкого. Мраморная плита с крестом. VIII уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;210. Лавинский Александр Степанович. 1776–1844. Сенатор, член Государственного совета. Стела-капличка. Мастер Е. М. Тропин, 1840-е гг. XII уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;211. Ладунка Наум Иванович. 1730–1782. Придворный уставщик и мундшенк. Плита с эпитафией. V уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;212. Лазарева Мария Александровна (рожд. Бек). 1810–1834. Жена флигель-адъютанта, капитана I ранга А. П. Лазарева. Мраморный жертвенник; стихотворная эпитафия И. А. Крылова. В ограде семейного места Беков. V уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;213. Ланская Наталья Николаевна (рожд. Гончарова, в первом браке Пушкина). 1812–1863.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ланской Петр Петрович. 1799–1877. Генерал-адъютант, муж Н. Н. Ланской. Гранитный саркофаг. У сев. ограды, рядом с надгробием брата, П. П. Ланского. 1791–1873.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;214. Ланской Петр Сергеевич. Ум. 1805.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ланской Сергей Сергеевич. 1761–1814.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Две полуколонны с вазами; в общей ограде; стихотворные эпитафии. III уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;215. Ласкари Агафья (рожд. Карабузина). 1753–1772.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ласкари Агафья Ивановна (рожд. Городецкая). Жены гр. Карбури (де Ласкари), авантюриста греческого происхождения.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гранитная плита с мраморной доской; эпитафия на французском языке. Неизв. мастер, 1770-е гг. I уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;216. Ласкари Елена Юрьевна (рожд. Хрисоскулева). 1759–1773. Третья жена гр. Карбури (де Ласкари). Гранитная плита с мраморной доской. I уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;216. Ласунский Павел Михайлович. 1777–1829. Гофмаршал. Гранитная колонна с урной; рядом с памятником брату, А. М. Ласунскому 1773–1821. I уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;217. Лау, фон, Николай Карлович. 1795–1819. Поручик Кавалергардского полка; покончил с собой из-за балерины Е. Асенковой. Скульптура «плакальщицы Трискорни»; на постаменте. VI уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;218. Лахутин Яков Семенович. 1714–1743. «Города Балахны купец». Плита из известняка. Положена в 1788 г. На одном цоколе с памятником сенатору И. П. Лаврову. 1768–1836. VII уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;219. Лачинов Петр Александрович. 1769–1792. Гвардии поручик. Гранитный саркофаг с эпитафией: «Читатель и ты умрешь». V уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;220. Левашева Мария Васильевна. 1782–1825. Дочь обер-егермейстера В. И. Левашева. Мраморный жертвенник. Рядом с памятником отцу, В. И. Левашеву. Ум. 1804. II уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;221. Лизогуб Яков Ефимович. 1675–1749. Генеральный обозный Запорожского войска. Плита из известняка; найдена при раскопках в 1929–1931 гг. У зап. стены Лазаревской церкви.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;222. Литвинова Татьяна Афанасьевна. Ум. 1727. Мать комиссара Невской канцелярии В. П. Литвинова. Плита из известняка; найдена при раскопках в 1929 г. У зап. стены Лазаревской церкви.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;223. Литке Анна-Доротея (рожд. Энгель). 1767–1797. Жена Петра-Августа Литке, мать ученого и путешественника Ф. П. Литке. Мраморный обелиск, эпитафия на немецком языке. Памятник перенесен с Волковского лютеранского кл. в 1940 г. VIII уч., Мартосовская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;224. Лобанов-Ростовский Александр Яковлевич, кн. 1789–1866. Коллекционер, основатель Петербургского яхт-клуба. Гранитный обелиск. VI уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;225. Лобанова-Ростовская Клеопатра Ильинична, кн. (рожд. гр. Безбородко). Ум. 1840. Дочь гр. И. А. Безбородко, «самая богатая невеста России», первая жена кн. А. Я. Лобанова-Ростовского. Гранитный саркофаг. I уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;226. Лобанова Александра Антоновна. Ум. 1836. Писательница; жена библиографа М. Е. Лобанова. Мраморный жертвенник с барельефом и стихотворной эпитафией. Памятник перенесен с Тихвинского кл. в 1930-е гг. VII уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;227. Ломоносов Михаил Васильевич. 1711–1765. Мраморная стела по эскизу Я. Штелина. Мастер Ф. Медико (Каррара), 1766 г. Памятник сооружен на средства гр. М. И. Воронцова, реставрирован в 1832 г. на средства гр. М. С. Воронцова, в 1887 г. – на средства Г. И. Ностицы. Эпитафия на латинском и русском языках; аллегорический рельеф. II уч., Ломоносовская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;228. Лукин Владимир Игнатьевич. 1731–1794. Переводчик, драматург. Гранитный саркофаг со стихотворной эпитафией. Рядом с однотипным памятником дочерям, Надежде (1771–1787) и Александре (1773–1786). V уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;229. Львов Андрей Александрович, кн. 1840–1871. Мраморный скульптурный саркофаг. XI уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;230. Ляпунов Яков Дмитриевич. 1799–1856. Поручик. Чугунная капличка со стихотворной эпитафией. VI уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;231. Магир Адольф. 1807–1842. Доктор. Бронзовая скульптура. Ск. Ш. Лемольт, 1840-е гг. Памятник перенесен со Смоленского евангелического кл. в 1930-е гг. X уч., у зап. ограды.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;232. Малиновская Анна Васильевна (рожд. Цыгорова). 1795–1822. Гранитный обелиск со стихотворной эпитафией; на одном подиуме с однотипным памятником сестре, П. В. Цыгоровой. 1788–1805. VI уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;233. Мамонтова Евдокия Борисовна. Ум. 1822. Полуколонка, срезанная по вертикали; на призматическом постаменте; рядом с памятником мужу С. Т. Мамонтову Ум. 1843. XI уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;234. Марин Сергей Никифорович. 1776–1813. Поэт, член «Беседы любителей русского слова». Мраморная полуколонна на постаменте, с портретным барельефом; стихотворная эпитафия. V уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;235. Мария Александровна, грузинская царевна (рожд. Хилкова). 1788–1815. Дочь подполковника кн. А. Я. Хилкова, жена царевича Мириана Ираклиевича. Полуколонна со светильником на постаменте; эпитафия на русском и грузинском языках. II уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;236. Мартос Иван Петрович. 1754–1835. Скульптор. Гранитный жертвенник. Арх. А. И. Мельников, 1836 г. Прах и памятник перенесены со Смоленского православного кл. в 1930-е гг. XI уч., Мартосовская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;237. Мартьянова Мария. 1762–1789. Гранитный саркофаг с мраморной доской со стихотворной эпитафией. VIII уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;238. Маруцци Паоло. 1730–1799. Итальянский аристократ, воспитатель сыновей имп. Павла I – Александра и Константина. Гранитный обелиск-пирамида, однотипный с соседним памятником Е. А. Черткову. Неизв. мастер, 1800-е гг. XI уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;239. Мелентьев Михаил. 1727–1797. «Архитекторский помощник», один из строителей ансамбля Александро-Невской лавры. Гранитный саркофаг, однотипный с соседним памятником жене, Евдокии Семеновне. Ум. 1794. III уч., близ вост. ограды.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;240. Мельгунов Петр Наумович. 1685–1751. Петербургский вице-губернатор. Чугунная плита с гербом, однотипная с соседним надгробием жены, Ефимии Васильевны (рожд. Корсаковой). 1705–1762. Плиты обнаружены при раскопках 1929–1931 гг. I уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;241. Меншиков Николай Дмитриевич. 1747–1813. Коммерции советник, петербургский городской голова. Мраморный жертвенник, однотипный с соседним памятником сыну Н. Н. Меншикову. 1784–1815. VII уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;242. Меншиков Петр Александрович, светл. кн. 1743–1781. Гвардии капитан; внук светл. кн. А. Д. Меншикова. Плита из известняка. V уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;243. Мещерский Александр Иванович, кн. 1730–1779. В связи с его кончиной написана ода Г. Р. Державина «На смерть князя Мещерского». Мраморный саркофаг со стихотворной эпитафией. IV уч., за памятником Рейсигов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;244. Мещерский Алексей Васильевич, кн. 1720–1782. Действительный тайный советник. Мраморная пирамида с бюстом. Ск. Я. Земмельгак, 1782 г. Утраченный бюст воссоздан по фотографии ск. Г. С. Ястребенецким в 1965 г. V уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;245. Мещерский Сергей Васильевич, кн. 1737–1781. Советник канцелярии при Коллегии иностранных дел. Мраморный пилон с рельефом плакальщицы; стихотворная эпитафия В. Г. Рубана. IV уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;246. Мещерский Семен Федорович, кн. 1668–1732. Генерал-лейтенант. Чугунная плита с гербом. I уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;247. Мижуева Екатерина. 1763–1806. Жена петрозаводского купца К. Е. Мижуева. Гранитный саркофаг с мраморной скульптурой плакальщицы. Рядом с памятником К. Е. Мижуеву. 1753–1827. VIII уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;248. Милославский Федор Сергеевич, кн. 1709–1783. Вице-адмирал; последний представитель рода Милославских. Постамент в ограде; эпитафия не сохранилась. VII уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;249. Миних Сергей Христофорович. 1773–1809. Полковник, адъютант вел. кн. Константина Павловича; внук фельдмаршала Б. X. Миниха. Мраморный обелиск из плит; в художественной ограде; аналогичен надгробию П. И. Кусовой и П. И. Кокушкиной. Рядом с надгробием матери, Анны Андреевны (рожд. гр. Ефимовской). 1751–1824. II уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;250. Митусов Григорий Петрович. 1795–1871. Гранитная полуколонна. V уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;251. Михайловский-Данилевский Иван Лукьянович. Ум. 1807. Действительный статский советник; отец военного историка А. И. Михайловского-Данилевского. Мраморный пилон на постаменте с латинской эпитафией. Памятник поставлен сыном в 1807 г. XI уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;252. Мордвинов Александр Николаевич, гр. 1799–1858. Художник-любитель; сын гр. Н. С. Мордвинова.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мордвинова Александра Петровна, гр. (рожд. гр. Толстая). 1807–1890. Вторая жена гр. А. Н. Мордвинова.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Имеретинский Александр Константинович, светл. кн. 1837–1900. Варшавский генерал-губернатор; зять А. Н. и А. П. Мордвиновых.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Декоративная мраморная стенка; газон; алтарь с крестом. Неизв. мастер, кон. XIX в. Сев. – вост. угол некрополя. Семейное место Мордвиновых.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;253. Мордвинов Михаил Иванович. 1725–1782. Генерал-инженер, управляющий инженерной частью, сухопутными и водными сообщениями России. Мраморный постамент с вазой. Рядом с надгробием жены, Екатерины Александровны (рожд. Саблуковой). Ум. 1823. V уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;254. Мордвинов Николай Александрович, гр. 1830–1846. Сын гр. А. Н. Мордвинова от первого брака с А. А. Яковлевой. Мраморный саркофаг на постаменте. Неизв. мастер (Каррара?), 1847 г. Семейное место Мордвиновых. III уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;255. Мордвинов Николай Семенович, гр. 1754–1845. Адмирал, государственный и общественный деятель. Мраморный обелиск-стела. Мастер Е. М. Тропин, 1840-е гг. III уч., Ломоносовская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;256. Мордвинов Семен Иванович. 1700–1777. Адмирал, член Адмиралтейской коллегии; отец Н. С. Мордвинова.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мордвинова Наталья Ивановна (рожд. Еремеева). 1733–1795. Жена С. И. Мордвинова, двоюродная сестра фельдмаршала П. А. Румянцева. Гранитный жертвенник. Неизв. мастер, 1820-е гг. IV уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;257. Морков Аркадий Иванович, гр. 1747–1827. Член коллегии иностранных дел, русский посол в Париже, член Государственного совета. Медный скульптурный жертвенник; в художественной ограде; стихотворная эпитафия. XI уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;258. Морсочников Иван Михайлович. 1717–1785. Статс-секретарь Екатерины II. Гранитный саркофаг с мраморной доской со стихотворной эпитафией В. Г. Рубана. IX уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;259. Муравьев Михаил Никитич. 1757–1807. Литератор, государственный деятель; отец декабристов Н. М. и А. М. Муравьевых. Мраморный жертвенник с рельефами; стихотворная эпитафия Г. Р. Державина. Ск. М. Г. Крылов (?), кон. 1800-х гг. VI уч., Ломоносовская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;260. Муравьев Михаил Николаевич, гр. 1796–1866. Государственный деятель (Муравьев-«вешатель»), военный губернатор Польши. Часовня-усыпальница в русском стиле. Арх. А. И. Резанов, 1868 г. Близ сев. ограды.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;261. Муравьев Никита Артамонович. 1721–1799. Сенатор; отец М. Н. Муравьева. Постамент с урной и барельефным портретом; стихотворная эпитафия М. Н. Муравьева (?). III уч., Ломоносовская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;262. Муравьева Екатерина Николаевна (рожд. Мордвинова). 1791–1819. Внучка М. И. Мордвинова, жена Н. Н. Муравьева, сенатора и писателя. Обелиск из плит. VI уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;263. Мусин-Пушкин Иван, гр. Ум. 1859, семи дней. Бронзовый крест на постаменте из лабрадорита. Памятник перенесен с Тихвинского кл. в 1930-е гг. IV уч., Россиевская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;264. Мусина-Пушкина Мария Андреевна (рожд. Чагина). 1777–1799. Полковница. Постамент с вазой. IV уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;265. Надаржинский Алексей Филиппович. 1747–1799. Харьковский помещик, сенатор. Саркофаг со стихотворной эпитафией. Поставлен женой, Анастасией Николаевной (рожд. Тютчевой), теткой Ф. И. Тютчева. V уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;266. Нартов Андрей Константинович. 1693–1756. Механик, изобретатель. Саркофаг – копия найденного в 1956 г. на быв. кладбище у Благовещенской церкви на Васильевском острове. Прах перенесен оттуда же в 1956 г. Дата рождения на памятнике ошибочна. II уч., близ памятника М. В. Ломоносову.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;267. Нартова Елизавета Петровна (рожд. кн. Мещерская). 1744–1779. Жена А. А. Нартова, академика, сына А. К. Нартова. Постамент с урной; стихотворная эпитафия. IV уч., слева от Ломоносовской дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;268. Нарышкин Семен Васильевич. 1731-1770-е гг. Вице-президент Берг-коллегии, литератор; был женат на сестре фельдмаршала кн. Н. И. Салтыкова. Саркофаг со стихо творной эпитафией. V уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;269. Нарышкина Мария Павловна (рожд. Балк-Полева). 1728–1793. Жена обер-егермейстера С. К. Нарышкина, изобретателя роговой музыки. Мраморная полуколонна с вазой-светильником, однотипная с соседним памятником Е. Л. Нарышкиной (1770–1795), дочери Л. А. Нарышкина. I уч., Петровская дор., рядом с надгробием сына, К. С. Нарышкина. 1761–1770.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;270. Неклюдов Петр Васильевич. 1745–1797. Председатель Петербургской палаты гражданского и уголовного суда, позднее обер-прокурор Сената; друг Г. Р. Державина. Постамент с полуколонкой; стихотворная эпитафия Г. Р. Державина; однотипный с соседним памятником жене, Елизавете Ивановне (рожд. Левашевой). 1755–1799. II уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;271. Несвицкий Василий Федорович, кн. 1704–1771. Вице-адмирал. Плита на участке семейных памятников Несвицких. I уч., близ зап. ограды.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;272. Нефедьев Павел Ильич. 1781–1806. Штаб-ротмистр лейб-гвардейского Конного полка; двоюродный брат литератора А. И. Тургенева. Полуколонна с вазой-светильником. VI уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;273. Новосильцев Петр Иванович. 1745–1805. Сенатор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Новосильцев Василий Петрович. 1789–1805. Прапорщик лейб-гвардии, «скончался от ран на сраженье полученных».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Стилизованная ваза-светильник на постаменте; аналогична надгробию А. А. и Е. М. Константиновых. V уч., в начале Дор. мастеров искусств.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;274. Огарев Николай Александрович. 1811–1867. Генерал-адъютант. Стилизованный крест на постаменте. Памятник перенесен с Тихвинского кл. в 1930-е гг. XI уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;275. Огарева Вера. Ум. 1809.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Огарева Варвара. Ум. 1811.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Огарев Петр. Ум. 1812. Дети П. Б. и Е. И. Огаревых, сестры и брат поэта Н. П. Огарева. Колонка на постаменте. X уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;276. Огарева Елизавета Ивановна (рожд. Баскакова). 1784–1815. Жена статского советника П. Б. Огарева, мать поэта Н. П. Огарева. Полуколонна с рустом; на постаменте. XI уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;277. Одоевская Прасковья Александровна, кн. 1770–1820. Жена генерал-майора И. С. Одоевского, мать поэта-декабриста А. И. Одоевского. Ваза с рельефом на рустованной полуколонне. Памятник поставлен мужем и сыном. IX уч., Бетанкуровская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;278. Одоевский Александр Иванович, кн. 1738–1798. Плита известняковая с гербом, аналогичная соседней, жены, кн. Марии Федоровны (рожд. Вадковской). 1751–1786. IX уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;279. Олешев Алексей Васильевич. 1724–1788. Писатель, член Вольного экономического общества; был женат на М. В. Суворовой, младшей сестре полководца. Мраморный саркофаг со стихотворной эпитафией В. Г. Рубана. VII уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;280. Олсуфьев Адам Васильевич. 1721–1784. Дипломат, председатель театрального комитета, статс-секретарь Екатерины II. Мраморный саркофаг. Семейное место Олсуфьевых. IX уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;281. Олсуфьев Сергей Адамович. 1755–1818. Генерал-майор, сын А. В. Олсуфьева. Чугунная ограда на гранитных столбах (по рисунку А. Н. Воронихина?). IX уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;282. Олсуфьева Екатерина Ивановна (рожд. Молчанова). 1758–1809. Жена С. А. Олсуфьева, воспитанница Смольного института, изображенная на портрете Д. Г. Левицкого. Чугунная ограда, аналогичная памятнику С. А. Олсуфьева. IX уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;283. Олсуфьева Елизавета Сергеевна. 1782–1799. Фрейлина, дочь С. А. и Е. И. Олсуфьевых. Мраморный пилон с рельефом сломанного цветка. IX уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;284. Ольхин Александр Васильевич. 1771–1815. Президент коммерц-коллегии, член правления Александровской мануфактуры; сын уральского заводчика В. Е. Ольхина. Скульптура плакальщицы у алтаря. Мастер А. Трискорни, 1810-е гг. I уч., близ входа в некрополь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;285. Ольхина Елена Ивановна (рожд. Кокушкина). Ум. 1773.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ольхин Василий Васильевич. Ум. 1791. Петербургский купец. Мраморная пирамида на саркофаге с вазами-светильниками. Неизв. мастер, 1790-е гг. I уч., в начале Петровской дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;286. Орлов-Денисов Василий Васильевич, гр. 1810–1827. Портупей-юнкер Артиллерийского училища; сын генерал-майора В. В. Орлова-Денисова, командира Казачьего полка. Саркофаг на ножках-лапах; на постаменте; с курьезной эпитафией. X уч., близ Бетанкуровской дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;287. Осокин Иван Петрович. 1745–1808. Коллежский советник. Гранитный саркофаг с мраморными рельефами и стихотворной эпитафией. Арх. Ж. Тома де Томон (?). X уч., Мартосовская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;288. Остерман Иван Андреевич. 1725–1811. Главноначальствующий над коллегией инстранных дел, государственный канцлер (в 1796 г.). Сын дипломата А. И. Остермана.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Остерман Александра Ивановна, гр. (рожд. Талызина). 1755–1793. Супруга И. А. Остермана. Два саркофага в общей ограде. V уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;289. Охотников Алексей Яковлевич. 1781–1807. Штаб-ротмистр кавалергардского полка; фаворит имп. Елизаветы Алексеевны. Художественное надгробие – грот со скульптурой плакальщицы у сломанного дерева. Мастер Ф. Тибо, 1807 г. Рядом с памятником брату, П. Я. Охотникову 1776–1801. V уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;290. Панфилов Иоанн Иоаннович. 1724–1794. Протоиерей московского Благовещенского собора, член Российской Академии, императорский духовник.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Панфилова Лукия Васильевна. Ум. 1772. Жена И. И. Панфилова. Гранитный саркофаг с мраморной крышкой. I уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;291. Паской Иван Тимофеевич. 1740–1810. Петербургский купец. Мраморный пилон с крестом. Семейное место Паских. II уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;292. Пассек Петр Богданович. 1736–1804. Генерал-аншеф, участник дворцового переворота 1762 г.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пассек Мария Сергеевна (рожд. Волчкова). 1752–1805. Жена П. Б. Пассека. Саркофаг в художественной ограде. III уч., у вост. стены.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;293. Перекусихина Мария Саввична. 1739–1824. Камер-юнгфера Екатерины II. Мраморный постамент; доска с эпитафией утрачена. VII уч., справа от Мартосовской дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;294. Плавов Петр Сергеевич. 1794–1864. Архитектор. Саркофаг с эмблемами архитектуры. I уч., близ зап. стены Лазаревской церкви.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;295. Плещеева Наталья Федотовна (рожд. Веригина). 1768–1855. Статс-дама; фаворитка Павла I. Гранитный саркофаг. XII уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;296. Полетика Михаил Иванович. 1768–1824. Литератор, секретарь имп. Марии Федоровны.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Полетика Елизавета Михайловна (рожд. Мордвинова). 1776–1802. Дочь М. И. Мордвинова, жена М. И. Полетики.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гранитный жертвенник. VI уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;297. Поликарпов Александр Васильевич. 1753–1811. Сенатор, участник взятия крепости Анапа в 1791 г. Постамент со светильником. Рядом с аналогичным надгробием жены, Елизаветы Павловны, рожд. кн. Щербатовой. 1758–1822. VII уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;298. Политковская Александра Григорьевна (рожд. Шелехова). 1788–1816. Дочь Г. И. Шелехова, основателя Российско-Американской кампании, жена Г. Г. Политковского, сенатора, литератора, члена «Беседы любителей русского слова».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Резанова Анна Григорьевна (рожд. Шелехова). 1780–1802. Сестра А. Г. Политковской, жена Н. П. Резанова, обер-прокурора Сената, путешественника, уполномоченного Российско-Американской кампании. Колонка на постаменте. II уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;299. Полторацкая Агафоклея Дмитриевна. 1797–1815. Внучка М. Ф. Полторацкого и П. К. Хлебникова. Мраморный жертвенник с рельефами и эпитафией В. А. Жуковского; в одной ограде с памятником П. К. Хлебникову I уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;300. Полторацкая Софья Алексеевна (рожд. Щепотеева). 1790–1810. Жена А. М. Полторацкого. Гранитный саркофаг с рельефом. IX уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;301. Полторацкий Марк Федорович. 1729–1795. Управляющий Придворной певческой капеллой. Гранитная ваза на ступенчатом постаменте. IX уч., Радищевская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;302. Полубояринов Абрам Петрович. 1705–1735. Секретарь имп. Анны Иоанновны. Плита из известняка. I уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;303. Полянская Елизавета Ивановна (рожд. Рибопьер). 1781–1847. Вдова сенатора А. А. Полянского. Чугунный саркофаг с рельефами; однотипный с памятником А. А. Полянскому Неизв. мастер, 1840-е гг. VII уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;304. Полянская Елизавета Романовна (рожд. гр. Воронцова). 1742–1792. Дочь генерал-аншефа гр. Р. И. Воронцова, сестра Е. Р. Дашковой, жена А. И. Полянского, фаворитка имп. Петра III. Урна на постаменте. IV уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;305. Полянский Александр Александрович. 1774–1818. Сенатор. Чугунный саркофаг с рельефами. Неизв. мастер, 1840-е гг. V уч., слева от Петровской дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;306. Полянский Александр Иванович. 1721–1818. Статский советник; муж Е. Р. Воронцовой. Обелиск из плит. V уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;307. Полянский Петр Андреевич. 1729–1782. Бригадир, служил при Адмиралтействе. Мраморный саркофаг на ножках-волютах; однотипный с соседним памятником сестре, Е. А. Полянской. 1744–1781. VII уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;308. Потапов Василий Иванович. 1774–1821. Гранитный жертвенник со стихотворной эпитафией, аналогичный памятнику Б. А. Голицына. Надгробие поставлено женой. X уч., близ Мартосовской дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;309. Потемкина Александра Яковлевна. Ум. 1830. Дочь генерал-лейтенанта Я. А. Потемкина, командира Семеновского полка. Миниатюрная сень над саркофагом. III уч., у вост. стены.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;310. Потемкина Варвара Ивановна (рожд. Сафонова). 1786–1810. Жена Я. А. Потемкина. Сень на четырех каннелированных колоннах над саркофагом; эпитафия с французскими стихами. Неизв. мастер, 1830-е гг. (?). III уч., рядом с А. Я. Потемкиной.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;311. Потемкина Прасковья Андреевна, гр. (рожд. Закревская). 1763–1816. Дочь директора Академии художеств А. О. Закревского, жена дипломата гр. П. С. Потемкина, участника суворовских походов; фаворитка Г. А. Потемкина. Мраморный мавзолей с рельефами «Вера», «Надежда» и «Любовь». Мастерская И. П. Мартоса, 1810-е гг. VI уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;312. Похотин Николай Иванович. 1765–1822. Петербургский 2-й гильдии купец. Гранитный саркофаг на ножках-шарах; стихотворная эпитафия со стихами св. Дмитрия Ростовского. VII уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;313. Пуколов Иван Антонович. Синодский обер-секретарь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пуколов Николай Иванович. Сын И. А. Пуколова.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гранитный жертвенник с чугунными рельефами аллегорического содержания; стихотворная эпитафия. Неизв. мастер, 1820-е гг. Памятник перенесен с Волковского православного кл. в 1930-е гг. I уч., у входа в некрополь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;314. Радищева Анна Васильевна (рожд. Рубановская). Ум. 1783. Жена А. Н. Радищева. VIII уч., у пересечения Мартосовской и Радищевской дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;315. Разумовская Софья Степановна, гр. (рожд. Ушакова). 1746–1803. В первом браке Чарторыйская, во втором – жена гр. П. К. Разумовского; фаворитка вел. кн. Павла Петровича. Мраморная скульптура плакальщицы на постаменте, стихотворная эпитафия. Неизв. мастер, 1800-е гг. II уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;316. Разумовский Петр Кириллович, гр. 1751–1823. Обер-камергер; сын гр. К. Г. Разумовского. Скульптура плакальщицы на постаменте-жертвеннике; в художественной ограде, общей с памятником С. С. Разумовской. Неизв. мастер, 1820-е гг. II уч., близ сев. стены Лазаревской усыпальницы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;317. Рамбург Александр Иванович. 1758–1826. Генерал-майор; сын корабельного мастера И. С. Рамбурга, сподвижника Петра I. Постамент со скульптурой ангела и рельефом; стихотворная эпитафия. Семейное место Рамбургов. VIII уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;318. Ранцова Елизавета Алексеевна (рожд. Дубенская). 1766–1808. Жена коллежского советника. Мраморный саркофаг с рельефом. Арх. Тома де Томон, 1808 г. XI уч., слева от Мартосовской дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;319. Расторгуев Михаил Дмитриевич. 1728–1767. Архитекторский ученик, принимал участие в строительстве Александро-Невской лавры. Мраморная плита (расколота); эпитафия стерта. IX уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;320. Ратков Абрам Петрович. Ум. 1829. Генерал-майор. Скульптура молящейся у алтаря; на постаменте. VIII уч., к югу от Россиевской дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;321. Ратманов Макар Иванович. 1772–1833. Вице-адмирал, дежурный генерал Главного морского штаба. Мраморный обелиск на чугунных ножках; стихотворная эпитафия. Памятник перенесен с кл. Троице-Сергиевой пустыни в 1931 г. IX уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;322. Ратьков-Рожнов Алексей Александрович. 1829–1909. Тайный советник.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ратьков-Рожнов Владимир Александрович. 1834–1912. Действительный тайный советник, сенатор, петербургский городской голова, владелец крупнейшей в России Громовской лесной биржи.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ратьков-Рожнов Илья Владимирович. Ум. 1907.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Часовня-усыпальница в византийском стиле. 1910-е гг. Сев. – зап. угол некрополя.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;323. Резанова Варвара Федоровна (рожд. Безобразова). 1773–1820. Жена сенатора Д. И. Резанова. Обелиск-жертвенник; стихотворная эпитафия. В одной ограде с памятником дочери, А. Д. Сушковой. 1792–1823. XI уч. Мартосовская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;324. Рейссиг Карл Иоганн Христиан. 1809–1839. Штабс-капитан Семеновского полка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рейссиг Корнелий Август. 1781–1860. Действительный статский советник, астроном.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рейсиг Кристиана. 1784–1855. Супруга К. А. Рейсига.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Чугунная скульптура спящего офицера в форме Семеновского полка; на постаменте; эпитафия на немецком языке. Ск. А. И. Штрейхенберг, 1839 г. Памятник отлит на Александровском заводе в 1840 г. Перенесен с Волковского лютеранского кл. в 1930-е гг. IV уч., Ломоносовская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;325. Ренни Мария Ивановна (рожд. Бек). 1781–1816. Дочь лейб-медика И. Ф. Бека, жена участника Отечественной войны 1812 г. генерал-майора Р. Е. Ренни. Полуколонна с рустом. V уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;326. Репнин Иван Николаевич, кн. 1765–1774. Сын генерал-аншефа кн. Н. В. Репнина. Чугунная плита. Найдена при раскопках у зап. стены Лазаревской церкви в 1929–1931 гг. I уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;327. Ржевский Алексей Андреевич. 1737–1804. Литератор, вице-директор Академии наук, масон. Урна, оплетенная змеей; на постаменте; доска со стихотворной эпитафией утрачена. II уч., у сев. стены Лазаревской церкви.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;328. Ржевский Алексей Алексеевич. 1791–1799. Сын А. А. Ржевского от второго брака с Г. И. Алымовой. Гранитный саркофажец с мраморной плитой с гербом и стихотворной эпитафией. I уч., у сев. стены Лазаревской церкви.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;329. Рибопьер Аграфена Александровна (рожд. Бибикова). 1755–1812. Дочь генерал-аншефа А. И. Бибикова, вдова И. С. Рибопьера, адъютанта светл. кн. Г. А. Потемкина. Гранитный трехгранный жертвенник с рельефами; в чугунной ограде. Семейное место Рибопьеров. IX уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;330. Росси Карл Иванович. 1775–1849. Архитектор. Гранитная стела, общая с Леонтиной Росси (1800–1846); надпись по-французски. Прах и памятник перенесены с Волковского лютеранского кл. в 1939 г. VI уч., Россиевская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;331. Ростовцев Илья Иванович. 1797–1828. Полковник Финляндского полка, член Союза благоденствия; брат Я. И. Ростовцева, деятеля крестьянских реформ.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ростовцева Александра Михайловна (рожд. Цветкова). 1807–1829. Жена И. И. Ростовцева.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ростовцева Александра Ивановна (рожд. Кусова). 1778–1843. Жена И. И. Ростовцева, директора училищ Петербургской губернии, мать И. И. и Я. И. Ростовцевых. Архитектурное надгробие. Неизв. арх., 1820-е гг. IX уч., слева от входа в некрополь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;332. Саблуков Александр Александрович. 1749–1828. Сенатор, член Государственного совета, председатель Опекунского совета. Гранитный саркофаг. IV уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;333. Саблуков Николай Александрович. 1776–1844. Генерал-майор, участник Отечественной войны 1812 г., мемуарист; сын А. А. Саблукова. Чугунная стела. Прах и памятник перенесены с Фарфоровского кл. в 1930-е гг. V уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;334. Сакер Павел Павлович. 1752–1822. Статский советник. Горка, увенчанная сломанным деревом; доска со стихотворной эпитафией утрачена. VIII уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;335. Салагов Семен Иванович, кн. 1756–1820. Генерал-лейтенант, сенатор. Скульптура молящейся перед алтарем; в одной ограде с памятником жене, кн. Марфе Федоровне. Ум. 1824. IX уч., в начале Мартосовской дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;336. Салтыкова Анна Николаевна, гр. (рожд. Леонтьева). 1776–1810. Жена камергера гр. Д. Н. Салтыкова (1767–1826), сына фельдмаршала Н. И. Салтыкова, воспитателя вел. кн. Александра и Константина Павловичей. Ограда с плитами надгробий: А. Н. Салтыковой, ее мужа, Д. Н. Салтыкова, и дочери, М. Д. Долгоруковой. 1795–1823. Неизв. мастер, 1810-е гг. VII уч., Петровская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;337. Салтыкова Елизавета Павловна, кн. (рожд. гр. Строганова). 1802–1865. Дочь П. А. Строганова, жена кн. И. Д. Салтыкова (1797–1832), похороненного рядом. Мраморный портал. IV уч., Петровская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;338. Самойлов Николай Александрович, гр. Ум. 1842. Флигель-адъютант Александра I, капитан Преображенского полка; близкий знакомый А. П. Ермолова, двоюродный брат генерала Н. Н. Раевского, муж Ю. П. фон Пален, приятельницы К. П. Брюллова (разошелся с ней через год после свадьбы). Мраморный саркофаг. IV уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;339. Сафонов Николай Иванович. 1789–1807. Грот из глыб с портиком. X уч., близ надгробия А. И. Васильева.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;340. Свечина Екатерина Васильевна (рожд. Энгельгардт). 1798–1818. Воспитанница сенатора В. В. Энгельгардта, получившая его фамилию, жена генерал-майора Н. М. Свечина, военного губернатора Петербурга. Мраморный жертвенник с рельефами; стихотворная эпитафия. V уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;341. Свистунов Степан Васильевич. 1674–1746. «Города Великих Лук Великолукской провинции помещик». Плита с эпитафией, найдена при раскопках 1929–1931 гг. XII уч., близ сев. ограды некрополя.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;342. Северина Елена Скарлатовна (рожд. Стурдза). 1795–1818. Сестра А. С. Стурдзы, приближенного имп. Павла I, жена дипломата Д. П. Северина, члена литературного общества «Арзамас». Саркофаг в чугунной ограде (по рис. А. Н. Воронихина?). VII уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;343. Селиванов Федор Михайлович. 1700–1782. Вице-адмирал. Чугунная плита с рельефом. I уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;344. Скобельцын Матвей Егорович. 1737–1773. Капитан лейб-гвардии Измайловского полка. Мраморная плита с рельефом – череп в венке из роз. I уч., близ зап. стены.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;345. Скотти Пьетро. 1768–1838. Художник-орнаменталист. Гранитный саркофаг. Прах и памятник перенесены со Смоленского лютеранского кл. в 1940 г. VI уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;346. Скрыпицын Алексей Васильевич. Ум. 1815. Бригадир. Урна из порфира и мрамора на постаменте; в чугунной ограде с венками. VII уч., Дор. мастеров искусств.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;347. Скрыпицын Федор Алексеевич. Ум. 1849. Действительный статский советник; сын<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;A. В. Скрыпицына. Гранитная колонна с медальоном; однотипна с надгробием вдовы, М. Я. Скрыпицыной. Ум. 1857. VII уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;348. Смирнов Владимир Осипович. 1796–1815. Подпоручик Семеновского полка. Глыба с крестом; стихотворная эпитафия П. А. Вяземского. VII уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;349. Смирнов Мардарий Васильевич. 1756–1834. Мраморная колонна с медальоном. VII уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;350. Смирнов Николай Васильевич. 1746–1822. Статский советник. Гранитный саркофаг с мраморными рельефами. VII уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;351. Смирнова Мария Васильевна. 1763–1790. Дочь полковника В. Д. Смирнова. Мраморный саркофаг со стихотворной эпитафией. VII уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;352. Снегирев Иван Михайлович. 1793–1868. Профессор, этнограф и фольклорист. Гранитная плита. III уч., за памятником Рейсигов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;353. Соллогуб Аполлинария Владимировна. 1849–1850. Дочь писателя В. А. Соллогуба. Гранитный саркофажец с бронзовым крестом; однотипный с соседними памятниками детей Веневитиновых и Соллогубов. XI уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;354. Соллогуб Наталья Львовна, гр. (рожд. Нарышкина). Ум. 1819. Дочь обер-шталмейстера Л. А. Нарышкина, жена генерал-майора гр. И. А. Соллогуба, бабушка писателя B. А. Соллогуба. Гранитная плита в ограде. IX уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;355. Соловцов Николай Петрович. 1812–1887. Гранитная каплица с крестом. Мастер А. К. Томсон, 1880-е гг. III уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;356. Старов Иван Егорович. 1745–1808. Архитектор. Полуколонна с урной с вензелем; на постаменте; в кованой ограде. VI уч., в конце Старовской дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;357. Старова Елизавета Петровна. Ум. 1811. Младенец, дочь П. И. Старова, внучка И. Е. Старова. Стела с полуциркульным завершением. Арх. П. И. Старов (?), 1810-е гг. VI уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;358. Старова Наталья Григорьевна (рожд. Демидова). 1748–1832. Вдова И. Е. Старова, дочь Г. А. Демидова. Гранитная полуколонна на постаменте. IV уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;359. Стефан, поп. 1726–1768. Священник при Благовещенской церкви Невского монастыря. Плита со стихотворной эпитафией. Вмурована в юж. ограду I уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;360. Столыпин Алексей Аркадьевич. 1816–1858. Двоюродный дядя и ближайший друг М. Ю. Лермонтова. Гранитный жертвенник. IV уч., близ семейного места Мордвиновых.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;361. Столыпин Аркадий Алексеевич. 1778–1825. Сенатор; родной брат Е. А. Арсеньевой, бабушки М. Ю. Лермонтова. Гранитный жертвенник; стихотворная эпитафия (А. С. Грибоедов?). IV уч., Ломоносовская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;362. Столыпина Вера Николаевна (рожд. гр. Мордвинова). 1790–1834. Дочь адмирала Н. С. Мордвинова, жена А. А. Столыпина. Гранитный жертвенник, однотипный с памятниками Столыпиных и Мордвиновых. Рядом с мужем. VI уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;363. Стрекалов Степан Федорович. 1731–1805. Сенатор, член Государственного совета. Гранитный обелиск. I уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;364. Стрекалова Екатерина Васильевна (рожд. Давыдова). 1793–1823. Жена генерал-майора С. С. Стрекалова. Мраморная ваза на постаменте. I уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;365. Строганов Александр Сергеевич, бар. 1771–1815. Сын бар. С. Н. Строганова, племянник кн. А. М. Белосельского-Белозерского; гофмаршал при дворе вел. кн. Александра Павловича. Сломанная колонна с прислоненным крестом; стихотворная эпитафия. Рядом с памятником жене, С. А. Строгановой. IV уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;366. Строганов Павел Александрович, гр. 1774–1817. Сын гр. А. С. Строганова; генерал-адъютант, член «Негласного комитета» при Александре I, участник Отечественной войны 1812 г.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Строганов Александр Павлович, гр. 1794–1814. Сын гр. П. А. Строганова от брака с кн. С. В. Голицыной; в 1813 г. отправился в действующую армию, погиб под Красным. Гранитный саркофаг с мраморной плитой; на общем основании с памятником С. Г. и А. С. Строгановым. II уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;367. Строганов Сергей Григорьевич, бар. 1707–1756. Камергер; отец А. С. Строганова.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Строганов Александр Сергеевич, гр. 1734–1811. Обер-камергер, сенатор, президент Академии художеств, главный директор Императорских библиотек, петербургский предводитель дворянства.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гранитный саркофаг с мраморной плитой; на общем основании с памятником П. А. и А. П. Строгановым. II уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;368. Строганова Мария Артемьевна, бар. (рожд. Загряжская). 1722–1787. Жена бар. А. Г. Строганова, в первом браке Исленьева. Постамент с урной; латинская эпитафия. IX уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;369. Строганова Софья Александровна, бар. (рожд. кн. Урусова). 1779–1801. Дочь генерал-майора кн. А. В. Урусова, жена бар. А. С. Строганова. Умерла при родах, похоронена с дочерью Верой, жившей 7 дней.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Архитектурное надгробие с мраморным барельефом и скульптурой. Ск. М. И. Козловский, 1802 г. Скульптурные группы перенесены в Лазаревскую усыпальницу. Утраченный барельеф воссоздан – ск. И. В. Крестовский, 1969 г. IV уч., Дор. мастеров искусств.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;370. Строганова Юлия Петровна, гр. (рожд. Альмейда-Ойенгаузен). 1782–1864. Дочь португальского графа Карла-Августа д'Ойенгаузена и поэтессы Леоноры д'Альмейда, в первом браке жена португальского посланника в Мадриде гр. д'Ега; последовала в Россию за дипломатом Г. А. Строгановым и в 1826 г. стала его женой; мать Идалии Полетика (1807–1890).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мраморный портал в сев. стене Лазаревской усыпальницы. Памятник перенесен из костела в Царском Селе (г. Пушкин).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;371. Струговщиков Степан Борисович. 1738–1804. Действительный статский советник. Мраморная полуколонна с муфтой; в одной ограде с памятником дочери, А. С. Струговщиковой. 1790–1806. V уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;372. Сукин Яков Иванович. 1710–1778. Действительный статский советник. Литая чугунная плита; рядом с однотипным памятником жене, И. Ф. Сукиной (рожд. Нееловой). 1728–1778. IV уч., Ломоносовская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;373. Сухозанет Рейна Ивановна (рожд. Гедымин Бялозор). 1789–1823. Жена И. О. Сухозанета, начальника гвардейского артиллерийского корпуса. Чугунный литой орнаментированный саркофаг в ограде. Памятник перенесен со Смоленского лютеранского кл. в 1931 г. К уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;374. Сыренков Петр Васильевич. 1737–1809. Петербургский именитый гражданин. Архитектурный памятник, однотипный с соседним памятником П. А. Нефедова; стихотворная эпитафия. VII уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;375. Сыренков Петр Петрович. 1783–1837. Сын П. В. Сыренкова; купец. Каннелированная колонна со скульптурой «Вера», однотипная с соседним памятником брату П. П. Сыренкову 1780–1832. VII уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;376. Таирова Марфа Савельевна (рожд. Королева). 1792–1810. Жена петербургского купца Л. Таирова. Мраморная скульптура «плакальщицы Трискорни» на постаменте; стихотворная эпитафия. Первый известный образец широко тиражировавшейся скульптурной композиции, вышедшей из мастерской А. Трискорни. Памятник перенесен в некрополь с Волковского православного кл. в 1939 г. Скульптура перенесена в 1954 г. в здание быв. Благовещенской церкви. VII уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;377. Талызин Петр Александрович. 1760–1801. Генерал-лейтенант, командир Преображенского полка, участник заговора против Павла I. Архитектурное надгробие: сень на четырех колоннах с фигурой плакальщицы над саркофагом. Арх. А. Н. Воронихин, 1803 г. V уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;378. Татаринов Валериан Алексеевич. 1816–1871. Государственный контролер, статс-секретарь. Мраморный постамент. II уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;379. Титов Николай Васильевич. Ум. 1809. Полковник Кавалергардского полка. Пилон с каннелированной полуколонной и рельефом «Вера». VIII уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;380. Тишевский Сергей Андреевич. 1777–1806. Камер-юнкер. Полуколонна с урной на постаменте и эпитафией. VI уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;381. Толстая Анна Федоровна, гр. 1792–1835. Чугунный саркофаг с рельефами. Перенесен со Смоленского православного кл. в 1931 г. X уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;382. Толстой Матвей Федорович, гр. 1772–1815. Камергер; муж дочери полководца М. И. Голенищева-Кутузова, Прасковьи Михайловны. Обелиск-пирамида на постаменте, с урнами и рельефом плакальщицы. VI уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;383. Толстой Федор Петрович, гр. 1783–1873. Художник, скульптор, медальер. Мраморный крест на постаменте, однотипный с соседним памятником жене, Анастасии Ивановне. Ум. 1889. X уч., Бетанкуровская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;384. Тома де Томон Жан. 1760–1813. Архитектор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сент-Леже Клер (рожд. Томон). Ум. 1846. Дочь Ж. Тома де Томона. Гранитный жертвенник (по рис. Томона?). Прах и памятник перенесены со Смоленского лютеранского кл. в 1940 г. VIII уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;385. Томара Василий Степанович. 1745–1819. Действительный тайный советник. Гранитный саркофаг с крестом в изголовье; стихотворная эпитафия. VII уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;386. Томилин Петр Иванович. 1758–1808. Протоиерей Сергиевского всей артиллерии собора. Саркофаг из плит; стихотворная эпитафия. XI уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;387. Торсуков Ардальон Александрович. 1754–1810. Обер-гофмейстер. Мраморный жертвенник с рельефами, в одной ограде с памятниками тестю, В. С. Перекусихину (1724–1788), и жене, Екатерине Васильевне (ум. 1842). VII уч., Мартосовская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;388. Трискорни Августин. 1761–1824. Скульптор. Владелец мастерской в Петербурге, изготовлявшей декоративную скульптуру и надгробные памятники. Гранитный обелиск. Прах и памятник перенесены в 1940 г. со Смоленского лютеранского кл. VII уч., пересечение Петровской и Мартосовской дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;389. Трубецкой Петр Никитич, кн. 1724–1791. Сенатор, камергер; сын фельдмаршала кн. Н. Ю. Трубецкого, племянник фельдмаршала И. Ю. Трубецкого, тесть гр. А. С. Строганова. Плита из известняка. X уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;390. Тулубьев Афанасий Никитич. Ум. 1857. Действительный статский советник. Бронзовая скульптура молящейся перед алтарем; в художественной ограде. XII уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;391. Тургенев Иван Петрович. 1752–1807. Действительный статский советник, литератор, директор Московского университета.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тургенев Андрей Иванович. 1781–1803. Дипломат, поэт, друг В. А. Жуковского. Плита из известника в ограде. V уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;392. Туркестанова Варвара Ильинична, кн. 1775–1819. Фрейлина; фаворитка имп. Александра I. Постамент с урной, оплетенной змеей. VI уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;393. Турчанинов Алексей Федорович. 1704–1787. Уральский заводчик. Скульптурное надгробие. Ск. И. П. Мартос, арх. Н. П. Давыдов, отливал Э. Гастклу, 1792 г. VIII уч., Мартосовская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;394. Туфанов Петр Яковлевич. 1761–1838. Петербургский купец. Гранитный саркофаг на ножках-шарах. Семейное место Туфановых. II уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;395. Тучков Павел Алексеевич. 1775–1858. Участник Отечественной войны 1812 г., член Государственного совета. Мраморная плита в общей ограде с надгробиями жены и дочери. III уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;396. Тюльпин Иван Михайлович. Ум. 1813. Статский советник. Архитектурное надгробие. VII уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;397. Урусова Александра Ивановна, кн. 1785–1808. Мраморный жертвенник со стихотворной эпитафией. VII уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;398. Урусова Ольга Петровна, кн. 1847–1852. Постамент с крестом и портретным барельефом. I уч., Петровская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;399. Ушакова Анна Илларионовна (рожд. Голенищева-Кутузова). 1745–1813. Сестра полководца М. И. Голенищева-Кутузова. Колонка на постаменте. VI уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;400. Фаминицына Прасковья Ивановна. 1776–1809. Скульптура «Вера» на постаменте; стихотворная эпитафия. VI уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;401. Фонвизин Денис Иванович. 1745–1792. Писатель. Гранитный саркофаг. Эпитафия на мраморной доске – копия, «снятая в точности» с оригинала. V уч., Фонвизинская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;402. Фредерикс Гедвига (рожд. бар. Мальтиц). 1761–1848.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Фредерикс Доротея. 1769–1779. Родственницы И. Ю. Фредерикса. Мраморный постамент с рельефом гения и с урной. Ск. Я. Земмельгак (?), 1780-е гг. IX уч., рядом с памятником И. Ю. Фредериксу<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;403. Фредерикс Иоганн (Иван Юрьевич), бар. 1723–1779. Придворный банкир. Мраморный обелиск с рельефом «Коммерция», ск. Я. Земмельгак, 1780-е гг. Вместе с предыдущим памятник перенесен в 1930-е гг. с Волковского лютеранского кл. IX уч., к югу от Радищевской дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;404. Ханыков Петр Иванович. 1743–1812. Адмирал, участник Чесменского боя, командир Кронштадтского порта. Гранитный обелиск с мраморными рельефами и стихотворной эпитафией. VIII уч., Мартосовская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;405. Хвостов Александр Семенович. 1753–1820. Поэт-сатирик, член «Беседы любителей русского слова». Сломанная колонна на постаменте. Прах и памятник перенесены в 1930-е гг. со Смоленского православного кл. Эпитафия не сохранилась. II уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;406. Хитрово Алексей Андреевич. 1700–1756. Генерал-лейтенант, действительный камергер. Мраморная доска в стене Лазаревской церкви. Восстановлена в 1803 г.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;407. Хитрово Захар Алексеевич. 1746–1798. Действительный статский советник; отец государственного контролера А. З. Хитрово. Скульптура плакальщицы у саркофага; на мраморном постаменте; в ограде. Мастерская А. Трискорни (?), 1800-е гг. Памятник поставлен женой. I уч., у зап. стены Лазаревской усыпальницы, семейное место Хитрово.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;408. Хлебников Петр Кириллович. 1734–1777. Владелец железных и игольных фабрик, известный библиофил. Мраморная полуколонна со светильником; стихотворная эпитафия. В общей ограде с памятником внучке, А. Д. Полторацкой. I уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;409. Хмельницкий Иван Парфентьевич. 1742–1794. Литератор, переводчик «Света, зримого в лицах» Я. Коменского. Каннелированная полуколонна на постаменте; стихотворная эпитафия В. Г. Рубана. VI уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;410. Храповицкий Александр Васильевич. 1749–1801. Статс-секретарь имп. Екатерины II. Саркофаг из плит; стихотворная эпитафия. II уч., близ Лазаревской церкви.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;411. Храповицкий Платон Юрьевич. 1738–1794. Тайный советник. Мраморная полуколонна со светильником. Семейное место Храповицких. IX уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;412. Хрущов Михаил Дмитриевич. Ум. 1808. Генерал-лейтенант, член Военной коллегии. Гранитный саркофаг. Ск. И. П. Прокофьев. VI уч., рядом с памятником И. Е. Старову Скульптура плакальщицы перенесена в Лазаревскую усыпальницу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;413. Цыгорова Наталья Петровна (рожд. Ларина). 1772–1801. Жена коллежского асессора В. В. Цыгорова, дочь московского купца П. Д. Ларина, завещавшего свой капитал на благотворительные цели. Обелиск на постаменте, с барельефным портретом и гербом. VI уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;414. Чаплин Степан Федорович. 1760–1843. Коммерции советник. Гранитный жертвенник с рельефом. Арх. А. И. Мельников, 1840-е гг. VI уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;415. Чекалевский Петр Петрович. 1751–1817. Вице-президент Академии художеств, теоретик искусства. Глыба с барельефным портретом; стихотворная эпитафия. Ск. В. И. Демут-Малиновский, 1817 г. Барельеф находится в фондах музея. VI уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;416. Челищев Петр Иванович. 1745–1811. Отставной майор; товарищ А. Н. Радищева по университету, известен тем, что, путешествуя по северу России, в 1791 г. воздвиг деревянный памятник на месте рождения М. В. Ломоносова. Пилон с вазой-светильником; рядом с памятником внебрачному сыну, П. П. Лищеву. 1782–1808. I уч., близ сторожки у юж. ограды.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;417. Черкасов Иван Иванович, бар. 1732–1811. Вице-адмирал. Постамент с вазой. VIII уч., близ памятника Ханыкову<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;418. Черкасская Мария Юрьевна, кн. (рожд. кн. Трубецкая). 1696–1747. Вторая жена канцлера кн. А. М. Черкасского, сестра фельдмаршалов Н. Ю. и И. Ю. Трубецких, мать жены гр. П. Б. Шереметева. Гранитная плита с врезанной мраморной доской под фигурной решеткой. Неизв. мастер, 1785 г. I уч., между Петровской дор. и сев. стеной Лазаревской усыпальницы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;419. Черкасский Петр Дмитриевич, кн. 1799–1852. Камергер. Ажурная чугунная часовенка в готическом стиле. XII уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;420. Чернышев Григорий Петрович, гр. 1672–1745. Генерал-аншеф, сенатор, участник Северной войны, был денщиком Петра I; отец фельдмаршала З. Г. Чернышева. Чугунная плита с гербом; найдена при раскопках у зап. стены Лазаревской усыпальницы в 1929–1931 гг. I уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;421. Чернышева Евдокия Ивановна, гр. (рожд. Ржевская). 1693–1747. Статс-дама имп. Анны Иоанновны; жена гр. Г. П. Чернышева. Чугунная плита с гербом; соседняя с плитой мужа. I уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;422. Чертков Евграф Александрович. Ум. 1797. Действительный тайный советник, участник дворцового переворота 1762 г. Гранитный обелиск, увенчанный шлемом, с нишей на фасаде; однотипный с надгробием П. Маруцци. X уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;423. Чертов Иван Васильевич. 1722 (?)-1802. Бригадир. Мраморный постамент с гербом, увенчанный вазой. II уч., близ памятника А. В. Храповицкому<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;424. Чичагов Василий Яковлевич. 1726–1809. Адмирал. Гранитный жертвенник с барельефным портретом; эпитафия имп. Екатерины II. Арх. Тома де Томон (?), 1800-е гг. IV уч., Петровская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;425. Чичерин Александр Александрович. 1791–1808. Сын генерал-майора А. Н. Чичерина. Полуколонна с мраморным изваянием феникса; стихотворная эпитафия. Неизв. мастер, 1809 г. IV уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;426. Шаров Ефрем Иванович. 1722–1792. Петербургский купец.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Шаров Андреян Ефремович. 1747–1779. Сын Е. И. Шарова.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Шарова Прасковья Васильевна. 1719–1779. Жена Е. И. Шарова. Гранитный саркофаг с филенками, типичный для памятников 1790-х гг. II уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;427. Шаховская Анна Петровна, кн. 1807–1827. Фрейлина; сестра декабриста Ф. П. Шаховского. Мраморная плита в ограде. X уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;428. Шемякин Александр Никитич. 1765–1807. Сын Н. Т. Шемякина. Мраморный портал с рельефом гения смерти. IX уч., близ зап. ограды.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;429. Шемякин Никита Тимофеевич. 1727–1799. Петербургский купец, статский советник. Мраморная полуколонна. Семейное место Шемякиных и Апайщиковых. IX уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;430. Шеншин Василий Никанорович. 1784–1831. Генерал-адъютант, участник Отечественной войны 1812 г.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Шеншина Варвара Петровна (рожд. Неклюдова). 1794–1827. Жена В. Н. Шеншина. Постамент с урной; в художественной ограде. II уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;431. Шепелев Петр Амплиевич. 1737–1828. Гранитный жертвенник с накладными чугунными деталями. I уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;432. Шереметев Василий Васильевич. 1794–1817. Кавалергард; погиб на дуэли с А. П. Завадовским из-за балерины А. И. Истоминой. Постамент с мраморной скульптурной композицией. Мастерская А. Трискорни, 1810-е гг. Рядом с памятником брату, П. В. Шереметеву, 1799–1837. V уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;433. Шешковский Степан Иванович. 1720–1794. Обер-секретарь Тайной экспедиции, «кнутобоец». Гранитный саркофаг. Рядом с памятниками жене и сыну V уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;434. Шишмарева Анна Сергеевна (рожд. Яковлева). 1800–1829. Дочь заводчика С. С. Яковлева, жена штабс-капитана гвардии А. Ф. Шишмарева, владельца дома, известного многим литераторам и художникам. Мраморная скульптура «плакальщицы Трискорни» на постаменте-жертвеннике. Мастерская А. Трискорни, 1820-е гг. IX уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;435. Шишова Феодосия Илларионовна. 1768–1815. Жена статского советника Е. П. Шишова. Полуколонна с урной на постаменте; стихотворная эпитафия, подписанная «Маг. Вас. Раз…й». II уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;436. Шкурина Анна Александровна. 1807–1808. Внучка камергера имп. Екатерины II В. Г. Шкурина. Художественное надгробие: скульптура путто на постаменте. I уч., Петровская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;437. Шпигельберх Авдотья Ильинична. Ум. 1837. Художественное надгробие: мраморный жертвенник с рельефом и стихотворной эпитафией. Памятник перенесен с Волковского православного кл. в 1930-е гг. XI уч., Мартосовская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;438. Штерич Петр Иванович. 1768–1809. Статский советник; отец Е. П. Штерича, приятеля М. И. Глинки. Колонка на постаменте. IV уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;439. Шубин Петр Иванович. Ум. 1810. Коллежский советник. Полуколонна с урной; в чугунной ограде, общей с памятниками жене и дочери. VI уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;440. Шубин Федот Иванович. 1740–1805. Скульптор. Мраморный жертвенник с барельефным портретом. Ск. И. П. Прокофьев (?), 1800-е гг. Стихотворная эпитафия. Прах и памятник перенесены со Смоленского православного кл. в 1935 г. VIII уч., близ Дор. мастеров искусств.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;441. Шувалов Петр Андреевич, гр. 1771–1808. Генерал-лейтенант, камергер. Гранитный жертвенник с мраморным барельефным портретом. II уч., близ Лазаревской усыпальницы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;442. Шувалов Петр Иванович, гр. 1710–1762. Генерал-фельдмаршал, генерал-фельдцехмейстер, приближенный имп. Елизаветы Петровны. Полуколонна с урной на постаменте. Неизв. мастер, 1810-е гг. II уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;443. Шульгин Дмитрий Иванович. 1784–1854. С.-Петербургский военный генерал-губернатор. Гранитный саркофаг. XII уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;444. Щедрин Семен Федорович. 1745–1804. Художник-пейзажист. Гранитная полуарка. Прах и памятник перенесены со Смоленского православного кл. в 1939 г. III уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;445. Щедрин Феодосий Федорович. 1751–1825. Скульптор; брат Сем. Ф. Щедрина, отец Сильвестра Ф. Щедрина.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Демут-Малиновская Елизавета Федосеевна. Ум. 1851. Дочь Ф. Ф. Щедрина, жена скульптора В. И. Демут-Малиновского.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гранитная полуарка, однотипная с памятником С. Ф. Щедрину. Прах и памятник перенесены со Смоленского православного кл. в 1934 г. V уч., Дор. мастеров искусств.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;446. Щелин Василий Васильевич. 1731–1784. Бригадир, главный командир Партикулярной верфи. Плита из известняка. Найдена при раскопках 1929–1931 гг. VIII уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;447. Щербинин Григорий Александрович. 1784–1843. Обер-прокурор Сената. Срезанная гранитная полуколонна. Мастер Е. М. Тропин, 1840-е гг. VI уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;448. Эйлер Леонард. 1707–1783. Математик, физик, астроном. Гранитный саркофаг. Неизв. мастер, 1837 г. Прах и памятник перенесены со Смоленского лютеранского кл. в 1950-е гг. V уч., Ломоносовская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;448. Юматова Мария Яковлевна. Ум. 1743. Плита из известника. Найдена на территории Крестовоздвиженского Ямского кладбища и перенесена в некрополь в 1998 г. Х уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;450. Якимов Иван. 1780–1804. Воспитанник гр. Н. П. Шереметева. Медная плита с эпитафией. I уч., у сев. стены Лазаревской усыпальницы. Плита хранится в фонде музея.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;451. Яковлев Михаил Саввич. 1742–1781. Старший сын С. Я. Яковлева, владелец Ярославской полотняной мануфактуры.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Яковлева Степанида Степановна (рожд. Зимина). 1738–1781. Жена М. С. Яковлева.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мраморный постамент из блоков; в одной ограде с отцом и матерью. Семейное место Яковлевых. IX уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;452. Яковлев Николай Михайлович. 1761–1813. Старший сын М. С. Яковлева, получивший в наследство Ярославскую мануфактуру; был женат на кн. Д. С. Баратовой. Скульптура «плакальщицы Трискорни» на постаменте-жертвеннике. IX уч., Петровская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;453. Яковлев Савва Яковлевич. 1712–1784. Выходец из осташковских крестьян, крупнейший русский заводчик XVIII в., откупщик. Мраморный саркофаг с рельефами и накладной медной позолоченной оковкой. Ск. Я. Земмельгак, 1785 г. В художественной ограде. Рядом с женой, М. И. Яковлевой (1720–1797), сыновьями, М. С. и П. С. Яковлевыми. Семейное место Яковлевых. Куч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;454. Яковлев Сергей Михайлович. 1767–1792. «Армии прапорщик»; сын М. С. Яковлева. Гранитный саркофаг с мраморным портретом. Ск. Я. Земмельгак (?). Портрет находится в фондах музея. IX уч., у зап. стены некрополя.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;455. Яковлев Сергей Саввич. 1763–1818. Сын С. Я. Яковлева; владелец девяти заводов на Урале. Мраморный постамент с гербом и рельефом; стихотворная эпитафия. В одной ограде с памятником жене, М. Б. Яковлевой. IX уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;456. Яковлев Федор Андреевич. 1796–1837. Полковник Преображенского полка. Мраморная стела с рельефом военной арматуры. Памятник перенесен с кл. Сергиевой пустыни в 1931 г. X уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;457. Яковлева Мавра Борисовна (рожд. Струговщикова). 1783–1805. Жена С. С. Яковлева, умерла, оставив семь дочерей. Художественное надгробие: мраморный постамент с рельефом гнезда с осиротевшими голубками; стихотворная эпитафия. В одной ограде с памятником мужу IX уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;458. Янкович де Мириево Федор Иванович. 1741–1814. Член Российской Академии, основатель и первый директор народных училищ в России. Художественное надгробие: мраморный жертвенник, однотипный с соседним памятником жене, Юлиане Юрьевне. 1755–1818. VII уч., Мартосовская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;459. Ярцов Иван Васильевич. 1746–1809. Статский советник. Художественное надгробие: массивная гранитная урна на постаменте; в чугунной ограде. XI уч.<br>
&nbsp;//--&nbsp;Некрополь XVIII века (Лазаревское кладбище)&nbsp;--//&nbsp;<br><img border=0 src="i_102.png"><br><br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ю. М. Пирютко<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;ЛАЗАРЕВСКАЯ УСЫПАЛЬНИЦА<br></h3><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;На берегу реки Монастырки, как бы врастая в каменную ограду, протянулось длинное одноэтажное здание с невысоким куполом в восточной части – Лазаревская церковь. Освященная в память евангельского воскрешения Лазаря, церковь служила усыпальницей; по ее имени стало называться Лазаревским и кладбище – нынешний Некрополь XVIII века. Церковь эта несколько раз перестраивалась и свой современный облик получила в 1830-е гг. Однако в основе ее находится первая каменная постройка Александро-Невского монастыря.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;25 марта 1713 г. был освящен первый монастырский храм – деревянная Благовещенская церковь на левом берегу Черной речки. Через четыре года возле ее алтаря возвели каменную «палатку», восьмигранную в плане, размером три на три сажени. «В монастыре строить начали полатку, где положено будет тело благородныя государыни царевны Наталии Алексеевны; за олтарем и вскоре совершится» [257 - РГИА. Ф. 815. Оп. 2. Д. 52 (1717 г.).], – сообщал архимандриту Феодосию 28 июня 1717 г. майор Г. И. Рубцов, надзиравший за монастырским строением.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сестра Петра I скончалась в 1716 г., но тело ее оставалось, по повелению царя, непогребенным до возвращения Петра из продолжавшегося более года заграничного путешествия. Петр вернулся 10 октября 1717 г. Освящение Лазаревской церкви состоялось, вероятно, 17 октября, в празднование «перенесения мощей праведного Лазаря четверодневного».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Год спустя, 23 декабря 1718 г., в склепе Лазаревской церкви похоронили придворного медика Р. Арескина, а 26 апреля 1719 г. «в том же месте, где гроб царевны Наталии Алексеевны», был похоронен младенец царевич Петр Петрович, смерть которого потрясла царя, лишившегося сына-наследника [258 - Рункевич С. Г. Александро-Невская лавра, 1713–1913. Спб., 1913. С. 372.]. В 1723 г. останки родственников Петра I перенесли в только что построенную на правом берегу Черной речки каменную Благовещенскую церковь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В деревянной Благовещенской церкви происходили погребения некоторых выдающихся деятелей петровского времени. В 1719 г. для захоронения графа Бориса Петровича Шереметева к церкви пристроили особый притвор. Согласно монастырским описям, в церкви находились парсуны (портреты) фельдмаршала Б. П. Шереметева, генерала А. А. Вейде, полковника Преображенского полка А. М. Головина – «персоны», писанные «на китайке черной разными красками, с бахромой и кистями, на древце с копьем золоченым». Обычай помещать парсуну покойного в храме рядом с местом его погребения был характерен еще для Московской Руси.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;К середине XVIII в. на территории Лазаревского кладбища существовало уже не менее полусотни захоронений. Старая Благовещенская церковь была разобрана, и несколько севернее прежнего места в 1756–1758 гг. сооружена новая, тоже деревянная. Она простояла до конца 1780-х гг., когда начались расширение и перестройка каменной Лазаревской церкви. К старой, начала XVIII в., части были пристроены небольшая ризница – с севера и трапезная – с запада [259 - Амвросий, архиепископ. История Российской Иерархии. Ч. 2. М., 1810. С. 219.]. Средства на расширение церкви дал известный деятель екатерининского времени И. П. Елагин, желавший быть погребенным «в церкви, со вкладом от него строенной» [260 - Студенкин Г. Иван Перфильевич Елагин // Рус. старина. 1887. Июль. С. 202.]. Расширенное здание все же не доставало четырех саженей до места, где находилось погребение Б. П. Шереметева и его внуков – Порфирия и Анны. Граф Н. П. Шереметев дал необходимые 1 600 руб., и в 1789 г. постройка была удлинена, приняв современные размеры [261 - РГИА. Ф. 815. Оп. 7. Д. 23. Л. 3.]. Некоторые захоронения, прежде находившиеся вблизи Лазаревской усыпальницы, оказались теперь в ее стенах – например, архиепископа Феофилакта Лопатинского, фельдмаршала князя И. Ю. Трубецкого.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;К 1810 г. в усыпальнице насчитывалось семнадцать захоронений. К старым шереметевским прибавились еще две гробницы. Лазаревская усыпальница стала местом погребения Параши Жемчуговой, жизнь которой овеяна романтической дымкой легенд. Вдохновенная актриса крепостного шереметевского театра, Прасковья Ивановна стала супругой графа Николая Петровича. Родив ему единственного сына Дмитрия, Прасковья Ивановна скончалась 23 февраля 1803 г. в «Фонтанном доме» Шереметевых. Похороны, устроенные с редкой пышностью, не собрали, однако, сиятельных знакомых графа, игнорировавших казавшийся невероятным брак Шереметева со своей крепостной актрисой. Николай Петрович, человек весьма набожный, несколько раз в год жертвовал огромные суммы на заупокойные службы по Прасковье Ивановне в Лазаревской церкви [262 - Там же. Ф. 1088. Оп. 1. Д. 70.]. Он пережил любимую жену на шесть лет и был похоронен, согласно завещанию, рядом с ней «в простом гробе», без торжественного обряда.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Хотя Шереметевы по традиции рассматривали Лазаревскую церковь как родовую усыпальницу, здесь были и другие захоронения. Близ северной стены был погребен граф А. П. Шувалов, принадлежавший к интимному кругу Екатерины II. У западной стены находился памятник княгини А. П. Гагариной (рожд. Лопухиной), фаворитки Павла I, там же был погребен основатель Херсона И. А. Ганнибал, двоюродный дед А. С. Пушкина.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В Лазаревской усыпальнице имеются своеобразные пристенные надгробия в форме пилястр, порталов, обелисков. Интересной особенностью ее убранства были вмурованные в стены бронзовые плиты, первоначально находившиеся в горизонтальном положении на местах захоронений, вошедших в пределы перестроенной церкви. Таковы, например, плиты князя И. Ю. Трубецкого и поэтессы А. Ф. Ржевской. На основе этой традиционной формы в конце XVIII в. в русской мемориальной скульптуре появился монументальный рельеф. В Лазаревской усыпальнице находится шедевр этого жанра – надгробие генерала П. И. Мелиссино, созданное в 1800 г. скульптором М. И. Козловским.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;У наружной северной стены усыпальницы в 1810 г. сооружен массивный портал с аллегорической скульптурной композицией (архитектор Ж. Тома де Томон, скульптор Ж. Камберлен) – надгробие князя А. М. Белосельского-Белозерского, русского мыслителя, литератора, дипломата, коллекционера. В 1840-е гг. рядом появилось надгробие второй жены князя, Анны Григорьевны Белосельской-Белозерской, похороненной рядом с матерью, Е. И. Козицкой, и сестрой, А. Г. Лаваль. Монументальный горельеф этого надгробия у входа в Лазаревскую усыпальницу изваял И. П. Витали.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1835–1836 гг. происходила капитальная перестройка здания Лазаревской церкви. По заказу графа Д. Н. Шереметева архитектор Л. Я. Тиблен составил проект, который был утвержден, с некоторыми поправками, Комитетом для строений и гидравлических работ [263 - РГИА СПб. Ф. 513. Оп. 102. Д. 1133-а.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Подряд на строительные работы взял купец 3-й гильдии А. А. Дорогулин. Договор предусматривал разборку кровли и перекрытий, ломку фундаментов и перекладку стен с увеличением их высоты. Полностью изменилось архитектурное решение алтарной части с купольным сводом [264 - РГИА. Ф. 1088. Оп. 3. Д. 1858.]. По существу, в результате строительных работ, завершившихся в мае 1836 г., появилось новое здание, сохранившее лишь план предыдущей постройки. В дальнейшем, при ремонтных работах 1845 и 1867 гг., изменился иконостас, подновлялась роспись сводов [265 - Там же. Ф. 815. Оп. 9. Д. 100 (1867 г.).].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Захоронения в усыпальнице продолжались и во второй половине XIX в. В 1857 г. в полу была установлена великолепная надгробная плита гр. Л. А. Перовского, выполненная в технике флорентийской мозаики. Последней в усыпальнице была похоронена в 1890 г. вдова литератора и государственного деятеля пушкинского времени, «арзамасца» Д. В. Дашкова – Екатерина Васильевна.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С закрытием в 1923 г. Лазаревского кладбища усыпальница оказалась недоступна для посещения. Долгое время она служила складом различных памятников и деталей художественных надгробий, которые начиная с 1931 г. свозились сюда с других кладбищ города. В 1932 г., когда Лазаревская церковь вошла в состав Музея-некрополя, был переделан интерьер: разобрали иконостас, окрасили стены и потолок. Большинство исторических памятников остались на своих местах, но часть киотов и икон исчезла именно в это время.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1937 г. в Лазаревской усыпальнице пришлось разместить целый ряд новых памятников в связи с тем, что одна из наиболее значительных лаврских усыпальниц – Духовская церковь – была подвергнута вандалистскому разгрому. Несколько позже, в 1940 г., под полом Лазаревской церкви были преданы земле останки известных исторических деятелей, перенесенные из Духовской церкви. Среди них – грузинский энциклопедист Иоанн Багратиони, жена М. И. Кутузова Екатерина Ильинична, канцлер В. П. Кочубей, герой Отечественной войны 1812 г. Ф. П. Уваров, ряд друзей и знакомых А. С. Пушкина: Б. М. Хитрово, Н. К. Загряжская, Е. И. Голицына и др. Некоторые памятники в Лазаревскую усыпальницу перенесены из Федоровской лаврской церкви, Смоленской армянской, а также из католического костела в Царском Селе (г. Пушкин). Сюда был перезахоронен граф И. С. Лаваль (1761–1846), тесть декабриста князя С. П. Трубецкого, однако его надгробие так и не установили. Из восьмидесяти двух памятников, находящихся сейчас в Лазаревской усыпальнице, тридцать три перенесены из других мест.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В годы войны осколки снарядов повредили во многих местах кровлю здания [266 - Пирютко Ю.М. Вновь открыты музеи // Возрождение. Л., 1977. С. 247.]. Первые ремонтно-восстановительные работы начались уже в 1944 г., и через три года музейная экспозиция Лазаревской усыпальницы была впервые открыта для посещения. Исторически сложившийся к началу XX в. интерьер церкви-усыпальницы был утрачен безвозвратно. Здание приобрело иное назначение: музейного зала, в котором представлены образцы художественных надгробий XVIII–XIX вв. [267 - В настоящее время в усыпальнице экспонируются перенесенные из Некрополя XVIII века скульптурные фрагменты надгробий: С. А. Строгановой (ск. М. И. Козловский, 1802 г.) и М. Д. Хрущова (ск. И. П. Прокофьев, ок. 1808 г.).] Однако существенно важным остается исторически присущее ему мемориальное значение церкви-усыпальницы [268 - Пирютко Ю. М. Лазаревская усыпальница – памятник русской культуры XVIII–XIX вв. // Памятники культуры: Новые открытия. М., 1989. С. 485–497.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В перечень памятников, находящихся в Лазаревской церкви, включены шестьдесят семь надгробий, представляющих несомненный исторический интерес. За пределами списка остались безымянные надгробия, перенесенные сюда в 1930-е гг., а также несколько плит детских захоронений.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Исторические захоронения в Лазаревской усыпальнице<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;1. Апраксин Степан Федорович. 1702–1758. Генерал-фельдмаршал, командующий русскими войсками в Семилетнюю войну.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Апраксина Аграфена Леонтьевна (рожд. Соймонова). 1719–1771. Жена С. Ф. Апраксина, дочь генерал-поручика Л. Я. Соймонова.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мраморная плита с рельефом плакальщицы. Неизв. мастер, 1780-е гг. Памятник перенесен из Некрополя XVIII в. в 1930-е гг.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;2. Апраксин Федор Андреевич, гр. 1703–1754. Генерал-адъютант, камергер. Бронзовая плита с гербом. Памятник перенесен из Некрополя XVIII века в 1930-е гг.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;3. Бакунина Анна Сергеевна (рожд. Татищева). 1741–1778. Жена дипломата П. В. Бакунина «меньшого». Мраморная доска с эпитафией.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;4. Балабина Наталья Сергеевна (рожд. Уварова). 1821–1843. Дочь С. С. Уварова, президента Академии наук и министра народного просвещения, жена И. П. Балабина, брата М. П. Балабиной, ученицы и корреспондентки Н. В. Гоголя. Напольная плита.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;5. Булгаков Константин Яковлевич. 1782–1835. Петербургский почт-директор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Булгакова Мария Константиновна. 1796–1879. Жена К. Я. Булгакова, дочь Валахского Вестиарака К. Д. Варлама.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Деревянная напольная плита. Прах и памятник перенесены из Духовской церкви в 1937 г.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;6. Виельгорский Михаил Юрьевич, гр. 1788–1856. Музыкальный и общественный деятель. Напольная плита.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;7. Виельгорский-Матюшкин Михаил Михайлович, гр. 1822–1855. Сын М. Ю. Виельгорского. Напольная плита.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;8. Вязмитинов Сергей Кузьмич, гр. 1744–1819. Государственный деятель, литератор. Напольная плита.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;9. Вязмитинова Александра Николаевна, гр. (рожд. Энгельгардт). Ум. 1848. Жена С. К. Вязмитинова. Напольная плита.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;10. Гагарина Анна Петровна, кн. (рожд. Лопухина). 1777–1805. Дочь светл. кн. П. В. Лопухина, жена кн. П. Г. Гагарина, фаворитка имп. Павла I. Мраморная пилястра.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;11. Гагарина Мария Алексеевна, кн. (рожд. гр. Бобринская). 1798–1835. Внучка Екатерины II, жена кн. Н. С. Гагарина. Мраморный киот. Мастер А. Дипнер (?), 1830-е гг. Памятник перенесен из Духовской церкви в 1937 г.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;12. Ганнибал Иван Абрамович. 1736–1801. Генерал-цейхмейстер флота, основатель крепости Херсон; двоюродный дед А. С. Пушкина. Пристенный архитектурный памятник с гербом и стихотворной эпитафией.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;13. Гогенлоэ-Кирхберг Екатерина Ивановна, гр. (рожд. гр. Голубцова). 1801–1840. Жена вюртембергского посла в Петербурге, принца Ф. В. Гогенлоэ-Кирхберга, дочь И. А. Голубцова, двоюродная сестра Н. П. Огарева. Напольная плита.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;14. Голенищева-Кутузова Екатерина Ильинична, светл. кн. Смоленская (рожд. Бибикова). 1754–1824. Жена фельдмаршала М. И. Голенищева-Кутузова. Деревянный киот с бронзовыми деталями. Мастер А. Дипнер, 1820-е гг. Прах и памятник перенесены из Духовской церкви в 1937 г.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;15. Голицына Евдокия Ивановна, кн. (рожд. Измайлова). 1780–1850. «Ночная княгиня», известная по биографии А. С. Пушкина. Напольная плита. Прах и памятник перенесены из Духовской церкви в 1937 г.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;16. Головина Екатерина Флегонтовна (рожд. Башмакова). 1816–1841. Напольная плита.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;17. Григорий Иоаннович, грузинский царевич. 1789–1830. Внук последнего грузинского царя.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Варвара Федоровна, его супруга. 1810–1876.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Напольная плита. Памятник перенесен из Духовской церкви в 1937 г.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;18. Дадиани Платон, кн. 1817–1838. Корнет лейб-гвардии Уланского полка; внук Кации, владетеля Мингрелии, и Симона, владетеля Гурии. Напольная плита.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;19. Дадиани Нина Фарнавазовна, кн. 1802–1828. Внучка царя Иверии Ираклия II, жена камер-юнкера кн. А. П. Дадиани. Деревянный киот с бронзовыми деталями. Мастер А. Дипнер (?), 1820-е гг. Памятник перенесен из Духовской церкви в 1937 г.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;20. Дашков Дмитрий Васильевич. 1788–1839. Государственный деятель, литератор, член общества «Арзамас». Напольная плита.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;21. Дашкова Елизавета Васильевна (рожд. Пашкова). 1809–1890. Жена Д. В. Дашкова. Напольная плита.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;22. Долгоруков Иван Николаевич, кн. 1755–1791. Бригадир. Медная оковка. Перенесена с памятника в Некрополе XVIII в. в 1955 г.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;23. Дука Елизавета Никаноровна, бар. 1776–1841. Жена генерала от кавалерии И. М. Дуки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Карамзина Александра Ильинична (рожд. Дука). 1820–1871. Дочь И. М. и Е. Н. Дуки, жена сенатора В. Н. Карамзина, сына писателя. Напольная плита.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;24. Дурново Николай Павлович. 1833–1835. Младенец, сын П. Д. Дурново. Мраморный пристенный памятник с рельефом. Ск. С. И. Гальберг, 1835 г. Памятник перенесен из Духовской церкви в 1937 г.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;25. Елена Семеновна, грузинская царевна (рожд. кн. Абамелик). 1770–1836. Супруга царевича Давида Георгиевича. Мраморный киот. Неизв. мастер, 1836 г. Памятник перенесен из Федоровской церкви в 1936 г.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;26. Ефимовская Мария Павловна, гр. (рожд. гр. Ягужинская). 1732–1755. Дочь гр. П. И. Ягужинского, жена гр. А. М. Ефимовского, двоюродного брата имп. Елизаветы Петровны. Напольная плита.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;27. Загряжская Наталья Кирилловна (рожд. гр. Разумовская). 1747–1837. Фрейлина; дочь гр. К. Г. Разумовского. Пристенный памятник. Прах и памятник перенесены из Духовской церкви в 1937 г.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;28. Иоанн Георгиевич (Иоанн Багратиони), грузинский царевич. 1766–1830. Писатель и историк; сын грузинского царя Георгия XII. Напольная плита. Прах и памятник перенесены из Духовской церкви в 1937 г.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;29. Иулон Ираклиевич, грузинский царевич. 1760–1816. Сын царя Иверии Ираклия II, участник восстания против присоединения Грузии к России. Пристенный памятник со стихотворной эпитафией. Прах и памятник перенесены из Федоровской церкви в 1936 г.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;30. Кочубей Виктор Павлович, кн. 1768–1834. Государственный канцлер. Напольная плита в ограде. Прах и памятник перенесены из Духовской церкви в 1937 г.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;31. Левашев Алексей Семенович. 1793–1870.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Левашева Людмила Павловна. 1803–1844.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Две гранитные колонны со скульптурами ангелов. Мастер Герман Маснер, 1840-е гг. Памятники перенесены с Тихвинского кл. в 1930-е гг.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;32. Марченко Василий Романович. 1782–1840. Государственный деятель. Напольная плита и пристенный мраморный киот с бронзовыми деталями. Мастер А. Дипнер, 1842 г. Икона – худ. Н. А.Майков, 1860 г.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;33. Мелиссино Мария Дмитриевна (рожд. Кацарева). 1740–1801. Жена П. И. Мелиссино. Медная доска с эпитафией.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;34. Мелиссино Петр Иванович. 1726–1797. Деятель русской артиллерии. Скульптурный рельеф. Ск. М. И. Козловский, 1800 г.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;35. Нарышкин Кирилл Александрович. 1786–1838. Обер-гофмейстер. Архитектурный памятник с гербом. Перенесен из Духовской церкви в 1937 г. Эпитафия не сохранилась.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;36. Нессельроде Мария Дмитриевна, гр. (рожд. Гурьева). 1786–1849. Жена государственного канцлера К. В. Нессельроде. Напольная плита. Памятник перенесен из Духовской церкви в 1937 г.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;37. Перовский Лев Алексеевич, гр. 1792–1856. Государственный деятель, археолог. Напольная плита в технике флорентийской мозаики. Изготовлена на Петергофской гранильной фабрике по эскизу арх. М. А. Щурупова в 1857 г.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;38. Ржевская Александра Федотовна (рожд. Каменская). 1740–1769. Поэтесса; жена литератора А. А. Ржевского. Бронзовая плита с рельефом и стихотворной эпитафией.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;39. Ржевская Анна Дмитриевна, гр. (рожд. Дашкова). 1831–1858. Дочь Д. В. Дашкова, жена генерал-адъютанта, генерал-лейтенанта гр. А. А. Ржевского. Напольная плита.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;40. Салтыков Петр Алексеевич. 1767–1792. Полковник. Медная оковка. Перенесена с памятника на Лазаревском кл. в 1955 г.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;41. Строганов Григорий Александрович, гр. 1770–1857. Дипломат, двоюродный дядя Н. Н. Гончаровой, жены А. С. Пушкина. Мраморная напольная плита.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;42. Строганова Софья Владимировна, гр. (рожд. кн. Голицына). 1775–1845. Жена гр. П. А. Строганова; почетный член Вольного экономического общества. Мраморная напольная плита.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;43. Теплов Григорий Николаевич. 1719–1779. Государственный деятель, музыкант, литератор. Мраморная плита с эпитафией.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;44. Толстой Александр Николаевич, гр. 1795–1866. Обер-шенк; сын гр. Н. А. Толстого. Медная доска с эпитафией.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;45. Толстой Николай Александрович, гр. 1765–1816. Обер-гофмаршал, советник имп. Александра I. Напольная плита.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;46. Трубецкой Василий Сергеевич, кн. 1766–1841. Участник Отечественной войны 1812 г., генерал-адъютант, сенатор; отец С. В. Трубецкого, друга М. Ю. Лермонтова. Пристенный памятник. Перенесен из Духовской церкви в 1937 г.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;47. Трубецкой Иван Юрьевич, кн. 1667–1750. Государственный и военный деятель, фельдмаршал. Бронзовая плита с гербом и эпитафией.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;48. Уваров Федор Петрович, гр. 1769–1824. Кавалерист, герой Отечественной войны 1812 г. Настенная деревянная плита с медной оковкой. Прах и памятник перенесены из Духовской церкви в 1937 г.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;49. Уварова Екатерина Алексеевна, гр. (рожд. гр. Разумовская). 1781–1849. Внучка гр. П. Б. Шереметева, жена гр. С. С. Уварова, президента Академии наук и министра народного просвещения. Напольная плита.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;50. Феофилакт (Лопатинский). 1670-е-1741. Архиепископ Тверской и Кашинский, богослов. Напольная плита.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;51. Ферзен Ольга Павловна, гр. (рожд. гр. Строганова). 1808–1837. Дочь гр. П. А. Строганова, жена егермейстера П. К. Ферзена. Напольная плита.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;52. Хитрово Елизавета Михайловна. 1783–1839. Дочь фельдмаршала М. И. Голенищева-Кутузова, жена генерала Н. Ф. Хитрово; хозяйка политического и литературного салона, друг А. С. Пушкина. Мраморный рельеф. Ск. М. Микели, В. Ливи, Каррара, 1841 г. Прах и памятник перенесены из Духовской церкви в 1937 г.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;53. Челищев Александр Николаевич. 1813–1836. Поручик Кавалергардского полка. Пристенный памятник. Перенесен из Духовской церкви в 1937 г.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;54. Челищев Николай Александрович. 1783–1859. Член Государственного совета, участник Отечественной войны 1812 г. Напольная плита.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;55. Челищева Мария Михайловна (рожд. кн. Хованская). 1790–1846. Жена Н. А. Челищева. Напольная плита.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;56. Чернышев Петр Григорьевич, гр. 1712–1773. Дипломат, сенатор. Медная оковка. Перенесена с памятника, находившегося на Лазаревском кл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;57. Чернышева Екатерина Андреевна, гр. (рожд. гр. Ушакова). 1715–1779. Дочь генерал-аншефа гр. А. И. Ушакова, жена гр. П. Г. Чернышева. Медная оковка. Перенесена с памятника, находившегося на Лазаревском кл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;58. Шереметев Борис Петрович, гр. 1652–1719. Государственный и военный деятель, генерал-фельдмаршал, участник Северной войны. Погребен в Александро-Невском монастыре по повелению Петра I. Мраморный саркофаг с медной оковкой. Неизв. мастер, сер. XVIII в.; возобновлен в 1791 г.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;59. Шереметев Дмитрий Николаевич, гр. 1803–1871. Сын гр. Н. П. Шереметева и П. И. Жемчуговой; музыкальный деятель; знакомый А. С. Пушкина и О. А. Кипренского. Мраморный саркофаг.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;60. Шереметев Николай Петрович, гр. 1751–1809. Сенатор, любитель театрального и изобразительного искусства. Мраморный саркофаг.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;61. Шереметев Порфирий (Борис) Петрович, гр. 1745–1758. Внук фельдмаршала Б. П. Шереметева. Мраморный саркофаг. Мастер К. Дрейер, 1800-е гг.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;62. Шереметева Александра Григорьевна, гр. (рожд. Мельникова). 1825–1874. Вторая жена гр. Д. Н. Шереметева. Мраморный саркофаг.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;63. Шереметева Анна Петровна, гр. 1744–1768. Дочь гр. П. Б. Шереметева, создателя крепостного театра в Кусково, невеста гр. Н. И. Панина. Мраморный саркофаг с медной оковкой, стихотворная эпитафия А. П. Сумарокова. Мастер И. X. Праузенбергер, 1770-е гг.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;64. Шереметева Прасковья Ивановна, гр. 1768–1803. Крепостная актриса шереметевского театра Прасковья Жемчугова (Ковалева), жена гр. Н. П. Шереметева. Мраморный саркофаг со стихотворной эпитафией. Мастер К. Дрейер, 1800-е гг.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;65. Шишков Александр Семенович. 1754–1841. Адмирал, государственный и литературный деятель, основатель «Беседы любителей русского слова». Мраморная напольная плита.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;66. Шувалов Андрей Петрович, гр. 1743–1789. Дипломат, литератор; сын фельдмаршала гр. П. И. Шувалова. Пристенный памятник. Неизв. мастер, 1810-е гг.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;67. Шувалова Екатерина Петровна, гр. (рожд. гр. Салтыкова). 1743–1816. Дочь фельдмаршала П. С. Салтыкова, жена А. П. Шувалова. Пристенный памятник. Неизв. мастер, 1810-е гг.<br>
<br><br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ю. М. Пирютко<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;БЛАГОВЕЩЕНСКАЯ УСЫПАЛЬНИЦА<br></h3><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Старейшая часть архитектурного лаврского ансамбля Александро-Невской лавры – Благовещенская церковь. Она находится в северо-восточном углу монастырского каре, рядом с мостом через реку Монастырку.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Двухэтажное здание с высокой кровлей увенчано восьмигранным барабаном с куполом и фонариком, завершенным позолоченной главкой с крестом. Нижний этаж выделен декоративной рустовкой, стены верхнего двусветного зала расчленены пилястрами и филенками, рисунок и ритм которых характерен для петровского барокко начала XVIII в.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Церковь начали строить по плану, разработанному Д. Трезини. 21 июля 1717 г. «от речки заложили фундамент под церковь и под трапезу» [269 - РГИА. Ф. 796. Оп. 6. Д. 133 (1725 г.). Л. 301 об.]. Очевидно, предполагалось, что в нижнем этаже будет находиться монастырская трапезная, но вскоре планы переменились. Трезини отошел от строительства монастыря уже в 1718 г., его сменил X. Конрат, а с 1720 г. всеми работами распоряжался Т. Швертфегер. В том же году из подвала церкви начали выносить землю с целью устройства усыпальницы на двадцать одно место [270 - Описание архива Александро-Невской лавры. Т. 2. Спб., 1911. С. 1230.]. Первоначально пол в усыпальнице был сделан «сосновый с дубовым переплетом подъемный» [271 - РГИА. Ф. 815. Оп. 4. Д. 11 (1724 г.).]. Одновременно сооружались фундаменты под четыре круглых столба, поддерживавших перекрытие.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Здание было выведено под кровлю уже в 1719 г., но отделочные работы продолжались еще три года. Деревянный барабан большого купола выстроил из сосновых бревен мастер И. Сухов «со товарищи». Лепнина на фасадах здания дополнялась вырезанными из белого камня капителями и балясинами, алебастровые орнаменты в полукруглых фронтонах под кровлей были позолочены.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В интерьерах простенки, двери и наличники окон украсили «штукатурными фигурами», откосы и пилястры отделывали «под мрамор». Особенно великолепным было лепное убранство верхней церкви, которое выполняли Иван и Игнатий Росси. «Орнаменты, облака и ангелы» обрамили алтарные росписи, украсили наличники дверей. Частично вызолоченные, они эффектно выделялись на фоне стенных панелей, окрашенных под синий мрамор. Иконостасы в обеих церквах были «алебастровые». Дубовые царские врата изготовили «адмиралтейские резных дел мастера» М. Шестаков и Г. Жариков. Образа писали И. Н. Никитин, И. Г. Адольский, Д. Н. Соловьев. Эти же живописцы с И. Я. Вишняковым создали на евангельские сюжеты восемь полотен, которые были помещены внутри барабана купола верхней церкви [272 - Там же. Д. 122 (1722 г.). Д. 146 (1724 г.).].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Освящение верхней церкви во имя святого князя Александра Невского произошло 30 августа 1724 г., в третью годовщину победоносного Ништадтского мира, завершившего Северную войну. Петр I сам внес в новый храм мощи святого благоверного великого князя Александра Невского.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Великий князь Владимирский Александр Ярославович скончался в 1263 г. и был погребен в Рождественском монастыре во Владимире. С Куликовской битвой 1380 г. связана легенда о чудесном видении князя, ставшего на подмогу русичам в битве с татарами. С этого времени устанавливается церковное почитание Александра Невского, общерусская канонизация которого произошла в 1547 г.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;По решению Синода, принятому 30 июля 1723 г., останки князя следовало перенести в Петербург, подобно тому, как в 1652 г. были перенесены из Соловецкого монастыря в Москву мощи святого митрополита Филиппа. Торжественная церемония переноса мощей Александра Невского в специально устроенном ковчеге, который несли на руках сто пятьдесят человек, продолжалась свыше года. С октября по июль 1724 г. драгоценная реликвия находилась в Шлиссельбурге. Оттуда галера с установленным на ней ковчегом отправилась вниз по Неве. На подступах к Петербургу ее встречал сам Петр I в сопровождении российского флота [273 - Рункевич С. Г. Александро-Невская лавра, 1713–1913. Спб., 1913. С. 257–260.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;День 30 августа – помещение раки с мощами Александра Невского в церкви монастыря, воздвигнутого в новой столице в его память, – вошел в церковный календарь и стал одним из наиболее чтимых Русской Православной Церковью праздников. В 1750 г. в Александро-Невской церкви была установлена для мощей святого Александра Невского серебряная рака весом триста пудов. Это уникальное произведение было изготовлено по эскизу Г. X. Грота при участии скульптора И. Ф. Дункера, живописца Л. Каравакка, лепщика А. Мартелли и др. Рака находилась в Александро-Невской церкви до окончания строительства Свято-Троицкого собора, в правый придел которого ее поместили в 1790 г. (с 1922 г. экспонируется в Эрмитаже).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Нижнюю церковь освятили во имя Благовещения Пресвятой Богородицы 25 марта 1725 г. Незадолго до освящения в ней произошло погребение вдовствующей царицы Прасковьи Федоровны, жены брата Петра I царя Иоанна V, скончавшейся в октябре 1723 г. В том же году близ иконостаса Благовещенской церкви были перезахоронены из Лазаревской усыпальницы царевна Наталья Алексеевна и царевич Петр Петрович.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1764–1765 гг. с западной стороны церкви сделали каменную лестничную пристройку, очевидно, по проекту И. Росси, руководившего тогда монастырским строением [274 - РГИА. Ф. 815. Оп. 6. Д. 226 (1763 г.).]. Деревянные полы в Благовещенской церкви были заменены каменными плитами лишь в 1791 г. [275 - Рункевич. Указ. соч. С. 731.] До этого времени роль надгробных знаков в усыпальнице выполняли эпитафии, помещавшиеся на стенах. Две такие плиты, отлитые из темной бронзы и сообщающие о погребении графа А. П. Апраксина (ум. 1725) и графа П. И. Ягужинского (ум. 1736), сохранились в музее. На левом западном пилоне установлена мраморная плита-эпитафия близ места погребения принцессы А. И. Гессен-Гомбургской (рожд. кн. Трубецкой, ум. 1755). На симметричном пилоне – мраморная плита с латинским текстом, говорящим о том, что «холодный камень согрет слезами супруга погребенной», имя которой не указано. Лишь недавно исследователь С. В. Фомин доказал, что это эпитафия княгине Е. Д. Голицыной (ум. 1761), дочери княгини А. И. Трубецкой (Гессен-Гомбургской) от первого брака с молдавским господарем Дмитрием Кантемиром [276 - Фомин С. В. Кантемиры в изобразительных материалах. Кишинев, 1988. С. 47.]. Сохранилась также эпитафия в виде небольшой медной вызолоченной доски с гербом А. М. Измайловой (рожд. Нарышкиной, ум. 1761).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В июле 1762 г. в центральной части усыпальницы был погребен внук Петра I император Петр III. Похороны свергнутого императора, задушенного в Ропше, проводились без должной торжественности. Благовещенская усыпальница стала своеобразным памятником «эпохи дворцовых переворотов»: здесь еще в 1746 г. была похоронена внучка Иоанна V, Анна Леопольдовна, мать императора Иоанна Антоновича, свергнутого с престола в 1741 г. Прах правительницы, скончавшейся в изгнании, был доставлен из Холмогор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Прошли годы… В ноябре 1796 г. стены Благовещенской церкви стали свидетелями мрачной церемонии, которая произвела неизгладимое впечатление на современников. Прах Петра III, по повелению восшедшего на престол его сына Павла I, был извлечен из каменного склепа. Вторичное погребение императора, со всеми соответствующими его титулу почестями, было проведено в Петропавловском соборе, рядом с его женой, Екатериной II.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Еще один герой придворной хроники XVIII в. – Алексей Григорьевич Разумовский. Простой казак, полюбившийся за прекрасный голос императрице Елизавете Петровне, стал ее фаворитом и тайно был повенчан с нею. А. Г. Разумовский скончался в один год с женой своего брата Кирилла, президента Малороссийской коллегии и Академии наук, и был рядом с ней похоронен в Благовещенской церкви. В 1779 г. место их погребения у южной стены отметил первый в усыпальнице архитектурный памятник: строгий портал из двух колонн с пилястрами, поддерживающими массивный карниз с триглифами. На постаментах колонн из голубовато-серого мрамора – накладные беломраморные рельефы с аллегориями Времени и Смерти (коса, череп, песочные часы и т. д.). Прекрасный рисунок рельефов указывает на то, что памятник был заказан выдающемуся архитектору, однако имя его остается неизвестным.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1783 г. в восточной части усыпальницы был погребен фельдмаршал А. М. Голицын, а в юго-западном углу – граф Н. И. Панин. Их надгробия – парадные «мавзолеи», украшенные скульптурой, – имеют выдающееся художественное значение. Памятник Голицыну, находившийся, вероятно, сначала напротив места погребения у южной стены, в 1818 г. передвинули, а позднее закрыли в нише, справа от портала Разумовских [277 - РГИА. Ф. 815. Оп. 7. Д. 28 (1818 г.). Л. 92.]. Таким образом, эта работа скульптора Ф. Г. Гордеева в течение многих лет казалась утраченной.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;12 мая 1800 г. в Благовещенской церкви был погребен А. В. Суворов. Похороны генералиссимуса стали заметным событием в жизни Петербурга. Казалось, весь город вышел на Невский проспект проводить в последний путь великого полководца. Предание гласит, что, когда катафалк с гробом остановился у арки Святых ворот Александро-Невской лавры, некоторые засомневались, пройдет ли под аркой высокий балдахин. Один из ветеранов суворовских походов с уверенностью сказал: «Не бойтесь, пройдет! Он везде проходил!» [278 - Полевой Н. А. История Суворова. 3-е изд. М., 1890. С. 302.] Над местом погребения, согласно воле полководца, была установлена каменная плита с надписью: «Здесь лежит Суворов». На северной стене появилась эпитафия в виде бронзового золоченого медальона, в раме которого помещены знамена, пушки, лавровый венок и палица Геркулеса – символы воинской славы и мужества. Однотипные медальоны на стене и южном пилоне сообщают о похороненных в усыпальнице князьях Долгоруковых: Петре (ум. 1806) и Михаиле (ум. 1808). В склепе Петра III в 1807 г. была похоронена последняя царица Кахетии и Картли Дарья Георгиевна.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1808–1809 гг. в Благовещенской церкви проходили значительные ремонтные работы. Тогда же в восточной части усыпальницы, над местом погребения дочерей Александра I, малолетних великих княжон Марии и Елизаветы, и сестры императора великой княгини Ольги Павловны, по проекту архитектора Л. Руска были поставлены три мраморные колонны с бронзовыми фигурами ангелов работы скульптора Ф. Тибо (памятники сохранились с утратами) [279 - РГИА. Ф. 797. Оп. 1. Д. 3616 (1808 г.).].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В конце XVIII в. к юго-восточной части здания была пристроена «палатка» – сводчатое помещение, предназначенное для погребений. Еще до ее сооружения на этом месте были положены каменные плиты, оказавшиеся внутри палатки. Среди них – надгробие черногорского митрополита Василия Петровича (ум. 1766). По-видимому, палатка была устроена в связи с сооружением здесь нескольких архитектурных памятников: И. И. Шувалову, И. И. Бецкому, А. А. Вяземскому, А. А. Нарышкину (все они скончались в конце 1790-х гг.). Надгробия Шувалова и Бецкого представляют собой сложенные из плит шлифованного известняка пирамиды, симметрично встроенные, наподобие контрфорсов, у южной и северной стен.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С восточной стороны к Благовещенской церкви была пристроена небольшая приземистая галерея – ризница. Время ее сооружения точно не установлено, но, очевидно, это произошло почти одновременно с пристройкой соседней палатки. В ризнице находятся семейные памятники Юсуповых, в частности там погребена герцогиня Курляндская Евдокия (рожд. Юсупова), жена П. Бирона (1747–1780).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не все надгробия XVIII в. сохранились в Благовещенской усыпальнице до нашего времени. В число утраченных входят следующие захоронения:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Глебова Мария Симоновна (рожд. гр. Гендрикова). 1723–1756. Двоюродная сестра имп. Елизаветы Петровны, статс-дама, жена обер-прокурора Сената А. И. Глебова.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Голицына Екатерина (Смарагда) Дмитриевна, кн. (рожд. Кантемир). 1720–1761. Дочь Д. Кантемира и А. И. Трубецкой, жена дипломата Д. М. Голицына, основательница Голицынской больницы в Москве.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Голицына Татьяна Борисовна, кн. (рожд. Куракина). 1696–1757. Дочь дипломата Б. И. Куракина, жена генерал-фельдмаршала кн. М. М. Голицына.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Долгоруков Василий Владимирович, кн. 1667–1746. Генерал-фельдмаршал, член Верховного тайного совета, после ссылки – президент Военной коллегии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Корф Екатерина Карловна (рожд. гр. Скавронская). Ум. 1757. Двоюродная сестра имп. Елизаветы Петровны, жена генерал-полицмейстера Н. А. Корфа.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рагузинский (Владиславич) Савва Лукич. Ок. 1670–1738. Выходец из Сербии, дипломатический представитель и торговый агент Петра I, руководитель первого посольства в Китай в 1725–1728 гг.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ромодановская Анастасия Федоровна, кн. Ум. 1735. Дочь Федора (Александра) Салтыкова, сестра царицы Прасковьи Федоровны, жена «князь-кесаря» Ф. Ю. Ромодановского.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сильвестр (Кулябка). 1701–1761. Санкт-Петербургский архиепископ, известный проповедник и церковный писатель.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ушаков Андрей Иванович, гр. 1672–1747. Тайный фискал, начальник Канцелярии тайных розыскных дел, сенатор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Феодосий (Янковский). 1696–1750. Санкт-Петербургский архиепископ.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Феофания, монахиня. Ум. 1726. Мать Саввы Рагузинского.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;У наружной стены Благовещенской усыпальницы, со стороны алтаря, также происходили погребения. Сохранилась гранитная плита-надгробие протопресвитера Сергея Федоровича Краснопевкова (ум. 1808), бывшего членом Российской Академии и Вольного экономического общества.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В примыкающей к Благовещенской церкви части Братского корпуса на двух этажах находились обширные залы. Их решено было перестроить в двусветную церковь, для чего требовалось разобрать междуэтажные перекрытия, устроить хоры и пристроить с востока алтарную часть. Работы велись лаврским архитектором В. П. Петровым в 1817–1819 гг., когда проходил ремонт верхней Александро-Невской и нижней Благовещенской церквей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Предполагалось новую церковь соединить с Благовещенской, так как в ней на проповеди митрополита Михаила (Десницкого) собиралось множество народу. Закладка храма произошла 6 июня 1820 г. [280 - Там же. Ф. 815. Оп. 8. Д. 12 (1820 г.). Л. 237.] Образа для высокого ампирного иконостаса написал академик Д. Антонелли, изображение евангелистов выполнил М. X. Набоков.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Еще до освящения, в ноябре 1820—марте 1821 г., в новой церкви произвели несколько погребений, в том числе ее основателя митрополита Михаила. Освящение состоялось 18 мая 1822 г. во имя Сошествия Святого Духа. Через месяц на хорах был освящен небольшой придел преподобного Сергия Радонежского. При строительстве в Духовской церкви было устроено несколько склепов, в 1825 г. к ним добавили еще сорок одно место. И хотя место стоило тысячу рублей, эта усыпальница, значительно превосходившая по размерам соседнюю Благовещенскую, широко использовалась для погребений вплоть до начала XX в. Всего в ней было сто семьдесят два захоронения.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Одновременно с устройством Духовской церкви, проход в которую был через портик надгробия Разумовских, в Благовещенской прошли ремонтные работы. Они коснулись главным образом фасадов здания. Тогда же, в 1821 г., над проездом со стороны реки Монастырки были сооружены каменные ворота «с колоннами, капителями и базами», железные створки которых изготовили в мастерской А. Шрейбера. В 1833 г. было изменено внутреннее убранство нижней церкви, а спустя четыре года старый «алебастровый» иконостас заменили деревянным, после чего в 1838 г. Благовещенская церковь была вновь освящена. Еще через два года подобные работы прошли и в верхней, Александро-Невской церкви.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1866 г. под Благовещенской церковью, в ее западной части, устроили еще семь могильных мест. В алтарной части было решено возобновить надгробные плиты лиц, принадлежавших к императорскому дому. Первоначальные памятники не сохранились, и историк Н. Г. Устрялов провел специальную исследовательскую работу по выяснению, кто же именно и в какой части церкви был похоронен. В результате в 1868 г. в полу у алтарной ступени было уложено семь однотипных мраморных плит, выполненных в мастерской А. А. Трискорни по рисунку архитектора А. А. Пуаро [281 - Там же. Ф. 480. Оп. 1. Д. 766. Л. 8.]. Несколько ранее, в 1859 г., по инициативе внука полководца была заменена каменная плита с надписью: «Здесь лежит Суворов». Очевидно, к этому же времени относится и соседняя мраморная плита дочери князя А. Д. Меншикова герцогини А. А. Бирон (ум. 1736).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Под лестничной пристройкой в 1871 г. была сооружена по проекту архитектора П. Д. Соханского мраморная усыпальница Бобринских, где, в частности, погребен граф А. А. Бобринский (1800–1868), внук Екатерины II. В северо-западном углу в 1860-е гг. устроен небольшой семейный склеп Якунчиковых. В 1894–1895 гг. справа от алтаря Духовской церкви, над склепом семьи Галуновых, был пристроен небольшой придел святой Евдокии, освященный 12 марта 1895 г. К началу XX в. окончательно сложился облик Благовещенской и Духовской церквей-усыпальниц.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вплоть до 1922 г. Александро-Невская лавра оставалась резиденцией Петроградского митрополита Вениамина. Лишь после его расстрела 7 июля 1923 г. президиум Петргубисполкома вынес распоряжение о передаче всех жилых помещений и служб лавры в ведение Губоткомхоза [282 - ГИА СПб. Ф. 1000. Оп. 9. Д. 104. Л. 106.]. Храмы были оставлены верующим, организованным в двадцатки. С закрытием в 1926 г. церкви Успения Богородицы в Митрополичьем доме началось упразднение лаврских храмов. Через десять лет все тринадцать монастырских церквей были ликвидированы. К 1936 г. на территории лавры находилось семнадцать учреждений, в том числе две средние школы, детский дом культуры, автошкола, институт народов Севера, пять рабочих общежитий, институт Гипрогор, фабрика венских стульев и пр. В Троицком соборе, закрытом в 1932 г., помещался склад универмага «Пассаж».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В феврале 1933 г. президиум Леноблисполкома постановил: «…учитывая возможность весьма эффективного использования здания под музей без всякого на то переоборудования… Благовещенскую церковь ликвидировать, здание передать Политпросветцентру для оборудования хранилища надгробной скульптуры».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В ноябре 1932 г. Благовещенскую церковь осматривала комиссия по организации музея-некрополя. В комиссию входили известные искусствоведы, знатоки монументальной скульптуры Г. М. Преснов, А. Г. Яцевич, В. К. Станюкович, К. К. Романов, П. А. Всеволожский, Н. В. Успенский. Как указывалось в протоколе, Благовещенская усыпальница «уже представляет собой готовый музей монументальной надгробной скульптуры, собрание которой, по мнению комиссии, следует лишь дополнить двумя памятниками работы Мартоса: Лазарева из армянской Смоленской церкви и Е. Чичаговой со Смоленского лютеранского кл.». Ремонтные работы начались в 1933 г., но вскоре были прекращены из-за отсутствия средств. Хранитель музея-некрополя Н. В. Успенский успел открыть нишу, в которой был замурован гордеевский памятник А. М. Голицыну.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тем временем, вопреки здравому смыслу, в верхнюю Александро-Невскую церковь вселилось учреждение, не имевшее к музею никакого отношения, – сектор геодезических съемок института Гипрогор. Помещения были использованы под склады с устройством междуэтажных перекрытий с третьим этажом, множества перегородок и печей. Здание начало разрушаться.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Когда в 1931 г. начались работы по спасению отдельных художественных надгробий и деталей памятников с ленинградских кладбищ, обреченных на уничтожение, в Благовещенской церкви был устроен склад переносимой в музей мемориальной скульптуры. Лишь в 1935 г. возобновились ремонтные работы. Открытие музея было намечено на 1940 г. Однако этому помешали непредвиденные обстоятельства.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В ноябре 1935 г. была закрыта последняя действовавшая церковь – Духовская. На этом богослужения в лавре прекратились более чем на двадцать лет. Комиссия, в которую входили представители Института истории, Коммунистической академии, Пушкинского дома, Академии материальной культуры, Комитета охраны памятников, Музея города и др., ходатайствовала о присоединении зала Духовской церкви к Благовещенской «ввиду наличия в нем большого количества музейных ценностей и исторических захоронений, в частности многих т. н. пушкинских спутников. Такое соединение… полутемных, низких и незначительных по площади помещений Благовещенского здания с двусветной колоннадой Духовской церкви, кстати сказать, органически и исторически связанных друг с другом, по мнению комиссии, послужит чрезвычайным и необходимым украшением нового музея и позволит свободно разместить многочисленные дополнительные музейные экспонаты». Вместо этого в июле 1936 г. помещение Духовской церкви было передано организации Ленгорплодоовощ, которая немедленно принялась громить подвалы и склепы для размещения там котельной и склада угля. После многочисленных протестов общественности здание через полгода передали аэроклубу Осоавиахима, затем – физкультурному обществу «Спартак». Перед войной Духовская церковь была передана Кировскому заводу «во временное пользование… для использования под жилые помещения». Само собой разумеется, что ни одному из этих арендаторов не было дела до ценнейших захоронений, находившихся в церкви-усыпальнице. Музею-некрополю пришлось в 1937 г. пойти на перенос наиболее выдающихся памятников в музейные Благовещенскую и Лазаревскую усыпальницы; были осуществлены также некоторые перезахоронения. В Благовещенской церкви, в частности, находятся с этого времени надгробные плиты М А. Милорадовича и Д. Н. Сенявина, пристенный памятник Г. С. Волконского и ряд деталей других памятников [283 - В статье использованы материалы «Предварительного исследования по Благовещенской церкви», подготовленного ЛО Гипротеатр по заказу института ЛенНИИПроект в 1980 г. (Якимова Н. В. Историко-методическая записка о строительстве и перестройках Благовещенской церкви в XVII-начале XX в.; Аспидов А. П. Здание Благовещенской церкви в послереволюционный период.)].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Среди утраченных захоронений Духовской церкви следует отметить хотя бы некоторые:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Баранова Варвара Александровна. 1791–1850. Жена сенатора Д. В. Баранова, литератора и члена Российской Академии; восприемница в православном крещении Израиля (Александра Дмитриевича) Бланка, деда В. И. Ленина.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вронченко Федор Павлович, гр. 1778–1852. Министр финансов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Григорий (Постников). 1784–1860. Петербургский митрополит, видный богослов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Давыдова Александра Ильинична (рожд. Чайковская). 1842–1891. Сестра П. И. Чайковского, жена Л. В. Давыдова, сына декабриста.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Головкина Екатерина Львовна, гр. (рожд. Нарышкина). 1767–1820. Дочь обер-шталмейстера Л. А. Нарышкина, жена гр. Ю. А. Головкина, дипломата, камергера.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Литта Екатерина Васильевна, гр. (рожд. Энгельгардт). 1761–1829. Племянница и фаворитка кн. Г. А. Потемкина; в первом браке – жена гр. П. М. Скавронского, во втором – вице-адмирала гр. Ю. П. Литта, приора Мальтийского ордена.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Левашев Василий Васильевич, гр. 1783–1848. Председатель Государственного совета, генерал-адъютант.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кушелев-Безбородко Александр Григорьевич, гр. 1800–1855. Государственный контролер, дипломат, основатель лицея в Нежине.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Михаил (Десницкий). 1762–1821. Петербургский митрополит, основатель Библейского общества, член Российской Академии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Новосильцев Николай Николаевич, гр. 1761–1838. Член «негласного комитета» при Александре I, председатель Государственного совета в Комитете министров.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Протасова Анна Степановна, гр. Ум. 1826. Камер-фрейлина с 1785 г.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Штерич Евгений Петрович. 1809–1833. Музыкант, дипломат; друг М. И. Глинки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В залы Благовещенской усыпальницы были перенесены также некоторые детали надгробных памятников, находившихся в Федоровской и Исидоровской церквах. Двухэтажная Федоровская церковь, симметричная Благовещенской, возвышается в юго-восточном углу монастырского ансамбля. Закладка храма произошла 9 августа 1745 г., строили его по проекту П. А. Трезини, а после его отъезда – под наблюдением Игнатия Росси. Освящение задержалось до 1770 г., когда нижняя церковь была освящена во имя святого Иоанна Златоуста, а верхняя – в память святого Федора Ярославича, брата Александра Невского. В 1841–1842 гг., после капитального ремонта и переделок иконостасов, церкви были переосвящены: нижняя стала Федоровской, а верхнюю освятили в память святого Николая Мирликийского.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Погребения в Златоустовской (Федоровской) церкви производились с 1806 г. до начала XX в. Именно здесь хоронили многих грузинских и имеретинских царевичей, умерших в Петербурге. Из Федоровской церкви происходит эпитафия царевича Теймураза Багратиони, выдающегося грузинского литератора, а также надгробный знак митрополита Евгения Булгара, известного греческого эрудита и духовного писателя, одного из создателей новогреческого литературного языка. В 1889–1891 гг. с алтарной стороны Федоровской церкви была пристроена по проекту Г. И. Карпова церковь святого Исидора Пелусиота – усыпальница митрополита Исидора (Никольского). За четверть века в ней было проведено свыше ста пятидесяти захоронений. Все они утрачены. Среди похороненных в этих церквах:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вышнеградский Иван Алексеевич.1831–1895. Ученый, основоположник теории автоматического регулирования, почетный член Академии наук, министр финансов. (Исид. ц.).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гейден Федор Логинович, гр. 1821–1900. Генерал от инфантерии, начальник Генерального штаба. (Исид. ц.).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гудович Прасковья Кирилловна, гр. (рожд. гр. Разумовская). 1755–1808. Дочь К. Г. Разумовского, жена И. В. Гудовича. (Федор. ц.).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Карпов Григорий Иванович. 1824–1900. Архитектор Александро-Невской лавры. (Федор. ц.).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кауфман Михаил Петрович. 1822–1902. Генерал-адъютант, член Государственного совета; брат туркестанского губернатора К. П. Кауфмана, соученик Ф. М. Достоевского по Инженерному училищу<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лейхтенбергский, герцог, Евгений Максимилианович, кн. Романовский. 1847–1901. С женами: Дарьей Константиновной Богарнэ (ум. 1870) и Зинаидой Дмитриевной (рожд. Скобелевой, ум. 1899). (Исид. ц.).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мещерский Владимир Петрович, кн. 1839–1914. Публицист, писатель, издатель газеты «Гражданин». (Исид. ц.).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ростовцев Яков Иванович, гр. 1803–1860. Участник декабристского движения, деятель крестьянской реформы. (Федор. ц.).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сапожников Алексей Александрович. 1857–1892. Потомственный почетный гражданин. Надгробие выполнено в 1905 г. по проекту арх. В. А. Покровского. (Исид. ц.).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Строганов Сергей Григорьевич, гр. 1794–1882. Попечитель Московского учебного округа, основатель Строгановского училища и Археологической комиссии. (Федор. ц.).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Филиппов Тертий Иванович. 1825–1899. Писатель-славянофил, почетный член Академии наук, директор Государственного контроля. (Исид. ц.).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В Великую Отечественную войну, когда на территории лавры размещался военный госпиталь, было проведено художественное оформление могилы А. В. Суворова. По эскизам художников Н. М. Суетина и А. В. Васильева в ноябре 1942 г. исполнили два живописных панно, знамена и транспаранты. Сюда, к могиле великого русского полководца, приходили воины, отправлявшиеся на защиту родного города [284 - Акт от 20 ноября 1942 г. // Науч. архив ГМГС.]. Одновременно было проведено декоративное оформление притвора в Троицком соборе, где до 1922 г. находилась рака с мощами Александра Невского, имя которого было воскрешено из забвения в годы войны (художники А. А. Лепорская, А. А. Ранчевская).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1948–1949 гг. был освобожден наконец от посторонних учреждений второй этаж, проведены необходимые ремонтные работы, и в 1950 г., впервые за долгие годы, Благовещенская усыпальница была открыта для свободного посещения. В 1954 г. здание вновь закрыли на ремонт в связи с заменой междуэтажных перекрытий. Тогда же в зал Благовещенской усыпальницы были перенесены некоторые скульптурные памятники из Лазаревского некрополя: надгробия Е. С. Куракиной, Е. А. Куракиной, А. С. Попова, В. С. Попова, скульптура плакальщицы работы Агостино Трискорни с надгробия М. С. Таировой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Капитального ремонта в старейшем каменном здании Александро-Невской лавры не проводилось с 1912 г., когда шла подготовка к торжествам по поводу двухсотлетия лавры. В 1989–1999 гг. был проведен новый капитальный ремонт, в результате которого открыто подкупольное пространство верхней Александро-Невской церкви. В зале теперь размещена экспозиция мемориальной пластики «Знаки памяти». В нижнем зале – Благовещенской усыпальнице – и «палатке» проведена реставрация многих надгробий.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Прилагаемый список включает все сохранившиеся до нашего времени памятники в Благовещенской усыпальнице и палатке, а также перенесенные памятники с указанием времени и места переноса.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Исторические захоронения в Благовещенской усыпальнице<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;1. Абамелик Иван Семенович, кн. 1768–1828. Генерал-майор лейб-гвардии артиллерии. Киот. Мастер А. Дипнер (?), 1820-е гг. Памятник перенесен из Воскресенской церкви на Смоленском армянском кл. в 1936 г.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;2. Анна Леопольдовна, принцесса Брауншвейг-Люнебургская. 1718–1746. Правительница, мать имп. Иоанна Антоновича. Напольная плита.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;3. Анна Петровна, вел. кн. 1757–1759. Дочь вел. кн. Петра Федоровича (будущего имп. Петра III). Напольная плита.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;4. Антоний (Рафальский). 1789–1848. Митрополит Петербургский и Новгородский. Доска с эпитафией. Перенесена из Духовской церкви в 1937 г.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;5. Апраксин Александр Петрович, гр. 1690–1725. Капитан Российского флота; племянник генерал-адмирала Ф. М. Апраксина. Медная доска с эпитафией.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;6. Безбородко Александр Андреевич, светл. кн., гр. 1747–1799. Государственный деятель, дипломат. Скульптурный памятник. Ск. Ж. Д. Рашетт, арх. Н. А. Львов, 1803 г.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;7. Безбородко Илья Андреевич, гр. 1756–1815. Брат А. А. Безбородко, петербургский губернский предводитель дворянства.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Безбородко Анна Ивановна, гр. (рожд. Ширяева). 1766–1824. Жена гр. И. А. Безбородко. Скульптурный памятник. Скульптура плакальщицы, эпитафия и медальон с портретом перенесены с памятника у вост. стены Духовской церкви.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;8. Бецкой Иван Иванович. 1704–1795. Деятель культуры и просвещения, президент Академии художеств. Пристенный памятник.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;9. Бирон Александра Александровна (рожд. Меншикова). 1712–1736. Младшая дочь светл. кн. А. Д. Меншикова, жена генерал-адъютанта Г. Бирона. Напольная плита.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;10. Василий Иванович. 1720–1772. Архиепископ Пекский и Сербский. Напольная плита.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;11. Василий Петрович. 1709–1766. Митрополит Скендеринский и Приморский Черной Горы; брат Данилы Негоша, основателя династии правителей Черногории. Напольная плита.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;12. Вахтанг Ираклиевич, грузинский царевич. 1761–1814. Сын царя Кахетии и Картли Ираклия II, заключившего Георгиевский мирный трактат с Россией 1783 г. Пристенный портал. Мастер А. М. Пермагоров, 1820-е гг.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;13. Виельгорский Матвей Юрьевич, гр. 1794–1866. Музыкант, общественный деятель. Пристенный памятник; барельеф – ск. К. Годебский, 1875 г.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;14. Виктор (Ладыженский). 1732–1775. Архимандрит курского Знаменского монастыря. Напольная плита.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;15. Вишневская Мария. 1723–1757. Жена полковника Г. Ф. Вишневского.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Федорова Екатерина. 1743–1764. Жена подпоручика Н. А. Федорова.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Медальон с эпитафией и гербами. Перенесен из Крестовоздвиженской Ямской церкви в 1930-е гг.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;16. Волкова Софья Александровна (рожд. Саблукова). 1812–1833. Медальон с портретом. Неизв. мастер, 1830-е гг. Перенесен с памятника, находившегося в Сергиевой пустыни, в 1930-е гг.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;17. Волконский Григорий Семенович, кн. 1742–1824. Генерал от кавалерии; отец декабриста С. Г. Волконского. Бронзовая доска с эпитафией и портретом. Арх. О. Монферран, мастер Ф. И. Ковшенков, 1827 г. Прах и памятник перенесены из Духовской церкви в 1937 г.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;18. Воронцова Анна Карловна, гр. (рожд. гр. Скавронская). 1722–1775. Обер-гофмейстерина; жена гр. М. И. Воронцова, племянница имп. Екатерины I. Медная оковка. Мастер И. X. Праузенбергер, 1776 г. Перенесена из Некрополя XVIII века<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;19. Вяземский Александр Алексеевич, кн. 1727–1793. Генерал-прокурор Сената.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вяземская Елена Никитична, кн. (рожд. кн. Трубецкая). 1745–1832. Жена кн. А. А. Вяземского.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пристенный портал. Неизв. мастер, худ. П. М. Уткин, 1790-е гг.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;20. Гагарина Елизавета Ивановна, кн. (рожд. Балабина). 1773–1803. Жена кн. И. А. Гагарина. Бронзовая скульптура. Ск. И. П. Мартос, 1803 г. Памятник перенесен из Некрополя XVIII века в 1954 г.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;21. Гессен-Гомбургская Анастасия Ивановна, гр. (рожд. кн. Трубецкая). 1700–1755. Дочь кн. И. Ю. Трубецкого, в первом браке жена кн. Дмитрия Кантемира, во втором – генерал-фельдцейхмейстера ландграфа Л. В. Гессен-Гомбургского; участница дворцового переворота 1741 г. Плита с эпитафией на русском и латинском языках.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;22. Голенищев-Кутузов Иван Логинович. 1729–1802. Президент Адмиралтейской коллегии. Напольная плита.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;23. Голенищева-Кутузова Авдотья Ильинична (рожд. Бибикова). 1743–1807. Жена И. Л. Голенищева-Кутузова. Напольная плита.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;24. Голицын Александр Михайлович, кн. 1718–1783. Генерал-фельдмаршал. Скульптурный памятник. Ск. Ф. Г. Гордеев, 1788 г.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;25. Давид, грузинский царевич. 1767–1819. Генерал-лейтенант; сын грузинского царя Георгия XII.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Теймураз, грузинский царевич. 1782–1846. (Теймураз Багратиони). Сын Георгия XII; деятель грузинского просвещения, почетный член Петербургской Академии наук, переводчик А. С. Пушкина.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Доска с эпитафией, перенесена из Федоровской церкви в 1930-е гг.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;26. Дарья Георгиевна, грузинская царица (рожд. Дадиани). 1738–1807. Супруга царя Кахетии и Картли Ираклия II. Похоронена на месте первоначального погребения имп. Петра III. Бронзовая доска с эпитафией. Мастер А. Шрейбер, 1807 г.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;27. Долгоруков Михаил Петрович, кн. 1780–1808. Генерал-лейтенант. Бронзовая доска с эпитафией.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;28. Долгоруков Петр Петрович, кн. 1777–1806. Генерал-адъютант. Бронзовая доска с эпитафией.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;29. Дурново Мария Никитична (рожд. Демидова). 1776–1847. Дочь Н. А. Демидова, жена обер-гофмейстера Д. Н. Дурново. Киот. Перенесен из Духовской церкви в 1937 г.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;30. Евгений Булгар. 1716–1806. Митрополит Славенский и Херсонский. Бронзовая доска со стихотворной эпитафией на русском и греческом языках. Перенесена из Федоровской церкви в 1930-е гг.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;31. Евдокия Борисовна, герцогиня Курляндская и Семигальская (рожд. кн. Юсупова). Ум. 1780. Дочь кн. Б. И. Юсупова, жена герцога П. Бирона. Пристенный памятник.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;32. Екатерина Иоанновна, вел. кн., герцогиня Мекленбургская. 1691–1733. Дочь царя Иоанна Алексеевича, племянница Петра I. Напольная плита.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;33. Елена Отаровна, грузинская царевна (рожд. кн. Амилахвари). 1767–1866. Доска с эпитафией. Перенесена из Федоровской церкви в 1930-е гг.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;34. Елизавета Александровна, вел. кн. 1806–1808. Дочь имп. Александра I. Мраморная полуколонна. Арх. Л. Руска, ск. Ж. Тибо, 1808 г.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;35. Измайлова Анастасия Михайловна (рожд. Нарышкина). 1703–1761. Жена генерал-майора<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;B. А. Измайлова, дочь камергера М. Г. Нарышкина; статс-дама. Медная доска с эпитафией.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;36. Иннокентий (Нечаев), архиепископ Псковский и Рижский. 1721–1799. Доска со стихотворной эпитафией Г. Р. Державина.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;37. Куракина Екатерина Андреевна, кн. (рожд. Бутурлина). 1766–1824. Жена кн. А. Б. Куракина. Скульптура гения. Неизв. мастер, 1820-е гг. Перенесена из Некрополя XVIII века в 1954 г.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;38. Куракина Елена Степановна, кн. (рожд. Апраксина). 1735–1769. Дочь фельдмаршала<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;C. Ф. Апраксина, жена гофмейстера кн. Б. А. Куракина. Скульптурный памятник. Ск. И. П. Мартос, 1792 г. Памятник перенесен из Некрополя XVIII века в 1954 г.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;39. Лазарев Артемий Екимович. 1791–1813. Гусар, погиб в сражении под Лейпцигом; племянник И. Л. Лазарева. Доска с эпитафией, перенесена из Воскресенской церкви на Смоленском армянском кл. в 1939 г.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;40. Лазарев Артемий Иванович. 1768–1791. Премьер-майор, адъютант кн. Г. А. Потемкина; сын И. Л. Лазарева. Скульптурный памятник. Ск. И. П. Мартос, 1802 г. Памятник перенесен из Воскресенской церкви на Смоленском армянском кл. в 1939 г.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;41. Лазарев Иван Лазаревич, гр. 1735–1801. Негоциант, основатель Института восточных языков в Москве. Доска с эпитафией. Перенесена из Воскресенской церкви на Смоленском армянском кл. в 1939 г.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;42. Лазарева Екатерина Ивановна (рожд. Мирзаханова). 1750–1819. Жена гр. И. Л. Лазарева. Доска с эпитафией. Перенесена из Воскресенской церкви на Смоленском армянском кл. в 1939 г.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;43. Лебедев Герасим Степанович. 1746–1817. Путешественник, индолог. Доска со стихотворной эпитафией. Перенесена с Георгиевского кл. на Б. Охте в 1930-е гг.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;44. Лобкова Анна Никитична (рожд. кн. Волконская). Ум. 1756. Доска с барельефом. Неизв. мастер, 1802 г. Перенесена из Крестовоздвиженской Ямской церкви в 1930-е гг.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;45. Лопухин Андреян Иванович. 1693–1755. Майор Преображенского полка. Доска с эпитафией. Перенесена из Крестовоздвиженской Ямской церкви в 1930-е гг.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;46. Мария Александровна, вел. кн. 1799–1800. Дочь вел. кн. Александра Павловича (будущего имп. Александра I). Мраморная полуколонна. Арх. Л. Руска, ск. Ф. Тибо, 1808 г.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;47. Матюшкина Анна Алексеевна, гр. (рожд. кн. Гагарина). 1722–1804. Статс-дама; жена гр. Д. М. Матюшкина. Мраморный рельеф.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;48. Милорадович Михаил Андреевич, гр. 1771–1825. Государственный и военный деятель, герой Отечественной войны 1812 г. Напольная деревянная плита. Прах и памятник перенесены из Духовской церкви в 1937 г.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;49. Нарышкин Александр Александрович. 1726–1795. Обер-шенк, сенатор, гофмаршал имп. Петра III. Постамент с барельефом. Ск. И. П. Мартос, 1798 г.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;50. Нарышкин Дмитрий Львович. 1758–1838. Обер-егермейстер, гофмейстер; муж М. А. Святополк-Четвертинской, фаворитки имп. Александра I. Напольная плита.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;51. Нарышкин Лев Александрович. 1733–1799. Обер-шталмейстер; приятель Г. Р. Державина. Напольная плита.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;52. Нарышкин Лев Александрович. 1785–1846. Генерал-адъютант, участник Отечественной войны 1812 г., ранен в Бородинском сражении; внук адмирала А. Н. Сенявина. Напольная плита.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;53. Нарышкин Лев Кириллович. 1809–1855. Действительный статский советник. Напольная плита.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;54. Нарышкина Марина Осиповна (рожд. Закревская). 1741–1800. Жена обер-шталмейстера Л. А. Нарышкина. Напольная плита.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;55. Наталья Алексеевна, вел. кн. 1755–1776. Цесаревна, первая супруга вел. кн. Павла Петровича (будущего имп. Павла I). Напольная плита.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;56. Наталья Алексеевна, вел. кн. 1675–1716. Дочь царя Алексея Михайловича, сестра Петра I. В 1717 г. погребена в Лазаревской церкви, в 1723 г. прах перенесен в Благовещенскую церковь. Напольная плита.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;57. Нина, правительница Мингрелии. 1772–1847. Дочь грузинского царя Георгия XII. Доска с эпитафией. Перенесена из Федоровской церкви в 1930-е гг.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;58. Ольга Павловна, вел. кн. 1792–1795. Дочь вел. кн. Павла Петровича и его второй супруги Марии Федоровны. Мраморная полуколонна. Арх. Л. Руска, ск. Ф. Тибо. 1808 г.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;59. Орлова Екатерина Николаевна, светл. кн. (рожд. Зиновьева). 1758–1781. Жена светл. кн. Г. Г. Орлова, фаворита Екатерины II. Мраморная и медная доски с эпитафиями.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;60. Панин Никита Иванович, гр. 1718–1783. Государственный деятель, дипломат, воспитатель Павла I. Архитектурно оформленный притвор со скульптурным памятником. Ск. И. П. Мартос, арх. Д. Кваренги (?), 1780-е гг.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;61. Петр Петрович, вел. кн. 1715–1719. Сын имп. Петра I. Напольная плита. Первоначально похоронен в Лазаревской церкви, в 1725 г. прах перенесен в Благовещенскую церковь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;62. Повало-Швейковский Яков Иванович. 1750–1807. Генерал от инфантерии, участник Итальянского похода А. В. Суворова 1799 г. Плита со стихотворной эпитафией. Перенесена с памятника на Лазаревском кл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;63. Попов Алексей Семенович. 1728–1780. Камердинер имп. Екатерины II. Скульптурная композиция с портретом. Ск. Я. Земмельгак, 1781 г. Памятник перенесен из Некрополя XVIII века в 1954 г.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;64. Попов Василий Степанович. 1743–1822. Государственный деятель, правитель канцелярии светл. кн. Г. А. Потемкина, позднее начальник Императорского Кабинета. Мраморный бюст на колонне. Перенесен с памятника в Некрополе XVIII века в 1955 г.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;65. Прасковья Федоровна, царица. 1664–1723. Супруга царя Иоанна Алексеевича, брата Петра I. Напольная плита.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;66. Разумовский Алексей Григорьевич, гр. 1709–1771. Генерал-фельдмаршал; фаворит имп. Елизаветы Петровны.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Разумовская Екатерина Ивановна, гр. (рожд. Нарышкина). 1729–1771. Кавалерственная дама; жена гр. К. Г. Разумовского. Архитектурный портал. Неизв. мастер, 1779 г.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;67. Ржевская Дарья Гавриловна (рожд. Соковнина). Ум. 1720. Жена И. И. Ржевского; «князь-игуменья» «Всешутейшего» собора. Плита-саркофаг.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;68. Ржевский Иван Иванович. 1653–1717. Стольник, участник Крымского и Азовского походов. Плиты-саркофаги супругов Ржевских найдены на участке Некрополя XVIII века близ зап. стены Лазаревской церкви в ходе археологических раскопок 1927–1929 гг. Как старейшие из сохранившихся на территории Александро-Невской лавры образцы надгробных памятников первой четверти XVIII в. перенесены в музейную экспозицию в 1954 г.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;69. Савостьянов Петр Иванович. 1811–1867. Действительный статский советник. Напольная плита.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;70. Сенявин Дмитрий Николаевич. 1763–1831. Адмирал, участник Русско-турецкой войны 1787–1791 гг., Средиземноморского похода 1798–1800 гг., герой Афонского сражения 1807 г. Деревянная напольная плита. Прах и памятник перенесены из Духовской церкви в 1937 г.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;71. Серафим (Глаголевский). 1763–1843. Митрополит Петербургский и Новгородский. Доска с эпитафией. Перенесена из Духовской церкви в 1937 г.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;72. Скавронский Мартын Карлович, гр. 1714–1776. Генерал-аншеф; племянник имп. Екатерины I. Медная оковка. Мастер И. X. Праузенбергер, 1776 г. Перенесена из Некрополя XVIII века.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;73. Суворов Александр Васильевич, гр. Рымникский, кн. Италийский. 1729–1800. Генералиссимус. Медальон с эпитафией. Неизв. мастер, 1800-е гг. Напольная плита. Неизв. мастер, 1859 г. Бюст. Современная отливка по модели В. И. Демут-Малиновского.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;74. Таирова Марфа Савельевна (рожд. Королева). Жена купца Луки Таирова. Скульптура плакальщицы. Ск. А. Трискорни, 1810 г. Перенесена с памятника в Некрополе XVIII века в 1950-е гг. Надгробие перенесено в некрополь с Волковского православного кл. в 1931 г.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;75. Чернышев Иван Григорьевич, гр. 1726–1797. Фельдмаршал, президент Адмиралтейской коллегии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Чернышева Анна Александровна (рожд. Исленьева), гр. 1740–1794. Жена И. Г. Чернышева.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Плита. Неизв. мастер, нач. XIX в.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;76. Чертков Иван Дмитриевич. 1797–1865. Пристенный бронзовый памятник. Перенесен из Духовской церкви.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;77. Черткова Елена Григорьевна (рожд. бар. Строганова). 1800–1832. Жена И. Д. Черткова. Похоронена с пятилетней дочерью, при родах которой умерла. Строганова Анна Сергеевна, бар. (рожд. кн. Трубецкая). 1765–1824. Жена бар. Г. А. Строганова, мать Е. Г. Чертковой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пристенный бронзовый памятник. Перенесен из Духовской церкви.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;78. Чичагова Елизавета Карловна (рожд. Проби). Ум. 1811. Дочь капитана Чарлза Проби, начальника Чэтемского порта, жена адмирала П. В. Чичагова.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Скульптурный памятник. Ск. И. П. Мартос, 1812 г. Скульптура перенесена из мавзолея Е. К. Чичаговой на Смоленском лютеранском кл. в 1934 г.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;79. Шепелева Екатерина Андреевна (рожд. гр. Матвеева). 1718–1749. Дочь дипломата А. А. Матвеева, жена полковника Измайловского полка А. С. Шепелева, приближенная имп. Елизаветы Петровны. Плита с эпитафией. Неизв. мастер, 1827 г. Перенесена из Крестовоздвиженской Ямской церкви.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;80. Шувалов Иван Иванович, гр. 1727–1797. Обер-камергер, основатель Московского университета и Петербургской Академии художеств; фаворит имп. Елизаветы Петровны. Пристенный памятник с портретом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;81. Юсупова Татьяна Васильевна, кн. (рожд. Энгельгардт). 1769–1841. Дочь В. А. Энгельгардта и Е. А. Потемкиной, племянница светл. кн. Г. А. Потемкина, в первом браке жена генерал-поручика М. С. Потемкина, во втором – кн. Н. Б. Юсупова. Пристенный памятник.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;82. Ягужинский Павел Иванович, гр. 1683–1736. Генерал-прокурор Сената, кабинет-министр при имп. Анне Иоанновне. Медная доска с эпитафией. Помещена у места захоронения «при левом крылосе» Благовещенской церкви.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;83. Ягужинский Сергей Павлович, гр. 1731–1806. Генерал-лейтенант; сын гр. П. И. Ягужинского. Пристенный памятник с портретом. Ск. Ф. Ф. Щедрин (?), 1810-е гг.<br>
<br><br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ю. М. Пирютко<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;НЕКРОПОЛЬ МАСТЕРОВ ИСКУССТВ<br></h3><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;По правую сторону проезда, ведущего от надвратной церкви к мосту через Монастырку, – вход в Некрополь мастеров искусств. Здесь, на пространстве бывшего Тихвинского кладбища Александро-Невской лавры, оказались рядом памятники величайших деятелей русской музыки, литературы, изобразительного и театрального искусства XIX в. Мемориальный парк Некрополя мастеров искусств был открыт в августе 1937 г. на том месте, освоение которого началось с первых лет существования Александро-Невского монастыря.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Судя по первым планам монастыря, справа от проезда в 1714 г. было построено одноэтажное деревянное здание, в котором жил настоятель. Деревянные настоятельские покои, сад и огороды за ними просуществовали до 1760-х гг. Позже постройку объединили с соседним каменным корпусом «в два апартамента», построенным в 1743 г. [285 - Рункевич С.Г. Александро-Невская лавра. Спб., 1913. С. 675.] К югу от настоятельских покоев стояло одноэтажное каменное здание «с 12 покоями, сенями и погребом». Там размещалась консистория – учреждение, ведавшее делами Петербургской епархии, основанной в 1742 г. Здание консистории неоднократно ремонтировалось и перестраивалось, просуществовав до 1870-х гг. (в те годы в нем размещался Петербургский цензурный комитет) [286 - РГИА. Ф. 815. Оп. 7. Д. 33, 1802 г.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В марте 1823 г. канцелярия Александро-Невской лавры предложила «по случаю тесноты и недостатка от давнего времени находящегося при церкви Святого Праведного Лазаря лаврского кладбища… учредить таковое ж кладбище против оного на другой стороне, в том самом месте, где состоит С.-Петербургская Духовная Консистория и лаврский огород, с устроением вновь каменной ограды» (ее проект составил лаврский архитектор В. П. Петров) [287 - Там же. Д. 29, 1823 г… Л. 1.]. Первоначально под кладбище, наименованное Новым Лазаревским, отвели участок между проездом и консисторией, которую отгородили деревянным забором.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Расширение кладбища произошло в 1870-е гг. за счет соседних монастырских огородов. В 1869 г. по проекту архитектора Н. П. Гребенки была построена церковь-усыпальница во имя чудотворной иконы Тихвинской Божией Матери [288 - Там же. Оп. 9. Д. 78, 1869 г.]. Тихвинскую церковь строили на средства купцов братьев Д. и Н. Полежаевых с тем, чтобы под ней было устроено «20 мест с 13 могилами» для представителей этого семейства. Храм был одноэтажным, с массивным шатровым верхом, увенчанным маковкой. В 1930-е гг. здание сделали двухэтажным, уничтожили внутреннюю и внешнюю отделку и разместили почту и общежитие. Лишь в 1985 г. после капитального ремонта здесь был создан выставочный зал Музея городской скульптуры.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;По плану 1881 г. Тихвинское кладбище (как оно стало называться с 1876 г.) занимало уже современные границы и было обнесено каменными оградами [289 - Там же. Оп. 12. Д. 32, 1881 г.]. Площадь его примерно в два раза больше соседнего Лазаревского кладбища.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В первые годы существования некрополя погребения в нем проходили с той же частотой, что и на старом Лазаревском, но с 1830-х гг. стали хоронить по преимуществу здесь. Ряд памятников этого периода можно видеть в восточной, наиболее старой части некрополя. Сохранились, к сожалению, не все. Так, близ ограды со стороны площади находилась небольшая беседка, у которой в ноябре 1825 г. был похоронен, как гласила надпись на могиле, «юродивый старец 30-летний молчальник монах Патермуфий… Жизни его было 80 лет» [290 - Всеобщий хронологический список особ, погребенных в Александро-Невской лавре. Т. 1 // Архив ГМГС.]. Место это пользовалось особым почитанием верующих.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В июле 1826 г. на кладбище был похоронен Н. М. Карамзин. Вскоре на могиле поставили памятник, чистотой и благородством форм отвечающий характеру творчества создателя «Истории государства Российского». Это вырубленный из белого мрамора прямоугольный саркофаг с бронзовым позолоченным лавровым венком, возложенным на крышку. Со временем этот участок близ восточной ограды превратился в семейное место Карамзиных: здесь похоронены вдова писателя, его дочери, зять. Рядом с Карамзиным было выбрано место для надгробного памятника В. А. Жуковскому, созданного в 1857 г. при участии скульптора П. К. Клодта.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«У передних прямых мостков по левую руку», т. е. слева от главной дорожки, 6 февраля 1833 г. проходили похороны Н. И. Гнедича, переводчика «Илиады». Гроб Гнедича провожали А. С. Пушкин, И. А. Крылов, П. А. Вяземский, П. А. Плетнев, Ф. П. Толстой, А. Н. Оленин. Все они, кроме Пушкина, нашли свой последний приют на кладбищах Невского монастыря. Друзья поэта собрали средства на сооружение его надгробия. Недалеко от Н. И. Гнедича, свыше двадцати лет работавшего в Императорской Публичной библиотеке, в 1843 г. был похоронен ее первый директор А. Н. Оленин. Памятник ему поставлен рядом с надгробием жены, Елизаветы Марковны, эпитафию которой, вырубленную в граните, сочинил И. А. Крылов, близкий друг семьи Олениных:<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Супруга нежная и друг своих детей,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Да успокоится она от жизни сей<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;В бессмертьи, там, где нет ни слез, ни воздыханья,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Оставя по себе тоску семье своей<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;И сладостные вспоминанья!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Это последние стихотворные строчки, написанные Крыловым. Спустя шесть лет великий русский баснописец скончался; похоронен он рядом с Гнедичем. В нескольких шагах от его памятника – надгробие Е. А. Баратынского, скончавшегося в том же 1844 г.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Справа от главной дорожки некрополя – монументальный памятник, представляющий собой сень на восьми каннелированных колоннах, под которой на высоком постаменте установлен скульптурный мраморный саркофаг. Наследники богатого петербургского откупщика А. И. Косиковского, снабжавшего продовольствием русскую армию в 1812 г., заказали это надгробие в известной петербургской мастерской П. Катоцци. Симметрично этому памятнику, на другой стороне дорожки в 1840-х гг. был поставлен мраморный «мавзолей» П. Н. Демидова, оказавшийся, к сожалению, утраченным, как и многие другие надгробия на этом кладбище.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Близ входа в некрополь в мае 1857 г. был погребен привезенный из Берлина прах М. И. Глинки. Через два года на этом месте установили памятник, выполненный при участии архитектора И. И. Горностаева и скульптора Н. А. Лаверецкого. В начале XX в. рядом похоронили сестру Глинки, известную музыкальную и общественную деятельницу Л. И. Шестакову.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;1 февраля 1881 г. на Тихвинском кладбище состоялись похороны Ф. М. Достоевского. Вдова писателя Анна Григорьевна вспоминала, что Александро-Невская лавра предложила для его погребения любое место на своих кладбищах. Представитель лавры сказал, что монашество «просит принять место безвозмездно и будет считать за честь, если прах писателя Достоевского, ревностно стоявшего за православную веру, будет покоиться в стенах лавры» [291 - Достоевская А.Г. Воспоминания. М., 1987. С. 405.]. Место было найдено вблизи могил Карамзина и Жуковского; спустя два года был установлен памятник по проекту архитектора X. К. Васильева и скульптора Н. А. Лаверецкого.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Близ северной ограды в 1880-е гг. были поставлены рядом надгробные памятники М. П. Мусоргскому и А. П. Бородину. В самом конце XIX в. в этой же части Тихвинского кладбища появился памятник П. И. Чайковскому, похороненному в лавре в 1893 г. Кованая ограда сложного рисунка установлена на высоком цоколе газона, в центре которого гранитная глыба с бронзовым портретом композитора, осененным крыльями ангелов. Памятники композиторам, лишенные в современном некрополе исторического окружения, многое утратили. Не только в деталях (так, например, пропали художественные ограды памятников Бородину и Мусоргскому), но в масштабных соотношениях и пластической выразительности; совсем по-иному воспринимались они на пестром и сложном фоне надгробий Тихвинского кладбища.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В начале XX в. на этом кладбище насчитывалось тысяча триста двадцать пять надгробий [292 - Перечень могил и надгробий Тихвинского кладбища. 1935 г. // Архив МГС.]. В тесной близости друг к другу стояли монументальные кресты на постаментах различной формы, многочисленные алтари, киоты, стелы. Ряд семейных мест был оформлен в виде часовен с шатровыми завершениями и массивных склепов, облицованных гранитом и мрамором.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Трагической страницей в истории Тихвинского кладбища стали первые послереволюционные годы. Не было возможности охраны могил, памятники стремительно разрушались. 19 января 1918 г. в лавре погиб настоятель Скорбященской церкви о. Петр Скипетров. Его убили выстрелом в упор ворвавшиеся в Митрополичий корпус красноармейцы, которых священник пытался остановить. Похоронили о. Петра на Тихвинском. Его могила, как и другие захоронения, осуществленные здесь с 1917 по 1932 г., была утрачена. Лишь в 1994 г. место погребения о. Петра Скипетрова было отмечено крестом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1926 г. Тихвинское кладбище закрыли, но захоронения продолжались до 1932 г., когда было принято решение о создании музея-некрополя.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Решение это неоднозначно по обоснованности и последствиям. Безусловно, историко-художественное значение некрополя Александро-Невской лавры столь очевидно, а площадь Лазаревского и Тихвинского кладбищ так мала, что прекратить захоронения было необходимо. Однако дальнейшая судьба Тихвинского некрополя сложилась трагично. Сыграли роль и предвзятое отношение к целым пластам отечественной культуры, и свойственная времени склонность к категоричности оценок, и нетерпимость к инакомыслию. Показателен отзыв о Тихвинском кладбище энтузиаста создания музея-некрополя Н. В. Успенского, много сделавшего в 1920-1930-е гг. для спасения ценных произведений мемориальной скульптуры. Успенский с обидной несправедливостью характеризовал этот некрополь: «На этом месте, засаженном наскоро, после сломки здания консистории, жиденькими березками и тощими липками, на свободных, залитых солнцем участках со щегольством и звоном огромных денежных вкладов за вечный помин души расположилось вдали от столбовой аристократии многочадное, «сам себе барин» купечество. За ним, более скромно, точно боясь обеспокоить в Лазаревской тесноте своим присутствием знатного вельможу или его лакея, пробралась сентиментально-пейзански настроенная интеллигенция и навалила на свою маленькую жилплощадь тяжелые саркофаги, похожие на громоздкие сундуки, заполненные многотомными сочинениями самих умерших авторов… Теперь, как бы в противовес всем этим мраморным плакальщицам, гениям смерти, бесчисленным урнам и светильникам, саркофагам, колоннам, обелискам и всей экзотической природе Лазаревского кладбища, этот маленький участок быстро заполнился каплицами-часовнями, похожими на маленькие киоски, и каменными многосемейными усыпальницами, скорее напоминающими собою мясные холодильники. Под конец века в дополнение к этому утилитарному комбинату здесь выросло прозаическое по бездарности, бедное по замыслу и невзрачное по виду здание Тихвинской церкви, с шатровым красновато-пятнистым куполом, издали кажущимся шляпкой гриба-мухомора… Если собрание музея художественных надгробий Лазаревского кладбища можно, по справедливости, считать гордостью русского искусства… физиономию Тихвинского кладбища в большей его части с таким же беспристрастием приравнять к отрицательной величине» [293 - История ГМГС. Рукопись. Т. 1. С. 103 // Архив ГМГС.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С таким отношением действительно трудно было бы воспротивиться той радикальной ломке, которая произошла на Тихвинском кладбище, хотя от личных вкусов Н. В. Успенского здесь мало что зависело. Организация музея-некрополя находилась в непосредственной связи с планом уничтожения целого ряда исторических кладбищ города. Музейно-массовый сектор Политпросветцентра в июне 1932 г. просил Ленсовет «в виду предпринятой в настоящее время ликвидации ветхих и бесхозных памятников на ленинградских кладбищах признать срочной мерой перевозку памятников с этих кладбищ на Лазареве кладбище-заповедник, с перенесением на него прахов известных общественных деятелей, писателей и художников. Установить право ликвидации позднейших, не представляющих собой художественного значения памятников… для использования освободившейся площади для постановки вновь привозимых памятников» [294 - Там же. С. 9.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В условиях, когда некоторые кладбища были обречены на полный снос, казалось необходимым спасти хотя бы отдельные памятники и захоронения. 27 августа 1932 г. из Сергиевой пустыни под Стрельной на Тихвинское кладбище были перезахоронены представители известной актерской династии Самойловых. В это время еще не существовало проекта полной перепланировки кладбища, возникшего тремя годами позже.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ленсовет передал организацию музея-некрополя в ведение треста «Похоронное дело», который поставил главной задачей «снятие бесхозных надмогильных сооружений и реализацию стройматериалов» [295 - Там же. С. 71.]. Для этого учреждения памятники на уничтожавшихся кладбищах представляли интерес лишь как дорогой и дефицитный материал, пригодный для утилизации. Хотя массовый отдел Ленсовета призывал увлекшихся хозяйственников «устранить слишком спешный и не систематический характер этого изъятия и не ставить главной целью получение исключительно материальных выгод от их реализации и применять изъятие только лишь в целях самого благоустройства» [296 - Протокол совещания при экскурсионном отделе массового отдела Ленсовета от 23.06.1935 г. // Архив ГМГС.], – это оставалось благим пожеланием.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1935 г. был составлен полный перечень всех имевшихся на территории Тихвинского кладбища захоронений. Одновременно составлялись списки лиц, прах которых необходимо перенести в музей-некрополь с других кладбищ города. В составлении этих списков принимали участие специалисты, представители литературной и музыкальной общественности, они обсуждались и согласовывались с Музеем революции, Пушкинским домом и другими научными учреждениями. Намечались к переносу памятники с кладбищ Сергиевой пустыни, Фарфоровского, Митрофаниевского, Малоохтинского православного, Выборгского римско-католического, Смоленских православного, лютеранского и армянского, Волковских православного и лютеранского, Новодевичьего, Никольского, Георгиевского на Большой Охте.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;3 июля 1935 г. президиум Ленсовета принял постановление, по которому в ведение музея-некрополя переходили и Литераторские мостки Волковского кладбища. Предполагалось, что «Тихвинское кладбище и Литераторские мостки… после реконструкции обращены будут в парки-некрополи замечательных деятелей революции и культуры, причем внешний облик этих парков, освобожденных от всех обывательских могил, совершенно не будет носить какого-либо кладбищенского характера, а действительно представлять собою обширные, архитектурно оформленные зеленые пространства, местами украшенные теми или иными памятниками, стоящими на могилах выше указанных замечательных деятелей» [297 - История ГМГС. Т. 1. С. 86.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Исходя из этой программы, архитектурно-планировочный отдел Ленсовета начал разработку проекта мемориального парка на месте Тихвинского кладбища. Его авторами стали архитекторы Е. Н. Сандлер и Е. К. Реймерс при участии тогдашнего главного архитектора города Л. А. Ильина. Реконструктивные работы велись с начала 1936 г. Характерно, что срок окончания работ, предполагавших снос многих сотен памятников, полную перепланировку с пробивкой новых дорожек и устройством зеленых насаждений, установку перенесенных с других кладбищ надгробий, – устанавливался к 15 августа того же года. Ясно, что при таких сроках работы выполнялись крайне небрежно. В августе 1936 г. музей-некрополь посетила комиссия Комитета по охране памятников при Президиуме ВЦИК, в которую входили В. С. Попов и Н. Н. Белехов. Она отмечала, что «существующие сооружения второй половины XIX в. могут быть удаляемы лишь после тщательного отбора, и то лишь в случае сильного разрушения… Ряд памятников при сборке и перевозке получили сильные повреждения… производится ремонт без архитектурно-технического наблюдения, крайне низкокачественный и без достаточного ограждения ценнейших скульптурных памятников». Было замечено, что «музей надгробий фактически отсутствует, так как кроме одной штатной единицы директора отсутствует научный, музейный и хозяйственный аппарат. Работа музея подменена деятельностью хозяйственной организации… что противоречит всем существующим положениям относительно музейных памятников» [298 - Там же. С. 75.]. Несмотря на крайнюю спешку, основные работы по созданию парка-некрополя были выполнены лишь к августу 1937 г. Отрапортовав об открытии, начали исправлять многочисленные недоделки, что затянулось еще на следующее десятилетие.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тихвинское кладбище перестало существовать. Среди множества имевшихся здесь захоронений некоторые были посещаемыми, и родственникам предоставлялась возможность перезахоронить «обывательские» останки. Однако социальный ценз лаврского кладбища до революции был так высок, а время – когда, после убийства С. М. Кирова, из Ленинграда были депортированы все семьи дворянского происхождения, – настолько неблагоприятно для забот о мертвых, что воспользовались возможностью перезахоронения, вероятно, немногие. Точных сведений об этом не сохранилось. Менее понятно другое. Ряд памятников, представлявших значительную художественную ценность, были перенесены с Тихвинского кладбища в соседний Некрополь XVIII века, то есть сохранены без переноса останков. Это делалось, по-видимому, для того, чтобы «Некрополь мастеров искусств и современников А. С. Пушкина» (как его стали называть) был очищен от «не соответствующих теме» имен. Эта работа была проведена непоследовательно; к счастью, некоторые памятники, не имеющие «отношения к теме», сохранились на прежних местах. Были и курьезы: перенос, например, на Лазаревское кладбище памятника жены известного литератора и библиографа пушкинского времени М. Е. Лобанова, Анны Андреевны, скончавшейся в 1836 г. Прах некоторых деятелей науки в 1936 г. был перенесен на Литераторские мостки (А. Д. Градовский, А. Ф. Кони, В. В. Пашутин и др.).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Перечень утрат на Тихвинском кладбище огромен, поэтому приведем лишь наиболее заметные имена:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Абаза Александр Аггеевич. 1821–1895. Государственный контролер, министр финансов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Алексий (Шестаков). 1754–1826. Схимонах, духовник митрополита Серафима; беседовал с императором Александром I перед его отъездом в Таганрог в 1825 г.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бажанов Василий Борисович. 1800–1883. Протопресвитер, императорский духовник.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бехтерева Наталья Петровна. 1860–1926. Жена В. М. Бехтерева, основателя Института мозга.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Валуев Петр Александрович, гр. 1814–1890. Министр внутренних дел, председатель Комитета министров; зять поэта П. А. Вяземского.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вяземский Павел Петрович, ки. 1820–1888. Сын П. А. Вяземского; историк, литератор, основатель Общества древней письменности.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гейденрейх Богуслав Богуславович. 1818–1895. Академик архитектуры.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Герсеванов Михаил Николаевич. 1830–1907. Директор Института путей сообщения, основатель Русского технического общества, крупный специалист по портовым сооружениям, один из создателей проекта Транссибирской железнодорожной магистрали.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Демидов Павел Николаевич. 1798–1840. Заводчик, основатель Демидовских премий Академии наук.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дубасов Федор Васильевич. 1845–1912. Генерал-адъютант, адмирал, московский генерал-губернатор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дурново Иван Николаевич. 1835–1903. Министр внутренних дел, председатель Комитета министров.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Карамзина Елизавета Николаевна. 1821–1891. Дочь Н. М. Карамзина от брака с Е. А. Колывановой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Карамзина Софья Николаевна. 1802–1856. Дочь Н. М. Карамзина от первого брака с Е. И. Протасовой. Ум. 1802.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Карташевская Надежда Тимофеевна. Ум. 1887. Сестра писателя С. Т. Аксакова, жена математика Г. И. Карташевского.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мещерская Екатерина Николаевна, кн. (рожд. Карамзина). 1806–1867. Дочь Н. М. Карамзина, жена подполковника кн. П. И. Мещерского.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Михайловский-Данилевский Александр Иванович. 1790–1848. Участник Отечественной войны 1812 г., военный историк, сенатор, генерал-лейтенант.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Нольде Эммануил Юльевич, бар. 1854–1909. Управляющий делами Комитета министров.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Остелецкий Константин Степанович. Ум. 1904. Вице-адмирал, главный инспектор минного дела.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Петров Василий Петрович. 1778–1829. Архитектор Александро-Невской лавры.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Попов Лев Васильевич. 1844–1906. Академик Военно-медицинской академии, лейб-медик.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рикорд Петр Иванович. 1776–1855. Адмирал, кругосветный мореплаватель, исследователь Камчатки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рожественский Зиновий Петрович. 1848–1909. Вице-адмирал, командующий 2-й Тихоокеанской эскадрой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Саблуков Александр Александрович. 1783–1857. Генерал-лейтенант, инженер, изобретатель центробежного насоса.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сипягин Дмитрий Сергеевич. 1853–1902. Министр внутренних дел, шеф жандармов; убит эсером С. В. Балмашевым.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Стояновский Николай Иванович. 1820–1900. Председатель департамента гражданских и духовных дел Государственного совета, вице-председатель Русского музыкального общества.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Суворов-Рымникский Константин Аркадьевич, кн. Италийский. 1809–1878. Внук А. В. Суворова.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сухозанет Иван Онуфриевич. 1788–1861. Генерал-адъютант, начальник гвардейского артиллерийского корпуса.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Танеев Александр Сергеевич. 1785–1866. Сенатор, статс-секретарь, управляющий I отделением Собственной канцелярии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Танеев Александр Сергеевич. 1850–1918. Государственный секретарь, обер-гофмейстер, отец А. А. Вырубовой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Заслуживают сожаления не только утрата исторически значимых захоронений, но и полное изменение структуры и плана некрополя. Уцелевшие памятники оказались вырваны из своего естественно складывавшегося окружения, многое потеряв в своем эмоционально-эстетическом воздействии. Надгробия второй половины XIX—начала XX в. привлекали, главным образом, богатством и разнообразием декоративных мотивов, тщательностью отделки, изысканностью деталей. При перепланировке некрополя, помещенные среди пустых газонов, эти памятники утратили масштаб, предстали в композиционно невыгодных ракурсах. Начали бросаться в глаза неправильность пропорций, вялость силуэта, диссонансность объемов и фактур. Правда, со временем, когда разрослась зелень высаженных кустарников и деревьев, диссонирующие элементы несколько смягчились. Однако художественный облик богатого аристократического некрополя Петербурга был навсегда утрачен.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Любопытно восприятие образа Тихвинского кладбища, незадолго до его полного уничтожения, «пролетарским поэтом» В. Князевым. «Передо мною чугунный, мраморный, жестяной, кирпичный, стеклянный лес. Группы деревьев это – часовни и усыпальницы, деревья – кресты и колонны, пни – надмогильные плиты… все усыпальницы сплошь разгромлены, раскрадены, разворованы. У намогильных фигур не хватает голов. Мрамор расщеблен. Иконы выломаны и унесены». Автору, безразличному к памяти тех, кто был похоронен на Тихвинском, эта картина развала нужна была для того, чтобы подкрепить призыв «немедленно перенести в Эрмитаж» показавшиеся ему привлекательными скульптурные памятники. Но все это оказалось попросту уничтожено: и поразившие поэта мраморные ангелы на могилах лицеиста Ю. Карьера и чиновника С. П. Митусова; и бронзовое изваяние Христа с надгробия П. А. Атрыганьева, удостоенное такого отзыва: «Я подошел к нему с ухмылочкой и папиросой, но когда наши взоры встретились, я буквально затрепетал. Никогда еще и нигде, ни в каком музее не встречал я такой проникновенной, говорящей, одухотворенной бронзы» [299 - Вечерняя красная газ. 1927. 16 февр.].<br>
&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;К старым памятникам Тихвинского некрополя, сохранившимся на прежних местах или перемещенным в ходе реконструкции, добавились свыше шестидесяти перезахоронений, осуществленных с 1936 по 1940 г. и в 1948–1952 гг. Исторически на Тихвинском кладбище хоронили государственных и военных деятелей, ученых, композиторов, писателей. Почти не было памятников художников, предпочитавших Смоленское кладбище, и артистов, выбравших Никольское и Новодевичье. Таким образом, памятники представителей этих родов искусств – это переносы. Не всегда при перезахоронении оказывалось возможным сохранить первоначальный памятник. К началу создания Некрополя мастеров искусств многие памятники на кладбищах, назначенных к уничтожению, были уже разрушены или сильно повреждены. В таких случаях над местом перезахоронения устанавливали надгробия, изготовленные музеем. Чаще всего это простые гранитные плиты с вырубленным текстом. Встречаются памятники, для которых были использованы уничтожавшиеся надгробия старого Тихвинского кладбища. Иногда это памятники, близкие по времени к утраченным первоначальным (А. А. Дельвигу, А. Г. Варнеку), иногда использовались в качестве надгробных знаков памятники более раннего времени (гранитные жертвенники 1840-х гг. – памятники А. Е. Мартынову и П. А. Плетневу, скончавшимся в 1860-е гг.). В нескольких случаях перенос памятника при перезахоронении не был осуществлен из-за технической невозможности перевоза большого архитектурного сооружения (таковы, например, остающиеся на прежних местах на Смоленском православном кладбище надгробия А. Е. Мартынова и О. А. Петрова, похороненных в Некрополе мастеров искусств).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Тематическая направленность» некрополя – конечно, печальная зарубка времени, когда создавался этот мемориальный парк. Приходится принимать некрополь таким, каков он есть, выделяя наиболее существенное: в трагических обстоятельствах нашей истории, когда многое было утрачено навсегда, удалось сохранить клочок петербургской земли, ставший мемориалом отечественной культуры.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Посетители Некрополя мастеров искусств могут заметить, что далеко не все надгробные памятники имеют прямое отношение к истории литературы, театра, музыки и изобразительного искусства. Дело в том, что в старой, восточной части Тихвинского кладбища при реконструкции сохранили ряд памятников первой половины XIX в., прежде всего те, какие можно было привязать к кругу друзей и современников А. С. Пушкина. Эта тема в юбилейные пушкинские дни 1937 г. особенно была популярна. Исторически именно на этом кладбище были похоронены М. М. Сперанский, по мысли которого основан Лицей; Е. И. Загряжская, тетушка Натальи Николаевны Пушкиной; Н. В. Строганова (рожд. Кочубей), адресат лицейской лирики поэта, и др. В некрополь был перенесен прах сестры Пушкина О. С. Павлищевой; лицейских друзей А. А. Дельвига, Ф. Ф. Матюшкина, К. К. Данзаса; современницы Пушкина, юной поэтессы Е. Кульман и т. д. Однако некоторые памятники сохранили для создания «колорита» старого петербургского кладбища эпохи классицизма. Иногда они прямо использовались в качестве декоративных сооружений (колонны и пилоны на площадках у пересечения аллей). Среди них можно заметить и памятники несомненно исторического значения: например, сенатору С. С. Кушникову со стихотворной эпитафией П. А. Вяземского.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сохраняются в некрополе и такие памятники, которые появились здесь в XIX–XX вв., и они-то как раз придают ему обаяние непредусмотренности, реального жизненного процесса, неизбежно ломающего любую предустановленную догму. Вместо уничтоженных в ходе реконструкции первоначальных надгробий, позднее были отмечены памятными знаками места захоронения героя Отечественной войны 1812 г. В. Г. Мадатова, музыкального критика Г. А. Лароша, ученого-медика А. П. Доброславина, военного деятеля гр. А. П. Игнатьева. Сохранились на прежних местах надгробия медика С. С. Боткина, физиолога И. Р. Тарханова, химика С. В. Лебедева, радиохимика В. Г. Хлопина.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В основу проекта Некрополя мастеров искусств была положена мысль о «новом, невиданном доселе типе особого кладбища-музея… с затеями, уводящими посетителя от всякого воспоминания и какого-либо представления о кладбищах как городах мертвых, овеянных присутствием смерти». Принципиальной для такого проекта являлась расстановка надгробных памятников «в известном порядке, подчиненном художественному соображению и историческому содержанию на данную тему» [300 - Объяснительная записка к плану реконструкции б. Тихвинского кладбища // Архив ГМГС.]. Композиция парка-некрополя представляет собой систему пересекающихся аллей и дорожек, наложенную на участок, имеющий в плане форму неправильной трапеции. Характер планировки регулярный, предусматривающий шпалеры из стриженого кустарника по сторонам аллей, обширные газоны, на которых свободно размещены отдельно стоящие памятники. Зеленое убранство дополняется малыми архитектурными формами: проектом предусматривалось устройство большого и четырех малых фонтанов, гранитных скамей, урн и киосков. Не все оказалось осуществлено в натуре – в частности, проект предусматривал снос здания Тихвинской церкви и организацию входа в некрополь со стороны площади Александра Невского.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;От входной калитки с востока на запад некрополь пересекает Главная дорожка. Параллельно ей, вдоль стены у берега Монастырки, идет Южная дорожка. Их пересекают три поперечные дорожки. Западный участок некрополя, с дорожками, расходящимися от южной площадки, – это участок художников; там же вдоль ограды проходит Северная дорожка. В восточной части некрополя вдоль ограды проходит Композиторская дорожка. В центре некрополя – три Актерские дорожки; по оси 1-й Актерской к восточной ограде идет Пушкинская дорожка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;После открытия музея-некрополя для посетителей здесь продолжались работы по благоустройству и переносу памятников (полностью эта работа по намеченному списку так и не завершилась). В годы Великой Отечественной войны некоторые скульптурные детали с памятников хранились в тайнике под полом Благовещенской усыпальницы. Некрополь пострадал от вражеских бомбежек; в частности, в 1942 г. прямым попаданием авиабомбы был уничтожен памятник актрисе В. Н. Асенковой (новое надгробие установлено в 1955 г.). Сразу после войны были проведены первоочередные восстановительные работы, и в августе 1947 г. Некрополь мастеров искусств вновь открылся для посещения. В конце 1960-х—начале 1970-х гг. провели капитальный ремонт каменных оград.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В послевоенные годы в некрополе были похоронены некоторые известные деятели советского театра и изобразительного искусства: художник-баталист М. И. Авилов, артисты Театра им. А. С. Пушкина В. А. Мичурина-Самойлова, Е. П. Корчагина-Александровская, Ю. М. Юрьев, Н. К. Черкасов и др. В 1972 г. в Некрополь мастеров искусств перенесли из Франции прах и надгробие композитора А. К. Глазунова. В 1968 г. рядом с памятником Ф. М. Достоевскому был предан земле прах вдовы писателя, Анны Григорьевны, скончавшейся в 1918 г. в Ялте, и внука – А. Ф. Достоевского.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Последними по времени стали похороны летом 1989 г. выдающегося советского театрального режиссера Г. А. Товстоногова.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Перечень памятников некрополя включает все надгробия с сохранившимися текстами. Даты жизни, на памятниках иногда ошибочные, выверены по опубликованным источникам.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Исторические захоронения в Некрополе мастеров искусств<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;1. Авилов Михаил Иванович. 1882–1954. Живописец. Бронзовый бюст на постаменте. Ск. Н. В. Дыдыкин, 1955 г. Участок художников.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;2. Андреев Василий Васильевич. 1861–1918. Музыкант, основатель оркестра народных инструментов. Постамент с мраморной урной. Прах перенесен с Никольского кл. в 1936 г.; памятник установлен в 1950 г. Композиторская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;3. Андреев Павел Захарович. 1874–1950. Певец. Бронзовый бюст на постаменте. Ск. Н. В. Дыдыкин, 1951 г. Южная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;4. Арапов Пимен Николаевич. 1796–1861. Историк русского театра. Гранитная стела. Первоначальный памятник не сохранился, существующий установлен в 1939 г. Между Пушкинской и Композиторской дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;5. Аренский Антон Степанович. 1861–1906. Композитор. Бетонный вмурованный в стену рельеф. Ск. М. Л. Диллон, 1908 г.; в 1951 г. заменен копией. Прах и памятник перенесены от юж. ограды некрополя в 1936 г. В стене Тихвинской церкви.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;6. Архангельский Александр Андреевич. 1846–1924. Музыкант, основатель хора. Гранитный крест на постаменте с барельефом. Ск. М. Л. Диллон, 1929 г. Композиторская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;7. Асенкова Варвара Николаевна. 1817–1841. Актриса. Мраморный бюст на постаменте. Ск. И. П. Виталли, 1841 г. Прах и памятник перенесены со Смоленского кл. в 1936 г.; памятник разрушен при бомбежке в 1943 г.; копия бюста установлена в 1955 г. на старом постаменте. 1-я Актерская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;8. Атрыганьев Алексей Ульянович. 1774–1834. Гранитный портик. Неизв. мастер, 1830-е гг. 1-я поперечная дор., угол с Главной дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;9. Балакирев Милий Алексеевич. 1836–1910. Композитор, общественный деятель. Гранитная стенка с крестом и барельефным портретом. Арх. Ф. Г. Беренштам, 1914 г. Первоначальный барельеф утрачен, существующий – ск. Н. В. Дыдыкин, 1948 г. Прах и памятник перенесены от юж. ограды некрополя в 1936 г. Композиторская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;10. Баратынская Анастасия Львовна. 1804–1860. Жена Е. А. Баратынского. Гранитная стела с барельефным портретом. Ск. В. П. Крейтан, 1860-е гг. Главная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;11. Баратынский Евгений Абрамович. 1800–1844. Поэт. Гранитная стела с барельефным портретом. Неизв. мастер, 1860-е гг. Первоначальный барельеф утрачен, существующий – ск. Н. В. Дыдыкин, 1950 г. Главная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;12. Беляев Митрофан Петрович. 1836–1903. Музыкальный деятель. Гранитная плита. Прах перенесен с Новодевичьего кл. в 1936 г.; плита установлена в 1950-е гг. 2-я дор. музыкантов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;13. Блудов Дмитрий Николаевич, гр. 1785–1864. Государственный деятель, литератор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Блудова Анна Андреевна, гр. (рожд. кн. Щербатова). 1777–1848. Жена Д. Н. Блудова. Мраморный постамент. Пушкинская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;14. Бозио Анжела (в замужестве Ксиндавелонис). 1829–1859. Итальянская певица. Бронзовая скульптурная группа на постаменте. Ск. П. Коста (Флоренция), 1860–1861 гг. Прах и памятник перенесены с Выборгского католического кл. в 1939 г. 2-я поперечная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;15. Бородин Александр Порфирьевич. 1833–1887. Композитор, химик. Гранитный портал с бронзовым бюстом и мозаичным панно. Арх. И. П. Ропет, ск. И. Я. Гинцбург, 1889 г. Композиторская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;16. Бортнянский Дмитрий Степанович. 1751–1825. Композитор. Гранитный обелиск. Прах и памятник перенесены со Смоленского кл. в 1936 г. 1-я дор. музыкантов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;17. Боткин Сергей Сергеевич. 1859–1910. Врач, коллекционер. Гранитный пилон с урной в художественной ограде. Арх. Н. Е. Лансере, худ. Александр Н. Бенуа, 1913 г. Зап. часть некрополя.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;18. Бруни Федор Антонович. 1799–1875. Живописец.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бруни Анжелика Антоновна (рожд. Серии). 1811–1888. Жена Ф. А. Бруни. Мраморная стела-крест. Прах и памятник перенесены с Выборгского католического кл. в 1936 г. Участок художников.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;19. Брянская Анна Матвеевна. 1797–1878. Актриса; жена Я. Г. Брянского. Мраморный жертвенник. Прах перенесен с Митрофаниевского кл. в 1936 г. с установкой нового памятника. 2-я Актерская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;20. Брянский (Григорьев) Яков Григорьевич. 1790–1853. Актер. Мраморный жертвенник. Прах перенесен с Митрофаниевского кл. в 1936 г. с установкой нового памятника. 2-я Актерская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;21. Булгакова Мария Константиновна. 1823–1848. Фрейлина. Мраморный саркофаг. Южная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;22. Варнек Александр Григорьевич. 1782–1843. Живописец. Гранитный жертвенник. Прах перенесен со Смоленского кл. в 1936 г. с установкой нового памятника. Участок художников.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;23. Васильев (Кириллов) Василий (Владимир) Иванович. 1828–1900. Певец. Мраморная плита. Прах перенесен со Смоленского кл. в 1936 г.; плита установлена в 1959 г. Южная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;24. Вельяминов-Зернов Владимир Федорович. 1784–1831. Статский советник, литератор. Известняковый саркофаг на ножках-лапах. Газон у Пушкинской дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;25. Вельяшев Александр Петрович. 1785–1826. Инженер-генерал-майор. Гранитный постамент-жертвенник. Газон у Пушкинской дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;26. Вержбилович Александр Валерианович. 1849–1911. Виолончелист. Гранитная плита. Первоначальный памятник не сохранился; плита установлена в 1960 г. Южная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;27. Виллуан Александр Иванович. 1804–1878. Музыкант, педагог. Гранитный постамент. Газон между 1-й Актерской дор. и 1-й дор. музыкантов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;28. Витали Иван Петрович. 1794–1855. Скульптор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Витали Карл Иванович. 1843–1879. Сын И. П. Витали.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мраморный бюст на постаменте. Ск. А. Е. Фолетти, 1849 г. Прах и памятник перенесены с Волковского лютеранского кл. в 1936 г. Участок художников.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;29. Власова Федосья Алексеевна. 1767–1828. Рустованная колонка со скульптурой плакальщицы. Неизв. мастер, 1820-е гг. Газон у Пушкинской дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;30. Воробьев Максим Никифорович. 1787–1855. Живописец.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Воробьева Клеопатра Логиновна. 1796–1840. Жена М. Н. Воробьева. Гранитный жертвенник. Прах и памятник перенесены со Смоленского кл. в 1936 г. Участок художников.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;31. Вяземский Петр Андреевич, кн. 1792–1878. Поэт.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вяземская Вера Федоровна, кн. (рожд. кн. Гагарина). 1790–1886. Жена П. А. Вяземского.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гранитный саркофаг. Газон между 1-й поперечной и Композиторской дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;32. Гинцбург Илья Яковлевич. 1859–1939. Скульптор. Гранитный саркофаг. Южная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;33. Гладкова Мария Сергеевна. 1773–1846. Гранитная колонна. Неизв. мастер, 1840-е гг. 1-я поперечная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;34. Глазунов Александр Константинович. 1865–1936. Композитор. Скульптурный портрет. Арх. Р. Дюпарк, ск. К. Альтенбернд, 1951 г. Прах и памятник перенесены с кладбища Нейи в Париже в 1972 г. 1-я поперечная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;35. Глинка Михаил Иванович. 1804–1857. Композитор. Гранитная стела с барельефным портретом. Арх. И. И. Горностаев, ск. Н. А. Лаверецкий, 1859 г. Прах и памятник перенесены от входа в некрополь в 1936 г. Композиторская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;36. Гнедич Николай Иванович. 1784–1833. Поэт, переводчик «Илиады». Гранитный жертвенник с мраморной урной и портретным медальоном. Неизв. арх., ск. А. А. Иванов, 1835 г.; копия барельефа – 1961 г. Главная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;37. Голицына Наталья Александровна, кн. 1830–1853. Дочь гр. А. Г. и Н. В. Строгановых, жена кн. П. В. Голицына. Металлическая ваза с гирляндой на постаменте. Неизв. мастер, 1850-е гг. Газон между Главной и 1-й поперечной дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;38. Горбунов Иван Федорович. 1831–1895. Актер, автор устных рассказов. Гранитный саркофаг. Прах перенесен с Никольского кл. в 1936 г.; памятник установлен в 1951 г. Газон между 3-й поперечной и Косой дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;39. Григорьев Петр Иванович. 1806–1871. Актер, драматург. Гранитная плита. Прах перенесен с Новодевичьего кл. в 1936 г.; плита установлена в 1939 г. 3-я Актерская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;40. Давыдов Владимир Николаевич (настоящее имя – Горелов Иван Николаевич). 1849–1925. Актер. Мраморная плита. Первоначальный памятник не сохранился; существующая плита – арх. О. К. Аршакуни, 1947 г. Главная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;41. Далматов (Лучич) Василий Пантелеймонович. 1852–1912. Актер. Гранитная плита. Прах перенесен с Волковского кл. в 1936 г.; существующая плита – арх. Н. И. Смирнов, 1948 г. Главная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;42. Дальский Мамонт Викторович (настоящее имя – Неелов М. В.). 1865–1918. Актер. Мраморная плита. Прах перенесен с Никольского кл. в 1936 г.; плита установлена в 1940-е гг. Главная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;43. Данзас Константин Карлович. 1800–1870. Генерал-майор; соученик А. С. Пушкина по Царскосельскому лицею, секундант на дуэли с Дантесом. Гранитная сломанная колонна с крестом. Прах перенесен с Выборгского католического кл. в 1936 г. с установкой нового памятника. Пушкинская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;44. Даргомыжский Александр Сергеевич. 1813–1869. Композитор. Бронзовая скульптура пастушка, играющего на свирели. Первоначальный памятник не сохранился, существующий – ск. А. И. Хаустов, 1958–1961 гг. 1-я дор. музыкантов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;45. Дельвиг Антон Антонович. 1798–1831. Поэт, журналист, соученик А. С. Пушкина по Царскосельскому лицею. Гранитная рустованная колонка со скульптурой плакальщицы. Прах перенесен с Волковского православного кл. в 1934 г. с установкой нового памятника. Пушкинская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;46. Демут-Малиновский Василий Иванович. 1779–1846. Скульптор. Гранитный постамент с мраморной урной. Прах перенесен со Смоленского кл. в 1937 г.; памятник установлен в 1940 г. Зап. часть некрополя.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;47. Дмитревский Иван Афанасьевич. 1734–1821. Актер, педагог. Гранитный постамент с мраморной урной. Мастер С. Копылов, 1824 г. Прах и памятник перенесены с Волковского кл. в 1939 г. Газон между 1-й поперечной и 2-й Актерской дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;48. Доброславин Алексей Петрович. 1842–1889. Профессор медицины, гигиенист. Гранитная плита. Первоначальный памятник не сохранился; плита установлена в 1958 г. Композиторская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;49. Достоевский Федор Михайлович. 1821–1881. Писатель.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Достоевская Анна Григорьевна (рожд. Сниткина). 1846–1918. Жена Ф. М. Достоевского. Прах перенесен из Ялты в 1968 г.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Достоевский Андрей Федорович. 1908–1968. Внук писателя; основатель Музея Достоевского в Ленинграде. Гранитная стела с крестом и бронзовым бюстом. Арх. X. К. Васильев, ск. Н. А. Лаверецкий, 1883 г. У восточной ограды некрополя.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;50. Дюр Николай Осипович. 1807–1839. Актер. Гранитная полуколонна. Прах и памятник перенесены со Смоленского кл. в 1936 г. 1-я Актерская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;51. Егоров Алексей Егорович. 1776–1851. Живописец. Гранитная колонна. Прах перенесен со Смоленского кл. в 1936 г. с установкой нового памятника. Участок художников.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;52. Ершов Иван Васильевич. 1867–1943. Певец. Прах перенесен из Ташкента в 1956 г.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Акимова-Ершова София Владимировна. 1887–1972. Певица, жена И. В. Ершова. Гранитная плита. Южная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;53. Есипова Анна Николаевна. 1851–1914. Пианистка, педагог.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ильин Евгений Иванович. 1877–1915. Пианист; сын А. Н. Есиповой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Калантарова-Ильина Ольга Калантаровна. 1877–1952. Пианистка; жена Е. И. Ильина. Мраморная скульптура ангела. Прах А. Н. Есиповой и Е. И. Ильина перенесен с Никольского кл. в 1948 г.; для надгробия использован памятник работы ск. А. Аргенти, 1900 г. Главная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;54. Жуковский Василий Андреевич. 1783–1852. Поэт, переводчик.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Жуковская Елизавета Алексеевна (рожд. Рейтерн). 1821–1856. Жена В. А. Жуковского.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гранитный саркофаг. Ск. П. К. Клодт, 1857 г. Пушкинская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;55. Загряжская Екатерина Ивановна. 1779–1842. Фрейлина; тетка Н. Н. Гончаровой, жены А. С. Пушкина.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мраморная полуколонка на постаменте. Газон между Главной и 1-й поперечной дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;56. Иванов Александр Андреевич. 1806–1858. Живописец. Мраморный постамент с барельефным портретом. Ск. Л. Гульелми, по рис. С. А. Иванова, 1859 г. Прах и памятник перенесены с Новодевичьего кл. в 1936 г. Участок художников.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;57. Иванов Феоктист Иванович. 1780–1830. Эдикула из известняка и мрамора. Неизв. мастер, 1830-е гг. Газон у Пушкинской дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;58. Игнатьев Алексей Павлович, гр. 1842–1906. Государственный и военный деятель. Гранитный постамент с мраморной урной. Первоначальный памятник не сохранился, существующий установлен по просьбе сына, писателя-мемуариста А. А. Игнатьева в 1950-е гг. Участок художников.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;59. Измайлов Александр Ефимович. 1779–1831. Баснописец, издатель. Гранитная рустованная колонка со скульптурой плакальщицы. Прах перенесен со Смоленского кл. в 1936 г. с установкой нового памятника. Главная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;60. Кавос Катарино Альбертович. 1775–1840. Композитор. Мраморный крест на постаменте. Прах и памятник перенесены с Волковского лютеранского кл. в 1936 г. 1-я дор. музыкантов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;61. Капцевич Юлия Николаевна. 1802–1827. Жена Е. М. Капцевича, брата сибирского губернатора П. М. Капцевича. Гранитная полуколонна со скульптурой плакальщицы. Неизв. мастер, 1820-е гг. У восточной ограды некрополя.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;62. Карамзин Николай Михайлович. 1766–1826. Писатель, историк. Мраморный саркофаг с бронзовым лавровым венком. Неизв. мастер, 1820-е гг. Пушкинская дор. В одной ограде с Е. А. Карамзиной.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;63. Карамзина Екатерина Андреевна (рожд. Колыванова). 1780–1851. Жена Н. М. Карамзина, сводная сестра П. А. Вяземского. Мраморный саркофаг с бронзовым лавровым венком, аналогичный соседнему памятнику мужу. Пушкинская дор. В одной ограде с Н. М. Карамзиным.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;64. Каратыгин Василий Андреевич. 1802–1853. Актер.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Каратыгина-Колосова Александра Михайловна. 1802–1880. Актриса; жена В. А. Каратыгина.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Каратыгин Петр Андреевич. 1805–1879. Актер, мемуарист; брат В. А. Каратыгина. Гранитная сень с бронзовым бюстом. Ск. А. И. Теребенев, 1854 г. Прах и памятник перенесены со Смоленского кл. в 1936 г. 2-я Актерская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;65. Каратыгин Вячеслав Гаврилович. 1875–1925. Музыкальный критик. Гранитная плита. Прах перенесен с Новодевичьего кл. в 1936 г.; плита установлена в 1950-е гг. 2-я дор. музыкантов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;66. Карпов Евтихий Павлович. 1857–1926. Режиссер, драматург. Гранитная плита. Прах перенесен с Никольского кл. в 1936 г.; существующая плита – арх. Н. И. Смирнов, 1948 г. Главная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;67. Кикин Петр Андреевич. 1775–1834. Участник Отечественной войны 1812 г., государственный и общественный деятель. Гранитный саркофаг со стихотворной эпитафией. Неизв. мастер, 1830-е гг. Газон между Пушкинской и 1-й поперечной дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;68. Киселевский Иван Платонович. 1839–1898. Актер. Гранитная плита. Прах перенесен с Митрофаниевского кл. в 1936 г., плита установлена в 1948 г. Газон у 3-й Актерской дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;69. Климов Михаил Георгиевич. 1881–1937. Хоровой дирижер, педагог. Мраморная плита. Прах и памятник перенесены с Никольского кл. в 1947 г. 1-я дор. музыкантов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;70. Клодт Петр Карлович (Клодт фон Юргенсбург). 1805–1867. Скульптор. Гранитный жертвенник. Прах перенесен со Смоленского лютеранского кл. в 1936 г. с установкой нового памятника. Участок художников.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;71. Козлов Иван Иванович. 1779–1840. Поэт, переводчик.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Козлова Александра Ивановна. 1812–1903. Дочь И. И. Козлова. Гранитный жертвенник. 1-я поперечная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;72. Колосова (Неелова) Евгения Ивановна. 1780–1869. Танцовщица. Гранитная рустованная колонна с урной. Прах перенесен со Смоленского кл. в 1936 г. с установкой нового памятника. 2-я Актерская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;73. Комаров Владимир Николаевич. 1890–1905.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Комаров Дмитрий Николаевич. 1883–1905. Дети Н. Н. Комарова и В. Д. Комаровой, дочери Д. В. Стасова. Гранитный саркофаг. Южная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;74. Комиссаржевская Вера Федоровна. 1864–1910. Актриса. Бронзовая скульптура у гранитной стелы. Ск. М. Л. Диллон, 1915 г. Прах и памятник перенесены с Никольского кл. в 1936 г. 3-я поперечная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;75. Корвин-Круковский Юрий Васильевич. 1864–1935. Актер. Мраморная плита. Прах перенесен с Никольского кл. в 1951 г.; плита установлена в 1958 г. Южная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;76. Корзухин Алексей Иванович. 1835–1894. Живописец. Гранитная плита. Прах перенесен с Никольского кл. в 1940 г. с установкой новой плиты. Северная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;77. Корчагина-Александровская Екатерина Павловна. 1874–1951. Актриса. Гранитная стела с бронзовым горельефом. Ск. М. К. Аникушин, арх. Г. Л. Ашрапян, 1958 г. Черкасовская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;78. Корякин Михаил Михайлович. 1850–1897. Певец. Гранитный саркофаг. Прах перенесен с Никольского кл. в 1936 г. с установкой новой плиты. Южная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;79. Косиковский Андрей Иванович. 1768(?)-1838. Откупщик, снабжал продовольствием русскую армию в Отечественную войну 1812 г. Мраморный портик со скульптурным саркофагом с портретом. Ск. П. Катоцци, мастер И. Алешков, 1840 г. Главная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;80. Крамской Иван Николаевич. 1837–1887. Живописец. Гранитный обелиск. Прах перенесен со Смоленского кл. в 1939 г. с установкой нового памятника. У северной ограды некрополя.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;81. Крылов Иван Андреевич. 1769–1844. Баснописец. Гранитный жертвенник. Мастер Е. М. Тропин, 1845 г. Главная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;82. Куинджи Архип Иванович. 1842–1910. Живописец. Гранитный портал с мозаичным панно и бронзовым бюстом. Арх. А. В. Щусев, худ. Н. К. Рерих, ск. В. А. Беклемишев, 1914 г. Прах и памятник перенесены со Смоленского кл. в 1952 г. Зап. часть некрополя.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;83. Кульман Елизавета Борисовна. 1808–1825. Поэтесса. Мраморная скульптура девушки на ложе из роз. Ск. А. Трискорни, 1825 г. Прах и памятник перенесены со Смоленского кл. в 1931 г. Композиторская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;84. Кустодиев Борис Михайлович. 1878–1927. Живописец. Деревянный голубец. Худ. В. В. Воинов, 1928 г. Прах и памятник перенесены с Никольского кл. в 1948 г. Участок художников.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;85. Кушников Сергей Сергеевич. 1765–1839. Сенатор, петербургский губернатор. Мраморный постамент со стихотворной эпитафией П. А. Вяземского. У клумбы на пересечении Пушкинской и 1-й поперечной дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;86. Кюи Цезарь Антонович. 1835–1918. Композитор, военный деятель.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кюи Мальвина Рафаиловна. 1836–1899. Жена Ц. А. Кюи.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гранитный крест. Прах и памятник перенесены со Смоленского лютеранского кладбища в 1939 г. Композиторская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;87. Лабенский Игнатий. 1769–1849. Гранитный жертвенник. Прах и памятник перенесены со Смоленского лютеранского кл. в 1930-е гг. Зап. часть некрополя.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;88. Ларош Герман Августович. 1845–1904. Музыкальный деятель. Гранитная плита. Первоначальный памятник не сохранился; плита установлена в 1956 г. 2-я дор. музыкантов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;89. Лебедев Сергей Васильевич. 1874–1934. Химик, академик.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Остроумова-Лебедева Анна Петровна. 1871–1955. Художник-график; жена С. В. Лебедева.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гранитный пилон с бронзовым пламенем и мраморным барельефом, мраморная плита. Ск. М. Г. Манизер, худ. А. П. Остроумова-Лебедева, 1936 г.; плита – 1956 г. Угол Композиторской и 2-й дор. музыкантов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;90. Леонова Дарья Михайловна. 1829 (1834?)-1896. Певица. Мраморная плита. Первоначальный памятник не сохранился; плита установлена в 1959 г. Композиторская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;91. Лисенков Иван Тимофеевич. 1795–1881. Книгоиздатель и книгопродавец. Гранитный саркофаг с текстами и рисунками, по эскизам И. Т. Лисенкова, 1870 г. (?) Главная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;92. Лисянский Юрий Федорович. 1773–1837. Мореплаватель. Гранитный саркофаг с бронзовым якорем, по эскизу Ю. Ф. Лисянского. Медальон с изображением жетона участника кругосветного плавания на корабле «Нева» (ск. В. Безродный, К. Леберехт). Главная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;93. Лишин Григорий Андреевич. 1854–1888. Композитор. Гранитная плита. Первоначальный памятник не сохранился; плита установлена в 1950 г. 2-я дор. Музыкантов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;94. Лядов Анатолий Константинович. 1855–1914. Композитор, педагог. Гранитная плита. Прах перенесен с Новодевичьего кл. с установкой новой плиты в 1931 г. 2-я дор. музыкантов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;95. Лядов Константин Николаевич. 1820–1871. Композитор и дирижер; отец А. К. Лядова. Гранитная стела. Прах и памятник перенесены со Смоленского кл. в 1936 г. 2-я дор. музыкантов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;96. Лядова-Иванова Вера Александровна. 1839–1870. Актриса; жена балетмейстера Л. И. Иванова. Мраморная стела с барельефным портретом. Неизв. мастер, 1870-е гг. Прах и памятник перенесены со Смоленского кл. в 1936 г. Главная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;97. Мадатов Валериан Григорьевич. 1782–1829. Генерал-лейтенант, кавалерист, участник Отечественной войны 1812 г. Гранитная плита. Первоначальный памятник перенесен; плита установлена в 1960 г. 1-я поперечная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;98. Маркелов Иван Иванович. 1756–1840. Петербургский купец 1-й гильдии, коллежский асессор. Мраморный саркофаг. Неизв. мастер, 1840-е гг. Главная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;99. Маркелова Татьяна Васильевна. 1777–1846. Жена И. И. Маркелова. Мраморный саркофаг. Неизв. мастер, 1840-е гг. Главная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;100. Мартынов Александр Евстафьевич. 1816–1860. Актер. Гранитный жертвенник. Прах перенесен со Смоленского кл. в 1936 г. с установкой нового памятника. 1-я Актерская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;101. Матюшкин Федор Федорович. 1799–1872. Адмирал; соученик А. С. Пушкина по Царскосельскому лицею. Гранитная глыба с крестом. Прах и памятник перенесены со Смоленского лютеранского кл. в 1950 г.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;102. Медведев Петр Михайлович. 1837–1906. Актер, режиссер, антрепренер. Мраморный бюст. Неизв. скульптор, 1900-е гг. Южная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;103. Мельников Иван Александрович. 1832–1906. Певец.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мельникова Александра Петровна. Ум. 1889. Жена И. А. Мельникова. Гранитный постамент; скульптурные детали утрачены. Ск. Г. Скильтер, 1909 г. Южная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;104. Мещерский Петр Иванович, кн. 1802–1876. Зять Н. М. Карамзина по второму браку с Е. Н. Карамзиной.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мещерская Екатерина Сергеевна, кн. 1806–1826. Первая жена П. И. Мещерского. Мраморный саркофаг. Газон у 1-й Поперечной дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;105. Микулин Василий Яковлевич. 1792–1841. Генерал-адъютант, генерал-лейтенант. Гранитная колонна. Неизв. мастер, 1840-е гг. Главная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;106. Мичурина-Самойлова Вера Аркадьевна. 1866–1948. Актриса. Бронзовая портретная скульптура. Ск. В. И. Ингал, Л. Ф. Фролова-Багреева, арх. Н. И. Смирнов, 1952 г. 1-я Актерская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;107. Монахов Николай Федорович. 1875–1936. Актер. Гранитная плита; установлена в 1948 г. Южная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;108. Мусоргский Модест Петрович. 1839–1881. Композитор. Гранитный портал с горельефным портретом. Арх. И. С. Богомолов, ск. И. Я. Гинцбург, 1885 г. Композиторская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;109. Негри Елена Константиновна (рожд. Ипсиланти). 1788–1837. Сестра деятеля греческого освободительного движения А. К. Ипсиланти, жена дипломата и археолога А. Ф. Негри. Гранитная колонна. Пушкинская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;110. Никольский Федор Калинович. 1828–1898. Певец. Мраморная плита. Прах перенесен с Никольского кл. в 1936 г.; плита установлена в 1959 г. Главная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;111. Новосильцева Варвара Николаевна. 1823–1827. Младенец, дочь государственного деятеля Н. Н. Новосильцева. Мраморная колонка со стихотворной эпитафией. Угол 1-й поперечной и 2-й Актерской дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;112. Оленин Алексей Николаевич. 1763–1843. Государственный деятель, художник, археолог. Гранитный жертвенник с бронзовым барельефным портретом. Памятник по эскизу А. Н. Оленина, 1822 г., для надгробия сына, Н. А. Оленина; стихотворная эпитафия – А. П. Керн. Главная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;113. Оленина Елизавета Марковна (рожд. Полторацкая). 1768–1838. Жена А. Н. Оленина. Гранитный жертвенник с мраморным барельефом. Памятник по эскизу А. Н. Оленина, 1822 г. Ск. С. И. Гальберг, 1838 г.; стихотворная эпитафия – И. А. Крылов. Главная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;114. Орловский (Смирнов) Борис Иванович. 1796–1837. Скульптор. Гранитная колонна. Прах и памятник перенесены со Смоленского кл. в 1936 г. Участок художников.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;115. Осокина Прасковья Ермолаевна. 1794–1842. Мраморный постамент с бронзовым крестом. Неизв. мастер, 1840-е гг. Главная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;116. Павлищева Ольга Сергеевна. 1798–1868. Сестра А. С. Пушкина. Гранитная плита. Прах перенесен с Новодевичьего кл. в 1936 г. Главная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;117. Панаев Владимир Иванович. 1792–1859. Литератор. Гранитный саркофаг. Пушкинская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;118. Певцов Илларион Николаевич. 1879–1934. Актер. Гранитная стела с бронзовым портретом. Ск. Л. К. Лазарев, арх. Ф. Ф. Беренштам, 1964 г. Южная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;119. Петипа Мариус Иванович. 1818–1910. Балетмейстер. Гранитная полуколонна на постаменте. Прах перенесен с Волковского кл. в 1948 г.; памятник установлен в 1988 г.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;120. Петров Осип Афанасьевич. 1807–1878. Певец.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Воробьева-Петрова Анна Яковлевна. 1816–1901. Певица; жена О. А. Петрова.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гранитный жертвенник с бронзовым рельефом. Прах перенесен со Смоленского кл. в 1936 г.; памятник установлен в 1940 г.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;121. Пименов Степан Степанович. 1784–1833. Скульптор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пименов Николай Степанович. 1812–1864. Скульптор; сын С. С. Пименова. Гранитный пилон. Прах перенесен со Смоленского кл. в 1936 г.; памятник установлен в 1939 г. Участок художников.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;122. Писарев Модест Иванович. 1844–1905. Актер. Гранитная плита. Прах перенесен с Никольского кл. в 1936 г. с установкой новой плиты в 1939 г. 3-я Актерская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;123. Плетнев Петр Александрович. 1792–1865. Литератор, академик.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Плетнева Александра Васильевна. 1826–1901. Жена П. А. Плетнева.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гранитный жертвенник. Первоначальный памятник не сохранился, существующий установлен в 1930-е гг. 1-я поперечная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;124. Премацци Людвиг Осипович. 1814–1891. Художник-график. Гранитный постамент с мраморной урной. Прах и памятник перенесены с Выборгского католического кл. в 1939 г. Северная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;125. Римский-Корсаков Николай Андреевич. 1844–1908. Композитор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Римская-Корсакова Надежда Николаевна. 1848–1919. Жена Н. А. Римского-Корсакова. Мраморный крест с рельефом, по образцу новгородских надгробий. Худ. Н. К. Рерих, ск. И. И. Андреолетти, 1912 г. Прах и памятник перенесены с Новодевичьего кл. в 1936 г. Композиторская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;126. Розен Егор Федорович. 1800–1860. Поэт. Гранитная капличка. Прах и памятник перенесены с Малоохтинского православного кл. в 1944 г. Композиторская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;127. Рубинштейн Антон Григорьевич. 1829–1894. Композитор, педагог, пианист. Бронзовый бюст на постаменте. Ск. Б. Реймер, 1889 г.; постамент – арх. Б. Я. Митник, 1938 г. Прах перенесен с Никольского кл. в 1938 г. Композиторская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;128. Сазонов Николай Федорович. 1843–1902. Актер. Гранитная плита. Прах перенесен с Никольского кл. в 1936 г. с установкой новой плиты. 3-я Актерская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;129. Самойлов Василий Васильевич. 1813–1887. Актер.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Самойлова Софья Ивановна. Ум. 1860. Балерина; жена В. В. Самойлова.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Самойлов Павел Васильевич. 1866–1931. Актер.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бронзовый бюст В. В. Самойлова на постаменте-скале, увитом гирляндой. Ск. К. Годебский, 1871 г., бюст – копия с утраченного оригинала, 1938 г. Прах и памятник перенесены с Новодевичьего кл. в 1936 г. 1-я Актерская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;130. Самойлов Василий Михайлович. 1782–1839. Певец.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Самойлова-Мичурина Вера Васильевна. 1824–1880. Актриса.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Самойлова-Макшеева Надежда Васильевна. 1818–1899. Актриса.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Постамент из чугунных плит. Прах и памятник перенесены с кладбища Троицкой Сергиевой приморской пустыни в 1931 г. 1-я Актерская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;131. Свободин (Козиенко) Павел Матвеевич. 1850–1892. Актер. Гранитная плита. Прах перенесен с Волковского кл. в 1936 г.; плита установлена в 1948 г. Главная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;132. Селявин Николай Иванович. 1774–1833. Генерал-майор, участник Итальянского и Швейцарского походов А. В. Суворова, Отечественной войны 1812 г. Гранитный саркофаг с бронзовыми рельефами; в художественной ограде. Неизв. мастер, 1830-е гг. 1-я поперечная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;133. Семенова Екатерина Семеновна (в замужестве кн. Гагарина). 1786–1849. Актриса. Мраморная капличка. Прах перенесен с Митрофаниевского кл. в 1936 г. с установкой нового памятника. 2-я Актерская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;134. Семенова Нимфодора Семеновна (в замужестве Лестерлен). 1787–1876. Драматическая и оперная актриса. Мраморный пилон. Прах перенесен с Новодевичьего кл. в 1936 г. с установкой нового памятника. 2-я Актерская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;135. Сенявин Алексей Наумович. 1722–1797. Адмирал, участник русско-турецкой войны 1768–1774 гг. Усеченная каннелированная гранитная колонна. Прах и памятник перенесены с Лазаревского кл. в 1870-е гг. Газон между Восточной и 1-й поперечной дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;136. Сенявин Григорий Алексеевич. 1767–1831. Капитан-адмирал; сын А. Н. Сенявина. Гранитная колонна с крестом. Неизв. мастер, 1830-е гг. Газон между Восточной и 1-й поперечной дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;137. Серебрякова Любовь Александровна. 1816–1838. Мраморная колонна. Неизв. мастер, 1830-е гг. Восточная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;138. Серов Александр Николаевич. 1820–1871. Композитор, музыкальный критик; отец художника В. А. Серова. Бронзовый бюст на мраморном постаменте. Ск. П. П. Забелло, арх. Л. Н. Бенуа, 1885 г. 1-я дор. Музыкантов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;139. Скалон Петр Александрович. 1805–1842. Капитан лейб-гвардии Измайловского полка. Гранитный жертвенник. Мастер И. Алешков, 1840-е гг. Главная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;140. Соколов Николай Александрович. 1859–1922. Композитор. Мраморная плита. Прах перенесен с Новодевичьего кл. в 1936 г.; плита установлена в 1961 г. Близ Тихвинской церкви.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;141. Соколов Павел Петрович. 1764–1835. Скульптор. Гранитный пилон. Прах и памятник перенесены со Смоленского кл. в 1939 г. Участок художников.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;142. Сосницкий Иван Иванович. 1794–1871. Актер.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сосницкая Елена Яковлевна. 1800–1855. Актриса; жена И. И. Сосницкого. Гранитный обелиск на постаменте с бронзовым барельефом. Прах перенесен с Новодевичьего кл. в 1936 г.; памятник реконструирован с использованием старого барельефа Е. Я. Сосницкой. Угол 1-й и 2-й Актерских дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;143. Сперанский Михаил Михайлович. 1772–1839. Государственный деятель. Гранитный саркофаг с бронзовым крестом. Арх. А. П. Брюллов, 1839 г. Угол Главной и 1-й поперечной дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;144. Стасов Василий Петрович. 1769–1848. Архитектор. Гранитный саркофаг. Неизв. мастер, 1840-е гг. Главная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;145. Стасов Владимир Васильевич. 1824–1906. Художественный и музыкальный критик. Гранитная стела-глыба с горельефным бронзовым портретом в художественной ограде. Арх. И. П. Ропет, ск. И. Я. Гинцбург, 1908 г. Южная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;146. Стасов Дмитрий Васильевич. 1828–1918. Общественный и музыкальный деятель, адвокат.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Стасова Поликсена Степановна. 1839–1918. Жена Д. В. Стасова; общественная деятельница.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Березкина-Стасова Зинаида Дмитриевна. 1864–1898. Дочь Д. В. Стасова. Гранитная плита. Первоначальный памятник не сохранился; плита установлена в 1950-е гг. Участок художников.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;147. Стасова Надежда Васильевна. 1822–1893. Общественная деятельница; дочь В. П. Стасова.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кларк Софья Васильевна. 1820–1858. Дочь архитектора В. П. Стасова, невестка металлурга М. Е. Кларка. Гранитный саркофаг. Главная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;148. Статковский Александр Осипович. 1795–1837. Генерал-майор. Гранитная стела-обелиск с живописным портретом. Мастер М. Тропин, 1830-е гг. Главная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;149. Стравинский Федор Игнатьевич. 1843–1902. Певец; отец композитора И. Ф. Стравинского. Гранитный постамент с барельефом и скульптурой музы. Ск. В. А. Беклемишев, Л. В. Позен, 1906–1908 гг. Прах и памятник перенесены с Новодевичьего кл. в 1936 г. 1-я поперечная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;150. Стрепетова Пелагея Антипьевна. 1850–1903. Актриса. Гранитная плита. Прах перенесен с Никольского кл. в 1936 г.; плита установлена в 1939 г. 3-я Актерская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;151. Строганова Наталья Викторовна, гр. (рожд. кн. Кочубей). 1800–1855. Дочь канцлера В. П. Кочубея, адресат лирики А. С. Пушкина, жена гр. А. Г. Строганова. Металлическая ваза с гирляндой на постаменте. Газон между Главной и Южной дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;152. Сухарева Агафоклея Марковна (рожд. Полторацкая). 1776–1840. Благотворительница, председательница Петербургского женского патриотического общества, Попечительного общества о тюрьмах. Гранитный саркофаг. Главная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;153. Тартаков Иоаким Викторович. 1860–1923. Певец. Пирамида из известняка на ножках-масках, с барельефным портретом. Арх. И. А. Фомин, ск. Я. А. Троупянский, В. А. Синайский, 1924 г. Южная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;154. Тарханов (Тарханишвили, Тархан-Моурави) Иван Романович (Рамазович), кн. 1846–1908. Ученый-физиолог.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тарханова-Антокольская Елена Павловна. 1862–1930. Художница; племянница скульптора М. М. Антокольского, жена И. Р. Тарханова.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гранитный портал с бронзовой скульптурой. Ск. Е. П. Тарханова-Антокольская, 1912 г. Зап. часть некрополя.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;155. Товстоногов Георгий Александрович. 1915–1989. Театральный режиссер. Бронзовое распятие. Ск. Л. К. Лазарев, 1992 г. Между Южной и Черкасовской дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;156. Трубецкой Сергей Петрович, кн. 1827–1832. Младенец, сын кн. П. П. Трубецкого, племянник декабриста кн. С. П. Трубецкого. Чугунная готическая сень. Неизв. мастер, 1830-е гг. 1-я поперечная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;157. Уткин Николай Иванович. 1780–1863. Гравер. Гранитная сень с бронзовым бюстом. Арх. А. К. Бруни, ск. Г. Н. Дурнов, 1860-е гг.; бюст воссоздал ск. В. П. Астапов в 1968 г. Прах и памятник перенесены со Смоленского кл. в 1936 г. Участок художников.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;158. Федотов Павел Андреевич. 1815–1852. Живописец. Гранитный жертвенник. Прах перенесен со Смоленского кл. в 1936 г. с установкой нового памятника. Участок художников.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;159. Флавицкий Константин Дмитриевич. 1830–1866. Живописец. Гранитная плита. Прах перенесен со Смоленского кл. в 1936 г. с установкой новой плиты. Участок художников.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;160. Фризенгоф Наталья Ивановна. 1801–1850. Воспитанница Е. И. Загряжской, первая жена австрийского дипломата бар. Г. Фризенгофа. Мраморная полуколонка на постаменте. Газон между Главной и 1-й поперечной дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;161. Хлопин Виталий Григорьевич. 1890–1950. Радиохимик, академик. Гранитный пилон с барельефным портретом. Ск. А. Л. Браиловский, 1953 г. Черкасовская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;162. Ходотов Николай Николаевич. 1878–1932. Актер. Мраморный саркофаг. Прах перенесен со Смоленского кл. в 1936 г. с установкой нового памятника. Главная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;163. Чайковский Петр Ильич. 1840–1893. Композитор. Бронзовый бюст на скале с фигурами ангелов и крестом; в кованой ограде. Ск. П. П. Каменский, 1897 г. Композиторская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;164. Черкасов Николай Константинович. 1903–1966. Актер. Бронзовый скульптурный портрет. Ск. М. К. Аникушин, арх. Ф. А. Гепнер, 1973 г. Черкасовская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;165. Шестакова Людмила Ивановна. 1816–1906. Музыкальный деятель; сестра М. И. Глинки. Гранитный портал с бронзовым портретом. Арх. И. П. Ропет, ск. И. Я. Гинцбург, 1907 г. Композиторская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;166. Шишкин Иван Иванович. 1832–1898. Живописец. Гранитная глыба с портретным медальоном. Дата рождения на памятнике неверна. Барельеф на памятнике, взамен утраченного, – ск. А. А. Мурзин, 1970 г. Прах и памятник перенесены со Смоленского кл. в 1950 г. Северная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;167. Шишкина Олимпиада Петровна. 1791–1854. Фрейлина, писательница. Известняковый жертвенник. Неизв. мастер, 1850-е гг. Газон у Пушкинской дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;168. Щербатова Варвара Александровна. 1781–1824. Колонка со светильником на постаменте. Сев. – зап. часть некрополя.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;169. Щербина Николай Федорович. 1821–1869. Поэт. Гранитная стела. Арх. И. А. Монигетти, мастер Э. Мадерни, 1860-е гг. 1-я дор. музыкантов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;170. Щулепов Петр Петрович. 1770–1832. Тайный советник, сенатор. Гранитный саркофаг. Неизв. мастер, 1830-е гг. Газон у Пушкинской дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;171. Юрьев Юрий Михайлович. 1872–1948. Актер. Бронзовый скульптурный портрет. Ск. М. К. Аникушин, арх. В. А. Петров, 1961 г. 3-я Актерская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;172. Яковлев Александр Алексеевич. 1762–1825. Камергер; отец Н. А. Захарьиной, жены А. И. Герцена.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Яковлева Олимпиада Максимовна. 1775–1865. Жена А. А. Яковлева. Гранитная капличка. Газон у Пушкинской дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;173. Яковлев Алексей Семенович. 1773–1817. Актер. Мраморный обелиск. Прах и памятник перенесены с Волковского кл. в 1936 г. 2-я Актерская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;174. Яковлев Кондратий Николаевич. 1864–1928. Актер. Гранитная плита. Прах перенесен с Никольского кл. в 1936 г. с установкой новой плиты. Главная дор.<br>
&nbsp;//--&nbsp;Некрополь Мастеров искусств&nbsp;--//&nbsp;<br><img border=0 src="i_103.png"><br><br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ю. М. Пирютко<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;НИКОЛЬСКОЕ КЛАДБИЩЕ<br></h3><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;К востоку от ограды каменного монастырского строения на правом берегу Монастырки находится Никольское кладбище. Основанное на полтора века позже Лазаревского кладбища и входящее составной частью в некрополь Александро-Невской лавры, оно не является музеем-заповедником.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Территория между монастырским корпусом и берегом Невы со временем претерпела изменения. Сейчас это обширная эспланада с путепроводом у въезда на мост Александра Невского. Идущая вдоль проспекта Обуховской обороны колумбарная стенка, облицованная доломитом, обозначает границу Никольского кладбища, воспринимающегося со стороны Невы как небольшая роща, за деревьями которой высятся стены и башни Александро-Невской лавры.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Первый «абрис, как быть всему каменному строению» Невского монастыря, был сделан Д. Трезини и утвержден Петром I в 1715 г. [301 - Рункевич С.Г. Александро-Невская лавра. Спб., 1913. С. 39.] Об этом проекте можно судить по гравюре А. Ф. Зубова к «Панораме Петербурга» 1716 г. Главный вход в монастырь был задуман Трезини со стороны Невы. На берегу реки намечалось устроить пристань, от которой должна была начинаться широкая аллея, ведущая к Троицкому собору, увенчанному высокой колокольней и шпилем, подобным Петропавловскому. По обе стороны собора уступами по три располагались монастырские корпуса. Вдоль них, со стороны Невы, намечалось создание партерного сада с цветниками и фонтанами. Его каменную ограду должна была украсить балюстрада с вазами и статуями.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;От мысли об устройстве сада не отказывались, но практически место между начавшим строиться в 1717 г. каменным монастырем и берегом Невы использовалось совсем по-другому. Необходимые для строительства материалы доставлялись по Неве; их и хранили на территории будущего Никольского кладбища. Уже в 1719 г. доставили восемь миллионов шестьсот тысяч кирпичей, сорок две тысячи бочек извести, пятьсот пятьдесят семь кубических сажен черепицы и др. [302 - Там же. С. 119.] Лес везли из Олонецкого края (порубка вдоль берегов Невы близ Петербурга была запрещена), белый камень из Старицких каменоломен на Волге, плиту добывали на реке Тосне. На берегу Невы появились сараи, столярные мастерские, ямы для гашения извести, кузница «о 9 горнах», «изба, в которой белый камень режут», и т. д.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Для отвода болотной мокроты» от Черной речки был к югу прорыт канал. В 1725 г. его расширили и устроили гавань, так что баржи с грузами для строительства могли входить из Невы в устье Черной речки, где был сооружен подъемный мост. Грунт, вырытый при устройстве канала, шел на подсыпку и укрепление подпорной стенки, которая возводилась по периметру монастырского строения. Восточный двор монастыря был обнесен оградой с каменными воротами, сооруженными по проекту П. М. Еропкина в середине 1730-х гг. (в XIX в. ограду полностью перестроили).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гравюра П. Пикарта 1723 г. с видом Александро-Невского монастыря показывает, как он должен был выглядеть по замыслу Т. Швертфегера, с 1720 г. возглавившего строительство. Значение парадного въезда приобрел внутренний двор, расположенный к западу от каменных «уступов». Монастырь как бы повернулся спиной к Неве, по берегу которой шла проезжая дорога – будущий Шлиссельбургский тракт (пр. Обуховской обороны). Пространство между монастырем и Невой планировалось обнести каменной полуциркульной оградой. Это, однако, не было осуществлено, и в 1764 г., когда вопрос о строительстве «перед монастырем к берегу Невы полуциркуля каменного» возник вновь, он так и не был решен [303 - РГИА. Ф. 815. Оп. 12. Д. 82.]. На гравюре к востоку от канала с «гаванцем» виден обширный водоем геометрической формы. Этот пруд «для содержания живой рыбы» был вырыт на лугу монастырскими крестьянами в 1737 г., а в XIX в. засыпан.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Между Шлиссельбургской дорогой и Невой, а также со стороны Обводного канала, прокладка которого была завершена в начале 1830-х гг., появились каменные строения хлебных амбаров. При реконструкции набережной Невы в 1960-1970-е гг. все они были разобраны, за исключением пяти, находящихся к югу от Никольского кладбища.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В конце 1850-х гг. было решено благоустроить территорию будущего кладбища. Первоначально здесь хотели устроить сад по плану, составленному садовником Е. Одинцовым [304 - Рункевич С.Г. Указ. соч. С. 928.]. Однако работы приостановились из-за недостатка средств. Удалось лишь расчистить территорию, частично засыпать канал, устроив на его основе пруд со шлюзом, и соорудить ограду. Из трех ворот, ведущих от монастыря к Неве, сохранились центральные (неоднократно перестроенные) и северные, с великолепными коваными створками в арочном проеме.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1861 г. от идеи устройства сада отказались, а подготовленное место отвели под кладбище, в котором лавра остро нуждалась. В лаврских кладбищенских списках первое упоминание о захоронении «на новом кладбище что в ограде за собором» относится к сентябрю 1863 г., когда здесь похоронили вдову бывшего служителя Сергея Тимофеева [305 - Всеобщий хронологический список особ, погребенных в Александро-Невской лавре. Т. 1–3 // Науч. архив ГМГС.]. С 1868 г. кладбище именовалось Засоборным, а в 1877 г. получило название Никольского, по имени церкви св. Николая Мирликийского, построенной в 1868–1871 гг. по проекту епархиального архитектора Г. И. Карпова. Эта одноглавая, с луковичным куполом церковь невелика по размерам. Кубический объем со скошенными углами и поясом кокошников под кровлей водружен на высокий подклет с крыльцом, ведущим к входу. Под церковью была устроена усыпальница на средства семьи купца Н. И. Русанова.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Новое кладбище получило четкую регулярную планировку, которую смягчает тенистый пруд с живописно закругленными берегами, вытянувшийся с севера на юг. Ведущая от главного входа к церкви Никольская дорожка продолжается за мостом через пруд, образуя центральную продольную ось. Она ориентирована на апсиду Троицкого собора, и таким образом некрополь включается в единое архитектурное пространство лаврского ансамбля. Параллельно Никольской идут дорожки, пересекающие кладбище с запада на восток. Поперечные дорожки рассекают территорию от Монастырки до южной ограды. В начале XX в. к Никольскому кладбищу были прирезаны участки с юга и в восточной части, однако прямоугольная сеть дорожек сохранилась и прослеживается до сих пор, несмотря на многочисленные утраты.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Непосредственно к ограде кладбища в 1904–1910 гг. примкнуло трехэтажное здание, облицованное декоративным кирпичом (архитектор Л. П. Шишко). Здесь разместились лаврская библиотека и древлехранилище, ставшие основой музея, расформированного в первые послереволюционные годы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Облик Никольского кладбища соответствовал его значению – это был один из наиболее дорогих и престижных некрополей столицы. Вторая половина XIX в. – время формирования Никольского кладбища – это расцвет историзма в архитектуре, широкого использования мотивов древнерусского зодчества. Многочисленные часовни-склепы, семейные места, представляющие собой закрытые киоски с металлическими и стеклянными ограждениями, монументальные порталы и газоны на цоколях с массивным поребриком, кресты самых различных размеров и рисунков, выполненные в камне и металле, – все это вместе составляло выразительный и своеобразный ансамбль. Особенно эффектен был вид кладбища с восточного берега пруда, когда в общую панораму входил силуэт лаврских зданий: величественная громада Троицкого собора, башнеобразные объемы Благовещенской и Федоровской церквей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На надгробиях часто устанавливали скульптурные бюсты, выполненные известными мастерами того времени: Н. Лаверецким, И. Подозеровым, Р. Бахом, И. Шредером и др. Примечательны на Никольском кладбище памятники в стиле модерн, для которых характерно использование оригинальных отделочных материалов: майолики, мозаики, керамической плитки, в сочетании с полированным гранитом и мрамором различных оттенков. Для Никольского кладбища работали такие архитекторы, как А. Парланд, А. Щусев, Л. Ильин, И. Фомин. Даже в настоящее время, когда облик кладбища изменен самым существенным образом, группа памятников на западном мысе пруда, в живописном сочетании миниатюрных храмов, резных саркофагов, портиков и кованых оград, дает представление о том художественном значении, которое имел этот некрополь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Среди похороненных на Никольском кладбище – писатели и артисты, военные деятели, журналисты, ученые. Именно здесь хоронили первых русских авиаторов. Жертвам войны 1914–1918 гг. была устроена братская могила на восточной стороне пруда (не сохранилась) [306 - Никольское кладбище: Памятники и памятные места… на территории кладбища. Обследование. Авг. 1940 г. // Науч. архив ГМГС.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На Никольском, как и на Тихвинском, кладбище имелись могилы, пользовавшиеся особым почитанием верующих людей. Так, в юго-восточной части был похоронен известный в начале XX в. блаженный Матвей. Северо-западный участок некрополя, отделенный от основного массива Архиерейской дорожкой, с конца XIX в. служил для погребения монахов Александро-Невской лавры и петербургских митрополитов. Он и сейчас сохраняет название Братское кладбище. Многие десятилетия остававшееся без внимания, Братское кладбище в наше время наиболее благоустроенный участок на Никольском. В 1979 г. здесь был похоронен митрополит Ленинградский и Новгородский Никодим, и прихожане Троицкого собора стали ухаживать за всеми сохранившимися могилами. В 1988 г. на Братском участке установлен новый дубовый крест на могиле митрополита Антония (Вадковского) и кресты перезахороненным в 1932 г. из Исидоровской церкви митрополитам Исидору и Палладию. Рядом стоит крест-кенотаф митрополиту Петроградскому Вениамину, расстрелянному по сфабрикованному обвинению в укрытии церковных ценностей при их насильственной реквизиции в 1922 г.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В послереволюционные годы Никольское кладбище в полной мере разделило судьбу других исторических кладбищ Ленинграда. Его дальнейшее использование было невозможно – само местоположение в тесной городской застройке исключало продолжение захоронений, и в 1927 г. было принято решение о закрытии. В отличие от Лазаревского кладбища, музейное значение которого представлялось бесспорным, Никольское оценивалось в 1920-1930-е гг. с вульгарно-социологических позиций исторической науки того периода. Вместо того чтобы сохранить этот некрополь в исторически сложившемся виде, в 1930-е гг. с него начали перенос захоронений в музейные некрополи: на Литераторские мостки Волковского кладбища и в соседний Некрополь мастеров искусств. По-видимому, до начала 1950-х гг. сохранялась идея уничтожения Никольского кладбища как такового. Только этим можно объяснить ряд перезахоронений отсюда, проведенных в 1954 г.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Уничтожение памятников Никольского кладбища, как и других кладбищ города, прошло через несколько этапов. В условиях разрухи первых послереволюционных лет ценные архитектурные и художественные надгробия попросту грабились мародерами и преступниками: взламывались в поисках «сокровищ» склепы, разворовывались ценные детали, на кладбищах устраивались ночлежки беспризорников. С конца 1920-х гг. ведавший кладбищами трест «Похоронное дело» проводил на закрытых кладбищах ускоренную ликвидацию так называемого «бесхоза». К этой категории были отнесены все «непосещаемые» памятники, среди которых, естественно, оказалось большинство дорогостоящих надгробий аристократического Никольского кладбища. Началось планомерное, систематическое уничтожение этих памятников с целью «добычи» ценного полированного камня. Разгром Никольской церкви, закрытой в 1920-е гг., увенчался попыткой превращения ее в крематорий. В 1934 г. здесь проходили испытания печи для сжигания трупов. Эксперимент не удался, и церковь долгое время использовалась для складов и мастерских [307 - Смена. 1934. 3 марта.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1940 г., когда многое на Никольском кладбище уже было безвозвратно утрачено, Музей городской скульптуры провел обследование и выявил свыше двухсот надгробий, достойных быть сохраненными. В Смольнинском отделении Общества охраны памятников находится другой список исторических захоронений Никольского кладбища, составленный краеведом Е. А. Каншиной и включающий свыше ста семидесяти имен. Однако на официальном учете в настоящее время находится всего тридцать девять надгробий. Безусловно, это способствовало уничтожению многих памятников, не состоящих под охраной государства, уже в послевоенные годы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Перенесенными в музейные некрополи оказались сравнительно немногие захоронения. Так, на Литераторские мостки был перенесен прах И. А. Гончарова, Д. Н. Мамина-Сибиряка, А. Н. Апухтина, в Некрополь мастеров искусств – актеров Н. Ф. Сазонова, П. М. Медведева, М. И. Писарева, П. А. Стрепетовой, В. Ф. Комиссаржевской, композитора А. Г. Рубинштейна, художника Б. М. Кустодиева и некоторые другие. Печальным следствием этих перезахоронений была утрата нескольких могил, назначенных к переносу, да так и забытых.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Среди несохранившихся до нашего времени памятников Никольского кладбища необходимо отметить особенно примечательные:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Айстурвин Валентина Романовна. 1905–1927. Первая женщина-ударник в 1-м дамском оркестре в Петербурге.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Беляев Юрий Дмитриевич. 1876–1917. Писатель, драматург.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Всеволожский Иван Александрович. 1835–1909. Директор Императорских театров, директор Эрмитажа.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гуревич Яков Григорьевич. 1843–1906. Педагог, общественный деятель.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дубельт Михаил Леонтьевич. 1822–1900. Отставной генерал-лейтенант; первый муж дочери А. С. Пушкина Натальи Александровны.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Жуковский Юрий Галактионович. 1822–1907. Редактор журнала «Современник», экономист.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Зверева (Слюсаренко) Лидия Виссарионовна. 1890–1916. Первая женщина-авиатор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Зиновьева-Аннибал Лидия Дмитриевна. 1866–1907. Писательница; жена поэта Вяч. И. Иванова.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ишимова Александра Иосифовна. 1804–1881. Детская писательница, переводчица.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Карнович Евгений Петрович. 1823–1879. Писатель, публицист.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кони Федор Алексеевич. 1809–1879. Драматург, автор водевилей, театральный деятель.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кюндингер Рудольф Васильевич. 1832–1913. Музыкант, учитель П. И. Чайковского.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ламанский Владимир Иоанович. 1833–1914. Академик, историк геополитики.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Маковский Константин Егорович. 1860–1915. Живописец.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мартынова Елизавета Михайловна. 1868–1904. Художница; друг К. А. Сомова, изобразившего ее на картине «Дама в голубом».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Набоков Дмитрий Николаевич. 1827–1904. Министр юстиции; дед писателя В. В. Набокова.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Нестор (Засс Николай Павлович). 1826–1882. Епископ Алеутский; выпускник кадетского корпуса, принявший монашество, священствовал на флоте, в военно-исправительных заведениях, в г. По (Франция).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Розенгейм Михаил Павлович. 1820–1887. Поэт, публицист, генерал-майор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рукавишников Николай Иванович. 1848–1913. Купец-золотопромышленник, скульптор-любитель; дядя В. В. Набокова.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Руммель Василий Владиславович. 1854–1902. Генеалог.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сан-Галли Франц Францевич. 1859–1911. Владелец бронзолитейного завода.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Толстой Феофилакт Матвеевич, гр. 1810–1881. Музыкальный критик (псевдоним «Ростислав»).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Томишко Антон Осипович. 1851–1900. Архитектор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Феоктистов Евгений Михайлович. 1829–1898. Начальник цензурного управления, мемуарист.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Худеков Сергей Николаевич. 1837–1928. Издатель «Петербургской газеты», критик и историк балета, основатель Дендрария в Сочи.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Чайковский Анатолий Ильич. 1851–1915. Сенатор; брат П. И. Чайковского.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Шредер Иван Николаевич. 1836–1908. Скульптор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Щурупов Михаил Арефьевич. 1815–1901. Архитектор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лишь в 1970-е гг. в связи с разработкой плана комплексной реставрации ансамбля Александро-Невской лавры проектировщики обратили внимание на состояние Никольского кладбища. Мастерская № 9 института ЛенНИИпроект (руководитель архитектор А. Г. Леляков) разработала проект реконструкции некрополя таким образом, чтобы здесь могли быть продолжены захоронения. В 1979–1980 гг. со стороны проспекта Обуховской обороны построена колумбарная стенка с воротами, закрепившая новую границу Никольского кладбища. Его западная часть была несколько сокращена при сооружении путепровода и эстакады в головной части проспекта Обуховской обороны, когда сооружался в 1960-е гг. мост Александра Невского.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С 1989 г. в некрополе по инициативе Ленинградского отделения Советского фонда культуры велась комплексная реставрация памятников.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Новый этап в истории Никольского кладбища связан с возобновлением деятельности Никольской церкви. В мае 1985 г., после капитального ремонта, церковь вновь освящена. Никольское кладбище имеет особое значение в истории Санкт-Петербургской епархии: здесь установлен крест в память святого российского новомученика митрополита Вениамина [308 - Степанова И. Житие Петроградского митрополита // Вечерний Ленинград. 1990. 11 авг.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Для многих русских, живущих за границей, с Никольским кладбищем связана память о близких. Так, в 1978 г. здесь был похоронен генерал В. А. Яхонтов, незадолго до этого вернувшийся из эмиграции на родину. Живущий в Лихтенштейне барон Э. А. Фальц-Фейн дал средства на восстановление памятника своим предкам адмиралам Епанчиным.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В июне 1990 г. с Никольского кладбища отправлен на родину прах выдающегося деятеля освободительного движения в Македонии Д. Д. Павле-Чуповского, похороненного в Ленинграде в 1940 г. [309 - Ленингр. правда. 1990. 1 июля.]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вблизи Никольской церкви – могила выдающегося историка и этнографа Льва Николаевича Гумилева (1912–1992).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В прилагаемый список вошли сведения о наиболее примечательных в историческом и художественном отношении памятниках. К сожалению, принадлежность некоторых сохранившихся на кладбище архитектурных надгробий не удалось установить, и в список они не вошли. Местонахождение памятников указывается по следующей схеме. Главный вход на Никольское кладбище – со стороны Троицкого собора. Центральная Никольская дорожка разделяет территорию на две неравные части: левую (северную) и правую (южную). С севера на юг кладбище пересекают двадцать пять поперечных дорожек. За церковью – пруд; участок между ним и восточной оградой кладбища, слева от Никольской дорожки, имеет свою нумерацию дорожек: от 1-й (на берегу пруда) до 9-й. Продольная дорожка в северной части кладбища называется Архиерейской, в южной – Толиверовской.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Исторические захоронения на Никольском кладбище<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;1. Абаринова (Райхель) Антонина Ивановна. 1842–1913. Оперная актриса. Мраморный постамент; крест утрачен. 19-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;2. Абрамович Всеволод Михайлович. 1890–1913. Авиатор. Гранитная стела с рельефом. 13-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;3. Ададуров Николай Евграфович. 1836–1910. Инженер путей сообщения. Гранитный постамент; крест утрачен. 7-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;4. Азанчевский Серафим Васильевич. 1898–1937. Актер. Бетонная раковина, крест. 5-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;5. Алехнович Глеб Васильевич. 1886–1918. Авиатор, погиб на фронте. Гранитная стела. 5-я дор., близ юж. стены.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;6. Алтухов Захарий Никифорович. 1817–1887. Участник Кавказской войны.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Алтухов Алексей Захарьевич. Ум. 1921. Полковник, начальник Особой Беломорской бригады. Гранитная плита. 2-я дор. Семейный участок.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;7. Андреевы. Часовня-склеп в стиле модерн, с майоликовыми образками. За прудом, 24-я дор., угол с 1-й продольной дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;8. Антоний (Вадковский). 1846–1912. Митрополит Петербургский и Ладожский, доктор церковной истории, почетный доктор Оксфордского и Кембриджского университетов. Деревянный крест. Братское кладбище.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;9. Антоний (Мельников). 1924–1986. Митрополит Ленинградский и Новгородский. Деревянный крест. Братское кладбище.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;10. Афанасьев Василий Иванович. 1843–1906. Генерал-лейтенант. Гранитная капличка. За прудом, 5-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;11. Афанасьев Леонид Николаевич. 1864–1920. Поэт. Гранитный цоколь. За церковью.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;12. Багратион Дмитрий Петрович. 1863–1919. Редактор журнала «Вестник русской конницы». Бетонная раковина, крест. За прудом, 9-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;13. Батюшков Федор Дмитриевич. 1857–1920. Литературовед, академик, редактор журнала «Мир Божий». Мраморная стенка. За прудом, 5-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;14. Баумгарт Николай Андреевич. 1814–1893. Генерал от артиллерии. Гранитный крест. 11-я дор. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;15. Беллярминов Леонид Георгиевич. 1859–1930. Профессор-офтальмолог. Крест на постаменте. 19-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;16. Бертенсон Михаил Львович. 1882–1938. Капитан 2-го ранга; сын ученого-медика Л. Б. Бертенсона. Глыба красного песчаника с рельефом. 5-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;17. Бирилев Алексей Алексеевич. 1844–1915. Адмирал, Морской министр. Мраморный саркофаг с гербом. За прудом, 1-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;18. Богданов Николай Антонович. 1841–1898. Художник-акварелист. Мраморный крест. 4-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;19. Болотов Василий Васильевич. 1854–1900. Церковный историк, профессор Духовной академии. Гранитный двойной портик. 2-я дор. Вместе с И. Е. Троицким.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;20. Бранденбург Николай Ефимович. 1839–1903. Археолог, военный историк. Гранитный обелиск с крестом. 7-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;21. Брусилов Лев Алексеевич. 1857–1909. Вице-адмирал; брат генерала А. А. Брусилова. Массивный гранитный крест. 9-я дор. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;22. Бруснев Михаил Иванович. 1864–1937. Организатор первой маевки. Гранитная стела. Установлена в 1960-е гг. 2-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;23. Булгаков Александр Петрович. 1823–1883. Протоиерей Казанского собора. Мраморная капличка. 3-я дор. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;24. Бутаков Григорий Иванович. 1820–1882. Адмирал, организатор парового броненосного флота в России. Скульптурный постамент в ограде из цепей. Бюст – ск. М. А. Чижов, 1880-е гг. (ныне в фондах ГМГС). За прудом, 1-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;25. Бутаков Иван Иванович. 1822–1882. Вице-адмирал; брат Г. И. Бутакова. Мраморный крест. За прудом, 1-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;26. Бычков Афанасий Федорович. 1818–1899. Археограф, академик, директор Публичной библиотеки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бычков Федор Афанасьевич. Ум. 1909. Библиограф. Гранитный крест. Мастер Вазин, кон. XIX в. За прудом, 20-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;27. Вавилов Иван Ильич. 1863–1928. Отец академиков Н. И. и С. И. Вавиловых. Бетонная раковина. 4-я дор., близ пруда.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;28. Ванновский Петр Семенович. 1822–1904. Военный министр, министр народного просвещения.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ванновский Сергей Петрович. Ум. 1914. Пал смертью храбрых под Каменкой Струмиловой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гранитный крест; газон с поребриком. За церковью, слева. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;29. Вейнер Петр Петрович. 1842–1903. Отец П. П. Вейнера (1879–1931), издателя журнала «Старые годы». Часовня-склеп из полированного гранита с медными капителями и куполом. Арх. Б. И. Гиршович, 1900-е гг. Изготовлен на заводе К. Ф. Верфель. 6-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;30. Величко Константин Иванович. 1858–1928. Профессор Военно-технической академии, с 1918 г. в Красной Армии. Гранитная стела. 3-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;31. Вениамин (Василий Павлович Казанский). 1874–1922. Митрополит Петроградский и Гдовский; расстрелян по ложному обвинению. Гранитный крест-кенотаф. Братское кладбище.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;32. Вернадский Иван Васильевич. 1801–1884. Экономист, профессор Московского и Киевского университетов; отец академика В. И. Вернадского.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вернадская Анна Петровна. 1835–1898. Мать академика В. И. Вернадского.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Короленко Екатерина Ивановна (рожд. Вернадская). 1835–1898. Два мраморных креста. 3-я дор. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;33. Владимиров Василий Васильевич. 1880–1931. Живописец и график. Бетонная раковина. 15-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;34. Воейков Александр Иванович. 1842–1916. Основоположник отечественной климатологии, член-корреспондент Академии наук, доктор философии Геттингенского университета. Гранитная стела. 6-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;35. Воронецкий Александр Михайлович. 1847–1902. Автор учебника по географии. Постамент; крест утрачен. 19-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;36. Высокоостровский Александр Павлович. 1860–1912. Профессор логики. Гранитный крест на постаменте с эпитафией. 4-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;37. Вяльцева-Бискупская Анастасия Дмитриевна. 1871–1913. Исполнительница романсов и народных песен.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вяльцева Мария Тихоновна. 1851–1913. Крестьянка Орловской губернии; мать А. Д. Вяльцевой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Часовня-усыпальница. Арх. Л. А. Ильин, ск. С. Н. Судьбинин, 1915 г. Близ церкви, слева.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;38. Гаген-Торн Иван Эдуардович. 1867–1931. Хирург, профессор Военно-медицинской академии. Постамент; завершение утрачено. 5-я дор., за Братским кладбищем.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;39. Ганнекен Эдуард Антонович. Ум. 1913. Инженер-технолог, директор Общества технических сооружений. Бетонная раковина, крест. 11-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;40. Герцог Федор Федорович. 1846–1904. Гранитный крест. 20-я дор. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;41. Гиммельман Василий. Ум. 1917. Артист Мариинского театра. Газон в ограде на гранитном цоколе. За прудом, 21-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;42. Гиппиус Владимир Иванович. 1847–1918. Военный писатель.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гиппиус Елизавета Ивановна (рожд. Лихачева). 1853–1884. Мраморная стела с рельефами. 5-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;43. Гирс Александр Владимирович. 1876–1905. Скончался от ран, полученных в Цусимском бою. Мраморный крест. 5-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;44. Гирс Федор Александрович. 1835–1906. Адмирал. Крест в художественной ограде. За прудом, 5-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;45. Глушинский Иосиф Павлович. 1834–1898. Профессор водных сообщений и железных дорог. Постамент; крест утрачен. 11-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;46. Голиков Константин Николаевич. 1848–1915. Массивный гранитный крест на глыбе. 3-я дор., близ юж. ограды.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;47. Голицын Борис Борисович. 1862–1916. Сейсмолог, академик, директор Главной физической обсерватории. Гранитный крест. 11-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;48. Голубев Моисей Александрович. 1824–1869. Профессор Духовной академии по экзегетике. Глыба с крестом. 2-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;49. Горвиц Владимир Абрамович. 1842–1876. Надгробие в виде мраморного ствола с лавровым венком. Мастер Ботта. 2-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;50. Греков Митрофан Ильич. Ум. 1915. Генерал от кавалерии, мемуарист. Гранитный крест. Близ церкви.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;51. Грекова Елена Афанасьевна. 1875–1937. Писательница. Бетонная раковина. 10-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;52. Грибоедов Константин Дмитриевич. 1869–1913. Военный инженер, автор книг по канализации. Гранитная глыба. 14-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;53. Григоровичи. Склеп-усыпальница в стиле модерн. 5-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;54. Деммени Сергей Гугович. Ум. 1903. Отец Е. С. Деммени, основателя Ленинградского театра кукол-марионеток. Чугунный крест. 5-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;55. Дервиз Лев Дмитриевич. 1863–1915. Цементный крест. Сев. – вост. часть кладбища. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;56. Добровольский Владимир Александрович. 1850–1912. Инженер путей сообщения.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Карпов Дмитрий Ростиславович. 1884–1942. Герой Цусимы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Массивный гранитный крест на глыбе. 16-я дор., у юж. ограды.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;57. Добровольский Владимир Михайлович. 1834–1877. Генерал-майор, убит при штурме Плевны. Гранитная глыба. Мастер Долгин. За прудом, 1-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;58. Ежов Павел Никандрович. 1894–1935. Начальник первых пехотных курсов в Петрограде. Гранитная стела. 2-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;59. Елагин Павел Николаевич. 1859–1929. Агроном, профессор. Крест в ограде. За прудом, 24-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;60. Епанчин Алексей Павлович. 1823–1913. Вице-адмирал, почетный член Николаевской морской академии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Епанчин Иван Петрович. 1788–1875. Адмирал, командир Ревельского порта.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Епанчин Николай Петрович. 1787–1872. Адмирал, начальник Кронштадтского порта. Три гранитные плиты на газоне; в ограде. Кенотаф И. П. и Н. П. Епанчиным установлен в 1985 г. За прудом. 8-я дор. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;61. Желтухин Алексей Дмитриевич. 1820–1865. Деятель крестьянской реформы. Мраморный налой. 1-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;62. Жеребцов Николай Арсеньевич. 1807–1868. Историк, профессор Института инженеров путей сообщения. Гранитный крест. 2-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;63. Жибер (Лохвицкая) Мария Александровна. 1869–1905. Поэтесса Мирра Лохвицкая; сестра писательницы Н. А. Тэффи. Гранитный постамент на цоколе; крест утрачен. За прудом, 4-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;64. Житомирский Александр Матвеевич. 1881–1937. Композитор. Гранитная стела. Близ церкви.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;65. Замятнин Дмитрий Николаевич. 1805–1881. Министр юстиции. Две гранитные плиты; в ограде; крест утрачен. 2-я дор. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;66. Зверев Николай Яковлевич. 1830–1907. Генерал от инфантерии. Гранитная стенка. 16-я дор. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;67. Зеленин Валерий Николаевич. 1853–1911. Военный инженер, генерал-майор. Гранитная стела со стилизованным крестом. 14-я дор., у юж. ограды.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;68. Иванов Владимир Федорович. 1880–1965. Профессор, доктор технических наук. Гранитная стела. 3-я дор. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;69. Иванов Дмитрий Михайлович. 1874–1893. Мраморная колонна со стихотворной эпитафией. 4-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;70. Иванов Модест Андреевич. 1849–1909. Архитектор, академик. Гранитный крест на постаменте. 22-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;71. Ивановы. Архитектурное надгробие. За прудом, 6-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;72. Ирецкая Наталья Александровна. 1845–1922. Певица. Гранитный крест. 15-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;73. Исаченко Василий Лаврентьевич. 1839–1915. Сенатор, доктор права. Гранитная стела с рельефом креста. 8-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;74. Исидор (Никольский). 1799–1892. Митрополит Петербургский и Финляндский. Деревянный крест. Братское кладбище. Прах перенесен в 1932 г. из Исидоровской церкви.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;75. Каблуков Сергий Платонович. 1881–1919. Учитель математики в петербургских гимназиях, секретарь Религиозно-философского общества; друг О. Э. Мандельштама. Постамент со сбитым крестом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;76. Казанли Николай Иванович. 1869–1916. Композитор, дирижер. Гранитная глыба. 8-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;77. Капралов Николай Семенович. 1888–1927. Артист Сиверского театра.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Капралов Александр Степанович. 1789–1911.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Навес-беседка. 1-я дор. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;78. Каразин Николай Николаевич. 1842–1908. Художник, литератор. Гранитная глыба. 6-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;79. Карпинский Сергей Иванович. 1861–1900. Ботаник, академик. Мраморный постамент; крест утрачен. За прудом, 7-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;80. Карпов Василий Николаевич. 1798–1867. Историк философии, профессор Духовной академии, переводчик Платона. Гранитный крест. 1-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;81. Карташев Евгений Георгиевич. 1904–1928.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Карташев Василий Георгиевич. 1910–1937. Бетонная раковина, крест. За прудом, 7-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;82. Квадри Виктор Викторович. 1861–1908. Генерал-майор, военный писатель. Гранитный крест на постаменте. 6-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;83. Кенель Василий Александрович. 1834–1893. Архитектор, академик. Бронзовый бюст на постаменте. Ск. Н. А. Лаверецкий, 1890-е гг. Никольская дор., близ входа.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;84. Кетриц Эрнест Юльевич. 1809–1887. Инженер путей сообщения. Бронзовый бюст на постаменте. Ск. И. Н. Шредер, 1887 г. 3-я дор. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;85. Клоссовский Александр Викентьевич. 1846–1917. Метеоролог, чл. – корр. Академии наук.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Туган-Барановская Наталья Александровна (рожд. Клоссовская). Ум. 1914. Гранитная плита. 9-я дор. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;86. Ковалевский Максим Максимович. 1851–1916. Историк, юрист, социолог, основатель партии демократических реформ, депутат 1-й Государственной думы. Видный деятель масонства. Гранитная стела с эпитафией. 5-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;87. Кокошкин Федор Федорович. 1871–1918. Член партии конституционных демократов, депутат 1-й Государственной думы, министр Временного правительства. Убит в госпитале. Бетонная раковина. В юго-зап. части кладбища.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;88. Кокшаров Николай Иванович. 1818–1893. Минералог, академик, директор Горного института. Крест на глыбе. 6-я дор. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;89. Колокольцев Александр Александрович. 1833–1904. Начальник Обуховского сталелитейного производства, член Адмиралтейского совета. Мраморный крест на постаменте. 7-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;90. Колпаковский Герасим Алексеевич. 1819–1896. Этнограф. Гранитная плита. Никольская дор., близ входа.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;91. Компанейский Николай Иванович. 1848–1910. Композитор, историк музыки. Мраморный обелиск. Близ церкви, у пруда.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;92. Кондратенко Роман Исидорович. 1857–1904. Генерал-лейтенант, герой обороны Порт-Артура. Гранитная колонна. Время установления памятника на месте семейного склепа неизвестно. 5-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;93. Коржинский Сергей Иванович. 1861–1900. Ботаник, академик, директор Ботанического сада. Постамент; крест утрачен. За прудом, 7-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;94. Корнелли Александра Алексеевна. 1890–1934. Актриса, режиссер. Гранитный обелиск. 7-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;95. Коровин Петр Федорович. 1849–1908. Гранитный стилизованный крест. 8-я дор. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;96. Корф Модест Андреевич, гр. 1800–1876. Воспитанник «пушкинского» выпуска Царскосельского лицея, государственный деятель, директор Публичной библиотеки. Гранитный саркофаг. Мастер Крутиков. Никольская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;97. Костычев Павел Андреевич. 1845–1895. Почвовед, профессор, директор Департамента земледелия. Бетонная стела в ограде. 11-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;98. Котляревский Нестор Александрович. 1863–1925. Литературовед, академик, основатель Пушкинского дома. Гранитная стела с рельефным крестом. 7-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;99. Коялович Михаил Осипович. 1828–1891. Профессор Духовной академии, историк. Гранитная капличка. 2-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;100. Кралин Владимир Васильевич. 1882–1935. Инженер-архитектор. Гранитный крест. 4-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;101. Крестовская Марфа Осиповна (рожд. Тович). 1810–1896. Жена писателя Вс. В. Крестовского (он был похоронен здесь же; прах перенесен на Литераторские мостки). Майкова Клеопатра Владимировна (рожд. Крестовская). Ум. 1895.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мраморная плита. 7-я дор. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;102. Кропоткин Петр Николаевич, кн. 1831–1903. Генерал-лейтенант; двоюродный брат революционера П. А. Кропоткина. Гранитный саркофаг. 2-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;103. Кузьмин-Караваев Александр Дмитриевич. 1862–1932. Военный деятель. Мраморная капличка. 2-я дор. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;104. Курвуазье Николай Александрович. 1852–1894. Инженер-архитектор, работал в тюремном и придворном ведомстве. Мраморная стела с рельефом. За прудом, 19-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;105. Латкин Николай Васильевич. 1832–1904. Географ, автор описания Енисейских золотых приисков. Гранитный круглый постамент; крест утрачен. За церковью, у пруда.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;106. Левкеева Елизавета Ивановна. 1851–1904. Актриса. Гранитный постамент в ограде. 18-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;107. Линевич Николай Петрович. 1838–1908. Генерал от инфантерии. Гранитный обелиск. 4-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;108. Лишин Александр Андреевич. Ум. 1909. Генерал-майор. Гранитная стела с крестом. 5-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;109. Лопухин Александр Павлович. 1852–1904. Историк, профессор. Мраморный крест. За прудом, 17-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;110. Лукин Александр Николаевич. Ум. 1903. Гранитный крест «от сослуживцев по Варшавской железной дороге»; в ограде. 3-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;111. Макаров Михаил Алексеевич. 1827–1878. Архитектор, академик. Мраморный крест. За прудом, 17-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;112. Малоземова Софья Александровна. 1845–1908. Пианистка, профессор консерватории. Бетонная раковина. 10-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;113. Малышев Кронид Иванович. 1847–1907. Юрист, профессор гражданского права, завещал свою библиотеку Томскому университету. Гранитный крест. 19-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;114. Маркевич Болеслав Маркович. 1822–1884. Писатель. Гранитный крест. За прудом, 2-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;115. Масловский Иван Федорович. 1837–1904. Почетный лейб-акушер. Гранитная глыбка. 6-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;116. Матвей (Татомир). 1848–1904. Затворник. Часовенка. 19-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;117. Мациевич Лев Макарович. 1877–1910. Авиатор, погиб при крушении на самолете «Форман». Гранитная колонна. Арх. И. А. Фомин, 1912 г. В юго-вост. части кладбища.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;118. Микешин Михаил Осипович. 1836–1896. Художник. Архитектурное надгробие. Арх. Б. М. Микешин, 1916 г. 10-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;119. Миних фон, Екатерина Фоминична. Ум. 1914. Архитектурное надгробие. 12-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;120. Миронова Валентина Алексеевна. 1870–1919. Актриса. Гранитный крест в ограде. За прудом, 1-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;121. Морозов Николай Екимович. Ум. 1885. Потомственный почетный гражданин, мастер-ювелир. Гранитная капличка на газоне. 1-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;122. Небольсина Ника. 1900–1907.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Небольсин Константин Васильевич. 1825–1895. Почетный опекун. Архитектурное надгробие. 5-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;123. Никодим (Ротов). 1929–1978. Митрополит Ленинградский и Новгородский, деятель экуменического движения. Мраморный крест. Братское кладбище.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;124. Николаев Александр Панфомирович. 1860–1919. Генерал-майор, командир бригады 19-й стрелковой дивизии, погиб в Ямбурге. Обелиск (дата рождения указана неверно). Никольская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;125. Николенко. Склеп-усыпальница в виде портика. 11-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;126. Нофаль Иреней Георгиевич. 1835–1902. Профессор-арабист. Гранитный крест. За прудом, 3-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;127. Обручев Николай Николаевич. 1830–1904. Генерал-адъютант, член «Земли и воли», участник Русско-турецкой войны 1877–1878 гг. Гранитная плита. 11-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;128. Обухов Павел Матвеевич. 1820–1869. Инженер-сталелитейщик, основатель Обуховского завода. Мраморная стела с крестом. 1-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;129. Огородников Евлампий Кириллович. 1816–1889. Этнограф, статистик. Бетонная раковина с крестом. За прудом, 3-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;130. Оппенгейм Александр Николаевич. Усыпальница в стиле модерн. 11-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;131. Орлов Сергей Арсеньевич. Ум. 1914, 53 лет. Протоиерей Спасо-Сенновской церкви. Постамент; крест утрачен; в ограде. За прудом, 23-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;132. Осинин Иван Терентьевич. 1833–1887. Педагог, редактор журнала «Женское образование». Гранитная стела с бронзовым барельефом. Ск. И. И. Подозеров, 1888 г. 5-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;133. Остроумов Николай Иванович. 1830–1907. Действительный статский советник.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Остроумов Петр Иванович. 1839–1913. Сенатор, магистр богословия; отец художницы А. П. Остроумовой-Лебедевой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гранитный крест в ограде. 13-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;134. Офросимов Александр Никандрович. Ум. 1907. Полковник. Склеп-усыпальница. 4-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;135. Палладий (Раев). 1827–1898. Митрополит Петербургский и Ладожский. Деревянный крест. Братское кладбище. Прах перенесен в 1932 г. из Исидоровской церкви.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;136. Пахман Семен Викентьевич. 1825–1910. Профессор гражданского права. Постамент; крест утрачен. Мастер Вазин-младший. 9-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;137. Перепелкин Яков Николаевич. 1874–1935. Ученый-оптик. Бетонная стенка. У пруда, близ архитектурного надгробия В. Н. Перепелкина. 1880–1912.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;138. Пестич Филимон Васильевич. 1821–1894. Генерал морской артиллерии, изобретатель. Гранитная стела-крест. 10-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;139. Петров Петр Николаевич. 1792–1868. Придворный садовый мастер. Гранитная капличка. За прудом, 17-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;140. Пешкова Александра Филипповна. Ум. 1878. Мраморный постамент; крест утрачен. 7-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;141. Подвысоцкий Владимир Валерьянович. 1857–1913. Медицинский и общественный деятель. Гранитный постамент; бюст утрачен. Мастер Вазин-младший. 9-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;142. Покровские. Склеп-усыпальница в стиле модерн. За прудом, 4-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;143. Поливанов Александр Алексеевич. 1889–1914. Убит в бою.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Поливанов Алексей Андреевич. 1855–1920. Военный деятель, дипломат, военный специалист при Главкоме Красной Армии. Гранитный крест со стенкой. 7-я дор. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;144. Поливанов Матвей Михайлович. 1837–1897. Генерал-лейтенант.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Поливанова Пелагея Алексеевна (рожд. кн. Кропоткина). 1850–1924. Жена М. М. Поливанова, сестра революционера П. А. Кропоткина. Поливанов Михаил Матвеевич. 1877–1934. Инженер-путеец. Бетонная раковина с крестом. 4-я дор. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;145. Померанцев Иллиодор Иванович. 1841–1920. Астроном, геофизик, профессор Лесного института. Гранитный крест. Близ церкви.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;146. Попов Василий Иванович. 1835–1908. Протодиакон придворного собора Зимнего дворца. Гранитный крест. 15-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;147. Пресняков Александр Евгеньевич. 1870–1929. Исследователь русских летописей, профессор Археологического института. Архитектурное надгробие с барельефом. Ск. М. Г. Манизер, 1931 г. 3-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;148. Прозоров Григорий Михайлович. 1803–1885. Академик, профессор Медико-хирургической академии. Мраморный крест. 1-я дор. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;149. Пуринг Александр Иванович. 1871–1925. Архитектор. Крест (сломан). 17-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;150. Редковский Андрей Алексеевич. Ум. 1909. Академик. Гранитная плита. За прудом, 6-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;151. Резвый Павел Васильевич. 1864–1911. Архитектор. Архитектурное надгробие. 7-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;152. Риер Иосиф Абрамович. 1901–1938. Заместитель начальника погранзаставы. Гранитная полуколонна. 2-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;153. Родосский Андрей Степанович. 1838–1908. Библиограф. Гранитная капличка. 16-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;154. Рождественский Александр Васильевич. 1872–1905. Священник Воскресенской церкви Общества трезвости. Гранитный крест на постаменте. За прудом, 6-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;155. Ротин Иван Иванович. 1814–1867. Купец.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ротина Мария Филипповна. 1817–1865. Гранитный крест и саркофаг. Мастер Томсон. 2-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;156. Сабанеев Евгений Александрович. 1847–1919. Архитектор, директор рисовальной школы Общества поощрения художников.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сабанеева Александра Васильевна. Ум. 1931. Председательница первого Дамского кружка, вице-председательница Общества попечения о бедных и больных детях. Гранитный постамент. 4-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;157. Саломон Александр Петрович. Ум. 1908. Шталмейстер. Архитектурное надгробие, «от сослуживцев по Александровскому Лицею». 4-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;158. Сафраимовичи. Архитектурный склеп в стиле модерн. За прудом, 6-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;159. Светилин Александр Емельянович. 1841–1887. Автор учебника логики. Мраморный крест. 2-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;160. Свиньин Александр Дмитриевич. 1831–1913. Генерал от артиллерии, член Государственного совета.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Свиньин Владимир Александрович. 1881–1915. Капитан 1-го ранга, погиб на фронте; последний представитель рода. Гранитный крест с плитой. 15-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;161. Селецкий Александр Александрович. 1819–1884. Гранитная капличка. 4-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;162. Словцов Иван Яковлевич. 1844–1907.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Словцова Елизавета Степановна. Ум. 1925.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гранитное надгробие в виде стопки книг (завершение – глобус – утрачено). 16-я дор., у юж. стены.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;163. Смагин Николай Федорович. 1895–1921. Участник Гражданской войны, погиб при подавлении антоновского восстания. Гранитная колонна. 8-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;164. Советов Александр Васильевич. 1826–1901. Агроном, академик. Газон с поребриком. 2-я дор. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;165. Соллертинский Сергей Александрович. Ум. 1920. Протоиерей, профессор Духовной академии. Бетонная раковина, крест. 1-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;166. Соловьев Николай Феопемптович. 1846–1916. Композитор, управляющий Певческой капеллой. Бетонная раковина. 6-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;167. Соловьев Петр Алексеевич. Ум. 1898, 73-х лет. Настоятель Покровско-Коломенской церкви. Мраморный скульптурный крест на профилированном постаменте. 16-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;168. Столыпин Михаил Аркадьевич. 1859–1882. Гранитный жертвенник. 9-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;169. Суворин Алексей Сергеевич. 1834–1912. Издатель, журналист. Архитектурное надгробие (бюст, ск. Л. А. Бернштам, 1891 г. – в фонде ГМГС). 3-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;170. Сухоровский Марцелий Гаврилович. 1840–1908. Живописец. Гранитная плита. 15-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;171. Теляковский Леонид Аркадьевич. Ум. 1912. Генерал-лейтенант. Массивный гранитный крест на глыбе. 12-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;172. Толиверова (Пешкова) Александра Николаевна. 1842–1918. Писательница, общественная деятельница, участница гарибальдийского движения; жена художника В. И. Якоби. Плита, в ограде. Толиверовская дор., у юж. стены, близ 7-й дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;173. Толстой Андрей Львович, гр. 1877–1916. Сын Л. Н. Толстого. Бетонная раковина, крест. 5-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;174. Троицкий Иван Егорович. 1832–1881. Церковный историк, профессор Духовной академии. Гранитный двойной портик. 2-я дор. Вместе с В. В. Болотовым.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;175. Трубникова Екатерина Александровна. 1862–1886. Мраморный киот с рельефами; в ограде. 3-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;176. Тураев Борис Александрович. 1868–1920. Академик, основоположник отечественной школы истории и филологии Древнего Востока. Гранитная плита, у подножия креста А. М. Нейер (1814–1888); в ограде. 6-я дор. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;177. Усачев Александр Артемьевич. 1863–1937. Актер. Бетонная раковина. 5-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;178. Уточкин Сергей Исаевич. 1876–1916. Авиатор. Гранитный обелиск. 3-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;179. Ушаков Александр Иванович. 1803–1877. Генерал от инфантерии, военный писатель; знакомый А. С. Пушкина. Гранитный саркофаг. За прудом, 1-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;180. Ушаков Петр Александрович. 1842–1878. Участник Русско-турецкой войны 1877–1878 гг., смертельно ранен при деревне Чиркюй. Мраморный саркофаг. За прудом, 1-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;181. Федоров Николай Павлович. 1835–1912. Генерал от артиллерии. Гранитный крест на постаменте со стихотворной эпитафией. Мастер Т. С. Ефимов. 7-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;182. Философов Алексей Николаевич. 1876–1898. Подпоручик лейб-гвардии Преображенского полка. Мраморный крест. 16-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;183. Фрезе Петр Александрович. 1844–1918. Основоположник русского автомобилестроения.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Фрезе Александр Петрович. 1872–1921. Горный инженер.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гранитные кресты на газоне. 1-я дор. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;184. Хитрово Василий Николаевич. 1834–1903. Основатель Русского Палестинского общества. Архитектурное надгробие с мозаичным образом. Арх. А. А. Парланд, 1915 г. 7-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;185. Ходнев Алексей Иванович. 1818–1883. Химик, член Вольного экономического общества. Бетонная раковина на газоне с поребриком. 2-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;186. Цитович Петр Павлович. 1842–1913. Автор книг по экономике. Массивный гранитный крест на глыбе. 12-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;187. Чагин Иван Иванович. 1860–1912. Контрадмирал, командир императорской яхты. Гранитный постамент; крест утрачен. 21-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;188. Чагин Николай Михайлович. 1823–1909. Архитектор, академик. Гранитная плита-крест. 7-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;189. Чебышев Александр Дмитриевич. 1822–1877. Художественный крест на постаменте. За Братским кладбищем. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;190. Чельцов Иван Васильевич. 1828–1878. Церковный историк, профессор Духовной академии. Мраморный крест на газоне; в ограде. 2-я дор. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;191. Червинский Павел Анисимович. 1886–1923. Инженер-технолог. Мраморная скульптура плакальщицы. 3-я дор. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;192. Черепнин Петр Ильич. Ум. 1870.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Черепнин Николай Петрович. 1841–1906. Доктор медицины; отец композитора Н. Н. Черепнина.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мраморный и металлический кресты на газоне. 2-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;193. Черно Анатолий Ильич. 1900–1937. Комдив. Гранитная плита. 2-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;194. Чижевская Александра Антоновна. 1870–1925. Актриса. Гранитный крест. Близ церкви, у пруда.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;195. Чиколев Владимир Николаевич. 1845–1898. Электротехник, изобретатель дуговых ламп, основатель теории прожекторного освещения. Гранитный крест на постаменте. 5-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;196. Чубинов Давид Иосифович. 1814–1891. Профессор грузинской словесности. Мраморный крест. Близ церкви.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;197. Шестов Петр Иванович. 1847–1904. Архитектор, академик. Гранитная стела. За прудом, 7-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;198. Шиллинг Александр Дмитриевич. 1841–1913. Архитектор. Гранитный крест. 9-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;199. Шингарев Андрей Иванович. 1869–1918. Депутат 2-й, 3-й и 4-й Государственной думы, лидер думской фракции кадетов, министр Временного правительства, убит в госпитале. Бетонная раковина. В юго-зап. части некрополя.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;200. Шишмарева Ольга Семеновна. Ум. 1907. Стела со стилизованным рельефом. 2-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;201. Шубинский Сергей Николаевич. 1834–1913. Историк, издатель журнала «Исторический вестник». Архитектурное надгробие с барельефом. Ск. И. Гинцбург, арх. Ю. Киселис, 1915 г. 5-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;202. Щеголев Павел Елисеевич. 1877–1931. Историк, литературовед. Гранитная колонна. Близ церкви.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;203. Эмская Мария Александровна. Ум. 1925. Оперная актриса, записала ряд арий на первых русских грампластинках. Мраморная скульптура ангела. Близ церкви.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;204. Этин Николай Сергеевич. 1886–1936. Гидролог, исследователь Ферганской долины.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Этин Сергей Николаевич. 1911–1936. Начальник штаба Володарского аэроклуба. Две бетонные раковины; в ограде. 1-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;205. Эфрон Мария Карловна. 1855–1905. Архитектурное надгробие в стиле модерн. За прудом, 5-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;206. Якимов Иван Степанович. 1847–1885. Богослов, профессор Духовной академии. Гранитный крест. 2-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;207. Яковлев Василий Васильевич. Ум. 1906. Художник. Гранитная плита. За прудом, 6-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;208. Яфлоцкий Василий Иванович. 1815–1885. Профессор Духовной академии. Гранитный саркофаг. 2-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;209. Яхонтов Виктор Александрович. 1881–1978. Генерал, в 1918–1975 гг. был в эмиграции, публицист просоветского направления; умер в Москве.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Яхонтова Мальвина Витольдовна. 1882–1966. Гранитная стела, установлена обществом «Родина». 7-я дор.<br>
&nbsp;//--&nbsp;Никольское кладбище&nbsp;--//&nbsp;<br><img border=0 src="i_104.png"><br><img border=0 src="i_105.png"><br><img border=0 src="i_106.png"><br><br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ю. М. Пирютко<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;КАЗАЧЬИ МОГИЛЫ<br></h3><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;История кладбища во внутреннем дворе лавры, между Свято-Троицким собором и Митрополичьим домом, началась в июле 1917 г.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;События т. н. «июльских дней» в современной историографии освещаются как первая попытка вооруженного восстания, организованного партией большевиков. В уличных боях революционных отрядов с воинскими частями, верными Временному правительству, 3–5 июля пострадало около 700 человек.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Жертвами уличных беспорядков стали казаки первой сотни 1-го Донского казачьего полка: С. Я. Шапошников, Н. А. Королев, П. Г. Алферов, Н. М. Мельников, Т. А. Синельников, В. Я. Ястребов, М. И. Бородин, солдат М. И. Никитин.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;По решению правительства были организованы торжественные похороны казаков, местом для которых выбран двор лавры. 14 июля тела погибших перенесли из Николаевского военного госпиталя в Исаакиевский кафедральный собор, где была совершена панихида. На следующий день, в субботу 15 июля, происходило отпевание, при котором присутствовали министры Временного правительства во главе с А. Ф. Керенским, дипломатический корпус. Службу совершал архиепископ Вениамин (ставший осенью митрополитом Петроградским).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Маршрут траурного шествия повторял ежегодно совершавшийся в Петербурге с 1858 г. крестный ход 30 августа: от Исаакиевского собора к Александро-Невской лавре. Все высшее столичное духовенство, хоры певчих предшествовали траурным катафалкам, за которыми вели казачьих коней, оставшихся без хозяев. В петроградских газетах, широко освещавших это событие, указывалось, что погребение состоялось «в главном лаврском дворе, на обширной площади между собором и митрополичьими палатами» [310 - Пирютко Ю.М. Казачьи могилы // С.-Петербургские ведомости. 1996, 18 мая.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Таким образом было положено начало четвертому по счету кладбищу Александро-Невской лавры. Погребение на монастырском дворе никого не могло смутить, соответствуя многовековой традиции. По существу, самые ранние погребения в Невском монастыре проходили не на специально отведенном участке, а рядом с первой деревянной Благовещенской церковью, во дворе между кельями на левом берегу Черной речки (Монастырки). Лишь с 1760-х гг., когда монахи перебрались в каменные кельи на правом берегу, можно говорить об особой территории Лазаревского кладбища.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Существует, однако, серьезное отличие трех кладбищ лавры (Лазаревского, Тихвинского и Никольского) от четвертого – получившего в советское время название «коммунистической площадки». После прихода к власти большевиков казачьи могилы были уничтожены, а напротив Троицкого собора начались погребения «ответственных» партийных и советских работников, проходившие, разумеется, без соблюдения освященных традицией религиозных обрядов. Здесь в декабре 1920 г. были похоронены 14 работников штаба 2-й бригады курсантов, погибших на Южном фронте. В марте 1921 г. – участники подавления Кронштадтского восстания.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;До середины 1930-х гг. здесь хоронили не только «старых большевиков», ветеранов революции и Гражданской войны, но и простых граждан, местных жителей. На кладбище во дворе лавры нашли упокоение некоторые выдающиеся ученые, деятели медицины, академики: М. И. Аствацатуров, И. И. Греков, Г. А. Ивашенцов, С. П. Федоров, Л. Л. Гинтер, Н. Я. Марр.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Поскольку территория лавры в те годы представляла собой «жилгородок» с корпусами, занятыми под общежития, детский сад, учебные заведения, производственные помещения, обитатели этих мест не хотели соседства с могилами. В предвоенные годы шла речь о полной «ликвидации» этого кладбища с переносом некоторых памятников, представляющих «историческую ценность».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Годы Великой Отечественной войны и героической обороны Ленинграда 1941–1944 гг. придали четвертому лаврскому кладбищу новое измерение. Здесь оказались похоронены простые ленинградцы – жертвы блокады и ее герои: начальник ледовой Дороги жизни М. А. Нефедов, член Военного совета 42-й армии генерал-майор В. О. Галстян, вице-адмирал В. П. Дрозд, первый начальник строительства Ленинградского метрополитена И. Г. Зубков, генерал-майор А. Е. Федюнин и др. Некоторые защитники Невской твердыни были похоронены на этом кладбище и в послевоенные годы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Все захоронения на этом кладбище прекращены, однако вопрос об уничтожении и переносе сохранившихся надгробий, по нашему мнению, должен быть окончательно закрыт. Кладбище на лаврском дворе, в судьбе которого отразились все трагические и героические страницы истории Петрограда—Ленинграда—Санкт-Петербурга в ХХ в., должно оставаться неотъемлемой частью мемориального комплекса Александро-Невской лавры.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ниже приводится краткий список наиболее примечательных из 340 сохранившихся памятников четвертого кладбища лавры, которому следовало бы дать название, более точно отражающее его содержание. Возможно, продолжая традицию, по которой кладбища назывались по храмам, это, существующее у паперти Свято-Троицкого собора, и следует называть Троицким кладбищем Александро-Невской лавры.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Исторические захоронения<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;1. Аверичкин Федор Степанович. 1889–1933. Участник Гражданской войны, председатель областного отделения Осоавиахима. Гранитный обелиск. Сев. сторона.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;2. Альбрехт Герман Александрович. 1878–1933. Профессор, основатель Научно-исследовательского института протезирования. Гранитный обелиск. Сев. сторона.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;3. Аствацатуров Михаил Иванович. 1877–1936. Профессор Военно-медицинской академии. Гранитный саркофаг. Юж. сторона.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;4. Бахвалов Николай Васильевич. Ум. 1921. Композиция из производственных деталей: шестереночного колеса, приводных цепей и колес вагонетки. У главной аллеи.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;5. Беренштам Владимир Вильямович. 1871–1931. «Первый рабочий адвокат в России и политический защитник». Гранитная стела. Сев. сторона.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;6. Братская могила казаков, убитых в Петрограде 3–5 июля 1917 г.: «Станицы Михайловской, Хоперского округа» Алферов Прокофий Григорьевич, Королев Никифор Андреевич, Мельников Николай Михайлович, Синельников Тихон Алексеевич, Шапошников Степан Яковлевич; «станицы Урюпинской Хоперского округа» Ястребов Виссарион Яковлевич; «станицы Голубинской 2-го Донского округа» Бородин Матвей Иванович; солдат М. И. Никитин Деревянный 8-конечный крест на гранитном постаменте, установлен в 2004 г.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;7. Братская могила 14 работников штаба 2-й Петроградской бригады курсантов, погибших в декабре 1920 г. на Южном фронте. Газон со стелой. Сев. сторона.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;8. Брыгин Павел Федорович. 1904–1942. Полковник. Гранитная капличка. Сев. сторона.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;9. Викентьев Николай Илларионович. 1898–1929. Слесарь-инструментальщик, работник органов ГПУ. Гранитный столбик. Юж. сторона.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;10. Галстян Вениамин Оганесович. 1902–1942. Генерал-майор, член Военного совета 42-й армии. Колонна с урной. Сев. сторона.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;11. Гинтер Леонтий Леонтьевич. 1876–1932. Надпись на памятнике: «Пионеру теплофикации СССР от теплофикаторов». Мраморная стела на постаменте. Сев. сторона.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;12. Говорушкин Иван Григорьевич. 1904–1923. Агент 2-й бригады Петроградского губрозыска, погиб при исполнении задания. Гранитный постамент. Юж. сторона.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;13. Голандский Григорий Абрамович. 1860–1929. Член РСДРП с 1898 г. Гранитная глыба. Сев. сторона.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;14. Гордеев Николай Васильевич. Ум. 1924. Летчик-испытатель. Надгробие в виде пропеллера (утрачен; сохранился вертикальный стояк). У главной аллеи.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;15. Греков Иван Иванович. 1867–1934. Хирург, профессор. Архитектурное надгробие с портретом. Сев. сторона.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;16. Дрозд Валентин Петрович. 1906–1943. Вице-адмирал. Гранитный обелиск. Сев. сторона.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;17. «За веру Христову пострадавшим священнослужителям, монашествующим и мирянам, новомученикам и исповедникам Российским». Гранитный крест с образом Спасителя. Установлен в 2005 г. Юж. сторона.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;18. Залкинд Иван Абрамович. 1885–1928. Член РСДРП с 1903 г. Гранитная плита. Юж. сторона.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;19. Зеленой Александр Павлович. 1872–1922. Контр-адмирал, начальник морских сил Балтийского моря. Глыба из лабрадорита с чугунными якорями. Юж. сторона.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;20. Зосимов Андриан Григорьевич. 1885–1926. Балтийский матрос, участник Гражданской войны. Гранитная стела. Юж. сторона.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;21. Зубков Иван Георгиевич. 1904–1944. Начальник строительства Ленинградского метрополитена, начальник управления восстановительных работ Ленфронта. Гранитный портал с портретом. Сев. сторона.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;22. Ивашенцов Глеб Александрович. 1883–1933. Профессор-инфекционист. Мраморный бюст. Сев. сторона.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;23. Канкин Иван Ефимович. 1900–1928. Один из организаторов Социалистического союза рабочей молодежи, делегат шести съездов комсомола. Скульптурный портрет. Новое надгробие установлено комсомольцами Производственного объединения «Невский завод» им. В. И. Ленина в начале 1990-х гг. Юж. сторона.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;24. Каптельцев А. А. Ум. 1933. Командир корпуса. Гранитный обелиск с рельефной плакетой с портретом. Юж. сторона.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;25. Каудзит Фридрих Карлович. 1890–1928. Гранитная глыба с крестом, поставлена от жены и детей. Юж. сторона.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;26. Клинов Яков Ильич. 1878–1928. Член РСДРП с 1905 г. Гранитная плита. Юж. сторона.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;27. Колесов Петр Александрович. 1891–1933. Член ВКП(б) с 1917 г. С ним: Колесов Григорий Петрович. 1924–2001. Мраморный обелиск. Юж. сторона.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;28. Кушин Василий Алексеевич. 1892–1934. Начальник особого отдела, участник Гражданской войны; герой романа Д. Фурманова «Мятеж». Бетонная стела. Сев. сторона.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;29. Лапкин Алексей Григорьевич. 1893–1944. Генерал-майор войск связи. Гранитная стела. Юж. сторона.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;30. Латукка Юхо Кириллович. 1884–1925. Член РСДРП с 1904 г. Бетонная стела. Юж. сторона.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;31. Легран Борис Васильевич. 1884–1936. Полномочный представитель РСФСР в Закавказье в 1920-е, директор Эрмитажа в 1931–1934 гг. Бетонная раковина. Юж. сторона.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;32. Лилина Злата Ионовна. 1881–1929. Член РСДРП с 1902 г., журналистка, деятельница народного образования; жена Г. Е. Зиновьева. Гранитная глыба. Юж. сторона.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;33. Лукомский Николай Сергеевич. 1874–1919. Командир отряда курсантов, оборонявших Петроград в 1919 г. Гранитная стела. Юж. сторона.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;34. Марр Николай Яковлевич. 1864–1934. Лингвист, академик. Гранитный обелиск. Сев. сторона.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;35. Мудрецова Маруся. 1901–1920. Участница обороны Петрограда в 1919 г. Бетонная раковина. Сев. сторона.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;36. Нефедов Михаил Александрович. 1899–1943. Капитан 1-го ранга, начальник Ледовой дороги по Ладожскому озеру погиб на боевом посту. Стела с якорем, в ограде. Сев. сторона.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;37. Николаев Иван Федорович. 1890–1944. Генерал-лейтенант. Гранитный обелиск.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;38. Николаев Николай Николаевич. 1891–1934. Председатель профсоюза печатников. Бетонный столбик. Сев. сторона.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;39. Овчинникова Гравочка Никулина. 1905–1923. Похоронена с младенцем сыном, памятник поставлен сестрой. Гранитная усеченная пирамида. Юж. сторона.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;40. Павленко Виктор Алексеевич. 1886–1937. Хирург, профессор Военно-медицинской академии. Гранитный пилон с урной. Сев. сторона.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;41. Памяти жертв Кронштадтского мятежа 1921 г. Братская могила. Гранитная стела. Сев. сторона.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;42. Парвиайнен Лилия Петровна. 1892–1970. Член РСДРП(б) с 1917 г.; жена Э. А. Рахья. Гранитная стела. Юж. сторона.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;43. Петерс Иван Петрович. 1898–1932. Член ВКП(б) с 1917 г. Гранитное «дерево». Юж. сторона.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;44. Пилютов Петр Андреевич. 1906–1960. Летчик, гвардии полковник, Герой Советского Союза. Гранитный обелиск. Юж. сторона.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;45. Плоткин Михаил Николаевич. 1912–1942. Гвардии майор, Герой Советского Союза.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Надха Г. Г. Штурман.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кудряшев М. М. Старший радист.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Памятник офицерам 1-го гвардейского Краснознаменного Минно-торпедного Ропшинского авиационного полка, погибшим 7 марта 1942 г. Этот полк провел в ночь на 8 августа 1941 г. первую бомбардировку Берлина. Гранитная стела. Сев. сторона.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;46. Пожаров Николай Арсеньевич. 1895–1925. Матрос Балтийского флота, участник революционного движения. Гранитная стела. Юж. сторона.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;47. Рахья Эйно Абрамович. 1885–1936. Участник революционного движения в России и Финляндии, член РСДРП с 1903 г. Гранитная стела. Юж. сторона.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;48. Семков Семен Моисеевич. 1885–1928. Член РСДРП с 1902 г., слушатель партийной школы в Лонжюмо, член ЦКК, партийный и профсоюзный работник. Гранитная плита. Юж. сторона.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;49. Трилиссер Давид Абрамович. 1884–1934. Член РСДРП с 1902 г. Гранитная стела. Сев. сторона.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;50. Федоров Сергей Петрович. 1869–1936. Хирург, профессор. Гранитная стела с портретом. Сев. сторона.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;51. Федюнин Андрей Егорович. 1899–1941. Генерал-майор. Гранитная плита. Сев. сторона.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;52. Фишман Михаил Абрамович. 1890–1935. Надгробие в виде гранитной стелы с бронзовой фигурой красноармейца. У главной дорожки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;53. Хаджи-Касумов Муса-Бек. 1886–1935. Архитектор. Гранитная плита.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;54. Шмай Аврамий Иосифович. 1894–1931. Комбриг, командир бронепоезда № 6 им. Ленина в годы Гражданской войны. Гранитная стела. Юж. сторона.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;55. Ярков Андрей Алексеевич. 1894–1932. «Стойкий борец за дело пролетарской революции». Обелиск с портретом. Сев. сторона.<br>
<br><br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;P. E. Крупова, Л. Я. Лурье<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;ПЕТРОПАВЛОВСКИЙ СОБОР – ИМПЕРАТОРСКАЯ УСЫПАЛЬНИЦА<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Петропавловская крепость)<br></h3><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;29 июля 1703 г. на Заячьем острове, в незадолго до этого основанной крепости Санкт-Петербург, заложили деревянную церковь во имя апостолов Петра и Павла. Маленький храм с тремя шпилями, расписанный под желтый мрамор, освятил 1 апреля 1704 г. митрополит Новгородский Иов в присутствии Петра I.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Эта скромная церковь простояла недолго. 30 мая 1714 г. рядом с ней заложили каменный Петропавловский собор. Через пять лет деревянную церковь разобрали и перенесли на Петербургскую сторону, в слободу Белозерского пехотного полка, где освятили под именем Матфиевской. Строительство Петропавловского собора длилось больше двадцати лет. В первую очередь была возведена многоярусная колокольня со шпилем, к 1722 г. стены собора подвели под крышу, но окончательная отделка заняла еще десять лет. 29 июня 1733 г. собор торжественно освятил архиепископ Феофан Прокопович в присутствии Синода и членов императорского дома.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Петропавловский собор знаменует новый – петербургский этап русской архитектуры. Его основоположник – архитектор Доменико Трезини, италоязычный швейцарец, нанятый на русскую службу в Дании, – создал своеобразный синтез раннего итальянского и северного барокко. Традиционная для восходящего к творениям Д. Б. де Виньолы композиция двухъярусного, увенчанного фронтоном фасада с ордерными членениями каждого из ярусов, с волютами, смягчающими переход от яруса к ярусу, находит прототип в римских церквах Санта Сусанна, Санта Мария делла Виттория и особенно Иль Джезу. С другой стороны, в архитектуре собора угадываются цитаты из незадолго до этого возведенной церкви Спасителя в Копенгагене – высокие окна, стены, равномерно члененные плоскими пилястрами с капителями простого рисунка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сочетание гигантской колокольни со шпилем и относительно небольшого объема церковного здания находит аналог во многих соборах Прибалтики, скажем, в церкви Олевисте в Таллинне или, особенно, церкви Святого Петра в Риге (конец XVII в., архитектор Р. Биндершу). План этой последней – три нефа, разделенных шестью парами столбов, – почти идентичен Петропавловскому собору. Переход от основного объема к восьмигранной башне-шпилю осуществлен при помощи крупных волют, которые находим и в нашем соборе. Сходны в обоих случаях высокий шпиль, вытянутые по вертикали «ионические» окна боковых фасадов, порталы со скульптурой в нишах и фронтонах, обрамление башенных часов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Что касается отечественных аналогов, то следует говорить скорее не о влиянии, а о сходстве прототипов. Близкая к Петропавловскому собору по характеру архитектуры Меншикова башня в Москве (1704–1707 гг., архитектор И. Зарудный) отмечена теми же влияниями [311 - Подробнее см.: Кирикова Л. А. Архитектура Петропавловского собора. Рукопись // Архив ГМИЛ.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Архитектурной доминантой Петербурга стала великолепная колокольня собора, увенчанная шпилем, обитым золоченой медью. До начала XX в. она делала собор высочайшим зданием в России и шестым по высоте в Европе (после соборов Олевисте в Таллинне, Страсбургского, Святого Стефана в Вене, Святого Петра в Риме и Святого Михаила в Гамбурге). Постройка колокольни была завершена еще при жизни Петра I, в 1723 г. Флюгер в виде дующего в трубу ангела, закрепленный на кресте, венчает шпиль и представляет наряду с корабликом Адмиралтейства и Медным всадником одну из главных городских эмблем.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Петропавловский собор знаменовал разрыв с традиционным для русского православия типом четырехстолпной крестово-купольной или шатровой церкви. Это зальный храм. Его здание, вытянутое с запада на восток на шестьдесят один метр, имеет ширину всего двадцать семь метров. Мощные пилоны с коринфскими капителями членят помещение храма на три одинаковых по высоте (пятнадцать метров) нефа. Через огромные окна (по три с каждой стороны) в солнечные дни в собор льется поток света. По вечерам и в ненастье интерьер ярко освещают пять люстр из хрусталя, синего стекла и позолоченной бронзы. Пилоны расписаны под зеленый и розово-малиновый мрамор. Перекрывающие нефы крестовые своды, декорированные филенками, и купол покрыты по штукатурке орнаментальной росписью. Капители пилонов и головки ангелов над окнами позолочены.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ниже купольного барабана размещены семнадцать живописных картин на евангельские темы, исполненных на холсте, натянутом на подрамники. Еще шестнадцать картин украшают стены собора. Они были созданы в 1728–1731 гг. художниками А. Матвеевым, В. Игнатьевым, Г. Гзелем. В последней четверти XVIII в. многие из них были написаны вновь. Авторство одной – «Кесарю – кесарево» – принадлежит И. Вельскому [312 - Борзин Б. Р. Росписи петровского времени. Л., 1986. С. 140.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И картины (до того в православных храмах их не помещали), и обилие света, и, наконец, сам характер церковного зала близки к протестантскому культовому зодчеству и несомненно опираются на протестантскую линию, которая в русском православии того времени связывалась с именем Феофана Прокоповича.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Главным украшением собора стал барочный иконостас, выполненный архитектором-украинцем Иваном Зарудным с явной ориентацией на католические образцы. Это отражало враждебную Прокоповичу линию в тогдашнем православии, связанную с именем местоблюстителя патриаршьего престола Стефана Яворского.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Огромный иконостас высотой тридцать метров не помещается в основном объеме собора, и поэтому световой барабан с куполом сдвинут от центра к алтарной части, так что верхняя часть иконостаса уходит в подкупольное пространство. Отдельные его части вырезаны из липы и мореного дуба московскими резчиками. В соборе они монтировались, покрывались гипсом, рыбьим клеем и позолотой. Иконостас был окончательно собран в 1726 г. после четырехлетней работы. Колоссальной величины арка царских врат, круглые скульптуры, остроумно скрывающая пилоны система раскрепованных приставных колонок коринфского ордера – все это абсолютно несвойственно древнерусским иконостасам. В сторону алтаря раскрыт огромный овал, образованный перекинутой с пилонов эффектной аркой и отрезком опрокинутой дуги царских врат, схожих, по словам искусствоведа В. Курбатова, с прекрасной беседкой [313 - Курбатов В.Я. Иконостас Петропавловского собора // Зодчий. 1907. № 3. С. 17–19.]. В иконостасе находятся 43 иконы фряжского письма, выполненные артелью московских иконописцев под руководством А. Меркурьева. Две большие иконы по обе стороны царских врат изображают Богоматерь с Младенцем (по преданию, имеющую портретное сходство с Екатериной I) и Иисуса в патриаршьей тиаре и одежде московских царей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1732 г. столяр И. Красков возвел в соборе кафедру, на крыше которой помещены скульптурные изображения четырех евангелистов, а на самой кафедре фигуры апостолов Петра и Павла. Симметрично кафедре, у противоположного пилона, находится царское место. На малиновом бархате, которым оно обтянуто, серебряными нитками вышит двуглавый орел. Над балдахином с кистями – резные позолоченные эмблемы императорской власти (скипетр, меч, держава, корона) и погребальные урны, символизирующие роль собора как усыпальницы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С 1731 по 1858 г. собор именовался кафедральным, а позже перешел в придворное ведомство, уступив этот титул Исаакию. В 1756 г. здесь произошел страшный пожар. Сгорели привезенные из Голландии часы-куранты, треснули колокола, падением шпиля была разбита мраморная паперть, пострадал интерьер, однако иконостас удалось спасти. Собор был отремонтирован и снова освящен 23 июня 1757 г., однако полностью работы завершились только к 1770-м гг., когда была в прежнем виде восстановлена колокольня.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1773 г. справа от притвора был устроен небольшой теплый придел св. Екатерины (в нем отпевались некоронованные особы). Сам собор до 1811 г., когда установили печи и сделали деревянные полы, был холодным. В 1840-е гг. деревянный пол заменили каменным из путиловской плиты, а в 1865 г. деревянные царские врата поменяли на точно такие же, сделанные из бронзы. В 1858 г. знаменитый инженер Д. И. Журавский заменил деревянную конструкцию шпиля металлической, что увеличило общую высоту собора на десять метров (сейчас она – сто двадцать два с половиной метра) [314 - Подробнее об истории собора см.: Богданов А. И., Рубан В. Г. Историческое, географическое и топографическое описание Санкт-Петербурга… Спб., 1779. С. 245–290; Новоселов С. Кафедральный собор во имя святых первоверховных Апостолов Петра и Павла в Петербурге. Спб., 1857; Флоринский Д. Историко-статистическое описание Санкт-Петербургского кафедрального собора Апостолов Петра и Павла. Спб., 1857; Ист. – стат. сведения о Спб. епархии. Т. 1. Ч. 2. Спб., 1869. С. 60–137; Русанов В. Усыпальница русских государей. Спб., 1897; Лавры, монастыри и храмы на Святой Руси. Спб., 1909. С. 81–91; Веревкин М. С. Краткое описание придворного Петропавловского собора в Петроградской крепости. Пг., 1915.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Традиция захоронения в церквах-усыпальницах имеет древние корни. Христианские катакомбы в Риме были и местами захоронения, и святилищами: алтари возводились над могилами мучеников. С IV в. христиане возводят над захоронениями святых храмы. Император Константин был, по-видимому, первым из властителей, завещавших похоронить себя в церкви. Тело его с 337 г. покоится в соборе Святых Апостолов в Константинополе, построенном по его повелению. Вскоре ему стали подражать церковные иерархи, а затем этой честью стали пользоваться все прихожане, известные своими пожертвованиями в пользу церкви. Императоры Феодосий Великий и Юстиниан запрещали устройство склепов в церквах, но тщетно, и Лев Философ (886–912) снова разрешил соблюдать этот обычай [315 - Бердников А. Краткий курс церковного права Православной Церкви. Казань, 1913. С. 431.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В средние века церкви-усыпальницы знатных родов стали обычны во всем христианском мире. В допетровской Руси они сделались местом захоронения княжеских и большинства боярских династий. Иностранный путешественник писал: «Под каменными храмами у них подвалы, а под деревянными комнаты, и туда помещают более богатых умерших, заключивши их в склепе» [316 - Начало и возвышение Москвы / Соч. Данила, принца из Бусова. М., 1877. С. 41.]. В домонгольской Руси усыпальницей Мономаховичей служила церковь Спаса на Берестове, Ольговичей – собор Кириллова монастыря в Киеве, владимирских князей хоронили в Успенском соборе, новгородских – в Георгиевском, и т. д. Усыпальницей московских потомков Рюрика со времени Ивана Калиты становится Архангельский собор Московского кремля (цариц хоронили в кремлевском Вознесенском монастыре). Усыпальницей русского императорского дома стал Петропавловский собор в Петербурге.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Принадлежность к российскому императорскому дому юридически закреплена «Учреждением о императорской фамилии» 1797 г., измененным и дополненным в 1885 г. [317 - ПСЗ. Собр. 1. Т. 24. Спб., 1830. № 17906; Собр. 2. Т. 5. Спб., 1887. № 2695.] Члены императорского дома, согласно этому документу, – «те, кто при известных условиях могут быть призваны к наследованию престола или связаны с ними браком». В нисходящей линии принадлежность к императорской фамилии передавалась только в мужском поколении. Специальное исключение сделано было для потомства от брака дочери Николая I Марии Николаевны и герцога Максимилиана Лейхтенбергского – князей Романовских.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Отличие «учреждений» 1797 и 1885 гг. касалось прежде всего статуса великих князей. При Павле I, когда издано было первое «учреждение», императорская фамилия была крайне немногочисленна: великими князьями могли тогда именоваться и внуки, и правнуки императоров (у Павла к этому времени их просто не было). К 1885 г. ситуация из теоретической превратилась в практическую: императорская фамилия все больше разрасталась, и это создавало определенные сложности для бюджета страны. Экономный Александр III дал право именоваться великими князьями только внукам императоров.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;К 1913 г. российский императорский дом включал шестьдесят пять человек: императора, двух императриц (царствующую и вдовствующую), цесаревича и четырех цесаревен, двадцать шесть великих князей и княгинь и тридцать одного князя и княжну императорской крови. Захоронение в Петропавловском соборе было одной из привилегий членов императорской фамилии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В северном приделе Петропавловского собора, у дверей, ведущих в великокняжескую усыпальницу, помещены бронзовые доски над предполагаемым местом захоронения сына и четырех малолетних дочерей Петра и Екатерины. Екатерина обвенчалась с Петром в 1712 г. Между тем «великая княжна» Екатерина Петровна, старшая из похороненных в соборе дочерей Петра, умерла еще в 1708 г. в Москве и, видимо, в собор была перезахоронена. Первое достоверно известное захоронение в Петропавловском соборе относится к 27 мая 1715 г., когда здесь в присутствии Петра и Екатерины была погребена их двухлетняя дочь Наталья [318 - Походный журнал Петра I, 1715 г. Спб., 1855. С. 56.]. 7 января 1716 г. у входа в собор, на месте будущего придела святой Екатерины, было предано земле тело царицы Марфы Матвеевны, вдовы единокровного брата Петра царя Федора Алексеевича. Тем самым в соборе появилось еще одно, отдельно расположенное место погребения.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Наконец, под недостроенной еще колокольней образовалась третья часть усыпальницы. Здесь в годы царствования Петра были похоронены кронпринцесса Шарлотта, жена царевича Алексея, он сам и сестра императора Мария Алексеевна (пребывавшая в опале за участие в «заговоре» царевича).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но Петропавловский собор вплоть до смерти самого Петра I не был единственным местом погребения членов его семьи. Сестра императора Наталья Алексеевна и его четырехлетний сын, наследник престола Петр Петрович, похоронены были в Лазаревской церкви Александро-Невского монастыря [319 - В 1723 г. прах их был перезахоронен из Лазаревской в Благовещенскую церковь Александро-Невской лавры. Это дало основание историкам, с легкой руки В. Рубана, считать, что в 1723 г. был похоронен еще один сын Петра I и Екатерины I по имени Петр Петрович, а Петра Петровича, умершего в 1719 г., считать похороненным в Петропавловском соборе. Окончательную ясность в этот вопрос внес Н. Г. Устрялов в 1868 г., когда производилась установка новых надгробий в Александро-Невской лавре и Петропавловском соборе. См.: ЦГИА. Ф. 480. Оп. 1. Д. 766. Л. 94-102.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Петр I, наряду с существенным переустройством всего российского уклада жизни, ввел и новый церемониал захоронения царствующих особ. Впервые новую церемонию «по обычаю прочих в Европе государств» Петр разработал еще в 1699 г. по случаю похорон адмирала Лефорта и генерала Гордона. Новый порядок, уходящий корнями в традиции погребальных процессий рыцарских времен, значительно отличался от древнерусского. Траурная церемония стала носить более декоративный, символический и светский характер.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;После кончины Петра I специальная траурная комиссия, возглавляемая графом Я. В. Брюсом, полтора месяца составляла программу погребального церемониала, которая предусматривала и украшение траурной залы в Зимнем дворце, и шествие к Петропавловскому собору, и само погребение.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;13 февраля 1725 г. набальзамированное тело императора было выставлено в траурной зале Зимнего дворца. Петр лежал в гробу, одетый в алое платье и парчовый камзол, украшенный брабантскими кружевами, в сапогах со шпорами, со шпагой и орденом Андрея Первозванного [320 - Описание погребения блаженной памяти императора Николая I с присовокуплением исторического очерка погребения царей и императоров Всероссийских и некоторых других европейских государств. Спб., 1856.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;4 марта умерла шестилетняя дочь Петра Наталья, и ее гроб был поставлен рядом. Через неделю состоялось торжественное перенесение в Петропавловский собор. За два дня до погребения специальным указом «торговые лавки, вольные дома и кабаки» были закрыты, следили, «чтобы не было никакого шуму и ссор». От дворца по набережной до Почтового дома (на месте нынешнего Мраморного дворца) и оттуда по льду Невы до крепости вся дорога была посыпана речным песком и устлана еловым лапником. На льду положили деревянный настил с перилами, декорированными черным сукном. Вдоль всего пути процессии выстроились шеренги солдат.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Впереди шли двадцать пять унтер-офицеров гвардии в четыре шеренги с алебардами, обвязанными черным флером. За ними следовали гоф-фурьеры, музыканты с литаврами и трубами, придворные кавалеры, иностранные купцы, представители остзейских городов и дворянства, два подполковника вели лейбпферд (главную лошадь) императора, далее несли тридцать два знамени с гербами провинций, при каждом из них – лошадь без седока, напоминавшая об отсутствии владетеля территории. Далее несли штандарты Адмиралтейства, русское знамя с государственным гербом и собственное знамя императора. За знаменами шла фрейден-пферд (личная лошадь) Петра. Следом ехали два рыцаря – черный и золотой, шел маршал от строений, несли гербы царств, входивших в империю. Следом – духовное шествие, в том же порядке, как на выносе царей в Москве.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Перед гробом Петра вниз острием несли четыре государственных меча, короны царств Сибирского, Астраханского и Казанского, скипетр, державу и корону Российской империи, ордена покойного императора. Восемь полковников вели под уздцы восемь лошадей, везших колесницу с гробом. На колеснице стояли, держась за кисти балдахина, тайные советники (Остерман, Голицын, Ромодановский, Апраксин), сам балдахин несли генерал-майоры и бригадиры. За гробом в траурных платьях шли Екатерина в сопровождении Меншикова и Головкина (первейшие сенаторы), Анна и Елизавета Петровны, царевны, княжны, ближайшие родственники. Затем следовали чиновники; шествие замыкала гвардия [321 - Описание порядка, держанного при погребении блаженныя высокославныя и вечнодостойнейшия памяти всепресветлейшего державнейшего Петра Великого, Императора и Самодержца Всероссийского и блаженной памяти ее императорского высочества государыни цесаревны Натальи Петровны. М., 1726.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Петропавловский собор не был еще достроен. В нем наскоро возвели деревянную временную церковь, стены которой покрыли черным сукном (черный цвет, как знак траура, впервые в России употреблен был именно в этой церемонии). Гробы поставили на возвышение, под балдахин. Участники траурной церемонии во главе с императрицей, цесаревнами, царевнами, великим князем Петром Алексеевичем (будущим Петром II) и герцогом Голштинским (мужем Анны Петровны) разместились частично в деревянной, частично в недостроенной каменной церкви. Полки гвардии построились на крепостной стене.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Когда началась заупокойная служба, оба гроба были открыты. По окончании литургии на кафедру взошел вице-президент Синода, архиепископ Псковский и Нарвский Феофан Прокопович и произнес свое знаменитое «Слово на погребение Петра Великого»: «Что се есть? До чего мы дожили, о россияне! Что видим? Что делаем? Петра Великого погребаем! Не мечтание ли се?..» «Слово» его продолжалось около часа, так как, по словам очевидца, «коль ни было кратко… беспрестанно было прерываемо плачем и воплем слушателей… Вопль и рыдание перешло вне церкви к стоящим, и казалось, что самые стены церкви и валы крепости возревели» [322 - Голиков И.И. Деяния Петра Великого. Ч. 9. М., 1788. С. 211–223; Феофан Прокопович. О смерти Петра Великого императора Российского. Спб., 1726.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тело Петра посыпали землей, гроб закрыли и возложили на него императорскую мантию. Шесть лет он оставался в деревянной временной церкви посреди строящегося собора, окруженный гербами и знаменами. «31 марта 1725 года в Петропавловском соборе шла всенощная; входит генерал-прокурор Ягужинский, становится близ правого клироса и говорит, показывая на гроб Петра: «Мог бы я пожаловаться, да не услышит, что сегодня Меншиков показал мне обиду»», – пишет историк [323 - Соловьев С. М. История России с древнейших времен. Кн. 9. Т. 17/18. М., 1963. С. 564.]. С 1727 г. кроме гроба Петра Великого и Натальи Петровны в соборе находился гроб с телом Екатерины I. Они были преданы земле одновременно – в одиннадцать часов утра 29 мая 1731 г. Это произошло в отсутствие Анны Иоанновны (находившейся в Москве по случаю коронации) с «особенно учрежденной церемонией в присутствии господ от генералитета, адмиралтейства и многих коллежских чинов». Во время погребения «в приуготовленное нарочно к тому Императорское кладбище» был произведен пятьдесят один выстрел [324 - Санкт-Петерб. ведомости. 1731. 31 мая.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В конце 1750-х гг. началась работа над проектом грандиозного монумента Петру I. Он должен был включать новый надгробный памятник («более пышный и дорогой, чем какой-либо в Европе») и мозаики работы М. В. Ломоносова, сплошь покрывающие стены собора. Этот дорогостоящий замысел так и не получил осуществления [325 - Косолапое Б. А. О проектах монумента Петру I в Петропавловском соборе и работе над мозаичной картиной «Полтавская баталия» // Советское искусствоведение-83. М., 1984. Вып. 1 (18). С. 273.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В течение XVIII в. в соборе были похоронены все царствовавшие за это время императоры и императрицы за двумя исключениями. Петр II переехал со двором в Москву, умер там и погребен в Архангельском соборе Кремля. Иоанн VI, низвергнутый младенцем с престола, предан земле, вероятнее всего, в Шлиссельбургской крепости, где он был заточен и убит стражей при попытке освобождения. Своеобразно сложилась посмертная судьба Петра III. Низвергнутый с престола и вскоре убитый, он первоначально был похоронен в Александро-Невской лавре. В 1796 г. по приказанию сына, ставшего императором, Павла I, прах его был перенесен в Петропавловский собор. Это произошло одновременно с погребением Екатерины II, 5 декабря, причем корону перед гробом императора нес один из его убийц Алексей Орлов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Маршрут погребального шествия в Петропавловский собор менялся неоднократно. В XVIII в. с Адмиралтейской на Петербургскую сторону зимой следовали по льду Невы, летом переправлялись на фрегате. С 1854 г. главным стал путь через Благовещенский (ныне – Лейтенанта Шмидта) и Тучков мосты, а с 1903 г. через Троицкий мост. По всему маршруту распределялись войска гвардии, которые при погребении разом давали прощальный салют. Около церквей печальная процессия останавливалась, и местное духовенство встречало ее с хоругвями. Звонили колокола всех петербургских храмов [326 - См., напр.: Новое время. 1881. 14 марта; 1894. 8 дек.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Порядок погребения лиц императорской фамилии регулировался высочайше утвержденным церемониалом, публиковавшимся в печати. В день погребения к заранее условленному часу в Петропавловский собор прибывали лица, приглашенные по специальным билетам, которые развозили накануне. Для въезда в крепость полагался отдельный билет для кучеров. Каждый такой билет подписывал министр императорского двора.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В список приглашенных входили члены русского императорского дома и прибывшие специально на похороны представители иностранных династий. На похоронах Александра III, например, присутствовали король датский, король и королева эллинов, король сербский, князь черногорский, многие иностранные владетельные особы и принцы со свитами и состоящими при них лицами. Кроме того, обязательно было присутствие статс-дам, камер– и просто фрейлин государынь, гофмейстеров «малых» дворов, дипломатов с супругами, министров, членов Государственного совета, сенаторов, первых и вторых чинов двора, статс-секретарей, почетных опекунов, придворных кавалеров и кавалеров великокняжеских дворов, генерал-адъютантов свиты, флигель-адъютантов и адъютантов великих князей – всех с супругами. Присутствовали иностранные офицеры, генералы и адмиралы, находившиеся в столице; гвардии, армии и флота офицеры по назначению своего начальства, а также прочие «особы обоего пола» первых трех классов табели о рангах, генерал-губернаторы и губернские предводители дворянства. Городские власти были представлены губернатором и петербургским губернским и уездными предводителями дворянства. Общественность города присутствовала в лице городского головы и депутации от купечества. В соборе находились представители от военных частей, в которых покойный император состоял шефом, и обществ, председателем, попечителем или членом которых он был.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Все участвовавшие в церемонии были в трауре: дамы в черных креповых чепчиках с черными вуалями, кавалеры в парадной форме, гражданские в обычной форме с флером на левом рукаве. Собор декорировали в траурные ленты – черные и серебряные. Пол закрывали черным сукном, а стены – траурной драпировкой с серебряной каймой. Посредине собора на помосте стоял катафалк с гробом, над которым крепилась сень в виде огромной шапки Мономаха. У катафалка – глазетовые табуретки с подушками, на которых лежали ордена императора, царские регалии – короны царств, меч, щит, скипетр и держава – и императорская бриллиантовая корона; рядом стояло государственное знамя.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В десять часов тридцать минут в собор входила траурная процессия во главе с обер-церемониймейстером. Императорская семья становилась по правую сторону от помоста. Их встречало духовенство во главе с митрополитом Петербургским и Новгородским. Начиналась торжественная литургия. Когда пели «Со Святыми упокой» и «Вечная память», все присутствующие опускались на колени. После литургии высшее духовенство во главе с митрополитом совершали отпевание. Начиналось последнее прощание. Сначала прощалась вдовствующая императрица, потом царствующий император, затем вся императорская фамилия. Генералы свиты снимали с гроба покров и несли его в алтарь. Камер-юнкеры проносили крышку гроба. Государь укладывал в гроб порфиру. Хор певчих запевал «Святый Боже» и трогался во главе процессии к могиле. За хором шло духовенство, перед гробом – митрополит. Несли гроб великие князья, принцы, короли во главе с самим государем. В могилу, усыпанную розами, гроб опускали дворцовые гренадеры. Митрополит бросал первые горсти земли и передавал совок с землей императору. Гроб засыпали цветами. В этот момент непрерывно стреляла артиллерия, во всех церквах звонили колокола. Под сводами собора еще раз звучала «Вечная память», после чего духовенство удалялось в алтарь. С выходом государя из собора траурная церемония заканчивалась.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Почетный караул оставался у гроба до заделания свода и закрытия могилы, после чего над ней устанавливалась сначала временная, а потом и постоянная гробница. Гробы Александра I, Николая I и императрицы Елизаветы Алексеевны были вложены в бронзовые ящики и закрыты на замки, ключи от которых хранились у коменданта крепости. Императорские регалии – корона, скипетр и держава – отвозились в Бриллиантовую комнату, личное оружие отправлялось в московскую Оружейную палату, российские ордена передавались на хранение в петербургский арсенал, где хранилась и погребальная колесница. Иностранные ордена государственный канцлер возвращал выдавшим их дворам [327 - Новоселов. Указ. соч. С. 77–80; Описание погребения… С. 112.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Надгробия Петропавловского собора являли собой места воспоминания и прославления особ царствующего дома. Празднование годовщин исторических событий, связанных с жизнью того или иного монарха или с продолжением предначертанной им политической линии, отмечалось своеобразными дарами, которые устанавливались на монументах. Вместе с реликвиями, хранившимися на надгробиях с момента погребения, они составляли сокровищницу Петропавловского собора.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Больше всего таких реликвий украшало надгробие Петра I. У его подножия Екатерина II положила флаг капитан-паши (командующего) турецкого флота – трофей Чесменского сражения 1770 г. Он был помещен в соборе 29 августа 1772 г. после торжественной церемонии и речи митрополита Платона. При перечислении заслуг Петра I митрополит неожиданно сошел с кафедры и, приблизившись к надгробию, воскликнул: «Но восстань теперь, великий монарх, Отечества нашего отец. Восстань и воззри!» – чем необыкновенно напугал юного Павла Петровича. Граф К. Г. Разумовский, услышав воззвание Платона, тихонько произнес: «Чего вин его кличе? Як же встане, то всим нам достане» [328 - Новоселов. Указ. соч. С. 256.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Знамя у могилы Петра I не было в соборе единственным. Традиция эта берет начало в 1710 г., когда после взятия Выборга в деревянном Петропавловском храме поставили тридцать восемь захваченных в бою шведских знамен. Позже стены нового собора были украшены многочисленными трофейными знаменами – турецкими, польскими, шведскими, французскими, а также ключами от захваченных крепостей, щитами, булавами и другими военными трофеями.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На надгробии Петра I постепенно появилось несколько памятных медалей: золотые к столетию Петербурга и к двухсотлетию со дня рождения Петра I, золотая и бронзовая к двухсотлетию Полтавской битвы, серебряная к двухсотлетию взятия Нарвы и др. Среди семнадцати венков, хранившихся в ограде, выделялся венок «от потомков охтинских переселенцев, водворенных Его Величеством как честных и добровольных плотников для построения кораблей». На стене около надгробия в 1898 г. был укреплен серебряный барельеф, изображающий памятник Петру в Таганроге. Рядом висела икона апостола Петра работы С. Ушакова в золотом окладе, замечательная тем, что представляла меру роста Петра I при рождении. Над надгробием была помещена мраморная скульптура «Положение во гроб» (скульптор Риццони) [329 - Флоринский. Указ. соч. С. 55; Русаков. Указ. соч. С. 6. Скульптурная группа «Положение во гроб» возвращена на место в 1988 г.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Журнал «Отечественные записки» рассказывал в 1824 г., что во время путешествия по России мадам де Сталь захотела иметь сувенир с могилы Петра I. Она попыталась отрезать кусочек парчового покрывала, однако церковный сторож это заметил. Мадам пришлось поспешно покинуть собор, а утихомиривать сторожа остался сопровождавший ее ученый Вихман [330 - Отеч. зап. 1824. Ч. 18. № 50. С. 461.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;У надгробия Анны Иоанновны хранились иконы Иерусалимской Божией Матери и Анны Пророчицы в золотых окладах, украшенных драгоценными камнями. В ограде памятника Екатерины II – икона Великомученицы Екатерины в богатом окладе, серебряная лампада – дар лейб-гренадеров, шесть серебряных венков. Над гробницей этой «по трудно объяснимым причинам супруги в несогласии служили панихиды, надеясь от того умиротворения домашней жизни» [331 - Поселянин Е. Петербургские святыни. Спб., 1903. С. 97.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На надгробии Александра I находились четыре медали (в том числе золотая в честь победы 1812 г.), обручальное кольцо с бриллиантами, бронзовая лампада и одиннадцать венков. На надгробии его матери, знаменитой благотворительницы императрицы Марии Федоровны, стояли четыре иконы в богатых окладах, в том числе Скорбящей Божией Матери от бывших воспитанниц Петербургского училища глухонемых. Надгробный памятник Николаю I постепенно включил в себя четыре драгоценные лампады, икону Смоленской Божией Матери (дар неизвестного прусского офицера), три серебряных креста, хоругвь с изображением святого Николая Чудотворца и святой царицы Александры (дар свиты), несколько золотых и серебряных медалей, другие ценные предметы. Чрезвычайно пышно было убранство надгробия Александра II: шесть лампад, три подсвечника, двадцать одна икона, десять крестов, Евангелие, восемь медалей, пять пасхальных яичек, два знамени – трофеи Русско-турецкой войны 1877–1878 гг., сто шестьдесят пять серебряных венков.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Из предметов, украшавших великокняжеские погребения, отметим икону Святой Нины, крестительницы Грузии, – на надгробии Ольги Федоровны, супруги наместника Кавказа Михаила Николаевича; урну с греческой землей, принесенную из Греции пешеходом Параскевальдисом, – у памятника Александре Георгиевне; икону Покрова Богородицы в эмалевом окладе, возложенную Воронцовыми-Дашковыми на могилу Алексею Михайловичу. Больше всего разнообразных реликвий было у памятника Михаилу Павловичу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сами надгробия первоначально представляли собой четырехугольные продолговатые плиты разных размеров (мраморные или из путиловского камня). Все они были покрыты парчовыми чехлами. Над захоронениями малолетних детей Петра I надгробные знаки отсутствовали.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1865 г., во время крупной реконструкции собора, были установлены новые надгробия, проект которых выполнили архитекторы А. А. Пуаро и А. Л. Гун. Это саркофаги из белого каррарского мрамора с большими бронзовыми крестами на верхней грани. Императорские надгробия по углам украсили бронзовые двуглавые орлы. В головах саркофагов крепились бронзовые доски с обозначением имени погребенного, его титула, места и даты рождения и смерти, а также даты погребения. Надгробия малолетних членов императорской фамилии сделаны меньшего размера. В 1888 г. по инициативе коменданта крепости В. Н. Веревкина на чугунных решетках, окружающих саркофаги, укреплены бронзовые доски с именами погребенных («Петр I», «Екатерина I» и т. д.) [332 - Новоселов. Указ. соч. С. 78–83; Веревкин. Указ. соч. С. 10.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1906 г. в соборе были установлены новые надгробия над могилами Александра II и его супруги, императрицы Марии Александровны. Эти массивные гробницы изготовили из полудрагоценных камней на Петергофской гранильной фабрике по проекту архитектора А. Л. Гуна. Надгробие императора сделано из зеленой волнистой яшмы, императрицы – из розового с жилками орлеца. Напоминают они древнехристианские саркофаги. Прямыми аналогами послужили гробница из красного шифера, найденная при раскопках Десятинной церкви в Киеве, и саркофаг над погребением Святой Ирины в Константинополе [333 - Рус. инвалид. 1905. № 122.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;По традиции царствующие особы посещали собор не только в престольный праздник и в Преполовенье – день праздника крепости. При отъезде из столицы государи приходили прощаться на могилу родителей, подобно тому, как московские цари делали это в Архангельском соборе Кремля. Возвратившись из Москвы после коронации, новый император посещал собор, чтобы испросить благословения на царство. В дни рождения, кончины и тезоименитства похороненных в соборе особ на могилах совершались панихиды, которые часто посещали члены императорского дома. Не был закрыт придворный Петропавловский собор и для горожан. Так, в середине XIX в. его можно было посещать круглосуточно. Охрану собора осуществлял особый наряд инвалидной роты – унтер-офицер, шесть рядовых и три сторожа.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1896 г. был утвержден проект великокняжеской усыпальницы на шестьдесят гробниц, пристроенной к собору с северо-востока и соединенной с ним крытой галереей. Понадобилось это сооружение, так как надгробья к этому времени уже занимали большую часть площади собора. Проект разработал архитектор Д. И. Гримм, после смерти которого работу продолжил его помощник А. О. Томишко, впрочем, тоже вскоре скончавшийся. Заканчивал работу Л. Н. Бенуа. По некотором сведениям, на месте великокняжеской усыпальницы находились захоронения, по-видимому, принадлежавшие причту Петропавловского собора.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Первоначально устройство церковного придела в усыпальнице не планировалось, поэтому ни иконостаса, ни алтаря проект не предусматривал. Л. Н. Бенуа в своих воспоминаниях рассказывает: «Когда представили рисунки Государю, тут была Императрица и Великая Княгиня Елизавета Федоровна. Они удивились, почему нет иконостаса; я объяснил, но они не согласились и просили, чтобы был устроен придел. Государь меня спросил: «А можно это сделать?» Я ответил: «Конечно, Ваше Величество, возможно, но место между арками несколько мало». «Ну, пожалуйста, сделайте и представьте нам, и если можно, скорее, ибо Великая Княгиня уезжает». Это было воскресенье, я сказал, что к четвергу успею. Простились и на этом разошлись. Я сейчас же сел, сделал первый эскиз и представил в четверг. Рисунки очень понравились и были утверждены» [334 - Бенуа Л. Н. Записки о моей деятельности. Рукопись // Личный архив В. А. Фролова.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лампады, люстры, бронзовые двери в усыпальнице выполнил мастер Е. А. Вебер. В алтарь поместили замечательное Распятие, исполненное в 1889 г. по эскизу В. П. Верещагина на Петергофской гранильной фабрике в технике флорентийской мозаики. Освятили усыпальницу с приделом благоверного князя Александра Невского 25 ноября 1908 г., перед погребением великого князя Алексея Александровича [335 - Новое время. 1908. 7 нояб.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;К 1917 г. в усыпальнице было тринадцать захоронений, часть которых перенесли из Петропавловского собора.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Александр Владимирович. 1875–1877. Великий князь, сын вел. кн. Владимира Александровича, внук Александра II. Перезахоронен в 1909 г. из собора.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Александра Иосифовна (рожд. принцесса Саксен-Альтенбургская герцогиня Саксонская). 1830–1911. Великая княгиня, супруга вел. кн. Константина Николаевича.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Александра Максимилиановна Лейхтенбергская. 1840–1843. Княжна, дочь вел. кн. Марии Николаевны и герцога Максимилиана Лейхтенбергского. Перезахоронена в 1912 г. из собора.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Александра Николаевна. 1825–1844. Великая княгиня, дочь Николая I, супруга принца Фридриха Гессенского. Перезахоронена в 1911 г. из собора. Алексей Александрович. 1850–1908. Великий князь, сын Александра II.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Владимир Александрович. 1847–1909. Великий князь, сын Александра II. Вячеслав Константинович. 1862–1879. Великий князь, сын вел. кн. Константина Николаевича, внук Николая I. Перезахоронен в 1911 г. из собора.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Георгий Максимилианович Романовский герцог Лейхтенбергский. 1852–1912. Князь, сын вел. кн. Марии Николаевны и герцога Максимилиана Лейхтенбергского. Константин Константинович. 1852–1915. Великий князь, сын вел. кн. Константина Николаевича, внук Николая I.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Константин Николаевич. 1827–1892. Великий князь, сын Николая I. Перезахоронен в 1911 г. из собора.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мария Николаевна герцогиня Лейхтенбергская. 1819–1876. Великая княгиня, дочь Николая I, супруга герцога Максимилиана Лейхтенбергского. Перезахоронена в 1912 г. из собора.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Наталья Константиновна. 1905–1905. Великая княжна, младенец, дочь вел. кн. Константина Константиновича. Перезахоронена в 1911 г. из собора.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сергей Максимилианович Романовский герцог Лейхтенбергский. 1849–1877. Князь, сын вел. кн. Марии Николаевны и герцога Максимилиана Лейхтенбергского, убит в бою с турками в Болгарии. Перезахоронен в 1912 г. из собора.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гробницы были расположены тремя группами: по левую сторону алтаря захоронения Константиновичей и Александры Николаевны, по правую – захоронения Владимира и Алексея Александровичей и Александра Владимировича, слева от входа – Мария Николаевна и трое ее детей Романовских-Лейхтенбергских. Надгробные памятники, в отличие от саркофагов собора, имели вид беломраморных надгробных плит, лежавших вровень с полом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Судьба Петропавловского собора после революции трагична и загадочна. Известно, что закрыт он был в 1919 г. После революции в Комендантском доме Петропавловской крепости помещался штаб Петроградского военно-революционного комитета, а в самой крепости – отряд Красной гвардии. Осенью 1918– весной 1919 г. здесь, у Васильевской куртины, происходили массовые расстрелы заложников. Среди прочих тут были убиты великие князья Георгий и Николай Михайловичи. Можно предполагать, что именно в это время гробницы в усыпальнице были разрушены, а в соборе вскрыты мародерами. А. А. Ахматова вспоминала: «На надгробьях появились полоски (следы вскрытия гробниц после революции)… Гроб Александра I оказался пустым…» [336 - Буденко М. Рассказы А. Ахматовой // Звезда. 1989. № 6. С. 78.] Тогда же исчезли многочисленные реликвии с надгробий и богатейшая ризница собора. В 1930-е гг. часть этих предметов была продана за границу. В 1939 (?) г. прах Александры Георгиевны, урожденной греческой королевны, был за валюту продан в Грецию и там предан земле.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С 1919 г. собор стал объектом организованного экскурсионного осмотра, а в 1924 г. превратился в музей [337 - Адрианова Л. В. Петропавловская крепость в 1920–1924 гг. Рукопись // Архив ГМИЛ.]. С этого времени Петропавловский собор сделался уникальным, единственным в своем роде кладбищем – местом ежедневного публичного поругания похороненных в нем императоров, воплощенным опровержением латинского De mortius aut bene aut nihil (о мертвых или хорошо или никак).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В октябре 1942 г. было принято решение Ленсовета «об открытии для массовых посещений мест захоронений великих русских полководцев: Александра Невского, Петра I, Суворова и Кутузова». Над надгробием Петра I установили бюст – отливку по модели скульптора первой половины XIX в. Карло Альбагини. На стене у гробницы укрепили Андреевский флаг и Преображенское знамя, положили ковры и венки [338 - Сенько С. Е. Петропавловская крепость в годы Великой Отечественной войны. Рукопись // Архив ГМИЛ.]. В послевоенное время собор дважды реставрировали. В 1960-1980-е гг. в усыпальнице функционировала музейная экспозиция, посвященная истории Петропавловской крепости.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;29 мая 1992 г. в усыпальнице был погребен правнук Александра II великий князь Владимир Кириллович (1918–1992), умерший в Париже и завещавший похоронить его в России. В связи с этим начато восстановление всех надгробных плит Великокняжеской усыпальницы.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Исторические захоронения в Петропавловском соборе<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;1. Александр I. 1777–1825. Император, сын Павла I. Беломраморный саркофаг, в ограде. На верхней грани бронзовый позолоченный крест, по углам четыре двуглавых орла, на боковой грани бронзовая доска с эпитафией. Сев. неф, перед иконостасом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;2. Александр II. 1818–1881. Император, сын Николая I. Саркофаг из зеленой волнистой яшмы, в ограде. На верхней грани вырезан крест и рельефный орнамент, на боковой – эпитафия. Изготовлен на Петергофской гранильной фабрике по проекту арх. А. Л. Гуна, установлен в 1906 г. Сев. неф, в центре.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;3. Александр III. 1845–1894. Император, сын Александра II. Беломраморный саркофаг, в ограде. На верхней грани бронзовый позолоченный крест, по углам четыре двуглавых орла, на боковой грани бронзовая доска с эпитафией. Сев. неф, в центре.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;4. Александр Александрович. 1869–1870. Великий князь, сын Александра III. Беломраморный саркофаг, в ограде. На верхней грани бронзовый позолоченный крест, на боковой – бронзовая доска с эпитафией. Сев. неф, в центре.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;5. Александра Александровна. 1842–1849. Великая княжна, дочь императора Александра II. Беломраморный саркофаг, в ограде. На верхней грани бронзовый позолоченный крест, на боковой – бронзовая доска с эпитафией. Сев. неф, в центре.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;6. Александра Георгиевна. 1870–1891. Великая княгиня, супруга вел. кн. Павла Александровича, дочь греческого короля Георга V. Беломраморный саркофаг, на верхней грани бронзовый позолоченный крест, на боковой – бронзовая доска с эпитафией. Сев. неф, в центре. В 1939 г. прах перевезен в Грецию.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;7. Александра Михайловна. 1831–1832. Великая княжна, дочь вел. кн. Михаила Павловича. Беломраморный саркофаг, в ограде. На верхней грани бронзовый позолоченный крест, на боковой – бронзовая доска с эпитафией. Сев. неф, у зап. дверей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;8. Александра Федоровна (рожд. принцесса Прусская Шарлотта-Фредерика-Луиза-Вильгельмина). 1798–1860. Императрица, супруга Николая I, дочь прусского короля Фридриха Вильгельма III. Беломраморный саркофаг, в ограде. На верхней грани бронзовый позолоченный крест, по углам четыре двуглавых орла, на боковой грани бронзовая доска с эпитафией. Сев. неф, перед иконостасом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;9. Алексей Михайлович. 1875–1895. Великий князь, сын вел. кн. Михаила Николаевича. Беломраморный саркофаг, в ограде. На верхней грани бронзовый позолоченный крест, на боковой – бронзовая доска с эпитафией. Юж. неф, у зап. дверей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;10. Алексей Петрович. 1690–1718. Царевич, старший сын Петра I. Пристенная беломраморная плита с эпитафией. Под лестницей на колокольню.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;11. Анна Иоанновна. 1693–1740. Императрица, дочь царя Иоанна Алексеевича. Беломраморный саркофаг, в ограде. На верхней грани бронзовый позолоченный крест, по углам четыре двуглавых орла, на боковой грани бронзовая доска с эпитафией. Юж. неф, перед иконостасом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;12. Анна Михайловна. 1834–1836. Великая княжна, дочь вел. кн. Михаила Павловича. Беломраморный саркофаг, в ограде. На верхней грани бронзовый позолоченный крест, на боковой – бронзовая доска с эпитафией. Сев. неф, у зап. дверей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;13. Анна Петровна. 1708–1728. Вторая дочь Петра I, супруга герцога Шлезвиг-Голштинского Фридриха-Карла, мать Петра III. Беломраморный саркофаг, в ограде. На верхней грани бронзовый позолоченный крест, на боковой – бронзовая доска с эпитафией. Сев. неф, перед иконостасом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;14. Георгий Александрович. 1871–1899. Цесаревич, великий князь, сын Александра III. Беломраморный саркофаг. На верхней грани бронзовый позолоченный крест, на боковой – бронзовая доска с эпитафией. Сев. неф, в центре.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;15. Екатерина I. 1685–1727. Императрица, супруга Петра I. Беломраморный саркофаг, в ограде. На верхней грани бронзовый позолоченный крест, по углам четыре двуглавых орла, на боковой грани бронзовая доска с эпитафией. Юж. придел, перед иконостасом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;16. Екатерина II (рожд. принцесса Ангальт-Цербстская София-Фредерика-Августа). 1729–1796. Императрица, супруга Петра III. Беломраморный саркофаг, в ограде. На верхней грани бронзовый позолоченный крест, по углам четыре двуглавых орла, на боковой грани бронзовая доска с эпитафией. Юж. неф, перед иконостасом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;17. Екатерина Михайловна. 1823–1894. Великая княгиня, дочь вел. кн. Михаила Павловича, супруга герцога Мекленбург-Стрелицкого Георга. Беломраморный саркофаг, в ограде. На верхней грани бронзовый позолоченный крест, на боковой – бронзовая доска с эпитафией. Юж. неф, у зап. дверей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;18. Екатерина Петровна. 1706–1708. Великая княжна, дочь Петра I. Пристенная бронзовая табличка с эпитафией. У сев. дверей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;19. Елена Павловна (рожд. принцесса Вюртембергская Фредерика-Шарлотта-Мария). 1806–1873. Великая княгиня, супруга вел. кн. Михаила Павловича, дочь принца Вюртембергского Павла. Беломраморный саркофаг, в ограде. На верхней грани бронзовый позолоченный крест, на боковой – бронзовая доска с эпитафией. Сев. неф, у зап. дверей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;20. Елизавета Алексеевна (рожд. принцесса Баденская Луиза-Мария-Августа). 17791826. Императрица, супруга Александра I, дочь Баден-Дурлахского маркграфа Карла-Людвига. Беломраморный саркофаг, в ограде. На верхней грани бронзовый позолоченный крест, по углам четыре двуглавых орла, на боковой грани бронзовая доска с эпитафией. Сев. неф, перед иконостасом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;21. Елизавета Петровна. 1709–1761. Императрица, дочь Петра I. Беломраморный саркофаг, в ограде. На верхней грани бронзовый позолоченный крест, по углам четыре двуглавых орла, на боковой грани бронзовая доска с эпитафией. Юж. неф, перед иконостасом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;22. Константин Павлович. 1779–1831. Великий князь, сын Павла I. Беломраморный саркофаг, в ограде. На верхней грани бронзовый позолоченный крест, на боковой – бронзовая доска с эпитафией. У сев. дверей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;23. Маргарита Петровна. 1714–1715. Великая княжна, дочь Петра I. Пристенная бронзовая табличка с эпитафией. У сев. дверей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;24. Мария Александровна (рожд. принцесса Гессен-Дармштадтская Максимилиана-Вильгельмина-Августа-София-Мария). 1824–1880. Императрица, супруга Александра II, дочь великого герцога Гессенского Людвига II. Саркофаг из розового родонита, в ограде. На верхней грани вырезан крест и рельефный орнамент, на боковой – эпитафия. Изготовлен на Петергофской гранильной фабрике по проекту арх. А. Л. Гуна, установлен в 1906 г. Сев. неф, в центре.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;25. Мария Алексеевна. 1660–1723. Царевна, дочь царя Алексея Михайловича. Пристенная беломраморная плита с эпитафией. Под лестницей на колокольню.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;26. Мария Михайловна. 1825–1846. Великая княжна, дочь вел. кн. Михаила Павловича. Беломраморный саркофаг, в ограде. На верхней грани бронзовый позолоченный крест, на боковой – бронзовая доска с эпитафией. Сев. неф, у зап. дверей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;27. Мария Федоровна (рожд. принцесса Вюртембергская Доротея-София). 1759–1828. Императрица, супруга Павла I, дочь герцога Вюртембергского Фридриха-Евгения. Беломраморный саркофаг, в ограде. На верхней грани бронзовый позолоченный крест, по углам четыре двуглавых орла, на боковой грани бронзовая доска с эпитафией. Сев. неф, перед иконостасом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;28. Марфа Матвеевна (рожд. гр. Апраксина). 1664–1715. Царица, супруга царя Федора Алексеевича. Пристенная бронзовая доска с эпитафией. Придел святой Екатерины.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;29. Михаил Николаевич. 1832–1909. Великий князь, сын Николая I. Беломраморный саркофаг, в ограде. На верхней грани бронзовый позолоченный крест, на боковой – бронзовая доска с эпитафией. Юж. неф, у зап. дверей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;30. Михаил Павлович. 1798–1849. Великий князь, сын Павла I. Беломраморный саркофаг, в ограде. На верхней грани бронзовый позолоченный крест, на боковой – бронзовая доска с эпитафией. Сев. неф, у зап. дверей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;31. Наталья Петровна. 1713–1715. Великая княжна, дочь Петра I. Пристенная бронзовая табличка с эпитафией. У сев. дверей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;32. Наталья Петровна. 1718–1725. Великая княжна, дочь Петра I. Пристенная бронзовая табличка с эпитафией. У сев. дверей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;33. Николай Александрович. 1843–1865. Цесаревич, сын Александра II. Беломраморный саркофаг, в ограде. На верхней грани бронзовый позолоченный крест, на боковой – бронзовая доска с эпитафией. Сев. неф, в центре.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;34. Николай I. 1796–1855. Император, сын Павла I. Беломраморный саркофаг, в ограде. На верхней грани бронзовый позолоченный крест, по углам четыре двуглавых орла, на боковой грани бронзовая доска с эпитафией. Сев. неф, перед иконостасом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;35. Николай Николаевич старший. 1831–1891. Великий князь, сын Николая I. Беломраморный саркофаг, в ограде. На верхней грани бронзовый позолоченный крест, на боковой – бронзовая доска с эпитафией. Юж. неф, в центре.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;36. Ольга Федоровна (рожд, принцесса Баденская Цецилия-Августа). 1839–1891. Великая княгиня, супруга вел. кн. Михаила Николаевича. Беломраморный саркофаг, в ограде. На верхней грани бронзовый позолоченный крест, на боковой – бронзовая доска с эпитафией. Юж. неф, у зап. дверей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;37. Павел I. 1754–1801. Император, сын Петра III. Беломраморный саркофаг, в ограде. На верхней грани бронзовый позолоченный крест, по углам четыре двуглавых орла, на боковой грани бронзовая доска с эпитафией. Сев. неф, перед иконостасом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;38. Павел Петрович. 1717–1717. Великий князь, сын Петра I. Пристенная бронзовая табличка с эпитафией. У сев. дверей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;39. Петр I. 1672–1725. Император, сын царя Алексея Михайловича. Беломраморный саркофаг, в ограде. На верхней грани бронзовый позолоченный крест, по углам четыре двуглавых орла, на боковой грани бронзовая доска с эпитафией. У стены Андреевский флаг, знамя лейб-гвардии Преображенского полка и бронзовый бюст работы ск. К. Альбагини. Юж. неф, перед иконостасом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;40. Петр III. 1728–1762. Император, сын дочери Петра I Анны Петровны и герцога Шлезвиг-Голштинского Фридриха-Карла. Беломраморный саркофаг, в ограде. На верхней грани бронзовый позолоченный крест, по углам четыре двуглавых орла, на боковой грани бронзовая доска с эпитафией. Юж. неф, перед иконостасом. Первоначально погребен в Благовещенской церкви Александро-Невской лавры; прах перенесен в собор в 1796 г. по велению Павла I.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;41. Шарлотта-Христина София, принцесса Брауншвейг-Люнебургская. 1694–1715. Супруга царевича Алексея Петровича. Пристенная беломраморная плита с эпитафией. Под лестницей на колокольню.<br>
&nbsp;//--&nbsp;Петропавловский собор&nbsp;--//&nbsp;<br><img border=0 src="i_107.png"><br><br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Р. Е. Крупова, Л. Я. Лурье<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;КОМЕНДАНТСКОЕ КЛАДБИЩЕ<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Петропавловская крепость)<br></h3><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Комендантское кладбище расположено у алтарной стены Петропавловского собора. Металлическая ограда, установленная в 1841 г., отделяет его от главной аллеи Петропавловской крепости и от небольшого сада подле великокняжеской усыпальницы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кладбище уникально в нескольких отношениях. Оно принадлежит к числу старейших в городе: первое захоронение на нем относится к 1720 г. Здесь похоронены только коменданты Санкт-Петербургской (Петропавловской) крепости – девятнадцать из тридцати двух служивших на этом посту. Православные и протестанты – рядом. Кладбище сравнительно хорошо сохранилось: все надгробия либо реставрированы, либо воссозданы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В XVIII в. обер-комендант Санкт-Петербурга соединял обязанности коменданта города и начальника над комендантами Петропавловской крепости, Кронштадта, Нарвы и Шлиссельбурга. Поэтому в то время в крепости существовали и коменданты, и обер-коменданты. С начала XIX в. должность обер-коменданта была упразднена.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Коменданту крепости, кроме жалования по службе, полагалась обширная дача на Черной речке, включавшая многочисленные флигеля и службы, сад, огород, сенокос и лес (сейчас это Комендантский аэродром – большой жилой массив современного Петербурга). Кроме того, коменданты владели мызой Токсово на Карельском перешейке. Еще в петровское время, напротив южных дверей собора был построен деревянный Комендантский дом. В 1744 г. его перестроили в камне, и с небольшими изменениями он сохранился до сих пор. С момента вступления в должность и, чаще всего, вплоть до смерти коменданты жили в Комендантском доме, где размещались крепостная канцелярия и просторная казенная квартира с большим парадным залом и домовой церковью во имя Введения во храм Пресвятой Богородицы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Первый комендант Санкт-Петербургской крепости Карл Эвальд Рейн пробыл на посту менее года. 19 мая 1704 г. на эту должность был назначен Роман Вилимович Брюс, тогда полковник и командир полка своего имени (Брюсов, позднее 12-й Астраханский полк). Потомок древнейшего шотландского королевского рода, сын генерал-лейтенанта русской армии и брат знаменитого чернокнижника Якова Брюса, Роман Вилимович сыграл важнейшую роль в обороне и строительстве Петербурга. В отсутствие Петра I и генерал-губернатора столицы кн. А. Д. Меншикова Брюс становился главным лицом в Петербурге и фактически отвечал за застройку не только крепости, но и всего города. С переездом двора в Петербург комендант сосредоточился в основном на крепостных делах, руководя перестройкой крепости из земляной в каменную и возведением кронверка. Умер Р. В. Брюс в 1720 г. в чине генерал-лейтенанта, члена военной коллегии. Именно похороны Брюса начали традицию захоронения комендантов на специальном кладбище.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мысль предавать земле тела комендантов у алтарной стены Петропавловского собора принадлежала, видимо, Петру I, присутствовавшему на погребении. Веротерпимость основателя города позволила захоронить протестанта Брюса рядом с православным храмом, тогда еще недостроенным. (В 1881 г. здесь был погребен еще один протестант – Георг-Бенедикт-Генрих (Егор Иванович) Майдель [339 - Подробнее всего в дореволюционной литературе Комендантское кладбище описано в кн.: Флоринский Д. Историко-статистическое описание Санкт-Петербургского кафедрального собора Апостолов Петра и Павла. СПб., 1857; Поселянин Е. Петербургские святыни. СПб., 1903; Веревкин М. С. Краткое описание придворного Петропавловского собора в Петроградской крепости. Пг., 1915.].)<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Следующие коменданты – полковник М. О. Чемезов, выслужившийся из плац-майоров, и бригадир Я. X. Бахмиотов, который «первый завел гарнизонную школу обучать солдатских детей словесной грамоте, потом петь, также арифметике и геометрии, а притом и военной экзерсиции», – умерли на своих постах и были погребены рядом с Р. В. Брюсом [340 - Богданов А. И., Рубан В. Г. Историческое, географическое и топографическое описание Санкт-Петербурга… СПб., 1779. С. 50.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бурные годы царствования Екатерины I и Петра II не способствовали сохранению петровских обычаев. Три следовавшие за Бахмиотовым коменданта (полковник Ю. Фаминцын, генерал-майоры Урусов и В. И. Порошин) были отставлены и умерли вне крепости.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Со времени Анны Иоанновны должность коменданта все чаще становится пожизненной. Из пятерых комендантов, управлявших крепостью вплоть до екатерининского царствования, только генерал-поручик И. И. Костюрин (комендант в 1758–1764 гг.) был отставлен при переходе власти от Петра III к Екатерине II. Решительный и вздорный Павел сменил за пять лет царствования трех комендантов (А. Г. Чернышева в 1797 г., С. К. Вязмитинова в 1800, С. Н. Долгорукова в 1801 г.).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Только при Александре I окончательно складывается некоторый канон в назначении комендантов, просуществовавший в более или менее неизмененном виде до революции. Комендант Петропавловской крепости с этого времени – должность скорее почетная, нежели влиятельная. Это, как правило, заслуженный генерал, верный слуга государя, инвалид на покое: А. Я. Сукин, лишившийся ноги под Фридляндом в 1807 г.; И. Н. Скобелев, которому шведское ядро оторвало три пальца правой руки при Кирке Куортане (1809 г.) и потерявший левую руку в деле против поляков под Минском; М. К. Крыжановский, раненный пулями в правое плечо и обе ноги и контуженный ядром в грудь под Лейпцигом в 1813 г. (он был похоронен, согласно завещанию, в мундире, «крепко пришитом к нему неприятельскими пулями и ядрами»); И. А. Набоков, пораженный пулей в голову под Арсисом (1814 г.); Е. И. Майдель, пострадавший при штурме аула Дахни-Изкау (1850 г.) и Карса (1854 г.); герой Севастопольской обороны В. Н. Веревкин. Вот некоторые из тех, кто служил комендантами крепости. Недаром многие из них возглавляли Александровский комитет о раненых и Чесменскую военную богадельню, где призревали инвалидов русской армии [341 - Подробнее см.: Жизнеописание русских военных деятелей. Т. 1. Вып. 1. СПб., 1885. С. 86–87; Военная галерея 1812 года, 1812–1912. СПб., 1912. С. 126, 156–157; Военный энциклопедический лексикон, издаваемый Обществом военных и литераторов. Т. 2. СПб., 1838. С. 198, 523; Энциклопедия военных и морских наук. СПб., 1883–1897. Т. 5. С. 27; Т. 7. С. 211.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Комендантские обязанности в основном были военно-хозяйственными. Петропавловская крепость – чрезвычайно сложное фортификационное сооружение, включающее помимо бастионов, куртин, равелинов, орильонов еще и отдельно расположенный кронверк с обширным гласисом. Вплоть до Крымской войны крепость продолжала укрепляться в предвидении столкновения с внешним врагом. Кроме того, она оставалась ключевым пунктом обороны на случай внутреннего мятежа. Ее захват входил в планы декабристов и народовольцев. Известны слова Ленина о необходимости захвата «Петропавловки в первую голову».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В крепости к тому же находилось множество разнообразных учреждений, забота о которых также возлагалась полностью или частично на комендантов. В разное время там размещались: арсенал, главное казначейство, палата мер и весов, монетный двор, гарнизонная гауптвахта, пороховой погреб, тайная канцелярия, работный дом, стояли различные воинские части. В крепости постоянно что-нибудь строилось или перестраивалось, причем любые изменения требовали высочайшего утверждения, которому предшествовала длительная переписка с Министерством императорского двора и другими инстанциями [342 - См., напр.: «С высочайшего соизволения мелочная лавка переведена в левую половину Кронверкской куртины» // ГМИЛ, ОРДФ. Летопись Петропавловской крепости. Л. 162 об.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Наконец, коменданты несли важные представительские обязанности. Петропавловскую крепость часто посещали члены императорской фамилии. Всякий такой визит организовывался комендантом по особому церемониалу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С 1831 г. коменданты открывали навигацию на Неве (до этого обязанность эта возлагалась на начальника городской верфи). «Ни одно судно, ни одна лодка не смели появляться до этой церемонии на невских водах. По очищении Невы ото льда и по выстрелу из пушки комендант переправлялся через Неву на катере к Зимнему дворцу, входил в него через подъезд, названный благодаря этому Комендантским, и с соответствующим рапортом подносил Императору серебряный кубок, наполненный невскою водою. Император выплескивал воду из кубка и наполнял его до краев серебряными рублями. Комендант откланивался, выходил на крыльцо и давал сигнал в Крепость взмахом платка. Снова раздавался выстрел из пушки, и Нева покрывалась многочисленными судами, украшенными разноцветными флагами» [343 - Полилов-Северцев Г. Т. Наши деды-купцы. СПб., 1904. С. 194–195.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Открытие навигации было приурочено ко дню Преполовения – церковному празднику, отмечаемому между Пасхой и Пятидесятницей. В этот день из Петропавловского собора к Комендантской пристани на водосвятие направлялся крестный ход, шедший затем по стенам вокруг всей крепости. Еще один крестный ход – 1 августа, в день Происхождения честных древ Животворящего Креста, следовал только до пристани.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В Преполовенье и в Петров день (29 июня, храмовый праздник Петропавловского собора) в комендантском доме давались обеды для причта. На этих обедах «непременно являлись громадные осетры на деревянных лотках; четверо лакеев не без усилий обносили гостей лакомым блюдом. По преданию, Петр Великий, предоставив коменданту рыбные ловли около крепости, завещал ему за обеденным столом в местные праздники крепости подавать целого осетра и притом изловленного не в какой другой реке, а непременно в Неве или Ладожском озере» [344 - Скобелевы в преданиях духовенства Петропавловского собора // Рус. Старина. 1882. Т. 36. № 10. С. 203.]. С середины XIX в. поймать в Неве осетра к определенному сроку становилось все труднее. Однако традиция сохранялась, и коменданты в день обедов всегда посылали духовенству собора сто рублей в конверте с надписью «на осетра».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В XIX в. крепость постепенно утрачивает оборонительное значение и во все большей степени выступает в общественном сознании как «русская Бастилия» – тюрьма в центре столицы, и тюрьма по преимуществу политическая. Это не могло не сказаться на общественной репутации комендантов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Между тем большинство мемуаристов из бывших заключенных относились к комендантам снисходительно. Знаменитый в деле декабристов А. Я. Сукин, по словам Н. Р. Цебрикова, «пользовался репутацией честного человека»; скорее положительно пишут о нем М. И. Пущин и А. В. Поджио; впрочем, В. И. Штейнгейль определял его как «самого черствого человека» [345 - Пущин И.И. Записки о Пушкине: Письма. М., 1988. С. 401–406; Штейнгейль В.И. Сочинения и письма. Т. 1. Иркутск, 1985. С. 162.]. Отнюдь не однозначные чувства у узников крепости вызывал И. Н. Скобелев, колоритнейший из комендантов. Он был адъютантом М. И. Кутузова в 1812 г., дедом героя войны за освобождение Болгарии М. Д. Скобелева. При нем, писавшем под псевдонимом «Русский инвалид», в Комендантском доме практиковались литературные вечера, где блистали Ф. Булгарин и Н. Кукольник.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но он же и автор доноса на А. С. Пушкина, бывший «того мнения, что на Руси у нас без розог и батогов нет и быть не может спасения. Березовая каша – мать наша». Это он, встретив на Невском В. Г. Белинского, пошутил: «Когда же к нам, у меня совсем готов тепленький каземат, так для вас его и берегу» [346 - Герцен А. И. Собр. соч. Т. 9. М., 1956. С. 29; Кубасов И. А. Иван Никитич Скобелев: Опыт характеристики. СПб., 1900.]. Однако декабрист Г. С. Батеньков, в течение девятнадцати лет томившийся в Алексеевском равелине, называл коменданта «дедушка Скобелев, человек добросердечный» [347 - Батеньков Г. С. Сочинения и письма. Т. 1. Иркутск, 1989. С. 245.]. В 1848 г. в крепость был заключен прапорщик лейб-гвардии Егерского полка Браккель. Скобелев ходатайствовал перед военным министром о «переводе Браккеля в место менее грозное», объясняя просьбу свою так: «Браккель виноват по молодости и неопытности, но он, как видно, сформирован на благородную стать, с чувствами возвышенными и похвальными». Николай I наложил резолюцию: «Старику Скобелеву я ни в чем не откажу, надеюсь, что после его солдатского увещевания виновному из Браккеля выйдет очень хороший офицер. Выпустить и перевести в армейский полк тем же чином» [348 - Рус. старина. 1870. Т. 1. С. 604.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И. А. Набоков, шурин декабристов Ивана и Михаила Пущиных, возглавлял следственную комиссию по делу петрашевцев (В. В. Набоков упомянул о нем в «Других берегах»: «…брат моего прадеда… комендант С.-Петербургской крепости – той, в которой сидел супостат Достоевский»). Из подследственных, пожалуй, только И. Л. Ястжембский аттестует его как типичного верноподданного бурбона, который был твердо убежден, что «если человек арестован и, особенно, если он посажен в Алексеевский равелин, то уже ему по праву нечего ожидать чего другого, кроме плахи или, по крайней мере, каторги». Другие петрашевцы вспоминали об Иване Александровиче как о «ворчуне 1812 года, который за свирепой солдатской и отталкивающей внешностью скрывал не вполне извращенное и полное благочестия сердце» (М. В. Буташевич-Петрашевский); «относился к заключенным с отеческим состраданием» (И. И. Венедиктов); был «добрым, но суровым стариком» (А. Н. Майков) [349 - Первые русские социалисты: Воспоминания участников кружков петрашевцев в Петербурге. Л., 1984. С. 75, 129, 158.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Хуже отзывались о А. Ф. Сорокине, «сухом военном формалисте» (М. Л. Михайлов) [350 - Штурманы будущей бури: Воспоминания участников рев. движения 1860-х гг. В Петербурге. Л., 1983. С. 197.]. Но вот С. Г. Стахевичу, отправлявшемуся на каторгу в Сибирь, комендант Сорокин послал от своих щедрот еду и просторную фланелевую куртку [351 - Былое. 1921. № 21. С. 81.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Во второй половине XIX в. условия содержания в крепости и, особенно, в Алексеевском равелине заметно ухудшились. Из двадцати шести заключенных, содержавшихся там с 1870 по 1884 г., восемь умерли, один сошел с ума. Каторжной становится тюрьма Трубецкого бастиона. Понятно, что подобное ужесточение тюремного режима бросало тень и на сам пост коменданта. Л. Н. Толстой после знакомства с Е. И. Майделем описывал в «Воскресении» обязанности коменданта так: «…содержать в казематах, в одиночных заключениях политических преступников и преступниц, и содержать этих людей так, что половина их в продолжение 10 лет гибла, частью сойдя с ума, частью умирая от чахотки и частью убивая себя: кто голодом, кто стеклом разрезая жилы, кто сжигаясь». Не всем комендантам это было по душе. А. В. Эллис предложил закрыть темницу Трубецкого бастиона, мотивируя это так: «Неоднократно высказывалось, что в крепости, где покоятся почившие Императоры и члены Императорской фамилии, не место тюрьме». Однако предложение Эллиса реализовано не было.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тому, что Комендантское кладбище в сравнении с другими некрополями относительно благоустроено, мы обязаны группе археологов и реставраторов под руководством А. Д. и В. А. Грачей и И. Н. Бенуа. В конце 1960—начале 1980-х гг. они произвели тут раскопки, во время которых была найдена могила М. О. Чемезова, считавшаяся утерянной. В центральной части кладбища оставлен приямок на уровне культурного слоя середины XVIII в. Утраченные или разрушенные надгробия заменены новыми, выполненными из пудостской плиты.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Исторические захоронения на Комендантском кладбище<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;1. Бахмиотов Яков Христофорович. Ум. 1725. Комендант в 1723–1725 гг., бригадир. Первоначальный памятник утрачен; мраморная плита установлена в 1980-х гг.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;2. Брюс Роман Вилимович. 1668–1720. Обер-комендант в 1704–1720 гг., генерал-лейтенант. Чугунная плита с эпитафией.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;3. Веревкин Владимир Николаевич. 1821–1896. Комендант в 1887–1896 гг., генерал от инфантерии. Плита черного мрамора с рельефным крестом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;4. Данилов Владимир Николаевич. 1852–1914. Комендант в 1913–1914 гг., генерал от инфантерии, генерал-адъютант. Первоначальный памятник утрачен; мраморная плита установлена в 1980-х гг.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;5. Есипов Григорий Данилович. Ум. 1734. Обер-комендант в 1732–1734 гг., генерал-майор. Мраморная плита.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;6. Зиновьев Николай Иванович. 1717–1779. Обер-комендант в 1764–1773 гг., генерал-майор. Первоначальный памятник утрачен; мраморная плита установлена в 1980-х гг.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;7. Игнатьев Степан Лукич. 1688–1747. Обер-комендант в 1734–1747 гг., генерал-лейтенант. Чугунная плита с эпитафией.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;8. Комаров Константин Виссарионович. 1852–1912. Комендант в 1908–1912 гг., генерал от инфантерии, генерал-адъютант. Плита черного мрамора с рельефным крестом; на гранитном основании.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;9. Корсаков Николай Дмитриевич. 1799–1876. Комендант в 1869–1876 гг., генерал от кавалерии. Мраморный киот на гранитном постаменте.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;10. Крыжановский Максим Константинович. 1777–1839. Комендант в 1837–1839 гг., генерал-лейтенант. Чугунный крест на мраморном основании в виде скалы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;11. Майдель Егор Иванович. 1817–1881. Комендант в 1876–1881 гг., генерал от инфантерии, генерал-адъютант. Черный мраморный крест.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;12. Мещерский Федор Васильевич. 1698–1756. Обер-комендант в 1748–1756 гг., генерал-лейтенант. Чугунная плита с эпитафией.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;13. Набоков Иван Александрович. 1787–1852. Комендант в 1849–1852 гг., генерал от инфантерии, генерал-адъютант. Наклонная мраморная плита с рельефным крестом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;14. Сафонов Павел Андреевич. 1762–1814. Комендант в 1801–1814 гг., генерал-лейтенант. Мраморная плита.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;15. Скобелев Иван Никитич. 1778–1849. Комендант в 1839–1849 гг., генерал от инфантерии. Плита черного мрамора с крестом в изголовье.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;16. Сорокин Алексей Федорович. 1795–1869. Комендант в 1861–1869 гг., инженер-генерал. Наклонная мраморная плита с рельефным крестом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;17. Сукин Александр Яковлевич. 1764–1837. Комендант в 1814–1837 гг., генерал от инфантерии. Беломраморный саркофаг.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;18. Чемезов Михаил Осипович. Ум. 1723. Комендант в 1720–1723 гг., полковник. Первоначальный памятник утрачен; мраморная плита установлена в 1980-х гг.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;19. Эллис Александр Вениаминович. 1825–1907. Комендант в 1896–1907 гг., генерал от инфантерии. Плита черного мрамора с рельефным крестом; в ограде.<br>
<br><br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Г. В. Пирожков, А. В. Кобак, Ю. М. Пирютко [352 - Статья написана А. В. Кобаком и Ю. М. Пирютко, список исторических захоронений и план составлены Г. В. Пирожковым.]<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;СМОЛЕНСКОЕ ПРАВОСЛАВНОЕ КЛАДБИЩЕ<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Камская улица, 24)<br></h3><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Смоленское кладбище было одним из самых больших в дореволюционном Петербурге. К началу XX в. его площадь превышала пятьдесят гектаров. С севера квадратную территорию ограничивает русло реки Смоленки, отделяющей Васильевский остров от соседнего острова Декабристов (бывший Голодай). Южная граница – Малый проспект Васильевского острова, западная – улица Беринга (до революции граница со стороны Смоленского поля проходила по той же линии, но проезда там не было). Главный вход находится со стороны Камской улицы, ведущей к воротам с восточной стороны некрополя.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Популярность Смоленского кладбища исстари распространялась далеко за пределы Васильевского острова. Журналист середины прошлого века писал: «В пору жаркого лета, 28-го июля, около сотни тысяч народа валит к Смоленской со всех концов города. Эти потоки можно заметить еще в дальних концах Ямской, Коломны и Выборгской. На Васильевском они сгущаются в сплошные массы, в неразрывные вереницы, которые тянутся с Николаевского моста по 8-й линии, по Малому проспекту до самых ворот ограды. В этот день, храмовый праздник кладбища, тут возникают шалаши, палатки, дымятся самовары, шипят на углях кофейники, подобные батарейным орудиям…» [353 - Воскресный досуг. 1864. Т. 4. № 80. С. 79.] Ни об одном из городских кладбищ, исключая Александро-Невскую лавру, не писали так много и часто, как о Смоленском.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Происхождение названия кладбища обычно связывают с предположением, что здесь, в топкой и заболоченной местности недалеко от взморья, селились переведенцы из Смоленских земель, пришедшие на строительство Петербурга [354 - Петров Л.П. Справочная книга для петербургских богомольцев… Спб., 1883. С. 58–60.]. Едва ли эта версия правдоподобна. Название кладбища, как и реки Смоленки, закрепилось после сооружения храма во имя Смоленской иконы Божией Матери.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Согласно преданию, этот чудотворный образ был написан апостолом Лукой. Византийский император Константин Багрянородный благословил иконой, которую по-гречески называли Одигитрия (т. е. «путеводительница»), свою дочь Анну, отправлявшуюся в дальний путь: греческая царевна стала женой черниговского князя Всеволода Ярославича. Сын Анны, князь Владимир Мономах, перенес икону в Смоленск.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Существовало несколько известных списков Смоленской иконы. Один из них находился на Бородинском поле в день исторического сражения. Почитание образа Смоленской Божией Матери сохраняется на Руси более девяти столетий. Как большой церковный праздник отмечается день 28 июля (10 августа) – память о перенесении иконы из Константинополя в 1046 г. [355 - Чудотворные иконы Пресвятой Богородицы: История их и изображение. М., 1901. С. 87–89.] Посвящение кладбищенской церкви образу Одигитрии, покровительницы путешествующих, очевидно, отвечало представлению о смерти как завершении земного пути.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Характер Смоленского кладбища соответствовал особенностям Васильевского острова, жителей которого преимущественно хоронили здесь. В истории Петербурга этот остров уникален. Название его восходит еще к новгородским временам и встречается в писцовой книге 1500 г., когда на Васильевском острове жили «семнадцать пашенных рыбных ловцов и восемнадцать непашенных». В шведские времена, когда остров называли по-фински Хирви-саари (т. е. «Лосиный») или по-шведски – Даммархольм («Прудовый остров»), здесь было три поселения и рыбные садки, принадлежавшие семье полководца Делагарди [356 - Попов А. И. Следы времен минувших. Л., 1981. С. 128–133.]. Наконец, после основания Петербурга, старинное название Васильевского острова заменялось Княжеским, или Меншиковым, – по имени первого ижорского генерал-губернатора князя А. Д. Меншикова, построившего здесь свою резиденцию. С 1727 г. около десяти лет остров официально именовали Преображенским, так как предполагалось разместить там старейший полк российской гвардии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На Васильевском острове с 1725 г. проходили заседания основанной Петром I Академии наук, здесь же с 1800 г. находилась Российская Академия, занимавшаяся изучением русского языка и литературы. Петербургский университет, существовавший в XVIII в. в системе Академии наук, также размещался в различных зданиях на острове, и только после воссоздания в 1819 г. ему передали здание «Двенадцати коллегий» на набережной. На Васильевском острове жили многие видные деятели отечественной науки: достаточно вспомнить «дом академиков» на углу 7-й линии. В Меншиковском дворце в 1731 г. разместился Сухопутный шляхетный корпус, ниже по течению Невы на набережной находился Морской кадетский корпус, ведущий историю от основанной Петром I «школы навигацких и математических наук». С 1757 г. на острове действовала Академия художеств; на шестнадцать лет моложе был Горный институт. Все это определяло характер островного Смоленского кладбища, ставшего пантеоном русской науки и культуры. Здесь были похоронены многие выдающиеся ученые, художники, зодчие, мореплаватели, инженеры.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Смоленское кладбище – один из центров духовной жизни русского православия. Это место упокоения святой блаженной Ксении Петербургской, небесной покровительницы города на Неве. Поместный Собор Русской Православной Церкви, состоявшийся в июне 1988 г. в ознаменование 1000-летия Крещения Руси, сопричислил блаженную Ксению к лику святых. Днем ее памяти определили 24 января (6 февраля по гражданскому календарю).<br>
&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Место для погребения жителей Васильевского острова было найдено не сразу. У истока из Малой Невы Черной речки (позже названной Смоленской или Смоленкой) в 1710-е гг. находился острог воеводской канцелярии. Поблизости узников и хоронили, не снимая цепей. В этом месте погребали и других жителей острова, когда из-за непогоды невозможно было переправиться на Городской и Аптекарский острова или на левый берег Невы, к ближайшим кладбищам.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На взморье, близ Галерной гавани, находилось место, где издавна предавали земле умерших без церковного отпевания (раскольников, самоубийц и опившихся). В конце Большого проспекта были выстроены казармы Ингерманландского полка, при которых также числилось небольшое кладбище [357 - Опатович С.И. Смоленское кладбище в Петербурге // Рус. старина. 1873. Т. 8. С. 172.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1732 г. прихожане деревянной Андреевской церкви, расположенной на углу 6-й линии и Большого проспекта, ходатайствовали перед Синодом об устройстве приходского кладбища. Ответ гласил: «умерших на Преображенском острову погребать у Галерной гавани» [358 - Архангельский М. Ф. Санкт-Петербургская епархия от основания Петербурга… до учреждения в Петербурге епископской кафедры // Странник. 1867. Июль. С. 100.]. Это кладбищенское место за 23-й линией, между Большим и Средним проспектами, показано на плане Петербурга 1738 г. Однако при частых наводнениях оно затоплялось и поэтому считалось неудобным.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Указом Синода от 23 октября 1738 г. место для погребений было официально отведено «на Васильевском острове, у Черной речки, между 18 и 23 линиями» [359 - РГИА. Ф. 1601. Оп. 1. Д. 33.]. Это первое упоминание будущего Смоленского кладбища. Для осушения предполагалось «поделать вокруг и поперек каналы… вынутою землею засыпать низкие места и возвысить». Кладбищенское место принял священник Андреевской церкви Никифор Никифоров. Для соблюдения порядка на кладбище были определены отставные солдаты из богадельни и четыре могильщика. Своего храма первое время не было, и отпевание происходило в приходских церквах города.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Петербуржцы далеко не сразу привыкли к отдаленному и сырому кладбищенскому месту. Когда в 1750 г. ближе к Стрелке, на углу 8-й линии и Среднего проспекта, начали строить каменную Благовещенскую церковь, при ней было разрешено хоронить со взносом в десять рублей на строительство храма. Погребения продолжались здесь до начала 1770-х гг.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Судя по юбилейному плану Петербурга 1753 г., Смоленское кладбище еще не имело в то время четких границ и осушалось параллельно прорытыми канавами. На плане 1762 г. уже отчетливо виден квадратный участок по левому берегу Черной речки, напротив находившегося на другом берегу немецкого кладбища (известного с 1747 г.) [360 - Сравнение планов и карт Петербурга с обозначением Смоленских кладбищ 1753, 1756, 1762, 1776, 1777, 1796, 1799 гг. проведено Т. Ф. Эверлинг в ист. справке «Смоленское православное кладбище» (Л.: ЛенНИИПроект, 1985).].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Духовное ведомство не смогло собрать средств для строительства кладбищенской церкви, поэтому Елизавета Петровна в 1755 г. повелела выстроить храм на счет губернского правления. Указом Сената от 11 мая 1756 г. кладбищенское место «ради обывателей Васильевского острова в сторону от Галерной гавани» было официально подтверждено [361 - ПСЗ: Собр. 1. Т. 14. 1756. № 10553. С. 566.]. Эту дату иногда ошибочно принимают за время основания некрополя. Освящение деревянной церкви во имя Смоленской иконы Божией Матери состоялось 30 сентября 1760 г. [362 - Богданов А., Рубан В. Историческое, географическое и топографическое описание Санкт-Петербурга… Спб., 1779. С. 328.]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Смоленское кладбище, обнесенное деревянным забором, первоначально представляло собой квадрат площадью около четырех с половиной гектаров, в центре которого стояла церковь. Его северная граница несколько отступала от берега Черной речки и проходила по линии современной Петроградской дороги. Здесь стояло деревянное строение основанной в 1762 г. богадельни.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Церковь и кладбище первые десятилетия находились в ведении конторы экономии, куда шли доходы от платы за отпевание и погребения. С 1770 г. церковь перешла в епархиальное ведомство, а еще через десять лет, с упразднением конторы экономии, Смоленскую богадельню приписали к Приказу общественного призрения. Кладбище было очень бедным, средств едва хватало на самое необходимое. В 1768 г. священнослужители Смоленской церкви Андрей Дмитриев, Федор Черновский и Стефан Фетов жаловались, что «на церкви крыша обветшала, отчего летом и осенью в дожди, а весною от тала снега в разных местах, а паче над святым престолом бывает теча» [363 - Опатович. Указ. соч. С. 175.]. В 1772 г. храм перестроили, возведя второй придел во имя Архангела Михаила, освященный 6 ноября. Здесь отпевали детей, умиравших от оспы, почему и церковь иногда называли «оспенной». Наводнение 10 сентября 1777 г., когда вода поднялась больше чем на три метра, принесло кладбищу значительный ущерб. Пострадал деревянный храм, оказались размыты многие могилы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В начале 1780-х гг. при Смоленской церкви числились два священника – Григорий Знаменский, «с прекрасным голосом, но за пьянство уволенный из диаконов Исаакиевского собора», и преклонных лет Гавриил Замятин. В 1783 г. Замятин умер, и на его место был определен священник Георгий Петров. Личность этого энергичного иерея заслуживает внимания. Отец Георгия, Петр Леонтьев, «из поповских детей города Москвы», служил сначала в первопрестольной, а затем в Петербурге, в церкви Преображения в Колтовской слободе. Сын его, родившийся в 1743 г., с детства помогал отцу при службе. Двадцати трех лет от роду он поступил в семинарию Александро-Невского монастыря, по окончании которой с 1778 г. служил в домовой церкви в Ропшинской усадьбе графа Г. Г. Орлова.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Получив назначение на Смоленское кладбище, отец Георгий начал хлопоты по сбору средств на ремонт старого и строитедьство нового храма. В 1783 г. в церковной кассе было всего двести восемьдесят пять рублей и тринадцать с четвертью копеек. Через три года сумма увеличилась в шесть раз за счет «сбора в кружки, свечной продажи», проводимых по всей петербургской епархии, а также платы за места на кладбище от пяти до двадцати пяти рублей [364 - Там же. С. 180.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На месте первоначальной богадельни было решено возвести новый каменный храм. Закладка его произошла 19 июля 1786 г., постройка, продолжавшаяся пять лет, обошлась в восемнадцать с лишним тысяч рублей. Проект Смоленской церкви разработал архитектор А. А. Иванов, питомец, а позднее профессор Академии художеств, окончивший ее с золотой медалью и вместе с Ф. И. Шубиным находившийся среди академических пенсионеров в Париже в 1760-е гг. Четкость плана, гармоничность пропорций здания характерны для архитектуры раннего русского классицизма. Храм с куполом, вытянутой трапезной и двухъярусной колокольней со шпицем имел два придела. Боковой, во имя апостола Иоанна Богослова, в котором поставили иконостас из упраздненной Богословской церкви на Выборгской стороне, был освящен 26 сентября 1790 г. Главный придел во имя Смоленской иконы освятили через пять дней. Иконостас для него вырезали охтинские мастера во главе с Яковом Дунаевым. Храмовая икона – список с чудотворного образа Смоленской Божией Матери – была написана профессором Академии художеств И. А. Акимовым, образа в иконостасе – известным мастером церковной живописи Г. И. Козловым.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сооружение этой церкви легенда связывает с именем блаженной Ксении. Считается, что она помогала строителям, тайно, ночью подымая кирпичи на леса. Каноническое жизнеописание этой петербургской святой сообщает, что Ксения Григорьевна овдовела двадцати шести лет от роду. Мужем ее был придворный певчий, полковник Андрей Федорович Петров. Потрясенная внезапной утратой, молодая вдова надела кафтан супруга и велела с тех пор называть себя «Андреем Федоровичем». Свой дом, стоявший в приходе Матфиевской церкви на Петербургской стороне, блаженная Ксения подарила соседке, сама же скиталась по улицам города. Как сообщает ее житие, «зимой и летом, в зной и стужу, подвергаясь всяким нападкам и насмешкам, она, непрестанно молясь, безропотно несла свой спасительный подвиг» [365 - Канонизация Святых: Поместный Собор Русской Православной Церкви. Загорск: Троице-Сергиева лавра, 1988. С. 110.]. Петербуржцы отмечали особую прозорливость блаженной Ксении, способность к исцелению больных и душевно страждущих. Считается, что подвиг юродства Ксении Петербургской продолжался сорок пять лет. Существует множество легенд и преданий о посмертных явлениях Ксении и чудесах, совершавшихся на ее гробнице.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В первые же годы по кончине блаженной (около 1803 г.) на Смоленское кладбище стали приходить паломники. Многие брали на память землю с могильного холмика, вскоре оказавшегося разобранным до основания; разобрали и вновь насыпанный холмик. Поэтому в 1830-е гг. на могиле была выстроена каменная часовня с дубовым иконостасом, расширенная в 1894 г. стеклянной галереей. Новая часовня (существующая и поныне) построена в 1901–1902 гг. по проекту архитектора А. А. Всеславина.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1783 г. территория кладбища была расширена и вплотную приблизилась к Смоленке. Старая деревянная церковь совсем обветшала, и в 1792 г. ее полностью перестроили и переосвятили во имя Михаила Архангела. Таким образом, к концу XVIII в. на кладбище стояло уже две церкви: новая Смоленская, сохранившаяся до нашего времени, и деревянная Михайловская.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;При отце Георгии Петрове благосостояние кладбища было поправлено организацией в 1796 г. «траурного заведения», в котором напрокат можно было получить катафалки, дроги, покровы, попоны, плащи, шляпы с флером и другие принадлежности погребальной церемонии. «Траурное заведение» просуществовало до 1841 г. В «траурную, или пенсионную, сумму», шедшую на содержание кладбища и богадельни, направлялись также средства, полученные от сдачи в аренду помещений под «монументные лавки», где изготавливали надгробия.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1807–1809 гг. на пожертвованные надворным советником Г. И. Паским-Шараповым восемь тысяч рублей были построены по проекту Л. Руска два каменных корпуса кладбищенской богадельни, где призревались вдовы и сироты духовного звания. Корпуса соединяла арка, ставшая главным входом на кладбище. Пустующие участки кладбища сдавались внаем под огороды.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Глубокой ночью 18 августа 1807 г. на Смоленское кладбище были перенесены останки мальтийских рыцарей, кавалеров ордена Иоанна Иерусалимского. При Павле I они были похоронены на Каменном острове, возле кавалерской церкви Рождества Иоанна Предтечи. Среди них были командор Хиасинто де ла Хуссе и кавалергард Иоасиф Глевени Домат. Место этого перезахоронения, «с четырех сторон каналами отделенное» [366 - ЦГИА СПб. Ф. 19. Оп. 9. Д. 260. Л. 10.], со временем затерялось.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Погребения на Смоленском в первый период его существования не были многочисленны – около тысячи в год. К 1820-м гг. это число возросло до четырех с лишним тысяч ежегодно. С 1781 г. велись регулярные записи в кладбищенских книгах. Возраставшее число отпеваний и погребений требовало увеличения церковного причта. К 1816 г. священников на кладбище стало уже четыре. Среди них был и сын отца Георгия – Иаков. Сам Георгий Петров «за дряхлостью» отошел от управления кладбищем. Скончался он 8 июля 1825 г. и был похоронен под алтарем Богословского придела Смоленской церкви. Страшным для Смоленского кладбища было наводнение 7 ноября 1824 г.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Пожитки бледной нищеты,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Грозой снесенные мосты.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гробы с размытого кладбища<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Плывут по улицам!..<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Эти знакомые каждому пушкинские строки относятся именно к Смоленскому кладбищу. Вода в этой части острова поднялась до крыш одноэтажных домов. По словам автора известного описания наводнения С. Г. Адлера, «галерная гавань представила вид ужаснейших разрушений: там большие суда и гальоты лежали во множестве по улицам и дворам, в некоторых местах, где были ряды домов, сделались площади…» [367 - Цит. по: Нежиховский Р. А. Река Нева. Л., 1973. С. 83.]. Множество крестов с могил Смоленского кладбища, сломанных и унесенных наводнением, прибило на Выборгскую сторону, где всю зиму ими топили печи. Михайловская церковь оказалась поврежденной настолько, что в ней невозможно было проводить службу. Ущерб, причиненный некрополю, оценивался в семьдесят шесть тысяч двести пятьдесят рублей. 11 ноября на кладбище побывал император Александр I, распорядившийся о прирезке с западной стороны нового участка, где хоронили жертв наводнения. Территория старого кладбища увеличилась примерно в полтора раза.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Полуразрушенную церковь Михаила Архангела в 1829 г. полностью разобрали. Восстановление храма хотел принять на свои средства художник В. Л. Боровиковский, написавший для него храмовый образ, но смерть в апреле 1825 г. помешала ему сделать это. В 1829–1831 гг. вместо деревянного соорудили по проекту архитектора В. Т. Кульченкова каменный храм Пресвятой Троицы с двумя малыми приделами [368 - Историко-статистические сведения о Санкт-Петербургской епархии. Вып. 4. Спб., 1875. Отд. 2. С. 104–108.]. Его ремонтировали в 1848 и 1892 гг., но из-за неравномерной осадки появились трещины в стенах, и здание в 1904 г. пришлось разобрать до основания.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вместо него сразу заложили новый каменный храм в «русском» стиле, спроектированный академиком М. Т. Преображенским и архитектором И. И. Яковлевым. Главный Троицкий придел освятил в июне 1905 г. епископ Нарвский Антоний. В цокольном этаже находился Михайловский придел с усыпальницами. Иконостас, выполненный для старой церкви В. Л. Боровиковским, был передан в Русский музей. Роспись нового Троицкого храма выполнил художник С. И. Садиков, образа в иконостасы – А. Н. Новоскольцев и Ф. Р. Райлян.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Каменная Смоленская церковь сравнительно мало пострадала от наводнения 1824 г. В течение XIX в. облик ее изменялся вследствие неоднократных пристроек и ремонтов, сохраняя классическую строгость и простоту. Северо-западный Богословский придел церкви был перестроен по проекту А. Д. Захарова в 1809 г., а в 1833 г. на средства старосты церкви Ильи Антонова сооружен юго-западный Ильинский придел, тогда же надстроена колокольня и сделана новая паперть. В 1891–1892 гг. с юго-восточной и северо-восточной сторон по проекту архитектора К. Н. Вербицкого пристроили приделы во имя Василия Исповедника и Иоанна Крестителя. В 1903 г. церковь капитально ремонтировали, причем Богословский и Ильинский приделы заново оформили архитектор В. А. Косяков и художник Ф. Р. Райлян. Храмовый образ Одигитрии, написанный И. А. Акимовым, в 1848 г. был покрыт богатой золотой ризой с драгоценными камнями.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Территория кладбища постепенно увеличивалась, составив к 1832 г. около одиннадцати гектаров. В холерную эпидемию 1831 г. от Гаванского поля был отрезан участок специально для погребения умерших от этой болезни. Участок этот, расположенный к западу от кладбища, отделен был от него изгибом реки Смоленки. Лишь после выпрямления русла в 1858 г. холерный участок слился с основной территорией. Южнее холерного располагались воинские участки. Здесь хоронили воспитанников кадетских корпусов и других военно-учебных заведений. При расширении кладбища в 1848 и 1858 гг. воинские захоронения вошли в состав некрополя и оказались к западу от Кадетской дорожки. Отдельные места были отведены 1-му и 2-му кадетскому корпусам, Павловскому военному училищу, Морскому кадетскому корпусу и Горному институту. Площадь Смоленского кладбища к этому времени составляла около сорока гектаров, общая протяженность дорожек доходила до ста верст. Последняя крупная прирезка произошла уже в конце XIX в., когда южная граница некрополя была отодвинута от современной Московской дорожки к Малому проспекту.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1862 г. «фридрихсгамский купец» А. П. Жадимеровский обратился с жалобой к петербургскому военному генерал-губернатору. На принадлежавших ему на острове Голодай огородах имели обыкновение хоронить самоубийц. «Бедный полицейский солдат, – писал Жадимеровский, – не имея порядочной лопаты, почти палкою выкапывает неглубокую яму, в которую зарывает кое-как сколоченный гроб», отчего, по жалобам огородников, происходило «заражение воздуха». Генерал-губернатор, граф А. А. Суворов-Рымникский, тут же распорядился отвести для погребения самоубийц и других лиц, умерших «неестественной смертью», место за оградой Смоленского кладбища, в конце 7-го разряда, причем проезд туда предполагалось устроить по территории самого кладбища, чтобы погребение не происходило без ведома полиции.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Духовенство Смоленского кладбища, однако, решительно воспротивилось этому. В письме в Комиссию по устройству кладбищ в августе 1862 г. протоиерей кладбищенской церкви Василий Лавров писал: «Самоубийцы и трупы их не имеют ничего общего с усопшими по воле Божией православными христианами и их телесами. Трупы самоубийц лишаются Церковью Христианского отпевания и погребения, запрещается Церковью как общая, так и частная молитва о самоубийцах. Напротив, тела православных христиан всегда отпеваются в храме и погребаются на освященном кладбище с молитвою и благословлением Церкви, которая ежедневно взносит великую Жертву о усопших в вере и надежде будущего воскресения, в знак чего и поставляется крест на могиле» [369 - РГИА. Ф. 797. Оп. 96. Д. 154.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Эти соображения не были приняты либеральным генерал-губернатором во внимание, и он продолжал настаивать на удовлетворении просьбы Жадимеровского отыскать новое место для погребения самоубийц. Однако лишь через семь лет Городская распорядительная дума отвела наконец участок в шестьсот сажень на Смоленском поле, огородив его канавой. В основном городских самоубийц хоронили не здесь, а в южной части города, за Волковой деревней, близ холерного кладбища. Там же «по распоряжению полицейского начальства… зарывались собаки, а также всякая падаль и тухлая провизия» [370 - ЦГИА. Ф. СПб. Ф. 800. Оп. 2. Д. 14. Л. 1-15.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;К середине прошлого века Смоленское кладбище считалось крупнейшим в городе. Число погребений на нем год от года росло. По заниженным примерно в полтора раза сведениям, к концу 1860-х гг. общее число погребенных превысило триста пятьдесят тысяч. За весь дореволюционный период существования кладбища это число можно оценить в семьсот—восемьсот тысяч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1841 г., как и другие кладбища, Смоленское поделили на семь разрядов. Бесплатный 7-й и самый дешевый 6-й располагались на самых дальних участках. В бесплатном разряде хоронили умерших в больницах [371 - Там же. Ф. 514. Оп. I. Д. 598. Л. 30.]. Смоленское было закреплено за Петропавловской, Калинкинской, Александровской, Марии Магдалины и некоторыми другими городскими больницами, госпиталями Морским, Гренадерским, Финляндским и Конногвардейским, Елизаветинской богадельней, Исправительным заведением, Воспитательным домом и Тюремным замком.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Участки вблизи кладбищенских церквей принадлежали к высшим разрядам и отличались благоустроенностью, хорошим песчаным грунтом и отличным дренажем. Широкая известность Смоленского кладбища привлекала сюда многочисленные толпы не только в день храмового праздника 28 июля, но и в Троицын день, на Радоницу, Екатеринин, Варварин, Николин дни. Служилось множество заказных литургий, поминовений на могилах, почему и причт Смоленского кладбища был самым многочисленным в Петербурге. В начале XX в. здесь служили семь священников, шесть диаконов, два псаломщика, в помощь приглашались заштатные священники, проживающие на покое в кладбищенской богадельне [372 - Cмоленское православное кладбище в Санкт-Петербурге. Спб., 1906. С. 7.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Смоленское кладбище славилось своей благотворительной деятельностью. В 1900-е гг. при нем числились: богадельня для вдов и сирот духовенства на двадцать пять семейств, вдовий дом для вдов, сирот и заштатных священнослужителей на четырнадцать семейств, дом трудолюбия в память рабы Божией Ксении, церковно-приходская школа на пятьдесят учащихся, епархиальный приют для детей воинов, погибших в японскую войну. При кладбище служили восемьдесят сторожей, могильщиков, дворников и т. д., причем все они имели квартиры в церковных домах.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Жизнь Смоленского кладбища оказывала существенное влияние на соседние кварталы Васильевского острова. Все здания вдоль Камской улицы, включая угловой доходный дом на 17-й линии (архитектор И. И. Яковлев, 1904 г.), принадлежали кладбищу, и доход с них пополнял кладбищенский капитал. На 16-17-й линиях находилось множество мастерских по изготовлению надгробных памятников. В их числе такие известные, как мастерская А. А. Баринова (17-я линия, д. 60), Ф. И. Крутикова (д. 56), П. О. Миняева (д. 66), В. Д. Шульгина (д. 62), Ф. Д. Калмыкова (16-я линия, д. 95). Специально для сообщения с кладбищем по Малому проспекту и 17-й линии была пущена конка, которую в 1914 г. сменил трамвай.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Литератор А. Измайлов вспоминал о Смоленском кладбище в начале XX в.: «Для нас, детей, кладбище было парком, где нас радовали распускающиеся почки и грустно настраивали желтые листья, которые тихо катит по земле Осень. С кладбищенских яблонь детьми мы сбивали кислые яблоки. В ограде, около могилы Асенковой, до сих пор растет единственный на кладбище кипарис, странно ужившийся на севере. Детьми мы рвали его благовонные веточки и растирали меж пальцев. Для нас приветливо и не странно горели маленькие огоньки лампад поздним вечером, среди тьмы, в час, когда дежурный сторож бьет в чугунную доску, удаляя с кладбища посторонних посетителей» [373 - Измайлов А. Город мертвых // Аргус. 1913. № 10. С. 43–44.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Если благоустройство территории входило в обязанности администрации, то уход за памятниками и могилами был делом родственников, вносивших в кладбищенскую кассу особые средства. Это касалось и исторических могил, ведь государственной охраны памятников в XIX в. еще не существовало. Лишь с 1909 г. городская Комиссия по народному образованию взяла на себя заботу по сохранению двадцати четырех памятников выдающимся деятелям культуры на разных петербургских кладбищах (главным образом, лаврских и Волковских). На Смоленском такой памятник вначале был лишь один – архитектору А. Д. Захарову. В 1916 г. в смету расходов (пятьдесят рублей ежегодно на каждое надгробие) включили еще десять памятников художникам и скульпторам [374 - РГИА. Ф. 789. Оп. 13 (1905). Д. 190. Л. 191.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В делах Академии художеств сохранилась интересная переписка, характеризующая состояние памятников на Смоленском кладбище. В мае 1905 г. архитектор Ю. Ю. Коноплянский обратился в Совет с просьбой о ремонте надгробия своего деда, бывшего ректора Академии Василия Кузьмича Шебуева, приурочив это к пятидесятилетию со дня смерти живописца. Совет поручил профессору В. В. Суслову, известному архитектору и церковному археологу, осмотреть могилу Шебуева и другие, связанные с именами деятелей искусства. Суслов обнаружил, что памятник Шебуеву в виде гранитной глыбы сохранился неплохо, но весь порос травой. А вот находившиеся по соседству надгробия М. И. Козловского, Ф. И. Шубина, Ф. Ф. Щедрина, Н. И. Уткина, Ф. Г. Гордеева, И. П. Мартоса, А. Е. Егорова, В. Л. Боровиковского «подверглись большему или меньшему разрушению». Было решено провести фотосъемку памятников выдающихся лиц, связанных с Академией художеств. Работу поручили фотографу Н. Г. Матвееву, который в сентябре 1906 г. сделал первые девять снимков. К 1910 г. число их возросло до девяноста шести, причем Матвеев работал не только на Смоленском, но и на других исторических кладбищах города. Альбом фотографий Н. Г. Матвеева, хранящийся в библиотеке Академии художеств, представляет исключительный интерес, поскольку многие памятники позднее были утрачены или изменили местоположение.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Фотографирование памятников петербургского некрополя совпало с публикацией в журнале «Старые годы» известной статьи Н. Н. Врангеля «Забытые могилы». Речь в ней шла главным образом о памятниках Александро-Невской лавры, но упоминались и надгробия на Смоленском кладбище. Спустя два года издатель журнала П. П. Вейнер обратился в Академию художеств, указывая, что, публикуя статью Врангеля, редакция «надеялась обратить ею внимание потомков лиц, похороненных под этими памятниками. Однако за истекшие два с лишком года никто не поддержал этих художественных произведений, которые с тех пор подверглись дальнейшему разрушению».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;По просьбе Совета Академии В. В. Суслов и скульптор В. А. Беклемишев весной 1910 г. осмотрели Лазаревское кладбище. Увиденное ими в значительной степени повторялось и на других старинных кладбищах города, в том числе и Смоленском. «Положение памятников весьма печальное: одни из них (каменные и бронзовые плиты) ушли в землю, до крайности загрязнены и частью поросли мхом и травой, другие в полуразрушенном виде и грозят падением (один монумент уже свалился и повлек за собою другой памятник, вскрыв самую могилу). Несколько монументов сильно наклонились, вследствие чего разрушилась прочность отдельных частей их, постепенно разрушающихся от разных непогод. Вследствие похищения со многих памятников бронзовых украшений образовались в них дыры и щели, служащие одной из важных причин разрушения монументов и т. п. Части полуразрушенных памятников собраны на кладбище в кучи, где встречаются плиты с фигурными барельефами, и предоставлены окончательному уничтожению и хищению». Поскольку ни Александро-Невская лавра, ни Академия художеств не могли изыскать из своих средств необходимые семь тысяч рублей для первоочередных реставрационных работ, возникла мысль снять гипсовые слепки с наиболее выдающихся скульптурных памятников, обреченных на уничтожение временем. Работы по формовке восемнадцати скульптур и барельефов с памятников лавры были выполнены в 1912 г. мастерской художественных отливок Д. М. Бройдо [375 - Там же. Л. 125 об. и след.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Нельзя забывать, что фотографированию и копированию подвергались главным образом монументы периода классицизма. Между тем на Смоленском кладбище в течение XIX в. появилось немало архитектурных и скульптурных надгробий, многие из которых представляют выдающийся художественный интерес. В начале нашего века подобные памятники считались примечательными лишь с исторической точки зрения. К сожалению, научные учреждения столицы не проявили такого же интереса к могилам своих профессоров и воспитанников, как Академия художеств. Соответственно и утрат среди них было значительно больше.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Небрежное и неуважительное отношение к могилам усопших проявлялось и в старину. Автор брошюры о Смоленском кладбище, вышедшей в 1906 г., отмечал: «Не имея места, где бы можно было на свободе погулять и подышать свежим воздухом в нерабочее время, тысячи простого народа в воскресные и праздничные дни направляются на кладбище, причем многие из них тайком проносят с собой спиртные напитки и, подвыпивши, позволяют себе такие вещи, которые вполне зазорны для христианина: рвут с могил цветы, ломают деревья, кресты, памятники, решетки, бьют стекла, учиняют драки и т. д. Пора бы, кажется, знать православному русскому народу, что кладбище – это нива Божия, с которой в день страшного суда Господня Ангелы Божии соберут жатву; пора бы знать, сколь тяжкий грех – тревожить и возмущать покой усопших; пора бы знать, что кладбища – не место разгула, а место молитвы и сокрушения о грехах своих, место размышления о тленности и суетности всего земного» [376 - Смоленское православное кладбище в Санкт-Петербурге. Спб., 1906. С. 8.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В конце прошлого века, когда территорию кладбища расширили в сторону Малого проспекта, возникла мысль о сооружении здесь третьей кладбищенской церкви. Проект, составленный архитектором Д. И. Гриммом, был утвержден в 1884 г., но осуществить его не смогли из-за недостаточности средств.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Через пятнадцать лет вернулись к идее постройки нового храма, но место для него на этот раз было определено близ главного входа на кладбище, между Камской улицей и рекой Смоленкой. 16 июня 1901 г. митрополит Антоний заложил храм, а ровно через два года были освящены боковые приделы: Всех Святых и иконы Божией Матери «Утоли моя печали». 2 мая 1904 г. настал черед главного придела, освященного во имя Воскресения Христова [377 - Храм Светлого Христова Воскресения на Смоленском кладбище в Петербурге. Спб., 1904.]. Проект храма создал архитектор В. А. Демяновский, приглашенный настоятелем Смоленской церкви протоиереем Алексеем Иоанновичем Сперанским. Зодчий вдохновлялся образом церкви Успения на Покровке – шедевра московского барокко XVII в. (уничтожение этого храма в 1930-е гг. – невосполнимая потеря для отечественной культуры). Стройный восьмерик двухъярусного барабана, увенчанный золоченой маковкой-короной, высился над массивным четвериком с просторными папертями-гульбищами. Архитектору начала XX в. удалось стилизовать живописную мощь и яркость фантастического узорочья кирпичной кладки с белокаменным резным декором, покрывавшим стены, подобно тончайшему кружеву. Золоченый барочный иконостас резали в мастерской П. С. Абросимова, образа писал академик живописи А. Н. Новоскольцев. Храм Воскресения Христова строился как церковь-усыпальница. В нем, в частности, был в 1911 г. похоронен известный историк и публицист М. М. Стасюлевич.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В этой церкви 10 августа 1921 г. отпевали Александра Блока.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;А Смоленская нынче именинница.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Синий ладан над травою стелется.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;И струится пенье панихидное,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не печальное нынче, а светлое.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;...<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Принесли мы Смоленской заступнице<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Принесли Пресвятой Богородице<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;На руках во гробе серебряном<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Наше солнце, в муке погасшее,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Александра, лебедя чистого<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;А.А. Ахматова<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;А. А. Блок умер в воскресенье 7 августа, но только во вторник стало известно о времени похорон. Объявление уже поздно было помещать в газетах, и поэтому в театральной типографии на Моховой улице срочно отпечатали тысячу афиш, расклеенных к вечеру 9-го на улицах Петрограда. Черные буквы на голубоватых листах бумаги извещали о том, что вынос тела из квартиры на Офицерской улице состоится 10 августа в десять часов утра. Гроб несли на плечах. Было много молодежи – студенты университета, артисты.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;По залитым августовским солнцем пустынным улицам города, израненного Гражданской войной и разрухой, двигались на Васильевский около полутора тысяч человек – огромная толпа в обезлюдевшем Петрограде 1921 г. Среди провожавших Блока на Смоленское кладбище были А. Белый, А. М. Ремизов, М. А. Кузмин, Ф. К. Сологуб, К. А. Сомов, Е. И. Замятин, А. Л. Волынский, Р. В. Иванов-Разумник, А. А. Мейер, П. Е. Щеголев, О. Д. Форш, М. С. Шагинян… Многие встретились здесь в последний раз. Похороны Блока на Смоленском кладбище были восприняты современниками как печально-торжественный эпилог – не только жизни петербургского поэта, но и всего петербургского периода русской истории [378 - О похоронах Блока см.: Бекетова М.А. Александр Блок: Биогр. очерк. Пг., 1922. С. 304; Белый А. Дневниковые записи // Лит. наследство. Т. 92. Кн. 3. М., 1982. С. 798; Берберова Н. Курсив мой. Мюнхен, 1972. С. 143 и др.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Через год после Октябрьской революции началась национализация церковного имущества. В апреле 1919 г. Ликвидационная комиссия по отделению церкви от государства потребовала от причта срочно предоставить полную опись имущества Смоленских храмов. 26 мая был заключен первый договор об аренде верующими церковных зданий. Причт и прихожан Смоленского кладбища обязали обратиться в Василеостровский Совет рабочих и крестьянских депутатов: «Мы, нижеподписавшиеся граждане, обязуемся беречь предоставленное нам народное достояние…» К таковому относились три церкви, часовни-усыпальницы блаженной Ксении и Анны «Ложкиной» и еще четыре часовни: шатровая железная у Смоленской церкви, где служили вселенские панихиды, стоявшая неподалеку деревянная, привратная часовня и еще одна – для отпевания заразных покойников. В документе особо оговаривалось, что в богослужебных помещениях «не будет происходить собраний, проповедей и речей, враждебных советской власти». Договор подписали настоятель, протоиерей Алексей Иосифович Западалов, и тридцать девять прихожан [379 - ЦГА СПб. Ф. 7384. Оп. 33. Д. 85. Л. 7.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Одновременно с национализацией храмов церковь лишили средств: лежавший в банке церковный капитал поступил в казну. Все метрические книги и документы по захоронениям до 1918 г. были изъяты из «поповского архива» Смоленского кладбища. В апреле—мае 1922 г. по специальным актам из кладбищенских церквей вывезли большинство наиболее ценных предметов. Не раз подвергались церкви и самым обычным ограблениям. Так, в ночь на 14 февраля 1923 г. из Смоленской церкви выкрали большую часть остававшихся в ней после реквизиции ценных предметов: серебряные кресты, дарохранительницы, чаши, ризы с икон, оклады с евангелий. 21 сентября того же года обокрали нижний Михайловский придел Троицкой церкви. Актом от 10 октября 1925 г. власти опечатали сохранившуюся часть церковной библиотеки – около трех тысяч томов [380 - Там же. Л. 209, 492.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В середине 1920-х гг. все храмы на Васильевском острове перешли к обновленцам. Одним из лидеров церковного движения, направленного на сотрудничество с новой властью, был настоятель Андреевского собора Н. Ф. Платонов. По словам историка церкви советского периода А. Краснова-Левитина, «в короткий срок он все василеостровские церкви (кроме Киевского подворья…) приводит к Живой Церкви. Андреевский собор становится цитаделью церковного обновления» [381 - Краснов-Левитин А. Лихие годы, 1925–1941: Воспоминания. Париж, 1977. С. 126.]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Это непосредственно коснулось и храмов Смоленского кладбища. Весной 1924 г. договор с прежней («тихоновской», т. е. сторонников патриарха Тихона) общиной был расторгнут и церкви передали обновленцам. Попытки прежней двадцатки сохранить за собой хотя бы один Воскресенский храм не увенчались успехом. Победа осталась за обновленцами, не стеснявшимися прибегать к откровенной политической демагогии. Так, летом 1924 г. председатель обновленческой двадцатки писал в Губисполком, что «староцерковники» хотят сохранить за собой храм «для сплочения в этом центре, посещаемом из всех районов Ленинграда, тех элементов, духовные руководители которых оказались весьма серьезно замешаны в политические авантюры… Нынешняя двадцатка, стоя на почве декрета об отделении церкви от государства, отмечает, что создание такого центра грозит новой смутой в районе Васильевского острова и возвращением к активной церковной работе групп, признанных политически неблагонадежными» [382 - ЦГА СПб. Ф. 7384. Оп. 33. Д. 85. Л. 394.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Победа обновленцев ненадолго отсрочила закрытие храмов. Осенью 1926 г. было принято постановление о том, что одна двадцатка может арендовать у государства только одно церковное здание. Прихожанам кладбищенских церквей пришлось зарегистрировать четыре общины и заключить отдельные договоры на Смоленскую, Троицкую, Воскресенскую церкви и часовню блаженной Ксении. Еще через четыре года Воскресенский храм был закрыт, а 21 февраля 1932 г. пришел черед и Троицкой церкви, вскоре снесенной [383 - Там же. Д. 38.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Традиция празднования Смоленской иконы Божией Матери сохранялась и после революции, хотя власти тщательно следили за «религиозной пропагандой». Сохранился рапорт некоего А. Петрова, руководившего нарядом милиции 10 августа 1931 г. Для пресечения возможных беспорядков в храмовый праздник на Смоленское были направлены восемьдесят два пеших и шесть конных милиционеров, двадцать три дружинника. «Количество посетителей в этот день на кладбище по грубому счету выражалось свыше 100 000. На каждой могиле без исключения можно было наблюдать группы горожан, расположившихся в виде пикника, пришедших отнюдь не с религиозными намерениями, а с желанием выпить на свежем воздухе. Никаких эксцессов и выдающихся правонарушений, за малым исключением, не имело места. Благоприятствующая погода заставляла предполагать, что к концу дня количество гуляющих на кладбище увеличится». Инцидент все же произошел. По словам А. Петрова, рабочий одной из электростанций, раздобыв дьяконскую ризу и паникадило, начал было служить на могилах панихиды, но был немедленно схвачен и доставлен в штаб милиции, помещавшийся в кладбищенской конторе [384 - Там же. Ф. 1000. Оп. 48. Д. 77. Л. 185.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Смоленское считалось «фактически закрытым для погребений из-за отсутствия мест» с 1922 г. На этом основании Ленсовет в 1936 г. отдал гектар его территории соседнему заводу для строительства яслей [385 - Там же. Ф. 7384. Оп. 18. Д. 261. Л. 81.]. Отдел здравоохранения, одобряя эту идею, в письме от 20 ноября 1936 г. указывал: «Основная территория б. Смоленского кладбища в настоящее время находится в беспризорном состоянии, хотя по сторонам этой территории находятся старые и новые жилые дома. Считая такое положение совершенно недопустимым, Госсанинспекция настаивает, чтобы в 1937 году территория б. Смоленского кладбища была распланирована со сносом могил и остатков памятников, благоустроена и использована под сад общего пользования. Предварительно должно быть объявлено для общего сведения о ликвидации б. Смоленского кладбища и в случае обнаружения родственников захороненных на этом кладбище, останки должны быть перезахоронены на общих основаниях; а останки безродные останутся на месте с ликвидацией, как указано выше, могильных холмов и памятников» [386 - Там же. Д. 262. Л. 109.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В сложившейся ситуации возникла уникальная по неразрешимости проблема. И сегодня на Смоленском кладбище есть множество могил выдающихся ученых, общественных деятелей, мастеров искусства. К началу 1930-х гг. их сохранялось значительно больше, причем в них покоились представители «первого ряда» отечественной культуры, чьи имена вошли в хрестоматии и учебники. Однако устройство из кладбища «сада общего пользования» в 1930-е гг. казалось вполне допустимым. Поскольку в Ленинграде в это время создавался музей-некрополь на кладбищах Александро-Невской лавры и Литераторских мостках, возникла идея переноса исторических захоронений в музей. Можно без труда отыскать множество аргументов против такого акта «спасения»: неясность критериев, кого считать «особо выдающимся», кого – «менее», соображения о нерушимости места могилы и т. д. Через полвека ясно, что Смоленское кладбище вопреки всему уцелело и, стало быть, «спасение прахов» оказалось довольно бессмысленной затеей. Но известно нам и то, что ряд исторических некрополей города, не уступающих Смоленскому по исторической значимости, уничтожили, и такая же судьба была уготована Смоленскому. В условиях разгула вандализма, осквернения могил, краж, разбоя, мародерства 1920– 1930-х гг. казалось совершенно очевидным: все художественно ценное, что не будет увезено, окажется разбитым, изуродованным, исчезнувшим без следа.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В январе – феврале 1925 г. в музей общества «Старый Петербург», размещавшийся на Волховском переулке, доставили со Смоленского кладбища ряд бронзовых и мраморных скульптурных деталей. Одновременно сюда перевозили иконостасы некоторых закрытых церквей, чье имущество уничтожалось, а помещения передавались государственным организациям [387 - ЦГАЛИ СПб. Ф. 32. Е. х. 1. Л. 137. 152 об.]. К сожалению, нельзя точно установить, какие именно бюсты были тогда сняты с памятников Смоленского: через год из-за финансовых затруднений общество потеряло дом на Волховском и все имущество. Некоторые бюсты со Смоленского в 1930 г. через «бронзолитейную художественную мастерскую Главнауки» попали в Русский музей, но судьба многих других остается неизвестной.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1931 г. начался, новый этап вывоза надгробных памятников и скульптурных деталей. На этот раз их перемещали в музей-некрополь. Первыми были перевезены мраморные надгробия начала XIX в.: Е. Б. Кульман работы итальянца А. Трискорни, П. В. Киндякова, изготовленное в мастерской П. Катоцци, Е. А. Демчинской, украшенное скульптурными рельефами. В том же году в музей-некрополь вывезли уникальные надгробия в стиле русского ампира А. Ф. Толстой и А. С. Завалиевского [388 - Список памятников и деталей, перенесенных с других кладбищ с 24 марта по 30 декабря 1931 г. // Архив ГМГС.]. Одновременно с некоторых памятников (Ф. В. Жернакова, А. С. Макарова, В. Н. Яковлевой и др.) снимали скульптурные детали. Всего с 24 марта по 30 декабря 1931 г. со Смоленского было перенесено двадцать семь памятников или их деталей. Тогда же начались переносы со Смоленского лютеранского, из Сергиевой пустыни и с Волковских кладбищ.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вскоре возник серьезный вопрос. Перенос памятника означал фактическое уничтожение могилы, само место захоронения могло после этого затеряться. И решено было не только перевозить памятники, но и проводить перезахоронение выдающихся людей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Первыми в 1931 г. были перезахоронены поэтесса Елизавета Кульман и скульпторы М. И. Козловский и Ф. И. Шубин. Памятник М. И. Козловскому, один из немногих уцелевших после наводнения 1824 г., примечателен как первое надгробие, созданное в результате специального художественного конкурса. На мраморе надгробия Ф. И. Шубина высечена знаменитая стихотворная эпитафия, воспевающая «бездушных диких скал резцом животворителя».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В дальнейшем со Смоленского перезахоронены: архитектор А. Д. Захаров, скульпторы И. П. Мартос, Б. И. Орловский, С. С. и Н. С. Пименовы, В. И. Демут-Малиновский, П. П. Соколов, Ф. Ф. Щедрин, художники В. Л. Боровиковский, А. Е. Егоров, А. Г. Варнек, П. А. Федотов, М. Н. Воробьев, Н. И. Уткин, К. Д. Флавицкий, И. Н. Крамской, И. И. Шишкин, артисты В. Н. Асенкова, Н. О. Дюр, Е. И. Колосова, А. Е. Мартынов, В. А. Каратыгин, композиторы Д. С. Бортнянский, К. Н. Лядов, драматург Я. Б. Княжнин с женой (дочерью А. П. Сумарокова), баснописец А. Е. Измайлов, поэт А. С. Хвостов и др. При переносах не всегда удавалось сохранить первоначальный монумент, и тогда в Некрополе мастеров искусств (где в основном происходили захоронения) ставили новое надгробие. Гранитный постамент с аллегориями театрального искусства (арх. А. В. Петцольд) на могиле актера А. Е. Мартынова невозможно было разобрать и перевезти со Смоленского: там он и остался, хотя прах Мартынова был перезахоронен.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Любопытно заметить, что переносы фактически не коснулись деятелей науки. Однако такой план существовал. В архиве Музея городской скульптуры сохраняется письмо из архива Академии наук от 15 февраля 1941 г., из которого явствует, что, по мнению ученых, надо было перенести в музей-некрополь «останки всех действительных членов Академии, а также лиц, имеющих исключительные заслуги перед наукой». К письму прилагался перечень намеченных к перезахоронению лиц на одиннадцати листах (он, к сожалению, не сохранился). Начавшаяся война, очевидно, помешала осуществлению этого плана.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Естественное обновление некрополя подобно смене поколений живущих людей. Трагизм ситуации 1920-1930-х гг. заключался в насильственном характере процессов, которые в нормальных условиях протекают намного медленнее и сопровождаются гораздо меньшими жертвами. Особенность Смоленского кладбища, постоянно подвергавшегося разрушительной силе невских наводнений, в том, что уже в 1777 и 1824 гг. были уничтожены многие захоронения, среди которых и представляющие бесспорный исторический интерес. Так, уже в XIX в. не было известно, где похоронены В. К. Тредиаковский (ум. 1769), Д. Г. Левицкий (ум. 1822). Некоторые пострадавшие от наводнения памятники заменялись новыми надгробиями. Например, на могилах Я. Б. Княжнина (ум. 1791) и скульптора Ф. Г. Гордеева (ум. 1810) после наводнения 1824 г. появились однотипные надгробия в виде известняковых колонок с рустом [389 - РГИА. Ф. 789. Оп. 13 (1905). Д. 190. фотографии между л. 24–25.]. Известняк выветривается, стираются надписи на камне, и памятник Гордееву, известный еще в начале XX в., теперь утерян. Борьба с «очагом религиозного мракобесия» на Смоленском кладбище не ослабевала. Если в 1936 г. продолжали действовать часовня блаженной Ксении и Смоленская церковь, в которой было совершено за год свыше трех тысяч отпеваний и почти четыреста крещений, то годом позже инспектор по делам культов Свердловского (Василеостровского) райсовета Белов уже обращается к городским властям: «Учитывая, что Свердловский район является специфичным и имеет чрезвычайную нуждаемость в помещениях, считал бы необходимым: церковь закрыть, здание передать в ведение Районного Совета под антирелигиозные цели районного масштаба. Здание не имеет ни художественной, ни архитектурной ценности» [390 - ЦГА СПб. Ф. 7384. Оп. 33. Д. 66. Л. 50.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1938 г. кладбище было окончательно закрыто для погребений, а 17 августа 1940 г. исполком Ленгорсовета вынес решение о закрытии Смоленской церкви. При этом отмечалось, что часовню блаженной Ксении, где шли ежедневные службы, необходимо «снести в месячный срок» [391 - Там же. Л. 184.]. Мотивировалось это тем, что на стенах часовни появлялось множество надписей-просьб: «Дорогая Ксения Блаженная, помоги сдать зачеты», «Помоги поступить в вуз», «Умилосерди сердце прокурора» и даже «Помоги сдать зачет по истории партии». Последнее особенно возмутило некоего С. Е. Максимова, подавшего в исполком заявление о немедленном закрытии часовни [392 - Там же. Л. 188.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Просьба трудящихся» была удовлетворена. Церковь и часовню закрыли. Цветной металл из церкви и часовни (ризы, паникадила, подсвечники и т. п.) был превращен в лом и сдан во Вторцветмет, иконы отправили на дрова, причем инспектор Татаринцева лично сожгла икону с изображением блаженной Ксении. Здание часовни, однако, уцелело, и надписи продолжали появляться.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В годы блокады на Смоленском, как и на многих других кладбищах города, хоронили воинов и мирных жителей, умерших от голода или погибших во время бомбежек. На правом берегу Смоленки, напротив православного кладбища, появились братские могилы. На одной из многочисленных могильных плит надпись: «Мухины: Александра, Мария, Ниночка, Димочка. Погибли при артобстреле 14 декабря 1941 года». В этой части кладбища похоронены рабочие Кировского завода, погибшие при артобстреле 3 сентября 1941 г., жертвы обстрела 24 июня 1943 г. – рабочие завода им. Калинина. Гранитная стела близ берега Смоленки напоминает о погибших в 1942 г. профессорах и сотрудниках Академии художеств. Здесь похоронены Иван Яковлевич Билибин, Оскар Рудольфович Мунц, Яков Германович Гевирц, Павел Семенович Наумов, Алексей Еремеевич Карев, Владимир Александрович Фролов, Павел Александрович Шилинговский, Константин Петрович Фурсов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вскоре после снятия блокады был осуществлен план, намеченный незадолго до начала войны. Тогда, к двадцатой годовщине смерти А. А. Блока, по инициативе Союза писателей прах его решили перенести на Литераторские мостки. Простой деревянный белый крест, поставленный на могиле Блока в 1921 г., обветшал, заменивший его через тринадцать лет крест покрасили голубой краской. На просьбы общественности позаботиться о месте упокоения великого поэта трест «Похоронное дело» отреагировал установкой в сентябре 1937 г. типовой бетонной раковинки. Вид ее был так безобразен, что вдова поэта Л. Д. Менделеева-Блок настояла на возвращении могиле прежнего вида: холмик с деревянным крестом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Любовь Дмитриевна скончалась в 1939 г., и ее похоронили на Волковском лютеранском кладбище. Тогдашнее начальство не сочло возможным похоронить ее на Литераторских мостках рядом с отцом, Д. И. Менделеевым, а на Смоленском кладбище к этому времени захоронения были запрещены.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;У коренного петербуржца Александра Блока на Смоленском было много родственных могил. Здесь под «бекетовским» кленом в 1902 г. были похоронены дед и бабушка поэта: ректор Петербургского университета академик А. Н. Бекетов и Е. Г. Бекетова (рожд. Карелина). Через два года после Блока тут же похоронили его мать, А. А. Кублицкую-Пиотух, а в 1939 г. – тетку и биографа поэта М. А. Бекетову. Надгробия Бекетовых и Блоков сохраняются и в других частях этого кладбища.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;О том, как выглядела могила Блока в 1944 г., писал основатель музея-некрополя Н. В. Успенский: «Во время блокады исчез и крест, взята или развалилась от ветхости деревянная скамейка, провалился и самый холм, и ко дню переноса останков мы застали на могиле Блока почти ровное место с едва взрыхленным земляным холмиком, украшенным какой-то неведомой заботливой рукой длинными осенними ветками и опавшими листьями того же у подножия могилы растущего клена. Между листьями виднелась воткнутая в землю узкая железка с грубо написанной надписью «Блок», а на стволе клена прибита гвоздями другая, такая же небрежная по исполнению» [393 - Дело на памятник А. А. Блоку в некрополе «Литераторские мостки» // Архив ГМГС.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;26 сентября 1944 г. в 11 часов утра на Смоленском кладбище собрались сотрудники Музея городской скульптуры, кладбищенской администрации, санэпидстанции. От писательской организации были лишь литературоведы В. С. Спиридонов и Д. Е. Максимов. В приготовленные деревянные ящики были сначала помещены останки А. Н., Е. Г., М. А. Бекетовых и А. А. Кублицкой-Пиотух. Затем наступил черед могилы Блока.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Спустя тридцать лет после этих событий Д. Е. Максимов в своих воспоминаниях дал точную характеристику бессмысленности и ненужности уничтожения блоковской могилы: «Горько было то, что с переносом могилы Блока нарушалась духовно важная для многих связь с этой знакомой, вошедшей в их жизнь могилой – скромной, зеленой, расположенной в уютном уголке кладбища, посещаемой читателями Блока… юношами и девушками, влюбленными, счастливыми, объединенными в пары или одинокими, грустящими, приходящими сюда посидеть на простой скамейке, посмотреть на деревянный некрашенный крест и травянистый могильный холмик» [394 - Максимов Д. Метопа о перенесении праха Ал. Блока // Лит. обозрение. 1987. № 5. С. 65–66.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На подводе печальный груз был доставлен на Литераторские мостки. Место для перезахоронения было выбрано на участке неких Швахгеймов. Утром 28 сентября останки были преданы земле. Никого из Союза писателей при перезахоронении не было. 5 октября того же года на этот участок перенесли останки Л. Д. Блок.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1946 г. было возобновлено богослужение в церкви Смоленской иконы Божией Матери. Единственная действующая церковь на Васильевском острове, она притягивала множество верующих. Молитва у часовни блаженной Ксении согревала души и в военное лихолетье, и в последующие годы. Часовню открыли после войны, но в 1960 г. она вновь была закрыта и отдана под скульптурную мастерскую. Прошло еще четверть века, прежде чем часовню вернули верующим; ее освятил митрополит Алексий (Ридигер) 10 августа 1987 г. 16 февраля 1990 г. в правом приделе Смоленской церкви был освящен престол в память святой блаженной Ксении Петербургской [395 - Церковная жизнь Северо-Запада. 1990. № 2. С. 4.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1980-е гг. начался трудный процесс возрождения Смоленского кладбища. Удалось отстоять его территорию от соседнего промышленного предприятия, рассчитывавшего полностью уничтожить восточную часть некрополя с наиболее старыми и ценными захоронениями. Под давлением общественности снято чудовищное по дикости предложение превратить Воскресенскую церковь, где отпевали Блока, в насосную станцию [396 - О судьбе Воскресенской церкви см.: Вечерний Ленинград. 1989. 27 марта и 16 июня.]. Однако уже в последние годы ряд надгробных памятников был перемещен с исторических мест, продолжается уничтожение так называемого «бесхоза». Существует план отрезки от кладбища широкой полосы между Малым проспектом и Московской дорожкой, которая была прибавлена в конце XIX в. Заметную роль в спасении памятников Смоленского кладбища, в организации общественного мнения в защиту исторического некрополя играет районное Василеостровское отделение Общества охраны памятников.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С 1988 г. на Смоленском развернуты реставрационные работы. Восстановлены десятки памятников большого художественного и исторического значения, комплексно благоустроены отдельные участки кладбища. В восточной части многие дорожки расчищены, вымощены бетонными плитами, в заболоченной части начаты дренажные работы. Кладбище продолжает числиться закрытым, но существует предположение возобновить захоронения на некоторых опустевших участках, сохранив заповедную зону близ главного входа, в районе между Ксениинской часовней и рекой Смоленкой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Утраты, которые понесло Смоленское кладбище, огромны, и большую их часть составляют потери 1920– 1930-х гг. В перечень утрат, составленный по различным описаниям Смоленского кладбища, включены имена известных ученых, государственных деятелей, людей искусства [397 - Следует упомянуть составленный в 1887 г. рукописный «Список погребенных на Смоленском кладбище», насчитывающий свыше тысячи имен (ЦГИА СПб. Ф. 457. Оп. 1. Д. 156).]. В список не вошли перезахоронения в музейные некрополи.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Авсеенко Василий Григорьевич. 1842–1913. Прозаик, журналист, редактор газеты «Санкт-Петербургские ведомости».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Алексеев Федор Яковлевич. 1753–1824. Живописец, основоположник русского городского пейзажа.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Андерсон Владимир Александрович. 1849–1884. Писатель-юморист, составитель «Биографического словаря русских беллетристов».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Антонелли Дмитрий Иванович. 1791–1842. Исторический живописец и портретист, академик.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Арнольд Иван Карлович. 1805–1891. Основатель московского училища глухонемых.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ахматова Елизавета Николаевна. 1820–1904. Прозаик, переводчик, сотрудница журнала «Библиотека для чтения».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Барсуков Александр Платонович. 1844–1914. Историк, исследователь рода Шереметевых.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бенедиктов Владимир Григорьевич. 1807–1873. Поэт.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вагинов Константин Константинович. 1899–1934. Поэт и прозаик, представитель литературного авангарда 1920-х гг.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вальберг Александр Иванович. 1844–1881. Архитектор, академик.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Введенский Иринарх Иванович. 1813–1855. Общественный деятель, педагог, переводчик.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вертинский Дмитрий Степанович. 1798–1858. Протоиерей русской православной церкви в Париже, философ, богослов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вейнберг Павел Исаевич. 1846–1904. Писатель-юморист, актер.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вилламов Григорий Иванович. 1773–1842. Секретарь имп. Марии Федоровны, вдовы Павла I.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Виницкая (Будзианик) Александра Александровна. 1847–1914. Прозаик, автор мемуаров.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Водовозов Василий Иванович. 1825–1886. Педагог, писатель, публицист; муж писательницы-народницы Е. Н. Водовозовой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Волков Федор Иванович. 1755–1803. Архитектор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вукотич Стефан. Ум. 1816. Архимандрит, участник сербского национально-освободительного движения.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вышнеградский Николай Алексеевич. 1821–1872. Педагог, основатель журнала «Русский педагогический вестник» и женских гимназий.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гоген-фон Александр Иванович. 1856–1914. Архитектор, академик.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Головачевский Кирилл Иванович. 1730–1825. Инспектор классов Академии художеств.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Голенищев-Кугузов Арсений Аркадьевич, гр. 1848–1913. Поэт.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гомзин Иван Григорьевич. 1783–1831. Архитектор при Адмиралтействе, профессор Академии художеств.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гордеев Федор Гордеевич. 1744–1810. Скульптор, профессор Академии художеств.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гребенка Николай Павлович. 1820–1880. Архитектор, академик.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гумилевский Александр Васильевич. 1830–1869. Священник церкви Рождества Христова на Песках, основатель приходской благотворительности, руководитель Историко-статистического комитета, собиравшего сведения по истории Петербургской епархии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Делекторский Ксенофонт Иванович. 1800–1842. Священник, известный проповедник.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дестунис Гавриил Спиридонович. 1818–1895. Историк-византинист, переводчик, доктор греческой словесности.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Доброхотов Петр Егорович. 1786–1831. Резчик на твердых камнях, автор гемм, академик.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дружинин Александр Васильевич. 1824–1864. Литературный критик, журналист, писатель.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дубельт Леонтий Васильевич. 1792–1862. Генерал от кавалерии, участник Отечественной войны 1812 г., начальник штаба корпуса жандармов, управляющий III Отделением.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дубровский Петр Петрович. 1754–1816. Основатель и первый хранитель «депо манускриптов» (рукописного отдела) Публичной библиотеки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Елисеев Александр Васильевич. 1858–1895. Врач, путешественник, исследователь Палестины.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Животов Николай Николаевич. 1859–1900. Писатель, историк церковного раскола.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Жижиленко Александр Иванович. 1823–1889. Врач, художник-пейзажист, музыкант.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Замысловский Егор Егорович. 1841–1896. Историк, профессор Петербургского университета, автор исторических атласов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Зарин Ефим Федорович. 1828–1892. Журналист, сотрудник «Отечественных записок», переводчик.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Зарудный Митрофан Иванович. 1836–1883. Юрист, публицист.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Иванов Андрей Иванович. 1777–1848. Исторический живописец, академик.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ивелич Марк Константинович, гр. 1741–1825. Генерал-лейтенант, сенатор, участник Бородинского сражения.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кайданов Иван Кузьмич. 1782–1843. Историк, профессор Царскосельского лицея.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Клепиков Алексей Алексеевич. 1800–1852. Главный медальер Монетного двора.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Козлов Гавриил Ипатьевич (Игнатьевич). 1738(?)-1791. Церковный и исторический живописец, адъюнкт-ректор Академии художеств.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Козлянинов Иван Тимофеевич. 1781–1834. Генерал-майор, командир Измайловского полка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Коркунов Николай Михайлович. 1853–1904. Юрист, профессор Петербургского университета.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Коссович Каэтан Андреевич. 1812–1883. Востоковед, профессор санскрита в Петербургском университете.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Котельников Семен Кириллович. 1723–1806. Математик и механик, академик, автор первого русского учебника по механике.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Криницкий Павел Васильевич. 1751–1835. Протопресвитер, императорский духовник.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Крюковский Аркадий Федорович. 1839–1911. Драматург.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лаверецкий Николай Акимович. 1837–1907. Скульптор, академик.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лаппо-Данилевский Александр Сергеевич. 1863–1919. Историк, социолог, археограф, председатель Русского социологического общества, академик.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Левицкий Дмитрий Григорьевич. 1735–1822. Живописец.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лобанов Михаил Евстафьевич. 1787–1846. Писатель, переводчик, член Российской Академии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Любименко Владимир Николаевич. 1873–1937. Ботаник, академик.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мадерни Дарья (рожд. Самсонова). 1815–1855. Жена скульптора Винченцо Мадерни.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Макарова (Веприцкая) Софья Марковна. 1834–1887. Детская писательница, редактор журнала «Задушевное слово», педагог.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Маркевич Андрей Иванович. 1769–1832. Генерал-лейтенант, директор 2-го Кадетского корпуса.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Межов Владимир Измаилович. 1831–1894. Библиограф.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мельников Авраам Иванович. 1784–1854. Архитектор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мельницкий Всеволод Петрович. 1827–1866. Капитан-лейтенант, редактор «Морского сборника».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Миропольский Леонтий Семенович. Ум. 1809, 70 лет. Академик живописи, портретист.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Молдавский Константин Антонович. 1811–1855. Академик живописи.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Монахов Ипполит Иванович. 1842–1877. Актер.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мусин Сергей Александрович. 1890–1933. Библиофил, коллекционер.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мясоедов Григорий Григорьевич. 1834–1911. Живописец.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Нартов Андрей Андреевич. 1737–1813. Писатель, президент Вольного экономического общества, президент Российской Академии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Незеленов Александр Ильич. 1845–1896. Историк русской литературы, исследователь творчества Н. И. Новикова, профессор Петербургского университета.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Нейлисов Константин Фемистоклович. 1828–1887. Филолог-античник, заведующий гимназией при Петербургском историко-филологическом институте.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Никитин Петр Васильевич. 1849–1916. Филолог-античник, академик, профессор университета.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ободовский Александр Григорьевич. 1795–1852. Профессор Главного педагогического института, основатель «Педагогического журнала».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Окунев Андрей Иванович. 1794–1860. Протоиерей Исаакиевского собора.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Острогорский Виктор Петрович. 1840–1902. Педагог и писатель, редактор журналов «Детское чтение» и «Мир Божий».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Подозеров Иван Иванович. 1835–1899. Скульптор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Помяловский Иван Васильевич. 1845–1906. Филолог, археолог, профессор и декан историко-филологического факультета Петербургского университета.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Прерадович Николай Иванович. 1767–1843. Генерал от кавалерии, участник цареубийства 1 марта 1801 г.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пущин Иван Петрович. 1754–1842. Генерал-лейтенант; отец декабриста И. И. Пущина.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пущин Петр Иванович. 1723–1812. Адмирал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Резанов Александр Иванович. 1817–1887. Архитектор, академик.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Римский-Корсаков Николай Петрович. 1793–1848. Вице-адмирал, директор Морского кадетского корпуса.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рупини (Рупин) Иван Алексеевич. 1798–1850. Музыкант, композитор, руководитель хора Императорских театров.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Савельев Александр Степанович. 1820–1860. Физик, профессор Петербургского университета.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Савельев Павел Степанович. 1814–1859. Археолог, ориенталист, автор исследований по нумизматике и географии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Саитов Владимир Иванович. 1849–1938. Библиограф, историк литературы, составитель «Петербургского некрополя».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сариотти (Сироткин) Михаил Иванович. 1839–1878. Оперный певец.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сергеев Фрол. 1844–1887. Кучер имп. Александра II и Александра III.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сергеевский Николай Дмитриевич. 1849–1908. Юрист, управляющий отделением свода законов Государственного совета, редактор «Журнала Министерства юстиции».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Скородумов Гавриил Иванович. 1755–1792. Гравер, академик, смотритель отдела гравюр Эрмитажа.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Соколов Федор Федорович. 1841–1909. Историк, профессор Петербургского университета, основатель русской школы античной эпиграфики.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Стасюлевич Михаил Матвеевич. 1826–1911. Историк, литератор, общественный деятель.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тихомиров Петр Васильевич. 1803–1831. Педагог, автор учебников по математике и астрономии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тредиаковский Василий Кириллович. 1703–1769. Поэт и ученый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тропин Ефим Михеевич. 1811–1848. Владелец монументной мастерской, в которой изготовлены многие надгробия на петербургских кладбищах. Тютрюмов Никанор Леонтьевич. 1821–1877. Художник-портретист, академик.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Усов Степан Михайлович. 1797–1859. Профессор сельского хозяйства.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Фан-дер-Флит Петр Петрович. 1839–1904. Профессор, физик.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Фитингоф-Шель Александр Николаевич, бар. 1829–1901. Композитор, ученик А. С. Даргомыжского, автор оперы «Тамара».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Харламов Федор Семенович. 1835–1889. Архитектор, академик.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Хатов Александр Ильич. 1780–1846. Генерал от инфантерии, художник.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Чернышев Иван Егорович. 1834–1863. Артист, драматург.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Чижов Матвей Афанасьевич. 1838–1916. Скульптор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Читау Мария Ивановна. 1799–1856. Драматическая актриса.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Шамшин Петр Михайлович. 1811–1895. Церковный живописец, профессор Академии художеств.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Шкляревский Александр Андреевич. 1837–1883. Писатель, автор многочисленных криминальных романов и повестей, сотрудник «Санкт-Петербургских ведомостей».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Шмит Нина Николаевна (рожд. Ахвердова). Ум. 1889. Романистка (псевдоним «Вера Троицкая»), автор романов из жизни «большого света».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Штауберт Александр Егорович. 1780–1843. Архитектор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Шустов Афиноген Логинович. 1786–1813. Художник; брат архитектора С. Л. Шустова.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Яковлев Иван Еремеевич. 1787–1843. Художник-портретист.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Янсон Юлий Эдуардович. 1836–1893. Профессор статистики.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Смоленские некрополи образуют обширный зеленый массив на берегах Смоленки. На правом берегу, за Смоленским мостом, – лютеранское и армянское кладбища, на левом берегу – православное. Главный вход на него – в створе Камской улицы, идущей вдоль берега Смоленки. Улица застроена лишь с четной стороны: разностильные дома, не одинаковые по высоте и протяженности, сгруппированы в живописный ансамбль, сохраняющий колорит застройки старой петербургской окраины. Перспективу замыкает здание бывшей кладбищенской богадельни с прямоугольным аттиком над узкой полуциркульной аркой ворот. Справа, за деревянным забором, высится обезглавленный остов Воскресенской церкви, даже в порушенном виде хранящей обаяние большой архитектуры. Слева поднимаются безликие цеховые корпуса соседнего промышленного предприятия, отделенные от кладбища забором из бетонных панелей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В арке укреплена мраморная мемориальная доска. Текст гласит, что на кладбище похоронена няня А. С. Пушкина Арина Родионовна Яковлева (1758–1828). Долгое время существовало предположение, будто «подруга дней суровых» поэта погребена на Большеохтинском Георгиевском кладбище. Однако в 1940 г. библиограф А. И. Ульянский убедительно доказал, что хоронили Арину Родионовну на Смоленском [398 - Ульянский А.И. Няня Пушкина. Л., 1940.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Старинное Смоленское кладбище таит множество преданий и удивительных историй. Одни могилы, первоначально находившиеся здесь, оказались затем перенесены в иные места, другие, некогда знаменитые захоронения, бесследно исчезли, третьи числили на Смоленском, тогда как на самом деле они находились не в этом некрополе. Например, до сих пор повторяется утверждение, будто на Смоленском погребен ректор Академии художеств и строитель ее здания А. Ф. Кокоринов (17261772). Однако еще в 1870 г. его первый биограф П. Н. Петров подробно изложил обстоятельства кончины Кокоринова и причины, по которым зодчего, жившего на Фонтанке в приходе Симеоновской церкви, похоронили на старейшем петербургском кладбище – Сампсониевском на Выборгской стороне [399 - Нива. 1870. № 52.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Близ здания Смоленской церкви в 1989 г. установлен гранитный валун с надписью, напоминающей о том, что на кладбище 12 марта (28 февраля) 1861 г. похоронили Тараса Григорьевича Шевченко. Великий поэт Украины скончался в стенах Академии художеств. Похороны проходили при громадном стечении народа, толпившегося по набережной и линиям на всем пути траурной процессии. Шел густой снег, и одна украинка в толпе сказала: «Се дiти послали з Украiни своi сльози по батьковi». Среди провожающих Кобзаря на Смоленское кладбище были Н. А. Некрасов, Н. И. Костомаров, Ф. М. Достоевский. Позднее Н. С. Лесков писал: «Могилу для Шевченко вырыли за колокольней кладбищенской церкви, к стороне взморья: до времени он самый крайний жилец Смоленского кладбища, и за его могильной насыпью расстилается белая снежная равнина» [400 - Т. Г. Шевченко в воспоминаниях современников. М., 1962. С. 340, 393.]. Прошло два месяца, и друзья поэта выполнили его завещание: «Как умру, похороните На Украйне милой, Посреди широкой степи Выройте могилу, Чтоб лежать мне на кургане, Над рекой могучей…»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Прах Шевченко перенесли с места его временного захоронения. Цинковый гроб, покрытый по казацкому обычаю красной парчой, был торжественно перевезен с Васильевского острова по Невскому проспекту до Николаевского вокзала, откуда отправился поезд на Украину. 10 мая 1861 г. Шевченко похоронили над днепровской кручей под Каневом, на Чернечьей горе, позже названной Тарасовой…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;От главного входа на Смоленское кладбище начинается Петроградская дорога, которая разделяет его на две неравные части: меньшую северную – до берега Смоленки, и более обширную, между Петроградской дорогой и Малым проспектом Васильевского острова. В этой части параллельно Петроградской идут Новгородская и Московская дорожки. Перпендикулярно Петроградской влево отходят дорожки, образующие довольно регулярную сетку, перебиваемую мелкими тропками и узкими дорожками. В северной части планировка носит более стихийный характер. Далеко не все дорожки отмечены указателями, хотя в этом отношении Смоленское оборудовано лучше, чем другие старые некрополи. У входа имеется даже большой щит с планом кладбища. Правда, не все дорожки, отмеченные на плане, можно обнаружить в натуре, что объясняется довольно просто: план отражает состояние кладбища на начало XX в., а за истекшие десятилетия многие участки некрополя изменились до неузнаваемости. Это относится в первую очередь к пространству между главным входом и Смоленской церковью, живописный объем которой высится на правой стороне Петроградской дороги. Несмотря на перестройки и переделки в XIX в., Смоленская церковь воспринимается как памятник архитектуры классицизма. На это указывают портики с фронтонами на боковых фасадах, прямоугольная двухъярусная колокольня со шпилем, сдержанный архитектурный декор, изысканный орнамент наличников полуциркульных окон, похожих на кружевные венцы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Несколько надгробных памятников эпохи классицизма в виде пилонов, саркофагов, сломанных колонн с урнами и светильниками напоминают о древности Смоленского кладбища. В ходе реставрационных работ 1988–1989 гг. памятники вокруг церкви выпрямлены, промыты, на некоторых восстановлены утраченные детали. Однако должно пройти еще какое-то время, чтобы эти надгробия вновь приобрели патину времени и не походили на собственные макеты в окружении пустырей и проломов в историческом массиве кладбища.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Слева от Петроградской дороги – пустырь. Когда-то здесь было множество надгробий, среди них – художника К. Д. Флавицкого, поэта В. Г. Бенедиктова, архитектора А. И. фон Гогена. Фактически исчезла и диагональная Аннинская дорожка, название которой напоминало об одной из святынь Смоленского кладбища. Близ этой дорожки стояла часовня над местом погребения юродивой Анны. Происхождения этой женщины никто не знал. Звали ее Анной Ивановной; один архиерей, которому эта нищенка предсказала епископский сан, устроил ее под фамилией Ложкиной в охтинскую богадельню. Скиталась Анна Ложкина в районе Сенной площади и Мещанских улиц. Одетая в лохмотья, она иногда заговаривала по-французски. Извозчики любили ее подвозить, считая, что это приносит удачу. Странный нрав и дар предвидения Анны напоминали петербуржцам о блаженной Ксении. Незадолго до смерти в 1855 г. Анна пришла на Смоленское кладбище, расстелила на земле платок и попросила священника отслужить панихиду по рабе Божией Анне. На этом месте ее и похоронили.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Если направиться влево от Петроградской дороги вдоль границы кладбища, можно отыскать у самой ограды простую бетонную раковину с крестом. Это могила одного из крупнейших физиков XX в. А. А. Фридмана, умершего в 1925 г. В этой части кладбища, похожей на кленовую рощу, нет приметных надгробий, которые могли бы служить ориентирами. Однако сквозь деревья хорошо видна зеленая Ксениинская часовня с шатровым верхом. Надгробие Фридмана находится как раз напротив восточного фасада часовни, до которой можно добраться, перейдя широкую Прямую дорожку.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В часовне над местом погребения блаженной Ксении установлен мраморный саркофаг и ежедневно служатся молебны. Отсюда к Смоленской церкви ведет Троицкая дорожка, тянущаяся вдоль пустыря, на котором до 1932 г. возвышалась Троицкая церковь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вернувшись на Петроградскую дорогу, сразу за Троицкой можно свернуть влево и подняться по каменной ступени к месту, где рядом с небольшой раковиной лежит прямоугольная плита белого мрамора. Здесь похоронены поэт и писатель «серебряного века» Ф. К. Сологуб и его жена, переводчица и журналистка А. Н. Чеботаревская. История их жизни и смерти похожа на романтическую легенду. 23 сентября 1921 г. Анастасия Николаевна ушла из дома, и семь долгих месяцев Сологуб ничего не знал о ее судьбе. Каждый вечер он ждал возвращения жены. 2 мая тело Чеботаревской было найдено в реке Ждановке, близ их дома. Она покончила с собой, не выдержав нервного напряжения, усугубившегося долгими и неудачными попытками добиться разрешения на выезд из России. Разрешение было получено Сологубом вскоре после ухода Чеботаревской, но он уже не воспользовался им никогда.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Влево от Петроградской дороги уходит узкая Блоковская дорожка. Стоящая в ее начале высокая бетонная стела в духе конструктивизма отмечает место захоронения инженера чулочно-трикотажной фабрики «Красное знамя» Е. А. Третьякова. Углубившись по Блоковской дорожке в направлении часовни блаженной Ксении, еще недавно можно было увидеть у поворота знаменитый «бекетовский» клен. Здесь был похоронен Блок; клен рос в изножий его могилы. От разоренного семейного места остался лишь гранитный постамент с крестом – надгробие тетки поэта Е. А. Красновой, умершей в 1892 г. Клен погиб в 2003 г.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Участок близ Блоковской дорожки с несколькими малопримечательными раковинами в оградках привлекает внимание своим необычайным убранством. Здесь часто можно увидеть свечи, бумажные цветы, ленточки, привязанные к столбикам оград, нарисованные от руки плакаты. С этим местом связана легенда, родившаяся уже в наши дни. Сюда, якобы, в начале 1920-х гг. привезли нескольких священников (называют, как принято в сказках, число 30 или 40) и велели «отречься от веры или ложиться живыми в могилу». Легенда является фольклорным отголоском жесточайших преследований священнослужителей в годы «борьбы с религиозными предрассудками». В ряду невинно убиенных был и митрополит Петроградский и Гловский Вениамин, расстрелянный в 1922 г. Однако бытующая на Смоленском легенда о «40 мучениках» выглядит фантастичной: это место в начале 1920-х гг. было слишком хорошо известно и посещаемо, чтобы здесь могли происходить мучительства в духе средневековых мистерий.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С Блоковской дорожки хорошо виден интересный памятник адмиралу Н. В. Копытову, установленный в 1900-е гг. Он представляет собой глыбу с крестом, обвитую Андреевским стягом. Традиционный морской флаг России – голубой диагональный крест на белом фоне – был в недавнее время раскрашен, и памятник приобрел от этого своеобразный колорит. Немало исторических памятников находится в переплетении дорожек близ Ксениинской часовни. Среди них мраморный крест с курьезной эпитафией «дедушке русского романса» Н. А. Титову, скромная раковина в оградке популярнейшей когда-то детской писательницы Л. А. Чарской, умершей в забвении в 1937 г., стела с рельефом ангела – надгробие археолога А. В. Тищенко, созданное в 1914 г. скульптором Л. В. Шервудом, крест черного гранита на могиле К. Ф. Рериха, отца известного художника и мыслителя.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Одна из дорожек, идущих от Петроградской к Новгородской, называется Финляндской, что связано с памятником в ее конце. Массивная гранитная пирамида на постаменте с волютами и картушами была сооружена в 1889 г. Она отмечает место захоронения одиннадцати нижних чинов лейб-гвардии Финляндского полка, погибших 5 февраля 1880 г. при взрыве в Зимнем дворце бомбы, подложенной С. Н. Халтуриным с целью убийства императора Александра II. На проект памятника был объявлен конкурс, победителем которого стал архитектор Ф. А. Зигерберг [401 - Зодчий, 1880 г. С. 75, табл. 54.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Широкая Новгородская дорога выводит на пересекающую кладбище с севера на юг Поперечную дорожку. За ней в юго-западный угол кладбища диагонально отходит Гаванская дорога. На левой стороне видна каменная часовенка, освященная во имя Анастасии Римлянки. По этой примете можно обнаружить участок, на котором захоронены многие профессора и воспитанники Горного института. Здесь, вдали от Смоленской церкви, возвышаются гранитные жертвенники, пилоны, мраморные стелы и кресты второй половины XIX в. Однако возраст этой части кладбища – более полутораста лет. Многочисленные могилы конца XIX и первых десятилетий XX в. возникли на месте более ранних захоронений.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;По правой стороне Гаванской дорожки, которая оканчивается воротами в металлической ограде, находится небольшой ухоженный участок, обсаженный стриженым кустарником. Скромные типовые надгробия отмечают семейное место, где похоронены родственники советского государственного деятеля А. Н. Косыгина, в частности, его родители: Николай Ильич (1868–1956) и Матрена Александровна (ум. 1906).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Западная часть Смоленского кладбища напоминает лесную чащу с узкими дорожками-просеками. Здесь особенно тихо и малолюдно. Почва влажная, болотистая; очевидно, поэтому одна из дорожек называется Мягкой. Среди заброшенных непосещаемых могил выделяется площадка, обнесенная металлической оградой: в центре ее гранитная плита, надпись на которой сообщает, что это братская могила двадцати четырех моряков, погибших 16 июня 1904 г. на миноносце «Дельфин» во время испытаний парового котла.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Северо-западная часть некрополя отдалена от берега Смоленки, русло которой здесь уходит в сторону от ограды. Это бывшее холерное кладбище 1831 г. Один из немногих сохранившихся памятников того времени – гранитный жертвенник архитектора В. А. Глинки, скончавшегося от холеры (Гельсингфорсская дорожка).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Большую историческую и художественную ценность представляют монументы у Смоленской церкви в северо-восточной части кладбища. Не все они сохранили первозданный вид. Например, в 1950-е гг. заменены заурядными гранитными надгробиями памятники выдающемуся путешественнику П. П. Семенову-Тян-Шанскому (угол Вознесенской и Кочетовской дор.), создателю первого русского самолета А. Ф. Можайскому (между Благовещенской и Можайской дор.).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вблизи Смоленской церкви, в начале параллельных Надеждинской и Кожевниковской дорожек, сохранились интересные образцы мемориальной пластики. Среди них резной мраморный саркофаг со скульптурами ангелов на углах – надгробие умершей в Италии жены художника-любителя графа А. Н. Мордвинова, изготовленное в 1830-е гг., вероятно, итальянским мастером. Рядом с матерью в 1825 г. похоронен брат графини А. А. Мордвиновой гвардейский прапорщик А. А. Яковлев, потомок известного миллионера-заводчика. Памятник Яковлевых представляет собой классический мраморный портик-мавзолей. Вместе с изысканными по форме, щедро украшенными пластическим декором надгробиями Стенбок-Ферморов (кон. XIX в.) эти близко расположенные памятники составляют выразительный, неплохо сохранившийся ансамбль.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;К сожалению, именно из этой части Смоленского некрополя, прилегающей к северной стене церкви, многие надгробные памятники были перенесены в музей-некрополь. Гранитный жертвенник 1830-х гг. – надгробие академика Я. Д. Захарова, стоит на своем месте, а памятник его брату, великому зодчему, перенесли. Надгробие архитектора А. Ф. Щедрина в виде полуарки из гранита уцелело, а однотипные памятники его дядей, скульптора Ф. Ф. и художника С. Ф. Щедриных, находятся в некрополе Александро-Невской лавры. Несмотря на утраты, участок уникален. Здесь сохранились надгробия художников Г. И. Угрюмова, Ф. И. Иордана, А. Т. Маркова, историка Н. Г. Устрялова, драматурга Н. И. Хмельницкого и многие другие.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1910 г. на участке к востоку от Смоленской церкви был похоронен А. И. Куинджи. Друзья и ученики художника – К. Я. Крыжицкий, В. Е. Савинский, В. И. Зарубин, Л. В. Позен – завещали похоронить себя рядом с ним. Их полуразрушенные надгробия сохранились на том же месте, а прах и памятник Куинджи в 1952 г. перенесли в музейный некрополь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ближе к Петроградской дороге – группа мраморных памятников с урнами и плакальщицами в стиле классицизма 1820-х гг. Это семейный участок Антоновых, один из которых, Иван Иванович, был церковным старостой Смоленского храма. Из жития блаженной Ксении известно, что она однажды велела Прасковье Антоновой, которой отдала свой дом, идти на Смоленское кладбище, говоря, что та найдет там себе сына. Антонова отправилась в путь и, не дойдя до кладбища, увидела толпу, собравшуюся у тела женщины, сбитой извозчиком. Рядом рыдал осиротевший младенец, которого Прасковья приютила и воспитала в христианском духе. Он, вероятно, и стал потом старостой в храме, построенном, согласно легенде, святой Ксенией.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Недавно реставрированный памятник у юго-восточного угла церкви в виде гранитной полуколонны с урной – надгробие К. П. Чернова. С ним связана еще одна легенда Смоленского кладбища. Константин Чернов, двадцатидвухлетний поручик Семеновского полка, двоюродный брат К. Ф. Рылеева, член Северного общества, 10 сентября 1825 г. стрелялся в уединенной аллее Лесного парка с флигель-адъютантом В. Д. Новосильцевым. Вызов бросил Чернов, вступившийся за честь сестры, объявленной невестой Новосильцева. Однако мать Новосильцева, урожденная графиня Орлова, препятствовала женитьбе сына на дочери простого армейского генерала. Дуэль закончилась трагически: молодые люди смертельно ранили друг друга. Чернов скончался через двенадцать дней в страшных мучениях.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гибель Чернова современники восприняли как поединок чести с аристократическими условностями. Похороны стали поводом для невиданной в Петербурге политической демонстрации, своеобразным прологом к восстанию 14 декабря. Как писал декабрист Е. П. Оболенский, «все, что мыслило, чувствовало, соединилось тут в безмолвной процессии и безмолвно выразило сочувствие тому, кто собою выразил идею общую, идею о защите слабого против сильного, скромного против гордого» [402 - Принцева Г. А., Бастарева Л.И. Декабристы в Петербурге. Л., 1975. С. 165–167.]. Больше двухсот карет и множество пеших приняли участие в процессии, протянувшейся через Васильевский остров к Смоленскому кладбищу…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В последние годы, когда на Смоленском начались работы по благоустройству и реставрации исторических памятников, появилась возможность возобновления на его территории погребений. Очевидно, что в этом уникальном некрополе могло бы найтись место для выдающихся деятелей науки и культуры, что продолжит двухсотлетнюю традицию. Осенью 1990 г. на Смоленском кладбище похоронили директора Эрмитажа, советского востоковеда, академика Б. Б. Пиотровского (1908–1990).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1995 г. Воскресенскую церковь вернули верующим, но дорогостоящая реставрация не идет. В начале 2000-х гг. на месте снесенной Троицкой церкви освятили памятную часовню и отреставрировали действующую часовню блаж. Ксении.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Исторические захоронения на Смоленском православном кладбище<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;1. Абрасцов Иван Иванович. Ум. 1758, 50 лет. Ржевский купец. Гранитная плита, 1795 г. Одно из старейших надгробий. Уч. 107. Евгеньевская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;2. Адрианов Александр Васильевич. 1804–1854. Этнограф, археолог, публицист, военный инженер. Под Смоленской церковью.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;3. Акимов Иван Акимович. 1754–1814. Академик живописи, профессор и ректор Академии художеств, директор Шпалерной мануфактуры. Под Смоленской церковью.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;4. Аладов Николай Иванович. Ум. 1828, на 86 году. Трехгранный гранитный обелиск с рельефным крестом. Уч. 104. Петроградская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;5. Алединский Павел Александрович. Ум. 1875. Генерал-лейтенант. Мраморный крест на постаменте. Уч. 108.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;6. Александров Александр Петрович. 1900–1946. Контр-адмирал. Гранитная стела. Уч. 105. Сперанская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;7. Алексеев Вячеслав Диомидович. 1873–1925. Рабочий-металлист, член Петербургского Совета в 1905 г. Бетонная раковина с крестом. Уч. 7. Петроградская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;8. Антонов Иван Иванович. Ум. 1827, на 67 году. Купец 1-й гильдии. Мраморная колонна с урной. Неизв. мастер, 1820-е гг. Чугунная ограда утрачена после 1980 г. Уч. 30. Пересечение Васютинской и Смоленской дор. Семейное место Антоновых.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;9. Антонов Иван Иванович. Ум. 1828, на 43 году. Сын И. И. Антонова. Мраморная скульптура плакальщицы с урной на постаменте. Неизв. мастер, 1820-е гг. Семейное место Антоновых.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;10. Антонов Матвей Антонович. 1834–1909. Военный инженер, архитектор. Под Воскресенской церковью.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;11. Антонова Анна Семеновна. Ум. 1829, на 62 году. Жена И. И. Антонова-старшего. Мраморная скульптура скорбящего юноши на постаменте. Неизв. мастер, 1820-е гг. Семейное место Антоновых.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;12. Антоновский Михаил Иванович. 1759–1816. Библиотекарь Публичной библиотеки, издатель журналов «Вечерняя заря», «Беседующий гражданин». Известняковая плита. Уч. 104. Прямая дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;13. Аплаксин Андрей Петрович. 1879–1931. Гражданский инженер, епархиальный архитектор, реставратор, историк архитектуры. Гранитная плита. Уч. 135, 1-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;14. Арбенин Иван Иванович. Ум. 1932. Артист Академической оперы. Деревянный крест. Уч. 108. Блоковская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;15. Арсеньев Николай Арсеньевич. Ум. 1895, 60 лет. Инженер; отец художника Н. Н. Арсеньева. Гранитный постамент с кованым металлическим крестом, украшенным листьями и цветами. Уч. 191.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;16. Арсеньев Николай Николаевич. Ум. 1907, 38 лет. Художник. Гранитный постамент с картушем; крест утрачен. Уч. 252.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;17. Афанасьев Петр Александрович. 1845–1896. Инженер-технолог. Гранитный постамент. Уч. 30.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;18. Ахматов Виктор Викторович. 1875–1934. Геодезист, председатель Русского астрономического общества. Бетонная раковина с крестом. Уч. 108.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;19. Бабицкий Евгений Фаддеевич. 1858–1913. Инженер путей сообщения. Гранитный крест в металлической художественной ограде. Уч. 75. 1-я Надеждинская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;20. Бабошин Александр Львович. 1872–1938. Горный инженер, доктор технических наук. Гранитный крест на постаменте. Уч. 34. Шараповская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;21. Барбот де Марни Николай Павлович. 1832–1877. Доктор геологии, профессор Горного института.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Барбот де Марни Лев Николаевич. 1872–1938. Мраморная фигурная стела с рельефным крестом. Уч. 208, 2-я Горная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;22. Баринов Андрей Андреевич. 1839–1910. Владелец монументной мастерской. Часовенка из гранита и мрамора. Уч. 112. 2-я дор. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;23. Баринов Иван Иванович. Ум. 1878. Скульптор, член Петербургского общества архитекторов. Надгробие в виде гранитного шара на постаменте. Уч. 163. Маклашевская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;24. Барсов Василий Васильевич. Ум. 1898. Доктор. Мраморный постамент; завершение утрачено. Мастер В. И. Селиверстов. Уч. 40. Петровская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;25. Барсов Федор Евстигнеевич. Ум. 1846. Священник Смоленской кладбищенской церкви.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Барсова Наталья Алексеевна. Ум. 1876. Гранитный крест на постаменте. Уч. 41. Духовская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;26. Батурин Владимир Дмитриевич. Ум. 1903. Контр-адмирал. Гранитный постамент; крест утрачен. Уч. 68.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;27. Бауман Владимир Иванович. 1867–1923. Ученый-маркшейдер, профессор Горного института.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бауман Ольга Ивановна. Ум. 1938. Бетонная раковина с крестом. Уч. 206. 1-я Кадетская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;28. Баумгартен Александр Трофимович. 1843–1901. Генерал-лейтенант, профессор Михайловской артиллерийской академии, член Главного артиллерийского комитета.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Баумгартен Вера Константиновна. Ум. 1884. Гранитная горка большого размера. Уч. 68.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;29. Бахтин Александр Николаевич. 1894–1931. Моряк-подводник, командир подводной лодки «Пантера», потопившей 31 августа 1919 г. английский эскадренный миноносец «Виктория». Гранитная стела. Надгробие возобновлено в 1985 г. Уч. 165. Рождественская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;30. Башилов Петр Александрович. 1819–1908. Генерал от артиллерии. Гранитный постамент; крест утрачен. Уч. 250.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;31. Бекетов Николай Николаевич. 1827–1911. Академик, физико-химик, общественный деятель. Мраморный крест на постаменте. Находился на Полкановской дор. (уч. 176), в 1980 г. перенесен на поребрик с надписью «Место Зиморовской». Уч. 238. Поперечная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;32. Белли Владимир Александрович. 1887–1981. Контр-адмирал, профессор. Мраморный крест на постаменте. Уч. 173. Пересечение Полкановской и Глебовской дор. Семейное захоронение.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;33. Белый Александр Федорович. 1874–1934. Живописец. Бетонная раковина с чугунным крестом. Уч. 40. Петровская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;34. Белянин Андрей Иванович. Ум. 1883, на 79 году Контр-адмирал. Часовенка голубого мрамора. Уч. 6. Петроградская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;35. Бершадский Сергей Александрович. 1850–1896. Юрист, историк права, профессор Петербургского университета, Военно-юридической академии и Александровского Лицея. Мраморный постамент; крест утрачен. Уч. 53. Казанская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;36. Билибин Яков Иванович. 1779–1854. Коммерции советник.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Билибина Мария Ивановна (рожд. Кусова). 1784–1848.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Билибина Екатерина Яковлевна. Ум. 1880.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гранитный жертвенник. Неизв. мастер, сер. XIX в. Памятник перенесен в 1988 г. от северного фасада Смоленской церкви. Уч. 43. Петровская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;37. Блок Ариадна Александровна. 1832–1900. Бабушка поэта А. А. Блока. Гранитный крест на постаменте из лабрадорита. Уч. 52. Нечаевская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;38. Блок Петр Львович. 1854–1916. Дядя А. А. Блока. Гранитный крест на постаменте. Уч. 52. Нечаевская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;39. Богомолов-Романович Александр Сафонович. 1830–1867. Художник-пейзажист, академик. Гранитная горка с чугунным крестом. Уч. 164. Прямая дор. См. № 371.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;40. Богословский Иоанн Алексеевич. Ум. 1909. Протодиакон Исаакиевского собора. Гранитный постамент; крест утрачен. Уч. 68. Билибинская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;41. Бокий Борис Иванович. 1873–1927. Ученый в области горного дела, профессор. Чугунный ажурный крест на гранитном постаменте. Уч. 207. 1-я Горная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;42. Боклевский Сергей Павлович. 1883–1904. Мраморная плита с гербом. Уч. 207. 1-я Горная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;43. Бородин Николай Павлович. 1830–1906. Войсковой старшина Уральского казачьего войска. Гранитный постамент; крест утрачен. Уч. 249.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;44. Бочаров Михаил Васильевич. Ум. 1936. Актер. Мраморная стела. Уч. 108. Михайловская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;45. Бруни Николай Александрович. 1856–1935. Живописец, мозаичист; сын архитектора А. К. Бруни. Бетонная раковина с крестом. Уч. 40. Угол Петровской и Духовской дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;46. Бубнов Александр Львович. Ум. 1911. Контр-адмирал. Обелиск из красного гранита. Уч. 173. Глебовская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;47. Бубнов Иван Григорьевич. 1872–1919. Генерал-майор, ученый-кораблестроитель, основоположник строительной механики корабля.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бубнова Анастасия Алексеевна. 1877–1929. Жена И. Г. Бубнова. Гранитная плита. В 1980 г. перенесена с Преображенской дор. (уч. 38). Уч. 76. Поперечная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;48. Бужановский Стефан Ульянович. 1876–1939. Солист оркестра Театра оперы и балета им. С. М. Кирова. Деревянный крест. Уч. 50. Казанская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;49. Буняковский Василий Яковлевич. Ум. 1872 г. 70 лет. Коллежский советник. Гранитная горка. Уч. 108.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;50. Буняковский Виктор Викторович. 1871–1905. Капитан артиллерии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Буняковская Екатерина Евграфовна. Ум. 1907. Жена генерал-майора. Гранитный постамент; крест утрачен. Уч. 40. Духовская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;51. Буняковский Виктор Яковлевич. 1804–1889. Математик, академик, вице-президент Академии наук.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Буняковская Екатерина Николаевна. 1815–1901. Жена В. Я. Буняковского. Две гранитные плиты с рельефными крестами. Уч. 42. Петровская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;52. Буняковский Владимир Викторович. 1840–1909. Генерал-майор. Гранитный крест на постаменте. Уч. 74. 1-я Надеждинская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;53. Бурачек Мария Стефановна. 1844–1910. Дочь генерал-лейтенанта С. О. Бурачека. Мраморная наклонная плита; крест утрачен. Уч. 145.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;54. Бурачек Павел Павлович. Ум. 1904, 20 лет. Мичман, флаг-офицер адмирала С. О. Макарова, погиб при взрыве броненосца «Петропавловск». Мраморный крест на постаменте; металлическая ограда. Уч. 145.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;55. Бурачек Стефан (Степан) Онисимович. 1800–1876. Инженер-кораблестроитель, генерал-лейтенант, преподаватель Морского корпуса, издатель журнала «Маяк».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бурачек Елизавета Васильевна (рожд. Зражевская). 1810–1895. Жена С. О. Бурачека. Мраморный крест на постаменте; ограда металлическая. Уч. 145. Рядом находилась могила сына С. О. Бурачека, контр-адмирала Е. С. Бурачека (1836–1911), основателя и первого командира Владивостокского порта. Прах в 1988 г. перенесен во Владивосток.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;56. Буш Владимир Владимирович. 1888–1934. Литературовед, профессор, ученый секретарь Института русской литературы АН СССР. Земляной холмик с деревянной доской. Уч. 108. Евгеньевская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;57. Бызов Борис Васильевич. 1880–1934. Химик, профессор, один из создателей отечественного каучука. Гранитный обелиск с «пламенем». Уч. 83. 1-я Кадетская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;58. Ваганов Александр Матвеевич. 1805–1854. Генерал-майор. Под Смоленской церковью.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;59. Вагнер Владимир Александрович. 1849–1934. Биолог и психолог, основоположник сравнительной психологии в России, профессор Петербургского университета. Бетонная стела. Уч. 20. Исаакиевская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;60. Вагнер Николай Петрович. 1829–1907. Зоолог, профессор Петербургского университета, чл. – корр. Академии наук, писатель (псевдоним – «Кот Мурлыка»). Бетонная раковина с изголовьем (волютой). Уч. 146. Ксениинская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;61. Вальберг Александр Иванович. 1844–1881. Архитектор, художник, академик. Гранитная глыба с рельефом атрибутов архитектуры и лавровой ветвью. Уч. 43. 2-я Надеждинская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;62. Варнек Николай Александрович. 1824–1897. Биолог, профессор Московского университета. Гранитная горка; крест утрачен. Уч. 42. Петровская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;63. Варнек Николай Григорьевич. Ум. 1898. Гранитный крест на постаменте. Уч. 44.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;64. Василевский Федор Петрович. 1782–1847. Коллежский секретарь. Гранитный саркофаг с рельефным крестом. Уч. 40. Петровская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;65. Васютинский Антон Федорович (Антоний Афоциевич). 1858–1935. Академик, старший медальер Монетного двора. Гранитная стела; бюст из чугуна – ск. Н. А. Соколов. Уч. 3. Васютинская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;66. Вахрамеев Александр Иванович. 1874–1926. Художник, график, педагог.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вахрамеев Алексей Александрович. 1902–1976. Художник-полярник. Гранитный обелиск. Уч. 40. Петровская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;67. Ватутин Иван Иванович. 1791–1837. Генерал-майор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ватутина Феодосья Яковлевна. 1799–1862. Жена И. И. Ватутина. Мраморный скульптурный жертвенник. Неизв. мастер, 1830-е гг. Уч. 43. 2-я Надеждинская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;68. Ватутин Иван Иванович. Ум. 1864, на 34 году. Штабс-капитан гвардии. Часовенка из мрамора и гранита. Уч. 43. 2-я Надеждинская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;69. Введенский Александр Иванович. 1856–1925. Философ, профессор Петербургского университета, председатель Петербургского философского общества. Бетонная раковина с крестом. Уч. 108. Евгеньевская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;70. Велтистов Василий Николаевич. 1857–1933. Протоиерей. Чугунный ажурный крест. Уч. 36. 1-я Надеждинская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;71. Вильбушевич Евгений Борисович. 1874–1933. Пианист, композитор. Мраморная стела. Уч. 108. Блоковская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;72. Вилькицкий Андрей Ипполитович. 1858–1913. Генерал-лейтенант, исследователь морей Северного Ледовитого океана, начальник Главного гидрографического управления.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вилькицкий Юрий Андреевич. 1888–1905. Кадет 1-й роты Морского кадетского корпуса.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Два гранитных креста на постаментах. Уч. 116. Поперечная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;73. Виноградов Василий Иванович. 1881–1934. Рабочий завода Козицкого, большевик. Сварная металлическая конструкция со звездой. Уч. 42. Кожевниковская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;74. Висковатов Александр Васильевич. 1804–1858. Военный историк.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Висковатов Павел Александрович. 1842–1905. Историк литературы, профессор Дерптского университета, биограф М. Ю. Лермонтова. Висковатова Полина Федоровна. Ум. 1869.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гранитный пилон на ступенчатом основании; барельеф утрачен. Уч. 126. Угол Финляндской и Евгеньевской дор. Семейное место Висковатовых.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;75. Висковатов Николай Александрович. 1835–1903. Генерал-майор. Гранитный крест на постаменте. Уч. 126. Семейное место Висковатовых.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;76. Витковский Василий Васильевич. 1856–1924. Астроном и геодезист, заслуженный профессор, председатель отделения математической картографии Русского географического общества. Бетонная раковина с мраморной плитой. Уч. 7. Петроградская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;77. Витковский Василий Иванович. 1817–1895. Генерал-лейтенант. Гранитный постамент; крест утрачен. Уч. 65. Невская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;78. Воган Ипполит Константинович. 1829–1889. Контр-адмирал. Мраморный крест на постаменте. Уч. 20. Исаакиевская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;79. Воинов Игорь Михайлович (р. 1933). Погиб в авиационной катастрофе в Марокко (дата смерти не указана). Гранитная стела. Уч. 224. Гаванская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;80. Волков Ефим Ефимович. 1844–1920. Живописец, пейзажист, академик. Бетонная раковина с крестом. Уч. 40. Петровская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;81. Волков Иван Ефимович. Ум. 1916. Гранитная стела с рельефным крестом (повалена). Уч. 179.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;82. Вологдин Григорий Александрович. 1857–1937. Народный учитель. Гранитный обелиск. Уч. 93. Гельсингфорсская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;83. Волошинов Валериан Андреевич. 1887–1938. Художник-архитектор. Гранитный обелиск. Уч. 40. Петровская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;84. Волчкова Мария Никитична. Ум. 1896. Гранитный постамент с рельефом палитры, кистей, дубовых и лавровых ветвей. Уч. 145.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;85. Ворожейкин Федор Юльевич. Ум. 1925. Профессор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ворожейкина Елена Алексеевна. Ум. 1935.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гранитный постамент; утрачены крест и металлический навес. Уч. 192. Новгородская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;86. Вревская Мария Сергеевна, бар. (рожд. Ланская). 1819–1845. Под Смоленской церковью.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;87. Всеславин Александр Александрович. 1864–1916. Архитектор. Чугунный крест. У сев. фасада Смоленской церкви.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;88. Гагарина Анна Николаевна, кн. (рожд. Долгорукова). 1822–1843. Гранитный саркофаг на круглых стойках и высоком плинте. Уч. 43. Кожевниковская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;89. Гайдебуров Павел Александрович. 1841–1893. Журналист. Издатель газеты «Неделя». Мраморный постамент; крест утрачен. Уч. 179. Рождественская дор., близ забора.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;90. Галстунский Константин Федорович. 1831–1899. Монголовед.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Галстунская Наталья Петровна. Ум. 1914, на 78 году. Гранитный постамент; крест разбит в 1988 г. Уч. 174. Анненская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;91. Гиацинтов Петр Стефанович. Ум. 1890. Протоиерей Андреевского собора, священствовал 50 лет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гиацинтова Анастасия Федоровна. 1823–1846.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гранитный аналой; утрачены крест и мраморное евангелие. Уч. 30. Смоленская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;92. Глинка Василий Андреевич. 1790–1831. Академик архитектуры. Гранитный жертвенник; утрачена верхняя плита. Уч. 91. Гельсингфорсская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;93. Гоби Христофор Яковлевич. 1847–1921. Ботаник, профессор Петербургского университета, автор оригинальной филогенетической системы растительного мира. Бетонная раковина с чугунным крестом. Уч. 110. Пересечение Финляндской и Кривой дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;94. Головачев Дмитрий Захарович. 1822–1886. Вице-адмирал. Гранитный постамент; крест утрачен. У зап. фасада Ксениинской часовни.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;95. Голубцов Евграф Никифорович. 1777–1835. Участник Отечественной войны 1812 г. Гранитная колонна с рустом. Уч. 1. Петроградская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;96. Голубцова Мария Яковлевна. 1792–1861. Саркофаг из известняковых плит с крышкой из черного гранита. Уч. 1. Петроградская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;97. Горин-Горяйнов Анатолий Михайлович. Ум. 1901. Актер Александрийского театра, директор театра «Фарс». Гранитная стела; крест утрачен. Уч. 108.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;98. Григоренко Павел Константинович. Ум. 1906, на 61 году Артист Императорских театров. Чугунный ажурный крест на гранитном постаменте. Уч. 240. Поперечная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;99. Гризевальд Михаил Николаевич. 1803–1875. Генерал-лейтенант. Под Смоленской церковью.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;100. Губерт Василий. 1817–1837. Гранитный постамент с рельефом. Неизв. мастер, 1830-е гг. Уч. 111. Петроградская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;101. Губин Александр Михайлович. 1830–1903. Генерал-лейтенант. Мраморный постамент. Уч. 144.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;102. Давыдов Алексей Козьмич. 1790–1857. Вице-адмирал, директор Морского кадетского корпуса. Гранитная стела. Уч. 145. Михайловская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;103. Данилов Василий Иванович. Ум. 1848, на 63 году. Генерал-майор Корпуса горных инженеров. Под Смоленской церковью.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;104. Данилова Анастасия Матвеевна. Ум. 1860. Гранитный саркофаг на чугунных лапах. Уч. 43.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;105. Даргомыжский Виктор Сергеевич. 1816–1838. Брат композитора А. С. Даргомыжского. Гранитная колонна. Уч. 145. Троицкая дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;106. Даргомыжский Сергей Николаевич. 1789–1842. Отец композитора А. С. Даргомыжского. Гранитная колонна на постаменте. Уч. 146. Ксениинская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;107. Даргомыжский Эраст Сергеевич. 1811–1832. Музыкант, поэт; брат композитора А. С. Даргомыжского. Мраморная колонна. Уч. 145.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;108. Дарский Михаил Егорович. 1860–1932. Актер, режиссер, педагог. Мраморный постамент; завершение утрачено. Уч. 108. Блоковская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;109. Дерябин Федор Андреевич. 1813–1865. Горный инженер, полковник. Гранитный постамент; завершение утрачено. Уч. 207.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;110. Димитриади Асимий Димитриевич. 1839–1903. Саркофаг с рельефным крестом; надписи на русском и греческом языках. Уч. 68.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;111. Диринг Александра Федоровна. 1828–1882. Актриса. Гранитный постамент; крест утрачен в 1988 г. Уч. 146. Маклашевская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;112. Дмитриев-Кавказский Лев Евграфович. 1849–1916. Гравер, академик, педагог, руководитель школы живописи и рисования. Бетонная раковина с волютой. Уч. 200. 23-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;113. Дмитриев-Оренбургский Николай Дмитриевич. 1838–1898. Академик живописи, учредитель Общества взаимного вспоможения и благотворительности русских художников в Париже. Гранитный постамент; крест утрачен. Уч. 243. Горивельская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;114. Добровольский Семен Михайлович. Ум. 1867, на 53 году. Мраморная колонна на гранитном постаменте. Мастер Крутиков. Памятник поставлен на средства П. Н. Демидова. У юж. фасада Смоленской церкви.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;115. Доброхотов Петр Егорович. 1786–1831. Профессор Академии художеств, гравер. Гранитная стела с акротериями. Уч. 145. Михайловская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;116. Догель Александр Станиславович. 1852–1922. Гистолог, чл. – корр. Академии наук. Бетонная раковина с чугунным крестом. Уч. 144. Евгеньевская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;117. Долбня Иван Петрович. 1853–1918. Математик, профессор и ректор Горного института. Гранитный саркофаг с рельефным крестом. Уч. 207. Угол Московской и 2-й Горной дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;118. Долгоруков Илья Андреевич, кн. 1797–1848. Генерал-адъютант, член Союза благоденствия, участник Русско-турецкой войны 1828–1829 гг. Под Смоленской церковью.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;119. Доливо-Добровольский Александр Фролович. 1803–1860. Тайный советник, помощник полевого почт-директора 2-й армии. Чугунный крест на гранитной глыбе. Уч. 41. Лавровская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;120. Доливо-Добровольский Вадим Владимирович. 1904–1936. Горный инженер, профессор Горного института. Гранитная стела на постаменте. Уч. 207. 2-я Горная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;121. Доливо-Добровольский Владимир Николаевич. 1878–1942. Бетонная колонка с керамическими вставками. Рядом с В. В. Доливо-Добровольским.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;122. Домонтович Владимир Иванович. Ум. 1918. Мраморный постамент; крест утрачен, надгробие разрушено. Уч. 41. Духовская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;123. Домонтович Иван Георгиевич. 1781–1854. Санкт-Петербургский уездный судья; дед советского дипломата А. М. Коллонтай.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Домонтович Елизавета Варламовна (рожд. Ширина). Ум. 1873, на 84 году. Жена И. Г. Домонтовича. Гранитный саркофаг с рельефным гербом. Уч. 41. Духовская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;124. Домонтович Иван Иванович. 1815–1895. Почетный член Петербургского университета, гласный Городской думы. Гранитный саркофаг с рельефным гербом. Уч. 41. Духовская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;125. Дорофеев Павел Андреевич. 1895–1935. Полковой комиссар Военно-морского училища им. М. В. Фрунзе, погиб при выполнении воинского долга. Гранитный обелиск. Уч. 116.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;126. Достоевский Александр Александрович. 1857–1894. Доктор медицины; сын А. М. Достоевского. Гранитный постамент; крест утрачен. Уч. 68.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;127. Достоевский Андрей Михайлович. 1825–1897. Инженер, мемуарист; младший брат Ф. М. Достоевского.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Достоевский Андрей Андреевич. 1863–1933. Сын А. М. Достоевского.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Савостьянова Варвара Андреевна (рожд. Достоевская). 1858–1935. Дочь А. М.Достоевского.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лабрадоритовый крест на постаменте; металлическая ограда. Уч. 68.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;128. Дошкещи Графо. 1910–1932. Гранитный крест на постаменте. Мастер Крутиков. Металлическая ограда с растительным орнаментом. Уч. 3. Васютинская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;129. Дубовская Любовь Ивановна. 1829–1896. Мать художника Н. Н. Дубовского. Гранитная плита с крестом. Уч. 165. Угол Прямой и Рождественской дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;130. Дубовской Николай Никанорович. 1859–1918. Художник-пейзажист, академик, один из руководителей Товарищества передвижных выставок.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лагутина Вера Никаноровна. 1854–1916. Сестра Н. Н. Дубовского.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дубовская Софья Никаноровна. 1856–1915. Сестра Н. Н. Дубовского.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гранитный постамент; завершение утрачено. Уч. 165. Рождественская дор. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;131. Дулькевич Нина. Ум. 1934. Певица. Бетонная раковина с чугунным крестом. Уч. 108. Михайловская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;132. Дунаев Иван Андреевич. 1753–1816. Генерал-майор. Гранитный жертвенник (разрушен). Уч. 41. Петровская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;133. Дурова Надежда Ивановна (рожд. Хмельницкая). Ум. 1848. Жена полковника, сестра драматурга И. И. Хмельницкого.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Заушкевич Любовь Федоровна (рожд. Дурова). 1829–1880.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гранитный саркофаг с рельефным крестом. Уч. 43. Угол Петровской и 2-й Надеждинской дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;134. Дьяконов Михаил Александрович. 1856–1919. Историк русского права, академик, профессор Юрьевского университета.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дьяконова Надежда Александровна. 1859–1923.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дьяконов Дмитрий Михайлович. 1893–1923.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бетонный крест, цветочник. Уч. 100. Поперечная дор. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;135. Евреинов Петр Иванович. 1812–1849. Полковник Корпуса горных инженеров. Гранитный постамент; крест утрачен; металлическая ограда. Уч. 68.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;136. Евсюков Петр Владимирович. 1890–1914. Студент Горного института, авиатор. Гранитный постамент; крест утрачен. Уч. 35. 1-я Надеждинская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;137. Егоров Алексей Степанович. 1860–1909. Полковник.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Егорова Анна Яковлевна. 1867–1917.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мраморный постамент с чугунным крестом на шаре. Уч. 56. Поперечная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;138. Егоров Владимир Степанович. 1866–1912. Капитан 1-го ранга, гидрограф.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Егорова Ольга Алексеевна. 1871–1915. Постамент из лабрадорита; крест утрачен. Уч. 56. Поперечная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;139. Еремеев Павел Владимирович. 1830–1899. Минералог, профессор Горного института, академик, директор Петербургского минералогического общества. Гранитный крест на постаменте. Уч. 207. 2-я Горная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;140. Еремеева Ольга Фоминична (рожд. Петрушевская). 1833–1859. Сестра физика Ф. Ф. Петрушевского. Гранитная плита. Уч. 163. Семейное место Петрушевских.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;141. Ермилов Николай Евграфович. Ум. 1935. Профессор учебного комбината Гражданского воздушного флота. Чугунный ажурный крест на гранитном постаменте. Уч. 105.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;142. Ермолаев Павел Ермолаевич. 1782–1834. Действительный статский советник. Гранитный саркофаг на ножках-лапах. Уч. 44. Мраморная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;143. Ермолаев Платон Иванович. 1832–1901. Вице-адмирал, командир Владивостокского порта. Гранитный постамент, мраморный крест разбит; металлическая ограда. Уч. 107. Петроградская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;144. Ершов Николай Григорьевич. 1837–1896. Энтомолог, сотрудник Зоологического музея. Мраморный крест на постаменте. Уч. 50. Покровская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;145. Жданко Михаил Ефимович. 1855–1921. Генерал-лейтенант, начальник Гидрографического управления. Бетонная раковина с металлическим ажурным крестом. Уч. 165. Прямая дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;146. Житков Константин Андреевич. 1805–1851. Гвардии полковник. Гранитная горка с бронзовыми накладками. Уч. 44.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;147. Жуковский Михаил Николаевич. 1868–1916. Психиатр, профессор Военно-медицинской академии. Бетонный крест. Уч. 75. 1-я Надеждинская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;148. Забель Иван Иванович. 1815–1833. Мраморный жертвенник с фронтонами и акротериями; завершение утрачено. Уч. 125. Угол Второй и Кривой дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;149. Заблоцкий-Десятовский Андрей Парфенович. 1809–1881, Государственный деятель, экономист, статистик, чл. – корр. Академии наук. Заблоцкая-Десятовская Фанни Андреевна. Ум. 1882, 82 лет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мраморная профилированная стела с барельефным портретом А. П. Заблоцкого-Десятовского. Ск. И. Подозеров, мастер А. К. Томсон, 1880-е гг. Крест и ограда утрачены. Уч. 41. Петровская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;150. Заблоцкий-Десятовский Михаил Парфенович. Ум. 1858, на 42 году. Статистик и метеоролог; брат А. П. Заблоцкого-Десятовского. Гранитная колонна на кубическом постаменте. Уч. 72.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;151. Завьялов Федор Семенович. 1811–1856. Профессор исторической живописи, академик. Гранитный постамент с мраморной доской; завершение утрачено. Уч. 44. 2-я Надеждинская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;152. Загорский Петр Андреевич. 1764–1846. Физиолог, анатом, академик.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Загорская Наталья Фоминична (рожд. Тихорская). 1776–1845. Гранитный обелиск. Уч. 71. Духовская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;153. Зайончковский Бруно Владиславович. Ум. 1910. Генерал-майор Корпуса морской артиллерии. Гранитная горка с картушем и якорем; бетонный крест. Уч. 129. Липинская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;154. Зайцев Николай Осипович. Ум. 1918, 75 лет. Геодезист-педагог. Чугунный крест на постаменте. Уч. 165. Прямая дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;155. Зайцева-Богомолова Надежда Николаевна. 1884–1930. Профессор Ленинградской консерватории. Бетонная стойка. Уч. 165. Прямая дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;156. Зарубин Виктор Иванович. 1866–1928. Академик живописи, пейзажист, график. Бетонная раковина. Уч. 40. Петровская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;157. Зарудный Митрофан Иванович. 1835–1883. Публицист. Гранитная горка с крестом. Уч. 15.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;158. Захаров Яков Дмитриевич. 1765–1836. Академик, химик, основоположник научного воздухоплавания; брат архитектора А. Д. Захарова. Гранитный жертвенник; завершение утрачено. Уч. 44. 1-я Надеждинская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;159. Зернов Дмитрий Степанович. 1860–1922. Профессор, председатель Общества технологов в Петербурге и Всероссийской ассоциации инженеров. Бюст на постаменте. Сооружен в 1929 г. Уч. 109. Петроградская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;160. Зинин Николай Николаевич. 1812–1880. Химик, академик, президент Русского химического общества. Гранитная горка с рельефным крестом; металлическая ограда. Уч. 4. Петроградская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;161. Иванов Ефим Иванович. Ум. 1880, на 50 году. «Двора Его Величества позолотный мастер». Гранитная плита на постаменте; крест утрачен. Уч. 91. Овчинниковская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;162. Иванов Иван Андреевич. 1812–1848. Художник.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Воронова Мария Андреевна (рожд. Иванова). 1808–1848. Колонна на постаменте из гранита и мрамора. Уч. 108.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;163. Иванов Николай Михайлович. 1855–1936. Доктор медицины. Гранитный обелиск. Уч. 171. Прямая дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;164. Иванов Федор Павлович. Ум. 1877. Горный инженер. Мраморная стела на постаменте. Уч. 29.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;165. Ивашинцев Василий Федорович. 1839–1899. Вице-адмирал. Гранитный постамент; крест утрачен. Уч. 68. Невская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;166. Ивашинцев Николай Алексеевич. 1819–1871. Гидрограф, контр-адмирал, председатель математического отделения Русского географического общества. Гранитный крест на постаменте. Уч. 160. Троицкая дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;167. Игнатьев Иван Николаевич. Ум. 1850, на 64 году Контр-адмирал, участник блокады Дарданелл в 1828–1830 гг. Гранитная горка с чугунным крестом. Уч. 145.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;168. Измайлов Владимир Иванович. 1838–1894. Генерал-майор. Гранитный постамент; крест утрачен. Уч. 174. Глебовская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;169. Измайлов Иван Лукич. Ум. 1844, на 39 году Капитан-лейтенант Морского кадетского корпуса. Гранитный жертвенник («Поставлен сослуживцами»). Уч. 10. Петроградская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;170. Измайлов Михаил Владимирович. 1881–1908. Офицер экскадренного броненосца «Победа», защитник Порт-Артура. Гранитная горка с крестом. Уч. 10. Петроградская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;171. Износков Александр Александрович. 1845–1911. Основатель мартеновского производства стали в России, строитель первых мартеновских печей. Чугунный ажурный крест на постаменте; в беседке из кованых прутьев. Уч. 238. Угол Петроградской и Поперечной дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;172. Икорников Иван Васильевич. 1825–1848. Инженер-прапорщик. Жертвенник из серого и розового гранита. Разрушен в 1989 г. Уч. 44.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;173. Икорников Николай Иванович. Ум. 1911, 85 лет. Инженер-генерал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Икорников Иван Андреевич. Ум. 1848, 78 лет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гранитный постамент; крест утрачен. Уч. 10. Петроградская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;174. Ильин Лев Федорович. 1871–1937. Химик, профессор Военно-медицинской академии, действительный член Государственной академии материальной культуры. Гранитная стела на постаменте. Уч. 112.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;175. Инглис Александра Петровна (рожд. Фроловская). 1802–1823. Гранитный обелиск с чугунным крестом (разрушен). Неизв. мастер, 1820-е гг. Уч. 39. Раевская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;176. Иноходцев Петр Борисович. 1742–1806. Астроном, историк астрономии, член Российской Академии. Гранитный постамент с мраморной полуколонной, увенчанной кадильницей. Уч. 1. Петроградская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;177. Иордан Федор Иванович. 1800–1883. Гравер, профессор и ректор Академии художеств, хранитель Эрмитажа. Гранитный крест на постаменте (в аварийном состоянии). Уч. 72. Кочетовская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;178. Иосса Александр Александрович. 1841–1907. Горный инженер.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Иосса Елена Александровна. 1849–1904.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гранитный постамент; крест утрачен. Уч. 170.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;179. Иосса Александр Андреевич. 1810–1894. Металлург, один из первых в России специалистов по бессемерованию чугуна.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Иосса Мария Павловна. 1818–1904.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гранитный крест на постаменте. Уч. 157. Рождественская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;180. Иосса Андрей Николаевич. 1850–1907. Архитектор. Мраморный крест на постаменте. У вост. фасада Ксениинской часовни.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;181. Иосса Николай Александрович. 1845–1916. Профессор Горного института, первый председатель Русского металлургического общества. Бетонная раковина с крестом из жести. Уч. 42. Лавровская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;182. Ипатович-Горанский Иван Дмитриевич. 1823–1877. Статский советник. Фигурная стела с крестом. Неизв. мастер, 1870-е гг. Уч. 108.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;183. Исполатов Иоанн Иоаннович. Ум. 1890, на 79 году. Протоиерей, настоятель кладбищенской церкви.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Исполатова Любовь Платоновна. Ум. 1901, на 86 году. Гранитный крест на постаменте. Уч. 72. Кочетовская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;184. Истрин Василий Михайлович. 1865–1937. Историк литературы, славист, академик. Гранитный обелиск в ограде. Уч. 235. Угол 1-й Кадетской и Аксеновской дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;185. Калмыков Петр Давыдович. 1808–1860. Юрист, правовед, профессор Петербургского университета. Гранитный постамент; завершение утрачено. Уч. 145.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;186. Каменская Наталья Яковлевна. 1769–1831. Гранитный саркофаг на ножках-шарах. Неизв. мастер, 1830-е гг. Уч. 112. Угол 3-й и Кривой дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;187. Кареев Николай Иванович. 1850–1931. Историк, профессор Петербургского университета, почетный член АН СССР.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кареева Софья Андреевна. 1863–1926.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гранитная плита, в металлической ограде. Уч. П. Боронинская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;188. Карпинский Иван Гаврилович. 1833–1898. Хирург, профессор Военно-медицинской академии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Карпинская Дарья Иосифовна. 1844–1927. Гранитный крест на постаменте. Уч. 162. Прямая дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;189. Карпов Михаил Васильевич. 1822–1900. Контр-адмирал, гидрограф. Каменная плита. Уч. 177.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;190. Карский Евфимий Федорович. 1860–1931. Филолог-славист, этнограф, языковед, академик. Гранитный крест на постаменте, в ограде. Уч. 36. Крещенская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;191. Карцов Петр Кондратьевич. 1750–1830. Адмирал, директор Морского кадетского корпуса, участник Чесменского сражения. Под Смоленской церковью.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;192. Кашкарова Ерминия Сергеевна (рожд. Даргомыжская). 1827–1860. Сестра композитора<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;A. С. Даргомыжского. Гранитный крест на постаменте. Уч. 146. Ксениинская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;193. Кившенко Алексей Данилович. 1851–1895. Академик живописи, руководитель батальной мастерской Академии художеств. Мраморная плита. Уч. 147. Угол Рождественской и Михайловской дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;194. Киселева Мария Филипьевна. 1806–1840. Мраморный обелиск с рельефным портретом. Уч. 69. Кожевниковская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;195. Клевер Юлий Юльевич. 1850–1924. Академик живописи, пейзажист. Гранитный крест на круглом постаменте. В 1980 г. надгробие перенесено с уч. 32. Уч. 56. Поперечная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;196. Клингер Елизавета Александровна (рожд. Алексеева). Ум. 1844, на 84 году Жена писателя Ф. М. Клингера. Гранитный обелиск на постаменте; завершение утрачено. Уч. 145.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;197. Клодт фон Юргенсбург Борис Карлович. Ум. 1863, на 46 году.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Клодт фон Юргенсбург Екатерина Васильевна. 1829–1904. Саркофаг из путиловской плиты. Уч. 41.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;198. Клодт фон Юргенсбург Иульяния. Ум. 1859. Жена скульптора П. К. Клодта, мать художника М. П. Клодта. Гранитный крест на постаменте. Уч. 41.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;199. Клодт фон Юргенсбург София Борисовна. 1898–1912. Гранитный крест на постаменте. Уч. 41. Духовская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;200. Княжевич Александр Максимович. 1792–1872. Министр финансов, член Государственного совета, издатель «Библиотеки для чтения». Гранитная скала; эпитафия<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;B. Г. Бенедиктова; барельефный портрет (ск. Ф. Каменский, 1873 г.) находится в фондах ГРМ; скульптура ангела утрачена. Уч. 3. Смоленская дор., у входа в церковь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;201. Княжевич Максим Дмитриевич. 1821–1894. Тайный советник, шталмейстер. Под Смоленской церковью.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;202. Княжнин 1-й Александр Яковлевич. 1771–1829. Генерал-лейтенант, драматург и поэт, герой Отечественной войны 1812 г.; сын Я. Б. Княжнина.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Княжнина Варвара Александровна. 1774–1842. Писательница и переводчица; жена А. Я. Княжнина.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Хованская Вера Александровна. Ум. 1887, на 72 году<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гранитный портик на постаменте; урна утрачена. Уч. 104. Петроградская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;203. Коковцев Иван Николаевич. 1863–1912. Гранитная стела с рельефным крестом. Уч. 126.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;204. Колесников Иван Федорович. 1887–1928. Художник. Гранитная стела на земляном холмике. Уч. 40. Екатерининская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;205. Колосов Гурий Васильевич. 1867–1936. Математик, механик, чл. – корр. Академии наук. Гранитная плита. Уч. 39.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;206. Колосов Стахий Иванович. Ум. 1831, на 75 году. Кафедральный протоиерей, член Российской Академии, цензор. Под Смоленской церковью. На сев. фасаде установлена мемориальная доска.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;207. Кондратьев Федор Семенович. 1808–1867. Контр-адмирал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кондратьева Ольга Петровна. Ум. 1908. Дочь генерал-майора. Гранитный крест на постаменте. Уч. 43. Кожевниковская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;208. Конокотин Михаил Михайлович. 1838–1899. Генерал-майор морской артиллерии. Гранитная горка; крест утрачен. Уч. 68.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;209. Кононов Александр Петрович. Ум. 1886, на 74 году Мраморный крест с гирляндой роз. Уч. 76. Поперечная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;210. Кононова Евдокия Ивановна. Ум. 1851. Мраморный крест с «сиянием». Уч. 76. Поперечная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;211. Кононова Елена Федоровна. Ум. 1892. Мраморная скульптура ангела на гранитном постаменте. Уч. 76. Поперечная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;212. Копытов Александр Васильевич. Ум. 1857. Мичман флота, погиб на корабле «Лефорт». Гранитный постамент и тумбы, ограда из цепей. Уч. 108. Михайловская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;213. Копытов Николай Васильевич. 1833–1901. Генерал-адъютант, вице-адмирал, главный командир Черноморского флота и портов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Копытова Олимпиада Алексеевна (рожд. Бальман). Ум. 1841.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Копытов Василий Николаевич. Ум. 1858.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Массивная гранитная глыба с крестом и Андреевским флагом из чугуна. Мастер Крутиков, 1900-е гг. Уч. 108. Михайловская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;214. Коркин Александр Николаевич. 1837–1908. Математик, заслуженный профессор Петербургского университета. Гранитный крест на постаменте. Мастер Крутиков, 1900-е гг. Уч. 160. Сперанская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;215. Корнилов Алексей Александрович. 1830–1893. Вице-адмирал, гидрограф, участник Синопского сражения и обороны Севастополя 1854–1855 гг. Чугунный крест; ограда из якорей с цепями. Уч. 120. Корниловская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;216. Королькова Анна Осиповна. Ум. 1837. Гранитный жертвенник с фронтонами и акротериями; завершение утрачено. Уч. 145. Михайловская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;217. Корсакова Ольга Ивановна (рожд. Билибина). Ум. 1919. Гранитная стенка с барельефным портретом. В 1980 г. перенесена с уч. у Воскресенской церкви. Уч. 107. Петроградская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;218. Костанди (Толчи-оглу) Георгий Константинович. 1876–1933. Артист цирка, председатель Петроградского отделения союза «Сцена и арена».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Костанди (Толчи-оглу) Владимир Константинович. 1878–1915. Артист цирка. Мраморная плита. Уч. 90. Овчинниковская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;219. Котляревская Антонина Ивановна. 1822–1896. Жена протоиерея.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Котляревский Павел Николаевич. 1847–1891. Инженер путей сообщения.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Малинская Екатерина Николаевна (рожд. Котляревская). 1851–1933.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Некрасова Евгения Николаевна (рожд. Котляревская). 1853–1930. Народная учительница. Гранитный крест на постаменте. Уч. 7. Петроградская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;220. Котов Захар Степанович. Ум. 1907, 74 лет. Гранитный постамент с рельефным картушем с якорем, цепями и ветвями. Уч. 194. Угол Новгородской и 16-й дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;221. Котц Екатерина Венцеславовна, баронесса. Убита 1907.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Виноградова Ирина. Убита 1907. Прислуга Е. В. Котц.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гранитный постамент; крест утрачен. Поставлен «от сослуживцев и воспитанниц по Иркутскому институту». Уч. 183. 6-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;222. Кочетов Иоаким Семенович. Ум. 1854, на 65 году. Протоиерей, настоятель Смоленской церкви и Петропавловского собора, законоучитель Царскосельского лицея, академик. Под Смоленской церковью.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;223. Кравков Сергей Павлович. 1873–1938. Почвовед, агрохимик, заслуженный деятель науки, профессор. Гранитный обелиск. Уч. 121. 2-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;224. Кракау Александр Иванович. 1817–1888. Академик архитектуры, профессор, архитектор Дирекции Императорских театров. Гранитный постамент. Уч. 63. Любимовская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;225. Краснова Екатерина Андреевна (рожд. Бекетова). 1855–1892. Переводчица, мемуаристка; сестра матери А. А. Блока. Чугунный крест на гранитном постаменте. Уч. 108. Блоковская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;226. Кублицкой Андрей Потапович. 1799–1853. Генерал-майор. Гранитная горка с чугунным крестом. Уч. 39.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;227. Кублицкой-Пиотух Николай Платонович. 1797–1849. Полковник. Гранитная горка с чугунным крестом. Уч. 39.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;228. Кузьмин Сергей Сергеевич. 1874–1938. Хирург, профессор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кузьмин Сергей Николаевич. 1845–1903.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гранитный крест на постаменте. Уч. 156.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;229. Кукольник Николай Васильевич. 1793–1814. Сын профессора В. Г. Кукольника. Крест на гранитной «голгофе». Уч. 1. Смоленская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;230. Кулибин Николай Александрович. 1831–1903. Горный инженер. Гранитный обелиск с нишей и рельефным крестом. Уч. 206.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;231. Куприянов Иван Антонович. 1799/1800-1857. Контр-адмирал, путешественник.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Куприянов Александр Иванович. Ум. 1912, на 81 году<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гранитная стела на постаменте; на газоне с поребриком. Уч. 39.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;232. Кусов Алексей Алексеевич. 1814–1867. Статский советник, купец 1-й гильдии. Гранитный саркофаг на постаменте. Уч. 69.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;233. Кусов Алексей Иванович. 1779–1848. Коммерции советник. Гранитный саркофаг на плинте. Уч. 69.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;234. Кусов Василий Алексеевич. 1812–1867. Надворный советник. Гранитный саркофаг на плинте. Уч. 69.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;235. Кусов Иван Иванович. 1809–1865. Генерал-майор. Гранитный саркофаг на плинте. Уч. 69.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;236. Кусов Николай Иванович. 1780–1836. Действительный статский советник. Гранитный саркофаг на плинте. Уч. 69.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;237. Кусова Екатерина Ивановна (рожд. Хмельницкая). 1788–1853. Гранитный саркофаг на плинте. Уч. 69.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;238. Куторга Степан Семенович. 1803–1861. Зоолог, геолог и палеонтолог, профессор Петербургского университета, директор Русского минералогического общества. Гранитная колонна на постаменте (разрушена). Уч. 144.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;239. Кучеров Михаил Григорьевич. 1850–1911. Химик-органик, профессор Лесного института.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кучеров Михаил Михайлович. 1881–1936. Химик, профессор. Гранитная стенка с мраморным медальоном (частично разрушена). Уч. 12.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;240. Крыжицкий Константин Яковлевич. 1858–1911. Живописец, академик, председатель Общества им. А. И. Куинджи. Гранитная скала; скульптура утрачена – ск. М. Л. Диллон, 1912 г. Уч. 40. Петровская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;241. Крюгер Христиан Христианович. Ум. 1899. Коммерции советник. Мраморный постамент на гранитном цоколе. Уч. 30. Васютинская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;242. Лавров Петр Алексеевич. 1856–1929. Академик, филолог-славист, профессор Петербургского университета.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лаврова Мария Сергеевна. Два бетонных креста на раковинах с мраморной крошкой. Уч. 204. Пересечение Московской и 26-й дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;243. Ланская Мария Васильевна (рожд. Шатилова). 1767–1842. Жена С. С. Ланского, теща писателя В. Ф. Одоевского. Под Смоленской церковью.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;244. Ланской Сергей Степанович, гр. 1787–1862. Обер-камергер, министр внутренних дел, член Государственного совета, сенатор; знакомый А. С. Пушкина. Под Смоленской церковью.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;245. Ланской Степан Сергеевич. 1760–1813. Гофмаршал, тайный советник. Под Смоленской церковью.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;246. Лебедев Иван Константинович. 1838–1903. Артист Императорских театров. Гранитная горка с рельефным картушем и якорем. Уч. 137. 1-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;247. Лебединский Владимир Константинович. 1868–1937. Физик, радиотехник, профессор 1-го медицинского института и института инженеров ж.-д. транспорта. Лебединский Константин Иванович. Ум. 1898. Педагог.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лебединская Анастасия Александровна. Ум. 1891.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гранитный крест на постаменте и горка с чугунным крестом; ограда металлическая. Уч. 134.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;248. Левенштейн Елена Васильевна (рожд. Павлова). 1910–1937. Мраморная скульптура плакальщицы у креста (повреждена). Уч. 44. 2-я Надеждинская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;249. Леман Юрий Яковлевич. 1834–1901. Живописец, член Товарищества передвижных выставок.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Леман Георгий Николаевич. 1866–1907.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гранитная скала с медальонами; крест утрачен; ограда из цепей. Уч. 165. Прямая дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;250. Лемке Михаил Константинович. 1872–1923. Историк русской литературы и революционного движения. Металлическая пирамидка. Уч. 200. Новгородская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;251. Леонов Александр Павлович. 1888–1919. Особый уполномоченный Комитета обороны Петрограда в 1919 г. Гранитная стела, в металлической ограде. Уч. 107. Евгеньевская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;252. Лесников Владимир Николаевич. 1816–1891. Тайный советник, инженер путей сообщения.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лесникова Анна Федоровна. 1823–1905.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гранитный крест (разбит) на постаменте; металлическая художественная ограда. Уч. 176. Анненская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;253. Лимантов Виктор Матвеевич. 1841–1885. Начальник инженеров Туркестанского военного округа. Мраморная стела с нишей на гранитном постаменте. Уч. 21.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;254. Липнягов Прохор Петрович. Ум. 1799, 49 лет. Генерал-лейтенант. Мраморная каннелированная колонна с гербом. Уч. 34.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;255. Лисенко Конон Иванович. 1837–1903. Горный инженер, профессор химии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лисенко Екатерина Николаевна. Ум. 1913, на 69 году<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мраморная плита. Уч. 206. 1-я Горная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;256. Лихачев Николай Петрович. 1862–1936. Историк, искусствовед, археолог, академик. Бетонная раковина с крестом. Уч. 76. Поперечная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;257. Лосиевская Вера Андреевна. 1887–1937. Профессор статистики. Мраморный обелиск. Уч. 39.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;258. Лукашевич Михаил Николаевич. 1906–1935. Директор Высшего педагогического финансово-экономического института. Мраморная стела. Уч. 43. Кожевниковская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;259. Львов Илья Федорович. Ум. 1841, на 43 году Полковник лейб-гвардии Павловского полка. Гранитный саркофаг. Уч. 108.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;260. Львов Михаил Дмитриевич. 1848–1899. Профессор Петербургского технологического института, химик-органик; ученик А. М. Бутлерова. Гранитная горка в ограде. Уч. 165. Прямая Дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;261. Макаров Тимофей Петрович. Ум. 1849. Бердянский 1-й гильдии купец. Гранитная сень на постаменте. Уч. 39.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;262. Маккавеев Александр Федорович. 1835–1913. Военный инженер, генерал-лейтенант. Мраморный постамент; крест утрачен. Уч. 46.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;263. Маковский Александр Владимирович. 1869–1924. Живописец, руководитель художественного училища при Академии художеств.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Маковская Анна Петровна. 1848–1898. Первая жена В. Е. Маковского, мать А. В. Маковского. Мраморная капличка. Уч. 164. Прямая дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;264. Маковский Владимир Егорович. 1846–1920. Академик живописи, профессор, член Товарищества передвижных выставок.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Маковская Ольга Андреевна. 1866–1924. Жена В. Е. Маковского.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гранитная глыба в металлической ограде. Уч. 165. Угол прямой и Богоявленской дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;265. Маковский Константин Владимирович. 1871–1926. Архитектор. Бетонная раковина с крестом. Уч. 170. Прямая дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;266. Максутов Василий Николаевич, кн. 1826–1886. Живописец.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Максутова Софья Ивановна. Ум. 1910.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мраморный крест на постаменте. Уч. 30. Васютинская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;267. Малеин Александр Иустинович. 1869–1938. Литературовед, чл. – корр. Академии наук. Бетонная раковина с крестом. Уч. 28. Смоленская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;268. Мансветов Григорий Иоаннович. Ум. 1832, 55 лет. Обер-священник армии и флота, придворный протоиерей. Под Смоленской церковью.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;269. Марков Алексей Тарасович. 1802–1878. Профессор исторической живописи Академии художеств. Гранитный постамент; бюст утрачен. Мастер А. Баринов, ск. В. Крейтан, 1883 г. Уч. 4. Петроградская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;270. Марков Иван Васильевич. Ум. 1853. Генерал-лейтенант. Под Смоленской церковью.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;271. Маркевич Николай Филимонович. 1865–1911. Оперный артист. Мраморная плита. Уч. 278. 68-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;272. Мартынов Дмитрий Никифорович. 1826–1889. Академик живописи. Мраморный постамент; завершение утрачено. Уч. 196. Новгородская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;273. Матвеева Елена Павловна. Ум. 1903. Жена генерал-майора. Гранитная стела с рельефным крестом и картушем. Уч. 68.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;274. Матюшкин Николай Михайлович. Ум. 1862, 65 лет. Генерал-лейтенант.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Матюшкина Александра Николаевна. Ум. 1872.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гранитный обелиск. Уч. 145. Михайловская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;275. Меншуткин Александр Николаевич. 1802–1876. Мраморный крест на профилированном постаменте. Уч. 68. 2-я Надеждинская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;276. Меншуткин Николай Александрович. 1842–1907. Химик, профессор Петербургского университета, общественный деятель. Гранитный постамент; крест сброшен. Уч. 68. 2-я Надеждинская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;277. Мержеевский Игнатий Семенович. Ум. 1931. Бетонная раковина. Уч. 190.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;278. Мешков Николай Владимирович. 1857–1907. «Полковник по Адмиралтейству». Гранитная плита, в металлической художественной ограде. Уч. 43.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;279. Миллер Орест Федорович. 1833–1889. Фольклорист, историк литературы, профессор Петербургского университета; друг Ф. М. Достоевского. Мраморный постамент; крест утрачен. Уч. 105.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;280. Михальков Георгий Иосифович. 1893–1946. Контр-адмирал, начальник управления делами Наркомата ВМФ. Гранитная стела; установлена в 1987 г. Уч. 105. Сперанская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;281. Мишагин Федор Иванович. 1760–1826. Коллежский асессор. Гранитный саркофаг. Неизв. мастер, 1820-е гг. Уч. 41.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;282. Модзалевский Борис Львович. 1874–1928. Литературовед, библиограф, чл. – корр. АН СССР. Бетонная раковина с крестом. Уч. 146. Михайловская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;283. Можайский Александр Федорович. 1825–1890. Контр-адмирал, конструктор первого в мире самолета. Гранитная стела. Уч. 46. Можайская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;284. Монастырский Нестор Дмитриевич. 1847–1888. Хирург.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Монастырская София Михайловна (рожд. Раевская). Ум. 1896. Гранитная плита. Уч. 31. Смоленская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;285. Мордвилко Александр Константинович. 1867–1938. Зоолог, сотрудник университета и зоологического музея. Гранитный обелиск на постаменте. Уч. 75. 1-я Надеждинская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;286. Мордвинова Анастасия Алексеевна (рожд. Яковлева). Ум. 1833, на 26 году. Жена камергера гр. А. Н. Мордвинова, сына адмирала гр. Н. С. Мордвинова. Мраморный скульптурный саркофаг итальянской (?) работы. Неизв. мастер, 1830-е гг. Уч. 44. 2-я Надеждинская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;287. Морозов Николай Васильевич. 1862–1926. Гидрограф, исследователь Арктики. Стела на поребрике из путиловской плиты.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Морозов Георгий. 1896–1914. Кадет морского корпуса. Бетонная стела. Уч. 240. Поперечная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;288. Мохов Михаил Андреевич. 1819–1903. Академик живописи. Гранитный постамент с картушем; крест утрачен. Надпись: «От Общества взаимного вспомоществования Русских художников». Уч. 196. Новгородская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;289. Мушкетов Иван Васильевич. 1850–1902. Геолог, географ и путешественник, профессор Горного института, исследователь Средней Азии, Урала и Кавказа.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мушкетова Екатерина Павловна. 1834–1925. Гранитный крест на постаменте. Уч. 7. Петроградская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;290. Мясоедов Петр Евгеньевич. 1867–1913. Художник. Бетонный крест с раковиной. Уч. 112. Пересечение 3-й и Кривой дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;291. Надеждин Николай Иванович. 1804–1856. Журналист, литературный критик, издатель журнала «Телескоп», профессор Московского университета. Под Смоленской церковью.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;292. Надеждин Степан Николаевич. Ум. 1934. Актер, режиссер, художественный руководитель Ленинградского театра комедии. Гранитный постамент; крест утрачен. Поставлен Е. Грановской. Находился на уч. 5. Петроградская дор. В 1980 г. перенесен на уч. 36 (Надеждинская дор.).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;293. Нахимов Сергей Степанович. 1805–1872. Вице-адмирал; брат П. С. Нахимова. Гранитный крест на постаменте (разрушен). Уч. 4. Петроградская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;294. Небольсин Григорий Павлович. 1811–1896. Председатель постоянной комиссии по техническому и профессиональному образованию при Императорском Русском техническом обществе, издатель журнала «Техническое образование». Гранитный постамент; крест утрачен. Уч. 103. Петроградская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;295. Неверов Януарий Михайлович. 1810–1893. Деятель народного просвещения, попечитель Кавказского учебного округа; друг и биограф Н. В. Станкевича. Гранитный постамент; завершение утрачено. Уч. 145.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;296. Неволин Константин Алексеевич. 1811–1855. Юрист, чл. – корр. Академии наук. Под Смоленской церковью.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;297. Недремская Александра Григорьевна. 1863–1891. Танцовщица Мариинского театра. Мраморный крест с гирляндой цветов, в металлической художественной ограде. Уч. 33. Шараповская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;298. Неизвестный. Мраморный скульптурный жертвенник с изваянием коленопреклоненного ангела. Мастер Е. Тропин. Уч. 43. 2-я Надеждинская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;299. Никитин Косьма Федорович. 1839–1901. Личный почетный гражданин.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Никитина Луиза Егоровна. Ум. 1902, на 64 году.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гранитный саркофаг с рельефным крестом, в чугунной ажурной ограде. Уч. 29. Ильинская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;300. Никитин Сергей Николаевич. 1850–1909. Геолог и палеонтолог, чл. – корр. Академии наук. Гранитная стела с рельефным крестом. Уч. 207. Площадка Горного института.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;301. Никитский Александр Васильевич. 1859–1921. Археолог, филолог-классик, академик. Чугунный крест на гранитном постаменте. В 1980 г. перенесен с уч. 32. Уч. 76. Поперечная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;302. Новиков Александр Георгиевич. Ум. 1922. Художник-педагог.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кожевникова Александра Васильевна. Ум. 1931. Бетонная раковина. Уч. 170. Прямая дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;303. Новосильский Федор Михайлович. 1802–1892. Генерал-адъютант, участник Синопского сражения и обороны Севастополя в 1854–1855 гг. Гранитная плита; крест в изголовье утрачен. Мастер А. Баринов. У сев. фасада Смоленской церкви.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;304. Ободовский Платон Григорьевич. Ум. 1864, на 61 году Писатель, инспектор классов Екатерининского училища. Гранитная горка с крестом. Уч. 176. Полкановская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;305. Озерецковский Павел Яковлевич. 1758–1807. Член Святейшего синода, священник армии и флота. Гранитный саркофаг. У вост. фасада Смоленской церкви.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;306. Опочинина Александра Федоровна. Ум. 1812, на 56 году Гранитная колонна с рустом, на постаменте. Уч. 44.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;307. Остелецкий Степан Исаакиевич. Ум. 1874, 59 лет. Генерал-майор. Мраморный постамент; крест утрачен. Уч. 144.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;308. Остен-Сакен Мария Ильинична, гр. (рожд. кн. Долгорукова). 1822–1907. В первом браке за кн. М. А. Голицыным, во втором – за гр. Н. Д. Остен-Сакеном, российским послом в Берлине. Под Смоленской церковью.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;309. Павлов Александр Павлович. Ум. 1828, 58 лет. Архитектор. Гранитный жертвенник. Уч. 7. Петроградская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;310. Павлов-Сильванский Николай Павлович. 1869–1908. Историк, профессор Высших женских (Бестужевских) курсов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Павлова-Сильванская Лидия Николаевна. Ум. 1897, на 47 году Гранитная стела на постаменте. Уч. 15. Исаакиевская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;311. Паевский Владимир Владиславович. 1893–1934. Специалист в области медицинской статистики, демограф, профессор. Бетонная раковина с крестом. Уч. 129. 1-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;312. Палицын Иван Борисович. 1753–1803. Генерал-рекетмейстер. Гранитная глыба. Уч. 43.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;313. Палладии Владимир Иванович. 1859–1922. Ботаник, биохимик, академик. Чугунный крест на гранитном постаменте. В 1980 г. перенесен с уч. 33. Уч. 56. Поперечная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;314. Патрик Николай Петрович. 1816–1885. Генерал-майор. Гранитная плита с рельефным крестом. Уч. 108.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;315. Пахомов Николай Александрович. Ум. 1907, на 52 году Пахомова Елена Прокофьевна. Ум. 1904, 50 лет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Слепушкина Анастасия Николаевна. Ум. 1915, 38 лет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Семейный участок, оформленный гранитным поребриком с восьмью надгробными плитами; фронтальная гранитная стенка со стилизованным орнаментом и мозаичной иконой Спасителя; металлическая ограда с гранитными тумбами. Уч. 170. Прямая дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;316. Пергамент Иосиф Яковлевич. 1868–1909. Адвокат, председатель совета присяжных поверенных Одесского округа, участник процесса над лейтенантом П. П. Шмидтом. Гранитная стела с рельефным крестом, в металлической художественной ограде. Уч. 44.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;317. Пергамент Михаил Яковлевич. 1866–1932. Профессор гражданского права, декан юридического факультета Высших женских (Бестужевских) курсов. Гранитный обелиск, в металлической ограде. Уч. 44.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;318. Перский Михаил Степанович. 1776–1832. Генерал-лейтенант, директор 1-го Кадетского корпуса. Мраморная колонна на постаменте. Уч. 7. Петроградская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;319. Петров Александр Иванович. 1828–1899. Контр-адмирал, участник Амурской экспедиции.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Петрова Елена Николаевна. 1838–1902. Жена А. И. Петрова.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Петров Александр Александрович. 1861–1890. Поручик 1-го Саперного батальона. Гранитный обелиск. В 1980 г. перенесен с участка, отведенного под заводской корпус. Уч. 66. Поперечная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;320. Петров Василий Владимирович. 1761–1834. Физик и электротехник, академик. Гранитная колонна на постаменте; поребрик, ограда и крест утрачены. В 1980 г. надгробие перенесено с уч. 2. Уч. 11. Петроградская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;321. Петров Георгий Петрович. 1742–1825. Священно-протоиерей кладбищенской церкви Смоленской Божией Матери. Под алтарем Смоленской церкви. На сев. фасаде храма мемориальная доска с эпитафией.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;322. Петров Дмитрий Константинович. 1872–1925. Филолог-испанист, профессор Ленинградского университета. Гранитный постамент, в металлической ограде. Уч. 171. Николаевская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;323. Петров Иван Иванович. Ум. 1883. Почетный член Санкт-Петербургского Славянского благотворительного общества. Гранитный крест на постаменте. Уч. 11.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;324. Петрова Анна Васильевна. 1797–1827. Дочь академика В. В. Петрова. Гранитная стела; крест и накладные детали утрачены. Рядом с надгробием отца. В 1980 г. стела перенесена с уч. 2. Уч. 11. Петроградская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;325. Петропавловский Борис Сергеевич. 1898–1933. Инженер-артиллерист, конструктор ракетных снарядов, начальник Газодинамической лаборатории. Гранитная стела с барельефным портретом. Уч. 143. Финляндская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;326. Петрушевский Александр Фомич. 1826–1904. Генерал-лейтенант, историк, артиллерист.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Петрушевская Софья Ивановна. 1834–1904.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гранитный крест на постаменте. Мастер А. Баринов. Уч. 109.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;327. Петрушевский Михаил Фомич. 1832–1893. Генерал от инфантерии, участник Русско-турецкой войны 1877–1878 гг.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Петрушевская Елизавета Фоминична. 1822–1916. Гранитный крест на постаменте. Уч. 109.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;328. Петрушевский Федор Фомич. 1828–1904. Физик, профессор Петербургского университета, председатель физического отделения Русского физико-химического общества, редактор отдела точных наук в «Энциклопедическом словаре» Брокгауза – Ефрона. Гранитный крест на постаменте. Уч. 178.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;329. Петрушевский Фома Иванович. 1785–1848. Ученый-метролог, переводчик, директор Петербургского института слепых. Мраморная колонна со светильником. Уч. 163.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;330. Подобедов Сергий Христофорович. 1825–1915. Военный инженер, генерал-лейтенант. Мраморная капличка; крест утрачен. Уч. 65.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;331. Позен Леонид Владимирович. 1849–1921. Скульптор, академик, сенатор. Бетонная раковина с крестом (разрушены). Уч. 40.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;332. Покровский Иоанн Гаврилович. 1834–1902. Протоиерей Андреевского собора. Гранитный постамент. Уч. 21.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;333. Поливанов Митрофан Андреевич. 1842–1913. Инженер, генерал-майор. Гранитный крест. Уч. 108.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;334. Попов Александр Андреевич. 1788–1859. Кораблестроитель, математик; отец кораблестроителя А. А. Попова.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Попова Варвара Карловна. Ум. 1915.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Чугунный крест на гранитном постаменте. Уч. 33. Екатерининская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;335. Попов Андрей Александрович. 1821–1898. Генерал-адъютант-адмирал, строитель первых русских броненосцев, член Адмиралтейств-совета. Гранитный саркофаг с рельефным крестом. Уч. 33. Екатерининская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;336. Попов Василий Алексеевич. Ум. 1855, на 55 году Потомственный почетный гражданин, царскосельский купец 1-й гильдии. Гранитная профилированная стела. Уч. 43. 2-я Надеждинская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;337. Попов Василий Иванович. 1828–1893. Вице-адмирал, гидрограф, председатель Добровольного флота. Мраморный обелиск. Уч. 22.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;338. Попов Михаил Васильевич. Ум. 1906, 70 лет. Книгопродавец. Мраморная плита с крестом у изголовья. Уч. 108.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;339. Попова Анна Николаевна. Ум. 1867. Потомственная почетная гражданка. Гранитная профилированная стела. Мастер И. Баринов. Уч. 43. 2-я Надеждинская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;340. Попова Вера Алексеевна. Ум. 1825, на 29 году Мать кораблестроителя А. А. Попова. Плита из известняка. Уч. 33. Екатерининская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;341. Попова Людмила Ивановна. 1892–1917. Актриса. Мраморный постамент; завершение утрачено. Уч. 52.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;342. Поповицкий Александр Александрович. Ум. 1923. Химик, специалист в области фотографии, профессор. Бетонная раковина с чугунным крестом. Уч. 157.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;343. Поповицкий Александр Иванович. Ум. 1904. Действительный статский советник, редактор журналов «Церковно-общественный вестник» и «Русский паломник».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Поповицкая Александра Александровна. Ум. 1908.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гранитный крест на постаменте. Уч. 157.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;344. Поповский Леонид Викторович. Ум. 1906, на 21 году. Подпоручик лейб-гвардии Финляндского полка. Гранитный постамент с рельефами; крест утрачен. Уч. 138. Новгородская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;345. Порохов Николай Николаевич. 1855–1908. Генерал-майор. Крест из лабрадорита на постаменте, в металлической ограде. Уч. 153. Новгородская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;346. Поскочин Иван Васильевич. 1805–1886. Вице-адмирал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Поскочин Константин Иванович. 1844–1904. Тайный советник. Гранитный постамент на цоколе; крест повален. Уч. 61. Знаменская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;347. Поспайтис Моника Юльяновна. Ум. 1919, 20 лет. Мраморная скульптура ангела с крестом, на гранитном постаменте. Уч. 31. Безымянная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;348. Поспелов Иоанн Федорович. Ум. 1918. Протоиерей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Поспелова Екатерина Ивановна. Ум. 1904.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мраморный крест с головками херувимов в основании. Уч. 33.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;349. Поссе Константин Александрович. 1847–1928. Математик, почетный член Академии наук. Мраморный крест на земляном холмике. Уч. 44.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;350. Посьет Елена Дмитриевна. 1838–1860. Гранитная глыба; крест утрачен. Уч. 42.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;351. Потоцкая Мария Александровна. Ум. 1938. Драматическая актриса. Мраморный постамент. Уч. 14.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;352. Прокопович-Антоновская Людмила Сергеевна (рожд. Даргомыжская). 1814–1836. Гранитная колонна на постаменте. Уч. 145. Троицкая дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;353. Пузыревский Нестор Платонович. 1861–1934. Гидротехник, профессор, заслуженный деятель науки и техники.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пузыревский Платон Алексеевич. 1830–1871. Геолог, профессор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мраморный крест в виде ствола дерева на гранитной скале. Уч. 163. Прямая дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;354. Пущин Николай Дмитриевич. 1824–1893. Полковник Корпуса флотских штурманов. Гранитный постамент. Уч. 145.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;355. Пущин Николай Николаевич. Генерал-лейтенант, командир Дворянского полка в 1834–1848 гг. Гранитный жертвенник на постаменте. Уч. 179.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;356. Пущин Петр Павлович. 1799–1875. Генерал-лейтенант. Мраморный постамент; завершение утрачено. Уч. 28.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;357. Раевский Михаил Федорович. 1811–1884. Протоиерей, настоятель церкви Русского посольства в Вене, славянофил.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Раевская Анна Федоровна (рожд. Песоцкая). 1817–1882. Жена М. Ф. Раевского. Мраморная профилированная плита с крестом в изголовье. Мастер А. Баринов. Уч. 31. Смоленская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;358. Раевский Николай Федорович. 1804–1857. Протоиерей Петропавловского кафедрального собора, главный наблюдатель по преподаванию Закона Божия в военно-учебных заведениях. Под Смоленской церковью.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;359. Рерих Константин Федорович. 1837–1900. Владелец нотариальной конторы в Петербурге; отец Н. К. Рериха. Гранитный крест на постаменте, в металлической ограде. Уч. 144. Финляндская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;360. Римская-Корсакова Мария Михайловна. Ум. 1903. Мраморный постамент. Уч. 68.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;361. Римская-Корсакова София Васильевна. 1802–1890. Мать В. А. и Н. А. Римских-Корсаковых. Мраморная плита. Уч. 29. У зап. фасада Смоленской церкви.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;362. Римский-Корсаков Воин Андреевич. 1822–1871. Контр-адмирал, гидрограф, географ; брат композитора Н. А. Римского-Корсакова. Гранитный крест на постаменте, «От сослуживцев». Уч. 29. У зап. фасада Смоленской церкви.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;363. Римский-Корсаков Павел Михайлович. Ум. 1906. Контр-адмирал. Мраморный постамент. Уч. 68.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;364. Робачевский Иосиф. 1872–1935. Архитектор-художник. Гранитная плита. Уч. 12.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;365. Рогинский Иван Васильевич. Ум. 1833, на 43 году Статский советник.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рогинская Апполинария Ивановна. 1827–1867.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гранитная колонна с капителью; накладные детали и завершение надгробия утрачены. Уч. 29.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;366. Роговиков Петр Семенович. Ум. 1797. Мраморный саркофаг. Уч. 3.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;367. Рождественский Алексей Николаевич. 1891–1935. Гидрограф, начальник Военно-морского гидрографического училища. Деревянная пирамидка. Уч. 110.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;368. Розанов Иоанн. 1823–1831. Сын полковника А. И. Розанова и К. И. Розановой (рожд, маркизы де Траверсе). Гранитный портик на постаменте. Уч. 107.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;369. Розенмейер Елизавета Николаевна (рожд. Всеволжская). Ум. 1830, 19 лет. Жена генерал-майора. Гранитный жертвенник с нишей; накладные детали утрачены. Уч. 103. Петроградская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;370. Романов Александр Васильевич. Ум. 1912. Горный инженер. Гранитный постамент; крест утрачен. Уч. 68. Невская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;371. Романович-Богомолов Александр Сафонович. 1830–1867. Живописец, академик. Чугунный крест на гранитной глыбе. Уч. 164.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;372. Романовский Геннадий Данилович. 1831–1906. Геолог, профессор, специалист по технике бурения. Гранитный постамент; крест утрачен. Уч. 207. 2-я Горная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;373. Ротштейн Михаил Николаевич. Ум. 1936, 73 лет. Врач-гомеопат. Захоронение утрачено в 1980 г. при прокладке коммуникаций.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;374. Руднев Павел Андреевич. 1799–1857. Столоначальник Департамента хозяйственных и счетных дел; умер в Париже. Под Смоленской церковью.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;375. Руженцов Серафим. Ум. 1935. Митрополит обновленческой церкви. Чугунный крест на бетонной раковине. Уч. 105. Петроградская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;376. Рыкачев Михаил Александрович. 1840–1919. Метеоролог, академик, директор Главной геофизической обсерватории, председатель воздухоплавательного отдела Русского технического общества.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рыкачева-Достоевская Евгения Андреевна. 1853–1919.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рыкачева Домника Михайловна. 1879–1938. Гранитная стела. Уч. 199. 21-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;377. Сабуров Симон Федорович. 1868–1929. Театральный деятель, актер и антрепренер. Гранитная пирамида с крестом. В 1980 г. перенесена с Сабуровской дор. Уч. 5. Петроградская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;378. Савинская Екатерина Александровна (рожд. Матросова). 1862–1921. Жена В. Е. Савинского. Бетонный крест на раковине. Уч. 177.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;379. Савинский Василий Евменьевич. 1869–1937. Художник, педагог. Гранитная стела на газоне. Уч. 40. Петровская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;380. Сазонова Мария Павловна. 1821–1867. Массивный гранитный крест с рельефом Богоматери. Уч. 6. Петроградская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;381. Саккети Ливерий Антонович. 1852–1916. Историк и теоретик музыки, почетный член Болонской филармонической академии, заслуженный профессор Петербургской консерватории. Бетонная раковина с крестом (разбит). Уч. 35. 1-я Надеждинская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;382. Сапожников Иван Дмитриевич. Ум. 1909. Генерал от инфантерии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сапожникова Екатерина Михайловна. Ум. 1901.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мраморный крест, в металлической ограде. Уч. 7. Петроградская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;383. Сахаров Матвей Савич. 1783–1817. Математик, адъюнкт-профессор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сахарова Александра Матвеевна. 1816–1829. Воспитанница Екатерининского института; дочь М. С. Сахарова.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гранитная плита. Уч. 7. Петроградская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;384. Свиньин Василий Федорович. 1865–1939. Архитектор Академии художеств и Русского музея. Бетонная раковина с крестом. Уч. 141. Михайловская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;385. Севергин Василий Михайлович. 1765–1826. Химик, минералог, академик. Гранитный саркофаг на ножках-лапах. Уч. 40. Екатерининская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;386. Селенинов Владимир Дмитриевич. Ум. 1928. Командир ледокола «Ермак». Бетонная раковина с крестом, в ограде из цепей и якорей. Уч. 108.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;387. Семенова Татьяна Семеновна. Ум. 1911. Сестра милосердия Георгиевской общины. Металлический ажурный крест на постаменте. Уч. 253.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;388. Семенов Тян-Шанский Петр Петрович. 1827–1914. Географ и путешественник, почетный член Академии наук и Академии художеств.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Семенов Тян-Шанский Андрей Петрович. 1865–1942. Энтомолог, профессор, знаток античной поэзии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Семенова Тян-Шанская Елизавета Андреевна (рожд. Заблоцкая-Десятовская). 1842–1915. Жена П. П. Семенова-Тян-Шанского.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Семенова Тян-Шанская Ольга Петровна. 1863–1906. Гранитная стела на газоне. Установлена в 1950-е гг. Уч. 73.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;389. Сент-Илер Карл Карлович. 1834–1901. Зоолог, директор Петербургского учительского института. Гранитный постамент; крест сброшен. Уч. 68.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;390. Серебряков Алексей Константинович. 1836–1905. Архитектор. Гранитная глыба; крест утрачен. Уч. 44.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;391. Серков Владимир Иванович. 1843–1912. Архитектор, академик. Мраморный постамент. Уч. 92.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;392. Симаков Иван Васильевич. 1879–1926. Архитектор. Бетонная раковина с крестом. Уч. 10.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;393. Симони Павел Константинович. 1859–1939. Историк литературы, библиограф, чл. – корр. АН СССР. Бетонная раковина с крестом. Уч. 133. Вторая дор. (На уч. 131 еще одна раковина с крестом и надписью: «П. К. Симони – 1859–1939».)<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;394. Симони Мария Александровна. Ум. 1936. Жена П. К. Симони. Бетонная раковина с крестом. Уч. 133.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;395. Сиповский Василий Васильевич. 1872–1930. Литературовед, профессор, чл. – корр. АН СССР.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сиповский Василий Дмитриевич. 1844–1895. Историк, филолог, педагог, редактор журнала «Образование», директор Петербургского училища глухонемых. Сиповская Ольга Ильинична. 1852–1922.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бетонный крест на земляном холмике. Уч. 44. Петровская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;396. Сицилинский Василий Яковлевич. Ум. 1867, на 83 году. Старший протоиерей Преображенского всей гвардии собора. Гранитный аналой. Уч. 30.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;397. Скородумов Андрей Николаевич. 1907–1938. Летчик-испытатель. Бетонная раковина с крестом. Уч. 27.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;398. Славянский Федор Михайлович. 1819–1876. Живописец, академик. Гранитная горка; крест утрачен. Уч. 92.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;399. Смирнов Николай Павлович. 1840–1903. Генерал-майор Корпуса военных топографов. Гранитный крест на постаменте. Уч. 68.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;400. Смуров Александр Антонович. 1884–1937. Ученый-электротехник, профессор Военно-инженерной академии, один из составителей плана ГОЭЛРО. Гранитная стела. Уч. 39. Кочетовская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;401. Соболев Леонид Васильевич. Ум. 1921. Приват-доцент Военно-медицинской академии. Бетонная раковина с крестом. Уч. 142.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;402. Соболевский Федор Николаевич. 1831–1892. Архитектор. Гранитная плита (разрушена). Уч. 68.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;403. Советский Михаил Александрович. 1917–1944. Штурман звена 1-го гвардейского минно-торпедного авиаполка ВВС КБФ, старший лейтенант, Герой Советского Союза.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гожевой А. А. 1911–1944. Старший лейтенант.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гранитная стела на постаменте, в ограде. Уч. 80. Угол Кузнецовской и Петроградской дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;404. Соколов Петр Иванович. 1764–1835. Филолог, академик. Гранитный пилон на постаменте. Уч. 41. Петровская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;405. Соколов Петр Кириллович. Ум. 1898, на 75 году Художник-реставратор. Мраморный крест на горке. Уч. 106. Троицкая дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;406. Соколовская Зинаида Николаевна. 1870–1915. Художник. Гранитный постамент; крест утрачен. Уч. 262. 45-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;407. Соловцов Игнатий Иванович. Ум. 1846, на 74 году. Гранитный жертвенник. Уч. 44.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;408. Соловьев Василий Васильевич. Ум. 1919. Врач-гомеопат.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Соловьева (Красовская) Мария Александровна. Ум. 1933. Актриса. Гранитный крест на постаменте. В 1980 г. перенесен. Уч. 108. Троицкая дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;409. Сологуб Федор Кузьмич. 1863–1927. Поэт, писатель. Мраморная плита. Установлена в 1950-е гг. Уч. 107. Евгеньевская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;410. Сомов Иосиф Иванович. 1815–1876. Математик, механик, академик.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сомова Прасковья Ростиславовна. 1818–1883. Мраморный крест на профилированном постаменте. Уч. 162. Сперанская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;411. Спесивцева Варвара Петровна. Ум. 1912. Гранитный постамент-колонна с рельефами; венчающая ваза сброшена. Уч. 22.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;412. Спицын Александр Андреевич. 1858–1931. Археолог, историк, краевед, чл. – корр. АН СССР. Деревянный крест на раковине. Уч. 13. Исаакиевская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;413. Спорышев Арсений Александрович. Ум. 1896, 53 лет. Оперный артист. Мраморный постамент с рельефами. Уч. 241. Поперечная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;414. Стенбок-Фермор Александр Александрович, гр. 1838–1871. Грот из гранитных глыб, мраморная плита с рельефами. Неизв. мастер, 1870-е гг. Уч. 44. 2-я Надеждинская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;415. Стенбок-Фермор Иоанн, гр. Ум. 1845. Мраморная горка со скульптурным декором. Неизв. мастер, 1840-е гг. Уч. 44. 2-я Надеждинская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;416. Стенбок-Фермор Надежда, гр. (рожд. Яковлева). 1815–1897. Мраморный саркофаг с крестом, декорированный рельефами (цветочные бутоны, херувимы). Неизв. мастер итальянской школы. Уч. 44. 2-я Надеждинская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;417. Степанов Владимир Павлович. 1866–1932. Гидрограф. Бетонная раковина с крестом. Уч. 108.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;418. Степанов Николай Иванович. 1879–1938. Физико-химик, чл. – корр. АН СССР, профессор Горного института.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Степанова Мария Константиновна. 1859–1933.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Степанов Иван Иванович. 1848–1907. Доктор медицины.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гранитный обелиск на ступенчатом постаменте. Уч. 108. Михайловская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;419. Струкгоф Владимир Борисович. 1804–1863. Вице-адмирал. Гранитный крест на постаменте. Уч. 145. Михайловская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;420. Струкгоф Наталья Егоровна (рожд. кн. Шаховская). Ум. 1893. Мраморный крест со скульптурным распятием. Уч. 145. Михайловская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;421. Сунцов Михаил Ефимович. 1874–1942. Архитектор. Бетонная раковина с крестом (разбит). Уч. 40.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;422. Сухотин Иван Владимирович. 1854–1913. Контр-адмирал, в 1901 г. был командиром крейсера «Аврора». Гранитный крест на постаменте, в ограде из якорей и цепей. Уч. 36. 1-я Надеждинская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;423. Сучков Павел Федорович. Ум. 1854. Полковник. Гранитный постамент; крест утрачен. Уч. 179.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;424. Сучкова Мария Петровна. 1815–1850. Жена полковника П. Ф. Сучкова. Гранитная колонна на постаменте. Уч. 179.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;425. Таланов Виктор Викторович. 1871–1936. Ботаник, селекционер, чл. – корр. АН СССР. Мраморный постамент; крест утрачен. Уч. 263. 46-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;426. Тарасевич Лев Григорьевич. 1785–1843. Чиновник Горного департамента.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тарасевич Наталья Александровна. Ум. 1838. Гранитная стела с рельефным крестом. Уч. 172. Прямая дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;427. Темерин Петр Алексеевич. 1786–1824. Переяславский купец и фабрикант. Гранитный жертвенник. Уч. 30.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;428. Тилинг Анна Антоновна (рожд. Рубинштейн). Ум. 1915. Дочь композитора А. Г. Рубинштейна. Бетонная раковина с крестом. Уч. 197. 19-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;429. Тиме Георгий Августович. 1831–1910. Горный инженер, профессор Горного института. Крест на гранитном постаменте. Уч. 208. 2-я Горная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;430. Тиме Иван Августович. 1838–1920. Горный инженер, заслуженный профессор Горного института.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тиме Варвара Валерьяновна. 1852–1928.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гранитный крест на постаменте. Уч. 208. 2-я Горная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;431. Тимофеев Андрей Тимофеевич. Ум. 1909. Архитектор. Гранитный обелиск на постаменте. Уч. 109. Петроградская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;432. Титов Николай Алексеевич. 1800–1875. Генерал-майор, композитор, «дедушка русского романса». Мраморная скульптурная стела с крестом. Мастера Мадерни и Руджия. Уч. 148. Маклашевская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;433. Тиханов Хрисанф Хрисанфович. Ум. 1898, 48 лет. Старший инженер-механик флота. Гранитный постамент; крест утрачен. Уч. 109.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;434. Тихановский Иосиф Андреевич. 1810–1884. Генерал-майор. Чугунный крест на гранитной горке. Уч. 76.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;435. Тихомиров Павел Васильевич. 1867–1937. Философ, историк, профессор. Бетонная раковина с крестом. Уч. 36. 1-я Надеждинская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;436. Тищенко Андрей Вячеславович. 1890–1914. Историк-археолог. Гранитный пилон с мраморным рельефом ангела. Ск. Л. В. Шервуд, 1914 г. Уч. 156. Рождественская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;437. Токарев Василий Иванович. 1844–1887. Архитектор, академик. Гранитная плита с рельефным крестом. Уч. 204. Новгородская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;438. Тон Александр Андреевич. 1792–1857. Архитектор, академик, профессор Академии художеств; старший брат К. А. Тона. Гранитный саркофаг с рельефным крестом на крышке. Уч. 27. Андреевская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;439. Травский Владимир Козьмич. Ум. 1928. Артист, литератор. Металлический крест (поврежден), бетонная раковина. Уч. 171. Николаевская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;440. Траскин Семен Иванович. 1777–1827. Генерал-майор, комендант Кронштадта.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Траскина Софья Семеновна. Ум. 1879.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гранитный жертвенник. Уч. 104. Петроградская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;441. Трусов Александр Иванович. 1814–1898. Генерал-майор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Трусова Мария Федоровна. Ум. 1890, на 74 году Жена А. И. Трусова. Гранитная плита. Уч. 108. Михайловская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;442. Трусова Анна Александровна. Ум. 1916. Жена Е. А. Трусова, командира крейсера «Рюрик». Гранитная стела, в металлической ограде. Уч. 108. Михайловская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;443. Угрюмов Григорий Иванович. 1764–1823. Живописец, профессор, ректор Академии художеств. Гранитный обелиск на постаменте; завершение утрачено. Уч. 44.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;444. Угрюмов Иван Михайлович. Ум. 1824. Купец.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Угрюмов Петр Иванович. Ум. 1825. Коллежский асессор. Гранитный обелиск на постаменте; накладные детали утрачены. Уч. 44.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;445. Угрюмова Александра Петровна. Ум. 1880.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Угрюмов Афанасий Иванович. Ум. 1885.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гранитная горка с крестом, со скульптурным декором. Уч. 44. Знаменская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;446. Успенский Василий Васильевич. Ум. 1930. Профессор. Бетонная раковина с крестом. Уч. 35. 1-я Надеждинская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;447. Успенский Федор Иванович. 1845–1928. Историк, византолог, академик. Мраморная плита. Уч. 36. 1-я Надеждинская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;448. Устрялов Николай Герасимович. 1805–1870. Историк, академик. Бетонный крест на скульптурном мраморном постаменте, в металлической ограде. Уч. 43. 2-я Надеждинская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;449. Уткин Михаил Иванович. Ум. 1839. Гранитная глыба с крестом. Уч. 134.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;450. Ушаков Матвей Ильич. Ум. 1912. Инженер-электрик. Гранитный постамент. Уч. 170. Прямая дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;451. Фаминцын Андрей Сергеевич. 1835–1918. Ботаник-физиолог, академик, президент Вольного экономического общества, почетный президент Русского ботанического общества.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Фаминцына Ольга Михайловна. 1854–1922.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гранитная стела с бронзовым барельефом, в ограде. Уч. 160. Троицкая дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;452. Фан-дер-Флит Елизавета Карловна. 1839–1904.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Фан-дер-Флит Николай Федорович. 1840–1896.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Фан-дер-Флит Ольга Николаевна. 1815–1892.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Фан-дер-Флит Федор Тимофеевич. 1810–1892. Директор Русского общества пароходства и торговли, член Мануфактурного совета. Четыре гранитных плиты с крестами в изголовье. Уч. 108.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;453. Федоров Евграф Степанович. 1853–1919. Минералог, кристаллограф, академик, директор Горного института. Гранитная стела. Уч. 207.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;454. Федорович Владимир Николаевич. 1871–1937. Художник. Бетонная раковина с крестом. Петровская дор. В 1980 г. могила утрачена.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;455. Федулина Мария Яковлевна. 1899–1923. Одна из организаторов комсомола на Петроградской стороне. Гранитная стела. Уч. 238. Поляковская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;456. Федченко Ольга Александровна. 1845–1921. Ботаник, путешественница, чл. – корр. Академии наук; жена А. П. Федченко. Бетонная раковина. Уч. 129. 2-я дорожка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;457. Филиппов Дионисий Евстигнеевич. 1779–1854. Архитектор. Чугунный крест на гранитной горке. Уч. 7. Петроградская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;458. Филипченко Юрий Александрович. 1882–1930. Генетик, доктор зоологии и сравнительной анатомии, профессор Ленинградского университета. Гранитная стела с барельефным портретом. Уч. 107. Евгеньевская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;459. Филофей. Ум. 1900. Иеромонах Киево-Печерской лавры, братский духовник Киево-Печерского подворья.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Евфимий. Ум. 1916. Регент певческого хора Киево-Печерского подворья. Постамент из лабрадорита; крест утрачен. Уч. 108. Михайловская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;460. Фрейман Имант Георгиевич. 1889–1929. Радиотехник, профессор Петербургского политехнического института. Бетонная раковина с металлическим крестом. Уч. 25.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;461. Фридман Александр Александрович. 1888–1925. Физик, математик, профессор университета, директор Главной геофизической обсерватории. Бетонная раковина с крестом. Уч. 177.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;462. Фрикке Надежда. 1818–1833. Мраморная колонна на постаменте. Уч. 130. 1-я дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;463. Халезов Александр Антонович. 1809–1877. Мореплаватель, генерал-майор Корпуса флотских штурманов. Мраморный постамент; крест утрачен. Уч. 165. Прямая дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;464. Халезов Федор Антонович. Ум. 1866, 78 лет. Полковник Корпуса флотских штурманов. Чугунный крест на гранитной горке. Уч. 165. Прямая дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;465. Харичков Гавриил Иванович. Ум. 1830. Потомственный почетный гражданин. Мраморная скульптура плакальщицы на гранитном постаменте с жертвенником. Уч. 43. 2-я Надеждинская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;466. Хвольсон Даниил Абрамович. 1819–1911. Востоковед-семитолог, почетный член Академии наук. Мраморный крест на постаменте. Уч. 11.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;467. Хвольсон Орест Данилович. 1852–1934. Физик, почетный член Академии наук. Гранитный обелиск на постаменте. Уч. 130. Финляндская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;468. Хвостова Надежда Арсеньевна. Ум. 1823. Гранитный саркофаг. Уч. 44.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;469. Хлопин Григорий Витальевич. 1863–1929. Медик-гигиенист, профессор Военно-медицинской академии, заслуженный деятель науки РСФСР. Бетонная раковина с крестом. Уч. 7. Петроградская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;470. Хмелев Александр Петрович. 1798–1846. Подполковник.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Хмелева Надежда Федоровна. 1760–1800.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Хмелев Николай Петрович. 1792–1846. Капитан-лейтенант. Гранитная колонна с капителью и рустом. Неизв. мастер, 1840-е гг. Уч. 4.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;471. Хмельницкий Николай Иванович. 1791–1845. Драматург, переводчик, губернатор Смоленска.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Хмельницкая Мария Ивановна. Ум. 1821, 58 лет. Жена Н. И. Хмельницкого. Два гранитных саркофага на чугунных лапах. Уч. 43. У сев. фасада Смоленской церкви.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;472. Холмогоров Иван Михайлович. 1868–1934. Инженер-технолог, машиностроитель. Бетонный крест на постаменте. Уч. 102.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;473. Христианович Василий Александрович. 1803–1847. Инженер-полковник, участник строительства первых висячих мостов в Петербурге, начальник 1-го округа путей сообщения. Гранитный обелиск со скульптурным декором (разрушен). Уч. 144.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;474. Цытович Платон Стефанович. 1833–1894. Генерал-лейтенант артиллерии, директор 1-го Кадетского корпуса.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Цытович Олимпия Иаковлевна. 1842–1913.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гранитный постамент; завершение утрачено. Уч. 12. Исаакиевская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;475. Чарская Лидия Алексеевна. 1875–1937. Артистка, писательница. Металлический крест с бетонной раковиной, в ограде. Уч. 147.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;476. Чванов Виктор Тимофеевич. 1914–1944. Старший лейтенант, Герой Советского Союза. Гранитная стела. Уч. 80. Угол Петроградской и Кузнецовской дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;477. Чеботаревская Анастасия Николаевна. 1876–1921. Писательница, жена Ф. К. Сологуба. Гранитная плита на раковине. Уч. 107. Рядом с Ф. К. Сологубом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;478. Чернов Константин Пахомович. 1803–1825. Подпоручик лейб-гвардии Семеновского полка, член Северного общества; сын генерал-майора П. К. Чернова; погиб на дуэли с В. Д. Новосильцевым. Гранитная колонна-постамент с мраморной урной. Уч. 3. Близ Смоленской церкви.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;479. Чернышев Феодосий Николаевич. 1856–1914. Геолог, палеонтолог, академик, директор Геологического комитета. Гранитный крест на постаменте. Мастер Крутиков. Уч. 206. 1-я Горная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;480. Чижов Николай Клавдиевич. 1865–1939. Инженер, профессор Ленинградского института коммунального строительства. Гранитный крест на постаменте. Уч. 28.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;481. Шафранов Дмитрий Павлович. 1830–1891. Генерал-лейтенант. Мраморный постамент; крест утрачен. Уч. 150.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;482. Шафранов Николай Семенович. Ум. 1909. Профессор, ректор Лесотехнической академии. Чугунный крест с бетонной раковиной. Уч. 148.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;483. Шафранов Павел Никанорович. Ум. 1848. Генерал-майор. Чугунный крест на мраморном постаменте. Уч. 150.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;484. Шебуев Василий Козмич. 1777–1855. Живописец, ректор Академии художеств, директор Шпалерной мануфактуры. Гранитная горка. Уч. 72. Шараповская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;485. Шебуева Варвара. Ум. 1874. Чугунный крест на мраморном постаменте. Уч. 72. Шараповская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;486. Шилова Екатерина Васильевна (рожд. Свечина). Ум. 1844, на 93 году. Гранитный саркофаг на чугунных лапах. Уч. 69. Кожевниковская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;487. Шимкевич Владимир Михайлович. 1858–1923. Зоолог, эмбриолог, академик, ректор Петроградского университета. Гранитный постамент; крест утрачен. Уч. 144. Евгеньевская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;488. Шифф Петр Александрович. 1849–1909. Генерал-лейтенант, заслуженный профессор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Шифф Вера Иосифовна. Ум. 1919. Математик, профессор Высших женских курсов Петроградского университета.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гранитный постамент (надгробие разрушено). Уч. 180.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;489. Шленев Николай Алексеевич. Ум. 1863, на 87 году Генерал-майор. Гранитная колонна с изломом, на постаменте. Уч. 148.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;490. Шляхтин Петр Аверкиевич. Ум. 1849, на 86 году Генерал-майор. Чугунный саркофаг. Неизв. мастер, 1840-е гг. Уч. 108.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;491. Щедрин Александр Аполлонович. 1832–1892. Архитектор, академик; сын А. Ф. Щедрина.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Щедрин Аполлон Федосеевич. 1796–1847. Архитектор, академик, профессор Академии художеств; брат живописца С. Ф. Щедрина.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Щедрин Леонид Александрович. 1868–1938. Художник.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Щедрина Екатерина Ивановна (рожд. Лебядникова). 1805–1881. Жена А. Ф. Щедрина. Гранитная полуарка. Близ сев. стены Смоленской церкви.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;492. Щукин Степан Семенович. 1762–1828. Живописец, академик.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Щукина Екатерина Степановна. Ум. 1890.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мраморная плита. Уч. 145. Близ Ксениинской часовни.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;493. Экскузович Иван Васильевич. 1882–1942. Архитектор, инженер.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Горская Розалия Григорьевна. 1891–1984. Оперная актриса. Гранитный аналой, в металлической ограде. Уч. 34. Вознесенская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;494. Эмин Николай Федорович. Ум. 1814. Писатель, действительный статский советник, губернатор Выборга; сын поэта Ф. А. Эмина.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Эмина Вера Ивановна (рожд. Хмельницкая). 1778–1826. Жена Н. Ф. Эмина. Гранитный жертвенник на постаменте. Мастер Тропин, 1820-е гг. Уч. 29. Ильининская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;495. Юдин Федор Михайлович. 1796–1841. Генерал-майор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Валуева Мария Федоровна (рожд. Юдина). Ум. 1901. Гранитный обелиск с килевидными завершениями граней. Уч. 42.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;496. Ягелович Виктор Антонович. Погиб 1916, на 36 году. Полковник, командир 4-го батальона лейб-гвардии 1-й артиллерийской бригады. Гранитная стенка с поребриком, металлическая ограда в стиле модерн. Уч. 35.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;497. Яковлев Алексей Алексеевич. 1806–1825. Прапорщик по квартирмейстерской части императорской свиты. Мавзолей из мрамора, гранита. Неизв. мастер, 1820-е гг. Уч. 44.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;498. Яковлев Павел Михайлович. 1795–1827. Коллежский асессор. Гранитная колонна с капителью; завершение утрачено. Уч. 3. У Смоленской церкви.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;499. Яковлев Павел Николаевич. 1799–1858. Коллежский асессор. Мраморный крест на постаменте со скульптурным декором. Уч. 3. Васютинская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;500. Яковлева Анна Андреевна. 1770–1834. Жена надворного советника. Мраморная колонна, увенчанная урной с гирляндой цветов, на гранитном постаменте-жертвеннике, в металлической ограде. Уч. 3. У вост. фасада Смоленской церкви.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;501. Яковлева Анна Николаевна. 1822–1866. Жена генерал-майора. Мраморный алтарь на гранитном основании. Уч. 3. У вост. фасада Смоленской церкви.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;502. Яковлева Мария Васильевна. Ум. 1826, на 45 году Жена гвардии корнета и кавалера. Мавзолей из мрамора и гранита. Уч. 44.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;503. Янович Алексей Онисимович. 1830–1871. Доктор ботаники, профессор Новороссийского университета. Гранитная горка; крест утрачен. Уч. 104.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;504. Ячевский Артур Артурович. 1863–1932. Ботаник, фитопатолог, чл. – корр. АН СССР. Мраморная плита, в металлической ограде. Уч. 104.<br>
&nbsp;//--&nbsp;Смоленское православное кладбище&nbsp;--//&nbsp;<br><img border=0 src="i_108.png"><br><img border=0 src="i_109.png"><br><img border=0 src="i_110.png"><br><img border=0 src="i_111.png"><br><img border=0 src="i_112.png"><br><img border=0 src="i_113.png"><br><img border=0 src="i_114.png"><br><br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Г. В. Пирожков, Н. В. Громов [403 - Статья написана Н. В. Громовым, список исторических захоронений и план составлены Г. В. Пирожковым.]<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;СМОЛЕНСКОЕ ЛЮТЕРАНСКОЕ КЛАДБИЩЕ<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Набережная реки Смоленки, 9)<br></h3><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Смоленское лютеранское кладбище расположено в южной части острова Декабристов (б. Голодай), на правом берегу Смоленки. В перспективе 16-17-й линий издалека заметны зеленые кроны деревьев, возвышающиеся над оградой некрополя, а за Смоленским мостом возникают старинные ворота на массивных каменных пилонах, прорезанных арочками калиток.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В плане некрополь имеет форму неправильного шестиугольника (площадь около семи гектаров), сильно вытянутого в северо-западном направлении, вдоль переулка Декабристов (б. Голодаевский), который отделяет его от соседнего Армянского кладбища. С севера, со стороны Железноводской улицы, кладбище теснит жилая и промышленная застройка, с востока угрожающе надвигаются безликие строения производственного предприятия и личных гаражей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Смоленское лютеранское кладбище – одно из самых старых в городе. Здесь сохраняется множество памятников, представляющих высокую историческую и художественную ценность, – колонны, жертвенники, стелы, саркофаги. На некоторых из них сохранились фрагменты скульптурного убранства – барельефные портреты, изваяния плакальщиц и ангелов. Большая же часть памятников находится в ужасающем состоянии: разрушены склепы, сломаны ограды, поврежденные мраморные скульптуры покрыты пятнами краски и чернил, оставленных праздными хулиганами. Потери, понесенные некрополем, – огромны и ничем не оправданны. Большие участки в наиболее старых частях кладбища – южной и центральной – сейчас вообще лишены памятников. Но даже в разоренном и запущенном виде Смоленское лютеранское остается ценнейшей частью петербургского некрополя.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;От ворот начинается вымощенная плитами главная дорожка, пересекающая некрополь в продольном направлении. Заросшие травой поперечные дорожки, некогда разделявшие кладбище на участки, трудно проходимы. При сильном дожде, в осеннюю и весеннюю распутицу многие участки затопляются водой и делаются практически недоступными.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Справа от ворот возвышается одно из самых замечательных надгробий этого некрополя – склеп Е. К. Чичаговой. Это прямоугольный мавзолей из блоков пудостского камня, на фронтоне которого помещен мраморный аллегорический рельеф. Внутри находился скульптурный памятник, созданный в 1812 г. И. П. Мартосом. В 1930-е гг. памятник перенесли в Музей городской скульптуры, и сейчас опустевший склеп используется в качестве кладбищенской сторожки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Слева от главной дорожки, в южной части некрополя, сохраняются монументы на могилах известных исторических деятелей. Среди них гранитная колонна на могиле академика Е. И. Паротта – первого ректора возрожденного в 1802 г. Дерптского университета, массивные саркофаги выдающегося физика П. Л. Шиллинга, лейб-медика Я. Виллие, основателя Одессы адмирала И. де Рибаса, пилон с мраморным барельефом известного хирурга И. Ф. Буша. Слева от входа существовало семейное место Энгельгардтов – гранитный парапет с врезанными досками из черного мрамора. Здесь был похоронен с женой и детьми директор Царскосельского Лицея. На месте уничтоженного памятника долгое время стояла типовая раковина, замененная в 1991 г. камнем с именем Е. А. Энгельгардта. Малоприметный бетонный крест отмечает могилу одного из крупнейших петербургских зодчих рубежа веков – П. Ю. Сюзора, скончавшегося в 1919 г.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;По правую сторону главной дорожки, за склепом Чичаговой, можно найти ряд интересных памятников первой половины XIX в. К сожалению, именно с этих участков были перенесены в музей-некрополь надгробия Ж. Тома де Томона, A. Бетанкура, некоторые другие. Однако и сейчас здесь можно отыскать монументы, которые отличает благородство пропорций и изящество очертаний. Это чугунный портик надгробия Р. Симпсона, созданный при участии скульптора<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;B. И. Демут-Малиновского, надгробие В. Веннига, изготовленное в мастерской А. Трискорни, саркофаг Клэр де Томон, жены архитектора Тома де Томона.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;По главной дорожке можно пройти в центральную часть кладбища, где обращает на себя внимание группа памятников на высоком цоколе, отмечающих семейное место мореплавателей Грейгов. Несколько в стороне – высокая гранитная колонна на могиле художника Ф. П. Брюлло, старшего брата знаменитого живописца. В самом конце главной дорожки виден высокий крест из серого карельского гранита – монументальное надгробие государственного канцлера К. В. Нессельроде, а за ним – семейное место Ламсдорфов, в роду которых был российский министр иностранных дел.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Многие высокохудожественные памятники превращены в руины временем и вандализмом наших современников. Так, уже в 1980-е гг. буквально рухнул огромный памятник неизвестному на левой стороне главной дорожки, масштабом и благородством пропорций привлекавший внимание посетителей кладбища. На массивном стилобате-склепе из крупных гранитных блоков возвышался жертвенник с урной красивого рисунка. Над дверями склепа были вырублены даты: 1817 и 1820. Совсем недавно варварски сбита и опрокинута в полуразрушенный склеп мраморная скульптура надгробия детей Людвига Нобеля, известного нефтепромышленника, основателя Русского технического общества. В последние годы исчезли находившиеся под охраной государства памятники лингвисту Ф. И. Видеману, химику Г. И. Гессу, геологу А. А. Иностранцеву, климатологу А. А. Каминскому, метеорологу Б. П. Мультановскому, ботанику Э. Л. Регелю, правоведу П. Г. Редкину, астроному Ф. И. Шуберту.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Среди многочисленных утрат можно упомянуть хотя бы некоторые, дающие представление о важном месте Смоленского некрополя в истории петербургской культуры.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Арендт Николай Федорович. 1786–1859. Лейб-медик, главный врач русской армии в 1814 г.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Беггров Иван Иванович. 1828–1888. Основатель Общества взаимного вспоможения инженеров-технологов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Беггров Карл Петрович (Карл-Иоахим). 1799–1875. Акварелист и литограф.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Безак Готлиб-Христиан. 1724–1800. Профессор философии при Кадетском корпусе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Безак Павел Христианович. 1769–1831. Статский советник, член комиссии по наводнению 1824 г.; зять скульптора Ж. Рашетта.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Будберг Андрей Яковлевич, барон. 1750–1812. Генерал от инфантерии, воспитатель великих князей Александра и Константина Павловичей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Буссе Федор Иванович. 1794–1859. Педагог, ученик И. Песталоцци, автор учебников по математике.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бюлер Карл Яковлевич, барон. 1749–1811. Тайный советник, сенатор, дипломат.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гельмерсен Николай Иванович. 1842–1908. Генерал-лейтенант.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гогель Иван Григорьевич. 1773–1834. Генерал от артиллерии, директор Пажеского корпуса.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дезин-фон Мартин Петрович. 1737–1821. Адмирал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дестрем Мориц Гугович. 1787–1855. Генерал-инженер, председатель Совета путей сообщения.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Иернштедт Виктор Карлович. 1854–1902. Филолог-классик, академик.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Иогансон Христиан Петрович. 1817–1903. Артист балета, педагог.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Козловский Иосиф (Осип) Антонович. 1757–1831. Композитор, автор гимна «Гром победы, раздавайся».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Куник Эрнст-Эдуард (Арист Аристович). 1814–1899. Филолог, историк, академик.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Май Карл Иванович. 1820–1895. Педагог, основатель и директор известной гимназии и реального училища.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мартини (Мартини-Солер) Висенте. 1756–1806. Испанский композитор и органист, придворный композитор в Петербурге, учитель музыки в театральном училище.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мертенс Вилим Федорович. 1761–1839. Тайный советник, сенатор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Моретти Фердинанд Антоний. Ум. 1807, 65 лет. Преподаватель итальянского языка императрице Елизавете Петровне.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Парланд Альфред Александрович. 1842–1920. Архитектор, автор проекта храма Воскресения Христова («Спас-на-крови»).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Петри Эдуард Юльевич. 1854–1899. Профессор географии Петербургского университета.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Полиньяк Арманд Юлий Франциск, герцог. 1747–1818. Пэр Франции.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сиверс Егор Карлович (Георг-Александр), граф. 1785–1827. Генерал-лейтенант, директор Главного инженерного училища.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сухтелен Константин Петрович, граф. 1790–1858. Обер-егермейстер.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Фок фон Матвей Яковлевич. (Магнус-Готфрид). 1777–1831. Директор III Отделения.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Фрейганг фон Иоганн-Готлиб. 1755–1815. Лейб-медик, президент Медико-филантропического комитета.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Фусс Николай Иванович. 1755–1825. Математик, академик; зять Л. Эйлера.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Юнкер Вильгельм (Василий Васильевич). 1840–1892. Доктор медицины, путешественник, исследователь Африки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Есть на Смоленском лютеранском кладбище монумент, который совершенством формы, глубиной и тонкостью раскрытия темы может сравниться с наиболее значительными произведениями русского мемориального искусства начала XX в. Эта работа скульптора В. В. Кузнецова хорошо известна, хотя имя погребенного до сих пор не выяснено. Подойти к памятнику можно, свернув влево с главной дорожки в северо-западную часть некрополя. Близ ограды видна сложенная из гранитных плит стенка-портал с закругленным верхом. В нее вмурован полуциркульный мраморный рельеф с изображением скорчившегося юноши, закрывшего руками склоненную голову. Безмолвное страдание атлетически прекрасного тела, запечатленное скульптором, воспринимается в окружении разоренных памятников и могил как монументальный реквием уникальному явлению петербургской культуры, каким является Смоленское лютеранское кладбище.<br>
&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;С первых лет существования Петербурга население его было весьма пестрым и по этническому, и по конфессиональному составу. Задуманный одновременно как крепость, порт и судостроительная верфь, город на Неве радушно принимал иностранцев – архитекторов и строителей, мастеров адмиралтейской верфи, ученых, врачей, ремесленников, купцов – всех, кто мог внести лепту в его строительство и развитие.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Наиболее многочисленной группой среди неправославных жителей столицы были протестанты. По преимуществу лютеранским было местное финское население, и после основания Петербурга некоторое время сохранявшее свои деревни (даже в 1770-е гг. в «лесистой части» Васильевского острова отмечалась «чухонская деревушка, в коей около 20 обыкновенных чухонских избушек» [404 - Георги И.Г. Описание столичного города Санкт-Петербурга… Спб., 1794. С. 142.]). Перебрались в новую русскую столицу шведы из захваченного города Ниеншанца – предшественника Петербурга, основанного в устье Охты в 1611 г. Еще в XVII в. в Ниеншанце существовала лютеранская церковь (известно, что оттуда в 1683 г. в офицерскую церковь в Немецкой слободе в Москве был вызван пастор Мейнке). Наконец, протестантами были многочисленные немцы, голландцы, французы и англичане, приехавшие в Петербург в первые десятилетия его существования. Во второй половине XVIII в. к ним добавились переселившиеся из Германии немецкие колонисты.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Первая деревянная лютеранская церковь была построена в Петропавловской крепости в 1704 гг., когда с основания города минул всего год [405 - Об истории протестантских приходов в Петербурге подробнее см.: О лютеранских и реформатских церквах в Петербурге // Православное обозр. 1863. № 12; Die evangelisch-lutherischen Gemeinden in Rusland: Eine historisch-statistische Darstellung. Bd. 1. SPb., 1909.]. После взрыва порохового погреба частное строительство в крепости строго запретили, и кирху в 1705 г. перенесли на Городской остров. Через пятнадцать лет она вновь «переехала» – на этот раз к Литейному двору, где работало много немцев-лютеран, собиравшихся для молитвы в зале Берг-Коллегии. Позднее, в 1770-е гг., Ю. М. Фельтен возвел вместо этого скромного храма каменную лютеранскую кирху святой Анны. Красивая церковь с полукруглой колоннадой в алтарной части дала название соседней Кирочной улице.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1710-е гг. центр города переместился на левый берег Невы, и иностранцы стали селиться близ первого Почтового двора (в районе улицы Миллионной), отчего эту местность несколько десятилетий именовали Немецкой слободой, хотя жили здесь и французы, голландцы, англичане. Неподалеку находились так называемые финские Шхеры, где селились финны и шведы. С 1708 г. лютеране вели воскресную службу в домовой церкви адмирала К. Крюйса. Первым лютеранским пастором в Петербурге был уроженец Геттингена Вильгельм Толль. Для содержания церкви установили сбор «корабельных денег»: команда каждого иностранного судна, приходившего в петербургскую гавань, вносила в церковную кассу пять рублей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1717–1719 гг. в Петербург прибыли голландский и англиканский пасторы, в 1723 г. – реформатский священник. Первое время не только лютеране, но и другие протестанты пользовались кирхой на дворе Крюйса. Первыми отделились голландцы, купившие в 1719 г. для молитвенных собраний и школы отдельное здание. В 1723 г. свою церковь в доме на набережной Невы открыли англичане. Годом позже отдельную общину образовали французские и немецкие реформаты. Первые несколько лет все протестантские общины довольствовались небольшими временными помещениями.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1728 г. на Невской перспективе, вблизи Конюшенных улиц, был предоставлен земельный участок для новой лютеранской церкви. По инициативе известного полководца графа Б. Миниха средства на новый храм собирали не только в Петербурге, но и в германских землях. Кирпичное здание церкви святого Петра было освящено 14 июня 1730 г., хотя внутренняя отделка заняла еще восемь лет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вокруг немецкой лютеранской церкви постепенно сложился своеобразный центр религиозной жизни столичных протестантов. В 1731 г. построили поблизости, на Б. Конюшенной улице, деревянную реформатскую церковь французы, через два года на Невский проспект, в купленный дом Леблона, переехал голландский молитвенный зал, а в 1734 г. позади немецкой церкви был освящен деревянный лютеранский храм, в котором молились финны и шведы. Позднее, в XIX в., все эти церкви были капитально перестроены и обрели вид, достойный главной магистрали российской столицы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;К середине XVIII в. в Петербурге насчитывалось более пяти с половиной тысяч иностранцев, что составило около семи процентов от общего числа жителей. Такое соотношение сохранялось и в XIX в. К началу XX в. нерусское население Петербурга составляло уже около семнадцати процентов населения. Сюда входили не только жившие в городе иностранные подданные, но в первую очередь ставшие петербуржцами выходцы из различных частей империи. Примерно пятую часть нерусского населения составляли немцы, среди которых около десяти процентов были обрусевшими. Родной язык и лютеранское исповедание сохраняли как выходцы из Германии, так и немцы из германизированных прибалтийских губерний [406 - Юхнева H.В. Этнический состав и этносоциальная структура населения Петербурга. Л., 1984. С. 22–24, 121, 182.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Одним из основных районов расселения петербургских немцев был Васильевский остров. Здесь селились представители ученого сословия – на острове находилось несколько крупных учебных и научных заведений. Много было среди немцев врачей, аптекарей, торговцев, ремесленников, славились немецкие булочники.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С первой половины XVIII в. на Васильевском острове существовало два немецких прихода. Первая лютеранская община была образована в 1728 г. Годом позже на собранные по подписке средства прихожане построили на 2-й линии каменный дом, где в 1732 г. были устроены кафедра и алтарь. Здание сильно пострадало от наводнения 1745 г., и церковный конвент решил для возведения нового храма вновь ввести «корабельный сбор» со всех судов, моряки которых ходили в храм слушать богослужение. Кроме того, пожертвования собирали в обеих столицах, в Финляндии и прибалтийских губерниях. Однако средства стекались крайне медленно и новый каменный храм удалось заложить лишь в 1768 г. Сначала церковь называли Островной, или Преображенской (по тогдашнему названию Васильевского острова), но после освящения 26 января 1771 г. стали именовать Екатерининской, в честь царствовавшей императрицы. Проект изящного храма на углу Большого проспекта и 1-й линии, вмещающего тысячу сто человек, составил архитектор Ю. М. Фельтен. В сторону проспекта обращен четырехколонный портик, над которым возвышается стройный барабан с небольшим куполом, в нишах фасада помещены скульптуры апостолов Петра и Павла.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Второй немецкой церковью на Васильевском острове стала Михайловская. В 1732 г. в Меншиковском дворце по инициативе фельдмаршала графа Б. Миниха была открыта «военная академия» – 1-й сухопутный Кадетский корпус. Среди его воспитанников были и юноши лютеранского вероисповедания, дети лифляндских и эстляндских дворян. Поэтому в кадетский корпус был определен пастор, совершавший воскресные богослужения в большом зале. В 1767 г. для этой цели отвели специальное помещение в одном из флигелей, где спустя десять лет устроили кафедру и алтарь, освятив церковь во имя архангела Михаила. Богослужения посещали не только кадеты, но и жители соседних кварталов Васильевского острова, которые образовали отдельный приход. В 1842 г. прихожане освятили временную церковь в специально нанятом доме на углу 3-й линии и Большого проспекта и начали сбор средств на постоянный храм. Заложили его в 1874 г. на углу Среднего проспекта и 3-й линии. Проект, разработанный академиком архитектуры Р. Е. Бергманом, изобиловал художественными и конструктивными недостатками. Основательную его переделку осуществил инженер-полковник К. К. Бульмеринк. Церковь святого Михаила в ложноготическом стиле, с высокой башней, увенчанной шпилем, стрельчатыми окнами и перспективным порталом, была освящена в 1876 г. и стала одной из достопримечательностей Васильевского острова [407 - Кириков Б., Филиппов Е. Василеостровская «готика» // Вечерний Ленинград. 1990. 20 марта.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Возникновение и история Смоленского лютеранского кладбища тесно связаны со старейшей лютеранской церковью святой Екатерины. Кладбище было приписано к этому храму, подчинялось его церковному совету и предназначалось прежде всего для неправославных жителей Васильевского острова. Поскольку среди столичных инородцев преобладали немцы-лютеране, иностранные кладбища XVIII в. чаще всего именовали лютеранскими или немецкими, хотя погребали на них и католиков, англикан, реформатов и т. д. Эпитет «Смоленское» лютеранское, или евангелическое, кладбище (как и сама речка Смоленка, до того именовавшаяся Черной) приобрело после сооружения в 1760 г. на соседнем православном кладбище церкви Смоленской иконы Божией Матери.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Первые сведения о Смоленском лютеранском кладбище восходят к 1747 г., когда Синод предписал Главной полицмейстерской канцелярии отыскать в городе места для кладбищ «чужестранных иноверных иноземцев». 22 июля того же года архитектор Петр Трезини и священник Матфеевской церкви Михаил Лукин представили рапорт, в котором сообщали, что на Васильевском острове такое место может быть «…к Черной речке… да по другую сторону оной речки подле чухонской деревни, где желают разных вер чужестранные обыватели для погребения мертвых». 30 января 1748 г. полицмейстерская контора определила: «Для погребения разных вер чужестранных архитектору Трезини вышеобъявленное на Васильевском острову место отвесть обще той части с офицерами» [408 - ЦГИА СПб. Ф. 1010. Оп. 1. Д. 4. Л. 4–7.]. Документ этот дает дату первого упоминания о Смоленском лютеранском кладбище. На плане Петербурга 1753 г. отведенный участок обозначен прямоугольником на правом берегу Черной речки, с названием «немецкое кладбище» [409 - Петербург-Ленинград: Ист. – геогр. атлас. Л., 1957. С. 22.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Территория некрополя постепенно расширялась в северном направлении. По сведениям И. Г. Георги, автора «Описания столичного города Санкт-Петербурга», с 1764 по 1789 г. здесь хоронили примерно по сорок восемь человек в год [410 - Георги. Указ. соч. С. 277.]. В 1806 г. был дан именной указ «Об устроении дороги к кладбищам в Васильевской части». В нем отмечалось, что по дороге к кладбищам, «где хранят тела умерших разных исповеданий, как-то: Греко-Российского, Армянского, Лютеранского и Реформатского», от Благовещенской церкви невозможно проехать. Дорога «доселе не вымощена и при необходимом для похорон проезде, в дождливое летнее, а особливо осеннее время, столь затруднительна, что по низкому там местоположению чрезвычайная грязь удерживает проезд в экипажах, кои нередко в грязи ломаются, и с телами умерших останавливают даже и пешеходцев» [411 - ПСЗ. Собр. 1. Т. 29. № 22202.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Границы лютеранского кладбища окончательно установились к 1836 г., когда церковный совет купил за сорок пять тысяч рублей большой смежный участок, принадлежавший статскому советнику Кирееву. По высочайшему повелению сорок тысяч из этой суммы ассигновал Государственный заемный банк. Благодаря протекции шефа жандармов генерал-адъютанта графа А. X. Бенкендорфа ссуду предоставили на льготных условиях – с платежом всего трех процентов и погашением из доходов церкви [412 - ЦГИА СПб. Ф. 800. Оп. 1. Д. 2. Л. 17; Ф. 1010. Оп. 1. Д. 243. Л. 4; ЦГИА. Ф. 828. Оп. 1. Д. 46. Л. 5; Ф. 583. Оп. 4. Д. 231. Л. 9.]. Общая площадь кладбища составила после этого примерно пятнадцать гектаров. На запрос Комиссии по устройству кладбищ церковный совет отвечал в 1859 г., что земли для погребений хватит еще на двадцать-двадцать пять лет [413 - ЦГИА СПб. Ф. 800. Оп. 1. Д. 2. Л. 3.]. Имея в виду перспективу, совет просил преимущественного права на покупку соседних участков, хотя возможностью этой не пользовался: так, в 1890 г. было отклонено очередное предложение о продаже соседнего участка [414 - Там же. Ф. 1010, Оп. 1. Д. 183. Л. 5.]. До 1917 г. размер и конфигурация территории оставались неизменными.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Судя по сохранившейся в архиве «Книге записи погребенных за 1912–1919 годы», в это время хоронили ежегодно до трехсот пятидесяти человек [415 - Там же. Ф. 452. Оп. 1. Д. 6. Л. 1-129.]. К сожалению, за другие годы подобных данных не сохранилось, так что указать общее число похороненных с 1748 по 1919 г. затруднительно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Всеми работами на кладбище руководил смотритель, назначавшийся церковным советом. Известно, что в 1902 г. вакантное место смотрителя по ходатайству министра иностранных дел графа В. Н. Ламздорфа занял Владимир Фогель [416 - Там же. Ф. 1010. Оп. 1. Д. 220. Л. 4.]. В своем ходатайстве министр отмечал, что, посещая свои семейные могилы, он неоднократно мог оценить неизменное усердие и выдающуюся добросовестность этого человека. Купец В. Ф. Фогель жил в трехэтажном каменном доме при кладбище (1898 г., архитектор П. К. Бергштрессер) и был не только смотрителем, но и владельцем монументной мастерской, которая помещалась в этом же доме.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Главной заботой церковного совета являлось благоустройство кладбища. В 1864 г. петербургский военный губернатор граф А. А. Суворов-Рымникский запрашивал церковный совет о том, почему сделано распоряжение об отчуждении кладбищенских мест, находившихся в потомственном владении приобретших их лиц. Из ответа явствует, что эта мера предполагалась в отношении тех владельцев, которые к определенному числу не исправят пришедшие в ветхость или испорченные ограды и памятники. Церковный совет отмечал, что высочайше утвержденным уставом евангелическо-лютеранской церкви в России ему вменено в обязанность наблюдать за содержанием кладбища в порядке. Продажа места, разъяснял совет, совершается заключением купчей крепости в Гражданской палате и сопряжена с обязательным выполнением условий инструкции для кладбищенского смотрителя. В ней указывается, что купивший семейный участок обязан в течение трех месяцев обнести его оградой. Каждая могила должна быть обложена дерном или отмечена исправным надгробным памятником, иначе через двадцать пять лет место вновь может быть использовано для захоронения [417 - Там же. Д. 108.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Церковному совету принадлежало право установки таксы за погребальные услуги. С прихожан церкви святой Екатерины за квадратный аршин земли взималось двадцать рублей, а с членов иных приходов – пятьдесят. За установку памятника ценой выше сорока рублей в кладбищенскую казну брали десять процентов его стоимости. Получал деньги и выдавал квитанции исключительно смотритель, к нему же обращались и в случае каких-либо недоразумений. Постановка новых монументов осуществлялась по согласованию с церковным советом, который утверждал не только проект, но и текст эпитафии [418 - Там же. Д. 76. Л. 7–8; Д. 218. Л. 86.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Церковный совет и смотритель следили за сохранностью надгробных памятников. Если потомки не имели возможности или не хотели поддерживать памятник в порядке, надгробие убирали. Так, в 1865 г. в газете «Санкт-Петербургские ведомости» было помещено объявление, что «совет евангелическо-лютеранской церкви святой Екатерины приказал убрать 23 разрушившихся памятника, находящиеся во 2, 3, 4, 12, 13 и 14-м разрядах… и просит всех, до кого это касается, справиться о списках этих могил у смотрителя кладбища и озаботиться исправлением или возобновлением памятников, которые в противном случае будут убираемы в июне месяце сего года».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1882 г. церковный совет выпустил отдельным изданием перечень «полностью разрушенных или представляющих опасность разрушения» надгробий, назначенных к снятию. В брошюре перечислено свыше полутора тысяч захоронений, описаны снятые и сохраняемые на кладбищенском дворе памятники, надписи на которых невозможно прочитать [419 - Verzeichnis der auf dem deutchen Smolenski-Friedhofe befindlichen Monumente, Grabstein ets., welche, da sie ganz verfallen oder in Gefahr Zusammen Zu stuzzen sind, weggeranmt werden musseu. SPb., 1882.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Церковный совет и смотритель также обязаны были охранять памятники от изменений и повреждений. В 1898 г. Александра Ивановна Синклер обращалась к совету с просьбой тщательно следить за сохранностью надгробия своей дочери Анны Егоровны, жены известного русского почвоведа В. В. Докучаева, чтобы «в особенности не была допущена постройка павильона, ни извлечение портрета умершей, вставленного в крест» [420 - ЦГИА СПб. Ф. 1010. Оп. 1. Д. 183. Л. 57–58.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Смоленское лютеранское кладбище, как и другие иноверческие кладбища в Петербурге, отличал очень высокий уровень благоустройства. Дорожки были вымощены плитами, в оградах устраивались газоны и цветники. Территория была разбита на правильные участки (именовавшиеся разрядами), с нумерацией, возраставшей к северо-западной границе некрополя. Всего было сорок семь участков: девятнадцать в южной и центральной части, остальные – на прирезке, осуществленной в 1836 г. Совет располагал точными сведениями обо всех памятниках. В 1860 г. на запрос Комиссии об устройстве кладбищ о том, сохранились ли на Смоленском лютеранском надгробия XVIII в., был дан ответ, что сохранилось пять архитектурных памятников и восемьдесят три надгробные каменные плиты [421 - Там же. Ф. 800. Оп. 1. Д. 2.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Расположение кладбища на низменной, равнинной, затапливаемой при наводнениях местности затрудняло его эксплуатацию. Не всегда удавалось даже вырыть могилу на требуемую глубину в три аршина (два метра шестнадцать сантиметров), так как уже на глубине в полтора аршина выступали грунтовые воды [422 - ПСЗ. Собр. 1. Т. 10. № 7616; Историческая записка о постепенном закрытии существующих в черте города кладбищ. Спб., 1896. С. 7–8.]. В 1872 г. кладбищенская комиссия при медицинском совете Министерства внутренних дел предложила совету церкви святой Екатерины улучшить состояние кладбища путем дренирования территории или подсыпки грунта. Проведенные исследования показали, что дренирование невозможно, так как из-за отсутствия уклона местности во время подъема воды в Смоленке вода будет течь по трубам в обратном направлении [423 - ЦГИА СПб. Ф. 1010. Оп. 1. Д. 127.]. На свободных от захоронений участках подсыпали грунт на высоту семьдесят—сто сантиметров.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;О многом говорит заявление церковного совета, поданное в Городскую думу в 1909 г. Совет просил ликвидировать устроенный на площади перед входом на кладбище склад строительных материалов с высоким забором. Этот склад мешал движению экипажей при большом стечении публики в праздничные дни и во время богатых похорон, а также затруднял расстановку войск и артиллерии при погребении с воинскими почестями. Просьба совета была удовлетворена [424 - Там же. Ф. 513. Оп. 49. Д. 142. Л. 34–35.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В ведении лютеранской церкви святой Екатерины кладбище находилось до 1 февраля 1919 г. С этого числа, согласно декрету от 26 января, кладбище было национализировано и перешло в ведение Комиссариата по внутренним делам [425 - ЦГА СПб. Ф. 7384. Оп. 33. Д. 85. Л. 4.]. Утрата конфессиональной принадлежности быстро привела к утрате специфического колорита кладбища. Трагедия, постигшая петербургский некрополь в целом, для иноверческих кладбищ была особенно заметной, так как в отличие от многих других городских кладбищ, не слишком благоустроенных и в дореволюционное время, здесь одичание и разорение резко контрастировало с прежним их состоянием. Смоленское лютеранское кладбище закрыли в 1939 г., хотя отдельные захоронения происходили здесь вплоть до 1950-х гг.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В годы Великой Отечественной войны на кладбище появилось несколько братских воинских могил. Монумент вблизи главной дорожки напоминает об одном из трагических эпизодов блокадного времени: здесь похоронены дети, погибшие от фашистского снаряда 6 мая 1942 г. Памятник в виде гранитной стелы с рельефом сооружен в 1966 г. (архитекторы Л. Н. Линдрот, Н. Г. Эйсмонт, скульптор В. И. Гордон).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Серьезные изменения произошли в судьбе Смоленского лютеранского кладбища в 1930-е гг. С организацией в Ленинграде музея-некрополя в Александро-Невской лавре многим старым кладбищам, откуда предполагалось вывезти наиболее ценные памятники, был вынесен смертный приговор. Вопрос о полном уничтожении Смоленского лютеранского не ставился, однако состояние территории и находившихся на ней памятников было весьма плачевным. Поэтому отсюда в Некрополь мастеров искусств 21 октября 1936 г. был перенесен прах скульптора П. К. Клодта. Надгробие на месте перезахоронения было установлено новое, а семейное место Клодтов, где были погребены также брат скульптора, другие родственники, оказалось непоправимо разрушенным. Несколько художественных надгробий в 1939–1940 гг. перенесли (без перезахоронения) в Некрополь XVIII в. Среди них мраморная стела с могилы скульптора Я. Земмельгака, много работавшего в конце XVIII в. на петербургских кладбищах, гранитный обелиск известного мастера монументальной скульптуры Агостино Трискорни, гранитный саркофаг архитектора Тома де Томона. Позднее и прах зодчего был перенесен в музей-некрополь, тогда как надгробие его жены по-прежнему находится на своем историческом месте на Смоленском кладбище. Переносились и детали отдельных памятников: чугунный саркофаг Р. Сухозанет, бронзовая фигура с надгробия А. Магира (постамент которого сохраняется в юго-восточной части кладбища). В 1939 г. в музей перенесли скульптурную композицию работы И. П. Мартоса из мавзолея Е. Чичаговой, находящегося у входа на кладбище [426 - Материалы о переносах захоронений в музеи-некрополи содержатся в научном архиве Государственного музея городской скульптуры.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Подобные работы велись, к сожалению, и в послевоенные годы. В 1956 г. в некрополи лавры были перезахоронены (с переносом надгробных памятников) академик Л. Эйлер и лицейский друг А. С. Пушкина адмирал Ф. Ф. Матюшкин, в 1979 г. – выдающийся инженер и механик А. А. Бетанкур. Удручающее состояние Смоленского лютеранского кладбища до известной степени может служить объяснением этих антиисторических переносов. Однако целиком «очистить» этот некрополь от значительных в историческом и художественном отношении памятников заведомо невозможно: их здесь сотни.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бессмысленные разрушения продолжаются в некрополе и сегодня. Трест Лендорстрой разобрал множество надгробий, использовав гранит для поребриков панелей. Металлические ограды и кресты администрация кладбища сдавала в утиль. Так исчезло, например, надгробие металлического литья с могилы архитектора А. А. Парланда, автора проекта знаменитого храма «Спас-на-крови». Многие памятники украдены буквально в последние годы. Исчезновение надгробия ведет к тому, что вскоре теряется и само место захоронения. В 1986 г. были похищены находившиеся под охраной государства памятники с могил садовода Э. Л. Регеля и ректора Петербургского университета П. Г. Редкина, и теперь трудно установить, где находились их могилы. Теряются и отдельные детали памятников: исчез бронзовый барельеф с портретом адмирала А. С. Грейга [427 - ЦГИА СПб. Ф. 457. Оп. 1. Д. 156. Л. 36.], был разбит на куски мраморный бюст книгоиздателя М. О. Вольфа работы скульптора Л. Бернштама (бетонная копия также оказалась разрушена). Подобные примеры можно продолжать бесконечно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1985 г. от кладбища был отрезан значительный участок в северо-восточной части, со стороны переулка Декабристов. На месте уничтоженных могил построили пожарную часть. При этом десятки ценных памятников из гранита и мрамора перетащили в другие части кладбища, многие полностью уничтожили, как, например, замечательное архитектурное надгробие Бартель и Сталь, выполненное в формах северного модерна. Под «охраной государства» на Смоленском лютеранском кладбище находятся тридцать пять надгробий, но многие из них либо полуразрушены, либо уничтожены целиком.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1988 г. на кладбище начались реставрационные работы. Довольно большой участок некрополя вблизи ворот реконструирован и благоустроен. Реставрация отдельных надгробий ведется и на других участках. Работы, начатые по инициативе общественного совета при Василеостровском районном отделении ВООПИиК, ведет кооператив «Обелиск».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В прилагаемый список вошли наиболее ценные памятники, сохраняющиеся в некрополе, а также некоторые надгробия, погибшие в последние годы. Старые памятники уже не вернуть, но еще не поздно отметить места, где находились эти исторические захоронения.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Исторические захоронения на Смоленском лютеранском кладбище<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;1. Авенариус Василий Петрович. 1839–1923. Писатель.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Авенариус Вильгельмина Андреевна. 1848–1920. Обелиск из лабрадорита на гранитном постаменте. Уч. 13.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;2. Адамини Анна (рожд. Визлер). 1799–1867. Стела с акротериями и фронтоном; чугунный крест утрачен. Надпись на итальянском яз. Уч. 12.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;3. Адамини Антонио. 1794–1848. Архитектор. Гранитная стела. Надпись на итальянском яз. Уч. 7.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;4. Адамини Елизавета. Ум. 1835, 29 лет. Гранитная стела. Надпись на итальянском яз. Уч. 7. Рядом с могилой А. Адамини.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;5. Алексеев Алексей Карлович. 1881–1938. Палеонтолог, профессор. Гранитный крест; металлическая ограда. Уч. 19.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;6. Амбургер Густав. 1840–1895. Доктор медицины. Гранитный постамент; крест утрачен. Надпись на немецком яз. Уч. 7.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;7. Анжу Петр Петрович. 1832–1876. Капитан 1-го ранга, участник гидрографических работ на Ладожском и Онежском озерах; сын П. Ф. Анжу Гранитный крест на постаменте. Уч. 3.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;8. Анжу Петр Федорович. 1796–1869. Адмирал, исследователь Арктики, участник Наваринского сражения. Гранитный крест на постаменте; ограда из якорей, стволов пушек, цепей. Уч. 3.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;9. Анненкова Александра Карловна (рожд. Мердер). 1828–1900. Фрейлина императриц Александры Федоровны и Марии Александровны. Гранитная горка; крест утрачен. Уч. 20.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;10. Армстронг Роман Адамович. Ум. 1865, на 75 году Горный инженер, генерал-лейтенант, директор Петербургского монетного двора. Гранитная стела на постаменте. Уч. 7.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;11. Балмен Александр. Ум. 1825. Мраморная ваза под покрывалом на высоком постаменте. Юго-вост. часть кладбища.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;12. Бари Эдуард. 1827–1893. Психиатр, доктор медицины. Гранитный постамент; крест утрачен. Надпись на немецком яз. Уч. 67.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;13. Баркгаузен фон Михаил. 1801–1855. Генерал-майор артиллерии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Баркгаузен Эмилия Шарлотта (рожд. Дезен). 1809–1891. Гранитная горка. Уч. 4.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;14. Баркгаузен фон Эдуард. 1836–1895. Генерал-майор. Гранитная горка. Надпись на немецком яз. Уч. 4. Рядом с М. Баркгаузеном.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;15. Бартель Рудольф. 1834–1900.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бартель Эмилия. 1839–1911.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сталь Анна. 1833–1912.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сталь Фриц. 1856–1913.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Усыпальница; вход был облицован плитами серого гранита, многоступенчатая кровля служила основанием для вазы красивого силуэта; чугунная кованая ограда. Осенью 1985 г. надгробие уничтожено. Уч. 96.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;16. Бартольд Василий Васильевич. 1869–1930. Востоковед, академик, педагог.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бартольд Мария Алексеевна. 1868–1928. Высокая наклонная плита из гранита. Уч. 48.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;17. Бауэр Василий Васильевич. Ум. 1884, на 51 году Историк, профессор Петербургского университета. Гранитный постамент; надгробие разрушено, крест утрачен. Уч. 89.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;18. Бекманн Вильгельм. 1866–1916. Доктор медицины. Гранитный крест на постаменте. Уч. 50.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;19. Бекманн Эльза Марцелла. 1907–1915. Мраморная стела, крест с гирляндой цветов на перекрестье, у основания креста ствол дерева с ветвями. Уч. 50. Рядом с могилой В. Бекманна.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;20. Бенуа Константин Михайлович. 1885–1939. Метеоролог, преподаватель Высшего военно-морского училища им. М. В. Фрунзе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бенуа Ольга Георгиевна (рожд. Фракман). 1887–1945. Жена К. М. Бенуа; сотрудница Музея Академии художеств.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бенуа Ольга Константиновна (рожд. Кавос). Ум. 1913.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Деревянные кресты, бетонные раковины; поребрик из путиловской плиты. Уч. 29. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;21. Бергер Анна. 1767–1841. Гранитный жертвенник на высокой плите. Мастер М. Тропин. Надпись на итальянском яз. Уч. 13.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;22. Берд Чарльз. 1766–1846. Инженер, основатель чугунолитейного завода в Петербурге. Чугунная часовня готического стиля, внутри – обелиск из белого, мрамора. Уч. 4.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;23. Березкин Всеволод Александрович. 1899–1946. Океанолог, инженер, контр-адмирал, зав. кафедрой гидрометеорологии Военно-морской академии. Гранитная стела. Уч. 32.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;24. Берендтс Александр. 1863–1912. Профессор теологии. Гранитная стела. Уч. 2.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;25. Бернард Матвей Иванович. Ум. 1871, на 78 году. Пианист, композитор, педагог, издатель журнала «Нувелист». Мраморный постамент с рельефом. Уч. 1.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;26. Бетлинг Рудольф. 1865–1936. Доктор медицины.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кольбе Ервин. 1888–1936. Архитектор. Мраморная стела. Надпись на немецком яз. Уч. 41.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;27. Бонгард Генрих-Густав. 1786–1839. Ботаник, доктор медицины, академик, профессор Петербургского университета. Гранитный постамент; крест утрачен. Надпись на французском яз. Уч. 2.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;28. Бонгард Евгений. Ум. 1867, 39 лет. Доктор медицины. Гранитный крест на постаменте. Уч. 2. Рядом с могилой Г. Бонгарда.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;29. Брандт Виктор Федорович. 1849–1907. Контр-адмирал. Гранитная горка; крест утрачен. Уч. 38.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;30. Брандт Федор Федорович. 1802–1879. Зоолог, академик, основатель Зоологического музея в Петербурге, президент Русского энтомологического общества.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Брандт Августа-Амалия (рожд. Вейхард). 1810–1866.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кун Анна-Вильгельмина (рожд. Брандт). 1835–1902. Гранитный обелиск. Надписи на немецком яз. Уч. 69.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;31. Браун Фридрих. 1799–1862. Архитектор. Гранитная горка с рельефным крестом. Уч. 65.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;32. Бретшнейдер Эмилий Васильевич. 1833–1901. Доктор медицины, ботаник, синолог, путешественник. Гранитная горка. Надписи на немецком яз. Уч. 36.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;33. Брюлло фон Теодор (Федор Павлович). 1793–1869. Профессор исторической живописи, академик; старший брат К. П. и А. П. Брюлловых.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Брюлло фон Луиза (рожд. Ульмер). 1798–1871. Жена Т. Брюлло.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Брюлло фон Матильда. 1828–1856. Гранитная колонна с капителью, увенчанная крестом. Уч. 53.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;34. Брюллов фон Николай Федорович. 1826–1885. Архитектор, академик, профессор Академии художеств, городской архитектор Петербурга. Гранитный постамент; бюст утрачен. Уч. 83.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;35. Брюн-де-Сент-Катерин Жак-Балтазар. 1759–1835. Генерал-лейтенант. Гранитная колонна с капителью, на постаменте. Надпись на французском яз. Уч. 8.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;36. Будберг фон Александр. Ум. 1876. Генерал-адъютант. Гранитный постамент; крест утрачен. Уч. 86.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;37. Бухгольц Федор Федорович. 1857–1942. Художник, график, педагог, один из учредителей Общества им. А. И. Куинджи. Гранитная стела. Уч. 98. Вместе с М. Л. Дилон.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;38. Бушмакин Николай Дмитриевич. 1875–1936. Профессор. Гранитная стела, металлическая ограда. Уч. 5.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;39. Буш Иван Федорович. 1771–1843. Хирург, академик, профессор Медико-хирургической академии, директор Медицинского немецкого общества.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Буш Анна (рожд. Винтербергер). 1784–1854. Жена И. Ф. Буша. Гранитная стела с портретным барельефом И. Ф. Буша. Надписи на латинском и немецком яз. Уч. 2.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;40. Вагнер фон Александр. 1803–1878. Доктор медицины. Гранитная плита с рельефным крестом. Уч. 81.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;41. Вазем-Носилова Екатерина Оттовна. 1848–1937. Балерина, педагог, мемуаристка, учитель А. П. Павловой, А. Я. Вагановой и др. Крест на постаменте; бетон, мрамор. Уч. 39.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;42. Вазем Мария. 1821–1894. Постамент голубого мрамора; крест утрачен. Уч. 39. Рядом с Е. О. Вазем-Носиловой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;43. Вельфль Гуго Федорович. 1844–1888. Пианист, профессор Петербургской консерватории. Гранитный постамент; крест утрачен. Надпись на немецком яз. Уч. 93.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;44. Вендрамини Лев Францевич. 1812–1857. Архитектор, академик.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вендрамини Франсуа. 1780–1856. Гранитный крест на круглом постаменте. Юго-вост. часть кладбища.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;45. Веннинг Вальтер. 1781–1821. Филантроп, реформатор тюремного дела в Петербурге. Гранитный жертвенник с нишей, акротериями и лучковым фронтоном; бронзовый барельеф (ск. А. Трискорни), изображающий посещение Веннингом заключенных, утрачен. Юго-вост. часть кладбища.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;46. Видеман Герман. 1817–1866. Доктор медицины.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Видеман Карл. 1850–1918. Доктор медицины.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мраморная фигурная стела с портретным барельефом Г. Видемана; верхняя часть надгробия утрачена. Надпись на немецком яз. Уч. 11.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;47. Видеман Фердинанд (Фердинанд Иванович). 1805–1887. Языковед, академик, специалист по финно-угорским языкам.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Видеман Иоганна. 1835–1896.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Видеман Эмилия (рожд. Соколовская). Жена Ф. Видемана.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гранитный крест на постаменте. Мастер С. Копьевский (Ревель). Надписи на немецком яз. Уч. 82. В 1986 г. территория отведена под строительство пожарного депо, надгробие уничтожено.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;48. Виллие Яков Васильевич. Ум. 1850, 56 лет. Лейб-медик, действительный статский советник.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;49. Вильм Мартин-Зигфрид. 1781–1830. Гранитная колонна на постаменте. Юго-вост. часть кладбища, близ забора. Гранитный обелиск на постаменте. Надписи на английском и русском яз. Надгробие разрушено. Уч. 5. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;50. Вистингхаузен фон Константин. 1812–1885. Доктор медицины. Гранитный постамент; крест утрачен. Надпись на немецком яз. Уч. 97.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;51. Витковский Константин Францевич. 1842–1912. Генерал-майор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Витковский Сергей Константинович. 1891–1917. Военный летчик. Гранитная глыба; крест утрачен. Близ зап. забора, рядом с уч. 30.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;52. Витте Александр. 1836–1872. Архитектор. Гранитная горка. Уч. 59.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;53. Владимиров Константин Александрович. 1860–1926. Профессор. Гранитная стела. Надгробие утрачено в 1985–1986 гг. Уч. 89.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;54. Владимирцов Борис Яковлевич. 1884–1931. Монголовед, академик. Гранитная стела. Уч. 2.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;55. Вольф Маврикий Осипович. 1825–1883. Издатель, книготорговец, типограф. Бронзовый бюст (ск. Л. А. Бернштам, 1883 г.) на гранитном постаменте; две мраморные книги (утрачены в 1989 г.), парапет и скамейки из бетонных плит. Надписи на русском и польском яз. После реставрации 1979 г. бюст сброшен. Уч. 21.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;56. Врангель Александр Ермолаевич, барон. 1804–1830. Поручик лейб-гвардии Гренадерского полка. Колонна серого гранита с капителью, на постаменте; завершение утрачено. Уч. 10.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;57. Вреден Роман Романович. 1867–1934. Хирург, один из основоположников ортопедии в России, директор Ортопедического института в Петербурге, профессор 1-го Ленинградского медицинского института. Гранитный четырехгранный постамент; завершение утрачено. Надписи нет. Уч. 50.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;58. Галеотти Фердинанд. Ум. 1842, 49 лет. Гранитный постамент; ваза перенесена в парк Петродворца. Уч. 13.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;59. Гамильтон Георг-Монтагю. Ум. 1841, на 71 году Вице-адмирал. Гранитная колонна на постаменте. Надпись на английском яз. Уч. 10.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;60. Гассинг Александр Иванович. 1778–1844. Хирург, генерал-штаб-доктор флота, известный коллекционер портретов. Гранитная стела с мраморным барельефом, изображающим пеликана с птенцами и награды покойного. Надпись на немецком яз. Уч. 5.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;61. Гау Вольдемар (Владимир Иванович). 1816–1895. Художник, академик портретной живописи.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гау Луиза (рожд. Занфтлебен). 1825–1898.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Постамент из голубого мрамора с рельефными крестами, мраморный барельефный портрет старушки в чепце; бюст В. Гау утрачен. Уч. 27.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;62. Геккер фон Вильгельм (Василий Федорович). 1828–1902. Архитектор, академик, городской архитектор Петербурга, мастер акварельной живописи. Гранитный крест на постаменте. Уч. 1.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;63. Гентер Герман Генрихович. 1881–1937. Врач, профессор, заведующий акушерско-гинекологическим отделением больницы «В память 25 Октября». Гранитная стела на постаменте. Уч. 36.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;64. Гернет Надежда Николаевна. 1877–1943. Профессор математики; сестра историка Г. М. Гернета. Бетонная раковина с крестом. Уч. 55.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;65. Гесс Герман Иванович. 1802–1850. Химик, академик, профессор, автор основного закона термохимии (Закон Гесса).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гесс Женни. 1805–1881. Наклонная гранитная плита. Надгробие утрачено в 19851986 гг. Близ зап. забора, между уч. 4 и 6.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;66. Гесс Егор Егорович. 1796–1850. Корпусной штаб-доктор Гренадерского корпуса, действительный статский советник. Горка розового гранита на высокой плите, крест чугунный. Уч. 2.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;67. Гешвенд Александр Романович. 1833–1905. Архитектор, общественный деятель.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гешвенд Анна Матвеевна (рожд. Вольф). Ум. 1919.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гранитный постамент; завершение утрачено. Надписи на немецком яз. Уч. 31.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;68. Гинзберг Александр Семенович. 1870–1937. Врач, профессор 1-го Ленинградского медицинского института. Гранитная стела на постаменте. Уч. 46.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;69. Гирс фон Александр. 1785–1854. Генерал-майор. Гранитная горка с крестом. Уч. 5.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;70. Горвиц Мартын Исаевич. 1837–1883. Врач, профессор Медико-хирургической академии, директор Мариинского родильного дома в Петербурге. Богато декорированный мавзолей-усыпальница из песчаника. Уч. 68.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;71. Граф Николай Андреевич. 1825–1904. Генерал от артиллерии. Гранитный постамент; крест утрачен. Уч. 3.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;72. Грейг Алексей Самуилович. 1775–1845. Адмирал, ученый-кораблестроитель, гидрограф и астроном, академик, командующий Черноморским флотом, председатель комиссии по строительству Пулковской обсерватории. Гранитный пилон; портретный барельеф утрачен. Уч. 47. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;73. Грейг Самуил Алексеевич. 1827–1887. Генерал-адъютант, министр финансов, участник обороны Севастополя; сын адмирала A. С. Грейга.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Грейг Александра Петровна. 1828–1898. Жена С. А. Грейга.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Массивный мраморный пилон с лучковыми фронтонами; портретный барельеф С. А. Грейга работы ск. М. Попова утрачен. Надписи на русском и английском яз. Уч. 47. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;74. Гримм Давид Иванович. 1823–1898. Архитектор, художник, академик, профессор Академии художеств.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гримм Мария (рожд. Гун). 1875–1899.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гримм Эмилия-Елена (рожд. Мейкова). 1839–1896.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гранитный обелиск с врезанными крестами; бронзовый портретный барельеф Д. И. Гримма утрачен. Надписи на немецком яз. Уч. 17.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;75. Грюн фон Иоганн. 1772–1847. Статский советник, доктор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Грюн фон Каролина. 1789–1861. Гранитная горка; крест утрачен. Уч. 6.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;76. Гук. Семейное захоронение. Мраморная скульптура скорбящей женщины на гранитном постаменте. Ск. Р. Кауер (Рим), 1884 г. Уч. 23.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;77. Гутман Георг (Егор) Генрих. 1816–1849. Архитектор. Гранитная горка. Надпись на немецком яз. Уч. 8.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;78. Данзас Александр Логинович. Ум. 1880, 69 лет. Генерал от инфантерии. Мраморная плита с рельефным крестом. Уч. 80.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;79. Диллон Мария Львовна. 1858–1932. Скульптор, автор надгробий В. Ф. Комиссаржевской, А. С. Аренского, Н. С. Арутинова, К. Я. Крыжицкого. Гранитная стела. Уч. 98. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;80. Диллон (Долина) Анна Львовна. Ум. 1929. Актриса; сестра М. Л. Диллон.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Добровольская (Диллон) Флора Львовна. Ум. 1931. Сестра М. Л. Диллон. Бетонная раковина. Уч. 98. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;81. Докучаева Анна Егоровна (рожд. Синклер). 1846–1897. Член Общества вспомоществования окончившим Петербургские высшие женские (Бестужевские) курсы; жена B. В. Докучаева. Постамент из голубого мрамора; крест похищен в 1989 г. Уч. 7. Рядом с В. В. Докучаевым.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;82. Докучаев Василий Васильевич. 1846–1903. Профессор, основатель русского почвоведения, картографии почв и учения о географических зонах. Мраморный крест на постаменте, поребрик-склеп из путиловской плиты; ограда металлическая. Уч. 7.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;83. Донаурова Анна Ивановна. 1742–1787. Жена надворного советника. Мраморная усеченная пирамида; накладные детали утрачены. Уч. 3.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;84. Дорн фон Бернгард (Борис Андреевич). 1805–1881. Востоковед, профессор Института восточных языков, специалист по истории Афганистана, академик. Мраморная колонна с рустом; бронзовый бюст утрачен. Уч. 56. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;85. Дорн фон Людольф Борисович. 1840–1891. Правовед, профессор Петербургского университета и Училища правоведения; сын Б. Дорна.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дорн фон Вильгельмина (рожд. Горн). 1852–1887. Жена Л. Дорна. Мраморный постамент. Надписи на немецком яз. Уч. 56. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;86. Жерве Петр Любимович. 1829–1907. Контр-адмирал, герой обороны Севастополя 1854–1855 гг. Гранитный постамент; крест утрачен. Уч. 36.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;87. Жибер Эрнст Иванович. 1828–1909. Архитектор и общественный деятель, профессор Академии художеств. Лабрадоритовая стела, увенчанная крестом. Надпись на французском яз. Уч. 62.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;88. Иессен Ганс Петр. 1857–1893. Доктор медицины. Гранитная горка; крест утрачен. Уч. 49.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;89. Ильмер Карл. 1810–1843. Титулярный советник.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ильмер фон Элиза-Екатерина (рожд. Грувен). 1777–1839.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Горка из розового гранита с изображением черепа, чугунный крест. Уч. 13.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;90. Иностранцев Александр Александрович. 1843–1919. Ученый-геолог, профессор, чл. – корр. Академии наук.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Иностранцева Мария Федоровна (рожд. Ореус). 1848–1922. Жена А. А. Иностранцева. Гранитная стела. Надгробие похищено в 1980-х гг. Уч. 19.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;91. Иосса фон Генрих. 1804–1874. Горный инженер, генерал-лейтенант. Наклонная плита из гранита с рельефным крестом. Уч. 54.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;92. Ирдыниев Данжа Дынзен. Ум. 1910, 47 лет. Гелун-лама Янгажинского Дацана. Ступа-обелиск розового гранита с рельефным изображением пагоды. Надписи на русском и тибетском яз. Уч. 98.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;93. Каминский Антон Антонович. 1862–1936. Климатолог, метеоролог, профессор Ленинградского университета. Мраморная стела. Надгробие похищено в 1980-х гг. Уч. 37.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;94. Канкрин Егор Францевич, гр. 1774–1845. Министр финансов, член Государственного совета. Гранитная горка. Уч. 36.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;95. Капица Леонид Петрович. 1864–1919. Военный инженер, генерал-майор; отец академика П. Л. Капицы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Капица Ольга Иеронимовиа (рожд. Стебиицкая). 1866–1937. Литератор, общественная деятельница; мать П. Л. Капицы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Капица Надежда Кирилловна. 1891–1919. Жена П. Л. Капицы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Плита темно-серого полированного гранита, поребрик из путиловской плиты. Уч. 7. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;96. Кербедз Валериан. 1830–1858. Наклонная плита темно-серого гранита с рельефным крестом. Надпись на польском яз. Центральная дор. Уч. 35. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;97. Кербедз Паулина Станиславовна. 1847–1889. Дочь инженера-мостостроителя С. В. Кербедза.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кербедз Полина Станиславовна (рожд. Монтримович). 1827–1847.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Стела серого полированного гранита, с надписью на русском и польском яз., гранитный поребрик-склеп, металлическая ограда. Центральная дор. Уч. 35. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;98. Кесслер Карл Федорович. 1815–1881. Зоолог, профессор Университета, чл. – корр. Академии наук. Гранитный постамент; крест сброшен. Уч. 32.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;99. Кипарский Ренэ Валентинович. 1867–1938. Заслуженный деятель науки РСФСР.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кипарская Ядвига Юльевна. 1870–1942. Стела серого полированного гранита. Уч. 18.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;100. Клингер Фридрих-Максимилиан (Федор Иванович). 1752–1831. Писатель, представитель литературного направления «Буря и натиск», генерал-лейтенант, куратор Дерптского университета. Наклонная плита из гранита, 1960-е гг.; первоначальный памятник утрачен. Уч. 27. Зап. часть кладбища.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;101. Клодт фон Юргенсбург Владимир Карлович. 1803–1887. Начальник чертежной в Инженерном штабе, генерал от артиллерии; брат скульптора П. К. Клодта, знакомый А. С. Пушкина. Гранитная часовенка. Уч. 11.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;102. Козлов Петр Кузьмич. 1863–1935. Путешественник, географ, исследователь Центральной Азии. Гранитный обелиск. Уч. 35.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;103. Коллинс фон Эдуард. 1831–1905. Инспектор Училища Св. Петра; сын академика Э. Коллинса. Крест на постаменте. Уч. 2.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;104. Кольб Александр Христофорович. 1819–1887. Архитектор, академик. Гранитная горка, чугунный крест. Уч. 59.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;105. Конради Ганс Вильгельм Людвигович. 1882–1936. Архитектор. Гранитный крест на постаменте. Уч. 42.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;106. Круг Филипп Иванович. 1764–1844. Археолог, нумизмат, академик. Гранитная стела. Надгробие разрушено. Уч. 19.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;107. Купфер Адольф Яковлевич. 1798–1865. Физик, минералог, метеоролог, академик. Гранитный обелиск с мраморным портретным барельефом. Ск. Т.-Ф. Кирхгов (Дрезден), 1866 г. Уч. 47.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;108. Ладюрне Вильгельм-Адольф. Ум. 1855, 55 лет. Художник-баталист и портретист, профессор Академии художеств. Гранитная стела на постаменте. Надгробие разрушено. Уч. 4.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;109. Ламздорф Владимир Николаевич, гр. 1844–1907. Дипломат, член Государственного совета, статс-секретарь, министр иностранных дел. Саркофаг белого мрамора с рельефным крестом на верхней грани, на боковых – гирлянды из дубовых веток. Уч. 71. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;110. Ламздорф Николай Матвеевич, гр. 1804–1877. Генерал-лейтенант, директор лесного департамента. Гранитный постамент; крест утрачен. Уч. 71. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;111. Ламздорф София Николаевна, гр. 1840–1897. Гранитная наклонная плита с рельефным крестом. Уч. 71. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;112. Ланге Агафия Ивановна. Ум. 1843, на 36 году Гранитный жертвенник; чугунный крест утрачен. Уч. 2.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;113. Ланге Фридрих Август (Александр Иванович). 1813–1881. Академик архитектуры, профессор. Мраморный саркофаг с наклонной плитой, рельефными венками и факелами. Уч. 58.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;114. Ландсдорф Фридерика-Луиза (рожд. фон Шуберт). 1791–1842. Мраморный саркофаг. Уч. 36.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;115. Лаутер Иоганн. 1785–1849. Архитектор. Архитектурное сооружение, гранит. Уч. 30.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;116. Легат Густав Иванович. 1837–1895. Артист балета, педагог.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Легат Сергей Густавович. 1875–1905. Артист балета Мариинского театра, педагог. Гранитный постамент; крест утрачен. Уч. 29. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;117. Леде Федор. 1829–1862. Артист Императорских театров. Гранитная горка; крест утрачен. Надпись на французском яз. Уч. 29.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;118. Лимберг Александр. Ум. 1906. Доктор медицины, профессор. Гранитный крест на постаменте. Похищен после 1986 г. Сохранились основание и металлическая ограда. Уч. 6.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;119. Линдгольм Вильгельм Адольфович. 1874–1935. Зоолог, профессор. Бетонная раковина, крест. Уч. 3.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;120. Лукини де Иван Еркулович. Ум. 1833, на 50 году Архитектор. Гранитный кубический постамент; завершение утрачено. Уч. 2.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;121. Мадерни Этьен. Ум. 1843, 63 лет. Гранитный жертвенник с мраморной вазой под покрывалом. Надпись на итальянском яз. Уч. 1.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;122. Мадерни Винченце. 1797–1843. Мраморный жертвенник с портретным барельефом. Надпись на итальянском яз. Уч. 11.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;123. Максимов Иван Иеронимович. 1840–1907. Генерал-майор. Гранитная стела с рельефным крестом. Уч. 49.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;124. Максимович Карл Иванович. 1827–1891. Ботаник, путешественник, исследователь флоры Дальнего Востока и Японии, академик.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Максимович Паула. 1842–1892. Жена К. И. Максимовича. Гранитный постамент; крест утрачен. Надписи на немецком яз. Уч. 36.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;125. Малявкин Семен Филиппович. 1876–1937. Геолог, профессор. Гранитный обелиск. Уч. 30.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;126. Маляревский Константин Федорович. 1879–1934. Профессор. Бетонная раковина, крест. Уч. 4.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;127. Маркелова Елизавета-Флорентина-Екатерина (рожд. Капрон). 1813–1835. Мраморный жертвенник с рельефами: песочные часы с крыльями, амфоры, розы, ленты и др. Уч. 13.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;128. Маурер Всеволод Васильевич. 1819–1892. Скрипач, педагог. Гранитная горка; крест утрачен. Уч. 46.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;129. Медичи Барнаба. Ум. 1859, 79 лет. Итальянский художник, работавший в России, академик. Мраморная глыба; крест утрачен. Уч. 2.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;130. Мейснер Карл Иванович. 1794–1842. Советник коммерции. Саркофаг на консолях, высокий постамент, чугунная ограда. Уч. 9.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;131. Мердер Карл Карлович. 1788–1834. Генерал-адъютант, воспитатель цесаревича Александра Николаевича. Мраморный жертвенник с барельефами. Уч. 20.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;132. Местр де Ксавье, гр. 1763–1852. Писатель, ученый, художник, директор Морского музея и библиотекарь Главного Адмиралтейства. Гранитная горка, чугунный крест. Уч. 9.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;133. Михельсон Мориц (Мориц Ильич). 1825–1908. Филолог, педагог, общественный деятель. Гранитный крест, поребрик-склеп из путиловской плиты, металлическая ограда. Уч. 18.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;134. Мультановский Борис Помпеевич. 1876–1938. Метеоролог, академик ВАСХНИЛ. Гранитная стела. В 1986 г. территория отведена под строительство пожарного депо, и надгробие уничтожено. Позже на уч. 87 установлена бетонная раковина с деревянной табличкой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;135. Наук Август Карлович. 1822–1892. Филолог, профессор греческого языка и литературы, академик. Гранитный постамент. Уч. 17.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;136. Наук Август. 1860–1912. Доктор медицины. Гранитная стела с рельефным крестом. Уч. 17. Рядом с А. К. Науком.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;137. Нахт Антон. Ум. 1876, 58 лет. Военный инженер, генерал-лейтенант. Гранитный постамент; крест утрачен. Уч. 38.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;138. Неизвестный. Художественное надгробие: гранитная стенка с двумя каннелированными колоннами и полукруглой нишей, в которой помещен мраморный горельеф, изображающий скорчившегося юношу, закрывшего лицо рукой. Ск. В. В. Кузнецов, нач. XX в. Горельеф снят в памятника в 1995 г. Уч. 50.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;139. Нессельроде Карл Васильевич, гр. 1780–1862. Канцлер, министр иностранных дел. Гранитный саркофаг с наклонной плитой и мощным крестом в изголовье. Уч. 71.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;140. Ниссен Андрей Конрад. 1812–1895.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ниссен Мария Элеонора (рожд. Шиффер). 1819–1899.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Жертвенник из желтого песчаника и две гранитные плиты. Арх. В. А. Шретер. Уч. 65.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;141. Нобель Людвиг. 1831–1888. Нефтепромышленник, инженер, член Русского технического общества.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Нобель София Вильгельмина. 1832–1868. Ваза под покрывалом на гранитном постаменте, гранитный поребрик-склеп, чугунная ограда. Уч. 56.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;142. Нобель Мари Лорна. 1902–1911.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Нобель Людвиг Мануэль. 1904–1911. Мраморная скульптура скорбящей женщины, склонившейся над урной, у стелы с высоким крестом. В 1986 г. надгробие разрушено, скульптура сброшена в склеп. В 2000 г. Памятник восстановлен. Уч. 90.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;143. Новицкий Оттон Генрихович. 1855–1912. Доктор медицины. Гранитный постамент; крест утрачен. Уч. 13.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;144. Носилов Иван Иванович. 1842–1907. Хирург, профессор Военно-медицинской академии. Гранитный постамент; крест утрачен. Уч. 39.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;145. Нотбек фон Владимир Васильевич. 1825–1894. Генерал от инфантерии. Гранитный постамент; крест утрачен. Уч. 3.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;146. Обермиллер Александр. 1827–1892. Военный медик, генерал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Обермиллер Евгений Евгеньевич. 1901–1935. Филолог, востоковед, специалист по философии буддизма. Гранитный крест на постаменте. Уч. 5. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;147. Осипов Иона Дмитриевич. 1885–1942. Участник Октябрьской революции, член КПСС с 1902 г. Гранитная стела, металлическая ограда. Уч. 7.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;148. Остен-Сакен фон дер Рейнхольд Фридрих, барон. 1791–1864. Гранитный саркофаг с рельефным крестом, в чугунной ограде. Уч. 4.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;149. Отт Мария (рожд. Эллерман). 1775–1851. Мраморный жертвенник. Уч. 3.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;150. Отто Эмиль. 1824–1890. Директор школы св. Екатерины. Мраморный крест на постаменте. Уч. 56.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;151. Паллизен Н. И. 1815–1881. Датский генеральный консул. Скала серого гранита; завершение утрачено. Уч. 64. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;152. Парланд Альфред Александрович. 1842–1920. Архитектор, академик, профессор Академии художеств.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Захоронение было отмечено деревянным крестом и находилось у зап. забора кладбища – около участков 6 и 15. В настоящее время могила потеряна.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;153. Парланд Андрей Александрович. Ум. 1910. Брат архитектора А. А. Парланда.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Парланд Георгий Андреевич. Ум. 1911. Прозаик.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Семенова-Тян-Шанская Эми (Любовь) Андреевна (рожд. Парланд). Ум. 1919. Жена<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;М. Д. Семенова-Тян-Шанского.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Парланд Алиса Андреевна. Ум. 1938. Художница.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Четыре бетонные раковины с крестами, поребрик из известняка (с утратами), металлическая ограда. Уч. 34. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;154. Парланд Эрнестина. 1827–1869. Мачеха архитектора А. А. Парланда. Мраморная стела сложного рисунка, на постаменте. Арх. А. А. Парланд (?). Уч. 34. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;155. Паррот Георг Фридрих (Егор Иванович). 1767–1852. Физик, академик, первый ректор Дерптского (Тартуского) университета. Гранитная колонна на постаменте. Уч. 1.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;156. Паульсон Иосиф Иванович. 1825–1898. Педагог, редактор журнала «Учитель». Гранитный постамент; крест утрачен. Уч. 16.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;157. Пекарский Эдуард Карлович. 1858–1934. Лингвист, этнограф, почетный академик, секретарь Отделения этнографии Русского географического общества. Мраморный постамент; завершение утрачено. Уч. 4.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;158. Петрашень Иван Васильевич. 1875–1937. Гидротехник, главный инженер работ по переустройству Северо-Двинской системы, заместитель начальника Сев. – Зап. управления водных путей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Петрашень Джесси Андреевна (рожд. Парланд). 1878–1942. Жена И. В. Петрашеня. Чугунный крест, бетонная раковина. Уч. 34.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;159. Петрова Екатерина Яковлевна (рожд. Штральман). 1762–1801. Жена академика В. В. Петрова. Известняковая плита (разбита), надпись полустерта. Уч. 2.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;160. Плеске Федор Дмитриевич. 1858–1932. Зоолог, академик, директор Зоологического музея. Металлическая ограда с ажурным крестом во фронтальной части; мраморные доски и надписи утрачены. Между уч. 50 и 56.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;161. Плосконосова Ядвига Михайловна (рожд. Хилинская). 1896–1936. Мраморная стела на постаменте, металлическая ограда. Уч. 5.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;162. Помиан-Пезаровиус Павел Павлович. 1776–1847. Основатель газеты «Русский инвалид» и инвалидного капитала, почетный член Александровского комитета о раненых. Чугунный крест на гранитном постаменте. Уч. 2.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;163. Порошин Михаил Николаевич. 1872–1930. Доктор медицины. Бетонная раковина, чугунный крест. Уч. 36.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;164. Пранг Иоганн Готлиб. 1780–1848. Гранитная стела сложного рисунка, мозаичный портрет, эмблема. Уч. 18.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;165. Пыпина Вера Александровна (в замужестве Ляцкая). 1864–1930. Художница; дочь академика А. Н. Пыпина, племянница Н. Г. Чернышевского. Лабрадоритовая стела с гранитной цветочницей. В 1989 г. надгробие похищено. Уч. 1.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;166. Пыпина Юлия Петровна. 1837–1897. Гранитный крест на скале, поребрик-склеп из путиловской плиты, металлическая ограда. Уч. 1.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;167. Радецкий Рудольф Кондратьевич. 1839–1902. Доктор медицины. Гранитная горка. Уч. 73.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;168. Радлов Василий Васильевич. 1837–1918. Востоковед, путешественник, академик, директор Музея антропологии и этнографии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Радлова Полина. 1839–1899. Мраморный постамент; скульптура разбита. Уч. 27.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;169. Радлов Эрнест Леопольдович. 1854–1928. Философ, чл. – корр. АН СССР, директор Публичной библиотеки, первый председатель Ленинградского общества библиофилов. Гранитный крест на постаменте. Уч. 32.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;170. Рауш Георг Адольф. 1789–1864. Хирург. Наклонная плита из гранита; крест утрачен. Надпись на немецком яз. Уч. 27.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;171. Регель Эдуард Людвигович. 1815–1892. Ботаник и садовод, организатор и руководитель Российского общества садоводов, директор Ботанического сада в Петербурге. Гранитный постамент. В 1986 г. надгробие похищено. Уч. 72.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;172. Редкин Петр Григорьевич. 1808–1891. Общественный деятель, правовед, историк философии и педагог, ректор Петербургского университета, один из основателей Русского педагогического общества. Гранитный постамент. В 1986 г. надгробие похищено. Уч. 72.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;173. Рейер Карл Карлович. 1846–1890. Хирург, заведующий хирургическим отделением Мариинской больницы. Гранитный постамент с рельефом – чаша и две змеи. Уч. 25.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;174. Рибас де Иосиф. 1750–1800. Адмирал русского флота, автор планировки города Одессы и плана укреплений Кронштадта. Прямоугольный саркофаг из известняковых плит. Уч. 2.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;175. Римская-Корсакова Мария Григорьевна (рожд. Бутакова). 1866–1942. Жена адмирала П. В. Римского-Корсакова. Бетонная раковина, чугунный крест. Уч. 50.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;176. Рихтер Рудольф. 1803–1836. Постамент розового гранита на двухступенчатом основании; завершение утрачено. Надпись на немецком яз. Уч. 4.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;177. Савич Михаил Алексеевич. 1852–1907. Сын академика А. Н. Савича.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Савич Мария Петровна (рожд. Редкина). 1852–1910. Жена М. А. Савича. Гранитный постамент; крест утрачен. Уч. 85. Семейное место. Рядом находилось утраченное надгробие астронома академика А. Н. Савича. 1810–1883.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;178. Савкевич Пантелеймон Ипполитович. 1880–1942. Профессор. Бетонный крест. Уч. 44.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;179. Сакеллари Николай Александрович. 1880–1936. Профессор, капитан дальнего плавания, штурман. Гранитная стела с бронзовым картушем. Уч. 19.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;180. Саломон Христиан Христианович. 1796–1851. Врач, академик, принимал участие в лечении раненого А. С. Пушкина. Гранитный постамент; крест утрачен. Уч. 6.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;181. Сапожников Алексей Васильевич. 1867–1935. Химик, профессор Института инженеров путей сообщения. Прямоугольный саркофаг из гранита. Уч. 11.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;182. Сенявина Анна Елизавета. 1733–1776. Мраморный жертвенник с рельефами – гирлянды цветов и факелы; накладные металлические детали утрачены. Уч. 5.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;183. Сиверс Егор. 1812–1833. Юнкер лейб-гвардии Уланского полка; соученик М. Ю. Лермонтова по юнкерской школе. Мраморная колонна на постаменте, рельефное изображение сабли и геральдического герба; завершение утрачено. Уч. 2.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;184. Сиверс Якоб. 1813–1882. Генерал-лейтенант. Гранитный постамент; крест утрачен. Уч. 2.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;185. Сим Павел. 1859–1912. Доктор медицины. Гранитная стела с рельефным изображением креста и лавровой ветви, металлическая ограда. Уч. 39.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;186. Симпсон Роберт. 1743–1822. Врач. Архитектурное надгробие – чугунная эдикула на четырех колоннах дорического ордера, под ней – кубический пьедестал; урна и портретные барельефы утрачены. Ск. В. И. Демут-Малиновский. Вост. часть кладбища, возле забора.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;187. Скалой Каролина Христофоровна (рожд. Кесслер). 1777–1818. Жена генерал-майора А. А. Скалона. Гранитный жертвенник. Уч. 11.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;188. Спирин Семен Васильевич. 1886–1942. Художник. Бетонная раковина. Уч. 41.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;189. Соллогуб Александр Иванович, гр. 1787–1843. Меценат и коллекционер, участник Московского ополчения 1812 г.; отец писателя В. А. Соллогуба. Гранитный саркофаг с рельефным крестом. Уч. 11.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;190. Спренгтпортен Егор Максимович, гр. 1741–1819. Генерал от инфантерии, генерал-губернатор Финляндии. Гранитный жертвенник; бронзовый бюст утрачен. Уч. 5.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;191. Стебницкий Иероним Иванович. 1832–1897. Генерал от инфантерии, геодезист, чл. – корр. Академии наук. Гранитный крест на постаменте. Уч. 5.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;192. Стебницкая Прасковья Михайловна. 1839–1908. Жена И. И. Стебницкого. Гранитный постамент; крест утрачен. Уч. 7.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;193. Стенбок Герман Германович, гр. 1847–1904. Генерал-лейтенант.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Стенбок Александра Самуиловна, гр. (рожд. Грейг). 1858–1915. Гранитный крест на постамейте. Уч. 47.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;194. Степанова-Нежданова Валентина Макаровна. 1903–1930. Балерина. Гранитный постамент; крест утрачен. Уч. 29.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;195. Струве Отто. 1852–1912. Инженер путей сообщения; внук астронома В. Я. Струве (1793–1864, похоронен на кладбище при Пулковской обсерватории.)<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Струве София. 1853–1908. Гранитный крест на постаменте. Уч. 35.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;196. Стуарт Федор Федорович (Фридрих Густав), бар. 1804–1856. Действительный статский советник. Жертвенник белого мрамора, увенчанный кадильницей. Надпись на русском и немецком яз. Уч. 2.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;197. Сушкин Петр Петрович. 1868–1928. Зоолог, орнитолог, академик. Высокая плита из гранита. Уч. 46.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;198. Сюзор Павел Юльевич, гр. 1844–1919. Архитектор, академик, педагог и общественный деятель, председатель общества архитекторов-художников и общества «Старый Петербург».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сюзор Владимир Павлович. 1872–1929. Сын П. Ю. Сюзора. Бетонный крест; барельеф на перекрестье разрушен. Уч. 3.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;199. Теремин (Термен) Иосиф Франц. 1860–1910. Архитектор. Гранитный постамент; крест повален. Уч. 85.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;200. Тилезиус-фон-Тиленау Адольф. Ум. 1885. Тайный советник. Гранитный постамент с гербом; крест утрачен. Уч. 83.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;201. Тилло Алексей Андреевич. 1839–1899. Географ, картограф, чл. – корр. Академии наук, генерал-лейтенант, сенатор. Гранитный постамент; крест разбит. Уч. 37. Тимофеев Владимир Максимилианович. 1884–1935. Геолог, профессор Ленинградского университета.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бетонная раковина, деревянный крест. В 1985 г. в связи со строительством пожарного депо захоронение перенесено на новое место. Уч. 6.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;203. Томон де Клара (рожд. Сен-Лежер). Ум. 1846. Жена архитектора Т. де Томона. Гранитный саркофаг с рельефными амфорами на высоком постаменте; накладные доски с эпитафиями утрачены. Уч. 11.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;204. Трапп Юлий Карлович. 1814–1908. Фармаколог, заслуженный профессор, академик. Постамент овальной формы из лабрадорита; крест утрачен. Уч. 44.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;205. Тредер Карл Богданович. 1794–1827. Доктор медицины. Гранитный саркофаг. Уч. 9.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;206. Труссон Иван Христианович. Ум. 1843, 63 лет. Инженер-генерал-лейтенант.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Труссон Франциска. Ум. 1843, 44 лет. Жена И. X. Труссона.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гранитный саркофаг с двускатной кровлей, акротериями и гербом. Надпись на латинском яз. Уч. 11. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;207. Труссон Христиан Иванович. 1742–1813. Инженер-генерал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Труссон Мария-Терезия. 1754–1824. Жена X. И. Труссона.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гранитный саркофаг с двускатной кровлей, акротериями и гербом. Надпись на латинском яз. Уч. 1. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;208. Ухтомская Джени Алексеевна, кн. (рожд. Грейг). 1835–1870. Дочь адмирала A. С. Грейга. Гранитный крест на постаменте. Мастер Крутиков. Надгробие разрушено в 1970 г. Уч. 47. Семейное место Грейгов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;209. Фишер Анна Катарина. Ум. 1823, 86 лет. Гранитный жертвенник. Уч. 4.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;210. Фрей Александр Яковлевич. 1838–1899. Врач-психиатр, эксперт по уголовным делам Петербургского окружного суда. Фигурная стела из гранита. Уч. 52.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;211. Фусс Павел Николаевич. 1798–1855. Математик, академик; правнук Л. Эйлера, сын академика, математика Н. И. Фусса (1755–1825).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Фусс Вильгельмина Доротея. 1802–1897. Жена П. Н. Фусса. Гранитный постамент; крест утрачен. Уч.44. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;212. Фусс Владимир Павлович. 1840–1891. Сын П. Н. Фусса. Чугунная горка; крест разбит. Уч. 44. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;213. Цинзерлинг Владимир Владимирович. 1884–1954. Акушер-гинеколог, профессор. Саркофаг из путиловской плиты. Уч. 36.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;214. Чинизелли Андреа. 1840–1891. Наездник, дрессировщик, в 1886–1891 гг. директор Петербургского цирка. Известняковый постамент; бюст восстановлен. Уч. 21.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;215. Чинизелли Анна Вильгельмина (рожд. Гинне). 1817–1886. Наездница, жена Г. Чинизелли. После смерти мужа возглавляла Петербургский цирк. Гранитный постамент; крест утрачен. Надпись на итальянском яз. Уч. 77.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;216. Чинизелли Гаэтано. 1815–1881. Конный акробат, наездник, дрессировщик лошадей, педагог, владелец Петербургского цирка. Мраморная стела с нишей, бюст ск. Е. Бутти (Милан), 1892 г., рельеф – голова лошади. Крест похищен в 1979 г. Уч. 77.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;217. Чинизелли Клотильда. Ум. 1908. Мраморный постамент. Уч. 21.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;218. Чичагова Елизавета Карловна (рожд. Проби). Ум. 1811. Жена адмирала П. В. Чичагова. Часовня-усыпальница из известняка с полуциркульными окнами и скульптурной композицией на фронтоне (сфера, мотылек, коса смерти, надломленная ветка розы, кувшин с вытекающей из него водой, песочные часы, змея, кусающая свой хвост). Внутри находилось надгробие работы ск. И. П. Мартоса, в 1934 г. перенесенное в Музей городской скульптуры. Уч. 8, у входа. Усыпальница используется как кладбищенская конторка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;219. Шауб Василий (Вильгельм) Иванович. 1834–1905. Архитектор, академик.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Шауб Василий (Вильгельм) Васильевич. 1861–1934. Архитектор, академик; сын B. И. Шауба.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Архитектурное надгробие: гранитная стена с замковым камнем и рельефным крестом. Уч. 80. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;220. Шаугарт Даниил Семенович. Ум. 1850.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Шаугарт Иозефина Осиповна. Ум. 1848. Гранитный саркофаг с рельефным крестом. Уч. 14.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;221. Шведе Ада Ивановна (рожд. Опошкович-Яцына). 1897–1935. Поэтесса, переводчица. Гранитная колонна с урной под покрывалом. Арх. А. А. Заварзин, ск. Н. Ф. Вальдман, 1930-е гг. Уч. 5.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;222. Шведе Евгений Леопольдович. 1859–1893. Лейтенант флота, исследователь Баренцева и Карского морей. Гранитный постамент с картушем. Первоначальный памятник не сохранился. Уч. 5. Рядом с А. И. Шведе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;223. Шведерские. Семейное захоронение. Стенка с нишей, мраморная скульптура ангела; утрачены крест, детали латунного фриза, сферическое стекло с арматурой. Уч. 3.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;224. Швейер Владимир Егорович. 1835–1874. Архитектор, академик. Постамент из песчаника; крест утрачен. Уч. 9.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;225. Шевелев Андрей Петрович. 1825–1893. Генерал-лейтенант. Гранитный постамент; крест утрачен; поребрик-склеп из путиловской плиты. Уч. 3.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;226. Шиллинг Павел Львович. 1786–1837. Физик, востоковед, чл. – корр. Академии наук, изобретатель электромагнитного телеграфа. Гранитный саркофаг с рельефным крестом. Уч. 2.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;227. Шифнер Антон Антонович. 1817–1879. Филолог, академик.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Шифнер Роза. 1821–1903. Жена А. А. Шифнера. Гранитный постамент; крест утрачен. Уч. 47.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;228. Шмидт Александр Христианович. 1780–1848. Генерал-майор. Гранитная плита (сильно повреждена). Уч. 3.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;229. Шмидт Густав Август. 1839–1911. Доктор философии. Гранитный постамент; крест утрачен. Уч. 47.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;230. Шперк Эдуард Фридрихович. 1837–1894. Врач-дерматолог, директор Института экспериментальной медицины, профессор. Гранитный постамент; бюст утрачен; металлическая ограда. Уч. 49.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;231. Шпигель Карл Петрович. 1812–1877. Военный инженер, генерал-майор. Гранитный постамент; крест утрачен. Надгробие разрушено. Уч. 70.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;232. Шретер Виктор Александрович. 1839–1901. Архитектор, академик, профессор Академии художеств, один из основателей общества архитекторов, редактор журнала «Зодчий». Мраморная фигурная стела, металлическая ограда. Надгробие реставрировано в 1989 г. Уч. 78.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;233. Штиглиц Юлия Алексеевна (рожд. Грейг). 1829–1865. Дочь адмирала А. С. Грейга. Скульптура коленопреклоненного ангела с крестом на профилированном гранитном постаменте. Уч. 47. Семейное место Грейгов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;234. Шторх Андрей (Генрих) Карлович. 1766–1835. Экономист, историк, библиограф, академик, первый вице-президент Академии наук. Усеченная гранитная пирамида. Надпись на немецком яз. Уч. 36.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;235. Штральман Петр Иванович. 1797–1855. Военный инженер, генерал-майор. Горка серого гранита; крест утрачен. Уч. 4.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;236. Штраус Николай Николаевич. 1853–1902. Горный инженер. Горка розового гранита. Уч. 20.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;237. Шуббе фон Александр Карлович. 1814–1889. Генерал-майор артиллерии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Шуббе Елизавета Карловна. 1818–1901. Жена А. К. Шуббе. Стела с нишей; бюст утрачен; на постаменте геральдический герб. Надписи на русском и немецком яз. Уч. 49.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;238. Шуберт фон София (рожд. бар. Ралль). 1801–1833. Мраморный саркофаг. Уч. 36.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;239. Шуберт Федор Иванович. 1758–1825. Астроном и геодезист, академик. Чугунный саркофаг. Уч. 36.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;240. Шуберт Федор Федорович. 1831–1877. Дядя С. В. Ковалевской по материнской линии. Шуберт фон Вильгельмина. 1792–1877.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гранитный постамент на бутовом основании; крест утрачен. Уч. 36.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;241. Шульц Иван Августович. 1858–1911. Генерал-майор Корпуса морской артиллерии. Гранитный постамент; крест утрачен. Уч. 25.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;242. Шульц фон Теодор-Готлиб. 1820–1880. Контр-адмирал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Шульц фон Эмилия-Генриетта. 1832–1889.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гарф фон Евгений. 1854–1911. Генерал-лейтенант. Гранитный постамент; крест утрачен. Уч. 20.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;243. Шумахер Александр Гаврилович. 1822–1856. Архитектор, академик. Гранитный постамент; крест утрачен. Уч. 53. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;244. Эбербах Карл. 1831–1874. Доктор медицины. Гранитная горка, металлические цепи. Уч. 89.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;245. Энгельгардт Егор Антонович. 1775–1862. Директор Царскосельского лицея. Гранитная глыба. Первоначальный памятник не сохранился. Уч. 1.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;246. Юрман Николай Александрович. 1867–1938. Врач. Бетонная раковина с крестом. Уч. 33.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;247. Якоби Борис Семенович. 1801–1874. Физик и электротехник, академик. Гранитный постамент; бюст утрачен. Уч. 15.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;248. Ясиновский Наум Петрович. 1868–1938. Скульптор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ясиновская Елена Петровна (рожд. Кончаловская). 1872–1935.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ясиновский Андрей Наумович. 1908–1942.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Чугунный крест, цветочник из белого мрамора. Уч. 20.<br>
&nbsp;//--&nbsp;Смоленское лютеранское кладбище&nbsp;--//&nbsp;<br><img border=0 src="i_115.png"><br><img border=0 src="i_116.png"><br><img border=0 src="i_117.png"><br><br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;В. Н. Аматуни<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;СМОЛЕНСКОЕ АРМЯНСКОЕ КЛАДБИЩЕ<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Набережная реки Смоленки, 29)<br></h3><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Армянское кладбище, входящее в обширный комплекс Смоленских некрополей, расположено на правом берегу реки Смоленки, на территории острова Голодай, и отделено от соседнего Смоленского лютеранского кладбища узким переулком Декабристов (б. Голодаевским). С набережной Смоленки хорошо видна небольшая каменная церковь с дорическими пилястрами и плоским куполом, позади которой находится кладбище. Его история насчитывает без малого два столетия.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Армянские купцы обосновались в Петербурге вскоре после основания города. Петровский указ 1711 г. предписывал: «армян как возможно приласкать и облегчить, в чем пристойно, дабы тем подать охоту для большего их приезда» [428 - ПСЗРИ. Т. 4. С. 643. № 2329.]. В 1714 г. вардапет Минас обратился с прошением, «чтобы позволено было построить церковь армянскую в Петербурге», но разрешения не последовало [429 - Эзов Г. А. Сношения Петра Великого с армянским народом. Спб., 1898. С. 69.]. А между тем армянская община постепенно увеличивалась и через десять лет насчитывала уже тридцать дворов [430 - Там же. С. 86.]. В ответ на повторную просьбу Синод 29 сентября 1725 г. распорядился «дом молитвенный иметь в Петербурге армянам дозволить» [431 - Лебедев А. Вероисповедное положение армян в России до времени Екатерины II. М., 1909. С. 29.]. Однако церковь в то время так и не построили.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1740 г. глава армянской общины богатый купец Лука Ширванов опять просил о постройке церкви «армянского закона», на что вновь последовало разрешение [432 - ПСЗ. Собр. 1. Т. 11. С. 11. № 8007.]. Смерть Анны Иоанновны остановила строительство «небольшой каменной церкви на дворе Ширванова, состоящем на Васильевском острове третьей линии… под надзиранием архитектора Трезини» [433 - ЦГИА СПб. Ф. 19. Оп. 1. Д. 2015.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Во второй половине XVIII в. главой армянской колонии в Петербурге становится коллежский советник Иван Лазаревич Лазарев (Ованес Лазарян). Семейство Лазаревых перебралось в Россию из Ирана в 1760-х гг. и обосновалось в Москве и Петербурге. Обладая огромным богатством, Лазаревы начали с основания шелковых мануфактур, а позже стали крупными владельцами горнозаводских предприятий. Иван Лазарев, к этому моменту придворный ювелир, а в прошлом активный участник армянского освободительного движения за свержение персидско-турецкого ига, идейно сплотил небольшую петербургскую общину. Именно он «с прочими армянами» подал в мае 1770 г. прошение о постройке отдельного армяно-григорианского храма. Екатерина II распорядилась «дозволить им построить в Петербурге, для отправления по их вере службы, церковь и под оную отвесть место» [434 - ПСЗ. Собр. 1. Т. 19. С. 65. № 13464.]. Участок был найден на Невском проспекте, против Гостиного двора, «где малая собственная конюшня, по улице поперечнику 31 сажень, в длину во двор 41… сажень» [435 - Историческая записка об армянских церквах Петербурга и Москвы с 1700 года. М., 1875.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Через год по проекту архитектора Ю. М. Фельтена в глубине участка началось возведение церкви святой Екатерины. 18 февраля 1780 г. армянский архиепископ Иосиф (Аргутинский) совершил ее долгожданное освящение, на котором присутствовал князь Г. А. Потемкин-Таврический [436 - Иосиф (Аргутинский). Слово на освящении армянской церкви св. Екатерины… Спб., 1780.]. Образа для высокого иконостаса были исполнены живописцем Л. Христинеком. Со стороны Невского подъезд к церкви оформлен двумя трехэтажными домами, принадлежавшими И. Лазареву и переданными после смерти его наследников в собственность петербургской армянской общины [437 - ПСЗ. Собр. 1. Т. 23. С. 459. № 21406.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1791 г. протоиерей Стефан (Лорис-Меликов) подал прошение, в котором говорилось, что «коллежский советник Лазарев желает построить для помещения и призрения бедных каменное жилище, а для погребения умирающих армян каменную небольшую церковь» [438 - Там же. С. 215. № 16945.]. Дата подачи прошения совпадает со смертью сына Лазарева – Артемия Ивановича. Вероятно, кладбищенская церковь была задумана как усыпальница двадцатитрехлетнего гвардейского офицера, адъютанта князя Г. А. Потемкина.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Место для кладбища и церкви отвели на Васильевском острове, по соседству со Смоленским лютеранским кладбищем. Около 1797 г. церковь была освящена во имя Воскресения Христова [439 - Иосиф (Аргутинский). Речь, говоренная… мая 17 дня 1799 года. Спб., 1799.]. Не исключено, что и эта церковь строилась по проекту Ю. М. Фельтена.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Памятник на могилу сына Лазарев заказал академику И. П. Мартосу. Сам Иван Лазаревич умер в 1801 г., так и не увидев окончания работ. Его похоронили в Воскресенской церкви рядом с сыном, а надгробие, сооруженное годом позже, стало памятником отцу и сыну. Надпись на саркофаге гласит: «Памяти почивших и здесь погребенных графа Ивана Лазаревича и сына его графа Артемия Ивановича Лазаревых». Скульптурное надгробие, изображающее отца и мать, оплакивающих своего ребенка, отличается необычайной выразительностью и относится к выдающимся мемориальным памятникам эпохи классицизма.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Немногочисленные армянские дворянские фамилии Петербурга и Москвы были тесно связаны между собой родственными узами. В близком родстве с Лазаревыми состояли князья Абамелик, Деляновы, Сумбатовы. Многие из них были похоронены в Воскресенской церкви-усыпальнице. Вот ориентировочный список захоронений, существовавших в ней до революции:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Абамелик Давид Семенович, кн. 1774–1833. Генерал-майор, командир лейб-гвардии Гусарского полка в войну 1812 г.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Абамелик Иван Семенович, кн. 1767–1828. Генерал-майор артиллерии, начальник Петербургского арсенала. Памятник перенесен в Благовещенскую усыпальницу Александро-Невской лавры в 1936 г.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Абамелик Семен Семенович, кн. 1853–1855. Сын С. Д. и Е. X. Абамелик.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Абамелик Семен Давыдович, кн. 1815–1888. Генерал-майор, исторический живописец.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Абамелик-Лазарева Елизавета Христофоровна, кн. (рожд. Лазарева). 1832–1904. Жена С. Д. Абамелика.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бурнашева Екатерина Якимовна (рожд. Лазарева). 1787–1811. Жена полковника.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Давыщова Наталья Моисеевна (рожд. Сарафова). 1764–1838. Жена полковника.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Делянов Иван Давыдович, гр. 1818–1897. Статс-секретарь, директор Публичной библиотеки, член Государственного совета, министр народного просвещения.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Делянов Христофор Иванович, гр. 1853–1864.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Делянова Анна Христофоровна, гр. (рожд. Лазарева). 1830–1895.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Иоаннес Магтеси. 1717–1793. Архимандрит из Джульфы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Киваленская Мелания Григорьевна (рожд. Савразова). 1773–1860.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лазарев Артемий Иванович. 1768–1791. Премьер-майор, адъютант кн. Г. А. Потемкина; сын И. Л. Лазарева. Памятник перенесен в Благовещенскую усыпальницу Александро-Невской лавры.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лазарев Артемий Якимович. 1791–1813. Штабс-ротмистр лейб-гвардии Гусарского полка, погиб в битве под Лейпцигом. Памятник перенесен в Благовещенскую усыпальницу Александро-Невской лавры.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лазарев Иван Лазаревич, гр. 1735–1801. Негоциант, основатель Лазаревского института восточных языков в Москве, строитель армянских церквей в Петербурге, Москве и других городах. Памятник перенесен в Благовещенскую усыпальницу Александро-Невской лавры.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лазарев Иван Христофорович. 1844–1850. Сын X. Я. и Е. Э. Лазаревых.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лазарев Иван Якимович. 1786–1858.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лазарев Мина Лазаревич. 1737–1809. Брат И. Л. Лазарева.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лазарев Христофор Якимович. 1789–1871. Действительный тайный советник, камергер.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лазарева Александра Христофоровна. Ум. 1839. Дочь X. Я. Лазарева.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лазарева Екатерина Ивановна (рожд. Мирзаханова). 1750–1819. Жена И. Л. Лазарева.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лазарева Екатерина Эмануиловна (рожд. кн. Манук-Бей). 1806–1880. Жена X. Я. Лазарева.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Манук-Бей Анна Эмануиловна, кн. Ум. 1853.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Манук-Бей Григорий Мануилович, кн. 1819–1892. Гвардии полковник.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сумбатов Иван Григорьевич, кн. Ум. 1803. Действительный статский советник.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сумбатов Иван Степанович, кн. 1778–1836. Надворный советник.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сумбатова Анна Лазаревна, кн. (рожд. Лазарева). Ум. 1800. Жена И. Г. Сумбатова.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В XIX в. вокруг церкви образовалось небольшое армянское кладбище; поодаль возникли огороды, принадлежавшие членам общины. Незначительный размер петербургской армянской колонии и, следовательно, немногочисленные поначалу захоронения позволяли достаточно свободно располагать могилы, ориентируя их строго с запада на восток. Проходы между ними получались широкими и ровными, поэтому не требовалось устройства специальных дорожек и аллей. Как и другие Смоленские, армянское кладбище сильно страдало от наводнений, после которых приходилось благоустраивать территорию и восстанавливать разрушенные памятники.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Социальный состав лиц, погребенных на кладбище, в какой-то степени отражает профессиональную занятость армян, проживавших в городе. Это купцы (преимущественно выходцы из Джульфы), военные и чиновники, педагоги, врачи, переводчики. Отсутствие захоронений представителей низших сословий объясняется, скорее всего, недолговечностью соответствующих памятных знаков. К 1894 г. на кладбище насчитывалось четыреста десять захоронений [440 - ЦГИА АрмССР. Ф. 399. Оп. 1. Д. 160а. Л. 1—13.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Воскресенская церковь со временем сделалась приходской, и при ней открылось армянское благотворительное общество. В 1896 г. решили учредить при кладбище небольшую богадельню. Прошло пять лет, и 28 октября 1901 г., к столетию со дня смерти И. Л. Лазарева, было освящено двухэтажное здание благотворительных заведений. В нем находился перекрытый плоским куполом зал для собраний совета благотворительного общества. Проект, стилизованный в формах армянского национального зодчества, разработал академик А. М. Кочетов [441 - ЦГИА СПб. Ф. 513. Оп. 102. Д. 2357. Л. 18–31; Родина. 1901. № 47. Стб. 492–493.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Современное армянское кладбище – это небольшой некрополь площадью около половины гектара, огороженный чугунной решеткой. Среди невысоких саркофагов и плит выделяются три монументальных строения, подчеркивающие равнинность всей территории. Это двухметровый гранитный жертвенник на могиле И. М. Арамянца и две часовни в западной части кладбища, украшенные резьбой по граниту и чугунными решетками. Первая от входа часовня предположительно считается семейным склепом Лалаевых, фамильная принадлежность второй в настоящее время не определена. На кладбище есть семейные захоронения, например Гамазовых, Акимовых, Ходженайтовых. Некоторые памятники, относящиеся к началу XIX в., представляют несомненный исторический интерес. Это главным образом саркофаги и наклонные гранитные плиты с пространными резными надписями, выполненными большей частью на армянском языке.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Зимой 1923 г. настоятель армянской церкви получил следующую бумагу: «На основании постановления Василеостровского Райисполкома от 3-го января 1923 г., в среду 17-го января к 12 часам дня к вам прибудут представители от Райисполкома для закрытия вашей церкви к каковому сроку вам надлежит быть на месте с описью имущества церкви» [442 - ЦГА СПб. Ф. 7384. Оп. 33. Д. 85. Л. 205.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Произведение Мартоса и ряд других надгробий в середине 1930-х гг. перенесли в Музей городской скульптуры. Остальные памятники внутри церкви погибли, когда помещение было отдано под скульптурную мастерскую. С 1939 г. захоронения на кладбище прекращены. Весной 1988 г. церковь была возвращена верующим, началось постепенное благоустройство кладбища, а 8 октября состоялось первое богослужение в обновленном храме.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Выборочный список захоронений (примерно четвертая часть сохранившегося некрополя) составлен так, чтобы отразить наиболее интересные в историко-культурном отношении надгробия.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Исторические захоронения на Смоленском армянском кладбище<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;1. Авшаров Александр Александрович. 1834–1907. Генерал от кавалерии. Гранитный жертвенник в чугунной ограде.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;2. Айрапетян Асцвацатур. Ум. 1803. Из Джульфы. Гранитный саркофаг. Надпись на арм. яз.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;3. Акимов Агафон Давыдович. 1801–1853. Дворянин. Гранитная горка с крестом. Надпись на рус. и арм. яз. У алтаря церкви, рядом с А. Л. и К. А. Акимовыми.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;4. Акимова Амалия Львовна (рожд. Брейтфус). 1817–1847. Жена А. Д. Акимова. Гранитный саркофаг в ограде. Надпись на рус, арм. и нем. яз.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;5. Акимова Кетавана Агафоновна. 1853–1857. Дочь А. Д. Акимова. Гранитная горка; крест утрачен. Надпись на рус. и лат. яз.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;6. Аксентов Владимир Семенович. Ум. 1933. Врач. Мраморный постамент; завершение утрачено.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;7. Амиди Ованес. 1789–1849. Профессор турецкого языка. Гранитный саркофаг с рельефным крестом на верхней грани. Надпись на рус. и арм. яз.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;8. Арамянц Иван Михайлович. Ум. 1910. Гранитный жертвенник на основании.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;9. Арапетов Яков Исаевич. 1812–1847. Мраморный саркофаг с рельефным крестом на верхней грани. Надпись на рус. и арм. яз.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;10. Аргутинский-Долгорукий Иаков Федорович, кн. Ум. 1839. Архидиакон. Гранитный саркофаг с рельефным крестом на верхней грани. Надпись на рус. и арм. яз. У алтаря церкви.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;11. Аристакесян Григорий Тотевосович. 1849–1916. Гранитный саркофаг в ограде из гранитных столбов, соединенных цепями. Надпись на рус. и арм. яз.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;12. Ахвердов Василий Федорович. 1834–1914. Мраморный крест на гранитном основании, в металлической ограде. Надпись на рус. и арм. яз.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;13. Балиоз Михаил Карпович. 1856–1879. Высокая пирамидальная горка, завершенная крестом, украшенным венком из мелких цветов; известняк. Надпись на рус. и арм. яз.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;14. Берникова Анна Ивановна. Ум. 1823. Жена действительного статского советника С. П. Берникова. Античный жертвенник; верхняя часть утрачена.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;15. Богданов Серапион. Ум. 1848. Архидиакон. Наклонная плита из гранита, в металлической ограде. Надпись на рус. и арм. яз. У сев. стены церкви.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;16. Гайрабетов Карп Никитич. Ум. 1906. Химик. Гранитный саркофаг с рельефным крестом на верхней грани, в ограде. Надпись на рус. и арм. яз.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;17. Драницын Алексей Алексеевич. 1853–1918. Врач, статский советник. Бетонная раковина.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;18. Кегамянц Гурген. 1838–1908. Колонна-жертвенник на основании с цветником. Надпись на рус. и арм. яз.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;19. Лейброк Август Августович. 1815–1879. Гранитный жертвенник. Мастер К. Сетинсон. У алтаря церкви.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;20. Лорис-Меликов Стефан. Протоиерей. Гранитный саркофаг начала XIX в.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;21. Маничаров Иван Макарович. 1765–1815. Капитан. Колонна-жертвенник из серого гранита.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;22. Михайлов Иван Гаврилович. 1775–1822. Дворянин. Колонна-жертвенник с шаром.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;23. Патканов Кероп Петрович. 1833–1889. Востоковед, филолог, профессор Петербургского университета, чл. – корр. Академии наук. Гранитный жертвенник. Надпись на рус. и арм. яз.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;24. Попов Федор Аверкиевич. 1886–1933. Профессор теоретической механики, участник первой мировой войны. Бетонная раковина.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;25. Сааруни-Гамазов Николай Авелевич. 1826–1876. Жертвенник из белого мрамора; верхняя часть утрачена. Надпись на рус. и арм. яз.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;26. Серебров Авериан Григорьевич. 1769–1830. Подполковник. Колонна-жертвенник. Надпись на рус. и арм. яз.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;27. Строганов Василий Васильевич. 1857–1938. Акушер-гинеколог, профессор. Мраморная колонна с врезанным крестом, на гранитном основании, в металлической ограде. Рядом с женой, К. П. Улезко-Строгановой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;28. Субаши Эммануил Акимович. Ум. 1906. Коллежский советник. Горка под дикий камень; завершение утрачено.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;29. Тамашев Михаил Петрович. 1854–1906. Купец, кандидат коммерции. Гранитный саркофаг с рельефным крестом на верхней грани. Надпись на рус. и арм. яз.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;30. Тер-Асцватурян сын Манука. 1746–1799. Из Испахана. Гранитный саркофаг с рельефом на верхней грани. Надпись на арм. яз.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;31. Тер-Степанов Степан Иосифович. 1810–1857. Военный инженер, полковник. Гранитный жертвенник, завершенный чугунным крестом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;32. Тер-Степанова Мария Исааковна. 1886–1921. Инженер-электрик. Гранитная стела на основании из белого мрамора. Надпись на рус. и арм. яз.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;33. Трактина Лидия Александровна. 1915–1936. Балерина. Бетонная раковина, чугунный крест.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;34. Улезко-Строганова Клавдия Петровна. 1858–1943. Акушер-гинеколог, профессор. Колонна-жертвенник на гранитном основании. Рядом с мужем, В. В. Строгановым.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;35. Фиралов Годеони Павлович. Ум. 1823. Поэт, автор самоучителя грузинского языка. Гранитный саркофаг на шарах. Надпись на рус. и арм. яз.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;36. Фиралов Зоан. 1787–1820. Лейб-гвардии штабс-капитан, участник Отечественной войны 1812 г., ранен в Бородинском сражении. Гранитный саркофаг на шарах. Надпись на рус. и арм. яз.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;37. Халдаров Григорий Иванович. 1732–1787. Писатель, путешественник, основатель первой армянской типографии в Петербурге. Мраморный саркофаг с рельефом на верхней грани. Надпись на рус. и арм. яз.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;38. Хантарджан Георг. 1835–1906. Протоиерей, настоятель Армянской церкви св. Екатерины. Гранитная горка с чугунным крестом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;39. Харазов Иван Егорович. 1808–1868. Купец, Тифлисский потомственный почетный гражданин. Гранитная горка; завершение утрачено.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;40. Хастатов Иоаким Васильевич. 1756–1809. Генерал-майор, адъютант А. В. Суворова; со стороны жены родственник М. Ю. Лермонтова. Мраморный жертвенник на гранитном основании; портретный барельеф перенесен в музей городской скульптуры.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;41. Ходженайтов Артемий Аветович. 1833–1888. Гранитный саркофаг с рельефом на верхней грани. Надпись на рус. и арм. яз. У сев. стены церкви.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;42. Худобашев Александр Макарович. 1780–1862. Писатель, языковед. Гранитный саркофаг. Надпись на рус. и арм. яз.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;43. Челабов Мартын Иванович. 1782–1834. Протоиерей. Гранитный саркофаг в ограде. Надпись на рус. и арм. яз.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;44. Шаншиев Николай Самойлович. 1807–1884. Штабс-ротмистр. Жертвенник с крестом. Надпись на рус. и арм. яз.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;45. Шаристанов Павел Петрович. 1774–1823. Чиновник. Гранитный жертвенник.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;46. Ярамышев Христофор Аветович. Ум. 1918. Инженер путей сообщения из Шуши. Жертвенник из лабрадорита. Надпись на рус. и арм. яз.<br>
&nbsp;//--&nbsp;Армянское кладбище&nbsp;--//&nbsp;<br><img border=0 src="i_118.png"><br><br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;А. И. Кудрявцев, Г. Н. Шкода<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;ВОЛКОВСКОЕ ПРАВОСЛАВНОЕ КЛАДБИЩЕ И НЕКРОПОЛЬ-МУЗЕЙ ЛИТЕРАТОРСКИЕ МОСТКИ<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Расстанный проезд, 7-а; Расстанная улица, 30)<br></h3><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Волковское православное кладбище находится в той части Фрунзенского района, что расположена южнее Обводного канала, между линиями Московской и Витебской железных дорог. Добраться до него несложно: от Московского вокзала по Литовскому проспекту до Расстанной улицы, в конце которой видны каменные ворота с двумя боковыми калитками и высокий шпиль колокольни Воскресенской церкви за ними. Главные ворота назывались Святыми – от иконы Спасителя с неугасимой лампадой, когда-то их венчавших. Сейчас это вход в музейный некрополь, занимающий северную часть Волковского кладбища, отделенную от остальной территории металлической оградой. Общая площадь кладбища – тридцать три гектара, из которых около семи занимает некрополь Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Зеленый массив кладбища ограничен с востока и юга извилистым руслом реки Волковки, с запада – Камчатской улицей и Расстанным проездом, а с севера Расстанный переулок отделяет старое кладбище от жилых домов, производственных корпусов и складских помещений современных промышленных предприятий. С Расстанного проезда есть вход на территорию ныне действующего Волковского православного кладбища, близ которого находятся братские захоронения ленинградцев, погибших в годы Великой Отечественной войны.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Старые названия улиц говорят о далеком прошлом этих городских кварталов. Еще в XVIII в. близ этих мест раскинулась Московская Ямская слобода. Камчатская улица – бывший Московско-Ямской проспект. Рядом со слободой, у Литовского канала, стоял трактир «Расстаньё». Возможно, наименование трактира было поводом к названию дороги, а потом и улицы, ведущей на Волковское кладбище, – Расстанная (позднее данное проезду и переулку). С печальной точностью выразившее суть дороги к кладбищу как пути расставания, название это закрепилось за улицей к середине прошлого столетия. Гораздо старше название «Волкова деревня», каковым именуют и сейчас по традиции эту часть города.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Волкова деревня, или Волково, как порой район называется в старых документах, «существовала задолго до основания Петербурга. Она упоминается уже под 1640 г. в Писцовых книгах Ижорской земли… в описании Спасского погоста, причем носит и чухонское название Сутилла, или, по другому произношению, Сютила (т. е. Волково)» [443 - Историко-статистические сведения о Санкт-Петербургской епархии. Вып. 10. Спб., 1884. Прил. С. 41.]. Финское название появилось в XVII в., с колонизацией древней ижорской земли шведами. Сутиллой названа на шведских картах не только деревня, но и речка Волковка, которая упоминается в окладной книге Водской пятины от 1500 г. как река Сетуй. Позднее, уже при Петре I, она именовалась Черной речкой, затем, с воздвижением Александро-Невского монастыря, приживается новое название – Монастырка. По завершении к 1835 г. строительства Обводного канала речка оказалась разделенной на две неравные части. Та, что омывает стены Александро-Невской лавры, сохранила название Монастырка, другая же, южнее Обводного канала, именуется Волковкой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В начале XVIII в. деревня Волково и окрестные земли были отданы в вотчину Александро-Невскому монастырю. После образования Московской Ямской слободы, «6 декабря 1723 г. повелено было отмежевать им [ямщикам] земли и покоса… с конца Ямской слободы прямо до Черной речки… С построением города земля постепенно очистилась от леса и образовала городской выгон, каким и доселе остается прилегающее к кладбищу Волково поле. Место это, до устроения кладбища, и по наружному виду совершенно походило на нынешнее Волково поле, т. е. представляло кочковатую, поросшую кустарником и покрытую болотами поляну, на которой виднелись наполненные водою ямы и канавы…» [444 - Вишняков Н. Историко-статистическое описание Волковского православного кладбища. Спб., 1885. С. 2.] На этой земле и было образовано одно из старейших кладбищ города.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Начало ему положено указом Сената от 11 мая 1756 г. Кладбище устраивалось вместо существовавшего с 1710-х гг. при церкви Иоанна Предтечи в Ямской слободе. Последнее оказалось слишком близко к городу, к тому же императрица Елизавета Петровна, любившая бывать в слободе на гулянье в «Семик» и Прощенное воскресенье, боялась покойников и не хотела видеть здесь кладбище.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Название нового некрополя определилось не сразу. В сенатском указе о его учреждении оно именуется как «Кладбище Адмиралтейской стороны, по сю сторону деревни Волковой». В консисторских делах 1765 и 1771 гг. пишется как «Кладбище Московской стороны, что у деревни Волковой» или просто – «что в Волково» [445 - Там же. С. 1.]. Позднее его называли Волковым или Волковским (последнее название принято в настоящее время). Землю для него отвели на выгоне – сто двадцать сажень в длину и столько же в ширину, между нынешними Литераторскими и Волковскими мостками. Предписано было все огородить, построить деревянную часовню, а для смотрения назначить обер-офицера и двух унтер-офицеров, подчиненных губернской канцелярии. Кладбище открыли летом 1756 г., и к концу года на нем было совершено восемьсот девяносто восемь погребений.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кладбище было бедным, доходов почти не приносило, но хоронили на нем с каждым годом все больше. В 1793 г. было погребено уже почти три с половиной тысячи человек, что на тысячу больше, чем на Смоленском. Доход же составил семьсот семьдесят пять рублей шестьдесят пять копеек, тогда как на Смоленском тысячу девятьсот семьдесят один рубль пятьдесят копеек [446 - ИСС. Вып. 10. Спб., 1884. Прил. С. 50.]. Причиной была крайняя бедность погребенных: места для могил давали за мизерную плату, либо вовсе без денег – солдатам и жителям Ямской слободы, считавшим, что места им должны отводиться даром, так как кладбище устроено да их земле. Не было порядка и в выборе мест: казенные учреждения и военные команды, как и многие частные лица, поручали копку могил своим или вольнонаемным рабочим, не извещая кладбищенское начальство и не подчиняясь никаким правилам.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Первое десятилетие кладбище было в ведении губернской канцелярии, которой подчинялся и весь причт, от священника до пономарей, называвшихся «указными сторожами» – им вменялось убирать и чистить церковь, благовестить, продавать свечи и собирать деньги и огарки, принимать погребальные документы, смотреть за могилами и пр. В штат причислялись и четверо могильщиков из отставных богаделенских солдат, державших и ночной караул. За свои труды, как отмечает историк кладбища Н. Вишняков, причт от губернской канцелярии денег не получал и довольствовался скудным «мирским подаянием». Все скромные доходы уходили в канцелярию. Ничего не изменилось и после того, как Волковское кладбище (одновременно со Смоленским) сенатским указом было в 1769 г. вверено конторе коллегии экономии. В 1771 г. обер-полицмейстер Санкт-Петербурга Чичерин потребовал, чтобы на кладбищах «хоронили по билетам приходских священников и чтобы обозначалось не только то, что умерший исповедован, святой Тайне приобщен, но и какой болезнью был болен; если же приходской священник о болезни не знает, или окажется, что смерть произошла скоропостижно, то погребальные билеты должны быть выдаваемы от полиции по медицинском освидетельствовании, нет ли чего опасного» [447 - Вишняков Н. Указ. соч. С. 21–23.]. Это распоряжение создало большие трудности. В 1773 г. перед Волковским кладбищем была устроена застава: шлагбаум и караулка, под командой унтер-офицера. «Улица запружалась покойниками… Одни из погребающих возвращались в город за свидетельствами, другие оставляли покойников на произвол судьбы…»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Постепенное упорядочение кладбищенского хозяйства и ведение метрических книг начинается после передачи кладбища высочайшим указом от 13 сентября 1781 г. в епархиальное ведомство. Не раз консистории приходилось разбирать дела священнослужителей Волковского кладбища, отмечая неисправности по службе, сутяжничество, «пьянство и соблазнительные поступки», падение доходов. В 1798 г. настоятелем назначили бывшего священника полотняной фабрики Ивана Григорьева. При нем была сделана первая прирезка земли – шесть тысяч триста квадратных сажень с восточной стороны до речки. Его стараниями была устроена новая ограда с воротами со стороны Расстанной улицы и прорыты для осушения прямые канавы. Одна из них определила направление будущих Надтрубных, или Литераторских, мостков, другая – Волковских. Внесена была некоторая регламентация и в получение доходов. До того не было никаких правил о продаже мест для погребения, отчего одни делали посильные взносы в церковь, другие просто забирали и огораживали лучшие участки. Новый настоятель велел обнести деревянной оградой ближайшие к церкви места, за погребение на которых был установлен взнос размером до двадцати пяти рублей ассигнациями.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В эти же годы строится первая каменная церковь – Воскресенская, поныне стоящая близ входа в некрополь Литераторские мостки. О церквах Волковского кладбища – а к началу нынешнего столетия их насчитывалось пять – нужно рассказать подробнее.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Самой ранней была церковь Спаса Нерукотворного Образа – деревянная, на каменном фундаменте, однопрестольная и холодная. Заложена она была «от губернской канцелярии» одновременно с открытием кладбища в 1756 г. и освящена 3 декабря 1759 г. Храм, вероятно, стоял близ угла Волковских и Широких мостков. В 1777 г. на средства купца Шевцова (Швецова) поставили теплую деревянную церковь, освященную в память Обновления храма Воскресения Христова в Иерусалиме. Простояла она недолго – под Новый 1782 г. церковь сгорела дотла. Консистория предписала причту выстроить на том же месте каменный храм. Материал на строительство – бутовую плиту и «кирпич-железняк» – поставил купец Лавров, остальной кирпич и известь шли с кирпичных заводов и складов Александро-Невского монастыря, где в эти годы завершалось возведение каменного монастырского городка. Строительство церкви обошлось в семьсот рублей тридцать одну копейку, из которых причт дал четыреста семьдесят два рубля десять копеек, а остальные деньги собирались у «доброхотных дателей». Церковь была освящена 13 сентября 1785 г. митрополитом Гавриилом во имя Воскресения Христова. В 1793 г. освятили придел Архангела Гавриила, устроив его над папертью в первом ярусе колокольни и утвердив алтарь на деревянных столбах в нижней церкви, замененных в 1813 г. двумя каменными пилонами. Тогда же церковь была расписана под руководством академика Богданова. В 1831 г. второй ярус колокольни перестроили в камне и увенчали граненым шпилем. Во время ремонтных работ 1870 г., проводимых епархиальным архитектором Г. И. Карповым, были настланы паркетные полы и устроены склепы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В документах сохранились многочисленные имена служителей причта, дарителей, подрядчиков, мастеров и пр., но нет имени автора проекта Воскресенской церкви. Строгое одноэтажное здание с широким и низким куполом, маленькой главкой и двухъярусной колокольней над входом – выразительный и характерный архитектурный памятник раннего русского классицизма. Косвенные данные позволяют предполагать, что автором проекта был замечательный зодчий И. Е. Старов: именно в эти годы он работает в Александро-Невском монастыре, завершая создание Троицкого собора и сотрудничая с митрополитом Гавриилом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;До революции в Воскресенской церкви хранилось немало художественных ценностей, среди которых выделялись серебряная утварь XVIII в., ряд живописных полотен, таких, как «Свидание Богоматери и преподобной Елизаветы» профессора Н. А. Майкова, или иконы Павской и Кульмской Божией Матери и Всех скорбящих Радости [448 - Там же. С. 79–83.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вторым по времени строительства каменным храмом стала церковь Спаса Нерукотворного. К началу XIX в. число погребаемых возросло до пяти тысяч в год и действующие церкви оказались тесны. К тому же Спасская деревянная церковь обветшала, и в 1809 г. богослужения в ней пришлось прекратить. Новый храм решено было ставить в западной части кладбища, южнее нынешних Смотрительских мостков. Автором проекта стал городской архитектор профессор В. И. Беретти, предполагавший не только возведение пятикупольного храма с четырьмя шестиколонными портиками, но и создание целого ансамбля с двумя воротами, двумя площадями и четырьмя часовнями. Стоимость строительства оценивалась в двести пятьдесят тысяч рублей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Осуществление утвержденного в 1810 г. грандиозного проекта затягивалось из-за медленно поступавших взносов. Пришлось новому церковному старосте купцу П. И. Пономареву отремонтировать старый деревянный храм, в котором с 1812 г. вновь стали служить.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В следующие десятилетия возросшие доходы позволили построить по проекту архитектора П. Ф. Воцкого Святые ворота и ограду (1831–1834 гг.) со стороны Расстанной улицы, существующие и сейчас. В 1837 г. был наконец заложен новый храм, строителем которого стал Ф. И. Руска, основательно переработавший и упростивший старый проект Беретти. Работы, ставшие в шестьсот тысяч ассигнациями, завершили к осени 1842 г., и 15 ноября экзарх Грузии митрополит Иона освятил церковь во имя Спаса Нерукотворного Образа.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Руска построил строгий и величественный храм о пяти главах с тремя алтарными апсидами. Сорок окон – по восемь в каждом куполе – наполняли светом внутреннее пространство с четырьмя несущими колоннами и освещали фресковые росписи, четырехъярусный золоченый резной иконостас из кипариса с иконами, написанными И. А. Денисовым, и многочисленные живописные полотна, среди которых была и «Анна Пророчица» К. П. Брюллова. Храм часто именовали «собором» или «большой церковью». В нем было два малых придела: Казанской Божией Матери и архангела Михаила. В 1885 г. в притворе устроили третий придел – святых Константина и Елены. В двух отделениях ризницы помимо облачений хранились церковные ценности и серебряный венок, присланный студентами Московского технического училища на гроб И. С. Тургенева, похороненного у стен собора.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Третью по времени возведения каменную церковь Волковского кладбища обычно называли Пономарёвской – по имени уже упомянутого купца П. И. Пономарева, на средства которого она была возведена. Строить ее решили вскоре после освящения каменной Спасской церкви, вместо обветшавшего деревянного храма. Заказ поручили тому же Ф. И. Руска, повторившему в малых размерах свою предшествующую работу. Закладка состоялась в 1850 г., и 26 августа 1852 г. церковь была освящена митрополитом Никанором. Обошлась она в сто тысяч рублей серебром и находилась там, где Широкие мостки, расположенные близ западной ограды кладбища, выходят на Волковские, т. е. почти посредине между Спасской и Воскресенской церквами. Первоначальным желанием устроителей было освятить ее во имя Успения Божией Матери, чтобы вместе с двумя другими храмами кладбища она составила «тройственный символ Христовых надежд: смерть, или успение, воскресение и Спас – спасение» [449 - Аладьин Е. В. Православное Волковское кладбище. Спб., 1847. С. 31.]. Однако освятили ее во имя Всех Святых, «чтобы Ангелы всех усопших призываемы были на месте их погребения». Под храмом были похоронены сам жертвователь и его близкие.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Имя другого благотворителя сохранилось в просторечном названии четвертого каменного храма, который часто именовали Крюковским. Это единственная действующая по сегодняшний день на Волковском кладбище церковь Святого Иова. Заложенная в 1885 г., она строилась на средства П. М. Крюковой над могилой ее мужа, потомственного почетного гражданина Иова Михайловича Крюкова. Проект небольшого, с нижним и верхним приделами храма создал воспитанник Петербургской академии художеств молодой архитектор И. А. Аристархов, скончавшийся во время строительства, на тридцать пятом году жизни и погребенный в нижнем приделе великомученика Артамона. Церковь была выстроена за два года и освящена 28 сентября 1887 г. митрополитом Исидором.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В архитектуре церквей Волковского кладбища сказались характерные особенности русского зодчества разных периодов его развития – от раннего классицизма конца XVIII в. до неорусского стиля начала XX в., влиянием которого была отмечена последняя по времени строительства церковь Успения Пресвятой Богородицы. Первый проект этого пятикупольного храма был выполнен в начале века архитектором А. Д. Шиллингом. Средства пожертвовала вдова табачного фабриканта Т. В. Колобова, посвятившая церковь памяти своей умершей сестры. Позднее епархиальный архитектор А. П. Аплаксин переработал уже утвержденный проект, сделав фасады «более стильными». К строительным работам приступили в 1910 г., служить в храме начали через три года, но по техническим причинам, а также из-за нарушения утвержденного проекта освящение задержалось до августа, 1918 г.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Строительство нескольких церквей, а также богаделен и многочисленных домов причта на Расстанной улице впрямую было связано с расширением кладбища, его благоустройством, упорядочением деятельности и ростом доходов на протяжении XIX в. Кладбище росло к югу и юго-востоку. Сделанная в 1808 г. прирезка увеличила территорию более чем на тридцать тысяч сажень, а в 1838 г. указом Духовной консистории прибавили еще двадцать с половиной тысяч сажень за счет пространства Волкова поля и пустошей по берегу Волковки. Это была последняя в истории кладбища прирезка; в дальнейшем его границы оставались почти неизменными. (В 1914 г. архитектор В. Н. Бобров разработал проект прирезки к кладбищу участка возле вновь построенной Успенской церкви, но проект этот не был осуществлен.)<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Одновременно с расширением шли работы по благоустройству старых участков. В 1859 г. городской землемер Путилин на основе натурных съемок выполнил первый план всей территории. Тогда же кладбище начали расчищать от разрушенных палисадов, обветшавших бесхозных памятников. На протяжении 1860-1880-х гг. при рачительном настоятеле протоиерее Василии Феофилактовиче Никитине окончательно складывается та планировка, те характерные особенности Волковского кладбища, которые, несмотря на немалые потери и искажения в советские годы, все-таки являются определяющими и неизменными по сей день.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Заботясь о содержании, чистоте и обновлении убранства церквей, об устройстве обширной библиотеки, настоятель основное внимание уделяет кладбищу. Проводятся работы по его осушению, прокладываются новые водоотводные трубы и канавы; заболоченные участки засыпают землей и сухим мусором, специально покупаемым на городских стройках. На новых участках продолжаются начатые еще в 1813 г. посадки деревьев, вырубаются кустарники на старых участках. Мостятся плитняком и досками старые и новые дорожки, число которых доходит до ста двадцати, а общая их протяженность к концу столетия превышает двенадцать верст. Вокруг церквей дорожки-мостки выстлали плитами, остальные были деревянными. Мостки между церквами Воскресенской и Всесвятской были самыми широкими – в восемь досок, отчего и название – Широкие мостки. По пять досок лежало на Волковских, Смотрительских и Придорожных, остальные были в одну – четыре доски.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;К началу XX в. Волковскому кладбищу принадлежало пять каменных церквей, шесть каменных и восемь деревянных жилых домов, многочисленные мастерские, конюшни, сараи – общей стоимостью в миллион двести пятьдесят тысяч рублей [450 - ЦГИА СПб. Ф. 879. Оп. 1. Д. 134. Л. 104–108, 175–184.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;До нынешнего времени большинство дорожек сохранили свои старые, характерные наименования, происходящие от ближайших церквей, от профессий, фамилий и званий погребенных, от назначения самой дорожки или особенностей ее планировки. Исчезли к нашим дням многие могилы и целые участки, снесены церкви, изменился местами ландшафт, уничтожены ориентиры, которые дали имя иным мосткам, но эти старые названия – исторические свидетельства минувшего городского быта. В расположении и названии дорожек-мостков запечатлелась история кладбища с его первоначальной беспорядочностью и позднейшей регламентацией, той кладбищенской «табелью о рангах», что складывалась годами.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В первой половине XIX в., по словам историка кладбища Н. Вишнякова, «порядок держался или обычаем, или усмотрением настоятеля и старосты. Относительно платы за место был следующий порядок: 1) за места у церкви люди достаточные платили 7 руб. 15 коп. серебром, а бедные по 75 копеек; усердствовавшие на храм за те же места платили: достаточные по 28 руб. 60 коп. серебром, а более скудные – по 7 руб. 15 коп. серебром и менее, смотря по расстоянию могилы от церкви; отдаленные места отдавали даром; 2) за могилы, если сами родственники обкладывают их кирпичом, не бралось ничего, а за вырытые могилы церковными могильщиками достаточные усердствовали по 1 руб. 43 коп. серебром, а скудные – по 85 коп. серебром». С 1844 г. Синод ввел правила погребения по семи разрядам. На Волковском кладбище за 1-й разряд, в самой церкви, полагалось двести рублей; за 2-й, у церковной паперти, на расстояние до восьми сажень – сто пятьдесят рублей; к 3-му разряду были отнесены места в передней части кладбища (длиною в триста десять сажень и шириною в семьдесят пять), за которые платилось по тридцать рублей; идущая за 3-м разрядом полоса составила 4-й разряд с платою по двадцать рублей; далее шел 5-й разряд – по пять рублей; пространство до речки и с правой стороны 5-го разряда составило 6-й разряд, по рублю за место; отдаленные окраины составляли бесплатный 7-й разряд.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;К середине XIX в. сложилась граница церковного прихода Волковского кладбища. В него входили Волкова деревня, Расстанная улица с прилегающей частью Литовского проспекта, а с 1861 г. деревня Купчино. Однако основную и наиболее многочисленную часть фактических прихожан составляли родные и близкие погребенных. Именно из них выбирали церковного старосту. Главным церковным праздником был день перенесения Образа Спаса Нерукотворного, отмечавшийся 16 августа (сразу после Успения) и собиравший до двадцати тысяч человек.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;До сего дня в литературе Волковское нередко упоминается как кладбище для бедных. Это не вполне соответствует истине. Оно действительно было одним из самых бедных – но в XVIII в. Очень редко хоронили там мелких чиновников, купцов, отставных офицеров… В XIX в. кладбище становится уже всесословным. По-прежнему большинство погребенных составляли простолюдины, однако среди имен на памятниках появились фамилии князей Голицыных, Крапоткиных, Масальских, Трубецких, Мещерских, Тенишевых, Шаховских, Щербатовых и других представителей родовитых семей, а также богатые купеческие фамилии Варгуниных, Галченковых, Жуковых, Пономаревых, Яковлевых. На Волковском погребали известных духовных лиц: священников, проповедников, богословов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Каждый город имеет свое лицо, свою, только ему присущую планировку, свой архитектурный облик. Так и каждое городское кладбище обретало свои особенности, свои традиции. В Петербурге – столице империи, городе порядка и регламента, городе изначально многонациональном, это выражалось особенно четко. Александро-Невский монастырь, Новодевичье кладбище, Троице-Сергиева пустынь – это род, кошелек и талант. Смоленское на Васильевском острове – некрополь ученых, актеров и художников. Волковское православное осталось в истории как литераторское, место погребения и памяти многих и многих русских интеллигентов. Еще в первой половине XIX в. здесь нашли свой последний приют немалое число людей, служивших просвещению, искусству, науке и культуре России.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Первым следует назвать Александра Николаевича Радищева, автора знаменитого «Путешествия из Петербурга в Москву». Он был похоронен на Волковском в сентябре 1802 г. Могила первого дворянского революционера оказалась забыта, но предполагается, что Радищева похоронили близ каменной Воскресенской церкви. В память об этом на стене здания в 1987 г. установлена мемориальная доска.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На Волковском кладбище был погребен ближайший друг А. С. Пушкина поэт Антон Антонович Дельвиг, скончавшийся 14 января 1831 г. Эту раннюю смерть Пушкин воспринял как глубокую личную утрату. Нет сомнения, что он навещал дорогую ему могилу. По мнению немецкого исследователя Р.-Д. Кейля и ленинградского пушкиниста Л. А. Черейского, именно посещением Волковского кладбища навеяны стихи, давшие удивительный по глубине и емкости образ петербургского некрополя [451 - Алексеев М. П. Пушкин и мировая литература. Л., 1987. С. 148.]:<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Когда за городом, задумчив, я брожу<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;И на публичное кладбище захожу,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Решетки, столбики, нарядные гробницы,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Под коими гниют все мертвецы столицы,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;В болоте кое-как стесненные рядком,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как гости жадные за нищенским столом,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Купцов, чиновников усопших мавзолеи,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дешевого резца нелепые затеи,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Над ними надписи и в прозе и в стихах<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;О добродетели, о службе и чинах;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;По старом рогаче вдовицы плач амурный;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ворами со столбов отвинченные урны,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Могилы склизкие, которы также тут,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Зеваючи, жильцов к себе на утро ждут, —<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Такие смутные мне мысли все наводит,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Что злое на меня уныние находит,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Хоть плюнуть да бежать…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1846 г. на Волковском кладбище обрел последнее пристанище Николай Алексеевич Полевой, журналистская и литературная деятельность которого вызывала резко противоречивые оценки. Однако В. Г. Белинский, несмотря на серьезные расхождения с Полевым, называл его «замечательным человеком, оказавшим литературе и общественному образованию великие заслуги». Через два года не стало и «неистового Виссариона».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Белинского хоронили 29 мая 1848 г. в 4-м разряде в восточной части Надтрубных мостков, что пересекают Волковское кладбище с запада на восток. Молчание сопровождало кончину великого критика. Только «Современник» кратким сообщением и «Санкт-Петербургские ведомости» запоздалым некрологом откликнулись на нее. Немногие провожали Белинского: «За гробом шло человек двадцать приятелей умершего, а за ними, как это обыкновенно водится на всякого рода похоронах, тащились две извозчичьи четвероместные колымаги… Это были литературные похороны, не почтенные впрочем ни одной литературной и ученой знаменитостью. Даже ни одна редакция журнала (за исключением редакции «Отечественных записок» и только что возникшего «Современника») не сочла необходимым отдать последний долг своему собрату, который честно всю жизнь отстаивал независимость слова и мысли, всю жизнь энергически боролся с невежеством и ложью.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Когда покойника отпели, друзья снесли гроб его на своих плечах до могилы, которая уже до половины была наполнена водою, опустили гроб в воду, бросили в него, по обычаю, горсть земли и разошлись молча, не произнося ни единого слова над этим дорогим для них гробом». Так много лет спустя вспоминал И. И. Панаев [452 - Панаев И. И. По поводу похорон Н. А. Добролюбова // Собр. соч. Т. 6. Спб., 1888. С. 317–318.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Могила Белинского не была забыта, не затерялась, как порой терялись и исчезали могилы замечательных людей России, не посещаемые родными и друзьями. Кто-то установил на ней первый памятник – простую плиту с именем и датой смерти, другие приносили на эту плиту цветы и венки. В 1861 г. друзья разыскали могилу Белинского, чтобы похоронить рядом Николая Александровича Добролюбова. И. И. Панаев писал: «Смерть соединила Добролюбова с Белинским. Возле благороднейшего литературного деятеля нашего поколения лег благороднейший и талантливейший литературный деятель нового поколения. Белинский дождался достойного гостя».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Погребение двадцатишестилетнего критика и публициста стало первым признанным общественным событием, связанным с Волковским кладбищем. Сотни людей несли гроб на руках от квартиры Добролюбова на Литейном проспекте до самого кладбища. Это были литераторы, студенты, офицеры, гимназисты – люди, объединенные пониманием социально-литературной значимости сделанного критиком, разделявшие его убеждения. В газетных и журнальных публикациях тех дней, отразивших общественную значимость этих похорон (а также в донесениях агентов III Отделения), перечислялись имена провожавших: Г. Е. Благосветлов, А. А. Краевский, Н. А. Некрасов, А. В. Старчевский, А. Н. Островский, И. И. Панаев, Н. Г. Чернышевский и другие известные в России люди. Газета «Русский мир» писала: «На похоронах Добролюбова собралось довольно значительное число порядочных людей из жителей Петербурга, конечно, с весьма немногими исключениями, неизбежными у нас при всяких собраниях. Порядочность присутствующих и сочувствие их к литературным деятелям выразились, между прочим, одним добрым делом: собрано было по подписке около 400 рублей серебром в пользу одного литератора, отправляющегося из Петербурга. Это хорошая тризна по Добролюбове: они были один другому близки» [453 - Л. Г-фов [иероглифов]. Похороны Н. А. Добролюбова // Рус. мир. 1861. 22 нояб.]. Этим «отправляющимся из Петербурга» был политический заключенный – поэт и переводчик М. Л. Михайлов, приговоренный к каторге за прокламацию «К молодому поколению».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1866 г. могилы Белинского и Добролюбова обнесли общей чугунной оградою. Тогда же обветшавшая плита из песчаника на могиле Белинского была заменена гранитным жертвенником с крестом работы мастера А. Долгина.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Погребение Добролюбова рядом с Белинским на Надтрубных мостках не только предопределило на десятилетия значение этого места (да и всего Волковского кладбища) как литературного пантеона, но и положило начало общественным выступлениям, принимавшим с годами все более оппозиционно-политический характер. Поводом для них стали погребения или годовщины смерти передовых деятелей культуры, а местом действия – Волковское кладбище.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1868 г. на Надтрубных мостках похоронили публициста Д. Н. Писарева. «Вынос на Волковское кладбище происходил в час пополудни 29-го июля… За гробом шло человек около двухсот (почему так мало, это трудно даже и понять). Когда тело его было погружено в могилу, возле того места, где погребены Белинский и Добролюбов, два имени, которые едва ли когда-нибудь будут забыты на Руси, то всем присутствующим хотелось сказать весьма многое… но речей, – осторожно пишет автор некролога, – собственно говоря, не произносилось. Сказали несколько слов г.г. Павленков, Гирс, Гайдебуров и Благосветлов… Кроме того, была предложена подписка на учреждение стипендии в память Писарева. На кладбище собрана довольно крупная сумма для этого» [454 - Н. К. Дмитрий Иванович Писарев // Отеч. зап. 1868. № 8. С. 179.]. На самом деле речи произносились, и один из ораторов – писатель Д. К. Гирс – был после этого сослан в Вологду. Аресту и ссылке в Вятскую губернию подвергся друг Писарева издатель Павленков, инициатор подписки на памятник и стипендию. В провинции он продолжал начатое дело, распространяя обращение к гимназическим учителям русской словесности и полковым библиотекарям, в котором подчеркивалось: «Подписка в память Писарева есть дело, окрашенное в определенный цвет. Только люди известных убеждений могут вести ее энергично и успешно…» [455 - Красный архив. 1928. Т. 4 (29). С. 216.]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В десятилетнюю годовщину кончины Добролюбова впервые в истории Волковского кладбища (возможно, и всех русских некрополей вообще) была предпринята попытка студенческой демонстрации. О торжественном поминовении студенты пытались объявить в печати, но ни одна газета не согласилась на это. День смерти, 17 ноября, был будний, поэтому в объявлениях, вывешенных в Горном и Технологическом институтах, оповещалось о сборе на кладбище 21 ноября. В «Докладной записке» пристава 2-го участка Александро-Невской части от 21 ноября 1871 г. за № 3613 подробно рассказывается: «Сего числа в 11 часов утра на Волковском кладбище на могиле… литератора Николая Александровича Добролюбова начали собираться для совершения панихиды… студенты Медико-хирургической академии, университета и Технологического института… так что в полтора часа пополудни всех студентов было на кладбище до 60 человек… человек 15 вернулись обратно с кладбища, когда они заметили инспектора Медико-хирургической академии, и остальные направились… частию в церковь, а частию на могилу Добролюбова. Прежде в церкви в присутствии не более 6 человек отслужена панихида протоиереем кладбища, а после им же на могиле Добролюбова, при сборище студентов до 40 человек и одной женщины… причем студенты, видимо, конфузились и были удивлены присутствием… их ближайшего начальства, как-то: инспектора и суб-инспектора, равно как местной полиции, через что многие студенты, не дожидаясь окончания панихиды, тотчас удалились с кладбища, а остальные, в числе до 30 человек, и после панихиды долго оставались… высказывая тем желание, чтобы их начальство и местная полиция удалились… но как сего не было, то около 2-х часов пополудни все студенты разошлись… На кладбище и могиле Добролюбова студенты вели себя прилично, никаких речей не было, равно каких-либо манифестаций» [456 - Прохоров Г. Демонстрация на могиле Добролюбова в 10-летнюю годовщину его смерти. Цит. по: Тизенгаузен Г. Литераторские мостки Волкова кладбища. Л., 1941 // Архив ГМГС.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В эти дни на столбе с надписью «Надтрубные мостки» было кем-то написано «Писаревская аллея и Белинская аллея» – своеобразное предвестие утвердившегося вскоре названия «Литераторские мостки».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Близость профессиональная и духовная, принадлежность к либеральным и демократическим слоям общества все более сознательно, подчас и демонстративно, начинают определять круг погребаемых на Волковском кладбище, которое с 1870-х гг. становится широко известным в России. В 1871 г. рядом с Писаревым похоронили писателя-разночинца Ф. М. Решетникова. В 1875 г. у могил Белинского и Добролюбова положили писателя-этнографа, близкого кругу «Современника» и «Русского слова» А. С. Афанасьева-Чужбинского. В том же году вдали от Надтрубных мостков, на Конной дороге, но все равно по восприятию современников «вблизи Белинского и Добролюбова», появилась могила поэта и общественного деятеля, редактора журнала «Искра» Н. С. Курочкина. «Подле Белинского» хотел быть погребенным Иван Сергеевич Тургенев, прощание с которым стало самым грандиозным событием, связанным с Волковским кладбищем.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Эти похороны широко освещались в газетных и журнальных публикациях, мемуарах, литературоведческих и исторических трудах, подробно рассказывающих об организации комиссии тургеневских похорон, распоряжениях градоначальства, инструкциях и действиях полиции, а также и литературной полемике, сопутствовавшей печальному событию [457 - Никольский Ю. А. Дело о похоронах И. С. Тургенева // Былое. 1917. № 4(26). С. 146–156; Тургеневский сборник. Пг., 1921. С. 13–85.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гроб с телом И. С. Тургенева, скончавшегося во Франции, был доставлен 27 сентября 1883 г. на Варшавский вокзал. В траурном шествии приняло участие около четырехсот тысяч человек – больше, чем на знаменитых похоронах Достоевского. Кортеж медленно двигался по заполненным множеством людей Измайловскому, Забалканскому, Загородному проспектам. У церкви Введения отслужили литию, далее путь лежал по Звенигородской улице, где остановка была сделана у церкви Синодального подворья. По Обводному каналу и Боровой улице достигли Расстанной, по которой двинулись к кладбищу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На следующий день в «Санкт-Петербургских ведомостях» похоронам Тургенева была посвящена передовая статья. «Погребение И. С. Тургенева останется надолго в памяти каждого. Это было отдание должного человеку, который трудом и талантом поставил высоко русское имя и был первым писателем-художником своего времени. Похороны его собрали у его гроба невероятную для нашего времени массу… В общем итоге было сто семьдесят шесть депутаций… Одно замечание, которого нельзя не сделать и которое рано или поздно будет сделано. Нельзя было не обратить внимания на совершенное отсутствие официального мира на похоронах (о полицейских чинах мы не говорим – они отправляли свою обязанность). Мы не видели никого из государственных людей и никого из военных. Как объяснить этот факт, мы не знаем… С одной стороны, депутации от шестидесяти девяти учебных заведений и многих учреждений, с другой – отсутствие таких элементов, без которых нельзя себе представить никакой из современных форм общежития. Кроме того, такое торжество в церкви – и ни одной речи, сказанной проповедником».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В отпевании в церкви Спаса принимал участие архиепископ Ладожский Сергий. Над могилой выступили ректор Петербургского университета А. Н. Бекетов, профессор Московского университета С. А. Муромцев, писатели Д. В. Григорович и А. Н. Плещеев [458 - Ланской Л. Р. Последний путь: Отклики рус. и зарубеж. печати на смерть и похороны Тургенева // И. С. Тургенев: Новые материалы и исслед. Т. 76. М., 1967. С. 633–701. (Лит. наследство).].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Место для могилы Тургенева было куплено за полторы тысячи рублей в дорогом втором разряде, у северной стены Спасского храма. Это дало начало еще одному месту на Волковском кладбище, связанному с памятью о деятелях отечественной культуры. Однако примечательно, что издания, откликнувшиеся на кончину писателя, подчеркивали: Тургенев погребен рядом с Белинским – таковым воспринималось современниками любое место на Волковском кладбище.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1880-е гг. вокруг церкви Спаса, в непосредственной близости от Тургенева появилось несколько могил людей, широко известных в литературном и ученом мире России. В 1885 г. у той же северной церковной стены похоронили К. Д. Кавелина – историка и литератора, юриста и профессора Петербургского университета. К югу от алтарной апсиды поднялся в 1886 г. могильный холмик университетского профессора богословия, известного проповедника В. П. Полисадова, двумя годами позднее здесь же – меж Мухинскими и Полисадовскими мостками – состоялось скромное погребение ученого и путешественника Н. Н. Миклухо-Маклая. Могилы историка русской литературы А. Д. Галахова и автора «Антона-горемыки» Д. В. Григоровича замкнули пространство близ северной части церковной паперти.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рядом с могилой Тургенева 2 мая 1889 г. при огромном числе провожающих был похоронен Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин. Его отношение к Волковскому кладбищу как непременному последнему пристанищу литераторов, деятелей одних общественно-политических и литературных воззрений хорошо известно. Достаточно вспомнить, как в 1878 г., когда скончался Н. А. Некрасов, Салтыков-Щедрин был рассержен тем, что согласно завещанию Некрасов будет погребен на кладбище петербургского Новодевичьего монастыря, а не на Волковском «со своими» [459 - Елисеев Г.3. Воспоминания // Шестидесятые годы. М.; Л., 1933. С. 394.]. Среди «своих» похоронили его самого. «Погода стояла прескверная. Моросил дождь. Это, впрочем, не помешало публике с 9 часов утра собираться густою толпою к подъезду квартиры покойного. Прибывали в экипажах, на конке, пешком. Много было учащейся молодежи, несколько представителей адвокатуры и театра, почти весь литературный и журнальный мир, С. П. Боткин, городской голова В. И. Лихачев, но больше всего той пестрой, безымянной толпы, которая ходит под общим названием читающей публики… Более предусмотрительные стали заранее захватывать места у могилы поудобнее. Многие вошли в ограду могилы Тургенева и Кавелина, взобравшись на памятники и на крыши; несколько смельчаков, и в том числе женщины, влезли на деревья… Наконец, в одиннадцать часов, в воротах кладбища густою стеною показался хор студентов… Речи длились почти до трех часов дня…» [460 - Похороны М. Е. Салтыкова-Щедрина //Новое время. 1889. 3 мая.]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пространное и подробное описание похорон, опубликованное в «Новом времени», дополняет полицейский рапорт: «Состоявшиеся 2 мая похороны писателя М. Е. Салтыкова (Щедрина), несмотря на громадное стечение участвовавших в печальном шествии, преимущественно из учащейся молодежи, прошли совершенно спокойно, и порядок ни в чем нарушен не был. По окончании заупокойной литургии и отпевания… гроб, покрытый венками, из которых на одном, от «технологов», имелась надпись: «борцу за правду», – отнесен до могилы студентами… Здесь начались речи, говорили в числе других: Арсеньев, Абрамович, Орест Миллер, Тимирязев и два студента: Петербургского университета Захарьин и Военно-медицинской академии Михаил Иванов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Речи касались деятельности покойного как «обличителя неправды». При этом, однако же, речи Ореста Миллера и Тимирязева отличались некоторой тенденциозностью. Кандидат прав Абрамович в своей речи указывал, что в то время, как высшие власти поощряли погромы евреев, один только Салтыков решился поднять голос в защиту еврейства. Студент Захарьин в прочитанном стихотворении старался доказать, что Салтыков умел «будить уснувшие рабские силы» и что со смертью его гибнет надежда на то, чтобы «угнетенные» услышали слово, ободряющее их» [461 - Рапорт агента о похоронах Салтыкова// Былое. 1906. № 12. С. 122.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1880-е гг. окончательно укрепилась репутация Волковского кладбища. Возможно, лучше всего об этом говорят строчки, написанные публицистом Г. З. Елисеевым: «Ты говоришь, что «нам ничего не осталось в наследство от прошлого», что у нас нет никакого великого общественного дела, над которым мы могли бы работать в настоящем, что у нас нет никаких надежд и идеалов в будущем, что мы имеем в своем обладании одно Волково кладбище, одни могилы наших великих покойников – Белинского, Добролюбова, Писарева, Тургенева, Кавелина и других подобных им, хоть и на других кладбищах нашедших себе вечное успокоение, но по духу и мысли несомненно принадлежащих к этой же светлой плеяде Волкова кладбища. С ними, с этими покойниками, должна жить наша мысль в постоянном единении, на их могилы должны мы ходить освежать свою душу, страдающую и томящуюся в беспросветной мгле настоящего воспоминаниями об исчезнувших идеалах и надеждах, и там искать разрешения и уяснения наших будущих судеб». И далее: «Великие… действительно достойны глубокого и благоговейного уважения для всех, и их могилы, случайно сгруппированные в одном уголке Волкова кладбища, должны быть в своем роде русским пантеоном для всего мыслящего люда России. Ибо все здесь находящиеся были в свое время неутомимыми борцами за русскую мысль и свободу, за русское развитие и прогресс» [462 - Шестидесятые годы. М.; Л., 1933. С. 469–470.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сейчас трудно определить точно, когда же упомянутый мемуаристом «уголок Волкова кладбища» начал называться Литераторскими мостками, вместо старого наименования «Надтрубные мостки». Чаще всего в литературе указывается конец 1880-х гг., со ссылкой на публикацию о похоронах Всеволода Михайловича Гаршина в «Новостях» и «Биржевой газете» за 1888 г. Думается, что это произошло гораздо раньше, возможно, в середине семидесятых. Во всяком случае, уже в описании Волковского кладбища, изданном Н. Вишняковым в 1885 г., Литераторские мостки упоминаются как данность, освященная временем. И название это, и само понятие – Литераторские мостки – навсегда вошли в историю русской культуры. Связаны они и с историей революционного движения в России. Именно Литераторские мостки с могилами Добролюбова и Писарева были наиболее почитаемы демократическими кругами и революционно настроенной молодежью. В конце XIX в. они стали местом массовых выступлений, явившихся своеобразным барометром общественно-политического движения своего времени.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Первой из таких демонстраций была студенческая сходка, организованная по инициативе кружка, в который входил А. И. Ульянов. «Не помню кому именно… пришла в голову мысль устроить 19 февраля 1886 г. в день 25-летнего юбилея освобождения крестьян какое-нибудь торжество, собрание с речами и т. п. Это было, как известно, время самой глухой и мрачной реакции после разгрома партии «Народной воли», – вспоминал член этого студенческого кружка и участник события С. А. Никонов —…было решено пойти на Волково кладбище и отслужить там панихиду по деятелям реформы… Все члены кружка… в том числе я и Александр Ильич, должны были постараться подбить возможно большее число земляков на эту демонстрацию» [463 - Николаев С. А. Жизнь студенчества и революционная работа конца восьмидесятых годов // Александр Ильич Ульянов и дело 1 марта 1887 года. М.; Л., 1927. С. 136–147.]. Демонстрация, собравшая около четырехсот человек, прошла мирно. Отслужили панихиду, возложили венки на могилу Добролюбова и других революционных демократов и разошлись. «Никаких репрессий со стороны полиции не было», – отмечал автор воспоминаний.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Это событие получило продолжение в демонстрации 17 ноября того же 1886 г., имевшей не только широкий общественный резонанс, но и далеко идущие политические последствия. Организованная союзом студенческих землячеств при деятельном участии А. И. Ульянова, собравшая почти полторы тысячи человек, она была приурочена к двадцатипятилетию со дня смерти Добролюбова. Ход событий, которые начались у запертых перед студентами ворот Волковского кладбища и завершились организацией террористической группы, подготовкой покушения на Александра III и «делом участников 1 марта 1887 года», хорошо известен и исчерпывающе освещен. Напомним лишь еще раз: внешним проявлением начала этой трагедии было Волковское кладбище, что отметил в обвинительной речи обер-прокурор Н. А. Неклюдов: «… едва ли я ошибусь, если скажу, что первая проявившаяся внешним образом попытка возбудить умы молодежи относится к 17 ноября 1886 года. День 17 ноября – день годовщины смерти литератора Добролюбова. День этот, как известно, ознаменовался беспорядками на Волковом кладбище» [464 - 1 марта 1887 г.: Дело П. Шевырева, А. Ульянова и др. М.; Л., 1927. С. 241. Цит. по: Тизенгаузен Г. Литераторские мостки Волкова кладбища. Л., 1941 // Архив ГМГС.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Беспорядки на Волковом» не раз сопровождали погребения на Литераторских мостках в конце XIX в. Самыми громкими, вылившимися в антиправительственную демонстрацию, были похороны писателя, публициста и общественного деятеля, принадлежавшего к кругу революционных демократов 60-х гг. Николая Васильевича Шелгунова. Они состоялись 15 апреля 1891 г. и стали памятными не только многолюдством и демонстративностью, но и тем, что к подобному выступлению впервые были привлечены небольшие, но организованные группы петербургских рабочих.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В конце XIX—начале XX в. в некрологах, прощальных речах на Литераторских мостках и вокруг них звучат имена, известные читающей и думающей России: историка и писателя Н. И. Костомарова, поэта С. Я. Надсона, писателей Н. С. Лескова, Г. И. Успенского, Н. Г. Гарина-Михайловского, Н. А. Лейкина…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Среди погребенных в эти предреволюционные десятилетия – журналисты, писатели, поэты, актеры, художники, музыканты, архитекторы, педагоги, ученые, заслужившие признательность, уважение, любовь современников не только своим творчеством, но и общественной позицией. Таким был Дмитрий Иванович Менделеев. Прощание с ним 24 января 1907 г. напомнило современникам прощание с Тургеневым. Днями национального траура стали дни кончины и похорон великого ученого. Более чем десятитысячная процессия протянулась от убранных траурными флагами Технологического института и Палаты мер и весов. «Тысячи народа, – отмечало «Новое время», – главным образом учащейся молодежи всех возрастов, приняли участие в процессии. Здесь были студенты Санкт-Петербургского университета, всех высших институтов, политехникума, слушательницы Высших курсов, гимназисты, гимназистки, реалисты, ученики коммерческих училищ, городских школ, частных училищ». Добавим, что Менделеева провожали люди, принадлежавшие к разным кругам общества, люди разных профессий и разных политических взглядов, объединенные одним – уважением и скорбью. Впереди процессии студенты-технологи несли огромное изображение «Периодической системы элементов». От Технологического института до кладбища гроб ученого несли на руках «студенты и гимназисты, чередуясь через короткие промежутки. Большая толпа молодежи шла буквально рядом с гробом, дожидаясь чести нести прах великого русского ученого. Все венки… были разобраны учащейся молодежью… и эта процессия молодежи с венками среди улицы, на которой горели электрические и газовые фонари, ярко свидетельствовала о лучших духовных чувствах молодежи.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Эта дань уважения к заслугам Менделеева, так светло проявившаяся в этот день, на всех, кто видел процессию, произвела неизгладимое впечатление» [465 - Похороны Д. И. Менделеева // Новое время. 1907. 24 янв.]. Ученого похоронили между Воскресенской церковью и Литераторскими мостками.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Возможно, прощание с Д. И. Менделеевым было последним на Волковском кладбище событием, в котором душевное единение русского общества, его молодого поколения проявилось так широко и достойно. Начав свою историю бедным окраинным кладбищем Петербурга, Волковское православное к началу XX в. стало одним из самых известных и почитаемых некрополей России.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Послереволюционные годы внесли резкие изменения как в деятельность старого петербургского кладбища, так и в его облик – исторический, социальный, художественный. Нет надобности повторять известное об участи кладбищ города в 1920-1930-е гг.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На Волковском совершалось то, что постигло Смоленское, Новодевичье, Никольское и другие исторические некрополи Петербурга: закрытие и снос церквей, разгром погребений, уничтожение памятников, исчезновение могил, запустение территории.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В «пятилетку безбожия» в 1932 г. снесли Всехсвятскую и Успенскую церкви. Черед Спасского собора наступил несколькими годами позже. 2 июля 1934 г. специальная комиссия в составе районного архитектора Парфенова и инспектора по культуре Кузнецова осмотрела действующий храм и составила акт: «Содержание двадцаткой церкви неудовлетворительно. Учитывая при этом, что здание церкви ни художественной, ни исторической ценности не представляет, церковь Спаса Нерукотворного закрыть, а здание снести» [466 - ЦГА СПб. Ф. 7384. Оп. 33. Д. 177. Л. 2–3.]. Не возражал против сноса и архитектурно-планировочный отдел Ленсовета, мотивируя это тем, что Волковское кладбище «подлежит закрытию и превращению в парк общественного пользования». В августе 1935 г. президиум Ленсовета утвердил это решение. Здание временно заняли складом пеньки. Через год бывшую церковь осмотрел новый директор завода «Монументскульптура» Р. И. Берилов, и она была «представлена для работ по сооружению памятника С. М. Кирова» [467 - Там же. Л. 28.]. В декабре 1937 г. в общую могилу на Рыжкинских мостках перенесли многочисленные останки погребенных в церковных склепах. Здание приспособили для литейных работ, и оно стало главным корпусом завода «Монументскульптура» им. М. Г. Манизера, каковым является и по сей день. Строительство новых корпусов для вторгнувшихся на территорию кладбища предприятий существенно изменило облик центральной и южной частей. Печальным символом стоит на Волковском кладбище церковь Иова Многострадального – единственный действующий храм кладбища.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Многие могилы, известные в начале нынешнего века, оказались бесследно утраченными, затерянными или не найденными ныне. Перечислим лишь некоторые из них.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Адлерберг Владимир Федорович, гр. 1790–1884. Участник Отечественной войны 1812 г., генерал-адъютант, член Государственного совета, министр Императорского двора.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Аладьин Егор Васильевич. 1796–1860. Литератор, журналист. Автор одного из первых описаний Волковского кладбища.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Алхвертов Николай Ильич. 1743–1817. Генерал-лейтенант, дядька великих князей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бастидон Александр Яковлевич. 1762–1796. Капитан-лейтенант; сын камердинера Петра III, брат первой жены Г. Р. Державина.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бастидон Матрона Дмитриевна. 1734–1805. Мать А. Я. Бастидона, кормилица императора Павла I.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Башуцкий Александр Павлович. 1803–1876. Адъютант гр. М. А. Милорадовича, литератор, издатель, журналист, автор «Панорамы С.-Петербурга»; сын П. Я. Башуцкого.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Башуцкий Павел Яковлевич. 1771–1836. Комендант Петропавловской крепости, генерал-адъютант, сенатор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Болдырев Николай Васильевич. 1814–1882. Генерал-лейтенант, военный инженер, профессор Николаевской инженерной академии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бутков Петр Григорьевич. 1775–1857. Сенатор, член совета Министерства внутренних дел, академик, исследователь летописи Нестора.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Витберг Александр Лаврентьевич. 1787–1855. Архитектор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гамалея Николай Михайлович. 1795–1859. Сенатор, действительный тайный советник.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Глазунов Иван Петрович. 1762–1831. Книгопродавец, основатель типографии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Глазунов Илья Иванович. 1788–1849. Основатель книгоиздательской фирмы Глазуновых, издатель театральных афиш, учебников, произведений русских литераторов; дед композитора А. С. Глазунова.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Глинка Сергей Николаевич. 1775–1847. Участник Отечественной войны 1812 г., литератор, издатель «Русского вестника», цензор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Григорович Иоанн Иоаннович. 1792–1852. Протоиерей Аничковского дворца, богослов, церковный археолог.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Громов Сергей Алексеевич. 1774–1856. Профессор Медико-хирургической академии, акушер, лауреат Демидовской премии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Данилов Павел Федорович. 1778–1833. Начальник Новгородских и Старорусских военных поселений.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Державин Иоанн Семенович. 1763–1826. Обер-священник армии и флота, член Вольного экономического общества.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дмитровский Дмитрий Иванович. 1836–1881. Врач-офтальмолог, издатель «Медицинского вестника».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ермолаев Александр Иванович. 1780–1828. Хранитель «депо манускриптов» Публичной библиотеки, конференц-секретарь Академии художеств, археолог, нумизмат.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Забелин Иосиф Викентьевич. 1833–1875. Профессор фармакологии и гидротерапии в Медико-хирургической академии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Злов Петр Васильевич. 1774–1823. Актер Императорских театров, певец-бас.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Копьев Петр Матвеевич. 1772–1858. Генерал-майор артиллерии, участник военных кампаний 1807 и 1808 гг.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кушневич Василий Иоаниович. Ум. 1865. Главный священник армии и флота.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лебедев Кастор Никифорович. 1812–1876. Сенатор, обер-прокурор по уголовным делам, литератор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Петрашевский Василий Михайлович. 1787–1845. Действительный статский советник; отец революционера М. В. Петрашевского.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рунич Дмитрий Павлович. 1780–1860. Попечитель Киевского, затем Петербургского университетов, известный масон.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Руссов Степан Васильевич. 1768–1842. Историк Древней Руси, член Российской Академии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рыхлевский Андрей Иванович. 1783–1830. Директор Медицинского департамента.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сидонский Федор Федорович. 1805–1873. Протоиерей Казанского собора, профессор богословия и доктор философии Петербургского университета.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Смирдин Александр Филиппович. 1796–1857. Книгоиздатель, библиограф.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Старов Семен Никитич. 1780–1856. Генерал-майор. Известен поединком с А. С. Пушкиным в Кишиневе, давшим поэту повод для эпиграммы «Я жив, Старов здоров…»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Страннолюбский Александр Николаевич. 1839–1903. Контр-адмирал, педагог.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тарасов Дмитрий Клементьевич. 1792–1866. Врач, лейб-медик.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Теребенев Александр Иванович. 1815–1859. Скульптор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Теребенев Иван Иванович. 1780–1815. Скульптор и график; отец А. И. Теребенева.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Фаминцын Александр Сергеевич. 1841–1896. Композитор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Языков Дмитрий Иванович. 1773–1845. Директор департамента Министерства народного просвещения, непременный секретарь Академии наук, историк, переводчик, филолог.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С 1933 г. кладбище было закрыто для массовых погребений. Предполагалось превратить его в парк, что и обсуждалось в предвоенные годы. Погребения возобновили, хотя и в ограниченных масштабах, с 1980-х гг. на тех участках, где старые захоронения (на канцелярском языке именуемые «бесхозом») были полностью уничтожены. Одними из последних стали похороны русской поэтессы, автора книг воспоминаний «На берегах Невы» и «На берегах Сены» Ирины Владимировны Одоевцевой (1901–1990). Вернувшаяся на родину после шестидесяти лет эмиграции, она обрела последний приют неподалеку от своих старших современников, тех, кто создавал серебряный век русской поэзии – А. А Блока, М. А. Кузмина, М. Л. Лозинского. Их могилы находятся действительно «неподалеку», как писали в XIX в. («Все равно будем вместе, на одном кладбище», – говорил И. С. Тургенев). Сейчас между ними ограда, разделившая кладбище на собственно Волковское и музейный некрополь Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Разделение это было исторически подготовлено и сделалось неизбежным в послереволюционные годы, в которые известность этой части Волковского кладбища не уменьшилась, и погребения на Литераторских мостках и вокруг них продолжались. У могил Белинского и Добролюбова в 1918 г. похоронили Г. В. Плеханова, на следующий год – В. И. Засулич, входившую в организованную им группу «Освобождение труда». Рядом с погребением Г. И. Успенского в 1920-е гг. образовалась так называемая площадка народовольцев с могилами Г. А. Лопатина, М. В. Новорусского и В. С. Панкратова.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Севернее мостков, возле погребений Марии Александровны и Ольги Ильиничны Ульяновых в 1919 г. был похоронен зять В. И. Ленина, видный революционер М. Т. Елизаров. В 1935 г. здесь захоронили урну с прахом А. И. Ульяновой-Елизаровой. Западнее площадки Ульяновых находятся могилы рабочих-революционеров И. Е. Егорова и Я. А. Калинина. Таким образом, группы могил революционеров сложились севернее мостков и в западной их части. Южнее мостков сосредоточивались в основном погребения деятелей культуры, искусства, науки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Незримая граница, все более четко отделявшая в общественном и административном сознании одну часть Волковского кладбища от другой, стала ощутимой задолго до образования музейного некрополя и сооружения ограды. Погребения вокруг старой дорожки, что называлась Литераторскими мостками, рядом с «великими покойниками», стали не только знаком уважения, идейной и духовной творческой близости, признания заслуг перед русской культурой или революционным движением, но просто почетной привилегией. Здесь погребены М. Л. Маркус, жена С. М. Кирова, могила которой находится рядом с мемориалом Ульяновых, председатель Ленгорисполкома Н. И. Смирнов, огромный памятник которому высится рядом со скромным гранитным крестом замечательного русского писателя В. М. Гаршина.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Решающую роль в создании музейного некрополя Литераторские мостки сыграло то же, что несколькими годами ранее явилось побудительной причиной образования музея-некрополя в Александро-Невской лавре: стремление сохранить уникальные, самой историей и культурой сформированные и освященные достопамятности – не только маленький уголок Волковского кладбища, но хотя бы часть исторических могил и художественных надгробий со многих других закрываемых и разоряемых старых кладбищ.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Решением Ленсовета от 3 июля 1935 г. был образован музей-некрополь Литераторские мостки, объявленный памятником «местного значения» и ставший с 1939 г. частью Музея городской скульптуры. Это решение спасло от сноса старинную Воскресенскую церковь, ибо постановлением Леноблисполкома от 26 июня 1935 г. церковь предписывалось закрыть и снести: «Здание церкви определено под снос в силу того, что по заключению технической комиссии для использования на другие цели оно не пригодно. Полученный же от сноса здания в значительном количестве материал будет использован на нужды строительства» [468 - Там же. Л. 5.]. Закрыли церковь в январе 1936 г., уже после организации музея-некрополя, которому и передали здание. В 1956 г. здесь был открыт мемориальный зал, посвященный выдающимся деятелям культуры, погребенным на Литераторских мостках.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Уже с середины 1930-х гг. на Литераторские мостки стали переносить захоронения и памятники с разных кладбищ города, и прежде всего с отделенной оградой части того же Волковского. «Путешествовать в загробном мире» пришлось не только И. С. Тургеневу, но почти всем, кто покоился рядом с ним у стен Спасского храма: М. Е. Салтыкову-Щедрину, Д. В. Григоровичу, К. Д. Кавелину, А. Д. Галахову, Н. Н. Миклухо-Маклаю, могилы которых перенесли в 1936–1939 гг.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Компания перезахоронений коснулась также могилы А. А. Дельвига. По словам основателя музея-некрополя Н. В. Успенского, в 1934 г. «памятник преступно был сломан по почину рабочих, производящих уборку бесхозных памятников и заинтересованных в скорости и мерности укладки материала в кубометры, по количеству которых оплачивается их наряд» [469 - История ЛМГС. Т. 1. Л. 47 // Архив ГМГС.]. Место могилы поэта на Эмануиловских мостках должно было неизбежно затеряться. Поэтому прах Дельвига перенесли в лаврский Некрополь мастеров искусств. Для нового надгробия использовали близкий по типу к первоначальному памятник с могилы Н. Н. Аплечеевой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Перенесли с уничтожаемого Митрофаниевского прах литераторов А. А. Григорьева, Л. А. Мея, М. И. Пыляева. С Тихвинского, превращенного в Некрополь мастеров искусств, – останки юриста и писателя А. Ф. Кони, с Фарфоровского – И. И. Панаева, с Новодевичьего – архитектора Л. Н. Бенуа, со Смоленского – А. А. Блока и его родных (начиная с деда, академика А. Н. Бекетова). В 1956 г. были перезахоронены с лаврского Никольского кладбища Д. Н. Мамин-Сибиряк, A. Н. Апухтин, И. А. Гончаров. Тогда же перевезли сюда с Карельского перешейка прах писателя Л. Н. Андреева.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Музей сохранил для грядущих поколений эти могилы, ставшие вместе со старыми погребениями основой некрополя Литераторские мостки. В него вошла примерно четвертая часть территории Волковского кладбища вокруг собственно Литераторских мостков и Воскресенской церкви. Старая планировка, сложившаяся еще в середине прошлого века, была сохранена, за исключением отдельных участков, на которых в ходе благоустройства в 1952–1953 гг. создали партерные площадки и проложили новые дорожки. Во время этих работ, выполненных по проекту архитекторов В. Д. Кирхоглани и И. И. Варакина, учитывалось исторически сложившееся объединение погребений по профессиональной и творческой близости, что соблюдалось, по возможности, и в более поздние годы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сложилась традиция – хоронить в некрополе Литераторские мостки выдающихся деятелей культуры и науки Ленинграда. За полвека с лишним здесь погребены академики И. П. Павлов, А. Ф. Иоффе, И. Ю. Крачковский, психиатр B. М. Бехтерев, химик Н. Н. Качалов, математик В. А. Стеклов, океанограф Ю. М. Шокальский, художники К. С. Петров-Водкин, Е. Е. Моисеенко, И. И. Бродский, архитекторы А. С. Никольский, Н. А. Троцкий, балетмейстеры А. Я. Ваганова, Ф. В. Лопухов, композитор В. П. Соловьев-Седой, поэтесса О. Ф. Берггольц, кинорежиссер Г. М. Козинцев, актеры и режиссеры Л. С. Вивьен, Н. П. Акимов, Н. К. Симонов, В. В. Меркурьев, А. А. Брянцев и многие, многие другие замечательные люди, связанные судьбой с Петербургом—Ленинградом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Некрополь имеет также значение памятника мемориального искусства XIX–XX вв. Все формы надгробий – от плит до архитектурно-скульптурных композиций, характерных для того или иного периода развития русского и советского искусства, можно найти среди многочисленных художественных памятников некрополя, созданных такими мастерами, как Л. А. Бернштам, И. Я. Гинцбург, Л. В. Шервуд, Л. А. Дитрих, М. Г. Манизер, В. И. Ингал, М. К. Аникушин…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В памятниках этих запечатлелось время со своими вкусами и пристрастиями, с искренней любовью и официальным равнодушием – со всем, что отличало на протяжении многих поколений понимание и отношение к тем, кто волею судьбы навсегда обрел свое пристанище за воротами с надписью «Литераторские мостки Волковского кладбища».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В прилагаемых списках учтены по возможности все представляющие историческую и художественную ценность нагробия музейной части Волковского кладбища – Литераторских мостков. Значительно скромнее перечень исторических захоронений на ныне действующем Волковском кладбище (надгробия простой формы – раковина, крест – специально не описываются). К сожалению, в этой части утраты старинных надгробий продолжаются, а с возобновлением здесь захоронений этот процесс практически неостановим.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Исторические захоронения в некрополе-музее Литераторские мостки<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;1. Абрамова Мария Морицевиа. 1865–1892. Актриса; жена Д. Н. Мамина-Сибиряка. Гранитная плита. Близ Литераторских мостков, рядом с Д. Н. Маминым-Сибиряком.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;2. Авдеев Михаил Васильевич. 1821–1876. Прозаик, критик. Гранитная плита. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;3. Ададуров Иван Евграфович. 1879–1938. Доктор технических наук, профессор. Мраморная плита. Менделеевская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;4. Айналов Дмитрий Власович. 1862–1939. Искусствовед-византолог, профессор, чл. – корр. АН СССР.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Айналова Надежда Ростиславовна. 1876–1954. Жена Д. В. Анналова. Мраморная урна на гранитном пилоне, 1952 г. Сев. – вост. часть некрополя.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;5. Акимов Николай Павлович. 1901–1968. Театральный режиссер и художник. Гранитная стела с барельефным портретом. Ск. Г. В. Хонин, арх. В. М. Черкасский, 1974 г. Центральная площадка театральных деятелей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;6. Акимов-Перетц Дмитрий Яковлевич. 1876–1936. Профессор. Гранитная глыба. Менделеевская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;7. Алексеевский Евгений Владимирович. 1893–1947. Профессор. Гранитный обелиск. Справа от Воскресенской церкви.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;8. Алтаева-Ямщикова Маргарита Владимировна (рожд. Рокотова). 1872–1959. Детская писательница, мемуаристка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ямщикова-Дмитриева Людмила Андреевна. 1893–1978. Дочь и соавтор М. В. Алтаевой (псевдоним Арт. Феличе).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гранитная стела, 1960 г. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;9. Альбов Михаил Нилович. 1851–1911. Прозаик. Гранитный крест на постаменте. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;10. Андреев Леонид Николаевич. 1871–1919. Прозаик, драматург, публицист. Восьмигранная гранитная колонна. Арх. Ф. А. Гепнер, 1957 г. Литераторские мостки. Прах перенесен в 1956 г. из Ваммельсу (Карельский перешеек).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;11. Анисимова-Державина Нина Александровна. 1909–1979. Балерина, народная артистка Башкирской АССР. Гранитная плита, 1981 г. Уч. академиков.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;12. Анненский Николай Федорович. 1843–1912. Публицист, экономист, общественный деятель; брат поэта И. Ф. Анненского.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Анненская Александра Никитична (рожд. Ткачева). 1840–1915. Детская писательница, переводчица; жена Н. Ф. Анненского. Мраморная плита, 1965 г. К сев. от Литераторских мостков.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;13. Апухтин Алексей Николаевич. 1840–1893. Поэт, прозаик. Гранитная стела с бронзовым бюстом. Ск. Р. Р. Бах, 1898 г. Литераторские мостки. Прах и памятник перенесены в 1956 г. с Никольского кладбища.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;14. Аристов Алексей Павлович. 1843–1910. Врач, литератор, композитор. Гранитная плита. К сев. от Литераторских мостков.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;15. Арутинов Николай Серапионович. Ум. 1911. Воспитанник Александровского лицея. Бронзовая скульптурная композиция. Ск. М. Л. Диллон, 1912 г. Угол Актерской и Архитекторской дор. Памятник перенесен в 1948 г. с Новодевичьего кладбища.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;16. Афанасьев-Чужбинский Александр Степанович. 1816–1875. Писатель-этнограф, поэт. Мраморная стела. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;17. Балухатый Сергей Дмитриевич. 1892–1945. Литературовед, чл. – корр. АН СССР.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Балухатая Люция Федоровна. Ум. 1945. Балерина; жена С. Д. Балухатого. Мраморная плита. К юго-вост. от Литераторских мостков.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;18. Баранцевич Казимир Станиславович. 1851–1927. Прозаик. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;19. Барбот де Марни Евгений Николаевич. 1868–1939. Профессор геологии. Гранитный саркофаг, 1954 г. Близ сев. стены Воскресенской церкви.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;20. Баринова Мария Николаевна. 1878–1956. Пианистка, педагог. Гранитная стела. Арх. К. И. Дергунов, 1961 г. Актерская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;21. Бейер Владимир Иванович. 1868–1945. Театральный художник, один из основателей Ленинградского ТЮЗа. Гранитный постамент с урной, 1953 г. Актерская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;22. Бекетов Андрей Николаевич. 1825–1902. Профессор ботаники, ректор Петербургского университета; дед А. А. Блока.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бекетова Елизавета Григорьевна (рожд. Корелина). 1836–1902. Жена А. Н. Бекетова. Мраморная плита, 1948 г. Литераторские мостки, площадка Блока. Прах перенесен в 1944 г. со Смоленского православного кладбища.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;23. Белинский Виссарион Григорьевич. 1811–1848. Литературный критик, публицист. Чугунный крест на постаменте. Мастер А. Долгин, 1866 г. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;24. Белоглазов Константин Федорович. 1887–1951. Профессор, исследователь в области минералогии, химии, металлургии. Гранитная стела с бронзовым бюстом. Ск. А. П. Тимченко, Г. В. Косов, В. Г. Стамов, арх. Ф. П. Шелоумов, 1952 г. Дор. геологов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;25. Белоусов Петр Петрович. 1912–1989. Художник, чл. – корр. Академии художеств СССР. Дор. архитекторов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;26. Белуха Евгений Дмитриевич. 1889–1943. Художник-график. Мраморный жертвенник. Арх. И. И. Варакин, 1951 г. Дор. архитекторов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;27. Беляев Сергей Васильевич. 1871–1945. Художник-архитектор, чл. – корр. Академии архитектуры СССР, специалист по строительной технике. Дор. архитекторов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;28. Бентовин Борис Ильич. 1863–1929. Врач, драматург, театральный критик. Стела из лабрадорита, 1930-е гг. Юж. сторона Литераторских мостков.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;29. Бенуа Леонтий Николаевич. 1856–1928. Архитектор, педагог, академик. Гранитный постамент с урной, 1962 г. Дор. архитекторов. Прах перенесен с Новодевичьего кладбища.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;30. Берг Лев Семенович. 1876–1950. Географ, биолог, академик. Гранитная стела с горельефным портретом. Ск. В. Я. Боголюбов, арх. М. А. Шепилевский, 1954 г. Плитная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;31. Берггольц Ольга Федоровна. 1910–1975. Поэтесса. Надгробие установлено в 2005 г. К вост. от Актерской дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;32. Березин-Ширяев Яков Федулович. 1824–1898. Библиограф и библиофил.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Березин-Ширяев Федул Степанович. Ум. 1848. Отец Я. Ф. Березина-Ширяева. К сев. – зап. от Литераторских мостков.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;33. Бехтерев Владимир Михайлович. 1857–1927. Невропатолог, психиатр, физиолог и морфолог, академик. Бронзовый бюст на постаменте. Ск. М. К. Аникушин, арх. Ф. А. Гепнер, 1974 г. Уч. академиков. Прах предан земле в 1970 г.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;34. Бибикова Александра. Ум. 1842. Дочь коллежского советника. Жертвенник с барельефной головой Христа, сер. XIX в. Менделеевская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;35. Билибин Юрий Александрович. 1901–1952. Геолог, чл. – корр. АН СССР. Бронзовый бюст на постаменте. Ск. А. Н. Черницкий, арх. Н. Г. Эйсмонт, 1954 г. Дор. геологов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;36. Битнер Вильгельм Вильгельмович. 1865–1921. Редактор-издатель журнала «Вестник знания». Стела-скала из гранита. Ск. Крепкогорский по рис. Н. Галахова. Центральная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;37. Благосветлов Григорий Евлампиевич. 1824–1880. Публицист, общественный деятель, сотрудник «Отечественных записок», «Русского слова», «Дела». Гранитный крест на постаменте. Третья поперечная дор., зап. сторона.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;38. Благосветлов Михаил Григорьевич. 1866–1897. Сын Г. Е. Благосветлова. Мраморный крест на постаменте. Третья поперечная дор., зап. сторона.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;39. Блок Александр Александрович. 1880–1921. Поэт. Обелиск с барельефным портретом. Ск. Н. В. Дыдыкин, 1946 г. Литераторские мостки. Прах перенесен в 1944 г. со Смоленского православного кладбища.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;40. Блок Любовь Дмитриевна. 1882–1939. Актриса; дочь Д. И. Менделеева, жена<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;A. А. Блока. Мраморная плита. Литераторские мостки, площадка Блока. Прах перенесен в 1944 г. с Волховского лютеранского кладбища.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;41. Богаевский Леонид Григорьевич. 1858–1911. Химик, профессор. Мамонтовская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;42. Богданов Василий Иванович. 1837–1886. Поэт, врач, сотрудник журнала «Искра»; автор текста «Дубинушки». К зап. от Центральной площадки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;43. Богданов Федор Платонович. 1885–1943. Актер. Чугунный крест. Актерская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;44. Богданович Ангел Иванович. 1860–1907. Критик, публицист, деятель революционного движения. Гранитная глыба. На газоне у Литераторских мостков.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;45. Богдановский Евстафий Иванович. 1833–1888. Хирург, профессор. Гранитная плита. Близ сев. стены Воскресенской церкви. Прах перенесен в 1936 г. с Тихвинского кладбища.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;46. Богемский Дмитрий Анисимович. 1878–1931. Писатель, журналист, общественный деятель. Гранитная глыба. Вост. часть Литераторских мостков.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;47. Боголюбов Вениамин Яковлевич, 1895–1954. Скульптор. Плита на постаменте. Ск.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;B. В. Исаева, арх. М. А. Шепилевский, 1955 г. Архитекторская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;48. Богораз-Тан Владимир Германович. 1865–1936. Этнограф, языковед, фольклорист, писатель. Мраморная плита, 1930-е гг. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;49. Богословский Иван Владимирович. 1853–1911. Писатель, педагог. Литераторские мостки, юж. часть.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;50. Богучарский-Яковлев Василий Яковлевич. 1861–1915. Критик, историк революционного движения в России, издатель журнала «Былое». Близ Литераторской дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;51. Бок Михаил Михайлович. 1889–1936. Физиолог, профессор. Мраморная плита. Близ сев. стены Воскресенской церкви.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;52. Большаков Николай Аркадьевич. 1874–1958. Оперный артист, педагог. Дор. географов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;53. Борисов Александр Федорович. 1905–1982. Актер. Гранитная колонна с бронзовым бюстом. Ск. М. Т. Литовченко, арх. С. Л. Михайлов, 1987 г. Актерская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;54. Бригген фон дер Александр Федорович. 1792–1859. Декабрист. Гранитная плита. Плитная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;55. Бродский Александр Андреевич. 1865–1932. Народоволец. Площадка народовольцев.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;56. Бродский Исаак Израилевич. 1884–1939. Художник. Бронзовый бюст на постаменте. Ск. Б. Ф. Кратко, арх. В. С. Васильковский, 1934, 1976 гг. Центральная площадка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;57. Брусиловский Исаак Казимирович. 1865–1933. Литератор-народник.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Брусиловская Дора Исааковна. 1869–1942. Жена И. К. Брусиловского. Гранитная пирамида на постаменте. Литераторские мостки, юж. часть.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;58. Брянцев Александр Александрович. 1883–1961. Режиссер, основатель ТЮЗа. Стела с барельефным портретом. Ск. В. С. Новиков, И. Н. Костюхин, арх. А. В. Седых, 1963 г. Актерская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;59. Будищев Алексей Николаевич. 1867–1916. Писатель, поэт. Литераторские мостки, юж. часть.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;60. Бунаков Николай Федорович. 1837–1904. Педагог, писатель. Мраморный пилон, нач. XX в. Литераторские мостки, юж. часть.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;61. Бунин Наркиз Николаевич. 1856–1912. Живописец-баталист. Гранитный крест на постаменте. Мастер Игнатьев, 1913 г. В сев. части Литераторских мостков.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;62. Бурков Василий Герасимович. 1901–1957. Генерал-лейтенант танковых войск. Гранитная стела с барельефным портретом. Ск. Г. Д. Ястребенецкий, 1959 г. Конная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;63. Быков Константин Михайлович. 1886–1959. Физиолог, академик. Гранитная стела с портретным барельефом. Ск. Н. В. Дыдыкин, арх. В. В. Хазанов, 1964 г. Павловская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;64. Бычков Иван Афанасьевич. 1858–1944. Историк, археограф, чл. – корр. АН СССР. Чугунный крест. Новая дор., за площадкой Белинского.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;65. Бычковский Борис Соломонович. 1876–1933. Математик, профессор. Мраморная стела. Площадка народовольцев.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;66. Ваганова Агриппина Яковлевна. 1879–1951. Балетмейстер, народная артистка РСФСР. Гранитная стела с бронзовым барельефным портретом и фигурой. Ск. В. И. Ингал, Л. Ф. Фролова-Багреева, арх. Ю. Н. Смирнов, 1953 г. Дор. актеров.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;67. Валентинов-Соболевский Валентин Петрович. 1870–1929. Композитор, режиссер.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Валентинова Мария Сергеевна. Род. 1876. Жена В. П. Валентинова.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гранитная стела с барельефным портретом. Ск. В. А. Синайский. 1930 г. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;68. Вальдгауэр Оскар Фердинандович. 1883–1935. Историк античного искусства, профессор. Бетонная раковинка с мраморной плитой. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;69. Ватсон Эрнст Карлович. 1839–1891. Историк, публицист, переводчик.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ватсон Мария Валентиновна (рожд. де Роберти). 1848–1932. Поэтесса, переводчица; жена Э. К. Ватсона. Постамент, 1890-е гг.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бронзовый бюст воссоздан в 1968 г. Ск. Л. Н. Барбаш. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;70. Вебер Валериан Николаевич. 1871–1940. Геолог, профессор. Бюст на постаменте. Ск. Л. С. Разумовский, арх. Н. Г. Эйсмонт, 1955 г. Академический участок.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;71. Вейнберг Петр Исаевич. 1831–1908. Поэт, переводчик, педагог. Гранитная стела. Арх. Ф. А. Гепнер, 1958 г. Литераторские мостки, юж. часть. Прах перенесен с Новодевичьего кладбища.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;72. Венгеров Семен Афанасьевич. 1855–1920. Историк литературы и библиограф.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Венгерова Роза Александровна. 1857–1918. Жена С. А. Венгерова. Стела-часовенка, 1928 г. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;73. Верховский Вадим Николаевич. 1873–1947. Химик, педагог, академик.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Верховская Александра Николаевна. Ум. 1950. Жена В. Н. Верховского. Гранитная плита, 1950-е гг. Дор. академиков.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;74. Вивьен Леонид Сергеевич. 1887–1966. Актер, режиссер, педагог. Гранитная стела с барельефным портретом. Ск. М. Т. Литовченко, арх. Ф. А. Гепнер, 1975 г. Павловская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;75. Визе Владимир Юльевич. 1886–1954. Ученый и полярный исследователь. Гранитная стела. Арх. Н. Г. Эйсмонт, 1957 г. Дорожка географов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;76. Виниченко Лариса Александровна. 1892–1921. Оперная певица. Гранитный крест на постаменте, 1920-е гг. К сев. от Литераторских мостков.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;77. Виноградов Иван Петрович. 1880–1955. Заслуженный врач РСФСР. Бронзовая полуфигура на постаменте. Ск. В. В. Криницкая, А. А. Мурзин, А. Н. Колодин, Б. Н. Сон, 1958 г. Уч. медиков.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;78. Вознесенский Владимир Александрович. 1863–1927. Революционер-народник, горный инженер. Гранитный куб. Арх. В. О. Мунц, 1927–1928 гг. Площадка народовольцев.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;79. Вологдин Валентин Петрович. 1881–1953. Ученый-электротехник. Архитектурная композиция с барельефным портретом. Ск. А. Н. Черницкий, арх. С. П. Светлицкий. 1955 г. В центре некрополя, на площадке А. С. Попова.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;80. Волынский (Флексер) Аким Львович. 1863–1926. Литературный критик и искусствовед. Мраморная плита. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;81. Ворононов Федор Федорович. 1839–1919. Публицист, казначей Литфонда.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ворононова Мария Михайловна. 1850–1933. Жена Ф. Ф. Воропонова. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;82. Гайдебуров Павел Павлович. 1877–1960. Актер, режиссер, театральный деятель.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Скарская Надежда Федоровна. 1869–1958. Актриса; жена П. П. Гайдебурова. Гранитная стела, бронзовая скульптура. Ск. В. С. Новиков, арх. А. В. Седых, 1977 г. Актерская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;83. Гаккель Яков Модестович. 1874–1945. Ученый-конструктор, профессор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гаккель Екатерина Яковлевна. 1903–1984. Доктор технических наук, дочь Я. М. Гаккеля. Мраморная стела, 1960 г. Академический уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;84. Гаккель Яков Яковлевич. 1901–1965. Полярный исследователь, профессор. Мраморная стела, 1967 г. Академический уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;85. Галахов Алексей Дмитриевич. 1807–1892. Педагог, историк русской литературы, профессор. Крест на постаменте. Мастер К. Сетинсон, 1890-е гг. Литераторские мостки. Прах и памятник перенесены от Спасской церкви Волковского кладбища.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;86. Галахов Николай Галактионович. 1890–1926. Изобретатель, конструктор. Гранитная глыба. Центральная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;87. Галеркин Борис Григорьевич. 1871–1945. Ученый в области теории упругости, академик.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Галеркина Ревекка Гавриловна. 1889–1955. Врач; жена Б. Г. Галеркина. Стела с барельефным портретом. Ск. Г. Ф. Ветютнев, 1947 г. Первая дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;88. Галкин Алфей Кронидович. 1858–1896. Поэт-юморист, журналист. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;89. Гальковский Николай Михайлович. 1868–1933. Поэт, беллетрист, переводчик сербского эпоса. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;90. Ганике Евгений Александрович. 1869–1948. Физиолог, профессор. Гранитная колонна, бюст. Ск. И. Ф. Безпалов, 1951 г. Павловский уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;91. Гарин-Михайловский Николай Георгиевич. 1852–1906. Писатель, инженер-путеец.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Михайловская Надежда Валериевна. Жена Н. Г. Гарина-Михайловского. Гранитная стела с бронзовой горельефной полуфигурой. Ск. Л. В. Шервуд, 1912 г. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;92. Гаршин Всеволод Михайлович. 1855–1888. Писатель. Гранитный крест на постаменте. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;93. Гаршин Евгений Михайлович. 1860–1931. Критик, мемуарист, педагог; младший брат В. М. Гаршина. Гранитная плита. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;94. Гаршина Екатерина Степановна. 1828–1897. Мать В. М. и Е. М. Гаршиных. Гранитная глыба-скала. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;95. Гвоздев Алексей Александрович. 1887–1939. Историк театра, критик, литературовед. Близ Конной дороги.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;96. Гевирц Владимир Германович. 1884–1944. Архитектор, профессор, доктор технических наук. Гранитная стела, 1972 г. Академический уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;97. Гей Богдан Вениаминович. Ум. 1916. Журналист, сотрудник газеты «Новое время».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гей Лидия Павловна. Ум. 1918. Переводчица; жена Б. В. Гея. Павловская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;98. Гервер Александр Владимирович. 1873–1939. Невропатолог, профессор. Стела с барельефным портретом. Мастер А. П. Волков, 1941 г. Павловский уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;99. Герман Александр Петрович. 1874–1953. Геолог, академик. Стела с горельефной полуфигурой. Ск. Б. Е. Каплянский, арх. И. М. Чуйко, 1957 г. Дор. геологов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;100. Глинский Борис Борисович. 1860–1917. Писатель, публицист, редактор «Исторического вестника». Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;101. Гнедич Петр Петрович. 1855–1925. Писатель, переводчик, историк искусства. Мраморный пилон с урной. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;102. Головачев Аполлон Филиппович. 1831–1877. Критик, публицист. Мраморный крест. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;103. Головачева-Панаева Евдокия (Авдотья) Яковлевна (рожд. Брянская). 1819–1893. Мемуаристка, журналистка, гражданская жена Н. А. Некрасова. Гранитная плита. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;104. Голубятников Владимир Дмитриевич. 1892–1953. Геолог, профессор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Половинкина Юлия Иринарховна. 1895–1974. Геолог, профессор; жена В. Д. Голубятникова.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Стела с барельефным портретом. Ск. А. В. Никольский, 1960 г. Академический уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;105. Гольдберг Семен Викторович. 1873–1940. Хирург, профессор. Уч. академиков.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;106. Гончаров Иван Александрович. 1812–1891. Писатель. Мраморный бюст на постаменте. Ск. В. И. Татарович, Г. Д. Ястребенецкий, 1960 г. Площадка писателей. Прах перенесен в 1956 г. с Никольского кладбища.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;107. Горин-Горяинов Борис Анатольевич. 1883–1944. Актер. Бронзовый бюст на постаменте. Ск. М. А. Уманская-Разумова, 1956 г. Менделеевская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;108. Градовский Александр Дмитриевич. 1841–1889. Юрист, историк права.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Градовская Ольга Владимировна. 1851–1912. Жена А. Д. Градовского. Гранитный крест на постаменте. К сев. от могилы А. Ф. Кони. Прах перенесен в 1936 г. с Тихвинского кладбища Александро-Невской лавры.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;109. Гребенщиков Илья Васильевич. 1887–1953. Химик и технолог, академик.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гребенщикова Екатерина Поликарповна. 1883–1975. Жена И. В. Гребенщикова. Бюст на постаменте. Ск. М. Т. Литовченко, арх. Н. Г. Эйсмонт, 1954 г. Уч. академиков.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;110. Гребянщиков Михаил Григорьевич. 1853–1888. Писатель. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;111. Григорович Дмитрий Васильевич. 1822–1899. Писатель. Стела с барельефным портретом. Арх. А. Р. Гешвенд, ск. М. А. Чижов, 1903 г. Барельеф воссоздан в 1961 г., ск. В. И. Татарович и Г. Д. Ястребенецкий. Площадка писателей. Прах и памятник перенесены в 1939 г. от Спасской церкви Волкова кладбища.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;112. Григорьев Аполлон Александрович. 1822–1864. Литературный критик, поэт. Колонна с урной. Литераторские мостки. Прах перенесен в 1934 г. с Митрофаниевского кладбища.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;113. Гроссгейм Александр Альфонсович. 1888–1948. Ботаник, академик. Стела с барельефным портретом. Ск. М. К. Аникушин, арх. Ф. А. Гепнер, 1956 г. Уч. академиков.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;114. Грум-Гржимайло Григорий Ефимович. 1860–1936. Исследователь Центральной Азии и Памира. Гранитный саркофаг. Арх. Р. И. Каплан-Ингель, 1948 г. Плитная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;115. Давыдов (Левенсон) Александр Михайлович. 1872–1944. Артист оперы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Давыдова Софья Осиповна. 1875–1958. Аккомпаниатор; жена А. М. Давыдова. Гранитная стела. Арх. Н. Б. Жуковская, 1962 г. Актерская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;116. Денисьева Елена Александровна. 1826–1864. Последняя любовь Ф. И. Тютчева.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Денисьева Анна Дмитриевна. Ум 1880. Инспектриса Смольного института; тетка Е. А. Денисьевой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гранитная стела. Близ юж. стены Воскресенской церкви.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;117. Державин Константин Николаевич. 1903–1956. Литературовед, театральный деятель, переводчик. Гранитная плита. Арх. Е. А. Левинсон, М. Ф. Егоров, 1960 г. Академический уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;118. Державин Николай Севастьянович. 1877–1953. Филолог, историк, академик. Мраморный жертвенник, 1955 г. Академический уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;119. Державина Мария Ивановна. 1876–1959. Жена Н. С. Державина. Гранитный обелиск, 1960 г. Академический уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;120. Де Роберти Евгений Валентинович. 1843–1915. Философ, социолог. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;121. Дерюгин Константин Михайлович. 1878–1938. Океанограф и зоолог. Гранитная стела-скала. Академический уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;122. Джанелидзе Юстин Юлианович. 1883–1950. Хирург, академик. Бронзовый бюст на постаменте. Ск. И. В. Крестовский, арх. Н. И. Смирнов, 1951 г. Уч. медиков.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;123. Джунковский Степан Семенович. 1762–1839. Тайный советник, директор департамента государственного хозяйства, секретарь Вольного экономического общества. Крест на колонне. К югу от Воскресенской церкви.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;124. Дитрих Леопольд Августович. 1877–1954. Скульптор. Плита с барельефным портретом. Ск. М. В. Козлова, 1956 г. Архитекторская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;125. Дмитриева Зинаида Никифоровна. 1887–1936. Революционерка, секретарь Г. В. Плеханова. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;126. Дмитриевский Георгий Александрович. 1900–1953. Художественный руководитель и главный дирижер Ленинградской государственной академической капеллы. Мраморный жертвенник. Арх. Ф. А. Гепнер, 1956 г. Актерская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;127. Добиаш-Рождественская Ольга Антоновна. 1874–1939. Историк и палеограф, чл. – корр. АН СССР. Гранитный саркофаг. Академический уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;128. Добролюбов Владимир Александрович. Ум. 1913. Брат Н. А. Добролюбова.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Добролюбов Иван Александрович. 1851–1881. Брат Н. А. Добролюбова. Стилизованная мраморная часовенка. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;129. Добролюбов Николай Александрович. 1836–1861. Литературный критик и публицист. Гранитный саркофаг. Мастер А. Долгин, 1860-е гг. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;130. Догель Валентин Александрович. 1882–1955. Зоолог и паразитолог, чл. – корр. АН СССР. Стела с барельефным портретом. Ск. Н. А. Соколов, арх. Ф. Ф. Беренштам, 1957, 1965 гг. Уч. академиков.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;131. Доливо-Добровольский Александр Иосифович. 1866–1932. Литератор. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;132. Домашева Мария Петровна. 1875–1952. Актриса. Пилон с барельефным портретом. Ск. И. Ф. Безпалов, 1954 г. Актерская площадка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;133. Дорошевич Влас Михайлович. 1864–1922. Журналист, публицист, театральный критик. Гранитная глыба. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;134. Дроздов Иван Георгиевич. 1882–1939. Художник. Гранитная стела. Архитекторская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;135. Евгеньев-Максимов Владислав Евгеньевич. 1883–1955. Литературовед, писатель. Гранитная стела. Арх. В. С. Васильковский, 1960 г. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;136. Егоров Иван Егорович. 1888–1918. Рабочий-революционер. Гранитная стела, 1954 г. Менделеевская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;137. Елизаров Марк Тимофеевич. 1863–1919. Первый комиссар путей сообщения; муж А. И. Ульяновой. Постамент, 1929 г. Бронзовый бюст. Ск. М. Г. Манизер, 1952 г. Ульяновский уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;138. Елисеев Григорий Захарович. 1821–1891. Журналист-публицист.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Елисеева Екатерина Павловна. 1832–1891. Жена Г. З. Елисеева.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бронзовый бюст на постаменте. Ск. Н. Сибиряков, кон. XIX в. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;139. Ерошкин Александр Петрович. 1858–1897. Журналист, сотрудник «Петербургской газеты». Угол Литераторских мостков и Мамонтовской дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;140. Жебелев Сергей Александрович. 1867–1941. Историк античности, археолог, академик. Гранитный саркофаг. Арх. Р. И. Каплан-Ингель, 1947 г. Уч. академиков.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;141. Жемчужников Юрий Аполлонович. 1885–1957. Геолог, чл. – корр. АН СССР. Стела из лабрадорита, 1958 г. Уч. академиков.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;142. Живаго Семен Афанасьевич. 1805–1863. Исторический живописец.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Живаго София Александровна. Ум. 1849. Жена С. А. Живаго. Мраморный обелиск. Главная дор., слева от входа.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;143. Жуков Петр Федорович. 1865–1929. Эстрадный артист. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;144. Журавленко Павел Максимович. 1887–1948. Оперный певец. Крест на постаменте. Актерская дор. Прах перенесен в 1949 г. с Волкова лютеранского кладбища.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;145. Заварзин Алексей Алексеевич. 1886–1945. Гистолог, академик. Стела с барельефным портретом. Ск. А. А. Мануйлов, арх. А. А. Заварзин, 1948 г. Центральная площадка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;146. Закушняк Александр Яковлевич. 1879–1930. Чтец-декламатор. Гранитная стела. Арх. Н. Б. Жуковская, 1962 г. Уч. актеров.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;147. Залькинд Юлий Сигизмундович. 1875–1949. Химик, профессор. Гранитная глыбка, 1954 г. К сев. от Воскресенской церкви.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;148. Засулич Вера Ивановна. 1849–1919. Революционерка, член группы «Освобождение труда». Гранитная стела, 1923–1924 гг. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;149. Зеленский Михаил Самойлович. 1829–1890. Врач-педиатр, писатель. Мраморная плита. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;150. Зернов Сергей Алексеевич. 1871–1945. Зоолог-гидробиолог, академик.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Зернова Виктория Петровна. 1870–1965. Жена С. А. Зернова. Обелиск, 1950-е гг. Уч. академиков.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;151. Иванов-Классик Алексей Федорович. 1841–1894. Поэт-юморист. Гранитный крест. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;152. Иванчин-Писарев Александр Иванович. 1849–1916. Литератор-народник. Плита из песчаника, 1920-е гг. К югу от Литераторских мостков.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;153. Иванюков Иван Иванович. 1845–1912. Экономист, профессор. Гранитный крест на постаменте. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;154. Иверсен Владимир Эдуардович. 1845–1900. Натуралист-популяризатор. Мраморная плита. Плитная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;155. Ижевский Павел Иванович. 1859–1934. Врач.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ижевская Анна Степановна (рожд. Попова). 1860–1930. Жена П. И. Ижевского, сестра А. С. Попова. За памятником А. С. Попова.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;156. Ильин Лев Александрович. 1880–1942. Архитектор, чл. – корр. Академии архитектуры СССР. Гранитная стела. Арх. Л. А. Ильин, А. И. Лапиров, 1956 г. Дор. архитекторов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;157. Иоффе Абрам Федорович. 1880–1960. Физик, академик. Пилон из лабрадорита, бронзовый бюст. Ск. М. К. Аникушин, арх. Ф. А. Гепнер, 1964 г. Восточнее Павловского участка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;158. Истрина Евгения Самойловна. 1883–1957. Филолог, чл. – корр. АН СССР. Пилон с барельефным портретом. Ск. А. В. Дегтярев, арх. А. П. Изоитко, 1960 г. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;159. Каблиц-Юзов Иосиф Иванович. 1848–1893. Публицист, народоволец. Гранитная глыба. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;160. Кавелин Константин Дмитриевич. 1818–1885. Историк, юрист. Гранитный саркофаг. Литераторские мостки. Прах и памятник перенесены в 1939 г. от Спасской церкви Волкова православного кладбища.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;161. Калинин Яков Андреевич. 1880–1919. Рабочий-революционер. Обелиск с барельефным портретом, 1954 г. Близ уч. Ульяновых. Прах перенесен с Митрофаниевского кладбища.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;162. Калицкий Казимир Петрович. 1873–1941. Геолог, профессор. Гранитная стела, 19461947 гг. К сев. от Литераторских мостков.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;163. Калмыкова Александра Михайловна. 1847–1926. Писательница, общественный деятель в области народного образования. Гранитная глыба. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;164. Каменский Валентин Александрович. 1907–1975. Архитектор. Плита с архитектурным фрагментом. Арх. Н. В. Каменский, 1979 г. Архитекторская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;165. Каменьщиков Николай Петрович. 1881–1939. Астроном, профессор. Гранитная стела. Плитная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;166. Капустин Федор Яковлевич. 1854–1936. Физик, профессор. Крест из пудожского камня. Восточнее актерской дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;167. Карапетян Овсей Казарович. 1892–1948. Физиолог. Гранитная глыба. Вторая дор. от входа.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;168. Катерли Елена Иосифовна. 1902–1958. Писательница. Гранитная глыба с мраморной плитой. Арх. Л. В. Робачевская, 1960 г. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;169. Катин-Ярцев Виктор Николаевич. 1875–1928. Врач, публицист; друг Г. В. Плеханова. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;170. Качалов Николай Николаевич. 1883–1961. Физик-оптик, чл. – корр. АН СССР. Пилон с бронзовым бюстом; глыба оптического стекла. Ск. В. Г. Козенюк, В. Л. Рыбалко, арх. А. И. Прибульский, 1963 г. К сев. – вост. от Воскресенской церкви.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;171. Киселев Андрей Петрович. 1852–1940. Педагог, автор учебников по элементарной математике. Гранитная стела, 1950 г. Уч. академиков.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;172. Киткин Петр Павлович. 1877–1954. Контрадмирал, доктор технических наук. Бронзовый бюст на постаменте. Ск. А. В. Крыжановская, арх. Ф. А. Гепнер, 1956 г. Плитная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;173. Книпович Николай Михайлович. 1862–1939. Ихтиолог, зоолог, общественный деятель, почетный член АН СССР. Стела с барельефным портретом. Ск. Л. В. Калинин, арх.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;A. К. Андреев, 1978 г. Плитная дор. Прах перенесен в 1956 г. со Смоленского кладбища.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;174. Кобеко Павел Павлович. 1897–1954. Физик, специалист по диэлектрикам, чл. – корр. АН СССР. Архитектурная композиция, 1953 г. К югу от Литераторских мостков.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;175. Козинцев Григорий Михайлович. 1905–1973. Кинорежиссер. Гранитная стела. Арх. B. В. Хазанов, 1979 г. Актерская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;176. Козлов Василий Васильевич. 1887–1940. Скульптор. Стела из известняка, 1948 г. Дор. архитекторов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;177. Коковцев Павел Константинович. 1861–1942. Востоковед, языковед-семитолог, академик. Гранитный саркофаг. Арх. Р. И. Каплан-Ингель, 1947 г. Академический уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;178. Коломийцев Виктор Павлович. 1868–1936. Переводчик, музыкальный критик. Мраморный крест. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;179. Коломийцев Даниил Павлович. Ум. 1918. Литератор, поэт. К сев. от Литераторских мостков.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;180. Коломийцев Дмитрий Викторович. 1900–1947. Инженер; сын В. П. Коломийцева. Мраморная плита. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;181. Кондратьев Михаил Павлович. 1829–1890. Доктор медицины, минералог, профессор. Гранитный постамент. Академический уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;182. Кони Анатолий Федорович. 1844–1927. Писатель, юрист, общественный деятель. Стела с барельефным портретом. Ск. Е. А. Янсон-Манизер, арх. Ф. Г. Беренштам, 1928, 1934 гг. Центральная часть некрополя. Прах и памятник перенесены в 1936 г. с Тихвинского кладбища.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;183. Копелян Ефим Захарович. 1912–1975. Актер. Пилон с барельефом театральной маски. Арх. В. А. Петров, ск. С. С. Платонова, 1980 г. Актерская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;184. Королькевич Анатолий Викентьевич. 1901–1977. Актер. Плита с барельефным портретом. Ск. В. С. Новиков, арх. В. Г. Бедник, 1986–1988. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;185. Костенко Константин Евтихиевич. 1879–1956. Гравер. Гранитная плита. Уч. архитекторов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;186. Костомаров Николай Иванович. 1817–1885. Историк, писатель. Гранитный крест на постаменте, кон. XIX в. Мастер К. Сетинсон. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;187. Котов Григорий Иванович. 1859–1942. Архитектор-художник, педагог. Мраморная колонна. Архитекторская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;188. Кочуров Юрий Александрович. 1907–1952. Композитор. Гранитная плита, 1961 г. Близ Литераторских мостков.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;189. Красусская Анна Адамовна. 1854–1941. Профессор анатомии. Мраморная плита, 1949–1950 гг. С сев. стороны Воскресенской церкви.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;190. Кратт Иван Федорович. 1899–1950. Писатель. Гранитная плита, 1951 г. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;191. Крачковский Игнатий Юлианович. 1883–1951. Востоковед-арабист, академик.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Крачковская Вера Александровна. 1884–1974. Профессор-арабист; жена И. Ю. Крачковского.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Стела с барельефным портретом. Ск. В. И. Татарович, 1953 г. Академический уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;192. Крестовский Всеволод Владимирович. 1840–1895. Писатель. Бюст на постаменте. Ск. И. В. Крестовский. 1946 г. Литераторские мостки. Прах перенесен в 1955 г. с Никольского кладбища.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;193. Кричинский Степан Самойлович. 1874–1923. Архитектор. Гранитная плита, 1951 г. К югу от Литераторских мостков.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;194. Крохмаль Виктор Николаевич. 1873–1933. Литератор. Гранитная стела. Литераторские мостки, сев. часть.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;195. Кругликова Елизавета Сергеевна. 1865–1941. Художник. Гранитная колонна. Арх. В. А. Успенский, 1947 г. К сев. от Дор. архитекторов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;196. Крылов Алексей Николаевич. 1863–1945. Математик, механик, кораблестроитель, академик. Стела с барельефным портретом. Ск. Г. Ф. Ветютнев, 1948 г. Академический уч. 197.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кублицкая-Пиотух Александра Андреевна (рожд. Бекетова). 1860–1923. Переводчик; мать А. А. Блока.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бекетова Мария Андреевна. 1862–1938. Тетка А. А. Блока.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мраморная плита. Литераторские мостки, Площадка Блока. Прах перенесен в 1944 г. со Смоленского кладбища.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;198. Кугель Александр Рафаилович. 1864–1928. Критик, публицист, драматург, режиссер. Стела с барельефным портретом. Арх. В. А. Шуко, ск. С. А. Евсеев, 1929 г. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;199. Кузмин Михаил Алексеевич. 1872–1936. Поэт, прозаик, драматург, переводчик. Мраморная плита. Близ сев. ограды.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;200. Кулябко-Корецкий Николай Григорьевич. 1846–1931. Публицист, земский статистик. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;201. Куприн Александр Иванович. 1870–1938. Писатель. Гранитная плита. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;202. Куприна Елизавета Морицевна. 1885–1942. Жена А. И. Куприна.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Куприна Ксения Александровна. 1908–1981. Актриса; дочь А. И. Куприна. Гранитная плита. Литераторские мостки. Рядом с А. И. Куприным.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;203. Курдов Валентин Иванович. 1905–1989. Художник. Дор. архитекторов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;204. Курзнер Павел Яковлевич. 1886–1948. Артист. Бронзовый бюст на постаменте. Ск. Б. М. Микешин, 1912, 1990 гг. Актерская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;205. Курнаков Николай Семенович. 1860–1941. Химик, академик.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Курнакова Анна Михайловна. Ум. 1940. Жена Н. С. Курнакова.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гранитная стела. Арх. Т. С. Шварц, 1955 г. Первая поперечная дор. Прах перенесен в 1953 г. со Смоленского кладбища.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;206. Лаврова Софья Николаевна. 1842–1916. Писательница-революционерка. Мраморная плита. Площадка народовольцев.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;207. Лаврухин-Георгиевский Дмитрий Исаевич. 1897–1939. Писатель. Близ Плитной дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;208. Лебедев Николай Иванович. 1897–1989. Кинорежиссер. Актерская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;209. Левинсон-Лессинг Франц Юльевич. 1861–1939. Геолог, петрограф, академик. Гранитная стела, 1949 г. Академический уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;210. Лейкин Николай Александрович. 1841–1906. Писатель. Бетонная раковина с крестом. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;211. Леман Анатолий Иванович. 1859–1913. Скрипичный мастер, военный инженер, беллетрист. Гранитный камень. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;212. Лепорский Николай Иванович. 1877–1952. Врач-терапевт, генерал-майор, академик.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лепорский Николай Николаевич. 1910–1952. Военный врач; сын Н. И. Лепорского. Обелиск с барельефным портретом. Ск. В. И. Ингал, арх. Н. Г. Эйсмонт, 1953 г. Уч. медиков.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;213. Лермонтов Михаил Николаевич. 1792–1866. Адмирал, участник войны 1812 г. Гранитная глыба. К югу от Воскресенской церкви.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;214. Лернер Николай Осипович. 1877–1934. Литературовед. Гранитная колонна. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;215. Лесгафт Петр Францевич. 1837–1909. Анатом, врач, педагог, общественный деятель. Бронзовый бюст на постаменте. Ск. М. К. Аникушин, В. П. Петин, арх. В. Б. Бухаев, 1987 г. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;216. Лесков Андрей Николаевич. 1866–1953. Писатель; сын Н. С. Лескова.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лескова Анна Ивановна. 1894–1976. Жена А. Н. Лескова. Гранитная стела, 1956 г. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;217. Лесков Николай Семенович. 1831–1895. Писатель. Чугунный крест на гранитном постаменте. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;218. Лихтерман Яков Николаевич. 1867–1912. Присяжный поверенный. Гранитный обелиск с крестом. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;219. Лозинский Михаил Леонидович. 1886–1955. Поэт, переводчик.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лозинская Татьяна Борисовна. 1885–1955. Жена М. Л. Лозинского. Гранитная стела. Арх. В. С. Васильковский, 1981 г. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;220. Лозинский Самуил Горациевич. 1874–1945. Историк, профессор. Сев. часть Литераторских мостков.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;221. Лонгинов Михаил Николаевич. 1823–1875. Историк литературы, библиограф. Мраморная плита. К югу от Литераторских мостков. Близ памятника А. Ф. Кони. Прах перенесен в 1936 г. с Тихвинского кладбища.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;222. Лонгинова Александра Дмитриевна. 1836–1877. Жена М. Н. Лонгинова. Мраморная плита. К югу от Литераторских мостков, рядом с М. Н. Лонгиновым. Прах перенесен в 1936 г. с Тихвинского кладбища.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;223. Лондон Ефим Семенович. 1869–1939. Патофизиолог, биохимик, радиобиолог.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лондон Раиса Абрамовна. 1895–1979. Жена Е. С. Лондона.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Стела с портретом, 1949 г. Академический уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;224. Лопатин Герман Александрович. 1845–1918. Революционер, социалист, первый переводчик «Капитала» К. Маркса в России. Гранитная стела. Площадка народовольцев.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;225. Лопухов Федор Васильевич. 1886–1973. Балетмейстер, профессор. Стела с барельефным портретом. Ск. А. С. Чаркин, арх. А. А. Левешко, 1984 г. Актерская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;226. Лутугин Леонид Иванович. 1864–1915. Геолог, общественный деятель, исследователь Донецкого каменноугольного бассейна.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лутугин Виктор Иванович. Ум. 1922. Брат Л. И. Лутугина.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Стела с барельефом мужской полуфигуры. Ск. Л. Ю. Эйдлин, арх. Н. Г. Эйсмонт, 1954 г. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;227. Любимов Александр Михайлович. 1879–1955. Художник, профессор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Любимов Михаил Аркадьевич. 1851–1927. Литератор; отец А. М. Любимова. Стела с портретным изображением. Арх. Ф. А. Гепнер, 1957 г. Сев. – вост. часть некрополя.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;228. Любош Александр Семенович. 1880–1954. Актер. Стела с барельефным портретом. Ск. Г. Д. Ястребенецкий, арх. А. А. Любош, 1956 г. Близ Литераторских мостков, к югу от площадки Блока.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;229. Любош Семен Борисович. 1859–1925. Литератор, журналист. Близ Литераторских мостков, к югу от Площадки Блока.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;230. Майкапар Самуил Моисеевич. 1867–1938. Композитор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Майкапар Елизавета Ароновна. 1889–1942. Жена С. М. Майкапара. Гранитная плита. Менделеевская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;231. Майнов Иван Иванович. 1861–1936. Народоволец, литератор, этнограф.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Майнова Мария Николаевна. 1874–1932. Жена И. И. Майнова. Площадка народовольцев.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;232. Макаров Павел Семенович. 1842–1891. Композитор, музыкальный критик, журналист. Крест на постаменте, 1900 г. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;233. Макарьев Леонид Федорович. 1892–1975. Режиссер, один из основателей ТЮЗа.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Макарьева-Зандберг Вера Алексеевна. 1897–1975. Актриса, жена Л. Ф. Макарьева. Пилон из известняка. Арх. Р. П. Куриляк, 1987 г. Актерская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;234. Максимов (Самусь) Владимир Васильевич. 1880–1937. Актер театра и кино. Гранитная стела. Арх. Н. Б. Жуковская, 1962 г. Центральная часть некрополя. Прах перенесен в 1956 г. с Никольского кладбища.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;235. Максимов Сергей Васильевич. 1831–1901. Писатель, этнограф, академик. Мраморный крест. К югу от Литераторских мостков.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;236. Максимов-Слобожанин Евгений Дмитриевич. 1858–1927. Писатель. Гранитная скала. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;237. Малков Николай Петрович. 1882–1942. Музыкальный критик. Мраморная стела, 1953 г. Близ Конной дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;238. Мамин-Сибиряк Дмитрий Наркисович. 1852–1912. Писатель.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мамина Елена Дмитриевна. 1892–1914. Дочь писателя («Алёнушка»). Архитектурный памятник с бронзовым барельефом. Ск. И. Я. Гинцбург, 1915 г. Площадка писателей. Прах и памятник перенесены в 1956 г. с Никольского кладбища.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;239. Марков Андрей Андреевич. 1856–1922. Математик, академик. Гранитная глыбка. Академический уч. Прах перенесен в 1954 г. с Митрофаниевского кладбища.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;240. Маркус-Кирова Мария Львовна. 1885–1945. Жена С. М. Кирова. Обелиск с барельефным портретом. Ск. В. В. Голенецкий, арх. С. В. Чистов, 1946 г. Близ Литераторских мостков.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;241. Матусевич Николай Николаевич. 1879–1950. Гидрограф-геодезист, профессор, вице-адмирал. Гранитный памятник. Ск. В. Я. Боголюбов, арх. И. И. Варакин, 1951 г. Плитная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;242. Маширов-Самобытник Алексей Иванович. 1884–1943. Литератор, директор Консерватории и Института театра и музыки. Мраморная плита. Плитная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;243. Мей Лев Александрович. 1822–1862. Поэт, переводчик. Гранитный жертвенник. Литераторские мостки. Прах перенесен в 1935 г. с Митрофаниевского кладбища.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;244. Мельников Александр Васильевич. 1889–1958. Хирург, академик. Бронзовый бюст на постаменте. Ск. М. Е. Шейко, арх. Р. А. Мельников, 1961 г. Центральная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;245. Мельников Михаил Георгиевич. 1885–1939. Инженер, профессор, специалист по технике гражданского строительства. Гранитный памятник. Арх. К. И. Дергунов, 1967 г. С сев. стороны Воскресенской церкви.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;246. Менделеев Владимир Дмитриевич. 1865–1898. Инженер, специалист по мореходству; сын Д. И. Менделеева. Мраморный крест; в ограде с Д. И. Менделеевым.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;247. Менделеев Дмитрий Иванович. 1834–1907. Ученый-химик. Гранитный крест на каменной глыбе, 1908 г. Менделеевская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;248. Менделеев Дмитрий Иванович. 1851–1911. Врач; племянник Д. И. Менделеева. Гранитный крест на постаменте. Академический уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;249. Менделеев Иван Дмитриевич. 1883–1936. Ученый-физик, профессор; сын Д. И. Менделеева. Мраморный крест на постаменте; в ограде Д. И. Менделеева.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;250. Менделеева Анна Ивановна. 1860–1942. Художник; жена Д. И. Менделеева. Мраморная плита; в ограде Д. И. Менделеева.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;251. Менделеева Валентина Ивановна. 1896–1920. Внучка Д. И. Менделеева. Гранитный постамент. Менделеевская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;252. Менделеева Мария Дмитриевна. 1793–1850. Мать Д. И. Менделеева. Гранитная глыба. У сев. стены Воскресенской церкви.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;253. Менделеева Мария Дмитриевна. 1886–1952. Директор музея Менделеева; младшая дочь Д. И. Менделеева. Мраморная плита; в ограде Д. И. Менделеева.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;254. Менделеев Иван Павлович. Род. 1865.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Менделеева Виктория Ивановна. Род 1873. Гранитная глыба. Менделеевская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;255. Мержеевский (Шелига-Мержеевский) Иван Павлович. 1838–1908. Психиатр, невропатолог, академик. Гранитная стела с барельефным портретом, 1910-е гг. Ск. А. А. Мурзин, 1970 г. Павловская дор. Прах и часть надгробия перенесены в 1940 г. с Выборгского католического кладбища.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;256. Меркурьев Василий Васильевич. 1904–1978. Актер.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мейерхольд Ирина Всеволодовна. 1905–1981. Театральный педагог; дочь В. Э. Мейерхольда, жена В. В. Меркурьева.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Стела с барельефным портретом. Ск. В. П. Петин, арх. О. М. Башинский, 1985 г. Актерская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;257. Мешалкин Иван Платонович. 1868–1947. Художник. Мраморная колонна. К югу от Литераторских мостков.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;258. Миклашевский Игорь Сергеевич. 1894–1942. Дирижер, композитор. Гранитная плита. Актерская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;259. Миклуха Николай Ильич. 1817–1857. Инженер; отец Н. Н. Миклухо-Маклая. Гранитная плита. Плитная дор. Прах перенесен в 1938 г. с Волковского православного кладбища.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;260. Миклухо-Маклай Николай Николаевич. 1846–1888. Путешественник, ученый, этнограф, антрополог, зоолог, общественный деятель. Гранитная плита. Плитная дор. Прах перенесен в 1938 г. с Волковского православного кладбища.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;261. Михайловский Дмитрий Лаврентьевич. 1828–1905. Поэт, переводчик. Гранитный постамент; крест утрачен. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;262. Михайловский Николай Константинович. 1842–1904. Публицист, социолог, литературный критик. Бронзовый бюст на постаменте, нач. XX в. Ск. А. А. Мурзин, 1979 г. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;263. Михневич Владимир Осипович. 1841–1899. Литератор, театральный критик. Мраморный постамент. Литераторские мостки, зап. часть.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;264. Моисееико Евсей Евсеевич. 1916–1988. Живописец.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рыбалко Валентина Лаврентьевна. 1918–1991. Скульптурный памятник. Дор. архитекторов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;265. Монастырский Гавриил Петрович. 1840–1911. Юрист, сенатор. Глыба гранита. Академический уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;266. Муйжель Виктор Васильевич. 1880–1924. Писатель-беллетрист. Вост. часть Площадки народовольцев.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;267. Мякотина Варвара Александровна. 1869–1929. Литератор. Мраморная плита. Площадка народовольцев.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;268. Надсон Семен Яковлевич. 1862–1887. Поэт. Бронзовый бюст на постаменте. Ск. М. М. Антокольский, И. Я. Гинцбург, 1891 г. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;269. Назарьева Капитолина Валериановна. 1847–1900. Писательница. Железный крест на постаменте. Литераторские мостки, зап. часть.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;270. Назимов Илья Александрович. 1805–1874. Инженер-полковник; брат декабриста М. А. Назимова. Близ Воскресенской церкви.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;271. Накрохин Прокопий Егорович. 1850–1903. Писатель. Мраморный крест на постаменте. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;272. Насонов Дмитрий Николаевич. 1895–1957. Цитолог и физиолог, чл. – корр. АН СССР. Гранитная глыба, 1959 г. Уч. академиков.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;273. Негрескул Мария Петровна. 1851–1919. Революционерка, переводчица; дочь П. Л. Лаврова, жена М. Ф. Негрескула. Мраморная плита. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;274. Немилов Алексей Александрович. 1886–1942. Доктор медицины, профессор. Гранитная глыба. Первая поперечная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;275. Немилов Антон Витальевич. 1879–1942. Гистолог, профессор. Гранитная глыба. Первая поперечная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;276. Немцев Иосиф Васильевич. 1885–1939. Хоровой дирижер, педагог. Гранитная стела. Арх. А. Ф. Рюмин, 1940 г. Близ юж. ограды некрополя.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;277. Нетунахина Галина Дмитриевна. 1905–1988. Искусствовед, директор Государственного музея городской скульптуры. Гранитный крест. Актерская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;278. Николаев Леонид Владимирович. 1878–1942. Пианист, композитор, педагог. Архитектурная композиция. Арх. Н. П. Каменский, 1985 г. Центральная дор. Прах перенесен в 1952 г. из Ташкента.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;279. Никольский Александр Сергеевич. 1884–1953. Архитектор. Стела с прорисованным портретом. Арх. К. Л. Иогансен, И. Г. Явейн, К. И. Дергунов, 1957 г. Дор. архитекторов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;280. Новожилов Валентин Валентинович. 1910–1987. Судостроитель, академик. Металлическая стела. Академический уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;281. Новорусский Михаил Васильевич. 1861–1925. Народоволец, литератор. Мраморная плита. Площадка народовольцев.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;282. Ножин Николай Дмитриевич. 1841–1866. Зоолог, публицист. Гранитный крест на постаменте. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;283. Озерецкий Николай Иванович. 1893–1955. Психиатр, профессор. Мраморная стела с барельефным портретом. Ск. Н. А. Соколов, арх. А. Н. Корнилова, 1957 г. Павловская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;284. Оль Андрей Андреевич. 1883–1958. Архитектор. Гранитная стела. Арх. С. И. Евдокимов, Н. В. Устинович, 1960 г. Дор. архитекторов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;285. Ольденбург Сергей Федорович. 1863–1934. Востоковед, академик.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ольденбург Елена Григорьевна. 1875–1955. Жена С. Ф. Ольденбурга. Гранитная стела, 1985 г. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;286. Орешников Виктор Михайлович. 1904–1987. Художник. Архитектурное надгробие. Архитекторская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;287. Орлов Александр Сергеевич. 1871–1947. Историк древнерусской литературы, академик. Гранитная плита. Менделеевская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;288. Орлов Владимир Николаевич. 1908–1985. Литературовед, критик. Гранитный обелиск. Арх. Т. Н. Милорадович, 1988 г. Зап. часть некрополя, первая дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;289. Оссовский Александр Вячеславович. 1871–1957. Музыковед, педагог, чл. – корр. АН СССР. Гранитная стела. Арх. К. И. Дергунов, 1972 г. Актерская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;290. Островский Сергей Александрович. 1867–1929. Писатель, сын драматурга А. Н. Островского. Мраморная плита. Близ Литераторских мостков.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;291. Павленков Флорентий Федорович. 1839–1900. Издатель книг для народа; друг Д. И. Писарева. Бронзовый бюст на постаменте. Ск. И. Я. Гинцбург, нач. XX в. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;292. Павлов Виктор Иванович. 1892–1919. Гистолог, сын И. П. Павлова. Мраморная плита; в ограде И. П. Павлова.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;293. Павлов Владимир Иванович. 1884–1954. Физик, профессор; сын И. П. Павлова. Мраморная плита; в ограде И. П. Павлова.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;294. Павлов Всеволод Иванович. 1894–1935. Филолог; сын И. П. Павлова. Мраморная плита; в ограде И. П. Павлова.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;295. Павлов Иван Петрович. 1849–1936. Физиолог, академик, нобелевский лауреат. Стела с барельефным портретом. Ск. И. Ф. Безпалов, арх. П. Д. Бункин, 1938 г. Павловская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;296. Павлова Вера Ивановна. 1890–1964. Директор-хранитель мемориального музея-квартиры И. П. Павлова; дочь И. П. Павлова. Мраморная плита; в ограде И. П. Павлова.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;297. Павлова Серафима Васильевна. 1859–1947. Жена И. П. Павлова. Мраморная плита; в ограде И. П. Павлова.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;298. Пальм Александр Иванович. 1822–1885. Драматург, беллетрист, петрашевец.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пальм Сергей Александрович. Ум. 1915. Оперный артист и антрепренер. Мраморная плита. Площадка народовольцев.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;299. Панаев Иван Иванович. 1812–1862. Писатель, критик, журналист. Мраморная плита. Литераторские мостки. Прах перенесен в 1930-е гг. с Фарфоровского кладбища.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;300. Панкратов Василий Семенович. 1864–1925. Народоволец, узник Шлиссельбургской крепости. Гранитная стела. Площадка народовольцев.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;301. Панов Николай Андреевич. 1861–1906. Поэт, беллетрист. Мраморная часовенка. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;302. Пантелеев Логин Федорович. 1840–1919. Общественный деятель, публицист, издатель, член комитета «Земля и Воля». Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;303. Папкович Петр Федорович. 1887–1946. Кораблестроитель, инженер-контр-адмирал, чл. – корр. АН СССР. Стела с барельефным портретом. Ск. Г. Ф. Ветютнев, арх. Я. Н. Лукин, 1948 г. Академический уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;304. Пашутин Виктор Васильевич. 1845–1901. Патофизиолог, академик. Мраморный крест на постаменте. К сев. – вост. от Воскресенской церкви. Прах перенесен в 1936 г. с Тихвинского кладбища.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;305. Песков Николай Александрович. 1838–1900. Литератор, генерал путей сообщения; воспитанник Н. Г. Чернышевского. Плита из лабрадорита. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;306. Петров Константин Федорович. 1850–1914. Педагог, автор учебников по грамматике и арифметике. Гранитный обелиск, 1915–1916 гг. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;307. Петров-Водкин Кузьма Сергеевич. 1878–1939. Художник. Колонна с барельефным портретом. Ск. Б. Е. Каплянский, 1949, 1953 гг. Менделеевская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;308. Петров-Точка Алексей Петрович. 1864–1892. Журналист-юморист, сотрудник «Русской жизни». Мраморная плита. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;309. Петрова Мария Капитоновна. 1874–1948. Физиолог, профессор. Мраморный обелиск. Павловская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;310. Петрова-Лаптева Анна Федоровна. 1907–1957. Режиссер Театра оперы и балета им. С. М. Кирова. Стела с барельефным портретом. Ск. М. К. Аникушин, М. Т. Литовченко, арх. В. А. Петров, 1960 г. Конная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;311. Пешехонов Алексей Васильевич. 1867–1933. Народник, публицист, министр Временного правительства.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пешехонова Антонина Федоровна. 1875–1959. Врач; жена А. В. Пешехонова. Гранитная стела, 1933 г. К югу от Литераторских мостков.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;312. Пильняков Григорий Петрович. 1750–1818. Архитектор. Мраморный обелиск. Конная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;313. Пименова Эмилия Кирилловна. 1854–1935. Врач, писатель, автор популярных книг для юношества. Мраморный крест на постаменте. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;314. Пинегин Николай Васильевич. 1883–1940. Полярный исследователь, писатель, художник. Гранитная стела. Арх. Н. Г. Эйсмонт, 1949–1950 гг. Дор. географов. Прах перенесен в 1949 г. с Волковского лютеранского кладбища.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;315. Пинчук Вениамин Борисович. 1908–1987. Скульптор. Бронзовый бюст на постаменте. Ск. А. С. Чаркин, арх. В. С. Васильковский, 1988 г. Дор. архитекторов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;316. Писарев Дмитрий Иванович. 1840–1868. Литературный критик, публицист. Мраморная стела. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;317. Плавильщиков Василий Алексеевич. 1768–1823. Издатель, книгопродавец, библиограф. Гранитный пилон. Конная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;318. Плеханов Георгий Валентинович. 1856–1918. Теоретик-марксист, философ.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Плеханова Розалия Михайловна. 1858–1949. Жена Г. В. Плеханова. Бронзовый бюст на постаменте. Ск. И. Я. Гинцбург, 1923 г. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;319. Плеханова Клавдия Валентиновна. 1866–1946. Сестра Г. В. Плеханова. Мраморная плита. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;320. Погожев Владимир Петрович. 1872–1927. Композитор. Близ Павловской дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;321. Поздняков Николай Иванович. 1856–1910. Писатель, педагог. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;322. Полевой Николай Алексеевич. 1796–1846. Писатель, критик, журналист, историк. Гранитная колонна. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;323. Полевой Петр Николаевич. 1839–1902. Писатель-беллетрист, историк литературы. Гранитный саркофаг. Центральная часть некрополя; напротив А. Ф. Кони.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;324. Померанцев Александр Андреевич. 1904–1957. Инженер; сын А. Я. Вагановой. Стела из лабрадорита, 1958 г. Актерская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;325. Помяловский Николай Герасимович. 1835–1863. Писатель. Гранитная плита. Литераторские мостки. Прах и памятник перенесены в 1944 г. с Малоохтинского кладбища.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;326. Попов Александр Александрович. 1887–1942. Сын А. С. Попова. Мраморная плита; в ограде А. С. Попова.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;327. Попов Александр Степанович. 1859–1906. Ученый, изобретатель радиотелеграфа. Гранитный бюст на постаменте. Ск. М. Т. Литовченко, арх. С. Л. Михайлов, 1972 г. К югу от Литераторских мостков.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;328. Попов Гавриил Иванович. 1856–1909. Врач, исследователь народной медицины. Гранитный саркофаг, 1910-е гг. Первая поперечная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;329. Попов Дмитрий Петрович. 1840–1893. Педагог, автор учебников по русской словесности. Мраморная стела, 1890-е гг. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;330. Попов Степан Александрович. 1884–1920. Сын А. С. Попова. Мраморная плита; в ограде А. С. Попова.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;331. Попова Екатерина Никифоровна (рожд. Богданова). 1840–1910. Теща А. С. Попова.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Попова Раиса Александровна. 1891–1976. Дочь А. С. Попова.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мраморная плита; в ограде А. С. Попова.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;332. Попова Раиса Алексеевна. 1860–1932. Жена А. С. Попова. Мраморная плита; в ограде А. С. Попова.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;333. Попова Тамара Федосьевна. 1904–1980. Директор Государственного музея городской скульптуры, зам. директора Государственного Русского музея. Мраморная плита. Академический уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;334. Потапенко Игнатий Николаевич. 1856–1929. Писатель-беллетрист. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;335. Преображенская Софья Петровна. 1904–1966. Оперная певица. Бронзовый бюст на гранитном пилоне. Ск. М. Т. Литовченко, арх. С. Л. Михайлов, 1976 г. Центральная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;336. Прибылев Александр Васильевич. 1856–1936. Литератор, народоволец, врач. Мраморная плита. Площадка народовольцев.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;337. Прибылева-Корба Анна Павловна. 1849–1939. Революционерка-народоволка; жена А. В. Прибылева. Мраморная плита. Площадка народовольцев.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;338. Прокофьев Николай Дмитриевич. 1866–1913. Художник-архитектор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Прокофьева Матильда Леонтьевна. 1869–1948. Жена Н. Д. Прокофьева. Мраморный крест на постаменте. Актерская дор. Прах и памятник перенесены в 1949 г. со Смоленского кладбища.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;339. Протопопов Сергей Дмитриевич. 1861–1933. Горный инженер, литератор. Чугунный крест, раковина. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;340. Пушкарев Николай Лукич. 1842–1906. Поэт, драматург. Металлический крест на постаменте. Близ Литераторских мостков.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;341. Пыляев Михаил Иванович. 1842–1899. Журналист, историк Петербурга и Москвы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мраморная плита. Литераторские мостки, зап. часть. Прах перенесен в 1930-е гг. с Митрофаниевского кладбища.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;342. Раковская-Инсарова Елизавета Павловна. 1869–1901. Актриса. Сев. – вост. часть некрополя.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;343. Редько Александр Мефодиевич. 1866–1933. Революционер, литератор, журналист.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Редько Евгения Исакиевна (рожд. Шефтель). 1869–1955. Революционерка; жена А. М. Редько.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гранитная стела. Арх. О. М. Шеллер, 1934 г. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;344. Ремезов Иван Сократович. 1828–1901. Педагог, писатель. Гранитный саркофаг. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;345. Ремезова Любовь Григорьевна. 1832–1909. Жена И. С. Ремезова. Гранитный крест на постаменте. Мастер Игнатьев. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;346. Решетников Федор Михайлович. 1841–1871. Писатель-демократ. Гранитная плита. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;347. Рикман Виктор Викторович. 1887–1937. Ученый-биолог. Мраморная плита. Павловский уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;348. Рождественский Всеволод Александрович. 1895–1977. Поэт. Мраморная стела с барельефом. Ск. А. В. Семченко, арх. О. Н. Башинский, 1986 г. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;349. Рождественский Дмитрий Сергеевич. 1876–1940. Физик, академик, основатель Оптического института. Гранитный саркофаг. Академический уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;350. Рокотов Владимир Дмитриевич. 1837–1900. Артист, общественный деятель; отец М. В. Алтаевой-Ямщиковой. Якорь на постаменте. Угол первой поперечной дор. и Литераторских мостков.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;351. Рославлев Мирон Ильич. 1888–1948. Архитектор, педагог. Стела с барельефным портретом. Ск. В. И. Татарович, арх. О. А. Иванова, 1953 г. Архитекторская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;352. Ростовцев (Эршлер) Михаил Антонович. 1872–1948. Артист оперетты. Гранитная плита. К югу от Литераторских мостков.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;353. Рубанчик Яков Осипович. 1899–1949. Архитектор. Гранитная глыба. Архитекторская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;354. Рудаков Василий Егорович. 1863–1913. Литератор. Мраморный плинт от креста. Близ Литераторских мостков.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;355. Рудаков Константин Иванович. 1891–1949. Художник. Гранитный саркофаг. Архитекторская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;356. Рылов Аркадий Александрович. 1870–1939. Живописец, график. Гранитная плита, 1949 г. Центральная площадка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;357. Салтыков-Щедрин Михаил Евграфович. 1826–1889. Писатель. Бронзовый бюст на постаменте, плита. Ск. Л. А. Бернштам, арх. А. Ф. Красовский, 1890 г. Литераторские мостки. Прах и памятник перенесены в 1936 г. от Спасской церкви Волковского православного кладбища.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;358. Самарин-Эльский Иосиф Константинович. 1877–1942. Артист. Гранитная глыба. Актерская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;359. Самусь Василий Максимович. 1848–1903. Профессор консерватории.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Самусь Любовь Михайловна. Ум. 1919.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Крест на постаменте. С юж. стороны Воскресенской церкви, у ограды. Прах и памятник перенесены в 1938 г. с Волковского православного кладбища.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;360. Самусьев Георгий Евгеньевич. 1890–1929. Архитектор-художник. Стела-скала из гранита. Дор. геологов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;361. Сафонов Сергей Александрович (Сергей Печерин). 1867–1904. Поэт, фельетонист. Мраморная плита. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;362. Сафронов Николай Ильич. 1904–1982. Геолог, профессор. Гранитная стела. Арх. И. Е. Артамонова, 1984 г. Академический уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;363. Сахновский Григорий Ильич. Ум. 1921. Автор книг по сахароварению. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;364. Святловский Евгений Владимирович. 1853–1914. Литератор, переводчик, врач. Гранитная плита. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;365. Семевский Василий Иванович. 1848–1916. Историк, специалист по крестьянскому вопросу. Мраморная плита. Якубовичевская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;366. Серафимов Сергей Саввич. 1878–1939. Архитектор. Стела с барельефным портретом. Арх. А. К. Барутчев, Я. О. Рубанчик, 1948 г. Дор. архитекторов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;367. Серебряков Михаил Васильевич. 1879–1959. Философ, профессор. Стела с барельефным портретом. Ск. З. А. Хабибулин, 1965 г. Первая поперечная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;368. Серебряков Павел Алексеевич. 1909–1977. Пианист, профессор, ректор Ленинградской консерватории. Стела с бронзовым горельефным портретом. Ск. Л. К. Лазарев, арх. Л. И. Копыловский, 1986 г. Актерская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;369. Симонов Николай Константинович. 1901–1973. Артист. Бронзовый бюст на постаменте. Ск. С. А. Аванесова, арх. Е. Н. Симонова, 1980 г. С сев. стороны Воскресенской церкви.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;370. Скабичевский Александр Михайлович. 1838–1910. Критик, публицист, историк литературы. Мраморная плита. Площадка народовольцев.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;371. Скоробогатов Константин Васильевич. 1887–1968. Актер. Бронзовый бюст на постаменте. Ск. А. Н. Черницкий. С сев. стороны Воскресенской церкви.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;372. Слепцов Александр Александрович. 1836–1906. Революционер-демократ, основатель «Земли и Воли»; друг Н. Г. Чернышевского. Мраморный крест на постаменте. Площадка народовольцев.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;373. Слонимский Леонид Зиновьевич. 1850–1918. Публицист, сотрудник «Вестника Европы». Мраморная плита. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;374. Смирнов Николай Иванович. 1897–1951. Архитектор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Смирнов Юрий Николаевич. 1823–1986. Архитектор; сын Н. И. Смирнова. Архитектурное надгробие. Использован неизвестный памятник 1910-х гг. Дор. архитекторов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;375. Смирнов Николай Иванович. 1906–1962. Председатель Ленгорисполкома. Гранитная глыба с портретом. Арх. В. А. Каменский, С. Г. Майофис, ск. М. К. Аникушин, 1964, 1969 гг. Центральная площадка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;376. Смирнов Сергей Сергеевич. 1895–1947. Геолог, минералог, академик. Стела с мраморной урной. Дор. геологов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;377. Смирнова Софья Ивановна. 1852–1921. Литератор; жена актера Н. Ф. Сазонова. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;378. Солнцев Федор Григорьевич. 1801–1892. Художник, археолог. Стилизованная мраморная часовня. К югу от Литераторских мостков.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;379. Соловьев Владимир Николаевич. 1902–1927. Физик. Гранитная плита. Площадка народовольцев.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;380. Соловьев (Андреевич) Евгений Андреевич. 1866–1905. Историк литературы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Соловьев Лев Евгеньевич. 1903–1941. Инженер; сын Е. А. Соловьева. Соловьева Евгения Егоровна. 1870–1945. Педагог; жена Е. А. Соловьева. Гранитный крест на постаменте. К югу от Литераторских мостков.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;381. Соловьев-Седой Василий Павлович. 1907–1979. Композитор. Скульптурная композиция с портретом. Ск. М. К. Аникушин, арх. Ф. А. Гепнер, 1985 г. Актерская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;382. Соллогуб Лев Львович, гр. 1810–1872. Генерал-майор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Соллогуб Мария Николаевна. 1815–1899. Жена Л. Л. Соллогуба. Гранитный камень. Главная дор., у ограды.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;383. Спасский Сергей Дмитриевич. 1898–1956. Поэт. Гранитная плита. Близ Литераторских мостков.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;384. Стахевич Сергей Григорьевич. 1843–1918. Революционер-народник. Мраморная плита. Близ Литераторских мостков.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;385. Стеклов Владимир Андреевич. 1863–1926. Математик, академик. Гранитная плита. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;386. Стожаров Иван Андреевич. 1872–1947. Генерал-майор, профессор, специалист по машиностроению. Гранитная стела. С юж. стороны Воскресенской церкви.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;387. Столпянский Петр Николаевич. 1872–1938. Историк Петербурга, литератор. Гранитная плита, 1962 г. Конная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;388. Стопановский Михаил Михайлович. 1830–1877. Этнограф, журналист. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;389. Стрельников Николай Михайлович. 1888–1939. Композитор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Стрельникова Надежда Семеновна. 1892–1949. Жена Н. М. Стрельникова. Гранитный крест на постаменте. Плитная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;390. Студенцов Евгений Павлович. 1890–1943. Артист.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Железнова-Студенцова Нина Михайловна. 1899–1972. Артистка; жена Е. П. Студенцова.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гранитный крест на постаменте. Павловский уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;391. Сулейкин Дмитрий Александрович. 1900–1948. Востоковед, историк-индолог. Гранитный камень, 1950 г. С юж. стороны Воскресенской церкви.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;392. Султанова-Леткова Екатерина Павловна. 1856–1937. Писательница, переводчик. Мраморная плита. К зап. от Литераторских мостков.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;393. Сухомлина Анна Марковна. 1861–1930. Народоволка. Мраморная плита. Площадка народовольцев.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;394. Сушкевич Борис Михайлович. 1887–1946. Актер, режиссер, основатель Театра им. Ленсовета. Гранитная глыба. Дор. географов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;395. Тамара (Митина-Буйницкая) Наталья Ивановна. 1873–1934. Артистка оперетты. Мраморная плита. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;396. Тарасов Ефим Иванович. 1866–1928. Писатель, профессор университета. Мраморная плита. Плитная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;397. Твелькмейер Виктор Федорович. 1902–1956. Архитектор. Мраморная плита. Дор. архитекторов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;398. Тевяшев Евгений Николаевич. 1846–1914. Библиограф, писатель, коллекционер. Гранитный саркофаг. К югу от Литераторских мостков. Прах перенесен в 1936 г. с Тихвинского кладбища.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;399. Тер-Аванесян Давид Вартанович. 1909–1979. Биолог, профессор, директор Библиотеки АН СССР. Гранитный обелиск, 1980 г. Конная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;400. Тиме-Качалова Елизавета Ивановна. 1884–1968. Артистка, педагог; жена Н. Н. Качалова. Бронзовая фигура на постаменте. Ск. В. Г. Козенюк, 1969 г. К сев. – зап. от Воскресенской церкви, рядом с Н. Н. Качаловым.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;401. Тимонов Всеволод Евгеньевич. 1862–1936. Инженер путей сообщения, профессор. Гранитный саркофаг, 1948 г. Семейное захоронение. Павловская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;402. Тихонов Владимир Алексеевич. 1857–1914. Беллетрист, драматург. Мраморная плита. К югу от Литераторских мостков.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;403. Толмачев Павел Иннокентьевич. 1901–1949. Химик, ученый секретарь Радиевого института АН СССР.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Толмачев Александр Иннокентьевич. 1903–1979. Биолог, профессор; брат П. И. Толмачева. Гранитная плита, 1950 г. К югу от Литераторских мостков.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;404. Толубеев Юрий Владимирович. 1906–1979. Актер. Стела с бронзовым барельефным портретом. Ск. М. Т. Литовченко, арх. С. Л. Михайлов, 1985 г. Актерская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;405. Торубаев Михаил Александрович. 1858–1919. Ученый-теплотехник, профессор. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;406. Трончинский Станислав Валерьянович. 1904–1949. Музейный работник. Жертвенник с барельефным портретом. Ск. А. Т. Матвеев, 1949 г. Конная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;407. Троцкий Ной Абрамович. 1894–1940. Архитектор. Гранитная стела с барельефным портретом. Ск. Н. В. Томский, арх. Л. Г. Голубятников, 1948, 1957 гг. Дор. архитекторов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;408. Трояновский Борис Сергеевич. 1883–1951. Музыкант, балалаечник-виртуоз. Жертвенник с мраморной урной. Актерская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;409. Труцци Вильямс Жижеттович. 1889–1931. Цирковой артист-наездник. Стела с бронзовым горельефом. Худ. Пуцилло, 1930-е гг. В центральной части некрополя. Прах и памятник перенесены в 1955 г. с Никольского кладбища.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;410. Тургенев Иван Сергеевич. 1818–1883. Писатель. Бронзовый бюст на постаменте, саркофаг. Ск. Ж. А. Полонская, 1885 г. К югу от Литераторских мостков. Прах и памятник перенесены в 1938 г. от Спасской церкви Волковского православного кладбища.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;411. Туторский Владимир Петрович. 1873–1911. Экономист, профессор. К югу от Литераторских мостков; рядом с П. П. Кобеко.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;412. Тютчев Николай Сергеевич. 1857–1924. Революционер, переводчик исторических сочинений. Мраморная плита. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;413. Тютчев Федор Федорович. 1860–1916. Литератор, беллетрист, автор военных рассказов; сын поэта Ф. И. Тютчева и Е. А. Денисьевой. Мраморный крест на постаменте. С юж. стороны Воскресенской церкви; рядом с Е. А. Денисьевой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;414. Уколов Сергей Яковлевич. 1864–1897. Литератор, драматург. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;415. Ульянова Мария Александровна. 1835–1916. Мать В. И. Ленина. Бронзовая фигура на постаменте. Ск. М. Г. Манизер, арх. В. Д. Кирхоглани, 1952 г. Центральный уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;416. Ульянова Ольга Ильинична. 1871–1891. Сестра В. И. Ленина. Стела с бронзовым барельефным портретом. Ск. М. Г. Манизер, арх. В. Д. Кирхоглани, 1952 г. Центральный уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;417. Ульянова-Елизарова Анна Ильинична. 1864–1935. Революционерка, литератор; сестра В. И. Ленина. Бронзовый бюст на постаменте. Ск. М. Г. Манизер, арх. В. Д. Кирхоглани, 1952 г. Центральный уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;418. Ульянский Антон Григорьевич. 1887–1935. Писатель. Гранитная стела. Центральный уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;419. Усатый Семен Николаевич. 1875–1944. Ученый-электротехник, инженер-полковник, профессор. Гранитный камень с бронзовой доской, 1945 г. Академический уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;420. Успенский Александр Глебович. 1873–1907. Архитектор; сын Г. И. Успенского. Архитектурная композиция. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;421. Успенский Владимир Александрович. 1892–1956. Художник-график; племянник Г. И. Успенского. Мраморная плита. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;422. Успенский Глеб Иванович. 1843–1902. Писатель.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Успенская Александра Васильевна. 1845–1906. Жена Г. И. Успенского.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бронзовая полуфигура на постаменте. Ск. Л. В. Шервуд, 1904–1906. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;423. Успенский Иван Иванович. 18(?)-(?). Младший брат Г. И. Успенского, автор воспоминаний о писателе. Мраморная плита. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;424. Успенский Николай Викторович. 1885–1947. Музейный работник, первый директор Ленинградского музея-некрополя. Колонна с мраморной урной. Академический уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;425. Ухтомский Алексей Алексеевич. 1875–1942. Физиолог, академик. Гранитная герма. Ск. В. Г. Тимошенко, арх. А. Д. Свирский, 1977 г. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;426. Фаворская Мария Маркеловна. 1877–1960. Жена академика А. Е. Фаворского. Гранитная стела. Академический уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;427. Фаресов Анатолий Иванович. 1852–1928. Писатель, публицист. Мраморная плита. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;428. Фаусек Виктор Андреевич. 1861–1910. Зоолог, профессор, первый директор Высших женских (Бестужевских) курсов. Гранитная плита. Площадка народовольцев.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;429. Федоров Михаил Павлович. 1845–1925. Экономист, публицист. Мраморная плита. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;430. Федоров-Омулевский Василий Иннокентьевич. 1881–1899. Сын И. В. Федорова-Омулевского. Мраморный постамент. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;431. Федоров-Омулевский Иннокентий Васильевич. 1836–1883. Поэт, беллетрист. Мраморный пилон, 1880-е гг. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;432. Феона Алексей Николаевич. 1879–1949. Актер, режиссер. Гранитная стела, 1950-е гг. Дор. географов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;433. Фидлер Федор Федорович. 1859–1917. Поэт-переводчик.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Фидлер Любовь Михайловна. 1869–1915. Жена Ф. Ф. Фидлера.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Фидлер Маргарита Федоровна. 1888–1970. Дочь Ф. Ф. Фидлера. Гранитный саркофаг. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;434. Филиппов Михаил Михайлович. 1858–1903. Журналист, писатель, критик, редактор журнала «Научное обозрение».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Филиппова Любовь Ивановна. 1859–1929. Жена М. М. Филиппова. Гранитная плита. Первая поперечная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;435. Флеров Николай Михайлович. 1858–1915. Революционер. Елизаровская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;436. Фомин Александр Григорьевич. 1887–1939. Историк литературы, профессор. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;437. Френц Рудольф Рудольфович. 1888–1956. Художник-баталист. Стела с барельефным портретом. Ск. Васильев, арх. К. Л. Иогансен, 1959 г. Дор. архитекторов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;438. Хан Эммануил Алексеевич. 1824–1892. Литератор, издатель, доктор медицины. Гранитная плита. Литераторские мостки, зап. часть.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;439. Хейсен Миней Леонтьевич. 1871–1924. Врач, литератор, издатель, основатель рабочей кооперации «Петросоюз». Стела-скала из гранита. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;440. Хмелевский Викентий Фердинандович. 1860–1933. Ботаник, профессор. Сев. – зап. часть некрополя.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;441. Ходжа-Эйнатов Леон Александрович. 1904–1954. Композитор. Гранитная глыба. Уч. композиторов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;442. Хохлов Константин Павлович. 1885–1956. Артист, режиссер. Гранитная плита. Арх. М. Ф. Егоров, 1960 г. Актерская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;443. Цензор Дмитрий Михайлович. 1877–1947. Поэт-сатирик, прозаик. Гранитная плита. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;444. Чапыгин Алексей Павлович. 1870–1937. Писатель. Стела с барельефным портретом и рельефами. Ск. Л. А. Дитрих, 1940 г. Литераторские мостки. Прах и памятник перенесены в 1956 г. с Никольского кладбища.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;445. Чебышев-Дмитриев Александр Павлович. 1835–1877. Юрист, профессор, автор исследований по уголовному праву<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Чебышева-Дмитриева Ольга Михайловна. 1836–1908. Жена А. П. Чебышева-Дмитриева. Мраморная плита. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;446. Черненко Александр Иванович. 1897–1956. Журналист. Мраморная плита. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;447. Чернов Михаил Михайлович. 1879–1938. Композитор, профессор консерватории. Гранитная стела с портретом. Арх. Л. М. Тверской, 1940 г. Уч. композиторов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;448. Честноков Владимир Иванович. 1904–1968. Актер. Стела с бронзовым барельефным портретом. Ск. М. Т. Литовченко, арх. С. Л. Михайлов, 1974 г. С сев. стороны Воскресенской церкви.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;449. Чехов-Седой Александр Павлович. 1855–1914. Писатель, журналист; брат А. П. Чехова и его биограф. Мраморная плита. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;450. Чубов Петр Федорович. 1880–1947. Санитарный врач, основатель первого в Ленинграде туберкулезного диспансера. Гранитная колонна. Близ Дор. архитекторов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;451. Шалютин Борис Осипович. 1909–1943. Скульптор. Гранитная глыба. Дор. архитекторов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;452. Шапир Ольга Андреевна (рожд. Кислякова). 1850–1918. Писательница, драматург. Мраморная плита. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;453. Шапиров Борис Михайлович. 1851–1915. Врач, писатель.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Шапирова Софья Васильевна (рожд. Семичева). 1862–1923. Жена Б. М. Шапирова. Крест из лабрадорита на постаменте. Павловская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;454. Швецов Сергей Порфирьевич. 1858–1930. Народоволец. Мраморная плита. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;455. Шевляков Михаил Викторович. 1865–1913. Журналист, драматург. Литераторские мостки, зап. часть.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;456. Шевченко Михаил Григорьевич. 1860–1912. Артист императорских театров. Гранитный постамент. Сев. – вост. часть некрополя.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;457. Шелгунов Михаил Николаевич. 1862–1897. Литератор; сын Н. В. Шелгунова. Гранитная глыба. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;458. Шелгунов Николай Васильевич. 1824–1891. Публицист, критик, революционер-демократ. Бюст на постаменте. Ск. Н. Сибиряков, мастер К. Сетинсон, кон. XIX в., 1961 г. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;459. Шеллер-Михайлов Александр Константинович. 1838–1900. Писатель. Гранитный саркофаг. Литераторские мостки. Прах в 1930-е гг. перенесен с Митрофаниевского кладбища.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;460. Шервуд Леонид Владимирович. 1870–1954. Скульптор. Бронзовая полуфигура на постаменте с барельефом. Ск. В. Г. Стамов, арх. В. В. Попов, 1986 г. Дор. архитекторов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;461. Шиманский Юлиан Александрович. 1883–1962. Кораблестроитель, академик. Стела с барельефным портретом. Ск. А. А. Королюк, арх. Н. Е. Ефимова, 1969 г. Академический уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;462. Шиперович Давид Маркович. 1890–1919. Поэт. Стела-часовенка. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;463. Шмитгоф Анатолий Максимилианович. 1860–1907. Актер. Гранитная стела. К сев. от Литераторских мостков.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;464. Шокальский Юлий Михайлович. 1856–1940. Океанограф, географ, картограф, академик.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Шокальская Любовь Ивановна. 1859–1923. Жена Ю. М. Шокальского.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Стела с барельефным портретом. Ск. Г. Ф. Ветютнев, арх. П. Д. Бункин, 1948–1949 гг. Дор. географов. Прах жены перенесен в 1940 г. с Новодевичьего кладбища.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;465. Шостакович Софья Васильевна. 1878–1955. Мать композитора Д. Д. Шостаковича. Мраморная плита. Площадка писателей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;466. Шохор-Троцкий Семен Ильич. 1853–1923. Педагог, литератор, математик.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Шохор-Троцкая Елизавета Борисовна. Ум. 1920. Жена С. И. Шохор-Троцкого. Мраморная плита. Площадка народовольцев.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;467. Штейнберг Максимилиан Осеевич. 1883–1946. Композитор, педагог, профессор. Обелиск с барельефным портретом. Ск. Л. Ю. Эйдлин, 1947, 1955 гг. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;468. Штейнберг Надежда Николаевна (рожд. Римская-Корсакова). 1884–1971. Жена М. О. Штейнберга.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Штейнберг Надежда Максимилиановна. 1914–1987. Филолог; дочь М. О. Штейнберга. Гранитная плита. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;469. Штеллер Павел Павлович. 1836–1908. Драматург.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Штеллер Зинаида Семеновна. 1835–1909. Жена П. П. Штеллера. Гранитный обелиск. Близ Литераторских мостков.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;470. Щавинский Василий Александрович. 1868–1924. Профессор, сотрудник журнала «Старые годы». Гранитный крест на постаменте. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;471. Щербачев Владимир Владимирович. 1889–1952. Композитор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Щербачева Мария Илларионовна. 1888–1968. Искусствовед; жена В. В. Щербачева. Пилон с мраморной урной. Уч. композиторов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;472. Энгельгардт Михаил Александрович. 1861–1915. Писатель. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;473. Южаков Сергей Николаевич. 1849–1910. Публицист, экономист. Мраморная плита. Близ Литераторских мостков.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;474. Юхнев Павел Михайлович. 1871–1932. Революционер, литератор. Гранитная глыба. Площадка народовольцев.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;475. Яворский Василий Иванович. 1875–1974. Геолог, палеонтолог, профессор. Гранитная стела. Павловская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;476. Яковенко Валентин Иванович. 1859–1915. Литератор, издатель, земский статистик. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;477. Яковкин Александр Александрович. 1860–1936. Химик, профессор, чл. – корр. АН СССР. Гранитная плита. Менделеевская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;478. Яковкин Иннокентий Иванович. 1881–1949. Юрист, историк, директор Библиотеки АН СССР. Мраморная глыба. К югу от Литераторских мостков.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;479. Яковлев Владимир Анатольевич. 1865–1924. Химик, металлограф. Гранитная стела. Менделеевская площадка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;480. Яковлев Всеволод Иванович. 1884–1950. Архитектор, искусствовед, профессор. Гранитная плита. Дор. архитекторов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;481. Якубович Дмитрий Петрович. 1897–1940. Литератор, пушкинист. Архитектурная композиция. Литераторские мостки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;482. Якубович (Мельшин, Гриневич П. Я.) Петр Филиппович. 1860–1911. Писатель, революционер-народник. Мраморная плита. К сев. от Литераторских мостков.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;483. Яновский Михаил Иосифович. 1888–1949. Инженер-конструктор судовых турбин, чл. – корр. АН СССР, контр-адмирал. Стела с барельефным портретом. Ск. А. Н. Черницкий, арх. А. С. Крупский, 1954 г. Академический уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;484. Янсонс Арвид Кришевич. 1914–1984. Дирижер, профессор. Гранитная стела. Арх. О. А. Фелдберг, 1987 г. Актерская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;485. Ясинский Иероним Иеронимович. 1850–1931. Писатель, журналист. Мраморная плита. Конная дор.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Исторические захоронения на Волковском православном кладбище<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;1. Адальгейм Катарина. 1848–1866. Гранитная колонна. У юж. стены Спасской церкви.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;2. Азаревич Мария Аполлоновна (по мужу Волотовская). 1804–1888. Актриса Императорских театров, ученица А. А. Шаховского. Мраморный постамент. К сев. от Конной дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;3. Александров Лев Александрович. Ум. 1862. Петербургский купец. Мраморный постамент. Богаделинская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;4. Алонкин Иван Максимович. Ум. 1875. Петербургский купец, потомственный почетный гражданин.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Алонкин Николай Иванович. Ум. 1894, на 64 году Мраморный постамент; крест утрачен. Дерновая дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;5. Альбов Сергей Михайлович. 1872–1903. Мраморный саркофаг. Смотрительская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;6. Аничков Виктор Михайлович. 1830–1877. Военный историк, писатель, профессор Академии Генерального штаба. Гранитная глыба. Варгунинская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;7. Аристархов Иван Аристархович. 1851–1886. Архитектор, строитель церкви святого Иова. В нижнем приделе церкви святого Иова.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;8. Афанасьев Николай Яковлевич. 1821–1898. Композитор, скрипач. Чугунный крест на гранитном постаменте. Богаделинская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;9. Ахвердов Николай Александрович. 1800–1876. Сенатор, генерал-лейтенант.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ахвердов Владимир Николаевич. 1847–1908. Генерал-майор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гранитные плиты с рельефом креста. Долгобородовская дор. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;10. Баумгартен Федор Иванович. 1812–1845. Майор Корпуса путей сообщения. Гранитная колонна. Мастер С. Анисимов, 1845. Центральная часть кладбища, справа от Конной дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;11. Безверховы. Мраморная скульптура лежащего младенца с крестом. Неизв. мастер, нач. XX в. У юж. стены Спасской церкви.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;12. Бернацкий Михаил Лукич. 1836–1893. Ученый, инженер путей сообщения. Варгунинская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;13. Боргман Иван Иванович. 1849–1914. Физик, профессор, один из основателей Русского физического общества. Мраморная плита. Яковлевская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;14. Бородин Парфений Афанасьевич. 1823–1851. Капитан лейб-гвардии Драгунского полка. Гранитный постамент. К востоку от Спасской церкви.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;15. Бородовский Василий Андреевич. 1878–1914. Радиотехник, профессор. Мраморная стела с портретом. Глазуновская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;16. Величковский Константин Павлович. 1829–1892. Генерал-лейтенант. Мраморный постамент. Широкая дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;17. Вельяминов Николай Александрович. 1855–1920. Лейб-хирург, академик, профессор Военно-медицинской академии. Гранитная стела с барельефным портретом. Ск. И. В. Крестовский, 1950 г. Угол Крюковой и Весовой дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;18. Виллис Михаил Яковлевич. 1838–1910. Художник-акварелист, академик. Гранитный постамент; крест утрачен. Яковлевская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;19. Виренеус Александр Самойлович. 1832–1910. Доктор медицины, общественный деятель. Богаделинская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;20. Воинов Иван Авксентьевич. 1884–1917. Рабочий-большевик. Гранитная стела. У мостика через Литовский ручей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;21. Волков Александр Гаврилович. Ум. 1833, на 62 году Действительный статский советник.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Волков Николай Федосеевич. 1812–1847. Штабс-ротмистр Уланского полка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Волков Федосий Петрович. 1787–1848. Унтер-шталмейстер Императорского двора. Группа мраморных надгробий со скульптурой. У зап. ограды кладбища. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;22. Гаккель Борис Модестович. Ум. 1914. Ученый, инженер путей сообщения. Спасская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;23. Ганскау Яков Федорович. 1756–1841. Полковник, участник Отечественной войны 1812 г., губернатор Архангельска, Курска и других городов. Гранитная колонна. К востоку от Широкой дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;24. Герасимов Павел Федорович. 1878–1949. Книжный деятель. Гранитная стела-обелиск. Конная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;25. Геруа Владимир Александрович. 1839–1904. Генерал-майор. Гранитный крест. У ограды Литераторских мостков.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;26. Гиляровский Василий Михайлович. 1822–1902. Протоиерей, настоятель церкви Всех Скорбящих. Мраморный постамент; крест утрачен. В сев. части кладбища.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;27. Глазунов Михаил Иванович. 1794–1861. Потомственный почетный гражданин. Массивный гранитный крест на постаменте. Угол Широкой и Глазуновской дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;28. Горчаков Михаил Иванович. 1838–1910. Протоиерей, профессор церковного права. Мраморный крест. Горчаковская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;29. Громова Пелагея Кузьминична. 1819–1887. Драматическая актриса. Гранитный постамент; крест утрачен. В вост. части кладбища.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;30. Гуляев Владимир Григорьевич. Ум. 1918. Протоиерей, духовный писатель, настоятель Крестовоздвиженской церкви. Сев. – зап. часть кладбища.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;31. Дешевый Михаил Александрович. 1865–1942. Ученый-электротехник, профессор Технологического института. В начале Широкой дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;32. Долгин Артемий Дмитриевич. Ум. 1869, на 50 году. Петербургский купец.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Долгин Кузьма Артемьевич. Ум. 1910.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мраморные каплички со скульптурными рельефами. Угол Конной и Широкой дор. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;33. Егоров Михаил Федорович. 1898–1982. Архитектор. Гранитная стела. Конная дор., вост. часть кладбища.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;34. Ержемский Александр Константинович. 1845–1905. Автор научных трудов по фотографии, общественный деятель. Мраморный крест. Сев. – вост. часть кладбища.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;35. Ефимов Василий Владимирович. 1857–1902. Историк римского права, профессор Петербургского университета. Гранитный постамент с крестом. Яковлевская дор., близ зап. ограды.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;36. Жмакин Александр Яковлевич. 1780–1850. Тайный советник, губернатор Симбирска, директор Департамента общих дел Министерства внутренних дел. Гранитный алтарь. Близ Спасской церкви.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;37. Здекауэр Николай Федорович. 1815–1897. Врач, общественный деятель, лейб-медик, профессор Военно-медицинской академии. Гранитная глыба. Конная дор. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;38. Зограф Александр Николаевич. 1889–1942. Нумизмат, историк. Мраморная плита с крестом. Юго-зап. часть кладбища.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;39. Зотов Рафаил Владимирович. 1848–1898. Морской офицер, историк, редактор «Морского сборника». Гранитный постамент; крест утрачен. Близ Широкой дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;40. Иванова Мария Васильевна. 1874–1910. Жена приват-доцента; строительница церкви святого Иова. В нижнем приделе церкви святого Иова.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;41. Калабанович Панкратий Серапионович. 1842–1884. Врач, главный доктор Свято-Троицкой общины сестер милосердия. Мраморный пилон. Широкая дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;42. Караулов Василий Андреевич. 1854–1910. Общественный деятель, член Государственной думы. Гранитная глыба с цитатой из речи Караулова. Харламовская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;43. Каргин Дмитрий Иванович. 1880–1949. Генерал-директор связи. Гранитная глыба. Близ ограды Литераторских мостков.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;44. Колокольцев Василий Семенович. 1798–1880. Капитан 1-го ранга. Гранитная плита. Глазуновская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;45. Крылов Сергей Ильич. Камер-фурьер 6-го класса. Жил 75 лет 4 месяца.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Крылов Андрей Сергеевич. 1786–1806. Переводчик Коллегии иностранных дел; сын С. И. Крылова.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гранитные плиты. Широкая дор. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;46. Крюков Иов Михайлович. 1816–1884. Купец 1-й гильдии, потомственный почетный гражданин.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Крюкова Прасковья Михайловна. 1818–1902. Вдова И. М. Крюкова, давшая средства на сооружение церкви святого Иова. Нижний придел церкви святого Иова.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;47. Курочкин Василий Степанович. 1831–1875. Поэт, журналист, редактор журнала «Искра». Профилированная стела из мрамора и гранита. Близ кладбищенской конторы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;48. Курочкин Николай Степанович. 1830–1884. Поэт, журналист, врач. Гранитная плита. Рядом с братом, В. С. Курочкиным.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;49. Латышев Василий Алексеевич. Ум. 1912. Преподаватель математики, директор народных училищ. Гранитный постамент с нишей. Близ зап. ограды кладбища.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;50. Лашкарев Григорий Сергеевич. 1788–1849. Генерал-лейтенант, сенатор. Гранитная каплица. У церкви Спаса.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;51. Лермантов Владимир Николаевич. 1796–1872. Инженер, генерал-майор, участник Отечественной войны 1812 г. Мраморный обелиск. Богаделинская дор. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;52. Лихошерстов Николай Федорович. 1809–1854. Директор Государственного банка. Мраморная плита. У юж. стены Спасской церкви.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;53. Лыткин Степан Васильевич. 1801–1867. Потомственный почетный гражданин.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лыткин Федор Васильевич. 1781–1854. Потомственный почетный гражданин. Семейное место. Близ Широкой дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;54. Любимов Владимир Николаевич. 1855–1902. Оперный артист. Мраморный обелиск. Потаповская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;55. Малов Алексей Иванович. 1787–1855. Протоиерей Исаакиевского собора, известный проповедник, член Российской Академии. Мраморный крест на постаменте. Яковлевская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;56. Мельников Алексей Прокофьевич. 1820–1872. Архитектор, академик. Мраморный крест на плите. Угол Мельниковской и Глазуновской дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;57. Мельников Николай Алексеевич. 1846–1911. Архитектор, академик. Мраморная плита. Угол Мельниковской и Глазуновской дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;58. Модзалевский Лев Борисович. 1902–1948. Пушкинист, историк. Конная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;59. Муллов Павел Андреевич. 1832–1893. Обер-прокурор Сената, член Комиссии по составлению гражданского уложения. Близ Крюковской дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;60. Назимов Константин Николаевич. 1838–1904. Вице-адмирал, гидрограф.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Назимов Павел Николаевич. 1829–1902. Адмирал, гидрограф. Семейное место. Яковлевская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;61. Николаенков Игорь Дмитриевич. 1920–1947. Инженер, капитан-лейтенант. Герой Советского Союза. Гранитный обелиск. Богаделинская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;62. Носов Иван Петрович. 1836–1897.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Носов Петр Иванович. 1788–1865. Купец 1-й гильдии, потомственный почетный гражданин.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мраморные стелы со скульптурными рельефами. Угол Конной и Широкой дор. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;63. Очаков Павел Иванович. 1825–1875. Академик. Гранитный саркофаг на постаменте. Близ Спасской дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;64. Паскевич Степан Федорович. 1785–1840. Губернатор; брат фельдмаршала И. Ф. Паскевича. Гранитный обелиск с крестом, барельефными гербом и портретом. Мельниковская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;65. Перетц Григорий Григорьевич. 1823–1883. Поэт, переводчик, историк литературы. Близ Спасской церкви.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;66. Растеряев Григорий Сергеевич. 1838–1907. Коммерции советник, владелец химического завода в Петербурге. Мраморная плита. К востоку от Спасской церкви.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;67. Рафалович Артемий Алексеевич. 1815–1851. Доктор медицины, исследователь Востока. Гранитная колонна с чугунной урной. Широкая дор., близ Спасской церкви.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;68. Савваитов Павел Иванович. 1815–1895. Археолог, историк. Гранитный валун. Центральная часть кладбища.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;69. Сапожников Петр Федорович. Ум. 1835. Чиновник. Гранитный рустованный столб с накладными деталями из чугуна. Пещерская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;70. Сидонский Иван Федорович. 1831–1870. Педагог, общественный деятель, директор 6-й гимназии в Петербурге. Гранитный постамент; крест утрачен. Широкая дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;71. Сленин Иван Васильевич. 1789–1836. Издатель, книгопродавец. Гранитный пилон; бюст утрачен в 1963 г. Широкая дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;72. Словцов Борис Иванович. 1874–1924. Биохимик и физиолог. Гранитный пилон. Потаповская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;73. Среднев Иван Калинович. Ум. 1865. Петербургский купец. Гранитная стела. Близ ограды Литераторских мостков.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;74. Стоюнин Владимир Яковлевич. 1826–1888. Педагог, общественный деятель, историк русской литературы. Мраморный крест. У сев. стены Спасской церкви.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;75. Сутугин Василий Васильевич. 1839–1900. Доктор медицины, акушер, инспектор медицинской части Ведомства имп. Марии. Гранитный крест. Каменная аллея.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;76. Тищенко Вячеслав Евгеньевич. 1861–1941. Химик, академик. Мраморный крест. Яковлевская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;77. Тон Константин Андреевич. 1794–1881. Академик архитектуры, профессор и ректор Академии художеств, автор проекта храма Христа Спасителя в Москве.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тон Елена Ивановна. 1820–1911. Жена К. А. Тона.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тон Константин Константинович. 1842–1881. Сын К. А. Тона.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гранитные саркофаг и стела, в металлической ограде; навес утрачен. Широкая дор. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;78. Тройницкий Александр Григорьевич. 1807–1871. Статистик, директор центрального статистического комитета Министерства внутренних дел, член Русского географического общества. Сев. – вост. часть кладбища.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;79. Фаворский Алексей Евграфович. 1860–1945. Химик-органик, академик. Гранитный крест. Никифоровская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;80. Фаворский Максим Андреевич. 1806–1867. Профессор Медико-хирургической академии. К западу от Конной дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;81. Фомин Михаил Васильевич. 1887–1912. Строитель церкви святого Иова. Нижний придел церкви святого Иова.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;82. Фомичев Демьян Галактионович. 1876–1943. Архитектор. Гранитная стела. Широкая дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;83. Шахматов Алексей Александрович. 1864–1920. Филолог, исследователь русского языка и литературы, академик, редактор академического «Словаря русского языка». Гранитная стела. Широкая дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;84. Штром Иван Васильевич. 1822–1887. Архитектор. Мраморная стела. Близ сев. стены Спасской церкви. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;85. Шуляченко Алексей Романович. 1841–1903. Профессор химии, генерал-майор. Архитектурное надгробие. Мельниковская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;86. Щукин Николай Александрович. 1798–1856. Действительный статский советник. Мраморная колонна на постаменте. Богаделинская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;87. Янышев Леонид Иванович. 1853–1905. Инженер путей сообщения. Гранитный крест на саркофаге. Смотрительская дор.<br>
&nbsp;//--&nbsp;Волковское православное кладбище и музей-некрополь Литераторские мостки&nbsp;--//&nbsp;<br><img border=0 src="i_119.png"><br><br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ю. М. Пирютко, А. В. Кобак<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;ВОЛКОВСКОЕ ЛЮТЕРАНСКОЕ КЛАДБИЩЕ<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Набережная реки Волковки, 1)<br></h3><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Современное название Волковского лютеранского кладбища не соответствует реальности. Так называют территорию в двадцать два с половиной гектара, на которой находились отдельные участки захоронений, принадлежавших различным обрядам: собственно лютеранское, старообрядческое и единоверческое кладбища. Послереволюционные годы стерли все конфессиональные различия, и состав новых захоронений во всех частях современного некрополя одинаков. Отдельные погребения совершаются здесь и в настоящее время.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;От Литераторских мостков за Старообрядческим мостом через реку Волковку открывается вид на массивное, грузное здание из темно-красного кирпича. В его облике угадываются черты «русского стиля» архитектуры 1880-х гг.: килевидные наличники окон, декоративные кокошники, бочонкообразные колонки. Это корпус бывшей старообрядческой богадельни. Слева от нее высятся современные промышленные корпуса – на месте комплекса единоверческих церквей, разрушенных в 1930-е годы. Правее бывшей богадельни, вдоль трамвайных путей, тянется унылый бетонный забор, за которым видны верхушки вековых деревьев. Мало кто знает, что там располагается один из живописных уголков старого Петербурга, с бесконечными аллеями, обсаженными дубами, кленами, лиственницами, с укромными куртинами, дремлющими водоемами, густыми труднопроходимыми зарослями, скрывающими множество замечательных памятников.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вход на лютеранское кладбище, как и в старину, располагается со стороны Волковки, в северо-западном углу ограды. Здесь в начале XX в. находились нарядные кирпичные ворота с арочным центральным проемом и двумя боковыми калитками с узорными коваными решетками. Стрельчатая арка и зубцы на парапете вносили элемент стилизации в «готическом» духе, уместный для немецкого кладбища. Над воротами был начертан по-немецки стих из Евангелия от Иоанна: «Я есмь Воскресение и Жизнь».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;За воротами, слева от входа стояла небольшая каменная часовня, увенчанная колоколенкой с остроконечным завершением. В ее облике также чувствовалось влияние готического стиля. Дом смотрителя, видный от ворот в глубине просторного двора, построили в начале XIX в. в стиле классицизма. Это деревянное одноэтажное строение с мезонином было отмечено треугольным фронтоном и арочным окном над крыльцом, обрамленным парами колонн и пилястр. Справа от него в аккуратных деревянных зданиях размещались различные кладбищенские службы, в том числе и магазин погребальных принадлежностей. За домом смотрителя была оранжерея, где выращивали цветы и кустарники для обустройства могил. Все это давно уничтожено. Сейчас на этом месте пустырь с невзрачными строениями.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вместе с тем кладбище сохранило основные черты исторической планировки, направление главных дорожек. Близ пустыря начинаются Волковская дорожка, идущая к югу, параллельно р. Волковке, и Католическая, ведущая в восточную часть некрополя. В том же направлении отходит узкий, заросший кустарником канал, называемый на старинных планах канавой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В начале канавы ее пересекает Средняя дорожка, после поворота идущая с запада на восток. Она тянется через участки, которые кладбище занимало еще в XVIII в. (некрополь был разделен на двадцать четыре участка, нумерация которых закрепилась в конце прошлого столетия). Территория XVIII в. с востока ограничена Талевой дорожкой, начинающейся от Католической, пересекающей канаву и в южной части некрополя поворачивающей в западном направлении – на соединение с Волковской дорожкой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В старейшей части кладбища сохранилось немало гранитных и мраморных жертвенников, саркофагов, пилонов, стел эпохи классицизма. Особенно насыщен такими памятниками 4 участок, между Волковской и Средней дорожками, ограниченный с востока поперечной Квистовой (близ нее возвышается мраморный постамент – надгробие тайного советника О. И. Квиста). У Волковской дорожки сохранились надгробия семьи кругосветного мореплавателя, президента Академии наук адмирала Ф. П. Литке. Тут же неподалеку в густых зарослях виден необычный по форме обелиск на высоком фигурном постаменте, украшенном рельефными гирляндами: надгробие дочери архитектора В. Бренна, выполненное, очевидно, по рисунку строителя Михайловского замка. Мраморные изваяния плакальщиц, установленные в начале XIX в., видны на семейных участках Мюссардов и Зейтлеров.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;От Волковской дорожки в южной части некрополя отходит «Бибичева» – это курьезная деформация названия дорожки, ведущей к семейному участку Дибичей; в прошлом веке она называлась дорогой Дибича, или Дибичевой. Близ пересечения ее с Квистовой сохранились развалины мраморного саркофага генерал-фельдмаршала графа И. И. Дибича-Забалканского. Почетную приставку к титулу Дибич получил за успехи в Русско-турецкой войне 1828–1829 гг., когда русские войска, перейдя Балканы, заняли Адрианополь и подошли к столице Турецкой империи.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На углу Волковской и Дибичевой дорожек, на 19 участке, сохранилось семейное место Иохимов: два жертвенника из темного гранита в ограде на высоком цоколе. Имя каретника Иохима упоминает в «Ревизоре» Н. В. Гоголь; писатель жил в его доме на Мещанской в 1829 г. На другой стороне Волковской дорожки (это 15 участок, между дорожкой и оградой) выделяется массивная стела с полуциркульным завершением – надгробие Елизаветы Тиран, содержательницы знаменитого Демутова трактира на Мойке, где неоднократно останавливался А. С. Пушкин.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В юго-западной части некрополя, на Талевой дорожке, привлекает внимание семейное место баронов Остен-Дризен. В ограде готического рисунка положено несколько однотипных каменных плит, над которыми возвышается монументальное изваяние Иисуса Христа, выполненное неизвестным мастером XIX в. На том же 12 участке, вблизи Дибичевой дорожки, находился склеп основоположника отечественной педиатрии К. А. Раухфуса. К сожалению, как и многие другие на этом кладбище, памятник оказался разрушен и место захоронения выдающегося медика отмечает лишь современная гранитная плита. На поребрике склепа Раухфуса находятся также надгробные знаки Н. И. Лунина, открывшего витамины, и одной из первых женщин-врачей в России А. Н. Шабановой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Параллельно Дибичевой проходит Межевая дорога, рассекающая некрополь до его восточной границы. Между Дибичевой и Межевой сохранилась группа памятников в виде высоких фигурных постаментов с мраморными крестами (некоторые завершения сбиты). На одном из постаментов – портретный барельеф, выполненный по рисунку архитектора Н. Л. Бенуа. Это семейный участок Кавосов, давших отечественной культуре ряд известных музыкантов и архитекторов. Кавосы были в родстве с семьей Бенуа, хорошо известной в истории русского и мирового искусства. На Волковском лютеранском кладбище похоронены некоторые представители этой фамилии, но в другой его части. Близ поворота Талевой дорожки, недалеко от южной ограды, сохранилось полуразрушенное надгробие поэта и филолога А. X. Востокова, издателя знаменитого Остромирова евангелия. Памятник в виде стелы из черного гранита был сдвинут с места и разломан в 1987 г., когда дорожку посыпали щебенкой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;За Талевой дорожкой начинаются участки, прирезанные к кладбищу в XIX в. Планировке и благоустройству этой территории уделялось особое внимание, что чувствуется даже в наше время. Вдоль дорожек высаживались деревья, перпендикулярно основной Межевой дороге были проложены поперечные тропы, в том числе Дубовая и Липовая аллеи. Здесь много массивных обелисков, порталов и каплиц с характерным декором в духе эклектики и модерна. Межевая оканчивается у Еврейской дороги, за которой в 1859 г. был отведен участок для лиц иудейского вероисповедания.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Между канавой и северной границей лютеранского кладбища по оси Католической дорожки располагались 10–11 и 16–19 участки. Сейчас границы между ними трудно определимы, здесь утрачено множество старых памятников и преобладают захоронения послереволюционного времени. Все заросло травой и кустарником, местность постепенно заболачивается, так как образцовая дренажная система, существовавшая в старину, не действует. Продвигаясь по асфальтированной Католической дорожке к центру некрополя, можно увидеть ряд примечательных памятников. У мостика через канаву находится склеп огромных размеров в виде бетонной пирамиды с порталом и фигурным завершением. Это семейное место каретных дел мастера, богатого петербургского домовладельца Христиана-Фридриха Тацки, бывшего в родстве с Иохимами. Вероятно, памятник проектировал сын каретника архитектор X. X. Тацки, в самом конце XIX в. Дорожка, ведущая от Католической на южный берег канавы, также носила имя Тацки. В этой части некрополя ограда и несколько полуразрушенных памятников отмечают семейное место Бенуа. Немного поодаль – гранитный саркофаг строгого рисунка на высоком постаменте. Это надгробие лейб-медика, президента Петербургской медико-хирургической академии, участника Отечественной войны 1812 г. Я. В. Виллие.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В северо-западной части некрополя на участке между Католической дорожкой и канавой видны: бетонный постамент с урной – надгробие академика А. А. Штрауха; гранитное надгробие известного журналиста Н. И. Греча; жертвенник с урной и стихотворной эпитафией Ш. К. Лисянской, жены кругосветного мореплавателя. Недалеко от входа – сложенный из кирпича портал-грот с арочным проемом, замковым камнем в виде мраморной маски и рельефами урн. Это памятник скончавшейся в 1795 г. юной Маргариты Руска, сооруженный по проекту ее супруга, архитектора Луиджи Руска. В зарослях близ канавы можно обнаружить остатки существовавшего здесь семейного места Блоков: лейб-медика И. Л. Блока, приехавшего в Россию в XVIII в., и его потомков, принадлежавших к фамилии, из которой происходит великий русский поэт.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Примерно половину территории современного некрополя составляют бывшие старообрядческий и единоверческий участки, которые располагались к северу от лютеранского, ограниченного рвом. Перейти через этот ров можно, свернув с Католической дорожки близ группы скульптурных памятников известных петербургских мраморщиков Висконти. За рвом идет вымощенная плитами Главная дорожка, ориентированная с запада на восток. Здесь находилось кладбище старообрядцев-федосеевцев, располагавшееся за зданием богадельни. Еще сравнительно недавно на старообрядческом участке сохранялись традиционные восьмиконечные деревянные кресты, покрытые резьбой. Их крупный масштаб, своеобразный силуэт придавали старинному кладбищу особенный колорит. Однако ни одного подобного памятника не сохранилось. Есть лишь несколько гранитных капличек и крестов, сооруженных в 1860-1870-е гг. Близ Главной дорожки, в частности, возвышается надгробие Саввы Егоровича Егорова (1796–1865), 1-й гильдии купца, уроженца деревни Проскурницыной Романо-Борисоглебского уезда Ярославской губернии. В густой траве затеряны семейные участки Ключкиных, Смирновых, представителей других старообрядческих фамилий. Это особенно заброшенная часть некрополя, заросшая кустарником и крапивой, стебли которой выше человеческого роста.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Севернее старообрядческого, за Каменной дорожкой, – бывший единоверческий участок, где практически не сохранилось старинных памятников. Здесь в годы Великой Отечественной войны хоронили жителей города и воинов Ленинградского фронта. Об этом напоминают братские могилы со скромными бетонными стелами и обелисками. На территорию братского кладбища ведет особый заасфальтированный проезд от р. Волковки.<br>
&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Волковское лютеранское было самым большим иноверческим кладбищем Петербурга. К началу XX в. здесь насчитывалось более пяти тысяч захоронений [470 - Генеральный план и детальные планы 24 участков Волковского лютеранского кладбища со списками захоронений до 1910-х гг. // ЦГИАЛ. Ф. 373. Оп. 1. Д. 40.]. Главную роль в основании и развитии кладбища играла община немецкой церкви святого Петра, старейшая из иноверческих в городе. Хоронили здесь также иностранцев, принадлежавших к другим протестантским, католическим и реформатским общинам. В этой связи уместно напомнить, как формировался иноверческий некрополь Петербурга.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Считается, что первое кладбище для иностранцев было на острове Карписаари («диком» или «волчьем», фин.), называвшемся также Еловым. После устройства на нем в 1713 г. Ботанического сада («Аптекарского огорода») остров стали называть Аптекарским. Место на берегу Невки (вероятно, вблизи нынешнего Ботанического сада) было глухое, в окрестных лесах укрывались разбойники, разворовывавшие могилы. Поэтому некоторые иностранцы предпочитали совершать погребение близких (в особенности детей) в своих городских усадьбах. Кладбище, вследствие опасности местоположения, избегали посещать. В 1756 г. захоронения здесь были строго запрещены, а само кладбище сровняли с землей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1711 г. по просьбе вице-адмирала К. Крюйса иностранцам было отведено место на Выборгской стороне, к югу от основанного за год до этого Сампсониевского православного кладбища. Основные расходы по его устройству и содержанию несла немецкая община церкви святого Петра. На ее счет содержались и могильщики, для которых было построено особое помещение. Годовое жалованье могильщика, установленное при Крюйсе в двадцать четыре рубля, было снижено в 1738 г. до десяти рублей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1738–1739 гг. территория кладбища была увеличена почти до двух с половиной гектаров. На планировочные работы, ограждение, уход за могилами с 1715 по 1750 г. были истрачены тысяча двести двадцать три рубля. Для покрытия расходов церковный совет Петерскирхе обратился к другим неправославным общинам города. Конвент лютеранской церкви святой Анны предложил, чтобы каждая община отдавала на содержание кладбища десять процентов всего церковного сбора.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Местоположение кладбища создавало значительные трудности для жителей левого берега Невы. Траурные процессии следовали по наплавному мосту через Неву на Троицкую площадь, где приходилось ждать переправы паромом через Большую Невку на Выборгскую сторону (моста здесь не было).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1740-е гг. иностранцам были выделены места для погребений близ православных кладбищ у Вознесенской церкви и у деревни Калинкиной, однако было ясно, что эти кладбища в черте города ожидает скорое закрытие. Издавна существовавшее у Тентелевой деревни финское кладбище из-за его отдаленности горожанами почти не использовалось. В 1748 г. было основано Смоленское евангелическое кладбище, где хоронили преимущественно прихожан лютеранских церквей Васильевского острова.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Еще в 1741 г. конвент Петерскирхе через архитектора П. Трезини подавал прошение петербургскому обер-полицмейстеру об отводе места для кладбища на Московской стороне – за Фонтанкой, у слободы Семеновского полка, – но получил отказ. Пятнадцать лет спустя, когда у деревни Волковой было назначено место для православного кладбища, архитектор X. Кнобель по поручению лютеранской общины просил отвести там же участок для иноверцев. Однако и на этот раз полицмейстерская контора разрешения не дала.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вместе с тем лютеране не могли придерживаться заведенного у них на родине обычая хоронить на церковном дворе, начало которому было положено в Нюрнберге в 1519 г. (в Любеке такие захоронения продолжались даже в 1830-х гг.): в Петербурге еще в Петровские времена было запрещено хоронить как внутри городских храмов, так и в церковной ограде.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1772 г. по сенатскому указу о запрещении устройства кладбищ ближе, чем за сто сажень от черты городской застройки, Сампсониевское было закрыто. Лишь в мае следующего года повторная просьба конвента Петерскирхе о месте вблизи Волковой деревни была удовлетворена. По Высочайшему указу за Черной речкой, напротив православного участка с церковью Спаса Нерукотворного, отвели место для лютеран в сто двадцать сажень длиной и восемьдесят шириной. Интересно, что «место, где назначено быть немецкое кладбище, которое надлежит огородить», было то самое, что архитектор Кнобель намечал еще в 1757 г. [471 - Копия плана арх. Кнобеля, сделанная архитекторским учеником Будаховым в 1773 г. // ЦГИАЛ. Ф. 373. Оп. 1. Д. 42.]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;23 мая 1773 г. собрание депутатов от конвента Петерскирхе и других евангелических, реформатских и католических общин постановило: «1) что план кладбища составляет община Петерскирхе, и, следовательно, она должна провести ограждение места; 2) что все названные общины могут хоронить покойных на этом «божьем поле» и для облегчения расходов по устройству кладбища отдают на это церковный сбор в три воскресенья, одно за другим» [472 - Die St. Petri Gemeinde: Zwei Jahrhunderte evangelischen Gemeindelebens in St. Petersburg, 1710–1910. SPb., 1910. S. 324.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Первый, кто был похоронен на новом кладбище, – торговец Иоганн Гебхард Бретфельд, родившийся в Саксонии 25 февраля 1713 г., а умерший в Петербурге 30 мая 1773 г. По его имени кладбище долгое время именовалось Бретфельдовым. Надгробная плита И. Г. Бретфельда, ушедшая в землю, в 1990-е гг. была найдена на старейшем участке 1, располагающемся между Средней, Квистовой, Мольвинской и Томашевской дорожками (названия трех последних – по владельцам фамильных участков).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1778 г. конвент церкви святого Петра напечатал инструкцию, согласно которой распределялись места на Бретфельдовом кладбище. Преимущественные права получали прихожане двух лютеранских церквей: святого Петра на Невском проспекте и святой Анны на Кирочной улице. «Первоначальному устройству кладбища» способствовали также члены англиканской и шведской общин. Всех остальных петербургских иноверцев, принадлежавших к двум лютеранским (на Васильевском острове), финской, трем реформатским и четырем католическим общинам, хоронили на несколько иных основаниях, чем его устроителей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Согласно правилам 1778 г., кладбище делилось на линии, или разряды, отличающиеся по цене за место погребения. Для первой линии (наиболее привилегированных захоронений) от ограды отводилась полоса в три сажени, которую могильщики обязаны были обвести колышками. Здесь предоставлялись фамильные участки размером в две и больше квадратные сажени. Продавались они в вечную собственность. Те, кто хотел соорудить каменную гробницу, покупали места только в первой линии. Цена одной квадратной сажени для членов общин-устроителей была определена в десять рублей, а для всех остальных – в двенадцать. Специально оговаривалось, что места отводятся последовательно, одно за другим, а не вразброс. Во второй линии, шириной в две сажени, можно было получить участок, размер которого устанавливал покупатель, однако место не переходило в вечную собственность. Цена одной сажени здесь была соответственно восемь и десять рублей. Наконец, в третьей линии, шириной в сажень, последовательно отводили места без права наследственного погребения и устройства семейных участков. Место стоило два рубля, детское – рубль; «чужие» платили на двадцать пять копеек дороже. Все могилы нумеровались и регистрировались в специальной книге. При покупке места выдавалась квитанция. Особенностям быта иностранцев в Петербурге, зачастую приезжавших сюда по контракту и не обзаводившихся семьей, соответствовало правило, что в линиях, предназначенных для фамильных участков, могли покупать места и неженатые люди, так как они «в разных сословиях составляют значительную часть общества и могут рассматриваться как фамилия» [473 - Jungblut Th. Die Grundung der evangelisch-lutherischen Kirchen in Russland nebt einer Geschichte der Kirchen dieser Confessionen in St. Petersburg. SPb., 1855. S. 214–216.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Своей церкви на кладбище не было, поэтому отпевание совершали в городских кирхах. При этом родственники вносили определенную сумму на ремонт храма и на благоустройство кладбища. Для погребения требовалось обязательное свидетельство, подписанное пастором. Родственникам приходилось также оплачивать услуги могильщиков, переведенных на Бретфельдово кладбище с Сампсониевского в 1789 г.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Первоначальные размеры Волковского лютеранского кладбища установил в 1828 г. старейшина церковного совета Петерскирхе Т. А. Дитмар, который обнаружил в архиве Петербургской надворной палаты план прирезок, сделанных в 1798 г. Старейший участок составлял четыре десятины две тысячи две квадратных сажен, через двадцать пять лет к нему прибавили еще две десятины двести пять квадратных сажен (это 1-15 участки). Таким образом, к концу XVIII в. кладбище занимало около семи гектаров [474 - Die St. Petri Gemeinde. S. 321.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1790 г. на средства Петерскирхе были построены новая дорога к кладбищу и мост через Волковку (Черную речку). Конвент церкви обратился к другим общинам с просьбой разделить расходы, однако ни шведская, ни церковь святой Анны денег не дали. В ответ на это Петровская община, руководствуясь принципом «равные выгоды за равные расходы», предложила нерадивым компаньонам пользоваться старой дорогой. Некоторое участие в расходах приняла на себя лишь община кафедрального костела святой Екатерины на Невском проспекте – старейшей католической церкви Петербурга.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Церковь для католиков первоначально находилась в Греческой слободе (между Мойкой, Марсовым полем и Миллионной ул.). С 1738 г. католикам отвели место между Невским проспектом и Итальянской улицей, и в глубине этого участка они начали строить по проекту Пьетро Трезини деревянный костел. В 1762 г. проект каменной Екатерининской церкви разработал Ж. Б. Валлен-Деламот, но строительство, которым руководил А. Ринальди, было завершено лишь в 1783 г. Факт участия в строительстве кафедрального костела трех архитекторов – швейцарца, француза и итальянца – отражает особенности жизни католиков в Петербурге. Костел на Невском использовали для богослужения четыре католические общины – поляки, немцы, французы и итальянцы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Хотя одна из дорожек на Волковском называется Католической, это не значит, что для католиков предназначалась лишь эта часть протестантского кладбища. Погребения происходили на всех участках, и место зависело лишь от материального достатка родственников погребенного.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В работах по благоустройству кладбища основные расходы неизменно падали на общину святого Петра. Она дала деньги на строительство нового моста через Волковку в 1798 г., а когда через два года мост был снесен весенним разливом реки, предоставила на ремонт три из трех с половиной тысяч рублей, собранных по всем общинам города. На средства Петерскирхе содержался и штат могильщиков. Особое положение этой церкви позволяло ее конвенту распоряжаться старейшими участками кладбища как своей собственностью. В 1802 г. община церкви святого Петра увеличила стоимость мест в богатых разрядах. В том же году землю по берегу Волковки уступили еврейской общине – «за валом нашего кладбища по правую руку от ручья на 160 сажень». За каждое погребение еврейская община платила в пользу Петерскирхе десять рублей [475 - Op. cit. S. 327.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Через шестьдесят лет еврейской общине был выделен еще один участок – в восточной части кладбища, рядом с теперешней улицей Самойловой. В 1916 г., при прокладке по набережной Волковки трамвайных путей, сюда перенесли часть надгробий с упраздненного старого участка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1824–1825 гг. по проекту известного петербургского архитектора Д. Адамини построили дом смотрителя. В нем были не только жилые комнаты, но и кладбищенская контора.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Основные расходы община церкви святого Петра несла по погребению бедняков – и своего и других приходов. За 1822–1842 гг. на кладбище было похоронено шесть тысяч триста девяносто бедняков, на что Петерскирхе истратила около десяти тысяч рублей, хотя к ее общине принадлежали лишь девятьсот пятьдесят восемь из этих несчастных. Кистер Т. Юнгблут, историк лютеранских церквей в России, писал, что «ни в какой другой стране не возможно бедному человеку, едва прикрывающему свою наготу, так достойно похоронить своих близких, как в Санкт-Петербурге» [476 - Jungblut Th., op. cit. S. 218.]. Церковь бесплатно предоставляла место, обеспечивала проезд на кладбище и необходимые погребальные принадлежности; заказчик платил лишь за гроб, по установленной таксе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;По регламенту Волковского кладбища, попечителем его избирался один из членов совета церкви святого Петра. Петерскирхе была своего рода кафедральной для всех лютеранских церквей Петербурга. Здесь уместно рассказать об истории самой Петерскирхе. Участок для «кирхи на першпективе» отвели в 1724 г., и через шесть лет было освящено небольшое каменное здание с колокольней со шпилем, просуществовавшее больше ста лет. В 1832–1838 гг. на его месте по проекту А. П. Брюллова был сооружен сохранившийся до нашего времени храм в псевдороманском стиле, с двумя высокими колокольнями и лоджией над арочным порталом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;При Петерскирхе находилась немецкая школа, считавшаяся одним из лучших учебных заведений столицы. История Петришуле, как ее называли, начинается с 1710 г., когда классы находились, вероятно, там же, где и первая лютеранская церковь, – во дворе домовладения адмирала Крюйса. С 1735 г. школа занимала один из церковных домов на Невском проспекте, а в 1760–1762 гг. по проекту архитектора М. Л. Гофмана для нее возвели специальное здание позади кирхи.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Преподавателями школы в разное время были ученый-энциклопедист пастор А. Ф. Бюшинг, естествоиспытатель и путешественник К. Г. Лаксман, философ и эстетик А. И. Галич, физик О. Д. Хвольсон. В Петришуле проходили заседания Вольного общества любителей словесности, наук и художеств, в которое входили поэты-радищевцы И. М. Борн, В. В. Попугаев, Н. Ф. Остолопов, И. П. Пнин, филолог А. X. Востоков, декабристы К. Ф. Рылеев, В. К. Кюхельбекер и др. Из воспитанников Петришуле достаточно назвать немецкого путешественника и революционера Георга Форстера, архитектора К. И. Росси, педиатра К. А. Раухфуса, основателя системы физического воспитания П. Ф. Лесгафта, химика Н. А. Меншуткина [477 - Смирнов В. В., Ульянов Н. П. Старейшая школа // Ленингр. панорама. 1985. № 6. С. 34–36.]. Многие из них нашли последний приют на Волковском кладбище.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Во флигеле Петерскирхе (Невский пр., 22) с 1832 г., после перестройки его архитектором Г. Цолликофером, размещалась известная книжная лавка А. Ф. Смирдина. Богатое благотворительное общество при кирхе содержало детский приют и сад, больницу и дешевые квартиры. В Александровском благотворительном заведении на Васильевском острове и в приюте для психически больных детей в Удельной (первом подобного рода в России) имелись молитвенные залы, где служили пасторы Петровской церкви…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1833 г. Комитет министров дал согласие на прирезку к кладбищу трех с четвертью десятин из земель Волковой деревни. За участок заплатили тысячу восемьсот восемьдесят рублей, с условием, что волковские крестьяне могут пользоваться «сквозным проходом через кладбище ежегодно весной и осенью по два месяца» (это современная Волковская дорожка). Новые участки, граничащие со старообрядческим кладбищем, были освящены 31 августа 1834 г. [478 - Die St. Petri Gemeinde. S. 329.]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1856 г. совет Петерскирхе начал дело об отводе кладбищу еще пяти десятин земли, занятой волковскими крестьянами под огороды. Граница кладбища в это время была очерчена с юга существующей канавой, а с востока – Талевой дорожкой. Для выпрямления южной границы нужно было осуществить прирезку, но дело тянулось несколько лет. Совету лютеранской церкви пришлось, в порядке компенсации крестьянам «за расходы, употребляемые на удобрение этой земли», выплатить за новую прирезку шесть тысяч двести семьдесят два рубля пятьдесят копеек. Крестьяне получили наконец право постоянного проезда через кладбище «во всякое время года» [479 - ЦГИА СПб. Ф. 266. Оп. 1. Д. 494; Ф. 800. Оп. 1. Д. 12.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Устройство новых участков потребовало создания специального комитета, председателем которого стал барон Б. Штакельберг. Работы по благоустройству продолжались три года. Вдоль дорожек высадили деревья, был вырыт пруд, четко спланированы новые участки. Общая сумма расходов, включавших разметку территории, прокладку дорог, устройство дренажа, составила без малого семнадцать тысяч рублей. Освящение новой части кладбища (после чего оно приняло современные границы) произошло 21 октября 1862 г. В старой части с этого времени участки отводились лишь для богатых семейных захоронений.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1860-е гг. церковный совет постановил подвергнуть кладбище основательной очистке от пришедших в негодность памятников. Для этого в августе 1867 г. был образован специальный комитет, в который вошли, в частности, барон Ж. де Цукантон, архитектор А. X. Пель. Комитет регулярно публиковал описи разрушившихся от времени памятников, за которыми не ухаживали родственники. Если в течение определенного времени после публикации ремонт обветшавшего памятника не производился, его сносили. На подобные обращения часто не было ответа. Как писал историк общины церкви святого Петра, «многие призывы остались неуслышанными, что явилось доказательством той истины, что мертвых в большом городе быстро забывают и лишь редкие семьи через поколение остаются на том же месте» [480 - Die St. Petri Gemeinde. S. 330.]. Правда, существовали и такие семьи, которые делали специальные взносы для постоянного ухода за памятниками. На Смоленском лютеранском кладбище такие взносы принимались с 1857, а на Волковском – с 1865 г. «Вечный уход» за памятниками включал поддержание в порядке места, высадку цветов и кустарников, ремонт надгробий и т. д. К 1910 г., согласно специально выпущенной брошюре И. Байзе, на Смоленском было девяносто семь, а на Волковском – сто тринадцать семейных участков, принятых на содержание [481 - Beise J. Bezeichnis der vom Kirchenrate der St. Petrikirche auf den Friedchofen Wolkowo und Smolensk zur Zustandhaltung ubernommenen Familienplatze. SPb., 1906.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Среди членов церковного совета, осуществлявших наблюдение за состоянием Волковского кладбища, особенно плодотворно трудились генерал-адъютант князь А. Барклай де Толли-Веймарн и ламповый фабрикант К. Вичке. По их инициативе был решен наконец вопрос о сооружении часовни. Она была спроектирована в 1877 г. архитектором Иоганном Вольфом [482 - ЦГИА СПб. Ф. 513. Оп. 102. д. 299. Л. 13.]. Освящение часовни, поставленной у кладбищенских ворот, состоялось 21 мая 1879 г. Первые каменные ворота с оградой были сооружены в 1842 г. Однако высота балдахина над траурной колесницей, соответствующая роскоши погребения, постоянно увеличивалась и арка старых ворот оказалась недостаточно высока. Новый проект составил архитектор Е. Гельман в 1900 г. Этот же архитектор спроектировал в 1891 г. деревянный дом, предназначенный для продажи памятников, цветов и венков. Рядом было возведено еще одно служебное строение, сооруженное архитектором А. Бертельсом в 1882 г. [483 - Там же. Л. 22, 29.] За домом смотрителя устроили питомник для разведения цветов. Таким образом, к началу XX в. кладбищенский двор получил завершенный архитектурный облик.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Волковское лютеранское в значительной степени разделило в послереволюционные годы судьбу других исторических кладбищ города. Деревянные постройки, включая дом смотрителя, были, вероятно, разобраны уже в 1919 г., когда многие строения Петрограда пошли на дрова. Не осталось следа от кирпичных ворот и часовни. Основной причиной запустения иноверческих кладбищ было резкое изменение этнического и социального состава населения города. О таких же «тонкостях», как религиозные и культурные традиции, особенности погребального обряда, присущие каждому народу, – в те годы просто не задумывались.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кладбище слилось с соседними старообрядческим и единоверческим и продолжало использоваться для захоронений. Многие памятники бесспорного исторического и художественного значения оказались заброшены. В 1935 г. активистка общества «Старый Петербург—Новый Ленинград» С. В. Поль отмечала, что надгробие архитектора К. И. Росси покосилось, решетка уничтожена [484 - ОР РНБ. Ф. 443. Д. 225.]. Через четыре года прах зодчего и памятник ему были перенесены в музейный некрополь Александро-Невской лавры. Та же участь постигла захоронения скульптора И. П. Витали, композитора К. А. Кавоса. Некоторые памятники были перенесены без перезахоронений – как образцы художественных надгробий. Среди них – известный «спящий офицер», надгробие К. Рейсига; мраморные памятники семьи придворного банкира И. Фредерикса; обелиск из мрамора и гранита – надгробие А. Д. Литке, матери адмирала… Памятники изымались не только с целью сохранения от возможного разрушения. Так, в 1940 г. Управление по делам искусств ходатайствовало перед горисполкомом о передаче Музею городской скульптуры бронзовой фигуры Христа с Волкова лютеранского, ангелов с ворот Смоленского евангелического и бронзового ангела с Выборгского римско-католического – «с целью использования бронзы как материала для изготовления мемориальных досок» [485 - История ЛМГС. Т. 2 // Архив ГМГС.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В начале 1920-х гг. сотрудники Музея революции нашли на Волковском место, где был похоронен Феликс Густавович Толь (1823–1867), участник кружка петрашевцев, осужденный, как и его друзья, на ссылку в Сибирь. По возвращении в Петербург он стал известным журналистом и издателем. Им был издан трехтомный «Настольный словарь для справок», по своим просветительским задачам близкий к знаменитому «Карманному словарю иностранных слов» М. В. Петрашевского. В 1922 г. в «Петроградской правде» писали о могиле Толя: «В настоящее время на месте погребения не сохранилось даже следов надмогильной куртинки. Пока еще нет нового погребения над пустующим местом заброшенной могилы. Однако, с переходом кладбища в распоряжение арендатора, не исключена возможность использования им пустующего места и, следовательно, окончательной утраты могилы названного революционного деятеля и литератора» [486 - Петроград, правда. 1922. 8 авг.]. Так и произошло.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Перечень утрат на Волковском лютеранском кладбище трудно восстановим, так как многие памятники были здесь снесены еще в XIX в. Некоторые надгробия, о существовании которых можно судить по старым планам и спискам, возможно, уцелели под плотным слоем дерна или в зарослях кустарника. Достаточно назвать лишь несколько имен, дающих представление об утратах этого некрополя.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Адлерберг Юлия (рожд. фон Банегуфвудт). 1760–1839. Статс-дама, начальница Смольного института.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Аллер Самуил-Готлиб. 1789–1860. Историк Петербурга.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Безак Константин Павлович. 1803–1845. Обер-прокурор Сената; воспитанник второго выпуска Царскосельского лицея, знакомый А. С. Пушкина.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Безак Софья Николаевна (рожд. Греч). 1811–1891. Дочь писателя Н. И. Греча, жена К. П. Безака.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Боссе Карл Федорович. 1806–1857. Лейб-хирург, личный врач великого князя Михаила Николаевича.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Врангель Егор Васильевич, бар. 1784–1841. Профессор русского права, инспектор Училища правоведения, воспитатель наследника (будущего императора Александра II).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гальберг Самуил Иванович. 1787–1839. Скульптор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гамбс Александр (1804–1862), Густав (1806–1875), Петр (1802–1871) – братья, сыновья Генриха Даниэля Гамбса (1764–1831), основателя известной мебельной фирмы, ее совладельцы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гревениц Павел Федорович, бар. 1798–1847. Чиновник Коллегии иностранных дел; лицейский приятель А. С. Пушкина.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Делафон Софья Ивановна. 1717–1797. Статс-дама, основательница и начальница Смольного института.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Заремба Николай Иванович. 1821–1879. Директор Петербургской консерватории, руководитель церковного хора Петерскирхе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Изенберг Константин Васильевич. 1859–1911. Скульптор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Икскюль-Гильденбандт Эмилий Александрович, бар. 1843–1868. Лейтенант, погиб при крушении фрегата «Александр Невский».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Каналошый-Лефлер Фердинанд. 1817–1877. Генерал-майор, военно-походный шталмейстер императора.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лерхе Вильгельм. 1791–1847. Врач, основатель глазной лечебницы в Петербурге.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лерхе Вильгельм-Георг. 1817–1863. Сын В. Лерхе; директор глазной лечебницы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лерхе Густав. 1787–1876. Президент церковного совета и школы св. Петра.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ловиц Товия. 1757–1804. Химик, академик, член Медицинского совета и Вольного экономического общества; сын астронома Г. Ловица (1722–1774), повешенного Пугачевым.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Миллер Карл-Людвиг. 1827–1897. Академик архитектуры.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Меллер-Закомельский Петр Иванович, бар. 1755–1823. Генерал от артиллерии, инспектор артиллерии, военный министр.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мольво Герман-Николас. 1730–1806. Коммерции советник, владелец сахарных и водочных заводов (по его имени одна из дорожек кладбища названа Мольвинской).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Николаи Александр Павлович, бар. 1821–1897. Министр народного просвещения, председатель Департамента законов Государственного совета, управляющий Петербургским воспитательным домом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пель Александр Христофорович. 1809–1902. Архитектор, академик.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сенковский Осип Иванович. 1800–1858. Писатель, журналист (псевдоним «Барон Брамбеус»).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Шрейбер Владимир Андреевич. 1817–1900. Архитектор, педагог, академик.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Шрейнцер Карл. 1819–1887. Хранитель музея Академии художеств.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Штакельберг Берендт-Отто, бар. 1788–1862. Член комитета по устройству Волковского кладбища.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Штелин Якоб. 1709–1785. Академик, первый историк русского искусства.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Штиглиц Людвиг, бар. 1779–1843. Придворный банкир; отец А. Л. Штиглица, основателя Петербургского училища технического рисования.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Два перезахоронения с кладбища в музейные некрополи Александро-Невской лавры произошли в послевоенные годы. Могила великого балетмейстера М. И. Петипа находилась в полном запустении, и в 1948 г. было проведено его перезахоронение. В 1967 г. готовились к стопятидесятилетию со дня смерти архитектора Д. Кваренги. Место его захоронения на Волковском считалось давно утраченным, однако в результате проведенных раскопок удалось обнаружить склеп и останки и перенести их в музей. Один из инициаторов этих раскопок археолог А. Д. Грач сам в 1981 г. был похоронен на Волковском лютеранском.<br>
&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;За рвом, ограничивающим с севера лютеранское кладбище, находятся старообрядческое и единоверческое, территория которых является частью современного некрополя.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Волковское старообрядческое принадлежало до революции старообрядцам-беспоповцам федосеевского согласия и было центром этого течения во всем северо-западном крае. Федосеевская старообрядческая община всегда была наиболее многочисленной в Петербурге. Она постоянно пополнялась миграцией из Петербургской, Новгородской, Псковской губерний, где федосеевское согласие зародилось в 1690-х гг. и было распространено вплоть до начала нашего века. В деревне Лампово Гатчинского района федосеевская молельня существует и сейчас.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В начале XVIII в. покровителем федосеевцев считался генерал-губернатор Петербурга князь А. Д. Меншиков, что, вероятно, облегчило им проникновение в столицу. Уже в 1721 г. в Петербурге отмечено появление первой федосеевской молельни. С середины XVIII в. руководство общиной перешло к купцу первой гильдии Филиппу Фомичу Косцову, выходцу из Рязанской губернии. В его доме у Апраксина двора в 1767 г. была основана богатая «Косцова молельня».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Спустя десять лет купцы Воробьев и Волков получили на Черной речке, рядом с лютеранским кладбищем, место для погребения. Само название Волкова поля иногда связывают с фамилией беспоповца Волкова. Официальный отвод земли под федосеевское кладбище способствовал тому, что распространились «по России слухи о покровительстве расколу в столице и стали привлекать сюда раскольников» [487 - С-кий М. Исторический очерк единоверия. Спб., 1867. С. 101.]. В 1784 г. на средства Ф. Ф. Косцова на кладбище выстроили каменное здание мужской богадельни с моленной, которую в 1807 г. (после расширения кладбища) дополнила женская, состоявшая из нескольких двухэтажных зданий, в одном из которых разместилась вторая моленная – для женщин.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С конца XVIII в., по словам историка раскола В. В. Нильского, Волковское федосеевское кладбище «стало все больше возрастать в своей силе и затмевать славу Косцовой моленной. Оно приобрело сильное влияние не только на петербургских федосеевцев, но и на Новгород, Ригу и другие места» [488 - Нильский В. В. Раскол в Петербурге: Моленная Косцова и Волковское федосеевское кладбище. Псков, 1877. С. 8.]. Своеобразный скит на Волковке поддерживал активные связи с главным федосеевским центром – Преображенским кладбищем в Москве, и с его знаменитым наставником Ильей Ковылиным, имя которого «гремело во многих местах России и за границей» [489 - А. Г. Подробный рассказ и впечатления очевидца беспоповских похорон… Спб., 1887. С. 17.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;При Павле I федосеевцы – наиболее нетерпимый к мирской и духовной власти старообрядческий толк – подверглись гонениям. Косцов, отказавшийся принять единоверие, был посажен в Петропавловскую крепость. Спасло его лишь восшествие на престол Александра I: из тюрьмы он был выпущен «окруженным ореолом славы мученика» [490 - Подробнее см.: Нильский В. В. Волковское федосеевское беспоповское кладбище в Петербурге // Церковно-обществ. вестн. 1874. № 107. С. 5–8; № 108. С. 6–8; № 109. С. 6–8; Раскольничьи учреждения в Петербурге // Христианск. чтение. 1887. № 9/10. С. 442–456.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С 1820-х гг. полиция стала бдительно присматривать за кладбищем и проводить регулярные проверки. Были даже изданы особые правила, запрещавшие проживать там беспаспортным (каковых насчитывались многие десятки). Управляющим богадельнями был назначен некий титулярный советник Фукс, который, по слухам, «профукал» два с половиной миллиона старообрядческих денег, но глядел сквозь пальцы на активность федосеевцев в эти самые тяжелые для них годы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1847 г. Волковские богадельни были переданы Попечительному совету заведений общественного призрения и перестали быть специально федосеевским учреждением. Заведование ими было поручено сенатору М. М. Жемчужникову (отцу поэта) [491 - Попечительный совет заведений общественного призрения. Спб., 1878. С. 222, 231, 355.]. Шесть лет спустя мужское отделение передали православным, для которых потребовалась своя церковь. В апреле 1854 г. митрополит Никанор освятил Успенский храм, расположенный в бывшей мужской моленной и имевший много старинных икон в иконостасе красного дерева. После расширения православной богадельни храм перенесли на верхний этаж нового Александровского отделения, и в ноябре 1868 г. митрополит Исидор вновь освятил его в высочайшем присутствии. До 1870 г. Успенская церковь была приписана к Волковскому православному кладбищу, а затем получила свой причт.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Женская богадельня осталась у федосеевцев, образовав раскольничье отделение Волковских богаделен. Спасо-Преображенская моленная помещалась на первом этаже и имела четырехъярусный иконостас со старинными образами в богатых серебряных ризах. Всенощная в ней длилась с десяти вечера до шести утра, в хоре пели «белички», давшие обет безбрачия.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Во второй половине XIX в. главой столичных федосеевцев становится Федор Егорович Егоров, известный среди единоверцев под именем «Асаф-царевич». Миллионер, владелец шести домов в Петербурге и знаменитых «егоровских» бань, оптовый мануфактурный торговец, Егоров удивительно ловко спасал федосеевцев от многочисленных печатных доносов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1884 г. перед старыми зданиями Волковских богаделен архитекторы Ф. И. Габерцетель и А. О. Томишко начали возведение нового лицевого корпуса в «русском стиле». Из-за того, что расположенную в центре здания моленную по проекту должен был венчать купол (что воспрещалось законом), ее так и не разрешили открыть. После принятия закона о свободе веры волковские федосеевцы объединились в общину, зарегистрированную 8 февраля 1907 г. [492 - ЦГИА СПб. Ф. 513. Оп. 85. Д. 162. Л. 39.]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кроме Волковских богаделен федосеевцы (которых насчитывалось в столице до шести тысяч) имели еще пять моленных в разных частях города. Среди них выделялся тайный женский скит с богадельней и школой близ Московских ворот, на Волковской улице. Скит, размещавшийся на даче купца-мясоторговца Н. В. Киржакова, пользовался славой «учреждения строго аскетического». Женщины, поступавшие в этот скит, лишались имени и записывались просто «рабынями Божиими» [493 - Животов Н.Н. Церковный раскол Петербурга. Спб., 1891. С. 64–66.]. Из-за богатого собрания икон фряжского письма XV–XVI вв. эта моленная как «редчайший художественно-исторический и бытовой ансамбль» после революции была взята под охрану Русским музеем, что на несколько лет отсрочило ее закрытие [494 - ЦГА СПб. Ф. 1000. Оп. 66. Д. 20. Л. 12.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;История соседнего с федосеевским единоверческого кладбища восходит к павловским временам. В конце XVIII в. была сделана попытка вернуть старообрядцев в лоно православия, пойдя на некоторые обрядовые уступки. Московский митрополит Платон (Левшин) составил специальные правила единоверия. Единоверцы согласились принимать православных священников, которые оставались в подчинении православного архиерея, но вели службу по старому обряду. Первая такая церковь появилась в Петербурге в 1799 г. на месте поповской моленной в доме купца-старообрядца И. И. Милова, активно поддерживавшего единоверие. Через год после освящения «Мидовскую» церковь посетил император Павел I, вскоре пригласивший единоверцев на службу в собор Зимнего дворца и удостоивший их аудиенции [495 - С-кий М. Указ. соч. С. 103.]. После этого часть петербургских старообрядцев (впрочем, не слишком большая) перешла в единоверие.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;За несколько лет до этого, в 1793 г., рядом с Волковским федосеевским кладбищем был отведен участок для погребения старообрядцев-поповцев, где через шесть лет возвели деревянную часовню. Это первое поповское кладбище просуществовало недолго. В 1800 г. его передали единоверцам, и уже в конце года Синод удовлетворил ходатайство купца Никиты Федорова об открытии на кладбище приходской церкви. Всего за месяц к часовне пристроили алтарь и колокольню, и в январе 1801 г. петербургский митрополит Амвросий (Подобедов), ревностный поборник единоверия, освятил новую Сретенскую церковь, шестнадцатую по счету единоверческую в России [496 - Простосердов А. И. Волковское единоверческое кладбище. Пг., 1916. С. 10, 18, 22.]. В 1809 г. Тома де Томон составил проект трехпридельного каменного храма с колокольней и двумя часовнями, из-за дороговизны оставшийся неосуществленным [497 - Шуйский В. К. Тома де Томон. Л., 1981. С. 68–70.]. Каменная церковь Благовещения Пресвятой Богородицы была построена на единоверческом кладбище в 1813–1818 гг. по проекту В. И. Беретти, а спустя двадцать лет переделана архитектором А. И. Мельниковым. В 1843 г. на средства купца М. А. Леонтьева под ее колокольней был устроен небольшой Ильинский придел.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1833 г. единоверческое кладбище расширили, и четверть века спустя на запрос комиссии по устройству кладбищ причт отвечал, что «недостатка в кладбищенской земле для погребения усопших, по незначительной их численности, не только не состоит, но имеется в избытке впредь на многие годы». Неудобство вызывала лишь близость мыловаренного и салотопного заводов, из-за запаха с которых «иногда с великим терпением совершается богослужение» [498 - ЦГИА СПб. Ф. 800. Оп. 2. Д. 11. Л. 3, 6.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Приход Волковского единоверческого кладбища содержал мужскую и женскую богадельни, а в 1902–1903 гг. на берегу Волковки выросло новое четырехэтажное здание с богадельней имени П. Ф. Филиппова.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Перед революцией кроме Волковского прихода столичным единоверцам принадлежала Никольская (Мидовская) церковь на Захарьевской улице (1845–1852 гг., архитектор Н. Е. Ефимов), Никольская церковь на Николаевской улице (18201827 гг., архитектор А. И. Мельников) и единоверческое отделение Большеохтинского кладбища с тремя храмами.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Судьба старообрядческого и единоверческого кладбищ после революции была трагична. Их архитектурно-мемориальный ансамбль был практически полностью уничтожен. В 1920-е гг. помещения Волковских богаделен занял Инвалидный дом имени Ракова. 16 февраля 1929 г. президиум Ленсовета постановил закрыть старообрядческую Спасо-Преображенскую церковь, так как «помещение, занимаемое общежитием инвалидов, недостаточно для обслуживания их культурных нужд». Ходатайство федосеевцев перед ВЦИК было «оставлено без внимания» [499 - ЦГА СПб. Ф. 7384. Оп. 33. Д. 1. Л. 3, 8—21, 70, 89, 97; Ф. 7179. Оп. 10. Д. 1000. Л. 212.]. Черед Успенской церкви, после революции вновь вернувшейся к старообрядцам, настал пять лет спустя: ее закрыли 14 июня 1934 г. К этому времени здание занимал Институт социального воспитания и пункт охраны «Матмлада». По мнению властей, церковь создавала «отрицательное влияние на работу этих учреждений, в частности, на воспитание дефективных детей» [500 - Там же. Ф. 1000. Оп. 49. Д. 37. Л. 7-12.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Договор с общиной Сретенской единоверческой церкви был расторгнут в 1927 г., а через два года обветшавшую деревянную постройку передали старообрядцам-поповцам Белокриницкого согласия, изгнанным из своей церкви на Лиговском проспекте. Старообрядцы перенесли утварь, уцелевшую после изъятия церковных ценностей, и переосвятили храм во имя Покрова. В мае 1936 г. Леноблисполком постановил закрыть церковь, так как она «граничит с территорией макаронной фабрики и завода им. Каракозова, что грозит в противопожарном отношении». Здание передали под общежитие рабочих треста «Похоронное дело». Часть утвари забрал Музей истории религии, оставшиеся иконы и иконостас было велено переколоть на дрова и сжечь [501 - Там же. Оп. 13. Д. 57. Л. 1, 29.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Каменный Благовещенский храм погиб еще раньше: в мае 1931 г. инспектор культов Московского района Добрынина опечатала его и расторгла договор с двадцаткой. Несмотря на ходатайство верующих, здание передали под общежитие рабфаковцев Ветеринарного института, а позднее и вовсе снесли [502 - Там же. Ф. 7179. Оп. 10. Д. 646. Л. 312.].<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Исторические захоронения на Волковском лютеранском кладбище<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;1. Аделунг Фридрих. 1768–1843. Ученый-лингвист, философ, директор Петербургского немецкого театра.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Аделунг Фредерика (рожд. Раль).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гранитная колонна с мраморной урной. XIV уч., близ юж. ограды.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;2. Ангальт Федор Астафьевич. 1732–1794. Генерал-поручик, директор Сухопутного шляхетского корпуса, президент Вольного экономического общества. Мраморный постамент; крест утрачен. Сооружен в 1820 г. бывшим кадетом шляхетского корпуса графом А. Минихом. IV уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;3. Бальц Александр Федорович. 1841–1899. Генерал-лейтенант Генерального штаба. Гранитный крест. XIII уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;4. Бах Карл-Евгений. 1861–1906. Архитектор. Мраморный саркофаг с рельефным крестом (сдвинут с цоколя). Дубовая дор., у юж. ограды.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;5. Бекетов Александр Львович. 1820–1885.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бекетова Анна Петровна (рожд. Помо). 1793–1870. Два мраморных креста. IV уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;6. Бенуа Анна Катарина (рожд. Гроппе). 1777–1852. Жена Л. Ю. Бенуа. Каменная готическая капличка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бенуа Луи Шарль Мари. 1801–1885. Чугунный ажурный крест.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бенуа Людовик Юлий. 1770–1822. Метрдотель Павла I; родоначальник семьи Бенуа в России. Надгробие не сохранилось.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бенуа Юлий Юльевич. 1882–1941. Гранитный постамент.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Газон в металлической ограде. Семейное место. XVI уч., близ канавы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;7. Берхман Александр Петрович. 1785–1849. Генерал-лейтенант; родственник А. А. Блока. Мраморная капличка с барельефным портретом. Угол Квистовой и Талевой дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;8. Бирон Людомир Карлович. 1842–1910. Генерал-лейтенант.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бирон Амалия. 1850–1884. Гранитная горка. Угол Дубовой аллеи и Канавной дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;9. Бистром Катарина (рожд. Торнау), бар. 1823–1861. Гранитный крест на постаменте. Угол Средней и Талевой дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;10. Блок Екатерина Даниловна (рожд. Виц). 1750–1813. Гранитная колонка с рустом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Блок Иван Леонтьевич. 1735–1811. Лейб-медик, основатель рода Блоков в России. Надгробие не сохранилось.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Блок Константин Александрович. 1833–1897. Генерал-лейтенант, командир лейб-гвардии Конного полка. Гранитная глыба; крест утрачен.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Блок Лев Александрович. 1823–1883. Тайный советник, юрист; дед А. А. Блока. Гранитный постамент; крест утрачен.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Блок Софья Александровна. 1820–1863. Гранитный постамент; крест утрачен.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гарднер Ольга Александровна (рожд. Блок). 1829–1901. Гранитный постамент. Семейное место. Сев. – зап. часть некрополя, у канавы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;11. Бренна София Винченца. 1797–1799. Дочь архитектора В. Бренны. Мраморный обелиск со скульптурным декором. Арх. В. Бренна, кон. XVIII в. IV уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;12. Бонштедт Вильгельмина. 1798–1862. Гранитная стела с рельефами. XVIII уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;13. Бреммер Иоганн Беньямин. 1764–1831. Доктор медицины.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бреммер Иоганн Александр. 1808–1833. Доктор медицины. Мраморный жертвенник. XV уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;14. Бушен Екатерина Леонтьевна. 1786–1852. Жена генерал-лейтенанта. Гранитная колонна. V уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;15. Веймарн Иван Федорович. 1800–1846. Генерал-адъютант.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Веймарн Петр Вильгельмович. 1794–1846. Генерал-адъютант. Гранитный саркофаг. XIV уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;16. Вейссенборн Эдуард Герман. 1823–1869. Мраморный жертвенник с рельефом. XIII уч., близ Дибичевой дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;17. Верт Франц Иванович. 1787–1856. Секретарь Императорского минералогического общества. Гранитная плита. XV уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;18. Вессель Егор Христианович. 1799–1853. Генерал-лейтенант артиллерии, инженер оружейных заводов, автор научных трудов. Мраморный постамент с барельефом «от товарищей и учеников» (сдвинут с первоначального места). В начале Волковской дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;19. Виллие Яков Васильевич. 1768–1854. Лейб-медик, хирург, академик, главный инспектор медицинской части армии, управляющий придворной медицинской частью. Массивный гранитный саркофаг с эпитафией, в ограде. XVI уч., близ канавы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;20. Висконти Александр Александрович. 1839–1888. Генерал-майор. Гранитный жертвенник. XVI уч., семейное место Рейнгольдов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;21. Висконти Александр. 1810–1855. Мраморный жертвенник, скульптура плакальщицы (сброшена с постамента).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Висконти Давид. 1772–1838. Архитектор, надворный советник. Гранитный постамент с гербом; завершение утрачено.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Висконти Давид Александрович. 1872–1902. Гранитный постамент; завершение утрачено.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Висконти Евгений. 1817–1841. Гранитный жертвенник с гербом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Висконти Марсалий Александрович. 1874–1896. Гранитная каплица. Семейное место Висконти. XI уч., между Католической и Главной дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;22. Виссендорф Фридрих. 1851–1905. Мраморный обелиск с рельефом гения искусств. XXII уч., в конце Межевой дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;23. Востоков Александр Христофорович. 1781–1864. Лингвист, поэт, академик. Гранитный постамент (сдвинут с первоначального места, разбит). XIV уч., близ поворота Талевой дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;24. Гаген-Торн Оскар Эдуардович. 1852–1926. Доктор медицины. Гранитный пилон. Семейное место. XXIV уч., близ юж. ограды.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;25. Гаккель Модест Васильевич. Ум. 1909. Генерал-майор, инженер-строитель. Крест, гранитная стенка. Семейное место Оккель и Гаккель. XVI уч., близ канавы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;26. Ган. Гранитная стенка с рельефами. Семейное место, 1900-е гг. XX уч., близ Межевой дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;27. Гасфорт Густав Христианович. 1794–1874. Генерал от инфантерии, почетный член Академии наук, Вольного экономического и других научных обществ. Гранитный саркофаг с рельефами. В начале Волковской дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;28. Гедике Готлиб Даниэль (Андрей Степанович). 1793–1861. Аптекарь; отец Р. А. Гедике.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гедике Роберт Андреевич. 1829–1910. Архитектор, академик, ректор Академии художеств.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Массивная гранитная стела и 4 саркофага. Семейное место. XIX уч., близ Еврейской дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;29. Герасимов Юрий Гаврилович. 1919–1940. Студент Института им. Лесгафта, орденоносец; погиб в финскую войну 1940 г. Гранитный обелиск. Межевая дор., центр. часть некрополя.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;30. Глазенап Отто Вольдемар. 1784–1862. Гранитный фигурный саркофаг на цоколе. XVIII уч., между Католической дор. и канавой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;31. Горовиц-Власова Любовь Михайловна. 1879–1941. Профессор. Гранитная стела. XXII уч., Межевая дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;32. Грач Александр Данилович. 1928–1981. Археолог. Гранитная стела. Квистова дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;33. Гревениц Александр, бар. 1806–1884. Действительный статский советник, сенатор. Гранитный постамент; крест сброшен. Семейное место. VI уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;34. Греч Николай Иванович. 1787–1867. Писатель, издатель. Гранитный постамент; крест утрачен. X уч., между Католической дор. и канавой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;35. Данини Сильвио Амбросиевич. 1867–1942. Архитектор. Табличка в ограде семейного места Штукенбергов. Дубовая дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;36. Деволан Франц Павлович. 1732–1830. Военный инженер, гидротехник, директор путей сообщения России. Мраморный обелиск. XIII уч., близ Талевой дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;37. Дибич-Забалканский Иван Иванович, гр. 1785–1831. Генерал-фельдмаршал. Мраморный саркофаг с рельефным крестом и гербом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дибич-Забалканская Евгения, гр. (рожд. Торнау). 1798–1830. Жена И. И. Дибича-Забалканского. Мраморный постамент.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Торнау Александр. 1802–1832. Мраморный постамент.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Семейное место. XIII уч., вост. сторона Квистовой дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;38. Досс Иван Федорович. 1839–1900. Массивный гранитный обелиск в ограде. Бароновская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;39. Ельцин Сергей Витальевич. 1898–1970. Дирижер, профессор. Мраморная стела с портретом. В начале Католической дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;40. Зауэрвейд Александр Иванович. 1783–1844. Профессор живописи, баталист. Массивный гранитный крест на горке из камней. XIV уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;41. Здекауэр Теодор Франц. 1776–1836. Доктор медицины.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Здекауэр Анна Елизабет. 1780–1838.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гранитная срезанная колонна. XIV уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;42. Зейтлер. Мраморная скульптура плакальщицы с урной, нач. XIX в. Семейное место. IV уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;43. Игельштром Пауль Эмиль, гр. 1816–1840. Гранитная плита-саркофаг. Средняя дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;44. Иенсен Андреас Фридрих. 1809–1860. Гранитная глыба. XVIII уч., между Католической дор. и канавой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;45. Иохим Иоганн Альберт. 1762–1834. Каретный мастер, петербургский домовладелец.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Иохим Катарина Элизабета. 1769–1829.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Два гранитных жертвенника в ограде. XII уч., Волковская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;46. Кавос Альберт Катаринович. 1810–1865. Архитектор, академик. Мраморный крест на постаменте с рельефами.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кавос Джованни. 1805–1861. Музыкант. Мраморный постамент; крест утрачен.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кавос Цезарь Альбертович. 1824–1883. Архитектор, академик. Массивный мраморный крест на постаменте.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Семейное место. IX уч., между Межевой и Дибичевой дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;47. Кайбель Вера (рожд. Шлиффен). 1878–1912. Гранитный портал с колоннами и фронтоном. Канавная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;48. Канегиссер Николай Самойлович. 1865–1909. Доктор медицины.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Канегиссер Ольга Константиновна. 1866–1900.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гранитная стела. Мастер Брахман. Липовая дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;49. Касторский Владимир Иванович. 1871–1948. Певец, профессор консерватории. Гранитный крест, в ограде. В начале Квистовой дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;50. Каузер Андреас. 1836–1899. Архитектор, академик. Гранитный портал с газоном. Угол Липовой и Канавной дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;51. Квист Оскар Ильич. 1793–1860. Тайный советник. Мраморный постамент; крест утрачен. Угол Квистовой и Межевой дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;52. Китнер Максим Иеронимович. 1869–1942.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Китнер Павел Максимович. 1906–1942.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гранитный крест на семейном месте Хейденшикелей. XVIII уч., в конце Католической дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;53. Кошкуль Петр Иванович. 1786–1852. Генерал-лейтенант, командир Кирасирского полка, член Союза благоденствия. Гранитный жертвенник. XIV уч., Талевая дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;54. Кросс Густав Густавович. 1837–1885. Профессор консерватории. Мраморный постамент; крест утрачен. XV уч., близ зап. ограды.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;55. Крюгер Эммануил Эдуардович. 1865–1938. Скрипач, профессор консерватории. Крест. Семейное место. X уч., в начале Квистовой дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;56. Лапатина Ольга. 1885–1889. Мраморная глыба с рельефами. XI уч., между Католической и Главной дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;57. Левенштерн Карл Федорович, бар. 1771–1840. Генерал от артиллерии. Гранитный жертвенник. Мастер Тропин. IV уч., Межевая дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;58. Лисянская Шарлотта Карловна (рожд. Жандр). Ум. 1831. Жена кругосветного мореплавателя Ю. Ф. Лисянского. Гранитный жертвенник с мраморной урной и стихотворной эпитафией. X уч., между Католической дор. и канавой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;59. Литке Федор Петрович, гр. 1797–1882. Адмирал, путешественник, президент Академии наук.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Литке Юлия (рожд. Броун). 1810–1893. Жена Ф. П. Литке. Мраморная скульптура ангела на гранитном постаменте.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Литке Петр Август. 1750–1808. Действительный статский советник; отец Ф. П. Литке. Гранитная плита.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Броун Анна. 1792–1839. Мраморный постамент. Семейное место. IV уч., вост. сторона Волковской дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;60. Лунин Николай Иванович. 1853–1937. Биохимик, открыватель веществ, названных позднее витаминами. Надгробие не сохранилось.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лунина Герта Карловна. 1865–1935. Гранитный пилон.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Раухфус Карл Андреевич. 1835–1915. Врач, основоположник русской педиатрии, создатель детской больницы в Петербурге.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гранитная плита с надписью: «Памяти незабвенного учителя – детские врачи» (установлена в 1960-е гг.).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Шабанова Анна Николаевна. 1850–1932. Одна из первых женщин-врачей в России. Гранитная стела «От трудящихся автоколонны 1101» (установлена в 1960-е гг.). Памятники на общем газоне с гранитным поребриком. XII уч., юж. сторона Дибичевой дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;61. Маркус Михаил Антонович. 1799–1865. Действительный тайный советник.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Маркус Владимир Михайлович. 1826–1901. Почетный опекун, член Государственного совета.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мраморный обелиск с гербом. XVIII уч., между Католической дор. и канавой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;62. Мельцер Адам. 1834–1896.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мельцер Мария (рожд. Штанге). 1847–1907.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Штанге Евгений. 1850–1899.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Архитектурный портал. Межевая дор., центр, часть некрополя.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;63. Мертенс Фридрих-Людвиг. 1812–1887.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мертенс София-Вильгельмина. 1836–1907.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гранитная капличка, в ограде. XI уч., сев. сторона Католической дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;64. Михаловский Иосиф Болеславович. 1866–1939. Архитектор, реставратор, профессор теории и истории архитектуры. Гранитная стела с портретом. Угол Межевой и Квистовой дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;65. Моллер Антон Васильевич. 1764–1848. Адмирал, гидрограф, морской министр. Надгробие разрушено.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Моллер Юлия Федоровна. 1789–1873. Жена А. В. Моллера. Гранитный жертвенник.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Моллер Эдуард Антонович. 1820–1879. Генерал-лейтенант. Мраморный крест на постаменте. Семейное место. VI уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;66. Мольво Амалия (рожд. Брандт). 1817–1850. Гранитная плита на цоколе. V уч. близ Мольвинской дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;67. Мюссард Николай. 1828–1885. Инженер, генерал-майор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мюссард Мария (рожд. Эккерт). 1798–1807. Гранитная стела.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Неизвестный из рода Мюссардов. Мраморная скульптура сидящей плакальщицы, нач. XIX в.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Семейное место. IV уч., вост. сторона Волковской дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;68. Непокойчицкий Артемий Андрианович. 1813–1881. Генерал, участник Русско-турецкой войны 1877–1878 гг. Бетонная глыба с рельефами. III уч., Квистова дор., близ Шмидтовой дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;69. Нордман Александр Фронхольд. 1791–1848. Гранитный постамент. Семейное место. XVI уч., между Католической дор. и канавой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;70. Обернибесова Мария Александровна (рожд. Круз). 1779–1817. Дочь адмирала А. И. Круза, жена контрадмирала. Пирамида из пудожского камня. XV уч., зап. сторона Волковской дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;71. Опочинина Елизавета-Луиза-Вильгельмина. 1812–1846. Гранитная глыба со стихотворной эпитафией. XII уч., сев. сторона Талевой дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;72. Оппенгейм Ольга. 1849–1916. Жена тайного советника. Мраморная капличка в «русском» стиле. V уч., близ угла Мольвинской и Талевой дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;73. Ортенберг Яков Федорович. 1806–1850. Генерал-майор артиллерии. Гранитная глыба на цоколе. VI уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;74. Остен-Дризен Карл Вильгельм Генрих. 1746–1827. Генерал-адъютант, государственный деятель.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Остен-Дризен Генриетта (рожд. Белендорф). 1760–1803.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дризен Георг Вильгельм. 1780–1812. Полковник, командир Преображенского полка, погиб в Бородинском сражении. Бронзовая скульптура Христа, мраморные плиты, в ограде.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Квашнин-Самарин Иван Николаевич. 1874–1941.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Квашнина-Самарина Софья Густавовна (рожд. Остен-Дризен). 1874–1943. Бетонные раковины с крестом. Семейное место Остен-Дризенов. XII уч., юго-зап. часть некрополя, в конце Волковской дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;75. Парвиайнен Петр Генрихович. 1865–1924.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Парвиайнен Анна Михайловна. 1870–1941. Финские рабочие, укрывавшие В. И. Ленина и Г. Е. Зиновьева в Разливе в 1917 г. Гранитная стела. XIV уч., близ Дибичевой дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;76. Пель Александр Эдуард. 1809–1902. Доктор медицины.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пель Елизавета Виктория (рожд. Рихтер). 1812–1885.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Массивный гранитный саркофаг. Семейное место. IV уч., в начале Волковской дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;77. Перетц Каролина (рожд. де Ломбр). 1790–1853. Мраморный постамент. X уч., между Католической дор. и канавой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;78. Пистолькорс Василий Васильевич. 1796–1839. Отставной генерал-майор. Гранитная глыба. III уч., Шмидтовская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;79. Погосский Александр Фомич. 1816–1874. Писатель, драматург. Мраморный постамент с рельефом и стихотворной эпитафией. V уч., в начале Талевой дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;80. Рашковский Натан Соломонович. 1860–1940. Литератор, издатель. Гранитная стела. V уч., близ Мольвинской дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;81. Резимон де Иван Степанович. 1768–1844. Генерал-майор. Гранитный жертвенник. X уч., Католическая дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;82. Рейнгольд Александр Константин. 1810–1856.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рейнгольд Амалия Шарлотта. 1753–1863.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рейнгольд Эмиль. 1785–1867. Действительный тайный советник.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мраморные жертвенники с рельефами и плита на газоне в ограде. Семейное место. XVI уч., близ канавы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;83. Ренненкампф Карл Павлович. 1788–1848. Генерал-лейтенант, вице-директор Военной академии. Гранитный саркофаг. X уч., угол Мольвинской и Квистовой дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;84. Ренненкампф Пауль Андреас. 1790–1857. Генерал-лейтенант. Гранитный постамент; крест утрачен. Угол Средней и Талевой дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;85. Риттер Александр. 1790–1851. Мраморная каплица с рельефами. VII уч., к югу от Межевой дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;86. Руска Маргарита (рожд. Маттеи). 1775–1795. Жена архитектора Л. Руска, дочь медика Б. Маттеи. Архитектурный склеп. Арх. Л. Руска, кон. XVIII в. Сев. – зап. часть некрополя.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;87. Рюль Иван Федорович. 1763–1846. Хирург, лейб-медик. Гранитный жертвенник. Мастер Е. Тропин. I уч., угол Средней и Квистовой дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;88. Селеджи Лукьян Миронович. 1898–1982. Гранитный стилизованный крест с саркофагом. Неизв. мастер нач. XX в. X уч., в начале Католической дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;89. Сенковская София Христиана (рожд. Цурхолен). 1832–1867.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сенковский Георг Альберт. 1861–1862. Гранитная глыба на цоколе, газон с поребриком. Семейное место. XIX уч., Еврейская дор., за канавой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;90. Середа Николай Николаевич. 1890–1948. Артист.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бенедиктова Вера Васильевна. 1892–1962. Жена Н. Н. Середы. Мраморный крест в ограде. II уч., угол Средней и Квистовой дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;91. Скалон Антон Антонович. 1806–1872. Генерал-лейтенант.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Скалон Ольга Григорьевна. 1806–1843.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гранитный постамент; крест утрачен. XV уч., близ зап. ограды.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;92. Сомова-Михайлова Анна Андреевна. 1873–1945. Дочь историка искусства А. И. Сомова, сестра художника К. А. Сомова; художница. Бетонная раковина с крестом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Степанов Алексей Иванович. 1866–1937. Профессор. Мраморный постамент; крест утрачен; газон с оградой. XXIV уч., Дубовая дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;93. Сорока Артем Максимович. 1902–1940. Капитан, Герой Советского Союза, погиб в финскую войну 1940 г. Гранитный обелиск. XXII уч., Канавная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;94. Тацки Христиан-Фридрих, 1809–1872. Каретный мастер, домовладелец.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тацки Катарина-Мария (рожд. Тионер). 1814–1897.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бетонная пирамида-склеп. Арх. X. X. Тацки (?). XVI уч., Канавная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;95. Тизенгаузен Иоганна (рожд. Дибич). 1779–1847. Жена генерал-майора. Гранитная плита. XIII уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;96. Тимрот Александр Генрихович. 1785–1865. Генерал-лейтенант. Гранитный куб с рельефом креста. VI уч., Талевая дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;97. Тиран Элизабег (рожд. Демут). 1781–1837. Содержательница «Демутова трактира» в Петербурге. Гранитная стела с полуциркульным верхом. XV уч., близ зап. ограды.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;98. Томашевский Иозеф. 1810–1861. Гранитный саркофаг. I уч., Томашевская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;99. Торнберг Александр. 1802–1830. Лейб-гвардии лейтенант. Гранитная полуколонна. III уч., к вост. от Квистовой дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;100. Труссон Иоанн. Ум. 1843. Фортификатор. Мраморный саркофаг с гербами. XIV уч., угол Дибичевой и Талевой дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;101. Уманец Михаил. Коллежский советник.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лумберт Мария Ивановна. 1800–1837. Гранитная полуколонка с рустом. V уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;102. Флорио Петрус Бако (Петр Филиппович). 1786–1847. Доктор медицины, хирург. Гранитный саркофаг. II уч., близ Средней дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;103. Фридерикс Эмма, бар. (рожд. фон Вульф). 1817–1852. Мраморная стела с гербами. V уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;104. Фриш Эдуард Васильевич. 1833–1907. Статс-секретарь, председатель Государственного совета.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Фриш Ольга. 1840–1930.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гранитный постамент; крест утрачен. XV уч., близ зап. ограды.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;105. Фуллон Александр Александрович. 1796–1842. Генерал-майор, начальник Петербургского чугуноплавильного завода. Массивный гранитный жертвенник с крестом. XIV уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;106. Халль Роберт. 1761–1844. Адмирал. Гранитный жертвенник. IV уч., в начале Средней дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;107. Холл Андреас. 1812–1859. Токарного дела мастер. Чугунный крест на гранитной глыбе. X уч., между Католической дор. и канавой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;108. Цейдлер Иоханн Альфред (Иван Борисович). 1780–1843. Генерал-майор, иркутский губернатор. Гранитная плита. XII уч., близ угла Дибичевой и Квистовой дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;109. Цолликоффер Георг Рупрехт. 1802–1874. Архитектор. Гранитная глыба. XXIII уч., к вост. от Бароновской дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;110. Шаффер. Гранитная стенка с газоном, кон. XIX в. Семейное место. XIII уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;111. Шведе Леопольд Евстафьевич. 1823–1882. Инженер-кораблестроитель, генерал-майор. Бетонная глыба с рельефами (сдвинута с цоколя). XIX уч., угол Еврейской дор. и канавы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;112. Шпигель. Массивная стела-обелиск из мрамора с урной. Семейное место. Угол Межевой и Бароновской дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;113. Шрейбер Август Христиан. 1798–1870.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Шрейбер Август Даниэль. 1832–1887. Два гранитных постамента; кресты утрачены.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Шрейбер Александр Августович. 1872–1928.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бетонный крест. Семейное место. XXIII уч., Канавная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;114. Шрейдер Павел Петрович. 1798–1864. Генерал-майор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Шрейдер Анна Ивановна. 1778–1845.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Две массивные гранитные стелы. VI уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;115. Штраух Александр Александрович. 1832–1893. Зоолог, академик, секретарь Академии наук. Бетонная глыба с урной. X уч., между Католической дор. и канавой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;116. Эйлер Николай Павлович. 1822–1882. Генерал-лейтенант. Гранитная стела.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Эйлер Александр Александрович. 1913–1987. Профессор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гранитная стела с портретом. Семейное место. Юго-зап. часть некрополя, близ зап. ограды.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;117. Экк Александра (рожд. Здекауэр). 1824–1870. Гранитная глыба. XXIII уч., к вост. от Бароновской дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;118. Энгельгардт Валерьян. 1798–1856. Генерал-лейтенант. Гранитный крест на постаменте. IV уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;119. Эрнст Иоганн. 1784–1871. Статский советник. Гранитный саркофаг.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Эрнст Николай. 1824–1880. Гранитный постамент. Семейное место. XXIV уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;120. Юргенсон Иосиф. 1828–1910.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Юргенсон Эмма (рожд. Яковлева). 1837–1908. Гранитный постамент; крест утрачен. XXIII уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;121. Яковлев Владимир Иванович. 1897–1947. Архитектор-художник. Деревянный крест. III уч., близ Квистовой дор.<br>
&nbsp;//--&nbsp;Волковское лютеранское кладбище&nbsp;--//&nbsp;<br><img border=0 src="i_120.png"><br><img border=0 src="i_121.png"><br><br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;А. С. Дубин<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;НОВОДЕВИЧЬЕ КЛАДБИЩЕ<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Московский проспект, 100)<br></h3><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Въезжающие в Петербург в начале XX в. через Московскую заставу издалека видели высокую четырехъярусную колокольню с золоченым куполом, напоминавшую колокольню Ивана Великого в Московском Кремле. За каменной оградой, отделенные от проспекта зеленью деревьев, тянулись двухэтажные монастырские корпуса, комплекс которых украшали три церковных здания. В центре высился Воскресенский собор с массивной луковичной главой и четырьмя малыми главками, по бокам – два небольших пятиглавых храма с шатровыми колоколенками над фасадами. Позади строений располагалось монастырское кладбище – одно из самых дорогих и престижных в столице.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Петербургский Новодевичий монастырь упомянут А. А. Блоком в поэме «Возмездие» в связи с описанием встречи воинов, возвращавшихся с Русско-турецкой войны 1877–1878 гг.:<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;За самой городской чертой,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Где светится золотоглавый<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Новодевичий монастырь,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Заборы, бойни и пустырь<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Перед Московскою заставой…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;До недавнего времени от живописного монастырского строения, вносившего в облик петербургской окраины звонкую радостную ноту, оставались лишь обезглавленные корпуса, утратившие некогда пышный архитектурный декор. Восстановительные работы начались с возвращением монастырского ансамбля Русской Православной Церкви в начала XXI в.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;История монастыря начинается в 40-е гг. XVIII в., когда императрица Елизавета Петровна выбрала место для устройства первой в Петербурге женской обители рядом со своим загородным дворцом, на месте Смоляного двора. В 1748 г. был заложен собор Воскресения Христова и началось сооружение монастырских корпусов. Смольный монастырь, возводимый по проекту Ф. Б. Растрелли, стал одним из прекраснейших архитектурных ансамблей Петербурга. В 1764 г. в обители поселили четырнадцать монахинь, переведенных из московского Новодевичьего и смоленского Девичьего монастырей; в это время за петербургским монастырем закрепилось название Новодевичий. Однако официального открытия так и не последовало: большую часть монастырских покоев отвели для нового учебного заведения – Воспитательного общества благородных девиц, или Смольного института. Первая церковь для «смолянок» была освящена 4 августа 1764 г. [503 - Макагонова М. Л. История строительства и использования ансамбля Смольного монастыря. Л., 1989. Рукопись // Архив ГМИЛ.]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дальнейшая история архитектурного ансамбля связана прежде всего со Смольным институтом: к 1820-м гг. монахинь в обители не осталось. Воскресенский собор, строительство которого было прервано в 1761 г., завершили внутренней отделкой лишь в 1835 г., и после освящения он стал главным храмом для всех учебных заведений столицы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Возрождение Воскресенского женского монастыря произошло в 1845 г. по инициативе великой княжны Ольги Николаевны [504 - Лавры, монастыри и храмы на Святой Руси. Спб., 1908. С. 47; Хрущев И.П. Королева Вюртембергская Ольга Николаевна. Спб., 1893. С. 27–30.]. 14 марта 1845 г. Николай I утвердил положение о восстановлении монастыря, который получил статус первоклассного. Велено было приписать к нему четырнадцать человек из казенных крестьян и выделить 150 десятин земли для «хлебопашества и сенокошения» [505 - Снессорева С. Санкт-Петербургский Воскресенский первоклассный общежительный женский монастырь: История и описание. Спб., 1887. С. XII.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Первой игуменьей возобновленной обители стала Феофания (1787–1866), в миру Александра Сергеевна Готовцева (рожд. Шулепникова), известная своим благочестием. Судьба ее сложилась печально. Сразу после свадьбы в январе 1809 г. муж ее, генерал С. С. Готовцев, ушел на войну со Швецией и вскоре погиб. Родившаяся в том же году дочь умерла через несколько лет. Безутешная вдова поступила в Воскресенский Горицкий монастырь и была пострижена под именем Феофании. В монастыре она прожила более двадцати пяти лет. Назначенная игуменьей петербургского Воскресенского монастыря, Феофания сумела привлечь к его устройству щедрых жертвователей и собрала около ста пятидесяти тысяч рублей. Ею были устроены в монастыре живописная, золотошвейная, ковровая, позолотная, башмачная мастерские, организован хор монахинь. Много занималась игуменья благотворительной деятельностью [506 - Русский биографический словарь. Т. «Яблоновский – Фомин». Спб., 1913. Стб. 382.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Первое время монахини жили в доме синодального подворья близ Благовещенской церкви на 8-й линии Васильевского острова. Одновременно решался вопрос о постройке отдельного монастырского комплекса, место для которого было выбрано на Царскосельской дороге. В письме митрополита Новгородского и Петербургского Антония от 1 апреля 1848 г. отмечалось, что для Воскресенского женского монастыря «оказывается весьма удобным место казенного ведомства по Царскосельской дороге, между старой и новой заставами, на левой стороне от Петербурга. Показанное место заключает до 25 десятин земли, до половины покрытой небольшим сосновым лесом. В настоящее время оно ничем не занято и не имеет никаких смежных с ним помещений. Грунт того места, сухой, песчаный, несколько возвышенный, благоприятствует для здоровья и вполне удобен [507 - РГИА. Ф. 797. Оп. 18. Д. 42082. Л. 6.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Проект монастырского строения был высочайше утвержден 12 марта 1848 г. Всего за месяц на месте будущей обители построили первую деревянную церковь Казанской Божьей Матери, освященную 10 октября 1848 г. В марте следующего года был создан строительный комитет, в который вошли чиновники и инженеры Главного управления путей сообщения и публичных зданий, представители духовного ведомства, архитектор монастыря Н. Е. Ефимов, игуменья Феофания и благочинная Варсонофия [508 - Там же. Ф. 200. Оп. 1. Д. 717.]. 3 ноября 1849 г. в присутствии царской семьи были торжественно заложены каменные монастырские здания [509 - Там же. Ф. 797. Оп. 18. Д. 42082. Л. 106–109.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Автором проекта обширного комплекса построек, выполненных в «русско-византийском» стиле, стал крупный зодчий середины XIX в. Николай Ефимович Ефимов. В 1851 г. он скончался, и работами руководил архитектор Л. Л. Бонштедт [510 - Dolgner D. Architektur im 19 Jahrhundert. Ludwig Bohnstedt. Leben und Werk. Wfeimar, 1979. S. 30.], а затем Н. А. Сычев. Строительство соборного храма Воскресения Христова через год после закладки было прекращено и возобновилось лишь в 1856 г. Освящение собора совершил митрополит Исидор 2 июля 1861 г. Храм, постройка которого стоила больше миллиона рублей, имел пять престолов, два из которых находились на хорах. Образа исполнили сами монахини под руководством художника Г. И. Яковлева.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;По сторонам от собора в монастырских корпусах были устроены две церкви. Первой в 1854 г. митрополит Никанор освятил «келейную» церковь Ватопедской (Афонской) иконы Божией Матери, расположенную во втором этаже южного корпуса. Незадолго до этого, в 1852 г., известный старец Серафим, автор «Писем Святогорца», с которым игуменья Феофания состояла в переписке, прислал с Афона храму список Ватопедской иконы «Отрада и Утешение», праздник которой 21 июля торжественно отмечался в монастыре. В 1855 г. освятили симметричную церковь Трех Святителей в северном, больничном корпусе [511 - РГИА СПб. Ф. 1. Оп. 1. д. 1024.]. Монахини переселились в новые кельи в 1854 г.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;По проекту Н. А. Сычева в 1857 г. была построена каменная ограда со стороны Забалканского (Московского) проспекта. Колокольню соорудили в 1892–1895 гг. по проекту архитектора Л. Н. Бенуа и В. П. Цейдлера. Рядом с монастырем в 1864–1873 гг. построили корпуса училища для девочек, гостиницы, приюта [512 - Подробнее о строительстве монастыря см.: ЦГИА СПб. Ф. 1. Оп. 1. Д. 856, 870, 886, 983, 1037 и др.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1906 г. возникла идея заменить первую деревянную Казанскую церковь каменным храмом по проекту Вас. А. Косякова, устроив в подвале двухъярусную усыпальницу на пятьсот склепов. Храм заложили во внутреннем дворе монастыря 8 июня 1908 г. Необходимые средства были собраны в виде взносов, которые давали право захоронения в храме-усыпальнице с вечным поминовением. Строительство закончили в 1912 г., началась внутренняя отделка. Расписывал стены и купола художник Ф. Р. Райлян с группой помощников [513 - Зодчий. 1911. № 27. С. 295. Табл. 37–39; ЦГИА СПб. Ф. 1. Оп. 1. Д. 1055.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Неожиданно игуменья монастыря Антония (З. А. Рейнбот) приостановила работы и прекратила выплату денег, объясняя это тем, что художник неоднократно изменял написанное ранее, замазывал готовые композиции и начинал работу заново. По жалобе Ф. Р. Райляна мировой суд назначил художественную экспертизу росписей, которую проводили Л. Н. Бенуа, В. В. Суслов, В. Т. Георгиевский. 20 августа 1915 г. они подписали заключение о высокой художественной ценности росписей. Но на этом дело не кончилось. Осенью художник обвинил игуменью в том, что по ее распоряжению монахини соскабливали живопись со стен. Это необычное дело занимало петербургскую общественность почти два года – до кончины в октябре 1916 г. игуменьи Антонии, которую сменила игуменья Феофания (О. Н. Рентель) [514 - РГИА. Ф. 799. Оп. 26. Д. 1743; Ф. 1363. Оп. 6. Д. 974; Петроград, ведомости. 1915. 25 сент.; 26 сент.; 14 окт.; Маленькая газ. 1915. 16 окт.]. Отделка храма так и не была закончена.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;После революции монастырь существовал некоторое время под разными названиями: «сельскохозяйственное общежитие Воскресенского Новодевичьего монастыря», «колхоз «Труд» общежития Новодевичьего монастыря», «Воскресенское трудовое братство». Чтобы спасти церкви от закрытия и разграбления, монахини создали церковный приход, который продержался до осени 1932 г. и пользовался сбором. В феврале 1926 г. в списке членов сельскохозяйственной артели числилась двести девяносто одна монахиня: садовницы, скотницы, огородницы, белошвейки, стегальщицы, сторожихи, уборщицы… Заведовала артелью Ольга Николаевна Рентель – бывшая игуменья монастыря Феофания. По словам А. Краснова-Левитина, часто бывавшего в монастыре на рубеже 1930-х гг., монахини были «простые, набожные женщины, ласковые и трудолюбивые, жившие десятки лет в своих кельях, блестевших чистотой, с цветами на окнах, с множеством икон в углу. В монастыре было также несколько молодых послушниц» [515 - ЦГА СПб. Ф. 104. Оп. 2. Д. 25. Л. 140–153; ЦГИА СПб. Ф. 1. Оп. 1, Д. 1075, 1076; Краснов-Левитин А. Лихие годы, 1925–1941: Воспоминания. Париж, 1977. С. 97, 190, 222, 270.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На некоторое время монастырь превратился в центр церковной жизни города. В 1927 г. здесь разместился Епархиальный совет во главе с протоиереем Леонидом Богоявленским. Через год в покоях рядом с церковью Божией Матери «Отрада и Утешение» поселился митрополит Ленинградский и Гдовский Серафим (Чичагов).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В начале 1932 г. по всей стране прокатилась волна арестов, обрушившаяся и на монахов. Почти все еще существовавшее русское монашество исчезло в лагерях. В один день в феврале были арестованы все монахини Новодевичьего монастыря. Одновременно был закрыт и ограблен монастырский собор. Дольше других продержалась церковь при покоях митрополита. В 1933 г. митрополит был изгнан из бывшего монастыря, церковь закрыта [516 - ЦГА СПб. Ф. 7384. Оп. 33. Д. 28. Л. 198; Д. 215. Л. 10, 56, 144; Д. 230, Л. 30.]. В ноябре 1937 г. восьмидесятипятилетний отец Серафим, ушедший на покой и живший на подмосковной даче, был арестован и расстрелян 18 декабря.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В начале 1930-х гг. была взорвана колокольня, разобрали ограду, снесли купола и уничтожили внутреннее убранство храмов. По генеральному плану развития Ленинграда Международному проспекту (б. Забалканскому) отводилась роль парадной магистрали, ведущей к новому общественному и административному центру города, задуманному на Московской площади. Проспект начали застраивать помпезными зданиями псевдоклассической архитектуры, подобными дому «Союзпушнины» (1937–1939 гг., архитектор Д. Ф. Фридман), построенному на месте монастырского сада.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В годы блокады в монастыре размещался штаб местной противовоздушной обороны [517 - Яковченко Р.Н. Московский проспект. Л., 1986. С. 90.]. После войны здания занимали различные учреждения: в 1950-1960-е гг. институт Гипрорыбпром, затем Архив Октябрьской революции и социалистического строительства Ленинграда, Институт электромашиностроения… С 1996 г. в обители возрождена монашеская жизнь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Монастырское кладбище, сильно пострадавшее в послереволюционные десятилетия, и сегодня остается одним из наиболее ценных исторических некрополей Петербурга. Его территория невелика: немногим более десяти гектаров и в основном соответствует границам, сложившимся к началу XX в. Некрополь имеет в плане форму неправильного пятиугольника, ограниченного теперь корпусами промышленных предприятий и железнодорожной веткой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кладбище появилось вскоре после основания обители. Место для него было выбрано к востоку от каменного монастырского строения, в небольшой сосновой роще. В первые годы захоронения здесь были единичными: в 1849 г. – три, в 1850 – четыре, в 1851 – два, 1852 – двенадцать. Одним из двух погребенных в 1851 г. был автор монастырского ансамбля архитектор Н. Е. Ефимов. Первая настоятельница монастыря игуменья Феофания, скончавшаяся в 1866 г., в знак особого уважения была погребена не на кладбище, а близ алтаря Воскресенского собора.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Из шести монастырских церквей две стояли на кладбище. Первой в 1855–1856 гг. была построена каменная церковь во имя иконы Божией Матери Всех Скорбящих Радости [518 - РГИА. Ф. 797. Оп. 24. Отд. 3. Стол 2. Д. 27; ЦГИА СПб. Ф. 1. Оп. 1. Д. 870.]. Эту церковь, сооруженную по проекту архитектора Э. И. Жибера, часто называли «карамзинской». Средства на ее строительство – тридцать тысяч рублей серебром – дала вдова Андрея Николаевича Карамзина (младшего сына знаменитого историка), погибшего в бою с турками под Калафатом на Дунае во время Крымской войны. Судьба Авроры Шернваль, одной из красивейших женщин своего времени, была нерадостна. Первый ее жених умер вскоре после помолвки. Первый муж – известный богач и филантроп Павел Николаевич Демидов – скончался через несколько лет после свадьбы. Несчастливо окончилось и второе ее супружество. Похоронив А. Н. Карамзина в церкви-усыпальнице, возведенной на Новодевичьем кладбище, вдова многие годы прожила в уединении [519 - Друзья Пушкина. Т. 1. М., 1984. С. 534; Петербургские встречи Пушкина. Л., 1987. С. 459.]. Рядом с «карамзинской церковью находилась небольшая часовня-притвор над могилой известного издателя и журналиста А. А. Краевского и его родственников.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Южнее Скорбященской стояла еще одна небольшая церковь Ильи Пророка – усыпальница богатейшего петербургского лесопромышленника И. Ф. Громова [520 - РГИА. Ф. 797. Оп. 53. Отд. 2. Стол 3. Д. 311; Ф. 796. Оп. 164. Д. 1186.]. Ее проектировал в стиле московской архитектуры XVII в. Л. Н. Бенуа. Фасады были облицованы глазурованным кирпичом, интерьер украшали резной дубовый иконостас, красивое бронзовое паникадило и драгоценная утварь. Л. Н. Бенуа писал в мемуарах: «С конца 1882 года по приглашению В. А. Ратькова-Рожнова я был занят составлением проекта церкви в память Ильи Федуловича Громова в Новодевичьем монастыре. В конце лета 1883 года было приступлено к постройке. Помощником моим был добрый мой друг и товарищ Владимир Петрович Цейдлер, тогда окончивший Академию… Освящение было 26 сентября 1883 года. Торжественное богослужение совершал митрополит Исидор с викарным епископом Антонием, будущим митрополитом. После обряда освящения была сервирована трапеза в покоях монастыря» [521 - Бенуа Л. Н. Записки о моей деятельности. Рукопись // Личный архив В. А. Фролова.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кладбище делилось на разряды: два церковных и три общих. В 1870–1880 гг. территорию поделили на правильные квадратные участки размером 24 х 24 аршина, разделенные дорожками. В 1885 г. Городская дума прирезала к территории дополнительно еще сто два участка и был введен 4-й разряд [522 - Юревич П.П. Историческая справка о Новодевичьем кладбище. Рукопись // Ленингр. гор. отд-ние ВООПИиК.]. Участки церковных разрядов находились около Скорбященской и Ильинской церквей, далее в восточном направлении шли, уменьшаясь по значению, 1-4-й разряды. Дешевых и бесплатных разрядов на Новодевичьем не было. Указом духовной консистории в 1889 г. была утверждена стоимость мест: от пятисот рублей в 1-м церковном разряде до пятидесяти в 4-м [523 - Положение о кладбище Санкт-Петербургского Воскресенского I-классного общежительного женского монастыря, требованиях и условиях, соединенных с погребением на нем умерших. Спб., 1889.]. Эти расценки действовали до 1918 г. Тем же указом утверждалась стоимость вкладов на вечное поминовение, отпевание в соборе при монастыре, погребальные услуги (похоронный хор, предоставление катафалка и т. д.).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кладбище было дорогим, хоронили здесь видных государственных и общественных деятелей: министров, военачальников, известных ученых, литераторов, артистов. Некрополь поддерживался в образцовом порядке. Дорожки были посыпаны песком, устроены газоны, цветники, высажен декоративный кустарник. Богатые склепы украшали иконами, серебряными венками, коврами, на многих могилах теплились лампады. Монастырь принимал вклады деньгами, ценными бумагами или в виде процентов с банковского счета за вечное поминовение усопших, за вечный уход за могилой, вечное тепление лампады и т. д. Можно было заказать высадку цветов, окраску ограды, ремонт памятника. В архиве сохранилось множество счетов за подобные работы. Например, в 1903 г. композитор Э. Ф. Направник заплатил за содержание могилы своей жены О. Э. Направник-Шредер и трех соседних мест тысячу двести рублей. В 1914 г. было получено за вечный уход за могилой сенатора В. Р. Завадского девятьсот рублей. Дочь действительного статского советника профессора А. Г. Полотебнова в 1915 г. внесла за вечный уход за могилой родителей шестьсот рублей и за вечную окраску решетки еще шестьсот. Эти суммы составляли заметную часть монастырских доходов. В 1912 г. за уборку могил, посадку цветов, тепление лампад, поминальные службы монастырь получил двенадцать тысяч восемьсот рублей, в 1914 г. – тридцать восемь тысяч сто рублей, в 1915 г. – сто две тысячи двадцать рублей [524 - ЦГИА СПб. Ф. 1. Оп. 1. Д. 1017, 1063, 1065, 1066.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С 1849 по 1887 г. на Новодевичьем кладбище было похоронено около трех с половиной тысяч [525 - Снессорева. Указ. соч. Ч. 3 (списки на с. без паг.).]. Эти захоронения перечислены в специальном описании Новодевичьего некрополя, приложенном к историческому очерку монастыря. Общее число похороненных на кладбище с 1887 по 1934 г. – примерно двадцать две тысячи [526 - Юревич. Указ. соч. Цит. по рукописи.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Большая часть этих захоронений до наших дней не сохранилась. Однако и сегодня уцелевшие памятники XIX– начала XX вв. впечатляют монументальностью и разнообразием. Это гранитные постаменты, стелы с крестами, стенки, плиты, саркофаги, обелиски. Для 1870–1880 гг. характерны гранитные надгробия в виде набегающей волны (скалы «Медного всадника») или горки с крупными сколами. Для центральной части некрополя типичны архитектурные формы памятников в виде часовенок, миниатюрных храмов, каплиц. Надгробные сооружения выполнены из редких пород мрамора и гранита, семейные участки обрамлены поребриками и украшены художественными литыми и коваными оградами. Авторство памятников в большинстве случаев неизвестно, хотя многие выполнены по проектам крупных архитекторов и представляют художественный интерес. Довольно редки памятники с портретами (бюсты, барельефы), но надо учитывать, что большинство деталей подобного рода были утрачены при разорении кладбища. На некоторых надгробиях можно прочесть имена владельцев мастерских, где они изготовлены: В. Ефимов, В. Долгин (1870-1880-е гг.), Т. С. Ефимов, М. Кузнецов, Игнатьев (1900-е гг.), П. Кюфферле (1910-е гг.)<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Чрезвычайно высокий социальный ценз Новодевичьего кладбища привел к тому, что после революции большая часть могил осталась без родственного ухода и присмотра. Многие из тех, чьи родственники похоронены здесь, вынуждены были покинуть родину, другие подверглись репрессиям и высылкам. В апреле 1922 г. смотритель кладбища писал в Московско-Нарвский райсовет: «Указать точно все склепы и часовни на кладбище не могу, в книгах они не отмечались. За 1917–1919 гг. большинство часовен было разграблено, все ценности – ковры, занавески, серебряные венки и другие украшения украдены» [527 - ЦГА СПб. Ф. 104. Оп. 2. Д. 25. Л. 30.]. Имеются рапорты смотрителя об ограблении Ильинской церкви 23 февраля, Скорбященской – 26 июня, Воскресенского собора – 4 сентября 1923 г. 14 мая 1928 г. был украден бюст с могилы доктора Н. В. Экка [528 - Там же. Л. 93, 98; Ф. 3200. Оп. 1. Д. 63. Л. 75.]. Грабежи и мародерство на кладбище продолжались несколько десятков лет. Некрополь стал громадной каменоломней, ценные надгробия из гранита и мрамора разрушались или вывозились. На кладбище и сегодня можно видеть захоронения 1920-1930-х гг. с памятниками, взятыми с дореволюционных могил. Обе кладбищенские церкви в 1929 г. были разобраны на кирпич. Так и не освященный Казанский храм был превращен в складское помещение.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Захоронения на Новодевичьем кладбище продолжались до 1933–1934 гг. Надгробия послереволюционного времени, как правило, не представляют художественной ценности. Чаще всего это бетонные раковины с деревянными и металлическими крестами или пирамидками. После закрытия для погребений судьба кладбища долгое время оставалась неясной. В связи с созданием музея-некрополя с Новодевичьего в Александро-Невскую лавру были перезахоронены (с переносом надгробных памятников) актеры И. И. и Е. Я. Сосницкие, В. В. и П. В. Самойловы, П. И. Григорьев, Н. С. Семенова, певцы Ф. И. Стравинский, И. А. Мельников, художник А. А. Иванов, композиторы Н. А. Римский-Корсаков, А. К. Лядов, Н. А. Соколов, сестра А. С. Пушкина О. С. Павлищева, музыкальный деятель М. П. Беляев. На Литераторские мостки перезахоронили архитектора Л. Н. Бенуа, перенесли художественное надгробие лицеиста Н. С. Арутинова (скульптор М. Л. Диллон).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Перенос захоронений и памятников, проводившийся в 1935–1936 гг., не был завершен. Не состоялся предполагавшийся перенос праха М. А. Врубеля, Н. А. Некрасова, Э. Ф. Направника, некоторых других выдающихся деятелей культуры. Но и так некрополю был причинен непоправимый ущерб.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В конце 1960-х гг. возникла новая идея, нанесшая Новодевичьему новый сокрушительный удар. Под предлогом создания на его территории музейного заповедника началось массовое уничтожение надгробных памятников. В архиве Государственного музея истории Ленинграда имеются сведения о легальном разграблении некрополя Управлением предприятий коммунально-бытового обслуживания и администрацией кладбища. Только за 1969 г. было уничтожено около четырехсот надгробий, среди которых памятники выдающимся деятелям культуры, науки, военным и государственным деятелям.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Разорению Новодевичьего кладбища была посвящена статья в «Комсомольской правде» под красноречивым названием «Стыдно!». Академики М. П. Алексеев и В. В. Виноградов, скульпторы Е. Ф. Белашова и И. В. Крестовский с возмущением рассказали о том, что на кладбище действуют предприимчивые комбинаторы и спекулянты, проводится распродажа «налево» надгробных памятников и их деталей из ценных пород камня [529 - Комсомольская правда. 1969. 5 авг.]. Юридическим основанием для этих безобразий было решение Ленгорисполкома от 16 сентября 1968 г. «ликвидировать на Новодевичьем кладбище могилы, которые не содержатся родственниками, и убрать надмогильные сооружения, не представляющие художественной и исторической ценности» [530 - Бюллетень Ленгорисполкома. 1968. № 20. С. 11–12.]. «Выбраковка» так называемого бесхоза проводилась в то время, когда еще далеко не полностью были выявлены исторически ценные захоронения. Лишь после проведения этой варварской акции сотрудники ГИОП и Музея истории Ленинграда провели натурное обследование сохранившихся памятников.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В результате протестов общественности выполнение этого исполкомовского решения было приостановлено. Но расхищение памятников продолжается до последнего времени [531 - Нева. 1988. № 3. С. 196.]. При этом виновники и обстоятельства исчезновения надгробий, как правило, остаются неизвестными.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;По сведениям треста «Похоронное обслуживание», к 1969 г. на кладбище сохранилось четыре тысячи девятьсот сорок семь могил. Из них сорок восемь состояли под охраной государства, две тысячи пятьсот шесть были посещаемыми, две тысячи триста девяносто три считались бесхозными. Тогда же насчитывалось тысяча триста восемьдесят шесть памятников, тысяча семь бетонных раковин, двести десять крестов, тридцать одна колонка [532 - План Новодевичьего кладбища. Л.: Трест «Похоронное обслуживание» УПКО Ленгорисполкома, 1969.]. За истекшие двадцать с лишним лет число надгробий заметно сократилось. На многих участках захоронения уничтожены целиком, на других сохранились лишь поребрики и проломленные основания склепов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Всего пятьдесят девять захоронений сейчас официально числятся под охраной государства [533 - Памятники истории и культуры Ленинграда, состоящие под государственной охраной: Справочник. Л., 1985. С. 104–108.]. Ленинградское городское и Московское районное отделения Общества охраны памятников в 1986 г. потребовали принять под государственную охрану еще пятьдесят пять надгробий, но пока это не сделано [534 - Архив Ленинградского городского отделения ВООПИиК. 1986 г.]. На кладбище почти не осталось старых могил, за которыми ухаживают родственники. Пометы «могила посещается» относятся большей частью к захоронениям советского времени.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Долгое время благоустройство некрополя было ограничено приведением в порядок отдельных захоронений. Так, в 1974–1978 гг. студенты и преподаватели Ленинградского института инженеров железнодорожного транспорта (бывшего института инженеров путей сообщения) пытались выявить все захоронения воспитанников этого учебного заведения, основанного в 1809 г. Среди обнаруженных оказались известные строители и инженеры, внесшие значительный вклад в сооружение Морского канала в Петербурге, Транссибирской железнодорожной магистрали, множества других дорог, мостов, путепроводов по всей России. На общественных началах, по инициативе преподавателя института К. С. Энрольда, были проведены реставрация и восстановление двадцати трех надгробий.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В отличие от многих других исторических кладбищ города изучение Новодевичьего может опираться на серьезные архивные материалы. В Центральном государственном историческом архиве Ленинграда сохранились подробные планы отдельных участков некрополя с указанием всех мест захоронения, в том числе и утраченных в настоящее время [535 - ЦГИА СПб. Ф. 639. Оп. 1. Д. 1–8.]. В Пушкинском доме и Публичной библиотеке хранятся рукописные аннотированные перечни исторических памятников некрополя, составленные краеведом А. И. Никольским. Большой картотекой исторических захоронений, составленной Ю. С. Демидовым, располагает Московское районное отделение ВООПИК.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1989 г. началась комплексная реставрация некрополя (пока главным образом в центральной части), которую ведет мастерская «Наследие» при Санкт-Петербургском фонде культуры. Для проведения этих работ Московский райсовет открыл специальный банковский счет на реставрацию Новодевичьего некрополя, на который предприятия и организации района перевели сто пятнадцать тысяч рублей. Это позволяет надеяться, что со временем Новодевичье кладбище примет вид, достойный его исторического значения. Вместе с тем пока неясно, какой статус обретет этот петербургский некрополь. Существует план превращения его в «музей под открытым небом», подобный некрополям Александро-Невской лавры и Литераторским мосткам. Однако нельзя забывать печальный опыт реконструкции музейных некрополей в 1930-е гг., которая привела к уничтожению множества захоронений. Но и возобновление захоронений на Новодевичьем кладбище едва ли целесообразно из-за малых его размеров. Оптимальным вариантом представляется консервация исторически сложившегося ансамбля в его нынешнем виде с реставрацией сохранившихся надгробий и тактичным восстановлением ряда утраченных.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Среди погибших надгробий Новодевичьего некрополя отметим представляющие несомненный исторический интерес:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Абамелек-Баратынская Анна Давыдовна. 1814–1889. Поэтесса, переводчица; адресат стихотворений А. С. Пушкина.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Авинов Сергей Александрович. 1831–1906. Генерал от инфантерии, член Александровского комитета о раненых.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Андреев Александр Николаевич. Ум. 1880. Вице-адмирал, командир Петербургского порта.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Анненков Николай Николаевич. 1800–1865. Генерал от инфантерии, губернатор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Баранов Николай Михайлович. 1837–1891. Генерал-лейтенант, герой Русско-турецкой войны 1877–1878 гг.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Баранцов Александр Алексеевич, гр. 1810–1882. Генерал от артиллерии, член Государственного совета.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Баратынский Ираклий Абрамович. 1802–1859. Генерал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Безобразов Петр Алексеевич. 1845–1906. Вице-адмирал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Безобразова Мария Владимировна. 1857–1914. Историк философии, деятельница женского движения.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Белоха Порфирий Никитич. Ум. 1890. Педагог, географ.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бем Елизавета Меркурьевна (рожд. Ендагурова). 1843–1914. Художница.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бильдерлинг Александр Александрович, барон. 1846–1912. Генерал, художник, автор нескольких скульптурных памятников.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Богданович Модест Иванович. 1805–1882. Генерал, военный историк.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Боровиковский Александр Львович. 1844–1905. Сенатор, юрист.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Брок Петр Федорович. 1805–1875. Министр финансов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Брюммер Федор Яковлевич. 1819–1889. Вице-адмирал, защитник Кронштадта в 1854–1855 гг.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Васильковский Антон Степанович. 1824–1895. Генерал-лейтенант, участник Русско-турецкой войны 1877–1878 гг.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вулих Захар Борисович. 1849–1897. Педагог, математик.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ганецкий Иван Стефанович. 1810–1887. Герой Русско-турецкой войны 1877–1878 гг., комендант Петропавловской крепости.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гейден Логин Логинович, гр. 1806–1901. Адмирал, член Александровского комитета о раненых.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Геннади Григорий Николаевич. 1826–1880. Библиограф, издатель, историк литературы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Григорьев Василий Васильевич. 1816–1881. Профессор, востоковед.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Громов Илья Федулович. Ум. 1882. Лесоторговец, благотворитель.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гун Андрей Леонтьевич. 1841–1924. Академик архитектуры, профессор Академии художеств.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дашков Павел Яковлевич. 1849–1910. Искусствовед, коллекционер.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Домонтович Михаил Алексеевич. 1830–1902. Генерал; отец А. М. Коллонтай.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ендогуров (Эндогуров) Иван Андреевич. 1812–1871. Адмирал, мореплаватель.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Жданов Александр Маркелович. 1857–1914. Профессор геодезии и астрономии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Жданов Иван Николаевич. 1846–1901. Академик, специалист по русскому языку и словесности.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кабат Иван Иванович. 1812–1884. Лейб-окулист.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Карамзин Андрей Николаевич. 1814–1854. Полковник, сын Н. М. Карамзина, погиб под Калафатом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кобеко Дмитрий Фомич. 1837–1918. Историк, директор Публичной библиотеки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Корш Валентин Федорович. 1828–1883. Журналист, историк литературы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Косяков Василий Антонович. 1862–1921. Архитектор, директор Института гражданских инженеров, строитель Казанской церкви в Новодевичьем монастыре.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Крупский Александр Игнатьевич. 1836–1883. Присяжный поверенный; дядя Н. К. Крупской.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Курзанов Владимир Родионович. 1848–1913. Академик архитектуры.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лагорио Лев Феликсович. 1827–1905. Художник, пейзажист.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лазарев-Станищев Семен Николаевич. 1863–1912. Академик архитектуры.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лилеева Эмилия Августовна. 1826–1893. Оперная певица.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Линская Юлия Николаевна. 1820–1871. Драматическая актриса.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Литовченко Александр Дмитриевич. 1835–1890. Художник-передвижник.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Максутов Дмитрий Петрович, кн. 1832–1889. Контр-адмирал, последний управляющий Российско-американской компанией.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Маслов Дмитрий Николаевич. 1799–1856. Чиновник; соученик А. С. Пушкина по Лицею.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мережковский Сергей Иванович. 1821–1908. Тайный советник; отец писателя Д. С. Мережковского.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Михайлов (Зильберштейн) Михаил Иванович. 1860–1929. Певец, педагог.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Навроцкий Александр Александрович. 1839–1914. Генерал-лейтенант, поэт.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Павлищев Николай Иванович. 1802–1879. Историк, журналист; муж О. С. Пушкиной, сестры поэта.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Павлов Евгений Васильевич. 1846–1916. Профессор, хирург.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пассек Татьяна Петровна. 1810–1889. Писательница, мемуаристка; друг и родственница А. И. Герцена.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Плеве Вячеслав Константинович. 1846–1904. Министр внутренних дел.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Поленов Дмитрий Васильевич. 1806–1878. Археолог; отец художника В. Д. Поленова.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Поленова Мария Алексеевна (рожд. Воейкова). Детская писательница; мать художника В. Д. Поленова.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пургольд Владимир Федорович. 1816–1895. Музыкальный деятель.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пущин Нил Львович. 1837–1891. Генерал-майор, гидрограф.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Семенов Дитрий Дмитриевич. 1834–1902. Деятель народного просвещения.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Славянский Кронид Федорович. 1847–1898. Акушер и гинеколог, профессор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Собко Николай Петрович. 1851–1906. Историк искусства.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Соллертинский Иван Иванович. 1851–1907. Сенатор; отец музыковеда И. И. Соллертинского.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тарновская Варвара Павловна. 1844–1913. Деятельница женского движения; жена И. М. Тарновского.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тарновский Ипполит Михайлович. 1833–1899. Акушер и гинеколог, профессор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тимирязев Василий Иванович. 1849–1919. Министр торговли и промышленности.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Турцевич Владимир Антонович. 1846–1911. Инженер путей сообщения, строитель железных дорог.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Цейдлер Владимир Петрович. 1857–1914. Архитектор, один из строителей ансамбля Новодевичьего монастыря.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Чумина Ольга Николаевна (рожд. Михайлова). 1864–1909. Писательница.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Щулепников Александр Васильевич. 1796–1882. Адмирал, командир Кронштадтского порта.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Яковлев Гавриил Иванович. 1819–1862. Художник, автор росписей Воскресенского собора Новодевичьего монастыря.<br>
&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Так как же сейчас ориентироваться на Новодевичьем кладбище? Какая картина предстает перед посетителем? Вход находится против алтаря Казанской церкви. Здание, построенное по проекту Вас. А. Косякова – крупного мастера церковного зодчества начала XX в., – производит сильное впечатление. Плоский массивный купол возвышается над полукружиями апсид, скомпонованных со скульптурной пластичностью. Крестовокупольное сооружение, строившееся по образцу византийских храмов IX–XI вв., воспринимается не как искусная стилизация, – это произведение мастера эпохи модерна, отличающееся смелостью конструктивных решений, разнообразием декоративных мотивов. Облицованное керамической плиткой, эмалью декоративных вставок, высоким качеством цементных рельефов, имитирующих каменную резьбу, здание необычайно живописно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;От кладбищенских ворот начинается Алтарная дорожка, пересекающая некрополь с запада на восток. Пустырь недалеко от входа, на оси Алтарной дорожки, отмечает место «карамзинской» Скорбященской церкви. На гранитный поребрик уложены три мраморные плиты современной работы, напоминающие о том, что здесь были похоронены издатель и журналист А. А. Краевский и его родственники. Влево от Алтарной дорожки, в северной части некрополя, сохранилось несколько примечательных надгробий.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В северо-западном углу, близ ограды, в 1851 г. был похоронен строитель монастыря архитектор Н. Е. Ефимов. Место его могилы затерялось, и лишь в 1895 г. было отмечено мраморным саркофагом с рельефами, символизирующими искусство архитектуры. Проект памятника Ефимову С. П. Галензовского и архитектора И. С. Жолтовского был выбран на конкурсе, проведенном Санкт-Петербургским обществом архитекторов. Неподалеку отсюда – надгробие еще одного петербургского зодчего, И. Д. Черника. Это великолепный мраморный саркофаг с барельефными портретами, установленный на высоком постаменте. Накладная доска с эпитафией не сохранилась, и памятник, выполненный в генуэзской мастерской Д. Карли в 1878 г., превратился в безымянный. Тут же, у северной ограды, внутри закрытой металлической решетки находится мраморный памятник с якорем и цепями – надгробие адмирала С. С. Лесовского, участника военно-дипломатической экспедиции русского флота в США во время Гражданской войны в 1863 г. В начале одной из продольных дорожек, пересекающих некрополь с севера на юг, похоронен командующий Балтийским флотом в годы Первой мировой войны адмирал Н. О. Эссен. Его надгробие из красного гранита с фотопортретом из эмали было возобновлено Военно-морской академией к столетию со дня рождения флотоводца. Рядом почти незаметен скромный металлический крест на могиле замечательного русского поэта К. К. Случевского.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Справа от входа в некрополь на массивном гранитном постаменте, оплетенном бронзовой гирляндой из лавра, высится бюст Н. А. Некрасова. Памятник поэту сооружен в 1881 г. архитектором В. А. Шрейбером и скульптором М. А. Чижовым. Неподалеку надгробия сестры Некрасова и его душеприказчицы А. А. Буткевич и друга поэта – инженера путей сообщения А. Н. Еракова. Саркофаг из розового гранита – надгробие литературоведа и историка общественной мысли А. Н. Пыпина, двоюродного брата Н. Г. Чернышевского. Несколько в стороне, ближе к ограде, – мраморная плита революционера Н. И. Утина, одного из основателей русской секции I Интернационала.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На месте самых богатых разрядов Новодевичьего кладбища сохранилось несколько семейных усыпальниц в виде часовен и склепов. Их отличает разнообразие форм и высокое качество отделки. К сожалению, все они разорены и восстановление их в прежнем великолепии едва ли возможно. Один из наиболее примечательных памятников в стиле модерн – усыпальница Лючии Гильзе-Фан-дер-Пальс, рожд. Иогансен (1865–1903). Это массивное сооружение, стилизующее древнеегипетские гробницы, на ассоциации с которыми наводит и декоративный орнаментальный фриз из лотосов. Стены усыпальницы сложены из серого радомского песчаника, цоколь гранитный, пол мраморный. Внутри сохранился мраморный барельефный портрет, выполненный туринским мастером П. Каноника. Памятник был сооружен в 1904 г. петербургской фирмой «Корсак» по проекту архитектора В. Ю. Иогансена [536 - Зодчий. 1905. № 52. С. 549.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В этой же части некрополя – семейное место Посьетов, где похоронен адмирал К. Н. Посьет, бывший в 1874–1888 гг. министром путей сообщения.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Близки по форме – высокая гранитная глыба с накладным бронзовым медальоном (эти детали утрачены) – находящиеся недалеко друг от друга надгробия композитора Э. Ф. Направника и поэта А. Н. Майкова. Южнее семейного места Майковых гранитная стела, установленная в 1969 г. на месте, где был похоронен отец Н. К. Крупской, Константин Игнатьевич Крупский, скончавшийся в 1883 г. К столетию со дня рождения Н. К. Крупской сюда же были перевезены из Швейцарии останки ее матери Е. В. Крупской, умершей в 1915 г.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В восточной части некрополя, недалеко от бетонной ограды, сохраняется надгробие М. А. Врубеля. Это прямоугольный ступенчатый постамент из блоков черного гранита. Тут же была похоронена жена Врубеля, оперная певица Н. И. Забела. Рядом надгробие поэта К. М. Фофанова в виде небольшой каменной стелы, установленной в 1950-е гг. Близ дорожки, ведущей к надгробию Врубеля, находится скромный памятник М. И. Чигорину. Знаменитый шахматист умер в 1908 г. в Люблине, а через шесть лет его прах был захоронен в Новодевичьем монастыре. Памятник поставлен к столетию со дня рождения.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;К югу от памятника Врубелю виден постамент с чугунным крестом – надгробие Е. Е. Шокальской (рожд. Керн) – женщины, которой М. И. Глинка посвятил романс «Я помню чудное мгновенье» на стихи А. С. Пушкина, обращенные к ее матери, А. П. Керн. Е. Е. Шокальская – мать крупного географа академика Ю. М. Шокальского, похороненного на Литераторских мостках. Неподалеку стоит мраморное надгробие кубической формы на могиле М. В. Трубниковой, дочери декабриста В. П. Ивашева и Камиллы ле Дантю, одной из знаменитых женщин, разделивших в Сибири судьбу осужденных мужей. М. В. Трубникова – журналистка, энтузиастка движения за эмансипацию женщин, одна из основательниц Высших женских Бестужевских курсов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Академик К. Н. Бестужев-Рюмин, имя которого носил этот первый в России университет для женщин, также похоронен на Новодевичьем кладбище. Чтобы подойти к железному кресту на его могиле, надо вернуться в западную часть кладбища. Там же поблизости сохранились надгробия собирателя русских былин A. Ф. Гильфердинга, историков и филологов Я. К. и К. Я. Гротов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В южной части некрополя выделяются надгробие в виде мраморного креста на могиле крупнейшего исследователя всемирной литературы академика А. Н. Веселовского и памятник, представляющий собой каменную сферу с изображением арабских знаков зодиака и стихами Д. Байрона, – надгробие тридцатидевятилетнего профессора астрономии и математики Киевского университета<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;B. П. Максимовича. В этой же части некрополя похоронены известные деятели отечественной медицины Э. Э. Эйхвальд, Д. О. Отт, С. П. Боткин. Памятник последнему в виде бронзового бюста на постаменте был открыт в 1896 г. В 1920-е гг. бюст работы И. Я. Гинцбурга был снят и перенесен на территорию больницы, которая носит имя прославленного медика. В 1973 г. на могильном памятнике установлена копия.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Семейное место Боткиных расположено близ участка, где находилась «громовская» Ильинская церковь. Рядом – один из самых примечательных памятников некрополя: позади бронзовой скульптуры Иисуса Христа возвышается массивный крест из розового гранита. Этот памятник жене генерала от кавалерии А. А. Вершининой, созданный в 1915 г. скульптором П. И. Кюфферле, никогда не состоял под государственной охраной. Однако, когда мародеры свалили с постамента бронзовую фигуру, пытаясь ее украсть, памятник удалось спасти. Сейчас надгробие содержится в идеальном состоянии верующими, регулярно собирающимися у этой могилы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Между памятником С. П. Боткину и входом на кладбище, на правой стороне дорожки, мраморная стела известного исследователя Дальнего Востока адмирала Г. И. Невельского и семейное место Тютчевых, отмеченное группой беломраморных крестов, испещренных резьбой, с надгробными плитами из черного гранита, лежащими на общем газоне. Ф. И. Тютчев похоронен рядом со своей женой Эрнестиной Федоровной, сыном, дочерью и зятем – адмиралом Н. А. Бирилевым.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Для посетителей Новодевичьего кладбища близ входа установлен план с обозначением некоторых примечательных захоронений. Все чаще в некрополе можно видеть группы экскурсантов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В список включено двести сорок четыре из нескольких тысяч сохранившихся до настоящего времени надгробий. Преимущественно отмечены захоронения известных исторических лиц и монументы, представляющие художественную ценность.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Территория кладбища делится на нижнюю (западную) и верхнюю (восточную) полосу, меньшую по размерам. Нижнюю полосу отделяет от верхней Трухмановская дорожка. Нижняя полоса состоит из левой (северной), средней и правой (южной) частей с самостоятельной нумерацией прямоугольных участков: 1-26 в левой части, 1-88 – в средней и 1-40 – в правой. В левой части параллельно Алтарной дорожке с запада на восток идут пять левых дорожек, правее Алтарной дорожки располагаются 1-16 дорожки. В верхней полосе дорожки, направленные с запада на восток, имеют нумерацию с 17 по 24. Дорожкам, пересекающим некрополь с севера на юг, присвоены номера с 31 по 44. Для каждого надгробия указана часть кладбища (левая, средняя, правая), номер участка и номер дорожки.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Исторические захоронения на Новодевичьем кладбище<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;1. Авинов Александр Павлович. 1786–1854. Адмирал, путешественник, деятель русского флота, участник Наваринского морского сражения 1827 г. Мраморный крест на основании, якорь, цепи. Левая часть, уч. 15.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;2. Адамович Леонид Ефремович. 1832–1911. Генерал от артиллерии, участник Крымской и Русско-турецкой войны 1877–1878 гг. Мраморный пьедестал; крест утрачен. Правая часть, дор. 12, уч. 38.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;3. Александров Леонид Капитонович. 1876–1933. Участник обороны Петрограда в 1919 г., помощник командующего войсками Ленинградского военного округа. Мраморный обелиск. Правая часть, юго-зап. угол, у стены больницы им. Коняшина.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;4. Александрова Вера Викторовна. 1864–1912. Гранитная стела с рельефом креста. Средняя часть, между дор. 2 и 3, уч. 74.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;5. Алексеев Николай Николаевич. 1827–1881. Адъюнкт Академии наук. Мраморная стела. Средняя часть, дор. 6, уч. 12.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;6. Альберт Федор Иванович. Ум. 1906. Инженер-механик. Мраморный крест на пьедестале. Мастер Игнатьев. Правая часть, между дор. 11 и 12, уч. 30.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;7. Альбертини Николай Викентьевич. 1826–1890. Публицист. Гранитная плита. Верхняя полоса, между дор. 20 и 21.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;8. Альбицкий Петр Михайлович. 1836–1888. Ученый-артиллерист, генерал-майор. Мраморный пьедестал; крест утрачен. Средняя часть, между дор. 4 и 5, уч. 67.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;9. Андреев Евгений Николаевич. 1829–1889. Ученый-технолог, деятель технического образования. Мраморный обелиск с портретным барельефом. Средняя часть, дор. 4, уч. 40.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;10. Андреев Николай Николаевич. 1824–1888. Мореплаватель, деятель русского флота, участник Крымской войны. Мраморный обелиск. Средняя часть, дор. 4, уч. 40. Рядом с братом, Е. Н. Андреевым.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;11. Аполлонский Роман Борисович. 1865–1928. Актер. Бетонная раковина, крест. Правее дор. 17, близ забора.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;12. Атаршиков Георгий Семенович. 1816–1885. Первый генерал из казаков Кубанского войска, участник войны на Кавказе. Гранитный пьедестал; завершение утрачено. Правая часть, дор. 9, уч. 32.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;13. Багратион Петр Романович. 1818–1876. Генерал-лейтенант, государственный деятель, химик и металлург. Мраморная плита; часовня-усыпальница не сохранилась. Средняя часть, дор. 2, уч. 21.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;14. Барановский Михаил Николаевич. 1847–1912. Ученый-артиллерист, профессор Михайловской артиллерийской академии. Мраморный обелиск. Средняя часть, между дор. 3 и 4, уч. 57.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;15. Басин Петр Васильевич. 1793–1877. Художник, профессор Академии художеств. Архитектурное надгробие; бюст работы ск. И. И. Подозерова с 1930 г. в Русском музее. Средняя часть дор. 1, уч. 18.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;16. Баталин Александр Федорович. 1847–1896. Ботаник, директор Ботанического сада. Мраморный пьедестал; бронзовый бюст утрачен. Правая часть, Трухмановская дор., уч. 40. Рядом с отцом, Ф. А. Баталиным.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;17. Баталин Федор Александрович. 1822–1895. Писатель, редактор журнала «Сельское хозяйство и лесоводство» и «Земледельческой газеты». Мраморный обелиск. Мастер Ефимов. Правая часть, Трухмановская дор., уч. 40.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;18. Безбрежный Владимир Игнатьевич. 1894–1933. Секретарь правления Союза металлистов. Бетонный обелиск со звездой. Правая часть, дор. 15, у стены больницы им. Коняшина.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;19. Белелюбский Николай Аполлонович. 1845–1922. Профессор Института инженеров путей сообщения, мостостроитель. Гранитный обелиск. Левая часть, уч. 1.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;20. Белогруд Андрей Евгеньевич. 1875–1933. Архитектор, профессор и ректор Академии художеств. Деревянный крест, бетонная раковина. Средняя часть, между дор. 1 и 2, уч. 17.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;21. Бенкендорф Александр Александрович. 1848–1915. Генерал-лейтенант. Мраморная стела, крест, поребрик. Ск. П. И. Кюфферле, работа 1-й артели мраморных и гранитных мастеров, 1916 г. Средняя часть, дор. 8, уч. 28.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;22. Бер Николай Николаевич. 1844–1904. Мраморный саркофаг на стилобате. Левая часть, уч. 1.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;23. Березин Илья Николаевич. 1818–1896. Тюрколог, профессор Петербургского университета, издатель «Русского энциклопедического словаря». Мраморный крест на пьедестале. Верхняя полоса, между дор. 19 и 20.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;24. Бестужев-Рюмин Константин Николаевич. 1829–1897. Историк, академик, общественный деятель, основатель Высших женских (Бестужевских) курсов. Железный крест на гранитном пьедестале. Средняя часть, дор. 2, уч. 21.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;25. Бильбасов Василий Алексеевич. 1837–1904. Историк, публицист, издатель. Первоначальный памятник утрачен. Плита установлена в 1970-х гг. Левая часть, Алтарная дор., уч. 16. Рядом с могилой тестя, А. А. Краевского.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;26. Бирилев Николай Алексеевич. 1829–1882. Контр-адмирал, герой обороны Севастополя 1854–1855 гг.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бирилева Мария Федоровна (рожд. Тютчева). 1840–1872. Жена Н. А. Бирилева, дочь Ф. И. Тютчева.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Две мраморные плиты с крестами в изголовье. Средняя часть, дор 4., уч. 15. Семейное место Тютчевых.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;27. Бичурина Анна Александровна. 1853–1888. Оперная артистка. Мраморный саркофаг. Средняя часть, дор. 5, уч. 14.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;28. Богоявленский Николай Петрович. 1844–1890. Врач, общественный деятель. Мраморный крест на пьедестале. Правая часть, между дор. 9 и 10, уч. 16.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;29. Болдырев Иван Васильевич. 1878–1905. Прапорщик флота, погиб в Цусимском бою на броненосце «Ослябя». Табличка на памятнике деду, И. И. Свинкину. Верхняя полоса, между дор. 23 и 24.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;30. Боронихин Евгений Александрович. 1889–1929. Актер театра и кино. Бетонная раковина. Средняя часть, между дор. 2 и 3, уч. 69.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;31. Борх София Ивановна, гр. (рожд. Лаваль). 1809–1871. Свояченица декабриста кн. С. П. Трубецкого. Мраморный саркофаг. Левая часть, уч. 4. Рядом с А. С. Ребиндер. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;32. Боткин Михаил Петрович. 1839–1914. Академик живописи, общественный деятель. Обелиск белого мрамора. Средняя часть, дор. 9, уч. 10. Рядом с братом, С. П. Боткиным.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;33. Боткин Сергей Петрович. 1832–1889. Врач-терапевт, профессор Военно-медицинской академии, общественный деятель. Бюст на постаменте. Ск. И. Я. Гинцбург, 1896 г. В 1920-х гг. бюст перенесен на территорию больницы им. С. П. Боткина, в 1973 г. установлена копия. Средняя часть, дор. 9, уч. 10.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;34. Бубнов Николай Александрович. 1851–1884. Хирург, участник Русско-турецкой войны 1877–1878 гг. Мраморный постамент; крест утрачен. Средняя часть, дор. 3, уч. 33. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;35. Буткевич Анна Алексеевна (рожд. Некрасова). 1826–1882. Переводчица; сестра Н. А. Некрасова. Гранитный крест. Мастер В. Долгин. Средняя часть, уч. 1, рядом с могилой Н. А. Некрасова.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;36. Валентинова-Брянцева Валентина Ивановна. 1882–1919. Актриса. Первоначальный памятник утрачен. Мраморная стела установлена в 1980-х гг. Слева от дор. 24. Вместе с З. А. Топорковой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;37. Валяшко Георгий Авксентьевич. 1872–1933. Профессор, доктор медицины. Металлический крест. Левая часть, уч. 3.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;38. Варламов Константин Александрович. 1849–1915. Актер. Гранитная неоклассическая часовня. Арх. В. И. Дубенецкий, ск. Б. О. Фредман-Клюзель, 1916 г. Средняя часть, дор. 7, уч. 64.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;39. Васильев Степан Михайлович. 1854–1903. Врач-терапевт, профессор Юрьевского университета. Бронзовый бюст на мраморном постаменте. Ск. Л. В. Шервуд. Средняя часть, уч. 6.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;40. Васильчиков Николай Дмитриевич. Ум. 1895. Генерал-лейтенант. Мраморная стенка, в ограде. Средняя часть, дор. 8, уч. 29. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;41. Веригин Александр Иванович. 1807–1891. Государственный и военный деятель, историк. Мраморная скала; крест утрачен. Средняя часть, дор. 4, уч. 33.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;42. Верховский Владимир Петрович. 1838–1917. Морской деятель, адмирал. Деревянный крест, бетонная раковина. Правая часть, между дор. 9 и 10, уч. 16.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;43. Вершинина Анна Акимовна. 1858–1914. Жена генерала от кавалерии. Скульптурный памятник: массивный гранитный крест, перед ним бронзовая скульптура стоящего Иисуса Христа. Ск. П. И. Кюфферле; работа 1-й артели мраморных и гранитных мастеров. Средняя часть, дор. 9, уч. 28.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;44. Веселаго Феодосий Федорович. 1817–1895. Генерал флота, историограф, гидрограф. Первоначальный памятник утрачен. Плита установлена в 1970-х гг. Средняя часть, дор. 8, уч. 45. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;45. Веселовский Александр Николаевич. 1838–1906. Историк литературы, академик, профессор Петербургского университета. Гранитный крест на пьедестале, в ограде. Правая часть, дор. 10, уч. 25.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;46. Вестман Владимир Иванович. 1812–1875. Товарищ министра иностранных дел. Мраморное надгробие: крест утрачен. Левая часть, уч. 12. Рядом с С. С. Лесовским. Семейное место в ограде, под навесом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;47. Воронин Михаил Степанович. 1838–1903. Ботаник, академик, профессор Петербургского университета. Крест на основании в виде волны. Средняя часть, Алтарная дор. у входа на кладбище. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;48. Вревский Михаил Степанович. 1871–1929. Физико-химик, чл. – корр. Академии наук. Бетонная раковина, крест. Правая часть, между дор. 10 и 11, уч. 18.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;49. Врубель Михаил Александрович. 1856–1910. Художник. Черное мраморное надгробие; завершение утрачено. Дор. 24. Вместе с женой, Н. И. Забелой-Врубель.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;50. Гарсоев Александр Николаевич. 1882–1934. Моряк-подводник, профессор Военно-морской академии. Мраморная плита в ограде. Средняя часть, между дор. 8 и 9, уч. 63. Рядом с Н. Ф. Лежневым.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;51. Ген Анатолий Александрович. 1847–1908. Врач. Гранитный постамент; крест утрачен. Правая часть, дор. 11, уч. 11.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;52. Георгиевская Мария Прокофьевна. 1868–1919. Писательница, деятельница женского движения. Бетонная раковина, крест. Средняя часть, между дор. 7 и 8, уч. 11.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;53. Гербель Василий Васильевич. 1790–1870. Генерал, артиллерист, участник Отечественной войны 1812 г., Русско-турецкой войны 1828–1829 гг., директор пороховых заводов. Мраморный саркофаг. Левая часть, уч. 12. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;54. Гербель Ольга Васильевна. 1845–1860. Дочь В. В. Гербеля. Скульптурное надгробие: коленопреклоненный ангел из белого мрамора, на постаменте; крылья, кисти рук утрачены. Левая часть, уч. 12. Рядом с В. В. Гербелем.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;55. Гильзе Фан-дер-Пальс Лючия. Ум. 1903. Дочь нидерландского консула. Часовня-усыпальница. Арх. В. Ю. Иогансен, мастерская Ю. П. Корсама, 1904 г. Средняя часть, дор. 2, уч. 56.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;56. Гильфердинг Александр Федорович. 1831–1872. Историк, фольклорист. Мраморный постамент в форме волны; крест утрачен. Средняя часть, дор. 2, уч. 21.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;57. Гирс Александр Карлович. 1815–1880. Экономист, сенатор, товарищ министра финансов. Мраморная плита с рельефным крестом. Средняя часть, уч. 6, у забора. Семейное место. Рядом с Ф. К. Гирсом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;58. Гирс Федор Карлович. 1824–1891. Государственный деятель, юрист. Мраморный постамент; крест повален. Средняя часть, уч. 6, близ забора. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;59. Головин Александр Яковлевич. 1863–1930. Театральный художник. Металлический крест, бетонная раковина. Средняя часть, дор. 1, уч. 17.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;60. Грот Константин Яковлевич. 1853–1934. Историк, славист; сын Я. К. Грота. Металлический крест на мраморном пьедестале. Средняя часть, между дор. 4 и 5, уч. 49.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;61. Грот Яков Карлович. 1812–1893. Историк литературы, академик.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Грот Наталия Петровна (рожд. Семенова). 1825–1899. Жена Я. К. Грота. Мраморный крест на постаменте, в ограде. Средняя часть, дор. 6, уч. 41. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;62. Гюббенет Адольф Яковлевич. 1830–1901. Государственный деятель, министр путей сообщения. Гранитная скала. Средняя часть, дор. 3, уч. 56.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;63. Гюббенет Оскар Яковлевич. 1835–1906. Военный деятель, генерал. Мраморная скала; крест утрачен. Средняя часть, дор. 3, уч. 75.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;64. Давыщов Михаил Денисович. 1864–1898. Поручик Измайловского полка; внук поэта Д. В. Давыдова, героя Отечественной войны 1812 г. Мраморный пьедестал в ограде; завершение утрачено. Правая часть, дор. 10, уч. 34.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;65. Дельвиг Андрей Иванович, барон. 1813–1887. Инженер путей сообщения, мемуарист, брат поэта А. А. Дельвига. Первоначальный памятник утрачен. Мраморная стела установлена в 1988 г. Средняя часть, Алтарная дор., уч. 19.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;66. Дервиз Николай Григорьевич. 1837–1880. Композитор, певец. Мраморный пьедестал; завершение утрачено. Средняя часть, дор. 6, уч. 77.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;67. Дерожинский Валентин Филиппович. Ум. 1883. Мраморный памятник в виде киота. Мастер Конст. Долгий. Средняя часть, дор. 7, уч. 11.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;68. Дерожинский Валериан Филиппович. 1826–1877. Генерал-майор, погиб в сражении на Шипкинском перевале. Мраморный крест на скале в виде волны. Средняя часть, дор. 7, уч. 26.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;69. Добрышин Николай Филиппович. 1813–1882. Генерал-лейтенант. Мраморный обелиск. Мастер В. Ефимов. Средняя часть, дор. 7, уч. 43.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;70. Долгова Надежда Павловна. 1853–1926. Деятельница женского агрономического образования. Мраморный пьедестал; завершение утрачено. Правая часть, дор. 11, уч. 15.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;71. Домонтович Георгий Иванович. Ум. 1883. Генерал-лейтенант, военный инженер, член строительного отделения Морского технического комитета. Мраморный обелиск. Средняя часть, дор. 2, уч. 17.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;72. Дорлиак Лев Фабианович. 1875–1914. Чиновник Министерства финансов. Гранитная скала. Правая часть, между дор. 11 и 12, уч. 35.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;73. Дохтуров Дмитрий Петрович. 1838–1905. Генерал от кавалерии, участник Кавказской и Русско-турецкой войны 1877–1878 гг. Мраморный обелиск. Мастер М. Кузнецов. Средняя часть, между дор. 3 и 4, уч. 50.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;74. Дружинин Сергей Иванович. 1872–1935. Профессор, специалист в области строительных материалов. Мраморный пьедестал. Средняя часть, дор. 8, уч. 46.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;75. Дюков Петр Андреевич. 1834–1889. Врач-психиатр.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дюкова Екатерина Михайловна. Ум. 1896. Жена П. А. Дюкова. Мраморная плита. Средняя часть, дор. 5, уч. 77.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;76. Енохин Иван Васильевич. 1791–1863. Врач-терапевт, лейб-медик, главный инспектор медицинской части армии, председатель Петербургского общества русских врачей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Енохина Мария Викентьевна. 1824–1882. Жена И. В. Енохина. Саркофаг черного мрамора. Средняя часть, уч. 1, у входа.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;77. Ераков Александр Николаевич. 1817–1886. Инженер путей сообщения, строитель гидротехнических сооружений; друг Н. А. Некрасова. Первоначальный памятник не сохранился. Гранитная стела установлена в 1988 г. Средняя часть, уч. 1. Рядом с могилой Н. А. Некрасова.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;78. Ераков Лев Александрович. 1839–1885. Паровозостроитель, профессор Института инженеров путей сообщения; сын А. Н. Еракова. Первоначальный памятник не сохранился. Гранитная стела установлена в 1988 г. Средняя часть, дор. 3, уч. 3, близ входа.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;79. Ефимов Николай Ефимович. 1799–1851. Архитектор, профессор Академии художеств, строитель Новодевичьего монастыря. Белый мраморный саркофаг. Арх. С. П. Галензовский, И. В. Жолтовский, 1896–1897 гг. Левая часть, уч. 1.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;80. Ефремов Петр Александрович. 1830–1907. Библиограф, библиофил. Мраморный обелиск с крестом. Мастер Игнатьев. Средняя часть, Алтарная дор., уч. 19.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;81. Жуковский Валентин Алексеевич. 1858–1918. Иранист, профессор Петроградского университета.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Жуковская Варвара Александровна. Ум. 1928.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мраморный крест на пьедестале, в ограде. Правая часть, между дор. 12 и 13, уч. 29.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;82. Жуковский Федор Петрович. 1794–1863.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Жуковская Екатерина Павловна (рожд. Янкова). 1800–1868.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Саркофаг на лапах, с рельефным крестом, на постаменте. Мастер В. Ефимов. Средняя часть, дор. 5, уч. 13.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;83. Жулева Екатерина Николаевна. 1830–1905. Драматическая актриса; жена Н. И. Небольсина.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Небольсин Николай Иванович. 1810–1881. Мраморный крест на основании, в ограде. Левая часть, уч. 17.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;84. Забела-Врубель Надежда Ивановна. 1868–1913. Оперная певица. Черное мраморное надгробие; завершение утрачено. Дор. 24. Вместе с мужем, М. А. Врубелем.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;85. Завадский Владислав Ромуальдович (Ромулович). 1840–1910. Сенатор, юрист, судебный деятель.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Завадская Надежда Сергеевна (рожд. Писарева). 1841–1915. Мраморная стена. Правая часть, дор. 12, уч. 38.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;86. Зарубаев Валериан Платонович. 1821–1890. Генерал-лейтенант, участник Крымской и русско-турецкой войны 1877–1878 гг. Гранитный пьедестал; крест утрачен. Правая часть, между дор. 9 и 10, уч. 40.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;87. Збарский Давид Соломонович. 1871–1922. Врач. Гранитный обелиск, в ограде из тумб и цепей. Правая часть, дор. 10, уч. 26.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;88. Зверев Константин Яковлевич. 1821–1890. Инженер-генерал, строитель военных фортов Кронштадта. Мраморный саркофаг. Мастер Ефимов. Средняя часть, уч. 2.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;89. Зиновьев Иван Игнатьевич. 1804–1884. Художник. Мраморный саркофаг с рельефным крестом. Средняя часть, между дор. 4 и 5, уч. 5. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;90. Златогоров Семен Иванович. 1873–1931. Микробиолог, эпидемиолог, чл. – корр. Академии наук, профессор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Златогорова Татьяна Руфовна. 1880–1951. Бетонная раковина, крест. Правая часть, дор. 10, уч. 15.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;91. Зюльковский Василий Иосифович. 1911–1932. Обелиск, бюст. Средняя часть, дор. 3, уч. 39.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;92. Иванов Иван Федотович. 1843–1904.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Иванова Агриппина Нестеровна. 1849–1900. Мраморный киот. Мастер Игнатьев. Левая часть, уч. 10.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;93. Ивашев Петр Васильевич. 1837–1896. Общественный деятель; сын декабриста В. П. Ивашева. Первоначальный памятник утрачен. Обелиск установлен в 1970-х гг. Правая часть, дор. 10, уч. 31. Рядом с сестрой, М. В. Трубниковой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;94. Игнатьев Михаил Александрович. 1850–1919. Ветеринарный врач, участник революционного движения. Бетонная раковина. Правая часть, дор. 10, уч. 9. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;95. Измайлова Евгения Георгиевна (рожд. Чоглокова). 1858–1890. Жена кандидата прав. Бронзовый бюст на колонне-постаменте. Ск. Л. В. Позен, 1892 г. Мастер А. Баринов. Средняя часть, между дор. 4 и 5, уч. 14. Семейное место Чоглоковых.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;96. Иогансен Юлий Иванович. 1826–1904. Композитор, директор С.-Петербургской консерватории, педагог. Мраморная стена. Средняя часть, между дор. 7 и 8, уч. 64.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;97. Истомин Павел Иванович. 1817–1881. Вице-адмирал, морской деятель. Мраморная скала; крест утрачен. Средняя часть, дор. 7, уч. 12.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;98. Итин Александр Осипович. 1903–1930. Актер. Гранитный памятник в виде ствола дерева с обрубленными ветвями. Правая часть, между дор. 14 и 15, близ забора.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;99. Казакевич Петр Васильевич. 1814–1887. Адмирал, путешественник, деятель русского флота.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Казакевич Анна Дмитриевна. Ум. 1913.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мраморный крест на постаменте. Мастер Игнатьев. Левая часть, уч. 25.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;100. Карейша Сергей Демьянович. 1854–1934. Инженер путей сообщения, профессор и ректор Ленинградского института инженеров железнодорожного транспорта. Первоначальный памятник не сохранился. Мраморная стела установлена в 1988 г. Средняя часть, дор. 2, уч. 17.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;101. Карфункель Ананий Семенович. 1868–1932. Врач. Гранитный обелиск. Правая часть, юго-зап. угол кладбища, у стены больницы им. Коняшина.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;102. Карцова Елизавета Петровна. 1822–1898. Настоятельница Общины сестер милосердия св. Георгия, сестра милосердия в Крымскую и Русско-турецкую войну 18771878 гг. Мраморный крест на пьедестале, в ограде. Правая часть, между дор. 9 и 10, уч. 16.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;103. Каханов Михаил Семенович. 1833–1900. Государственный деятель, юрист.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Каханова Екатерина Константиновна (рожд. гр. Толстая). 1837–1893.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Два мраморных пьедестала; кресты утрачены. Средняя часть, между дор. 1 и 2, уч. 52.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;104. Квитницкая Ариадна Ивановна. Ум. 1879. Мраморный постамент; крест утрачен. Средняя часть, дор. 8, уч. 11.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;105. Кирпичев Лев Львович. 1840–1890. Генерал-майор, профессор Михайловской артиллерийской академии. Мраморный пьедестал; крест утрачен. Дор. 21.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;106. Кирсанов Николай Арсеньевич. 1889–1931. Член ВКП(б) с 1919 г., красный партизан. Бетонная раковина, стела. Правая часть, юго-зап. угол кладбища, у стены больницы им. Коняшина.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;107. Кирячек Толя. 1922–1927. Гранитный постамент. Правая часть, между дор. 12 и 13, уч. 21.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;108. Ковалевский Александр Онуфриевич. 1840–1901. Биолог и гистолог, академик. Мраморный обелиск на стилобате, в ограде. Средняя часть, дор. 4, уч. 40.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;109. Ковалевский Лев Владиславович. 1895–1934. Морской летчик, участник Гражданской войны. Бетонная раковина, пропеллер. Средняя часть, Алтарная дор., уч. 19. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;110. Ковалевский Павел Петрович. 1862–1882. Мраморный пьедестал; крест утрачен. Мастер Долгин. Средняя часть, дор. 7, уч. 11.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;111. Коломнин Сергей Петрович. 1842–1886. Хирург, профессор Военно-медицинской академии. Мраморный саркофаг с рельефным крестом. Средняя часть, дор. 9, уч. 80.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;112. Кольцов Григорий Семенович. Ум. 1895. Часовня с мозаичным куполом. Средняя часть, дор. 1, уч. 19.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;113. Кондратович Олимпий Владиславович. 1873–1932. Профессор Военно-медицинской академии. Мраморная стела с портретом. Правая часть, между дор. 10 и 11, уч. 7.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;114. Коновалов Дмитрий Петрович. 1856–1929. Химик, академик. Мраморный крест на обелиске, в ограде из тумб и цепей. Правая часть, 10 дор., уч. 18.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;115. Коноплева Екатерина Павловна. 1860–1897. Бетонный обелиск. Мастерская художественных лепных работ. Верхняя полоса, между дор. 21 и 22.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;116. Костров Евстафий Степанович. Ум. 1887. Директор Константиновского межевого института, генерал-майор. Мраморный пьедестал, в ограде; крест утрачен. Средняя часть, дор. 4, уч. 67.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;117. Косяков Владимир Антонович. 1866–1922. Архитектор, художник, педагог.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Косякова Юлия Иосифовна. Ум. 1906.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мраморная стена; металлическая ограда утрачена. Средняя часть, дор. 5, уч. 58.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;118. Кравков Николай Павлович. 1865–1924. Фармаколог, академик. Мраморный крест. Средняя часть, между дор. 7 и 8, уч. 26.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;119. Кравченко Владимир Семенович. 1873–1927. Судовой врач с крейсера «Аврора», участник Цусимского боя 1905 г. Мраморный обелиск. Слева от дор. 24, близ забора.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;120. Краевский Андрей Александрович. 1810–1889. Издатель «Современника», «Отечественных записок». Первоначальный памятник не сохранился. Плита установлена в 1970-х гг. Левая часть, Алтарная дор., уч. 16. Рядом с могилой зятя, В. А. Бильбасова.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;121. Кривопишин Иван Григорьевич. Ум. 1867. Генерал-лейтенант. Часовня-усыпальница из белого мрамора. Средняя часть, Алтарная дор., уч. 19. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;122. Кришко Иосиф Александрович. 1875–1924. Технический руководитель обувной фабрики «Скороход», основатель обувных курсов. Мраморная плита, башни с цепями. Правая часть, дор. 11, уч. 15.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;123. Крумин Виктор. 1901–1920. Герой Гражданской войны, один из организаторов комсомола в Петрограде. Первоначальный памятник не сохранился. Гранитная стела установлена в 1968 г. Правая часть, между дор. 10 и 11, уч. 26.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;124. Крупский Константин Игнатьевич. 1838–1883.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Крупская Елизавета Васильевна. 1842–1915. Родители Н. К. Крупской. Первоначальный памятник не сохранился. Мраморная стела установлена в 1973 г. Арх. В. Попов. Прах Е. В. Крупской перевезен из Берна (Швейцария) в 1969 г. Средняя часть, между дор. 6 и 7, уч. 83.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;125. Кульнев Сергей Яковлевич. 1857–1926. Врач, профессор Женского медицинского института. Бетонная раковина, крест. Средняя часть, между дор. 3 и 4, уч. 57. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;126. Курнар Пелагея Петровна (рожд. Вохина). 1848–1898. Художница, общественная деятельница. Гранитная скала; крест утрачен. Средняя часть, Алтарная дор., уч. 18. Рядом с Н. С. Вохиной. Ум. 1883.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;127. Леер Генрих Антонович. 1829–1904. Военный теоретик, историк, генерал, член Военного совета. Мраморный крест на пьедестале. Средняя часть, дор. 8, уч. 63.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;128. Лежнев Николай Федорович. 1873–1932. Уролог, эндокринолог, профессор. Бетонная раковина, крест. Средняя часть, между дор. 8 и 9, уч. 63. Рядом с А. Н. Гарсоевым.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;129. Лерхе Леонид Михайлович. 1895–1927. Конструктор мотоциклов, спортсмен. Обелиск из серого камня (частично поврежден). Правая часть, дор. 11, уч. 18.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;130. Лесовский Степан Степанович. 1817–1884. Адмирал, путешественник. Мраморный саркофаг, якорь, цепи. Левая часть, уч. 12. Рядом с В. И. Вестманом. Семейное место, в ограде, под навесом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;131. Лидак Карл Петрович. 1895–1926. Токарь завода «Электросила», председатель фабзавкома. Гранитный обелиск. Правая часть, между дор. 13 и 14.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;132. Лотин Василий Владимирович. 1833–1901. Доктор медицины. Мраморный пьедестал; крест утрачен. Правая часть, между дор. 9 и 10, уч. 25.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;133. Майков Аполлон Николаевич. 1821–1897. Поэт, сын Н. А. Майкова. Скала серого мрамора, металлический крест; бронзовый барельеф утрачен. Средняя часть, между дор. 4 и 5, уч. 49. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;134. Майков Николай Аполлонович. 1794–1873. Художник, академик. Мраморный пьедестал; крест утрачен. Средняя часть, между дор. 5 и 6, уч. 48.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;135. Максимович Владимир Павлович. 1850–1889. Математик, профессор. Мраморный шар со знаками зодиака, на постаменте, в ограде. Цитата из Байрона на англ. яз. Средняя часть, дор. 8, уч. 44.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;136. Малинина Елизавета Иосифовна. 1877–1928. Гранитный обелиск с барельефом Христа Спасителя. В 1980-х гг. покрыт серебряной краской. Правая часть, между дор. 12 и 13, уч. 21.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;137. Манассеина Мария Михайловна. 1841–1903. Врач, писательница, общественная деятельница; жена профессора В. А. Манассеина. Гранитная плита. Правая часть, между дор. 10 и 11, уч. 34.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;138. Манюкин Захарий Степанович. 1806–1882. Военный деятель, участник многих войн. Мраморный постамент с барельефом «Штурм неприятельских завалов при ауле Мискюники 23 сентября 1848 года»; крест утрачен. Средняя часть, между дор. 2 и 23, уч. 3, близ входа.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;139. Медведкин Алексей Зиновьевич. Ум. 1919. Член ВКП(б) с 1917 г., герой Гражданской войны. Раковина, металлический обелиск со звездой. Левая часть, уч. 25.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;140. Медем фон Георгий Петрович, барон. 1849–1911. Генерал-лейтенант. Художественное надгробие: черная мраморная плита, ограда из башенок с цепями; крест утрачен. Средняя часть, между дор. 8 и 9, уч. 28.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;141. Мельникова Вергилия Богдановна. 1906–1931. Художница. Мраморная стела. Средняя часть, дор. 8, уч. 10.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;142. Мигай Сергей Иванович. 1888–1959. Оперный певец.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мигай Анна Георгиевна. 1861–1933.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мраморный крест на пьедестале. Правая часть, между дор. 11 и 12, уч. 38.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;143. Минаев Иван Павлович. 1840–1890. Индолог, профессор Петербургского университета. Мраморная плита. Средняя часть, между дор. 4 и 5, уч. 40.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;144. Митинский Николай Николаевич. 1873–1912. Специалист в области строительной механики, профессор Института инженеров путей сообщения. Мраморный обелиск и крест. Правая часть, дор. 10, уч. 9.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;145. Мордвинов Дмитрий Сергеевич. 1820–1894. Генерал от артиллерии. Скульптурный памятник: мраморный саркофаг, над ним бронзовая фигура сидящего ангела; боковые пластины с именем погребенного утрачены. Мастер К. Берто. Средняя часть, дор. 5, уч. 58. Семейное место, в художественной металлической ограде.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;146. Муравьева Марфа Николаевна (по мужу Зейфарт). 1838–1879. Балерина. Мраморная плита и крест. Левая часть, уч. 20. Семейное место Зейфартов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;147. Мусселиус Александр Васильевич. 1822–1892. Архитектор. Мраморный обелиск в ограде. Верхняя полоса, между дор. 20 и 21.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;148. Направник Эдуард Францевич. 1839–1916. Композитор, дирижер.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Направник-Шредер Ольга Эдуардовна. 1844–1902. Певица; жена Э. Ф. Направника.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Направник Константин Эдуардович. 1874–1911. Сын Э. Ф. Направника. Художественное надгробие: гранитная скала в художественной ограде; крест утрачен. Средняя часть, дор. 2, уч. 52.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;149. Невельской Геннадий Иванович. 1814–1876. Адмирал, исследователь Дальнего Востока.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Невельская Екатерина Александровна (рожд. Ельчанинова). 1834–1879.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Два мраморных обелиска на общем стилобате. Мастер В. Ефимов. Средняя часть, между дор. 6 и 7, уч. 25.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;150. Некрасов Николай Алексеевич. 1821–1877. Поэт. Бюст на высоком мраморном постаменте. Ск. М. А. Чижов, мастер Ефимов, 1881 г. Средняя часть, уч. 1, близ входа.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;151. Нечаев Александр Афанасьевич. 1845–1922. Врач-терапевт, профессор, главный врач Обуховской больницы. Мраморная урна под покрывалом, на постаменте с барельефом. Ск. И. В. Крестовский, 1938 г. Средняя часть, дор. 9, уч. 10.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;152. Нечаева Ольга Константиновна. 1850–1926. Деятельница женского движения. Гранитный обелиск. Средняя часть, между дор. 8 и 9, уч. 28.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;153. Николаи Леопольд Федорович. 1844–1908. Ученый-мостостроитель, профессор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Николаи Мария Ивановна. 1855–1933. Жена Л. Ф. Николаи.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мраморный крест на пьедестале; памятник реставрирован в 1987 г. Средняя часть, между дор. 3 и 4, уч. 57.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;154. Никонов Андрей Иванович. 1811–1891. Адмирал. Мраморная глыба; завершение утрачено. Средняя часть, между дор. 5 и 6, уч. 77. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;155. Никонов Николай Борисович. 1797–1880. Адмирал. Мраморный крест, в ограде из цепей. Средняя часть, дор. 2, уч. 3, близ входа.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;156. Окулич Бронислав Иосифович. 1865–1930. Врач-терапевт. Бетонная раковина, крест. Правая часть, между дор. 10 и 11, уч. 15.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;157. Орлов Михаил Михайлович. 1867–1932. Лесовод, профессор Лесотехнической академии. Бетонная раковина, крест. Правая часть, между дор. 9 и 10, уч. 24.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;158. Островский Николай Степанович. 1849–1913. Художественное мраморное надгробие. Средняя часть, дор. 4, уч. 57.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;159. Отт Дмитрий Оскарович. 1855–1929. Акушер, гинеколог, хирург, лейб-медик, профессор и директор Повивального института. Мраморная колонна. Средняя часть, между дор. 8 и 9, уч. 28.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;160. Павлов Тимофей Павлович. 1860–1932. Дерматолог, венеролог, профессор Военно-медицинской академии. Мраморный крест на пьедестале. Правая часть, между дор. 11 и 12, уч. 38.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;161. Пальцев Антип Федорович. 1796–1872. Врач, член Военно-медицинского ученого комитета. Мраморный крест на пьедестале. Мастер Ефимов. Средняя часть, Алтарная дор., у входа.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;162. Пане Надежда Николаевна (рожд. Павлищева). 1837–1909. Племянница А. С. Пушкина. Мраморный пьедестал; крест утрачен. Верхняя полоса, между дор. 23 и 24.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;163. Пекарский Петр Петрович. 1827–1872. Историк литературы, академик. Мраморная плита на стилобате. Левая часть, уч. 9. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;164. Перекалин Василий Евгеньевич. 1878–1932. Врач-отоларинголог. Мраморная плита и крест, в ограде. Средняя часть, дор. 2, уч. 69.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;165. Перминов Василий Васильевич. 1858–1932. Профессор. Металлический крест. Левая часть, уч. 7.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;166. Петров Петр Петрович. 1896–1933. Пионер освоения Хибин, управляющий Ленинградским отделением треста «Апатит». Гранитный обелиск. Правая часть, юго-зап. угол кладбища, у стены больницы им. Коняшина.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;167. Петрушевский Василий Фомич. 1829–1891. Генерал-лейтенант, профессор, член Артиллерийского комитета, изобретатель. Мраморная стела; крест и надпись с фамилией В. Ф. Петрушевского утрачены. Имеется надпись о его сыне полковнике И. В. Петрушевском (1873–1913) и внуке бароне Ф. Гейсмаре (1890–1893). Левая часть, уч. 14.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;168. Писаревский Николай Григорьевич. 1823–1895. Директор Электротехнического института.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Писаревская Ольга Александровна. Ум. 1893.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мраморный пьедестал в ограде; крест утрачен. Верхняя полоса, между дор. 19 и 20.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;169. Повалишин Алексей Михайлович. 1837–1904. Горный инженер. Мраморный саркофаг и стенка, в металлической ограде; бюст утрачен. Левая часть, уч. 4.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;170. Погуляев Николай Николаевич. 1855–1880. Архитектурное надгробие с мраморным барельефом. Ск. Н. А. Лаверецкий. Левая часть, уч. 7.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;171. Полотебнов Алексей Герасимович. 1838–1907. Дерматолог, профессор Военно-медицинской академии. Мраморный крест на пьедестале, в ограде. Средняя часть, между дор. 7 и 8, уч. 82.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;172. Посьет Константин Николаевич. 1819–1899. Путешественник, почетный член Академии наук, адмирал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Посьет Розалия Ипполитовна (рожд. Лан). 1818–1899. Жена К. Н. Посьета.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Посьет Эмилия Николаевна. 1817–1890.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мраморный крест на пьедестале, плиты с рельефными крестами. Мастер Ефимов. Средняя часть, между дор. 2 и 3, уч. 51.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;173. Потолицын Алексей Лаврентьевич. 1845–1905. Химик, профессор. Мраморная плита. Правее дор. 17, близ забора.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;174. Потоцкий Степан Александрович. 1851–1915. Хирург.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мраморный пьедестал; крест утрачен. Правая часть, между дор. 9 и 10, уч. 8.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;175. Преображенский Михаил Тимофеевич. 1854–1930. Академик архитектуры, профессор Академии художеств. Бетонная раковина, металлический крест. Правая часть, между дор. 10 и 11, уч. 15.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;176. Прокофьев Сергей Алексеевич. 1846–1910. Агроном; отец композитора С. С. Прокофьева. Гранитный крест. Средняя часть, дор. 3, уч. 74.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;177. Пуговин Константин Трофимович. 1806–1880. Статский советник.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пуговина Александра Евгеньевна. 1814–1906.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Скульптурный памятник: стоящий ангел с крестом, на постаменте, в ограде. Средняя часть, дор. 6, уч. 25.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;178. Пыпин Александр Николаевич. 1833–1904. Историк литературы, академик. Гранитный саркофаг. Средняя часть, уч. 2.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;179. Рафалович Николай Фердинандович. Ум. 1930. Инженер-технолог. Мраморный крест на основании; барельеф утрачен. Левая часть, Алтарная дор., уч. 16.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;180. Ребиндер Александра Сергеевна. 1830–1860. Художница; дочь декабриста кн. С. П. Трубецкого. Мраморный крест. Левая часть, уч. 4. Рядом с С. И. Борх.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;181. Рейценштейн Николай Карлович. 1854–1916. Адмирал. Бетонная раковина, крест. Правая часть, дор. 11, уч. 26. Рядом с женой, О. П. Рейценштейн.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;182. Розен Виктор Романович, барон. 1849–1908. Арабист, академик, профессор Петербургского университета. Мраморный крест на пьедестале, в ограде. Правая часть, дор. 10, уч. 26. Рядом с сыном, В. В. Розеном.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;183. Романов Григорий Михайлович. 1858–1912. Инженер путей сообщения. Мраморная стела в виде киота. Левая часть, уч. 23. Рядом с братом, П. М. Романовым.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;184. Романов Петр Михайлович. 1852–1911. Товарищ министра финансов, член Государственного совета. Мраморная плита и крест. Левая часть, уч. 23.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;185. Рябчиков Николай Федорович. 1891–1931. Инженер путей сообщения. Архитектурное надгробие, бетон. Правая часть, между дор. 9 и 10, уч. 8.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;186. Садовский Иван Михайлович. 1855–1911. Ветеринарный врач, профессор, организатор ветеринарного дела в России. Мраморная стела. Средняя часть, между дор. 5 и 6, уч. 84.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;187. Салазкин Сергей Сергеевич. 1862–1932. Биохимик, профессор, директор Женского медицинского института, Института экспериментальной медицины. Мраморная стела, в ограде. Левая часть, уч. 3.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;188. Салов Василий Васильевич. 1832–1909. Инженер путей сообщения, профессор, председатель Инженерного совета МПС. Мраморный крест на постаменте.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Салова Александра Федоровна. Ум. 1887. Мраморный крест на постаменте.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Салова Елизавета Степановна. Ум. 1879. Скульптурный памятник: фигура ангела на постаменте. Средняя часть, дор. 2, уч. 21. Семейное место, в ограде.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;189. Свинкин Иван Иосифович. 1820–1889. Вице-адмирал, командир Бакинского порта.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Болдырева Елизавета Ивановна (рожд. Свинкина). 1855–1906. Дочь И. И. Свинкина.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Болдырев Иван Васильевич см. № 29.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гранитная скала, якорь, цепи; утрачены крест и барельеф. Верхняя полоса, между дор. 23 и 24.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;190. Святловский Владимир Владимирович. 1871–1927. Экономист, профессор Ленинградского университета.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Святловская Наталья Владимировна. 1900–1931. Дочь В. В. Святловского. Гранитная стела. Правая часть, дор. 12, уч. 36.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;191. Семевский Михаил Иванович. 1837–1892. Историк, публицист, общественный деятель, редактор-издатель журнала «Русская старина». Мраморный обелиск. Дор. 22. Рядом с дочерью, Т. М. Семевской. 1873–1888.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;192. Сергеевич Василий Иванович. 1832–1910. Историк права, профессор Петербургского университета, член Государственного совета. Архитектурное надгробие. Средняя часть, между дор. 3 и 4, уч. 50.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;193. Сергиевский Дмитрий Дмитриевич. 1867–1920. Геодезист, исследователь Арктики, профессор Института инженеров путей сообщения. Мраморное надгробие с металлическим крестом. Средняя часть, между дор. 2 и 3, уч. 74.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;194. Скрябина Вера Ивановна. 1875–1920. Профессор Петроградской консерватории. Бетонная раковина, крест. Близ дор. 21.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;195. Слепян Владимир Иванович. 1864–1929. Инженер-химик, участник революционного движения. Гранитная стела. Правая часть, между дор. 14 и 15.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;196. Случевский Константин Константинович. 1837–1904. Поэт. Мраморная плита, металлический крест. Левая часть, уч. 9.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;197. Смельская Мария Викторовна. 1852–1911.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Смельский Александр Александрович. 1870–1912.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Смельский Александр Елеазарович. Мраморная часовня. Средняя часть, между дор. 4 и 5, уч. 5. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;198. Смельский Елеазар Никитич. 1800–1881. Доктор медицины, лейб-медик, директор Медицинского департамента Военного министерства, председатель Петербургского общества русских врачей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Смельская Мавра Антоновна. 1809–1869.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мраморный крест на постаменте. Средняя часть, между дор. 4 и 5, уч. 5. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;199. Собко Петр Иванович. 1819–1870. Специалист по теоретической механике, профессор институтов Горного, Инженеров путей сообщения. Первоначальный памятник не сохранился. Мраморная стела установлена в 1988 г. Левая часть, уч. 7.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;200. Соболев Леонид Николаевич. 1844–1913. Генерал, участник Русско-турецкой войны 1877–1878 гг., историк. Мраморный крест на пьедестале. Средняя часть, дор. 9, уч. 81.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;201. Соболевский Владимир Петрович. 1809–1882. Профессор и директор Института инженеров путей сообщения. Мраморный обелиск. Средняя часть, между дор. 2 и 3, уч. 38.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;202. Соколов Доримедонт Доримедонтович. 1837–1896. Архитектор, инженер, директор Института гражданских инженеров.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Максимович Сергей Павлович. 1847–1901. Инженер путей сообщения, строитель Морского канала; зять Д. Д. Соколова.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Четыре мраморные плиты и массивный крест на постаменте. Арх. В. А. Шретер, мастер К. О. Гвиди, худож. Ограда – К. И. Винклер, 1899 г. Средняя часть, между дор. 7 и 8, уч. 8. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;203. Соколов Нил Иванович. 1844–1894. Инфекционист, профессор Военно-медицинской академии. Мраморная стела. Правая часть, между дор. 9 и 10, уч. 8.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;204. Соллогуб Степан Степанович. 1840–1905. Председатель правления Волжско-Камского коммерческого банка. Мраморная полукруглая стена; частично разрушена. Правая часть, дор. 9, уч. 9. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;205. Сомов Андрей Иванович. 1830–1909. Историк искусства, коллекционер, художественный критик; отец художника К. А. Сомова.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сомов Александр Андреевич. 1867–1903. Сын А. И. Сомова.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сомова Надежда Константиновна. 1836–1906. Жена А. И. Сомова. Три гранитные плиты. Правая часть, между дор. 10 и 11, уч. 31. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;206 Сосонка Людвиг Осипович. Пожарный. Гранитный обелиск. Эпитафия: «Жертва долга. 56 лет от роду, на 32 году службы погибший на пожаре» (около 1926–1929 гг.). Правая часть, между дор. 13 и 14.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;207. Сохоцкий Юлиан Васильевич. 1842–1927. Математик, профессор Ленинградского университета. Бетонная раковина, крест. Правая часть, между дор. 11 и 12, уч. 19.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;208. Степанова Мария Матвеевна. 1815–1903. Артистка оперы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Степанова Евдокия Матвеевна. Ум. 1873.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мраморный крест. Средняя часть, дор. 4, уч. 5.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;209. Страхов Николай Николаевич. 1828–1896. Философ, публицист, критик. Мраморный обелиск, в ограде. Верхняя полоса, между дор. 17 и 18.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;210. Тихобразов Абрам Иванович. 1824–1897. Архитектор, профессор. Гранитный постамент; крест сломан. Верхняя полоса, между дор. 18 и 19, в конце кладбища.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;211. Топоркова Зинаида Александровна. 1865–1925. Актриса. Первоначальный памятник утрачен. Мраморная стела установлена в 1980-х гг. Слева от дор. 24. Вместе с В. И. Валентиновой-Брянцевой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;212. Трамбицкая Мария Адриановна. Ум. 1878. Гранитная скала. Средняя часть, дор. 7, уч. 25.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;213. Трубникова Мария Васильевна (рожд. Ивашева). 1835–1897. Деятельница женского движения, одна из первых в России женщин-журналисток; дочь декабриста В. П. Ивашева. Первоначальный памятник не сохранился. Мраморный обелиск установлен в 1970-х гг. Правая часть, дор. 10, уч. 31. Рядом с братом, П. В. Ивашевым.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;214. Трухманов Сергей Иванович. 1859–1922. Стена из красного гранита. Трухмановская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;215. Тургенев Василий Григорьевич. 1843–1893. Архитектор. Мраморный постамент, металлический крест. Средняя часть, между дор. 6 и 7, уч. 42. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;216. Тютчев Федор Иванович. 1803–1873. Поэт.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тютчева Эрнестина Федоровна (рожд. бар. Пфеффель). 1810–1894. Жена Ф. И. Тютчева. Две черные мраморные плиты с крестом в изголовье. Мастера Мадерни и Руджия.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тютчев Дмитрий Федорович. 1841–1870. Сын Ф. И. Тютчева. Мраморный крест. Мастера Мадерни и Руджия. Средняя часть, дор. 4, уч. 15. Семейное место. Рядом с Н. А. и М. Ф. Бирилевыми.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;217. Утин Николай Исаакович. 1840–1883. Революционер, один из организаторов русской секции I Интернационала. Мраморная плита; возобновлена в советские годы. Средняя часть, между дор. 3 и 4, уч. 4.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;218. Фойницкий Иван Яковлевич. 1847–1913. Юрист, профессор Петербургского университета. Мраморная плита (сдвинута с места), в ограде. Средняя часть, дор. 6, уч. 66.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;219. Фофанов Константин Михайлович. 1862–1911. Поэт. Мраморная стела. Дор. 24.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;220. Фрейганг Василий Васильевич. 1841–1912.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Фрейганг Василий Васильевич. 1872–1911.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Фрейганг Анна Семеновна. Ум. 1918.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Залесская Александра Васильевна. Ум. 1925.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Большая мраморная стена. Верхняя полоса, между дор. 23 и 24.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;221. Фуфаевский Михаил Леонидович. 1837–1885. Инженер путей сообщения, строитель Морского канала. Гранитный пьедестал, крест утрачен. Правая часть, дор. 9, уч. 25. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;222. Циммерман Аполлон Эрнестович. 1825–1884. Генерал, участник многих войн. Мраморный саркофаг с надписями, отражающими боевой путь А. Э. Циммермана. Средняя часть, уч. 2, у входа.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;223. Чельцов Михаил Михайлович. 1858–1928. Врач-терапевт. Мраморная плита. Правая часть, между дор. 9 и 10, уч. 8.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;224. Чемезов Владимир Иванович. Ум. 1911. Доктор медицины. Бетонная раковина, крест. Средняя часть, дор. 4, уч. 57.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;225. Черник Иван Денисович. 1811–1874. Архитектор, профессор Академии художеств. Беломраморный саркофаг с барельефами; доска с фамилией утрачена. Ск. Доменико Карли (Генуя), 1878 г. Левая часть, уч. 20.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;226. Чигорин Михаил Иванович. 1850–1908. Шахматист. Первоначальный памятник утрачен. Мраморная стела установлена в 1950-х гг. Верхняя полоса, между дор. 23 и 24.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;227. Чистова Елена Алексеевна. 1904–1926. Мраморный обелиск с лирой. Надпись: «Погибла от руки бандита-грабителя. Дочери, сестре и другу». Правая часть, дор. 12, уч. 22.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;228. Чистович Николай Яковлевич. 1860–1926. Врач-терапевт, инфекционист, академик.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Чистович Алексей Яковлевич. 1858–1905.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мраморный крест на пьедестале, в ограде. Мастер Игнатьев. Правая часть, между дор. 10 и 11, уч. 23.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;229. Чистович Яков Алексеевич. 1820–1885. Гигиенист, историк медицины, академик. Гранитная глыба с крестом. Правая часть, дор. 10, уч. 24. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;230. Шенк Константин Александрович. 1829–1912. Врач военных госпиталей, общественный деятель.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Шенк Наталья Алексеевна. 1849–1890. Мраморный обелиск с крестом. Трухмановская дор. Верхняя полоса, между дор. 23 и 24.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;231. Шефнер Алексей Карлович. 1832–1891. Адмирал, один из основателей Владивостокского порта; дед поэта В. С. Шефнера. Гранитная стела. Средняя часть, дор. 4, уч. 4.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;232. Ширяев Григорий Иванович. 1822–1875. «Дивный слепец, одиноко странствовавший по святым местам России и Востока с 1834 по 1845 г. Письма святогорца святой горы Афонской». Мраморная плита и памятник-киот. Средняя часть, между дор. 2 и 3, уч. 16.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;233. Шкот Павел Яковлевич. 1815–1880. Вице-адмирал, участник кругосветного плавания, общественный деятель.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Шкот Варвара Павловна (рожд. Петрова). 1831–1909. Надгробие в форме волны; части утрачены. Средняя часть, уч. 2.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;234. Шокальская Екатерина Ермолаевна (рожд. Керн). 1818–1904. Классная дама Смольного института; дочь А. П. Керн, мать академика Ю. М. Шокальского. Гранитный пьедестал, металлический крест, в ограде. Верхняя полоса, между дор. 22 и 23.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;235. Штейн фон Константин Львович. 1828–1888. Генерал, участник Русско-турецкой войны 1877–1878 гг.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Штейн фон Евгения Львовна. 1841–1897.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Два мраморных надгробия с крестом; барельефы утрачены. Левая часть, уч. 8.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;236. Щукин Николай Леонидович. 1848–1924. Паровозостроитель, профессор и ректор Женского политехнического института. Гранитный обелиск. Правая часть, между дор. 10 и 11, уч. 10.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;237. Эйхвальд Эдуард Эдуардович. 1837–1889. Врач, общественный деятель, первый директор Института усовершенствования врачей. Мраморная плита с рельефным крестом на щите. Средняя часть, дор. 9, уч. 44.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;238. Экк Николай Владимирович. 1849–1908. Доктор медицины, хирург, терапевт. Гранитный обелиск, скамьи, ограда из цепей; бюст утрачен в 1928 г. Правая часть, дор. 10, уч. 23.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;239. Энрольд Федор Иванович. 1828–1877. Профессор Института инженеров путей сообщения. Первоначальный памятник утрачен. Мраморная плита установлена в 1987 г. Средняя часть, между дор. 7 и 8, уч. 46. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;240. Эссен Николай Оттович. 1860–1915. Адмирал, участник Русско-японской, 1-й мировой войны, командующий Балтийским флотом. Первоначальный памятник утрачен. Мраморная стела с фотографией установлена в 1960 г. Левая часть, уч. 8. Рядом с отцом, О. В. Эссеном.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;241. Эссен Отто Васильевич. 1828–1876. Государственный деятель, юрист. Мраморная скала.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Эссен Любовь Алексеевна. 1839–1906. Мраморная плита с рельефным крестом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Эссен Юлия Оттовна. 1868–1883.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мраморная стела; крест утрачен. Левая часть, уч. 8. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;242. Якимович Александр Алексеевич. 1829–1903. Военный деятель, генерал. Мраморный обелиск. Средняя часть, дор. 7, уч. 65. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;243. Якобс Сергей Васильевич. Ум. 1891.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Якобс Мария Парфентьевна. Ум. 1917. Мраморная стела с растительным орнаментом. Мастер С. Лаппалайнен. Средняя часть, между дор. 7 и 8, уч. 79. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;244. Яроцкий Василий Гаврилович. 1855–1917. Экономист, профессор Петроградского университета, сенатор. Бетонный пьедестал; крест утрачен. Средняя часть, между дор. 8 и 9, уч. 81.<br>
&nbsp;//--&nbsp;Новодевичье кладбище&nbsp;--//&nbsp;<br><img border=0 src="i_122.png"><br><img border=0 src="i_123.png"><br><img border=0 src="i_124.png"><br><br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Г. Г. Приамурский, В. В. Валдин<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;БОЛЬШЕОХТИНСКОЕ КЛАДБИЩЕ<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Проспект Металлистов, 5)<br></h3><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Большеохтинское кладбище расположено в восточной части города, которую по традиции называют Охтой. Этот район находится на правом берегу Невы по обеим сторонам реки Охты, одного из невских притоков. Большеохтинское кладбище – крупнейший некрополь, находящийся в пределах городской черты Петербурга. Его площадь около шестидесяти трех гектаров. С запада его границей служит проспект Металлистов, проложенный четверть века назад. Здесь находятся центральные ворота, старинная Никольская церковь, основные административные постройки. Со всех сторон кладбище окружают промышленные и жилые кварталы Красногвардейского района.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Совсем иной была старейшая охтинская часть города в прошлом столетии. Путеводители по Петербургу 1830-х гг. знакомят читателей с весьма небольшим набором объектов: Охтинской судоверфью, бумагопрядильной фабрикой, деревянной застройкой селения охтинских плотников и непременно с Большеохтинским Георгиевским кладбищем. «На охтинском кладбище могилы осенены тенистыми деревьями, цветущими кустарниками, везде проложены дорожки, все так задумчиво», – писал В. Бурьянов [537 - Бурьянов В. Прогулка с детьми по Санкт-Петербургу и его окрестностям. Спб., 1838. Ч. 1. С. 139.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Охту 1840-х гг. вспоминает дачный житель этих мест гр. Н. Е. Комаровский: «В те времена Охта являлась как бы отдаленной захолустной местностью, известной жителям Петербурга лишь своими кладбищами Большой и Малой Охты и существовавшей по этому случаю в их воображении как бы конечным пунктом жизненного пути и местом вечного упокоения» [538 - Записки графа Н. Е. Комаровского. М., 1912. С. 30.]. Именно такой представлялась Охта столичному жителю в течение почти двух столетий со времени основания Петербурга.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;По указу Петра I в 1721 г. близ устья Охты были поселены вольные плотники, собранные из разных губерний, преимущественно из северного края. Плотники-переведенцы, чье корабельное искусство нашло применение на петербургских верфях, со временем стали крепостными морского ведомства. Они образовали на Охте своеобразный замкнутый мир крестьянских поселений с особым типом жителя-охтянина. С 1723 г. селения подчинялись Партикулярной верфи, находившейся на берегу Фонтанки, а в 1812 г. перешли в ведение Адмиралтейства.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Едва успев освоиться с новыми условиями жизни, плотники озаботились постройкой на Охте приходского храма. В августе 1722 г. в Святейший Синод поступило ходатайство: «Церкви при домах их не построено и вблизи нет, для чего они с женами и детьми от церковных треб и от пения отлучились, и для умерших кладбища нет… А до постройки оной церкви для вышеупомянутых треб определить часовню и для погребения мертвых в близости к тем домам место» [539 - Историко-статистические сведения о Санкт-Петербургской епархии. Вып. 7. Спб., 1883. С. 213.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;По указу Синода от 3 сентября 1722 г. на берегу небольшой речки Чернавки (приток Охты) отвели в одном из домов «светлицу» для служб и землю для постройки церкви. В 1725 г. светлица была по проекту архитектора И. Потемкина обращена в храм, освященный во имя праведного Иосифа Древодела, покровителя плотников. По преданию, Петр Великий пожертвовал в Охтинскую церковь икону из своего дворца. При церкви выстроили деревянную колокольню со звучным стопудовым колоколом, которому завидовали даже столичные жители. В 1727 г. на другом берегу Чернавки отвели место для кладбища.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Охтинское население быстро росло и богатело. Охтяне занимались строительством судов на верфях Петербурга, частным судостроением в собственных крестьянских дворах, столярным делом, резьбой по дереву. Охтинки торговали молоком и поставляли в столицу овощи. Естественной границей двух слобод – Большой и Малой Охты – служили река Охта и развалины крепости Ниеншанц, на месте которой по распоряжению Петра I в 1717 г. был разбит один из первых в Петербурге древесных питомников с огородом дворцового ведомства. Большая Охта – это правый берег реки, а Малая – левый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вскоре деревянная церковь Иосифа Древодела обветшала, и на средства поселян был возведен каменный трехпридельный храм, поставленный в центре кладбищенской территории. Его главный придел освятили в 1731 г. во имя Святой Троицы, боковые – в честь святого Иосифа Древодела и святого Николая Чудотворца. Храм был холодный, и служили в нем только в летнее время, поэтому в 1746–1748 гг. по проекту архитектора М. Г. Земцова по соседству построили теплую каменную Покровскую церковь с деревянными сводами и куполом. Рядом соорудили колокольню, весь погост обнесли железной решеткой с воротами.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Удаленное от города, высокое и сухое охтинское кладбище вскоре привлекло внимание городских властей. В 1732 г. Синод предписал использовать его при необходимости наряду с четырьмя другими как общегородское. Четырнадцать лет спустя, издав указ о закрытии Калинкинского и Вознесенского кладбищ, императрица Елизавета Петровна вновь распорядилась хоронить городских обывателей на Большой Охте.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Во второй половине XVIII в. по Петербургу прокатились эпидемии тифа и оспы. Для больных выделяли специальные храмы. Так, Покровская церковь на Охте в течение ряда лет была карантинной для всей Выборгской стороны. К концу столетия старое кладбище на Большой Охте оказалось переполнено, и в 1770-х гг. выше по течению Чернавки было открыто новое – Георгиевское. Кладбище при Троицкой церкви официально закрыли, однако и после этого здесь иногда происходили погребения. Последним в 1864 г. по особому ходатайству прихожан был похоронен пользовавшийся любовью охтян священник Илья Гуляев [540 - Очерк 50-летнего существования Охтинского пригородного общества. Спб., 1908. С. 7.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Простоявшая сто лет, Троицкая церковь в 1836 г. была разобрана, и чуть западнее начали строить однокупольный храм с ампирным портиком и отдельной пятиярусной колокольней. Осенью 1844 г. храм был освящен во имя Сошествия Святого Духа. Охтинские резчики изготовили для трех его приделов замечательные иконостасы, в которые поставили образа из прежней церкви.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1911 г. рядом с церковью открыли бронзовый бюст Петра I с надписью «Петру I – благодарные охтяне», отлитый по модели скульптора И. Я. Гинцбурга на средства Охтинского пригородного общества. К этому времени на старом кладбище возле церквей еще сохранялся целый ряд надгробий. Обращали на себя внимание бронзовый монумент в виде полулежащего рыцаря с крестом и урною в руках над могилой кн. Н. Д. Хилковой (1792–1817), скульптурные надгробия ученого-медика, биолога и писателя Я. К. Кайданова (1779–1855), хирурга и окулиста П. Н. Савенко (1795–1843). Уникальный церковный ансамбль на Большой Охте разделил участь многих церквей Ленинграда. В 1930-е гг. он был безжалостно снесен. Произошла полная перепланировка этой местности – нынешней Красногвардейской площади и начала Большеохтинского проспекта.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Георгиевскому кладбищу больше повезло. Оно было учреждено по распоряжению петербургского генерал-полицмейстера Чичерина 16 мая 1773 г., когда к востоку от охтинского селения из земель морского ведомства был отмежеван участок размером семьдесят на пятнадцать сажень. Новое кладбище сразу обрело статус городского. Спустя два года на нем возвели каменную церковь святого Георгия Победоносца, по которой кладбище стали называть Георгиевским.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;По данным архивных источников, с 1773 по 1831 г. к территории кладбища было добавлено около шести тысяч квадратных сажень. Число ежегодных захоронений достигало в этот период двух с половиной тысяч. Охранял кладбище, обнесенное деревянным забором, назначаемый Партикулярной верфью сторож. К 1832 г. за порядком следили уже четыре сторожа, получавшие жалованье за протапливание церкви и ночные обходы территории [541 - Материалы по истории церквей и кладбищ Большой Охты содержат многие архивные фонды: ЦГИА СПб. Ф. 19, 256, 391, 513, 800, 1063; РГИА. Ф. 717, 797, 799, 467; ЦГА СПб. Ф. 7384, 7455.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В августе 1812 г. по соседству с Георгиевской была заложена вторая церковь, средства на которую дал петербургский купец Г. Г. Никонов. Небольшой каменный храм строился над местом семейного захоронения Никоновых и в сентябре 1814 г. был освящен во имя святого Николая Чудотворца, покровителя моряков и корабелов. В этом храме в 1857 г. похоронили начальника Охтинской верфи генерал-лейтенанта П. Г. Орловского. Здесь же, на Охтинском кладбище, были похоронены и другие прославленные корабелы, в течение долгих лет трудившиеся на верфи: И. А. Амосов, И. Г. Волков, П. К. и Ф. К. Александровы [542 - Быховский И. А. Династия архангелогородских корабелов. Архангельск, 1969.]. Никольская церковь – единственная, сохранившаяся на кладбище до настоящего времени.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Весной 1817 г. Георгиевская церковь сильно пострадала от пожара. Новый проект составил А. А. Бетанкур, значительную часть средств пожертвовал гр. П. А. Шувалов, чьи родственники были погребены в церковном склепе. Возобновленный храм освятили 18 сентября 1823 г. Массивная постройка с большим куполом оказалась неудобна для отпевания – интерьер стесняли колонны, поддерживающие колокольню, неудачной оказалась акустика. Поэтому летом отпевания на кладбище часто совершали под открытым небом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;К началу XIX в. значительно изменился сам облик охтинских слобод. В устье Охты, на месте обветшавших оранжерей, в 1809 г. появилось необычное семиэтажное башенное здание Паноптического института, который начал подготовку специалистов морского приборного дела. В здании наряду с учебным комплексом расположились производственные мастерские Адмиралтейства. Для кораблестроительной практики юнг на берегу Невы были выстроены небольшие эллинги. Этот «учебно-промышленный комплекс» обслуживали специальные морские команды численностью до двух тысяч человек. В 1818 г. Паноптикум был уничтожен пожаром. Огонь пощадил лишь кораблестроительную часть, которая заложила основу охтинского судостроения.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1828 г. охтинскую верфь посетил Александр I, и вскоре высочайшей волей поселения были присоединены к городу в виде особой полицейской части. Комитет о строениях и гидравлических работах под руководством П. П. Базена разработал план урегулирования Охты: создание вокруг охтинских слобод судоходного канала, изменение планировки улиц, выравнивание речных берегов, закрытие части кладбища и – самое главное – соединение Охты с городом посредством постоянного моста через Неву. Этот грандиозный проект остался на бумаге, но постепенно Охта все больше втягивалась в орбиту городской жизни.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Указом духовной консистории в 1832 г. на Георгиевском кладбище отвели место для захоронения «воинов, подвизавшихся во славу Отечества». Это были солдаты, умершие в Сухопутном и Морском госпиталях, Медико-хирургической академии, Мариинской больнице, градских богадельнях. Небольшой участок кладбища в достаточно дорогом 3-м разряде был выделен в 1847 г. Воспитательному обществу благородных девиц (Смольному институту).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;1858 г. стал переломным в жизни Охты. Постановлением от 24 марта правительство освободило охтян от обязательных адмиралтейских работ, предоставило право продавать свою недвижимость. На Охту хлынуло пришлое население, занявшее со временем преобладающее по численности положение. Большая Охта стала средоточием местных общественных учреждений. Здесь находились Охтинская пригородная управа, районная пожарная часть, главный торговый центр «Горушка». От Невы в глубь Охты протянулся ряд недлинных улиц, пересекавших два проспекта – Большой и Средний Охтинский. Одна из старейших улиц вела от берега прямо к центральным – Петербургским – воротам кладбища и с 1826 г. называлась Георгиевской (ныне – Шепетовская ул.).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Постепенное благоустройство Охты окончательно превратило Георгиевское кладбище в одно из городских. «28 апреля 1866 года последовала кончина моего отца, – вспоминала А. Г. Достоевская (рожд. Сниткина). – Это было первое несчастье, которое я испытала в моей жизни. Горе мое выражалось бурно: я много плакала, целые дни проводила на Большой Охте, на могиле покойного, и не могла примириться с тяжелой утратою [543 - Достоевская А.Г. Воспоминания. М., 1987. С. 52, 127.].» Приезжала она сюда, на могилу отца, и накануне свадьбы с Ф. М. Достоевским. 16 мая 1878 г. от апоплексического удара умер трехлетный сын Достоевских Алеша. Любовь Федоровна Достоевская так рассказывала о похоронах своего младшего брата на Большеохтинском кладбище: «Мы сели в коляску вчетвером – папа, мама, брат Федор и я, – маленький гробик был поставлен между нами. По дороге мы много плакали, гладили маленький белый гроб, покрытый цветами, вспоминали любимые выражения милого малютки. После краткого богослужения в церкви гроб был отнесен на кладбище… Слезы текли по щекам моего отца, он поддерживал плачущую жену. Она не могла оторвать глаз от гробика, медленно исчезавшего под землей» [544 - Достоевская Л. Ф. Достоевский в изображении его дочери. Цит. по: Белов С. В. Жена писателя: Последняя любовь Ф. М. Достоевского. М., 1986. С. 79.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Особым бременем для церковной казны стало к середине XIX в. погребение на кладбище местных жителей. Дело в том, что по старому обычаю охтян было принято хоронить бесплатно, так как землю для расширения кладбища безвозмездно прирезали из владений охтинских селений. Однако местные жители требовали не только бесплатно хоронить своих родственников, но делать это непременно в дорогих разрядах близ церкви, где по расценкам 1845 г. каждая могила стоила около тридцати рублей. Духовная консистория, со своей стороны, настаивала на точном соблюдении инструкции о бесплатном погребении только в 7-м, последнем разряде, в самых удаленных частях кладбища. Споры о праве охтян пользоваться правом бесплатного захоронения тянулись до конца 1870-х гг., когда эту практику окончательно запретили.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;16 ноября 1860 г. по недосмотру сторожа в Георгиевской церкви вспыхнул пожар. Особенно сильно пострадала колокольня, с которой упали колокола. Восстановление здания под наблюдением архитектора К. И. Брандта заняло всего несколько недель. Когда после ремонта колокола подняли на колокольню, оказалось, что главный колокол треснул и издает неприятные дребезжащие звуки. Поэтому через десять лет его перелили на средства, пожертвованные купцом И. И. Смирновым.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1872–1873 гг. по проекту гражданского инженера К. А. Кузьмина Георгиевскую церковь капитально отремонтировали. Ветхую колокольню разобрали и над папертью возвели новую, трехъярусную. Спустя пятнадцать лет архитектору Н. Н. Никонову снова пришлось исправить наклонившуюся колокольню и пристроить освященный осенью 1890 г. Всесвятский придел.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1860-е гг. Комиссия по устройству кладбищ расширила Георгиевское кладбище, прирезав к нему около двадцати двух тысяч квадратных сажень земли. Одновременно была благоустроена его старая часть: со стороны Петербургских ворот поставлены металлическая решетка, часовня, каменный двухэтажный дом для кладбищенской конторы, а также высокий деревянный забор вокруг всей территории. Штат кладбища к этому времени состоял из смотрителя, который руководил всеми работами, конторщика, продававшего свечи, принимавшего заказы и ведущего бухгалтерию, трех сторожей, следивших за порядком, и шести могильщиков.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С середины XIX в. неоднократно поднимался вопрос о санитарном состоянии Георгиевского кладбища. Особенно тревожило местную управу состояние Чернавки, которая за сто лет из полноводной речки превратилась в грязную канаву. В конце 1870-х гг. губернский врач И. В. Бертенсон по инициативе градоначальника занимался исследованием воды в реке Охте. Выводы оказались неутешительными. Большую лепту в отравление реки вносили расположенные по ее берегам фабрики и заводы, однако, по мнению Бертенсона, гораздо опаснее были стоки, поступавшие с кладбища через грунтовые воды в Чернавку и далее – в Охту. Охтинская управа предполагала заключить речку в трубу и засыпать, но нехватка средств помешала этому.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вот рассказ А. Танкова о посещении Георгиевского кладбища в 1883 г.: «…я через два памятника остановился перед могилою, на которой видны были следы полного разрушения и забвения; на двух квадратных плитах, из которых верхняя меньше нижней так, что представляет собой две ступени, стоит красный гранитный пьедестал в виде куба; круглая подставка, долженствовавшая служить основанием большой – серого, итальянского, очень дорогого гранита – колонны, а равно и самая колонна и круг с резьбой, венчавший ее, – эти три части лежали на земле близ основания памятника; креста, который, вероятно, был на верху колонны, на лицо не было; весь памятник, поставленный на место, должен иметь 15 саж. вышины; в таком виде представилась мне тогда эта забытая могила, и я наклонился к колонне, чтобы прочесть надпись на ней; надпись была следующего содержания: «Командир 12 егерского полка, полковник Александр Булатов, скончался 1826 года января 19-го дня», ниже – «Возобновлен детьми в 1843 году». Вернувшись, я сообщил местному предводителю дворянства в Ростове Ярославской губернии Д. Г. Булатову о печальном положении могилы его родного дяди. Летом 1886 г. я нарочно посетил кладбище для осмотра реставрированного памятника, на противоположной стороне увидел надпись: «От товарищей лейб-гренадеров»». Это описание дает представление о первоначальном облике памятника на могиле декабриста А. М. Булатова, скончавшегося от черепной травмы в период следствия в Петербургском военно-сухопутном госпитале [545 - Танков А. Воспоминания // Рус. старина. 1887. Т. 53. С. 203–204.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Надгробий конца XVIII—начала XIX в. на кладбище сохранились считанные единицы. Эти колонны, саркофаги и плиты привлекают внимание не только формой, но и интересными эпитафиями. На саркофаге, стоящем на могиле бронзовых дел мастера купца М. В. Красилова (ум. 1823), помещен плач вдовы покойного, который приводит в изумление своей поэтической страстностью: «О Боже мой, что я зрю, чей мрачный гроб несут дражайшего друга, кто рвется так по нем, кто слезы льет, любящая его супруга. Зрю у гроба в трауре облеченных всех сродников его, печалью отягченных о кончине его Унылая в слезах в молчании стоит на милой прах супруга своего зрит, тоска душе уныние и страх вещает, печалится в слезах, ты умер так внезапно, оставил сиротою, заставил слезы лить и бедствовать вдовою, лишилась я отца и матери своей, лишилась я милы нам детей. Все близкие мои в сырой земле лежат. О, алчна смерть! Ты сему виновницей была. Безвременно в гроб повергла и всех прибрала. Я осталась слезы лить в горести одна».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С Георгиевским кладбищем связывают полулегендарную биографию А. И. Лужкова (1754–1808). Библиотекарь Эрмитажа, хранитель коллекции резных камней и драгоценностей, переводчик, создатель первых каталогов эрмитажных книг, Лужков славился чудаковатым и неуживчивым характером. Уйдя при Павле I в отставку, он поселился в доме, окна которого выходили на кладбище, как иной раз выходят окна в сад. По свидетельству его биографа С. А. Гамалова-Чураева, «с необыкновенной любовью и рвением относился он ко всяким похоронным делам. Почти ежедневно он присутствовал на отпевании совершенно незнакомых ему покойников. Он бесплатно рыл могилы для бедных. До старости любил писать эпитафии. И проводил на кладбище иной раз целые дни. Лужкову принадлежит нижеследующая эпитафия, высеченная на надгробной плите одного своего родственника: «Паша, где ты? – Здеся. – А Ваня? – Подале немного. – А Катя? – Осталась в суетах.»" [546 - Гамалов-Чураев С.А. А. И. Лужков библиотекарь и хранитель Эрмитажа: Материалы по истории библиотековедения в России. Пг., 1916. С. 21–45; Зощенко М.М. Исповедь. М., 1987. С. 414–415; См. также: Тургенев А.И. Записки // Рус. старина. 1886. Т. 52. С. 67–70.]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не исключено, что именно Лужков был автором эпитафии, сохранявшейся до недавнего времени на одном из памятников Георгиевского кладбища:<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Где ты, маменька? Я здесь. —<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;А папенька? Подалее немного.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Успокойся Аннушка —<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мы в мире суетились,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пора нам отдохнуть.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;А где твой брат теперь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Остался в хлопотах.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;К началу XX в. Большая Охта все более благоустраивается. Мостятся улицы, устраиваются пристани, налаживается паромное сообщение с городом, прокладывается конно-рельсовый путь. Из далекого пригорода Охта превращается в оживленную фабричную окраину. Невдалеке от Петербургских ворот, на церковной земле, с 1825 г. стояло двухэтажное каменное здание дома призрения бедных духовного звания, построенное на пожертвования купца В. Харламова. В 1879 г. на средства П. С. Елисеева его отремонтировали и расширили (современный адрес – Шепетовская ул., 16). На Георгиевской улице находилось пять монументных мастерских, работавших по заказам кладбища. В 1874 г. владелец одной из них завещал свой участок Красногорскому Богородицкому монастырю под Архангельском, и через четыре года здесь появилось монастырское подворье. В 1903–1905 гг. на средства охтинских купцов при подворье был построен каменный трехпридельный храм Грузинской Божией Матери, проект которого составил архитектор Н. Н. Никонов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Георгиевское кладбище с окрестными лугами издавна было местом гуляний, связанных с храмовыми праздниками и родительскими субботами. По старинному обычаю в престольный праздник Георгиевской церкви перед воротами кладбища окропляли святой водой скот. Множество народа собиралось в день иконы Смоленской Божией Матери, 28 июля, когда большой крестный ход шел через все кладбище от Петербургских до Чернавских ворот и далее в деревню Исаковку. По окончании обедни масса торговцев, большей частью с лакомствами, раскидывала у кладбища свои палатки. Появлялись фокусники, бродячие музыканты, громадная толпа нищих и калек. Тут же на поле располагались со своими вожаками ручные медведи, и вожаки вызывали желающих за известную плату побороться с «мишенькой».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вот как описывает воскресный день на Охтинском кладбище в начале XX в. писатель Л. Борисов: «Впрочем, посещение могилы являлось всего лишь поводом для прогулки на пароходе по Неве. На могиле обычно сидели полчаса, а потом шли на большой луг, еще свободный от крестов и намогильных памятников, и здесь поминали дорогих усопших; на лугу собиралось до тысячи человек, и половина их пела, плясала, водила хороводы, среди поминальщиков бродили цыганки в пестрых платьях, предлагая погадать. К вечеру поминальщики устраивали драки, и нередко на этом лугу происходили убийства» [547 - Борисов Л. Жестокий воспитатель. Л., 1968. С. 206.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Одна из дорожек в южной части кладбища до сих пор носит название Единоверческой. Это единственное напоминание о Единоверческом кладбище, некогда существовавшем по соседству с православным Георгиевским. Единоверие возникло в конце XVIII в. как результат объединения части старообрядцев с православной церковью. В 1799 г. в доме купца-старообрядца И. И. Милова, активно поддерживавшего единоверие, появилась первая в Петербурге единоверческая церковь [548 - С-кий М. Исторический очерк единоверия. Спб., 1867.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1803 г. И. И. Милов купил у православного Георгиевского кладбища землю, где через пять лет была построена деревянная часовня «с приличным иконостасом и образами» [549 - Пушкарев И. Путеводитель по Петербургу. Спб., 1843. С. 288; Мансуров Б. Охтинские адмиралтейские селения. Спб., 1856. Т. 2. С. 158.]. По фамилии купца единоверческое кладбище иногда называли Мидовским. Его появление на Большой Охте не было случайным. В охтинских переведенских слободах, населенных выходцами из северных губерний, всегда было много старообрядцев. Поэтому еще при основании Георгиевского кладбища на нем было разрешено погребать «тела греческие и раскольничьи». Попытка старообрядцев построить на своем участке каменную моленную, предпринятая в 1786 г., не увенчалась успехом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На Большеохтинском единоверческом кладбище, которое несколько раз расширялось (1831, 1857, 1862 гг.), к началу XX в. стояло три храма. Первая церковь была заложена в 1846 г. по проекту К. И. Брандта на средства, завещанные шапочным мастером Д. Г. Макушевым. Выдержанная в русско-византийском стиле постройка, освящение которой задержалось до осени 1853 г., была посвящена великомученику Дмитрию Солунскому. Поскольку она была холодной, то прежнюю часовню перестроили в теплую однопрестольную церковь Покрова Пресвятой Богородицы, которую освятили в сентябре 1854 г. Иконостасы этих церквей вырезали охтинские резчики, иконы «древнего извода» написал известный иконописец В. М. Пешехонов, многие старинные образа пожертвовали прихожане.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Еще один храм был построен спустя полвека на средства купеческой вдовы М. Т. Козьминой по проекту епархиального архитектора Н. Н. Никонова, выдающегося мастера «русского стиля». Храм был заложен в 1895 г. над местом погребения родителей купчихи и освящен в ноябре 1902 г. в честь ее святой покровительницы – преподобной Марии, именуемой Марином (память 12 февраля). Небольшая церковь на шестьсот человек стояла на высоком гранитном цоколе и была облицована красным и желтым глазурованным кирпичом. Изразцовые и терракотовые украшения фасадов исполнили ученики художественно-промышленной школы в Миргороде [550 - Зодчий. 1901. № 5. С. 64.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рядом с единоверческим кладбищем находилась Анастасиинская богадельня Тарасовых, богатых купцов-единоверцев. Ее основал в 1850 г. коммерции советник Н. С. Тарасов в память своей дочери Анастасии. Богадельня, на которую семейство Тарасовых пожертвовало 125 тысяч рублей, размещалась в двухэтажном доме с садом (частично сохранился; современный адрес – Партизанская ул., 13). В заведении содержались около пятидесяти престарелых уроженцев Охты, где с XVIII в. жили предки Тарасовых – костромские плотники и резчики [551 - Муретов Д., Малиновский Ф. Описание Большеохтинского кладбища. Спб., 1883. С. 53.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1867–1868 гг. к зданию богадельни пристроили по проекту академика И. В. Штрома храм Алексия человека Божия в память Алексея Тарасова, умершего сына жертвователя. В церкви с высоким пятиярусным иконостасом хранились антиминс XVI в. и несколько ценных старопечатных книг. Под алтарем находился семейный склеп основателей богадельни, где были похоронены Н. С. Тарасов (1800–1870), И. С. Тарасов (1803–1872), А. Н. Тарасов (1827–1867) и другие члены этой семьи.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;1 мая 1879 г. скончался Степан Петрович Елисеев, один из богатейших негоциантов столицы, представитель крупнейшей торговой фирмы «Братья Елисеевы». Он завещал своему сыну выстроить на Большеохтинском кладбище, где издавна хоронили членов этой фамилии, церковь с семейной усыпальницей. Место было выбрано с юго-западной стороны кладбища, где еще не было захоронений. В 1881 г. по проекту К. К. Вергейма и Ф. А. Миллера был заложен большой пятикупольный храм в византийском стиле, строительство которого стоило около миллиона рублей. Свое название он получил в честь иконы в Казанском соборе, к которой Елисеев ежедневно приходил перед началом рабочего дня.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;По свидетельству современников, освященная в 1885 г. церковь отличалась великолепной акустикой и красивой внутренней отделкой. Живописные работы выполнили академики В. М. Розанов и П. С. Шильцов, иконостас вырезали охтинские мастера, утварь и ризницу подарил жертвователь. Боковые приделы отделили от главного каменными стенами, что позволяло отпевать в них одновременно. В подвале храма была устроена богатейшая усыпальница Елисеевых. Беломраморные саркофаги отмечали места погребения членов крупнейшей торговой фамилии Петербурга, в том числе П. Е. Елисеева (1775–1825), ярославского крестьянина, основавшего в 1813 г. торговую фирму. Его останки перенесли с Георгиевского кладбища. В 1900–1903 гг. по проекту В. А. Демяновского на средства Елисеевых рядом с Казанской церковью, которую из-за размеров часто называли собором, была построена образцово оборудованная богадельня на сто двадцать стариков и тридцать детей, с амбулаторией и школой, которая обошлась в триста тысяч рублей (современный адрес – пр. Металлистов, 3).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;После революции Большеохтинское кладбище разделило судьбу многих других некрополей – появление комиссара кладбища, введение бесплатных похорон, которые вскоре вновь сменились платными, разрушение памятников, снос церквей. В 1926 г. была закрыта и через три года снесена Казанская церковь с семейной усыпальницей Елисеевых. Затем наступил черед трех церквей на бывшем единоверческом участке, которые погибли в начале 1930-х гг. К этому времени граница между Георгиевским и Единоверческим кладбищами окончательно исчезла. Тогда же были закрыты, а впоследствии и вовсе ликвидированы участки, прилегавшие к Елисеевской и Тарасовской богадельням (южнее современной Партизанской улицы).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В апреле 1932 г. президиум Выборгского районного Совета, на территории которого тогда находилось кладбище, постановил: «Учитывая, что в Выборгском районе нет коммунистической площадки для захоронения членов ВКП(б) и ВЛКСМ, а рядом за оградой на Георгиевской улице имеется еще Грузинская церковь, Георгиевскую ликвидировать (сломать) и весь строительный материал, полученный от церкви, употребить для постройки Выборгского Дома Советов. На этом месте сделать коммунистическую площадку для захоронения членов партии, о чем ходатайствовать перед президиумом Ленсовета».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Исполнение этого решения задержалось на три года. К тому времени кладбище оказалось уже на территории другого района – Красногвардейского. 21 октября 1935 г. Георгиевская церковь была закрыта и вскоре снесена. Церковь Грузинской Божией Матери при бывшем подворье Красногорского монастыря, к которой предполагалось приписать церковный совет, была закрыта еще раньше – в марте 1934 г. Часть икон Георгиевской церкви передали в музей истории религии и атеизма, другие удалось перенести в соседнюю Никольскую церковь. Коммунистическая площадка на месте уничтоженного храма так и не появилась. Позднее ее устроили рядом с бывшим Единоверческим участком. В те годы на кладбище ежедневно хоронили семь-восемь человек, поэтому в 1936 г. к Никольской церкви разрешили сделать две пристройки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1939 г. место бывшего единоверческого кладбища было отведено для захоронения бойцов, погибших в советско-финскую войну. В июле 1940 г. Ленгорисполком издал приказ о приведении в порядок этих захоронений. Архитекторы А. И. Лапиров и Е. Н. Сандлер составили проект мемориальной площадки с двумя пересекающимися дорожками-осями и обелиском в центре. Реализовать его помешала война. В годы блокады на восточной окраине кладбища вблизи Салтыковской дороги были выкопаны братские могилы, где хоронили ленинградцев и бойцов, павших при защите города. В первые послевоенные годы территория этих захоронений была благоустроена.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1960-х гг. на кладбище появилась вторая коммунистическая площадка. Ее устроили на новой территории, прилегающей к улице Дегтярева. В те же годы к кладбищу присоединили последние, самые дальние участки – за Салтыковской дорогой, у железнодорожного полотна. В конце 1970-х гг. кладбище широкой полосой прорезал пр. Энергетиков, отделив более старую часть от территории, где находятся блокадные захоронения.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сегодня Большеохтинское кладбище относится к числу полузакрытых. Интенсивные захоронения, продолжавшиеся до 1970-х гг., привели к тому, что немногочисленные старые могилы сохранились лишь в наиболее древней части кладбища, прилегающей к Никольской церкви. Об этом свидетельствует и мощение старинной Ладожской дорожки надгробными плитами, на одной из которых еще можно прочесть: «На семь месте погребено тело гофинтендантского ведомства мастеровой Михайло Алмазов. Жития было 70 лет. Преставился в 1788 году». Это старейший памятник на кладбище.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Множество исторических захоронений и художественных надгробий, существовавших в начале XX в., до наших дней не сохранилось. К числу утраченных можно отнести следующие захоронения:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Александров Павел Корнеевич. Ум. 1884. Корабельный инженер-полковник.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Александров Федор Корнеевич. 1821–1864. Штабс-капитан корпуса корабельных инженеров.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Амосов Иван Афанасьевич. 1801–1878. Корабельный инженер-генерал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Алексеева-Фокина Софья Александровна. Ум. 1912. Актриса.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ахшарумов Дмитрий Иванович. 1785–1837. Генерал-майор, военный писатель, участник и историк Отечественной войны 1812 г.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бельский-Золотарев Андрей Афанасьевич. Ум. 1908. Актер.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Волков Иван Григорьевич. 1800–1872. Генерал-лейтенант, начальник Охтинской верфи.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Волкова-Саитова Надежда Александровна. Ум. 1904. Актриса.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гаевский Виктор Павлович. 1826–1888. Критик, историк литературы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гаевский Павел Иванович. 1797–1875. Переводчик, цензор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Горская-Ярон Варвара Семеновна. Ум. 1920. Актриса.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Достоевский Алексей. 1875–1878. Младенец, сын Ф. М. Достоевского.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дудышкин Степан Семенович. 1820–1866. Журналист, литературный критик [552 - Никитенко А. В. Дневник. Л., 1956. Т. 3. С. 47.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Иконников Евгений Владимирович. Ум. 1905. Актер.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Илличевский Алексей Демьянович. 1798–1837. Поэт; однокашник А. С. Пушкина.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Истомина Авдотья Ильинична. 1799–1848. Балерина, воспетая А. С. Пушкиным.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кюхельбекер Михаил Вильгельмович. 1840–1879. Сын поэта В. К. Кюхельбекера.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лавров-Вишневский Петр Денисович. Ум. 1912. Актер.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ленский-Самборгский Михаил Теофилович. Ум. 1910. Актер.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Муретов Дмитрий Семенович. 1841–1910. Протоиерей, историк Охты.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Неустроев Александр Николаевич. 1825–1902. Библиограф.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Орловский Петр Герасимович. 1762–1857. Генерал-лейтенант, начальник Охтинской верфи.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Петрова Евдокия Петровна. 1758–1799. Кормилица Александра I.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пилони Василий Иванович. Ум. 1910. Актер.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рубан Василий Григорьевич. 1742–1795. Издатель, историк Петербурга.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сниткин Григорий Иванович. 1799–1866. Отец А. Г. Достоевской, жены Ф. М. Достоевского.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сниткин Иван Григорьевич. 1849–1887. Брат А. Г. Достоевской.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Суходольский Петр Александрович. 1831–1903. Академик живописи.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Штейнгель Владимир Иванович. 1783–1862. Отставной подполковник, участник Отечественной войны 1812 г., декабрист.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Шутов Василий Петрович. 1825–1887. Художник.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На кладбище существовали захоронения представителей известных дворянских фамилий Всеволожских, Муравьевых, Мусиных-Пушкиных, Шуваловых, Белосельских-Белозерских, Оболенских, Шаховских.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В прилагаемый список вошли преимущественно сведения о лицах, на чьих могилах сохранились надгробные памятники прошлого – начала нынешнего века. Из захоронений советского периода отмечены лишь связанные с именами известных деятелей науки, культуры, революционного движения. Разумеется, список включил крайне незначительную часть от общего числа надгробий Большеохтинского кладбища, одного из самых крупных в городе.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Исторические захоронения на Большеохтинском кладбище<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;1. Антонова Мария Евдокимовна. Ум. 1810, 46 лет. Жена священника Сампсониевской церкви.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гаврилова Анисья Федоровна. Ум. 1870, на 85 году Жена священника Ропшинской церкви.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Профилированный гранитный саркофаг. Московская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;2. Апышков Владимир Петрович. 1871–1939. Инженер, архитектор. Мраморная стела. Угол Моршанской и Пензенской дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;3. Арнольд Владимир Владимирович. 1873–1943. Ректор Ленинградского института инженеров железнодорожного транспорта. Гранитный крест на постаменте. Московская дор. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;4. Бари Эдуард Адольфович. 1885–1947. Инженер-строитель, автор научных трудов. Гранитная стела. Ладожская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;5. Басков Василий Васильевич. 1846–1888. Ездовой придворно-конюшенной части; погиб 10 октября во время крушения царского поезда. Гранитный обелиск. Рыбинская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;6. Баташев Никита Михайлович. 1912–1959. Инженер-мостостроитель. Бронзовый бюст на постаменте. Угол Томской и Детской дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;7. Белоновский Георгий Дмитриевич. 1875–1950. Микробиолог, чл. – корр. АН СССР. Гранитная стела с бронзовым барельефом. Угол Московской и Клинской дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;8. Белышев Александр Викторович. 1893–1974. Первый комиссар крейсера «Аврора». Гранитная стела. Арх. В. С. Маслов, В. С. Васильковский, 1979 г. Новая Коммунистическая площадка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;9. Боголюбов Константин Константинович. 1895–1953. Врач-гигиенист, бактериолог. Гранитный обелиск с крестом. Угол Воронежской и Партизанской дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;10. Бондарчук Антон Васильевич. 1899–1977. Нейрохирург, профессор. Каменная стела. Угол Харьковской и Смоленской дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;11. Борщова Елизавета Михайловна. 1798–1815. Воспитанница Смольного института. Стела из розового гранита с рельефом. Киевская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;12. Бохон Николай Федорович. 1887–1947. Врач-ларинголог, гигиенист, профессор. Гранитная стела с барельефом. Угол Московской и Суздальской дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;13. Брант-Майлевская Мария Михайловна. 1889–1942. Научный сотрудник Гос. Эрмитажа.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Майлевский Николай Михайлович. Ум. 1817. Поручик лейб-гвардии гусарского полка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Обелиск из розового гранита с завершением в виде урны, в ограде. Угол Смоленской и Тихвинской дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;14. Булатов Александр Михайлович. 1793–1826. Декабрист. Гранитная колонна. Угол Московской и Смоленской дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;15. Буяльский Илья Васильевич. 1789–1866. Анатом и хирург, один из основателей топографической анатомии. Гранитный саркофаг. Петербургская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;16. Велланский (Кавунник) Данило Михайлович. 1774–1847. Медик и философ. Гранитный саркофаг. Московская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;17. Власов Михаил Константинович. 1910–1944. Герой Советского Союза. Гранитная стела. Старая Коммунистическая площадка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;18. Вологдин Виктор Петрович. 1883–1950. Ученый-строитель, профессор. Гранитная стела. Единоверческая дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;19. Гордиенко Павел Афанасьевич. 1913–1982. Полярный исследователь. Гранитная стела на постаменте. Березовая дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;20. Графтио Генрих Осипович. 1869–1949. Ученый-электротехник, гидроэнергетик. Гранитная стела. Угол Смоленской и Ржевской дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;21. Гузевич Дмитрий Гаврилович. 1881–1942. Инженер-механик, профессор. Мраморная стела. Полтавская дор. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;22. Давиденков Николай Николаевич. 1879–1962. Инженер путей сообщения, профессор. Мраморный крест. Ирбитская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;23. Дежкин Василий Николаевич. 1901–1963. Инженер-теплотехник, профессор. Гранитная стела. Тульская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;24. Деменни Евгений Сергеевич. 1898–1969. Актер и режиссер театра кукол, организатор и руководитель Ленинградского кукольного театра. Гранитный обелиск с бронзовым изображением куклы-петрушки. Харьковская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;25. Димов Наце Дмитриевич. 1876–1916. Деятель Македонского движения. Гранитная колонна на постаменте; завершение утрачено. Смоленская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;26. Жихарева Ксения Михайловна. 1879–1950. Писатель, переводчик. Гранитная стела. Рязанская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;27. Забогонский Семен Александрович. 1911–1965. Герой Советского Союза. Гранитная стела. Угол Орловской и Моршанской дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;28. Заранек Стефания Анатольевна. 1904–1962. Композитор, музыкальный руководитель Ленгорэстрады. Астраханская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;29. Зинченко Владимир Иванович. 1887–1966. Композитор, автор духовной музыки, регент. Гранитный памятник. Харьковская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;30. Измаилович Владимир Матвеевич. 1872–1959. Художник. Скульптурный портрет с палитрой и мольбертом на гранитном постаменте. Угол Московской и Смоленской дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;31. Казеев Сергей Афанасьевич. 1889–1958. Ученый-металлург, профессор. Гранитная стела. Угол Макарьевской и Харьковской дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;32. Калганов Николай Николаевич. 1902–1957. Актер. Неотесанный камень. Саратовская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;33. Каменский Милитий Петрович. 1799–1864. Полковник корпуса горных инженеров. Гранитный обелиск с фигурой ангела. Харьковская дор., у Георгиевского моста.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;34. Каминская Александра Васильевна. 1781–1848. Жена чиновника. Металлический крест, прислоненный к мраморной полуколонне. В начале Смоленской дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;35. Киргетов Исаак Ананьевич. 1904–1945. Герой Советского Союза. Гранитная стела. Старая Коммунистическая площадка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;36. Кмита Орест Порфирьевич. 1836–1912. Инженер-механик флота, тайный советник. Гранитный крест на постаменте. Орловская дор. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;37. Кок Елена Павловна. 1923–1975. Нейрохирург.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кок Павел Генрихович. 1886–1942. Биолог, профессор. Цементная стела. Тульская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;38. Кондратьев Георгий Михайлович. 1887–1958. Ученый-теплотехник, профессор. Каменная стела. Угол Пензенской и Киевской дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;39. Красилов Михаил Васильевич. Ум. 1823, на 53 году. Купец, мастер бронзового цеха. Гранитный саркофаг со стихотворной эпитафией. Между Харьковской и Московской дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;40. Красовский Александр Иванович. 1776–1857. Цензор, академик.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Красовский Василий Иванович. 1782–1824. Поэт, переводчик, литературный критик. Два креста на постаментах, в одной ограде. Близ Никольской церкви.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;41. Крупчатников Михаил Яковлевич. 1897–1947. Ученый-артиллерист, генерал-майор. Гранитная стела с портретным барельефом. Ск. Н. А. Соколов. Угол Московской и Смоленской дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;42. Куницын Александр Петрович. 1783–1840. Юрист, профессор Царскосельского лицея и Петербургского университета. Гранитная стела. Первоначальный памятник не сохранился. Угол Московской и Верейской дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;43. Кюнер Николай Васильевич. 1877–1955. Востоковед, профессор. Гранитная стела. Тобольская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;44. Лариков Алексей Иосифович. 1890–1960. Актер. Обелиск с портретным барельефом. Харьковская дор., у Георгиевского моста.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;45. Лерри Иван Абрамович. 1874–1953. Актер. Гранитная стела. Угол Киевской и Единоверческой дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;46. Леушина Анна Михайловна. 1898–1982. Врач, профессор. Гранитная стела. Астраханская дор., у юж. ограды.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;47. Лехнович Вадим Степанович. 1902–1989. Ботаник, профессор, ученик Н. И. Вавилова. Обелиск из серого гранита. Смоленская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;48. Лишинский Аркадий Ефимович. Ум. 1955. Ученый-экономист. Гранитный памятник. Ирбитская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;49. Мадисов Вольдемар Петрович. 1871–1951. Инженер, контр-адмирал, профессор. Гранитный обелиск. Единоверческая дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;50. Малинин Борис Михайлович. 1889–1949. Инженер, конструктор первых советских подводных лодок. Гранитная стела. Шлиссельбургская дор., в конце.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;51. Малиновский Василий Федорович. 1765–1814. Публицист, просветитель, первый директор Царскосельского лицея. Колонна на постаменте; чугунный крест утрачен. Шлиссельбургская дор. Рядом с А. А. Самборским.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;52. Малышко Василий Матвеевич. 1893–1960. Ученый-гидравлик, профессор. Гранитная стела. Угол Харьковской и Уфимской дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;53. Малютин Яков Осипович. 1886–1964. Актер. Гранитная стела с горельефом. Единоверческая дор., в начале.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;54. Маминов Александр Иванович. 1911–1943. Герой Советского Союза. Гранитная стела. Старая Коммунистическая площадка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;55. Мелехов Константин Павлович. 1882–1967. Инженер путей сообщения, гидроэнергетик. Гранитная стела. Харьковская дор., за Никольской церковью.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;56. Мельников Николай Захарович. 1896–1967. Художник. Гранитный памятник. Угол Смоленской и Ржевской дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;57. Мидовский Михаил Павлович. 1899–1966. Генерал-полковник, профессор. Гранитный памятник. Угол Московской и Смоленской дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;58. Михайлов В. В. 1822–1883. Художник. Камень с крестом. Харьковская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;59. Моисеев Иван Никитич. 1882–1942. Инженер путей сообщения, профессор. Бетонная раковина с крестом. Угол Томской и Детской дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;60. Невский Александр Александрович. 1890–1950. Ученый, педагог. Гранитный памятник. Киевская дор., у юж. ограды.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;61. Невский Дмитрий Александрович. 1907–1968. Капитан дальнего плавания. Гранитная стела. Киевская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;62. Нелидова Екатерина Ивановна. 1758–1839. Фрейлина, друг имп. Павла I. Постамент в ограде; завершение утрачено. Тихвинская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;63. Николаев Николай Михайлович. 1897–1959. Капитан-полярник. Камень с чугунным якорем у основания. Угол Моршанской и Тамбовской дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;64. Никонов Дмитрий Григорьевич. 1760–1817. Купец, жертвователь на строительство Никольской церкви. Гранитная колонна со скульптурой плакальщицы, опершейся на урну У Никольской церкви.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;65. Ольховский Петр Григорьевич. 1891–1958. Инженер-механик, инженер-пилот, педагог.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ольховский Павел Григорьевич. 1907–1986. Подполковник, военный писатель, воспитанник «республики ШКИД».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мраморная стела. Смоленская дор. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;66. Ореус Александр Александрович. Ум. 1877. Инженер-механик.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ореус Георгий Александрович. Ум. 1926. Инженер-технолог.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Два черных креста на постаменте. Ладожская дор. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;67. Пальчиков Андрей Клементьевич.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пальчикова Анна Ивановна.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пальчикова Варвара Ивановна.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Смолина Мария Денисовна.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Четыре беломраморных креста на основаниях. Московская дор. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;68. Пантелеев Л. (наст. имя Еремеев Алексей Иванович). 1908–1987. Писатель. Бетонная раковина с крестом. Рязанская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;69. Пашевский Леонид Иосифович. 1891–1949. Ученый-лесотехник, профессор. Гранитная стела. Московская дор. Семейное место. Между Клинской и Харьковской дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;70. Пенский Платон Иванович. 1775–1843. Генерал-майор, герой Отечественной войны 1812 г., директор Императорского фарфорового завода. Колонна на постаменте. Угол Смоленской и Ярославской дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;71. Петренчук Петр Иванович. 1882–1949. Участник революции 1905 г.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Петренчук Ольга Петровна. 1929–1983. Ученый-географ. Гранитная стела. Моршанская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;72. Петров Арсений Арсеньевич. 1884–1956. Актер. Мраморная стела. Угол Коломенской и Смоленской дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;73. Поленов Андрей Львович. 1871–1947. Нейрохирург и травматолог. Гранитный крест. Угол Московской и Клинской дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;74. Пономаренко Илья Неофитович. 1909–1953. Герой Советского Союза. Стела. Старая Коммунистическая площадка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;75. Постников Борис Николаевич. 1900–1974. Профессор, доктор медицинских наук. Гранитная стела. Единоверческая дор., у юж. ограды.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;76. Райгородский Николай Абрамович. 1887–1961. Ученый-экономист, профессор. Гранитный памятник. Киевская дор., справа.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;77. Рогачев Михаил Кириллович. 1909–1955. Герой Советского Союза. Гранитная стела. Новая Коммунистическая площадка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;78. Самборский Андрей Афанасьевич. 1732–1815. Протоиерей, духовник Александра I. Колонна на постаменте; чугунный крест утрачен. Шлиссельбургская дор. Рядом с В. Ф. Малиновским.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;79. Сахновская Наталья Павловна. 1908–1990. Балерина Кировского театра, жена танцовщика и балетмейстера Роберта Иосифовича Гербека. Гранитный пилон с бронзовым барельефом. Киевская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;80. Синайский Виктор Александрович. 1893–1968. Скульптор. Плита из красного гранита. Киевская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;81. Синицына Екатерина Ивановна. 1768–1817. Жена подполковника.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Грушкин Иосиф Иоакимович. 1767–1816. Унтер-шталмейстер. Гранитный постамент с урной. Угол Смоленской и Коломенской дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;82. Смирнов Сергей Петрович. 1883–1952. Электротехник, профессор. Гранитная стела. Московская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;83. Смирнов-Аляев Георгий Александрович. 1898–1979. Ученый-технолог, профессор. Гранитная стела. Читинская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;84. Соколинский Рудольф Моисеевич. 1923–1953. Герой Советского Союза. Гранитная стела. Новая Коммунистическая площадка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;85. Соловьев Георгий Иванович. 1904–1966. Актер. Гранитная стела. Киевская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;86. Страхович Константин Иванович. 1904–1968. Ученый-газогидравлик. Каменное надгробие с портретом. Моршанская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;87. Судовиков Николай Георгиевич. 1903–1966. Ученый-минералог. Мраморная стела. Угол Смоленской и Нижегородской дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;88. Тарасов Анатолий Макарович. 1921–1971. Комиссар русского батальона, участник итальянского Сопротивления. Гранитная стела. Угол Детской и Ирбитской дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;89. Турнер Генрих Иванович. 1858–1941. Хирург-ортопед. Гранитный обелиск с барельефом. Арх. П. И. Кузьмичев, 1958 г. Угол Харьковской и Коломенской дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;90. Турчанинов Петр Иванович. 1779–1856. Композитор, автор духовной музыки. Черный крест на постаменте. Ладожская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;91. Фатеев Александр Васильевич. 1893–1971. Ученый, специалист в области автоматики, профессор. Гранитная стела. Угол Московской и Ржевской дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;92. Фокеев Василий Степанович. 1905–1977. Ученый-гидротехник, профессор. Гранитная стела с портретом. Угол Читинской и Тобольской дор. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;93. Фомин Николай Петрович. 1864–1943. Композитор и пианист. Гранитная стела. Вятская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;94. Хованская Евдокия Ивановна, кн. (рожд. Муравьева-Апостол). Ум. 1850. Плита. Смоленская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;95. Черкашнев Иван Трофимович. 1911–1954. Герой Советского Союза. Гранитная стела. Новая Коммунистическая площадка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;96. Чирахов Федор Христофорович. 1883–1954. Электротехник, профессор. Гранитная стела. Угол Киевской и Пензенской дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;97. Чистяков Иван Константинович. Ум. 1905. Основатель Коневского подворья на Б. Охте. Черный крест на постаменте. Мастер П. Д. Шашков-старший. Между берегом Чернавки и Тульской дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;98. Чужбовский Дмитрий Андреевич. Ум. 1910. Священник. Беломраморный саркофаг с рельефным крестом на верхней грани. Моршанская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;99. Шевелев Николай Александрович. 1904–1958. Физиолог, профессор. Гранитная стела. Клинская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;100. Шиманская Наташа. 1932–1952. Студентка ЛГУ. Мраморная скульптура, в металлической беседке. Угол Харьковской и Коломенской дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;101. Ширипина Елена Васильевна. 1910–1981. Артистка балета. Мраморный памятник. Угол Смоленской и Галицкой дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;102. Щекатихина-Потоцкая Александра Васильевна. 1892–1967. Художница, мастер росписи по фарфору. Мраморная стела. Угол Киевской и Калужской дор.<br>
&nbsp;//--&nbsp;Большеохтинское кладбище&nbsp;--//&nbsp;<br><img border=0 src="i_125.png"><br><img border=0 src="i_126.png"><br><br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Л. Я. Лурье, А. В. Кобак<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;МАЛООХТИНСКОЕ КЛАДБИЩЕ<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Новочеркасский проспект, 8, корп. 3)<br></h3><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Малоохтинское кладбище расположено неподалеку от Новочеркасского проспекта, в глубине жилого квартала. Его участок площадью около трех гектаров полого идет под уклон в сторону берега Охты, протекающей позади кладбища. Каменная стена с калиткой и сторожкой выходит на внутриквартальный проезд, раньше называвшийся Малым проспектом. Большинство горожан, вероятно, не подозревают о существовании этого некрополя, одного из старейших в нашем городе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Под плотным пологом деревьев среди могил послевоенного времени встречаются плиты, саркофаги и обелиски конца XVIII—начала XIX вв. По характеру эпитафий можно догадаться, что все они – старообрядческие. Небольшое кладбище на берегу Охты именовалось в дореволюционных документах «Малоохтинское раскольничье кладбище» и принадлежало старообрядцам поморского согласия.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;К концу XVII в. перед старообрядцами стал вопрос чрезвычайной важности. Священников, не принявших реформ патриарха Никона, к этому времени уже почти не осталось в живых. Между тем рукоположить в священство может лишь епископ, а таковых у старообрядцев не было. Поэтому в среде староверов возникло два направления – беспоповцы, отвергнувшие священство вообще, и поповцы, принимавшие беглых священников православной церкви. В дальнейшем эти главные старообрядческие течения поделились на множество различных толков. Старейшим и наиболее влиятельным среди беспоповцев было поморское согласие.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Его центром являлся Выгорецкий монастырь на реке Выг в Олонецкой губернии, образованный в 1695 г. Основы поморского вероучения заложили братья Андрей и Семен Денисовы (князья Мышецкие), от «Поморских ответов» которых произошло название всего согласия. В отличие от других беспоповских толков – федосеевцев и филипповцев, занимавших гораздо более непримиримые позиции в отношении православной церкви и государственной власти, – поморцы с петровских времен стремились достигнуть компромисса с властями (даже ценой некоторых уступок).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В первой половине XVIII в. петербургское старообрядчество было представлено по преимуществу поморцами. Сравнительно недалеко от новой столицы располагался «беспоповский Иерусалим» – Выгорецкий монастырь, много поморцев жило под Ямбургом и в районе Старой Ладоги. Старообрядцы играли едва ли не ведущую роль среди столичного купечества. Ревизия 1745 г. показала, что раскол распространен преимущественно между «достаточными» купцами и ремесленниками. При императрице Елизавете Петровне поморцами были несколько десятков крупнейших петербургских торговцев [553 - Архангельский М. Из истории раскола в Спб. Б. м., 1870.]. Среди них: купец Игнатий Гутуев, от фамилии которого получил название Гутуевский остров; династия купцов-гостинодворцев Яковлевых; ратман петербургской биржи Афанасий Дорофеев, достававший единоверцам фальшивые паспорта; Петр Рогожин, приставленный от купечества к сбору подушных денег (не с его ли родом связана фамилия героя «Идиота», сына старообрядца?).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1760 г. (а по некоторым данным, даже в 1740) поморцы основали в Охтинской верхней слободе, как называли тогда Малую Охту, свое кладбище – самое старое старообрядческое в Петербурге [554 - Нильский В. Очерки из быта старообрядцев: Малоохтинское поморское кладбищевПетербурге // Истина. 1875. Кн. 42. № 9/10. С. 61–88; Он же. Раскол в Петербурге: Малоохтинское Поморское кладбище в Петербурге // Церковно-обществ. вестн. 1875. № 67. С. 6–8; № 68. С. 7–8; № 69. С. 6–8.]. Его появление тут было не случайно. С одной стороны, Охта – это фактически самостоятельное поселение с собственным самоуправлением, удаленное от города: здесь кладбище не бросалось в глаза полицейской власти. С другой стороны, среди населявших Охту плотников, потомков олончан и архангелогородцев, было много старообрядцев.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Во второй половине XVIII в. отношение государственной власти к старообрядцам становится более терпимым. В октябре 1763 г. Екатерина II выступала на общей конференции Синода и Сената против жестокого преследования раскольников. «Телесные озлобления и смертельные казнения, виселицы, топоры, костры, срубы, и все это против кого? Против людей, которые желают одного: остаться верными вере и обряду отцов! Преосвященные отцы! За что вам так на них звериться и сатаниться? Есть ли у вас хоть искра, хоть признак человеческого чувства, совести, смысла, страха Божия и страха людского?» – гневно восклицала она [555 - Речь императрицы Екатерины Великой о старообрядцах 15.IX.1763. М., 1912. С. 7–8.]. Осенью 1768 г. последовал указ, давший Малоохтинскому старообрядческому кладбищу официальный статус. Одновременно была расширена его территория. Вскоре кладбище стало одним из центров петербургских поморцев.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вплоть до начала XX в. кладбища играли огромную роль в жизни старообрядческих общин. Это было связано с тем, что до 1883 г. им было запрещено строить церкви. Большинство существовавших молелен, появившихся главным образом при Екатерине II, возникли явочным порядком и в любой момент могли быть закрыты. Между тем прямого запрета на устройство кладбищ не существовало.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В результате у старообрядцев именно кладбища (прежде всего, Преображенское и Рогожское в Москве) стали конфессиональными центрами. При них основываются молитвенные дома и целые скиты-монастыри, богадельни, столовые, другие благотворительные учреждения, книгописные и иконописные мастерские. Вместе с тем сам заупокойный обряд и кладбищенское благолепие были для старообрядцев принципиально важны. С кладбищем была связана и мирская сторона жизни старообрядческих общин. Сюда стекалась коммерческая информация со всех концов России, здесь предприниматель-старообрядец всегда мог найти себе приказчиков и рабочих из среды единоверцев или получить кредит из кладбищенского капитала. «Кладбища, – писал историк петербургского раскола В. Нильский, – это были и есть твердыни старообрядчества, его опоры и вековечные учреждения, долженствующие, по мысли раскольников, узаконить и утвердить навсегда раскольничьи общины в России» [556 - Раскольничьи учреждения в Петербурге // Христианское чтение. 1887. № 9/10. С. 443.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На несколько лет позже Малоохтинского кладбища появился второй центр петербургских поморцев – молитвенный дом с подворьем и школой на Моховой улице. Его основателем был купец Иван Феоктистович Долгий (1734–1799), который финансировал строительство моленной и приобрел для нее редкие иконы и книги. Вплоть до николаевского царствования поморцы на Моховой существовали открыто и привлекали множество прихожан. Время Николая I, вообще очень тяжелое для старообрядцев, роковым образом сказалось на судьбе моленной. В эти годы владельцем дома и попечителем моленной был купец Пиккиев (по его имени моленную часто называли «пиккиевой»). В 1839 г. были официально запрещены ремонты и подновления, через два года сняты колокола, и, наконец, в 1854 г., после многочисленных проверок, моленную окончательно закрыли. При этом изъяли пятьсот четыре иконы старинного письма в серебряных, украшенных драгоценными камнями окладах [557 - Нильский В. Поповцы в Петербурге: Поморская моленная в Моховой улице // Истина. 1875. Кн. 42. № 9/10. С. 29–48; Он же. Раскол в Петербурге: Поморская моленная в Моховой улице // Церковно-обществ. вестн. 1875. № 46. С. 6–8; № 47. С. 6–8.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В начале XIX в. Малоохтинское кладбище продолжало играть в жизни петербургской поморской общины важную роль. На деньги купца Макея Ивановича Ундозерова на кладбище в 1792 г. была построена каменная моленная «с высоким куполом и колокольней», в 1802 и 1809 гг. прирезаны дополнительные участки, появилась богадельня, а позже и больница. В 1820-е гг. при кладбище без видов на жительство жило около ста пятидесяти человек, среди них управляющий, казначей, два приказчика, три повара, три дворника, староста, четыре псаломщика и до двадцати певчих [558 - ЦГИА СПб. Ф. 254, Оп. 1. Д. 8; Ф. 513. Оп. 100. Д. 18. Л. 120–124.]. Между поморцами Моховой и Малой Охты иногда возникали разногласия по обрядовым вопросам, прежде всего о допустимости венчания в старообрядческих моленных. При кладбищенской моленной жил один из наиболее известных «брачников», публицист и историк раскола Платон Львович Светозаров-Любопытный. Однако эти «домашние» разногласия не мешали поморцам объединяться для ожесточенной полемики с другими беспоповцами, прежде всего с федосеевцами, своими непосредственными соседями.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Еще с 1762 г. федосеевцы владели частью старообрядческого Малоохтинского кладбища, где имели свою моленную и богадельню. Они считали светскую власть порождением антихриста, не молились за царя, отвергали брак, не допускали контактов с православными. Федосеевцы стали первыми жертвами гонений в 1840-е гг. Соседство поморцев с федосеевцами послужило непосредственным поводом к закрытию Малоохтинского кладбища. В 1850 г. обе моленные были запечатаны, а двумя годами позже появился указ, запрещающий старообрядцам хоронить на кладбище. Призреваемых в богадельнях перевели в благотворительные заведения Волковского кладбища, превратившегося в единственное действующее старообрядческое кладбище Петербурга.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Малоохтинские раскольничьи богадельни передали Императорскому человеколюбивому обществу, решившему разместить здесь «призренниц, принадлежащих к податному и другим низшим сословиям». Кладбище отделили железной оградой, и в 1857 г. в перестроенном и расширенном по проекту М. П. Львова здании была освящена православная церковь во имя Усекновения главы Иоанна Предтечи. Эту богадельню содержал на свои деньги граф Г. А. Кушелев-Безбородко, известный публицист и благотворитель (позже она получила его имя) [559 - Историко-статистические сведения о Санкт-Петербургской епархии. Т. 7. Спб., 1883. С. 372–376.]. В 1903–1904 гг. по проекту Н. А. Виташевского рядом был возведен приют имени Николая и Марии Тепловых (пожертвовавших на него сто восемьдесят шесть тысяч рублей) для сорока престарелых бедных женщин. На второй этаж этого здания перенесли домовую церковь. Тремя годами позже на Малую Охту переехало еще одно благотворительное заведение Человеколюбивого общества – Мариинский приют слепых девиц. Благотворительные заведения так никогда и не вернулись к старообрядцам.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В царствование Александра II отношение власти к старообрядцам смягчилось. Летописец поморской общины рассказывает: «В конце 1864 года почтенный старец Д. А. Куликов, томимый желанием быть погребенным на этом, хотя и упраздненном кладбище, сам при жизни подал об этом прошение и два месяца спустя, 24 декабря, скончался. Необычайная просьба была доложена Государю и всемилостивейше удовлетворена. Дмитрий Александрович был погребен где желал» [560 - Отчет Петербургской христианской общины старообрядцев поморского согласия, приемлющих браки, с 19 июня 1906 г. по 11 января 1908 г. Спб., 1908. С. 2.]. Семейное место Куликовых сохранилось.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В это же время богатые купцы-поморцы А. Д. Пиккиев, В. И. Миронов и А. П. Орловский подали прошение о приведении кладбища в порядок. В прошении говорилось, что «вопреки закону о неприкосновенности кладбищ, малоохтинское раскольничье кладбище содержится и охраняется крайне небрежно и почти близко к уничтожению. Некоторые могилы разрыты, все бывшие около могил деревянные палисадники уничтожены, большая часть бронзовых крестов и складней похищены и деревянные кресты спилены. Из надгробных плит лучшие употреблены на тротуары при вновь устроенной богадельне графа Кушелева-Безбородко» [561 - РГИА. Ф. 797. Оп. 33 (IV отд.). Д. 134. Л. 8.]. Разбиравший прошение чиновник принял сторону поморцев и писал в донесении: «Грустное впечатление производит вид этого разоренного кладбища; негодование родственников погребенных здесь усопших должно быть глубоко. Уважение к мертвым есть долг всего человечества и тем более для христианского народа. Почему не дозволить поморцам погребать на том условии как они просят, что там не будет у них ни богадельни, ни моленной, ни часовни, одна только караульня? От одних могил пропаганды не будет» [562 - Там же. Л. 37 об.; ЦГИА СПб. Ф. 921. Оп. 21. Д. 34.]. В 1865 г. по высочайшему соизволению кладбище (две трети его были еще свободны) вновь передали поморцам, которым вскоре удалось построить рядом женскую богадельню на средства купца И. П. Михайлова, попечителя кладбища.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Новое смягчение закона о старообрядцах произошло в первые годы царствования Александра III: закон 1883 г. официально разрешил устраивать старообрядческие молельни в частных домах, хотя и без колоколов, глав и крестов. В конце прошлого века ходатаем петербургских поморцев перед властями стал их единоверец Василий Александрович Кокорев. Сиделец винной лавки в Костромской губернии, разбогатевший при Николае I на винных откупах, один из первых предпринимателей, понявших важность бакинских нефтяных промыслов, основатель крупнейшего частного Волжско-Камского банка, строитель нескольких железных дорог и сети товарных складов и гостиниц, автор провидческой брошюры о будущем русской внешней политики «Миллион в тумане», друг Д. И. Менделеева, М. П. Погодина, С. И. Мамонтова, меценат и коллекционер, персонаж поэм Н. А. Некрасова и сатир Н. А. Добролюбова, Кокорев прославился не столько своим богатством, сколько редким для России соединением дара финансиста, общественного деятеля и публициста. Имевший обширные связи, Кокорев немало помогал единоверцам. Благодаря его заступничеству в 1886 г. в доме рубашечника Никифорова на Лиговке начал действовать новый поморский молитвенный дом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Несмотря на это, во второй половине XIX в. петербургская поморская община переживает упадок. Большая религиозная терпимость власти привела не к усилению прежних конфессиональных центров, таких, как Малоохтинское кладбище, а к их постепенному ослаблению. Происходит размывание некогда необычайно жестких и сложных норм бытового поведения, обязательных для старообрядцев, поморцы все чаще переходят в православие или к федосеевцам. Только во время похорон на Малой Охте и в молитвенном доме на Лиговке по-прежнему можно было увидеть поморцев в длинных кафтанах со светлыми пуговицами, с особой стрижкой волос с навесом на лоб и пробритым «для благодати» теменем, с лестовкой в левой руке, истово бьющих поклоны.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;23 апреля 1889 г. поморская община осиротела – умер В. А. Кокорев. Поморы, выделявшиеся на фоне столичной толпы необычными старорусскими одеяниями, вынесли из шикарного особняка на полотенцах дубовый гроб, долбленый, без единого гвоздя, и на руках донесли до Малой Охты. Фамильное захоронение Кокоревых до сих пор сохранилось в восточном углу кладбища. Оплотом малоохтинской общины стали богатые купеческие династии торговцев мануфактурой Кондратьевых, Киржаковых, Кончаевых, владельцев шляпных магазинов Молчановых, торговцев зерном Мерзлоуховых.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Когда в 1906 г. был принят закон, позволявший беспрепятственно регистрировать старообрядческие общины, именно петербургские поморцы воспользовались им первыми в России. Не исключено, что это было связано с поддержкой зятя Кокорева, крупного чиновника В. П. Верховского. В августе 1906 г., в день Преображения, на Тверской улице была заложена пятиглавая церковь в новгородском стиле. Участок для нее пожертвовала вдова В. А. Кокорева, проект выполнил архитектор Д. А. Крыжановский. Храм был построен на пожертвования петербургских поморцев, причем львиную долю средств – четверть миллиона – внесла семья Кокоревых [563 - Отчет… С. 10–11.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;22 декабря 1907 г. изящная церковь была освящена во имя Знамения Пресвятой Богородицы. В пятиярусном иконостасе насчитывалось двести пятьдесят икон старинного письма, частью взятых из моленной на Лиговке, частью купленных в Москве и Нижнем Новгороде. При богослужениях другим христианам разрешалось стоять на хорах с окошечками, которые в некоторые моменты службы закрывались. При храме существовала отдельная часовня для отпевания, а в прилегающих флигелях – школа, детский сад и богадельня. В 1912 г. за Нарвской заставой образовалась еще одна поморская община, насчитывавшая всего сорок человек и имевшая очень скромную Успенскую церковь. Перед революцией в Петербурге жило около пяти тысяч поморцев, у которых было двадцать пять наставников. Кладбищем на Малой Охте управляли попечитель с помощником, избираемые Советом общины. В 1912 г. на Малой Охте похоронили пятьдесят человек, в 1913 г. – шестьдесят четыре, в 1914 г. – шестьдесят пять.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;После революции этому небольшому кладбищу повезло больше, чем многим известным городским некрополям. Захоронения в небольших количествах продолжались до 1946 г., когда кладбище было окончательно закрыто. С 1932 г. порядок и благоустройство почти полвека поддерживала смотрительница М. М. Сальникова. Кладбище сохранило свои исторические границы, хотя каменную ограду со стороны Охты разобрали на кирпич. Во время войны на фундаменте старой часовни стоял зенитный расчет. В послевоенные годы, когда уничтожали Малоохтинское православное кладбище, расположенное неподалеку, на бывшее поморское перенесли несколько могил. В 1968 г. на нем числилось 2300 зарегистрированных могил: сейчас их осталось гораздо меньше.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В окружающих кладбище кварталах в ближайшие годы планируются большие градостроительные работы. В 1980 г. над старинным некрополем нависла угроза – Ленгорисполком принял решение о его ликвидации. Через несколько лет от этого отказались, и сейчас предполагается лишь «корректировка существующих границ территории кладбища». Кладбище находится на границе участка, где планируется снос всех старых построек и гигантское новое строительство, включая небоскреб «Газпрома». Нельзя допустить, чтобы старинный некрополь погиб под натиском новой «стройки века».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В список включены большей частью лица, на могилах которых сохранились надгробия, имеющие историческую и художественную ценность. Они не попали в «Петербургский некрополь» Саитова, поэтому здесь приводим наиболее интересные эпитафии.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Исторические захоронения на Малоохтинском кладбище<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;1. Ашик Виктор Владимирович. 1906–1985. Ученый-судостроитель, профессор, коллекционер. Мраморная стела в ограде. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;2. Бекренев Ефим. Ум. 1803. Купец 1-й гильдии. Гранитный саркофаг. Эпитафия: «Под сим камнем погребено тело петрозаводского первой гильдии купца Бекренева, окончившего жизнь в октябре месяце 1803 года, который отважился принять для Казанской церкви выломку гранитных колонн, и большую часть выломал и доставил, что тош может служить памятником».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;3. Белоновский Петр Дмитриевич. 1885–1947. Математик, профессор. Мраморный саркофаг.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;4. Бродников Василий Григорьевич. Ум. 1831, на 73 году. Купец. Саркофаг черного мрамора.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;5. Галкина Феодора Ивановна. Ум. 1796, на 68 году. Каменная плита. Эпитафия: «В надежде из мертвых общаго воскресения молю вас отцы ибратия исестры исродницы изнаетыи все православные християна помолитеся омне грешней ко Господу Христу Истинному Богу Спасу нашему дасподобить меня стати одесную себя вовторое пришествие свое».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;6. Грузинов Петр Васильевич. Ум. 1832, на 58 году.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Грузинова Домна Стефановна. Ум. 1818, на 27 году.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Саркофаг черного мрамора. Эпитафия:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Горяща чад любовь воздвигла должну честь<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Покоящим здесь родителям почтенным<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Святящим правоту по правшим ложь и лесть<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Причти их Боже всех к святым и сил блаженным<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Да будет нам покров и благости венец<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как щедра матерь нас и истинный отец.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;7. Грузинова Марья Степановна. Ум. 1834, на 45 году Мраморный саркофаг. Эпитафия: «Господе Иисусе Христе Сыне Божий помилуй нас! В надежде общаго воскресения молю вас любезная моя братия и сестры и все мимо ходящий, и ты любезный читателю помолися о мне грешной Господу Богу».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;8. Долгов Василий. 1779–1787. Купеческий сын. Каменная плита. Эпитафия: «Под сим камнем положено тело раба Божия Санктпетербургского именитого гражданина Ивана Долгова единородного сына Василия который родился 1779 году апреля 5 дня, а преставился 1787 года августа 13 дня. Жития его было 8 год 4 месяца 18 дней оставя родителям привеликую печаль». Семейное место; надписи на других плитах не прочитываются.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;9. Забегаев Иван Родионович. Ум. 1835, 50 лет. Гранитный саркофаг на лапах.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;10. Ильина Прасковья Григорьевна. Ум. 1834, 35 лет. Мраморный саркофаг. Эпитафия: «Сей памятник воздвигнул слезный сын неутешный в честь матери любезной.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Призри благостным оком Всещедрый Господи на претерпенные страдания усопшей рабы Твоея и упокой душу ее в селениях праведных».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;11. Ильинский Семен Андреевич. 1800–1843. Купец. Колонна серого мрамора.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;12. Калучев Тихон Федотович. Ум. 1804. Олонецкий мещанин. Гранитный саркофаг.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;13. Кокорев Александр Васильевич. Ум. 1908, 60 лет. Плита черного мрамора с рельефным крестом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кокорев Василий Александрович. Ум. 1889, 73 лет. Плита черного мрамора с рельефным крестом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кокорев Георгий Васильевич. Ум. 1889, 37 лет. Плита черного мрамора с рельефным крестом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кокорев Иван Васильевич. Ум. 1879, 26 лет. Мраморный постамент; завершение утрачено.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кокорева Прасковья Васильевна. Ум. 1888, на 94 году Мраморный саркофаг с рельефным крестом. Семейное место на высоком поребрике; рядом с плитами стоит чугунный крест высотой 2,5 м.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;14. Кондратьев Михаил Иванович. Ум. 1906, 58 лет. Крест черного мрамора.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кондратьева Александра Николаевна. Ум. 1917.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Крест белого мрамора. Семейное место, в ограде.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;15. Куликов Александр Дмитриевич. Ум. 1872, на 43 году Обелиск черного мрамора.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;16. Куликова Акилина Афанасьевна. Ум. 1847, 47 лет. Саркофаг черного мрамора на гранитном постаменте.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;17. Личкус Максим Григорьевич. 1874–1947. Врач-педиатр, профессор. Гранитная стела.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;18. Минеев Василий Иванович. Ум. 1904, 48 лет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Минеев Иоанн. Ум. от сотворения мира в 7388, на 61 году.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Минеева Анна. Ум. от сотворения мира в 7394, на 67 году<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Три киота черного мрамора. Семейное место на высоком гранитном поребрике.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;19. Никулина Авдотья Федоровна (рожд. Захарова). Ум. 1833. Мраморная стела.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;20. Пиккиев Алексей Алексеевич. 1867–1925. Мраморный крест.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пиккиев Алексей Дмитриевич. Ум. 1867, 34 лет. Купец 2-й гильдии, попечитель Малоохтинского старообрядческого кладбища. Мраморный крест. Пиккиев Владимир Алексеевич. 1859–1895. Мраморная стела.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пиккиев Иван Петрович. Ум. 1851, на 32 году Мраморный постамент; крест утрачен.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пиккиева Анна Михайловна. 1838–1885. Мраморная стела; крест утрачен.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пиккиевы. Дети Дмитрия Назаровича, шесть младенцев. Ум. 1839. Мраморная колонна с рустом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гумм Анна Алексеевна (рожд. Пиккиева). 1861–1941. Мраморная стела.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гумм Михаил Иванович. Ум. 1898, на 35 году. Доктор. Мраморная стела. Семейное место, в ограде.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;21. Рыборецкий Никита Антонович. 1769–1816. Купец 2-й гильдии. Гранитный обелиск.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;22. Скрябин Александр Семенович. Ум. 1849, на 21 году. Мраморный обелиск.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Скрябин Владимир Семенович. Ум. 1849, 23 лет. Резной памятник белого мрамора.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Скрябина Евдокия Карповна (рожд. Зиновьевская). Ум. 1845, на 43 году. Жена С. И. Скрябина. Обелиск черного мрамора.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Скрябина Елена Акимовна. Ум. 1869, на 79 году Стела черного мрамора.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Скрябин Иван Матвеевич. Ум. 1841, на 66 году. Купец 1-й гильдии. Обелиск черного мрамора.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Скрябин Константин Иванович. Ум. 1849, на 21 году. Мраморный восьмиконечный крест. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;23. Чернятский Василий Дмитриевич. Ум. 1838, 68 лет. Купец 2-й гильдии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Чернятская Прасковья Михайловна. Ум. 1798, 55 лет. Гранитный обелиск.<br>
&nbsp;//--&nbsp;Малоохтинское кладбище&nbsp;--//&nbsp;<br><img border=0 src="i_127.png"><br><br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;А. В. Кобак, Л. Я. Лурье<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;ГРОМОВСКОЕ КЛАДБИЩЕ<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Ташкентская улица, 8)<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Громовское кладбище расположено в Московском районе, между линиями Балтийской и Варшавской железных дорог. Добраться до кладбища, окруженного складами, гаражами и свалками, на городском транспорте невозможно. Надо проделать немалый путь пешком – либо от Балтийского вокзала по Митрофаниевскому шоссе, либо по Ташкентской улице от Московских ворот. Со стороны Ташкентской улицы сохранялись каменные трехарочные ворота в «русском стиле», которые раньше вели на кладбище. Сейчас они «встроены» в забор соседнего склада, а вход находится рядом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Грустное впечатление оставляет Громовское кладбище, разоренное и забытое. Главная дорожка ведет от входа к большому прямоугольному пруду. Прежде от него отходили два канала, превращенные ныне в полузасыпанные мусором канавы. Один из берегов бывшего канала отделан путиловским камнем и образует длинную террасу, на которую перекинуты несколько каменных мостиков. Здесь находится самая старая часть кладбища, разделенная рядом параллельных дорожек на небольшие участки и сохранившая несколько десятков старых памятников – от саркофагов первой половины XIX в. до обелисков начала нынешнего. Судя по всему, эта часть некрополя, не утратившая следов прежнего богатства и ухоженности, некогда была очень живописна.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Участки за прудом конца XIX—начала XX вв. сохранились гораздо хуже – несколько полуразрушенных надгробий, руины надмогильных часовен, два чугунных восьмиконечных креста. До наших дней на кладбище уцелело немного старых памятников и могил; большая их часть осквернена. По-видимому, оно обречено окончательно и бесславно погибнуть – формально под натиском окружающих предприятий, фактически – от людского равнодушия и жестокости. Сегодня некрополь уже утратил все связи с городом, историческим фрагментом которого он является. Но даже в опустошенном и заброшенном виде Громовское кладбище остается важнейшим материальным свидетельством целого пласта жизни старого Петербурга.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;До революции кладбище принадлежало старообрядческой общине Белокриницкого согласия – самому большому течению старообрядцев-поповцев – и было центром этого толка для всего северо-запада России. История поповства в Петербурге относится к началу царствования Елизаветы Петровны. В отличие от беспоповцев – поморцев и федосеевцев, населявших прилегавшие к Петербургу территории, – поповские центры находились в Подмосковье, Поволжье, в Сибири и на Дону. Поэтому среди петербургских старообрядцев поповцев всегда было меньше, чем беспоповцев. Это главным образом богатые купцы с приказчиками и казаки из императорского конвоя: донцы, линейцы, уральцы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Во второй половине XVIII в. важнейшими деятелями поповщины в Петербурге считались купцы Г. Ф. Ямщиков, И. Н. Ильин, И. И. Милов. Относительная умеренность взглядов и огромные богатства позволяли им поддерживать тесные связи с ключевыми фигурами правительственного аппарата. По распространенным и едва ли недостоверным слухам, связи эти были взаимовыгодны: богачи-старообрядцы платили чиновникам регулярные субсидии, те же смотрели сквозь пальцы на их деятельность.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Па словам крупнейшего знатока старообрядчества писателя П. И. Мельникова-Печерского, первая моленная поповцев была основана в Петербурге в 1756 г. [564 - Мельников-Печерский П.И. Поли. собр. соч. Т. 14. Спб., 1898. С. 31.] При Екатерине II молелен стало несколько, и они неоднократно переносились, оставаясь, впрочем, в пределах «купеческих» районов – у Апраксина двора и близ Пяти углов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Первая половина XIX в. – расцвет поповщины. Знаменитое Рогожское кладбище в Москве становится центром хлебной и рыбной торговли для всей России. Гуслицкие купцы Солдатенковы, Рахмановы, Досужевы основывают процветающие текстильные мануфактуры, контролируют значительную часть горнодобывающей промышленности Урала. Ежегодные макарьевские ярмарки, перенесенные позднее в Нижний Новгород, превращаются, по существу, в съезды староверов-миллионщиков.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Центром Петербургской поповщины в продолжение тридцати трех лет (1811–1844) оставалась моленная в доме купца 1-й гильдии В. Ф. Королёва на Ивановской улице. Эта богатая домовая церковь с иконами XVI в. и старинной утварью была настолько известна, что поповцев в Петербурге называли «королёвой верой». При моленной находились больница, богадельня на сто пятьдесят коек, общая столовая (келарня), были, по словам В. В. Нильского, «уставщики – знатоки церковной службы, искусные писцы уставом, мастера писать иконы, целый рой людей, способных на всякое дело» [565 - Нильский В. Громовское раскольничье поповщинское кладбище в Петербурге // Истина. 1875. Кн. 42. № 9/10. С. 54.]. В николаевское время во главе «королёвой» общины стояли Громовы, Сапожниковы, Дрябины, Харитоновы, Злобины. Многие члены этих богатых купеческих фамилий были похоронены на Громовском кладбище, но их могилы до наших дней не сохранились.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рыботорговец-миллионер А. П. Сапожников, обладатель прекрасного собрания западноевропейской живописи (Леонардо, Рубенс, Ван-Дейк), по жене родственник городского головы Н. И. Кусова, был шурином декабриста Я. И. Ростовцева. Либеральные взгляды Сапожникова чуть не привели его самого в тайное общество. За день до восстания купеческая осторожность перевесила, и он посоветовал зятю во всем повиниться будущему императору Николаю I, что тот, как известно, и сделал, став любимым флигель-адъютантом грозного императора.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вольский купец Злобин устраивал в окрестностях Петербурга праздники с музыкой, фейерверками и роскошными ужинами, на которые собиралась вся столичная знать. Про него передавали такую историю. Однажды на вечере у некоего знатного лица Злобин играл в карты. К нему подошел обер-полицмейстер и сказал: «Василий Алексеевич, у вас в доме пожар!» Злобин совершенно спокойно отвечал: «На пожаре должно быть вам, а не мне» и продолжал игру. Дом сгорел, а в нем векселя и другие документы. Купец разорился [566 - Мельников-Печерский. Указ. соч. С. 51.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но главными фигурами поповской общины столицы были купцы-миллионеры Сергей и Федул Громовы, родом из подмосковного старообрядческого села Гуслицы. В Петербурге им принадлежала Громовская лесная биржа – огромные торговые склады близ Смольного. Другая биржа Громовых находилась на левом берегу Фонтанки, напротив Апраксина двора. Официальным главой петербургского поповства считался попечитель королёвской моленной Сергей Громов, жену которого, Елену Ивановну, старообрядцы назвали «госпожой Дому Израилеву, истинной рабой Христовой». Но фактическим лидером общины был младший брат, более осторожный Федул Громов, меценат и коллекционер, владелец лучшей в Петербурге оранжереи на Аптекарском острове.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1835 г. «по прошению попечителей старообрядческого общества здешних купцов Сергея Громова и Никиты Дрябина» официально отвели одиннадцать тысяч восемьсот пятьдесят четыре квадратные сажени земли для кладбища, получившего название по фамилии основателя – Громовское [567 - ЦГИА СПб. Ф. 800. Оп. 1. Д. 3.]. Сохранилось одно из первых захоронений – гранитный саркофаг на могиле Ивана Ивановича Гречухина (ум. 1836), московского 2-й гильдии купца.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Указом 1826 г. о снятии крестов со всех старообрядческих молитвенных зданий правительство Николая I начало непримиримую борьбу с расколом. К началу 1840-х гг. закрыли скиты поповцев на Иргизе и Керженце, запечатали храмы Рогожского кладбища. «Удары правительственных репрессий, – пишет историк, – одинаково поражали и поповщину и беспоповщину; но чувствительнее всего они были для поповщины. Беспоповщина могла обходиться без молитвенных домов и попов; поповцы считали такое положение дела «богомерзкой ересью», для них культ без попа и часовни или церкви был немыслим. Поэтому гроза больнее всего отозвалась на поповщине; но она заставила поповцев собраться с силами и выработать такую организацию, которая ставила их культ вне всякой зависимости от синодальной церкви» [568 - Покровский М.Н. Русская история с древнейших времен. 2-е изд. Т. 5. М., б. г. С. 165.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В отличие от беспоповцев, полностью отвергнувших священство, поповцы до 1840-х гг. принимали перешедших к ним православных священников. После выхода указа о «беглых попах» это стало практически невозможно. Основание независимой от православной церкви иерархии прямо связано с деятельностью братьев Громовых. Вместе с московским купцом Федором Рахмановым Громовы задумали и финансировали сложнейшую церковно-дипломатическую миссию по отысканию за границей православного епископа, который согласился бы перейти в старообрядчество и положить начало священнической иерархии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Из петербургского особняка Федула Громова на Балканы был отправлен Петр Великодворский (в монашестве Павел Белокриницкий), человек ловкий и бесконечно преданный старой вере. Ходили слухи, что совет основать старообрядческую кафедру за границей дал Громову его хороший знакомец, шеф жандармов А. X. Бенкендорф [569 - К вопросу об устройстве за границей старообрядческой кафедры // Старообрядческая мысль. 1910. № 2. С. 80.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Великодворскому удалось склонить к переходу в старую веру бывшего боснийского митрополита Амвросия, подкупить австрийские власти, и в 1846 г. в старообрядческом скиту в Белых Криницах (тогда на территории Австрии) были рукоположены первые старообрядческие священники и епископы. Три года спустя старовер Степан Жиров стал первым русским архиереем с именем Софрония епископа Симбирского. Через десять лет в России уже существовало десять старообрядческих епархий, так что поповцы с гордостью повторяли, что у них священство «яко кедр на Ливане умножися». По месту своего основания старообрядческая иерархия получила название Белокриницкой, и ее центром стало Рогожское кладбище в Москве.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В то время как Великодворский странствовал по Австрии и Турции, в Петербурге правительство нанесло решающий удар королёвской моленной. В 1844 г. после нескольких ревизий она была закрыта. Вскоре после этого руководители общины обратились с ходатайством об открытии нового молитвенного дома на Громовском кладбище, где к этому времени была только деревянная будка для сторожа. Они просили «о дозволении построить молитвенный дом, взамен уничтоженной моленной в доме Королёва, на их кладбище как единственном месте, где они уже имеют некоторую оседлость, и о перенесении в новую моленную святых икон, книг и церковной утвари» [570 - Громовское раскольничье кладбище в Петербурге // Христианское чтение. 1888. № 5. С. 230.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ходатайство рассматривал чиновник особых поручений при Министерстве внутренних дел И. П. Липранди, известный гонитель раскола. Как ни странно, в этом случае он поддержал староверов и советовал своему ведомству отнестись к просьбе поповцев с «гуманностью и терпимостью». После некоторых проволочек деревянная Успенская церковь на сто пятьдесят человек была освящена. Центр петербургской поповщины переместился на Громовское кладбище. Вскоре здесь появился деревянный дом со службами, в 1867 г. архитектор К. К. Циглер построил еще один [571 - ЦГИА СПб. Ф. 792. Оп. 1. Д. 1355.]. В них помещались квартиры священников, главным образом выходцев из села Гуслицы, певчих, мужская и женская богадельня, общая столовая, пекарня, панихидная и даже гостиница для приезжих [572 - Раскольничьи учреждения в Петербурге // Христианское чтение. 1887. № 9/10. С. 454.]. В 1862 г. площадь некрополя была расширена. Улица, отделявшая Громовское кладбище от разросшейся территории соседнего Митрофаньевского православного кладбища, получила название Старообрядческой (ныне – Ташкентская).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Во второй половине XIX в. единая прежде в Петербурге поповщина разделилась на три основных направления. Часть старообрядцев, не принявших Белокриницкую иерархию, именовалась беглопоповцами. Их было немного – главным образом выходцы из Нижнего Новгорода, которые в 1909 г. образовали свой небольшой приход. Белокриницкое согласие, в свою очередь, дало два основных ответвления: «окружников» и «раздорников» («неокружников»), не принявших «Окружного послания» 1863 г. Центр первых находился на Рогожском кладбище в Москве, вторых – в подмосковном селе Гуслицы. Молельня столичной общины неокружников после раскола 1863 г. разместилась сначала в доме Александрова на Ямской улице, в 1882 г. переведена на Лиговский проспект в дом каретника Дмитриева, и наконец, в 1916 г. архитектор П. П. Павлов построил новый молитвенный дом в Чубаровом переулке (ныне – Транспортный пер., 5). Громовское кладбище осталось за окружниками, сторону которых приняло богатое петербургское купечество [573 - Нильский В. Краткий исторический очерк Громовского раскольничьего поповщинского кладбища в Петербурге // Церковно-обществ. вестн. 1874. № 19. С. 5–8.]. Но хоронили на нем поповцев всех толков.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Во второй половине XIX в. Громовское кладбище не имело столь могущественных покровителей, как В. А. Кокорев у поморцев или Е. С. Егоров у федосеевцев. Дети Громовых и Сапожниковых приняли православие, многомиллионное состояние Громовых перешло к городскому голове Ратькову-Рожнову. Память о Громовых сохранялась лишь на кладбище, носившем их имя. Вот что пишет журналист «Петербургского листка» Н. Н. Животов: «На кладбище центральное место занято склепом Громовых; над могилами Федула и тестя его стоят красивые памятники. Теперь этот фамильный склеп заброшен и неугасимые лампады потушены. Благодарные лжепоповцы вырезали над могилой своего первого попечителя Федула Громова следующую надпись: «Не блеск образования и званий, а здоровый ум и дальновидность руководствовали его в обширных делах, при уповании на Бога! Он начал с ничего и неусыпно трудясь приобрел звания и состояние, и во всю жизнь наслаждался любовью всех окружающих, счастьем и постоянным здоровьем! Муж благодетельный, добрый гражданин и примерный семьянин!»" [574 - Животов Н.Н. Церковный раскол Петербурга. Спб., 1891. С. 102.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Главными жертвователями кладбища стали Е. Н. Дрябин и П. И. Чубыкин, который завещал четверть миллиона на постройку при кладбище богадельни. В 1892 г. на Забалканском проспекте (ныне Московский пр., 108) у Московских ворот приобрели для нее участок, где в 1896–1899 гг. была построена по проекту К. К. Циглера богадельня на семьдесят человек [575 - Церковь. 1909. № 3. С. 103.]. В ноябре 1905 г. старообрядческий епископ Виталий освятил в ней домовый храм святого Петра Митрополита, в котором служил причт Громовского кладбища.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;К 1912 г. в Петербурге насчитывалось три с половиной тысячи поповцев, среди них – две тысячи двести последователей Белокриницкого согласия, объединенных в две общины (на Громовском кладбище и на Б. Охте) и имевших десять священников, и тысяча триста неокружников, в храме которых в Чубаровом переулке служило два священника. Громовское кладбище являлось резиденцией епископа и центром Петербургской и Тверской епархии Белокриницкого согласия. В начале XX в. епископом некоторое время был перешедший из православия о. Михаил (в миру Павел Семенов), участник религиозно-философских собраний у Мережковских. При кладбище размещалось благотворительное епархиальное братство, старообрядческая библиотека имени епископа Виталия, начальная школа и школа певчих. В чубыкинской богадельне в 1910-х гг. проходили регулярные епархиальные съезды. Громовскую общину в начале XX в. возглавляли П. А. Голубин, владелец магазина готового платья, и торговцы клеенкой Ф. П. Федоров и Ф. Ф. Наумов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Небольшая деревянная церковь Громовского кладбища оказалась мала, и в 1912 г. началась постройка каменного Покровского храма на две тысячи человек. Его проект в неорусском стиле выполнил Н. Г. Мартьянов, архитектор-старообрядец из Москвы. В декабре 1914 г. старообрядческий епископ Геронтий освятил небольшой придел апостола Иакова под колокольней, сооруженный на средства петербургских купцов братьев Головиных [576 - Слово церкви. 1915. № 1. С. 28.]. 4 января 1915 г. последовало освящение главного Покровского придела, а боковые так и остались неосвященными. После постройки каменного храма Успенская церковь не была разобрана – ее стали использовать для панихид. Ежегодно 1 августа, в первый Спас, крестный ход шел для водосвятия на кладбищенский пруд или через весь город – на Неву.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1933 г. Покровскую церковь закрыли, снесли, невзирая на то, что ее взяло под охрану общество «Старый Петербург». Само существование Громовского кладбища представляет собой некоторую загадку: находившееся рядом Митрофаниевское кладбище было полностью снесено, и остается неясным, почему эта судьба миновала небольшое Громовское кладбище. На части его территории расположились склады, проложена железнодорожная ветка, многочисленные разграбления свели число старых надгробий к минимуму.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;До наших дней уцелело несколько десятков памятников над купеческими могилами Рахмановых, Цековых, Головиных, Кашиных, Капустиных, Акимовых, Михалевых. Они дают некоторое представление о характере старообрядческой эпитафии, которая сохранялась неизменной на протяжении многих десятилетий: фамилия, имя, отчество, звание усопшего; год, число и час смерти; возраст, чаще всего с точностью до дней; как правило, день ангела. Дата рождения обычно не указывалась. Приведем для примера наиболее развернутую из обнаруженных эпитафий:<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Под сим камнем погребено тело жены Петергофского 2-й гильдии купца Ефрема Ильича Ульяны Григорьевны Бычковой, скончавшейся 1858 года 22 декабря в 7-м часов утра на 50 году от рождения своей жизни. Память ее 4 марта.<br>
<br><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Господня воля совершилась<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Печали нас объяла мгла<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мать наша милая Ульяна<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Увы, дух Богу предала.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Поник супруг ее главою,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Блестит слеза в глазах детей,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но под тяжелою плитою<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не слышен стон рыданья ей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Она в надежде Воскресенья<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Путь с верою прошла земной<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Прости ей, Боже, согрешенья<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;И со Святыми упокой.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Новый слой немногочисленных захоронений относится к 1920-1930-м гг. На трех могилах военного времени стоят стелы, возобновленные находящимся неподалеку Механическим заводом управления Спецтранс. Посещаемых могил на Громовском кладбище очень мало. Судьба старинного некрополя не определена, но сегодня любители старины еще могут совершить по нему прогулку.<br>
&nbsp;//--&nbsp;Громовское кладбище&nbsp;--//&nbsp;<br><img border=0 src="i_128.png"><br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;А. И. Андреев<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;КРАСНЕНЬКОЕ КЛАДБИЩЕ<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Проспект Стачек, 98)<br></h3><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Красненькое кладбище находится в юго-западной части города, в Кировском районе, между жилыми кварталами двух микрорайонов – Автово и Дачное. Однако исторически оно более тесно связано с расположенным южнее Дачного жилым массивом Ульянка и некогда существовавшей в этой местности Ульянковской церковью – одной из старейших в пригородах Петербурга. В 1776 г. по просьбе ее прихожан, крестьян-извозчиков Вологодской слободы, было устроено отдельное кладбище в двух верстах от церкви на берегу Красной речки. Место, отведенное для кладбища, было примечательно близостью к другому старожилу этой местности – стоявшему на противоположной стороне речки трактиру под названием «Красный кабачок». Топоним «красный» перешел на кладбище, которое называлось на разные лады – то Красным, то Краснокабацким, то Красненьким, иногда Вологодским или Ульянковским. В конце концов за ним закрепилось одно название – Красненькое.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;История Ульянковской церкви начинается в петровские времена. Существует предание, что Петр, узнав о победе над шведами – случилось это в приморском доме боярина П. И. Бутурлина рядом с финской деревней Ульянкой, – тотчас повелел соорудить «обыденную» церковь в виде небольшой палатки и отслужить в ней благодарственный молебен [577 - Историко-статистические сведения о Санкт-Петербургской епархии. Т. 3. Спб., 1873. С. 40; Т. 8. 1884. С. 140.]. Так как Бутурлин стал владельцем загородной мызы в 1712 г., то событие это могло произойти не ранее этого времени. Позднее, в 1722 г., по желанию Петра здесь поставили деревянную церковь во имя святого Петра Митрополита Московского, часть утвари для которой привезли из Успенского собора в Кремле. В народе ее называли Ульянковской, добавляя при этом «что за Красным кабачком», ибо это был вернейший ориентир для всякого, кто проезжал по Петергофской дороге.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1748–1749 гг. деревянная церковь уступила место каменной, небольшой по размерам, построенной новым владельцем мызы генерал-аншефом А. Б. Бутурлиным. В 1809 г. храм был отремонтирован и расширен пристройкой теплого придела во имя святого Иоанна Предтечи. Работы осуществлялись на средства ротмистра И. И. Владимирова, который два года спустя пожертвовал деньги на возведение по проекту архитектора В. П. Стасова придорожной каменной часовни и церковной ограды. В 1886 г. началась по проекту В. И. Карпова и Ф. С. Харламова капитальная перестройка церкви [578 - ЦГИА СПб. Ф. 256. Оп. 14. Д. 32; Ф. 19. Оп. 1. Д. 2383: Оп. 10. Д. 212; Оп. 13. Д. 287; Оп. 17. Д. 217; Оп. 120, Д. 409.], но в ходе работ выяснилось, что старые стены не выдержат, и Харламов составил новый проект. В феврале 1892 г. трехпрестольный храм в русском стиле был освящен. Спустя три года к нему пристроили придел благоверного князя Александра Невского и преподобной Марии Магдалины с семейным склепом графов Шереметевых, владевших Ульянкой в XIX в. Ульянковская церковь просуществовала до начала 1940-х гг. и, оказавшись на линии фронта, была разрушена в Отечественную войну. Находилась она на месте школы по улице Лёни Голикова, 7. В начале 1970-х гг. была разобрана и придорожная часовня.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В церковной ограде было небольшое кладбище, где хоронили вологодских ямщиков и крестьян-чухонцев окрестных деревень. Известно также о погребении на нем некоторых ульянковских священников, например первого настоятеля храма отца Тита Георгиева в 1740 г. В 1900 г. здесь был похоронен один из наиболее известных пастырей, прослуживший в церкви пятьдесят лет, отец Степан Нечаев, упомянутый в мемуарах графа С. Д. Шереметева [579 - Шереметев С. Д. Ульянка. Спб., 1893. С. 16.]. Были неподалеку и могилы шведов, «в виде дополнения к памятнику о победе Петра Великого над шведами», как писала одна из петербургских газет [580 - Биржевые ведомости. 1899. 31 окт.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1756 г. хоронить при церкви Петра Митрополита было запрещено. По-видимому, это было связано с тем, что церковь долгое время считалась домовой (господской), а не приходской и своей собственной земли для кладбища не имела. Владельцы усадьбы, очевидно, противились распространению захоронений в церковной ограде, рядом со своим домом. Поэтому двадцать лет спустя, в 1776 г., от церкви «вывели» новое кладбище на земле вологодских ямщиков. В 1799 г. церковь была отобрана у княгини Голицыной и «отдана под смотрение священника и церковного старосты», т. е. сделана приходской. Еще через двадцать лет приходским стало и кладбище, выкупленное у ямщиков священником К. Р. Владыкиным. При этом им было дано обещание «никогда не требовать от них прибавки земли, а если такая потребуется, выделять ее от других прихожан» [581 - ЦГИА СПб. Ф. 266. Оп. 1. Д. 199. Л. 9.] (обещание это было нарушено в 1845 г., когда к кладбищу прирезали-таки десятину земли). Размеры кладбища поначалу были очень скромны – около двух десятин. Устроено оно было на берегу речки Красной, на возвышенном, а потому сухом месте, где некогда находился редут, остатки которого сохранялись еще в конце XIX в. На кладбище стояла деревянная часовня Казанской Божией Матери, по-видимому, возведенная еще ямщиками, с особо почитаемой у местных жителей иконой. Ежегодно 8 июля, в праздник Казанской Божией Матери, совершался крестный ход из кладбищенской часовни вокруг всей Вологодско-Ямской слободы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Обращение к истории описываемой местности проливает некоторый свет на характер захоронений на Красненьком в конце XVIII—начале XIX в. Известно, что со времен основания Петербурга на обширной территории, примыкавшей с запада к Финскому заливу, существовали небольшие поселения. Здесь жили крестьяне-садовники, переведенные из Москвы и занимавшиеся благоустройством помещичьих усадеб на Петергофской першпективе, ямщики, «вытребованные из Вологды Петром Великим для отправления почтовой гоньбы», и «чухонцы» (ижорцы, вепсы, финны и др.), населявшие маленькие деревеньки вроде Ульянки, Автовой или Сосновки [582 - Историко-статистические сведения… Т. 8. С. 140.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Устройство Петергофской дороги, проложенной между Петербургом и загородной резиденцией царя, совершенно преобразило юго-западное предместье столицы, сплошь покрытое болотами, поросшее кустарником и хвойным лесом. Вдоль дороги – поначалу с левой, более высокой стороны, появляются одна за другой мызы служилой знати, сподвижников Петра I, которым царь щедро раздавал крупные земельные наделы «в вечное пользование». Около середины XVIII в. производится замощение Петергофской дороги, затем она обсаживается по обеим сторонам березами, а в 1780-е гг. вдоль всего пути выставляются мраморные пирамиды верстовых столбов. К концу XVIII в. Петергофская першпектива, по отзывам современников, не уступала дороге между Парижем в Версалем. Французская художница Виже Лебрен, проехавшая по ней в 1795 г., писала в дневнике: «Эта дорога окаймлена прелестными дачами, окружена садами изящнейшего вкуса в английском роде. Жители воспользовались местностью, которая очень болотиста, чтобы украсить эти сады, в которых находятся киоски и красивые мостики, каналы в протекающие ручейки» [583 - Souvenirs de m-me Vigee le Brun. Paris. 1869. C. 307:Столпянский П.H. Петергофская першпектива. Пг., 1923.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;К началу XIX в. от Нарвских ворот до Ораниенбаума насчитывалось сто шестьдесят семь дач, самыми известными из которых были «Красная мыза» А. А. Нарышкина. находившаяся на седьмой версте от Петербурга, и приводившая всех в изумление роскошнейшая дача Л. А. Нарышкина на десятой версте, носившая имя «Левенталь» – Долина Льва.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мыза П. И. Бутурлина («князь-папы») с церковью Петра Митрополита исстари именовалась селом Петровским; в 1787 г. она была продана княгине П. И. Голицыной (рожд. Шуваловой). К ней примыкало имение владельца Ульянки генерал-аншефа графа П. И. Панина, участника Семилетней войны, в 1804 г. перешедшее к графам Шереметевым. Ульянковский приход был огромным по площади. В виде узкой прибрежной полосы протянулся он почти на двадцать верст вдоль залива до самой Сергиевой пустыни. В 1832 г. на одиннадцатой версте, между Красненьким кладбищем и Ульянковской церковью, в бывшей усадьбе князя Щербатова, была устроена больница для душевнобольных, так называемая больница «Всех Скорбящих». Умерших в ней хоронили, как правило, на ближайшем Красненьком кладбище. Здесь был похоронен священник больничной церкви Скорбящей Божией Матери К. Н. Модестов (1838–1900). По-видимому, именно Красненькое кладбище описывается в рассказе К. К. Случевского «Моя дядя», где герой разыскивает могилу скончавшейся в больнице женщины. Самоубийц же (а таких было немало) погребали на особо отведенном месте «для лиц, умерших без церковного покаяния», позади больницы. Неподалеку существовало еще одно кладбище – лютеранское, при больничном лютеранском молитвенном доме. Оно было уничтожено уже после Отечественной войны.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В конце XVIII в. в Ульянковском приходе насчитывалось семнадцать мыз; дворов при церкви было сто шесть, и проживало в них шестьсот тринадцать душ, из них двести девяносто два мужского пола. Через сто лет, в 1899 г., число дворов выросло до ста тридцати девяти, а население почти до двух с половиной тысяч. К приходу были приписаны Вологодско-Ямская слобода, Автово, деревня Емельяновка и Лигово.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Говоря о Красненьком кладбище в XVIII–XIX вв., нельзя обойти молчанием его знаменитого соседа, давшего ему имя и, возможно, частицу своей славы. Красный кабачок – двухэтажный деревянный трактир, «любимое место загородных съездов столичной знати», по выражению историка Е. П. Карновича, ведет родословную с петровских времен [584 - Есипов Г.В. История Красного кабачка // Ист. вестн. 1885. Т. 22. С. 407; Карнович Е. П. Переполох в Петербурге // Там же. Т. 19. С. 299; Пыляев М.И. Забытое прошлое окрестностей Петербурга. Спб., 1889. С. 125–129; Столпянский. Указ. соч. С. 21; Четыре поколения: Нарвская застава. М., 1933. С. 26; Дашкова Е. Записки, 1743–1810. Л., 1985. С. 45; Аминов Д. А. Красный кабачок // Диалог. 1988. № 20. С. 30; Паравян Н. А. Красный кабачок. Рукопись.]. В 1713 г. царь пожаловал кабачок толмачу Семену Иванову за «многие службы его». Рядом с кабачком у дороги был построен «попутный» дом для приезда царя и военных чинов. 29 мая 1710 г. в нем произошла встреча Петра I с возвращавшимся из-под Выборга князем А. Д. Меншиковым. Другая важная историческая дата, связанная с кабачком, это ночь с 28 на 29 июня 1762 г., когда здесь останавливалась будущая императрица Екатерина II с только что присягнувшими ей гвардейцами, направляясь в Петергоф. До Екатерины II кабачок посещала Елизавета Петровна, а в XIX в. здесь бывали Александр I и Николай I. В списке его посетителей немало славных имен, оставивших след в русской истории. Особенно весело тут было на масленицу – катались с ледяных гор, угощались блинами. Долгое время Красный кабачок был душой всего предместья; приходское кладбище на другом берегу речки, кажется, ничуть не смущало его завсегдатаев. Особенно шумную известность он приобрел при Николае I в связи с кутежами гвардейцев, стоявших летом в военных лагерях в Красном селе и не имевших права появляться в городе. Во второй половине Х!Х в. Красный кабачок начинает терять свою притягательность, а затем и закрывается вовсе. В 70-е гг. прошлого столетия среди его развалин еще можно было видеть любопытный «бутылочный грот», напоминавший о былых увеселениях петербуржцев. Вскоре у дороги, с другой стороны кладбища, появился новый трактир с тем же названием, но то был, увы, заурядный кабак рабочей окраины, последний в черте города.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Упоминание Красненького кладбища мы встречаем в связи с событиями страшного наводнения 7 ноября 1824 г. Наиболее низменные части города в короткое время оказались под водой, в том числе и территория казенного чугуноплавильного завода, переведенного в 1801 г. из Кронштадта на седьмую версту Петергофской дороги. Из семнадцати казарм было затоплено тринадцать, в результате чего погибло сто шестьдесят человек, в основном запертые в казармах женщины и дети. Утонувших похоронили в братской могиле на Красненьком кладбище, на которую была положена чугунная плита, отлитая в формовом цехе завода. На плите выбили следующие слова: «Читатель. Се памятник Божья наказания. Здесь сокрыто 160 тел обоего пола православных христиан и невинных младенцев казенного чугунолитейного завода, утопших в день страшного наводнения 1824 года, ноября 7 дня». Далее следует цитата из Евангелия от Марка, гл. 13. ст. 29, 33 и 36. Плита находится на пригорке, справа от входа на кладбище.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;После наводнения завод долгое время пребывал в полуразрушенном состоянии, пока в 1868 г. его не выкупил из казны Н. И. Путилов, талантливый инженер и великолепный организатор. С этого времени для завода, а вместе с ним и для всего предместья началась новая эпоха. В короткое время предприятие превратилось в один из крупнейших металлообрабатывающих заводов России. В 1890 г. на нем трудилось две тысячи восемьсот семьдесят рабочих, а к 1917 г. их уже было около сорока тысяч [585 - Мительман М., Глебов Б., Ульянский А. История Путиловского завода (1801–1917). М., 1961.]. Но еще раньше, чем заработал путиловский завод, произошло событие, имевшее необратимые последствия для всей местности. В 1857 г. на средства банкира А. Л. Штиглица была построена Петергофская железная дорога. Соперничество двух дорог – новой железной и старой экипажной – оказалось явно не в пользу последней. Одна за другой исчезают с Петергофского шоссе аристократические мызы, уступая место доходным домам и трактирам; к концу XIX в. Нарвская застава превращается в типичную рабочую окраину большого индустриального города. Смертность среди ее обитателей была высокой, в несколько раз выше, чем в благоустроенных частях города. По данным врачебно-полицейского осмотра, «Петергофский участок всегда был клоакой, в которой находят для своего развития благоприятную почву все болезни, губящие как коренное население, так и в особенности пришлое» [586 - Мительман М. Нарвская застава – Кировский район. Л., 1939. С. 17.]. Любопытная бытовая зарисовка этой местности содержится в очерке А. И. Левитова «Беспечальный народ (шоссейные типы, картины и сцены)», где автор упоминает окраинное Красненькое кладбище.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В начале XX в. переполненное кладбище переходит на правый берег Красненькой речки. Заканчивалось оно в то время приблизительно у нынешней Стрельнинской дорожки, т. е. его площадь была в три-четыре раза меньше современной. Кладбище было обнесено деревянным забором, а со стороны Петергофского шоссе – металлической оградой. При входе справа на пригорке стояла деревянная часовня с островерхой крышей «домиком», увенчанной крестом. Левее, на месте теперешних братских захоронений, в 1901 г. на средства «доброхотных жертвователей» была поставлена однокупольная церковь в два света во имя Казанской Божией Матери, рассчитанная на шестьсот человек. Закладка ее состоялась 8 июля, а 9 декабря того же года произошло освящение. По сообщению одной из петербургских газет, «внутренняя отделка церкви и иконостас очень выдержанного стиля исполнены г. Иконниковым, все же живописные и иконостасные работы выполнены в новом храме художником Петровым» [587 - Ведомости Спб. градоначальничества и столичной полиции. 1901. 9 дек.]. В эту церковь из старой часовни была перенесена икона Казанской Божией Матери. Богослужение совершал причт ульянковской церкви Петра Митрополита. Простояла Казанская церковь до 1939 г., когда, по рассказам старожилов, сгорела. Часовня была разобрана чуть раньше. В 2001 г. у входа на кладбище со стороны пр. Стачек освящена новая церковь Казанской иконы Божией Матери.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Хоронили на Красненьком главным образом обитателей Нарвской заставы, среди которых было немало рабочего люда с Путиловского завода и судостроительной (впоследствии Северной) верфи – в ту пору двух крупнейших промышленных предприятий предместья. Трудившихся на них рабочих и членов их семей поколение за поколением предавали земле на Красненьком, постепенно приобретшем репутацию «рабочего кладбища». До нашего времени от тех захоронений дошли немногие памятники, например М. А. Алексееву (1870–1913) – кованый крест на гранитном постаменте с надписью «Дорогому мастеру от рабочих» (за пригорком, у забора); Д. М. Германову, погибшему в февральские дни 1917 г. – чугунный монумент с крестом (справа от Красненькой дор.); И. З. Карцеву (1861–1931), путиловскому рабочему-изобретателю, – ажурный крест (слева от Красненькой дор.); инженерам Н. А. Миловидову (ум. 1895) и Д. М. Прексу (ум. 1918) на Невской дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Встречались на кладбище и редкие захоронения знатных или состоятельных особ, очевидно, из числа прихожан-благотворителей церкви. Например, семейное место Липовских на Невской дор. – артиллерии генерал-лейтенанта Николая Павловича (1830–1890) и генерал-майора Константина Павловича (1833–1907), или княгини С. Д. Тенишевой (1872–1905), могила, которой не сохранилась. На пригорке справа от входа стоит красивый памятник в стиле модерн над фамильным захоронением Горских. Из исторических могил того времени следует назвать две – психиатра А. Е. Черемшанского (1833–1905), директора больницы Всех Скорбящих (могила утрачена), и врача Н. В. Терновского (1858–1927), согласно надписи на памятнике, «создавшего на Путиловском заводе родильный приют и 25 лет заведовавшего им».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Любопытной была сама похоронная процессия. По рассказу старожила Нарвской заставы, в прошлом рабочего путиловского завода К. К. Русиновича, впереди ехала двуколка с двумя седоками: один – извозчик, другой стоя разбрасывал по дороге еловые ветки. Позади, на некотором расстоянии, следовали дроги с катафалком – белым, если умерший был православным, или черным, если он был лютеранином или католиком (в основном это были поляки и белорусы, проживавшие в Петергофском участке). Лошади накрывались соответственно белой или черной попоной. Бедняки же несли гроб на своих руках всю дорогу до кладбища. Около Путиловского завода процессия останавливалась, и гроб трижды опускали на землю и поднимали – таким образом умерший как бы прощался со своим заводом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В послереволюционный период Красненькое кладбище осталось некрополем рабочей Нарвской заставы. О тесной его связи с Путиловским (ныне – Кировским) заводом свидетельствует небольшая группа памятников рядом с входом. Непосредственно за кладбищенскими воротами обращает на себя внимание монумент из розового гранита, изображающий рабочего, опирающегося на трибуну, – на могиле токаря-фрезеровщика Кировского завода Е. И. Лебедева (1923–1974). Слева от входа, рядом с кладбищенской конторой, возвышается памятник, поставленный, согласно надписи, «большевикам-путиловцам революционного Красного Питера». Он объединяет пять надгробных плит на могилах И. В. Огородникова (1881–1923), С. С. Корнеева (1883–1920), В. П. Алексеева (1896–1919), М. И. Алексеевой (1899–1919), П. Д. Никитина (1893–1960) и А. Н. Корпусновой (1894–1960). До войны наиболее видных путиловцев хоронили на Коммунистической площадке, за Автовской дорожкой, – многие из тех могил уже давно вытеснены более поздними захоронениями.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Трагическая история первых лет Советской власти отразилась и в некрополе Красненького – справа на Центральной дорожке (за Поперечной дор.) до сих пор можно видеть массивную чугунную плиту с якорем и цепью. Надпись на ней гласит: «Рабочим Северной Судостроительной верфи. 6 мая 1925 г. Трудились, боролись, жизнь положили, поднимая хозяйство рабочей страны». За эпитафией следуют фамилии погибших при выполнении задания по продразверстке.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С началом Великой Отечественной войны Красненькое кладбище оказалось в прифронтовой полосе. Об этом напоминает один из дотов у его входа. Жители Автово были эвакуированы, в домах расположились войска, защищавшие город на юго-западном направлении. У шлагбаума железной дороги перед самым кладбищем находился контрольно-пропускной пункт. Кировский завод был переведен на казарменное положение, и умерших хоронили прямо на его территории, за виадуком. С начала зимы 1942 г., когда положение стало особенно тяжелым, исполкому Кировского райсовета было вновь разрешено «для захоронения умерших использовать территорию Красненького кладбища в существующих границах» [588 - ЦГА СПб. Ф. 7384. Оп. 18. Д. 1437. Л. 217.]. Жителей хоронили в самом конце кладбища в братские могилы, а воинов – при входе, на месте сгоревшей церкви.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Захоронения военного времени составляют большой пласт в некрополе Красненького. Их можно разделить на три группы. Это, во-первых, братские могилы советских воинов, погибших в советско-финскую войну 1939–1940 гг., – две серые гранитные стелы с цветниками на Центральной дорожке слева, между Стрельнинской и Днепропетровской дорожками. Затем братские могилы воинов, погибших в Великую Отечественную войну: семьдесят семь раковин (среди них двадцать шесть именных), расположенных вокруг гранитной колонны, увенчанной звездой. И наконец, братские могилы жителей города, погибших в период блокады (10-й уч.), – две колонны, одна из черного, другая из розового гранита. Существовавшее на Красненьком еще одно братское захоронение – немецких солдат (в самом конце Стрельнинской дор.) – было впоследствии уничтожено, и теперь на его месте находятся могилы жителей города.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Заслуживает упоминания группа памятников участникам революционного движения и Героям Советского Союза, находящихся под охраной государства: И. И. Вахрамееву (1885–1965), председателю Военно-морского ревкома в Петрограде в 1917 г.; А. А. Кондратьеву (1866–1962), участнику Гражданской войны: Н. Ф. Юсупову (1886–1960) и др.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Современное Красненькое кладбище занимает площадь около 30 га и с 1961 г. считается полузакрытым. Благодаря прирезкам послевоенного времени (1945–1950) большая часть территории сегодня находится на правом (западном) берегу. Некоторую живописность придает ему неширокая Красненькая речка, прорезающая кладбище из конца в конец. С ее пологих берегов могилы словно спускаются к мутноватой воде.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кладбище пересекают две главные асфальтированные дорожки – Центральная, идущая с юга на север – от входа до третьего моста, и Гаревая, тянущаяся с востока на запад. Большинство памятников, представляющих историко-культурный интерес, сосредоточено на этих двух дорожках или неподалеку от них. Наиболее старая часть кладбища – на пригорке, справа от входа. Здесь еще сохраняются немногие чудом уцелевшие надгробия конца XIX—начала XX вв. Но прошлое безропотно отступает перед настоящим – первые сто лет существования Красненького кладбища практически полностью поглощены современным некрополем, так что нет и следа не только первоначальных захоронений вологодских ямщиков, но и могил более позднего времени. Единственное, что осталось от той эпохи, – чугунная плита над могилой жертв наводнения 1824 г. Особенно удручает, как и на других кладбищах города, зрелище дореволюционных памятников с явно перебитыми» уже в наше время именами и датами. Создается впечатление, что каждое новое поколение стремится во что бы то ни стало уничтожить память о предшествующем. В результате на месте старого, екатерининских времен кладбища, по сути, возникло кладбище совершенно новое.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Исторические захоронения на Красненьком кладбище<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;1. Андреева-Дельмас Любовь Александровна. 1884–1969. Оперная певица, педагог; близкий друг А. А. Блока и адресат многих его стихотворений. Гранитная стела с бронзовым барельефом. Ск. И. Б. Слободова.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;2. Афанасьев Степан Иванович. 1894–1965. Первый послереволюционный директор завода «Красный путиловец». Чугунная колонна на постаменте, в ограде. В конце Невской дор., на берегу речки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;3. Бриан (Шмаргонер) Мария Исааковна. 1886–1965. Оперная певица, педагог, профессор Ленинградской консерватории. Мраморный бюст на постаменте. Ск. Г. Д. Етикман. 1968 г. Центральная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;4. Вахрамеев Иван Иванович. 1885–1965. Председатель Военно-морского революционного комитета в Петрограде в 1917 г. Гранитный обелиск напротив второго моста, близ забора.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;5. Гилис Владимир Михайлович. 1896–1972. Потомственный путиловский рабочий, участник революционного движения. Бронзовый бюст на постаменте из Лабрадора. Ск. Д. М. Епифанов. 1972 г. Красненькая дор., неподалеку от пересечения с Невской дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;6. Евсеев Сергей Александрович. 1882–1959. Скульптор. Гранитная колонна, обвитая металлической лентой, в ограде. Вишняковская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;7. Еропкина-Завалишина Зинаида Дмитриевна. 1876–1956. Врач; дочь декабриста Д. И. Завалишина. Мраморный крест на постаменте, с цветочницей. Центральная дор., неподалеку от угла с Приморской дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;8. Казико Ольга Георгиевна. 1900–1963. Актриса. Мраморная стела. В конце Поперечной дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;9. Кантор Соломон Абрамович. 1908–1971. Ученый-энергетик, профессор. Гранитная стела. Центральная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;10. Крутиков Борис Александрович. 1892–1968. Инженер путей сообщения, строитель многих железных дорог, профессор. Мраморный обелиск, с цветочницей. Уч. 6.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;11. Лобашов Михаил Ефимович. 1907–1971. Генетик, основатель научной школы, профессор. Гранитная стела с бронзовым портретным барельефом и надписью «Отцу, учителю, другу». Старо-Новый уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;12. Мамонов Николай Алексеевич. 1907–1961. Художник. Бетонная стела в ограде. Между Вишняковской и Стрельнинской дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;13. Масловская Софья Дмитриевна. 1885–1953. Оперный режиссер, педагог, профессор Ленинградской консерватории. Мраморная стела с барельефом. Центральная дор. Рядом с могилой М. И. Бриан.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;14. Мезерницкий Юрий Полиенович. 1907–1971. Художник, книжный график. Гранитная стела. Гаревая дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;15. Пономарев Павел Акимович. 1896–1970. Капитан-полярник, первый капитан атомного ледокола «Ленин». Гранитная стела с белым мраморным портретом. Гаревая дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;16. Протодьяконов Мстислав Михайлович. 1892–1966. Инженер путей сообщения, специалист по экономике транспорта. Мраморная стела. За вторым мостом, справа.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;17. Соловьев Леонид Васильевич. 1906–1962. Писатель. Гранитная плита. Вблизи Нарвской дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;18. Сытинская Надежда Николаевна. 1906–1974. Астроном.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сытинский Игорь Александрович. 1926–1984. Биохимик. Гранитная стела в ограде. Невская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;19. Терновский Николай Васильевич. 1858–1927. Врач. Кованый крест на постаменте. Надпись на памятнике: «Доктор, создавший родильный приют при Путиловском заводе и 25 лет заведовавший им». Центральная дор., вблизи Невской дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;20. Токин Борис Петрович. 1900–1984. Биолог. Гранитная стела с надписью «Гражданин, ученый, педагог». Центральная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;21. Шаронов Василий Семенович. 1867–1927. Оперный артист. Гранитная стела. Центральная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;22. Шаронов Всеволод Васильевич. 1901–1964. Астроном, профессор Ленинградского государственного университета. Гранитная стела. Рядом с могилой отца. В. С. Шаронова.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;23. Шкот Николай Яковлевич. 1829–1870. Капитан 1-го ранга. Гранитный крест, к которому цепью привязан якорь, в ограде из соединенных цепью тумб. Надпись на памятнике: «Моряк, прослуживший в русском флоте с 7 лет до самой смерти. Страдальцу от ран и контузий, полученных при обороне Севастополя». Угол Невской и Волжской дор.<br>
&nbsp;//--&nbsp;Красненькое кладбище&nbsp;--//&nbsp;<br><img border=0 src="i_129.png"><br><br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;В. М. Лукин<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;КЛАДБИЩЕ «ПАМЯТИ ЖЕРТВ 9 ЯНВАРЯ»<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Проспект 9 Января, 4)<br></h3><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Преображенское кладбище (ныне – «Памяти жертв 9 января»), расположенное в левобережной части Невского района, неподалеку от станции Обухове, возникло в 1872 г. К этому времени соседство старых некрополей с густонаселенными кварталами растущего города стало вызывать опасения не только у администрации, но и у населения.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Петербург не был первым европейским городом, столкнувшимся с этой проблемой. Кладбища в городской черте давно вызывали протесты общественности европейских стран в связи с расхожим мнением о необычайной их заразности, которая, якобы, сохраняется в течение десятков лет и может распространяться на большие расстояния. Впервые общественное движение за удаление кладбищ от жилья горожан возникло в конце XVIII в. в Париже после публикации Французской академией исследования о парижских кладбищах. В результате некрополи в черте города были закрыты, а новые устроены далеко за окраинами. Сохранившиеся на старых кладбищах захоронения частично перенесли на новые кладбища, частично – в парижские катакомбы. Столь радикальная реорганизация городского некрополя послужила примером для других крупных городов Европы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1854 г. в Петербурге была создана первая городская комиссия по устройству кладбищ, деятельность которой свелась к незначительному увеличению территорий старых некрополей. Существенными оказались сама постановка проблемы и признание необходимости административных и научных мероприятий, направленных на ее разрешение.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1865 г. при Городской думе возникла новая комиссия, в задачу которой входило уяснение реальной ситуации на городских кладбищах и выработка перспективных рекомендаций. По инициативе обер-полицмейстера Петербурга Ф. Ф. Трепова, член комиссии В. В. Беляев составил записку о состоянии кладбищенского дела и мерах по его исправлению. Было признано целесообразным устройство за городом, вблизи железных дорог, двух новых городских кладбищ. В 1868 г. по распоряжению Александра II начался поиск подходящих мест вдоль линий Николаевской, Варшавской, Петергофской и Финляндской железных дорог приблизительно в десяти верстах от столицы [589 - Петербургские кладбища и открытие загородного Преображенского // Всемирная ил. 1872. № 25.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В октябре 1871 г. последовало высочайшее повеление об устройстве за счет города двух загородных кладбищ – Преображенского (по Николаевской железной дороге) и Успенского (по Финляндской). При этом было особо отмечено: «…с таковым устройством этих двух новых кладбищ и расширением Больше-Охтинского кладбища воспретить привоз покойников на три существующие кладбища – Митрофаниевское, Волковское и Смоленское из больниц и других богоугодных заведений, направив всех их на новые кладбища, преимущественно же на кладбище по Николаевской железной дороге». Через месяц под председательством городского головы Н. И. Погребова была сформирована комиссия по устройству загородных кладбищ. В ее работе приняли участие члены санитарных и хозяйственных служб Городской думы, городской инженер, городской архитектор, городской землемер, старший врач полиции и настоятель Смоленского кладбища.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В июне 1872 г. комиссия приобрела на десятой версте Николаевской железной дороги, близ станции Обухово, обширную территорию площадью в сто двадцать одну десятину триста шестьдесят сажень. Участок в тридцать четыре десятины находился слева от железной дороги, и на нем впоследствии были организованы иноверческие кладбища: лютеранское, римско-католическое, магометанское, иудейское и караимское. На участке справа от железной дороги начались работы по устройству кладбища православного.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;6 августа 1872 г. был заложен храм во имя Преображения Господня. По церкви кладбище получило название Преображенского, а его отделы были поименованы в честь главных православных праздников: I – Преображенский, II – Рождественский, III – Крещенский, IV – Успенский, V – Воскресенский, VI – Вознесенский. Летом и осенью 1872 г вокруг всего участка устроили земляной вал со рвом, проложили крестообразно две большие дороги и выходящие к ним малые дорожки, вдоль которых начали прокладывать дренажные канавы, сажать кусты и деревья. У железной дороги построили крытую платформу, напротив нее, над воротами, устроили звонницу, на кладбище выстроили дом для конторы и служащих с приемной для посетителей. Строительство всех сооружений велось по проектам архитектора П. Ю. Сюзора, под наблюдением архитектора А. Е. Шкляревича.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В центре кладбища было оставлено место для предполагаемой каменной церкви.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В городе, в конце Полтавской улицы, на Александровском плацу, архитекторы И. Е. Мерц и Д. В. Люшин возвели деревянное здание приемной станции с тремя отделениями: среднее – для православных, правое – для католиков, левое – для лютеран. От приемной станции до Николаевской железной дороги был проложен железнодорожный путь, а с управлением железной дороги заключен договор о провозе усопших в специальном погребальном поезде [590 - Мерц И. Городское Преображенское кладбище с приемной станцией для покойников в Петербурге // Зодчий. 1873. № 3, 4.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Работы на кладбище продвигались быстро. 29 октября 1872 г. были подняты кресты и колокола, а 19 ноября при большом стечении народа епископ Ладожский Тихон освятил кладбищенскую Преображенскую церковь. Шатровый храм в «русском стиле», предназначенный для пятисот богомольцев, был снаружи и внутри украшен деревянной резьбой, имел окна в форме креста, тогда как окна в барабане купола были застеклены бледно-желтыми стеклами. Образ Спасителя на наружной стене алтаря и иконы в иконостасе написала петербургская артель художников. Настоятелем церкви стал священник Никанор Бобров, прослуживший в ней более сорока лет [591 - Беляев В. О кладбищах в С.-Петербурге. Спб., 1872.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;1 декабря 1872 г. кладбище открылось для захоронений. Это было первое кладбище в Петербурге, подчиненное непосредственно городской администрации, а не церковному начальству. Комиссия по устройству кладбищ определяла состав кладбищенского персонала, назначала жалованье заведующему, сторожам и могильщикам, а также священнику и псаломщикам. «Комиссиею руководила та мысль, что кладбищенский священник должен быть не только исполнителем духовных треб на кладбище, но утешителем скорбящих, для чего, при своих умственных и нравственных качествах и пастырских достоинствах, он должен быть отрешен, в отношении к публике, от всяких денежных расчетов. Получая обеспечение и постоянное содержание, священник не должен нуждаться в подаяниях за труды, не должен отличать в своем служении богатого заказчика от недостаточного» [592 - Изв. Городской петербургской думы. 1875. № 8. С. 728.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Комиссия определила плату за могилы в церкви, на ее паперти и во всех разрядах кладбища, а также расценки за церемонии, сопутствующие погребению, и за используемые при этом предметы. Весь доход от похорон должен был поступать в городскую казну. В счет консистории шли только пожертвования в пользу церкви и свечной сбор. Городская администрация взяла на себя все заботы, связанные с благоустройством кладбища.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Комиссия разработала правила и инструкции по управлению Преображенским кладбищем и проведению похорон. Общее же руководство возлагалось на особого санитарного попечителя, избираемого Городской думой из состава санитарной комиссии. У него в подчинении состояли смотрители кладбища и приемной станции. Смотрители возглавляли кладбищенские конторы со своим персоналом и необходимым штатом сторожей и могильщиков [593 - ЦГИА СПб. Ф. 210. Оп. 1. Д. 645. Л. 198.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С открытием Преображенского и Успенского кладбищ городская администрация стала требовать у епархиального ведомства закрытия Смоленского, Волковского и Митрофаниевского кладбищ. На первый план выдвигались экологические доводы, но не скрывались, впрочем, и финансовые интересы. Город вложил более полумиллиона в устройство загородных кладбищ и немалые суммы расходовал на их поддержание. Вернуть часть средств можно было лишь доходами от платных захоронений. Епархиальное начальство, однако, не торопилось закрывать городские кладбища. Главным его аргументом была забота о поддержании традиции и об интересах горожан, не желающих пользоваться загородными кладбищами [594 - О закрытии некоторых кладбищ в черте города // Изв. Городской петербургской думы. 1880. № 12. С. 793–832.]. Столкновение интересов затянуло решение вопроса на десятилетия, по прошествии которых сама мысль о полном закрытии кладбищ в городской черте благодаря новым научным исследованиям утратила актуальность.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С возникновением загородных кладбищ вопросы социальной гигиены из сферы домыслов, слухов и эмоций попали наконец в сферу реального научного исследования. Медикам-гигиенистам предстояло ответить на вопрос – являются ли городские кладбища источниками распространения ежегодных эпидемий? Только что открытое Преображенское кладбище вызывало особое беспокойство ввиду незначительной его удаленности от Невы. Поэтому с весны 1875 г. именно оно превратилось в своеобразную базу различных экологических исследований. Петербургские врачи-гигиенисты одними из первых в Европе попытались осуществить широкую программу экспериментов и дать научно обоснованные ответы на вопросы, волновавшие в течение целого столетия население крупных городов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В комиссию, исследовавшую санитарное состояние Преображенского кладбища, вошли опытные врачи-гигиенисты и геологи. Программа работы включала топографическое описание кладбища, исследование его почвенных условий, анализ воды в Неве выше и ниже кладбища, исследование грунтовых вод. Эксперименты проводились под руководством профессора Медико-хирургической академии А. П. Доброславина.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1880 г. комиссия пришла к выводу: «Принимая во внимание громадную площадь, занимаемую кладбищем, значительное расстояние между могилами, глубину могил, разделение кладбища на несколько отделений, разобщенных между собой широкими промежутками, начинающееся обильное насаждение деревьев, опасения относительно порчи и насыщения почвы органическими элементами представляются ныне преждевременными». Было установлено также, что кладбище не загрязняет невскую воду. Заключение комиссии говорило о безвредности Преображенского кладбища для городского населения. «При хороших почвенных условиях и при правильном ведении кладбищенского дела общественное здоровье опасности со стороны кладбищ не подвергается» [595 - Там же. С. 808; Колодезников В. К вопросу о петербургских кладбищах // Вестн. судеб, медицины и обществ, гигиены. 1883. Т. 1–4; О городском Преображенском кладбище // Изв. Городской петербургской думы. 1907. № 51; Шухов В. Опыт исследования почвы кладбищ. Спб., 1876.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Результаты многолетних и разнообразных исследований врачей-гигиенистов легли в основу концепции ведения кладбищенского хозяйства, разработанной санитарной комиссией Городской думы в 1886 г.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С первых лет существования Преображенское кладбище стало некрополем городской бедноты. При том, что общее число погребенных на нем с 1873 по 1875 г. составило около тринадцати тысяч, только одно захоронение было произведено в первом разряде и шесть – во втором. В большинстве здесь хоронили обитателей больниц и богаделен, в основном это были крестьяне, солдаты. Чуть не половину всех погребаемых составляли умершие дети из Воспитательного дома. (Впоследствии на месте захоронения сирот был установлен высокий чугунный крест на гранитном постаменте.) На участках платных разрядов изредка хоронили мещан, купцов, дворян. Крайне неравномерное распределение захоронений по разрядам приводило к постоянному пересмотру расценок, площадь бесплатных и дешевых разрядов все более увеличивалась за счет участков платных.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Надо сказать, что городская администрация прикладывала усилия для рекламы кладбища среди состоятельных слоев городского населения. Дважды, в 1881 и в 1893 гг., выпускались брошюры, которые информировали население о Преображенском и Успенском загородных кладбищах [596 - О загородных кладбищах по линиям железных дорог Николаевской и Финляндской. Спб., 1881; Загородные кладбища в С.-Петербурге по линиям Николаевской и Финляндской железных дорог и порядок захоронений на них умерших. Спб., 1893.]. В этих печатных изданиях приводилось их краткое описание, рассказывалось о порядке пользования, были указаны расценки за места в различных разрядах. Однако число захоронений в платных разрядах увеличивалось медленно. В 1875 г. оно составляло десять процентов от общего числа погребений, в 1885 г. – пятнадцать, к началу века – приблизительно треть от общего числа. В основном это были захоронения в самом дешевом пятом разряде, где цена места составляла пятьдесят копеек.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Регистрация умерших производилась городской приемной станцией, где имелся подробный план кладбища с обозначением участков и разрядов. Ежедневно от приемной станции отходил специальный кладбищенский поезд с вагонами для покойников и пассажиров, провожавших их в последний путь. Расписание поезда было приурочено ко времени богослужения в кладбищенской церкви, причт которой был со временем удвоен. Кроме железнодорожного пути, к кладбищу была проложена дорога от Шлиссельбургского тракта. В доме для посетителей были устроены места отдыха, буфет, монументные мастерские. Постоянно проводились работы по благоустройству территории: мостились проездные дороги и дорожки между разрядами, прокладывались дренажные рвы и канавы, склоны которых покрывались дерном, а дно выкладывалось камнем. Администрация постоянно заботилась об озеленении кладбища.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1887 г., в соответствии с приказом главнокомандующего петербургским военным округом, на обоих загородных кладбищах были организованы воинские отделения для нижних чинов. На Преображенском был выделен участок около четырех десятин, где с января 1888 г. начались захоронения. Земли, примыкающие к нему со стороны осевой дороги, в августе 1888 г. отвели для захоронений 8-му флотскому экипажу. Воинское отделение было разделено на девятнадцать участков, принадлежавших соответствующим воинским частям, преимущественно гвардейским [597 - ЦГИА СПб. Ф. 210. Оп. 1. Д. 33.]. Надмогильные кресты различных полков отличались по форме и цвету. По воспоминаниям стариков, на флотском участке были белые кресты с голубой окантовкой, на казачьем – темно-красные с черной окантовкой, на офицерском – светлые красные кресты. У железной дороги отвели участок Константиновскому артиллерийскому училищу. Об этом свидетельствуют сохранившиеся на могилах юнкеров-артиллеристов остатки каменных надгробий конца прошлого – начала нынешнего века.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1895–1896 гг. на воинском кладбище был сооружен каменный одноглавый храм в «русском стиле» с высокой одноярусной колокольней над входом. Руководил работами инженер-полковник В. А. Коляновский. Мраморная доска на церкви гласит: «Храм сей воздвигнут в молитвенную память о царе-миротворце императоре Александре III усердием воинских чинов войск Гвардии и Петербургского Военного Округа, с участием частных благотворителей». Закладка и освящение церкви сопровождались парадами всех воинских частей, имевших на кладбище свои участки. Храм был освящен во имя благоверного князя Александра Невского 16 ноября 1896 г. протопресвитером военного и морского духовенства А. А. Желобовским в присутствии императора Николая II. Многие образа и предметы утвари были пожертвованы полками гвардии и гарнизона и частными благотворителями. Ежегодно в день кончины Александра III в церкви служилась заупокойная литургия в присутствии представителей воинских частей [598 - Кутепов С. И. Главная церковная и ризничная опись церкви благ. кн. Александра Невского… Спб., 1900; Цитович Г. А. Храмы армии и флота. Пятигорск, 1913.]. Для священника, диакона и сторожей в церковном дворе выстроили отдельные дома, а также необходимые хозяйственные постройки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1898 г. военное ведомство обратилось с просьбой к городской администрации расширить военное кладбище за счет территории гражданского. Ходатайство вызвало возражения городской санитарной комиссии, однако позже Городская управа уступила настойчивым требованиям военного ведомства и осенью 1903 г. предоставила ему участок площадью в тысячу сто квадратных сажень. За первые двенадцать лет существования военного кладбища на нем похоронили около трех с половиной тысяч нижних воинских чинов и офицеров. В 1908 г. на участке лейб-гвардии Конного полка была сооружена каменная часовня-склеп. Вся территория военного кладбища, огражденная высоким желтым забором, поддерживалась в образцовом порядке: «Могилы расположены прямыми рядами, с правильно поставленными по прямой линии крестами, могильная земля убрана, дорожки выровнены» [599 - Преображенское кладбище // Изв. Городской петербургской думы. 1907. № 47. С. 1923.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Внешний вид военного кладбища резко контрастировал с состоянием бедных разрядов общего кладбища, которое едва справлялось с потоком погребений. Типичная могила здесь – покрытый дерном холм с деревянным крестом. На некоторых не было и креста, а лишь простой столбик с прибитыми крест-накрест дощечками. Несколько разнообразили унылый кладбищенский пейзаж два купеческих склепа невдалеке от старой церкви, а также гранитные и чугунные надгробия, стоявшие преимущественно вдоль главных дорог.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В конце XIX в., в период промышленного подъема, быстро увеличивалось население столицы, в основном за счет городской бедноты. Увеличилось и число захоронений на Преображенском кладбище. Острый дефицит подготовленных участков дешевых разрядов вынудил кладбищенский персонал, не соблюдая установленного двадцатилетнего погребального срока, начать «вторичные захоронения», т. е. устройство новых могил в промежутках между старыми.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;К 1900 г. санитарная комиссия разработала комплекс мер по улучшению состояния Преображенского кладбища. Аварийное состояние деревянной церкви, выстроенной «в зимнее время в течение 104 дней на глинистой почве, выпучивающей каждую весну ее стены» [600 - ЦГИА СПб. Ф. 513. Оп. 146. Д. 588. Л. 32.], сделало первоочередной задачей возведение большого каменного храма в центре кладбища. Кроме того, старая кладбищенская церковь не могла вместить всех желающих присутствовать на заупокойных богослужениях, а наличие лишь одного придела не позволяло проводить одновременно несколько отпеваний. В мае 1900 г. архитектор В. А. Демяновский представил в Городскую управу проект каменной двухэтажной восьмипридельной церкви, который, однако, не получил одобрения из-за технического несовершенства, дороговизны и, главное, долгосрочности реализации. От строительства каменного храма пришлось отказаться, и в 1903–1905 гг. по проекту и под руководством В. А. Демяновского была возведена большая деревянная церковь. Храм на пятьсот человек, стилизованный в формах северного деревянного зодчества, имел три отдельных придела и множество притворов и крылец. Среднюю часть венчал восьмигранный барабан с закомарами и шатровым завершением. Над северным и южным приделами возвышались бочкообразные покрытия с луковичными главками. Общая ризница соединяла алтари всех трех приделов. Над северным притвором поднималась двухъярусная шатровая колокольня с шестью колоколами. Строительство церкви обошлось городу в семьдесят тысяч рублей. Живопись и все внутреннее убранство выполнили члены Общества взаимопомощи русских художников. Освятили храм во имя Казанской Божией Матери 14 августа 1905 г. [601 - Зодчий. 1905. № 35. С. 385.]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Надежды, связанные с новой церковью, не оправдались: она практически не годилась для проведения заупокойных литургий из-за плохой акустики, а установленное в ней паровое отопление в первую же зиму вышло из строя. Из-за колебаний температуры здание постепенно разрушалось и уже к 1909 г. требовало капитального ремонта. Новая церковь не смогла заменить старую (впоследствии отремонтированную), но живописным своим обликом украшала кладбище. Осенью 1908 г. в Петербурге разразилась эпидемия холеры, жертв которой хоронили в основном на Преображенском кладбище. В этом году здесь было совершено четырнадцать с половиной тысяч погребений, частично – в братских могилах. А общее число захоронений к 1909 г. превысило двести пятьдесят тысяч. Ввиду крайнего переполнения кладбища (на сто тысяч больше расчетного числа могил) санитарная комиссия пыталась различными способами разгрузить его. Среди предложений были и расширение территории, и создание в городе крематория. Практическим же решением стал перевод на Успенское кладбище в 1907 г. захоронений детей из Воспитательного дома, а летом 1909 г. – и всех прочих бесплатных погребений.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Первая мировая война значительно изменила облик Преображенского кладбища. В январе 1915 г. по инициативе Александровского комитета о раненых специальная комиссия из представителей городской администрации и военного ведомства наметила место для братского кладбища «жертв великой европейской войны» [602 - ЦГИА СПб. Ф. 210. Оп. 1. Д. 673. Л. 1.]. Братское кладбище площадью четыре десятины вытянулось по правой стороне осевой дороги, на свободном пространстве бывших дорогих разрядов, где распланировали места под двенадцать тысяч могил. К лету 1916 г. здесь было погребено около пяти тысяч, а к концу 1917 г. – уже более десяти тысяч солдат и офицеров, умерших в основном в Николаевском и Семеновском военных госпиталях. Ежегодно в дни больших праздников в центре братского кладбища служились соборные панихиды. Впоследствии предполагалось посадить здесь деревья и возвести храм – памятник павшим воинам.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сердцем кладбища и в будни и в праздники была старая церковь. Сюда от кладбищенской железнодорожной платформы на подводе доставлялись для отпевания усопшие. В праздничные дни здесь проводились большие службы с участием детского хора певчих, и тогда церковь не могла вместить всех пришедших с рабочих окраин и из окрестных сел. На площади перед церковью устраивались праздничные ярмарки. «В праздник каждый, у кого есть родные, похороненные на кладбище, непременно пойдет на могилу помянуть покойного, не говоря уже о праздниках кладбищенских, или так называемых родительских днях, когда на могилы отправлялись уже целыми семьями, с самоварами и всем хозяйством, и проводили на могиле по целым дням» [603 - Беляев. Указ. соч. С. 44.]. Особенно торжественно отмечался 6 августа главный праздник Преображенского кладбища – Преображение Господне. В этот день большая праздничная литургия служилась и в военной церкви Александра Невского.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В первые послереволюционные годы кладбище оставалось местом захоронения окрестных рабочих. В конце 1920-х гг. обе деревянные церкви были снесены, а в 1938 г. закрыли каменный храм на военном кладбище. Церковная утварь, иконы, книги были частью разворованы, частью сожжены, священнослужителей репрессировали. Память о последнем настоятеле Преображенской церкви А. А. Чужбовском не так давно увековечена надписью на тыльной стороне стелы, установленной на могиле его родственников: «Протоиерей о. Алексей – 25.XII.1937».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Так сложилось, что в истории Преображенского кладбища отразились важные эпизоды общественного развития России. 3 апреля 1881 г. на Семеновском плацу были повешены «первомартовцы» – А. И. Желябов, С. Л. Перовская, Н. И. Кибальчич, Т. М. Михайлов и Н. И. Рысаков. О тайном погребении народовольцев рассказал уже после революции бывший смотритель кладбища, участник похорон В. Г. Саговский [604 - Как их хоронили // Минувшие дни. 1928. № 3.]. Пять наспех сколоченных ящиков, вымазанных черной краской, привезли в товарном вагоне под надзором полиции на станцию Обухово. Полицейскую охрану на кладбище усилила прибывшая казацкая сотня. Без отпевания казненных опустили на дно приготовленной накануне ямы в самом дальнем углу кладбища, рядом с могилами самоубийц. Руководивший похоронами пристав Александро-Нсвской части приказал тут же сровнять могилу с землей, после чего взял со смотрителя расписку о неразглашении имен погребенных. Сейчас на этом месте выросли постройки домостроительного комбината.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тайные погребения производились на кладбище и в 1905 г. К вечеру 9 января, после расстрела мирной демонстрации, убитых и раненых стали собирать на подводы и развозить по больницам. В следующие дни, по воспоминаниям очевидца, умерших свозили к общей яме, выкопанной рядом с оградой военного кладбища, напротив церкви Александра Невского [605 - Ленингр. правда. 1926. 22 янв.]. В братской могиле было погребено восемьдесят восемь жертв 9 января. В память погибших в церкви святых Петра и Павла на Шлиссельбургском проспекте была отслужена панихида, на которую собралось так много народа, что церковь не смогла вместить всех. В том же году, 9 июля, рабочие организовали массовое шествие к братской могиле своих товарищей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не случайно, что рядом с могилой жертв «кровавого воскресенья» была устроена вторая братская могила – жертв расстрела еще одной мирной демонстрации. 5 января 1918 г. во многих районах города проходили манифестации в поддержку Учредительного собрания. Особенно массовой и сплоченной выглядела колонна рабочих Александро-Невского района, шедшая от Марсова поля к Таврическому дворцу. По сообщениям газет, «когда манифестанты появились у Пантелеймоновской церкви, матросы и красногвардейцы, стоявшие на углу Литейного пр. и Пантелеймоновской ул., сразу открыли ружейный огонь. Шедшие впереди манифестации знаменосцы и оркестр музыки Обуховского завода первые попали под обстрел. После расстрела демонстрантов красногвардейцы и матросы приступили к торжественному сожжению отобранных знамен» [606 - На улицах Петрограда // Новая жизнь. 1918. 6 янв.]. Похороны жертв расстрела состоялись 9 января и вылились в многотысячную демонстрацию, проходившую под лозунгом: «5 января 1918 – 9 января 1905. Жертвам, павшим в борьбе за народовластие». Организаторами демонстрации были Совет крестьянских депутатов, Союз защиты Учредительного собрания, Центральные комитеты партий эсеров и социал-демократов. Траурная процессия двинулась в 12-м часу от Мариинской больницы к Преображенскому кладбищу. «Гробы, обитые красным сукном, несли на руках. В 6 часов вечера процессия прибыла на кладбище. Братская могила приготовлена рядом с могилой жертв 9 января 1905 г. Над обеими могилами рабочими Обуховского завода сделана роскошная арка, накрытая красным и белым сукном». После похорон состоялся траурный митинг [607 - Похороны жертв 5 января // Там же. 11 янв.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В апреле 1925 г. Ленгубисполком принял решение о сооружении памятника на могилах жертв 9 января 1905 г. и переименовании Преображенского кладбища в кладбище «Жертв 9 января». На траурном митинге 1926 г. на могильном холме был установлен временный монумент.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Через четыре года состоялось торжественное открытие нового памятника, установленного в самом центре кладбища, на месте снесенной Казанской церкви, куда перезахоронили останки погибших 9 января. К 1930 г. была завершена только архитектурная часть памятника, авторами которого были скульптор М. Г. Манизер и архитектор В. А. Витман. К следующей годовщине гранитный постамент, представляющий собой обнесенную балюстрадой трибуну, был увенчан монументальной фигурой рабочего с погребальной урной в руке. Цоколь памятника украшен барельефом, запечатлевшим расстрел рабочих.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Страшная традиция тайных захоронений жертв репрессий, заложенная в 1881 г., была продолжена во второй половине 1930-х гг. По свидетельствам очевидцев, в эти годы крытые брезентом грузовики привозили на кладбище расстрелянных и замученных в тюрьмах. Под покровом ночи, при усиленном патрулировании кладбища милицией, здесь производились захоронения погибших в сталинских застенках. На месте их погребения нет памятников.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В годы Великой Отечественной войны через кладбище проходила вторая линия обороны города. Несмотря на это, захоронения не прекращались. Тысячи ленинградцев, погибших во время блокады, и воинов, павших на Ленинградском фронте, лежат в братских могилах на участках 30 и 58. На территории кладбища были установлены четыре дзота. Они и до сих пор стоят на прежних местах, напоминая о событиях военных лет. Под дзот был оборудован и подвал бывшей воинской церкви. После войны в ней организовали толевой цех, затем – склад. В последние годы церковь передали старообрядческой общине Белокриницкого согласия, и после капитального ремонта в декабре 1983 г. она была освящена как Покровская.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Работы, проведенные на кладбище в 1950– 1960-х гг. – расчистка заросшей кустарником территории, дренаж почвы, подсыпка земли на заболоченных местах, посадка деревьев, асфальтирование дорожек, – подготовили некоторые участки к захоронениям последующих лет и придали кладбищу более благоустроенный вид. В то же время территорию сильно сократило возведение домостроительного комбината, начавшееся в 1957 г. на бывшем воинском участке.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сегодня кладбище занимает около семидесяти пяти гектаров и постепенно разрастается в сторону Софийской улицы. Его облик меняется с течением времени, и в сложившемся неоднородном некрополе отдельные участки выделяются своими характерными особенностями.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Так, ближайшая к конторе часть кладбища, расположенная слева от осевой дороги «Памяти жертв 9 января» (участки 1-34), сохранила первоначальную трассировку дорожек, разделявших ее на квадраты. Здесь не только на уцелевших дореволюционных могилах, но и на захоронениях последующих десятилетий преобладают надмогильные кресты – деревянные, металлические, иногда каменные. Большинство могил огорожено, ухоженные семейные участки иногда занимают значительную площадь. Иначе выглядит центральная часть кладбища, где захоронения производились в основном в послевоенный период. Здесь надмогильные кресты уступают место стелам и гранитным стенкам (на многих из них, впрочем, выгравировано изображение креста).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Определенное однообразие и регулярность свойственны району так называемых «коммунистических площадок» (участки 52–55), которые были организованы в 1960-1970-х гг. Равновеликие гранитные и мраморные стелы изредка перемежаются здесь с металлическими колонками, увенчанными звездой. Обращают на себя особое внимание надгробия военачальников и Героев Советского Союза, часто украшенные скульптурой (участок 35 и др.).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На участке 58, ставшем во время войны местом братских захоронений, позже хоронили экипажи самолетов, погибших в авиакатастрофах. Позднее здесь появились захоронения военнослужащих – жертв афганской войны (погребенных также и на других участках кладбища). Некоторым своеобразием отличаются районы еврейских захоронений, первый из которых сложился в начале 1970-х гг. (участки 40-а-46-а), после прекращения захоронений на соседнем еврейском кладбище. На участке 49, около железной дороги, в начале 1980-х гг. устроен колумбарий.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сегодня кладбище «Памяти жертв 9 января» – одно из самых старых действующих кладбищ города. Петербуржцы активно посещают его с начала весны и до поздней осени. На могилы приходят и в дни рождения и смерти похороненных здесь близких, и в традиционные дни поминовения. Кресты украшают венчиками, могилы – цветами, часто совершают совместные трапезы, оставляют на могилах сласти и фрукты. Многие возлагают цветы на холмы братских захоронений и к памятнику жертвам «кровавого воскресенья».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Будучи многообразным культурно-историческим комплексом, кладбище запечатлело старые и новые обычаи, вкусы различных общественных групп, стили нескольких эпох в их постоянном изменении, смешении, увядании и возрождении.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Прилагаемый список включает значительную часть всех уцелевших на кладбище дореволюционных могил, наиболее примечательные захоронения деятелей науки и искусства советского времени, а также тех лиц, на могилах которых возведены художественные надгробия.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Исторические захоронения на кладбище «Памяти жертв 9 января»<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;1. Адмони-Красный Григорий Яковлевич. 1881–1970. Востоковед, историк, юрист. Черная стела. Уч. 44-а.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;2. Алексеев Владимир Павлович. 1925–1981. Поэт-сатирик. Гранитная стела. Уч. 43.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;3. Арефьев Гурий Иосифович. 1905–1978. Специалист в области ткацкой промышленности, профессор Гранитная стенка. Уч. 35.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;4. Аронзон Леонид Львович. 1939–1970. Поэт. Бронзовое скульптурное надгробие. Ск. К. Симун. Уч. 55.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;5. Атурина Варвара Андреевна. 1855–1906. Вдова штабс-капитана. Белый мраморный крест. Уч. 15.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;6. Богданов Иван Архипович. Ум. 1889. Купец. Постамент; крест утрачен. Уч. 1.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;7. Бриккер Владимир Наумович. 1923–1972. Кардиолог. Гранитная стенка. Уч. 48.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;8. Буйницкий Виктор Харлампиевич. 1911–1980. Полярный исследователь, капитан 2-го ранга, Герой Советского Союза, профессор. Гранитная глыба. Уч. 36-а.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;9. Вербицкий Василий Петрович. 1881–1912. Судебный пристав. Гранитный пьедестал; крест утрачен. Уч. 22.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;10. Влаловский Владимир Игнатьевич. 1863–1890. Бетонная стела. Уч. 3.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;11. Гартц Анатолий Андреевич. 1885–1977. Ученый, конструктор-артиллерист. Гранитная стела. Уч. 58.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;12. Гильденгершель Михаил Иосифович. 1910–1969. Химик, профессор. Гранитная стела. Уч. 64.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;13. Гершуни Евгений Павлович. 1899–1970. Режиссер, художественный руководитель ленинградского цирка. Черная стела. Уч. 48.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;14. Гоголицына Татьяна Михайловна. 1929–1981. Искусствовед. Художественное деревянное надгробие. Ск. Э. Л. Бершутский. Уч. 25.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;15. Голант Евгений Яковлевич. 1888–1971. Педагог-методист, профессор. Мраморная стела. Уч. 64.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;16. Гольдбурт Суламифь Ноевна. 1912–1981. Физиолог, специалист по физиологии слуха.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гольдбурт Цецилия Ноевна. 1913–1989. Конструктор, выпускница Академии бронетанковых войск. Стела. Уч. 35.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;17. Гордеев Иван Минеевич. 1869–1934. Хирург, доктор медицины. Бетонная раковина. Уч. 4.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;18. Гордеев Константин Викторович. 1869–1907. Гранитный постамент; крест утрачен. Уч. 12.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;19. Гордиенко Тимофей Павлович. 1906–1970. Архитектор. Гранитная стенка. Уч. 27.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;20. Дмитрук Семен Фомич. 1846–1909. Коллежский регистратор. Черный гранитный постамент; крест утрачен. Уч. 57.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;21. Дубровин Олег Владимирович. 1919–1971. Инженер-кораблестроитель, специалист по судовым двигателям. Гранитная стела. Уч. 43.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;22. Захарова Александра. 1855–1897.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Захарова Анисия Ильинична. 1814–1894. Черный обелиск со стихотворной эпитафией. Уч. 10.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;23. Зелигер Наум Борисович. 1902–1983. Специалист в области радиосвязи, профессор. Гранитная стела. Уч. 36.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;24. Иоффе Владимир Ильич. 1898–1979. Микробиолог, эпидемиолог, академик. Гранитная стела. Уч. 44.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;25. Кандиба Анна Павловна. 1814–1893.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кандиба Гавриил Александрович. 1804–1873. Надворный советник. Гранитный постамент; крест утрачен. Уч. 1. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;26. Кандиба Юлия Гавриловна. 1855–1890. Преподавательница Литейной женской гимназии. Мраморный постамент; крест утрачен. Уч. 1. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;27. Каплан Анатолий Львович. 1902–1980. Художник. Гранитная стела с глубоким барельефом. Худ. Д. Н. Гоберман. Уч. 59, рядом с церковью.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;28. Киселев Яков Семенович. 1896–1984. Юрист, литератор. Мраморная плита. Уч. 44.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;29. Кнапп Надежда Ивановна. Ум. 1875. Гранитная скала; крест утрачен. Уч. 2.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;30. Короленок Константин Харитонович. 1906–1971. Психоневролог, профессор. Гранитная стенка. Уч. 48.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;31. Кострица Леонид Михайлович. 1919–1970. Эстрадный певец. Гранитное надгробие в форме лиры. Уч. 51.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;32. Куни Михаил Абрамович. 1893–1972. Эстрадный артист (психологические опыты). Гранитная стела. Уч. 64.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;33. Лапченко Сергей Григорьевич. Ум. 1910. Гранитный крест. Уч. 34.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;34. Левитан Хаим Абрамович. 1898–1971. Архитектор. Надгробие из двух черных гранитных блоков. Уч. 64.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;35. Левитин Исидор Борисович. 1907–1976. Специалист по инфракрасной технике, автор научных трудов и учебных пособий, подполковник. Гранитная стела. Уч. 46-а.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;36. Лесман Софья Борисовна. 1947–1974. Скульптурное надгробие. Уч. 58.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;37. Лохманов Петр Михайлович. 1879–1954. Член Петербургского Совета рабочих депутатов 1905 г. Гранитная стенка. Уч. 8.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;38. Ляховицкая Софья Самойловна. 1898–1972. Пианист, педагог. Мраморная стела. Уч. 64.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;39. Мазель Владимир Абрамович. 1893–1969. Ученый-металлург, профессор. Гранитная стела. Уч. 44.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;40. Максимов Василий Михайлович. 1914–1979. Ученый-теплотехник, профессор. Гранитная стенка. Уч. 35.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;41. Максимов Василий Павлович. 1905–1970. Драматический артист. Стела. Уч. 48.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;42. Медведовский Михаил Семенович. 1903–1970. Отоларинголог, профессор. Гранитная стенка. Уч. 48.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;43. Морозов Австигней Матвеевич. Ум. 1911. Гранитная скала; крест утрачен. Уч. 3.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;44. Мостепаненко Александр Михайлович. 1938–1987. Автор многочисленных работ по философии естествознания, профессор. Черная гранитная стела. Уч. 58.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;45. Нерушенко Александр Николаевич. 1922–1986. Контр-адмирал. Гранитная стенка. Уч. 35.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;46. Нестеровский Игорь. Ум. 1898. Юнкер Константиновского артиллерийского училища. Бетонный постамент; крест утрачен. Уч. 49.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;47. Пер Абрам Григорьевич. 1903–1970. Специалист в области точной механики и оптики, профессор. Гранитная стенка. Уч. 48.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;48. Подзоров Григорий Карлович. Ум. 1907. Чугунный крест. Уч. 22.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;49. Пожинская Анна Николаевна. 1920–1975. Стела с бюстом. Уч. 16.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;50. Презент Исаак Израилевич. 1902–1968. Академик ВАСХНИЛ. Гранитная стела с портретным барельефом. Уч. 52.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;51. Ростиславский Иван Степанович. Ум. 1915. Гранитный крест. Уч. 8.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;52. Саговский Григорий Яковлевич. 1856–1881. Статский советник. Каменная глыба; крест утрачен. Уч. 1.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;53. Свиридов Александр Андреевич. 1912–1982. Генерал-лейтенант, Герой Советского Союза, автор военных мемуаров. Гранитная стела. Уч. 35.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;54. Семенов Владимир Лаврентьевич. 1914–1978. Художник. Гранитная стела. Уч. 59, у границы кладбища.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;55. Серебров Климентий Аркадьевич. 1926–1981. Ученый-радиотехник. Стела с портретным барельефом. Уч. 38.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;56. Сизов Алексей Михайлович. Ум. 1881. Гранитный саркофаг. Уч. 15.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;57. Сизов Павел Алексеевич. Ум. 1887. Гранитный саркофаг. Уч. 15.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;58. Скорино Мария Иософатовна. 1817–1899. Дочь поручика. Чугунный крест на гранитном постаменте. Уч. 34.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;59. Сози Иосиф Федорович 1846–1913. Горный инженер. Черный гранитный крест Уч. 3.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;60. Соколовский Леонид Моисеевич. 1921–1983. Врач-онколог. Белая мраморная стела. Уч. 49.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;61. Ставров Александр. 1888–1907. Юнкер Константиновского артиллерийскою училища. Черный гранитный постамент; крест утрачен. Уч. 49.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;62. Стехов Николай Афанасьевич. 1819–1901. Гранитный пьедестал; крест утрачен. Уч. 59, рядом с церковью.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;63. Столярский Станислав Эдуардович. 1894–1956. Генерал-майор авиации. Художественное надгробие. Уч. 40-а. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;64. Стрелец Хаим Липович. 1911–1976. Ученый-металлург, автор работ по металлургии магния. Металлическое надгробие в форме развернутой книги. Уч. 52.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;65. Федоров Евгений Степанович. 1851–1909. Инженер-полковник, строитель первого аэроплана в России. Черная гранитная плита. Уч. 6.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;66. Фурман Семен Абрамович. 1920–1978. Шахматист, гроссмейстер, тренер экс-чемпиона мира А. А. Карпова. Гранитная стела с бронзовым барельефом. Уч. 58.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;67. Цеслинский Всеволод Васильевич. 1872–1909. Юнкер Константиновского артиллерийского училища. Черная гранитная стела (опрокинута). Уч. 49.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;68. Чужбовская Анастасия Александровна. Ум. 1911. Жена священника. Металлический крест на мраморном постаменте. Уч. 1. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;69. Чужбовский Алексей. Погиб 1937. Настоятель Преображенской кладбищенской церкви. Гранитная стела. Уч. 10. Семейное место. Надпись в память репрессированного о. Алексея на тыльной стороне.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;70. Шифрин Наум Маркович. 1901–1972. Архитектор. Гранитная стенка. Уч. 48.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;71. Штернберг Осип Афанасьевич. 1843–1891. Гранитный постамент; крест утрачен. Уч. 8.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;72. Шушковский Иосиф Ильич. 1903–1969. Хирург, профессор. Гранитная стела. Уч. 46.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;73. Юсупова Мария Афанасьевна, кн. Ум. 1873. Черный гранитный постамент; крест утрачен. Уч. 35.<br>
&nbsp;//--&nbsp;Кладбище «Жертв 9 января»&nbsp;--//&nbsp;<br><img border=0 src="i_130.png"><br><br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;В. М. Лукин<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;ЕВРЕЙСКОЕ КЛАДБИЩЕ<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Проспект Александровской фермы, 66-а)<br></h3><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Еврейское кладбище расположено в Невском районе, невдалеке от южной границы Петербурга. Двадцать семь его гектаров протянулись на северо-восток вдоль проспекта Александровской фермы, от железной дороги до улицы Тихой. Огороженное типовым бетонным забором кладбище мало заметно среди окружающих его промышленных и транспортных предприятий. Внимание привлекают лишь густая зелень деревьев, старые памятники, возвышающиеся над оградой, да вид кладбищенской синагоги, открывающийся через проем ворот.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Старый, прилегающий к синагоге участок кладбища, ограниченный 1-й Главной и Березовой аллеями, покрыт частой сетью ортогональных дорожек, делящих территорию на небольшие «квадраты». В новой, послевоенной, части дорожки проложены реже, «квадраты» – крупнее. По старому кладбищу проходят Слуцкая аллея (по имени похороненной здесь революционерки В. К. Слуцкой), Зеленая, Липовая, Лужская и 2-я Главная, в прошлом – центральная, разделявшая кладбище на две половины. Новое кладбище, расположенное ближе к железной дороге, организуют Братская (названа в честь находящихся рядом братских могил) и Центральная аллеи. Параллельно ограде вдоль всего кладбища тянутся Невская, Гаревая, Герцена, Конторская и Львовская аллеи. В левой части, у Тихой улицы, расположены шесть Заборных аллей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Наибольший интерес представляют на кладбище надгробные памятники дореволюционного периода. Это едва ли не единственные материальные свидетельства того типа еврейской культуры, который сложился в Петербурге во второй половине XIX—начале XX вв. К этому времени евреи столицы преимущественно отошли от традиционного уклада национальной жизни. Подверглись изменениям даже наиболее консервативные традиции, связанные с похоронами, трауром, почитанием памяти усопших. Открытость и даже парадность столичного еврейского кладбища никогда не была свойственна старым кладбищам в городах и местечках «черты оседлости». Вместо однородных стел из мягкого камня, покрытых резными символическими барельефами и надписями, здесь (как и на еврейских кладбищах других крупных европейских городов) устанавливали гранитные и мраморные надгробия, формы которых заимствованы на христианских кладбищах: саркофаги, обелиски, обломанные колонны, стелы, порталы, усыпальницы. В то же время в пластические формы претворялись некоторые традиционные надгробные изображения, например получившее широкое распространение надгробие в виде Древа Плача (дерево с обрубленными ветвями) или стилизованная фигура льва (надгробие на могиле Льва Моносзона). В украшении надгробий наряду с растительными орнаментами и традиционными символами, такими, как Маген-Довид, благословляющие руки ааронидов, менора, свитки Торы, Скрижали Завета, Древо Плача и т. п., появились элементы, чуждые национальной траурной символике: венки, урны, факелы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Отступлением от традиции явилось также изначальное разделение территории кладбища на разряды, отражавшее сословное расслоение столичного еврейства. Так, справа от синагоги на участках бывшего 1-го разряда возвышаются пышные усыпальницы богатых купцов, промышленников, банкиров, известных своей благотворительностью, распространявшейся и на нужды кладбища; рядом с ними – массивные обелиски и стелы – захоронения крупных чиновников, известных медиков, издателей, архитекторов, раввинов. Ближе к периферии старого кладбища подобные памятники встречаются реже. Но и здесь, на участках 2-го и 3-го разрядов, ими отмечены могилы юристов, инженеров, врачей, провизоров, артистов, художников, учителей. В глубине кладбища, в бывших дешевых разрядах сохранились плоские стелы из песчаника или бетона с полукруглым верхом, близкие по стилю традиционным еврейским надгробиям. Как правило, они установлены на могилах ремесленников, мелких торговцев, нижних воинских чинов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Надгробные надписи в большинстве своем выполнены на иврите. Текст начинается с традиционной аббревиатуры словосочетания «здесь покоится», затем сообщаются сведения об усопшем, иногда в форме пространной эпитафии. Многообразие эпитафий простирается от стихов С. Я. Надсона до акростихов-панегириков на иврите с цитатами из священных текстов. Конец текста везде отмечен аббревиатурой молитвенной формулы «Да будет душа его завязана в узле жизни». Имя, возраст и дата смерти в большинстве случаев дублируются по-русски, часто указывается профессиональная или сословная принадлежность покойного. Около одной десятой сохранившихся дореволюционных надгробий имеют надписи исключительно на иврите, встречаются также камни только с русским или немецким текстом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пытаясь воспрепятствовать размыванию национальной традиции, правление еврейской общины еще в 1882 г. оговорило «право браковать памятники и надписи, нарушающие религиозное и нравственное чувство» [608 - ЦГИА СПб. Ф. 422. Оп. 1. Д. 163а. Л. 40.]. Проблема особенно обострилась в начале XX в., когда на памятниках стали помещать портреты усопших. (Известно, что такие изображения считались неэтичными и не допускались на старых еврейских кладбищах.)<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В Петербурге подобный прецедент впервые возник в 1903 г. в связи с установкой памятника П. Я. Левенсону с бронзовым портретным барельефом. После выступления раввина А. Н. Драбкина было принято решение убрать изображение, однако, судя по описанию памятника в «Петербургском некрополе», барельеф так и не был снят. На других надгробиях помещались фотографические изображения; некоторые из них сохранились до наших дней. А в 1909 г. на кладбище открывается памятник М. М. Антокольскому со скульптурным портретом покойного на смертном одре (скульптор И. Я. Гинцбург) [609 - Отчет Хозяйственного правления петербургской синагоги за 1909 г. Спб., 1910.], причем торжественная церемония проходила при участии раввина.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Для более детального знакомства с еврейским кладбищем обратимся к истории его возникновения и формирования.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Основание Петербургской еврейской общины связывают с появлением в 1802 г. первого еврейского кладбища. Землю для него выделила на Волковском лютеранском кладбище евангелическо-лютеранская община церкви святого Петра на Невском проспекте. Участок площадью в сто шестьдесят квадратных сажень находился между лютеранским кладбищем и берегом реки Волковки. Когда в 1916 г. вдоль берега прокладывали трамвайные пути, часть памятников пришлось перенести на другой участок, находившийся в противоположной стороне лютеранского кладбища, рядом с Нобельской улицей (ныне – ул. Самойловой). На этом участке в пятьсот квадратных сажень, выделенном лютеранской общиной в 1862 г., до сих пор сохранилось несколько еврейских надгробий.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Осенью 1870 г. руководство еврейской общины обратилось в Городскую думу с ходатайством об устройстве отдельного кладбища. Ходатайство пришлось на время интенсивной деятельности созданной при Думе комиссии по устройству городских кладбищ. Результатом ее работы стало приобретение земли близ станции Обухово, справа и слева от Николаевской железной дороги. Справа устроили православное Преображенское кладбище (ныне – кладбище Памяти жертв 9 января), открытое в 1872 г. Участок слева от железной дороги, вытянутый в сторону Шлиссельбургского тракта, отвели для устройства кладбищ иноверцев. В 1874–1875 гг. 34 десятины Преображенского поля были разбиты на пять кладбищ: евангелическо-лютеранское, римско-католическое, магометанское, иудейское и караимское. Небольшой участок оставили в качестве запасного.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В феврале 1873 г. правление Петербургской еврейской общины заключило с Городским управлением договор на участок площадью в семнадцать тысяч шестьсот шестьдесят четыре квадратных сажени на следующих условиях: Городское управление устраивает кладбище на основаниях, общих для всех вероисповеданий, и более в его внутренние дела не вмешивается, оставляя за собой лишь право общего надзора; правление общины вносит в городскую казну плату за каждую могилу и берет на себя все расходы по кладбищу, превышающие общепринятый минимум. Последнее касалось традиционных условий устройства еврейского кладбища: окружение его прочной оградой и сооружение вблизи кладбищенских ворот здания для омовения и отпевания усопших [610 - Об организации Еврейского кладбища см.: Изв. Спб. Городской думы. 1875. № 3; ЦГИА СПБ. Ф. 792. Оп. 1. Д. 604; Ф. 256. Оп. 3. Д. 2796.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В течение 1873–1874 гг. на кладбище был построен деревянный двухэтажный молитвенный дом (дом для омовения и отпевания) [611 - Всемирная ил. 1875. Т. 13, № 11. С. 200 (ил. с. 204).] по проекту архитектора И. И. Шапошникова, а также жилое здание для сторожа и могильщиков, хозяйственные сооружения. Работы осуществлялись на средства, собранные по подписке, открытой общим собранием прихожан в октябре 1874 г. Вместе с завещанным на устройство кладбища капиталом эти средства составили четырнадцать тысяч рублей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Торжественное открытие еврейского кладбища состоялось 16 февраля 1875 г. при большом стечении народа. К этому событию был издан на русском языке и на иврите «Порядок молитвы на день открытия еврейского участка Преображенского кладбища» (Спб., 1875). Издание включало несколько псалмов, отрывок из Экклезиаста и специально составленную для этого торжества молитву. В молитве подчеркивалась идея создания Преображенского кладбища как единого некрополя для всех народностей, населяющих Петербург: «Окрест поля сего почиют усопшие разных племен и законов. Простри по благости Твоей и над ними покров мира Твоего и да будут души их завязаны в узле у Тебя. Всякий, созданный по образу Твоему, создан для прославления Тебя; всяк, в ком дух Твой и над кем страх пред Тобой, – тот сын Твой, тот брат и ближний нам. В жизни люди расходятся по разным путям, к могиле же – дорога одна; при свете солнечном различаются народы и племена, в тени же преисподней всякие различия исчезают».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Со 2 марта 1875 г. на кладбище начались регулярные погребения. Сохранилась первая могила еврейского Преображенского кладбища. На невысокой стеле в форме скрижалей надписи по-русски и по-еврейски: «Берка Бурак, Мошка Фрисна. Лаборатористы Охтенского порохового завода 23 лет от роду. Погибли при взрыве лаборатории 28 февраля, 15 адара и погребены на кладбище 2-го марта 1875 года». Не случайно первое захоронение на кладбище – двойное. Давняя традиция, связанная с фундаментальным представлением иудаизма о загробной жизни, запрещает обрекать душу на одиночество.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Захоронения производились в четырех платных и пятом бесплатном разряде. Вначале число бесплатных захоронений было значительно выше, чем число платных, но позже уменьшилось и составляло примерно половину от общего количества. Статистика первых лет существования кладбища приводит следующие среднегодовые цифры захоронений в платных разрядах: I разряд – шесть, II разряд – четыре, III разряд – одиннадцать, IV разряд – пятьдесят.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Устройством кладбища и организацией похорон занималось кладбищенское управление при хозяйственном правлении Петербургской еврейской общины. Само существование подобного органа в еврейской общинной организации имеет древнюю традицию, происходящую от религиозных благотворительных братств – Хевра Кадиша (Святое братство). Эти братства, зачатки которых появились уже в IV в., брали на себя все заботы, связанные с погребением, включая заботу о близких умершего [612 - Переферкович Н.П. Хевра Кадиша // Недельная хроника «Восхода». 1899. № 60.]. В России во второй половине XIX в. дело погребения мертвых в больших городах было передано правлениям синагог, но при этом существо деятельности кладбищенских управлений не изменилось. Его члены неоднократно подчеркивали свою преемственность от Хевра Кадиша. Не изменилось и отношение к участию в погребении как высшему, добровольному и бескорыстному виду благотворительности. Поэтому неудивительно, что в кладбищенское управление входили наиболее уважаемые члены петербургской общины. Достаточно упомянуть известного ученого, популяризатора науки, литератора Г. М. Рабиновича или знаменитого издателя еврейской прессы на трех языках А. О. Цедербаума. Отличия кладбищенского управления от Хевра Кадиша заключались в более четкой регламентации и сужении круга обязанностей, а также в общей бюрократизации структуры и отчетности.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ежегодно в ноябре кладбищенское управление отмечало традиционный праздник Святых братств – 15 кислева. Праздник начинался общей молитвой в синагоге и заканчивался дружеским застольем, в первые годы – обычно у кого-нибудь из наиболее состоятельных членов кладбищенского управления, а позднее, когда у общины появились свои помещения, как правило, в общинной столовой. Служащим кладбища выдавались в этот день пособия и премии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Опыт, накопленный за многие годы деятельности кладбищенским управлением Петербургской синагоги, был систематизирован в «Правилах об управлении еврейским Преображенским кладбищем в Петербурге» (Пг., 1914). Согласно правилам, в состав кладбищенского управления избирались двенадцать человек, кроме того, в его работе принимали участие Общественный и Духовный раввины. Управление на ежемесячных заседаниях решало организационные и финансовые вопросы. В работе оно опиралось на районных распорядителей («габоим»), которые организовывали документальное оформление и погребение усопших в своих районах. Главным лицом на кладбище был смотритель («шамаш»). Он жил в доме при кладбище, нес непосредственную ответственность за все здесь происходящее, руководил всеми работами и вел документацию. Регламентировалась также деятельность кладбищенского архитектора, служителей и рабочих.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В течение первых трех десятилетий кладбищенское управление занималось в основном текущей работой. На регулярных собраниях решались вопросы о предоставлении или предварительной продаже мест в том или ином разряде, ремонте сооружений и благоустройстве всех трех столичных еврейских кладбищ.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1898 г. вокруг Преображенского еврейского кладбища построили кирпичную, крытую черепицей стену. Были проложены дорожки, разделяющие разряды, выкопаны дренажные канавы, устроены мостки. Для проведения более капитальных работ у кладбищенского управления не хватало ни энергии, ни материальных ресурсов: все общинные средства шли на возведение Петербургской хоральной синагоги.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вид некрополя складывался произвольно, в основном по воле заказчиков и архитекторов, которых привлекали к возведению надмогильных сооружений. Известно, например, что автором фамильного склепа С. С. Полякова был архитектор А. В. Малов, только что закончивший строительство хоральной синагоги, возводились памятники по проектам архитектора М. Б. Кварта, но чаще других планировочные и строительные работы велись под руководством и при непосредственном участии известного петербургского архитектора Б. И. Гиршовича.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В конце 1906 г. обновленное кладбищенское управление, возглавляемое бароном Д. Г. Гинцбургом, отрядило на кладбище инспекционную комиссию. Соответствующий акт характеризует состояние кладбища в это время: «Здание молитвенного дома, построенное около 30 лет тому назад, пришло в столь ветхое состояние, что угрожает непосредственной опасностью в случае наплыва большого количества молящихся; непосредственно к нему примыкающие постройки, служащие частью жильем кладбищенского смотрителя, частью для лиц, сопровождающих покойного, в неменьшей степени ветхи. Главная проездная аллея замощена на незначительную часть своего протяжения, и не только неудобнопроездна, но даже непроходима в дождливое, ненастное время года. Все кладбище в целом в смысле взаимного расположения разрядов представляется в достаточно хаотичном, беспорядочном состоянии» [613 - ЦГИА СПб. Ф. 422. Оп. 1. Д. 209.]. Выводы комиссии стали толчком к коренной реконструкции, начавшейся в следующем году.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Весной 1907 г. была организована комиссия, в задачу которой входила разработка проекта необходимых на кладбище построек. Комиссия командировала двух своих членов в Ригу для осмотра только что возведенного на местном еврейском кладбище дома омовения («Таре»). На основе их отчета и рекомендаций приглашенных кладбищенским управлением архитекторов в мае 1907 г. были выработаны условия архитектурного конкурса.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В конкурсе приняли участие архитекторы Я. З. Блувштейн, Я. Г. Гевирц, С. Г. Гингер, А. З. Гринбаум, О. Д. Зейлигер, Н. Д. Каценеленбоген, М. Б. Кварт, А. И. Клейн, А. В. Розенберг, М. И. Сегаль, С. С. Серафимов. Из девяти представленных проектов комиссия в составе академиков Г. Д. Гримма и В. А. Покровского, профессора В. А. Косякова, архитекторов-художников О. Р. Мунца и С. В. Беляева единогласно признала лучшим проект Я. Г. Гевирца [614 - Зодчий. 1907. № 39. С. 413; ЦГИА СПб. Ф. 422. Оп. 1, Д. 92.]. Доработанный совместно с С. Г. Гингером проект этот был принят к осуществлению. А вскоре общее собрание общины одобрило «возведение намеченных сооружений, имеющих характер коллективного памятника» [615 - Отчет… за 1908 г. Спб., 1909. С. XVI.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В сентябре 1908 г. был заложен фундамент нового молитвенного дома и построено временное деревянное здание. В течение 1909 г. под наблюдением Я. Г. Гевирца, принявшего осенью обязанности архитектора кладбища, стены были подведены под крышу. Духовный раввин Д. Т. Каценеленбоген осмотрел постройку и удостоверился, что она соответствует требованиям ритуала.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Одновременно хозяйственное управление добивалось разрешения на увеличение площади кладбища. Продолжительные хлопоты увенчались в 1909 г. распоряжением Городской думы о присоединении запасного участка в три тысячи двести пятьдесят квадратных сажень к еврейскому Преображенскому кладбищу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Годы строительства новых кладбищенских сооружений стали временем решения самых разнообразных вопросов. Был составлен генеральный план всего кладбища и его участков с нумерацией захороненных и незахороненных мест, заведен алфавитный реестр лиц, погребенных за все годы существования кладбища. В 1911 г. сделали выборку записей из кладбищенских книг Евангелической общины о погребенных на еврейских участках Волковского кладбища, начиная с 1820 г. (более ранние книги уничтожил пожар) [616 - ЦГИА СПб. Ф. 422, Оп. 1, Д. 158, 159 (книги погребения на Еврейском Волковском кладбище 1820–1856, 1857–1871 гг.).]. Совершенно новый, комплексный характер приобрели работы по благоустройству кладбища. Замощение дорожек, прокладка дренажных труб, посадка деревьев, устройство хозяйственного двора, проведение телефона, электричества, водопровода – все это проводилось согласованно и было направлено на придание столичному кладбищу надлежащего облика.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Проблема организации ансамблевого единства стихийно сложившегося некрополя особенно волновала архитектора кладбища. Я. Г. Гевирц взял под контроль прокладку и благоустройство аллей, дорожек, клумб, распределение посадок, устройство оград. Все это, по его мнению, «должно быть связано как с площадью кладбища, так, особенно, со зданием новой синагоги, не только окружать его, но и дополнять его, украшая в своей планомерности» [617 - ЦГИА СПб. Ф. 422. Оп. 1. Д. 219.]. Чтобы сделать памятники более долговечными, архитектор разработал способы укладки фундаментов и контролировал работу монументщиков. В возводимых памятниках и гробницах Гевирц искал такие решения, благодаря которым разнохарактерные сооружения объединились бы в ансамбль. В своих произведениях архитектор сочетал характерные для петербургской архитектуры этого времени элементы неоклассицизма и модерна с восточными декоративными мотивами, деталями еврейской символики. Часть спроектированных Гевирцем памятников и усыпальниц сохранилась на кладбище и сегодня. К лучшим из них относятся строгое и торжественное надгробие Ю. Б. Бака и памятник М. М. Антокольскому.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1910 г. дом омовения и отпевания вчерне был закончен, купол покрыли красной листовой медью, в подвале устроили котельную. Начались отделочные работы и сооружение новых монументальных ворот «в характере архитектуры главного здания» [618 - Отчет… за 1911 г. Спб., 1912. С. 39.]. Простота и строгость форм, отсутствие нарядного декора отличали дом омовения и отпевания и соответствовали его назначению. Современник писал, что здание было «построено в восточном стиле, близко подходя к стилю арабских построек Азии XIV и XV веков» [619 - Освящение еврейской синагоги на Преображенском кладбище // Петерб. газ. 1912. 25 сент.]. Новый молитвенный дом вместе с Хоральной синагогой на Лермонтовском проспекте (1881–1883 гг., проект – И. И. Шапошников и Л. И. Бахман, строительство с изменением плана – А. В. Малов) образовал стилевое единство еврейских культовых зданий в Петербурге.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Летом 1912 г. строительство завершилось. Во дворе, образованном боковыми аркадами, разбили газоны, высадили кустарники и серебристые ели [620 - Ежегодник Общества архитекторов-художников. Вып. 3. Спб., 1908; Вып. 6. Спб., 1911; Вып. 7. Спб., 1912; Вып. 8. Спб., 1913.]. 23 сентября 1912 г. состоялось освящение дома. Торжественный ритуал с текстами молитв, исполнявшихся кантором и хором, был изложен в брошюре, выпущенной в память этого события [621 - Чин и обряд освящения Дома отпевания на Еврейском Преображенском кладбище в Петербурге. Спб., 1912; Бейзер М. Евреи в Петербурге. Иерусалим, 1989. С. 220.]. Имена членов строительного комитета и благотворителей, чьи пожертвования составили основу денежного фонда строительства, были помещены на двух мраморных досках в вестибюле Дома отпевания.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В последующие годы под руководством Я. Г. Гевирца продолжалось комплексное благоустройство кладбища. Были сооружены отапливаемая оранжерея и парник, в котором выращивали цветы для украшения могил, построен хозяйственный двор. Облик старой части кладбища обрел завершенность после того, как сформировался участок I разряда слева от синагоги (так называемый «раввинский»), долгое время резервируемый для самых почетных членов общины. Первым в январе 1895 г. на нем был погребен петербургский раввин З. Ланде. В советское время здесь были похоронены авторитетный талмудист, духовный раввин Петербурга—Ленинграда Д.-Т. Г. Каценеленбоген и знаток талмудической и хасидской литературы М.-М. А. Глускин, раввин Ленинграда в 1934–1936 гг.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;По соседству с еврейским кладбищем, ближе к железной дороге расположены были участки, отведенные под кладбища неправославных исповеданий. Захоронения на лютеранском и католическом участках начались в 1873 г. Ежегодно число погребенных на лютеранском участке составляло около двухсот, на католическом – чуть больше пятидесяти [622 - Шухов В. Опыт исследования почвы кладбищ. Спб., 1876.]. Кладбища эти считались непрестижными, и захоронения здесь производились главным образом в дешевых или бесплатных разрядах.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;О магометанском кладбище известно, что в 1899 г. на нем еще не хоронили, так как «пользование отведенным участком могло происходить лишь за плату, по мусульманским же правилам никакой платы за места для могил не должно быть взымаемо» [623 - ЦГИА СПб. Ф. 513. Оп. 116. Д. 409. Л. 356.]. В 1909 г. здесь уже отводят места для низших разрядов православного Преображенского кладбища.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С 1919 г. захоронения на лютеранском и католическом участках прекратились. В мае 1936 г. Ленгорисполком вынес решение о «досрочной ликвидации могил» и возведении на этом месте литейного цеха машиностроительного завода им. Ворошилова. Строительство, однако, так и не началось, и к 1950-м гг. участки превратились в заросший кустарником пустырь. Теперь здесь расположена «новая» часть кладбища.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;До революции к еврейскому кладбищу с юго-востока примыкало кладбище караимов. Его история восходит к 1858 г., когда в Петербурге впервые умер, как тогда писали, «еврей-караим» и похоронить его было негде. Лютеранская община церкви св. Петра на Невском проспекте, имея уже опыт предоставления кладбища евреям, выделила и для караимов на Волковском кладбище небольшой участок земли в тридцать пять квадратных сажень, который через двадцать лет был заполнен. В 1882 г. городские власти предоставили караимской общине, насчитывающей несколько сот человек, участок в три тысячи триста квадратных сажень. Статистика свидетельствует, что в начале века здесь ежегодно хоронили в среднем пять человек. Сегодня караимский участок включен в общую территорию еврейского кладбища и находится в его дальнем левом углу. Семь сохранившихся караимских надгробий представляют несомненный этнографический интерес. Памятник на могиле А. Ю. Танатор (ум. 1901) выполнен, вероятно, по проекту архитектора О. Р. Мунца в 1904 г. [624 - Беляев В. О кладбищах в Петербурге. Спб., 1872; ЦГИА СПб. Ф. 569. Оп. 12. Д. 29; Зодчий. 1904. № 29. С. 331.]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кладбище – своеобразный исторический источник, который проливает свет на многие драматические события в истории города. Так, возросшее число захоронений в годы Первой мировой войны свидетельствует об увеличении еврейского населения столицы (это были, главным образом, беженцы из прифронтовой полосы). На специально выделенном воинском участке в районе пересечения нынешних аллей Слуцкой и Герцена были погребены в 1914 г. девять военных, в 1915 г. – тридцать четыре, в 1916 г. – тридцать шесть, в 1917 г. – сорок девять. Здесь же покоятся жертвы расстрела июльской демонстрации 1917 г. – студенты Университета и Политехнического института, участники послеоктябрьских волнений – юнкера Владимирского и Николаевского инженерного училищ, студенты – жертвы расстрела мирной демонстрации в поддержку Учредительного собрания 5 января 1918 г., участники революционных событий и обороны Петрограда в годы Гражданской войны [625 - ЦГИА СПб. Ф. 422. Оп. 1. Д. 169, 170, 174, 176, 179, 180, 182 и др. (книги погребения на Еврейском Преображенском кладбище с 1882 по 1919 г.).].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В послереволюционные годы стихия разрушения «старого мира» охватила и кладбище. Были вывезены некоторые ценные памятники, разобрана окружавшая кладбище ограда (сохранились лишь столбы ворот). Со временем были разрушены многие усыпальницы, другие разграблены и, утратив плиты с именами усопших, стали анонимными. Уцелевшие усыпальницы используются ныне для хранения кладбищенского инвентаря. Не раз на кладбище бесчинствовали хулиганы [626 - См., напр.: Акт хулиганства на кладбище // Ленингр. правда. 1987. 22 апр.], неоднократно совершались поджоги кладбищенской синагоги.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Несмотря на постепенное разрушение, жизнь кладбища не прекращалась. В годы блокады Ленинграда справа от старого кладбища образовалось так называемое «хлебное захоронение» нескольких тысяч ленинградцев (оплатой похорон были карточки на хлеб). После войны общее захоронение превратили в братскую могилу, при этом были утрачены многочисленные самодельные таблички с именами покоящихся здесь людей. В годы войны на кладбище появились братская могила моряков, отдельные захоронения справа от старого участка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В сосуществовании города и некрополя последнему всегда отведена пассивная роль. Относительно спокойные этапы городской жизни и ее драматические события – войны, эпидемии, репрессии – постепенно формируют облик некрополя. В отдельные моменты своей истории некрополь активно вмешивается в городскую жизнь, будоражит ее, вносит в нее свои краски. Из старой периодики мы узнаем, с каким почетом хоронили горожане своих писателей, врачей, благотворителей, общественных деятелей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Особое внимание столичная пресса уделила трагической кончине строителя железных дорог, государственного и общественного деятеля, известного благотворителя Самуила Соломоновича Полякова. Смерть застигла Полякова во время похорон его друга – банкира и общественного деятеля А. М. Варшавского. Газета «Новости» от 13 апреля 1888 г. сообщает: «К 9 часам утра квартира Полякова переполнена была многочисленными почитателями покойного и родными. Здесь находилось множество представителей разных административных ведомств и всего торгово-промышленного мира. После прочтения доктором Драбкиным надгробной речи черный металлический гроб вынесли на руках барон Г. О. Гинцбург, зять покойного барон Гирш, петербургский раввин доктор философии Драбкин, профессор Бакст, М. А. Варшавский, представители правления царскосельской железной дороги и другие. Гроб поставлен был под роскошным черным балдахином на печальную колесницу, запряженную шестью лошадьми. Похоронная процессия следовала мимо Сената и Александровского сада по Невскому проспекту до Николаевского вокзала. На протяжении всего пути печального кортежа на улицах была несметная толпа. Все балконы, окна и даже некоторые крыши домов по Невскому проспекту были усыпаны любопытными. За гробом шла толпа в несколько тысяч евреев-ремесленников, явившихся отдать последний долг основателю «еврейского ремесленного фонда». На станцию Обухово прибыло три траурных поезда». Через несколько лет в память об этом событии была выпущена брошюра «Венок на могилу С. С. Полякова. Речи при погребении тела и поминовении души тайного советника Самуила Соломоновича Полякова, произнесенные петербургским раввином доктором А. Н. Драбкиным» (Спб., 1913). Сейчас на месте склепа С. С. Полякова – руины.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Событиями общественной жизни Петербурга стали также похороны основоположника русско-еврейской беллетристики Л. О. Леванды (1835–1888), публициста и редактора журнала «Восход» А. Е. Ландау (1832–1902), поэта-гебраиста Л. О. Гордона (1830–1892); их могилы не сохранились.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Поистине всенародной манифестацией любви и скорби стали похороны выдающегося скульптора Марка Матвеевича Антокольского. Траурный вагон, следовавший из Бад-Гомбурга, где умер скульптор, в Россию, встречали траурные депутации во всех крупных городах на пути следования, особенно многочисленными они были в Ковно и Вильно. Столичные газеты конца июня—начала июля 1902 г. пестрят статьями об Антокольском. Необычная судьба художника требовала общественного осмысления. Было решено похоронить скульптора не в его родном Вильно, а на еврейском кладбище столицы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;После траурной панихиды на Варшавском вокзале гроб в сопровождении нескольких десятков тысяч человек был доставлен в Хоральную синагогу. На панихиде присутствовали многие известные деятели русской культуры, среди них В. В. Стасов, И. Е. Репин, А. Н. Куинджи, М. П. Боткин, А. А. Луговой, С. П. Дягилев, Д. В. Стасов. Затем гроб с телом был перевезен на станцию Обухово, где «по дороге к кладбищу пел превосходный хор еврейских певчих синагоги и целая толпа присутствовавших несла по древнему обычаю большие зажженные факелы в руках. Всюду на столбах, вдоль стен синагоги, были прикреплены среди зеленых венков большие щиты с медальонами, содержащими древнееврейские орнаменты на основе рисунков драгоценнейших древнееврейских рукописей X и XI столетий, принадлежавших Императорской Публичной библиотеке. Одни из этих украшений представляли священную у евреев фигуру «Щит Давида» (Маген-Довид), другие – священные растения и разные символические фигуры в роскошных красках с золотом и серебром. Между этими медальонами особую красоту представляли те щиты, на которых стояли инициалы имени и фамилии Марка Антокольского. Эти фигуры были наполнены рисунками драгоценнейших камней: рубина, сапфира, изумруда и др. в красках. Таких еврейских орнаментов нигде в Европе никогда еще не было применено до сих пор. Эти рисованные медальоны были сочинены с оригиналов профессором архитектуры И. П. Ропетом, архитектором Ф. Г. Беренштамом и учеником профессора Репина, живописцем О. Я. Перельманом». Далее газета описывает процедуру возложения венков и траурный митинг у могилы М. М. Антокольского. В 1909 г. на могиле был установлен величественный памятник, состоялось богослужение и митинг памяти скульптора.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Можно привести множество отчетов о похоронных торжествах из столичной периодики тех лет. Расскажем еще лишь о похоронах одного из самых популярных деятелей петербургской еврейской общины, ее председателя, известного востоковеда-семитолога, издателя, мецената, коллекционера древнееврейских книг барона Давида Горациевича Гинцбурга. В отличие от своего отца, Горация Осиповича, возглавлявшего петербургскую общину в течение нескольких десятилетий, но пожелавшего быть похороненным в Париже рядом с родителями, Давид Горациевич завещал похоронить себя на петербургском еврейском кладбище и сделать это в полном соответствии с традицией еврейского погребения. Дело в том, что к этому времени в ритуале появился ряд чуждых элементов. Один из них – возложение цветов и венков на гроб усопшего. К традиционным же поминальным дарам относились лишь пожертвования в синагогу, школам или просто нуждающимся.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В первые траурные дни, 11 и 12 декабря 1910 г., на заупокойных богослужениях в доме Д. Г. Гинцбурга присутствовали сотни людей, среди них представители высших военных и правительственных кругов, ученые, литераторы, студенты, члены еврейской общины. 12 декабря на заседании Еврейского историко-этнографического общества были сделаны сообщения о деятельности Д. Г. Гинцбурга как основателя и деятельного члена Общества, организатора Курсов востоковедения, охарактеризованы его научные труды по национальной религии, искусству и философии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В похоронах приняли участие все петербургские учебные заведения; депутации еврейских общин ряда крупных городов России и Европы. Согласно воле покойного, не было возложения венков, торжественной панихиды. Вместо этого открыли подписной лист на благотворительные цели, а могилу устроили не в первом разряде. Сохранилось надгробие Д. Г. Гинцбурга – большая плита из полированного гранита, украшенная по бокам гирляндами и огороженная массивной чугунной оградой. Надписи на плите нет. Таково было желание покойного.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В конце 1968 г. решением Ленгорисполкома Еврейское кладбище было закрыто для дальнейших захоронений (отдельные захоронения допускаются и в настоящее время).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тем не менее некрополь оставался одним из центров национальной жизни, а для многих – единственным местом, связывающим их с национальным прошлым. С середины 1980-х гг. здесь устраиваются общественные воскресники по благоустройству территории, проводятся экскурсии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не случайно именно на этом месте в апреле 1983 г. впервые был отмечен День Памяти евреев – жертв фашистского геноцида (Иом Хашоа – по еврейскому календарю – 27 нисана). С каждым годом этот день собирает все больше участников. После траурного митинга и поминальной молитвы «Эль мале рахамим» («Бог полный милосердия») собравшиеся зажигают сотни свечей у одного из памятников, ставшего для участников Дня Памяти своеобразным мемориалом всем жертвам Второй мировой войны. На высокой металлической решетке, под Маген-Довидом – надпись: «Вечная память, Роза Лурье-Гельб, Макс Гельб (Освенцим), Иосиф Лурье (Сталинград), Моисей Данишевский (Под Ленинградом, Красный Бор), Яша Ависор (Петсамо)».<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Исторические захоронения на Еврейском кладбище<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;1. Абугов Семен Львович. 1877–1950. Живописец, профессор. Мраморная плита. Конторская дор., уч. 3/4 старый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;2. Авербух Семен Соломонович. 1889–1954. Хирург, автор трудов по анатомии полости рта. Гранитная стела. Дор. Герцена, уч. 3/2 новый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;3. Адмони (Адмони-Красный) Иоганн Григорьевич. 1906–1979. Композитор. Гранитная стела с мраморной вставкой. Центральная дор., в конце, уч. 7/4 новый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;4. Аккерман Леонид Исаакович. 1929–1984. Гинеколог, профессор. Гранитная стенка с гравированным портретом. Дор. Герцена, уч. 5/2 новый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;5. Альтман Моисей Семенович. 1896–1986. Филолог-античник, историк, профессор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Альтман Рафаил Семенович. 1899–1959. Химик, профессор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гранитная стела. 9-я Заборная дор., слева.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;6. Амусин Иосиф Давидович. 1910–1984. Историк, ориенталист, исследователь кумранских рукописей. Мраморная стела. Львовская дор., уч. 5/6 старый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;7. Анолик Моисей Израилевич. 1852–1901. Скульптор. Мраморная стела. Дор. Герцена, уч. 3/2 старый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;8. Антокольский Марк Матвеевич. 1843–1902. Скульптор, академик. Архитектурное надгробие; бронзовый бюст утрачен. Арх. Я. Г. Гевирц, ск. И. Я. Гинцбург. Главная дор., уч. 0/3 старый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;9. Ашанский Абель-Арон Ицкович. 1825–1899. Фельдфебель, прослуживший в кавалергардском полку более 50 лет, кавалер всех солдатских наград. Стела из песчаника. Дор. Герцена, уч. 2/2 старый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;10. Бавли Яков Григорьевич. 1871–1927. Терапевт, педиатр, общественный деятель. Гранитная стела. Зеленая дор., уч. 2/4 старый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;11. Бак Юлиан Борисович. 1860–1908. Инженер путей сообщения, общественный деятель, основатель и издатель газеты «Речь». Гранитная стела. Арх. Я. Г. Гевирц. Главная дор., уч. 0/3 старый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;12. Бакст Иосиф Исаакович. 1839–1895. Востоковед, сотрудник Министерства иностранных дел, переводчик, редактор. Гранитная стела с урной. Угол Невской и Липовой дор., уч. 1/3 старый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;13. Бакст Николай Исаакович. 1842–1904. Физиолог, литератор, общественный деятель. Гранитная стела. Невская дор., уч. 0/3 старый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;14. Банк Эммануил Борисович. 1839–1891. Адвокат, гласный Петербургской думы, общественный деятель. Гранитная стела. Гаревая дор., уч. 2/3 старый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;15. Биленкин Исаак Моисеевич. 1889–1950. Живописец и график. Стела с урной. Зеленая дор., уч. 4/4 старый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;16. Богельман Владимир Исаакович. 1882–1930. Архитектор. Гранитная стела. Угол Главной и Гаревой дор., уч. 1/3 старый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;17. Богуславский Николай Борисович. 1857–1936. Инженер путей сообщения. Усыпальница. Арх. Я. Г. Гевирц. Липовая дор., уч. 0/3 старый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;18. Борок Михаил Рувимович. 1881–1951. Врач-фтизиатр, профессор. Гранитная стела. Проход у ограды, уч. 0/2 старый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;18а. Бродский Александр Иванович. 1903–1984. Фотограф, отец нобелевского лауреата И. А. Бродского. Стела. уч. 2/4.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;19. Брусиловский Николай Ильич. 1905–1968. Архитектор. Гранитная стенка. Невская дор., уч. 1/3 новый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;20. Бурак Берка. Фрисно Мошка. Лаборанты Охтинского порохового завода; погибли в результате взрыва 28 февраля 1875 г. Первое захоронение на кладбище. Стела из песчаника в форме скрижалей. Угол Гаревой и Главной дор., уч. 1/3 старый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;21. Варшавский Абрам Моисеевич. 1821–1888. Железнодорожный концессионер, общественный деятель, филантроп. Усыпальница. Угол Главной и Невской дор., уч. 0/3 старый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;22. Варшавский Марк Самойлович. 1853–1897. Юрист, литератор, общественный деятель. Гранитная стела. Невская дор., уч. 1/3 старый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;23. Веллер Абрам Абрамович. 1859–1909. Ветеринарный врач. Гранитная стела. Сооружена по постановлению Новгородского губернского земского собрания в 1910 г. Конторская дор., уч. 5 старый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;24. Вильскер Лев Ефимович. 1919–1988. Семитолог, гебраист, переводчик, заведующий фондом семитических языков Гос. Публичной библиотеки. Мраморная стела. Главная дор., уч. 5 старый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;25. Вульфсон Людвиг Пауль. Ум. 1887, 68 лет. Стоматолог, почетный гражданин.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Клейнадель Осип Логинович. 1845–1908. Финансист, деятель общинного самоуправления, почетный гражданин.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Семейная усыпальница. Липовая дор., уч. 1/3 старый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;26. Гаркави Абрам Яковлевич. 1835–1919. Историк, ориенталист, гебраист, общественный деятель, староста синагоги. Современная бетонная стела; первоначальное надгробие утрачено. Уч. 0/4 старый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;27. Геев Яков Михайлович. 1889–1967. Архитектор. Стела. Зеленая дор., уч. 3/5 старый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;28. Геллер Петр Исаакович. 1862–1933. Живописец. Черная стела с гравировкой. Главная дор., у стены синагоги.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;29. Гессен Юлий Исидорович. 1871–1939. Специалист по истории евреев в России, общественный деятель, редактор Издательства АН СССР. Бетонная раковина. 10-я Заборная ал., справа.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;30. Гефт Борис Осипович. 1902–1966. Солист оперы. Гранитная стела с гравировкой. Конторская дор., уч. 3/2 старый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;31. Гинцбург Давид Горациевич, барон. 1857–1910. Ориенталист, общественный и государственный деятель, коллекционер еврейских книг и рукописей, председатель Еврейской петербургской общины, организатор Курсов востоковедения. Массивный гранитный саркофаг без надписи, в чугунной ограде. Гаревая дор., уч. 2/4 старый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;32. Гиршгорн Адам Юльевич. 1829–1897. Врач, общественный деятель. Гранитная стела. Невская дор., уч. 0/3 старый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;33. Гиршович Борис Ионович. 1858–1911. Архитектор. Архитектурное надгробие. Невская дор., уч. 0/2 старый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;34. Глускин Менахем-Мендл Аронович. 1878–1936. Раввин Ленинграда в 1934–1936 гг. Саркофаг с вертикальной плитой, надпись на иврите. Уч. 0/4 старый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;35. Голосовкер Самуил Яковлевич. 1892–1961. Дерматолог, профессор. Гранитная стела. Главная дор., уч. 2/4 старый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;36. Городинский Григорий Михайлович. 1912–1980. Оптик, профессор. Мраморная стела с бронзовым барельефным портретом. Конторская дор., уч. 6/1 новый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;37. Грилихес Абрам Абрамович (Авраам Авенирович). 1852–1912. Старший медальер Петербургского монетного двора. Мраморная стела. Конторская дор., уч. 3/4 старый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;38. Гуревич Георгий Ефимович. 1909–1975. Экономист, профессор, автор учебников по морским перевозкам. Гранитная стела. Главная дор., уч. 2/4 старый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;39. Гуревич Евсей Савельевич. 1903–1977. Эпидемиолог-инфекционист, профессор. Гранитная стела. Дор. Герцена, уч. 5/2 новый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;40. Гуткина-Хайкис Лия Герсоновна. 1881–1911. Доктор медицины. Стела. Конторская дор., уч. 3/4 старый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;41. Дембо Григорий Исаакович. 1872–1939. Гигиенист-эпидемиолог, профессор, один из организаторов советского здравоохранения.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дембо Исаак Александрович. 1846–1906. Доктор медицины, деятель самоуправления. Гранитная стела. Невская дор., уч. 0/3 старый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;42. Драбкин Абрам Нотович. Ум. 1917, 78 лет. Доктор философии, петербургский раввин в 1876–1907 гг. Саркофаг. Проход у ограды, уч. 0/2 старый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;43. Жаботинский Юлий Михайлович. 1902–1984. Нейрогистолог, профессор. Гранитная стела. Дор. Герцена, уч. 4/4 новый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;44. Злотник Моисей Борисович. 1851–1905. Драматический артист, почетный гражданин. Гранитная стела. Дор. Герцена, уч. 3/3 старый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;45. Иоф (Иоффэ) Иосиф Арьевич. Ум. 1898. Исполняющий должность петербургского раввина до 1863 г. Гранитная стела. Угол дор. Герцена и Лужской, уч. 2/2 старый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;46. Иохельчук Лев Маркович. 1874–1955. Завуч и преподаватель языка идиш в последней еврейской школе в Ленинграде. Гранитная стела. Львовская дор., уч. 7/3 новый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;47. Каган Овсей Зиновьевич. 1912–1979. Драматический артист. Стела. Львовская дор., уч. 5/6 старый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;48. Каган Цецилия Соломоновна. 1872–1962. Хирург, профессор. Стела. 10-я Заборная дор., справа.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;49. Кадинский Давид Гамшевич. Ум. 1910, 75 лет. Ювелир, владелец торгового дома «Кадинский, Д.», филантроп. Гранитная стела. Арх. Я. Г. Гевирц. Главная дор., уч. 3/4 старый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;50. Кальмейер Мориц. Ум. 1898, 78 лет. Почетный гражданин, участник общинного самоуправления. Усыпальница. Угол Липовой и Невской дор., уч. 1/3 старый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;51. Канценеленбоген Давид-Тевель (Тувий) Герцелевич. 1850–1930. Раввин Петербурга-Ленинграда в 1908–1930 гг., состоял в раввинате более 50 лет. Гранитный саркофаг с вертикальной плитой, надпись на иврите. Уч. 0/4 старый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;52. Канценельсон Лев Израилевич (псевд.: Буки бен Иогли). 1847–1917. Врач, литератор, гебраист, общественный деятель, редактор Еврейской Энциклопедии, ректор Курсов востоковедения. Бетонный саркофаг; первоначальное надгробие утрачено. Главная дор., у стены синагоги.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;53. Каплун Абрам Генахович. Ум. 1904, 70 лет. Филантроп. Усыпальница. Угол Главной и Гаревой дор., уч. 1/3 старый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;54. Каплун Эммануил Моисеевич. 1900–1952. Акушер, профессор. Гранитная стела. Гаревая дор., уч. 1/3 старый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;55. Кауфман Аркадий Александрович. 1807–1893. Почетный гражданин, деятель общинного самоуправления.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кауфман Матвей Аркадьевич. 1837–1912. Доктор медицины. Фамильная усыпальница. Главная дор., уч. 0/3 старый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;56. Кафталь Станислав Бернардович. Ум. 1916, 57 лет. Совладелец банковского дома «Кафталь, Гандельман и К&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>». Гранитная стела. Гаревая дор., уч. 1/1 старый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;57. Квин Исаак Абрамович. 1894–1957. Архитектор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Квин-Пивоварская Тамара Львовна. 1901–1987. Архитектор, первая женщина, окончившая ЛИСИ.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бетонная стела с рельефом капители. Проход у ограды, уч. 1/1 новый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;58. Клионский Ефим Евсеевич. 1894–1961. Главный врач и заведующий еврейской богадельней, профессор, общественный деятель. Стела с барельефным портретом. Конторская дор., уч. 5/1 новый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;59. Кобылянский Алексей Николаевич. 1856–1916. Пианист, преподаватель Петербургской консерватории. Бетонная раковина. Конторская дор., уч. 3/5 старый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;60. Коробков Александр Исаевич. 1868–1909. Финансист, деятель общинного самоуправления. Архитектурное надгробие. Невская дор., уч. 0/2 старый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;61. Кресин Михаил Леонтьевич. 1890–1953. Киносценарист. Белая стела. Дор. Герцена, уч. 4/4 новый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;62. Кринский Лазарь Исаакович. 1897–1988. Терапевт, кардиолог, главный терапевт Сахалинской области. Гранитная стела. 1-я Главная дор., рядом с 10-й Заборной дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;63. Кулишер Иозеф Исаевич. 1839–1916. Раввин Житомира, общественный деятель. Бетонный саркофаг. Гаревая дор., уч. 1/1 старый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;64. Кулишер Иосиф Михайлович. 1878–1933. Экономист, профессор, преподаватель Еврейского университета. Стела. Зеленая дор., уч. 2/4 старый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;65. Кулишер Михаил Игнатьевич. 1847–1919. Историк, этнограф, юрист, общественный деятель, преподаватель Еврейского университета. Стела. Зеленая дор., уч. 2/4 старый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;66. Куслик Михаил Исаакович. 1898–1965. Хирург-ортопед, профессор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Деранкова Елизавета Борисовна. 1899–1982. Гинеколог, профессор. Художественное надгробие из белого мрамора. Дор. Герцена, уч. 3/3 старый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;67. Левин Оскар Анатольевич. 1896–1951. Хирург, профессор, соавтор классического руководства по хирургии. Стела. Проход у ограды, уч. 0/2 старый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;68. Левинсон-Лессинг Юлий Дмитриевич 1832–1897. Старший врач Мариинской больницы, общественный деятель. Гранитная стела. Угол Невской и Липовой дор., уч. 0/3 старый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;69. Лесман Моисей Семенович. 1902–1985. Пианист, библиофил-коллекционер. Мраморная доска на ограде. 1-я Главная дор., уч. 2/6 старый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;70. Лившиц Мейлах Говсеевич. Ум. 1915, 66 лет. Скрипач. Гранитная стела. Арх. Я. Г. Гевирц. Дор. Герцена, уч. 3/4 старый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;71. Лубанов Абрам Рувимович. 1888–1973. Раввин Ленинграда с 1943 г. Гранитная стела. Главная дор., у синагоги.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;72. Майзель Семен Павлович. 1897–1960. Архитектор. Гранитная стела. Главная дор., уч. 3/4 старый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;73. Маймон Моисей Львович. 1860–1924. Живописец, академик. Мраморная стела. Невская дор., уч. 0/3 старый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;74. Маянц Иосиф Александрович. 1889–1955. Хирург, профессор. Гранитная стела. Главная дор., уч. 5/4 старый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;75. Мильнер Михаил Арнольдович. 1886–1955. Композитор, руководитель Еврейского вокального ансамбля. Стела. Львовская дор., уч. 5/4 старый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;76. Могилевский Наум Семенович. 1895–1975. Скульптор. Художественное надгробие. Ск. Н. С. Могилевский, арх. В. С. Васильковский. Угол дор. Герцена и Центральной, уч. 4/3 новый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;77. Моносзон Лев Наумович. Ум. 1896, 57 лет. Купец. Гранитная фигура льва. Гаревая дор., уч. 2/3 старый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;78. Музыкант Юрий Александрович. 1900–1962. Кинорежиссер. Стела. Конторская дор., уч. 3/2 старый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;79. Наткин Лев Яковлевич. 1873–1918. Архитектор. Стела. Дор. Герцена, уч. 2/6 старый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;80. Нейман Авраам Исаакович. 1809–1875. Доктор философии, раввин Петербурга с 1863 г., общественный деятель. Гранитная стела. Главная дор., уч. 0/3 старый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;81. Неймарк Аркадий Иосифович. 1907–1981. Экономист, профессор. Гранитная стела. Слуцкая дор., уч. 5/5 старый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;82. Немец Вульф Григорьевич. 1903–1963. Химик, профессор. Мраморная стела. Конторская дор., уч. 3 новый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;83. Ольшвангер Ицек Шмуелович. 1825–1896. Общественный раввин Петербурга. Гранитная стела с акростихом на иврите. Невская дор., уч. 0/3 старый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;84. Персон Моисей Соломонович. 1864–1911. Инженер-технолог, владелец типолитографии, активный деятель общинного самоуправления.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Персон Вениамин Соломонович. 1867–1935. Инженер-мостостроитель, автор перекрытий над ж.-д. путями Витебского вокзала. Бетонный саркофаг. Невская дор., уч. 0/1 старый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;85. Пинус Евгения Михайловна. 1914–1984. Ориенталист, специалист по японскому языку и литературе, профессор. Гранитная стела. Слуцкая дор., уч. 2/6 старый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;86. Пирятинский Захар Борисович. 1879–1949. Стоматолог, профессор. Стела. Невская дор., уч. 0/2 старый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;87. Поляков Самуил Соломонович. 1836–1888. Железнодорожный концессионер, государственный и общественный деятель, филантроп. Руины семейной усыпальницы. Арх. А. В. Малов. Невская дор., уч. 0/1 старый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;88. Рабинович Гирш (Цеби). 1832–1889. Ученый, литератор, издатель и редактор еврейской прессы, общественный деятель. Гранитная стела. Невская дор., уч. 1/3 старый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;89. Рейнберг Соломон Аронович. 1885–1959. Экономист, профессор. Гранитная стела. Угол дор. Герцена и Слуцкой, уч. 3/5 старый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;90. Ремесницкий Борис Миронович (Абрам Меерович). 1890–1947. Инженер-изобретатель, специалист по водоочистке. Стела. Гаревая дор., уч. 5 старый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;91. Рифтин Александр Павлович. 1900–1945. Лингвист, знаток аккадского и старовавилонского языков, профессор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рифтин Лев Павлович. 1902–1963. Физик, профессор. Стела. Львовская дор., уч. 7/1 новый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;92. Рогинский Григорий Соломонович. 1903–1957. Психотерапевт, профессор. Стела. Конторская дор., уч. 6/3 новый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;93. Рубинов Иосиф Соломонович. 1907–1967. Стоматолог, профессор. Гранитный обелиск. Главная дор., уч. 1/3 старый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;94. Рывкин Алексей Михайлович. 1893–1951. Альтист, профессор, участник Квартета им. Глазунова. Стела с барельефным портретом. Невская дор., уч. 2/3 новый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;95. Рывкин Мирон Давидович. 1869–1915. Литератор, издатель, педагог, сотрудник еврейских периодических изданий. Бетонная раковина. Дор. Герцена, уч. 3/5 старый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;96. Сакер Семен Антонович. 1859–1908. Инженер, директор правления Общества южнорусской каменноугольной промышленности. Гранитная стела. Невская дор., уч. 0/3 старый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;97. Сандомирский Моисей Исаевич. 1898–1957. Невропатолог, нарколог. Гранитная стела. Дор. Герцена, уч. 2 новый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;98. Сапотницкая Евелина Моисеевна. 1860–1911. Жена купца. Гранитная стела. Арх. Я. Г. Гевирц. Невская дор., уч. 0/1 старый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;99. Селектор Соломон Наумович. Ум. 1962. Театральный режиссер. Мраморная стела. Проход у ограды, уч. 5 новый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;100. Сильман Тамара Исааковна. Ум. 1974. Филолог, специалист по немецкой и английской литературе, переводчик. Мраморная стела. Березовая дор., уч. 5/1 старый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;101. Скоморовский Абрам Борисович. 1887–1965. Скрипач. Стела с барельефным портретом. Ск. А. И. Далиненко, арх. Г. Д. Ястребенецкий. Гаревая дор., уч. 2/2 старый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;102. Скоморовский Яков Борисович. 1889–1955. Трубач, композитор, организатор и руководитель «Теа-джаза». Мраморная стела. Гаревая дор., уч. 2/2 старый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;103. Слепян Леопольд Борисович. 1888–1959. Ученый-радиотехник, профессор. Стела с барельефным портретом. Между 10-й и 11-й Заборными дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;104. Слуцкая Вера Климентьевна (Белла Калмановна). 1880–1917. Профессиональная революционерка, член РСДРП с 1902 г. Гранитный обелиск. Слуцкая дор., уч. 2/5 старый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;105. Смоленский Пинхас Иосифович. 1854–1908. Гигиенист-эпидемиолог, старший врач Петербургского арсенала. Стела. Гаревая дор., уч. 1/1 старый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;106. Файн Лев Саулович. Ум. 1931. Хирург-уролог, профессор. Стела. Главная дор., у стены синагоги.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;107. Флакс Ефрем Борисович. 1909–1982. Оперный певец, солист филармонии. Стела с белой мраморной плитой. Конторская дор., уч. 3/5 старый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;108. Флис Илья Евсесвич. 1910–1964. Химик, профессор. Стела с барельефным портретом. Львовская дор., уч. 7/4 новый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;109. Фридланд Лев (Моше Арье Лейб). 1826–1899. Купец, меценат, владелец крупнейшей библиотеки древних еврейских книг и рукописей, подаренной им Азиатскому музею Академии наук (ныне – ЛО ИВ РАН). Усыпальница. Угол Гаревой и Главной дор., уч. 1/3 старый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;110. Хаскин Семен Григорьевич. 1894–1985. Акушер-гинеколог, профессор. Гранитная стела. Угол Липовой и Конторской дор., уч. 4/2 старый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;111. Хвиливицкая Мария Иосифовна. 1891–1969. Терапевт, профессор. Стела с барельефным портретом. Кленовая дор., уч. 6 новый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;112. Хейфец Рафаил Иосифович. 1907–1961. Композитор. Стела. Гаревая дор., уч. 3/3 новый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;113. Хидекель Мордух Аронович. 1867–1932. Архитектор. Гранитная стела с барельефным изображением портала. Гаревая дор., уч. 1/3 старый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;114. Цедербаум Александр Осипович. 1816–1893. Издатель еврейской прессы, литератор, деятель общинного самоуправления. Гранитный обелиск. Невская дор., уч. 1/3 старый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;115. Цейтлин Лев Яковлевич. 1879–1927. Акушер-гинеколог, профессор. Надгробие в форме книги. Проход у ограды, уч. 0/2 старый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;116. Шапиро Анна Исаевна. 1891–1966. Микробиолог, профессор. Гранитная стела. Уч. 3 новый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;117. Шапиро Генрих Александрович. 1852–1901. Кардиолог, профессор. Гранитная стела. Главная дор.; уч. 0/3 старый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;118. Шапиро Давид Наумович. 1913–1986. Ученый-радиотехник, профессор. Гранитный обелиск. Липовая дор., уч. 1/3 старый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;119. Шварц Иосиф Моисеевич. Ум. 1915, 72 лет. Купец, деятель общинного самоуправления. Стела. Уч. 0/4 старый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;120. Шпицер Соломон Мошкович. 1885–1967. Журналист, литературовед. Мраморная стела. Главная дор., у стены синагоги.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;121. Штернберг Абрам Яковлевич. 1873–1927. Фтизиатр, профессор, основатель и директор Государственного туберкулезного института. Черный обелиск. Главная дор., у стены синагоги.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;122. Штернберг Лев Яковлевич. 1861–1927. Этнограф, публицист, профессор, председатель Еврейского историко-этнографического общества, чл. – корр. АН СССР. Черный обелиск с шаром и надписью «Человечество едино». Главная дор., у стены синагоги.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;123. Шульман Бер Давидович. 1891–1951. Специалист по еврейской истории и литературе. Бетонная стела. Проход у ограды, уч. 0/1 старый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;124. Шустер Игнатий Моисеевич. 1863–1913. Купец, член правления фондовой биржи, филантроп. Гранитный портал. Главная дор., уч. 2/3 старый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;125. Щедровицкий Соломон Григорьевич. 1879–1947. Эндокринолог, профессор. Плита. Главная дор., уч. 0/3 старый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;126. Эйгер Яков Борисович. Ум. 1932. Врач, гебраист, литератор, председатель Петербургской еврейской общины после 1917 г. Гранитный саркофаг. Главная дор., у стены синагоги.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;127. Эйдлин Юлий Ильич. 1896–1958. Скрипач, профессор. Художественное надгробие. Ск. Л. Ю. Эйдлин. Главная дор., уч. 3/3 старый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;128. Элиасберг Яков Исаевич. 1859–1905. Чиновник особых поручений при Министерстве финансов. Стела. Невская дор., уч. 0/2 старый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;129. Эпельбаум Михаил Иосифович. 1894–1957. Исполнитель еврейских народных песен. Стела. Лужская дор., уч. 3/1 старый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;130. Эпштейн Аркадий Абрамович. 1902–1961. Онколог, профессор. Гранитная стела. Главная дор., уч. 2/4 старый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;131. Эпштейн Григорий Яковлевич. 1897–1964. Хирург, травматолог, профессор. Черная стенка с барельефным портретом. Конторская дор., уч. 6/2 новый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;132. Эпштейн Михаил Осипович. 1888–1958. Специалист в области физики твердого тела, профессор. Гранитная стела. 12-я Заборная дор., слева.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;133. Якобсон Самуил Васильевич. 1822–1904. Драматический артист. Стела. Дор. Герцена, уч. 3/2 старый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;134. Ямпольский Давид Наумович. 1899–1987. Пианист.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ямпольский Лев Наумович. 1898–1976. Отоларинголог, профессор. Мраморная стела. Конторская дор., уч. 3 новый.<br>
&nbsp;//--&nbsp;Еврейское кладбище&nbsp;--//&nbsp;<br><img border=0 src="i_131.png"><br><img border=0 src="i_132.png"><br><br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;А. И. Андреев, А. В. Кобак<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;НОВО-ВОЛКОВСКОЕ КЛАДБИЩЕ<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;(улица Салова, 80)<br></h3><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Зеленый массив Ново-Волковского некрополя раскинулся по обеим сторонам улицы Салова неподалеку от ветки Витебской железной дороги. Большая часть территории некрополя, составляющей около тридцати пяти гектаров, – городское кладбище послевоенного времени. Возникшее рядом с братскими захоронениями военных моряков и жителей блокадного Ленинграда после больших прирезок в конце 1940-х и в 1950-х гг., оно было закрыто для массовых захоронений в 1964 г., когда неподалеку стали расти новые жилые кварталы Купчина.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рядом с массивом нового кладбища, между Волковским проспектом и речкой Волковкой, узкой полосой протянулся небольшой участок, который называют мусульманским. История этого участка, где сохраняются памятники XIX в., насчитывает около полутора веков. Чтобы понять, какое место занимает магометанское кладбище среди многонациональных некрополей Петербурга, необходимо обратиться к истории столичной мусульманской общины.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Татары были уже среди первых строителей города. Историк Петербурга А. И. Богданов пишет: «Когда строилась земляная Санкт-Петербургская крепость, оную татары, бывшие в службе, дерном укладывали, а потом при артиллерии всякую работу отправляли» [627 - Богданов А., Рубан В. Историческое, географическое и топографическое описание Санкт-Петербурга… Спб., 1779. С. 189.]. Неподалеку от крепости, за Кронверком, располагалась татарская слобода, где жили «татары, калмыки и другие инородцы, высланные на постройки в Петербург» [628 - Михневич В. Петербург весь на ладони. Спб., 1874. С. 9.]. Рядом со слободой находился Татарский рынок (на месте Сытного рынка), из чего можно заключить, что обитатели слободы не только строили, но и промышляли торговлей. Так продолжалось до 1722 г., когда татар перевели из Петербурга в другое место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не все работные люди покидали Петербург после окончания подряда. По свидетельству X. Ф. Вебера, «несколько тысяч из них тут же обосновались и построили себе дома, тем более, что им разрешалось занять для этого любое место» [629 - Вебер X. Ф. Описание столичного города Санкт-Петербурга // Белые ночи: Сб. Л., 1975. С. 204.]. Осевшие в Петербурге татары долгое время были одной из самых малочисленных этнических групп среди многонационального населения северной столицы. Так, в начале XIX в., по данным Г. А. Аттенгофера, в городе проживали всего «600 грузинцев и татар» (общее число жителей на тот момент – около трехсот тысяч) [630 - Аттенгофер Г. А. Медико-топографическое описание Петербурга. Спб., 1820. С. 112.]. Лишь в пореформенный период увеличился приток татарского населения: в 1869 г. в Петербурге насчитывалось две тысячи татар (часть из них были православными), а в 1910-м их было уже свыше семи тысяч [631 - Юхнева Н. В. Этнический состав и этносоциальная структура населения Петербурга. Л., 1984. С. 24–25.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;По давней и устойчивой традиции занятия татар-мигрантов в основном ограничивались двумя сферами – мелкой торговлей и услужением. Они торговали «красным» (галантерейным) товаром, были старьевщиками и рабочими, прислуживали в частных домах и ресторанах. Интересно, что вся прислуга, исполнявшая черную работу в Зимнем Дворце (около ста человек), была татарской. «В качестве рабочих, – считает Г. В. Старовойтова, – татары славились добросовестностью, выносливостью, трезвостью и аккуратностью» [632 - Старовойтова Г. В. О формировании татарской этнодисперсной группы населения Петербурга—Ленинграда // Сов. этнография. 1980. № 1. С. 35.]. Значительное число татар числилось по военному ведомству (по данным переписи 1860 г., двадцать два процента мужского населения).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Селились татары, как правило, обособленно, в одной части города (до конца прошлого века преимущественно в Московской) и жили артелями по двадцать-тридцать человек. Об этом можно прочесть в «физиологическом» очерке А. Бахтиарова: «Живя вдали от родины, татары, однако же, крепко держатся религии и обычаев своих предков и не смешиваются с другими элементами столичного населения» [633 - Бахтиаров А. Брюхо Петербурга. Спб., 1888. С. 225.]. И. Пушкарев сообщает такой факт из жизни петербургских мусульман первой половины XIX в.: «Турки, татары и вообще магометане, проживающие в Петербурге, не имеют ни мечетей, ни приходов, но между купцами находятся муласы, которые в жилищах своих с единоверцами отправляют торжественную службу на арабском и татарском языках в установленные дни» [634 - Пушкарев И. Описание Санкт-Петербурга. Спб., 1839. Ч. 1. С. 40.]. Во второй половине XIX в. в Петербурге уже было два мусульманских прихода со своими молельнями и одна особая молельня для военных. Кроме того, в городе были открыты три мусульманские школы и благотворительное мусульманское общество.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Первые сведения о мусульманском кладбище в Петербурге появляются в XVIII в. По преданию, устроено оно было еще во времена Петра I и находилось на Выборгской стороне. Однако документальных подтверждений этому в архивах пока не обнаружено. В 1798 г. отставной подпоручик Шаги-Ахмет Тефкилев обратился с просьбой на Высочайшее имя «о пожаловании магометанам молитвенного дома в Петербурге и отводе места для кладбища» и представил «доверенность», которую подписали свыше пятисот военнослужащих магометан [635 - РГИА. Ф. 1374. Оп. 2. Д. 1112. Л. 7, 15–20.]. Просьба не была удовлетворена.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Магометанское кладбище устроили лишь в 1827 г. по ходатайству военного муллы гвардейского корпуса Джангира Хантемирова. Участок в две десятины на берегу речки Волковки, в трех верстах от города, продали местные крестьяне, «поскольку земля в сем месте к пашне и сенокосу совершенно неудобна». Место для магометанского кладбища выбрали не случайно. По некоторым сведениям, в екатерининское время здесь существовало турецкое кладбище, на котором хоронили военнопленных турок.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Первоначально кладбище предназначалось «для воинских чинов, исповедующих мусульманскую религию» [636 - Петербургский некрополь. Т. 4. Спб., 1913. С. 743 (прил.).], но позднее на нем стали хоронить и мусульман других сословий. По закону кладбище положено было огородить, однако по прошествии трех лет муллы Рахманкулов и Кураммин объявили, «что они около того кладбища сделать забор не могут, потому что ни денег, ни способов к сысканию оных не имеют» [637 - РГИА. Ф. 379. Оп. 2. Д. 39. Л. 15.]. Позднее забор все-таки поставили, а в 1847 г. заменили его земляным валом. Кладбище находилось в ведении старшего имама гвардейского корпуса Землихина Рахманкулова.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1831 г. Петербург поразила эпидемия холеры. Полицейские правила предписывали умерших от этой болезни хоронить на отдельных кладбищах. Так появилось одно из них – на Волковом поле, рядом с мусульманским. Во время эпидемии здесь были погребены знаменитый живописец-декоратор, создатель Павловского парка и множества интерьеров периода классицизма Пьетро Гонзаго (1751–1831), профессор Петербургского университета Т. О. Рогов (1789–1831), статс-секретарь Александра I сенатор П. С. Молчанов (1769–1831), придворный музыкант И. К. Ширяев (ум. 1831). До наших дней эти захоронения не сохранились. В середине 1830-х гг. «в двадцати шагах» от холерного кладбища была проложена Царскосельская железная дорога.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На нем стояла деревянная часовня, позднее сгоревшая и уже не возобновленная, несмотря на просьбу мещанина Сосина в 1861 г. Рядом отвели так называемые «указанные места» для «лиц, умерших без церковного покаяния» (главным образом самоубийц). Во время «второй холеры» 1848 г. на холерном вновь хоронили. Позже, за неимением места на соседнем Волковском, здесь иногда погребали умерших в Николаевском госпитале нижних воинских чинов. В 1871 г. кладбище закрыто окончательно [638 - Там же. Ф. 797. Оп. 40 (III отд., 5 ст.). Д. 47; Историко-статистические сведения о Санкт-Петербургской епархии. Т. 10. Спб., 1885. С. 108 (прил.).].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Татары относятся к конфессии мусульман-суннитов. Первоначально мусульманское кладбище называлось татарским и хоронили на нем главным образом мусульман этого толка. Долгое время погребали без всяких памятников, местонахождение могил знал только сторож, метрических книг на кладбище не было. По мусульманскому обычаю умершего утром хоронят в день смерти до заката солнца; если человек умер вечером или ночью, его предают земле на другой день. Хоронят без гробов, облачив тело в саван и слегка повернув голову в сторону священной Каабы, куда мусульманин обращает лицо во время молитвы. В мечетях это направление обозначается особой нишей – михрабом – и указывает на главную святыню всех мусульман, находящуюся в Мекке [639 - Инородческое обозрение: Прил. к журн. «Православный собеседник». 1913. Кн. 2. С. 117–120. О похоронном обряде у персов см.: Асатрян Г. С., Геворкян Н.X. Некоторые материалы по этикету у персов // Этикет у народов Передней Азии: Сб. М., 1988. С. 159–160.]. Особенность мусульманских похорон состоит и в том, что за них нельзя взимать плату. Интересно, что отведенный во второй половине XIX в. мусульманский участок на новом Преображенском кладбище так и не был использован, поскольку похороны на этом городском кладбище были платными.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Второе основное направление в исламе – шиизм – представляли в Петербурге персы. К концу 1841 г. они ходатайствовали об открытии рядом с татарским отдельного персидского кладбища. Департамент духовных дел иностранных исповеданий обратился за разрешением к министру государственных имуществ: «Для погребения умирающих в Санкт-Петербурге магометан отведено по распоряжению правительства особое место, известное под названием Татарского кладбища. Признавая учение Омара, татары, как и все прочие сунниты, питают неприязнь к персиянам, последователям Алия, и по свойственному магометанам фанатизму не могут без неудовольствия видеть погребение их на одном и том же кладбище». Вскоре последовало Высочайшее повеление о приобретении для персидского кладбища четырехсот квадратных саженей земли рядом с татарским. В 1843 г. поверенный от общества персиян мулла Алиакберг Абдулаев, эффендий собственного императорского конвоя, принял участок, и новое кладбище поступило под его начало [640 - РГИА. Ф. 1589. Оп. 2. Д. 234; Ф. 218. Оп. 3. Д. 865.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Связь персов с Петербургом была не менее давней, чем у татар. Основными путями проникновения персов в Россию были купеческие караваны и посольские миссии. Первым иностранным посольством, прибывшим в 1711 г. в юную столицу, было персидское. Вскоре в Петербург доставили подарки персидского шаха, среди которых были диковинные слоны, при которых находились погонщики-персы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В первой половине XVIII в. слонов из Персии приводили трижды: в 1714, 1736 и 1741 гг. Тогда же в Петербурге появились и первые персидские купцы, которые издавна пользовались славой умелых негоциантов. Известно, что еще в 1692 г. они имели в Астрахани свой гостиный двор, наряду с армянами и греками. Некоторые из прибывших оседали в Петербурге, и постепенно здесь сложилась маленькая персидская община. Интересно, что в сословном отношении почти половина петербургских персов принадлежала к потомственным дворянам.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кроме татар и персов, в Петербурге проживали и другие представители мусульманских народностей – турки, арабы, афганцы, выходцы из Средней Азии (башкиры, киргизы) и так называемые кавказские горцы (черкесы, лезгины, кабардинцы). Согласно переписи 1869 г., в столице Российской империи насчитывалось тысяча семьсот семь человек мусульманского вероисповедания, в том числе татар – тысяча пятьсот шестьдесят четыре, персов – пятьдесят, турок – двадцать пять, кабардинцев и лезгин – семнадцать, черкесов и других горцев – шестнадцать, киргизов и башкир – шесть, бухарцев – шесть. Однако перепись не учитывала приезжих, живущих в городе временно, число которых могло быть достаточно велико. К 1910 г. численность петербургских мусульман превышала семь с половиной тысяч (при этом численность татарского населения приближалась к шести с половиной тысячам, тогда как персов было только двести шестьдесят) [641 - Санкт-Петербург по переписи 10 декабря 1869 г. Вып. 1, 2. Спб., 1872; Вып. 3. Спб., 1875; Петроград по переписи 15 декабря 1910 г. Ч. 1, 2. Вып. 1. Спб., б. г.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1910–1914 гг. на Кронверкском проспекте, неподалеку от Петропавловской крепости, была возведена соборная мечеть, ставшая одной из самых экзотических построек Петербурга начала XX в. В строительстве мечети, возведению которой придавалось большое политическое значение, «принял участие весь магометанский народ в России – сарты, бухарцы, хивинцы, татары и др.». Крупные пожертвования на сооружение, «достойное северной столицы», сделал эмир Бухарский. Авторами проекта в результате конкурса стали известные зодчие Н. В. Васильев, А. И. Гоген и С. С. Кричинский. Образцом для петербургской мечети послужила знаменитая мечеть Гур-Эмир в Самарканде; оригинал, правда, претерпел значительные изменения под влиянием «северного стиля» (облицовка, например, была сделана из серого финляндского гранита). Особую живописность придали зданию два стройных минарета и покрывающая купол и входной портал облицовка из голубой керамической плитки, изготовленной в мастерской известного художника-керамиста П. К. Ваулина [642 - О строительстве мечети см.: Новое слово. 1901. № 3. С. 17; Нива. 1910. № 8. С. 159–160; Зодчий. 1914. № 14. С. 161–164; Памятники архитектуры Ленинграда. 4-е изд. Л., 1976. С. 468.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Летом 1940 г. соборная мечеть была закрыта, а здание передали исполкому для «переоборудования под культурно-просветительное учреждение» [643 - ЦГА СПб. Ф. 7384. Оп. 33. Д. 48. Л. 235.]. Закрытие единственной в городе мечети поставило верующих мусульман в безвыходное положение. Религиозные обряды пришлось отправлять прямо на кладбище. В архивном документе начала 1950-х гг. читаем: «В настоящее время каждую пятницу на мусульманском кладбище проводятся массовые молитвенные собрания под открытым небом с участием нескольких сот человек, а в дни религиозных праздников собираются от 5 до 7 тыс. человек» [644 - Там же. Д. 83, Л. 2.]. Многочисленные петиции верующих (ленинградская община насчитывала в то время около пятнадцати тысяч человек) наконец возымели действие. 18 января 1956 г. ленинградская соборная мечеть вновь была открыта для богослужения. А четырьмя годами раньше, после не менее настойчивых требований, мусульманам было разрешено совершать ритуальное омовение покойников в специальном помещении на кладбище. До этого умерших обмывали «на территории кладбища открыто на глазах проходящих граждан» [645 - Там же. Л. 23.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В настоящее время практически весь некрополь старого татарского и персидского участков – это современные, в основном послевоенные, захоронения. Конфессиональные различия уже не играют большой роли. Почти все памятники – это однотипные гранитные стелы, на которых, кроме имени усопшего (обычно по-русски) и дат рождения и смерти, содержится какое-либо арабское речение, например: «Прибегаю к Господу от шайтана, погоняемого камнями» или «Поистине все мы принадлежим Аллаху и все к нему возвращаемся». Часто используются такие формулы, как «Во имя Господа, милостивого, милосердного» и «Нет Господа, кроме Аллаха…». На памятниках обязательно изображаются традиционные мусульманские символы – пятиконечная звезда и полумесяц.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;У мусульман широко распространен обычай посещения могил усопших родственников – по-татарски «зират» (араб.: «зияра», букв.: «посещение»), хотя, строго говоря, под этим термином подразумевается посещение могил особо благочестивых людей – пророков, святых, шейхов или аскетов. Одно такое захоронение, старца Махмуда Ишана, сохранилось до наших дней. Среди верующих он известен под именем Коран-хафиза – так почтительно именуют тех, кто знает текст всего Корана наизусть. На его могилу часто кладут цветы, оставляют монеты.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В мусульманский праздник «Рамазан байраме» (араб.: «ид альфитр», букв.: «праздник разговенья»), посвященный окончанию поста месяца рамадан, совершаются общая молитва, праздничная трапеза и непременно посещаются могилы предков. Этот второй по значению мусульманский праздник есть своего рода День поминовения усопших.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Наиболее старую часть Ново-Волковского кладбища продолжают называть Татарской, но, по сути, она давно стала интернациональной. В советское время здесь стали хоронить, кроме татар, азербайджанцев, казахов, узбеков, башкир, представителей Северного Кавказа. В конце 1940-х гг. появился так называемый ассирийский участок, где погребают проживающих в городе айсоров.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На мусульманском кладбище еще можно отыскать старые монументы с полустертыми надписями по-арабски и по-русски, многие из которых уже невозможно разобрать. Как своеобразный памятник персидскому купечеству возвышаются у центральной дорожки, слева от входа, две большие черные плиты-гробницы с арабскими письменами. Это старейшие на кладбище надгробия на могилах двух персидских купцов из города Решта, предположительно отца и сына – Аки Мирзы Садыка (ум. 1844) и Хаджи Аки Мухаммада (ум. 1843). Надо отметить, что «Хаджи» – это не одно из имен, но означает по-арабски «совершивший хадж», т. е. паломничество к священной Каабе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Большинство старых памятников давно утрачены. Уже невозможно отыскать некоторые исторические захоронения, существовавшие на мусульманском кладбище в начале XX в. и перечисленные в «Петербургском некрополе» В. И. Саитова. Среди них:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Абединов Мирза-Казем-бек. 1855–1912. Статский советник, преподаватель персидского языка на Восточных курсах при Азиатском департаменте.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Акчурин Исмаил Идрисов. 1860–1900. Князь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Байрашев Атаулла. 1846–1908. Хаджи, купец, пожертвовавший землю для расширения кладбища.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бакиров Гумар. 1780–1828. Князь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Баязитов Атаулла. 1847–1911. Ахун-мударрис 2-го петербургского прихода, драгоман Министерства иностранных дел, редактор-издатель первой в России мусульманской газеты «Hyp», инициатор постройки петербургской мечети.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вали-Хан-Султан. Ум. 1909. Генерал, учредитель и председатель Мусульманского благотворительного общества в Петербурге.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мирзаев Ибрахим. Ум. 1860. Преподаватель Петербургского университета.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Насыр. 1785–1830. Сановник Бухарского ханства.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Хантемиров Тархан-Мухаммед-Амин. 1757–1867. Имам Петербурга.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Обширные участки Ново-Волковского кладбища справа и слева от улицы Салова – современный городской некрополь. Обращает на себя внимание небольшая группа памятников позади мемориального обелиска на братской могиле военных моряков. Это захоронения представителей научно-технической интеллигенции и деятелей культуры Ленинграда. Первым памятником здесь была высокая гранитная стела на братской могиле железнодорожников: С. Кяхерь, Ф. Бусло, Б. Бобков, А. Суханов трагически погибли 12 июня 1965 г., пытаясь предотвратить столкновение двух поездов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рядом – могила поэта Г. С. Семенова (1918–1982), похороненного вместе с женой Н. Г. Семеновой-Волковой. На памятнике в виде расколотого ствола дерева помещен барельефный портрет поэта (архитектор С. М. Белый, скульптор Л. В. Лобашина, 1986). Поблизости – черная стела на могиле писателя В. А. Лебедева (1934–1981) и надгробие из розового гранита композитора, профессора Ленинградской консерватории О. А. Евлахова (1912–1973).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На участке справа от улицы Салова, рядом с Коммунистической площадкой, образовался участок мастеров сцены, где хоронят актеров ленинградских театров и деятелей искусства. Здесь могилы артиста Пушкинского театра А. А. Дубенского (1905–1976), пианистки и клавесинистки, профессора Ленинградской консерватории Н. И. Голубовской (1891–1975), музыковеда и критика, доктора искусствоведения В. И. Музалевского-Буниловича (1894–1969) и др.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Краткий список включает дореволюционные захоронения, сохранившиеся на мусульманском участке. Современные захоронения на новых участках в список не вошли.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Исторические захоронения на Ново-Волковском кладбище<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;1. Ака Мирза Садык. Ум. 1844. Персидский купец из города Решта. Плита-гробница из черного мрамора; надпись по-арабски. У центральной дор., слева от входа.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;2. Ака Мухаммад Хаджи. Ум. 1843. Персидский купец из города Решта. Плита-гробница из черного мрамора; надпись по-арабски. У Центральной дор., слева от входа.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;3. Дударов Темир-Булатович-Казбекович. Ум. 1912. Генерал-лейтенант. Невысокая каменная плита с закругленным верхом; надпись неразборчива. Слева от Центральной дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;4. Махмуд-Ишан Хасани Афгани Хафиз Каламулла. Ум. 1846. Старец-аскет. Белая мраморная стела, в металлической ограде. В конце уч., второй ряд от забора.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;5. Тантави Шейх-Мухаммад-Айад. 1811–1861. Титулярный советник, преподаватель арабского языка в Петербургском университете. Черный гранитный обелиск на постаменте; надпись по-русски и по-арабски. В конце уч., слева от Центральной дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;6. Халитов Рахматулла. 1831–1899. Петербургский купец, член комитета по постройке соборной мечети. Черный гранитный памятник. Рядом с Тантави.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;7. Шафи-Хан 1853–1909. Персидский принц, генерал-майор. Белая мраморная плита. Рядом с Дударовым.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;8. Энемук Мухаммад-Сулейман-Оглы. 1840–1894. Генерал-майор. Мраморный обелиск на постаменте. В конце уч., справа от Центральной дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;9. Янович-Чаинский Салих Мустафович. 1834–1903. Тайный советник, доцент Военно-медицинской академии. Высокий гранитный памятник на постаменте; надпись по-русски и по-польски. Близ р. Волковки.<br>
&nbsp;//--&nbsp;Ново-Волковское кладбище&nbsp;--//&nbsp;<br><img border=0 src="i_133.png"><br><br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;В. В. Валдин<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;КИНОВИЕВСКОЕ КЛАДБИЩЕ<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Октябрьская набережная, 14)<br></h3><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Киновиевское кладбище расположено между двумя оживленными магистралями Невского района – Октябрьской набережной и Дальневосточным проспектом. Огромный лесной массив, некогда подходивший здесь почти к самой Неве, давно исчез под напором жилищного строительства, и сегодня кладбище – один из редких островков зелени во всей правобережной части Невского района.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кладбище со всех сторон окружает промышленная и жилая застройка 19301960-х гг. Лишь со стороны набережной сохранилось несколько зданий прошлого века. Очень немногие знают, что до революции в них находился небольшой общежительный монастырь – киновия, загородное отделение Александро-Невской лавры.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Правый берег Невы издревле был обитаем. Задолго до основания Петербурга здесь стояли деревушки в два-три двора, жителям которых Нева была и дорогой, и кормилицей. Не осталось незамеченным и самое высокое на протяжении десятка километров место на берегу реки. Переписная книга 1500 г. сообщает, что уже в те давние времена примерно на территории современного кладбища стояла деревня Рог, при которой была своя рыболовная тоня.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Несколько лет спустя после возвращения этих земель России в ходе Северной войны они были в 1714 г. дарованы молодому Александро-Невскому монастырю, будущей Лавре. Став владельцем угодий, монастырь возобновил промысел, брошенный ушедшими завоевателями, и вновь начал выработку кирпича в старых помещениях шведского кирпичного завода. По некоторым данным, к 1732 г. кирпичное производство было свернуто, хотя сараи, где производились работы, оставались на месте. С наибольшей выгодой монахи использовали лишь тоню на своем участке, сдавая ее в аренду местным крестьянам [646 - Рункевич С. г. Александро-Невская лавра. 1713–1913. Спб., 1913. С. 110.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вновь лаврское руководство обратило внимание на правобережные земли почти век спустя. Причиной тому было покушение на пустующие угодья со стороны крестьян деревни Клочки, находившейся чуть севернее. Чтобы показать, кто все же здесь хозяин. в 1810 г. было «расчищено для сенокоса 13 десятин». Спустя десять лет правый берег посетил лаврский наместник Товия и признал эту землю годной к сенокосу и хлебопашеству, если «поселить на ней некоторое число штатных лаврских служителей из крестьян и знающих сельскую работу» [647 - РГИА. Ф. 815. Оп. 8. Д. 41 (1820 г.).].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Однако решающим в судьбе правобережных лаврских владений оказалось предложение петербургского митрополита Михаила (Десницкого). Живописное, высокое, уединенное место навело его на мысль об устройстве здесь летней дачи – загородного архиерейского дома. Митрополит Михаил рассчитывал даже отпроситься у императора на покой и провести в этом доме остаток жизни. Другой его инициативой было устройство при будущем загородном архиерейском доме каменной церкви, часовни и небольшого числа келий для больных и престарелых монахов. Как это ни удивительно, но у Лавры в те годы еще не было своей лечебницы, и заболевших «с великою трудностию и прискорбием» отправляли на излечение в другие монастыри епархии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Распоряжение о закупке материалов для строительства было сделано 19 апреля 1820 г. Тем временем лаврские архитекторы В. П. Петров и А. Прокофьев заканчивали подготовку проекта. 3 июня 1820 г. был заключен контракт с местным крестьянином-плотником Харламом Яковлевым. К концу лета «деревянное домовое строение для временного приезда митрополита с часовнею и службами и с предположением устроить в том доме церковь во имя Всех Святых было произведено, вчерне окончено и покрыто тесом с окрашением крыши краскою» [648 - Там же.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Непредвиденное обстоятельство замедлило темпы строительства: митрополит Михаил, надеявшийся окупить постройку вторым изданием своих проповедей, скончался 24 марта 1821 г., и стройка оказалась без средств. Поддержали ее пожертвования лаврских служителей, но архиерейский дом реально оказался гораздо беднее задуманного первоначально. Вместо планировавшейся Михаилом каменной была выстроена деревянная церковь, освященная 29 января 1821 г. во имя Всех Святых. Иконы для небольшого иконостаса написал А. Антонов, роспись интерьера выполнил М. X. Набоков. Полностью строительство трех небольших зданий было завершено летом 1822 г. Землю у новых построек распахали под яровой посев, устроили сад, выходивший к Неве, и окружили все постройки забором. Так началось вековое существование Киновии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Киновиями назывался особый тип монастырей, братия которых жила общиной (в отличие от принятого в монастырях уединенного образа жизни – келлиотства), находилась на полном обеспечении и была обязана «отдавать свой труд на общую потребу». Обязанности настоятеля выполнял в лаврской киновии смотритель архиерейского дома, который избирался братией и лишь утверждался Синодом [649 - Ивановский Я. Обозрение церковно-гражданских узаконений по духовному ведомству. Спб., 1893. С. 18.]. Первоначальное назначение киновии как келий для больных и престарелых выполнялось достаточно точно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1830-х гг. у Киновии появился первый покровитель и благотворитель из мирян – купец Федор Федорович Набилков. Объясняя, почему он направляет суммы именно Киновии, Набилков писал в Духовный Собор Лавры, что, в отличие от Москвы, имевшей около двадцати монастырей, Петербург может похвастаться только Лаврой и для поднятия престижа столицы как духовного центра нужно максимально способствовать упрочению второго монастыря – Киновии [650 - РГИА. Ф. 815. Оп. 8. Д. 70 (1844 г.).]. С именем Набилкова связано начало каменного строительства: в 1840–1841 гг. по проекту архитектора А. З. Комарова на въезде в Киновию со стороны Невы построена надвратная шатровая колокольня, решенная в классицистических формах. Наместник Лавры архимандрит Аарон писал: «Сия обитель чрез воздвижение здесь колокольни подучила гораздо лучший вид и большую привлекательность; теперь каждый, проходящий мимо ея по берегу или плывущий по Неве, уже невольно обращает взоры свои на сие жилище немногих старцев, благоговеет к славимому здесь Творцу и Промыслителю Богу, обращающему и пустынные места в жилище правды и святыни» [651 - Там же. Оп. 13. Д. 275 (1892 г.).]. Издревле на Руси церкви ставили по берегам рек. Не был исключением Петербург – большинство его храмов отражались в зеркале рек и каналов. Сооружение колокольни, архитектурные мотивы которой перекликались с основными постройками Лавры, расположенной несколько ниже на противоположном берегу Невы, создало «диалог» двух берегов, нарушенный лишь с постройкой в 1911–1913 гг. Финляндского железнодорожного моста. Его арки закрыли ранее хорошо просматривавшееся пространство реки между Лаврой и Киновией.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В мае 1844 г. Набилков жалует следующую крупную сумму на сооружение каменных келий. Уже летом 1845 г. по чертежам архитектора А. П. Гемилиана началось возведение двух симметричных двухэтажных корпусов по сторонам колокольни [652 - Там же. Оп. 8. Д. 55 (1847 г.).]. В 1847 г. они были окончены, и 19 октября 1847 г. в северном корпусе, где были покои митрополита, освятили домовую церковь во имя Архистратига Михаила. Через два года Ф. Ф. Набилков скончался, завешав Киновии тридцать тысяч рублей на постройку храма Пресвятой Троицы, который предлагал соорудить по образцу собора Киево-Печерской лавры [653 - Там же. Д. 62 (1849 г.).].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Датой основания Киновиевского кладбища можно считать 1848 г., когда по инициативе смотрителя архиерейского дома иеромонаха Паисия было положено начало захоронениям за церковью Всех Святых. Хоронить здесь стали не только монахов Киновии, но и окрестных жителей. В 1853 г. Паисий докладывал в Духовный Собор Лавры: «Честь имею донести, что кладбище при Киновии существует с 1848 года, на юго-западной стороне. Правильного разграничения кладбища на разряды нет, а погребаются монашествующие и почетные из мирян – на главном поодаль от церкви кладбище, а беднейшие – на другом месте за канавою, на последнем же месте, за забором в поле, погребаются рабочие кирпичного завода без всякого за то вознаграждения, по крайней их бедности, так как они суть более приходящий народ из отдаленных мест. С 1850 года погребено умерших 20 человек» [654 - Там же. Оп. 9, Д. 45 (1855 г.).]. Таким образом, первоначально кладбище разместилось на территории подворья вокруг церкви Всех Святых, и лишь бедняков хоронили за оградой Киновии. Этот рапорт послужил основанием для упорядочения планировки – вскоре последовало распоряжение лаврскому архитектору К. И. Брандту составить генеральный план Киновии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;К 1855 г., по данным нового смотрителя иеромонаха Герасима, в трех условных разрядах было захоронено соответственно пятьдесят, тридцать и семьдесят человек. Постановлением Духовного Собора было решено ввиду ветхости деревянной церкви Всех Святых, а также того, что на ее месте в центре Киновии предполагалось построить на деньги Набилкова каменный храм, разобрать эту церковь и перенести на кладбище, а также официально учредить разряды: «1-й разряд – в церкви за 20 рублей. 2-й в близости к церкви не далее 10 сажен по 5 рублей и 3-й – на протчих местах кладбища по 3 рубля». 20 января 1856 г. небольшая бревенчатая одноглавая церковь была освящена на новом месте и стала кладбищенской [655 - Там же.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;17 июня 1862 г. был заложен большой пятиглавый храм по проекту епархиального архитектора Г. И. Карпова. В ходе строительства стало ясно, что суммы, завешанной Ф. Ф. Набилковым, мало. Зная об этом, В. Ф. Набилков, брат Федора Федоровича, перед смертью в 1865 г. дал наказ сыну закончить постройку и оставил для этого еще тридцать тысяч рублей. Николай Васильевич Набилков выполнил отцовское завещание, и 28 июля 1868 г. Троицкий храм был торжественно освящен. Образа для иконостаса, вырезанного по эскизу зодчего охтинским резчиком И. Е. Абросимовым, написал академик церковной живописи И. А. Тюрин. Росписи выполнил И. Ф. Михайлов, утварь приготовила фабрика И. Н. Алексеева, а паникадило – известная бронзолитейная фабрика Шопена. Святыней храма считался образ Божией Матери всех скорбящих Радости XVII в., привезенный, по преданию, с Афона [656 - Иллюстрированная неделя. 1875. № 35. С. 545; Лавры, монастыри и храмы на Святой Руси. Спб., 1908. С. 19.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С постройкой Троицкого храма церковь Всех Святых не потеряла значения. Она была теплой, и зимой богослужения совершались только в ней. Главным праздником Киновии оставался праздник Всех Святых, отмечавшийся в середине июня. В этот день в Киновию приезжал митрополит и совершал литургию и крестный ход вокруг монастыря и кладбища. Это был единственный день, когда стечение богомольцев сюда становилось заметным и местность приобретала оживленный вид. К окончанию службы купцы разворачивали ярмарочные палатки, от которых на следующий день не оставалось и следа. Малость средств подворья не могла не сказываться на состоянии его построек и помещений. Так, ремонт церкви Всех Святых впервые после ее переноса на кладбище был произведен только в 1888 г. Еще ранее, в апреле 1879 г., смотритель Израиль сообщал в Лавру, что домовая церковь Архистратига Михаила «от долго временности почти совсем почернела и во многих местах осыпалась, резьба с позолотою у иконостаса обломилась и вообще все… требует неотлагательной поправки». Средств у Киновии на ремонт не было, и Израиль просил разрешения произвести ремонт «на собственные деньги» [657 - РГИА. Ф. 815. Оп. 10. Д. 109 (1879 г.).].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В середине 1860-х гг. на Киновиевском кладбище был введен 4-й разряд. Однако, несмотря на существовавшее деление, четких границ разрядов не существовало и введение нового внесло дополнительную путаницу. Вопрос об упорядочении кладбищенских дел и увеличении бюджета Киновии был вынесен на Духовный Собор 1879 г. Руководство Лавры, видя, что кладбище становится достаточно популярным, решает: «…порядок разрядов по сему кладбищу, равно как и цены на могильные места не определены, поручить ризничему Лавры представить Духовному Собору соображения относительно разделения Киновиевского кладбища на разряды, цены на могильные места в этих разрядах и порядка поступления за могильные места доходов и отчетности на сей основе». С начала 1880 г. кладбище стали делить уже на пять разрядов с ценами за место соответственно сто, пятьдесят, двадцать пять, десять и три рубля [658 - Там же. Д. 260 (1879 г.).]. В церкви Всех Святых после ее переноса уже не хоронили, и 1-м разрядом считались места близ нее. Тогда же определили порядок и стоимость обрядов, совершавшихся при погребении, а также то, что «предаваемые земле на кладбище Киновии должны быть и отпеваемы в Киновии». Новое Положение определяло не только стоимость, но и границы разрядов: для 1-го было отведено шестьсот пятьдесят квадратных сажень, для 2-го – тысяча четыреста девяносто пять, 3-го – две тысячи триста, 4-го – шесть тысяч, 5-го – две тысячи девятьсот. Фактически так впервые была точно определена площадь Киновиевского кладбища.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Через пять лет новый смотритель, иеромонах Митрофан, вновь поднял вопрос о плате за погребение. Он указывал, что жители окрестных поселений, в большинстве своем крайне бедные, предпочитают хоронить умерших на более отдаленных кладбищах, например на кладбище Фарфорового завода или на Малоохтинском, где плата значительно ниже. Посчитав доводы Митрофана убедительными, Духовный Собор в 1886 г. разрешил уменьшить плату за погребение. Отныне смотритель получил право разрешать бесплатное захоронение беднейших покойников [659 - Там же. Д. 35 (1886 г.).]. К этому времени кладбище заняло территорию, в пределах которой находилось вплоть до 1927 г. Это были два отдельных участка прямоугольной формы. Один из них – за зданием Троицкого храма, рядом с церковью Всех Святых, второй, бывший участок рабочих кирпичного завода, – позади первого, перпендикулярно к Неве.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Деревянная пристань при Киновии, сооруженная еще при ее основании, с перестройками просуществовала до начала 1930-х гг. Во второй половине XIX в. был организован пароходный перевоз на другой берег Невы, на котором долгое время трудился небольшой пароход «Киновия». Сюда же, на эту пристань, прибывал митрополит при посещении Киновии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дорога по берегу Невы, существовавшая с незапамятных времен, с 1860-х гг. становится одним из самых больных вопросов правобережья. После прекращения бечевого судоходства она постепенно размывалась вместе с берегом. Лавра неоднократно за свой счет производила ее укрепление и подсыпку, но это мало меняло положение. Городские и уездные власти справедливо полагали, что лишь устройство набережной может прекратить разрушение правого, наиболее подверженного размыву берега Невы. Однако только в 1913 г., когда обрушавшийся берег создал реальную угрозу постройкам Киновии, были отпущены средства на досыпку береговой линии песком, обдернование и мощение. Летом 1914 г. против Киновии появились первые двести шестьдесят две квадратные сажени булыжной мостовой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На удаленном от города Киновиевском кладбище ежегодно хоронили от двадцати до пятидесяти человек. О месте кладбища среди городских некрополей говорит социальный состав захоронений: большей частью это местные крестьяне, пришедшие в Петербург на заработки да так и осевшие в этом районе; петербургские, охтинские и даже кронштадтские мещане, небогатые купцы и лишь около двух десятков лиц дворянского происхождения. Основное число захоронений близ церквей принадлежало священникам и монахам. По данным метрических книг, около половины захоронений составляли детские. Среди них и могила малолетней дочери крупного купца и фабриканта П. И. Варгунина, одного из владельцев писчебумажной фабрики на правом берегу Невы. Существует версия о захоронении на Киновиевском кладбище Георгия Ивановича Веге – основателя Киновиевского ультрамаринового завода (умер около 1912 г.). По воспоминаниям старожилов, ему принадлежал склеп у южной ограды кладбища, от которого ныне осталось лишь поросшее мхом основание. Один из чугунных крестов прошлого века, изготовленный Мариентальской литейной мастерской на о. Эзель (ныне – о. Сааремаа), стоит на могиле мещанки А. Ф. Бухаревой (1843–1871). Старейшее сохранившееся захоронение находится рядом: на гранитном основании в форме «гром-камня» – постамента «Медного всадника» – можно прочесть, что поставлен памятник «матери Екатерине Львовне и брату Александру Яковлевичу Хрисанфовым, ск. 1-я – 20 марта 1865, 75 лет, и 2-й – 15 апреля 1862, 45 лет». Дореволюционных захоронений на кладбище обнаружено всего десять, надписи можно прочесть только на четырех памятниках.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Осенью 1914 г. Городская исполнительная комиссия по сооружению канализации и переустройству водоснабжения арендовала у Киновии на тридцать шесть лет участок к северу от кладбища для устройства центральной электростанции, требовавшейся для снабжения энергией механизмов Ладожского водопровода. Однако строительство так и не осуществилось: началась война. В 1916 г. отголоски военных действий коснулись и Киновии: по распоряжению окружных военных властей в деревянном доме по соседству с южным корпусом келий была размешена 10-я воздухобойная батарея петроградской крепостной артиллерии. Эта батарея, находившаяся в Киновии до 1919 г., в 1917-м перешла на сторону советской власти.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Новая власть – новые арендаторы. Летом 1918 г. часть монастырской земли была сдана трудовому товариществу «Рабочий-огородник». Вместе с возделыванием земли рабочие в качестве арендной платы взялись за охрану монастыря и кладбища. Так начались последние пять лет существования лаврской Киновии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Киновия была фактически ликвидирована 9 июня 1923 г. решением петрогубисполкома, по которому домовая церковь Архистратига Михаила в северном корпусе была закрыта и уничтожена, здания переданы в ведение Губоткомхоза, церкви Всех Святых и Святой Троицы – вновь образованному Киновиевскому церковному совету [660 - ЦГА СПб. Ф. 1001. Оп. 8. Д. 11.]. К этому времени в бывшем подворье Лавры еще оставались несколько монахов, занимавшихся различными кустарными промыслами, в том числе, видимо, и изготовлением надгробных памятников.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кладбище, закрытое в 1920 г., в январе 1928 г. вновь было открыто для захоронений в связи с закрытием левобережного кладбища Фарфорового завода [661 - Там же. Ф. 1000. Оп. 12. Д. 566.]. Тогда же к территории были прирезаны дополнительные участки (ныне 2-й-6-й «старые»). 8 апреля 1929 г. ВЦИК принял постановление о том, что одно религиозное объединение может владеть только одним культовым зданием. Этот документ стал приговором для многих храмов по всей стране, в том числе для церкви Всех Святых в Киновии. 27 ноября 1930 г. строительная комиссия Невского химкомбината, начавшего возведение «дома-коммуны» (архитектор Н. Д. Каценеленбоген, 1930–1934 гг. Октябрьская наб., 26, корп. 1), решила, что деревянная церковь в полусотне метров от стройплощадки будет мешать строительству. 20 февраля 1931 г. Володарский райисполком с ведома районного инспектора по культу А. И. Леопольдовой постановил здание снести. «Двадцатка» обратилась в райисполком с просьбой об отнесении срока закрытия церкви Всех Святых: несмотря на капитальный вид Троицкого храма, для зимних служб он не был приспособлен и требовал надлежащего ремонта. Но уже 8 июля 1931 г. Леопольдова сообщала в ответ на запрос административного сектора облисполкома: «Необходимость сноса церкви Всех Святых миновала, церковь как таковая ликвидирована, здание передано Невхимкомбинату под общежитие рабочих» [662 - Там же. Оп. 49. Д. 35.]. Здание бывшей церкви простояло чуть более десяти лет: зимой 1942 г. его разобрали на дрова.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1933 г. большинство церквей по всей стране лишились колоколов. В ночь с 20 на 21 ноября настал час и киновиевской колокольни: семь колоколов, с которых предварительно сняли «языки», были сброшены на землю, уже разбитые погружены в кузова грузовиков и увезены на переплавку. А в объемистой ведомости появилась новая квитанция: «бронза церковная, 2 сорт, 4 408 килограммов». Выполнение постановления Совета Труда и Обороны от 14 мая 1933 г. «О снятии колоколов для нужд автотракторной промышленности» подходило к концу [663 - Там же. Оп. 50. Д. 23.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1935 г. в Троицкий храм приехала комиссия и, обследовав здание, предложила «двадцатке» произвести его ремонт. Однако из-за недостатка средств ремонт смогли произвести лишь частично. Через год областная комиссия по вопросам культа постановила: «Ввиду того, что требуемый капремонт 20-ка произвести не в силах, церковь закрыть, а помещение использовать под мастерские Промкомбината Володарского района». 23 июня 1937 г. это решение утвердил ВЦИК [664 - Там же. Ф. 7384. Оп. 33. Д. 57.]. На следующий год захоронения на кладбище были прекращены. Прилегающая к Троицкому храму территория была расчищена бульдозером для производственных целей – без перенесения захоронений. Старинная часть кладбища перестала существовать. В один из летних дней небольшой взрыв разметал кирпичи, из которых была сложена колокольня; несколько позднее сняли все пять глав Троицкого храма. По всей видимости, кладбище также подлежало ликвидации – по действовавшему законодательству, через тридцать лет после закрытия его могли пустить под нож бульдозера. Но история распорядилась по-другому.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1942 г. на восточной окраине кладбища были вырыты братские могилы, где хоронили погибших воинов и умерших в блокаду жителей города. В 1946 г. по проекту архитекторов И. И. Фомина, С. И. Герасименко и других на месте братских захоронений был сооружен скромный мемориал с колонной-обелиском из черного гранита в центре. Неподалеку, у центральной дорожки, возвышается еще один скромный гранитный обелиск – памятник зенитному расчету, погибшему в 1943 г. при охране Финляндского железнодорожного моста. Благодаря шефству завода «Пигмент» эти памятники поддерживаются в хорошем состоянии [665 - Там же. Ф. 2. Оп. 7. Д. 610.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1964 г. кладбище расширили с восточной стороны до полотна подъездной железнодорожной линии и прирезали обширную площадь в северной части – ныне 3-й-6-й «новые» участки. Новая территория составила почти три пятых всей современной площади кладбища. 5-й участок заняла Коммунистическая площадка, где находятся захоронения старых большевиков. В северо-восточной части площадки расположена взятая под государственную охрану могила Н. И. Титова (1892–1966), члена партии с 1918 г. Привлекают внимание еще два памятника старым большевикам – И. В. и А. В. Михайловым. Монументы из черного и белого мрамора стоят в восточной части 15-го участка. На 18-м участке расположен памятник Герою Советского Союза артиллеристу П. О. Васильеву (1910–1952).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Современный облик некрополя определяют захоронения послевоенных десятилетий, среди которых есть могилы известных деятелей науки и техники. Единственный на всей территории скульптурный памятник особенно поэтичен. Скульптура из белого мрамора изображает юношу, поддерживающего девушку: у подножия памятника выбиты слова: «Друг мой, не все проходит, и без плоти ты даешь мне силы изваять этот реквием. Пусть на пепле нашем цветы взойдут». Надпись на тыльной стороне гласит: «Екатерина Иванцова, 29.11.1940-19.02.1966. Живые и мертвые неразделимы. Памятник светлой жизни и мученической смерти Кати Иванцовой. Посвящается павшим в борьбе с темными силами».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С 1960-х гг. кладбище начинает приобретать современный вид. Заасфальтирована центральная дорожка, благоустроены и другие. В 1980-х гг. были установлены новые светильники. В 1987–1988 гг. произвели реконструкцию кладбища: на площадке перед 2-м «старым» участком появились новые кирпичные административные и служебные павильоны; на месте засыпанного пруда устроен колумбарий.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В Троицу 1993 г. в Троицком храме состоялся первый молебен, в 2002 г. церковь передали подворью Череменецкого монастыря, и в ней возобновились богослужения.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Исторические захоронения на Киновиевском кладбище<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;1. Алипов Владимир Иванович. 1923–1988. Врач-гинеколог, чл. – корр. Академии медицинских наук. Гранитная стела. 1-й «старый» уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;2. Балабанов Вячеслав Дмитриевич. 1914–1976. Лауреат Государственной премии. Гранитная стела. 8-й уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;3. Бухарева А. Ф. 1843–1871. Мещанка. Чугунный крест на гранитном постаменте. Мариентальская литейная мастерская. 1-й «старый» уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;4. Васильев Павел Осипович. 1910–1952. Артиллерист, Герой Советского Союза. Гранитная стела. 18-й уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;5. Верзилин Николай Михайлович. 1903–1984. Ученый-биолог, писатель, педагог. Гранитная стела. 1-й «старый» уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;6. Власов Леонид Васильевич. 1930–1966. Инженер-механик, главный конструктор. Гранитная стела. Коммунистическая площадка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;7. Гридчин Валерий. 1939–1977. Артист. Гранитная стела с барельефом. 8-й уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;8. Иванцова Екатерина. 1940–1966. Мраморная скульптурная группа; эпитафия. 3-й «новый» уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;9. Каплан Семен Соломонович. 1912–1983. Артист балета, балетмейстер. Мраморный памятник. 21-й уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;10. Клупт Вениамин Соломонович. 1897–1963. Ученый-географ. Гранитный памятник. 14-й уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;11. Панкратов Григорий Иванович. 1896–1981. Гвардии генерал-майор. Архитектурная композиция. 1-й «старый» уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;12. Титов Николай Иванович. 1882–1966. Революционер, член партии с 1918 г. Гранитная стела. Коммунистическая площадка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;13. Хрисанфов Александр Яковлевич. 1817–1862.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Хрисанфова Екатерина Львовна. 1790–1865. Гранитное основание: крест утрачен. 1-й «старый» уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;14. Штрейс Альберт Иоаннович. 1893–1931. Ученый-гигиенист, профессор. Гранитная стела. 1-й «старый» уч.<br>
&nbsp;//--&nbsp;Киновиевское кладбище&nbsp;--//&nbsp;<br><img border=0 src="i_134.png"><br><br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;И. А. Богданов<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;ШУВАЛОВСКОЕ КЛАДБИЩЕ<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Выборгское шоссе, 106-а)<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;С вечерним озером я разговор веду<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Высоким ладом песни. В тонкой чаще<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Высоких сосен, с выступов песчаных,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Из-за могил и склепов, где огни<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лампад и сумрак дымно-сизый…<br>
<br><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Эти строки А. А. Блока имеют точное топографическое указание: они написаны в Шувалово, дачном поселке близ Петербурга. Поэт часто бывал здесь один, иногда – вместе со своим другом и спутником по загородным прогулкам В. Пястом, и в цикле «Вольные мысли», созданном весной 1907 г., подробно рассказал о Шуваловском озере и кладбище на одном из его высоких берегов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Местность эту давно облюбовали петербуржцы как «обширное поприще для моциона», куда в летнюю пору бежали от городской духоты [666 - П.Н. Парголово. Спб., 1867. С. 9.]. А. С. Грибоедов писал в июне 1826 г.: «На высоты! На высоты! Подалее от шума, пыли, от душного однообразия наших площадей и улиц. Но куда же вознестись так высоко, так свободно из Петербурга? – в Парголово!» [667 - Грибоедов А. С. Полн. собр. соч. Спб., 1892. С. 250.]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сюда на лето писатели, поэты, художники перебирались сами, сюда же селили и героев своих произведений. Здесь снимали дачу герои романа Д. Н. Мамина-Сибиряка «Черты из жизни Пепко». В Шувалово в 1880-х гг. жил художник И. И. Шишкин, увековечивший один из уголков старинного парка в офорте. Здесь отдыхали писатели Н. С. Лесков и Н. А. Лейкин, поэты Д. Д. Минаев и А. Н. Майков, этнограф С. В. Максимов, юрист и музыкальный деятель Д. В. Стасов, генерал М. Д. Черняев и многие другие.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;От Петербурга до Шувалово путь близкий – всего одиннадцать верст, но и на этом расстоянии успеваешь ощутить, как местность подымается довольно значительно и становится холмистой и пересеченной. В прошлом веке Шувалово пользовалось славой самой здоровой из всех петербургских окрестностей. «Обилие воды, сухой песчаный грунт, сосновые рощи при живописной группировке холмов около озера – вот естественные богатства этой местности» [668 - Листок архитектурного журнала «Зодчий». 1877. № 29. С. 159.]. После того как в 1870 г. рядом с озерами пролегла Финляндская железная дорога и появилась станция Шувалово, вокруг начал быстро разрастаться дачный поселок. По Суздальскому озеру стал ходить пароход, перевозивший пассажиров от станции к Шуваловскому парку, где находился графский дворец.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Первое поселение на месте нынешнего Парголово упоминается в новгородских переписных книгах задолго до основания Петербурга. Деревня Паркола, «где сеют ржи 10 коробей, а сена 50 копен», еще в 1500 г. числилась за Новгородским Ореховским монастырем [669 - Временник Московского общества истории и древностей российских. 1851. Кн. 11. Разд. 2. С. 232.]. В 1726 г. земли эти Екатерина I пожаловала выборгскому обер-коменданту Ивану Шувалову, сын которого Петр спустя двадцать лет был возведен в графское достоинство. Земля с расположенными на ней слободами и деревнями составила Парголовскую мызу Шуваловых [670 - Красногородцев С.А. Шувалово и Озерки // Блокнот агитатора. 1977. № 13. С. 42.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Село Суздальское лежало по западному берегу Нижнего (Большого Суздальского или Шуваловского) озера. На его юго-восточном берегу, на высокой песчаной горе, поросшей соснами, в 1758 г. был поставлен небольшой деревянный храм. Его построил граф П. И. Шувалов для своих крепостных, переведенных из средней России. Возле церкви возникло приходское кладбище, где хоронили окрестных жителей, а гору стали именовать Церковной. Однако первая церковь простояла недолго – 31 мая 1791 г. она сгорела от удара молнии [671 - Историко-статистические сведения о Санкт-Петербургской епархии. Вып. 8. Спб., 1884. С. 160.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Новый храм (также деревянный) был построен в 1792 г. в сорока саженях от сгоревшего [672 - Лукин И. А. Спасо-Парголовская церковь в Ленинграде. Рукопись.]. Именно его упоминает А. С. Грибоедов в очерке, посвященном поездке в Парголово: «Разного рода мысли и чувства возбуждает, несколько верст далее, влево от большой дороги, простота деревенского храма. Одинок, и построен на разложистом мысе, которого подножие омывает тихое озеро» [673 - Грибоедов А. С. Указ соч. С. 250.]. В этой церкви, как свидетельствует запись, сохранившаяся в архиве, 22 июля 1866 г. присутствовал во время обряда крещения писатель Н. В. Кукольник, бывший «восприемником» дочери ординарного профессора Петербургского университета П. А. Пузыревского [674 - ЦГИА СПб. Ф. 256. Оп. 13. Д. 70.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Деревянная церковь со временем обветшала, и 11 июля 1876 г. рядом с ней был заложен каменный храм во имя Спаса Нерукотворного. Строился он на средства окрестных крестьян и дачников под руководством церковно-приходского попечительного общества, председателем которого был граф Андрей Павлович Шувалов. Проект трехпридельной церкви на восемьсот пятьдесят человек разработал гражданский инженер К. А. Кузьмин, строительную комиссию возглавил местный священник Александр Налимов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Незадолго до окончания работ неподалеку от строящегося храма похоронили академика архитектуры И. А. Монигетти (1819–1878). Возможно, именно поэтому в монографии, посвященной этому выдающемуся деятелю русской художественной культуры, авторство Шуваловской церкви ошибочно приписано И. А. Монигетти [675 - Листов В. Н. Ипполит Монигетти. Л., 1976. С. 112.]. Между тем архивные документы свидетельствуют, что проект составил малоизвестный зодчий К. А. Кузьмин.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Работы продолжались в течение четырех лет, и 8 сентября 1880 г. петербургский митрополит Исидор освятил новый храм [676 - Историко-статистические сведения… С. 161.]. Часть образов перенесли в него из старой церкви. Ежегодно 9 мая из церкви шел большой крестный ход по окрестным деревням. К кладбищенскому храму позднее приписали две церкви: Петропавловскую в Шуваловском парке и святого Василия Великого в Осиновой Роще, а также часовню на горе в 3-м Парголово, близ волостного правления.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Спустя несколько лет было решено старую деревянную церковь заменить новой. В сентябре 1885 г. строительное отделение Петербургского губернского правления утвердило проект, но «с тем, чтобы ветхая деревянная церковь и деревянное строение были сломаны до постройки новой церкви» [677 - ЦГИА СПб. Ф. 19. Оп. 124. Д. 311.]. Часть образовавшегося строительного материала использовали для новой постройки, которая возводилась в пятидесяти метрах от Спасо-Парголовской, также по проекту К. А. Кузьмина. 22 июля 1886 г. небольшой восьмигранный в плане храм во имя святого Александра Невского был освящен сыном А. Налимова архимандритом Николаем (позднее епископом Саратовским). Одновременно у Выборгского шоссе был построен деревянный с мезонином дом для квартир церковного причта [678 - Кутепов И. Памятная книжка по Санкт-Петербургской епархии. Спб., 1899. С. 27; Лукин. Указ. соч.; ЦГИА СПб. Ф. 256. Оп. 18. Д. 57.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В исторической и мемуарной литературе Шуваловское кладбище упоминается крайне редко. Уж на что подробно описано Шувалово в издававшемся в 1882 г. «Парголовском листке», в котором опубликовано много любопытных материалов из истории этих мест, но и в нем о старинном кладбище – ни слова.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Чем же можно объяснить «безвестность» Шуваловского кладбища? Очевидно, лишь тем, что здесь долгое время хоронили в основном окрестных жителей и сколько-нибудь примечательных памятников, поставленных на могилах знаменитых людей, было немного. Это подтверждают записи в метрических книгах «для записывания родившихся, бракосочетавшихся и умерших», которые вели в Спасо-Парголовской церкви. В них не только заносили фамилии людей, погребенных на Шуваловском кладбище, но упоминали и причину смерти. Люди умирали от самых разных болезней – скарлатины, тифа, каменной и водяной болезней, в родах, от старости. Между тем всех их объединяло то, что они были крестьянами близлежащих деревень – Суздальской, Малой и Большой Вологодской, Кабаловки, Заманиловки, Новоселок.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;После революции Спасо-Парголовскую церковь миновала участь сотен других городских храмов – она никогда не закрывалась и сохранила первоначальную отделку.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Церковь Александра Невского с 1930-х гг. стояла запертой и только в 1966 г. была возвращена верующим. После двухмесячного ремонта 3 декабря 1966 г., накануне праздника Введения во храм Пресвятой Богородицы, обновленная церковь была освящена заново [679 - Журнал Московской патриархии. 1967. № 8. С. 27–30.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ныне город совсем близко подступил к старинному кладбищу. С 1963 г. Шувалово входит в городскую черту, а в августе 1988 г. в районе новостроек открылась новая станция метрополитена, которая, хотя и следует за станцией «Озерки», названа не «Шувалово», а – здравому смыслу вопреки – «Проспектом Просвещения». Почти от станции метро над кронами деревьев видны голубой купол и белая колокольня Спасо-Парголовской церкви.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Шуваловское кладбище – одно из самых живописных в городе. Оно раскинулось на высоком холме на берегу большого озера. Доминантой его и душой являются два храма, стоящие на склоне Церковной горы: массивный, немного грузный каменный храм с голубым куполом и небольшая деревянная церковь, выкрашенная в зеленый цвет. На самой вершине холма, среди старых сосен, где сходятся несколько кладбищенских дорожек, стоит кирпичная часовня в «русском» стиле с чешуйчатой главкой. Отсюда, сквозь разросшиеся деревья, открывается красивый вид на лежащее внизу озеро. По словам профессора В. Н. Топорова, Шуваловское кладбище представляет собой ценнейший образец петербургского ландшафта, «результат сложного органического сотрудничества природы и культуры» [680 - Наше наследие. 1990. № 2. С. 128.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кладбище невелико – площадь его всего около пяти гектаров. На нем насчитывается около двадцати дорожек, многие из которых имеют названия и обозначены табличками. Иногда названия связаны с историей местности (Шуваловская, Суздальская) или указывают на особенности ландшафта (Гористая, Песочная, Извилистая), в других случаях дорожки поименованы в память людей, на них захороненных (Пушкинская, Воронинская).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Проходя по кладбищенским дорожкам, ныне редко увидишь памятник прошлого века. Наиболее ранние из сохранившихся относятся к 1840-м гг. и сосредоточены близ церкви. Подавляющее большинство захоронений принадлежат к послевоенным десятилетиям. Ограды местами стоят так тесно, что к иным могилам не подойти. С 1975 г. Шуваловское, на котором практически не осталось мест для новых захоронений, отнесено к числу полузакрытых и захоронения на нем производятся лишь в исключительных случаях.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;От старых ворот асфальтированная Центральная дорожка поднимается вверх, к Спасо-Парголовскому храму. Справа от ворот выделяется надгробие замечательного скульптора В. В. Лишева. Бюст Лишева исполнила его жена, скульптор К. А. Лишева, похороненная здесь же. В оформлении памятника использован ее портретный барельеф, сделанный В. В. Лишевым еще в 1929 г.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Возле алтаря Спасо-Парголовской церкви захоронены лица духовного звания. Среди них священник А. А. Налимов, «основатель и строитель сего храма», как указано на мемориальной доске, и епископ Лужский Симеон, ректор Ленинградской духовной академии и семинарии. У южной стены храма деревянный крест венчает могилу священника и поэта о. Владимира Шамонина, а рядом – курьезное надгробие артиллерийского конструктора М. Н. Кондакова, сложенное из снарядов и ядер.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;К северу от церкви, близ Суздальской дорожки, находится могила известного врача, специалиста по тибетской медицине П. А. Бадмаева, дача которого стояла неподалеку, на вершине Поклонной горы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На Шуваловском кладбище захоронены и видные ученые. На Пушкинской дорожке воздвигнут монумент академику, филологу-китаисту, педагогу и переводчику В. М. Алексееву. Это стела, увенчанная раскрытой мраморной книгой с двумя китайскими иероглифами. На лицевой стороне начертана на китайском языке двухстрочная эпитафия, перевод которой имеется на задней стороне памятника:<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пытливой мыслью сущность постигая,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Трудясь, учился сам, когда учил других.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Надпись имеет свою историю. Как-то летом 1947 г. В. М. Алексеев отыскал в Александро-Невской лавре могильный памятник одному из первых русских китаистов Иакинфу Бичурину с иероглифической эпитафией. После смерти В. М. Алексеева среди его бумаг был найден «Проект надписи на моей могиле» на китайском языке, датированный августом 1947 г. Русский перевод двустишья выполнил ученик академика, китаист Л. Н. Меньшиков. Два иероглифа на страницах раскрытой книги – «бу юнь» – взяты из экслибриса библиотечной коллекции ученого и означают «не хмурится» или «не ропщет». Это намек на слова Конфуция: «Люди его не знают, а он не хмурится: не считать ли такого человека достойнейшим?» К своему переводу этого изречения В. М. Алексеев добавлял пояснение средневекового китайского комментатора: «Радоваться своему влиянию на других естественно и просто, а вот не хмуриться, когда тебя не замечают, – это против человеческого обыкновения и трудно» [681 - Выражаем признательность М. В. Баньковской, дочери В. М. Алексеева, за предоставленные сведения.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На Озерной дорожке обращает на себя внимание надгробие известного языковеда А. К. Боровкова – памятник в виде фолианта. На северном склоне горы, над озером, похоронен ученый-химик и историк Петербурга В. Я. Курбатов, книга которого «Петербург. Обзор художественных сокровищ столицы» знакома каждому, кто интересуется историей города на Неве.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пушкинская дорожка получила название потому, что вблизи нее похоронена О. А. Пушкина, жена А. Л. Пушкина, племянника поэта. Неподалеку от этого памятника лежит большой обработанный камень, надпись на котором утрачена. По преданию, сидя возле этого камня, А. А. Блок вдохновился стихами, которые открыли нашу статью.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Недалеко от Цветочной дорожки, среди могил более позднего времени, уцелели несколько камней, на которых еще можно прочесть выбитые на них имена. Это семейное место Бианки. Известно, что замечательный детский писатель Виталий Бианки похоронен на Богословском кладбище. А на Шуваловском находятся могилы его отца, матери, деда, других членов семьи.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Большая часть дореволюционных могил до наших дней не сохранилась. К числу утраченных, по-видимому, следует отнести следующие захоронения:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Будаев Николай Сергеевич. 1833–1902. Математик, механик, профессор Петербургского университета.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Горностаев Иван Иванович. 1821–1874. Академик архитектуры, археолог, общественный деятель.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кусков Платон Александрович. 1834–1909. Поэт, переводчик, прозаик.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лавдовский Михаил Дормидонтович. 1846–1903. Гистолог, профессор Военно-медицинской академии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Собольщиков Василий Иванович. 1818–1872. Архитектор, инженер, библиограф.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Соколов Николай Николаевич. 1826–1877. Химик, директор Лесного института.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Литературные эпитафии на Шуваловском кладбище встречаются не часто, но всякий раз эти стихотворные посвящения трогательны и печальны:<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Любимая сестра,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Чистейшее созданье,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тебя ни с кем сравнить я не могу…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Или:<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Спите, детушки родные,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Были все вы мне любые.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;На Озерной дорожке высится постамент, на котором установлен бюст народного артиста РСФСР Н. К. Печковского. На постаменте высечена эпитафия от «почитателей таланта» певца:<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Твоих лучей неясной силою<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вся жизнь моя озарена,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пусть умер я,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ты над могилою гори, сияй, моя звезда.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;На кладбище погребены многие защитники Ленинграда. Неподалеку от стен Спасо-Парголовской церкви находится площадка с братскими захоронениями периода Великой Отечественной войны. На ней погребен Герой Советского Союза капитан И. И. Плешков. На самой дальней от входа дорожке – братская могила военных моряков «I гвардейской Краснознаменной морской ж/д Красносельской бригады», погибших при обороне Ленинграда в 1941–1944 гг.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Исторические захоронения на Шуваловском кладбище<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;1. Алексеев Василий Михайлович. 1881–1951. Востоковед, академик. Лабрадоритовая стела. Пушкинская дор. Уч. 7.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;2. Бадмаев Петр Александрович. 1849–1920. Врач, ученый, основатель клиники тибетской медицины, политический деятель. Участок между церковью и Выборгским шоссе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;2а. Бадмаев Андрей Николаевич. 1920–1982. Врач тибетской медицины, сын Н. Н. Бадмаева (1879–1943), погибшего в ГУЛАГе. Гранитный пьедестал с барельефным портретом. Близ Суздальской дор. Уч. 6.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;3. Бианки Валентин Львович. 1859–1920. Отец писателя В. В. Бианки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бианки Лев. 1827–1911. Дед В. В. Бианки. Гранитный постамент; крест утрачен. Близ Цветочной дор. Уч. 15.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;4. Боровков Александр Константинович. 1904–1962. Языковед, тюрколог, чл. – корр. АН СССР. Мраморная плита в виде фолианта. Большая озерная дор. Уч. 7.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;5. Бутусов Михаил Павлович. 1900–1963. Футболист, заслуженный мастер спорта СССР. Гранитная стела, каменный мяч. Уч. 10.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;6. Вершинин Петр Васильевич. 1899–1960. Почвовед, профессор. Каменная стела. Близ часовни. Уч. 11.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;7. Воронин Владимир Иванович. 1890–1952. Капитан ледокольного флота. Стела из черного мрамора. Воронинская дор. Уч. 5.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;8. Гладковский Николай Николаевич. 1902–1961. Режиссер Театра оперы и балета им. С. М. Кирова. Каменный крест. У юж. стены Спасской церкви.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;9. Глинка Константин Дмитриевич. 1867–1927. Почвовед, академик. Мраморная стела. В начале Цветочной дор. Уч. 15.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;10. Десницкий (Строев) Василий Алексеевич. 1878–1956. Литературовед. Мраморная плита. Близ часовни. Уч. 10.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;11. Егоров Георгий Никифорович. 1909–1957. Почетный полярник. Обелиск с портретным барельефом. Сев. – вост. часть кладбища.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;12. Зеленов Николай Андрианович. Герой Советского Союза. Гранитная стела. Уч. 17.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;13. Идельсон Наум Ильич. 1885–1951. Астроном, профессор. Мраморная плита. Близ Пушкинской дор. Уч. 7.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;14. Кассель Елизавета Михайловна. 1818–1843. Каменная стела; одно из старейших сохранившихся захоронений. Уч. 10.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;15. Кондаков Михаил Николаевич. 1898–1954. Конструктор артиллерийского оружия. Металлический памятник с уложенными вокруг снарядами и ядрами. У юж. стены Спасской церкви.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;16. Курбатов Владимир Яковлевич. 1878–1957. Историк Петербурга, химик, профессор Технологического института. Мраморный крест. Уч. 10.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;17. Ливеровский Александр Васильевич. 1867–1951. Инженер путей сообщения, профессор, министр путей сообщения Временного правительства. Мраморная плита в ограде. Большая озерная дор. Уч. 7.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;18. Листов Владимир Николаевич. 1900–1978. Архитектор, профессор, искусствовед. Гранитная стела. Воронинская дор. Уч. 5. В одной ограде с И. А. Монигетти.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;19. Лишев Всеволод Всеволодович. 1877–1960. Скульптор, народный художник СССР.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лишева Клавдия Арсентьевна. 1884–1957. Скульптор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бронзовый бюст на гранитном постаменте с портретным барельефом. Ск. И. В. Крестовский, 1961–1962 гг. Бюст В. В. Лишева – ск. К. А. Лишева, 1950-е гг., барельеф К. А. Лишевой – ск. В. В. Лишев, 1929 г. Центральная дор., у калитки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;20. Малов Сергей Ефимович. 1880–1957. Востоковед, тюрколог, чл. – корр. АН СССР. Гранитный обелиск. Цветочная дор. Уч. 15.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;21. Маркуца Павел Андреевич. 1907–1941. Герой Советского Союза. Гранитный обелиск. Уч. 10.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;22. Митинский Арсений Николаевич. 1901–1957. Инженер путей сообщения, профессор, специалист по теоретической механике. Гранитный обелиск. Большая озерная дор. Уч. 7.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;23. Монигетти Ипполит Антонович. 1819–1878. Архитектор, академик, выдающийся деятель русской художественной культуры. Мраморный крест. Воронинская дор. Уч. 4. В одной ограде с В. Н. Листовым.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;24. Налимов Александр Александрович. Ум. 1883. Священник, настоятель кладбищенской церкви. Мраморный крест на постаменте. У алтаря Спасской церкви.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;25. Неустроев Сергей Семенович. 1874–1928. Почвовед, географ, профессор. Плита. Близ часовни. Уч. 9.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;26. Никитин Николай Петрович. 1884–1971. Архитектор, профессор. Стела с бронзовым барельефом. Близ Суздальской дор. Уч. 5.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;27. Печковский Николай Константинович. 1896–1966. Певец, народный артист РСФСР. Бронзовый бюст на постаменте. Большая озерная дор. Уч. 7.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;28. Порай-Кошиц Александр Евгеньевич. 1877–1949. Химик-органик, академик. Стела. Извилистая дор. Уч. 7.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;29. Пушкина Ольга Александровна. 1859–1884. Жена Анатолия Львовича Пушкина, племянника поэта. Диоритовая глыба; завершение утрачено. Пушкинская дор. Уч. 7.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;30. Римский-Корсаков Георгий Михайлович. 1901–1965. Композитор, педагог; внук Н. А. Римского-Корсакова. Бетонный крест, раковина. Уч. 10.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;31. Савич Татьяна Николаевна. 1902–1952. Скульптура скорбящей женщины. Большая озерная дор. Уч. 7.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;32. Сарруф Фадалла Иванович. 1826–1903. Ориенталист, составитель грамматики арабского языка. Гранитная горка, основание выложено плиткой. Близ часовни. Уч. 12.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;33. Селиванова Зинаида Сергеевна. Ум. 1959. Надгробие в виде перекрещенных обломленных стволов деревьев, увитых венками роз. Большая озерная дор. Уч. 7.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;34. Симеон епископ Лужский (С. И. Бычков). 1882–1952. Ректор Ленинградской духовной академии. Лабрадоритовая часовенка, увенчанная крестом. У алтаря Спасской церкви.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;35. Сидорович Александр Николаевич. 1924–1957. Герой Советского Союза. Гранитный обелиск. Суздальская дор. Уч. 6.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;36. Ушаков Архип Федорович. 1822–1903. Мраморный крест на гранитном постаменте. Мастер П. Падега. Дубовая дор. Уч. 12.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;37. Федоров Иван Александрович. Ум. 1845, на 21 году. Донской артиллерии сотник, воспитанник Артиллерийского училища. Гранитный обелиск. У юж. стены церкви.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;38. Хрустицкий Владислав Владиславович. 1902–1944. Герой Советского Союза. Надгробие в виде часовенки. Близ Лестничной дор. Уч. 16.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;39. Чернышев Василий Ильич. 1866–1949. Языковед, чл. – корр. АН СССР. Пушкинская дор. Уч. 7.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;40. Шамонин Владимир. 1882–1967. Протоиерей. Деревянный крест. У юж. стены Спасской церкви.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;41. Юшманов Николай Владимирович. 1896–1946. Востоковед, чл. – корр. АН СССР. Мраморная плита. Близ часовни. Уч. 9.<br>
&nbsp;//--&nbsp;Шуваловское кладбище&nbsp;--//&nbsp;<br><img border=0 src="i_135.png"><br><br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Г. Г. Приамурский<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;ПОРОХОВСКОЕ КЛАДБИЩЕ<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Рябовское шоссе, 78)<br></h3><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пороховское кладбище находится на северо-восточной окраине города, в местности с необычным для Ленинграда холмистым рельефом – долине извилистой реки Луппы (Лубьи), одного из притоков Охты. От ворот кладбища, расположенных на углу Рябовского шоссе и Беломорской улицы, начинается главная аллея, ведущая к административно-хозяйственному блоку, находящемуся на том месте, где до конца 1930-х гг. синела небольшая церковь святого Николая. Одна из дорожек, резко сбегая вниз, приводит к Луппе, окаймляющей кладбище с юга. По трем другим, минуя один из мостов Ржевского (Горелого) ручья, протекающего в низине, можно выйти к западной границе кладбища, вдоль которой пролегает улица Красина.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Между Ржевкой и Пороховыми – так можно было определить еще недавно местоположение Пороховского кладбища. До 1960-х гг. Пороховые сохраняли традиционный облик наиболее задержавшейся здесь рабочей окраины и вызывали в сознании горожан образ транзитного пункта по дороге на Ладогу, в Колтуши и другие пригороды северо-востока Ленинграда. Отдаленность, неблагоустроенность, отсутствие зримых исторических элементов, связующих прошлое с настоящим, – начисто вычеркнули былую известность Охтинских берегов как колыбели славы русского оружия. Сегодня эти места ассоциируются с новым жилым массивом, который вырос в последние два десятилетия на территории ряда поселений бассейна реки Охты и получил обобщенное название Ржевка—Пороховые. История района, как и драматическая судьба Пороховского кладбища, донесшего до нас отдаленное эхо взрывов на Пороховых, тесно переплетается с историей крупнейшего в дореволюционной России порохового завода.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Охтинский пороховой завод обосновался в междуречье Охты и Луппы по указу Петра I в июле 1715 г. В следующем году на Охте построили первую пороховую мельницу, деревянную плотину, крутильную избу, сушильню. Вскоре в армию и на корабли поступили первые восемьсот пудов охтинского пороха. Первые строители и мастеровые на заводе были из «вольных», их прислали с подмосковных пороховых заводов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Работать приходилось в неимоверно трудных условиях, буквально рядом со смертью. Весной 1721 г. в прошении в Главную артиллерийскую канцелярию они писали: «Жены и дети наши такоже и мы при пороховой работе у смертного дела помирают без покаяния и без причастия христовых тайн…» И далее просили, чтобы деревянной часовне при заводе «быть церковью и отпустить бы из правительствующего духовного синода повелительный указ об освящении оной церкви, дабы души наши христианские вотще не отпали» [682 - Архив ВИМА. Ф. З(ГАУ), Оп. ПиП. Д. 8.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вскоре разрешение Синода было получено: «Построить вновь церковь во имя св. Пророка Илии деревянную, а под церковь и под кладбище, и попу с причетниками под селитьбу отмерять земли от церкви во все стороны по сорока сажень» [683 - Там же.]. Летом 1722 г. церковь освятили. Вероятно, не случайно появление на Пороховых храма, посвященного пророку Илье – громовержцу, по народному поверью, разъезжающему по небу на огненной колеснице. По-видимому, храм был построен вновь, а не переделан, как предлагали мастеровые, из существовавшей с 1717 г. часовни. В «Описании Петербурга» А. Богданова указано, что «церковь на пороховых заводах построена весьма небогато» [684 - Богданов А.И. Историческое, географическое и топографическое описание Санкт-Петербурга… Спб., 1779. С. 314.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;По обеим берегам Охты раскинулись отдельные заводские комплексы, в соседстве с которыми расположились шесть слобод служителей соответствующих профилей. Из всех слобод, получивших впоследствии различные названия – Новозарецкая, Кирпичная, Новолугская, Озерная, Ржевская, Козья, – на сегодняшний день сохранилась лишь одна, возникшая в первой половине XVIII в. вокруг церкви святого Ильи Пророка, – Ильинская. Сегодня это старейший топоним на Пороховых.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Первый погост с церковью, кладбищем и домом священника находился на левом берегу Охты, в живописном месте близ впадения в нее Луппы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;К середине XVIII в. на заводе работали, включая строителей, двести девять человек. Кроме мастеровых, сюда прикомандировали в качестве бесплатной рабочей силы отставных солдат из воинских команд. В статистическом описании порохового завода говорится, что «при постепенном его устроении взрывы были беспрестанны, людей убивало и опаляло, но подробности сего или не считались важными и на деле не выводились, или со временем истребились» [685 - Каменев К. И. Историческое описание Охтенского порохового завода. Т. 1. Спб., 1891. С. 319; Т. 2. 1894. С. 373.]. Смертность была высокой, и место, отведенное под кладбище, быстро заполнялось. В 1738 г. по проекту комиссара завода М. Половинкина было произведено переустройство всего завода. Слободы пороховых и селитерных служителей перенесли и расположили ровными линиями, а также увеличили кладбище, которое целиком помещалось в пределах церковной ограды.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1742 г. священник Ильинской церкви Евтихий Ильин подал в артиллерийскую канцелярию донесение, в котором жаловался на плохое состояние церкви – «полы сгнили, паперти развалились, в крыше течь» – и просил выделить деньги на постройку новой [686 - ЦГИА СПб. Ф. 19. Оп. 1. Д. 2252.]. Проект деревянной на каменном фундаменте церкви выполнил петербургский архитектор И. Я. Шумахер, и 18 июля 1743 г. ее освятили. Церковь была «построена изрядною архитектурою, на которой шпиц обит белым железом» [687 - Богданов А.И. Указ. соч. С. 314.]. Храм был холодным, поэтому в декабре 1760 г. в церковной ограде устроили еще одну церковь – зимнюю во имя новопрославленного святого Дмитрия Ростовского. Через пять лет мастер порохового дела Никифор Горшечников отлил для Ильинской церкви новый колокол.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В начале 1777 г. командующим заводом назначили капитана артиллерии К. Гакса. Результатом его усиленной пятилетней деятельности было полное переустройство завода и всех рабочих слобод. Планировалось возведение каменной Ильинской церкви и устройство нового кладбища. Старого было недостаточно, и, кроме того, оно оказалось совсем рядом с дорогой на Петербург. На плане 1778 г. отмечено «назначенное впредь место для церкви св. Дмитрия Ростовского и кладбища» [688 - Архив ВИМА. Ф. 27, карт. ОПЗ. ед. хр. 2.]. Землю отвели недалеко от заводской плотины (сейчас это часть территории Охтинского химического завода близ ул. Коммуны). В 1779 г. на новом кладбище освятили небольшую деревянную церковь, но не Дмитриевскую, как предполагалось, а во имя святого Георгия. Как указывает автор исторического описания Охтинского завода К. И. Каменев, «церковь строилась наймом, но сведений относительно подробностей работ не имеется» [689 - Каменев. Указ. соч. Т. 1. С. 181.]. Кладбищенская церковь дала название Георгиевским воротам Порохового завода, одной из его проходных.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Старое кладбище при церкви Ильи Пророка не было ликвидировано. На нем продолжали хоронить, но, по-видимому, по особому случаю или распоряжению. В 1781 г. неподалеку, на небольшой возвышенности, была заложена каменная Ильинская церковь, завершенная через четыре года. Автор проекта красивого храма-ротонды с открытыми колоннадами и полусферическим куполом неизвестен, но есть основания предполагать, что это И. Е. Старов или Ю. М. Фельтен. Иконы написал Л. Христинек; по свидетельству современников, в 1830-х гг. не только в иконостасе, но на всех столбах между окон находились образа хорошей академической работы с вызолоченными рамами.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Деревянную Ильинскую церковь через несколько лет разобрали. Но оставалась еще долгое время неразобранной старая церковь святого Дмитрия Ростовского, обозначенная на заводском плане 1816 г. В 1832 г. на ее месте появилась каменная часовня святой Параскевы Пятницы, переделанная в 1896–1897 гг. архитектором П. И. Гилевым в небольшую шатровую церковь в «русском стиле».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1805–1806 гг. рядом с холодным Ильинским храмом была возведена теплая Александро-Невская церковь, увенчанная колокольней. Автор проекта Ф. И. Демерцов осуществил пристройку нового каменного здания к уже существующему, соединив обе церкви в один архитектурный объем [690 - Историко-статистические сведения о Санкт-Петербургской епархии. Т. 8. Спб, 1884. С. 216–222; Мурашева Н.В. Архитектор Федор Иванович Демерцов // Памятники культуры: Новые открытия. Л., 1981. С. 452–455.]. В 1902 г. по проекту военного инженера В. Я. Симонова надстроена колокольня, поднят купол и внутренним арочным проемом обе церкви соединены в одну. Кроме того, к 1913 г. при заводе имелись две каменные и четыре деревянные часовни.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вплоть до разрушения в 1936 г. вокруг церкви святой Параскевы сохранялись надмогильные плиты конца XVIII в. Ильинская церковь, состоящая под охраной как памятник архитектуры, в 1988 г. возвращена верующим, начата ее реставрация. До наших дней рядом с ней уцелели несколько надмогильных плит. Такова краткая история старейшего церковного ансамбля на Пороховых.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Иначе сложилась судьба нового кладбища у Георгиевских ворот. Утром 15 апреля 1803 г. на Охтинском пороховом заводе произошел сильный взрыв. «Убито мастеровых 18, да ранено 6 человек, которые к излечению и к продолжению впредь службы не надежны. Пострадали в большей или меньшей степени почти все строения порохового городка» [691 - Архив ВИМА. ф. З(ГАУ). Оп. ПиП. Д. 1015.]. Вне завода сильнее всего была разрушена Георгиевская церковь на кладбище – она отстояла всего на девяносто сажень от ближайшего к ней взорвавшегося здания.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В последующие четыре года по распоряжению А. А. Аракчеева Охтинский завод был полностью перестроен под руководством архитектора Ф. И. Демерцова. Несмотря на просьбу начальника завода полковника де Понтлеруа о постройке на кладбище новой церкви, по указу консистории от 3 июля 1803 г. иконостас и утварь были перенесены для хранения в Ильинскую церковь, а спустя восемь лет Георгиевскую церковь разобрали. Полученные при этом дрова были употреблены на печение просфор, а на месте алтаря поставили «простой обруб».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1813 г. командующим заводом был назначен полковник Кандиба, в задачу которого входила организация здесь военного поселения. Вся земля, принадлежавшая Охтинскому пороховому заводу, поступила в ведение военного поселения, в состав которого вошла 2-я гарнизонная артиллерийская бригада из десяти рот. Кроме того, имелась инвалидная команда, которая несла внутренний караул и следила за чистотой и порядком в офицерских домах, мастерских и прочих заведениях. Вероятно, она же обслуживала и заводское кладбище.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Устройство военного поселения потребовало перераспределения заводских земель. Участок старого кладбища отходил по плану 1816 г. под казармы лейб-гвардии 2-й артиллерийской бригады, и «место хранения праха», пользуясь выражением современника, было «изглажено» [692 - ЦГВИ СПб. Ф. 405. Оп. 2. д. 9044. Л. 2.]. В память о погребенном на Георгиевском кладбище «селитерном подмастерье и плотинном мастере» Василии Жданове его дети просили устроить внутри Ильинской церкви, «в постройке коей отец наш в младых летах участвовал и до смерти своей был старостою оной», чугунную доску с надписью вызолоченными буквами, образом и лампадой. Разрешение было получено, и в 1835 г. памятник установили в одном из простенков между окнами [693 - Там же.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Под новым, третьим по счету, кладбищем в 1824 г. уже числилось две десятины одиннадцать сажень земли в конце третьей поселенной слободы завода, в небольшом овраге, прилегающем к Ржевскому ручью в месте слияния с Луппой. Пороховское кладбище наконец заняло то место, где находится и поныне. В начале 1830-х гг. для испытания новой марки пороха близ кладбища, на Кабановом ручье, были устроены особая «толчейная фабрика», деревянный шлюз и плотина. Местность стала периодически затопляемой, и кладбище переместилось на другой, более возвышенный берег Ржевского ручья. На планах 1840-х гг. эти части, вошедшие в современный некрополь, обозначены как старая и новая.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1833 г. на новом кладбище была построена небольшая часовня с четырехколонным дорическим портиком. Она органично вошла в классицистический ансамбль завода, который сложился по проектам архитекторов П. П. Базена, В. П. Лебедева, И. П. Бернаскони, З. Ф. Краснопевкова, А. Е. Штауберта в конце 1820-х—начале 1830-х гг. При перестройке завода учитывали, что ему «необходимо дать прочное… основание, которое бы устройством своим сверх прочности могло служить еще и украшением – по близости нахождения к столице» [694 - ЦГИА СПб. Оп. 1. Д. 14. Л. 9; Каменев. Указ. соч. Т. 2. С. 108.]. Это определило новый архитектурный облик Пороховых. «Охтенский пороховой завод, – пишет современник, – по своей обширности, постройкам и населению может поспорить с некоторыми из наших маленьких уездных городов» [695 - Малиновский П. Пороховые взрывы // Рус. вести. 1860. Т. 26/27. С. 429–481.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Заводское кладбище в то время занимало, судя по планам, территорию в шесть-семь десятин. Памятники 1830-х гг. на нем до наших дней не сохранились. Очевидно, это были простые деревянные кресты на могилах жителей пороховской слободы и рабочих-пороховщиков, убитых очередным взрывом 1828 г. Командный состав завода хоронили на столичных кладбищах или при Ильинской церкви, где был погребен и командир завода генерал-майор Даниил Федорович Кандиба (1776–1831). Отдавший устройству военного поселения при заводе около десяти лет, Кандиба оказался одним из тех трезвомыслящих людей, которые предложили проект его преобразования, оставшийся, впрочем, нереализованным.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1839 г. на Пороховском кладбище был погребен, как свидетельствует метрическая запись, Александр Федорович Воейков (1778–1839). После отпевания в Спасо-Преображенском соборе через Пороховые, по дороге в селение Рябово, проходил на заводское кладбище последний путь поэта, переводчика, журналиста. Редактор газеты «Русский инвалид», Воейков превосходно знал тонкости военного дела, видимо, неоднократно бывал и на Охтинском заводе, поэтический образ которого оставил нам в «Послании к генералу А. Д. Засядко», крупнейшему ученому-артиллеристу, специалисту порохового дела. Могила Воейкова на кладбище не сохранилась.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Самое старое из уцелевших надгробий – колонка на могиле первой жены мастера, а впоследствии заведующего канцелярией порохового завода И. И. Чигорина – Марии Осиповны Чигориной (1818–1848) и трех их детей. Могилу самого И. И. Чигорина разыскать не удалось.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Во второй половине XIX в. на кладбище появляются гранитные плиты, кресты, саркофаги на могилах чиновников, купцов, офицеров. В районе пороховых заводов располагаются артиллерийские парки и полигоны. По-прежнему гремят страшные взрывы. За 175 лет существования, с 1715 по 1890 г., на Охтинском заводе произошло не менее девяноста двух взрывов, унесших более ста жизней. На кладбище нашли покой многие артиллерийские чиновники, офицеры пехотных полков, но в большинстве здесь похоронены простые мастера и рабочие завода. Почти полностью завод был разрушен взрывом 19 августа 1858 г., когда убито было пятьдесят два человека. Еще не до конца отстроенный, в 1864 г. завод вновь взлетел на воздух. Погибли пятнадцать человек. Вот текст на одной из кладбищенских плит: «На сем месте покоится прах раба божия Ивана Боярского, родившегося в 1841 году. Умер от взрыва пороха при пороховом городке 1864 года 16 июня. Жития его было 22 года».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В конце XIX в. рядом с кладбищем выросли новые корпуса пороховых производств, пролегла линия конно-железной дороги на Главный артиллерийский полигон близ Ржевки, неподалеку появилась новая дорога – Рябовское шоссе. Автор начала XX в. лаконично, но ярко писал об этом небольшом регионе: «Пороховые, расположенные от Охты всего в 2,5–3 верстах, всегда были пугалом для нее. Говорилось, что если находящиеся там многочисленные пороховые погреба взорвутся, то Пороховые и Охта взлетят на воздух» [696 - Кузнецов Н. Охтенский район в февральские дни 1917 года // Красная летопись. 1926. № 3. С. 58.]. А народ сложил частушку:<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Если хочешь быть в живых, —<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Уходи с Пороховых.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Если жить не надоело, —<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не люби пороходела.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;После серии больших взрывов в 1880-х гг. на Пороховском кладбище было решено установить общий памятник «погибшим при взрывах на заводе в разное время». В 1887 г. жители порохового городка Охтинского завода объявили подписку для сбора средств на памятник. В ней говорилось: «Желая почтить честных тружеников, погибших с 1858 года, обращаемся ко всем добрым людям как товарищи по несчастью с покорной просьбою о подаянии и служении хотя бы раз в году на общей братской могиле жертв неизбежного промысла Всевышнего Создателя, погибших мученической смертью при исполнении своего скромного и тяжелого долга… на славное дело, один взгляд на которое передает нашим преемникам и потомству постоянное воспоминание и память о погибших» [697 - ЦГИА СПб. Ф. 1285. Оп. 1. Д. 1628.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;К значительной сумме, собранной рабочими завода, добавили кружечный сбор у часовни на главной заводской плотине. Проект мемориала создал архитектор Охтинского порохового завода академик Р. Р. Марфельд. В основание монументальной композиции вошли четырнадцать каменных жерновов для размола пороховой массы, извлеченных из основания плотины, где они покоились с 1791 г. Над ними возвышается массивный гранитный крест. Материал поставила мастерская мраморных и гранитных изделий М. Д. Шашкова при Большеохтинском кладбище; каменотесные работы выполнил мастер К. Новоселов. Памятником истории и скорби можно назвать этот величественный монумент. На постаменте памятника, открытого в 1890 г., надпись:<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Что мятетеся безвременно, о человецы!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Един час и вся преходит…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Спустя четыре года рабочие завода собрали деньги и взамен деревянной устроили железную ограду вокруг братской могилы убитых взрывами. В 1910 г. произвели ремонт образовавшиеся щели и ямы залили цементом, кресты покрасили, исправили ограду.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рядом с этой могилой находится братское захоронение убитых в 1891 г. при взрыве мелинитовой бомбы бомбардира В. Егорова, канониров О. Виноградова и П. Шаврова. Каменная горка с узорным железным крестом установлена «старанием членов Главного Артиллерийского управления, Главного полигона и команды его». (При этом же взрыве погиб крупный специалист в области взрывчатых веществ С. В. Панпушко (1856–1891), похороненный на Казанском кладбище в Царском Селе.)<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Новое строительство на Пороховых коснулось в начале XX в. и кладбища. По проекту инженера-полковника В. Я. Симонова, исполнявшего должность заводского архитектора, в 1911 г. была перестроена старая часовня, при этом кладку стен выполнили из булыжного камня на цементном растворе. Дорога на кладбище была тогда же засыпана гарью, отходами котельного производства. Отсюда ее название – Гарная, существовавшее до 1939 г., когда улица получила имя Л. Б. Красина.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В дореволюционных материалах артиллерийского ведомства отпуск денег на погребения по казне завода не указан. Но по общему положению, установленному для технических артиллерийских ведомств во второй половине XIX в., в случае смерти рабочего или мастерового семье выдавалось единовременное пособие, не свыше шестидесяти рублей. Правда, были исключения: сумма, выданная в распоряжение завода на погребение «застрелившегося от меланхолической болезни поручика завода И. Красковского», составила сто пятьдесят рублей [698 - Там же. Д. 117.]. Нет данных о существовании кладбищенских разрядов. Вероятно, на этом небольшом кладбище их и не было. Естественно, тех, кто занимал в обществе более высокое социальное положение, хоронили на более видном месте – близ часовни или у главной дороги. В 1920-1930-е гг. на Пороховском такса за место для могилы определялась в сорок пятую часть месячного заработка, что было в три раза дешевле, чем на Большеохтинском. Кладбищенская часовня в 1930-е гг. числилась как обновленческая церковь святого Николая, в 1938 г. ее закрыли и переделали под контору [699 - ЦГА СПб. Ф. 7384. Оп. 33. д. 145. Л. 80.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Суровые испытания, выпавшие на долю ленинградцев в годы Великой Отечественной войны, принесли новые братские могилы. На разных участках кладбища находятся братские захоронения военных лет – погибших 25 ноября 1941 г., 29 марта 1942 г., 9 февраля 1943 г., в октябре 1942 г., и др.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Переход Охтинского порохового завода на выпуск мирной продукции, превращение его в Охтинский химический комбинат положило конец бесчисленным жертвам. Как же сегодня чтут память своих предшественников рабочие одного из крупнейших химических заводов Петербурга? Многие детали памятника погибшим при взрывах утрачены, вросли в землю окружающие могильные плиты. Мемориал не взят ни под охрану государства, ни под опеку завода. На Пороховском кладбище государством охраняются лишь три захоронения: братские могилы воинов-зенитчиков, воинов и жителей Ленинграда, погибших в Великую Отечественную войну 1941–1945 гг., а также могила ученого-артиллериста, генерал-лейтенанта Василия Михайловича Трофимова (1865–1926).<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Исторические захоронения на Пороховском кладбище<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;1. Боярский Иван. 1841–1864. Прессовщик пороха, убит при взрыве 16 июня 1864 г. Гранитная плита. Рядом с памятником погибшим при взрывах.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;2. Евдокимов Иван Евдокимович. Ум. 1885, на 72 году Пороховщик. Гранитная плита. Рядом с памятником погибшим при взрывах.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;3. Егоров Василий. Лаборант-бомбардир.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Виноградов Осип. Канонир.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Шавров Петр. Канонир.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Убиты взрывом при снаряжении мелинитовой бомбы 28 ноября 1891 г. Гранитная горка с металлическим крестом. Надгробие сооружено в 1892 г. старанием Главного артиллерийского управления. Рядом с памятником погибшим при взрывах.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;4. Клюквин Николай Арсенович. 1885–1960. Профессор. Каменная плита. Близ Главной ал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;5. Михайлов Павел Дмитриевич. Ум. 1874, на 21 году Старший фейерверкер пиротехнической школы. Гранитная стела. Близ Главной ал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;6. Синицын С. С. Участник штурма Зимнего дворца.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лобановский Н. П. Военный инженер 2-го ранга.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лебедь. Краснофлотец.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Погибли смертью героев при обороне Ленинграда 25 ноября 1941 г. Гранитная стела. Близ Главной ал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;7. Титов Иван Титович. Ум. 1891, на 47 году Купец, владелец механической мастерской на Пороховых. Мраморная капличка. Главная ал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;8. Трофимов Василий Михайлович. 1865–1926. Генерал-лейтенант, ученый-артиллерист. Гранитная стела. В конце Березовой ал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;9. Чигорина Мария Осиповна. 1818–1848. Первая жена И. И. Чигорина, заведующего канцелярией порохового завода, отца шахматиста М. И. Чигорина. Гранитная колонка. Главная ал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;10. Юскевич-Красковский Иван Иванович. 1849–1875. Поручик гвардейской артиллерии, начальник химической лаборатории порохового завода. Каменная плита. Главная ал., близ моста через Ржевский ручей.<br>
&nbsp;//--&nbsp;Пороховское кладбище&nbsp;--//&nbsp;<br><img border=0 src="i_136.png"><br><br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;В. Н. Муллин<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;БОГОСЛОВСКОЕ КЛАДБИЩЕ<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Лабораторный проспект, 4)<br></h3><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Богословское кладбище находится в северной части города, в местности, известной под названием Пискаревка. Этот «неформальный» топоним, происходящий от фамилии купца Пискарева, владевшего окрестными землями в XIX в., сохранился не только в разговорной речи, но и в названии железнодорожной станции Пискаревка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Территорию Богословского кладбища с юга ограничивает проспект Мечникова, с севера – ветка Финляндской железной дороги. Главные ворота находятся близ угла проспектов Мечникова и Лабораторного, восточные – тоже на проспекте Мечникова, но ближе к Кондратьевскому. Попасть на территорию можно и через калитки со стороны железнодорожного полотна.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Несмотря на полуторавековой возраст, современное Богословское кладбище представляет собой в основном некрополь советского времени. Оно озеленено, благоустроено, дорожки покрыты асфальтом или бетонными плитами. Особый колорит этому ленинградскому некрополю придает множество берез. Их тонкие стволы, струящаяся зелень создают настроение умиротворенности и покоя, особенно ощутимое в дальних уголках кладбища, где нет массивных надгробий, где, тесно прижавшись друг к другу, стоят оградки со скромными бетонными раковинами и крестами.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пространства для новых захоронений на кладбище, занимающем около тридцати девяти гектаров, практически не осталось. По номенклатуре Управления предприятий коммунально-бытового обслуживания Богословское кладбище принадлежит к числу «полузакрытых».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В ландшафте некрополя преобладают типовые надгробия в виде мраморных, гранитных и бетонных плит и столбиков, среди которых встречаются деревянные и бетонные кресты. Подавляющее большинство памятников относится к послевоенным десятилетиям. В это время Богословское кладбище стало местом захоронения многих выдающихся ученых, деятелей культуры, военных. На площадке Военно-медицинской академии, близ Главной дорожки, на некоторых других участках многие архитектурные и скульптурные памятники выполнены по индивидуальным проектам. Надгробий дореволюционного периода почти не сохранилось, если не считать старых гранитных капличек и крестов, «поменявших принадлежность»: первоначальные надписи на них стерты и выбиты новые, либо к старому памятнику привинчена новая доска. Это, к сожалению, характерно для многих ленинградских кладбищ.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;По своему местоположению Богословское кладбище исторически предназначалось для жителей Выборгской стороны. Так называли северный берег Невы в том месте, где от нее отходит Большая Невка. Отсюда начиналась дорога на Выборг – в шведские владения, вошедшие после Северной войны в состав России. Освоение Выборгской стороны началось в первые годы существования Петербурга. Здесь Петр I выбрал место для морского и сухопутного госпиталей, основанных в 1710-е гг. Проект монументального госпитального здания на берегу Невы разработал Д. Трезини, предполагавший также возвести в центре церковь с двумя высокими колокольнями (ее строительство так и не было завершено). Позади госпиталя простирался обширный сад с прудами, неподалеку стояли дома медицинского персонала. В XVIII в. на огромной территории военных госпиталей сложился крупнейший в Петербурге медицинский центр. С 1733 г. здесь действовало медицинское училище, на базе которого при Павле I была учреждена Медико-хирургическая академия.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Выше по течению Невы находились компанейская и бочарная слободы, где жили работавшие для армии пивовары и бондари. Рядом с приходской Спасо-Бочаринской церковью существовало, вероятно, свое небольшое кладбище. До 1740-х гг. неподалеку находились казачьи слободы, позднее была устроена артиллерийская лаборатория с полигоном, вследствие чего селиться здесь избегали.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вниз по течению Большой Невки, к северу от военных госпиталей, стояли деревянные домики строительного батальона, существовавшего еще со времени Канцелярии городовых дел. Между батальонной слободой и «гошпиталью» возвышалась церковь святого Сампсония Странноприимца, построенная в память Полтавской победы. Возле церкви находилось первое городское кладбище Петербурга. Оно состояло из двух самостоятельных кладбищ – православного, где хоронили русских, и иноверческого – для иностранцев. Первое примыкало непосредственно к церкви, второе располагалось несколько южнее. Сампсониевское кладбище предназначалось для всех горожан, независимо от их состояния, и места на нем предоставлялись бесплатно. Распоряжением архимандрита Александро-Невского монастыря Феодосия предписывалось, чтобы «за места для погребения никаких плат не только с бедных, но и могущих, не взыскивали, разве кто с вольного своего позволения, сам от себя, к церкви строению что даст, и то записывать в книги, в приход и расход именно, и в погребении задержания никакого не чинить». Точных сведений о времени упразднения кладбища нет, но к 1798 г. оно уже числилось закрытым [700 - Владимирский А. Краткое описание С.-Петербургской Сампсониевской церкви, что на Выборгской стороне, с историею ея прихода, к полуторастолетнему юбилею церкви. Спб., 1890. С. 37–39.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В описаниях Санкт-Петербургской епархии сообщается, что в первой половине XVIII в., «кроме кладбища в ограде, церкви св. Сампсония принадлежит и другое кладбище с церковью Иоанна Богослова», расположенное в полутора верстах от нее [701 - Историко-статистические сведения о Санкт-Петербургской епархии. Вып. 7. Спб., 1883. С. 172.]. Время возникновения первого Богословского кладбища трудно установить, главным образом из-за частого его отождествления с небольшим госпитальным кладбищем, где хоронили умерших в военных госпиталях [702 - Там же. Вып. 4. Спб., 1875. С. 78.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Более-менее регулярно сведения о старом Богословском кладбище начинают появляться со второй половины XVIII в., с момента, когда 21 августа 1774 г. была отмежевана земля под кладбище от дачи тайного советника Г. Н. Теплова в количестве трех десятин и двух тысяч трехсот четырех квадратных сажень [703 - РГИА. Ф. 468. Оп. 12. Д. 1135. Л. 29, 47; Ф. 797. Оп. 5. Д. 19722. Л. 3.]. Вероятно, речь шла о расширении старого кладбища. Усадьба Теплова (затем Кушелевых-Безбородко) – это Кушелевка и Полюстрово. В этой местности, вблизи так называемого Куликова поля (у пересечения нынешних Арсенальной и Минеральной улиц), и находилось старое Богословское кладбище. В 1779 г. церковь Иоанна Богослова считалась уже упраздненной, и утварь из нее передали в Смоленскую кладбищенскую церковь [704 - Владимирский. Указ. соч. С. 39.]. В 1788 г. Петербургское губернское правление сообщало в Духовную консисторию, что «на Выборгской стороне, в даче графа Александра Андреевича Безбородко, в мелком лесу стоит без всякого присмотра пустая, ветхая, не имеющая ни иконостаса, ни образов Иоанно-Богословская церковь – она служит пристанищем для беглых людей» [705 - Там же. С. 41.]. Церковь разобрали, бревна передали Сергиевскому всей артиллерии собору. Кладбище при церкви, необходимое жителям Выборгской стороны, продолжало существовать, хотя у Духовной консистории было намерение «ввиду отдаленности этого кладбища, крайних неудобств в сообщении в осеннее и весеннее время, а также по влажности грунта, не позволявшего копать глубоких могил», отмежевать из казенных земель другое место, ближе к Сампсониевской церкви. Однако это так и не было сделано.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Состояние старого кладбища было плачевным. Военный министр граф А. И. Чернышев 24 июня 1832 г. отмечал: «На Богословском кладбище за неимением ограды кости человеческие обнажаются хищными зверями и пасется городское стадо, а потому погребение там воинов, подвизавшихся во славу Отечества, весьма неприлично» [706 - ИСС. Вып. 7. С. 237.]. Имел он в виду солдат, умерших в военных госпиталях и Медико-хирургической академии. В результате военные захоронения перенесли на Большеохтинское.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Во время эпидемии холеры 1831 г. на Куликовом поле, близ Богословского кладбища, было выбрано место для захоронения умерших во время холеры. На рубеже 1840-х гг. появляются сообщения, что расширить холерное кладбище нельзя, а «тут же находящееся Богословское кладбище уничтожено и восстанавливать его покупкою соседственных мест при сблизившемся к нему народонаселении невозможно» [707 - РГИА. Ф. 1287. Оп. 8. Д. 227. Л. 35.]. Старое Богословское кладбище прекратило существование.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В XIX в. Выборгская сторона постепенно превращается в крупную промышленную зону Петербурга с высочайшей в городе концентрацией предприятий. Одним из первых был построен комплекс новых зданий Арсенала. Вслед за ним вдоль Невы стали возникать многочисленные заводы и фабрики. В 1860-е гг. была проложена Финляндская железная дорога, соединившая Петербург с Гельсингфорсом, столицей Великого княжества Финляндского. Население Выборгской стороны многократно возросло. Если в 1762 г. на Выборгской стороне жили пять тысяч сто два человека из шестидесятитысячного населения Петербурга, то в 1869 г. здесь числилось свыше тридцати двух тысяч (тогда как всего в столице проживало почти шестьсот шестьдесят восемь тысяч человек) [708 - Романченко Н. Исторический очерк Санкт-Петербургского Сампсониевского собора. Спб., 1909. С. 22.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Весной 1841 г. последовало высочайшее повеление об открытии нового кладбища на Выборгской стороне. С этой целью оказалось «выгодно для города приобретение земли у вдовы Мейер» – в количестве двадцати четырех тысяч квадратных сажень. Как писали тогда, «новоотведенное кладбище находится в месте незаселенном, примерно в четырех верстах от ближайших Сампсониевской и Спасобочаринской церквей» [709 - РГИА. Ф. 797. Оп. 12. Д. 30797. Л. 4—об.; ЦГИ СПб. Ф. 800. Оп. 1. Д. 9.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Новое кладбище стали называть Богословским, так же как упраздненное на Куликовом поле. Проект каменной церкви из-за недостатка средств остался на бумаге. В 1853 г. была выстроена лишь небольшая часовня, которую приписали к Спасо-Бочаринской церкви.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Судя по планам 1880-х гг., Богословское кладбище было разделено на пять неравных частей, две из которых отдали под захоронения морскому и военно-сухопутному госпиталям, две (так называемое «вольное кладбище») предназначали для жителей Выборгской стороны, а пятая часть оставалась свободной [710 - ЦГИ СПб. Ф. 513. Оп. 100. Д. 18. Л. 115.]. Хоронили на кладбище бедных прихожан Сампсониевской и Спасо-Бочаринской церквей, а также умерших в Пантелеймоновской больнице для душевнобольных на станции Удельной.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Уже в 1880 г. Городская управа планировала закрытие шести кладбищ в черте столицы, в том числе и Богословского, землю которого предполагалось отдать под пастбища или назначить к продаже с торгов [711 - Там же. Л. 80. Любопытно, что в этом же документе предлагалось кладбища Александро-Невской лавры превратить в «место погребения славных лиц, как в Западной Европе».].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Острая нехватка кладбищенских мест привела к устройству двух новых пригородных кладбищ: Преображенского (1872) и Успенского (1875). Однако перенести все захоронения на новые кладбища Городской думе так и не удалось. Богословское кладбище не закрыли, но в 1911 г. прирезали к нему еще пять десятин земли [712 - ЦГИ СПб. Ф. 19. Оп. 108. Д. 23. Л. 104—об.]. Однако порядки на кладбище оставались неудовлетворительными. Отмечалось, что здесь «нет церковного старосты, приходно-расходных книг, нет конторы, нет гласности, через что можно было бы контролировать средства кладбища» [713 - Там же. Л. 12.]. В середине 1910-х гг. возник вопрос о самостоятельности Богословского кладбища, до того приписанного к Спасо-Бочаринской церкви. Доходы церкви в значительной степени зависели от кладбищенских, поэтому причт противился отделению кладбища. Даже после соответствующего определения епархиального начальства имущественные споры продолжались.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1914 г., наконец, последовало разрешение приспособить кладбищенскую часовню под временную церковь. Был выдан переносной антиминс, и в часовне стали служить литургию. Одновременно В. Н. Бобров разработал проект деревянного трехпридельного храма. Заложили его в мае 1915 г. и строили как «храм-памятник в память воинов, павших в текущую войну». Освящение церкви святого Иоанна Богослова произвел 26 ноября 1916 г. епископ Ямбургский Анастасий [714 - Там же. Л. 153.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1928 г. территорию кладбища значительно расширили [715 - ЦГА СПб. Ф. 1000. Оп. 12. Д. 445. Л. 4.]. В апреле 1930 г. в Выборгский райсовет поступило требование рабочих Финляндской железной дороги о «переименовании Иваново-Богословского кладбища и улицы в Карьерную», так как на ней находились песчаные карьеры, а прежнее название улицы и кладбища было названо именем «святого» [716 - Там же. Ф. 7179. Оп. 4. Д. 9. Л. 31.]. Акция эта все же не состоялась, и кладбище сохранило свое историческое название.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1930 г. кладбищенская церковь еще числилась действующей. Через четыре года, несмотря на заключенный с двадцаткой договор об аренде здания церкви, она была разграблена и в апреле 1938 г. закрыта. Месяц спустя «помещение закрытой церкви Иоанна Богослова на Богословском кладбище снесено по причине его расположения в запретной зоне военной организации» [717 - Там же. Ф. 7384. Оп. 33. Д. 146. Л. 1, 8, 138, 210.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В годы Великой Отечественной войны осажденный Ленинград оказался в тяжелейшем санитарном положении. Чтобы предотвратить угрожавшие городу эпидемии, необходимо было производить массовые захоронения. С этой целью были использованы песчаные карьеры возле некоторых кладбищ, в том числе и возле Богословского. Число похороненных здесь жителей города и воинов Ленинградского фронта превышает сто тысяч и уступает лишь Пискаревскому мемориалу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;О состоянии некрополей города в послевоенные годы можно судить по докладной записке Инспекции по охране памятников, направленной в Ленгорисполком в феврале 1947 г. «Надгробные памятники находятся в катастрофическом состоянии, происходит их массовое уничтожение разными организациями с целью использования мрамора, гранита и других пород камней для технических и других утилитарных целей, в результате чего кладбища превращаются в хаотическое состояние» [718 - Там же. Оп. 29. Д. 253. Л. 18.]. Богословское в полной мере разделило эту участь, тем более, что большую часть старых памятников составляли деревянные кресты, сожженные в годы блокады.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В послевоенное время кладбище практически полностью обновилось. Сегодня исторический интерес к нему определяется тем, что в 1960-1970-е гг. здесь хоронили многих выдающихся деятелей науки и культуры. Кроме исторических захоронений, на кладбище немало надгробий, представляющих собой хорошие образцы современной мемориальной скульптуры. Да и в прошлом здесь можно было увидеть произведения этого искусства. «Петербургский листок» писал, что на Богословском кладбище, которое принадлежало к числу беднейших в городе, «есть несколько довольно красивых памятников, как, например, два памятника, поставленных над могилой убитых рабочих патронного завода, погибших во время взрыва 8 октября 1879 г.» [719 - Петерб. листок. 1891. 11 июня.]. Эти надгробия не сохранились.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;От главного входа в створе Лабораторного проспекта расходятся три дорожки: Лабораторная, Главная и Петрокрепостная. Последняя кратчайшим путем соединяет места братских захоронений периода Великой Отечественной войны. Наиболее крупное из них расположено около проспекта Мечникова, вправо от главного входа. Здесь установлены гранитный обелиск и шестнадцать мраморных пилонов на невысоких холмах братских могил.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В начале Петрокрепостной дорожки – чугунная скульптура обнаженного юноши на невысоком прямоугольном постаменте (скульптор В. Г. Козенюк, 1965 г.). Это надгробие ленинградского ваятеля В. Л. Симонова, воссоздавшего статую петергофского Самсона, погибшую в годы войны. На подходе к братским могилам – участок, определенный в свое время для почетных захоронений. Замечателен по форме памятник А. А. Сизову: два тесно сдвинутых гранитных блока с рваными краями, между которыми пробивается ввысь стройное деревце (архитектор В. А. Петров, 1975 г.). Тут же – один из красивейших памятников некрополя в виде стелы-портика из полированного лабрадорита, в проеме которого установлена гранитная урна изысканных пропорций – надгробие садовода В. Е. Романова (архитектор М. Н. Мейсель, 1967 г.). На восточном фланге братских могил – Коммунистическая площадка, близ которой похоронены два замечательных художника-графика: Г. С. Верейский и В. М. Конашевич.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Продвигаясь по Главной дорожке в направлении железнодорожной линии, можно подойти к могиле, которую ленинградцы посещают особенно часто. Гранитная глыба отмечает место, где похоронен легендарный подводник, герой Великой Отечественной войны А. И. Маринеско. Немного далее, в глубине участка справа, с дорожки хорошо виден памятник, увенчанный бронзовым Распятием, рядом с которым – скульптурный портрет одного из крупнейших дирижеров XX в. Евгения Александровича Мравинского.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Влево от Главной отходит Канавная дорожка, ведущая в западную часть кладбища. На пересечении Канавной и Прямой дорожек заметна бронзовая скульптура работы известного ленинградского ваятеля В. И. Ингала, ставшая его надгробием. На продолжении Канавной дорожки – гранитный столбик-надгробие актера Виктора Чистякова, трагически погибшего в 1972 г. в пору необычайной своей популярности. Близ Прямой дорожки находится немало памятников известным деятелям науки и культуры Ленинграда. Заканчивается она у площадки Военно-медицинской академии, где похоронены многие ученые с мировым именем: медики, физики, химики, биологи. Памятники в этой части некрополя отличаются разнообразием и монументальностью форм. Много портретных изображений, выполненных в мраморе и бронзе. Художественный интерес представляют мраморная стела с портретом хирурга П. А. Куприянова, выполненная в 1965 г. М. К. Аникушиным; надгробия врача К. Л. Хилова и академиков Л. А. и И. А. Орбели с выразительными скульптурными бюстами работы Л. К. Лазарева (автора надгробия Мравинского).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В северной части кладбища, у линии железной дороги, – большой участок братских захоронений периода блокады, с насыпью-холмом, увенчанным небольшим обелиском. Отсюда в восточном направлении идет обсаженная стриженными липами Братская дорожка. На ее южной стороне заметно надгробие в виде гранитной глыбы с бронзовым горельефом – писателя Л. В. Успенского, автора популярных «Записок старого петербуржца».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Наискосок от него, на другой стороне дорожки, появилась могила, ставшая местом паломничества поклонников рок-музыки. Здесь похоронен певец и музыкант Виктор Робертович Цой (1962–1990), недолгая жизнь которого стала легендой молодежной культуры 1980-х гг. Вблизи Братской дорожки много памятников из камня и металла – надгробий ветеранов революции и войны, государственных и общественных деятелей. У пересечения Братской и Выборгской дорожки (ведущей к выходу) – кладбищенская контора, возле которой в последние годы сооружена колумбарная стенка. Рядом – небольшая деревянная часовня, сооруженная в самом начале XXI в.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Исторические захоронения на Богословском кладбище<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;1. Абуладзе Каленик Сардионович. 1897–1972. Физиолог, чл. – корр. Академии медицинских наук. Гранитная стела. Площадка Военно-медицинской академии, уч. 33.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;2. Александровская Екатерина Владимировна. 1899–1973. Актриса. Гранитная стела с барельефом. Братская дор., уч. 70.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;3. Амосова Наталья Николаевна. 1911–1961. Языковед, профессор ЛГУ. Гранитная стела. Лужская дор., уч. 43.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;4. Амфилохиев Борис Алексеевич. 1905–1967. Архитектор. Плита. Мечниковская дор., уч. 70.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;5. Аничков Николай Николаевич. 1885–1964. Патоморфолог, академик Академии медицинских наук. Гранитная стела. Прямая дор., уч. 32.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;6. Аничков Сергей Викторович. 1892–1981. Фармаколог, академик Академии медицинских наук. Гранитная стела. Парголовская дор., уч. 50.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;7. Анолик Леонид Михайлович. 1889–1956. Архитектор. Архитектурное надгробие. Выборгская дор., уч. 9.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;8. Аринкин Михаил Иннокентьевич. 1876–1948. Врач, генерал-лейтенант. Площадка Военно-медицинской академии, уч. 33.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;9. Аристовский Вячеслав Михайлович. 1882–1950. Бактериолог, академик Академии медицинских наук. Гранитный обелиск. Площадка Военно-медицинской академии, уч. 33.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;10. Барбаш Лука Николаевич. 1914–1982. Скульптор. Стела с барельефом. Братская дор., уч. 70.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;11. Бармин Александр Гаврилович. 1900–1952. Писатель. Гранитная стела. Пискаревская дор., уч. 75.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;12. Белов Виктор Федорович. 1911–1969. Архитектор. Гранитная стела. Вместе с A. А. Лейман. Прямая дор., уч. 52.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;13. Березанцев Всеволод Глебович. 1911–1970. Ученый, специалист в области строительной механики. Гранитная стела с барельефом. Братская дор., уч. 75.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;14. Бианки Виталий Валентинович. 1894–1959. Детский писатель. Скульптурное надгробие. Ск. Ж. Я. Мелуп. Сосновская дор., уч. 56.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;15. Бирюков Дмитрий Андреевич. 1904–1969. Физиолог, академик Академии медицинских наук. Скульптурное надгробие. Площадка Военно-медицинской академии, уч. 33.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;16. Бородин Иван Парфентьевич. 1847–1930. Ботаник, академик. Мозаичный крест. Безымянная дор., уч. 34.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;17. Босулаев Анатолий Федотович. 1904–1964. Театральный художник. Гранитная стела. Петрокрепостная дор., уч. 70.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;18. Брыкин Николай Александрович. 1895–1979. Писатель. Гранитная стела. Уч. 20.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;19. Бубличенко Лазарь Иванович. 1875–1958. Акушер-гинеколог. Гранитная стела. Главная ал., уч. 68.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;20. Бучкин Петр Дмитриевич. 1886–1965. Художник. Архитектурное надгробие, бюст. Прямая дор., уч. 58.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;21. Быховский Борис Евсеевич. 1908–1974. Зоолог, академик. Гранитная стела. Ск. Л. В. Калинин. Площадка Военно-медицинской академии, уч. 33.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;22. Вальяно Николай Константинович. 1903–1980. Актер. Гранитная стела. Донская дор., уч. 38.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;23. Васильев Александр Викторович. 1913–1976. Архитектор-художник. Гранитная стела. Братская дор., уч. 70.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;24. Верейский Георгий Семенович. 1886–1962. Художник. Архитектурное надгробие. Арх. B. А. Петров, ск. Е. П. Линцбах, 1964 г. Коммунистическая площадка, уч. 79.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;25. Веселкин Петр Николаевич. 1904–1984. Патофизиолог, академик Академии медицинских наук. Гранитная стела. Площадка Военно-медицинской академии, уч. 30.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;26. Витман Владимир Александрович. 1889–1961. Архитектор. Гранитная стела. Петрокрепостная дор., уч. 69.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;27. Волошинов Виктор Владимирович. 1905–1960. Композитор. Гранитная стела. Безымянная дор., уч. 34.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;28. Воячек Владимир Игнатьевич. 1876–1971. Врач-отоларинголог, академик Академии медицинских наук. Гранитная стела с барельефом. Ск. М. Т. Литовченко. Площадка Военно-медицинской академии, уч. 30.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;29. Гальба Владимир Александрович (наст. фамилия Гальберштадт). 1908–1984. Художник. Гранитная стела. Сосновская дор., уч. 54.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;29а. Гардин Владимир Ростиславович. 1877–1965. Кинорежиссер, актер. Бетонная стела. Петрокрепостная дор., уч. 71.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;30. Гаузнер Жанна Владимировна. 1912–1962. Писательница; дочь поэтессы В. М. Инбер. Надгробие в виде мраморного куба. Поперечная дор., уч. 64.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;31. Герман Юрий Павлович. 1910–1967. Писатель. Гранитная стела. Прямая дор., уч. 59.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;32. Гинецинский Александр Григорьевич. 1895–1962. Физиолог. Гранитная стела с барельефом. Коммунистическая площадка, уч. 79.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;33. Гирголав Семен Семенович. 1881–1957. Хирург. Гранитная стела. Ск. Е. В. Тонкова. Прямая дор., уч. 32.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;34. Глазунов Михаил Федорович. 1896–1967. Патологоанатом, академик Академии медицинских наук. Каменная плита. Безымянная дор., уч. 34.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;35. Гнездилов Владимир Георгиевич. 1898–1958. Зоолог. Гранитная стела с барельефом. Площадка Военно-медицинской академии, уч. 33.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;36. Гончаров Павел Поликарпович. 1900–1970. Патофизиолог. Гранитная стела с барельефом. Площадка Военно-медицинской академии, уч. 30.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;37. Грановская Елена Маврикиевна. 1877–1968. Актриса. Вместе с Надеждиной-Еленев-ской Н. С. Гранитный крест. Прямая дор., уч. 62.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;38. Гренадер Роза Бенциановна. 1908–1953. Историк. Мраморная плита на постаменте. Кавголовская дор., уч. 72.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;39. Давиденков Сергей Николаевич. 1880–1961. Невропатолог, академик Академии медицинских наук. Гранитная стела, бюст. Ск. Н. В. Дыдыкин. Площадка Военно-медицинской академии, уч. 33.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;40. Дзержинский Иван Иванович. 1909–1978. Композитор. Гранитная стела с барельефом и нотами песни «От края и до края». Братская дор., уч. 74.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;41. Дойников Борис Семенович. 1879–1948. Невропатолог. Гранитная стела, бюст. Ск. Е. В. Тонкова. Площадка Военно-медицинской академии. уч. 33.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;42. Долганов Владимир Николаевич. 1868–1941. Офтальмолог. Гранитный крест. Площадка Военно-медицинской академии, уч. 33.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;43. Долго-Сабуров Борис Алексеевич. 1900–1960. Анатом. Гранитная стела. Клиническая дор., уч. 32.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;44. Доливо-Добровольская Галина Михайловна. 1908–1987. Дочь ученого-электротехника М. О. Доливо-Добровольского. Гранитная стела. Уч. 8.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дормидонтов Николай Иванович. 1898–1962. Художник. Гранитная стела. Главная дор., уч. 61.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;45. Драчинская Вера Семеновна. 1893–1984. Скульптор. Надгробие в виде гранитного куба. Площадка Военно-медицинской академии, уч. 33. Рядом с надгробием Е. С. Драчинской.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;46. Драчинская Елизавета Семеновна. 1894–1969. Хирург; сестра В. С. Драчинской. Гранитная стела с барельефом. Ск. В. С. Драчинская. Площадка Военно-медицинской академии, уч. 33.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;47. Дьяконов Михаил Михайлович. 1907–1954. Востоковед. Гранитный обелиск. Донская дор., уч. 39.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;48. Егизаров Оганес Павлович (наст. фамилия Егиазарян). 1895–1959. Композитор и дирижер. Гранитная стела. Братская дор., уч. 74.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;49. Егоров Александр Александрович. 1887–1959. Хоровой дирижер, педагог, композитор. Мраморный крест. Поперечная дор., уч. 64.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;50. Ерлыкин Евгений Ефимович. 1909–1969. Герой Советского Союза, гвардии генерал-майор авиации. Гранитная стела с барельефом. Ск. С. В. Суханов. Площадка Военно-медицинской академии, уч. 33.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;51. Завалишин Дмитрий Александрович. 1900–1968. Ученый-электротехник. Гранитная стела с крестом. Главная ал., уч. 62.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;52. Залесский Михаил Дмитриевич. 1877–1946. Палеоботаник. Гранитная стела. Лесная дор., уч. 47.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;53. Иванов Александр Александрович. 1867–1939. Астроном. Угол Прямой и Знаменской дор., уч. 32.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;54. Изотов Сергей Петрович. 1917–1983. Генеральный конструктор авиационных двигателей. Гранитная стела с барельефом. Коммунистическая площадка, уч. 79.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;55. Ильин Виталий Сергеевич. 1904–1976. Биохимик, академик Академии медицинских наук. Гранитная стела. Конторская дор., уч. 60.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;56. Илюхин Николай Васильевич. 1905–1959. Теплоэнергетик. Гранитная стела. Ск. Л. В. Калинин. Площадка Военно-медицинской академии, уч. 33.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;57. Ингал Владимир Иосифович. 1901–1966. Скульптор. Скульптурное надгробие. Ск. В. И. Ингал. Угол Прямой и Канавной дор., уч. 58.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;58. Кадушкин Федор Тимофеевич. 1906–1975. Комиссар Ладожской военной флотилии в период блокады Ленинграда. Гранитная стела с портретом. Детская дор., уч. 8.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;59. Калаушин Матвей Матвеевич. 1904–1968. Искусствовед. Скульптурное надгробие. Ск. Г. Д. Гликман. Прямая дор., уч. 58.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;60. Калашников Виктор Петрович. 1890–1959. Фармацевт. Мраморное архитектурное надгробие с барельефом. Ск. А. И. Далиненко, В. И. Татарович, Г. Д. Ястребенецкий. Клиническая дор., уч. 35.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;61. Калинис Константин Станиславович. 1907–1976. Актер. Гранитная стела с барельефным изображением Театра им. А. С. Пушкина. Братская дор., уч. 70.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;62. Каменский Александр Данилович. 1900–1952. Пианист и композитор. Гранитная стела. Новая дор., уч. 72.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;63. Каминский Лев Семенович. 1889–1962. Санитарный статистик. Гранитная стела с барельефом. Площадка Военно-медицинской академии, уч. 33.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;64. Каплан Яков Борисович. 1877–1944. Врач-отоларинголог, академик Академии медицинских наук. Гранитный обелиск. Лабораторная дор., уч. 28. Рядом с могилой О. Н. Подвысоцкой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;65. Караевы. Гранитная стенка с рельефами и бюстами. Арх. Р. И. Робачевский, ск. В. И. Татарович, 1958–1968 гг. Прямая дор, уч. 32. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;66. Кардовская Делла-Вос Ольга Людвиговна. 1877–1952. Художница. Гранитная стела. Новая дор., уч. 78.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;67. Карчикян Степан Иванович. 1890–1965. Невропатолог. Гранитный обелиск. Безымянная дор., уч. 34.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;68. Келль Николай Георгиевич. 1883–1965. Специалист в области геодезии, чл. – корр. АН СССР. Скульптурное надгробие из гранита. Братская дор., уч. 75.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;69. Климов Евгений Михайлович. 1910–1974. Музыкант; сын М. Г. Климова, директора Академической капеллы. Гранитная стела. Новая дор., уч. 77.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;70. Клюге Герман Августович. 1871–1956. Зоолог. Гранитная стела. Невская дор., уч. 36.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;71. Кнорре Алексей Георгиевич. 1914–1981. Эмбриолог и гистолог. Гранитная стела. Площадка Военно-медицинской академии, уч. 30.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;72. Козеровский Антон Иосифович. 1887–1940. Генерал-майор артиллерии. Гранитный обелиск. Для надгробия использован памятник конца XIX в. Мастер Е. К. Эренберг. Сосновская дор., уч. 55.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;73. Колесников Иван Степанович. 1901–1985. Хирург, академик Академии медицинских наук. Гранитная стела, бюст. Площадка Военно-медицинской академии, уч. 33.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;74. Колесов Анатолий Пантелеймонович. 1924–1987. Хирург, академик Академии медицинских наук. Гранитный куб. Площадка Военно-медицинской академии, уч. 30.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;75. Коллегаев Василий Васильевич. 1886–1954. Художник. Гранитная стела. Петрокрепостная дор., уч. 71.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;76. Конашевич Владимир Михайлович. 1888–1963. Художник-график. Архитектурное надгробие. Арх. В. А. Петров. Коммунистическая площадка, уч. 79.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;77. Константинов Борис Павлович. 1910–1969. Физик, академик. Архитектурное надгробие с барельефом. Ск. М. К. Аникушин. Клиническая дор., уч. 32.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;78. Корн Николай Павлович (наст. фамилия Зигерн-Корн). 1907–1971. Актер. Гранитная стела. Прямая дор., уч. 58.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;79. Корнеев Борис Васильевич. 1922–1973. Художник. Гранитная стела. Прямая дор., уч. 58.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;80. Корчагин Александр Александрович. 1867–1935. Химик, инженер. Гранитный крест. Пискаревская дор., уч. 74. Рядом с надгробием ботаника А. А. Корчагина.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;81. Корчагин Александр Александрович. 1900–1977. Ботанико-географ. Гранитный обелиск. Пискаревская дор., уч. 74.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;82. Костюченок Валентина Витальевна. Врач. 1922–1958. Гранитная колонна с бронзовым бюстом. Ск. М. К. Аникушин, арх. Ф. А. Гепнер, 1966 г.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;83. Крепс Евгений Михайлович. 1899–1985. Физиолог, академик Академии медицинских наук. Гранитная стела с барельефом. Площадка Военно-медицинской академии, уч. 30.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;84. Крестинский Владимир Николаевич. 1882–1939. Химик. Гранитный обелиск. Сосновская дор., уч. 55.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;85. Кузнецов Анатолий Иванович. 1897–1951. Фармацевт и токсиколог. Архитектурное надгробие с барельефом. Площадка Военно-медицинской академии, уч. 33.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;86. Кулаков Николай Михайлович. 1908–1976. Вице-адмирал, один из руководителей обороны Севастополя. Бюст на постаменте. Петрокрепостная дор., напротив входа.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;87. Куприянов Петр Андреевич. 1893–1963. Хирург. Мраморная стела с барельефом. Ск. М. К. Аникушин, арх. Ф. А. Гепнер, 1969 г. Площадка Военно-медицинской академии, уч. 30.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;88. Кучумов Василий Никитич. 1888–1959. Художник, коллекционер. Стела с фотографией. Братская дор., уч. 74.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;89. Лазуркина Дора Абрамовна (партийный псевдоним «Соня»). 1884–1974. Участница революционного движения в России. Гранитная стела. Братская дор., уч. 75.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;90. Лебедев Александр Алексеевич. 1893–1969. Физик, академик. Гранитная стела. Площадка Военно-медицинской академии, уч. 33. Вместе с М. С. Лазуркиным.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;91. Лебедев Алексей Борисович. 1883–1941. Электротехник. Гранитная стела. Лесная дор., уч. 47.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;92. Лебедева Лидия Ивановна. 1927–1980. Бронзовый медальон на постаменте. Ск. М. К. Аникушин. В начале Лабораторной дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;93. Лепорская Анна Александровна. 1900–1982. Художник.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Суетин Николай Михайлович. 1897–1954. Художник.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Чашник Илья Ильич. 1929–1977. Архитектор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мраморный крест на гранитном постаменте. Клиническая дор., уч. 32.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;94. Лейман Анна Алоизовна. 1912–1970. Архитектор. Гранитная стела. Прямая дор., уч. 52.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;95. Лихарев Борис Михайлович. 1906–1962. Поэт. Камень. Братская дор., уч. 70.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;96. Лукирский Петр Иванович. 1894–1954. Физик, один из основателей эмиссионной электроники. Гранитная стела. Площадка Военно-медицинской академии, уч. 33.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;97. Лунин Николай Александрович. 1907–1970. Подводник, Герой Советского Союза, участник торпедирования линкора «Тирпиц» (1942). Гранитная стела с барельефом. Уч. 14.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;98. Майофис Соломон Григорьевич. 1911–1968. Архитектор. Каменная стела. Сосновская дор., уч. 62.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;99. Мандрыка Алексей Петрович. 1918–1986. Историк науки. Гранитная стела. Площадка Военно-медицинской академии, уч. 33.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;100. Мариенгоф Анатолий Борисович. 1897–1962. Литератор, имажинист.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Никритина Анна Борисовна. 1900–1982. Актриса; жена А. Б. Мариенгофа. Мраморная плита. Уч. 24.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;101. Маринеско Александр Иванович. 1913–1963. Герой Советского Союза. Подводник, командир подводной лодки С-13. Бюст на постаменте. Угол Главной и Двинской дор., уч. 69.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;102. Маслов Михаил Степанович. 1885–1961. Педиатр. Скульптурный памятник. Ск. Э. Е. и Г. Э. Мелдерисы, 1964 г. Площадка Военно-медицинской академии, уч. 33.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;103. Михайловский Василий Яковлевич. 1834–1910. Протоиерей, учредитель Петербургского Вознесенского церковно-народного хора. Гранитный крест. Днепровская дор., уч. 36.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;104. Молчанов Николай Семенович. 1899–1972. Терапевт, академик Академии медицинских наук. Гранитная стела, бюст. Ск. А. А. Мурзин. Площадка Военно-медицинской академии, уч. 30.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;105. Молчанов Роман Семенович. 1901–1970. Ученый, специалист в области железобетонных конструкций. Гранитная стела. Площадка Военно-медицинской академии. Уч. 30.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;106. Мохнач Владимир Онуфриевич. 1899–1974. Биолог, химик. Гранитная стела, бюст. Площадка Военно-медицинской академии, уч. 33.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;107. Мохнач Дмитрий Онуфриевич. 1904–1978. Астроном; брат В. О. Мохнача. Гранитная стела. Площадка Военно-медицинской академии, уч. 33. Рядом с В. О. Мохначом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;108. Мравинский Евгений Александрович. 1903–1988. Дирижер. Серикова Инна Михайловна. 1923–1964.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Скульптурное надгробие. Ск. Л. К. Лазарев, 1990 г. Косая дор., уч. 66.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;109. Мясищев Владимир Николаевич. 1893–1973. Психиатр и психолог, чл. – корр. Академии педагогических наук. Гранитная стела, бюст. Братская дор., уч. 74.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;110. Нейман Леонид Робертович. 1902–1975. Ученый-электротехник, академик. Гранитный обелиск с барельефом. Ск. Е. А. Васильев, арх. В. С. Васильковский. Детская дор., уч. 76.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;111. Неменов Михаил Исаевич. 1880–1950. Врач-рентгенолог. Гранитная колонна, бюст. Ск. М. Р. Габе. Площадка Военно-медицинской академии, уч. 33.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;112. Никитин Николай Николаевич. 1895–1963. Писатель. Гранитная стела с барельефом. Ск. М. Т. Литовченко, арх. Ф. А. Гепнер. Петрокрепостная дор., уч. 69.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;113. Никитин Николай Федорович. 1891–1961. Писатель. Гранитная стела. Братская дор., уч. 75.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;114. Новотельнов Сергей Абрамович. 1882–1956. Хирург-ортопед. Гранитный обелиск. Площадка Военно-медицинской академии, уч. 33.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;115. Ольдерогге Дмитрий Алексеевич. 1903–1988. Востоковед, один из основоположников советской африканистики. Гранитная стела, скульптурный портрет. Площадка Военно-медицинской академии, уч. 33.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;116. Оппель Владимир Андреевич. 1872–1932. Хирург. Гранитная стела, бюст. Ск. Н. В. Дыдыкин. Площадка Военно-медицинской академии, уч. 33.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;117. Оппель Владимир Владимирович. 1900–1962. Биохимик; сын В. А. Оппеля. Гранитная стела с барельефом. Площадка Военно-медицинской академии, уч. 33. Рядом с В. А. Оппелем.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;118. Орбели Иосиф Абгарович. 1887–1961. Востоковед, академик. Гранитная стела, бюст. Ск. Л. К. Лазарев, 1963 г. Площадка Военно-медицинской академии, уч. 33.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;119. Орбели Леон Абгарович. 1882–1958. Физиолог, академик Академии медицинских наук. Гранитная стела, бюст. Ск. Л. К. Лазарев. Площадка Военно-медицинской академии, уч. 33.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;120. Орбели Мария Леоновна. 1916–1949. Математик; дочь Л. А. Орбели. Мраморная стела. Площадка Военно-медицинской академии, уч. 33. Рядом с И. А. и Л. А. Орбели.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;121. Орлов Георгий Никифорович. 1900–1961. Оперный певец. Гранитная стела. Петрокрепостная дор., уч. 71.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;122. Орловский Евгений Логинович. 1907–1986. Ученый, специалист в области космической связи, руководитель фотосъемки обратной стороны Луны. Гранитная стела. Площадка Военно-медицинской академии, уч. 33.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;123. Осипов Виктор Петрович. 1871–1947. Психиатр. Гранитная стела. Ск. Е. В. Тонкова. Площадка Военно-медицинской академии, уч. 33.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;124. Павловская Валентина Константиновна (наст. фамилия Орлова). 1888–1946. Оперная актриса. Мраморная стела. Пискаревская дор., уч. 74.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;125. Павловский Евгений Никанорович. 1884–1965. Зоолог-паразитолог, академик Академии медицинских наук. Гранитная стела с барельефом. Площадка Военно-медицинской академии, уч. 33.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;126. Павловский Николай Николаевич. 1884–1937. Ученый-гидравлик и гидротехник, академик. Гранитный обелиск с барельефом. Лесная дор., уч. 47.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;127. Панов Александр Гаврилович. 1905–1978. Невропатолог. Гранитная стела. Клиническая дор., уч. 32.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;128. Пахомов Алексей Федорович. 1900–1973. Художник. Гранитная колонна. Прямая дор., уч. 59.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;129. Пергамент Александр Викторович. 1906–1969. Режиссер. Гранитная стела. Новая дор., уч. 78. Вместе с Е. Г. Церебилко.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;130. Петров Иоаким Романович. 1893–1970. Патофизиолог. Гранитная стела, бюст. Ск. А. А. Мурзин. Площадка Военно-медицинской академии, уч. 33.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;131. Пиксанов Николай Кирьякович. 1878–1969. Литературовед, чл. – корр. АН СССР. Гранитная стела. Петрокрепостная дор., уч. 71.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;132. Поворинский Юрий Андреевич. 1895–1967. Психиатр. Гранитная стела. Прямая дор., уч. 59.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;133. Подвысоцкая Ольга Николаевна. 1884–1958. Дерматовенеролог, академик Академии медицинских наук. Гранитный обелиск. Лабораторная дор., уч. 28.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;134. Подковыров Сергей Иванович. 1895–1919. Рабочий-трамвайщик.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Якубенис Ян. Рабочий. Погиб вместе с Подковыровым 20 июня в боях за Петроград. Гранитная плита. Донская дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;135. Позерн Игорь Борисович. 1909–1973. Сын советского и партийного деятеля. Надпись на надгробии: «Памяти Позерн Бориса Павловича (1882–1940) и Ларисы Генриховны (1882–1940)». Гранитная стела. Прямая дор., уч. 32.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;136. Полонский Владимир Иванович. 1891–1979. Ученый-электротехник. Гранитная стела с портретом. Сосновская дор., уч. 56.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;137. Поляк Борис Львович. 1899–1971. Офтальмолог. Гранитная стела с портретом. Площадка Военно-медицинской академии, уч. 30.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;138. Померанцев Виктор Владимирович. 1906–1984. Теплотехник. Гранитная стела с портретом. Лесная дор., уч. 47.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;139. Предтеченский Борис Иванович. 1896–1958. Клиницист. Стела с барельефом. Ск. Э. Р. Озоль. Площадка Военно-медицинской академии, уч. 33.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;140. Прокофьев Александр Андреевич. 1900–1971. Поэт. Гранитная стенка с барельефом. Ск. М. К. Аникушин, арх. Ф. А. Гепнер, 1975 г. Петрокрепостная дор., уч. 71.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;141. Раздольский Иван Яковлевич. 1890–1962. Невропатолог. Мраморная стела с барельефом. Прямая дор., уч. 32.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;142. Райков Борис Евгеньевич. 1880–1966. Педагог-методист и историк науки. Гранитная стела с барельефом. Канавная дор., уч. 60.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;143. Рашевская Наталья Сергеевна. 1894–1962. Актриса и режиссер. Гранитная стела с барельефом. Ск. М. К. Аникушин, арх. В. А. Петров. Братская дор., уч. 70.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;144. Решетов Александр Ефимович. 1909–1971. Поэт. Гранитная стела. Смоленская дор., уч. 50.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;145. Римский-Корсаков Михаил Николаевич. 1873–1951. Энтомолог; сын композитора Н. А. Римского-Корсакова. Гранитная стела с крестом. Лесная дор., уч. 45.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;146. Розенберг Николай Константинович. 1876–1933. Инфекционист. Гранитная стела. Площадка Военно-медицинской академии, уч. 33.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;147. Романов Василий Евграфович. 1907–1967. Начальник Управления садов и парков. Архитектурное надгробие из гранита и лабрадорита. Арх. М. Н. Мейсель, 1967 г. Петрокрепостная дор., уч. 71.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;148. Рубель Аркадий Николаевич. 1867–1938. Терапевт и фтизиатр. Гранитный обелиск. Площадка Военно-медицинской академии, уч. 33.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;149. Русинов Лев Ильич. 1907–1980. Физик. Гранитная стела с барельефом. Площадка Военно-медицинской академии, уч. 30.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;150. Рутковский Николай Христофорович. 1892–1968. Художник. Гранитная стела. Канавная дор., уч. 58. Вместе с В. А. Раевской.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;151. Садофьев Илья Иванович. 1889–1965. Поэт. Гранитная стела с барельефом. Угол Двинской и Петрокрепостной дор., уч. 69.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;152. Саянов Виссарион Михайлович. 1903–1959. Писатель. Гранитная стела с барельефом. Ск. М. Т. Литовченко, арх. В. А. Петров. Невская дор., уч. 36.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;153. Сизов Александр Александрович. 1913–1972. Председатель Ленгорисполкома. Архитектурное надгробие. Арх. В. А. Петров, 1975 г. Петрокрепостная дор., уч. 71.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;154. Симонов Василий Львович. 1879–1963. Скульптор. Скульптурный памятник, чугун. Ск. В. Г. Козенюк, 1965 г. Петрокрепостная дор., уч. 71.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;155. Симоняк Николай Павлович. 1901–1956. Военачальник. Герой Советского Союза. Гранитная стела. Площадка Военно-медицинской академии, уч. 33.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;156. Смородинский Анатолий Александрович. 1901–1936. Основатель вирусологии. Гранитная стела. Площадка Военно-медицинской академии, уч. 33.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;157. Соколов Александр Иванович. 1913–1972. Военный деятель. Гранитная плита с бронзовым венком. Арх. Ф. А. Гепнер, ск. М. К. Аникушин, 1974 г. В начале Петрокрепостной дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;158. Талепоровский Владимир Николаевич. 1884–1958. Архитектор. Гранитная стела. Кавголовская дор., уч. 72.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;159. Тальман Израиль Моисеевич. 1895–1965. Хирург-уролог. Стела с барельефом. Ск. А. А. Королюк, арх. В. В. Хазанов. Площадка Военно-медицинской академии, уч. 30.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;160. Таранов Михаил Афанасьевич. 1909–1973. Художник. Гранитная стела с барельефом. Прямая дор., уч. 58.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;161. Таурит Роберт Карлович. 1906–1969. Скульптор. Гранитная стела. Сосновская дор., уч. 56.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;162. Тихонович Андрей Павлович. 1895–1970. Инженер путей сообщения. Гранитная стела, уч. 14.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;163. Тонков Владимир Николаевич. 1872–1954. Анатом, академик Академии медицинских наук. Архитектурный памятник, бюст. Ск. Е. В. Тонкова. Клиническая дор., уч. 35. Вместе с женой, А. В. Тонковой, и дочерьми, В. В. и Е. В. Тонковыми.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;164. Триумфов Александр Викторович. 1897–1963. Невропатолог. Гранитная стела. Площадка Военно-медицинской академии, уч. 30.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;165. Троупянский Яков Абрамович. 1878–1955. Скульптор. Гранитная стела. Ск. Н. В. Дыдыкин. Петрокрепостная дор., уч. 71.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;166. Успенский Лев Васильевич. 1900–1978. Писатель. Гранитная глыба. Братская дор., уч. 74.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;167. Федоров Евгений Александрович. 1897–1961. Писатель. Гранитная стела с барельефом. Ск. Н. А. Соколов. Невская дор., уч. 39.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;168. Филатов Антонин Николаевич. 1902–1974. Хирург и гематолог, академик Академии медицинских наук. Гранитная стела с барельефом. Площадка Военно-медицинской академии, уч. 30.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;169. Фингерт Борис Александрович. 1890–1960. Психолог. Гранитная стела. Петрокрепостная дор., уч. 71.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;170. Фомин Иван Иванович. 1910–1970. Архитектор. Гранитная стела. Безымянная дор., уч. 34.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;171. Фрейденберг Ольга Михайловна. 1890–1955. Литературовед, филолог-классик. Бетонная раковина. Братская дор., уч. 70.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;172. Фролов Александр Матвеевич. 1870–1964. Гидротехник, академик. Гранитная стела. Площадка Военно-медицинской академии, уч. 30.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;173. Фролов Вячеслав Васильевич. 1907–1960. Ученый-полярник. Гранитная стела, бюст. Ск. Л. В. Калинин. Прямая дор., уч. 58.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;174. Хилов Константин Львович. 1895–1975. Врач-оториноларинголог. Бронзовый бюст на архитектурном постаменте. Ск. Л. К. Лазарев. Площадка Военно-медицинской академии, уч. 30.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;175. Хлопин Николай Григорьевич. 1897–1961. Гигиенист. Гранитная плита. Площадка Военно-медицинской академии, уч. 33.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;176. Чарушин Евгений Иванович. 1901–1965. Писатель и художник. Гранитная стела. Пискаревская дор., уч. 74.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;177. Черниговский Владимир Николаевич. 1907–1981. Физиолог. Гранитная стела с барельефом. Площадка Военно-медицинской академии., уч. 30.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;178. Чирсков Борис Федорович. 1904–1966. Драматург. Гранитная стела с крестом. Прямая дор., уч. 58.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;179. Чугаев Роман Романович. 1904–1981. Ученый-гидротехник. Гранитная стела с барельефом. Уч. 21.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;180. Шателен Михаил Андреевич. 1886–1957. Электротехник. Гранитный крест. Лесная дор., уч. 47.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;181. Шатирян Сергей Александрович. 1907–1959. Дирижер и композитор. Гранитная стела. Донская дор., уч. 39.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;182. Шварц Евгений Львович. 1896–1958. Писатель. Мраморный крест. Невская дор., уч. 36.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;183. Шварц Лев Борисович. 1874–1940. Врач; отец Е. Л. Шварца. Железный крест. Угол Клинической и Невской дор., уч. 35.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;184. Шевкуненко Виктор Николаевич. 1872–1952. Хирург и анатом. Ск. Е. В. Тонкова. Прямая дор., уч. 32.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;185. Шепилевский Модест Анатольевич. 1906–1982. Архитектор. Архитектурный памятник. Прямая дор., уч. 58.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;186. Шифферс Лев Владимирович. 1900–1961. Писатель. Гранитная стела, уч. 9.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;187. Шорин Василий Иванович. 1870–1938. Герой Гражданской войны. Гранитная стела. Площадка Военно-медицинской академии, уч. 30.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;188. Щерба Михаил Львович. 1908–1963. Терапевт; сын лингвиста Л. В. Щербы. Гранитная стела. Днепровская дор., уч. 34.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;189. Щерба Михаил Михайлович. 1931–1978. Гематолог-терапевт; сын М. Л. Щербы. Каменный крест. Днепровская дор., уч. 34.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;190. Эйсмонт Николай Гелиодорович. 1906–1965. Архитектор. Гранитная стела с барельефом. Главная аллея, уч. 48.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;191. Эрмлер Фридрих Маркович. 1898–1967. Кинорежиссер. Скульптурное надгробие. Прямая дор., уч. 58.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;192. Юрский Юрий Сергеевич. 1902–1957. Актер. Гранитная стела. Пискаревская дор., уч. 73.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;193. Якобсон Леонид Вениаминович. 1904–1975. Балетмейстер, основатель ансамбля «Хореографические миниатюры». Скульптурный памятник. Петрокрепостная дор., уч. 69.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;194. Янет Николай Яковлевич. 1893–1978. Актер оперетты. Гранитная стела, уч. 18.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;195. Яновский Борис Михайлович. 1894–1967. Геофизик. Гранитная стела. Мечниковская дор., уч. 70.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;196. Ярошенко Олег Лаврентьевич. 1933–1962. Актер. Гранитная стела. Мечниковская дор., уч. 71.<br>
&nbsp;//--&nbsp;Площадки Военно-медицинской академии&nbsp;--//&nbsp;<br><img border=0 src="i_137.png">&nbsp;//--&nbsp;Богословское кладбище&nbsp;--//&nbsp;<br><img border=0 src="i_138.png"><br><br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;о. Александр Берташ<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;СЕВЕРНОЕ КЛАДБИЩЕ<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;(3-е Парголово)<br></h3><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Северное – самое большое из кладбищ Петербурга. Площадь его превышает триста гектаров. Находится оно недалеко от железнодорожной платформы Парголово Зеленогорского направления. В дни традиционного поминовения мертвых, особенно в праздник Святой Троицы, множество горожан заполняют электропоезда в сторону пригородного Парголова, украшенного живописным станционным зданием (архитектор Б. Гранхолм, 1906 г.).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кладбище, существующее более ста двадцати лет, утратило не только первоначальное название (Успенское), но и характерный исторический облик. Из того, что придавало ему неповторимость – две православные церкви, костел, располагавшиеся в хвойном лесу, красивые часовни и склепы, чугунные и деревянные кресты, – остался, пожалуй, только лес. Ели и сосны оказались долговечнее созданных человеком, а потом и разрушенных им же строений.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…После крестьянской реформы 1861 г. население столицы стало быстро расти. Старых кладбищ уже не хватало. Поэтому в 1868 г. начали работу две специальные комиссии: комиссия Синода, в ведении которого находились все кладбища города, и особое отделение городской санитарной комиссии, которое возглавил начальник городской полиции генерал-адъютант Ф. Ф. Трепов. Именно он одним из первых сформулировал план устройства новых некрополей за чертой города: «Опасность для жителей столицы в санитарном отношении быстро возрастает. Единственным и самым радикальным средством… представляется устройство новых кладбищ в местностях возвышенных и сколь возможно удаленных от столицы» [720 - РГИА, Ф. 1287. Оп. 40. Д. 38. Л. 5 об.]. В 1870 г., после обследования пригородных местностей, было решено для удобства сообщения устроить кладбища около линий железных дорог: одно у Николаевской (Преображенское), другое – близ только что законченной Финляндской (Успенское).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Место для Успенского кладбища не могли выбрать несколько лет. Отыскать недалеко от города большой, свободный и удобно расположенный участок оказалось не просто. Мешало главным образом опасение местных жителей потерять доходы от дач, которыми славились Озерки, Шувалово, Парголово и другие северные пригороды Петербурга. Вначале комиссия по устройству кладбищ сочла подходящей землю вдоль Старо-Парголовской дороги. В 1871 г. проект был высочайше одобрен, но вскоре выяснилось, что Старо-Парголовскую дорогу окружает множество дач, а для прокладки к ней ветки от Финляндской железной дороги пришлось бы прорыть Поклонную гору. Проект пришлось отложить.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Отделение санитарной комиссии под руководством Ф. Ф. Трепова предложило два новых участка, на этот раз по левую сторону от Финляндской железной дороги: один у фермы Графская Каменка, другой – на земле графини Орловой-Денисовой, между станциями Шувалово и Парголово. Началось рассмотрение вопроса об отчуждении земли, но в декабре 1872 г. крестьяне Суздальской слободы неожиданно отказались продавать свою землю под кладбище. Довершила дело петербургская пресса. Известие о выборе низменного и болотистого места, по словам корреспондента «Голоса», «произвело немалое смятение между летними обитателями трех Парголовых и прилегающих к ним деревень, служивших убежищем для нескольких тысяч семейств, привлекаемых сюда на лето здоровым чистым воздухом… Дачники представили на имя петербургского градоначальника коллективную жалобу». Корреспондент писал о возможном наплыве «зловредных миазмов» на Петербург, намекал на корысть подрядчиков и городского управления. В следующей статье были предложены другие участки – от местности у Белоострова до района между Поклонной горой и селом Мурино [721 - Голос. 1873. 12 авг.; 8 сент.]. Дело об устройстве кладбища передали в ведение градоначальника, который стал ходатайствовать о «совершенной отмене» предприятия.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;По высочайшему повелению 19 марта 1874 г. Городская дума избрала новую комиссию, которая, наконец, выбрала участок, принадлежавший графу А. П. Шувалову. Сто двадцать десятин в 3-м Парголово, слева от железной дороги, отвечали всем условиям: территория была достаточно удалена от города, имела песчаный грунт, была почти сплошь покрыта молодым лесом. Жилья и дач поблизости не было, рядом располагались лишь огороды парголовских крестьян. По бытующему до сей поры преданию, на этом месте хоронили петровских солдат во время Северной войны. 24 мая 1874 г. вопрос о покупке был наконец решен, и окончательная сделка на выгодных для города условиях – всего за двадцать четыре тысячи рублей – совершилась в июле [722 - ЦГИ СПб, Ф. 792. Оп. 1. Д. 604. Л. 35 об., 50.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Летом 1874 г. начались спешные работы по устройству кладбища: вырубка леса, корчевка пней, прокладка дренажных канав, устройство мостов и дорожек. Городская дума на эти цели отпустила сто сорок шесть с половиной тысяч рублей. С конца сентября, по договору с Управлением Финляндской железной дороги, начали прокладывать специальную железнодорожную ветку длиной в три с половиной километра от станции Парголово. На это потратили сорок шесть тысяч рублей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Отведенная под кладбище территория (тринадцать с половиной десятин) была разбита на шесть разрядов: пять платных (от трех до тридцати пяти рублей за место) и один бесплатный. Последний, по «Правилам для управления загородными кладбищами», должен был составлять не менее трети территории. Каждый разряд имел свое название: 1 – Успенский (современные Старые и Братские участки); 2 – Богоявленский (10 Cовхозный); 3 – Сретенский (7 Совхозный, часть 1 и 2 Старых); 4 – Благовещенский (4, 5, 6, 8 Совхозные); 5 – Троицкий; 6 – Воздвиженский [723 - Загородные кладбища в Санкт-Петербурге по линиям Николаевской и Финляндской железных дорог и порядок захоронения на них умерших. Спб., б. г.]. На месте нынешних Сосновых участков было отведено пространство для захоронений лютеран. За лютеранским было предусмотрено и католическое кладбище, но в первые годы захоронений здесь было очень мало (одно-три в год).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В том же году возвели двухэтажный дом для конторы с квартирами смотрителя и причта кладбищенской церкви, дом для приезжающих с помещениями для рабочих, служебные здания. Все постройки были деревянными. Сооружались они по проекту одного из крупных петербургских зодчих конца XIX в. П. Ю. Сюзора, служившего тогда в Городской управе. Он же проектировал кладбищенскую церковь Успения Божией Матери.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Строительство церкви, закладка которой состоялась 29 августа 1874 г., продолжалось всего сто дней. «Церковь деревянная, на каменном фундаменте, построена в русском стиле и по изящному внешнему виду производит самое приятное впечатление», – сообщала газета «Голос». Рубленый деревянный храм был крестообразным в плане, с невысоким алтарным выступом, трапезной и притвором, над которым возвышалась одноярусная шатровая колокольня. Пять колоколов для нее весом до двадцати пудов пожертвовала супруга потомственного почетного гражданина Т. Г. Растеряева. Второй шатер, по сторонам которого помещались четыре луковичные главки, венчал основной объем храма. Алтарную апсиду украшало крестообразное окно с витражом. В церковь вели три крыльца с резными столбиками и крестами над двускатной кровлей. Элементы резного декора с «русском» стиле объединяли храм с другими кладбищенскими постройками в своеобразный ансамбль [724 - Голос. 1874. 7 дек.; Всемирная ил. 1875. Т. 14. № 4 (342). С. 63.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как писали в тогдашней прессе, «внутренность церкви представляет соединение вкуса и простоты: дубовый резной иконостас, хрустальные люстры, принадлежности богослужения – все в совокупности хотя и не роскошно, но как нельзя более соответствует скромному сельскому храму». Двадцать две иконы, написанные на холсте, были одной из последних работ академика портретной и исторической живописи Н. А. Лаврова, работавшего над образами и для московского храма Христа Спасителя. Убранство церкви обошлось в пять с половиной тысяч рублей. В храме было устроено водяное отопление: из котла в подвале нагретая вода разливалась по металлическим трубам, проложенным вдоль стен здания.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Освящение кладбищенской церкви произошло 6 декабря 1874 г. в присутствии градоначальника и председателя комиссии Л. Рудатовского. Службу вел настоятель церкви Смоленского кладбища протоиерей Иоанн Исполатов в сослужении настоятеля нового храма протоиерея Иоанна Прощаницкого и псаломщика Ф. С. Словцова. Они же спустя пять лет, 29 мая 1879 г., освятили небольшой придел во имя святых апостолов Петра и Павла для совершения заказных литургий. Отец Иоанн и псаломщик Федор Словцов «бессменно и беспорочно» работали на кладбище до самой смерти. Отец Иоанн Прощаницкий прослужил в духовном сане шестьдесят два года и скончался 29 декабря 1904 г. Псаломщик пережил его всего на год. Оба они были похоронены в 1-м Успенском разряде, у самой церкви (могилы их не сохранились) [725 - ЦГИА СПб, Ф. 792. Оп. 1. Д. 5688; Ф. 210. Оп. 1. Д. 1224; ЦГИА, Ф. 806. Оп. 4. Д. 2883.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Регулярные службы в Успенской церкви начались 4 января 1875 г. Первой на новом кладбище была погребена девочка Елена Марачевская. В этот день к деревянной платформе впервые подошел траурный поезд. Отправлялся он не от Финляндского вокзала, а от специальной приемной станции, расположенной в конце Нижегородской улицы (землю для нее бесплатно предоставило военное ведомство). Там была построена часовня, примыкавшая к платформе, и станционное здание с конторой [726 - ЦГИА СПб, Ф. 792. Оп. 1. Д. 604. Л. 72–74.]. В конторе находился подробный план кладбища, по которому родственники могли выбрать место для погребения. Имя умершего и номер могилы служащий заносил в специальную книгу и проводил расчет за погребение, куда входила плата за место, подготовку могилы, погребальную утварь и пр. Высшая цена за похороны составляла восемьдесят два рубля, низшая – чуть больше шести. Номера могил сообщались смотрителю кладбища с тем, чтобы они были готовы к утру следующего дня. Можно было откупить целый участок для семейного захоронения. До сих пор частично сохранилось в бывшем 5-м разряде откупленное место с могилами членов семьи ярославского крестьянина Валяшкина (11 Хвойный уч.).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Траурный состав обычно включал три черных с белыми крестами вагона – для перевозки гробов и пассажирские вагоны трех классов для провожающих. Стоимость проезда составляла от тридцати копеек до рубля. От станции к отдаленным местам на кладбище ехали на подводах.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В год основания Успенского кладбища на нем были похоронены крупный ученый-ветеринар профессор И. И. Равич и художник П. П. Воскресенский. Хотя в сравнении с Преображенским Успенское считалось поначалу более престижным и дорогим, большинство захоронений происходило в дешевых и бесплатных разрядах. Значительную долю составляли погребения на лютеранском участке – в отдельные годы до двух третей от общего числа. Члены кладбищенской комиссии выражали надежду, что вскоре захоронения на городских кладбищах прекратятся. Но надежды эти оказались тщетными.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Убыток от Успенского кладбища составлял до десяти тысяч рублей ежегодно, не считая четырехсот тысяч, затраченных на его устройство. До 1888 г. число захоронений колебалось от пятисот до семисот в год при том, что ежегодная смертность в Петербурге составляла около двадцати пяти тысяч. В 1890-х гг. число погребений увеличилось до нескольких тысяч, три четверти захоронений приходились на бесплатные разряды. Не было выполнено и высочайшее повеление: из умерших в больницах и тюрьмах на Успенское кладбище попадали не более четверти. Даже из Медико-хирургической академии и психиатрической больницы на Удельной, расположенных в северной части города, умерших везли не на Успенское, а на клиническое отделение Богословского кладбища на Пискаревке [727 - Историческая записка о постепенном закрытии существующих в черте города кладбищ. Спб., 1898. С. 17.]. Разумеется, выделяя деньги на устройство Успенского кладбища, Дума руководствовалась не одним желанием отвести место для бесплатных захоронений. Надеялись, что через некоторое время удастся покрыть расходы за счет платных захоронений и церковных служб.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В чем же причина убыточности кладбища, устроенного, казалось бы, по всем гигиеническим правилам? Показательно недоумение одного из членов Городской управы, считавшего, что и богатые и бедные должны быть одинаково рады удалению кладбищ из городской черты. Но по невежеству, продолжал он, люди привыкли часто посещать могилы, проводить на них праздничные дни и трапезничать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В те же годы, когда городские власти пытались реформировать кладбищенское дело, русский мыслитель Н. Ф. Федоров создает учение о кладбищах и храмах на них как святых местах, находящихся в сердце общины, центрах собирания сынов на могилах отцов для общего братского дела. Одним из важных упущений городской администрации было недостаточное внимание к духовной традиции почитания мертвых. Поэтому Синод решительно возразил против передачи новых кладбищ в ведение города и настойчивых требований о закрытии старых городских кладбищ. Наиболее полно позицию духовного ведомства выразил обер-прокурор К. П. Победоносцев. Он писал: «Православный русский народ в свободные часы спешит на кладбища не просто для прогулки. Многих влечет туда религиозное чувство, потому что они, видя вокруг себя могилы, эти красноречивые проповедники скоротечности земной жизни, грустят, но в то же время, видя вокруг себя бесчисленное множество крестов, знамений победы над смертью, и утешаются надеждою будущего воскресения. Многих влечет на кладбище любовь к усопшим родственникам, чтобы утешить себя в горькой разлуке и потере близких сердцу пребыванием, по крайней мере, подле праха их, молитвою об упокоении их души, украшением их могил венками, цветами… Перенесение кладбищ за город как раз ведет к ослаблению памятования о смерти и тлении всего земного и о будущем воскресении, о молитве за умерших и любви к ним». Ведь для того, чтобы добраться за город, нужно немало времени и денег на дорогу, поезда ходят три раза в неделю и лишь в определенные часы. Итог, по К. П. Победоносцеву, – упадок религиозно-нравственной жизни народа [728 - РГИА, Ф. 1287. Оп. 40. Д. 38. Л. 222 об.-223.]. Другой проблемой было отсутствие на Успенском и Преображенском кладбищах достаточного числа храмов. По расчету Победоносцева, при закрытии городских кладбищ на загородных потребовалось бы не менее двадцати церквей для отпевания огромного числа умерших в Петербурге.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но городское управление руководствовалось иными соображениями. Погрузившись в мелочные прения по поводу деятельности множества кладбищенских комиссий и подкомиссий, Дума не смогла обеспечить на практике ни строгого соблюдения санитарных норм, ни окончательного благоустройства Успенского кладбища.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В кладбищенской церкви было тесно. При очередном ремонте в 1898–1899 гг. ее площадь не была увеличена. Одновременно в храме помещалось не более двенадцати гробов, тогда как в 1904 г., по свидетельству смотрителя Я. С. Мешкова, хоронили до тридцати пяти человек ежедневно. «Утварь и обстановка погребения на загородных кладбищах может служить доказательством небрежения к усопшим, и многие, особенно из богатых, никогда не согласятся отпевать своих родственников при такой обстановке», – указывал обер-прокурор Синода [729 - Там же. Л. 221.]. Бедняков порой отпевали прямо в вагоне поезда, который курсировал от приемной станции три-четыре раза в неделю.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кладбищенская почва оказалась сырой, в бесплатных разрядах она «ходила под ногами от пресыщения водою». Если по сторонам широких дорог были проложены дренажные канавы, то, боковые дорожки, недостаточно поднятые с самого начала, по весне играли «скорее роль водосточных канав, чем пространства для прохода посетителей» [730 - ЦГИА СПб. Ф. 513. Оп. 146. Д. 588. Л. 31.]. В плохом состоянии находилась и главная дорога. Ею пользовались не только посетители кладбища, но и окрестные жители. Каждый день в Петербург ехали на тяжелых возах с продуктами крестьяне из Новоселок, и потому весной и осенью дорога становилась почти непроезжей. Средств на замощение не находилось ни у санитарной комиссии, ни у земства.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Петербургская пресса критиковала не администрацию кладбища – ее винить было трудно, а городскую комиссию. По мнению корреспондента «Минуты», ее члены приезжали на Успенское только на престольный праздник, чтобы «пображничать». Отсутствие доходов не позволяло вкладывать средства в благоустройство. Не было денег на строительство на Успенском каменной церкви. Летом 1900 г. техник городской управы В. Н. Бобров составил проект одиннадцатипрестольного храма со склепом на сто шестьдесят четыре могилы стоимостью более шестисот тысяч рублей. Предусматривалось устроить: отделения для заразных умерших со стеклянными перегородками и вентиляцией, панихидную, галерею вокруг главного престола, а также пароводяное отопление. Церковь в «московском» стиле должна была иметь колокольню и крыльцо, кокошники и луковичные главки. О масштабах сооружения, рассчитанного на полторы тысячи человек, свидетельствует проектная высота храма, немногим уступающая Исаакиевскому собору. Комиссия в составе архитекторов Н. Ф. Беккера, А. М. Кочетова и Г. И. Дитриха сочла проект слишком дорогим и предложила построить несколько небольших церквей, соединенных галереей, которая могла бы служить для захоронений. Однако и этот проект остался на бумаге [731 - Там же. Л. 50, 75–76, 121 об.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Весной 1902 г. городская санитарная комиссия решила выстроить на двух загородных кладбищах временные храмы. Но если проект деревянной церкви на Преображенском кладбище был одобрен, то вопрос о постройке нового храма на Успенском за неимением кредита оставили открытым. Не был даже реализован проект временного барака для отпевания (арх. Г. Г. Бюхтгер, Л. В. Шмеллинг, 1911 г.) [732 - Там же. Ф. 210. Оп. 1. Д. 366. Л. 84–95.]. Не выполнили и перепланировку кладбища, предложенную в 1900 г. В. Н. Бобровым. Предполагалось проложить новую «восточную» дорогу, изменить границы разрядов, могилы, по православному обычаю, располагать с запада на восток. После перепланировки, по расчетам архитектора, мест хватило бы лет на восемьдесят.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Разительный контраст с городскими являли участки военного и полицейского ведомств. Их устройство на Успенском и Преображенском кладбищах имело особое значение. До этого умерших в мирное время военнослужащих хоронили за счет соответствующих лечебных заведений. При этом «на долю не всякого умершего солдата выпадало иметь крест с фамилией над могилой». Даже офицеров часто хоронили в низшем разряде.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В апреле 1887 г. начальник Петербургского военного округа ходатайствовал перед городским управлением об отводе на Успенском кладбище особой территории. Санитарная комиссия согласилась безвозмездно выделить около трех десятин земли. Воинское кладбище разделили на семь участков – для расквартированных в северных районах города лейб-гвардии Московского, Гренадерского, Павловского, Финляндского, 145-го Новочеркасского полков, для артиллерийского ведомства, а также для нижних чинов, скончавшихся в клиниках, училищах и местных командах [733 - Там же. Ф. 792. Оп. 1. Д. 3329. Л. 5.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Главнокомандующий войсками гвардии и Петербургского военного округа великий князь Владимир Александрович образовал особую комиссию по выработке правил погребения нижних воинских чинов. По ее решению, похоронами ведал ближайший начальник умершего солдата, обязательно уведомляли родственников – многие жили в отдаленных концах страны. После отпевания и «торжественно-скромных» похорон имя солдата и номер его могилы заносились в особый ротный синодик, так что каждую могилу легко было отыскать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1895 г. при штабе округа была учреждена специальная комиссия по постройке церквей на Успенском и Преображенском военных кладбищах – «обеих в память в Бозе почившего императора Александра Александровича, в царствование которого войсковые кладбища повсюду приведены в состояние современного благоустройства» [734 - Цитович Г. А. Храмы армии и флота. Пятигорск, 1913. С. 72; Вести. военного духовенства. 1900. № 24. С. 747–749.]. С этой целью санитарная комиссия разрешила прирезать к Успенскому кладбищу еще две тысячи квадратных сажень. Закладку храма, сопровождавшуюся военным парадом, произвел в ноябре 1897 г. протопресвитер военного и морского духовенства А. А. Желобовский [735 - ЦГИА СПб. Ф. 792. Оп. 1. Д. 6209; Вести. воен. духовенства. 1897. № 24. С. 749–752.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Строительство храма, как и на Преображенском кладбище, велось под руководством инженер-полковника В. А. Колянковского и длилось ровно три года. Небольшая кирпичная церковь в «древнемосковском» стиле была рассчитана на триста пятьдесят человек и посвящена святому благоверному князю Александру Невскому. Освящение, которое совершил протопресвитер А. А. Желобовский, последовало 15 ноября 1900 г. [736 - Ведомости Спб. градоначальства и столичной полиции. 1900. 17 нояб.] По собственной просьбе к храму был определен священник из Тульской епархии Сергий Воскресенский, ранее служивший в церкви клинического госпиталя. В Успенской кладбищенский церкви он прослужил много лет. Как вспоминают старожилы, благодаря хорошей акустике большое впечатление производило пение хора военных. На богослужении офицеры стояли по правую, а солдаты – по левую сторону. С начала XX в. вокруг церкви стали появляться немногочисленные офицерские могилы, которых к 1915 г. было тридцать три.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Военное кладбище поражало очевидцев «своим благоустройством, усугубляющимся еще чудесным сосновым лесом, в широких аллеях которого расположены могилы, и однообразными чугунными крестами… Как солдаты на плацу, стоят здесь могилы стройными рядами. На одной поляне мелькают красные кресты московцев, на другой – синие гренадер, много полян, много крестов» [737 - Там же. 1911. 28 июля.]. В тени старых деревьев и сейчас можно видеть остатки часовни начала XX в., кирпичное основание давно разрушенной металлической ограды с двумя столбами ворот да ушедшее в землю гранитное основание памятника юнкеру-павловцу Л. Л. Дудину (ум. 1908) – все, что уцелело от большого военного кладбища (Выборгская дор.).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На полтора десятилетия позже воинского возник полицейский участок Успенского кладбища. В мае 1903 г. в городскую управу обратился начальник резерва полиции ротмистр В. Ф. Галле: «Члены столичной полиции и пожарной команды, движимые чувством христианской любви к своему ближнему, часто жертвуют своей жизнью ради спасения погибающих. Память о сих, во имя долга погибших, лицах и их самоотверженных поступках, как могущих иметь громадное значение в деле нравственного воспитания, должна быть сохранена и отмечена видимым знаком. Между тем умершие чины хоронятся в разных частях города. Желательно, чтобы захоронение происходило в одном определенном месте, находящемся при этом в распоряжении полицейского начальства. Прошу отвести для устройства общего братского кладбища для захоронения чинов столичной полиции и пожарной команды участок земли на 700 мест» [738 - ЦГИА СПб. Ф. 792. Оп. 1. Д. 8744. Л. 1 об., 5.]. В ноябре 1903 г. по рекомендации Думы попечитель кладбища выделил участок рядом с 1-м разрядом, почти напротив церкви. В числе прочих здесь были погребены двадцать околоточных надзирателей и городовых, погибших в 1905–1906 и последующие годы. Над могилами (в которых хоронили чаще по двое) стояли гранитные и мраморные кресты и обелиски. В центре возвышалась часовня из красного кирпича (уцелел ее фундамент). Сохранились фрагменты трех памятников, в том числе городовым Ф. Байкову и В. Буркавцеву, погибшим в 1908 г., и околоточному Н. Смирнову, умершему от ран 23 июня 1906 г. Теперь это территория Коммунистической площадки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Среди жертв революции 1905 г., похороненных на Успенском кладбище, – тринадцать погибших в январские события крестьян в возрасте от пятнадцати до тридцати пяти лет [739 - Там же. Ф. 210. Оп. 3. Д. 30. Л. 3–4.]. Но более известно оно как место погребения одного из самых загадочных деятелей первой революции – лишенного сана священника пересыльной тюрьмы Г. А. Гапона, убитого 28 марта 1906 г. на даче Звержицкой в Озерках [740 - См.: Рутенберг П. Убийство Гапона. Л., 1925.]. Тело Гапона урядник случайно обнаружил лишь через месяц после трагедии. 3 мая состоялись похороны. Уездный исправник докладывал: «Обедня началась в 10 час. утра и к этому времени стал стекаться рабочий народ, которого было до 200 человек, в числе рабочих были и женщины… Собравшиеся рабочие пропели похоронный марш, начинающийся словами: «Вы жертвою пали…», а затем стали говорить на могиле речи… о том, что Гапон пал от злодейской руки, что про него говорили ложь, и требовали отмщения убийцам. Затем послышались среди присутствующих крики: месть, месть, ложь, ложь. После этого пропели вечную память и, исполнив гимн «Свобода», начинающийся словами: «Смело, товарищи, в ногу», все рабочие покинули кладбище, закусили в буфете и спокойно разошлись» [741 - Миловидов А. Два документа об убийстве Гапона // Былое. 1925. Кн. 1 (29). С. 64–65.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;До сих пор окрестные жители показывают место на нынешнем Старом участке, где в деревянной ограде был установлен Г. А. Гапону металлический памятник с большим белым крестом. На памятнике была надпись: «Спокойно спи, убит, обманутый коварными друзьями, пройдут года, тебя народ поймет, оценит и будет слава вечная твоя». В 1909 г. И. П. Ювачеву довелось еще видеть венки с надписями: «Дорогому учителю и другу от Нарвского района», «Вечная память вождю и учителю Гапону в день годовщины от рабочих», «Истинному вождю всероссийской революции 9 января». На могиле собирались люди, служились панихиды. «Кругом стоят простые деревянные кресты. Кладбище еще молодое, и могилы разбросаны свободно. Стройные сосны своими вечнозелеными кронами красиво осеняют тихий город мертвых… Самое тихое из всех кладбищ города… и один из самых беспокойных людей нашего бурного времени» [742 - Ювачев И. Могила Гапона // Ист. вестн. 1909. Т. 118. С. 206–208.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Очень скоро Успенское кладбище перестало быть «самым тихим». С 1910 г. на особом участке хоронят всех младенцев, умерших в Воспитательном доме. В 1913 г. на нем была освящена часовня святой Марии Магдалины [743 - Изв. по Спб. епархии. 1913. № 21. С. П.]. В то же время на приемную станцию стали доставлять множество умерших в холерную эмидемию. С 1911 г., по ходатайству администрации Преображенского кладбища, все бесплатные захоронения были сосредоточены на Успенском. В 1910 г. три тысячи шестьсот двадцать четыре погребения из пяти тысяч четырехсот пяти были бесплатными, в 1911 – уже шесть тысяч четыреста девяносто два из восьми тысяч ста шестидесяти девяти. Небольшой доход кладбищу принесла в 1910 г. продажа ста пяти мест в 5-м разряде Чешскому вспомогательному обществу и шестидесяти мест Швейцарскому благотворительному обществу. В связи с увеличением числа захоронений в 1907–1912 гг. была отремонтирована церковь, затем – вокзал, контора, выстроены новые казармы для могильщиков, баня, прачечная и конюшни (арх. И. Соколов) [744 - ЦГИА СПб. Ф. 513. Оп. 117. Д. 47; Ф. 642. Оп. 1. Д. 19. Л. 102–106.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1911 г. в связи с закрытием римско-католического кладбища на Выборгской стороне ксендз костела Посещения Пресвятой Девы Марии приобрел участок в десять десятин, прилегающий к Успенскому кладбищу. Вскоре у дороги появились Распятие, два жилых дома, а 15 августа 1912 г. освящена временная каплица. Архитектор И. В. Падлевский еще в 1908 г. составил проект костела, но его утверждение и строительство затянулись на несколько лет. Живописный деревянный храм с островерхой колокольней, освященный в 1914 г., был едва ли не единственный в Петербурге, выдержанный в стиле закарпатских церквей [745 - РГИА. Ф. 821. Оп. 128. Д. 733. Л. 28–32; ЦГИА СПб. Ф. 256. Оп. 28. Д. 519; Ф. 210. Оп. 1, д. 698. Л. 67–83.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С началом Первой мировой войны в домах Успенского кладбища разместили гарнизон Парголовской укрепленной позиции. В армию призвали многих кладбищенских служителей. Можно представить себе, насколько тяжел был труд оставшихся во главе со смотрителем А. Раевским, если число захоронений достигало семидесяти в день. Планировалось устройство особого Братского участка для погибших и умерших от ран солдат и офицеров. Идею эту не реализовали, но уже к весне 1915 г. на военном кладбище были преданы земле тела семидесяти двух солдат и нескольких офицеров [746 - ЦГИА СПб. Ф. 210. Оп. 1. Д. 673.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1918–1919 гг. на кладбище проводились массовые (до ста пятидесяти в день) захоронения умерших от голода и болезней жителей Петрограда. Погребать приходилось без гробов в братские могилы. Среди умерших были люди разных сословий, в том числе представители известных родов – Н. Бестужев-Рюмин, К. Врангель, Э. Буксгевден…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не много лиц, оставивших заметный след в отечественной истории, покоятся на Успенском кладбище. Одним из первых нужно назвать известного врача В. А. Манассеина. Выходец из старинного дворянского рода, он был профессором Медико-хирургической академии, руководил изданием еженедельника «Врач», участвовал в работе Литературного фонда. Для всех, знавших его, Манассеин служил примером любви, справедливости и бескорыстия, – «как бы священнослужителем». Он умер после двухнедельной болезни 14 февраля 1901 г. «Человек этики, истинный друг нескольких поколений врачей, – кто его знал, тот не мог не любить этого крупного русского человека и ученого-гуманиста. С ним вместе исчезает независимый и неподкупный судья чести», – писали в те дни петербургские газеты. Похороны знаменитого врача привлекли внимание всего Петербурга. На отпевании в церкви Медико-хирургической академии хватило места для небольшой части собравшихся – представителей медицинского мира, литераторов, студентов, пациентов Манассеина. После заупокойной литургии гроб, покрытый редкими зимой живыми цветами, обнесли вокруг академии. У аудитории покойного профессора отслужили краткую службу – литию, затем процессия направилась к Финляндскому вокзалу. В. А. Маннасеин завещал похоронить его на Успенском кладбище без всяких почестей. Поэтому не было ни разряженных факельщиков, ни пышного катафалка с балдахином. На руках внесли гроб в убранный зеленью и обитый черным сукном вагон. Немногие из провожавших смогли разместиться в десятивагонном составе. Строгий крест из черного гранита и чугунная ограда ныне исчезли. Над могилой «совести русских врачей» – современный обелиск [747 - Новое время. 1901. 14, 15, 18 февр.; Россия. 1901, 22 февр.; Арсеньев Г.И. В. А. Манассеин: Жизнь и деятельность. М., 1951.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Начиная с 1920-х гг. число захоронений на Успенском кладбище резко уменьшается. Демонтируется железнодорожная ветка. Понемногу исчезают надгробия: деревянные кресты – на дрова и столярные поделки, чугунные (прежде всего, с военного кладбища) – в металлолом, гранитные памятники – на фундаменты домов. В середине 1920-х гг. закрыли костел. Маленький орган перенесли в костел Выборгского католического кладбища, здание разобрали и из бревен, как свидетельствуют очевидцы, выстроили баню.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;1932 г. стал роковым для церкви военного кладбища, разделившей судьбу многих городских храмов. Несколько лет она стояла запертой, и лишь в праздник святой Марии Магдалины совершались службы. 26 мая 1932 г. районный техник, член президиума сельсовета Карасев и председатель «рабочкома» совхоза имени Пригородного райисполкома Гербер осмотрели церковь «с целью разборки на материал». Через пять дней на заседании Парголовского сельсовета Карасев составил следующий документ: «Церковь… некем не ремантируется от чего согласно технического осмотра Райкомунотдела пришла в эксплотационную негодность и гразит обвалом купола и расхищению. Договор расторгнуть с двадцаткой и считаясь с нуждами стройки тепличного хозяйства передать таковой на слом для использования стройматериала как для нужд совхоза, так и с/совета». 22 ноября 1932 г. управляющий делами Пригородного райисполкома Козловский и инспектор культов Броцман рапортовали председателю комиссии по вопросам культов при президиуме облисполкома Неглюевичу, что «имущество церкви принято на учет госфондов и реализовано, здание церкви будет в ближайшее время снесено с обращением средств в райбюджет» [748 - ЦГА СПб. Ф. 1000. Оп. 49. Д. 42. Л. 264, 269.]. Однако «ветхое» здание уничтожить удалось далеко не сразу, развалины стояли и в послевоенные годы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вскоре настал черед деревянной Успенской церкви. Последним ее настоятелем был удивительный аскет и бессребреник отец Анатолий Андреевич Кушников, переехавший сюда еще в 1916 г. из Новгорода, где служил в знаменитой церкви Спаса-на-Ильине. Отец Анатолий был организатором и руководителем прекрасного церковного хора, в котором участвовал живший неподалеку известный певец А. И. Нечаев. За требы у крестьян денег настоятель не брал. Старожилы доныне вспоминают торжественные крестные ходы, которые в престольный праздник отправлялись в Новоселки, где, не миновав ни одной избы, заканчивались у деревенской часовни, освященной в память рождения цесаревича Алексея Николаевича. Отца Анатолия арестовали и выслали в 1934 г., церковь закрыли, после войны разобрали. Булыжники от ее фундамента еще заметны перед Ново-Братским участком. Рассказывают, что в годы войны в церкви покоились тела умерших от голода и холода ленинградцев, которых хоронили в районах Братских и Восточных участков.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Напоминанием о минувшей войне служат две площадки братских могил, где похоронены Герои Советского Союза Д. К. Ушков (1922–1944) и В. И. Матвеев (1911–1942). На других участках находятся могилы Героев Советского Союза Д. М. Берлинского (1916–1982), Н. В. Дегтярева (1903–1971), Н. С. Зайцева (19111971), Ф. А. Лекарева (1915–1965), А. Т. Павлушко (1900–1966), М. С. Сальникова (1903–1971), А. К. Ткаченко (1917–1980) и многих других ветеранов войны.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В феврале 1958 г. исполком Ленсовета утвердил задание на «проектировку, строительство и благоустройство… нового Северного кладбища на территории б. Успенского кладбища». Предусматривалось строительство бетонной ограды, служебных помещений, осушение территории, устройство водоснабжения и электроосвещения и строительство «помещения для отправления погребальных обрядов», которое, по замыслу создателей, должно было исполнять функции снесенных церквей. На Северном «кладбище-парке в согласии с современными культурными требованиями» было решено сохранять только посещаемые могилы [749 - Там же. Ф. 7384. Оп. 37. Д. 710. Л. 130–140.]. В результате утрачено огромное число старых надгробий. Среди них:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бруни Александр Константинович. 1825–1915. Академик архитектуры.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Верещагин Митрофан Петрович. 1842–1894. Живописец; брат В. П. Верещагина.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гапон Георгий Аполлонович. 1870–1906. Бывший священник, руководитель «Собрания русских фабрично-заводских рабочих».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Есипов Дмитрий Александрович. 1854–1900. Живописец, карикатурист, редактор сатирических журналов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Зотов Владимир Рафаилович. 1821–1896. Прозаик, журналист, критик.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лангеберт Эдуард. Ум. 1887. Основатель Общества ветеринарных врачей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Подвойский Илья Михайлович. 1852–1914. Священник Черниговской епархии; отец революционера Н. И. Подвойского.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Прянишников Ипполит Петрович. 1847–1921. Оперный певец, педагог.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Равич Иосиф Ипполитович. 1822–1875. Ученый-ветеринар, профессор Медико-хирургической академии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Толстов Виктор Павлович. 1843–1907. Пианист, профессор консерватории.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Чернов Аркадий Яковлевич. 1858–1904. Оперный певец.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Чин Пом Ин. 1824–1911. Корейский посланник, принц.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Эйхвальд Юлий Иванович. 1827–1900. Ученый-геолог, профессор Горного института.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гибли не только памятники, но и кладбищенская топонимика. Историческое название Успенского кладбища ассоциировалось с названием второго загородного кладбища – Преображенского. Оба они были названы в честь двунадесятых православных праздников: Успения Пресвятой Богородицы и Преображения Господня. Праздник Успения стал на Руси «второй Пасхой», символом победы над смертью, предвосхищающей общее воскресение. Новое имя – Северное – закономерно ассоциируется с Южным кладбищем, открытым в те же годы, когда вновь стали проводиться массовые захоронения на Успенском. Прежние названия участков сменились на Старые, Братские, Восточные, Еловые, Сосновые и Хвойные. Появились даже Номерной, Кольцевой и Совхозные участки. Исчезли и прежние названия кладбищенских «проспектов» – Церковный, Большой, Сретенский, Воздвиженский.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сегодня Северное кладбище – самый большой и едва ли не самый посещаемый из петербургских некрополей. Если бы не несколько старых памятников у центральной дорожки, то у посетителя, проходящего к новым участкам, создалось бы впечатление, что кладбище основано совсем недавно. Лишь на нынешних Совхозных участках уцелели около пятнадцати старых могил. Возвышаются памятники крупному художнику-академисту, автору икон для храма Христа-Спасителя и Успенского собора Киево-Печерской лавры В. П. Верещагину, купцу Н. И. Иванову и безымянный склеп в формах неоготики. В бывшем Успенском разряде (Старый уч.) среди старых памятников со сбитыми крестами стоит высокая колонна над могилой Ф. Н. Анисимова. Наконец, еще несколько старых надгробий уцелели на 2-м Старом участке, за площадкой братских могил. С середины 1960-х гг. на Братских, Восточных, Старых и Хвойных участках сформировался небольшой некрополь деятелей науки и искусства, в частности участок ветеранов сцены. Весной 1990 г. здесь был похоронен известный актер советского кино С. Н. Филиппов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1994 г. у главного входа освящена небольшая деревянная церковь Николая Чудотворца. Строится новый каменный храм.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Захоронения, отмеченные в списках, позволяют представить разнообразие уцелевших старых надгробий, которым может вскоре грозить полная гибель. Среди огромного числа захоронений последних десятилетий учтены лишь немногие.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Исторические захоронения на Северном кладбище<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;1. Анисимов Федор Назарович. 1817–1891. Отставной коллежский советник. Гранитная колонна на постаменте; завершение утрачено. Старый уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;2. Апраксин Александр Дмитриевич, гр. 1851–1913. Литератор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Апраксин Дмитрий Александрович, гр. 1877–1915. Морской офицер, сын А. Д. Апраксина.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гранитное основание, в ограде; крест утрачен. Ново-Братский уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;3. Артамонов Михаил Илларионович. 1898–1972. Историк-археолог, директор Государственного Эрмитажа. Гранитная плита. Коммунистическая пл. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;4. Белов Александр Александрович. 1951–1978. Баскетболист, олимпийский чемпион. Гранитная стела. 10-й Хвойный уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;5. Бенуа Юлий Юльевич. 1908–1966. Ученый-судостроитель. Гранитная стела. Братский уч. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;6. Борисова Александра Владиславовна. 1885–1907. Слушательница Высших вольных (Бестужевских) курсов. Гранитный памятник; крест утрачен. 2-й Старый уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;7. Браске Август Иванович. 1840–1912. Финляндский уроженец. Мраморный крест.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Розенквелль Каролина. 1811–1895. Вдова рижского мещанина. Металлический крест, чугунная ограда. 5-й Совхозный уч. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;8. Брендер Владимир Александрович. 1883–1970. Искусствовед, режиссер. Гранитная стела. Уч. ветеранов сцены. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;9. Валяшкина Елизавета Александровна. 1859–1913. Крестьянка Ярославской губернии. Металлический ажурный крест. 11-й Хвойный уч. Семейное откупленное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;10. Васильев Леонид Леонидович. 1891–1966. Физиолог, педагог, президент Ленинградского общества естествоиспытателей. Гранитная стела. Братский уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;11. Варданянц Левой Арсенович. 1893–1971. Ученый-геолог. Стела из габбро. 2-й Старый уч., перед братскими могилами. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;12. Верещагин Василий Петрович. 1835–1903. Художник-академист, мастер церковной и исторической живописи. Мраморный крест на основании из розового гранита. 7-й Совхозный уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;13. Виноградов Михаил Иванович. 1892–1968. Физиолог, один из основоположников физиологии труда. Гранитная стела. Братский уч. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;14. Вишняков Федор Васильевич. 1927–1983. Конструктор атомных ледоколов, Герой Социалистического Труда. Бронзовый крест на гранитном основании. Восточный «Б» уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;15. Витковская Элеонора Катерина. Ум. 1907. Мещанка г. Петергофа. Мраморный памятник в виде древесного ствола с обрубленными ветвями; завершение утрачено. Восточный уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;16. Данини Эмилий Камиллович. 1882–1909. Педагог; племянник архитектора С. А. Данини. Мраморное основание; крест утрачен. Братский Старый уч. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;17. Де Витт Виктор Павлович. 1832–1882. Генерал-майор артиллерии. Гранитное основание; крест утрачен.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Де Витт Николай Павлович. 1830–1877. Полковник Елизаветградского гусарского полка. Гранитное основание; крест утрачен. Старейшее уцелевшее захоронение на кладбище. Старый уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;18. Зайцев Александр Дмитриевич. 1903–1982. Художник, профессор Института им. И. Е. Репина. Стела из лабрадорита. 1-й Березовый уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;19. Иванов Николай Иванович. 1835–1901. Осташковский купец. Часовня из гранита в «русском» стиле; завершение утрачено. Мастер Ефимов. 10-й Совхозный уч. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;20. Ивановский Иван Николаевич. 1889–1915. Штабс-капитан 2-го Финляндского стрелкового полка, убит под Тернополем в штыковом бою. Гранитное основание; крест утрачен.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ивановский Николай Николаевич. 1880–1914. Капитан 2-го Финляндского стрелкового полка, погиб в бою с немцами. Гранитное основание; крест утрачен. Старый уч. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;21. Ильс Ричард. 1847–1904. «Великобританский подданный». Гранитный крест на постаменте. Старый уч. Центральная дор. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;22. Кешпер Марта Антоновна. 1881–1908.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кешпер Фридрих (Федор Васильевич). 1876–1933.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гранитный крест и две плиты в стиле модерн, в низкой чугунной ограде. 10-й Совхозный уч. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;23. Кизевальтер Георгий Дмитриевич. 1839–1911. Действительный статский советник. Мраморный крест на постаменте. 2-й Старый уч. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;24. Комаровская Надежда Ивановна. 1889–1967. Актриса. Гранитная стела. Уч. ветеранов сцены. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;25. Кречмер Ярослав Вячеславович. 1884–1909. Гранитный памятник; крест утрачен. 2-й Старый уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;26. Лифанов Василий Иванович. Ум. 1899. Сын надворного советника. Металлический ажурный крест. Завод «Сан-Гали». 9-й Совхозный уч. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;27. Логачев Александр Андреевич. 1898–1983. Ученый-геофизик, профессор Горного института. Гранитная стела. 2-й Хвойный уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;28. Луспекаев Павел Борисович. 1927–1970. Актер театра и кино. Стела из белого камня. Ново-Братский уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;29. Манассеин Вячеслав Авксентьевич. 1841–1901. Врач-терапевт, ученый, общественный деятель, издатель и редактор еженедельника «Врач». Гранитный обелиск на пьедестале. Первоначальный памятник – гранитный крест в чугунной ограде – утрачен. 10-й Совхозный уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;30. Матвеев Владимир Иванович. 1911–1942. Герой Советского Союза. Гранитный обелиск. 1-я площадка Братских могил.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;31. Михайлов Николай Федорович. 1902–1969. Актер.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Агаронова Елена Герасимовна. 1903–1985. Актриса. Гранитная стела. Уч. ветеранов сцены.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;32. Мюллер Екатерина Ивановна. 1835–1897. Жена 2-й гильдии купца.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мюллер Людвиг Юльевич. 1831–1911. Финляндский уроженец.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гранитный памятник; завершение утрачено. Чугунная ограда. 6-й «А» Совхозный уч. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;33. Николаев Иван Николаевич. 1826–1895. Коллежский секретарь. Металлический ажурный крест на гранитном основании.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Николаева Надежда Ивановна. 1833–1898. Жена И. Н. Николаева.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гранитный постамент; крест утрачен. Чугунная ограда. 4-й Совхозный уч. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;34. Новодранов Юрий Калинникович. 1904–1966. Ученый-химик. Гранитная стела. Братский уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;35. Оглоблин Василий Алексеевич. 1909–1966. Исследователь Арктики. Стела с полукруглым завершением. 4 «А» Хвойный уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;36. Олоф Анастасия Михайловна. 1859–1909. Жена купца. Гранитная стела с фигурным завершением: мраморный барельеф коленопреклоненного ангела.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Олоф Константин Павлович. 1890–1910. Студент. Гранитный крест на основании. 2-й Старый уч., I ряд. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;37. Павлова-Арбенина Елена Константиновна. 1893–1972. Оперная певица. Бетонная раковина с крестом. Уч. ветеранов сцены.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;38. Платунов Михаил Георгиевич. 1887–1972. Художник. Бюст на гранитном пьедестале. 9-й Совхозный уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;39. Пропп Владимир Яковлевич. 1895–1970. Ученый-фольклорист. Горизонтальная стела белого камня. Братский уч. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;40. Путин Михаил Елисеевич. 1894–1969. Бригадир обрубщиков, инициатор организации социалистического соревнования. Бронзовый бюст на гранитном постаменте. Ск. Е. В. Тонкова, арх. В. И. Осадчий, 1976 г. 2-й Старый уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;41. Радченко Степан Иванович. 1869–1911. Инженер Технологического института, член РСДРП с 1898 г., один из руководителей «Союза борьбы за освобождение рабочего класса». Гранитная стела на постаменте, с цветником. Первоначальный памятник утрачен. 10-й Хвойный уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;42. Раковский Леонтий Иосифович. 1896–1979. Писатель, автор исторических романов. Гранитный памятник со стилизованным изображением книг. Кольцевой уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;43. Робинсон Василий Николаевич. 1886–1967. Ученый-геолог, специалист по Кавказу Бетонный крест, раковина. 2-й Старый уч., перед братскими могилами.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;44. Рубашевский Яков Николаевич. 1840–1904.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рубашевский Николай Яковлевич. 1875–1909. Петербургские ремесленники. Крест на фигурном постаменте; чугунная ограда. Старый уч. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;45. Салтыкова Вера Сергеевна. 1950–1972. Балерина. Мраморная стела с барельефом танцующей балерины. Детский уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;46. Страхов Николай Александрович. 1924-(?). Скульптор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Васильев Иван Александрович. 1898–1972.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Плиты, гранитная скульптура девочки. Братский уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;47. Тенчинский Павел Степанович. Ум. 1912. Старший врач Владивостокской больницы. Гранитное основание; крест утрачен. Чугунная ограда. 1-й Старый уч., Центральная дор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;48. Томсон Август. 1835–1894. Гранитная колонна на постаменте. 4-й «А» Совхозный уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;49. Ушков Дмитрий Константинович. 1922–1944. Герой Советского Союза. Арка серого гранита. Памятник перенесен с бывшего лютеранского участка. 2-я площадка Братских могил.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;50. Форсман Оливия. 1855–1902. Гранитная стела со спиралевидно извитой надписью. 4 Совхозный уч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;51. Чуев Алексей Васильевич. 1918–1976. Рабочий, дважды Герой Социалистического Труда. Бронзовая скульптура на гранитном постаменте. Ск. Б. Л. Пленкин, арх. В. П. Литвяков, 1979 г. Восточный «В» уч.<br>
&nbsp;//--&nbsp;Северное кладбище&nbsp;--//&nbsp;<br><img border=0 src="i_139.png"><br><br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;А. И. Андреев<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;СЕРАФИМОВСКОЕ КЛАДБИЩЕ<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Серебряков переулок, 1)<br></h3><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Серафимовское кладбище расположено на северо-западе Петербурга, в Приморском районе, в местности, известной с XVIII в. под названием Новая Деревня. Южная граница кладбища выходит к полотну Сестрорецкой железной дороги, с запада его ограничивает Торфяная дорога, с севера – Богатырский проспект. Войдя через главные ворота, сразу же останавливаешь взгляд на расположенном справа от входа торжественно-строгом мемориале, установленном среди могил погибших во время блокады жителей города. Дальше дорога ведет к центру кладбища – небольшой асфальтированной площади с деревянной церковью святого Серафима Саровского. Рядом с храмом находится деревянная часовня, напротив – красивый склеп семейства Синицыных. Здесь же расположена кладбищенская контора.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;У церкви перекрещиваются две основные дороги кладбища. Центральная (бывшая Серафимовская) дорога, начинающаяся от главного входа, пересекает кладбище с юга на север и заканчивается у Богатырского проспекта. Другая, так называемая Березовая аллея, проложена с востока на запад, от церкви до Торфяной дороги. Современный облик некрополя главным образом определяют захоронения послевоенных десятилетий, хотя само Серафимовское кладбище относится к числу дореволюционных – оно основано в 1905 г. История же первого кладбища в Старой Деревне – предшественника Серафимовского – восходит к гораздо более раннему времени – 60-м гг. XVIII в.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;По вступлении на престол Елизаветы Петровны барон А. И. Остерман впал в немилость и был приговорен к смертной казни, замененной ссылкой на Урал. Его загородная мыза Каменный Нос на правом берегу Большой Невки, с землями от Черной речки до Старой Деревни, была пожалована канцлеру графу А. П. Бестужеву-Рюмину. В 1764–1765 гг. Бестужев-Рюмин между Старой и Новой деревнями построил для крестьян, трудившихся над созданием его Каменноостровской усадьбы, церковь Благовещения Пресвятой Богородицы. Мыза стала называться по церкви селом Благовещенским. Через пять лет в деревянном храме устроили придел святого Александра Невского, куда перенесли из домовой церкви графа иконостас, происходивший из первого Исаакиевского собора [750 - Историко-статистические сведения о Санкт-Петербургской епархии. Т. 7. Спб., 1883. С. 501–506; Лавры, монастыри и храмы на Святой Руси. Т. I. Вып. 4. Спб., 1909. С. 165–166; Белова Л. Н. Историческая справка по зданию бывшей Благовещенской церкви в Старой деревне: Сост. в 1946-47 гг. // Б-ка ГИОП.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;12 июня 1803 г. во время грозы в купол церкви попала молния; начавшийся пожар уничтожил большую часть строения, а вместе с ним и многие ценные документы, относящиеся к строительству церкви. Она была восстановлена в 1803–1809 гг. на средства нового владельца мызы Сергея Саввича Яковлева, сына известного петербургского богача Саввы Яковлева. Круглый храм в формах классицизма увенчала оформленная тосканской колоннадой ротонда. Вид перестроенной церкви с берега Елагина острова запечатлен на иллюстрации М. Н. Воробьева к идиллии Н. И. Гнедича «Рыбаки». Скончался Яковлев в 1818 г., оставив наследницами семь дочерей, в замужестве Авдулину, Никитину, Манзей, Сабир, Альбрехт и двух Шишмаревых. Село Благовещенское разделили на семь частей, которые по жребию достались сестрам. Церковь оказалась между участками Никитиных и Авдулиных [751 - Красногородцев С.А. Коломяги // Блокнот агитатора. 1980. № 24. С. 41.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Для погребения умерших крестьян трех деревень – Старой, Новой и Коломят, составлявших приход Благовещенской церкви, – в 1765 г. было отведено кладбище, где, согласно записи в метрической книге, «в сентябрьскую треть» того же года были произведены первые двенадцать захоронений [752 - ЦГИА СПб. ф. 19. оп. 111. Д. 59 (1765 г.).]. Кладбище это, называвшееся приходским, общественным и, уже в советское время, Крестьянским, находилось в полуверсте от церкви, в районе современной Дибуновской улицы. К началу XX в. оно занимало около трех десятин земли.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Новодеревенский приход считался одним из беднейших пригородных приходов Петербурга. Церковь содержала себя главным образом не на церковные, а на кладбищенские доходы, поступавшие от погребений. Характер захоронений на приходском кладбище оставался на протяжении XIX в. по существу неизменным. Помимо крестьян трех деревень, здесь хоронили дворовых людей окрестных помещичьих мыз, прислугу Елагинского и Каменноостровского дворцов, матросов Инвалидного дома на Каменном острове, низших чинов Кавалергардского полка, квартировавшего после летних маневров в Новой Деревне, – одним словом, представителей беднейших сословий пригородной заречной части Петербурга.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Общее число ежегодных захоронений на приходском кладбище колебалось в XIX в. от сорока до девяноста человек, и от двухсот до трехсот – в начале XX в. Вот свидетельство О. А. Пржецлавского, одного из переживших «вторую холеру» 1848 г.: «Я с семейством жил тогда в Новой Деревне; там каждый день кто-нибудь умирал холерой, а врачей надобно было выписывать из города. На весь дачный околоток Новой и Старой деревень был один только доктор, живший у графов Строгановых на даче, да и его было трудно застать дома» [753 - Пржецлавский О.А. Воспоминания Рус. старина. 1883. Т. 39. С. 509.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Насколько известно, богатых памятников на этом кладбище не было. На могилах усопших родственники обычно ставили кресты – деревянные или металлические – и зажигали подле них лампадки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В годы Великой Отечественной войны на Крестьянском кладбище хоронили обслуживающий персонал Комендантского аэродрома. В начале 1950-х гг. общественное кладбище было уничтожено в результате застройки Новой и Старой деревень новыми жилыми кварталами.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Каким было крестьянское погребение в XIX в.? В церковных источниках находим такое свидетельство: «При погребении нет никаких особенностей. Поминки по умершим сопровождаются чтением псалтыри. Накануне поминального дня родные собираются в доме умершего и всю ночь грамотные читают псалтырь, а неграмотные служат и молятся» [754 - Историко-статистические сведения… С. 503.]. По рассказу одного из новодеревенских старожилов, гроб с телом покойного от дома до кладбища непременно несли на руках. Перед гробом шли внуки усопшего с цветами в руках, за гробом – его дети и близкие. Таков был крестьянский обычай.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Наряду с приходским общественным кладбищем в Старой Деревне существовало еще одно, непосредственно при Благовещенской церкви, так называемое Благовещенское кладбище, оформившееся, по-видимому, на рубеже XVIII–XIX вв. и отличавшееся довольно богатым некрополем. Обследовавший его в начале нашего столетия священник этой церкви Павел Пашский обнаружил наиболее ранние плиты, датированные 1802 г. Первоначально кладбище это долгое время было окопано только канавою и «часто подвергалось нападению злоумышленников, которые безнаказанно ломали кресты, памятники, надругались над прахами погребенных, рубили и вывозили целые деревья и деревянные кресты для отопления своих домов» [755 - Пашский П. Серафимовское в Новой деревне Санкт-Петербургского уезда кладбище. Спб., 1907. С. 6.]. По этой причине кладбище обнесли забором и наняли в 1855 г. на средства Новодеревенского сельского общества двух сторожей. Благовещенское кладбище в начале XX в. было небольшим – площадью не более четверти десятин – и красивым, со многими фамильными склепами и мраморными памятниками над могилами знатной новодеревенской публики – военных, купцов, артистов, писателей… Позднее здесь обрели последнее пристанище, некоторые из владельцев модных увеселительных заведений в Новой Деревне. На краю кладбища были похоронены в 1930 гг. двое лам, служителей буддийского храма в Старой Деревне, могилы которых были отмечены особыми надгробиями – субурганами, сложенными из камней.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Здесь были похоронены актер Платон Петрович Пронский (1825–1875) и Константин Николаевич Константинов-Лазари (ум. 1903). Неподалеку находилось семейное место актеров Стремляновых, где были погребены Гавриил Николаевич Стремлянов (ум. 1903), отец актрисы М. Г. Савиной, ее сестра Елена Гавриловна Соболева (рожд. Стремлянова, 1857–1883) и брат Николай Гаврилович Подраменцев (1866–1907). Обращали на себя внимание могилы скрипача, дирижера, профессора консерватории Николая Владимировича Галкина (1856–1906) и писателя Сергея Николаевича Терпигорева (Сергея Атавы) (1841–1896).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;25 мая 1891 г. в церкви Училища правоведения на Фонтанке отпевали профессора Ивана Ефимовича Андреевского (1831–1891). Присутствовали академик А. П. Бекетов, сенаторы А. Ф. Кони и Н. С. Таганцев, профессора университета. Военно-медицинской академии, Археологического института, студенты. После отпевания многолюдная траурная процессия направилась по Каменноостровскому проспекту к Новой Деревне. Известный правовед и ректор университета завещал похоронить его на Новодеревенском кладбище рядом с могилой сына [756 - Петербургский листок. 1891. № 142. С. 3.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1851 г. архитектор А. И. Кракау провел в Благовещенском храме реставрационный ремонт, а в 1900–1901 гг. по проекту В. К. Теплова к церкви пристроили колокольню, ризницу, переделали купол. Особого упоминания заслуживают захоронения внутри церкви, которая превратилась в семейную усыпальницу владельцев окрестных имений. Здесь был похоронен генерал от кавалерии граф А. П. Никитин (1777–1858), герой Отечественной войны 1812 г.; генерал-лейтенант граф Ф. В. Орлов-Денисов (1802–1865), сын героя войны 1812 г.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В. Орлова-Денисова; графиня Е. А. Орлова-Денисова (рожд. Никитина), жена Ф. В. Орлова-Денисова и дочь А. П. Никитина; генерал-лейтенант Ф. С. Чернышев (1805–1868), участник обороны Севастополя 1855 г., прославившийся также на литературном поприще; камергер А. Ф. Дурасов (1831–1888) с женой; генерал-майор М. И. Сабир (1820–1870) с женой и детьми; вдова генерал-майора<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С. Манзей (1799–1882), «отличавшаяся усердными приношениями на здание храма», и некоторые другие.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Если в первой половине XIX в. окрестности Черной речки, включая Старую и Новую деревни, были модным дачным местом, то к концу столетия положение меняется. Аристократическая публика лишь изредка заглядывает в увеселительные сады вроде Аркадии и Ливадии, летом же в основном здесь селятся дачники из мелких чиновников. Отмечается заметный рост пришлого населения – к началу XX в. оно уже втрое превышает число коренных жителей, основным занятием которых по-прежнему остаются огородничество и извоз. В 1883 г. в Старой и Новой деревнях и Коломягах насчитывалось четыреста сорок восемь дворов, в которых обитало две тысячи семьдесят пять душ. В 1920 г. в Старой и Новой деревнях было триста пятьдесят пять домов с общим населением в две тысячи двести двадцать три человека [757 - Историко-статистические сведения… С. 503; ЦГИА СПб. Ф. 678. Оп. 2. Д. 19.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Росту населения сопутствовал рост смертности, неудивительный при удручающем состоянии новодеревенского коммунального хозяйства. К концу XIX в. «общественное» кладбище (как и Благовещенское) оказалось переполненным, и перед причтом Благовещенской церкви стал неотложный вопрос о его расширении. Санитарно-полицейский осмотр кладбища 28 ноября 1902 г. показал, что «хоронить на нем невозможно ни крестьян, ни умерших частных обывателей» [758 - Пашский П. Указ. соч. С. 7.]. Поначалу хотели расширить его, прирезав дополнительный участок, для чего обратились к Стародеревенскому обществу крестьян с просьбой продать около двух десятин земли. Крестьяне выдвинули условие – погребать их на кладбище безвозмездно и там, где они пожелают. Согласиться с этим требованием было невозможно, так как крестьян в Новодеревенском приходе к началу XX в. было втрое меньше, чем пришлых людей, «имевших свои дома и оседлость» и, естественно, тоже желавших хоронить родственников на приходском кладбище.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тогда причт и церковный староста обратились в Духовную консисторию с просьбой о разрешении открыть новое кладбище на церковной земле в двадцать семь десятин пятьсот пятьдесят одну квадратную сажень. Духовная консистория направила дело в Святейший синод, который указом от 23 июня 1903 г. «разрешил 27 дес. 551 кв. саж. отвести для удовлетворения сей нужды» [759 - Там же. С. 11; РГИА. Ф. 796. Оп. 184. Д. 5548.]. Согласия Синода, однако, было недостаточно: через четыре месяца последовало разрешение гражданского начальства – Губернского управления.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Отведенная под новое кладбище земля представляла собой голое поле позади железнодорожного полотна. Участок огородили забором, осушили с помощью канав и разделили на восемь разрядов с установлением цен на могилы от трех до сорока рублей. Первое захоронение на кладбище, согласно записи в метрической книге, произведено 28 мая 1905 г. [760 - Метрические книги за 1905–1911 гг. см.: ЦГИА СПб. Ф. 19. Оп. 127. Д. 1691, 1852, 1979, 2125, 2234, 2432, 2560.] Из дореволюционных захоронений упоминания заслуживают два, до наших дней, по-видимому, не уцелевшие: знаменитого оперного певца Александра Андреевича Лярова (Гилярова) (1839–1914) и одного из первых русских авиаторов, добровольца Балканской кампании 1912 г. Николая Дмитриевича Костина (1880–1913).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Весной 1905 г. начался сбор средств на постройку кладбищенской церкви. Решено было освятить ее в честь новопрославленного святого Серафима, монаха Саровской пустыни. Церковь эта – одна из первых, посвященных канонизированному летом 1903 г. преподобному Серафиму Саровскому (1760–1833), по словам архиепископа Филарета, – «самому великому подвижнику благочестия последних времен».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В дополнение к кружечному сбору в Благовещенской церкви Синод распорядился выдать причту пятьдесят тысяч рублей ссуды сроком на десять лет. Весной 1906 г. была создана строительная комиссия, а 25 июля торжественно заложили новый храм, отметив событие крестным ходом из приходской Благовещенской церкви. Кладбищенская церковь по проекту епархиального архитектора Н. Н. Никонова была возведена в необычно короткие сроки (всего за восемьдесят семь дней) и освящена 1 марта 1907 г. Для удобства отпевания боковые приделы были отделены от главного. Позже фасад церкви украсили тремя живописными изображениями святого Серафима, уже в наши дни замененными мозаиками.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Иконы, утварь и даже иконостас были пожертвованы состоятельными прихожанами Благовещенской церкви. Наиболее древнюю из икон – Смоленскую Богоматерь – перенесли из Благовещенской церкви. По преданию, она была привезена в Петербург при Петре I смоленскими мастеровыми. Особым почитанием верующих пользуется местночтимый образ святого Серафима Саровского, а также его портрет, написанный игуменом Ионафаном, учеником и биографом старца Серафима. В память о ста шестидесяти трех солдатах 36-го пехотного Орловского полка, погибших в боях при реке Сан в октябре 1914 г., у левого клироса укреплена небольшая латунная икона, перед которой горит неугасимая лампада.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Серафимовское оказалось единственным из трех новодеревенских кладбищ, которое сохранилось до наших дней. В 1920-е гт. Благовещенская церковь становится храмом обновленческого толка. Постановлением ВЦИК от 20 марта 1935 г. она взята под государственную охрану «как памятник архитектуры XVIII века, представляющий по своим архитектурным формам значительный художественный интерес» [761 - Бенуа И. Н. Церковь Благовещения в Старой деревне: Ист. справка. Сост. 22 июня 1941 г. // Архив УГИОП.]. Однако это не спасло ее в 1937 г. от закрытия и переоборудования в производственный цех Завода резиновых изделий [762 - ЦГА СПб. Ф. 7384. Оп. 33. Д. 63.]. Были уничтожены не только захоронения внутри церкви, но и окружающее ее кладбище (официально закрытое в 1928 г.). В 1941 г. архитектор И. Н. Бенуа писала: «От бывшего кладбища, находящегося при самой церкви, не осталось и следа, если не считать разбросанных кое-где надгробных плит. Все погребения вывезены или уничтожены» [763 - Бенуа И. Н. Указ. соч.]. Погибла и могила писателя С. Н. Терпигорева (Сергея Атавы), хотя Союз писателей ходатайствовал о переносе захоронения на Литераторские мостки. Колокольня Благовещенской церкви была разобрана в 1947 г.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В известном смысле Серафимовское кладбище явилось продолжением Крестьянского, образуя, по сути дела, единый с ним некрополь. Едва ли можно сомневаться в том, что это было кладбище новодеревенской бедноты. Так, в Путеводителе по северным окрестностям Ленинграда за 1927 г. читаем: «В настоящее время Старая и Новая деревни присоединены к городу, дач здесь больше нет, и в маленьких, скученных домиках ютится главным образом бедное население города» [764 - Некрасова В.Л. Путеводитель по северным окрестностям Ленинграда. Л., 1927. С. 61.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С началом блокады Ленинграда Серафимовскому кладбищу отводится особая роль. Оно становится вторым после Пискаревского местом массовых захоронений жителей Ленинграда и воинов, погибших при защите города. Начиная с ноября 1941 г. потянулись нескончаемые погребальные «процессии» в сторону Серафимовского – те, у кого еще были силы, везли сюда умерших на санках, а то и просто на листе фанеры. Один за другим к кладбищу подъезжали грузовики, доверху груженные трупами, собранными по всему городу. Вот как описала в 1942 г. похороны тех дней пережившая блокаду поэтесса Н. В. Крандиевская-Толстая (похоронена на Серафимовском в 1963 г.):<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Труден путь, далек до кладбища,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как с могилой быть?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Довезти сама смогла б еще, —<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сможет ли зарыть?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;А не сможет – сложат в братскую,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сложат как дрова,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;В трудовую, ленинградскую,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Закопав едва.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Главный архитектор Ленинграда Н. В. Баранов в книге воспоминании «Силуэты блокады» рассказывает, как ему довелось хоронить отчима на Серафимовском: «Я давно здесь не бывал и впервые увидел, что людей теперь хоронят не в могилах, а в общих траншеях. Девушки из частей МПВО не в состоянии были долбить мерзлую землю. Они взрывали ее, прокладывая длинные и широкие рвы, куда укладывали мертвых… Они приняли самодельный гроб и быстро уложили труп в траншею, а фанерную домовину бросили в костер. Перед уходом я спросил, как потом узнать место погребения, и мне ответили, что в конце траншеи ставятся дощечки с номерами и сейчас захоронение велось в траншее № 6» [765 - Баранов Н. В. Силуэты блокады. Л., 1982. С. 56.]. Всего на Серафимовском кладбище в годы блокады было похоронено, по приблизительному подсчету, сто тысяч человек, на самом же деле, возможно, в два-три раза больше.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В блокадные дни Серафимовская церковь оставалась действующей, хотя, конечно же, богослужения в ней совершались нерегулярно [766 - ЦГА СПб. Ф. 7384. Оп. 33. Д. 206, 213.]. По рассказам прихожан, когда пришла весть о снятии блокады, впервые после 1933 г. (запрет колокольного звона) ожившие церковные колокола оглашали своим звоном окрестности двое суток.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В послевоенный период Серафимовское кладбище на два десятилетия становится одним из основных городских некрополей. Его территория значительно расширилась в результате прирезок земли в 1945—начале 1950-х гг. Это прежде всего район современных Ясеневых и Вязовых аллей площадью около двадцати гектаров. В настоящее время кладбище занимает около пятидесяти девяти гектаров и является полузакрытым. Новые захоронения немногочисленны и производятся главным образом в северной части и около церкви.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Справа от главного входа расположен мемориал жертвам блокадного Ленинграда. Он создан на месте шестнадцати братских могильных холмов и торжественно открыт 27 января 1965 г., в 21-ю годовщину снятия блокады. Общий проект некрополя разработал профессор Я. И. Лукин; скульптурные фигуры выполнили студенты ЛВХПУ им. В. И. Мухиной под руководством профессора Р. К. Таурита. В центре высится четырехпролетный портик на высоком цоколе, с пятью монументальными скульптурами, изображающими защитников и тружеников Ленинграда. Перед портиком – гранитный куб с зажженным Вечным огнем и площадка, вымощенная черным лабрадоритом. Авторы стихотворных эпитафий – М. А. Дудин, И. К. Авраменко, С. С. Орлов, О. Н. Шестинский. Подчеркнуто простой и в то же время торжественный мемориал гармонично обрамляет зелень газонов, кустарников и деревьев, стеной стоящих позади него [767 - Декоративное искусство СССР. 1965. № 5. С. 218–219; 1966. № 7. С. 19–20.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;По другую сторону Центральной дороги, слева от входа, – первые участки кладбища. Здесь немало памятников военачальникам Военно-морского флота и преподавателям Военно-морской академии. Дальше по Центральной дороге, у церкви, сконцентрировано большинство исторических захоронений послевоенного времени. Могилы, относящиеся к раннему периоду существования кладбища (а таких сохранилось очень немного), расположены главным образом вдоль Березовой аллеи. Например, на участке 23 – ряд захоронений монахинь и послушниц Иоанновского женского монастыря на Карповке. На правой стороне аллеи (уч. 28) разбита так называемая Профессорская площадка, где похоронены известные медики, сотрудники 1-го Ленинградского медицинского института им. Павлова. Обращает на себя внимание черный гранитный обелиск на могиле выдающегося терапевта академика Г. Ф. Ланга.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Если от церкви следовать по Центральной дороге дальше, то за участком 16 справа открывается вид на братские воинские захоронения времен Великой Отечественной войны. Все они отмечены однотипными белыми обелисками. Более семисот стоявших здесь до недавнего времени скромных именных раковин в 1985 г. были сняты в соответствии с решением исполкома Ленсовета. В результате воинские захоронения стали безымянными – к немалому возмущению родственников погибших, и не только их. Кроме этих захоронений, на кладбище есть еще несколько памятников на могилах погибших воинов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;За братскими военными захоронениями справа от Центральной дороги расположена Коммунистическая площадка. Здесь похоронены Герои Советского Союза, могилы которых находятся под охраной государства: Б. А. Алексеев (19091972), Н. И. Арчаков (1913–1961), И. И. Афанасьев (1901–1952), А. И. Турин (1910–1962), П. И. Павлов (1908–1967) и И. С. Юмашев (1895–1972). На участке 14 погребен Герой Советского Союза Ф. Ф. Симаков (1915–1950). Здесь же находятся могилы двух большевичек, участниц революционного движения, – П. Ф. Куделли (1859–1944) и П. И. Кулебяко (1874–1959), также охраняемые государством.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Затем дорога поворачивает влево и идет вдоль участка 20, где находится «уголок ветеранов сцены», пребывающий в весьма запушенном состоянии. Обогнув его, дорога устремляется прямо на север, к выходу на Богатырский проспект. С левой ее стороны несколькими рядами тянутся памятники ученым, писателям, артистам, военачальникам. Здесь находятся мемориалы, установленные в память о двух катастрофах – воздушной и морской. Первый отмечает могилу военных моряков-тихоокеанцев, погибших в Ленинграде при авиакатастрофе в 1981 г. Он включает сорок шесть мраморных досок с именами погибших, среди которых адмирал Э. Н. Спиридонов (1925–1981) (3-я Вязовая аллея). Второй мемориал воздвигнут морякам теплохода «Механик Тарасов», трагически погибшим в Атлантическом океане 16 февраля 1982 г. Он представляет собой кенотаф – площадку, на которой установлено девятнадцать гранитных стел с именами погибших.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В список захоронений, представляющих историческую ценность, включены главным образом имена выдающихся деятелей науки, культуры и просвещения.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Исторические захоронения на Серафимовском кладбище<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;1. Адашевский Константин Игнатьевич. 1897–1987. Актер. Небольшая гранитная плита. Уч. 15.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;2. Ананьев Борис Герасимович. 1907–1972. Психолог. Гранитная стела, бюст. 1-я Ясеневая ал., у Центральной дороги.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;3. Асеев Николай Пудович. 1871–1952. Ученый-металлург, профессор. Мраморный памятник в виде часовенки с крестом. Уч. 16, у часовни.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;4. Атлантов Андрей Петрович. 1906–1972. Оперный певец. Гранитная стела. Уч. 16.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;5. Балабина Фея (Феона) Ивановна. 1910–1982. Балерина и хореограф. Белая мраморная стела с горельефным изображением танцующей балерины. Установлена в 1988 г.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сергеев Николай Константинович. 1904–1973. Солист балета. Белая мраморная стела с изображением юноши, выронившего лиру Уч. 14, у Центральной дороги.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;6. Баранов Василий Гаврилович. 1899–1988. Диабетолог, эндокринолог, академик Академии медицинских наук. Уч. 22.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;7. Баранов Павел Александрович. 1892–1962. Ботаник, профессор, директор Ботанического института. Гранитная стела. Коммунистическая площадка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;8. Белехов Николай Николаевич. 1904–1956. Архитектор, начальник Инспекции по охране памятников. Гранитная стела. Уч. 9.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;9. Белков Евгений Христофорович. 1882–1930. Журналист, писатель, издатель, церковно-общественный деятель. Деревянный крест. Уч. 21, у Березовой аллеи.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;10. Богданова-Чеснокова Гликерия Васильевна. 1904–1983. Актриса. Гранитная стела с барельефом и накладным крестом в ажурной ограде. Уч. 23.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;11. Браудо Исайя Александрович. 1898–1970. Органист, профессор Консерватории. Розовая гранитная стела. Уч. 14.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;12. Бровар Яков Иванович. 1864–1941. Художник. Раковина. Уч. 18, у Центральной дороги.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;13. Бродский Иосиф Анатольевич. 1904–1980. Искусствовед. Черный гранитный обелиск. Уч. 15.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;14. Бубрих Дмитрий Владимирович. 1890–1949. Языковед, чл. – корр. АН СССР. Белый мраморный крест на постаменте. Уч. 16. Семейное место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;15. Вавилов Александр Александрович. 1922–1983. Ученый, специалист в области автоматизации, чл. – корр. АН СССР. 2-я Вязовая ал., у Центральной дороги.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;16. Вайман Михаил Израилевич. 1926–1977. Скрипач, солист филармонии. Гранитный куб. 2-я Вязовая ал., у Центральной дороги.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;17. Вальдман Виктор Александрович. 1892–1970. Терапевт. Черная гранитная стела. Уч. 19.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;18. Василий (Кривошеий Василий Александрович). 1900–1985. Архиепископ Брюссельский и Бельгийский. Черный гранитный крест на высоком постаменте, в ограде. Уч. 16, близ церкви.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;19. Васильковский Сергей Владимирович. 1892–1960. Архитектор, профессор, чл. – корр. Академии строительства и архитектуры. Стела из светлого камня. Уч. 13, в конце.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;20. Венедиктов Анатолий Васильевич. 1887–1959. Юрист, академик. Трехчастная гранитная стела. Уч. 11.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;21. Виноградов Борис Степанович. 1891–1958. Зоолог, профессор. Черная гранитная стела с портретом. Уч. 49.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;22. Владимиров Иван Алексеевич. 1869–1947. Художник. Гранитная стела с портретом. Уч. 19, у бетонного забора.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;23. Гаршин Владимир Георгиевич. 1887–1956. Патологоанатом, академик Академии медицинских наук. Гранитный крест на постаменте. Уч. 16, за церковью.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;24. Глухов Козьма Трофимович. 1879–1953. Инфекционист, профессор. Гранитный обелиск. Уч. 26.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;25. Годыцкий-Цвирко Александр Мардарьевич. 1884–1951. Инженер путей сообщения, профессор, основатель научной школы. Крест из черного габбро на постаменте. Уч. 13.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;26. Гримм Герман Германович. 1905–1959. Искусствовед, историк архитектуры. Памятник в виде куба на основании. Уч. 8.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;27. Грумм-Гржимайло Алексей Григорьевич. 1894–1966. Географ; сын путешественника Г. Е. Грумм-Гржимайло. Бетонный крест. Уч. 15, за церковью.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;28. Гуковский Матвей Александрович. 1898–1971. Историк, профессор. Гранитная стела. Уч. 2.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;29. Гуревич Михаил Иосифович. 1892–1976. Авиаконструктор. Гранитная стела. 1-я Вязовая ал., у Центральной дороги.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;30. Данилевич Михаил Георгиевич. 1882–1956. Инфекционист, профессор. Черный гранитный обелиск. Уч. 15, у церкви.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;31. Деблер Александр Адольфович. 1908–1981. Художник, педагог.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Шарлемань Лидия Ивановна. 1915–1963. Художница. Гранитный памятник в виде куба. Уч. 38.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;32. Дмитриев Александр Иванович. 1878–1959. Архитектор, академик. Гранитная стела. Уч. 5.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;33. Евгенов Николай Иванович. 1888–1964. Гидрограф, исследователь Арктики. Мраморная стела. Уч. 47.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;34. Евдокимов Сергей Иванович. 1911–1972. Архитектор. Гранитная стела. Уч. 33.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;35. Еней Евгений Евгеньевич. 1896–1971. Художник кино. Гранитная плита на постаменте. Уч. 6.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;36. Жихарева Елена Тимофеевна. 1875–1967. Актриса. Гранитная стела с цветочницей. 1-я Ясеневая ал., у Центральной дороги.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;37. Заблудовский Антон Мартынович. 1881–1953. Хирург, историк медицины, профессор. Гранитный обелиск. Уч. 28.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;38. Знаменский Петр Алексеевич. 1878–1968. Педагог, чл. – корр. Академии педагогических наук. Гранитная стела. Уч. 26, Березовая ал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;39. Иванов Александр Гаврилович. 1898–1984. Кинорежиссер. Небольшая гранитная плита в изголовье. Коммунистическая площадка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;40. Исаев Василий Исаевич. 1854–1911. Микробиолог, эпидемиолог, организатор санитарного дела, главный доктор Морского госпиталя. Гранитный камень.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Исаева Вера Васильевна. 1898–1960. Скульптор, автор статуи «Мать Родина» на Пискаревском мемориальном кладбище, дочь В. И. Исаева. Уч. 15, у забора.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;41. Кадочников Павел Петрович. 1915–1988. Киноактер. Бронзовый бюст на постаменте. Уч. 15.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;42. Калинович Борис Юлианович. 1887–1949. Инженер путей сообщения, ученый-гидротехник, профессор. Мраморная стела с крестом. Уч. 22.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;43. Кибардина Валентина Тимофеевна. 1907–1988. Актриса. Земляной холм с табличкой. Уч. 15.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;44. Климов Александр Игнатьевич. 1898–1974. Дирижер, профессор. Гранитная стела. Уч. 6.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;45. Козин Сергей Андреевич. 1879–1956. Филолог-монголовед, академик. Гранитный крест. Уч. 19.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;46. Колесов Лев Константинович. 1910–1974. Актер. Гранитная стела. 1-я Ясеневая ал., у Центральной дороги.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;47. Колосов Николай Григорьевич. 1897–1979. Нейрогистолог, чл. – корр. АН СССР. Гранитная стела. Уч. 39.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;48. Коротков Алексей Андреевич. 1910–1967. Химик-органик, чл. – корр. АН СССР. Гранитная стела с цветочницей. Уч. 27.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;49. Крандиевская-Толстая Наталья Васильевна. 1888–1963. Поэтесса; жена А. Н. Толстого. Металлический крест, мраморная плита на ажурной металлической подставке; эпитафия – стихотворение Крандиевской-Толстой «Уходят люди и приходят люди». Уч. 39, в глубине.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;50. Кремлев Юлий Анатольевич. 1908–1971. Музыковед, композитор, художник. Гранитная стела. Уч. 6.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;51. Криштофович Африкан Николаевич. 1885–1953. Палеоботаник, основатель научной школы, чл. – корр. АН СССР. Гранитная стела с цветочницей. Уч. 8, близ Центральной дороги.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;52. Крупский Михаил Александрович. 1902–1975. Контр-адмирал, начальник Военно-морского училища им. Ф. Э. Дзержинского; племянник Н. К. Крупской. Бюст на гранитном постаменте. Уч. 2.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;53. Ланг Георгий Федорович. 1875–1948. Терапевт, основатель научной школы, академик Академии медицинских наук.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ланг-Белоногова Наталья Сергеевна. 1901–1962. Врач; жена Г. Ф. Ланга. Гранитный обелиск на пьедестале. Уч. 28, у Березовой ал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;54. Лангбард Иосиф Григорьевич. 1882–1951. Архитектор, профессор. Бюст на гранитном постаменте. Уч. 13.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;55. Ларин Иван Васильевич. 1889–1972. Ученый, академик ВАСХНИЛ. Памятник в виде гранитного валуна с барельефом. Уч. 34.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;56. Лебзак Ольга Яковлевна. 1914–1983. Актриса. Мраморная стела. Уч. 15. Рядом с могилой К. И. Адашевского.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;57. Левинсон Евгений Адольфович. 1894–1968. Архитектор, профессор. Гранитная плита. Коммунистическая площадка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;58. Левицкий Николай Александрович. 1911–1982. Кинорежиссер. Гранитная стела. Уч. 38.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;59. Лихачев Алексей Алексеевич. 1866–1942. Врач-фармаколог и токсиколог, профессор. Гранитный саркофаг с портретом. Уч. 19.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;60. Луговцов Николай Петрович. 1908–1979. Литературовед, писатель. Гранитная стела с цветочницей. 2-я Вязовая ал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;61. Лукницкий Павел Николаевич. 1900–1972. Писатель. Гранитная стела. Уч. 6, близ Центральной дороги.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;62. Лурье Исидор Михайлович. 1903–1958. Историк, египтолог, профессор. Гранитная стела. Уч. 1.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;63. Ляхницкий Валериан Евгеньевич. 1885–1960. Инженер путей сообщения, строитель портов, профессор. Мраморная стела. Уч. 35.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;64. Матье Милица Эдвиновна. 1899–1966. Историк, искусствовед, филолог-египтолог. Плита с цветочницей. Уч. 1, рядом с могилой И. М. Лурье.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;65. Мещанинов Иван Иванович. 1883–1967. Языковед, археолог, академик. Гранитная стела, украшенная клинописью. Коммунистическая площадка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;66. Миклухо-Маклай Андрей Дмитриевич. 1914–1965. Геолог-минералог, профессор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Миклухо-Маклай Николай Дмитриевич. 1915–1975. Востоковед-иранист.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Две гранитные стелы. Уч. 14.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;67. Мичурин Георгий Михайлович. 1897–1970. Актер. Гранитная стела на постаменте. Уч. 19.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;68. Муравский Петр Лукич. 1896–1981. Артист эстрады. Гранитная стела с портретом. Уч. 48.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;69. Набутов Виктор Сергеевич. 1917–1973. Спортивный комментатор. Гранитная плита. Уч. 16, у Центральной дороги.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;70. Никитин Борис Александрович. 1906–1952. Радиотехник, чл. – корр. АН СССР. Бюст на гранитном постаменте. Уч. 14.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;71. Николаев Виктор Арсеньевич. 1893–1960. Геолог-петрограф, чл. – корр. АН СССР. Памятник в форме гранитной глыбы. Уч. 18.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;72. Останков Петр Александрович. 1867–1949. Психиатр, профессор. Мраморный крест. Уч. 28.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;73. Панин-Коломенский Николай Алексеевич. 1874–1956. Первый Олимпийский чемпион России, основатель русской школы фигурного катания на коньках. Гранитная стела с портретом. Уч. 33, близ Березовой аллеи.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;74. Пантелеев Юрий Алексеевич. 1901–1983. Адмирал, командующий морской обороной Ленинграда в годы Великой Отечественной войны. Гранитная стела с накладным мраморным барельефом. Уч. 3, у Центральной дороги.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;75. Пассек Александр Николаевич. 1888–1951. Инженер путей сообщения, специалист по строительству тоннелей, профессор. Мраморный крест на пьедестале. Уч. 15, у церкви.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;76. Паффенгольц Константин Николаевич. 1893–1983. Геолог, академик. Гранитная стела с барельефом. Уч. 8.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;77. Петров Виктор Павлович. 1884–1956. Инженер путей сообщения, специалист по сопротивлению материалов, профессор. Черный гранитный обелиск. Уч. 33.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;78. Петров-Бытов Павел Петрович. 1895–1960. Кинорежиссер, сценарист. Гранитный памятник в виде скалы, с портретом; на отдельной пластине стихотворная эпитафия. Уч. 19.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;79. Пилявский Владимир Иванович. 1910–1984. Искусствовед, историк архитектуры. Гранитная стела. Коммунистическая площадка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;80. Поляков Иван Михайлович. 1909–1976. Ученый, академик ВАСХНИЛ, профессор. Гранитная стела. 1-я Вязовая ал., у Центральной дороги.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;81. Попов Михаил Григорьевич. 1893–1955. Ботаник, чл. – корр. АН УССР. Гранитный обелиск с цветочницей. Уч. 28.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;82. Попова-Кьяндская Екатерина Александровна. 1899–1976. Основатель и директор Музея А. С. Попова; дочь А. С. Попова. Гранитная стела на пьедестале. Уч. 16.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;83. Раевский Павел. 1877–1940. Митрополит Русской обновленческой церкви, ректор Высшего Богословского института в Ленинграде. Деревянный крест. Уч. 18, напротив церкви.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;84. Регельсон Александр Борисович. 1881–1920. Архитектор-художник. Металлический крест. Уч. 29.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;85. Румянцев Павел Павлович. 1927–1988. Биолог, чл. – корр. АН СССР, директор Института цитологии. Земляной холм с табличкой, памятник не установлен. Уч. 3.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;86. Саруханян Евгения Павловна. 1920–1984. Литературовед. Гранитная стела. Уч. 15.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;87. Серебряный Иосиф Александрович. 1907–1979. Живописец, чл. – корр. Академии художеств. Гранитный столб с барельефом, в ограде. 2-я Вязовая аллея, у Центральной дороги.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;88. Сигаев Александр Иванович. 1893–1971. Кинооператор, заслуженный деятель искусств. Гранитная стела. Уч. 19.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;89. Сильвин Михаил Александрович. 1874–1955. Один из организаторов «Петербургского Союза борьбы за освобождение рабочего класса». Гранитная стела с цветочницей. 2-я Ясеневая ал., у Центральной дороги.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;90. Скробанский Константин Клементьевич. 1873–1946. Акушер-гинеколог, академик Академии медицинских наук, профессор, основатель научной школы. Гранитный крест на постаменте. Уч. 12.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;91. Соловьев Юрий Владимирович. 1940–1977. Артист балета. Стела из розового туфа с изображением танцора. 1-я Вязовая ал., у Центральной дороги.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;92. Сперанская Екатерина Николаевна. 1899–1979. Физиолог, профессор, чл. – корр. Академии медицинских наук. Гранитная стела с барельефом. Уч. 28. Вместе с мужем, Н. А. Сперанским.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;93. Старик Иосиф Евсеевич. 1902–1964. Химик, чл. – корр. АН СССР. Гранитная стела с портретом и воспроизведением автографа. Уч. 3, у Центральной дороги.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;94. Струве Василий Васильевич. 1899–1965. Востоковед, академик. Гранитная стела. Коммунистическая площадка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;95. Тарановская Марианна Зеноновна. 1917–1983. Историк архитектуры. Гранитная стела. Уч. 44.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;96. Татаринов Павел Михайлович. 1895–1976. Геолог, чл. – корр. АН СССР, президент Всесоюзного минералогического общества. Бюст на постаменте, установленный на гранитной площадке с задней стенкой. 1-я Вязовая ал., у Центральной дороги.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;97. Тверской Павел Николаевич. 1892–1962. Геофизик, метеоролог, профессор. Гранитная стела. Уч. 36, Березовая ал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;98. Тимофеева Галина Александровна. 1921–1985. Детский врач-инфекционист, профессор и ректор Педиатрического института. Гранитная стела. Коммунистическая площадка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;99. Тимошенко Семен Алексеевич. 1899–1958. Кинорежиссер и сценарист.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Глазова Людмила Сергеевна. 1907–1981. Артистка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гранитная стела. Коммунистическая площадка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;100. Третьяков Петр Николаевич. 1909–1976. Археолог, историк, чл. – корр. АН СССР. Гранитная стела с портретным барельефом. Уч. 2.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;101. Трошин Афанасий Семенович. 1912–1985. Цитолог, чл. – корр. АН СССР, директор Института цитологии. Гранитная стела. Коммунистическая площадка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;102. Трутнев Александр Григорьевич. 1898–1974. Почвовед, академик ВАСХНИЛ. Гранитная стела с портретом. Уч. 6, у Центральной дороги.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;103. Тур Александр Федорович. 1894–1974. Педиатр, академик Академии медицинских наук, председатель Всероссийского общества детских врачей. Гранитная стела с мраморным портретным барельефом. Уч. 19, в глубине.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;104. Тушинский Михаил Дмитриевич. 1882–1962. Терапевт и инфекционист, академик Академии медицинских наук. Гранитная стела с воспроизведением автографа. Уч. 30, в глубине.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;105. Усков Владимир Викторович. 1907–1980. Актер. Гранитная стела с портретным горельефом. 2-я Вязовая ал., у Центральной дороги.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;106. Успенский Николай Дмитриевич. 1900–1987. Богослов, профессор Ленинградской духовной академии, доктор церковной истории. Деревянный восьмиконечный крест. Уч. 16.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;107. Учитель Ефим Юльевич. 1913–1988. Оператор и режиссер документального кино. Небольшая именная плита в изголовье. Уч. 15.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;108. Федоров Александр Александрович. 1906–1982. Ботаник, чл. – корр. АН СССР.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Федоров Андрей Александрович. 1908–1987. Ботаник, чл. – корр. АН СССР. Гранитная стела. Уч. 12, в конце.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;109. Федорович Владимир. 1950–1971. Надгробие «Скорбящая». Ск. А. М. Криворуцкий, 1979 г. Уч. 5.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;110. Фенстер Борис Александрович. 1916–1960. Балетмейстер. Гранитная стела. Уч. 15.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;111. Феофилов Петр Петрович. 1915–1980. Физик, чл. – корр. АН СССР. Гранитная плита. 2-я Вязовая ал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;112. Филонов Павел Николаевич. 1883–1941. Художник. Гранитная стела. Уч. 16, за часовней. Вместе с сестрой, Е. Н. Филоновой-Глебовой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;113. Цинзерлинг Всеволод Дмитриевич. 1891–1960. Патологоанатом, главный патологоанатом Ленинградского фронта в 1941–1945 гг., чл. – корр. Академии медицинских наук. Гранитный крест на постаменте. Уч. 42.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;114. Черноруцкий Михаил Васильевич. 1884–1957. Терапевт, академик АН СССР. Гранитная стела с воспроизведением автографа. Уч. 28.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;115. Чирковский Василий Васильевич. 1875–1956. Офтальмолог, академик Академии медицинских наук. Гранитная стела на высоком постаменте. Уч. 28.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;116. Шаак Вильгельм Адольфович. 1880–1957. Хирург, профессор. Гранитный крест на постаменте. Уч. 15, у Центральной дороги.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;117. Шаповалов Александр Иванович. 1932–1983. Нейрофизиолог, чл. – корр. АН СССР, профессор. Гранитная стела с портретом. Уч. 15.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;118. Шапошников Сергей Николаевич. 1911–1973. Оперный певец. Гранитная стела. Уч. 39, у забора.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;119. Шенников Александр Петрович. 1888–1962. Чл. – кор. АН СССР, профессор. Гранитная стела. Коммунистическая площадка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;120. Шишкин Борис Константинович. 1886–1963. Ботаник, чл. – корр. АН СССР. Гранитный памятник в виде сломанного дерева, с крестом. Уч. 24, в глубине.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;121. Шмаков Павел Васильевич. 1885–1982. Один из создателей советского телевидения, профессор. Гранитная стела с изображением телеэкрана. Уч. 16, за церковью.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;122. Эткинд Марк Григорьевич. 1925–1979. Искусствовед. Архитектурное надгробие. Уч. 20.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;123. Юмашев Иван Степанович. 1885–1972. Адмирал, командующий Тихоокеанским флотом. Бюст на постаменте. Ск. Г. В. Беляев, арх. В. С. Маслов. Ал. напротив Коммунистической площадки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;124. Ярошевский Арнольд Яковлевич. 1920–1970. Гематолог и терапевт, основатель нефрологического центра. Гранитная стела с цветочницей. Уч. 28, в конце.<br>
&nbsp;//--&nbsp;Серафимовское кладбище&nbsp;--//&nbsp;<br><img border=0 src="i_140.png"><br><img border=0 src="i_141.png"><br><br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;А. В. Кобак<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;ОТДЕЛЬНЫЕ ЗАХОРОНЕНИЯ<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;В истории Петербурга захоронения вне кладбищ всегда составляли небольшую, но чрезвычайно важную часть городского некрополя.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Известно, что еще Петр I запретил погребения при городских храмах. Впоследствии указ «о нехоронении умерших в городах при церквах и об отводе для того особых кладбищ за городом» неоднократно повторялся [768 - Полн. собр. законов Российской Империи. Собр. 1. Спб., 1725. Т. 7. № 4322. С. 130; 1748. Т. 12. № 9512. С. 873; 1771. Т. 19. № 13724. С. 409.]. Поэтому могила вне кладбища – это всегда исключение из правила, которое требовало специального разрешения.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Отдельные захоронения можно разделить на несколько групп. Прежде всего, это почетные захоронения в городских церквах и соборах. Права быть погребенным в храмах столицы Российской Империи удостаивались немногие. Совершенно особое место в петербургском некрополе занимает Петропавловский собор – усыпальница императорского дома. В редких случаях дозволялось хоронить в городских церквах знаменитых исторических деятелей или людей, прославившихся своей благотворительностью. Такие могилы часто делались своеобразными достопримечательностями Петербурга, а иногда и местами паломничества.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вторую группу составляют памятники, сохранившиеся на месте упраздненных кладбищ. Иногда одиночные могилы были связаны с местами каких-либо исторических событий или происшествий. Наконец, отдельную группу составляют так называемые кенотафы (по-гречески «пустая могила») – памятники, поставленные не на могиле, но в воспоминание об умершем. Это, в частности, характерные для Петербурга, колыбели российского флота, памятники «погибшим без погребения героям-морякам», а также мемориальные доски в полковых храмах, ставшие с николаевских времен важным элементом их интерьеров.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;До нашего времени в городе сохранилось лишь несколько отдельных захоронений. Каждое из них заслуживает описания.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Надгробие А. П. Волынского, П. М. Еропкина и А. Ф. Хрущева в ограде Сампсониевского собора (проспект К. Маркса, 41). Кабинет-министр императрицы Анны Иоанновны Волынский был обвинен Бироном в организации тайных собраний и желании сделаться государем в случае кончины царицы. Обвинение было выдуманным, однако специально учрежденное для суда над Волынским и его сообщниками «генеральное собрание» вынесло жестокий приговор: 28 июня 1740 г. на Сытном рынке после вырезания языка Волынский был казнен отсечением руки и головы. Вслед за ним казнили Хрущова и Еропкина, а остальных «конфидентов» опального кабинет-министра побили плетьми и сослали в Сибирь, лишив имущества. Тела казненных похоронили на кладбище при церкви Сампсония Странноприимца.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;По повелению императрицы Елизаветы Петровны, на могиле был поставлен памятник – каменная плита и небольшая мраморная урна на пьедестале. Со временем памятник обветшал, и в 1884 г., по инициативе редактора журнала «Русская старина» М. И. Семевского, был объявлен сбор средств на новый монумент. Часть суммы удалось собрать по подписке, часть пожертвовали потомки Волынского. Архитектор М. А. Щурупов безвозмездно составил проект памятника, скульптор А. М. Опекушин исполнил барельеф, купец Я. А. Брусов пожертвовал гранитный пьедестал, заводчик П. Н. Собенников бесплатно изготовил решетку. 27 июня 1886 г. после торжественной литургии в Сампсониевском соборе памятник был освящен [769 - Ист. вести. 1884. Т. 17. № 8. С. 464; 1886. Т. 25. № 8. С. 422.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На лицевой стороне высокого жертвенника помещен барельеф, изображающий Клио – музу Истории. Правой рукой она указывает на уползающую змею (аллегория зла), в левой держит венок и свиток, на котором начертаны слова Екатерины II: «Волынский был добрый и усердный патриот и расположен к полезным исправлениям своего Отечества». На гранитном саркофаге вырублены имена погибших: Артемий Петрович Волынский (1689–1740), Петр Михайлович Еропкин (1689–1740), Андрей Федорович Хрущов (ум. 1740). Тут же воспроизведены строки из думы К. Ф. Рылеева «Волынский»:<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сыны Отечества! В слезах<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ко храму древнему Сампсона!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Там, за оградой, при вратах<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Почиет прах врага Бирона!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кроме памятника бироновским жертвам, в ограде Сампсониевской церкви и в самом храме сохранялось несколько надгробных плит. В 1936 г. активистка общества «Старый Петербург—Новый Ленинград» С. В. Поль указывала на наличие одиннадцати плит XVIII в. в ограде и шести плит внутри церкви. Среди последних – надгробия генерал-аншефа В. Е. Скворцова (1710–1796), секунд-майора И. Н. Зиновьева (1739–1760), секретаря тайной канцелярии И. Ф. Набокова (1709–1753) [770 - ОР ГПБ. Ф. 443, ед. хр. 202.]. В 1909 г. на стене храма была укреплена медная доска со следующей надписью: «На кладбище этой церкви погребено тело поборника русского просвещения, автора книги «О скудости и богатстве» Ивана Тихоновича Посошкова, скончавшегося 1 февраля 1726 года. Крестьянину-писателю крестьянин-профессор» (И. Т. Посошков, родившийся в 1652 г., был казнен в Петропавловской крепости).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Могила М. И. Кутузова в Казанском соборе (Невский проспект).<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Перед гробницею святой<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Стою с поникшею главой…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Все спит кругом; одни лампады<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Во мраке храма золотят<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Столпов гранитные громады<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;И их знамен нависший ряд.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Под ними спит сей властелин,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сей идол северных дружин,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Маститый страж страны державной…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Казанский собор, законченный строительством в 1811 г. по проекту А. Н. Воронихина, не только выдающийся памятник архитектуры русского классицизма. Здесь хранилась одна из самых чтимых в столице святынь – список чудотворной Казанской иконы Божией Матери. Русская церковь празднует 8 (21) июля явление чудотворной в Казани в 1579 г. и отмечает праздник Казанской иконы в память избавления Москвы в 1612 г. – 22 октября (4 ноября).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В этом храме 11 августа 1812 г. был совершен молебен по случаю отбытия М. И. Кутузова в действующую армию. После победы над Наполеоном Казанский собор превратился в мемориал войны 1812–1814 гг. Здесь хранились захваченные у французов знамена, ключи от взятых городов и другие воинские реликвии. Главный иконостас собора в 1830-е гг. был облицован серебром, отбитым казаками атамана М. И. Платова у французов при их отступлении из России, а перед собором установлены памятники М. И. Кутузову и М. Б. Барклаю де Толли (ск. Б. И. Орловский, арх. В. П. Стасов, 1837 г.).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Центром мемориала Отечественной войны стала гробница главнокомандующего русской армией в 1812 г. генерал-фельдмаршала графа Михаила Илларионовича Голенищева-Кутузова, светлейшего князя Смоленского (1745–1813). Полководец умер 16 апреля 1813 г. в городке Бунцлау на территории Польши. 27 апреля началось траурное путешествие в Россию. Грандиозные похороны продолжались полтора месяца. На всем пути следования печального кортежа служили панихиды, воздвигали траурные арки, производили орудийные салюты. 24 мая процессия прибыла в Троице-Сергиеву пустынь под Петербургом. Семнадцать дней здесь шли заупокойные службы, множество петербуржцев побывали в монастыре, чтобы проститься с Кутузовым. Тело полководца, по повелению императора Александра I, надлежало похоронить в Казанском соборе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;11 июня траурный кортеж двинулся по Петергофской дороге, через Нарвскую заставу к Калинкину мосту, далее по Садовой к Никольскому собору и через Театральную площадь и Большую Морскую улицу на Невский проспект. Впереди следовал конный отряд, за ним домоправитель полководца в траурном плаще, с черным шарфом через плечо, далее десять лакеев в черных кафтанах с аксельбантами и гербами, шесть офицеров в трауре и берейтор верхом на коне. Затем денщики вели под уздцы трех коней в траурных попонах, за следующим берейтором вели еще трех лошадей, но в цветных попонах с гербами. Еще берейтор, два скорохода, два верховых в трауре, карета с гербами, запряженная шестеркой лошадей. Далее церемониймейстер возглавлял процессию, несущую дворянский, графский и княжеский гербы, после чего следовали петербургские дворяне, представители купечества, ополченцы. За следующим церемониймейстером на подушках несли ордена, далее шли певчие и духовенство. Перед «печальной колесницей» двигались восемьдесят монахов с горящими факелами. Шесть конюхов в черном одеянии вели под уздцы шестерку лошадей под черными попонами с гербами, впряженную в колесницу с гробом под балдахином. Шнуры балдахина поддерживали четыре штаб-офицера, скобы гроба – четыре адъютанта, по сторонам колесницы следовали четыре фельдъегеря. За колесницей шествовали родственники, друзья и «войска, по уставу положенные» [771 - Мелентьев В. Д. Кутузов в Петербурге. Л., 1986. С. 167–173.]. Установленный церемониал был, впрочем, нарушен: народ выпряг лошадей и сам потащил колесницу с гробом полководца.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Два дня продолжалось прощание с Кутузовым в Казанском соборе, наконец, 13 июня под траурный звон колоколов и троекратный артиллерийский салют гроб опустили в склеп у северной стены храма. На следующий год плиту обнесли невысокой оградой с бронзовым гербом. На стене укрепили доску красного мрамора с эпитафией и образ Смоленской иконы Божией Матери [772 - Шурыгин Я. И. Казанский собор. Л., 1987. С. 93.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гробница святого Иоанна Кронштадтского (набережная р. Карповки, 45). июня 1990 г. Патриарх Московский и Всея Руси Алексий совершил прославление нового русского святого – праведного Иоанна, Кронштадтского чудотворца. Поместный собор Русской Православной Церкви определил днем памяти святого 20 декабря (2 января по гражданскому календарю).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Протоиерей Иоанн Сергеев родился 19 декабря 1829 г. в селе Сура Архангельской губернии в семье бедного причетника. В 1855 г. он окончил Петербургскую духовную академию со степенью кандидата богословия и вскоре вступил в брак с дочерью протоиерея Кронштадтского собора Елизаветой Несвицкой. По обоюдному согласию супруги сохранили девственность, всецело посвятив себя служению Богу. Отец Иоанн стал настоятелем Андреевского собора в Кронштадте, где прослужил пятьдесят три года, до самой своей кончины [773 - Церковная жизнь Северо-Запада. 1990. № 3. С. 1–3.]. По инициативе кронштадтского пастыря при соборе было создано «Приходское попечительство о помощи бедным», устроен в 1882 г. первый в России Дом трудолюбия с рабочими мастерскими, школой, сиротским приютом и бесплатной лечебницей. Широкая благотворительная деятельность отца Иоанна сочеталась с неустанной проповедью христианского вероучения. Книги Иоанна Кронштадтского, записи его проповедей были известны всей России. Ему, единственному пастырю Русской Православной Церкви, было предоставлено право совершать общие исповеди, к которым собирались тысячи людей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;О. Иоанн никогда не забывал о родных местах на берегу Пинеги: каждый год он отправлялся в село Сура на своем пароходе и в 1899 г. основал там Иоанно-Богословский женский монастырь. Заботясь о приезжающих в Петербург монахинях, он решил создать столичное подворье этой обители. Закладка была произведена в сентябре 1900 г., когда стены уже подвели под крышу. За постройкой в византийском стиле по проекту епархиального архитектора Н. Н. Никонова наблюдала комиссия, возглавляемая В. К. Саблером, товарищем обер-прокурора Синода. В январе 1901 г. на первом этаже была освящена малая церковь преподобного Иоанна Рыльского, святого покровителя отца Иоанна, а в декабре 1902 г. митрополит Антоний освятил главный храм Двунадесяти Апостолов, занявший второй и третий этажи. Вскоре подворье было обращено в самостоятельный монастырь, которым управляла игуменья Ангелина и где жили двадцать четыре сестры и сорок три послушницы [774 - Орнатский И. Н. Санкт-Петербургский Иоанновский женский монастырь. Спб., 1915.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Семидесятидевятилетний отец Иоанн умер 20 декабря 1908 г. в Кронштадте. На следующий день, после панихиды, из дома на углу Посадской и Александровской улиц, по дороге, сплошь усыпанной еловыми ветками, процессия под печальный перезвон колоколов двинулась к Андреевскому собору. Шпалеры войск отделяли траурное шествие от многотысячной толпы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;22 декабря по льду Финского залива процессия направилась из Кронштадта к Ораниенбауму. Впереди двигался полуэскадрон лейб-гвардии Драгунского полка, следом шли певчие, несли кресты и хоругви, за ними следовало духовенство во главе с епископом Гдовским Кириллом. За траурной колесницей шли родственники. Замыкали шествие четыре роты и оркестр Енисейского полка, за которым тянулась огромная масса народа. Лед был не слишком прочен, поэтому шествие окружала цепь драгун и енисейцев, а на пути были устроены спасательные станции.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Из Ораниенбаума траурный поезд прибыл на Балтийский вокзал, где уже ждала белая погребальная колесница, увенчанная митрой и запряженная шестеркой лошадей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Церковь-усыпальница в подвальном этаже Иоанновского монастыря была устроена еще при жизни отца Иоанна и освящена на следующий день после его кончины во имя Пророка Илии и царицы Феодоры, чьи имена носили родители батюшки. Стены небольшой усыпальницы, отделанной по проекту Н. Н. Никонова, были выложены белым итальянским мрамором, из которого в мастерской А. А. Баринова сделали иконостас; образа для него написал Ф. К. Платонов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;23 декабря после отпевания, которое совершил митрополит Антоний, при огромном стечении народа гроб был опущен в гробницу справа от иконостаса и закрыт мраморной плитой. В этом храме, ставшем местом паломничества тысяч людей, непрерывно с утра до вечера служили панихиды [775 - Петерб. листок. 1908. 21 дек., 22 дек., 23 дек., 24 дек.; Кончина и погребение о. Иоанна Кронштадтского. Спб., 1909.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;После революции монастырские церкви были закрыты и разграблены, а сама обитель до закрытия существовала под названием «Карповская женская трудовая община». Опасаясь осквернения гробницы, племянник отца Иоанна протоиерей Иоанн Орнатский обратился в губисполком с просьбой о перезахоронении праха на Смоленское кладбище. Несмотря на то, что разрешение было получено и даже назначен день церемонии – 8 декабря 1923 г., этого так и не произошло [776 - ЦГА СПб. Ф. 1001. Оп. 9. Д. 46. Л. 1–2, 11.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В конце 1925 г. здание монастыря было передано Государственному мелиоративному институту. В связи с намеченным переоборудованием вновь возник вопрос о гробнице отца Иоанна Кронштадтского. Специальная комиссия осмотрела опустевшие церковные помещения. В усыпальнице еще сохранялись мраморный иконостас и престол, около тридцати икон и несколько предметов церковной утвари. Мрамор райисполком решил продать, однако, городские власти распорядились прекратить распродажу церковных ценностей, «ввиду того, что данный вопрос имеет значение политического характера». Усыпальница Иоанна Кронштадтского была замурована [777 - Там же. Л. 27.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;После возобновления в 1989 г. обитель сначала была подворьем Пюхтицкого монастыря, а в 1991 г. стала самостоятельным женским монастырем. В 1997 г. в крипте, рядом с гробницей св. Иоанна Кронштадтского, были похоронены мощи первой настоятельницы, игумен. Ангелины, перенесенные с Никольского кладбища лавры.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Могила М. Г. Савиной у Дома ветеранов сцены (Петровский проспект, 13). «Я никак не предполагал встретить в театральном мире такого глубоко и искренне верующего человека, как Мария Гавриловна», – сказал однажды митрополит Антоний о знаменитой актрисе Савиной. По инициативе М. Г. Савиной и ее мужа А. Е. Молчанова, миллионера и вице-президента Русского театрального общества, в 1895 г. было открыто первое убежище для престарелых артистов. В 1900–1902 гг. на Петровском острове по проекту М. Ф. Гейслера выстроили для него отдельное здание, в центре которого освятили домовую Никольскую церковь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;У северной стены, на самом берегу Малой Невки, лежат две плиты черного мрамора, на которых выбито; «Мария Гавриловна Савина. 1854–1915» и «Анатолий Евграфович Молчанов. 1846–1921».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Савина умерла 8 сентября 1915 г. Через два дня из ее особняка на набережной Карповки гроб на руках вынесли старейшие артисты Александринского театра во главе с В. Н. Давыдовым.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;По словам современника, Савиной «был очень не по душе тот вид погребальных церемоний и «траурных парадов», который сделался обычным за последнее время: не нравились ей эти тяжелые, аляповатые, блестящие балдахины, вычурные, пестрые плюмажи на головах у лошадей, крикливые по своей яркости ливреи траурной прислуги и тому подобное» [778 - Кончина Марии Гавриловны Савиной. Т. 1. Спб., 1916. С. 45.]. Это было учтено при погребении великой актрисы. Колесница была совершенно открытая, без балдахина, запряженная шестеркой лошадей в скромных траурных попонах. Золотой покров до половины покрывал гроб, свешиваясь массивными складками с колесницы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Процессия в сопровождении растущей толпы народа двинулась по Каменноостровскому проспекту, через Неву к Александринскому театру. Трамвайное движение остановилось. У стен театра, под окнами уборной великой актрисы, была отслужена лития, и процессия направилась к Исаакиевскому собору, затем через Дворцовый мост и Кадетскую линию – на Петровский остров.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На следующий день утром в церкви приюта актеров было совершено отпевание. «Сад убежища полон народа. Живая цепь молодежи охраняет могилу. Густая толпа в благоговейном ожидании стоит также и на площади перед зданием убежища» [779 - Там же. С. 69.]. Гроб опустили в могилу возле алтаря домовой церкви и на земляном холме поставили массивный дубовый крест с «голубцом», через год замененный лабрадоритовым саркофагом с восьмиконечным бронзовым крестом. Вокруг горело множество лампадок, которые актриса очень любила и «теплила не только в своем доме, но всюду, где бывала» [780 - Театр и искусство. 1916. № 52. С. 1046.]. В 1921 г. рядом с женой был похоронен А. Е. Молчанов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;После Великой Отечественной войны Дом ветеранов сцены был капитально перестроен. Домовая церковь превратилась в концертный зал. Очевидно, при перестройке Дома ветеранов могила его основательницы была перенесена на берег Малой Невки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Могила И. Ф. Кенига (у ж.-д. платформы Обухово). Из окон пассажирских поездов, направляющихся к Москве, за платформой Обухово слева виден высокий металлический крест из железнодорожных рельсов, установленный на мощном гранитном постаменте. Здесь похоронен инженер путей сообщения Иван Федорович Кениг (1822–1886).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Николаевская железная дорога, соединявшая Петербург с Москвой, в 1868 г. была выкуплена из казны Главным обществом российских железных дорог. Ее директором совет общества единодушно избрал И. Ф. Кенига. По словам биографа инженеров-путейцев К. С. Энрольда, «за 13 лет руководства дорогой, благодаря своим превосходным деловым и моральным качествам, таланту сплачивать вокруг себя способных и преданных делу людей, Иван Федорович привел Николаевскую дорогу к подлинному расцвету: по получаемому чистому доходу она занимала в то время первое место среди русских дорог, при высокой степени надежности и безопасности ее эксплуатации» [781 - Октябрьская магистраль. 1990. 17 янв., 28 марта.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И. Ф. Кениг скоропостижно скончался в Петербурге 5 ноября 1886 г. Для погребения директора дороги совет общества бесплатно отвел большой участок близ железнодорожного полотна, там, где железная дорога разделяет православный и иноверческий участки Преображенского кладбища.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Похороны состоялись 12 ноября при огромном стечении публики. Гроб несли на руках рабочие Александровского машиностроительного завода. На постаменте памятника, сооруженного по подписке, высечено: «Незабвенному начальнику-учителю признательные ученики».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Памятники в парке Лесотехнической академии (Институтский переулок, 5). В северной части Ленинграда, в Лесном, расположен живописный парк Лесотехнической академии, разбитый в 1830-е гг. придворным садовником Джозефом Бушем. В тенистых аллеях парка сохраняется несколько захоронений, относящихся к советскому периоду, но исторически тесно связанных со старейшим лесным институтом страны.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Недалеко от главного здания находится могила Дмитрия Никифоровича Кайгородова (1846–1924), ученого-фенолога и орнитолога, профессора лесной технологии, автора знаменитых «Бесед о русском лесе». Двадцать лет ученый прожил в Лесном в собственном особняке недалеко от Лесного института [782 - Кобак А.В. Домик Кайгородова // Смена. 1985. 22 нояб.]. Исполняя последнюю волю ученого, его похоронили в парке, где более полувека вел он свои ежедневные наблюдения. 11 февраля 1925 г., в годовщину смерти, на могиле поставили гранитный камень (часть постамента стоявшего на набережной Невы у Адмиралтейства памятника Петру I, спасающему рыбаков) [783 - Архив Географического общества. Ф. 14. Оп. 1. Д. 795. Л. 7.]. Инициатором создания надгробия был Лесной отдел Общества по изучению местного края. Его руководитель С. А. Безбах послал в Москву скульптору Л. В. Шервуду фотографии Кайгородова, и вскоре скульптурное завершение для памятника было готово. Портретный бюст изображал ученого «в момент записи нового весеннего явления». В начале 1928 г. комиссия по увековечению памяти Кайгородова обратилась «ко всем фенологам и лицам, уважающим память покойного, с просьбой оказать посильную помощь» в сборе средств для бронзовой отливки. Однако сумма, собранная по подписке, оказалась незначительной, и бюст так и не был установлен [784 - Там же. Ф. 14. Оп. 1. Д. 791. Л. 3.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Недалеко от Д. Н. Кайгородова похоронены еще два профессора Лесотехнической академии. Это заслуженный деятель науки, создатель научной коллекции дендрологического сада Эгберт Людвигович Вольф (1860–1931) и доктор сельскохозяйственных наук Матвей Егорович Ткаченко (1878–1950).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В юго-восточной части парка на небольшом холме возвышается обелиск на могиле красногвардейцев завода «Новый Лесснер», павших в боях против контрреволюционных войск под Пулковом в октябре 1917 г. Похороны, место для которых было выбрано по предложению А. В. Луначарского, состоялись 19 ноября. Позднее здесь похоронили рабочих и красноармейцев, сражавшихся на фронтах Гражданской войны. 8 ноября 1927 г. был открыт памятник в виде деревянного куба на девяти колоннах по проекту И. А. Фомина. В 1953 г. на братской могиле поставлен ныне существующий обелиск из серого гранита [785 - Калинин Б.Н., Юревич П. П. Памятники и мемориальные доски Ленинграда. Л., 1979. С. 19, 55. Вилинбахов Г.В. Санкт-Петербург – «военная столица» // Наше наследие. 1989. № 1. С. 16.].<br>
&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Петербург – военная столица, место квартирования важнейших полков русской гвардии. Казармы, манежи, полковые церкви и соборы, триумфальные арки, обелиски и колонны в память о военных победах – все это неотъемлемая часть архитектурного образа города. Важную часть городского некрополя составляли до революции воинские захоронения в полковых храмах.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Полковые церкви Петербурга были своеобразными музеями воинской славы. В них совершались панихиды в память павших на полях сражений, здесь хранились реликвии – трофейные знамена, ключи от взятых крепостей, мундиры шефов и командиров и многие другие предметы, напоминавшие о славном боевом пути полка. С 1847 г. по специальному указу в церквах военного ведомства (полковых, при военно-учебных заведениях, госпиталях и т. д.) стали устанавливать мемориальные доски с именами погибших и умерших от ран офицеров [786 - Петкау Е. В. Полковая церковь как храмово-мемориальный комплекс // Анциферовские чтения: Материалы и тезисы конф. Л., 1989. С. 159; Антонов В.В., Кобак А.В. Полковые храмы Петербурга // Невский архив: Ист. – краевед. сб. (в печати).]. С середины XIX в. в некоторых полковых храмах появляются (по образцу Казанского собора) захоронения выдающихся военачальников. Можно сказать, что петербургские полковые церкви соединили в себе три важнейшие формы сохранения исторической памяти: храм, некрополь, музей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;До 1932 г. на Загородном проспекте, напротив Витебского вокзала, возвышался монументальный собор Введения во храм Пресвятой Богородицы, принадлежавший Семеновскому полку, одному из старейших в русской гвардии. Церковь, напоминавшая храм Христа Спасителя в Москве, была возведена по проекту того же зодчего – К. А. Тона, создателя «русско-византийского» стиля.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Председателем строительного комитета был министр императорского двора генерал-фельдмаршал светлейший князь Петр Михайлович Волконский (17761852). Он и был первым погребен в юго-западной части храма [787 - Историко-статистические сведения о Санкт-Петербургской епархии. Вып. 6. Спб., 1878. Разд. 2. С. 74.]. На похороны собрались все высшие государственные сановники, дипломатический корпус. По окончании панихиды император Николай I «взошел на ступени катафалка, поцеловал лоб усопшего и долго стоял перед гробом, преклонив колени. Затем, поднявшись, он дал знак двенадцати унтер-офицерам взяться за гроб и нести его к могиле. Только что они двинулись с места, царь отстранил флангового солдата, взялся за ручку гроба и сам понес тело своего верного слуги» [788 - Биографический очерк генерал-фельдмаршала светлейшего князя Петра Михайловича Волконского, 1776–1852. Спб., 1914. С. 106.]. На гробницу начальника Главного штаба во время Отечественной войны был положен щит с княжеским гербом, датой взятия Парижа – 19 марта 1814 г. – и девизом «На Бога уповаю».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;13 августа 1906 г. на платформе Петергофского вокзала эсерка Зинаида Коноплянникова застрелила командира Семеновского полка Георгия Александровича Мина (1874–1906). Его и трех погибших при подавлении восстания 1905 г. в Москве гвардейцев-семеновцев похоронили в подвальном этаже Введенского собора, где был освящен небольшой придел священномученика Иакова с ценным походным иконостасом николаевских времен.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В Благовещенской церкви лейб-гвардии Конного полка находились могилы двух его командиров: участника Отечественной войны 1812 г., шефа жандармов и председателя Государственного совета князя Алексея Федоровича Орлова (1787–1861) и князя Владимира Дмитриевича Голицына (1816–1888). Церковь, давшая название Благовещенской площади (ныне – площадь Труда), была построена по проекту К. А. Тона в 1844–1849 гг., а в 1929 г. снесена, так как «мешала трамвайному движению».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Церковь святых Косьмы и Дамиана лейб-гвардии Саперного батальона (арх. М. Е. Месмахер, 1876–1879 гг.) стала усыпальницей известного инженер-генерала Карла Андреевича Шильдера (1785–1854), бывшего командиром этого батальона. Он скончался от ран, полученных при осаде крепости Силистрии во время Крымской войны и был похоронен в румынском городе Калараше. К 100-летию Саперного батальона прах К. А. Шильдера решили перенести в Петербург. 31 октября 1911 г. высший генералитет столицы в присутствии великого князя Олега Константиновича встречал на Варшавском вокзале специальный вагон, который доставил останки. Их предали земле в церкви Саперного батальона, установив на могиле памятник, привезенный с места прежнего захоронения [789 - Петерб. листок. 1907. 12 нояб.]. Косьмодемьянская церковь погибла в конце 1940-х гг. при постройке станции метро «Чернышевская».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Во время первой мировой войны во многих полковых храмах Петербурга стали строить специальные усыпальницы для павших в боях офицеров и солдат. Такие усыпальницы появились при Сергиевском всей артиллерии соборе, Введенском соборе Семеновского полка, церкви Михаила Архангела Московского полка, церкви святого Мирония Егерского полка и некоторых других. Все эти храмы были безжалостно снесены после революции. Вместе с ними погибли и находившиеся в них захоронения.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Особое место занимают памятники погибшим в море. Для моряка, погибшего в сражении, нет могилы: его принимает морская пучина. Поэтому любой памятник морской славы, сооруженный в ознаменование каких-то военных событий, может восприниматься как кенотаф погибшим матросам. Наиболее известным памятником такого рода в Петербурге был монумент «Стерегущий», сохранившийся до нашего времени в начале Каменноостровского проспекта. Он был открыт 10 мая 1911 г. в память моряков миноносца «Стерегущий», совершивших свой подвиг в Русско-японской войне 1904–1905 гг.: оказавшись во вражеском окружении, они открыли кингстоны и затопили свой корабль. Над монументом работали в 1908–1911 гг. скульптор К. В. Изенберг, архитектор А. И. фон Гоген, литейная фирма В. З. Гаврилова. Не случайно горельефная композиция – матросы, открывающие кингстон, – вписана в силуэт огромного креста, символизирующего могильный знак.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Святой Николай Чудотворец, архиепископ Мир Ликийских, издавна почитался как покровитель мореплавателей. Николо-Богоявленский морской собор (арх. С. И. Чевакинский, 1753–1762 гг.) – один из наиболее чтимых храмов Петербурга, города корабелов и моряков. Это один из немногих петербургских соборов, где богослужение не прерывалось ни в годы разгула атеистической пропаганды, ни в тяжкую пору блокады Ленинграда. Особенно многолюдно бывает здесь в престольные праздники: 9 (22) мая и 6 (19) декабря – на Николу «летнего» и «зимнего» и 6 (19) января, в день Богоявления (Крещения Господа Иисуса Христа).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вблизи Никольского собора 14 мая 1908 г., в третью годовщину гибели в Цусимском проливе броненосца «Император Александр III», был освящен памятник восьмистам тридцати трем погибшим матросам и офицерам. Гранитный обелиск, увенчанный крестом и орлом, выполнен по проекту архитектора Я. И. Филотея и скульптора А. Л. Обера. На постаменте укреплены бронзовые доски с именами погибших. Тут же в марте 1917 г. был торжественно похоронен матрос Г. И. Стахов, героически погибший в дни Февральской революции. Позднее в братской могиле на площади Коммунаров захоронили еще нескольких моряков Балтийского флота, принимавших участие в революционных событиях. В 1977 г. был поставлен скромный памятник.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В южном приделе верхней церкви Николо-Богоявленского собора в начале XX в. были установлены мемориальные доски в память погибших в Русско-японской войне матросов боевых кораблей «Петропавловск», «Адмирал Нахимов», «Князь Суворов», «Бородино», «Ослябя». Эта традиция продолжилась в наше время, когда была открыта мемориальная доска «Подводникам русского флота, погибшим 7 апреля 1989 года», с именами пятидесяти двух членов экипажа атомной подлодки «Комсомолец».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В память моряков, погибших в Русско-японскую войну, был сооружен храм Христа Спасителя, который в Петербурге называли Спас-на-водах. Эта церковь должна была стать «символом братской могилы для погибших без погребения героев-моряков». В феврале 1909 г. было освящено место, выбранное на левом берегу Невы, на западной стороне Ново-Адмиралтейского канала. Постройкой руководил специальный комитет под покровительством греческой королевы Ольги Константиновны, во главе с сенатором П. Н. Огаревым, чей сын погиб при Цусиме. Проект разработал архитектор М. М. Перетяткович, стилизуя известный прототип – Дмитриевский собор XII в. во Владимире. Храм был украшен мозаикой по эскизам В. М. Васнецова и Н. А. Бруни, рельефами скульптора Б. М. Микешина.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Закладка с крестным ходом из Никольского собора состоялась в мае 1910 г., в годовщину Цусимского сражения. С закладным камнем королева Ольга положила солдатский Георгиевский крест. Через четырнадцать месяцев, в июле 1911 г., были освящены нижняя церковь во имя Николая Чудотворца и верхняя – Спаса Нерукотворного. По набережной прошел парад морской команды, на Неве стояли крейсера «Адмирал Макаров» и «Богатырь» [790 - Смирнов С.Н. Храм-памятник морякам, погибшим в войну с Японией. Пг., 1915.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На стенах храма укрепили мраморные доски с именами двенадцати тысяч погибших и умерших от ран моряков – от рядовых чинов до адмиралов. Над каждой доской висела копия судовой иконы с лампадой и были начертаны название корабля и дата сражения с его участием. В отдельном здании располагался музей, где были собраны реликвии войны 1904–1905 гг., в том числе множество фотографий погибших. Название храму дала находившаяся в алтаре мозаика «Спаситель, шествующий по водам», выполненная по эскизу Н. А. Бруни в мастерской В. А. Фролова.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1932 г., несмотря на тысячи собранных в защиту храма подписей, Спас-на-водах был взорван (на его месте выстроили один из цехов Адмиралтейского завода). Городская легенда гласит, что доски с именами погибших были брошены на дно Невы. В настоящее время об утраченном храме напоминает небольшая часовня на Ново-Адмиралтейском острове.<br>
&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Одна из крупных утрат петербургского некрополя – могила выдающегося русского инженера и предпринимателя Николая Ивановича Путилова (18201880). Деятельность Путилова поражает размахом и разнообразием: талантливый математик, крупный изобретатель, пионер отечественного орудийного и рельсопрокатного дела, блестящий организатор производства. Он был создателем Обуховского и Путиловского заводов, Петербургского морского канала, торгового порта, судостроительной верфи, Путиловской железнодорожной ветки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Согласно завещанию, Путилова похоронили на острове Гладком, на берегу Екатерингофки, откуда открывался вид на построенные им завод, верфь и Морской канал. Похороны собрали тысячи людей: рабочих, министров, ученых и инженеров. От квартиры Путилова на Большой Морской улице до места погребения – более двадцати километров – гроб несли на руках рабочие Путиловских заводов. Белая надмогильная часовня, возведенная по проекту Ф. С. Харламова, была хорошо видна со взморья.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Прошло двадцать лет, и в 1901–1906 гг. напротив Путиловского завода по проекту В. А. Косякова соорудили заводскую Никольскую церковь (ныне – проспект Стачек, 48). Вскоре после ее освящения, 11 ноября 1907 г., состоялся перенос праха Н. И. Путилова и его жены Екатерины Ивановны (ум. 1884) в склеп под новой церковью. В присутствии дирекции завода, рабочих и церковного причта гробы поставили на вагонетки заводской железной дороги и перевезли к часовне в центре заводской территории, где была отслужена лития. Затем прах перенесли в подвал Никольской церкви, где был освящен нижний придел во имя великомученика Георгия. Службу вел ректор Духовной академии епископ Сергий (Старгородский), в будущем Патриарх Всея Руси [791 - Петерб. листок. 1907. 12 нояб.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1926 г. Ленсовет, «по требованию рабочих», церковь закрыл [792 - ЦГАОРЛ. Ф. 100. Оп. 9. Д. 3. Л. 73.]. Вначале здесь устроили кинотеатр «Жар-птица», затем перестроили здание под заводской клуб. О захоронении забыли. После войны помещение занял промкомбинат, для которого потребовалось установить тяжелые прессы. В 1951 г. стали копать ямы под фундамент и случайно наткнулись на две старые могилы. Литая чугунная плита с надписью объясняла их происхождение.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;По распоряжению начальства плиту отправили на переплавку, а останки Н. И. Путилова сожгли в котельной некогда основанного им завода [793 - Энрольд К. С. Николай Иванович Путилов. (Рукопись).].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На Московском проспекте, недалеко от Новодевичьего монастыря, в начале XX в. стояло двухэтажное здание с шатровой звонницей. Здесь располагалась Свято-Владимирская женская церковно-учительская школа, которая готовила учительниц для приходских школ. Основана она была Константином Петровичем Победоносцевым (1827–1907), обер-прокурором Синода, воспитателем двух русских императоров – Александра III и Николая II. Один из известнейших деятелей русской истории завещал похоронить себя в саду основанной им школы. Погребение, происходившее 13 марта 1907 г., отличалось редкой скромностью. После панихиды, совершенной митрополитом Антонием, гроб был погружен в землю близ алтаря школьной церкви [794 - Петерб. листок. 1907. 14 марта; Бронзов А.А. Свято-Владимирская женская церковно-учительская школа. Пг., 1914. С. 121.]. После революции перестроенное здание заняла больница им. Коняшина (Московский проспект, 104).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Следует отметить еще несколько захоронений лиц, известных в прошлом веке щедрой благотворительностью. Близ Большеохтинского кладбища находились богадельни, устроенные известными купеческими семьями Елисеевых и Тарасовых. Там же находились их семейные усыпальницы, не сохранившиеся до нашего времени.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Подобные церкви-усыпальницы устраивались не только близ кладбищ. В 1869 г. на Выборгской стороне (ныне – улица Комсомола, 6) был заложен огромный Дом призрения Тименкова-Фролова, рассчитанный на пятьсот человек. Средства на него пожертвовал купец 1-й гильдии А. И. Тименков, «движимый ревностью своей о славе Божией и самоотверженной любовью к бедной и неимущей братии своей». Вместе с завещанным ему состоянием своих друзей, купцов В. А. Фролова и М. П. Солодовникова, капитал составил сумму, превосходящую четыре миллиона рублей. В 1877 г. митрополит Исидор освятил новый дом призрения и отдельно стоящий храм в византийском стиле, автором которого был академик К. К. Вергейм. Главный придел носил имя блаженного Андрея Юродивого, святого покровителя основателя храма, боковые – имена его друзей, святого Василия и архистратига Михаила. Имена жертвователей были начертаны на мраморной доске при входе в храм, а их прах перенесли с Большеохтинского кладбища и захоронили под алтарем. В подвальном этаже у гробниц по проекту В. А. и Г. А. Косяковых был устроен в 1908–1909 гг. Никольский придел с уникальным майоликовым иконостасом в древнерусском стиле, изготовленным фирмой М. С. Кузнецова. Роспись стен выполнили художники М. М. Васильев и В. В. Эме [795 - Отчет Комитета Дома призрения Тименкова-Фролова. Спб., 1877; Листок архитектурного журнала «Зодчий». 1877. № 4. С. 20; Зодчий. 1910. № 15. С. 168.]. В 1922 г. храм был закрыт, а позже снесен.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1895 г. был утвержден устав Дома призрения Брусницыных. Это благотворительное заведение, которое основали в честь пятидесятилетия своего кожевенного завода купцы Брусницыны, включало в себя богадельню на сто двадцать человек, приют для ста восьмидесяти сирот, начальную школу и больницу. Через два года на Косой линии Васильевского острова освятили новое здание Дома призрения, построенное по проекту академика П. Ю. Сюзора. На третьем этаже находилась домовая Никольская церковь, а в 1913–1914 гг. в саду выстроили часовню с семейным склепом Брусницыных [796 - ЦГИА. Ф. 1293. Оп. 170 (1913). Д. 69. Л. 20.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Позади Малой Охты, недалеко от р. Оккервиль, стояла старинная дача, которой в середине XIX в. владела статс-дама княгиня Екатерина Васильевна Салтыкова, рожд. Долгорукова (1791–1863), вдова светлейшего князя С. Н. Салтыкова, сына знаменитого фельдмаршала. Она основала на даче небольшую богадельню для бедных женщин и заказала академику В. П. Львову проект храма святой Екатерины, в честь своей небесной покровительницы. Каменный храм с четырехколонным ионическим портиком освятили в 1850 г. [797 - Там же. Ф. 218. Оп. 3. Д. 890.] Через тринадцать лет Салтыкова умерла, завещав на содержание богадельни особый капитал, и была погребена в склепе под церковью. Около алтаря были похоронены также местные священники К. А. Яковлев (1836–1884) и И. Ф. Васильев (1809–1870). Полуразрушенное здание церкви было снесено в 1960-е гг.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На Гутуевском острове в устье Невы до сих пор возвышается обветшавший кирпичный храм Богоявления (арх. В. А. Косяков, 1892–1899 гг.). Крупную сумму на его постройку пожертвовал местный фабрикант И. А. Воронин, оговорив устройство в церкви семейной усыпальницы, которая и была создана [798 - Лебединский П. А. Памятка Богоявленской на Гутуевском острове церкви. Спб., 1911.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Семейный склеп находился также в греческой церкви святого Димитрия Солунского, построенной по проекту архитектора Р. И. Кузьмина и освященной в 1865 г. В ней хоронили представителей семейства Бенардаки, сделавших щедрые пожертвования на устройство храма, напоминавшего по архитектуре константинопольскую святую Софию. Здесь же в 1892 г. был похоронен долголетний настоятель храма отец Неофит Пагидас, уроженец острова Наксос [799 - Краткий исторический очерк греческой посольской церкви в Петрограде. Пг., 1915. С. 5.]. Греческую церковь разрушили в 1964 г. при постройке концертного зала «Октябрьский».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Незадолго до революции старинная церковь Трех святителей на 6-й линии Васильевского острова была передана православному грузинскому приходу, насчитывавшему около шести тысяч человек. Любопытно, что в этом храме сохранялась положенная еще в середине XVIII в. надгробная плита, сообщавшая, что здесь погребена тридцативосьмилетняя княгиня Гука Эмирахварова, дочь кахетинского князя, обер-гофмаршала Джарджадзева, скончавшаяся в 1745 г. Трогательная надпись на грузинском языке гласила: «Лишившись отечества и своего имения, я прибегла в землю иностранную и перешла от мира сего в столичном городе Петербурге… Иностранка, я, купив на деньги свои это место для моего приличного погребения, положена в земле в церкви святого апостола Андрея, не оставив детей, которые молились бы за меня. Отцы и братья любезные, видя гробницу чужеземной грешницы и камень, покрывающий меня, молитесь Господу за меня, дабы Он всем простил грехи ваши» [800 - Историко-статистические сведения о Спб. епархии. Вып. 3. Спб., 1873. Разд. 3. С. 421.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Возле некоторых старейших церквей Петербурга сохранялись могилы священников. Так, в ограде Троицкого собора, первого в Петербурге, был погребен священник Николай Федоров, скончавшийся тридцати восьми лет в 1769 г. Священник Иоанн Кириков, настоятель и строитель церкви Владимирской Божией Матери, был «убит злодеями в ночи на 20-е число октября 1770 года» (гласила надпись на могильной плите). В 1870 г. прихожане и священнослужители Владимирской церкви поставили новую мраморную плиту на могиле отца Иоанна в ограде храма [801 - Там же. Вып. 5. 1876. Разд. 1. С. 365; Вып. 7. 1883. Разд. 2. С. 118.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Традиционным местом погребения знатных прихожан были в Петербурге католические костелы. На Невском проспекте в 1783 г. было завершено строительство католического храма святой Екатерины, освященного папским нунцием, архиепископом Халкедонским Дж. А. Аркетти. В феврале 1798 г. в костеле прошло торжественное погребение польского короля Станислава II Понятовского (17321798). Удивительная судьба этого государя тесно связана с Россией. В молодости, будучи посланником при Петербургском дворе, он обратил на себя внимание будущей императрицы Екатерины II. При содействии России и Пруссии в 1764 г. Станислав стал королем Польши. Много сделавший для развития просвещения в стране, украшения и строительства Варшавы и Кракова, король Станислав Август даровал Польше в 1791 г. знаменитую «майскую конституцию», что повлекло интервенцию России, вынудившей короля отменить либеральное законодательство. Вслед за этим произошло восстание Костюшко, второй раздел Польши, и в 1794 г. король Станислав был арестован в Гродно, а в следующем году, после третьего раздела Польши, был вынужден отречься от престола. Свои дни он закончил в России в качестве почетного пленника. Император Павел I поселил его в Петербурге, в Мраморном дворце. Похороны бывшего короля прошли с необыкновенной торжественностью. Над местом погребения в Екатерининском костеле положили мраморную плиту с латинской надписью: «Станислав Август, король польский, великий князь литовский, – удивительный пример счастья и несчастья, – к удачам относился умно, неудачи переносил мужественно. Умер в Петербурге 1 февраля 1798 года, на 66 году жизни. Павел I Самодержец и Император Всероссийский. Гостю и другу». Плита находилась в правом приделе у входа в ризницу. Полустершийся текст пришлось восстанавливать в 1898 г. По просьбе польского правительства прах короля Станислава был возвращен на родину и покоится ныне в традиционной усыпальнице польских королей на Вавеле в Кракове.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В петербургском костеле находилась также реликвия, связанная с памятью о польском короле Станиславе I Лещинском (1677–1766). Бурная биография этого короля, известного союзничеством с Карлом XII в Северной войне, закончилась отречением от польского престола в 1735 г. Остаток жизни Станислав провел в Нанси, где основал школу для польского юношества и написал несколько научных трудов. Умер он в девяностолетнем возрасте от несчастного случая: от огня камина загорелся его халат. Погребли бывшего короля в кафедральном соборе в Нанси, где был сооружен великолепный надгробный памятник. В 1793 г. во время революции французы выкинули останки короля из собора, а памятник перенесли в музей. Однако через десять лет памятник вернулся на место, и останки вновь захоронили в соборе. В 1814 г. Нанси посетил генерал Сокольницкий, узнавший, что у местного садовника хранится челюсть короля Станислава, подобранная им при разгроме захоронения. Сокольницкий изготовил для челюсти специальный ларец, в котором реликвия была привезена в Варшаву и передана в Королевское общество друзей науки. После подавления русскими войсками восстания в Польше 1830–1831 гг. ларец оказался в Петербурге. Сначала он хранился в Императорской Публичной библиотеке, а в 1857 г. был передан в костел святой Екатерины [802 - Могила польских королей в Петербурге // Санкт-Петерб. ведомости. 1909. 27 сент.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В этом же костеле был похоронен французский генерал Жан-Виктор Моро (1763–1813). Блестящий генерал Великой французской революции, он поссорился с Наполеоном и с 1804 по 1813 г. жил в Северной Америке. Император Александр I пригласил Моро стать советником штаба союзных армий, ведущих войну с Наполеоном. 27 августа 1813 г. союзники встретились с французами под Дрезденом. В этом сражении Моро был смертельно ранен французским ядром. Право захоронить военачальника оспаривали прусский король и австрийский император, но Александр I настоял, чтобы Моро был похоронен в Петербурге [803 - Коган В., Лавров В. Гробница генерала Моро // Блокнот агитатора. 1984. № 19. С. 58–62.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В Малой Коломне, на углу Мастерской и Торговой (ныне – улица Союза печатников), стоит строгое классицистическое здание с низким куполом – костел святого Станислава, построенный в 1823–1825 гг. архитектором Д. И. Висконти. Заказчиком постройки был митрополит Станислав Сестренцевич Богуш (1731–1826), возглавлявший в Петербурге римско-католическую коллегию. Выдающийся историк и богослов, президент Вольного экономического общества, Сестренцевич в мае 1826 г. освятил приходский Станиславовский костел, а через полгода, согласно завещанию, был здесь же и похоронен. В 1827 г. архитектор И. И. Шарлемань пристроил к костелу небольшую капеллу над местом погребения митрополита [804 - Краткое начертание деятельности и трудолюбивой жизни митрополита С. Сестренцевича-Богуша. Спб., 1827. С. 20–22.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Одним из наиболее изысканных по внутреннему убранству среди храмов Петербурга считался католический костел святого Иоанна Иерусалимского – творение великого Д. Кваренги. Костел, называемый часто «мальтийской капеллой», был построен по приказу гроссмейстера мальтийского ордена императора Павла I при бывшем Воронцовском дворце на Садовой улице в 1798–1800 гг. После того как с 1810 г. во дворце разместился Пажеский корпус, храм не только служил домовой церковью для пажей католического вероисповедания, но и посещался иностранными дипломатами.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1852 г. в Петербурге скончался герцог Максимилиан Лейхтенбергский (1817–1852), сын вице-короля Италии во времена первой французской империи Евгения Богарнэ (пасынка Наполеона). Род Лейхтенбергских перешел в Россию после брака герцога Максимилиана с дочерью императора Николая I великой княгиней Марией Николаевной и был причислен к Российскому Императорскому дому. После смерти мужа Мария Николаевна пристроила к мальтийской капелле небольшую часовню, где находилось мраморное надгробие Лейхтенбергского, выполненное по модели академика А. И. Теребенева. Окно украсил витраж итальянской работы с изображением святого Максимилиана и Евгении [805 - Даниловский А. Церкви в здании Пажеского корпуса. Спб., 1900. С. 19.].<br>
&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Петербург, как всякий старый город – и даже в наибольшей степени, – окружен легендами и преданиями. Часть из них, перекочевав на страницы литературных произведений, стала слагаемыми «петербургского мифа» русской литературы, другие бытовали лишь в устной традиции. Петербургские легенды часто связывались с событиями трагическими: дуэлями, покушениями, местами тайных захоронений. Достаточно назвать предполагаемое место дуэли А. С. Пушкина на Черной речке, отмеченное гранитным обелиском в юбилейном 1937 г. Не меньшей известностью в старом Петербурге пользовалось место трагической дуэли между К. П. Черновым и В. Д. Новосильцевым, состоявшейся 10 сентября 1825 г. на окраине Лесного парка. Оба дуэлянта смертельно ранили друг друга. На месте придорожной харчевни, где на четвертый день после дуэли скончался Новосильцев, убитая горем мать возвела церковь святого Владимира (уничтожена в 1932 г.) и богадельню. В парке сохранились плоские круглые камни, обозначавшие позиции, откуда сходились противники [806 - Новосильцевская церковь. Лесной, 1917.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вечной тайной петербургского некрополя можно назвать место захоронения казненных на кронверке Петропавловской крепости в ночь на 13 июля 1826 г. декабристов М. П. Бестужева-Рюмина, П. Г. Каховского, С. И. Муравьева-Апостола, П. И. Пестеля, К. Ф. Рылеева. Существует ряд версий, опирающихся на различные косвенные источники. В начале XX в. многие исследователи сходились на том, что местом их захоронения был остров Голодай. Поэтому он и был переименован в 1925 г. в остров Декабристов, а в западной его части в следующем году по инициативе Василеостровского райисполкома поставлен гранитный обелиск. Иногда казалось, что место тайного захоронения обнаружено. Так, летом 1917 г. при прокладке водопровода в районе Голодаевского переулка наткнулись на гроб военного, которого приняли за декабриста. Однако вскоре выяснилось, что на Голодае существовало кладбище для самоубийц, сохранявшееся до 1870 г. Интересная и до конца не проясненная история произошла в 1932 г., когда во время канализационных работ на Голодае нашли сразу пять гробов, в одном из которых были останки офицера в мундире лейб-гвардии Финляндского полка; нашлись и остатки ремней, которые можно было принять за те, какими палачи связывали ноги повешенных (известно, что по просьбе вдовы П. И. Пестель был похоронен в мундире). Но при детальном изучении было обнаружено, что пуговицы на сохранившемся мундире – образца, принятого позже казни декабристов [807 - Ильинский А. Где же захоронения декабристов? // Вечерняя красная газ. 1932. 26 июля.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;После длительного перерыва интерес к этой скорбной теме вновь вспыхнул, вызвав целый ряд публикаций в различных газетах и журналах. Это придало, в сущности, весьма специальному вопросу ненужный характер сенсационности. Московский журналист А. Ю. Чернов обосновал предположение, что местом захоронения был островок Гуноропуло, в настоящее время соединившийся с островом Декабристов. После исследований, широко освещавшихся прессой, на территории производственного объединения «Алмаз» установили еще один памятный знак [808 - Чернов А.Ю. Скорбный остров Гоноропуло // Б-ка «Огонька». 1990. № 4; Огонек. 1989. № 4. С. 22–25; 1989. № 29. С. 18–19; Ленингр. правда. 1989. 26 марта; Ленингр. рабочий. 1990. 13 июля; Смена. 1990. 26 июля; 10 авг.; Вечерний Ленинград. 1989. 2 февр.]. Независимо от того, насколько аргументированны позиции сторонников и противников этой новой версии, полемический азарт в обсуждении столь деликатного вопроса едва ли уместен.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Иногда легенды связывались с местами захоронений популярных в народе подвижников, которые делались своеобразными местами паломничества. Таковы захоронения Матренушки-Босоножки у Скорбященской церкви на Стеклянном заводе, странника Александра Крайнева на Митрофаниевском, юродивой Анны на Смоленском кладбище – не сохранившиеся до нашего времени.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Жителям Лесного, северной окраины Петербурга, была хорошо известна могила Карла и Эмилии. Недалеко от Политехнического института находился простой металлический крест в ограде, всегда украшенный цветами. Могила считалась достопримечательностью этой части Петербурга, существовала даже серия почтовых открыток с ее изображением. В 1916 г. историей захоронения заинтересовались члены кружка по изучению Лесного при местном Коммерческом училище. Оказалось, что Карл был молодым немецким ремесленником-слесарем, Эмилия – дочерью местного булочника. Молодые люди любили друг друга, но булочник желал своей дочери лучшей партии. Отчаявшись убедить суровых родителей, новые Ромео и Джульетта летом 1855 г. покончили с собой в Беклешевом лесу, где и были похоронены. Какая-то дама, поселившаяся близ могилы, украшала ее каждое лето цветами. В 1900 г. на кресте появилась табличка с наивным и трогательным четверостишием, написанным по-русски и по-немецки:<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тихо встань на этом месте<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;И вознеси молитву со слезой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ты во тьме, они во свете,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не тревожь чистой любви покой [809 - ЦГИАЛ. Ф. 301. Оп. 1. Д. 5. Л. 19–21.].<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Полоса революционного террора в России породила свои мрачные легенды. Среди них – взрыв на даче Столыпина. Вскоре после назначения П. А. Столыпина (1862–1911) председателем Совета Министров была совершена террористическая акция на его служебной даче на Аптекарском острове. 12 августа 1906 г. в здание, где находилось множество людей, проникли три террориста, бросившие бомбу такой мощности, что взрывом была сметена значительная часть дома. Погибли сами «бомбисты» и еще двадцать девять человек (премьер-министра в это время на даче не было). В годовщину события после панихиды в присутствии Столыпина был заложен обелиск (проект арх. Р. Р. Марфельда), который украшали икона Воскресения и бронзовая доска с именами погибших. Лишенный надписи и иконы, обелиск сохранился и поныне на Аптекарской набережной, недалеко от Ботанического сада [810 - Нива. 1907. № 35. С. 580–581; Грибанов В.И, Лурье Л.Я. Аптекарский остров. Л., 1988. С. 61; Николаева Т. Детектив без эпилога // Смена. 1990. 24 окт.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;История тайного захоронения Григория Ефимовича Распутина (1863–1916) – последняя легенда рухнувшей империи. Весть о выстрелах, прозвучавших в ночь на 18 декабря 1916 г. в Юсуповском дворце на Мойке, уже на следующий день разнеслась по Петербургу. Это был далеко не первый слух о покушении на всесильного «старца», но на этот раз слух подтвердился.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Место «погребения» заговорщики – князь Ф. Ф. Юсупов, великий князь Дмитрий Александрович и В. М. Пуришкевич – выбрали накануне. Тело сбросили в Малую Невку с Петровского моста между Петровским и Крестовским островами. После суток усиленных розысков агенты полиции обнаружили и извлекли из воды изуродованный труп. Его тайно перевезли в часовню при Чесменской военной богадельне на Царскосельской дороге. Убийство Распутина широко обсуждалось петербуржцами, но газеты хранили гробовое молчание. Полиция строжайше запретила сообщать какие-либо подробности драмы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;По настоянию царицы Г. Е. Распутина похоронили в Царском Селе, под алтарем недостроенной часовни святого Серафима, на окраине Александровского парка. Ранним утром 21 декабря в двадцатипятиградусный мороз придворный духовник отец Александр (Васильев) отслужил на могиле краткую панихиду. Все совершалось в глубокой тайне, присутствовали лишь императорская семья и несколько самых близких к ней людей. По городу был пущен слух, будто тело отправлено для захоронения на родину, в село Покровское Тобольской губернии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Над «секретной» могилой решено было построить церковь. («Это так мило, – саркастически записал в дневнике великий князь Андрей Владимирович, – что комментарии излишни».)<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В дни Февральской революции могилу Распутина разыскали и вскрыли восставшие солдаты царскосельского гарнизона. По распоряжению Временного правительства 11 марта 1917 г. гроб – опять тайно – перевезли в Парголовский лес близ Успенского (Северного) кладбища. Там на прогалине несколько солдат под командой саперного офицера соорудили большое кострище, на которое, отбив крышку цинкового гроба, перетащили труп. Затем все полили керосином и подожгли. Французский посол в Петербурге Морис Палеолог так писал об этом: «Сожжение продолжалось более шести часов, до зари. Несмотря на ветер, на томительную длительность операции, несмотря на клубы едкого, зловонного дыма, исходившего от костра, несколько сот мужиков всю ночь толпами стояли вокруг, боязливые, неподвижные, с оцепенением растерянности наблюдая святотатственное пламя, медленно пожиравшее мученика-«старца», друга царя и царицы, «божьего человека». Когда пламя сделало свое дело, солдаты собрали пепел и погребли его под снегом» [811 - Казнь Гришки Распутина. Пг., 1917; Ковыль-Бобыль И. Вся правда о Распутине. Пг., 1917; Убийство Распутина: Из дневника В. Пуришкевича. М., 1923; Кем и как был убит Распутин // Вопр. истории. 1965. № 3. С. 211–217; Из дневника А. В. Романова // Красный архив. 1928. № 1 (26). С. 188; Палеолог М. Распутин: Воспоминания. М., 1923. С. 120.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Время революции и Гражданской войны породило новые страшные легенды петербургского некрополя. В подвалах и на дворах домов под номерами 2 и 4 по Гороховой улице, где с ноября 1917 г. помещалась Петроградская ЧК, происходили расстрелы. Расправа с «контрреволюционными элементами» велась также на территории Петропавловской крепости, где среди других был убит великий князь Николай Михайлович (1859–1919), председатель Русского исторического общества, покровитель издания «Петербургский некрополь».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В июне 1921 г. чекистами было раздуто дело так называемой «Петроградской боевой организации», участниками которой были объявлены известные ученые и общественные деятели: В. Н. Таганцев, Н. И. Лазаревский, С. С. Манухин, Д. И. Шаховской и др. «Заговорщики», среди которых был поэт Николай Степанович Гумилев (1886–1921), были расстреляны по постановлению Петроградской ЧК от 29 августа. Место расстрела Н. С. Гумилева, по рассказам А. А. Ахматовой, – «у кривой сосны», по дороге на Бернгардовку, близ реки Лубьи, недалеко от известного в истории русской литературы оленинского Приютина… [812 - Лукницкая В. Николай Гумилев: Жизнь поэта по материалам домашн. архива семьи Лукницких. Л., 1990. С. 256–257.]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Расстрел петроградского митрополита Вениамина (Казанского), архимандрита Сергия (В. П. Шеина), Ю. П. Новицкого и И. М. Ковшарова, осужденных по сфабрикованному обвинению на позорном «процессе о попах», инсценированном ГПУ, произошел в ночь с 12 на 13 августа 1922 г. близ станции Пороховые Ириновской железной дороги [813 - Шкаровский М. В. Петербургская епархия в 1917–1941 гг. С. 61. (Рукопись).].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Места погребения жертв революционного террора тщательно скрывались. Правда о них стала проникать на страницы печати лишь в самом конце 1980-х гг. Единственным официально признанным местом, где хоронили останки людей, репрессированных в 1930-1940-х гг., называется Левашевская пустошь [814 - См., напр.: Репина А. Шесть гектаров смерти // Смена. 1989. 29 июля.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Многое остается неизвестным и в летописи блокады Ленинграда. К братским могилам Пискаревского, Серафимовского, Богословского, Красненького, Волковских, Смоленских кладбищ, многочисленным воинским захоронениям следует прибавить Московский парк Победы. Здесь, в печах существовавшего до войны кирпичного завода, были сожжены останки многих тысяч ленинградцев, прах которых удобрил землю этого парка [815 - Репина А. Пепел, который не стучит в наши сердца // Там же. 14 нояб.].<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Их имен благородных мы здесь перечислить не сможем…»<br>
<br><br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;А. В. Кобак<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;УНИЧТОЖЕННЫЕ КЛАДБИЩА<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Стареет все, и все уносит время.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но зрелища грустнее нет, когда<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В заботах дня мятущееся племя<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Приют отцов сметает без следа.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Печальный вид! Железная ограда<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Разрушена кощунственной рукой,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Немых могил задумчивое стадо<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Осквернено последнею хулой.<br>
&nbsp;К. Фофанов. Упраздненное кладбище<br><br><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;По мере роста и развития Петербурга старые кладбища неизбежно приходилось упразднять. Причинами были ограниченность кладбищенских территорий, неудачно выбранные места, близость захоронений к жилью (до конца XIX в. такое соседство считалось санитарно вредным). Упразднение кладбища обычно означало прекращение на нем захоронений. При этом сама кладбищенская территория вместе с сохраняющимися на ней могилами и памятниками еще долгое время оставалась не занятой никакими постройками.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кладбище, клад… Место, где сохраняются останки живших некогда людей, должно оставаться неприкосновенным. В основе этой убежденности – ожидание христианами воскресения мертвых в час Страшного Суда. «Кладбище, – писал в середине прошлого века священник Смоленской кладбищенской церкви, – ограждается забором и хранится как святыня, как Нива Божия, где посеяны семена для вечной жизни» [816 - ЦГИА СПб. Ф. 800. Оп. 2. Д. 14. Л. 6 об.]. Вместе с тем религиозная традиция подтверждалась законодательно – Свод Законов Российской Империи содержал специальную статью, запрещающую распахивать упраздненные кладбища, возводить на них постройки или «другим каким бы то ни было образом истреблять оставшиеся на оных могилы и повреждать надгробные памятники» [817 - О православных приходских кладбищах: Собр. существующих узаконений и распоряжений Правительства, касательно православных церковно-приход. кладбищ. Житомир, 1899. С. 18–20.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Первые попытки прекратить захоронения вблизи городских приходских церквей делались еще при Петре I. Императрица Анна Иоанновна издала в 1738 г. указ о «местах, где надлежит быть погребениям», предусматривающий не только открытие новых кладбищ, но и упразднение двух старых – у Вознесенской церкви в Переведенских слободах и у Преображенской в Колтовской. Через восемь лет указ о закрытии Вознесенского кладбища повторили, добавив к нему Калинкинское на Петергофской дороге. В 1756 г., после учреждения Смоленского и Волковского кладбищ, распоряжение об упразднении старых некрополей было повторено еще раз. С 1770-х гг., когда были установлены правила, запрещающие устройство кладбищ ближе, чем в ста саженях от городской черты, окончательно прекратили существование старейшие кладбища Петербурга – Сампсониевское и Ямское.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Всего со времени основания города до начала XX в. упраздненными считались четырнадцать кладбищ. Постепенно места старых скуделен забывались, спустя десятилетия их иногда застраивали или занимали огородами. Однако представление о нерушимости и святости места вечного упокоения исключало любые формы осквернения могил. Как правило, захоронения не вскрывали, не переносили останки на новое место. Многие надгробные плиты и каменные саркофаги оставались на своих местах спустя десятилетия после упразднения кладбища.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Так, в ограде Сампсониевского собора в начале XX в. сохранялись надгробия протопресвитера Троицкого собора Иоанна Симеонова (ум. 1740), «попечителя и директора» храма купца Михаила Яковлевича Грязнова-Лапшина (ум. 1769), прокурора губернской коллегии Федора Васильевича Безобразова (ум. 1773). До уничтожения в 1930-х гг. Вознесенского храма в его ограде находилось надгробие первого священника этой церкви Федора Мокеевича Толстошеева (ум. 1734). Долгое время огороды вблизи Екатерининской церкви на Петергофском проспекте именовались «огородами на могилах» в память существовавшего здесь в первой половине XVIII в. Калинкинского (Екатерингофского) кладбища [818 - Лавры, монастыри и храмы на Св. Руси / Спб. епархия. Спб., 1908. Вып. 3. С. 14; Вып. 4. С. 89, 114 и др.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вместе с тем с середины XIX в. наметился более прагматический подход к кладбищам как элементу сложного городского хозяйства. Об этом ясно говорят мероприятия Комиссии по устройству кладбищ, которая вывела два новых городских кладбища – Преображенское и Успенское – из ведения церкви и подчинила их городским властям. В конце XIX в. неоднократно ставился вопрос о закрытии старых кладбищ. Решению его мешало сопротивление Православной Церкви.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Историк московского некрополя Ю. Шамурин писал в начале XX в.: «Даже в последних твердынях поэтического мироощущения – в любви и смерти – господствует рассудочное, научное отношение. Смерть – вопрос биологии и социологии, но, как великая тайна, как грозное откровение, в котором сочетается вечное и временное, божественное и человеческое, мистическое и позитивное, она не задевает нас, и отношение наше к ней чисто деловое и боязливое» [819 - Шамурин Ю. Московские кладбища // Москва в ее прошлом и настоящем. Вып. 8. М., 1911. С. 89.]. Это «деловое» отношение к месту последнего упокоения, не сдерживаемое религиозной традицией и моралью, дало в условиях победившего атеизма чудовищные по своим масштабам последствия.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Так называемая социалистическая реконструкция включала комплекс мер по благоустройству и расширению городской территории за счет бывших предместий. На территории пригородных деревень и поселков вырастали городские массивы, беспощадно подминавшие под себя не только пустыри, но и сады, фермы, остатки старинных усадеб. Несколько обширных кладбищ, оказавшихся в границах нового города, и множество мелких пригородных погостов оказались буквально сметены в процессе реконструкции. В самом городе предусматривалось упразднение всех старых кладбищ и превращение их территорий в парки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ликвидация кладбищ, происходившая с начала 1930-х гг., продолжалась еще в 1950-е. Бесследно уничтожены находившиеся в районе проспекта Обуховской обороны кладбища при церкви Михаила Архангела в поселке Александровского механического завода, при Смоленской церкви – в селе Смоленском, Успенское кладбище – в Мурзинке. В северо-западной части города исчезло Старо-Деревенское кладбище при церкви Благовещения. Погибли вместе со снесенными храмами кладбища при церкви Петра Митрополита в Ульянке и при Троицкой церкви на Большой Охте. Полностью были уничтожены лютеранские кладбища при деревне Тентелевой, в бывших немецких поселениях Средней Рогатке, Гражданке, Веселом поселке…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Среди утраченных в нашем столетии петербургских некрополей пять заслуживают специального обзора. Это основанное в 1730-е гг. кладбище при Троице-Сергиевой пустыни на Петергофской дороге; существовавшие с XVIII в. кладбища при Фарфоровом заводе и на Малой Охте; основанные в XIX в. Митрофаниевское и Выборгское римско-католическое кладбища. Каждому из этих некрополей посвящен особый очерк.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;К статье приложен список наиболее заметных в историческом отношении утрат. Разумеется, любой отбор будет произвольным и условным, когда речь идет о десятках тысяч уничтоженных могил. Печальный перечень утрат лишь конкретизирует мысль, что уничтоженные в советские годы кладбища были существенной частью культурно-исторического наследия Петербурга, так бессмысленно и бездарно разоренного.<br>
&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;На пути от столицы к Стрельне паломник уже издали замечал среди зелени окружающих садов и полей золотые кресты и главы, разноцветные стены и крыши Троице-Сергиевой приморской пустыни. Этот монастырь на 19-й версте Петергофской дороги основал в 1732 г. архимандрит Варлаам (Высоцкий), настоятель Троице-Сергиевой лавры под Москвой. Императрица Анна Иоанновна, духовником которой был Варлаам, подарила для обители бывшую мызу своей сестры – царевны Екатерины Иоанновны, герцогини Мекленбург-Шверинской, стоявшую на возвышенном берегу Финского залива [820 - Яковлев П.П. Исторический очерк первоклассной Троице-Сергиевой приморской пустыни. Спб., 1884.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В мае 1735 г. архимандрит Варлаам освятил во имя преподобного Сергия Радонежского первую в пустыни церковь. Этот небольшой деревянный храм перевезли из усадьбы царицы Прасковьи Федоровны на Фонтанке. Тогда же были возведены деревянные стены, кельи и каменный корпус наместника. Первый этап монастырского строительства закончился в 1737 г. со смертью основателя – архимандрита Варлаама.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1756 г. в центре монастыря заложили по проекту П. А. Трезини каменный пятиглавый собор, снаружи украшенный барочными колоннами и пилястрами [821 - Русское искусство XVIII века: Материалы и исслед. М., 1968. С. 149–151.]. Через пять лет строительства были освящены два малых боковых придела, а в августе 1763 г. архимандрит Лаврентий освятил главный придел Пресвятой Троицы, украшенный высоким золоченым иконостасом. В соборе хранилась главная монастырская святыня – чудотворная икона святого Сергия Радонежского в богатой ризе, привезенная из Троице-Сергиевой лавры основателем пустыни. Одновременно с возведением собора П. А. Трезини перестроил в камне кельи, стены и угловые башни. В 1764 г. монастырь отделился от Троице-Сергиевой лавры и стал управляться собственным архимандритом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;К началу XIX в. монастырь пришел в упадок: храмы и кельи обветшали, немногочисленная братия – всего пятнадцать человек – не отличалась строгостью поведения. Подлинный расцвет пустыни начался в 1833 г., когда ее наместником был назначен двадцатисемилетний архимандрит Игнатий (Брянчанинов). Он привел в порядок монастырское хозяйство, начал возведение новых корпусов, отремонтировал старые и заложил новые храмы, привлекая для работы лучших архитекторов. При пустыни появились странноприимный дом, детский приют, женская богадельня, небольшая школа и больница. Монастырским хором руководил известный духовный композитор протоиерей П. И. Турчанинов, служивший священником в соседней Стрельне. В 1857 г. отец Игнатий был назначен епископом Кавказским и Черноморским и покинул пустынь, где прожил без малого четверть века и написал свои знаменитые «Аскетические опыты». В 1988 г. Поместный собор Русской Православной Церкви причислил епископа Игнатия Брянчанинова к лику святых [822 - Канонизация святых: Поместный Собор Рус. Православной Церкви, посвящ. юбилею 1000-летия Крещения Руси. Троице-Сергиева лавра. 1988. С. 124.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дело своего наставника продолжил в 1857–1897 гг. другой архимандрит – Игнатий (Малышев), который, будучи художественно одаренным человеком, украсил монастырь прекрасными постройками и поднял его духовное состояние. Перед революцией в Троице-Сергиевой пустыни, обладавшей капиталом в триста пятьдесят тысяч рублей, жили около ста монахов, из которых, по давней традиции, выбирались судовые священники для русского военного флота.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Небольшое монастырское кладбище существовало, по-видимому, с самого основания обители. Со времен Екатерины II здесь стали хоронить умерших из знатных и аристократических семей. «Кладбище пустыни, – отмечают описания, – избранная усыпальница наших знатных родовитых фамилий, подобно Александро-Невской лавре, монастырям Донскому и Симонову в Москве. По своему живописному местоположению Сергиева пустынь имеет перед ними даже некоторое преимущество» [823 - Лавры, монастыри и храмы… Вып. 1. С. 29–44.]. Здесь покоились Ольденбургские, Апраксины, Строгановы, Потемкины, Шереметевы, Зубовы, Энгельгардты, Нарышкины, Опочинины, Голенищевы-Кутузовы, Разумовские, Фредериксы, Стенбок-Ферморы и члены других известнейших в русской истории фамилий. Социальный ценз монастырского кладбища был очень высок: хоронили на нем министров, сенаторов, членов Государственного совета, высших сановников. В пустыни нашли последний приют известные деятели искусства, среди которых архитекторы А. И. Штакеншнейдер, А. М. Горностаев, поэт И. П. Мятлев, актеры В. М. Самойлов, В. В. Стрельская.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В XIX в. кладбище пустыни становится одним из красивейших в Европе. «Внутренняя площадь, усеянная вокруг прекрасного соборного храма множеством дорогих памятников, представляет летом цветущий сад, разбитый на мощеные дорожки, аллеи и куртины», – писал иеромонах пустыни Агафаггел [824 - Домашняя беседа. 1865. Апр. Вып. 16. С. 528.]. Многие надгробные памятники и часовни были подлинными произведениями искусства, неотъемлемой частью живописного ансамбля Троице-Сергиевой пустыни. Кроме многочисленных надгробий, кладбище украшали несколько церквей-усыпальниц. Из семи монастырских храмов пять были поминальными и предназначались для захоронений.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1804 г. от ран, полученных в персидском походе, скончался граф Валериан Александрович Зубов, завещавший выстроить над своей могилой церковь с инвалидным домом для «увечных воинов». Выполнить волю покойного взялись его братья Платон и Николай. В 1805–1809 гг. в западной части Сергиевой пустыни было построено двухэтажное ампирное здание с четырехколонным портиком, проект которого выполнил Л. Руска. Церковь святого Валериана находилась в центральной части и имела вид ротонды, попасть в которую можно было только из комнат. В подвальном этаже была устроена богатейшая семейная усыпальница графов Зубовых, где к началу XX в. насчитывалось двадцать пять захоронений, многие из которых были украшены мраморными и бронзовыми бюстами.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1844 г. в юго-восточном углу монастырского двора по заказу князя Михаила Викторовича Кочубея был заложен храм над могилой его жены, княгини Марии Ивановны Кочубей (рожд. Барятинской). Проект разработал Р. И. Кузьмин, взявший за образец флорентийский баптистерий, но потом его несколько изменил Г. Э. Боссе. Отделка церкви с семейной усыпальницей Кочубеев растянулась на два десятилетия, так как заказчик желал исполнить ее по своему вкусу. Лишь в августе 1863 г. архимандрит Игнатий освятил Покровский храм в присутствии княжеской семьи.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Другая церковь-усыпальница появилась на монастырском кладбище в 18551857 гг. Она была возведена в русско-византийском стиле по проекту А. И. Штакеншнейдера, выполнявшего заказ графини Е. Д. Кушелевой, вдовы генерал-лейтенанта Григория Григориевича Кушелева. Небольшой храм, посредине которого находился спуск в семейную усыпальницу, отделанную белым мрамором, был освящен в честь Григория Богослова – святого покровителя покойного.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Самой большой усыпальницей была в пустыни церковь святого Сергия Радонежского. Первоначально ее устроили на первом этаже северного флигеля еще в 1750-х гг. – взамен обветшавшей деревянной церкви. Опираясь на денежную помощь княгини З. И. Юсуповой, архитектор А. М. Горностаев в 1854 г. приступил к полной перестройке храма в византийском стиле. Внутреннее пространство, вмещавшее две тысячи человек, делилось на нефы восемью колоннами из полированного темно-красного гранита, потолок, как в византийских базиликах, был перекрыт деревянными балками, между арок по золотому фону был написан византийский орнамент. Богато выглядел двухъярусный иконостас, сделанный по рисунку Горностаева, с колоннами из порфира и деталями из каррарского мрамора, малахита и лазурита. Освящение главного алтаря произвел в 1859 г. митрополит Григорий.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Внизу зодчий разместил два придела – Христа Спасителя с усыпальницей Апраксиных (освящен в 1857 г.) и мученицы Зинаиды (освящен в 1861 г.), где покоилась графиня Зинаида Ивановна де-Шево (рожд. Нарышкина), в первом браке Юсупова. Нижние приделы занимали богатые семейные гробницы Клейнмихелей, Карцевых, Шишмаревых, Игнатьевых и других известных фамилий. Вдоль стен располагалось множество великолепных надгробных памятников, главным образом в виде киотов и иконостасов из разноцветных мраморов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Последней по времени постройкой была церковь Воскресения Христова, освященная в июле 1884 г. петербургским митрополитом Исидором [825 - Всемирная ил. 1884. № 808. С. 24–27.]. Проект величественного трехпридельного храма на две с половиной тысячи человек составил в византийском стиле А. А. Парланд, и в 1877 г. состоялась торжественная закладка. Фасады из разноцветного кирпича украшали барельефы с изображением русских святых от Ольги до Тихона Задонского (скульптор Р. Р. Бах). Строительством руководил сам настоятель – архимандрит Игнатий, выполнивший росписи храма. Благодаря витражам внутри царил «очень нежный лиловатый тон», создавая ощущение простора, покоя и величия. По модели А. М. Опекушина были сделаны два посеребренные Ангела Воскресения, поддерживающие оригинальные золоченые царские врата, образа в которых были написаны на перламутре. Перед низким иконостасом с иконами на золотом фоне стояли два великолепных многосвечника, исполненных из лазурита и золоченой бронзы на фабрике Шопена.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Двумя месяцами раньше главного архимандрит Игнатий освятил нижний придел Архистратига Михаила в память погребенного в нем вице-адмирала М. П. Голицына, вдова которого была первой жертвовательницей. Позднее здесь хоронили многих членов этой княжеской семьи, отчего нижнюю церковь часто называли Голицынской. Это было место наиболее почетных захоронений: здесь покоились герцог Н. М. Лейхтенбергский и его супруга графиня Н. С. Богарне, министр народного просвещения А. С. Норов, сенатор Ф. Я. Миркович, генерал-адъютант А. А. Кавелин. Особым почитанием пользовалась могила архимандрита Игнатия (Малышева), в течение сорока лет возглавлявшего пустынь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бережно сохраняли монахи старинную часовню над могилой основателя монастыря архимандрита Варлаама (Высоцкого), которая стояла близ алтаря Троицкого собора. В 1864 г. архитектор А. М. Горностаев перестроил ее, и там погребли духовного композитора схимонаха Михаила (Чихачева) и схимонаха Макария (Макарова), петербургского купца, принявшего монашество и пожертвовавшего обители все свое большое состояние.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Монастырь вместе со всеми храмами был закрыт в 1919 г. Через два года его настоятель игумен Сергий был расстрелян, а монахи разогнаны, хотя в 1930 г. в пустыни еще оставалось «около десятка монахов-стариков», живших среди воспитанников детской трудовой колонии [826 - Элиашевич И. С. Спутник безбожника по Ленинграду Л., 1930. С. 36.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1930 г. хранитель музея-некрополя в Александро-Невской лавре Н. В. Успенский составил список двадцати пяти надгробных памятников, «подлежащих непременному сохранению» [827 - Перечень памятников на кладбище Сергиевой пустыни: Рукопись // Архив ГМГС.]. Спасти удалось очень немногое. Из родовой усыпальницы Зубовых в фонды Русского музея передали бронзовые и мраморные бюсты работы С. Кампиони, Н. Пименова, П. Ставассера. В Некрополь XVIII в. перенесли художественные надгробия А. А. и С. А. Баташевых, Ф. А. Яковлева. Единственное перезахоронение с кладбища Сергиевой пустыни произошло в 1931 г., когда прах певца В. М. Самойлова и его дочерей Веры и Надежды перенесли в Некрополь мастеров искусств.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Массированное уничтожение кладбища началось после того, как в монастырские здания въехала Школа переподготовки начсостава военизированной охраны промышленности ВСНХ СССР им. Куйбышева. Исторические здания стали безжалостно приспосабливать для новых целей: купола собора сломали и устроили наблюдательную вышку, Зубовский инвалидный дом надстроили, кладбище сровняли с землей. Деятельные попытки Н. В. Успенского спасти хотя бы подохранные памятники ненадолго затормозили разорение некрополя. Начальник школы Фельдман жаловался: «Работы по ликвидации кладбища приостановлены, что составляет большие препятствия для регулярного функционирования и работы школы» [828 - ЦГА СПб. Ф. 1000. Оп. 49. Д. 42. Л. 6.]. Окончательно ликвидировать кладбище так и не успели – началась война.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Последний сокрушительный удар был нанесен монастырскому кладбищу и всему ансамблю в 1960-е гг., когда в здания въехала Специальная средняя школа милиции. Новые хозяева снесли Троицкий собор, Воскресенскую и Кочубеевскую церкви. Место красивейшего в Европе кладбища занял милицейский плац-парад. Только в 1973 г. изуродованный архитектурный комплекс был поставлен под государственную охрану. С 1994 г. возобновлено монашеское служение, в 2001 г. завершился процесс передачи архитектурного комплекса епархии. Некоторые памятные знаки на бывшем кладбище восстанавливаются.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Постепенно восстанавливаются утраченные надгробные памятники: архитектора А. И. Штакеншнейдера, канцлера А. М. Горчакова, настоятелей монастыря. Трагическим символом воспринимается сохранившееся в первоначальном виде надгробие – высокий мраморный крест на могиле архитектора А. М. Горностаева, много потрудившегося над созданием монастырского ансамбля. На лопастях креста изображены постройки замечательного зодчего, большая часть которых давно не существует.<br>
&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Фарфоровское кладбище в восточном предместье Петербурга было одним из старейших в городе. С начала XVIII в. на 11-й версте Шлиссельбургского тракта лежала слобода, где жили рабочие казенных кирпичных заводов. Для них в 1710-х гг. была построена деревянная Преображенская церковь, в 1731–1734 гг. замененная каменной. В церковной ограде, по традиции, разместилось небольшое кладбище. В царствование Елизаветы Петровны здания кирпичного завода заняла Невская порцелиновая мануфактура – будущий Императорский фарфоровый завод.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Приходское кладбище, как и сама Преображенская церковь, находилось на земле Императорского кабинета, которому подчинялся Фарфоровый завод. Поэтому поначалу оно предназначалось «исключительно для лиц, имеющих отношение к Императорскому заводу» [829 - РГИА. Ф. 799. Оп. 28. Д. 384; Ф. 468. Оп. 23. Д. 2015.]. Впрочем, этот запрет соблюдали не строго: погребали здесь не только заводских рабочих, но и окрестных жителей, а иногда и состоятельных петербуржцев.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;К началу XIX в. однокупольная церковь сильно обветшала, но по недостатку средств от постройки нового здания пришлось отказаться. Дело ограничилось основательным ремонтом, после которого в октябре 1817 г. храм был заново освящен. В 1830 г. Петр Телушкин, известный тем, что сумел подняться на шпиль Петропавловского собора, исправил на церкви железный крест. Более значительной была перестройка в 1845–1846 гг., которая коснулась купола и трехъярусной колокольни, где висел пятидесяти-пудовый колокол – одна из местных достопримечательностей. Отлитый в 1686 г. в Швеции колокол, по преданию, был перенесен из Ниеншанца [830 - Об истории церкви см.: Историко-статистические сведения о Санкт-Петербургской епархии. Вып. 8. Спб., 1884. С. 91–97; Лавры, монастыри и храмы… Вып. 3. С. 63–67.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Фарфоровское кладбище неоднократно расширялось. Еще в XVIII в. оно перешагнуло на другую сторону Шлиссельбургского тракта, затем – за улицу Большая Щемиловка и узкой полосой протянулось в юго-западном направлении от Невы к Николаевской железной дороге. Возле Преображенской церкви на дорогих участках первого разряда к середине XIX в. уже практически не хоронили. В этой части кладбища сохранялось немало красивых памятников конца XVIII—начала XIX вв. В 1862 г. был закрыт и второй разряд, расположенный ближе к Щемиловке.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1902 г. к кладбищу прирезали три десятины земли с целью построить там церковь «для заупокойных богослужений, дабы не стеснять богомольцев главного приходского храма» [831 - РГИА. Ф. 503. Оп. 4. Д. 103. Л. 11.]. Проект небольшого шатрового храма в русском стиле безвозмездно составил академик А. Ф. Красовский, и после его утверждения летом 1902 г. начались строительные работы [832 - Там же. Ф. 256. Оп. 26. Д. 654.]. Через три года здание было вчерне готово, но его окончательная отделка растянулась на несколько лет. По рисунку зодчего на Фарфоровом заводе был изготовлен уникальный фарфоровый иконостас, царские врата в котором сделали из чеканной меди. В октябре 1912 г. епископ Нарвский Никандр освятил кладбищенский храм во имя Сошествия Святого Духа.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;К Преображенскому храму было приписано кладбище с деревянной часовней на противоположном берегу Невы, в XX в. полностью уничтоженное.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Последнее прошение о расширении Фарфоровского кладбища относится к лету 1917 г. Через десять лет по ходатайству Володарского райсовета оно было закрыто, началось его постепенное разорение. В мае 1931 г. кладбище обследовали сотрудник Русского музея Ф. М. Морозов, представитель Бюро по охране памятников Н. В. Успенский, а также члены Володарского райсовета. Проверяющие, «осмотрев кладбище в части его, расположенной около церкви на берегу Невы на предмет сдачи металлолома, признали перечисленные ниже памятники подлежащими оставлению на их местах в полной неприкосновенности, с окружающими их решетками, как представляющие художественную и бытовую ценность». В акт были включены плиты 1780-х гг. на могиле Татищевых, гранитный памятник А. П. Захарову (ум. 1808), чугунная плита П. А. Лопатинского (ум. 1828), колонна с мраморным рельефом Д. П. Резвого (ум. 1823) и некоторые другие надгробия [833 - ЦГА СПб. Ф. 1000. Оп. 49. Д. 35. Л. 159.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Летом 1932 г. Преображенская церковь была «ликвидирована как мешавшая движению транспорта по Шлиссельбургскому проспекту и попадавшая в зону строительства Володарского моста» [834 - Там же. Л. 160.]. Погибли находившиеся внутри храма захоронения: министра уделов графа А. П. Гагарина, министра финансов графа Д. А. Гурьева, статс-секретаря Николая I историка Н. Н. Муравьева и многие другие. Вместе с церковью перестали существовать наиболее старые участки кладбища у Невы и Шлиссельбургского проспекта.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Спустя несколько лет на Литераторские мостки был перезахоронен прах литератора И. И. Панаева. Два памятника удалось перенести в Некрополь XVIII века: надгробие Н. П. Казадаевой – чугунная сень на дорических колоннах, под которой помещен бюст, и чугунный памятник Н. А. Саблукову. Несколько надгробных фарфоровых табличек, изготовленных на заводе, попали в фонд Музея городской скульптуры. Вот и все, что сохранилось от старинного некрополя.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В ноябре 1936 г. инспектор культов Леопольдова подала в райсовет докладную записку: «Во исполнение наказов избирателей просим президиум Облисполкома и Ленсовета о расторжении договора с группой верующих церкви Духа, церковь ликвидировать и здание передать для организации электротехнического производства промышленному комбинату Володарского райсовета». Комбинат в отдельном ходатайстве подчеркивал, что производимая им продукция (штепсели, розетки, электропатроны) «является остро дефицитной» [835 - Там же. Ф. 7384. Оп. 33. Д. 99.]. Однако наладить в церкви производство дефицитного ширпотреба так и не удалось: после закрытия в марте 1938 г. помещение использовали для хранения праздничных украшений и картошки. Западная часть кладбища со Свято-Духовской церковью погибла в начале 1960-х гг.<br>
&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Время основания Малоохтинского кладбища в точности неизвестно. Судя по старым планам, в первой половине XVIII в. церкви на Малой Охте не существовало. Жители ходили молиться на Большую Охту, там же хоронили своих близких. Малоохтинская церковь Марии Магдалины была выстроена в 1778–1781 гг., и вскоре, по обычаю, при ней появилось приходское кладбище.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1849 г. на пожертвования прихожан архитектор В. Ф. Небольсин, а затем К. Я. Маевский начали перестраивать и расширять храм. Первым в 1851 г. был выстроен правый придел святого Иоанна Златоуста, затем левый – святого Георгия, каменный купол и двухъярусная колокольня. Наконец, в марте 1857 г. был освящен главный придел во имя Марии Магдалины [836 - Об истории церкви см.: Историко-статистические сведения… Вып. 10. Спб., 1885. Прил. С. 109–113; Лавры, монастыри и храмы… Вып. 4. С. 151–154.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Основной объем храма имел вид четверика, увенчанного пятью главками на высоких барабанах. Приделы отделялись друг от друга перегородками, чтобы можно было одновременно служить литургию и панихиды. Охтинские резчики сделали красивые золоченые иконостасы, в которых было несколько икон старинного письма, прежде всего – Божией Матери.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Напротив церкви, на другой стороне Малоохтинского проспекта, стояла старинная Тихвинская часовня, еще одна находилась на месте бывшего холерного кладбища, возникшего во время эпидемии 1831 г. Третья часовня была выстроена на Малой Охте в 1903 г. по проекту О. Л. Игнатовича.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кладбище начиналось сразу за церковным алтарем и тянулось в восточном направлении. Это был скромный пригородный некрополь, где хоронили главным образом местных жителей. Исторических захоронений насчитывалось на Малоохтинском немного. Это, прежде всего, могила живописца А. П. Боголюбова, основателя Радищевского музея в Саратове, и его матери Ф. А. Боголюбовой-Радищевой (дочери писателя А. Н. Радищева), лейб-хирурга П. А. Нарановича, поэта и драматурга Е. Ф. Розена, архитектора И. П. Ропета (Петрова).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Около церковного алтаря скромный крест отмечал могилу писателя Н. Г. Помяловского, родившегося в семье дьякона местной церкви и умершего на Малой Охте в возрасте двадцати восьми лет. Ежегодно 22 июля на Малой Охте отмечался храмовый праздник, описанный Помяловским в очерке «Поречане»:<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;«День был ясный и тихий. В Поречну через реку народ валом валит. Кладбище переполнено нищими, торговым людом и почитателями праздника, из которых, между прочим, большая часть пришла помянуть своих родственников и друзей с самоварами, кофейниками, водкой и закуской. Стон стоит на кладбище, потому что многие, не дождавшись крестного хода, уже успели справить поминальную тризну – а на тризне, как известно, наш православный народ не ест, а лопает, не пьет, а трескает. За кладбищем, на поле, расположились до поры до времени фортунки, игра в кости, медведи, обезьяны, ученые собаки, комедианты и шарманки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но вот церковные сторожа яро ударили в колокола; хотя в уставе и сказано, что в большие праздники «пономарь клеплет во все тимпаны тяжко, но не борзяся», однако сторожа очень борзились. Церковные двери распахнулись настежь, и из них показались хоругви, потом фонарь, запрестольный крест, за ним – певчие – сборная братия, далее огромное количество образов, несомых большею частью благочестивыми бабами и мальчишками, любящими всевозможные церемонии, наконец, появились попы, а за ними огромная масса народу…» [837 - Помяловский Н.Г. Поречане // Соч. В 2-х т. Т. 2. М.; Л., 1965. С. 305.].<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1913 г. совет выборных Охтинского пригородного общества решил увековечить память своего знаменитого земляка. Небольшая улица, проходившая вдоль кладбища, была названа именем Помяловского.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;После революции на Малоохтинском почти не хоронили, хотя церковь продолжала действовать. В декабре 1927 г. кладбище осмотрела специальная комиссия, которая признала его переполненным, а также отметила, что «по проекту планировки этого района намечено продолжить Средний пр. М. Охты через кладбище, присоединив в будущем восточную часть кладбища к центральному парку» [838 - ЦГА СПб. Ф. 1000. Оп. 12. Д. 566.]. После публикации в газетах постановления о закрытии в Леноблисполком пришло письмо от жителей Малой Охты, протестовавших против такого решения. Они отмечали, что в запущенности «виноват исключительно орган, в ведении которого находится кладбище. Во время последних десяти лет там не было сделано совершенно никакого ремонта мостков, забора и очистки канав для стока воды… Забор кругом кладбища в тяжелые годы отсутствия топлива расхищен, а животные (коровы и овцы), имея свободный доступ на кладбище, портили растительность и раскапывали холмы на захороненных местах. Пьяные компании молодежи производили самым отчаянным образом поломку прекрасных памятников, имеющих давность более 100 лет…» [839 - Там же. Л. 31.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Заявление, по советскому обычаю, Леноблисполком отослал в ту самую организацию, на которую жаловались охтяне, – Гороткомхоз, в чьем ведении состояли городские кладбища. Там решили: заявление «удовлетворению не подлежит», так как «закрытие кладбищ производится на основе заранее выработанного плана». В духе времени политический выпад коммунальщиков: «По мнению работников похоронного отделения, указанное заявление граждан написано по инициативе духовенства, обслуживающего кладбище и рискующего потерять источник дохода после его закрытия» [840 - Там же. Л. 22.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кладбище закрыли, но окончательно погибло оно через десять лет. В мае 1938 г. в связи с планом реконструкции Охты вышло постановление о закрытии Малоохтинской церкви и ее сносе в шестимесячный срок [841 - Там же. Ф. 7179. Оп. 10. Д. 1372. Л. 124.]. Одновременно было решено «ликвидировать все могильные сооружения по всему кладбищу», т. е. попросту говоря, – пустить его под бульдозер [842 - Там же. Ф. 7384. Оп. 18. Д. 1057. Л. 114.]. Малоохтинское кладбище перестало существовать, хотя церковь чудом уцелела. После войны в ней устроили кинотеатр, а снесли лишь в середине 1960-х гг. при расширении Малоохтинского проспекта.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Некоторые исторические захоронения были перенесены с Малоохтинского в музейные некрополи. На Литераторских мостках оказался Н. Г. Помяловский. Памятник барону Е. Ф. Розену, автору либретто оперы М. И. Глинки «Жизнь за царя», находится вблизи надгробия композитора в Некрополе мастеров искусств. Там же установлена гранитная плита на месте перезахоронения А. П. Боголюбова.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 2001 г. близ берега Невы освящен храм Успения Пресвятой Богородицы. В нем ежедневно молятся о жителях города, погибших в годы блокады Ленинграда. Многие из них были похоронены и на Малоохтинском кладбище, значительная часть территории которого занята сейчас новым жилым кварталом.<br>
&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Единственное, что напоминает сегодня об одном из самых больших петербургских кладбищ, – это название Митрофаниевского шоссе, которое берет начало у Балтийского вокзала. Возникновение Митрофаниевского кладбища связано с эпидемией холеры, разразившейся в Петербурге летом 1831 г. Почти за год до этого, когда болезнь впервые появилась в южных пределах России, в столице был образован специальный медицинский совет, который занялся разработкой мер по борьбе с надвигающимся бедствием. Распространения заразы опасались не только от больных, но и от умерших, поэтому священникам всех приходских церквей были сообщены специальные правила погребения. Места для них велено было отводить отдельно от городских кладбищ, их огораживали, и доступ к ним запрещался. Холерные кладбища подчинялись не церкви, как все остальные, а городской полиции, которая сама записывала погребаемых. Священников на таких кладбищах, как правило, не было, отпеваний и панихид не совершалось. Как писали в то время, «от болезни холеры многие умерли без надлежащего напутствования в жизнь вечную» [843 - РГИА. Ф. 398. Оп. 82. Д. 158. Л. 7.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Одно из холерных кладбищ появилось на южной окраине Петербурга, близ деревни Тентелевка. После окончания эпидемии мещанка Феврония Комаровская, похоронившая здесь своих родных, стала хлопотать о постройке церкви и собирать для этого средства. В 1835 г. митрополит Серафим благословил это начинание, а власти разрешили «учредить в смежности с холерным обыкновенное городское кладбище» [844 - Там же. Л. 7 об.]. Прошло всего пять месяцев, и небольшая деревянная церковь была освящена во имя новопрославленного святого Митрофана Воронежского. Такая быстрота объяснялась тем, что на кладбище перенесли старую церковь Измайловского полка, для которого был освящен новый величественный собор [845 - Подробнее об истории кладбища см.: Ветвеницкий Н.А. Описание Митрофановского петербургского православного кладбища. Спб., 1890; Историко-статистические сведения о Санкт-Петербургской епархии. Вып. 6. Спб., 1878. С. 131–151.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Первым церковным старостой стал известный табачный фабрикант В. Г. Жуков. На свои средства он проложил к кладбищу дорогу, обсадил ее ветлами и выстроил ограду [846 - Биржевые ведомости. 1885. 19 окт.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Осенью 1839 г. на Митрофаниевском кладбище заложили каменный трехпридельный храм (при этом территорию увеличили вдвое). Вначале его хотели выстроить по образцу Митрофаниевского собора в Воронеже, но денег собрать не удалось, и был взят готовый проект К. А. Тона, по которому строилась церковь в Свеаборге, морской крепости под Гельсингфорсом (Хельсинки).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Через три года постройка была вчерне готова, но в августе 1842 г. неожиданно рухнули купола, за что наблюдавшего за строительством академика К. И. Реймерса велено было «за неосторожное смотрение посадить на две недели на гауптвахту» [847 - РГИА. Ф. 1287. Оп. 8. Д. 202. Л. 100 об.]. Дальнейшее производство работ принял на себя опытный А. Адамини, после смерти которого дело завершал Ф. Руска. Ремонт и отделка церкви заняли еще пять лет, и в августе 1847 г. епископ Ревельский Нафанаил освятил пятикупольный храм во имя святого Митрофана Воронежского. Высокий пятиярусный иконостас и роспись сводов исполнили по эскизам академика Ф. Г. Солнцева, иконы написали известные академические живописцы П. М. Шамшин, К. Дузи, А. В. Нотбек, А. А. Васильев, К. А. Зеленцов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В подвальном этаже новой церкви устроили склепы для богатых захоронений. В 1858 г. был освящен нижний придел во имя Святителей Московских. Здесь находились фамильные захоронения богатых купеческих семей Сытовых, Русаковых, Дурдиных, Петуховых, а также могилы генерала артиллерии, члена Адмиралтейств-совета Д. П. Примо и директора Публичной библиотеки историка, генерал-лейтенанта Н. К. Шильдера.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;После освящения каменной церкви старую не разобрали. В 1859 г. ее основательно отремонтировали и вновь освятили, на этот раз под именем Спасской. Весной 1883 г. сильный пожар уничтожил эту деревянную постройку, но за лето епархиальный архитектор Г. И. Карпов восстановил храм, немного отступив от первоначального вида.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Третья кладбищенская церковь – Сошествия Святого Духа – напоминала большую надмогильную часовню. Ее возвел в 1885–1887 гг. на собственные средства известный благотворитель купец А. Л. Кекин над могилой сына, юного студента университета. В подвальном этаже у гробницы был устроен небольшой придел Семи Эфесских отроков. У ворот кладбища стояла часовня Александра Невского, неподалеку располагались дома церковного причта и небольшая богадельня для вдов и сирот духовного звания, построенная в 1864–1866 гг.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Митрофаниевское кладбище многократно расширялось: прирезки земли производились в 1835, 1838, 1848, 1860, 1865, 1871 и в другие годы. Во второй половине XIX в. ветки Балтийской и Варшавской железных дорог ограничили территорию с востока и запада. Тем не менее к началу XX в. Митрофаниевское кладбище стало одним из самых больших в Петербурге. В престольный праздник для поминовения сюда собиралось до ста тысяч человек.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Митрофаниевское никогда не считалось богатым и престижным среди петербургских некрополей. Хоронили здесь в основном небогатый люд – купцов, чиновников, мещан. Относительная дешевизна кладбища сделала его местом погребения многих петербургских актеров и литераторов среднего достатка. В бесплатных участках находили последний приют умершие в больницах, госпиталях, богадельнях, полицейских приемных домах. Неоднократно на кладбище происходило перераспределение разрядов, когда площадь дешевых и бесплатных увеличивали за счет более дорогих.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Богатые захоронения были сосредоточены главным образом вблизи Митрофаниевской церкви. Обращали на себя внимание: часовня над склепом адмирала В. М. Головнина и его сына – министра народного просвещения А. В. Головнина; семейное захоронение контр-адмирала В. И. Рыкова; могилы известного военного историка генерала Н. С. Голицына; генерала П. П. Липранди; члена Российской академии сенатора П. И. Сумарокова; директора департамента железных дорог Д. И. Журавского; всемирно известной пианистки М. Шимановской. Большим почитанием пользовалась могила странника А. М. Крайнева, вологодского крестьянина, носившего на себе пудовые вериги. Его похороны в декабре 1889 г. собрали двадцатитысячную толпу, которая провожала гроб от Успенской церкви на Сенной площади до самого кладбища [848 - Булгаковский Д. Г. Странник Александр Михайлович Крайнев. Спб., 1903; Вечерний Ленинград. 1990. 18 сент.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Обширный участок в северо-восточной части некрополя занимало Финское лютеранское кладбище. Первое ходатайство о его открытии относится к 1835 г., когда пастор финской церкви святой Марии писал «о крайне затруднительном своем положении при погребении бедных финнов, ибо на кладбищах Смоленском, Волковском и Тентелевском требуется плата». Через десять лет финнам отвели для кладбища десять тысяч квадратных сажень по соседству с Митрофаниевским. Вскоре на финском кладбище (расширенном в 1858 г.) стали хоронить также прихожан шведской церкви святой Екатерины.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1849 г. попечитель латышской лютеранской церкви генерал-лейтенант Корф ходатайствовал об открытии отдельного латышского кладбища (латышский приход насчитывал в то время около трех с половиной тысяч человек). Однако министр внутренних дел распорядился хоронить латышей на финском кладбище [849 - РГИА. Ф. 1287. Оп. 8. Д. 202. Л. 34; Оп. 40. Д. 559; Ф. 821. Оп. 5. Д. 1170; ЦГИА СПб, ф. 800. Оп. 1. Д. 21; Оп. 2. Д. 4.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;После революции судьба Митрофаниевского кладбища долгое время была не определена. Первые годы здесь еще продолжались захоронения. Так, в 1922 г. здесь был похоронен известный математик, профессор Петербургского университета, академик А. А. Марков. Решение о немедленном закрытии Митрофаниевских кладбищ – православного и финского – относится к 1927 г. Через два года была закрыта и вскоре снесена Митрофаниевская церковь. Начался разгром некрополя.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1930-е гг. несколько исторических захоронений были перенесены в музейные некрополи. В Некрополь мастеров искусств перезахоронили актеров А. М. и Я. Г. Брянских, И. П. Киселевского, Е. С. Семенову. На Литераторские мостки – литераторов Л. А. Мея, А. А. Григорьева, А. К. Михайлова-Шеллера и М. И. Пыляева.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Старожилы помнят, что в 1950-е гг. на месте Митрофаниевского кладбища действовала самая большая в Ленинграде барахолка, но отдельные могилы еще сохранялись. Сейчас это место занято складами, гаражами и свалками. В последнее время появились проекты застройки территории бывшего кладбища.<br>
&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Если от набережной Невы направиться по Арсенальной улице в глубину обширного промышленного района Выборгской стороны, то на углу Минеральной улицы за высоким бетонным забором можно увидеть необычное здание. Это величественный, немного грузный костел с полукруглой апсидой, мощными трансептами и стройной колокольней, которую некогда венчал шпиль. До революции этот костел стоял в центре обширного и ухоженного Выборгского римско-католического кладбища, от которого сегодня уцелели лишь несколько надгробий на территориях предприятий.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;До середины XIX в. столичные католики не имели своего кладбища и пользовались протестантскими – сначала Сампсониевским, позднее Смоленским и Волковским. В 1852 г. духовенство костела святой Екатерины обратилось в Министерство внутренних дел с ходатайством об отводе земли для католического кладбища на Выборгской стороне, в местности, которую называли Куликовым полем. Это было обширное незастроенное пространство, по плану 1841 г. «предназначенное под урегулирование улиц» [850 - ЦГИА СПб. Ф. 514. Оп. 1. Д. 2106. Ч. 1. Л. 219.]. Поэтому Городская дума вначале отказала католической общине, предложив на выбор два другие места: у Богословского кладбища на Муринской дороге и вблизи Смоленского на Голодае. Католический митрополит Игнатий Головинский осмотрел эти участки и признал их неудобными [851 - РГИА. Ф. 218. Оп. 4. Д. 2664. Л. 2–3.]. После повторного обращения 2 января 1856 г. Александр II утвердил разрешение «римско-католическому духовенству в Санкт-Петербурге на владение землею, отведенной из городского выгона в Выборгской части, известной под названием Куликова поля, для устройства кладбища и часовни» [852 - ЦГИА СПб. Ф. 921. Оп. 12. Д. 177. Л. 5.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Всего четыре месяца потребовалось на утверждение составленного Н. Л. Бенуа проекта каменной часовни, домов смотрителя и священника, других служебных построек [853 - Там же. Л. 16–29; Бартенева М.И. Николай Бенуа. Л., 1985. С. 33, 41, 137–138 (автор ошибочно утверждает, что костел снесен).]. К кладбищу проложили дорогу, территорию в двадцать четыре с половиной тысячи квадратных сажень благоустроили и разделили на прямоугольные участки, названные по именам католических святых: святого Павла, святого Петра, святой Екатерины, святого Станислава, святого Франциска, святого Доминика и др. 2 июля 1859 г. митрополит Вацлав Жилинский освятил часовню, стоящую в центре кладбища.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Через двадцать лет часовню решено было превратить в костел. В 1877–1879 гг. Н. Л. Бенуа (происходивший из семьи французов-католиков) пристроил к ней высокую башню-колокольню, и новый костел, роспись которого исполнил академик А. И. Шарлемань, освятили во имя Посещения Пресвятой Девы Марии. Под алтарем был погребен митрополит Игнатий Головинский, в подвале находились фамильные усыпальницы графов Потоцких, семьи Бенуа, другие захоронения. 14 декабря 1898 г. здесь был погребен и строитель костела архитектор Н. Л. Бенуа, родоначальник замечательной художественной династии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сын архитектора А. Н. Бенуа писал в своих воспоминаниях: «Католическое кладбище, к церкви которого папочка в этом году начал пристройку колокольни, лежало верстах в двух или трех от Кушелевки – ближе к Финляндскому вокзалу. Сама церковь, очень простая, но изящная, была построена отцом в 50-х гг. в романском стиле. Нижний этаж был на сводах, и там, в западном углу, был наш фамильный склеп, где под плитами уже лежали умершая в младенчестве сестра Луиза и брат Иша. Уже поэтому семья наша была особенно связана с этой церковью, но, кроме того, она теперь сделалась приходской церковью поселившихся на Выборгской стороне Эдвардсов, и мой зять, ревностный католик Матью, не пропускал ни одного воскресенья, чтобы не побывать, иногда со всей семьей, на мессе. Прежний фасад без колокольни, надо сознаться, был цельнее и гармоничнее; такою, кажется, церковь и была задумана папой. Но теперь, благодаря нашедшимся средствам и в удовлетворение гонора польской колонии, пожелавшей, чтобы церковь более выделялась среди окружающей местности, решено было пристроить колокольню, и, по проекту папочки, главный вход в церковь должен был помещаться в ней. Кажется, в 1877 г. работы по возведению колокольни еще не начались, и фундамент был положен лишь весной 1878 г., но, во всяком случае, папа был занят проектом и часто ездил на кладбище, чтобы совещаться с местным священником-ксендзом Францискевичем» [854 - Бенуа А. Н. Мои воспоминания. Ч. I. M., 1980. С. 324–325.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В середине XIX в. католическое население Петербурга насчитывало больше тридцати тысяч человек. Число ежегодных захоронений на римско-католическом кладбище доходило до семисот [855 - ЦГИА СПб. Ф. 800. Оп. 2. Д. 1. Л. 2.]. Костел получил свой приход, содержавший сиротский приют и школу. Престольный праздник 7 июля отмечался в храме архиерейским богослужением и народным гуляньем.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;К началу XX в. свободных мест на кладбище почти не осталось, поэтому в 1905 г. администрация обратилась с ходатайством о прирезке дополнительного участка земли. Городская дума ответила отказом, сославшись на решение о «постепенном закрытии существующих в черте города кладбищ» [856 - Там же. Ф. 792. Оп. 1. Д. 2499.]. С 1912 г. все захоронения на Выборгском католическом кладбище было предписано прекратить и перевести на католическое отделение Успенского кладбища.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С севера к католическому примыкало небольшое холерное кладбище. Оно возникло в июле 1831 г., в разгар холерной эпидемии, и предназначалось главным образом для жителей правобережья – Выборгской стороны, деревень Старой и Новой. Территорию размером в две тысячи триста квадратных сажен за свой счет обнесли забором купцы Пивоваровы [857 - Там же. Ф. 800. Оп. 1. Д. 1, 17.]. Во время эпидемии здесь похоронили многих петербуржцев, в числе которых были генерал К. И. Опперман, кругосветный мореплаватель адмирал Г. А. Сарычев, известный врач и писатель, доктор холерной комиссии М. Я. Мудров. Во время второй холеры, 1848 г., на Выборгском холерном кладбище вновь стали хоронить, но вскоре оно было окончательно закрыто.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1909 г. заведующий Выборгской частью писал в городскую управу: «На городском, ныне закрытом холерном кладбище, расположенном на Куликовом поле, осталось лишь несколько могил, кое-как уцелевших, остальные же сровнялись с землей. На двух из сохранившихся могил находились: на одной – икона Божией Матери масляными красками, на другой изображение Христа, несущего крест, сделанное от руки карандашом. Последнее изображение, работы Антонова, 1801 г., что видно из надписи на рисунке, помещено было на кресте, на коем сохранилась едва заметная надпись: Евгения Михайловна Антипова. За полным разрушением этих могил и крестов, во избежание гибели изображений я поручил комиссару их снять и доставить в Управу для помещения в Городской музей» [858 - Там же. Ф. 513. Оп. 1. Д. 372. Л. 102.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Первые послереволюционные годы приходской костел продолжал действовать, хотя захоронения на кладбище не возобновлялись. В мае 1939 г. Красногвардейский райсовет принял решение о его полной ликвидации [859 - ЦГА СПб. Ф. 7384. Оп. 18. Д. 1056. Л. 13.]. Костел закрыли, а кладбище из треста «Похоронное дело» передали Красногвардейскому райфинотделу, немедленно приступившему к его уничтожению. Планировалось устроить на этом месте общественный парк, и райфинотдел старался извлечь из брошенного кладбища доход: решетки и металлические части памятников сдавались в металлолом, надгробия перемалывались на щебенку, продавались дорожникам под бортовой камень тротуаров и т. д.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В Некрополь мастеров искусств успели перенести всего четыре захоронения: итальянской певицы А. Бозио, живописцев Ф. А. Бруни и Л. О. Премацци и генерала К. К. Данзаса, лицейского товарища Пушкина. В ноябре 1939 г. хранитель музеев-некрополей Н. В. Успенский обратился к администрации райфинотдела с просьбой «сохранить от разрушения до наступления благоприятного времени к переносу еще некоторые монументы» [860 - Список замечательных деятелей, похороненных на различных кладбищах: Рукопись // Архив ГМГС.]. Из перечисленных им надгробий уцелел лишь памятник психиатру И. Мержеевскому, перенесенный на следующий год на Литераторские мостки Волковского кладбища.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Уничтожение некрополя завершилось уже после войны. В декабре 1948 г. был утвержден проект приспособления бывшего костела под производственные цеха Калининского райпромкомбината. При этом отмечалось, что «в настоящее время костел окружает пустырь с редким, неорганизованно расположенным расположением деревьев и незначительным количеством памятников». Так прекратил существование один из самых благоустроенных и живописных некрополей старого Петербурга. В 2002 г. костел был возвращен католической общине, но средств на реставрацию пока не хватает.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Исторические захоронения на уничтоженных кладбищах<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Апрелев Иван Федорович. Ум. 1874. Сенатор; сын генерал-лейтенанта Ф. И. Апрелева. Фарфоровское кл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Аскоченский Виктор Ипатьевич. 1813–1879. Писатель, журналист, издатель журнала «Домашняя беседа». Пустынь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Барков-Николаевский Павел Николаевич. Ум. 1894. Оперный певец. Митрофаниевское кл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Беккер Карл Карлович. 1838–1905. Архитектор, работал в Торжке и Петербурге. Тентелевское кл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Беляев Алексей Кузьмич. 1784–1846. Генерал-лейтенант, участник Отечественной войны 1812 г., командир гвардейской инвалидной бригады. Митрофаниевское кл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бенуа Николай Леонтьевич. 1813–1898. Академик архитектуры, профессор, председатель Петербургского общества архитекторов. Католическое кл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бестужев Петр Александрович. 1808–1840. Мичман, член Северного общества; младший брат декабристов Николая, Александра и Михаила Бестужевых. Митрофаниевское кл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бибиков Илья Гаврилович. 1794–1867. Генерал-лейтенант, участник Отечественной войны 1812 г., член Союза благоденствия. Пустынь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Блейхман Юлий Иванович. 1868–1909. Композитор. Митрофаниевское кл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Богданов Алексей Николаевич. Ум. 1907. Режиссер, балетмейстер. Малоохтинское кл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Боголюбов Алексей Андреевич. 1849–1881. Полковник Генерального штаба, участник Русско-турецкой войны 1877–1878 гг. Пустынь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Боголюбова Фекла Александровна (рожд. Радищева). Мать А. П. Боголюбова, дочь писателя А. Н. Радищева. Малоохтинское кл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Большаков Николай Иванович. 1871–1910. Издатель, редактор «Кронштадтского маяка». Митрофаниевское кл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бонафеде Юстиниан Петрович. 1825–1866. Художник-мозаичист, заведующий мозаичным отделением Академии художеств. Католическое кл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бонштедт Эдуард. 1860–1893. Доктор медицины. Католическое кл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бржозовский Евгений Феликсович. 1858–1907. Архитектор. Католическое кл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Брож Карл Осипович. 1836–1901. Рисовальщик, иллюстратор журналов, заведующий художественным отделом «Всемирной иллюстрации». Католическое кл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Брошель Александра Карловна. 1844–1871. Актриса. Пустынь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Брусилов Николай Петрович. 1782–1849. Прозаик, издатель, критик. Митрофаниевское кл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Булгаков Федор Ильич. 1852–1908. Литератор, искусствовед, редактор журнала «Вестник иностранной литературы». Митрофаниевское кл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Варлаам (Высоцкий). 1664–1737. Архимандрит, духовник императриц Екатерины I и Анны Иоанновны, настоятель Троице-Сергиевой лавры под Москвой, основатель Троице-Сергиевой пустыни. Пустынь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вейгельдт Роберт Карлович. 1809–1867. Академик архитектуры. Тентелевское кл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Витовтов Александр Александрович. 1770–1840. Писатель, переводчик, статс-секретарь Александра I. Успенское кл. в дер. Мурзинка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Войслав Сигизмунд Григорьевич. 1850–1904. Профессор Горного института. Католическое кл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Врублевский Эдуард. 1848–1892. Химик, профессор Петербургского университета. Католическое кл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вындомский Николай Федорович. 1764–1802. Надворный советник. Фарфоровское кл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гагарин Андрей Павлович, гр. 1787–1828. Министр уделов, шталмейстер Императорского двора. Фарфоровское кл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гедеанов Лука Степанович, кн. Имеретинский. 1773–1843. Отец композитора А. П. Бородина. Пустынь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Глухов Владимир Сергеевич. 1816–1894. Инженер путей сообщения, основатель Палаты мер и весов. Митрофаниевское кл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Голицын Николай Сергеевич, кн. 1809–1892. Генерал от инфантерии, военный историк, редактор «Русского инвалида». Митрофаниевское кл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Головнин Александр Васильевич. 1821–1886. Министр народного просвещения; сын В. М. Головнина. Митрофаниевское кл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Головнин Василий Михайлович. 1776–1831. Вице-адмирал, кругосветный мореплаватель, начальник кораблестроительного департамента. Митрофаниевское кл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гольц Николай Осипович. 1800–1880. Балетмейстер. Пустынь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Горчаков Александр Михайлович, светл. кн. 1798–1883. Государственный канцлер, министр иностранных дел. Пустынь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гурьев Дмитрий Александрович, гр. 1751–1825. Министр финансов. Фарфоровское кл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Демин Игнатий Игнатьевич. 1809–1887. Академик архитектуры. Пустынь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дивов Павел Гаврилович. 1765–1841. Дипломат, сенатор, писатель, управляющий архивом МИД. Фарфоровское кл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дивов Петр Павлович. Ум. 1828. Герой Русско-турецкой войны 1828–1829 гг. Фарфоровское кл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дивова Александра Гавриловна. 1772–1827. Камер-фрейлина, мемуаристка. Фарфоровское кл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дидье Петр Иванович. 1799–1852. Актер. Митрофаниевское кл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дубровин Николай Федорович. 1837–1904. Историк, академик, ученый секретарь Академии наук, редактор журнала «Русская старина». Пустынь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Евневич Ипполит Антонович. 1831–1903. Математик, профессор Технологического института. Католическое кл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Жихарев Степан Петрович. 1787–1860. Сенатор, мемуарист, председатель Петербургского театрально-литературного комитета. Митрофаниевское кл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Жуков Василий Григорьевич. 1795–1882. Табачный фабрикант. Митрофаниевское кл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Жуковский Николай Васильевич. 1793–1859. Губернатор, сенатор. Пустынь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Журавский Дмитрий Иванович. 1821–1891. Инженер путей сообщения, мостостроитель, директор департамента железных дорог. Митрофаниевское кл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Занетти Тулио Иосифович. Ум. 1906. Профессор пения. Католическое кл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Заседателев-Орлов Александр Андреевич. 1845–1891. Актер. Митрофаниевское кл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Золотарев Егор Иванович. 1847–1878. Академик, профессор Петербургского университета. Митрофаниевское кл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Зубов Валериан Александрович, гр. 1771–1804. Генерал от инфантерии, главнокомандующий войсками в войне с Персией, директор 2-го кадетского корпуса. Пустынь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Зубов Николай Александрович, гр. 1763–1805. Обер-шталмейстер. Пустынь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Зубов Платон Александрович, кн. 1767–1822. Генерал-фельдцейхмейстер, новороссийский генерал-губернатор, начальник Черноморского флота; фаворит Екатерины II. Пустынь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Зубова Наталья Александровна, гр. (рожд. Суворова-Рымникская). 1775–1844. Жена Н. А. Зубова, дочь генералиссимуса А. В. Суворова-Рымникского. Пустынь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Игнатий (Головинский). 1807–1855. Архиепископ Могилевский. Католическое кл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Игнатий (Малышев). 1810–1897. Архимандрит, настоятель Троице-Сергиевой пустыни, друг св. Игнатия Брянчанинова. Пустынь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Игнатьев Павел Николаевич, гр. 1797–1879. Генерал-адъютант, генерал-губернатор Петербурга, председатель Комитета министров. Пустынь. Ильин Николай Тимофеевич. 1837–1887. Актер. Митрофаниевское кл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Инсарский Василий Антонович. 1814–1882. Писатель, мемуарист, московский почт-директор. Пустынь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кавелин Александр Александрович. 1793–1850. Генерал-адъютант; отец церковного писателя архимандрита Леонида (Кавелина). Пустынь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Карлович Владимир Михайлович. 1834–1892. Военный инженер, генерал-майор, профессор Николаевской инженерной академии. Католическое кл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Клевшинский Антон Антонович. Ум. 1902. Академик архитектуры. Католическое кл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Клейнмихель Петр Андреевич, гр. 1793–1869. Генерал-адъютант, главноуправляющий путями сообщения и публичными зданиями, член Государственного совета. Пустынь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ковалевский Евграф Петрович. 1790–1867. Министр народного просвещения, член Государственного совета. Пустынь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Колчин Александр Александрович. Ум. 1885. Художник. Пустынь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кольб-Левский Лев Адамович. 1813–1900. Актер. Митрофаниевское кл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Комовский Василий Дмитриевич. 1803–1851. Чиновник министерства народного просвещения, редактор археографической комиссии, общественный деятель. Выборгское холерное кл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Крайнев Александр Михайлович. 1817–1889. Почитаемый в народе странник и богомолец, собиравший деньги на строительство церквей. Митрофаниевское кл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Красовский Аполлинарий Каэтанович. 1816–1875. Теоретик архитектуры и педагог, профессор Строительного училища, редактор «Журнала министерства путей сообщения». Католическое кл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кросновский Мариан Альбертович. 1831–1891. Профессор технологического института. Католическое кл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Крутицкая Екатерина Францевна. 1792–1837. Актриса. Митрофаниевское кл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Крюгер Елизавета Карловна. Ум. 1898. Балерина. Митрофаниевское кл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Куроедов Василий Петрович. 1832–1888. Профессор Института гражданских инженеров. Митрофаниевское кл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Латышева Александра Александровна. 1830–1877. Оперная певица. Митрофаниевское кл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лебедев Василий Александрович. 1833–1909. Правовед, профессор Петербургского университета, декан юридического факультета. Фарфоровское кл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лейхтенбергская Ольга Петровна, герцогиня (рожд. принцесса Ольденбургская). 1852–1883. Дочь принца П. Г. Ольденбургского, супруга герцога Г. М. Лейхгенбергского. Пустынь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лейхтенбергский Николай Максимилианович, герцог, кн. Романовский. 1843–1890. Пустынь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Леонидов Леонид Львович. 1821–1889. Актер. Пустынь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Липин Николай Иванович. 1812–1877. Инженер путей сообщения, один из строителей Петербургско-Московской железной дороги. Митрофаниевское кл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Липранди Павел Петрович. 1796–1864. Генерал от инфантерии, герой Крымской войны. Митрофаниевское кл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лобанов-Ростовский Дмитрий Иванович, кн. 1758–1831. Министр юстиции, член Государственного совета. Фарфоровское кл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лобанов-Ростовский Яков Иванович, кн. 1760–1831. Малороссийский генерал-губернатор, член Государственного совета. Фарфоровское кл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лозино-Лозинский Алексей Константинович. 1886–1916. Поэт, переводчик. Митрофаниевское кл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Львов Петр Михайлович. 1778–1861. Архитектор. Митрофаниевское кл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лядов Владимир Николаевич. 1830–1904. Актер. Митрофаниевское кл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Марков Андрей Андреевич. 1856–1922. Математик, академик, профессор Петербургского университета. Митрофаниевское кл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мартынов Андрей Евстафьевич. Ум. 1857. Актер; брат знаменитого актера А. Е. Мартынова. Митрофаниевское кл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Макарий (Макаров). Ум. 1879. Схимонах Троицко-Сергиевой пустыни, сподвижник св. Игнатия Брянчанинова. Пустынь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Межов Владимир Измаилович. 1831–1894. Библиограф, сотрудник Публичной библиотеки, автор фундаментальных библиографических указателей. Митрофаниевское кл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мезенцев Николай Владимирович. 1827–1878. Генерал-адъютант, шеф жандармов, начальник Третьего отделения. Пустынь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Миркович Федор Яковлевич. 1790–1866. Генерал от инфантерии, сенатор, мемуарист. Пустынь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Михаил (Чихачев). 1807–1873. Схимонах Троице-Сергиевой пустыни; друг и сподвижник св. Игнатия Брянчанинова. Пустынь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Молинари Аббондио. 1830–1880. Художник. Католическое кл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мудров Матвей Яковлевич. 1776–1831. Врач, писатель, участник Отечественной войны 1812 г., доктор холерной комиссии 1831 г. Выборгское холерное кл. Муравьев Николай Назарьевич. 1775–1845. Историк-археолог, статс-секретарь Николая I. Фарфоровское кл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мятлев Иван Петрович. 1796–1844. Камергер Императорского двора, поэт. Пустынь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Наранович Павел Андреевич. 1801–1874. Лейб-хирург, профессор Военно-медицинской академии. Малоохтинское кл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Николаева-Числова Елизавета Гавриловна. 1845–1889. Балерина. Пустынь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Новинский Мстислав Александрович. 1841–1914. Врач, основатель экспериментальной онкологии. Митрофаниевское кл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Норов Авраам Сергеевич. 1795–1869. Министр народного просвещения, член Государственного совета, библиофил, писатель. Пустынь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Оболенский-Нелединский-Мелецкий Валериан Сергеевич, кн. 1849–1907. Шталмейстер Императорского двора, член Государственного совета. Пустынь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ольденбургская Терезия-Вильгельмина-Фредерика-Изабелла-Шарлотта, принцесса (рожд. принцесса Нассау-Вейльбургская). 1815–1871. Супруга принца П. Г. Ольденбургского. Пустынь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ольденбургский Петр Георгиевич, принц. 1812–1881. Сын герцога Ольденбургского Петра-Фридриха-Георга и вел. кн. Екатерины Павловны, друг и сподвижник Александра II, главноуправляющий Ведомства учреждений Императрицы Марии, президент Вольного экономического общества. Пустынь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Опочинин Федор Петрович. 1779–1852. Обер-гофмейстер, член Государственного совета. Пустынь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Опочинина Дария Михайловна (рожд. кн. Кутузова-Смоленская). 1788–1854. Жена Ф. П. Опочинина, дочь фельдмаршала М. И. Кутузова-Смоленского. Пустынь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Опперман Карл Иванович, гр. 1766–1831. Инженер-генерал, ветеран Отечественной войны 1812 г. Выборгское холерное кл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Павский Герасим Петрович. 1787–1863. Протоиерей, законоучитель Александра II, востоковед и филолог, профессор Петербургской духовной академии. Фарфоровское кл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Панин Виктор Никитич, гр. 1801–1874. Дипломат, министр юстиции. Пустынь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Петров Никон Петрович. 1814–1876. Оперный певец. Митрофаниевское кл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Петрова-Виноградова Александра Ивановна. Ум. 1889. Балерина. Митрофаниевское кл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Плюшар Адольф Александрович. 1806–1865. Книгоиздатель. Католическое кл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Полозов Даниил Петрович. 1794–1850. Генерал-лейтенант. Пустынь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Потоцкая Жозефина-Амалия, гр. 1752–1798. Статс-дама, художница; жена С.-Ф. Потоцкого, дочь гр. Георгия-Августа Мнишка. Католическое кл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Потоцкий Лев Станиславович, гр. 1799–1860. Литератор, мемуарист, камергер Императорского двора. Католическое кл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Потоцкий Станислав Станиславович, гр. 1787–1831. Генерал-адъютант, участник Отечественной войны 1812 г.; сын С.-Ф. Потоцкого. Католическое кл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Потоцкий Станислав-Феликс. 1752–1805. Воевода Чермно-русский, маршал тарговицкой конфедерации, генерал русской службы. Католическое кл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Преображенский Владимир Васильевич. 1846–1905. Математик, профессор Петербургского университета. Митрофаниевское кл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Примо Дмитрий Павлович. 1774–1859. Генерал от артиллерии, член Адмиралтейств-совета. Митрофаниевское кл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ромейко-Гурко Иосиф Александрович. 1782–1857. Сенатор. Католическое кл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ронкони Феликс. Ум. 1875. Профессор пения. Католическое кл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ропет (Петров) Иван Николаевич. 1845–1908. Академик архитектуры, художник-прикладник и график. Малоохтинское кл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рупини Петр Иванович. Ум. 1893. Актер. Малоохтинское кл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рыков Василий Иванович. 1829–1880. Контрадмирал. Митрофаниевское кл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рыков Иван Васильевич. 1798–1869. Генерал-лейтенант. Митрофаниевское кл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сабир Иосиф Иосифович. 1782–1864. Генерал-майор. Католическое кл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сабурова Аграфена Тимофеевна. 1795–1867. Актриса. Митрофаниевское кл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Садовников Василий Семенович. 1800–1879. Академик архитектуры. Митрофаниевское кл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Садовников Сергей Васильевич. 1835–1906. Академик архитектуры. Митрофаниевское кл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Салтыков Михаил Андреевич. 1815–1870. Генерал-лейтенант. Митрофаниевское кл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сан-Галли Франц Карлович. 1824–1908. Владелец литейного завода в Петербурге. Тентелевское кл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сарычев Гаврила Андреевич. 1763–1831. Адмирал, кругосветный путешественник, картограф, управляющий морским министерством. Выборгское холерное кл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сверчков Алексей Васильевич. Ум. 1828. Камергер Императорского двора, посланник при Тосканском дворе. Фарфоровское кл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Стрельская Варвара Васильевна. 1838–1915. Актриса. Пустынь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Суворов-Рымникский Александр Аркадьевич, светл. кн. 1804–1882. Дипломат, генерал-губернатор Петербурга; внук генералиссимуса А. В. Суворова-Рымникского. Пустынь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сулима Николай Семенович. 1777–1840. Губернатор Восточной и Западной Сибири. Пустынь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сумароков Павел Иванович. 1760–1848. Писатель, член Российской Академии, сенатор. Митрофаниевское кл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Суриков Владимир Прохорович. Ум. 1855. Контр-адмирал. Выборгское холерное кл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Суханин Егор Петрович. 1817–1865. Профессор Института инженеров путей сообщения. Митрофаниевское кл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Толбин Василий Васильевич. 1821–1869. Писатель, журналист. Митрофаниевское кл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Хитрово Алексей Захарович. 1773–1854. Государственный контролер. Пустынь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Храповицкий Матвей Евграфович. 1784–1847. Генерал-адъютант, член Государственного совета, военный губернатор Петербурга. Пустынь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Чиарди Цезарь. 1818–1877. Флейтист. Католическое кл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Чичерин Петр Александрович. 1778–1848. Генерал-адъютант, участник Отечественной войны 1812 г. Пустынь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Шарлемань Адольф Иосифович. 1827–1901. Живописец-акварелист, академик. Католическое кл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Шарлемань I Иосиф Иванович. 1782–1861. Архитектор. Католическое кл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Шарлемань Иосиф Иосифович. 1824–1870. Архитектор. Католическое кл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Шегрен Андрей Михайлович. 1794–1855. Академик. Митрофаниевское кл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Шигаев Николай Петрович. 1806–1864. Товарищ министра финансов. Митрофаниевское кл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Шильдер Николай Карлович. 1842–1902. Генерал-лейтенант, историк, директор Публичной библиотеки. Митрофаниевское кл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Шимановская Мария. 1789–1831. Польская пианистка. Митрофаниевское кл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ширинский-Шихматов Платон Александрович. 1790–1853. Министр народного просвещения, академик, председатель Археологического института и отделения русского языка и словесности Академии наук. Пустынь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Шпис Август Карлович. Ум. 1904. Скульптор. Фарфоровское кл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Штакеншнейдер Андрей Иванович. 1809–1865. Академик архитектуры, профессор Академии художеств. Пустынь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Энгель Анна Андреевна. 1841–1896. Актриса. Митрофаниевское кл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Юркевич Александр Андреевич. 1820–1885. Академик архитектуры. Митрофаниевское кл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Юрьевич Семен Алексеевич. 1798–1865. Генерал-адъютант, воспитатель имп. Александра II. Пустынь.<br>
<br><br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ю. М. Пирютко<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;ЧЕРЕЗ ПЯТНАДЦАТЬ ЛЕТ<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Впервые книга «Исторические кладбища Петербурга» увидела свет пятнадцать лет назад. Нельзя сказать, что состояние этих культурно-исторических урочищ, хранящих память о многих поколениях петербуржцев, осталось за эти годы неизменным.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С одной стороны, процесс уничтожения и забвения старых могил не только не остановлен, но стал еще более интенсивным. Этому способствует принципиально новая, в сравнении с началом 1990-х гг., ситуация. На крупнейших исторических кладбищах – Смоленском и Волковском православных, отчасти на Никольском и Новодевичьем – возобновились систематические захоронения, тогда как в 1980-е годы они имели статус закрытых или «полузакрытых». Эксплуатация кладбищ в их первоначальном назначении имеет определенную логику, но не может не изменить исторический облик заброшенных некрополей. Обширные участки старинных кладбищ превращаются на наших глазах в массивы стандартных современных стел и крестов, встающих на месте разваливавшихся склепов и вросших в землю могильных камней.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С другой стороны, надо признать, что охрана и благоустройство некоторых кладбищ, находящихся в ведении ГУП «Ритуальные услуги», в настоящее время организованы значительно лучше, чем пятнадцать лет назад. Территория большинства некрополей ограждена, в ночное время закрыта для посещения; основные дорожки заасфальтированы или вымощены; ведется реставрация некоторых памятников, реновация зеленых насаждений. Эти меры, однако, не могут изменить общего впечатления неустроенности и сиротливости городских скуделен, глубокого равнодушия большинства горожан к месту последнего упокоения.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Авторы очерков об отдельных кладбищах, написанных в конце 1980-х гг., не ставили целью дать полный свод сохранившихся памятников городского некрополя. Очевидно, полный перечень сохранившихся надгробий может быть создан только в рамках топографического обследования, отдельно взятого кладбища, и то при условии, что там не проводится новых погребений. Подобная работа проводилась ГУП «Ритуальные услуги» и ГУП «Севзапгеоинформ» в 1993–1996 гг. на территории Серафимовского кладбища. Было учтено свыше 200 тыс. надгробий (примерно по 4 000 на гектар). Опубликование свода такого объема не только сложно технически, но и представляет минимальный общественный интерес. Разумеется, этот свод быстро устарел вследствие появления на Серафимовском множества новых захоронений и естественной утраты не посещаемых могил.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Невозможно с достаточной полнотой отразить в нынешнем издании новые памятники, прибавившиеся к старым могилам. Однако некоторые дополнения о судьбе исторических кладбищ в последние 15 лет необходимы.<br>
&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Восстановление полностью утраченных в советские годы надгробий в Великокняжеской усыпальнице Петропавловского собора началось в 1992 г. в связи с погребением великого князя Владимира Кирилловича (1918–1992), скончавшегося в Париже. К настоящему времени восстановлены плиты великих князей Владимира Александровича, Алексея Александровича, Константина Николаевича, Константина Константиновича. 7 марта 1995 г. в усыпальнице погребены перенесенные из Кобурга останки великого князя Кирилла Владимировича (1876–1938), признававшегося с 1924 г. некоторыми монархическими кругами русской эмиграции местоблюстителем императорского престола, и его супруги Виктории Федоровны (1876–1936).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В Петропавловском соборе 28 сентября 2006 г. состоялось перезахоронение умершей и погребенной в Дании императрицы Марии Федоровны (1847–1928), вдовы Александра III. Этот торжественный церемониал был приурочен к 140-й годовщине вступления на русскую землю датской принцессы Дагмары, обрученной с сыном Александра II цесаревичем Николаем Александровичем, а после его внезапной кончины ставшей женой его брата, Александра Александровича. Корабль военно-морских сил Дании «Эсберн Снаре» 26 сентября доставил гроб с телом императрицы из Роскильде в Кронштадт. Церемония прощания с императрицей началась в церкви Александра Невского в Петергофской Александрии и продолжилась через день в Исаакиевском соборе. Вел богослужение Патриарх Московский и Всея Руси Алексий II.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;До сих пор не получила однозначной оценки судьба так называемых «екатеринбургских останков». Согласно официальной версии, фрагменты мощей святых царственных страстотерпцев, зверски убитых в ночь на 17 июля 1918 года, были обнаружены в районе Старой Коптяковской дороги под Екатеринбургом в 1979 г. писателем Г. Т. Рябовым. Спустя двенадцать лет была создана правительственная комиссия по изучению останков. Работа велась в условиях строгой секретности, при участии зарубежных специалистов. Для сравнительного анализа ДНК в 1993 г. вскрывался склеп великого князя Георгия Александровича, брата Николая II, в Петропавловском соборе. Считается, что были обнаружены останки девяти человек:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;• император Николай II (1868–1918);<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;• императрица Александра Федоровна (1872–1918);<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;• великая княжна Ольга Николаевна (1895–1918);<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;• великая княжна Анастасия Николаевна (1901–1918);<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;• великая княжна Мария Николаевна (1899–1918);<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;• лейб-медик Евгений Сергеевич Боткин (1865–1918);<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;• повар Иван Михайлович Харитонов (1870–1918);<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;• лакей Алоизий Егорович Трупп;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;• горничная Анна Степановна Демидова.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Несмотря на кажущиеся достаточно убедительными выводы следствия и генетических экспертиз, останки не признаются Русской Православной Церковью святыми мощами. 17 июля 1998 г. в присутствии Президента России Б. Н. Ельцина была проведена торжественная церемония их погребения в Екатерининском приделе Петропавловского собора. Это событие, приуроченное к 80-й годовщине цареубийства, должно было продемонстрировать покаяние новой России за преступления советской власти.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;К 90-летию екатеринбургской трагедии в прессе развернулась кампания по идентификации найденных в 2007 г. останков цесаревича Алексея Николаевича (1904–1918) и его сестры Татьяны Николаевны (1897–1918).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;До сих пор остается никак не отмеченным место расстрела в Петропавловской крепости 29 января 1919 г. других членов Императорской фамилии: великих князей Николая Михайловича (1859–1919), Георгия Михайловича (1863–1919), Дмитрия Константиновича (1860–1919), Павла Александровича (1860–1919).<br>
&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не избежали изменений музейные некрополи Петербурга. На Лазаревском кладбище Александро-Невской лавры в 2004 г. под слоем земли было обнаружено считавшееся утраченным надгробие известного деятеля русского просвещения XVIII века Ивана Петровича Тургенева (1752–1807), похороненного с сыном, поэтом Андреем Ивановичем Тургеневым (1781–1803). Там же, к 250-летию Московского Университета, отмечавшемуся в 2005 г., был установлен памятный знак первому директору этого учебного заведения, Алексею Михайловичу Аргамакову (1711–1757), похороненному на Лазаревском кладбище.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В музейном Некрополе мастеров искусств в 1994 г. был установлен крест на могиле священномученика о. Петра Скипетрова (1863–1918), убитого красногвардейцами при попытке вооруженного захвата Александро-Невской лавры. Могила о. Петра была уничтожена в 1930-е гг., но ее место у алтаря Тихвинской церкви определено сотрудниками музея на основе архивных описаний некрополя. В 2008 г. деревянный крест заменен гранитным.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;После реставрации на свои исторические места в некрополе (Тихвинском кладбище Александро-Невской лавры) возвращены надгробия Анастасии Дмитриевны Бантыш-Каменской (1821–1838), дочери историка Д. Н. Бантыш-Каменского, и сыновей заводчика Д.Д. Пономарева: Дмитрия и Федора (бронзовый рельеф надгробия создан в 1838 г. П. К. Клодтом).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 2006 г. в Некрополе мастеров искусств поставили гранитную плиту на месте перезахороненного в 1941 г. с уничтоженного Малоохтенского кладбища художника-мариниста Алексея Петровича Боголюбова (1824–1896). В 2007 г. недалеко от памятника А. И. Куинджи установлен кенотаф его земляка, известного петербургского негоцианта и мецената греческого происхождения Ивана Трофимовича Доболли (1771–1850), при участии которого был основан Афинский Университет имени И. Каподистрия.<br>
&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Из немалого количества новых захоронений в музейном некрополе Литераторские мостки отметим хотя бы некоторые.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На могиле ленинградского скульптора Михаила Константиновича Аникушина (1917–1997) установлено бронзовое изваяние «Ника». Эта фигура должна была венчать Монумент героическим защитникам Ленинграда на площади Победы, однако идея Аникушина не получила поддержки тогдашнего партийного руководства. Рядом похоронена вдова скульптораМария Тимофеевна Литовченко (1917–2003).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Долгое время не было скульптурного надгробия на могиле поэта ленинградской блокады Ольги Федоровны Берггольц (1910–1975). Лишь в 2005 г. установлен новый памятник работы В. Э. Горевого.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На Литераторских мостках появляются художественные памятники, разнообразящие стилистику жанра мемориальной скульптуры. Один из наиболее заметных – гранитная расколотая сфера с бронзовым барельефом, созданная М. М. Шемякиным в 1999 г. Это надгробие вице-губернатора Санкт-Петербурга Михаила Владиславовича Маневича (1961–1997), убитого киллером в двух шагах от Невского проспекта.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Скульптор А. Г. Дема, автор надгробия Аллы Яковлевны Шелест (1919–1998) запечатлел в мраморе образ великой балерины в хореографической миниатюре Л. В. Якобсона на темы О. Родена (2000 г.). Занавес Мариинского театра – мотив мозаичного панно надгробной стелы оперной певицы Галины Александровны Ковалевой (1932–1995), выполненной по проекту архитектора В. Б. Фабрицкого (2000 г.). Мраморный барельеф с фигурой Гения искусств, воскрешающий мотивы классицистического надгробия, установлен в 2007 г. скульптором Г. В. Лукьяновым на могиле певицы Татьяны Николаевны Лавровой (1911–2004).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Традиционно в некрополе Литераторские мостки хоронят наших земляков, известных в различных областях литературы, музыки, архитектуры, изобразительных искусств. Среди деятелей театра – Константин Михайлович Сергеев (1910–1992) и Наталья Михайловна Дудинская (1912–2003), звездная пара ленинградского балета. В этой же части некрополя – балетмейстер Игорь Дмитриевич Бельский (1925–1999).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Известный оперный певец Константин Антонович Лаптев (1904–1990) похоронен рядом с женой под памятником, сооруженным в 1960 г. В центральной части некрополя – могила Бориса Тимофеевича Штоколова (1930–2005).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Для поклонников драматического театра не нуждаются в представлении такие имена, как Игорь Олегович Горбачев (1927–2003), Иван Петрович Дмитриев (1915–2003), Николай Григорьевич Лавров (1944–2000), Евгений Алексеевич Лебедев (1917–1997), Нина Васильевна Мамаева (1923–2001), Владислав Игнатьевич Стржельчик (1921–1999), Андрей Юрьевич Толубеев (1945–2008), Николай Николаевич Трофимов (1920–2005), Бруно Артурович Фрейндлих (1909–2002), Елена Владимировна Юнгер (1910–1999).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В некрополе похоронены режиссер Театра имени Ленсовета Владислав Борисович Пази (1945–2006), скончавшийся в Болгарии во время творческой командировки, и окончившая свою долгую жизнь в Лос-Анджелесе драматическая актриса Нина Григорьевна Коваленская (1888–1993), завещавшая вернуть свой прах в Россию.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На Литераторских мостках похоронены композиторы Валерий Александрович Гаврилин (1939–1999), Андрей Павлович Петров (1930–2006), Владислав Александрович Успенский (1937–2004), главный хормейстер Мариинского театра Александр Григорьевич Мурин (1917–1992), дирижеры Илья Александрович Мусин (1904–1999), Виктор Андреевич Федотов (1933–2001), Арвидс Кришевич Янсонс (1914–1984).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Примечательна судьба Карла Ильича Элиасберга (1907–1978). Прах дирижера, под управлением которого в блокадном Ленинграде была исполнена 7-я симфония Шостаковича, находился в колумбарии Крематория и лишь в 1992 г. был перенесен в пантеон Литераторских мостков.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Здесь похоронены петербургские живописцы Вячеслав Францевич Загонек (1919–1994), Гавриил Кондратьевич Малыш (1907–1998), Евгений Демьянович Мальцев (1929–2003), Евсей Евсеевич Моисеенко (1916–1988), Юрий Михайлович Непринцев (1909–1996), Борис Сергеевич Угаров (1922–1991), Пётр Тимофеевич Фомин (1919–1996); график Владимир Александрович Ветрогонский (1923–2002), скульпторы Александр Михайлович Игнатьев (1912–1998), Алексей Алексеевич Королюк (1933–2002), Юрий Николаевич Лоховинин (1924–1992), Валентина Лаврентьевна Рыбалко (1918–1991), Любовь Михайловна Холина (1918–1998).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Близ Архитекторской дорожки некрополя поставлен памятник петербургским коллекционерам Владимиру Владимировичу Стрекалову-Оболенскому (1905–1990) и Августе Михайловне Сараевой-Бондарь (1925–2002), завещавшим свое собрание живописи и прикладного искусства родному городу. Один из основателей Советского Фонда культуры, сыгравшего значительную роль в годы перестройки, профессор Никита Алексеевич Толстой (1917–1994) похоронен рядом с тестем, поэтом М. Л Лозинским. Со своим мужем Ю. М. Непринцевым похоронена Марина Александровна Тихомирова (1911–1992), сохранявшая ценности пригородных дворцов-музеев в блокадном Ленинграде, а после войны занимавшаяся восстановлением разрушенного Петергофа. Рядом с родителями нашел место упокоения Иван Петрович Саутов (1947–2008), знаменитый петербургский музейщик, многие годы руководивший восстановлением и благоустройством дворцово-паркового музейного заповедника «Царское Село».<br>
&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Для музейного некрополя Литераторские мостки в 1935 г. была отведена часть Волковского православного кладбища, которое было обречено на уничтожение. Захоронения на этой территории долгое время не проводились. Однако с 1990-х гг. облик заброшенного и мало посещаемого кладбища резко изменился. В настоящее время состав захоронений обновлен более чем на половину. Уцелевшие старинные памятники теряются в окружении многочисленных новых надгробий. Проведены значительные работы по осушению заболоченных участков, расчистке и мощению дорожек, замене ограды кладбища. Можно отметить достаточно высокий уровень благоустройства этого некрополя, принадлежащего к числу старейших в Петербурге. Среди появившихся в последние годы могил встречаются известные имена.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На главной дорожке, идущей от конторы в направлении Конной, заметен памятник Григорию Моисеевичу Сандлеру (1912–1994), выдающемуся хоровому дирижеру, руководителю хоров Ленинградского радио и Ленинградского Университета. Близ Конной дорожки можно найти надгробия петербургских рок-музыкантов: «Майкла» – лидера группы «Зоопарк» Михаила Васильевича Науменко (1955–1991), и «Дюши» – флейтиста группы «Аквариум» Андрея Игоревича Романова (1956–2000). Неподалеку надгробие поэта и художника Олега Евгеньевича Григорьева (1943–1992).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;У ограды некрополя Литераторские мостки оказались похоронены люди, заметные в театральной среде Петербурга: главный администратор Мариинского театра Борис Абрамович Бахрах (1923–2000), заведующая литературной частью БДТ Дина Морисовна Шварц (1921–1998), заведующий постановочной частью того же театра Владимир Павлович Куварин (1925–2005), артисты БДТ Эмма Анатольевна Попова (1928–2003) и Всеволод Анатольевич Кузнецов (1928–2003), режиссер Александр Георгиевич Товстоногов (1944–2002). Тут же солисты Мариинского театра: танцовщик Николай Иванович Ковмир (1947–2001) и певец Георгий Васильевич Заставный (1942–2002). На небольшой гранитной стеле с портретом вырублено «Понизовский здесь!». Это надгробие легендарного режиссера, основателя первого в постперестроечной России частного театра «ДаНет» Бориса Юрьевича Понизовского (1930–1995). В этой же части некрополя похоронен художник ленинградского андеграунда Александр Николаевич Манусов (1947–1990). Среди деятелей искусства старшего поколения – актриса театра и кино Тамара Ивановна Алешина (1919–1999), певица Надежда Львовна Вельтер (1899–1991), живописец Иван Николаевич Хитров (1918–1998).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Недалеко от главной дорожки Волковского кладбища установлены памятники деятелям советского периода истории города. Это дважды удостоенный звания Героя Социалистического Труда бригадир судостроителей Балтийского завода Василий Александрович Смирнов (1922–1996) и генеральный конструктор атомных подводных лодок академик Георгий Николаевич Чернышев (1919–1997). Среди многочисленных военных надгробий можно отметить Героя Советского Союза Тимофея Александровича Саевича (1919–2003), в годы Великой Отечественной войны командовавшего разведывательным авиационным полком, и контр-адмирала Юрия Ивановича Максюты (1918–1990), командира морского измерительного корпуса, принимавшего участие в подготовке первого полета человека в космос.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Много новых памятников в юго-западной части некрополя, получившей название «Дунькиной горки». Там похоронены Герой Социалистического Труда метростроитель Анатолий Сергеевич Божбов (1927–2004), директор треста «Спецгидроэнергомонтаж» Георгий Прокопьевич Лохматиков (1929–2002), Геннадий Иванович Иванов (1955–2000), организатор концерна прядильно-ниточных комбинатов «Квартон», нефтяной бизнесмен Валерий Иванович Мандрыкин (1943–1997), ставший жертвой вооруженного нападения.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ближе к церкви св. Иова заметно надгробие Павла Яковлевича Радченко (1936–1996), деятеля профессионального образования, имя которого носит сельскохозяйственное училище в Ломоносове. В центральной части кладбища похоронены профессор биолог Семен Ефимович Шпиленя (1916–1998), видный ленинградский нейрохирург Георгий Самуилович Тиглиев (1933–2002).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В памятниках, появившихся на кладбище в последние годы, традиционная мемориальная символика своеобразно сочетается с принципами современного дизайна. Привлекает благородством материала и конструктивностью решения надгробие петербургского предпринимателя Владимира Алексеевича Кириенко (1952–2003), погибшего в авиакатастрофе. На сочетании светлого и темного гранитных блоков, между которыми помещен крест, строится надгробие специалиста по трубопроводам Сергея Сергеевича Синицына (1950–2006). Выразительный фотопортрет и лаконичный девиз «Сомневайтесь!» закомпонованы в памятнике руководителю российско-германского предприятия Дмитрия Эдуардовича Скигина (1956–2003). У Иовской церкви заметна гранитная стенка с рельефными портретами Вячеслава Юрьевича Виноградова (1971–2001) и Вячеслава Александровича Голубева (1964–2001). Блоками лабрадорита выложена площадка семейного места Владимира Юрьевича Савицкого (1967–1999). Беломраморный рельеф ангела, выступающий из блока красного гранита – надгробие Александра Геннадьевича Гомова (1978–2001). Экспрессивностью формы отличается бронзовая композиция надгробия режиссера киностудии «Союз» Михаила Синаевича Богина (1936–2000).<br>
&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Никольское кладбище Александро-Невской лавры принадлежит к числу действующих и за последние годы превратилось в место погребений особого значения. Здесь установилась традиция погребений кавалеров ордена Александра Невского, учрежденного в годы Великой Отечественной войны (на участке у восточной ограды некрополя). В центральной части кладбища в последние годы были похоронены многие известные государственные, военные, общественные деятели, крупные предприниматели, деятели науки и искусства.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На Братском участке у р. Монастырки произошла установка новых крестов на могилах Петербургских митрополитов Антония (Вадковского), Исидора (Никольского), Палладия (Раева), Антония (Мельникова). Воздвигнут каменный крест-кенотаф святому российскому новомученику митрополиту Петроградскому Вениамину (Казанскому). Там же появился поминальный крест всем монахам Свято-Троицкой Александро-Невской лавры, чьи могилы не сохранились на монастырских кладбищах. В этой части Никольского кладбища похоронен митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Иоанн (Снычев. 1927–1995), могила которого превратилась в место паломничества почитателей видного деятеля русского православия.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Приведены в порядок некоторые старые склепы. 26 июля 2005 г. произведено перезахоронение из Франции последнего Морского министра императорской России адмирала Ивана Константиновича Григоровича (1853–1930). В связи с этим реставрирован склеп его жены Марии Николаевны Григорович (1858–1913). Установлены новые деревянные кресты на забытых могилах историка русской скульптуры барона Николая Николаевича Врангеля (1880–1915), графа Андрея Львовича Толстого (1877–1916), сына писателя. В 2008 г. Фонд имени Д. С. Лихачева выступил инициатором восстановления памятника известному нумизмату, вице-президенту Академии художеств, Городскому голове Санкт-Петербурга графу Ивану Ивановичу Толстому (1858–1916), созданного по проекту архитектора В. Б. Бухаева.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В числе сохранившихся старых памятников, заслуживающих включения в исторические списки – гранитный крест на могиле генерал-лейтенанта Сергея Ивановича Сперанского (1845–1914), председателя Российского императорского общества садоводов, и каменная глыба на могиле богослова и психолога Иллариона Алексеевича Чистовича (1828–1893).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Среди ветеранов Великой Отечественной войны на Никольском похоронены Герои Советского Союза Иван Андреянович Бахметьев (1915–2004) и генерал морской авиации Алексей Ефимович Мазуренко (1917–2004), почетный гражданин Петербурга.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ряд надгробий напоминает о событиях новейшего периода российской истории. Назовем несколько имен. Первый мэр Санкт-Петербурга Анатолий Александрович Собчак (1937–2000). Вице-премьер России Николай Емельянович Аксененко (1949–2005). Герой Чеченской войны, генерал-майор Михаил Юрьевич Малофеев (1956–2000). Генеральный директор Кировского завода Петр Георгиевич Семененко (1946–2005). Президент АО «Петербургская топливная компания» Дмитрий Николаевич Филиппов (1944–1998). Депутаты Государственной Думы РФ Валерий Иванович Малышев (1950–2002), Виталий Викторович Савицкий (1955–1995). Ученый и политик Галина Васильевна Старовойтова (1946–1998), рядом с которой похоронен ее отец, танкостроитель, лауреат Ленинской премии Василий Степанович Старовойтов (1919–2002).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На Никольском кладбище похоронены академики электротехник Игорь Алексеевич Глебов (1914–2002), председатель Ленинградского научного центра АН СССР, физик Борис Петрович Захарченя (1928–2000), филолог Александр Михайлович Панченко (1937–2002); член-корреспондент РАН, Владимир Иванович Зубов (1930–2000), академик медицинских наук хирург Федор Григорьевич Углов (1905–2008).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В последние годы появились надгробия писателя и публициста Игоря Львовича Бунича (1937–2000), артиста Петербургского Большого театра кукол Владимира Владимировича Кукушкина (1925–2007), основателя труппы «Хореографические миниатюры» Аскольда Анатольевича Макарова (1925–2000), заслуженного тренера России по волейболу Вячеслава Алексеевича Платонова (1939–1995).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;К сожалению, увеличение числа новых захоронений на Никольском кладбище сопряжено с расчисткой территории от старых «бесхозных» памятников и даже утратой некоторых исторических надгробий.<br>
&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Старейшее из действующих кладбищ Петербурга — Смоленское, которому осенью 2008 г. исполнилось 270 лет. В последние годы о Смоленском немало пишут в Интернете, его памятники мелькают на страницах прессы и телевизионных экранах. Прежде всего, это место упокоения Святой Блаженной Ксении Петербургской, часовня которой поддерживается в образцовом порядке. В память о снесенной в 1932 г. Троицкой церкви 10 августа 2002 г. была освящена часовня на месте алтаря утраченного храма, построенная по проекту архитектора С. В. Самусенко.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На Прямой дорожке, к югу от Ксениинской, сохраняется место, где до 2007 г. находилась могила святой российской новомученицы Марии Гатчинской (18721932). В миру Лидия Александровна Лелянова, с детства прикованная к постели неизлечимой болезнью, в 1922 г. приняла монашеский сан и до конца дней была для своих многочисленных почитателей примером стойкости духа и глубины истинной веры. 26 марта 2007 г. святые мощи были подняты и помещены в раку в Павловском соборе в Гатчине, где 19 апреля того же года состоялось прославление святой, канонизация которой Православной Церковью за рубежом состоялась в 1981 г.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Недалеко от креста в память Марии Гатчинской сохраняется семейное место Пахомовых, архитектурно оформленное в 1900-е гг.: с орнаментированной гранитной стенкой, в которую помещено мозаичное изображение Иисуса Христа. В последние годы образ неоднократно повреждался вандалами, хотя многие почитают его как чудотворный.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С конца 1990-х гг. Смоленское кладбище стало интенсивно обновляться. Исторический колорит сохраняет лишь центральная его часть. Вся западная часть некрополя (от Поперечной дорожки до улицы Беринга) и южная (от Московской дорожки до Малого проспекта) ныне мало чем отличаются от современных действующих кладбищ.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Входная зона между Воскресенской церковью (реставрация которой затянулась на неопределенное время) и Смоленским храмом несет определенные следы благоустройства, но удручает широкая заасфальтированная полоса, используемая для парковки автомобилей. Сугубо утилитарный вид входа в некрополь, с разместившимися поблизости словорубными мастерскими и их продукцией, наводит на грустные размышления.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На некоторых исторических могилах, прежде отмеченных убогими бетонными раковинками, в начале нынешнего века появились новые надгробия. Но их характер остается чуждым памятникам XIX—начала XX вв., в окружении которых они находятся. Можно отметить новые гранитные памятники геофизику Александру Александровичу Фридману (1888–1925) у восточной ограды некрополя, и гигиенисту Григорию Витальевичу Хлопину (1863–1929) справа от Петроградской дорожки, академику Николаю Петровичу Лихачеву (1862–1936), прах которого был перенесен при реконструкции кладбища. Команда «Зенит» установила гранитную стелу с фотопортретом своего легендарного нападающего Бориса Яковлевича Левин-Когана (1918–1998), основателя футбольной школы «Зенит».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В центральной части Петроградской дорожки слева заметен высокий гранитный крест хорошо прорисованной формы. Рядом с отцом, умершим в 1937 г., похоронен искусствовед и архитектор, учредитель петербургского Союза дизайнеров Георгий Петрович Степанов (1924–2007), сам проектировавший это надгробие.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кружок краеведов при Дворце творчества юных инициировал воссоздание надгробия Марии Борисовны Даргомыжской (1788–1851), матери композитора. В западной части кладбища 4 ноября 2007 г. произошло торжественное открытие реставрированного Александровским историческим обществом надгробия околоточного надзирателя Алексея Тяпкина и городового Антипа Самсонова, погибших в 1869 г. от ран, полученных при усмирении понесших конных упряжек. Память охранников общественного порядка почтило руководство Петербургского УВД.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Некоторые новые памятники в исторической части некрополя привлекают оригинальностью художественного решения. Рядом с семейным местом Пиотровских появилась каменная глыба с рельефом крылатого Пегаса – памятник скульптору Сергею Анатольевичу Кубасову (1945–2004), одному из авторов монумента «Партизанская слава» под Лугой. Две бронзовые руки над гранитной плитой – надгробие петербургского предпринимателя и политического деятеля Дмитрия Георгиевича Варварина (1959–2000), убитого рядом со своим домом. Недалеко от Смоленской церкви установлен монументальный гранитный портал с аллегорическим мраморным барельефом в круглом медальоне — семейное место Сорокиных.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Выделяются формами и размерами памятники на новой «площадке геологов». Старая площадка, в западной части кладбища, на которой хоронили профессоров и воспитанников Горного института, практически исчезла под новыми захоронениями. Новый участок находится в исторической части некрополя, справа от Петроградской дорожки. Здесь покоятся академик Игорь Сергеевич Грамберг (1922–2002), открывший нефтегазовую провинцию на арктическом шельфе России, академик Алексей Дмитриевич Щеглов (1926–1998), члены-корреспонденты РАН Лев Исаакович Красный (1911–2008), Михаил Данилович Белонин (1937–2006). Рядом с этими памятниками привлекает внимание необычным решением сень-усыпальница со скульптурным надгробием Дарьи Глебовны Богомоловой (1961–2004), дочери петербургского художника Г. С. Богомолова. В этой же части некрополя надгробие Александра Максимовича Саломатова (1939–2003), художественного руководителя детского танцевального ансамбля.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ряд наших выдающихся современников похоронен на обновленных участках старинного кладбища. Их могилы не так-то просто найти в однообразных шеренгах типовых современных надгробий.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В районе Поперечной дорожки у пересечения ее с Новгородской находится памятник Евгению Алексеевичу Линду (1933–2005), основателю известного школьного музея «А музы не молчали», в котором собраны материалы о культурной жизни блокадного Ленинграда. Рядом с ним его жена, актриса Театра музыкальной комедии Людмила Николаевна Федотова (1939–2004). В этой же части некрополя похоронены: диктор Петербургского радио Вадим Викторович Чернявский (1948–2004), ветеран Великой Отечественной войны Борис Моисеевич Нарусов (1923–2008), профессор Горного института Алексей Алексеевич Кулешов (19322007). Издалека видна гранитная стела с портретным барельефом артиста Театра имени Комиссаржевской Станислава Николаевича Ландграфа (1938–2006). Здесь же сценарист и кинорежиссер Валерий Геннадьевич Огородников (1951–2006).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На участке между Поперечной и Кадетской дорожками заметны надгробия Олега Николаевича Тихонова (1937–2008), главного обогатителя АО «Гипроникель»; предпринимателя Сергея Семеновича Дозморова (1954–2006), театрального режиссера Владимира Афанасьевича Малыщицкого (1940–2008), осетинского музыканта и педагога Анатолия Аркадьевича Брискина (1923–2005), когда-то учившего во Владикавказе Валерия Гергиева.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На пересечении Гаванской и Кадетской дорожек восстановлена часовня, освященная во имя Анастасии Римлянки. В этой части Смоленского кладбища похоронены: поэт Виктор Борисович Кривулин (1944–2001), художник Тимур (Тимофей) Петрович Новиков (1958–2002), занявшие заметное место в петербургской культуре конца ХХ в.; гидробиолог академик Олег Григорьевич Кусакин (1930–2001); член-корреспондент РАН германист Анатолий Иванович Домашнев (1927–2001); декан факультета Северо-Западной Академии государственной службы Геннадий Федорович Столбов (1941–2005); участник антарктических экспедиций, почетный разведчик недр Борис Борисович Кудряшов (1931–2001) и многие другие.<br>
&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Серафимовское кладбище за последние годы приобрело значение мемориала защитников Родины, погибших при исполнении служебного долга. Главная дорога некрополя начинается со стороны Школьной улицы монументальным Памятником жертвам блокады Ленинграда. Вдоль этой дороги появилось несколько мемориальных комплексов. Обширный участок за Серафимовской церковью занял мемориал Погибшим на атомной подводной лодке «Курск» 12 августа 2000 г. с 32 портретными стелами. К этому комплексу примыкает участок, отведенный для почетных захоронений сотрудников Отряда милиции особого назначения. За поворотом дороги к Богатырскому проспекту – могилы командиров Тихоокеанского военного флота, погибших в авиакатастрофе 7 февраля 1981 г. Рядом 19 стел в память моряков теплохода «Механик Тарасов», погибших в Атлантике 16 февраля 1982 г. 23 фамилии начертано на мемориальной стеле памяти альпинистов, погибших на Памире 13 июля 1990 г. Ряд групповых захоронений продолжает участок, на котором предают земле останки работников пожарной службы. Здесь, в частности, похоронены 9 героев, погибших при тушении пожара в гостинице «Ленинград» 23 февраля 1991 г. За мемориалом погибших на теплоходе «Полесск» 17 сентября 1993 г. расположен мемориальный комплекс Воинам-интернационалистам, погибшим в боевых действиях в Афганистане. На правой стороне поминальная часовня, слева – братские могилы, отмеченные выразительной скульптурной композицией (скульптор Е. Н. Ротанов, 1995 г.).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На разных участках кладбища за последние годы появилось немало новых могил. Недалеко от блокадного мемориала в 2007 г. установлен новый памятник на могиле педагога-новатора, основателя легендарной «республики ШКИД» Виктора Николаевича Сорока-Росинского (1882–1960). Ближе к церкви Серафима Саровского похоронены популярные актеры Александр Сергеевич Демьяненко (1937–1999), Игорь Борисович Дмитриев (1927–2008), Владимир Васильевич Особик (1943–1997), Александр Юрьевич Хочинский (1944–1998), Антонина Николаевна Шуранова (1936–2003).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Недалеко от входа со стороны Богатырского проспекта небольшое изящное надгробие театральной художницы Софьи Марковны Юнович (1910–1997). У Березовой аллеи крест на могиле оперной певицы Евгении Павловны Целовальник (1938–1997). Среди деятелей музыкальной культуры в некрополе: композиторы Леонид Петрович Балай (1940–1991), Игорь Аркадьевич Цветков (1935–2000), дирижер Джемал-Эддин Энверович Далгат (1920–1992), победитель 1-го Международного конкурса имени П. И. Чайковского скрипач Борис Львович Гутников (1931–1986), надгробие которого отличается лаконизмом и выразительностью.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Скромный гранитный крест отмечает семейное место супругов Путиных: Марии Ивановны (1911–1998) и Владимира Спиридоновича (1911–1999).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На Серафимовском кладбище похоронены прославленные ленинградские спортсмены. Нападающий «Зенита» Лев Дмитриевич Бурчалкин (1939–2004), установил рекорд клуба, забив в 400 матчах 78 голов. Хоккеист Геннадий Дмитриевич Цыганков (1947–2006) – двукратный олимпийский чемпион.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Насыщен новыми памятниками участок кладбища за мемориалом «Курска». Здесь организатор Петербургского Института кардиологии академик Владимир Андреевич Алмазов (1931–2001), государственный и партийный деятель последних лет Советского Союза Лев Николаевич Зайков (1923–2002), адмирал Алексей Михайлович Калинин (1928–2004), ректор Института авиаприборостроения Александр Александрович Капустин (1920–1978), хирург, председатель правления Общества анестезиологов и реаниматологов Альфред Львович Костюченко (19372004), контр-адмирал Павел Александрович Павлов (1911–2005), организатор и первый директор Ленинградского оптико-механического объединения Михаил Панфилович Панфилов (1913–1994).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На многих могилах установлены монументальные надгробия. Отличается своеобразием и загадочной символикой скульптурный памятник капитану 1-го ранга Александру Николаевичу Няго (1948–2006), генеральному директору ОАО «Телекоминвест».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Серафимовское кладбище в основном сформировалось в послевоенные 19501980-е гг. Здесь всегда преобладали типовые памятники. Однако в наше время, когда заказчиками мемориальных сооружений выступают состоятельные люди, появляются надгробия оригинальной стилистики. Новизна формы отличает архитектурное надгробие Валерия Ивановича Федоренко (1951–2006), генерального директора ОАО «Хлебный Дом»; гранитные скульптуры надгробий Роберта Вартаняна (1945–1999), Леонида Борисовича Бермана (1940–2006); стилизованный бронзовый мольберт – памятник художнику Александру Анатольевичу Иванову (1950–1996).<br>
&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Большеохтинское (Георгиевское) кладбище сохранило немногочисленные старые могилы лишь в той части, которая примыкает к Никольской церкви. Кладбище активно эксплуатировалось в послевоенные десятилетия, с 1970-х гг. получив статус полузакрытого. Наряду с примечательными надгробиями, появившимися на этом кладбище в последние годы, целесообразно отметить некоторые памятники более раннего времени, представляющие исторический интерес.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На участке рядом с Никольской церковью появилось надгробие Юрия Михайловича Славнитского (1925–2000), основателя и руководителя Детского хора Ленинградского радио и телевидения. Среди лиц духовного звания близ церкви похоронен протоиерей Михаил Васильевич Гундяев (1907–1974), сын которого занимает высокое место в Московском Патриархате. Рядом похоронены музыканты: Владимир Яковлевич Халип (1877–1951), сорок три года игравший на фаготе в оркестре Мариинского театра, и Сергей Николаевич Ореус (1947–1980).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Примечательна гранитная стела с фотопортретом, отметившая могилу супругов Константина Ивановича Страховича (1904–1968) и Елены Викторовны, урожденной Гаген-Торн (1905–1996). Профессор гидродинамик Страхович был необоснованно репрессирован, о чем писал Солженицын в «Архипелаге Гулаг». Обелиск с мраморным барельефом отмечает могилу зоолога Бориса Николаевича Шванвича (1883–1957), вице-президента Всесоюзного энтомологического общества.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В южной части кладбища, за р. Чернавкой, похоронена актриса Евгения Михайловна Вивьен, урожденная Вольф Израэль (1895–1975), вдова Л. С. Вивьена, похороненного на Литераторских мостках. На семейном месте надгробие певицы Кировского театра Ольги Феликсовны Мшанской (1893–1983). Рядом с родителями похороен Владимир Иванович Мусатов (1911–1987), вдохновенные экскурсии которого по Павловскому парку помнят старые ленинградцы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Один из известных памятников некрополя – надгробие мастера живописи по фарфору Александры Щекатихиной-Потоцкой. Рядом с ней похоронен Мстислав Николаевич Потоцкий (1916–1998), сын художницы, пасынок И. Я. Билибина, основатель музея в Ивангороде, посвященного русским художникам Серебряного века. Художественное надгробие с бронзовым рельефом (скульптор Н. Н. Анциферов, 1990 г.) отмечает семейное место, где похоронены сестры Сахновские: Ксения Павловна (1910–1972), Наталья Павловна (1908–1990), и муж Н. П. Сахновской, танцовщик и педагог Роберт Иосифович Гербек (1907–1994).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В центральной части некрополя можно найти надгробия известных ленинградских артистов театра и кино: клоунессы «Ириска» – Ирины Павловны Асмус (1941–1986), Павла Петровича Панкова (1922–1978), Алексея Александровича Кожевникова (1933–1986), Вадима Александровича Медведева (1929–1988), Валентины Павловны Ковель (1923–1997). На этом же кладбище похоронена писательница Наталья Георгиевна Медведева (1958–2003).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;За Уральской дорожкой, в восточной части кладбища, можно отыскать надгробие Василия Ивановича Неганова (1899–1978), главного конструктора атомных ледоколов «Ленин», «Арктика» и «Сибирь». Неподалеку похоронен ленинградский литератор, участник Великой Отечественной войны Леонид Осипович Равич (1908–1957).<br>
&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Богословское кладбище в послевоенные годы формировалось как место почетных захоронений. Этот петербургский некрополь отличается сравнительной благоустроенностью. Могилы на Богословском посещают тысячи петербуржцев; большинство памятников содержится в удовлетворительном состоянии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На Лабораторной дорожке и на площадке Военно-медицинской академии в юго-западной части некрополя продолжаются погребения известных медиков и ученых. Здесь: академик медицинских наук эпидемиолог Виталий Дмитриевич Беляков (1921–1996); зоолог, лауреат Ленинской премии, академик Артемий Васильевич Иванов (1906–1992). Здесь же появился памятник в виде необработанной глыбы гранита, на котором начертано: Александр Данилович Александров (1912–1999). Это выдающийся математик, ректор Ленинградского университета, позже работавший в Новосибирском академическом центре.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;От площадки Военно-медицинской академии по Донской дорожке можно подойти к Канавной, вблизи которой существуют примечательные памятники. Пользовавшийся необыкновенной популярностью актер-пародист Виктор Иванович Чистяков (1943–1972) трагически погиб в авиакатастрофе, не дожив до своего тридцатилетия. На углу с Прямой дорожкой, где похоронено несколько известных деятелей культуры, стоит отметить скромную гранитную стелу, отмечающую могилу Владимира Васильевича Лебедева (1891–1967), одного из талантливейших российских художников книги. Неподалеку массивный скульптурный памятник Нины Баснер (1923–1969), жены композитора В. Е. Баснера, похороненного на Комаровском кладбище.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Наибольшее количество памятников, сооруженных в последние годы, сосредоточено в районе Братской дорожки, идущей от братских могил жертв Ленинградской блокады к освященной в 2000 г. деревянной церкви Иоанна Богослова. В стороне от дорожки, ближе к железной дороге, гранитная стела с полуциркульным завершением – надгробие академика Гурия Тимофеевича Петровского (19312005), основателя отечественной школы оптического материаловедения.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На газоне, устроенном вдоль Братской дорожки, множество захоронений начала XXI в. Здесь: профессор Петербургской консерватории по классу вокала Николай Николаевич Алексеев (1932–2008); автор сценария фильма-эпопеи «Блокада» журналист Арнольд Янович Витоль (1922–2000); корреспондент армейских газет на Дальнем Востоке и в Узбекистане Олег Эрнестович Вихлянцев (19652007); директор Института интеллектуальных систем и технологий Технического университета Анатолий Александрович Ерофеев (1941–2001); Лев Алексеевич Койколайнен (1931–1996); генеральный директор Ассоциации экономического взаимодействия территорий Северо-Запада РФ, бывший председатель Леноблисполкома, ученый-теплофик Василий Петрович Корытников (1914–2005); герой России майор Никита Геннадьевич Кульков (1969–2000), пожертвовавший жизнью ради спасения товарищей в боях в Чечне; театральный режиссер, профессор Института культуры Борис Васильевич Сапегин (1920–2001); доктор юридических наук Лев Иванович Спиридонов (1929–1999); олимпийский чемпион Игр—1988 в Сеуле по велоспорту Дмитрий Владиславович Нелюбин (1971–2005), убитый неизвестными; основатель школы олимпийского резерва в Выборге, заслуженный тренер по велоспорту Василий Федорович Никифоров (1949–2004); Вячеслав Динович Цой (1948–1995), мастер спорта по дзюдо, основатель международной ассоциации боевых искусств.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На этом же участке был недавно похоронен рядом с супругой Валентиной Александровной Николаевой (1928–2002) замечательный артист Кирилл Юрьевич Лавров (1925–2007). По соседству с этим памятником надгробие основателя лазерной оптики профессора Юрия Алексеевича Ананьева (1932–2000).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Многочисленные поклонники группы «Кино» не прекращают паломничества к памятнику Виктору Робертовичу Цою (1962–1990), похороненному у Братской дорожки. Тут же появились могилы вдовы музыканта, Марьяны Игоревны Цой (1959–2005) и ее гражданского мужа Александра Аксенова (1964–2007), основателя пост-панковской группы «Объект насмешек». Недавно на этом же кладбище похоронена основательница и солистка группы «Колибри» Наталья Петровна Пивоварова (1963–2007).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ряд надгробий на Богословском кладбище представляет художественный интерес. Многозначителен символ расколотой гранитной глыбы, в расщелине которой растут цветы, – надгробие Еремея Михеевича Берковского (1925–1978). Своеобразным объектом фотореализма воспринимается скульптурный портрет в рост Иинбора Лаки (1962–2005). Достаточно традиционна сидящая фигура Натальи Сергеевны Селезневой (1959–2005), выполненная скульптором Г. В. Панковой. Оригинальна композиция из переплетающихся бронзовых ветвей, образующих сферу, – надгробие Татьяны Петровны Федоровой (1921–2005). Небольшая, тщательно проработанная бронзовая скульптура Кирилла Крылова (1970–1989) установлена на его надгробии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Несмотря на охрану кладбища, здесь продолжаются случаи вандализма. Похищен бронзовый портрет на стеле писателя Виссариона Саянова (1903–1959), утрачена скульптура на могиле ее автора Владимира Ингала (1901–1966). Разбит фотопортрет на гранитной стенке, отмечающей семейное место Тимофея Ивановича Липатова (1888–1959), ветерана Октябрьской революции, матроса крейсера «Аврора».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Недалеко от Липатовых, на той же Выборгской дорожке, ведущей к выходу на проспект Мечникова, недавно появилось надгробие Николая Николаевича Соловьева (1931–2007), олимпийского чемпиона по классической борьбе, получившего золотую медаль на Играх в Мельбурне в 1956 г.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Территория у главного входа на Богословское кладбище, рядом с большой братской могилой героев блокады Ленинграда, в советское время называлась Коммунистической площадкой. Здесь хоронили партийных и советских работников, передовиков производства. Со своими товарищами похоронены те, кто пережил изменение социального строя в стране. Дважды Герой Социалистического Труда Владимир Степанович Чичеров (1933–1996) работал на Ленинградском Металлическом заводе. Василий Сергеевич Толстиков (1917–2003) занимал пост 1-го секретаря Ленинградского обкома КПСС. Рядом с генеральным конструктором авиационных двигателей С. П. Изотовым похоронен его сын Петр Сергеевич Изотов (1942–2008), продолжавший дело отца в конструкторских бюро авиастроения.<br>
&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;С 1996 г. возобновлено монашеское служение в Воскресенском Новодевичьем женском монастыре. Это послужило важным стимулом к реставрации и благоустройству обширного монастырского комплекса, в который входит и Новодевичье кладбище. В настоящее время служба ведется в двух восстановленных церквях: Казанской и Афонской (во имя чудотворной Ватопедской иконы Божией Матери «Отрада и утешение»). Ведутся работы по реставрации Воскресенского собора, над которым засияли золотом пять глав, покрытых чешуйчатой медью.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;У алтаря Воскресенского храма установлены три деревянных креста, напоминающие, что здесь погребена основательница Новодевичьего монастыря, его первая игуменья Феофания (Александра Сергеевна Щулепникова, по мужу Готовцова. 1787–1866), а рядом с ней ее сподвижницы: монахиня Варсонофия (ум. 1866) и игуменья Евстолия (ум. 1886).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Некоторые новые надгробия находятся у стен Казанской церкви. Здесь восстановлен памятник строителю храма, выдающемуся мастеру церковного зодчества начала ХХ в. Василию Антоновичу Косякову (1862–1921). Среди новых захоронений: архимандрит Кирилл (Начис. 1920–2008), первый наместник возрожденной Свято-Троицкой Александро-Невской лавры, депутат Государственной думы, основатель крупного предприятия ликероводочного производства Кирилл Иосифович Рагозин (1967–2005), погибший в результате несчастного случая.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На самом кладбище новых могил немного. Несмотря на значительные разрушения, в некрополе сохранились сотни старинных памятников. В последние годы проведена реставрация семейного места Ф.И. Тютчева (к 200-летию со дня рождения поэта); восстановлено надгробие поэта А.Н. Майкова, на котором воссоздан барельеф с портретом; поставлен гранитный крест-надгробие архитектора А. Е. Белогруда. По-прежнему для многих посетителей Новодевичьего кладбища центром притяжения остается бронзовая скульптура Иисуса Христа на надгробии А.А. Вершининой. Православные петербуржцы посещают могилу странницы Дарьюшки – Дарьи Александровны Шурыгиной, в монашестве Исидоры (ум. 1854), а также место, где пребывали мощи святого российского новомученика архиепископа Иллариона (Владимира Александровича Троицкого. 1886–1929). В 1999 г. мощи были подняты и перенесены в Москву; частица их сохраняется в монастырской Казанской церкви.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В центральной части кладбища, где до 1929 г. находилась «Карамзинская» церковь, отведена площадка для почетных захоронений. Здесь выделяется размерами гранитная глыба на могиле депутата Законодательного собрания Санкт-Петербурга Виктора Семеновича Новоселова (1947–1999), убитого киллером на перекрестке Московского проспекта. Гранитный крест с рельефом – надгробие Елизаветы Петровны Кудрявцевой-Муриной (1914–2004), сорок лет руководившей хором Академической Капеллы, основательницы знаменитого Хора любителей пения. Среди похороненных здесь деятелей культуры: композиторы Олег Николаевич Хромушин (1927–2003), Юрий Николаевич Корнаков (1938–2006), дирижер Равиль Энверович Мартынов (1946–2004), музейный работник Виктор Иванович Грибанов (1953–2004).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ведутся новые захоронения у западной ограды некрополя. Здесь, в частности, профессор Виктор Николаевич Вениаминов (1935–2005), доктор философии, основатель и первый ректор Международного банковского института. Отведен участок для захоронения урн с прахом, над которыми устанавливаются небольшие памятные стелы. Подобная форма, еще не слишком привычная для традиционных кладбищ, кажется все-таки более приемлемой, чем унылые колумбарные стенки с табличками.<br>
&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Разумеется, невозможно сохранение всех могил. Первых строителей Петербургской крепости хоронили прямо на Заячьем острове, а первое официально предназначенное для погребений кладбищенское место было установлено лишь в 1710 г. при церкви св. Сампсония Странноприимца. Несколько десятков лет после упразднения того или иного кладбища на этом месте запрещалось какое-либо строительство. Однако уже в XIX в. не оставалось следа от Вознесенского, Калинкинского, Крестовоздвиженского и ряда других первоначальных кладбищ Петербурга. Ущерб, причиненный городскому некрополю в ХХ в., поистине огромен. Очень жаль, что современные петербуржцы даже не представляют, где находились известные в дореволюционном Петербурге Митрофаниевское, Тентелевское, Фарфоровское и многие другие кладбища.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Первой попыткой мемориализации исчезнувших кладбищ Петербурга стало создание памятника в сквере у Сампсониевского собора, между Лесным и Большим Сампсониевским проспектами. Значительная часть территории Сампсониевских православного и немецкого кладбищ, упраздненных в 1770-е гг., давно ушла под застройку. Тем не менее, напомнить о жителях новой русской столицы, погребенных на первом городском кладбище, казалось уместным.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;17 октября 1995 г. был открыт Памятник Первым строителям Санкт-Петербурга. Надпись, вырубленная в граните, по петербургской традиции, на русском языке и по латыни, гласит: «У святого Сампсония Странноприимца нашли упокоение первые архитекторы, строители, граждане Санкт-Петербурга».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Форма памятника (архитектор В. Б. Бухаев, скульптор М. М. Шемякин) пронизана петербургской символикой. Стрельчатая гранитная арка, прорезанная перекрещенным проемом, напоминает окно. Это ключевой образ Петербурга – «окна в Европу». Тесная связь нового русского города с общеевропейской культурой выразилась в приглашении для строительства Невской столицы западных мастеров. Перед аркой памятника был установлен бронзовый стол архитектора, с наброшенным на него листом знаменитого плана Жана-Батиста Леблона – французского мастера, скончавшегося вскоре после приезда в Петербург и похороненного на Сампсониевском кладбище. Имена зодчих, вырубленные в камне, напоминали о том, что рядом с прославленными иноземцами: Андреасом Шлютером, Доменико Трезини, отцом и сыном Растрелли, у святого Сампсония были похоронены русские зодчие: Петр Еропкин, Александр Кокоринов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;К сожалению, бессмысленное варварство и вандализм, не оставляющие наши кладбища, в полной мере отразились в судьбе этого памятника. Не прошло и пяти лет, как все бронзовое убранство было грубо выломано из гранита. Обезображенная руина стала свидетелем нашего исторического беспамятства. Никакого уголовного разбирательства по этому поводу не начато, преступники не найдены и не наказаны.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Список условных сокращений<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;ВИМА – Военно-исторический музей артиллерии, инженерных войск и войск связи<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;ВООПИиК – Всероссийское общество охраны памятников истории и культуры<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;ГМГС – Государственный музей городской скульптуры<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;ГМИ СПб – Государственный музей истории Санкт-Петербург<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;ГРМ – Государственный Русский музей<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;ИРЛИ – Институт русской литературы РАН («Пушкинский дом»)<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;ИИМК – Институт истории материальной культуры РАН<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;КГИОП – Комитет по государственному контролю, использованию и охране памятников истории и культуры<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;ОРРНБ – Отдел рукописей Российской национальной библиотеки<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;ПСЗ – Полное собрание законов Российской Империи<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;РГА ВМФ – Российский государственный архив Военно-Морского Флота<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;РГВИА – Российский государственный военно-исторический архив<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;РГИА – Российский государственный исторический архив<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;ЦГА КФФД – Центральный государственный архив кинофотофонодокументов Санкт-Петербурга<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;ЦГА СПб – Центральный государственный архив Санкт-Петербурга<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;ЦГАЛИ СПб – Центральный государственный архив литературы и искусства Санкт-Петербурга<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;ЦГИА СПб – Центральный государственный исторический архив Санкт-Петербург<br>
<br><br>