Аркадий Аверченко
Нянька

I

   Будучи принципиальным противником строго обоснованных, хорошо разработанных планов, Мишка Саматоха перелез невысокую решетку дачного сада без всякой определенной цели.
   Если бы что-нибудь подвернулось под руку, он украл бы; если бы обстоятельства располагали к тому, чтобы ограбить, – Мишка Саматоха и от грабежа бы не отказался. Отчего же? Лишь бы после можно было легко удрать, продать «блатокаю» награбленное и напиться так, «чтобы чертям было тошно».
   Последняя фраза служила мерилом всех поступков Саматохи… Пил он, развратничал и дрался всегда с таким расчетом, чтобы «чертям было тошно». Иногда и его били, и опять-таки били так, что «чертям было тошно».
   Поэтическая легенда, циркулирующая во всех благовоспитанных детских, гласит, что у каждого человека есть свой ангел, который радуется, когда человеку хорошо, и плачет, когда человека огорчают.
   Мишка Саматоха сам добровольно отрекся от ангела, пригласил на его место целую партию чертей и поставил себе целью все время держать их в состоянии хронической тошноты.
   И действительно, Мишкиным чертям жилось несладко.

II

   Так как Саматоха был голоден, то усилие, затраченное на преодоление дачной ограды, утомило его.
   В густых кустах малины стояла зеленая скамейка. Саматоха утер лоб рукавом, уселся на нее и стал, тяжело дыша, глядеть на ослепительную под лучами солнца дорожку, окаймленную свежей зеленью.
   Согревшись и отдохнув, Саматоха откинул голову и замурлыкал популярную среди его друзей песенку:

     Родила, меня ты, мама,
     По какой такой причине?
     Ведь меня поглотит яма
     По кончине, по кончине…

   Маленькая девочка лет шести выкатилась откуда-то на сверкающую дорожку и, увидев полускрытого ветками кустов Саматоху, остановилась в глубокой задумчивости.
   Так как ей были видны только Саматохины ноги, она прижала к груди тряпичную куклу, защищая это беспомощное создание от неведомой опасности, и после некоторого колебания бесстрашно спросила:
   – Чии это ноги?
   Отодвинув ветку, Саматоха наклонился вперед и стал в свою очередь рассматривать девочку.
   – Тебе чего нужно? – сурово спросил он, сообразив, что появление девочки и ее громкий голосок могут разрушить все его пиратские планы.
   – Это твои… ножки? – опять спросила девочка, из вежливости смягчив смысл первого вопроса.
   – Мои.
   – А что ты тут делаешь?
   – Кадрель танцую, – придавая своему голосу выражение глубокой иронии, отвечал Саматоха.
   – А чего же ты сидишь?
   Чтобы не напугать зря ребенка, Саматоха проворчал:
   – Не просижу места. Отдохну да и пойду.
   – Устал? – сочувственно сказала девочка, подходя ближе.
   – Здорово устал. Аж чертям тошно.
   Девочка потопталась на месте около Саматохи и, вспомнив светские наставления матери, утверждавшей, что с незнакомыми нельзя разговаривать, вежливо протянула Саматохе руку:
   – Позвольте представиться: Вера.
   Саматоха брезгливо пожал ее крохотную ручонку своей корявой лапой, а девочка, как истый человек общества, поднесла к его носу и тряпичную куклу:
   – Позвольте представить: Марфушка. Она не живая, не бойтесь. Тряпичная.
   – Ну? – с ласковой грубоватостью, неискренно, в угоду девочке удивился Саматоха. – Ишь ты, стерва какая.
   Взгляд его заскользил по девочке, которая озабоченно вправляла в бок кукле высунувшуюся из зияющей раны паклю.
   «Что с нее толку! – скептически думал Саматоха. – Ни сережек, ни медальончика. Платье можно было бы содрать и башмаки, да что за них там дадут? Да и визгу не оберешься».
   – Смотри, какая у нее в боке дырка, – показала Вера.
   – Кто же это ее пришил? – спросил Саматоха на своем родном языке.
   – Не пришил, а сшил, – поправила Вера. – Няня сшила. А ну, поправь-ка ей бок. Я не могу.
   – Эх ты, козявка! – сказал Саматоха, беря в руки куклу.
   Это была его первая работа в области починки человеческого тела. До сих пор он его только портил.

III

   Издали донеслись чьи-то голоса. Саматоха бросил куклу и тревожно поднял голову. Схватил девочку за руку и прошептал:
   – Кто это?
   – Это не у нас, а на соседней даче. Папа и мама в городе…
   – Ну?! А нянька?
   – Нянька сказала мне, чтобы я не шалила, и она потом убежала. Сказала, что вернется к обеду. Наверно, к своему приказчику побежала.
   – К какому приказчику?
   – Не знаю. У нее есть какой-то приказчик!
   – Любовник, что ли?
   – Нет, приказчик. Слушай…
   – Ну?
   – А как тебя зовут?
   – Михайлой, – ответил Саматоха крайне неохотно.
   – А меня Вера.
   «Пожалуй, тут будет фарт», – подумал Саматоха, смягчаясь.
   – Эй, ты! Хошь, я тебе гаданье покажу, а?
   – А ну, покажи, – взвизгнула восторженно девочка.
   – Ну, ладно. Дай-кось руку… Ну вот, видишь – ладошка. Во… Видишь, вон загибинка. Так по этой загибинке можно сказать, когда кто именинник.
   – А ну-ка! Ни за что не угадаешь.
   Саматоха сделал вид, что напряженно рассматривает ручку девочки.
   – Гм! Сдается мне по этой загибинке, что ты именинница семнадцатого сентября. Верно?
   – Вер-р-р-но! – завизжала Вера, прыгая около Саматохи в бешеном восторге. – А ну-ка, на еще руку, скажи, когда мама именинница?
   – Эх, ты, дядя! Нешто по твоей руке угадаешь? Тут, брат, мамина рука требовается.
   – Да мама сказала: в шесть часов приедет… Ты подождешь?
   – Там видно будет.
   Как это ни странно, но глупейший фокус с гаданьем окончательно самыми крепкими узами приковал девочку к Саматохе. Вкус ребенка извилист, прихотлив и неожидан.
   – Давайте еще играть… Ты прячь куклу, а я ее буду искать. Ладно?
   – Нет, – возразил рассудительный Саматоха. – Давай лучше играть в другое. Ты будто бы хозяйка, а я гость. И ты будто меня угощаешь. Идет?
   План этот вызвал полное одобрение хозяйки. Взрослый человек, с усами, будет как всамделишный гость, и она будет его угощать!
   – Ну, пойдем, пойдем, пойдем!
   – Слушай ты, клоп. А у вас там никого дома нет?
   – Нет, нет, не бойся, вот чудак! Я одна. Знаешь, будем так: ты будто бы кушаешь, а я будто бы угощаю!
   Глазенки ее сверкали, как черные бриллианты.

IV

   Вера поставила перед гостем пустые тарелки, уселась напротив, подперла рукой щеку и затараторила:
   – Кушайте, кушайте! Эти кухарки такие невозможные. Опять, кажется, котлеты пережарены. А ты, Миша, скажи: «Благодарю вас, котлеты замечательные».
   – Да ведь котлет нет, – возразил практический Миша.
   – Да это не надо… Это ведь игра такая. Ну, Миша, говори!
   – Нет, брат, я так не могу. Давай лучше я всамделишные кушанья буду есть. Буфет-то открыт? Всамделишно когда, так веселее. Э?
   Такое отсутствие фантазии удивило Веру. Однако она безропотно слезла со стула, пододвинула его к буфету и заглянула в буфет.
   – Видишь ты, тут есть такое, что тебе не понравится: ни торта, ни трубочек, а только холодный пирог с мясом, курица и яйца вареные.
   – Ну что ж делать – тащи. А попить-то нечего?
   – Нечего. Есть тут, да такое горькое, что ужас. Ты, небось, и пить-то не будешь. Водка.
   – Тащи сюда, поросенок! Мы все это по-настоящему разделаем. Без обману.

V

   Закутавшись салфеткой (полная имитация зябкой мамы, кутавшейся всегда в пуховый платок), Вера сидела напротив Саматохи и деятельно угощала его:
   – Пожалуйста, кушайте. Не стесняйтесь, будьте как дома. Ах, уж эти кухарки, опять пережарила пирог, чистое наказание.
   Она помолчала, выжидая реплики.
   – Ну?
   – Что, ну?
   – Что ж ты не говоришь?
   – А что я буду говорить?
   – Ты говори: «Благодарю вас, пирог замечательный».
   В угоду ей проголодавшийся Саматоха, запихивая огромный кусок пирога в рот, неуклюже пробасил:
   – Благодарю вас… пирог знаменитый!
   – Нет: замечательный!
   – Ну да. Замечательный.
   – Выпейте еще рюмочку, пожалуйста. Без четырех углов изба не строится.
   – Благодарю вас, водка замечательная.
   – Ах, курица опять пережарена. Эти кухарки – чистое наказание.
   – Благодарю вас, курица замечательная, – прогудел Саматоха, подчеркивая этим стереотипным ответом полное отсутствие фантазии.
   – В этом году лето жаркое, – заметила хозяйка.
   – Благодарю вас, лето замечательное. Я еще баночку выпью.
   – Нельзя так, – строго сказала девочка. – Я сама должна предложить… Выпейте, пожалуйста, еще рюмочку… Не стесняйтесь. Ах, водка, кажется, очень горькая. Ах, уж эти кухарки. Позвольте, я вам тарелочку переменю.
   Саматоха не увлекался игрой так, как хозяйка, не старался быть таким кропотливым и точным в деталях, как она. Поэтому, когда маленькая хозяйка отвернулась, он вне всяких правил игры сунул в карман серебряную вилку и ложку.
   – Ну, достаточно, – сказал он. – Сыт.
   – Ах, вы так мало ели!.. Скушайте еще кусочек.
   – Ну, будет там канитель тянуть, довольно. Я так налопался, что чертям тошно.
   – Миша, Миша, – горестно воскликнула девочка, с укоризной глядя на своего друга. – Разве так говорят? Надо сказать: «Нет уж, увольте, премного благодарен. Разрешите закурить?»
   – Ну, ладно, ладно… Увольте, много благодарен. Дайка папироску.
   Вера убежала в кабинет и вернулась оттуда с коробкой сигар.
   – Вот эти сигары я покупал в Берлине, – сказала она басом. – Крепковатые, да я других не курю.
   – Мерси вам, – сказал Саматоха, оглядывая следующую комнату, дверь в которую была открыта.
   Глядя на Саматоху снизу вверх и скроив самое лукавое лицо, Вера сказала:
   – Миша! Знаешь во что давай играть?
   – Во что?
   – В разбойников.

VI

   Это предложение поставило Мишу в некоторое затруднение. Что значит играть в разбойников? Такая игра с шестилетней девочкой казалась глупейшей профанацией его ремесла.
   – Как же мы будем играть?
   – Я тебя научу. Ты будто разбойник и на меня нападаешь, а я будто кричу: ох, забирайте все мои деньги и драгоценности, только не убивайте Марфушку.
   – Какую Марфушку?
   – Да куклу. Только я должна спрятаться, а ты меня ищи.
   – Постой, это, брат, не так. Не пассажир должен сначала прятаться, а разбойник.
   – Какой пассажир?
   – Ну… этот вот… которого грабят. Он не должен сначала прятаться.
   – Да ты ничего не понимаешь, – вскричала хозяйка. – Я должна спрятаться.
   Хотя это было искажение всех разбойничьих приемов и традиций, но Саматоха и не брался быть их блюстителем.
   – Ну ладно, ты прячься. Только нет ли у тебя какого-нибудь кольца или брошки?..
   – Зачем?
   – А чтоб я мог у тебя отнять.
   – Так это можно нарочно… будто отнимаешь.
   – Нет, я так не хочу, – решительно отказался капризный Саматоха.
   – Ах ты Господи! Чистое с тобой наказание! Ну, я возьму мамины часики и брошку, которые в столике у нее лежат.
   – Сережек нет ли? – ласково спросил Саматоха, стремясь, очевидно, обставить игру со сказочной роскошью.

VII

   Игра была превеселая.
   Верочка прыгала вокруг Саматохи и кричала:
   – Пошел вон! Не смей трогать Марфушку! Возьми лучше мои драгоценности, только не убивай ее. Постой, где же у тебя нож?
   Саматоха привычным жестом полез за пазуху, но сейчас же сконфузился и пожал плечами.
   – Можно и без ножа. Нарочно ж…
   – Нет, я тебе лучше принесу из столовой.
   – Только серебряный! – крикнул ей вдогонку Саматоха.
   Игра кончилась тем, что, забрав часы, брошку и кольцо в обмен на драгоценную жизнь Марфушки, Саматоха сказал:
   – А теперь я тебя как будто запру в тюрьму.
   – Что ты, Миша! – возразила на это девочка, хорошо, очевидно, изучившая, кроме светского этикета, и разбойничьи нравы. – Почему же меня в тюрьму! Ведь ты разбойник – тебя и надо в тюрьму.
   Покоренный этой суровой логикой, Миша возразил:
   – Ну так я тебя беру в плен и запираю в башню.
   – Это другое дело. Ванная – будто б башня… Хорошо?
   Когда он поднял ее на руки и понес, она, барахтаясь, зацепилась рукой за карман его брюк.
   – Смотри-ка Миша, что это у тебя в кармане? Ложка?! Это чья?
   – Это брат, моя ложка.
   – Нет, это наша. Видишь, вон, вензель. Ты, наверное, нечаянно ее положил, да? Думал, платок?
   – Нечаянно, нечаянно! Ну, садись-ка, брат, сюда.
   – Постой! Ты мне и руки свяжи, будто бы чтоб я не убежала.
   – Экая фартовая девчонка, – умилился Саматоха. – Все-то она знает. Ну, давай свои лапки!
   Он повернул ключ в дверях ванной и, надев в передней чье-то летнее пальто, неторопливо вышел.
   По улице шагал с самым рассеянным видом.
   Прошло несколько дней.
   Мишка Саматоха, как волк, пробирался по лужайке парка между нянек, колясочек младенцев, летящих откуда-то резиновых мячей и целой кучи детворы, копошившейся на траве.
   Его волчий взгляд прыгал от одной няньки к другой, от одного ребенка к другому.
   Под громадным деревом сидела бонна, углубившаяся в книгу, а в двух шагах маленькая трехлетняя девочка расставляла какие-то кубики. Тут же на траве раскинулась ее кукла размером больше хозяйки – длинноволосое, розовощекое создание парижской мастерской, одетое в голубое платье с кружевами.
   Увидев куклу, Саматоха нацелился, сделал стойку и вдруг как молния прыгнул, схватил куклу и унесся в глубь парка на глазах изумленных детей и нянек.
   Потом послышались крики и вообще началась невероятная суматоха.
   Минут двадцать без передышки бежал Мишка, стараясь запутать свой след.
   Добежал до какого-то дощатого забора, отдышался и, скрытый деревьями, довольно рассмеялся.
   – Ловко, – сказал он. – Поди-кось, догони.
   Потом вынул замусленный огрызок карандаша и стал шарить по карманам обрывок какой-нибудь бумажки.
   – Эко, черт! Когда нужно, так и нет, – озабоченно проворчал он.
   Взгляд его упал на обрывок старой афиши на заборе. Ветер шевелил отклеившимся куском розовой бумаги.
   Саматоха оторвал его, крякнул и, прислонившись к забору, принялся писать что-то.
   Потом уселся на землю и стал затыкать записку кукле за пояс.
   На клочке бумаги были причудливо перемешаны печатные фразы афиши с рукописным творчеством Саматохи.
   Читать можно было так:

   «Многоуважаемая Вера! С дозволения начальства. Очень прошу не обижаться, что я ушел тогда. Было нельзя. Если бы кто-нибудь вернулся – засыпался бы я. А ты девочка знатная, понимаешь, что к чему. И прошу тебя получить… бинокли у капельдинере в… сью куклу, мною для тебя найденную на улице… Можешь не благодарить… Артисты среди акта на аплодисменты не выходят… Уважаемого тобой Мишу С. А. Ложку-то я забыл тогда вернуть! Прощ.».

   – Вот он где, ребята! Держи его! Вот ты узнаешь, как кукол воровать, паршивец!.. Стой… не уйдешь!.. Собачье мясо!..
   Саматоха вскочил с земли, с досадой бросил куклу под ноги окружавших его дворников и мальчишек и проворчал с досадой:
   – Свяжись только с бабой – вечно в какую-нибудь историю втяпаешься.

Аркадий Аверченко Нянька

I

II

III

IV

V

VI

VII

Аркадий Аверченко
Нянька