Валерий Иващенко
ГОРЬКИЙ ПЕПЕЛ ПОБЕДЫ

   Человечество, равно как и другие расы, на самом деле материалисты куда в большей степени, нежели о том принято считать. Яркий пример: все толкуют о душе, причем достигли в том немалых высот, а ведь почтить память об ушедших приходят все-таки к месту последнего упокоения тела. Будь то скромный холмик где-нибудь на человеческом погосте, или роскошные фамильные склепы эльфийских кланов, или даже высеченные в монолитных скалах усыпальницы королей и героев подгорного народа – всяк приходит к своим могилам.
   Но все-таки, наверное, куда более правы были наши далекие предки. Воистину велика была их мудрость, коль после себя не оставляли они своего тела. Величественно рдеющие погребальные костры через несколько лет сменялись степными травами, а могилой Морских Королей древности, о коих и до сих пор слушают легенды и баллады, было само море.
   Ведь недаром, например, Ганди завещал не устраивать ему роскошных и пышных погребальных сооружений. Согласно его последней воле, прах сего достойного мужа был развеян над великой рекой.
   Лучшая память об ушедших – сама память. Переживет ли она тьму веков или исчезнет вместе с обветшавшими гробницами, зависит от дел и свершений живших. Да, это так. Однако есть и еще одна причина, о которой люди знающие говорить не любят, а если и говорят, то скупо и весьма неохотно. Вроде то ли есть тропочка туда и даже обратно, то ли и вовсе рождались иногда способные прокладывать ее и пользоваться ей.
   Но что-то такое люди с древности определенно знали и умели…

Часть первая
ВСТРЕЧИ И НАХОДКИ

   В ту благословенную пору, когда уже не донимают холода, но не наступила еще удушающая летняя жара, все это и случилось. А еще вернее – началось. Небольшой приграничный городок Эрбис, удельное владение сиятельного барона и кавалера ордена Огненной Подвязки их милости Эрбиса, тогда утопал в нежно-лиловой кипени сирени. В садах и палисадниках уже загорелись первые ослепительно-белые звездочки жасмина, и сама природа буйствовала, словно радуясь первому году мира. Ведь только этой зимой закончилась непонятная и страшная война, в которой обуянные жаждой крови все воевали против всех.
   Оттого и понятно, что почтенные горожане, заслышав с окраины непонятный шум, первым делом по неистребимой привычке припомнили – хватает ли в погребах припасов, а в прикопанных тайных ухоронках тяжеленьких кувшинов с вовсе необычным для них содержимым? И только затем похватали кто что смог из оружия да поспешили в нужном направлении.
   По пути обыватели старательно посматривали во все закоулки и на зияющие пустотами останки не отстроенных еще с войны домов. Однако ни грузных троллей с их наводящими ужас шишковатыми дубинами, ни закованных в ржавые от крови доспехи гоблинов они, к своему облегчению, не приметили. Мало того, вывернувшаяся из переулка Сонька-молочница заверила, что и «елфы» не пожаловали – уж она их отчего-то всегда загодя чуяла. И кроме единственной паразитки, ныне определенной на отсидку в подвалы баронского замка, в округе этих ушастых головорезов вовсе и нету.
   Стекались жители Эрбиса по пыльной кривоватой улочке к находящейся у окраины кузне, которую туда определил еще прадед нынешнего барона из соображения жить подальше от огня и для удобства господ проезжающих. И когда набралось горожан мало не сотня, они почувствовали себя гораздо увереннее и оттого прибавили ходу. Еще несколько дюжин шагов, и вот уже за крайними домами замелькали широкие поля с закатной стороны.
   Городские стены развалили еще в прошлую войну, когда их милость барон что-то не поделили с их светлостью соседским графом Лестером. Потом останки сооружения вроде бы как исчезли сами собою – зато в самом городе вдоволь прибавилось добротных каменных построек. Их милость барон сначала лютовали, все порывались восстановить, а потом только рукой махнули – против магика или ватаги троллей все одно никакие стены не спасут.
   Под утренним солнышком немного запыхавшиеся горожане увидели весьма примечательную картину, которую потом еще долго обсуждали с недоверием да тем зябковатым ощущением вдоль хребта, которое смыть можно только добрым глотком пива. Да ведь ненадолго – все одно через некоторое время дрожь пробирала опять, к вящей и тайной радости Сима-пивовара да обоих содержателей городских кабаков…
   Кузня по-прежнему стояла у обочины уводящей на закат дороги и даже потихоньку дымила. Только вот рябой кузнец сейчас не оглашал округу звонкими ударами своих молотов и молоточков, а с весьма растерянной потной харей стоял под навесом. Рядом с ним обретались двое не менее хозяина закопченных подмастерьев и с видом немного помятым да испуганным зыркали на двух возящихся в пыли женщин. А уж вопили да ругались бабы так, что перепуганная тишина затаилась, наверное, где-то аж на опушке дальнего леса, не зная, куда ей и деться.
   Одну горожане признали сразу. Рыжая до неприличия булочница Мазуня, известная в Эрбисе не столько своею выпечкою, сколько доступными каждому желающему женскими прелестями, азартно тузила грязную до неузнаваемости старуху. Приглядевшись, обыватели ахнули: в пыли под явно одерживающей победу пекаршей ворочалась старая портниха Ти, которая откуда-то всегда первой вызнавала и охотно разносила по городу все новости и сплетни, каждый раз припоминая все новые и новые подробности.
   – Шлюха рыжая! – сипло завизжала Ти.
   При этом она изловчилась, швырнула Мазуне в лицо пригоршню мягкой дорожной пыли. И пока та, отпрянув, попыталась кое-как утереть глаза и проморгаться, старуха ловко вывернулась из-под нее и теперь уже в свою очередь ухватила соперницу за огненные патлы. Азартно пихнула ее в бок острой коленкой и опрокинула смазливой мордашкой вниз. Сухонький старушечий кулачок с удивительной ловкостью замелькал в клубах поднятой пыли, каждый раз с хряском соприкасаясь с ухом своей куда более молодой противницы.
   – Ах ты, лярва! – Пекарша кое-как прочихалась, размазала по лицу слезы пополам с грязью, выдернула из-под старушечьего башмака прижатые им свои юбки и в свою очередь принялась тузить портниху…
   Только тут самые востроглазые да быстрые на голову из горожан, а потом уж и остальные, обратили внимание на чужака. Он спокойно сидел на отполированной задами старой колоде под навесом, на которой так хорошо было погомонить да выкурить трубочку, пока кузнец выполнит работу. С виду он был молод, недурно скроен и к тому ж ладен собою. Не красавец, по коим сохнут молодые девчонки, а подчас и их старшие сестры, но вполне ничего. Сидел и жмурился на утреннее солнышко, словно довольный жизнью котяра. Не портила первого впечатления и крепкая шпага, которая обреталась на боку пришлеца – уж мужчине оружие, особенно такое вот неброское, но добротное, всегда к лицу. А вот то, от чего враз нахмурились лица горожан и побелели от напряжения их стискивающие оружие ладони, оказалось длинным черным плащом до пят и по виду как бы не из драгоценного шелка. В придачу к плащу на левом кулаке мужчины зловеще поблескивало кольцо магика, что, согласитесь, было весьма и весьма плохо.
   До урчания в сведенных холодными судорогами страха животах – вот как плохо. Носить такое имели право только некромансеры, да и то не каждый. Потомственный, опытный и опасный, как невесть что, – таково оказалось первое мнение. В отчего-то равнодушных глазах чужака вопреки их цвету первой зелени каждому почудилась если не смерть, то уж угроза ее точно.
   А потому толпа сбилась плотнее, ощетинилась остриями и медленно, потихоньку стала пятиться…
   И неизвестно еще, чем бы все это окончилось, только сзади раздался топот копыт да голос их светлости, который подоспел из своего полуразрушенного замка и теперь без разбору лупцевал плетью всех подряд.
   – А ну дорогу дайте, смерды!
   Крепкая привычка сбиваться в тесную груду, унаследованная от предков бесчисленных поколений, сработала не враз. Хоть их милость и потеряли на войне левую руку, отгрызенную гоблином-берсерком, да были вовсе не злые, но хлестать своих подданных барон принялся уже чуть ли не вполсилы. Знай полосовал по плечам и спинам нагайкой с вплетенными в хвосты тяжеленькими кусочками олова. Отец его, отличавшийся на редкость крепкой статью, одним ударом такой семихвостки ломал на охоте хребет матерому волчаре, но сын его людей все же немного щадил.
   Пробившись через неохотно раздавшуюся толпу, барон с высоты седла мгновенно оценил ситуацию. Тронул каблуками мягких сапог конские бока, по дуге обогнул тучу пыли, из которой драчуньи уже еле-еле оказывались видны, и подъехал к кузнице. Миг-другой сверлил он чужака неприязненным взором, но все же плеть его устало опустилась и даже проворной змейкой влезла за голенище.
   – Господин магик, ваша работа? – Барон кивнул на по-прежнему тузящих друг дружку женщин.
   – Моя, – не стал отпираться тот и столь же негромко добавил: – За оскорбление словом и действием волшебника, к тому же дворянина…
   Барон Эрбис вздохнул и мысленно распрощался с жизнью. Ведь если чернокнижника прогневать хоть в мелочи, уж тут, дамы и господа, будьте спокойны – без кучи вздувшихся посиневших трупов не обойдется. И все же их милость решились на отчаянный шаг.
   – Ради всех богов, прошу вас избавить город от этих криков. Моя жена вот-вот разрешится от бремени, и они ее очень беспокоят.
   Магик по-прежнему сидел на колоде, положив на колени крепкие руки, и вслушивался в слова с каким-то необыкновенным интересом.
   – Ну что ж…– Он щелкнул пальцами и шепнул несколько слов, от которых по спинам присутствующих продрал мороз, а пыль вокруг на миг взвилась вверх.
   Ворочающийся и уже рычащий едва ли людскими голосами клубок извозюканных, серых до неузнаваемости женщин распался. Обе упали на спины, бездумно вперившись в равнодушные голубые небеса и ртами жадно хватая воздух.
   – Приказать повесить обеих? – Барон умел не только хозяйствовать да мечом махать, но и тактику знал неплохо. Потому в осторожно вернувшейся тишине он сразу ринулся закреплять успех. – Виселицу только вчера освободили от трупов пойманных мародеров…
   – Ну зачем так сразу. – Магик наконец соизволил встать.
   Он потянулся немного, повел плечами, а потом по-хозяйски заложил руки за пояс. Только один раз он взглянул в глаза барона, а того словно некая сила разом вынесла из седла. И их милость Эрбис уже стоял перед чужаком, признавая его равным себе.
   – Успокойтесь, барон. Опустите оружие и вы, почтенные горожане, – я здесь не на работе. И насылать на город мор или толпу своих подопечных не стану.
   Из нескольких дальнейших слов выяснилось, что чернокнижник упокоивал старые погосты в предгорьях, растревоженные отголосками последней битвы на переправе через Реву, где армию гоблинов и эльфов смогли остановить только объединенные усилия человеческих волшебников да примкнувших к людям шаманов троллей. Гром и звон в магическом эфире тогда стояли такие, что на сотню лиг в округе их ощущали даже не владеющие Силой. Вот и пришлось поработать там по прямой специальности, выполняя поручение Башни Магов.
   – И теперь я еду по делам в столицу вашего королевства, и можете меня смело считать просто проезжающим дворянином. Старых обид на ваш город у меня нет. А с этими двумя…
   Вообще-то право карать и миловать в своих владениях целиком принадлежало благородному господину. Но барон все же был умнее деревенского лапотника, потому благоразумно проглотил язык.
   – Ладно, приму виру и наказывать не стану. – Взгляд зеленых глаз оценивающе посмотрел на обеих скандалисток, чуть дольше задержавшись на Мазуне.
   При этих словах немного оклемавшиеся женщины снова повалились в пыль – на этот раз уже на колени – и принялись истово благодарить.
   Магик досадливо отмахнулся от них и вновь обратился к барону.
   – Лорд Валлентайн, – представился он и протянул руку в знак мира.
//-- * * * --//
   Луна лениво нежилась в полночном небе. Иногда кокетливо укрывалась редким в эту пору облачком, подсвечивала его потусторонним сиянием, а затем, словно не удержавшись от любопытства, подглядывала на землю краешком, одним глазком.
   По узкой улочке, придерживаясь мест потемнее, скользили две тени. Скользили вовсе не бесшумно – хозяева их ступали на удивление уверенно и по-хозяйски. Оттого и понятно, что ночное светило с интересом прислушалось к их беседе.
   – Ваш-милость, а может, все-таки не стоит? – Одна из них, крепко сбитая фигура, как-то робко и неуверенно пыталась увещевать вторую, видимо, своего хозяина, который нет-нет да и мерцал иногда кольчужным блеском в попадавших на него лучах.
   – У меня нет выбора, – не сразу и довольно мрачно возразил спутник, обладатель более стройной тени, вот только левой руки ее никак разглядеть не удавалось. – Повитуха сказала, что без толкового магика-целителя не справится. А где ж его найдешь в нашей глухомани?
   Плечистая тень передернулась, словно ее владелец замерз.
   – Так-то оно так, только залезать в долги к чернокнижнику не стоило бы. Да и справится ли он?
   Однако более спокойный голос, в котором сквозила еле заметная властность, тут же одернул своего провожатого:
   – Следи за языком, Ренди. Хоть ты и капитан моего гарнизона и служил еще моему отцу, но советовать мне не моги. У меня уже две девки родились. А сейчас вроде бы сын должен… это последний шанс для нас с баронессой. Возраст, как ни крути, а ублюдков я хоть и признал, но передавать кому-то из них титул не намерен. И такова моя воля.
   Да уж, передача баронской короны, права наследования – не шутка. Сколько из-за таких дел издавна споров велось, сколько ломалось копий и слетало с плеч дурных голов… Капитан поежился, и некоторое время оба шли молча. Луна несколько заскучала и вознамерилась было вновь шмыгнуть за полупрозрачную в ее сиянии тучку, но тут снова хозяин подал голос:
   – Значит, магик на постоялом дворе у старого Балка остановился?
   Капитан отозвался неохотно, с какой-то ворчливой интонацией:
   – Истинно так, ваша милость, у Балка. Причем прилюдно повторил, что если глупостей делать никто не станет, то и он черным баловать не будет.
   Да уж, слово волшебника, а тем более черного, не шутка. Потому понятно, что тень барона кивнула нетерпеливо головой, а ее обладатель жадно принялся выспрашивать опять:
   – Спит? Если спросонья, ведь может и отказаться помочь…
   На что его спутник, провожатый и заодно телохранитель с еле заметной досадой ответил:
   – Куда там! Мазуня хоть и дурында, а сообразила, чем умилостивить магика. В порядок себя привела да сразу, после того как он отужинал, и шастнула к нему в комнату.
   Барон с мимолетной усмешкой, которую не заметил его капитан, но углядела любопытная улыбающаяся луна, вспомнил с удовольствием лично охаживаемые при случае прелести рыжей булочницы и в мыслях охотно признал, что с такой попкой и грудками Мазуня прощение вполне может и заработать.
   – А балаболка Ти?
   Капитан пожал плечами:
   – Да их магичество заикнулся только, что намерен себе новую одежку раздобыть, чтоб народ не пугать по дороге – дальше-то места оживленные будут, – а Ти уже тут как тут. Хоть Мазуня ей фонарь под глазом привесила, и знатный, но заверила старая плесень, что к утру на лорде будет наилучший костюм. Шьет теперь, верно…
   Их милость Эрбис призадумался. Да, ситуация крайне щекотливая, но все же было в ней что-то успокаивающее. Так и так прикидывал молча идущий сорокалетний мужчина, когда наконец сообразил, что некромансер вроде попался не злой. Коль согласился на такую необычную виру – а у самого барона в казне легче было мышь найти, чем золотую монету, – то вполне возможно, этим дело и ограничится. И очень хотелось верить, что магик все-таки поможет.
   Верно, верно поговаривают злые языки, что их благородия при всех своих недостатках, как правило, умнее, нежели серая простолюдинская скотинка!..
//-- * * * --//
   Валлентайн открыл дверь, которую и не думал запирать изнутри – надежнее всех запоров охраняет ее имя и достоинства постояльца, – и, выйдя в коридор, молча выслушал горячие слова барона. Хоть большая часть его способностей оказывалась весьма и весьма далека от целительских, а, скажем прямо, была и вовсе душегубской, но напрасно молва приписывает черным магам всякие страсти-мордасти. Люди как люди. Со своими страстями и привязанностями. Случались и твари редкостные, как же без того, но такие долго не жили – помирать им помогали с удовольствием да со всем усердием.
   – Хорошо, барон. Обещать ничего не стану, но я попробую. – И лорд весьма невежливо захлопнул дверь перед самым носом их милости.
   Поскольку обретался он лишь в той одежде, что дана каждому из нас от рождения, Валлентайн не счел возможным пройтись в ней по городу даже душной летней ночью. Да и горячие объятия Мазуни, стоит признать, не оставили его равнодушным. Чего уж тут греха таить, красотка с тугой попкой смело может рассчитывать у мужчин на что-то большее, чем обычная вежливость.
   – Спасибо, боги, – расслышал он вдруг жаркий шепот бесстыже разметавшейся на горячей и смятой постели девицы.
   Уже надевая штаны, Валлентайн поинтересовался:
   – А за что благодаришь?
   Мазуня кое-как перевернулась на бок, подперла рукой голову. Вздохнула, взлохматила лениво ладонью рыжие даже в полутьме волосы.
   – Да говорила мне как-то старая гильдейская шлюха, из беженцев, что через город проходили. Мол, не стоит под магика ложиться ни за что в жизни. Я-то не поверила тогда, а сейчас вот отчего-то вспомнила.
   Волшебник недоверчиво повел бровью, пока его руки застегивали пряжку пояса да прилаживали на место шпагу.
   – Не сказал бы я, чтоб тебе больно было или страшно. Орала так, что приходилось ладонью губы закрывать, и вроде вполне довольна была.
   Глаза Мазуни блеснули в полутьме.
   – То-то и оно. Говорила та потаскуха, вроде того, что с магиком запросто можно саму себя от счастья забыть. Все соображение уходит в одно место, что промежду ног…
   Вообще, каждая умная женщина говорит нечто подобное при нежном расставании с любовником, если не собирается с ним расстаться насовсем. Хоть Валлентайн и знал о том прекрасно, а все же легонько улыбнулся. Ну какой дурак придумал, что если у магика дар к черному, то его хлебом не корми, дай кого-нибудь угробить? И что высшее наслаждение для такого – всякие душегубства? Ерунда все это, между нами говоря. Дать капельку нежности женщине, слышать, как по ней прокатываются незримые сладкие волны и обдают тебя брызгами счастья, – разве это не прекрасно? Пусть всего лишь и мимолетная встреча с провинциальной гуленой…
   – Ой-ой, можно подумать, тебе нежное обращение в диковину.
   Мазуня пожала плечом, наматывая на палец рыжий локон.
   – Всяко бывало. Хотя, не в обиду вашей милости будь сказано, большая часть мужчин просто грубые животные. И каждый третий отчего-то тумаков отвешивает, словно мне от того радость. Иди сюда…
   Волшебник в общем-то уже собирался выходить – негоже заставлять ждать, хоть и провинциального, но все же барона, – однако подошел. А девица приподнялась на постели, села и стала поправлять лорду и волшебнику край воротника, завернувшийся под плащ.
   – Надо же, – восхитился он, а затем посерьезнел. – Когда вернусь, не знаю. Но чтоб тебя здесь уже не было. Слова те твои глупые у кузни прощаю, но на глаза мне лучше не попадайся.
   В легкой ответной, чуть с горечью, улыбке Мазуни легко было прочесть, что все это она прекрасно знает и сама. Ведь с вечера почти сразу она разобралась, что же их милости нравится и что они любят делать в постели, и предоставила оное к обоюдному удовольствию.
   Потому, едва за волшебником в черном закрылась дверь, как рыжая бестия небрежно накинула на бедра простыню, обняла с легким нежным вздохом подушку и постепенно провалилась в сладкое забытье. Все равно не обидишь, лорд… да и сам о том знаешь.
   А Валлентайн уже легко сбежал по лестнице в общую залу постоялого двора, где хозяин стоял перед своим бароном чуть ли не навытяжку, а тот устроился на лавке и в ожидании коротал время за стаканчиком легкого вина.
   – Я готов, барон. Чуть задержался, отобрал из припасов, что может пригодиться. – Некромансер небрежно похлопал себя по карману, куда и в самом деле сунул кое-что из хранящихся в заплечной сумке зелий и припасов.
   Барон Эрбис подхватился, уронил на стол недопитый стакан.
   – Пойдемте же, лорд Валлентайн, право, не стоит более мешкать…
//-- * * * --//
   Волшебник, чуть прищурившись, смотрел в стрельчатое окно, из-за частого переплета которого на него недоверчиво пялилась уже заходящая луна. Со стороны могло бы показаться, что скинувший плащ и бархатный камзол чернокнижник, который омыл руки перегнанным вином и осмотрел зардевшуюся от смущения роженицу, просто задумался. Однако губы Валлентайна шевелились – он считал. Ага! Волк в созвездии Змеелова, а Стожары тогда были в расцвете – надо же, как оно так совпало дивно!
   Только невежды, к коим относится подавляющее число людей, и не одни они, думают, будто надо брать отсчет от рождения ребенка на свет. На самом-то деле куда важнее время зачатия. Впрочем, для чернокнижников это вовсе не тайна, и непременную часть их мастерства составляет умение определять, под какими звездами зародилась чья-то будущая судьба и отправную точку для дальнейших вычислений, зачастую с весьма неприглядной целью…
   – Вы смелая женщина, баронесса. – Голос его оказался на удивление мягок, несмотря на то что та крайне недоброжелательно отнеслась к идее супруга пригласить магика.
   Все же она не осмелилась перечить полноправному барону. И хоть залившая лицо и шею алая краска смущения виднелась даже из-под салфетки, которой служанка по ее приказу накрыла лицо госпожи, осмотр самых деликатных частей тела вынесла стойко, как и подобает знатной даме.
   – И не только потому, что решились на подобное в тридцать восемь.
   Присутствующий при этом барон Эрбис отводил осторожно глаза от раздувшегося в предродовом ожидании живота супруги, но все же единственная ладонь его то стискивала рукоять кинжала, то, словно опомнившись, мягко поглаживала ее.
   – Да, лорд, все верно – я тогда отбывал на решающую битву под стенами столицы королевства. – Голос его прозвучал глухо.
   Еще бы не помнить о той битве, унесшей едва ли не половину цвета рыцарства! Да и отборные отряды троллей, неизвестно какими посулами привлеченные на свою сторону королем людей, эльфы и гоблины проредили более чем изрядно. Не чаял вернуться оттуда барон. Хоть и остановили тогда вторгшихся и даже повернули их вспять, но что-то надломилось в обеих армиях. С той поры война пошла на убыль, а зимою и мир заключили.
   Не потому, что так уж очень хотели. А потому, что еще немного, и воевать уже было бы просто некому.
   – Руку там потеряли? – Валлентайн положил ладонь на живот баронессы и вновь ощутил, как будущий человечек бьет в нетерпении пяточкой.
   Барон угрюмо кивнул. А чернокнижник вздохнул, сделал повитухе знак – накрыть госпожу простыней – и вновь отошел к окну.
   – Я все понимаю, но та пора была крайне неудачным временем для вашего рода. На будущее надо составлять гороскоп и сверяться с ним. – Чернокнижник вроде бы говорил беззаботно, а сам никак не хотел смотреть в глаза барона, жадно ловящие его взгляд.
   Наконец он все же решился. Мягко подхватил повелителя замка под локоть и увлек через приоткрытую дверь на галерею.
   – Единственный способ – разменять жизнь на жизнь, – невесело заключил он приглушенным голосом, едва убедился, что их никто не подслушивает. – Возраст и состояние здоровья баронессы оставляют мало шансов, а тут еще и крайне неудачное расположение звезд и планет.
   Барон Эрбис слушал молча. И лишь заходившие на скулах желваки говорили, что вовсе не бесстрастно.
   – Тут и опытный целитель был бы бессилен. Я могу провести обряд и заключить некую сделку… с той стороной. Но! Он будет полностью черным и совершенно незаконным. Мне нужна чья-то жизнь и официальное разрешение от барона и сюзерена этого манора.
   Дворянин не колебался ни мига.
   – У меня в подвалах замка ждут решения несколько осужденных, подпадающих под соответствующие уложения и параграфы. Но скажите, лорд, скажите правду: будут ли последствия для моего сына?
   Невеселый смешок был ему ответом. Разумеется, если есть действия, будут и последствия. И чем сильнее эти действия, тем сильнее и разлетающиеся по всей реальности волны возмущений.
   – Помните фехтовальный прием с двойным переводом? – Валлентайн изобразил кистью в воздухе соответствующее движение. – Нечто подобное я и собираюсь провернуть, поместив мать и сына в точку равновесия сил. Отдачу приму на себя, а где-нибудь в глухом месте сброшу втихомолку. Лет за сотню постепенно развеется.
   Барон смотрел, и во взгляде его страх и недоверие боролись с надеждой.
   – Хорошо, лорд Валлентайн. Пусть я буду проклят за свои действия всей чередой своих благородных предков, но я рискну поверить вам.
   Чернокнижник покачал головой:
   – Никаких проклятий, барон. Вы попросили помощи, и хоть все это весьма трудно и опасно, но, коль скоро я вник в подробности, тут уже задета не только моя гордость, а и профессиональное мастерство. А всякие подробности… это часть моей работы, и я приму сполохи Тьмы на себя.
   Едва ли половина сказанного стала понятна обезумевшему от волнения дворянину, но основное до него дошло. Рука дернула ворот рубахи, словно тот душил хозяина.
   – Да будет так.
   Оба мужчины прошли в противоположную часть донжона. Здесь прошедшая война оставила свой след сильнее. В стенах кое-где виднелись трещины, а в одном месте даже осыпалась штукатурка, обнажив кладку дикого камня. И в мрачноватом гулком кабинете хозяин написал на листе продиктованное ему разрешение и отпущение грехов по всей форме. Несколько смутило его, что, помимо подписи и оттиска баронской печати, чернокнижник попросил капнуть рядом еще и капельку собственной крови… но в конце-то концов – снявши голову, по волосам не плачут!
   С замирающим от страха сердцем барон смотрел, как серьезный до дрожи в коленках некромант внимательно перечел документ, прошептал над ним нечто, а затем ткнул в оставшееся для его засвидетельствования место пальцем.
   Яростное шипение растревоженной змеи заставило недюжинной смелости дворянина и воина отшатнуться. Взвился легкий дымок, а на поверхности пергамента заструилась светящаяся витиеватая подпись на неизвестном барону языке.
   Валлентайн еще раз просмотрел, удовлетворенно кивнул. А затем, хоть и остался полностью доволен, не удержался от небольшой демонстрации.
   – Смотрите, – шепнул он, – такое можно увидеть только в ту фазу луны, когда документ составлен.
   Он шагнул к окну, часть выбитых стекол которого была кое-как заделана рогожей, распахнул его. В лунном свете пергамент тотчас поплыл волнами серебристого сияния. А когда судорожно сглотнувший барон Эрбис все же нашел в себе силы вдохнуть немного воздуха, над поверхностью листа уже поднялся объемно выписанный текст. И под строками мерцали, переливались и словно жили своей таинственной жизнью два имени.
   – Договор чести – это не просто документ. – Чернокнижник еще несколько мгновений любовался на это зрелище, пока смущенная луна все же не спряталась за облачко.
   А потом свернул пергамент в свиток и сунул в рукав.
   – Ну не будем медлить – луна уже на исходе. Распорядитесь насчет носилок для госпожи баронессы. Мне понадобится помощь повитухи, она бабка тертая, испугаться вроде бы не должна… И пусть во внутренний двор доставят самого мерзкого преступника из подвалов.
   Чернокнижник поджал губы, обдумывая, что же еще понадобится.
   – Да, лично проследите, чтобы никто не смотрел. Объясните, запугайте или как там вы управляетесь со своими людьми. В принципе ничего страшного для них, но во время обряда на вашей супруге не должно быть ни единой ниточки. Даже амулеты и супружеское кольцо придется снять – равновесия достичь очень непросто, и я не хочу упускать ни единого шанса…
   Единственной, кто смогла подсмотреть это мерзкое и одновременно великое зрелище, была заглядывающая через полуразрушенную замковую стену все та же любопытная луна. Но против ее присутствия Валлентайн как раз ничего не имел. Баронесса забылась в объятиях слабенького сонного заклятья. Угрюмая бабка-повитуха, которой объяснили задуманный способ обмануть нить судьбы и подсунуть ей жизнь другого, повела себя просто замечательно – уж крови-то и смертей она за свой век повидала, куда там любому некромансеру. А на скованного ужасом и заклятьем убийцу, что распластался рядом с баронессой посреди наспех начертанной пентаграммы, и вовсе никто не обращал внимания. Сырье, расходный материал…
   И когда в нужное время столб кроваво светящейся Силы вымахнул едва ли не до небес, до ушей жадно прислушивающегося и не находящего от волнения себе места отца донесся первый крик – сына.
   – Все в порядке, барон! – На верхушку башни по ступеням с горжи взбежал чернокнижник.
   Но – боги! – в каком виде! Белая щеголеватая рубашка забрызгана кажущейся черной кровью, на плече и вовсе разорвана чьими-то зубами. Но на руках его из пеленки пыхтел и таращился на окружающий мир маленький, упрямо ворочающийся комочек.
   – В теории я примерно знал, что и как. Но, честно говоря, на практике подобное проделываю впервые, – чуть удивленно признался Валлентайн.
   Однако скользнувшая в голосе горделивая нотка, а пуще того, довольная и чуть смущенная улыбка сказали барону куда больше успокаивающего, чем могли бы любые слова. Волнуясь так, что в горле застревали любые слова, с колотящимся бешено сердцем отец осторожно взял на сгиб руки сына. Вот он, наследник, продолжатель дум и дел наших!
   Сын!
   – Ы-ых! – подтвердил малыш. Он тут же нетерпеливо заворочался, завозился, а затем рука и бок мужчины потеплели от сырости.
   – Хорошая примета, – сообщил усталый и довольный некромансер. А затем мельком глянул вниз, где бабка заканчивала хлопотать над роженицей, и, сложив ладони рупором, распорядился вниз, в притихший замковый двор. – Уже все! Служанку к госпоже баронессе!..
   Первые лучи раннего летнего солнца едва заглянули в распахнутое настежь окно, а чернокнижник в его лучах тут же вновь осторожно осмотрел новорожденного. Смена ночи и дня – как поведет себя малыш? Однако тот спал в крепких и ничуть не подрагивающих ладонях, и наплевать ему было на все страсти, сотрясающие этот далеко не худший из миров.
   – Хм-м, любопытно, – пробормотал Валлентайн и перевел взгляд на осунувшуюся после бессонной ночи повитуху. – Бабуля, сходи куда-нибудь ненадолго. Руки помыть или просто воды попить.
   Старушка безропотно подхватилась с кресла у изголовья задремавшей баронессы. Однако по своей то ли зловредности, то ли из любопытства все же поинтересовалась – а отчего это что мать, что дите спокойны, будто их ничего и не тревожит?
   – Удалось все, как я задумал, – нехотя ответил волшебник. – Но применил и слабенькое снимающее боль заклятье. А волнения… да сколько их еще будет!
   Едва старушенция убралась, Валлентайн кое-как отогнал от головы подкрадывающуюся дремоту. Посоветовал барону отослать от наружных дверей стражу, ибо собирался кое-что сказать. Затем положил малыша рядом с матерью и осторожно разбудил баронессу.
   – Как вы себя чувствуете?
   Однако женщина первым делом уделила внимание сыну и лишь потом со слабой улыбкой призналась, что немного шумит в ушах и комната чуть покачивается, словно после вина, а так вполне терпимо.
   – А теперь послушайте внимательно.
   Валлентайн вздохнул, потер усталое лицо наспех отмытыми ладонями и только затем продолжил:
   – Придет время, и вы станете подыскивать парню выгодную партию. – Он осторожно погладил нежный пушок на головке малыша. – Но есть и другой путь – если вы подберете ему в жены ведьму, пусть даже из простых и не совсем подходящую по возрасту… Внуки окажутся с весьма сильным Даром – уж очень в необычное время вы его зачали. Да и обстоятельства рождения тоже, гм-м, весьма и весьма…
   Дальнейшие слова оказывались не просто лишними, но даже и вредными. Уж как в Башне Магов тряслись над благородными фамилиями, в чьих жилах, помимо дворянской крови, текла еще и магия, рассказывать никому не надо.
   – Но до тех пор думайте. И никому ни полслова, иначе найдутся желающие подложить под носителя будущей Силы дочек-племянниц… но лучше бы вам выбрать самим, чтоб не связывать род неразрывными узами с кем-то, кто может этим воспользоваться.
   Стоит признать, что отец и мать выслушали эти необычные слова чрезвычайно внимательно. Политика – дело тонкое, тут и в самом деле думать и думать. Сегодня друзья, а завтра враги – дело, в общем-то, вполне житейское и даже рядовое.
   – Что ж, лорд Валлентайн, – барон уже в дверях пожал руку тому, кого еще вчера боялся и ненавидел, – я могу что-то для вас сделать? Договор договором, но как человеку мне не хотелось бы быть неблагодарным.
   Сказать по правде, больше всего молодому волшебнику хотелось уйти отсюда. Въевшаяся в мозг привычка как можно быстрее уходить с места работы учащенно гнала по жилам кровь – как в тот раз, когда на хвост ему села свора гоблинских рейнджеров, разъяренных страшной гибелью своего шамана…
   – Я ближе к обеду зайду еще раз осмотреть. Оснований для беспокойства нет, но на всякий случай… Тогда и поговорим. А сейчас извините – я устал как не знаю кто. Впрочем, бутылка старого сладкого вина не повредила бы.
   Дальнейшее воспринималось как в тумане. Путь через освещенный утренним солнцем двор, который уже драили слуги щетками с корнем мыльнянки и известью… ворота замка, где статуями застыли двое немолодых солдат… вроде бы в этот переулок?
   – Эй, оборвыш, путь к заведению Балка, Бална или как его там… спсиб…
   Мелькнул на солнце брошенный босоногому мальчишке медяк, а ватные ноги, словно в хмельном дурмане, несли своего обладателя кривоватыми пыльными улочками.
   – О-о, мой лорд, от вас так несет смертью – и жизнью?
   Он даже не нашел в себе сил рассердиться на проснувшуюся от шума оброненной с пояса шпаги Мазуню.
   Либо дура круглая, раз решилась ослушаться приказа чернокнижника, либо, наоборот, присущая женщинам мудрость очередной раз доказала свою правоту. Да и кто их, этих женщин, разберет, чем они думают? Уж точно не головой.
   – Пей, лорд.
   Валлентайн с трудом разлепил глаза, когда оловянный кубок с ароматным старым вином мягко ткнулся в его губы.
   – А теперь ложись и спи. Я просто полежу рядом, можно?
   Да, это так хорошо – засыпать после хорошо сделанной работы, чувствуя совсем рядом биение женского серд… ца…
//-- * * * --//
   Степной пожар рычал, словно гигантский огненный зверь, и мчался по равнине со скоростью урагана. И одинокий всадник, что бешено нахлестывал коня, стремясь уйти от расширяющейся огненной дуги, казался крошечной точкой. Вот-вот они чуть не соприкоснулись, бок уже пригрело жаром от близкой полосы пламени – но взмыленный жеребец в отчаянном прыжке вырвался на чистое от сухой травы большое пятно глинистого такыра. Спасен!
   Валлентайн рывком сел на постели, поводя по сторонам шалыми и мутными спросонья глазами. Сердце бешено колотилось, гадостное ощущение во рту не стоило даже описывать, а с подбородка на грудь сорвалась капелька пота.
   – Фу-ух, ну и жара! – Волшебник хотел было откинуться обратно на подушки, но передумал.
   Одна только мысль о том, чтобы вновь оказаться в слипшейся от пота постели, к тому же еще томно и бесстыже пахнувшей испарившейся куда-то Мазуней, вызывала брезгливость. Да и лучик солнца сквозь щелочку в занавесках неопровержимо указывал, что время уже близится к полудню.
   Поскольку наколдовать втихомолку водопадик воды для умывания (и тем самым затопить комнату второго этажа) Валлентайн не хотел, да и попросту не умел, то пришлось ему натянуть штаны и мягкие полусапожки и, прихватив рубашку, шпагу и кошель, спуститься по полутемной лестнице для слуг на задний двор. Двое мающихся бездельем парней, чью понятливость пришлось стимулировать медяком, быстро организовали возжелавшему ополоснуться лорду вдоволь воды из нагревшейся на солнце большой бочки. А служанка с постоялого двора притащила мыло и полотенце, и, к некоторой досаде самого волшебника, давешнюю старуху.
   Ти щеголяла великолепным, лиловым с прозеленью, синячищем во всю левую половину лица. Эк ее Мазуня отделала, усмехнулся Валлентайн, – глаз заплыл в узкую припухшую щелочку и раньше чем через седмицу раскроется вряд ли.
   Но портниха приволокла с собой большой сверток. И пока служанка вытирала их милости спину, деликатно отводя глаза в сторону, старушенция извлекла на свет божий свою работу.
   – Хм-м, а ничего. – Валлентайн разгладил на себе короткополый сюртук из великолепного, серого с переливами, муара. – Очень даже ничего! Как на меня шит, неброско, но со вкусом.
   Неизвестно, какие там выражения просились на язык зловредной старушенции, но проворчала она, что именно на их магическое величество и шито. А затем Ти уставилась пытливо на волшебника единственным уцелевшим глазом.
   Ну сводить мелкие раны и ушибы может чуть ли не каждый второй волшебник, даже не относящийся мастерством напрямую к целителям, потому после тщательно подобранного заклинания заплывшая физиономия портнихи приобрела более-менее подобающий вид. Старушенция зыркнула уже обоими глазами, осторожно и недоверчиво потрогала сухой ладошкой еще чуть желтеющую остатками сведенных побоев половину лица.
   – Стал-быть, не гневаетесь боле, ваше магичество?
   Валлентайн в осторожных выражениях поинтересовался: а откуда бы у старой плесени такой великолепный, довоенной еще выделки, муар? Застегнул на рукавах маленькие пуговки с перламутровыми вставками и оглядел себя еще раз. Кто б мог подумать, что в провинциальной глухомани такие таланты обретаются!
   Старуха отвела в сторону глаза, но волшебник с удивлением успел заметить в них затаенную печаль.
   – Да берегла для своего сына… а его уж второй год как остроухие стрелами истыкали…
   Бывают слова, на которые не найти ответа. Но очень вовремя из задней двери выплыла давешняя служанка с полным кувшином холодного молока. О, это дело! Волшебник с неизъяснимым удовольствием смыл во рту оставшуюся там горькую сонную одурь. И принялся прилаживать на поясе под сюртуком шпагу и кошель. Чуть подумав, высыпал из последнего в ладонь несколько серебрушек.
   – Найдешь себе ученика… или ученицу. Лавку открой. А я в Гильдии слушок пущу среди наших волшебников, чтоб, если кто через Эрбис проезжать будет, насчет одежды тебя спрашивали. Негоже умению и опыту пропадать.
   Описать изумление, постигшее присутствующих, было бы весьма затруднительно. Барон, что собственною персоною подъехал к постоялому двору и, глядя с высоты седла через ветхий забор, оказался свидетелем этого эпизода, и вовсе захлопал бы в ладоши, если б у него имелись обе. Но он лишь восхищенно хмыкнул про себя и каблуками ботфортов тронул коня дальше. К входу в заведение, где слуга помог ему слезть.
   – Лорд, тут незадача… – Их милость легонько поморщился, но поглощающему то ли завтрак, то ли обед Валлентайну того оказалось довольно.
   – Мазуня?
   Барон с кислым выражением на лице кивнул. Оказалось вот что. Уличный сорванец, привлеченный приоткрытой дверью пекарни и витающими вокруг ароматами, прошмыгнул внутрь в надежде утянуть пирожок или еще чего-нибудь. Тут-то он и увидал, как рыжая привязала к дверце верхней вьюшки веревку, а снизу ладит петлю. Ну пацаненок успел привести соседей, выдернули дуреху вовремя.
   – Сюда ее, – коротко распорядился волшебник. Он отложил в сторону простецкую серебряную вилку и даже встал из-за стола.
   С немалым удивлением, постепенно переходящим в одобрение, барон наблюдал, как лорд и волшебник несильно, почти без замаха бьет рыжую красотку по щекам. Не столько больно, сколь обидно…
   Сначала Мазуня лишь стояла покорно, не осмеливаясь опустить лицо или закрыться. Но затем на полыхающих щеках разгорелся уже настоящий пожар, а в глазах девицы мелькнуло что-то иное, помимо слез. А волшебник мерно и как-то даже равнодушно продолжал хлестать ее по смазливой мордашке.
   И когда во взгляде глупышки отчетливо обозначилась уже готовая вот-вот прыгнуть тигрица, Валлентайн прекратил избиение. Шагнул вперед, отвел сбоку рыжие лохмы и прошептал в алое от гнева и ударов женское ухо кое-что, не предназначенное для посторонних.
   – Все поняла? – И совсем уж непонятной оказалась давно не виданная в здешних краях полновесная золотая монета, которая с коротким блеском выскользнула из пальцев волшебника и упала в аппетитный вырез полотняной рубашки девицы.
   Редко когда доводится замечать, насколько быстро меняется выражение лица у людей. Но Мазуня не отвела взгляда. Несколько мгновений помедлила, с непонятной нежностью и в то же время отчужденностью глядя на своего мучителя. И после чудовищного по исполнению книксена с шорохом юбок исчезла в дверях. Даже не испросила разрешения удалиться, дуреха…
//-- * * * --//
   – Знаете, барон, я уж втихомолку подумываю – не начать ли мне гордиться собой. Малыш здоров, как бывают здоровы только младенцы. – Валлентайн уже вернул обратно в кружева и батист пеленок наследника здешнего сюзерена, а теперь уделил самое пристальное внимание баронессе.
   Уставшая женщина даже не проснулась, когда волшебник деликатно приподнял веко и заглянул в зрачок. Он поводил ладонью над нижней частью тела спящей, пошептал понятные только ему чародейские слова. Зачем-то лизнул ладошку баронессы, удовлетворенно кивнул, а потом самым пристальным образом уделил внимание изучению тени женской руки.
   – Поразительно! – Он вернул наконец ее кисть на постель. – Пойдемте, барон, нам тут делать больше нечего. По моей части ни малейших претензий, а с остальным пусть разбираются служанки и лекаря.
   В жемчужно-сером щеголе сейчас трудно было бы признать давешнего чернокнижника. Скорее, мелкий небедный дворянин или пустившийся в дорогу сынок какого-нибудь графа сейчас шел рядом с хозяином замка, на поворотах или лестнице осторожно придерживая шпагу привычной рукой.
   В кабинете барона мужчины выпили по капельке замечательного белого вина, пусть и не королевских или эльфийских сортов, но все же заслуживающего самого уважительного внимания. Валлентайн заодно сравнительно недорого сторговал у хозяина жеребца той весьма редкой разновидности, которая отчего-то довольно терпимо относится к магии.
   – Только, барон, с задержкой выплаты. – Валлентайн пригубил еще глоточек вина.
   Однако, против опасений отчаянно нуждающегося в звонкой монете дворянина, он все же пояснил, что тут неподалеку в горах есть старый клад, который может взять только волшебник и только умеющий управляться с Тенями.
   – Я найму пару-тройку землекопов и сейчас же отправлюсь. Мне все равно надо где-то в глухом месте сбросить откат заклинания – пусть потом и засыплют, чтоб ни зверь, ни птица, ни случайный прохожий не потравились. Разберусь с тем золотишком да к вечеру и вернусь. А то в самом деле поиздержался что-то.
   Затем Валлентайн озвучил пришедшую ему на ум мысль, показавшуюся самому барону весьма здравой. Дескать, их милости и самому неплохо бы немного встряхнуться, развеяться. Прогуляться, в общем, – дабы потом заодно ни одна собака не посмела попрекнуть владельца земель, будто тот не знает, что творится в его собственных владениях.
   Однако, когда оба дворянина уже покачивались в седлах, а позади погромыхивала телега с тремя соблазнившимися на скромную мзду мужиками, Валлентайн посреди базарной площади придержал своего нервно прядающего ушами жеребца – красновато-рыжего, с черным хвостом и гривой, на удивление понятливого.
   – Да не стоит она вашего внимания, лорд. – Барон немного поморщился, но неохотно остановил и своего коня.
   После заключения мира, подписанного в том числе и королем почти наголову разбитого воинства эльфов, нашлись среди остроухих непокоренные, как они себя назвали. Продолжали шастать по лесам и горам, притом пакостили так, что командиры гарнизонов и местные дворяне с гневного визга переходили на горестный вой. Вот второго дня и поймали одного такого… вернее, такую.
   Жеребец лорда нервно подрагивал шкурой от ощущения магии хозяина и незримой ауры смерти вокруг эшафота. Но Валлентайн все-таки заставил его подойти поближе к грязному дощатому помосту. Кончик его шпаги мелькнул под полуденным солнцем и отодвинул ворот рваной одежды пленницы с пятнами засохшей крови и болотной тины.
   У левого плеча на коже обнаружился светящийся даже в дневную пору знак. Волшебник некоторое время разглядывал его завитушки, затем неодобрительно покачал головой. Полночные Белки – это не просто разведывательно-диверсионный отряд армии эльфов. Это, дамы и господа, элита! Что-то вроде гвардии людей или ударного отряда троллей, дюжиной способного взломать оборону крепости.
   – Тэлль, значит? Барон, ночью я спас одну жизнь… пощадите же эту.
   Эрбис не стал задавать глупых вопросов. Вроде того, зачем черному магу презренная эльфийская лазутчица, вдобавок к тому же убившая при захвате одного из егерей и серьезно ранившая еще двоих. Потому что барон явственно различил в интонациях волшебника: подари мне эту сучку, и мы квиты.
   Легкого повелительного жеста оказалось достаточно, чтобы с грязной шеи сняли уже определенную на нее петлю, а саму пленницу вытолкнули под копыта лошадей и тычком копья заставили упасть на колени.
   – Твоя жизнь стоит меньше, чем веревка, которой ее следовало бы прервать, – в интонациях дворянина невозможно было заметить ничего, кроме презрения и легкой скуки, – но мой друг попросил у меня твою никчемную душонку, и я, барон Эрбис, уважаю просьбу лорда и волшебника Валлентайна.
   Голос его взлетел над истомленной полуденным жаром редкой толпой, собравшейся полюбопытствовать на это зрелище. Пролетел над всей базарной площадью, став достоянием многих – и истории в том числе. Палач еле заметно пожал плечами, а затем с несомненной сноровкой развязал пленницу, не забыв втихомолку сунуть ей под ребра увесистый кулачище.
   – Служи хорошо новому господину да не попадайся больше в мои руки. И без тебя работы невпроворот, – пробурчал он, наматывая веревку на локоть.
   Рывком он поднял за шиворот грязную и настороженно поглядывающую пленницу и поставил ее на ноги, после чего поклонился их милостям и поспешил вернуться к своим делам.
   – Это значит, что моя жизнь теперь принадлежит черному магу? – Хриплый голос едва пробился сквозь поднявшийся гомон толпы, которая со вполне понятным оживлением обсуждала диковинное событие.
   Смотреть в глаза волшебнику эта тощая, пыльная и чуть остроухая пародия на человека никак не хотела. Очень не хотела, и Валлентайну пришлось носком сапога под подбородок приподнять лицо и посмотреть в него особым, ломающим волю взглядом. Однако он не стал до основания разрушать то незримое нечто, что отличает живого от мертвого, здорового от полудурка. Лишь усмехнулся в полыхнувшие ненавистью и недоверием зеленые глаза.
   – Законы чести тебе известны. Что такое благодарность, ты знаешь тоже, – сухо уронил он и уже отвернулся. – Поедемте, барон, а то на одном месте, да еще и в городе, что-то жарковато.
//-- * * * --//
   С легким шорохом с края раскопа осыпалась земля. Валлентайн спрыгнул вниз и уважительно посмотрел на череп исполинского зверя. Ох, и здоров же, зараза… Если голову крокодила увеличить до размеров хорошего шифоньера – пожалуй, самое то и будет. Впрочем, вспотевшие мужики с лопатами, предводительствуемые бароном, глядели с любопытством, но без особой боязни. Коль скоро их милость черный магик заверили, что в его присутствии все демоны и невидимые духи будут ходить смирно, поджав хвосты, то, стало быть, и бояться тут особо нечего.
   Волшебник сгибом пальца постукал по кости, отозвавшейся сухим звуком, и неодобрительно покачал головой. Как бы ты ни был силен, а кто-то же тебя в свое время доконал? Немного смущало полное отсутствие прилагающихся к такому черепу костей, но мало ли что тут приключилось невесть сколько веков назад?
   Простое, но весьма едкое заклинание опаляло виски неслышным жаром, и бестелесные стражи гробницы в самом деле таращились издали, не будучи в силах защитить это место и даже хоть что-то предпринять. Против них были бы бессильны молнии и огненные шары. Не причинили бы вреда могучие големы Земли и Воды, подвластные иным волшебникам. Но жутковатая смесь магии смерти и жизни, доступная чернокнижнику, заставляла трусливо колыхающихся демонов держаться подальше.
   Примерившись, Валлентайн сапогом отвесил в область виска хороший пинок. С глухим стуком, от которого содрогнулась земля, здоровенная нижняя челюсть неведомого зверюги приоткрылась и ударилась о дно раскопа. И все, что осталось волшебнику, – это бесстрашно залезть рукой в приоткрывшуюся щель меж двух пар более чем впечатляющих желтоватых клыков да пошарить там.
   Внутри оказалось не только то, что сквозь землю он видел истинным зрением черного мага – полыхающим огнем тут светилось кое-что еще помимо золота. На удивление хорошо сохранившийся тяжелый кожаный кошель попался под пальцы первым. Затем удалось нащупать что-то длинное, оказавшееся кинжалом в потемневших ножнах. И последним на свет появился почти квадратный плоский сверток – когда руки волшебника развернули ветхую отсыревшую дерюгу, глазам его предстала книга в тяжелом, позеленевшем от времени кожаном переплете с массивной медной застежкой.
   – Вроде все. – Валлентайн сгрузил добычу в привязанную за веревку корзину, кивком головы показал – поднять.
   Однако толстая конопляная веревка с завязанными через промежутки узлами что-то не спешила падать обратно сверху, дабы по ней можно было вскарабкаться и самому. И поднятому к небу взгляду волшебника предстала задумчивая фигура барона, стоящего у края.
   В единственной его руке обнаружился взведенный арбалет, и рыльце оружия смотрело точно в переносицу оказавшегося внизу, в весьма незавидном положении, мага.
   – Мне очень жаль, темный лорд…– Пальцы барона Эрбиса вжали спусковую скобу.
   Время застыло расплавленным стеклом. Равнодушно оно рассматривало внутри себя замерших тщедушных двуногих букашек. Презрительно поморщилось на тяжелый арбалетный болт, что уже сорвался с желобка ложа и, блистая капельками яда на острие, устремился вперед. С куда большим уважением присмотрелось к взлетающему, подобно ракете фейерверка, заклинанию в ладони черного мага. Скептически хмыкнуло на потрепанную эльфийскую воительницу, которая стояла в сторонке и с мрачным недоверием разглядывала все это зрелище.
   На застывших мужиков с лопатами в руках вечность едва глянула. А вот темный, почти черный предмет, чуть виднеющийся из-под ветхой ткани, приласкала нежно и нескромно. Надо же – человеческий волшебник коснулся этой книги, и его не испепелило на месте? Удивительно!
   Ах, вот оно что – из-под темной и пряно-тягучей черной ауры блистала незамутненным светом иная, свежая и искрящаяся волна. Ну тогда, как говорят эти глупые и суетливые существа, совсем другое дело…
   Привет, Хозяин!
   Удивительно, но такой опытный воин, как барон Эрбис, промахнулся при выстреле почти в упор. Зато ответное заклинание едва не зашвырнуло его в небеса. Затрещало жаром испаряющейся плоти лицо, мутными брызгами разлетелись лопающиеся глаза… Стоящий человек или, вернее, то, что еще только что было им, мелко затряслось, когда невидимые демоны сорвались с привязи и впились в его тело.
   Освобожденные от доселе сдерживающей их воли черного мага, они шустро обгрызали живую, горячую и столь лакомую человеческую плоть. Да и не пришлось их к тому принуждать – за многие века никто не потревожил гробницу-хранилище, и стражи изголодались насто-о-олько… Напоследок захрустели жадно перемалываемые в незримых жерновах кости.
   Стоило просто на миг приспустить с невидимой привязи – разрешить . И теперь лишь тень осталась на уже подсыхающей земле у края ямы да серебряная пряжка с исчезнувшего баронского пояса.
   – Веревку, – негромко потребовал чернокнижник.
   Миг-другой ничего не происходило. Соляными столбами застыли упавшие на колени мужики с судорожно вытаращенными глазами и разинутыми в задушенном крике ртами. Под одним даже расплывалась темная лужица.
   Тэлль презрительно поморщилась в их сторону и шагнула вперед. Брезгливо, ногой, отодвинула в сторону покорно подчинившуюся тень бывшего барона и присела на корточки у края.
   – Знаешь, я все-таки предпочту смерть рабству. – Ее сиплый от пыли и усталости голос оказался все же громче чуть окрепшего к вечеру и уже тонко посвистывающего в расщелинах меж окрестных скал ветерка.
   В принципе Валлентайну не надо было даже напрягаться с каким-нибудь заклинанием. Кончиком шпаги он как раз достал бы до этой пыльной эльфийской мордашки, с которой на него смотрели потемневшие в ожидании смерти чуть раскосые зеленые глаза.
   Однако он забрался на макушку наплевательски отнесшегося к такому поступку черепа. Глухо притопнул подошвой, проверяя опору на прочность, примерился взглядом – и прыгнул.
   Каменистая земля у края раскопа сыпалась вниз целыми ведрами, предательски хрустела и раздавалась под локтями, однако волшебник все-таки вылез. Хоть ему и недоступны были всякие полезные заклинания вроде левитации или порталов, но все-таки здоровый образ жизни и постоянное пребывание на свежем воздухе имеют свои преимущества.
   Крохотным вихрем взвилось привычное заклятье – и с серого костюма посыпались пыль и мелкие травинки. Даже попавший в карман камушек кропотливо удалила магия, и через миг волшебник вновь смотрелся неприлично чистым щеголем.
   – Все видели, что здесь происходило? – сурово спросил он у покорно опустивших головы мужиков. И, дождавшись осторожных кивков, продолжил: – Смерть такого высокопоставленного дворянина, как барон Эрбис, расследовать будут со всей тщательностью. Потому советую говорить все как было – и вас никто не тронет.
   Легкого пинка под зад и короткого приказа хватило, чтобы понурившаяся Тэлль живо подхватилась на ноги и принялась пересчитывать деньги из добытого мешочка. Волшебник краем глаза поглядел, как воспрянувшие духом землекопы осторожно, боясь лишний раз звякнуть, укладывают на замершую в сторонке телегу свои лопаты и кайла. А сам уделил пристальное внимание оставшейся на краю ямы тени.
   Удивительное для непосвященного в иные секреты дело – тень имелась, а того, кто мог бы ее отбрасывать, решительно не наблюдалось! Потому эльфийка, сортировавшая на холстине старинные монеты, многие из которых определить не могла даже она, с любопытством поглядывала на действо. А тень мало-помалу пошла радужными разводами, расплылась. Когда неведомое, но наверняка черное-пречерное заклинание волшебника закончило свою работу, отражение на земле уже имело две руки вместо одной – и вот тут-то эльфийку прошиб холодный пот.
   – Да, это новый страж собственной могилы, – кивнул ей Валлентайн.
   Носком сапога он брезгливо зашвырнул вниз пряжку. Улыбнулся, когда непостижимым образом серебряное изделие влетело в пасть неведомого зверя и та с глухим лязгом захлопнулась.
   – Отойди подальше и приготовься, миг-другой будет очень плохо. – И, едва закончившая счет эльфийка прыгнула прочь, волшебник обрушил на дно ямы до сих пор старательно удерживаемую в себе магию.
   Если кто-то думает, будто это было больно или мучительно, то такой человек жестоко ошибается. Происходящее действо больше всего похоже было на то, мысль о котором неизбежно посещает каждого после изрядного употребления пива. Разве что происходило не в грубом и малоприглядном материальном виде, а на тонком плане магических энергий. Тщательно поддерживаемый в состоянии неустойчивого равновесия клубок весьма неприятных магических огрызков и лохмотьев тонкой сладостной струйкой излился в раскоп.
   Тоненькой – чтобы не полыхнуло. А то, знаете ли, на самом деле камень и земля прекрасно горят…
   Надо признать, что череп древнего исполина отнесся к такому над собой оскорбительному действу весьма равнодушно. Лишь почудились стоящему наверху волшебнику загоревшиеся в темных провалах глазниц жадные огоньки, да беспокойно заметалась покорно лижущая сапог тень.
   – Вниз, – коротко распорядился маг неожиданно властным голосом.
   И настолько неумолимым был этот приказ, что эльфийская диверсантка, которую за ближней скалой просто нестерпимо выворачивало чуть не наизнанку, едва удержалась от того, чтобы не прибежать на зов да не сигануть вниз самой.
   А вслед за бесшумно канувшей в темноту на дне тенью с шумом обрушилась вынутая из раскопа груда каменистой земли. Сверху покорно легли несколько вынутых во время работы осколков покрупнее. Поверхность со скрипом заворочалась, утрамбовываемая невидимым заклинанием, и наверху остался торчать лишь небольшой черный, словно мрачный обелиск, обломок камня.
   Отныне то была могила барона Эрбиса.
//-- * * * --//
   Солнце уже давно село за дальние отроги находящихся чуть южнее гор, а по пустынной в этот час дороге неспешно ехали двое, погруженные в свои думы. Их не беспокоила надвигавшаяся темнота – эльфы и так видят в ней ничуть не хуже кошек, а черному магу она вообще была милее и привычнее беспощадного сияния солнца.
   – Видишь ли, Тэлль, смерть у черного мага нужно еще заслужить. Но даже и она не избавит тебя от моего неприятного общества. – Валлентайн мимолетно взвесил в руке почти опустевший кошель.
   Плату за своего гнедого и за теперь уже не нужного покойному барону великолепного вороного коня он отсчитал мужикам сполна и велел передать баронессе. Да еще и им самим кинул по монете за волнения и труды. А посему сильно разбогатеть не удалось. Да в принципе ничего страшного! За золото не всегда можно найти хорошего мага, но хороший маг всегда в состоянии добыть себе немного золота.
   Едущую рядом Тэлль одолевали совсем другие мысли. Понятное дело, в последний момент выскользнуть из петли оказалось невыразимо приятно. Попасть в должники некроманта – это уже гораздо, гораздо хуже. А происшествие у подножия горы эльфийка вспоминала с презрением. Такое возможно только у людей, чтобы соплеменники убивали друг друга ради пары пригоршней золота. Так что мнение ее насчет хомо, как эльфы называют людей, не то чтобы упало совсем… просто – ниже было уже некуда. Оставалось только ехать на полусонном жеребце за чернокнижником да втихомолку грустить о своей судьбе.
   Правда, на самом закате Валлентайн зачем-то слез со своего конька и в поводу трижды обвел его вокруг встретившегося по пути великолепного могучего дуба, стоящего чуть на отшибе.
   – Там, наверху, дупло, – как-то скучающе заметил он растерянно взирающей на это занятие эльфийке. – Залезь и принеси содержимое.
   Никакой роли не играло, что личные вещи волшебника и его заплечная сумка остались в давно исчезнувшем за горизонтом Эрбисе. Главное, что сейчас они оказались в этом дупле, и любопытной белкой взлетевшая по ветвям эльфийка бесцеремонно сбросила их вниз.
   Валлентайн отвесил ей беззлобный, больше для порядка, подзатыльник и посоветовал кое-кому больше не ронять его вещи. После чего невозмутимо сложил их в свою словно бездонную сумку и поехал дальше. И вот теперь эльфийка покорно следовала сбоку и на шаг позади, и даже не находила в себе сил удивляться всему случившемуся.
   – А что нужно, чтобы заслужить у черного мага жизнь? – От такого вопроса волшебник даже полуобернулся и через плечо удивленно покосился на понурую эльфийку.
   – Хороший вопрос. Очень хороший! Не зря все-таки вас, остроухих, умниками кличут, – признал он и некоторое время ехал молча.
   В том месте, где уходящая в глубь королевства проселочная дорога переползала по бревенчатому мосточку небольшую речушку, почти ручей, волшебник остановил коня и призадумался. Где-то там, впереди эта пыльная дорога, после дождей наверняка становящаяся полосой непролазной грязи, преобразится в широкий и ровный, вымощенный каменными плитами и потому хорошо охраняемый королевский тракт. А потому, прежде чем лезть туда, стоило чуть отдохнуть да немного подготовиться.
   По этим размышлениям он пятками повернул коня налево. Уж каждый, кому приходилось управляться со скакуном в бою, обязан был уметь подобное – чтобы оставить для дела свободными руки. А слева как раз вроде повеяло тягучим, для другого неотличимым от болотного, запашком. Где-то там обитала здешняя ведьма…
   – Вообще-то я на твою жизнь вроде и не покушаюсь, – лениво сообщил волшебник эдак через полчасика, давая пищу для размышлений уже подремывающей в седле эльфийке.
   Заметив, что та встрепенулась понуро, но отвечать не спешит, он повысил голос и крикнул в непроглядную для других темноту под кронами горных сосен:
   – Эй, бабуля! Не шали тут, а то, не приведите боги, прогневишь меня!
   Последний час настырно пялящиеся со всех сторон отвратительные рожи нехотя пригасили глаза, а так и лезущий в ощущения липкий страх медленно, неохотно уполз прочь. И вскоре за стволами замелькал огонек, столь разительно отличающийся от плывущих по сторонам светлячков, гнилушечно-зеленых болотных маяков и прочей светящейся гадости, что Тэлль вначале даже обрадовалась – уж этот был именно огоньком. От слова «огонь».
   Лесная хижина хоть и не отличалась особым изыском, но как пристанище местной ведьмы годилась вполне. Даже ветхий сарайчик рядом, внутри которого приехавшие безошибочно разглядели равнодушно жующую свою жвачку дремлющую корову и пару дрыхнущих в углу коз, – и тот своим видом навевал образ свалки или послевоенных руин.
   На пороге стояла древняя с виду старушенция самого что ни на есть примечательного облика и с фонарем в руке вслушивалась в нежданных гостей с весьма недоверчивым видом. Ее седые длинные космы беспорядочно разметались по сухоньким плечам, а в суковатой палке, на которую ведьма опиралась, наметанный глаз тотчас признал бы зачарованную до поры ядовитую змею.
   – Уж не серчайте, ваша темность, издали не приметила. – Голос у ведьмы оказался на диво звучный, полный скрытой силы.
   Она легонько поклонилась чернокнижнику, люто зыркнула на сползшую наземь эльфийку незрячими бельмами глаз и втихомолку даже плюнула на ее след.
   – Тьфу, погань остроухая! – проворчала старая кошелка, а потом засуетилась, куда более вежливо пригласила господина волшебника в свою скромную обитель.
   Вообще-то Тэлль случалось видеть ведьм из рода хомо, и даже столь колоритных. Но то, что эта старая женщина так откровенно пресмыкается перед черным магом, ее даже несколько позабавило. Впрочем, отчего же – если такому угодить, самой ведьме при ее скромных силах прибыток будет очень даже большой.
   – Ладно, бабуля, не дергайся. – Волшебник мельком оглядел весьма скромную, если не сказать убогую, обстановку хижины и неприкрыто осуждающе вздохнул.
   – Приведи в порядок вот эту остроухую. – Он ткнул пальцем через плечо. – А нам бы до утра отдохнуть, потом дальше отправимся. За конями присмотри… да сама знаешь, что надо гостям, если по-хорошему.
   Дальнейшее Тэлль вспоминать очень не хотелось. Как старуха отмывала ее в какой-то подозрительной лохани, поливая едва разогретой водой, и при том все время ворчала себе под нос всякие слова, из которых самыми безобидными были «стервь остроухая» или «сучонка зеленоглазая». Как затем едва подсохшую рану на бедре ведьма смазала отвратительно воняющей и жгучей мазью. Между прочим, если б не та дырка от случайно нашедшего свою цель арбалетного болта, не видать бы егерям хомо эльфийской лазутчицы как своих ушей! Просто бы не догнали…
//-- * * * --//
   Валлентайн уже проснулся и теперь валялся на лежанке в ленивой полудреме, закинув руку за голову и одним глазом поглядывая на суетящуюся у печи ведьму. Вот такой лет через сколько-то могла быть и матушка, если бы не трусливый навет одного подлеца, которому ведьма отказала в приворотном зелье да еще и бесцеремонно вытолкала взашей. Чего греха таить, не любят люди, а особенно власть имущие, вечно имеющих на все свое мнение колдунов. Ладно, был бы полноправный волшебник, обладатель патента и прочих документов, важнейшим из которых являлся диплом Школы Высокой Магии. Но обвинить простую деревенскую ведьму во всех смертных грехах, а потом с жадным и нездоровым любопытством смотреть, как жарко полыхает на костре ее Сила, – куда как просто…
   В плечо ткнулось мягкое тепло, потерлось и потом мерно заурчало. Отчего коты и кошки так тянутся ко всем без исключения чародеям, не знали даже многомудрые члены Совета. Однако думать о предстоящем разговоре с ними волшебнику не хотелось, потому он лениво почесал с удвоенной силой замурчавшего котейка за ухом и вернулся к своим воспоминаниям.
   Маменька в молодые годы, когда только начинала, отличалась какой-то особой, колдовской красотой безо всяких к тому усилий. Оттого и понятно, что повелитель тех земель (между прочим, граф), который однажды завернул в домик ведьмы снять с себя ужасно досаждавшее проклятие кого-то из недругов, стал наведываться куда чаще, нежели позволяли всяческие приличия. Вот так и вышло, что через некоторое время на свет и появился он, бастард, нареченный Валлентайном. Граф признал сына и даже намеревался со временем дать ему возможность вести куда более подобающий образ жизни.
   Однако завертелась война, и все куда-то сгинуло в огненной круговерти. И одинокая ведьма, вынужденная сбежать в соседнее королевство, так и не дождалась с поля битвы своего графа. Где-то так и белеют непогребенными его кости… Надо будет найти да хоть так отблагодарить никогда не виданного отца – спасибо сказать за появление на свет. А зеленые глаза… мать как-то в порыве откровения проворчала сыну, что бабку его однажды «елф огулял» – тоже, говорят, была собою в молодости очень даже и весьма.
   Эх, маменька! Прожить тебе лет еще пятнадцать, пока удалось бы молодому чернокнижнику войти немного в силу да, набивая шишки и сшибая все углы, набраться опыта – тут уж тебе я помереть не дал бы…
   – Ваш-милость, не надоело бока отлеживать на лежанке? – ворчливо пробурчала ведьма и бухнула на стол чугунок. – Или так понравилась постелька старой ведьмы?
   Вошедшая с улицы Тэлль, которая, судя по соломинке в растрепанных коротких волосах, остаток ночи провела на сеновале, едва не подавилась водой из кружки. Судя по ее округлившимся почти до человеческих пропорций глазам, старую ведьму сейчас начнут медленно и со вкусом того… этого…
   Однако волшебник беззлобно усмехнулся и с наслаждением потянулся всем телом. Чего греха таить, приятно ощущать себя здоровым и отдохнувшим, особенно когда на столе уже появляется нехитрая, но сытная и добротная снедь. Потому он лишь проворчал в ответ старой перечнице пожелание самой не перепортить всех парней в округе и нехотя стал подниматься.
   Ведьма запнулась на полуслове, но в ответ стала поглядывать бельмами не в пример более благосклонно. Завтрак прошел в молчании. Тэлль клевала кое-как, и лишь мягкие, но с еле заметным нажимом произнесенные слова Валлентайна, что поесть надо хорошо, заставили ее приступить к трапезе более основательно.
   В принципе вполне съедобно. Доводилось едать куда худшую стряпню…
   Правда, эльфийка немного насторожилась, когда ведьма равнодушно поинтересовалась, зачем такому сильному черному магу эта остроухая шлендра.
   – Сам еще не знаю, – честно ответил волшебник, оторвавшись от большой кружки парного молока. – Ее смерть ничего не изменит, а так, глядишь, на что-нибудь у демонов или болотных упырей обменяю.
   Тэлль поперхнулась так, что ведьма с неописуемым удовольствием стукнула ей по спине кулачком.
   – Зомби толкового из эльфа тоже не сделаешь. – Валлентайн пожал плечами. – Но вдруг на что сгодится?
   Правда, продолжения темы Тэлль не дождалась – сразу после окончания завтрака волшебник вытолкал ее в дверь, еще и полушутя наподдал для понятливости пониже спины.
   – Погуляй пока. Когда можно будет вернуться, сама почувствуешь…
   И вот теперь эльфийка вновь покачивалась в седле. Но время от времени невольно поглядывала назад, где на пороге убогой хижины их отъезд провожала совсем еще юная девчонка с мудрыми и немного усталыми глазами. Стройная, с длинной косой, и на хомовский лад даже красивая. Кто б мог подумать, что этот чернокнижник настолько силен?
   Ее даже не настолько поразило увиденное чуть раньше зрелище, когда на заброшенном старом кладбище черный маг небрежно простер над одним из едва угадываемых холмиков ладонь и прошептал отозвавшиеся душной тошнотой слова. Земля тотчас же зашевелилась, и в хрусте разрываемых корней из своего надежного лежбища выбрался скелет и встал навытяжку.
   – Вполне, – кивнул маг, удовлетворенный коротким осмотром.
   А затем, повернувшись к любопытно приглядывающейся смазливой ведьме, сообщил, что на год в этом костяке силы хватит. Ремеслам обучен, хибару и хлев починит на совесть, и даже криницу тесаным камнем обложит. А как придет срок, сам вернется сюда и обратно ляжет в землю.
   – Владей, раз я сегодня такой щедрый. – Он шлепком припечатал в ладонь ведьмы невидимые нити заклятий…
   Давно уже остался позади лес в предгорьях, а эльфийка нет-нет да и оборачивалась, не в силах оторваться от своих непростых дум.
   – Ну хорошо, изничтожать мою жизнь не собираешься, – осторожно продолжила она вчерашний разговор по поводу весьма и весьма интересующего ее вопроса. – А как насчет свободы? Могу ли я заслужить ее?
   Как и ожидалось, волшебник ответил где-то через полчаса, когда они проехали через небольшую деревню, распугивая с дороги недовольно гогочущих гусей и только чудом не задавив нежащегося в пыли на деревенской площади поросенка.
   – Да разве ж я тебя силой тащу? Или у тебя кандалы на руках и рабский ошейник на шее?
   Тэлль мимолетно с испугом потрогала шею, где вовсе не наблюдалось медного украшения. Хотела уж было ответить, что долг благодарности и прочее для эльфов не пустой звук… но вовремя сообразила, что волшебник такого уровня знает об этаких делах не хуже ее самой. Нет, ну угораздило же! Из петли попасть в должники чернокнижнику – и неизвестно еще, не было ли бы для нее лучше там, на виселице дрянного городка хомо и закончить свой век?
   Валлентайн от нечего делать искоса поглядывал на свою спутницу. Тощая до такой степени, что выделялась бы этим даже среди своих соплеменников, но жилистая, выносливая. Да и как иначе, в Бешеные Белки, как частенько по злобе называли тот элитный отряд, других и не брали. Ничего, откормится…
   – Ну хорошо, а что я должна сделать, чтобы заслужить свободу?
   Едва дождалась она, пока пройдут полчаса. Тэлль живо сообразила, в какую игру они, не сговариваясь, стали играть, и после некоторого колебания все же включилась в нее. Перспектива умереть от скуки ей не грозила – уж и обучена была на совесть, да и непоседливым характером не славилась. Потому ехала с тем завидным спокойствием, которым только и отличаются привыкшие к дальним переходам солдаты.
   И когда дорога уже почти уперлась в ворота раскинувшегося на полгоризонта города, а копыта коней глухо застучали по настилу опущенного по дневному времени привратного моста через ров, только тогда она и услышала очень не понравившийся ей ответ.
   – Я вчера не спрашивал тебя, что могу для тебя сделать. Ведь так?
   Втихомолку скорчив страшную рожу недоуменно пялящемуся на нее солдату в воротах, от чего тот легонько побледнел да едва не наделал в свои железные штаны, Тэлль все же признала, что определенная, пусть и извращенная логика в словах этого непонятного чернокнижника все же имеется.
   Стоит признать, что нынешний въезд черного мага в город не ознаменовался никакими событиями. Наводящий вполне понятный ужас черный плащ покоился в необъятных глубинах по-прежнему полупустой заплечной сумки. А то, что по улице на гнедом жеребце едет волшебник, никого особо не взволновало. Хоть и диковина, но все же не настолько, чтобы событие это выбило из колеи привычную, постепенно налаживающуюся жизнь. Правда, косились, и весьма неприязненно, на эльфийку без кандалов, но в присутствии едущего впереди мага на глупые вопросы не осмелился никто.
   – Ваша милость надолго к нам? – Пухленький румяный бургомистр лично выбежал на крыльцо ратуши и более чем уважительно поклонился лорду и волшебнику.
   Валлентайн вовсе не настроен был повторять давешние события. Этот город не так сильно пострадал от войны, да и здешний маркиз ничем плохим не запомнился, а потому, дамы и господа, стоило как можно быстрее и без особых разрушений оставить его позади копыт своего коня.
   – Отобедать. Дать немного отдохнуть коням. Переодеть и экипировать по-дорожному вот эту остроухую чуду-юду.
//-- * * * --//
   Едва волшебник своим видом дал понять, что слова окончены, как толстячок развил бурную деятельность. Специально вызванный офицер лично повел вороного коня эльфийки в торговый квартал, заверив, что с оплатой пусть у местного банкира голова болит. Другой предложил на выбор трактир для знатных гостей «Кабанья голова», но доверительным полушепотом сообщил, что в «Красной кошке» кормят все-таки получше.
   Валлентайн ткнул пальцем в услужливо раскрытую и поданную бургомистром книгу и оставил напротив сегодняшней даты оттиск своей Силы. Уж порядок, когда проезжающий через крупный город волшебник свидетельствовал свое здесь пребывание, заведен не нами – не нам его и нарушать.
   – Что ж, «Красная кошка» звучит как-то экзотичнее. – Волшебник кивком головы отпустил потеющего бургомистра и даже помахал ему ручкой в ответ. Пусть толстячок воспрянет немного духом…
   А затем милостиво позволил офицеру подхватить под уздцы своего коня и лично проводить к приюту животного диковинного цвета.
   Тут оказалось тихо и даже как-то уютно. В углу с супругой и пухленькой дочуркой важно трапезничал какой-то городской чиновник. Двое морских офицеров, невесть какими ветрами занесенных так далеко от своего фрегата, с видом записных знатоков обсуждали достоинства и недостатки здешнего вина. Но больше всего поразили Валлентайна домотканые половички, постеленные меж столов на добела выскобленные плахи пола. Что ж, и в самом деле заведение приличное…
   Все же он вежливо, но убедительно отказался от предложенного столика в почетном углу, а взамен высказал пожелание, чтобы пару-тройку столов сдвинули вместе.
   – Возможно, меня навестят несколько коллег. – Едва он заикнулся о такой возможности, как понятливый служка все организовал в тот же миг.
   Поначалу волшебник чуть неловко ощущал себя за огромной белоснежной скатертью, накрывшей площадь размером с хорошую кровать. Но едва в двери сунулась одетая в добротную одежду вместо своего прежнего рванья Тэлль, как он почувствовал знакомые пульсации магического поля.
   – Плюс еще четыре, – коротко распорядился он в сторону, и замеревший в услужливой стойке слуга тотчас же унесся на кухни.
   Они входили в дверь, и волшебник который раз удивился, отчего при такой концентрации могучих магов в одном месте это заведение, да и весь город, не разлетается прочь жалкими обломками. Казалось, стены едва держатся от прибывшей сюда Силы.
   Трое членов Совета из пяти. Тут поневоле почувствуешь себя важной персоной… Валлентайн отбросил в сторону свои несвоевременные мысли. Обнаружив, что стол уже сервирован как надо, а возле него переминается с ноги на ногу оробевшая от такого общества эльфийка, он встал и широким гостеприимным жестом пригласил коллег по мастерству присоединяться. Ну заодно и Тэлль нашлось место по левую руку.
   – Это не означает, что мы сидим за одним столом с врагом? – уточнил Кизим, один из двух знакомых Валлентайну магов. Вторым была магичка Сандра.
   – Разумеется. И оставьте подобные пошлости в покое, дамы и господа. – Волшебник кивнул, и некоторое время собравшиеся уделяли внимание трапезе.
   Тэлль безо всякого аппетита выхлебала тарелку супа, представляющего собой результат несколько измененного и наверняка ворованного рецепта популярного у эльфов блюда. И лишь когда наступила положенная между блюдами пауза в четверть часа, румяный здоровяк в алой мантии огненного мага поинтересовался ленивым сочным баритоном:
   – Ну, молодой человек, что вы там сотворили в полночь в баронстве Эрбис?
   Чернокнижник пожал плечами. Вынул из рукава свиток и подал интересующемуся такими мелочами члену Совета – уж то востроглазая эльфийка приметила сразу, ибо по низу плащей всех троих прибывших шла широкая золотая кайма.
   Высокий, статный и бритоголовый, этот магик излучал ту спокойную и несуетливую уверенность, которая иногда так бесила Тэлль в этих хомо. Стоило признать, правда, что такой великий волшебник, занявший место в Совете Магов, имел на подобное поведение полное право. Что ж, по нашей классификации, пожалуй, типичный «сенатор». Как говаривал Его Величество король эльфов, побольше б таких, потому что именно на них земля держится.
   Кизим внимательно читал поданный документ, эльфийка же сделала вид, что ну просто умрет, если не нальет себе еще полбокала вот этой колючей воды с пузырьками. А сама из-под прикрытия ресниц быстро и цепко окинула взглядом сидящую почти напротив магичку в белоснежном плаще.
   Безмятежно-красивое личико так напомнило мордашку фарфоровой куклы, которая в кошмарах иногда снилась Тэлль после того, как однажды они вырезали большой поселок хомо, а потом зачищали его… она едва не опрокинула тонко шипящий пузырьками бокал и с немалым трудом вернулась к своим наблюдениям и проистекающим из них выводам.
   Толстого слоя штукатурки, которой отчего-то так любят уродовать себя самки хомо, на мордашке нет. Несколько легчайших штрихов – что ж, это тебе в плюс, магичка. Светло-русые, почти золотистые волосы отлично подходят к загару… хм-м, неплохой вкус – вполне уместно к внимательным фиалково-синим глазам. Ярковаты немного, но мужчинам, говорят, нравится. В комплекте со светло-серым балахоном магички под ослепительно-белым плащом с золотой каймой по низу смотрятся просто великолепно. Единственное украшение – тонкая золотая цепь Совета, это даже хорошо. Правда, обручального кольца нет, и даже следа от него. Чуть полновата… но это – по эльфийским нормам, а по меркам хомо самочка хоть куда. Пожалуй, «принцесса».
   Сидящий справа вполне блондинистого вида стройный маг дал куда меньше пищи для размышлений. Так – радующий взор зеленый плащ целителя, тонкие нервные пальцы. Однако лицо и часть головы волшебника закрывало широкое кольцо мерцающего, словно пламя, золотистого сияния, и многие считали это причудой или кичливостью самых сильных из Владеющих Силой. Однако Тэлль не понаслышке знала, что такое заклятье вешают на себя волшебники после работы с самыми сильными заклинаниями – чтобы остаточными эффектами не навредить окружающим. Поскольку этот явно отдыхающий после трудной работенки целитель молчал, Тэлль пока временно отнесла его к «трудоголикам»… и как раз закончила неспешно цедить свои пузырики.
   – Грамотно сформулировано, и при том чертовски убедительно выглядит. – Кизим провел над листом ладонью, отчего тот полыхнул неяркими сполохами, удовлетворенно кивнул и передал документ своей соседке, «принцессе».
   Фриледи белую магичку Сандру черный маг Валлентайн тоже знал не понаслышке. Было однажды дело… хотя Силы Света и торжествовали после того поединка, выжатая как лимон магичка все же процедила сквозь жемчужные зубки, что если один молодой нахал наберется со временем опыта и при этом не позволит себя угробить, то она, пожалуй, на будущее воздержится от таких дуэлей…
   Сандра, оторвавшись от текста, окатила волшебника водопадом фиалково-синей нежности и улыбнулась:
   – И все же, как я полагаю, от барона не осталось даже мокрого места?
   А-а, Падший и десять тысяч демонов! При звуках ее мягкого, с легчайшей пикантной хрипотцой, голоса Валлентайн почему-то вспомнил задыхающийся от страсти шепот Мазуни.
   Безукоризненно наманикюренный ноготок поковырял подпись, будто волшебница могла допустить одну только мысль о подделке, и с легким вздохом – дескать, как бы мне ни хотелось, а придраться не к чему – передала свиток в руку целителя.
   Пергамент по пути сам собой свернулся в привычную ему форму трубочки. Зеленоплащник повертел его в пальцах, зачем-то заглянул в отверстие… заговорил, и только сейчас Валлентайн и Тэлль догадались, кто он. Ибо не узнать эти мягкие и плавные интонации, так ласкающие и баюкающие слух, было попросту невозможно.
   – Я даже не сомневался, что всевозможные и исчерпывающие объяснения будут представлены. И все же великий договор насчет ограничения на применение черной магии никто не отменял. – Эльф пожал плечами и нехотя представился: – Мастер Эндариэль.
   Валлентайн в другое время тоже великосветски пожал бы плечами и с безразличным тоном произнес какую-нибудь напыщенную банальность. Однако он легонько разозлился, а потому откинулся на спинку кресла и поинтересовался в пространство куда-то над столом:
   – Хм-м, с каких это пор в Совет Магов стали пускать всяких там остроухих?
   Кизим довольно хохотнул. Утер неспешно салфеткой губы и только потом заметил:
   – Король эльфов подписал мир, наш тоже. И для укрепления отношений мы решили соблюдать не только букву закона, но и его дух.
   Однако тут же нашлись не согласные с этими словами: Валлентайн довольно невежливо через плечо указал на Тэлль ножкой тушеной с грибами и телятиной пулярки:
   – Попробуйте объяснить это ей.
   Эндариэль некоторое время, судя по всему, приглядывался к вовсе не обрадованной таким вниманием эльфийке, а потом неожиданно поинтересовался:
   – Из так называемых непокоренных? М-да, wendi [1 - Девушка (язык квенья Толкиена ).]… Даже если и удастся тебя вырвать из лапок некроманта, во что лично я не верю, то под своды Вечного Леса тебе путь все равно заказан.
   Тэлль с досады уронила вилку на край стола. Ну кто этого целителя за язык тянул? Знаю, все сама знаю, на что шла – только путь домой заказан был гораздо раньше. Еще когда почти полностью спятивший капитан Тэарениль приказал вырезать все большое село этих хомо и даже всю скотину… Подумалось еще тогда, что это его тянет на военные преступления и геноцид, но ослушаться духу не хватило.
   – Лучше расспросите ее насчет последних минут барона: каюсь, я был в яме и не все видел. – Валлентайн внимательно посмотрел на досадливо скукожившуюся ауру эльфийской диверсантки, а затем указал рукой на едва ополовиненную пулярку. – Кто-нибудь еще претендует?
   – О-о нет! – С очаровательным смехом Сандра замахала ручками. – Талию надо беречь.
   Валлентайн проворчал, что талию волшебнице можно испортить только одним способом, а затем поставил большое блюдо перед изумленно распахнувшей зеленые глаза Тэлль.
   – Все съесть. Это приказ, мастер-сержант, – тебе надо набрать еще пару десятков фунтов веса.
   Мысль о том, зачем это могло бы чернокнижнику захотеться привести ее в упитанный вид, вовсе не привела в восторг Тэлль. Разумеется, она прекрасно знала о горячем темпераменте этих самцов хомо и до поры прятала в уголке сознания мысль, что черный маг вполне может возжелать от нее подобных услуг… но немного подкрепить изнуренное во время скитаний по диким местам тело и впрямь стоило бы.
   – Ну что ж. – Она вздохнула для решимости, откромсала себе первый кусок и приступила к совмещению полезного с очень полезным – то бишь изничтожению пулярки и одновременно рассказу о своих злоключениях – с момента уже надетой на шею шершавой и колючей веревки до извлечения пожитков лорда из дупла дуба.
   Члены Совета слушали чрезвычайно внимательно, и лишь когда Тэлль вгрызалась зубками в нежнейшее мясо, вполголоса обменивались впечатлениями или задавали вопросы. Если вы думаете, что эльфы не умеют разговаривать с набитым ртом, то здесь вы глубоко заблуждаетесь – эльфийка даже в таком состоянии говорила лучше и внятнее, нежели большинство наших весьма косноязычных соплеменников.
   – Непонятно. – Кизим оперся подбородком на сцепленные руки и посмотрел куда-то в сторону. – Неужто барон настолько обнищал, что прельстился золотом и решил, что делить на двоих не стоит?
   – Кстати, лорд Валлентайн, – эльфийский целитель вернул на стол бокал с золотистым вином, – что там было в том кладе?
   Сам лорд лениво ковырялся ложечкой в мороженом, которому в другое время уделил бы гораздо менее пристальное внимание.
   – Весьма приятная сумма в старинных монетах, какой-то ржавый ножик со следами чьей-то крови. Я не выкинул его, хотел где-нибудь в глухомани поднять и допросить призрак убитого – все же интересно, что там когда-то произошло и от какого зверюги тот череп. Еще какая-то дребедень… если интересуетесь, все в дорожных сумах валяется.
   Фриледи Сандра великосветски отмахнулась. Ковыряться в каком-то доисторическом хламе, которым сам чернокнижник интересуется с чисто археологическим нездоровым любопытством, – увольте нас от такого!
   – А что касается главного пункта – нарушения закона, – Валлентайн обвел глазами присутствующих, – я спас жизнь малыша, при других условиях не имевшего никаких шансов. И еще…
   Во взгляде его неожиданно мелькнула жесткость, и догрызающая гузку Тэлль едва не поперхнулась. Вот оно, начинается! Сейчас этот чернокнижник устроит здесь что-то такое, что потом попросту некому будет вспоминать.
   Однако молодой волшебник всего лишь четко и внятно произнес:
   – Надеюсь, никому не надо объяснять, в какой заднице мы все окажемся, если будем всего лишь формально соблюдать букву закона, забывая про его дух?
   Волшебница в белом чуть поморщилась по поводу формулировки, но согласиться с общим смыслом высказывания довольно быстро позволила себя уговорить. Эльф как целитель проявил тоже вполне объяснимую широту взглядов. Использовать жизненную силу и без того осужденного на казнь убийцы, чтобы спасти ребенка? Разумеется, не такой большой грех!
   Как ни странно показалось Тэлль, но последним согласился бритоголовый Кизим.
   – Ладно, молодой человек. Три голоса из пяти у вас уже есть, а с остальными членами Совета мы поговорим, попробуем убедить. – Он протянул руку, и свиток документа сам взмыл со скатерти в воздух и вплыл в его подставленную ладонь.
   В этот момент Тэлль проглотила последний оставшийся кусочек. Мимолетно прикинула, что еще чуть-чуть – и ее просто разорвет. А затем сквозь зубы пожелала кое-кому провалиться сквозь землю…
   – Кстати, что вы собираетесь делать с моей соплеменницей? – как обычно холодно-музыкальным голосом поинтересовался целитель.
   – Верите ли, дамы и господа, еще не знаю. Даже сейчас не могу сообразить, какая же нелегкая меня дернула спасти эту головорезку и таким образом обзавестись ненужной обузой и даже угрозой своей жизни.
   Эльф покивал, но тут неожиданно именно Сандра задала тот самый вопрос, которого Валлентайн в глубине души хотел все же избежать.
   – А позвольте узнать, молодой человек, что ведет вас в столицу? – Как во время столь недлинной фразы голос белой магички непостижимо изменился от мягко обволакивающего бархата до блистающего стальными гранями льда, знала только она сама.
   – Трупы будут – можете не сомневаться, – заверил присутствующих черный маг. И прозвучало это у него как-то так убедительно, что даже у замершей мышкой Тэлль по спине пробежали эльфийские мураши. – Сколько, не знаю, но мне будет достаточно двух. Отговорить не удастся, останавливать не советую – это дело личной мести.
   – Вы хорошо обдумали последствия? – Переглянувшиеся волшебники все же попытались использовать последний шанс.
   Разумеется, Валлентайн прекрасно знал поговорку насчет того, что такое блюдо как месть хорошо только в холодном виде. Но он и в самом деле ждал столько лет…
   – Я не остановлюсь даже перед высшей ценой.
   Что ж, сказано было недвусмысленно. Потому члены Совета сухо распрощались, встали из-за стола и один за другим исчезли в туманных мерцаниях, сделав один лишь шаг. Телепортация, видите ли, чему тут удивляться?
   – Прохвосты, – лениво прокомментировал их отбытие так и не соизволивший оторваться от кресла некромант. – Знают ведь, что у меня в кошельке мыши с голодухи передохли, а платить за обед таки придется. Хорошо еще, если в этом городе есть банк…
   И с этим ворчанием поманил пальцем прошмыгнувшего было далеко стороной слугу. Однако у изрядно трясущегося малого удалось выяснить, что банк в этом городе после войны еще не открылся – только летом приедут господа гномы и банкиры и восстановят отделение всемирно известного «Бильбо Бэггинс и сыновья».
   – Не повезло вам, – проворчал не без вздоха волшебник в побледневшее лицо собственною персоною объявившегося владельца трактира. – Не люблю я быть должен – уж слишком велик соблазн быстро покончить со всеми кредиторами скопом, заодно и с их домочадцами и прочими челядинцами.
   Он еще некоторое время обдумывал варианты, а затем с ленивым благодушием хорошо отобедавшего человека поинтересовался у обливающейся холодным потом Тэлль:
   – Если начнем изничтожать этот город на корню – ты со мной, головорезка?
   Эльфийка после такого обеда и полубессонной ночи тоже осоловела более чем изрядно. Но ее неопределенный жест плечами и гримасу сонного лица лишь при очень смелой фантазии можно было бы принять за утвердительный знак. А потому волшебник лишь изобразил бледную тень ответной улыбки и понимающе покивал головой.
   – М-да. Ладно… не в службу, а в дружбу – притащи мне тот кинжал. Ну который из клада. Может, он на что пойдет? Старинный все-таки…
   В ответном ворчании Тэлль без особого труда можно было разобрать пожелание видеть бы таких друзей непременно в гробу, да почаще, но тем не менее она потащилась на конюшню. Походная одежда наемной воительницы откровенно болталась на ней, как на вешалке или швабре, и Валлентайн легонько хмыкнул при виде этого зрелища.
   «А все-таки барон оказался умней вас, господа магики и члены Совета. – Он чуть нахмурился, вернувшись к своим мыслям. – Прекрасно понял ведь, что я имел в виду – жизнь за жизнь. И заплатил не колеблясь. Плохо же вы знаете, гордецы, иные принципы».
   Потемневший кинжал в ветхих ножнах оказался в откровенно плачевном состоянии, но волшебник даже сквозь бурую корку почувствовал мерцающие где-то глубоко в клинке сполохи почти уснувшей магии. Волшебный? Давненько такое оружие не попадалось – даже привычно болтающаяся на боку шпага была всего лишь добротной гномьей работой. А стало быть, если немного с кинжалом поработать, то…
   – Продавать этот клинок просто грех, – задумчиво резюмировал Валлентайн свой осмотр. И только тут его осенило. – А позовите-ка сюда ювелира, знающего толк в этих делах. – Он достал из кошеля потемневшую серебряную монету, с которой на него смотрело лицо какого-то эльфа в венке из дубовых листьев.
   Прибывший коротышка некоторое время придирчиво рассматривал кружочек металла через свои кривые стеклышки, испытывал всякими весами и щипчиками, капал чем-то едко-шипучим и даже тайком приложил к бруску сырого железа – такого испытания не выдерживает созданное с помощью магии золото и серебро. И только сейчас у него вдруг задрожали ладони, а с висков за воротник потекли струйки пота.
   – Не стану спрашивать у господина магика, откуда эта монета. – Пухленький ювелир осторожно и даже благоговейно положил ничем не примечательный на взгляд Валлентайна кругляшок металла на скатерть. – Да только вся Гильдия ювелиров и кузнецов вряд ли сможет приобрести ее даже в складчину.
   Он добыл из недр сюртука с кожаными накладными нарукавниками большой клетчатый платок и судорожно утер лысину, не спуская с монеты скорбных глаз. В дальнейшей прерывистой, осторожной и в то же время пылкой речи выяснилось, что доселе самыми старинными из известных монет считались две полудрахмы в коллекции Его Величества короля эльфов.
   – Но эта даже старше…– Он только глубоко вздохнул.
   – Мне нечем заплатить за обед, а вы тут легенды рассказываете, – довольно резко и невежливо прервал его волшебник.
   И буквально в пять минут он договорился с приободрившимся коротышкой – часть суммы наличными, а остальное тот положит на счет в гномий банк, когда тот откроется в этом городе. Крепко подозревая, что почтенный ювелир надул его как минимум вдвое, Валлентайн все же остался доволен сделкой и провел ее со скоростью и напористостью, постороннему немало сказавшими бы о несомненном опыте в таких делах.
   – Хе-хе… – Он весело позвенел тяжелым кошелем, настолько перекосившим его пояс, что это уже становилось даже неприличным. – Тэлль, седлай коней, и поехали-ка отсюда от греха подальше.
   Эльфийка не очень-то втихомолку повозмущалась всякими некромансерами, внаглую помыкающими благородными эльфийскими диверсантками, но ее и саму давил этот тесный и вонючий город. А потому не прошло и получаса, как немного повеселевшие кони уже вынесли обоих путешественников за пределы внешних стен. Разумеется, через те ворота, с которых начинался широкий, мощенный каменными плитами тракт на ждущий где-то вдали Имменор.
   – А напомни-ка, остроухая, чья сейчас очередь отвечать и на какой вопрос.
   Тэлль хоть и была всего лишь мастер-сержантом в элитном подразделении (человека знающего и это «всего лишь» довело бы до холодной дрожи), но соображала быстро. Что-то этому чернокнижнику от нее определенно нужно. И в то же время вовсе не такой уж он злодей, как представлялось вначале. Вот той стерве Сандре лично она спину в бою не доверила бы. А потому эльфийка бесцеремонно подогнала своего черного жеребца к боку гнедого, поравнялась. Некоторое время ехала рядом с полностью отсутствующим лицом, но затем не удержалась – в мимолетном взгляде Валлентайн отчетливо различил крепкую смесь ненависти и недоверия.
   И все же эльфийка принялась сыпать вопросами, словно выпускать стрелы из знаменитого эльфийского лука.
   – Существует ли у меня возможность заслужить свободу?
   – Да.
   – Без всякого обмана и выкрутасов с твоей стороны?
   – Да.
   – Этого реально достичь?
   Пауза чуть больше обычной, изучающий взгляд волшебника. И все же ответ оказался – да.
   Теперь последовала заминка с другой стороны, словно разорвавший дистанцию опытный фехтовальщик обдумывает даже не приемы – всю тактику и рисунок боя.
   – Если я тебе помогу…
   – Нет. – Слишком быстро последовал этот ответ, и Тэлль досадливо закусила губку. – Я ни к чему тебя не принуждаю, и все, что ты сделаешь или не сделаешь, будут только твоими делами. Само собой, в разумных пределах, – другим тоном пояснил волшебник. – Резать детишек или поджигать дом инвалидов я тебе не позволю.
   Спасти жизнь столь сильному черному магу и таким образом сквитаться – нет, даже представить себе такой случай эльфийка не сумела. Неплохо было бы, конечно, но свои силы все же надо соразмерять. Тэлль вспомнила задумчивый и теплый взгляд провожающей их ведьмы, которой некромансер неизвестным даже эльфийским волшебникам способом сбросил лет эдак с полсотни, и поежилась. Даже не вспотел, мерзавец, и черным от него не особо шибало. Нет, это не то. Думай, мастер-сержант, думай.
   Пауза неприлично затянулась, и обе стороны молчаливо согласились перейти опять на полчаса. А волшебник чуть опустил лицо, словно грустил о чем-то, и незаметно для себя легко и быстро улетел в ту далекую и недостижимую даже для него счастливую страну, которая зовется коротко и просто.
   Детство…
   Маленькое лесное озеро замерло, словно отлитое по прихоти неведомых мастеров большое бездонное зеркало. И как малыш ни приглядывался, но так и не смог найти разницы между висящим в высоте круглым-прекруглым кругом и его таким же серебристо-туманным собратом в воде. А веснушки звезд вокруг – разноцветные, кокетливо перемигивающиеся или, наоборот, холодно-равнодушные! И стремительные светящиеся стрелы, нет-нет да перечеркивающие небо, когда кто-то из бессмертных опускал свой взгляд на грешную землю или хотя бы скользил по ней мыслью!
   Мама спокойно закатала юбку до колен и тихонько, стараясь не баламутить черную воду, пошла прочь от утонувшей в воде тропинки. Малыш на берегу обиженно засопел и надул губки – это замечательное зеркало раздробилось на тысячи осколков, пляшущих меж замерших в полном безветрии остролистых камышей и зарослей тревожно пахнущей осоки. Зато почти сразу обнаружилось другое диво – постепенно рябь сложилась в какой-то новый узор, и в нем отчетливо проступила лунная дорожка.
   И ведьма – он уже знал, что именно так крестьяне и важные приезжие втихомолку называют его маму – осторожно зачерпнула ладошкой это лунное серебро. Поднесла ко рту, попробовала, кивнула легонько сама себе. И не мешкая принялась наполнять живым светом стеклянные пузырьки, что тесной грудой стояли в висящей на ее локте корзинке.
   Малыш уже знал: мама потом сделает из этого настойку на щекочущих нос тонким ароматом цветках ромашки. И будет лечить ею людей, если кто застудил потроха или в грудях жаба хрипит. Зря, что ли, они в самую жару разыскивали по полям спрятавшиеся в высоком разнотравье хитрющие мордашки цветков, и он сам вприпрыжку, с радостным верещаньем, приносил лучшей в мире женщине маленькое желтое солнышко с белыми листиками?
   И еще следует добавить ма-аленькую капельку желтого змеиного яда. Как объяснила вдруг ставшая очень строгой и осторожной мама – яд нужен, чтобы убить поселившуюся в человеке хворь. Но очень-очень маленькая капелька, чтобы не повредила больному.
   – Валлен, не шали.
   Голос мамы вовсе не строгий. Но пальчик заскучавшего малыша, которым он осторожно коснулся задремавшего на широком листе кувшинки лупоглазого лягушонка, быстро отдергивается.
   И в самом деле, в рисунок зеркала вплелось что-то другое, не такое. Стоящая почти посреди озерца женщина с интересом разглядывает этот новый узор, затем поднимает глаза, и малыш видит, что они смеются. Но раз мама сказала, что еще рано выпускать из себя пушистого нетерпеливого зверька, легко заставляющего издохнуть надоедливую муху или загнать под крыльцо, с поджатым хвостом, любящего погавкать просто так Полкана – значит, так и надо.
   Потому малыш на ощупь почесал наморщившуюся в раздумьях носопырку и тут же расцвел в ответ ясным солнышком. Он больше не будет.
   Вот мама с усталым вздохом распрямилась. Заправила за ухо выбившуюся прядь, посчитала пальцем пузырьки в корзинке, и лицо ее в это время озарялось идущим оттуда сиянием. Ага, все! – малыш уловил во взгляде матери мелькнувшую гордость за свою работу. И, стало быть, теперь самое вкусное.
   Ведьма потянулась рукой и из самой середины растопленного лунного серебра зачерпнула ладошку неистового сияния. Она по дороге сюда говорила, что простым людям пить это нельзя – сгорят изнутри. А вот им двоим очень даже можно…
   Мама идет обратно. На локте ее корзинка мерцает словно серебристыми угольками неведомого костра, а в ладони другой руки полыхает серебряным светом огненный цветок. И она старательно делает вид, что не замечает, как малыш в нетерпении и ожидании лакомства приплясывает и облизывает губы шаловливым язычком.
   И вот она стоит еще в воде – едва-едва пятки покрывает, – а малыш на берегу, и это словно подчеркивает разницу меж ними.
   Малыш – и мама.
   Маленький мужчина – и взрослая женщина.
   Воин – и хранительница очага.
   Ведьма, не опуская смеющегося взгляда, подносит светящуюся ладонь ко рту и делает вдумчивый глоток. А затем неспешно, словно выполняя какой-то полузабытый старинный ритуал, опускает руку к сыну. Лунные сполохи пляшут в ее вдруг ставших бездонными глазах, водя такой красивый хоровод с тенями! И малыш осторожно берет ладонь матери, словно драгоценный сосуд. Чуть наклоняет и, сдерживая нетерпеливую дрожь в коленках, пьет сияющее содержимое теплой маминой ласки.
   Один-единственный глоток растекается по всему телу, отзывается нежным звоном драгоценного хрусталя и яростными синими сполохами рассерженного сапфира. И лучше этого могут быть только мягкие и нежные руки мамы!
   Не удержавшись, малыш ласково чмокает ладошку матери своими еще мокрыми губами, а затем в непонятном смущении закрывает лицо руками и с радостным смехом прыгает на месте…
   – Где ты был сейчас?
   Ого, оказывается, эта эльфийка умеет задавать правильные вопросы!
   Оказалось, что она уже давно чуть опередила равнодушно цокающего гнедого и теперь пытливо смотрит в глаза. И все, что осталось застигнутому врасплох могучему чернокнижнику, – это слабо улыбнуться, провожая тающие в неведомых глубинах воспоминания.
   Как ни странно, Тэлль такой ответ устроил. Она осадила жеребца на привычное место в шаге позади, и до самого занявшегося в полнеба багрянцем и яростной медью заката оба всадника обменялись едва ли дюжиной ничего не значащих, пустых слов.

Часть вторая
МЕСТЬ КАК НАУЧНЫЙ СПОСОБ СВОДИТЬ СЧЕТЫ

   – Ты станешь мешать мне?
   Неспешным шагом своих коней они таки не успели к темноте доехать до очередной деревни и потому заночевали, зарывшись в стог душистого сена на заливном лугу. Потому эльфийка, которая к утру немного замерзла и оттого, проснувшись, обнаружила, что спала, обняв черного мага и даже нескромно прижавшись к нему в поисках идущего от горячего хомо тепла, оказалась злой, как мокрая кошка. И все же она еще немного понежилась в уюте – тем более что обнявшая ее за плечи рука волшебника отчего-то не спешила отпускать.
   Перемирие от заката до рассвета? Интересно…
   И лишь когда она закончила варить на костерке импровизированную помесь походной каши и похлебки, а потом, обжегшись пробой, плясала вокруг, подобно извивающемуся в трансе гоблинскому шаману, да сыпала руганью, как дюжина пьяных кирасир, Валлентайн, усердно отчищающий кинжал от многовековых напластований, позволил себе улыбнуться и ответить:
   – Нет.
   Тэлль замерла. Жестами и фигурой изобразила полное непонимание ситуации и даже отчаяние. А затем на миг замерла – и словно потекла всем гибким телом, отчего впервые видящий такое зрелище вблизи волшебник снова улыбнулся.
   – Такое впечатление, будто у тебя вдруг все косточки внутри пропали.
   – А, стандартная разминка, – отмахнулась эльфийка и на глазок, щедрой рукой сыпанула в котелок всякой зелени.
   По мнению волшебника, запахло в утренней свежести просто замечательно. Настолько, что его собственный желудок тут же громко и требовательно заурчал.
   – Ага, твоя темность тоже проголодалась? – Тэлль задумчиво почесала ложкой нос. – Жаль, у меня яду нет. Да и вряд ли тебя чем просто так проймешь…
   Лохмы уже подсвеченного утренним солнцем тумана почти застыли над лугом. Не спешили таять, но и не поднимались вверх и не утекали к сокрытой ими речке – так и висели светящимися дымными лентами. И Валлентайн, со скрежетом обнажив ложкой дно своей весьма объемистой миски, все же признал – жизнь если не прекрасна, то весьма и весьма к тому близка. Зато сидящая строго по ту сторону едва уже дымящего кострища, да еще и почти с наветренной стороны эльфийка в ответ на «спасибо» сердито буркнула, что напрасно кое-кто не подавился.
   Она совсем уже собралась идти мыть посуду – оказалось, что оба терпеть не могли всякой грязи, – но тут выяснилось, что Тэлль ждет добавка. Надо было видеть, с какой противной и кислой гримасой на эльфийской рожице она проглотила целую суповую ложку рыбьего жира из купленного по дороге здоровенного флакона. Затем кое-как зажевала ржаной корочкой. Ясное дело, после такого «лакомства» ломоть хлеба с полоской сала показался чуть ли не пыткой, но эльфийка стерпела и это.
   – Мерзавец! – прошипела она от отвращения и захлестнувшей до тошноты сытости.
   Однако оказалось, что ее мучения на этом вовсе не исчерпались. Волшебник последний раз прошелся по кинжалу тряпочкой с искрящимся на ней каким-то заклинанием – вовсе не черным, это уж Тэлль навострилась отличать почти сразу – и подал ей.
   – Держи. И сделай полный комплекс зарядки. Мясца тебе таки надо немного нарастить.
   Эльфийка вслух и даже очень горячо поддержала эту идею – если она восстановит былую форму, то ее шансы однажды воткнуть кому-то клинок меж глаз становятся не такими уж и призрачными. Правда, сначала очень не хотела брать в руки кинжал.
   – Клеймо в виде дракона… Да ведь что у нас в Вечном Лесу, что у вас, хомо, – с этим очень строго.
   Тут же она болезненно ойкнула. Потому что рука волшебника ловко поймала ее за ухо и наклонила к сияющей на солнце стали.
   – Всмотрись.
   Надо признаться, Тэлль прекрасно рассмотрела бы и с расстояния – уж остротой зрения эльфы весьма превосходят другие расы. Однако она сразу поняла, что надо именно всмотреться. Извивающийся у самой рукояти дракон оказался вовсе не клеймом. Изображенный, казалось, до последней чешуйки и коготка, он даже в таком виде поражал взгляд загоревшихся восхищением зеленых глаз.
   – Отпусти, скотина, я поняла.
   Она осторожно потерла горящее, словно только что побывало в клещах, чуть заостренное ухо и тут же ухватила из ладони Валлентайна клинок. Любовно осмотрела его, повертела в пальцах и всмотрелась снова, как-то чуть искоса, с непонятным прищуром.
   – А ведь тот мастер, похоже, видал живого дракона. – От благоговения она едва дышала.
   Еще бы не восхититься! Ведь даже самые старые легенды упоминали, что драконов повыбили задолго до них, и в нынешнее время чрезвычайно редкие изделия из драконьего зуба или чешуи стоили куда там на вес золота – гораздо дороже!
   – Теперь ты понимаешь, чей череп был в той яме?
   Тэлль судорожно сглотнула. К несчастью, в это же время она попыталась кивнуть. И в результате, закашлявшись, получила пару гулких ударов кулаком по спине.
   – Не смей прикасаться ко мне! – Она отпрыгнула, хищно ощетинившись всей сущностью, и сейчас волшебник в полной мере ощутил, насколько же велика разделяющая их пропасть.
   – Хорошо, хорошо. – Он продемонстрировал пустые ладони в знак мирных намерений. – Но когда спим – мир?
   Эльфийка долго и недоверчиво пробовала, как клинок ведет себя в руке, как перекатывается рукоять меж перехватывающих ее ловких пальцев. К чести изготовившего это оружие мастера, кинжал оказался отменно сбалансирован. И когда хмурая эльфийская мордашка немного разгладилась – все-таки Тэлль знала толк в оружии и, чего греха таить, любила его, – глаза ее поднялись и встретились с ожидающим очередных каверз взглядом волшебника.
   – Звучит весьма двусмысленно, и меня просто выворачивает наизнанку от одной только мысли о втором смысле… Но ладно, мир…
   Зайдя на всякий случай опять с наветренной стороны, она сначала медленно оттачивала правильность движений, затем прошлась по комплексу упражнений быстрее и под конец провернула его на полной скорости.
   – Ох, я и в самом деле ослабла что-то. – Мокрая и донельзя запыхавшаяся Тэлль все-таки углядела краем глаза, что чернокнижник творит чего-то у костерка с отчищенной с лезвия рыжей пылью, и на всякий случай отодвинулась подальше.
   Как же Валлентайн хвалил себя за предусмотрительность, когда очищал клинок над расстеленным куском холста! Ведь проверка в пламени костра и с помощью пары не таких уж сложных заклинаний ясно показала – именно этим клинком и был убит тот дракон. И именно кровь зловещей твари запеклась на стали, словно вскипела и застыла на века. Потому волшебник осторожно собрал все остатки до последней пылинки и заполнил ими почти наполовину маленький пузырек.
   Правда, посвящать уже глядящую во все глаза Тэлль он в это дело не стал. Зрелище ползающего на четвереньках черного мага, наверное, со стороны и впрямь выглядело нелепым, если не сказать больше. Но ему было все равно. Засушенная кровь дракона – в умелых руках это уже не что-то и даже не кое-что.
   – Можешь пользоваться им, но с оглядкой, – почесывая щеку, безо всякого почтения к некроманту укушенную комаром, невпопад ответил он на какой-то вопрос эльфийки, уже когда под копытами отдохнувших за ночь коней снова звонко зацокали плиты широкого королевского тракта.
   А сам думал, думал, думал…
//-- * * * --//
   Маленький шарик белого света, доселе медленно и бесцельно болтавшийся по обитой блестяще-серым шелком комнате, встрепенулся. Замерцал ярче, заметался испуганным мотыльком. От этого меньше стали заметны пробивающиеся сквозь тяжелые шторы лучики утреннего солнца, блеснула всякая мелочь, сваленная на столике трюмо. Правда, вся обстановка дамского то ли будуара, то ли спальни озарилась при этом и уже не наводила на сладкую лень-дремоту.
   Светлячок прильнул к зеркалу. Некоторое время таращился на свое ничуть не менее испуганное отражение, а потом метнулся к широкой кровати под кокетливым шелковым с рюшами балдахином.
   – Отстань, – донесся оттуда недовольный спросонья женский голос.
   Однако шарик света не угомонился. Все так же мельтешил и старательно выискивал место, пока не осветил своим сиянием лицо спящей.
   – Зануда, – беззлобно буркнула Сандра.
   Волшебница отмахнулась от назойливого нахала. Однако не попала ладошкой – да не особо и старалась, по правде говоря. Она беззаботно перевернулась на другой бочок, отвернулась от источника света и задремала опять. От этого движения шелковая белая с еле заметным персиковым оттенком простыня окончательно сползла со спящей, явив сумраку спальни очаровательную фигурку. Однако светлячок ничуть не интересовался подобными пикантными зрелищами. Безмозглый сгусток магии, созданный с единственной целью – сторожить стоящую в весьма тайном месте башню Повелительницы, вновь принялся порхать у лица своей хозяйки.
   И только сейчас стали слышны демонстративно чуть топающие шаги поднимающегося сюда по лестнице гостя. Спальня находилась на верхнем этаже, а посему любому, сумевшему добраться сюда и проникнуть внутрь (а это, смею вас заверить, весьма и весьма непросто), приходилось помимо нескольких витков лестницы, вьющейся по внутренней поверхности башни, преодолеть еще и другие, куда менее мирные препятствия. Однако гость всем этим нимало не озаботился, и вот дверь в будуар хозяйки мягко и предупредительно распахнулась перед сильным волшебником.
   – Все спишь? – Вошедший ничуть не смутился зрелищем, многим другим стоившим бы зрения, а то и головы.
   Один глаз волшебницы приоткрылся, окинув эльфа прелестным фиалково-синим сиянием. От одного только этого мимолетного взгляда в комнате непостижимым для непосвященного образом посветлело.
   – Ох, Эндариэль, я полночи парилась у магического Зеркала. – Сандра снова легонько и очаровательно зевнула, а затем все же, приличий ради, прикрыла бедра уголком простыни.
   – И что там видно? – Пришедший сначала хотел расположиться в глубоком, так и манящем утонуть в себе кресле, но передумал. Подошел к столику, выбрал из вазы крупный персик. Осмотрел его, беззаботно потер об обретающееся рядом полотенце, лишая несколько невкусной лохматости, и затем с аппетитом впился в него зубами.
   – Нахал, мог бы и меня угостить. – Даже не подумав открыть глаз, волшебница шевельнула носиком, принюхиваясь.
   Эльф пожал плечами. Затем все же сообразил, что потакать мелким капризам красоток не столько унизительно, сколь забавно, и повелительно шевельнул пальцами. От этого движения еще один краснобокий и даже с виду аппетитный персик послушно взмыл в воздух. На лету он покорно потерся всеми боками о полотенце, словно кот, клянчащий у хозяйки сметану, и вплыл в ладонь волшебницы.
   – Да ничего особо такого не видно. – Сандра мигом обглодала добычу, умиротворенно облизнулась, а остатки немилосердно зашвырнула в сторону гостя.
   Хотя тот крепко рисковал лишиться глаза от пущенной меткой рукой косточки, но лишь переправил летящий предмет в вазу, а сам подошел к шторам и, чуть поколебавшись, раздвинул их.
   – Негодяй, – сладко мурлыкнула волшебница, ничуть не переменив позу от залившего великолепную спальню потока солнечных лучей. – Если хочешь знать подробности, иди сюда. И сними эту дурацкую одежду – она тебе не идет.
   – Знаю, – мимолетно ответил эльф.
   Миг-другой он раздумывал, а затем пожал плечами и все же дернул завязку на вороте. Последовавшие затем события ничуть не касаются никого, кроме этих двоих… но все же настал момент, когда два сцепленных в сладком безумии тела все же наконец распались.
   – Нет, все-таки боги мудро поступили, – вздохнула волшебница.
   Она подвинула руку откинувшегося на спину эльфа, улеглась головкой на его плечо и только сейчас открыла по-настоящему глаза.
   Одной рукой она мягко и осторожно рисовала пальчиком ведомые только ей светлые руны на широкой груди своего очередного любовника. Она мурлыкала мягкую песенку, подбирая пока что будущие слова. Но, поскольку Эндариэль мудро помалкивал, Сандра в конце захохотала легонько и ущипнула того за бок.
   – Если бы эльфы при своей красоте и изяществе обладали еще и темпераментом людей – от вас бы совсем никакого спасу не было. Прямо даже странно – до сих пор не могу привыкнуть. Столько мужчин домогаются моего внимания, а тебя приходится тащить в постель чуть ли не силой.
   – Ты словно коллекционируешь самых сильных волшебников, воинов, полководцев. – Эльф сонно прищурился на женщину, явно ожидая еще каких-нибудь мелких женских проказ.
   Однако, к его облегчению, женщина отнеслась к его словам куда более философски.
   – А еще поэтов, ученых, бардов и капитанов кораблей. Это всего лишь хобби, остроухий ты мой. И, поверь мне, куда лучше, нежели глушить бочками вино, строить всем подряд козни или затевать бесконечные войны.
   – И приятнее. – На породистое лицо могучего эльфийского целителя выплыла мягкая улыбка.
   – И приятнее. – Сандра кивнула одними ресницами. – И знаешь, каждый из них, в какие бы дальние края ни уходил, уносит с собой частичку моего тепла и Света.
   – А, ну как же – помню, помню ту твою идею. – Эндариэль перехватил шаловливую женскую ладошку, вознамерившуюся забраться в запретные для посторонних взглядов области, и ласково чмокнул ее. – Если бы в сердцах больше было Света, то войны и прочая гадость исчезли бы сами собой. Только вот как быть с гоблинами, троллями и прочими? Признаться, меньше всего мне бы хотелось представлять подобные гадости и тебя, в них участвующей…
   – Фу на тебя! – Волшебница наклонила головку и легонько куснула в плечо. – Я признаю, что порочна и даже чуточку развратна, но не до такой же степени.
   – Слушай… – Эльф потянулся с наслаждением, отчего его стройное мускулистое тело заиграло сполохами зеленого сияния. – А отчего ты тогда не приручишь одного нашего черного знакомого? Уж я-то понял его намек, как можно испортить талию волшебнице.
   Сандра зябко передернулась.
   – Да уж, если мы с ним перенесем битву в постель, тут уж никакие предохраняющие заклинания меня не спасут. И хорошо еще, если потом будет девчонка с мощным светлым Даром, изящно подчеркнутым легким черным кантиком. А если мальчишка и строго наоборот?
   Она поднялась, уселась на эльфа сверху в позу победительницы и с усмешкой затеребила его.
   – Все же я не хочу рисковать. Слушай, я еще не напилась – сегодня за Зеркалом я ходила по самому краешку, и мне нужно еще чуточку положительных эмоций.
   Волшебник в шутку поднял руки, словно капитулируя. Да, по сути, он уже и капитулировал: его хладнокровное и почти безразличное к плотским утехам эльфийское естество все же не осталось равнодушным к этой очаровательной самочке хомо, с успехом могущей конкурировать с самыми блистательными красавицами эльфийского двора. А потому сладкая битва возобновилась вновь – причем уже утопающим в нежном безумии краешком сознания эльф припомнил кое-что из древней книги и сумел этим кое-чем немного удивить и изрядно порадовать изумленную подругу…
   – Уй, зараза ты моя, сладкая и ушастая. Влюбиться в тебя, что ли? – Сандра с колотящимся сердцем призналась себе, что она сейчас не может шевельнуть в этой сладкой неге ни лапкой, ни магией.
   – Если б я был человеком, я бы тоже давно с тобой пропал напрочь. – Эльф мягко и нежно целовал ее, бережно гася и успокаивая бушующие волны.
   – Ври, ври. – Все же волшебница нашла в себе силы усмехнуться.
   Неизвестно, какую бы еще дерзость она сказала, однако Эндариэль взглядом притянул со столика бутыль со сладким драгоценным вином, бокал и бережно напоил пересохшие от счастья губы подруги.
   – Мурр, – благодарно отозвалась та. – И чего люди с эльфами воюют? Взяли бы всем миром объединились да вывели с помощью магии новую расу – красивых, умных и ловких, как вы, и в то же время сильных и стойких к жизненным невзгодам, как мы.
   Некоторое время целитель смотрел куда-то в пространство отсутствующим взглядом, и его рука с бокалом даже опустилась.
   – Слушай, Сандра, а ведь эта идея не просто блестящая – она даже, не побоюсь этого слова, гениальная. Пожалуй, я подкину ее умникам из нашей Академии Высокой Магии, и если способ найдется…
   Волшебница распахнула смеющиеся глаза, и ласковая синь затопила душу собеседника.
   – Даже если не найдется, его придется изобрести, Эндариэль. Клянусь, мне и самой нравится эта вдруг пришедшая в голову прихоть. Вот тогда, мой дорогой, ты от меня не отвертишься – от тебя я с удовольствием обзаведусь парой-тройкой детей.
   – Такая раса просто не оставит никаких шансов троллям и гоблинам. Мы их попросту задавим… Ну можно оставить им несколько поселений, чтобы боги не гневались. А гномы традиционно соблюдают нейтралитет. – Быстрый соображением эльфийский волшебник заметил в своей ладони пустой бокал и возбужденно отшвырнул его в сторону. – Слушай, милая, а ведь стоит признать, в твою очаровательную головку таки приходят еще и чертовски умные мысли!
   Сандра тихо хохотнула.
   – Да я вчера ехала домой, смотрела в пути по сторонам. Последняя война нас, людей, чуть не доконала. В городах и деревнях мужчин практически не найти. Дошло до того, что многие сеньоры уже объявили на своих землях право вдовьей ночи.
   Бровь эльфийского волшебника в затруднении воспарила ввысь.
   – Э-э… что-то не припомню такого. Объясни, солнце мое.
   Последние два слова отчего-то согрели женщину, и она обняла своего любовника и друга, нежась в его надежных и каких-то уютных объятиях.
   – Один день в седмицу принадлежит вдовам, потерявшим на войне мужчин. Вернее, одна ночь. И по древнему закону они не только имеют право выбрать себе отца будущего ребенка, но и обязаны сделать это.
   Эльф нехотя признал, что и у них было что-то подобное и эльфийский двор наверняка вспомнит о таком. Хотя, надо признать, мысль одной смазливой белой волшебницы хомо заслуживает куда более пристального внимания.
   – Я завтра буду у своей сестры – она вхожа в круг нашей королевы, – шепнул он. – И начну потихоньку внедрять в умы твою идею, Сандра. И даже с королем поговорю. Такое дело не на несколько лет, и неподъемное даже для всего Совета Магов. Но и при поддержке всех волшебников и власть имущих все равно работы на века.
   Судя по затеявшейся потом нежной и веселой возне, дело вновь покатилось бы по накатанной амурной колее, но Сандра к своему неописуемому сожалению вспомнила, что сегодня в полдень совещание Совета, а потому на него надо прибыть, сохранив хотя бы остатки сил и неотягощенного грешными мыслями соображения.
   – Погоди. – Она нехотя отвернула губки в сторону, выныривая из сладкой пучины. – Кстати, нашего короля и его сановников подключить не выйдет. В Зеркале я увидела отрезанные головы – его и кого-то еще на каком-то то ли щите, то ли большом блюде. Четыре дня осталось. А учитывая, что нашему темному знакомцу до Имменора осталось ехать примерно как раз столько, тут открывается весьма обширное поле для размышлений.
   При одном только упоминании о пробирающемся сейчас где-то чернокнижнике породистое лицо эльфа легонько поморщилось. Он перекатился на бок, оставив пока свои поползновения сделать с этой женщиной еще что-то интересненькое.
   – Кстати, я по поручению Совета побывал в баронстве Эрбис. Проверял, что там и как. Надо признать, этот Валлентайн не соврал ни в малости, – неохотно признал он.
   Эндариэль прекрасно знал, что беззаботно раскинувшуюся рядом в обворожительном неглиже волшебницу точно так же, как и его, смущает Тьма. Ее как носительницу легкой и сладкой светлой Силы, его – как эльфа. И в то же время великими предками не раз и не два доказано, что Баланс Сил не шутка. Коль есть Свет, необходима и Тьма. Они попросту не могут существовать друг без друга. А потому даже одна лишь мысль устроить некроманту что-нибудь заковыристое оказывалась не только глупостью, но и попросту губительным бредом.
   – Малыш родился, хоть и вопреки всему, но в будущем ему ничего не грозит. Чернокнижник, стоит отдать ему должное, сработал безукоризненно и целиком профессионально. – Надо ли упоминать, с каким неприкрытым вниманием прислушивалась Сандра к этим словам.
   – А ведь он знал, что мы в любом случае будем обязаны проверить его слова. – Задумчивая женщина все так же нежно ласкала своего любовника.
   Сообщение, что, хотя барон и повел себя безрассудно, польстившись на какое-то золото, но с гробницей его что-то откровенно нечисто, легонько поморщило носик и лоб красавицы.
   – Я даже побоялся глубоко проникнуть туда заклинанием, – неохотно признался умело искушаемый целитель. – Он сбросил вниз весь черный откат, и там под слоем грунта и щебня такая неприглядная свалка, что меня чуть не стошнило.
   – Представляю. – Волшебница брезгливо передернулась и поспешила перевести разговор в менее отвратительное русло. – Ну что ж, если ворон захватит власть в королевстве и, подобно его предшественникам, начнет строить очередное Царство Тьмы, у нас будет чертовски законный повод выступить всем вместе. И если не свернуть ему шею, то до поры посадить в подземелья Башни Совета – на хорошую цепь.
   Она пожала безукоризненной формы плечиками.
   – Ну а пока… я берусь провести частные беседы с остальными магами Совета и убедить их начать предварительную работу над нашей идеей.
   – С другой стороны, неплохо быть эльфом – я вовсе даже не ревную, – легко засмеялся собеседник. – Представляю себе ваши альковные беседы и твои неотразимые аргументы.
   – Ну и что? – Волшебница оперлась подбородком на его грудь и во всю мощь своих изумительных глаз окатила лицо эльфа взглядом. – Когда все выгорит, ты все равно будешь первым… и следующим тоже.
   Сандра бросила мимолетный оценивающий взгляд в окно, заливающее их обоих ярким светом.
   – Да провались оно все! Еще пара часов для аргументирования есть, – со сладкой улыбкой многозначительно мурлыкнула женщина. – Я со временем таки воспитаю из тебя, Эндариэль, хорошего любовника…
//-- * * * --//
   Прошло несколько дней пути, и перед обоими всадниками возник сказочный Фалинор. Гордый, великий и прекрасный город. Словно надменная красавица в зеркало, смотрится он в свое отражение в водах широкой реки. Белого камня стены и башни, остроконечные серебряные шпили. Не зря когда-то он был столицей богатого и славного королевства. Однако пало оно не под ударами врагов и не от сбывшегося какого-нибудь древнего пророчества – устроители города предусмотрели это все. Только вот, как и в любом деле, самым слабым оказалась человеческая составляющая.
   Изнутри, словно щупальца болезни, именно изнутри и пришла беда. Неповиновения черни и баронские бунты; взвинчивание купцами цен на зерно и последовавшая за гражданской войной разруха доконали некогда великую страну. И кое-как вновь сколоченное потомками маленькое королевство предпочло своей новой столицей сделать находящийся чуть дальше от гор Имменор. И, хотя былая красота великого города почти и не померкла, однако он стал с тех пор понемногу чахнуть, словно отвергнутая красавица…
   – В таком состоянии Фалинор и находится по сей день, – грустно закончила свое повествование Тэлль, когда оба путешественника остановили коней на том месте дороги, где она спускалась к широкому каменному мосту, а на той стороне во всей красе раскинулись остатки былого величия.
   Впрочем, остатки эти весьма впечатляли даже сейчас. Потому и неудивительно, что волшебник не без сожаления стряхнул видения вызванных рассказом эльфийки наваждений. А затем поинтересовался: откуда же простая эльфийская головорезка так хорошо знает историю?
   – Фалинор и Имменор некогда были заложены эльфами, в расцвете нашего могущества, – нехотя ответила Тэлль. – Тогда климат еще не изменился, и здесь всюду простирались леса и священные рощи.
   Рука ее в такой величественной тоске указала вокруг, что Валлентайн сразу догадался.
   – Судя по всему, некоторые остроухие еще питают надежду вернуться хозяевами?
   – Ну в общем, да. – Эльфийка не стала отпираться и лишь дерзко задрала носик.
   Валлентайн весьма мудро предположил, что если женщина захочет что-то сказать, то все равно скажет. А потому не стал приставать с расспросами. Лишь тронул поводья своего гнедого, посылая его вниз к мосту. Пристроившись за телегой торговцев фруктами – так сладко и ароматно оттуда потягивало, – они без особых помех добрались и до ворот.
   Здесь, во внутренних районах королевства, быстро забыли прошедшую войну – слишком уж редко такие события докатываются сюда. Стражники если и почесались в их сторону, то не иначе как гоняя под доспехами вшей. Сержант равнодушно принял положенную за въезд плату и тут же переключился на следующих. А волшебник и эльфийка направили своих коней в раскаленное горнило мешанины зданий и улиц.
   – Фу, – непритворно поморщилась Тэлль. – Отчего, чем больше город хомо, тем большее отвращение он у меня вызывает?
   – Просто не любишь ты нас, – усмехнулся Валлентайн, с высоты седла высматривая нужный указатель.
   Эльфийка еще немного позлобствовала: мол, хомо не добротный лук и не родник с чистой водой, чтобы их любить, но довольно быстро угомонилась. Тем более что волшебник углядел-таки среди прибитых к столбу у ворот стрелок, указующих путь к постоялым дворам, складам и конторам купцов и даже в квартал увеселительных заведений, то, что ему было нужно. Нацепив болтающееся около него заклинание на голову своего гнедого, волшебник мог быть уверен, что теперь коняшка сам разыщет путь.
   – А зачем нам целитель? – недоумевала Тэлль, когда после недолгих петляний кони все-таки привели своих седоков к добротному двухэтажному особнячку. – Моя дырка в ноге почти зажила – та ведьма хотя и работает грубо, но весьма действенно.
   Не удостоив эльфийку сколько-нибудь вразумительного ответа, волшебник набросил уздечки на отполированный почти до блеска гранитный столбик и направился к крыльцу. Внутри оказалось, к вящему удовольствию, сумрачно и даже прохладно. Но очередь тут имелась, и, хотя в таком большом городе целитель был не один, довольно приличная.
   Проигнорировав ее самым великосветским образом, Валлентайн бесцеремонно пошел к двери, откуда до его восприятия доносились сполохи волшбы. А на все возмущенные вопли почтенных и не очень горожан он просто плюнул посреди мраморного пола, отчего там на мгновение взвился огненный куст. Затем волшебник внушительно показал трепещущим обывателям кулак и продолжил свой путь.
   Целитель как раз закончил пользовать обварившегося крутым кипятком повара с кухни герцога как-его-там, но коллегу по мастерству встретил отнюдь не с распростертыми объятиями. Хотя положенные приветствия все же пробормотал – правила и традиции придуманы не нами, не нам их и нарушать.
   – Я вас надолго не задержу, мэтр. – Валлентайн предъявил свою варварски изгрызенную комарами физиономию и шею. – Чешется и зудит так, что ой-ой…
   Выяснив, какой дорогой ехал пострадавший, чопорный целитель пришел в изрядно веселое расположение духа.
   – Ну вы, словно дети малые. – Он уже мягко выпустил из кончиков пальцев свою силу, приводя внешность коллеги в должное, по его мнению, соответствие с правилами приличий. – Там же самые лютые места. Когда-то болота были, но воду маги отвели. Потом один барон там деревню поставил… не помню, как назвали, но люди ее быстро переименовали в Комаревку, а потом и вовсе сбежали оттуда.
   Он откинул голову, полюбовался своей работой и кивнул.
   – Ну вот, совсем другое дело. На будущее, лорд, комариные укусы не стоит так чесать. Кстати, чуть ниже по улице есть лавка колдуна – если сами не можете этих кровососов магией отгонять, купите у него пару-тройку свитков.
   Пока Валлентайн любовался в большое настенное зеркало своей ставшей словно новенькая физиономией, хозяин кабинета бегло осмотрел бедро эльфийки. Хмыкнул насчет некоторых ведьм, редкостных сучек, но все-таки знающих свое дело. Поправил что-то там своей магией, отчего у черного мага почти нестерпимо засвербело пониже спины.
   – Эй, полегче, мэтр, наши силы практически несовместимы. Да, кстати, не подскажете, как бы эту тощую жердь быстрее привести в божеский вид?
   Целитель выслушал перечисление уже принятых мер, одобрительно кивнул, а затем достал с полки пузырек и сунул в ладонь проворно и с облегчением юркнувшей обратно в штаны Тэлль.
   – Чайную ложку перед едой. Я этим снадобьем раненых на ноги подымаю, чтоб быстрее силы восстанавливали, – пояснил он в ответ на недоуменные взгляды.
   Хотя расценки у старикана оказались не то чтобы просто высокими, а, по мнению Валлентайна, и вовсе грабительскими, с пригоршней золота он все же расстался легко. Уж принцип, когда с богатых клиентов целители дерут втридорога, чтобы хоть как-то иметь возможность применять весьма дорогостоящие ингредиенты к малоимущим, он знал неплохо и считал справедливым. Ведь далеко не все можно исцелить только Силой, дамы и господа…
   Но совет старикана показался обоим авантюристам хорошим. Потому они ухватили своих коней за поводья и по чуть покатой, залитой полуденным солнцем улице направились в указанном направлении.
   Такую лавку можно найти в любом городе и даже в больших селах на перекрестках дорог. Потому волшебник запросто раскрыл дверь и вошел внутрь безо всяких колебаний и сомнений.
   Статный старик с кустистыми бровями, весь такой из себя импозантный в длинном черном балахоне до пят, расшитом звездами, кусочками зеркалец и прочей мишурой, сначала хмуро взглянул на покупателей, а потом все же признал в лорде недюжинной силы волшебника, да еще и носителя столь недоброй и многим ненавистной темной Силы. Согласитесь, на фоне Валлентайна мрачная эльфийская головорезка с кинжалом и без кандалов – это сущая мелочь.
   – Что вашей милости будет угодно?
   Вдумчиво подняв глаза к подпирающим потолок балкам, волшебник назвал, что ему будет угодно подходящий для некромансера свиток-заклинание от комаров, заготовку для магического посоха, да и вообще что-нибудь из товаров «не для всех». Старикашка в ответ поглядел этак задумчиво, пожевал губами в раздирающих мысли сомнениях и наконец как-то неопределенно дернул плечом.
   – Да не жмись ты, дедуля. И ты и я знаем, что есть у тебя запасники, да и дверь черного хода ночью частенько открывается для своих, – благодушно отозвался Валлентайн, словно курица в соре, роясь в знакомом по подобным местам ассортименте на прилавках – а вдруг да попадется что-то действительно стоящее?
   На физиономию почтенного колдуна в это время стоило посмотреть. С одной стороны, очень неплохо, чтобы сильный волшебник глянул на особые, не для широкой продажи товары. А с другой – кто его знает, птица-то залетная.
   – Да не связан их милость с Тайной палатой. – Любопытно озирающаяся эльфийка наконец разрешила раздирающие старикана сомнения. Уж каждый знает, что эльфы не только запросто чуют любую ложь, но и сами не врут.
   – Что ж, пойдемте тогда в заднюю комнату, – проскрипел колдун.
   Кликнув помощника, чтоб тот пока постоял за прилавком, дедуган не мешкая пошкандыбал в полутемный проход. Тут отчетливо пахло мышами, трухлявым деревом и пылью. И Валлентайн с неудовольствием прикинул, что не хотел бы он так закончить свой век – приторговывая по мелочам волшебным барахлом в лавке старьевщика. Однако же подобная участь вряд ли ему грозит – вроде хоть и бастарду, но дворянского рода отпрыску подобное занятие как-то несолидно. Да и не слыхал никто, чтоб черные маги до старости доживали. Один злыдень, помнится из истории, восемьсот лет воду мутил, но таки и ему помогли найти тропочку на ту сторону бытия…
   Валлентайн в конце концов заполучил в свои руки заветный свиток от комаров. Сам он такого заклинания не знал, ибо не совсем та специальность. Конечно, были и у него свои секреты. Как же без того… но не будем раскрывать их до поры.
   – Ах, вот как оно, – хмыкнул он, внимательно и цепко прочитав написанные ровным почерком строки. – Заковыристо, но попробуем осилить.
   И медленно, старательно принялся переводить заклинание на свой лад. Первый, второй разы не принесли успеха, однако на третий свиток вдруг полыхнул неяркой вспышкой света и рассыпался в невесомую пыль. Переиначенное заклинание готово было к работе и теперь надежно улеглось в памяти волшебника.
   – Ох, дедуля, спасибо. – Волшебник улыбнулся, утирая с лица честный трудовой пот. – Если там немного поменять кой-чего, то… людей, конечно, не получится. А вот эльфов, к примеру, можно пачками валить.
   Колдун так явственно поменялся в лице, что Валлентайн даже немного позабавился в глубине души. Кто б мог подумать, что в захолустной лавке он найдет подсказку к одному из немногих доступных ему Великих Заклинаний.
   – Эльвенбейн? – с обреченным видом все же поинтересовался осунувшийся и даже ставший вдруг как-то меньше ростом старик. В своем вызывающем у клиентов должный пиетет роскошном одеянии он теперь казался… да нет – выглядел тем, кем и являлся на самом деле. Жалким старым человеком.
   Тэлль обомлела. До сих пор считалось, что никто из нескольких известных в этом мире черных магов не способен на это заклинание. Эльвенбейн, великое проклятие Теней. Страшное и непонятное, но хорошо запомнившееся из истории заклятье, которое для любой расы, кроме эльфов, было практически безвредно – так, вроде легкого насморка на четверть часа. Но племя остроухих оно косило – куда там черному мору или багряной лихоманке. Однако самое ужасное, что против этого никаких, даже слабых мер противодействия не существовало. Зеленые острова так и оказались очищены, когда зажатый наступающими войсками в угол Фейенир однажды шарахнул им… хорошо, что острова, а не материк. Само закончилось, ввиду полного исчезновения там эльфов, и в метрополию не перекинулось.
   – Я настолько доволен, старик, что в благодарность даже не стану лишать тебя жизни, – мурлыкнул Валлентайн, как дорвавшийся до кринки сметаны котяра.
   Теперь самое бережное отношение со стороны расы эльфов было ему гарантировано – пылинки сдувать будут. Ибо как бы ни старались извести его, но сбросить в окружающее пространство загодя заготовленное Великое Заклинание, произнеся всего лишь несколько слов, он перед гибелью успел бы всегда. Черного мага, знаете ли, так просто не убить.
   Мгновения утекали за мгновениями, и только сейчас колдун с шумом перевел дух.
   – Надо же, я уж подумал, что ваша милость укоротит мне век, чтоб сохранить тайну, – признался он. – Заодно и этой головорезке.
   Повозившись, старикан добыл из скрипучего шкафчика оплетенную бутыль и с немалой сноровкой откупорил ее. Лорд с эльфийкой не стали ломаться и причастились тоже. Если Тэлль все еще тряслась от безотчетного ужаса, то колдун после выпитого откровенно приободрился.
   – Стало быть, просто так ваша милость шарахать не намерены…– рассуждал он. – Прибережете в качестве последнего, так сказать, средства?
   Он залихватски осушил еще одну простецкую оловянную чарку и махнул на все рукой.
   – А-а, ладно. Все равно от таких случайностей не убережешься. Знал, на что иду, когда открывал лавку, – и принялся выкладывать на стол припрятанный от чиновников из ратуши товар.
   Добрая половина вещей и вещиц откровенно мерцала заметной только магу аурой отчуждения. Это значило, что предмет, хоть и волшебный, но что он такое, никому не известно. И лишь сильный волшебник, к коим Валлентайн с некоторых пор без ложной скромности причислял и себя, мог произнести над ним заклинание Истины. Или Прозрения – у разных магов оно и называлось, и звучало по-разному, да и применялось совсем различными способами.
   А стало быть, придется тут попотеть…
   Тэлль носилась туда-сюда, разнося идентифицированные диковины и раскладывая их после указаний Валлентайна на три кучки. Первая – это откровенно малополезное барахло, которое не жаль выложить на прилавок на всеобщее, так сказать, обозрение и покупку. Вторая, куда меньшая, – стоящие вещицы, которые стоило бы приберечь для себя или хороших знакомых. И в самую маленькую, третью, отправлялись редкие находки, над которыми еще следовало подумать.
   Иногда волшебник и почтительно внимающий колдун коротко совещались или даже спорили, и тогда после короткого диспута, в котором эльфийка понимала едва ли отдельные слова, вещица меняла первоначальное направление и относилась к другой, медленно растущей груде вещей.
   – А вот с этим, деда, лучше бы не связываться, – проворчал усталый, но довольный Валлентайн, вертя в пальцах пузырек со светло-серым и с виду безобидным порошком.
   Чего греха таить, хоть он и снял уже давно свой сюртук: ведь работенка отнюдь не из серии «не бей лежачего», – любил он такое дело – повозиться со всякими диковинами.
   – Так мне сказали, что это что-то вроде для проверки на яды. – Старик под шумок хряпнул уже пятую чарку и теперь разрумянился и расхрабрился вовсю.
   – Совсем наоборот. – Волшебник строго взглянул на своего куда менее наделенного Силой коллегу. – Если питье или еду напичкать ядом, а потом сверху посыпать этой дрянью, то в течение четверти часа ни заклинанием, ни соответствующей вещицей, которая яды обнаруживать просто обязана, распознать нипочем не удастся.
   Видя, что колдун с откровенной озадаченностью чешет в затылке, Валлентайн пожал плечами:
   – Слыхал я про этакие зелья. Кому надо, потравится, а злоумышленнику за четверть часа далеконько удрать можно… Однако послушай хорошего совета, дед: хоть у тебя это и купят, и отменную цену дадут, но лучше бы тебе грех на душу не брать и с такими делами не связываться.
   – Все верно, – вздохнул дедок. – Жизня, она дороже. Не те, так другие живота лишат.
   И пузырек с оказавшимся столь мерзким порошком отправился в печь. То ли колдуну в таком возрасте холодно даже летом было, то ли дедок втихомолку от городских властей да акцизных чиновников и сам тайно варганил всякие-разные зелья, но печка в соседней комнате топилась, и эльфийка даже уловила витающие там слабые запахи чего-то приторно-едкого.
   – А против некромансеров тут что-нибудь отыщется? – с неуемным эльфийским любопытством поинтересовалась Тэлль, когда с определением и сортировкой содержимого здоровенного сундука было покончено.
   Пальцы и нос у нее легонько зудели. Да и то сказать, от магии в комнате колдуна нынче было просто не продохнуть, но мужчины выглядели откровенно довольными. Колдун понятно отчего, а вот черный маг, похоже, был любителем всяких таких хитрых дел. Тэлль прислушалась к своим ощущениям и согласилась, что в магии все-таки что-то интересное есть.
   Колдун строго взглянул на нее из-под взлохмаченных бровей, а затем хмыкнул.
   – Нет, такого товара у меня нет. Патент и лицензию я выправил, но не на такое же…– И, хотя Тэлль живо навострила свои замечательные ушки, поганый дедок распространяться дальше не стал.
   – Не говори, пусть сама догадается, – посоветовал ему отдыхающий на колченогом стуле Валлентайн.
   Эльфийка показала волшебнику язычок, демонстративно надула губки и отвернулась, задрав носик. Но сама тут же задумалась: а зачем она это сделала?
   Валлентайн поковырялся в груде мерцающих разными аурами вещиц не-для-всех. После некоторых изысков он выбрал изящное витое колечко старинной и по виду как бы не эльфийской работы. Прикинул – кажется, самое то.
   – Тэлль, а ну-ка примерь.
   Эльфийка горячо возразила, что она себе лучше руки оттяпает, чем примет от некроманта какой бы то ни было подарок. Однако ответ волшебника, хотя она никому и ни за что в том не призналась бы, ее все же несколько уязвил:
   – Да кто ж сказал, что это тебе? Успокойся, остроухая, – мало ли других девчонок с изящными пальчиками?
   Кольцо подошло просто идеально, да и смотрелось изумительно.
   – А что оно такое? – поинтересовалась эльфийка, не без некоторого внутреннего сожаления расставаясь с красивой безделицей.
   – Носящая такое украшение девица будет удачлива в делах, особенно в любовных, – чуть сухо ответил заскучавший колдун. Он обнаружил, что бутыль с вином уже показывает дно. – Только его зарядить надо – оно ж старинное, чуть ли не эпохи династии ваших королей Кленового Листа.
   Впоследствии Тэлль не раз проклинала себя за это. Правда, и хвалила не меньше – потому что ее рука, словно сама собой, дернулась и ухватила кольцо, которое Валлентайн озабоченно подбрасывал в ладони.
   Щеки ее легонько раскраснелись, ноздри затрепетали в гневе, и обернувшийся волшебник невольно залюбовался напружинившейся в ожидании удара эльфийской диверсанткой. Ростом она, кстати, уступала ему едва ли на пару дюймов, сложена классически – и если бы не вопиющая худоба, смотрелась бы, кстати, просто велико…
   «Тьфу ты! – одернул себя волшебник с некоторой досадой. – Падший бы побрал эту наследственность! У-уй, позорище! Что бы сказала маменька?»
   Тут ему пришло на ум, что маменька, вполне возможно, просто улыбнулась бы. А потом сказала бы взять одно одеяло на двоих и убираться на сеновал. Потому Валлентайн отбросил все эти мысли из головы и строго посмотрел в зеленые глаза эльфийки своим почти таким же взглядом.
   – Обоснуй, если это не подарок, – с нажимом произнес он.
   Стоит признать, что всякое повидавший колдун в легком изумлении спрятал взор и принялся аккуратно, стараясь не потревожить осадок, цедить остатки вина в свою чарку. И спасибо всем богам, что скользнувшую по стариковским губам легкую улыбку никто не заметил, а мнением его поинтересоваться даже и не подумали.
//-- * * * --//
   – Какая же дрянь эта микстура! – Тихое восклицание Тэлль вовсе не нарушило легкого шума и гомона трактира, зато вызвало легкую улыбку на губах сидящего напротив волшебника.
   К своему негодованию, эльфийка вдруг обнаружила, что не только съела две тарелки супа – надо признать, весьма недурственного, – но и с завидной лихостью ополовинила остальное содержимое заставленного яствами стола. Коварное зелье целителя не просто вызвало еще тот аппетит. Судя по привкусу кое-каких травок, несварение желудка от обжорства тоже не грозило. Похлопав по тому месту, где у каждой уважающей себя эльфийки не должно быть животика, Тэлль вдруг признала себя эдак месяце на пятом и тихо ужаснулась.
   – Чтоб ему провалиться, этому хомо! – в сердцах пробормотала она и решительно отодвинулась от стола.
   Впрочем, для пары яблок и чуточки сока место нашлось – благо вреда от них никакого. Однако, блаженствуя над фруктами и бокалом напитка, эльфийка случайно заметила, что рука ее то и дело ныряет в вазочку с этими замечательными пирожками с вишнями. Проворчав кое-что совсем уж нелестное для всего рода хомо в целом и профессии целителей в частности, Тэлль вылезла из-за стола и на всякий случай даже отошла от соблазнов подальше.
   – А не будешь сразу две ложечки употреблять, – назидательно произнес Валлентайн, который только-только приступил к десерту.
   Стоит признать, что к зелью старикашки-целителя он отнесся скорее недоверчиво. Однако микстура себя вполне оправдала. И Тэлль, которая проглотила перед обедом сразу двойную порцию – дескать, чтоб быстрее отмучиться, – обедала с такой жадностью, словно провела год в пустыне, где ничего съестнее булыжников и песка по определению не имеется.
   Эльфийка на миг сделала зверскую рожицу, а сама втихомолку полюбовалась на мерцающее на пальчике кольцо. Залитое свежей магией под самую завязку, оно умиротворенно мерцало. И судя по всему, вовсе не возражало, чтобы хозяйка предавалась греху чревоугодия… Тэлль проводила жадным взглядом ложечку пудинга, которую некромансер спокойно отправил себе в рот, и только усилием воли заставила себя отвернуться. Это ж надо такое – расскажи кому, насмешек потом не оберешься…
   Сил забраться после такого обеда в седло эльфийская диверсантка в себе откровенно не обнаружила. Но волшебник сжалился над ней и сообщил, что они еще немного прогуляются – надо кое-что купить. Хотя от жары и сытости Тэлль сильно тянуло в сон, она все же изобразила дежурную улыбку и потащилась за чернокнижником. Ну припасы в дорогу, особенно съестные, – дело нужное. Это даже учитывая то обстоятельство, что одна только мысль о еде приводила эльфийку в состояние, близкое к тихой панике. Весьма тупо она таращилась, глядя, как ее хозяин заполнил дорожные сумы всем необходимым, а потом нашел полутемную лавку каких-то подозрительных стеклодувов. И вполголоса уже договаривался с ними насчет тончайшего шара размером с кулак.
   – Стеночки потоньше, в общем. А в одном месте дырочку оставьте и капельку стекла рядом. Я заклинание внутрь залью, а потом быстренько и заплавлю – на такую мелочь моей сноровки хватит.
   С недоумением эльфийка смотрела, как Валлентайн осторожно уложил готовый разлететься от малейшего давления мыльный пузырь в обклеенную изнутри ватой коробочку, а затем и расплатился с мастерами.
   На улице оказалось все так же жарко и даже скучно. Население попряталось от дневного зноя, а редкие прохожие держались теневой стороны улицы, хотя солнышко потихоньку уже подумывало и о вечере.
   – По коням! – Эта команда, а еще пинок под зад живо пробудили Тэлль от дремоты.
   – Синяк себе набьешь, – все же не удержалась она от язвительности и кое-как забралась в горячее от солнца седло.
   И, лишь подъезжая к воротам, эльфийка обернулась назад и мимолетно посожалела, что один из красивейших городов королевства хомо она так, по сути дела, и не увидела.
   К чести волшебника, стоит заметить, что за ужином – а, забегая вперед, добавлю, что и за завтраком тоже – он не дал Тэлль так уж сильно объедаться. Причем ему даже пришлось проявить в этом деле известную твердость.
   – Сама не знаю, отчего я тебе уши не отрезала по злобе. – Эльфийка с сожалением проводила взглядом исчезнувшие в дорожной суме изумительного копчения ветчину, пирог с зайчатиной и прочее, что так любо сердцу и языку изрядно проголодавшегося путника.
   Еще в дороге она обнаружила, что по запарке надела «взятое на время поносить» кольцо на тот палец, на который самки хомо обычно напяливают свои дурацкие, предписанные их идиотскими обычаями, обручальные кольца. Однако зловредный ободок витого металла сниматься отказался наотрез. И теперь Тэлль мимолетно теребила на руке непривычное украшение и терзалась – как же волшебник воспринимает ее столь откровенный намек. Но, в конце концов, разобидевшись на себя, что ее так занимает мнение какого-то подозрительного чернокнижника (а заодно и на весь белый свет), эльфийка от злости так выдраила оставшуюся после ужина посуду, что та сияла ничуть не хуже только что севшего солнца.
   – От заката до рассвета мир? – на всякий случай уточнила она, когда волшебник обнаружил чуть в стороне от дороги стог свежескошенной травы и с легким сердцем устроил в нем вполне уютную пещерку.
   Валлентайн посмотрел на нее, и эльфийка при всем желании не смогла бы сказать – плясали в его зеленых глазах смешинки, или же это отблески угасающего костра вызвали к неистовому танцу махоньких огненных демонят.
   – Возможно, что и нет, – легонько и сыто улыбнулся он. – Представь себе: на удивление, перспектива пообщаться с тобой сейчас вызывает у меня не отвращение, а всего лишь легкий приступ тошноты.
   – До Имменора, кстати, осталось совсем рукой подать, – вдумчиво рассудила эльфийка. – Если не устраиваться на ночлег, к полуночи можно быть там… и дашь подзаработать всем тамошним шлюхам.
   Валлентайн нехотя признал, что мысль весьма и весьма недурна. Однако она противоречит его планам, а потому безжалостно должна быть отброшена в сторону.
   – Но, если ночью пристанешь, отбиваться сильно не буду, – выдал он ответную колкость.
   Одного взгляда волшебника на угли костра оказалось довольно, чтобы рдеющие багровые огоньки угасли разом и напрочь. И благословенная ночь оказалась тут как тут – великолепная хозяйка и повелительница всего. Сразу стала заметной с любопытством озирающая окрестности луна, а там уж и россыпь болтливо перемигивающихся меж собою звезд. Сиротливо оставшаяся у потухшего кострища Тэлль мимолетно почесала носик и все же признала, что, если пересилить себя и, стиснув зубы, подстелиться под этого некромансера, – все равно просто так задачка не решается. А потому отложила все эти мудрствования до утра и полезла в лежбище.
   – Полегче, на руку наступила, кобыла эльфячья, – проворчал полусонный чернокнижник, однако легкая на ногу диверсантка уже исправила свою оплошность.
   Подрагивая от восхитительной смеси страха и холода, Тэлль скользнула на свое мало-помалу становящееся привычным место – головой на его плече, а плечи, талия или что там придется находится под защитой сильной и теплой руки.
   – Ладно, не ворчи, твоя темность, все равно ведь не обижаешься, мерзавец. А кстати, почему?
   Бывают вопросы, на которые просто не существует ответов. Отчего нравится вот эта чашка, а не вон та? А просто нравится, и все тут. И, как ни задумывайся, ничего лучшего, нежели набившее оскомину «на вкус и цвет гоблина нет», в голову что-то не лезет. Потому Валлентайн лишь легонько поворочался, устраиваясь поудобнее, зарылся носом в тревожно и как-то даже будоражаще пахнущие волосы эльфийки и наконец позволил себе соскользнуть в сон…
//-- * * * --//
   Утро выдалось сырое и хмурое. Вот только что еще одни лишь белесые тени блуждали в сумраке, но где-то за лесом уже во всю силу своего света солнце принялось оповещать округу о своем появлении, и седые космы тумана сразу высветились над лугом. В стоге сена что-то зашевелилось, заворочалось, и в утреннюю холодрыгу высунулось смурное спросонья лицо волшебника.
   Валлентайн покосился на ничуть не озабоченную его исчезновением эльфийку и даже накрыл ее плащом. Снаружи оказалось мерзко в точности так, как и представлялось взгляду, однако волшебник все же признал, что его планам это не только не повредит, но даже и поспособствует. Потому, не мешкая, отправил в полное седого пепла и выглядывающих из него кокетливо-черных угольев кострище припасенную с вечера охапку хвороста и властно воздел над нею ладонь.
   Слова заклинания слетели мягко и привычно. После нескольких капризных потрескиваний и стреляний искрами пламя охватило хворост и принялось жадно грызть сухие ветки. Однако даже этой малой толики магии оказалось достаточно, чтобы проснулась чуткая к таким делам Тэлль. Эльфийка оказалась злей ославленной в сотнях анекдотов тещи – ее мордаха так и перекосилась от отвращения.
   – Ну ты додумался, придурок, – укрыть меня своим черным плащом! Как я не издохла, ума не приложу!
   Однако волшебник, пристраивающий над огнем котелок, даже и ухом не повел. Уж улавливать, когда женщина ворчит и проклинает все подряд всерьез, а когда всего лишь напрашивается на что-нибудь приятное, он научился весьма давно. Одна только маменька, при всей своей сдержанности, ангельским характером вовсе не отличалась. Равно как и ее заглядывающие иногда на огонек товарки – поменяться чем, узнать новости или подсобить по мелочи. Ведьмы зубоскалили так, что у непривычного к таким речам и поступкам голова и вовсе кругом пошла бы…
   – Чтоб у тебя от магии всю жизнь в голове так же трещало! – в общем-то беззлобно ругнулась эльфийка.
   Она сонно щурилась на округу, пока выбирала соломинки из своих коротко стриженных по военной необходимости волос. И, судя по всему, настроена была разоряться так до скончания веков. Однако волшебник нашел именно те слова, которые заставили ее живенько заткнуться и погрузиться в раздумья.
   – Представь себе, Тэлль: я всего седмицу не был со шлюхой и сегодня утром поймал себя на мысли, что с приязнью думаю об эльфийке. Ужас какой-то, ведь мысль об одной остроухой пересилила даже легкую тошноту!
   Если собеседница и хотела что-то съязвить в ответ, то все равно быстро захлопнула ротик. Ведь она и сама призналась себе, что истекающая от чернокнижника горячая и пряная магия, в общем-то, не такая уж и мерзкая. Если притерпеться немного и распробовать, то от такого даже можно получать удовольствие. Тэлль вспомнила, как жадно и бесстыже она под утро приникла к волшебнику и даже обняла его всеми лапками, прямо-таки упиваясь этим восхитительным и пьянящим потоком темной и могучей силы, и не нашлась, какой бы колкостью ответить.
   – Да, мир положительно сошел с ума, – нехотя признала она и потопала умываться. Чего греха таить – любила она это дело, утром и вечером смыть все свежей проточной водой, а потом ощущать себя чистой.
   Правда, смущало то обстоятельство, что, оказывается, и у чернокнижника была такая же привычка. Правда, делал он это как-то чудно, явно исполняя какой-то заученный ритуал, и при взгляде на его тело Тэлль продирало ощущение не столько от легкой сопутствующей этому делу магии, но и что-то еще. Однако признаваться в таком нельзя даже самой себе!
   – Вовсе нет, это мы с тобою потихоньку меняемся, хоть и не даем себе труда в том признаться. – Волшебник засыпал в котелок хорошую щепоть веточек-листиков, из которых после некоторого заклинания получался такой замечательный травяной отвар, что Тэлль готова была его пить ведрами.
   Котелок едва не выпал из руки эльфийки.
   – Только не говори мне, что у нас все катится к постельным делам. Некоторые наши пробовали любиться с животными и даже с хомо. Но с чернокнижником? – Эльфийка брезгливо передернулась, а затем, желая отвлечься, принюхалась к аппетитно парящему темному напитку.
   – Ой, не порть аппетит. – Валлентайн отмахнулся от нее, хотя и скользнула, скользнула у него мыслишка, что еще пару дней, и он уже будет согласен на все. Унаследованный от родни темперамент, помноженный на талант волшебника, прямо-таки с маниакальной настойчивостью требовал своего. Но с эльфийской головорезкой? Ох, боги, что же вы творите…
   Туман уже растаял и убрался прочь, когда совсем недалеко впереди замаячили высокие, освещенные утренним солнцем стены Имменора. Хотя решающая битва войны и проходила здесь, следов разрушений почти не было заметно – король и городские старшины проявили в деле восстановления городских укреплений редкостное единодушие. И теперь возведенные из белых глыб от имеющихся неподалеку каменоломен стены предстали под хмурым небом во всем своем чуть жутковатом великолепии.
   Однако Валлентайн с легкой улыбкой признал, что вовсе не от всего могут защитить эти стены.
   – А теперь слушай внимательно, Тэлль. Стрелой смотайся в город и притащи мне кошку, желательно на сносях. Потом… потом я сделаю свой обряд и то, что должен. Если меня в последующих действиях убьют или пленят – считай себя свободной от всяких передо мной обязательств. Поднимай кверху лапки и говори открытым текстом: я, мол, тут ни при каких делах.
   Тэлль нехотя признала, что после такой весны найти городскую кошку, которая не на сносях, дело почти невозможное. Хотела еще поинтересоваться – так ли уж обязательно мучить бедную животину и таким образом из ее страданий и мучительной смерти добывать Силу, однако смолчала. Окинула взглядом панораму хмуро высящихся под этим неприветливым утром стен. Приценилась к распахнутым воротам, из которых наружу уже потекли первые караваны и обозы, и только мрачно кивнула. Удачи, чернокнижник, – она очень тебе сегодня понадобится!
   …Валлентайн взял в руку жалобно мяукающее и даже пытающееся царапаться рыжее животное. Прости, киска, – лично против тебя и всего твоего рода я ничего не имею. Ты всего лишь расходный материал, сырье.
   Над вросшим в землю и замшелым с полуночной стороны валуном с почти плоской макушкой, в которой виднелось словно нарочно предусмотренное для таких целей углубление, медленно поднялся серповидно изогнутый жертвенный нож. Столь же медленно в полузабытом ритуале он торжественно опустился, и на поверхность камня брызнули первые алые капли. Все, точка возврата пройдена – отступать больше некуда.
   – Тэлль, а отойди-ка шагов на сотню, да в наветренную сторону…
//-- * * * --//
   Кизим так и не успел рассмотреть, что же оно такое было в его сне – огромное, с изорванными краями и очень недоброе, – как потревоженная неким ранним гостем сторожевая система заверещала истошным голосом. Причем, судя по первому впечатлению, настырный посетитель ничуть не опасался последствий. Ибо насилуемая им связка заклятий уже просто-таки неприлично орала нечеловеческим воплем и под чьими-то чуткими пальцами постепенно переходила в тот визг, который издает здоровенный хряк, когда неумеха-забойщик пару раз промажет по нужной точке своим кинжалом.
   – Да чтоб вам кисло стало! – ругнулся в сердцах волшебник, сдерживая огненную волну, на которую его так и толкало сонное раздражение.
   Сощурясь спросонья, он кое-как разглядел, кого же нелегкая принесла в столь ранний час. К его удивлению, это оказались Сандра с Эндариэлем – и, судя по трепетанию ауры, весьма встревоженные.
   – Вставай прямо сейчас, и прыгаем в Имменор, – решительно заявила с порога белая волшебница. – У ворот стоит черный маг, и замыслил он что-то весьма пакостное.
   От такого известия Кизим и впрямь проснулся. В суете повседневной работы он уже как-то и подзабыл об упрямо продвигающемся к своей цели некроманте и сейчас пытался резвостью действий поправить положение.
   – Хоть бы отвернулись, варвары, – беззлобно проворчал он, когда зачарованная мимолетным заклинанием рубашка взмыла со специального столика и принялась трудолюбиво надеваться на него.
   – Сам ты извращенец, – хмыкнул эльф. – Меня твои прелести ничуть не интересуют, а Сандра их изучила получше тебя самого.
   Против такого довода возразить, пожалуй, было бы трудновато. Потому Кизим, хмыкнув, впрыгнул в свои излюбленные мягкие туфли и уже на ходу к зеркалу провел пальцами по шнуровке распашной куртки, которую предпочитал любой другой одежде за удобство.
   – Цепь надень, – напомнила волшебница, запуская в его сторону валяющееся на столике для одежды тонкое изящное изделие, каждому напоминающее о статусе нынешнего владельца.
   – От Хорхе и Дея пока ничего утешительного – они все еще работают, – сообщил Эндариэль. – Прибыть не могут, но через Зеркало сообщили Сандре, что доверяют нам и в случае чего поддержат любое наше решение.
   Что означало – двое других членов Совета все еще исследуют найденную недавно Ледяную Бездну, откуда в этот мир могла прийти потенциальная угроза. Ну что же, отсутствие от друзей плохих новостей это само по себе уже хорошая новость…
   Алый с золотой каймой плащ Мастера Огня наделся последним. Миг-другой Кизим разглядывал себя в зеркале. Хоть он и относился ко всяким веяниям моды без должного пиетета, в отличие, например, от той же Сандры, но положение члена Совета Магов все же к чему-то обязывает. Что ж, скромно и со вкусом – если же дойдет до потасовки, особо не стеснит.
   Эльф уже попытался поставить портал прямо к городским воротам столицы хомо – однако здесь, в средоточии силы огненного мага, это ему не удалось. Зато Кизим, мимолетно усмехнувшись столь неприкрытой проверке на вшивость его охранной системы, легко и непринужденно открыл мерцающий радужными разводами проход. Процедура группового перехода была отработана и прорепетирована не раз: эльф и женщина не мешкая взяли его за руки, а затем они втроем в прыжке преодолели одним махом Падший знает сколько тысяч лиг…
//-- * * * --//
   Тэлль не удержалась и пощупала-таки землю на вершине холма, куда черный маг легко, словно в сыр, воткнул тонкую длинную заготовку для посоха, больше похожую на шест. Почва оказалась теплой и сырой, но особой тревоги от того эльфийка не почувствовала.
   То, что низко над головой плыли тяжелые, словно свинцовые, невесть откуда взявшиеся тучи, было немного похуже. А вот хлещущий в спины ветер, который из-под ног вырывал облачка пыли и уносил к распахнутым в паре сотен шагов городским воротам, очень ей не понравился – какой-то он был душный и даже горячий. Если тут обошлось без черного, то она, Тэлль, вовсе не эльфийка, а какая-нибудь занюханная гоблинка – вон как по спине жаркой испариной пробирает.
   Гораздо хуже был яркий колдовской огонь, что тревожно полыхал на верхнем конце посоха. Не зеленый, когда какой-нибудь барон решал устроить легонький мятеж, чтобы добиться от августейшего сюзерена каких-нибудь льгот или послабления податей. Даже не белый, когда посол сопредельной державы таким образом с помощью своего мага показывал, что дело крепко пахнет войной. Этот огонь оказался зловеще-багровым, и Тэлль хорошо представляла, какая паника поднялась в Имменоре, когда оттуда завидели эту предвещающую неминуемую смерть тревожную звезду.
   Потому что алый цвет показывал, что зажегший огонь войны не пойдет ни на уступки, ни на переговоры, и кровь прольется в любом случае.
   Совсем уж плохим признаком казался сам лорд и волшебник, стоящий у своего посоха. Черный плащ бился за его спиной, хлестал по спине, и его полы иногда взмывали, словно крылья зловещего ворона. Расставив ноги, он невозмутимо, чуть прищурившись, рассматривал мгновенно вспыхнувшую перед ним суету, более похожую на панику. В правой руке Валлентайн держал шпагу, и клинок неярко полыхал зеленым огнем, иногда роняя прожигающие землю горящие капли – каждый раз Тэлль испуганно вздрагивала, а по спине прокатывалось ледяное крошево.
   Однако на то, что некромансер держал в слегка отставленной левой руке… на то эльфийка не могла без содрогания даже смотреть. В небольшом стеклянном шаре билось что-то серо-дымчатое, исчерканное черными искрами. Остервенело оно металось внутри тонкой сферы, искало и пока что не могло найти выхода – а от того злилось и наливалось тьмой еще сильнее.
   И вот это-то и оказывалось самым, самым мерзким…
   Почти одновременно впереди распахнулся портал, из которого выпрыгнули сразу трое магов, а из городских ворот вымахнул бешено нахлестывающий коня королевский офицер для особых поручений. Коль такая черная беда пришла, тут уж не до шуток. Следом высыпал платунг гвардейских стрелков. Щурясь от бьющего наотмашь ветра, они мигом организовали прикрытый по бокам проход. И лишь затем в него в сопровождении нескольких придворных магиков спешно проскакал сам король. Еще видно было, как отчаянно что-то поправлял и суетился рядом оруженосец – августейший повелитель в любой передряге должен выглядеть, как подобает монарху. Следом нестройной чередой спешили самые отчаянные из придворных.
   – Приветствую вас, дамы и господа. – Против ожидания, Его Величество Ранзевилл выглядел бодро и даже в какой-то степени уверенно.
   В свои сорок пять он много успел и еще больше упустил, загнал в могилу первую супругу и наплодил силою своих чресел не один десяток бастардов, выиграл две войны и проиграл одну – словом, покуролесил всласть. Но сейчас он в одном лишь мундире своего любимого гвардейского полка выехал навстречу грозной опасности.
   Присутствующие вразнобой поприветствовали своего короля. Солдаты салютом, немногочисленная свита и магики сообразно этикету, и лишь Валлентайн ограничился холодным кивком.
   Тем временем трое прибывших членов Совета образовали меж ним и королем редкую цепь. В середине стоял Кизим, подпитывая своей огненной силой мерцающую стену магической защиты. Второй слой обороны образовали обленившиеся придворные лизоблюды – правда, их защита мало того что была менее надежной, но и еще несколько затрудняла видимость пробегающим по ней сполохам. Наконец задние до чего-то договорились, сбалансировали усилия и сделали свою работу практически прозрачной, на том и успокоились.
   – Кто пришел к нам, под стены нашей столицы? – обратился Его Величество Ранзевилл как бы чуть в сторону.
   Однако, вопреки всем установленным правилам этикета, когда начальник охраны или дворцовый церемониймейстер униженно-заискивающе объявляли очередного прибывшего, дабы он мог облобызать монаршии стопы, ответил сам черный маг. Ответил, не напрягая голоса, но его услышали все.
   – Смерть пришла, Ваше Величество. И посланником ее нынче являюсь я, лорд и волшебник Валлентайн.
   Согласитесь, присутствующих покоробило не только и не столько неслыханное нарушение правил, сколько смысл ответа. И король, чуть щурясь от бьющего в лицо ветра, некоторое время пристально рассматривал чернокнижника, стоящего на холме у ворот в сердце его королевства.
   – Изложите ваши намерения, молодой человек, – презрительно процедили надменно выпяченные августейшие губы.
   Сердце Валлентайна стукнуло так, что на миг зрелище перед глазами пошло кувырком. Вот он, тот миг, которого он ждал столько лет. Вот оно, время, ради которого пришлось столько изыскивать и отвергать планы, готовиться и искать тайные, запретные для остальных, знания. Вот оно, мгновение истины…
   – Если через четверть часа мне на подносе принесут головы короля Ранзевилла и барона Поупа, я не стану разбивать этот шар о землю или давить в ладони, – лаконично ответил черный маг. – Ветер дует от меня в сторону Имменора. Он, равно как и заклинание в моей ладони, вызван с помощью тщательно выверенного обряда черной магии – против этого вся мощь других волшебников бессильна.
   Даже против ветра слышно было, как чертыхнулся сквозь зубы растрепанный на ветру Эндариэль. На миг он потерял концентрацию, и по магическому щиту заплясали ослепительно белые молнии. Но волшебник тут же исправил свою промашку, а затем, сплюнув от омерзения, свел ладони. Лишенная его поддержки магическая защита мягко заиграла мерцанием и тут же схлопнулась.
   – Это называется – шах и мат, – невесело объявил эльф. – Все наши трепыхания против черного ни к чему не приведут. Город обречен.
   Тем временем Валлентайн, по-прежнему держа в ладони свое изделие, носком сапога перевернул стоящие у его ноги песочные часы, на которые доселе никто внимания не обращал.
   – Время пошло. Но должен признать, дамы и господа, что рука у меня начинает затекать. А при одной только мысли о последствиях даже мне, чернокнижнику и убийце по определению, становится не по себе. К тому же дрянное стекло из Фалинора… если неумехи-стеклодувы его случайно перекалили – бывает, что и само лопается…
   – Нет, ну каков же мерзавец! Даже если я испепелю его огненным шаром, этой черной заразе ничуть не повредит, и она разлетится на весь город. – Кизим поднял ладонь, словно примерялся, однако лишь сокрушенно потряс бритой головой.
   – Триста тысяч населения, это даже если мор не накроет пригороды и деревни, а на другой чаше весов всего-то две головы. Невеселая арифметика, – признал король. Некоторое время он с кислым выражением на холеном лице, которое уже тронули неумолимое время и следы губительных страстей, что-то раздумывал. А затем его властный голос взлетел над головами подданных. – Палача сюда и барона Поупа.
   А затем повернулся к одинокому черному магу, и от его взгляда Валлентайну стало как-то не по себе.
   – Мы бы дали голову на отсечение, что никогда не видали вас, молодой лорд… хотя голова наша и так скоро отлетит. Быть может, вы развеете наши сомнения – возможно, вы просто пробуете свои силы, и каким-либо образом нам удастся прийти к соглашению?
   – Это личная месть, Ваше Величество, и платить по счетам придется вам и барону Поупу. – Валлентайн с таким отвращением выплюнул последнее слово, что у всех, со вполне понятным вниманием наблюдающих за этой сценой, отпали всякие сомнения.
   – Нелепость какая-то. – Король пожал плечами. – Тогда просветите нас – где и когда мы и наш лучший друг барон Поуп перебежали вам дорогу?
   Голос Валлентайна дрогнул. Он почти наяву, уже в который раз увидел тот памятный вечер. Тогда в двери их дома без стука вошел закрывающий лицо краем плаща человек, которого даже впотьмах и спьяну невозможно было бы принять за простолюдина. Мать как раз затеяла пирожки, и ее осыпанные мукой руки всплеснули в удивлении, когда столь бесцеремонно вломившийся стал требовать у ведьмы приворотное зелье. А ведь потомственная ведьма в свое время отказалась принять Силу. Она стала всего лишь простой травницей, хотя слава о ее талантах и разошлась далеко за пределы графства…
   – Даже если бы она захотела, то не сумела бы сделать такое. И уж тем более навести на деревню мор, в котором ее после обвинили. Матушка никогда не могла сотворить даже самого простого заклинания. А потом… потом я стоял в толпе на площади Имменора, когда по личному приказу короля там жгли ведьму. И тогда я поклялся отомстить…– От волнения голос волшебника прервался, и он на миг опустил голову. – Пять минут прошло, а рука у меня уже почти занемела.
   Король слушал эти слова, опустив глаза. Затем повел по сторонам безумным взором.
   – Прокурор, помните ли вы тот случай?
   Из жидкой толпы сановников выступил высохший от ежедневных забот и бумажной пыли человек. Одного только взгляда на его желтое костлявое лицо доставало, чтобы признать в нем самую ненавистную породу из всех чиновников – судейского крючкотвора. Больше ненавидели разве только сборщиков податей, но те все-таки люди подневольные.
   – Точно так, Ваше Величество, помню. Доказательств в том деле не удалось раздобыть никаких, несмотря на следствие и все усилия палачей в допросных, а потому закон оказывался бессилен. Но, по представлению барона Поупа, вы распорядились о казни личным указом. Воля монарха превыше закона…
   Раздосадованный король отмахнулся в полном отчаянии.
   – Да, точно, было что-то такое… Нам и самим не удалось тогда догадаться, как это наш друг ловко вдруг женился на маркизе дю Эжен. Что скажешь, дружище?
   Последние слова его относились к полуодетому барону, мясистую тушу которого уже бесцеремонно притащила пара гвардейцев.
   – Ложь, все ложь и наветы, – только и повторял бледный до неприличия и потный дворянин.
   Однако в это время неожиданно для всех негромким голосом отозвался эльфийский целитель, который, завернувшись в свой примечательный зеленый плащ, стоял чуть в сторонке и угрюмо прислушивался да присматривался к этой сцене.
   – Нет. Должен заметить, что эльфийскому двору давно было известно о том происшествии. Из неких соображений высокой политики было решено не ставить в известность короля хомо и пока только следить за развитием ситуации. Чернокнижник действительно мстит за невинно осужденную мать. Мы почти с самого рождения иногда посматриваем за ним, потому и…
   Стоит признать, что известие поразило большинство присутствующих словно громом, но быстрее всех опомнился именно Его Величество Ранзевилл. Губы его искривились в горькой усмешке. Он подал знак палачу и величественно указал рукой:
   – Вот на том валуне, прямо сейчас отрубить голову барону Фернандо дю Поупу, урожденному шевалье Поупу, кавалеру каких-то там звезд, знаков отличий и нашему бывшему другу.
   Гвардейцы повели хрипло рычащего и упирающегося барона к месту лобной казни. Стоит признать, что столь высокородный дворянин не нашел в себе сил идти достойно – еще паре солдат пришлось подхватить того за ноги и вчетвером тащить его извивающееся тело.
   – Осталось пять минут, – объявил было Валлентайн, сердце которого уже не просто билось учащенно – оно просто неслось вскачь.
   Однако из-за цепочки солдат выскользнула девичья фигурка, кое-как закутанная в нелепую цветастую шаль поверх ночной рубашки, и бросилась к чернокнижнику. Девчонка того возраста, когда уже почти пора смотреть на нее как на женщину, в чертах которой только слепой не заметил бы сходства с обреченным на казнь бароном, спотыкаясь на бегу, летела к мучителю отца в своей последней надежде.
   Однако взвился истекающий неведомой зеленой заразой клинок и с жутким визгом прочертил в воздухе границу. С неслышным грохотом колыхнулась почва, и, словно под невидимым исполинским плугом, распахнулась полоса меж черным магом и девчонкой. Взлетели комья земли, пучки травы, а в лица с той стороны злой пуще прежнего ветер ударил столбом пыли.
   Девчонка сделала еще шаг, подламывающийся, словно на хрупкие плечи ее упала ледяная гора, и – пала на колени. В немой мольбе она протянула вперед руки… и сердце человека едва не дрогнуло.
   – Эх, сударыня… Барон Поуп тогда все-таки сумел раздобыть приворотное зелье – у менее разборчивой в средствах ведьмы где-то в другом месте. Сейчас, как только его жизнь прервется, действие заклятья остановится тоже… – Голос лорда-мстителя взлетел над толпой, словно ужасный громовой ворон. – Лучше ступайте и спросите свою матушку, в каком аду она жила все эти годы!
   Черты еще полудетского лица исказила мука. Поникнув головой, дочь плакала о судьбе отца и матери. Но уже подоспела сзади неистово сияющая белым волшебница с золотой цепочкой Совета на шее. Она обняла за плечи наполовину сироту, увлекла вниз по склону. Вовремя закрыла собою от вида скатившейся с камня головы и вырывающегося из рук подпалачиков тела с хлещущими из обрубка шеи темно-алыми струйками. Затем женщина передала девчонку на попечение эльфа, и тот с полувзгляда понял все. Обволок обезумевшую от горя девушку мягким заклятьем, подхватил на руки обмякшее изломанное тельце и унес в сторону.
   А Сандра стояла перед самой чертой, и сиянию ее сейчас позавидовало бы само в ужасе спрятавшееся за тучами солнце.
   – Ладно, барон – мерзавец. Но оставь в покое короля, прошу. Сейчас не время сводить личные счеты, темный лорд, – ведь королевство и так еле держится. Ограничься достигнутым. Хочешь, я буду твоей? Никаких принцесс в лапах пиратов, добровольно и со всем пылом? Мало того, я выношу наше дитя и даже поклянусь, что в сегодняшнем тебя никто и словом не попрекнет? В придачу я даже согласна добровольно отдать тебе свое место в Совете Магов. – Руки волшебницы поднялись и зашарили в поисках застежки на столь желанном многими магами и магичками символе власти.
   Однако снова взвился ужасающий клинок некроманта и еще глубже прорубил разделяющую этих двоих пропасть. Вечность каплями утекала за каплями, и плечи волшебницы поникли, а сияние сделалось не столь ярким.
   – Что ж, я сделала все, что могла…– Осунувшаяся и бледная Сандра отвернулась. Постояла несколько мгновений и, ссутулившись, отошла.
   И в тот момент, когда песочные часы у ноги некроманта предупреждающе резко защелкали магической напоминалкой, а почти невесомый шар с заклятьем показался уже чугунным, король спрыгнул с коня.
   – Сын мой, – под его неожиданно смягчившимся взглядом из толпы придворных вперед шагнул бледный как смерть принц и наследник престола, – быть может, я был дурным королем. Быть может. Надеюсь, ты будешь лучше…
   Дальнейшие слова он прошептал на ухо, и никто из тех, кто мог бы с легкостью подслушать их с помощью довольно простого заклинания – никто того делать не стал. Отец последний раз обнял сына и шагнул к другому, пока что не залитому кровью, камню.
   – Приготовься и не медли, палач. Утешься, редко кому выпадает такая честь – смахнуть голову своему августейшему сюзерену.
   Его Величество вел себя с тем веселым достоинством, которого все от него только и ожидали. Он помахал рукой своим печально осунувшимся генералам, последний раз игриво шлепнул по пышной попке опять находящуюся на сносях смазливую и заплаканную фаворитку, а затем стал на колени у места своей казни. В пару движений скрутил в хвост свои начинающие уже седеть рыжеватые кудри, свернул набок, обнажая шею, и лег на поверхность валуна.
//-- * * * --//
   Об этом дне и об этом событии сложено немало печальных баллад. И даже картину позже написал стоявший тогда на верхушке привратной башни мэтр Гильом. Однако возможно ли передать хотя бы десятую часть той печали и того горя, когда голова великого короля скатилась с камня? Найдутся ли слова и краски, чтобы передать выражение лица сына, с каким-то болезненным вниманием неотрывно наблюдавшего за этим жутким и великим одновременно зрелищем?
   Вряд ли. Однако рассохшееся от древности неумолимое Колесо Времени тогда не остановилось. Лишь скрипнуло с натугой и продолжило крутиться дальше…
   – Дзынь! – веселым звоном и легкой вспышкой света отозвались песочные часы, неумолимо отсчитывавшие срок.
   – Я жду, – невозмутимо отозвался Валлентайн. – Поднос – и принести головы мне.
   Поднявшийся было легкий ропот недовольства, что, дескать, зачем еще подобные пошлости и стоит ли черному магу еще и таким издевательством тешить себя, принц усмирил одним лишь гневным взглядом. Естественно, подноса не нашлось. Тут же послали пару конных солдат в какой-то обретающийся неподалеку от городских ворот трактир, и они едва ли не обогнали от усердия летящую из-под копыт их коней пыль – зловещий шар с буквально взбесившимся от близости крови заклинанием по-прежнему висел в руке чернокнижника.
   – Мой отец запретил мне даже и думать что-то умышлять против вас. – Голос принца был тих и печален. – Я не осмелюсь нарушить его волю…
   А Валлентайн вдруг осознал грызущую откуда-то изнутри пустоту. Утихло сердце, оставив в груди гулкую тишину. Вместо чувства своего триумфа или хотя бы радости молодой человек ощутил… да нет, не ощутил ничего. Ну вот, свершилось. Ну и что?
   – Принц, вы получили корону, которой вам пришлось бы иначе ждать еще лет пятнадцать, а то и все двадцать, – неожиданно для себя прервал он августейшего отпрыска, и слова эти капали словно ядовитый огонь с его клинка. – У вас не хватало решимости взять ее самому – я дал вам ее.
   Принц, кусая губы, смотрел в ответ тусклым немигающим взглядом, и только боги знали, что было в нем. Таких слов не прощают – и все же они были правдой.
   – Но я оставляю за собой право для ответных действий, – вдруг вмешалась Сандра, которая стояла совсем рядом, обняв себя за плечи, будто озябла на этом горячем ветру. Может, и правда, нелегко ей было противостоять напору – ведь почти вся полученная от бедной рыжей кошки Сила ушла на создание этой дымовой завесы и антуража из громовых туч да движения воздушных масс в нужную сторону. – Пусть король и запретил, но я буду мстить не за него. Этот мужчина в черном пренебрег мною как женщиной. Отказался принять все то, что я предлагала от чистого сердца…
   Она хотела сказать что-то еще, неистово сверкая чудными сапфирами своих глаз, но в этот момент вернулись посыльные. Принц лично положил обе головы на начищенные до сияния медные подносы – да у отставного ветерана королевской пехоты, держащего тот трактир, иначе и не бывает. Печально прикоснулся губами ко лбу отца, а затем два подпалачика подхватили скорбную ношу и торопливо засеменили на вершину холма.
   – Что ж, прощай, король Ранзевилл. – С этими словами Валлентайн воткнул в землю свой зловещий клинок, а затем окунул в натекшую на поднос кровь кусок обгорелой кости, который достал из рукава. И словно сумерки окутали холм и всех, кто был поблизости.
   И присутствующие содрогнулись, представив только, что же это на самом деле в его ладони. Потому что и содержимое подноса, и обломок запылали на ветру, словно призрачные факелы. Следом черный маг коснулся другого подноса, не удостоив его даже именем, и обугленная кость уже сверкала в полумраке, словно маленькая искрящаяся звездочка. Высоко он поднял этот огонь, а затем коснулся по-прежнему полыхающего на конце посоха багрового пламени.
   Сухой хлопок, словно мальчишки ударом ладони заставили лопнуть туго надутый рыбий пузырь. А затем грозный вызов погас, и удивленно промаргивающие взоры приметили, что верх посоха даже не обгорел. И сумерки враз развеялись.
   – Месть свершилась, – медленно, веско и громко объявил Валлентайн, старательно пряча так и лезущую отчего-то на губы кривую ухмылку. – Однако время просрочено…
   И с этими словами он с размаху бросил наземь ношу из уже дрожащей от усталости ладони и для верности даже припечатал сверху каблуком.
   Черные молнии вырвались из теснящихся, казалось, над самыми головами туч. Вырвались, чтобы беззвучно впиться в вершину еле заметного холма у ворот древнего и славного города Имменора. Многие сердца в ужасе замерли, ибо во все стороны неслышно взметнулась серая хмарь, от которой отчетливо несло чем-то едким. Словно тысячи ледяных когтей невидимых демонов с визгом впились в души людей, а над всем этим громовым хохотом раздался голос некроманта.
   – Всего лишь заклинание от комаров, но очень мощное. Впервые из всех, думается мне, я сумел применить против них черную магию. Так что на два-три года Имменор будет избавлен от этих кровососов. Ну потом, конечно, опять ветром нанесет. Всего хорошего, дамы и господа, прощайте же…
//-- * * * --//
   Тиха и спокойна речка Эсвирь. Незаметно течет она меж поросших камышом и вербами берегов. Словно сонная, приносит сюда свои воды откуда-то из ручьев и родников предгорий, чтобы, полюбовавшись на отражение в себе, неспешно унести их куда-то вдаль. Говорят, там она втекает в широкую и судоходную Селин. Снуют по той лодки рыбаков и купеческие баркасы, шустрыми водомерками иной раз проносятся курьерские быстроходные яхты с обеспечивающими сильный и устойчивый попутный ветер магиками на борту. А бывает, словно видение из другого мира, проплывает величественно и солидно королевский фрегат.
   Но это все там, вдали. А здесь время словно остановилось. Замерло. Уснуло. И стоящий на бревенчатом мостике молодой человек охотно бы согласился с таким мнением, буде кто нашелся бы объявить его вслух. Однако стоящая чуть позади него остроухая, угрюмая и худощавая женщина даже и не подумала раскрывать рта. Она держала в поводу двух почти загнанных коней и выражением лица на мрачной мордашке успешно соперничала со своим спутником.
   От самого Имменора они нахлестывали лошадей так, словно за ними гнался сам Падший. Да так, наверное, оно и было – с той лишь разницей, что удирали они непонятно от чего. Скажи кому, что не принадлежащие эльфийской породе обычные кони способны за полдня проделать такой путь, никто в здравом уме не поверил бы. Однако смазанные неким зельем подковы тревожно прядающих ушами коней, а пуще того обернувшее их некое отозвавшееся смутной дрожью заклинание – это все сделало бег коней стремительным, как полет стрелы, и неутомимым, как морской ветер.
   Разумеется, от магов из Совета, которые одни только и могли пользоваться порталами перемещений, таким образом не удрать. Но Тэлль с некоторым злорадством замечала, оглядываясь, что назад уносились не совсем те места, которые налетали спереди. Как это черный маг проделывал, изредка швыряя через плечо щепотки какой-то тут же занимающейся чадным огоньком травки, она не знала. Да и не порывалась особо узнать – черным от этих его действий разило так, что едва спасал защитный амулет из рыжей кошачьей лапки.
   Самое-то интересное, что скакали во весь опор в одну сторону, но эльфийка готова была дать голову на отсечение, что эта сонная речушка и этот деревянный неказистый мосточек, через который пыльная проселочная дорога перебиралась на ту сторону, были ей весьма знакомы. Если зрительная память не подводит, где-то здесь обретается та вдруг помолодевшая ведьма…
   – Последний раз спрашиваю, эльфийка по имени Тэлль, по своей ли воле ты за мной следуешь? На легкую жизнь, а тем более на легкую смерть отныне не рассчитывай. – Валлентайн наконец оторвался от созерцания темной воды внизу, в которой еле заметно колыхались длинные водоросли. – Коль ты уйдешь, я пойму.
   Тэлль угрюмо вздохнула и тихонько облизала обветрившиеся губы. И даже ладонью невесело помахала в воздухе, демонстративно разгоняя клубы всей этой выспренной чуши и ахинеи.
   – Да ни черта ты не сделаешь, чернокнижник. – Несмотря на серьезность разговора, на ее зацелованное ласками встречного ветра до онемения лицо вылезла чуть кривая бледная улыбка.
   – Отчего так? – Валлентайн закончил прислушиваться к колебаниям магического эфира и в первом приближении остался доволен – против этой адской смеси, ради компонентов для которой пришлось разорить могилы древних вождей горцев, бессилен будет весь Совет Магов. Если сунутся… это будет похлеще перца в интимное место – куда уж им против черного переть…
   После некоторых колебаний Тэлль все же ответила:
   – Знаешь, приходилось мне встречать и других чернокнижников. Да-да, есть еще, даже одного гоблина как-то при мне угрохали. Не хотел умирать, паскуда, даже когда я ему потом глотку перерезала. Но они изрядно слабее тебя были, правда. Однако дело не в том. Ни один из них не упустил бы шанса ухватить фортуну за грудки… и устроить грандиозный тарарам с очередным Царством Тьмы.
   Она передернулась от омерзения.
   – А ты, хоть и неоднозначный парень, однако твой трюк с комариной отравой заставил меня, надо признаться, крепко задуматься насчет понятий порядочности. Да и… у всех черных магов взгляд поверх эльфов поставлен. Но ты хоть ругаешься грязно, однако воспринимаешь меня как равную. Вот от этого я до сих пор в недоумении.
   Право, самое время было бы задуматься, что же такое сдвинулось в этом сумасшедшем мире, ибо в словах эльфийской воительницы, даже не особо напрягая фантазию, можно было распознать неслыханное изменение мнений и приоритетов. Разумеется, можно было бы списать на пресловутое влечение… по крайней мере, с одной стороны. Но заподозрить остроухую в таких делах – это было бы уже чересчур.
   Валлентайн припомнил мерцающие недоверием и любопытством зеленые глаза, когда вечером Тэлль пытливо присматривалась к нему. Копошилась и ворочалась под боком по своей эльфячьей непоседливости да вертлявости, однако же осторожно, шажок за шажком, принюхивалась, приноравливалась к пронизывающей и обволакивающей ее магической ауре волшебника.
   Солнце уже всерьез подумывало спрятаться за вершины дальнего хребта. Вечерело. От реки сильнее потянуло прохладой и сыростью, с противным зудящим звоном прилетел первый комар. Повихляв зигзагами, он тут же ринулся на тепло. Однако почти сразу, не долетев и близко, рухнул в страшных корчах на бревенчатый настил.
   – Впечатляет. – Тэлль легонько улыбнулась.
   Ей самой, как эльфийке, комары и прочие надоедливые насекомые чаще всего почти не досаждали. Собаки не облаивали, а так и ищущие, на кого бы пошипеть, деревенские гуси лишь с негромким гоготаньем убирались с дороги. Остроухие – дети природы, что ж тут поделаешь…
   – Ладно, вроде оторвались. – Волшебник еще раз прислушался к звенящей пустоте в магическом эфире.
   – И что дальше? – поинтересовалась Тэлль, когда они оба забрались в седла и сразу за Эсвирью в полном соответствии с ожиданиями свернули с пыльной дороги в сторону.
   – Переночуем опять у бабки, а утром…– Волшебник помолчал немного и вздохнул. – И потом пусть ищут и гоняются сколько влезет. В мире Теней я способен в одиночку потягаться на равных со всем магическим Советом и их прихлебателями. До утра подумай еще раз – стоит ли тебе засвечивать свое присутствие в крепости чернокнижника.
   Тэлль всю дорогу угрюмо отмалчивалась, по своему обыкновению чуть приотстав за левым плечом. А Валлентайн привычно распутывал стежки-дорожки. Ведьма тут жила толковая, мудрая. Кому по надобности или за снадобьем от хвори, тот пройдет и вовсе ничего не заметит, а вот досужим всяким или злопыхателям глаза запутает – только держись. Под копыта лошадям так и бросались то укрытые древним, как мир, папоротником ямы, то бездонные бочажки. А один раз крутой овраг со словно нарочно торчащими со дна острыми камнями таки пришлось объехать – не разваливать же тут все своей Силой…
   – Здоро во, бабуля! – загремел в вечернем сумраке молодой голос.
   Ведьма как раз вышла из добротно отремонтированного хлева с подойником молока. Видать, неплохо сумела распорядиться дареным костлявым работником.
   – Да какая ж я тебе бабуля, – проворчала молодая женщина со знакомыми интонациями. – Я теперь вся из себя, аж до сих пор дивно.
   Валлентайн, заслышав некую возню, с любопытством заглянул за угол хаты. С полуденной стороны жилища ведьмы теперь раскинулся небольшой огородец на расчищенной полянке, и скелет трудолюбиво занимался рассадой, подсвечивая себе потусторонним сиянием из пустых глазниц. На взгляд самого волшебника, получалось не то чтобы очень – тщедушные ростки скользили меж суставчатых костяных пальцев. Но и временно переквалифицировавшемуся в огородники терпения было не занимать. А что, отменный работник – не пьет, не болеет и платы не требует. Послушный и тихий, куда там горластым сезонным найманцам.
   – Эх, бабуля, – волшебник проследил взглядом, как Тэлль споро расседлала коней и, не стреноживая, отпустила на виднеющийся отсюда, с опушки, луг в низине у реки. Во владениях ведьмы и выпасутся вволю, и шкоды не наделают.
   Видя, что хозяйка не унимается и даже подбоченилась, он подошел к ней:
   – Помнишь ли ты свою дочь, отказавшуюся принять Силу и избравшую стезю травницы? Помнишь ли ты тамошнего графа, пославшего к Падшему всех великосветских красавиц и отдавшего свое сердце простой деревенской ведьме? Посмотри мне в глаза да вспомни взор эльфийского колдуна, который однажды постучался в твою дверь.
   – Внучок, – еле слышно прошептала отшатнувшаяся молодица, роняя свою ношу.
//-- * * * --//
   Утихло все. Над темной Эсвирью беззвучно поплыли космы седого тумана. Словно призрачное войско, они заполонили луг и вскоре мягко оккупировали его. Лишь иногда над ними поднимались спокойные морды кажущихся сейчас одинаково черными лошадей и, вдумчиво жуя свою траву, степенно прислушивались к окрестностям. Нет, ничего вокруг. Исчез весь суетный мир, остался лишь смутным беспокойным воспоминанием. Может быть, он и есть где-то там, вдали, да только нет ему хода сюда, во владения леса и ведьмы.
   А на крыльце остался лишь опрокинутый подойник. И из натекшей белой лужицы, потешно задирая кверху клювики, торопливо пили налетевшие вездесущие воробьи.

Часть третья
ПОТЕРЯВ ОДНО, ВОВСЕ НЕ ГРЕХ ПРИОБРЕСТИ ДРУГОЕ

   Самой неподходящей гнусностью оказался снег. Всего можно было бы ожидать во время перехода, но уж метели летом… Едва Тэлль кое-как отфыркалась и утерла глаза от так и хлещущего в лицо холодного дождя, как вокруг ощутимо похолодало. И как следствие самых тайных и нехороших предчувствий вскоре повалили густые белые хлопья.
   – Да уж, невесела жизнь бродячего мага. – Эльфийка нипочем не призналась бы, что у нее уже давно зуб на зуб не попадает.
   Однако едущий чуть впереди Валлентайн и сам обо всем прекрасно догадывался. Который раз он уже пересекал Призрачную Границу, и всегда переход сопровождался некими странностями. Весьма, стоит заметить, гнусными странностями. Впрочем, уповать на то, что диковинными перекосами погоды дело ограничится, не приходилось. Хотя и очень, очень хотелось верить, что мерзопакостная видимость и холодина на этот раз и есть полный комплект неприятностей.
   – Могло быть гораздо хуже.
   Он порылся в своей сумке. Разумеется, старенький, связанный еще матерью свитер оказался единственной хоть сколько-нибудь теплой одеждой. Вздохнув над ним украдкой, молодой волшебник протянул его трясущейся крупной дрожью Тэлль.
   – А по шее? – поинтересовался он сквозь зубы, когда та привычно стала упираться и отнекиваться.
   Валлентайн проигнорировал неприязненный взгляд, коим наградила его хмурая и злая эльфийка, и буквально силой заставил надеть под походную куртку свой свитер. Рукава на локтях уже просвечивали почти насквозь, на боку в истинном зрении полыхало оставшееся от старого заклинания пятно. Однако, согласитесь, это было все же лучше, чем ничего.
   – Да уж, мой долг от такого только растет, – уныло проворчала Тэлль, когда чернокнижник укутал ее поверх еще и своим примечательным плащом.
   – Сиди в седле и не отсвечивай. – Волшебник поежился, пытаясь сберечь под одеждой хоть немного тепла.
   Разумеется, имелись кое-какие тайные резервы. Но воспользоваться ими сейчас означало обречь всю затею на неудачу, причем в самом начале. Если и был шанс окончательно сбить со следа погоню, то это пробраться в Тени тихо. В пассивном режиме, как говорят маги. Смотри, слушай, воспринимай. Делай выводы, однако боги тебя упасите проронить хоть самое простенькое заклятье! Здесь, в переходной зоне, каждое магическое действие мало того что разносилось эхом на сотни лиг в округе, но еще и оставляло четкий, хорошо заметный опытному взгляду след.
   А так хотелось прошмыгнуть незаметно…
   Тени. Кто называл их изнанкой привычного мира, а кто и вовсе владениями Падшего. Прибежищем всякой мерзости, демонов и чуть ли не самих темных богов. Однако Валлентайн в прошлом достаточно путешествовал по здешним местам, чтобы утвердиться в совсем ином мнении. Хоть и почиталось такое мнение откровенной ересью, но, скорее всего – просто другой мир. Один из них. Кое-где волшебнику приходилось туго, а кое-где, наоборот, чувствовал себя как рыба в воде.
   Кстати, о воде… Мысли волшебника привычно скользнули по другой колее. Все же не настолько темен его Дар. Уже закончив Школу Высокой Магии, где ему с зубовным скрежетом и явной неохотой выдали патент на занятия волшебством с черной-пречерной меткой, он как-то, сидя на берегу ручья и обдумывая дальнейшие планы, отчего-то вдруг вспомнил: все начинания и все нехитрое травничество матери-ведьмы неизменно начиналось и заканчивалось водой.
   И вот именно тогда, на берегу безымянного ручейка в глуши, он впервые прикоснулся к струящейся поверхности ладонью – и животворная стихия не отвергла его мимолетный порыв. Ах, маменька… как чувствовала что-то. Словно отказалась принять Силу, чтобы отдать весь свой запас сыну. Да, женскую мудрость еще постигать и постигать. Только не разумом, а всем сердцем…
   – И надолго все это? – От раздумий его отвлек голос Тэлль.
   Валлентайн нехотя оставил проплывающие перед мысленным взором видения и обратился к миру насущному.
   – Да, собственно, мы уже не там… мы уже здесь.
   И, словно согласившись с его словами, природа смилостивилась. Снежный заряд унесся в свисте и хохоте беснующейся бури. И, хотя стало намного тише и даже, несомненно, теплее, эльфийка боязливо придвинулась к нему еще ближе.
   При каждом шаге из-под копыт лошадей вылетали снопы феерических искр. Бледно-синих, тускло-фиолетовых, блекло-голубых, на излете на миг вспыхивающих оранжевыми огоньками и тут же гаснущих.
   – Что за диво? – поинтересовалась было немало озадаченная эльфийка, однако вместе с дыханием из губ ее вырвался и пыхнул язык призрачного пламени.
   «Молчи» – прикосновением пальца ко рту сделал волшебник понятный всем знак. Придержал своего коня, всматриваясь в подернутые дымкой окрестности. Наконец выбрал новое направление и, в волнении облизав губы, направил его туда.
   Почва под ногами коней наконец-то обрела цвет. Из бестелесно-серой стала рыже-коричневатой, словно некогда она чересчур уж обильно оказалась полита горячей и мятежной людской кровью. Возможно, так оно и было – Валлентайн не стал о том задумываться. Чуть довернул гнедого, глядя куда-то в пространство меж настороженно торчащих ушей своего конька, и через несколько мгновений туман по сторонам пропал.
   – М-да, невесело. – Эльфийка невесть как все же учуяла, что разговаривать уже можно, и в сомнении осмотрела окружающий пейзаж.
   Куда доставал взгляд, под низким хмурым небом простиралась безжизненная, выжженная до ржавой пыли чуть холмистая равнина. Кое-где виднелись белесые, запорошенные той же рыжей порошей булыжники, и ни малейших признаков жизни. Местами рытвины и воронки еще и сочились ядовитым дымком, словно демоны откуда-то снизу в трещины курили свои вонючие самокрутки.
   Выглядело бы это все безобразие, в общем-то, безобидно, если бы там и сям взгляд не вычленял вдруг прошмыгнувшую тень. Тэлль задумалась ненароком – а как же такое может быть? Солнца нет, тех, кто мог бы отбрасывать тени, – тоже. Однако бесформенные пятна весьма резво передвигались, порой замирали на миг, сходились по две-три, словно обсуждали что-то в лихорадочном мельтешении размытых краев, с тем чтобы тут же разбежаться по своим неведомым делам – словом, жили своей непонятной и оттого жутковатой жизнью.
   – Не обращай внимания, – посоветовал ей немного приободрившийся Валлентайн. – И не старайся наступить – визжат противно, словно мокрым пальцем по стеклу.
   На все расспросы – что же оно такое за гадость? – волшебник лишь пожал плечами и повторил свой совет плюнуть и не отвлекаться. Стоит признать, что Тэлль с ее эльфийской изворотливостью ума именно так и поступила. Метко припечатала плевком неосторожно прошмыгнувшую почти под копытами тень. Мстительно посмотрела, как та дернулась, словно получивший стрелу тролль, шарахнулась беззвучно в сторону, и не обращала более никакого внимания.
   – Ага, вон за теми холмами нас встретят. – Валлентайн чуть подстегнул своего коня.
   Однако тот словно и сам учуял, куда надо шустро переставлять копыта, и затрусил в нужную сторону без особых понуканий. Черный жеребец эльфийки проявил в этом деле похвальную солидарность, а его всадница, не приметив в лице и осанке волшебника ни малейших поводов для беспокойств, тоже не стала хвататься за кинжал. Однако, когда путешественники уже забрались на вершину пологого, еле заметного холма, оказалось весьма забавно наблюдать, как же быстро и сильно менялось выражение лица Тэлль.
   Даже если оглянуться назад, выжженная безжизненная равнина исчезла, словно ее никогда и не было, зато во все стороны простиралась укрытая травами степь. Колыхались под ветерком серовато-зеленые волны безбрежного моря, а вольный ветер принес с собой ароматы разнотравья. Серебристый ковыль ронял пыльцу под копыта лошадей, а терпкий и чуть горьковатый запах полыни вносил приятное разнообразие. Тени были и здесь, но в траве они оказывались почти не видны. Лицо Тэлль разгладилось, и во взгляде даже обозначилась какая-то мечтательность.
   – Вон, смотри. – Валлентайн указал рукой вдаль, чуть в сторону.
   И вот тут породистую эльфийскую мордашку перекособочило всерьез. В зеленых глазах засверкали искры ненависти, тонкие ноздри затрепетали. А ладонь, словно сама собой, хватанула на поясе рукоять кинжала.
   – Ламия, – словно грязное ругательство процедила она. – Как же я их ненавижу…
   В самом деле, к остановившейся на пологом бугре парочке по степи во весь опор неслась именно ламия, как в родном Тэлль мире называют демонов искушения. Правда, непредвзятый наблюдатель все же отметил бы грациозность стремительного, больше похожего на полет, бега обитательницы этого мира. Представьте себе тело грациозной косули серо-шоколадного цвета с по-заячьи изящным хвостиком. Только в том месте, где у обычного животного произрастает шея и все к ней причитающееся, имелся торс девицы лет эдак семнадцати. С уже вполне наметившейся вызывающей женственностью. Но все же наметанный глаз эльфийки уловил некую еле заметную, не до конца исчезшую угловатость форм, столь присущую подросткам.
   Длинные волосы этой стервы, как, не раздумывая, в сердцах назвала ее Тэлль, развевались на ветру ярко-зеленым пламенем. Из них иной раз мелькали вполне по-эльфийски заостренные ушки. И, если бы не светящиеся задорными алыми огоньками глаза, ламию вполне можно было бы принять за красивую причуду богов…
   – О, лорд изволили прибыть! – с ходу заверещала легконогая бесовка еще у подножия холма.
   Она не мешкая понеслась верх, вздымая из-под копытец облачка пыли, и, узрев имеющееся у ламии копьецо, Тэлль настороженно погладила рукоять кинжала. Однако заявившаяся бестия ничуть не проявила нехороших намерений. Мало того, эта нахалка полезла к волшебнику обниматься и одновременно таскать за уши.
   – А ведь обещал, обещал присутствовать на обряде моего посвящения во взрослые, – ворковала паразитка, ухитряясь терзать лорда за ухо и одновременно ласкать так откровенно и нескромно, что эльфийка неожиданно для себя почувствовала укол ревности.
   – Не получилось, малышка, там закрутилось весьма лихо. Но я все-таки извернулся и даже отомстил обидчикам. – Валлентайн в шутку отбивался, однако и на его лице неожиданно расцвела мягкая улыбка.
   – Ага, удалось все-таки? – Прибывшая заплясала на месте, завертелась от радости. – Что ж, это, пожалуй, хорошая новость.
   Она демонстративно надула губки и чуть-чуть, в меру, отстранилась.
   – И все же я на тебя сержусь. – Ламия капризно шлепнула волшебника по груди, и голос ее непостижимым пассажем контральто скользнул от оскорбленной невинности к бархатным вкрадчивым ноткам. – Впрочем…
   Взгляд огненных глаз пренебрежительно мазнул по скромно замершей в сторонке Тэлль.
   – Если разрешишь ту мерзкую эльфийку выпотрошить, то, возможно, я и прощу. – Ламия с разительным контрастом с ее словами мягко улыбнулась и просяще заглянула в глаза волшебнику, не забывая нежно обнимать его.
   Валлентайн легонько взъерошил ее пышную ярко-зеленую гриву, пахнущую свежим ветром и еще чем-то тонким, будоражащим.
   – Исключено, сестра. К тому же она тоже воительница, и куда опытнее тебя…
   – Уши на ходу обрежу, – подумав, пообещала Тэлль.
   Однако ламия мигом отклеилась от волшебника. Кончик копья, непостижимым образом оказавшегося в ее девичьих руках, недвусмысленно заплясал у эльфийки перед глазами. «Ого! Да эта бестия и впрямь вышколена на совесть!» – а Тэлль уже заученно скользила из седла по другую сторону от своего почуявшего добрую потасовку и потому заплясавшего на месте коня. Если против этакой решительной девахи с копьем оказаться только лишь с кинжалом в ладони, то уж лучше на своих двоих – и эльфийка, хладнокровно прикрывшись телом косящего глазом жеребца, уже на полном серьезе прикидывала, где же у этой выдры с зелеными патлами самое уязвимое место.
   Словно атакующая змея в броске, она дважды попыталась стремительным выпадом достать соперницу – из-под брюха коня и под прикрытием его шеи. Однако ламия оказалась неожиданно ловкой, увертливой. Да и четыре ноги все же не две, а копье порхало в ее руках стремительной ласточкой…
   – Отставить! – рявкнул Валлентайн, сообразив, что девахи разошлись не на шутку. – Ариэла, это – Тэлль. Тэлль, это – Ариэла.
   И то сказать, в красоте и изяществе обе расы вполне могли бы посоперничать. А скорее всего, именно потому, к слову сказать, на дух друг дружку и не переносили. Если эльфы весьма непритязательно и, стоит признать, небезосновательно относили ламий к демонам искушения, то последние платили перворожденным тем же самым. И, в свою очередь, считали демонами с того света. Жалкой пародией на людей и вообще и в частности.
   – А теперь быстро – познакомились, обнялись-расцеловались, короче – помирились, – чуть более спокойно велел он с высоты седла.
   Ламия оказалась более покладистой. Приплясывая от возбуждения и задорно вертя хвостиком, она мгновенно убрала прочь так и не испившее эльфийской крови копье. И даже привычной рукой закрепила его в походном положении – на талии девичьей и косульей имелись тонкие поясные ремни с пришитыми к ним кожаной тесьмой креплениями. А потом и ладошки продемонстрировала в знак добрых намерений.
   – Я послушная девочка, – улыбнулась она бесхитростно.
   Тэлль некоторое время недоверчиво присматривалась к ненавистной представительнице исконно враждебного рода-племени. Кинжал ласточкой порхал и кружился в ловких пальцах эльфийки – словно ни на что не решаясь, – а затем все же нырнул в ножны. А ладони пришлось поднимать в том же извечном жесте мира с таким трудом, будто на них навесили каменные гири. Нет, ну это надо же! Замириться с эдакой бестией? И ведь придется даже обняться…
   – Эй, ты чего меня лапаешь? – Из последних сил она все-таки вырвала себя из-под власти этого чарующего и зовущего обаяния.
   Если «Справочник разумных рас» древнего эльфийского философа и ученого Эльтерруса Иара не врет (а он таки не врет), то у ламий рождались исключительно девочки. И каждая обладала сносящим любую преграду обаянием. Женственным искушением, противиться которому могли бы только боги. И то, кто их, бессмертных, знает… Оттого эти смазливые бестии пробавлялись тем, что служили одновременно мечтой и проклятием всех рас.
   – Должна же я проверить, на кого мой лорд положил глаз, – мягко улыбнулась Ариэла, но все же ее ладонь нехотя переползла чуть выше и вернулась на талию.
   Однако не успела эльфийка возмутиться или хотя бы пискнуть в ответ на такое хамское замечание, как ламия поймала горящими глазами ее взор. А затем легко, словно играючи или не заметив, растворила Тэлль в себе…
   – Дура ты, – буркнула Ариэла беззлобно. – Ничего у меня с ним не было. И не могло быть.
   Под копыта все так же неспешно уплывала покрытая мягкой пылью проселочная дорога, и Тэлль вдруг поймала себя на ощущении, что чувствует себя словно в родном мире. Те же кусты и холмы по обочинам, те же дубравы и рощи – будто в тех местах, где заповедные эльфийские леса переходят в облюбованные людьми лесостепи. И то же небо над головой, и те же облака. С той лишь разницей, что в полусотне шагов впереди на полусонном гнедом коне ехал чернокнижник, а рядом мягко и изящно не шла, а плыла… хм-м, самая обычная ламия.
   Она поежилась, припомнив себя беззащитной пылинкой перед взором этих манящих и чарующих глаз. И самое паскудное, что сопротивляться этому обаянию не хотелось ни вот настолечко.
   Не удержавшись, Тэлль бросила мимолетный взгляд на ту часть тела, где у ламии имелось… ну, то самое. Одна только мысль и мимолетное видение, как лорд-волшебник ласкает эту красотку, а потом… бр-р!
   – Ну точно, дура. Я ж не животное какое-нибудь – я разумная. Со мной можно. И все у меня там в порядке, даже получше устроено, чем у тебя, – улыбнулась ламия, задорно дернула хвостиком и вызывающе завиляла тем местом, которое так и хотелось назвать пятой точкой.
   Легкий румянец послужил единственным свидетельством промелькнувшей в голове эльфийки бури пополам с паникой. Если бы волшебник не запретил Ариэле проявлять свою власть, то, вполне возможно, Тэлль сейчас смотрела бы в зовущие глаза этой бестии преданно и трепетно…
   – Хотя и жаль, с другой стороны. Со мной он был бы счастлив и не шлялся бы где ни попадя, совершая всякие глупости. – Ламия, хоть и была чуть пониже, чем сидящая в седле эльфийка, но бесцеремонно обняла ту за шею и наклонила к себе. Взъерошила легонько волосы, а затем доверительно шепнула в любопытно подставленное ушко: – Я умею возбуждать глубокую страсть.
   Тэлль понятия не имела, как делают это женщина и женщина, а уж тем более – женщина и ламия. А потому из последних сил отстранилась, буквально всем существом ощущая полыхающий на щеках пожар и томную тягучесть ниже пояса.
   – А все же почему не было, да еще и не могло быть? – поспешила она перевести разговор в более безопасное русло.
   Ариэла заметно посерьезнела. Посмотрела вперед, в спину едущего волшебника – вроде не прислушивается. Мимоходом, изящным ударом копытца она отшвырнула с дороги занесенную ветром сломленную ветку и совсем по-человечески вздохнула:
   – Что ж, слушай…
//-- * * * --//
   Как плохо, что мальчишка украл воду.
   Кривой Ахмет совсем сгорбился в седле, даже не пытаясь скинуть с согбенной спины накопившуюся усталость. Отчего-то с самого утра старого вождя преследовало какое-то тягостное ощущение. Он прислушался, не раскрывая глаз, шевельнул засаленной веревкой самодельных поводьев – его ослик уныло стряхнул с ушей тонкую пыль и даже довольно успешно изобразил, что чуть быстрее стал переступать копытами по каменистой почве.
   Маленькое кочевое племя осторожно следовало по самому краю пустыни. Если слишком сильно забрать вправо, куда так тянутся исхудавшие за время перехода верблюды с уже начавшими тощать и валиться набок горбами – к траве и вожделенной воде, – там пойдут обжитые места. А этого Ахмету ой как не хотелось. Не ровен час, если не налетят сборщики дорожной подати какого-нибудь князька или Черного Лорда, то обязательно прицепятся разбойники. Впрочем, обитающие где-то неподалеку ламии ненамного лучше вооруженных кривыми ножами и широкими копьями гоблинов – те в конце концов отпустят, хоть и выжатых как лимон и с полным кавардаком в душе.
   А если забрать слишком влево… о том лучше даже не думать. Колодцев в пустыне без знающего здешние места не сыскать. И раскаленное горнило солнца убьет небольшое кочевое племя вернее черного мора.
   Куда податься Ахмету, а вместе с ним и клану? Вот и думай тут, вождь… Ах, если б еще мальчишка не украл воду! Вон он, привязанный сыромятными ремнями к боку белой верблюдицы племянник. Зыркает настороженно, поводя белками глаз на загорелом до черноты лице. Знает Саид, что покусился на самое святое. Ночью, думая, что не видит никто, он нарушил закон предков, подкрался к охраняемым уснувшим от усталости старым Абдуллой бурдюкам. Да еще и забыл горловину затянуть.
   Лучше б он золото украл! За него просто руку отрубают, а за воду придется самолично голову отрезать. Обычаи предков строгие. Но справедливые.
   Ахмет не сдержался, вздохнул и поерзал в стареньком седле – даже сквозь три слоя буйволовой кожи ощущалось седалищем, какая же костлявая спина у осла. Затем он прислушался к тонкому, еле заметному завыванию знойного и ничуть не приносящего облегчения ветерка. Все так же равномерно и успокаивающе-заунывно позвякивал единственный колокольчик на шее белой верблюдицы – на этот звук шли все остальные животные. Все так же постанывала на третьем грузовом верблюде Зульфия. Уж мужа ее давно волки сожрали, а она только сейчас на сносях…
   В привычные звуки вплелся какой-то новый. Ахмет тут же предостерегающе вскинул в сторону руку. И, поскольку разогнать плывущее перед воспаленными от усталости глазами марево не удалось даже потряся головой, вождь скупо отхлебнул несколько глотков теплой вонючей воды из личного бурдюка и – что было совсем уж из ряда вон выходящим событием – чуть плеснул на давно не бритую макушку под чалмой.
   Прямо на пути каравана стоял незнакомец. Молодой, спокойный. Налитой по самые уши Силой – то Ахмет приметил сразу же, только вильнув мгновенным взглядом: едва заглянул в глаза и увел его в сторону, вниз.
   Именно такой он и представлял смерть. Спокойной, чуть насмешливо-оценивающей. И равнодушной. Сколько ни видел ее, сколько ни твердил себе, что и за ним однажды придет, а все же как-то не ждал…
   – Мир тебе. – Вождь медленно слез со своего послушно остановившегося осла.
   Почти не выбирая места, он упал на колени и по мере возможности склонил давным-давно, еще в юности, искалеченную спину. Коснувшись пыльной бородой ничуть не грязных сапог колдуна, вождь прижался лбом к носкам его обуви, покорно ожидая своей участи.
   Всех – или все же пощадит кого?
   – Встань, старик.
   Многого ожидал Ахмет, но не такого.
   Суетливо трясясь всем телом, помогая себе руками, он кое-как поднялся на дрожащие ноги. Не забывая, впрочем, кланяться и виновато гнуть шею. Перед сильными мира сего не грех и прогнуться…
   – Мне нужен один человек, какого не жалко.
   Мелко-мелко кивая, вождь суетливо заверил великого колдуна в своей искренней и непременной преданности… а затем вздрогнул. Мальчишка!
   – Извольте посмотреть сюда, высокородный господин. – Беспрестанно кланяясь и извиняясь, Ахмет проводил появившегося невесть откуда гостя к белой верблюдице.
   Впрочем, колдун поначалу отшатнулся. Ну да – сколько дней без отдыха и воды! – от верблюдов тяжелым духом шибает так, что непривычному человеку может и дурно сделаться. Бывало, в селения караван даже иной раз и не пускали.
   – Молодой? Что ж, подойдет. – Голос колдуна был спокойным, даже с какой-то ленцой. – Развяжи…
//-- * * * --//
   Земля содрогнулась. Хрустнули мелкие камешки, испуганно вздрогнули травинки, когда с гневом в почву топнула грязная четырехпалая нога в грубом деревянном сандалии.
   Сначала закурился легкий дымок. С тихим шорохом обуглились травинки, почернели. Затем над ними полыхнули язычки призрачного серого пламени. Заплясали, расползаясь рваным неровным кольцом маленького пожара вокруг попирающих этот мир серо-синих ног.
   – Наверное, ты не понял, Дуул'Зерот. – Валлентайн говорил негромко, прекрасно зная, что у могучего шамана со слухом все в порядке.
   Он старался дышать в сторону неуверенно набегающего ветерка, чтобы не заглатывать в горло так и идущий с той стороны едкий, раздирающий горло дым – за спиной шамана нестройной шеренгой стояли исполинские огненные барлоги. Семеро… впрочем, с лихвой хватило бы и четырех-пяти – в этом месте противостоять им просто некому. Огромные человекообразные туши с трудом угадываемой формы, истекающие язычками пламени едва сдерживаемой мощи. С уродливыми черными пятнами и разводами на огненной поверхности – не иначе как во владениях Падшего бога камень жрали с голодухи. И надо же было ему оказаться именно в этом месте и в это время!
   Однако не они заставляли беспокоиться молодого волшебника больше всего. Что ж, с барлогом он один на один как-то хлестался. И доказал – прежде всего самому себе, – что все же чему-то научился и на что-то годен. Хоть потом и пришлось почти сутки ползти, выхаркивая ошметки обожженных жаром легких, к ведьме-целительнице. Как выжил тогда, вспоминать даже не хочется: сразу желудок к горлу подкатывает. Да и потом пару раз приходилось… но уже как-то легче прошло.
   Так что сейчас количество особой роли не играло. Научился бить одного – научился бить всех. Тем более что над головой Валлентайна уже завис мягко колышущийся знак Воды. И сколько ни пришлось бы возиться и мучиться с огненными , а вода в конце концов верх возьмет. А уж противник ни слепотой, ни глупостью не отличался. Да и мальчишка-кочевник уже приготовлен на древнем алтаре посреди наспех начертанной пентаграммы: бить вторгшихся в этот мир их же оружием – это дело не последнее.
   Но вот шаман, стоящий перед совсем еще юным, лишь год назад покинувшим стены Школы волшебником, беспокоил куда больше. На висящем на его груди небольшом круге, искусно выточенном рабами из черного камня, виднелось лишь имя – Дуул'Зерот. И три зарубки – три удачных вторжения. Старый, опытный шаман. Неважно, что он жил где-то в другом мире и умер так давно, что о нем стерлась даже всякая память. Однако успел он в свое время продать душу темным богам. И нате вам – спустя века даже возвысился до командира отряда демонов, осуществляющих вторжения в обычные миры.
   Длинные седые волосы вьются на ветру, пальцы, словно в сомнении, перебирают четки в костлявой ладони. Под пыльной серой робой угадывается тощая фигура… да может, там и вовсе лишь скелет один? А в глазах – огонь. Яркий, непокорный – и безумный…
   – Ты не понял, мертвяк. – Валлентайн не счел нужным скрывать ни свое презрение, ни разделяющую их пропасть. – Мы не договоримся.
   – Почему, смертный? – Шаман говорил глуховато, с каким-то надсадным сипом, словно ниже ворота заношенной робы и впрямь мало что осталось. – Темные боги не скупы и умеют ценить хороших солдат.
   Волшебник молча опустил глаза с живого мертвеца на расползающееся вокруг того кольцо тлена. Ну что тут можно сказать? Да, конечно, сила у меня имеется, и во многом черная… но просто мы по разные стороны. А власть – да зачем она нужна такая – власть раба над более мелкими рабами? Стонут могучие барлоги под одним только взглядом шамана, однако беспрекословно выполнят любой приказ и даже прихоть. Но и сам шаман всего лишь ничтожный червь под пятой какого-нибудь Князя Тьмы. А тот, в свою очередь, пыль пред ликами темных богов.
   – Да не нужно мне все это. – Он пожал плечами.
   Шаман некоторое время размышлял, чуть склонив голову с длинными сальными прядями. Костлявые пальцы успели перебрать несколько четок, прежде чем он отозвался.
   – Отступить я не могу, даже если захочу. Будет бой, смертный, и один из нас исчезнет навсегда. Без посмертия. Как только сядет это ненавистное мне солнце, я намерен узнать, какого цвета твоя кровь.
   С наступлением темноты силы порождений Тьмы возрастали многократно, однако это вовсе не смутило молодого волшебника. Он тоже не совсем был готов к битве. И его собственные силы умножались при свете солнца мертвых. Зря, что ли, всегда предпочитал луну? Зря, что ли, почти половина его могущества и умений опиралась на черное ? Только тсс – шаману о том догадываться вовсе не обязательно…
   Проклятая жара! Валлентайн сидел на камне в чахлой тени каким-то чудом выжившей здесь чахоточной пальмы и проклинал все подряд. Впрочем, нудные и однообразные проклятия тоже надоели. Невидимое за облаками солнце уже почти коснулось горизонта, однако жар его непостижимым образом проникал сквозь тучи и обжигал кожу даже сейчас. Но волшебник уже был на грани отчаяния не совсем из-за этого. В углах пентаграммы оплывали бесформенными лужицами черные свечи. Таяли, словно масло на сковороде – видать, обманул-таки старьевщик! И, стало быть, дрянные изделия, купленные за бешеные деньги из-под полы в глухом уголке ярмарочной распродажи, просто никуда не годились.
   – Наверняка из простого горного воска с сажей отлиты. – Пересохшие от жара и волнения губы скривились в горькой усмешке, когда последняя из свеч окончательно растаяла в темной, маслянисто поблескивающей лужице.
   В принципе подошли бы и эти… если бы не растаяли на камне, нагретом до такой степени, что над ним даже вблизи виднелось дрожание горячего воздуха. На туземного мальчишку, истекающего потом посреди древнего алтаря, волшебник старался не смотреть. Придется работать грубовато и грязно, как работают шаманы троллей и гоблинов, над методами которых неприкрыто посмеивались в Школе Высокой Магии.
   Ну что ж, искусство обходиться тем, что есть, тоже зарабатывается нелегким трудом. Валлентайн тяжело встал на ноги – солнце уже почти зашло. И только сейчас до его восприятия донесся легчайший, едва заметный и смутно волнующий даже не запах – позади него на некотором расстоянии обнаружилась ламия. Вызывающе женственная и привлекательная бесовка стояла, скрестив руки на груди и задумчиво рассматривая волшебника.
   – Зачем ты искал меня, смертный?
   Час назад он, упрямо преследуя так и вертящуюся, но никак не оформившуюся до конца в голове мысль, зачем-то поймал за ухо одну из бешено проносящихся мимо быстроногих воительниц, по малейшей своей прихоти переходивших на роль умелых и неутомимых искусительниц. И приказал – нет, скорее, попросил, – чтобы к закату его нашла самая искусная и могучая из дамочек. И вот теперь неслышно подкравшаяся ярко-рыжая ламия с недоверием и интересом разглядывала его.
   – Сможешь отвлечь шамана мертвяков? Хотя бы на пару минут…– Только сейчас Валлентайн осознал, какой же у него севший и надтреснутый голос.
   В возбуждении та завертелась вокруг себя, поднимая копытцами облачка песка и пыли.
   – Моей силе подвластно все, что умеет дышать и любить!
   Волшебник постарался успокоить рассерженную ламию. Если та сумеет ненадолго отвлечь и зачаровать могучего и несравненно более опытного шамана, то за это время можно провести обряд и развеять того в прах, из которого он создан.
   – Потом я займусь барлогами, а вы удирайте подальше. Тут будет несколько неуютно.
   Лицо обожгло мягким и каким-то ласкающим незримым дуновением. То демоница взглянула пристально, не решаясь в полной мере испытать на невесть откуда появившемся здесь волшебнике людей свою власть.
   – Ты считаешь, у тебя есть шанс?
   Хриплый смех поначалу был ей ответом. Валлентайн смеялся, закрыв глаза и запрокинув лицо к хмурому и уже начинающему темнеть небу. Точно так же он смеялся, когда впервые обнаружил, насколько же могуча темная сторона силы. Его соученики просто-таки неприлично гордились своими огненными шарами, неистово полыхающими молниями или хлещущим с ясного неба дождем острых как бритва ледяных осколков. Да, то казалось чрезвычайно мощным и эффектным – пока он однажды, вперив в страницы старой и пожелтевшей от древности книги невидящий взгляд, не осознал…
   Первая мысль казалась ошеломляющей и даже пугающей. Ведь, чтобы убить человека или другое существо, не обязательно распылять его в клочья или изжаривать? Не обязательно даже разрубать его или делать в нем дыры каким-либо из сотен изощренных способов? Достаточно лишь нарушить кое-что в незримых скрепах, до поры объединяющих душу и тело в единое живое существо. И все. Сделать жертву безумным идиотом или покорным, заглядывающим в глаза преданным рабом. Или же просто сказать ему «умри». Что хочешь, на что хватит ума или фантазии.
   Расход Силы почти никакой. Надо всего лишь знать и уметь. И только тогда Валлентайн спохватился. На что же он потратил три долгих года, пытаясь приспособить себя под едва покоряющиеся ему заклинания, которые на поверку оказались яркими и дешевыми пустышками? Не то, не то он искал – и не там…
   – Вопрос стоит задать по-другому, красотка. Если мы с тобой сделаем все как надо, есть ли шанс у них? – И волшебник кивнул лицом в ту сторону, где в полутьме уже разгоралось зарево набирающих силу барлогов.
   – Ладно. – В голосе ламии неожиданно прорезались воркующие и чуть ли не материнские нотки. – Если мы сделаем все как надо, есть ли шансы у них? Смогут ли создания нижнего мира вторгнуться в наш?
   В ответном взгляде волшебника промелькнуло что-то такое… разрази меня гром, если бесстыжая по определению ламия не смутилась и не отвела глаза!
   – Не сегодня и не здесь, красотка. – Валлентайн протянул ладонь, и рыжая осторожно вложила в нее свою узкую и изящную кисть. – Впрочем, если сюда полезут твари из верхнего, им тоже можно хорошенько пощипать перышки.
   Мысль надавать ангелам или даже архангелам по первое число изрядно развеселила ламию. Хотя их род традиционно и держался как-то ближе к демонам, но по невесть какой прихоти они тщательно и, надо признать, весьма искусно придерживались принципа неприсоединения. Жили сами по себе, приводя мужчин всех рас в неистовый восторг и наводя глухую завистливую тоску на их женщин…
   А волшебник уже поглаживал кривоватую, кое-как оструганную веточку, щедро напитывая магией самоделку.
   – Не было времени толком сделать волшебную палочку, но на один заряд тут хватит. – Он кое-как отдышался. – Если совсем туго будет, обведи себя ею вокруг или направь на цель и позволь Силе истечь из нее.
   Рыжая красотка осторожно приняла в ладони неказистое с виду изделие. Палочка уже светилась живым серебристым светом, который немедля облек и свою новую владелицу – так, что ламия оказалась вся окруженной красивого лунного цвета аурой.
   – Щекочется, – хихикнула она.
   Валлентайн прислушался к вдруг загудевшему магическому эфиру. Словно набатный колокол на ветру басовито звенел и бился, возвещая приход новых демонов.
   – Что ж, пора. Не стоит давать им время и возможность построить Большой Круг? – Волшебник рукой сотворил над девицей древний, отгоняющий зло знак. – Давай, действуй, искусительница, – я буду знать, когда пора…
   Ламия еще раз со счастливой улыбкой обозрела себя. Помахала ручкой на прощание и стремительной легкой рысью унеслась за холм, где тревожно мерцало и билось разгорающееся зарево.
   Валлентайн неспешно достал из заплечной сумки недлинный продолговатый сверток. В чуть промасленную тряпицу оказался завернут тонкий серповидный клинок. Не оружие и не инструмент повара или столяра. Старый ритуальный нож, в незапамятные времена откованный из черной бронзы безвестным гоблинским кузнецом. Бесхитростная и незамысловатая с виду поделка верно служила многим, а потом и молодому чернокнижнику во время его первых обрядов, когда он случайно все-таки нашел и взял в свои руки одну из немногих сохранившихся книг по черной и повсеместно запрещенной магии.
   Он вошел в центр большого камня, еще недавно занесенного песками. Древний алтарь ныне забытого народа мирно покоился под слоем пыли и веков, чтобы сегодня еще раз сослужить полузабытую службу. Валлентайн лично раскопал и очистил его – благо оказалось всего-то пару локтей песка с камешками. А уж работы бывший сельский парнишка не боялся.
   Волшебник рывком перевернул парализованного ужасом мальчишку на живот. На загорелой дочерна спине смешно виднелась цепочка позвонков и нелепо сведенные вместе от связанных рук лопатки. Но вовсе не это интересовало чернокнижника. Он присел, наступил коленом на эту худую спину и ухватил пятерней за грязные курчавые волосы. Задрал икнувшую от испуга голову, обнажая шею с натянувшейся смуглой кожей и часто-часто бегающим под нею кадыком.
   И в тот миг, когда шелестящий магический фон кропотливо работающего неподалеку шамана заметно ослаб, он нежно полоснул лезвием по этому беззащитно-цыплячьему горлу…
//-- * * * --//
   Шаман с досадой отшвырнул ламию – да так, что тельце этой похотливой сучки мокрым шлепком растеклось по скале. Это ж надо было так примитивно попасться… И кто – он, покоритель Семиградья и Рюеньского королевства, всемогущий и искуснейший Дуул'Зерот!
   Во вспотевшие виски еще бился могучий и полузабытый шум давно высохшей крови, иллюзию которой так умело воскресила и разожгла эта изменница. Однако по пологому склону холма сюда уже спускался соперник, и одни только мимолетно производимые им колыхания магического эфира заставили старого шамана глухо зарычать. Если бы он мог, он бы завыл от бессильной ненависти – вместо глупого магика людишек, кичащегося своей никчемной Силишкой, его угораздило наткнуться на некроманта. И тот успел скрытно провести свой обряд. А вот это было уже не просто плохо, это было просто ужасно. Ибо вся сила старого Дуул'Зерота теперь оказывалась что трава против ветра – коварный человечишко, осмелившийся встать у него на пути, оказывался прикрытым той же самой темной Силой, которую по каплям собирал и копил он сам. Только во много раз, неизмеримо больше. Однако шаман все же попробовал потрепыхаться, все-таки опыта и изворотливости у него было куда поболе. И высохшие костяные пальцы, с которых невидимым ледяным ветром сдуло последние иллюзии наросшей плоти, с неожиданной силой вцепились в отполированный бесчисленными прикосновениями старый волшебный посох. Что ж, потягаемся еще…
   Это напоминало схватку могучего, но, увы, неповоротливого медведя со старой, опытной и прожженной охотничьей собакой. Медведь был силен, ох как силен, но – неуклюж. Едва успевал отмахиваться лапами от наседающей со всех сторон псины, постоянно меняющей тактику, увертливо наскакивающей с разных сторон и каждый раз урывающей в пасть кусок вожделенной плоти.
   Однако исход битвы был предрешен. Одна-единственная ошибка – старый шаман никак не ожидал, что заклинание Удушающей Петли Праха все же знакомо этому выскочке, – и Дуул'Зерот пропал в тот же миг. Словно могучая ледяная гора вдруг прижала его к истерзанной каменистой почве и придавила так, что с хрустом лопнули кости, а из глазниц вылетели и разлетелись слизью два белесых шарика с выцветшее-блеклыми зрачками…
   Валлентайн никогда не думал, что его собственное тело может быть куда тяжелее скалы. Или купеческого корабля. Во всяком случае, когда он попытался подняться с песка, залитого его кровью и оставшимся от шамана пеплом, ощущение оказалось именно таким. Проклятый мертвяк мало того что сыпал заклятьями и изворачивался от ответных, как попавший живым на сковороду угорь, но еще и весьма чувствительно охаживал его своим корявым посохом. Кстати… залитая кажущейся в полутьме черной кровью ладонь кое-как потянулась и нашарила втоптанную в грязь палку.
   Легкий звон прошел по истерзанному телу. Ну поломанные ребра – то мелочь. Левая рука повисла плетью и отчего-то мало того что не слушается, но даже и не ощущается. Стерпим пока…
   Сплюнув накопившуюся во рту кровь вместе с обломками зубов, волшебник кое-как оперся одной рукой на посох и медленно, словно поднимая поникшими плечами невидимое во мраке небо, поднялся. Нет, это не весь мир покачивается под неумолчный шорох и гул прибоя в ушах. Нет, не потускнело мерцание почерневшего от жара и разбрызганного оплавленного камня – то мутная пелена застит взор.
   Все же то обгорелое кровавое месиво, что еще недавно было молодым здоровым человеком, в конце концов утвердилось на двух почерневших и пузырящихся лохмотьями подобиях ног, опираясь на вырезанный из неведомого дерева посох. И стоящая на вершине скалы ламия (вот же ж никакая зараза эту бестию не возьмет!) содрогнулась от непередаваемой смеси страха и восторга. Вот она, та знаменитая стойкость рода человеков ко всякого рода невзгодам и передрягам!
   Рыжеволосая и пламенеющая даже в полутьме фигурка с ловкостью горной косули спустилась вниз и невежливо ткнула в ощутимо пошатывающегося волшебника корявой, серебристо мерцающей волшебной палочкой.
   – Мне не понадобилось, – с ухмылкой заверила ламия. – Я и так бессмертная, забыл?
   Она с любопытством смотрела, как одолженная ей на всякий случай Сила живительным ручейком влилась в малопривлекательное подобие человека. По всему телу пошла рябь, на корке обожженного жаром лица с хрустом лопнули струпья, и на бесовку уставился всего один, но живой и осмысленно блестящий глаз.
   – Шамана мы завалили, остались барлоги. Помнишь? – поинтересовалась ламия с неуемным любопытством, беззаботно приплясывая на месте: все ей нипочем.
   Ах, ну да… Валлентайн с трудом вспомнил, как его зовут, пока заставлял свои непослушные останки тащиться на вершину пологого обгоревшего холма. И этот поход дался ему с неменьшим трудом, чем когда он на спор с однокашниками преодолевал Скалистый Кряж безо всякого применения магии. Под ногами хрустела то ли корка выжженного шлака, то ли еще что…
   Огненные великаны почти закончили обустраивать Большой Круг. Уже высился на одном краю рунный камень, и тускло светились на нем неведомые древние письмена. Еще немного, и тут бы открылся проход сквозь время и пространство – прямиком в Нижние Миры, откуда уже готовы прийти сюда неисчислимые орды. Только зря все это, зря… без шамана ничего у них не получится. Барлоги воистину могучи и неукротимы в бою, однако соображения у них и на чайную ложечку не наберется.
   – Нет, я с тобой. – И, судя по тону, эту рыжую красотку отговорить не удалось бы нипочем. – Я своих предупредила, сейчас они организовали оцепление примерно на расстоянии видимого горизонта. Еще немного конницы подоспело от ближайших лордов, разбойники и кочевники тоже подсобят – так что мелочевку всякую они перехватят.
   Ну что ж, мелких демонов и бесов, всегда путающихся под ногами, а сейчас в слепом ужасе удирающих отсюда подальше, можно в расчет не принимать. Одной заботой меньше. Волшебник подпер себя в грудь навершием узловатого шаманского посоха, а его ладонь уже привычно извлекала из небытия рукоять колдовского водяного жгута. Когда-то он на пробу, втайне от преподавателей, в пыль разносил им гранитные валуны…
   – Солнце и Луна… ох, что же я это несу? Луна и Вода, дайте мне силу…– Едва ли можно было разобрать этот недавно звонкий и задорный голос, однако рванувшийся к холму огромный огненный великан в потеках раскаленной лавы в ужасе отшатнулся.
   Но все же его исполинское подобие руки немедля преобразилось в огромный, произрастающий примерно из локтя огненный меч, который с завыванием пламени обрушился на дерзкую парочку. А от Круга сюда уже устремились остальные барлоги, и от их мечей, огненных жгутов и вихрей в воздухе стало просто не продохнуть.
   Ламия визжала от боли неприлично, как недорезанный поросенок, в поисках защиты от всесжигающего пламени постоянно норовила прижаться к орудующему Водой волшебнику и то и дело мешалась под рукой. Дважды она легким дымком испарялась в неяркой вспышке, когда огонь пробивал защиту волшебника. Но каждый раз Валлентайн устало, содрогаясь от хлещущих ударов, вновь и вновь упрямо поднимался на ноги, и каждый раз из небытия возвращалась рыжая, угрюмая и грязно ругающаяся красотка.
   Над волшебником снова задрожал знак Воды, мягко серебрящийся лунным светом. Казалось бы, положение безнадежно – однако где-то там, в благословенной дали, в ладони матери вдруг тревожно заколыхался глоток лунного серебра, который облепили семь огненных мошек. Тревожно нахмурились брови женщины, и она легонько подула в толику колышущейся в руке воды, отгоняя мошкару…
   Пошла потеха! Волшебник остервенело хлестал своим водяным смерчем во все стороны, не разбирая ничего и совершенно на голых инстинктах реагируя на легчайшее движение и малейший огонек, пока его не привел в себя голос ламии и ее ласковые, отвлекающие даже от неистового упоения битвы прикосновения…
   – Уймись, бешеный, ты уже звезды гасить начал! – Рыжая и изрядно закопченная красотка нежно, чуть ли не по-сестрински прикоснулась к щеке манящими и сладкими устами.
   Что ж, когда грохочет боевая магия, женщины молчат. Но когда женщины начинают говорить, грома битв становится попросту не слышно… Валлентайн опустил занемевшую руку, по-прежнему не выпуская из повиновения почти вскипевшую Воду. Единственный уцелевший глаз лопнул от жара, когда один из барлогов внезапно обрушил огненный дождь в тот самый момент, когда волшебник отбивался сразу еще от троих, насевших с разных сторон. И теперь он пристально, недоверчиво, вдруг расширившимся до неведомых пределов магическим восприятием исследовал все вокруг, не встречая никакого препятствия…
   Как они выбрались из огромного круга почерневшей от жара, запекшейся почвы, в центре которой медленно остывало озерцо раскаленной лавы – все, что осталось от барлогов, – Валлентайн помнил весьма смутно. Если поначалу он кое-как еще ковылял, опираясь на оказавшийся чудом неповрежденным посох и двигаясь только на остатках еще не схлынувшего боевого азарта и какой-то гордости победителя, то потом он вдруг осознал себя лежащим безвольным кулем и едущим на спине ламии. Рыжая искусительница оказалась не то чтобы неимоверно сильной, просто несколько не чужда магии, а потому транспортировала свою ношу хоть и не быстро, но бережно и умело.
   Вот чьи-то руки осторожно сняли и уложили его на приятно истекающие магией камни…
   – Ну же, глупый, не вороти нос. – В запекшиеся коркой вскипевшей крови губы ткнулась великолепной формы грудь девицы с вызывающе торчащим соском. Эх, при других бы условиях поцеловать такую…
   Но волшебник понял. На остатках соображения он разодрал непослушные губы. Чуть не сгорая от стыда, что царапает столь нежную и восхитительную кожу, он потянулся к источнику и добыл несколько капель оказавшегося теплым и полузабыто-сладким молока…
//-- * * * --//

   Под низко нависшими хмурыми тучами неспешно двигался небольшой караван. Все так же уныло и равномерно позвякивал единственный колокольчик, все так же заунывно посвистывал жаркий ветер. И точно так же, как и вчера, и месяц, и год назад, похрустывал песок и камешки под копытами. Однако теперь во все это вплелась какая-то новая и восхитительно пьянящая нотка.
   Полночи где-то неподалеку, за каменистой грядой, бесновалась огненная буря. И даже несколько раз с той стороны прилетали раскаленные до малинового свечения камни и какие-то вонючие ошметья. А утром в расположившийся на ночлег клан кочевников прискакала рыжая и нестерпимо красивая ламия. Оглядев обжигающим смеющимся взглядом стойбище, бестия сразу вычленила кривого Ахмета. И теперь вождь, привычно ерзая на спине своего тощего осла, красными от усталости глазами недоверчиво ощупал тщательно упакованный в драную холстину ветвистый узловатый посох.
   – На него магик положил Знак Воды, – сообщила ламия, беззаботно пританцовывающая, несмотря на не по-утреннему обжигающий зной. – И там, где ты воткнешь его, забьет неиссякаемый источник…
   Старый вождь еще раз озабоченно прикоснулся к ветхой материи, ощутив под ней успокаивающее течение Силы. Да, та заброшенная и высохшая до каменистого звона долина будет в самый раз. Сколько можно скитаться – коль скоро никто не предъявил на то место своих прав, там и можно будет обосноваться. Еще и переманить на свою сторону в новый оазис парочку совсем уж обнищавших семей, что болтаются по окрестностям. Да выкопать наконец прадедовскую ухоронку и правильно ее израсходовать – если золото слишком долго в земле лежит, то к нему обязательно злые духи привяжутся, если не эльфы или херувимы.
   И даже Зульфия не стонет – весь небольшой клан словно почувствовал исходящую от вождя спокойную и горделивую уверенность. Надежду в завтрашнем дне – ведь и завтра, и послезавтра все будет чудесно. И теперь с самого утра Ахмета преследовало светлое и совершенно дурацкое ощущение, что непременно случится что-то к лучшему.
   Как хорошо, что мальчишка украл воду…
//-- * * * --//
   – Когда маменька принесла обгоревшего чернокнижника в пределы нашего Священного Круга, все племя собралось, чтобы забросать ее камнями и изгнать – каковы бы ни были заслуги, но чужакам туда вход закрыт. – Ариэла дробно топотала копытцами по проселочной дороге, и этот звук таким чудным образом переплетался с солидным топаньем черного жеребца, что тот в удивлении косился на диковинную спутницу.
   – Однако маман оказалась умнее всех – на глазах у соплеменниц она напоила человека собственным молоком и объявила своим сыном. – Ламия чуть замедлила шаг, чтобы приотстать от вроде бы равнодушно трусящего впереди гнедого коня с оказавшимся столь неординарным седоком.
   Тэлль задумчиво перевела взгляд на спину всадника с обозначившимся меж лопаток темным ручейком пота. Да уж, непростой этот чернокнижник. Темную сторону Силы отходил как следует, но и светлую не приветствует… И она вернулась к окончанию рассказа ламии.
   – И оказалось, что закон предков нарушить никто не осмелился. Потому лечили человека все наши целительницы и владеющие магией – тщательно, как одну из дочерей. – Взор Ариэль блеснул сполохами внутреннего огня, а на прелестных губах мелькнула мечтательная улыбка. – Потому с тех пор и неприкосновенен – он теперь один из нас…
   И из дальнейших слов эльфийка с удивлением узнала, что на следующее утро прилетал посланец светлых богов. Весь важный из себя, с блистающими крылами и полыхающим огненным жаром мечом в руке. Как поглядел он на место битвы, так и перекосоротился весь. Однако ж и пикнуть не посмел – прорыв темных сил закрыт. И неважно, какими методами, так что все честь по чести. Переговоры, кстати, вместе с первой воительницей и жрицей вела и маменька – да так, что архангел потом весь день и всю ночь блаженствовал в ее объятиях, а потом улетел довольный и счастливый, как мальчишка.
   – Ну и появилась у меня недавно маленькая сестрица, и предрекла ей шаманка, что со временем та станет первой воительницей клана. – Ариэла мягко усмехнулась. – Волосы белые, как первый снег, и даже чуть светятся в темноте. Наверное, и летать сможет со временем…
//-- * * * --//
   – Пощадите, господин хороший! – Дородный служака в местами потертой и засаленной кольчуге бухнулся на колени, аж загудели стропила подъемного моста. – Не ваша милость живота лишит, так их милость маркиз в петлю отправят – ведь никак не можно!
   Валлентайн со вздохом огляделся. Вечерело. Весь остаток дня они втроем петляли вместе с огибающей пологие холмы дорогой. Пропылились, наверное, насквозь. Да и животы своим урчанием давненько уже требовали чего-то посытнее свежего воздуха. И вот нате вам – в самых воротах портового городишки Ферри-Бэя, вотчины одноименного маркиза, стражники уперлись. Дескать, не положено девице непотребного вида и в непотребном же виде на улицы города ступать!
   Это они так деликатно про ламию сказанули – хотя волшебник ничуть не сомневался, что меж собою они выразились бы куда менее сдержанно… Поймав себя на том, что слишком уж неделикатно пялится на вызывающе аппетитную грудь Ариэлы, из-за которой и разгорелись такие страсти-мордасти, волшебник мысленно застонал да поспешил отвести глаза в сторону.
   И как раз вовремя: мимо них в ворота, под долгожданную защиту городских стен, тощий гоблинский купец как раз загонял длинные фуры своего каравана.
   – А ну-ка, погоди, зеленый, – бросил он коротышке, испуганно вжавшему ушастую голову в плечи.
   Торчащие широко в стороны остренькие ушки гоблина и в самом деле изрядно позеленели. Может, от голода или страха, а может, они от природы такие – Валлентайн не стал ломать голову. Зато ткнул пальцем в нечто под холстиной, формой и укладкой весьма напоминающее тюки ткани.
   – Отрежь мне ленту шириной…– он торопливо оглянулся, вновь с удовольствием поймав взглядом вызывающе торчащие прелести ламии, – дюймов восемь–десять. Зеленого или золотистого цвета.
   Возмущенный таким неделикатным обращением купец сначала икнул от испуга, к вящей радости заржавших, как стадо жеребцов, заинтересовавшихся этаким зрелищем стражников, а потом разразился длинной, однако очень быстрой скороговоркой. Из этих воплей вся образовавшаяся у ворот сутолока, да и, пожалуй, целиком привратный район Ферри-Бэя узнали, что гоблин везет не что иное, как шелк. И что означенная лента стоит поболе, нежели могут себе позволить всякие подозрительные личности.
   – Сколько? – Валлентайн невозмутимо пресек это непотребное словоблудие одним негромким, но весьма ласкающим ухо звуком – слегка потеребив кошель.
   О-о, звон золота для многих купцов куда дороже чести и даже жизни! И будьте спокойны, его прожженный торгаш различит даже сквозь грохот битвы или крики разноголосой толпы. Гоблин мгновенно изменил тон, словно только что не вопил, подобно базарной торговке. На его морщинистую мордочку сразу выплыла угодливая масленая улыбка, а сам он на диво причудливым образом преисполнился услужливой суетливости. Ведь спрыгнувший со своего гнедого мужчина сдернул с руки перчатку, и на пальце его неярко блеснул перстень – да такой, что обладателя такого украшения надо кровь из носу, но не прогневать.
   – Ох, какая прелесть! – Тэлль мгновенно вылетела из седла и прыгнула поближе, едва гоблин бережно, словно младенца, распеленал лежащий в самой глубине фуры тючок ткани.
   Шелк. И поневоле тут пришлось бы поверить в прямо-таки сверхъестественную проницательность волшебника, потому что на свету ткань заиграла именно переливами зеленого и золотого, заставив судорожно ахнуть узревших это зрелище неслыханной красоты. Драгоценнейший шелк редчайшего сорта, раз в двенадцать лет доставляемый из сокрытого в море магического тумана герцогства Арвендейл, вотчины славного герцога дель Оро.
   Валлентайн без колебаний высыпал все золото, что у него имелось, и даже шепнул бледному от волнения гоблину, чтоб тот нашел его в трактире «Голова эльфа» – дескать, поможет чем по части магии. Хотя он вновь оказывался почти без гроша, однако купил весь тюк драгоценной ткани решительно и без колебаний.
   – Моя сестра должна быть самой красивой в этом городе, – заявил он закатившей от восторга сияющие глаза ламии.
   На свет мигом объявилась заскучавшая в своих ножнах шпага. Одним движением, на глазок волшебник отрезал примерно нужной ширины ленту. А Тэлль повязала это воистину драгоценное украшение, закрывающее грудь Ариэлы, и завязала за шеей бантиком. Шелк скользил и ласкал кожу, словно великолепный мех диковинного животного, ластился и заставлял преисполняться восторга и гордости. И когда ламия тряхнула головой, привычно взлохмачивая отведенные пока в сторону зеленые волосы, и обвела собравшихся горящим взглядом, дружный гул одобрения и восхищения послужил лучшим свидетельством получившемуся зрелищу.
   – Падший вас всех побери! А ведь мне тоже жарко, – вызывающе проворчала эльфийка и с решительным видом сдернула с плеч куртку.
   Ого! Волшебник улыбнулся смущенно и повторно отмахнул чуть менее широкую ленту – все-таки пропорции и прелести верхней части ламии были несколько ближе к обычным человеческим, нежели у от природы стройной эльфийки…
   – Глаза выколю, ежели будешь пялиться! – шумнул он на гоблина, замершего от восторга и в совершеннейшем восхищении облизывающего губы.
   Купец подпрыгнул от испуга, судорожно сглотнул и тут же суетливо принялся направлять в ворота оставшиеся пока снаружи повозки. А Тэлль выразительно посмотрела в глаза волшебника, пока он лично завязывал ей ленту точно таким же манером, как перед этим она – ламии.
   «Эта смазливая сучка не будет иметь передо мною никаких преимуществ» – нечто подобное огромными буквами прямо-таки читалось в ее спокойном взгляде и всей горделивой осанке. Справедливости ради стоит чуть неделикатно заметить, что эльфийке тоже вовсе не было чего стыдиться или стесняться.
   – Другое дело, – одобрительно пробасил здоровенный стражник, получая положенную плату за въезд. А потом еще долго-долго задумчиво оглядывался вослед…
   Если ехать от южных ворот по широкой, вымощенной в незапамятные времена иссиня-серым булыжником улице, да никуда не сворачивать, то мало-помалу можно пересечь весь раскинувшийся на берегу бухты Ферри-Бэй и в конце концов заехать в порт. А если еще при том особо не смотреть под ноги… то есть под копыта, а больше глазеть по сторонам – уж морской порт на диковины горазд, – то можно ненароком даже с причала по мосткам заехать на какой-нибудь корабль.
   Впрочем, столь длинный путь и тем более такое его завершение Валлентайн и не планировал. На самом краю жилой части города, в том месте, где улица плавно обращается в один из портовых проездов и, чуть свернув, переходит в парадно-помпезную Маркизову Пристань, на углу как раз скромно и обретался искомый трактир «Голова эльфа». Он же постоялый двор – среднего достатка, между нами-то говоря, но вполне добротный. Основан он был, по слухам, вполне реально существовавшим некогда несравненным гоблинским воителем, который под началом древнего короля Болевлада Спесивого брал на меч с тех пор захиревшее Рианнонское королевство эльфов.
   Другой, куда более примечательной знаменитостью портового городка был замок. Нет – Замок, и никак иначе. Тем более что почтенные обыватели и не менее почтенные приезжие называли это мрачное сооружение именно так, еще и понизив голос да с оглядкой. Высоко вздымались его несокрушимые стены и башенки на прибрежной скале, господствующей над местностью и бухтой. Впрочем, сооружение было очень непростым, оттого-то и понятна та примечательная смесь страха и почтения, с которой всяк видящий его преисполнялся благоговения.
   Сооруженный в незапамятные времена кем-то из великих магов прошлого, он и по сей день был пропитан той магией насквозь. Невидимые искристые вихри пронизывали его день и ночь, наводя тоску на желающих подойти поближе полюбопытствовать и напрочь испепеляя осмелившихся забраться внутрь безрассудных смельчаков. И поговаривали люди и нелюди, что черного в той магии как бы не больше, чем всего остального. Оттого и понятно, что никто в нем не жил, если не считать целой армии наплевательски относящихся к подобным феноменам летучих мышей. Естественно, и здешний маркиз предпочел не испытывать судьбу, а ютиться в обычном городском доме, что служило для местных извечным источником насмешек и неуважения…
   Валлентайн оглянулся, но в уже опускающейся темноте Замок был едва виден и сейчас представлялся лишь грозящей небесам какими-то острыми выступами глыбой мрака. Мрачной затаившейся до поры угрозой нависал он над Ферри-Бэем, и в тени этой угрюмой силы век из века текла здесь жизнь.
   – Неплохой мог бы быть городишко, если бы…– Тэлль проследила его взгляд.
   Эльфийка вынула ноги из стремян и теперь зачем-то возилась со штанинами. Волшебник весьма похвально не стал ничего расспрашивать насчет продолжения, и терпение его увенчалось успехом. Оказалось, что Тэлль затянула особым образом шнуровку по низу штанин, и теперь они смотрелись больше похожими на шаровары, а сама девица с едва прикрытой грудью – на одну из местных воительниц. Разумеется, и в этом мире водились девахи, которым то ли брюки нравились больше платьев и юбок, то ли настолько свербило в одном месте, что они бросали привычные места и образ жизни да подавались в наемницы.
   – …если бы солнышка побольше, а замок тот обжить да облагородить маленько. – Закончив фразу, Тэлль осмотрела себя, благодарно улыбнулась одобрительному жесту ламии и устало взобралась в седло.
   Они успели миновать весь уже закрывающийся на ночь квартал торговцев и купцов, прежде чем Ариэла спохватилась. Поскольку она знала волшебника немного получше эльфийки, то верно истолковала долгое молчание после фразы Тэлль.
   – Братец, ты что же… собираешься попробовать? – Ее уже заметно светящиеся в полутьме глаза на миг совсем ярко полыхнули огоньками изумления.
   От этого мини-фейерверка идущая навстречу по обочине парочка со сдавленными воплями шарахнулась прочь и на удивление проворно исчезла в боковой улочке, однако ламия нимало тем не озаботилась. Она подвинулась ближе к задумчивому волшебнику и заключила его лицо в ладони. Повернула к себе и пристально вгляделась.
   – Знаете, есть поговорка: женщина может свернуть горы… если стоит за плечами правильно выбранного мужчины, – проговорил ей в глаза Валлентайн. Ламия отпустила его голову и, ничего не сказав, вернулась к Тэлль.
   – Это что же, начинаешь строить свое Царство Тьмы? – с заметной горечью спросила насупившаяся эльфийка.
   Волшебник придержал своего коня на захламленной так, что это виднелось и в сумерках, площади. Некоторое время смотрел понурясь в глубь себя, будто силясь рассмотреть что-то. Что ж, остроухая, ты вольна называть это как угодно. Я свел счеты с обидчиками… правда, нажил и несколько врагов. И пусть проклянут меня, если к их действиям я не начну готовиться со всей возможной в моем положении поспешностью…
   – Ты немного разобралась в моей душе. Вот и скажи, так ли она страшна?
   Тэлль отвернулась. Посмотрела на печально бездействующий посреди площади фонтан, где облупленные ангелочки напрасно наклоняли позеленевшие от времени бронзовые кувшины.
   – Бывают и хуже, скажем так, – негромко отозвалась она.
   А Валлентайн уже поворотил гнедого в боковую улицу. И через весьма малое время остановил его у дверей двухэтажного особняка, который выглядел чуть почище и богаче остальных. Он не соизволил спуститься из седла, а бесцеремонно погнал коня на ступени крыльца, откуда со страхом и любопытством пялились двое солдат. Дверь распахнулась от мощного пинка ногой.
   – Хозяина мне сюда, – коротко и страшно распорядился он.
   И едва через видный в проем двери тускло освещенный холл спешно прибежал полуодетый пухлый и благообразный человек, которого так и хотелось назвать пренебрежительно «мужчинка», как волшебник небрежно процедил ему:
   – С завтрашнего дня маркиз в этом городе я. Если до утра успеете убраться подальше, а потом до конца дней ни разу не попасться мне на глаза и даже на слух – считайте, что вам повезло.
   Всего лишь на миг он встретился с холеным мужчиной глазами, как того от страха и омерзения едва не вывернуло наизнанку. Что ж, бывает. Правящий по праву рода должен быть готов к тому, что найдется тот, кто займет его место – по праву сильного.
   К тому же насчет права рода тут тоже сомнения имелись. Валлентайн специально не проверял, но донесся как-то до его ушей слушок, что нынешний бывший маркиз в прошлом своем был самым отпетым в этих краях пиратом. И, сколотив как-то эскадру из пары фрегатов да полудюжины посудин поменьше, попросту захватил Ферри-Бэй…
//-- * * * --//
   «Голова эльфа» оправдала самые нехорошие предчувствия Тэлль. Гоблинская корчма во всей ее неприглядности. Какие тут еще слова нужны? Достаточно заглянуть в настежь распахнутые широкие двери. Грязища такая, что, прежде чем мыть полы, следовало бы предварительно озаботиться навозной лопатой да, засучив рукава, хорошенько ею помахать. Дым и смрад в зале прямо-таки нестерпимо хотелось потрогать рукой. А то, что, судя по запахам, там подавали, эльфийка не стала бы есть даже под угрозой голодной смерти.
   Однако же воистину слухи тут распространяются со скоростью – куда там эльфийской стреле! Тэлль просто-таки изумилась, когда прямо под копыта утомленных коней выкатился гоблин, по всей видимости, хозяин заведения. И тут же заюлил, непрестанно кланяясь:
   – Ах, какая честь, ваша милость! Позвольте же поздравить вас первым!
   Валлентайн с легкой улыбкой рассматривал худощавого юркого коротышку. Что правда, то правда – росту в том доставало едва-едва по плечо человеку, а его жидкие и сейчас неприлично растрепанные седеющие волосенки вкупе с по-гоблински торчащими в стороны остренькими ушами ничего, кроме улыбки, не вызывали. Равно как и засаленный, когда-то бархатный зеленый сюртучок с отроду не чищенными пуговками и рукавами, пузырящимися на локтях.
   – Отчего в зале такой хлев, Гарри? – лениво поинтересовался волшебник.
   В ответной речи гоблина прозвучало столько всякой ерунды и даже чепухи вперемежку с непрестанными извинениями и уверениями в своей преданности, что Валлентайн в конце концов попросту отмахнулся.
   – Значит, так. – Он полуобернулся и с высоты седла обозрел собравшуюся на улице немалую толпу. – Вы тоже. Поздравления и подарки завтра – если жив буду. Сейчас ужинать, потом немного отдохну. И пойду Замок смотреть.
   – Распечатывать, значит? – Давешний здоровяк-стражник, который, по-видимому, уже сменился, протолкался сквозь толпу и теперь озадаченно чесал в затылке. – А что, дело хорошее. Сколько ж ему стоять пустому? Опять же, авторитет в народе, стал-быть…
   И оглянулся в поисках поддержки. Надо признать, что известие о том, что в кои-то веки Ферри-Бэй может попасть в крепкие руки не только хоть каким-то боком дворянина, но еще и волшебника, произвело неизгладимое впечатление. Люди, гоблины, пара возвышающихся над головами троллей – все разом взволновались и зашушукались, обсуждая такую новость.
   Поскольку с бывшим маркизом из города наверняка уберутся и его прихлебатели – а оставшихся все равно придется снимать и через одного вешать, – Валлентайн с легким сердцем произвел плечистого десятника в сотники.
   – В воротах не испугался – значит, службу знаешь?
   Здоровяк побледнел, маленько спал с лица и даже поежился от такой ответственности. Однако громогласно заверил, что армейской службы он смолоду вдоволь хлебнул, а мзды сверх совести ни с кого никогда не брал.
   – Оттого и засиделся в десятниках. – Огорченно он встряхнул остриженной по-военному коротко головой и решительно ударил оземь шлемом. – А, была не была! Приказывайте, ваша милость!
   – До утра сам разберешься. Принимай командование и делай пока, что считаешь нужным: ты здесь лучше ситуацию знаешь. – Валлентайн не стал загружать гудящую от усталости голову еще и этим.
   Здоровяк так ощутимо заколебался, что даже странно, как на нем не зазвенела потрепанная кольчуга.
   – А с пиратами как быть, ваша милость? – вполголоса осведомился он. – Прежний-то их привечал, и, ежели по-хорошему, город и порт нынче самая настоящая база и есть. Закон и порядок тут и не ночевали.
   В глазах его столь явственно виднелись недоверие и надежда, что волшебник даже отвлекся от замечательного запаха бараньего рагу с чесночным соусом.
   – Кто до утра удерет подальше, за теми гнаться не стану. Остальным придется поумерить пыл, – великодушно отозвался он.
   Тем более что смекалистый Гарри уже распорядился вытащить и поставить прямо посреди улицы самый неколченогий из своих столов и за неимением чистых скатертей застелить позаимствованным у кого-то из соседей парусом. Ну и на столе уже, как по взмаху волшебной палочки, появилось все, чему полагается для подкрепления сил. Ибо заходить внутрь заведения Валлентайн откровенно побрезговал.
//-- * * * --//
   Замечали ли вы, что если какое-либо слово повторить вслух десяток-другой раз подряд, то оно неожиданно теряет свой смысл и обращается в набор пустых, перекатывающихся на языке нелепых звуков? Во всяком случае, Валлентайн негаданно-нежданно вспомнил о том, когда за окном визгливый женский голос раз эдак с дюжину нудно и безо всякой надежды на успех проорал:
   – Паня, а ну ходь сюды! Нешто не слышишь?
   Утро уже давно вступило в свои права – да так, что в напрочь вынесенное вчера окно вовсю ломились солнечные лучи. По Замку, как будто так и надо, толпами гуляли сквозняки и привидения. Черный, как смоль, адский пес мирно дремал у крыльца донжона, положив на передние лапы две головы и иногда во сне скуля третьей, коя такой чести не удостоилась. И только эхо зычноголосой женщины металось по запутанным переходам, иногда гулко отзываясь в высоких сводчатых залах.
   – Паня, растудыть тебя через грот-мачту – счас крапивой у меня враз огребешь! А вот найду тя…
   Волшебник с наслаждением потянулся и даже зевнул. От ночных приключений и ужасов не осталось и следа. И сейчас Замок, еще вчера представлявшийся прибежищем самых страшных кошмаров и темных сил, просто тихо нежился на утреннем ветерке и солнышке. Он казался весь пронизанный ласковым сиянием, и в косых столбах солнечного света неслышно плясали золотистые пылинки.
   Ну вот, а страхов-то рассказывали!
   Прислушавшись, Валлентайн где-то на самом донышке восприятия все же различил еле заметное басовитое гудение. То могучая древняя магия, пропитавшая все сооружение, словно вода губку, мимолетно давала о себе знать. А ведь еще вечером все было по-иному…
   …Гулко, с ленивой самоуверенной оттяжкой хлестнул разряд молнии. Удар этот разметал в стороны дорожную пыль, и от этого мощеный каменными плитами путь к воротам Замка вдруг проступил явственно и неотвратимо. Выщербленные шестиугольники сложились в узор – и узор этот упирался в мрачные и высокие ворота. Век бы не видать такой картины…
   Бойницы и стрельчатые оконца привратной башни загорелись призрачным огнем. Сначала робко и неуверенно, словно там кто-то метался с одинокой зеленой свечой, а потом все сильнее, пока изнутри сооружения не стали бить во все стороны снопы света. Затем осветились и угловые башни, а там и выглядывающий из-за стен крепкий донжон озарился все тем же неестественным сиянием. А на остроконечном шпиле сам собою воцарился неяркий, исходящий голубым пламенем шар. Тревога! Чужаки у ворот!
   Однако стоящий на вросшем в землю подъемном мосту волшебник мало озаботился всеми этими кажущимися приготовлениями к отпору. Показуха она и есть – хотя стоило признать, на особ неподготовленных и нервических наверняка это все оказывало должное воздействие…
   С треском зеленушных искр из-под земли винтом вывернулся примечательный коротышка – эдакий лысый пузанчик с потешными махонькими рожками и в одной лишь набедренной повязке. В изрядно волосатых лапках существо держало трезубец, подозрительно схожий с обыкновенными селянскими вилами, само же в нетерпении приплясывало да постукивало по плитам… а ведь все верно – там, где на ногах у людей и прочих порядочных особ имеются пятки и пальцы, этот щеголял вполне козлиного облика копытцами. Ну само собой, и тонкий длинный и совершенно лысый хвост прилагался ко всему этому безобразию.
   – Ну какого рожна приперся? – скрипучим голосом неприветливо осведомился толстячок.
   Однако лезть врукопашную он что-то не порывался. Возможно, его смутила шпага на боку Валлентайна – хотя, скорее всего, оказало должное воздействие показное спокойствие волшебника. В самом деле, все наблюдающиеся феномены пока что оказывались скорее забавными, нежели страшными…
   – Лопату тащи, – ухмыльнулся Валлентайн при виде занесенных в нижней части сором и грязью створок ворот.
   Пузан вдумчиво и с жутким хрустом почесал себя когтями по лысине, а потом не без явственно различимого вздоха извлек прямо из воздуха крепкую совковую лопату. Поскольку ответный кивок волшебника мог означать что угодно (живи, мол, пока, спасибо за лопату, подходит), то коротышка безропотно отдернул лапки, когда Валлентайн отнял еще и трезубец. Боязливо отодвинулся, но волшебник не стал проявлять кровожадности. Лишь воткнул это трезубое то ли оружие, то ли огородный инструмент в придорожную пыль и повесил на торчащую рукоять плащ. А сам засучил рукава и с немалой сноровкой крепкого деревенского парня принялся шуровать лопатой у подножия створок.
   Видимо, у демоненка совсем в голове помутилось от увиденного, потому что на скукожившейся мордочке проступило откровенное смятение. Ну в самом деле – отпрыск графского рода, да еще и могучий волшебник, собственноручно орудует простолюдинской лопатой!
   – А отчего не шарахнул – чтоб вынести вместе с воротами? – все же поинтересовался он.
   Валлентайн устало выдохнул. Критически осмотрел более-менее расчищенное пространство, а затем коротко, почти без замаха врезал вертящемуся рядом нахалу. От души, что называется. Когда-то он таким ударом отправлял в глубокую меланхолическую задумчивость плечистых деревенских увальней. Помните, была такая забава – за сельской околицей, на лужку, сходились стенка на стенку дюжие любители выпустить пар в молодецкой забаве? Правда, там надо было четко рассчитать: куда, когда, и, главное, как ударить. Здесь же мало впечатляющие размеры и вес демона сыграли с тем злую шутку.
   Результат оказался весьма интересен и, я даже сказал бы, – эффектен. Кругленький мясистый нос пузанчика лопнул, словно перезрелая слива. А сам он, забавно кувыркаясь в полете и дрыгая нелепо раскоряченными ножками, по короткой дуге обрушился в крепостной ров. Судя по донесшемуся снизу хрусту и треску, вместо воды в напрочь пересохшем нехитром защитном сооружении ныне обретались всякий сор, грязь и прочая дрянь.
   – Отчего на главной королевской площади нельзя телегу починить? – вспомнил волшебник старую присказку. – Да оттого, что советчиков сильно много.
   Он с наслаждением сплюнул вслед бесславно отправившемуся в ров толстячку, заодно избавляясь и от набившейся в рот пыли.
   – Кого провести надумал, дурачок… Нет, этот Замок беречь и любить надо. – Валлентайн даже вытер о себя вспотевшие ладони, за что ему частенько перепадало в детстве, и осторожно, ласково положил их на половинки створок.
   А хорошо звучит! Высокий, чистый гул благородного хрусталя пронизал волшебника, будто он ненароком задел край большой вазы. Весь Замок легонько загудел, и это понравилось полночному гостю.
   Ворота как бы сами собою медленно стали раскрываться навстречу волшебнику. Сделанные вроде бы из каменного дуба и толщиной вряд ли уступавшие бортам однажды виденного тяжелого королевского фрегата, потемневшие створки без малейшего скрипа или дребезга подались на беззвучный зов. Вот так, вот так… Валлентайну пришлось сделать пару шагов назад, чтобы тяжеленные даже на вид ворота не раздавили его. Отчего, почему – волшебник не задумывался, но поступал с Замком вовсе не хамски-хозяйским образом, к которому его так усердно подталкивал мелкий толстый бес. А вот и он, недолог на помине…
   Перед глазами, точно по линии ворот, из каменных плит вымахнул столб неяркого пламени, и в нем немедля обозначился давешний пузанчик. Правда, вид у него оказался несколько более потрепанный, а настроение куда менее покладистое.
   – Не ходи сюда. – Демон шмыгнул разбитым и свороченным набок набрякшим носом, из которого вместо крови истекали крохотные язычки огня. Он утер пострадавшее место лапой, а затем воинственно нацелился своим трезубцем.
   Нет, смотреть на эту мелкую нечисть без смеха было совершенно невозможно, а уж тем более сердиться или воспринимать всерьез. Весь донельзя изодранный, грязный и помятый. Из бока густым пучком, наподобие щетины торчали зловещего вида колючки, вот только что украшавшие здоровенный, вымахавший в свое удовольствие репейник или чертополох. И, судя по всему, настроения они демону что-то не добавляли. Ишь как перекособочило болезного.
   И даже дрянная набедренная повязка куда-то сгинула. Вместо нее причинное место пузана теперь прикрывал лист второпях содранного во рву лопуха. Вот по этому-то лопуху Валлентайн и наподдал сапогом. Смачно, с хрустом, во все удовольствие…
   – Как напутствовала меня однажды маменька – коль встретишь демона, надавай оному и по заднице, и по переднице, да со всем прилежанием. – Волшебник критически осмотрел корчащегося в огненной лужице беса. – Но уж промеж рогов обязательно…
   Поскольку бить лежачих, пусть даже и таких пакостных, он посчитал ниже своего достоинства, то просто плюнул на грязную плешь скосоротившегося в предвкушении продолжения битья пузанчика.
   – Сгинь отсюда, паразит, а то ведь зашибу ненароком…
   Тот разом прекратил умирать. Тут же заюлил, кинулся в ноги именно что мелким бесом. В его торопливой и пламенной речи тут же обозначилась суть дела – дескать, он причарован к этому месту. И рад бы убраться, да отказано ему в том кем-то из прежних хозяев.
   – А хочешь навсегда отсюда уйти? – вкрадчиво поинтересовался волшебник, пока что не поднимая глаз в открывшийся перед ним замковый двор.
   Толстячок снова привычно почесал себя между рожек, хмуро глядя на невесть откуда объявившегося тут могучего мага и усердно соображая – будут снова бить или нет?
   – Хоть демоны и считаются бессмертными, но есть, есть способы спровадить их путем истинной смерти. А мне известны даже несколько, – с непонятной веселостью объявил волшебник.
   И по некому наитию снова надел плащ. Тут, в проеме ворот, ветерок продувал неплохой – вспотевши, простыть можно запросто. Да и хотелось, так сказать, предстать перед Замком во всем великолепии…
   Похоже, пузатый маленький мерзавец только сейчас и обратил внимание на цвет этой детали одежды. Потому что даже в скудном свете звезд и по-прежнему льющегося изо всех окон сияния стало заметно, как он посерел. Ну просто до неприличия – вон, даже огненная лужица меж кривых ножек опять обозначилась.
   – Прости, господин, не признал сразу. – Демон бухнулся на отроду немытые костлявые колени, склонил башку и даже протянул на дрожащих лапах свое оружие.
   Вот ведь… прими такого на службу, потом хлопот не оберешься. С другой стороны, и приводить в действие свои отнюдь не пустые угрозы волшебник тоже пока не собирался. Ну демон, ну, рожа такая, что не плюнуть в нее просто грех – однако не убивать же только за это, право. И волшебник после мига колебаний решился.
   Обычно, если вассал берет кого-то на службу, он касается пальцами предложенного в услужение предмета. Солдат протягивал будущему сюзерену свое оружие, повариха половник, сельский лапотник пастуший кнут или лемех от еще прадедовского плуга. Однако Валлентайн полностью взял в руки трезубец. Повертел его, осмотрел и зачем-то даже попробовал ногтем остроту зубьев. А очень даже ничего, оружие немного волшебное – если соответствующей магией заправить, то с таким не стыдно и в хорошую драку ввязаться.
   Пузанчик, хоть и подсматривал исподлобья, однако сразу как-то успокоился. Все-таки если господин взял в руки его оружие, то это означало полное и безоговорочное рабство. А хорошие и исполнительные рабы, между прочим, на дороге не валяются.
   – Имя? – лениво поинтересовался волшебник, не спеша возвращать жалкому демоненку трезубец.
   В ответном лопотании на каком-то несусветнем наречии он разобрал только, что толстячка как только не обзывали – но от роду его нарекли то ли Юлиусом, то ли Джулиусом…
   – Жулик, в общем. – Волшебник благодушно и величественно кивнул.
   Привычно он выслушал «как будет угодно господину» и только тогда швырнул тотчас подхватившемуся на копытца проходимцу его верное оружие. Коль скоро оружие в порядке и даже смазано, видать, не совсем безнадежен…
   – Приведи себя в должный вид и следуй за мной, – распорядился человек.
   Однако демон в ответ жалко скукожился, виновато втянул лысую рогатую башку в грязные плечи и трусливо проблеял: дескать, он давно на голодном пайке. И в самом деле, запоздало спохватился волшебник, собственной Силы у этих мелкого пошиба бестий нет. Вечно побираются у своего повелителя.
   А нынешний владелец, стало быть, я и буду? Валлентайн коротко одарил изголодавшегося по магии страдальца небольшой толикой волшбы. Судя по жадно блеснувшим масленым глазенкам, демон и в самом деле давненько пребывал на мели. Вон как провалился куда-то внутрь него скупо выделенный магический импульс. Словно в прорву – и волшебник добавил еще немного…
   Результат оказался заметен сразу. Пузанчик сыто и пьяно икнул и со счастливой улыбкой завертелся огненным вихрем. Даже в мельтешащем водовороте искр было заметно, как демон стал повыше ростом. Рой крутящегося пламени тут же распался, и на каменные плиты изнутри шагнул статный мускулистый красавец. В черных глазах плясали дьявольские огоньки, на губах блуждала смутная улыбка… Правда, мускулистый, как молодой бык-атлет, оказался похожим на человека только выше пояса – ниже было некое подобие волосатого и отвратного козлища с надоевшими копытами, по которым яростно хлестал длинный хвост.
   – Воистину темна твоя сила, давно я такой не пробовал – пьянит. – Преобразившийся демон не мешкая стал перед хозяином на одно колено и виновато склонил голову с роскошной гривой черных волос, из которых по-прежнему кокетливо выглядывали махонькие рожки.
   – Приказывай, мой повелитель! – Как от его восторженного рева не посыпались камни из кладки древних стен, оставалось только дивиться. – Такому я буду служить с радостью!
   – Штаны бы хоть надел, паразит. Да сапоги, чтоб народ не пугать. – Волшебник вдумчиво осмотрел свое сомнительное приобретение, пытаясь сообразить – что же ему с ним делать?
   Жулик, или как его там, с готовностью подхватился. Вновь крутанулся в огненном вихре, но уже куда слабее. «А ведь противосолонь, – восхитился Валлентайн, – то есть против часовой стрелки – самый настоящий демон…» После диковинной процедуры, судя по всему служащей демону для использования запасов магии, Жулик оказался в кожаных лоскутных штанах, высоких сапогах с сияющими медными пряжками. Мало того, предугадав настроение своего повелителя, демон обзавелся скрывшей рожки алой пиратской повязкой на голове. И даже оказался столь предусмотрителен, что свои волосы связал на затылке хвостом.
   – Будет из тебя толк, – одобрительно осклабился волшебник. – Что умеешь?
   Жулик в задумчивости почесал было макушку, но легчайшего неодобрительного шевеления бровью оказалось достаточно, чтобы он запросто отказался от своей привычки. Выяснилось, что ничего такого особенного демон не умеет. Вернее, всего понемногу…
   – Пару-тройку обычных солдат я запросто одолею, повелитель. Могу с поручением сбегать или за порядком проследить, – закончил тот и пожал литыми плечищами.
   Теперь, статный и величавый, он оказался как бы не выше самого волшебника, а неразлучно обретающийся в правой лапе трезубец иногда обвивался маленькими молниями до поры сдерживаемой Силы. Ну ясное дело: прибедняется, паразит эдакий, присматривается к новому господину.
   – Ладно, показывай, что тут и как…– распорядился Валлентайн и наконец-то шагнул во двор.
   Едва обе ноги оказались за невидимой, но так хорошо ощущаемой линией ворот, как все сооружение мягко и игриво покачнулось. Вернее, сообразил волшебник, это в голове поплыло после попадания в такое мощное магическое поле, что оставалось впору только дивиться. Однако он не стал ломать здешнюю ауру или подстраивать ее под себя – наоборот, даже остановился на миг, чтобы чуть привыкнуть.
   И когда мельтешение в голове прекратилось, пошел дальше. Путь под аркой до внутренних ворот он преодолел без происшествий. И, судя по ощущениям, невмешательство оказалось воспринято Замком с легкой одобрительной ухмылкой.
   «Хм-м, да он словно живой!» – Волшебник с каким-то детским щенячьим восторгом чувствовал, как токи невидимых энергий пронизывают все его существо. Вихри бушующей ауры то обволакивали дерзкого, осмелившегося ступить сюда человека, то беззастенчиво вспухали внутри него, а то вдруг для разнообразия принимались беззастенчиво ласкать. И вроде бы особого отторжения ни одна из сторон не испытывала.
   Словно в зеркале, Валлентайн заметил, как Жулик поколебался и, как-то извернувшись, бочком шмыгнул в еле заметный, остающийся за ним самим след. Изображение его, воспринимаемое внутренним зрением, размылось на миг, но Замок, вроде бы принявший волшебника, нехотя пощадил и слугу.
   Внутренние ворота оказались раскрыты настежь. Вернее, как рассмотрел мимоходом Валлентайн, толстая кованая решетка поднята вверх.
   Во дворе оказалось довольно светло – бьющего из окон сияния оказалось вполне достаточно, чтобы смотреть просто глазами…
   – Приберешься тут потом, – уронил в сторону волшебник, философски осмотрев эдак с пару дюжин смирно лежащих тут скелетов в истлевших одеждах и ржавых доспехах.
   – Осмелюсь спросить, господин не собирается их поднимать? – услужливо поинтересовался Жулиус откуда-то из-за левого плеча. Соображает свое место, стервец…
   – Посмотрим, – неопределенно пожал плечами Валлентайн и продолжил свой путь.
   Впрочем, попалось несколько и вполне свежих костяков, еще не блистающих белизной выбеленной временем кости. Загадочно и молчаливо взирали черепа темными провалами глазниц, и Валлентайну на миг почудилось, что смотрят они с укоризной. Хотя пришелец и не смог с ходу определить причину их смерти, но сомневаться в насильственной ее природе вовсе не приходилось.
   Ибо у ступеней крыльца главной башни – донжона – беззастенчиво дрых некий здоровенный и жуткий зверюга. С виду это безобразие, вообще-то, больше всего походило на обычного пса. Только собаки не бывают размером с хорошего деревенского быка, да и трех голов у них что-то в природе не наблюдается.
   На всякий случай волшебник проверил, не слетели ли с него несколько не самых слабых защитных заклинаний, и нехотя отказался от мысли взяться за оружие или кое-какие хитрые магические трюки. Хозяин не убивает дворового пса за нерадивость или промашку. Но проучить немного тоже следовало бы.
   Он осмотрелся и едва нашел взглядом две латные рукавицы от обретающегося неподалеку скелета, как Жулик уже тащил их Господину, поджав от страха хвостяру. Тщательно и осторожно волшебник напитал их до предела магией – да не простой. Теперь ими можно и утесы гранитные в пыль крошить…
   Диковинный пес в пыль не разлетелся. Вертелся юлой, все порывался цапнуть какой-нибудь вполне крокодильего размера пастью, истекающей огненными брызгами. Однако и Валлентайн прекрасно знал, чего добивался – зря, что ли, прилежно и кропотливо зубрил описание «всяких диавольских тварей»? Трехголовые псы, между прочим, еще далеко не самые мерзкие из имеющихся там, красочно описанных и еще более красочно нарисованных. У этих мозгов и соображения даже на чайную ложечку не наберется. Понимают только силу и признают в качестве власти опять же только силу.
   – Да заткнись же ты, сволочь. – Псина завывал так, что даже у мертвяков небось заходили напрочь отсутствующие печенки-селезенки.
   А волшебник скупо, расчетливо мордовал полыхающими Силой рукавицами свою жертву, иногда не забывая лягнуть сапогом – напрасно, что ли, сообразил нацепить серебряные рыцарские шпоры? Иногда пес успевал цапнуть сразу двумя пастями с разных сторон, и тогда по всему телу словно прокатывалась обжигающая болью волна. Прокатывалась, на миг сводя все судорогой нестерпимого мучения – а на плиты двора брызгало то ли огнем, то ли полыхающей алой яростью горячей и мятежной человеческой кровью.
   Однако в конце концов трехголовому зверюге надоело, что его так бесцеремонно и больно пинают. С глухим рычанием он отпрянул, с ненавистью и сомнением глядя полыхающими разрезами глаз.
   – Ну проснулся? – поинтересовался волшебник с неуемным любопытством.
   А затем, подумав, снял левую рукавицу и протянул кисть вперед. Черный зверь, великолепный в своей неукрощенной ярости, с шумом принюхался издали. Неуверенно засопел, взвизгнул какой-то из голов. На всякий случай хрипло и сдавленно гавкнув, осторожно и недоверчиво шагнул поближе.
   Блестящий, черный и совсем по-собачьи холодный нос осторожно принюхался, на миг прикоснулся и обжег кожу адским холодом – но взмыленный волшебник терпел. Быть того не может, чтоб демон не распознал черного мага.
   И действительно – все три здоровенные башки глухо взвыли, задрав морды к косо ощерившейся луне, что любопытно заглядывала через зубчатую стену. Здоровенный лоснящийся хвост тут же заходил из стороны в сторону помелом, а сам зверь неожиданно шлепнулся наземь – аж загудели массивные каменные плиты. Перевернувшись на спину, трехголовый восторженно замахал толстенными мощными лапами и взвизгнул, когда новый хозяин показал, что не гневается, и даже в порыве щедрости почесал доверчиво подставленное брюхо с оказавшейся мягкой и густой шерстью.
   – Ну вот, а то совсем службу забыл. – Валлентайн довольно улыбнулся.
   Подкупить или сманить эдакого пса почиталось делом безнадежным. А воевать с таким сторожем дело дохлое – ты ему голову или лапу даже если и срубишь, а она тут же заново отрастает… да и оружие подходящее заморишься искать…
   Жулик трясся как осиновый лист, когда волшебник разрешил черному диковинному питомцу обнюхать своего слугу. Однако трехголовый пес презрительно фыркнул, обнюхав перепуганного демона, а потом, словно щенок, снова радостно запрыгал вокруг хозяина, обдавая его жарким дыханием.
   – Ладно, ладно. – Валлентайн одобрительно потрепал мощную спину между лопатками, успокаивая пса, и тот еще долго не сводил с человека преданных взглядов трех пар светящихся глаз.
   – С чего лучше начать? – обратился волшебник к почтительно замершему Жулику. Тот стоял и таращился с видом более чем уважительным – коль псина признала, тут уж всякие сомнения отпадают, право…
   Демон почесал себе спину остриями трезубца и озадаченно пробормотал: дескать, коль повелитель соизволил почтить скромного раба вопросом…
   – Без лишних велеречий, – прервал эти словоизлияния Валлентайн и, подумав, стимулировал понятливость Жулика крохотной долей магии.
   Ну это по его меркам крохотной – а демон засиял, словно новенький золотой, и тут же совершенно нормальным рокочущим голосом ответил в том духе, что лучше всего пройти прямо в тронную залу. Совет показался волшебнику дельным. Поскольку пес рыкнул средней головой на левую и понятливо остался на крыльце, то человек и демон без церемоний отворили мощную дверь и вошли в полутемное здание.
   Все огни погасли, словно в них больше не было нужды. Валлентайн ощутил, каково же приходится попавшей в кисель мухе, – он словно плыл в вязком и непрекращающемся кошмаре, ориентируясь даже не столько внутренним зрением, сколь смутно пробуждающимися инстинктами. Судя по всему, те, кто отгрохал такую махину – а в то, что такое сооружение может построить одиночка, да еще и напичкать его до такой степени магией, разум верить попросту отказывался, – были, совершенно очевидно, напрочь спятившими на почве магии личностями.
   Впрочем, путь назад казался открытым и мог быть преодолен без особых трудностей. Но стиснувший зубы волшебник упрямо шагал по печально темным залам и неуклюже, словно корявый голем, поднимался по засыпанным пылью и пометом лестницам. Невидимый поток магии с каждым шагом становился все сильнее и сильнее. Он уже ревел как неукротимая даже в лютые морозы горная река, и восторг Валлентайна переливался вместе с ней – это ощущение ему нравилось. Только сейчас он сообразил, что сделал единственно правильный выбор.
   Не ломать и подчинять, пытаясь приказывать тут и там. На этом, кстати, наверняка и погорели прежние самонадеянные гости. Не корчить из себя хозяина. А принять грандиозное сооружение таким как есть. Стать его частью, но взамен сделать и его частью себя…
   Главная зала – тронная, как смутно припомнил волшебник, которого вихрь бушующих сил уже едва не уносил куда-то в вечность, – оказалась такой же пустой, темной и заброшенной. У дальней стены на возвышении виднелся весь оплетенный пышной паутиной трон, однако источник бил не оттуда. Став на колени, Валлентайн медленно и торжественно смахнул с пола мусор. И на темном полированном пятачке обнажившегося мрамора медленно, словно нехотя, проступила тонкая прямая линия. Она зазвенела неудержимо и прямо под грязными пальцами стала наливаться светом.
   А волшебник уже сметал пыль и сор в стороны. Голыми ладонями, тщательно и в то же время быстро. И остановился только тогда, когда на пространстве каменного пола обнаружилась большая четырехлучевая звезда, в центре которой мягким оранжевым светом обозначился круг, всего в шаг диаметром. Круг Силы!
   Вот туда-то, в почтительном волнении сняв сапоги, Валлентайн и ступил. Медленно, осторожно, стараясь не расплескать разгулявшийся внутри него магический шторм…
   И все утихло. Пропало в тот же миг, когда обе босые ноги прочно утвердились внутри Круга. Вернее, даже не пропало, а… Валлентайн не сразу пришел в себя. Достигший невообразимой силы вихрь словно втянул волшебника исполинским хоботом. Сначала все тело охватил холод – не тот, что заставляет трястись от стужи, нет. Восхитительная прохлада, столь желанная измученному путнику после жаркого дня, заставила улыбнуться потрескавшиеся от зноя губы.
   Когда все затихло, то оказалось, что незримый вихрь просто-напросто стал частью волшебника, застывшего в небольшом и слабо пульсирующем мягким свечением круге. Вполне возможно, что все было и с точностью до наоборот – ураган просто-напросто включил в себя это тщедушное двуногое, обладающее тем не менее способностью к магии. Сделал зачем-то частью себя, а теперь, ясное дело, все непонятные завихрения стали столь же естественны, как облако на небе или эльф в лесу.
   Ощущение ожидающего взгляда пришло так же неожиданно, как и тишина. Валлентайн не решился открыть глаза, лишь устало посмотрел сквозь мерцающую искорками пелену, застящую внутреннее зрение. Усмехнулся. А затем решительно призвал облик Воды…
   Она пришла одна. Все, какие на свете только есть ее товарки, рядом с нею смотрелись бы недомерками и немощными дурнушками. От самого дна вечного океана поднялась она, гордая и величавая. Неукротимая в своей до поры сдерживаемой ярости, волна потянулась ввысь – туда, где так нуждался в ней ее сын…
   Замок испуганно притих, когда все его магическое естество вдруг захлестнула древняя и в то же время всегда молодая сила. Хлынула, свежая и дерзкая, со всех сторон и в мгновение ока заполнила все сооружение, словно вино стеклянный бокал. Одни лишь отголоски ее заставили мелко задрожать вросшие в гору подвалы и погреба. Однако не от ужаса – от восторга весь Замок зазвенел вдруг сладкоголосым колокольчиком.
   Волшебник осторожно открыл глаза. С виду все, как прежде. «Именно, что с виду», – улыбнулся он, все еще боясь расплескать это изумительное ощущение. Даже в самом дальнем уголке, о котором забыли или вовсе не знали прежние хозяева, теперь не сыскать было следов затхлости или паутины. Да что там – во всем доме теперь не собрать было даже и щепотки пыли.
   Вода – это вам не какой-нибудь вонючий и чадный Огонь или предательски изменчивый Воздух… Новый хозяин чистоту любит!
   Жулик от восторга прыгал и кувыркался, замирая в воздухе чуть дольше положенного, а потом с радостным воплем принялся исступленно колотиться лбом о мраморный пол. Бухало так, что волшебник всерьез озаботился сохранностью означенной части тела демона. Замку-то теперь ничем не повредишь. Хоть из тяжелой баллисты пуляй, хоть могучими чародейскими молоньями осыпай. Да хоть бы и гору железную урони сверху – Валлентайн отчетливо знал, что отскочит. А потом если не убежит с жалостным воплем на тонких ножках, то примется ластиться и канючить. Вода – это сила, как ни крути.
   – Прекрати, камень проломишь, – буркнул он Жулику, старательно сдерживая так и рвущуюся из души песнь.
   Похоже, человек и древний Замок пришлись по душе друг другу, потому что никаких непонятных событий больше не произошло. Мрамор захолодил вдруг озябшие ноги, ряды светильников у боковых стен торжественно озарили магическими шарами принарядившуюся залу.
   – Интересно, а смогу я сам зажечь сразу четырнадцать шариков? – Согласитесь, после таких испытаний подобные дурацкие мысли, так и лезущие в голову, вполне простительны. И он принялся обуваться.
   – Как можно, ваше сиятельство? – тихо ужаснулся демон и раболепно подполз к волшебнику, умоляя доверить ему неслыханную честь – натянуть хозяину на ноги сапоги, дабы Их Темнейшество не марали руки столь презренным и неподобающим занятием.
   Шуганув пресмыкающегося подхалима – вот еще! – волшебник наконец утвердился на обеих ногах и молодецки притопнул каблуком.
   Вообще-то что-то в этом есть – видеть одновременно весь Замок и даже ближайшие, испуганно притихшие под любопытно пялящейся луной окрестности. С непривычки немного покачивало и даже подташнивало временами.
   – Словно девица на сносях, право…– Волшебник прикрыл глаза, чтобы еще и вид залы не отвлекал его, и слабо улыбнулся своим новым владениям.
   Видеть-то он их видел. Но осознать сразу все оказалось попросту невозможным, уж больно тут много оказалось всяких комнат и лестниц, галерей и залов. Ниже первого этажа вообще страшно заглядывать – вся гора оказалась внутри изрыта подвалами, погребами, подземными ходами и вовсе уж непонятного назначения отнорками, словно головка хорошего сыра. Потому-то человеку пришлось для разнообразия усесться в угодливо подъехавшее кресло и куда более внимательно приступить к осмотру.
   Кладовые для всяческих припасов, как и ожидалось, оказались девственно пусты. Словно легионы мышей промчались тут степными кочевниками, трудолюбиво и хозяйственно прихватив все вместе с мебелью. Зато арсенал представился полным, и некоторое время волшебник потратил, почтительно рассматривая ряды стоек с разнообразнейшим оружием, полки и стеллажи с доспехами. В особый восторг его привел неимоверно древнего вида котел, в котором когда-то растапливали смолу или олово, чтобы вылить затем на дурные головы незадачливых осаждающих.
   – Надо же, какой архаизм. – Волшебник прикинул, насколько же плохо должны пойти дела, чтобы прибегнуть к таким вовсе уж отчаянным мерам напрочь немагического свойства. Тем не менее котел оказался вычищен на совесть и даже заботливо смазан и теперь тускло блестел в углу кладовой.
   Развешанные кое-где по стенам комнат картины в помпезно-вычурных потускневших рамах и стоящие в нишах и по углам разнообразные статуи особого внимания не привлекли. Это были не его предки и не его история. Тем не менее Валлентайн положил себе на память внимательнейшим образом рассмотреть их, дабы хоть частично разобраться в здешнем, наверняка бурном, прошлом…
   – Жулик, а ведь всюду виднеются твои отпечатки, – равнодушно уронил он, едва Замок равнодушно наябедничал о том и в качестве доказательства предъявил цепочки отпечатков суетливо бегающих копытец.
   – От скуки и безделья, Ваше Темнейшество. – Стоящий у кресла навытяжку и преданно поедающий господина глазами демон на всякий случай поклонился.
   – Хвост спрячь, мерзавец, – беззлобно заметил волшебник и приступил к следующему этажу.
   Вид огромной спальни, в которой запросто разместился бы домик матери вместе с огородиком и даже двором, немало его позабавил. А перспектива в одиночку очутиться на этом сооружении под балдахином даже заставила скептически ухмыльнуться.
   Ну зачем же одиноком? Казалось, Замок улавливал малейшие оттенки мыслей, даже еще невысказанных. В самом деле – в зеве просторного камина и за стенным зеркалом имелись потайные ходы, ведущие… все верно, в город. И, судя по просторным, заботливо ухоженным переходам и удобным ступеням, фемины сновали по ним с регулярностью купеческих посудин в порту. Правда, несколько смутило то обстоятельство, что один из боковых отнорков выводил в большую подземную пещеру. На балкончик без перил, обрывающийся в пропасть с таким бездонным мраком, что даже оторопь брала.
   Судя по одному только эху голодного и древнего ужаса снизу, некто там терпеливо дожидался очередной подачки… но с этим Валлентайн решил разобраться потом. Кормить тварь нежным женским мясцом он не собирался, но и просто так воевать невесть с кем – тоже.
   – Моя спальня будет пока что здесь, – объявил он, когда перед мысленным взором проплыла уютная комнатка в угловой башне, из стрельчатых бойниц которой открывался вид на порт и замершее под звездами зеркало воды в бухте. Хех, вода!
   Демон сорвался с места, будто ему всадили под хвост серебряный арбалетный болт или эльфийскую стрелу – тоже для бесов весьма и весьма некомфортно, знаете ли. Забавно оказалось смотреть, как Жулик опрометью пронесся через залитый лунным светом замковый двор, не забыв на ходу добродушно пнуть дрыхнущего на крыльце пса. Впрочем, дремлющий зверюга на это лишь дернул ухом да презрительно фыркнул – ему это и на комариный укус не тянуло.
   А от усердия огненной кометой растягивающийся в пространстве бес уже спустился по причудливо виляющей дороге в город и вытрясал из сонно щурящихся купцов то, что, по его разумению, считалось нужным.
   – Ну-ну, – усмехнулся волшебник, когда сообразил, что Жулику, пожалуй, не впервой быть эдаким…
   – Управляющим в Замке сделать, что ли? – поинтересовался он, когда слегка запыхавшийся демон приволок целый ворох матрасов-подушек. Но особенно изумил его цветастый комплект постельного белья в горошек. – Да нет, тут надо головой соображать, и умения всякие требуются…
   Жулик уже пыхтел и пыжился, осторожно пытаясь затолкать в выбранную хозяином комнату вполне подходящих размеров кровать. Хоть и тоже с непривычным балдахином, но все же поутру не пришлось бы посылать конного слугу за одеждой, а самому совершать утомительный марш-бросок к ближайшему краю постели…
   Вот же бестолочь! Кровать даже при беглом осмотре никак не могла бы пройти в проем двери. Вот если бы ее уменьшить раз эдак в пять-семь. Или дверь расширить? Однако не успел волшебник задуматься толком над такими проблемами, как в том месте что-то непонятным образом развернулось-свернулось… и суетливый Жулик уже гордо двигал сооружение да разворачивал его нужным образом внутри комнаты.
   Надо же…
   – Нет, мою постель застилают только женские руки, – решительно возразил волшебник.
   Демон виновато почесал место, напрочь отличавшее его от противоположного пола, пожал плечами. И опять огненная комета метнулась в засыпающий город…
   Притащенная не столько за руку, сколь за лохмы трактирная девица трусила так отчаянно, что волшебник всерьез заволновался, не рассыплется ли ее монисто. Не разлетятся ли от крупной дрожи завязочки на полотняной блузке да пышных юбках, и не произойдет ли от того большого конфуза. Но многомудрый демон шепнул служанке, что господин маркиз гоблиншами, даже такими молодыми и симпатичными, не интересуется. Судя по тому, что девица опасливо стрельнула глазами в сторону господских покоев и продолжала трястись как осиновый лист, боялась она как раз не этого.
   И лишь когда Жулик смачно врезал девице по аппетитной припухлости пониже спины – та аж взвыла, – только тогда сообразившая о перспективе хорошей взбучки служанка принялась за работу. Поначалу кое-как, руки ведь все равно ходили ходуном, а в глазах так и мерещились видения виселицы с болтающимся в ней скелетом. Но потом дела мало-помалу пошли на лад.
   – О-о, ваша милость. – Зеленокожая растрепанная девица присела в просто чудовищном по исполнению книксене, когда в дверях появился маркиз собственной персоной.
   Если бы это было возможно, девица позеленела бы от страха еще больше, но у гоблинов кожа и так от рождения напоминает оттенком старую бронзу. Однако Валлентайн и в самом деле ничуть не интересовался гоблиншами. Да и спать хотелось просто отчаянно – непростой день и хлопоты вечера утомили до крайности.
   – Брысь, – одновременно с этими словами он уронил за корсаж служанки наугад выловленную из кошеля монетку.
   Как оказалось – серебряную. Потому что девица наконец трястись перестала и после повторного книксена унеслась в шорохе придерживаемых юбок и нескрываемых воплей радости, что все обошлось…
//-- * * * --//
   – Паня! А вот я тебя! – вновь завопил снаружи женский голос.
   Утро, оказывается, давно уже царило над Ферри-Бэем. Вид из окна оказался настолько великолепным, что Валлентайн некоторое время любовался с высоты Замка на полукружье островерхих крыш, разбежавшееся по берегам бухты, на покачивающиеся у причалов или ползущие наподобие божьих коровок по морю корабли. Красота!
   Если б еще окно оказалось немного пошире… плечи-то не девчоночьи!
   Окно покорно раздвинулось, а под локтями даже обнаружился широкий, уже нагретый солнечными лучами подоконник. Но волшебник уже опустил глаза вниз и поинтересовался у по-прежнему зычно подманивающей какую-то Паню женщины в драном платье и линялом платке:
   – А кто такая Паня? Коза или овца? – Спросонья он даже не сообразил окинуть внутренним взглядом окрестности. Или теперь это называется взором Замка? Да пес его знает…
   Женщина на той стороне рва испуганно подпрыгнула и шлепнулась прямо в пыль, отчего с края вниз ссыпалось несколько камешков.
   – Скажешь тоже. – Она тут же подхватилась и досадливо почесала пострадавшее место, даже не пытаясь отряхнуться. – Сын мой, все в малину тутошнюю лазит…
   По мере того как она говорила, глаза ее помаленьку округлялись. А под конец женщина таки сообразила, с кем разговаривает. Испуганно и коротко взвыв, она тут же закрыла себе рот краем замызганного платка и бухнулась на колени.
   Сообразительный Жулик откуда-то из рва уже притащил за ухо щуплого мальчишку лет десяти. Впрочем, на чумазой мордашке того не виднелось ни малейшего раскаяния – пацаненок вертелся, пытался вырваться, а под конец даже принялся лягаться и пинаться босыми ногами. Ухмыляющийся демон изобразил свободной рукой несколько жестов, в которых без особого труда можно было признать намек на виселицу, четвертование и прочие малоприятные процедуры.
   – Отпустить, – коротко распорядился волшебник.
   От неожиданности мальчишка, негаданно-нежданно обретя свободу, шарахнулся прочь. И улетел бы опять в ров, если бы демон не сграбастал его ловко за шкирку и не водворил обратно. А объявившийся перед носом Пани более чем приличных размеров когтистый кулачище если и не внушил тому должное почтение, то напугал точно.
   – К маркизу-то своему уважение прояви, – веско пробасил Жулик. – А то ведь осерчают… их милость еще и волшебник не из последних. Молнией промеж глаз давно не получал?
   Мальчишка люто сверкнул глазами, однако шмыгнул носом, посопел и встал рядом с матерью на колени. Коротко стриженная выгоревшая макушка качнулась и нерешительно склонилась перед господином.
   – Ладно, проваливайте отсюда. И больше не горланьте под окнами. – Волшебник отчаянно зевнул. Здешний воздух оказался на диво чистым и свежим – он не помнил такого с прошлых своих посещений.
   Да и солнышко, солнышко-то! Это выросшему в прежнем мире такое было привычно, а здесь ясная погода бывала едва ли пару-тройку дней в году.
   – Да это Замок, ваша милость. С погодой он управляется как вы только желаете, – пояснил Жулик, смеющимися черными глазами провожая удирающего Паньку, от которого едва ли на несколько шагов отставала отчаянно, словно коза, скачущая вниз мать. – Во чешут…
   Оказалось, что насчет завтрака демон не распорядился. То ли забыл о таком весьма нужном и приятном мероприятии за давностью лет, то ли и вовсе не подумал – демонам-то это не нужно. Хоть и съест чего при нужде и даже кровушки попьет, а все же питаться магией ему куда сподручнее.
   – Стукнись. – Волшебник выставил вперед руку и сжал в кулак.
   Виновато моргнув, Жулик покорно вжал плечи и потрусил поближе. Стукнулся жалобно хрустнувшей мордой – да так, что у Валлентайна заныли костяшки пальцев. А тот растер по скособочившейся харе язычки пламени, тут же поправил все мимолетным движением руки и как ни в чем не бывало осведомился: чего же пожелает Их Темнейшество на завтрак?
//-- * * * --//
   Тэлль высунулась в окно и с наслаждением потянула носом чуть солоноватого, набегающего с утреннего моря ветерка. Какая же мерзость эти города! Воистину, люди и гоблины созданы богами из первородной грязи – вот и все сделанное ими такое же грязное и уродливое. Как же оно отличается от пронизанного столбами света волшебного сумрака под сводами Вечного Леса… Не без сожаления отогнав от себя щемящие воспоминания – вряд ли когда придется вернуться домой, – она еще раз вдохнула свежего воздуха всей грудью. И тут же поперхнулась.
   Грудь как раз чужим взглядом и обожгло: с пыльной улицы на вызывающе торчащие прелести не озаботившейся одеждой эльфийки обожающе уставился гоблинский оборванец. С растянувшихся в похотливой улыбке губ капала вожделеющая слюна, а засунутая под лохмотья рука проворно орудовала под штанами. С шумом выдохнув, гоблин дернулся в сладких судорогах, а потом обмяк, повалился прямо в пыль и блаженным бессмысленным взглядом уставился в бездонную небесную лазурь.
   Грязное животное…
   Эльфийка коротко оглядела свое ласкаемое утренними лучами тело. Настроение ее оказалось немного испорчено этим извращенцем. Хоть и не было никакой причины стесняться своего естества, но эти люди и гоблины кого угодно до брезгливости доведут.
   – А все же братишка прав – пару фунтов тебе накинуть еще не помешает, – из разоренной кровати беззаботно отозвалась ламия.
   Ариэла зевнула, мелькнув на миг жемчужными зубками, и сладко потянулась под простыней. Хоть и непривычно ей было спать в постели по этим дурацким обычаям, но в ощущении чистого белья по всей шкурке все же что-то такое есть. С вечера едва удалось растолковать затурканному Гарри, что дамы хотят попросту помыться с дороги да завалиться в чистую постель. Коротышка озабоченно потеребил свои седые пряди, пробормотал что-то в том духе, что мыться – это какая-то блажь. Но требуемое все же предоставил.
   Для ламии даже притащили самую широкую кровать, занявшую едва не полкомнаты постоялого двора, в то время как эльфийка вполне удовольствовалась стоящей у другой стены обычной. Поскольку одежда без предварительной стирки не годилась бы даже на половые тряпки, ею занялась служанка – и лишь две полосы драгоценного шелка Ариэла очистила каким-то простеньким, доступным ей заклинанием.
   Шелк… он ласкал кожу нежно и легко, словно рука умелого любовника… Однако Тэлль мягко попыталась отстраниться – то выбравшаяся из постели ламия, вместо того чтобы просто завязать мерцающую зеленым золотом полосу на вчерашний манер, мягко и вкрадчиво опять принялась за свое. А ведь как не хочется останавливать ее… и когда вселенная уже готова была расцвести в буйстве сладкого безумия, Ариэла внезапно остановилась.
   – Надо же, вы, демоны, оказывается, тоже сладкие штучки. – В обычно насмешливом голоске ее прорезалась эдакая легкая, однако прекрасно уловленная чутким эльфийским ухом пикантная хрипотца.
   «Ну да, все верно – для них здесь это мы – демоны, – сообразила Тэлль, почти содрогаясь в муке наслаждения. – Это нами пугают неслухов и о нас, злых и мерзких эльфах, рассказывают страшные сказки…» Ноющая от неутоленного желания грудь словно закаменела, выставив навстречу ласкам ждущие соски, – и вот на эту-то прелесть коварная ламия и накинула наконец полосу шелка. М-да, смотрелось – просто умереть-не-встать – от неописуемой смеси желания и восхищения. Две кнопочки под тончайшей тканью так и просились, чтобы на них мягко нажать.
   – А мы постоянно живем на такой грани, в полушаге от…– Ламия судорожно выдохнула, едва Тэлль коснулась в свою очередь и ее. – Не отпускай от себя волну, понежься на ней…
   Ламии проще – одну только шелковую полосу на вызывающе и дерзко торчащую грудь, и все. Старательно не позволяя себе окончательно соскользнуть в сладкую и манящую пучину, эльфийка кое-как отвернулась и принялась надевать принесенную зеленокожей гоблиншей одежду. Путалась и вздыхала сквозь судорожно стиснутые в полузабытьи зубы. В конце концов она все же не удержалась на гребне и соскользнула обратно – в показавшийся таким вдвойне грубым и мерзким обычный мир.
   В комнату сунулась голова полуодетого чернявого красавца в алой бандане и кожаных штанах.
   – Эй, красавицы! Приказано Тэлль и Ариэлу сопроводить к их милости господину маркизу! – И только сейчас посыльный разглядел толком, кто обретается в постоялом дворе старого Гарри – брови его гневно сошлись на переносице от возмущения.
   – Эльфийка! – словно выплюнул он это мерзкое слово и тут же азартно нацелился весьма нехорошего вида трезубцем.
   Еще плавающая в сладком хмельном тумане Тэлль если и соображала что-то, то отпор дать никак не сумела бы – потому более привычная к такому состоянию Ариэла вздохнула и без лишних разговоров с хряском врезала этому нахалу кулаком. Хоть и хрупкой кое-кому показалась бы точеная красота ламии, но толково обученный солдат он всегда солдат.
   – Все верно, сестра и есть, – огорченно вздохнул с грохотом улетевший в угол нахал и принялся утирать опять занявшуюся язычками пламени физиономию с расквашенным носом. – В точности, как и Их Темнейшество: чуть что – сразу в морду!
   Кое-как приведя в порядок физиономию, гость разнылся. Дескать, их милость требуют завтрак и двух девиц – а тут неизвестно, что высокородному господину, да еще и магику, подавать на стол. Дамочки тоже хороши, так и норовят обидеть преданного слугу…
   – Заткнись! – Тэлль попыталась сосредоточиться и придумать что-нибудь на завтрак.
   Оказывается, не такое это уж и легкое дело, когда есть выбор. Обычно, не задумываясь, берешь, что состряпают полковые повара или на кухне постоялого двора. А тут… маркиз, надо же! Эльфийка скорчила уморительную мордашку. Чуть помассировала себя слегка ниже пояса, где разнылось от неутоленного желания, и решительно направилась на кухни.
   Повариха оказалась дебелой гоблиншей тех невероятных пропорций, о которых так и хотелось сказать «что ввысь, что вширь», однако носилась как угорелая. Равно как и пара тощих поварят, меж которых бестолково суетился и Гарри. Угроза не угодить маркизу и хозяину города – это ого-го! Дело нешуточное.
   Положение исправил давешний десятник… вернее, уже сотник. Как раз проходил по улице и теперь, привлеченный постепенно разрастающимся шумом и паникой, заглянул полюбопытствовать.
   – Хрень все, что вы тут понавыдумывали. – Он презрительно фыркнул в сторону уже едва не рвущего на себе от отчаяния волосы гоблина. – Если вы притащите их милости паштет из соловьиных языков, они вас самих петь заставят на манер соловьев, только… на дыбе или в петле.
   Сказать по правде, Тэлль и сама ужаснулась от столь варварского рецепта – это ж сколько сладкоголосых лесных певунов надо перебить! Эх, в конце концов, чего ж еще ожидать от этих людей? Бррр!
   Сотник распорядился насчет простой, но сытной и вкусной пищи.
   – У меня глаз наметанный, – авторитетно заявил он. – Маркиз наш не из тех, что изысками, жемчугами или прочими дуростями избалованы. И жилы тянуть не будут, коли что.
   – Точно. В морду незатейливо заедут, и все дела, – угрюмо подтвердил красавец с трезубцем и непритворно вздохнул. – Ладно, согласен. Давай, Гарри, или как там тебя. Если что, их милость на мне гнев отведут – авось вас потом и пощадят…
   Валлентайн краем глаза поглядывал в окно, через которое с высоты прекрасно была заметна суматоха в «Голове эльфа», а сам с куда большим вниманием присматривался к маячащим перед ним посреди комнаты семи слегка гудящим от сокрытой до поры мощи языкам пламени. Это диво он обнаружил в одном из закутков сладко дрыхнущим в потухшем камине и теперь распорядился предстать пред своими ясными очами.
   – Да мы это, того… духи огня, в общем, – басовито и внушительно отозвался тот, который был слева и вроде бы казался чуть поярче.
   Огненные демоны стояли перед своим повелителем ровным строем. И хотя от них не исходило ровным счетом никакого жара, волшебник ничуть не сомневался: при нужде эти бестии полыхнут так, что мало не покажется. Что-то такое было о них на второй год обучения в Школе… он попытался припомнить. Вроде бы демоны – но не из тех, что служат только Темному Повелителю. Ну да, огонь чист и благороден. Нейтрален, в общем.
   – А ну-ка, скромники, примите надлежащий вид. Примерно такой, как эта подруга. – Он невежливо указал пальцем на Тэлль, которая как раз первой, набравшись решимости, втащила в двери котелок с умопомрачительно пахнущим заячьим рагу.
   Можно было поклясться, что идея волшебника демонам понравилась. Если уж принимать форму, то чего-нибудь красивого, не правда ли? И через миг в малой зале объявились семь обнаженных огненных красавиц, мерцающих изнутри ленивыми сполохами неугасимого огня. Ибо демоны даже уловили невысказанное желание… В общем, не дураки.
   – А плохо не станет, братишка? – поинтересовалась Ариэла, которая никому не доверила нести на подносе свежий, с хрустящей корочкой хлеб, до которого и сама была большая охотница.
   Опасливо косящийся на кулаки господина Жулик уже накрыл стол скатертью – белой, как горные ледники, и такой же чистой. Посуда и приборы из принесенного им короба расставлялись эльфийкой, потому как в отличие от демона серебра она не боялась да и хоть что-то в этом деле понимала.
   – Да не будешь ты мне мордашку бить, – засмеялась она, все же приметив на лице волшебника тень неудовольствия.
   Ламия молча легонько постучала ей по бестолковке и достала из короба еще два прибора, поставила на стол. Правда, от услужливо придвинутого огненной девахой кресла отказалась, равно как и от вина.
   – Если напьюсь, от меня вас всех не спасет даже заступничество богов. – Она с делано смиренным видом потупила глаза и все же не выдержала, рассмеялась вслед за другими.
   Завтрак прошел быстро. Ели жадно, торопливо. И лишь когда первый голод был утолен, а прислуживающий за столом Жулик подал на десерт вишневую трясучку, завязался неспешный разговор. Огненные демоницы (на самом деле духи огня пола не имеют) оказались воительницами, но и от иной горячей работы не отказывались. Что белье погладить, что воды нагреть…
   – Тэлль, тебе домой все равно дороги нет. – Волшебник отламывал ломтики хлеба, поджаренного на ладони огненной девахи до ароматного дымка, и скармливал счастливо жмурящейся от удовольствия ламии. – А мне нужен толковый капитан стражи.
   Перспектива возглавить семерых огненных демонов и еще невесть сколько особей всякого сброда Тэлль особо не вдохновила. Особенно учитывая личность хозяина Замка.
   – Вон, пусть Ариэла отдувается, – на всякий случай попыталась отказаться она и вновь нацелилась на почти опустевший кувшин с помидорным соком. Надо же, оказывается, какая прелесть! Щепоть соли да пару капель сметаны… умм, как здорово!
   Ламия в принципе была не против. Но бегать на четырех копытцах по ступенькам, а уж тем более взбираться по вертикальным лестницам ей было совсем несподручно.
   – Ладно, кавалерия мне тоже понадобится, – отмахнулся волшебник.
   При таком известии Ариэла оживилась. Правда, тут же капризно надула губки и вытребовала себе еще ломтик поджаренного хлеба.
   – Когда б меня еще цельный маркиз с ладони кормил. – Она весело дохрумкала добычу, облизнулась, а затем благодарно чмокнула брата в щеку. – Ой, какая ж твоя светлость небритая.
   Как-то кстати разговор перешел на хозяйство, и тут все сошлись на том, что без управляющего Замок быть никак не может. Правда, мнения по поводу столь важной для любого манора кандидатуры сразу же разошлись. Ариэла была не против скромно замершего в угодливой стойке Жулика, но Тэлль и волшебник с жаром доказывали, что не потянет он, да и особый порученец при маркизе должность тоже весьма нужная. Но в конце концов ламию посетила гениальная по своей простоте идея.
   – Братишка, а ты ведь что-то упоминал о бабке своей? Вроде хозяйственная и в колдовстве соображает.
   Тэлль с волшебником переглянулись и с кислыми физиономиями заметили, что столь здравая мысль могла бы прийти в головы и им самим. Ну что ж, с воплощением затягивать тоже не след…

Часть четвертая
ПЛАТА ЗА ПОБЕДУ

   Море мягко и лениво хлюпало о замшелые камни причала. Отступало на миг, с тем чтобы почти сразу опять плюхнуть краешком огромной, зеленовато-серой глади. Иногда оно словно набиралось сил и шаловливо лизало босые пятки двух гоблинов, которые сидели на краю мола и неспешно роняли слова незатейливой беседы.
   – Слышь, бать? А все ж эти костяки как-то не тово…– Более щуплый и, судя по еще почти не позеленевшей коже, более молодой боязливо зыркнул в сторону да легонько поежился.
   – Ну костяки, ну, подумаешь, невидаль? – Его отец, в котором посторонний наблюдатель немедля признал бы старого знакомца – шелковых дел купца, – с хрустом почесал лохматое остроконечное ухо.
   Звякнули две серебряные серьги, из лихости или гоблинского тщеславия продетые сразу в одну мочку, и разговор на некоторое время уснул. Растекся ленивой пеленой под полуденным солнцем, растопился неистовым жаром над бухтой Ферри-Бэя и притих. Стоит признать, что в другом ухе почтенного гоблина красовались и вовсе три колечка – но в конце-то концов каждый сходит с ума по-своему.
   Чуть в сторонке, куда с таким недоверием пришелся взгляд взъерошенного сына, шла погрузка на борт черной, смоленой и пузатой, как старый гном, купеческой посудины. Дела у гоблина откровенно пошли на лад, коль он, кроме привычного, проверенного веками и прадедами сухопутного пути, решился проторить еще и морской. Да и то сказать – новый маркиз нрав показали сразу. Окрестных лордов за несколько дней кого присмирили, а кого и вовсе… к пиратам причислили.
   Вон они, бывшие забияки и убивцы, теперь портовыми грузчиками и строителями работают. Хоть и не по своей воле, да в навевающем подспудную дрожь в потрохах виде.
   Скелеты и впрямь проявляли чудеса аккуратности и трудолюбия. В линяло-белых полотняных рубахах и портках (это чтобы не поцарапать товар о свои костяхи) они гуськом шастали по широким дубовым сходням на берег. С тем чтобы через некоторое время с муравьиной основательностью занести на борт, а потом и в трюм ящики и тюки, коробы и плетеные из ивняка корзины. А вон сразу четверо облепили резной дубовый шифоньер, заказанный мелким островным лордом у тутошних краснодеревщиков, и тащат его на корабль бережнее, чем небось свою мамашу. Даже рукавицы догадались надеть, чтобы полировку не попортить – хоть черепушки у них и пустые, но, видать, соображение имеется. Или то надзирающий за погрузкой суетливый приказчик сообразил? Надо будет жалованья прибавить, неплохой хомо…
   Купец отвлекся от размеренно продолжающейся работы и вернулся к разговору. Хоть он и посматривал придирчивым хозяйским взглядом, а все же оказалось, что все идет как надо и вмешиваться нет необходимости. Ну продирал мороз попервости, когда их сиятельство чуть ли не даром продавал своих подопечных, ну, мерещилось порою эльф-его-знает что. Зато эти работнички не бунтуют, не пьют хмельного, а потом не болеют, безропотные и работящие. Ночью даже сами себе подсвечивают колдовским огнем из глазниц – гоблин по своей исконной недоверчивости ко всему новому испытал дюжину доставшихся ему скелетов на очистке брюха корабля от налипших ракушек и водорослей, вытащив на ночь судно на сушу.
   И что вы думаете? К утру днище сияло первозданной чернотой. Как новенькое. И придирчиво осматривающие работу купец с сыном лишь с ухмылкой переглянулись. А преданно и молчаливо таращащиеся мертвяки безропотно поковыляли исполнять новое задание – подсунуть под вытащенный на пологий берег корабль дубовые валки да спустить его на воду. Потом балласт каменный нагрузить да снасти обтянуть, до басовитого звона натягивая их на жалобно поскрипывающие юферсы. И по совету коменданта порта по бухте суденышко погонять, проверить.
   По правде говоря, у купца по зеленоватой коже мороз продирал нешуточный, когда по обеим мачтам проворно разбежалась орава скелетов в развевающихся на костях белоснежных… почти саванах. А один, представьте, оказался знаком с морским делом и, напялив на сверкающий белизною череп где-то добытую битую молью старинную треуголку, стал к румпелю. Ничё, страшновато было до дрожи в коленках, зато весело.
   Гоблин вспомнил, как при спуске корабля на воду одному скелету растрощило ногу… кажется, та косточка должна называться берцовой. А другой и вовсе попался под корабельное днище. И когда неуклюжая посудина наконец заколыхалась на мелкой волне, осталась от незадачливого мертвяка лишь костяная труха, высыпавшаяся из рубахи, да укоризненно посматривал провалами глазниц отлетевший в сторону неповрежденный череп.
   Однако прилагавшаяся к комплекту мертвяков подозрительная и наспех выструганная палочка «для ремонта» и в самом деле оказалась волшебной. Купец прошептал пару непонятных, но врезавшихся в память слов, осторожно и брезгливо коснулся поломанной ноги. Что-то пшикнуло дурно пахнущим дымком – и неповрежденный скелет поклонился да заковылял на помощь своим весело ощерившимся собратьям. Примерно то же получилось и с его куда сильнее пострадавшим приятелем. Гоблин, зажмурив от отвращения глаза, вновь прошептал чародейскую фразу и, ни на что не надеясь, ткнул палочкой в груду костяной трухи. Однако неведомым здравому смыслу образом костяк вновь соткался из небытия и тут же принялся как ни в чем не бывало деловито натирать корабельные медяхи.
   – Видишь ли, малыш… После войны мужиков, почитай, и не осталось… – Купец хотел прикрикнуть в сторону возникшей было заминки при опускании здоровенного ящика с фруктами в тесноватый проем люка, но там справились сами, и он вернулся к разговору. – Да и посчитал я – бригада портовых грузчиков и рабочих обошлась бы вдвое дороже, ну и валандалась бы почти седмицу.
   – Угу, а при погрузке обязательно чего разгрохали бы. – В голосе щуплого гоблина неожиданно прорезались ломко-петушиные нотки, чтобы тут же опять смениться солидным баском. – Как пить дать.
   Купец кивнул и, кстати, отхлебнул из фляги уже начавшего нагреваться пива. Блаженно прищурился и зашевелил в набежавшей волне босыми ногами. Красота! К тому же мысль о том, что при бережном обращении мертвяки еще и сыну послужат, почитай, бесплатно, приятно согревала привыкшую считать деньгу душу. А ведь он первый не убоялся купить такую рабсилу. Все остальные после него – и купцы озаботились новыми работниками, и мастеровые в городе, в свою очередь присмотревшись, тоже стали охотно покупать. Они везде годились – что землю рыть, что в карьере камень пилить или руду какую добывать, что вместо ветряка колесо крутить… Вообще, положа лапу на сердце, стоит признать, что их милость дело придумали хоть и дюже непривычное, но очень и очень полезное…
   Сзади раздались шаги, что-то звякнуло, и сидящую на причале парочку заслонила чья-то здоровенная тень. Это оказался сотник Зепп, назначенный их милостью начальником городской стражи и с тех пор развивший бурную деятельность. На удивление, Зепп оказался под хмельком, задумчивым и даже угрюмым.
   – Слышь, малец, сходи погуляй, – хмуро бросил он. – Мне с батей твоим кой-чего перетереть надобно.
   Купец с делано невозмутимым видом поглядел на продолжающуюся работу. Прикинул, что корабль сидит в воде неглубоко – до марки еще пара ладоней осталась, и неторопливо, степенно кивнул. Сын его понятливо подхватился на ноги и тут же словно испарился. Зато Зепп, погромыхивая железом, сел на его место. Вздохнул и тоже принялся стаскивать сапоги.
   – Слышь, их милость поехали вроде за новым управляющим Замка, – неторопливо начал он. – Ламию с собой прихватили, а на хозяйстве пока эльфу оставили.
   – И как она? – Купец снова отхлебнул пива.
   Зепп скривился, словно при нем сказали непристойность или обидели сироту, сплюнул в набежавшую зеленую волну и отобрал у гоблина флягу. С шумом сделал хороший глоток, одобрительно крякнул и вернул.
   – Да что с них, демонов, взять? Правда, их милость объяснили, что в том мире, наоборот, гоблинов и ламий демонами называют да пужают вами малых детей. Но, хоть и понимаю я, все одно как-то непривычно.
   Он вздохнул, посмотрел на посверкивающую иногда гладь бухты. И вздохнул опять.
   – Но я к тебе по другому делу, Ганс. – Сотник пожевал губами и решился. – Я ведь не хотел служить прежнему… совсем наладился было перейти на службу к соседнему барону. Тот хоть бандюков не привечает, больше у него порядку…
   Во взгляде искоса и снизу вверх, которым одарил человека тщедушный гоблин, мелькнуло много чего невысказанного: и про хромого бондаря из предместья, который по пьяни зарезал свою бабу и которого новый маркиз за то прилюдно скормил своему трехголовому псу; и теснящиеся на рыночной площади виселицы, на коих падающие с устатку палач с подручными трудолюбиво развешивали пиратов, мздоимцев и прочий уголовный народ; и даже осторожно возникшее среди торгового люда мнение все-таки основать гильдию купцов, да не в соседнем баронстве, а именно в Ферри-Бэе – много чего обозначилось в глазах гоблина.
   – В конце-то концов, Зепп… – Маленький купец тоже решился. Воровато оглянулся – не слышит ли кто – и придвинулся поближе: – В зомбей нас никто не превращает, упыри и нежить по городу не шастают. Вроде их милость и молодой, но насчет торгового и работного люда с понятием.
   Мало того, сообщил доверительно гоблин, Панька с соседнего переулка, что повадился шастать в заросли у подножия господского Замка и лакомиться там ягодами, говорит, что и в Замке чистота и порядок, и мертвяки по стенам да башням вовсе не стоят. Огненные посматривают, да остроухая эльфа иной раз покажется. А главное, дух хороший… Опять же, новый лорд солнышко полюбляют, вона какие погоды нынче славные…
   – Угу. – Зепп хохотнул, отчего в его тусклой кольчуге что-то глухо звякнуло. – А помнишь, как мы в ту ночь тряслись?
   Да уж, Ганс надолго запомнил ночь, когда пришлый волшебник отправился воевать колдовское гнездо. Молоньи с неба сыпались что твой дождь – да все по крышам и шпилям Замка лупили. А на тех голубые да зеленые огни бесовские пляшут, привидения в ужасе завывают, что твои мартовские коты… Ухоронившийся в погребе купец с перепугу так прижимался к трясущейся от ужаса и тоже вцепившейся в него гоблинской служанке, что как бы с того потом еще одного наследника не вышло… Впрочем, на этот раз расторговался удачно, да и маркиз новый не лютуют, подати берут по-божески. Если дела так и дальше пойдут, варум бы и нихт? [2 - Почему бы и нет (смесь нем. с нижегор. ).] Дети – это хорошо, когда все накормленные да одетые будут.
   – Значит, ты тоже считаешь, что, хучь и черный наш новый маркиз, но служить у такого сотником для чести не зазорно? – Зепп от волнения затаил вдох. Уж плутоватого-то купца Ганса он гонял, как пресловутую гоблинову козу, но ни разу на особо запретном из черного списка не ловил, а потому сверх разумного и не забижал. Оттого оба старых знакомых испытывали друг к другу нечто сродни извращенного уважения.
   Гоблин привычным искать в словах и текстах договоров второе дно ухом, разумеется, тотчас же вычленил это «тоже». Потому отхлебнул пива, храбро кивнул и протянул флягу давнему заклятому другу.
   – Знаешь, жизнь потихоньку меняется. Что-то новое постепенно приходит, и коль ты к переменам приспособиться не сумеешь, то схарчит она тебя без зазрения совести…
   – Ну ты и философ, курва-мать, – беззлобно ругнулся сотник, утирая после солидного глотка губы. – У кого пиво брал, у Гарри? Хорошее…
   – У него, а что? – Купец печенкой, или что там у гоблинов, чуял в словах сотника подвох. Но в чем он заключался, сообразить так и не сумел.
   – Он же, паразит, на той седмице подати платил, а за свежее пиво даже не заикнулся. Плутует, выходит? – Сотник сыто рыгнул и приложился к фляге опять. Сощурился блаженно на заливающее город и порт солнышко, пробормотал что-то вроде «никак после хмурости нашей не привыкну» и вздохнул: – Ладно… Гарри вроде у их милости в чести. На виселицу не потащу, но кишки на забор помотаю вволю.
   Уж в последнем гоблин ничуть не сомневался. Скривившись оттого, что так примитивно купился на дешевые сыскарские штучки и таким образом подвел под эльфийский монастырь своего соплеменника, Ганс нехотя признал, что какой-то порядок должон-таки быть. Потому он вновь сокрушенно почесал уже начинающее лысеть на том месте ухо и только молча покивал. Уж он-то ни разу не опускался до того, чтобы приторговывать рабами или дурманной травкой. Хоть и прибылей там куда поболе, а совесть тоже иметь надо.
//-- * * * --//
   Медленно, незаметно глазу, но неудержимо пробиралась вода подземными порами. Неторопливая, темная и холодная, она тем не менее находила свой путь даже сквозь камень. Здесь же, наверху, вобрала в себя ручейки да студеные ключи и прикинулась сонной и равнодушной речушкой. Течет себе и течет, наплевать ей на все. А если задрать голову вверх, то бегущие по небу пушистые и отсюда такие симпатичные барашки – это ведь тоже вода. А где-то на полуночи, говорят, по морю льдины плавают…
   Валлентайн хмыкнул и привстал, освобождая край плаща и давая место – сзади неслышно, как ей казалось, подошла бабушка. Да какая там старушка, которую тотчас бы нарисовало прихотливое воображение читателя? Молодая и статная деваха, при одном только виде которой носы сразу поворачиваются по нужному ветру, а кровь сладко, ощущением легкой опасности, щекочет словечко ведьма .
   – Она точно твоя молочная сестра? – Селина потрепала непокорные вихры на макушке внука и легко села рядом на застеленный плащом поваленный ствол.
   Словно нарочно, он лежал у берега в самом красивом месте. Так хорошо было сидеть здесь и бездумно смотреть на текущую и текущую себе воду. Да случайно ли здесь упало дерево – причем так удачно, что лучшей скамейки и не придумать? Волшебник не стал ломать голову над такими совпадениями, а легонько качнулся, мягко толкнув соседку в плечо.
   – Точно, точно, бабуля.
   Пригожая девица, которую язык ну никак не хотел называть означающими такую древность словечками, скептически хмыкнула – и только по этой с малолетства знакомой улыбке да по задорно блеснувшим сдерживаемой Силой огонькам глаз и можно было признать ту, прежнюю.
   – Век бы мне таких внучек не видать, Вал.
   – Ну и зря, ба. Она хорошая, если за хвост не дергать. – Он хохотнул, представив, у кого это может возникнуть в голове такая дурость – обидеть красотку. – А маменька моя вторая… кстати, вы с нею наверняка подружитесь… мудрая женщина… вернее, ламия. Но – рыжая, правда, не зеленая.
   Селина молча, кончиком пальца повернула за подбородок лицо внука к себе и всмотрелась. Спокойную и беззаботную усмешку пытливо изучили мерцающие волчьи огоньки ее глаз, и Валлентайн поймал себя на мысли – он не помнил, какого же цвета они на самом деле. Ну светятся, казалось бы, и светятся – эка невидаль! Ну да, это для своих или других магиков дело привычное. А остальных – так просто оторопь берет поначалу.
   – Знаешь, малыш, твое поручительство стоит многих других. Это если правда, что ты за них так заступаешься вовсе не из-за дел полюбовных…
   О-о! Волшебник уже задрал глаза к редким на небе облачкам и самым натуральным образом собрался взвыть. Да сколько ж можно! Конечно, при одном только взгляде на ламию первой приходит мысль, что ну никак не возможно обойтись без грешных побуждений и соответственно действий. Да только неправильно все это. Отчего – молодой волшебник и сам не знал…
   – Ладно, ладно, не ворчи. – По правде говоря, бабуля на самом деле и сама оказывалась ворчунья еще из тех.
   Возможно, это оттого, что жила одна. Отчего-то потомственные ведьмы не терпят живущих поблизости себе подобных. Но съездить к подруге и коллеге в гости – хлебцем эльфийским не корми. Языки почесать всласть, обменяться рецептами да теми травками, что в других местах не растут. Новости вызнать да свои пересказать опять же. А с приходящих со своими горестями и болестями что взять? Почти все кланяются да боятся слово лишнее молвить, а каждый второй за душою страх, если не ненависть, прячет…
   Вообще-то в их роду Сила всегда передавалась по женской линии. Сколько легенды и иные изустные предания говорят: среди детей ведьмы всегда находилась дочь – одна, особенная. Только вот с внучком эдакая закавыка вышла. Феномен, по-ученому говоря. Может, четвертушка эльфийской крови боком вышла, может, еще что. Потому все окрестные ведьмы от полуденных гор до студеного окияна на полуночи со вполне понятным жаром обсуждали это известие. И многие, если не все, хоть раз да заглянули в гости к дочери. Или сюда, когда та уезжала по делам, и ревнивый бабкин глаз присматривал за оставленным ей на попечение резвым и любознательным мальчишкой.
   В щеку волшебника мягко толкнул воздух. Молодая и чертовски бы при других обстоятельствах пригожая девица усмехнулась своим думам. А когда малыш вошел в возраст – сколько споров было, даже чуть до драки не дошло. За право распечатать парнишку да научить всяким таинствам девки едва волосы друг дружке не повырывали. Ведь именно в первый раз много, очень много начинает понимать не только человек, но будущий маг в особенности. И знал бы внучок, сколько смазливых ведьмочек после свиданий тайком выносили его детей… от гордости помер бы. Да ну, лучше ему не ведать о том…
   – Знаешь, как вы с той остроухой стервью уехали, крутились тут… всякие… – Красивое лицо Селины нехорошо исказилось. – Да только не вынюхали ничего, следок ты знатно запутал. А вот потом…
   Она вздохнула, легонько вспушив волосы внука.
   – Потом приезжала одна… сияла, что твой брульянт на солнце. Белая, сильная – аж зубы от зависти сводило. Ну кой-какие старые премудрости ей все же оказались неведомы – я втихомолку ей глазоньки синие и отвела. В общем, тоже уехала несолоно пописавши. – Селина улыбнулась своей шуточке, а потом и вовсе засмеялась чистым колокольчиком, вторя хохоту внука.
   Сверху, от притаившейся в глухой чащобе избушки подоспела ламия. Хоть и неслышно ступала она изящными ножками по мягкой лесной подстилке, но подобными хитростями владеющего магией не провести. Уже привычно, бессознательно раскидывается вокруг Сеть. Или разливается аура, или рассылаются космы легчайшего колдовского тумана, не видного глазом – всяк обезопасивается по-своему.
   – Ну вот, смеются тут. А мне там что, с коровой и козами любезничать?
   Ариэла старательно пыталась ворчать, однако одного только взгляда в эти смеющиеся глаза-огоньки оказывалось достаточно, чтобы не удержаться от ответной улыбки. Ламия от избытка хорошего настроения весело пританцовывала даже на месте. Сидением на каком-то подозрительном, невесть отчего и зачем упавшем дереве она не прельстилась, зато шагнула к речке и, грациозно наклонившись, всмотрелась в ее темные воды.
   – Хм, а и в самом деле хорошая эта… Эсвирь, говорите? А искупаться мне тут можно?
   Бабуля покачала головой, по деревенской привычке прикрывая концом наброшенного на плечи платка кривящиеся в попытке сдержать смех губы.
   – Ох и коза-дереза, ох и вертихвостка. Даже странно, что ты таку кралю не огулял… да не вертись, егоза! Дай мне тебя рассмотреть…
   Бесцеремонно, со всех сторон осмотрев и даже пощупав оторопевшую от этакой напористости ламию, Селина напоследок с любопытством потеребила возмущенно трепыхнувшийся в ее пальцах хвостик.
   – Надо же, все при всем. И даже чуток Силы есть – хотя и маловато для толковой ведьмы.
   Ну да. Пару-тройку сюрпризов магического свойства Ариэла недругам преподнести бы смогла. Несколькими вполне полезными в повседневной жизни умениями она тоже обладала. Это помимо основного предназначения, так сказать. А если надо больше… маменьке Верайль только намекни – она такие дела любит и умеет.
   – Ого, точь-в-точь как маман, выразилась! – Ламия вроде бы повозмущалась немного таким со своей персоной обращением, но особо разоряться не стала. У женщин своя логика, непонятная уму и здравому смыслу. Она даже не рассердилась, когда Селина поощрительно шлепнула ее по тому месту, которое язык так и порывался назвать словом попка , и с визгом помчалась в воду.
   Волшебник вдумчиво поднял глаза к небу. Посчитал немного, улыбнулся.
   – А ведь сейчас ледники в горах тают. Как раз эта вода в речке и есть? – И, получив утвердительный кивок многомудрой бабушки, принялся раздеваться.
   Если весело плещущаяся в реке ламия вздымала множество мелких брызг, то когда в воду кувыркнулся Валлентайн, столб воды взлетел едва ли не выше печально склонившихся верб.
   – Детвора, – чуть скептически выразила свое мнение стоящая на берегу ведьма.
   Затем одним глазом заглянула в свое отражение в послушно успокоившейся возле нее реке. Чтобы оно, да еще и в текучей воде, соврало? Из реки на Селину смотрела едва сдерживающая смех чернобровая красавица, а потому она решительно тряхнула головой, кивнула своей двойняшке и тут же дернула тесемку на вороте блузы. Молодость тела – это здорово! А насчет души… да куда ж она денется?
   В воду ведьма зашла медленно, степенно, словно помня еще о былом. Но река способна унести и не такие печали. Долгие века спала вода во хладе горных льдов – с тем чтобы однажды проснуться под жаркими лучами и потечь вниз, в каждой своей капле еще неся память о вечном покое.
   В конце концов всю рыбешку и прочую мелкую живность они таки распугали далеко вокруг. Ариэла плавала как-то на первый взгляд неловко, но куда быстрее ведьмы, хоть и немного уступала рассекающему воду, как фрегат, волшебнику. Потом троица угомонилась, да и вечер уж вон – из-за лесных макушек даже выглянул и принялся нескромно подсматривать надгрызенный серпик любопытной луны.
   На берегу Селина чуть было застеснялась, но Валлентайн не стал пялиться на вполне заслуживающих самых нежных взглядов и не только девиц, а быстро организовал что-то вроде шустрого и горячего вихря, который обернул тела щекочущим теплом и даже высушил волосы.
   – Неплохо. – Селина с великим одобрением восприняла это заклинание и тут же послала ламию за чистой сорочкой.
   Та поворчала для виду, но проворно помчалась в избу, задорно виляя ставшим лохматым хвостиком. Ведьма проводила ее непонятным взглядом, а затем вздохнула:
   – Хорошая девчонка, только не будет ей счастья в жизни. Вижу, а что да почему – не знаю. Думаешь, сумеешь уберечь? – Взгляд ее отчего-то никак не хотел встречаться с глазами внука.
   – Постараюсь, – честно ответил волшебник. Он кивнул, прекрасно осознавая, что против случайностей никакие меры или умения не спасут.
   Как обычно, ламия принеслась сломя голову. Вот ведь, вечно летает как угорелая, и все ей нипочем… однако на берегу ее копытца предательски заскользили в волглой траве. И, едва успев швырнуть в людей принесенную одежду, ламия с достойным кисти живописца великолепием рухнула в прибрежную муляку.
   – А, чтоб тебя эльф побрал! – возмущенно ругнулась она и опять полезла на глубокое. – Ушастый, страшный и бородавчатый, как болотная жаба!
   Вынырнувшая из ворота сорочки ведьма усмехнулась, а потом пригляделась и принялась хохотать. Дело оказалось в том, что вечерние комары ринулись на вылезающую из воды Ариэлу, как будто их приманивало некое заклятье. При одном только виде вертящейся и отмахивающейся от назойливых кровососов ламии и в самом деле смеяться хотелось в свое удовольствие. В ее родном мире насекомые относились к ламиям с должным почтением и держались на расстоянии. Зато здешние ринулись на свежатинку гудящим облаком.
   – Помогите, живьем заедаю-ут! – возопила бедняжка и завертелась уже едва ли не волчком.
   В конце концов волшебник, сжалившийся над четырехногой и потому весьма здесь диковинной девчонкой, махнул в ее сторону рукой. Теплый вихрь почти мгновенно высушил Ариэлу и заодно отогнал звонко гудящую стаю. Однако все же пришлось Валлентайну пожертвовать страдалице свою рубашку – ламия мигом почуяла, что на ткань наложено некое отпугивающее маленьких злодеев заклятье, и нырнула в одежду, словно перепуганная мышь в спасительную норку.
   – Стало быть, тамошние комары будут меня грызть спокойно и с превеликим удовольствием? – засомневалась Селина, которая еще обдумывала предложение внука уехать из этих мест.
   – Что-нибудь с маменькой придумаете. – Входящий в хату волшебник оказался настроен куда более оптимистично…
   В печи безо всяких дров жарко и бездымно полыхал колдовской огонь, на закопченной до мифической черноты плите уже исходили духмяным паром кастрюльки да сковородки, и над всем этим хозяйством хлопотливо царила молодая пригожая ведьма. А за бревенчатой стеной, почуяв близость ночи, от усердия даже не цвиринькал, а орал дурным от усердия голосом ошалевший невесть с какого счастья сверчок.
   – Слышь, а кто такие дреки? – Сидящего на лавке и бездумно глядящего в пламя волшебника отвлек шепоток жарко и бесстыже придвинувшейся ламии.
   Валлентайн недоверчиво приподнял бровь, задумался, а потом усмехнулся. С самого детства маменька или бабуля да и все залетные на огонек ведьмы посылали его к дрекам, если не вовремя влезешь с дурацким вопросом или просьбой, что означало беззлобно-добродушное «отстань, не морочь голову». С каким бы архиважным интересом ни хотелось узнать – отчего на руке именно пять пальцев, зачем рыбы плавают и почему листья у дуба волнистые – чаще всего мальчишку отсылали именно к дрекам. Причем на самые приставучие вопросы – кто же это такие, загадочные и волнующие до ломоты в скулах дреки, – оторвавшиеся от своих таинственных занятий ведьмы озадаченно морщили лоб и беззастенчиво посылали опять же к ним, непонятным и оттого смутно-притягательным.
   В ответ на интерес лорда, по какому же поводу Селина ответила именно так, Ариэла покрутила носом, но все же недовольно процедила, что в имеющийся за огородом маленький дощатый домик с вырезанным в дверце отверстием в виде сердечка она не помещается. Вот и пришлось спросить у ведьмы, как быть.
   – Хотела попробовать – как же вы живете, человеки. – Ламия фыркнула и добавила, что на свежем воздухе это делать куда лучше.
   – Да кто их знает. – Молодой маг улыбнулся и пожал плечами. – Похоже, эти дреки пришли из такой древности, что уже никто и не помнит, что к чему. Да ну их к… гм, ложись-ка лучше спать.
//-- * * * --//

   – Попробуй еще раз. – Деловитый голос и спокойный вид волшебника в алом плаще ни в коей мере не отражал ту неслышимую бурю, которая уже поднималась внутри, тревожа сердце.
   Сандра устало кивнула головой. Ее миловидное лицо сейчас словно потускнело от отчаяния, а в фиалково-синих глазах отчетливо плескалась боль. И все же светлая волшебница упрямо задрала чуть обострившийся носик. Вытерла салфеткой застивший взор пот, упрямым жестом заправила за ухо выбившуюся прядь. А затем вздохнула глубоко, набираясь сил и решимости, – и обе изящные ладони вновь легли в два отполированных прикосновениями углубления на резной раме большого круглого зеркала.
   – Осторожнее. – Сидящий сбоку и чуть поодаль Эндариэль поморщился: Сандра уже посылала на ту сторону такие порции Силы, что и сама начала окружаться матовым светящимся ореолом.
   Хорхе и Дей… мальчишки по меркам разменявшего третий век эльфа – и могучие волшебники. Живой и непоседливый Хорхе, такой же непостоянный, как подчиняющаяся его магии изменчивая стихия Воздуха. Курчавый, смуглый и высокий, неизменно жизнерадостный – сколько девчонок втихомолку по нему сохло! Элегантный красавец и сердцеед, он составлял разительный контраст со своим закадычным другом Деем, магом Земли. Тот был коренастым, молчаливым и солидным. Отпущенные по армейской моде роскошные бакенбарды и усищи делали волшебника вкупе с солидной манерой поведения больше похожим на зачем-то надевшим штатский сюртук моложавого бригадного генерала.
   Почти луну тому назад они отправились исследовать недавно открытые Ледяные Бездны, и вот вчера вечером Сандра не смогла через свое Всевидящее Око установить с ними контакт…
   – А сегодня утром я попыталась связаться с ними еще раз и вызвала вас. – Чуть сиплый с придыханием голос волшебницы выдавал ее неимоверные усилия.
   – Ты все верно сделала, сестра…– Однако Кизим прихмурился на свои мысли – верно-то верно, только вот чем они трое смогут помочь парням, если те влипли в передрягу, если не чего похуже?
   Трое могучих волшебников, способные при нужде, если не перевернуть мир, то сотрясти его до основания, а с другой стороны, Дей и Хорхе тоже могут в случае чего натворить дел нешуточных. И они попались? Разум попросту отказывался верить в это. Однако в зеркале волшебницы лишь гуляли неясные блики, сквозь которые легко проглядывали знакомые тени вселенского эфира.
   Легкий треск, заставивший хоть какое-то изображение перекоситься и пойти пятнами, отбросил Сандру от Зеркала. И набить бы волшебнице в падении синяки на разных местах, но вскочивший вовремя эльф успел подхватить ее. Закатившиеся глаза и выступившая на столько раз целованном лице испарина сказали ему все.
   – Перегрелась, – коротко бросил он Кизиму и на пару с магом Огня осторожно перенес обессилевшую волшебницу на тахту.
   Осторожно целитель принялся за свою работу. Для начала он чуть подпитал магией потускневшую и чуть покосившуюся ауру едва дышащей волшебницы. Затем мягко обволок ее своей Силой и принялся бережно, нежно приводить естество этой красивой и сумасбродной девицы в должное соответствие со своими представлениями о здоровье.
   Тревожно порхающий в воздухе у изголовья огонек вдруг моргнул и разразился негромкой трелью. Кизим хмуро перевел на него свой горящий мрачным огнем взгляд – к подножию башни светлой волшебницы прибыл на телеге приказчик от купцов с купленными вчера госпожой магическими ингредиентами, а также платьями и прочими женскими изысками. И теперь робко стучал в изящную и в то же время непробиваемую дверь, предлагая хозяйке забрать товар.
   – Я распоряжусь, – коротко бросил он и сбежал вниз.
   Щечки Сандры тем временем порозовели и стали чуть живее красивого, но, увы, безжизненного алебастра. Ее дыхание участилось, ресницы дрогнули, и вот на Эндариэля вновь мягко уставился взгляд неповторимых глаз.
   – Лежи. – В голосе эльфа озабоченности не чувствовалось ни малейшей. Ну переутомление среди магов – случай сам по себе неприятный, однако и он, Эндариэль, один из лучших целителей этого мира. – Все будет хорошо.
   Волшебница выразила согласие одним только взмахом ресниц и легонько, с улыбкой, вздохнула.
   – Полегче, друг мой. – Эндариэль положил ей ладонь на освобожденное от одежд подвздошье, напитывая опустошенное тело столь щедрым потоком зеленой искрящейся Силы, что та уже готова была взорваться, словно ракета магического фейерверка.
   – Ну раз уже о постельных забавах подумываешь, значит, с тобой все в порядке, – улыбнулся эльф в ответ: он куда лучше иных других знал, чем можно перешибить всякие мрачные мысли и настроения.
   Сандра потеребила шелковистые золотые локоны эльфа, а затем решительно приподнялась. Стоит признать, что целитель и не подумал возражать. Не только потому, что он сделал свою работу на совесть и теперь эта красавица сияла, как новенький золотой, но и потому, что не понаслышке знал твердый характер волшебницы и ее непреклонность в иных вопросах. Лишь окинул взглядом женскую фигуру, пока Сандра накидывала на себя атласный халатик, и довольно улыбнулся.
   Эндариэль в углу еще отмывал от мази ладони, когда две нежные руки обняли его, а сзади волнительным телом прижалась не волшебница – женщина.
   – Помнишь нашего черного друга? – ввинтился в его ухо горячий шепоток. – Я не смогла выследить его, но оставила в одном месте пару ловких ребят… где он обязательно появится. Так вот, он сейчас в нашем мире.
   – Это где его бабка живет? – Подошедший сзади огненный маг хохотнул и ласково шлепнул волшебницу пониже спины. – А если я ревновать стану? Да, Сандра, я распорядился там – твое барахло служанки уже раскладывают.
   Эльф на всякий случай осторожно глянул в его сторону из-под прикрытия почти по-женски длинных и красивых ресниц – кто их знает, этих горячих хомо, вдруг и в самом деле… а Сандра неожиданно обняла другой рукой Кизима. Миг – и она уже заключила себя меж двух сильных волшебников на манер сладостного бутерброда.
   – А теперь слушайте внимательно, мальчики, – лукаво раздался ее ничуть не задыхающийся от страсти шепоток. – За тем парнем есть и другая сила, кроме черной… в общем, я задумала обменять его на Хорхе и Дея… С Ледяной Бездной не договориться и не пригрозить ей, но… если принести некроманта в жертву… а ведь реально попросту откупиться и обменять на него наших… Или есть идеи получше?
   Кизим сначала прошелся было по неистребимому женскому коварству. Однако потом признал, что послушные и безропотные овечки ему тоже не по душе.
   – Думаешь, сработает? – Он вздохнул, зарывшись лицом в эти ласковые и милые женские волосы. – Но лучших идей и правда у меня что-то нет…
   – Светлая богиня, думается мне, тоже не сильно накажет одну знакомую волшебницу, если та ненароком подложит гоблинскую свинью одному чернокнижнику. – Эльф был настроен более пессимистично, но признал изощренность дерзкого замысла Сандры.
   А та нежилась в тепле и аурах двух мужчин и волшебников. Если бы они знали, насколько далеки на самом деле оказывались ее мысли от устремившихся по извечной колее мужских… но Эндариэль прав – Божественная поддержки и благословения не лишит.
   Потому неудивительно, что, когда два мага через некоторое время оставили ее одну, словно озябшая волшебница обняла себя и некоторое время задумчиво стояла у высокого окна, невидяще глядя вдаль, где под солнцем плавился в дрожащем мареве горизонт. Мысли ее устремлялись все дальше и дальше от этой башни, от расположившегося неподалеку окраинного города королевства, да и от самого этого мира…
//-- * * * --//
   В принципе холод и уже начавший вовсю сыпать с хмурого неба снежок оказались не самыми мерзкими. То, что во время перехода будут всякие неприятности, лорд и волшебник предупредил. Да и Ариэла, с восторгом и настороженностью осматривавшая тот свет , запомнила то по пути сюда.
   Однако куда худшим оказалось тащить за собой кучу пожитков – даже пара коз и скорбно позвякивающая колокольчиком корова тащились вслед за путниками. Бабуля отказалась оставить даже мелочь. И, как Валлентайн ни ругался в сердцах, Селина таки настояла на своем. Пришлось ему втихомолку разорить одно старое, заброшенное кладбище. И теперь четверо с хрустом ковыляющих скелетов с поклажей на плечах, вкупе с животными придавали маленькому каравану некий иллюзорный, потусторонний вид.
   – Да уж, видок у нас еще тот! – невесело хохотнула облаченная в ведьминскую вязаную безрукавку Ариэла. И по своей легконогой непоседливости поскакала на попутный холм, откуда из весьма похвальной недоверчивости собралась обозреть окрестности.
   Она даже успела ухватиться за копье, когда реальность вокруг резко заколебалась отчетливыми пульсациями Силы, а из разлившегося в снегопаде туманно-радужного пятна шагнул отплевывающийся эльф.
   – Вовремя я, едва пробился. – Он отряхнулся от снега всем телом, словно собака, и огляделся. – Ну да, уже почти на Грани.
   Валлентайн жестом придержал воинственно нацелившуюся было на демона ламию и остановил насупившуюся Селину, которая уже нащупала в кармашке неразлучно находящуюся при ней щепоть семян – если бабуля начнет ворошить зернышки, то разбегайтесь все! Даже ему пришлось бы туго.
   А Эндариэль – это оказался не кто иной, как он – поежился от холода и заговорил с волшебником. По вполне понятной причине он не поздоровался, уж желать здоровья чернокнижнику, ламии и ведьме – это, знаете, как-то чересчур. Посему сразу приступил к делу.
   – Хорхе и Дей, похоже, попались, – без обиняков заявил он.
   Известие само по себе неприятное, уж Валлентайн слыхал об осуществляемой двумя членами Совета дерзкой экспедиции в неведомую Ледяную Бездну.
   – Подробности? – коротко поинтересовался он.
   И услышанное известие, что со вчерашнего вечера к ним не пробиться даже через Всевидящее Око, Валлентайна здорово опечалило. Не то чтобы он особо уж уважал или дружил с могучими волшебниками, но все-таки те двое – парни хорошие. Надежные – побольше б таких…
   – Только что Сандра пыталась еще раз проломиться всей Силой, мне даже пришлось потом откачивать ее. – В обычно мягком и бесстрастном голосе эльфа скользнула такая неприкрытая озабоченность, что прямо бы впору удивиться. – Короче, сбор у светлой, а я помчался в Лесную Башню за нашими. – Он вздохнул и совсем уж собрался полезть обратно в равнодушно переливающийся портал, однако черный маг остановил его.
   – А как же некие слова этой стервы насчет меня? – поинтересовался он.
   Эльф окинул его открыто неприязненным взглядом.
   – Свои личные дела решайте сами, – уклончиво ответил он.
   Во время всего этого разговора Ариэлу не покидало все растущее чувство тревоги. Взглянув на ведьму, внимательно вслушивающуюся не столько в слова, сколько в интонации или эльф еще разберет какие тонкости, ламия почувствовала, как у той едва не встают дыбом волосы. Уж уловить бушующий в крови хомо пожар – будь то сладостный яд любви или всесжигающее пламя гнева – ламия умела безошибочно.
   – Я против, мой лорд. – Ариэла шагнула вперед.
   По ее горящему взгляду и какой-то новой, горделиво выпрямившейся осанке Валлентайн сразу понял, что никакие приказы или уговоры тут не помогут. Коротко и выразительно она чиркнула по уже насыпавшемуся снегу кончиком копья, проведя столь многозначительную, разделяющую целителя и ее брата черту.
   – Многоне уважаемый господин эльф останется с нами, – подчеркнуто скрипучим и непреклонным голосом добавила ведьма в обличье молодой красавицы. – Почетным, но… хорошо охраняемым гостем.
   В ответ на ироничное замечание Эндариэля – кто же это сможет удержать в повиновении одного из сильнейших волшебников? – ламия презрительно дернула своим куцым и неприлично растрепанным хвостиком. Мимоходом, не испытав никаких затруднений, она поймала смятенно заметавшийся взгляд эльфа, привлекла к себе. И когда в его изумленно распахнувшихся глазах уже разгорелись искры вечной весны, наконец оторвалась от его уст.
   – Фу, как же от тебя несет одной…– Ариэла поморщилась и задумалась на миг, разбираясь в своих ощущениях. – Одной светлой магичкой.
   – Вот это я влип, – со вздохом признался эльф, не в силах оторвать от ламии горящий взор, и в знак согласия поднял ладони в извечном жесте капитуляции. – Хорошо, я остаюсь заложником – только вытащи, темный, Хорхе и Дея.
   Если бы Валлентайн знал, чем жертвовал Эндариэль, то зауважал бы его еще больше. Но он просто слегка поклонился плотнее запахнувшему плащ целителю и отвернулся. Что-то ему подсказывало, что далеко не все тут просто – и приглашение наверняка ловушка. Но оставить в беде наших ? Нет, это немыслимо.
   Кольцо, символ принадлежности к дворянскому роду и пуще его уважаемому роду магическому, никак не хотело сниматься с привыкшего к его присутствию пальца. Однако оно подчинилось в конце концов воле и легонькому заклинанию, легло на ладонь Селины. Волшебник покрутил его, вздохнул, а затем решительно надел его своей родственнице на безымянный палец.
   – Остаешься за меня… леди Селина.
   Ведьма в отчаянии заломила руки со стиснутыми кулаками, не в силах сдержать свое трепыхнувшееся и сжавшееся в каком-то нехорошем предчувствии сердце. Нет, малыш, о нет! Эх, шарахнуть бы сейчас этого остроухого в три щепоти зернышек да утащить внука и эту смазливую дуреху дальше – туда, где чутье опытной чаровницы уже подсказывало ей путь на ту сторону. Да оставить на этом месте болотную трясовиц у, чтоб вздумавшие пробраться по следочку кровавым потом изо всех пор изошли! Однако нет, нет решимости… и она обмякла. Вздрогнула в сдерживаемых рыданиях, обнимая своего внука.
   Если кто-то тут думает, будто эльф ничуть не ощутил взметнувшиеся вокруг вихри страстей человеческих, то, уверяю вас, вы глубоко, очень глубоко ошибаетесь. Однако скромно переступающая в сторонке с копытца на копытце ламия цепко держала остроухого целителя на тонком, неосязаемом, но таком могучем поводке. И Эндариэль только до боли впился в ладони ногтями, чтобы не рассказать черному все. Однако нельзя, нельзя – жизни Хорхе и Дея надо обменять на этого истекающего едкой и темной силой некромансера… А потом видно будет – они все вместе целителя в свою очередь тоже вытащат.
   – Не мешкай, лорд. – Он отвел глаза в сторону и кивнул на портал…
//-- * * * --//
   Яркий солнечный свет резанул глаза и все естество, словно неожиданная пощечина. Молодой волшебник вывалился из быстро угасшего за ним сияния портала, безо всякого стеснения отплевываясь от пыли. Ну вот, ей-же-ей, совершенно непонятно, отчего астральные пути все забиты какой-то дрянью!
   Под уже почти забравшимся в самую вышину солнцем окружающая со всех сторон песчаная пустыня с потемок показалась неуместным морем слегка взъерошенного расплавленного золота. На небе ни облачка, и зрелище возвышающейся шагах в ста могучей, одинокой и столь неуместной здесь башни выглядело поначалу совершенно диким.
   Валлентайн кое-как проморгался, рукавом утер заслезившиеся от пыли и яркого света глаза. Нет, все же вон на горизонте какие-то строения имеются… определенно, город – да и не стала бы волшебница забираться в совсем уж необитаемые, дикие места.
   Дверь в исполинской башне, сложенной из глыб светло-кремового ракушечника и в таком виде казавшейся словно слепленной из обманчиво-мягкого сливочного крема, распахнулась и с грохотом ударилась о стену.
   Выскочивший изнутри Кизим коротко ругнулся на ходу и устремился подальше. А рука его уже вытягивалась в знакомом повелительном жесте – он собирался поставить портал.
   – Привет. – Он хмуро оглянулся на одиноко стоящего волшебника и вновь досадливо сыпанул сквозь зубы проклятиями.
   Меж пальцев мага Огня разгорелось зыбкое перламутровое сияние, короткий шквал взметнул на миг полы роскошного алого плаща.
   – В графстве Ламинор пожар. Мои помощники не справились, огонь перекинулся на торфяники.
   Валлентайн аж похолодел от нахлынувшей тревоги и мысленно присвистнул. С самой середины весны дождей в том краю королевства почитай и не было. Высохло все до звона – а уж если заполыхали торфяные болота, снабжавшие полкоролевства прессованными брикетами топлива, то дело совсем худо. Летящий по макушкам деревьев пожар, так называемый верховой, любой даже ученик огненного мага потушит играючи. Следующую за ним волну низового уже тяжелее – пищи у огня тут куда побольше. Но вот если коварная стихия забралась под землю, то уж совсем худо.
   Сверху-то не видно ничего. Вроде потушили, залили все отнимающими жар заклинаниями, а потом еще и маги Воды спешно призванные дождевые тучи чуть не досуха выльют. Кажется, порядок – лишь курится кое-где дымок да плавает в воздухе горьковато-тревожный запашок гари. Ан нет, за несколько миль за спиной из-под слоя земли вдруг снова вырывается на свободу коварно прокравшийся туда и набравшийся вволю сил ревущий огненный зверь.
   Потому-то Валлентайн лишь нахмурился, покачал головой да сочувственно похлопал по плечу мага, со всей возможной поспешностью разворачивающего сияние портала.
   – Может, тебя с собой прихватить? – Оглянувшийся Кизим вздохнул, поморщился и огорченно махнул рукой. – Да какой там с тебя прок… Ладно, бывай!
   Он отвернулся, склонил в размышлении голову. Затем стряхнул с нее какие-то думы и заботы, величаво выпрямился и решительно шагнул в уже раскрывшийся портал.
   Вот это по-нашему! Валлентайн с легкой улыбкой проводил глазами могучего огненного мага. Негоже идти в трудное дело или на битву с тяжелым сердцем!
   Из оставшейся приоткрытой двери башни с легким серебристым звоном выскользнул крохотный белый огонек. Он словно испуганно сжался, потускнел под неумолимым сиянием солнца, однако подлетел к волшебнику, оставшемуся у оборвавшейся в никуда цепочки следов на песке, и старательно замельтешил перед взором.
   Что ж, более откровенное предложение войти трудно себе и представить. Молодой чернокнижник чуть плотнее завернулся в плащ – так шибало от этого крохотного безмозглого сгустка магии чужой, отвратительно светлой силой – и со вздохом направился к темнеющему входу в презрительно возвышающуюся над ним махину. На ходу он не удержался от мелкой шалости – взглянул на сопровождающего особым, колдовским взглядом.
   Ну и пошептал кое-что, чего уж там греха таить. Потому что огонек с такой силой впечатало в легкие, образованные ветерком на поверхности песка волны, что в стороны брызнула маленькая песчаная буря, а сам сгусток света и магии размазало по поверхности. Однако то ли темный маг не уделил должного внимания и Силы своему внезапному капризу, то ли светлая волшебница заложила в своего магического слугу чересчур уж большой запас прочности, но едва виднеющееся на взрыхленном песке пятнышко света вновь испуганно заметалось, и через несколько мгновений в жаркий воздух неуверенно воспарил огонек.
   Теперь он оказался изрядно потускневшим да еще и перекошенным на один бок. Потому первые шаги внутри башни полуослепший со света Валлентайн проделал в потемках. Он еще успел почувствовать ток воздуха, когда кто-то исполинский и невидимый словно размахнулся над ним, успел дернуться и прикрыться локтем да судорожно выдохнутым вверх заклятьем.
   Однако что-то коварно и совершенно неожиданно перецепило оставленные без внимания ноги, и волшебник, которого вдруг бросило в жар и холод, полетел куда-то, сокрушив какой-то некстати подвернувшийся хрупкий изящный столик…
   Окружающее никак не хотело становиться на свои места. Все вертелось, норовило куда-то предательски уплыть, а в ноздри отчего-то так и лез отшибающий упрямо пытающееся обостриться соображение аромат. Неуловимо знакомый, мощный и притягательный.
   И все же Валлентайн кое-как сумел собрать воедино разлетевшуюся в клочья сущность. Руки и ноги, правда, повиноваться по-прежнему отказывались… ну да, все верно – в цепях не очень-то подергаешься. Зато прямо перед взором обнаружились полыхающие яростным аметистом прекрасные и ненавистные одновременно глаза.
   – Ты сильный, очень сильный маг. – Сандра улыбнулась так сладко, что мысль об изловившей наконец мышонка кошке даже не пришлось призывать. – Однако у тебя есть принципы – и поэтому ты слаб…
   Волшебница немедля и как-то буднично распахнула атласный халатик, и молодой маг едва сдержался, чтобы не покрыть ласковыми поцелуями мягко и будоражаще скользнувшую по лицу безукоризненной формы грудь.
   – И один из твоих принципов я вычислила – кроме женщин и детей. – Светлая магичка, а сейчас в восприятии скорее женщина, мягко усмехнулась, споро и неделикатно расстегивая ремень скованного пленника и освобождая того от брюк. – Ты мог бы доставить мне изрядные неприятности даже в месте средоточия моей силы и даже в таком виде, но ты не станешь… потому и слаб…
   Мягкое и нежное тепло скользило и призывало в себя. Манило и все сильнее заключало в сладкие кандалы и отпускало вновь, чтобы снова и снова неумолимо заполнять все естество сладким ядом. Что ж, хочется того или нет, но есть, есть несколько мгновений, когда даже самый могучий волшебник или воин полностью беззащитен. И в тот миг, когда из-под закушенных в безуспешной попытке сдержаться губ вырвался судорожный выдох, а во влажное тепло стремительно вырвалась искра новой жизни, именно в этот миг по выгнувшейся в сладкой судороге Тьме и ударил безудержный иссушающее-яркий Свет…
   Сандра прислушалась к себе, с неудовольствием ощущая, что еще несколько движений – и сдаться мраку пришлось бы ей самой. Первой. В ушах томно заливались недовольным звоном колокольчики, пересохшие во вполне понятном ожидании губы непроизвольно облизнулись язычком, а во всем теле уже пробегала сладкая нетерпеливая дрожь. Ничего себе – да этот парень был куда сильнее, чем предполагалось. Вон как аурой прошибло, до самых нежных чувств. Чуть бы еще, и потом до конца дней своих бегала бы перед ним на задних лапках, как собачонка – преданно заглядывая в глаза.
   А все же он всего лишь был .
   Опустевшие оковы бесцельно обвисли, и с того места, где только что еще обретался могучий до дрожи чернокнижник, торопливо уползала к потолку невесомая струйка даже не дыма – запаха.
   Да и мощнейший запас Силы, который два дня пришлось до звона в ушах заполнять светом, разрядился досуха. Сандра вылила на себя кувшин холодной воды, чтобы хоть как-то прийти в чувство, и с неудовольствием прикинула – такого количества магии хватило бы на небольшую войну.
   Медленно, медленно цокали каблучки по уводящим наверх ступеням. Иногда они даже приостанавливались словно в неуверенности или слабости, однако каждый раз упрямо несли хозяйку вперед. Постепенно, мало-помалу пошатывающаяся и роняющая капли женщина выровняла походку, и в верхние покои уже вошла хоть и мокрая, но гордая и неумолимая белая волшебница. Да, верно предупредила повелительница – сладостнее всего то, чего нельзя. Сандра решительно отогнала мыслишку о том, что именно с таким было бы лучше всего работать и отдыхать в паре, и встряхнула головой.
   А потом с легкой усмешкой подошла к по-прежнему стоящему на подставке посреди стола Зеркалу. Потянулась рукою – и женские пальчики безошибочно нащупали позади рамы и извлекли на свет скромное ожерелье из янтаря. Надо же – стоит только потереть эти медовые камешки о шерстяное платье или накидку, как в них тотчас же нарождается махонькая Сила, способная притягивать пылинки… или же, будучи помещенной в нужное место, навести помехи на могучий артефакт Всевидящего Ока.
   В прояснившемся Зеркале сразу обнаружились сидящие у костра двое волшебников – Дей рассеянно поджаривал что-то на огне, а неунывающий даже среди гигантских кристаллов льда Хорхе дымил коротенькой трубкой и жизнерадостно рассказывал что-то такое, от чего у коллеги и друга поневоле шевелились в усмешке чуть заиндевелые усы.
   Женская ладонь тотчас смахнула изображение, возвращая привычное состояние обычного зеркала. Порядок!
   И никакой могущей быть обнаруженной магии, господа простодушные мужчины!

Часть пятая
В ПОГОНЮ ЗА НЕВОЗМОЖНЫМ

   В неприкрытые ворота снова демоны налезли. Вот забота так забота – ведь не будет толку, если дать им волю и не тщиться оставаться человеком.
   – Кто я – мышь или волчица?
   – Знаешь что, иди ты к дрекам!

   Воздух выл и стонал, словно его бесконечно и неумолимо рассекало огромное невидимое лезвие. Бешено вращающийся вихрь еще несколько мгновений туго ворочался посреди тронной залы, а затем сгустился и словно нехотя остановился.
   – Зачем ты мне мешаешь? – почти простонала объявившаяся из него ламия с раскаленным даже не добела, а до Падший знает какого сияния навершием копья.
   Зеленые ее волосы разметались по сторонам в полном беспорядке, с кончиков прядей даже срывались в испуганно затихший воздух слабые искорки гнева. Однако Ариэла по-прежнему билась о невидимую преграду, настойчиво пытаясь преодолеть ее и дотянуться, выпотрошить замершего в десятке шагов от нее эльфа, который в ужасе сжался и распластался по стене.
   Глаза прекрасной даже в ненависти ламии полыхнули непритворной яростью.
   – Отпусти, сука! – Отчего гневно топнувшее копытце не раздробило черную мраморную плиту – так брызнуло из-под него колдовским огнем, – знал только Замок, так он содрогнулся весь сверху донизу.
   Сидящая на троне Селина тихо и неприметно вздохнула. Что взять с этой молодежи! Что первое на ум взбрело, то и бросаются делать, потеряв голову, – причем частенько голову на этом именно и теряют. Правда, иногда бывает, что и чудеса свершают… да нет, это не тот случай.
   – Угомонись, глупышка, ты что же, хочешь подарить ему легкую смерть? – Непостижимо, но факт: мягко придерживающая ламию мудрая ведьма сумела найти именно те слова, которые только и смогли не только остановить разбушевавшуюся в своей ярости Ариэлу, но и сделать ее при том верной союзницей.
   Известие о том, что ее внук исчез из мира живых, не принес загнавший невесть сколько лошадей курьер. Не прилетел и сизокрылый голубь с болтающимся на лапке посланием. И даже отражающиеся в древнем лунном колодце звезды предательски о том промолчали.
   А просто охватила вдруг сердца внезапно нахлынувшая печаль. Отчего-то остро кольнуло в них, чтобы постепенно развеяться облачком невесомой золотистой грусти. Селина подхватилась среди ночи, старательно пытаясь уловить и понять это ощущение. Прикорнувший у подножия трона Жулик внезапно подскочил в смутном ужасе, завопил дурным голосом и умчался под прикрытие трехглавого пса, который зашелся в таком исполненном глухой тоски вое, что проснувшиеся жители Ферри-Бэя еще долго обливались холодным потом.
   Ламия и эльфийка, которые все же не утерпели и решили попробовать подружиться, с жуткой руганью прекратили чесать языки и понеслись коридорами Замка, пытаясь размахиванием оружия и воинственными криками развеять свой необъяснимый страх…
   Застывшая посреди залы Ариэла миг-другой пристально всматривалась в глаза лишь вчера принявшей корону молодой маркизы. Грудь ее без потерявшейся где-то шелковой ленты бурно вздымалась, а побелевшие от усилия пальцы по-прежнему стискивали неразлучное копье. И все же слова ведьмы как-то сумели просочиться сквозь переполняющий ламию бешеный гнев. Она шумно выдохнула и стрельнула взглядом в прилипшего к стене эльфа.
   Быстрый допрос живо вытянул из целителя подробности – а уж до остального не страдающая ни излишней доверчивостью, ни наивной верой в добропорядочность волшебников Селина дошла и сама.
   – Сестра, сестра… хотела бы я знать причину твоего спокойствия. – Валяющаяся на пушистом ковре рыжая ламия одним рывком поднялась на ноги.
   Сколь бы ни невероятным или необъяснимым то казалось, но, как Валлентайн и предполагал, его бабка и молочная мать самым невероятным образом подружились. Хоть Верайль и проворчала с кривой усмешечкой, что в гробу она бы видела такую мать, а ничуть не оставшаяся в долгу Селина процедила, что такую дочку она бы самолично утопила в омуте, однако обе ведьмы – ламия и человек – звонко расцеловались, а затем прилюдно и без обиняков объявили себя найлепшими подругами.
   В самом деле, хотя сногсшибательная рыжая красотка (Ариэле еще расти и расти) колдовала куда более лихо, чем обычная сельская ведьма, но ламия сполна оценила мудрость и какую-то спокойную внутреннюю силу женщины. Потому уже после пары дней знакомства обе чаровницы друг в дружке души не чаяли…
   – Ты посадила его на поводок? Отдай, – потребовала Верайль.
   Стоящие рядом мать и дочь заставили бы протрезветь от созерцания такой красоты самого закоренелого пьяницу или в благоговейном трепете пустить слезу загрубевшего матерщинника-боцманюгу с купеческой баржи. Если стройную, порывистую Ариэлу так и тянуло назвать очарованием юности, то Верайль… о-о, материнство сделало ее Женщиной с большой буквы – и красавицей вдвойне.
   Потому и неудивительно, что, когда дочь нехотя передала матери неосязаемые, но могучие путы, сковавшие волю и помыслы эльфийского целителя, тот взглянул на Верайль мгновенно помутневшими в жажде глазами и непроизвольно облизал пересохшие от какой-то мальчишеской страсти губы. А тонкий, еле воспринимаемый даже ламиями истекающий от него аромат желания недвусмысленно натолкнул обеих бестий на несвоевременную мыслишку – как это еще у эльфа штаны не лопнули?
   Потому неудивительно, что они обе обменялись мимолетными снисходительными улыбками.
   – В пытках многие добились впечатляющих успехов. – От проникновенного голоса Верайль на миг стыдливо примолк соловей где-то за окнами. – Однако куда большие муки может причинить совсем, совсем иное. Поменять страдание и радость местами – это не так уж и трудно, если мягко увести сознание этого остроухого мерзавца за грань реальности. А уж удовольствие я ему смогу доставлять тако-о-ое…
   Даже застывшие по углам и у дверей огненные демоны передернулись от представленных перспектив. Да и смысл слов рыжей красотки настолько контрастировал с ее нежным, так и обволакивающим голосом, что впечатление оказалось совершенно разительным.
   – Не спеши совершать невозвратные поступки. – Селина чуть поерзала, поудобнее устраиваясь на троне. Облокотилась, подперла голову рукой и снова, грациозно полулежа, непонятным взглядом посмотрела на эльфа.
   Стоит признать, что Верайль, как и дочь, тоже неторопливостью мысли не страдала. Именно ламия, кстати, и предположила при обсуждении, что Эндариэль наверняка рассчитывает на последующую помощь от Совета. Но отдать этого кичливого и красивого, как весна, эльфа просто так? Нет, легко он не отделается в любом случае…
   – Пусть даже мы не сможем противостоять этим четверым, которые придут за ним, однако никакого выкупа я не приму, – холодно сказала ламия. – Этот остроухий подлец живым и здоровым им не достанется – даже если мне за то придется расплатиться своим бессмертием!
   И такая сила прозвучала в ее последних словах, что в холодном по случаю лета камине на миг вспыхнуло пламя, а огненные демоны и вовсе засияли маленькими солнцами. Замок одобрительно загудел, а хмуро сидящий в углу Жулик поднял голову.
   – А ведь человековская ведьма не просто так спокойна. Что-то чувствует, – угрюмо заключил он. – Хозяин хоть и молод был, да только не верю я, чтобы он дал так просто себя угробить. Уж я сильных волшебников повидал…
   – Его нет в числе живых, – еле слышно, печально вздохнула Тэлль, которая хоть и была тут ни при каких делах, но ее все равно за одну только принадлежность к эльфийскому роду-племени заковали в тяжеленные ручные и ножные кандалы. Да еще и здоровенный чугунный шар приклепали кузнецы к охватывающей тонкую талию цепи. Однако прежде незаметное витое колечко на ее изящном пальце замерцало тревожным светом.
   – Сестра! – Верайль прянула к подножию трона. Она могла запросто сесть там в короне и сама – по праву матери лорда, – но благоразумно от того отказалась. – Ты веришь, что…
   И такая буря чувств нахлынула на прекрасную ламию от одной только даже не надежды – лишь от возможности надежды, – что судорожно стиснутый поводок заставил Эндариэля захрипеть и с посиневшим от нехватки воздуха лицом рухнуть на колени. И лишь маркиза Селина смогла принять должные меры – она чуть потянулась рукой и ласково, легонько погладила по щеке взволнованную донельзя Верайль. Скользнула ниже, провела пальчиком меж двух вздымающихся от бурного дыхания прелестей. Мысли той судорожно заметались, затем природа взяла свое, ламия пришла именно что в себя… в общем, после этой ночи эльф должен был бы благодарить мудрую ведьму до конца дней своих.
   – В принципе, – ушедшая в себя и размышляющая вслух Селина тотчас оставила в покое ламию и теперь осторожно подбирала слова, – внучок мой Валлен знал, на что шел, когда устроил погибель королю да его прихвостню. Вполне мог подготовить некие тайные пути отхода – и даже не один. Уж он простодушием никогда не отличался, всегда смышленым мальчишкой был. А что нет в числе живых – не беда. Он ведь маг Смерти и уж в тех делах должен разбираться куда лучше любого. Хм-м, даже и не знаю…
   Однако ламия не была бы сама собой, если бы все же не уловила где-то на самом дне горячей и яростной человеческой души искорку надежды – безумную, вопреки всему. Со сдавленным воплем из пылающих глаз Верайль потекли слезы, а сама она без сил рухнула на стелющийся к подножию трона ковер.
   Стоящий у парадных дверей Зепп, которого почтили высоким доверием и даже допустили на это совещание, неловко лязгнул доспехом. Он только собирался чуток почесать под наплечьем, однако вовремя вспомнил – их благородия такого не любят.
   – А кто может рассказать про последние дни лорда перед…– сконфуженно бухнул он первое, что пришло в голову, когда почти все взгляды обратились на звук в его сторону.
   Здоровенный сотник едва успел сообразить, что он сказанул что-то весьма умное, как давящие или мягко обжигающие взоры не мешкая сошлись на скукожившейся в своих оковах Тэлль. Эльфийка ничуть не смутилась, только грустно покивала.
   И едва лишь пристально вглядывающаяся в нее Селина обмолвилась насчет того, чтобы освободить остроухую воительницу, как воспрявший духом Жулик тотчас же подхватился:
   – Не извольте беспокоиться, ваш-милость, – и в несколько могучих рывков осторожно освободил Тэлль от кандалов.
   Эльфийка сначала лишь потирала запястья, одновременно меряясь взглядами с ведьмой. Однако не ей, не ей соревноваться в таком – Тэлль вильнула взором и печально вздохнула:
   – Кое-что могу рассказать, хотя не так уж и много…
   Знатная сцена у ворот древнего Имменора и сыгравшее главную роль зловещее с виду заклинание от комаров заставили внимательно слушающих просто восхититься. Надо же было устроить такое! Может, и впрямь некоторые мужчины не совсем безнадежны, коль импровизируют на ходу и способны на почти женское хитроумие?
   – Не то, давай раньше, – проронила внимательнейше слушающая Верайль. Уж она-то как опытная и весьма сведущая во всяких таинствах шаманка безошибочно восстановила в голове все логические и магические построения чернокнижника и названого сына.
   Судя по задумчивому кивку, сидящая по-прежнему на троне Селина пришла примерно к тем же выводам, и чуть приободрившаяся эльфийка принялась вспоминать опять.
   Бурно обсужденная сцена с дубом и обнаружившимися в дупле пожитками по единодушному мнению была отвергнута. Хотя Жулик и настаивал, что обойти трижды по кругу, да еще и против солнца, это не просто так, но куда более опытные в волшбе женщины все же признали, что то был просто сдвиг реальности, хотя и весьма мастерски и эффектно исполненный.
   – Пощады! – слабо пискнула Тэлль, похлопывая себя по одеревеневшим щекам и губам, когда уже дважды пересказала события и у ставшего затем могилой барона клада и то, о чем говорили меж собой могучие волшебники за обедом.
   Да с подробностями, да с многочисленными вопросами и уточнениями – в самом деле, не воинское это дело – столь длинные речи держать. Вдохновленный подзатыльником демон быстро организовал эльфийке кувшин помидорного сока. И пока та отдыхала и даже немного блаженствовала (солонку и кринку сметаны исполнительный Жулик также реквизировал у Гарри), собравшиеся в зале принялись обсуждать и обсасывать пересказанные события со всех сторон по новой.
   Подпирающий спиной двери сотник упрямо гнул свое – барон никак не мог так поступить, да и промахнуться с пары шагов тоже просто немыслимо. Ариэла чуть не ухватилась вновь за копье, доказывая, что братец просто зачищал следы, но Верайль мудро заметила, что остроухую эльфийку и землекопов под землю он все же не отправил. Мнения склонялись то в одну, то в другую сторону, причем подчас выдвигались и рассматривались вовсе немыслимые версии. Однако все безоговорочно согласились, что дело тут ох как нечисто.
   – Позволено ли будет скромному солдату сказать слово? – отозвалась одна из переливающихся мягким пламенем воительниц, когда все наспорились до хрипоты и остановились ненадолго перевести дух и привести в порядок смятенные мысли.
   Два ряда колдовских огней со стен ярко освещали тронную залу, а в узкие стрельчатые окна неумолимо вкрадывался розовый рассвет. И Селина, устало посмотревшая в угол, где обреталась огненная девица, призналась мысленно, что таки да – нелегка она, корона маркизов. А потом кивнула.
   – Мы втихомолку осмотрели подаренный остроухой зеленоглазой демонице кинжал – клинок тот невероятно древний даже по нашим меркам и очень-очень непростой. Но вот ко второму предмету из той могилы не смогли и вовсе прикоснуться…– Мягкий, вкрадчивый, так отчего-то похожий одновременно на Тэлль и Ариэлу голос негромко проплыл через залу.
   Взять без спросу чужую вещь, а тем более личное оружие воина просто немыслимо. И за куда меньшее руки и головы запросто оттяпывали, знаете ли… Но эльфийка пожала плечами:
   – Лорд не знал заранее, что там попадется, – и кивком разрешила Жулику принести из выделенной ей комнаты нужные вещи.
   С кинжалом в ножнах Жулик справился за пару мгновений, зато вот книгу, по-прежнему обернутую ветхой холстиной и легкомысленно заброшенную Валлентайном на полку, он осторожно положил на ступени перед троном.
   – Я могу за нее браться – я ведь демон, и мне все как с эльфа вода. Но вам, госпожа, да и остальным, лучше бы поостеречься.
   Весьма кстати Тэлль вспомнила вслух, что и ей один молодой темный маг приказал иначе как за завернутую во что-то книгу не браться. Так что скептически наклонившаяся было и уже протянувшая руку маркиза вовремя остановилась. И, как выяснилось потом, гораздо позже, очень правильно поступила…
   Развернувший тряпицу Жулик продемонстрировал всем толстенький, почти квадратной формы томик в потемневшем кожаном переплете. И все пристально осмотревшие книгу признались – ни странный символ на тисненой обложке, ни язык им решительно незнакомы.
   – Да, темный лорд расстегнул застежку. – Тэлль задумчиво посмотрела на медные, чуть позеленевшие части и невесело усмехнулась: – Но читать и в самом деле было не время и не место. Даже не раскрыл – лишь руку приложил и вроде прислушался.
   Старая и опытная ведьма Селина всегда с подозрением относилась к таким вот кладезям неизвестно чего, весьма здраво рассуждая, что все свое надо носить с собой. В смысле в голове держать – ни подсмотреть, ни украсть таковое невозможно, разве что под пытками. Зато Верайль смотрела на еле заметно серебрящийся ореолом фолиант с нескрываемым восторгом, ведь в здешнем мире книг почти не знали, и встречались они крайне редко.
   – Я тоже не рискну взяться. Да и бесполезно, никто все равно прочесть не сможет – вон какие закорючки на обложке непонятные…
   Прения, диспуты и прочие словесные баталии возобновились с новой силой. И мало-помалу все пришли к согласию, что опять же – дело интересное, но решительно непонятное. Да и кинжал с драконом, которым повергли в небытие безвестного зверя, но который их милость все же подарил какой-то эльфийке, хоть и заинтересовал присутствующих до крайности, но ясности в главном вопросе тоже не добавил.
   Понятное дело, вновь принялись за отдохнувшую немного Тэлль и стали вытрясать из нее малейшие подробности.
   – Да, да, совершенно точно – когда лорд меня уже почти из петли вытаскивал, от него черным заметно тянуло. После ночного обряда тут все сходится. – Эльфийка хлопнула себя по заслуживающему куда лучшего обращения лбу. – А, вот что – от него еще какой-то рыжей шлюхой пахло и свежим хлебом.
   Почему именно рыжей и почему именно хлебом, да еще и свежим, – тут эльфийка сразу подняла руки в знак капитуляции.
   – Я не курю трубку и хмельного почти не потребляю – диверсанту надо сохранять острое обоняние, да и случайно выдать себя такими запахами запросто можно. Когда в засаде, например, или ночью по тылам лазаешь. Ну вот именно так и подумалось мне тогда у виселицы, а я своим предчувствиям обычно доверяю…
//-- * * * --//
   Если обратить свой взор влево, то на закате хмурящееся тучами небо еще сохранило мрачную темную свинцовость. А если вправо, то взгляд радует чуть розоватое зарево где-то там, в вышине – солнце уже взошло. Под всем этим разбегалось вширь и вдаль серое, исчерканное волнами и кое-где белыми барашками море. Под рассветной стороной оно неохотно лизало каменистый мыс с полуразвалившимся от древности маяком на краю (так, непорядок… о, Жулик уже помчался смотреть), а под закатной словно поросший редким лесом горбатый медведь сунул в воду голову и который уже век все пьет, пьет.
   Посередине же, куда так и устремлялся взгляд навстречу утреннему ветру, теснилась меж берегов почти круглая бухта. Или залив? Да какая разница… главное, что от волн защищено, и кажущиеся отсюда игрушечными кораблики и лодки почти не треплет непогодой. А еще ближе – разлившаяся по берегу целая россыпь крыш всех форм, размеров и расцветок. Иные дымят трубами, над некоторыми задумчиво шевелятся на ветру прихотливые флюгера, а в иногда обнаруживающихся прогалинах скачут всадники или неслышно мелькают кареты и телеги, полощется белье или торчат зеленые макушки деревьев.
   На сегодня землепашцы из округи попросили хорошего дождя, и замершая на махоньком балконе почти под крышей донжона Селина не видела причины отказать крестьянам. Потому и тучи, потому и кажущаяся хмурость…
   Сзади по комнате зацокотали шаги, но не каблучки, да и уж слишком дробно, как будто торопливо. Аура подошедшей Верайль мягко толкнула в восприятие ведьмы, уже почти привычно пощекотала полузабытые ощущения пониже пояска, а затем растеклась вокруг колокольчиками вечной весны.
   Ведьма молча протянула раскрытую ладонь, и ламия с полувзгляда поняла ее. С улыбкой она вложила в руку сестры по мастерству махонький пузырек, на донышке которого пересыпалось немного буро-ржавой пыли. В ходе обсуждений все как-то не обратили внимания на промелькнувшее в рассказе Тэлль сведение о том, как лорд собирал в пузырек ржавчину с кинжала, однако опытная Селина вспомнила и попросила поискать эту вещицу в покоях внука.
   – Дракон, – лаконично сообщила ламия и безо всякого злого умысла обняла подругу за плечи.
   Судя по тому, что маркиза даже не поморщилась, такое выражение приязни и дружбы вовсе не было ей неприятно. Лишь посмотрела она в лицо Верайль строгим взором, кивнула легонько, то ли ей, то ли своим думам, и сжала пузырек в кулаке.
   Хоть и мудрено пересказать мысли, текущие в головах обладающих Силой, да еще и женщин, а все ж возможно. Убить кинжалом, пусть и волшебным, дракона? Нет, шалите. В принципе никак. А вот выпить жизнь и самое естество – это хоть и трудно укладывается в голове, но все же о таковых клинках в старых легендах что-то этакое глухо упоминалось.
   Потому и понятно, что обе мудрые чаровницы долго стояли обнявшись на маленьком балконе и, еле заметно покачиваясь, словно в танце, любовались постепенно все светлее вырисовывающимся городом. Ферри-Бэй ведь на каком-то из древних языков – железный залив…
   – Ты согласна рискнуть? – еле слышно и как-то глухо спросила Селина.
   Ламия дернула щекой и легонько потерлась ею о макушку ведьмы. Что тут сказать? Хоть и грех в том признаваться вслух, – а среди сестер даже и сказать о том страшно: засмеют, – но с тех пор как Ариэла впервые подошла и долгим вдумчивым взглядом посмотрела на своего нежданно обретенного молочного брата, она не допускала к себе никого. Вернее, в себя… ну, да вы поняли. И много ли еще надо знать всякого повидавшей матери, чтобы сообразить, что неслыханное и даже невозможное среди ламий все же свершилось?
   – Она не станет колебаться ни мига, – вздохнула она.
   – Есть еще одно. – Селина убрала руку с талии подруги и обняла себя, словно ей стало зябко. – Но это может сработать только раз и в самый подходящий момент.
   Задумчиво покачавшаяся на макушке щечка Верайль подтвердила, что ламия и сама уже догадалась. И что кивком подтверждает правоту слов и намерений подруги.
   – И когда?
   – Когда там наступит подходящая ночь… впрочем, уже скоро. – Селина не отвела взгляда вдруг ставших очень серьезными глаз.
   В них знакомо засветились привычные огоньки. Такие же сияли сбоку и чуть сверху – и когда они вдруг стали неудержимо расцветать навстречу друг другу, то постепенно затопили неземным сиянием весь этот далеко не худший из миров…
//-- * * * --//
   – Эта? – нетерпеливо спросила одна тень у другой, чуть остроухой и принюхивающейся к спящей женщине.
   – Вроде бы она. Точно, точно. Да и нет в этом сраном Эрбисе другой рыжей пекарши. – Ухо человека знающего легко распознало бы в этом голосе легчайший эльфийский акцент.
   Третья тень промолчала, лишь пожала плечами да шевельнула неожиданно обнаружившимся заячьим хвостиком. Зато почти такая же необычная четвертая наклонилась и внимательно, не глазами и не носом, приценилась к разметавшейся во сне красотке, от которой даже сейчас исходил легкий запах свежайшей, недавно испеченной сдобы.
   – Булочки с корицей и тмином, – фыркнула тень и выпрямилась. – Да, мой сын входил к ней – и только особое заклинание не позволило этой рыжей шлюхе понести. Я даже сейчас чую его слабый следок.
   Болотного цвета ведьминский огонек вспыхнул все же чуть раньше, нежели ярко-розовый шарик света обитательницы иного мира, и Верайль мимолетно улыбнулась – какая же замечательная у нее подруга!
   В осветившейся комнате – вернее, спальне – обнаружилась спящая на кровати отчаянно рыжеволосая девица. В защиту ее стоило бы сказать, что цвет волос оказался не совсем таким же, как у ревниво взирающей на соперницу ламии-матери. Не красивого цвета благородной меди, а не менее благородного цвета пламени. Еще одним весьма веским аргументом «за» могло бы послужить то обстоятельство, что видные из-под легкого одеяла части тела оказались весьма и весьма даже на ревнивый женский взгляд. А просматривающиеся под тканью манящие очертания остального были бы по достоинству оценены и взыскательным взглядом мужским.
   – Ну теперь и сомнений быть не может. – Немного усталая Селина все же улыбнулась. – Скрытая и дремлющая Сила в ней есть, да и сама она вон какая вся из себя кошка. Чтоб мой гулена-внучок такую пропустил? Да ни за что!
   Спящая женщина зашевелилась. Сначала отвернулась от света и с ворчанием зарылась носом в скомканную подушку, даже ладонью отмахнулась от померещившегося ей черт-те чего. Однако почти сразу голова ее взмыла над постелью, а в промаргивающихся спросонья глазах постепенно разгорелось осмысленное выражение.
   Внимательно и пристально она оглядела стоящую у ее постели четверку (Жулик остался караулить дверь на улицу), цепко еще раз примерилась взглядом к каждой, делая понятные лишь женщинам выводы.
   – Наконец-то… Когда он ушел, я хотела наложить на себя руки… да и сейчас все еще не хочу жить без него, – призналась она. – Однако он надавал мне по мордахе и шепнул: «Жди, однажды мне понадобится твое сердце».
   Отвернувшаяся безучастно и лишь прислушивающаяся к словам Селина грустно улыбнулась. Не дура эта рыжая. К тому же не признать в ней одну из тех малышек, которым она за свой долгий век помогла появиться на свет, было бы воистину грешно. Давно это случилось, правда, когда приехавшая к здешнему аптекарю за склянками и привозимым издалека змеиным ядом ведьма из жалости и женского сострадания помогла одной роженице. Маялась та девка так, что за полквартала болью по нервам шибало…
   Тэлль и Ариэла переглянулись. Хоть старшие чаровницы так и не соизволили посвятить их в свои планы, обе сердечные подруги уже чувствовали заползающий прямо в душу некий неуловимый холодок. Потому что почти до рассвета – тамошнего рассвета – и нежились в ауре друг дружки, взявшись за руки и глядя в глаза. И зря на них, хоть и беззлобно, ругнулась маменька. Ничего такого, всего лишь нашлись две удивительно родственные души. Всмотрелись обоюдно, улыбнулись удивленно – и их девичий шепоток несмело озвучил приязнь обеих к одному темному магику… По этой незамысловатой причине обе до сих пор находились в состоянии эдакой легонькой отрешенности – неужто его можно вернуть?
   Эльфийка оказалась не в силах сдержать улыбку, а потому отвернулась, шагнула к облупленному шифоньеру и, быстро разобравшись в его содержимом, тотчас швырнула рыжей платье.
   – Поторопись…
   Круглолицая луна сыто смотрит на дорогу. Знает только лишь она, отчего так понемногу ноют сердце и душа. Заплутали тропки-стежки. Правда, ночка хороша в принаряженной одежке.
   Мазуня так засмотрелась на наводящее тревожные размышления полнолуние, что споткнулась и едва не растянулась на каменюках во весь рост.
   – Тише! – шикнула на нее Селина. – У тебя что, вместо глаз пуговицы пришиты?
   Любящая вступаться за справедливость Ариэла все же проворчала, что эта рыжая не обучена всяким волшебным премудростям. Не видит ни черта – вот и ползет вся процессия кое-как.
   Замечание оказалось очень кстати. Правда, выводы из него сделали куда более далеко идущие – Селина осторожно, недоверчиво уселась на подставленную спинку рыжей подруги, словно на диковинную лошадь, а отчаянно и безуспешно пытающуюся не делать круглые глаза Мазуню посадили на зеленоволосую поборницу справедливости. Прикрывающий тылы Жулик равнодушно пожал плечами и жестом показал, что не потеряется. Ну а эльфийских воительниц учить быстро бегать по бездорожью вовсе не надо – к чести Тэлль стоит признать, что она хоть и запыхалась, но не отстала от отчаянно понесшихся вперед ламий.
   Правда, эльфийка не смогла передернуться от отвращения, когда по всему естеству мерзко царапнуло одними только отблесками темной силы, а перед глазами снова появился небольшой черный обелиск, словно зловеще растущий из-под земли коготь.
   Тишина стояла такая, что отделаться от ощущения, будто слышен неумолчный шорох льющегося наземь лунного света, никак не удавалось. Высящиеся впереди и немного вдаль скалы и даже горы высвечивались беспощадными лучами так ярко, что казались какими-то даже неестественными.
   А перед ватагой отчаянных дамочек уже мрачно колыхалась полупрозрачная призрачная тень.
   – Знакомый тебе темный лорд – мой внук, и он попал в беду, – негромко объявила первой осмелившаяся приблизиться Селина. – Открой могилу. Так надо.
   Хорошо видимый в косом лунном свете призрак печально склонил голову, словно задумался. А затем неслышно отплыл в сторону, не загораживая более пути, и скрестил на груди руки.
   Волосы Мазуни едва не встали дыбом от страха – вот уж зрелище было бы под луной! Ибо черный камень закачался и с хрустом полез из-под земли. Вид поначалу был такой, будто это и в самом деле здоровенный зверюга дремал до поры там внизу, а теперь намерен весь выбраться наружу. Однако едва камень плавно отлетел в сторону и лег на щебень, как нужное место словно бесшумно взорвалось – поток чуть похрустывающего и постукивающего каменистого грунта, словно струя воды из фонтана, быстро обнажил немалого размера яму, залитую чернильной темнотой.
   Тотчас же зажглись два шарика света, две маленькие луны, и взгляды девиц уважительно притронулись к белеющему на дне здоровенному вытянутому черепу.
   – Что теперь? – Ариэла отчего-то тряслась мелкой дрожью.
   Зато благоразумно оставшаяся поодаль эльфийка зашлась в тошнотворных спазмах – теперь затаившаяся прежде на дне, словно черная пантера, Сила хлестала наотмашь, как бешеный обжигающий ветер. Ведьму выглянувший снизу мрак уважительно обошел стороной, подошедшую Верайль лениво лизнул и тоже отодвинулся.
   Селина присела у края, высыпала из пригоршни на плоскую поверхность камня щепоть семян. Ловко и привычно разделила на три части, передвинула и поменяла местами две из них. Одного взгляда вниз ведьме хватило, чтобы понимающе и серьезно хмыкнуть – и еще две белеющие на черном камне части поменялись местами.
   – Не трогать это, если задницы дороги.
   Даже опытная и всякого повидавшая рыжая ламия едва удержалась, чтобы не заорать дурным голосом, потому что мир вдруг сдвинулся и стал другим. И эта хранящаяся здесь исполинская Силища всего лишь откат заклинания? Сказки рассказывайте… Нет, выглядело все вроде бы точно так же, как прежде, но оно стало настолько иным, что ой-ой.
   А ведьма выпрямилась, неспешно отряхнула ладони о подол переливающегося серыми сполохами шелкового платья и воздела их над открытой могилой. Верно, верно соображает сестра по духу – Селина ободряюще подмигнула Верайль: внучок тут припас столько своей темной и пряно обжигающей магии, что сгореть, как мошка в печи, очень даже просто…
   Сила входила в ведьму мерзко и одновременно настолько сладостно, что Селина совсем некстати подумала, что примерно такие же ощущения могли быть, если бы она в своем пригожем нынешнем виде вдруг решила заняться с внуком любовью… Вот и все!
   – Не лопнешь, сестра? – озабоченно поинтересовалась взъерошенная Верайль, проверяя раскоп на малейшие следы. – Вот здесь, в уголке, еще лужица осталась.
   Этой столь пренебрежительно названной малости, прилежно выбранной вдруг словно ставшей выше ведьмой, хватило бы на хорошее камлание. А ламия с усмешкой рассказала, как еще в детстве Ариэла набегалась на ветру и изрядно простыла.
   – Ну я напоила ее горячим молоком бешеной антилопы с ядом гадюки, закутала потеплее, чтоб пропотела, и уложила спать. А тут что-то и у самой так в носу засвербело! Но чихнуть побоялась – вдруг разбужу малышку? Зажала себе рот и нос руками… Меня тогда чуть не разорвало, представьте! – Улыбнувшаяся этому воспоминанию Верайль распрямилась от ямы и кивнула: – Теперь чисто.
   Горящий взгляд Селины, серьезной настолько, что остальных девиц аж заколотило, уставился на спокойную с виду и даже немного отрешенную Мазуню. Крепкая порода…
   – Ты – первая. Сними тряпки и ляг здесь. – Уже спрыгнувшая вниз ведьма отчего-то нежно похлопала по кости древнего зверя. – Тэлль, дай тот ржавый ножик. Да не выворачивайся наизнанку, дурища остроухая…
   Рыжая красотка независимо пожала плечами. Платье небогатой мещанки, чуть стоптанные грубоватые башмаки и все остальное сиротливо осталось на краю могилы, а хозяйка осторожно спрыгнула вниз. Поежилась от холода, но все же ее фигурка довольно комфортно расположилась на здоровенном черепе – спина и плечи на покатости лба, ноги поверх верхней челюсти. Вон, даже пяточки в ноздри засунуть попыталась.
   Ведьма тем временем деловито осмотрела неестественно ярко блестящий в лунном свете клинок, с которого азартно скалился светящийся дракон. Ладонь ее бесцеремонно легла на грудь вольготно разлегшейся Мазуни. И едва опытная ведьма убедилась, что сердце у рыжей именно там, где природой и назначено, не мешкая, вонзила в это место кинжал.
   Дружное «Ахх!..» вырвалось у любопытно сгрудившихся по краям ямы зрителей. Даже проверивший округу и успокоившийся насчет нежелательных свидетелей Жулик побледнел от страха. Ибо ведьма недовольно проворчала, чтобы зеваки наверху не застили лунный свет, и медленно стала вытаскивать лезвие.
   Странное дело, по мере выхода кинжала наружу фигура затихшей Мазуни таяла, истончалась в серебристом сиянии и наконец исчезла совсем, оставив на лезвии легкий сероватый налет.
   – А ведь получается. – Ведьма нашла светящимися угольками глаз взгляд Верайль и легонько кивнула.
   – Дочь наша, теперь ты. – Мать легонько обняла Ариэлу, чмокнула в нос и неслышно шепнула известные только ламиям тайные слова. – Встретимся по ту сторону вечности.
   Зеленоволосая ламия посмотрела на зловещий клинок внизу, затем взгляд ее мерцающих глаз озарился нежной любовью и верой, когда она посмотрела на мать – и вот уже отчаянно сиганувшая вниз Ариэла принялась устраиваться на черепе древнего чудовища. К немалому удивлению собравшихся, ей это удалось и даже с весьма немалым удобством.
   – Да не тут, чего без толку лапаешь меня, – оттолкнула она руку Селины. – У нас с другой стороны! Справа, вот тут, как у всех норма…
   Жизнь – или что там у ламий вместо нее – никак не хотела уходить из этого стройного, чуть подрагивающего от боли тела. И все же серый клинок вышел из раны, выпил до донышка всю ее сущность – и Ариэла исчезла бесследно.
   Отвернувшаяся Верайль закусила губу и только сейчас смогла бросить в опустевшую могилу взгляд. Удивительно, однако в отблесках ее прекрасных глаз заискрилась воспетая бардами драгоценная соленая и горькая влага. Наверное, у ламий все-таки есть душа, и в душе этой просто пошел дождь…
   – Это действительно необходимо?
   Не дождавшаяся ответа эльфийка разоблачалась гордо и невозмутимо. Показать этой нечисти, как умеют умирать перворожденные? Завидуйте, грязные животные! Она улеглась на алтарь черепа так непринужденно, словно каждый день только этим и занималась…
   И все же, когда ведьма в третий раз извлекла и осмотрела клинок, он еще не покрылся бархатной чернотой. Не все еще было собрано, не все части единого воссоединились, и Селина после кивка волнующейся не менее ее Верайль легко, словно в масло, вонзила оказавшийся воистину непростым кинжал в лобную кость разлегшегося у ее ног черепа. Критически посмотрела на получившуюся картину, достойную кисти живописца, и ухватилась за протянутую сверху ладонь.
   Уже на краю этой диковинной могилы она вздохнула, и только ламия чувствовала, какая нешуточная буря страстей бушует в этой с виду хрупкой и неуместно красивой ведьме.
   – Жулик, отойди подальше, вон туда. – Она указала рукой на высящуюся в сотне шагов скалу. – Если кого из нас придавит, будь готов сразу прийти на помощь.
   И шевелением руки Селина подпитала его изрядной толикой Силы. Поскольку огорошенный ритуалом демон повиновался беспрекословно, ведьма проводила его горящим мрачным и недобрым огнем взглядом, а затем повернулась к подруге и помощнице. Некоторое время всматривалась, словно пыталась найти что-то в глубине светящихся зрачков.
   – Умеешь ли ты молиться, Верайль? Сейчас самое время. – Глаза ее с каким-то страданием и надеждой всматривались в ламию.
   – Нет. Да и бессмертные нам тут не помощники. – Они обе усмехнулись столь кощунственным словам, словно боги могут быть помощниками жалким самонадеянным насекомым. – У нас все получится, сестра!
   – Хотелось бы мне самой в это верить, – по своей неискоренимой ворчливости буркнула Селина и вздохнула, набираясь решимости. – Ну что, поехали?
   Ламия свернула ладони особым образом, словно обхватив ими трубу или нетолстое дерево, и направила в опустевшую могилу, из которой любопытно скалился облитый лунным молоком череп с живописно торчащей посреди лба рукоятью. Изливаемый ведьмой поток магии оказался горячим, словно лава, но Верайль лишь крепче стиснула судорожно сжатые зубы.
   – Сильнее давай – видишь, не берет? – Она непроизвольно охнула от боли, когда направляемая ею Сила стала изливаться уже целым водопадом, черным и неумолимым.
   Внизу бушевала маленькая буря. Во все стороны метались призрачные сполохи, временами проскакивали короткие молнии, чтобы тотчас исчезнуть в бешено крутящемся вихре. Обеих волшебниц внезапно охватил горячий азарт, и ведьма открыла кран на полную мощь.
   Вот уж полыхнуло так полыхнуло! Даже взирающая круглыми глазами на это неслыханное чародейство луна заплясала на ночном небе. Если в костер выплеснуть ведро доведенного до кипения земляного масла – примерно такое воздействие оказал щедро изливаемый вниз поток магии.
   – Сбрасывай, пора! – И едва ламия развела чуть шире ладони, как Селина тут же сквозь них отчаянно ухнула в яму весь оставшийся у нее немалый запас…
//-- * * * --//
   Вселенная сладко зажмурилась, когда ее новая дочь судорожно сделала вдох, а затем зашлась в первом крике рождения…
//-- * * * --//
   – Красивая, – вгляделась Верайль, выжидая, когда с обожженных ладоней исчезнут не только черные пятна ожогов, но даже и волдыри. – Как интересно – ведь она одновременно и ламия, и человек, и эльфийка – и даже дракониха.
   – В общем, неописуемая стерва, – слабо улыбнулась в ответ Селина.
   Ламию отшвырнуло взрывом в сторону и довольно чувствительно приложило о валун. Но все же она сумела извернуться в полете и втиснуться меж обмякшей ведьмой и неумолимой поверхностью камня, принимая на себя большую часть удара и в то же время смягчая его для потерявшей сознание подруги. И вот теперь они валялись поодаль, с трудом приходя в себя и чувствуя, как из тел медленно уходит слабость, а из сердца – тревога.
   Всякие треволнения и трепыхания в окружающем мире вроде бы прекратились. По-прежнему равнодушно и задумчиво светила с неба едва сдвинувшаяся на своем пути луна, все так же неподвижно высились окрест только что отплясывавшие горы и скалы.
   Селина с оханьем и ворчанием поднялась, погладила грязные и свалявшиеся волосы товарки, которой раздробило переднюю ногу – все еще трясущийся от страха Жулик терпеливо придерживал в нужном положении заканчивающуюся копытцем конечность, пока быстрая на восстановление ламия не придет в порядок.
   – Давай, побыстрее выздоравливай. – Верайль кивнула в ответ. – Не ровен час, кто нагрянет полюбопытствовать.
   Уж волшба такой силы незамеченной не останется, будьте покойны. Небось звон по всему миру прошел, переполошились все подряд. А приковылявшая к могиле ведьма не стала, против ожидания, осматривать лежащее прямо на щебне серебристо-молочное прекрасное женское тело. Наоборот, Селина наклонилась к белеющим на камне трем щепоткам и быстро поменяла две из них местами.
   – Вот теперь все, и никакая тварь не сможет ничего сделать, – с мрачным удовлетворением констатировала она и проворно сгребла с черного камня обратно в карман пригоршенку обычного проса.
   Как ни странно, но бушевавшая буря не тронула этой простенькой и незамысловатой волшбы деревенской ведьмы. Наверное, точно так же и мы не замечаем на бегу листьев или травинок под ногами…
   Селина выбросила из головы всякую муть и только сейчас присела на корточки у слабо дышащего тела.
   – Ну и каково оно? – поинтересовалась она с неуемным любопытством.
   Лежащая у края залитой лунным светом могилы приоткрыла глаза и с непонятной веселостью покосилась в ее сторону.
   – Не засти свет – не видишь, я загораю, – и перевернулась, нахалка, на живот.
   Удивлению ведьмы, похоже, не было предела, потому как повиновалась она беспрекословно. А непонятная пока девица повалялась еще немного на щебне, с удовольствием потянулась и только потом соизволила встать.
   – Интересное ощущение – быть сразу и…– По мере перечисления она легко и непринужденно обращалась в ламию, стройную эльфийку, а под конец ближайшие скалы накрыли тенью крылья радужно-серебристой драконихи.
   Эта здоровенная бестия, внушающая абсолютное уважение даже одними своими размерами, глянула в сторону съежившейся от неожиданности ведьмы глазом с вертикальным зрачком и шаловливо пыхнула из ноздрей дымом. Затем пошла неуловимым маревом, и перед Селиной снова возникла обычная длинноногая девчонка.
   – Оделась бы уж, бесстыдница, коль человеком прикинулась. – Уже исцелившаяся от увечий ламия бодро прицокала сюда на своих четырех копытцах.
   – Привет, ма! – Девица хихикнула и как ни в чем не бывало помахала ручкой.
   – Или эльфийкой? – приценилась Верайль взглядом. – И какая же ты настоящая?
   Девица на удивление ловко крутанулась на одной ноге вокруг себя. Миг, и она уже осматривала объявившееся на ней короткое платьице-одно-название драгоценного зеленого с золотом шелка.
   – Ну знаешь, – фыркнула еле сдерживающая улыбку Селина. – В этом недоразумении ты смотришься еще более развратной, чем совсем без него.
   Улыбаться ведьме было от чего. Не столько оттого, что удивительным образом слившаяся воедино кровь четырех рас дала столь блестящий результат – вон какая красотулечка попой вертит, пытаясь рассмотреть себя сзади. А скорее оттого, что все четыре девицы и сознанием стали едины, и, судя по всему, ни малейшего неудобства не испытывали. Правда, наверняка и ветра в голове вчетверо больше стало.
   – Интересное дело, – хмыкнула девица. – Я помню все свои четыре прежних жизни, но ничего в голове не перепутывается, словно так и надо.
   Верайль со своего места прекрасно видела все сделанные на пробу превращения девицы и поинтересовалась, какая же та настоящая? Правда, несколько сконфузилась, заслышав ответ, что в любом виде настоящая и есть.
   – Даже такая, – проплыл в воздухе весьма знакомый голосок, и Селина едва не захлопала от восторга в ладоши – рядом стояли и настороженно взирали друг на дружку две одинаковые Верайль.
   – По-моему, это ты, – довольно-таки неуверенно указала ведьмина рука, однако вторая рыжая рассмеялась серебристым колокольчиком и снова вернулась к выбранной форме девицы несколько эльфийских стройных пропорций.
   Ламия опомнилась первой:
   – Ладно, давайте уходить. Кстати, как бы нам тебя назвать?
   – Не пыжься, маменька, – язвительно отозвалась та и хозяйственно привесила на пояс ножны с кинжалом. – Пусть он даст мне имя.
   Затем она полюбовалась на невесть каким образом вновь оказавшееся на пальчике витое кольцо и вздохнула:
   – Прежняя Тэлль как попой чуяла – обручальным станет. И вот словно в эльфийский колодец глядела.
   Верайль и Селина переглянулись. С ума спрыгнуть можно – необъяснимым образом все удалось едва ли не лучше, чем они и задумывали! Чадушко унаследовало от прежних рас все, что только можно было, переплавило в себе, и теперь прямо тебе полубогиня какая-то. Но выглядит и пахнет довольно миленько…
   – Как я смогу помочь вернуть черного лорда, не знаю. Но что я горы сверну на этом пути, в том клянусь, – призналась девица.
   Она заглянула в опустевшую совсем могилу – на дне лишь тускло блестела серебряная пряжка. Под давящим взглядом яма засыпалась грунтом, и черный осколок камня с залихватским хрустом воткнулся последним. Все стало, как было, лишь магией от этого места теперь даже и не пахло. А новоявленная волшебница задумчиво посмотрела на осторожно подбирающуюся к ее босой пяточке тень стража.
   – Уймись, барон. Можешь, конечно, поскучать у этого места…– Она задумалась на миг и щелкнула пальцами. – Но можешь и пригодиться.
   Ведьма с ламией переглянулись и одобрительно кивнули. Шустро соображает девонька. Опыта и умений, правда, не хватает, но то дело наживное.
   – В кольцо спрячь его. – Верайль указала пальцем на мягко переливающийся светом ободок металла.
   Вдвоем обе старшие волшебницы быстро растолковали своей дочери или Падший знает кому, что тут и как. То ли девица обладала незаурядным даром, то ли и впрямь оказалась далеко не дурехой, но довольно быстро ей удалось заключить отчаянно трепыхающуюся и удирающую тень в кольцо.
   Справедливости ради стоит признать, что при виде этого зрелища околачивающийся в сторонке Жулик трясся как овечий хвост. Чует, чует вражина, что однажды и его могут так… однако девица не стала издеваться над честным демоном. Лишь поманила пальчиком поближе, а потом с таким аппетитным хрустом врезала тому по физиономии, что бедняга даже трезубец свой уронил.
   – Признаешь хозяйскую руку?
   – Тяжелая, – покладисто кивнул расплющенный по скале Жулик и с уже постепенно переходящей в привычку сноровкой растер по харе сопли кровавого огня.
   Селина внимательно, с обстоятельностью настоящей сельской ведьмы осмотрелась – не забыто ли чего, не упущено ли? Заставила Жулика подобрать оставшиеся от девиц одежды. Правда, полосу драгоценного шелка отобрала и протянула ламии. Та заартачилась было – уж в этом отношении она оказалась куда упрямее Ариэлы, – однако мысль о том, что это единственная и любимая одежда дочери, быстро перевесила остальные соображения.
   – А здорово, мам. – Завязавшая ей повязку новенькая окинула Верайль лукавым взором. – В ней ты еще более соблазнительная, голая и развратная, чем без нее.
   Удивительно, но вся троица смеялась. Видимо, страшные и великие события этой ночи настолько опустошили их, что не было места даже для удивления. И смех – единственное, что им оставалось…
   В полночном небе за округлившейся от испуга луной гнался посеребренный ее светом дракон. Вернее, дракоша – попавшейся по пути и благоразумно уступившей дорогу ушастой сове то древние инстинкты подсказали сразу. В принципе съесть не должна бы… правда, бывает, что и тигрицы забавы ради на мышей охотятся… потому пернатая ночная охотница не стала испытывать судьбу и круто спикировала к проплывающим внизу древесным кронам.
   Однако шаловливой и отчего-то веселой дракоше, как справедливо приметила сова, ловить ее вовсе и не потребовалось. Оказалось достаточно глянуть на птицу особым, забытым даже в самых старых легендах взглядом, как с трепыхающимся от страха сердечком та сама взмыла вверх и опустилась летящей великанше на словно отлитую из серебряных чешуек спину.
   Тут оказалось тепло, вовсе не ветрено и как-то даже уютно. Правда, обнаружились две колдуньи непонятного роду-племени, но их она не боялась совершенно – уж эти ее не тронут. Уважают отчего-то… но мгновенно нахохлившаяся сова сердито щелкнула клювом, едва какой-то поганый демон вознамерился протянуть к ней лапищу.
   – Смотри, тоже в морду двинет, – улыбнулась вольготно разлегшаяся на драконьей спине Селина. Волосы давно растрепались и стали колтуном, но приводить себя в порядок ведьме было абсолютно лень.
   – Да вроде не должна, с Их Темнейшеством маркизом вроде уж родства никоим боком, – проворчал Жулик, однако на всякий случай свои поползновения прекратил.
   И даже отодвинулся подальше. Кто их знает, этих женщин? Все у них не как у людей – и даже не как у порядочных демонов. Вон даже у этой – ужас какие когтищи. А клювище тоже под стать – ежели, к примеру, харю таким раскровянит, куда хлеще, чем кулаком, выйдет. Опять придется к хозяйке ползти, магию клянчить… и расстояние между ним и птицей увеличилось.
   – Дочь, а зачем тебе эта птаха? – Задумчиво наблюдающая за быстро уплывающими назад землями Верайль непочтительно постучала ладонью по драконьей шкуре под собой.
   Ответ пришел сразу и довольно неожиданным образом. Просто у всех отчего-то всплыла вдруг в головах мысль, что серебристых каменных сов в родном для маменьки мире не водится. А эта мало того что сама по себе милашка, так еще и вот-вот шесть пятнистых яичек принесет – вон как животик под перьями топорщится.
   И обращенные на сову женские взгляды по вполне понятной причине потеплели. Жулик, правда, страдальчески пытался отворчаться, когда его назначили в довесок ко всему еще и главным смотрителем пташни их милости, но один только вид лениво сжатой в кулачок ладошки Селины живо отбил у демона всякую охоту своевольничать.
   – И мышей да лягушек ловить стану как миленький, – философски заключил он. – В принципе настоящему демону любая работа по плечу…
   Как они пересекли границу иного мира, глядящая во все глаза ламия так и не заметила. Лишь засновали перед взором мельтешащие тени, успокаивающего движения которых так не хватало в этом чужом мире людей, эльфов и прочей нечисти. Миг-другой, а дракоша уже развернулась над бухтой, легонько встрепенула крылами над сумрачным и заснувшим городом – и приветливые огоньки Замка быстро приблизились.
   – Задушишь! – пискнула из-под Верайль вновь обратившаяся в девицу дочь, едва вся усталая, но довольная компания оказалась на дворе.
   Трехглавый пес с любопытством принюхался к выбравшейся из-под ламии девахе в символическом мини-платье. Видимо, ему то ли не понравилось, то ли даже очень не понравилось, но все три черные головы одновременно чихнули огнем.
   – Ах ты ж погань! – Откуда в смертельно уставшей Селине взялась злость, толком не поняла и она сама. – А давно тебя ведьминской метлой не потчевали?
   Исполнительный Жулик уже послушно притащил прихваченную ведьмой еще из домика ее потрепанную метлу, и вот ею-то женщина принялась с достойным лучшего применения трудолюбием охаживать завывающего пса. Да по морде, да по другой, да по третьей! Видимо, ведьминская метла оказалась куда более действенным средством убеждения, нежели даже кулаки маркиза, ибо черный зверюга почти сразу капитулировал. Перевернулся на спину, задрав кверху лапы. И лишь испуганно вздрогнул, когда девица почесала его брюхо, показав тем самым, что пока не гневается.
   – Кто б знал. – Жулик уважительно таращился на метлу в руке победно улыбающейся ведьмы, а сам, подлец, так и прикидывал – куда бы половчее удрать.
   Ибо любой мальчишка или девчонка этого мира еще из сказок знали – удар ведьминской метлы будет куда покруче, нежели, скажем, если на макушку гора упадет или молонья с неба прилетит.
   – Мам, бабуля, вы спать? А у меня тут еще кое-какие дела есть… личные. – И переливы шаловливого серебристого смеха растаяли в непостижимо образовавшейся пустоте.
//-- * * * --//
   Как хорошо, когда, проснувшись утром, можно никуда не спешить! Поваляться чуток, всем телом впитывая ласковую, гладкую чистоту постели. И при этом краешком сознания с удовольствием помнить, что дела идут отменно и никакие долги или неисполненные клятвы не висят над душой, омрачая хорошее настроение одним только своим существованием.
   Лежащая почти по диагонали широкой кровати красавица потянулась с наслаждением. И даже легонько застонала от удовольствия, ощущая, как стрункой напряглось ее всегда молодое и здоровое тело – от вытянувшихся вперед ладоней с шаловливо настороженными коготками до вынырнувших от такового движения из-под шелковых простыней розовых пяточек.
   Ай, хорошо!
   Сандра сладко зевнула. Вздохнула в блаженной неге и только сейчас наконец почтила спальню взглядом своих изумительных фиалково-сияющих глаз. За окнами, оказывается, уже совсем светло, и розовые цвета рассвета уже сменяются золотистым сиянием полдня.
   Выбравшаяся из постели волшебница сначала набросила было на себя гладкую ласку простыни. Однако шелк предательски заскользил и ускользнул-таки с атласного плечика, а напоследок игриво мазнул краем пониже спины. Не сдержавшая улыбки женщина отмахнулась только, сосредоточенно ловя ногами мохнатые розовые шлепки с пушистыми помпончиками. В несколько шагов она вышла на тот из трех небольших балкончиков, который смотрел на восход, не озаботясь иной одеждой, кроме ласковых прикосновений ветерка да теплых солнечных взглядов.
   Некоторое время она задумчиво смотрела вдаль на плавящийся и дрожащий под солнцем горизонт, грациозно облокотившись на перила и отдав золотисто-русые волосы на потеху осмелевшему здесь ветру. Затем выпрямилась, засмеялась весело и вытянула вперед и вверх прекрасные руки, словно желая обнять ими солнце. Застыла на миг, а затем белый ореол постепенно окутал ее, словно полупрозрачный светящийся шелк.
   Раз, другой, третий аура ласкового к своей дочери светила прокатывалась по этому безупречному телу, щедро напитывая его благодатным и чистым светом. Пока вся волшебница не оказалась пронизанной солнечным сиянием или даже состоящей большей частью из него…
   – Впечатляет, – раздался из спальни веселый голосок, в котором женское ухо все же различило нотку неуемной язвительности.
   Сандра еще улыбалась, когда обернулась в комнату и посмотрела на очутившуюся там девицу самых что ни на есть интересных пропорций. Да и мордашка… несколько еле заметных опытному глазу штрихов макияжа, и девонька будет хоть куда.
   – Ты моя новая рабыня? – Волшебница всмотрелась с интересом, и лишь некстати подвернувшаяся мысль о том, что она вроде бы не заказывала себе новую служанку, заставила чуть воспарить бровь на ее челе.
   Она обошла гордо и независимо стоящую посреди спальни незнакомку по кругу, задумчиво оглядывая ее со всех сторон.
   – Хороша, ничего не скажешь. – И тут же подумала: даже слишком уж хороша.
   Сандра любила все красивое и рабынь себе подбирала просто загляденье, однако надо же и меру знать – эта девонька запросто могла посоперничать с ней самой.
   – А, ты моя новая игрушка? – Она засмеялась, попытавшись представить – кто же мог расщедриться на подобный подарок. Да уж, с такой и полакомиться не грех. А волосы-то, волосы – воистину избитое выражение насчет червонного золота так и просится на язычок…
   Рука волшебницы скользнула в вырез зеленого шелкового платьица – не платье, а одно название – и легонько приласкала обнаружившееся там упругое чудо. Судя по смущенной улыбке девицы и по скользнувшим в глазах заинтересованным огонькам, действо это ей определенно понравилось… ишь как сосок напрягся…
   – Не лапай меня, сучка. – Незнакомка неожиданно оттолкнула ее ладонь, а затем отвесила изумившейся хозяйке волшебной башни смачную, полновесную оплеуху.
   Вот уж давненько так не доставалось – мозги встряхнулись в голове со звоном, а по всему телу пробежала какая-то мурашистая дрожь. Однако Сандра удержалась на ногах. Осторожно потирая пострадавшую и уже занимающуюся алым пожаром щеку, она исподлобья глянула на оказавшуюся такой непростой нахалку.
   – Дрянь… Тебя что, прислали убить меня?
   Удивительное дело – девица беззаботно рассмеялась, отчего зеленый шелк ее платья пошел красивыми золотыми переливами.
   – Я еще не решила. Да и пришла я сама.
   Волшебница опомнилась и хладнокровно обрушила на незнакомку кое-что из магии – изощренное, но несильное. Как бы не попортить шелковую обивку спальни, ведь недешево обошлась. Однако ощущение оказалось такое, будто пытаешься без зеркала углядеть собственное ухо: как быстро ни вертись, а оно все равно недостижимо взгляду.
   А если так? Ого! Будто сама себя за волосы пытаешься поднять из воды – силу прикладываешь, а толку ноль.
   – Не шали. – Девица фыркнула и небрежно, словно что-то несущественное, стряхнула с себя извивающуюся нестерпимым светом ослепительно-белую молнию и шагнула вперед.
   – В моей башне никакая магия мне не повредит, – усмехнулась Сандра.
   Однако нахалка вовсе и не подумала колдовать.
   – А как насчет этого? – И совершенно хамски, безо всяких велеречий заехала кулаком в нос.
   Да так, что мир на миг озарился радужным звоном и, уже кувыркаясь отчего-то, потускнел и стал каким-то чужим. А затем пол спальни невесть зачем вздыбился и предательски ударил в скулу тугой шершавостью ковра…
   В лицо косо бил почему-то лунный свет. Он мешал, лез в глаза, теребил и все время отвлекал от какой-то ускользающей, но очень важной мысли. Перед взором мелькнул смутно знакомый профиль. Вот он наконец заслонил упрямо бьющий в сознание лунный диск, и Сандра наконец вспомнила: ах, эта юная смазливая дрянь…
   Спина и все тело ощущали холодную твердость каменных плит, и скосившая глаза волшебница обнаружила, что лежит посреди двора какого-то сумрачного Замка. Однако горло повиноваться никак не хотело и воздать должное да устроить тут маленький конец света отчего-то никак не удавалось. Мало того, во рту ощущалось некое сладковато-морозное онемение.
   – Не напрягайся. – И незнакомка со смешком показала распростертой магичке крохотный предмет.
   Это оказался сушеный хвост малого черного скорпиона. Вон, даже крючочек жала на конце виднеется. Сандра припомнила, что некоторые целители пользуются такими грубыми средствами, когда нужно унять боль, дабы поковыряться в ране пациента, а применять для того магию по какой-то причине считается невозможным. Теперь понятно – в язык кольнула, гадина, чтобы защититься от словесных заклинаний.
   Хм-м, а если вот так?..
   Однако в плечи тут же что-то дважды кольнуло, и вознамерившаяся устроить огненный дождь жестами рук магичка с похолодевшим сердцем поняла, что и это ей не удастся – руки мало того что отнялись, так и вовсе перестали ощущаться. Дрогнули предательски пару раз, и как бы исчезли.
   А незнакомка уже демонстрировала смятенному взгляду волшебницы небольшой кинжал с неярко мерцающим драконом.
   – Слыхала о рунных клинках? Так вот, этот оказался такой гадостью, только гораздо-гораздо хуже…– Сильная рука беспрепятственно раскрыла безвольный, словно одеревеневший рот волшебницы.
   Слегка мелькнула в лунном свете зачарованная сталь и с легким хрустом отсекла что-то, а затем трепещущий розовый лоскут плоти отлетел к валяющемуся у крыльца здоровенному черному трехголовому псу. Средняя голова лениво приподнялась, прянула вперед. Щелкнули мощные челюсти, и словно муху проглотивший зверь вновь безучастно замер.
   Сандра билась, из последних сил стараясь сделать хоть что-то, и все пыталась заорать от ужаса. Нет, это всего лишь сон, дурной и нелепый сон! Однако в опустевшее горло упрямо стекало солоноватое тепло с привкусом железа, а в уши так и лез холодно-деловитый голос:
   – Это чтоб языком не трепала и не болтала что ни попадя. Так вот, милочка… нанесенные этим кинжалом раны теоретически считается возможным залечить, но вот ежели что-то отрезать совсем, тут никакие целители обратно не прирастят…
   Попытки лягаться тоже ни к чему хорошему не привели – привидевшаяся словно в кошмарном сновидении девица недовольно потерла бок, куда пришелся удар. Снова что-то дважды кольнуло – на этот раз в бедра, – и залитая собственной кровью и слезами волшебница ощутила себя беспомощным жалким обрубком, которому только и осталось, что слабо извиваться да судорожно, с надрывом дышать.
   – Так? Или отрезать вот тут? – Мерзавка деловито приценилась к плечам Сандры, а потом прищурилась хитро и жестоко. – Ага, сделаю, как у той статуи с отбитыми руками, что стоит слева у входа в эльфийскую Академию…
   Хриплый вой вместе с брызгами алой жизненной влаги вырывался из зашедшегося в бессилии горла, а девица орудовала кинжалом деловито и безжалостно, словно нарезающий покупательнице нужные куски мясник. Дважды в сторону что-то отлетело, и поочередно это проглотили левая и правая головы черного пса с огненными глазами.
   – Вот так, довольно миленько получилось. – Незнакомка чуть склонила голову, присмотрелась на миг и довольно улыбнулась. Ужасной улыбкой дракона. Того самого, с кинжала.
   Взгляд ее скользнул ниже.
   Содрогающаяся в истерике Сандра почувствовала сквозь холодную вялость того, что осталось от нее, как ее бесцеремонно переворачивают. После короткого осмотра нижняя часть тупо шлепнулась обратно, а девица усмехнулась и мимолетно почесала в раздумье носик обагренной алым рукой.
   – Нет, пожалуй, ног я тебя лишать не стану. Хороши и к такой попе в самый раз. Колдовать не сможешь, и ладно… но, если прогневаешь, отмахну враз!
   Она наклонилась, что-то прошептала. В истерзанное восприятие волшебницы ворвалась мощная струя чужой обжигающе-ароматной магии. В плечи и горло полоснула быстро затихающая боль, а незнакомка отодвинулась и еще раз осмотрела получившийся результат критическим взглядом. Кивнула удовлетворенно, а потом поинтересовалась куда-то в сторону:
   – Жулик, тебе рабыня нужна? Магией полна, как колодец, подзаряжайся сколько влезет. – Холодная и липкая ладонь беззастенчиво раскрыла смежившиеся в отчаянии синие глаза. – И в то же время слова лишнего не скажет и в морду не даст.
   Мощный рывок поднял безучастно поникшую Сандру на ноги. Мир вокруг окончательно исчез, когда две крепкие руки резко встряхнули бывшую волшебницу. А когда властно впившиеся в ее взор черные глаза демона едва не разорвали мозг, жадно высасывая из жертвы благословенный Свет, к безучастно взирающей луне вырвался лишь хриплый, полный безумия вой…
//-- * * * --//
   Селина осторожно потянулась – тело тут же протестующе ойкнуло. В точности как в тот раз, когда по неопытности сдуру перепутала сбор первоцвета папоротника с таким же, но собранным в новолуние…
   Откуда-то издали, словно с другого конца света, сквозь душераздирающее зевание донесся голос Верайль:
   – Уахх… ощущение такое, словно всю ночь гонялась наперегонки с ветром. Но все же Сила вроде со мно-о-ой! Фу, это же надо так разоспаться!
   Ламия обнаружилась на противоположном краю кровати, причем ночью наверняка ворочалась и по своей вертлявости ухитрилась утянуть да намотать на себя все огромное одеяло. И теперь с ленивыми проклятиями выпутывалась из него.
   Ведьму кто-то укрыл взамен другим. И, поддержав подругу таким же отчаянным зевком, чувствующая себя усталой, но довольной, ведьма стала соображать – в какую же сторону надо ползти к шлепанцам? Благо кровать размером хоть и уступала замковому двору, но все же превышала площадь уже забывающегося домика. Кстати, платье накинуть самой-то можно? Или огненные девки опять ворчать станут, что, дескать, их милости не положено – надо целую ораву слуг звать. Постельничих, умывальничих, держателей полотенца и прочую челядь…
   Мрачно чертыхнувшись, ведьма все же сообразила, что если тапочки она с первого раза не найдет, то кое-кому опять придется несладко – не предугадали желания хозяйки! Однако обувь обнаружилась именно у того края кровати, куда Селина без особых раздумий и выбралась. Понаблюдав некоторое время, как Верайль уже с раздражением брыкается, она за пару движений освободила ту от душащего одеяла.
   – Кстати, сестра, а почему в Замке так светлым духом пованивает?
   Та миг-другой прислушивалась – у самой Селины вот так запросто обращаться с возможностями Замка пока не выходило, уж больно он оказался велик, – а потом брезгливо передернулась.
   – У Жулика источник магии появился – с фиалково-синими глазами. Правда, без рук и языка, но Замок за ней приглядит…
   Неодобрительно обдумав эти сведения, ведьма с неудовольствием признала, что с Сандрой поступили жестоко. Слишком. Круто начинает внучка – не будет ли в дальнейшем еще каких, куда более худших неприятностей?
   – Знаешь, сестра, – Верайль сегодня позволила именно ей завязать становящуюся постепенно привычной полосу зеленого с золотом шелка, – добро должно уметь постоять за себя. Должно быть с зубами и кулаками, в общем.
   – А еще с молниями в глазах и громами в заднице. – Селина не удержалась от ехидного замечания, но все же неохотно кивнула.
   – Да что ты все ворчишь, как старая ворона? – Освобожденная от тесноты одеяла ламия приплясывала вокруг с жизнерадостным видом, а пытающаяся хоть кое-как расчесать медно-рыжие волосы хозяйки огненная девица суетливо мельтешила следом.
   В распахнутые настежь окна ворвался порыв ветерка – уж ведьма, а пуще того ламия очень любили свежий воздух. Он шаловливо облетел немалого размера дворянскую спальню по кругу. Позабавился с кисейным балдахином, тронул витые кисточки свисающих шнуров. А когда под его мимолетным прикосновением поплыли волны по висящему на стене гобелену, то на миг показалось, что плывущие по шитому гладью морю златотканые корабли резвее помчались к неведомым берегам.
   Простого покроя платье с искоркой оказалось впору, да и самой ведьме понравилось – что в зеркале, что ощущением на себе. Уж когда одежда неладно скроена или дурно пошита, то чувствуется сразу.
   – Спасибо, угодила. – Селина ласково погладила просиявшую огненную воительницу по голове и обернулась на нарочито шумное топанье за дверями.
   Это оказался сотник Зепп, весь отчего-то в утренней росе, но отнюдь не по-утреннему захлопотанный. В спальне не стало ничуть теснее от просочившегося в двери здоровяка-воина, но немного сумрачнее – это да.
   И – понеслось.
   Камень для восстановления маяка заказывали, ваш-милость? Уже его мастера выбрали и даже готовы пилить и добывать. Однако неплохо было бы, чтоб кто-то из их сиятельств лично глянули да одобрили – мастер-каменотес насчет цвета сомневается. Это быстренько перегрузили на Верайль.
   Двое не самых захудалых купцов на пристани не столковались, чуть до смертного боя не дошло. Разнять-то разняли, да спорный вопрос так и не решен, а деньжищи там ох какие немалые замешаны… Селина со вздохом взвалила эту заботу на себя.
   А ремонт ведущей к воротам Замка дороги и опоясывающего рва… А посуда для столовой и кухонь Замка… Да еще и ламии-кавалеристки что-то плохо с отрядами пикейщиков взаимодействуют…
   И в таком духе, и так далее.
   Над мокрым и немного взъерошенным спросонья Ферри-Бэем поднималось новое солнце. Возникали новые вопросы и новые хлопоты, громче и оживленнее становилась суета на улицах да работных местах – короче, начинался новый день.
   Селина и Верайль бегло разобрались с текущими делами и переглянулись. Хватит отлынивать, сколько ни оттягивай, а неизбежного не отсрочишь.
   – Дочь наша, подойди сюда. – Ламия стояла почти у центра тронной залы и пытливо всматривалась в сердце неведомым образом устроенной в полу звезды.
   Хотя непонятная даже обеим чаровницам девчоночка и обреталась где-то на кухнях, втолковывая гоблинским поварам таинства эльфийской кухни, но Замок прилежно донес до нее произнесенные вполголоса слова.
   Они объявились почти одновременно – задумчивый Жулик, несущий на подносе завернутую в тряпицу книгу, и неприлично красивая неведомо кто. Веселая и беззаботная, словно ей предстояло не отправиться на ту сторону бытия, а съездить на пикник в охотничий домик или прогуляться в сад.
   – Встань здесь, – указала Селина, и девица послушно скинула туфельки.
   Один маленький шаг. Но когда знакомая незнакомка, воплотившая в себе слишком уж многое, встала в центре равновесия Сил, Замок внезапно взволновался. По залам и галереям пронесся холодный ветер, а придремавшая на спинке трона сова приоткрыла глазищи и неодобрительно защелкала крепким клювом. Соображает, птаха диковинная…
   – Возьми книгу, дочь моя, открой и возвращайся с добычей.
   То оказались последние слова, услышанные на прощание представительницей всего самого в мире прекрасного. Потому что руки ее нетерпеливо откинули на подносе ветхую ткань. Миг-другой нерешительности – и две женские ладони крепко ухватили толстенький, почти квадратный фолиант. Медные части застежки щелкнули словно замочек, до поры запиравший дверь меж мирами.
   И в то мгновение, когда пальцы наугад раскрыли книгу, изнутри нее хлынул ослепительный свет. Словно помноженное стократ сияние солнца, он озарил сразу показавшуюся сумрачной залу. Да, все верно они угадали: фолиант – это ключ, отпирающий проход в иные миры, а как шалил Валлентайн в Круге Силы, из рассказа Жулика все уяснили сразу. Остается совместить одно с другим… а уж кому отправляться в почти безнадежный поиск, вопроса даже не возникло.
   Удивительно, однако: девица, с закрытыми глазами держащая фолиант, ухитрялась отбрасывать сразу четыре тени. Все разные, приплясывающие, однако легко и безошибочно узнаваемые. Сияние постепенно, словно нехотя, померкло. Каждой из прежних обладательниц теней касались руки Хозяина… а значит, нельзя причинить им вред… придется подчиниться воле… входи уж…
   С сухим хлопком книга закрылась. Упала в середину опустевшего Круга Силы в центре четырехлучевой звезды, по которой еще метались крохотные молнии остаточных разрядов. Сами собою защелкнулись обратно застежки, а только что еще державшая их девица отправилась в неведомое и непознанное.
   Но познаваемое ли? Во всяком случае, Жулик о том загадывать не стал. Воровато зыркнув на впавших в глубокую и печальную задумчивость обеих ведьм-маркиз, демон украдкой цапнул с мраморного пола одну из махоньких толик Силы и торопливо засунул в рот.
   Тут же его перекособочило, вздыбило, а глаза полезли на лоб. Он просиял ярким светом, словно стеклянная статуя на солнце, а потом осыпался сухой струйкой дурно пахнущей пыли.
   – Дурачок. – Мудрая Селина покачала головой. – Все ему мало было… Но, возможно, оно и к лучшему.
   Верайль подняла задумчивые глаза и поинтересовалась, выйдет ли все, как задумано? Найдут ли они друг друга там? Что ж, бывают на свете непростые вопросы, на которые не бывает ответов.
   Скажем так: все будет хорошо, даже если выйдет иначе…

Часть шестая
ПОД КРЫЛОМ ЧАЙКИ

   – Командир, когда устал, само собой, надо медленнее, да и шажки помельче. – Надсадный голос Чайки едва пробивается сквозь бухающую в виски багровую пелену. – А когда силы есть – тогда да, ноги циркулем и ломиться через эти бугры как лось.
   Хорошая девка эта Чайка. Укутанная маскировочными лохмотушками снайперка кажется продолжением ее не только руки, но и глаза. И когда птичка эта, выкормыш из гнезда вроде бы и не существующего десантно-диверсионного училища, начинает петь – враги как-то резко и неумолимо начинают уменьшаться в числе.
   Мы отдыхаем. Этот марш-бросок сквозь дюны доконал бы даже неутомимого лося. Песочек и камушки – хрен с ними, здоровым мужикам и одной девахе не в убыток. А вот остатки недавно взорванных дотов куда хуже – в этих обломках серого бетона с торчащими из них огрызками ржавых арматурин ногу сломать проще простого. Только самое паскудное не это. Куда-то сюда ночью саданули хорошим залпом реактивных снарядов. И что-то я не слышал, чтобы здорово рвануло.
   Если ракеты просто не сработали – во что я упрямо не верю, – тогда нам по барабану. А вот если из-под лопнувших обтекателей сюда насыпалось полтонны самовзводящихся противопехотных мин с длинными усиками датчиков – пиши пропало. Потому что стоит лишь чуть потревожить такого таракана… хорошо, если прямо на небе окажешься. А то, как пить дать, ногу оторвет, и твоим же товарищам придется терзаться, глядеть тебе на прощание в глаза, прежде чем из милосердия нажать на спуск.
   Чайка уже перекатилась на брюхо. Поелозила, чуть вжимаясь в щебенку прикрытой броником наверняка просто отпадной грудью, и теперь высматривает что-то в прицел. Даже капельки очков-хамелеонов не убрала. Форс держит, стервочка, или боевиков дешевых насмотрелась?
   – Хорошая ты девчонка, Чайка… но дура.
   – Эт-т почему же? – Мастер-сержант чуть смещает снайперку и опять высматривает что-то в хаосе камня и теней.
   Неожиданно за меня вступается Леха. Здоровый малый, обвешанный оружием и амуницией, словно новогодняя елка, он сейчас лежит на спине под прикрытием здорового валуна и с выражением неописуемого блаженства смотрит в плывущее почти над головами хмурое небо.
   – А потому, что командир всегда прав, Чайка. Забыла, што ль?
   Он проворно, словно барсук, пересовывается на бок, судорожно извивается, чтобы не маячить над макушкой валуна и не сообщать всей округе о своем неуемном существовании, и начинает уплотнять магазины. Выщелкивает патроны из почти опустевших, набивает их до упора в три выбранных им после тщательного осмотра. А пустые складывает стопкой, и по мере того как она растет, типично рязанская и весьма грязная физиономия Лехи принимает озабоченное выражение.
   – Три полных рожка и еще один на хорошую очередь…– сообщает он неутешительный итог.
   Чайке проще – ее снайперка не такая прожорливая. А учитывая то, что хозяйка бережет и ласкает ее, будто любовника (тут я против воли начинаю ревновать к этой железке), винтовка не подведет. Один выстрел – один труп, и до этого времени мастер-сержант работала, словно гвозди вколачивала. А так – ноги от ушей и прочий комплект в ассортименте. Век бы бежал следом за такой, хоть бы и с полной боевой выкладкой, и любовался бы на перекатывающуюся под комбезом попу…
   – Не учи ученого, Чайка. Бегать я поучу и тебя, и тех, кто тебя учил. Знаю, что так легче, но я недавно после ранения, надо нагрузочек побольше, чтоб силы быстрее восстановились. – Я прицениваюсь к часам, неутомимо сжирающим стрелкой скупо отведенное на отдых время.
   Снайперша бросает в мою сторону быстрый взгляд искоса, и в нем сквозит уважение. Соображает пташка, где примерно в то время жара стояла. Настолько жарко, что нас там вроде бы и вовсе не было – боже упаси! Нейтральные и насквозь запретные для нас места, и о том боялись шептаться даже за углами в штабе. Но, судя по грудам трупов, кто-то весьма умелый там все-таки побывал, и не просто загорал на солнышке с пивом.
   – А кстати, командир, откуда ты взялся? – Гоблин со своей шайтан-трубой и береттой тоже затеял ревизию оставшихся боеприпасов. – Последний транспортюга ушел еще вчера, а вертушек на эту операцию вроде не давали.
   Его гранатомет привычно топорщится над плечом, отчего парень выглядит каким-то нескладным и вечно чумазым от копоти. Потому-то Миху довольно быстро переименовали в Гоблина. Да и жа ру он умел давать супостатам так, что прозвище оказывалось весьма и весьма уважительным. Пошепчет что-то над своей ракетой, а потом ка-ак шарахнет! И, что характерно, почти всегда попадает – вот тут уж впору во всякую мистику с чертовщиной поверить…
   Да. Безнадега, как говорится. Остатки группы-5 уже занесены в штабе чьей-то бестрепетной рукой в графу «Запланированные потери». Операция завершена. Транспорты ушли, а вместе с ними и нацелившие рыла своих башенок мутно-серые боевые корабли. На этом богом забытом берегу остались только стреляные гильзы, взорванный объект N и – трупы. Сотни измятых трупов в как-то нелепо и игрушечно застывших корявых позах… А еще затаившиеся в дюнах двое парней и девчонка, которых мне кровь из носу надо отсюда вытащить…
   Миха вроде бы беззаботно балагурил еще что-то, протирая тряпицей три оставшиеся ракеты для своего «Карла-Густава». Но краем глаза я-то вижу – между его правой ладонью и рукоятью вроде бы невзначай передвинутой вперед беретты и пространство чистое, да и расстояние небольшое.
   – Откуда я, не спрашивайте – все равно не поверите. Меня послали вывести отсюда остатки застрявшей группы–5, и я намерен приказ выполнить. Даже если мне придется всех вас, сосунков зеленых, оглушить и тащить на закорках. – Мой голос звучит скучновато и как-то даже буднично.
   И, не давая больше времени на ненужные сейчас размышления, интересуюсь у Чайки:
   – Ну что там высмотрела, востроглазая?
   Мастер-сержант показывает направление:
   – Двое с пулеметом.
   Я выглядываю в расщелину меж поросшим тусклой зеленью валуном и грязно-серой глыбой взорванного бетона и некоторое время вдумчиво всматриваюсь в весьма унылый и немного приевшийся пейзаж.
   – Еще один, прямо по курсу.
   Чайка недоверчиво косится в мою сторону, а затем снова приникает к прицелу и водит стволом.
   – Не вижу.
   Я вздыхаю, краем глаза отметив, что отдых наш подходит к концу.
   – Убери трубу и смотри ближе. Старая сосна с обломанной макушкой.
   Через несколько секунд доносится тихое чертыхание снайперши.
   – Хорошо засел, паразит. На этой тропочке он положил бы нас, как курят.
   Снова взгляд в щель, и снова я командую ей:
   – Дистанция эдак двести пятьдесят? Нацепи глушак, попробуй достать по-тихому.
   Странно видеть скептическое выражение на этой чумазой и все равно какой-то породистой мордашке. Снайперша нехотя и молча кивает, а ладонь ее уже навинчивает на срез ствола длинный цилиндр. Затем она приникает к тому, что я так невежливо назвал трубой. «Двести сорок пять», – шепчут ее губы, но по большому счету Чайка обижена. Она сосредоточенно молчит – для стрельбы с глушителем двести сорок пять – это уже чересчур. А ведь чирикнуть надо только один раз.
   Леха и Гоблин насторожились и на всякий случай уже заняли позицию слева. На их грязных физиономиях нарисована нешуточная озабоченность, а стволы в руках парней уже готовы предъявить миру вовсе не мирные аргументы.
   Чайка придирчиво осматривает блестящий патрон, словно надеясь что-то там обнаружить. Затем мимолетно чмокает остроконечную посланницу смерти и ловкими пальчиками досылает в патронник.
   Меня бы так хоть раз поцеловала, стервочка… однако, похоже, остроглазая мастер-сержант таки углядела шевеление моих губ и все по ним прочла. Потому что снисходительно усмехается и приникает к прицелу. Миг-другой тянутся невыносимо долго, и лишь потом раздается сухой и какой-то несерьезный хлопок, который ты черт разберешь откуда прозвучал в этой мешанине дюн и камней.
   – Есть, субчик. – Потрескавшиеся и обветренные, но от этого ничуть не потерявшие своей прелести губки кривятся в подобии улыбки.
   И мы легонько расслабляемся. Самую малость – потому что я бросаю через плечо «за мной, и тихо», а потом ужиком, по-пластунски ползу в нужном мне направлении. Маршрут уже проложен. Огненной извилистой линией он горит в моей голове, и я смог бы пробраться по нему даже ночью. Все, что надо, высмотрено, все, что возможно, учтено.
   Даже вот это.
   – Гоблин, щипцы и ко мне. Леха, посматривай сзади…
   Путь преграждает тонкий, едва заметный усик затаившейся чуть в сторонке мины. Сконцентрированная смерть тускло поблескивает на хмуром свету, словно досадует – но ничегошеньки сделать пока что не может. И мы вдвоем с Михой, потея от напряжения, возимся с этой подлой штуковиной. Добро бы что хорошее придумали, а то эдакую пакость. Наконец Гоблин с тихим шорохом отодвигает в сторонку тончайшую проволоку.
   И кивает.
   Мы ползем дальше, по длинной дуге подбираясь сзади к затаившимся пулеметчикам. Наконец, когда подобрались куда ближе, нежели дозволено не то чтобы здравым смыслом, но даже и правилами приличия, я делаю Лехе понятный жест.
   Груда оружия перекочевывает к опять превратившемуся в Гоблина Михе. Кое-что перепадает и Чайке, и деваха немного развлекается, рассматривая не имеющие маркировок стволы. А мы с Лехой, вооруженные одними только клинками, с удвоенной осторожностью ползем дальше…
//-- * * * --//
   – Да ну их. – Чайка бесцеремонно выталкивает из сымпровизированного окопа оба трупа. – Все равно без документов и даже без особых примет.
   Впрочем, кое-что на нашу долю все же перепало. Ну легкий пулемет не в счет, патронов к нему все равно кот наплакал. А вот энное количество консервов в саморазогревающихся упаковках – это совсем другое дело. Да еще кофе в здоровенном, ребристо-маскировочного облика термосе.
   – Скорее всего, янкесы были. Или британцы – у них со снабжением всегда клево. – Миха с вполне похвальной предусмотрительностью приканчивает вторую банку пайка, а затем с блаженным и счастливым вздохом растягивается на откосе и почесывает себя где-то под броником.
   Окопчик представляет собою воронку от упавшей сюда хорошей дуры, немного облагороженную затем прежними обитателями. «Дюймов восемь, пожалуй, – лениво думаю я с чашкой кофе в руках. – Что ж, пора?»
   – А теперь слушайте сюда, парни, – роняю я в сытую полудрему, потому что Чайка уже поклевала доставшуюся долю, а теперь придирчиво и недоверчиво осматривает окрестности в свою трубу.
   Мне не хочется этого разговора, одно только ожидание его меня тяготит. А все же он необходим. Потому я наугад подбираю из мусора блестящую красно-золотистую гильзу и бросаю ее Михе.
   – Записки Шерлока Холмса читал? А ну-ка, Гоблин, блесни эрудицией и интуицией.
   Парень недоверчиво щурится на меня, а потом все же опускает взгляд к кусочку металла в пальцах.
   – Семь шестьдесят две на пятьдесят четыре, под классический винтарь Мосина или пулемет. – Он в сомнении морщит нос, и тут до Гоблина доходит. – Э, да она ж медная – таких уже лет с полсотни не выпускают! И совсем новенькая…
   Леха от удивления открывает глаза и принимает сидячее положение. Его грязная ладонь и себе загребает пригоршню мусора и начинает скептически выбирать оттуда гильзы. Он озадаченно цокает над такой же, как у Михи, а потом вытаскивает из кучки одну покороче. Рассматривает ее, принюхивается, и глаза его откровенно лезут на лоб.
   – Гоблин, ты погляди – медная, от парабеллума, но прикус не пистолетный. – Кургузая гильзочка щелчком переправляется к Михе.
   Один только взгляд на донышко, и теперь изумляется тот.
   – Ну теоретически даже узи может быть…– нерешительно заявляет он.
   – Нет, ну ни ума, ни фантазии. Мальчики, а вы слышали утром эдакую заполошную стрельбу на той горушке, которую командир нас десятой дорогой обвел? – Чайка презрительно сплевывает. – Медленно стукотело так и чуть вроде как деревянно. И шепчет мне сердечко, что не зря мы от нее подальше держались.
   Леха еще не верит.
   – Да откуда тут шмайсерам взяться, вы чё – охренели?
   Я встреваю в разговор всем авторитетом командира и чуть более старшим возрастом.
   – Ну шмайсер не шмайсер, а какой-то из тогдашних машинен-пистолей точно, – затем бесцеремонно беру Леху за ухо и поворачиваю грязным лицом вниз по склону. – А всмотрись-ка в покойников, голубь ты мой. Как возможно, чтоб янкесовские зеленые береты или парашютисты Ее Величества хлестались с ягдкомандой вермахта? Сколько лет меж эпохами?
   На славянской физиономии парня даже сквозь грязь проступает удивление, постепенно сменяющееся задумчивостью.
   – И в самом деле, командир. Я чё-то сразу как-то не въехал.
   На удивление, Гоблин реагирует куда спокойнее. Гильза еще пару раз подпрыгивает на его ладони, прежде чем он озвучивает так и вспыхнувший в глазах интерес.
   – Это что ж тут, вроде Зоны что-то? Как у Стругацких в их «Пикнике»? Я с самого начала замечал жуткие непонятки, а теперь и вовсе такое…
   Я невесело киваю:
   – Типа того, хлопцы. Переходная зона… Да и черт с ней, пусть яйцеголовые разбираются, им по должности положено. А мне приказано всех по своим мирам развести. Вас к себе домой, Чайку в другое место.
   – А…– Леха все еще сомневается.
   – Чайка, покажи им. – Я отворачиваюсь и делаю вид, что ковыряюсь с картой да компасом.
   Будто мне делать больше нечего. Я и так знаю, что деваха сейчас предъявит из донельзя пыльных и потому сейчас с трудом золотистых волос свое слегка заостренное сверху ушко. А затем, едва лапки у парней дернутся, чтоб своими пальцами потрогать такое диво, Чайка снимет очки. И строго-строго посмотрит на людей чудными, чуть раскосыми зелеными глазами почти без зрачков.
   – Миха, разрази меня гром – это же натуральная эльфа! – Голос Лехи едва слышен в благоговейном придыхании.
   Гоблин отзывается через некоторое время смущенным смешком.
   – А я-то никак в толк не мог взять – откуда тут такая отпадная девонька, да еще и стреляет, куда там олимпийским чемпионам… Выходит, Толкиен таки что-то знал?
   Последний вопрос уже ко мне, и я молча киваю. Профессор не просто знал, он даже… но о том стоит помолчать. Иным тайнам, право, лучше таковыми и оставаться. К тому же…
   – Вот и подумайте, два парня и одна… гм-м, девонька – какие неприятности начнут проистекать, если вы свернете с этого перекрестка куда-нибудь не за тот угол да попадете туда, где от одного вашего появления вся история кувырком полетит?
   На все три физиономии выплывает молчаливое согласие. Уж эти соображают, не зря спецназом кличут, хоть и в разных мирах… и, не давая времени на слишком уж многие раздумья – а то ведь и впрямь крыша поедет, – я поднимаюсь на гудящие от усталости ноги.
   – Так, а теперь слушать сюда. Если хотите попасть домой – приказы выполнять беспрекословно… И ничему не удивляться – это я запрещаю строго-настрого.
//-- * * * --//
   В поселок за дюной, заросшей редким лесом, словно щетиной, мы входим не совсем классическим ордером. Впереди Чайка сторожко поводит длинным стволом своей укутанной снайперки, по бокам ее прикрываем мы с Лехой и автоматами, а позади нас гранатомет на плече Гоблина готов забросать кого-нибудь тяжелыми и горячими подарками.
   Да и какой поселок – так, курам на смех. Полтора десятка потемневших от времени добротных домов, небольшие чистенькие цветники-палисады перед ними. Хмурые, но, в общем, спокойные лица из окон и приоткрытых дверей. Никаких заборов, столь привычных русскому глазу, лишь перед кирхой низенькая оградка из вкопанных в землю якорей и стволов старинных пушек.
   Задрав голову, я смотрю на жутко непривычное, страшноватое и красивое одновременно здание. Высокая островерхая крыша царапает вечно хмурое небо, и с нее на меня азартно скалятся искусно вырезанные драконы и гарпии, русалки и прочая нечисть всех мастей и видов. Бог мой, где-нибудь в российской глубинке такое диво непременно спалили бы под какой-нибудь праздник – а тут на тебе, третий век стоит, и хоть бы хны.
   – Бабка, немцы в деревне есть? Или ты по-нашенски не шпрехаешь? – Леха уже вошел в роль и теперь развлекается. Мальчишка, блин… впрочем, нет – проулок и перекресток держит четко под прицелом.
   – Nei, sonnike! Den sidste af dem er nu daed og borte, sa lad mig vare i fred!
   – Нет, сынок, последний из них теперь сгинул, так что оставь меня в покое! – мимолетной скороговоркой переводит Чайка. И, сжалившись над нашими физиономиями, снисходительно роняет: – Датский.
   Бабуля выглядит не дай боже – пронзительный и немного страшный взгляд, коим славились старые рублевские иконы. Но одета чистенько и опрятно, все-таки благополучная Европа – это не просторы нашей необъятной. Стоп, одергиваю себя, с каких это пор «нашей»? Однако слежу за указующими и словно выцветшими глазами старушенции. А-а, чтоб вас всех Падший побрал!
   По его лицу ползает жирная черная муха. Нагло и невозмутимо деловитое насекомое исследует будущий плацдарм для потомства. Немного укоризненный взгляд застывших блекло-голубых глаз слегка перекошен набок – ну, оно и понятно, в петле еще и не так скочевряжишься… Под толстой веткой еле заметно покачивается плотненький коротышка в знакомой униформе. В брюхо, выпирающее через ремень с приметной пряжкой «Gott mit uns» [3 - C нами Бог (нем. ).], зачем-то воткнут длинный армейский штык – так, что кончик выглядывает из спины.
   Однако я не могу отделаться от ощущения нелепости: в довершение всех несуразиц на голове то ли повешенного, то ли заколотого вояки красуется кайзеровский шлем. Да-да, тот самый, с копейным навершием на макушке и аляповатыми украшениями. Вдобавок он начищен до солнечного сияния, отчего впечатление только усиливается.
   – Сюр какой-то. – Чайка пожимает камуфляжными плечиками. – Бред.
   Затем плавным быстрым движением вскидывает к плечу свою снайперку, миг-другой всматривается куда-то вбок, а затем куда медленнее опускает. Нет – показывает едва заметное движение головы.
   Больше всего я жалею, что у меня с собой нет фотоаппарата. Да хоть бы мыльницу какую позорную! А лучше всего, художника толкового…
   Леха и Гоблин тоже замечают эту так и просящуюся быть увековеченной картину, понимающе переглядываются. Эстеты, мать вашу… Впрочем, зрелище эдакой белокурой и длинноногой эльфийской бестии в камуфляже да со снайперкой в руках, на фоне деревянной, мрачноватой и чуть ли не средневековой скандинавской кирхи, воистину прекрасно – хотя красота эта доходит не сразу.
   – А тихо-то здесь как, – замечает Гоблин и тут же испуганно умолкает.
   Мое ухо тоже различает доносящееся с околицы дребезжание. Однако сознание упрямо отказывается признать этот с детства знакомый звук. Ну не может быть этого сейчас и здесь – попросту невозможно!
   Однако я демонстративно ставлю автомат на предохранитель и даже забрасываю ремень на плечо.
   – Это наш, – едва успеваю выговорить я, как из-за угла с гулом вылетает то самое.
   Ярко-красный с желтой полосой лупоглазый трамвай лихо выруливает из переулка. Словно видение из далекого детства, нелепый и совсем лишний тут вагон азартно делает вокруг нас полный разворот и останавливается лишь напротив кирхи.
   – Конечная! – громко и звонко объявляет сидящая в кабине пухленькая негритянка.
   Ее улыбающееся лицо лоснится от честного трудового пота. Еще бы – на джинсовой безрукавке вагоновожатой сплошным слоем навешано несколько сотен значков, так что одежда превратилась в некое подобие тяжелого бронежилета. Пассажиры – а их не так уж и много – с шумом и радостным щебетанием вываливаются из салона. Бальзаковского возраста дамочка в костюме от Шанель и с крашенным в нежно-фиолетовое «ирокезом», две без умолку трещащие белобрысые девчонки в ярко-кислотных курточках. Последним степенно выходит чинный старичок в смокинге с овцой на поводочке, и черная мордочка животины потешно бекает из белой кучерявой шубки.
   – Ну вы едете или нет? – Негритянка тоже высунулась в переднюю дверь и теперь с улыбкой рассматривает нас.
   – Нам бы по шестому маршруту, – скромно сообщаю я, и эта словно начищенная ваксой тетка таращится в ответ уважительно и немного испуганно. – Только с монетами у нас, сами понимаете…
   – Попробовала бы я вас не взять, – ворчит негритянка, а затем вздыхает. – Ладно, шпалер подарите вместо оплаты?
   – И пригоршню патронов в придачу, – громко заверяю я и смутно знакомым пинком под зад гостеприимно приглашаю Чайку к посещению диковинного средства передвижения.
   – Слушай, эта чернушка мне не снится? Неужто и правда такие бывают? – как ни в чем не бывало шепчет мне эльфийка, когда я определяю ей место возле кабины, где негритянка уже деловито устанавливает в окошке большую табличку с цифрой 9.
   – Переверни, бестолочь, – беззлобно ворчу я, и девятка легким движением черной руки превращается в шестерку. И только тогда я отдаю негритянке запрошенную за проезд беретту и все патроны к ней. – А ты, остроухая, поглядывай в переднюю четверть… но без команды не стреляй.
   Гоблин сообразил сразу и комфортно устраивается на заднем ряду, придерживая на коленях свой заряженный смертоносным подарком агрегат. Дура еще та, между прочим, но и стреляет дай боже. Леха с шальным и чуть безумным от счастья взглядом уже обосновался в середине салона и выложил на сиденье рядом с собой три магазина. А я последний раз осматриваюсь по сторонам, киваю в ответ взгляду негритянки в зеркало, и мы трогаемся.
   Со вполне знакомыми и даже привычными дребезжанием и тряской трамвай весело мчится меж сумрачных елей, и отчего-то мне кажется, что они неодобрительно смотрят вослед нам. Вон из-под мохнатой древесной лапы на нас таращится такая мерзкая харя, что не приведи боги. Тьфу на тебя! Сгинь, нечисть! И рожа нехотя гасит уже разгоревшееся было сияние лазерных глаз, скрывается неохотно за едва качнувшейся веткой.
   Все же я внимаю этому безмолвному предупреждению и делаю негритоске жест – помедленнее. Но когда мы тихонько, словно на цыпочках, прокрадываемся через какой-то полуразрушенный и пустынный городок, сквозь стену позади нас с ревом и грохотом на улицу вываливается приземистый и весь покрытый маскировочными разводами танк со сдвоенным черно-белым крестом на броне.
   Вагоновожатая с испугу жмет на все педали, и трамвай нехотя набирает ход. А я делаю характерный жест ладонью – Миха тут же шустро меняет ракету на бронебойную. Железная махина позади рычит, хрипло дерет скользкую булыжную мостовую широкими гусеницами, однако развернуться не успевает. Попросту нет у танка никаких шансов против Гоблина. Удар ноги, заднее стекло выпадает целиком.
   Почти одновременно, с хлопком и душераздирающим шипением, из шайтан-трубы вылетает огненная плюха, чтобы через секунду расцвести на броне ярким цветком. Как-то даже несерьезно выглядит… однако здоровенный зверь мгновенно замирает, словно подрубленный картечью кабан. И уже когда мы лихо пролетаем через площадь, где в фонтане облупленные и выщербленные пулями амурчики равнодушно брызгают струйками воды, из люков подбитого танка начинают сочиться струйки дыма.
   На окраине мы отбиваем атаку каких-то здоровенных, с корову величиной, тараканов, и даже негритянка неплохо отстреливается из дареной беретты от лезущих к ней в кабину бестий.
   – Куда прете, паразиты! А платить кто будет?
   Кто б мог подумать, как же эти твари воняют! Но мы уже минуем последние дома, и на остановке у неуместно-голубенького павильончика в салон вваливается разноголосая толпа худосочных то ли китайцев, то ли и вовсе вьетнамцев в их соломенных шляпках конусом. Негритянка азартно спорит о чем-то с одним дедком, дергает его за жидкую бороденку и вытрясает-таки из сконфуженного старика положенную монету.
   Азиаты не обращают на нас особого внимания. Лишь скорбно поджимают губы, воспринимая как неизбежное зло, и разноцветной стайкой рассаживаются по салону.
   Снова городишко, на этот раз поцелее прежнего, и вот тут-то происходит именно то, чего я боялся куда больше мин и даже выползшего невесть из какой преисподней фашистского танка.
   – Ду хи! – внезапно орет побледневший Леха.
   Он судорожно скармливает калашу последний магазин и высаживает локтем боковое стекло. А на той стороне улицы чинная парочка работяг в робах тащит на плече водопроводную трубу с блестящим краном, а бородатый то ли бригадир, то ли черт его не пойми кто указывает куда-то в нашу сторону рукой с зажатой в ней большой и похожей на гранату зеленой рулеткой.
   Ствол Лехиного автомата безошибочно-плавно взмывает к своей цели, словно в замедленном кино. Однако и я уже готов – в падении с подсечкой подбиваю парня под колено и заваливаюсь поверх него меж рядов сидений.
   – Снайпер, два выстрела! – ору я, но обернувшаяся мастер-сержант прекрасно замечает, как я незаметно подмигиваю глазом.
   В практически замкнутом пространстве трамвая издаваемые этой длинноствольной дурой звуки бабахают не хуже дивизионной пушки. Раз, второй, а затем я поднимаю с пола парня, которого заботливо, как наседка, укрывал от кое-чего пострашнее пуль и осколков.
   И все же поздно – в глазах Лехи отчетливо пляшет белочка. Самая натуральная белочка, которую на гражданке называют шизой и прочими малоприятными словечками. Однако я упрямо пытаюсь прорваться.
   – Встать, боец! Молчать! – От моего вполне унтер-офицерского рева трусливо дребезжат оставшиеся стекла, а пассажиры страдальчески зажимают уши.
   – Почему не указал цели гранатометчику и снайперу? Ты где учился, мать твою? Хочешь подставить своих? – Я продолжаю орать и давить, давить на психику, не давая испуганно замершей белочке завершить свой танец.
   В глазах Лехи постепенно разгорается осмысленное выражение, и белочка нехотя отступает, прячет злобно оскаленные зубки…
   – Отвечать, боец! – Как я сам не оглох, не знаю.
   Но главное, чтобы он услышал . И парень вздрагивает, а выучка тут же услужливо вздергивает его тело в стойку «смирно».
   – Виноват, товарищ…
   – Флаг-капитан Валлентайн, – снисходительно роняю я и становлюсь напротив проштрафившегося в эдакой импозантной позе проводящего экзекуцию эсэсовского офицера. Ноги на ширине плеч, руки за спину, осаночка арийской бестии и морду понаглее…
   А солдат преданно смотрит в глаза, ест ими начальство. В свете мелькающих за окнами ртутных фонарей лицо его кажется мертвенно-белым. И я с трудом удерживаюсь, чтоб не переправить ему через взгляд хотя бы десяток пси . Парень должен выкарабкаться сам. Впрочем, три не помешает, и пусть потом адмирал гавкает на меня сколько ему влезет… А-а, Падший побери, еще парочку… о, другое дело! Но хватит, пожалуй, а то я и сам с этим шестым трамваем отправлюсь в палату номер… соответственно.
   – Товарищ флаг-капитан, – как ни в чем не бывало озабоченно спрашивает удрученный закончившейся накачкой Леха. – Там же вроде трое духов было?
   – Двое. Они гражданским прикрылись, оружие ему навесили – не встречал такого, что ли?
   Все. Леха поверил. И теперь он мой. Мой! В смысле на этом свете.
   – Повоюешь с командирское, научишься такие ситуации просекать влет, – внушительно роняет Чайка и отворачивается к своему сектору обзора.
   Дальше мы едем без особых приключений. Китаезы, или кто они там, со своими корзинками и разговорчиками хань-лань высыпаются на окраине шумного колхозного рынка. А потом… потом трамвай с усталым дребезгом выехал на мост через угрюмую голубовато-свинцовую реку, и посматривающий вперед из выбитого окна Леха восторженно вопит:
   – Москва! Бля буду, Москва!
   Еще пару минут, и мы, грязные и усталые, вываливаемся наружу. А красота ведь и мир – не ценят их гражданские. Асфальт умыт майскими дождями, девчонки в коротких платьях цокотят каблучками, а бульвар весь укрыт цветущей сиренью. Леха с улыбкой провожает одну деваху взглядом, и в ответ в шалых от веселья глазах девчонки безошибочно можно прочесть номер мобильника.
   Однако я уже утаскиваю группу в переулок, а то на этакую банду с прорвой всякого отнюдь не пацифистского железа в руках начинают уже и коситься. Дворами, вон к тому неприметному, утопающему в зелени особнячку с вроде бы и несуществующим штабом внутри…
   Я возникаю в «предбаннике», аки черт из коробочки, и двое хмурых часовых послушно затыкаются, наткнувшись взглядами на мой кулак. А левая рука моя вскидывается в сторону, и по команде «Группа-5, строиться!» из моих орлов и орлицы послушно возникает маленькая шеренга.
   – Полковник у себя?
   Часовые откровенно ошалели от такого появления в святая святых режимного объекта, но послушно кивают. И я залихватски отдаю команду своим. Чеканя шаг так, что от зависти умерли бы отбывающие повинность на посту номер один ребятишки, мы всем строем топаем вперед, и портрет Паши Судоплатова со стены одобрительно смотрит нам вослед.
   Сцена, когда мы, грязные, небритые и с бандитскими рожами, сквозь бронированную дверь вламываемся в кабинет начальника отряда, описанию просто не поддается. В принципе. Отвисшие челюсти, вскинутые навстречу стволы – все в ассортименте. И все же обошлось – вон полкан уже обнимает Гоблина, как родного сына. А Леха лупит их обоих по спинам и орет благим матом так, что безлико-служебная люстра на потолке отзывается тоненьким звоном.
   – Ладно, полковник, получил своих архаровцев обратно? Плесни им грамм по двести – и уж, вестимо, не минералки. А нам с Чайкой еще надо к особистам завернуть.
   Все настолько ошарашены вернувшимися с того света двумя парнями, что даже не успевают или попросту забывают поинтересоваться – а кто же мы такие и вообще и в частности. Потому мы с эльфийкой быстренько вываливаемся в коридор и тут же уходим в боковое, очень кстати полутемное ответвление…
   Все, ребятушки-спецназушки. Плевать, что на самом деле ваши исколотые транквилизаторами тела сейчас валяются в психушке. Плевать. Завтра вы проснетесь абсолютно здоровыми и чертовски голодными. На радостях пару раз нагнете нестарую еще санитарку – к ее тайному удовольствию. А дальше, после осмотра у получившего соответствующий звоночек главврача в погонах, спокойно разъедетесь по домам. Наконец-то снимете опостылевшую крапчатую форму.
   И потом останется у вас в памяти лишь… да, хреново было там, очень хреново – а потому вспоминать совершенно неохота. Пусть оно забудется.
   Навсегда.

Часть седьмая
НЕ ХОДИТЕ, ДЕТИ, В ГОСТИ К ВЕДЬМАМ

   Гарри в новеньком зеленом сюртучке с золочеными пуговками сиял, что новая монета. Еще бы – их милости не только остались довольны его работой, но еще и подсказали несколько новых идей. Вдобавок ко всему назначили поставщиком замковых кухонь и кладовых и от щедрот душевных до конца года даже ослобонили от податей. Вот будет о чем рассказать супружнице!
   Вообще-то маленький содержатель постоялого двора и недавно отстроенной пивоварни приходил на поклон к госпожам совсем по другому вопросу. Его младшая дочь Джейн чем-то приглянулась хозяйкам, и они забрали ее к себе в Замок. Само по себе оно вроде и не плохо – так ведь девчонку надобно держать в строгости да по хозяйству приучать. Десятый год уже, а малышка – тихоня, все цветочки собирает да какие-то песенки непонятные поет. Бывало как глянет своими глазищами в пол-лица, а в них, кажется, весь мир отражается, ажно смеяться от радости хочется.
   Вот и пришел папаша полюбопытствовать – благо народ в городе присмотрелся к их милостям. Магички каких поискать, то дело завсегда нужное. Хозяюшки обе – что человековская ведьма, что легконогая ламия – то уже совсем хорошо. А вот что душою не черствые да при том соображением не обижены, про то народ вызнал не сразу. Ведь как бывало-то у соседей – вроде и ликом пригож, и манеры все благородные, а мерзота такая, что не приведи морские боги!
   Так вот, у Джейн, оказывается, дар магицкий нашли. К травкам всяким да целительству да к ведовству тайному. И, как объяснила озадаченно почесывающему полысевшую макушку гоблину четвероногая маркиза, учить девчонку Мастерству надо – потом и городу польза будет, и родителям почет да уважение.
   «А ведь и деньгу неслабую целители зашибают», – сообразил не малость ошарашенный известием зеленокожий коротышка и уже куда веселее запрыгал вниз по ступеням. На крыльце он досадливо отпихнул морду шумно принюхавшегося к нему трехголового псины и огляделся.
   Две здоровенные вазы черного гранита, размерами и формой больше похожие на бродильные чаны пивоваров, уже оказались углублены в землю по обе стороны от входа в донжон, а в ворота заезжали телеги с черноземом. Ну что ж, рассадить тут всякую зелень – оно дело неплохое. Гоблин и сам любил, когда заботливо обихаживаемые супружницей всякие там душистые горошки вились по дому. Да и преобразившийся постоялый двор, который отныне блистал чистотой, негаданно-нежданно стал приносить вдвое больший доход.
   Прищурившись, Гарри поглядел, как работные люди быстро принялись засыпать вазы землей. Да не просто так – первый слой, самый нижний, черепки да камушки мелкие, потом песочек с гравием, потом песочек с землей. И только верхнюю половину они насыпали и утрамбовали жирным, духмяным черноземом. Прямо тебе слоистый торт с заварным кремом и орехами…
   Гоблин мимолетно завязал на память узелок про торт и, ловко лавируя меж телег да снующих рабочих, бодро помчался к воротам. Помахал рукой дежурящей тут огненной девице. Тоже страсть несусветная, простите, боги, – Гарри украдкой сотворил над собою отгоняющий Свет знак. Когда лес под пахоту или сенокос расчищают, самая тяжкая работа – это пни корчевать. Так их милость Селина только ручкой повелительно махнули – огненные демоницы выжгли пеньки вглубь до мелких корешков. Одним махом, только дымок пшикнул. А потом над освобожденным полем хороводы водили, да с песнями. Хоть и красиво, но стра-ашно…
   Навстречу проскакал отчаянно хлещущий коня посыльный и пара легконогих ламий по сторонам в качестве прикрытия. Надо же – всего год прошел, как хозяин завел новые порядки, а как оно все поменялось! И, надо признать, к лучшему.
   Гарри подпрыгнул от неожиданности, когда под ногой нестерпимо заверещала одна из вездесущих бродячих теней, на которую он ненароком наступил. Гоблин сплюнул от отвращения, старательно сделал над собою оберегающий знак и привычно припустил вприпрыжку по мощенному шестиугольными плитами спуску в город. С дочерью, стало быть, все в порядке будет – а вот новый, придуманный способ приготовления тортов нынче же вечером надо будет опробовать.
//-- * * * --//
   Известие о том, что в привратной башне полуденных городских ворот истошно зашелся звоном магический колокольчик, устроенный лордом Валлентайном и долженствующий предупреждать о приближении супостатов, разлетелось по Замку со скоростью лесного пожара. Шутка ли – наконец-то наступило то, о чем маркиз предупреждал, прежде чем сгинуть в названных им Искаженными Мирах, и к чему так долго готовились!
   Селину новость застала в тронной зале, где она обдумывала речь перед купеческой Гильдией.
   – Не мельтеши, подруга, смотри вон. – Ведьма кивнула на засветившийся центр звезды.
   Верайль проворно отпрыгнула в сторонку и на всякий случай озаботилась в правой руке коротким копьем, а в левой шаром магического огня.
   Однако сияние в центре средоточия Сил оказалось мягким, переливающимся перламутром и жемчугом. Миг-другой неприятного ожидания – и из него шагнула пошатывающаяся девичья фигурка… к сожалению, одна.
   – Не закрывайте, я ненадолго. – Она прочихалась, отряхиваясь от принесенной пыли неведомых дорог.
   Но темные боги! В каком виде оказалась путешественница! Вся в какой-то пятнистой одежде, да еще и с непонятного вида и назначения длинной и несуразной палкой в руках. Да еще и в почти эльфийском обличье с темными очками на грязной мордашке – просто тьфу на нее, и все тут.
   – Мам, я есть хочу, – заявила девица, и обнимающая ее Верайль послала на кухни неслышный, однако пробудивший к оживленной активности слуг зов.
   Пока прямо на ступенях подножия трона двое огненных воительниц устраивали импровизированный стол, пошел быстрый обмен новостями.
   – Да нашла я его, нашла, – досадливо отмахнулась от расспросов прибывшая и впилась зубами в принесенный первым делом пирог. Потом обвела смеющимися глазами обеих жадно внимающих ведьм и отрицательно покачала головой. – Только он меня не узнал… хотя и дал имя.
   Зато известие о том, что к городу приближаются Светлые, повергло девицу в задумчивость. Ведь наверняка трое решительных магиков прибыли за своими товарищами, и, значит, без мордобоя или резни обойтись вряд ли удастся.
   – С эльфом поступайте как знаете… Хотя толкового целителя убивать грех. Да и в общем-то он тут ни при каких делах. А вот…– И она вытребовала бывшую светлую магичку.
   Долго смотрела в потухшие фиалковые глаза поникшей красавицы, более похожей сейчас на молчаливую статую с отбитыми руками, а затем со вздохом повернулась к ведьме:
   – Селина, можешь добавить ее ко мне?
   Ведьма в сомнении заерзала на месте. Красивая девка эта белая магичка и силы необычайной – да вот только не слишком ли много будет Света?
   – Ничего, противоположности притягиваются. – Растрепанная и до крайности взволнованная Верайль осторожно кивнула.
   Медленно обнажился кинжал, выполз с вкрадчивым шорохом из потертых кожаных ножен. Просиял по-прежнему вольготно разлегшимся на клинке драконом, когда ладонь ведьмы неуверенно сомкнулась на рукояти.
   Сандра прекрасно догадывалась, что с нею хотят сделать. Потому не отвела взгляда переполненных страданием прекрасных глаз и смело шагнула навстречу. Не ей бояться превратностей судьбы, не ей есть что терять в нынешнем неприглядном виде! А будущее… кто знает – во многом оно зависит и от нас самих.
   Клинок выпил жизнь, сущность и тело волшебницы как-то неохотно, словно брезгуя. Вышедший из сердца кинжал задрожал в ладони ведьмы и неожиданно просиял нежно-фиолетовым светом. А Сандра истаяла, как от нее и ожидалось по памятным той весной событиям.
   – Сильная стерва была. – Что делать дальше, Селина откровенно не знала.
   Но успевшая невозмутимо и наскоро перекусить девица поднялась. Отряхнув от крошек ладони, она приняла в них клинок. Некоторое время воительница и волшебница рассматривала это маленькое чудо, и сполохи лилового сияния блистали на ее зачарованном лице.
   Руки поднялись – и, словно из кубка, хозяйка выпила с кончика кинжала фиолетовый огонь.
   – Ух и гадость! – Она поморщилась и даже передернулась от отвращения.
   Несколько раз вздрогнула, роняя вокруг сполохи разноцветного сияния. Видимо, сущность сильной волшебницы Света не сразу смирилась с таким соседством.
   Обе ведьмы – людей и ламий – с любопытством взирали на происходящее. Какой сейчас творится в душе девицы кавардак, они лишь догадывались. Вряд ли прежняя Сандра так просто смирится и растворится, став единым целым.
   – Кажется, это именно то, чего не хватало… и спасибо. – Девица наконец открыла глаза и виновато улыбнулась. Она повела рукой в незнакомом жесте, шагнула вперед – и в зале объявилась блистательная грозная волшебница Света в белоснежной хламиде.
   Но никто и не подумал испугаться. Даже Замок, обнаруживший в самом своем сердце грозную и неукротимую Силу. А обе огненные воительницы таращились от дверей тронной залы заинтересованно, но тоже, в общем-то, спокойно.
   – Возможно, так даже и к лучшему. – Девица крутанулась на пятке вокруг себя и приняла прежний, походный вид. – Ладно, я понеслась дальше, а вы тут пока тяните время…
//-- * * * --//
   Взрыв хохота разорвал тягучую и сонную полуденную тишину, словно молния ночную тьму. Испуганно притихло стрекотание кузнечиков и цикад, в сомнении заметался разомлевший от жары ветерок. И лишь невидимый отсюда жаворонок льющимся с неба пением вторил звонким голосам, напоминая всему миру о своем неуемном существовании.
   – Нет, Селина, я тебе поражаюсь! – Верайль качалась на ходу от смеха, словно хмельная.
   Кувшинчик жидкого мыла, в которое всякой полезной и сугубо женской магии было напихано до такой степени, что оно мягко светилось в ладони, оказал на ламию несколько не предусмотренное воздействие. Сияющая и выглаженная волосок к волоску шерстка мерцала на солнце, словно драгоценный мех какого-нибудь легендарного пушного зверька. Мало того, сама природа влюбленно забывалась, глядя на эту грациозную скакунью, да и сама Верайль отчего-то чувствовала в себе благодушие и любовь ко всему миру.
   Каждая травинка спешила развернуться навстречу. Полевые цветы робко и смущенно засматривались на ламию, и ярче разгорались их скромные цвета. А уж ветерок, в другое время не преминувший бы пошалить и обязательно чего-нибудь растрепать, сейчас ластился, словно потерявшийся щенок, и умильно нежился в растекшихся по плечам красавицы медно-рыжим локонах.
   Забегая чуть вперед, можно также добавить, что две предприимчивые купчихи, торговавшие в Ферри-Бэе галантереей и парфумами, живо выкупили у их милостей рецепт. И город на берегу залива постепенно прославился далеко за пределами этого мира своим фирменным мылом «Почувствуй себя эльфом»…
   Стоило признать, что сидящая на гнедом коне внука ведьма тоже благоухала весьма благородно, и ее тоже провожала листва зачарованным шелестом. Селина скосила чуть вниз на ламию смеющиеся глаза и притворно вздохнула:
   – Все бы тебе смеяться да хохотать, эльфа беззаботная…
   Идущий сзади десяток почетного караула тоже от самых городских ворот покачивался вразнобой, словно хлебнул по такой жаре крепкого темного пива. Но принаряженный сотник Зепп ни за что не допустил бы такого безобразия – просто парни наржались от души. Уж лучше так, чем предаваться мрачным раздумьям перед возможным боем – очень даже может быть, что и последним.
   Из-за холма навстречу вымахнул смешанный кавалерийский отряд – десяток солдат на конях и полдюжины пританцовывающих от избытка хорошего настроения ламий с копьями. Доложили, что неприятеля не обнаружено, и тут же умчались на другую сторону – выискивать возможные опасности. Все честь по чести, летучий дозорный отряд вокруг следующего своею дорогой основного…
   – А ну, подравнялись! – больше для порядка рыкнул командир и, сняв начищенный шлем, утер лицо большим платком.
   Первым обнаружился разъезд противника прямо на дороге впереди, и принесшая это известие ламия тут же азартно ринулась вслед за своими под прикрытие поросшего пыльным дроком холма справа. В засаду, значит, чтобы в случае чего ударить супостатам в бок.
   Пехотинцы подравнялись и посерьезнели, тут же образовав по сторонам от обеих маркиз две короткие цепочки, а сотник снова надел шлем и на правах командира отряда выдвинулся вперед. Вот в таком виде они и встретили потных, злых и сиплых от дорожной пыли кавалеристов наступающей армии.
   Рыжий и усатый капитан кирасир коротко отсалютовал блеснувшим под солнцем тяжелым палашом и в пару слов уяснил ситуацию: их милости маркизы решили сначала все сами вызнать, прежде чем устраивать большое смертоубийство. А потому и следуют с небольшим отрядом в полном соответствии с древними обычаями. Потому ничуть не удивившийся ветеран выделил пару кавалеристов проводить гостей к господам магикам, а сам с удвоенным рвением продолжил нести нелегкую воинскую службу…
   Кизим с самого момента перехода чувствовал себя не в своей тарелке. Спасибо Хорхе – тот сумел-таки найти следок, уж подвластная ему стихия вездесущего Воздуха нашла-таки место, где шастал чернокнижник. Однако, кроме уже чуть примелькавшихся теней под ногами и копытами, ничего зловещего в этом мире не обнаружилось – лишь иногда проскальзывали по сторонам непонятные существа или даже кочевники на своих коротконогих, мохнатых и невероятно резвых лошадках. И тем не менее никаких ловушек, мер противодействия или даже каверз обнаружить решительно не удавалось.
   Он даже прилежно перелистал перед отправкой сюда кое-что по черной магии, что удалось добыть, – и хотя понять или суметь повторить ему почти ничего не оказывалось под силу, все же отсутствие мер по встрече нервировало до крайности. Вернее, раздражала одна лишь мыслишка о том, что меры против незваных пришельцев приняты были как раз наверняка, но вот обнаружить их никакими способами не удавалось.
   Его тревога передалась и друзьям – Хорхе на своем гнедом жеребце все время что-то чудил с ветрами и даже зачем-то тащил за собой в небе пару грозовых туч. Зато Дей периодически спрыгивал с коня, и тогда любопытно снующие по земле тени шарахались прочь, когда маг Земли привычно проделывал свои непонятные действия. От приложенных к обочине ладоней волшебника во все стороны разбегалась отчетливо видимая рябь. Замшелые валуны дрожали и потрескивали с противным визгом, но все же и солидному магику с бакенбардами не удалось обнаружить ровным счетом ничего.
   – Ни за что не поверю, что нам дадут подойти к городу просто так, но где и во что мы вляпались, никак не могу сообразить, – мрачно признал он.
   Дей хмуро некоторое время раздумывал, а потом достал трубку. Пальцы его неспешно проделывали привычные и даже чуть успокаивающие действия. И лишь когда Кизим, на всякий случай накопивший в себе столько огня, что уже и одежда едва не дымилась, ткнул пальцем и поджег табак, маг Земли благодарно кивнул.
   – Вообще, принимать бой на чужой территории – это дело неблагодарное, – заметил он и пыхнул к знойному небу струйкой дыма. – Зато здешние наверняка ждут не дождутся, когда смогут обрушить на нас свои сюрпризы…
   Он отвлекся на зрелище попавшейся навстречу пухлощекой гоблинки на телеге, которую обступили гогочущие солдаты. Та со вполне знакомыми интонациями базарной торговки вопила, что везет на ярмарку копченое и соленое сало, да три сотни яиц от рябых несушек, а всяким пришлым до того дела нет.
   – А ну отстаньте, злыдни! – возопила она и уже на полном серьезе схватилась за кнут. – Панове магики, у вас тут армия или банда мародеров? Почто честную торговку забижаете? У меня патент выправлен, все честь по чести и даже таки подати уплочены!
   Она с таким упоением вопила и терзала слух, тыкая в жаркий воздух испещренными пометками и печатями грамотами да свитками, что Дей не выдержал первым и рыкнул в ту сторону.
   – Да оставьте вы эту дурищу! Уже в ушах звенит…
   Гоблинка благодарственно изобразила в сторону магиков просто кошмарный по исполнению книксен, а потом важно расправила юбки и вновь с довольной рожицей расселась на передке источающей ароматные флюиды телеги. Отдуваясь и утираясь рукавом вышитой белой сорочки, хозяйка победно усмехнулась солдатам со своей высоты и прошлась кнутом по равнодушно задремавшим было на солнцепеке круторогим буйволам.
   – Цобе! А ну пошли, болезные!
   Быки некоторое время очумело пялились на пыльную и позвякивающую железом солдатню – это что еще за диво? – но, постепенно сообразив, что грязные человеки нежевабельны и, конечно, невкусны, снова потянули телегу с гоблинкой.
   Иногда попадались и совсем другие процессии – когда пара-тройка равнодушно тарахтящих костями скелетов тянули совершенно неподъемный воз или тяжелую телегу со строительным камнем. Поначалу армейские шарахались от такой гадости, а Хорхе даже втихомолку пальнул чем-то зловредным. Но костяки лишь с хрустом почесались под белыми, столь похожими на саваны одеждами и продолжали свою работу как ни в чем не бывало.
   Запомнился еще старый моряк на развилке у корчмы, где дорога расходилась на две – в разные стороны. Важный, импозантный и как бы не совсем трезвый, он так и не соизволил вынуть изо рта чадящую трубку – только важно обозрел, облокотившись на перила покосившегося крыльца, тянущееся по дороге огромное войско и снующие по сторонам дозоры.
   И – сплюнул в пыль да неодобрительно покачал головой.
   Стоит заметить, что посовещавшиеся волшебники решили местных и в самом деле не обижать. Потому получившие соответствующие распоряжения армейские чины хоть и отнеслись неодобрительно к эдаким приказам, но ослушаться не осмелились. В самом деле, этот мир не чета нашему – то-то гоблинов и прочей швали больше, чем людей. А уж когда прямо из придорожных пыльных кустов прямо на передовой отряд вывалилась ошарашенная при виде армии ламия, все замерли от непередаваемой смеси восторга и отвращения.
   Надо же, прямо тебе – живая демоница! И до чего красивая, зараза…
   – Командира авангарда ко мне! – завопила бесовка и вполне недурственно отсалютовала копьем…
   Рыжий усатый капитан кирасир потел под своим железом и старался не совсем уж в открытую пялиться на вызывающе аппетитные прелести девицы. Стоило признать, получалось у него это просто из рук вон плохо, но ламия непринужденно вылила на голову ему фляжку холодной воды и заметила, что она еще из младших и самых, так сказать, слабо прошибающих.
   – Ага, вон и госпожи! – воскликнула смазливая чертовка, которую разум просто отказывался признавать опасностью, даже несмотря на вполне боевое копье, с которым ламия управлялась весьма ловко.
   Госпожами оказались еще две дамочки – одна выряженная в пух и прах девица верхом, чувствующая себя вполне комфортно даже на такой жаре, а вторая – медно-рыжая ламия такой силы, что капитан чуть не свернул шею, старательно отводя глаза. Вот уж верно: такая лишь пальчиком поманит, и пропал, будь ты хоть кто…
   Человеческого рода-племени девица при ближайшем рассмотрении оказалась ведьмой, как и ее странным образом названная сестрой подруга-ламия. Если женщина предъявила на пальце сияющий неземным блеском дворянский перстень, то четвероногая очаровательная бесовка щеголяла в легкой короне маркизов и сияла, что твой новенький золотой.
   – Да, офицер, все верно. Прежде чем уничтожать вас, мы решили выехать навстречу да все хорошенько выяснить. Может, вы перепутали дорогу и не туда попали – или же можно как-то решить дело миром.
   Капитан мысленно возблагодарил небеса, что стальные доспехи скрывали просто-таки неприличное напряжение в известном месте, и отозвался чуть хриплым от пыли и вполне понятного волнения голосом.
   – Вас проводят, прекрасные леди, с почетным эскортом…
   С нескрываемым любопытством Кизим рассматривал приближающихся знатных дам – уж соответствующее заклинание доложило о том беспристрастно. Равно как и насчет того, что с обеими шутить шутки Силой вовсе не стоило. Даже деловито-беззаботный Дей нехотя спрятал трубку. Не только из вежливости, понятное дело… скорее, чтобы в случае чего иметь рот и руки свободными.
   Под крепким дубом на широком, едва заметном холме солдаты уже поставили яркую командирскую палатку, где двое волшебников собирались честь по чести встретить гостей. Уж правила гостеприимства и хорошего тона никто не отменял. Зато Хорхе, вызвавшийся пока побыть в засаде вон в тех кустах, наверняка устроился с куда меньшим комфортом…
   Селина мельком, небрежно глянула на обоих весьма могучих магиков. Словно невзначай, взгляд опытной ведьмы мазнул по зарослям дрока на соседнем склоне, и Верайль рядом не стала скрывать усмешки, кивнула.
   – Боятся – значит уважают? – Ламия озабоченно покосилась глазами на не столько закрывающий, сколь подчеркивающий ее грудь шелк и решительно поскакала вперед.
   Сотник Зепп уже воткнул рядом с пестрыми штандартами гостей копье с флагом маркизов Ферри-Бэя, осмотрелся. Жестом распорядился, чтобы почетный караул встречающей стороны подравнял строй, к немалой досаде Кизима, и наконец кивнул.
   Вот так Селина, отпуская на пару с ламией небрежные шуточки по поводу то бледнеющих, то краснеющих в своем железе солдат, и проследовала к палатке, где закипающий от жары и нетерпения Кизим уже тихо проклинал все эти экивоки да церемонии. Дей стоял рядом в полувоенного покроя сюртуке. Хоть и демонстративно сдержанно вел себя мастер Земли, но уж старый друг-то видел: волновался тот да еще как…
   Верайль вскинула к небесам руку – и на кончике копья вспыхнул бледно-розовый на солнце огонек. По правилам вежливости, именно так обладающие Силой свидетельствовали о своих умениях. Селина, прежде чем спрыгнуть с устало отфыркивающегося коня, добавила своего зеленого ведьминского огня, отчего по ближайшим лицам и доспехам заметались разноцветные блики.
   С молчаливой усмешкой они обе наблюдали, как бритый магик нехотя обозначил себя как недюжинной силы мастера Огня, а его сосед одним лишь небрежным жестом выворотил из-под почвы солидных размеров гранитный валун, после чего заставил тот наполовину зарыться обратно в землю, выставив сверху почти плоскую часть.
   – Что ж, господа, не скажем, что так уж вам тут рады, но все же приветствуем вас на нашей земле. – Голос ламии растекся под полуденным зноем капелькой сладчайшего меда.
   Она воткнула под штандартом свое неразлучное копье – навершием в чуть выгоревшую траву – и присоединилась к подруге, уже блаженствующей в тени возле запотелых кувшинов с угощением. Представиться, отвесить вдоволь строго соответствующих этикету жестов и слов – морока эта все же закончилась довольно быстро.
   Угостившись соком каких-то неизвестных в этом мире фруктов, обе проказницы с самыми что ни на есть высокомерными ухватками светских львиц принялись выспрашивать господ нападающих – что означают столь, несомненно, враждебные действия? При этом они так морщили носики, когда кто-то из потеющих от жары и страха мужчин ронял не то словцо, так презрительно фыркнули на едва не упавшего от волнения магика-подмастерья… Право, помотать немного нервы, пользуясь неприкосновенностью и правами своего пола, – оно не грех.
   – Помилуйте, господа, никто вашего Эндариэля в подвалах и цепях не держит! Он сейчас проводит очень трудный сеанс целительства: акулы порвали троих ныряльщиков – ловцов жемчуга, и эльф отказался даже от поездки навстречу вам.
   Селина заметила скромно, что таинства целительской магии гоблинов и троллей оказались остроухому члену Совета неизвестными, а потому тот решил не упускать случая и хорошенько их изучить. Поскольку подобные чудачества были как раз в характере вечно озабоченного такими делами Эндариэля, то переглянувшиеся магики не нашлись что возразить.
   – Нам бы хотелось, леди, услышать то от него самого…– осторожно заметил Кизим.
   Обе ведьмы переглянулись.
   – Почему бы и нет? Пока война официально не объявлена, господа могут чувствовать себя в Ферри-Бэе гостями. – Селина чуть помедлила и деликатно добавила: – Если не станут нарушать правила приличий и чести.
   Из кустов вылез весь поцарапанный и в прилипших листьях Хорхе. Поскольку прибывшие дамочки агрессивностью явно не отличались – куда больше неприятностей вышло из-за их великосветских манер, – то волшебник решил не париться и дальше в засаде, а последовать полученному мысле-импульсу Дея и присоединиться к переговорам. Приложившись к обеим ручкам и получив легонькую нахлобучку за непотребный вид, он в конце концов вымолил у дам прощение и с хохотом был допущен в общество.
   – Маг Воздуха? – Верайль смеющимися глазами снова посмотрела на курчавого и стройного волшебника. – Когда все эти волнения закончатся, я пришлю вам официальное приглашение от нашего племени посетить нас в Круге Силы.
   При этом она сделала такое интересное движение бровками, что Хорхе уже ничуть не сомневался – эта поездка в гости запомнится ему на всю жизнь…
   Кизим осторожно поинтересовался: а не известно ли дамам случайно о судьбе некой светлой волшебницы с аметистовыми глазами?
   – Да, не скрою – она побывала у нас… хорошо охраняемой гостьей. – Ведьма очаровательно улыбнулась и жестом остановила бросившегося было вновь наполнить ее бокал офицера: – Лучше фруктов добудьте… хотя бы в той корчме на развилке, там знают наши вкусы.
   А потом добавила: девица отправила на тот свет ее, Селины, собственного внука. Но все же ей дали время раскаяться в содеянном.
   – И она отправилась возвращать моего мальчика оттуда, господа…
   Ситуация в общих чертах оказалась понятной. И все же Кизим после краткого, но выразительного обмена взглядами с друзьями оказался вынужден сообщить: оплот еще не набравшего силу чернокнижника надлежит сровнять с землей. Желательно бы вместе с ним самим.
   – Короче, как говорили в старину: иду на вы!
   Селина с усмешкой взглянула на подругу. Та слушала с горящими от восторга глазами – еще бы! Война, причем с весьма сильным и почетным неприятелем, давненько здесь такого не бывало. С той самой поры, когда совсем еще юный лорд Валлентайн разметал в клочья шамана мертвяков и его банду огненных барлогов…
   – Отменно, господа. Что ж, вы приняли решение. – Ведьма невесело усмехнулась. – Возможно, оно и к лучшему: у нас последнее время не хватает рабочих-скелетов, и ваше пополнение будет принято с благодарностью.
   Сказать, что у троих могучих волшебников глаза полезли на лоб, означало не упомянуть, что у внимательно слушающего окружения еще и встали дыбом пропотелые волосы.
   – Это все бывшие преступники, пираты и прочие лихие ребята. – Селина с очаровательной усмешкой приценилась взглядом к текущим мимо холма отрядам солдат. – Только уж больно их много… Впрочем, я надеюсь удержать рыночные цены на приемлемом уровне.
   – Ничего не выйдет, подруга! – Верайль уже бесцеремонно вертела и по-хозяйски осматривала пехотного офицера, словно этот здоровенный малый был то ли стулом, то ли вешалкой. – Посмотри – ребра дюжину раз перебиты и срослись кое-как, ключица, голень – не единожды, да и пальцы на руках опять же…
   Ламия привередливо фыркнула в сторону опешившего от такой наглости мужчины и скептически заметила, что за такой разбитый скелет никто больше двух серебрушек не даст.
   – Ничего, мы на этих отыграемся. – Селина кивнула на оробевших волшебников и тут же, по примеру ламии, принялась деловито осматривать их и даже ощупывать кости. – Ухоженные, совсем другое дело. По пять монет пойдете, голубчики, и ни гроша медного не уступлю. Но по знакомству, так уж и быть, похлопочу, чтобы ваши костяки попали в хорошие руки.
   Пот прошибал этих неробкого десятка мужчин настолько, что объяснить таковое жарой и усердием уже оказывалось невозможно. Наконец отчего-то осипший Хорхе осторожно поинтересовался: а с чего бы это прекрасные дамы решили, что у них все получится?
   – У вас есть что противопоставить черной магии, господа? – непринужденно поинтересовалась ведьма и ловко заглянула магу Воздуха в рот. – О, даже зубы все на месте… Когда мой внук вернется, он не упустит такой возможности немного пополнить казну.
   Напоследок ламия с очаровательной улыбкой во всеуслышание объявила: пусть господа военные становятся лагерем поближе к городу и воротам. Дескать, чтобы потом не сильно хлопотно было гнать гурты скелетов на рынок. Зато Селина добавила повод для задумчивости, непринужденно заметив то бледнеющим, то краснеющим мужчинам, что за каждого пострадавшего от обстрела или магии жителя Ферри-Бэя лорд Валлентайн обратит в скелеты один город их родного мира – по своему выбору…
   – И что, нас тоже? – Выглянувшая из телеги маркитантка с круглыми от испуга глазами упала в обморок от одной только скривившейся в ее сторону гримасы.
   – Ну-у… эти и вовсе по одной серебрушке пойдут. Невыгодно даже поднимать таких – хлопот больше. – Верайль отсалютовала на прощание копьем и деловито осведомилась у скачущей рядом ведьмы: – Слушай, может, баб их не анимировать? Пусть гниют себе – может, когда потом сгодятся.
   Селина оживилась, и даже сюда с дороги донесся ее заинтересованный голос. В том смысле, что можно часть костяков оставить в резерв, на всякий случай – так даже удастся удержать рыночные цены на хорошем уровне…
   Давно улеглась пыль за убывшей в Ферри-Бэй маленькой процессией. Перестали запотевать кувшины на походном столике, и даже умерший от страха вестовой цветом словно восковой кожи стал вполне соответствовать свежему покойнику. Текущее мимо холма войско сбилось в беспорядочную груду боязливо перешептывающегося народа, а Кизим все никак не мог пересилить себя. Повсюду, стоило лишь поднять глаза, на каждом лице отчетливо виднелась ужасная маска смерти. Бледная, призрачная, ощерившаяся безносым оскалом, она словно предупреждала всех и каждого: берегись!
   С окружающего мира сбежали все краски. Он как-то незаметно потускнел, став разом весь холодным, мерзким и неуютным. А вспотевший Дей, который по отбытии гостей как стоял, так и сел прямо в жесткую траву, что-то слишком уж явно массировал грудь слева. И лицо его слишком уж посинело.
   – Тени…– прохрипел он.
   В самом деле – доселе бесцельно сновавшие под ногами тени, к беззаботной мельтешне которых уже стал привыкать глаз, вдруг повели себя странно. Вокруг каждого человека, стоило тому чуть переместиться, возникало пустое пространство шага этак на три. И неслышно скользящие отражения неизвестно кого и чего словно застывали на невидимой границе. Они что-то обсуждали, жестикулировали бурно, боязливо тыча в людей призрачными лапками.
   – Да нет, не те, – услышал маг Огня севший голос приятеля, и тут его волосы охотно бы встали дыбом (если б нынче утром не были выбриты до синевы) – все присутствующие перестали отбрасывать тени.
   На сером небе сияло ярко-бесцветное солнце. Оно равнодушно дарило свет и, если причувствоваться, даже тепло – да только что проку? Серые деревья и бесцветные кусты вполне обладали обычной сенью. Даже вон тот гоблинский пастух, что равнодушно гнал мимо стремительно впадающей в панику солдатни небольшую череду скота, – его тень послушно шагала вслед за хозяином.
   Однако стоило волшебнику и самому выйти на солнцепек, как испуганно трепыхающееся сердце подкатило ледяным комком под самое горло. Действительно, словно человека здесь и нет…
   – Ведьма! – Из толпы сброда, в которую всего за четверть часа превратилась надежная и испытанная в боях армия, вылетел суматошный вопль. – Ведьма украла мою тень!
   «Все, это конец», – еще успел подумать волшебник спустя пару мгновений, прежде чем каждый солдат немаленькой армии полюбопытствовал относительно своей неразлучной спутницы и осознал факт ее отсутствия.
   Высохший до ломкого соломенного звона стог загорается куда медленнее, нежели паника, что охватила все полки и платунги. Кто ругался, кто божился и в чем-то клялся на коленях и со слезами на пыльной физиономии. А несколько человек уже упали прямо в пыль, извиваясь в судорожном хохоте и бесцельно царапая пальцами высохшую землю…
   – Это что означает? – Кизим перехватил шествующего мимо пастуха. Гоблин, судя по благоухающему пивному аромату, потребил в корчме не менее пары кружек, по причине чего находился в благодушном и даже несколько философском настроении.
   – Э-э, ваше магичество, не подходите! – Опомнившийся зеленоухий коротышка неожиданно ловко отпрянул.
   Сунув за пояс кнутовище, пастух старательно замахал руками и даже сотворил над собою отгоняющий Свет знак.
   – Живые упокойники, надо же! – Он зачарованно обвел взглядом недобро уставившееся на него скопище потных людей и выделяющихся заплетенными в косички бородами плечистых гномов. – Во, а я как раз хотел себе костяка-помощника в Гильдии некромансеров купить… это хорошо, что не купил – таперича цены, стал-быть, куда ниже станут?
   Все же под угрозой оружия из разморенного выпитым, а также жарким солнышком коротышки удалось вызнать, что вроде как вы и живые, да только души ваши все на крепкой увязочке…
   – И сбечь отседова не смогете, все чередой на костяки пойдете! – Гоблин вырвался из державших его вспотевших рук и на прощание погрозил кнутом.
   Словно дожидаясь этого жеста, придремавшее было на жаре стадо овец и коз очнулось от дремы и покорно потекло вперед по дороге. Вместе с ними послушно побрели и перебирающие ногами их тени. А тут своих собственных по-прежнему как не бывало.
   – Слушай мою команду! – зычно гаркнул вскарабкавшийся на лафет штурмовой катапульты Хорхе, и его усиленный заклятьем Воздуха голос неожиданно сильно прогремел над усыпавшей поля и перелески оравой вооруженного народа. – Нам остался один путь – взять город и пришибить ту ведьму! Тогда ее злые чары развеются, и сможем после победы вернуться домой!
   «Браво, дружище, – это как раз именно те слова, что еще хоть как-то могут восстановить дисциплину… очень хотелось бы верить, что на самом деле так и произойдет, даже если… Ведь убить сильную ведьму не так-то просто. – Кизим смотрел мрачно, хотя в чуть раскосых черных глазах его горело темное пламя. – Да и взять с налету укрепленный город нелегко – там тоже вдосталь и припасов, и стрелков, и даже пара толковых ведьм имеется».
   Однако сделать это нужно быстро! – заключил маг Воздуха. Разумеется, Хорхе ни словом не обмолвился насчет «до возвращения в Ферри-Бэй некромансера» – иначе тогда уж точно все пропало бы. А сейчас любой ценой следовало заморочить солдатне головы, обозначить перед ними простую и понятную каждому цель.
   Победи – или умрешь.
//-- * * * --//
   – Но почему, леди? Мы ведь не сделали им ничего плохого…– Едва привитая выдержка на миг изменила маленькой гоблинке, и звонкий голосок ее причудливым эхом разнесся по Замку.
   Белобрысая девчонка, что было редкостью среди гоблинов, возмущенно топнула по мрамору маленькой сандалией – высокие своды залы на пробу подхватили звук, усилили его. Повертев так и сяк, Замок все же решил, что топот детских ног ему нравится. А потому разнес его по всем переходам и комнатам, вынес на галерею и даже швырнул эхо в мрачную бездну, откуда неназываемый древний ужас с недоумением и страхом прислушался к нему…
   Бледная и едва дышащая Селина слабо поморщилась. Лежать на холодном камне, пусть даже и в Круге Силы, – занятие на любителя. Вернее, на любительницу… Ведьма едва наизнанку не вывернулась, наводя на всю округу свои чары. В принципе сделать все можно было куда проще и многажды легче, но надо было так, чтобы никто ничего не смог почувствовать.
   Шалите, дамы и господа пришлые! Не зря когда-то приехавший на лето из Школы внучок растолковывал своей сидящей на крыльце бабке, что проворно сортировала травяной сбор, насчет теории Равновесия – малого и большого. Кое-что строго поджавшая губы ведьма тогда просто отнесла к новомодной блажи… но кое-что и запомнила. Запомнила, осторожно проверив иные просто принимаемые на веру принципы своим весьма богатым житейским и колдовским опытом. С тем чтобы однажды сваренное ею по наитию зелье никакими чарами и проверками не обнаруживалось как волшебное, но тем не менее действовало. Уронив на подол натруженные ладони, Селина тогда долго разглядывала это диво. Не раз и не два прикидывала, что за рецепт этот даже не золотом и камушками заплатят – могут и голову с плеч смахнуть.
   И лишь забросив махонькую и такую безобидную с виду склянку в раскаленное нутро печи, старая и бесконечно одинокая ведьма тогда задумалась крепко-накрепко, вперив куда-то сквозь стену свой взгляд с полыхающими в нем отблесками огня…
   – Да разве ж тебе объяснишь, такой маленькой, отчего мужчины воюют? Дурости в головах, а силы в руках немерено. – Верайль было отчаянно неудобно хлопотать над распростершейся почти у ее копытец ослабевшей ведьмой, но она старалась изо всех сил. – Так, Джейн, теперь давай руку и замыкаем круг.
   Маленькая гоблинская ладошка доверчиво взметнулась – с тем чтобы тут же утонуть в ладони ламии. С другой стороны девчонка уцепилась за руку огненной воительницы, старательно умеряющей свой жар. Затем вскипающая все сильнее волна Силы словно ураган пронеслась над душой Зеппа. Сотник хоть и оказывался напрочь лишен способностей к чародейству, но, как объяснила ламия, именно такое тут и нужно, и тот, не раздумывая, скинул с крепких ладоней кольчужные на кожаной основе рукавицы.
   Следующей опять оказывалась огненная воительница, и набравшаяся от нее неукротимой ярости огня магическая волна вновь вернулась в ладонь Верайль, но уже в другую. Еще и еще раз, все сильнее, пока Зепп не зашипел глухо от боли – и только тогда ламия ловко опрокинула каждый раз спотыкающуюся на ровном пространстве сотника волну. И неслышно сотрясающая всполошившийся Замок Сила покорно вылетела из сдерживающего ее кольца – с тем чтобы на излете с огненными брызгами войти в тело обессиленно лежащей в центре звезды ведьмы.
   – Уй, какая гадость! – Селина и тут не упустила возможности поворчать по своей привычке.
   Но все же она отмахнулась от участливо протянувшихся к ней рук и утвердилась на ногах сама.
   – Ничё-ничё, посплю маленько, и все пройдет. – Она пощипала себя за побледневшие щеки, чтобы скорее вернуть им былой румянец. А затем, подумав, вытребовала себе кувшин томатного сока. Да с солью и сметаной!
   – Та эльфа что-то такое знала, раз пила его столько, что аж чуть из ушей вострых не текло… Вот, самое оно! – Она счастливо вздохнула, но утереть рукавом с верхней губы помидорные усы не решилась. Маркиза теперь, как ни крути – надо соответствовать.
   А потому с легким кивком приняла платок от подавшей его на подносе Джейн. Маленькая гоблинка сияла от восторга. Еще бы – ей сегодня позволили участвовать в настоящем целительском обряде! Да не учебном, куда там… госпожа Верайль растолковала, что убивать столько народу, да и даже одного, прямо так сразу не стоит – вот леди Селина и навела на тех страху. До урчания в животах и икоты из посиневших с перепугу губ – не последнее дело, как известно. А уж если опять не одумаются, тогда уж защищать город надо будет со всей решимостью и без слюнтяйства. Жестко.
   – Оставьте нас, – чуть холоднее обычного распорядилась Верайль, не сводящая с подруги огненных глаз, и все поспешили удалиться. Уже успели уяснить, что и каким тоном изволит произносить высокородная ламия.
   Обе чародейки некоторое время словно мерялись взглядами. Да только не было то состязанием или проверкой сил – Селина в конце концов грустно кивнула и обреченно села на нижние ступени трона. Так она и сидела некоторое время, так же кивая своим думам. И лишь потом глубоко вздохнула:
   – Что ж, другого выхода и я не вижу.
   Опустив глаза и чуть виновато улыбнувшись, эта смазливая и с виду беззаботная ведьмочка поведала затем – в ее родном мире уже почти все и забыли, что чужаки не отбрасывают теней. Только так пришлецов в старину и обнаруживали. Все-таки память людская оказалась на этот счет куда долговечнее книжных премудростей. Ну вот… а здесь Селина случайно вспомнила о том. Повертела мысль ту в голове так и эдак – и тут ее словно обожгло.
   – Да всего-навсего помудрила я малехо со здешними, вот они и похитили тени у тех. Даже не похитили…– Селина на миг задумалась, крепко поджав по привычке губы и неуловимо став похожей на ту, прежнюю. – Просто тени ненадолго ушли к своим. Погулять, что ли… и напрасно недогадливые мужчины ищут теперь там, где ее нет и быть не может, – под ногами. А по сторонам, в мешанине здешних, они свою не найдут. Но страху натерпятся, страху-то!
   Обе весело и чуть устало рассмеялись.
   – Дня на три-четыре чар этих хватит. Так что, подруга, если там быстрее не управишься, то возвращаться, возможно, тебе будет уже и некуда., – Селина налила себе еще соку.
   Верайль осторожно поинтересовалась: а что там ? И вообще, где это? Про другие миры много чего болтают, да вот слишком малому из того верить можно. И доподлинно неизвестно, чему…
   Сидящая ведьма посмотрела на прикрытые шелковыми шторами окна, за которыми вечер уже готовился обратиться в ночь. Шевельнула губами, словно пробуя произнести некие слова и все же не осмелившись, а затем поднялась. Несколько шагов, во время которых одна маркиза подхватила под ручку и подвела к высокому стрельчатому окну другую.
   – Красиво? – Повинуясь даже не приказу, а одному лишь смутному желанию, шелк с еле слышным шелестом разошелся в стороны вверх.
   В самом деле садящееся слева солнце озаряло раскинувшийся по берегам бухты Ферри-Бэй нежным медным сиянием, сейчас так схожим с волосами ламии. А справа, там, где небо уже приобрело изумительно-густую синеву, робко и неуверенно зажигались первые звезды. Вот одна из них, совсем невысоко над морем, загорелась ярче других – с тем чтобы через миг погаснуть, а затем разразиться ровным, ярким, периодически мигающим блеском. То на восстановленном маяке уже посменно держали огонь мало-мальски сведущие в магии люди, гоблины или ламии.
   Селина протянула руку, словно намереваясь потрогать всю эту картину – и Верайль непроизвольно вздрогнула. Ее подруга точно так же не отбрасывала тени.
   – Хорошо, что те магики не заметили, – хрипло засмеялась ведьма. – Сейчас на время все пришлые в этот мир такие…
   И Верайль не нашла ничего иного, кроме как обнять ее за плечи, пользуясь своей чуть большей высотой. Так они долго и стояли, пока угасающее солнце не истратило на сегодня последние силы на вечернюю зарю и в мир не пришла ночь. Прохладная, ясная и загадочная. Прекрасная и чуть жутковатая одновременно.
   – Что ж, пора? Не будем терять времени?
   Селина чуть качнула головой:
   – Погоди. Не знаю, правда ли, одни легенды называют те места Искаженными Мирами, другие и вовсе воплощенными грезами. – Ведьма людского роду-племени зябко обхватила себя ладонями. – И вроде как они всего лишь отражение – как могло бы произойти, если бы что-то в прошлом пошло чуть иначе. И те отражения отбрасывают свои отражения, дробятся, наслаиваются. Все возможно, и нет ничего невозможного.
   Она посмотрела чуть вверх зеленоватыми огоньками ведьминских глаз и слабо улыбнулась:
   – Ты справишься, подруга, да у тебя и выбора особого нет. Я бы сама пошла, да после сегодняшнего много сил потеряла… еще долго восстанавливаться придется.
   Замок предупреждающе потеребил восприятие – и обе почти явственно увидали устало поднимающегося сюда по лестнице эльфа. Эндариэль имел вид на редкость измученный и одновременно довольный. Однако не оттого Селина улыбнулась:
   – Принеси мне книгу, пожалуйста.
   Ламия хоть и догадалась, что ей просто надо чуть поотсутствовать – ведь именно сейчас остроухого целителя пришпилят к стене истиной, словно бабочку булавкой естествоиспытателя. – Но чуть улыбнулась деликатности подруги и легкой рысью понеслась в задние покои…
   – Ну что, Эндариэль, хочешь услышать свой приговор?
   Целитель вкалывал почти весь день как галерный раб и заверил, что завтра трое ныряльщиков проснутся не только без увечий, но даже и без шрамов.
   Он остановился в шаге от скамьи у боковой стены, где имел обыкновение отсиживаться возле растущей в кадушке обыкновенной южной сосны, добродушно перешептываясь с вот-вот разродящейся совой.
   – Не нравится мне заранее этот тон, не иначе как зарежут или в масле живьем сварят, – устало признал он. Но все же уселся, привычно загородив лицо широким кольцом золотистого сияния – дабы не шибало окружающим от одних только отзвуков мощной целительской магии.
   Селина мягко улыбнулась. Какими же простодушными бывают эти мужчины! Как часто они силой мысли и доводами разума проникают чуть ли не в самые глубины помыслов богов – и в то же время не замечают очевидного буквально у себя под носом…
   – В одном красивом графстве людей много лет назад жила молодая и глупая ведьма. Однажды, в тот час, когда луна вдосталь напитывает стоячую воду своим серебром и приходит пора собирать это богатство, девчонка не пошла на привычную работу. Отчаяние охватило ее – окружающая людская злоба и зависть тогда едва не довели дуреху до крайности. Но вышло так, что в ту ночь постучался в ее дверь один возвращающийся из горных долин бесконечно усталый эльф…
   Эндариэль слушал насупленно, недоверчиво. Не раз и не два губы его вздрагивали, словно он собирался возразить или опровергнуть слишком уж вольно толкуемые ведьмой давние события, но каждый раз любопытство или что-то иное сдерживало его. И когда Селина закончила свой грустный рассказ об уходящем в утренний туман златоволосом красавце и задумчиво провожающей его на крыльце молодой ведьме, целитель едва не упал со своей скамьи.
   – Слишком уж ты много о той ночи знаешь. – Он все же нашел в себе силы поднять голову, жаждая и страшась дальнейшего одновременно.
   – Да, все верно – несколько лет назад на площади Имменора по лживому навету сожгли именно твою дочь, – жестко ответила ведьма. – А недавно один старый дурак своими руками, вернее, своими речами толкнул в объятия погибели собственного внука. Именно так, Энди…
   Линии большой четырехлучевой звезды в полу уже давно наливались ровным синим сиянием, но сейчас они полыхнули вовсю, разом высветив в голове эльфа страшную и неприглядную истину. Только одна женщина людей и могла знать это тайное имя, доверяемое не всем и не каждому. Шатаясь, словно пьяный, целитель сделал несколько шагов на неверных ногах.
   Он почти упал в услужливо вымахнувший из центра звезды столб сияния – то Замок предупредительно высветил поддержку полуобезумевшему от отчаяния волшебнику.
   – Будьте вы прокляты, боги…– Целитель глотал слезы в нервном смехе, и лишь пронизывающий его, будто ветер пустыню, магический поток не давал сорваться и улететь в безумие трепещущему и корчащемуся в муках разуму.
   – Кстати – магия Воды. Это подарок Валлентайна Замку, и тот с радостью принял этот бесценный дар. – В дверях обнаружилась угрюмая ламия с полотняным свертком под мышкой.
   Селина шагнула вперед:
   – Соберись, Эндариэль. Только такой сильный волшебник, как ты, может сейчас отправить ее в неназываемое – живой и здоровой. Я слишком устала… Способ есть, нужен проводник Силы. Опытный, с железными канатами вместо нервов. Ламия сумеет вытащить всех – и нашего внука, и свою дочь, да и остальных. Связываться с такой редкостной стервой, как Верайль, побоятся даже бессмертные…
   Разумеется, таковая характеристика особы весьма многого стоила из уст ведьмы – странно, но ламия скромно промолчала.
   Хотя эльфы во все времена и не отличались стойкостью к жизненным невзгодам и превратностям судьбы, все же толковый целитель – это вам не барышня из пансионата для благородных девиц.
   – Способа я не знаю…– еле слышно шепнул он, даже не пытаясь стереть с лица слезы. – Но, если ты говоришь, что есть…
   И тут Верайль швырнула ему почти в лицо завернутую в старую тряпку книгу.
   – И давай быстрее. – Поколебавшись, она отстегнула с ремешков копье и торжественно отдала на временное хранение ведьме.
   Выбросила еще кое-что из поясных сумочек и чехольчиков, но взамен примчавшаяся словно раскаленный вихрь огненная воительница принесла из спальни серьги ее милости. Два крохотных золотых дракончика алчно блеснули рубиновыми глазками, но покорно заняли свое место в мочках ушей ламии. Не купленные – те только денег и стоят, – а подарок, преподнесенный от всей души благодарными моряками и купцами за восстановление маяка. И вот теперь, обычно медно-рыжие, волосы сияли синим и медным в свете уже почти гудящего от сокрытой мощи столба Силы, а под ними старым золотом мерцали крохотные драконы.
   Стоящий в самой середине синего пламени эльф осторожно развернул ветхую ткань. Зашипел от боли, когда сердитая, как мокрая кошка, книга обожгла его ладони – даже пшикнуло, а из-под пальцев пошел дымок. Но сильнее обидеть эльфа, да к тому же целителя, злокозненное изделие неведомых мастеров не посмело. И со столь сильно колотящимся сердцем, что эхо гулко отдавалось во всем Замке (да и в доброй половине Ферри-Бэя, как потом выяснилось), Эндариэль отщелкнул старинную, позеленевшую от времени медную застежку…
//-- * * * --//
   Глухи бессмертные к нашим мольбам. Равно безучастны они и к призывам жрецов, и к воплям впавших в транс, вертящихся, словно вихрь, дервишей. Безразличны к дарам и подношениям – что они им? Даровали однажды свободу творить добро и зло, и теперь лишь смотрят с любопытством на творящиеся внизу безумства…
   Селина присела на корточки у самой кромки воды. Еще днем тут весело пробегали дети, распугивая важно расхаживающих по мокрому песку чаек и вереща на полбухты оглашенными воплями. Чинили и расправляли рыбаки свои сети, чадя короткими носогрейками. Однако сейчас полночный пляж опустел – лишь приотставший эльф сел где-то на последний пучок тощей травы и осторожно посматривал на тайное ведовство ведьмы.
   Да не было тут никакого чародейства. Всего лишь зачерпнула Селина обеими ладонями пригоршню лунного серебра из покорно замершей у ее ног светящейся дорожки. Поднесла к лицу, осторожно принюхалась.
   Эта водица не чета озерной или из лесной старицы. Морская, соленая – и непокорная, как родная ей стихия. Ишь как трепыхается в ладонях, словно просится обратно.
   И все же ведьма осторожно покосилась на маленькое светящееся зеркало в своих ладонях одним, затем другим глазом. Наконец нашла нужное положение и только тогда легонько, осторожно дохнула на пойманный кусочек лунного света. Затем смелее, сама не зная, что и зачем делала.
   Длинный караван верблюдов, уныло и надоедливо позвякивающий колокольцами посреди раскаленного горнила пустыни. А по том-то как прет от этих горбатых животных! Нет, не то… и легчайшее дуновение отправило в небытие и караван, и пустыню, и сам тот мир.
   Бешеные сполохи смертельной схватки, где могучий вертлявый демон в самом центре медленно уступал натиску хлещущей бичом молнии в руках мрачного и недобро оскалившегося человека. Тоже не оно – и битва титанов то ли прошлого, то ли и вовсе будущего покорно исчезла в лунной ряби.
   Двое лохматых и потрепанных то ли детей, то ли от роду коротышек сидели у костра и готовили ужин – а на цепочке за пазухой у одного висело крохотное кольцо. И сияло оно огненным колесиком настолько притягательно, что всматривающаяся Селина невольно подалась чуть вперед, к этому сокровищу… нет, что-то уж слишком замудреное – и это видение тоже утонуло в лунном сиянии.
   Так и сменялись диковинные картины в ладонях ведьмы, рождаясь и исчезая после недоверчивого разглядывания. И лишь когда из ладоней полился чистый золотой свет полуденного солнца, высветивший вход в узкую каменистую лощину, легкая улыбка подтвердила – это именно оно.
   И несколько слов, неслышных ухом, но прекрасно воспринимаемых умеющим ждать и любить сердцем, слетели с женских губ – туда, в истерзанный и опаленный войною мир.
   – Где же ты, внук, кровинушка моя?

Часть восьмая
КОГДА ГОВОРЯТ ЖЕНЩИНЫ, ПУШКИ УМОЛКАЮТ

   5 мая

   – Ложись, дядьку! – Отчаянный крик сержанта на миг перекрыл даже грохот боя.
   По склону холма сюда стремительно взбегала вспухающая цепочка разрывов. Очередь из тяжелого пулемета вспарывала дерн, выбрасывая вверх рыжую пыль и пучки высохшей на солнце травы. И все, что осталось сержанту, это, стиснув зубы, вырвать ставшее вдруг таким непослушным тело из кажущейся сейчас невыразимо уютной и спокойной глубины собственноручно вырытого окопчика. И броситься под ноги командиру…
   Бой догорал. Парашютная рота эльфийских головорезов, высадку которых проморгали и гоблинские пилоты на своих грифонах, и магики с поста наблюдения, все же оказалась обречена. Ибо на зачистку сюда с передовой сдернули красу и гордость всего фронта – ударный батальон штурмовой бригады. Парни обученные и пороху с заклинаниями понюхавшие не в пример иным. Да и комбат отнюдь не из тех, кто мышей не ловит – остроухих мгновенно накрыли с двух высоток фланкирующим огнем, атаковали.
   И теперь остатки парашютистов оказались оттеснены в узкое каменистое ущелье с отвесными стенами. Мешок, тупик. Выход оттуда только один – и как раз здесь, где лощина надежно перекрыта окопавшимися в каменистом грунте штурмовиками. Так что комбату вроде бы и не было никакого резона высовываться под огонь бешено отстреливающихся эльфов да проявлять себя геройским орлом-командиром, разглядывая положение тех в бинокль. Они были обречены и знали это. И теперь собирались лишь продать подороже свои ничего не стоящие на войне жизни…
   Медленно, словно в кошмарном сне или после рапид-съемки, рубчатая подошва ботинка взмыла над порыжелым бруствером и ударила сэра рыцаря под колено. Одновременно молодой сержант дернул своего родственника и командира за руку, в смягченном подобии боевого приема заваливая того на себя.
   Бруствер с воем и звонким чавканьем взорвался, закрывая небо рыжей пылью и камешками, но Валлентайн уже ударился о дно окопчика, крепкой рукой сдернув вниз и рыцаря. Правда, отец-командир, который на самом деле приходился еще и родным дядькой, был эдак на пудик потяжелее, да и цейссовская оптика с размаху так въехала под ребра, что сержант с оханьем тут же невесть зачем попытался вспомнить, сколько же их ему там от рождения положено. Вдобавок сверху свалился тяжеленный «штурмган», так и норовя заехать окованным железом прикладом прямо под глаз.
   – Спасибо, племяш! – Перед самым взором Вала, промаргивающегося от боли и забившей глаза пыли, объявилось лицо сэра Лестера.
   «Наверняка у меня сейчас такая же рыжая от грязи морда и усы…» – некстати подумалось сержанту.
   – Ох, дядька, не был бы ты моим комбатом, сказал бы я тебе…
   Неизвестно, какую еще дерзость от облегчения в бешено колотящемся сердце Вал высказал бы рыцарю, пользуясь редкой возможностью побыть наедине. Но в это время в уже очистившемся небе промелькнула тень. Сначала показалась исцарапанная каска, съехавшая на глаза, а следом в окопчик большим рыжим барсуком скатился тощий гоблин-связист. Скрутившись калачиком в дальнем углу, он тут же своими больше похожими на крохотные кинжалы зубами ловко зачистил изоляцию с провода, что тащился за ним. Не мешкая накинул медные петельки на клеммы и с привычным визгом крутанул ручку полевого телефона. На грязную его физиономию выплыла такая улыбка, что тут даже и не требовалось доклада:
   – Есть связь, товарищ комбат!
   Связь в условиях маневренной войны это если не все, то чертовски важно. Потому рыцарь кивнул, а потом зачем-то пошарил в нагрудном кармане.
   – Добре. А ну-ка, парень, вызови мне минометчиков…– А сам с такой разлитой на породистой физиономии досадой перебирал насмерть раздавленную пачку «Примы», что руки сержанта и связиста почти синхронно полезли за своим табачком.
   У их дворянских благородий лапки всегда загребущие, это я вам верно говорю. – Сэр рыцарь с абсолютно невозмутимым лицом угостился из обеих рук. Правда, племяшев «Казбек» мудро заложил за ухо, а сам весело зачадил гоблинским «Дукатом». Все трое весело хохотнули, а затем комбат обмахнул извлеченным из-за пазухи носовичком окуляры бинокля. И, нахально дымя на манер маленького гномьего паровоза, опять полез на бруствер.
   На попытку сержанта сдернуть его за ногу вниз перед носом того объявился внушительный кулак. В другое время племянник мог бы посвоевольничать, не давая рыцарю уж сильно рисковать своей жизнью, но война есть война. Да и четыре дядькины звездочки на погонах весили куда больше, чем три сержантские лычки на плечах Вала – хоть эти и выслужены были честно, без послаблений и оглядки на древность рода…
   Неизвестно, что там сэр рыцарь высмотрел, но обратно он съехал одновременно веселый и странно задумчивый. Правда, Валу было не до разгадывания эдаких ребусов. Пользуясь тем, что эльфийский пулеметчик на время затих – то ли менял перегретый ствол своего «машиненгана», то ли попросту экономил патроны, – он тут же набросил на макушку каску и занял свое место стрелка.
   Просветленная оптика «штурмгана» приблизила мешанину света и теней в ущелье, где наверняка и водичка имелась – откуда ж тогда там зелень? Сержант настойчиво и деловито осматривал самим же собой намеченные сектора, пытаясь засечь единственный оставшийся у остроухих пулемет. Надо дожимать гадов, а он, паразит, не даст. Не переть же влобовую под очереди…
   Три года война улыбалась то одним, то другим. Поначалу союз эльфов и гномов почти взял было верх над легионами Темного Повелителя, сплошь состоящими из людей и гоблинов, – надеюсь, не надо объяснять, на что способны эльфийские рейнджеры или лучшие в мире танки из гномьего железа? Да и в воздухе противопоставить драконам, традиционно поддерживающим остроухих, было попросту нечего.
   Да, поначалу кровью умылись крепенько – вон у сэра Лестера на войне погибли оба сына. А единственная дочь подорвалась вместе со своей подлодкой, успевшей на прощание всадить пару торпед в брюхо тяжелому крейсеру «Король Эарендил»… Так что, кроме племянника, у рыцаря родни и не осталось.
   Но потом, когда удалось поджечь бутылками с горючей смесью непробиваемые, покрытые митриловой броней гномьи танки, а Темный Повелитель невесть какими путями сумел заключить союз с горгульями и горными грифонами да кое-как выравнять положение в воздухе, чаша весов постепенно склонилась в нашу пользу. И вот теперь уже людские и гоблинские армии пришли к самым опушкам Вечного Леса. Где-то там, на севере, окружение уже завершено – лишь целительскую рощу Их Темнейшество лично повелел щадить.
   А здесь эльфы отчаянно пытались восстановить контроль над нефтяными полями – без топлива и соответственно гномьих танков их положение оказывалось попросту безнадежным. День-два, запасы вычерпают – и войне попросту конец. И, как говаривал дядька, ухмыляясь в поседевшие усы, «настанет мир, и – вот помянешь мои слова – всем станут заправлять бабы»…
   – Минометная батарея на связи! – так внезапно завопил притихший и что-то бубнящий в трубку гоблин, что Вал едва не сбился с осмотра: найти затаившегося в камнях и тощем кустарнике эльфийского пулеметчика – это задачка отнюдь не тривиальная.
   Краем уха сержант прислушивался к передающему координаты комбату, а сам с нехорошим интересом присматривался к лежащему вроде бы не на своем месте валуну. И в это время сэр рыцарь бросил в трубку короткое «ждите!» и дернул его за ногу.
   – У нас там вроде несколько пленных эльфов есть? Приведи кого поцелее. – По правде говоря, Вал так и не понял – зачем командиру остроухий. Но заученно козырнул и ужиком-ужиком пополз в тыл, старательно вжимаясь телом в малейшие углубления каменистой почвы.
   Честно говоря, ему и самому не улыбалось бросаться в атаку под очереди пулемета, и дядькина идея попросту забросать попавших в мешок парашютистов тяжелыми минами понравилась куда больше. Но приказ есть приказ…
   И вот он уже притащил в окопчик тощего, грязного и злого, как королевская кобра, эльфа, которого так оглушило взрывом гранаты, что повязали остроухого живым и тепленьким.
   Бесцеремонно сграбастав худощавого и смазливого даже в таком виде пленного за шкирку, комбат несколькими жестами показал и объяснил тому безнадежную позицию сотоварищей, а затем стащил обратно в окоп.
   – А теперь слушай меня очень, очень внимательно, пидор остроухий. – Комбат прокашлялся от набившейся в горло пыли.
   – Войну вы проиграли – ну, максимум день-два еще кровушки нашей попьете, но все равно вам звиздец. И здесь, как видишь, тоже не вырваться вашим головорезам. – Он проникновенно заглянул в потемневшие зеленые глаза. – Но я не стану гнать своих хлопцев в атаку, чтоб додавить этих змеенышей в ущелье, – у меня на проводе ждет команды батарея тяжелых минометов. Соображаешь?
   Породистое и гордое даже в таком виде лицо эльфа ничуть не изменилось. Он чуть привстал, опираясь об осыпающуюся стенку окопчика связанными спереди руками, еще раз мельком осмотрел позицию вокруг и нехотя кивнул.
   – Это понятно, хомо, – еле слышно прошелестел его севший голос.
   – Так вот, – устало продолжил комбат, – я не хочу лишней крови – даже с вашей стороны. Война окончена.
   Он выдернул из ножен трофейный тесак добротной гномьей стали и, глядя эльфу в глаза, перерезал стягивающие того путы.
   – Иди и передай своим – если через четверть часа я не приму от вашего командира сдачу в плен, то на ваши дурные остроухие головы полетят пятидюймовые пирожки с крепкой начинкой…– Рыцарь кивком головы указал на гоблина, терпеливо держащего в лапках телефонную трубку с прикрытым на всякий случай ладонью микрофоном. – А могу и летунов вызвать – после вакуумно-магической бомбы вас даже и хоронить не придется в этом ущелье.
   В глазах эльфа что-то мелькнуло. Непонятно что – даже сторожко приглядывающему за ним Валу. Но, определенно, взгляд парашютиста стал немного иным.
   – Воздушно-десантная дивизия «Галадриэль» в плен не сдается, хомо, неужели ты этого не знал?
   Комбат, казалось, полностью был поглощен раскуриванием извлеченной из-за уха папиросы. Невозмутимо пыхнув резко щипучим дымком, он прищурился в полуденное солнышко и вроде бы в сторону негромко проговорил:
   – А если вы сдадитесь не армии Темного Повелителя, а лично мне, сэру Лестеру, рыцарю благородного и древнего рода?
   Над окопчиком воцарилась такая тишина, что разом стал слышен тонкий посвист ветерка над головами и звяканье лопаток в соседних окопчиках, где штурмовики с мудрой солдатской предусмотрительностью углублялись в каменистый грунт по уши – лучше помахать руками, чем схлопотать эльфийскую пулю или осколок.
   – Так вот ты каков… Наслышан… – Эльф подобрался, цепко осмотрел сидящего перед ним на корточках небритого и грязного офицера. – Да, такой враг делает великими и нас… На каких условиях, хомо?
   – Это я буду обсуждать с вашим командиром. – Комбат нагло выдохнул дымок прямо в лицо отшатнувшемуся эльфу, прекрасно памятуя, что курящие среди них так же редки, как и лесорубы. – Сержант, шумни там, чтоб не стреляли.
   Вал негромко выкрикнул в обе стороны приказ, несколько секунд прислушивался, как передаваемые по цепочкам команды разбегаются в стороны, словно два огонька по бикфордовым шнурам. А затем, поднатужившись, гаркнул что есть мочи в сторону окруженных в ущелье парашютистов – так, мол, и так, мать вашу, и разэдак. Идет парламентер и все такое, не горячитесь там.
   – Пошел, сволота! – Он напоследок не удержался, чтобы не наподдать высоким шнурованным ботинком по тощей заднице вылезающего из окопа эльфа. Не для того, чтобы сделать больно, а так… затем приветливо и с улыбочкой воплощенной невинности помахал недоуменно оглянувшемуся парашютисту рукой и показал в сторону ущелья.
   – Иди уж, златокудрая бестия. – По правде говоря, патлы у эльфа сейчас были такого же рыже-землистого колера, как и оскорбленная в лучших чувствах физиономия.
   Но тот понял и лишь беззлобно оскалился.
//-- * * * --//
   Больше всего Вал боялся, чтобы дядьку на переговорах не подстрелили – уж кто-кто, а эльфы на подлянки горазды. Однако, видать, комбат умел не только командовать, но и убеждать. Да и у остроухих особого выбора не было – в какой мелко изрубленный фарш превратит их несколько залпов тяжелых полковых минометов, представлять даже не хотелось. К тому же одно дело сдаться какому-то вояке темных, а совсем другое – прославленному воину, рыцарю старинного рода и все такое. Тут даже Темный Повелитель ничего сделать не сможет. Осталось принести присягу лично сэру Лестеру, и все.
   Держа горячий от полуденного зноя «штурмган» на изготовку – строго под пресловутые сорок пять градусов к земле, сержант пристально всматривался, как редкая цепочка понурых эльфов выходит из ущелья и складывает на полинялом брезентовом полотнище оружие. В основном «страйкеры» и «эльверы», да у каждого еще и пара-тройка керамических гранат в рубчатой оболочке – гадость еще та, между прочим. Ведь их осколки в теле ни один рентген не видит.
   – Стоять, – негромко распорядился он и для пущей убедительности повел стволом. – Тесак забыл отдать, остроухий.
   Пошатывающийся эльф с перебинтованным плечом, на котором расплывалось бурое – совсем как у людей – пятно, замер. Медленно, левой вынул из ножен клинок, взял за лезвие другой рукой с мерцающим на пальце обручальным кольцом, а затем слегка согнул. Ага, понятно – пластик с алюминиевым напылением, церемониальная игрушка.
   – Тэлль из рода Виал'Дро. – Он чуть поклонился. Вернее, голос и движения сразу выдали – она.
   Ну раз дворянка… у Вала сзади болталась точно такая же, бесполезная безделушка. Вроде и весу в ней немного, но иногда мешает и достает до чрезвычайности – а все же, коль ты принадлежишь к древнему благородному роду, законы предков надо блюсти.
   Стоящий чуть в стороне комбат чуть поклонился – хоть и лютая вражина эта эльфийка, но традиции не нами выдуманы. Да и внучок гоблинского царька со снайперским винторезом, что смотрелся в его лапках здоровенной оглоблей, последовал примеру командира. И Вал в знак уважения тоже легонько изобразил подобие церемонного поклона…
   – Всем стоять! – еще успел выкрикнуть поднявший хмурое лицо капитан парашютистов.
   Но ладная и проворная, словно на пружинках, женская фигурка в пятнистом маскировочном камуфляже уже вылетела из череды сдающихся. С искаженным лицом эльфийская головорезка метнула припрятанный в рукаве кинжал, выкрикнула гортанно:
   – Ну что же вы? К оружию, трусы! – и метнулась к охапке тускло блестящих под солнцем стволов.
   Тело среагировало само. Шаг с разворотом, ботинок заученно взлетел, подсек под лодыжку, а тяжелый приклад верного «штурмгана» тут же с хрустом опустился на покрытое разводами пота плечо.
   – Не стрелять! – отчего-то глухим голосом выдохнул комбат.
   «Хана ключице, отпрыгалась дуреха», – еще успел подумать сержант, стоя над слабо извивающейся от боли парашютисткой. Однако боковым зрением он заметил, как медленно оседает наземь дядька и как нелепо из его подвздошья торчит черная, отполированная многочисленными прикосновениями рукоять эльфийского десантного ножа…
//-- * * * --//
   Вечерело. Где-то за пригорком еще слышны были звуки и лязг отправляющегося на авиабазу батальона. Гудели грузовики, что под командованием уже честь по чести давшего Валу присягу командира эльфов отвозили бывших парашютистов на станцию, а там по железке – и в далекий рыцарский манор. И где-то там же, завернутое в черный флаг с железной короной, тело так нелепо погибшего рыцаря…
   «Теперь ты, Валлентайн, наследный и потомственный сэр Лестер». – Сержант сжал кулак со столь непривычно сидящим на пальце массивным дворянским перстнем. Казалось, кольцо металла еще хранит тепло дядькиной руки.
   А может, это обида и ненависть так жжет?
   Возможно, и обида – за пазухой тоненьким радостным писком заливался медальон. Маленькая хрустальная безделушка с толикой заключенной в ней безмозглой магии, что продаются на каждом углу. Только носят их почти все, причем не снимая, – ведь амулет начинал верещать, если где-то рядом обнаруживалась твоя пара.
   Да-да, именно так – изощренное заклинание сгинувшего в веках ковена магов отныне позволяло распознать среди людей и нелюдей ту самую, единственную и неповторимую. Равно как и ей найти своего суженого, причем ошибки исключались напрочь, знаете ли…
   Вал раскрыл глаза. У ног его на выжженной до рыжего звона каменистой земле лежала бледная, грязная и истерзанная эльфийская парашютистка. Красивая настолько, что сердце на миг сладко заныло. И как же нелепо сейчас оказывалось слышать, как тоненьким соловьиным посвистом где-то у нее под одеждой заливается точно такая же безделица… Он нагнулся, рванул ворот камуфляжного комбеза. Стараясь не пускать в сознание резко сузившиеся от боли зеленые глаза, нашарил за пазухой кожаный шнурок. Выдернул пропитавшийся сладким девичьим духом амулет в виде изящной капельки, уронил наземь.
   И с непонятным мрачным удовольствием услышал, как тот хрупнул и замолк под его кованым каблуком.
   Что же ты наделала, красивая и мерзкая сучка? Ведь едва ли одному из сотни удается, в конце концов, найти свое счастье… Не-ет, на самом деле – война не окончена!
   Солнце то ли устало озирать выжженную холмистую пустошь, которую покидали люди и эльфы, то ли закатило глаза в ужасе перед угаданным ею зрелищем, но в любом случае поспешило спрятаться за далекий и дрожащий в мареве горизонт.
   И с последним лучом Вал наклонился. Быстрыми и резкими движениями чиркнул своим добросовестно отточенным кинжалом по запястьям и под коленями пленницы, перерезая сухожилия. Уж среди прочих занятий анатомию штурмовики изучали на совесть, но отнюдь не только с лечебными целями. В основном, наоборот, с сугубо душегубскими и напрочь утилитарными. Как сейчас – ни идти, ни ползти, ни пользоваться руками эта тварь уже не сможет. И глотку себе перерезать тоже – даже если найдет чем…
   Затем, старательно выпачкав лезвие в пыли, он стал перед нелепо извивающейся и глухо дышащей сквозь судорожно стиснутые губы парашютисткой на одно колено. Заглянул в эти потемневшие от боли глаза цвета несбывшейся мечты, бережно погладил левой рукою свалявшиеся и пропотелые золотые локоны. И когда эльфийка, от близости к которой уже вовсю заливался радостным верещанием медальон, немного совладала с болью и притихла, не будучи в силах отвернуть от него взгляда, он резко вогнал клинок под тонкий ремешок на изящной талии. С силой провернул, давая возможность вольготнее разойтись по внутренностям перворожденной целой ораве всяческих бактерий и палочек.
   – Вот так. Умирать ты будешь долго и в муках…– нежно шепнул сержант эльфийке, вытирая о ее камуфляж расплывающуюся по лезвию алую кровь.
   За холмом дважды просигналил грузовик – и Вал поднялся. Осмотрел темнеющим взглядом каменистую неприветливую землю вокруг. Приметил парочку заинтересованно подлетевших поближе стервятников, пока что нарезающих круги высоко в темнеющем небе. Покивал им задумчиво головой, а затем на едва слушающихся ногах кое-как поковылял к дожидающемуся только его штурмовому батальону…

   7 мая

   – Щенок! – Не сдержавшись, генерал Вельзевул в ярости хлестнул по своим начищенным до блеска комсоставовским сапогам длинным, заканчивающимся изящной стрелкой хвостом.
   За спинами восседающих за длинным столом офицеров трибунала под утренним солнцем дрожали в мареве южные отроги Карпатских гор. А здесь, под высоким и широким навесом, стоял навытяжку молодой лейтенант.
   Да, ему все-таки присвоили внеочередное офицерское звание – уже принявший посвящение благородный рыцарь древнего рода, проползавший на брюхе три года войны, оборонявший сталелитейные заводы Урала и гоблинские степи, бравший штурмом гномьи крепости в Чешских Татрах и геройствовавший в лесных укреплениях эльфийских дубрав, – он оказался достоин.
   Но, как бы в компенсацию, судьба очередной раз скорчила злорадную гримасу и повернулась к Валу тем неприглядным местом, на котором обычно сидят. Задницей, проще говоря. Проклятую эльфийку все-таки обнаружили – под утро пара патрульных грифонов, от не фиг делать пролетавшая над теми местами, со свойственной только орлам зоркостью углядела жертву, извивающуюся и катающуюся от нестерпимой боли в сжигаемом сепсисом организме.
   Поскольку лихие хирурги во фронтовом госпитале заполучили себе это недоразумение почти еще живым, то и лечили с присущей им лихостью. Один колдун с дурным глазом разок глянул на к тому времени впавшую в кататонию эльфийку – и буйная компания уже обживших ее тело микробов всей толпой дружно отправилась к праотцам. На небеса… или, скорее, в ад. Сшили-подлатали, а потом, поскольку пациентка оказалась мало того что сколькитонадцатой племянницей баронессы как-ее-там, но и была эльфийкой, то и отправили ее чартерным драконом к недавно взятому в плен светилу остроухой медицины.
   А тот, хоть и тощий да шклявый, тоже рогом уперся – мол, троллем мне быть, если такую красу не вылечу! И даже малейшего следочка не останется! Долго там мудрил-колдовал, обожравшись грибочков поганых, свои шаманские пляски с бубенцами и обкуриваниями устраивал, но таки вытащил с того света златокудрую стерву и даже вернул ей былой лоск…
   – Молчать! – уже едва сдерживаясь, вновь рявкнул генерал.
   Меж его махоньких, кокетливо натертых до блеска лучшим прованским маслом рожек проскочила фиолетовая молния. Верный признак – темнейший князь и сын Темного Повелителя изволят гневаться, да еще как! В принципе да – служащий элитной штурмовой бригады допустил издевательство над военнопленными, причем в особо изощренной форме, непременно бы повлекшей за собой человеческие жертвы.
   Гм-м, вернее – эльфийские жертвы.
   Конечно, дело замяли бы – да как на грех дошел слушок о нем до посланника троллей. Хоть здоровяки традиционно и были ближе к Темному Повелителю, чем к светлым, но в нынешней войне держали нейтралитет. Короче и беспристрастно говоря, отсиделись в своих Альпах, от страха немилосердно клацая зубами и портя воздух. В общем, вплоть до международного скандала – как ни крути, а в свое время Темный Повелитель самолично изволил подписать Женьшеньскую конвенцию…
   Однако ни во внешнем облике, ни в горделивой осанке новоявленного сэра Лестера самый придирчивый глаз не обнаружил бы раскаяния или униженности – рыцари не гнут шею ни перед кем, кроме Темного Повелителя. Да и единственный отпрыск одного из древнейших родов (как ни крути – дальний предок) крепко поддержал прадеда нынешнего Императора в борьбе за трон. Даже, когда, казалось, все рухнуло и надежд не осталось, водил в бой полки и самолично с мечом бросался на копья перворожденных. Оттого рыцарский род Лестеров в бархатных книгах повыше иных графских значится.
   – Да все я понимаю, сэр Валлентайн, рыцарь Лестер. – Генерал немного утихомирился, после того как залпом выдул полуведерную бутыль заклокотавшей в его глотке минералки. – Между нами, солдатами, говоря, если б моего отца тронули, я бы тоже наплевал на все и пошел по трупам…
   Вал крепко сомневался, чтобы августейший отпрыск Вельзевул когда-нибудь видал передовую ближе, чем в окуляры мощной стереотрубы. Но здесь вам не тут – иные мнения надобно крепенько за зубами держать. Поскольку, стало быть, нахлобучкой нынче дело и ограничится.
   Сидящий чуть сбоку седой посол троллей с морщинистой от старости шкурой и нелепо выглядящим галстуком-бабочкой на мощной шее задумчиво кивнул. Покрутил на столешнице авторучку, затем поднял ее и стал рассматривать, словно видел в первый раз. Вздохнул и вдумчиво, с хрустом сжевал – они, гады, такие. Тролли то бишь – то ли желудки луженые, то ли сами по себе гурманы изысканные. Но иной раз с удовольствием лопают такую пакость, что даже гоблины, уж на что неприхотливые, а и то нос воротят.
   Тролль тут же сделал задумчивую рожу. Поковырялся в зубах, вытащил стальную пружинку от ручки, отбросил щелчком в сторону. Покосился на по-прежнему стоящего навытяжку Вала вроде мельком, виляющим взглядом прожженного дипломата. А затем глубоким, внушительным и хорошо поставленным басом резюмировал:
   – И наказывать нельзя, но и без наказания отпустить тоже – оно вроде как-то не того…– и вздохнул, паразит, опять.
   И тут Вал решился. Похолодев, он едва не дрогнувшим от волнения голосом обратился к генералу:
   – Ваше превосходительство! Через пару часов намечен штурм королевского дворца в Эльвенхейме… скоростным грифоном я еще успею попасть в часть. Дайте мне знамя Повелителя – клянусь, мой штурмовой батальон порвет там всех и водрузит его над знаменитыми серебряными шпилями.
   – Ишь ты какой прыткий. – Но во взгляде Вельзевула отчетливо промелькнула усмешка: идея молодого рыцаря ему откровенно понравилась. Пару секунд он раздумывал, затем окинул членов трибунала вопросительным взглядом. Поскольку дураков перечить в открытую великому князю не нашлось, генерал кивнул.
   – Быть посему, сэр Валлентайн. Если справишься – сниму все обвинения, да и перед Повелителем как-нибудь отмажу…

   9 мая

   Кое-где Эльвенхейм еще горел. Великолепные дубы королевского парка большей частью были расщеплены попаданиями бомб и снарядов, за каналом среди буков еще редко постреливали. А где-то за озером, в развалинах, периодически вздыхал и по новой начинал скрипеть шестиствольный миномет гномьей конструкции. Гадость, между нами говоря, еще та – как начнет рыпеть немазаной телегой, так хоть караул! кричи. И хорошие ж горшки кому-то на головы кидали эльфы, словно торопились дострелять последние в этой войне боеприпасы.
   Но уже развевалось над потускневшими и словно ставшими чуть ниже серебряными шпилями королевского дворца гордое и славное знамя Темного Повелителя – черное полотнище с вытканной на нем железной трехзубой короной. И не было в мире силы, способной оспорить этот факт. Давеча комендант Эльвенхейма через скрипучих и хрипло кашляющих горгулий объявил приказ о полной и безоговорочной капитуляции. И сейчас зачисткой занимались гоблинские отряды, способные просочиться в любую щелочку и оттого незаменимые здесь. Собственно, уже и заканчивали.
   Мир. Как же сладко слышать, а пуще того – осознавать это слово. Мир венчает войну…
   Вал оторвался от своих раздумий, сидя на закопченной броне гномьей самоходки, сплющенной всмятку прямым попаданием сброшенной с грифона авиабомбы. Поднял голову, ибо дымок душистой трофейной сигареты лез в глаза. Парой затяжек он докурил до фильтра, забросил бычок в чернеющий копотью зев люка. Еще раз полюбовался на сияющую на груди бриллиантами и рубинами Звезду Чести, напрочь затмевающую острыми брызгами света другие награды. Ну что ж – мы славно повоевали. Хоть и умылись кровью не раз, но пришли-таки сюда через полмира, чтоб научить высокомерных остроухих, да и бородатых гномов уму-разуму.
   Из бредущей мимо бесконечной колонны унылых военнопленных вырвалась одинокая фигура, метнулась сюда. Показывая пустые ладони всполошившимся вертухаям, подскочила к гордо восседающему на поверженном стальном монстре офицеру, стала на одно колено и, склонив голову, протянула на ладонях человеку свой церемониальный пластиковый клинок.
   Эльфийка. Красивая, как детская мечта, и ненавистная, как пролитые на единственные брюки чернила. На плечах ее сквозь пыль блеснули большие трехзвездные погоны, а с петлиц азартно скалились золотые дракончики. И лишь еле заметный бронзово-зеленоватый оттенок на висках подсказывал, что дамочка постарше самого Вала будет… но все же он вскинул предупреждающе ладонь в сторону охранника, уже снявшего было оружие с предохранителя.
   – Ну и какой резон мне вас слушать, госпожа летунья и бывшая эльфийская полковница? Разве что ради вашего древнего рода…
   В глазах поднявшей лицо эльфийки мелькнуло что-то безумное – то ли надежда, то ли страх.
   – Война окончена, сэр рыцарь?
   Вздохнув, Вал опустил глаза. На расстеленной по броне газете принялся деловито разбирать и чистить подобранный во дворце серебряный «эльвер» с витиеватыми монограммами, не так давно принадлежавший какому-то эльфийскому генералу или министру. Что ж, машинка сама по себе весьма недурственная, и на стену в замке повесить не стыдно – пусть внуки знают, что дед на войне ворон не считал…
   – Да, ma'daeni [4 - Мадам (язык квенья ).], война окончена, – коротко кивнул он.
   – Вы можете спасти жизнь моей дочери, доблестный рыцарь, – сбивчиво, горячо заговорила бывшая эльфийская летчица. – Суд чести приговорил ее и завтра… вы можете понять чувства матери?
   Сердце человека нехорошо дрогнуло, когда он поднял взгляд от великолепно воплощенного в металле изделия и посмотрел в нечеловечески прекрасные зеленые глаза.
   – Я могу понять чувства матери, – медленно проговорил Вал, стараясь не дать воли вновь застящему сознание гневу. – Но кто-нибудь поинтересовался моими? Какая-нибудь падла спросила: а что ты чувствуешь, сэр Валлентайн, потерявший на войне всех до единого родных и близких? Во всяком случае, не вам, эльфам, дано о том знать.
   Медленно дернулись желваки на точеных эльфийских скулах, и столь же медленно эльфийка стала перед человеком на оба колена. Посреди широкой улицы изнасилованного штурмом красавца Эльвенхейма, прямо в пыли, смешанной с копотью, кирпичным сором и красно поблескивающими медными гильзами.
   – Я прошу, но не умоляю…– севшим голосом, задыхаясь и содрогаясь, еле слышно прошептала она. Голова ее медленно понурилась, и из-под золотистой челки на грязные щеки выпорхнули две светлые дорожки воспетой поэтами и бардами горько-соленой влаги.
   Эльфы не умеют лгать. Могут лукавить или недоговаривать, но лгать? И Вал в сердцах шваркнул о броню клочок промасленной ветоши. Посмотрел на остроухую бестию, скривился мрачно. Вот же ж утворили боги – как можно сочетать в эльфах красоту и те зверства, что они творили?
   – Назовите мне хоть одну вескую причину, почему я должен спасать вашу натворившую черт-те что эльфийскую засранку?
   Человеческое сердце трепыхнулось уже всерьез, когда полковница стиснула на груди кулаки и, запинаясь, кое-как выдавила:
   – Ваш дядя, прежний сэр Лестер, сказал: война окончена, хватит крови…
   Два плюс два равняется четыре. Хоть ты тресни, а придется при наличии хоть зачатков логики в голове догадаться, что пресловутая доця – как раз та недорезанная эльфийская парашютистка и есть. И проделавший в уме эти нехитрые догадки Вал с похолодевшим сердцем еле слышно выдохнул в ответ:
   – Если я и спасу ее, то только затем, чтобы где-то в глуши, втихомолку сотворить с ней что-нибудь не упоминающееся даже в трудах маркиза де Сада…
   Он повернул голову в сторону, где с ноги на ногу переминался тощий гоблин с «штурмганом» на плече, который остановил колонну пленных и терпеливо дожидался, пока их милость изволят потерять интерес к какой-то эльфийской высокородной шлюшке. Поковырявшись в валяющемся рядом туго набитом солдатском вещмешке, Вал достал оттуда блок «Кэмела». Взвесил задумчиво в руке и швырнул упаковку оживившемуся солдату.
   – Проваливай. А эту… – Он со своей высоты назидательно указал пальцем на все еще коленопреклоненную эльфийку. – Эту ты никогда не видел.
   Гоблины, хоть частенько и ведут себя как последние сукины дети, но по большому счету все же не законченные стервецы. Потому охранник понимающе осклабился, отдал честь и бегом вернулся к терпеливо дожидающейся колонне.
   – А ну топайте, злыдни! – и сам весело, вприпрыжку засеменил вслед за двинувшимися понурыми пленными.
   – Встань, дева златокудрая, не натирай колени, – чуть нараспев произнес Вал.
   Эльфийка хмуро повиновалась, все еще не смея поднять глаз. Хотела что-то сказать, но не решилась и лишь горько усмехнулась, размазывая мокрую грязь по щекам.
   – Надо же – благородную daeni [5 - Дама (язык квенья ).] – и всего за блок сигарет… Шлюха, и та дороже обошлась бы…
   Вал заглянул в ствол пистолета и решил пройтись шомполом еще раз. Коль серебро с митриловым напылением, то должно и сиять соответственно… Но вслух он поинтересовался совсем иным.
   – Ну и каким образом я могу спасти твою дочь от великого и ужасного эльфийского суда чести? Предупреждаю – только затем, чтобы где-то в глуши и без свидетелей довести дело до конца.
   Госпожа полковница и, вполне возможно, чуть ли не баронесса, долго в сомнении кусала заслуживающие куда лучшего обращения губки, но все же решилась:
   – Способ спасти ее только один – отвести к подножию алтаря и перед Вечным Лесом объявить ее… своей…
   Шомпол в крепкой ладони все-таки сломался и острым краем едва не пропорол изумленному парню руку. Круто загибают эти перворожденные…
   – Нет, я вам, остроухим, удивляюсь – вы хоть иногда думаете? Правду, видимо, говорят, что у эльфов язык без костей, а головы без мозгов. Или госпожа полковница последние дни только шаманскими грибочками питалась? – едко добавил он и показал прямо перед потемневшим в гневе лицом палец. – Сколько?
   – Один, – машинально ответила эльфийка, вспыхнув от негодования и лишь неимоверным усилием воли взяв себя в руки.
   – А вообще, это идея, – покладисто заметил Вал, собирая сияющий «эльвер» и любуясь прекрасным оружием. Ухмыльнулся затем своим мыслям и мечтательно добавил: – Растянуть процесс на долгие годы, превратить каждый ее день в пытку, изощряясь и находя новые способы… Это хорошая идея. Ну что ж, где там ваши эльфийские гестаповцы, инквизиторы или как нынче оно у вас называется? Веди уж, показывай дорогу.
   Некоторое время на ее в любую пору прекрасном лице отчетливо виднелась борьба. И все же она сдержалась и промолчала. А Вал, мечтательно подставив лицо майскому солнышку, с чувством мурлыкнул:
   – Лет пятьдесят я протяну – лишь бы та тварь не сошла раньше времени с ума… Да, кстати, у нас есть чудесный обычай – сначала все-таки тещу. Поначалу насладиться стонами пыток в подвале, а потом любовными наверху.
   Эльфийка открыто содрогнулась от первого и непроизвольно мазнула женским взглядом по парню от второго.
   – Лучше пристрели меня здесь и сейчас, хомо.
   Некоторое время Вал серьезно смотрел на эльфийку, а потом все-таки невесело усмехнулся.
   – Ты ведь знаешь, что она сделала. Так назови мне хоть одну серьезную причину поступить иначе.
   Призадумавшийся ветерок шевельнул вывешенные во всех окнах Эльвенхейма белые простыни и наволочки в знак капитуляции. Принес из-за угла мерзкий запах гниющей плоти, разметал по широкой улице незримым memento mori [6 - Помни о смерти (лат. ).].
   – Ваши колокольчики звенели…– наконец решилась эльфийка.
   Вал завернул пистолет в тряпицу, сунул в вещмешок.
   – Колокольчики… Ты имеешь в виду поисковые амулеты? Серьезный довод, – нехотя признал он.
   Спрыгнул с убитого бронированного зверя, шагнул ближе к эльфийке. Поднял стволом судорожно стиснутого «штурмгана» ее подбородок, посмотрел вплотную в эти слегка сводящие с ума глаза. И медленно, с расстановкой произнес:
   – Моего отца, попавшего в плен, замордовали в Освенциме. Тетку и кузину убило во время налета драконов – вместе с половиной эвакуационного эшелона. Говорят, они страшно кричали, когда горели в вагонах заживо. Оба двоюродных брата полегли под гусеницами гномьих танков. А дядю и одновременно моего сюзерена на моих глазах зарезала эльфийская диверсантка. Но неужели ты думаешь, что я такой же, как вы?
   Он помолчал некоторое время, а его ладонь крепко держала за подбородок точеное лицо эльфийки, не давая ускользнуть в сторону ее заметавшемуся в смятении взгляду.
   – В глаза смотреть…– прошипел он.
   Эльфийский мальчишка в обносках, суетливо перебегающий через заваленную мусором и обломками дорогу, зябко передернулся от такого зрелища да пошустрее метнулся в темный проем под аркой выбитых взрывом ворот. Но лениво вылизывающий там лапу кот даже не повел в его сторону и ухом – уж эльфов животные не боятся.
   А Вал дернул щекой, отгоняя обнаглевшую от тепла и обилия еды жирную муху, но потемневшему взору эльфийки почудилось, будто в нем мрачным огнем горит ненависть. Оттого она пошатнулась, когда парень убрал на плечо свое верное оружие, взял ее за похолодевшую кисть и положил почти галантно себе на сгиб руки.
   – Ладно уж, пошли.
   Сэр Валлентайн, рыцарь Его Темнейшества, вздохнул и посерьезнел. Чуть склонил голову в полузабытом светском знаке почтения.
   – Ведите, уважаемая и досточтимая ma'daeni. Не буду я никого мучить – война действительно окончена. Надо же, обхохочешься – у меня и эльфийская теща…

Часть девятая
ТЕМНА ВОДА В ОБЛАКАХ

   Мерно позвякивало горлышко кувшина о тонкую воронку. Семь тонкостенных стеклянных сосудов, весьма похожих на большие бутылки, покорно и безучастно приняли в себя пряное и вонючее чуть желтоватое содержимое. Впрочем, заполнены они оказались всего лишь на две трети – ровно столько перегнанной земляной нефти и требовалось.
   Сверху сосредоточенный и оттого кажущийся хмурым человек залил посудины почти доверху чистейшим маслом (полновесная серебряная монета за пинту, между прочим).
   – Вот так, бабуля. В их мире это горит и полыхает так, что просто страшно смотреть. – Он чуть поколебался, и сдвоенные отблески двух волшебных шаров покорно изобразили каждую задумчивую морщинку. – Но в нашем так не выйдет – надо добавить немного магии… и кое-чего еще.
   Щепотка ярко-желтого порошка из коробочки невесомой струйкой насыпалась в подставленную ладонь, а затем в другую покорно вплыла стремительно уменьшающаяся в размерах огненная воительница. Миг-другой волшебник недоверчиво разглядывал ярко светящуюся точку в своей руке, а потом обвалял ее в желтом.
   Бульк! – обезвреженный до поры крохотный огненный демон озадаченно огляделся, оказавшись внутри здоровенной посудины с диковинной смесью. А ведьма ловко заткнула горлышко скрученной почти до толщины каната тряпицей и помогла внуку все это дело взболтать.
   – Вот так, – облегченно вздохнул волшебник в черном, когда все семь емкостей оказались приготовлены. – Поскучайте там чуть, потом уж разгуляетесь вволю.
   Впрочем, стоит начать все по порядку…
//-- * * * --//
   Вихрь ревел и завывал, словно исполинский раненый зверь. То, что он вертелся строго посреди тронной залы, упрямо произрастая основанием из раскаленного Круга Силы, мало что могло изменить – вырвавшись, эта злая воля разметала бы все вокруг на десятки лиг. Замок всемерно был укреплен снаружи, но вот против такой подлости изнутри оказывался бессилен.
   Впрочем, пока что ничто никому и ничему не угрожало – уж мрачная и отчего-то волнующаяся ведьма и эльфийский целитель уравновесили все на совесть. Каждой компоненте светлой Силы соответствовала своя темная, ни один завиточек прихотливой волшбы не выбился из кропотливо подобранного и свитого чародейства – все же стоило признать, тщедушные магики смертных иногда добивались весьма неплохих результатов своими примитивными чарами.
   Почти не было видно, что в самом центре Круга Силы сейчас лежала раскрытая настежь старая книга в потрепанном переплете. И все природные и не очень феномены напрямую проистекали из ее раскаленного добела нутра – волшебник и ведьма лишь довольно умело распорядились всем этим добром.
   – Держись крепче, – шепнул эльф, но ведьма строптиво поджала губы: чай, не дура, сама вижу…
   Вихрь на миг надулся изнутри темнотой, обрел объем, переходя из плана магических энергий в мир грубый и материальный. Но поздно, поздно – оба заклинателя сразу перехватили, остановили его бешеное вращение и сбросили вниз. В то самое зловещее подземелье, где неведомая тварь нестерпимо заверещала от этой вылившейся сверху обжигающей дряни.
   А в центре зала остались трое. Посередине стоял, чуть шире обычного расставив ноги для устойчивости, лорд Валлентайн собственной персоной, и от того радостно вздрогнули сердца уставших магиков. Под ручки он держал двух девиц – в одной глаза тотчас узнали неприлично взъерошенную рыжую ламию, а другая, судя по так и сыплющимся из красивых уст грязным эльфийским ругательствам, как раз и оказывалась…
   – Ну здравствуй наконец, дочь наша. – Верайль отцепилась от руки лорда и волшебника и с чувством облобызала незамедлительно прекратившую ругаться нахалку.
   – Привет и тебе, сын мой. – Ламия легонько обняла и потрепала по макушке сконфуженно озирающегося парня. Она с недоумением покосилась на весело заливающийся тонким перезвоном хрустальный амулет на его груди и лишь сейчас, с достойным кисти живописца великолепием шлепнулась в обморок.
   Наверное, именно это обстоятельство да поднявшаяся тотчас вокруг заботливая суматоха с участием профессионально озабоченного целителя если и не слишком ослабили последующий взрыв, то перенесли его в более благоприятное время…
   – Мерзавец! – Девица потянулась рукой и легко сорвала с шеи лорда вновь радостно что-то напевающий амулет.
   Она с такой перекошенной от ненависти мордашкой швырнула безделицу на пол, да еще и припечатала сверху каблуком, что с хрустом раздавила ее вдребезги.
   – И даже не смей приближаться ко мне! – Она отошла в сторону и позволила Селине заключить в утешительные объятия свои вздрагивающие отчего-то плечи.
   Ведьма сделала внуку знак глазами – исчезни. Оттого он и не слышал дальнейшего разговора.
   – Представляешь, ба, он меня зарезал! – Ее заплаканное лицо вновь предательски задрожало. И вновь, вновь потекла воспетая бардами, но проклинаемая прочими мужчинами горько-соленая влага.
   Селина мягко утешала девицу, ворковала о какой-то ерунде так ласково и отвлекающе, что та наконец стала затихать, пригревшись в так уютно обернувшем ее ощущении защищенности. Против воли она даже стала прислушиваться, еще хлюпая носом и пряча лицо…
   – Кинжалом в живот пырнул? Так это же очень хороший сон, девонька, и самый лучший знак. – Селина тихонько покачивалась из стороны в сторону, мерно убаюкивая только что безутешно рыдавшую девицу. – Ведь отчего мужчины так обожают копья, кинжалы, шпаги и прочие протыкающие штуки? Да просто оттого, голубка ты моя, что они воспринимают их вроде как продолжение или символ своего естества… там.
   Притихшая было и уже завороженно слушающая молодая красавица вновь гневно содрогнулась.
   – Нет! Никогда! – выкрикнула она в бешенстве, но все же вырваться из цепких объятий не сумела. Потрепыхалась пойманной птицей, и плечи ее вновь обреченно поникли.
   А старая умная ведьма вновь продолжила свою немудреную терапию. Гладила и убаюкивала с бесконечным женским терпением и непостижимым разуму способом вновь и вновь находила нужные слова…
   Наверное, потому волшебник и маркиз Ферри-Бэя все же благополучно проснулся наутро в своей комнатке почти под крышей угловой башенки, откуда так славно было наблюдать смены дня и ночи над этим миром теней. Как бы то ни было, к завтраку все вышли хоть и несколько задумчивыми, но без особых следов треволнений на лицах. Равно как и безо всяких исчезнувших стараниями целителя синяков и ссадин. А уж что творилось в душе, то никого не касалось…
   – В общем, город полностью осажден с суши, и лишь через море возможно общаться с остальным миром – это если маг Воздуха не нагонит бурю. – Селина с кислым выражением лица закончила краткий обзор событий и заодно трапезу.
   – Ладно, это решаемо. – Валлентайну кусок в горло нынче не лез, но день обещал быть весьма жарким, а потому заправиться следовало основательно. – Чайка, поможешь?
   Втихомолку хрустящая свежеподжаренным хлебцем Верайль (она таки распробовала и по достоинству оценила любимое лакомство дочери) обмерла: это и есть имя? Чайка? Птица мечты, светлая и чистая, свободная, как морской ветер? Плохо, ой как плохо: мечтой любуются и грезят… да только издали. Гнаться за нею – пустое, уж в противном никого убеждать не надо.
   Девица неопределенно дернула плечом, упрямо не награждая волшебника даже мимолетным взглядом.
   – Ладно… сначала дела, сопли потом, – нехотя ответила она.
   Потом снова сделала недовольную мордашку (Валлентайн непроизвольно залюбовался этим очаровательным бантиком губ) и добавила: некий темный лорд в Искаженных Мирах показал себя не только хорошим солдатом, но и отменным командиром. И Зепп, стоящий навытяжку у дверей трапезной, выпрямился еще горделивее. Уж такая рекомендация из уст одной бешеной белки стоила многих иных других.
   А Валлентайн, ощущая, как внезапно забилось сердце, уронил на скатерть скомканную салфетку.
   – Тогда за мной, – проронил он уже на ходу.
   Утро на полуночном балконе, откуда почти не было видно моря, встречали редко. Но именно сюда направил свои стопы волшебник и лорд, и следом за ним неслышно следовала тоже отчего-то волнующаяся Чайка. Она напряглась и инстинктивно попыталась сопротивляться, когда серьезный донельзя маркиз поставил ее прямо под бьющий из-за башни солнечный свет и шепнул незнакомое, морозом и жаром сыпанувшее по всему телу заклятье.
   – Ага, потрепыхайся еще мне. – Он процедил что-то еще, и его невольная пациентка обессиленно уронила вдоль тела руки – против этой откровенно черной магии все ее умения оказывались попросту бессильны.
   На тень, затрясшуюся за спиной угрюмой и настороженно поглядывающей девицы, было страшно смотреть. Она корчилась, сотрясалась в муках, а затем все же не выдержала, распалась на части. И пристально всматривающийся в них Валлентайн узнавал прежних обладательниц, после чего наступал на перечисленную ногой.
   – Как же звали ту рыжую девицу… а, Мазуня, привет!.. Ну ламию не признать трудно… Ариэла? Здравствуй! – Он запнулся на миг, нахмурившись при виде горделиво и независимо вытянувшейся в струнку эльфийки. – Вот уж не ожидал снова встретить тебя, Тэлль из рода Виал'Дро, непокорившаяся Белка… Ого, дракоша – да не простая…
   При последних словах Чайка живо навострила ушки – ее драконья часть сущности в основном отлеживалась себе в дальнем уголке души, добродушно похохатывая на все попытки что-то о себе разузнать. Тихушница, блин…
   – И последняя… Светлейшая Сандра? Омерзительная смесь… если б удалось вас разделить обратно, троих из пяти убил бы не медля и без малейшего угрызения совести. – Валлентайн хмуро отряхнул с рук остатки заклинания, обращая на недовольную рожицу девицы ровно столько внимания, сколько та и заслуживала.
   То есть никакого.
   В принципе, если бы Чайка перекинулась в огненно-рыжую Мазуню или легконогую Ариэлу, то Валлентайн был бы тому только рад: остальные ипостаси были просто невыносимы, а нынешний вид холеной красавицы стройных, слегка эльфийских пропорций любого мужчину мог ввести в состояние тихого обалдевания и даже ощущения собственной неполноценности при виде такой красоты.
   Впрочем, лорд сейчас думал совсем о других материях.
   – Сможешь обратиться в дракошу и со мной на загривке с воздуха немного полить огнем осаждающих? Ну и я кое-чего добавлю – да так, что там и драпать не останется кому.
   Уж кто-кто, а он тотчас признал в описаниях Кизима, Хорхе и Дея – чертовски сильных волшебников. Но, в свою очередь, те тоже оказывались бессильны против черного . Против магии жизни и смерти, как порою невесело шутил Валлентайн наедине с собой. Да и первородная сила ослепительного драконьего пламени навряд ли подчинялась Кизиму как магу Огня – этот хоть и мелкий, но все же козырь стоило использовать с толком. Ну а магия Воды, то уже резерв на самый крайний случай…
//-- * * * --//
   – Вот и все. – Валлентайн осторожно спрятал завернутый в мягкую рогожу последний сосуд в глубокую кожаную суму, наподобие переметных для лошадей. – От света эту лихую смесь лучше держать подальше… и от Света тоже… Они называют это «коктейль Молотова».
   Селина неодобрительно покачала головой, поджав губы по своей привычке, и со вздохом потеребила внука за ухо.
   – А без смертоубийства можно? Их же там тысяч тридцать. О сиротах и вдовах, что дома ждут, как обычно, не подумал?
   Валлентайн некоторое время рассматривал свою с детства знакомую и такую незнакомую бабку, словно видел ее впервые. Ну что тут можно ответить? Все оно так… да ведь в Ферри-Бэе тоже более сотни тысяч народу – хоть и гоблинов большей частью. И раз уж назвался маркизом, будь добр, защищай всю эту разношерстную ораву от всяких напастей. Хоть из кожи вон вывернись, а долг, как ты его понимаешь, надо выполнять. Ведь власть – это не только право отнимать и карать, это, прежде всего, ответственность за тех, кто вверил свои жизни твоему попечению. Жаль, что многие нынче о том склонны забывать…
   Молча и хмуро Селина выслушала ответ и только вздохнула.
   – Пообещай мне, что ты хотя бы попытаешься обойтись малой кровью – ведь чувствую, внучок, умыслил ты что-то совсем уж непотребное. Короля-то и барона того угробил чисто, без посторонних? Ну хоть пообещай, а?
   Странно, однако ведьма все же сохранила некоторое влияние на взлетевшего так высоко и забравшего нынче такую силу внука. Потому безропотно позволила тому обнять себя и с невидимой лорду легчайшей улыбкой победительницы погреть неслышно обжигающим жаром, столь изумляющим в такой близи.
   – Ладно, бабуля, я попробую их честно предупредить. Если не удерут сами, то я не виноват. Этого достаточно?
   Селина привстала на цыпочки и осторожно чмокнула такого сильного и красивого внука в щеку. Миг-другой всматривалась в эти усталые и чуть печальные глаза, а потом усмехнулась, легонько захолодив его губы дыханием… кожу немного защипало, в глазах на миг все поплыло – от благословения ведьмы обычный человек тотчас умер бы в страшных корчах быстро и, что характерно, напрочь. А чернокнижнику, да еще и родной кровинушке, – вроде как чихнуть разок в свое удовольствие.
   В его чуть лукавой улыбке Селина сразу вспомнила того непоседливого мальчишку, который интересовался каждой на земле травинкой и каждым случайно оброненным ведьминским словом. Который едва не выжег пол-леса, по своей живости решив одним махом избавить его от жуков-древоточцев и всяких короедов. Птицы тогда удирали во все стороны, себя от усердия не помня…
   – Спасибо, бабуля, – очень может быть, что пригодится. – Валлентайн ласково потерся кончиком носа о нос родственницы, как любил делать еще с детства: вычитал где-то, что древние приветствовали друг друга именно так. – Ну не забудь распорядиться насчет праздничного пира для победителей.
   Хм-м… пир не пир, а розог кто-то нынче очень даже может схлопотать – Валлентайн живо отпрянул, сообразив, что отбиваться ни шпагой, ни заклятьями все равно не станет. Помахал ладонью сыто и чуточку пьяно улыбающейся Селине, что всего лишь за минуту напилась этой пряной, темной и трепещущей Силы. И вышел прочь из каморки – от вони перегнанного земляного масла тут уже было не продохнуть.
   Кстати сказать, единственный на весь Ферри-Бэй аппарат – то есть змеевик да перегонный куб с прочими причиндалами – обнаружился в подвале вовсе не у старого и вроде как не совсем в своем уме алхимика на перекрестке Моховой и Цветочного бульвара. Уж поисковое заклинание выяснило и доложило о том четко. Как оказалось, вполне исправно действующим изделием владел на самом деле ушлый кабатчик Гарри. И коротышка втихаря от господина потчевал моряков не облагаемым акцизными сборами крепчайшим ромом – и додумался ж, что из привозимого морем сахарного тростника не только сахар делать можно…
   Как и отчего гоблин не украсил своею подвешенной за зелено горлышко персоною ворота Замка, знал только сам потемневший от гнева лорд Валлентайн. Строго-настрого в этом мире запрещено было перегонять вино на чистый дух. Уж здешние на своей шкуре испытали, как хмельные пары толкают голову на всякие дурости и непотребства, а потому относились к таким делам не в пример более здраво, нежели, по слухам, в других мирах.
   Во всяком случае, грозный маркиз случайно глянул за спину добротно увязанного, трясущегося от ужаса гоблина и внезапно осознал, что вся эта разношерстная орава остроухих гоблинских детишек крепко рискует нынче остаться без кормильца. Дородная супружница и смазливая на гоблинский лад служанка – без друга сердешного. Соответственно самые известные в этом городе трактир и пивоварня – без хозяина, а это уже совсем не дело. Потому он и сделал вид, что после долгих уговоров да мольб согласился на публичное потчевание виновного вожжами на площади перед магистратом. Ну и штраф – то уже само собой…
   – Не то плохо, Гарри, что закон втихомолку нарушил, а то, что доверие мое обманул. – Их милость прилюдно обронили в сторону уже светящего голым задом на колоде кабатчика эти слова. После чего лорд изволили круто развернуться на каблуках и удалиться, явно не желая слышать хлестких ударов и верещания обгадившегося от ужасной боли гоблина…
   Поскольку страху на солдатню да их командиров следовало навести нешуточного, Валлентайн решил одеться в подобающие черному магу цвета и со всей изысканностью хоть и случайного маркиза, но вполне законоуважаемого графского бастарда. Да и великолепный черный плащ с огненно-алой шелковой подкладкой прямо-таки переливался на плечах и даже в зеркале внушал поджилкам должный трепет.
   – А, ваш-милость, та палка еще! – воскликнул Зепп, с лязгом ударив себя по лбу. Приглашенный для проверки должного оказать свое воздействие внешнего эффекта сотник махнул рукой в сторону башенки лорда. – Ну та, черная покрученная.
   Хех, да и в самом деле – оставшийся как боевой трофей посох сгинувшего навек шамана при рассмотрении вблизи наводил почтение даже на самого волшебника. Черный, не то узловатый, не то изломанный, он обладал такой мощной магией, что Валлентайн не решился сжечь его или уничтожить иным способом, а так и таскал с собой среди прочих пожитков. Неплохо бы еще нашейный круг от того мертвяцкого шамана как-бишь-его-там, но сгинул тогда полированный камень с тремя насечками, расплавился в неистовом пламени битвы.
   – Да, недурственная идея, спасибо, Зепп. – Валлентайн еще раз взглянул на себя в зеркало и невесело усмехнулся. С этаким корявым черным посохом уже не просто детишек пугать, но даже и неробкого десятка взрослых…
   Жеребец ржал и пятился, подрагивая шкурой и старательно прижимая уши – в таком неприкрыто зловещем виде он хозяина просто боялся. Потому Валлентайн живо запрыгнул на спину трехголового пса, поджавшего робко хвост, но тем не менее заинтересованно принюхивавшегося в его сторону.
   – Поехали! Да глаза поярче зажги, зараза, и морды сделай понаглее!
   Ну уж к такому демона поощрять не надо. Так что к полуденным воротам, невдалеке за которыми расположили свою ставку волшебники осаждающих, чернокнижник подъехал с почетом и даже комфортом – в отличие от лошадей, трехголовый пес несся почти бесшумно и довольно плавно. А заслышавшие, что лорд самолично отправились пришлых постращать, горожане высыпали на улицу и орали от неописуемой смеси восторга и страха. Двое пацанят от веселого ужаса даже с дерева свалились… Ну да, кажется, целитель живет за углом, а если что серьезное – Эндариэль в Замке поможет…
   Ворота раскрылись сами собой безо всякой команды или приказа: стоило отдать должное – Зепп сумел организовать из банды мздоимцев и грабителей неплохо вымуштрованных вояк. Во всяком случае, стражники стояли подтянутые, без отвисающих животов или небрежно почищенных доспехов, и салютовали своему лорду вполне недурственно. Только рябой гоблин-десятник стражи побелел от ужаса, когда одна из кошмарных голов, роняющих из пасти на булыжник языки огня, вдруг шумно принюхалась к нему.
   – Вольно, орлы! – усмехнулся маркиз. – Не забудьте открыть, если мне срочно отступить понадобится…
   Все тот же гоблин-десятник, поминутно оглядываясь на пса, доложил: не извольте, мол, сумлеваться, ваша милость. Приказы получены, солдатам все растолковано. А на башне уже две баллисты заряжены, да магики-подмастерья при них; в переулке платунг конницы наготове стоит. Если что, маленько даже поможем своему лорду, поддержим.
   Про скромно дожидающуюся за углом Чайку десятник еще не знал…
   – Хорошо. – Валлентайн кивнул и уже на прощание распорядился: – К колокольцу прислушивайтесь – те магики сильные, как удар грома. Если что – сразу в укрытие.
   И вновь безжалостно пришпорил навеявшими бы тоску на любого коня шпорами бока своего диковинного скакуна. Но пес лишь весело взвыл и вновь припустил вперед, с любопытством поглядывая и принюхиваясь сразу в три стороны – похоже, за пределами Замка ему бывать давно не приходилось.
   Валлентайн поднял голову. До полудня, когда рассеется бабулино чародейство, оставалось примерно часа полтора времени – вполне достаточно для задуманного. А если не выйдет, многое из прежнего тогда уже не будет иметь ровным счетом никакого значения…
   Встречные солдаты пялились весьма почтительно и не разбегались лишь оттого, что и бежать-то, собственно, оказывалось некуда. Маячащие в тылу мелкие отряды кавалерии и грациозных ламий хоть и не представляли для армии особой угрозы, но удирающих одиночек прищучат враз.
   – Покормите его, – благодушно бросил Валлентайн, слезая с горячей собачьей спины у подножия придорожного холма, где раскинулась яркая командирская палатка, а в тени кленов как раз кстати все три мага проводили совещание с армейскими чинами.
   Вспотевший просто до неприличия пехотный полковник осторожно поинтересовался: а чем же питается эта адская зверюга?
   – Да пару-тройку солдат нерадивых скормите ему, не жадничайте, – благодушно отозвался Валлентайн и с приличествующей его положению важностью проследовал вперед, не обращая на изумленного вояку никакого внимания.
   – Обойдется, не кормите тварь! – отозвался с вершины холма озабоченный чем-то Хорхе. Уж он-то знал, что трехглавый пес может ничем не питаться годами.
   – Приветствую вас, господа… дамы и господа, – поправился Валлентайн, заприметив в толпе офицеров нескольких скупо одетых по такой жаре амазонок, а также пару приятно-округлых гномелл среди их бородатых соплеменников.
   Ответные приветствия оказались хоть и столь же вежливыми, но куда менее искренними. Почти сразу выяснилось, что настроены осаждающие решительно – разрушить и выжечь гнездо чернокнижника дотла, сил и средств для того хватало. Особо озаботиться изничтожением самого чернокнижника, а также его злокозненной бабки-ведьмы.
   – Ну что ж, намерения серьезны и вполне понятны. – Валлентайн кивнул и задумчиво повертел в ладонях черный посох, от одного только близкого присутствия которого отчетливо бурчало в животах у ближних к нему людей. А нескольких представителей и представительниц эльфийского народа вообще пришлось отправить… вернее, отвести и даже отнести к лекарям, дабы привести в чувство.
   – А теперь послушайте сюда. – Он встал наконец с ящика из-под стрел, предоставленного ему в качестве сиденья, расправил укрытые столь эффектным плащом плечи. И его слегка усиленный безобидным заклинанием голос разлетелся далеко вокруг. – Вы перешли дорогу черному магу, пошли на меня войной, и я не вижу причины щадить вас. Но меня нынче очень, очень хорошо упросили дать вам шанс…– Лорд чуть склонил голову как бы в скорбном раздумье и продолжил несколько ударов сердца спустя. – Ровно через пять минут я уничтожу все ваши укрепления, весь передний край – вместе с припасами, гномьими катапультами и осадными машинами. Кто хочет жить, удирайте.
   Спустя пару мгновений на поцарапанном и выкрашенном в защитный цвет ящике остались лишь песочные часы, и взгляды многих сотен глаз не сразу оказались в силах оторваться от сияющей на солнце стеклянной безделицы с пригоршней песка внутри. А отсюда, в обе стороны по дуге осаждающих войск уже мчались две волны тревожно взметающихся голосов – уж слово черного мага не шутка…
   Когда Кизим, ладонью прикрыв от света глаза, всмотрелся в пикирующую со стороны солнца огромную тень – нет, земля не ушла из-под ног опытного волшебника, как обычно пишут о том никогда не бывавшие на переднем крае борзописцы. Нет, маг Огня просто понял в тот миг, что битва проиграна. С холодеющим сердцем он внезапно настолько остро почувствовал и осознал бренность своих тела и души, словно вдруг проснулся от сладкой и беззаботной дремы.
   – Не думал, что на свете бывают живые драконы, – невесело признал он, кое-как удерживая голос в ноте от совсем уж истерического воя. – А что в подчинении чернокнижника – и подавно.
   Хорхе и Дей стояли рядом, и от них отчетливо исходила рябая дрожь боевого азарта со страхом пополам. Ведь на драконов не действует магия, кроме их собственной, да и чернокнижник если пошепчет чего сверху, прямо в беззащитно суетящуюся под ним армию, то и впрямь на рынке потом скелеты подешевеют…
   – Что делать? – Порывистый Хорхе судорожно смахнул стекающий на глаза пот.
   Кизим еще раз прислушался к доносящемуся трепету магического эфира оттуда, где дракон плюнул огнем, и вполнеба поднялось ослепительное даже в знойный полдень пламя. Против этого лично он бессилен…
   – Ого! Это что-то новенькое! – Дей тоже пристально смотрел в ту сторону, и стоило признать, что очередная вспышка заставила испуганно присесть всех троих.
   Это оказалось нечто настолько уж чужеродное, настолько сильно полыхала сама земля и даже натасканные солдатами на укрепления камни, что опытные волшебники поневоле попятились.
   – Да уж, что-то особое чернокнижник разузнал-таки в Искаженных Мирах, – невесело признал Кизим. Ярко-желтое, почти бездымное пламя очень ему не понравилось.
   Но когда из полосы огня и дыма начали вырастать светящиеся фигуры неистовых и неукротимых в бою огненных демонов, охрипший Хорхе передразнил сам себя:
   – Что делать, что делать… удирать!
   К слову, сам он уже бежал в строго противоположном от города направлении. Уж многочисленные схватки и сама жизнь живо научат, когда можно и нужно удирать подальше. Оба других волшебника если и отстали, то ненамного. Возле порубежного ручья они остановились и оглянулись.
   То место, где они только что обсуждали военные планы, оказалось слишком близко от позиции гномьих катапульт. Вот из раскаленной лазури неба снова упал огромный и хищно-красивый в гневе дракон. Изумрудный красавец гневно дохнул вниз струей огня. Но, чтобы и того не оказалось мало, сидящий на его спине Валлентайн, отсюда кажущийся черной мошкой, швырнул вниз еще что-то… в общем, полыхнуло так, что даже на таком расстоянии в лица пахнуло жаром. А когда из клубов дыма на месте сгоревшей батареи появился очередной огненный демон, волшебники, не сговариваясь, припустили дальше – туда, за ручей, на холмы той стороны!
   Надо признать, вся армия драпала столь же усердно и прилежно. Солдаты, сержанты и даже офицеры бросали оружие, доспехи и все прочее, лишь бы пошустрее унести ноги.
   – Да, столь впечатляющего разгрома мне давненько не случалось переживать, – сокрушенно признался кое-как отдышавшийся Дей. Маг Земли привычно вырастил из макушки холма подобие широкой земляной ступени, куда все трое волшебников и уселись, утирая пот и пытаясь унять колотящиеся в страхе конечности.
   – А все же, господа, стоит признать – нас попросту пощадили, – невесело сказал Кизим и утер с лица перемешанный с пылью и копотью пот.
   Подоспевший с докладом чумазый капитан эльфийских лучников нехотя покивал.
   – Я успел вывести всех своих, но запасы стрел, тетив и ремонтных частей…– Он обреченно махнул рукой и просто сел у ног волшебников, наблюдая величественно окруживший городские стены пожар.
   Дракон завершил весь свой огромный полукруг, а затем полетел обратно, кое-где подправляя недоделки. Впрочем, на приотставших удирающих он внимания не обращал… при его пролете шурующие в сотворенном аду огненные демоны приветствовали крылатого красавца восторженным басовитым ревом. А тот величественно воздел крыла, последний раз обозрел сверху все зрелище и наконец исчез где-то в городе за пачкающими небесную синеву клубами дыма.
   – Жаль, художника у нас с собой нет, – признал эльф и покачал чуть закурчавившимися от жара золотыми лохмами. – Впрочем, я попробую написать эту картину – не так стыдно будет перед потомками сознаться в позоре…
   Вода в ручье заплескалась, заплюхала, и немного пришедшие в себя беглецы узрели весело и как ни в чем не бывало прыгающего в их сторону трехголового пса, на котором восседал чернокнижник с корявым посохом наперевес.
   – Все же проявили благоразумие. – Валлентайн безо всякой даже тени насмешки поглядел на жалкое подобие еще недавно грозной армии и их неуютно чувствующих себя командиров. – В общем, так, дамы и господа, ровно в полдень вы привозите к полуденным воротам Ферри-Бэя выкуп. Все золото, серебро и камушки, что только можно найти в ваших кошелях и тыловых повозках интендантов, снабженцев и прочих маркитанток.
   Он в сомнении покосился на кислые физиономии гномов, которые огорченно перебирали свои подгорелые и намокшие бороды.
   – Если величина выкупа меня устроит – ведьма тотчас вернет вам тени. А я как лорд и черный маг даю вам слово, что не стану мешать вашему скорейшему возвращению в свой мир… даже немного поспособствую.
   Он погрозил посохом попытавшемуся выстрелить в него эльфийскому лучнику. Вернее, тот совсем выстрелил, но белооперенная стрела, в упор пробивающая даже гномьей выделки доспехи, отскочила с жалобным звяканьем от разодетого в шелка чернокнижника. Несколько неуверенных, больше на пробу, огненных шаров Кизима Валлентайн и вовсе проигнорировал эдак великосветски. И даже оказался столь щедр, что поймал их и позволил трехглавому псу проглотить это никогда не пробованное лакомство.
   Судя по тому, как все три головы радостно взвизгнули, когда в их глотках исчезла магия Огня, а также по тому, как помелом заходил из стороны в сторону хвост выжидательно уставившейся на Кизима твари, угощение той явно пришлось по вкусу.
   – Балаган какой-то. – Мокрый Хорхе (он упал прямо в ручей, когда бежал через него) и унылый Дей с обгоревшими бакенбардами переглянулись и даже не стали пытаться.
   Валлентайн улыбнулся на прощание, благоразумно не выводя трехголового пса на берег. Поди разбери, какая тень под ними…
   – Я предложил вам разумный, почетный и вполне реальный путь вернуться домой. Без особых потерь среди личного состава, со знаменами и незапятнанной репутацией. – Выжить после схватки с чернокнижником – это большая удача, знаете ли. Но в следующий раз столь благодушным я не буду, учтите…– и шевелением ног развернул недовольно чихнувшего огнем пса обратно.
   И едва проводившие его взглядами сумели захлопнуть отвисшие челюсти, как еще дрожащий от только что пережитого ужаса капитан эльфов подхватился на ноги.
   – О великий Иллуватар! Что же мы сидим – до полудня всего полчаса осталось! Вы как хотите, а я растрясу своих стрелков до последнего цехина и верну солдат нашего рода под своды Вечного Леса живыми…– Он бесшумно скользнул под лесную сень.
   Больше всех ворчали и даже вопили скуповатые и прижимистые, как у них водится, подгорные рудокопы, кузнецы и воители. Вовсе было схватились они за свои секиры, но Кизим вполне резонно предложил им оставаться здесь и послужить сырьем для производства некромансером скелетов.
   – Думаю, за ваши он выручит по целых три серебрушки…– проронил маг Огня, тщательно пряча в глазах усмешку.
   Гномы еще долго кипятились и разорялись, но к тому моменту, когда отсчитывающий возле ворот последние оставшиеся мгновения Валлентайн уже покрылся от страха, что все разоблачится, холодным потом – все же бородачи притащили два тяжеленных и приятно ласкающих слух позвякиванием сундука. Три – от людей и эльфов – уже стояли у широко, по-хозяйски расставленных ног чернокнижника, и он лишь сейчас поверил, что все-таки победил. Тонкой, неверной оказалась тропочка к нынешнему моменту, но сумел он пройти ее… а вот и тени объявились… Порядок!
   Отправив несколько отрядов кавалерии сопроводить отступающих, Валлентайн тут же выделил и еще один пехотный – в походном лазарете неудавшейся осады оставалось некоторое количество обожженных, а также от ужаса крепко заболевших главою. Ну и пара сотен с бунтующим с перепугу брюхом.
   – Ладно, пусть отлежатся немного – прокормим, не обеднеем. – Он еще сумел величественно и холодно кивнуть на прощание и даже степенно уйти за угол ближайшего к воротам дома, прежде чем позволил тошнотворно вращающимся перед взором небу и земле чудным образом поменяться местами…
   Так плохо ему не было еще никогда. Чайка в ипостаси дракона швырялась огнем беззаботно, как гоняющий кошку игривый щенок, и Валлентайну приходилось прилагать неимоверные усилия, чтобы почти не подвластная ему стихия Огня не расплескивалась слишком уж сильно по сторонам. Чтобы пламя не испепелило и не прожгло насквозь многих весьма нерасторопных или слишком уж безрассудно смелых, убегающих последними. И теперь он вполне представлял, как чувствует себя выкрученная и хорошо отжатая тряпка… судороги вновь сотрясли его удерживаемое слугами и друзьями тело – с тем чтобы завершиться спазмами от желудка к горлу.
   – Ох, мать моя женщина, до чего же плохо…– кое-как простонал он и обмяк, чувствуя, как по коже струится холодный пот.
   Впрочем, вполне возможно, что на самом деле сказывались еще прабабкины зелья ведьмы или же легкая, невесомая целительская магия эльфа – Валлентайн сообразить толком не успел: его вновь и вновь выворачивало наизнанку прямо с края своей постели, куда его уже в забытьи приволокли огненные воительницы.
   – Зачем было так напрягаться, наводить страху на ту армию? Можно и послабее. – Эндариэль что-то изменил в своих чарах, и извивающемуся в судорогах волшебнику стало чуть полегче.
   Настолько, что сквозь буханье и колокольчики в ушах удалось расслышать бесцеремонный подзатыльник, а затем и ворчание Селины.
   – Дурачина ты остроухий… Он же, наоборот, усмирял огонь, чтоб как можно меньше народу попалило. Он ведь обещание дал мне, а слово моего внука даже крепшее будет, чем чернокнижное!
   Эльф смущенно заткнулся и продолжил свое дело. А мрачная, как ночь, Чайка у окна, от которой за лигу несло гарью, проворчала, что так оно и было – дракошка за проведенные в могиле тысячелетия почти забыла, как аккуратно обращаться с первородным пламенем.
   – Грубовато сработала, чего уж тут. – Она с наслаждением потянула носом залетевший в окно порыв ночного ветерка.
   Славно повеселившиеся нынче огневики вновь скромно прикинулись пламенными копиями прежней Тэлль и теперь дежурили на верхушках башен, добавляя праздничной иллюминации бурно отмечающему победу Ферри-Бэю. Если бы горожане знали, как же худо сейчас приходится уже почти обожаемому в народе маркизу и волшебнику! Но умница Верайль прихватила с собой одну огненную девицу (башен-то шесть) и с почетом посещала все места, не забыв отметить вниманием и визитом ни торжественное собрание в купеческой Гильдии, ни расставленные прямо на пристанях столы грубоватого пиршества моряков, ни кварталы работного и ремесленного люда.
   – Мой сын очень, очень устал, стараясь, по мере возможности, пощадить солдат противника. Ведь истинно великому правителю свойственно великодушие, не только жесткость? – Эти слова слушали жадно, забывая даже про кубки и чаши в руках, и тонкие речи ламии находили самую благодатную почву и горячую, даже ревнивую поддержку в простых и честных сердцах.
   Какого ж еще маркиза надобно славному Ферри-Бэю? Вот они, сегодня и город защитили, и даже выкуп с лихих людей и елфов стребовали, поместили часть в Купеческий банк. Чтоб, значит, торговому и работному люду условия и кредит создать. Да пожертвовали на вдов и сирот – таковое обхождение в здешнем мире оказывалось и вовсе в диковинку. А себе ни цехина не оставили! Вот именно последнее так потрясло и даже растрогало почтенных, и не очень, горожан, что уважение к лорду и волшебнику взлетело уж и вовсе на недосягаемою высоту.
   – Как их милость отдохнут и поправят силы, то непременно, обязательно заглянут к вам! – Ламия сладко улыбнулась пирующим и залихватски тяпнула очередную стопку опостылевшего за один этот вечер сока…
   – Ладно, Эндариэль, полчаса лорд без тебя продержится? – Когда блаженствующая в ночной прохладе у окна Чайка перекинулась ликом в светлую магичку, не приметил никто. – Нам все же стоит сказать несколько слов членам Совета Магов.
   Валлентайн при виде этой не сдержал проклятий, но все же ноги не держали его даже в ярости. Магии не оставалось ни капельки, даже в тайных закромах.
   – Шпагу мне! – прохрипел он, когда заботливые руки вновь водворили обессиленно упавшего волшебника обратно на кровать. – Проткну эту светлую стерву – и тогда можно умирать спокойно, с чистой совестью… аргх-х…
   Селина отмахнулась от встревоженно вскинувшейся светлой волшебницы: не видишь, что ли, их милость в беспамятстве от гнева, ступай с глаз долой пока… и та с незабываемым выражением на породистой мордашке тут же выскочила в дверь, утаскивая за собой эльфа…
   Они наконец встретились под луной за дальним лесом. Да только век бы не вспоминать ту встречу – уже почти успокоившегося и даже немного воспрявшего духом Кизима словно обухом по затылку приложило, когда он вблизи попытался рассмотреть, какая же теперь она, ставшая словно совсем чужой, Сандра.
   – Я не вернусь. – Глаза красавицы подозрительно сверкали в ночи аметистовыми брызгами, когда она сняла с шеи столь вожделенную для многих цепь Совета Магов и быстро, словно ожегшись, сунула ее в ладонь хмурого Дея.
   – Да и я тоже не скоро появлюсь под сводами Вечного Леса. – Слегка ссутулившийся от усталости и оттого ставший чуть ниже ростом эльф тоже вернул знак высшей магической власти. – Ведь чернокнижник оказался моим внуком… а по навету сожженная в Имменоре ведьма была моей дочерью… Будь они прокляты, два кичливых вельможи… И не обижайтесь на мое решение, друзья. Мне еще долго искупать перед Валлентайном свою вину.
   Три оставшихся волшебника переглянулись. Вот это новость так новость! Долго о том еще будут шептаться по углам посвященные в тайну и ломать голову в догадках в ней не сведущие!
   Голос Хорхе словно охрип на ветру подвластной ему стихии.
   – Ну ладно, родная кровь, это я понимаю… но ты, Сандра! Воплощение и украшение самого Света – отчего ты? Ну не верю я в пылкие чувства твои к черному . – Он с презрением словно выплюнул последнее слово.
   Напуганная было присутствием совсем рядом столь грозных сгустков Силы цикада вновь несмело подала в ночи свой голос, когда волшебница наконец ответила. Да так, что все остальные крепко призадумались, когда в лунном сиянии выткались негромкие и чуть горькие слова.
   – Я изменилась. Не просто стала десятикратно сильнее, но очень изменилась. Возможно, изберу темную сторону Силы, даже, скорее всего, так и будет. Когда-нибудь мы наверняка встретимся в бою – по разные стороны. Забудьте меня… лишь знайте, что я ни о чем не жалею. – Последние слова она то ли пропела, то ли с особым нажимом произнесла, будто пробуя их на язычок.
   Кизим хмуро поворчал, что все равно не видит причины Сандре оставаться в этом проклятом мире теней. Она друг – из тех, которых принимают такими, какие они есть.
   – Пойдем с нами – мы поддержим тебя и примем любой!
   Но волшебница лишь покачала головой.
   – Когда-нибудь вы догадаетесь или поймете, отчего я поступила именно так. Надеюсь, вам не станет от того очень больно и горько…
   Хорхе на прощание снял с железных колец на поясе свою короткую шпагу и протянул ее эльфу. Кизим осторожно поцеловал ледяные сейчас пальчики Сандры, а насупленный Дей просто обнял всех каким-то непостижимым образом и тяжело вздохнул.
   – Ладно, пошли – без нас армии переход домой не сделать. Заходите как-нибудь в гости – просто поболтать. Да и из Ледяной Бездны мы кое-что любопытное притащили. – Он еще чуть натужно хохотнул, предложив создать объединенную магическую гильдию двух миров.
   Идея в принципе выглядела неплохо – тем более что Эндариэль без ложного смущения заметил: внучок как волшебник силой ох как одарен. Если его в ближайшие лет сто не угрохают, опыта наберется и тогда самое оно будет.
   – Так что когда-нибудь ждите в гости – уже наш, здешний Совет Магов. – Сандра на миг просияла чистейшим белым светом, так напоминающим снеговые шапки самых высоких гор.
   Эльфийский целитель посоветовал присмотреться в качестве его замены к главе Гильдии магов Фалинора. Немного молод, но, говорят, с возрастом это проходит. Зато силен… Сандра в свою очередь предложила одну опытную ведьму из предгорий.
   – Кстати, в ней отчетливо черная полоска обозначается – возможно, вам будет очень кстати на будущее.
   Покидающие этот мир приняли совет друзей с благодарностью, а затем, осознав, что просто тянут и тянут время, неловко распрощались еще раз и убыли в радужном мельтешении магии. Вместе с ними исчезли не только опять вернувшиеся к своим хозяевам тени – кусочек прежней жизни, словно часть души, ушел вместе с ними.
   – Ох, что же это я? – Сандра досадливо дернула щекой. – Телепортироваться обратно в Ферри-Бэй теперь мы не можем, ведь уже не высокопоставленные… члены.
   Она хмуро хихикнула на собственную пошлость, а потом милостиво приняла руку помощи от эльфийского целителя да под ручку с ним направилась в ту сторону, где на постоялом дворе можно было надеяться раздобыть в такую ночь пару лошадей.
   – Да хотя бы одну, фриледи: я и на своих двоих от обычной клячи не отстану. – А все же в голосе эльфа сквозила неприкрытая грусть…
//-- * * * --//
   С моря прилетел полуденный ветерок, шевельнул листву старой и покрученной невзгодами айвы, неизвестно зачем выросшей здесь, на нависающей над бухтой круче. Зашелестела скупая листва, затрепетали короткие ленточки, которые по объявившейся невесть когда и незнамо зачем традиции тайком повязывали на ветках как знак или просьбу в своих желаниях.
   Больше всего здесь было безыскусных, полинялых от времени посланий от влюбленных, полыхающих в истинном зрении нежными, переливающимися сполохами. Встречались и от капитанов уходящих в дальние края кораблей – с робкой просьбой незнамо кому о благополучном возвращении на родину. Эти светились спокойной силой добротных, несуетливых морских скитальцев. Попадались и ярко-огнистые… вон ту, к примеру, по весне завязала молодая гоблинка, когда решилась не словом, а делом отомстить уведшей жениха лукавой сопернице.
   Легкий ветерок шаловливо взъерошил еще крепкое дерево, отчего на миг показалось, будто в конце лета старая айва вдруг решилась зацвести сотнями белоснежных, мягко-розовых и ярких, плещущихся в воздухе цветков…
   Она приподняла склоненную в думах голову, несмело улыбнулась ветру и сотням словно лично к ней обратившихся сердечных просьб. Сидеть тут, на нагретых солнцем камнях и слушать яростно пылающие или же, наоборот, ласковые отголоски былых страстей оказывалось куда как занятно.
   С этого места, пожалуй, самого высокого на берегу бухты, за исключением скалы с Замком, вид открывался настолько великолепный… но даже и не только в виде дело. Наверное, истинно мудр был тот или та, кто посадили здесь крохотный саженец и в меру умений подпитывали с трудом укоренявшийся в неподатливой каменистой почве росток новой жизни – Чайка положила ладонь к основанию узловатого ствола и тоже выплеснула втихомолку из руки немного животворной Силы.
   Втихомолку – потому что по ведущей снизу немного облагороженной тропе сюда кто-то упрямо карабкался. Не стоило даже и любопытствовать магическим вниманием за угол скалы, чтобы различить то взволнованный шепот, то взлетающий смех, то многозначительную тишину, когда уста встречаются с устами, – очередная пара влюбленных решилась влезть на эту верхотуру, чтобы робко объявить небесам о себе.
   Чуть подумав, Чайка решила не прятаться и не удирать, дабы не нарушать уединения парочки и не обламывать им благородные намерения и чистые помыслы. Наоборот, она села поудобнее, прислонившись спиной к крепкому, еле заметно покачивающемуся стволу, чуть причесала взлохмаченные игривыми порывами золотистые лохмы и даже сделала эдакую возвышенно-одухотворенную мордашку. В профиль к взбирающимся и носом чуть вверх – туда, где дневная луна старательно изображала из себя надломленную серебряную монету на лазурном покрывале неба.
   Недавно ураган пригнал в бухту Ферри-Бэя истерзанный барк мореходов с дальних островов – его экипажу дали приют на берегу и оказали помощь целительством. А Гильдия купцов и моряков под выжидательным взглядом маркизы Верайль покряхтела-почесалась да и выделила на ремонт потребное количество леса, смолы и железа. И вот теперь – сын капитана с того парусника и дочь сотника Зеппа? Снюхались уже, молодежь…
   – Я уж думала, вы так и не решитесь, – негромко заметила Чайка, не поворачивая головы в сторону робко переминающейся с ноги на ногу парочки.
   И лишь затем скосила глаза на неприкаянную физиономию парня и смущенную мордашку робко прижимающейся к нему девчонки. Как там говорил Валлентайн в одной из реальностей? Когда особого выбора нет, нужно уметь работать с тем, что имеется?
   На суше небольшая армия Ферри-Бэя с поддержкой племени ламий уже внушила ближним соседям должное почтение, да и магия обеих маркиз-ведьм – тоже дело нешуточное. А вот на море… вкрай необходимо было создавать флот. В первую очередь военный, а это означало… да много чего означало. И мореходную школу, и новые конструкции кораблей, и иные принципы формирования экипажей. Морскую пехоту, которая своими десантными операциями так впечатлила одну эльфийку в иных мирах. И если вот эта парочка, чудным образом объединившая в себе династию моряков и древний воинский род, не есть знак свыше, то уж и не знаю.
   – Подойдите ко мне, – тихо и загадочно объявила Чайка. – Я засвидетельствую ваши чувства – и даже похлопочу о вас перед небесами.
   Она всем телом перекатилась на бок, пристально всмотрелась в гордо выпрямившегося парня и счастливо улыбнувшуюся девушку. Да уж, эти смогут – и награждать надо будет землями да наследственными титулами. Их и их потомков, только тогда Ферри-Бэй со временем станет блистательной столицей всего этого разрозненного и взбалмошного мира теней.
   От ее благословения глаза восхищенной парочки заблистали, а и без того взволнованные сердца застучали так, что их уже можно было даже услышать со стороны. И когда две руки – крепкая парня и изящная девичья – потянули кончики ленточки в разные стороны, образовав на ветке кокетливый, трепещущий на ветру бантик, только тогда Чайка позволила себе легонько улыбнуться. Ах, как же это прекрасно, выкрикнуть однажды…
   Всем ветрам и ураганам, всем стихиям и богам – знайте, мы есть! И мы вечно будем!
//-- * * * --//
   Эндариэль наконец закончил смаковать воду из бьющего под скалой ключа. С ладони его еще сорвалось несколько блеснувших драгоценной влагой капель, а он поднялся на ноги и одобрительно кивнул старому кочевнику.
   – Что ж, вождь Ахмет, как разбирающийся в таких делах эльф и как целитель милостью богов, я подтверждаю: источник очень хорош. Он никогда не иссякнет, и его вода несет на себе благословение. Возможно, когда-нибудь она даже станет если не священной, то целебной.
   Вождь поклонился кое-как – из-за своей кривой спины. Не столько чтобы показать уважение знатному гостю, сколько дабы скрыть блеск вымахнувших на глаза слез. Своя земля! Свой край, который с полным правом можно назвать родиной – уже трое детей родились здесь с той поры…
   – Послушай, старик. – Эндариэль посмотрел в сторону, на скопище кибиток и юрт, на поднимающиеся среди них дымки костров. – Если хочешь, я поговорю с парой своих друзей в Вечном Лесу… Теперь здесь есть вода, да и место ты выбрал хорошее. Светлое, чистое. В общем, если ты не против, тут можно насадить рощу, а со временем вырастет и лес.
   Из-за склона каменистого, поросшего жесткой травой холма вымахнула несущаяся во весь опор молодая ламия. Она хохотала и визжала – и точно так же вопил от радости малыш лет пяти, которого белобрысая четвероногая оторва катала на своей спине и который сейчас крепко обнял свою не совсем лошадку, но и не совсем человека за талию.
   – Не щипайся, Улан! – Ламия встряхнула волосами, отчего они загорелись под солнцем, словно снег высоких горных вершин, снова засмеялась бьющему в лицо ветру и плавно сбавила ход.
   У крайней юрты она аккуратно отцепила со своей спины протестующего мальчугана и передала его на руки осторожно благодарящей матери в потрепанном бурнусе.
   – Береги малыша, Гюльчатай, хороший наездник из него будет, я-то чувствую.
   Женщина осторожно улыбнулась и поставила сынишку наземь. А ламия помахала на прощание ручкой, сделала восхищенно запрыгавшему мальчишке козу. И вновь бесшабашно да во всю прыть, как у ламий обычно и водится, понеслась к беседующим мужчинам.
   – Привет, Ахмет! – не без веселости скаламбурила она, скорчив лукавую уморительную мордашку вождю, и чуть посерьезнела: – Рада встретить и тебя, остроухий демон зеленых лесов.
   Эндариэль скромно усмехнулся по своей извечной эльфийской беспечности. Осознавать, что в этом мире все искренне считают тебя демоном, выходцем с того света, – ощущеньице это порою то забавляло, то раздражало до чрезвычайности. Но все-таки здешние немного уже то ли притерпелись, то ли присмотрелись. Да и слушок насчет могучего целителя, приходящегося здешнему маркизу дедом, от которого их милость унаследовали не только силу, но и умения к деликатным делам, внушил обитателям окрестных земель должное уважение…
   – Привет, свиристелка, – нарочито сварливо ответил эльф.
   Девчонка, почти еще дите, которой и лентой-то на груди закрывать еще почти нечего, мгновенно окрысилась. И даже сделала вид, будто ее изящная полудетская рука всерьез нашаривает притороченное на ремешках к спине копьецо.
   Впрочем, поприветствовавший гостью Ахмет даже и не надумал этим озаботиться. Равно как и эльф, который не стал ломать остроухую голову – отчего именно эта легконогая ламия постоянно беззлобно язвит и прохаживается по его поводу.
   – Ахмет, этот эльф оскорбил меня или же смертельно оскорбил ламий? – Смеющиеся глаза приплясывающей от избытка веселья негодницы озарились адским пламенем.
   Каждый раз они при встрече устраивали маленький турнир лицедеев, и далеко не всегда победа оставалась за умудренным жизнью и знаниями эльфом.
   – Да нет, госпожа Делия, свиристелка – это птичка такая, поет красиво. – Вождь осторожно усмехнулся в предвкушении последующего.
   Ну точно: та мгновенно перевела взор на взирающего на нее с улыбкой эльфа и четко, разборчиво и чуть ли не высоким слогом послала того. Да так витиевато, гнусно и в то же время без единого запретного при детях словечка, что оба мужчины покатились со смеху. Это уметь надо – так искусно сплести оттенки смыслов с недомолвками, чтоб вроде и все прилично, но, если вдуматься, выходит просто сущая похабень…
   Эльф со вздохом поднял перед победно улыбнувшейся ламией руки и снова обратился к вождю:
   – Ладно, Ахмет, раз уж я завернул сюда, посмотрю твоих людей, научу паре-тройке секретов твою шаманку. И спину твою подправлю… если ты не против.
   Тот задрал руку и осторожно почесал названное место кривоватым посохом – тем самым, который после образования источника потерял свою силу, но из уважения Ахмет непременно носил его при себе. Оно вроде и неплохо – да ведь одежонку перешивать придется… Но, с другой стороны, тогда можно будет подкатить к вдовой Зульфие, так и не нашедшей себе нового мужа?
   Эльф и ламия жизнерадостно захохотали, когда согбенный вождь на пробу изложил свои сомнения.
   – Ох уж, старый греховодник! – Делия для виду погрозила пальчиком.
   Эльф, правда, одобрил. Если есть шанс, что появится новая жизнь… это дело они, остроухие, всемерно и всецело поддерживают. Потому от источника к поселку Ахмет шел в приподнятом настроении и с каким-то новым блеском в глазах. Да, предчувствие старого вождя тогда не обмануло – жизнь потихоньку налаживается. А новый маркиз здешних земель прислал своего елфа не подати вышибать, а помочь племени укрепиться да на ноги встать. С умом действует их милость. Наведаться как-нибудь с поклоном да подарком, что ли?
   И вот в таких вот безоблачных и даже приятных размышлениях старый Ахмет рядом с этими двумя и направил свои чуть кривоватые ноги потомственного кочевника уже не просто к стойбищу – к дому.
   Свой дом, родина… Как же сладостно не просто слышать, а осознавать эти простые и немудреные слова! Век бы смаковал и смаковал их на губах, словно драгоценную воду посреди раскаленной пустыни вечных странствий…

Часть десятая
КЛЕТКА НАД ПРОПАСТЬЮ

   Они встретились перед рассветом. Два сильных, если не сказать могучих, волшебника. Перед тем они долго стояли на вершинах пологих холмов, пристально всматриваясь друг в друга, прицениваясь и чуть ли не принюхиваясь к обоюдным намерениям.
   Бритоголовый, от одного лишь отголоска силы которого светился алым и сгорал сам воздух, сделал свой шаг первым. Медленно поднялась его рука и сорвала с широких плеч огненно-алый даже в неуверенных отблесках восхода плащ. Миг-другой чародей всматривался в непроглядную для обычных глаз пелену, а затем тряхнул головой, словно отбрасывая последние сомнения, и неспешно зашагал вниз.
   Его соперник смущал взор и ум цветами своей излюбленной ночи. Правда, не полыхали вокруг него зарницы, не сновали могучие и покорно заглядывающие в глаза демоны. Никакой эффектной и столь обожаемой зрителями или борзописцами показухи, но человек знающий подтвердил бы, что и за чернокнижником сила обреталась нешуточная. Он помедлил, но тоже уронил с плеч замерший в безветрии плащ и повесил его бесформенным комом на воткнутую в холм шпагу. И столь же степенной походкой знающего себе цену человека направился навстречу.
   – Всех ли выздоровевших ты отправил в ваш мир, Кизим? – поинтересовался он вместо приветствия.
   Тот легонько покивал, отчего-то не поднимая глаз. Есть такие слова, произносить которые не обязательно. Все уже решено, и возврата нет.
   – Ты отнял у меня друга. – Голос мастера Огня оказался чуть хриплым, словно он наглотался ледяного ветра, а потом не счел нужным или возможным обратиться к целителю. – Знаешь ли ты, скольких я уже потерял?
   Он зачем-то посмотрел вправо – туда, где невидимое солнце не спешило подняться из-за дальнего леса, словно страшась увидеть то, что произойдет здесь и сейчас. Медлило, никак не хотело освещать и освящать своим светом… хотя, вполне возможно, что на самом деле черный маг что-то подправил в течении времени этого мира теней…
   – Ночью они иногда приходят ко мне. Нет, они не говорят… просто стоят и смотрят на меня – те, кого я последний раз видел живыми и здоровыми. А другие, чьи обгорелые и изуродованные останки я своими руками отдавал месту вечного отдохновения… Знаешь ли ты, что такое потерять друга? – почти выкрикнул Кизим с исказившимся от ярости лицом. – Мы с Эндариэлем вместе строили наш мир уже тогда, когда одна ведьминская сука еще даже не забрюхатела тобою!
   Валлентайн стоял молча, с темным вовсе не из-за скупого освещения лицом. Ну что тут ответить… Бывает так, что у вас своя правда, а у нас, извините, своя. Сошлись, схлестнулись две силы, подстегиваемые долгом и желанием. И ничего тут не попишешь, не скажешь и даже не поделаешь. Отчего так – вроде никто тут не подлец и не мерзавец… а все же кому-то придется немного поскучать в могиле…
   Последняя мысль отчего-то развеселила Валлентайна. Он рассмеялся с беззаботностью молодой силы, не обращая на недоуменное лицо Кизима никакого внимания.
   – Прошу прощения – продолжай. Мне просто пришли на ум некоторые мысли относительно твоего посмертия… Забавно это будет.
   Маг Огня запнулся и некоторое время с ненавистью смотрел в лицо соперника.
   – В принципе с уходом Эндариэля я мог бы когда-нибудь смириться. Он жив, мы можем встречаться – и кто знает, возможно, когда-нибудь вновь… Но ты отнял у меня женщину. Сандра была для меня не просто другом и не просто женщиной… Впрочем, тебе этого не понять.
   Он еще некоторое время стоял с безучастным лицом, пытаясь прийти в себя от душащей его ярости. И лишь затем добавил – поединок будет до смерти. И, уходя на свой холм, откуда только и можно было начать освященную временем и традициями магическую дуэль, Кизим пару раз почувствовал в спину обжигающие и в то же время мягкие, словно трогающие меховой лапкой, взгляды чернокнижника…
   Они встретились перед рассветом, и для одного из них это утро должно было стать последним. Не будет больше ласковых прикосновений солнца, не обовьет лицо ветер, а будет лишь… Неизвестно, что там будет во владениях Падшего бога, да и будет ли вообще.
   Соперник поднялся на свой холм раньше, и вовсе не спешащий ни к своей, ни к его погибели Валлентайн с неудовольствием подумал, что старики вовсе не так уж сильно дорожат жизнью, как это представлялось ранее. Он некоторое время продумывал свою защиту, план своих действий – как бы ни хотелось не раскрывать свои истинные силы и возможности, а все-таки придется. Член могущественного Совета Магов не из тех, кого не стоило воспринимать всерьез. И все же… в душе чернокнижника шевельнулся червячок сомнения.
   Быть может, поддаться? Скрыться за могучими вспышками огненной бури, которую тот сейчас тут подымет, уйти в Безвременье… Уж хороший черный маг (а к таковым он себя относил не без оснований) дорогу оттуда потом, конечно, найдет. Кизиму же как победителю придется развивать и поднимать Ферри-Бэй, а что он будет отменным хозяином и правителем, в том не было сомнений никаких. Уж к лентяям-то да никчемам Сила не приходит…
   Но Чайка… ах, девонька! Волшебник со смущенной усмешкой вспомнил свои несвоевременные и даже грешные мысли, когда бежал за той в хаосе взорванных укреплений, всецело доверяясь знаменитому эльфийскому чутью находить путь. Как любовался отточенной грациозностью ее движений и как, не отдавая себе отчета, придерживал дыхание, вслушиваясь в одни лишь интонации мелодичного голоса.
   Да уж, потом неладно вышло там, в каменистых предгорьях Румунии, на ключевой позиции подступов к нефтяным полям…
   А руки его тем временем набросили на плечи плащ, эффектно взметнув его в предрассветную неуверенность света и тьмы. И чуть раньше, нежели шелк опустился, свое место на поясе заняла старая отцовская шпага. Странно, никогда того графа не видал, а все же по привычке мысленно называл его отцом. Видать, что-то чувствовал вельможа, неохотно высвобождаясь из объятий ведьмы, дабы отправиться в бой, – раз оставил той клинок.
   – А ведь если Искаженные Миры не соврали, папеньку моего как раз остроухие и прищучили? – поинтересовался он у молча дожидающегося мага Огня.
   Хотя расстояние и составляло сотни две с половиной или все три шагов, простенькая магия не только донесла слова туда, но притащила и ответ – потому-то Кизим и выбрал для поединка мир теней, чтобы один черный псих не вздумал перед смертью шарахнуть эльвенбейном .
   Валлентайн замер, поправляя рукой завернувшийся не туда ворот. Не то плохо, что противники вызнали о том – в конце концов, за сильными магиками иногда присматривают, интересуются. А уж за черными и подавно. Хотя, конечно, и само по себе это было плохо. Если эльфы и их союзники прознали о факте, что некий чернокнижник в состоянии изрядно проредить остроухий народ, если не уничтожить его совсем, то страшно небось тем до холодного урчания в животах.
   – Так тебя прислали наемным убийцей, Кизим? Жаль, а ведь я тебе почти поверил… хотел даже уступить. Меня ведь тоже почти ничто не держит на этом свете. Зря ты это сказал, огненный, зря…
   Маг Огня уже разминал ладони и ауру, чтобы ничто не помешало или подвело в нужный момент. Отозвался он не сразу, но, стоило отдать ему должное, весьма заковыристо. Настолько, что уже чувствующий накатывающую дрожь боевого азарта Вал ладонью изобразил жест дай подумать. Мысль покойной и в то же время живой Сандры вывести из нескольких рас новую, в которой бы сочетались лучшие черты послуживших для того основами, ему понравилась.
   – Похоже, Чайка и есть та самая, новая…– нехотя признал он. – Ведь изумрудная дракошка, что так лихо попалила ваши укрепления и эскарпы, тоже одна из ее сущностей.
   – Уже понял. – Мрачный Кизим для разминки, на пробу, крутанул вокруг себя малый огненный шторм, и Валлентайн против воли скупо улыбнулся. Хоть и не был он сторонником грубой силы, но в исполнении мастера Огня это… воистину впечатляло.
   – Да уж, на пару с тобой мы могли бы в Искаженных Мирах наделать делов нешуточных – там о магии только из сказок знают. – Он медленно, предельно осторожно возвел Стену Праха. – А ну, брысь отсюда!
   Любопытно окружившие его холм тени, истинным зрением видимые даже в этакой предрассветной серости, живо бросились врассыпную, словно спохватившиеся мыши от проснувшегося вдруг кота, но все же остановились на безопасном, по их мнению, расстоянии и принялись жадно глазеть опять.
   – Я так и не разобрался, что и кто они, – ответил он на столь явственно заколебавшийся в воздухе невысказанный вопрос Кизима, что не заметить того было бы верхом неприличия…
   А теперь, если под прикрытием таких тоненьких и ненадежных с виду магических щитов чернокнижья поднять Знак Воды – даже такой дока в магических делах, как Кизим, не разберется. Чтобы понять, тут надо знать четко, что искать. Но куда уж огненному волшебнику заподозрить чернокнижника в умении работать с самой ненавистной мастеру Огня стихией – водой. Нет уж – Водой, потому что как ни крути, а наряду с Воздухом это – самая животворная сила. И некогда Валлентайн, обнаруживший в себе эту совсем уж необычную для черного мага способность, осторожно изучал и развивал ее.
   Не иначе как от деда-эльфа досталась… вернее, эльфийская четвертушка магических способностей, круто замешенная на родовых умениях старинного ведьминского рода, расщепила те. Сработала катализатором, как говорили в Школе. Вот и разделились умения надвое – на откровенно черные и вполне мирные. Ага, добро пожаловать, водичка!
   Холм под ногами Кизима, смутно виднеющийся в магическом восприятии какой-то неестественной желтовато-серой выпуклостью, вдруг стал совсем прозрачным. Полностью, словно пустое место, лишь иногда мерцали внутри синеватые искорки. Ах, как же славно… мать сыра земля, напитанная водой, которая так и ластится к ладоням… Валлентайн не удержался и весь растворился в ответном посыле. Не приказывать или повелевать – вот еще глупости какие!
   Да уж точно – имелось в его крови немного эльфийской! Говорят, только те умеют так вот мирно уживаться с силами природы. Быть их частью – составной, нераздельной. Потому и так мало было среди остроухого племени перворожденных сильных волшебников, помимо целителей, мастеров Природы и Леса. Ведь немыслимо, чтобы правая рука вдруг принялась командовать левой, ногами и всем телом заодно? Нет, в мире и согласии… И получалось у этих эльфов на диво неплохо.
   Кизим отчетливо насторожился – уж больно непонятными показались ему некие действия соперника. Огонь его сущности вспыхнул просто неудержимо, когда Валлентайн последний раз окинул мысленным взором свою диспозицию и подал знак – я готов…
//-- * * * --//
   – Ты все-таки посильнее огненного барлога. – Он кашлял, выхаркивая из обожженных легких какие-то ошметья пополам с дымом и никак не мог заставить себя встать на ноги.
   По сторонам смотреть и вовсе не хотелось. Хотя молодой некромант и не проводил обряда жертвоприношения – тогда от Кизима даже и мокрого места не осталось бы. – Но и вытянутой из окружающего мира Силы хватило с лихвой.
   Шагов на пятьсот вокруг сблизившихся волшебников все оказалось выжжено дотла. Даже то, что гореть не могло в принципе, обратилось в местами рыхлую, местами стекловидную корку мерзкого даже на вид шлака. Зато еще дальше, откуда оба безотчетно иногда черпали толики энергии, дабы спешно залатать дыры в обороне или пробитой противником ауре, мороз пробирал нешуточный.
   Черные тучи спешили сюда отовсюду, медленно и величаво вращаясь в невидимом круговороте воздушных масс. Плыли, влекомые озабоченными духами эфира, полубогами, а возможно, даже и самими бессмертными, – чтобы хоть как-то скомпенсировать столь гигантские потери тепла в этом месте. Изливались дождем, полоскали сверху струями, стараясь выравнять чудовищные перепады температур… Но почти бесполезно истаивало их тяжелое и такое солидное на вид брюхо – все сгорало в горниле битвы…
   – А что, приходилось с барлогами хлестаться? – Кизим прекратил досаждать противнику огненным ливнем, прожигавшим редкими каплями насквозь даже корку почерневшего шлака, и мрачно потер обожженное плечо.
   Самое что обидное – обожженное, скорее всего, своим собственным заклинанием. Стоило признать, манера поединка чернокнижника привела его в недоумение и восторг одновременно. Никаких мощных и столь впечатляющих штучек, никаких толп скелетов или зомби, над которыми реяли бы сонмы призраков и толпы летучих демонов. Просто: один не очень сильный, но весьма увертливый магик бился впереди терпеливо дожидающегося за его спиной войска… А принцип отзеркаливания в его исполнении хорош. Даже изумителен.
   Но вот отчего все сильнее хмурился Кизим, так это была стена постепенно выраставшей едва не до небес Силы за плечами чернокнижника. Да, тот проигрывал почти по всем статьям, ежеминутно уходя на волосок от полного поражения, но все же – уходя. Пусть обгоревшим, с дергающимся от боли телом, каждой частью молящим о пощаде, – однако уворачивался. А мрачная и совсем непонятная Сила так и стояла нетронутой, дожидалась своего часа, в то время как он, Кизим, согласно всем не раз проверенным и испытанным в боях принципам обрушился на противника всею своею силой.
   Не распыляться, не отвлекаться на другие направления – бить настолько сильно и сосредоточенно, чтобы не оставлять противнику никаких шансов! Уже многие поколения боевых магов кровью и собственной смертью проверили, доказали иные, весьма здравые принципы…
   Однако здесь это не работало. Да, некоторый урон чернокнижнику нанести удалось – вон как отхаркивается тускло-багровыми ошметками. Правда, и самому магу Огня словно кто двинул под вздох массивным, тяжелым, как ледяная гора, кулаком. Стоило признать, эдакая манера поединка выворачивать наизнанку магические построения соперника и либо разрушать их, либо обращать против самого пославшего заклятье – к такому Кизим был не совсем готов.
   – Вертись-вертись, угорь на сковородке, хоть один раз, но ты все-таки ошибешься, – мрачно констатировал маг Огня и тоже не без труда поднялся на ноги.
   Вернее, попытался подняться – ноги по колено оказались словно залиты в выжженную до звона поверхность холма. Плотно, не трепыхнуться, сапоги сжали мягкие и в то же время неумолимые лапы. Правда, они же принесли ногам приятное холодное облегчение. Но вырваться Кизим не видел никакой возможности – не просить же у соперника лопату? Хотя тут скорее потребовалась бы кирка или даже долото…
   На миг даже мелькнула шальная мысль – Дей незаметно вернулся и втихомолку подсобил чернокнижнику. Но маг Огня брезгливо отбросил ее и все же выпрямился на будто залитых в прохладный свинец ногах.
   – Теперь я хочу посмотреть, насколько верток ты. – Валлентайн наконец обнаружил, что вдобавок к магическому зрению он может видеть еще и одним глазом. Хоть и царапало тот остатками обуглившегося века, едко и до слез жгло жарким дымом, но все же он разглядел, как неспешно двигающаяся по подземным порам вода добралась-таки до носителя исконно враждебной стихии и цепко ухватила того для начала за ноги.
   Он все же сумел подняться, не провалившись сквозь рыхлую корку шлака в бездонное, благодаря его усилиям, болото под ногами. Жест почерневшей ладони, и с глаз огненного мага словно кто-то сдернул пелену. Тот со вполне понятным недоверием полюбопытствовал в прозрачные и доверху налитые влагой бездны. И лишь поморщился досадливо – только сейчас чернокнижник движением плеча привел дремлющие за ним силы…
   Что-то подобное Валлентайн уже видал, когда с магниевой свечой в кулаке нырял к подраненной и оказавшейся не в силах всплыть подлодке, из отсеков которой стуком по железу изувеченного корпуса еще отзывались живые… Вода лилась в жаркий, неистовый огонь сплошным потоком, с тем чтобы испариться, изойти громким и эффектным, но таким бессильным паром.
   – А вот теперь, когда ты скован противодействием и не можешь отвлечься даже и на миг, – только теперь… Никому до сих пор еще не удавалось сделать зомби из сильнейшего мага. – Улыбка на страшном, обгорелом лице чернокнижника с единственным уцелевшим глазом оказалась совсем рядом.
   И тогда Кизим закричал. Скованный телом и духом, он не мог поделать ровным счетом ничего. Как будто неодаренный, попавшийся, как муха в клей. Страшно, отчаянно он кричал, когда ритуальный бронзовый нож принялся аккуратно потрошить его. Словно умелая хозяйка рыбу или курицу… Сердце и легкие отдельно, к закатной тьме. Потрошки отдельно да во все стороны и с этими вот привычными заклятьями… а мозг надо добыть аккуратно, убавляя натиск водяной стихии с бешено мелькающими в ней прожилками черного . Чтобы угасающая сущность огненного мага не лопнула как мыльный пузырь.
   Вот так, вот так… все, солнышко, теперь можешь и всходить!
//-- * * * --//
   – Пошел вон, – четко, членораздельно и нарочито громко произнесла Чайка ровным голосом.
   И скромно мерцающее кольцо, что она швырнула в лицо волшебника, оказалось тотчас поймано бестрепетной рукой Валлентайна.
   Трое суток прошло с того утра, когда солнце, казалось, подымется не в той стороне, где ему здешними богами и здравым смыслом положено. Отчего-то едва занявшаяся заря потускнела, когда на полдень от Ферри-Бэя вполнеба поднялась другая заря. Яркая и беспощадная, она мерцала нехорошими вспышками, словно в муках рождающийся новый свет никак не мог наконец появиться в этот мир.
   В городских домах звенели стекла и ходила ходуном мебель. На верфи сам собой вырвался из подпорок и сошел на воду законченный корпус купеческой шхуны, и теперь мастера да распорядители глазели озадаченно на болтающееся в бухте недоразумение и замысловато костерили на чем свет стоит беззаботно глазеющих безответно скелетов. Хотя при чем тут те, даже сами корабелы сказать не смогли бы.
   Да просто душу отвести после предутренних страхов…
   В Замке тогда тоже почти никто не спал. Пусть отголоски дальней битвы магов, а что была именно она, никто уже не сомневался – не потревожили даже чуткие к таким делам занавеси и хрустальные люстры, а все же хозяева и слуги шустро заполнили балконы и галереи на полуденной стороне.
   Поеживаясь от холодка, поминутно оценивая недоверчивыми взглядами замершую, словно в сомнении, розовую полоску на восходе, они постоянно спрашивали друг у друга, который час, и зачем-то продолжали смотреть туда.
   Смотрели и безотчетно принюхивались в ту сторону, откуда даже не владеющих Силой обжигало порывами душного, вовсе не воздушной природы ветерка .
   – Мама, не бойся, я с тобой, – повторяла раз за разом малышка Делия, прижавшись к Верайль в безотчетном ужасе и в поисках защиты.
   Медно-рыжая ламия хоть и стояла, гордо подняв голову, но бывшая все время рядом, по другую сторону от Делии, Селина чувствовала – дрожит, и еще как! Правда, она и сама тряслась не хуже осинового листа. Тот этак меленько и противно трясется даже в безветрие.
   Многие потом отправились если не досыпать, то хоть чем-нибудь успокоить изрядно потрясенные нервы, когда плывущие на восход черные тучи рассеялись и оттуда прекратило бить по всему естеству. И донесся чей-то последний, полный безысходного отчаяния протяжный вой… Лишь долгое время спустя обе ведьмы нашли в себе храбрость отправиться на выжженное место битвы и обнаружить там, к своему облегчению, живого сына и внука.
   Живого и вполне пригодного к полному исцелению, но вот на то, что он нес в руках, смотреть им очень не хотелось… Тогда-то на прикроватной тумбочке лорда и появился свеженький череп с неукротимо мечущимися в провалах глазниц огненными сполохами…
   – Убирайся от меня, – прошипела Чайка с таким лицом, что мрачно подбрасывающий на своей ладони кольцо Валлентайн почел за лучшее так и сделать.
   Потому он и не видел, а у Замка не справлялся, – как девица судорожно вздохнула раз-другой и повалилась без чувств в центре залы…
   Стоило признать, что на первый день эльфийский целитель не мог даже приблизиться к нему. С бледно-зеленым, постоянно морщащимся от брезгливости лицом он руководил действиями хлопочущих ведьм издали, без зазрения совести подглядывая с почти безопасного расстояния – из коридора. На второй день, когда до сих пор валяющийся пластом Валлентайн сумел открыть оба глаза, правда, все еще запросто мог пересчитать так и порхающих перед взором золотистых и нахально гудящих пчел, Эндариэль уже оказался в состоянии входить в комнату.
   Хотя целитель тогда и не осмеливался прикоснуться к своему пациенту и внуку… как сказал он потом – просто наизнанку выворачивало… но дела пошли на лад. И на третье утро лорд и волшебник уже набрался нахальства и отчаянно попытался из откровенно лежачего положения перебраться в полусидячее.
   Или полулежачее – это уж кому как нравится…
   – Мам, ну отчего так? – Чайка билась в истерике, и сил обеих ведьм уже едва хватало, чтобы удержать от крайностей эту девицу. Еще немного, и придется прибегнуть ко всей силе Замка, а это уже ой как плохо.
   Она внезапно взлетела с измятой и мокрой постели, и Верайль поразилась – какие же большие стали эти глаза, в которых яростный огонь мешался с безумием.
   – Ну почему он в ответ не попрекнул меня, что я тоже его отправила на тот свет? Я ведь так ждала… Мы бы тогда оказались квиты, и потом быстро поладили.
   Разумеется, Селина, с поджатыми губами молча отмеряющая капли зелья в питье, прекрасно понимала, как и насколько сладостно оказалось бы примирение этой парочки. Уж всласть покувыркаться с сердешным другом в кроватке – это и впрямь лучшее лекарство не только от душевных, но и многих телесных невзгод. Но что ж тут поделать, если внучок оказался слишком уж… порядочным, что ли? Другой врезал бы пару раз по смазливой мордашке, чтоб дурь вышибить, а потом бы задрал к обоюдному удовольствию подол. И все сразу бы стало на свои места, оказалось бы простым и правильным. Ведь не все говорить можно, лучше вместо того сделать.
   – Вставай! – Маменька-ламия без лишних разговоров за ухо вытащила непутевую дочь из постели. – Обратись-ка на время в Ариэлу – и давай наперегонки до нашего Священного Круга. Что-то ты совсем расслабилась, дочь наша.
   И уже на улице она так обожгла хлыстом спину на редкость унылой зеленоволосой ламии, что та взвилась на дыбы.
   – А ну-ка шустро, чтобы всю дурь ветром из головы выдуло! Забыла, как это – мчаться наперегонки с ветром по вольной степи? Кто последняя, та слабачка и, вообще, непробованная девственница!
   Надо признать, последние слова среди любвеобильных ламий почитались настолько оскорбительными, что тихо и чуть басовито похохатывающий Замок быстренько поднял внутреннюю решетку да распахнул свои внешние ворота. А черный пес, который неотлучно дрых у крыльца, о громадную тушу и лапы-хвост которого все непрестанно спотыкались и по той причине непременно каждый раз проклинали, даже не успел продрать свои шесть огненных глаз, как сдвоенный живой вихрь со столь сладким женским запахом уже унесся со двора.
   Потому демон лишь с вожделением покосился на аппетитно-округлые окорочка еще двух околачивающихся в замке ламий, одновременно облизнулся на независимо дежурящую у ворот огненную деваху. Да третьей головой с надеждой обнюхал выпорхнувшую на крыльцо зеленую гоблинскую малявку-целительницу.
   – Тебе еще чего? – окрысилась вся из себя важничающая Джейн и стрелой унеслась в дальний угол двора – с лордовой ночной вазой в лапках.
   Понятное дело – трехголовый пес ответить либо не смог, либо и вовсе не счел нужным. Лишь вдумчиво, с наслаждением, почесал задней лапой поочередно за каждой головой да улегся дрыхнуть опять. Смежил взгляд тихо пламенеющих глаз, чтобы не лицезреть все эти запретные соблазны, и снова задремал в свое удовольствие…
   Валлентайн осторожно, на пробу, открыл один глаз. К его немалому облегчению, комната под островерхой крышей лишь покачалась эдак неуверенно, словно напоминая своим игривым поведением, что расположена на самом верху угловой башни, но исчезать или проваливаться и тем более удирать… подобно девице от слишком шустрой мыши… все же не стала.
   Что ж, спасибо и на том… Волшебника несколько позабавило представленное зрелище – ну, к примеру, хотя бы своей помолодевшей бабули, которая с душувынимающим визгом несется от мыши, подобрав свои юбки-кринолины-турнюры и прочие излишества портняжного ремесла… Вот уж, придет же в голову всякая глупость! Не просто ж так псина у крыльца всякий раз старательно хвост поджимает, когда леди Селина шествует мимо? Толковая ведьма ничуть не хуже патентованного волшебника будет… за тем образование, а здесь наследственность да опыт… ну, и мы чем поможем…
   И он с удивившей самого себя решительностью открыл второй глаз. Ну в общем-то, ничего не изменилось – просто куда привычнее рассматривать вещи или живое обычными глазами, не напрягаясь каждый раз с магическим зрением.
   Круглая комнатка, в которой помещалась кровать, хоть и была невелика и подчеркнуто просто обставлена, все-таки чем-то привлекла в свое время новоявленного маркиза. Много света, свежего воздуха, вид наружу хороший – это само собой. Уединение? Это уже куда теплее, да и повод дает для раздумий о себе, любимом, весьма интересный.
   Говорят, в каждом человеке живет зверь. Неважно – человек ли хозяин, или же гоблин зеленокожеушастый. Важно другое… Вот, все талдычат прямо до оскомины: держи, мол, своего на крепкой цепи. Не давай воли, усмиряй. Хех, выходит – живи все время в ханжестве и лицемерии? Упражняйся в аскезе да обезьяньих ужимках? Нет, что-то больно заумное придумали все эти философы, докторы споки с фрейдами вперемешку…
   – А мой зверь на самом деле лапочка – ведь это я и есть. – Свой еле протиснувшийся через губы голос Валлентайн все же расслышал. – Я живу с ним в мире и согласии. Мы с ним одно целое – умный и сильный особь.
   Он осторожно хихикнул над своим не в том роде использованным словом. Комнату словно встряхнул кто-то невидимый. Но, похоже, вовсе не злой – в глазах чуть прояснилось, а на столике рядом обнаружилась целая куча всяких пузырьков с зельями. И даже чуть терпкий, специфический запашок от них нашелся, пряно пощекотав нос.
   На голых каменных стенах, куда он запретил вешать гобелены или ковры – уж тем более деревянные панели с набитыми шелковыми обоями! – обнаружились все те же привычные предметы. Отцовская шпага с уныло отсвечивающим цветами побежалости, перекалившимся в адском пламени клинком; черная шляпа с залихватски заломленной остроконечной верхушкой; сделанный чуть хмельным сельским маляром рисунок маменьки углем. Единственный… Привет, ма!
   Правда, там оказалась еще и шпажонка этого, как же его звали… ах, ну да – мастер Воздуха Хорхе. Посвятив некоторое время раскопкам в собственной голове, Валлентайн сумел припомнить, что тот вроде бы ушел в свой мир живым и здоровым. Однако же волшебник пока что послал все эти умствования туда, куда они только того и заслуживали.
   Ноги ощущались до странности легкими и чуть непослушными, но слушались тем не менее беспрекословно. Подивившись эффективности ведьминского лечения вкупе с успехами эльфийского целительства, молодой волшебник поискал глазами какие-нибудь намеки на одежду в непосредственной близости от себя. Ну тут все понятно: никто даже и не помышлял позволить одному нахалу вставать так рано. Что ж, простыня, конечно, неважная замена одежде, но раньше, говорят, только так и ходили. Это уж потом портные появились… Ну вот, даже шлепанцев не поставили у кровати – будет повод кому-нибудь физиономию начистить!
   Это что ж такое? Валлентайн без зазрения совести всматривался и даже пялился на застывшую, словно в зачарованном сне, огненную девицу снаружи. Та казалась волшебной полупрозрачной статуей, и даже обычно перетекающие по ней сполохи огня замерли мягкими полосами света.
   Оказалось, спал даже Замок. Вернее, не спал – просто все в нем остановилось.
   Вот замер поднимающийся по лестнице Эндариэль с озабоченным лицом, держа какое-то растение в ладонях – и Валлентайн пристально рассмотрел его лицо, пытаясь уловить сходство с собой. Пес их знает, этих эльфов, – те же два глаза, нос и рот, что у всех. Скорее всего, от перворожденного он что-то унаследовал лишь из наклонностей да течения Силы.
   Забавно оказалось видеть, как застыл на полпути к полу выпавший из ладони Зеппа солидных размеров бутерброд с ветчиной – в сотника врезалась как обычно мчащаяся куда-то не разбирая дороги ламия, и над зрелищем обеих весьма красноречивых физиономий волшебник вдоволь посмеялся. Но опечаленно посмотрел на грустную Селину, по своей привычке сидящую на ступенях у трона и о чем-то думающую.
   И даже черный трехглавый демон на крыльце, которому по должности обращаться в недвижную статую не положено, видом мало отличался от огромной мягкой игрушки. Впрочем, где-то в глубине Замка что-то шевельнулось и даже жадно подалось навстречу заметившему его вниманию. Но – где, что?
   Позабавили лорда по-прежнему двигающиеся тени. Во внутренние покои Замка хода им не было, но во дворе шастать не возбранялось. И теперь мятущиеся невесть кто смущенно кружили вокруг застывших теней живых. Временами та или другая боязливо протягивала лапку и мягко трогала – эй, ты чего, подруга? Однако тени ни солдата, отрабатывавшего на тренажере упражнение с копьем, ни наставлявшей его ламии не отзывались. Застыли покорно, не в силах ни на волосок отойти от установленных им законов.
   Пришлось для разнообразия уйти и пошарить в неподобающих для хозяина помещениях, но терпение и впрямь зачастую вознаграждается. В шкапчике возле замершей над гладильной доской огненной воительницы обнаружились штаны. Все же стоило признать, в большинстве моментов жизни мужчина куда увереннее чувствует себя в них, нежели наоборот… Там же нашлась и остальная одежда. Причем полностью приведенная в порядок и готовая, так сказать, к употреблению.
   Вооружившись вместо шпаги кривым посохом шамана, Валлентайн без стеснения совести пошарил на кухнях и угостился чем захотелось, но без чрезмерности. Неизвестно еще, как объяснить эдакие феномены со временем… потому объедаться в такой ситуации до состояния блаженной истомы не стоило. Чревато, дамы и господа, – волчара должен быть чуть голодным. Что перед дракой, что перед погоней.
   И только тогда лорд вышел на середину залы. Повинуясь наитию, он не стал разуваться, как в прошлые разы. Вступил в Круг Силы как хозяин, четко сформулировал в голове пожелание и в знак подтверждения негромко стукнул посохом.
   Бум-м-м… словно колокол, право. Звенело, правда, скорее всего в голове – как Валлентайн ни оглядывался, до самого горизонта издавать таковые звуки оказывалось решительно нечему. Да и вообще, тут, куда он попал, не было ничего. То есть совсем.
   Но тем не менее волшебник мгновенно узнал это место, даже сейчас обжигающее восприятие неслышным жаром той давней битвы. Песок неплохо поработал, занеся долину, а светящийся волшебными знаками огромный Рунный Камень каменотесы всех народов аккуратно расчленили на части и развезли далеко в разные края. Почти заплывший холм по левую руку, за которым некогда был алтарь древнего народа – может, зря его тогда разрушили по повелению осмотревшего место боя Валлентайна?
   Глядишь, сейчас и сгодился бы. Уж иные проверенные временем истины куда вернее новомодных и подчас выглядящих весьма эффектно задумок…
   Колокол в голове наконец утих. То просто Замок обиделся, что в его Круг Силы стукнули такой гадостью, – запоздало сообразил одинокий человек, грустно шагая по месту одного из своих величайших триумфов и вертя в руках посох.
   Да, кажется, здесь… Черное дерево бестрепетно и властно ударило в пустыню под ногами. Разлетелись брызги остатков старой магии, пошли волнами и раздались в стороны напластования позднейших, невесть зачем принесенных сюда ветрами и брошенных заклинаний.
   Песок и камешки со скрежетом поползли из-под ног. И через несколько мгновений Валлентайн воочию увидел страшную, обожженную корку шлака, занесенную за годы слоем песка и щебня.
   – Как в тот раз.
   Он пристально посмотрел вниз.
   Прямо между носками запыленных сапог виднелся наполовину впеченный в этот уродливый гигантский шрам камень. Небольшой черный круг, выточенный в незапамятные времена искусными и могучими рабами из первозданного мрака – ни огонь битвы, ни время оказались не в силах его уничтожить.
   – Да уж, помыслы богов не сразу доходят до простых смертных. – Молодой волшебник присел, не решаясь коснуться находки рукой.
   Дуул'Зерот – что бы это ни означало на древнем и напрочь забытом языке – это не имя. Титул? Должность? Знак особого доверия темных богов? Верно, немалая сила и знания переходят к обладателю этого знака. Три насечки – трижды менял он хозяина, и трижды победитель получал новое имя.
   Дуул'Зерот. Хм-м, звучит как-то немного нелепо. Или, что вернее, за тысячелетия изменился алфавит и нынче просто неправильно читается. Валлентайн грустно смотрел на вплавленный в шлак знак внимания богов. Символ признания – сегодня ты сильнейший.
   Приди и возьми по праву!
   – А оно мне надо? – Стоило признать, зверь в человеке весьма брезгливо отнесся к таким перспективам. Ну не его это! Будь воля, он еще и лапу заднюю задрал бы тут, чтоб полнее выказать меру своего презрения.
   Но Валлентайн все же не решился на подобное кощунство. Лишь погладил так и поющий неведомую песнь в такой близости от знака посох… Хорошо пел, многое обещал – и выполнил бы: уж богам-то нет нужды обманывать своих верных слуг.
   Две ладони еще раз погладили блестящее, словно черное стекло, дерево, а затем с хрустом сломали посох о колено. Тут бессилен был бы топор гномьей стали или ледяной клинок могучего волшебника. Однако для чернокнижника это было всего лишь дерево, его умения и способности были именно таковы…
   Слабое эхо, словно увязший в тумане звук, прокатилось над безжизненной пустыней. Медленно, словно нехотя, треск и гул прекратились, и Валлентайн обнаружил, что держал в руках две струйки черного дыма. Они выпорхнули из ладоней, взвились в воздух и тут же развеялись порывом ожившего ветерка.
   Ага!
   На черном каменном круге под ногами, казалось, прибавилось зарубок. Однако нет, то сам неведомый символ покрывался безобразными трещинами, а потом и вовсе рассыпался в горстку пыли, ударившей напоследок в нос дурным запахом.
   – Фу-у… Ой, да ладно вам, бессмертные. Раз уж дали свободу воли, чего теперь недовольство проявлять. – Молодой волшебник поморщился, разгоняя ладонью воздух у лица, и поднялся с корточек.
   Чуть стороной пролетел степной канюк, невесть что высматривавший в этих пустынных местах. Окончательно очнулся от дремы ветер и прилежно потащил по небу одинокую тучку. Негромким потрескиванием отозвалась остывающая к вечеру глыба песчаника, а с ее макушки на проходящего мимо человека своими черными и блестящими бусинками глаз недоверчиво уставилась серая и часто поводящая боками шустрая ящерица.
   Что характерно, тень ее вела себя на камне прилежно – как и полагается хорошо воспитанной тени.
   Кажется, пронесло…
//-- * * * --//
   А тяжелая ладонь у девицы! И пощечина-то какая звонкая вышла – аж в глазу слезинка стыдливо наметилась.
   – Я уж думала, ты издох наконец-то! Исчез и истаял, как дым… Но оказалось, что прихватил посох колдунский и опять куда-то умотал гнусности делать. – Чайка страдальчески помахала в воздухе отсушенной о лицо своего лорда ладошкой, подула на нее.
   И затем совершенно непоследовательно протянула руку вперед. Раскрытую.
   – Верни мне кольцо! – Вот и поди пойми этих вертихвосток!
   То прилюдно в физиономию швырнула, теперь втихомолку обратно требует… Валлентайн осторожно потрогал нос, на пробу втянул им холодный воздух – нет, кажется, не разбила. Он хмыкнул, а затем с полным непочтением к дворянским титулам изобразил в сторону Чайки вполне полновесный деревенский кукиш. Дулю скрутил, проще говоря.
   Встретились они на узкой площадке-галерее подземелья. По одну руку грубая, шершавая и чуть осклизлая от вечной сырости каменная стена. А по другую провал неведомо куда. И от одной только мысли, кто или что оттуда с таким жадным любопытством прислушивалось сейчас к этому разговору и этой буре чувств, становилось как-то не по себе.
   Лорд забрел сюда в задумчивых поисках – как оказалось, именно из этой глубины отозвалась на зов неведомая тварь, когда весь мир вокруг застыл в зачарованном сне. Ну а Чайке стоило лишь мимолетно поинтересоваться, как Замок услужливо подсказал и местонахождение, и как туда пройти.
   Предатель!
   Тот вроде бы откровенно застыдился, струхнул. И даже поджал бы хвост, но, увы и ах, такового у Замка предусмотрено не было. Мало того, уловил, что хозяин гневается больше для порядку, а потому стыдиться, в общем-то, и не подумал…
   – Ах, так? – Чайка едва не задохнулась.
   Великолепная в своем гневе, она рассерженной кошкой прыгнула вперед. И несдобровать бы тут лорду и волшебнику, уж отбиваться серьезными средствами от вредной девицы он не стал бы ни за что на свете, но оказалось, что оба принесли с собой из Искаженных Миров навыки рукопашного боя. Хоть и учились у разных учителей, но, как говорится, нашла коса на камень.
   И через некоторое время девица отпрыгнула обратно, с тихим подвыванием потирая ушибленное плечо да хмуро зыркая исподлобья.
   – Ну отдай, по-хорошему прошу…
   «Вот как, это было еще по-хорошему?» – Валлентайн не стал скрывать своего удивления. Опершись плечом о стену, он помассажировал едва не вывернутое этой бешеной девицей бедро. А затем полез за пазуху и добыл оттуда обретающееся на крепком кожаном шнурке витое изящное колечко. Он еще миг-другой рассматривал его пристально – даже дохнул легонько Силой, чтобы зарядить сей немудреный артефакт. Полюбовался на вновь просиявший ободок металла… и перед вытянувшимся лицом Чайки выгнал оттуда тень.
   – О, барон… надо же, какая встреча! – Чернокнижник на миг возобладал над человеком: Валлентайн проворно добыл из кармана пузырек, в который хотел собрать немного костной муки из обретающихся там и сям по углам скелетов в ржавых кандалах. Раз-два! И тень бывшего барона Эрбиса проворно юркнула туда, куда ее загнала беспощадная воля чернокнижника. Но, едва тот спрятал в карман пузырек, как обнаружил, в свою очередь, что пойман и сам. Нет, не в кандалы, не в магические удавки или прочие пошлости – в девичьи объятия. И вырываться из них почему-то ну никак не хотелось. Несмотря даже на то, что руки лорда обняли и приласкали стройную негодницу Тэлль. Губы у нее оказались мягкими, горячими и в то же время прохладными. И настолько вкусными…
   Те, кто создал и построил этот Замок, были настоящими мастерами своего дела. Однако всему приходит свое время и все имеет свой конец. Быть может, камень, из которого была устроена галерея, за века обветшал, а возможно, свою лепту внесла и вечно голодная неведомая тварь внизу, которая с тоски подгрызала неподатливую твердь…
   – Держись! – Валлентайн извернулся, одной рукой вцепившись в рассыпающийся под пальцами выступ, и, едва не вырывая из сустава плечо, зашвырнул с перепугу превратившуюся в Сандру девицу наверх.
   Ей почти удалось. Почти – раздирая в кровь изящные руки, она лишь долю дюйма не дотянулась до уцелевшего края. Заскрежетали обламываемые ногти, не в силах надежно уцепиться за неровности излома, и неумолимая сила тяжести вновь потянула ее вниз…
   Нет, положительно, надо будет озаботиться каким-нибудь летательным заклятьем! Валлентайн взвыл от безнадеги. И последним, отчаянным усилием он оттолкнул уже падающее обратно девичье тело от себя.
   Туда, наверх… ну же!
   Будь проклят придумавший эту гнусность – сила действия равна силе противодействия! И все же, если бы кто мог посмотреть в лицо падающего в жадно раскрывшуюся навстречу бездну человека, он бы изумился. Легкая победная улыбка – она все же достала до края, уцепилась.
   А все остальное, право, такая пошлость…
//-- * * * --//
   Все ерунда, кроме пчел. Ну если хорошенько вдуматься, – пчелы тоже ерунда… К чему в голову лезет такая чепуха, Валлентайн так и не смог понять. Он осторожно закашлялся и тут же поморщился, почувствовав на губах так и бьющие изнутри железисто-соленые брызги. Ой, как нехорошо – если обломки ребер проткнули легкие, дело худо. Ведь эльфийский целитель в свое время сомлел куда раньше, чем смог из косо прорубленного в скальной породе тоннеля выйти на обвалившуюся ныне галерею и попробовать определить эту дрянь внизу.
   А это значило, что некая тварь, существо, нежить – нужное подчеркнуть… хм-м, да можно все подчеркнуть – это нечто, короче говоря, имело к черному самое непосредственное отношение.
   Все скудные остатки сил уходили на незримый щит, разделяющий сознание на здесь и там . Здесь оказывалось вполне терпимо, хотя там… там человеческое естество корчилось и визжало от боли. И все же Валлентайн безжалостно расширил и подвинул преграду, стиснул скулящую точку и задвинул куда-то в угол. Между воспоминанием, когда вывихнул палец, и той минутой, когда в детстве вместо безобидной мухи-музыкантика поймал ладошкой такую же с виду полосатую пчелу… Надо же, еще помнится!
   Так, темнота такая, что не помогало даже истинное зрение – ну, такое пару раз бывало и раньше. Хотя бы в той гробнице некстати проснувшегося древнего и весьма могучего шамана… Неплохо тогда степняки с восхода заплатили за усмирение беспокойного мертвеца.
   Левая нога откровенно сломана и хрустит эдак мерзко – не смертельно. Ребра похуже, но и черного мага так просто не убить.
   А вот навалившееся со всех сторон жадно чавкающее нечто озадаченно приостановилось – хоть и долго пришлось ждать очередной подачки сверху, но она все-таки прилетела. Да вот, полакомиться-погрызть человечину что-то никак не удавалось. Нет, не мерзкую плоть, но сладкое и незабываемое нечто. То ли душу, то ли ауру – суть не в терминах.
   Темнота грызанула снова, впиваясь во все тело тысячами ледяных иголочек, и с отчетливо скулящим визгом недоуменно отпрянула.
   Лежащий на каких-то то ли камнях, то ли старых костях Валлентайн даже нашел в себе силы усмехнуться. Ну-ну, видали мы таких охочих до чужого магического естества. А ядику хлебнуть полною мерой не хочется? Тут припасено на всякий случай – да таких заклятий и щитов, что на целую армию энергетических вампиров хватит. Специально когда-то озаботился, чтобы потом применять, особо не задумываясь и не разбираясь – какой же именно твари захотелось сладкого.
   Судя по обиженному сопению в магическом эфире, голодное до дрожи нечто попеклось хорошо, даже очень. И пробовать вновь что-то желанием пока не горело.
   А все же стоило признать, что переутомление последних дней даром не прошло – уж прежний, полный сил Валлентайн не позволил бы себя так легко обидеть. Впрочем, девчонку вытолкнул туда – и то хорошо… Он осторожно прислушался, послав вверх несильный зов.
   Обычно такого хватало, чтобы поставить на уши город средних размеров или с побледневшими лицами ухватиться за защитные амулеты сразу нескольким полкам тяжелой, закованной в сталь королевской пехоты. Но здесь впечатление оказывалось такое, словно нырнул в банку с чернилами. И, разлегшись на донышке, пытаешься разглядеть солнце в зените.
   Впрочем, судя по легчайшему сотрясению почвы, там наверху тоже поднялась суета нешуточная, однако следует признать, что живым опуститься сюда мог только черный маг, причем силы немереной. А стало быть…
   – Хочешь однажды выйти отсюда?
   Одна из заповедей волшебника гласит… что же она там гласит?.. Ах, ну да: если обстоятельства сильнее тебя, приспособься к ним и действуй в дальнейшем, исходя из них. Или как-то так – уж невероятная гибкость и изменчивость чародеев рода людей и позволила им неизменно оказываться в числе самых могучих.
   Спустя долгое время – судя по тому, что временами впадающий в легкое забытье Валлентайн сбился со счета ударов своего сердца, – в голове сам собой соткался ответ. Даже не слова и не мысль – это что же, кто-то тут предлагает сделку? Какой-то полудохлый человечишко – могучему демону?
   – Эх, дурачок…– Смеяться не разрешил бы любой хоть мало-мальски соображающий целитель. Вот беспомощно распростертый в темноте волшебник, которого тьма здешней темницы лишила почти всех способностей и сил, и запретил себе смеяться дальше, похрустывая обломками ребер. – Чего стоит вся твоя сила, власть? Какой в ней смысл?
   Поскольку темнота не отзывалась, а лишь осторожно пробовала с разных сторон – эй, ты не умер? Не ослабел? – Валлентайн кое-как подкопил сил. И, отгоняя так плывущие перед невидящим взором мутно-зеленые круги, продолжил:
   – Видишь ли… сила, власть – это не цель. Это всего лишь средство. Для чего? А это уже решает душа. У тебя-то ее нет…– Он осторожно кашлянул, сплюнул в сторону. – Короче. У меня особого выбора нет, но и у тебя другого случая не представится. Признай меня своим господином, а себя моим рабом, и я вытащу отсюда нас обоих.
   Как же нелепо осознавать, что в этой темноте разговаривали двое. Один еще почти живой и второй, который живым никогда не был. И, если темнота ответит первому отказом или же достаточно долгое время просто помолчит… Нет, о таком даже и думать не хотелось.
   Впрочем… подумать-таки придется… и даже кое-что по этому поводу предпринять…
   Стоило признать: те, кто придумал и соорудил эту темницу, были гениями. Если даже могучий бестелесный демон не сумел выбраться наверх, то хитроумию зодчих-архитекторов можно отдать должное. Хотя вполне возможно, что те были всего-навсего тюремщиками и весь Замок изначально и был задуман как охрана этого места заключения?
   – У всех народов есть предания, как демоны искушали и совращали смертных, – невесело усмехнулся Валлентайн. – А каково тебе вдруг почувствовать себя искушаемым?
   Пальцы его уже давно зарылись в обломки под низом. Как можно дальше, чтобы почувствовать влажный холодок. Правда, для того пришлось чуть послабить щит восприятия – и воспрянувшая от уныния боль в своем закутке с готовностью принялась выворачивать все тело. Ничего, потерпим пока… вот так…
   Пальцы на правой руке слушались плохо: судя по всему, они были порядком покалечены при падении. Зато левая наконец-то уловила слабое даже не дуновение Силы – один лишь прохладный отголосок его. Чуть поманить, потянуть на себя… вот и все…
   Тюрьма надежно защищена от любой магии. Выход наверх не смог бы преодолеть даже дракон. Но все же, как говорил чумазый от копоти Миха по прозвищу Гоблин, на любую хитрую жэ найдется свой хэ винтом. И когда едва не выгибающуюся от боли спину захолодило выступившей снизу водой, Валлентайн легонько засмеялся от облегчения.
   Уж плавал-то он пусть и не как рыба, но прибывающая вода, равнодушно относящаяся ко всяким хитроумным магическим препонам, просто поднимет его наверх.
   Простенько и в то же время изящно, как и все построения не желающего налево-направо громыхать грубой силой хитроумного чернокнижника. Ах, ну да – и этого демонюгу полоумного тоже прихватить не забыть. Нечего такому добру в каталажке прохлаждаться…
   Бессмертные с небес или из темных бездн в тот день наверняка здорово повеселились. Уж смотреть на мокрого и жалкого чернокнижника, кое-как выползшего из подвалов и обнаружившего Замок и весь город пустыми, наверняка было до колик смешно.
   – У-у, паразиты, – беззлобно ругнулся Валлентайн и продолжил рыться в запасах лекарственных зелий, обнаруженных в комнате Эндариэля.
   Каким образом и куда запропастилось все живое в этом мире, он задумываться не стал. Да и вряд ли смог бы – вздувшаяся мутная пелена забытья уже почти наполовину сузила восприятие. Пухла и давила – почти смертельно раненному такие приключения и путешествия строго-настрого, знаете ли, противопоказаны…
   И хоть бы кошку сюда или собаку какую! Одной руки и краешка ясного сознания хватило бы, чтоб провести обряд и набрать достаточно Силы – себя подлатать да потом добраться до толкового целителя. Но во всей обозримой местности не наблюдалось ничего крупнее мыши или окончательно обнаглевших воробьев.
   Интересно, а рыбу можно с должным чернокнижным обрядом разделать?
   Примерно такая мыслишка все вертелась в голове исходящего из холодеющих губ розовыми пузырями волшебника, когда он на тележке молочника осторожно спускался по дороге в порт. Если удастся выбраться в реал – похоже, здесь всего лишь отражение , – надо будет того добродушного гоблина, оставившего у крыльца замка свою повозку, ото всех податей освободить… ну ладно, ладно – на год точно.
   Волна лизнула лицо горько-соленой прохладой, и потерявший сознание калека кое-как пришел в себя. Недоуменно он осмотрелся, не в силах ничего сообразить – где он и вообще кто он? И какого эльфа так больно-то?!!
   – Ах, ну да…
   Первой на зов опущенной в воду руки приплыла треска. Жирненькая и глупая рыбина потыкалась бестолково в безвольно шевелящиеся пальцы человека, а затем блеснула на мелководье серебристо-черным боком, опомнилась и тотчас испуганно метнулась обратно.
   Здоровенный краб тоже не рассеял сомнений чернокнижника – да у этой же твари все совсем не как надо! Как его и через обряд-то вести? .. Иди гуляй, клешнявый!
   – Ну что ж, да простит меня ваше племя, – вздохнул уже отчаявшийся было человек. – Если смогу – отплачу, за мной не задержится.
   И крутобокий дельфин, зачарованный одним прикосновением бледных и грязных пальцев, ударил хвостом – словно подброшенный меткой рукой, он упал рядом в тележку.
   Этот совсем другое дело – воздухом дышит, да и что-то вроде души имеется. Не чета холодной и безмозглой рыбе… Говорить сил уже не осталось. Глаза слипались от усталости и непрестанной борьбы за каждый дюйм пространства – с болью и подкатывающим отчаянием. А надежно спеленавшее хозяйственно прихваченную снизу тварь заклятье истончалось с каждым ударом сердца – оно билось все слабее и слабее.
   Тем не менее человек и беспечно помахивающий хвостом дельфин выехали по пандусу на основание мола – туда, где осенью моряки хотели в складчину поставить какой-нибудь памятник. А что, хорошее место – правда, отныне будет проклятым… или нет?
   Несколько острых осколков разбитого стекла – неважнецкая замена ритуальному или жертвенному ножу. А свечные огарки из старого морского фонаря куда как уступали настоящим черным, с добавлением особых травок. Пучки гнилых водорослей да кое-как, ногтями расковыренная ракушка мидии – в вершины наспех очерченной своей кровью звезды. Да, надо уметь обходиться тем, что есть… О, а в последнюю точку хохмы ради положить дохлого краба. Зря, что ли, валялся он тут, вонь разводил?
   И наконец Валлентайн, закусив губу от боли, приподнялся. Сделал первый надрез, на лету делая поправки сообразно строению тела этого хоть и морского, но все-таки животного, а дальше инстинкт зверя да отчаяние, помноженные на умения, сделают все сами…
//-- * * * --//
   Что-то последнее время неприятностей заметно прибавилось. Впрочем, следует отдать должное: не все так плохо, как могло бы быть.
   С другой стороны, могло и вовсе не быть… Во всяком случае, в глазах иногда рябило, спать хотелось просто до неприличия, но Валлентайн не роптал. Знай наворачивал себе наваристый суп, который все-таки удалось спасти…
   В заведении Гарри оказалось так же пусто, как и во всем городе. Потянув в воздухе носом, исцелившийся непонятным до конца даже себе образом волшебник прошел на кухню, где некоторое время с задумчивым и глубокомысленным видом созерцал здоровенную кастрюлю, что мирно побулькивала на закопченной плите, исходя паром и весьма привлекательными для голодного желудка ароматами.
   Сообразив, что так можно остаться и без обеда, молодой волшебник плеснул в огонь ковшик воды – снять пятиведерную трактирную кастрюлю с плиты он сейчас попросту не мог. Вроде и подлечился, но все же хороший отпуск не помешал бы… А пока что можно обойтись и парочкой тарелок здешней недурственной стряпни.
   – Что скукожился? Отвык от света…– Валлентайн предложил бестелесному демону тоже отведать изысков кухни пухлозадой супружницы Гарри, но тот робко сжался в своей магической удавке и по-прежнему молчал.
   – Ну как хочешь. – Волшебник добродушно ухмыльнулся, ощущая, как по телу начала разливаться блаженная сытость. А затем подумал и налил себе третью тарелку.
   Все равно в этом отражении реальности есть суп больше некому…
   Проснулся он к закату. Некоторое время наблюдал, как за погасшим в отсутствие хранителей огня маяком величественно поднималась хозяйка Ночь. На тонущее за горбатым мысом солнце Валлентайн даже не взглянул. От этого проклятого Света больше мороки, чем пользы… Потому он с наслаждением потянулся и решительно зашагал к маяку.
   Путь оказался несколько дальше, чем предполагалось. Да и разбитое подобие дороги вряд ли бы пришлось кому по вкусу, но все же эти незначительные препятствия волшебник преодолел, пусть и прогулочным шагом.
   И лишь здесь, на верху маяка, он с похолодевшим сердцем осознал, зачем он сюда пришел.
   Гори, огонь! Пусть некому ловить жадным взглядом твой свет, пусть ничьи глаза не высматривают его в темноте нетерпеливо и с надеждой, а все же – свети! Валлентайн немного гордился сам собой, уж он вбухал в незамысловатое устройство столько чар, что хватило бы на несколько лет работы. Простенький масляный светильник давал только искру – главной тут все равно оказывалась магия.
   Чуть волнуясь, он повернул потертую до блеска бронзовую рукоятку – и в темноту вырвался ослепительно-белый луч. Залитые маслом шестерни провернулись, и постепенно механизм набрал обороты. Быть может, когда-нибудь чьи-то усталые и красные с недосыпу глаза увидят в ночи этот свет и повернут корабль к надежному пристанищу. Быть может, и нет, но все равно!
   Всем, всем, всем – я жив. И горе тем, кто о том позабудет!
   Ну вроде все? А теперь домой. И спать, как на первенство города среди пожарных!..
   …Веревка оказалась коротка. До дна пропасти совсем чуть-чуть не хватило реквизированной в канатной мастерской бухточки, но волшебник не роптал. Нырять в холодную воду, держа в одной руке тяжелый бронзовый подсвечник, а другой придерживаясь за вяло извивающийся в воде трос – занятие, знаете ли, весьма сомнительное.
   Демон неведомого вида, которым все никак не удавалось заняться поплотнее, бешено затрепыхался, едва уловил намерения своего нового хозяина. Но мнения его никто тут не спрашивал…
   Из-под истерзанной одежды иногда вырывались пузырьки воздуха и, щекоча тело, суетливо удирали наверх. Назад, туда, к свету и теплу, словно страшась неведомых и непроницаемых ни для взгляда, ни для магии глубин. Хорошо еще, что впопыхах Валлентайн едва не перепутал заклинание остановки дыхания и остановки сердца – вот был бы потом повод для самокритики!
   Будет ли оно, это «потом», он не задумывался. На четверть часа заклинания хватит, а там желание подышать воздухом из просто мысли перетечет в насущную необходимость. Впрочем, этого времени должно хватить с лихвой. Ведь сейчас на дно опускался не калека с затуманенным сознанием – могучий волшебник, залитый до бровей недоброй, злой Силой…
   Вода уходила неохотно. То ли понравилось ей здесь, то ли слишком уж сильным оказался тот посланный ей зов – Валлентайн терпеливо дожидался, забавляясь ощущением беспомощно барахтающегося рядом демона. Захлебнуться не захлебнется, но более чем неприятных ощущений наберется с лихвой… Прикинув, что за сотни лет у демона наверняка крепенько стали набекрень мозги, волшебник улыбнулся.
   Оп! А вот этого не надо! Судорожно дернувшись, он едва не наглотался воды… и в этот момент в макушку отчетливо плеснуло. Кажется, вода опустилась достаточно низко. Держась за конец свисающего сверху шершавого троса, Валлентайн вытянулся в струнку, стараясь не отрывать сапог от дна. И в тот момент, когда вода полностью ушла, впиталась в только ей доступные поры, он почувствовал, что все прошло верно.
   Ноги касались прошлого, прочно опирались на что-то похрустывающее под каблуками, а стиснувшиеся, словно в судорогах, руки уцепились за единственную ниточку, позволявшую в бесчисленных развилках вероятностей нащупать путь домой.
   И пропади они пропадом, все эти как? почему? и зачем? – пусть другие головы ломают… В тот момент, когда он решился наконец оторвать ноги от дна, сердце стукнуло так сильно, что на миг Валлентайну почудилось, будто он сорвался и теперь навечно обречен торчать здесь, коротая время в беседах с бестелесным демоном…
   – На будущее надо будет узлов понавязать – ведь помнил же! – задыхающимся голосом выдохнул истерзанный человек, позволив себе всего миг отдыха.
   Ощущение было такое, словно он залез уже вверх на добрых пол-лиги – руки и ноги крепкого, ничуть не изнеженного парня уже ныли от усталости. Но он четко помнил бирку на бухточке. Четвертушка лиги… да чего тут рассуждать? Лезть надо…
   Вперед, там кабаки и бабы!
   Он так рассмеялся от этого немудреного солдатского девиза, что едва не сорвался. Но в уши уже ударило эхо… так и есть, через еще десяток подтягиваний в голове постепенно что-то стало расширяться – это магическое восприятие волшебника привычно вошло в резонанс с окружающим миром.
   В глаза ударил свет. На уцелевшем обломке галереи стоял одинокий фонарь с матовыми стеклышками. Но, судя по неестественно ровному белому сиянию, внутри покоился шар магического огня вместо свечи или масляного светильника. А веревка была привязана верхним концом к массивному бронзовому кольцу двери, как Валлентайн ее и помнил.
   Но фонарь… вот этого он не делал точно. А стало быть, куда-то все-таки вылез. Кто-то же, чья-то заботливая или небрежная рука оставила здесь свет?
   Последние несколько движений Валлентайн сделал как можно тише и уже в безопасности галереи позволил протестующе разнывшемуся телу чуть отдохнуть, отчего-то ощущая себя забравшимся в тыл противнику диверсантом. Смех смехом, но Замок откровенно дремал, никак не обнаружив возвращения хозяина. Правда, на башнях перекликнулись бессонные огненные воительницы, несшие там караул. Цокали часы возле лестницы, а где-то на крыльце во сне заскулил о чем-то своем трехглавый пес…
   Валлентайн стоял у большого, как сказали бы в иных мирах – французского, окна верхней галереи, и на душе у него отчего-то было немного грустно. Вид мирно спящего в ночи Ферри-Бэя сам по себе наводил на романтический, лирический и даже чуть философский лад.
   Но то, что весь город оказался занесен снегом, закутан им, словно ребенок в руках заботливой мамаши, – это и впрямь впечатляло. Куда исчезли три или четыре месяца, конечно, можно списать на всякие научные и не очень феномены. Когда лазаешь через границы миров не прилежно изученными тропами, а словно вор в ночи прокрадываешься через потайной лаз, следовало довольствоваться хотя бы тем, что вообще пробрался…
   В гавани плавали скупо видные льдины, возле Медвежьей горы зимовали на берегу засыпанные снегом корабли, и маяк с другой стороны равнодушно подмигивал лучиком света. Будто биение сердца – надо же…
   Малышка Джейн, в которую пристально всматривалась бесшумная тень, легонько мурлыкнула во сне и повернулась на другой бок, все так же цепко прижимая к себе потрепанную куклу в линялом платьице. Ну что ж, спасибо, хоть не несколько лет прошло – маленькая гоблинка почти не изменилась…
   Он ходил по залам и галереям тихо, словно призрак. Огненные воительницы вполне могли бы сообразить – настоящие призраки теней не отбрасывали даже от магических светильников. – Но и этот, до жуткой дрожи похожий на прежнего хозяина, тоже не отбрасывал. Валлентайн мысленно погладил себя по голове за сообразительность и вовремя пришедшую на ум идею прикрыться как накидкой прихваченным из бездны демоном. Замотался в него, как в одеяло, – хоть и косились охранницы на эдакое диво, но внимания не обращали.
   В спальне, где обычно спала Чайка, оказалось все совсем иначе. Среброволосая ламия Делия беззаботно разметалась во сне на широкой кровати. И точно, как маменька Верайль, причмокивала тихо губами. Спи и ты, молочная сестренка…
   Да уж, где же еще найти эту несносную, как не в собственной постели? Валлентайн некоторое время стоял, недоверчиво присматриваясь – кто и зачем оккупировал его комнату? Могли бы и в покое оставить, в знак уважения к пропавшему без вести.
   Не так уж и трудно человеку знающему и умеющему бросить один лишь взгляд в окно, чтобы заспанная луна продрала глаза и выглянула из-за туч. В этом бледном серебристом свете он пристально, словно не всего лишь сутки назад, рассматривал это полузабытое лицо. Пришлось даже наклониться и неслышно подуть, сопроводив несколькими тайными словами, – пусть уйдут нехорошие сны.
   Чуть нахмуренные брови Мазуни медленно разошлись, а сама девица обняла покрепче подушку и даже чуть улыбнулась во сне. Знает, в чьем облике встречать… И все же Валлентайн отчего-то медлил. Посмотрел опять в окно на никогда не виданный таким город. Красиво? Да, красиво – особенно осознавая, что вот тут спит она. Одна-единственная, хоть и во многих обликах. И что особенно хорошо – ничто и никто не нарушит ее сон и покой.
   Горько отчего-то. Как же неуютно ощущать себя живым покойником. Все уже, выходит, смирились – хорошо хоть не догадались памятник поставить. С них станется…
   Он еще долго смотрел на это безмятежное лицо, а затем, отчего-то волнуясь, как вознамерившийся утащить варенье мальчишка, потянул из-за пазухи шнурок. Тоненькое витое кольцо, видевшее свет иных миров, покорно легло на ладонь. Быть может, и даже наверняка – его сделал кто-то из тех еще, первых эльфов. Не великий мастер, а лишь ученик, робкий подмастерье – в подарок своей остроухой подруге… Постепенно кольцо налилось лунным светом – настолько, что по прихотливым завиткам безыскусной и все же пленительной безделицы замерцали сполохи.
   Чайка во сне медленно, словно нехотя, вернулась в свой обычный облик. Неслышно мурлыкнула что-то сквозь сон, когда чья-то нескромная рука осторожно надела на ее палец тонкий знак несбывшейся мечты. Спи, девчонка, и пусть отныне никакая беда не омрачит и не нарушит твой сон.
   Не нарушу и я… Спасибо за подсказку, Сашка Грин из несуществующего мира!..
   Спустя несколько мгновений спящая осталась в комнате наверху угловой башни одна. Затянулось тучами небо, погасла луна. Исчезла тень, еле слышно чавкая промокшими насквозь сапогами. Да и стоявший на прикроватной тумбе череп с ало мерцающими глазницами – прикрытый, дабы не смущать взор, деликатной частью дамского белья – испарился в неведомые дали.
   Невесть куда сгинула со стены старинная шпага с витым эфесом и лучшими мастерами исправленным клинком. А прибравший все это лорд неслышно и привычно скользнул по ступеням вниз.
   – Все дрыхнешь? И куда в тебя столько лезет…– Трехглавый пес лениво шевельнул хвостом. Один глаз приоткрылся, бросив на заснеженный двор отблеск алого сияния.
   Валлентайн присел возле черного под белым снегом демона и некоторое время лишь бездумно почесывал лохматый загривок зверюги. Да что он, собственно, ожидал? Оркестра и цветов при встрече? Шлялся несколько месяцев неизвестно где, да при том невесть чем еще и занимался. Коль решили, что ты умер, а мир от того не перевернулся – значит, так тому и быть…
   – Слушай, тебе приятель не нужен? – сам не зная зачем, поинтересовался он у бессменного сторожа и охранника.
   Судя по сразу четырем навострившимся лохматым ушам, мысль псу понравилась. Потому волшебник хмыкнул и потрепал его по ближней голове.
   Выдернуть волосок из шерсти – казалось бы, чего проще? Это – если забыть о насквозь потусторонней сущности обладателя оной… но Валлентайн справился. Оглядевшись, улыбнулся. Ну да, конечно! Вода еще никогда не подводила – и ладони, словно сами собой, слепили из снега маленького щенка. По бокам тут же выросли еще две головы, но в середине оказалась сокрыта и плотно утрамбована толстая щетинка, крохотная частица сущности большого трехглавого зверя. А тот посматривал заинтересованно, даже временами еле слышно поскуливал от нетерпения и то и дело совался под руку туго дышащим носом.
   Молодой волшебник отпихивал любопытную демонячью морду и продолжал наводить окончательный лоск. И вот уже в руках обнаружилось примерное подобие каприза вспыхнувшего желания. Зато пес как-то по-особому тихо рыкнул и для убедительности даже легонько потеребил зубами рукав хозяина.
   Волшебник едва не выронил свою работу, когда до него дошла мысль демона.
   – Не приятель, а приятельница? Ну ты даешь, чертяка!
   На усталое небритое лицо спустя долгое время выплыла осторожная, чуть кривая улыбка. Валлентайн кивнул. Снежная фигурка в его ладонях послушно перевернулась, а мизинец одним стыдливым движением обозначил дырочку в нужном месте.
   – А вдруг от таких забав потом щенки заведутся? – строго поинтересовался он у нетерпеливо ерзающего уже черного зверя.
   Судя по тут же проявившейся на всех трех пастях вполне собачьей улыбке, такие перспективы демона как раз не пугали. Потому Валлентайн вполголоса отдал тихо дремлющему в предрассветном мареве Замку распоряжение: если что, трехглавых собачат раздавать только в хорошие, надежные руки. А потом призадумался на миг и кивнул. Годится…
   – Тебе что, особое приглашение нужно? – Взгляд искоса нет-нет да цеплял маячащего над заснеженным плечом бестелесного, который с интересом приглядывался к действу.
   Ухватить за шкирку невесть сколько веков скучавшего в бездне демона и сунуть в снежную фигурку – то оказалось полдела. Сверху еще немного магии воды – и припечатать таким дерзким заклятьем, что неосторожно сунувшийся сюда трехглавый пес мгновенно отпрянул, фыркнул и даже прикрыл нос мохнатой лапой.
   – А вот не лезь куда не следует, – авторитетно заявил Валлентайн, с интересом присматриваясь к получившемуся.
   Доселе творить новую жизнь позволялось только богам. Ну и женщинам, понятное дело, – за одну только эту способность он их к небожителям и приравнивал. Однако данный случай, стоило признать, все же ни под какую классификацию не подходил.
   Но тем не менее что-то не срасталось – и тогда мгновенно возобладавшая гордость черного мага сразу же напомнила о себе. Волшебник не мешкая царапнул запястье шпагой и позволил упасть на спину диковинной снежной собачке одной-единственной капельке. Достаточно… тут дело не в количестве, а как раз именно в качестве.
   Замершая у ноги фигурка шевельнулась. Неуверенно дернулась, отчего задние лапки разъехались в стороны, и совсем живой щенок с возмущением шлепнулся на то место, над которым уже вовсю заходил помелом куцый хвост. Ну разумеется, левая голова в одночасье сцепилась с правой, а средняя тут же принялась с упоением таскать обе за уши своей пока беззубой еще пастью.
   Здоровенный пес разглядывал маленькую белоснежную собачонку у ног хозяина с таким умилением, что с клыков на снег закапал жидкий огонь. А Валлентайн поднял, осмотрел свою первую работу и легонько усмехнулся. Барахтается… Ничего, подрастет, а так вполне адская зверушка. Вон за пальцы уже сейчас примеряется цапнуть.
   – Ладно, присматривайте тут без меня за порядком…
   Как он исчез, валяющийся у крыльца демон упустил из внимания. Зато под бок удивленно поглядывающего на этакое диво трехголового пса приткнулся маленький, еще пахнущий глубоким подземельем и хозяином, забавный и пушистый белый комочек. Или – комочка?
//-- * * * --//

   Этим утром она проснулась, как обычно, – в тот час, когда над маяком только загоралась хмурая полоска стального январского рассвета. Некоторое время понежилась в уютном тепле постели. И лишь затем, так и не оказавшись в силах определить, что же так непонятно теребило, она досадливо пнула оставшуюся неизмятой соседнюю подушку кулачком и выбралась наружу.
   О, как здорово – ночью опять шел снег. И теперь наблюдать через распахнутое в зиму окно за присыпанным и принарядившимся Ферри-Бэем оказалось одно удовольствие. А ведь надо признать – этот город красив. По его приказу, неукоснительно приведенному в исполнение, кое-что снесли, гораздо больше построили заново. Спрямили несколько улиц и учредили два городских парка – с непременной зеленью и фонтанами. Да и вон тот шпиль срочно возведенного Мореходного училища, откровенно перенятый у какой-то там адмиральской иглы, необыкновенно хорош…
   Проползающая над головой низкая зимняя туча шаловливо уронила на носик красавицы несколько снежинок. Словно игривый щенок, она задорно поймала их, попробовала на язычок и милостиво кивнула – разрешаю. Затем испуганно покосилась по сторонам, уж не застал ли кто ее за столь неподобающим поведением? Досужих глаз в утренней серости не оказалось, потому девица собрала с наличника пригоршню снега, в пару движений скатала его в тугой снежок и до тех пор терла и разрисовывала им щеки, пока на них не вымахнул задорный румянец.
   В комнате оказалось все так же тепло и душновато. Пару раз девица потянула носом – да нет, скорее всего, просто почудилось после свежего воздуха, будто потянуло сыростью и подземельем. И все же что-то мешало, теребило эдак незаметно, исподволь. Положив ладонь на низ живота, хозяйка миг-другой с беспокойством прислушивалась к мягким посылам собственной магии. Да нет, не то – не скоро еще очередной недуг.
   Одежду все прежние, объединившиеся в такой диковинной личности, любили простую, но удобную. Правда, дракошка предпочитала и вовсе обходиться одним лишь изумрудным блеском, а эльфийка Тэлль – откровенно армейскими мундирами. Потому и неудивительно, что хозяйка комнаты споро облачилась в добротную одежду с чуть заметным милитаристским уклоном. И, натянув полусапожки на умопомрачительных вызывающе цокающих каблучках, спустилась из своей башни.
   Тенью прошла мимо зеркала, мельком мазнув по себе взглядом – ага, опять ночью в рыжую перекидывалась… все ждала… но путь девицы вел ниже и ниже, пока в лицо не пахнуло сырой прохладой подземелья.
   Долго она стояла на пороге всегда отпертой с того дня двери, не в силах заставить себя сделать последний шаг наружу. Хотя все мастера и даже втихомолку приглашенный Дей в один голос уверяли, что укрепили оставшуюся часть галереи так, что теперь и элефанта выдержит, а все же… Слишком уж явственно вспоминался тот животный страх, когда бесцеремонный толчок в бок и под пятую точку добросил-таки ее до верха.
   – И вот – я здесь, а ты… Как ты там?
   Все так же бесстрастно, словно немигающий в ночи маяк, светил фонарь. Чайка присела, потянулась рукой и прикосновением ладони залила в немудреную светилку новую толику Силы. Пусть горит… может, и нелепо, но уж чертовски символично. Она пересилила себя и вышла на оставшуюся от прежней галереи треть. Неизвестно зачем потеребила уходивший в бездну и по-прежнему безвольно обвисший крепкий морской трос и горько усмехнулась.
   Она сама трижды пыталась туда спуститься, но теряла сознание задолго до того, как черная пелена скрывала ее от глаз и заклинаний тревожно присматривавшихся сверху. И тогда ее, обмякшую, спешно втаскивали на страховочном канате обратно, а потом отчаянно пытались убедить, что никакого позора тут нет. Зепп пытался дважды, Селина тоже – с тем же самым результатом. Верайль попробовала, но маменьку почти сразу начало тошнить, едва наизнанку не вывернулась и долго вся зеленела при одном только воспоминании.
   А отчаянно смелую или же безрассудную огненную воительницу попросту выбросило обратно. Да с таким шлепком припечатало о каменную стену, что та полдня поправляла здоровье и расстроенные чувства в пылающем чреве камина…
   Вздохнув так тяжко, что по разжалобившейся каменной стене скатилась капля сырости, Чайка куда медленнее и в гораздо более задумчивых чувствах направилась обратно. По пути кивнула попавшейся огненной воительнице, отрапортовавшей, что в ее смену никаких боже упаси и вообще, и в частности. Жестом отправила ее отдыхать в жарко натопленный камин и некоторое время стояла наверху лестницы. Все же нечего еще шастать в такую рань – и каблучки процокали обратно в свою башню.
   Снаружи за окном раздались голоса – то всегда первым из солдат просыпался Зепп, не доверявший никому обязанности следить за порядком. Затем шум, какой-то маленький и наверняка веселый переполох – маменька из своей комнаты тоже выразила вниз свое недовольство, не особо церемонясь в выражениях. Какого-разэдакого спать мешают?
   Что такое? На тумбочке нехорошо зияла непривычная пустота. И только сейчас, недоуменно оглядевшись и протянув ладонь к пустому месту там, где еще вечером на стене висела его шпага, Чайка осознала причину своей легкой нервной взъерошенности и беспокойства – на пальце полузабытым воспоминанием блеснул тонкий витой ободок…
//-- * * * --//

   С натугой отворилась дверь. Открывшись, она нагребла небольшой сугробчик выпавшего за ночь снега. Зато наружу, из застоялой теплоты казармы в зимнее утро выбрался Зепп и, позевывая, огляделся с порога. Не заметив никого, равно как и поводов для беспокойств, дюжий сотник поднатужился, смачно колыхнул воздух и, равнодушно поскрипывая снежком, пошагал к воротам.
   Здесь он окликнул мающуюся на морозе огненную воительницу. Та подтвердила – все в порядке, лишь ночью где-то в работном квартале поймали жулика и долго били, даже здесь слышно было.
   Сотник кивнул и привычно потопал в устроенное в углу двора заведение для простых. Пожурчал там и вскоре выбрался обратно, покряхтывая и благодушно позевывая. Восходя на крыльцо, он привычно перецепился через присыпанного снегом и оттого похожего на большой сугроб зверюгу и столь же привычно, беззлобно матюгнулся. Однако, когда снег взметнулся, искрясь в свете фонарей и маячащей у ворот огневой , наружу из берлоги на сотника уставились сразу шесть голов.
   Если три больших не узнать было трудно, то глаза у трех маленьких еще только наливались будущим огнем, а незнакомый с Зеппом белый щенок звонко, в свое удовольствие, облаял того из-под надежного прикрытия старшего друга.
   Некоторое время сотник с изумлением рассматривал этакое диво, еще туговато соображая спросонья. А потом набрал в грудь побольше воздуху и… Нет уж, лучше было бы сразу оглохнуть, нежели выслушивать всю эту громогласную смесь витиеватой морской ругани с безбожной бранью пехотного ветерана.
   В замке стали загораться огни. Попрятались по углам призраки и всю ночь валандавшиеся по коридорам и залам духи. Вместо них засуетились служанки, тараканами забегали по двору и стенам солдаты, а высунувшаяся в распахнутое окно маркиза Верайль добавила сверху сумятицы громкими и не совсем цензурными высказываниями. Щенок снизу звонко ей что-то отвечал – словом, старательно наводили переполоху все.
   Потому, наверное, никто и не обратил в этой сумятице внимания на еле слышный вой смертельно раненной волчицы, что донесся из-под крыши вон того углового укрепления. Вылетел он, улетел и растаял призрачной чайкой в стылой зимней дымке, вырвавшись из узкого стрельчатого окна именно так и называемой с той поры Башни Разбитых Надежд…

Валерий Иващенко ГОРЬКИЙ ПЕПЕЛ ПОБЕДЫ

Часть первая ВСТРЕЧИ И НАХОДКИ

Часть вторая МЕСТЬ КАК НАУЧНЫЙ СПОСОБ СВОДИТЬ СЧЕТЫ

Часть третья ПОТЕРЯВ ОДНО, ВОВСЕ НЕ ГРЕХ ПРИОБРЕСТИ ДРУГОЕ

Часть четвертая ПЛАТА ЗА ПОБЕДУ

Часть пятая В ПОГОНЮ ЗА НЕВОЗМОЖНЫМ

Часть шестая ПОД КРЫЛОМ ЧАЙКИ

Часть седьмая НЕ ХОДИТЕ, ДЕТИ, В ГОСТИ К ВЕДЬМАМ

Часть восьмая КОГДА ГОВОРЯТ ЖЕНЩИНЫ, ПУШКИ УМОЛКАЮТ

Часть девятая ТЕМНА ВОДА В ОБЛАКАХ

Часть десятая КЛЕТКА НАД ПРОПАСТЬЮ