&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;Юлия&nbsp;Зонис<br>|<br>|&nbsp;&nbsp;Крыщухи<br>&nbsp;-------<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Юлия Зонис<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Крыщухи<br></h3><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Крыщух-то травить будете?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В голосе старосты звучала то ли надежда, то ли, напротив, опасение. Он хитровато глядел снизу вверх на приезжего, почесывал бороду грязноватой пятерней, а за спиной его собрался чуть ли не весь поселок. Запрокидывались серые лица, раззявливались рты, детишки тыкали пальцами. И то – не каждый день к ним в глушь наезжает землемер из города. Справились бы с весенней разверсткой полей и сами, но указ был ясный – если одолевают крыщухи, надо выписывать из города землемера. И поднатужились, и выписали.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Землемер ожиданий не оправдывал. Среднего роста, кряжистый, в плечах широкий, в какой-то косоворотке – мужик, одним словом, а никакой не ученый. Голос у него, впрочем, был чистый, звонкий, и глаза не по-деревенскому цепкие.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Буду. Сегодня вечером и вытравлю. Как, сильно вредят?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не то чтоб вредят, – тут староста малость смутился и оглянулся на односельчан.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Разговор шел у калитки старостиного дома, откуда открывался вид на единственную поселковую улицу, всю в колдобинах. Дома кособочились вдоль нее, с палисадов свисало тряпье, битые горшки щерились тут и там. У соседнего дома чесался шелудивый пес, а его хозяин стоял сейчас в толпе, и вид у него, как и у пса, был недоумевающий и обиженный. Из приоткрытого рта свисала нитка слюны, и ветерок чуть шевелил ее, и плескалось под ветром тряпье на заборах. Землемер глядел на поселковых, и было ему муторно. Так вот и проходит жизнь, думал он, так вот и пройдет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Староста между тем продолжал:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Пошаливают иногда. Зерно там попортят, жито. Или в пшенице бегают, бегают, всю ночь слышно– шурх и шурх. Ходы роют, отсюда и до самого леса. Шкодят. Но не как стервецы, конечно, этого не сказать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Слушатели закивали.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Только, понимаешь…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тут староста вновь запнулся и зачесал в бороде так яростно, что пес у забора замер и уважительно на него уставился.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– С детями плохо. Больно уж много малых воруют. У Селечихи вон, третьего дня – или на той седьмице, что ли – дочку уволокли. Нет, все честь по чести, полено в колыбель положили. Полено они всегда кладут, этого не отнять.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Деревенские опять закивали.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нам-то от этого хорошего много. Полена – они справные вырастают. Работники. Мой сарай переложили на Пятицу, так иной умелец из города так не переложит. Столярничают, опять же. Или огород там вскопать, или в плуг, соху их впрячь – это как раз. Да вон, гляди – идет Бородковское полено. Поди, лет двадцать назад его подкинули, и такое справное выросло!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Землемер оглянулся. По улице шагал мужик. Шагал, тяжко накренясь, покряхтывая, впряженный в огромный воз. На возу горой высились горшки. Рядом с возом топал худой старикашка и временами подстегивал впряженного хворостиной.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Бородок не нарадуется. Такое рукастое полено ему попалось – всем бы такое. Так что даже и не знаю я…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А дети-то? С детями-то что?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вмешалась крепкая молодуха. Она прижимала к груди слабо поквакивающий сверток, а глазами грозно сверкала на старосту.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Дети-то, кровиночки! Что там с ими ироды эти делают, в норах своих? Жрут или мучают, а ты и рад! И-эх!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Цыть, баба! – вызверился староста. – Сопли вон лучше Дуньке своей утри.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Баба, однако, не смутилась. Стояла, раздувая ноздри, и несколько теток из толпы кивнули согласно – мол, права она, права.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Староста обернулся к землемеру, виновато развел руками.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Бородковская эта. Слышь. Это братана ее старшенького крыщухи утащили.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И правильно сделали, – добавил он, оглянувшись на бабу, – глядишь, вырос бы из него стервец какой-нибудь, ужо бы он тебя маленькой и сожрал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Молодуха гневно фыркнула, взметнула юбками и зашагала к крайней избе. Землемер проводил ее взглядом до самого тына.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Бородковские эти, одни с ними неприятности, – воркотал из-за плеча староста. – Много о себе думают. У них-то уж поди разов пять утаскивали, удивляюсь, как и эту не утащили.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Землемер смотрел на тын. Крепкий, высокий, из новеньких, свежеобтесанных поленьев. Видать, запряженный мужик и тесал. Мало какой умелец из города такое бы спроворил…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Из трубы Бородковского дома поднимался дымок. Тонкий, бледный, он тек к серенькому небу, и землемеру казалось, что он чувствует запах этого дыма. Пахло ржаным хлебом, добрыми сосновыми дровами, стиркой из большого корыта, пахло мокрой глиной и немного-домом. Землемер не помнил, где у хозяина была обустроена печь для обжига горшков. Он вообще мало чего помнил.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Воз, медленно катившийся по улице, подъехал к воротам. Старый Бородок крикнул, и ворота открылись. Землемеру хотелось увидеть что там, за высоким тыном, но увидел он лишь клочок смятой травы на въезде.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Голос старосты стрекотнул под самым ухом:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну что, мил человек? Будешь травить? У вас там, говорят, и яд припасен особый?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Землемер молча потянул из-за спины мешок. В мешке был плотно запечатанный горшок, доверху заполненный густой, белой пастой. По виду это вполне могло бы быть ядом. Но это был сахар. Землемер усмехнулся, подумав о том времени, когда в горшках, действительно, хранился яд. Страшно подумать, что творилось бы здесь, если бы господина нашего волостного заседателя тоже не воспитали крыщухи. Надо будет сказать вечером Полли и Вигену, чтобы забрали к себе Дуньку. Племяшку.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;2005<br>
<br><br>