-------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|  Виктория Дадиани
|
|  Все будет хорошо, или Будь же мужчиной, девочка
 -------

   Виктория Дадиани
   Все будет хорошо, или Будь же мужчиной, девочка

   Когда я познаю мир…
   Падая с высоты Тадж-Махала,
   погружаюсь в Байкал,
   прорезав облако тумана,
   я лбом упираюсь в пшеничное поле.
   Остается еще один миг,
   но его преодолеть нельзя.
   За этим пределом – лик Божий.


   Часть первая


   Глава 1

   – Доброе утро, господин Ираклий. – Молодая темно-русая сонная девушка сняла трубку, едва перевесившись с широкой кровати в своей одинокой маленькой квартирке в центре Тбилиси.
   – Мое вчерашнее поручение остается в силе: ты делаешь репортаж с выставки тайваньских технологий. Но я хочу, чтобы ты разузнала о делишках некоего Васо Каландадзе. Очень высокий и видный, ты сразу его узнаешь, он является главой фирмы, занимающейся эмигрантами и туризмом. К нам поступила информация, что их прикрывают оппозиционные силы, и, сама понимаешь, нам хотелось бы побольше об этом знать.
   – Хотите, чтобы я сделала интервью с Васо Каландадзе?
   – Умей слушать! Сегодня в девять вечера в здании Федерации футбола… Знаешь, у парка Победы?
   – Конечно…
   – Хм… пойдешь на презентацию, что-то там они отстроили. Короче, Каландадзе в числе вип-гостей. Понаблюдай со стороны, присмотрись. Утром отчитаешься. Ясно?
   – Конечно.
   – Откуда такая самоуверенность? Ну, до встречи.
   Несмотря на то что встречи, презентации и приемы были привычным явлением в жизни Вероники, тем не менее первым делом она задумалась о том, какой наряд подойдет случаю. Звонок редактора изменил ее планы – после работы забежать к родителям. Вечером ей пришлось вылезти из стареньких, удобных джинсов, пригодных для более обыденных моментов журналистской жизни, и надеть классический облегающий синий костюм, который она привезла из Италии и который, как ей нередко говорили, очень ей шел, демонстрируя стройность фигуры. Вскоре Вероника уже сидела у окна маршрутного такси, стремительно несущегося по центральным улицам столицы.
   Звуки музыки о «Таких девушках, как звезды…» вылетали из светящейся панели маршрутки, в которой вдруг все заволновалось от вида новой пассажирки, привлекшей даже взгляды женщин. Интересная жгучая, пышнотелая брюнетка плюхнулась в кресло рядом с Вероникой, решительно повернула к ней свое прекрасное лицо и произнесла:
   – Ты не узнаешь меня, Вероника? Какая встреча! Как я рада! Как – нет? Не помнишь, как, учась в параллельных классах, мы познакомились летом, когда отдыхали в Батуми и ходили плавать в порт, хотя это было запрещено?
   – Нинели?! – Удивлению Вероники не было предела. – Ты ли это?! Извини, что не узнала, ты так похорошела. – Иногда Вера ловила себя на мысли, что из нее вылетало нечто не очень тактичное. – Откуда ты? Какая встреча спустя столько лет!
   Девушки расцеловались. Мужчины в маршрутке настороженно прислушивались.
   – Дорогая, уверена, что ты достигла многого, учитывая, что в школе на тебя пальцем показывали – так знамениты были твои сочинения. Рассказывай: кто муж, есть ли дети?
   Разговор происходил на русском языке, поэтому девушки могли рассчитывать, что, вероятно, окружающие их не слишком понимают.
   – Ничего особенного, Нина. Я окончила журфак и давно работаю на одну маленькую, но злую газету. Вот и сейчас еду на презентацию нового здания Федерации…
   – Футбола?! Боже, какая удача! Васо Каландадзе, мой босс, попросил меня спеть на открытии, я ведь окончила эстрадный факультет, всегда мечтала о певческой карьере, но стала секретаршей. – Она обиженно сложила красивые пухлые губки, но тут же изменила выражение лица: – Вот, везу платье – кстати, от восходящего французского кутюрье, – в котором и спою вам.
   – Ты работаешь на Каландадзе? О, дай, пожалуйста, номер твоего телефона. Я так рада тебя видеть.
   Нина стала рассказывать о своей беспокойной и не слишком благополучной жизни с мужем-неудачником. Но вскоре маршрутка с визгом остановилась прямо перед толпой гостей, прибывающих на черных джипах, и журналистов, активно принявшихся за работу.
   – Не пропадай, Нинели, звони, – бросила на лету бывшей соученице Вероника и слилась с толпой бойцов печатного и эфирного слова.
   Главная задача заключалась в том, чтобы найти ставшего за вечер уже легендарным Васо Каландадзе. «Надо бы проследить, с кем общается Нина, наверняка начальник благоволит к столь сногсшибательной, пышногрудой, хоть и немного взбалмошной сотруднице, у которой, кстати говоря, блестят глаза, когда она упоминает о своем Каландадзе», – отметила про себя Вера, уверенной походкой опережая других и входя в зал, где заранее были установлены микрофоны. Скучающим взором она стала нагло изучать толпу с целью вычислить Васо Каландадзе, дотошно вглядываясь в лица элегантных молодых мужчин. Почему-то наблюдение на первом этапе результатов давать не желало.
   Галантный официант, скользя мимо, предложил ей фужер с белой шипучей жидкостью и поспешил к стоящей неподалеку паре, прекрасная половина которой так неприлично сверкала драгоценностями, что привлекала к себе взгляды всех прибывающих участников презентации. Ее спутник, понимая блистательность своей дамы, тщательно изображал хладнокровие.
   Однако вся эта мишура давно перестала поражать воображение Веры, особенно после последних поездок в Европу, эконом-классом, краткосрочных, но очень плодотворных. Судя по самодовольным лицам людей, собравшихся на великосветскую тусовку, по пункту своего величия властители южной страны расходились во мнениях с самоуверенной журналисткой из маленькой, но злой газеты.
   Тут взгляд ее упал на высокого человека в полосатом костюме, окруженного такими же высокими, но менее яркими мужчинами. «Может, это и есть он», – решила про себя Вероника – уж слишком он походил на тот образ, который она нарисовала себе в уме, представляя Василия Каландадзе. Высокий человек стоял к ней спиной, беспорядочно размахивал чуть более короткими, чем надо, руками, шумел и был немного неуклюж, когда передвигался, так как делал это неестественно и стремительно до комичности, привлекал всеобщее внимание. И вдруг он повернулся лицом к Веронике. Это был не Васо – в окружении свиты в толпе гостей стоял председатель Тбилисского законодательного собрания, бывший министр юстиции Грузии и воспитанник действующего президента Михаил Саакашвили. «Да, – подумала она, – видимо, нынче я на мероприятии достаточно высокого ранга». Годик назад, встречая иностранных гостей, Эдуард Шеварднадзе похлопал по плечу своего представительного, очень молодого тогда министра юстиции и смело заявил: «Посмотрите на этого перспективного молодого человека, это и есть мой преемник».
   – Девушка, извините, у вас есть аккредитация? – послышался низкий приятный голос за спиной.
   – Простите, что? – Она неожиданно вышла из оцепенения. – Да, конечно, вот бейджик, Ираклий Чкониа звонил вашему менеджеру.
   – О, разумеется, добро пожаловать в обновленное здание Федерации. Вас, простите, как величать? Так, Вероника Гегечкори, очень приятно, – улыбнулся незнакомый служащий только уголками губ.
   «В Грузии всегда говорят так, знакомясь, вне зависимости, приятно ли это на самом деле», – подумала девушка, добавив вслух:
   – А вы не скажете, господин Васо Каландадзе уже приехал? Где я могу его видеть?
   – Не увидеть Васо Каландадзе абсолютно невозможно, – с некоторой иронией в голосе выказал свою осведомленность господин в классическом костюме с вычурным галстуком, – он выступит третьим, после президента Федерации и главы Городского совета, короче, после нашего Миши. – И пиарщик подмигнул Веронике так, будто она с самого рождения считала главу Городского совета самым что ни на есть своим.
   – Вы, наверное, знаете, что компания Каландадзе внесла солидную сумму в проект технического реформирования нашей Федерации, в нашей стране все любят футбол, – продолжил он, а Вероника подумала о том странном желании обыкновенных людей быть полезными прессе, даже если пресса к ним пока и не обратилась за помощью. А сотрудников отделов по связям с общественностью хлебом не корми – дай возможность поучить прессу.
   – А что, фирма Каландадзе настолько преуспевающая, что внести реальную сумму оказалось им под силу? – включилась она в работу.
   – К сожалению, да. В Грузии сегодня многие думают об эмиграции, а фирма Васо помогает осуществлять ее в безболезненном режиме как для… простите, убега эмигрирующих, так и для страны. Впрочем, позже вы сможете сами поговорить с господином Каландадзе. А теперь, извините, мне надо подойти к гостям, ведь у нас сегодня сам господин Миша. – Захлебываясь от восторга, ассистент отдела по связям с общественностью сунул ей в руку свою визитку и тут же растворился в собравшейся толпе.
   – У вас упало это. – Незнакомец подал ей с пола оброненный бейджик. На минуту ей показалось, что этого мужчину она знала всегда. Почудилось, что эти непроницаемые, заглядывающие прямо в душу глаза смотрели на нее и в другие моменты жизни. Он протянул ей карточку, вложил в руку и нежно ее пожал.
   – Вы здесь по работе? Думаю, что закончат поздно. А вы не хотели бы, чтобы вас подвезли? Где вы живете?
   Рой мыслей пролетел в голове, и с едва вернувшимся самообладанием от притяжения этого загадочного человека она произнесла:
   – Так много вопросов сразу. Вы случайно не в спецслужбах работаете? Тогда, может, покажете мне этого злосчастного Васо Каландадзе?
   Он еще раз пронзил ее взглядом.
   – Почему злосчастного? Он что, посмел перебежать дорогу такой очаровательной молодой журналистке?
   – Пока еще нет, но если я его не увижу… я просто огорчусь, – одумалась она, остановив в себе желание пооткровенничать с потрясающе сложенным мужчиной.
   – Что ж, желаю удачи, – он мило улыбнулся, – но мне кажется, вам повезет с Василием. Давайте так, если вы увидите его через тридцать минут, то подойдете ко мне и подарите свою визитку, идет?
   Она задорно улыбнулась ему и его дерзости, замешанной на фантастической самоуверенности.
   – О’кей… тогда, если ровно через тридцать минут… Сверим часы?
   И он победоносно, так же как и ассистент отдела информации, растворился в толпе расфуфыренных гостей презентации. «Почему на Кавказе у женщины нельзя просто попросить номер телефона? Почему обязательно даже такому красавцу прилагать предысторию и условия?» – подумала она разочарованно, все же немного надеясь увидеть «злосчастного» ровно через 30 минут. «Потому что на Кавказе все основано на легенде и мифе, с которых начинается и кончается жизнь», – закончила она свою мысль.
   После президента Федерации к кафедре с установленным микрофоном почти вспрыгнул «наш Мишико». Этот человек вел непонятную пока Веронике игру. Она твердо знала, что он является членом команды действующего президента. Но каждый раз, появляясь на людях, он рьяно и выразительно ругал правящий клан. Может, это просто игры в демократию и плюрализм? Или игра идет по принципу: плохой полицейский – хороший полицейский? Нет, он казался очень возбужденным и даже искренним всегда, когда орал про повсеместную коррупцию, беспредел, безработицу и утерянные территории. Михаил Саакашвили почти при каждом своем публичном выступлении разражался гневом по поводу беглых из России чеченских боевиков, которых «преступный режим Шеварднадзе» пригрел в скандально известном Панкисском ущелье. Михаил Саакашвили орал на весь свет, что он займется этим лично и изничтожит произвол прогнившей действующей власти.
   Вероника думала, что такие громкие заявления требуют как минимум широкой деятельности по решению обозначенных бед страны. После такой критики надо свергнуть власть и спасти мир, если это будет в силах бунтаря в полосатом костюме. Она еще раз поймала себя на мысли, что обычно политики, которые рвутся к власти, говорят о том, что именно они, и только они, могут ускорить приход Иисуса на планету и спасти Вселенную. Вера улыбнулась своим мыслям. «Наш Миша» любил говорить долго.
   – А теперь, дамы и господа, попрошу всех поприветствовать главу не очень большой, но очень преуспевающей фирмы, разделившей с нами проблемы Федерации футбола Грузии не скажу, что наполовину, но почти на треть, – произнес ведущий в микрофон, представляя поднявшегося на сцену таинственного незнакомца!
   – Как?! Так это и есть Васо Каландадзе? – пораженно пробубнила Вероника себе под нос. – Который час? Господи, это невозможно.
   Прошло ровно тридцать минут. Значит, она проиграла, и неотразимый знакомый-незнакомец приобрел право получить номер ее телефона!
   Говорить он умел, представляя себя обществу этаким великодушным простаком. Ничего не скажешь, простак, отстегнувший треть суммы на здание, отстроенное заново по последнему писку международной архитектуры. «Пять баллов Веронике Гегечкори, – сказала она себе с удовлетворением, – таким образом, наше знакомство с респондентом продолжится, ведь он сразу обратил на меня благосклонное внимание, а это очень помогает в делах».
   Не тут-то было. Сразу после речи Васо на него обрушилась волна необычайной красоты его секретарши Нинели, которая, ласково его обхаживая, требовала участия в переживаниях по поводу предстоящего ее выступления. Тем временем Вероника ухитрилась подробнее разузнать о местонахождении и специфике работы фирмы шефа и ее школьной подруги.
   – «Only you», – объявил ведущий в микрофон, как бы проходя мимо, – в исполнении очаровательной Нины.
   Она была ослепительна в свете рампы. Высокая, с ярко выраженными формами, привлекшая взоры всего зала, запевшая молодым, необузданно сильным голосом, летевшим определенно в сторону ее ненаглядного босса. Каландадзе, не сводя с нее глаз, стал медленно передвигаться по залу. Как бы невзначай он оказался рядом с раскрасневшейся девушкой в синем костюме, как бы мельком взглянул на нее, как бы пожал ее руку, спрятав в карман пиджака небольшой кусочек бумаги, и вернулся на исходную позицию неподалеку от сцены, с которой за ним наблюдал зоркий и влюбленный взор его поющей сотрудницы.

   – Да, но ведь он только что был здесь, я сама видела, как он прошел с брюнеткой со сцены! – почти кричала Вера на ассистента и вдруг, остыв, добавила: – Конечно, вы не должны были ставить таймер на дверях. Просто мне надо было с ним поговорить.
   «Я его потеряла, – горько подумала она, – прекрасно начавшийся вечер, так предательски завершился, что ничего не осталось делать. А может, заглушить неудачу спиртным? Что у них там на стойке?» Выбор напитков был внушительным. «Наверное, лучше немного мартини, и к тому же – на веранде», – подумала огорченная девушка.
   Вероника села в плетеное кресло в углу балкона, уставленного множеством кадок с различными фикусами и пальмами, доставленными в Федерацию футбола с Зеленого мыса.
   – Давай покурим здесь. Ах, какой открывается вид на парк Победы! – послышался приближающийся голос Нинели. Она мягко тянула в свою сторону мужчину, не слишком ей сопротивлявшегося.
   Вероника замерла, как мышь, решив не выдавать своего присутствия и не мешать двум людям демонстрировать ей свои истинные отношения.
   – Знаешь, дорогой, сегодня утром я опять вынуждена была бежать от этого урода-пьяницы на работу. На самом деле мой дом – это наш офис. Я будто родилась у телефона, с которого могу позвонить тебе, и у компа с таким великим для влюбленной женщины делом, как Интернет.
   – Глупости, дорогая, ты прекрасно знаешь, что, когда я один, ты и без телефона можешь зайти ко мне в уверенности, что у моего стола, стульев и кресла прочные ножки и… – Он беспардонно загоготал, демонстрируя белоснежные зубы, резко притянув к себе не слишком пытающуюся сопротивляться девушку.
   – Почему ты так любишь все испохабить?! – гневно-шутливо почти прошипела она. – Я говорю о тех незабываемых розах, которые ты прислал мне на E-mail 8 марта, а ты только о своих уже не скрипучих после ремонта столах, стульях и креслах!
   – Что ж, милочка, – ответил он, иронично глядя поверх верхней выступающей части ее тела, – это вам, женщинам, все цветы да песенки, а нам, как ты выражаешься, «эгоистичным насильникам», только деньги и секс. Кстати, о деньгах: ты подготовила ведомости ваших зарплат, как я просил?
   – Конечно, – процедила Нина, надув подкрашенные губки, – я начала даже готовить расчеты на те крупные суммы, которые перечислили нам пару дней назад, а ты все не ценишь…
   – Какие крупные суммы? – Его глаза словно остекленели.
   – Как же! Ты ведь знаешь, они обращаются с письмом к тебе, где говорят, что ты заслужил эти деньги и хорошо поработал…
   – Да, но откуда ты знаешь содержание письма? Ты что, хакерски взломала пассворд моего адреса? – неуклюже попытался пошутить он.
   – Вовсе нет, просто ты скопировал письма вместе со списками и сохранил их в документах нашей общей сети, – наивно объяснила она.
   – Извини, какие списки ты имеешь в виду?
   – Конечно же, те, где почему-то рядом с анкетными данными наших клиентов приводятся подробные описания и их физического благосостояния… А что, это теперь требуют предоставлять в посольствах? – спросила девушка, быстро хлопая ресницами.
   – Знаешь что, Нина, давай я все это объясню тебе в машине.
   – Как, мы уже уходим? Так неожиданно? Васо, я что-то не то сказала? Ты это из-за роз, которыми я тебя попрекнула? – испугалась она.
   – Да нет же, глупости все это. Я все тебе расскажу в машине.
   Из рук Веры чуть не выпал фужер с шампанским. Сквозь листья фикусов и низкорослых пальм ей показалось, что он обнял Нину так, что спрятал ее тело в свое полностью, и повлек за собой, как нечто совершенно неосязаемое и бездушное. Еще через десять минут, глядя с веранды вниз на стоянку выстроившихся в длинный ряд роскошных машин, Вероника увидела, как молодой мужчина быстренько стал открывать дверцу изумрудного БМВ. Она вскинула свой мобильный экраном вверх и включила режим видеозаписи.


   Глава 2

   Она думала лишь о том, как сейчас не расплакаться в трубку и сказать именно то, что должна сказать этому мерзавцу. Завтра утром она будет точно знать – что его больше всего задело и выглядело не как глупые оскорбления истерички, брошенной любовником, а как замечания, которые сопутствовали всему периоду их отношений, но из жалости к нему не были произнесены ранее. А он все зудел о том, что ценит и уважает ее, что она потрясающий человек и профессионал, что любой мужчина мечтал бы завязать с ней серьезные отношения и т. д. и т. п.
   – Не стоит оправдываться, – пыталась она казаться хладнокровной. – Надо проще относиться к жизни. Ты мог бы и вовсе не звонить. Все было понятно и без этого. А твоя любовь исчезла еще тогда, когда мы заснули на твоей даче, как брат и сестра. Даже смешно вспоминать сегодня. Я надеюсь, что кратковременный секс не испортит наши деловые отношения и…
   – О чем ты, Вероника? Как это ни банально звучит, мы остаемся друзьями, и, ты знаешь, мое информационное агентство очень дорожит связями с твоей редакцией. Кстати, вчера на пресс-конференции в «Торри» беседовал с вашим боссом, у них на тебя большие виды. Господин Ираклий почти без ума от своей Вероники Гегечкори, ему нравится в тебе все без исключения. Ну ладно, я еще позвоню как-нибудь, пока. – И теперь уже бывший любовник мило захохотал в знак неестественного примирения.
   Жестокий экран написал: «Соединение завершено». Этот злосчастный, предательски светящийся экран и не мог бы более четко подтвердить то, насколько точно сказанные слова отобразили значимость жестокого и рокового звонка абонента, записанного под названием «Серв», что от английского «служить». Как-то друг-любовник из ведущего грузинского информационного агентства вытащил тонущую Веронику из потемневшей от шторма морской пучины. «Лучше бы он не делал этого тогда, – подумала она, – сейчас было бы легче, ведь умереть всегда легче, чем жить, только почему-то все же хочется – жить».
   Вера не могла абсолютно однозначно понять, что стало причиной охлаждения их отношений, вернее, его отношений к ней. В своих чувствах она разобралась моментально и, ей казалось, навсегда. Но он вдруг просто ушел.
   «Ну да ладно, девочка, будь же, наконец, мужчиной, – утешала она себя, – жизнь продолжается». С тех пор как он просто позвонил и сказал, что в их отношениях поставлена последняя точка, прошло несколько месяцев, а боль все не утихала. Все эти воспоминания следовало прогнать. А утро, как назло, было столь пасмурным и унылым, что ей никак не удавалось навести красоту, если так можно было назвать ее полунебрежный стиль одежды, и бежать туда, где ее ждало что-то незнакомое и, может, немного утешительное – ведь почти на каждой пресс-конференции, при каждом репортаже ей удавалось кого-то «подцепить». Этот кто-то позже звонил и просил о встрече. Степень корректности ее «мне жаль, но я очень занята» зависела от того, насколько высокопоставленное и нужное ей лицо домогалось ее внимания.
   Правда, порой она пересиливала себя, отказывая очередному весьма и весьма привлекательному претенденту, ведь именно такого поведения требовал от нее закон непорочности кавказской женщины. Да и все это было до Серва. А было ли что-либо до него?
   Жизнь между тем и так была неладная и неустроенная. Потому что Вероника не могла и не хотела мириться с тем, что навязывало ей общество, утверждавшее, что его правила – это истина в последней инстанции. Закончив университет, Вероника пыталась найти работу, и друзья посоветовали обратиться с предложением в «Главную газету», которая в тот период только набирала обороты. Вскоре газета прославилась настолько, что выдержки из нее стали цитировать в различных ток-шоу и информационных передачах. Газета производила впечатление достаточно независимой, демократической и не ангажированной. «Главная газета» могла сказать то, что не принято было озвучивать в грузинском обществе, и это молодой журналистке нравилось больше всего, так как в голове не было места привычным для всех штампам!
   Однажды, вернувшись домой после записи репортажа довольно поздно, Вероника застала свою мать и брата в ступоре. Преподаватель грузинского языка Натела Георгиевна всегда проявляла себя достаточно корректным и свободомыслящим человеком. Но на этот раз она была вне себя. Даже не предложив дочери ужин и косо и гневно глядя, швырнула ей под ноги скомканный номер газеты. «Последний выпуск», – успела разглядеть Вероника.
   – Что ты написала? – почти прошипела Натела Георгиевна, взявшись тонкими нервными пальцами за виски со странно выступавшими на них венами.
   Вероника искренне не понимала причину неожиданной истерики матери. Ей казалось, что все последние ее статьи были выдержаны в духе спокойного анализа и логики.
   Спокойствие и невозмутимость Веры еще более подогрели накал страстей родственников.
   – Как ты смела сказать такое об Абхазии? Знаешь ли ты, как теперь ко мне относятся коллеги в школе? Они не хотят даже смотреть на меня. Неужели все мои старания воспитать в тебе патриотический дух были стерты в минуту твоими предательски настроенными редакторами и корректорами? Что ты на себя берешь, когда говоришь, что грузины должны извиниться перед абхазами за то, что ввели в Сухуми войска? По-твоему, грузины не имели права восстанавливать конституционный порядок на своих собственных, исторически грузинских землях? Да мы должны были просто уничтожить всех, кто стал там на нашем пути, а не извиняться перед сепаратистами, лишившими нас наших земель!
   Вероника посмотрела на брата, пытаясь понять, все ли в ее доме сегодня сошли с ума или… Авто сделал вид, что заинтересовался происходящим за окном, и вышел из комнаты. «Значит, и ты не хочешь со мной говорить», – сказала про себя Вера.
   – Ты опозорила нашу семью, – гневно продолжала мать. – И еще не знаешь, какой тебя ждет разговор с отцом, так много сделавшим для твоего воспитания и образования. И вообще, твоему брату постоянно делают замечания, люди говорят, что ты ведешь недостойный образ жизни! Ты встречаешься с разными мужчинами у всех на глазах! Журналистика – это не то же самое, что… – Она остановилась, почти упав в кресло. Последние крохи былой интеллигентности Нателы Георгиевны всплыли, наконец, наружу.
   В то же время Вероника знала, что отца мало волновали поползшие, как ядовитые змеи, сплетни о дочери. Видимо, потому, что к позднему вечеру, когда он возвращался с дежурства из больницы, сплетни-змеи уже не доползали до него живьем. А вот стычки с братом по самым незначительным поводам понемногу становились нормой жизни.
   Вероника сохраняла молчание. Она повернулась на своих длинных красивых ногах и тихо ушла в свою комнату. Почти спокойно она собрала скромные личные пожитки в чемодан на колесиках, сопровождавший ее по странам Европы, и неслышно вышла из дому. Она не станет жить так, как все. Она не станет думать так, как требуют думать мать, школа, соседи, друзья. У нее всегда будет свое собственное мнение, даже если оно неприемлемо для других.
   Она переехала в пустующую квартирку в центре Тбилиси, оставленную ей бабушкой в наследство, и несколько следующих месяцев терпела истерики, просьбы и уговоры матери (отец всегда давал ей больше прав на самоопределение). Но и эта ситуация утряслась – ведь Вероника после нескольких скандальных журналистских расследований сделала себе имя, которое стало приносить ей кое-какой доход, дававший возможность обеспечить себя необходимым.


   Глава 3

   И тут появился он. Когда она вошла в его кабинет, обустроенный и обставленный на европейский манер, находящийся в великолепном здании в самом центре Тбилиси, и он соизволил встать из-за стола, подойти и поздороваться за руку, обдав ее чувственной волной, она сказала про себя, что если хотя бы раз не окажется в постели с этим мужчиной, то, значит, жизнь прожила зря. Ее удивлению не было предела, когда, несмотря на то что он казался ей чуть ли не кинозвездой, и в нем тоже возникло страстное желание. Мама обвинила ее в непристойном поведении, когда она просто встречалась с респондентами. Да, на Кавказе все еще чтили институт девственности, но, встретив этого мужчину, она решила нарушить все правила. Теперь она покажет маме, что такое по-настоящему нарушать традиции, и двадцатидвухлетняя девушка и ее 30-летний обольститель и похититель дамских сердец стали взахлеб предаваться любовным утехам под пение Андреа Бочелли, и интимно светящийся ночник в углу ее спаленки, отделанной в розовых тонах, еще более добавлял неповторимости в их отношения. Когда он засыпал в ее объятиях, она нежно лепетала, целуя его в глаза, щеки, о том, как она счастлива, что есть он, ее единственный мужчина, самый милый и самый любимый. Позже он стал ее Сервом.
   Серв заставил ее смириться с тем, что в первую и последнюю очередь она – женщина, а то, что в промежутке, не так важно. Правда, иногда она отбивалась от рук, как он выражался. На самом деле она никогда и ни в чем не была ручной. Он просто этого не смог понять сразу.
   А теперь все было позади. Он стал реже залетать на ее огонек, предварительно побывав в аптеке, чтобы купить что-нибудь к чаю, как они любили шутить. Затем стал меньше звонить, пропадал сначала на неделю, потом на месяц, правда, каждый раз, появляясь, оправдывался неотложными делами. Но вот уже три месяца он не звонил, а сделать это первой не позволяло женское достоинство, она и так уже достаточно уступала.
   Теперь надо было черпать силы из того, что было в жизни до него, ведь и раньше она как-то жила. Но как? Вспомнить было сложно, но необходимо. Ей с трудом приходили на память воспоминания обо всех ее платонических победах на личном фронте, которые потеряли актуальность и давно уже пропахли нафталином, завалявшись на дне сундука с прошлым.


   Глава 4

   Вера сидела в маршрутке и рассеянно рассматривала улицы, по которым вот уже два десятка лет с хвостиком неслась ее жизнь, все еще неустроенная и беспокойная, увлекательная и заставляющая желать лучшего, полная друзей и знакомых, но совершенно отдаленная от мира, где суждено ей было жить. С давних пор она привыкла отвечать за свои поступки и слова. Прогоняя от себя людей, она никогда не ждала их обратно. Однажды разочаровавшись в них, она выставляла их за дверь своей души, стирая в своей памяти все файлы, содержавшие мысли, чувства и воспоминания. Она всегда была уверена, что никто не может ступить в одну реку дважды. Себя она исключением не считала.
   «На твой телефон пришло текстовое сообщение. Посмотри, вдруг там что-то важное», – произнес из ее сумочки металлический женский голос. «Не забыть бы перенести вчерашние фотографии в компьютер», – думала Вероника, открывая сообщение. Это действительно было что-то важное – это был ОН! Ее сердце опустилось куда-то в живот и не захотело возвращаться обратно. Вот уже почти три с лишним месяца он не писал вообще, даже на E-mail. Совсем не как прежде, когда в двух десятках эсэмэс за вечер они ухитрялись заняться любовью, разругаться, примириться и опять… Секс даже по телефону был изощренным и меняющимся, откровенным и сладострастным. Обоим он придавал сил. Секс всегда становился последним словом в любой перебранке, всегда примирял, делая их единение бесконечным, как детектив, в котором никогда не поймать убийцу.
   «Что ты нашел во мне? Что я должна делать, чтобы ты всегда был рядом?» – спрашивала она часто, пока он нес ее на руках в спальню из ванны. Ответа не было никогда. Искать объяснений силе притяжения было некогда. Обоих неумолимо влекло на вершину, где, казалось, останавливалось время и молодой задор горел яркими огнями. Все это было давно, в прошлом, с которым со слезами, но решительно пришлось расстаться. Вероника была почти уверена, что он променял ее на другую.
   «Привет, неумолимая, Я нашел у себя в машине твой диск Бочелли. Ты не хочешь получить его обратно???» – Он всегда ставил много знаков препинания, желая ярко выразить свое настроение.
   «Какая наглость, – возмутилась девушка, – этот негодяй все еще думает, что я хочу от него… свой диск». Она поймала себя на мысли, что, как ни внушала и ни вырабатывала в себе холодное равнодушие в его адрес, оно держалось только в его отсутствие и исчезало, как мираж, даже от эсэмэски. Тактика игнорирования должна была подействовать на бывшего любовника, как холодный душ на горячую голову. «Он всего лишь слабый и неуверенный в себе мужчина», – думала она, гневаясь, что он не продолжает свой злосчастный монолог и дальше.
   Вибрация мобильного телефона заставила ее вздрогнуть еще раз. «Понимаешь, Верочка, я просто не знаю, как приблизиться к тебе – на подводной лодке, на танке, может, обстрелять с воздуха. Пойми, любые горячие или холодные конфликты должны кончаться компромиссом!!!»
   Она стала поспешно отгонять от себя мысли о том, что он был частью ее души, которую пришлось болезненно ампутировать. Надо было искать новые горизонты, как, например, вчера, когда загляделась на мужчину, правда, к сожалению, занятому.
   Васо Каландадзе показался ей почти безупречным мужчиной – секс-символом. Разумеется, такие не валяются, как непроданный товар по скидкам. «За таких успешных людей надо выходить замуж, – думала она, – от таких ладных мужчин надо рожать здоровых детей. Только немного самоуверенности бы ему поубавить, и хоть на ВДНХ».
   Как Вера успела узнать, красавец Каландадзе уже сделал успехи и в молодой партии перспективных радикалов, которые то и дело появлялись на телевидении с окриками в адрес старенькой, мудренькой правящей партии. Потому на презентации в Федерации футбола он был среди тех, кто окружал харизматичного, молодого лидера Михаила Саакашвили, создавшего оппозиционную партию. Сумочка ее вновь музыкально замурлыкала. Опять Серв?
   – Здравствуйте, Вероника Гегечкори из «Главной газеты». Вчера вечером в ваших грустных глазах я увидел беспрестанное одиночество. Поэтому так бессовестно выпросил ваш номер телефона. И так как я ничего не делаю даром, перехожу прямо к сути. Что вы делаете сегодня вечером?
   – Знаете ли, молодой человек, сегодня вечером я пишу статью о российских базах в Батуми. Только, боюсь, вы мне в этом ничем не сможете помочь.
   – Девушка, постойте, разве вы знаете о базах в Батуми все? Вряд ли вам известно то, что знаю о них я. Но если вы попросите, я могу поделиться информацией. Понимаю, что вам по долгу службы положено знать немало, но ведь и вы когда-то исчерпаете свои знания. Скажите когда, и можете получить их с излишком хоть с самого дна моего сознания.
   «А как же Нинели?» – промелькнуло в уме у Вероники.
   – Вы очень самоуверенны, Васо, вам не говорили этого раньше?
   – Да, спасибо, что согласились встретиться. Только уточните дату…
   – Ладно, молодых радикалов, похоже, не обскакать. Я позвоню на этот номер в конце следующей недели.
   – Но, Вера…
   – Извините, я уже вхожу в редакцию и не могу больше говорить с вами. Увидимся. – И она отключила трубку, не очень вежливо, но для начала терпимо.
   День, как всегда, начинался с просмотра информационных сайтов, сначала грузинских, хотя обычно информация на них была хорошо упакована, как невкусный болгарский шоколад.
   «Сегодня утром жители столицы, отдыхающие на Черепашьем озере, обнаружили труп молодой женщины. Как установили вызванные ими полицейские, неизвестная была застрелена предыдущей ночью собственным мужем. Следствие установило, что мотивом убийства явились ревность и другие бытовые причины. Информация о деталях убийства в интересах следствия не разглашается».
   Прежде чем «мышка» сработала на то, чтобы кликнуть кнопку «следующий», Веронике показалось, что кровь ее застыла даже в аорте. На неожиданно раскрывшемся прилагавшемся фото была… не кто иная, как вчера еще сногсшибательная, очаровательная Нинели!!!
   Мысли о ее недавних жалобах в маршрутке роем пронеслись в голове Вероники. «Я убегаю от пьяницы-мужа в офис, ведь он иногда даже избивает меня, и то, что семейный бюджет существует лишь благодаря мне, делу не помогает».
   «Подонок! Это ты должен был быть на этой ужасной фотографии. Ревность. Да, она красавица, он – спившийся урод, а тут еще, наверное, и Васо подвозил ее домой на своей крутой тачке. Да, но…» – Кровь стала медленно затекать в жилы Вероники обратно.


   Глава 5

   – Добрый день, меня зовут Вероника Гегечкори. Я из «Главной газеты». Меня интересуют подробности дела об убийстве Нинели Габашвили, я готовлю о нем материал. Вы позволите включить диктофон?
   Наполовину седой, хотя и молодой капитан пристально оглядел свалившуюся, как снег на голову, назойливую девушку с диктофоном в руках.
   – Вашу визитку, пожалуйста. Я запишу ваше имя…
   – Вот, только скажите: кто ведет дело об убийстве Нинели? Мне надо это знать.
   – Девушка, может, вы сядете и я попытаюсь вам все объяснить по порядку? Во-первых, из вашей газеты никто нам не звонил по поводу данного происшествия. И меня весьма удивляют вопросы вашей братии о том, что совершенно очевидно. Может, вы плохо осведомлены, но во всех грузинских СМИ четко сказано, что произошло, как и где. Вам назвать информационные сайты, на которых вы можете прочитать о случившемся?
   – Ну уж благодарю, сайты не делают более счастливой. Меня интересует не официальная версия, которую уж слишком быстро дали в прессу…
   – Ну у нас и народ! То им полиция плохо работает, то слишком быстро все выяснили. А вам известно, что на месте преступления найден пистолет, из которого была застрелена девушка, а в двух шагах от нее валялся ее пьяный муж с руками, перепачканными кровью убитой! – Он начинал выходить из себя, подчеркивая каждым словом важность сказанных им слов.
   – Да, но неужели вам не нужно провести какой-либо экспертизы? Вы уверены, что Нинели была застрелена именно из того пистолета, который был найден там? А может, ее убили где-то в другом месте? И вообще, неужели совсем никто не слышал звука выстрела?
   – Вы, видимо, плохо себе представляете Черепашье озеро. Вы, наверное, не берете в расчет, что там вообще никто поблизости не живет. И если бы в окрестностях озера произошел небольшой атомный взрыв, то он особо никого и не побеспокоил бы.
   – Да, но…
   – Вероника, как… Гегечкори, вы сказали? У меня сегодня много дел, и если у вас больше нет вопросов, то дверь там. – Капитан указал ей на выход из положения, а заодно и помещения.
   – Простите, видимо, я немного перегнула палку. Я поняла, что дело ведете вы. Вы позволите записать ваше имя? – более низким и менее принципиальным голосом спросила она.
   – Поймите, Вероника, дело уже закрыто, остаются лишь незначительные формальности…
   – А имя?
   Он немного смягчился.
   – Капитан Георгий Татоев, вот моя визитка. И когда у вас будут более каверзные вопросы, звоните, я постараюсь вас переубедить.
   – Что ж, – Вера поняла, что с капитана больше взять нечего, – спасибо и на том. Извините, что отняла у вас время. – Она неслышно поднялась и грациозно направилась к двери.
   В задумчивости Вера вышла из полуразрушенного здания отделения милиции с плохо крашенными стенами и вскоре забрела в уютное кафе, заказала себе чашечку кофе и решила подумать и дать себе полный отчет: на чем основаны ее сомнения? Ведь если верить капитану Татоеву, то все в уже закрытом деле ясно как день. «Но почему? Почему?» – спросила она себя еще раз.


   Глава 6

   – Привет. Я просто проезжал мимо и не мог не остановиться у твоей редакции. Послушай, Верочка, не клади трубку. Пожалуйста. Мы же взрослые люди. Если мы больше не любовники, это не значит, что мы не можем просто разговаривать, как близкие друзья. Я жду тебя у дверей твоей редакции.
   – Ладно, – сказала она кратко и отключила мобильный. Предательская внутренняя дрожь стала сползать с живота по ее стройным ногам. Вера свернула файл с новой статьей и быстро отправилась к зеркалу в дамскую комнату.
   «Но ты ведь обещала, что никогда больше не будешь наводить марафет специально для него!» – прокричал ей в ухо ее внутренний голос. Однако более либеральный голос парировал: «Она это вовсе не для него так старается. Просто женщина всегда должна выглядеть эффектно».
   Автомобиль у него был старой модели.
   – Слава богу, ты снизошла до нас, простых смертных. Вчера я видел тебя по телевизору, стоящую рядом с Нино Бурджанадзе. Дорогая, тебе потом никто случайно не звонил с замечаниями по поводу твоей чрезмерной привлекательности, составившей конкуренцию нашему гладкопричесанному спикеру?
   – Конечно, мне никто не звонил, а спикер у нас – не гладкопричесанный, а богато убранный, так что затмить блеск ее драгоценностей мне не под силу. А ты льстить не разучился.
   – Брось, Вероника, неужели ты не можешь просто расслабиться и быть той, какая ты есть на самом деле?
   Она стала почти искренне смеяться.
   – А ты полагаешь, что знаешь, какая я теперь на самом деле? Ты, вероятно, подумал, что та девушка, которая отправляла по несколько сообщений в день, чтобы узнать наконец, куда подевался ее любовничек, это и есть Вероника, которую ты видишь сейчас?! – Она плохо скрывала свое волнение. – Ты думаешь, что мы с ней, наивной дурочкой, – по-прежнему одно и то же лицо?
   – Во-первых, вовсе не дурой, – остановил он ее порыв. – Во-вторых, не хочешь ли ты сказать, что стала другим человеком после того, как мы расстались?
   – Нет, просто после тебя я научилась разбираться в людях и нелюдях.
   – Послушай, ты права. Ладно, я не очень красиво поступил, когда замолчал и стал реже заходить. Поверь, дело вовсе не в той блондинке, к которой ты меня всегда ревновала.
   – Понимаешь, мне совершенно неинтересно, что произошло тогда. Я не имею обыкновения жить прошлым, особенно когда настоящее заставляет меня постоянно держать руку на пульсе меняющихся реалий.
   – Вот в чем дело! Ты уже успела завести себе другого? Разумеется, иначе была бы более снисходительной к моим устремлениям…
   – Боже, почему мужчины иногда не понимают сразу? Дойдет ли до тебя мой человеческий голос? Я хочу провести журналистское расследование убийства молодой, красивой, ни в чем не повинной девушки, с которой училась в школе, и это меня интересует больше, чем что-либо другое.
   – Не сомневаюсь, что ты никогда не перестанешь быть маленькой наивной девочкой. Разумеется, я уверен в твоих способностях раскапывать то, что другим не под силу. Да, превосходно. Браво! Только через некоторое время какая-нибудь другая наивная девочка будет проводить журналистское расследование по поводу трагически павшей коллеги. Тебе никогда не говорили, что быть героем – вредно? Вредно для здоровья.
   Она пристально всмотрелась в самую глубь его плохо читаемого взгляда.
   – Хотелось бы мне знать, какое подобрать слово, чтобы не очень испортить наши деловые отношения… Что ж, говорят, страх правит миром. Молодой человек, вы, видимо, предполагаете, что я беру вас в дело? Не трепещите, все лавры я оставляю себе. А ваше участие здесь не пригодится.
   – Знаешь, я не думаю, что был когда-либо таким, каким ты меня сейчас представила в своей обличительной тираде. Но ведь женщины – существа, размышляющие эмоциями. Девушка, почему твои эмоции не навели тебя на мысль о том, что я не хочу, чтобы у тебя возникали проблемы, понимаешь? Неужели не ясно, что один человек не может изменить мир? Почему твои эмоции не подсказывают тебе, что близкие люди имеют обыкновение заботиться друг о друге и поэтому дают порой ценные советы?
   – Советам твоим просто цены нет. Зачем браться за дело, если ничего не изменить? Весьма трезво. Но ведь бывает так, что люди пытаются сдвинуть горы и у них это получается?
   Он стал весело и добродушно смеяться, с насмешкой глядя на бывшую возлюбленную.
   – Тебе можно податься в партию «Национальное движение». Заметила, как упорно они лезут к власти, горы обещают, выше радуги…
   – Думаю, что они – всего лишь популисты, а не деловые люди. Просто умеют красиво и громко кричать. А конкретно – только плакатные девизы, не более того, никакой альтернативной экономической программы.
   – Не скажи, Вера, похоже, что в их стане немало серьезных людей, не говоря о заокеанской поддержке, местные…
   – А кто, например?
   – Ну, некоторые олигархи, как Бадри Секурава, на их стороне. А куда им деваться? Да и в ближнем окружении Миши такие бизнесмены, как Васо Каландадзе…
   – Что?! Ты сказал «Васо Каландадзе»?! Просто удивляюсь, как может хозяин какой-то фирмы, занимающейся эмигрантами и туризмом, быть на виду общественности. Всю последнюю неделю только и слышу – Васо Каландадзе, Васо Каландадзе…
   – Это и неудивительно, Вера, просто он часто появляется на всех их тусовках. У него большое будущее, поверь моим словам, впрочем, сама увидишь. И с этими ребятками у него не самые натянутые отношения, не как у нас с тобой…
   – Опять «о more». Так бывает, Серв, люди встречаются и расстаются…
   – И опять встречаются потом…
   Он ловко притянул ее к себе. Она просто не знала, куда подевалось выработанное за долгие дни разлуки холодное равнодушие к нему. Она точно помнила, как это у них всегда бывало. Видимо, наступил момент понять, как это остановить. Ведь ее душа – не игрушка, забытая под дождем.
   – Почему? – тихо спросил он. – Мне так тебя не хватает. Вспомни, ведь нам всегда было так хорошо…
   – Да, когда ты не делал так, что мне было плохо, а потом даже не пытался исправить положение. Извини, Серв, мне пора на работу, ведь главное – это не любовь, ты ведь сам меня этому учил. – Она сбросила с себя наваждение от когда-то дорогого ей мужчины, который причинил самую тяжелую боль в жизни, вышла из его машины и, не оборачиваясь, поднялась в здание редакции.
   – Где ты была? – спросил Веронику, открывавшую дверь в кабинет, редактор «Главной газеты». – Я заходил к тебе и не застал.
   – Простите, господин Ираклий. Я была внизу у входа, ко мне приезжал старый друг.
   – Знаем мы этих старых друзей. Конечно, это не мое дело, но я все равно хочу сказать тебе, – редактор заботливо смотрел на немного смутившуюся девушку отеческим взглядом, – ты достойна самого лучшего. Вероника, мне больно видеть тебя в слезах, когда ты работаешь. Сомневаюсь, что в этот момент ты читаешь в Интернете содержание сентиментальных мыльных опер, и потому…
   – Вовсе нет, господин Ираклий. Спасибо вам за заботу, просто у меня иногда бывает аллергия, и глаза у меня слезятся из-за нее, течет из носа и…
   – Ладно, ладно, аллергия – это не беда. Настоящая беда – это демография. Я почему зашел к тебе, знаешь? К следующему номеру ты готовишь материал об эмиграционных процессах.
   – Что?
   – Я неясно выразился? Найди людей, расспроси туристические фирмы, сама знаешь, туризм – часто лишь предлог для эмигрирующих. Поняла?
   – Разумеется, господин Ираклий, – ее глаза заблестели, – спасибо, я мечтала написать об эмиграционных процессах в Грузии. – Она весело поцеловала в свежебритую щеку вездесущего господина Ираклия и подумала, что скоро все изменится, что тайное обязательно станет явным.


   Глава 7

   Вероника вышла из маршрутки на проспекте Руставели. Ей предстояло найти улицу, о существовании которой она лишь пару дней назад узнала из справочника «Желтые страницы». Судя по соседству с проспектом Руставели, неизвестная улица – это не что иное, как хорошо ей известная, в очередной раз переименованная старая улица в одном из лучших районов города. После обретения независимости в стране стали переписывать и переоценивать былое. Так и оказалось на самом деле. Эту улицу она всегда знала под другим названием.
   Вскоре она вошла сквозь музыкально ворчащие железные ворота в весьма колоритный так называемый итальянский дворик, где, судя по окнам, жило 5–6 семей. Во дворе, полностью соответствующем старым тбилисским канонам, стояла пара традиционно дорогих, традиционно черных машин. У вечно испорченного водопроводного крана возились неопрятно одетые мальчишки, безуспешно пытавшиеся набрать воды в дырявый темно-зеленый шарик, чтобы помыть заехавший в грязь залепленный фантиками с изображением знаменитых футболистов велосипед.
   Неподалеку на низкой деревянной скамье сидели две сразу насторожившиеся при виде Вероники старые женщины с повязанными на голове платками. Они перемигнулись и с интересом оглядели неизвестную молодую особу в недостаточно длинной для Тбилиси юбке. Молодая особа окинула старушек взглядом, полным не меньшего интереса, и энергично пересекла двор по направлению к месту бабьих посиделок старого итальянского дворика (так назывались дома с внутренним двором, которые стали убирать позже, скупая у людей центральные районы).
   – Девушка, а вы к кому? – обратилась к ней старушка, обнажив свой свободный от зубов рот.
   – Что-то вы нам совсем не знакомы, – добавила вторая, непроизвольно дергавшаяся древних лет женщина в юбке в полоску.
   Вера приветливо улыбнулась и как бы невзначай положила руку на старческое плечо той, у которой не было проблем с излишним содержанием ротовой полости.
   – Я – близкая подруга вашей соседки Нины.
   Обе женщины взялись за голову и стали причитать, у одной даже сразу покраснели глаза.
   – О да, да… Вы ее подруга? Где же вы были раньше? Как же так получилось?
   – И мы виноваты тоже, – вступилась лишенная зубов добрая старушка.
   – Минутку, – включилась Вероника в работу, – я была в полицейском участке, и мне сказали…
   – Деточка, ну что они могли вам сказать нового? Они тоже говорили с нами, ну мы им все и выложили, как есть.
   – Этот подонок! Как он мог? Знаете, какой была Нина? Она всем нам помогала, хотя и самой ей было несладко. Ее муж просто мерзавец, спился, совсем забросил работу и сел ей на шею. Целыми днями торчал на улице, лясы точил, дожидаясь, пока жена принесет, и за свет заплатит, и за то, и за другое. Вы же знаете, как все нынче дорого!
   – Он был просто тунеядцем! – со смаком продолжила старушка в юбке в полоску. – Мало того, что этот паразит жил за ее счет, мало того, что и не думал даже о том, чтобы хоть какую-нибудь работу поискать, так по вечерам на пьяную голову частенько избивал бедную Нину. Сколько раз по утрам мы видели ее с заплаканными глазами и синяками.
   – Ну уж Бог сверху смотрит, – перебила подругу шамкающая женщина, – вот и посадили этого нелюдя, и поделом ему! У нас полиция-то продажная, но на этот раз они поступили как надо.
   – Извините. Мои дорогие, мне очень больно было узнать, что Нины больше нет. Мы с детства были знакомы, позже даже дружили. Но, может, вы замечали что-то особенное в последнее время? В каком она была настроении? Может, кто-то новый ее провожал? Может, возвращалась она поздно?
   – Да зачем вы так, деточка?! Наша Нина?! Да она выросла у нас на глазах в этом дворе. И всегда была такой доброй, всегда поздоровается с улыбкой, о здоровье поинтересуется, как-то витамины мне принесла, мол, весной всем нужно набираться сил, особенно взрослым. Девочка была дочерью прекрасных родителей, жаль, они рано скончались. Автокатастрофа, – глаза женщин продолжали краснеть все больше, – мы обе всегда заботились о ней в детстве, и в юности тоже.
   – И порядочная она у нас была, – вступилась вторая старушка, – со школьных лет еще встречалась с этим подонком, с ним единственным, но теперь его доля – гнить в тюрьме. Туда ему и дорога!
   Вера стала думать, как бы ей поприличнее попрощаться с бабушками, которые уже сполна выложили перед ней весь свой информационный запас. В этот момент мальчишки, залепленные грязью, таки набрали воды в свой полудырявый шарик и нежданно-негаданно взорвали пузырь, расплескав капли и обильно забрызгав тут же раскричавшихся старушек. Когда бабушки вылили на юные хулиганствующие элементы весь свой негатив, они с удивлением обнаружили, что неизвестно откуда появившаяся девушка в откровенно короткой юбке исчезла так же неслышно, как и появилась.


   Глава 8

   – Я всегда держу свое обещание, Васо. Итак, где мы с вами можем увидеться?
   – Вероника! Вы так меня обрадовали. Я и не надеялся получить такой подарок судьбы. Я сейчас же заеду за вами. Где находится ваш офис?
   Припарковав чрезмерно крутую «тачку» на платной автостоянке, мужчина и женщина, у которых друг к другу был одинаково сильный, но различный по содержанию интерес, вошли в одно из самых дорогих кафе Тбилиси. В «Marco Polo» все перемещалось, как по мановению дирижерской палочки. Их усадили в самый отдаленный и уединенный уголок помещения, наполненного ароматом бразильского кофе. Принесли два мартини и оставили наедине. Мужчина и женщина были намерены съесть друг друга. Только каждый по-своему.
   – Расскажите о себе, Васо. Я все хочу знать о вас.
   – Здорово! – Он широко улыбнулся почти голливудской улыбкой.
   – Что вас удивило?
   – Удивило? Да нет, я уже достаточно пережил, чтобы меня что-либо еще удивляло. Скажу сразу, вы мне показались человеком с душой нараспашку. С такими обычно легко. Теперь мы впервые с вами общаемся, и по вашему вопросу я понял, что вы хотите стереть все преграды между нами.
   Вероника стала тихо, почти весело смеяться. Оказалось, что она вдруг забыла рассказать своему собеседнику о правилах общения с нею.
   – Вы, видимо, не совсем верно восприняли мой вопрос. Это моя вина. Обычно мне приходится предупреждать людей, чтобы, общаясь со мной, они всегда имели в виду, что говорят с журналистом.
   Теперь настал черед смеяться мужчине.
   – Вероника, вы потрясающая. Честно говоря, ваша неподдельная искренность подкупает меня не на шутку. Так, значит, я зря надеялся. Оказывается, с первого взгляда впечатлившая меня красавица позвонила мне не как девушка, а как репортер, по долгу службы общающийся с интересными для читателей ее газеты людьми?
   – Что вы, Васо, я и не думала обижать вас. Просто меня редко так раскладывают по полочкам: как человека – на одну, как девушку – на другую, как журналиста – на третью. Не хочу показаться высокопарной, но себя я воспринимаю единой в этих трех лицах.
   – Еще один балл Веронике Гегечкори. Но давайте сначала о вас. Итак, вы работаете в «Главной газете», живете в Сололаки, кстати, одна. Ваши родители живут отдельно. Вы навещаете их по субботам. Не замужем, но, говорят, что… – он хитро улыбнулся, – увлекаетесь бегом и плаванием. Ну как?
   – Восемь из десяти, Васо Каландадзе. Ваши родители из Мегрелии. Вы достаточно видный член в «Организации молодых юристов». Параллельно три года назад основали и возглавили фирму, занимающуюся эмиграцией и туризмом. Вы немало зарабатываете, но пытаетесь играть в политику. Теперь у вас достаточно близкие отношения с командой Михаила Саакашвили. Вам пророчат завидное будущее. Не женаты. Без вредных привычек. Увлекаетесь лыжным спортом.
   – Забавно, после такого равноценного обмена сведениями…
   – Давайте познакомимся поближе, – перебила Вероника. – Например, расскажите, как вам пришла в голову мысль открыть вашу прославленную фирму?
   – А почему вы выбрали профессию журналиста?
   – Это плохо?
   – Нет, но чаще всего ваши сверстники хотят просто зарабатывать деньги.
   – А вы не просто зарабатываете деньги? Кстати, как?
   – Когда я смотрю в ваши глаза, я даже не уверен, что вижу это на самом деле.
   – Когда реальность живет поровну с фантазией? – улыбнулась она комплименту.
   – Когда ведешь себя так, как не собирался.
   – Скажите, а как это бывает? Посмотришь порой, вроде обыкновенный человек, в детстве дергал девочек за косички и собирал марки, потом повзрослел и, хотя не собирался, пошел на войну, не собирался, а зверски пытал пленных. Вот только что читала на сайте «Воспоминания абхазца в плену»… От подобных послевоенных мемуаров становится страшно жить.
   – Вы правы. Это очень страшный феномен человека – способность убивать себе подобных. Но вот об абхазце вы зря. На войне действуют другие правила жизни, а la guerre comme a la guerre (на войне как на войне). Вы с не меньшим успехом могли прочитать о тех, кто видел абхазские зверства или похождения наемников, которые всегда, как грифы, нюхом чуют добычу.
   – Но что может заставить человека застрелить того, кто оказался по другую сторону баррикад? Разве воюющие испытывают друг к другу личную ненависть?
   – Как вы точно выразились, люди ненароком оказываются по разные стороны баррикад, и тот, кто первым узнает об этом, начинает стрелять первым. Вот и весь секрет.
   – Для вас, видимо, этот секрет – не тайна?
   – Сильный человек должен успеть выстрелить в того, кто является его врагом. Вы сказали об абхазах, но эти «воспоминания» – всего лишь лживая пропаганда. Нам просто не удалось уничтожить их тогда, в 1990-х. Конечно, за это надо сказать спасибо нашим русским друзьям. Но придет час, когда мы расправимся с этим подлым племенем. Как вам известно, апсуа спустились с гор к ХХ веку, а до того в Абхазии жили настоящие абхазы, которые всегда были грузинскими племенами.

   Вероника ловила себя на мысли, что Василий размышляет абсолютно так же, как и ее мать, будто их теории были расчерчены одним транспортиром. Васо постепенно становился более серьезным, чем в начале разговора.
   – Мы вернем наши земли, клянусь вам, Вероника. И лично я буду горд, когда не оставлю камня на камне там, где пока еще живут эти подлые сепаратисты. Утерянное войной не возвращают миром. Рано или поздно, когда действующее ныне предательское правительство отправится в отставку, мы начнем войну. И на этот раз мы в ней победим.
   Он неприлично громко рассмеялся. На него стали коситься с соседних столиков.
   – И вы не видите никаких других путей решения этого вопроса? А может, создать в Грузии такую благополучную жизнь, чтобы абхазы и осетины захотели жить в составе Грузии?
   – Вероника, вы настоящий ребенок. А еще, я всегда сталкивался с такой дилеммой – бывает ли такое, чтобы в одной и той же женщине красота соединялась с ранимым сердцем и одновременно с острым и чуть ядовитым умом?
   – Ну и как?
   – Кажется, я нашел ответ на свой вопрос.
   – И как он звучит?
   – Очень мелодично: «Вероника Гегечкори, девушка из маленькой, но злой газеты».
   – Спасибо, конечно. Кстати, к вопросу о газете и вашей деятельности. Мне надо узнать – куда и кто обычно уезжает из Грузии?
   – Уезжают все, у кого есть шанс обосноваться в более благополучном месте. Уезжают как негрузины, так и грузины. Нередко подают в Россию, кто может – добирается до Германии. Большая часть армян – во Францию, азербайджанцы – в Иран, Турцию. Ну а попасть в США – дорогое удовольствие, за океан способны переселиться те, у которых и в Грузии добра немало.
   – Что же они ищут в Новом Свете?
   – Чаще люди пытаются убежать от самого себя, потому они эмигрируют. Преуспевающие, сильные натуры остаются на родине и пытаются дома сколотить счастье себе и своим детям.
   – Значит, те, кто обращается к вам, гонимы страхом?
   – В любом случае очень много разных людей на земле движимы этим чувством.
   – Почему? Я, например, нет.
   – Уверены? Подумайте: сколько всего вы делаете для того, чтобы не остаться голодной и одинокой? Разве вы не могли бы, скажем, подождать до лучших времен и найти работу спичрайтера в каком-либо государственном респектабельном учреждении вместо того, чтобы целыми днями мотаться по стране? Подождите, и я, возможно, смогу предложить вам местечко, более достойное вас. Или давайте о более интересном. Все ли мужчины, которые некогда окружали вас, – были вас достойны? Готов поспорить, что восемьдесят процентов из них были приближены потому, что вы боялись остаться одна!
   – Вы плохо себе представляете, как, зачем и с кем я когда-либо жила.
   – Я не хотел вас обидеть, Вероника, просто, как правило, мало кто знает истинную себе цену.
   – Так, значит, вы обычно цепляете людям ярлык, штрих-код которого таит в себе стоимость?
   – Одно знаю точно. Никто никогда не сможет прицепить ярлык к женщине, сидящей сейчас напротив.
   – Почему?
   – Потому что такой цифры не существует. Скажи, когда мы с тобой можем увидеться и подольше посидеть. Ты все время смотришь на часы, и это меня напрягает. Я хочу пообщаться с тобой так, чтобы узнать тебя со всех сторон. Говорят, что невозможно полностью познать женщину, но позволь мне попытаться хотя бы частично сделать это.
   – Ты хочешь переслать мне на E-mail тесты на IQ?
   – Думаю, что меня заинтересуют несколько иные коэффициенты.
   – Например?
   – Давай так. Я заеду за тобой завтра в конце дня. И мы попытаемся внести ясность в этот вопрос.
   – Я постараюсь быть не слишком занятой. – Однозначно, он был интересен ей своей, совершенно отличной от ее, точкой зрения. Как журналист, она нередко встречалась с людьми, взгляды которых были ей противны и чужды, но она считала, что должна досконально знать аргументацию оппонентов.
   На том и сошлись. Сумочка Веры музыкально замурлыкала. «А это ты зря», – писал неизвестно к чему Серв. Видимо, он имел в виду заключительные штрихи их с Верой последней встречи.


   Глава 9

   Дэви уже почти месяц сидел в камере предварительного заключения. Ортачальская тюрьма находилась почти в самом центре города, как раз рядом с роддомом. Она начиналась ажурно-железными воротами и продолжалась болью и страданиями нередко мало в чем повинных людей. Конец пребывания в камерах предварительного заключения Ортачальской тюрьмы зависел от того, насколько оперативно справлялась семья обвиняемого с тем, чтобы найти энную сумму в свободно конвертируемой валюте. Чаще всего, при неимении богатых родственников в России или за границей, выбор семейства неизменно сводился к срочной продаже какого-никакого жилья, некогда полученного от коммунистического руководства великой страны. Если, к счастью, это самое коммунистическое руководство выделило семье хотя бы трехкомнатную квартиру, то семейство, попавшее в беду, после дачи мзды могло рассчитывать на то, чтобы купить хотя бы однокомнатную квартирку на периферии.
   Во времена президента Шеварднадзе в Грузии набрали силу всевозможные правозащитные организации. Каждый раз их представители давали на своих сайтах информацию, а порой выступали с докладами о всевозможных нарушениях прав человека вообще и прав заключенных в частности. За такую деятельность все эти «ярые блюстители прав невинных» получали различные западные гранты, за счет западных же грантодателей ездили в Европу, Америку, останавливались в элитных гостиницах и изображали из себя убежденных демократов. Система, которую демократам надлежало привить в своей полуразрушенной стране, шла вразрез с восточным устройством государства, сплошь и рядом откровенно коррумпированным, но делающим широкие массы населения довольно обеспеченными и потому – апатичными. Нельзя сказать, что у правозащитников Грузии, интересовавшихся судьбами заключенных, было мало работы, надо признать, что нередко людей арестовывали и по заслугам. Правда, разной степени тяжести.
   Дэви Габашвили не приходилось рассчитывать на то, что родные на свободе продадут квартиру и выкупят его. Он и не хотел бы этого, больше всего на свете он мечтал теперь о смерти. Ее он надеялся получить, попав в «зону», где планировал нарушить все неписаные «правила», действующие среди отбывающего срок криминалитета, после чего его наверняка зарежут или застрелят соседи по камере. Теперь, когда мог оглянуться назад, Дэви начинал понимать, что потерял все, что жизнь сначала милостиво преподнесла ему, а потом, жестоко нарушив его вечно пьяный туман, нежданно отняла.
   Он пил все последнее время. С тех самых пор, как потерял работу в газораспределительной компании. Иногда он старался забыться, покуривая травку, щедро поставляемую новоприобретенными корешами. Постепенно перестал обращать внимание на красавицу жену и лишь изредка, протрезвев, замечал ее поздние возвращения домой с работы.
   Однажды, в момент очередного запоя, каким-то образом выйдя во двор, сквозь хмельную пелену он увидел ее, выходящую из роскошной темной машины с тонированными стеклами. После этого Дэви стал избивать Нинели, и той приходилось нередко оставаться на ночь «у подруги». Он понимал, насколько еще мог понимать своим проспиртованным умом, что, как говорили его кореша, она откровенно «отбилась от рук». А тот факт, что жена хорошела не по дням, а по часам, стала стильно и дорого одеваться, неопровержимо свидетельствовал о том, что у нее завелся богатый любовник.
   Дэви всегда безумно любил свою жену. С самого детства, еще когда колотил одноклассников, дергавших всеобщую любимицу Ниночку за косички. Любил и в то время, как два последних года в школе она встречалась с другим. Обожествлял, когда однажды вечером она позвонила и пригласила его погулять.
   С тех пор они не расставались. В жизни Дэви светило солнце побед и бесконечных перспектив. Вскоре же после увольнения с работы он отпустил все вожжи. Сначала перестал бриться по утрам, принимать душ с разными гелями для благоухания. Потом перестал видеться с друзьями из приличного, интеллигентного общества, унаследованного от родителей. Потеряв все свои былые связи, он сам себе стал казаться чужаком.
   Нина поругивалась с ним все последнее время по пустякам, теперь уже по самым незначительным поводам. Однако потерявший надежду муж не поддавался благотворному влиянию девушки и понемногу стал ненавидеть ее за то, что она всегда была такой красивой и притягательной.
   Через несколько месяцев он уверился, что именно она, Нина, – причина всех его бед. Женитьба на ней принесла ему несчастье. В голове Дэви стала бродить навязчивая идея – убить свою жену. Правда, как – он тогда еще не знал. Но вскоре спившегося ревнивца осенило. Для этого однажды утром он побрился, принял душ, прилично оделся и отправился к своему другу, с которым теперь почти не общался. В былые времена товарищи нередко выезжали за город на охоту. У Звиада был небольшой охотничий магазинчик с не самым бедным ассортиментом.


   Глава 10

   В офисе у известного правозащитника Ирмы Капанадзе с утра не смолкал телефон. Время было, как обычно, распределено по минутам. Сегодня ей предстояло два визита – в камеру предварительного заключения двух чеченских боевиков, экстрадиции которых требовала Россия. Ирма была в дурном расположении духа – она понимала, что, пожалуй, власти близки к решению выдать парней, за которых горой стояли ее западные друзья. Она все больше убеждалась во мнении, что Шеварднадзе сдавал бывших друзей, которые то и дело при каждом удобном случае незаметно показывали мерцающий оскал, говоря о своей долгой памяти как «на дружбу, так и на предательство». Тем не менее Ирма знала, что при любом исходе дела о заключенных чеченцах перед западными друзьями отчитываться придется досконально, за это ей деньги платят. Теперь же она стояла перед выбором – ответить или нет на звонок неизвестного ей абонента, который делал уже третью попытку еще больше испортить и так пасмурное настроение.
   – Здравствуйте, я журналист «Главной газеты». Я нахожусь за дверьми вашего офиса. Вы позволите войти?
   – А что мне остается делать? Как вас зовут, журналист «Главной газеты»?
   – Я вам позже все объясню. Пожалуйста. Это очень важно.
   Пришедшая девушка производила впечатление человека, который хорошо осознает, что говорит. Ирма Капанадзе не забыла предложить ей присесть. Через пятнадцать минут после этого она смотрела на девушку с некоторой снисходительностью старшей, заставшей ребенка за невинными шалостями. Но при этом правозащитница понимала, что ответ придется давать скорее серьезный, нежели банально-шутливый.
   – Это очень хорошо, Вероника, что вас искренне волнует трагическая судьба вашей подруги. Честно, это радует, когда вновь встречаешь искренних людей. Похвально и то, что вы стараетесь анализировать сами, а не проглатываете покорно те жареные куски, которые столь оперативно выкладывает наше доблестное следствие. Поверьте, Вероника, я очень хотела бы вам помочь. Просто на этот раз они правы. Дэви Габашвили действительно убил свою жену. Мне очень жаль. Сомневаюсь, что у вас есть резон встречаться и говорить с ним. Вы просто не узнаете ничего нового и потеряете свое драгоценное массово-информационное время.
   – Я все понимаю и благодарна вам, Ирма, но вы ведь знаете, как все это у нас происходит. Я бы не удивилась, если бы этот человек сказал, что был организатором еще и налетов на небоскребы в Нью-Йорке. Не мне вам рассказывать о том, какими методами пользуются наши блюстители порядка.
   – Разумеется, Вероника, только это особый случай. Вот, читайте.
   Правозащитница протянула журналисту лист, извлеченный из синей папки, лежавшей на полированном столе. Это была копия признания Дэви Габашвили в убийстве жены, сделанная по всем правилам, завершавшаяся словами: «В чем и расписываюсь».
   – И это еще не все. Дэви Габашвили находится на грани помешательства. Он совершил убийство, теперь он осознал все и почти потерял рассудок от горя. Вчера надзиратель сказал мне, что вскоре его, возможно, перевезут в психиатрическую клинику.
   – Их соседи говорили, что они встречались еще со школьной скамьи, тогда он был хорошим мальчиком.
   – Да, но, к сожалению, через некоторое время после их женитьбы у него началась депрессия, он не работал, выпивал, бродяжничал. Ваша покойная подруга недолго терпела такое положение дел, у нее завелся богатый любовник. Дэви могут оправдать, если найдутся доказательства, что убийство совершено в порыве ревности.
   – Что же вы мне посоветуете?
   – Да ничего. Если вас это утешит, закажите поминальную службу по усопшей, и желаю удачи.
   – Спасибо за совет. Не знаю, как насчет литургии, но все же вы мне помогли.
   Когда Вероника скрылась за дверью, правозащитница посмотрела ей вслед с завистью. Когда она была такой же неугомонной, ей удалось выбиться из рядов обыкновенных нотариусов и завоевать авторитет творящего чудеса неподкупного защитника ущемленных прав всех униженных и оскорбленных заключенных Грузии. Теперь все для прославленной правозащитницы было намного проще, и жизнь стала более предсказуемой и малоинтересной.


   Глава 11

   К продавщице Центрального супермаркета одновременно обратились с двух сторон. Оба клиента протянули 5-ларовые купюры и попросили пачку российских пельменей. Продавщица сердито взглянула сначала на девушку в красной маечке, затем на загорелого мужчину с сединой на висках и широченными плечами. Глаза девушки в красном и мужчины спортивного телосложения встретились, широко раскрылись и весело заулыбались.
   – Только после вас, мадам, – поклонился он.
   – Мадемуазель, кстати. Значит, наши силовые структуры, как и наши братья, питаются полуфабрикатами?
   – Ну уж не ожидал вас здесь встретить! Значит, и журналисты питаются не своими респондентами, которых нередко разделывают, как утку?
   – Ради бога, капитан. Разве я отняла у вас настолько много времени и сил?
   – Вообще-то не совсем. Но зато сейчас вы лишили меня желания покупать пельмени, которые надо еще варить. Давайте и вы не станете их брать и поужинаете со мной в «Тбилисури». Это неподалеку отсюда, там очень мило и приятно и всегда звучит тихая музыка. Вы любите музыку, Вероника?
   Более всех осталась недовольна продавщица супермаркета, оба ее клиента одновременно передумали делать покупку в отделе, в котором ей оставался процент от прибыли.
   Официант, одетый в форму с иголочки, принес им меню. На столе стоял ночник, дающий приглушенный свет, романтично оттенявший лица Вероники и капитана. На нижнем этаже «Тбилисури» подавали все, что угодно, хотя за самыми настоящими хинкали капитану следовало бы пригласить девушку в хинкальную «У Вельяминова». Однако Георгий Татоев знал, что к «Вельяминову» девушек в Тбилиси приглашать не принято, так как обычно в этом колоритном злачном заведении расслабляются мужчины, выпивая и щедро вставляя матерные длинные фразы в свою полугрузинскую-полурусскую речь (разумеется, матерная речь употреблялась именно русская, она более верно передавала настрой грузинских кавалеров).
   – Итак, что предпочитает Вероника Гегечкори на ужин?
   – Я с удовольствием заказала бы салат «Московский».
   Капитан попросил официанта принести салат «Московский», «оджахури», обильно прожаренный в собственном соку и подаваемый в глиняной овальной посуде, и родной ему осетинский хабисгини(хачапури с картофелем, замешанным в сыр).
   К мясу принесли бутылочку настоящей «Хванчкары», переливавшейся темно-красными бликами.
   Откуда-то, будто снаружи, доносились звуки скрипичной национальной музыки, которая на новых посетителей «Тбилисури» действовала расслабляюще, заставляя их почувствовать некую общность друг с другом.
   – Знаете, Вероника, на днях я собирался вам позвонить. Но, как оказалось, вы не оставили мне свою визитку.
   – Чем удостоена такой чести?
   – Это чисто профессиональный интерес. Мне хотелось сверить ответы. В своих наблюдениях я был полностью уверен и очень хотел, чтобы вы успокоились и продолжали жить спокойной жизнью.
   Официант привез на тележке с колесиками приборы и напитки. Капитан налил Веронике сок манго. Она была очаровательна при нежно-розовом свете ночника.
   – Вероятно, вы правы. Не стоило мне пытаться узнавать то, что выглядит так просто. Все оказалось очень банальным – муж из ревности убивает жену.
   – Вы правы, Вероника. Хотите аджику к мясу?
   В глиняной овальной посуде еще шипел картофель с мясом, посыпанным кольцами розовато-белого лука. Вероника переложила на свою тарелку всего ничего – она всегда старалась поменьше есть, чтобы не поправиться годам этак к сорока.
   – Георгий, у меня все же к вам вопрос. Я понимаю, что как бы вмешиваюсь в сферу, где работаете вы, но мне все же интересно знать – действительно ли Дэви Габашвили добровольно подписал признание в убийстве Нины и насколько он был искренен, когда это делал?
   Капитан весело посмотрел на Веру.
   – Значит, вы все-таки еще сомневаетесь…
   – Я не сомневаюсь, но все равно хочу знать. Я встречалась с Ирмой Капанадзе, и она это подтвердила.
   – Она была абсолютно права. Мне очень жаль, ведь Нина была вашей подругой, но это правда – ее убил муж.
   – Однако Ирма сказала также, что Дэви сейчас близок к помешательству. Может, в этом повинны те условия, которыми может похвастать наша тюрьма, когда заключенные становятся в очередь, чтобы соснуть часок, ведь там даже кроватей не хватает?
   – Я не знаю, откуда у Капанадзе такие сведения. Правда, я не психиатр, но мне кажется, что Дэви вполне в здравом уме и твердой памяти.
   – А по каким признакам вы это определили?
   – Ну… он вполне здоров, на него не жалуются, как на злостного нарушителя дисциплины, говорит разумно, когда хочет ответить.
   – А что, он мало разговаривает?
   – Просто он немного замкнут. Понятно, что он – не зверь, в конце концов рассказывают, что потерпевшая была очень даже ничего.
   – Она была потрясающей. Просто не представляю – как он мог так с ней поступить. А как же это случилось? Почему они оказались на Черепашьем озере? Ведь они жили далеко от него.
   – А вы что, бывали у них дома? И это уже успели сделать? Браво грузинским СМИ!
   – Это ерунда. А все же вы не ответили на мой вопрос… Я понимаю, что убийство произошло ночью, так как рано утром труп был обнаружен отдыхающими. Что же делали ночью на озере эти люди, муж и жена, как они там оказались в такое позднее время, когда у Дэви не было машины? А путь ведь не близкий для любителя ночной охоты за гуляющей женой? Как туда добралась Нина? Ее что, приволок Дэви? Для того, чтобы там застрелить? Почему же он не сделал это дома, если потом все же сознался в совершении убийства? Вообще – откуда у пьяницы такие развернутые планы, по которым все это было осуществлено? Он что, менеджер такого неудобного убийства, которое с большим успехом можно было осуществить дома в постели? Где Дэви раздобыл оружие? Откуда он взял на него деньги? А может, он его украл? Есть ли у вас свидетельство о том, у кого было выкрадено оружие? Капитан, есть ли у вас ответы на все эти вопросы?
   – Разумеется, да, Вера, иначе дело не было бы закрыто. Начнем, наверное, с оружия, которое мы обнаружили на месте преступления. Оно было украдено у бывшего друга Дэви, владельца оружейного либо охотничьего магазина. Незадолго до убийства к нам поступило сообщение о том, что у хозяина выкрали пистолет, и вскоре произошла эта трагедия. То, как они там оба оказались, Дэви не комментирует, он просто говорит, что, находясь на Черепашьем озере ночью, он решил раз и навсегда со всем покончить. Он был пьян и не помнит, как он там оказался. Он только уверен, что ехал в машине пьяным, но злым на нее, потом помнит, что через некоторое время выстрелил в нее. Этого достаточно? Я ответил на все ваши вопросы?
   – Я стараюсь переварить все это. Я подумаю. В принципе, как выяснилось, у вас есть какая-никакая версия. Вроде приемлемая, но…. Налейте мне сока, Георгий.
   Он улыбнулся.
   – Теперь вы мне нравитесь. Давайте лучше о приятном. Скажите, что вы любите больше всего в жизни? Я же не спрашиваю – кого вы любите больше всего. Хотя и это мне интересно, но это потом.
   – Я? Люблю благо, когда все «на пятерочку». А вы?
   – Люблю, когда существует повод и возможность любоваться…
   – Чем?
   – Кем.
   – И кто это?
   – А вы как думаете?
   – Всякое бывает.
   – Хотите, завтра поднимемся на Нарикалу, эту древнюю крепость вскоре собираются реконструировать? Оттуда открывается такой вид на город. Знаете, когда бывает невмоготу, иногда надо посмотреть на все свысока, то есть сверху. Все становится менее сложным, схематичным и понятным. Хотите?
   – Я не знаю, подумаю об этом завтра. Не знала, что работники силовых структур могут быть такими романтичными.
   – Вовсе не романтичными. Разве не каждый должен любить свой дом? А мой дом – это мой город, и гора, с которой виден дом, и небо над ним. А вы занимаетесь только служебными делами? Вы не отдыхаете?
   – Да, это здорово, когда, отдыхая, можешь быть спокойна, что с тобой люди, которых боятся.
   – Я не люблю, когда меня боятся.
   – А как же?
   – Мне нравится, когда меня если не любят, то хотя бы уважают.
   – Это похвально.
   – Это необходимо в жизни. Знаете, когда я служил в Афганистане, случилось нашему взводу попасть в засаду. Мы с другом Сандро из Гори всячески пытались вызволить ребят из лап врагов, трепыхались, как могли, но не тут-то было. «Духи» порешили бы нас всех тогда, если бы не наш пилот «вертушки» капитан Поляков. Никогда не забуду, как, рискуя быть сбитым, он почти на ходу взял нас на борт и вывез из обстреливаемой территории. Позже мы с моим однополчанином и другом Сандро всегда старались быть полезными Полякову. Прошли годы. Сандро ушел из силовых структур в бизнес, я работаю в следственных органах, а капитан Поляков теперь полковник авиации России. С тех пор нас троих объединяет какая-то невидимая нить братства. Кому бы из нас ни понадобилась помощь, остальные двое всегда окажут ее.
   – Георгий, чисто журналистская провокация. Ваш друг господин Поляков служит в армии другого государства. Разумеется, нонсенс, но предположим, что Грузия станет воевать с Россией и близкий вам человек, являющийся, как вы сказали, полковником авиации, получит задание сбросить пару бомб со своего самолета на военные объекты Грузии. Что вы будете думать о вашем братстве далее?
   – Ох уж эти журналисты, каждый – ходячая провокация. Запомните две вещи назубок. Пункт первый: Грузия и Россия никогда не станут воевать друг с другом. Пункт второй – смотри пункт первый.
   – Ну а если все же?
   – Ну, если возможно невозможное и между нашими странами начнется война, я никогда не стану стрелять в своего брата полковника Андрея Полякова. Думаю, и он тоже не забыл Сандро и капитана Татоева. Когда мы служили в Афганистане, нас всех считали «русскими». И, наверное, недаром.


   Глава 12

   С утра кмаровцам предстояло выполнить важное задание. Приказ пришел с самого верха. Необходимо было на всех видных заборах города обозначить позицию людей, которые собирались стоять до конца, – изобразить слово «Кмара» («Достаточно» – так в переводе с грузинского называлась и сама, созданная в апреле 2003 года по стандартной технологии «бархатных революций», организация молодых людей, помогавших делать революцию в Грузии). На все про все для этого дела в распоряжении у Ники имелось двадцать человек. К тому же надо было от этих двадцати потребовать полной самоотдачи – ведь звонок на телевидение уже был сделан. Телевизионщики обещали снять кадры в разных частях города, чтобы показать небольшой сюжет о протесте неизвестных молодых людей, не желающих спокойно смотреть на то, как рушат их страну коррумпированные чиновники. Правда, Ника думал и о том, что журналисты воспротивятся предложению кмаровцев проехаться по всему городу и найти-таки места, где заветная надпись была видна. Тогда он придумал, как можно обойти эту проблему. Нодар был ответственным за работу одной из бригад. Ему и поручил Ника поездить с журналистами и доступно и подробно объяснить где следует искать надпись «Кмара». У обывателей эта надпись не вызывала глубоких мыслей и долгих рассуждений. Разумеется, многие думали о том, что в стране давно следовало наводить порядок, но как – этого никто не знал точно, включая и самих активистов-новаторов.
   Никто не знал и того, что принесет с собой смена правящей партии. Обыватели порой говорили о том, что старое руководство уже «наелось», ему больше незачем грабить. Хотя хватало и тех, кто ждал перемен.
   Ника и его ребята решили ввязаться в борьбу, будучи искренне убежденными, что ими движет именно любовь к родине.
   Собственно, за тем длинным рядом продуманных в неких западных спецслужбах и предписанных к обязательному выполнению действий, которые следовало предпринять, чтобы свергнуть ненавистную им верхушку страны, лидеры оппозиции не часто вспоминали, не успевали вспомнить или задуматься над тем, какие идеи двигали их умы и сердца. Но зато они твердо знали, за какие коврижки двигались их тела. То, что было ощутимо, приятно хрустело в руках и материально являлось неоспоримым фактом для них, стало серьезным и значимым аргументом в пользу перемен.
   Хотя порой и в рядах реформаторов встречались искренние люди, которые надеялись изменить мир к лучшему. Таких в команде Ники было сорок процентов. Позже, когда уже все свершилось и в стране победила «революция роз», многие «верившие» оказались по другую сторону баррикад от тех, кто более трезво все оценил. Одни стали летать по миру и пожинать дивиденды демократии, а другие еще долго продолжали верить в свои идеалы, но вскоре их вера иссякла.
   Хотя, когда все стало ясным, как день, было уже поздно. Новоприобретенную власть следовало защитить, все прекрасно помнили, чего добились «революционеры» своими бессрочными митингами и неподчинением с розами в руках. Все прекрасно понимали, что теперь всегда можно будет выходить на улицы и требовать у власти свое, на этот раз, быть может, вооружившись тюльпанами или гладиолусами.
   Однако не тут-то было. Когда все встало на свои места, кмаровец-активист понял, что новая власть, в отличие от своих предшественников, не ведет себя столь корректно, чтобы ненароком не пролить кровь своего народа. Она постаралась все расставить по своим местам: кого поставить, правда, а кого – посадить, а если и тут не смолчит – то уничтожить. При загадочных обстоятельствах был убит премьер-министр страны Зураб Жвания, которого якобы обнаружили в квартире, где якобы произошла утечка газа. В эту нескладную сказку сразу же поверила западная пресса, простив своего «розового» любимца Михаила Саакашвили за все нестыковки в версии гибели второго лица в государстве. Это событие стало последней точкой в решении быть с «ними». Ника и несколько близких ему людей были страшно разочарованы и обратили свои взоры в лагерь оппозиции.
   Все это подавалось под соусом самой что ни на есть молодой и успешной демократии. Такой ее хотели видеть те, кто заказал. Такой заокеанские заказчики и требовали ее воспринимать всему миру, что позволяло новоиспеченным властителям бряцать оружием.
   Но все это Ника осознал много позже. Пока же лишь инстинктивно он понимал, что по стране бродил призрак революции, заставляя насторожиться даже весьма здравомыслящих людей, не уверенных в завтрашнем дне. Прислушиваясь к выступлениям оппозиционных молодых радикалов, они замечали, что митингующие хорошо знают свое дело – критиковать, но критиковать всегда легче, чем реально сделать жизнь в стране лучше. Новые претенденты на власть в Грузии не выдвигали никакой новой экономической программы, которая была бы более необходима, нежели весьма сомнительные и, возможно, в корне ошибочные ориентиры и долгосрочные планы по восстановлению целостности государства и вступлению в западные милитаристские блоки. Ника в глубине души прекрасно осознавал, что вопрос нерушимости государственных границ являлся вопросом почти риторическим, и реальные перемены здесь практически не ожидались. Но он понимал также четко и то, что мириться с потерей территорий не могли ни Грузия, ни Абхазия и Южная Осетия. Народ бы этого не простил.
   Но все это было намного позже.


   Глава 13

   Друзья называли ее Киса. Потому что глаза ее были предательски зелеными и раскосыми. С самого детства она больше всего любила танцевать, успехи в танцах всегда давали ей возможность задобрить «физичку» и «математичку», никогда не ставивших ей хотя бы троечку, чтобы перейти в следующий класс, а после девятого – поступить в хореографическое училище. Ее сольные номера с кавказскими национальными танцами на школьных концертах вызывали бурю аплодисментов, становились столь обсуждаемыми и незабываемыми, что вскоре снискали ей славу «звезды». Все самые крутые мальчики из средних и старших классов старались если не стать ее парнем, то хотя бы оказать какую-то услугу – подарить диск с любимыми песнями, на худой конец, надавить на преподавателя физкультуры, чтобы именно для нее, для Кисы, сделали исключение и не заставляли сдавать очередные жесткие нормативы по бегу на длинные дистанции.
   Но все с тоской думали о том, что ни одному из них никогда не удастся добиться настоящего успеха у Кисы. Окружавшим ее поклонникам нередко казалось, что вот-вот получится стать первым и единственным, хотя, быть может, и не последним. Но, тем не менее провести хоть некоторое время с Кисой каждый парень в школе считал за счастье.
   Наконец она получила свой аттестат о неполном среднем образовании, собрала все необходимые документы и предстала перед комиссией хореографического училища. Бывшие прославленные танцоры, входившие в жюри и оценивавшие национальный, латинский и восточный танец Кисы, исподтишка глотали слюну – так она заводила профессионалов. Комиссии Киса понравилась очень! Но, поскольку по «старой золотой традиции» времен Шеварднадзе все бюджетные места были проданы задолго до экзаменов, ей поставили такой балл, что она не срезалась, а попала на платное отделение.
   Девушка плакала целый месяц – ведь маминой зарплаты воспитательницы в детском саду и отцовских доходов машиниста метрополитена не «поднять» платное обучение.
   Подружки старались вывести ее из состояния депрессии, упрашивали сходить с ними то в кафе, то в кино, а лучше всего – на дискотеку. Как-то в конце августа самая любимая сердцу Кисы подруга Тома поставила перед несостоявшейся студенткой ультиматум – или девушки вместе едут отдыхать в Аджарию, или… тут фантазии Томы не хватало на описание карательных мер. Но ультимативная постановка вопроса сыграла свою роль, а тот факт, что с подружками ехал брат Томы – Тенго, послужил доводом для мамы Кисы. Тетя Лара отпустила свою 16-летнюю дочь на море «без особого присмотра».
   Результатом приключений, начавшихся прямо в поезде со знакомства с жителем Кобулети, стало то, что веселая троица поселилась в самом что ни на есть центральном проспекте Давида Строителя в достаточно пристойных апартаментах за самую мизерную плату. Море по утрам ласкало их молодой и ленивый слух, нежное утреннее солнце медленно меняло бледный цвет молодых тел на розово-шоколадный, и окружающее повсеместное веселье стало менять настрой «провалившейся» на экзаменах юной танцовщицы.
   На четвертый день после приезда поменялся не только настрой, но и весь ориентир ее жизни. А все как всегда началось с ее танца. На этот раз на дискотеке «Виктория», где к вечеру наплававшиеся отдыхающие оставляли последнюю порцию своего дневного запаса энергии и денег.
   Тома, Тенго и Киса сидели за столиком, попивали «фанту» и беззаботно болтали, когда диджей стал одну за другой ставить нашумевшие в этом сезоне восточные композиции, типа «Ду-ду», в исполнении турецкой поп-звезды Таркана. Кошачье-зеленые глаза Кисы стали то и дело поглядывать на неуклюже раскачивающуюся в такт музыки толпу. Наконец диджей Гааз объявил конкурс танца на подиуме, в котором только в тот вечер за победу вручался приз – бесплатный входной билет на двоих, предполагавший и угощение за счет заведения. Глаза Кисы заблестели еще более ярко.
   – Не надо, Киса, один Тенго после твоего танца не справится со всей этой толпой потенциальных претендентов на вечер с тобой. Может, пожалеешь моего бедного братца?
   Однако Киса уже приняла решение. Она горделиво встала из-за стола и, глядя на сцену, грациозно прошествовала сквозь толпу. Вскоре она оказалась в десятке участников объявленного конкурса.
   – Откуда вы?
   – Я из Гори.
   Диджей Гааз попросил зрителей поприветствовать девушку Ингу из Гори. Кое-кто танцевал. Кое-кто посмеивался в адрес дебютантки. Еще несколько номеров – и тинейджеры разделились на тех, кто все еще интересовался конкурсом, и тех, кто уже нет.
   – Итак, наша последняя конкурсантка приехала из…
   – Тбилиси. Меня зовут Киса. Я хочу посвятить свой танец этому прекрасному уголку планеты, где забываются тревоги и печали.
   Моментально потух свет, сквозь тоненькую разноцветную его струйку зал поразили нечеловеческие, почти кошачьи движения молодой девушки, заставляющие замереть и не верить своим глазам. Это был не клип, где все полуреально, это – явь, она была одна, но ее члены пели каждый свою песнь, исполняли каждый свой танец, который шевелил душу, завораживал. Музыка сливалась с танцем, будто рожденным именно на этот восточный мотив о яростной турецкой любви. Зал дискотеки взорвался аплодисментами. С мест вскочили даже те, которые сидели за столиками и заказали себе поесть и выпить. Диджей не мог вставить слово в крики одобрения. Они требовали еще танца! Никто не хотел отпускать со сцены чудо, которое звали Киса.
   Победителя конкурса даже не пришлось называть, все было ясно и так – толпа вопила: «Еще! Киса!» Теперь она стала звездой общества, которое приехало с разных концов Грузии и Армении. Она по праву получила свой билет на посещение дискотеки на следующий день, причем вместе со своими друзьями. Со сцены она сошла так, как будто это был экзамен-реванш за несбывшиеся мечты о хореографическом училище, только на этот раз – она поступила.
   – Ты была потрясающа, Киса. – К ней сквозь толпу пробралась Тома. – Видишь, на самом деле ты – самая лучшая.
   – Действительно, вы самая лучшая. Мы не могли бы отойти всего на пару минут с вами. У меня есть что сказать вам, леди… – Загорелый, средних лет мужчина оказался рядом словно из ниоткуда. Он был «весь из себя», сильное тело подчеркивала узкая черная майка, а черные холщовые штаны демонстрировали сильные длинные ноги. Он не мог не понравиться, он внушал почтение к себе. Киса подумала, что незнакомый мужчина может сделать ей интересное предложение, она ждала именно этого от загадочного загорелого парня, заговорившего с ней так, будто он знает ее давно.
   – Может, присядем здесь, Киса? Что вы пьете?
   – Только воду, я вся горю после танца. Вам понравился мой номер?
   – Вы заставили весь зал принадлежать сцене. Это было потрясающе. Вы профессионально занимаетесь танцем?
   – Немного. К сожалению, не поступила в хореографическое училище, сдавала экзамены месяц назад и попала на платное отделение. А это так дорого! – Музыка заставляла их почти кричать и приближаться друг к другу, чтобы расслышать слова. – Извините, а вы откуда? Вы интересуетесь танцами?
   – Вы догадались, разумеется, я не просто так к вам подошел, мне кажется, я могу вам помочь, чтобы ваш талант приносил людям пользу, и в первую очередь вам. Ведь это грех – зарывать в землю такую жемчужину.
   – Вы думаете, что у меня талант? – глаза Кисы наивно загорелись, – я просто танцую, и все, я очень люблю танцевать, как все.
   – Может быть, но танцуете вы не как все. И достойны самого особенного – танцевать для истинных ценителей вашего таланта. Вы хотите, чтобы я помог вам? Давайте встретимся завтра здесь, вы придете на дискотеку?
   – Разумеется, спасибо, я бы очень хотела танцевать профессионально и получать пользу от танца. Простите, а как вас зовут?
   – Дмитрий, называйте меня Дмитрий, Киса. Что ж, я рад, что нашел вас. Давайте выпьем за нашу встречу.
   Утром, дождавшись, пока дядя, что всегда был как старший брат, наверное, проснулся после дежурства, Киса в нетерпении поделиться своим счастьем набрала номер его телефона. Как он может спать, когда в ее жизни происходят такие важные события. Теперь все изменится, а он спит! «Георгий, возьми трубку», – говорила она про себя, когда будила капитана, не выспавшегося после очередного дежурства.
   – О, наконец! Георгий, я начинаю работать танцовщицей за большие деньги. Татоев, как ты можешь спать, когда моя жизнь начинает идти в гору?! Ты не представляешь, что случилось вчера на дискотеке. Я победила на конкурсе танца, ко мне подошел продюсер и сделал предложение танцевать за деньги, пока не знаю где, но ты представляешь, как это здорово! Он говорил, что мой талант нуждается в истинных ценителях, которым он может меня показать! Ты все еще спишь?
   – Я уже не сплю. Разве ты дашь?! Киса, ты ничего толком мне не объяснила. Видимо, сама не знаешь, кто и что тебе предложил. Не майся дурью и будь осторожна, ты слишком молода и красива. Тебя легко обмануть, если захотеть это сделать. Поверь, в жизни не случается сказок.
   – Ах вот как! Ты не рад за меня? После того как я провалилась в училище и потеряла надежду на что-либо вообще, а теперь встретила настоящего продюсера, ты говоришь, что я должна быть осторожна?! Ты что, не любишь меня? Зря я тебе позвонила, братец. Ну уж извини, что разбудила так рано!
   И она резко положила трубку. Капитан полностью потерял сон. Он стал набирать номер строптивой маленькой племянницы, которая больше всего на свете любила танцевать.
   – Послушай меня, это я, – дозвонился он. – Не смей делать что-либо серьезное, подписывать документы и вообще самодеятельностью заниматься, пока не приедешь и я не выясню – кто он, этот твой благодетель, поняла?! – наорал он на нее. Затем связь прервалась.
   «Абонент находится вне зоны досягаемости». – Девушка отключила мобильный так, чтобы дядя перестал портить ее взлетевшее после вчерашнего триумфа настроение. Она думала лишь об одном – вечером на дискотеке ей предстоит серьезный разговор, и все вокруг поменяется сразу. Девушка мечтала все в жизни сразу сделать лучше, чтобы помочь семье, едва сводившей концы с концами, и жить по-человечески. В свои 16 лет она не знала, что чудес на свете не бывает. Тома тихонько завидовала головокружительному успеху близкой подруги, она больше помалкивала, только слушала, о чем говорит Киса и на какие блестящие перспективы надеется.
   Настал вечер, хотя день тянулся, как расплавленная резина, и казался бесконечным. Тома вечером сказалась больной, у нее вдруг заболели ноги, голова и живот. Тенго вообще большей частью было совершенно все безразлично, он тоже остался дома. Киса же в сердцах решила рискнуть и пойти одна. Она не хотела упускать шанс, который милостиво предоставила ей судьба. Девушка надела свое голубое, в меру откровенное платье до колен, повесила на шею бусы из ракушек, распустила длинные каштановые волосы и попрощалась с друзьями, на которых в душе, конечно, немного обиделась, но как только дошла до дискотеки – сразу позабыла обо всех печалях начавшегося вечера.
   Она вошла в зал, сопровождаемая взглядами понемногу собиравшейся тусовки, подошла к стойке и стала разглядывать ребят, которые болтали и попивали коктейли. Себе она заказала «фанту» и стала слушать музыку. Диджей Гааз медленно разогревал толпу, которая еще не думала вставать из-за стойки и столиков, уставленных множеством тарелок и стаканов. «Как можно есть в такое время?» – удивилась Киса, глядя на компанию, уплетавшую остатки жаркого.
   – Да, ты прав, не стоит есть на ночь, если они хотят иметь фигуру, хотя бы слегка напоминающую твою. Привет, я заметил тебя, как только ты вошла. Ты сегодня без свиты? – Это был он, но как он догадался о том, что подумала Киса?
   – Привет, а мы уже на «ты»? Подруга заболела, и за мной зайдет ее брат, чтобы проводить до дому, я ненадолго.
   – Зачем тебе ее брат? Позвони и скажи им, что ты в безопасности. И тебя проводят до дому. Хочешь немного потанцевать?
   – Не знаю, так сразу? Может, немного поговорим?
   – Брось, Киса. Сегодня я хочу доставить тебе немного удовольствия. Ты пробовала коктейли, которые готовят в «Виктории»? Это что-то неописуемое. Давай для начала закажем…
   – Я не думаю, что хочу попробовать коктейли…
   – Этот называется «Сталактит». Его готовят, смешивая коньяк с ликером. Причем так, что ликер ложится в пространство бренди, как сталактиты в пещерах. Ты видела такое зрелище наяву? Тебе понравится.
   Киса отпила всего ничего.
   – Тебе обязательно понравится. Давай теперь немного потанцуем. Ты потрясающе выглядишь.
   У девушки немного закружилась голова, но Дмитрий уже так крепко держал ее в своих объятиях, что она твердо стояла на ногах. Лишь почувствовала, что ей приятны прикосновения этого чужого взрослого мужчины. Ей всегда нравились взрослые мужчины. А этот в танце прижимал ее к себе, иногда отдалял. И она хотела вновь прильнуть к его телу. Он как бы невзначай погладил ее по голове и повлек за собой к стойке. Дмитрий заказал еще коктейль, Киса стала разглядывать толпу, ей стало не по себе.
   – Киса, посмотри. Это тоже нечто интересное. «Укус кобры», попробуй его, и сама станешь кусаться, как страшный хищник.
   – Я не хочу больше… – Звуки дискотеки начинали превращаться в сплошной гул.
   Он поднес к ее губам стакан. Толпа уже стала танцевать, кое-где целовались, другие пили, бармены летали, как реактивные танцоры – каждый занимался своим делом.
   – Ты очень красивая, Киса, я хочу доставить тебе удовольствие. Давай немного побудем здесь и уйдем, я покажу тебе этот город с другой стороны, которую ты, уверен, еще не знаешь.
   Киса теперь видела толпу сквозь пелену. Она просто слышала музыку и голос своего спутника. Она хотела, чтобы этому мужчине удалось ее соблазнить, так она отомстила бы за то, что жизнь уже с ней сделала. Так думала 16-летняя девушка. Она не учитывала, что впереди у нее была целая жизнь, но этого аргумента Киса просто не могла знать.
   Его голос звучал, как из преисподни.
   – Давай уже пойдем. Может, я покажу тебя сегодня же людям, которые станут решать твою судьбу.
   Он почти поволок ее, как куклу, которая не знала, как следует ходить. На улице их уже ждала машина. Дверца открылась как по мановению волшебной палочки. Внутри было темно. Киса не могла разглядеть лица человека, сидевшего за рулем. Ей показалось, что ее спутник обратился к водителю на каком-то из тюркских языков. Дмитрий сидел рядом и был для юной девушки волнующе притягателен. Путь длился бесконечно. Тяжелое небо над иссиня-черным морем заставляло воспринимать горизонт приблизительно и неточно.
   – Мне кажется, что мы уже далеко от дома?
   – Не думай об этом, сегодня нас ждут великие дела. Нас ждут люди, которые могут изменить всю твою жизнь.
   Водитель опять обратился к мужчине по-турецки, он, видимо, что-то объяснил, правда, недовольно, но решительно. Вскоре машина остановилась у огромных, ажурных, позолоченных ворот. Дмитрий набрал номер на своем навороченном мобильном телефоне.
   – Открой дверь, мы уже здесь.
   – Что?
   – Киса, мы приехали. Добро пожаловать на фабрику особенностей, – оскалился Дмитрий.
   Кисе безумно хотелось спать. Сделав шаг на улицу, она почувствовала, что голова ее все еще не прояснилась. Дмитрий обнял ее за талию. Но это она только увидела, а не почувствовала. Девушка понимала, что маме все это не понравилось бы, но ничего не могла с собой поделать, даже если бы захотела, ноги ей абсолютно не подчинялись. За железной дверью по две стороны зеркального холла в кадках стояли кусты с огромными красными цветами, испускавшими пряный аромат. Их встречал мужчина восточного типа, одетый во все темно-синее.
   – Ты говоришь на английском, Киса? Это Брэд, он из Малой Азии.
   Брэд улыбнулся девушке приветливой улыбкой хозяина, заранее знающего программу приема гостей.
   – Hello, Kisa. I have been waitng for you for a very long time. At least the moment became. Well come to us (Привет, Киса. Я долго ждал тебя. Наконец этот момент настал. Добро пожаловать к нам).
   Она улыбнулась Брэду усталой, почти детской улыбкой и умоляющим взглядом посмотрела на Дмитрия.
   – Конечно-конечно, Киса, тебе надо немного отдохнуть. Я провожу тебя в твою комнату. Да, и позвони друзьям, чтобы тебя сегодня не ждали.
   Он подал ей руку и подвел к тихо открывшемуся лифту.
   – Нам на второй. Ты очень устала, да? Это не беда, пойдем со мной.
   Дмитрий подвел ее к комнате и широко распахнул перед ней дверь. Киса не смогла не зажмуриться, в глаза бил сильный свет, который будто бы лился из окна, но сквозь пелену сознания Киса подумала о том, что сейчас должно быть темно и в окна не должно светить солнце. Вдруг ее глаза остановились на высоком хмуром мужчине в белом халате. Он подошел к ней и…
   После этого Киса не помнила ничего, ее сознание окутал плотный туман, сквозь который прорывалась лишь сильная боль во всех членах ее молодого, гибкого и здорового тела. Боль пронзила ее всю. Она перестала ощущать себя человеком. Забыла, кто она, как зовут, откуда пришла туда, где царствует боль, повсеместная, всепобеждающая. БООоооооооолььььььььь, которая скрежещет, как приближающаяся смерть!!!!!!!!!
   Темнота.


   Глава 14

   – Доброе утро, дорогая. Как ты себя чувствуешь? Хорошо поспала?
   Свет из окон осветил ее измученное лицо, он предательски слепил глаза, которые не желали открываться и смотреть на жестокий мир. Киса приподнялась и вдруг начала понимать, что боль покинула ее. Может, она ей приснилась, может – прошла. Киса не могла дать себе четкого ответа. Она посмотрела на Дмитрия, он был свеж и весел. В руках держал серебряный поднос с едой.
   – Можно мне сесть на твою постель? – спросил он, оглядывая полуобнаженное тело девушки, распластанное на мягкой постели. – Я принес тебе поесть, тебе нужны силы, ведь ты еще почти ребенок. Ты любишь по утру яйца всмятку? Здесь и кофе.
   – Мне было больно, у меня болело все, что могло. Я не знаю почему, но я плохо что-либо помню: и как прекратилась боль, и где она началась.
   Он громко рассмеялся.
   – Забудь, Киса, тебе это все приснилось. Я привел тебя в эту комнату. Ты была настолько уставшей и немного пьяной, что даже не захотела принимать душ и…
   – И что? Я заснула?
   – Ну почти… Забудь, ведь сон улетел, и на сегодня у нас запланировано немало интересного. Правда, ты можешь пока полежать, я принес тебе DVD-плейер, ты посмотришь самые лучшие выступления победителей ведущих мировых конкурсов танцев. Как знать, может, через некоторое время в их число попадешь и ты? А теперь ешь. – Он налил ей горячий ароматный кофе из кофейника-термоса и разбавил молоком.
   – Да, но неужели мне снилась эта ужасная боль, которая полностью овладела моим телом, я хотела сбежать от нее. Но она долго не отпускала меня, держа в своих железных лапах…
   – Киса, людям иногда снятся кошмары, забудь. Все прекрасно. А скоро будет еще лучше. Кофе может остыть.
   Дмитрий оставил поднос на тумбочке с голубым ночником и тихо направился к двери.
   – Если что-либо понадобится, позвони в колокольчик, я услышу.
   – Хорошо, спасибо, Дмитрий.
   Он вышел из комнаты, закрыв за собой дверь на ключ. Киса было вскочила, чтобы узнать, почему он запирает ее, но след его уже простыл. Киса бросилась обратно. Она помнила, что на свидание пришла с сумочкой, в которой покоился ее мобильный, вероятно, принявший не одно сообщение или звонок, пока она была то ли пьяна, то ли… Но сумочки не оказалось ни у постели, ни в шкафах, до отказа набитых пустыми вешалками, ни на журнальном столике с глянцевыми журналами. Только на стуле одиноко висел роскошный нежно-розовый шелковый халатик в цвет с ночной рубашкой, которая невесть откуда оказалась на ней. Киса подошла к окну, открыла дверь балкона и обнаружила, что находится на четвертом этаже дома, возвышающегося на скале, парившей над морем. Киса в растерянности села на постель и поняла, что теперь у нее проблемы более серьезные, чем те, что связаны с поступлением в хореографическое училище. Теперь спешить было некуда.
   На следующую ночь, которая пришла неожиданно, боль поймала ее вновь, она подкралась из темноты и поползла, как удав, по ее ногам кверху, вцепилась в живот и подперла горло, не давая вздохнуть. Киса вновь оказалась в темноте, где опять потеряла свое «я». Ее больше не было. Наутро Дмитрий убеждал ее вновь, что это был ужасный сон, что она не должна удивляться тому, что живет взаперти, что вскоре позвонят из Малой Азии и все изменится сразу и бесповоротно, правда, он не уточнял – в какую сторону. На ее мольбы и слезы он отвечал строгим тоном, а однажды так сердито на нее посмотрел, что она поняла – сопротивление бесполезно.


   Глава 15

   – Привет, Вероника, узнала?
   – Я думала, что ты уже не позвонишь.
   – Мы собирались сегодня на Нарикалу, я очень хотел этого, но, к сожалению, я сейчас не в городе. У меня возникли проблемы, и я выехал в Аджарию…
   – Что случилось, Георгий?
   – Я не могу объяснить тебе всего. Может, позже, когда, очень надеюсь, завершатся мои поиски.
   – Поиски чего?
   – Кого. Неважно. Я должен найти одного человека, и это вопрос жизни и смерти, понимаешь.
   – Конечно, Георгий, но если ты не скажешь мне, в чем дело, я тебя нагоню в пути и мы будем вместе искать твоего человека.
   – Пожалуйста, мне не нужна ничья помощь. Я справлюсь сам, просто хотел извиниться, что наше свидание сегодня отменилось и не состоится в ближайшее время.
   – Это не беда, я желаю тебе удачи.
   – Целую тебя…
   – Что?
   – Пока….
   «Наше свидание не состоится, – повторила про себя Вероника. – У меня состоится нынче свидание с другим человеком. Давно уже пора позвонить господину Каландадзе, ведь момент интервью настал, пора поговорить с боссом погибшей подруги».
   Сумочка музыкально замурлыкала, это был номер Василия.
   «Как он угадал, что я думаю о нем?» – спросила она себя.


   Глава 16

   – Проходи, это наше скромное обиталище, надеюсь, тебе понравится здесь. – Он подвинул к ней голубое мягкое кресло, которое мирно до того стояло у стола с компьютером последнего поколения.
   – Здесь здорово. Наверное, очень дорого снимать такой роскошный офис? Или это помещение принадлежит вам?
   – А, ерунда. Мы просто сделали ремонт со вкусом. Знаешь ведь, как бывает, обычно берут помещение в аренду, потом заключают соглашение о переделке и давай кроить и мерить на свой лад. Люди цепляют всякие панели и прибамбасы по своему усмотрению, а мы наняли профессионального дизайнера-архитектора, который до последнего штриха здесь все рассчитал.
   – А что касается самого помещения, то…
   – Ну, Вероника, это тоже старая история. Еще в период коммунистов дед был известным на всю страну архитектором, здесь, в столице, такого понастроил, что Берия позволил ему взять под свою опеку это здание. Затем мой папа, Дито Каландадзе, приватизировал его, и вот я продолжил дело своих предков, решил с пользой реализовать ресурсы семьи. Как видишь, это наша фирма, которая занимается всем спектром выездов из Грузии.
   – А сколько человек у вас персонала?
   – Это уже интервью?
   – Да нет, так, просто дружеский разговор между делом.
   – Нас не очень много, но «мы все в тельняшках», – ответил самоуверенный мужчина, присев на ручку кресла Вероники, глядя на нее сверлящим взглядом.
   – Не то чтобы я хочу сделать интервью с тобой, просто я должна написать об эмиграционных процессах вообще, а так как все только и говорят о фирме Васо Каландадзе и мы с тобой так мило пообщались в тот день, размышляя о войне и мире, я и подумала, что, может быть, ты поможешь беззащитной журналистке, пытающейся обо всем говорить правду.
   – Ха-а-а-а, – он не смог сдержаться, – неужели ты думаешь, что когда-нибудь, говоря даже о детском саде, ты сделаешь материал, в котором поведаешь миру правду? Ты что, думаешь, что правда есть?
   – Разумеется, я всегда допытываюсь до правды, особенно когда это важно для общества, – ответила девушка, начиная терять самообладание.
   Он не мог остановить свой смех.
   – Правды нет, ее не существует, она, как ползучий змей, прячется там, где ей теплее, она меняет свое одеяние и каждый раз становится абсолютно неузнаваема людьми, которым минуту назад казалось, что они поймали ее за хвост. Правда имеет свойство предавать своего обладателя. Ты думаешь, что это твой друг, а на самом деле он оказывается твоим злейшим врагом, который готов в любую минуту уничтожить тебя так, что никто не найдет концов.
   – Но ведь это ложь! Как ты можешь так говорить? Правда нужна, она заставляет нас двигаться вперед, она проливает свет на вещи, а свет – это жизнь.
   – Нет, Вероника, свет может стать причиной смерти. Представь, что следователь включил свет тогда, как вор лез в сейф банка. Этот свет – свет для сыщика, но он – смерть для вора. А может, бедняга не так уж и преступен, подумай, может, ему надо украсть для того, чтобы сделать брату-инвалиду жизненно важную операцию, а иначе бедолага не выживет. Такой свет может принести смерть двум людям, тому, который ворует, и тому, который ждет энной суммы на операцию, чтобы стать человеком, как другие. Разве он не имеет права на свет? Или те, которые вносят свои деньги в этот самый банк, зарабатывают их проповедями? Ведь каждый в этой жизни ворует если не прямо, то косвенно.
   – Знаешь, это размышления, которые можно продолжать до бесконечности. Я, к сожалению, не могу с тобой согласиться, я просто смотрю на вещи под другим углом. Честно говоря, для моего редактора сегодня вечером тема эмиграции будет более актуальной, нежели философский вопрос правды. Так что, если у тебя есть время, давай поговорим о…
   – Вообще-то, милая, я хочу сделать тебе небольшой подарочек. Сегодня вечером я собираюсь навестить одно очень своеобразное общество, где твердо чувствуешь свое отличие от всех других. Приглашаю тебя составить мне компанию на прием в посольство Китая по случаю какого-то их национального праздника. Тебе покажется, что ты посетила сразу много стран за несколько часов, и тогда ты сможешь понять людей, которые делают свой выбор – уехать или остаться. Идет?
   – Скажу тебе честно, это достаточно интересное предложение.
   – Тогда увидимся вечером в семь?
   – О’кей.


   Глава 17

   Когда Вероника вышла из дому в своем черном облегающем платье с золотой вышивкой на бедре в форме небольшого скорпиона и на высоких каблуках, на которых держалась так, будто в таком виде и родилась, у нее закружилась голова. Потому что прежде, чем она дошла до такси, вокруг нее петляли парни и взрослые мужчины, которые не могли пройти равнодушно мимо стройной и привлекательной женщины. Вслед ей летели комплименты, порой не совсем корректные и скромные, касающиеся некоторых частей ее красивого тела. Путь ее лежал туда, где выражают свои мысли куда более сдержанно и учтиво, хотя порой говорят друг другу значительно менее приятные вещи, нежели красивым девушкам на улице.
   Место встречи находилось неподалеку от ее дома. Но она все же решила доехать на такси, чтобы не очень смущать тбилисцев своим внешним видом, предназначавшимся для дипломатического приема.
   По дороге Вероника дала себе обещание поменьше говорить и побольше слушать, этот метод она считала как нельзя более правильным и безотказным. Надо было подумать и над тем, как вести себя с Васо. Судя по его поведению, на нее он реагировал не совсем равнодушно, а в душе у девушки по-прежнему жил другой мужчина, и, как ни наивно ей это казалось с современной точки зрения, она все еще старалась сохранить верность своему еще не увядшему чувству. А экс-любимый тем временем то и дело подпитывал ее болезненные воспоминания об утраченном счастье.
   – Ты почти вовремя, опоздала всего лишь на десять минут, – сказал ей Васо Каландадзе с неизменной улыбкой, помогая выбраться из такси, – к тому же нам совсем не далеко. Посольство через один дом. Очень хотел заехать за тобой, но все же решил, что опаздываю абсолютно безнадежно.
   – Это не беда, ты же знаешь, я самостоятельная девушка и не очень привыкла к ухаживаниям.
   – А это ты зря, – ответил Васо, оглядывая Веронику восхищенным взглядом с ног до головы, – уверен, что на приеме будет множество мужчин, которые почли бы за честь хотя бы немного поухаживать за тобой. Представляешь, как мне повезло, в отличие от них?
   – Спасибо, конечно. Я уже говорила, что мне как журналисту очень интересно побывать на такого рода мероприятии. Кстати, а почему ты идешь на вечер? Ты ведь, кажется, не занимаешь дипломатический пост?
   – Да, пока не занимаю. Но как знать, как знать… Время идет, и все меняется. Сегодня мы всего ничего, а завтра – как знать… – Он вновь многозначительно улыбнулся своей спутнице, будто что-то недосказывая. – Прошу, вот мы и пришли.
   Он пожал руку сразу вышедшему ему навстречу китайцу, не совсем традиционно низкорослому, одетому в черный строгий костюм. Как выяснилось позже, ассистента посла звали мистер У. Встречающий гостей дипломат пожал руку и Веронике, посмотрев на нее с едва скрываемым восторгом и даже немного поклонившись. Далее следовало поздороваться еще с целым рядом неизвестных господ, и вскоре Васо шепнул Вере, что перед ней сам посол Китайской Народной Республики.
   – Congratulations, – кратко сказала Вероника, пожимая руку еще более кратко среагировавшему на поздравления послу, сухо пожавшему и ей руку, собственно, не более сухо, нежели ее спутнику, пригласившему Веру на прием. Неподалеку проходивший фоторепортер мгновенно зафиксировал этот момент для истории на свою правдивую пленку.
   Вскоре новоприбывшие оказались в стане работников дипмиссий, пришедших на праздник в китайское посольство со своими спутницами, большей частью достаточно строгого вида: в костюмах и изящных украшениях. Кое-кто беседовал, держа чинный вид, кое-кто пробовал знаменитую китайскую лапшу, кто-то увлекся странного вида звездочками из мяса, как вначале показалось Вере, хотя позже она узнала, что это блюдо было приготовлено из мало ей известного морского животного, залитого томатным соусом. В центре комнаты, где проходил прием, стоял невероятных размеров телевизор одной из тайваньских фирм.
   Васо, едва держа свою спутницу за локоток, подвел ее к высокому господину, которого она сразу приняла за неместного. Однако господин оказался настоящим грузином.
   – Васо, где ты раздобыл эту красоту? – с едва скрываемым восторгом обратился господин к молодому человеку. – Приветствую вас, леди. Васо, как наши общие дела, все ли уже подготовлено? Об этом не принято говорить, но шептаться ведь никто не запретит… – Человек улыбнулся владельцу фирмы, занимающейся эмиграцией и туризмом, широкой улыбкой.
   – Приветствую вас, дорогой Нугзар, надеюсь, наш многоуважаемый Бадри хорошо себя чувствует? Говорят, что его стали беспокоить какие-то шумы в ухе? Думаю, ему незачем беспокоиться. Говорят также, что он накопил достаточно сил для того, чтобы всегда быть в безопасности, даже в руках наших прославленных врачей…
   – Что вы, Васо, «все путем». У Бадри есть прекрасные близкие и друзья, которые всегда заботятся о его благополучии, не думаю, что ему угрожает какая-либо опасность. Зато, видимо, вас все только радует? Пока…
   – Да, и далее будет так же, просто уверен в этом, мы очень много работаем и надеемся на успех.
   – Дорогой Васо, вообще, никогда нельзя быть уверенным в чем-либо, даже в себе. Хотя когда тебя сопровождает такая женщина, под силу снести любые трудности. Рад вас видеть, мадам. Пойдемте выпьем за вашу красоту. Как вас зовут?
   – Спасибо. Меня зовут Вероника.
   – Она иногда сотрудничает с нами, – моментально вставил Васо, как бы отгораживая свою подругу от назойливо пытающегося уйти от темы пиар-менеджера ведущего бизнесмена страны, – а выпить и я вовсе не прочь, особенно за красоту нашей Вероники.
   Не успев оглянуться, Вера оказалась у столика с мило улыбающимися девушками, говорившими на трех языках и подававшими напитки гостям. В маленьких рюмочках блестела прозрачная жидкость. Это была китайская водка. Почему-то Нугзар настаивал на том, чтобы Вера попробовала ее. Он утверждал, что это истинное удовольствие. Водка по-китайски казалась страшной лишь на начальной стадии, она абсолютно не подействовала на уровень трезвости ума девушки, которая вовсе не намеревалась пьянеть.
   – О, кого я вижу! – воскликнул Нугзар, улыбаясь приближающейся к нему даме с тарелкой, наполненной китайскими яствами, – как счастлив видеть эти потрясающие голубые глаза! Мы должны срочным образом выпить за их блеск. Эмануэла, почему вы не позвонили мне в День независимости вашей прекрасной страны? Я так ждал вестей от вас! – И он по-детски сложил губы в трубочку.
   Эмануэла отвечала на плаксивые ухаживания на русском:
   – Нугзар, мне очень жаль, если вы потеряли какие-то надежды, но вы ведь знаете, что для того, чтобы звонить по поводу праздников, существуют несколько иные люди – те, которые работают в нашем посольстве.
   Эмануэла опиралась на руку молодого человека в прозрачных очках. Тот исподлобья посмотрел на Веронику.
   – Боже, как я мог?! Позвольте представить вам моих друзей. Это Васо Каландадзе, запомните это имя, очень скоро оно станет еще более известным, чем теперь, хотя и сейчас в Грузии, о нем говорят на каждом шагу. Это Вероника, у нее такое красивое имя и не только, так что она говорит сама за себя всем своим обличием.
   Вероника слегка покраснела, ее начинало злить то, что почему-то она потеряла рычаг управления ситуацией, причем с того момента, как вошла. Ей просто не удавалось вставить ни слова.
   – Вы знаете, господа, Вера – настоящая представительница нашего древнего народа. Все ее черты как нельзя соответствуют образу тех женщин, которые жили в древнем грузинском государстве Иберия, а оно, как известно, было еще более древним, чем все европейские государства, – не унимался пиарщик.
   Представительница европейской дипмиссии сразу встрепенулась. Она пронзительно посмотрела на очень высокого грузинского пропагандиста и безапелляционно задала ему вопрос:
   – Скажите, Нугзар, а какими источниками вы пользовались, когда изучали грузинские государства, «более древние», нежели все европейские?
   – Я завтра же пришлю вам ссылки на те интернет-ресурсы, где вы можете со всем этим ознакомиться, моя дорогая, и в Грузии нашли первых европейцев, так говорит даже учебник истории для самых маленьких, – с апломбом ответил пиарщик.
   – А сколько денег ваше руководство заплатило за то, чтобы такие сайты придумали грузинские историки и программисты? – Дама из Европы начала немного волноваться, поэтому в ее очень хорошем русском появился едва ощутимый акцент.
   Было похоже, что Нугзару хватило мудрости остановить дискуссию, начавшуюся с апелляции к красоте Вероники, и в этот момент к группе обсуждавших насущные исторические вопросы подошел французский консул. Через мгновение все представили Веронику, Эмануэлу и ее спутника друг другу, а потом и Эмануэлу вырвал из этого маленького сообщества какой-то господин в белой военной форме, как у моряков.
   – Я могу предложить вам что-либо выпить? – спросил высокий молодой человек в стильных прозрачных очках на прекрасном, совершенно чистом русском языке. – Что вы предпочитаете?
   – Спасибо, может, немного апельсинового сока.
   – Забавно, я был уверен, что вы выберете красное грузинское вино. Что ж… – Он на английском попросил у девушек, подающих напитки, два сока.
   – Чем вы занимаетесь? – прямо спросила Вера у молодого человека, чем чуть не заставила его поперхнуться. В отличие от других, в ней он почему-то подсознательно вызвал доверие.
   – Как вам сказать, – он взял фужер в другую руку, – у меня техническое образование. А занятия у меня бывают самые разные. А вы?
   – Я бегаю за правдой. – Она мило улыбнулась молодому человеку.
   – Забавно. Вы очень прямолинейны, и это мне нравится. Такими бывают дети.
   – В ответ скажу, что вы тоже не вызываете чувства отчуждения. А техническое образование – это что имеется в виду, вы – металлург?
   Он едва слышно засмеялся.
   – Ну не совсем. Зато я точно теперь знаю, что вы – не дипломат. Слава богу. Поверьте, это не самые веселые люди, хотя, конечно, менталитет диктует многое в их поведении, например итальянские дипломаты более темпераменты, нежели, скажем, представители Скандинавии. Но давайте я угадаю, кто вы по профессии.
   – О’кей. У вас три попытки.
   – Ну, я бы сказал так: вы или юрист, или психолог, или… журналист…
   – А более всего?
   – Думаю, что последнее. Обычно журналисты задают вопросы, которые не задают другие.
   Она улыбнулась.
   – Это невероятно, вы угадали, в отличие от меня.
   – Меня зовут Данила. А вас – Вера. Рад нашему знакомству, Вера.
   – Вы – из России?
   – Я – человек с техническим образованием и с очень гуманитарным складом ума. А что вы сейчас читаете?
   Веронике было стыдно признаться, что уже второй вечер подряд она читает «11 минут» Паоло Куэльо, и она решила приврать, немного:
   – Знаете ли, понадобились кое-какие сведения, и мне пришлось теперь читать Макиавелли. Это оказалось весьма и весьма интересным занятием.
   – Неплохо, а вы знаете, что Макиавелли не оригинален в своих высказываниях. К тому же, если бы он жил в современном мире, на него точно подали бы в суд за плагиат.
   – Конечно, я слышала об этом. Но, скажите, что есть нового в мире, чего не было в древние времена?
   – Ну как вам сказать? Скажем, во времена Гомера в космос люди не летали, к тому же уж никак им не удавалось связаться друг с другом по Интернету. Кстати, вы, наверное, стабильно им пользуетесь? Можно ваш E-mail для продолжения нашей приятной беседы в режиме online?
   – А у вас есть ручка?
   Он достал из кармана брюк какой-то непонятный предмет, который имел экран и слегка попискивал, когда в него вводил информацию. Молодой человек озабоченно посмотрел на экран своего датчика, записал E-mail, а заодно и номер телефона Вероники и перевел на нее взгляд.
   – Я напишу вам завтра. Мне пришло кое-какое сообщение, и, к сожалению, мне придется оставить вас, но ненадолго.
   – Вы нарушаете мои женские права. Вы знаете обо мне все, ну почти все, а я…
   – Ха! Это не беда, просто момент еще не настал.
   Он слегка пожал ее руку, на этом и распрощались. Вероника осталась одна. Тут и подоспел на помощь Васо с бокалом какого-то напитка темно-малинового цвета.
   – Тебе, как я вижу, не скучно? – Он изобразил мину обиженного мальчика. – Ну, это не беда, твоя профессия обязывает тебя быть общительным человеком. Что интересного рассказал этот господин и что ты ему ответила – он ретировался, как ужаленный?
   – Ничего подобного. Мы просто болтали, а потом ему пришло сообщение, что где-то рушится мир без него, и он решил спасать планету срочным образом вместо того, чтобы продолжать попивать здесь напитки, закусывая китайской лапшой. Кстати говоря, у меня к тебе есть вопросы, которые очень волнуют меня. И это очень важно.
   – Здорово, я тоже думаю, что очень важно дать ответ на все твои вопросы, причем я всегда готов ответить тебе: «Да, дорогая». Может, нам уже пора и мы продолжим наш разговор в машине?
   – Если ты считаешь, что пора, – возражать не стану, ведь хозяин здесь – ты.
   Он подал ей руку. Вслед красивой молодой паре смотрели и мужчины, и женщины.
   В череде машин красовалась та, на которой не ездил, а большей частью летал Васо Каландадзе, как Вероника поняла из предыдущих поездок с ним. Он галантно открыл перед ней дверцу. Такое не нравиться не могло. У Вероники зазвонил телефон, это был номер Георгия: «Можешь позвонить попозже?»
   – Это ухажер? Ладно-ладно, я не стану продолжать, но надеюсь, это звонила девушка.
   – Это была моя мама. Она беспокоится, потому что сегодня я должна заехать к ней.
   – Ну что ж, поехали, и привет маме.
   Он включил инструментальную музыку.
   – Пако де Лючиа… Мне нравятся твои музыкальные пристрастия, Васо. И вообще, я еще не сказала тебе спасибо за интересный вечер. Хотя послов для меня было маловато, вернее, их было много, но не для меня. Зато можно было узнать много интересного.
   – Ну что ты, самое интересное, что было на этом вечере, это то, вернее, та, которая сидит сейчас у меня в машине.
   – Ты позволишь задать тебе нехороший вопрос? Я знаю, что с моей стороны это не очень корректно, но…
   – Я понял, что ты хочешь поговорить о важном, и даже готов тебя выслушать. Изрекай. – Он изобразил почти голливудскую улыбку.
   – Я даже не знаю, как начать, это очень важно и печально. К сожалению, то, что случилось, невольно задело меня. Совершенно неожиданно. Я бы думать забыла обо всем этом, просто роковой случай сыграл со мной злую шутку.
   – Большая увертюра. Итак, первое действие. Слушаю тебя, Вероника, и готов помочь, если это понадобится, даже если попросишь назначить тебя президентом.
   – Да нет же, президентом быть не хочу даже в страшном сне, а то, что, оказывается, ты можешь назначить кого-либо президентом, это – не хило.
   – Итак, ты хотела о чем-то поговорить…
   – Знаешь, прежде чем я впервые увидела тебя в Федерации футбола, у меня был очень приятный момент в жизни, которого я совсем не ждала.
   – То есть ты хочешь сказать: то, что ты меня увидела, это не самый приятный момент в твоей жизни?
   – Я этого не говорила, правда? Но тем не менее в маршрутке по дороге на презентацию я повстречала свою школьную подругу, ее зовут Нина… то есть звали так. Потом я узнала, что ее не стало, говорят, ее убил муж. Во всяком случае, он подписал признание, и именно на этом основании существует мнение, что это именно так и никак иначе. Хотя убийство Нины произошло при весьма странных обстоятельствах, четких объяснений которым нет по сей день. Она была убита на Черепашьем озере ночью…
   – Да. Однажды мы должны были поговорить и об этом. Ты заставила меня вспомнить самое ужасное, что за последнее время произошло в нашей организации. Собственно, я так и знал, что рано или поздно ты все-таки задашь мне этот вопрос. Это очень болезненная для меня тема. Нина была нашей сотрудницей четыре года, и все это время она исключительно порядочно проявляла себя. Несмотря на то что ей не очень повезло с мужем, она держалась, как могла: всегда приходила вовремя, не отказывалась ни от какой работы, как бы долго ни приходилось ей задерживаться в офисе. Поэтому мы старались быть благодарными ей за это, нередко подвозили домой по вечерам… Хотя офис находится и не так далеко от места, где она жила, но все же.
   – Это делал обычно ты?
   – Забавный вопрос. Не только я, хотя и я тоже. Ты ведь знаешь, она жила почти в том же районе, что и я. К тому же дело было общим, она досконально знала все дела нашей организации, она была, можно смело сказать, моей правой рукой. Мне очень трудно сейчас без нее, правда. Я часто срываюсь на сотрудников, потому что они втроем не могут сделать того, что могла сделать Нина одна. Нина была душой нашей организации, она всегда всех поддерживала всем, чем могла, одалживала свои деньги кому ни попадя. Нина была очень верующим человеком. Когда я иногда звонил ей по воскресеньям, оказывалось, что она непременно находится в церкви.
   Машина подъехала к дому Вероники.
   – А мама живет, ты сказала, где-то неподалеку?
   – Да, здесь направо… Да, кстати, а в какую церковь она ходила?
   – А вот именно в эту. – Он высунул руку из окна и указал на светящиеся в ночи купола русской православной церкви.
   – Даже не верилось, что она на самом деле могла себе отказать в тех вкусностях, что мы нередко приносили в офис. Она, видишь ли, регулярно держала пост и не хотела потом о такой ерунде исповедоваться своему духовнику.
   – А что у них было с мужем? Почему они ссорились?
   – Скажи, Вера, а насколько близкой подругой была тебе Нина?
   – В школе мы общались, собственно, как все. Потом поступили в разные институты, жизнь развела на время. О последней нашей встрече с ней ты уже знаешь. Кстати, по дороге она немало говорила и о тебе…
   Он даже не покраснел, Вере показалось, что теперь он собирался заплакать.
   – Я был ее покровителем, это верно. Она долго искала работу, прежде чем однажды нам понадобилась секретарь, которая возьмет на себя и некоторые организационные вопросы. Мы дали объявление на сайт по вакансиям, ее кандидатура показалась подходящей. Когда она впервые вошла к нам в офис, все сразу почувствовали, что именно ее мы искали и ждали так долго. И не ошиблись. Она заполнила собой все пространство, в котором мы работали. Организация приобрела какую-то непонятно теплую ауру, где грело тепло ее сердца и заботы обо всех нас. И это ощущали даже посторонние, те, что хотя бы раз звонили нам, этого бывало достаточно, чтобы они становились нашими клиентами. Нина была нашим ценным и почти незаменимым сотрудником.
   – Васо, а что сейчас говорят люди о ее убийстве?
   – Люди считают, что ее убил муж. Но одно утешает – справедливость восторжествовала и жестокий убийца получит по заслугам. Скоро будет суд, и, надеюсь, он получит сполна за содеянное.
   – Можно задать еще вопрос? Как добралась Нина домой в тот злосчастный вечер, когда ее не стало? Ты ведь знаешь, что убийство произошло именно после презентации в Федерации футбола.
   – Я подбросил ее, она сказала, что не хочет, чтобы муж вновь устраивал ей сцену ревности, и она вышла за пару кварталов от своего дома.
   – Да, это все очень печально…
   – После ее смерти, правда, произошло утешившее меня событие. Я повстречал тебя. Не знаю, говорили ли тебе это прежде, но от тебя исходит какая-то энергия, которая одновременно притягивает и заставляет держать ухо востро. Я не могу сказать тебе точно, что я чувствую, но мне хочется с тобой общаться, чем больше – тем лучше, чем чаще – тем больше новых ощущений я испытываю.
   – Спасибо тебе, конечно, Васо. Не могу сказать, что мне все это неприятно слышать. Жизнь очень жестокая вещь, правда? Почему-то мы большей частью бываем одни, часто нас критикуют, всегда готовы нам подставить подножку, сделать что-либо такое, что выбьет нас из седла. Поэтому не могу сказать, что мне все это неприятно слышать.
   – Я хотел бы проводить с тобой больше времени, чем нам удается быть вместе, ведь чаще всего мы встречаемся на людях, где трудно быть искренними.
   – Наверное, ты прав, Васо, но более точно, чем то, что сейчас я чувствую себя уставшей, как загнанная лошадь, я не могу сказать.
   – Честно говоря, и у нас было немало работы. К тому же мы неподалеку от дома твоей мамы, я прав? Позволь позвонить тебе завтра.
   – Разумеется…
   – И позволь сказать тебе «до свидания». – И он обнял Веронику за шею.
   Молодой красивый мужчина попытался поцеловать молодую красивую женщину. Она остановила его. Он не стал настаивать. Когда они приблизились друг к другу, что-то заставило их содрогнуться.
   – До завтра, Василий, спасибо за приятный вечер.
   Она была просто неповторима. Он смотрел ей вслед и думал, что никогда еще в жизни не встречал такую грацию, не объяснимую объективными причинами, потому что Вера не была женщиной с параметрами 90-60-90. Она вообще не укладывалась ни в какие формулы. Она была теоремой, к которой невозможно было подобрать доказательство. Глядя ей вслед, молодой мужчина дал себе слово – чего бы это ни стоило – раскусить этот загадочный, крепкий, хотя обещающий быть сладким и хрустящим, орешек. Правда, он не совсем твердо знал – нужно ли это делать. Голос Пако де Лючиа, звучащий из динамиков, несмотря ни на какие мысли мужчины, был неподражаем и однозначно великолепен.
   Женщине же предстояло провести вечер одной в своей скромной холостяцкой квартирке. Она вошла в тихую комнату и почувствовала дрожь своего тела – это был мобильный, возвестивший об эсэмэске от Серва. Надо было достать телефон из сумочки и включить свет. «Какой свет, Боже, надо ответить ему, это же он, самый любимый, самый что ни на есть», – подумала женщина, нервно теребя светящийся экран телефона.
   «Вот именно в эту ночь, сейчас, даже если ты вернулась со свидания с другим мужчиной, я прощаю тебя. Я приду, я залезу к тебе по веревочной лестнице. Неумолимая, открой дверь в свое сердце». Вера дрожащей рукой пыталась дотянуться до выключателя, понимая, что сползает на пол, устланный мягким ковром, на котором некогда они устроили безумный фейерверк любви, когда он пришел с огромным букетом роз в знак примирения после очередной размолвки. Она захотела написать ему: «Я жду тебя, самый желанный, вернись». Набрала письмо… Она никак не могла забыть ощущение, которое женщина испытывает только с любимым мужчиной, когда тело ее в самый последний момент сливается с душой и может запеть. Ей казалось, что она знает звучание каждой струнки его слабых и сильных точек, телесных и душевных. Она знала даже то, как им управлять, как сделать его довольным, сердито жаждущим ее, созерцательным, никаким…
   И вдруг остановилась.
   Он всегда запрещал ей говорить «громкие слова». Он абсолютно исключал «патетику» из отношений, которые на самом деле походили на шекспировские страсти, ведь некогда был момент, когда вместо того, чтобы просто звякнуть на мобильный, он наподобие романтических героев дореволюционной Грузии, держа в руках традиционную пиалу с горящим в ней маленьким огоньком, пел под окном серенады в ночи о своей тоске по ней. Моменты были разными, всегда заставляющими подолгу размышлять – что же здесь подразумевается, куда мы идем? Но каждый раз, когда речь заходила о том, что это такое – то, что их соединяло, он утверждал, что это не любовь, что ему просто с ней хорошо. А потом он ей изменил.
   А теперь? А теперь она сдержалась, не ответила на его письмо. Она вновь попыталась изобразить из себя снежную королеву. Сказала ему нет. А он все терпел и ждал, он хранил ей верность, раз писал все еще. Во всяком случае, так думала влюбленная женщина, вернувшаяся со свидания с одним и почувствовавшая, что все еще принадлежит другому. С тех пор как она рассталась с любимым, мимо прошло очень много мужчин, восторженно глядевших ей вслед и мечтавших прикоснуться к ней. Но она по-прежнему четко стремилась к своему прошлому. Прошлое неумолимо домогалось ее слабости.
   Он изменил ей. Так думала девушка о своем прошлом. Но она хотела к нему вернуться. Она его обожествила.
   В ту ночь прошлое прислало ей пятнадцать писем приблизительно одинакового содержания.


   Глава 18

   – Ну что ж, Киса, просыпайся. Все весьма и весьма благополучно завершилось. Вскоре ты покинешь нас и уедешь отсюда далеко, где тебе будет хорошо.
   Девушка едва открыла глаза. Яркий свет слепил ее, голова казалась тяжелой, как чугунный шар, прикрепленный к телу для излишних мучений. Она хотела поднять руку, полностью пораженную кровоподтеками от уколов и пластмассовых трубок, которые не снимали все последнее время из ее прохудившихся вен, но рука беспомощно соскользнула с постели. Впрочем, с таким же успехом она могла бы попытаться сдвинуть с места мертвенно-бледные, валяющиеся на постели тонкие ноги, в которые тоже то и дело вставляли иглы и какие-то жужжащие приборы. Киса пыталась вспомнить, как она попала в этот ад, но не могла составить картину своего прошлого. Воспоминания, как пьянящий туман, несущий запах горелой резины, испарялись с каждым днем все бесшумнее и предательски. Был только мужчина, который каждый раз по утрам чего-то от нее требовал. Затем она отключалась.
   А потом приходила боль, с которой Киса теперь была подругой. Она ласкала девушку костлявыми руками близкой смерти, пропихиваясь через ноздри в гортань, а оттуда – в желудок, ниже, прорывая стену давно не нужных, но все еще воющих и стонущих органов. Затем приходил мрак. Каждый раз, попадая туда, Киса надеялась не возвращаться на свет, несущий жестокость. Но молодой организм продолжал существовать. Единственным утешением для него были моменты, когда ему удавалось вдохнуть в себя легкий морской бриз, сдувавший с кожи пыль приближающейся смерти. Человек в белом халате считал, что Кису надо было иногда выносить на воздух.
   Однажды вдруг все изменилось. Киса еще не понимала, что произошло. Она слышала шум, будто вокруг стреляли. Потом она отключилась. Боль почему-то заставляла себя ждать. Она стала опаздывать, хотя во дворе уже стояли сумерки. Киса едва приподняла голову и моментально осознала, что все вокруг изменилось и что она больше не спит. Среди непонятных шумов она услышала голос Георгия. Она увидела его любящие глаза, подернутые горькой слезой, и сразу все поняла. Она покинула ад. Теперь все будет иначе. Может быть, она даже доживет до тех пор, пока брат довезет ее к маме, чтобы умереть у нее на коленях под колыбельную, которую ей пели в холодные зимние вечера в детстве. Теперь это стало самым важным. Увидеть маму. Как она могла так долго не помнить о ней? Как она могла прожить целую вечность без мысли, что мама тоже ждет ее где-то…


   Глава 19

   В дверь к Томе и Тенго постучались в шесть утра. Кого принесло в такую рань, представить было абсолютно невозможно, учитывая, что курортники доживали последние дни на осеннем морском побережье. Бабье лето в Аджарии всегда привлекало множество туристов на побережье Понта Эвксинского.
   Вечер накануне был буйным и хмельным, и ни брату, ни сестре не хотелось отрывать голову от мягкой подушки. Но этот неладный кто-то стучал уже так громко, что выхода не оставалось. У братца-таки хватило совести подняться и предотвратить преждевременное пробуждение всего курортного городка, досматривавшего последние сладкие сновидения. Лучше бы он этого не делал. Прежде чем он сумел рассмотреть человека, который ломился к ним и которому он столь недальновидно открыл дверь, Тенго получил по морде такой удар, коего хватило бы, чтобы свалить заправского быка на корриде, не то что рядящегося в модные одежды хлюпика, отпустившего длинные космы по последней моде.
   – Где она, козел? Куда вы ее дели? Как вы могли сидеть так спокойно, когда она – невесть где?! – заорал Георгий так, что не только отдыхающие, но даже акулы, обитай они в Черном море, пробудились бы. – Если через час мы не найдем ее, я вышибу ваши куриные мозги!!! Где твоя сестра? Ах, она спит! Ну вы герои!
   Георгий ворвался в спальню полуприкрытой Томы, распластавшейся на постели, как пингвин на солнышке. Предыдущим утром она получила очередную порцию солнечных ожогов после того, как ее покинул один из слоев перезагорелой кожи. Все у нее болело, и не то чтобы просыпаться – жить не хотелось. Однако пришлось.
   – Где Киса?! – заорал на нее Георгий, – она уехала с вами и вы в ответе за нее! Где она?
   Тома спешно прикрыла свою небольшую грудь простыней.
   – Я не знаю. Она позвонила несколько дней назад и сказала, что не приедет и чтобы мы не волновались. Вот и все. Где Киса, где Киса! В Караганде! Воспитывать надо было Кису вовремя!
   – Слушай, ты, обнаженная красавица! Кису отпустили на море потому, что она поехала со своими якобы друзьями. Неужели вы не могли позвонить нам, когда она исчезла. А вы не подумали спросить у нее, где она решила остаться и насколько это безопасно? Отвечай мне – у нее есть здесь какие-то знакомые?!
   – Да нет у нее никого. Просто…
   – Что – просто?! Отвечай немедленно!
   – Да ничего. – Тома сделала вид, что хочет одеться. Все это время Тенго, пытавшийся прийти в себя от полученного удара, молчал, как рыбка в томатном соусе.
   Георгий схватил Тому за плечо, с которого почти сползла простыня.
   – Отвечай, что – просто?!.
   – Да ничего! На дискотеке, на которой мы были вместе в последний раз, ее подцепил какой-то мачо. Насколько я поняла, на второй день у них было назначено свидание, на которое Киса пошла без нас. Потом она позвонила, что домой не вернется. Чего еще ты хочешь от меня?
   – Да ничего… – швырнул он ее на постель так, что Тома сполна ощутила своей обгоревшей кожей все прелести железной кровати.
   – Как называлась ваша дискотека?
   – «Виктория».
   Через минуту Георгия не было в квартирке, которую снимал молодняк.
   – Идиот, – прошептала сквозь слезы Тома вслед исчезнувшему капитану. – Она не такая маленькая, чтобы нуждаться в няньке. К тому же ведь не я пошла на эту дурацкую дискотеку, а она!
   «Виктория» находилась на самом берегу моря. В случае, если бы оно сильно разбушевалось, вполне могло затопить зал, сколоченный на скорую руку к купальному и заодно танцевальному сезону. Как Георгию удалось выяснить, к «Виктории» следует подойти только в семь часов вечера. До этого все завсегдатаи и персонал будут пьяными или спящими, хотя неизвестным оставался вопрос, для чего посетителям дискотеки, ведущей лишь ночной образ жизни, надо было вообще приезжать на море. Чтобы ощущать его только буйной и хмельной ночью и принимать лунный загар?
   За время, отделявшее Георгия до вечера, он решил встретиться со «старыми знакомыми», которые, капитан был уверен, знают больше, чем простые обыватели, о своем регионе.
   Номер Бубы ответил мгновенно. Старый вор снял трубку и сердечно поприветствовал молодого мента. Отношения людей, находившихся в разных слоях общества, трудно было охарактеризовать четко. Однако и вор, и мент точно знали, почему они обращаются друг к другу и нередко помогают так, что всегда довольными остаются обе стороны. Такая игра оказывалась на руку и в отделении Георгия, где нередко нуждались в услугах заслуженного авторитета.
   – Разумеется, генацвале, встречаемся на пляже неподалеку от «Бунгало», – прохрипел он в трубку навороченного мобильного, только что привезенного из Швеции.
   Георгий позвонил еще паре своих друзей, с которыми смог увидеться до того, как наступило время самого важного разговора с Бубой. К тому же Георгий сумел найти того самого бармена, который работал в ту злосчастную ночь. После получения зелененькой бумажки с портретом заокеанского президента бармен оказался на редкость разговорчивым и наблюдательным.
   – Он просто напоил ее, понимаешь. И это было весьма заметно. Она пыталась сопротивляться. Во всяком случае, каждый раз, заказывая коктейль, ему приходилось долго ее уламывать, чтобы она-таки притронулась к стакану. Коктейли вообще-то готовятся у нас по точному рецепту и с соблюдением определенных пропорций. Но слишком быстро она опьянела. Однако я не могу утверждать, что видел их все время. Когда я поворачивался, и они сидели у стойки…
   – Что, – быстро спросил капитан, – ты думаешь, что он мог что-то подсыпать в напитки?
   – Ну, я не уверен, – замялся бармен по имени Валдис. Перед его глазами появилась еще одна зеленая бумажка… Он сразу стал более сговорчивым.
   – Думаю, да. Я видел, что она отвернулась, рассматривая толпу, а он полез в карман и что-то достал. Я не знаю – это был мобильный, платок или что-то еще… – Бармен посмотрел в сторону и пожал плечами. – Вскоре они ушли. На самом деле, он просто выволок ее из зала. Думаю, что и охрана обратила бы внимание, хотя такие случаи здесь далеко не редкость. Сюда многие приходят именно за тем, чтобы забыться.
   – А как выглядел этот урод? – нервно спросил капитан, глаза которого по-бычьи налились кровью.
   – Он здоровый и загорелый, собственно, как многие здесь. Да, единственное, что могу сказать наверняка, – он не местный.
   – Откуда ты знаешь? Думаешь, он не из Грузии?
   Бармен многозначительно промолчал в ответ…
   – Ну ладно. Я советую тебе помалкивать, так для тебя же безопасней, дружок…
   – О’кей. Желаю удачи. Да, эта девушка – потрясающая танцовщица, она ослепила здесь всех своим танцем. Весь зал хотел бы потанцевать с ней потом, но с загорелым верзилой никто не захотел иметь дело.
   – Ах вот о чем она говорила мне тогда!
   – Что?
   – Да ничего, говорю, что повезло мне с погодой!
   – А, ну да. Добро пожаловать к нам вечером, будет весело.
   – Ну ты даешь, начальник! Ладно, пока… Капитан стремительно вышел с площадки, покрытой соломенной крышей, как в кинофильме о Робинзоне Крузо. Теперь предстояло увидеться с Бубой, и эта встреча была более сложной для капитана, чем разговор с барменом. По дороге в «Бунгало» он думал, что надо сосредоточиться, чтобы не сказать ничего лишнего. Старый вор всегда был рад поймать собеседника на слове, хотя бы и так, в шутку…


   Глава 20

   – Я заказал нам шаурму. – Буба протянул руку Георгию, знаком приглашая его присесть.
   – Рад тебя видеть. Как здоровье? В прошлый мой визит сюда ты жаловался на печень. Как дети?
   – Все путем. А ты как, проездом или я обязан встрече каким-то вопросом, пригнавшим тебя в наши знойные края? Мы обычно выходим на улицу под вечер, да и отдыхающие так же. Любо в такие моменты посмотреть вокруг, везде красота и молодость, гуляют люди нынче, как феодалы. Ты знаешь, у нас тут хорошо, в отличие от центра. Становимся мы более редкими гостями в ваших краях, и вас это не должно беспокоить. Куда смотреть Аджарии, как не на вас? Вот и из Армении стали к нам наведываться туристы. Думаю, что их станет еще больше. Надо развивать этот бизнес, от него людям становится лучше жить. Разве что не будут ваши совать свои носы не в свои проблемы, сами как-нибудь разберемся…
   – Иваныч, ты же знаешь, все это мне не интересно. Я ведь не политик, я в их грязные игры не играю и к тебе пришел, как к настоящему знатоку этих мест. Кто, как не ты, может знать, что здесь да как – чему люди радуются, о чем печалятся, чем сами других печалят… Чем зарабатывают, честно или не по-мужски…
   – Ты, Георгий, к чему клонишь? А ну ешь и рассказывай – что тебя волнует. По глазам вижу, не с легкой ты душой говоришь. Тебе что, наступили на мозоль ненароком? Скажу тебе прямо – не завидую я им, коли так… – И старый вор искренне рассмеялся.
   – Не стану скрывать… Я ищу высокого загорелого мужчину, которого видели здесь четыре дня назад. Он, как я выяснил, не местный.
   – В чем дело-то?
   – Моя сестра пропала. Они приехали втроем с подругой и ее братом. Остановились на Агмашенебели, в приличном доме, в двух шагах от моря. Держались все время вместе. Этот негодяй напоил ее на дискотеке, где она выступила на конкурсе танцев. Она так хорошо танцует… Они вышли, и после этого их не видел больше никто. Мне сказали, что парень этот появляется здесь наездами… Ты не знаешь, кто это может быть и как его найти?
   – Трудно сказать. У нас здесь, как ты понимаешь, немало неместных кантуется время от времени. Сам знаешь, море… А ты уверен, что она не вышла замуж ненароком? Красивых девушек здесь у нас без внимания не оставляют, сам понимаешь…
   – Чувствую, что случилось что-то неладное. Ее мобильный отключен, она не подает о себе никаких вестей. Это не похоже на нее, она – маленькая девочка, ей всего 16, она еще вчера держалась за юбку матери. Просто не понимаю, как родители отпустили ее на море с друзьями, да с такими подлыми… Киса пропала четыре дня назад, но они даже не сообщили матери. Я очень боюсь, что с ней случилось несчастье. Но если еще нет – я должен ее найти, хотя, в любом случае…
   – А у нее нет здесь друзей, не тех, с кем она приехала? А может, поссорившись, она решила временно переселиться к другим и не стала вас беспокоить по таким пустякам?
   – Нет, Иваныч, к сожалению, не так все легко и просто…
   – Я хотел бы верить, что все именно просто. А иначе…
   – Что? Скажи, что бы это ни было, я должен знать.
   Старый вор глубоко затянулся сигарой, привезенной товарищами с Кубы. Аромат ее был обволакивающим.
   – Ты прав, я начинаю думать, что с ней могло случиться несчастье… Не могу сказать наверняка, но есть такие сведения, что неподалеку от Зеленого мыса есть дом, который никогда не сдают. Никто точно не знает, кто живет там и зачем туда приезжают машины, из которых немало – со стороны Турции. Знаю, что никто из наших не может пробраться внутрь. Жилище теней, как крепость, охраняется неместными амбалистыми «секьюрити». Собственно, право частной собственности – почти святое право, ха-ха, но, согласись, странно оно как-то… Съездил бы ты туда, порасспрашивал, как там и что, свет-то не без добрых людей, не так ли?
   – И что, совсем никто не знает владельцев дома? А может, это организация какая?..
   – Не знаю, брат, больше я ничем не могу тебе помочь. Сказал только то, что сказал. Давай поедим…
   Через десяток минут капитан оставил информированного хозяина одного и вышел из «Бунгало». Путь его лежал на Зеленый мыс.


   Глава 21

   Очень высокий и красивый господин немного нервничал. Сегодня он встречался с главным. Главный прилетал рейсом через Прагу – ведь до Грузии с его родины можно было добраться лишь транзитом. Красивому и высокому господину объяснили, что главный будет говорить на государственном языке США. Слава богу, это был один из тех языков, который высокий мужчина знал великолепно. На английском, особенно американском английском, от него не ускользнет ни один нюанс, и все рекомендации он воспримет именно так, как следует. Однако красивый и представительный господин все-таки нервничал. Его убеждали, что система срабатывала в других местах и прежде, что, как бы ни были сильны его противники, все будет именно так, как написано на листах, которые было рекомендовано всегда держать рядом с собой. Но такое легче было посоветовать, чем осуществить. На самом деле ночи, проведенные с разными женщинами, были временем, когда контролировать ситуацию было невозможно.
   В письмах от главного было сказано уничтожать всю корреспонденцию сразу после ее получения. На жалобы, что сложно таить информацию, пересылаемую из-за океана, поступил приказ выучивать все наизусть и документы уничтожать. Тем более что каждый следующий шаг был оговорен поэтапно. Теперь красивый мужчина должен был узнать окончательно, принимается ли «розовый» проект, как они его стали называть условно, начинается ли в жизни высокого господина новая эра, в которой имя его станет известным всем в мире, когда он сможет управлять главным и его советниками, думающими, что это они крутят карусель истории так, как хотят. Эра, когда он станет маленьким богом на земле, который сможет повергнуть старых врагов и со временем управлять большими.
   Если проект будет профинансирован и ему дадут ход, все в этом мире изменится так, как захочет высокий красивый господин. Он тешил себя перспективами, в исполнение которых верил всеми фибрами своей издерганной души. «Дайте Мише точку опоры, и он перевернет весь мир», – любила шутливо повторять в детстве бабушка, когда они вместе учили физику. Бабушка была врачом и вечно лечила его в детстве, ей всегда казалось, что он вырастет не очень здоровым. Она все время заставляла его сдерживать детские порывы, не лезть в драки, не пачкать одежду, а ему так и хотелось однажды сбежать ото всех и весь день делать все то, что диктует инстинкт.
   Только мама позволяла ему чувствовать вкус вольности, вот кого он любил по-настоящему. Если он станет властелином, мама всегда будет его спутницей, мама всегда будет рядом, когда уйдут друзья и покинут любовницы, когда отвернутся те, которые, как обещает главный, будут скандировать в надежде, что он изменит их мир. Высокий красивый мужчина прекрасно помнил и слова Наполеона, возвращавшегося с победой в Париж и смотревшего на ликующую толпу. Бонапарт знал, что толпа ликовала бы и в том случае, если бы его везли на гильотину. Высокий красивый господин моментально отогнал от себя мысли о гильотине. Это он будет отдавать приказы о казнях и помилованиях, а сам никогда не станет нуждаться в помиловании и никогда не станет жертвой чужой воли. Он искренне верил, что Бог избрал его для того, чтобы хранить ото всех бед. Как только все получится, жизнь будет прекрасна. Но момент пока что еще не настал.


   Глава 22

   Скорее всего Кису скрывали именно в том доме, о принадлежности которого Георгий так и не смог узнать больше. Дом был очень таинственным и отчужденным. Одной стороной выходя на обрыв над морской пучиной, другой тупо упираясь в дорогу, ведущую прочь от поселения неподалеку от Зеленого мыса, он не выдавал о себе информации. Просто – дом и окна, занавешенные, не говорящие о том, включен внутри свет или нет, есть ли кто в комнатах или хозяева давно уехали …Просто дом с огромными воротами, как Георгию удалось-таки рассмотреть, открывающимися автоматически.
   На следующий день во двор въехала машина с тонированными стеклами. Ворота открылись и тут же пожрали движущееся черное тело на колесах. А если прислушаться – да нет же, никаких подозрительных шумов.
   Выхода не оставалось. Вечером Георгий отправился на пляж и подошел к лодочнику. Снять водный велосипед оказалось не столь дорогим удовольствием, сколь ожидал молодой капитан. Загорелый парень с изуродованным шрамами лицом был очень рад отдать свое полулетающее по волнам имущество на целый час, тем более не в самый пик сезона. Теперь можно было и полежать в тени шатра, изготовленного из соломы и проволоки, покурить спокойно и подумать о смысле жизни…
   – Что ж, – сказал молодой накачанный клиент, – я прокачусь по волнам и постараюсь причалить именно сюда. Вы можете не беспокоиться, я профессиональный пловец и прекрасно умею обращаться с велосипедом.
   – Ну и лады, у вас час. Желаю удачи. Помочь вам спуститься на воду?
   – Да нет, все нормально. Гуд бай…
   И капитан завел мотор своего судна. Через десять минут испещренный шрамами владелец морских велосипедов потерял из виду своего странноватого клиента, пожелавшего прокатиться во внеурочное время, тогда как многие отдыхающие еще спят. Но клиент утверждал, что за него не стоит беспокоиться. Да и если что произойдет, кто спросит о нем? Кто может знать, что загорелый здоровяк снял катамаран и отправился в далекое плавание. «Ну да бог с ним», – подумал лодочник, повернулся на бок и благополучно захрапел.
   Будто через несколько минут его вновь разбудил загорелый парень.
   – Так скоро? – Он тут же закусил губу и вдруг обнаружил, что, оказывается, уже стало смеркаться. – А у вас нет часов?
   – Мое время потонуло в морском мраке. Спасибо, вы не представляете, как помогли мне.
   Капитан Георгий Татоев стал обдумывать план похищения своей сестры из таинственного дома, который, как выяснилось, неплохо охранялся, но, как и любое место, не мог быть абсолютно неуязвимым. Он все разглядел у подножия скалы и увидел то, что осталось от Кисы, сидевшей в коляске для инвалидов.
   Капитан набрал номер Сандро, с которым в старые добрые времена воевал в Афганистане. Товарищ уже прибыл в Аджарию. Он ответил побратиму, что через час подъедет к Зеленому мысу при оружии. Блицкриг решено было совершить на следующее утро, когда в очередной раз, как ожидалось, таинственный дом покинет машина с тонированными стеклами.
   Следующее утро выдалось как нельзя более пасмурным. Ребята переночевали в сельском домишке неподалеку от загадочного дома. Они давно не видели друг друга, но мало разговаривали – каждый из них понимал, что завтра будет очень тяжелый день, от которого зависит жизнь нескольких людей. Во времена военных действий тоже случалось такое – утром надо идти в атаку, а накануне ночью надо на всякий случай мысленно попрощаться с любимыми. Если свыкнуться с мыслью, что все обязательно когда-нибудь кончится, то умирать станет не страшно.
   – Просыпайся, Сандро, нам пора, – тронул бывшего солдата за плечо Георгий. – Скоро у них прогулка…
   До таинственного дома, где держали Кису, надо было идти пешком, всего два километра, затем укрыться в лесочке, окружавшем дом с трех сторон. Всю дорогу друзья напряженно молчали. У дома, вооружившись рацией, заняли боевые позиции с разных сторон здания.
   Прошло два часа. Ворота открылись тогда, когда уже казалось, что рядом с заколдованным домом даже воробьи боятся летать. Черный аккуратненький «паркетный» джип медленно выезжал на дорогу, ведущую в город. Так же плавно ворота за ним закрылись, не давая наблюдателям и мельком заглянуть вовнутрь. Георгий прикрутил глушитель к незарегистрированному вальтеру, взятому при аресте одного из рецидивистов. Через пять минут бывшие спецназовцы полезли на стены дома. Со стороны Сандро к воротам тут же подбежал доберман. От наглости непрошеных гостей боевая собака даже не успела раскрыть пасть, чтобы залаять, как моментально получила пулю, пробившую насквозь череп и выбившую наружу кровавые мозги.
   Окна на первом этаже были раскрыты, чем тут же и воспользовался одетый в пятнистый камуфляж воин. Он бросился по коридору, желая подняться по лестнице. Сандро будто нюхом чуял, что девочка должна быть где-то наверху. Вальтер Георгия был не менее удачлив, чем беретта боевого товарища. Георгию пришлось застрелить охранника, не успевшего даже пискнуть, прежде чем освободитель девочки не уделил ему своего мстительного внимания.
   Георгий тоже предположил, что Кису держат на верхних этажах. Он с пистолетом в вытянутой руке решительно и почти спокойно подошел к лестнице. Дверь напротив приоткрылась, оттуда выглянуло старческое лицо, изборожденное глубокими морщинами. Георгий показал старухе знаком, что лучше бы ей помалкивать. Она кивнула ему в ответ и молча скрылась за дверью. Через минуту Георгий стоял у двери, за которой была Киса, это ему подсказало его сердце «легавого», оно радостно забилось в ожидании победы. Капитан выстрелил в замок и пинком распахнул дверь. От постели, где лежала прозрачная, ставшая маленькой, как ребенок, Киса, отшатнулась женщина в белом халате. То, что там увидел, он запомнил на всю жизнь как самый страшный кошмар.
   – Отвяжи ее от всех трубок и капельниц. – Георгий направил на нее пистолет. Струсившая медсестра ловко стала отстегивать и отключать приборы, подведенные к венам и мышцам Кисы. Ее руки дрожали, она думала лишь об одном, что с удовольствием сейчас задушила бы всех охранников, которые, как она и предполагала, даром получали свою зарплату. Киса была недвижима.
   – Она спит? – зашипел на медсестру капитан, подводя пистолет ближе к ее виску.
   – Нет, пожалуйста, не убивайте меня, – плаксиво ответила ему женщина в белом халате.
   – Пока не буду. Не волнуйся, ты покажешь нам путь наружу, да покороче, леди. – Георгий взвалил Кису на плечо и с пистолетом, направленным на женщину, забившуюся в тихой истерике, вывалился из комнаты. В конце коридора промелькнула тень Сандро. Он очищал путь для пленницы и ее спасителя.
   Через две минуты со двора донеслись выстрелы. Это вернулись хозяева дома, предупрежденные заботливой старенькой горничной. На втором этаже решено было оставить Кису с медсестрой и отправиться навстречу «гостеприимным» хозяевам. Другого выхода не было. Еще через две минуты хозяева не могли сказать, где находятся непрошеные гости, они просто исчезли.
   Вернувшиеся Дмитрий и Брэд застали во дворе пару трупов охранников. Им сразу стало понятно, что непрошеные гости чем-то очень обижены на хозяев. Значит, надо быть начеку. Рядом следовало держать и узи, которые только что были извлечены из сейфа. Поднявшись на второй этаж, Дмитрий и Брэд, наконец, увидели перекошенную Тамару, сидевшую на кожаном диване с отключенной Кисой.
   – Кто они? Где? – тихо спросил ее Дмитрий. – Как такое могло произойти, парни что, заснули на посту? Идиоты!
   Тамара глазами показала, что гости где-то рядом.
   – Что ж, прекрасно. – Дмитрий подошел к диванчику, отодвинул от Кисы женщину и подложил руку под плечи бесчувственной девушки. Другая рука с пистолетом-пулеметом нежно гуляла по мертвенно-бледному лбу молодой красавицы.
   – Что ж, добро пожаловать, я знаю, что вы видите нас. Киса, вероятно, вам близкий человек. Сестра? Может, подружка? – Дмитрий громко рассмеялся. – Неужели стоило так беспокоиться и устраивать в нашем жилище такой переполох? Да-да, вы правы, Киса – красивая женщина, она нравится всем, даже моему узи, который прицепился к ней теперь и ласкает ее красивый лобик. Однако жаль вы не предупредили, что собираетесь нагрянуть к нам так неожиданно. Мы тоже с радостью устроили бы вам достойный прием, а так… Я хочу видеть людей, которые нанесли нам визит. Я думаю, вас двое как минимум. Но считать буду до трех. Через три секунды надеюсь вас увидеть, иначе мой маленький узи сделает с головкой Кисы то же, что вы сделали у ворот с моей любимой Джерри. Поверьте, собака была мне не менее дорога, чем вам ваша Киса.
   По ту сторону монолога бывшие афганцы навели свои пистолеты. Капитан выбрал себе мишенью Дмитрия. Но кого выбрал Сандро – это было ему неизвестно, ведь шепнуть теперь в рацию – значило убить Кису самому. Оставалось еще две секунды, доля секунды… С двух сторон прозвучали выстрелы. Ребята выбрали себе в жертвы разные мишени, которые теперь уже истекали кровью.
   Все было позади. Первым из укрытия вышел Георгий. Он подбежал к Кисе и стал трясти девушку за плечо, у ее ног валялся окровавленный, еще теплый труп Дмитрия.
   – Проснись, милая, нам пора домой, мама ждет тебя дома.
   К затылку Георгия кто-то поднес пистолет. Этого он не предусмотрел, уж слишком им овладели чувства. Женский голос прошипел ему под ухо злостно:
   – А Дмитрия тоже ждала наша мама, прежде чем ты пустил ему пулю в лоб, подонок. Надо воспитывать своих баб так, чтобы они не вешались на шею первым встречным! Дмитрий не смог бы сделать ничего насильно, если бы эта идиотка не захотела с ним переспать. Пусть теперь спит вечным сном вместе с тобой и моим братом. Подонки!! – Тамара подняла свою худую руку, направляя дуло на висок Георгия. С другого конца комнаты прозвучал выстрел. Женщина в белом халате свалилась на пол, как мешок с песком.
   – А я уже было подумал, что ты не придешь вовремя. – Георгий повернул голову в сторону выходящего из засады Сандро, у которого все еще сохранился навык стопроцентного попадания с расстояния в десять метров.
   По дороге к машине, которая приехала и ждала мужчин и девушку снаружи, пришлось прошибить череп еще одному охраннику, видимо преспокойно спавшему все это время.


   Глава 23

   Расстояние от Батуми до Тбилиси можно преодолеть за пять-шесть часов. Разумеется, если рулишь, сидя в легковой машине с нормальным мотором и достаточным количеством бензина. Георгий сидел на заднем сиденье немецкого автомобиля, стремительно несшегося по трассе мимо попутных и встречных, спокойно двигающихся в отпуск и обратно машин старых и новых моделей. За рулем сидел Сандро, он оставил свою бензоколонку на друзей, понимая, насколько сложно будет доставить Кису живой до столицы. Как ни уговаривал он Георгия отвезти девушку в больницу в Батуми, капитан не соглашался ни за что. Георгий не надеялся, что она выживет. Но ему в любом случае надо было ее довезти до сестры. По дороге следовало еще подумать над тем, как объяснить Ларе, что случилось с Кисой, почему она такая больная, немощная, несчастная, умирающая. Как могло так случиться? Как он мог просидеть в пыльном Тбилиси столько дней, узнав о том, что девочка познакомилась невесть с кем? Как он мог не найти ее раньше? Как ему выйти на извергов, которые стояли за спинами тех, кто держал его малышку в роскошном доме на берегу моря?
   Он найдет их, чего бы это ни стоило, даже если придется пожертвовать жизнью ради того, чтобы этот гадюшник не стал заманивать к себе таких же невинных и чистых девочек, какой была Киса. Была? Неужели он сказал о ней в прошедшем времени? Значит, она не доживет до Тбилиси?
   – Где мы, Сандро? – спросил он друга.
   – Это уже Хашури, еще пара часов – и мы на месте. Может, позвонишь Джумберу из Республиканской больницы, пусть готовятся к операции, наверняка это понадобится…
   – Поспеши, пожалуйста, мы должны успеть. Ты прав. – Георгий набрал номер общего друга, еще в старые добрые времена вернувшего к жизни не одного солдата из их батальона. Джумбер ответил моментально. Теперь известный всей стране хирург уже ждал свою маленькую пациентку.
   Георгий думал о том, стоит ли теперь звонить и сообщать обо всем матери девочки? Она имеет право знать, она должна будет находиться рядом с дочерью в последние минуты, если так случится. Но она будет кричать и сходить с ума, она будет отвлекать от самого важного – попытаться еще спасти Кису. Может, сообщить ей, когда все уже будет позади и сказать, что она упала и сильно ушиблась, прыгая в воду с небольшой горы?
   Киса повернула голову. Она хотела пить. Значит, все еще стремится жить. Люди не хотят умирать, они всегда стараются остаться в жизни, даже если та принесла им много боли и горя, безнадеги и страдания. Видимо, Киса все еще боролась. Может, она выживет? Георгий набрал номер своей сестры. Через полчаса они должны были въехать в Тбилиси.
   – Лара, ты не спала? Через полчаса приезжай в хирургическое отделение Республиканской больницы. Киса себя плохо чувствует. Наверное, лучше, чтобы ты знала.
   В трубке прозвучал вопль женщины, неожиданно узнавшей о несчастье, которое коварно постучалось в дверь. Георгий отключил телефон. Он не мог этого выдержать. Надо было довезти Кису.
   Через сорок минут Георгий внес ее на руках в приемное отделение больницы, где их уже ждала бригада врачей.
   Кису положили на носилки, и через минуту Георгий и Сандро остались одни. Еще через минуту в коридоре появилась заплаканная Лара. Она бросилась в объятия Георгия, как пораженная ножом в сердце, скулящая собака.
   – Что случилось? Как? Где она? Где ты был? – дрожала сестра, едва державшаяся на ногах. Она теребила брата за плечи, будто ответ хотела извлечь прямо из глубины сознания Георгия, будто хотела прочитать все, что было в его мозгу, запечатлевшем несчастья ее любимой дочери.
   – Успокойся, Лара. Мы можем теперь только молиться. Ты должна взять себя в руки. Позже они расплатятся. Клянусь тебе. Клянусь тебе памятью нашей матери. Я уничтожу всех, кто сделал это.
   Через некоторое время после того, как бригада врачей скрылась в отделении первоначальной диагностики, в конце коридора появился ассистент хирурга.
   – Вы родители Кисы Безыргани? Джумбер скоро выйдет и сообщит о результатах обследования. Но, простите, как все это могло случиться? Она в странном состоянии. Впрочем, Джумбер сам скажет вам обо всем.
   Через полчаса к ним вышел и сам хирург, руководивший ходом обследования. Он медленно стал приближаться к вскочившим людям, ожидавшим его заключения, как приговора.
   – Мне очень жаль, Георгий. Мы сделали все, что могли. Она теперь в коме. И будет жить столько, сколько выдержит ее сердце. Девушка была нетранспортабельна. Собственно, вы могли бы ее оставить там, где нашли, это мало что изменило бы. У нее серьезные внутренние травмы. Мне очень жаль. Георгий, я могу с тобой поговорить еще пару минут? – Доктор взял его за руку и отвел в сторонку. Мужчины удалились по коридору от Сандро и стонущей матери Кисы.
   – Покурим у окна. Я в шоке, Георгий, этого просто не может быть. Такого никогда не случалось в моей практике. Прости, что говорю тебе это, но нет никакой надежды. Видимо, как я успел обнаружить сразу, на этой девочке ставили эксперименты. У нее вырезано легкое и почка и, ко всему прочему, ей вводили какой-то неизвестный медицинский препарат. Я предполагаю, что они пробовали на ней лекарство, которое сейчас довершает свое дело. У нее полное отравление организма. Ей осталось всего несколько часов. Прости, Георгий, но кто эти изверги? Как же вы не уследили?
   – Можно, чтобы мать увидела ее?
   – Она больше не придет в себя. Мне очень жаль.
   – Но, может, ты все же попытаешься что-то сделать? Она ведь еще так молода? У нее сильный организм! Сжалься, Джумбер, сделай все, что в твоих силах.
   – Ты ведь все понимаешь, Георгий. Мои коллеги тоже в шоке от того, что они увидели. Единственное, что я могу тебе обещать, я не стану писать заявление в милицию, ты ведь сам из них, разберешься… Она была в Освенциме…
   Еще через полчаса Лара стояла над кроватью своей маленькой посиневшей дочери. Киса умерла через несколько минут после того, как открыла глаза и посмотрела на мать. Она улыбнулась перед тем, как навсегда покинуть этот мир, будто хотела что-то сказать, но не нашла в себе сил.
   Во дворе вдруг зазвонили колокола. Было 28 августа, когда в Грузии люди ходят на кладбища навестить могилы родных.


   Глава 24

   – Сегодня вечером я собираюсь отправиться на балет. Танцует Нина Ананиашвили. Милая Вероника, если я приглашу вас в оперный театр, вы не откажетесь сопровождать меня?
   – Надо же, человек с техническим образованием и с гуманитарным складом ума вспомнил о забытой всем миром девушке! Спасибо за предложение, Данила. Никогда не могла предположить, что на дипломатических приемах можно повстречать таких простых в общении людей. К сожалению, боюсь, что буду занята вечером работой над очередной статьей. Но тем не менее…
   – Не принимаю вашего отказа, Вероника. Будьте любезны, отложите все ваши дела, потому что на гастрольные выступления Ананиашвили бывает нелегко попасть даже в Париже, а я раздобыл два билета, для вас и для себя. И вообще, дайте мне номер мобильного вашего главного редактора, я намерен разъяснить ему некие прописные истины, – почти прошептал человек с техническим образованием в трубку телефона, более походившего на диктофон или фотоаппарат.
   Вероника рассмеялась в свою более простую модель.
   – Давайте договоримся так – я перезвоню своему почтенному редактору сама и постараюсь по случаю гастролей Ананиашвили перекинуть задание на другого журналиста. Если это не станет большой проблемой, то сообщу вам сама.
   Человек с техническим образованием наивно поверил журналистке, которая моментально забыла о своем обещании, как только посетила очередной информационный сайт. Через два часа человеку с техническим образованием пришлось самому внести окончательную ясность в вопрос вечернего похода в оперный театр. Вера сказала, что на текущем счету мобильного неожиданно не оказалось ни гроша, чтобы перезвонить. Она дала свое согласие и сразу стала думать о том, что бы ей надеть по такому случаю.
   Проспект Руставели был полон народу. Женщины нарядились, будто находятся в Зальцбурге и только что покинули свои кареты, в которых принято добираться до оперного театра на родине Вольфганга Амадея Моцарта. Мужчины чинно пытались изобразить полное равнодушие к важности происходящего события и не подавали виду, глядя на тщательно наблюдающих за зрителями низколобых здоровяков из охраны президента, пожаловавшего на гастрольный спектакль.
   Молодой человек с техническим образованием уже ждал Веронику. Он был в роскошном костюме, что сразу вызвало в ней небольшое смятение. Соответствует ли его туалету ее узкое платьице с едва заметными на голубоватом фоне цветами, плотно сидящее на ее красивом теле, и голубые замшевые туфельки на одиннадцатисантиметровых каблуках.
   – Вы потрясающи, юная леди, – как бы опроверг он ее зародившиеся было сомнения, – правда, немного жаль всех остальных женщин, собравшихся нынче в театр, но ничего не поделаешь, жизнь – жестокая вещь. – Он широко улыбнулся. – Сегодня нам предстоит смотреть балет, который Ананиашвили впервые станцевала в Страсбурге. Помню, у нее был ошеломляющий успех. Французскому зрителю нравится ее своеобразная эмоциональная и в то же время легкая манера исполнения. Вы смотрели прежде «Лебединое озеро»?
   – Да, Данила. Правда, это было энное число лет назад, когда гастроли русской балерины собрали громкие аншлаги в нашей столице. И оно того стоило, тогда, в юности, мне казалось, что я не понарошку попала в самую настоящую сказку, жаль, правда, с трагическим концом.
   Фойе старого оперного театра медленно поглощало толпу нарядных, чинно двигающихся людей. То и дело взгляд привлекали чрезмерно щупленькие молоденькие девочки, тщательно пытавшиеся казаться старше и умнее. Мысленно они готовились померяться силами с прославившей свою страну прима-балериной.
   Девушка в красном костюме вежливо взяла билет из рук Данилы и указала на едва прикрытую дверь, отвечая на вопрос, как найти нужную ложу. Галантный ухажер пропустил свою спутницу вперед. Ее нежные духи как бы приласкали его, подобно незримому шлейфу, коснувшемуся глаз и соскользнувшему вниз по шее. Когда Вероника присела на бархатное темно-кремовое кресло, взгляд Данилы не могли не привлечь красивой формы длинные ноги, на которые тут же была помещена голубая сумочка.
   Все первое отделение балета он пытался привыкнуть к чуду, сидящему рядом. Ему не слишком удавалось это. Молодому человеку всегда нравились чуть более темные девушки, чем те, что с детства окружали его в Москве.
   Вскоре занавес был опущен, и зрители чинно стали покидать ложи и партер. Данила предложил своей спутнице сигарету, но, так как она вела здоровый образ жизни, курить расхотелось и ему. Человеку с гуманитарным складом ума было сложно переварить то, что на девушку, грациозно ступающую рядом во время антракта, обращают внимание не только мужчины, но и женщины. Вдруг она вздрогнула. Ему показалось, что она пытается спрятаться от кого-то. Навстречу молодой паре шла группа высоких мужчин в классических костюмах. Приблизившись к ним, один из них, нагло улыбавшийся Веронике, остановился.
   – Здравствуй, Вера. Рад тебя видеть. Господин Михаил, позвольте вам представить одну из самых смелых грузинских журналисток: Вероника Гегечкори. Вера, это Михаил Саакашвили, думаю, добавлять ничего не стоит.
   Вероника просто онемела от неожиданности.
   – Рада знакомству, – выцедила она, но не стала протягивать руки. Кому ей следовало ее протянуть? Васо или его спутнику? Лучше всего воздержаться. И по принципу клин клином вышибают, она повернула лицо к Данилу.
   – Познакомьтесь, Данила, это известные в нашей стране люди. – Этими словами, она попыталась и сама узнать, кто такой Данила, давая ему возможность представиться самому.
   – Прекрасно. Данила Боголюбов. В Грузии сегодня происходят интересные процессы. Познавательно за всем этим наблюдать. Я из России. Хотелось бы, чтобы дружеские взаимоотношения между нашими странами укреплялись.
   Ни Васо, ни Михаил Саакашвили не ответили на эту реплику незнакомца, сопровождавшего «известную», явно очень смелую грузинскую журналистку. Они лишь слегка кивнули и продолжили свой путь в сторону почетной ложи в конце коридора.
   Веронике показалось, что на лоб Данилы набежали морщины, которые исчезли моментально, как весенняя тучка.
   Ему просто хотелось, чтобы поскорей начался второй акт, третий и потом… как бог на душу положит.
   – Давай уйдем, – сказал он ей неожиданно.
   – Куда?
   – Куда скажешь, ты ведь живешь в этом городе. Где-нибудь посидим и посмотрим друг другу в глаза. Не бойся меня. Я просто хочу убедиться в том, что подсказывает мне мой разум и… Ну об этом позже…
   – Что же тебе подсказал твой разум?
   – И это обсудим в машине.
   «Фольксваген» самой последней модели был припаркован на углу у красивейшего здания, несколько раз пережившего пожары и реконструкцию. Оперный театр имени Палиашвили походил на дворец сказочной принцессы, которую в высокой башне спрятал мифический колдун.
   – Здесь неподалеку есть небольшой ресторанчик, где очень милый сервис и всегда тихо звучит хорошая музыка.
   – Мне порой кажется, что музыка – это жизнь.
   – Да, только хорошая музыка. Скажем, если это классический вокал, но в последнее время бывает так, что поют все, у кого есть желание и рот. Во времена же моих родителей почти каждая песня была хитом, который и по сей день продолжает жить. Я рос на песнях Джо Дассена и Шарля Азнавура. А всякие там Бритни и Джанет приходили и уходили, как времена года. – Данила классно водил машину. Это казалось Веронике очень привлекательным.
   – Знаешь, мне не раз приходилось убеждаться, что на свете практически нет ничего однозначного и непреходящего.
   – Верно, и хотя ты говоришь о другом, в этом и есть красота нашего бытия. Все и все должно рано или поздно закончиться. На смену нам приходят другие и привносят что-то новое в этот мир. Так движется цивилизация. Некогда люди мечтали об автомобиле, а теперь они могут говорить друг с другом, даже если находятся на разных полушариях земного шара. Они могут получать сообщения из Америки в Сибирь, строить виртуальные замки и прослушивать мобильные телефоны со спутника.
   – Похоже, тебе хорошо знакомы те запретные плоды цивилизации, о которых больше пишут в прессе, нежели знают на самом деле. – Она старалась казаться как можно красивее, так как чрезмерно ухоженный вид Данилы ее несколько напрягал и вызывал легкий комплекс, тем более все мужчины в Грузии всегда говорили о красоте русских женщин.
   – А что тебя интересует конкретно? Скажу честно, но только тебе, я знаю многое и о многом. Это моя работа, кстати, мадемуазель, это кафе называется «Марко Поло». В последнее время говорят, что на самом деле выдумка, что почтенный венецианский купец действительно объездил полмира и проследовал из Италии в Китай и Монголию, это всего лишь его пиар.
   В «Марко Поло» уже запомнили и начинали привыкать видеть молодую элегантную девушку с яркими глазами и красивыми волосами с разными сопровождающими лицами. На этот раз было ясно, что она пришла с иностранцем.
   Они заказали мороженое и капучино. Девушка была увлечена беседой с господином в очках, облаченным в шикарный деловой костюм. Через два часа эти двое покинули «Марко Поло», и путь их, понятно, лежал вовсе не в Китай. Персонал проводил их взглядом до черной машины с густо тонированными стеклами. Всем было понятно, что девушка осталась довольна разговором с человеком, галантно старавшимся угодить ей весь вечер.


   Глава 25

   День обещал быть пасмурным. Туман проникал в камеру через узкую, запылившуюся и покрытую паутиной оконную решетку. Каждый раз «мусора» говорили, что Дэви сам должен вычищать свою дыру, где ему предстояло провести неопределенное время.
   Вскоре в железную дверь постучит Вахо, впрочем, может, сегодня дежурным окажется не он, а тот, второй, который сурово смотрит на него и никогда не говорит ни слова. Кто бы он ни был, этот кто-то принесет ему несладкий чай в железной, с треснутой эмалью, кружке и два куска черствого хлеба. Лучше бы ему принесли крысиного яду, он сожрал бы его с не меньшим аппетитом, как если бы это была настоящая еда, которую всегда с удовольствием в старые добрые времена готовила его жена.
   Его любимая некогда Нина прежде была заботливой и нежной. Раньше ему казалось, что она и правда любила его. Когда-то секс с ним доставлял ей огромное удовольствие, она сама говорила ему об этом. Ему казалось, что она вовсе не притворялась, да и незачем ей было так поступать. Он всегда готов был изменить все, что ей могло показаться неудобным или неинтересным. Каждый раз, пока он работал, если выдавалась свободная минутка, он мечтал о вечере, когда придет домой и обнимет Нину. Разумеется, ей не всегда нравились его нескончаемые ласки, однако частенько она все-таки сдавалась, и история кончалась то в постели, то на кухне, то в ванной.
   Теперь ему было абсолютно непонятно – как он мог это сделать? Казалось, он помнил сквозь пьяную пелену, как выстрелил в нее, валявшуюся на траве у озера, как она истекала кровью, окрасившей едва проглядывавшие полевые цветы неподалеку от кафе «Бунгало», где вечерами собиралась золотая молодежь страны. Он помнил, что она все время молчала, хотя он из последних сил орал на нее, требуя наконец признаться, что она любит его, что не изменяла все это время. Но она предательски молчала, она игнорировала его даже в последний свой миг, она ему демонстрировала, что их брак с самого начала был роковой ошибкой. Он готов был в тот момент растерзать ее, лишь бы она сжалилась над его чувствами и бросила хоть одно только слово, хотя бы даже как подачку. Он так ждал этого, он так пристально вглядывался в ее угасающие, но все еще красивые глаза, словно уставшие, как порой бывало после того, как ночи напролет она проводила у компьютера, занимаясь переводами. Он надеялся, что вдруг она рассердится и ответит на все его оскорбления, потом они найдут точки соприкосновения, потом бурно помирятся прямо на берегу Черепашьего озера.
   Но она все никак не начинала кричать на него, что он окончательно ее достал и что это уже невыносимо. Он долго сидел рядом с ней. Вскоре он забылся.
   А утром Дэви очнулся в полицейском участке, где ему предъявили обвинение в убийстве жены. Ему сообщили, что рядом с ним и трупом его супруги был обнаружен наган, перепачканный ее кровью. На пистолете, как ему любезно сообщили также, были обнаружены отпечатки его пальцев. Лучше бы его тогда не стало. Но смерть сама собой не приходила. За покрытой густой паутиной решеткой на окне она заставляла мечтать о себе.


   Глава 26

   – Ну что вы, молодой человек. Оставьте ваш номер телефона, и мы передадим, что вы звонили, как только она придет в редакцию. Вероника Гегечкори появляется тогда, когда дело требует ее присутствия. У нее теперь есть задание, так что…
   Вошедшая в кабинет и уловившая обрывок разговора Вероника поняла, что разговор идет именно о ней. Девушка стала делать смешные гримасы и в знак отрицания махать руками. Это значило, что надо спросить имя добивающегося ее неизвестного…
   – Простите, как вас зовут, что мне записать? – продолжила любопытная секретарь редактора свой расспрос. – Как? Георгий Татоев? Кто, капитан? А, ну ясно, так и запишу. Минуту… – Она прикрыла трубку рукой и шепотом хотела спросить, подойдет ли Вера. Но вместо ответа молодая журналистка, заулыбавшись, почти вырвала трубку из рук оторопевшей секретарши.
   – Привет, Георгий, как ты? Не представляешь, как рада была услышать, что это ты звонишь.
   – Нам надо встретиться, Вера. Через полчаса тебе удобно?
   – В Александровском парке, в половине четвертого.
   – О’кей.
   И он повесил трубку.
   – Передай редактору, что я вернусь с готовым материалом через два часа.
   – А как с тобой связаться? – Вопрос секретарши уже на пороге догнал неугомонную журналистку.
   – Я вернусь… – Вера казалась счастливой.
   Через полчаса девушка подошла к скамейке, где ее уже ждал Георгий. Он был каким-то изменившимся, постаревшим, что ли, более жестким и не допускающим возражений. Его плотно сжатые губы говорили о том, что теперь шутить с капитаном будет по меньшей мере некорректно. Он сухо пожал руку Вероники и пригласил ее сесть.
   – Наконец-то удалось связаться с тобой. Последние дня два твой мобильный находился вне зоны досягаемости, и это было так неожиданно. Оказалось, что все, что я твердо знаю о тебе, это два номера телефона, один из которых легко может выйти из режима связи.
   – Это плохо? Прежде ведь не существовало мобильных телефонов, жили же как-то люди?
   – Да, жили… – Георгий невесело посмотрел на падающую струю круглого фонтана, украшавшего Александровский сад. – И живут тоже. Кто живет, а кто нет, кое-кто доживает, другие же помогают им доживать.
   – Ты говоришь загадками, Георгий. Если честно, ты и выглядишь как-то иначе, чем прежде. Ты случайно не болен? Прости, последнее время жизнь была настолько напряженной, что я ни разу не смогла хотя бы скинуть тебе эсэмэску с вопросом: «Все ли нормально?» Кажется, в последний раз мы общались, когда ты улетел в Аджарию? Ты поехал туда по работе?
   – Если бы так, милая Вероника. К сожалению, я поехал туда за маленькой девочкой.
   – Девочкой? Ты решил жениться? Ну, это здорово. – Вероника подумала, что ошиблась в своем предположении, что немного нравится капитану.
   – О женитьбе я думал меньше всего. Вероника, я знаю, что ты много работаешь. Скажу тебе честно, я все время читаю вашу газету и просто удивляюсь, как тебе удается в небольшом формате представить так много информации, правильно ее проанализировать, разложить по полочкам и заклеймить виновных. – Он изобразил слабое подобие улыбки.
   – Спасибо, Георгий. Это так же обычно, как работа механика, столяра, продавца. Просто надо постараться делать все как можно лучше. Разве ты живешь не по тем же принципам? Наши с тобой обязанности очень похожи. Ты ведешь расследование конкретных происшествий, а я веду расследование конкретных процессов в обществе, вот и все.
   – Нет, мы с тобой – не одно и то же. Так сложилось, что… Когда я занимался очередным делом, я всегда выполнял свои обязанности, как машина, в которую инсталлировали определенную программу. Каждый шаг следствия в принципе логичен: собираешь информацию, сортируешь ее, потом анализируешь, ловишь суть, затем еще раз сопоставляешь факты, проверяя свое предположение. Далее – сплошная бюрократия. Доказываешь свою правоту начальству, берешь ордер на арест подозреваемого, виновного. Дальше, собственно, твои труды более не нужны. Большей частью получаешь задания на расследование банальных историй, приключившихся с обыкновенными людьми. Затем твое профессиональное чутье притупляется, и ты не перепроверяешь данные, которые тебе готовыми приносят из лаборатории, не сверяешь их с полученными тобой в ходе наблюдения. Каждый раз при этом думаешь, что все это случилось далеко от тебя и от твоей семьи, что тебя вся эта грязь никак не потревожит, что беда не постучится в твой дом. Затем наступает момент, когда жесткая реальность дает тебе знать – все это время ты жил, как слепой котенок, что нередко шел по пути, который заранее очертила невидимая рука, не дающая отойти от налаженного производства обвинений и наказаний. Однажды ты вылетаешь из системы и становишься уязвимым, тебе наносят невосполнимый урон. Но некогда, в детстве, как ни наивно это звучит, говорили, что зло всегда, в любом случае, наказуемо. А в жизни не всегда так бывает, и тогда хочется лезть на стены и грызть землю.
   – Что случилось, Георгий, может быть, я могу тебе чем-либо помочь?
   – Может быть, Вероника. Просто я на грани помешательства, и мне теперь сложно подключить аналитический разум, уложить события в формулы и выдать правильный ответ. Я прошу тебя достать мне информацию. Когда я был в Батуми, я напоролся на одних ребят, которых теперь уже нет на свете, но, насколько мне удалось выяснить, их хозяева живут в столице. Эти люди зверски убили дочь моей сестры. Но самое страшное, что то же самое может произойти и с другими. В память о маленькой Кисе я не могу позволить им убивать невинных людей и дальше. Я должен знать, что это за изверги и кто стоит во главе пирамиды.
   – Боже! Как же так? Георгий, соболезную, какое горе! Зачем им понадобилась маленькая девочка? Сколько ей было лет?
   – Кисе было 16. Она была самая милая девочка на свете, просто, видимо, чересчур самостоятельная и… – по небритой щеке Георгия поползла скупая слеза, – она страшно мучилась все последнее время. Когда я нашел ее и перевез в больницу в Тбилиси, врачи даже не взялись сделать ей операцию. В результате, после обследования, они сказали, что у нее отсутствуют некоторые органы. Она умерла почти через полчаса… – Мрачный человек закрыл лицо руками.
   – Боже, где же ты? Как это может быть? Это просто звери в образе людей…
   – Она жила последние дни в том доме, откуда я ее выкрал, эти уроды затащили ее туда обманом, она просто была маленькой глупой девочкой, маленькой и легковерной. Она хотела стать балериной, с детства занималась танцами, в этом году провалила экзамены в хореографическое училище, но всегда повторяла, что однажды пригласит всех нас в оперный театр на «Лебединое озеро», где будет танцевать сольную партию. Она просто не дожила. Я знаю, что она справилась бы. – Георгий улыбался сквозь слезы, глядя далеко за деревья, будто мог там что-то увидеть.
   – Георгий, это действительно ужасно! Мне очень жаль, просто трудно поверить, что все, что ты говоришь, правда. И, разумеется, надо узнать точно, что за всем этим кроется. Меня интересуют все детали происшедшего, понимаю, как это трудно теперь вспоминать, но необходимо. Дай мне всего лишь неделю. Мы найдем их.


   Глава 27

   Большая часть сайтов страны находилась приблизительно в одном поле. В основном организации предпочитали брать себе пространство в Интернете на нескольких сайтах, которые не открывались за пределами страны. Однако при желании не только настоящему специалисту, но и любому интересующемуся было несложно составить список всех доменов, где помещалась информация о различных грузинских организациях. Самые солидные среди них, такие как дипломатический корпус, как правило, сидели на самом просчитываемом caucasus.net, другие предпочитали тоже широко распространенные. ge, net.ge и др. Безопасность хранения информации как на сайтах, так и в электронных личных ящиках гарантировал центральный сервер, контролировавшийся из центра столицы. Разумеется, сотрудники его представлялись всем абсолютно неподкупными людьми, не занимающимися торговлей байтами, содержащими сведения о личностях и структурах, формировавших элиту страны.
   Однако Даниле предстояло-таки взломать систему компьютеров, подключенных к самому распространенному сайту caucasus.net, учитывая, что никто не допустит легкой утечки информации. Человек с техническим образованием и гуманитарным складом ума предполагал, что в фирме, сеть компьютеров которой предстояло взломать, вероятно, работает достаточно опытный администратор, тщательно следящий не только за злостными и не очень злостными вирусами, но и за всякими любопытствующими интернет-путниками, волей или неволей заблудившимися в электронной паутине. Вероятно, администратор сердечно помогает вылетать из системы всем непрошеным гостям, способным наткнуться на дела, касающиеся только данной фирмы. Данила решил не напарываться на возможное блокирование системы, поэтому, предположив, что ночью, скорей всего, администратор не станет проводить время у компьютеров фирмы, начал свою сложную операцию. Данила твердо знал: завтра утром он увидит Веронику и выдаст ей абсолютно все, что зафиксировано в сети, чего бы это ему ни стоило.
   После долгих часов проб и ошибок он почувствовал жестокое разочарование. Ни одна из продуманных им сложнейших комбинаций не помогла ему взломать сеть фирмы Васо Каландадзе. В два часа ночи Данила сообщил Веронике, что ей придется немного пообщаться с Васо, обсуждая с ним на первый взгляд незначительные детали, касающиеся фактов его детства, девичьей фамилии его мамы, кличек, если таковые были в прошлом удачливого фирмача. Данила попросил, чтобы разговор о ерунде происходил при включенном диктофоне. Утром он получил положительный ответ на свое предложение.
   А в редакции «Главной газеты» за «Пентиумом» сидела молодая красивая женщина. Она теперь думала лишь об одном. После некоторого перерыва в общении ей будет достаточно сложно встретиться с Васо Каландадзе и завести с ним непринужденный разговор на самые что ни на есть важные теперь для нее темы, которые постороннему могут показаться малозначимыми. Она понимала, что инициатива может быть несколько опасной, если хитрый обольститель подруги догадается об ее истинных мотивах, но, похоже, другого выхода не было. Она уже сказала: «А», теперь оставалось всего ничего. Вера набрала номер мобильного Васо Каландадзе. Зря, он оказался вне зоны доступа. Вероника подумала, что выхода нет. Она выключила компьютер, закрыла дверь в свой мир, помещавшийся в ее небольшом уютном кабинете, хранившем немало информации, вышла на улицу и взяла такси. Старенького армянина она попросила подвезти ее в один из самых престижных районов города, где помещался офис фирмы, занимавшейся туризмом и вопросами эмиграции. В навороченном офисе с зеркальными дверьми никого не оказалось, не считая молодого накачанного «секьюрити», тут же преградившего ей путь.
   – У меня здесь назначена встреча с Васо. – Она постаралась кокетливо улыбнуться здоровяку.
   Тот держался невозмутимо.
   – Подождите здесь, в холле, он уехал час назад, а о вас не сказал ни слова.
   – Верно, я говорила с ним двадцать минут назад по сотовому. Васо сказал, что позвонит вам. Наверное, у него дела, но уверена, он вскоре вам сообщит, что я действительно могу его здесь подождать.
   Вероника спрятала волосы под черную шляпку, красивые глаза под вошедшие в моду огромные солнечные очки. Она как бы потянулась за сотовым телефоном, но достала небольшой предмет, который бугай не успел разглядеть. Через минуту он уже лежал у входа, беззащитно раскинув огромные руки по ламинированному полу.
   Когда Вероника покинула помещение фирмы, охранник все еще валялся в отключке. Она поймала нить за конец и не намерена была ее выпускать. Скоро все будет ясно.
   Как только «секьюрити» пришел в себя после нервно-паралитического шока, он прикинул, что его могло ждать после сообщения боссу о посещении офиса вероломной маленькой незнакомкой в черной шляпке. Он тут же пришел к выводу, что для его же собственной безопасности лучше не рассказывать о приятном фрагменте его карьерной жизни. Однако на будущее он взял себе на вооружение правило: никогда не заговаривать так доверчиво с незнакомыми женщинами, особенно когда твой напарник бессовестно покинул свой пост, не имея на то веских оснований.
   Поздним вечером человек с гуманитарным складом ума и техническим образованием светился от удовольствия. Рядом с ним сидела самая привлекательная женщина, которой он мог оказать хоть какую-то услугу. Данила прекрасно знал правило людей, занимающихся его родом деятельности: как только поступит приказ из родного ведомства, он должен будет уехать и никогда больше не увидит ее. Данила трезво оценивал свои шансы на то, чтобы оставить в душе Вероники глубокий след. Он понимал, что может стать просто ее хорошим другом, оказавшись хоть в чем-то полезным. Он объездил много разных уголков земли. Но еще нигде и никогда не встречал такой волнующей его воображение и душу женщины.
   Флэшка, которую принесла Вероника, была до отказа набита информацией. Девушка не могла прочитать ее, информация была настолько защищена в компьютере, с которого она ее украла, что журналистке никак не удавалось добраться до содержимого маленького упрямого электронного устройства.
   – Вера, я должен тебя немного огорчить. Программа, в которой зашифрована информация твоей флэшки, нестандартная. Скорее всего, она создана на заказ, эксклюзивно. Если время терпит, мне нужно энное его количество, чтобы раскодировать файлы.
   Впервые за все время Данила позволил своей знакомой из страны, в которой он не так давно работает, оказаться в квартире, где, в принципе, она не имела права быть. Вероника оказалась исключением. Если он заметит неладное, то… он даже не знал, как поступит: застрелит или затащит ее в постель. Он начинал понимать, что земля в любой момент может уйти у него из-под ног. Данила держался из последних сил.
   – Там, в холодильнике, есть пластмассовая коробочка, в которой доживает прелестный тортик с клубникой. В кухне ты могла бы найти и кофе. А если бы ты его заварила, то просто спасла бы от голодной смерти заезженного за день иностранного дипломата.
   – Конечно, Данила, я готова спасти тебя не только от голодной смерти. – Она мило улыбнулась.
   – А от чего еще ты могла бы мне предложить свое спасение?
   – А это уже зависит от того, в чем ты нуждаешься. – Вероника попыталась улыбнуться более сдержанно, поняв, что ее заявление оказалось чересчур двусмысленным.
   – Ладно-ладно, я мог бы тебе пространно объяснить, в чем я нуждаюсь, находясь рядом с тобой. Пойдем вместе заваривать кофе. – Он нежно взял ее за руку.
   Они вошли в маленькую уютную кухню, в которой казалось, что ее хозяин – уж никак не мужчина, у которого мало времени на хозяйство, а целый полк кухарок, тщательно следящих за ее чистотой и опрятностью. Все еще держа девушку за руку, Данила подвел ее к круглому синему столу, огибаемому такого же цвета диванчиком с мягкими сиденьями, и позволил ей в него опуститься. Данила сел очень близко. Почему-то это начинало ее немного радовать.
   – Просто, молодая, красивая, я хочу вам сообщить одну интересную вещь, если до меня вам этого еще никто не говорил.
   Вероника посмотрела на него вопрошающим взглядом.
   – Что? Вы очень красивы, Вероника Гегечкори. Ладно-ладно, не пытайся изображать холодное безразличие, я не клею тебя. – Все очарование очередного признания исчезло, как и не бывало.
   Данила подвинул красную чашку с кофе к тарелочке с возвышающейся на ней башенкой тортика со множеством безешек и клубничек. У Вероники загорелись глаза при виде аппетитного лакомства. Несмотря на твердую решимость ограничивать себя в еде, она никогда не могла отказаться от сладкого.
   – Ну и прекрасно, разве теперь можно думать о чем-либо еще, кроме как об этой красненькой спелой клубничке в безе.
   – По сравнению с тем, что вижу я и что меня привлекает много больше, твоя клубника просто снимается со счетов. Я хочу сказать тебе кое-что… и не потому, что думаю, что что-то получится теперь, завтра, послезавтра. Нет, Вера, просто я не знаю, как тебе объяснить… Для меня в жизни произошло важное событие. Оно заключается в том, что я встретил тебя. И дело далеко не в твоей женской привлекательности, поверь человеку, который объездил практически весь белый свет. К своему стыду и позору, я не был лишь на Сицилии, и то итальянские мафиози еще поплачут, когда я наконец доеду и к ним. – Он самоуверенно усмехнулся. – Не знаю даже, в чем дело, в чем заключается конкретно твоя внешняя и внутренняя прелесть, но мне кажется, она не только в лице и… – он опустил глаза ниже ее глаз, – в тебе есть нечто такое, что редко встречаешь в людях, в тех людях, которые всегда легко просчитываемы, устремлены к самым определенным целям. В тебе есть что-то такое, что вселяет надежду в человека, сидящего напротив, даже если таковую он потерял уже много лет назад при самых обыденных обстоятельствах, поджидающих каждого взрослеющего человека. В тебе есть что-то такое, что успокаивает так, как огонек в камине моего родительского дома в Подмосковье, украшенного елкой, гирляндами и лампочками в канун Нового года. В тебе есть что-то такое, что заставляет мужчину думать, что он встретил женщину, которая может стать матерью его детей.
   – Данила…
   – Пожалуйста, дай мне сформулировать мысли, которые преследуют меня все последнее время. Вероника, ты достойна большого счастья, женского счастья, человеческого. Ты удивляешь меня и как профессионал. Поверь, мало найдется на планете людей, готовых рисковать собственной жизнью ради того, чтобы поставить все точки над i, причем не за деньги. Я не знаю, как ты жила до сего дня и кто был тем счастливцем, которого судьба наградила твоей симпатией или любовью. Одно могу сказать точно. Я завидую ему. Я смертельно завидую тому, кто рядом с тобой и имеет право заботиться о твоем благе и безопасности. Я безумно страдаю оттого, что хотел бы оказаться на месте этого человека. – Вероника посмотрела на Данилу открытым взглядом, полным доверия. – Знаешь, ты ведь думаешь, что до этого у нас дело еще не дошло и что я лезу в дебри, которые мы с тобой и не думали преодолевать. Но ведь и вода камень точит, правда? Только мне невероятно жаль, что подобное невозможно. Я знаю точно, что вскоре я должен буду покинуть вашу страну. Я знаю не менее точно, что до последней минуты я, как дурак, буду надеяться на то, что ты сама приедешь в аэропорт и согласишься следовать за мной туда, куда забросит меня судьба. Я знаю наверняка, что в это время ты будешь уже близка к своей цели и какой-то там Данила, невесть откуда взявшийся, покинет твой разум и память. Единственное, чего я не знаю… Ответь лишь раз, и никогда более не станем возвращаться к этому вопросу. Может ли быть, что в тот момент, когда я буду вынужден покинуть вашу страну, в твоем сердце хотя бы слегка зашевелится хоть одна тонкая струнка, вибрацию которой я обязательно засеку? Если да, то, даже если самолет будет уже в воздухе, я заставлю его повернуть обратно курсом на тбилисский международный аэропорт – вперед к женщине моей мечты.
   Вероника молчала, она смотрела в его непонятного цвета глаза, немного подернутые слезой. Взгляд должен выиграть кто-то. Вероника опустила глаза.
   – Прости меня, Данила.
   – Нет?
   – В моем сердце доживает другой. Я надеюсь, очень скоро он покинет свои владения навсегда, и это никак не связано с тобой. Это уже в прошлом, но… Прости. – Она старалась не смотреть на него, понимая, что, видимо, его взгляд имел какое-то магическое влияние на ее состояние.
   – Просто одна маленькая и жесткая деталь. Она завершит мою мысль. Если я покину вашу страну, то не буду иметь права вновь связываться с тобой, я не смогу также отвечать на твои сообщения. Таковы правила игры. Просто если твое сердце не скажет тебе, что момент теперь уже наступил, значит, мы никогда больше не найдем друг друга в этом большом и жестоком мире, – он казался немного расстроенным, – ты – журналист, и я не хочу слишком многое тебе говорить, но эта профессия скоро потеряет актуальность в вашей стране. Вскоре вам запретят говорить то, что вы видите.
   Вдруг его взгляд показался ей несколько успокоившимся.
   – Ладно, пойдем в кабинет, надеюсь, я смогу-таки расшифровать твои бесценные сведения, шпионка. – Данила улыбнулся, нежным взглядом окинув только что отказавшую ему в любви женщину.
   Через час, пока старания дипломата все еще не принесли результатов, Вероника, прислонившись к мягкой спинке дивана, заснула глубоким, детским сном. Влюбленный мужчина накрыл ее мягким клетчатым одеялом и уселся за компьютер. Утром Веронику ждала рассекреченная информация.


   Глава 28

   Вероника думала о технологиях так называемых «бархатных революций», которые применялись Соединенными Штатами и прежде в таких странах, как Португалия, Чехословакия, Сербия. «Революция роз» в Грузии заставила президента Эдуарда Шеварднадзе уйти в отставку 23 ноября 2003 года. Символическим и многозначным станет то, что спустя 4 года, но днем позже во временную отставку уйдет человек, который воспользовался в полной мере всеми плодами «революции роз». Лидер партии «Национальное движение» пришел к власти на волне всеобщего недовольства населения решением социальных проблем. Михаил Саакашвили сумел встать во главе южнокавказской республики благодаря серьезной и квалифицированной поддержке своего революционного соратника Зураба Жвания, создавшего партию «демократов».
   Вероника, как и вся страна, тогда не могла предположить, что через два года единственный вменяемый политик Грузии Зураб Жвания, об армянских корнях которого все старались умалчивать, погибнет при весьма странных обстоятельствах. Никто тогда не мог знать, что спустя четыре года в центральном парке отдыха Тбилиси документальный фильм, показанный публично на многотысячном митинге, аргументированно расскажет о смерти премьер-министра в машине президента. Никто тогда еще не мог предположить, что на похоронах человека, с которым предпочитали иметь дело зарубежные политики, почти потерявшая рассудок неизвестная женщина выкрикнет в лицо президенту: «Убийца!», а вскоре простынет и ее след. Никто тогда не мог предположить, что однажды и молодой любимец Запада, женатый на еврейке из Голландии, долгое время работавший в Красном Кресте, тоже ухитрится надоесть своим заокеанским хозяевам и после жесточайшего разгона мирных митингующих 7 ноября 2007-го будет долго сопротивляться воле американского посла, категорически требовавшего от «своего сукиного сына» шагов назад, навстречу хотя бы видимой демократии, и назначения повторных президентских выборов. Но об этом последнем Вера узнала позже, живя в Италии.
   Она, как и другие, не могла предположить, что в 2008-м Михаил Саакашвили, зная о готовящихся выступлениях оппозиции, устроит военную заварушку под видом возврата утерянных территорий, в которой бездарно погибнет большое количество малоподготовленных к войне солдат и малолетних резервистов, а множество людей из грузинских сел Южной Осетии станут бесприютными беженцами, потерявшими свой кров.
   Но тогда, в 2003-м, момент еще не настал и все средства массовой информации в эйфории участвовали и описывали события, происходившие на легендарном проспекте Руставели.
   3 ноября 2003 года господин Ираклий позвонил Веронике и попросил съездить в ЦИК страны, который после парламентских выборов объявил победу проправительственного блока Эдуарда Шеварднадзе «За новую Грузию». По данным одного из самых популярных к тому времени телеканалов «Рустави-2», по «опросам на выходе» победил блок Саакашвили «Национальное движение». Веронике предоставили подробную информацию, которая свидетельствовала о том, что «Рустави-2» ведет какую-то странную игру, намеренно вводя электорат в заблуждение.
   Вскоре начались митинги, на которых можно было заметить людей явно не тбилисского происхождения. (Спустя несколько лет стали совершенно откровенно говорить о «ставках», которые существовали для оплаты тех, кто делал «революцию роз» на улице. За сумму, равную десяти долларам, безработные, свезенные изо всех регионов страны на автобусах, привели к власти Михаила Саакашвили, а спустя четыре года он же травил их газом, разгонял дубинками и резиновыми пулями.)
   Однако 12 ноября 2003 года, через десять дней после выборов, блок власти «За новую Грузию» заявил о готовности уступить победу оппозиции. Вероника позвонила в редакцию и заявила, что не намерена освещать сумасшедшие события, происходящие в ее стране. Ситуация явно становилась далекой от логики. Когда 18 ноября в Тбилиси прошла акция сторонников Шеварднадзе, Вероника понадеялась, что, возможно, здравый смысл еще восторжествует. Но 21 ноября Госдепартамент США, откровенно вмешиваясь в развитие событий, официально объявил, что результаты выборов в Грузии грубо сфальсифицированы, а российский МИД призвал граждан Грузии проявить выдержку и не допустить насилия.
   23 ноября митингующие, руководимые Саакашвили, с букетами роз в руках ворвались на первое заседание нового парламента во время выступления Шеварднадзе. Охрана едва вывезла президента из опасной территории буйства. Ночью сторонники оппозиции захватили правительственные здания и при посредничестве главы МИД России Игоря Иванова «уговорили» Шеварднадзе уйти в отставку. В Веронике все вызывало страшное разочарование, происходящее казалось каким-то фарсом, навязанным стране извне.
   Когда все осознали то, что произошло в республике, выявилось несколько интересных нюансов: первый заключался в том, что заокеанские заказчики «розового» спектакля на роль лидера предполагали совсем не ту персону, которая умело воспользовалась ситуацией и сумела обскакать всех тех, кто помог ему взойти на престол. Участие главы российского МИДа можно объяснить лишь одной причиной: по-видимому, в России рассчитывали, что вылезший, как чертик из табакерки, молодой лидер будет вести более лояльную и взвешенную политику по отношению к своему северному соседу.
   На первых порах надежды российских политиков подтверждались дружественными заявлениями нового лидера. Но позже он испортил отношения с Россией так, что трудно было представить даже в страшном сне.
   Определенные структуры докладывали президентствующему полиглоту-юристу, что в сердцах люди называют его «американской марионеткой». Когда в ноябре 2007-го (что символично) те же, кто привел его к власти, кричали у стен его парламента «Убирайся!», он вышел из-под контроля западных партнеров и постарался доказать, что в своей стране он – хозяин. По его указанию жестоко разогнали митинг оппозиции. Некоторое время Саакашвили сопротивлялся беспрецедентному «наезду» разных стран и международных организаций, настаивавших на возобновлении прерванного телевещания канала «Имеди», игравшего в новом сценарии роль рупора оппозиции, как в свое время «Рустави-2». Он сделал все для того, чтобы те, кто говорил о нем плохо, боялись повторять это даже в темной комнате наедине с собой. Самая что ни на есть оппозиционная (оппозиционная, правда, за хорошую плату) телеведущая была избита спецслужбами и ушла с телеканала, собиравшего по вечерам три миллиона тех, кто еще не смог сбежать из страны, терпящей катастрофический экономический кризис.
   Люди, которые шли вслед за лидером-полиглотом, втихомолку обвиняли его в армянском происхождении. У Вероники было немало интеллигентных друзей-армян, живущих в Грузии. Но никто из них не считал Михаила Саакашвили армянином. Им не хотелось признавать в нем своего.
   Прошло время, и перемены, привнесенные новой властью, не заставили себя ждать.
   Однажды Вере рассказали красочный эпизод уличной аварии. Показателен он оказался тем, что жертвой был обыкновенный тбилисец 25 лет, а виновным являлся гражданин США, живущий в Грузии. Потерпевший в этой аварии ни на йоту не нарушил ни одного из правил уличного движения, а американец нагло проехал по бедолаге и тем не менее остался безнаказанным.
   Как Вера убедилась позже, после «революции роз» территория Грузии фактически превратилась в колонию страны со звездно-полосатым флагом, в которой сотрудники ее посольства не облагались никакими налогами.
   Американцы решили, что молодежь кавказской республики очень пригодится в «горячих точках», где супердержава отбирала у аборигенов очередной источник энергоресурсов. Она решила включить Грузию в НАТО. Этот момент искренне удивлял журналистку, прекрасно знакомую с общественным мнением людей, с ностальгией вспоминавших о добрых советских временах, когда обыкновенные труженики могли себе позволить путешествие из Тбилиси в Москву самолетом за 36 рублей. Все помнили то время, когда немалая часть мужского населения Грузии проживала в России, зарабатывая своему оставшемуся дома семейству на жизнь.
   Вера знала наверняка, что даже водители маршрутных такси частенько посмеивались над истеричными мечтаниями «розовых» правителей о сладком будущем в НАТО. Референдум по вопросу о вступлении в блок она считала нагло сфальсифицированным. Все это заставляло ее испытывать чувство стыда и горечи за народ, который, по ее мнению, был достоин лучшего. Зная о современных технологиях манипулирования общественным мнением, она в корне не соглашалась с тем, что каждый народ достоин именно того правительства, которое имеет. Оценивая происходящее в стране критически, девушка начинала понимать, что с Грузией, руководимой командой Саакашвили, ей не по пути.


   Глава 29

   Регистрация на рейс Тбилиси – Москва началась. Человек в сером костюме со странной для себя грустью рассматривал прилавки с грузинскими сувенирными безделушками, хотя прежде никогда не останавливал на них своего вечно занятого взора. Он пригляделся к кинжалу, к кандзи (рог для вина) и сумочке, сделанной из тохи (материи, похожей на войлок) и понял, что теперь все это всю жизнь будет напоминать ему о ней.
   Ему приходилось покинуть страну на день раньше, чем он предполагал. Все как обычно, просто нужно было сложить вещи в чемодан и сесть в самолет. Дипломаты меняют место жительства. Но на этот раз был один момент, который не давал подняться на нейтральную территорию. Он позвонил ей за день до отлета и сказал, что уезжает, хотя и это было вне правил. Сложно было надеяться, что она приедет, но понять ее было можно: в стране грядут перемены. Она – журналист, у нее теперь много работы, а аэропорт находится далеко от города. Вероятно, по кавказским законам, он должен был предложить ей машину, но коллеги из тбилисского офиса сопровождали его почти до международного аэропорта (если его можно было так назвать, настолько неприглядным было старое здание… Впрочем, построенное позже, новое здание оказалось не лучше).
   Вдруг Даниле показалось, что по лестнице стала подниматься девушка. Вероника? Сердце Данилы отчаянно забилось. Этого не может быть, как она могла лететь тем же самолетом? Она не собиралась в Москву! Он побежал по широкой лестнице, отделявшей территорию Грузии от нейтральной полосы.
   Данила всегда старался держать себя под контролем. Возможно, кто-то все еще наблюдает за ним, а ему категорически воспрещалось оставлять в Грузии хвосты. Он сделал вид, будто интересуется тем, готовы ли наверху пропускать пассажиров сквозь контур безопасности. Еще шаг, и он будто ненароком задел незнакомку. Его разочарованию не было предела – это была мулатка, сзади очень похожая на Веру.
   – Извините, мадам – сказал он ей вежливо, едва поддержав за локоток, спросил что-то у персонала и медленно стал спускаться к небольшой очереди на регистрацию на рейс Тбилиси – Москва, выполнявшийся «Аэрофлотом».
   Данила знал твердо, что даже на значительном расстоянии от этой маленькой страны ему будет очень сложно выкинуть из головы женщину, заставлявшую его иногда действовать, подчиняясь не разуму, а каким-то другим категориям. Данила повернул голову к толпе, встречающей только что объявленный рейс из Праги. Он решил покурить на улице и немного подышать воздухом прощающегося с ним Тбилиси, отнимающего что-то непонятно почему дорогое. Вдруг на его плечо легла рука. Он обернулся. Рядом стояла и ласково смотрела на него Вероника. Он просто не поверил своим глазам. Она по-мужски протянула ему руку.
   – Приезжай еще к нам. Тебе же понравился наш теплый климат, ты ведь говоришь, что здесь живут особенно добрые и приветливые люди. Когда ты приедешь опять, я обещаю, что повезу тебя на Черное-черное море в самый живописный уголок на земле – Цихисдзири. Я покажу тебе древний храм Гелати, где короновались наши древние цари, и выбитый в скале монастырь Давид Гареджи. Тогда частичка твоего сердца останется здесь и ты никогда не покинешь Грузию.
   Данила смотрел в ее светящиеся глаза и грустно улыбался.
   – Я обязательно вернусь, Вера. Только не надо мне живописных морских курортов и древних соборов. Единственное, что всегда будет манить меня в твою страну, – это женщина, которая заставила меня очнуться и понять: броню даже самого защищенного мужчины она может растопить, как весеннее солнце лед. Я улажу дела, которые все еще важны для меня, покончу со своей беспокойной работой, приеду сюда и куплю виноградную ферму в Кахетии. Ты приедешь ко мне, чтобы консультировать по вопросам выращивания винограда. Мы создадим свою особую марку вина и назовем ее именем нашего первого ребенка.
   Металлический голос объявил в микрофон, что пассажиры, отправляющиеся рейсом Тбилиси – Москва, должны подняться на нейтральную территорию. Даниле пора было отправляться. У него разрывалось сердце. Вероника смотрела с легкой грустью. Она еще раз пожала ему руку и резко отвернулась. Неподалеку ее ждало такси. Данила проводил взглядом удаляющуюся машину и чуть не опоздал на самолет.


   Глава 30

   В дежурке Георгий поднял голову от подушки и вставил наушник мобильного в ухо. Похоже, в стране действительно должно было что-то измениться. Почему-то пропала Вероника, а он напряженно ждал ее звонка. Голос радиоведущей внес ясность в его волнение: в стране произошла, как они выразились, «революция роз». «То есть переворот, – подумал он. – Плохо, теперь такое могло происходить регулярно. Однако, – думал Георгий, – если эти ребятки трезво оценят свое положение, то с самого начала начнут закручивать гайки, чтобы другим неповадно было даже в страшном сне подумать, что можно… в случае чего, повторить еще раз… ведь никто не забудет, как “Национальное движение” пришло к власти в стране».
   Георгий закончил трудовой день. Как ни странно, ничего особенного не произошло за последние два часа, которые счастливо удалось проспать. Он решил прогуляться по площади Свободы и вспомнить те счастливые времена, когда Киса была еще жива и полна надежд, а он влюбился в молоденькую журналистку. В его сознании была выжженная пустыня. Георгий был в депрессии. Он прогуливался по площади и смотрел на какие-то непонятные, видимо, горевшие ночью ткани и плакаты.
   Революция в Грузии завершилась, она как бы победила. Практически везде красовались американские флаги, будто теперь Грузия стала оправдывать свое англоязычное название, созвучное с названием американского штата, и стала частью государства, имеющего звездно-полосатый флаг.
   «Разумеется, – думал Георгий, – без США здесь не обошлось, соответственно, лидеры оперативно связались с западными друзьями. Хотя оппозиция наверняка с самого начала была в курсе. Конечно, западные друзья всегда в курсе, значит, они все знали заранее». Город казался совершенно пустым, таким же, как его обезлюдевшая душа. Как может меняться что-либо в стране, если Кисы больше нет? Когда-нибудь он обязательно узнает, кто повинен в ее смерти.
   Неожиданно его мысли прервал знакомый голос:
   – Здравствуй, Георгий, я подумала, что пора нам с тобой поговорить, подняла глаза и увидела тебя здесь. Видимо, и ты близко к сердцу воспринимаешь то, что произошло в стране. Но, наверное, ты не знаешь еще того, что скажу тебе я, и тогда тебе станет понятней, что на самом деле случилось. Давай прогуляемся к Майдану, и я все тебе расскажу.
   На Майдане у жителей и гостей грузинской столицы возникало какое-то магическое чувство прикосновения к древности. Тихая длинная красивая улица имени генерала Леселидзе приводила путника к набережной, неподалеку от которой в двух шагах друг от друга уживались синагога и мечеть, армянские церкви и древняя крепость Нарикала, горделиво возвышающаяся над древним городом.
   Когда после рассказа журналистки Георгий и Вероника сидели у реки, опоясанной кружевными железными перилами, капитану казалось, что у него разорвется сердце. Теперь все встало на свои места. Теперь он знал точно, на кого следует направить дуло его разъяренного ТТ.
   Вероника предлагала ему другой путь, она просила лишь два дня для того, чтобы использовать свои профессиональные способности. Она предлагала уничтожить скверну своими средствами и спасти мир, не особо нарушив писаные правила. Как маленький ребенок, она продолжала верить в то, что справедливость всегда торжествует.
   – Мы ведь так и собирались поступать. Узнать – кто, а потом уничтожить его. Я рисковала жизнью, когда добывала эту информацию, долго подбиралась к нему. И знаю точно, что мой редактор – настоящий мужчина, он даст этот материал, у меня есть связи с серьезными информационными агентствами. Они согласятся выставить эту информацию на все сайты, и скверна будет уничтожена мгновенно. Дай мне всего лишь два дня.
   – Хорошо, тогда решим так: если у тебя не получится, в игру вступаю я и ты не вмешиваешься в ход моих действий.
   – По рукам. Всего лишь два дня.
   Мобильный телефон Вероники пропел забытую мелодию. Звонили из редакции: Василия Каландадзе назначили заместителем министра внутренних дел.


   Глава 31

   Редактор «Главной газеты» провел ужасную ночь. Уже несколько лет его мучили кошмары. Доктор говорил, что они симптоматичны. Он советовал человеку, готовящемуся вскоре выйти на пенсию, меньше утруждать себя работой, больше гулять и реже читать о политике. Неправильный и нездоровый образ жизни давал о себе знать. Господин Ираклий прожил сложную жизнь, большую часть которой занимался тем, что доказывал свою точку зрения. Он всегда хотел показать своим читателям, что, несмотря на то что его детище, «Главную газету», финансировал преуспевающий бизнесмен, издание всегда оставалось неангажированным и никогда не защищало интересы какой-либо из конфликтующих сторон.
   От своих коллег он ждал четкого и холодного анализа, взвешенной позиции и справедливых заключений. Но он достаточно строго относился к аргументам, приводимым авторами материалов, ложащихся утром уже откорректированными ему на зеркальный стол. Газета выходила раз в неделю.
   Однако кошмары снились ему недаром. Впервые в жизни он осознавал, что судьба преподнесла ему неожиданное и коварное испытание. Он никак не мог найти выход из тупика, в который поставила редакцию самая молодая журналистка, принесшая чересчур уж «жареный» материал. Вроде то, что говорила она в своей жесткой и безапелляционно обвинительной статье, сходилось во швах. Казалось, Вероника приводит достаточно веские доводы. Но…
   Господин Ираклий чувствовал, что по его облысевшему лбу ползут капли холодного пота. Он вставал, садился в удобное кресло, обошедшееся приблизительно в 400 долларов (оно того стоило: кресло было не способно лишь преодолеть силу притяжения; спонсор не жалел денег для них никогда), подходил к открытому окну, нервно пытался выбросить окурки и попасть в урну, стоявшую у входа в здание редакции. Надо было все серьезно обдумать. Газета должна была бросить обвинение новой правящей группировке, только что с блеском пришедшей к власти.
   Разумеется, материал не о Саакашвили, это утешало. Но Вероника обвиняет новое правительство в том, что на достаточно видный пост в стране назначен чистейшей воды убийца и подонок. Допустим, хотя, может быть, это сведение личных счетов (как знать, может Васо Каландадзе чем-то насолил Веронике).
   Она писала, что владелец фирмы, работавшей в области эмиграции и туризма, занимался грязной деятельностью, а его молодчики замешаны в трэфикинге – вывозе женщин в сексуальное рабство – и торговле органами, что одна из девушек в списке жертв оказалась 16-летней балериной, которую бессовестно обманули и прятали в отдаленном особняке, где ставили медицинские эксперименты и вырезали органы. При одной мысли об этом господину Ираклию захотелось завыть от ужаса, и еще более зловещие мысли стали теснить в его голове предыдущие… но Васо Каландадзе взяли в формирующуюся команду Саакашвили. По всему миру пропиарили нового молодого президента, объявив его светочем демократии, и тут какая-то небольшая, но злая газета заявляет, что мир – ошибся.
   Нет, это просто некорректно. Это смело, да, думал господин Ираклий, собственно, он привык заявлять смелые вещи. Но на этот раз был совершенно особенный случай. Редактор резко стукнул кулаком по столу. «Все, конец, я не в состоянии решить этот вопрос». Он нервно стал набирать номер человека, которого беспокоил всего лишь несколько раз по вопросам газеты, практически всегда удавалось решать даже очень щекотливые вопросы самому. На том конце беспроводной связи сняли трубку. Господин Ираклий годами добросовестного труда заслужил уважение своего покровителя.
   – Простите, господин Бадри, что отнимаю у вас время. Как здоровье? Как поживает наша уважаемая госпожа Нина? (Супругой прославленного бизнесмена была видная армянская женщина.)
   – Спасибо, Ираклий, рад вас слышать. Как вам события последних дней? Мне было интересно все это наблюдать. Мы даже полетали над городом вечером 23 ноября, поснимали. Ведь так пишется история в нашей солнечной стране.
   – Да, мы очень благодарны Нугзару, в том самом горячем выпуске нашей газеты мы использовали присланные им фотографии, сделанные эксклюзивно, с воздуха. Мы даже поделились нашим богатством с парой иностранных информационных агентств, знаете ли, контакты никогда не бывают лишними. Не хотелось бы отвлекать вас, но здесь особенный случай, потому и беспокою. Дело в том, что наша достаточно известная журналистка сделала материал, который… в общем, если мы его напечатаем, мы рискуем поссориться с новой властью. Вроде и доказательства есть у девочки, и достаточно достоверно все выглядит, а печатать или нет, уж и не знаю. Решил побеспокоить вас.
   В трубке воцарилось молчание. Минутное.
   – Господин Ираклий, я вижу, вы нервничаете, и это меня беспокоит более всего. Наша газета всегда останется свободной и независимой. Но тем не менее ваше благополучие для нас действительно очень важно. Не напрягайтесь, не мучайте вашу совесть такими сложными вопросами. Посмотрите, как прекрасна наша страна в своей революционной эйфории. Давайте рассказывать людям про это. Давайте больше материалов о новом, замечательном, о любви и успехе. Я думаю, что так мы не останемся в проигрыше. А вы как считаете?
   – Конечно-конечно, господин Бадри, вы, как всегда, абсолютно правы, мы так и поступим, сам не знаю, как я не додумался и не увидел этого выхода из тупика. Мы обязательно пришлем вам следующий номер, в нем статья об истории грузино-еврейских взаимоотношений, много красочных эпизодов, иллюстраций, в общем, спасибо, господин Бадри. Всего наилучшего.
   – До свидания. – Абонент сказал последнюю фразу несколько холодно, он дал понять, что разговор закончен.
   Звонок внес ясность в вопрос независимости газеты, как и ее издателей, на тот исторический момент. Разумеется, в стране многое менялось, надо было поспеть рассказать читателю о перспективах, о новом и прекрасном будущем.
   Дверь открылась, девушка пришла именно тогда, когда должна была. Она казалась мрачной, но очень уверенной в себе. Господин Ираклий чувствовал, что беседа с ней может оказаться последней. Он очень старался быть как можно более ласковым и понимающим.
   – Присаживайся, – сказал он Веронике, указывая на более удобное кресло напротив, служившее верой и правдой в случае важных гостей в кабинете главного редактора.
   Она все еще тешила себя надеждой, что газета не уронит свой имидж и останется гордой и независимой. Она держала паузу. Слово невольно предоставлялось главному редактору.
   – Дорогая Вероника, вначале я хочу выразить огромную благодарность за весь твой неподъемный труд, который ты вложила в свой последний материал.
   – Последний?
   – Не перебивай меня, пожалуйста, – он изобразил отеческую улыбку, – это действительно интересная версия, которую даже увлекательно вначале прочесть.
   – Что, простите? Увлекательно? Вы обсуждаете сейчас материал о тех нелюдях, занимающихся торговлей органами?
   – Вера, пожалуйста, успокойся. Наша газета, в которой ты, кстати, начинала с самых своих институтских лет, всегда была и останется свободной и лишенной постороннего влияния. Когда ты впервые пришла к нам с предложением сделать материал с первого заседания Тбилисского законодательного собрания, руководимого тогда теперешним президентом, мы не восприняли это очень всерьез. Скажу честно, в твоем материале было немало ошибок, но мы с удовольствием его напечатали. Это был талантливо написанный очерк, насквозь пропитанный здоровым юмором. Ты с самого начала критиковала власть. И это всегда было по существу.
   Впоследствии мы всегда высоко ценили твой критический подход и к власти, и к готовившейся к бою оппозиции. Сегодня они стали первыми, радикалы пришли к власти. Наша газета не может не разделять надежды своего народа на то, что завтра жизнь в стране станет лучше. При всем том, что мы всегда выступали за здоровую критику, мы никогда не теряли чувства любви к своему народу, к нашей культуре, ну ты понимаешь. Мне очень жаль говорить тебе об этом, но твой последний материал нарушил наши правила, он лишен чувства патриотизма. Он исполнен ненависти к людям, обещающим уничтожить коррупцию, вернуть утерянные территории, наладить отношения с соседями. Наш народ поверил новой власти. Мы не имеем права сообщать ему о том, что некоторые члены создающейся президентской команды замешаны в преступной деятельности.
   – Так, значит, я убедила вас в том, что фирма Васо Каландадзе занималась тем, чем она занимается, пока его не утвердили на пост заместителя министра внутренних дел?
   – Не думаю, что есть смысл продолжать эту тему. У нас для тебя новое задание. Ты едешь в Батуми, говорят, что и там скоро будут интересные события, которые привлекут внимание мировой общественности. Мы все оплатим, ты остановишься в гостинице «Колхида».
   – Извините, господин Ираклий, однако я остановлюсь в гостинице «Прощайте»…
   – Что?
   – Я оставлю у Томы заявление об уходе. Но несмотря на то, что я теряю работу, несмотря на то, что я благодарна вам за все то хорошее, что вы делали для меня все эти годы, жаль мне другого. Знаете, господин Ираклий, я взяла бы на себя смелость и сказала бы, что поставила бы пять баллов «Главной газете». Еще вчера. Но сегодня могу просто развести руками в недоумении… Если «Главная газета» заговорила таким образом, то мне очень жаль, значит – в Грузии сегодня умерла свобода слова. Наверное, вслед за нами слетит еще пара относительно независимых каналов, и такие нелюди, как… станут править здесь бал. Что ж, жаль Грузию, она выбрала не совсем верный путь… Прощайте. – И Вероника, как солдат, направилась к выходу.
   Она не собиралась оглядываться назад. У нее была еще одна слабая надежда. Выйдя из кабинета, она набрала номер Серва. Встреча была назначена у него в офисе. Дело не терпело отлагательств.


   Глава 32

   Они не виделись уже много месяцев. После того как она была груба с ним, сложно было рассчитывать на его поддержку. Но ведь она предлагала взаимовыгодную игру. Она серьезно надеялась и на то, что он оценит ее профессионализм, ее добросовестность, ее стремление к тому, чтобы мир узнал правду о том, что на один из самых видных постов в стране новое наделавшее в мире много шуму правительство назначило злостного преступника. Конечно, можно было предположить, что молодые руководители не разобрались. Но Веронике приходили на ум сообщения в прессе последних месяцев, где рассказывалось о Васо Каландадзе, который всегда светился рядом с националистами. Так неужели же юристы, которые пришли к власти, не знали, как прежде зарабатывал на жизнь человек, выдвинутый на пост замминистра внутренних дел. Мысли Вероники оборвал крик в коридоре, это был голос Серва, он был недоволен девушкой, которая принесла ему кофе и поставила не туда, куда, по его мнению, следовало бы.
   Вероника заглянула в полураспахнутую дверь и застала не самую приятную для себя сцену. Ей показалось, что то ли в порыве гнева, то ли в качестве наказания, то ли шутливо, Серв держал за подол юбку девушки, занесшей ему кофе, и тряс его. Вдруг он увидел заглядывающую в кабинет Веронику и моментально отстранился от провинившейся секретарши. Он не встал, просто громко обратился к своей бывшей возлюбленной:
   – Проходи, Вероника, мы тебя уж заждались. Пропащая ты наша…
   У девушки неприятно застучало сердце, казалось, что оно переместилось куда-то в горло. Она предположила, что ее внутреннее волнение предательски начинает выходить наружу и выставлять ее на суд мужчине, который только что то ли выяснял отношения с другой девушкой, то ли приставал к ней. Но теперь следовало отодвинуть на задний план личные переживания и достичь той цели, ради которой она сама пришла к бывшему другу… Его голос вновь оказал отрезвляющее воздействие и заставил ее выйти из прострации.
   – Я знал, что ты обязательно появишься. Оставалось только ждать тебя. Конечно, то, что ты позвонишь сама, было достаточно сложно спрогнозировать. Я всегда знал, что женщина, с которой я спал, была весьма непредсказуема. Моя Вероника не уставала удивлять самыми невероятными поступками, когда, не позвонив, вдруг оказывалась в другом городе, причем не в самом безопасном для девушки месте, скажем в военной части.
   Разумеется, коллега, я сразу хочу тебя опередить и пояснить, что прекрасно осознаю, что девушка, с которой я провел немалое время своей жизни, – журналист и по долгу службы обязана делать все, чтобы достать самую недоступную информацию. Прекрасно! Браво, Вероника, репортер из «Главной газеты»! Но на протяжении всего периода наших отношений я всегда пытался добиться от тебя самых незначительных уступок, того, что, когда оказывается, что в 12 часов ночи ты не берешь трубку, так как уехала за тридевять земель, хотя бы в 11.45 пришли мне эсэмэс, чтобы я не считал себя лохом, которого держат за полулюбовника-полудруга.
   – Ты просто негодяй! – Веру начинала охватывать внутренняя дрожь. Как он смел? Что он говорил? Она не верила своим ушам.
   – Да, конечно, я всегда был негодяем для тебя. Знаешь, девочка, кажется, в твоих размышлениях отсутствует один незначительный пункт. Ты никогда не ставила на чашу весов то, что ты – женщина, а я – мужчина. Ты никогда, даже в работе, не считалась с моим мнением, ты всегда перечила мне, утверждая, что делаешь это, чтобы самой понять суть дела, говоря «я познаю мир». На самом деле ты просто всегда хотела мне показать, что я слишком слаб для тебя, что ты ждешь другого, более успешного и жесткого мужчину. Что ж, благо у тебя еще будет время рассмотреть всех тех недочеловеков, которые роем кружатся вокруг тебя. Желаю тебе удачи, красавица, может быть, ты действительно встретишь «настоящего мужчину», как ты обычно выражаешься, – вдруг на его лице появилось слабое подобие улыбки, – но вот кольцо ты не взяла зря, я купил его для тебя и не собираюсь кому-либо передаривать.
   Вероника вспомнила, что некогда Серв купил ей кольцо в знак их близости. Это был огромный рубин, усыпанный 12 алмазами. Но тогда они неожиданно поссорились, и подарок не стал ее собственностью.
   Серв открыл ящик своего стола. Бархатная коробочка напомнила ей о лучших временах. Но теперь она даже не знала, как быть. Все мысли, с которыми она пришла к «приятелю» из информагентства, рассеялись, как туман. Он сбил ее с намеченного пути вконец, и она не знала, стоит ли поднимать другую тему. Он так ее обидел теперь, когда ему показалось важным выяснить застарелые взаимоотношения. Но она не могла позволить себе эту роскошь. Она не могла отступать.
   – Я не намерена с тобой ругаться, Серв, – сдержалась-таки Вероника, – и не держу на тебя зла. – Она смогла улыбнуться. – Прости! Правда, иногда я бываю жесткой. Ты абсолютно прав, я не совершенно обыкновенная женщина. Но можно, прежде чем мы окончательно поругаемся, я скажу тебе, зачем пришла?
   – Конечно, она ведь не стала бы приходить, чтобы примириться…
   – Пожалуйста. Послушай меня… – Ее губы стали синеть. – Я написала очень острый материал, который следует опубликовать. Я предлагаю сделать это твоему агентству, безвозмездно, просто это необходимо. Это статья, мы можем подогнать ее под ваш формат, рассказывает о…
   – Не стоит продолжать, Вероника, агентство не принадлежит мне лично, ты же знаешь наши правила: мы печатаем только материалы наших штатных сотрудников или перепечатки с иностранных сайтов.
   – Но послушай, пожалуйста, о чем речь, это очень важно для всей страны, люди должны знать, что…
   – Мне даже не хочется продолжать этот разговор, мы просто портим друг другу настроение дальше. Знаешь что, у меня сегодня много работы, и… Давай-ка я позвоню тебе как-нибудь потом. Напоследок я хочу дать тебе лишь один добрый совет, чисто по-дружески. Не надо тебе теперь печатать горячие материалы, недальновидно это, нерентабельно. Надеюсь, ты внимательно следишь за всем, что происходит в стране, и думаю, что ты – умная девочка. Хотя поступай, как считаешь нужным.
   Вероника еще раз не поверила своим ушам, она начинала сдаваться. Продолжать дальше – значило начать кричать с требованием выслушать ее до конца. Серв закрыл дверь прямо перед ней.
   Она почувствовала себя стареющей и смертельно уставшей.
   Она поняла, что Серв был самой страшной и большой ошибкой в ее жизни. Конечно, за кадром ее романа мысль о неправильном шаге всегда присутствовала все это время, но даже сейчас ей казалось, что сердце ее какой-то невидимой цепью приковано к человеку с сомнительными достоинствами, растоптавшему последние нежные бутоны их отношений. Надо теперь просто выдержать это испытание. Кричать и биться в истерике – не стоит.
   – Ладно, Серв, прощай… Прости, что так жестоко ошиблась.
   Она потеряла слух и плохо помнила, как вышла за дверь роскошного кабинета своего бывшего любовника, как переходила шумную улицу у здания агентства и ее чуть не сбила пролетавшая мимо маленькая спортивная машина, как дошла до Парка шахматистов и забралась в самый дальний его угол, прикрытый густой и давно не стриженной листвой, как упала в траву и пролежала какое-то время. Она не знала какое. Когда она очнулась в вечереющем городе от того, что тело стал пронизывать неприятный холод, в голове ее был туман, казалось, что она не может сформулировать предложение из более чем трех слов. Правда, таксисту она четко оттарабанила адрес своего маленького одинокого дома, который чуть не лишился своей молоденькой владелицы.
   Как только Вероника покинула кабинет бывшего любовника, у него задребезжал телефон, это звонили из редакции «Главной газеты».
   – Я же предупредил, с чем идет к тебе эта девочка. Ты ведь у нас самый умный и продвинутый, должен был догадаться и взять у нее флэшку с материалом, прежде чем выставлять ее за дверь. Кстати, ты прочитал ее компромат?
   Серву показалось, что он не совсем правильно поступил с женщиной, с которой некогда спал. Но он тут же отогнал эти мысли, как ненужные. Работа превыше всего, теперь у него были серьезные надежды в очередной раз поменять машину на 15-тысячный «мерс»-джип. Новые обещали многое. Да и следовало бы переселиться в более престижный район города и подумать о стабильно пополняющемся счете в банке.
   А что Вероника? Она, очевидно поняла, что эту ерунду, с которой она носится по городу, печатать никто не станет. Наивная она какая-то. Господин Ираклий из «Главной газеты», пожалуй, был прав, надо было отобрать у нее флэшку и подумать, как получить тайный доступ к ее персональному домашнему компьютеру хотя бы минут на 15–20. Ну да ладно, его уже ждут великие дела. Серв выглянул в окно и любовно посмотрел на только что вымытую персоналом из соседней профилактики немецкую машину 2000 года выпуска. Наверное, надо бы позвонить Васо и попросить перевезти ее в Азербайджан, чтоб взять себе новую, пора. У знакомца, только что назначенного на пост заместителя министра внутренних дел, было немало связей в исламском мире.


   Глава 33

   Все говорили Дэви, что совсем скоро состоится суд. Он предполагал, что получит высшую меру наказания. Ему было известно, что высшая мера наказания – это уже не казнь, мораторий на нее подписал второй президент, Эдуард Шеварднадзе, любивший играть в демократические игры. Значит, ему светило как минимум множество лет, проведенных за решеткой. Небо в клеточку вселяло в него веру, что однажды ему удастся наткнуться на чье-либо шальное острие ножа. Считалось, что в тюрьме не позволено иметь оружие.
   Но он уже успел узнать, что на самом деле практика с теорией расходились. Несмотря на то что в большей части общих камер не хватало даже нар для сна и заключенные стояли в очереди на возможность вздремнуть часок-другой, были и другого уровня и сервиса камеры, где сидельцам позволялось иметь даже мобильный телефон, впрочем, допускались и другие вольности, составлявшие радость тюремного существования.
   Как Дэви сообщили однокамерники, в тюрьму проносили наркотики, проводили женщин не столь тяжелого поведения, некоторые из самых привилегированных зэков имели даже огнестрельное оружие. Но этой возможностью обладали самые авторитетные воры с длинной историей многолетних заключений и с какими-то дополнительными функциями в тюрьме.
   Ныне же все должны были вести себя как школяры. Как накануне сообщил надзиратель, в этот важнейший для заключенных день их тюрьму посетят иностранные гости: правозащитники из Германии и журналисты. Поэтому подъем был объявлен на 6 утра. Вечно злые и полупьяные служители порядка занесли в камеры грязные тазики, наполненные водой, раздали рваные тряпки и рявкнули, что те, кто хочет получить завтрак, к 8 часам должны тщательно вылизывать свои норы и довести их до блеска. Разумеется, не осталось почти ни одного из тех, кто не хотел позавтракать. Мужики, сидевшие за решеткой, особенно не страдали, что им придется делать не чисто мужское дело, так как за железной дверью действовали совершенно иные правила и законы.
   В камере с Дэви своего приговора ждали еще три человека. Два Георгия и Давид были парнями лет под сорок, и все они встретили Дэви достаточно дружелюбно. После первых же стычек за установление первенства среди сидевших уже три месяца авторитетных парней установился мир, в котором Дэви досталось скромное место бесправного. Этот статус весьма устраивал двух Георгиев и Давида, так что они обращали на новичка не слишком много внимания, тем более что тот частенько держался особняком, погрузившись в свои грустные мысли.
   Разумеется, их интересовала причина, по которой в их обиталище поместили этого странного и замкнутого человека, однако он выглядел настолько отрешенным и немного помешавшимся, что парни не были уверены в версии, пролетевшей ветром по тюрьме, что Дэви обвиняется в убийстве жены. Собственно, это не слишком и возбранялось, так как известен и мотив, объяснявший этот поступок обвиняемого. Все говорили о том, что жена изменяла Дэви.
   Таким образом, его даже уважали в душе за сведение счетов с бесстыдной и не заслуживающей пощады девкой. Хотя, наряду с этим, сведущие люди добавляли, что жена Дэви была невероятно красивой женщиной, что, правда, не сильно оправдывало ее поведение, давшее повод для убийства. Со временем сокамерники стали даже немного сочувствовать Дэви и решили, что не будут слишком ему досаждать.
   Ныне он работал, казалось, даже с охотой. Похоже, это занятие несколько отвлекло его от гнетущих мыслей. Никто не заметил, как пролетели два часа до завтрака и всех усадили за длинные деревянные столы, уставленные пустыми чашками и железными тарелками с хлебом.
   Когда заключенные уселись каждый на свое место, работники столовой принесли блюдца с маслом, которое, как вскоре выяснилось, оказалось не чем иным, как маргарином. Эту роскошь, разумеется, позволили по причине посещения тюрьмы иностранными гостями. Так как Дэви был новичком и оказался слишком тихим для такого неординарного заведения, ему всегда доставалось место в самом конце длинной, плохо оструганной лавки.
   Дэви боялся сквозняка, но все равно сидел у самого входа в столовую, не желая конфликтовать с корифеями тюремной жизни из-за места. Именно это обстоятельство позволило ему первому заметить, что немецкоговорящая делегация уже освятила их тюрьму своим «архиважным визитом». Это посещение тоже могло стать свежим впечатлением, нарушившим их рутинную затворническую жизнь. Дэви и не предполагал, сколь судьбоносным станет для него это неожиданное посещение.
   Еще через минуту начальник тюрьмы, сопровождавший гостей, многозначительно посмотрел на питающихся маргарином заключенных, чего было достаточно, чтобы они поднялись навстречу гостям. Господа, почти поголовно в очках, изобразили на своих лицах слабое подобие беспокойства, но начальник тюрьмы держал порядок под контролем.
   В составе группы было несколько женщин, одну из них представили как известного грузинского правозащитника. Собственно, Ирма Капанадзе в представлении особенно и не нуждалась. Вторая, молоденькая, женщина привлекла внимание практически всего контингента заключенных. О ней сказали вскользь как о журналистке из России, хотя она совершенно не была похожа на славянку, которая делает репортаж о грузинской пенитенциарной системе.
   Девушка моментально выделила из толпы небритого темного мужчину, сидевшего в конце стола. Она участливо посмотрела на него и тут же последовала за коллегами в следующие помещения тюремного лабиринта.
   Девушка, о которой сказали как о журналистке из России, заставила задуматься небритого мужчину. Почему-то, он сам не мог понять почему, она вызвала в нем непонятное беспокойство. Ему показалось, что он мог видеть где-то эту девушку со стройной фигурой и яркими глазами. Но где? Усталый ум Дэви перестал ему подчиняться, он почти отвык им пользоваться. Просто Дэви поймал себя на мысли, что ему очень надо еще раз взглянуть в глаза этой загадочной незнакомке, о которой почему-то заговорила вся тюрьма. Утешало, что Дэви был не одинок.
   Утренний маргарин остался только в памяти и в желудках заключенных, которым по случаю посещения гостей полагалось погулять на свежем воздухе. Всех вывели в прогулочную, небо над которой, как и везде, напоминало о том, куда их занесла судьба. В главной роли в момент прогулок заключенных выступали охранники, несшие свою службу, глядя на узников в буквальным смысле сверху вниз с наблюдательных будок.
   Почему-то состав этих самых наблюдателей достаточно регулярно менялся. Знающие люди объясняли это печальными для тюрьмы прецедентами, ставшими героическим эпосом посаженных под стражу молодчиков и авторитетов. Собственно, заключение в период правления Шеварднадзе было достаточно демократическим состоянием. Можешь, хочешь – выйдешь, не хочешь, не можешь – сиди, жди амнистии. Собственно, Дэви не светила даже таковая, и он начинал свыкаться с судьбой.
   В последнее время его беспокоило сердце. Беспробудные пьянки последних лет, гашиш и неправильное питание делали свое дело. Теперь у него появилась одышка. Несколько раз он жаловался тем, кто попадался под руку, на недомогание. Вечно злые и недовольные охранники однажды даже пообещали ему консультацию у врача, но Дэви прекрасно понимал, что обещанного ждут долго…
   Теперь ему надо было просто посидеть, пока все ходят. Буквально десять минут – и боли как не бывало. Это уже становилось правилом.
   – Вы позволите присесть рядом с вами?
   От неожиданности Дэви просто забыл о месте, в котором у него находилось сердце. Он никогда не слышал голоса этой девушки, но будто твердо знал, как он должен звучать. Прежде чем поднять глаза, он понял, кто обратился к нему с вопросом. Честь почти кружила голову.
   – Вы Дэви, не так ли? Я давно хотела увидеть вас и поговорить.
   – Простите, кто вы?
   Голос надзирателя прервал эту беседу. Через 5 минут заключенных стали разводить по камерам.
   Дэви не мог успокоиться. Он присел на лежак и пытался вспомнить, где он видел и слышал ее прежде.
   Еще через час тяжелая дверь открылась, в камеру вошел мужчина в очках и костюме и сообщил, что Дэви свободен. За него внесли залог.
   В машине с затемненными стеклами их уже ждала девушка с красивыми глазами. Удобно плюхнувшись на заднее сиденье, Дэви моментально почувствовал вкус свободы. Мужчина в очках и костюме остался по другую сторону ворот. Видимо, ему надо было решить еще несколько вопросов бюрократического характера.
   – Кто ты? Кажется, я видел тебя прежде. Почему ты вытащила меня?
   – Я? Просто правозащитница, пришла в составе делегации ваших нынешних гостей. Мы будем делать отчет для одной европейской организации о положении дел в грузинской тюрьме. А вы можете что-либо об этом сказать?
   – Думаю, у вас и так хватает информации. Вы выглядите достаточно просвещенными сотрудниками вашей системы. Все путем. А вы хотите сказать, что в ваших европейских тюрьмах сидят более счастливые и благополучные люди?
   – Я понимаю вашу мысль, – собеседница чувствовала, что начинает нащупывать канал связи с ним и скоро подведет его к истине, – разумеется, нет. Может, у них лучше условия содержания, их много лучше кормят, хотя и обязывают немного работать. Но, разумеется, в европейских тюрьмах сидят не ангелы. Однако, в отличие от данного случая, могу твердо заявить: в европейских тюрьмах достаточно редки случаи, когда люди сидят вместо других.
   – Какой случай вы имели в виду? Здесь люди сидят по разным причинам, серьезным и не очень.
   – Я в курсе. У меня есть даже конкретные примеры. Знаю также и о вашем случае.
   – Знаете? Девушка, думаю, вы зря тратите время. Я все давно подписал, я осознал свою вину и совершенно не хотел, чтобы вы меня оттуда вывели. Наверное, такого изверга, как я, надо было расстрелять. Только вот говорят, что в Грузии такого закона нет. А жаль.
   – Я прекрасно понимаю: то, что вы говорите – правда. Чистая правда. Только на самом деле все наоборот. Я могу доказать вам это и думаю, что у вас есть дела за пределами заведения, в котором вы находились все последнее время.
   – Я не желаю вас слушать. Останови машину, эй, ты! – Дэви резко прокричал водителю, но сердце напомнило о месте, где помещалось.
   – Ее убили не вы, хотя вам это потом оперативно доказали. Я хочу вам показать последние кадры, где Нина еще жива.
   Дэви замер. Ему почудилось, что его сердце только что аккуратно разрезали острием ножа на две части. Он понял, что девушка недаром появилась в его жизни в это странное, особенное утро.
   Веронике показалось, что только что освободившийся человек как-то сник.
   – В последний раз Нина покинула ваш дом утром 26 июля. Она весь день пробыла на работе. В 18.30 она отправилась на открытие нового здания Федерации футбола. Эти кадры сделаны в 23.45. Она побеседовала со своим начальником на балконе, я сама присутствовала при этом. Нина проговорилась о том, чего не должна была знать. Она совершенно случайно вышла на списки людей, которых готовили к операциям по удалению почек и других органов. Некоторые из них должны были лишиться сердца. Однако всего этого она не знала. Скорее всего, потому, что была очень добрым человеком и никогда не стала бы работать с криминалом. Она решала чисто технические вопросы, ведь фирма вела двойную игру. Обществу демонстрировалась оборотная сторона ее деятельности, отображавшая иные проблемы страны.
   Но самой главной функцией фирмы Василия Каландадзе были трэфикинг и торговля донорскими органами. Наряду с этим проводили опыты над людьми, вводя им новейшие лекарства, разрабатываемые за рубежом, но еще не испытанные на человеке. Васо Каландадзе прекрасно понимал, что рано или поздно Нина догадается обо всем. К своему несчастью, она наткнулась на списки, которые не должна была видеть. А вот и момент, когда Нина в последний раз в своей жизни садится в машину своего начальника.
   Девушка открыла файл в мобильном телефоне. Дэви еще не осознал всего, что услышал. Но незнакомка, похоже, еще не все сказала, она будто принесла за пазухой еще пару кинжалов, которые продолжала вонзать в его сердце.
   – Вы с ума сошли. Я проснулся утром рядом с ней, когда нас нашла полиция. Нина лежала окровавленная, я сам был весь в крови. Рядом со мной нашли пистолет, который лично я выкрал из охотничьего магазина тремя днями раньше. Скажу вам больше, любительница сенсаций. Я собирался убить свою жену. И я застрелил ее, потому что она спала с этим подонком, которого надо было уничтожить прежде, чем ее. Но я был слишком пьян в тот день, я все время был слишком пьян. Я не смог его найти. Он ведь неосязаемый, как призрак. Я застрелю его, обязательно, сразу, как только найду, и меня совершенно не волнует, что вы можете об этом рассказать кому-либо. В таком случае и для вас у меня найдутся оловянные гостинцы, возможно, со смещенным центром тяжести.
   Веронику передернуло.
   – Вы не убивали Нину. Вы не могли этого сделать. Экспертиза определила, что смерть Нины наступила ровно в 1.20, на берегу Черепашьего озера. Ровно в 1.50 к вашему дому подъехала темно-зеленая машина БМВ, ее видели ваши старенькие соседки. Они подтвердили также, что в вашем доме зажегся свет, а потом они видели вас и какого-то мужчину, и это было в последний раз. Утром им сказали, что вы убили Нину. На самом деле вы просто провели ночь рядом с окровавленным трупом вашей жены. Есть еще одно свидетельство. Я лично беседовала с гаишником, который дежурил в ту ночь на подъеме на Черепашье озеро. Он дал четкие свидетельства о том, как темно-зеленый БМВ прошел его пост дважды: в 00.30, а также в 2.30. Экспертиза показала, что в 2.30 Нина уже была мертва.
   Возможно, пистолет, который нашли рядом с вами, и принадлежал хозяину охотничьего магазина, из которого вы действительно его украли за три дня до убийства. Но на самом деле Нину вы не убивали, даже если и стреляли в нее.
   Все эти слова могут быть подтверждены четкими свидетельствами из дела об убийстве вашей жены. Мне очень жаль, но я слышала о ваших страданиях и обязана открыть вам правду. Нину убил человек, который теперь назначен заместителем министра внутренних дел. Существует подозрение, что через некоторое время вас постараются ликвидировать, если вы раскроете рот и станете вспоминать обстоятельства смерти вашей покойной супруги. Я, как доброжелатель, должна была все вам рассказать. Но как быть дальше, решать вам.
   – Один вопрос: почему вы это делаете? Кто вы?
   – Меня прислала к вам ваша покойная жена, она просила отомстить за нее. С ней очень жестоко расправились в тот день на берегу Черепашьего озера, причем незаслуженно. Думаю, что ее муж – настоящий мужчина.
   Вероника смогла выкупить несостоявшегося убийцу на деньги, вырученные от продажи драгоценностей Нины, которые хранились у бабушки. В свой последний визит к ней Вероника ухитрилась поладить со старушкой, которая вместе с памятью о милой старческому сердцу девушке хранила и фамильные богатства разветвленного и некогда богатого семейства погибшей. Малознакомая журналистка смогла убедить старушку, что деньги пойдут на цель, которая теперь объединила их с Дэви.
   Вера напряженно молчала. Дэви стал думать, что незнакомая странная девушка была посланницей иного мира. Но он почти с радостью воспринял ее слова. В душе его вдруг затеплилась надежда, что, может быть, это и правда и что сам он поверил в то, чего не было на самом деле.
   Зато теперь есть новое дело, новая цель, которая появилась в его жизни. Теперь ему нужно было всего несколько дней. И все на этом закончится. Потом он будет рядом с Ниной. Наверное, она простит его за то, что был ей таким плохим мужем. Она обязательно его простит.


   Глава 34

   День новоиспеченного заместителя министра внутренних дел прошел очень бурно. Ему несколько раз пришлось отвечать на вопросы западных журналистов. Потом явились местные телевизионщики, с которыми тоже следовало пообщаться. Он стал замечать, что даже соседи его элитного дома стали здороваться с ним с большим уважением после назначения на должность и бесконечного мелькании в телевизоре. Васо понимал, что более всего новое время требовало именно пиара, а не каких-то там других занятий и дел.
   Просмотрев документы, накопившиеся за день, он пришел к выводу, что такую непреодолимую груду бумаги в его правление точно не удастся разгрести. День был достаточно странным. Когда он потребовал показать ему более раннюю документацию, секретарь заявила, что ключи от архива находятся у бухгалтера, которая будет не ранее чем к полудню. «Да, – подумал Васо, сердясь, – странно, что люди так рано приходят на работу». Но он постарался вновь воспрять духом и попытался отправиться этажом выше. Там находился лифт, и, задумавшись, через несколько мгновений Васо понял, что лифт застрял, и это было курам на смех. Он не понимал, как могло такое случиться в Министерстве внутренних дел, неужели прежде здесь никогда не пользовались таким способом передвижения?
   Минут через пять его вытащил, к счастью, проходивший мимо сотрудник, которого Васо пока еще не знал. Но, как оказалось, это был полковник Отар Капанадзе. Старой закалки человек знал изнутри министерство лучше, чем кто-либо. За долгие годы службы он прошел по служебной лестнице от лейтенанта до полковника. Отар Капанадзе несколько пренебрежительно посмотрел на новоиспеченного замминистра, которому только что исполнился 31 год. Но тем не менее старой закалки полковник постарался держать себя в рамках приличия. «Да, – подумал замминистра, – этому человеку повезло, что он освободил самого Васо Каландадзе, я этого не забуду».
   Правда, сам Васо и не подозревал, что вскоре в Министерстве внутренних дел не будет полковника Отара Капанадзе. Пока он размышлял, зазвонил мобильный.
   Это был лидер «революции роз», который только вступил на престол и тщательно готовился к инаугурации. Похоже, для Миши, как и для страны в целом, этот момент должен был стать эпохальным и историческим, и он тщательно прорабатывал каждую мелочь сам лично.
   Вторым несчастьем Васо оказалось то, что по совершенно непонятным причинам во время разговора с президентом его телефон вдруг разрядился и он не смог дослушать царственных указаний по поводу предстоящего торжества. Это уже не вписывалось ни в какие рамки: ведь он твердо помнил, что батарейка телефона была заряжена полностью еще утром. Сразу от вышедшего из строя лифта Васо бросился бежать по лестнице в свой кабинет, чтобы перезвонить президенту. Но через три минуты, когда это стало возможным, по ту сторону беспроводной мобильной связи абонент оказался отключенным. «Значит, – подумал Васо, – мне прибавили знак минус в личное дело. Надо перезвонить позже, может, удастся услышать те ценные советы и рекомендации, которым надо следовать».
   Через час его постигло несчастье номер три. Позвонили из офиса его фирмы, которая, конечно, все еще продолжала работать. Новый компьютерный администратор, которого пригласили недавно, после ухода прежнего, сообщил, что обнаружил, что все засекреченные данные были скопированы кем-то посторонним. Как утверждал администратор, скорее всего, информацию унесли на флэшке, а персональный компьютер ее владельца проходил под именем Даниэл. Кто такой Даниэл? Васо никак не мог вспомнить, кто это. Может, журналист, с которым он общался? Он полез за оставленными визитками репортеров, посетивших его в последние дни, в суперсовременный стол с множеством ящичков и полок. Его кабинет был одним из немногих, в который занесли атрибут нового времени.
   Среди журналистов были Джонатан, Фрэд, Чарлз, Джоан, последняя, скорее всего, была женщина, и Стивен. Значит, никакого Даниэла он не знал. Но в его голове как маленький червь теперь засело это имя. Где-то в последние месяцы слышал его мимолетно, но где? Этого он не мог вспомнить. Особенно теперь, когда как снег на голову свалились дела государственной важности.
   Васо считал, что служба на государственной должности пойдет на пользу его «маленькому кооперативу», которому надо обеспечить полную безопасность. Потому он с радостью согласился занять предложенный ему пост.
   В этот момент позвонил министр и потребовал его к себе. Каландадзе рассказал своему начальнику, в каком плачевном положении он застал Министерство внутренних дел, о закрытой до полудня документации и застревающем лифте, из которого сегодня его вытащил полковник Отар Капанадзе. Министр не проявил особого энтузиазма при упоминании этого имени.
   – Отару уже 50, – сказал он, – жаль, хороший был кадр, но ничего не поделаешь, новое время, новые требования, новые люди.
   В этот день Васо Каландадзе не знал покоя, он чувствовал себя так, будто попал в оболочку. И тут он вспомнил имя девушки, которая может ему помочь сегодня. Вероника, конечно же, она, как он мог так бессовестно не звонить ей почти месяц?!
   – Здравствуй, Вера. Прости, что не звонил тебе так долго, я был немного занят.
   Ему показалось, что она поприветствовала его не так, как обычно.
   – Это не важно, Васо. Я тоже была занята и не звонила тебе. Но я всегда помнила о тебе, каждый миг, ты даже не представляешь, как часто я думала о тебе.
   – Ты серьезно? – Замминистра хотел думать, что это первая хорошая новость дня, но подсознательно почему-то не радовался, слыша ее голос – в нем будто звучала крепитация, оставшаяся в легких курильщика после сильного воспаления. – Я вскоре завершу свои дела, и в самое ближайшее время мы обязательно увидимся и посидим, как в старые добрые времена, о’кей?
   – Да, наверное, я увижу тебя, а потом настанут старые добрые времена. А может, прямо сейчас? Я освобожусь через час, повидаемся? Расскажешь о том поднебесном мире, где ты живешь теперь.
   – С радостью, Вера, сейчас девять. Хорошо бы посидеть в «Палермо», они недавно открылись, кстати, в двух шагах от моего обиталища, там подают куриный рулет с малиной.
   – Хорошо, в 10 часов я буду у «Палермо». Я приеду сама, так как нахожусь в квартале по соседству.
   Эти слова показались ему странными. Обычно девушку приходилось уговаривать. Неужели она решила быть с ним помягче из-за новой должности? Васо напомнил себе, что Вера – журналист, и ее желание общаться с людьми его круга, конечно, оправдано профессиональным интересом. Васо стал искать повод повесить трубку, и тут в кабинет вошла секретарша, которая принесла кофе и… Она споткнулась о край ковра, придавленного стулом, кофе разлился на документы, испачкал его новую сорочку. Стол и кресла теперь были обсыпаны сахаром, и сама девушка едва не сломала локоть.
   Это совершенно невозможно! Надо скорее покончить с этим ужасным черным днем, который принес одни разочарования и невроз. Единственное утешение – свидание с Вероникой. Но прежде надо поехать домой, принять душ и переодеться.
   А тем временем далекий абонент ответил на вызов Вероники.
   – Здравствуй, я встречаюсь с ним в «Палермо» в 10 часов. Желаю удачи.
   Ответом было молчание. Абоненту показалось, что по ту сторону беспроводной связи что-то заскрежетало.


   Глава 35

   Он почувствовал, что его тело превращается в тающее мороженое. Душ ласкал то, к чему мечтала прикоснуться не одна женщина. Конечно, когда ему было пятнадцать, он и не догадывался, каким станет через годик-другой. Ему повезло гораздо больше, чем его сверстникам, и это объяснялось как субъективными, так и объективными причинами. Разумеется, за плечами стояла сильная, известная в стране семья заслуженных докторов, юристов и экономистов. У Васо никогда ни в чем не было недостатка. Он всегда получал все, что хотел, причем по первому же слову. Шмотки, первый в городе компьютер, автомобиль последней модели, самые красивые в столице женщины, образование, полученное сначала в Тбилиси, затем в Лондоне… Правда, теперь более модными становились дипломы Гарварда.
   Ему никогда никто не отказывал в сексе. По его приблизительным расчетам, число покоренных женщин приближалось к шестидесяти пяти. Васо хотел бы остановиться на трехзначной цифре, хотя в условиях грузинской ментальности «уговорить» иногда бывает несколько сложно. В стране по-прежнему работал «институт девственности». Считалось, что до брака люди не занимаются любовью, но это частенько становится лишь легендой, которую все легче удается развенчивать бравым грузинским мачо.
   В этот вечер Васо решил окончить историю с Вероникой. «Она станет моей сегодня, чего бы мне это ни стоило, хотя, скорее всего, она сама очень этого хочет. Надо просто найти подход к ней», – тешил себя надеждой новый замминистра.
   Когда он выключил душ, распыляющийся как брызги фонтана, и вышел в гостиную, на мобильном оказалась эсэмэска Вероники. Она подтверждала, что придет в «Палермо» в 10 часов. Васо включил телевизор. Почему-то по всем каналам передавали новости о катаклизмах и переворотах. Он переключил на Муз ТВ, надо было чувствовать себя на взводе. «В этот вечер, в этот вечер!» – пропел он вслух на мотив победоносной арии Радамеса. Он решил надеть новый элегантный костюм – говорили, что в нем он выглядит очень мужественно. Но мысли его точило имя Даниэл.
   Васо вышел во двор своего дома. Все светилось вокруг. Ночной Тбилиси всегда манил его яркими огнями. Все блистало, как его жизнь, которая летит по миру уже 31 год. Он сделал несколько шагов к своей машине. Это не важно, что «Палермо» было в двух шагах от дома, все надо делать с шиком, значит, новый, последней марки «шевроле» с откидным верхом должен сегодня служить его интересам и исправить плохие впечатления дня.
   – Здравствуй, Васо. Узнал? Говорят, я не сильно изменился. – Он увидел у машины темный силуэт. Васо даже показалось, что это не человек, а говорящий призрак, хотел отшатнуться, но какая-то непонятная сила заставила его шагнуть навстречу и посмотреть в лицо собеседнику. Несмотря на темноту, Васо узнал его глаза. Это был непонятно откуда взявшийся муж убитой секретарши. Замминистра почувствовал, что ответить ему было сложно, в принципе он и не мог пока понять, о чем его спрашивают.
   – Откуда ты взялся? Кажется, ты…
   – За меня внесли залог. Я теперь на свободе. Меня прислала к тебе Нини. Она сказала, что я должен вернуть тебе ее долг. – Казалось, что эти слова звучали не в земном измерении, а откуда-то издалека.
   – Долг? Кажется, ты ошибся, Дэви. Я не понимаю, чем могу тебе помочь сейчас, я спешу…
   – Я просто еще не объяснил тебе доходчиво. Да, ты прав, пожалуй, тебе уже пора. – Дэви зашевелился.
   Васо пронзила резкая боль в животе. Он почувствовал, что его ноги становятся ватными. Через дорогу в «Палермо» его ждала женщина. Витраж ресторана был занавешен тяжелой красной шторой. Ему надо было туда. Вид на «Палермо» закрывал собой человек, который принес долг с того света. Рука Васо потянулась к поясу брюк, к которому он не забыл прикрепить кобуру с «макаровым». Глядя в глаза Дэви остановившимся взглядом, Васо взвел затвор. Рука, в которой он держал пистолет, дернулась. Раздался выстрел. Дэви, выронив нож, мешком свалился наземь. В глаза Васо ударил свет блистающего огнями «Палермо». В окне виднелся силуэт девушки с длинными волосами. Это была Вероника. Она смотрела на происходящее издалека. Вот теперь Васо все понял. «Данила – это тот парень в посольстве, с которым она говорила, пока я общался с консулом Англии. “Палермо” сегодня был ее сюрпризом ему. За что? Что он сделал ей? А, понятно, она принесла флэшку в его офис, она украла информацию, она все узнала…» – Но додумать эту мысль тот, кто только что был замминистра, уже не смог. Вскоре он, залитый кровью, окончательно отключился.


   Глава 36

   Это была самая ужасная ночь в ее жизни. Она никак не могла заснуть. В 4 часа она вскочила и стала бросать самые необходимые вещи в чемодан. До самого утра она не сомкнула глаз ни на минуту. Ей хотелось покинуть самое себя, но никуда не могла убежать от мыслей. Она думала о смерти – наверное, так наступает конец, когда душа устает сидеть в теле и человек соглашается сдаться. Ей казалось, что руки ее становятся мокрыми, и когда она в третий уже раз включила свет, в первое мгновение ладони показались ей окровавленными. В следующий миг она успокаивалась, понимая, что это – всего лишь ее возбужденное воображение. Она должна была осознавать, что ночью все кажется страшнее и необратимее, просто некому ее было утешить, приласкать и успокоить. В этот момент Вера, как никогда, пожалела, что так и не создала еще семью. Человек на самом деле совсем один перед Богом, он сам отвечает за свои мысли и поступки, но порой все же нуждается в заботе и понимании близких. Она считала себя очень сильной женщиной. Жизнь сделала ее такой. Она была твердо уверена, что, даже если отправится в Ливан, Афганистан или любую другую «горячую точку» планеты, с ней ничего не случится, она как-нибудь вывернется.
   Но Вера начинала осознавать в эту ночь, что при всей своей смелости, самоуверенности и изворотливости она все-таки оставалась женщиной, которая нуждается в защите. Она прекрасно понимала, что, сколько бы ни работала над своим интеллектом, она никогда не превзойдет мужчину среднего уровня развития. Она жалела в эту ночь, что растеряла всех мужчин, пока занималась поиском убийцы. Но в чем была ее вина? Когда она ошиблась? Серв? Это имя по сию минуту заставляло вздрагивать ее нутро. В какой момент она ошиблась? В начале или в конце? Может быть, вовсе и не надо было завязывать с ним отношения, которые с самого начала были обречены на разрыв? Ей было очень больно, когда они расстались. Потом было еще больней, когда он так жестоко обошелся с ней в агентстве. Но, пожалуй, если бы не было его, она вряд ли смогла дойти до последнего уровня в этой игре на уничтожение скверны. Наверно, именно ему старалась доказать, что она сильная, что профессионал, что от чистого сердца сотворила все эти страшные вещи, восходящие к полковнику Линчу.
   Ей показалось, что в эту ночь она простила его за причиненную боль. Любовное горе оказалось тем, что заставило ее двигаться вперед. Но она сказала себе, что вместе с Васо умерла и ее любовь, на этот раз – умерла. Завтра будет новый день.
   Утро настало очень неожиданно, потому что она почувствовала облегчение от последних мыслей и заснула, как ребенок. Весь день она провела, гуляя по улицам своего старого города, который теперь ждали большие перемены. И к лучшему, и к пугающему тоже. Веронике казалось, что теперь у нее здесь больше нет дел. Бороться дальше нет сил. Ей казалось, что даже семья перестала быть аргументом, держащим ее в стране. Она вспомнила, что все последнее время она мало звонила домой. Собственно, наименование «дом» еще более редко появлялось на светящемся дисплее ее дешевой, но рабочей модели мобильного телефона. Мама теперь была увлечена подготовкой к поступлению в вуз своего сына. Кроме того, она все еще не простила Веронику за ее «непатриотичные» статьи в «Главной газете».
   Днем позвонил Георгий. Это был еще один удар для Вероники. Он узнал о том, что Васо Каландадзе при смерти и что его пытался уничтожить муж покойной секретарши. Георгий испытывал чувство неудовлетворенности. Ведь Васо был его личной мишенью. Георгий все понял. Он считал Веру виновной в том, что не он оказался в тот вечер там, где она встречалась с подлым преступником.
   – Я звоню тебе с могилы Кисы. Знаешь, здесь стали цвести белые розы. Куст изгибается, как балетное па. Наверное, ей понравились бы эти цветы.
   – Счастливо оставаться, Георгий. – Она улыбалась сквозь слезы, и Георгий почувствовал это.
   – Я молю Бога об одном. Я хочу, чтоб Васо выжил. Тогда у меня останется мишень, которая ждет справедливого выстрела, значит, и цель жизни. После нападения его окружает охрана, как у президента, и даже в больницу пробраться практически невозможно. Но я обязательно доберусь до него. Врачи говорят, что он не выживет, и не мне довелось уничтожить скверну, это сделал другой. Но я и на том свете всегда буду следовать по его стопам. Клянусь памятью Кисы. – Он замолчал. – Когда у тебя самолет на Минводы?
   День был впереди. Он тянулся, как длинная увертюра к интересной опере. Она ходила по своему городу, в котором выросла, лаская его взором. Теперь она забрела на улицу Плеханова. Русская церковь всегда манила ее к себе своей тишиной. Вера вспомнила, что сюда ходила ее покойная подруга Нина.
   Она вошла через калитку, подав милостыню вполне прилично выглядевшим интеллигентным старушкам, которые стали благословлять молоденькую посетительницу. Двор навевал умиротворение. Вера подошла к фонтанчику и загляделась на изображение Иисуса, просящего воду у самаритянина. Эта голубая фреска была чудотворной. Говорили, что, постояв и помолившись рядом, человек получит то, что просит у Бога. В задумчивости Вера не заметила человека, который стоял теперь за ее спиной.
   – Здесь можно пить воду? – Она обернулась, несколько испугавшись, и поняла, что зря. Перед ней стоял Данила. Она была счастлива увидеть его. Но как он мог вновь оказаться в Грузии?
   – Воду здесь пьют. Говорят, что, если загадать при этом желание, оно обязательно исполнится.
   – Ты обещаешь?
   – Попроси у Него, Он точно может тебе обещать. – Вера показала глазами на Иисуса, просящего воду у самаритянина.
   – Ну что ж, посмотрим, – высокий мужчина улыбнулся, – только у Него есть еще, – он посмотрел на часы, – 8 часов, чтобы успеть. Буду ждать.
   Вера глядела на него с плохо скрываемым восторгом. Мимо прошел батюшка. Она пошла вслед за ним. Священник обошел церковь слева и поинтересовался тем, как идут дела в трапезной, где обедали нищие, питавшиеся в церкви.
   – Я могу поговорить с вами? Батюшка, мне нужно исповедаться, у вас есть хоть минутка?
   – Вы пришли в не совсем подходящий момент, у нас теперь гости из России…
   – Пожалуйста, батюшка, я улетаю сегодня ночью. У меня большое горе камнем лежит на душе.
   Священник отвел девушку в отдаленный уголок сада.
   – Я убила человека, отец.
   Он смотрел на нее проницательным взглядом.
   – Я убила человека, виновного в смерти сотен невинных людей. Почти убила. Он скоро умрет, как сказали врачи.
   – Почему ты решила, что должна стать орудием в руках Господа? Только Он может судить живых и мертвых. Разве ты не знала этого?
   – Я сделала это потому, что никто другой не стал бы этого делать. Они, эти нелюди, думают, что их никогда не постигнет наказание и им никогда не придется расплачиваться за то, что творят. Я должна была остановить хотя бы одного.
   Батюшка смотрел на нее так, будто понял все, до последней мелочи, что случилось с Вероникой за последние горестные месяцы. Он говорил о том, что она должна много молиться и Бог простит ее грех. Почему-то в душе она не совсем согласилась с его словами, ибо не считала, что то, что она сделала, было неверным. Мама с детства порицала ее за непокорность. Она пошла на исповедь потому, что знала – христиане не убивают других людей.


   Глава 37

   Регистрация на рейс Тбилиси – Минводы была уже объявлена. Пассажиры лениво стекались к девушке у компьютера, принимавшей багаж. Веронику никто не пришел провожать. Это ее вовсе не огорчило, она не хотела теперь видеть кого-либо из своего прошлого. Вдруг ее сердце радостно застучало. Вдали показался высокий, красивый, голубоглазый мужчина в сером пиджаке и синих джинсах, энергично шедший по зданию аэропорта с чемоданом на колесиках. Он подошел к прилавку с грузинскими сувенирами, осмотрел их бегло, выбрал небольшой стилет и расплатился за него. Затем повернулся в сторону Вероники и, увидев, весело посмотрел в ее глаза.
   – Ты была права. Он сдержал обещание. Ты летишь в Минводы?



   Часть вторая


   Глава 38

   Утро в ее веронской квартире начиналось с завтрака с любимым мужем. Он всегда вставал рано, так как утверждал, что все следует делать вовремя. Тогда вечером останется время, чтобы, поужинав с молоденькой женой, отправиться гулять по многовековым улицам поэтического города, где некогда жила Джульетта Капулетти. Вообще, не самая дорогая в Вероне квартирка из двух комнатушек и небольшой веранды была снята Данилой сразу после их прибытия в Верону. С одной стороны окна выходили на дом, посещаемый потоками туристов со всего мира в течение всего года. Как только Данила и Вероника обосновались в старинном городке и узнали о чудодейственных свойствах статуи вечной возлюбленной Джульетты, они принесли к ее ногам эдельвейсы и, прикоснувшись к груди стальной четырнадцатилетней красавицы (как того требуют традиция и легенда), загадали желание не расставаться, что бы ни произошло в их жизни, что бы и кто бы ни стал препятствовать счастью их союза. Глядя на статую Джульетты, Вероника обещала мужу, что у них обязательно будет много детей, которых они будут называть грузинскими именами. Это условие будет ее маленьким преимуществом, ведь в любом случае дети будут носить гордую отцовскую фамилию Боголюбовых. Данила в ответ заявлял, что первым обязательно должен родиться мальчик, который очень скоро станет юристом-международником и лучшим выпускником МГУ. Вероника позволила себе смелость заявить, что сначала после рождения им придется научить малыша ходить и разговаривать, а уж потом претендовать на престижные факультеты ведущих вузов великой державы. Смеясь, Данила уступал супруге и каждый раз соглашался оттянуть поступление мальчика в вуз хотя бы эдак лет на 16–17. Он с умилением смотрел на Веронику и добавлял, что так как мамочка их будущего сына происходит из того же народа, что и Иосиф Сталин, то и сын их имеет реальный шанс достигнуть больших высот в жизни. Данила был неисправимым сталинистом.
   Вера, однако, была наконец счастлива. Ей думалось, что ее избранник – это последняя любовь в ее жизни. Он позволил ей чувствовать себя слабой и защищенной. Понемногу она стала забывать, что живет в жестоком мире, где есть ложь и обман, предательство и жестокость. С Данилой в Вероне, правда вдали от родины, она думала, что везде люди так спокойны и безмятежны, как они: ее муж, ее соседи и итальянские друзья, восторгающиеся молодой парой, приехавшей из России. Для итальянцев все люди из бывших советских республик представлялись людьми из России. Вере приходилось объяснять в первые дни на английском, прежде чем она стала познавать основы итальянской речи, что Грузия – это не Россия, что теперь это страна, у которой своя собственная история, страна, живущая по другим государственным законам. Правда, Франческо, с последнего курса факультета журналистики Миланского университета, сложно было объяснить, почему, несмотря на то что по Георгиевскому трактату Грузия вошла в состав России еще в XVIII веке и была поделена на пару губерний, тем не менее теперь это не часть России. Франческо недоумевал, с его европейским, прагматичным складом ума ему все надо было объяснить на пальцах, описав отличие кавказских народов – армян и азербайджанцев – от грузин, да и от русских тоже. Собственно, по армянскому вопросу он был более просвещен, так как неподалеку от Вероны, во Флоренции, ему был известен католический орден, у которого имелись серьезные финансовые и другие возможности. Вот именно эти последние категории были легко доступны молодому европейцу, которого волновали не гастрономические, культурные и исторические различия народов, населявших ныне бывший СССР, но более ощутимые и реальные аргументы влияния.
   Тем не менее молодоженов из России воспринимали на ура. В соответствии с контрактом, Даниле Боголюбову следовало провести в тихом городке еще пару лет. Ради того, чтобы быть с Вероникой, он покинул дипломатический пост и занялся автобизнесом. Он прекрасно говорил на итальянском, щедро угощал итальянских друзей вином, приобщая их также к культу русской водки, знал все и обо всем, сыпал анекдотами, которые были легко понятны темпераментным жителям Аппенин, а его очаровательная женственная супруга готовила какие-то потрясающие грузинские «пельмени» и иногда даже исполняла итальянские арии, правда, на русском. За это ей пару раз сделали замечание. Итальянцы, как и все древние народы, несколько экзальтированно патриотичны. Они утверждали, что русский язык не соответствует духу итальянских арий, но Вера учила их именно на русском, живя в Грузии в многоликом лингвистическом пространстве. У Вероники был красивый тембр, ее грудной голос брал за душу и запоминался надолго.
   Живя в своем маленьком веронском раю, девушка часто возвращалась мыслями в те невероятные дни, которые кардинально изменили ее судьбу. Не находя православных храмов в Вероне (там оказалась только румынская православная церковь), иногда она сидела на мессе в католической церкви Святой Анастасии и благодарила Бога за то, что Он так чудесно свел ее с Данилой. Иногда она сама поражалась, вспоминая свой смелый поступок, когда согласилась уйти из аэропорта со своим будущим мужем, который революционно предложил ей остаться еще на пару дней в Тбилиси.
   – Я здесь только работал, исколесил страну, не замечая ее красот и поэтичности. Но оставлять Тбилиси без того, чтобы не побывать на Нарикале и святой горе Мтацминде – просто преступление. Если у тебя не горит земля под ногами и ты в состоянии отложить свой отъезд на пару дней, я позабочусь о билетах, и мы сможем без проблем улететь послезавтра, скажем. А в эти дни мы походим по городу, может, покажешь мне Светисцховели, Сигнахи, Гелати. Ты же обещала? Идет? Соглашайся, Вероника, я постараюсь не требовать особой заботы обо мне. Просто будь рядом и поделись любовью к своей красивой стране.
   Конечно, у нее не было никаких гарантий, что предложение отложить отъезд из страны – не безумие, но, как всякая женщина, она рассуждала иными категориями и прониклась почти животным доверием к этому мужчине с чистым и открытым взглядом. Глядя на мощь его тела, она думала, что такие великаны, как он, не могут быть плохими и неискренними. Кроме того, Вероника почти осязала, что этот человек несет в себе силу, которую она тщетно искала сначала в семье, потом – в работе, в тех особях, которых сначала принимала за настоящих мужчин.
   С Данилой всегда было очень интересно общаться, это был кладезь буквально энциклопедических знаний. То, что он знал об истории ее родины, просто поражало девушку. В конце первого дня их прогулок Вера начала ловить себя на том, что попадает под его магическое влияние, и это ее немного пугало. Что будет с ней, если пройдут те два дня, которые они собирались провести вместе, и он уедет? Еще один удар она не перенесет. Вечером второго дня Данила пригласил выпить кофе в холле его гостиницы. Он останавливался в центральном, одном из лучших отелей столицы «Марриоте» (прежде гостиница «Тбилиси»). Когда она пришла, оказалось, что он заказал шампанское с клубникой. В вазе на столе стояли простые полевые цветы. В этот вечер решилась ее судьба. Он сделал ей предложение. Он сказал, что не покинет эту страну до тех пор, пока Вероника не даст ему обещания стать его женой. Не прошло и нескольких минут, как девушка приняла единственно верное для себя решение. Она поняла, что это – судьба и ответила согласием.
   – Как это могло случиться так стремительно? – спрашивала она его позже, в самолете по пути в Верону, где его ждали обязательства по контракту.
   – А ты читала Булгакова?
   – Конечно.
   – Помнишь такие слова: «Любовь выскочила перед нами, как из-под земли выскакивает убийца в переулке, и поразила нас сразу обоих…» Когда я увидел тебя тогда на приеме в Тбилиси, то сразу понял, что встретил женщину своей мечты. И ты думаешь, что я хоть на минуту выпускал тебя из виду? Мне сообщили в те трагические для тебя дни, что ты отправилась в аэропорт. Так я оказался там, а ты сейчас – здесь, в самолете, и мы летим в Верону. Ты правильно поступила, покинув свою страну. В Грузии теперь будет другая жизнь. Журналистам там делать нечего. Поверь бывшему дипломату.
   Вероника никогда не могла бы предположить, что после всего того, что пережила, сможет стать такой нежной и заботливой супругой. Теперь она жила тем, что старалась скрасить каждый день своего любимого теплом и заботой, немного даже материнской. К его приходу ужин был готов, стол накрыт и красиво сервирован, она включала его любимую итальянскую легкую музыку и всегда элегантно одевалась.
   Весь первый месяц совместной жизни они провели в занятиях любовью, причем не только в физическом понимании этого слова, хотя и в таком тоже. Однажды они даже забрались в дальний угол веронского городского парка и стали целоваться. Оттуда их прогнали карабинеры, и тогда, бродя по центру, они притаились в монументальных декорациях, которые привезли к оперному театру «Аль-Арена». Влюбленные супруги продолжили обниматься во внутренних апартаментах огромной картонной женщины, которая должна была изображать египетскую богиню на сцене оперного театра.
   Эта райская жизнь заставила Веронику забыть обо всем, что было в прошлом, как о давнем страшном сне.
   Прошло еще несколько месяцев, и она подумала, что пора ей попытаться найти свое место в новом для нее обществе, где Данила чувствует себя как рыба в воде в своем автобизнесе, а она пока как стажер, которого и не думают принимать в штат. Сложный разговор она решила завести после обильного ужина из трех блюд: конечно, борща, грузинского орехового соуса бажа с жареными окорочками и малиновым пирогом к эспрессо из так называемой мокки, в которой кофе варился на пару благодаря специальной ее конструкции.
   Разговор надо было начать немного издалека, когда на столе появится разукрашенный кремом пирог.
   – Как идут дела на работе, любимый?
   – Прекрасно, Вера. Сегодня мы получили предложение о сотрудничестве от австрийской компании, занимающейся аналогичным сервисом, но разработавшей полезные нам технологии. Без излишней скромности замечу, что на новых партнеров мы вышли благодаря стараниям твоего супруга. Ты у меня просто молодец. – Данила с иронией глянул на жену.
   – Я? А чем это я молодец? – искренне удивилась девушка.
   – Ты вышла замуж за очень перспективного российского бизнесмена, который покоряет европейские рынки сбыта.
   – Ах вот оно что, – Вера стала искренне смеяться, радуясь шутливому настрою мужа, – конечно, если бы я не вышла за тебя замуж, у тебя не было бы такого успеха в делах.
   – Так и есть, – безапелляционно заявил муж.
   – Как бы не так. Я тут абсолютно ни при чем. – Вера капризно сложила губки, совсем как ребенок, которому отказали в очередной порции мороженого.
   – Знаешь, любимая, некогда на свете жил человек, которого в России считают завоевателем, правда неудачником, а во Франции тем, кто создал кодекс, которым по сей день пользуются при написании современных конституций, человеком, построившим дороги по всей Европе. Был даже такой момент, когда австрийский император горько пожалел, что не позволил Наполеону завоевать его страну на пару годков. Тогда дороги в Австрии стали бы более современными. Во Франции его считают человеком, создавшим и почтовую службу, но это так, к слову. Все величайшие достижения Наполеона, которые известны истории, были совершены им в тот период, пока с ним была его роковая и самая большая любовь в жизни – Жозефина. Расставшись с ней, он стал терпеть одно поражение за другим. Вскоре Бонапарт оказался на острове Святой Елены, где и закончил бесславно свою жизнь. Я никогда не расстанусь со своей Жозефиной из Грузии.
   – Да, любимый, что бы ни случилось, мы всегда будем вместе. Я хочу поговорить с тобой о том… Как бы это выразиться, чтобы не обидеть тебя. – Вероника замялась, но тут же взяла себя в руки. – Данила, я искренне горжусь тобой, мне очень нравится, что ты так здорово вписался в итальянскую действительность и успешно ведешь дела своей фирмы в Европе. Мне самой очень нравится жить здесь, я все лучше и лучше говорю на итальянском, изучаю местные нравы, очень похожие на наши, на кавказский менталитет, и все действительно прекрасно. Многие женщины мечтают жить так безбедно, так счастливо. Только мне пора выбираться из дому, я больше так не хочу. Я уверена, что успею присмотреть за домом и приготовить еду и в том случае, если стану немного работать, неважно где, но чтобы чувствовать себя полезной нашей семье.
   В ответ – напряженное молчание. Данила смотрел на нее недоуменно, немного сдвинув брови.
   – Ты считаешь, что нам чего-то не хватает? – Он замолчал на минуту, обдумывая ее слова. – Может быть, ты беспокоишься о своих родных в Грузии? А может, послать им денег, пригодятся твоему брату, пока не найдет работу?
   – Спасибо, Данила, Авто уже нашел работу, он подписал контракт с армией. В Грузии теперь хорошо платят военным, им предоставлено много льгот по кредитам и всякое такое. Моя семья – не это причина моего желания работать. Просто я должна развиваться. Иначе нельзя, я не могу только ходить по магазинам, покупать наряды и лакомства, развлекаться. Ты ведь сам всегда много учился, даже когда работал на дипломатической работе, и теперь следишь за всеми техническими новинками в вашем деле. Я хочу быть достойной тебя, я хочу, чтобы ты мог сказать гордо: моя жена – преуспевающая и состоявшаяся личность. Я должна вернуться в журналистику. Не пугайся, я больше не стану гоняться за горячими новостями, но ведь можно писать, скажем, аналитику, для которой не обязательно посещать все пресс-конференции и оказываться в гуще военных событий где-нибудь в «горячих точках».
   – Вера, но ты ведь не сможешь пока писать на итальянском. И потом, я правда не понимаю, зачем тебе это? Я прекрасно знаю, что моя жена – незаурядная женщина. И тебе не нужно самоутверждаться.
   – Я нашла здесь один интернет-ресурс, у них есть рубрика с аналитикой, и их интересует кавказская тематика. Они согласны переводить мои материалы с английского. Они будут платить мне немного, но для начала неплохо. И еще…
   – Что, еще что-то? Ты решила конкретно встряхнуть меня сегодня, милая.
   – Я улетаю в Абхазию.
   – Куда?! Я не ослышался?! Ты сказала – в Абхазию?!
   – Ты не ослышался. Месяц назад я смотрела почту и обнаружила в рассылке сообщение о МЛУ – Международном летнем университете в Абхазии, заполнила анкету. Вчера они ответили и пригласили принять участие в его работе. Через три дня надо лететь в Тбилиси, они все оплачивают.
   – Ты понимаешь, что тебе грозит? Ты ведь грузинка!
   – Нас повезут в Сухуми на машинах ООН, а оттуда уже со всеми ребятами из 35 стран мира в Пицунду, мы будем жить в санатории «Сосновая роща» и в течение двух недель слушать лекции преподавателей из Центра Маршалла, Ростовского, Вашингтонского университетов и Королевской академии Великобритании.
   – Ты хочешь бросить меня и уехать на целых две недели? Я не могу так, я не хочу отпускать тебя в место, которое не считаю безопасным.
   – Пожалуйста, не говори так, абсолютно ничто мне не грозит, там будут и осетины, и армяне из Карабаха, журналист из Чехословакии, выпускники Политологической академии из Санкт-Петербурга, девушка из США. Это ведь международный уровень. Поверь, в интересах абхазов обеспечить полную безопасность своих гостей, и мне правда ничто не угрожает, кроме того, я лечу в Тбилиси. В конце концов семья будет очень рада повидать меня, вероломно улетевшую замуж в Европу без родительского благословения.
   – Но… Я боюсь, Вера, боюсь за тебя.
   – Ты включишь мне роуминг, и я всегда буду на связи с тобой, любимый. Если хочешь, поезжай со мной, ты сможешь приехать в Абхазию без проблем. Заезжай через Псоу, увидимся в Пицунде, снимешь номер рядом с моим, а встречаться будем на общей территории, – старалась задобрить мужа Вероника шуточкой.
   – Где, на пляже?
   – Ну почему? Назначишь мне свидание в холле отеля, куда я приду после лекций, – Вера стала понимать, что муж начинает сдаваться, – кроме того, это прекрасная возможность лично понять суть грузино-абхазского конфликта, о котором я так или иначе должна буду написать для своего аналитического интернет-ресурса, не так ли?
   – Ты меня озадачила. Но как я буду заходить в наш дом, если тебя здесь не будет?
   Вера поняла: она победила. Разговор перешел в чувственное пространство. Он продолжился на спальной территории и благополучно завершился часам к трем ночи. И все время прерывался требованиями клятв с обеих сторон, что они не станут искать другую и другого в отсутствие Вероники.
   С раннего утра она стала с удовольствием складывать вещи в модный новый чемодан на колесиках.


   Глава 39

   Рейс «Милан – Мюнхен – Тбилиси» ожидали в международном тбилисском аэропорту в 4.30 утра. Веронику встречал брат. За последние восемь месяцев, с тех пор как она стремительно вышла замуж и уехала, Авто устроился на работу, взял кредит и купил, правда не без помощи родителей и сестры, не самый плохой маленький джип с весьма экономным расходом топлива.
   Авто принес Вере цветы и встал так, что, как только она пройдет контрольно-паспортный досмотр и появится у движущейся ленты чемоданов и сумок, он сразу ее увидит. Авто очень любил свою сестру, хотя прежде у них случались перепалки, но они объяснялись тем, что по-своему он желал ей блага. Он и не осознавал, как соскучился по ней за все месяцы ее пребывания в Европе. А теперь у них будет всего лишь час для общения, так как в 6 она пересаживается в автобус, который повезет ее на запад, в Абхазию.
   Брат и сестра сидели в кафе гостиницы «Цицинатела», где временно остановились и другие участники Международного университета, прилетевшие из Средней Азии и Азербайджана для участия в интересной программе о глобализации и международных отношениях в современном мире. Им принесли кофе и бутерброды. Вера отвыкла от турецкого кофе, который предпочитали в Грузии. Авто усиленно хотел показать сестре, что теперь он финансово независимый человек, и расплатился за завтрак в отеле, где цены были запредельными.
   – Но почему ты решил поступить на контрактную службу в армии, Авто? Я была удивлена, когда узнала это. Все-таки твой электротехнический факультет предполагает более респектабельную работу. Ты мог бы стать инженером, разрабатывать новые технологии. Я думаю, Данила мог бы помочь тебе со временем найти работу и в России.
   – Да, Вера, похоже, за эти месяцы в Европе ты несколько отошла от грузинской действительности. Вероятно, ты забыла, что мой электротехнический факультет здесь абсолютно никому не нужен. Собственно, если бы я стал юристом, врачом или физиком, единственная оплачиваемая работа, на которую я легко мог бы рассчитывать, все равно оказалась бы связанной с армией. Знаешь, военный бюджет в нашей стране растет, как грибы после дождя. Вообще я горжусь тем, что мы закупаем современнейшую технику, соответствующую натовским стандартам, способную противостоять любому военному натиску. Вскоре сюда приедут американские инструкторы, и, несмотря на то что я в тыловой части и мы обслуживаем лишь военную технику и радиолокационные установки, у меня все же есть шансы попасть в отряд особой военной подготовки. Короче, перспективы – выше крыши, – с гордостью заявил Авто.
   – Да, я слежу за процессами, происходящими здесь. Чувствуется, что в Грузии идет усиленная милитаризация, причем с первых дней прихода к власти теперешнего президента. Только мне не очень понятны твоя радость и гордость этим. По моему мнению, Грузии нужна армия из 1000 человек для поддержки правопорядка. Я не понимаю перспективу вашего военного развития. Если американцы вас готовят для войны в Ираке, объясни, почему вы должны гибнуть там ради американских интересов?
   – Во-первых, почему гибнуть? До сих пор еще не известны случаи гибели наших солдат в Ираке.
   – Да, их пока и не используют в местах реальной опасности, но теперь, когда страны НАТО одна за другой выводят свои войска из Ирака, американцы станут перекидывать и грузин в места, где их будут отстреливать, как перепелок, и тогда в Грузию станут привозить цинковые гробы. Кроме того, интересно, сколько платят грузинским солдатам в месяц за службу в Ираке? А знаете ли вы, как эта сумма отличается от той, которую платят американскому солдату?
   – Около полутора тысяч долларов, и это очень много, по грузинским меркам.
   – И ты думаешь, что эти деньги стоят того, чтобы умирать ради американцев, разъезжающих на навороченных джипах, которых у них четыре штуки на семью, и потому стремящихся заполучить все энергозапасы на планете?
   – Вера, извини, но ты витаешь в облаках. Реальность намного проще и грубее. Каждый год в Грузии с университетской скамьи сходит армия здоровых молодых людей, у которых нет никакой реальной перспективы получить хорошую работу. Заработок в полторы тысячи долларов с надеждой, что пристрелят не тебя, – это хорошая возможность заработать небольшой капитал и открыть потом хоть какое-то свое дело.
   – Ну ладно. Но я наблюдаю тотальную милитаризацию у вас и думаю: против кого вооружается Грузия при помощи своих американских так называемых друзей? С Турцией будете воевать? Это просто смешно, они и так устроили вам гуманитарную экспансию, по всей стране их предприятия, кафе, рестораны, да и Турция – настолько сильное государство в военном отношении, что вам воевать с ней нельзя. Армения? Азербайджан? Вы станете решать проблемы Джавахети и Картли военным путем? Зачем? Это глупости. Я еду в Абхазию и там услышу о том, что говорят абхазы о перспективах урегулирования конфликта. Но ведь ведутся переговоры, а в XXI веке решать такие вопросы военным путем, тем более такой маленькой стране, как наша, просто невыгодно.
   – Вера, я советую тебе поменьше разговаривать в Абхазии и побольше слушать. Я не знаю, что будет завтра в связи с этими конфликтами, но, между нами говоря, я не исключаю, что их придется решать радикально.
   – Как же так, Авто? Разве ты не помнишь, что Грузия потеряла Южную Осетию и потом Абхазию именно потому, что уже попыталась решить эти вопросы радикально? Зачем наступать на одни и те же грабли дважды?
   – А как можно решить вопрос переговоров, если их завершают за 15 минут? Я прекрасно знаю, что Абхазия – наша, что те, кто там живет, – это не абхазы, а племена апсуа, которые некогда спустились с гор, а настоящие абхазы – это грузины, потому у твоих нынешних «абхазов» по сей день грузинские фамилии типа Гагулиа, Кобахиа и подобные…
   – Что? Я не уловила логики. Непонятно – куда же делись те абхазы, которые на самом деле грузины, когда пришли апсуа?
   – Знаешь что, Европа плохо действует на твое чувство патриотизма, ты его лишилась. К тому же совсем не знаешь того, что в грузинском обществе понятно и ясно, как белый день. И вообще, знаешь ли ты, что даже Сочи принадлежал нам, и мы обязательно отвоюем его, когда вернем Осетию и Абхазию.
   – Сочи?! Вот Данила смеялся бы, если услышал тебя. Может, тогда и на Армению набросимся, ведь и она входила в наш состав во времена Давида Строителя? А что, слабо? Армению будет даже легче завоевать, чем Россию. Ты случайно не забыл, что Сочи входит в состав России? И вообще, рассуждая по твоей логике, надо все Средиземноморское побережье отдать Италии, потому что раньше все эти территории входили в состав Римской империи, а всю Азию вплоть до Индии вернуть Македонии, ведь Александр Македонский когда-то завоевал их.
   – Я уверен, что через пару лет мы достигнем такого военного могущества, что сможем бросить вызов и России, повинной во всех наших бедах. Благо наша армия ориентируется на натовские стандарты.
   – Я думаю, что мы говорим на разных языках и не слышим друг друга. Вы пока ориентируйтесь здесь, друзья, а жизнь покажет. Только я не хотела бы, чтоб ты служил в армии, которая затеет войну с Россией. Неужели непонятно, что это бред? Как православная Грузия может воевать с православной Россией, если два последних века они были неразлучны? Если то, что Аджария и Джавахети теперь находятся в составе Грузии – это заслуга России. Если пол-Тбилиси построили именно во времена русских… у нас и в помине не было бы метрополитена, если бы не они, и вообще… Насколько я помню, все российское пользуется среди населения большим доверием: продукция, медикаменты, самое главное – книги. Ведь по сей день на грузинском языке не существует серьезных книг по экономике, политологии, международному праву, юриспруденции. Ваши студенты юридических факультетов изучают множество предметов по российским учебникам. В конце концов все вы слушаете российскую эстраду и смотрите российские телеканалы.
   – В случае надобности мы откажемся от всего российского, – уверенно опроверг он ее доводы.
   – Но ведь вам же от этого хуже. Европейское качество вам не по карману, а турецкими товарами мы и так уже насытились в те темные времена после распада Советского Союза, разве не так? Как вчера, помню их маргарин, тающий только при температуре плавления стали и печенье, горящее, как пластик.
   – Вера, пожалуйста, не забывай, что наша главная задача – вернуть утерянные территории, и мы готовы на все ради этого.
   Разговор был прерван девушкой из Азербайджана, которая сказала, что их автобус в сторону Абхазии отъезжает через 5 минут.


   Глава 40

   «Абхазия – страна души». Вы читаете эту надпись сразу же, как пересекаете мост через Ингури. Но проходя контрольно-пропускной пункт, обслуживаемый Миссией наблюдателей ООН в Грузии, пересаживаясь из обычного транспорта в другой, бронированный и сопровождаемый быстроходными белыми бэтээрами, проезжая по селам Гали с домами, все еще с зияющими пустотами изнутри, вы думаете, что Абхазия – это, наверное, страна обездоленной души. Продвигаясь дальше, вы замечаете все больше признаков жизни – медленно, но все же набирающей обороты. Вот и Сухум (так его называют абхазы, в отличие от грузин, прибавляющих «и» в конце, в соответствии с правилами грузинской грамматики), все еще не совсем отстроенный, явно послевоенный, но солнечный и южный. Неподалеку от центра офис Миссии за семью железными воротами, периодически раскрывающимися перед заезжающими джипами и «лендроверами» с европейскими господами. «Местные жители снисходительно улыбаются: “Вот на кого мы рассчитываем меньше всего, они сами по себе. Ну и мы…”» – писала Вероника в 2004 году в Италию для своего нового аналитического интернет-ресурса.
   Вероника знакомится и с остальными ребятами из Абхазии у дверей Центра гуманитарных программ, где все подкрепляются сдобной абхазской выпечкой. Среди присоединившихся невысокий белолицый абхазский парень. Он приветливо протягивает руку Вере:
   – Лаша, я из Очамчира. Будем дружить?
   – Конечно, – отвечает ему девушка, – у нас нет никакого личного повода не дружить. Рада познакомиться.
   Лаша представляет ей и других ребят из Сухуми. Все вместе продолжают путь в сторону Пицунды, разглядывая места, которые, по легенде, Бог приберег для себя, а потом отдал абхазам. Никто не устает восхищаться даже издали величественным Новым Афоном, то там, то здесь появляются более крепкие строения с ухоженными садиками, засеянные и вспаханные поля и пастбища. Кладбища с сетчатыми беседками, увитыми зеленью. Их много.
   На торжественное открытие Международного летнего университета в аудитории учебного центра собираются 35 его участников из различных стран мира. Всех приветствует вице-премьер Абхазии Владимир Зантария, автор нескольких поэтических сборников. Он говорит о пагубном влиянии глобализации на культуры малых народов. Директор агентства «Абхаз-пресс» Манана Гургулиа вспоминает времена, когда из-за аннулирования паспортов советского образца граждане Абхазии не могли учиться нигде, кроме как в Абхазии, это и натолкнуло ее и коллег создать МЛУ, куда на две недели съезжаются лидеры из различных стран мира. Вероника испытала чувство гордости, когда ее, как участницу, назвали лидером, хотя она всегда была недовольна собой, тем более теперь – вот уже почти 8 месяцев она нигде не работала. Позже во время лекций Манана размышляла о будущем Абхазии, говоря, что в ее стране нет ни одного человека, который видит это будущее в составе Грузии с ее тотальной безработицей, в стране, погрязшей в долгах и кредитах. Она вспоминала то, как власти Грузии закрыли Абхазский университет, лишив их возможности развивать свой язык. Все это немного напрягало Веронику, даже задевало ее, ведь обычно она слышала другую точку зрения. Но Вера хотела знать правду абхазов.
   Тем не менее все в один голос осуждали военные конфликты на Кавказе, разрушившие жизни многих, в том числе и участников данной программы.
   Среди них та самая девушка из Азербайджана, которая подошла к Веронике в отеле «Цицинатела». Она из Зангелана и тоже стала жертвой военных действий. Но в Пицунде была и Кристина из Нагорного Карабаха. Вероника внимательно выслушала позицию обеих девушек по карабахскому вопросу. Замира говорила о 20 процентах оккупированных армянами азербайджанских земель, а Кристина о том, что Карабах всегда был исконно армянским и назывался Арцах, а в последние годы армяне просто выиграли войну, изменив решения коммунистических правителей. «Мы оказались сильными, а в мире ныне действует право сильного», – утверждала Кристина.
   – То есть получается, кто сильный, тот и прав? – спросила ее Вероника.
   Кристина не захотела вдаваться в философские размышления, она отделалась шуткой:
   – Говорят, что в сказке добро всегда побеждает зло. Таким образом, кто победил, тот и добрый.
   Веронике тоже не хотелось излишне напрягать свой разум в тот момент. После лекций о международных взаимоотношениях, которые читал потрясающе интересный человек, профессор Сергей Медведев из Центра Маршалла, позже переехавший в Москву, их ждало ослепительное ласкающее солнце у побережья, на которое выходил окнами и даже дверьми их санаторий. А напряженные дни заканчивались поздней ночью на пляже вокруг костра, где распевали всем известные песни на разных языках, и правозащитница из Великобритании Стейси тоже подпевала кавказцам под «Катюшу», «Сулико» и «Ов, Сирун, Сирун».


   Глава 41

   Вера и Нара Тигранян из Министерства экономики Армении сидели на мягких диванчиках холла абхазского санатория «Сосновая роща». После ужина все студенты разбрелись по номерам готовиться к вечеру, хотя в точности никто не знал, чем компания займется. Еще вчера абхаз Батал Кобахиа притащил огромный музыкальный центр с караоке, и ребята из МЛУ, так же как и отдыхающие этого санатория, устроили конкурс песни и пляски. В песенном победила Вероника. Нара Тигранян, с которой подружилась Вера, держалась степенно и радовалась успеху своей новой подружки то ли из Грузии, то ли из Италии. С красивой грузиночкой Наре было интересно, потому что была совсем не такой, какими она воспринимала грузин по армянской прессе, где печаталось немало материалов о вечных проблемах с армянскими церквами в Грузии, о «неинтегрированных джавахцах», о перекрываемой подчас грузинами дороге из России в Армению. Сначала Нара была уверена, что Вероника станет расхваливать руководство своей страны, ориентирующееся на Запад, в отличие от армянского руководства. Она была удивлена, выслушав более взвешенную и нетрадиционную точку зрения грузинки, правда живущей в последнее время в Италии.
   – Вот и ладно, – заключила разговор о внешнеполитических ориентирах двух закавказских республик руководитель департамента по внешним связям Нара Тигранян, – если Грузия будет иметь взаимовыгодные дружественные отношения с Россией, то это сразу существенно улучшит отношения Грузии с Арменией, а также положительно повлияет на вопрос конфликтов Грузии с Абхазией и Южной Осетией.
   – Я и сама думаю, что правильная внешняя политика сделала бы жизнь в стране лучше, но как это объяснить нашему правительству, Нара? Оно у нас само по себе, а мы все… – Девушки дружно расхохотались. В момент, когда всех ждало очередное вечернее развлечение после лекций, всем было весело, вне зависимости от проблем, витавших вдали за перистыми облаками.
   – Кстати, Вероника, ты обратила внимание на то, что наш дорогой Лаша каждый раз краснеет, когда ты входишь в аудиторию?
   – Да нет, Нарочка, ты просто хочешь сказать мне приятное. Любой женщине льстит мужское внимание, но ты ведь знаешь: для меня на этом свете существует только один мужчина, который присылает мне по 20 эсэмэсок в день. Он очень тоскует там, в Вероне, без меня.
   – Да, я уже поняла, что у вас большая любовь. Когда же я встречу такую – не знаю. Но Лаша правда краснеет, – повторила белокурая армяночка с забавно вьющимися кудрями.
   – Не думаю, что это может быть искренним интересом. Может, он думает, что, как грузинка, я обладаю какой-либо информацией?
   – Боже мой, какая несусветная глупость! Ты что, хочешь сказать, что он оперативно наносит на себя косметику в тот момент, когда неожиданно встречает тебя то в коридоре, то в нашей столовой?
   – Нет, но…
   – А вот и он, кстати, – прошептала Нара, делая вид, что все еще обсуждает с подружкой вопрос взаимоотношений Грузии и Армении.
   – Привет, девочки, – улыбнулся Лаша Наре, старательно не глядя в сторону Веры, будто взгляд на нее может его превратить в камень, – что собираетесь делать? Все ушли в «Кудры» на дискотеку, а вы тут сидите одни.
   – Как на дискотеку в «Кудры»? Мы ждем ребят, чтобы узнать, какие у нас планы на вечер, – ответила Лаше Нара, стараясь перевести взгляд на Веронику, на которую, ей казалось, не осмеливался взглянуть Лаша.
   – Да, видать, вы заболтались. Все уже ушли в «Кудры», это здесь, неподалеку.
   В холле открылся лифт, из которого вышел Эрнест из Ванадзора, явно старающийся подружиться с Нарой. Он оказался более настойчивым, моментально выкрал из маленькой компании Нару и бросил всем на лету, что все уже давно танцуют в «Кудрах», как ему сообщил Нурсултан из Туркмении (Эрнест приехал с беззастенчиво навороченными визитными карточками, роскошным мобильным телефоном, подключенным к роумингу, и в не очень соответствующем случаю дорогом костюме). Вероника была вероломно покинута Нарой, поэтому ей ничего не оставалось, как отправиться с Лашей в «Кудры». Это было не слишком далеко от их санатория.
   В пацхах (домиках из прутьев) веселились туристы, сидевшие компаниями и распивавшие ароматнейшее абхазское вино. Домики были устроены так, что посередине оставалась прекрасная площадка для танцев, и уже подвыпившие ребята из Средней Азии пытались отплясывать с двумя загорелыми девушками в коротеньких юбочках и пирсингом в пупках. Оказалось, что слушатели университета оккупировали три столика, стоявшие на площадке, глядящие прямо на пляж, заказали кучу соленых и сладких яств и учили Стейси из Великобритании и Кшиштофа из Польши говорить тосты. Нурсултан, оказывавший знаки внимания Веронике, срочно пригласил ее присесть рядом с ним и понаблюдать за забавным просветительским начинанием. Хозяин «Кудров» был щедр, денег за вино не брал. А вино лилось уже не рекой, а скромным, но горным водопадом. Затем многонациональное общество решило рассказывать анекдоты. Веру поразило то, что в Польше и Греции, в Чехословакии и России живут анекдоты, которые совершенно аналогичны тем, которые она слышала в Грузии. Тут на память пришло утверждение, слышанное ею на лекциях в университете, что в мировой литературе вообще существует три десятка сюжетов, которые варьируются на все лады. Похоже, то же самое можно было сказать и об этом роде фольклора народов мира.
   Нурсултан представил свою соученицу хозяину «Кудров», присоединившемуся к интернациональной компании, и накачанному Зауру, служившему уже два года морским пехотинцем в водах Абхазии. Дальнейшие журналистские выпады загоревшейся интересом Вероники прервал, конечно, Лаша. Отделившись от покидавшей пацху компании слушателей МЛУ, он подошел к ней, сказал ее собеседникам что-то по-абхазски и, протянув ей руку, галантно лишил возможности продолжить начавшуюся интересную беседу. Вероника была немного пьяна, но сквозь нежно-розовую хмельную пелену она понимала, что никто не вспомнил о ней, уходя, и, хотя Лаша до этого стоял не близко к столу, где сидела Вера, покинутая и Нурсултаном, он посмотрел в ее сторону и, как настоящий рыцарь, позаботился о том, чтобы провести ее в санаторий. Они шли, и ее душа была наполнена чувством благодарности. С радостью грузинка опиралась на сильные руки молодого абхаза, чтобы не споткнуться в темноте.
   – Знаешь, Вероника, я просто удивляюсь, как мы не пересеклись прежде. Я нередко езжу на встречи и конференции, несколько раз бывал и в Тбилиси, а с тобой почему-то увиделся только здесь, в Пицунде.
   – Не знаю, Лаша, но я рада, что с тобой познакомилась. – Вера говорила искренне, к тому же ее радость подогревало выпитое ароматное вино из глиняных кувшинов.
   – Правда?
   – Да. – Она не к месту засмеялась, просто ей, овеваемой ночным морским бризом, было очень хорошо сейчас.
   – Но я знаю точно, я просто обещаю тебе, что мы увидимся и после того, как ты уедешь отсюда. Я приеду в Тбилиси. И привезу тебе духи в подарок. Скажи, какие ты любишь духи и цветы?
   – Я люблю цветочные духи и цветы с хорошим духом, – дурачилась Вероника, – только тебе придется приехать не в Тбилиси, чтобы повидать меня, я живу в Вероне уже 8 месяцев и буду жить там еще годик.
   Вокруг уже никого не было видно. Лаша намеренно повел Веронику по тропинке, которая удалялась от санатория. Сквозь хмельной туман Вероника начала это понимать.
   – Подожди. – Вдруг он остановился и взял ее за плечи. Вера усиленно старалась протрезветь. Он притянул ее к себе и попытался поцеловать. Единственное, что она смогла сделать, – подставить щеку.
   – Ах, вот вы где! – прозвучал из-за деревьев голос Нары. – А мы ищем затерявшуюся грузино-абхазскую пару, – пошутила она крайне смело.
   – Нарочка, мы не грузино-абхазская пара, мы просто ищем здесь дорогу к санаторию, – попыталась исправить положение обрадовавшаяся появлению подруги Вера.
   Ответом был веселый смех Нары и Эрнеста.
   – Ребята, чтобы попасть в санаторий, надо повернуть на 180 градусов.
   Вера посмотрела на Лашу с плохо получившейся укоризной. Практически на все сто она отрезвела только тогда, когда в холле отеля подали горячий кофе, который кто-то из ребят заказал.
   Тут к компании присоединился и Алан Тедеев из Цхинвали.
   – Друзья, может, сходим на пляж и немного поплаваем? Знаете, какое теплое море ночью. Кто может заплыть глубоко в ночи?
   Алан Тедеев, Вероника с Лашей и Нара с Эрнестом оказались легки на подъем, и через 10 минут заботливый Лаша подбрасывал хворост в огонь, чтобы отогреть озябшую Веру, присевшую на полено. Нара с Эрнестом опять завели разговор о конфликтах на Кавказе. Им было интересно обсуждать эту тему с Аланом, так как вопрос Нагорного Карабаха казался им достаточно схожим с юго-осетинской проблемой. Алану будто это и надо было.
   – Мы всегда готовы. Пусть грузины вооружаются своим «секондхендом», мы все равно не сдадимся. Не обижайся, Вероника, но мы ни при каких обстоятельствах не вернемся в состав Грузии и готовы вести переговоры только о том, чтобы не возобновились военные действия. Это и есть для нас предмет переговоров. Но, кажется, ваш нынешний президент думает иначе. С вашей стороны всегда устраиваются провокации, и по сей день случаются перестрелки, которые начинают грузины.
   – А почему ты думаешь, что именно грузинская сторона устраивает провокации на границе между нашими и вашими селами? – спросила Вероника.
   – Потому что существует пословица: худой мир лучше доброй ссоры. Потому что нас более устраивает статус-кво, нежели возобновление военных действий. А вот ваш Мишико сразу прикрыл Эргнетский рынок, на котором зарабатывали и наши, и ваши, чтобы пресечь осетино-грузинские торговые контакты, заявив, что Эргнети – транзитная точка для наркоторговли. Правда, после этого наркотиков в Грузии меньше не стало. Потом он устроил эту якобы «полицейскую операцию», где ваш доблестный спецназ показал, на что он способен. Наши выбили из Осетии Окруашвили и его орлят, как спугнутых синиц. И под конец напрашивается вопрос: почему и теперь Грузия не подписывает договор о невозобновлении военных действий?
   Тут в разговор вступил Эрнест, видя, что Вероника не знает, что ответить.
   – Ты что, думаешь, эта девушка, которая вышла замуж за русского и уехала в Верону, в ответе за каждое слово и действие президента Грузии? Не надо ей этих вопросов задавать. Да, Алан прав, я всегда говорю то же самое: если у нас с Азербайджаном начнется война, то ее развяжет Азербайджан, потому что Карабах больше устраивает состояние, существующее на сегодняшний день, нежели война. Думаю, и простых азербайджанцев тоже. Вот, на границе между Арменией и Грузией живут азербайджанцы, которые берут армянские фамилии и паспорта, чтобы ездить в Армению, люди хотят дружить и торговать, они нарушают условности. Так и в Грузии: если будет война, то начнет ее Саакашвили. Но Вероника правда не виновата, если «розовый» президент ведет себя так буйно. И вообще, хватит говорить о политике. Между прочим, кто-то собирался поплавать в ночном море.
   Алан вдруг остановился, посмотрев на Веронику, грустную, как осенняя дождевая туча.
   – Да, Вероника, прости, я, кажется, переборщил. Конечно, ты ни при чем. И вообще, кто из вас знает, что наши частенько ездят в Тбилиси к родным, оставшимся после конфликта в Грузии. И в Аджарию ездят отдыхать, и вообще, «all to the best» – «все к лучшему», как говорил наш лектор по экономике.
   – Правильно, – вставил Эрнест, радуясь, что Нара сидит рядом с ним так близко, стараясь согреться у костра, пылающего красно-желтыми огнями, – ты не думай, Алан, больше никогда здесь войны не будет: ни у вас в Южной Осетии, ни у вас, Лаша, здесь, и, конечно, ни у нас в Карабахе. XXI век, ребята, не забывайте. Давайте плавать. – Он скинул с себя на этот раз более обыкновенную сорочку, а не ту, что надевают под фрак, и стал уговаривать Нару хотя бы побродить по воде.
   – Если я не научу ее здесь плавать, клянусь, я ее утоплю, – заявил он, с вызовом глядя на свою кудрявую белокурую подругу.
   – Что ты сказал?! – Она взяла горсть песка и погналась за убегающим в темноту парнем.
   Лаша все время молчал, он тоже радовался, что рядом сидит Вероника, хотя она и грузинка. Она держала свою руку на его плече, во время разговора сидя вполоборота к Лаше, а он незаметно для других поцеловал кончики ее пальцев. Когда она это почувствовала, то постаралась убрать свою руку, подумав, что Даниле это не понравилось бы, хотя ничего сексуального в этом и не было. Ей становилось теплее. Алан вдруг запел «Yesterday» совсем по-битловски, и Нара уже отомстила Эрнесту за сказанную дерзость, привела его с выкрученной назад рукой. Прежде она была чемпионкой Армении по карате среди юниоров.
   – Что ж, пора спать. Пойдемте? – спросила Вероника у веселой компании.
   – Конечно, господа, – заявил побежденный Эрнест, очень даже обрадованный своим пленением, ведь Она прикоснулась к нему в этот вечер.
   Вероника взяла в руки свои итальянские сабо и пошла по еще не остывшему песку.
   – Боже, какие здесь колючки, надо обуться, – пожаловалась она вслух.
   Вдруг Лаша неожиданно поднял девушку на руки и под ее визг понес по пляжу, поросшему колючими растениями. Нара просто оторопела от его поступка. Она чувствовала себя победительницей, ведь прежде убедить Веронику в симпатиях Лаши не могла. Но тем не менее сотрудник Министерства экономики решила взять ситуацию под контроль и живехонько проводить Веру в их общий номер. Как бы чего не вышло, ведь в Италии ее ждет любящий муж.
   Через неделю Лаша обнял Веронику прощаясь.
   – Береги себя.
   – И ты тоже. Пиши, – банальные слова, которые два человека сказали друг другу на прощание.
   Когда в аэропорту она открыла свою электронную почту, в ящике уже было письмо от Лаши. Он прислал ей виртуальные цветы: «Распечатай их и повесь лист где-нибудь у своей кровати. Когда ты будешь просыпаться, цветы всегда будут напоминать тебе дни, которые мы провели вместе в Абхазии».

   Данила был безумно счастлив, когда Вероника вернулась домой.
   – Я больше никогда тебя не отпущу.
   – Знаешь, я поняла, что они совсем не хотят жить в составе Грузии.
   – Кто?
   – Абхазы и осетины.
   – И чтобы узнать это, ты пересекла континент и слетала в Абхазию, да? А я не хочу и не могу жить без тебя.
   Он привез ей двадцать длинных красных роз, а дома ее ждал подарок: кольцо с рубином, окруженным 12 сверкающими бриллиантами. Увидев это произведение ювелирного искусства, она буквально оторопела.
   – Тебе не нравится? Мне сказали, что такое кольцо дарят женщине, которую очень любят. Так что это тебе.
   – Ну зачем ты? Потрясающее кольцо! Просто я видела что-то очень похожее некогда в магазине в Тбилиси, и стоило оно очень дорого. Спасибо, любимый. – Она обняла мужа, привстав на цыпочки.

   Осенью Вероника сообщила Даниле, что через 9 месяцев он станет папой.
   – Когда наш сын родится, а мой контракт здесь закончится, мы поедем домой в Москву и будем венчаться в храме Христа Спасителя. Обещаю.
   – А ты уверен, что это будет мальчик?
   Данила посмотрел на свою жену и нежно улыбнулся.
   И однажды она задала ему самый главный вопрос.
   – Ты никогда не жалел, что бросил дипломатическую карьеру?
   Но некогда было задумываться над главным вопросом. Слишком долго они ждали друг друга.


   Глава 42

   Жители Гори в последние годы зажили лучше, чем прежде. По решению нового президента сюда теперь поместили танковые и артиллерийские военные базы, где стал работать весьма многочисленный армейский контингент. Военные, которых обучали то свои, то иностранные инструкторы, получали весьма неплохую для страны зарплату, соответственно общий товарооборот в маленьком, захудалом прежде городке существенно увеличился. Сразу заработал также полный спектр обслуживания военных, как грибы после дождя по городу стали открываться кафе и ресторанчики, в которых недорого можно было весьма нескудно поесть. Главной достопримечательностью Гори всегда являлся Музей Иосифа Сталина, куда прежде на часок приезжали иностранцы. Теперь же они вполне могли задержаться в Гори на более долгое время, тем более что после прихода к власти Михаила Саакашвили в городке появились и банки, к которым, как прицеп к E-mail, привязаны иностранцы.

   Шел 2008-й. Георгий Татоев все еще лелеял в душе яростную жажду мести. На этот раз ему показалось, что судьба вкладывает в руки огромный подарок. По случаю Дня независимости президент отправлялся в Гори на военную базу с очередным выступлением. Его сопровождал Василий Каландадзе. Несмотря на полученное несколько лет назад ранение, замминистра выглядел еще более уверенным и неуязвимым. Георгию было поручено стоять в оцеплении города в рядах с криминальной полицией Гори. Теперь уже майору казалось, что если он взглянет в глаза этому убийце, то разгадает, как можно к нему подобраться, разгадает, где его самое уязвимое место. Василий стоял третьим после президента, красовавшегося у кафедры, которую возили за ним по всей стране. Георгий всматривался в этот холодный, как клинок кинжала, взгляд Каландадзе и пытался прочитать мысли своего кровного врага. Ему показалось, что Васо заметил этот взгляд издали и отвел глаза. Когда президент закончил рассказывать своим солдатам о мощи грузинской армии, готовой в любой момент вернуть утерянные территории, Васо с другими сотрудниками оказался рядом с Георгием.
   – Почему ваше подразделение стоит здесь? Представьтесь, – грубо потребовал Василий у неизвестного ему майора.
   Георгий едва сдержался, чтобы не достать оружие из кобуры и не застрелить врага прямо на плацу на глазах у всей страны. Но, видимо, момент еще не настал, раз он не смог этого сделать. Пока.
   – Майор Георгий Татоев. Нам приказано стоять здесь, – холодно ответил майор замминистра.
   – Я здесь отдаю приказы, кому где стоять. Убирайтесь, перебазируйтесь ко второму блоку, – наорал на Георгия Васо срывающимся на ветру голосом.
   Георгий повернулся и пошел в противоположную сторону, оставив замминистра наедине с амбициозным гневом. Единственное, что властодержатель мог бы сделать, это побежать за никому не известным майором, удалявшимся от места столкновения. Но этого при президенте и прессе Васо позволить себе никак не мог. Лучше было проглотить плевок.


   Глава 43

   Алеко Боголюбов был мальчиком с твердым характером. Он очень не любил геркулесовую кашу, которая порядком ему надоела, но мама постоянно настаивала, чтобы он ее ел, и за это каждый раз обещала что-нибудь хорошее. К тому же, добавляла она на грузинском, если он ее не съест, они не пойдут гулять в веронский городской парк, где вот уже третий день он пытался подружиться с немного капризной, но очень красивой Лолитой, девочкой трех лет, с голубыми бантиками и в белом длинном платье, говорившей то на итальянском, то на совершенно непонятном языке. Мама сказала, что Лолита говорит на осетинском, так как ее семья приехала в Верону на заработки из Южной Осетии.
   – А Лолита будет сегодня гулять, мама? Если нет, то я вообще не хочу никуда идти и есть не буду! – Он капризно выставил свои алые губки, утопающие в белизне полных щечек.
   – Знаешь что, сынуля, если ты будешь хорошим мальчиком и все съешь, я позвоню маме Лолиты тете Мадине и договорюсь, чтобы она тоже повела ее гулять с нами, – немного пополневшая Вероника с нежностью отвечала своему маленькому любимому мужчине.
   – Ну если ты обещаешь, мам, – перешел Алеко на русский, – тогда я согласен. А папа пойдет с нами гулять? Я хочу, чтобы он увидел Лолиту.
   – А зачем, малыш?
   – Я – не малыш, я большой. Ну хочу, и все.
   – Давай открывай рот, а потом обсудим этот вопрос.
   – Va bene – ладно, мам…
   Вероника начинала понимать, что жизнь становится все более быстротечной, и это ее пугало. Она старалась скрыть даже от самой себя, что у нее по-партизански неожиданно появилось несколько седых волос на голове. Она и глазом не успела моргнуть, как ее сын родился в Италии, так как контракт мужа продлили еще на два года, как малыш научился ходить и заговорил сразу на трех языках.
   За эти три года она написала более тридцати аналитических статей, которые два раза получили премию во Франции за лучший материал на ту или иную тему. За это время четыре раза успела повидаться с дорогой сердцу Нарой, получившей очередное повышение по службе, заезжавшей в Верону по пути в Страсбург, куда высокопоставленная подружка летала обсуждать вопросы демократии и ее нарушений. За эти годы она ни на день не расставалась с ребятами из МЛУ, с которыми познакомилась в далекой от ее теперь уже почти родных Апеннин Абхазии. Правда, почему-то письма от Лаши становились все реже и реже, а теребить его было несколько неудобно, ведь в конце концов некогда он пытался ее поцеловать, а значит, видел в ней женщину, а значит – первой писать было некорректно.
   И тогда любящие друг друга подружки решили использовать добродушного Эрнеста, всегда готового прийти на помощь и обожающего Нару. Последней пришлось в очередной раз пообещать ему выйти за него замуж, но только не сейчас, чуть позже, и красавица командировала его в Абхазию повидать Лашу. Отправившись туда, Эрнест немного перепугал белокурую армяночку, причем так, что она сама поверила, что, может, надо соглашаться на его предложение руки и сердца, если, конечно, он вернется оттуда еще неженатым. Эрнест возвратился через две недели, хотя собирался домой всего лишь через семь дней. Но вечером того же дня в Верону полетела весточка от Нары Тигранян, что у Лаши теперь кризис. То ли действительно экономический, так как он не может найти хорошую работу, то ли моральный, то ли со здоровьем. Эрнест так восторгался абхазским вином, что до конца и не понял, в чем же там дело, хотя со своей практической армянской сметкой думал, как можно заработать, используя свои связи с этим регионом. Он наметил бизнес-планы, а Нара, находясь в тот момент в Праге, посчитала, что Лаше все же надо помочь. Ждать, что он примет помощь от Вероники, было ни к чему. Вероника все объяснила Даниле, в рамках возможного, конечно, и еще через две недели с Лашей связались коллеги Данилы из головного офиса в Москве. Они предложили ему сотрудничество.
   – Добрый день, синьора Боголюбов. – Телефон звонил, как всегда, не вовремя. Алеко надо было укладывать спать, но это был редактор итальянского интернет-ресурса «Интелл-пресс». – Мы получили ваш материал пару дней назад. Благодарю, будем ждать фотографий.
   – Конечно, дон Мауро, я перешлю их сегодня вечером, и еще часть – завтра после обеда.
   – Спасибо. Синьора Вероника, я звоню вам с поручением. Это очень важно. Мы хотим командировать вас в Грузию, вы ведь говорите на грузинском и русском? Случилась беда. Кажется, там начинается война.
   – Что? Война? С кем, боже мой?
   – Пока что с Южной Осетией. А там – видно будет.
   – Но…
   – Не волнуйтесь, мы все оплатим. Правду говоря, я уже забронировал вам билет на рейс «Милан – Мюнхен – Тбилиси». Если вы согласны, на ваш счет сегодня же поступит сумма, которой будет абсолютно достаточно, чтобы вы могли беспрепятственно перемещаться по Грузии. Бог даст, все кончится скоро, мы выплатим вам очень серьезный гонорар, уже не говоря о страховке, которую давно собирались вам оформить. Считайте, она уже есть.
   – Но…
   – Не говорите мне «но», синьора, это очень важно. Если все завершится быстро и благополучно, вам выпадет честь познакомиться с господином Сильвио Берлускони во время его встречи с журналистами в Риме. Будет просто глупо упускать такой прекрасный шанс поехать на место действия журналисту, знающему местные языки. Кроме того, мы знакомы со стилем вашей работы, и вы уже несколько лет живете здесь, поэтому мы рассчитываем получить максимально объективную информацию о событиях, происходящих сейчас в Грузии.
   Вероника поняла: что-то действительно случилось. Значит, они вооружались недаром. Господи, ее брат…
   – Я согласна. Постарайтесь максимально быстро обеспечить мой вылет в Тбилиси.
   – Ваш вылет через 6 часов. Прошу не опаздывать. Ваш электронный билет уже у вас в электронной почте.
   Ей показалось, что земля ушла у нее из-под ног. Она схватилась за голову. К ней подошел маленький Алеко, инстинктивно почувствовавший, как зверек, что она серьезно чем-то напугана.
   – Что, мам? Мы не пойдем повидать Лолиту? Тебе плохо?
   – Все хорошо, сынок, все будет хорошо. Может, тебе придется пожить несколько дней с папой. А я вскоре приеду и привезу тебе комплект сувенирных машинок.
   – Я не хочу машинки, мама, я хочу игровую приставку, у всех моих друзей она есть уже давно. А куда ты уедешь от нас, мама?
   – Мне надо срочно повидать твою бабушку, Алеко, которая живет в Тбилиси.
   Вероника вздрогнула от звонка. Она стала воспринимать действительность так, будто пребывает в состоянии невесомости. Вера схватила трубку телефона. Но звонили в дверь. Сердясь на себя, она побежала в холл открывать. «Хоть бы это был Данила!»
   – Простите, Вероника, может, я не вовремя, но у нас случилось огромное горе… – На пороге стояла заплаканная Мадина с маленькой Лолитой, экипированной рюкзачком с несколькими куклами, выглядывавшими из него, как любопытные сплетницы с крылечка.
   – Да-да, конечно, Мадина, проходите, я с радостью помогу всем, чем возможно. – Она взяла за руку Лолиту и повела ее к Алеко. Мальчик просто остолбенел от неожиданного счастья.
   Вероника усадила Мадину в мягкое белое кожаное кресло с круглыми подушками, которые беспорядочно разбросал маленький хулиган.
   – Грузия напала на Южную Осетию, Вероника. Они пытаются, как говорят, восстановить территориальную целостность. Вероника, они выпустили 300 снарядов за час еще вчера. Несколько из них попали в дом моей мамы. Она и брат при смерти в больнице Владикавказа, невестка и ребенок пропали, их не достали из-под обвала, не могут, сейчас там ведется сильнейший обстрел. Соседи прислали эсэмэску, мне надо срочно ехать к родным.
   – Как же это, боже? Вы уверены, что все это так? – Вероника поняла, какую глупость сказала. Видимо, в Грузии правда что-то началось.
   – Простите, Вероника, но мне здесь некому довериться, не к кому обратиться. У меня нет денег и возможности взять с собой Лолиту. Муж работает до поздней ночи, вы ведь знаете.
   Конечно, Вероника знала, с Мадиной они частенько разговаривали в парке, пока их дети играли.
   – Вы в основном бываете дома. Пожалуйста, помогите, оставьте у себя Лолиту на три дня. Как только я увижу своих и мама с братом хоть немного придут в себя, мы возьмем ребенка обратно. У меня просто нет другого выхода.
   – Да… да, – растерянно произнесла Вероника, – конечно, оставляйте. Я тоже лечу в Грузию. Только что звонил редактор, они хотят статью о том, что там происходит.
   Мадина посмотрела на нее взглядом заблудившегося в горах человека.
   – Не беспокойтесь, я что-нибудь придумаю. Данила обязательно что-нибудь придумает. Я сейчас же позвоню ему на работу.
   Когда Данила услышал, что сказала ему Вероника, ему показалось, что произошел атомный взрыв. Такое не могло даже в страшном сне прийти в его воображение. Но Вероника говорила так, что он понимал – сопротивление бесполезно, в их дом постучалась беда.
   – Если ты обещаешь, что не станешь лезть под пули и будешь максимально осмотрительной и осторожной, я найду няню. Когда у тебя вылет?
   – Данила, ты самый лучший мужчина в мире. Я обожаю тебя. Да, у нас поживет наша будущая невестушка Лолита. Наконец ты познакомишься с ней лично.
   Мадина смущенно подняла взгляд на Веронику, тщетно пытаясь улыбнуться.
   – Я принесла ее игрушки, одежду и немного еды, – сказала она.
   – Будем вместе молиться, чтобы их итальянская няня оказалась расторопной. Мадина, я надеюсь, что все обойдется и ваши родные останутся живы.
   – Я тоже надеюсь, Вероника. Спасибо вам большое. Вы – настоящий человек.
   Проводив Мадину до дверей, причем Лолу совершенно не потревожил уход мамы, настолько Алеко увлек ее игрушками, Вероника набрала номер своей матери в Тбилиси. Уже стареющая учительница была недовольна, что дочь вышла замуж за русского. Женщины общались не так часто.
   – Что с Авто, мама?
   – А, ну спасибо, что звонишь, Вера, вспомнила. Твой брат ушел на войну. Ему позвонили вчера в 2 часа ночи. Он взял свой огромный военный рюкзак. Боюсь, они их основательно запрягли, а готовились якобы к учениям.
   – Я скоро буду, мама, – пропустила она мимо ушей колкость матери.


   Глава 44

   – Откуда вы? – решила она заговорить с коллегой.
   – Я из Германии, Зигмунт Гердт, газета «Die Welt», – ответил полноватый мужчина с красным лицом, в очках золотого цвета и усами, мягко свисающими с губ, на чистейшем русском. – Вы надолго командированы сюда, Вероника?
   – Надеюсь, нет. Хотелось бы верить, что после обещания президента Грузии прекратить стрельбу огонь прекратится и возобновится худой, но мир.
   – Вы прекрасно говорите на русском, вы изучали язык в Италии?
   – О, нет, – она очаровательно улыбнулась, совсем как итальяночка, – на самом деле, я родилась в Грузии, а русский по-прежнему является языком международного общения на этом континенте. И это хорошо, особенно когда знаешь его. Очень переживаю за судьбу Грузии потому, что здесь осталась моя семья, брата призвали на войну, затеять которую было верхом глупости. Я практически уверена, что блицкриг по захвату Южной Осетии не удастся, если это входит в планы Саакашвили. Россия обязательно вмешается, и тогда…
   Покачиваясь в машине ОБСЕ, немец, облаченный в куртку военного образца и вооруженный арсеналом фотографирующей техники, потянулся к кармашку на переднем сиденье. Он предложил Веронике отхлебнуть настоящей грузинской чачи, которой его потчевали в Тбилиси. Немец с золотистыми усами давно жил в России. Теперь он считал, что ничто в мире не сравнится с настоящим хорошим самогоном. Отхлебнув и почувствовав себя более уверенно, он вновь посмотрел на Веронику.
   – Знаете ли, месяц назад мне довелось побывать на миротворческом посту на границе между Грузией и Южной Осетией, граница там нечеткая, грузинские села соседствуют с осетинскими. Многие люди с обеих сторон прекрасно знакомы друг с другом. Встречаются случаи смешанных браков между грузинами и осетинами. Когда я гостил у миротворцев, состоявших из грузин, осетин и русских, я видел, что коллеги прекрасно ладят друг с другом. Они пригласили меня на шашлыки на лоне природы, которые готовили сообща. Но дело в том, что военные рассказали мне о бесконечных перестрелках, осложняющих их миротворческую миссию. Знаете ли, это неудивительно. Во многих случаях на линии соприкосновения постреливают, как и в Карабахе например. Спросите самого знаменитого здесь Анджея Каспшика из ОБСЕ.
   Тут Зигмунт из газеты «Die Welt» прервал себя тем, что полез в карман штанов за мобильным телефоном. Он открыл галерею с фотографиями. Свой рассказ о шашлыках он решил проиллюстрировать. И продолжил:
   – Дело в том, милая Вера, что вопрос территориальной целостности Грузии может быть решен только военным путем. И, вероятно, это оправдано. Вы знаете, что между грузинами и осетинами стоит Россия. В то же время перестрелки, похищения людей являются здесь абсолютной повседневностью. Возникает вопрос: если Россия не способна выполнять функции миротворца, значит, она должна уйти? Разве это не логично? Потому европейская и американская пресса молчали все предыдущие дни, грузинам дали шанс закончить все по-быстрому, пока все заняты Олимпиадой.
   – Я думаю, что Михаил Саакашвили пытается использовать последний шанс для решения вопроса о целостности страны потому, что в США вскоре поменяется президент и тогда неизвестно, что будет с его режимом. А Россия, на самом деле, все эти годы препятствует возобновлению военных действий, и это – факт.
   – Россия всегда была, есть и будет империалистическим государством, старающимся прибрать к рукам побольше земель. Это доказывает история.
   – Думаете, что страна, занимающая одну шестую часть суши, может претендовать на маленький клочок земли, где нет ни нефти, ни газа, ничего вообще? Это ведь не прагматично.
   – Но фактом являются российские паспорта, которые раздавало российское руководство жителям Южной Осетии, такое можно назвать аннексией, это незаконно.
   – Но, Зигмунт, я уверена, что никто не может заставить меня взять паспорт другого государства, если я сама не хочу этого. Я слышала, что осетины очень довольны своим российским гражданством, чего нельзя сказать о гражданах Грузии, пополняющих ряды эмигрантов, легальных и нелегальных, повсюду в мире. К тому же осетины никогда не были гражданами независимой Грузии. Как только Грузия объявила об отделении от СССР, Южная Осетия тут же вышла из состава Грузии.
   – И все равно, Россия – агрессор и завоеватель.
   – Ну, простите, не вам, немцам, судить об агрессорах, ведь только в ХХ веке Германия развязала две мировые войны. И именно немецких генералов судил Нюрнбергский трибунал.
   – Германия давно абстрагировалась от тех, кого судили в Нюрнберге, – обиженно сказал Зигмунт.
   – И правильно сделала, – решила завершить на этом Вероника. Зачем ссориться? Она не раз сталкивалась со случаями, когда люди разделяли противоположную точку зрения на те или иные политические события. Вероника считала, что люди должны уметь находить компромисс, особенно если им пока по пути.
   Тем временем водитель их джипа сообщил, что довез их до Эргнети. Зигмунт помог Веронике выйти из машины во дворе какого-то очень неплохо отстроенного дома, где к тому времени собрались все журналисты, которые должны были освещать громкие, на весь мир, события. Не успела она поднять глаза на дом, как увидела спускающегося с лестницы старого коллегу по репортерской жизни. Это был Темури Вашадзе. Некогда она перевела ему на русский немало материалов, опубликованных им на сайте газеты «24 часа». Он не узнал Веронику. Она сама обратилась к нему на грузинском, забыв, что ее новая прическа и очки от «Кристиан Диор» несколько меняют облик.
   – Верико, браво, ты потрясающа! Очень изменилась. Говорят, живешь в Италии? Молодец, что все еще в журналистике. Рад, что ты приехала, чтобы быть с нами в великие исторические моменты! – И он потянулся ее поцеловать.
   В Италии принято целоваться два раза. На этот раз Веронике не захотелось даже единожды поцеловаться с Темури, как того требовал грузинский этикет общения хорошо знакомых людей.
   – Темури, если честно, я очень напугана. Что происходит? Как могла случиться перестрелка, о которой сообщили многие информационные средства? Что же дальше?
   – Верочка, не пугайся, все прекрасно. Ты являешься свидетелем того, как мы навсегда вернем утерянные некогда территории. Максимум пару дней – и мы будем жить в целостной Грузии. Ну сколько там осетин? Ну что они могут сделать против нашей сильнейшей в регионе и обученной по натовскому образцу армии?
   – А если вмешаются русские?
   – Русские своих всегда сдают, – Темури самоуверенно заулыбался, – особенно если их президенту звонят из-за океана. А теперь Олимпиада, никому нет дела до наших спецопераций по восстановлению территориальной целостности. Вот и все.
   – Не знаю, когда это русские сдавали своих, но что ж, посмотрим.
   В этот момент во двор въехал небольшой грузовичок, нагруженный аккуратно свернутыми в рулоны государственными флагами Грузии. Затем второй, для третьего места уже не нашлось.
   – А эти флаги?
   – Это чтобы развесить их по взятому Цхинвали и достойно праздновать победу. Я подарю тебе один небольшой флажок в качестве сувенира. – Журналист полез во внутренний карман куртки. Вероника машинально взяла флаг с пятью крестами, который неоднократно видела в Италии, но там он считался знаменем рыцарей мальтийского ордена.
   – Скажи, Темури, а как вооружены грузины? Много ли частей бросил на возврат территорий Саакашвили?
   – Регулярная армия, резервисты, которых будут использовать для зачисток в Цхинвали, войска МВД. Даже сам замминистра МВД Васо Каландадзе теперь бегает по Цхинвали и стреляет во все, что движется.
   – Кто? Ты сказал – Васо?.. Разве он не умер?
   Вдали прогремел взрыв. Вера автоматически вздрогнула. Ей на минуту показалось, что в мозгу отключилась батарея питания.
   – Боже упаси! – Темури почему-то стал громко смеяться. – Такие люди не умирают. Правда, порой они сами отправляют умирать других. Да если и так, то что? Большие люди имеют право.
   – Темури, а если ты станешь на пути у большого человека?
   – Я постараюсь отодвинуться.
   – Значит, Васо остался жить. А врачи говорили, что ему оставались считанные часы… – почти пробормотала Вера.
   – А, вспомнил, ты имеешь в виду то нападение сразу после его назначения? Это уже давно в прошлом! Давай проходи в дом, там для нас уже накрывают на стол. Война войной, а обед по распорядку.
   Вероника решила не снимать очень темные очки. Хорошо, что теперь она носила фамилию мужа и до приезда в Грузию была у стилиста, слегка изменившего ее образ.
   Через несколько часов не только у Темури, но и у всех остальных журналистов в селении Эргнети, ожидавших возможности освещать взятие Цхинвали, резко поменялось настроение. Все как-то сникли, причем голландцы, немцы, поляки и прибалты не менее, чем грузины. Все как будто почувствовали, что вместо блестящей победы им придется наблюдать позорное бегство. Российские войска прошли через Рокский тоннель и пришли на помощь своим погибающим миротворцам и осетинам, которых всю прошлую ночь обстреливали из установок «Град».
   Вскоре всех журналистов спешно вывезли в Гори. К 7 часам в городе, где родился Иосиф Сталин, люди стали спускаться в подвалы. Многие убегали, думая, что теперь здесь могут быть бои. Тем более что почти всем звонили родственники и рекомендовали покинуть город. Грузинские солдаты беспорядочно бродили по городу в поисках какой-нибудь пищи. Это было зрелище, напоминающее последний день Помпеи.


   Глава 45

   Небо над Гори в ночь с 7 на 8 августа озаряли залпы орудий и ракетных установок «Град» грузинской артиллерии, ведущей обстрел Цхинвали. Авто несколько раз подъезжал к огневым позициям своей бригады, подвозя боеприпасы. Тут же в поле стояли совершенно неприкрытые машины «скорой помощи» – они приехали в Гори еще 6 августа. Врачам «конфиденциально» рекомендовали не записываться в график дежурств на август еще в начале июля, так как «август обещал быть горячим». Со стороны Цхинвали ответного огня не велось. Авто был горд тем, что служит в артиллерии грузинской армии. И теперь безотказные самоходки «Пион» и устрашающие установки «Град» воплощали в жизнь его мечту о территориальной целостности Грузии. Когда артиллерийская бригада получила приказ поддерживать огнем атаку на Цхинвали, Авто с немногими технарями и тыловиками остался на основной «базе» в Гори и в условиях информационного вакуума был вынужден довольствоваться слухами.
   Первые несколько часов вести из Южной Осетии заставляли радостно и победоносно стучать его молодое наивное сердце. Говорили о стремительном наступлении грузинской армии, о захвате 12 осетинских сел, о полном контроле над Цхинвали. К 10 часам утра среди военных в Гори стали говорить о том, что президент Южной Осетии Эдуард Кокойты обвинил Москву в предательстве и сбежал, а это значит, что вскоре все закончится очередной блестящей победой президента Саакашвили. Однако внушало недоверие, что уже с утра были отключены российские радио– и телеканалы, но победоносный тон грузинского телевидения, где с экрана не сходили первые лица государства, еле сдерживающие победную эйфорию, приглушали все сомнения.
   Но вскоре после полудня по городку начала распространяться тихая паника. Все чаще стали раздаваться слова: «Русские идут». Военные и гражданские шепотом, поминутно оглядываясь, рассказывали про огромные потери, про попавшие под перекрестный огонь автобусы с резервистами, про сотни убитых и раненых. Авто отказывался верить. Ведь еще совсем недавно на политзанятиях офицер из Генштаба уверял, что Россия побоится вмешаться в войну. Америка и Европа этого никогда не допустят.
   Во второй половине дня слухи про «русских» подтвердились самым неожиданным образом – прилетевший невесть откуда российский штурмовик разбомбил находящуюся неподалеку базу танкового батальона.
   Встревоженный Авто подбежал к дежурному по части полковнику Котрикадзе с криками, что в автогородке на виду стоят 15 грузовиков с боеприпасами и надо их отогнать и спрятать, так как русская авиация бомбит военные объекты и одно попадание в такую машину сотрет с лица земли весь Гори. Пораженный, он услышал ответ:
   – Если судьба им быть взорванными, а ну его на… Наши дела и так плохи.
   – Что, господин полковник?
   Затем к воротам базы приехали два автобуса с резервистами. Авто с изумлением смотрел, как майор Размадзе пытался построить их на плацу. Одетые кто во что, плохо бритые и злые парни вопросительно смотрели на него с надеждой, что скоро их всех отпустят по домам.
   – Эх, ребята, – грустно произнес майор Размадзе. Такое начало заставило практически всех резервистов еще больше напрячься. – Вы приехали – это, конечно, хорошо. Еще каких-то пару часов назад наши войска контролировали всю Южную Осетию, наши доблестные львы сметали все на своем пути. Но теперь, – майор опустил глаза, – теперь в войну вмешались русские, они пришли на помощь осетинам… Нас обманули, они не должны были вмешаться, – Авто показалось, что майор сейчас расплачется, как женщина, – ну и… ну хорошо, что вы приехали, конечно, но… Ладно, идите за мной, – взял он себя в руки.
   Господин майор, преследуемый приглушенными проклятиями в свой адрес, повел батальон резервистов с их огромными вещмешками вокруг казармы, где они должны были быть расквартированы. Они обогнули здание, прошли через всю территорию базы, вышли через вторые ворота, обошли базу вдоль ограды и вернулись на исходное положение на плац. Никто из новоприбывших так и не понял смысл этого маневра.
   Поскольку приближалось время ужина, резервисты надеялись, что сейчас им подвезут что-нибудь поесть. Сухой паек привезли в 9 часов вечера. Это была последняя порция «поесть», которую дали резервистам за самую короткую в истории человечества «пятидневную войну». Впрочем, все видели, что проблемы с поставками продовольствия были актуальны не только для резервистов, но и для солдат регулярной армии. Тыловое обеспечение грузинской армии развалилось практически сразу же. Поэтому все добывали себе пропитание, как могли, не стесняясь и ее изъятия в соответствующих заведениях города и даже у частных лиц.
   Ночью Авто узнал о том, что его товарищ совершенно неожиданно вернулся в Гори, хотя был послан со снарядами в Цхинвали. Испугавшись взрывов, «смельчак» «не нашел» дорогу, а потому решил быстренько ретироваться и повернул обратно. После Авто узнал, что четвертой бригады, куда его крайне осмотрительный товарищ должен был доставить снаряды, уже практически не существовало и снаряды доставлять было некуда.
   На следующий день молодой человек понял: сведения о том, что грузины контролируют всю Южную Осетию, оказались не чем иным, как лживой пропагандой.
   Гори наводнили толпы насмерть напуганных солдат. Они рассказывали такие ужасные истории, что разум отказывался верить. В открытую раздавались проклятия в адрес офицеров, бросавших своих солдат на произвол судьбы. Доставалось и самому Верховному главнокомандующему, втянувшему свою страну в эту авантюру. Российская авиация бомбила все военные объекты, попадавшие в поле ее зрения. Говорили даже про то, что русские сбросили бомбы на военные объекты в Тбилиси, Поти, Батуми. Мобильная телефонная связь работала с перебоями. Поэтому Авто лишь изредка мог связываться с родителями в попытках их успокоить. В течение дня он несколько раз отвозил боеприпасы на позиции своей бригады. Грузинские артиллеристы, единственные из всех родов войск, продолжали воевать. Русская авиация неоднократно пыталась их обнаружить и уничтожить, но артиллерия все время меняла свои позиции, а прикрывающие ее зенитные установки «Бук», прямо перед войной купленные на Украине, даже сбили несколько штурмовиков. Так прошел и этот день.
   А 10 августа для Авто началось с того, что он стал свидетелем, как отпускали по домам резервистов. Вообще было непонятно, зачем их призвали и привезли в Гори, где сразу же про них и забыли. Авто неоднократно слышал в эти дни, что резервисты дезертируют сотнями, зачастую вместе с оружием, что никто не знает, что с ними делать. Теперь, видимо, начальство решилось. Грязных, небритых резервистов построили на том же плацу. Перед ними стояли несколько офицеров. Старший по званию обратился к солдатам с речью.
   – Поступил приказ: кто хочет уйти, может сдавать оружие, амуницию и отправляться по домам. Но если кто-то хочет защищать Родину, то может остаться. Ну, есть среди вас герои?
   Героев не нашлось. Авто видел, как под злобными взглядами офицеров резервисты сдавали оружие, переодевались в «гражданку» и с облегчением уходили. Для них война закончилась. Местное население открыло дедовские сундуки, чтобы переодеть добровольно снимающих форму солдат и резервистов.
   Какое-то время в слегка опустевшем после отъезда резервистов и части населения Гори было спокойно. Даже русская авиация в тот день не появлялась над городом. Но после шести часов вечера случайно оказавшийся в районе штаба Авто с удивлением увидел выбегающее из здания начальство всех званий и должностей. Многие были в гражданской одежде. Среди них он узнал даже министра обороны. 30-летний полководец был в спортивном костюме и вовсе не напоминал того самоуверенного военного, которым он выглядел лишь пару дней назад. Пораженный Авто заметил, что даже номера на автомобилях многие офицеры сменили с военных на гражданские. Доблестное командование в спешке запрыгивало в свои джипы и «хаммеры» и на огромной скорости убегало в сторону Тбилиси. Через несколько минут стала известна причина этой паники. Прошел слух: «Русские наступают на Гори». Много позже Авто узнал, что в тот день небольшой отряд русских десантников занял высоту над дорогой, ведущей из Гори в Тбилиси. Появление русских оказалось последней каплей для грузинских солдат, решивших, что Гори берут в окружение. Слух «русские идут» на грузинские военные части, находившиеся на тот момент в Гори, оказал более устрашающее действие, чем надежда на вооружение натовского образца, на которое тратились миллионы долларов из бюджета полунищей страны, в которой у каждого мусорного бака выстраивалась очередь бомжей, надеявшихся найти там хоть краюшку черствого хлеба. Слова «русские идут» повсюду звучали как весть об армагеддоне. Они вызвали цепную реакцию. Солдаты, офицеры, мирное население в панике стали покидать город. Раздосадованный полным развалом, Авто подбежал к полковнику, быстренько усаживающемуся в черный джип.
   – Что происходит, господин полковник? Что нам делать? Будем держать оборону?
   – Ты что, о. ел, что ли?! – заорал на него Котрикадзе. – Русские идут, спасайся и всем скажи, чтобы спасались, как могли.
   Его джип улетел так, будто обладал крыльями.
   – Что творится, мужик? Вы что делаете? – К парню подковылял раненый замначальника Генерального штаба Грузии, выбежавший из штаба уже покинувшего Гори министра обороны.
   – Котрикадзе сказал, что все убегают, потому что русские идут на Гори!
   – Что? – лицо замначальника Генерального штаба перекосилось, – я поеду в Цалку, туда ведь они не дойдут, а? – Замначальника Генерального штаба исчез в темноте, Авто услышал лишь звук сорвавшейся с места машины.
   – Ничего-ничего, – подбежал к парню офицер из пехотной бригады, – будем держать оборону у подступов к Тбилиси во Мцхете, передай всем, кого увидишь.
   Молодой человек подумал, что приказ об обороне вряд ли передают по испорченному телефону или цыганской почтой. Вообще, кто получил этот приказ? Он лично? Вроде все уже попрыгали во все возможные виды транспорта, бравшие курс домой.
   По пути в Тбилиси, глядя на солдат, бросавших в окна машин автоматы и срывавших с себя военную форму, Авто начинал понимать: война блестяще проиграна. Грузинской армии больше нет. Он считал, что за Гори еще можно было повоевать. Но его сослуживцы, которые всего несколько недель назад во время очередного застолья с бахвальством кричали про то, что один грузинский воин стоит десятка русских алкашей, разбежались от одной фразы: «Русские идут». Авто думал о том, какие же у теперь уже бывшей грузинской армии потрясающие бэтээры – они летели даже быстрее, чем джипы.


   Глава 46

   Вера чувствовала себя безумно уставшей. Она бродила по городу, несмотря на то что где-то время от времени звучали взрывы. Ночью бомбили расположение военной базы. Погибло несколько человек. Остальных резервистов и кадровых солдат офицеры сообразили вывезти за город. Один парень из резервистов рассказал ей, что провел ночь в хлеву, где их спрятал командир роты. Утром этого дня на улице близ главной площади, на которой с огромной высоты за всем наблюдал стальной взор Иосифа Сталина, Вера увидела людей, которые шли на работу. Она поняла это, так как услышала обрывок их разговора. Люди стремятся жить. Выжить. Что бы ни случилось. А по радио утром сказали, что в больницах вооружились запасом крови на три месяца. «Они даже не понимают что говорят, – возмущалась Вероника мысленно, – значит, три месяца должны погибать люди? Ведь тогда в стране не останется ни одного мужчины? А демография?»
   Вдруг ее взор привлекла отвратительная сцена на улице. Это были резервисты. На шестерых у них была одна буханка хлеба и несколько ломтиков колбасы. Зато литровая бутыль из-под минералки, быстро пустеющая прямо на глазах, помогала им забыться. Голый по пояс парень предложил тост. Он заорал на всю улицу, где они примостились, желая расслабиться и отойти от реальности.
   – Братья, выпьем за то, чтобы и мы, и наши осетинские и русские братья поскорее разошлись по домам! Всех нас дома ждут наши женщины! Им без нас – ну никуда!
   Предложенный тост вызвал неоднозначную реакцию его собутыльников, автор тоста получил кулаком по голове, и после пьяные выкрики стало неприлично выслушивать.
   Вера бродила по городу и вновь убеждалась в том, что средства массовой информации частенько рассказывают небылицы ради определенных, поставленных редакторами целей. Вопреки стонам грузинских телеканалов про разрушенный Гори, город был практически цел. В нескольких домах, соседствующих с военной частью, были выбиты стекла. Сильно поврежденным оказалось лишь одно здание при въезде в Гори со стороны Тбилиси, потом обнаружилась еще пара других.
   Позже стали рассказывать историю, ставшую легендой. Не ясно, правдива ли она, но утверждали, что в Гори на танке въехал русский генерал, который сам был родом из этого города. Первым делом он поехал в центр поклониться Сталину, где на высоком пьедестале все еще стоял памятник генералиссимусу. После генерал отправился посмотреть на свою школу, где некогда учился. Жители утверждают, что именно этот генерал дал приказ сохранить город максимально неповрежденным. «Может быть, это военные байки, – думала впоследствии Вероника, – но очень сентиментальные и добрые».
   Она непрерывно куда-то шла, будто старалась увидеть и услышать все. Она твердо знала, что это последний раз, когда она полезла под пули, хотя домой обещала вернуться живой. Она постарается выжить. Теперь ей надо было добраться до квартала, где ждали приезда Саакашвили с министром иностранных дел Франции. В запасе было еще 10 минут, и «прогулка» по прифронтовому городу казалась ей невероятно экстремальной. Вероятно, Саакашвили с Кушнером соберут всех ее коллег, с которыми ее свела судьба в Эргнети. А вот и Темури с телеканала «Рустави-2».
   Вдали показался кортеж президента.
   Саакашвили вышел из бронированного джипа в окружении еще более высоких, чем сам президент, телохранителей. На нем был камуфлированный бронежилет, надетый поверх рубашки с закатанными рукавами, и солнцезащитные очки, а европейский министр ограничился строгим костюмом, более пригодным для пресс-конференций. Ее коллеги появились на улице и обступили президента, настолько большого, что бедный Кушнер казался на его фоне игрушечным человечком, которого схватили в охапку и повезли на войну. Вероника включила диктофон. Все, что спросят другие, может пригодиться и ей.
   – Господин президент, что означает ваш визит сюда? Как долго вы пробудете здесь? Как вы прокомментируете то, что русские вступили в войну? Почему господин Кушнер приехал в Гори?
   Кажется, Мише не давали слова сказать. Но он постарался встать в позу оратора и начал было уверенно отвечать.
   Никто из коллег Веры не понял грузинского слова, вдруг оброненного охранником Саакашвили, но усвоенного президентом моментально: «Воздух!» Вера взглянула в небо. Мгновение спустя стал слышен далекий гул, доносившийся неизвестно откуда. Вырвавшись из кольца охраны и журналистов, неожиданно президент на глазах у десятков телекамер, а значит, на глазах всего мирового сообщества, стал убегать от опасности. Он мчался так быстро, что тренированные охранники едва догнали своего подопечного, а настигнув, сбили с ног, накрыв со всех сторон бронежилетами, спешно затолкали в машину, которая тут же рванула с места. Журналисты бросились вслед, но мало кто из них бегал так быстро, как президент, несколько лет назад обещавший сделать страну процветающей и богатой. Операторы, смакуя зрелище, снимали со всех сторон драгоценный для них инцидент, а один из охранников, понимая, что репортажи могут быть нелицеприятными, заорал на всех сразу: «Убирайтесь! Вон отсюда! Гоу, гоу».
   Девушка, будто несшая на своих плечах всю тяжесть положения грузинского народа, уходя от тяжелых мыслей, забрела в городской сад, где временно разместился штаб Итальянского Красного Креста. Вдруг она оторопела.
   – Георгий?! – Вера произнесла это имя и почти онемела.
   Совсем седой мужчина обернулся и внимательно стал приглядываться к Веронике.
   – Простите?
   Вероника сняла черные очки, откинула назад свои прекрасные длинные волосы. Он вздрогнул. Потом взял себя в руки.
   – Что ты здесь делаешь?
   – Я приехала вчера из Италии. А ты? Ведь это не твоя война? – Они говорили так, будто расстались не четыре года назад, а только вчера.
   – Знаешь, Вера, мне выделили отряд бойцов, которых должны были ввести в Цхинвали на зачистку. Я сообщил своим, что пришел приказ забрасывать гранаты во все подвалы в городе, даже если там будут женщины и дети. Я сказал им также, что я выстрелю в первого, кто согласится на такое. Мои парни, как один, отказались выполнять этот бесчеловечный приказ. Я здесь, чтобы остановить войну. Чтобы в корне пресечь то, что она приносит с собой. Трагедия, когда страна, где я живу, воюет со страной, которую я считаю своей родиной, страну, где живет мой побратим полковник Поляков. Я намерен повлиять на то, чтобы все это завершилось как можно скорее. Не важно как. И еще. Наверное, ты не помнишь, но в моей жизни есть одна большая цель – уничтожить скверну. Каландадзе убил мою девочку. Я очень сильно виноват, что не пошел тогда в больницу, когда эту собаку попытался застрелить Дэви, и не добил его. Но Васо лежал там в коме. Если бы он умер, это было бы слишком легко. Он не испытал бы того, что должен еще испытать. Он должен знать, почему я отправлю его на тот свет. За годы, что прошли с тех страшных дней, он совершил немало преступлений. Его молодчики были замешаны в убийстве обычного молодого парня, который заступился за свою девушку в ресторане. Те вывели его из помещения, а затем парня нашли забитым до смерти на обочине дороги у выезда из Тбилиси. Вскоре вдруг умерла и мать убитого, якобы от рака, делавшая слишком громкие обвинения по телевидению. Я не смог вовремя его уничтожить. Но теперь это случится. Я постоянно стараюсь застать его одного. Мне нужно посмотреть в его глаза, прежде чем я застрелю его. Мне нужно напомнить ему о том, что он сделал с Кисой. Он должен перед смертью почувствовать ту боль, которую испытывала моя маленькая девочка. Ты поможешь мне?
   – Как? Чем я могу тебе помочь?
   – Какой у тебя номер телефона? Ты носишь фамилию мужа?
   – Мне включили роуминг, номер – итальянский, я перешла на фамилию мужа.
   Где-то вдали опять разорвался снаряд. Вероника начинала привыкать к этому. Когда это слишком близко, кажется, что взрыв произошел в твоем сердце – и оно приготовилось вырваться наружу, мгновение – и появляется надежда, что бомба разорвалась не там, где стоишь ты.


   Глава 47

   Говорили, что последние грузинские соединения покидают территорию Южной Осетии. Это было прогнозируемо.
   Василий Каландадзе лежал в казарме в военных ботинках на кровати, застеленной беленьким холщовым одеялом, и смотрел телевизор. Местные телеканалы рассказывали о блестящей победе грузинских войск в войне с самой Россией. «Неужели нам кто-нибудь верит?» – произнес в уме заместитель министра внутренних дел, но тут же испугался: вдруг кто-то подслушает его мысли? Он стал озираться по сторонам. Зазвонил телефон. Вот уже третий раз. Как не хотелось вставать со своего почти царского ложа! Придется.
   – Добрый день. Карин Демюле, агентство «Miror». Вы говорите на английском?
   Было очень плохо слышно, взрывающиеся вдали бомбы мешали расслышать звонившую.
   – Разумеется, леди. Чем обязан?
   – Могу вас попросить буквально несколько минут поговорить со мной? Я нахожусь в центре Гори, неподалеку от памятника Сталину. Наша страна очень сочувствует Грузии, и, я уверена, русские агрессоры поплатятся за свои бесправные действия!
   Такой пассаж растопил нежелание замминистра сразу встать и отправиться к памятнику. На машине это займет минуты три-четыре. Нет, отказать нельзя: приказано быть галантными с прессой. Ведь от нее зависит многое.
   – Я скоро буду. Как вас узнать? Во что вы одеты?
   – Я сама узнаю вас. Спасибо. Жду. – Связь прервалась.
   Васо Каландадзе, одетый в «гражданку», вывалился из военного джипа на углу центральной улицы. В машине остался его помощник. Надо перейти дорогу, и… Видимо, девушка еще не подъехала. Как ее зовут? Карен? Карион? Вспомнил, Карин. Он решил закурить. Сигареты доставляли ему большое удовольствие. Когда он вернется домой, а это, похоже, будет очень скоро, он три часа проведет под душем, потом пойдет в самый дорогой ресторан, оставит там половину зарплаты банковского директора и напьется до упада. Вдруг словно из-под земли перед ним выросла фигура седого майора.
   – Меня зовут Георгий Татоев. И я ненавижу тебя. Ты убил мою племянницу Кису. Помнишь ту девочку, что вы держали в доме над морем? Вы убили ее. А ведь это я перестрелял всех тех уродов, которые делали грязное дело по заманиванию очередной жертвы в проклятый дом. Я долго искал тебя, Васо Каландадзе. И вот война, самое время умереть подлому бесчеловечному уроду, отнявшему жизни у десятков ни в чем не повинных людей.
   «Когда приходишь убивать – убивай, а не разговаривай», – произнес про себя Васо Каландадзе слова из какого-то старого вестерна, выхватывая «беретту» из кармана. Татоев оказался быстрее, он вскинул «калашников» и выстрелил в руку своей жертвы. Васо перекинул пистолет в другую руку.
   За рулем джипа ОБСЕ на другом конце улицы сидела девушка в черных очках. Издалека она видела, как мужчины стали стрелять друг в друга, как к ним побежали охранники Васо и другие военные, которые на ходу стали палить в сумасшедшего, напавшего на заместителя министра. Рьяно, почти весело выпуская друг в друга пулю за пулей, каратель и жертва использовали каждое отведенное им мгновение жизни. Сначала упал тот, которого некогда на презентации в Федерации футбола она приняла за Михаила Саакашвили. Второй сделал контрольный выстрел ему в голову, и свалился наземь, как мешок с песком. Его застрелили. Девушка достала симку из своего телефона, в сердцах разломала ее пополам, выбросила в окно и рванула с места.
   На мертвенно пустой площади на приличной высоте стоял Иосиф Сталин. Мрачным и чугунным взглядом он сверлил двух мужчин, захлебнувшихся в крови друг друга. Вскоре на улице снова появились военные, бежавшие в сторону Тбилиси. До остывших и запекшихся в крови трупов, валявшихся на площади, никому не было дела.
   – Вы арестованы. У вас нет ни документов на машину, ни паспорта. Вы будете задержаны до выяснения личности, – остановил джип Вероники вооруженный до зубов грузинский офицер.
   В этот момент Вероника стала прощаться с жизнью. Она мысленно прощалась с сыном, лаская его своим воспаленным от страха и ужаса сознанием. И вдруг… она услышала самый родной на свете голос. Кипевший мозг не мог воспринять происходящее. Вероника подняла глаза. Перед ней и офицером, арестовавшим ее, стоял Данила. Он оказался именно там, где ей грозила смертельная опасность. Объяснить логически, как ее муж очутился неподалеку от Игоэти, откуда бежали грузинские солдаты, было непостижимо. Данила совершенно спокойно мертвой хваткой взял за плечо военного, облаченного в камуфляж и жалкое подобие бронежилета (так как назвать бронежилетом то, что было на многих грузинских военных, значило сделать незаслуженный комплимент), повернул к себе и, все еще держа властной рукой, отвел в сторону. Вероника тупо наблюдала это со стороны. Она увидела, как Данила показал грузинскому офицеру свой дипломатический паспорт, что-то добавил в придачу к своей «документальной агрессии» (как сказали бы грузинские СМИ) и, повернувшись в сторону Веры, уверенным шагом приближался к джипу. Садясь в него, он посмотрел на свою воинственную, сбежавшую из веронского рая жену и безапелляционно заявил:
   – Думаю, это твоя последняя журналистская командировка. Надеюсь, ты не против?
   – Но как ты оказался именно здесь и сейчас? Это просто невероятно.


   Глава 48

   Вся страна слушала президента, который говорил в своем телеобращении к нации, что за 12 часов предупредит население, если русские танки приблизятся к Тбилиси. «Только, пожалуйста, – почти умолял человек, показавший всему миру, как жуют свой собственный галстук, – не занимайте дорогу в Кахетию, по ней должна отойти наша армия». Но все уже знали, что русские танки стояли в 40 минутах от столицы. Все говорили о том, что русские станут брать парламент и арестовывать Саакашвили. Вероника подумала, что это действительно было бы здорово. Если бы они это сделали, то избавили бы несчастный грузинский народ от позора, которым решил заклеймить его собственный президент, исходя из своих личных карьерных соображений. К тому же ей стало известно, что в сентябре в Грузию с ревизией собирались натовские чиновники. Разумеется, все затерянные в бухгалтерских счетах суммы теперь спишут на войну.
   Утром позвонил редактор из «Интелл-пресс». Он сказал, что в конце следующего дня Вероника должна переслать статью в Италию. Ей надо было работать, но мысли приходили с трудом. Узнав о якобы пожаловавших русских танках, мама, зомбированная знаменитым каналом «Рустави-2», насквозь пропитанная информационным антирусским месивом, позвонила ей на новый грузинский номер и заявила, что больше не хочет ее знать. Брак дочери с русским квалифицировался ею, как подлое предательство.


   Глава 49

   После благополучного поэтического города, где Вероника жила все последнее время, более страшного зрелища, чем бегущая армия, трудно было себе представить. Она повстречалась с Авто у въезда во Мцхету, где видела бронированные военные машины, старавшиеся покинуть подступы к Тбилиси. Вместе с Авто в такси запрыгнули еще восемь солдат, упаковавшихся и в багажнике. Они нервно обсуждали распространившиеся слухи, что русские расстреливают всех мужчин в военной форме. А Вероника прекрасно знала, что это говорит их воспаленное воображение. Позже население деревень, занятых российскими войсками, говорило, что, как только приходили русские, наступал порядок и людей переставали беспорядочно грабить каждый встречный и поперечный.
   – Что же мы будем делать? – спросил незнакомый небритый парень с заднего сиденья.
   – Как что делать? Минимум схороним форму и оружие, если сможем добраться до дому сегодня. А если через пару дней я увижу нашего бригадного офицера в темном переулке… – он еле сдержался, чтобы не выругаться при женщине, – знайте, это был я.
   – А если Миша пригласит тебя в свою резиденцию на вручение медалей за стойкость и храбрость при сопротивлении русским войскам? – спросил его Ибрагим, едва помещавшийся на коленях у своего товарища.
   – Ну, такого счастья мне не выпадет. Но если вдруг… то тогда Мишку будет отпевать сам патриарх, и знайте, это тоже был я. – Парни нервно загоготали.
   Вероника обратила внимание, что их глаза и жесты были несколько неадекватными, как у людей, которые испытали жуткий стресс. Скорее всего, кое-кто из них после того, как спрячет форму и автомат, будет вынужден отправиться к психотерапевту.
   В течение еще двух часов машина, нанятая Вероникой на деньги итальянского ресурса «Интелл-пресс», развозила солдат, вернувшихся со стремительно проигранной войны по домам.


   Глава 50

   Оставшись наедине с братом, Вера вдруг поняла, что ей нечего сказать человеку, с которым их объединяли родители, детство, школа, первые в жизни дискотеки и секреты. За годы, пока прошло окончательное становление вдали друг от друга, они стали совсем чужими. Она никак не могла забыть разговор с братом в гостинице «Цицинатела», когда все еще было у них впереди и он говорил, что жаждал этой войны. Тогда еще ее ждало путешествие в Абхазию, потом – рождение сына, затем – желанная политиканами и псевдопатриотами позорно проигранная война, оторвавшая ее от семьи.
   Они сидели в машине, и Авто прикрывал потное и пыльное похудевшее лицо с выдающимися скулами, искривленными, как медная проволока, почерневшими пальцами. Она боялась заговорить первой. Посмотрев в мутное зеркало водителя, она увидела, что брат плакал, плакал так, как однажды в детстве, когда отправился в чужой двор выяснять отношения со старшими ребятами и вернулся с кровоточащим носом и подбитым, затекшим синевой глазом. И теперь он старался, но не мог скрыть свое состояние.
   – Поедем ко мне, – тихо произнесла Вероника, делая вид, что не замечает его слез. Таксист тоже деликатно молчал и ждал изъявления воли своих ночных пассажиров. – Данила приедет под утро, ему пришлось срочно выехать по делам, – она взглянула на брата, – у меня есть настоящий итальянский кофе, поедем.
   Ее старый дом находился в самом сердце столицы. Из окна такси по дороге она видела стремительно улетающие в восточном направлении в сторону Кахетии машины простых жителей, набитые всякой домашней утварью. На ум приходили увиденные когда-то в Интернете старые немецкие плакаты, на которых бородатый зубастый мужик с глазами, налитыми кровью, изображал «русского казака, питающегося немецкими младенцами». Эта пропаганда в свое время сыграла на руку Красной армии. Жители Восточной Пруссии разбегались по углам, как крысы с тонущего корабля. Сегодня Тбилиси напоминал город, на который идет цунами.
   Такси въехало в центр, где одиноко стоял дом, несколько лет назад покинутый Вероникой. Мраморная лестница будто поднималась в небо, усеянное звездами, скрытое от жителей старого, немного покосившегося дома стеклянным горизонтальным окошком. Авто шел по ней так, будто постарел за эти дни сразу лет на пятьдесят. Когда она вставила ключ в замочную скважину, он вдруг нервно вскрикнул.
   – Только не вздумай включать свет, ради бога! Слышишь, слышишь меня?! Дай мне обещание, что не включишь свет! Иначе я просто уйду, я доберусь до дому пешком, но никакого света! Они будут стрелять по домам, где горит свет, ты слышишь! – Он зарычал, как волк, загнанный охотниками.
   – Авто, о чем ты говоришь? Успокойся, – она попыталась его обнять и притянула к поддавшейся запыленной двери, – проходи, пожалуйста, не станем включать свет, а завтра все будет уже в прошлом. – Вера боялась, что на шум могут выйти соседи, во всяком случае те, кто остался в доме, несмотря на слухи, что именно в центре города будут идти бои.
   Войдя в дом, Авто свалился в передней на пол, как мешок с дровами, и завыл, буквально завыл, а она спешно закрыла за собой дверь. Как тень, она проскочила на кухню и принесла бутыль. Прежде чем он успел сообразить, она залила ему в глотку стакан водки и попыталась расстегнуть бронежилет. Это была тяжелая задача, потому что убитый горем вояка слабел у нее на глазах. Через несколько минут ей показалось, что он больше не дышит. Напившись водки, проигравший войну солдат вскоре отключился. Ей ничего не оставалось делать, как принести одеяло с кровати и оставить спать брата на полу.
   Ночь в Тбилиси прошла быстро. Значит, она хорошо спала, хотя, проснувшись пару раз, все же прислушивалась к голосу ночи. Как бы ни была она уверена в том, что русские не станут бомбить город с мирными жителями, все-таки хотела убедиться, что это действительно так. Она ловила себя на мысли, что сумасшествие брата немного задело и ее уверенность.
   К 6 утра, накинув голубенький халатик из своей ранней молодости, она вышла на кухню. За столом уже сидел ее чужой родной брат, еще вчера воевавший с согражданами ее любимого мужа. Он поднял голову и улыбнулся, глядя на свою не меняющуюся с годами стройную сестру, которую всегда нежно любил.
   – Я знаю, что ты хочешь мне сказать. Ты осуждаешь меня. Садись, Вера, я налью тебе кофе.
   Кроме кофе и сахара, ничего из продуктов в доме, покинутом Вероникой много лет назад, не было.
   – Я ошибался. Я был не прав. Я заблуждался тогда, когда мы несколько лет назад говорили с тобой о перспективах развития событий в Грузии. Я был уверен, что утерянное на войне миром не возвращают. Потому еще каких-то пять дней назад я готов был отдать многое за свои мечты. Но все это оказалось каким-то диким, уродливым фарсом, который унес жизни моих друзей. На их месте мог быть я, но почему-то сижу здесь с тобою на кухне, пью кофе и пытаюсь разобраться в том, что случилось. А там мы сидели с товарищем в засаде, – его желваки стали нервно вздрагивать, – я говорил с ним, а через мгновение – невозможно осознать – парень превратился в куски мяса, разбросанного по лесу. Ты знаешь, что происходит с человеком после авиационного налета? Нога лежит в сторонке отдельно от тела с разломанным черепом, или еще… Не дай бог тебе увидеть и узнать это. А я знаю. Я знаю слишком многое. Я слишком многое видел и слышал в эти дни. И многое понял.
   – И что же ты понял? Грузия вновь проиграла войну, которую опять сама же и начала. – Вера едва сдерживалась, чтобы не сорваться на крик. Переполнявшие ее эмоции выплескивались через край возбужденного сознания. Слишком много было пережито за эти дни, слишком большой стресс требовал выхода, и вот сейчас ее прорвало. Она даже не думала над тем, как будет воспринимать ее обвинения брат, сидящий напротив.
   – А ведь русские не раз вас предупреждали, что не останутся в стороне от судьбы своих граждан. – Вера шла напролом. – Но разве ты, да при чем тут ты, разве Миша и его окружение слушали голос разума? Америка нам поможет! У нас самая лучшая армия! Ну и куда она подевалась? Понятно теперь, что над Грузией весь мир станет смеяться? Да и эти ваши добрые дядечки с Запада похлопают вас по плечу с сожалением, а затем похохочут на славу, вспоминая про август 2008-го! Ну хоть ты-то мне объясни, как все это случилось? – В Вере вновь проснулся журналист, и она взяла себя в руки. Она должна была все узнать. Или сейчас, или никогда, только сегодня он расскажет ей правду, прежде чем опять затянет традиционную песню с национально удобной версией про злого медведя с севера.
   Против ее опасений, брат спокойно выслушал гневный монолог, местами переходящий в крик. Он так и сидел, закрыв лицо руками. Казалось, что-то в нем сгорело. Когда же через несколько минут Авто заговорил, голос его оказался глухим и безжизненным.
   – Успокойся, пожалуйста. Все это очень трагично. Ты сама понимаешь, у меня много друзей в армии. И сам я многое видел, еще больше мне рассказывали. Но существует немало вопросов, на которые ответа как не было, так и нет. И самый главный, и ты тут права: почему наша армия разбежалась? Ведь я же помню, как всего за несколько недель до начала войны даже некоторые русские военные эксперты писали, что вооруженные силы Грузии – одни из самых боеспособных в регионе и вообще на всем постсоветском пространстве. Столько бабок в армию вбухали! За последние пять лет – более 5 миллиардов долларов, при трехмиллиардном годовом бюджете страны. И ведь эти деньги реально были потрачены на армию, а не разворованы, как раньше, хотя и не без этого, но… – Казалось, что Авто едва произносит слова, было понятно, что для него это больше, чем жизнь.
   Помолчав, он продолжил:
   – Столько новой техники закупили, старую модернизировали. И американские инструкторы нас обучали. Мы ведь и в совместных учениях участвовали. Прямо перед войной учения были, тысяча американских морпехов к нам прилетела. Мы с ними на базе в Вазиани, что около Тбилиси, ну помнишь, по пути в аэропорт… вспомнила?.. вместе тренировались. Когда война началась, они ведь еще здесь, в Грузии, были. Как мы надеялись на них! Да американцы нам и денег давали на армию немерено, и технику дарили, даже автоматы эти долбаные, М-4 называются. Между нами, дрянь страшная, но, как говорится, дареному коню… И все эти годы меня распирала безудержная гордость даже за то, что мы полностью перешли на контрактную основу, что зарплата у военных одна из самых высоких в стране, что кормили нас, что называется, на убой… – Тут Авто нервно загоготал и несколько раз повторил: – На убой, на убой, на убой.
   – Успокойся, выпей воды… – Вера протянула ему стакан, подаренный некогда мамой.
   Авто схватил его дрожащими руками и в несколько глотков осушил. Сказывалась вчерашняя водка.
   Тут монолог солдата, насмерть разбитого горем, прервала мелодия мобильного телефона, долетавшая откуда-то из холла. Авто уж совсем забыл о мобильном, ведь связь толком не работала, видимо, мелодия вылетала из скрытого кармашка военного рюкзака. Глаза Авто заблестели так, как у жаждущего в пустыне, набредшего на оазис.
   Он резко рванул со стула и выбежал из кухни. Через секунду Вероника слышала счастливый голос своего брата и поняла, что он собирается покинуть ее дом. Авто пытался натянуть на себя одежду, поддерживая трубку плечом. Еще через мгновение он посмотрел на сестру совершенно иным взглядом.
   – Это наш полковник, Рамаз Котрикадзе. Я еду к нему, он зовет меня, значит, у нас все еще есть надежда, значит, мы сможем еще что-либо сделать! Я так и думал, мы непобедимы, мы просто временно отступили. Ты понимаешь, Вера, мы соберем все свои силы и нагрянем в Гори и дальше – на Цхинвали!
   Последние слова Авто в это утро были для Вероники страшнее, чем взрывы бомб вдали, к которым она незаметно привыкла. Она категорически не намерена была выпускать брата из дома. Вероятно, это чисто женский инстинкт – не выпускать из дома мужчину, за жизнь которого страшно.
   – Я тебя умоляю, Авто, – с тревогой поднялась со стула девушка, – остановись. Хватит! Все кончено, вы проиграли, война завершилась, остановись, все! Больше ты ничего не можешь сделать. Я увезу тебя отсюда, ты начнешь новую жизнь, в другой стране или здесь. Тебе больше незачем служить в армии, все закончилось! Пожалуйста, пожалей своих будущих детей, неужели они недостойны жить в стабильной стране, в которой раз в десять лет не начинаются войны?
   Он оторопело смотрел на нее, сомневаясь, что это говорит его сестра, с которой у него одни и те же родители.
   – Ты думаешь, что мы – трусы? Вот так, сбежали и залегли в норы? И все? Нет больше армии? Видишь, мой полковник зовет меня к себе, значит, есть еще порох в пороховницах. Мы возьмем реванш! Вот увидишь! Я ухожу!
   – Я умоляю тебя, пожалуйста, Авто, возьми меня с собой. Скоро я опять должна буду уехать, давай я еще немного побуду с тобой, прежде чем мы опять расстанемся. Пожалуйста.
   Взгляд его смягчился, он почти улыбнулся:
   – На сборы тебе пять минут, если успеешь – едешь со мной! Но потом я уже один. Котрикадзе зовет меня на мою войну, которую я должен довести до конца.
   Вероника и Авто прошли по улице у Кафедрального католического собора, откуда доносились грегорианские песнопения. Веронику всегда привлекал этот храм, отреставрированный не так давно. Добрый итальянский епископ, служивший там последние десять лет, напоминал ей о тихих и счастливых годах, проведенных на его славной и поэтической родине. Остановившись на бесконечно длинной улице, носившей имя грузинского генерала советских времен Леселидзе, Авто взял такси. По пути Вероника машинально обратилась к водителю:
   – А что, разве патруль редко ездит по дорогам? Что-то сегодня его не видно?
   Старый армянин заговорил на хорошем грузинском:
   – Каждый день ездит часто, нас-то не останавливает, если не нарушишь, но со вчерашнего дня их машин не видать. Не хотел сегодня выходить на работу, бог знает, какие пассажиры подсядут, но как быть: кто не работает, тот не ест…
   Авто шел впереди по узкой темной лестнице пятиэтажного дома, называемого «хрущевским». Вероника вспомнила, что вторым обещанием последнего президента после восстановления территориальной целостности, было разрушение данного реликта коммунистической эпохи и постройка современного жилья по европейским стандартам. Это предвыборное обещание, как и многие другие, оказалось мыльным пузырем, еще раз подтвердившим оправданность принципа: ломать – не строить. То строительство, которое развернулось в старом городе, видимо, предназначалось для людей, решивших покончить жизнь самоубийством – ведь цемент в нем принимал самое последнее участие. Его экономили, а порой и вовсе забывали подмешивать. Добротные плиты тротуаров славных советских времен заменяли ломкими, некачественными плитушками китайского производства, предназначенными для непривередливого обывателя третьего мира.
   – Нам сюда, – сказал Авто, оказавшись на четвертом этаже и стоя у выкрашенной в темно-бордовый цвет блестящей тяжелой двери, – я же говорил тебе, что мы вновь будем на коне. Наверное, Котрикадзе уже заждался меня. – И он позвонил в дверь своего командира.
   Им долго никто не открывал. Наконец, вопреки ожиданиям услышать чуть ли не строевой шаг, раздалось шарканье ног отяжелевшего человека. Неизвестный долго рассматривал пожаловавших к нему в глазок, и еще через две минуты, скрипя, дверь, наконец, распахнулась. Перед Вероникой и Авто стоял совершенно седой, старый мужчина в испачканной красным ткемали майке, из-под которой выглядывали торчащие в разные стороны жирные волосы. Вероника посмотрела на Авто. Глазами брат пораженно поедал еще несколько дней назад подтянутого и уверенного в себе средних лет мужчину, буквально превратившегося в опустившегося старика.
   Он даже не пригласил их войти, повернулся и знаком дал понять, чтобы гости последовали за ним. Вероника и Авто, как партизаны по проторенной командиром тропе, шли по темному коридору, видимо, проходящему мимо кухни. Было настолько темно, что Вера не могла разглядеть ни цвета стен, ни дверей, ни шкафов. Повернув направо, они оказались на застекленной веранде, обставленной несколько потрепанной мебелью. Вновь только знаком Рамаз пригласил присесть.
   Повисла пятиминутная пауза. Полковник и его солдат будто мысленно сверяли термины, которыми станут выносить приговор себе и стране. Рамаз плеснул чачи в рюмку, стоявшую у открытой и опустошенной пачки турецкого сухпайка. Авто опустил голову. Он явно сожалел, что сорвался в это раннее утро за надеждой на реванш, на второй этап «своей войны». Рамаз все прекрасно понимал. Он знал, с какими вопросами пришел человек, которым он всегда гордился как на самом деле хорошим солдатом.
   – Никто не отзывается на звонки, Авто. Со вчерашнего дня. Никто. Нет ни командования, ни подчиненных. Похоже, все или попрятались, или удрали за границу. Будто никто не давал присяги. Да, я точно знаю, что чуть ли не все правительство и военное руководство уже сбежали из страны или собираются сбежать. Грузии нет, Авто. Нет больше такой страны. Кончились наши детские игры в независимость. Большим дядям надоело, и они решили прикрыть нашу лавочку. Помнишь, что произошло в 1921 году? Тогда было то же самое. Сегодня-завтра русские танки войдут в Тбилиси. Они привезут с собой какого-нибудь московского грузина или здесь найдут прямо на месте, назначат президентом, а потом присоединят нас к себе как одну из провинций или, в лучшем случае, в качестве автономной республики. И все. А знаешь, Авто, может, это и к лучшему. По крайней мере, наш 20-летний бардак наконец-то закончится. И ты думаешь, хоть кто-нибудь в мире возмутится? – полковник сделал философскую паузу и затянулся потухшим окурком, – повозмущаются западные политиканы, якобы наши большие друзья, месяц-другой с высоких трибун, а потом и забудут. Для них российские нефть и газ важнее, чем десять Грузий, вместе взятых. А знаешь, что самое обидное, парень? То, что и в Грузии это почти ни у кого протеста не вызовет. Поворчат наши грузины, прячась по домам на своих кухнях. Ну, устроит молодежь пару акций протеста. И этим все закончится. Не будет ни партизанской войны, ни терактов. Через неделю после всего этого население спокойно выйдет на работу и станет батрачить на новых хозяев. Я не шучу, брат. Вчера вечером у меня под окном разговаривали соседки. Знаешь, о чем они судачили? Они жалели, что их дети не знают русского языка, а значит, не смогут найти хорошую работу при новых хозяевах. Вот так-то, генацвале.
   – Как же так, господин полковник? Как это Грузии больше нет? Но как, как вы могли такое допустить? Неужели нельзя было предвидеть, что так получится? Мы же готовились к войне. А получается, вообще ни к чему не были готовы? Да зачем же тогда вообще войну начинали? – Авто разряжался гневом.
   – Ты думаешь, мы плохо готовились? – парировал полковник, – эту операцию мы не один год планировали. Наши штабисты свой хлеб ели вовсе не напрасно. Да и не только они. Тут очень серьезные люди, и не только из Грузии, над этими планами работали. И утверждали тоже не здесь, а там, за океаном. В этих планах все было предусмотрено…
   Полковник встал и, покачиваясь, подошел к письменному столу, стоящему в другом конце освещенной солнцем веранды. Он выдвинул один из ящиков стола и вытащил оттуда ворох каких-то бумаг. Полковник перебирал их несколько минут и, наконец, выбрал один большой потрепанный лист, с которым и вернулся обратно. Это оказалась старая, еще советских времен топографическая карта Южной Осетии и прилегающих к ней районов. Рамаз долго пристраивал карту на столе, для чего ему пришлось скинуть на пол остатки еды. Несколько минут, беззвучно шевеля губами, он водил пальцем по карте, видимо пытаясь припомнить стрелочки и значки, условно обозначающие армейские подразделения и направления движения, виденные им на другой, значительно более новой и подробной карте, изученной им несколько недель назад в штабе. Все это время Авто и Вероника молча наблюдали за ним, боясь даже пошевелиться. Наконец полковник вновь заговорил, да так, будто мыслями был где-то далеко, видимо пытаясь заново пережить и даже, возможно, переиграть проигранную войну:
   – Мы очень хорошо подготовились к этой операции. Уже в середине лета, когда стало ясно, что на этот раз все действительно серьезно и что если не начать сейчас, то другого шанса может и не быть, мы потихоньку стали стягивать войска к Южной Осетии. К началу августа уже почти вся наша армия была на позициях. 3-я и 4-я бригады в полном составе, отдельный танковый батальон, артиллерийская бригада, батальон из 1-й бригады, батальон из 5-й бригады, морской десантный батальон, горный батальон. Да плюс в резерве вся 2-я пехотная бригада из Сенаки была. Только два батальона 5-й бригады в Кодорском ущелье против абхазов оставили. Ну и 1-й бригады не было. Она, сам знаешь, в Ираке воевала. Кроме того, МВД. Министерство внутренних дел вообще все, что имело, к Южной Осетии послало. Все спецподразделения, все войска МВД, даже из охранной полиции батальон сформировали и на войну отправили. Всего не меньше 12 тысяч бойцов из армии и 5 тысяч из МВД. И резервисты. Этих-то вообще никто не считал. До войны-то у нас кричали, что чуть ли не 100 тысяч подготовленных резервистов в Грузии уже есть, но реально призвали и под Гори отправили, думаю, тысяч 12–15, не больше. Впрочем, толку-то от них так и не было. Разве можно подготовить солдата за восемнадцать дней? – Язык полковника немного заплетался, но смысл речи был ясен, как день.
   Вдруг глаза военачальника сфокусировались на Вере. Он вздрогнул, как будто только что увидел девушку, и направил на нее, как пистолет, свой измазанный в ткемали указательный палец.
   – Кто это?
   – Это моя сестра, господин полковник. – Авто непроизвольно сделал движение, будто хотел заслонить Веронику собой, но Рамаз уже забыл про девушку и вновь уплыл в глубины стратегии.
   – У осетин не было шансов. В Цхинвали держали не больше трех сотен бойцов и в Джаве пару тысяч. При этом всего полтора десятка старых танков против наших двухсот и ни одного самолета. А у нас только Су-25 было штук двенадцать. Плюс вертолеты. Мы их должны были раздавить, как тараканов. Только одно нас напрягало. Один-единственный фактор был неизвестной величиной. – Полковник замолчал и пристально посмотрел на Авто, будто приглашая того самому ответить на зависший в воздухе, как черная туча, тяжелый вопрос.
   – Русские… – тихо произнес Авто.
   – Русские… – так же тихо согласился с ним полковник. Он то улыбался, то морщил лоб так, будто хотел выдавить из себя глубоко всаженный кинжал, то вдруг говорил совершенно серьезно, – сам знаешь, что в Южной Осетии еще с 1990-х стояли один российский миротворческий батальон и один северо-осетинский. Их-то было всего человек 500–600 без тяжелой техники. Однако это не вооруженный сброд Кокойты, а регулярная армия. Но, главное, мы точно не знали, как отреагирует Россия. Наши политиканы во главе с президентом были уверены и заверяли нас, военных, что Россия сдаст Южную Осетию, как сдала в свое время Аджарию. Мол, даже если Кремль что-то и попытается предпринять, то достаточно будет нашим друзьям из Вашингтона погрозить им пальчиком – и русские тут же отступят. Самое большее якобы, что нам грозит, – это отряды северокавказских добровольцев и, может быть, отдельные налеты авиации. А к этому мы были готовы. Прямо перед войной Ющенко передал нам зенитно-ракетные комплексы, чуть ли не вместе с расчетами. Так что русской авиации мы тоже не боялись. Да и не верил никто наверху, что русские вмешаются. Столько раз они отступали. Всех сдавали. Да и разве можно было их армию сравнивать с нашей. Голодные, забитые мальчишки-оборванцы во главе с офицерами-алкашами на ржавых танках. Вот как их у нас представляли… – Он вновь забылся на несколько минут, встрепенувшись, продолжил: – А ведь я предупреждал их всегда, что это не так, за что чуть ли не агентом влияния Кремля объявили. Якобы необоснованно восхваляю армию потенциального противника. Еле выкрутился тогда. Но план операции, правда, был хорош, – тут полковник погладил свой еще вчера толстый, а ныне обвислый живот, – а ведь мы же еще использовали и фактор внезапности. Помнишь, уже в начале августа накалилась ситуация.
   Авто все время молчал, опустив голову.
   – Мы даже Цхинвали уже артиллерией обстреливали, – продолжил горделиво военачальник, – Кокойты тогда детей и женщин эвакуировать начал. Все уже думали, что началось, и тут Миша выступает по ящику и говорит, что приказал прекратить огонь и начать переговоры. Ха-ха! Пока осетины и русские думали, что и на этот раз все обошлось, мы тихонько вывели войска на исходные позиции и ударили по Цхинвали. Все было предусмотрено. 3-я и 4-я бригады должны были обойти Цхинвали с запада и востока и взять в кольцо, чтобы отрезать от Джавы, а спецназ МВД в это время вместе с танковым батальоном имел задачу взять сам город. И знаешь, что самое главное? Большего-то мы, в принципе, и не планировали. Нам надо было срочно взять Цхинвали и короновать там нашего осетина – Санакоева. Потом объявили бы на весь мир, что контроль над Южной Осетией восстановлен и конституционный порядок наведен, устроили бы торжественный въезд Миши в Цхинвали. Митинг согнали бы на площади. Он речь произнес бы, и все это показали бы по Си-эн-эн и Би-би-си, а потом уже никого не волновало бы, что бы там ни делали русские и где бы ни был Кокойты. А осетин, которые не захотели бы с нами жить, вытеснили бы через Рокский тоннель, либо спецназ переловил бы их по лесам.
   – А почему же не получилось, если все так хорошо было спланировано? – не выдержала Вера, которую пьяная похвальба полковника по поводу несостоявшейся победы раздражала все больше и больше.
   – А у нас поначалу все получилось. Ну, почти получилось, – полковник теперь жил лишь мгновением победы, – русских миротворцев мы блокировали на своих блокпостах и городках. Цхинвали почти взяли. Там и так-то народу немного было, а после нашего удара «Градами» ночью еще меньше осталось. И Цхинвали к утру почти окружен был. Да только наши политики все разработанные планы ломать стали. Сначала выяснилось, что спецназовцы город зачистить не могут. Там в центре осетинский ОМОН оборону занял. Тут эмвэдэшники и поняли, что с вооруженными людьми воевать – это тебе не мирные митинги газом и резиновыми пулями разгонять. Ну и за помощью обратились. Вот и пришлось 4-й бригаде вместо того, чтобы кольцо вокруг Цхинвали замыкать, на помощь спецназовцам идти. А помогать им надо было. Ты слышал про «новогодний штурм Грозного»? Тогда чеченцы заманили колонну русских в центр города и устроили им огненный мешок. Мы столько издевались над ваньками по этому поводу. Эту операцию у нас изучали вдоль и поперек, и кто бы мог подумать, что наш спецназ окажется в подобной же ситуации?
   Полковник стал бить себя ладонью по морщинистому, блестевшему потом лбу.
   – Ситуация уже к утру вышла из-под контроля. Что успели захватить ночью, с тем и остались. А дальше не продвинулись ни на шаг. А тут еще и с русскими миротворцами бой начался. Хоть вначале и был приказ по ним не стрелять, сам понимаешь, как бывает. Тут нервы у кого-то не выдержали, там ответили, и все – уже есть и погибшие, и раненые, и отступать поздно, надо добивать. Правда, и добить тоже не получилось. А знаешь почему? Потому что, как выяснилось, Авто, армии, способной воевать, у нас не было. Была кучка браво выглядевших парней в натовской униформе с американскими автоматами, лихо марширующих на парадах и получающих за это огромные зарплаты. А армии, готовой воевать и отдавать жизнь за Родину, не было. Вся так называемая натовская подготовка оказалась сплошным пиаром и блефом. Знаешь, почему горный батальон не выполнил ни одну из поставленных перед ним задач? Потому что осетины сожгли перед ним мостик через речку, а переправляться без моста наши бойцы не захотели. Ты слышал про то, как батальон спецназа был остановлен и отброшен парой десятков осетинских ополченцев? А про то, как наши два лучших батальона из 2-й бригады, поддержанные танками, шесть часов не могли взять высоту, которую обороняла одна рота русских. Тысяча наших с танками, пушками и минометами против сотни русских с автоматами. И так и не взяли бы, если бы русские сами не ушли, забрав всех убитых и раненых. Да и были ли там у них убитые вообще? А вот нашим после того боя два батальона в один сводить пришлось. Вот такая у нас, оказывается, армия, Авто.
   Тут полковник стукнул кулаком по столу, с которого повалилась на пол и вдребезги разбилась рюмка. Котрикадзе умильно и философски посмотрел на осколки и продолжил свой шекспировский монолог:
   – А тут еще пошли сообщения, что какие-то новые русские части уже въезжают в Южную Осетию через Рокский тоннель. Наше руководство тоже, видать, поняло к полудню 8-го числа, что дело плохо. Помнишь, мэр Тбилиси Угулава к 3 часам дня предложил осетинам перемирие до 6 часов вечера? Якобы чтобы мирные жители могли эвакуироваться из Цхинвали. На самом-то деле наши хотели по-быстрому, пока русские еще возле Джавы, провернуть все же свой фокус с Санакоевым, но для этого надо было, чтобы хотя бы в Цхинвали не стреляли. Но осетины на этот трюк уже не купились. А потом появилась русская авиация. И знаешь, что самое страшное, брат? Наших солдат никто ни о чем не предупреждал. Мне рассказывали, что когда над батальоном из 4-й бригады появился русский штурмовик, они стояли в полный рост и махали ему руками, думая, что это – наш самолет. А когда он по ним ударил, было уже поздно. Полбатальона там, возле Дубовой рощи, полегло. Остальные бежали до самого Гори.
   Войну мы уже к вечеру 8-го проиграли, – говорил ужаленный горем полковник, – а власти вопили, что наши войска контролировали Цхинвали и 9-го и 10-го. Да ложь это, от первого до последнего слова. Армию уже 8-го вечером от Цхинвали отбросили, точнее, она сама бежала, а остатки спецназа и танкистов осетины в городе отрезали и потом еще два дня добивали. Мы пытались им помочь. Помнишь штурм 9-го утром? Тогда наши собрали все резервы и пытались пробиться в Цхинвали. А для чего, думаешь? Да ребят надо было спасать. Кто-то смог и прорвался, а остальные так там и полегли. После этого мы уже наступать не могли. А потом русские подошли главными силами и вместе с осетинами стали нас выбивать с занятых позиций. А что мы могли? В современной войне у кого господство в воздухе, тот и побеждает. А они против наших двенадцати Су-25 задействовали почти сотню боевых самолетов, в том числе Су-27, Су-24, Ту-22 и даже Ту-160. У нас не было ни единого шанса. А как штурм 9 августа провалили, тут и застала нас паника. Про снабжение армии вообще забыли. О высшем командовании никто ничего не знал. Связь нарушилась. Какие-то части разбежались, про какие-то вообще забыли. Только артиллерия еще что-то делала да зенитчики себя неплохо проявили. За один день столько русских самолетов подбили! Да только что они одни могли сделать? А потом общая паника и на них сказалась. У нас единственная надежда была, что русские границу Южной Осетии с Грузией не перейдут, но когда их десантники взяли высоту над Гори, то, сам помнишь, началась дикая паника, завершившаяся повальным бегством. Я признаю, я, полковник Рамаз Котрикадзе, сам срывал с себя военную форму и никогда не прощу себе этого! Я, как и все, бросил оружие и технику в поисках транспортного средства, чтобы покинуть Гори.
   Было видно: еще немного – и полковник начнет прыгать от злости на месте. Но он вновь взял себя в руки, будто сливая свои думы в чужие головы, которые вынесут сор из избы и избавят его от страданий.
   – Сначала наше руководство попыталось организовать оборону во Мцхете, на подступах к Тбилиси, но и это не выгорело. Мы просто не смогли найти желающих воевать. И вечером 11 августа отступающая грузинская армия прошла через Тбилиси. Одна рота российских солдат может захватить всю столицу сегодня. И никто, кроме тебя, Авто, не ответил на звонок своего полковника. И все они правы, конечно. Я потерял их доверие, потому что бежал с поля боя. Теперь больше нет ничего. Ни доверия, ни армии, ни страны. Ты смотришь на меня, как на предателя, ведь приказ идти в бой получил от меня? Полковник Котрикадзе повинен во всем?! Так?! Это ты хочешь сказать? Тогда и ты повинен, Авто! Ты ведь тоже подвозил снаряды стрелявшим! – Полковник стал громко смеяться, прерывая смех громкой и едкой икотой.
   Ответом Авто было гробовое молчание.
   Все более и более разражаясь гневом, полковник продолжил свою речь:
   – Так ты оправдываешься тем, что полковник Котрикадзе отдал приказ солдату Гегечкори?! О, генацвале, знаешь ли ты, что полковник Котрикадзе такой же солдат своего генерала Швелидзе, а тот был само внимание, получая директивы от министра обороны. Так кто же виноват, дорогой? Солдат Гегечкори? Отвечай, мужик! Что, боишься? Полковник Котрикадзе? Цепочка же оборвалась на министре! Ох уж нет, мой солдат! Слышишь? Нет! Последнее слово было сказано «главнокомандующим», так? – Было ясно, что, если бы Авто попробовал возразить, дошедший до истерики полковник заехал бы ему больно по уху!
   – Ну и все! Убирайся! Отправляйся к своему любимчику «генералиссимусу» и смотри на него этим взглядом, полным осуждения и обвинения! Сказать тебе адрес Миши?! Вон! Вы оба вон из моего дома! – И полковник свалился на коврик, забрызганный кофе.
   Вероника и Авто подбежали к Рамазу, помогли ему подняться с пола и усадили в глубокое кресло. Еще через мгновение полковник уснул.
   Сдернув с тахты верблюжье одеяло и укрыв им вояку, молодые люди прикрыли за собой железную дверь.
   Спускаясь по лестнице, Вероника не сводила взгляда с Авто. Она поняла, что брату очень плохо. Его вдруг зародившаяся надежда вновь умерла.
   – У меня к тебе просьба, сестричка, – как бы невзначай сказал он. Вероника посмотрела на брата вопрошающим взглядом. – Я видел, что ты включила диктофон, когда полковник стал говорить о ходе военных действий. Не публикуй все эти сведения, пожалуйста. Просто если все, что случилось на войне, попадет в печать, они наверняка узнают, кто был источником. Ты подставишь под удар и меня, и себя. А они тебе этого не простят. Тебя вычислят, даже если ты окажешься за границей. И руки у них длинные.
   – Я расскажу лишь о том, что плохо сегодня во всем мире и у вас. Наступающий кризис зашагал по планете, и многим теперь кажется, что так будет всегда. Когда я вылетала из Милана, дома у нас была мрачная погода, все утро моросил странно холодный для августа дождь, он затуманивал и так встревоженную душу. Я летела на войну, в которой по одну сторону баррикад находилась страна моего мужа и сына, а по другую – брата и матери. Но когда мы взлетели, я увидела яркое солнце, и его золотые лучи пробрались сквозь маленькие окошки в самолет. Низко под нами клубились темные грозовые тучи, я летела в надежде, что войны все-таки не будет. Так и теперь, мы просто пока не взлетели, а там, за облаками, выше радуги нет холода и печали, там светит яркое солнце. И все будет у нас хорошо!


   Глава 51

   Спустя годы Вероника частенько включала в домашнем компьютере цифровую запись исповеди полковника, чтобы увериться снова, что именно такую трактовку событий она слышала тогда, когда в Грузии еще не придумали байки про агрессию с севера. Ведь самое интересное случилось потом. Вслед за военными действиями начался второй виток войны – информационный. Находясь в Грузии и прислушиваясь к грузинским официальным массмедиа, не обладая информацией, которую узнала, она никогда бы не подумала, что Грузия проиграла войну. Наоборот. В прессе стали рассказывать о мародерстве российских военных, блокировавших Гори и грабящих местное население, а Вера знала, что все это – наглая ложь. Российские военные вели себя предельно корректно, расплачиваясь деньгами за каждый съеденный кусок грузинского хлеба. Более того, говорили ей близкие, русские установили дежурство и охраняли коренное население от мародерства, чинимого грузинскими же гражданами. Российские военные проявляли заботу о тех, кого волею судьбы и обстоятельств вынуждены были взять на свое попечение, раздавая им продукты питания, топливо и сигареты.
   Простые люди в грузинских селениях после прихода российских военных говорили: «Пришли русские и принесли с собой порядок».
   Вероника долго вспоминала рассказ одной беженки, стоявшей у входа в Министерство энергетики, с казенных окон которого числа с 11 августа стала свисать, как полотна последней войны, выстиранная одежда беженцев, заполонивших весь город. Бабушка выглядела древней, ее обветренное загорелое лицо, было испещрено морщинами. На вопрос: «Ну как там русские в Гори?», она моментально зашепелявила:
   – А чего русские-то! Это сын мой – дурак, притащил меня, старую, сюда и бросил старые кости в чужом месте. А село у нас было богатое, и никто бы нас не тронул, если сами оттуда не сбежали. Где это видано – дома родные покидать? А русские, дочка, проезжали на танке мимо нашего села. Увидели меня с двумя ведрами издали и остановились вдоль дороги. «Бабушка, – спрашивают на русском, – что несешь в ведрах?» Не испугалась я, думаю: «Даже если пристрелят, а ну меня, никчемную, пользы уж нет никакой». «Груши», – говорю.
   «Ну давай, бабушка, свои ведра». – Помогли мне, взяли ведра и засыпали себе в танк, будто внуку моему повезут. Думаю: «Ну, на здоровье вам, детки, вдали от родины кто ж вас покормит»? Завидев меня с ними из дому, сын мой вынес ребятам трехлитровую банку вина. Поблагодарили русские солдаты и уехали на своем танке. На следующий день, дочка, к дому подъехала военная машина на высоких колесах с другими русскими. Они привезли огромный мешок муки, занесли в наш двор и сказали: «Спасибо за груши, бабушка». Так-то вот.
   А здесь сидим в этом министерстве, и все смотрят на нас, как на бродяг, приносят покушать, штопаную одежду. Но лучше бы мы остались там, в нашем селе, пусть даже с русскими солдатами…


   Глава 52

   Вот и все. Пора ехать домой. Война в ее горячей стадии завершилась. Дон Мауро позвонил и сказал, что ее статья опубликована и что она приглашена на встречу премьер-министра Италии с журналистами, аккредитованными для работы в Грузии. Она знала, что даст именно ту информацию, которую собрала. Горькая для Грузии правда… банально, но ее следует знать, чтобы избежать подобных ужасов в будущем. Далее – можно писать аналитические статьи издалека, исходя из официальной информации с обеих сторон, учитывая знание проблемы изнутри, которое появилось у Вероники за последние дни.
   Пока Данила пытался использовать свои старые дипломатические связи, чтобы вывезти из страны жену, утерявшую свой паспорт на войне, она сидела в кафе «Тбилисури» и вспоминала те годы, которые провела здесь, на родине, и более благополучные времена – в Италии.

   При всей надежности маленького пристанища русско-грузинского семейства, подсознательно Вероника понимала, что их дом, выходящий окнами во дворик, где некогда жила Джульетта Капулетти, это не совсем их дом, что этот милый городок – это не совсем их мир, и люди, с которыми ее семейство успело подружиться – не граждане той страны, где будет расти ее сын. Данила твердил, что контракт больше продлевать не станут, что вскоре они поедут домой – в Москву. Там и будет она обустраивать свою небольшую квартирку на Кутузовском проспекте так, как велит ее женское, теперь уже изнеженное заботой Данилы, но закаленное войной сердце. Там она будет воспитывать гражданином великой державы маленького Алеко. Там она начнет свою карьеру с чистого листа, изучив незнакомую пока действительность и нравы. Любимый муж обещал, что на Новый год они будут уже дома. Она мысленно лелеяла свой дом в столице России, о которой так по-разному говорили люди. В Грузии одни называли ее агрессором, но там же – вспоминали с грустью о совместном прошлом. В Европе же, как казалось Веронике, существовали штатные корреспонденты, основной функцией которых было в очередной раз, раскритиковав, строго осудить любое из действий или намерений российских властей.
   Вероника допивала капучино, вспоминая, как пришла в это кафе с капитаном Татоевым. Теперь нет и его. Но главное, что он достиг своей цели и «уничтожил скверну», как он любил повторять. Все последние годы его жизни были посвящены этому, и, наверное, Бог простит его за убийство. В конце концов на войне действуют другие законы, как говорил его жертва Василий Каландадзе. Теперь нет и его. Значит, все к лучшему?
   – Здравствуй, Вероника, я ждал тебя. И искал. Наконец ты оказалась не на пресс-конференции и не в машине с оравой бегущих с войны солдат.
   В этот момент Вероника испытала муки, которые переживает умирающий от ран. Над ней стоял Серв. Его появление казалось абсолютной ирреальностью. Она не нашла и слова, чтобы ответить.
   – Можно мне сесть за твой столик?
   Она все еще не пришла в себя. Он присел без разрешения.
   – Я предположил, что ты в этом кафе. В дни войны я знал о каждом твоем шаге, но не хотел тебе мешать и не подходил близко. А теперь ты здесь, и я пришел. Потому что не мог не повидать тебя.
   – Ты что, установил в моей сумочке датчик, сообщающий маршрут передвижения? Вы совсем здесь с ума посходили, товарищи? – Она начинала заряжаться той разрушительной силой, которую следовало, воспользовавшись случаем, обрушить на этого подонка. – Ну как тебе авантюра вашего блестящего правителя, на которого ты настолько тщательно работал, что все и всех снес на своем пути? О, простите, синьор, наверное, и у вас был звездный час, и в рое этих ваших карманных каналов все эти «славные» дни вы рассказывали домохозяйкам, как русские воровали у вас унитазы! Браво, господа, вы просто неотразимы!
   – Пожалуйста, остановись. Я ушел из медиа-холдинга, на который работал. Давно ушел. Все эти годы я знал о каждом твоем шаге. Рад, что ты нашла свое счастье с этим человеком. Может, однажды судьба еще и сведет меня с тем, кто оказался умнее меня. – Серв знаком дал понять, что он твердо намерен выложить все свои мысли. – Когда я потерял тебя, моя жизнь стала разваливаться, как карточный домик. Те люди, на которых я работал, настолько нагло манипулировали не только нашими респондентами, но и всеми нами, кто в начале их власти стоял за них, как стена. Я был одним из первых, кто покинул пространство создания общественного мнения, которое стало превращаться в театральное искусство, когда нас стали заставлять ставить инсценировки, а потом подавать их как святейшую правду. За это неплохо платили, а затем они придумали принцип: патриот – непатриот. Всех, кто перечил, причисляли к стану врагов. Прежде чем меня должны были вышвырнуть на улицу, как прокаженного, я ушел сам, предварительно уничтожив все те файлы, которые могли им пригодиться для зомбирования людей. А потом Георгий Татоев сказал мне, что ты живешь в Вероне, и в первое время я отнесся к этому спокойно. Я думал, что рано или поздно нам пришлось бы расстаться. Но я не позабыл тебя. Скажи, как ты могла быть с таким козлом, каким я был тогда?
   Последние слова ее искренне удивили. Она стала глядеть на Серва с едва заметной улыбкой. Такой самокритики не слышат даже священники от исповедников.
   – Я не могу понять, как могло случиться, что я нашел ту женщину, которую искал всю жизнь, завоевал ее сердце, а потом выпустил из рук тебя, Вероника, женщина моей мечты? Как мог я предположить, что жизнь не даст мне второго шанса на реванш и что через несколько дней после нашей окончательной разлуки ты встретишь другого. Я думал тогда, что Вероника будет всю жизнь ждать только меня. Пожалуйста, не перебивай меня, может, это мой последний шанс. Знаешь, что я должен тебе сказать? В те времена, когда мы были вместе, я был таким уродом потому, что мне надо было кем-то стать. Вероника, у меня не было ни денег, ни влиятельных друзей – ничего. Я строил свою крепость. Но тогда у меня была ты. Прошло время, я потерял тебя и потом весь тот мир, из-за которого лишился тебя. После месяца совершенной безработицы ушел в бизнес. Теперь у меня огромная фирма, которая все это время занималась поставками товаров из России. Сейчас мне не составляет труда позволить себе все, что угодно. Если бы ты была со мной, то я задаривал бы тебя духами и драгоценностями, я мог бы положить к твоим ногам бесценные жемчужины. Впрочем, не знаю, что будет с моей фирмой теперь, после войны. Глупейшая война, которую устроил этот придурок… Не знаю, как жить завтра. Но ведь и это – не суть.
   Однако сегодня у меня нет моей Вероники и мало что еще радует, заставляя искренне смеяться, как в детстве. Последняя просьба…
   – Что? Казнить?
   – Да нет же. Ответь мне на вопрос, скажи мне так, будто ты разговариваешь сама с собой. Ты могла бы ко мне вернуться?
   Она смотрела на него, и льдинки медленно таяли в ее взгляде. Если бы он сказал эти слова до… до того, как в ее жизни появился Данила, она полетела бы к нему хоть на край земли. А теперь?..
   – Нет ни одного человека на земле, который способен воскресить мертвого. Мертвых. Знаешь, в моем веронском доме теперь живет маленькая девочка Лолита, в которую влюблен мой трехлетний сын. Ее мама улетела во Владикавказ, когда я проходила регистрацию на рейс в Тбилиси. Бабушку и дядю этой маленькой девочки убили ваши грузинские солдаты, ведя обстрел домов мирных жителей. Я не знаю, что скажу этой девочке, когда она подрастет, ведь я тоже грузинка и как бы в ответе за мой народ. Если бы я могла воскресить ее родных, то я вернулась бы к тебе, ведь в моем сердце много лет жила любовь к тебе. И сейчас она есть, но теперь уже другая, дружеская. Если бы ты погиб в Цхинвали, я бы горько плакала в самолете. Но потом забыла бы обо всем.
   – Погиб в Цхинвали? Что мне там делать? – Серв попытался улыбнуться и обратить ее речь в шутку. Теперь он направил разговор в иное русло, чтобы вновь вернуться к самому главному. – И к тому же русские бомбили исключительно военные объекты, причем, знаешь, был такой момент, когда они взяли под прицел радар. Оказывается, они позвонили за час до… и сообщили, чтобы люди, обслуживавшие его, покинули территорию.
   – Я была в шоке, когда увидела бегущую армию и людей, уезжающих в Армению и Азербайджан в страхе, что Тбилиси будет взят, – было видно, что впечатления от пережитого на войне не оставляют Веронику, – особенно прыткими были представители вашего доблестного правительства, позицию которых ты отстаивал некогда так рьяно. Они покинули страну первыми, так же как офицерский состав своих солдат и поле боя.
   – Да, конечно, бегущая армия представляла собой страшную картину. Но мало кто говорит здесь о том, что русские просто не собирались брать Тбилиси и уничтожать мирное население, иначе, поверь, сегодня все было бы иначе.
   – Я наблюдаю здесь, что подчас население и пресса постоянно говорят о США, о том, что они вам – верные партнеры. Не понимаю, в чем суть этого утверждения. Знаешь, есть такой анекдот, что, когда Господь Бог решает наказать Америку, он насылает смерчи и наводнения, а когда он решает наказать какую-либо другую страну – он насылает на нее Америку. Если бы вы имели военный конфликт с ней, интересно представить, как они поступили бы с вашими мирными гражданами, не говоря уже о военных? Видели мы этих несчастных раненых и убитых иракских детей по «Аль-Джазире» в Италии. Те, кто организовал смерть вашего беглого олигарха Патаркацишвили в Лондоне, уже заранее знали об этом сценарии, значит, и были его авторами или хотя бы соавторами. Уверена, что сценарий войны также писался не на этом континенте. Бадри, желавший стать реальной политической фигурой, со своим реально тогда оппозиционным каналом «Имеди», не дал бы им гнать ту пургу, которую бессовестно преподносили людям, отключив все другие источники информации. Вот они и «врубили» его самого заранее, с летальным исходом.
   – Я все это прекрасно понимаю, Вера, просто здесь идет такое зомбирование населения, все русское представляется как вражеское и ненавистное, что люди будто ослепли и потеряли разум. Хотя многие – это махровые националисты, массы же уверены, что с русскими Грузии было бы лучше. Если завтра российское посольство стало бы беспрепятственно раздавать российские паспорта всем желающим, то Грузия была бы населена почти исключительно гражданами России. О чем говорить, если министр иностранных дел страны – гражданин России!
   – Да, при этом я видела значки «Билайн» у вас в аэропорту, а сегодня утром по радио во время рекламы сказали примерно так: «Русско-грузинский детский садик приглашает 4–6-летних детей для воспитания в здоровой обстановке. Желающим обращаться в наш офис на улице Осетинская, 5». И самое забавное – после того как русские танки появились в Грузии, многие стараются говорить на русском.
   – Да, все это весьма занимательно, но ничего не поделаешь, Восток – дело тонкое. – Серв улыбнулся. – Как бы то ни было, война не нужна простым людям, но и это пройдет, Вероника, – пришла пора вновь затронуть главный вопрос, – не пройдет только моя любовь к тебе.
   Вероника окинула своего бывшего возлюбленного скептическим, но и немного грустным взглядом.
   – Да-да, – поняв смысл ее сомнений, добавил Серв, – моя любовь началась задолго до того, как мы появились на этот свет, и завершится, когда ни тебя, ни меня не будет на земле. И не важно, что в этой жизни ты не осталась со мной. Это любовь, и она преодолеет время и пространство.
   – Ты говоришь почти те же слова, которые Нина Чавчавадзе посвятила своему погибшему супругу Грибоедову. Помню еще одну строчку, которую оставил миру сам поэт. Свежо предание, Серв, но верится с трудом. Прощай, – просто сказала она и вышла из-за столика, элегантная и привлекательная, такая, что никто не мог не оглянуться ей вслед.
   С Данилой они приехали в аэропорт в 3 часа ночи. На регистрацию следовало явиться вовремя. Рейс «Тбилиси – Мюнхен – Милан» должен был отправится в 5 часов, и ей нужно провести тоскливые 2 часа в аэропорту ее маленькой несчастной страны. Она хотела попрощаться с мамой, но та в очередной раз не пожелала повидаться, потому что она, Вера, вышла замуж за «русского агрессора». В ответ седоволосая учительница услышала от дочери, что «должна быть благодарна русским, так скоропостижно разогнавшим грузинскую армию, а если бы война затянулась и разрослась, Авто могло и не быть сегодня в живых». Эта сентенция Вероники показалась просто дичайшим издевательством «патриотично настроенной» стареющей женщине, и она заявила, что не хочет даже видеть свою уезжающую дочь.
   Чтобы все понять и одуматься, Вероника мысленно дала матери срок до Нового года. «Когда страсти улягутся, все здесь прозреют», – думала про себя прогуливающаяся по аэропорту Вероника Гегечкори, гордо держась за могучую руку своего спасителя. Она была уверена, что желала Грузии благополучия, и потому рассуждала именно так.
   Ее телефон неожиданно ожил. Она категорически запретила Серву провожать ее домой, разочаровавшийся во всем брат, как и многие его коллеги по службе, подавший заявление об уходе из армии, уже попрощался с ней. Кто мог звонить ей теперь? Номер был незнакомым.
   – Ну что, Гегечкори, гостей из Абхазии принимаете?
   – Что? Кто это, бог ты мой?
   – Ты в аэропорту, да? Смотри, не улети без меня. Мне Нара сказала, что ты сейчас в Грузии, и я вспомнил свой должок. Помнишь, в Пицунде я обещал повидать тебя в Тбилиси и привезти любимые цветочные духи? Ну вот, я во всеоружии, скоро приземлимся в Тбилисском международном аэропорту. У меня будет час до пересадки в самолет на Тегеран. У нас с ними такой бизнес намечается, обалдеешь! В общем, все прекрасно, не улетай без меня!
   – Лаша, дорогой, но как же ты так, после войны сразу, ты ведь из Абхазии, это же опасно?
   – Гегечкори, не волнуйся, у нас все под контролем, проблем не будет, ты только дождись моего подарка. Кстати, везу тебе еще сувенирную бутылочку абхазского вина, презент мужу.
   – Сопьется муж от ваших презентов. И Нара прислала «Арарат» из Еревана маршруткой, перевозившей туристов, убегавших из Аджарии во время войны.
   – Ну, все путем, жди, сразу спрыгну с самолета, как приземлимся, кстати, оценю ваш новый аэропорт.
   – Не надо, у него опять снесло крышу.
   Оба стали весело смеяться над турецкими строительными талантами…


   Глава 53

   Доктор Голицына вынула дужки фонендоскопа из ушей и посмотрела на горящего жаром Алеко.
   – Пожалуйста, поднимите пижаму ребенка, я хочу пощупать животик. Солнышко, согни, пожалуйста, ножку в коленке. Вот молодец. А теперь давай сделаем маленькое упражнение. Ты занимаешься гимнастикой по утрам?
   – Чуть-чуть. Мама летом обливает меня холодной водой, она меня калит.
   – Что мама делает с тобой? – улыбнувшись, спросила Светлана Антоновна, – а, закаляет, наверное? Молодец, потому ты у нас такой крепыш. Ты почти здоров, только вот будем давать тебе чай с лимоном, пей его обязательно, договорились?
   – Ладно. – Малыш стал закрывать глазки, слипающиеся от слабости.
   Вероника и доктор вышли в гостиную нового и на этот раз родного пристанища Боголюбовых в Москве. Девушка предложила известнейшему педиатру столицы чай и сладости, уставленные на элегантном черном зеркальном столике.
   – Вы знаете, ребенок практически здоров, нет никаких воспалительных процессов ни в бронхах, ни в легких. Желудок работает нормально, подозрения на аппендицит нет. Единственное, что я могу предположить, – это акклиматизация, которую Алеко трудно переносит. Вы неделю здесь?
   – Почти. Уже пять дней, как приехали домой.
   – Итальянский климат намного теплее московского, тем более теперь уже холодно, а к русской зиме еще надо привыкнуть. Не беспокойтесь, давайте побольше чая с лимоном. Он глотает таблетки?
   – Да, вполне.
   – Ну и хорошо. Давайте парацетамол по полтаблеточки три раза в день, и все пройдет.
   – Доктор, но температура никак не спадает, и я с первых дней даю ему жаропонижающее.
   – Не волнуйтесь, мамочка, акклиматизация – это вам не шутки. Что ж, спасибо вам за угощение, и проводите меня, пожалуйста.
   Попрощавшись с доктором, Вера поспешила в спаленку малыша. Он лежал бледный на подушке с нарисованными голубыми медвежатами и горько плакал. Мать предложила ему сок.
   – Я не хочу сок, мама, – утирая слезы, завыл ребенок. – Я хочу Лолиту, почему вы увезли меня от нее? Ты же говорила, что, если я буду есть кашу и ложиться спать вовремя, ты не увезешь меня от Лолиты. Я не хочу сок, не хочу новые игрушки и даже компьютер не хочу. Я хочу обратно домой.
   – Малыш, но ведь это наш новый дом, мы всегда будем жить здесь, пожалуйста, успокойся.
   – Тогда привезите мне сюда тот парк, где гуляет Лолита после обеда. – Всхлипывая, Алеко повернулся к стене.
   Вероника стала так же горько плакать.
   – Милый, пожалуйста, успокойся, они теперь живут далеко, их дом в Осетии разрушен, куда им деваться, значит, надо немного пожить в Вероне, они не могут сейчас вернуться на родину. Ты же не хочешь, чтобы Лолита жила на улице?
   – Нет, но я хочу туда, где Лолита, мама.
   Вероника крепко обняла сына и их слезы полились единым ручьем, когда в комнату почти забежал благополучно вернувшийся домой Данил.
   – Что это с вами, девочки и мальчики? Почему вы плачете? – Он моментально скинул темно-синее итальянское пальто на кресло, стоявшее рядом с кроваткой Алеко, и сел рядом с рыдающими женой и сыном. Он обнял их обоих и повернул к себе лицом. – Рассказывайте, что с вами случилось?
   – Я хочу Лолиту, – плача, едва выговорил мальчик.
   – Пожалуйста, оба, сейчас же успокойтесь, – рассердился Данила так, что от удивления и Вероника, и Алеко на минуту остановились. – Дети периодически болеют, и это вполне обычное явление. А ты, Алеко, – строго посмотрел он на сына, – поступаешь так, как мужчины себя не ведут. Настоящие мужики никогда не плачут, как бы им ни было больно. Помни это всегда и будь достойным мужчин семьи Боголюбовых. – Данила знаком дал понять Веронике оставить сына засыпать.
   Расстроенная Вероника проследовала за мужем на кухню, чтобы налить ему только что сваренный суп харчо, распространивший аромат на всю квартиру. Стол уже был сервирован, как обычно, к приходу главы семейства.
   – Объясни мне, дорогая, что ты плачешь, к тому же при ребенке?
   – Данила, я даже не знаю, как мне быть. У него не снижается температура, а я даю ему уже третий день жаропонижающее.
   – А что сказала доктор?
   – Светлана Антоновна сказала, что он трудно переносит акклиматизацию. Но, знаешь, он все время тоскует по той девочке. Видимо, он очень привык к ней, когда Мадина оставила ее у нас и я улетела в Грузию, – всхлипывая, сказала Вероника.
   – Да, разумеется, они все время были вместе тогда, он даже не засыпал без нее, и мне пришлось перетащить ее кроватку в спаленку нашего сына.
   – И после моего приезда, пока Мадина все еще была во Владикавказе, я умилялась их привязанности, они вместе ели, гуляли. Я рассказывала им сказки, и в это время они держались за ручки.
   – Конечно, такое даром не проходит. Но, дорогая, может, он все же начнет привыкать?
   – Посмотрим, что будет завтра. Я продолжу давать те лекарства, что назначила доктор, и Бог даст.
   Когда в три часа следующего дня Данила позвонил домой и узнал, что температура у Алеко поднялась еще выше, его отцовское сердце не выдержало. Он набрал итальянский номер Мадины.
   – Просыпайся, малыш, тебе надо немного поесть, выпить лекарства, а завтра… знаешь, что мы будем делать завтра? Мы пойдем покупать подарки на Новый год, ведь скоро настанет праздник… и угадай, кому мы станем выбирать куклы, юбки и сумочки?
   Ответом послужил вопросительный взгляд малыша, давшего себе обещание больше никогда не плакать.
   – Через три дня приедет Мадина с Лолитой, и они останутся у нас на все новогодние праздники. Мы же должны сделать им приятное? Ну, что мы купим Лолитке?
   – Правда, мама? Лолита приедет к нам? Vive! – И ребенок обнял мать за шею. После этого он съел тарелочку борща со сметаной и попросил добавки.
   На следующее утро у Алеко Даниловича Боголюбова температуры не было и в помине.


   Глава 54

   – Ну вот, кажется, список приглашенных на вашу свадьбу составлен, – сказал почтенный банкир Арташес Тигранович своей любимой дочери, приехавшей в Москву уважить отца и отметить свое окончательное решение выйти замуж за теперь уже успешного армянского бизнесмена Эрнеста, с которым она познакомилась в Абхазии нежным и теплым летом.
   Все эти годы Нара с Эрнестом постоянно ссорились и даже ругались, расставались навсегда и сходились, чтобы быть вместе до самой смерти. Нара всегда любила Эрнеста. Но каждый раз, когда она приходила домой со свиданий, на которые он таскал ей целые вороха цветов, она одумывалась и злостные сомнения в его порядочности закрадывались в ее душу. Нара всегда была обеспеченной девочкой, дочерью известнейших в Армении и даже в России родителей. Несмотря на поддержку семьи, она совершенно самостоятельно поступила на юридический факультет ЕГУ и с блеском окончила его с красным дипломом. У нее всегда были завидные поклонники из весьма состоятельных семей. Среди них один Эрнест был таким непрестижным, по меркам ее окружения конечно. Однажды она сказала ему категорически, что поверит в его любовь только в том случае, если он сам станет на ноги и заработает хотя бы половину того состояния, которым обладала ее семья, если он будет настолько успешным, что ей придется за него бороться. И тогда, может быть…
   Эрнесту было очень тяжело все это выслушать, и разговор стал поводом к окончательной размолвке. Прошло несколько месяцев, Эрнест все время думал, что без Нары ему не жить, и он решил добиваться признания. Все начиналось с маленького кредита, который чудом удалось получить в банке и провернул небольшую финансовую операцию, позволившую расплатиться с процентами. Крутясь, как уж на сковородке, изучая все финансовые новости региона, Эрнест решил начать сотрудничество с фирмами из соседних стран. Так как с Азербайджаном и Турцией это было невозможно, сначала он помог паре грузинских фирм обосноваться в Армении, затем решил, что способен на большее. Взоры его устремились к России. Когда он достиг финансового благополучия, то иногда весьма правдоподобно шутил с друзьями, что для него солнце всходит с севера. Когда подруги отправили Эрнеста в Абхазию, он нашел там много соотечественников, которых заинтересовали его деловые предложения по сотрудничеству, а товарищ по Летнему университету Лаша оказался верным другом и соратником в деле налаживания новых деловых контактов с абхазскими бизнесменами, тем более что Лаша теперь работал на аналогичную фирму с головным офисом в Москве. Когда дело раскрутилось, Лаша стал представлять их общие интересы в Абхазии, и удачливые партнеры понимали, что их бизнес медленно, но идет в гору.
   Вскоре Эрнест почувствовал, что достиг достаточно устойчивого положения. Вместе с Лашей (брата у Эрнеста не было, а отец умер, когда мальчику было мало лет) он полетел в Москву к известному банкиру Арташесу Тиграновичу и, как требует армянский закон, попросил руки его дочери. Будущий тесть поговорил с претендентом на роль зятя, как мужчина с мужчиной, и жених его убедил, что станет настоящей опорой Наре, которую всегда лелеяли в доме, как самое дорогое в жизни.
   А теперь на пару дней Эрнест улетел в Ереван решать последние организационные вопросы, а папа с дочерью сидели в своей московской небольшой, но очень уютной квартире и обсуждали последние штрихи торжества. Банкир хотел устроить настоящий праздник, который запомнится многим в Москве. Но Нара не соглашалась с ним и просила заказать праздничный ужин в ресторане неподалеку от их дома и вообще быть максимально скромными.
   – Подумай, дочка, ну как же нам не быть на высоте? Да, в результате кризиса мы, конечно, немного потеряли, но ты ведь, надеюсь, один раз собираешься выходить замуж, поэтому надо сделать все по высшему разряду.
   – Знаешь что, папа, посмотри на номер один в списке гостей. Это семья Боголюбовых. Во-первых, кого тебе удивлять? Данила и так твой хороший друг, и вас связывает не один год сотрудничества. И Веру надо понять: военные переживания, болезнь малыша, а теперь к ним приехали гости из Италии. Это женщина-осетинка с дочерью, во время войны у нее погибли мать и семья брата. Ты знаешь, чудом спасся лишь ее племянник. Мадина рассказывает, как мальчика вытащил из-под завала российский миротворец, бегом отнес к машине Красного Креста, передал ребенка им и через несколько минут погиб сам. Женщина в трансе поныне. Хорошо, что они прилетели в Москву. Через неделю Новый год, Вера и Данила делают все, чтобы отвлечь их от тягостных мыслей, показывают им столицу.
   – Ладно, дочь, все это я прекрасно понимаю. Но не забывай, что, кроме почетных людей из руководства города и деловых партнеров, приедет мой старый друг из Баку. Что он скажет? Что старый Арташес стал скупым? Свадьбу любимой дочери устраивает скромненько? Так не пойдет…
   – Я думаю, что и дядя Эльхан поймет нас, всем теперь не сладко, вообще, в мире сейчас не так медово, сам же экономист, понимаешь… И к тому же давай скажем тамаде, чтобы объявил, что все средства, которые подарят нам на свадьбу, мы перечислим в помощь жертвам войны?
   – Что ты сказала? Это ведь немыслимо, сказать людям, как же так? Нас не поймут и обидятся. Ведь вы с Эрнестом – не бедные люди. Если захотите, окажите адресную помощь, Мадине например.
   – Спасибо, папа, за предложение… – Дочь нежно обняла отца и ушла в свою комнату рассматривать свадебное платье.
   Позднее Нара сообщила отцу, что Данила Боголюбов пригласил всех встречать Новый год в ресторан «Эдем» на следующий день после ее с Эрнестом свадьбы.


   Глава 55

   Алеко Боголюбов и маленькая красавица Лолита рассматривали звездочки на елке, которые, как сказали им взрослые, исполняют все желания. Дети заговорщически нагнулись над нижними ветками пушистой лесной красавицы, которую Данила заказал для них. Конечно, Ло и Алеко выискивали подарки.
   – А может, Дед Мороз придет после того, как нам дадут выпить сапанское? – спросил маленький мужчина свою избранницу.
   – А если он не придет? – подняла забавно бровки на белом личике девочка с накрученными, как у принцессы, волосами, говорившая на русском все лучше и лучше.
   – Почему это?
   – Ну мы же не в Вероне.
   – Знаешь что, Лола, мы теперь будем жить в Москве, так что Дед Мороз, наверное, уже в курсе.
   За этой картиной наблюдала сидевшая неподалеку Мадина. Она похудела за эти месяцы и ходила в трауре, как того требовали обычай и сердце. Иногда она все еще всхлипывала по ночам, но несколько дней в Москве и теплый прием ее друзей по Вероне, теперь уже московских, помогли немного отвлечься от мыслей о пережитом. Вероника в конце концов уговорила ее надеть на праздник элегантное синее платье, которое выбрала для Мадины в магазине на Тверской. Та согласилась и потом даже подумала о прическе в салоне красоты, так как гости, как сказала Вероника, будут все очень нарядные, особенно новобрачные Нара и Эрнест. К Мадине подбежал Алеко, он частенько поглядывал на нее со страхом, так как все время боялся, что Мадина увезет Лолиту раньше времени.
   – Скажите, пожалуйста, а вы еще поживете у нас с Лолой?
   – Да, малыш, немного, мы улетим в Верону только через два дня. А еще через год, то есть когда тебе и Лоле будет по четыре с половиной годика, мы поедем домой, в Цхинвал, и вы сможете приезжать к нам в гости.
   – Вы обещаете, Мадина? Я буду ждать Лолу. – Алеко остался доволен.
   За накрытым столом ресторана уже сидели дядя Арташес с Эльханом Ибрагимовичем из Баку, Лаша с Эрнестом, пока еще почетным зятем вечера, и душа компании Данила Боголюбов. Партнеры обсуждали дальнейшие планы по оптимизации бизнеса, кризис стал напрягать и эту благополучную компанию. В этот момент Алеко подбежал к отцу и попросил у него слова. Почтенные собеседники остановились и посмотрели на мальчика, облаченного во фрак по случаю Нового года.
   – Папа, я хочу при всех дать тебе слово. Я правда больше не буду плакать никогда потому, что я хочу быть таким же сильным, как ты. – Мальчик немного покраснел и очень смутился, тем более что все рассмеялись в ответ на клятву, достойную рыцаря.
   Со стороны кухни появилась экстравагантно выглядевшая в красном Вероника, она отдала последние указания повару и официантам, чтобы в течение праздника больше не отвлекаться.
   – Друзья, скорее! Через полчаса пробьет двенадцать, – почти пропела светящаяся счастьем белокурая Нара.
   – Действительно, давайте начнем. Ведь Новый год приближается, – добавила не менее радостная Вероника.
   Все люди, которых она полюбила за последние годы, были рядом. Час назад позвонила мама из Тбилиси. Она сердечно поздравила дочь с грядущими праздниками, и обе расплакались. Все обиды остались в прошлом. На приглашение приехать в Москву женщина ответила согласием, и это обрадовало Веронику. Значит, она все поняла.
   Пробило двенадцать, и, выпив по маленькой рюмочке детского «сапанского», Лолита с Алеко стали петь какую-то итальянскую песенку об Иисусе Христе, пришедшем на землю для того, чтобы люди жили в мире.
   Данила с любовью посмотрел на жену, обнял ее и подумал, что последние годы – самые счастливые годы в его жизни. Это счастье он хотел взять с собой в грядущий 2009-й и последующие, до тех пор, пока смерть не разлучит их. Так он скажет и во время их венчания в храме Христа Спасителя.
   – С Новым годом, любимая, – нежно поцеловал он жену.
   – Я хотела сделать тебе сюрприз на Новый год, и вот момент уже наступил. Вчера утром я узнала, что у нас будет…
   – Кто??? Сын?! – Глаза Данилы загорелись, как разноцветные гирлянды на елке, звенящей нежными колокольчиками.
   – Нет, – улыбнулась Вероника в ответ мужу.
   – А кто же тогда?
   Всезнающий дядя Арташес услышал то, что сказала Вероника мужу, и, очень обрадовавшись, моментально предложил всем тост – за новую жизнь!


   Глава 56

   – Синьора Боголюбов? О, слава богу, нашел ваш московский номер! Это Дон Мауро из Вероны. Я звоню вам со срочным поручением. На границе между Грузией и Осетией взорвали мост. Не ясно кто. Ситуация накаляется. Мы хотим все знать. Ваш электронный билет уже у вас в электронном ящике.
   – Данила, это звонят из Италии, – прошептала Вероника мужу с улыбкой, прикрыв трубку руками.
   – Скажи им, что муж запретил тебе заниматься войной на Кавказе! Это больше не твоя тема.
   Она нежно посмотрела на любимого и убрала руку от трубки.
   – Когда надо лететь в Грузию, Дон Мауро? Я готова.