Елена Усачева
Невеста смерти

Глава I
Змеевик

   Полина, милая рыжеволосая девушка в очках, стояла в тени башни церкви Олевисте и с сомнением смотрела в черную глубину за оградой. Там, в темной нише в храмовой стене копошились и неприятно шипели. Звук был такой, будто долго осторожно сворачивали полиэтиленовый пакет. От страха Полину закачало, и она, чтобы не упасть, взялась за ледяные прутья ограды, прижалась пылающим лбом к железу.
   Страшнее всего было то, что она не помнила, как сюда пришла. Ночь, темно, она давно бы уже спала... Если бы не это шуршание. Оно заставило ее выйти из номера их крошечной гостиницы, спуститься вниз. Шипение складывалось в зов: «Пооолииинаааа».
   Кто ее мог знать в чужом холодном городе? Никто. Мальчишки хулиганят? Они часто разыгрывают Полину. А Зое Игоревне как всегда плевать. Тоже – учительница нашлась! Крокодил какой-то, а не учительница.
   – Пооолииинаааа! Иди!
   И она пошла. За дверь, на мощеный двор, под арку, все вверх, вверх по улице. Туда, где как вечное проклятие нависает башня церкви Олевисте. Самая высокая средневековая башня в городе.
   – Пооолииина!
   И вот теперь она стоит тут и с ужасом смотрит в темноту. Домашние тапочки мокрые от вечерней сырости, ладони влажны от страха, на лбу выступил пот. Еще чуть-чуть, и Полина упадет на камни мостовой.
   – Пооолииинааа! – вздыхает темнота.
   Что же там происходит? Так хочется просунуться сквозь решетку, но здесь она особенно частая. Словно специально сделали.
   А темнота манит, темнота зовет.
   Полина с трудом отрывает руки от прутьев и будто свинцовыми ногами делает шаг в сторону. Ограда отделяет церковь от улицы. Слева она упирается в стену, справа продолжается воротами.
   Даже если они закрыты, она войдет.
   Полина прошла вдоль чугунных завитков и переплетений, толкнула створку ворот и оказалась в палисаднике между башней и оградой, сделала несколько тяжелых, словно каменных шагов. Конечно, идти не стоило. Но этот зов... И она будто видела холодные желтые глаза с бездонными зрачками.
   «Ты слышишь меня?»
   «Да!»
   В стене башни зияет черное углубление. Кено-таф [1 - Пустая могила, погребальный памятник в виде гробницы, не содержащей тела умершего.]. Каменная гробница с рельефами. «Танцующие человечки», – как сказал еще днем Макс Макс.
   «Ничего тут нет», – вдруг ясно осознала Полина и перестала бояться. Конечно, изваяние на кенотафе страшненькое. Скелет с жабой на впалых ребрах, вокруг шеи обернулась змея.
   «Ничего...» – как заклинание повторила она и замерла. Земля под ногами зашевелилась. Она пучилась, вздымалась волнами, опадала и росла опять. Звуки исчезли, осталось одно шипение. Неприятное, тянущее из души силы.
   Змеи. Десятки, сотни змей! Они вились и кружились, терлись друг о друга шершавыми боками. В воздухе стоял скрип.
   В клубке змей выделялась пара. Она медленно двигалась, не смешиваясь с остальными. Большое серое с темными пятнами тело, маленькая голова. Вторая – чуть меньше.
   Пара остановилась. Более крупная змея освободилась от захвата собрата и стала вытягиваться, без видимого движения поднимаясь над клубком тел. Маленькая головка качнулась.
   – Пришшшшлааааа.
   Полина шарахнулась, закрыла лицо руками.
   – Невеста! – полыхнуло в воздухе.
   Сотня змей поднялась, превратившись в колосящееся поле из голов, и, словно соглашаясь, кивнула.
   Да! Невеста!
   За спиной железная решетка. Справа глухая стена часовни. Слева, как пшеница, колышется строй змей.
   – Мы тебя запомнили. Мы за тобой придем, когда настанет время.
   Слова винтом буравили мозг, голова раскалывалась от зудящей боли и страха. Хотелось орать, чтобы только не слышать этот голос.
   Полина уже открыла рот, но тут удушающая тишина с треском порвалась. По мощенной булыжником улице Пикк прогрохотал автомобиль. От Ратушной площади донеслась музыка. Рассмеялась проходящая мимо парочка.
   Тяжело дыша, Полина смотрела на темную нишу. Свет уличного фонаря падал на фигуру скелета, контрастно выделяя торчащие ребра, грустную ухмылку черепа. Серел острый сустав локтя. Змей не было. Но в ушах еще звенел призыв: «Приходи еще!»
   – Вот ведь черт! – выругалась Полина, пытаясь прогнать наваждение.
   А ну, как все это сон? Но нависала над ней стена часовни. Упирался в небо шпиль колокольни. Чернел кенотаф. Нет, нет, ее привел сюда голос. И он же обещал позвать опять.
   Полина поправила сползшие на кончик носа очки и бочком, бочком пробралась к решетке.
   Тишина. А улица так призывно светла...
   Странный контраст между двором церкви и городом снова заставил суетиться. Ворота оказались заперты. Страх подкатил к горлу. Как же она входила?
   Показалось – за спиной снова растет шипение.
   Медлить нельзя.
   С трудом взбираясь в тапочках по скользким выступам ограды, Полина влезла наверх и, зажмурившись, спрыгнула на мостовую. Хлопок от подошв глухо разнесся по каменному тоннелю улицы. Эхо толкнуло в спину, заставив побежать.
   Дома, дома, они смотрели на нее со всех сторон. Древний город Таллин дышал в спину своими тайнами и легендами, осуждающе поглядывал глазницами окон.
   Бежать было тяжело. От пережитого страха дыхания не хватало, но Полина не разрешала себе останавливаться. Вскоре она ступила в черную тень церкви Пюхавайму, и тут же нырнула под арку в темный двор. Пригибая голову, словно боясь, что ее увидят, пробежала под окнами первого этажа, толкнула тяжелую скрипучую дверь.
   К церкви было пристроено серое каменное здание, где на первых двух этажах располагался институт католицизма, а на последнем, третьем, устроили гостиницу.
   Гулкий каменный холл института, как всегда, пуст. Под лестницей, крутой, деревянной, темнела ниша с «привидением». Их сразу предупредили, что дом не простой. Построен одновременно с церковью. И как в любом добропорядочном старинном доме здесь живет привидение. Черной кошкой оно выбирается из преисподней, гуляет по этажам, скрипит старыми досками, вздыхает в каменных углах. Поэтому ночью по дому лучше не ходить.
   – Сидите в номерах, – жизнерадостно потребовала консьержка, зачем-то зажигая свечу и устанавливая около себя, хотя света в холле и так было достаточно. Наверное, она хотела сжечь своего кота, что пристроился около ее локтя. Сытый такой серый кот. Жмурится в усы, вот-вот заурчит.
   Сейчас над конторкой нависла тьма. Она шелестела сотней теней, приглядывалась. Стараясь не поворачиваться к ней спиной, Полина, лопатками перебирала шероховатость стены. Первый этаж позади и можно наконец-то схватиться за перила. На каждой ступеньке Полина каждый раз была готова к тому, что неверное дерево дрогнет и она провалится в пустоту. Показалось, что где-то мелькнул свет, пролетел мимо стремительной молнией. Нет, это в глазах «огоньки» прыгают от кромешной тьмы.
   Третий этаж. Полина юркнула направо в свою комнату. Крошечную, угловую, под самой крышей. Щелкнула выключателем.
   Потолок косо резал пространство, делая комнату похожей на сундук с покатой крышкой, темная балка натужно упиралась в стену. Окно без шторы смотрело в небо.
   – Олёнка!
   Кровать соседки пуста. Куда могла подеваться Кожина? Еще днем твердила, что раньше всех ляжет спать, что после тяжелого переезда, когда всю ночь их трясли пограничники – сначала наши, потом эстонские, – впору впадать в спячку.
   Или она отсыпается в комнате у мальчишек?
   Полина, всю свою страшную пробежку мечтавшая, как придет к себе, как закутается с головой в одеяло, повернулась к двери. Мечты мечтами, но одна в комнате она не останется. А ну как местное привидение нападает на одиноких испуганных девочек? Идет на страх? Нет, бояться лучше дружным коллективом.
   Полина шагнула из комнаты и чуть не заорала. В конце коридора высилась белесая громадина. Она покачивалась и вздыхала.
   – Зернова, молчать! – приказала фигура голосом Ромки Разоренова. Из белой простыни показалась лохматая голова, она строго кивнула и снова спряталась в ткани.
   Ну конечно, мальчишки как всегда развлекаются.
   – Где наши? – шепотом спросила Полина.
   Из-под простыни вынырнула рука, палец показал в сторону комнаты напротив лестницы.
   Полина на цыпочках перебежала коридор и вместе с «привидением» Ромкой приникла к двери.
   Сначала было слышно короткое хихиканье, а потом голос Макс Макса прикрикнул:
   – Вы слушать будете? Хорош ржать!
   – Это он про девушку с белым лицом рассказывает, – зашептал Ромка. Полина угукнула, уточнять подробности не хотелось.
   – Когда молодой пастор утром пришел в церковь, то увидел там гроб, а в нем девушку, что он вчера венчал. Девушка была совершенно белая и улыбалась. Пастор созвал совет общины, и решено было похоронить неизвестную за счет деревни. После отпевания четверо добровольцев отнесли гроб на кладбище и закопали. А через неделю пастор почувствовал себя плохо. Заболели и четверо добровольцев. В предсмертном бреду пастор понял, кто к нему приходил. Это была сама СМЕРТЬ!
   Последнее слово Макс Макс выкрикнул. Грохнула мебель, раздались крики.
   – Дурак! – верещала Олёнка.
   – А-а-а! – голосила Танька Кудряшова, но в этом крике было больше смеха, чем страха.
   – Ну и ладно, – твердила Машка Кузькина.
   – Вот уроды! – говорил Альберт Хазатов, похожий на цыгана.
   А Ленка Богданова вздыхала. Свои эмоции она выражала только так.
   Ромка толкнул дверь, вваливаясь в номер. После темного коридора свет резанул по глазам, и тут же погас. Крики заметались в узком пространстве. Полина тупо стояла на пороге, а перед глазами, как застывший кадр кино, стояла на мгновение увиденная картинка. На столе сидит долговязый кривозубый Макс Макс, во весь рот хохочет, машинально расправляя и ловя йо-йо – с ним он последнее время не расстается. Длинноволосая Танька, после диснеевского мультика прозванная Рапунцель, широко распахнула глаза и то ли пытается засмеяться, то ли – испугаться. Смуглая Кузькина ухмыляется – Машке вечно все нипочем. И только Ленка в панике заваливается за кровать – у Богдановой хорошая реакция, недаром стрельбой занимается. Хазатов зло скалится. Чужой страх его только веселит.
   – У-у-у-у! – подвывал Ромка, носясь по комнате и разбрасывая зазевавшиеся стулья. – Я дружелюбное привидение Каспер!
   Над грохотом и визгом носился жизнерадостный гогот Макс Макса.
   Вспыхнул свет.
   – Что это такое?
   Предыдущая картинка сменилась перед глазами Полины новой. Все девчонки сгрудились на одной кровати. Ромка в сбившейся простыне замер около окна. Макс Макс готов вот-вот свалиться со стола от хохота.
   – Я спрашиваю, что это такое?
   Зоя Игоревна грозно сверкнула зелеными глазами в сторону Полины. И не придумала ничего лучше, как ляпнуть:
   – Спать ложимся.
   Грохнулся на пол Макс Макс, загремев всеми своими мощами, Ромка нарочито коротко прыснул.
   – Ну и дура, – поджала губки Олёнка.
   – Завтра на весь день оставлю в гостинице, – подлила в голос железа классная руководительница.
   На ее угрозу внимания не обратили. Что им слова равнодушной к ним вчерашней студентки? Игоша была первый год после института и справиться с буйным седьмым, а теперь уже восьмым классом даже не пыталась. Кричала скорее для проформы.
   – Разоренов, что у тебя на голове?
   – Волосы. А вы что видите? – схамил Ромка.
   – Всем спать! – брызнула в пустоту словами Зоя Игоревна. Никто не шевельнулся. – Я жду! – стукнула она ладонью по распахнутой двери.
   – Выметайтесь, выметайтесь! – подбодрил застывших девчонок Макс Макс.
   – Максимихин! Поласковей, – зачем-то одернула его Игоша.
   Девчонки собирали потерянные тапочки и сорванные с волос резиночки, выползали в коридор.
   – Где ты была? – Олёнка подхватила под руку Полину. – Макс такую историю рассказал.
   – На улицу ходила. – Вспоминать свою незапланированную экскурсию к церкви Олевисте не хотелось.
   – А я смотрю, тебя нет, иду в коридор, там девчонки толпятся. Ну, мы и пошли к мальчишкам. Ромка прикольный, да, как Карлсон?
   – Ничего прикольного, – выдернула свой локоть из цепких пальчиков Полина.
   – Ой, а история страшная. Я такую раньше не слышала. Про девушку-смерть. – Кожина вдохнула побольше воздуха и начала рассказывать: – Приходят к священнику неизвестные и просят срочно обвенчать молодых. Делать нечего, он идет в церковь и видит там странную пару. Бледную девушку в свадебном платье и юношу с невыразительным лицом. А наутро...
   – Хватит. – Что было наутро, Полина знала. – Ты спать хотела.
   – Ой, я теперь не усну. Так испугалась.
   Знала бы подруга, как всего полчаса назад испугалась Полина, верещала бы меньше. Или наоборот, больше?
   – Ой! – вдруг встрепенулась Олёнка и снова повторила свой вопрос: – А ты-то где была?
   – Гуляла.
   – Где? – Кто Кожиной в лапки попадал, живым не выбирался.
   – Где, где... На улице!
   – А чего ты одна пошла? Могла бы и меня взять!
   – Знаешь, – приблизилась к подруге Полина, – я змей видела.
   Сказала, чтобы от нее отстали, но Олёнка проявила странную резвость.
   – Да тут на каждом углу по змее! – фыркнула она. – Ты их флюгеры видела? А водостоки?
   Да, водосток один был особенно примечательный. Огромный зеленый дракон торчал на фронтоне Ратуши.
   – А лавки на первом этаже видела? – шептала прямо в ухо Кожина, отчего становилось щекотно и как-то неожиданно тревожно. – Там монстры какие-то вырезаны! Пойдем, посмотрим?
   Полина замотала головой, но Олёнка уже рвалась в бой.
   – Мы быстро! – вцепилась она в подругу мертвой хваткой и потащила к лестнице.
   За спиной осталась спасительная дверь в комнату. Счастье было так близко: лечь, закутаться в одеяло, спрятать голову под подушку...
   Кожина неслась вниз.
   – Там кто-то такой был, с цветком на башке. Я не разглядела, – орала она. – Мы сейчас тихо все посмотрим, и назад.
   – Не шуми, – молила Полина, чувствуя, как ступеньки ускользают у нее из-под ног.
   – Я думала, ты заметила! – еще громче выкрикнула Олёнка и остановилась.
   Холл первого этажа напоминал музей. Балки уходили в стены, подпорки норовили встретиться с зазевавшимся лбом. Конторка консьержки, запертые двери в университетские аудитории. Вдоль стен – лавки. Массивные, неповоротливые конструкции с низкими спинками и неудобными подлокотниками.
   – Вот здесь. – Кожина присела около ближайшей лавки. – Только видно плохо. – Она потерла пальцем деревянную резьбу, как будто от этого станет светлее. – На башке цветок, хвост и крылья.
   Полина склонилась. Стоять одной было страшно, лучше ближе к подруге, а то и вообще взять ее за руку, прижаться щекой к плечу.
   – И тело такое, как у змеи...
   Полина увидела... Серое чешуйчатое тело с темными разводами, черный круглый зрачок. Маленькая аккуратная головка, чуть покачивается длинный, раздвоенный язык. Пасть широкая, по бокам закругляется вверх, к глазам, словно рептилия улыбается. Змея кивнула. Как знакомой. На головке золотым венцом полыхнула корона.
   Все это Полина успела заметить в одно мгновение, когда вдруг стало светло.
   – Это что такое?
   Перед ними стояла высокая худая женщина с сильно высветленными волосами. Крылья ее носа гневно раздувались. Подведенные черным глаза недовольно щурились.
   – Что вы здесь делаете?
   Женщина была бледна нехорошей белизной. Все это в сочетании с черными глазами делало ее похожей на привидение.
   Сил кричать не было. Полина рванула к лестнице. За ней горохом сыпался топот Олёнки. В дурном молчании они взлетели на свой третий этаж. Дверь комнаты была закрыта. На мгновение Полина решила, что она заперта. Что все пропало. Что их сейчас догонят. И этот страшный черный змеиный взгляд поглотит ее и все вокруг.
   Она и не заметила, что дверь давно открыта, Кожина стоит в номере, ее плечи обливает теплый желтый свет.
   – Чего застыла? – грубо спрашивает Олёнка.
   Один шаг. Переступить порог, чтобы оказаться там, где спасительно светло.
   – Полиииынаааа, – зовет из темноты лестницы голос.
   Зернова обернулась. Мрак ступенек манил к себе, он следил за ней застывшим черным зрачком.
   – Да иди ты! – дернула ее Олёнка за рукав. – Ой, ну что ты там стоишь!
   Дверь захлопнулась. Полина рухнула на кровать.
   – Еще бы чуть-чуть постояла, и к нам бы Игоша вышла, – возмущалась Кожина. – Тебя к полу приклеили, что ли?
   – Ты не слышала? Вроде как будто звал кто. – Голос у Полины дрожал.
   – Ой, консьержка ругалась, наверное, – отмахнулась Олёнка, сбрасывая тапки и залезая в кровать. – Игоша запретила дальше нашего этажа соваться.
   – Разглядела, кто это был? – Полина хотела избавиться от назойливого змеиного взгляда. Закрывала лицо руками, но он все буравил ее остановившимся зрачком.
   – Хозяйка, – Кожина широко зевнула. – Ой, ну, та, что нас с утра принимала. Завтра крику будет...
   Она сунула руку под подушку, резко приподнялась на локтях.
   – Так! А заяц мой где?
   Еще в поезде Кожина всем показала небольшого серого зайца, которого решила выгулять за границей. Макс Макс ночью в поезде уснуть не мог, все ржал, вспоминая зайца. Поселившись в гостинице, Олёнка устроила плюшевого друга на подушке. Может, завалился куда?
   – Я спрашиваю, где заяц?
   Кожина с подозрением глянула на Полину, но та лишь замотала головой. Какие зайцы? У нее своих проблем невпроворот.
   – Ну, Максимихин! – метнулась к двери Олёнка, но вовремя вспомнила, что второй визит к парням – это уже чересчур, и решила отложить разборку на завтра. – Уши оторву, – кровожадно пообещала она, устраиваясь под одеялом.
   Полина осторожно выключила свет. Недобрым глазищем на нее посмотрела ночь за окном. Скорее спать, скорее забыть обо всем! Но окно притягивает к себе, не дает расслабиться. За стеклом крошечный кусочек черного неба и крыша.
   Змеи не умеют ползать по стенам, значит, на третьем этаже она в безопасности.
   «Пооолииина!»
   Так она и провела всю ночь в полузабытьи, постоянно ловя себя на том, что не спит, а смотрит в окно, прислушивается, не проскользнет ли среди звуков знакомое шуршание и шипение.
   На следующее утро завтрак был прост – чай или кофе, тосты с джемом и порционный йогурт.
   – Похудеем, – с тоской в голосе сказал тощий Макс Макс. – Штаны спадать начнут.
   – Максимихин, – одернула начинающийся бунт учительница. – Поел – убери за собой посуду.
   – У нас в кафе самообслуживание, – демонстративно взяв не распакованный контейнер с йогуртом двумя пальчиками, с улыбкой произнес Макс Макс, – покушал, – контейнер полетел в мусорное ведро, – убирайся сам.
   – Максимихин! – покачала головой Зоя Игоревна. – Допрыгаешься.
   – Макс, прекрати! – зашипели на него со всех сторон девчонки.
   – А чего-нибудь еще пожрать нельзя? – Макс Макс брезгливо смотрел, как Ромка выскабливает ложкой бело-розовую массу из стаканчика.
   – Иди в любое кафе и ешь!
   – Тебе моего зайца мало? – напомнила о вчерашней пропаже Кожина. – Съел и не подавился?
   – Вы вчера сожрали целого зайца? – тут же подключился к игре Макс Макс.
   – Это ты его сожрал, – перегнулась через стол Олёнка. – Зайца верни.
   – Да кому нужен твой собиратель моли!
   – Тебе и нужен.
   – В гробу я его видел! В белых кроссовках.
   Кожина выпрямилась, привычно заправила за ухо прядь белесых волос.
   – А куда он делся?
   – Я откуда знаю. Лучше скажите, кто стащил мои крекеры. Чего я жрать-то буду, в самом деле! Хазатов, ты около сумки вертелся. А потом всю ночь чем-то хрустел.
   – Костями, – поддакнул Ромка.
   – А ты докажи! – кинулся в бой Альберт. – Сам сожрал, а на других сваливаешь! Не видел я твои крекеры.
   – Конечно, не видел, – накалялся Макс Макс. – Чего на них смотреть? Ты их жрал.
   – Я тебе сейчас дам – жрал! В лобешник за вранье хочешь?
   – Прекратили! – опомнилась Зоя Игоревна. – В обед наедитесь! Разошлись по углам.
   – Ну и ладно, – развернулся Макс Макс к выходу, как-то подозрительно легко сдавая позиции. На палец он уже пристраивал кольцо от йо-йо.
   – Стоять! – Зоя Игоревна хлопнула в ладоши, да так громко, что ложечки в стаканах звякнули. – Выходим все вместе! В доме от меня ни на шаг!
   Макс Макс от неожиданности чуть не выронил игрушку. Он стал нервно подергивать рукой, заставляя йо-йо летать вокруг себя. Все, как завороженные, смотрели за его быстрыми движениями. Даже Ожич оторвался от чашки с чаем. Вчера Максовы страшилки он не слушал, а потому был самым бодрым за столом.
   – А что мы сегодня делаем? – подала ангельский голосок Олёнка – когда надо, она могла стать милым примерным ребенком. – И кто стащил моего зайца?
   – До обеда сами гуляем по городу, а в два придет экскурсовод. Твой заяц наверняка валяется под кроватью. И не лезьте ко мне со своей ерундой.
   – Магазины, магазины, – зазвенело заветное слово над девичьими головами.
   Олёнка насупилась. У нее родилось подозрение, что зайца взяла Зоя Игоревна. Зачем? А главное – отдаст ли?
   Полина опустила взгляд в свой стаканчик с йогуртом. Пять дней. Пять мучительных дней. Она бы их с большим удовольствием все дома провела. И никуда не ходила. Дел много – компьютер, телевизор, в чате посидеть, гитару сто лет в руки не брала, осенью начнутся занятия в клубе, а она ни одного аккорда не помнит.
   Окрыленные грядущими покупками девочки собрались мгновенно. Мальчишки еще не успели из своего номера выйти, чтобы похулиганить, а они уже толпились около лестницы, первыми заспешили вниз.
   – Я вас просила, чтобы дети не бегали по этажам.
   Из-за конторки встала вчерашняя бледнолицая женщина. Подведенные черным глаза, белые короткие волосы, светлое длинное платье. Губы сжаты в тонкую полоску.
   «Дети» ухмылялись, являя вид полного равнодушия – кто жвачку жевал, кто в сторону смотрел. Макс Макс терзал запутавшийся йо-йо.
   – Это – дети! Что вы от них хотите? – Зоя Игоревна перед зеркалом поправляла ядрено-зеленый шарф. Ей было плевать на слова хозяйки. Ее больше волновало, как лежат малахитовые бусы у нее на блузке.
   – Вот именно – дети! – Хозяйка, она же консьержка, перегнулась через конторку, но ближе не подходила. – Я уже в прошлый раз натерпелась от... – она сделала выразительную паузу, – детей. Вы знаете, что они здесь натворили?
   – Не надо выдумывать сказки, – резко повернулась Зоя Игоревна. – В прошлый раз были ребята из нашей школы. Девятый класс, я их хорошо знаю. Запугали детей своими выдумками, вот они и стали видеть черт знает что!
   – Они утверждали, что были в подземелье Калева, что разрушили проклятие розенкрейцера, что справились с Ярвевана! – Консьержка выпрямилась. – Я была против вашего приезда!
   – Хорошо, что наш приезд не от вас зависел, – Зоя Игоревна сверкнула лукавым взглядом молодых серо-зеленых глаз. – У нас договоренность с институтом. Не забывайте, что ваши студенты в это время живут в Москве в нашей школе.
   – Я уверена, они не ведут себя так... так... – Хозяйка не могла подобрать слова.
   – Уверена, – передразнила ее Зоя Игоревна, – что у нас они чувствуют себя, как дома. – И поманила своих подопечных. – Что застыли, раскрыв рты? Идем! Максимихин, убери эту гадость!
   Макс Макс намотал конец нитки на катушку и послал йо-йо в сторону девчонок, те скорчили недовольные рожицы.
   – Я требую, чтобы дальше третьего этажа никто не ходил, – в спину им крикнула хозяйка.
   – Конечно, Рута Олеговна. Они не будут ходить.
   Пока взрослые ругались, Полина мельком глянула на боковину скамьи. На ней и правда был вырезан змей. Изогнутое тело, на пузе цветок. Львиная распахнутая пасть с вырывающимся пламенем. Не змей. Дракон. Вон и крылья за спиной. И корона – два свисающих завитка.
   Дракон. Сказочный. И никакой реальности. Разочарованная, она вместе со всеми вышла во двор.
   – Ну, и кто вчера партизанил?
   Маленький двор гостиницы радостно подхватил слова учительницы, эхом швырнул в высокие стекла. Мальчишки, как по команде, отвели глаза. Девчонки завздыхали, всем своим видом демонстрируя, что они ни за что не нарушили бы приказ.
   – Ой, Зоя Игоревна, – протянула Олёнка. – Да никого там не было. Кошка, наверное, пробежала, вот она и кричит.
   – Какая кошка? – простонала учительница.
   – Черная, – встрял Макс Макс, по ходу отрабатывающий трюк с йо-йо. – Она на столе всегда сидит.
   – Почему черная? – На солнышке Полине стало лучше, ночные кошмары отступили. – Серая. Только что там была.
   – Где же серая, когда черная! – поддержала Макс Макса Кожина.
   Полина пару раз хлопнула ресницами. Серый толстый кот, в темную полоску. Усы с метр. Сидел, жмурился. На крики не реагировал.
   – Серый. – На мгновение мир вокруг Зерновой покачнулся. Она снова почувствовала себя около церкви Олевисте, где под ногами клубок копошащихся змей. – Серый кот.
   – Да ладно, серый! Черный! – Макс Макс заставил игрушку прыгнуть в кулак и метнулся ко входу в институт.
   – Стоять! – крикнула учительница, но было уже поздно, народ наперегонки пытался пробиться к двери.
   Полина тоже протиснулась в холл института. Перед ней памятником возвышался Макс Макс, рядом Ромка и Ожич.
   «Серый, серый, серый», – как заклинание твердила она.
   На звук скрипнувших петель Рута Олеговна резко выпрямилась. Лестница, под которой она стояла, загораживала верхний свет, так что ее бледное лицо оказалось перечеркнуто черной тенью по диагонали от правого виска к левой скуле.
   – А где кот? – Первым к конторке подскочил Макс Макс.
   – Что вы делаете? – дребезжащим голосом спросила хозяйка.
   – Здесь кот сидел, – Макс Макс хлопнул ладонью по столешнице, отчего в воздух взвилось веселое облачко пыли.
   – Нет никакого кота, – пошла на них консьержка. – Убирайтесь!
   – А он серый или черный? – Полина не могла отвести взгляда от стола. Пыль. Это неправильно. Если кот там сидел, то никакой пыли быть не может.
   – Вон! – Рука в белом балахоне показала в сторону выхода, где в дверном проеме маячили любопытные рожицы.
   Гурьбой вывалились на крыльцо.
   – Серый! – прошептала Полина, не чувствуя уверенности в своих словах.
   – Черный! – скривился Макс Макс. – Ты что, не видела, как она кота в нишу пустила?
   – Ага, чертей завлекает, – поддакнул Ромка, благоразумно все это время простоявший во дворе.
   – Черный, черный, – пошла против подруги Олёнка.
   – Да не было там никакой кошки, – учительница хмурилась. – Или мы так и будем здесь ее караулить? Пойдем, я покажу, куда она убежала.
   – Вы знаете, куда идет ход из ниши? – простодушно пролепетала Рапунцель.
   – Чего тут знать-то? – Зоя Игоревна поманила за собой: – Не отставайте!
   Все потянулись послушной вереницей на улицу Пюхвайму, и только Сарымай Ожич, прозванный ребятами, не любящими ломать язык на сложных именах, Саранчой, горько качал головой, под нос бормоча свое любимое «однако». Он привык, что в классе его либо не замечают, либо высмеивают, поэтому со своим мнением вперед не лез. Хотя в цвете кошки не сомневался. Конечно, черная. А как иначе? Ему ли, жителю Алтая, об этом не знать?

Глава II
Черная кошка на крыше

   Узкая улочка вывела их на перекресток. Справа высоким крыльцом выступал магазин марципанов, вперед убегала улица Пикк со строгими рядами сомкнувших строй средневековых домиков. Проулок налево вел к сувенирным магазинчикам. Город бросал под ноги гостей солнечные блики.
   – Ну что, богатыри русские? – усмехнулась Зоя Игоревна. – Куда пойдем? Направо, налево или прямо?
   – Вы обещали кошку, – напомнила Полина.
   – Будет вам кошка. – Учительница нырнула в разноцветье сувенирных магазинов. – Запоминайте дорогу. Подземный ход именно так и идет.
   Она быстро пошла вперед, не заботясь о том, что ее подопечные потеряются. Но никто и не пытался отстать. Они спешили за учительницей, чуть не снося рекламные щиты около магазинов. Через несколько шагов все вышли на Ратушную площадь. Сонные кафе только начинали работать, чистая брусчатка блестела на солнце, в вышине стремительно носились стрижи.
   На площади ребята не задержались, свернули налево к старой аптеке Магистрата, чья вывеска занимает чуть ли не половину фасада дома. И снова стены сомкнулись, не пропуская солнца. Улица вырвалась на новый перекресток, чтобы упасть в очередную темную арку. Здесь еще дремала ночная прохлада, зазевавшиеся тени жались по углам, со стены справа дышали холодом старые расколотые плиты.
   – Это плиты из Доминиканского монастыря, – почему-то шепотом сказала учительница. – Он находился тут за стеной. Целый квартал занимал. Если не знать про монастырь, ни за что не догадаешься, где он.
   – А что с ним стало? – спросил Ромка.
   – Его разгромили в шестнадцатом веке. Тебя тогда еще не было.
   – Чего не было? – остановился обиженный Ромка. – Может, был.
   – О! Дункан Маклауд из клана Маклаудов, – прыснул Макс Макс, запуская в приятеля йо-йо. Разоренов попытался перехватить игрушку, но как всегда промахнулся.
   – Это же монастырь. За что его громить? – подал робкий голос Сарымай.
   – Зажрались! – раньше учительницы отозвался Макс Макс.
   – Ты, конечно, больше всех знаешь! И убери эту гадость!
   Теряя слушателей, учительница быстро шла по проулку. Ребята задерживались посмотреть забранные толстым оргстеклом раскопанные подвалы Старого города, цеплялись взглядами за широкие витрины магазина керамики.
   – Кошка! – вдруг крикнула Зоя Игоревна, нарушая свой же запрет не шуметь.
   Кто успел вскинуть голову вверх, тот увидел между каменными перекрытиями-стяжками, спрятанными под стилизованной черепицей, темную фигуру. Девчонки, как по команде, завизжали. Кто-то замешкался, пытаясь взглядом поймать прячущуюся фигуру, но его уже толкали, и ничего рассмотреть было нельзя. Крик заметался в узком переулке, нырнул в распахнутую дверь ближайшей мастерской. Старый толстый мастер в очках отвернул лицо от пышущей жаром печки. Стаканы в его витрине отозвались недовольным звяканьем.
   – Ну что вы бегаете, – веселилась Зоя Игоревна. – Ее отсюда хорошо видно. Вон, смотрите.
   Девчонки еще вздыхали, Сарымай твердил свое «однако», но вот и самые неугомонные замолчали.
   Между двумя перекрытиями была видна черная кошка. Она пристроилась на крышке печной трубы, готовая вот-вот спрыгнуть и убежать.
   – Так она не живая, – как всегда первый подал голос Макс Макс.
   – Сейчас день. – Зоя Игоревна кокетливо поглядывала в распахнутые двери на толстого мастера. В ответ тот хмыкнул, поправляя очки, покачал головой и вновь взялся за трубку, на конце которой дрожала стекловидная масса. Это был стеклодув. – Ночью убежит. Где ж ты днем черную кошку видел?
   – А чего на них ночью смотреть, если в темноте они все одинаковые? – уперся Макс Макс.
   – Зачем она здесь сидит? – посыпались новые вопросы.
   – Какие будут версии? – учительница все еще косилась в сторону стеклодувной мастерской, где в руках мужчины из бесформенного куска расплавленного стекла стало проявляться нечто определенное.
   – На солнышке греется, – выкрикнул Ромка.
   – Для красоты, – тихо произнесла Ленка Богданова.
   – Трубу держит, чтобы не снесло, – фыркнула Олёнка. Она всячески пыталась привлечь к себе внимание, чтобы ненароком вызнать про своего зайца.
   – Чтобы кому-то дорогу перебежать, – буркнул Сарымай. Чего тут гадать-то? Вот бестолковые!
   – Правильно! – сверкнула белозубой улыбкой Зоя Игоревна. – Этот черный кот пробежал между городом и Доминиканским монастырем, после чего они поссорились, и монастырь прекратил свое существование. Все логично.
   – А чего поссорились? – Горохом скакали вопросы.
   – Произошло-то что?
   – А зачем сразу громить?
   – Ничего себе – поссорились. Даже плиты расколошматили!
   – Обманули, – снова выделился Макс Макс, от разочарования пряча игрушку в карман. – Это не та кошка. Вон и Зернова говорит, что она серая была.
   – Ну, тогда «та» кошка сидит в другом месте, – Зоя Игоревна послала прощальную улыбку стеклодувному мастеру, чем вызвала у него очередной недовольный вздох, и смело шагнула под перекрытия, в арку, которую так ревностно сторожил черный зверек.
   Свернув налево, они обогнули спрятавшийся за глухими стенами разгромленный доминиканский монастырь, опять свернули налево и каким-то образом оказались около своей гостиницы.
   – Чертовщина, – пробормотал Сарымай и привычно добавил: – Однако.
   Переулки, повороты, и вот они уже стоят около серого мрачного здания, своей неприветливостью заметно отличающегося от нарядно-праздничных домиков справа и слева.
   – Чего-то знакомое, – пробормотал Макс Макс.
   – Смотри внимательней.
   Ребята дружно стали изучать стены здания. Первым прыснул Ромка.
   – Свои, – заржал он в голос. – Смотрите, свои!
   Охранник у дверей прикрыл глаза, словно ему было неудобно смотреть на веселящуюся компанию.
   На табличке сбоку от двери значилось: «Посольство Российской Федерации».
   Все с криком и гиканьем кинулись к крыльцу, словно не они еще день назад были дома. Зоя Игоревна не пыталась их остановить. Это было бесполезно. Допрыгавшись до грозного окрика охранника, ребята вернулись к учительнице.
   – А зачем мы сюда пришли? – стали вспоминать они.
   – Да, зачем?
   – Зачем?
   – Кошка! – крикнула Зоя Игоревна, выбрасывая руку вперед и вверх.
   Охранник едва не оглох. Девчонки визжали, парни улюлюкали. С крыши дома свесился здоровенный каменный зеленоглазый кот. Цвет глаз особенно подчеркивала зеленая полоса, бегущая по фронтону здания под козырьком крыши.
   Полине показалось, что кот своими ненормальными зелеными глазами смотрит прямо на нее. Отошла подальше. Встала так, чтобы не видеть зверя.
   – Кстати, черный кот символ вашего класса, – учительница шла прочь, заставляя ребят подтягиваться за ней. – Он знак любопытства!
   Молчание длилось ровно минуту, потом снова появились вопросы:
   – А куда мы идем?
   – А что за кот?
   – А почему кот?
   – А обедать когда будем?
   – А шопинг?
   – Значит, так, – учительница остановилась. – Кто по магазинам, может идти, через два часа, ровно в час я жду вас на Ратушной площади. Если кому еще интересно поискать котов, то пошли со мной.
   – А еще есть?
   – Здесь много чего есть. Мы можем посмотреть поросят, олененка, жабу, заглянем в кукольный музей, где есть комната ужасов с оживающими мертвецами. Ну, и посчитаем местных драконов.
   – Почему драконов? – захлебнувшись на последнем слове от внезапно накатившего страха, спросила Полина.
   – Потому что Таллин – город драконов.
   Зоя Игоревна не стала смотреть, кто уходил за покупками, а кто остался с ней. Она заспешила вниз по улице Пикк, вывела всех к городскому валу, заросшему травой, где среди камней пряталась скульптура олененка. Потом постояли около старого деревянного колодца. В окошке дома рядом с ним пристроились две симпатичные хрюшки, поддерживающие цветочный горшок. Ребята пытались считать драконов, которых в городе оказалось несметное множество – вырезанные в камне, жестяные ветряки, огромные барельефы. Грифоны, аспиды, змеи. Когда они вернулись на Ратушную площадь, у Полины увиденное мешалось в голове. Ей казалось, что они долго ходили кругами по небольшому пятачку, а все, что им показывали, было всего лишь декорацией, которую ловко меняла сама Зоя Игоревна. И теперь она стояла, задрав голову, глядя на зеленое чудище, с разверстой алой пастью, с острыми клыками, торчащими внутрь, с длинным жестяным языком. На голове у дракона красовалась золотая корона. Он был бы поистине страшен, если бы не колокольчик, похожий на орех, подвешенный к верхней губе монстра.
   – Представляешь, раньше такие водостоки были везде. – Зоя Игоревна, оказывается, стояла рядом. – Средние века. Они тогда верили, что дракон защитит их от огня и от воров. Эстонские домовые были очень уж вороватыми существами. Они превращались в летающие огненные шары с хвостами, врывались к соседям и крали у них все, что под руку попадется. Добычу потом несли хозяину. Драконы таких выслеживали с флюгеров и давали знать обитателям домов. Здесь поблизости есть еще один водосток в виде дракона. Хочешь, покажу?
   У Полины хватило сил только на то, чтобы отрицательно качнуть головой. Такое количество тварей повергало в уныние. Как будто ее окружили, затянули в кольцо. Холодное змеиное кольцо. И зачем она пошла вчера к Олевисте?
   – Слушайте, жрать уже охота! – снова напомнил о своем существовании Макс Макс.
   – Ну, вот и пойдем, жрать, – тихо согласилась учительница и повела свою паству вдоль Ратуши к еле приметной двери, за которой начинались ступеньки в подвал.
   Кафе... да не кафе, а настоящая таверна называлась «Тристан и Изольда». Холодные каменные плиты, низкий потолок, массивные деревянные столы и табуреты, высокие кадушки, потемневшие балки знакомо упираются в необработанные шершавые стены. Небольшой прилавок. С потолка свисает цепь, к которой за крюки подвешены глиняные плошки. У стены маленькая печка, где за прозрачной стеклянной дверцей набухают-подходят пирожки.
   – Чего дают? – громко спросил Макс Макс, уверенный, что его никто, кроме своих, не поймет.
   – Чего надо, то и дают, – в тон ему ответила из-за прилавка молодая полная девушка.
   Обсуждающий увиденное народ тут же замолчал.
   – Подходи, выбирай, чего будешь, ложку доставай.
   – Какую ложку? – смутился Макс Макс.
   – А ты без ложки пришел? – хохотнула девушка, вкусно округляя и чуть ломая слова. – Вот так едок.
   За Максовой спиной захихикали.
   – У меня ложка есть, – вышел вперед Сарымай, действительно доставая из рюкзака складную конструкцию с ложкой и вилкой.
   – Суп? – уточнила продавщица.
   – И пирог, – ткнул ложкой в жаровню Сарымай.
   – Вот это Саранча! – с уважением зашептались за спинами. – Зажег.
   Девушка сдернула с цепочки плошку. Звякнуло прикрепленное к глиняному ушку кольцо. Щедрый половник опустился в коричневое варево.
   – Ну, кто еще с ложкой?
   – Я! – выскочила перед одноклассниками Олёнка.
   У нее и правда в руке была ложка. С деревянной ручкой. Полина посмотрела туда, откуда подруга рванула. Над кадушкой на небольшой полочке стояли два пузатых глиняных стакана с ложками.
   – И у меня есть ложка, – слишком рано крикнула Полина. Она только еще бежала к полочке. В следующую секунду бочка недовольно загудела, отзываясь на неласковое обращение – десяток рук потянулись к полочке, чуть не снеся стену.
   – Ну что же, – в улыбке эстонки мелькнуло недовольство. – Значит, всем суп.
   Как первые взявшие еду, Сарымай с Олёнкой и Полиной устроились в самом выгодном месте за маленьким столом около низкого забранного решеткой окна. Стекло здесь было толстое и неровное, словно слюдяное. Сквозь него все представало в причудливо-размытом виде.
   Горячий сильно перченый суп зажигал во рту пожар, который так приятно было заесть теплым слоеным пирожком. Они успели съесть по половине, между столами успел попрыгать Макс Макс, нанизавший на вилку здоровенный соленый огурец из кадушки, когда Полина поперхнулась и перестала работать ложкой. По ногам потянуло сквозняком. Свечки на столах присели, на мгновение прервав свой танец. За окном потемнело.
   – Полиииина! – позвал веселый голосок.
   Это были не свои, не резвящийся Максимихин, не быстро работающий ложкой Ромка. Звали из соседней комнаты.
   Полина выбралась из-за стола и пошла в другой зал, все еще не выпуская ложку из руки. Мимо проплыла добродушная улыбка девушки за прилавком, быстрый взгляд Зои Игоревны. Вторая комната оказалась ниже и темнее. Здесь не было окон, только тяжелые коптящие светильники, теряющиеся в полумраке лавки.
   Зов бил по ногам, тянул идти все вперед и вперед, пока не упрешься в стену, не пробьешь ее и не пойдешь дальше.
   – Полина! – тоненько звенело в воздухе.
   Зернова прижала к себе ложку. Сил сопротивляться не было. Она плыла на звук, идущий от угла, где темнел камин. Еле теплились угли. Тающие огоньки перебегали с одной головешки на другую, подмигивали лукавыми глазками, перешептывались: «Полиына».
   – Зернова!
   От неожиданности, от страха, схватившего за плечи, Полина вздрогнула, уронила ложку. Хлопнула входная дверь.
   – О! Как тут весело, – воскликнул вошедший, и гам в зале, где обедали ребята, смолк.
   Огоньки последний раз пробежали змеиным кругом по углям и погасли. Полина стояла около пустого камина. В нем не было умирающего пламени, пепла, головешек. Он был чисто выметен. По стенам не чадили факелы, лишь тусклые лампы прятались под железными колпаками.
   – Зернова, что с тобой?
   Тело не слушалось, Полина безвольно уронила голову на плечо, оборачиваясь.
   За спиной учительницы выросла черная тень. Свет из большой комнаты, где сидел класс, делал идущего огромным и страшным.
   – Ну, здравствуй, невеста! – пропел неприятный козлиный голос.
   Полина завизжала. Она больше не могла держать этот ужас в себе. Он рвался из нее, когтями полосовал все внутри, выворачивал страх наружу.
   В себя Полина пришла от методичных хлопков. Она сидела на табурете, запрокинув голову, а Зоя Игоревна от души хлестала ее по щекам. Голова болезненно дергалась от каждого удара. Но в целом ощущения были даже приятные.
   За учительницей стояли ребята, они все видели – это разозлило. Пока Полина была со своей бедой один на один, пока пряталась и пыталась что-то объяснить Олёнке, все еще можно было исправить. Теперь же наступал конец, окончательный и бесповоротный. За ней начнут следить, ее станут высмеивать, в каждом взгляде будет читаться: «Попалась!»
   – Все прошло, – отвела Полина занесенную руку.
   – Ты его знаешь?
   Кажется, Зоя Игоревна спрашивала о черной тени. Полина покачала головой. Взгляд невольно уплывал. Как же это все было стыдно и тяжело.
   – Что? – оглянулась на подопечных Зоя Игоревна, и в голосе у нее не осталось ни утреннего задора, ни веселья. – Доели? Пошли отсюда. Скоро экскурсовод придет.
   К Полине тут же подскочила Олёнка:
   – Ой, ты чего там, а? Крысу увидела? А чего он тебя невестой назвал?
   – Это он не меня.
   – Невестой? – Зоя Игоревна совершила мгновенное перемещение в пространстве от входной двери обратно к табурету, на котором сидела Полина. – Зернова! Что все это значит?
   – Не было ничего! – вскочила Полина. – Тебе показалось! – посмотрела она на Олёнку.
   – Миски убирать? – послышался напевный, с мягким акцентом голос.
   – Быстро все на улицу!
   Учительница вцепилась в локоть Зерновой, выволокла ее на воздух. Полина дернулась, чтобы удрать. Люди! Вокруг было слишком много людей. От них хотелось спрятаться, залезть в неприметную щелку, чтобы никто не нашел.
   – Стоять! – прошипела Зоя Игоревна.
   Солнце все так же приветливо переливалось в высоких городских окнах, воздух был полон голосов и смеха, брусчатка площади звоном отзывалась на сотни шагов. Мрачная Ратуша нависла над идущими тяжелой каменной тушей, поскрипывал на шпиле Старый Тоомас.
   Зоя Игоревна впервые за сегодняшний день пересчитала свой класс. Четырнадцать человек. Все на месте. Четыре мальчика, десять девочек.
   – Что с тобой произошло? – склонилась она к Полине. Вокруг сомкнуло кольцо из любопытных – всем хотелось знать подробности.
   – Ничего, – замотала головой Полина. Если и рассказывать, то не при всех. А лучше вообще молчать!
   Зоя Игоревна оглядела собравшихся. Все смотрели на нее. И только Олёнка прятала взгляд. Да Ожич смотрел в сторону. Что-то бормотал себе под нос. Эти что-то знают. С них и надо было начинать.
   – Голодных нет? – коротко спросила учительница.
   Толпа качнулась, словно пытаясь найти и выдавить из себя особо голодных.
   – Пожрать бы еще, конечно, можно, – знакомо протянул Макс Макс, нервно дергая йо-йо.
   Зоя Игоревна перехватила летящую катушку.
   – Максимихин, Ожич, – назвала она. – Кожина. – Снова пробежала глазами по лицам. – Кудряшова, – добавила на всякий случай. – Со мной. Остальные гуляют по площади. Если хотите, отправляйтесь в гостиницу, она здесь за углом. На разграбление города я вам даю час, потом жду на этом же месте, мы отправляемся на экскурсию. И выброси эту гадость, – с яростью прошептала она Макс Максу.
   Толпа качнулась, но расходиться не торопились. Названные с достоинством пошли за учительницей. Оставшиеся девчонки погомонили, обсуждая случившееся и бросая завистливые взгляды на уходящих. Всем хотелось узнать, что произошло. Что за человек? Почему невеста? Неужели Зернова ночью с кем-то встречалась?
   Но все это были только разговоры, что произошло на самом деле, никто не знал, поэтому девчонки, высказав свои желчные комментарии, разлетелись по призывно распахнутым магазинам. Ромка потопал за ушедшим приятелем. Оставшийся Альберт Хазатов сплюнул под ноги, тоскливо оглядел площадь и никуда не пошел. Присел около ближайшей свободной от кафешек и рекламных щитов стены. Рядом с ним опустился черноволосый парень. Какое-то время они демонстративно смотрели в разные стороны. Но вот Альберта чуть не снесла толпа японских туристов, и он выругался, пересаживаясь удобней.
   – Не протолкнешься, – по-русски согласился молчавший до этого сосед.
   Скорее от неожиданности, чем от желания общаться, Альберт ответил.
   Тем временем Зоя Игоревна привела свою гвардию в кафе, прятавшееся на задворках магазина марципанов. Не спрашивая, всем взяла чай и пирожное, усадила за длинный угловой стол.
   После темного подвала таверны кафе казалось слишком солнечным, как-то даже чересчур пронизанным светом. Огромные витрины, легкие стулья с высокими спинками, столики на гнутых ножках. В этой просвеченности было спокойно и надежно. Полина сидела, равнодушно глядя перед собой. Макс Макс теперь уже, казалось, назло Зое Игоревне гонял вокруг рук ярко-синюю катушку. Олёнка имела вид человека, знающего страшный секрет: таинственно сверкала глазами и улыбалась. В Таниной душе смешивались два чувства – любопытства и сочувствия. Очень ответственная была девушка. Сарымай как всегда вздыхал. За высокими витринами маячил Ромка, но на него особенно и не смотрели, заняты были своими переживаниями.
   Зоя Игоревна принесла поднос с едой. Чашки мгновенно разобрали, так же быстро съели пирожные и с тем же рвением занялись прежними делами.
   – Кожина, – негромко позвала учительница. – Куда Зернова вчера ходила?
   – Не ходила я никуда!.. – начала Полина и осеклась. Врать не получалось. Но говорить правду было нельзя. Ни в коем случае нельзя! Беда может случиться. Поэтому она выразительно глянула на Кожину. Та пальцем размазывала чайную лужицу по столу.
   – Может, на первом этаже сидела? – стала выкручиваться Олёнка, уходя от прямого ответа. – Утром-то консьержка ругалась...
   – Кожина! – Зоя Игоревна утомленно отмахнулась от лишних слов. – Куда ходила Зернова?
   – Куда-то на улицу, – сдалась Олёнка.
   – Что за мужчина? Ты с ним знакома? – жестко спросила учительница.
   Полина побледнела, догадавшись, куда клонит педагог. Неужели Зоя Игоревна хочет сказать, что она пошла на улицу встретиться с черноволосым, что она с ним переспала? Кожина, глянув на нее, замахала руками, чуть не опрокинув свою чашку.
   – Что вы! – закричала Олёнка, пытаясь защитить онемевшую от ужасного обвинения подругу. – Она ни с кем не встречалась. Ее змеи позвали! Она их целую тучу видела!
   Макс Макс привычно хихикнул, откладывая йо-йо. Сарымай выдохнул свое «однако». Полине очень хотелось спрятать лицо в ладони, а лучше вообще залезть под стол. Но она не сделала ни того, ни другого. Тревога завладела ее душой. Выхода не было. Сил не осталось жить.
   Первым не выдержал Макс Макс.
   – И чего змеи? – пробубнил он, от волнения подхватывая пустую чашку. – Не покусали же они ее. А мужик их хозяин, что ли?
   – Даже если укусили, это не смертельно. – Зоя Игоревна не отрываясь смотрела на Полину, как будто на девочке после ночной прогулки должны были проступить тайные знаки. – Здесь водятся полозы, а они не ядовиты. Зернова, что ты натворила?
   – Я тут ни при чем! – не выдержала Полина пристального взгляда. Умереть, умереть! Скорее умереть! Как учительница могла подумать о ней такое?
   – Как ты на улицу попала?
   – Меня позвали! – в отчаянии крикнула Зернова.
   – Началось! – Учительница тяжело навалилась на стол. – Тебя позвал этот мужчина? Что он с тобой сделал?
   – Не было никакого мужчины! Я к Олевисте ходила. Там еще ниша со скелетом.
   Да, да, этот скелет Зоя Игоревна сама показала своим подопечным. И змею на скелете. Тогда казалось, что это прикольно. А они все пугливые какие-то. Скелет из железа увидели – сразу бежать и прятаться.
   – А невеста тут при чем?
   – Это змеи сказали! Еще они говорили, что снова меня позовут.
   – Что за бред? – возмутился Макс Макс – надо было на чем-то сорвать свое раздражение от непонимания происходящего. И – немного от испуга.
   – Как же змеи могут звать в церковь? – пискнула Олёнка. – Это же святое место!
   – Какое же оно святое, если церковь черт строил? – возмутилась Кудряшова. Ей было неприятно, что все внимание забирает эта невзрачная Зернова. С чего ей такой почет?
   – Почему вдруг черт-то? – подал голос Сарымай.
   – Чем ты вчера слушал? – накинулась на него Таня. – Нам Зоя Игоревна рассказывала, что эту башню согласился построить один мужик, а в уплату потребовал, чтобы заказчики узнали его имя, иначе он возьмет с них три мешка золота.
   – И что? – вклинился в их спор Макс Макс.
   – Наверняка тот мужик душу дьяволу продал, иначе как он мог так быстро все построить? И почему разбился, когда купцы его имя узнали?
   – А при чем здесь Зернова? – окончательно потерялся Макс Макс.
   – А Зернова, если она, конечно, не врет, попала на змеиную свадьбу, – улыбнулась Зоя Игоревна.
   Полина была готова крикнуть: «Вру». Назло всем. Не надо ей верить! Посмеются и забудут. Но глухое упрямство, с которым уже ничего нельзя было поделать, не дало соврать.
   – Не вру.
   За окном маячил Ромка. За окном светило солнце. За окном ходили беззаботные люди.
   – Змеи. Большие. Они звали меня с собой. Одна из них сказала, что я невеста.
   – На самом деле, что ли? – Чашка выскользнула из рук Макс Макса и, грохнувшись на стол, лишилась ручки.
   – Но так же не бывает, – прошептал Сарымай.
   – Конечно, не бывает, – вдруг согласилась Зоя Игоревна. – Не знаю, какая связь между явлением в таверне и змеями. Что-то ты, Зернова, недоговариваешь!
   Полина отвернулась.
   – Хотя класс, который приезжал сюда до нас, тоже о всяких странностях рассказывал.
   – Наши? – тихо уточнила Кудряшова. Как-то все это было неожиданно. Вроде мирная поездка намечалась.
   – На весенние каникулы сюда приезжали ребята из девятого. С ними произошла неприятная история. Каждый стал участником старой легенды. Их тут тысячи. Про озерного духа Ярвевана, про Колесный Колодец, про черта, что свадьбу справлял, про Олевисте. Они мало что рассказывали, но все были сильно напуганы. Их классный руководитель считает, что все это их фантазии. Город, средневековые стены... Насмотрелись кино, могло и показаться, если лезть, куда не следует.
   – Ой, зачем же тогда мы сюда приехали? – встряла Олёнка.
   – У нас договоренность с институтом. Мы не могли не приехать. Их студенты к нам, мы – к ним. Да и что бы я сказала? Что мы не поедем, потому что в Таллине черти? Меня бы уволили.
   – А черти-то где? – Макс Макс безуспешно пытался прикрепить ручку обратно к чашке, но без клея она держаться не хотела.
   – Какие черти? Что вы несете? – Всем показалось, что глаза Зои Игоревны как-то особенно позеленели. – Что вы себя вечно оправдываете какой-то глупостью!
   – Уезжать надо, – прошептал Сарымай. – С духами не шутят.
   – Ну я же не нарочно! – вскрикнула Полина, как будто от нее кто-то ждал оправданий. – И ни с кем я специально не встречалась! Пришла, а там змеи. Много!
   – Сейчас июнь, – задумчиво произнесла Зоя Игоревна. – Змеи выползают из своих нор, спариваются. Как раз змеиные свадьбы и происходят. Но все это ерунда. Зернова, если ты выкинешь еще один такой фокус, я всех посажу в гостиницу и никуда до поезда не выпущу! Седьмой класс закончили, а все вам что-то мерещится. Как маленьким. Змеи, черти... Фантазеры! Сами не замечаете, что творите! Наверняка с кем-то незнакомым разговаривала на улице, вот он тебя и разыскал.
   Полина стала медленно наливаться нехорошим румянцем. Это был позор, страшнее которого ничего не существовало. Ее назвали обманщицей и притворщицей. Да еще при Макс Максе, который ей нравился. После таких слов остается только одно – пойти и спрыгнуть с башни Олевисте. Слова учительницы змеиным ядом растекались по венам, били по голове, застилали глаза непрошенными слезами. Неправда! Она докажет, что все было так, как она рассказывает. Она найдет змею с короной на голове, и та снова наречет ее «невестой». Никого не назовет. Только ее. Потому что Полина лучшая!
   – Так чего, Зернова все врет? – разочарованно протянул Макс Макс, посчитав, что за такую обиду он вполне может больше не мучиться с чашкой, и отодвинул ее от себя. – Ну, я так и думал!
   – Его все слышали, – всхлипнула Полина. – Он назвал меня «невестой».
   – Невеста без места! – Макс Макс скривился, примериваясь, чтобы запустить в нее йо-йо.
   – Э! Зачем! – начал Сарымай.
   – Потом поругаетесь, – остановила их учительница. – Я не для того пирожными вас сейчас за свой счет кормила, чтобы вы дрались. Кого бы там Зернова ни увидела, мне надо, чтобы вы приглядывали за ней. Днем и ночью. Она больше не должна гулять одна.
   – Да что за чушь-то! – Макс Макс оттолкнулся от стола, вскочил, роняя стул. – Змеи, черти. Еще скажите, что Интернет от лукавого. Не собираюсь я Зернову сторожить. Прикажете мне с фонариком за ней в туалет ходить? Наелась каких-то галлюциногенов, теперь бредит. Дать ей по башке, и пускай сидит, улыбается. Зачем вы нас вообще сюда привели?
   – Вы учитесь в одном классе, значит, друзья. А друзья помогают друг другу, ведь так? А Полине сейчас нужна ваша помощь.
   – У нее крыша поехала, она змей и драконов видит! Я должен ей гвоздями эту крышу прибивать, что ли?
   – Ты вообще никому ничего не должен. Можешь убираться!
   Зоя Игоревна смахнула со стола катушку, и та покатилась, подпрыгивая, под дальний стол. Макс Макс метнулся следом.
   – Едешь с вами в город, думаешь, нормальные люди, а вы здесь фокусы устраиваете, ночью по церквям лазаете, драконов считаете, несуществующих кошек ловите, – раздраженно заговорила Зоя Игоревна. – Где вы здесь змей и драконов нашли? Это все легенды. Если драконы и были, то тысячу лет назад. Сейчас они только на флюгерах и на водосливах остались. Никто уже не приносит им человеческих жертв. Человека, увидевшего змеиную свадьбу, в невесты не записывают!
   Зернова даже не пыталась сопротивляться валящимся на нее несчастьям, кивала, вяло со всем соглашаясь.
   Макс Макс подбросил на ладони свою игрушку, зло ухмыльнулся:
   – Короче, вы тут рассказывайте сказки, а я в жизнь пошел.
   И, не дожидаясь разрешения, вышел, проверяя дорогу перед собой летящим йо-йо.
   – Ладно, давайте договоримся – больше никто никуда не ходит. Особенно Зернова. Девочки, проследите. Ожич, помоги им. – Зоя Игоревна устало потерла глаза. – Хотелось бы вернуться из Таллина живыми и здоровыми. И не бегайте по этажам! Какого лешего вы вообще пошли в холл вчера вечером? Вас же просили!
   – Полина все про змей твердила, вот я и решила показать, – пискнула Олёнка.
   – Молодец, Кожина, показала! А теперь постарайся сделать так, чтобы больше она змей не видела.
   – Может, ее в гостинице оставить? – Кудряшовой тоже хотелось, как Максимихин, сбежать, но все-таки Полину было жалко.
   – Комната Зернову не спасет. Если ей захочется сбежать, она сбежит. Просто следите за ней. Этого достаточно. Может, и есть заговор, а может, его и нет. Кто знает? Кого видели в прошлый раз девятиклассники, от каких чертей убегали? Наверно, пива перепили, вот и привиделся им змий зеленый. Один на всю компанию. А классный руководитель их покрывает. Я говорила – даже если Зернова видела змеиную свадьбу, все остальное она могла придумать, а незнакомый человек просто сыграл на ее фантазии. Вы народ впечатлительный, Таллин же место особенное. Энергетика здесь тяжелая, всякое может показаться.
   – А давайте мы ее в церковь сводим, – все-таки сказала ехидно Таня.
   – Давайте переживем сегодняшний день. Все может на этом и закончиться. Только я говорю серьезно – за Полиной надо следить. Змеиную свадьбу увидеть не сложно. Сложно после этого утверждать, что тебя змеи выбрали в невесты, да еще и свидетелей с собой притащить.
   Все покивали, но опять не поверили. Лишь Сарымай вздохнул со своим «однако» и достал сотовый. Вместе с отцом они приехали в Москву из Горно-Алтайска. В небольшом селе Чибит, что на реке Чибитке, остался дед, тоже Сарымай. В таких делах стоило советоваться с ним.
   Полина рыдала. Не прячась и не сдерживаясь. Она уронила голову на согнутый локоть, плечи ее тряслись. Ей не верили, над ней издевались. Но она докажет, всем докажет. И когда они увидят, кем она стала, побегут просить прощения, в ответ она презрительно посмотрит на них и отвернется. Потому что это будет ее правда, в которой нет места тем, кто над ней издевался, не веря.
   – Это пройдет, – глядя в сторону, произнесла Зоя Игоревна.
   – Оставьте меня! – сквозь истерику выкрикнула Зернова, и слезы затопили весь ее мир.
   Кожина с Кудряшовой смотрели на нее с сочувствием. Оказаться в таком положении было страшно. Всю жизнь потом надо оправдываться, постоянно получать тычки в спину, не быть больше никогда как все, вместе со всеми. Только отдельно. Только в сторонке. Мрак-то какой!
   Оставшийся день прошел в невольном ожидании. В назначенное время пришел экскурсовод, молодой парень, невысокий, крепкий, с круглым улыбающимся лицом. Он как будто делился своей улыбкой с другими, оттого и впечатление было – ненавязчивой, но постоянной заботы. Все снова отправились бродить по городу, поднялись на Тоомпеа. Своими руками измерили самую узкую улочку Вышгорода, постояли около дома первого губернатора Ревеля Абрама Ганнибала, прадеда Пушкина.
   Они так замотались за день, столько всего увидели, что к вечеру с трудом смогли дотащиться до гостиницы. В ближайшем кафе быстро поужинали. Время падало к их ногам и рассыпалось сотнями секунд.
   – Если что-то надо будет – звоните, – одарил всех своей улыбкой экскурсовод.
   На оставленной бумажке после длинного ряда цифр стояло имя: «Эдик».
   Гостиница встретила их тишиной и пустотой первого этажа. День гас убегающей дорожкой огней. Все хотели спать.

Глава III
Морок

   – Пожар!
   Крик полыхнул по этажу, ударился в закрытые двери.
   – Горим!
   Первым из комнаты выскочил Альберт, он метнулся туда-сюда, не зная, куда бежать.
   Защелкали замки дверей.
   – Быстро все на лестницу! – появилась в коридоре Зоя Игоревна. На ходу запахивая халат, она попыталась поймать орущего Хазатова. – Где горит?
   – За окном. Прямо перед нами! – Глаза у Альберта бегали.
   – Бросайте вещи! На лестницу! – открывала номера Зоя Игоревна.
   Ее подопечные вываливались в коридор, являя коллекцию невероятных пижам. Цветочки, медвежата, были даже машинки. Макс Макс задумчиво чесал голую ногу. Ромка похохатывал, глядя на девчачьи наряды. Зоя Игоревна скрылась в комнате мальчишек. Здесь и правда слегка пахло паленым. За окном полыхало, с треском и уханьем. Учительница толкнула раму. Прямо перед ней щелкнул край красной тряпки. Он мазнул по подоконнику, и ветер бросил его к соседнему окну.
   Красное полотнище, с земли подсвеченное ярким фонарем. Видимо, внизу кафе. А мечется тент, сорванный сильным ветром. Брезентовый край снова стукнул по стеклу. Зоя Игоревна перегнулась на улицу. Слева начинался скат крыши, соседнее окно было врезано прямо в черепицу, под углом. Комната маленькая. Кто там живет?
   Учительница выбежала в коридор, где еще бестолково метались будущие восьмиклассники, распахнула соседний номер.
   Пусто.
   – Кожина! – крикнула она, перекрывая вопли девочек. – Где Зернова?
   Макс Макс заржал.
   – Ожич! – поймала она неспешного Сарымая. – Быстро на улицу! – Она снова глянула поверх голов. – Кто видел Зернову? – Ей на глаза попался Альберт. – Хазатов, стоять!
   Но благоразумный Альберт, отлично понимавший, что за панику его по головке не погладят, исчез на лестнице.
   – Я тоже поищу, – прощально махнул он рукой.
   – Зоя Игоревна, – преданно заглядывала в глаза учительнице Таня.
   – Упустили, – упавшим голосом прошептала Зоя Игоревна, и вдруг на что-то решившись, схватила Кудряшову за локоть. – Одевайся, бери мальчишек и к церкви Олевисте. Это рядом. Если увидите Зернову, силой тащите сюда.
   Кожина, сверкнув розовой ночнушкой с фрекен Снорк, скрылась в комнате.
   – Разоренов, не стой! – в отчаянии подогнала нерасторопных питомцев учительница. – Остальные – по комнатам. Нет никакого пожара.
   Когда учительница в зеленом спортивном костюме вышла из номера, третий этаж притих. Из дверей выглядывали перепуганные девчонки.
   – Все в порядке, – неуверенно сказала Зоя Игоревна. – Вы так орали, что Зернова испугалась и сбежала от вас. Сейчас она вернется, и все будет нормально.
   Макс Макс не стал переодеваться. В боксерских трусах и майке, он вполне себе походил на спортивного человека. Вдвоем с Кудряшовой они скатились по узкой неудобной лестнице. На улице немного потоптались, вспоминая, куда бежать. Красиво подсвеченный марципановый магазин стал им маячком.
   – Туда! – первая помчалась вверх по улице Пикк Таня. Макс Макс рванул следом, но хлопающие по пяткам шлепки заставили сбавить скорость. Так можно было и обуви лишиться.
   Дома́, дома́, мощенная булыжником мостовая. Не сказать, чтобы было очень близко.
   Когда Макс Макс с трудом дошлепал до церкви, Таня уже стояла около ажурной решетки, тщетно вглядываясь в темноту ниши.
   – Нету, – прошептала она, впервые понимая, что произошло нечто страшное.
   – Не здесь, что ли? – Макс Макс зевнул.
   Ниша была черна ночной беспроглядной темью, даже скелет не виднелся.
   – Да с чего мы вообще взяли, что она сюда поперлась? Делать ей больше нечего, как по ночам вокруг церкви бродить? Она что, ведьма?
   – Она вчера здесь была, – прошептала Таня.
   От железа решетки шел холод, неожиданный для теплой июньской ночи. Он словно вымораживал, изгоняя тепло из пальцев.
   – А теперь мы здесь! И что-то никаких змей нет.
   Макс Макс злился. Он не верил в сказки. Одно дело разыгрывать народ самому, и совсем другое – стать участником чужой игры. Было неприятно. Поймает Хазатова, убьет!
   Танин взгляд не отрывался от темной ниши. Еще днем она успела рассмотреть змею, обвивающуюся вокруг шеи скелета. Впалые ребра, сложенные на животе руки.
   Ей показалось, что из ниши на нее сейчас выступит полчище гадов. Кудряшова шарахнулась, чуть не сбив Макс Макса с ног.
   – Пойдем отсюда, – прошептала она, онемевшими пальцами цепляясь за острый локоть одноклассника. – Мне страшно.
   – Вот только не надо мне тут истерик, – стряхнул безвольную руку Макс Макс. – Не маленькая, сама дойдешь.
   И он демонстративно пошел вокруг церкви, поглядывая на ее освещенный шпиль. Таня попятилась. Она бы всю дорогу шла задом наперед, только бы не поворачиваться спиной к этому страшному месту, только бы изгнать из затылка это дурацкое ощущение, как будто на тебя смотрит холодный отрешенный взгляд: «Вы слышите меня, бандерлоги?» – «Слышим, Каа!» [2 - Цитата из мультфильма «Маугли».]
   И вроде вокруг были люди, раздавался смех, шаркали ноги по брусчатке. Но именно среди людей Кудряшова чувствовала себя особенно плохо. Окружающим дела не было до ее страха. Поселившаяся внутри неуверенность в себе поставила забор между ней и всеми остальными, между тревожным «сейчас» и таким счастливым «вчера».
   Как только за решеткой никого не осталось, из темной ниши выбралась Полина. Около ее ног вилась большая серая пятнистая змея. Она покачивала головкой на уровне колена спутницы, время от времени поглядывая наверх. Полина улыбалась. Пускай ищут. Она к ним не вернется. Она докажет, что она лучшая.
//-- * * * --//
   Ромка нашел Сарымая под лестницей. Он сидел на корточках перед небольшим углублением в стене и, склонив голову на плечо, задумчиво смотрел туда.
   – Чего у тебя там? – присел рядом Разоренов.
   – Алмыс, – прошептал Сарымай, втягивая голову в плечи.
   – Бредишь?
   – На Алтае духи такие есть, алмысы. Души гор. Людям вредят, когда те неправедным делом заниматься начинают.
   – И что, твои духи сюда прибежали?
   – Здесь свои духи. Мы им не нравимся.
   – А чего ты в стенку-то уставился?
   – Туда кто-то вошел.
   – Бредишь, – уже не спросил, а констатировал факт Ромка. Ниша перед Сарымаем была пуста.
   – Вот и хозяйка здесь стояла, когда мы возвращались. И кота нет. Однако, – размеренным, спокойным голосом говорил Ожич.
   – Кот мышей ловит, хозяйка спит. Шел человек по делам, а тут мы вперлись. Ты – бредишь, Саранча. Зернова где?
   – Не видел. Алмыса видел.
   – Тьфу на тебя, – Ромка встал.
   – Что у вас? – спустилась Зоя Игоревна.
   – Ничего, – Ромка побрел на улицу.
   – Задобрить его надо, – в спину однокласснику бросил Ожич. – Однако.
   – Ну, спляши ему ритуальный танец и поцелуй в зад, – только чтобы отвязаться, крикнул Разоренов, закрывая за собой дверь.
   Крошечный дворик был подсвечен на уровне верхних этажей, внизу стоял неприятный полумрак. Ничего в этой истории необычного не было. Кто не разыгрывал приятелей в поездках? Сейчас Макс Макс вернется и все объяснит, наверняка попросит помочь. Долго он один этот спектакль не протянет, без подручных быстро расколется.
   Разоренов почти убедил себя, что ничего особенного в темных углах и странных шорохах нет. Но когда в арке мелькнула фигура и кто-то, спотыкаясь, вошел во двор, невольно вздрогнул и взялся за холодную ручку двери.
   – Ну что? – спросил он появившуюся из темноты Кудряшову.
   Таня пожала плечами, с силой вдавливая кулаки в маленькие кармашки спортивной курточки.
   – Нет никого, – странно дернула головой Кудряшова. Вид у нее был такой, будто ее кто-то очень сильно напугал.
   – Макс Макс где?
   – Сейчас придет.
   Про Максимихина спросила и учительница. Сначала Зоя Игоревна пытала Таню, все хотела узнать, что она видела. Потом те же вопросы она задала вернувшемуся Альберту. Хазатов глупо улыбался, хлопал ресницами. Сказал, что ему и правда показалось, что горит.
   – Это все Максимихин, – легко рассказывал о случившемся Хазатов, не замечая угрожающих знаков Разоренова. – Я сначала думал, что он подушку поджигает. Они с Ромкой перед этим спорили, за сколько секунд сгорит синтетика внутри ее. Он зажигалкой щелкал. А потом красное перед окном махнуло, я и решил, что пожар.
   Зоя Игоревна закатила глаза. Детский сад! Седьмой класс кончили, через два года выпускные экзамены будут сдавать, а они все в игры играют, подушки поджигают!
   Разоренов стоял рядом и делал вид, что этот рассказ его не касается, хотя внутри наливался злобой. Хазатов явно нарывался, чтобы потом огрести по полной программе. Ну ничего, вот вернется Макс Макс...
   – С вами все понятно, – тяжело вздохнула учительница. – Максимихин где?
   – Сейчас придет, – мрачно изрекла Таня. По ней так пусть никогда не появляется. Какой гад! Бросил ее! В самый страшный момент бросил!
   Так и случилось – Макс Макс не пришел. Минуло полчаса. Завершился мучительный час. Макс Макса не было. Зоя Игоревна вместе с Сарымаем сходила к Олевисте. По ночному городу ходили люди, но высокого худого парня в белой майке и черных боксерских трусах среди них не было. Пытались спрашивать, путаясь в смеси английского с немецким. В ответ им качали головами. Не видели. Ни здесь. Ни около башни Толстая Маргарита. Ни на улице Лай, ни на Пикк, ни на Вене. На шпиле Ратуши поскрипывал Старый Тоомас. Он наверняка знал, где Максимихин, но был слишком высоко, чтобы помочь бегающим по городу людям.
   Ночь была темна и тревожна. Зоя Игоревна пыталась куда-то звонить, но везде натыкалась на эстонский язык, терялась, не в силах объясниться.
   Полина тоже не вернулась.
   Кожина смотрела на всех покрасневшими от страха и недосыпу глазами. К утру им удалось заснуть в большой комнате мальчишек. Олёна наотрез отказалась идти в свою комнату, где, казалось, витал дух пропавшей Зерновой. Полина рассказывала, что зов ее вывел прямо из номера, так что одна Кожина теперь туда ни ногой. А ну как тоже что-нибудь такое услышит. Она готова была провести ночь в пропитавшейся специфическим мужским запахом комнате, лишь бы оставаться с людьми. Рядом с ней спала Кудряшова. Косу не расплетала, чтобы в случае чего быть готовой бежать. Зоя Игоревна задремала, положив голову на сложенный на столе локоть. Вздрагивала, просыпаясь, тут же вспоминала, где находится, и засыпала опять.
   – Я просила вас не ходить вечером по институту! – Было первое, что прошипела им хозяйка, готовившая завтрак.
   На обеденном столе, прямо на середине, лежал пучок белых тряпичных полосок.
   – У нас двое ребят потерялись, – устало отозвалась Зоя Игоревна. Она сейчас с удовольствием выпила бы большую чашку кофе и подумала бы, что делать дальше, а не отвечала на бесконечные претензии эстонки.
   – Вас не волнуют мои проблемы, которые вы создаете тем, что не слушаетесь меня. Почему меня должны волновать ваши? Я последний раз требую, чтобы вы не ходили по этажам ночью и не оставляли после себя всякую гадость! – Она ткнула пальцем в тряпичные полоски.
   – Что это? – Учительница опустилась на лавку, разглядывая лоскутки ткани.
   – Вы мне скажите, что это! Этой гадостью был украшен весь холл. Даже на люстре это висело.
   Зоя Игоревна некоторое время бездумно смотрела на тряпочки, пытаясь представить, как все это выглядело до того, как они были принесены сюда. И вдруг перед ней предстала ясная картинка. Дерево. Или широкий куст. И с каждой веточки свисает кусочек ткани. От этого дерево или куст становятся празднично-нарядными, лоскутки трепещут на ветру, ублажают духов.
   – Ожич! – позвала учительница.
   – От алмысов помогает, – со знанием дела сообщил ученик. – Духов задабривают.
   – Вот и развешивай эту гадость у себя в комнате, – сделала страшные глаза Рута Олеговна. – И скажи мне, что ты порвал?
   – Я могу и без наволочки спать, – героически заявил Сарымай.
   Зоя Игоревна закрыла глаза, чтобы не встретить испепеляющий взгляд хозяйки.
   – Я вас отсюда выселю! – грозно воскликнула она и удалилась.
   – Сарымай! – тяжело вздохнула Зоя Игоревна. – Ты мог порвать что-нибудь более бесполезное?
   – Бесполезней наволочки лишь пододеяльник, но мне столько ткани не надо.
   Белая футболка на нем, казалось, еще больше налилась белизной.
   Прибежавшие девчонки закидали ночевавших в комнате мальчишек вопросами. Они жизнерадостно щебетали, являя неприятный контраст с осунувшимися и невыспавшимися одноклассниками.
   Но наступил момент, когда и они замолчали. Потому что с лестницы донесся страшный шум. Там боролись. Кто-то тонко взвизгивал, повторяя: «Нет! Нет!» А потом жутко заорал так, что стены дрогнули: «Люди!»
   Рапунцель уронила чайную ложечку, зажмурилась и мелко затряслась, что-то беззвучно шепча одними губами. Сарымай прижал к себе белые полоски. Ромка подался вперед, а Альберт присел, выставив из-под кромки стола любопытную макушку.
   Перекрытия вздрагивали под чьими-то тяжелыми шагами. Но вот грохот вырвался на простор третьего этажа, ухнул в сердцах двенадцати будущих восьмиклассников. В коридор на карачках выползло нечто. Опираясь о стену, с трудом добралось до столовой.
   – Макс, – тихо вскрикнул Ромка, бросаясь к приятелю.
   Макс Макс грязной рукой отстранил Разоренова, злыми прищуренными глазами оглядел собравшихся.
   – Как кликуха Зои? – с ходу спросил он.
   – Игоша, – мало заботясь о том, кто его слышит, ответил Ромка.
   – Пришел, – выдохнул Макс Макс, расползаясь в блаженной дурной улыбке и окончательно оплывая на полу.
   – Это безобразие! – показалась на этаже Рута Олеговна. – Вы находитесь в культурной столице! Это город древних традиций, здесь живут приличные люди! Что это за балаган?
   Зоя Игоревна, еще минуту назад собиравшаяся обидеться на прозвище, упрямо поджала губы.
   – Между прочим, это результат работы вашей культурной столицы! – А потом задорно посмотрела на Макс Макса: – Максимихин! Что это такое? Где ты был?
   – Здесь, – хрипло выдавил Макс Макс. – Два раза сюда приходил, а вокруг вы, но не вы. – Нахмурившись, он вгляделся в перепуганные лица девчонок, кивнул, соглашаясь с какими-то своими мыслями. – По городу словно водило. Иду, а улица не кончается. И все эти дома, дома. Пожрать бы мне чего-нибудь дали. – Он схватил со стола открытый стаканчик с йогуртом и выпил его через край.
   – Макс! – завопил Ромка, обнимая за плечи приятеля, – за эту ночь он успел мысленно похоронить друга. Сам от себя не ожидал, что будет настолько рад снова увидеть товарища. Сейчас он ему прощал все – и вредный характер, и заносчивость, и эгоизм, и себялюбие. Главное, что он вернулся.
   Максимихин от такого проявления чувств подавился йогуртом и закашлялся.
   – Ты где был? – приученная к вечным розыгрышам ученика, Зоя Игоревна не спешила сменять гнев на милость.
   – Вон, у нее спросите, где здесь можно заблудиться, – он ткнул грязным пальцем в Руту Олеговну. Та гневно сверкнула глазами, повела в воздухе рукой, словно проклятие наложила, и удалилась с этажа.
   Над головами пронесся вопль одобрения. Все кинулись к Макс Максу, совали ему в руки хлеб, повидло, предлагали чай. Жуя и чавкая, он рассказывал, как бросил Кудряшову около церкви, как спрятался за оградой. Хотел-то всего ничего, обойти вокруг и по дороге назад немного попугать Таньку. Но дороги назад не оказалось. Улицы были похожи одна на другую, строгие ряды домов, темные окна. Бесконечное кружение и холод – пошел-то он в одних трусах – было единственным, что он отчетливо запомнил. Пару раз ему удавалось вырваться, он добирался до гостиницы, поднимался на третий этаж, и тут его ждал новый ужас. Ребята, кого он знал уже семь лет, были те, да не совсем. На вопросы не отвечали, молчали, стекленели взглядом, когда Макс Макс на них смотрел. И вот наконец он вернулся. Словно время мучений кончилось, аттракцион со страшилками прекратил свою работу.
   – Петуха не слышал? – задал первый дельный вопрос Сарымай.
   – Не было никого, – откинулся на спинку стула Макс Макс. Вид у него уже был совсем не испуганный, вполне довольный и явно объевшийся. – Теперь бы поспать, – похлопал он себя по пузу.
   – Зачем спать? – раздался звонкий голос.
   С лестницы вновь послышались шаги. Девчонки сгрудились и отступили за стол.
   – Такой чудесный день, я вас жду, жду...
   В коридоре показался экскурсовод Эдик. Он был полон утреннего света и добродушия. Но вот улыбка у него потускнела. Он с недоверием оглядел Макс Макса.
   – А вы почему не одеты?
   – Ой, Эдик, – вышла вперед Зоя Игоревна. Она держалась за голову, будто боялась, что та укатится после всех последних событий. – Я совсем про вас забыла. Мы никуда не поедем.
   – Почему? – Эдик похлопал себя по карманам, нашел бумажку и по ней прочитал, словно не доверял своей памяти. – У нас сегодня экскурсия на смотровую площадку Олевисте, на озеро Юлемисте и в Пириту.
   – У нас девочка пропала и мальчик в беду попал. Я боюсь, нам не до экскурсий. Нам, наверное, лучше вообще не выходить из гостиницы.
   – Как не выходить из гостиницы? – взвыли девчонки, не бегавшие ночью по городу и вполне готовые сегодня вновь по нему побродить. К тому же Эдик так мило улыбался, с такой готовностью подавал руку и вообще был душка.
   Зоя Игоревна жалобно посмотрела на экскурсовода, словно просила у парня помощи. Против ожиданий, Эдик не стал ни ужасаться, ни вопросы задавать. Он как-то понимающе хмыкнул и опять улыбнулся.
   – Хорошо, что я вас нашел, – прошептал он, присаживаясь к столу. – Вы когда уезжаете?
   – Через три дня.
   – Три – замечательное число, – согласился Эдик.
   – Это алмыс ее увел, – подошел ближе Сарымай. – Максимихина вернул. И ее вернет. Ждать надо.
   Эдик переводил взгляд с одного лица на другое, а потом вдруг хлопнул ладонями по столу и бодро встал.
   – Надо двигаться! Нельзя стоять на одном месте. Она найдется.
   – Но ее всю ночь не было! – Слабая надежда, что Полина, как и Макс Макс, вернется сама, заставляла учительницу оставаться в гостинице. К тому же хотелось спать, хоть на пару часов забыть обо всех ужасах. – Ребятам показалось, что начался пожар, они стали кричать, и она ушла. Пошли искать, вот, один только сейчас вернулся. Нет, мы останемся. Я за всеми не услежу.
   – А давайте и правда пойдем, – вдруг подал голос Хазатов. – На улице мы ее и встретим.
   – Максимихин, ты как? – неуверенно спросила Зоя Игоревна.
   – Да я гада, что все это устроил, своими руками задушу. – Макс Макс выразительно посмотрел на Хазатова.
   – Нет. – Учительница придвинула к себе чашку, обхватила ее гладкие бока ладонями и опустила глаза, не собираясь слушать возражения.
   – Может, сделаем так: те, кто устал или плохо спал, останутся с вами, а остальных я хотя бы на смотровую площадку свожу? – Эдик явно хотел честно отработать заплаченные ему вперед деньги.
   Это был выход. И плевать Зое Игоревне было на всех детей мира, она хотела спать. А там, глядишь, все как-то само решится.
   – А если что-то случится? – для проформы задала она вопрос.
   – Вообще-то там все хорошо огорожено сетками.
   – Зоя Игоревна! Пожалуйста! – Девчонкам совсем не улыбалась перспектива оставшиеся три дня провести в четырех стенах, да еще без возможности хотя бы побродить по этажам.
   – Идите. – Внутренняя борьба была недолгой. – Но к двум часам возвращайтесь обедать.
   Снова дружный вопль и топот ног – девчонки помчались собираться. Никто с Зоей Игоревной оставаться не пожелал.
   – Тогда я жду внизу. – На лицо Эдика вернулась его улыбка. – А на странности города вы внимания не обращайте. С ним это бывает. Он слишком многолик, в нем очень легко запутаться в безвременье.
   Зоя Игоревна не подняла глаз. Она уже мысленно писала заявление об уходе из школы. Второго такого класса она не выдержит.
   – А ты чего там болтаешь? – толкнул согнувшегося над столом Сарымая Альберт.
   – Заговор говорю. Мне его дед надиктовал. От духов помогает.
   – Каких духов, придурок? Ты не у себя в лесу.
   Эдик наградил говоривших своей фирменной улыбкой и ушел.
   На улицу вышли все, даже сонный Макс Макс, держащийся с Разореновым чуть в стороне и с недовольным прищуром посматривающий на Хазатова. Его взгляд говорил: «Я за тобой слежу». Альберт презрительно фыркнул и присел около стеночки.
   Таня очень туго заплела косу. Зудящая боль в голове от сильного натяжения волос заставляла помнить о случившемся ночью. Во-первых, близко к Максимихину не подходить, а во-вторых, ни на что не отвлекаться, чтобы, не дай бог, не отстать от своих. Олёнка бледной тенью ходила за ней. Потеряв подругу, она словно и сама потерялась, не зная теперь, к кому приткнуться.
   Солнце, явно гордясь собой и своей работой, золотило макушки храмов, красило черепицу крыш, наполняло воздух запахом лета и тепла. Эдик жмурился, глядя на бирюзовое небо. Девчонки как всегда долго собирались, наводя марафет. Сарымай, бормочущий под нос свое вечное «однако», не выдержал:
   – И чего всех к этому Олевисте тянет?
   – Место с чертовщинкой. Всем хочется нервы пощекотать, – улыбнулся Эдик.
   – Какой черт, если это храм?
   – Я же рассказывал вчера историю, – с готовностью стал говорить Эдик. – О том, как эта башня строилась. Купцы наняли строителя...
   – Я помню. – Сарымай смотрел на молодого экскурсовода, не отрывая своих желтоватых глаз от его лица. – А как было на самом деле?
   – А на самом деле, на строительстве башни убилось семь человек. Каждый, кто поднимался хотя бы на небольшую высоту. Поэтому, когда последний мастер очень быстро смог довести работу до конца, про него и стали говорить, что он заключил договор с чертом.
   – Как черт может заключать договор на строительство церкви? – зло уточнила Таня. От сильно затянутых волос начинала болеть голова. А потому раздражало все, особенно самоуверенный Максимихин.
   – Черт глупый, – прошептал Ожич. – Его легко обмануть.
   – Это если он сам не успеет то же самое сделать, – не позволил торжествовать победу Эдик, но вдруг добавил: – А чаще его, конечно, обманывали. Заключая договор, вряд ли он рассчитывал довести дело до конца.
   Сарымай поиграл кулаками в карманах, с прищуром посмотрел на экскурсовода:
   – А что, у вас и правда драконы живут?
   – Раньше было много, – со знанием дела сообщил Эдик, как будто лично видел парочку. – Драконы любят пещеры, низинные темные места. А таких в Эстонии достаточно. Сам город построен на горе, в которой раньше много ходов было. Сейчас-то мало что осталось. Но не на пустом месте родилась легенда о тайном лабиринте от Тоомпеа к монастырю Святой Бригитты. Да и озеро, на которое мы с вами сегодня сходим, Юлемисте, тоже непростое. Находится оно выше города, а потому раньше частенько по весне или в дождливый год, заливало горожан. Считается, что оно появилось от слез жены Калева Линды. После смерти мужа она таскала на его могилу камни. Таскала, таскала да один и уронила, села на него и стала плакать. Этот камень мы увидим, он так и торчит посреди озера. А из тех камней, что Линда натаскала на могилу, выросла гора Тоомпеа, на которой стоит Вышгород.
   Сарымай пожевал губами, переваривая информацию. И никто не заметил, как под общий разговор Альберт встал и по стеночке, по стеночке нырнул в переулок, оттуда выбрался на Ратушную площадь, пересек ее, завернул за угол и здесь снова присел на корточки. Прямо у него над головой высунул свой язык дракон на водосливе.
   Наконец все собрались. Девчонки выдвинулись вперед единым фронтом. Первая троица взялась за руки и шла, заставляя прохожих обходить себя.
   – Хазатов сбежал, – заметил Разоренов.
   – Значит, не жилец, – мрачно пообещал Макс Макс. От долгого ожидания, от стояния на солнце его разморило. Голова стала тяжелой, глаза слипались. Ему уже не хотелось никуда идти, тем более следить за Хазатовым. Вернуться бы в гостиницу да лечь. Но природное упрямство заставляло переставлять ватные непослушные ноги. Рассказ Эдика о черте и могилах путался в голове, Максимихину казалось, что он одновременно слышит несколько голосов.
   На церкви Олевисте играли солнечные блики. Древняя красавица возносила шпиль в небо. Смотровая площадка начиналась около основания шпиля, там, откуда тянулись четыре маленькие башенки, делая сам шпиль похожим на большую корону с зубцами. Белое здание церкви, как символ векового спокойствия и устойчивости, нависло над подошедшими ребятами. Она словно говорила: «Как вечен Таллин, так вечна и я». Крест на макушке виделся отсюда несерьезно маленьким.
   Они не стали задерживаться около кенотафа. Вышли на улицу Лай и толкнулись в массивную дверь.

Глава IV
Подвалы башни Олевисте

   Небольшой гулкий холл церкви был заставлен корзинами с белыми цветами. Розы, хризантемы, лилии. Все это одуряюще пахло, резало глаз своей праздничностью. Эдик объяснил, что идет подготовка к свадьбе, поэтому удивляться нечему. Девчонки защебетали, что они хотят посмотреть, но экскурсовод уже прошел вперед, показал сидевшей на стуле женщине квитанцию об оплате экскурсии.
   Лестница начиналась сразу за дверью. Такая широкая, что спокойно могли разойтись два человека. Ступеньки круто забирали вверх по спирали. По правой стенке тянулся толстый канат, продернутый в чугунные кольца. Девчонки тут же дружно вцепились в импровизированные перила и радостно загалдели.
   – Сама церковь построена в тринадцатом веке и названа в честь норвежского короля Олафа II, – заговорил Эдик, дождавшись, когда все подопечные втянутся в колодец лестницы. – Башню стали строить через два столетия. Она имела высоту 159 метров. Это выше, чем пирамида Хеопса.
   Все честно попытались представить, насколько это высоко, но для них, детей небоскребов, в жизни были совсем другие ориентиры. Например, Останкинская башня, высота которой больше пятисот метров.
   – Первое время башня служила маяком для судов, ее было видно даже с берегов Финляндии. – Эдик голосом пытался передать весь восторг, который должны были испытывать жители далекого Средневековья. – А на верхушке у нее был флюгер в виде петушка. Но этот покровитель не уберег башню от драконов, любителей огня. В 1629 году во время грозы в шпиль ударила молния, и церковь загорелась. После ремонта высота башни снизилась до 139 метров. Драконы наведывались к башне почти весь восемнадцатый век. В документах есть рассказы о шести ударах молний.
   Они шли, тесно прижавшись к стене. Ступеньки заметно сузились, так что расходились со спускающимися теперь боком. В центре лестничного колодца вверх уходила тонкая жердина, вокруг которой ступеньки вертелись бесконечной спиралью. Девчонки стали выдыхаться, а Эдик все говорил и говорил, рассказывая историю Олевисте. Время от времени в толстых стенах башни возникали узкие, забранные решетками окошки. Иногда попадались наглухо закрытые двери с небольшими площадочками перед ними.
   Сарымай шел, хмуро вслушиваясь в слова экскурсовода. Каждый раз, пропуская людей, идущих сверху, он чуть отставал. Перед ним некоторое время пыхтели Макс Макс с Разореновым. Максимихин еле полз, все ниже и ниже склоняя голову.
   Эдик еще что-то говорил про удары молний, о том, как строили громоотводы, как в девятнадцатом веке вместо флюгера с петушком на макушке появился крест, об огненных драконах.
   Лестница вдруг вырвалась на простор узкого коридорчика, где вдоль стены дремали низенькие банкетки. Идущие впереди девчонки успели посидеть на них, отдохнуть и убежать дальше. Согнутая спина Макс Макса скрылась за поворотом, уводящим лестницу дальше вверх. Шестьдесят метров над землей – это оказалось очень высоко.
   Сарымай постоял, глядя в очередное окошко, откуда уже был хорошо виден город, провалы улиц, торчащие спички труб, церковные башенки и бесконечное черепичное море крыш. Люди-букашки ползали по своим делам.
   У него из головы не шла история с драконами, которые явно невзлюбили эту башню. Она не одна такая была в городе. Были и другие, высокие, красивые, но вот молнии все больше били в эту. Не потому ли, что ее помогал строить черт? И уж не здесь ли засели те самые драконы, что раньше в таком количестве водились в этих землях.
   Алтаец попятился. Гостей зовут подняться наверх, но никто не приглашает спуститься вниз. А какая церковь без подвалов? Без тайных ходов? Эдик вчера рассказывал, что в земляных укреплениях Таллина до сих пор существует множество тайных ходов, что по ним перебрасывались войска с бастиона на бастион, из них следили за минированием со стороны противника, там прятали оружие и еду. Под землю, все уходили под землю. А куда прячутся змеи во время опасности? Правильно. Под землю.
   Сарымай покопался в карманах, вытянул разлохматившуюся белую полоску, привязал ее к кольцу, поддерживающему канатные перила, и пошел вниз. Каждый раз встречая дверь, он старательно толкал ее плечом. Уходя, вешал очередную ленточку, напоследок гладил тряпицу рукой. Местные духи должны быть довольны.
   Первым исчезновение Ожича заметил Ромка. Он уцепился за жердину и посмотрел вниз. Насколько хватало глаз, движения заметно не было.
   – Макс! Саранча пропал! – дернул снулого приятеля Разоренов.
   Макс Макс тут же проснулся.
   – Как пропал? – оживился он.
   – Так. Шел за нами, а теперь его нет.
   Они вдвоем уставились вниз. Вверху гомонили – девчонки пропускали очередную спускающуюся партию.
   – Идем!
   Чуть не спихнув с лестницы приятеля, Макс Макс ринулся вниз. Он добежал до коридорчика и остановился, тупо глядя на белую ленточку.
   – Придурок, – зло прошептал Макс Макс, срывая тряпку. – Он бы еще на стене написал: «Здесь была Саранча».
   – Не трогай, – попытался остановить его Ромка. – Будем возвращаться, они нам знаками станут. Сам говорил, могут начать водить.
   – Пойдем!
   Макс Макс дернул плечом – он привык, чтобы все было так, как он сказал. И его уже бесило до крайности, что вокруг происходило столько всего непонятного.
   Друзья так же терпеливо толкались в закрытые двери, забирались на широкие подоконники около оконцев. Поднимающихся людей не замечали. Почти уже у самого подножия они наткнулись на приоткрытую дверь. Здесь тоже висела ленточка. Макс Макс сорвал ее, роняя на пол белую бахрому.
   – Сейчас спустимся, а там установка стоит, магнитная, которая в башке память отшибает. – Макс Макс смотрел в темноту и наливался злобой. Ему даже фонарик был не нужен, казалось, он и так все видел. – Иначе, как я мог столько по городу петлять?
   – Откуда установка? Саранча с нами приехал.
   – Да? А ты уверен, что этот алтайский шаман не успел здесь побывать до нас? Знаешь, как это бывает?
   Ромка не знал. Он вообще не представлял, что должно было произойти, чтобы человек всю ночь ходил по одному и тому же месту и не мог выбраться. Что такое случилось, чтобы в ночь добровольно ушла Зернова? И не вернулась. Если только ее там, куда она ушла, не привязали к стулу. И что постоянно бормочет Ожич? Ни в каких книжках таких слов нет, а значит, он все выдумывает. И шел-то Ромка не за своим интересом, а за Макс Максом. По-хорошему надо было, конечно, схватить приятеля за локоть и развернуть обратно, туда, откуда они только что ушли, наверх. Интересно ведь посмотреть на город с высоты птичьего полета. Он и в окошки уже виделся красавцем, а с самой верхотуры и того лучше.
   Но Максимихин уже топал где-то в глубине башни. Если шпиль был такой высокий, то какие подвалы надо выкопать, чтобы стены башни удержали эту махину! Это же сколько тонн торчит над землей! А значит, плутать здесь по подвалам не наплутаться.
   В кармане лежала зажигалка. Не фонарик, конечно, но для света сойдет.
   Нырнувшие за дверь мальчишки и не подумали прикрыть ее за собой. Это за них сделали Таня с Олёнкой. Они шли молча, не переговариваясь. От тугой прически у Тани ломило в висках.
//-- * * * --//
   Эдик вывел остаток группы на смотровую площадку. Девчонки завизжали, вцепились друг в друга. Вид отсюда открывался потрясающий. Город был как на ладони с его улицами и домами. Эдик отпустил экскурсантов бродить вокруг подножия шпиля, фотографироваться. А сам встал так, чтобы была видна башня Толстая Маргарита. Под ней располагался один из бастионов с подземными ходами. К Олевисте они были ближе всего. Он мысленно перебирал в голове сегодняшних подопечных. Об этом ходе надо было кому-то сказать. Он выбрал Лену Богданову, соседку Тани Кудряшовой по комнате.
//-- * * * --//
   Как только за Кожиной с Кудряшовой закрылась дверь, помещение погрузилось в темноту.
   – Ой, – пискнула Олёнка.
   – Не висни, – Таня отпихнула ее от себя и привычно провела ладонью по волосам. Как же у нее болела голова!..
   Она сунула руку в карман за сотовым телефоном. В отличие от лестницы к шпилю башни, которая до головокружения винтом впарывалась в брюхо строения, здесь лестница, ведущая вниз, полого спускалась во мрак. Стесанные ступеньки говорили о том, что лет этой лестнице не меньше, чем башне. Что там говорил Эдик? Тысяча пятьсот какой-то... Пять веков. Приличненько. Вряд ли тут что-то перестраивали. Да и было бы чего. Не евроремонт же делать. Стены и стены, ступеньки и ступеньки. Дальше будут подвалы, может, библиотека, может быть, столовку найдут. Надо было наверху пошарить. За пять веков они наверняка успели здесь провести электричество и выключатель повесили у входа. Как все нормальные люди. Или драконам свет не нужен?
   Камень холодил, застоявшийся воздух неприятно касался лица. Сотовый телефон поминутно гас, отчего стены погружались в привычную для себя темноту.
   – Где-то должен быть свет, – прошептала Таня, в очередной раз заставляя телефон ожить. – Не с фонарями же они тут ходят.
   Над головами громыхнуло, по ступенькам запрыгали мелкие камешки.
   – Ой, что это? – в очередной раз схватила за руку подругу Кожина.
   – Дракон об стенку башкой бьется, – отпихнула ее Таня. От боли голова совсем перестала соображать.
   Они спустились еще немного. Визг Олёнки ударил по ушам, оживил перепуганные мурашки.
   – Ты чего? – отшатнулась от нее Таня.
   – Там что-то...
   Кудряшова повела телефоном. На стене в чугунном кольце болталась белая тряпичная лента с бахромистым краем.
   – Это Ожич! – улыбнулась Таня, словно уже увидела Сарымая во плоти и он ей быстренько все объяснил.
   – Его убили? – сделала странный вывод Кожина, дергая Таню за локоть. Телефонная трубка выскользнула из холодных пальцев.
   – С чего ты взяла?
   Олёнку хотелось прибить. Теперь мобильник искать. А потом еще выяснится, что от удара трубка сломалась. Этого только не хватало!
   – У него была футболка белая, ее порвали на лоскутки... – зловеще шептала Олёнка.
   – Я тебя сейчас сама порву на лоскутки! – Телефон не находился. – Посвети мне.
   – Чем? – Судя по шарканью, Кожина искала потерявшуюся в темноте подругу.
   – Сотовым! Включи, чтобы был свет.
   – Нет у меня сотового, – заканючила Олёнка. – Я его в гостинице оставила, он без роуминга. А ты где?
   – Тогда и меня нету, – разозлилась Таня.
   Она смотрела вокруг и, как ни старалась, не могла ничего разглядеть. Даже очертания ступенек видно не было. Вокруг стояла абсолютная тьма. От нее заложило уши. В душе родилось неприятное чувство. Это был еще не страх. Как взрослый человек, Кудряшова знала, что темноты бояться не надо, а если тебе что-то кажется, то подойди и потрогай, включи свет, наконец, чтобы убедиться, что ничего там нет. Волновала абсолютная непроглядность. Она заставляла откуда-то из подсознания вытаскивать воспоминания о первобытной жизни, когда темнота была полна чудовищ, особенно драконов.
   – Ой, как же это? – Кожина явно собиралась плакать. – И зачем мы сюда только пошли? Давай возвращаться, пока дверь не закрыли. Расскажем про этот ход Эдику, пускай он сам что-нибудь делает. Говорила же Зоя Игоревна, что подождать надо, Зернова сама придет. Куда ей здесь деться? А через два дня можно и полицию вызывать. Ее сразу найдут. Где тут теряться? И что нам в этом подвале? Там наверняка дверь какая-нибудь закрытая. Пойдем, а? А? – Не получив ответа на свои восклицания, Олёнка испуганно заорала: – Ты где? Кудряшова!
   – Тише ты! – прошипела Таня, но было уже поздно. Снизу слышались голоса, но после воплей Кожиной все стихло. – Идем!
   – Куда? – От страха Олёнка окончательно потерялась. Ей вдруг совсем расхотелось двигаться. Она пятилась, надеясь спиной нащупать стену и присесть около нее. Но вместо этого нога у нее встретила пустоту, уронив хозяйку со ступенек.
   Узкий коридор вздрогнул от визга. Кудряшова заткнула уши – эхо норовило ее оглушить. Как только она прижала ладони к ушам, ей послышался отдаленный шорох и шелест, сквозь который шипящей нотой прорывался тоненький голосок.
   Таня убрала руки. В нескольких шагах от нее, внизу, плакала Кожина.
   Таня снова прижала ладони к ушам. Она явно слышала чей-то разговор.
   – Замолчи! – крикнула она в темноту, и Олёнка, всхлипнув, задержала дыхание. – Ожич! Ты?
   Она пыталась что-нибудь еще расслышать, но по коридору, как насмешка, все еще носилось эхо плача.
   – Ой, я ногу подвернула, – пожаловалась Олёнка.
   – Подожди меня здесь, я сейчас.
   – Не оставляй меня! – завизжала Олёнка. Коридор дрогнул, заставив воздух заколыхаться.
   Странно, они так орут, что даже слепой услышит. Насколько вперед ушли мальчишки? Они же не глухие! Услышали, вернулись посмотреть, кто за ними идет. По мозгам надавали. Вряд ли в их планы входило, что за ними будут следить. Но впереди тишина и пустота. Словно и нет там никого. И никого не было. Как же не было? А Сарымай куда подевался? Вошел, лоскутков навешал, чтобы задобрить местных духов, и... пропал? Таня сама видела, как Ромка с Макс Максом за дверь нырнули. Их тут сразу сожрали и следов не оставили?
   Темнота начала давить. Таня по стеночке обошла рыдающую Олёнку.
   – Никто тебя не оставляет! Я только спущусь немного вниз, посмотрю наших.
   – Я боюсь! – выла Кожина. – Здесь страшно!
   – Ничего тут нет. Чего ты как маленькая?
   Судя по звукам, Тане удалось миновать одноклассницу. Олёнка захлебывалась слезами, сама себе жалуясь, какая она несчастная, как ее не любят и какая жестокая Рапунцель.
   – Я скоро, – пробормотала себе под нос Кудряшова. Для себя это сказала, не для Кожиной. Той уже ни до кого дела не было. Всхлипывала где-то неподалеку, бормотала, икала.
   Таня осторожно, держась рукой за стенку, ощупывая ногой каждую ступеньку, сползала в непроглядную тьму. Вдруг с воздухом что-то произошло. Он сжался, волной дохнув на Кудряшову. Таня остановилась. От подкатывающего страха заложило уши. И снова она стала слышать шипящее перешептывание. Как тогда, когда зажимала уши руками, спасаясь от воплей Кожиной.
   За спиной послышался писк. Казалось, темнота сама испугалась неожиданных звуков. Неожиданных, но все же очень знакомых.
   Это был сигнал Таниного телефона. Он бисером катился сверху, звал к себе, требовал внимания, ждал, что подойдут. Странным показалось не то, что в этом подвале был прием. Пропал Олёнкин голос. Она больше не плакала, не звала, не жаловалась на судьбу. Судя по тому, как легко несся звонок, между телефоном и Кудряшовой была пустота.
   Таня попятилась и чуть не повторила полет по ступенькам, который уже совершила Олёнка. Но любое повторение – это уже не смешно. Поэтому Кудряшова удержалась за стену и в который раз услышала голоса. Рядом, два шага сделать. Она и сделала эти два шага, поначалу не заметив, что видит и стену, и свою растопыренную пятерню, и даже ступеньки. А еще через пару шагов она стала различать голоса. Макс Макса можно было узнать, даже если ангина насмерть убьет его голос – он говорил с напором.
   – Я тебя по стенке размажу, если ты опять вспомнишь своих духов, – зло выкрикивал Макс Макс.
   – Не размажешь, – Ожич говорил легко и весело, словно злые слова одноклассника предназначались не ему.
   – С чего такая уверенность? Мне двинуть тебе ничего не стоит. Жаловаться побежишь?
   – Сегодня ты меня не тронешь. А разговор будет. Приметы сходятся.
   – Ну все!
   Таня чуть выглянула за угол. Около ног мальчишек валялся фонарик, он светил на стоптанные кеды Сарымая. Носились в желтом луче пылинки. Ноги Макса терялись во тьме. Свет фонаря бил в стену, отсветом выхватывая Макс Макса выше коленей. Освещение делало его зловещим монстром, готовым сожрать Ожича. Но виделось это только Тане. Сарымай и не думал пугаться. Он оттолкнул от себя одноклассника, и Макс Макс от легкого этого движения отклонился сильно назад, ударился спиной о противоположную стену.
   – Ничего я не делал! – Ожич переступил с ноги на ногу, невольно пиная фонарик, так что теперь стала видна та стена, к которой прислонился Макс Макс. Веселые пылинки принялись танцевать с удвоенной силой, оседая на кедах. А потом они собрались в световую дорожку, которая холодной ленивой волной поползла от стены на...
   Таня завизжала и только потом поняла, что она увидела. Это была змея. Большая. Серая. С темными пятнами. Голова приподнята над плитами пола. Черные глаза нехорошо круглились в желтоватом свете фонаря.
   Фонарь снова дернулся – Сарымай поднял его, ударив светом по Таниным глазам.
   – Оглушила, – проворчал Макс Макс.
   – Там змея!
   Свет фонарика упал на пол, облизал потертые камни, пробежался по щелям.
   – Нет никого, – Сарымай специально долго светил вниз, чтобы у Тани не возникло сомнения. – Убежала.
   – Ну вы и идиоты! – устало выпрямился Макс Макс. – Змея у них убежала! Еще скажи, что улетела на голубом вертолете. Ты-то зачем сюда приперлась?
   – За тем же, за чем и ты! – Кудряшова никогда не терялась перед Макс Максом. Пускай его другие боятся и любят. Ей на него было плевать. – Где Разоренов?
   – Вперед пошел, сейчас вернется. Ты одна?
   – С Кожиной. Но она, наверное, обратно ушла.
   – Цирк! – Макс Макс сунул руки в карманы, несколько раз перекатился с пятки на носок, демонстрируя крайнюю степень раздражения. – Один фокусы показывает, другая номер со змеями, а третья исчезает. Сговорились?
   – Дурак ты, Максимихин. – Ожич огляделся, свет фонарика пробежался по стенам.
   – Я-то дурак, но морду тебе разобью, если ты не перестанешь с духами своими бегать.
   Теперь Ожич осматривал щели между полом и стенами.
   – С духами не бегают, с духами общаются, – проворчал он.
   – А со змеями танцуют, – съязвил Макс Макс. – Ты чего там ищешь? Не было ничего! Этой дуре теперь везде будут змеи мерещиться. А еще мыши. – И он в упор глянул на Таню.
   Кудряшова замерла, слишком ярко представив, что произойдет, если она увидит мышь. Это будет конец света. Змею еще терпеть можно, но не мышь. Тем более, когда так болит голова!
   – Пока все собирались, – будто сам себе говорил Ожич, продолжая изучать пол, – Эдик мне рассказал, что раньше было принято в крестьянских домах держать прирученную змею. Она мышей гоняла.
   – А кошки? – прошептала Таня. Сил терпеть боль не было, она потянула за резиночку, освобождая волосы.
   – Кошки змей не любили. Поэтому, когда домовой пытался прогнать змею, он превращался в кошку.
   – Черную? – Коса ленивой волной распадалась на пряди. По голове забегали мурашки, возвращая кровь занемевшим клеточкам.
   – Что ты делаешь? – В голосе Макс Макса послышалась тревога.
   – Волосы распускаю, голова очень болит. – Таня пятерней пошевелила свою гриву.
   От этого простого движения воздух вокруг снова колыхнулся.
   – А где Разоренов-то? – Таня быстро приходила в себя. Хватит стоять на месте, пора уже что-то делать!
   – Щаз придет, – Макс Макс достал из кармана комок из тряпичных ленточек. – Ты представляешь, этот крендель в войну решил поиграть с местными привидениями. – Брезгливо поморщившись, он бросил тряпки на пол. – Чтобы нам веселее было.
   – Зря снял, духи обидятся. – Ожич светил фонариком дальше по коридору.
   – Нет никаких духов, кроме тебя! – снова стал заводиться Макс Макс.
   – Они забрали Зернову. Они водили тебя по городу. – От напряжения Сарымай забывал вставлять свое любимое «однако».
   – Это ты все подстроил! Договорился с Хазатовым...
   – Тихо очень. Ромка не возвращается. – Для Сарымая возмущения Макс Мака были всего лишь внешним шумом. Назойливым, но безопасным.
   Таня насторожилась. А ведь Олёнка не обязательно пошла обратно. Не слышно было, чтобы Кожина вставала. Да и в темноте она далеко не ушла бы. Так бы и сидела, рыдая, сопли рукавом вытирала. Ее просто в какой-то момент перестало быть слышно. Как будто она пропала...
   – Может, он тоже наверх поднялся? – предположила она. Очень не хотелось верить в то, что они снова начали терять друг друга. Нет, только не это!
   – Какое наверх, если он туда пошел? – Макс Макс вырвал у Ожича фонарик и посветил в темноту хода.
   Как только свет перестал освещать Кудряшову и вокруг нее опять сомкнулась тьма, по ногам потянуло сквозняком. От навалившейся тревоги она начала переминаться с ноги на ногу, ожидая, что наступит... на что-то живое.
   Сарымай присел, поднимая свои ленточки.
   – Здесь кто-то есть, – прошептал он.
   Кудряшова задержала дыхание.
   – Хазатов? – прошептал Макс Макс, ощериваясь в злой ухмылке.
   – Давайте найдем Разоренова и вернемся – Тане очень хотелось взять одноклассника за руку, но она сдерживалась – слишком памятна была их прогулка к Олевисте ночью, когда Максимихин бросил ее.
   – Ща, найдем. – Макс Макс сунул фонарик хозяину, по-деловому вытащил телефон из кармана. Бледный свет экрана озарил его лицо. – Черт, приема нет.
   – У меня сотовый на лестнице звонил, – не столько для мальчишек, сколько для себя произнесла Таня.
   – А теперь не звонит. – Макс Макс спрятал телефон в карман. – Разореныч! – гаркнул он в темноту.
   Крик заставил Таню отшатнуться. Свет фонарика перебежал на Макс Макса.
   – Не надо так, – веско произнес Сарымай. – Он не вернется.
   – Почему не вернется? Романыч! – уже не так уверенно позвал Макс Макс.
   – Там кто-то есть. – Желтая пыльная полоса постепенно растворялась в убегающей дали. На границе тьмы и света промелькнуло движение. Еле уловимое. Стремительное. И совсем не человеческое. Люди так быстро двигаться не могут.
   Таня обессиленно прислонилась к стене.
   – Это Ромка! Кому еще там быть?
   Макс Макс потопал вперед, загородив собой и без того слабый свет, отчего темнота снова приблизилась. Таня встала ближе к Ожичу, тайно надеясь, что Сарымай ее не оттолкнет.
   – Ты зачем сюда пошел? – зашептала она.
   Сарымай почесал нос, словно вся мудрость у него шла оттуда.
   – Зернова здесь, однако, – пробормотал он. – Выйти только не может. Ее духи держат.
   – С чего ты взял?
   Сарымай сунул ей связку рваных тряпочек.
   – Я думал, – медленно проговорил он.
   Таня терпеливо переступила с ноги на ногу, предусмотрительно бросив взгляд вокруг себя – не ползет ли змея. В последнюю ночь думал не один Ожич, все ломали голову над странными событиями.
   – Башню помогал строить черт. Наверное, он надеялся, что у людей ничего не получится. Но вышло наоборот – черт вместо того, чтобы навредить, помог. Ему это, конечно, не понравилось, вот он и натравил на башню драконов. Каждый раз во время грозы они пытались спалить башню.
   – А при чем здесь змеи?
   – Змеи пособники драконов. Они не такие заметные, как драконы, и могут везде ползать. Поэтому кошки их и гоняют.
   – Почему? – И откуда только Сарымай все это знал?
   – Кошки охраняют дом. Вряд ли они дружат с чертом.
   – А Полина-то им зачем?
   Ответить Сарымай не успел. Воздух снова дрогнул. С потолка посыпались мелкие камешки. Таня и сама могла ответить на этот вопрос. Дракону нужна жертва, так говорила Зоя Игоревна. Ему нужна еда. Вряд ли в Полине много полезных веществ, ест она всякую гадость, но для одного дракона хватит.
   – Она здесь, – прошептал Ожич. – Нам нужна кошка, однако. Мы отгоним змей, и они не приведут нас к драконам.
   – Ты считаешь, что драконы прячутся в подвале?
   Кудряшова вглядывалась в черноту коридора, пытаясь представить, как может выглядеть дракон. Как в «Гарри Поттере»? Или иначе? В детской книге она видела маленьких пузатых монстриков с крошечными крылышками. Такие Тане были симпатичней.
   – Больше негде. Алмыс должен был оставить где-то своих слуг, чтобы они потом развалили башню. Но мы его заговорим. Алмысы любят, когда их заговаривают. Глупые. Легко обманываются.
   Сарымай дошел до ближайшего кольца в стене и привязал свое подношение.
   – Пойдем, нас он не тронет.
   – А кого тронет? – Таня не сдержалась и схватила одноклассника за локоть.
   Ожич промолчал, но Таня и так поняла, кого уже тронули. Шаги Макс Макса давно затихли впереди. Больше не было ни звука. Макс Макс как в бездну канул, хотя гулкий коридор должен был эхом возвращать малейшее движение.
   – Он не вернется? – в панике прошептала Таня. В голове родилась бредовая идея с веревкой. Если бы они одним концом обвязали Макс Макса, а другой держали, то никакая злая сила не могла бы утащить его.
   Она представила, как страшный зубастый монстр хватает Макс Макса поперек туловища, перекусывает его, с хрустом и чавканьем жрет, а прилипшую к зубам веревочную петлю выплевывает на пол. И как потом они с Ожичем эту петлю подтаскивают к себе. Ударившая в голову кровь сделала окружающее нереально ярким. Надо было бежать! Срочно! Звать на помощь! А еще нужно не забыть по дороге подобрать телефон. Если его не стащила исчезнувшая Кожина.
   – Однако, – Сарымай боком двигался вперед, – я в щели записку оставил, в случае чего, пусть знают, куда мы пошли. Тогда-то меня Максимихин и схватил, думал, что я все это устроил. А устроил это кто-то другой, однако. Он жертву ищет, чтобы драконов кормить.
   Таня остановилась. Идти вперед сил не было.
   Сарымай водил фонариком по стенам.
   – Назад все равно нельзя, однако, – говорил он как-то устало. – Любая пещера имеет свой вход и свой выход. Во вход мы все равно не выйдем. Надо дойти до конца. На Алтае всегда так делают.
   Конечно, Таня понимала: все, что говорит алтаец, – бред. Какие драконы? Какой алмыс? Из подвалов и подземелий они давно перебрались в компьютерные игры и там благополучно обитают. А в этом подвале наверняка есть лампочки. Стоит только поискать выключатели. Здесь где-то спрятаны провода, по которым бежит ток. Сюда спускаются люди, не колдуны и ведьмаки, а самые обыкновенные люди, которые проверяют проводку, смотрят, не протекает ли где вода, кладут на полки то, что тут должно лежать, берут, что нужно, – и уходят. По той же лестнице, по которой спустились. И когда их с Ожичем будут искать (а это произойдет непременно, Эдик уже хватился пропавших экскурсантов), все побегут по лестнице, по которой они уже прошли, чтобы найти друзей, взять за руку и спокойно вывести обратно. Той же дорогой. Может быть, догадаются сразу свет включить. Выключатель где-нибудь около входа. Где ему еще быть? Больше негде. Там он, родной. И если постоять на месте, то и свет включат, и их найдут. И вообще – хорошо будет.
   Убедив себя в этом, Таня почти успокоилась, повертела головой, чтобы понять, где она стоит. Пусть будет темно, она станет держаться стены, а когда под рукой надежная опора, с остальным и разобраться проще.
   Все было ясно и понятно, кроме одного. Откуда перед ней взялась змея. Она свернулась серым кольцом, злобно шипя, выставив вверх покачивающуюся головку.
   Таня попятилась. Уперлась в Сарымая, который равнодушно освещал это странное явление. А потом она со всех ног бросилась бежать.
   – Не спешшши! – шипели ей вслед. – Стой!
   – Стой! – орал Сарымай. – Не туда!
   Но Таня бежала. Ей все казалось, что где-то впереди виден свет, что она вот-вот окажется у выхода. А там уже будут Макс Макс с Ромкой. И все закончится.
   – Стой!
   В темноте Таня врезалась в стену – подвал делал поворот.
   – Ну, куда же ты? – раздался голос сбоку, и ее руки коснулись холодные пальцы.
   Голова отказывалась поворачиваться. Шея одеревенела.
   – Привет!
   Таня скосила глаза и задохнулась от ужаса.

Глава V
Ошибка черта

   Перед ней стояла Полина. Ошибки быть не могло. Это она! Рыжеватые распущенные волосы, толстые линзы очков, свитер крупной вязки, джинсы, сандалеты.
   – Ты что здесь делаешь? – Таня икнула в страхе.
   – Тебя пытаюсь остановить. Ты чего орешь-то?
   – Ты где была?
   – Какие у тебя красивые волосы! – вместо ответа прошептала Полина. – Ему так понравится! – Она потянула Таню за руку.
   – Кому понравится? – Идти не хотелось, но оставаться одной было страшнее. – Что ты тут делаешь? Пойдем к нашим!
   – К нашим! Да, к нашим! Мы и идем! – Коридор вильнул. Полина пошла быстрее.
   – Там Ромка?
   Так вот куда все подевались!
   – Наши, наши, – кивала Полина. Ее волосы порхали над плечами. Такой красивой Полину Таня еще не видела.
   – А мы всю ночь тебя искали, – скорее для себя, чем для Полины, говорила Кудряшова. Ей было страшно. Очень страшно. Полина была неуловимо другой. Словно восковая фигура, которой сходство с оригиналом придали, а душу вложить забыли. – Саранча всюду ленточки развесил.
   Она показала свой клубок. Полина замерла.
   – Макс Макс с Ромкой сюда пошли. Ты их не встретила? Еще Кожина была. Но она убежала, наверное. Здесь так темно было, мы чуть не заблудились. А ты тут всю ночь и просидела?
   – Да есть здесь свет, – буркнула Полина и, не глядя, стукнула по стене.
   Загудели, защелкали, загораясь, лампочки под потолком.
   Место, куда они пришли, было библиотекой. По стенам стояли бесконечные стеллажи с книгами, деревянная лестница вела к верхним полкам. Широкий стол с лампой – сиди и читай.
   Таня огляделась.
   – Надо ленточку повесить, – пробормотала она, цепляя за первый же попавшийся предмет белую лохматушку.
   Из-под стола выползла змея. Большая. Черная с белыми поперечными полосками, заметно желтеющими ближе к хвосту. Кудряшова опустила руки с тряпочками. А может, на гадов распространяется собачье правило – если стоять на месте и не шевелиться, то животное не бросится?
   – Не бойся, – Полина веселилась. Она повернулась к змее, протянула руку, как будто погладить ее собиралась. Рептилия проползла мимо, устремляясь к Тане. – Это полоз, он не ядовитый.
   – Не приближайся! – Кудряшова выставила вперед ладонь. – Еще шаг, и я закричу!
   Это было обращено к змее. Холоднокровное на мгновение замерло, словно размышляя, о каком шаге она говорит применительно к змее.
   Наконец, полоз решился. Собрался в кольцо и зашипел. Не ядовитый? Но в кольцо сворачиваются гадюки, когда готовятся к нападению, гремучие змеи, кобры... Нет, это точно была не кобра и не гремучая змея.
   – Как Линда, – сквозь шипение порхнуло в воздухе.
   Змея застыла, в упор глядя на Таню. Глаз полоза был с темной радужкой и круглым зрачком. Взгляд змеи завораживал.
   – Невессссста, – прошипела змея, делая тот самый «последний» шаг, а вернее продвигаясь вперед.
   Из гипноза Кудряшову вывела Полина. Она бросилась между полозом и одноклассницей, чуть ли не ногой отпихивая пресмыкающееся.
   – Беги! – крикнула Зернова, выталкивая Таню из библиотеки, и вдруг, распахнув рот, громко и внятно произнесла: – Мяу!
   Змея начала собирать свои кольца, готовясь к прыжку. Одно кольцо змеиного тела перетекало в другое, превращая это движение в завораживающий танец.
   – Раз так, то ты никого не получишь! – с обидой пообещала Полина, вырывая у Тани из рук клубок и кидая в черную с желтыми пятнами головку. Змея уклонилась от пущенного в нее снаряда и вдруг совершила молниеносный прыжок. Зернова выставила перед собой руку, встречая удар, вскрикнула, затряслась, сбрасывая с локтя склизкое тело.
   – Ты же говорила, что он не ядовитый! – ахнула Таня, кулаком помогая Полине освободиться.
   – Не ядовитый. Злой! На всех кидается.
   Полина скинула змею на пол. Полоз подобрал свое длинное тело, аккуратно вписываясь в дверной проем. За спиной были стеллажи с книгами. Таня за корешок потянула ближайший том.
   Знание – сила!
   Она бросила книгу в змею, заставляя рептилию отступить. Но полоз снова прыгнул. Таня шагнула навстречу. Удар сбил с ног. Больно стукнувшись плечом и спиной, она от головокружения не сразу поняла, где дверь, смахнула с лица волосы, на четвереньках выкатилась в коридор. За ней бежала Полина.
   – Может, свет выключим? – Распущенные волосы мешали. Таня закрутила их в жгут, забросила за спину, но они тут же выбились, закрыли лицо.
   – Змеи реагируют на движение, а не на свет, – выкрикнула Полина, увлекая одноклассницу по коридору. – И на топот.
   – Так стоять или бежать? – растерялась Таня.
   – Бежать! Быстро!
   Они помчались, словно на соревновании – кто первый. Вихрем налетели на стоящего Сарымая. Алтаец тупо смотрел на свой фонарик, щелкал кнопкой, словно пытался понять, от него загорелся свет или по какой другой причине.
   – Там целая комната змей! – завопила Таня, увлекая Ожича за собой.
   Сзади накатывал топот, будто рептилии обрели вдруг ноги.
   Коридор перетек в лестницу. На одной из нижних ступенек лежал сотовый. Таня подхватила его, машинально просмотрела список звонков. Приема на лестнице не было. Звонков тоже. Потрясенная всем этим, она не заметила, как выбежала за дверь, перепрыгнула широкий порожек и по инерции побежала наверх. Полина стащила ее со ступенек, заставляя развернуться. Следом показался Ожич. За ним, споткнувшись и врезавшись в стену, вывалился Макс Макс. Он тут же кинулся закрывать дверь, но в нее с другой стороны стали ломиться с криками: «Ты чего? Ты чего?» Сарымай отпихнул Макс Макса. Дверь распахнулась, хлопнув о стену. Ромка рухнул на широкую ступеньку, судорожно втянул ноги. Макс Макс, тяжело сопя, освободился от захвата одноклассника и захлопнул дверь в подвал.
   – Кожина! – тонко пискнула Таня, вспоминая об Олёнке.
   Макс Макс снова приоткрыл дверь.
   Она была тяжелая, дубовая, стянутая железными полосами с большими выпуклыми заклепками. Вверху привычный прямоугольник венчался полукругом. Отсвет ламп от винтовой лестницы башни осторожно ощупывал несколько первых ступенек подвала и, поджимая лапки, не решался идти дальше.
   Все с тревогой глядели вниз, ожидая, что сейчас появится Олёнка. Но из темноты на них шел только утробный подземный гул. Мрак вздыхал, переживая, что упустил пленников.
   – Is it the right direction [3 - Мы правильно идем? (англ.)]? – осторожно спросили у них за спиной.
   – No! – грубо ответил Макс Макс, наваливаясь на дверь.
   Аккуратный старичок, робко указывающий в сторону подвала, понимающе закивал и, изобразив на лице вселенское терпение, потопал наверх.
   – А как же Олёнка? – Нормальный голос к Тане все не возвращался, она тоненько пищала – судорога сводила мышцы горла.
   – Ушла уже твоя Олёнка, – зло прошептала Полина и побежала вниз.
   Ожич, что-то привычно бормоча себе под нос, пошел следом.
   – Как подменили, – выдал общее наблюдение Макс Макс.
   – Нормальная она, – хрипло отозвался Ромка.
   – А ты где застрял? – накинулся на него Макс Макс, которому надо было на ком-то сорвать раздражение от пережитого страха. – Или ты с ними заодно? – Он все еще искал виновников произошедшего.
   Таня по стеночке начала спускаться. Ноги неприятно подрагивали, хотелось присесть и хотя бы на секундочку закрыть глаза.
   А в церкви полным ходом шло приготовление к свадьбе. Двое парней таскали корзины с белыми цветами. Когда двери церкви распахивались, звучал орган. Музыка взлетала под готические своды, сыпалась на плечи и головы притихших подопечных Эдика колючим дождем. Временами музыка спотыкалась, пальцы искали верную ноту, пробовали то один аккорд, то другой, начинали заново. Все это было страшно своей неестественностью и невозможностью.
   – Где вы были? – Эдик улыбался. Он готов был выслушать любую версию.
   – Дверью ошиблись, – с трудом ответила Кудряшова и закашлялась – спазм не хотел отпускать.
   А вокруг знакомые лица. Все стоят, с любопытством смотрят. А все ли? Она раз за разом пробегала глазами по одноклассникам и только на четвертый отыскала Кожину. Бледная Олёнка стояла над крайней корзиной с цветами, сжав кулачки, и пристально смотрела на Таню. Глаза у нее были припухшие после долгих слез, нос натерт до красноты. Светлый тон пудры, которую Кожина успела положить на лицо, некрасиво выделялся на болезненно покрасневших скулах. Кудряшова отвернулась. Ей неинтересно было задавать макс-максовский вопрос: «Где ты застряла?» С Олёнкой, которая оказалась слабой, говорить было не о чем. Нарастающий гул ахов и восклицаний шел от группки, где Полина что-то быстро рассказывала девчонкам и подошедшему Эдику. Тот понимающе кивал, перевязывая ей правую руку белой тряпкой.
   Так, так. Хазатов в сторонке изучает потолок, Сарымай шажками, шажками пробирается к выходу. С этими все понятно. Но девчонки! Никто из них и не подумал подойти, спросить, что произошло. Всем интересно послушать Полинин бред, после которого уже ничего нельзя будет изменить – поверят Зерновой, никого ни в чем потом не переубедишь. Обидно, но пережить можно.
   Ей не хотелось стоять рядом с теми, кого Зоя Игоревна недавно назвала дружным коллективом. Никакой он не дружный. Каждый сам за себя.
   В двери, ведущей из башни, появился Макс Макс. Вид у него был помятый, испачканный и злой.
   – Если вы мне сейчас не скажете, кто все это учудил, то я вообще здесь всех прибью. А тебя, Саранча, в первую очередь.
   Это уже было скучно.
   Таня вышла на улицу. Ощущение было такое, словно в подвале она провела не полчаса, а целую жизнь. Даже улица изменилась. Потемнела, присела, состарившись. С нее исчезли нарядные краски, перестало перекатываться по черепичным крышам солнце. Облако зацепилось за макушку шпиля. Ветер гнал по голой улице рваную афишу. Странно, Таня только сейчас заметила, что в городе почти нет деревьев. Город, как в панцирь, был забран в камень, строго держал осанку и лишь чуть прищуривался, когда ветер бросал в окна домов песок.
   Пережитый страх неприятной занозой шевельнулся в душе. Какое знобкое чувство. Раньше она никогда не испытывала такого одуряющего состояния. Которым нельзя управлять. И которое так не хочется пережить вновь.
   – Будет дождь. – На крыльцо вышел Эдик. – Мы, наверное, не сможем продолжать экскурсии – они все пешие.
   Кудряшова снова глянула наверх. Небо заволакивали темные тучи. Они наступали на город, клубились, недовольно ворчали.
   – Мне все равно! – выдохнула Таня, решительным шагом выходя на улицу Лай. – Слышите? Все равно!
   Она побежала направо, уперлась в странное круглое низенькое здание с конической крышей. А потом вдруг увидела ступеньки и пятачок зелени и ринулась туда, под ветки старых кряжистых лип, упала на скамейку и расплакалась, сама не понимая почему. Ветер кружил прошлогодние листья. Проносящиеся под холмом машины глушили шум ветра и ругань грозы. Но сам воздух, наполненный электричеством, не давал забыть – идет ураган.
   Таня задрала голову. Липы были страшными. Они корявыми воинами обступили холм, уперлись в небо сучковатыми ветками. Старые деревья с болезненными шишковатыми наростами. Словно какой-то колдун в ярости заставил их расти криво. На уровне человеческого роста они начинали раздваиваться, растраиваться, а то и делиться на четыре ствола. Кроны лип шелестели, напоминая о неприятном столкновении в подземелье башни.
   Нет, Кудряшова больше туда не пойдет. Ни за что! Полина, оказывается, и сама могла спокойно выйти. А они-то, дураки, полезли ее спасать! Никому не нужны их подвиги. Каждый сам за себя.
   Ветер играл Таниными волосами, путал их. Кудряшова снова собрала их, резинкой перехватила в хвост. В небе зарокотало, и по-хорошему надо было бежать в гостиницу – утро было настолько солнечным, что Таня и не подумала брать зонт. Но уходить было рано.
   Кудряшова сползла с лавки и вышла на ступеньки, ведущие обратно на улицу Лай и к церкви Олевисте.
   Ветер сдул с мостовой прохожих, и только машины, проезжающие под холмом, напоминали о том, что жизнь продолжается, что никаких перемещений во времени не случилось.
   Вернется домой, все-все расскажет маме, а потом залезет в Интернет и узнает про этих полозов, поймет, что это за свадьба такая, змеиная, и что особенного в Таллине, где все это произошло. Поскорее бы вернуться. Впрочем, и осталось-то всего три дня, две ночи. Все нашлись, больше ничего не произойдет. А про полозов она и в гостинице сможет прочитать. Придет в номер, упадет на кровать и зайдет с мобильника в Интернет.
   Далекий еще раскат грома звонко прошелся по черепичным крышам, а ветер заставил вертеться флюгеры на шпилях.
   Это было, наверное, красиво, когда на макушке башни Олевисте и на четырех башенках по бокам крутились золотые петушки, они весело спорили с ветрами и показывали блестящие гребни всем молниям. Теперь башня настороженно ждала идущего урагана, одиноким крестом встречая непогоду.
   Таня представила, как ветер сдувает с Ратушной площади легкие алюминиевые столики кафе, как носит по брусчатке улетевшие салфетки, как стучит незакрепленными ставнями.
   Ей стало весело. Этот город жил по своим законам, и они Тане нравились.
   Закапал дождь. Неподалеку сверкнула молния, на стену ближайшего дома упал электрический отсвет. Снова заворчал гром. Прямо над липами загрохотало.
   Капли дождя стали крупными. Они тяжело стучали по непокрытой макушке, вызывая неприятный озноб. Дождь барабанил по плечам, по голым локтям, прибивал легкую шелковую юбку к коленям, рождал запоздалую боль в ногах, сбитых бесконечными падениями в подземелье.
   Очередная молния расколола черную тучу и по касательной мазнула вдоль башни. В ответ ей с другой стороны тоже полыхнуло, словно кто-то дал ответный залп. Два грома, встретившись, оглушили друг друга. Ветер заволновался, столбом взвился вверх. Липы у Тани за спиной заохали, завздыхали. И сразу стало понятно, почему они такие – каждый раз быть свидетелем столкновения стихий – еще и не так скрючит. И ведь молнии, промахиваясь, не раз били в них. Каждый удар рождал вот такого многорукого монстра.
   Ливень ухнул стеной, отгораживая город от всего мира. Он рубил действительность на части, словно хотел уничтожить ее. Молнии сверкали, перегоняя друг друга. Одна, казалось, ударила прямо в макушки лип. Таня вжала голову в плечи и невольно спустилась по ступенькам на улицу. Брусчатка потонула в потоке воды. Она неслась с холма вниз, завихрялась около круглого здания с конической крышей, билась о вековые стены церкви, будто пыталась смыть ее с лица земли. В наступившей темноте только металлические отсветы молний позволяли видеть, что земля еще не разверзлась, что город стоит.
   Смотреть наверх было неудобно, вода заливала лицо, делала тяжелыми волосы, неприятно текла по ногам. Туча клубилась вокруг высокого шпиля. Она словно зацепилась за его макушку, и ее теперь крутило на месте, отчего, как из разорванного мешка, из ее темного бока сыпались молнии. Они с яростью бились о медные листы кровли и, отскакивая, отсветами улетали обратно в небо.
   – Сюда! Сюда!
   Гром кружил голову, поэтому Таня не сразу поняла, что ее кто-то зовет. В том самом круглом здании, что она оставила за спиной, была приоткрыта дверь. Оттуда призывно махали рукой.
   – Come here!
   Гром, эхом метнувшийся в узком колодце стен, заставил шевельнуться. Застывшие от холодной воды ноги и руки двигались с трудом. Чувствуя себя как бы отдельно от своего тела, Таня забежала в распахнутую дверь.
   – Спасибо! – прошептала она.
   – Смотрите отсюда! – Пожилой мужчина ткнул пальцем в сторону башни.
   Серебристый металлический свет опалил брюхо туч и вдруг высветил нечто невозможное. По границе света и тьмы скользнула тень. Тучи, столкнувшись, уронили на башню молнию, и тут же наперерез ей из тени вывалился сноп огня. Гром разорвал вспышку, гася ее. И все исчезло, превратившись в бесконечный серый дождь.
   – И так каждый раз.
   Пораженная увиденным, Таня забыла о стоящем рядом человеке.
   – Что каждый раз? – Казалось, что голова ее повернулась со скрипом.
   – Они бьются.
   Гроза уходила. Вспышки сместились к морю, дождь посветлел и поредел.
   – Кто? – Таня пыталась рассмотреть хоть что-то, но между облаками больше никто не летал. Только какая-то смелая пичуга возвещала об окончании урагана. Дракон исчез. Если это, конечно, был дракон...
   – Небо с преисподней.
   Не ожидавшая этих слов, Таня снова посмотрела на собеседника. Это был старик с худым морщинистым лицом. Острый нос, тонкие поджатые губы, темные, слишком яркие для старика глаза. И волосы темные, почти черные, не тронутые сединой.
   – Господь пытается разрушить то, что построил дьявол, а дьявол, соответственно, сделать это не дает.
   Мужчина театрально помахивал рукой в такт своим словам.
   – Разве вы не знаете легенду об Олевисте? Эту башню помогал строить сам черт, вот небеса и злятся.
   – Знаю, – кивнула Таня и чихнула.
   – Правда, знаете.
   Мужчина жестом пригласил Таню пройти. Комната, куда она вошла, была огромная, наверное, размером с весь дом. Круглая. По стенам ее висели фотографии. Арт-галерея? В таком странном месте? Хотя, что еще здесь может быть?
   Таня чихнула снова, и мужчина засуетился.
   – Сходите умойтесь, я вам дам полотенце, – он указал на нишу, где пряталась дверь. – С одеждой не помогу, но, может, вам удастся выжать кофту и просто обтереться.
   Он скрылся в подсобке и вышел с черным махровым полотенцем.
   Неловко было принимать все эти знаки внимания, но выхода не было. На улице еще шел дождь. А до гостиницы, казалось, так далеко. Да и старик вряд ли имел какие-то дурные мысли. Он сунул ей в руки полотенце и сразу ушел, даже не думая следить за тем, что она станет делать.
   Таня глянула на себя в зеркало и ужаснулась. Водостойкая тушь потекла, от холода лицо посинело. Кожа потемневших губ покрылась некрасивыми трещинками. Как это она ухитрилась превратиться в ведьму из приличного человека?
   О чудо! Вода была теплая. Жидкое мыло с приятной вербеновой отдушкой. Согревающая волна от кончиков пальцев пробежала к плечам, оживила тело, так что вполне можно жить дальше и даже улыбаться грядущему.
   Шелковые юбка и кофта были влажные. Ничего. Высохнут. Надо волосы промокнуть полотенцем и взбить у корней, чтобы быстрее сохли. Таня мазнула губы блеском и ухмыльнулась своему отражению. Ливень смыл с нее все обиды. По большому счету, ей уже было плевать и на Полину с ее закидонами, и на Кожину с ее истериками, и на Макс Макса с его манией величия. Пускай все они дружно провалятся в преисподнюю, она больше ни за кого переживать не будет, а тем более бегать за кем-то и кого-то искать. Она приехала сюда отдыхать, ходить по магазинам и любоваться готическими видами. Все! Больше никаких чертей и драконов. Сказки для маленьких.
   С гордо поднятой головой вышла из туалета.
   – Спасибо! – протянула она в пустоту полотенце.
   Мужчина появился сразу же, словно из-под земли вырос.
   – О! – заговорил он, слегка запыхавшись. – Как вы быстро. Стало теплее?
   – Я, наверное, пойду.
   – Там еще дождь. Посидите. – Мужчина говорил так спокойно, будто не сомневался, что Таня не откажет. – Сейчас будем пить кофе. Кстати, меня зовут Рява.
   – Как? – смутилась Таня.
   Задерживаться было неудобно. После всего пережитого, после такого вороха обид в душе – скорее бы к себе в номер, лечь в кровать и подумать, разложить все по полочкам. Но мужчина так любезен, что отказать невозможно. Опасности, о которой всегда предупреждает мама, от него не исходит. Незнакомец даже близко к Тане не подходил, о непристойности и речи не было. Человек, может, искренне предложил помощь мокнущей под дождем девушке, а она его сразу на фиг пошлет? Да и что может быть опасного в чашке кофе? Вот только имя какое-то...
   – О! Мой отец был чудаком. Он назвал меня старинным эстонским именем – Рява. Оно было распространено до того, как эту землю завоевали датчане и принесли с собой свою веру. Считается, что старое название города Ревель произошло от этого имени – земля Рявы. Ну, или Ревы, – с усмешкой пошел он на уступку, хотя Таня и возразить не успела. – А вам, конечно же, рассказывали легенду о косуле и водили к ее памятнику? [4 - Одна из версий названия города Ревель – это измененное словосочетание «Ре фал», что значит «косуля упала». Как-то король Вальдемар II охотился в окрестностях горы Тоомпеа и спугнул косулю. Чтобы не попасть под стрелы охотников, косуля взобралась на самую высокую скалу и сбросилась вниз. Все закричали: «Rehfall». С тех пор за этим местечком закрепилось имя Ревель, то есть место падения косули. Памятник косули в Таллине – дань памяти тому событию.]
   Таня кивнула. Хозяин галереи говорил неспешно, интонация его голоса увлекала. Он знал много интересного, может быть, даже больше Эдика.
   Ненавязчиво Рява подвел Таню к небольшому круглому столику.
   – Жаль, что здесь нет камина, он помог бы вам согреться. А кофе будем пить по-походному, из термоса.
   Металлический термос был извлечен из-под столика. Верхнюю крышку Рява оставил себе, протянув Тане белую пластмассовую чашечку, которая в этой сложной конструкции прикрывала пробку. Во влажном после дождя воздухе разлился аромат кофе.
   – А знаете, как раньше говорили? – хихикнул Рява, наливая Тане полную чашку коричневого напитка. – Пить чай – отчаиваться, пить кофе – продавать душу дьяволу!
   Таня прыснула, чуть не пролив жидкость.
   Рява налил себе и выжидательно глянул на гостью. Таня поняла, что теперь пришло время ей подавать реплику, чтобы поддержать светскую беседу.
   – У вас здесь галерея?
   – Да, проходят разные выставки, – как-то незаинтересованно буркнул хозяин. – Зато раньше, знаете, что было?
   Таня огляделась. Огромная каменная комната. Прохладная.
   – Может, склад?
   – Был и склад. Но на самом деле это мельница!
   Для мельницы тут много чего не хватало. Например, поворотной макушки с лопастями. Или, на худой конец, огромного колеса, через которое пробегает ручей. Ну, и конечно же, мельница должна быть деревянной.
   – Знаю, о чем вы подумали!
   Рява отставил чашку и придвинулся ближе. Таня только сейчас заметила, что хозяин галереи слегка косит на левый глаз. Взгляд невольно сбивался на уплывающий зрачок, Таня поймала себя на том, что невоспитанно пялится на человеческий недостаток, и смущенно посмотрела в чашку.
   – Это была особенная мельница! Конная. Ее жернова крутили лошади. Правда, оригинально придумано?
   – Первый раз о таком слышу, – пробормотала Таня.
   – А еще говорят, что по ночам эту мельницу черти вертели.
   – Зачем?
   – Человеческие судьбы перемалывали, дракону, что живет в подземелье под башней, скармливали. Кузни с мельницами излюбленные места обитания нечисти.
   Стало неуютно. Таня отпила кофе. Он был сладкий, с еле уловимым карамельным привкусом. И совсем не горячий, как казалось, глядя на веселый пар над коричневой поверхностью. Но тут напиток встал у нее поперек горла, и Таня чуть не подавилась. Мельница рядом с церковью. Странно это как-то. Подвалы, драконы... Чего это сегодня все про драконов да про драконов? Других разговоров нет?
   А Рява между тем, мягко улыбаясь, рассказывал о мельнице, о том, как в восемнадцатом веке ее перестроили под склад, как появилась галерея.
   – Но вы совсем не слушаете меня, – вдруг печально произнес Рява. – А знаете, у вас очень красивые волосы.
   От внезапного комплимента Кудряшова смутилась, глаза ее невольно снова уперлись в зеркальную гладь напитка. В нем она увидела свое склоненное лицо, деформированный легкой рябью нос, упавший на щеку темный локон.
   – Не переживайте, – негромко произнес Рява. – Все у вас будет хорошо. – И коснувшись Таниной головы, пропустил через пальцы воздушную прядь.
   Танина шея налилась свинцом, голова стала неподъемной – настолько все это было неожиданным и страшным. Она тупо глядела в свою чашку, видела себя, видела, как шевелятся потревоженные чужой рукой волосы, но саму руку не видела.
   – Ах, простите! – отодвинулся Рява, заметив Танино смущение. – Вы же знаете, что у нас очень любят, когда у девушек красивые волосы. Легенду про Линду слышали?
   – Она камень в озеро уронила. – Не чувствуя себя от вновь накатившего страха, Таня вытащила из сумочки зеркало, глянула в него, словно хотела убедиться, что все так и есть – у нее действительно красивые волосы. Медленно развернулась, чтобы увидеть отражение Рявы.
   На месте его не было. Кудряшова подняла глаза. Хозяин стоял в стороне.
   – Все время прокалываюсь на ерунде, – прошептал он.
   В дверь постучали.
   – Эй! – Голос звучал приглушенно. – Есть кто? Откройте!
   Рява шевельнулся. Таня вскочила, опрокидывая свою чашку. Кофе плеснулся на стол.
   – Не подходите!
   – Мне-то зачем подходить? – пожал плечами Рява, косясь на вяло текущий на пол коричневый ручеек. – Сама придешь, красавица!
   В дверь ломились.
   – Открывай!
   Рява протянул руку к лужице на столе. Едва его пальцы коснулись кофе, как он исчез, растворившись в пролитом остатке. Ручеек потек быстрее. Звонче закапал на каменные плиты пола.
   Упало, разбиваясь, зеркало.
   Кудряшова попятилась. Только что перед ней стоял человек. И вот теперь его не было. Или это был не человек?
   – Таня! – звал кто-то. – Ты там? Открывай!
   Зовущий голос был настолько страшен, что Кудряшова бросилась обратно в подсобку, на пороге развернулась, заметалась среди рамок с фотографиями. И тут прямо у нее на глазах стекла в рамках стали лопаться. Они разбивались с легким хлопком, взрывались веселыми трещинками.
   Деревянная дверь ахнула, слетая с верхней петли.
   – Таня!
   Лицо Эдика было искажено яростью. Он с разбегу наскакивал на дверь, но ее перекосило на запоре, и она лишь жалобно поскрипывала от ударов. Эдик протянул сверху руку.
   – Сюда!
   Кудряшова дернула тяжелый засов и вовремя отскочила, чтобы не попасть под завалившуюся дверь.
   Дождик еще немного сеял. И Тане вдруг показалось, что она так же, как и Рява, утечет сейчас вместе с дождевыми ручейками куда-то под землю.
   – Эдик! – прижалась к молодому экскурсоводу Кудряшова.
   Он слегка приобнял ее, больно перехватив распущенные волосы.
   – Еле нашел, – тяжело прошептал Эдик.
   – До вечера! – улыбнулась темнота.
   Освобождая волосы из-под рук Эдика, Таня оглянулась. В воздухе таяла знакомая усмешка.
   – А-а-а! – Кудряшова попыталась вырваться, потому что все они были заодно. Но невысокий Эдик сильно прижал ее к себе.
   – Тихо, – зашептал он в макушку. – Тихо! Это всего лишь гроза. Она уже прошла.
   – Ничего не прошло! – Таня дергалась, путаясь в волосах.
   Эдик разжал руки. Бьющаяся у него на груди Кудряшова чуть не упала.
   – Ты – с ним? – всхлипнула она. – Предатель!
   И помчалась по улице Лай к гостинице.

Глава VI
Любитель сушек

   Обедали у себя в гостинице в молчании. Отдохнувшая и явно довольная собой Зоя Игоревна пыталась завязать беседу, но ей отвечали односложно. Девчонки перешептывались, пряча лица. Макс Макс смотрел на всех с нехорошим прищуром злого следователя, который прямо сейчас может доказать, что виноваты все. С Ромкой они поссорились, и теперь Разоренов демонстративно изучал стенку. Тарелка с первым стыла между его поставленными на стол локтями.
   Неловко держа ложку в левой руке, Полина торопливо ела суп, словно наверстывала пропущенный завтрак. Роняла торжественные взгляды на Таню, явно чувствуя себя победительницей в только ей известной игре. Правая кисть у нее была обернута большим носовым платком. Забываясь, она клала руку на стол, но потом убирала, наверное, укус сильно болел. Вот тебе и не ядовитый полоз. Даже сквозь повязку видно, что пальцы распухли.
   Кудряшова устало отвернулась. Хотелось спать. Дождь, сделав короткую передышку, зарядил с новой силой, но уже без грозы и драконов. Он тихо шуршал по крыше, вкрадчиво постукивал в окно. Сумасшедшие утренние события путались и мешались в голове. О змеях и драконах не говорили. Да уже и невозможно было точно сказать, видел ли кто ползучих гадов или все это только показалось? Подвал, рваный свет фонарика, вдруг появившаяся Зернова. А рука... Что ж, руку можно было и ударить об угол. Кто сказал, что это укус?
   Так они и сидели кислой компанией, стараясь о походе в Олевисте не вспоминать.
   Олёнка рассеянно водила ложкой по тарелке, будто забыла, что с ней надо делать. Полина вернулась, и вроде бы все вставало на свои места: у нее снова была подруга, с которой можно вместе ходить, все обсуждать, бегать за покупками. Но это уже была не та дружба, как раньше, словно Зернова перестала быть прежней. Появилось в ней что-то незнакомое. И этому незнакомому боязно было доверять. А главное, не хотелось слушать все то вранье, что бывшая подруга с ловкостью сказочника выдумывала. Потому что Кожина хорошо помнила, как все было на самом деле в подвале. И хоть Зоя Игоревна уверяет, что никаких змей они видеть не могли, что им все показалось, что скорее всего на них подействовали газы, скопившиеся в подвале, что их напугала идущая гроза – Олёнка упорно держалась своего мнения. Змеи были. И Полина теперь какая-то странная.
   Зернова в который раз повторила малоубедительную историю, что вчера ночью, пока все играли в пожар, решила сбегать к церкви, нашла там подземный ход, заблудилась и выбралась только вместе с ребятами. При этом Полина с благодарностью смотрела на Ожича, как будто именно он ее и вывел. Сарымай на ее страстные взгляды не отвечал, смотрел в стол. К еде не притронулся. Словно готовился к тяжелому подвигу, и набитый желудок ему мог помешать.
   Зоя Игоревна ее рассказу поверила. Поругала, конечно, прочитала длинную лекцию о том, что нельзя быть эгоистами, что надо думать о друзьях (в этом месте Кудряшова демонстративно фыркнула и отодвинула от себя тарелку с нетронутой котлетой), что вообще в этой поездке они ведут себя как свиньи и больше никогда никуда их никто не возьмет. Слов было много. Их почти никто не слушал. Только некоторые девчонки старательно изображали на своих лицах покорность. После отповеди учительница наказала класс, запретив им до вечера покидать гостиницу. А так как был дождь, то никто особенно и не возражал. Девчонки собирались смотреть покупки. Зоя Игоревна у себя включила телевизор. Таня взяла со стола три сушки и отправилась в номер, где жила вместе с отличницей Машкой Кузиной (неприятный пристальный взгляд, всегда решительна, кандидат в мастера спорта по синхронному плаванию, отвечает у доски, как будто стометровку сдает – четко, ровно, не собьешь) и тихоней Ленкой Богдановой.
   Дверь комнаты была закрыта. Вот это новость. Куда подевались эти клуши? Вроде говорили, что идут отдыхать.
   Из столовой раздавались голоса, там все еще заседали мальчишки. Танины соседки как испарились. Может, решили не пускать ее в комнату, а сами сидят внутри и хихикают? Зернова могла подговорить их на такую подлость. Она словно купила всех своими нелепыми рассказами о ночном блуждании по подземелью. Вся она теперь была в ореоле славы мученицы, мол, пала жертвой обстоятельств. И все как-то незаметно забыли, что еще вчера она билась в истерике, рассказывая, что ее назвали невестой, что она видела свадьбу змей.
   Неужели девчонки и правда заперлись, чтобы не пустить Таню? Она склонилась, заглядывая в щель над порожком. Сушки мешали, и она отложила их в сторону.
   В номере никого не было. Ну вот, и эти пропали. Хотя... Дверь комнаты Зерновой и Кожиной приоткрыта. Собрали тайный совет в Филях? Обсуждают, как избавиться от неугодной одноклассницы?
   Осторожно, чтобы ничем не выдать своего интереса, Таня по стеночке пробралась мимо комнаты мальчишек и застыла возле приоткрытой двери.
   Там шебуршались, поскрипывали кроватями, двигали стулья.
   – Я точно говорю! – прошептала Зернова, и тут же несколько голосов наперебой стали возражать: «Нельзя!», «Запретили!», «А ну как узнают?»
   – Да ничего не будет, – взлетел громкий уверенный шепот. – Игоша и не заметит.
   За спиной щелкнула дверь, и Таня чуть было в комнату не вошла в попытке скрыть, что она подслушивала.
   Сарымай не посмотрел в ее сторону. Закрыл свой номер и пошел к лестнице.
   Таня перевела дух. Не быть ей Бондом, с такими нервами запорет первое же задание. Стоять и подслушивать расхотелось, чего она нового узнает? Еще один комментарий Зерновой в свой адрес? Очередную сказку о ночи в подвале?
   Испуг надо было срочно чем-нибудь заесть. Она прокралась обратно к своей комнате.
   Сушек около двери не было.
   Пару раз моргнула, пытаясь понять, что произошло. Сперли! Кто? Ожич даже попытки не предпринял, чтобы как-то отвлечь Танино внимание и стащить сушки. Он тупо шел по своим делам, не отвлекаясь на такие мелочи, как хлебобулочные изделия на полу.
   Может, она их съела и не заметила? А что, бывает. Временные провалы в памяти. После всего случившегося вполне возможно и не такое. Таня вернулась в столовую, где за разоренным столом Макс Макс в задумчивости гонял свой йо-йо, устраивал лупинги и стринги [5 - Стили игры в йо-йо.], проворачивал маунты и хопы [6 - Категории стринг-трюков.].
   – Ну а ты чего думаешь? – спросил он так, будто продолжая давно начатый разговор.
   – О чем? – Таня запустила руку в вазу с сушками.
   – Чьих это рук дело? Саранчи, Хазатова или Зерновой?
   Таня нанизала сушки на указательный палец.
   – Я думаю... – лениво начала она, – что ты... – Макс Макс наклонился вперед, демонстрируя повышенное внимание, – дурак.
   Сунув сушку в рот, Таня выскочила из столовой.
   – Узнаю, что это твои шутки, косы повыдергиваю, – мрачно пообещал Макс Макс. Катушка проскочила мимо ладони.
   Таня перекинула волосы через плечо и довольно улыбнулась – ты сначала догони.
   Теперь комната была открыта. Лена шуршала пакетами с покупками, с грустью заглядывала в распахнутое нутро дорожной сумки. Таня сгрузила сушки на стол и упала на кровать. Все, больше ничьими проблемами она заниматься не будет. Только отдых. Только прогулки по городу. Только интересные экскурсии. Куда они там собирались? В монастырь? Отлично. Остается надеяться, что монастырь будет мужской.
   Лена вздохнула, ухватила все пакеты разом и сунула в сумку. Долго смотрела на получившуюся кучу, вздохнула и стала по пакету вытаскивать все обратно. Нанизала полиэтиленовые ручки на ладонь, взвесила и, на что-то решившись, второй раз сгрузила пакеты в сумку. Покосилась на лежащую на кровати Таню, опять принялась за пакеты.
   Понятно, сказать что-то хочет, но не решается начать говорить первая.
   – Шла бы ты... – устало произнесла Таня.
   Пакеты с хрустом вошли в сумку.
   – Зернова всех подговаривает после ужина пойти к церкви. Обещает ход показать. И змей. Говорит, тебя нельзя брать. Ты все испортишь. Игоше пожалуешься.
   Таня хмыкнула. Еще бы! Она так все испортит...
   – Кто собирается?
   – Да почти все, только Кожина не идет. Боится.
   – А тебе, конечно, там бояться нечего!
   Это было смешно. Особенно то, что Ленка не выдержала и рассказала. Тихая праведница, ратующая за справедливость.
   – С нами Ромка согласился пойти. Он сказал, что ничего в подвале не было. Никаких змей. Что Зерновой все показалось. Газов нанюхалась. Ядовитых. Вот теперь ей в каждом углу гады ползучие и видятся.
   А Разоренов, выходит, шел, шел и никого не встретил. Так просто провалился в небытие, поблуждал там часочек и вышел. Обиделся, что Макс Макс за ним не отправился. А в это время Макс Макс врагов искал да Ожича пытал. Он, кстати, тоже о змеях молчок. Только Полина да Таня о них рассказывали. И еще Саранча. Но его, с верой в алтайских духов, легко было убедить, что все померещилось. Одна Кожина отмалчивается. И правильно делает – меньше говоришь, дольше живешь. А тем более когда не суешься в незнакомые места.
   – Мне Хазатов про подземный ход рассказал. В позапрошлом веке там бастион строили, вот и накопали. Как раз рядом с Олевисте. И карту показывал, там все обозначено.
   Лена говорила быстро, сбиваясь, словно боялась, что ее не дослушают. Но Тане про подземные ходы было неинтересно. Тем более если об этом говорил Альберт. Трепло он.
   – А за руку Зернову тоже газ укусил? – тихо спросила она.
   – Ударилась.
   Таня фыркнула. Даже если Зернова за ночь надышалась ядовитыми газами и начала глюки ловить, то они с Олёнкой и Ожичем за полчаса вряд ли успели отравиться, а здорового полоза видели все. Даже Сарымай. Только он не признается в этом. Видать, что-то задумал, партизан алтайский.
   – Надо фонарики взять, там темно, – со знанием дела сообщила Лена. Она больше не волновалась, спокойно отложила пакеты в сторону и села. Свой долг доносчицы она выполнила.
   – Да есть там свет, – словами Зерновой ответила Кудряшова и улыбнулась.
   Следователь Макс Макс получит массу новых поводов для подозрений. Разоренов, конечно же, мчится в подвал, чтобы доказать, что не виноват, даже версию про газ придумал. А какого лешего туда идет Зернова? И зачем тащит за собой свиту? Ей-то что доказать хочется?
   Лена внезапно выдала талант телепата, ответив на этот невысказанный вопрос:
   – А еще Зернова сказала, что там мы сможем выяснить, кто самая красивая.
   От неожиданного заявления Таня приподнялась на локте. Про красоту сегодня она уже слышала. Прямо сплошной конкурс на звание «Мисс подвалов»!
   – Как она будет это делать?
   Вспомнилась Полина, ее курносый носик, бледное лицо, соломенные с рыжинкой волосы, глуповатая улыбка, с толстыми стеклами очки. Таня перекинула косу через плечо, сдернула с нее резиночку. Что же с этой красотой связано...
   – Не знаю, – Ленка потупилась. – Может, Ромка выбирать будет?
   Где-то было такое... Один выбирает среди нескольких, кто красивее... А! Точно! Это про Трою. Парис выбирал среди богинь самую красивую. Пообещали отдать в жены прекрасную земную женщину, Елену, вот он и назвал победительницей... кажется, Артемиду [7 - Древнегреческий миф, по которому верховный правитель Зевс поручил Парису рассудить, кто из богинь красивее – Афина, Афродита или Гера. Каждая в награду за присуждение ей звания красивейшей обещала Парису и его роду всяческие блага. Афина – воинскую доблесть, Гера – господство над Азией, Афродита – обладание самой красивой женщиной. Парис выбрал последнее и передал яблоко, знак высшей красоты, Афродите. За что она помогла Парису украсть жену спартанского царя Менелая – Елену. Парис увез любимую в Трою, из-за чего и началась Троянская война.]. Надо в Инете посмотреть. Из-за этого ведь еще война началась. О! Войны им тут как раз и не хватает. Конец июня, самое время для войн [8 - 22 июня 1941 года гитлеровская Германия напала на Советский Союз. 24 июня (12 июня по старому стилю) 1812 года наполеоновские войска пересекли границу Российской империи.].
   – Возьми сушку, подкупи Ромку, он назовет тебя самой красивой, и вы с Зерновой подеретесь.
   Таня по столу подогнала одну сушку к краю.
   – Ты скоро?
   В дверном проеме появилась Полина. Правую руку держит согнутой, кажется, кисть еще больше опухла. И бледная она какая-то. Вон, за косяк держится. Что же это за змей такой был? Помрет Зернова, выйдет политический скандал.
   Лена стала спешно собираться. Таня вытащила свой мобильник. Связь была. Хоть что-то хорошее. Может, и не звонил никто в подвале? Газы глюки навеяли. В легкой форме.
   Полина буравила ее недобрым взглядом. Так, так... Накрасилась. Надела узкие джинсики со стразиками на попе, топик. Пойдет в подземелье, насморк заработает, начихает на своего полоза, он ее бросит.
   – Отдыхаешь? – выдавила из себя Зернова.
   – А ты вся в трудах, – съязвила Таня. – Как рука?
   – Проходит, – соврала Зернова.
   Таня выстучала стилом на экране слово «полоз».
   – Полоз, – прочитала она вслух, – змея, семейство ужеобразных. Выделяется разнообразной окраской. Длина до 2,5 метра. Некоторые виды отличаются повышенной агрессивностью. Укус полоза для человека не опасен, но болезнен.
   – Все сказала? – сквозь зубы процедила Полина.
   Таня стала демонстративно распускать косу, встряхивая головой, чтобы волосы красиво рассыпались по подушке.
   – Мы ждем, – Полина зло сверкнула глазами в сторону Лены и ушла.
   Таня победно откинулась на кровати. Конечно, она им не нужна, потому что вопрос «кто красивее» в ее присутствии не звучит. Она! Какие еще могут быть сомнения? Тут и без «яблока раздора» разобраться можно. А тем более без Ромки.
   Ленка скользнула за дверь, застряв зашуршавшими пакетами.
   Рява на мельнице обмолвился, что у нее красивые волосы. Она слышала в подземелье, что кто-то говорил то же самое. Если уж сравнивать волосы, то у Тани они были, без сомнения, лучше. Рява... А был ли он? Может, тоже, показалось. В гостиницу Таня прибежала одна, мокрая насквозь. Как будто и не сушилась. Во рту неприятный привкус дождевой воды. Кофе не было? И Эдика тогда тоже. А приехали ли они вообще в этот чудный город Таллин? Может, так и сидят у себя дома, сны видят?
   Таня глянула в окно. Каменные стены, красные черепичные крыши.
   Черт, как все запутано! Рява был, и, наверное, он собирался к ней приставать, но мимо шел Эдик, выручил ее и отправил в гостиницу. Да, так все и было.
   Таня крепче сжала в ладони телефон. Было тревожно. Строчки прыгали перед глазами, но она заставила себя сосредоточиться.
   Так... полоз...
   «Полоз желтобрюхий, амурский, большеглазый, закавказский, краснополосый, красноспинный, леопардовый...»
   Однако!
   «Питается грызунами, птенцами и яйцами птиц. Пойманную добычу душит, сдавливая кольцами. Может укусить. После укуса наблюдаются все симптомы отравления змеиным ядом. Место укуса опухает, укушенный чувствует головокружение, слабость, тошноту. Симптомы проходят в течение суток».
   Все приметы отравления у Зерновой есть. Скорее бы уж померла, что ли. Меньше суеты было бы.
   «Спаривается в мае-июне. Молодняк появляется в августе».
   Пока все сходится. На дворе июнь. Хоть и дождливый. Осталось выяснить, какая связь между полозом, красивыми волосами, Линдой, свадьбой и подвалами Олевисте.
   Линда, Линда...
   Известно, что она была женой эстонского героя Калева. И озеро Юлемисте наплакала потом безутешная вдова, и Вышгород построен на камнях, которые натаскала все та же Линда. А еще в Таллине стоит памятник Линде около Шведского бастиона. На Таню тетка с венком на голове была совсем не похожа, если вообще можно говорить о сходстве со скульптурой. А вот бусы у нее такие есть.
   Таня сунула руку под кровать, где у нее стояла сумка, вытащила бусы. Войлочные красные бусины перемежались коричневым стеклярусом.
   Кудряшова вдруг услышала странное гудение, оглянулась и увидела, что в форточку влетел раскаленный шар. В воздухе знакомо запахло электричеством.
   Ярко-желтый переливающийся мячик повис над столом. Он нервно подрагивал, словно решал, куда лететь дальше. За собой оставлял размытый, нехотя тающий хвост. Таня поджала губы, чтобы даже дыханием не выдать себя. Шар сверху рухнул на лежавшие на столе сушки и метнулся к двери.
   Обалдев от такой наглости, Таня спустила ноги с кровати. Шар юркнул в щель над порожком, мазнул по полу хвостом.
   – Куда?
   Кудряшова выскочила в коридор, успела заметить исчезающий на лестничном повороте свет.
   – Стой!
   Перегнулась через перила. Шар мячиком прыгал вниз, не забывая подтягивать следом за собой хвост.
   Потеряв по дороге тапочки, Таня сбежала вниз. Шар ударился о последнюю ступеньку лестницы и кошкой прыснул к конторке. В одно неуловимое движение зверек вскочил на стол, потерся мордой о гладкую столешницу. На Кудряшову глянули недовольные желтые глаза. А потом кошка посмотрела на Руту Олеговну. Осмысленным таким, вполне человеческим взглядом.
   – Я же просила не бегать... – привычно начала раздражаться консьержка.
   Кошка, обыкновенная серая в темную полоску и никакая не черная, спрыгнула на пол и юркнула в нишу. После себя на конторке она оставила три сушки. Те самые, что Таня взяла в столовой.
   – Кошка. Серая. – Кудряшова сжимала в кулаке свои бусы. – Вы утверждали, что кошки нет.
   – Это не кошка! – Рута Олеговна захлопнула толстую тетрадь, куда до этого что-то вписывала, и, недовольно топая каблучками, вышла из-за конторки. – Вот, смотрите! Нет никакой кошки!
   В нише и правда никого не было. Неглубокая, метр, не больше. Хорошо освещенная. Ни щелочки, куда можно было бы спрятаться.
   Газ, говорите?
   Ладно, кошки нет. Но есть сушки. Спрашивать о них неудобно. Вдруг консьержка сама принесла себе парочку, чтобы перекусить в минуту отдыха? А тут свалившаяся со своего этажа Таня станет доказывать, что сушки ее. Рута Олеговна точно решит, что московские школьники слегка сдвинуты по фазе, из-за сушек права качают.
   – А что тогда есть?
   Уходить не хотелось. Желание узнать правду заставляло стоять на месте. Сушки притягивали взгляд. Таня отлично помнила их покатые бока у себя в ладони, помнила, как одна из них слегка отсырела в руке. Горьковатый привкус съеденной сушки еще бродил во рту. Их у нее стащили, в этом не было сомнения. Но заподозрить в этом степенную консьержку было невозможно. Валить все на шаровую молнию тоже как-то... В любом случае будут ругаться.
   Рута Олеговна окинула Танину фигуру взглядом с ног до головы – растрепанные волосы, босая, в руке – бусы. Что еще можно ждать от дикой России!
   – Ничего нет, кроме ваших бестолковых фантазий! Меня уже спрашивал ваш мальчик. Все это глупости про змей и драконов! Наши старые легенды. Зачем вы их вспоминаете? Вот, возьмите карту, чтобы больше не блуждать по городу. Он у нас небольшой. Здесь негде потеряться!
   Кудряшова взяла с конторки сложенный в несколько раз проспект.
   – Приятного аппетита, – буркнула она, кивая на сушки.
   Рута Олеговна недовольно скривилась.
   Очень хотелось сушки забрать. Хотелось! Но... Таня попятилась, ступила на лестницу и побрела наверх.
   Она так и видела, как хватает сушки, как объясняет, что их у нее забрала шаровая молния, которая потом превратилась в кошку, а та спряталась в нише, где сейчас никого нет. Как Рута Олеговна после этого рассказа снимает телефонную трубку, и через пять минут (когда надо, эстонцы очень даже быстрые) приезжает бригада «Скорой помощи» и увозит Таню в психушку. После чего Рута Олеговна с хрустом эти самые сушки съедает.
   Черт! Откуда же они у нее взялись? Или у Тани зрительные галлюцинации? И началось все с подвала, где никаких змей не было, куда всего лишь просочился коварный газ. Потому что даже если какой полоз и был в сыром подземелье, то уж никак не стал бы рассуждать о женской красоте. Уполз бы прочь от толпы с фонариками. Ну, если только настырную Зернову в ладонь укусил бы. Это можно.
   Глюк.
   Таня глянула на свои сбитые коленки и поцарапанные костяшки пальцев.
   Хороший такой глюк, с последствиями. Змеи – глюк. Дракон над Олевисте – глюк. Рява с кофе – глюк. Сушки и кошки – глюк. Либо этому есть объяснение, либо Таллин очень странный город. Странный, а местами еще и страшный.
   На лестничном пролете между вторым и третьим этажом сидел Хазатов. Увидев Таню, он ошалело заморгал, забыв прикрыть рот.
   – А ты разве не со всеми? – неловко спросил он, первоначально собираясь задать какой-то другой вопрос.
   – Я против всех, – скорчила раздраженную мордочку Таня. – А ты чего один?
   Только сейчас она разглядела, что Альберт занимается какой-то ерундой – делает «мышку». К концу длинной веревки прикрепляет лохматую бумажку. Такими «мышками» с котятами хорошо играть.
   – Кошку видела?
   – Видела.
   – Давай поймаем!
   – Зачем?
   – Мне один чел денег за нее даст.
   – С какого перепугу?
   – Сам подошел ко мне и сказал, что если я поймаю ему нашу кошку, то он сто евро отсыплет. Хочешь, с тобой поделюсь?
   – А мне-то за что?
   – Ты хозяйку отвлечешь. Пускай она уберется на пять минут. Я как раз успею поймать. Видел я эту кошку, она в нише спряталась.
   Таня замерла. Не глюк. Или глюк, но один на двоих?
   – Это не кошка, – медленно произнесла она.
   – Кошка, кошка, – довольно усмехнулся Альберт. – Черная.
   А теперь не торопиться.
   Таня присела на ступеньку, поджала пальцы на ногах.
   – А ты видел, откуда она пришла?
   – Около тетки все время сидела.
   Таня выпрямилась. А ведь Хазатов в подвале не был, газами не дышал. С чего вдруг у него начался бред с галлюцинациями?
   Она потрогала Альберта за локоть. Все нормально, теплый такой локоть, жесткий – Хазатова сколько ни корми, все равно тощим останется.
   – Ты чего? – нахмурился Альберт, отодвигаясь. – А хочешь, я тебе одну вещь скажу? Но только пообещай, что поможешь.
   Сколько тайн, сколько тайн!
   Кудряшова глянула вниз через перила. Спуститься и еще раз все проверить. С головой залезть в нишу, надкусить каждую сушку. Не любила она тайны без разгадок.
   – Девки на улицу собираются, – с видом подпольщика сообщил Хазатов.
   – Об этом не знает лишь Игоша, – фыркнула Таня. – Мне Ленка Богданова тут же рассказала, как только они об этом договорились. Пускай по такому дождю топают, куда хотят.
   – Я им карту дал. – У Хазатова вид был как у героя, совершившего разом за Геракла все подвиги. И еще один. Сверху. До кучи. – Мне ее один пацан сунул. Там все ходы подземные обозначены. Пускай сначала они сходят, а потом я пойду. Интересно по подвалам пошастать.
   Обратно в шаровую молнию кошка сможет превратиться? Если ей, например, показать сушку? Кошка, охотящаяся за сушками...
   – Девчонки Ромку с собой берут, – змеем-искусителем вещал Альберт.
   И откуда он только всех этих пацанов берет? Один карту дарит, другой за кошку сто евро предлагает...
   – Еще одну вещь расскажу. – Хазатов пучком собрал своих «мышек», потряс, как бы заранее торжествуя победу. – Говорят, если поймать много кошек, штук пятьдесят, в полнолуние насадить их на вертел и медленно поджаривать на огне, то они своими криками вызовут Короля котов, его зовут Длинные Уши. Он придет и выполнит любое твое желание. Даже девять жизней может подарить.
   – И окончишь ты все эти девять жизней на костре.
   – Каком костре? – Альберт так ярко представил, как долго и мучительно станет тратить заработанные жизни в огне, что в лице переменился.
   – Инквизиции! Кошки орать будут, вот тут тебя «Гринпис» за бока и схватит.
   – Отобьюсь, – усмехнулся Хазатов.
   – Поймаешь ты кошку и что сделаешь? Станешь с ее помощью бородавки сводить?
   – Какие бородавки? Говорю, с парнем познакомился. Он мне вчера один прикол рассказал, потом карту дал, а сегодня спросил, нет ли у нас кошки. Я и отвечаю – есть. Он и предложил за нее денег. Эту не поймаю, любую другую ему суну. Сто евро на дороге не валяются.
   – Кошка, знаешь ли, тоже не очень под ногами путается.
   – Найдем! – Альберт снова победно потряс своими «мышками». – А чего, правда Максимихин треплет, что ты в него влюбилась?
   – Чего? – Сам по себе перескок с темы на тему был странным, а уж такого заявления Таня и подавно не ждала.
   – Ну, сидел в столовой и рассказывал, что в подвал ты из-за него поперлась. Он, мол, пошел Полинку вытаскивать, а ты из ревности – за ним. Что вы с Зерновой поцапались из-за него. Теперь Полинка злится и не берет тебя с собой. Хотя я бы тоже сходил на подземелье посмотреть.
   – Зачем же ей тогда Разоренов? Брала бы с собой Максика, – зло выпалила Таня. Это надо было такую чушь придумать! Встретит Макс Макса, уши пообрывает.
   – Это она специально, – Альберт медленно наматывал хвосты своих «мышей» на ладонь. – Чтобы Макс ревновал. Максимихин вроде как с Разореновым поругались из-за нее.
   – Что ты несешь! Да кому нужна эта рыжая уродка?
   – А чего? Нормальная девчонка, – искренне изумился Альберт.
   Это Зернова-то нормальная? Рыжая, невзрачная, вечно лохматая, одевается черт знает как! А говорит? Через слово «это» да «то»... Деревня!
   Таня помчалась вниз. Наверх – это опять сидеть в комнате. Нет, хватит! Кто тут самый красивый – еще вопрос. А вот кто тут во всем разберется – уже данность.
   – Вы куда? – недовольно глянула на нее из-под сильно накрашенных век Рута Олеговна.
   Секунду Кудряшова смотрела на хозяйку.
   – У меня на кошек аллергия, – вдруг выпалила она и бросилась к нише. С разбегу. Если кошка прошла, и она проскочит.
   Стена была жесткая и неожиданно липкая, словно ее вареньем обмазали. В голове от столкновения со стенкой загудело. Но Таня не сдавалась. Она стала быстро ощупывать выступающие кирпичи. Где-то ведь щель быть должна. В нашем рационально-правильном мире так не бывает, шаровая молния в кошку не превращается, кошка не проходит сквозь стены, а по подвалам не прячутся драконы.
   – Немедленно выйдите оттуда!
   Консьержка железными пальцами сдавила ее плечо.
   – Здесь был кот! Серый!
   – Я вызову полицию!
   – И дракон! Над Олевисте!
   Бледнеть Руте Олеговне было уже некуда, но она побледнела.
   – И змеи в подвале! – выдала последний аргумент Кудряшова и посмотрела на консьержку.
   – Откуда вы это взяли? – прошептала хозяйка, а потом резко вздернула Таню на ноги. – Немедленно идите к себе в комнату! Вы мешаете работать. Вы! Лично вы! Постоянно! Мешаете!
   Таня попятилась. Взгляд у Руты Олеговны был какой-то странный. Она раньше не замечала... но глаза! Они вдруг стали темнеть.
   Кудряшова врезалась в конторку и обернулась. На нее смотрели черные равнодушные бусины глаз. Заячьих. Заяц был плюшевый. Серый. Макс Макс с таким остервенением над этим зайцем издевался в поезде, что не запомнить его было невозможно.
   – Все эти дожди, драконы, церкви с покойниками, полозы, – пробормотала Кудряшова, не в силах отвести взгляда от игрушки.
   Заяц принадлежал Кожиной. Еще вчера он у нее был. И вот теперь... Сидел на конторке Руты Олеговны. А рядом лежали сушки. И пачка крекеров. В Москве такие везде продаются. Макс Макс, наверное, на вокзале купил.
   – Откуда у вас это? – Таня ткнула пальцем в зайца.
   – Уходите! – Рута Олеговна шла на Кудряшову с явным намерением вышвырнуть за дверь.
   – Заяц. Мы его вчера потеряли.
   – Я не знаю, что вы потеряли. Он здесь сидит много лет. До того, как вы сюда приехали, было тихо и правильно. Вы же своим шумом собираетесь перевернуть весь Таллин! От вашего топота и крика город провалится в преисподнюю. Сидите в своем номере и не бегайте по этажам!
   Она схватила Таню за локоть, решительно повела к лестнице.
   – Оттого, что вы так бегаете, создаете столько шума, происходят одни беды. Это старое здание, его нельзя тревожить криками.
   Консьержка силой тащила Таню наверх.
   – Я же хотела как лучше, – пыталась освободиться совершенно сбитая с толку Кудряшова. – Заяц Кожиной! Я ее сейчас приведу!
   Кудряшова вырвалась и бросилась наверх.
   – Олёнка! – вопила она, боясь, что ее опередят, что не дадут сделать то, что надо. – Там твой заяц!
   Она почти добралась до третьего этажа. Ей так и виделось, как в коридоре их встречает рассерженная Игоша. Как она упирает руки в бока, как сурово сдвигает брови. Как светится довольством лицо Зерновой. Как вытягивается испуганной буквой «О» мордочка Кожиной. Как ухмыляется Макс Макс. Как тревога мелькает в глазах Разоренова. Как идет к ней навстречу Ожич. Чтобы помочь.
   Все это она успела представить, но не увидеть. Потому что до третьего этажа не добежала.
   По дому пронесся возмущенный мяв, грохот и звон. Шарахнула входная дверь. Рута Олеговна испепеляющим взглядом посмотрела на Таню. Кудряшова глупо хихикнула, не зная, что говорить. Видать, Хазатову удалось осуществить задуманное. Пока они тут бегали...
   – Что вы опять натворили?
   Таня силилась сдержать улыбку, но у нее это не получилось. От напряжения заболели мышцы щек.
   Дверь грохнула с такой силой, что стены дрогнули.
   Институт, а студентов за три дня они так и не увидели. Вообще ни одного человека за все это время. Хотя бы кто посторонний зашел...
   На лестнице поднялся жуткий сквозняк. Юбка взлетела вокруг Таниных ног. Неприятный озноб пробежал от коленей, скрутил живот, заставил согнуть плечи. Консьержка заспешила вниз. Таня осторожно стала спускаться следом. Ноги окоченели, колени не гнулись. Нехорошее предчувствие, которое в ней поселилось еще днем, чернильным пятном расползлось по груди, болезненными иголочками впилось в запястье.
   В распахнутую входную дверь поливал дождь. И прямо из воды составлялась невысокая фигура. Прозрачной акварельной краской выделялись черные волосы на голове, блестели пронзительные черные глаза.
   Ветер швырял воду в холл, и вместе с этим ветром через порог шагнул Рява.
   – Ну, здравствуй! – Он поднял голову и улыбнулся Тане страшной разъезжающейся улыбкой. – Вот мы и встретились.
   Рута Олеговна набежала на водяную фигуру. Ветер плеснул на нее дождем, смял, растворил в серых струях. И тут же одна за другой стали гаснуть лампочки в холле. Сначала под потолком, потом на столе. С сухим щелчком ухнул в темноту светильник на лестнице.
   Таня как замороженная стояла, вцепившись в перила. Шелест дождя отдалился, зато стали отчетливо слышны шлепающие по воде шаги. А вместе с ними... Нет, нет! Вместе с этими звуками стелилось шипение. Злое, отрывистое...
   – Невессссста! – прошелестело в воздухе.
   Перед Таней вдруг возник черный силуэт Рявы. От его ног к Тане потянулась гигантская змея. Ее черный глаз прожигал насквозь, гипнотизируя, лишая воли. Небольшая голова качнулась. Промелькнуло огромное тело. Змея упала на Таню всей своей многокилограммовой мощью.

Глава VII
Жертвоприношение

   Если проснулся и у тебя ничего не болит, значит, ты умер. А если проснулся, и тебе плохо так, что выть хочется? Родился, что ли?
   Таня попыталась повернуться, но от малейшего движения по телу горячей волной разливалась боль. Она была не в одном месте, а везде. Боль забирала зрение и слух. Таня проваливалась в нее с головой, без сил и без желания выбраться.
   Второй раз Кудряшова пришла в себя оттого, что боль уходила. По рукам, по ногам, по спине разливалась блаженная пустота. Таня чувствовала, что лежит на жестком холодном полу, усыпанном мелкой шершавой крошкой. Колючие частички впились в ладонь, когда она приподнялась. Ее неожиданно повело в сторону, Таня не удержалась и упала на локоть. Боль радостно затанцевала по плечу. Кудряшова зашипела, садясь ровнее, чтобы больше не падать.
   Это снова было подземелье. Кромешная тьма не давала сориентироваться, но она узнала характерный запах. Тяжелый, с привкусом горчинки. И это был никакой не газ. Она помнила, как однажды поехала с мамой в Чернигов, небольшой светлый городок, расположенный на холмах. Они много гуляли по центру, фотографировались около кургана с пушками, а потом заглянули в кинотеатр, где тогда была передвижная выставка рептилий. И первое, что встречало посетителей уже на первом этаже, был запах. Резкий, неприятный. Десяток гадов размещалось в прозрачных аквариумах. Питоны, ужи, гадюки, полозы. Хозяин, противный толстый дядька, с гордостью демонстрировал своих любимцев, скармливая им живых мышей и кроликов. Таню тогда затошнило. Она даже подумывала отказаться от занятий своей любимой биологией. Одно дело, когда ты изучаешь семейство крестоцветных, и совсем другое – наблюдать, как одно существо пожирает другое.
   Сейчас запах был такой же. Тяжелый, пригибающий к полу.
   Из темноты раздался гулкий вздох. На мгновение стали видны стены с багровым отблеском огненного дыхания.
   Дракон. Хорошо разглядеть его не удалось. Но увиденного хватило. Серый, под цвет стен, морщинистыми складками лежит бесконечное тело. Узкая длинная морда.
   Навалившаяся тьма стерла картинку перед глазами, но память цепко держала увиденное, испуганно дорисовывая красный гребень, чешуйчатую шкуру, острые зубы в пасти, блестящий зеленоватый глаз. Захотелось подойти и если не увидеть, так нащупать, чтобы убедиться – все показалось, все фантазии!
   Дракон? Ой, мама!
   Таня вскочила, прыгнула, как ей показалось, в противоположную от рептилии сторону, врезалась в стену, метнулась туда-сюда, пытаясь вспомнить, была ли видна при вспышке дверь.
   – Он спит! – раздался спокойный голос как будто прямо у нее в голове.
   – Отпустите меня! – завизжала Таня, снова бросаясь в темноту, на стенку.
   – Что вы орете? Оглохнуть можно.
   – Ну, пожалуйста! – всхлипнула Кудряшова. Но страх был слишком велик, чтобы пустить спасительные слезы.
   – Меньше шума! – Голос был недовольный, скрипучий.
   – Кто вы?
   – Тот, кого чаще всего зовут.
   В темноте раздался звонкий, словно бумагу резко разорвали, щелчок. Появился огонек.
   Таня снова шарахнулась, ожидая, что шаровая молния непременно ударит в нее. Но огонек не двигался, недовольно постреливая искорками. Перед Кудряшовой стоял тот, кто утек по тонкой струйке кофе, кто вернулся с дождем, кто назвал ее красивой и рассказал историю мельницы.
   – Рява.
   – К вашим услугам, – черноволосый слегка поклонился, но в этом движении было больше издевательства, чем уважения.
   – Где я? – Слабый свет огонька не доставал до того места, где сопел дракон, но зато его хватало, чтобы рассмотреть – между ней и драконом в стене дверь. Туда!
   Таня успела лишь приподняться, а Рява уже стоял, прислонившись плечом к двери.
   – Пусти! – Обойти не получится, только обмануть. Но как?
   – «Где я?», – неприятно передразнил Рява. – Тебя сейчас интересует другое. А где – ты и сама знаешь.
   Проклятая церковь Олевисте! Она как Бермудский треугольник затягивала в себя зазевавшихся туристов. Но не всех. Кое-кто опоздал. Зря Зернова наряжалась. Ее здесь уже никто не ждет.
   – Зачем вам я? Зернова сама согласна прыгнуть ему в пасть. Берите ее!
   Черноволосый расхохотался. Теперь его не заботило, что рядом кто-то спит. И тогда Таня поняла, какой вопрос от нее ждут.
   – Когда?
   Рява удовлетворенно кивнул.
   – Когда он проснется. Это должно произойти скоро. Умаялся за день, бедолага, столько летать пришлось. Проголодался.
   – Отпустите!
   Таня шагнула вперед, но черноволосый отодвинулся от нее, утащив с собой и дверь.
   – Вы хотите, чтобы он меня сожрал?
   Это было неожиданно. Как-то слишком быстро от конкурса красоты они перешли к игре на выбывание.
   – Малышу нужно питаться. – Рява был спокоен, так и виделось, что он вот-вот развалится в кресле, достанет длинный острый нож и начнет лениво чистить им ногти. – А вас выбрали змеи. Вы красивая.
   – Выбрали Зернову!
   Таня снова пошла вперед в наивном желании коснуться черноволосого, убедить его, что так делать не надо. И снова он неуловимым движением отъехал назад, увеличив длину стены.
   Паника перехватила горло. Кудряшова смотрела в хорошо освещенное лицо Рявы, левый глаз все больше косил, взлохмаченные черные волосы дыбились.
   – Она уже была у вас!
   – Ошибка! – с искренним сожалением произнес Рява. – Досаднейшая ошибка! Симпатичная девушка, первой услышавшая зов. Но потом появились вы, и все встало на свои места.
   Какие места? Таня бросилась назад, но помещение внезапно уменьшилось. Тогда она в отчаянии шарахнула кулаком по стене и, не встретив ожидаемого сопротивления камня, провалилась в пустоту, со всего размаху упала на пол коридора, отбила плечо, колени, ладони. От падения заломило шею.
   – Ну что вы все суетитесь?
   Над ней снова нависал черноволосый. За спиной – дверь.
   – Я не виноват, что он уснул. Подождите, сейчас он проснется, съест вас, и все закончится. Вспомните, во всех сказках чудовищ надо было кормить красавицами.
   – Я не хочу, чтобы меня ели! – закрылась от этих страшных слов Таня.
   – Никто не хочет! Так надо!
   – Тебе надо, ты и отправляйся ему на ужин!
   – Я не могу, – прижал к груди руки Рява. – Город жив, пока в нем рождаются легенды. Это будет новая красивая легенда. На нее станут приходить любопытные девицы. Малыш будет доволен.
   – Идите вы к черту со своим малышом!
   Таня побежала по коридору туда, где, как ей виделось, был выход из подземелья, огонек преследовал ее.
   – Мы уже у него! – Рява возник из пустоты. – Вы не представляете, сколько сил потрачено, чтобы все это состоялось!
   – При чем тут силы?
   Таня побежала обратно. Какая же она была дура, что полезла утром в подземелье. Сама! Любопытно стало. Дура! Трижды дура!
   – Как? – искренне изумился Рява, вставая у Тани на пути. – А история с пожаром? Это ведь надо было найти подходящего человечка...
   – Какого человечка? – Она уже задыхалась от этого бесконечного бега в пустоте.
   – Хороший мальчик Альберт...
   – Так это все было подстроено? Шум! Чтобы Зернова отправилась сюда?
   Неужели все так просто? Таня руками вперед бросилась на противного собеседника, но перед ней уже никого не было. Стена. Она ударилась о ее шершавую поверхность ладонями, взвыла от боли.
   – И не только в истории с пожаром. Вчера мне нужно было, чтобы Полина вышла из гостиницы. А сегодня – чтобы это были вы.
   Показалось, что попала в паутину, замахала руками.
   – Меня силой притащили! – крикнула Таня.
   Раз не пускают туда, куда она бежит, значит, направление верное. Только не стоять! Только не проваливаться в отчаяние! Две лягушки попали в молоко. Спаслась та, что барахталась.
   – А как же кошка? – шепнули прямо в ухо.
   По телу пробежал озноб. Ноги подкосились.
   – Какая кошка?
   Таня с трудом выпрямилась, перекинула растрепавшиеся волосы за спину. И тут вспомнила – кошка! Хозяйская. Откормленный серый кот, любитель сушек.
   – И что кошка? – привалилась к стене.
   Черта можно обмануть. Чертей всегда обманывают! Ну почему он не отводит глаз, почему так смотрит?
   Смотрит, смотрит... Все! Бежать.
   И снова ответ догнал, ударил в спину.
   – Это не кошка! Как вы не догадались? Вам же рассказывала ваша милая учительница. Это домовой.
   – Какой домовой?
   Опять стена! Не подземелье, а бесконечный лабиринт.
   – Домовые очень любят в образе огненных шаров воровать у соседей все, что плохо лежит. А еще они защищают дом от змей. Лучшие охотники на змей – кошки. Когда домовые чувствуют, что змеи рядом, они превращаются в этих мерзких тварей.
   – Хорошие какие! – запыхалась Таня.
   Выберется отсюда, непременно купит хозяйскому коту мешок сушек. Если, конечно, он вернется. Куда его Хазатов потащил?
   – Ничего хорошего, – в голосе Рявы мелькнула обида. – Старый хлам, давно пора от него избавиться. А то расселся на пороге, не пускал нас, следил.
   Не пускал... Следил... Ответственная зверюга. Таня вдруг прониклась к нему невероятной симпатией. Трехдневное пребывание в Таллине предстало в новом свете. Как у них все начало пропадать, как ругался Хазатов, как он постоянно куда-то уходил, как рассказывал о парне, что предлагал сотню евро за кота. А как Альберт орал про пожар? И первый сбежал. И как Сарымай утверждал, что с духами лучше не связываться. Они же глупые, наперегонки лезли в пасть дракону. А тем временем Хазатов стащил кота, и змеи ворвались в гостиницу. Рута Олеговна как предчувствовала, все твердила, чтобы они не бегали по этажам. Теперь понятно, почему им запрещалось это делать. Чтобы не спугнули домового, иначе охранять некому... Но тогда кто же она сама? Помощник или враг?
   – Консьержи, домовые – вечно кто-то мешает! – презрительно фыркнул Рява. – Неистребимое противостояние. Но ведь согласитесь, вы сами влезли в эту историю, никто вас не подталкивал. Сами пришли. Сами начали участвовать в соревнованиях!
   Черноволосый злился, огонек горел ярче, и Тане показалось, что она начинает узнавать коридор.
   – При чем здесь консьержка?
   Пускай злится. На голос, на свет придут. Придут непременно. Ее должны спасти!
   – Основное занятие консьержей – поддерживать горение свечей в замке, – голосом экскурсовода пронудел Рява. – Они вечно бродили по темным закоулкам, выгоняли из них тени, помогали домовым, следили, чтобы было светло, чтобы никто чужой под покровом ночи не пробрался в дом.
   Да, да, Рута Олеговна все ходила, включала свет. Хранительница! Она все время была внизу, не пускала чужих. Пока ей не помешали, не украли домового.
   – И это еще не все. – Рява торжествовал. – Раз уж мы с вами обо всем договорились, то я вам открою одну тайну.
   – Всего одну? – Таня пыталась пятиться, но постоянно спотыкалась. Сам лабиринт не выпускал ее. «Все пропало!» – билось в голове.
   – Я вам могу сказать, почему хранительница невзлюбила вашу группу.
   – Мы очень шумели.
   Таню накрыла обреченность. Губы онемели, руки налились свинцом.
   – Предыдущие школьники тоже шумели. Это не то. Как вы зовете свою учительницу?
   Кудряшова вяло ухмыльнулась. Сюда бы Макс Макса. Это его вопрос.
   – Игоша. У нее отчество Игоревна.
   – Как верно, – всплеснул руками Рява. – А вы знаете, кто такой Игоша?
   – Человек.
   – Младенец, мертворожденный или умерший до крещения. Такие редко когда находят себе покой. Без рук, без ног, они бродят неприкаянными духами, хулиганят, пакостят по мелочи.
   Таню впечатлил получившийся образ. Огромный младенец, без рук, без ног... И вдруг перед ней снова предстал полоз. Большой...
   – Без рук, без ног?
   – Сообразительная девочка, – прошептал Рява.
   – Но она человек! В ней нет ничего змеиного!
   – Сколько раз нужно человеку сказать, что он змея, чтобы так и стало?
   Черт! И сотни раз будет достаточно. Они называли ее Игошей десяток раз на дню. А не оттуда ли ее холодность? Ее равнодушие? Как у всех змеиных. Выберешься, а там она. Обратно погонит.
   Бежать больше было некуда. И в подземелье, и на улице ее ждало одно – смерть. Недаром Зоя Игоревна все знала о змеях и их свадьбах, не зря водила по местам, где в Таллине обитают кошки.
   По коридорам пронесся тяжелый вздох, загрохотали потревоженные камни.
   – Пора.
   – Нет!
   Таня прижалась к стене.
   – Не капризничайте, – скривился Рява. – Не заставляйте вас тащить.
   В коридор ворвалось эхо далеких шагов. Сюда бежали. Быстро. Появился свет. Неужели?
   Таня подавилась воздухом и закашляла. Сумасшедшая надежда на спасение молоточками застучала в висках.
   Становилось светлее, словно волшебный консьерж выполнял свою работу. И топот... Карта! У девчонок была карта! Так говорила Лена. Захотелось крикнуть, чтобы они уходили, потому что Рява силен, он с десятком справится. Но ведь в игре с нечистью побеждает не сильнейший, а тот, кто хитрее. А вдруг у них получится? Как там говорила Зоя Игоревна? Сколько лет вместе. Один класс. Друзья?
   Возмущенный уверенный топот приближался.
   – Где ты? – Гулко разнеслось под низким потолком.
   Что-то рухнуло, эхо прокатилось во все стороны подземелья.
   – Где ты? – крикнули надрывно. Отзвуком защебетали девичьи голоса.
   – Зачем столько шума! – устремился навстречу голосам Рява, загородил собой дверь к дракону. – Он не переносит шума. – Спокойствие и удовлетворенность с его лица как рукой сняло. Он испугался.
   Таня на секунду поверила, что Рява убежит, спрячется, запрет дверь. Но он только погладил потемневшее от времени дерево и никуда не пошел. Лицо его собралось злыми нехорошими морщинами.
   – Кто это?
   – Невесты.
   – Подождите меня! – орала Полина.
   Эхо еще летело по коридору, а она уже появилась. Волосы распущены, взгляд накрашенных глаз пронзителен, узкий топик облегает худую слабо сформированную грудь, джинсы испачканы меловой крошкой.
   Рява с опаской выпрямился.
   – Как ты вошла? – На губах его играла ехидная улыбка. Она приклеилась к подбородку, норовя вот-вот свалиться. – Церковь уже закрыта.
   Смех продрал Таню от пяток до макушки. Нашел кого остановить закрытой дверью.
   – Бастион около Толстой Маргариты. Там есть подземный ход, – с вызовом крикнула Полина.
   – Умная девочка. Зачем ты здесь? – Рява улыбался. Он тоже любил обманывать.
   – Где мой жених?
   За стеной завозились. Даже во сне дракон узнает голос избранницы. Это любовь, не иначе.
   – Он отдыхает. Приди попозже. – Рява скользнул к Полине, подхватил ее под локоть, повел дальше по коридору. – Пойдем, я тебя отведу туда, где ты его сможешь подождать.
   Но Зернову не так просто было одурачить. Она отпихнула неугодного провожатого.
   – Без тебя обойдемся! Что она тут делает? – Полина ткнула пальцем в Таню.
   – Стоит, – фальцетом выпалил Рява.
   – Зачем стоит? – набирала ярости для хорошего скандала Зернова. – Кто ее вообще сюда привел! Кто рассказал? – И она бросила испепеляющий взгляд на свою свиту.
   Мгновенная растерянность из-за того, что никто не собирался ее спасать, что бежали за другим, сменилась злостью. Так, да? Ну, она сейчас устроит смотрины.
   – Извини, но ты в пролете, – выкрикнула Таня, чувствуя, как от напряжения начинает дрожать голос.
   – Выбрали меня!
   – Нет!
   Полина рванула вперед. Рява успел перехватить ее, иначе они бы с Кудряшовой покатились по полу.
   – Меня первой выбрали в невесты. Он говорил, нужны еще жертвы! Я привела!
   Девчонки за ее спиной отпрянули. Кто-то побежал обратно.
   – Зря старалась, – подливала масла в огонь Таня.
   Скандал. Ей срочно нужен был скандал.
   – Тише, тише, – метался между ними Рява.
   – Ты на себя посмотри! – шла на приступ Зернова. – Уродка.
   – Как видишь, получше некоторых, – кивнула в сторону двери Таня. – Мне уже и предложение сделали. Он ждет моего ответа. И я скажу – да!
   – Не надо ссориться! – Казалось, Рява все еще не понимал, что здесь происходит.
   – Это мне предложение сделали! – прыгнула к ней Полина. В ее очках отразилось с десяток лампочек. – Я первая была! Меня первой назвали невестой! Тебя тут быть не должно.
   – Не разбегайся, а то споткнешься! – азартно выкрикнула Кудряшова. Как же приятно говорить то, что думаешь. Не сдерживаясь. Ни на кого не оглядываясь.
   – Я! Была! Первая! – в остервенении орала Полина. – Я! Убирайся!
   – Девушки! Девууушкиии! – взывал к голосу разума Рява, но все было бесполезно.
   – Дрянь! Воровка! Исчезни! – сжала кулаки Зернова.
   – Не могу. Меня сюда принесли. Это ты своими ногами пришла!
   – Нет! Я! Я! Меня выбрали! Я видела свадьбу! Ты вторая. Выметайся! В тебе ничего красивого нет! Ромка, скажи!
   Из ряда девчонок вывалился Разоренов. Увидев Ряву, Ромка растерялся, попытался спрятаться обратно, но Полина уцепилась за его футболку.
   – Говори! Кто красивее – я или Кудряшова?
   – Не надо спора, – ввинтился между ними Рява. – Все красавицы, умницы. Давайте, мы сейчас выйдем отсюда, обо всем поговорим. Но только не будем шуметь.
   – Ага, щаз! – громко крикнули издалека. – Так и побежали, как же! Разоренов, а я ведь знал, что это ты все устроил.
   – Макс, ты чего? – засуетился Ромка. – Я же за компанию. Меня позвали.
   Разоренов снова решил спрятаться среди девчонок, но, раздвигая их как ледокол льдины, к нему уже шел Максимихин.
   – А еще другом назывался. Разыграть меня решили, да? А вот фиг вам!
   Макс Макс протиснулся меж девчонок и сунул под нос Ромке свой грязный кулак с кукишем.
   – Шутки шутим, да?
   За стеной грохнуло, с потолка посыпались камешки.
   – Любимый! – побежала к двери Полина.
   – Дура, он сожрет тебя! – схватила ее за талию Кудряшова. Рука сорвалась, она дернула за топик. Непрочная ткань затрещала. Лямка, оторвавшись, подпрыгнула на плече.
   – Так, да? – Зернова готова была разрыдаться. Она растерянно перекидывала лямку топика через плечо, но коротенький, он раз за разом падал ей на грудь. – Это меня не остановит!
   Подземелье дрогнуло, грохот далекого обвала перекрыл оглушительный рык. За стеной вставало что-то огромное, оно тяжело терлось боками о камень, натужно дышало.
   – Что это? – Макс Макс с сомнением глянул на притихших девчонок.
   – Решили, кто идет? – засуетился Рява.
   Дверь распахнулась, хлопнув о стену.
   – Это дракон! – взвизгнула Таня.
   Сначала из помещения повалил дым, потом посыпался пепел. Стало душно и жарко.
   – Ни фига себе! – ахнул Макс Макс, спиной падая на одноклассниц. Визг на мгновение перекрыл рев. Пламя ударило в стенку напротив двери.
   – Прошу! – торжественно произнес Рява.
   Таня бросилась прочь. Если Зерновой так уж хочется быть невестой, то ее никто останавливать не станет. Перед Кудряшовой мчался Разоренов. Рыцари всегда успевают первыми. И первым же он налетел на свернувшуюся змею.
   – Ах ты, черт! – ахнул Ромка, чуть не наступая на огромную желтую с крапинками тварь. Голова змеи была угрожающе поднята, из широкой, словно улыбающейся пасти высовывался язык.
   Разоренов попятился, уперся в Таню.
   – Полоз не ядовит, – прошептала Кудряшова.
   Ее слова не убедили, Ромка отступал туда, откуда слышались вопли ужаса. Где просыпался дракон.
   – Ага, как же, – голос Разоренова дрожал. – Сейчас как кинется...
   Таня не успела рассказать о том, что полоз уже кидался на Зернову и ничего, полдня в повязке провела, зато теперь как новенькая... Змея качнула головой, бросая свое тело вперед. С шорохом развернулись кольца. Ромка юркнул за Таню, резко толкнув ее вперед, навстречу гаду. Холодное и неприятное мазнуло Кудряшову по голове. Раздался приглушенный вскрик.
   Полоз всей своей тяжестью упал на Ромку, обвился вокруг его выставленной руки.
   – Да вы что тут все, сговорились, что ли?
   Сзади на них налетел Макс Макс. Своей длинной всем вечно мешающей игрушкой стегнул по желтым кольцам. Разоренов взвыл. Змея отползла, чуть не оторвав ему руку.
   – Эти-то откуда?
   – Они за Зерновой, – хрипло прошептала Таня, оттаскивая Ромку в сторону.
   Змея шипела, яростно извиваясь, била тяжелыми кольцами по полу.
   Макс Макс выстрелил йо-йо в змею, подхватил катушку, снова пустил ее вперед, дернув кистью, заставил игрушку вращаться. Тонкая прочная нитка засвистела, перед ребятами появился призрачный белесый щит из бешено вращающихся полос.
   – А там кто?
   – Дракон!
   Тане хотелось зажмуриться, досчитать до десяти, открыть глаза и оказаться у себя дома, где на полках громоздятся энциклопедии по животным и растениям, где на стенах в рамках засушенные бабочки и жуки, где в столе десяток папок с гербариями.
   – Настоящий, что ли?
   Свист прекратился. Макс Макс с удивлением смотрел на Таню.
   Змея напала.
   – А-а-а-а! – Ромка сорвал с себя футболку. Мелькнуло белое рыхлое тело. – Да отвали ты! – опустил он свое слабое оружие на полоза.
   Змея головой влетела в ткань, застряла, забарахталась.
   Таня побежала дальше, Ромка с Макс Максом следом – она слышала их топот.
   – Невессста. Ссссдравствууй!
   Она узнала его. Темный. Намного больше предыдущего. Огромные широко распахнутые черные глаза.
   Полоз был такой большой, что, казалось, занял весь проход.
   – Невесты идут следом! – еле успела затормозить Таня. Ромка снова уперся ей в спину. Он тяжело дышал.
   Они бы прошли. Будь полоз один, они бы справились с ним. Но за ним ползла вся семья. Пол превратился в живой ковер. Он шуршал, шевелился, змеиные бока терлись друг о друга, поскрипывали. То там, то здесь поднимались любопытные головки. Красные, зеленые, черные, серые.
   Это, наверное, было красиво. Но сейчас было не до красоты.
   – Макс Макс! Давай твою игрушку, – крикнула Таня.
   Тишина.
   Она обернулась. Сначала увидела бледное с капельками пота лицо Разоренова. Отклонилась.
   Пусто. Макс Макса нет. И только медленно, собирая свое длинное тело для броска, сзади подкрадывался желтый полоз.
   – Он ушел.
   Горло перехватило. Стало нечем дышать.
   Ромка тоже обернулся. Там, за поворотом, слышались крики, гремел рев. Небольшой отрезок коридора от их пяток до угла был пуст. Словно сама смерть прошлась здесь, забирая все живое, оставляя в памяти одни лишь голоса.
   – Макс! – срывая связки, крикнул Ромка.
   Из-за поворота показалась Лена. Она была взлохмачена, бусы сбились в сторону, на коленях белели меловые следы. Широко распахнутые глаза ничего не видят. Она бы затоптала желтого полоза, если бы он предостерегающе не зашипел.
   – Где остальные?
   Лена прижалась к стене, лицо ее мелко тряслось, по щекам катились слезы.
   – В другую сторону побежали. П-п-полина...
   Желтая змея стала поднимать головку.
   – Что Полина? – На мгновение Таня забыла, что за ее спиной армия полозов.
   – Она... там...
   В ужасе Кудряшова закрыла глаза. Неужели Зернова оказалась настолько глупа, что сама пошла к дракону. Чтобы доказать, что она лучше, красивее.
   – А потом Макс... – икнула Лена.
   Змея поднялась на один уровень с ее головой. Богданова завизжала, спрятала лицо, а потом вдруг бросилась в змеиную гущу. Таня вздрогнула, не в силах отвести глаз от страшного зрелища, как змеи медленно подминают под себя не сопротивляющееся тело.
   А затем ей в глаза посмотрела Смерть. У нее был огромный черный круглый зрачок, почти без белка. В зрачке отразилась вечность. И сама Таня. Но она быстро исчезла, потому что свет в коридоре стал гаснуть.

Глава VIII
Наследник дракона

   – Ты проиграл!
   Черноволосый стоял, упершись руками в тонкие перила загородки около флагштока на макушке Длинного Германа, и с яростью смотрел на ночной город. Давно уже простучал колесами поезд, увозящий туристов в Москву. Платформы опустели. Гостиница Шнелле, отделяющая город от вокзала, гасила огни.
   – Игра еще не кончилась!
   Если Рява смотрел на темный вокзал и на далекое тяжело вздыхающее море, то Эдик развернулся на юго-запад и глядел туда, где от собора Александра Невского улица круто сбегала с холма, раздваивалась около горки Линды, ныряла за Шведский бастион с его лабиринтами подвалов, обнимала башню Кик-ин-де-Кёк и растворялась в шуме многотысячного города.
   – Полоз выбрал невесту, – противным голосом перечислял Рява. – Им не уйти от дракона. Новая легенда родилась.
   Эдик посмотрел в небо. Тучи, ворча, собирались в продолжение утренней грозы.
   – Я подумал, что новая легенда родилась задолго до того, как полоз начал выбирать невесту, – произнес он.
   – Не смеши! – фыркнул Рява. – Опять твои шуточки.
   – Город будет жить и без моих шуток. – Эдик долго молчал, с наслаждением подставляя лицо ночному ветру. – Он будет жить благодаря им.
   – Что-то я тебя не понимаю. Ты боишься признать проигрыш?
   – Нет. Игра продолжается.
   – Не выкручивайся!
   Эдик засмеялся. Веселые морщинки разукрасили его лицо. Худые щеки, усталый взгляд – все это исчезло. В глазах поселились лукавые искорки.
   – Знаешь, наш спор бесполезен. Пока нам хватает сил напоминать о своих легендах людям, город будет стоять.
   – Вот только давай обойдемся без патетики. Она сейчас лишняя.
   – Давай!
   – Что ты улыбаешься?
   – Они идут.
   – Кто?
   – Дети. Вон! Смотри!
   Башня Длинный Герман была высокой, отсюда хорошо просматривался весь город. Рява перегнулся через перила, вглядываясь в паутину улиц.
   – В детстве так легко решать, кто добрый, а кто злой, кто друг, а кто враг. Когда живешь пятый век, начинаешь в этом путаться, – прошептал Эдик.
   – Чушь! Они не могли выбраться. Змеи бы их не выпустили!
   – Помнишь легенду о двух влюбленных?
   – Какую? Их здесь тысячи!
   – Герман и Маргарита полюбили друг друга. Он был высокий и красивый парень, а она низенькая пухлая девушка. Встречаться они могли только по ночам, а расставались с первым лучом солнца, иначе могла случиться беда. И вот однажды они забылись. Ночь любви длилась дольше, чем ночь на небе. Герман и Маргарита в панике бросились каждый к себе домой, но было уже поздно. Первые лучи солнца коснулись влюбленных, и они превратились в башни. Длинный Герман и Толстая Маргарита.
   – К чему эти сказки?
   – Зато теперь Герман может вечно смотреть на свою возлюбленную Маргариту.
   – Что это? – Рява отпрянул от перил. – Ты мне заговариваешь зубы!
   – Они выбрались из подземелья. А хочешь, они придут сюда, к Шведскому бастиону? Здесь тоже есть тайные ходы.
   – Нет! Нет!
   Рява бросил последний взгляд на город.
   – Уходи! – отвернулся он. – Убирайся!
   Эдик снова рассмеялся.
   – Куда же я уйду? Это мой город. – Он потупился. – Мы с Хельгой решили остаться. Она меня простила. Ей тоже хочется видеть, как город меняется.
   – Ничего! В следующий раз все равно моя возьмет!
//-- * * * --//
   Они вываливались из двери один за другим. Впереди легкой, даже веселой походкой вышел Ожич, около его ног терлась кошка. Ромка тащил совершенно обалдевшую Лену. Таня брела, держась за стены. Из недр коридора неслись возмущенные мявки и рычания. Небо ворчало, набухало тяжелой грозой. В воздухе пахло электричеством. Над головами спасшихся пронеслось несколько огоньков, хлестнули по волосам огненные хвосты.
   – Макс где? – Ромка сгрузил Лену на землю.
   Таня равнодушно пожала плечом. Она терла запястье и все никак не могла избавиться от неприятного чувства – полоз схватил ее за руку, и теперь это ледяное прикосновение не уходило из тела. Чувство холода прошло сквозь кожу и мышцы, застряло в костях.
   – Гуляет где-то...
   – Дура! – выпала на улицу Полина, поддернула оторванную лямку. За короткую схватку с полозами она не успела растерять свой боевой дух. – Все из-за тебя!
   – Отвали, – вяло отмахнулась Таня.
   Если уж кого и считать первопричиной, так это была все-таки Зернова. Никто ее насильно не тащил к Олевисте любоваться змеиной свадьбой.
   – Я была самая красивая. Я! Разоренов!
   – Да идите вы! – не выдержал Ромка. – Максимихин где?
   – У Ожича спроси.
   Сарымай сидел на корточках возле двери и гладил пристроившегося около его ног серого зверька.
   – Максимихина видел? – склонился над ним Ромка.
   – Был где-то.
   – Где ты эту животину нашел?
   – Э! – отмахнулся Сарымай. – Договорился.
   – С кем? – Разоренов покосился на кота и встал подальше. Кот посмотрел на него долгим осмысленным взглядом, недовольно мигнул.
   – Э! – Ожич хлопнул кота по заду. – Беги. Ты свободен, однако.
   Теперь так же внимательно кот посмотрел на алтайца. Прикрыл глаза, словно решал, можно верить человеку или нет. Склонил голову. Легкий прыжок. Но не успели лапы коснуться мостовой, как кот исчез. Вместо него светящийся огонек взвился в воздух, заглянул в дверь. К нему присоединилось еще несколько огоньков. Чинной цепочкой они удалились прочь.
   – Идиоты! – взвыла Полина. – Вы все испортили!
   – Э! Зачем так?
   – А как? – Зернова сжала кулаки. – Если бы не вы со своими кошками!..
   – Если бы не мы, тебя бы уже съели, – напомнила Кудряшова.
   – Не съели! Не съели! Не съели! – визжала Полина.
   – Подождите! – вяло позвала Лена пробегавших мимо одноклассниц.
   – Вот ты какая! – вышла вперед Машка Кузькина. – Решим, кто красивее, – передразнила она Полину. – А сама нас бросила.
   – Она не виновата, – попыталась заступиться за подругу Лена.
   – Ты с ней? – сверкнула в ее сторону недовольным взглядом Машка.
   Богданова потупилась.
   – Предательница! – бросила Машка напоследок и повела переметнувшуюся на ее сторону гвардию к улице Лай.
   Полина ненавидяще смотрела им вслед. Вид у нее был такой, словно она Наполеон на острове Святой Елены. Вот она стоит на обрывистом утесе и смотрит на уходящий корабль, который только что привез ее сюда на вечное изгнание.
   – Подумаешь! – Полина жестом, уже ставшим привычным, перекинула через плечо лямку. Она так же привычно свалилась обратно. – Все равно я красивее! И сегодня же это докажу!
   Прихрамывая, она побрела в противоположную от девчонок сторону и скрылась за необъятным боком башни Толстая Маргарита.
   – Вот и иди туда, – прошептала ей вслед Таня. – А то там дракон еще не наелся.
   – Не надо так! – остановил ее Ожич.
   Макс Макс не появлялся. Ромка знаком вопроса навис над выходом.
   События в подвале Таня помнила смутно. Последняя яркая картинка – Лена, погребенная под скользкими телами змей. Потом какое-то время было темно. И вот – один за другим, стали появляться огоньки. Словно в подвал спустилась Рута Олеговна и принялась зажигать свечи, выполняя истинную работу консьержа. Огоньки падали на змей, заставляли их корчиться, извиваться. А затем появился серый кот. Он яростно мявкнул, застыл, изогнув спину и поставив хвост трубой. Казалось, что от него полетели искры, и змеи пустились наутек. Главный полоз еще какое-то время тащил Таню за руку к дракону, но вот и он отпустил. Тогда на нее сзади набежали девчонки, сквозь них продиралась Полина. И уже все вместе они помчались по коридору. Туда, где виднелся выход на улицу. Туда, куда стремились огоньки-домовые.
   – Как ты догадался? – присела около Сарымая Таня.
   – Э, – лениво улыбнулся Ожич. – Чего тут догадываться, однако? И так все было понятно. С того момента, как Зоя Игоревна рассказала про змей и котов. Я первую ночь просидел под лестницей, видел и кота и огни. А потом Хазатов предложил кота стащить. Мне было интересно, кому он его отдаст.
   – Кому?
   – Никому! Хазатов его только за дверь вынес, а домовой в огонек превратился и в нишу нырнул. Ну, я его там и закрыл.
   – Как закрыл?
   – А я стенку вареньем намазал, он и прилип. Стал проситься на волю, и я договорился – они помогают нам, я их отпускаю.
   – Спасибо тебе.
   – Э! Алмыса благодари. Он мог и не согласиться.
   – Зернова дура!
   – Мы все здесь дураки. Живем, не зная места, куда приезжаем. А везде свои законы, своя история. Ее просто надо знать, тогда не станешь попадать в разные переделки.
   – Слушайте, Максимихина нет!
   Ромка дергался. Его как-то вело во все стороны. Он клонил голову то к правому плечу, то к левому, правая нога у него все время подламывалась в колене.
   За дверью таилась темнота. Огоньки улетели, забрав с собой последний свет. Все трое смотрели в эту черноту, ничего не видя.
   – Я пошел, – шагнул к двери Ромка.
   – Постой! – схватила его за руку Таня.
   – Он просто заблудился, – освободился Разоренов.
   – Он пошел к дракону! Сам! – напомнила Таня.
   И не просто пошел. Он их бросил. В тот момент, когда напали змеи.
   Над головой заговорил молодой гром.
   – Второй раз за сегодня, однако, – проворчал Сарымай.
   За дверью что-то заскрежетало, завздыхало, воздух качнулся. Ромка пригнулся, чтобы лучше было видно. Тьма приблизилась к нему. А потом выплюнула из себя Макс Макса. Был он взлохмачен, растрепан, словно его там основательно пожевали. Но, без сомнения, он был жив.
   – Ты где застрял? – кинулся к нему с кулаками Ромка.
   – Спокойно! Цветы и объятия потом, – отстранил его Макс Макс.
   Над их головами полыхнуло, близкий гром заставил втянуть головы в плечи.
   Все посмотрели наверх. Но отсюда, от бывшей мельницы было плохо видно.
   – Я знаю, откуда надо смотреть!
   Таня пробежала несколько шагов вперед, поднялась по знакомым ступенькам на холм с липами. Едва она встала так, чтобы Олевисте была видна целиком, молния ударила почти в самый шпиль. Электрическая пятерня протянулась к кресту, но тут ее словно перечеркнула быстрая тень.
   – Смотрите, смотрите! Полетел!
   – Ну, какой же это дракон? – Ожич стоял, засунув руки в карманы. – Это просто... ветер.
   – Почему ветер?
   Гром ворчал, но над башней уже ничего не было.
   – Показалось. – Сарымай встал ближе к липе, чтобы на него меньше капало.
   – Ага, – довольно заулыбался Макс Макс. – Показалось.
   – Как показалось? – Таня глянула на парней, но они все смотрели каждый в свою сторону. Сарымай поглаживал шершавый ствол старой липы, Макс Макс изучал землю под ногами. Ромка напряженно вглядывался в друга.
   – А ну вас! – махнула рукой Таня и побежала к ступенькам. До гостиницы близко. Пробежать по улице Пикк, свернуть около магазина марципанов – и вот она, их арка.
   – Однако, – вздохнул Сарымай, снова погладил кривой ствол и прямо по склону пошел в Старый город, который так ему понравился и который не спешил открывать ему свои секреты.
   Когда все ушли, Макс Макс победно усмехнулся.
   – Где ты был? – Разоренов подошел ближе.
   – Ты дракона видел?
   – Не видел.
   – И я не видел. Но я был в помещении, где он сидит. Смотри, что нашел!
   Макс Макс показал большой перстень, потемневший от времени, с красным камнем.
   – Дорогое небось?
   – Кто его знает? Теперь будет мое.
   – Мож, вернуть? Если оно местное? На границе еще застопорят.
   – Сейчас все брошу и пойду обратно в подземелье. Было ваше, стало наше!
   Он сунул находку в карман.
   – Слушай, а как же... это... – Разоренов не мог отвести глаз от кармана, где лежала находка. – Ну, в сказках? Кто у дракона чего возьмет, сам в дракона превратится?
   – Ты мне еще сказки рассказывать будешь! – фыркнул Макс Макс.
   Выглянув из-под липы и убедившись, что дождь почти перестал, он отправился в гостиницу. Ромка как привязанный пошел за ним. Макс Макс всегда был странный. И он был его другом.
//-- * * * --//
   – Как легко детей брать на тщеславие, – усмехнулся Рява, откидываясь на спинку лавочки.
   – Он его выкинет, – Эдик насупленно смотрел вслед уходящим друзьям. С липы капало, но молодой экскурсовод не пытался спрятаться от дождя.
   – Он его отвезет домой и вскоре вернется, чтобы стать драконом. Ты проиграл.
   – Он еще не вернулся.
   – Недолго ждать!
   – Вот тогда и завершим спор.
   – Мне торопиться некуда. Твое кольцо у него.
   Эдик сбежал по ступенькам. Ему еще надо было найти Хельгу. А Рява остался. Вечер. Ему пора возвращаться на мельницу.
//-- * * * --//
   Зоя Игоревна не любила детей. И зачем она пошла в педагогический? Пять лет учебы, летняя практика в лагере – и все для того, чтобы понять, что в профессии она ошиблась. Было во всех этих детях что-то раздражающе-неправильное. Она приказала им сидеть дома, запретила выходить из гостиницы. И куда их понесло? А на улице, между прочим, дождь. Сейчас придут в мокрых ботинках, продрогшие, завтра у половины будет простуда. Нет, она не любила детей. Хотя в простуде тоже была своя прелесть – никто никуда не пойдет.
   Зоя Игоревна медленно прошла по коридору.
   Свет, что ли, выключили? Сумрачно и как будто стыло, словно из всего большого трехэтажного здания выкачали душу, и теперь он стоит потерянный, всеми забытый.
   В столовой одинокий Хазатов колдует над электрическим чайником. Он нажимает на клавишу, белый чайник озаряется слабым красноватым светом, закипая, подрагивает. Щелкнув, клавиша нехотя гаснет. И тогда Альберт снова заставляет чайник работать. Он ненадолго загорается, освещая тревожным красным светом протянутую к клавише руку, склоненное лицо, мятую футболку.
   Зоя Игоревна идет прочь от столовой, на ходу заглядывая в комнаты. Пусто, пусто, пусто...
   Как же она не любит детей!
   В угловой, маленькой и неудобной комнатке, где крыша идет на скат, скрадывая половину пространства номера, спала Олёнка Кожина. Она подложила под щеку кулак, отчего ее лицо слегка перекосилось, рот приоткрылся. На подушке сидит заяц. Тот самый, что она вчера искала.

Елена Усачева Невеста смерти

Глава I Змеевик

Глава II Черная кошка на крыше

Глава III Морок

Глава IV Подвалы башни Олевисте

Глава V Ошибка черта

Глава VI Любитель сушек

Глава VII Жертвоприношение

Глава VIII Наследник дракона