Петр Артемьев
Сновидения петербуржца

   Не противься злому.
(От Матф., 5, 39)

   Светильник для тела есть око. Итак, если око твое будет чисто, то все тело твое будет светло. Если же око твое будет худо, то все тело твое будет темно. Итак, если свет, который в тебе, тьма, то какова же тьма?
(От Матф., 6, 22–23)

   Тогда отдало море мертвых, бывших в нем.
(Откр., 20,13)

Предисловие

   «Сновидения петербуржца» – это реальные сновидения, облеченные в поэтическую форму. Вначале видишь сон, записываешь его, потом выбираешь стихотворный размер – начинаешь сочинять.
   Любой сон – загадка, требующая разгадки. Бывает, истолковать его не трудно: увидел, проснулся, записал, подумал – понял. Садишься писать стихотворение, заранее зная смысл. Но чаще приступаешь к работе, не представляя конечной идеи произведения. По мере поэтической разработки, в процессе поиска рифмы смысл сна постепенно проясняется и, в конечном итоге, становится очевидным. Поэтому техническое конструирование стихотворения на самом деле является инструментом познания сновидения.
   События, происходящие на страницах «Сновидений петербуржца» с людьми и животными, – это выдумка, фантазия Сна. Актер Алексей Серебряков («Серебряков») не нападал на меня и не бил гвоздодером по голове. Сон сделал его злодеем из-за фамилии, в части которой «серебр» зашифрован Цербер, аллегория злой силы, гнетущей человеческие души.
   Рассказанные истории заинтересуют читателя сюрреалистичностью и юмором. Но главное – знакомство с внутренним миром автора. Открыть его – это значит поделиться своим сокровенным, это значит – любить людей.
   19.11.2007
   Автор

Книга 1

//-- КРОНШТАДТ --//

     Балтийские воды на солнце сверкали,
     Ласкали песок золотой.
     У самого моря меня провожали
     Дурак с неразлучным Лафой.

     Прощайте, Лафа с Дураком!
     Смотрите: за дымкой виднеется город.
     Отныне там будет мой дом.

     Меня принимает Кронштадт.
     Оттуда не ждите назад.
     Отныне там будет мой дом.
     Прощайте, Лафа с Дураком!

//-- КОРАБЛЕВ --//

     В тереме, где ни дверей нет, ни окон,
     Тих и бесстрастен, сидит одиноко
     Юноша с кротким и бледным лицом
     И никогда не покинет свой дом.
     Руки сложил на коленях, смиренный.
     Он – осужденный, он – вечнопленный.
     Тут появляется женщина – Зоя,
     В нем принимает живое участье,
     И обещает, что кончится злое,
     И вдохновляет крылатой мечтою.
     Узнику грезится вечное счастье,
     Светлые дали, прекрасные страны.
     К терему я возлагаю тюльпаны.
     Юноша – имя его Кораблев —
     В путь свой последний, к “отплытью”, готов…

//-- МОРСКОЙ СОБОР --//

     Какой-то остров. Еду на трамвае.
     Ночь белая, но краски вдруг померкли
     Зари вечерней. Двери открывают —
     И выхожу я у немецкой церкви.
     Орган гудит, и голоса поют,
     Что этот Храм для странника – приют.
     А здание похоже на ковчег.
     Приветливы распахнутые двери:
     Войдешь в него – останешься навек.
     Входящие (кто в лютеранской вере)
     Безмолвны: сомкнутые рты
     И лиц окаменевшие черты.
     В цилиндре каждый, фраке черном…
     Я шагом в Храм вхожу проворным.
     Но вскоре вышел через Южные ворота
     (Не по себе мне стало отчего-то)
     На улицу. Меня окутал мрак.
     Я понял, что в ковчеге том – чужак.
     И вышел на берег: напротив за Невой,
     Над островом, покрытым тьмой,
     На небе, как на черном мониторе,
     ЦПКиО – светились буквы, как сигнал,
     Что на Крестовском я… Ночную тьму прогнал
     Рассвет. И я увидел – море.
     И перенес меня в мгновенье
     Сон крылатый На площадь, где
     Морской собор Кронштадта.
     Стою на паперти, приблизился к дверям —
     И вот вхожу, как в бесконечность, в Храм.

     И стал читать я письмена
     На стенах, сводах —
     И понял: это имена
     В безбрежных водах.

//-- ГОСАВТОИНСПЕКТОР --//

     Я гулял по Невскому проспекту.
     У Публички как из-под земли
     Вырос грозный госавтоинспектор.
     Хвать за шиворот: «Не там вы перешли!»
     Силой потащил меня к киоску.
     Тетка с юркими глазами, как у крысы,
     Из окошка высунула моську.
     Мент при ней всего меня обрыскал,
     Дескать эта тетка понятая.
     И, права мои законные читая,
     Произвел он паспорта изъятье.
     Ничего не смел ему сказать я.
     Объявил, что под арест я взят,
     Потому что правила нарушил.
     У Библиотеки карою грозя,
     Наизнанку вывернул мне душу.

//-- ГРАВИЙ --//

     Однажды во сне я поверил,
     Что мне повезло наконец.
     В шикарного дома двери

     Внутри обстановка нарядная:
     Мрамор, колонны, ковры,
     Швейцар у подъезда парадного,
     И нет озорной детворы.

     Творческой тихой работой
     И время пройдет без заботы,
     Без жертв и моральных мук.

     Подумал и благостно вышел,
     Важно спустившись с крыльца.

     На Загородном проспекте
     Я встретил толпу парней,
     И стали подонки эти
     В меня сыпать град камней.

     У них получалось здорово —
     Я увернуться не мог.
     Гравий обстреливал голову,
     Темя, затылок, висок.

     Наполнился громом череп,
     Был камнепад в мозгу.
     С тех пор во дворец не верю,
     Но память навек сберегу.

//-- ГАРМОНЬ --//

     Во сне мне грезилась гармонь. Она была
     Самостоятельным как будто организмом.
     Сперва мелодию красивую вела,
     Но оказался нрав ее капризным.
     Вдруг
            оборвались
                         визгливо
                                      звуки —
     И лязг
                затвора
                        раздался
                                    жуткий.
     Клавиши разом гармонь обернула,
     Их превратив в пулеметные дула.
     (Это была прелюдия.)
     И застрочила гармонь-пулемет.
     Спасения нет – везде достает.
     Мечутся в панике люди.
     Как бомбы патроны
                                    заряженной ленты.
                 Пальба их как музыка ада.
     И крики, и стоны
                                       аккомпанементом
               Для залпов смертельного града.

//-- ГОЛОВА ЛИНЫ --//

     Я по мрачному шел коридору:
     На столах лежали и стыли
     В простынях мертвецы, с которых
     Я одежды срывал простые.

     Нужно мне было голову Лины
     Отыскать. Наконец повезло:
     Коридор скоро кончился длинный
     И кругом сразу стало светло.

     В деревянном лотке земля голая,
     А на ней словно вырос цветок.
     Отсеченную Линину голову
     Посаженной вижу в лоток.

     Расцвела, не подвержена тленью!
     Я достиг своего рубежа.
     И воздал я хвалу преступленью
     И отточенной стали ножа.

//-- СУХУМИ --//

     В троллейбусе порой ночной
     Домой мы ехали с женой.

     В салоне молодой нахал
     Меня толкнул, к жене пристал.

     Рецидивиста-вора вид.
     Лицом ни дать ни взять бандит.

     Он был какой-то смуглый,
     И черные глаза
     Пылали, словно угли,
     Впивались, как гюрза.

     Его я за плечи схватил —
     Их силу испытал:
     Под пиджаком я ощутил —
     Металл.

     Ему расправиться со мной
     Раз плюнуть, левою одной.

     Но он не склонен был к борьбе,
     Не агрессивен был.
     Чтобы внимание к себе
     Привлечь, меня он злил.

     Он что-то важное хотел
     Сказать, его душа
     Носила бремя темных дел.
     Он начал не спеша:

     «В горячих точках я бывал,
     В горах Кавказа воевал.

     В сраженье под Сухуми
     Был ранен, как бы умер.

     Пробила пуля ухо мне
     И в самый мозг вошла,
     Засела там, живу я с ней.
     Она причина зла.

     И показал мне рану он,
     Простреленное ухо.
     «С тех пор вредить я обречен», —
     Признался павший духом.

//-- ЛОЖЬ --//

     I

     Я возделывал сад, слушал пение птиц
     И кормился от щедрой земли.
     Два мальчишки-подростка в калитку вошли
     С плутовским выражением лиц.

     И сказали: «Пришли мы тебе помогать.
     (Я не верил лукавым речам.)
     Сторожить будем сад». – «Хватит, парни, вам лгать!
     Я читаю по вашим глазам».

     II

     На высоком холме сад цветущий мой рос.
     От него уходила вниз лестница.
     И взошла по ней женщина родом из грез.
     О ней думал я годы и месяцы.

     Раньше только в мечте к ней навстречу летел,
     А теперь воплотилась она.
     Я любовью ее насладиться хотел,
     Чтобы знать о любви все сполна.

     Велика власть веселых и нежных очей,
     Но закралась мне в душу тревога.
     Вижу – сумка висит у нее на плече.
     И тогда я спросил себя строго:

     Вдруг там ноша лежит и она не легка?
     Неотрывно блаженство от мук.
     Прежде чем эта женщина станет близка,
     Избегу плена ласковых рук.

     III

     Все исчезло: деревья, цветы и кусты.
     Земля стала бедна и пустынна.
     До небес возвышался на ней монастырь
     В честь Отца, Свята Духа и Сына.

     Монастырь этот был красоты неземной
     И огромен был силой духовной.
     Кто отрекся земли, становился Женой,
     Предаваясь в нем ласкам любовным.

     А у Южных ворот в белых ризах Жених
     Приходивших Невест обнимал.
     Целовать и ласкать собирался Он их,
     Но сперва покаяния ждал.

     Вышел чинно на паперть седой иерей,
     Завлекая в обитель святую,
     Но был деготь в меду сладкозвучных речей:
     Яд смертельный проник в красоту их…

     Ранит сердце и ум злом отточенный нож,
     Все благое за что-то карая.
     Землю, веру, любовь – все испортила ложь,
     Даже праведность Божьего Рая!

//-- ЛЯГУШКА --//

     Какой-то человек принес однажды в школу
     Величиною с кролика лягушку:
     «Пускай она попрыгает по полу.
     Живая будет, дети, вам игрушка!»

     С глазами, полными упрека и тревоги,
     Сильней лягушка жалась к человеку:
     Внушали ужас ей топочущие ноги —
     Они раздавят, сделают калекой.

     Но он пустил ее скакать по коридору.
     Смотрел со страхом я – ничем помочь не мог.
     И огласилась школа диким ором,
     Лягушку смял табун бегущих ног…

//-- ПРУЗА --//

     Через Волгу перекинут мост дугой,
     А на нем есть церковь из стекла.
     В ней иконостас, весь золотой.
     Только храм стоит совсем пустой:
     Ни одна душа в нем не зажгла
     Ни лампады, ни свечи живой.

     Город опоясал тайный круг.
     За проклятою чертой край света.
     Заступил я – и пропали вдруг
     Волга с Ярославлем. Вихри вьюг
     Русское сменили лето.

     В тундре вечная и лютая зима:
     Намело огромные сугробы,
     Между ними черные дома —
     Как тела, которые чума
     Растлевает действием микробов.

     Солнце село – два фантома ночи,
     Двух я девушек окинул взором:
     Лица безобразны, худосочны,
     А глаза раскосые порочны,
     Кожа вся изъедена узором,
     Плоть истлела, но мужчины хочет.

     Грязным девкам без ума я рад.
     «Эй, – кричу, – любовь делить со мной
     Не желаете?» Они: «Любовный яд
     Будем пить в компании иной.
     Нам Жюльен-француз милее во сто крат,
     Хоть болезнью заразил дурной.
     Он нам муж, лишь он огонь и зной».

     Отказали – это не беда,
     Клином не сошелся свет на них.
     В Ярославле есть мужик. Он весел, лих,
     Глаз дурной, густая борода,
     Черная как смоль. Когда
     Попрошу его, пришлет любых.
     Отправляйтесь к своему французу!
     (И прислал, а звали ее Пруза.)

//-- ВОР --//

     Свою квартиру вижу я во сне.
     Извилист полутемный коридор.
     Вдруг тень мелькнула чья-то на стене.
     Прошел озноб колючий по спине:
     Из-за угла с улыбкой наглой вор
     Выходит, приближается ко мне.

     Одет он был в костюм спортивный.
     Лет тридцати. С лицом противным.

     Повадки мерзкого злодея.
     В поту, от страха холодея,

     Кричу ему: «Ступайте вон,
     Не то я вызову ОМОН!»

     Ничуть ему не страшно было —
     Угроза вора рассмешила.

     До колик в животе он хохотал,
     Пока в изнеможенье не упал.

     Потом пришел в себя, встал с пола
     И фразой оглушил тяжелой:

     «Эх, брат, родной ты мой козел!»
     Входную дверь открыл и прочь ушел.

//-- ГОЛОГРАММА --//

     Я эротический однажды видел сон:
     Вхожу в безлюдный порнопавильон.
     Для посетителей там зал был смотровой.
                                  В нем голые она и он
     Друг друга лаской истязали огневой.

     И постепенно сам вошел я в раж:
     Стал на колени над телами,
     Хотел их обхватить руками.
     Но обнял пустоту, мираж!

     Я понял: порнопавильон —
     Аттракцион, иллюзион,
     Порнографический же срам —
     Всего лишь фокус голограмм.

//-- ПИОНЕРОЧКА --//

     Взмыть хотел я в лазурь небесную.
     Настежь было раскрыто окно,
     Но захлопнулось плотно оно —
     Не покинуть мне комнату тесную.

     А потом в глубину провалился
     И в каких-то фабричных цехах,
     У кипящих котлов, очутился.
     Бесновался огонь в печах.

     Среди них в школьной форме девочка,
     В алом галстуке пионерочка,
     Горько плакала, оробелая.
     Содрогалось детское тело.

     Не видать мне лазури небесной
     И не хочется жизни честной,
     Если там пропадает девочка.
     Я останусь с тобой, пионерочка!

//-- КИРОВСК --//

     Комната: в ней за столом
     Топограф сидит, углубленный в работу,
     Разложены карты кругом.

     Гостя заметив, приблизиться просит,
     Зовет меня жестом руки.
     На контурной карте кружок он наносит,
     Где рядом текут две реки.

     «Смотрите, вот Кировск, город великий.
     Здесь древний священный Восток». —
     «Сошли вы с ума, звучит это дико! —
     Ему я поверить не мог. —

     Кировск находится под Ленинградом,
     А вы говорите вздор!»
     Смерил меня он презрительным взглядом —
     И прекратил разговор.

//-- УНИВЕРСИТЕТ --//

     Я в тоннеле перехода,
     Я в подземке. Там – буфет:
     Продает он соки, воды,
     Пачки сигарет.

     Разные их марки
     Выставлены в ряд,
     А на самой яркой —
     Цифра 50.

     И под ней название
     Сигарет – Российские.
     В цифре предсказание?
     Я в потемках рыскаю

     По ночному городу
     В поисках разгадки.
     Всюду вижу морды
     Разных типов гадкие.

     Попадаю на Заневский
     (В мыслях цифры тайный знак),
     Но маршрут меняю резко —
     Вижу свору злых собак.

     Вот проспект пропал из вида,
     Он остался где-то слева.
     Справа вижу: пирамида,
     Называемая Нево,
     Возвышалась величаво.

     Я взобрался по ступеням —
     И с вершины златоглавый
     Рядом с морем вижу Храм.
     Он гудит от песнопений,
     Гимнов радости и славы
     Неизведанным мирам.

     И в незримом этом хоре
     Чей-то голос мне секрет
     Выдал: будто Храм у моря —
     Это Университет!

//-- УЛИЦА ВОССТАНИЯ --//

     Там, где начинается улица Восстания,
     Мы стояли с Федором. Вдруг подряд все здания

     Невского проспекта, сторону всю южную,
     Вмиг Нева смывает волн напором дружным.

     Там, где жил я раньше, где был Поварской,
     Страшная пустыня, – думаю с тоской.

     Впереди зеркальная гладь сплошная моря
     И Собор виднеется на морском просторе —

     Храм Христа Спасителя. Там Москва, столица.
     Я перекрестился, стал на Храм молиться.

     Но и Он обрушился и ушел под воду.
     И гнетет предчувствие летального исхода.

     С улицы Восстания спускаемся в подвал,
     Кто-то шприц стерильный бережно мне дал,

     Но его я выронил, и упал он на пол,
     В грязь. Теперь негоден шприц, ну а я растяпа!

//-- ЛЕВ С ГОДАРСКИХ ОСТРОВОВ --//

     Я на Выборгской стороне.
     По квартире хожу во сне.

     Узнаю в ней свой старый дом.
     Годы детства провел я в нем.

     Но от ужаса жив едва:
     В коридоре встречаю льва!

     Повезло, что он добрый, игривый:
     Лижет щеки, юлит у ног,
     Чтоб я гладил, трепал его гриву —
     В завитках золотое руно.

     Он мне предан, он ласков, но жутко
     Силу представить львиную.
     Ярость царя не шутка,
     Лапа и пасть звериная!

     Мамин голос дошел до слуха,
     Чтоб не падал от страха духом:

     «Лев не будет к тебе суров:
     Родом с Годарских он островов».

//-- ОТСТАВНОЙ ВОЕННЫЙ --//

     Жена, сын, я – мы шли втроем домой.
     За нами по пятам военный отставной
     (Его не знал я цели)

     В зеленой наглухо застегнутой шинели
     И с непокрытой головой,
     С назад зачесанною шевелюрой черной
     Как тень ходил, нахальный и упорный.

     Ума не приложу, как незнакомец в дом
     Проник, как он пролез в квартиру.
     Стал приставать к жене, – блудливая проныра!
     Когда на кухне мы сидели за столом.

     Сгорая яростью, колоть стал ловеласа
     Я кухонным ножом, которым режут мясо.

     Сошли на нет порыв мой и отвага:
     Бумажный под шинелью был рулон.
     Пудов с десяток весил он.
     Не кровь текла – клочок бумаги
     На острие из-под шинели извлечен.

     Тогда другой избрал я метод,
     Устав колоть твердыню эту.

     Рубить стал незнакомца я сплеча:
     Бумажное слоилось тело
     И под ударами разящего меча
     На ворох клочьев он распался обгорелых.

     Но не успел я вымести золу,
     Смотрю – а он сидит в углу:
     Живой и невредимый и спокойный.
     Серьезен, мрачен, свято предан злу.
     Его стихия – ненависть и войны!

//-- ЦИКЛОТРОН --//

     Вот мой сон: как на грех
     Я забрел в фабричный цех.
     В самом центре, на платформе,
     Вид меняя, как трансформер,
     Черный барабан кружится.
     Он то вещь, то зверь, то птица,
     То безликие скульптуры
     Человеческой фигуры,
     Словно без усилий рук
     Лепит их гончарный круг.

     У платформы с барабаном
     Инженер ведет в блокноте
     Запись о его работе.
     Я в недоуменье странном:

     Голову ломаю,
     Что все это значит,
     Но не совладаю С чертовой задачей.
     К инженеру подойду,
     Пусть мне объяснит!
     «Сударь, к моему стыду,
               Не пойму,
                         что к чему».

     Он и говорит:
     «Парень, это ведь АЭС.
     Вот куда ты, брат, залез!
     И не ложь, не обман:
     Этот черный барабан —
     Прежних тел денатурат,
     Страшной силы в нем заряд.

     Массы мрака кружит он.
     Называют циклотрон.
     И несет в себе угрозу
     Радиоактивной дозы!»
     У меня глаза на лоб:
     Здесь в момент загонят в гроб!

     Заревела вдруг сирена.
     Ну, пропал – убьют рентгены!
     Инженер сказал: «Немного
     Постращал тебя, тревога
     Лишь учебная была.
     Но гляди – сгоришь дотла!»

//-- ЛЕОН КРОВАВЫЙ --//

     Был захвачен универмаг.
     Террорист взял в плен толпы людей.
     Я попал в их число. Лиходей
     От себя не пускал ни на шаг.

     Безоружен, но властен был он.
     Шла о нем ужасная слава:
     Его звали Кровавый Леон,
     Беспощадный Леон Кровавый.

     Взгляд пронзительный, мрачный.
     Бородка Клиновидная, огненно-рыжая.
     Приказал подойти поближе
     И ко мне обратился вот как:

     «Я тебе дарую свободу,
     Чтоб на воле сказал Спецназу,
     Тем, кто хочет помочь народу:
     Снайпер истинный тот,
     Тот меня убьет,
     В чьем глазу мир, любовь и разум».

//-- ГРЕНАДЕРСК --//

     Во сне я приехал с другом
     В город Пушкин, где музы живут.
     Мы жрецы их и верные слуги,
     И они нам воздали за труд.

     И закончив богиням служенье,
     Поспешили скорей на вокзал.
     Там ужасное столпотворенье —
     В толчее друг куда-то пропал.

     Я спросил у одной прохожей:
     «Когда поезд на град Петров?»
     Мне в ответ: «О, Господи Боже!
     Здесь не ходит таких поездов.

     В Петербург нет отсюда движенья,
     Есть один с этой станции путь —
     Гренадерск. Деньги, власть, поклоненье
     Там найдешь, но про чувства забудь!»

     В Гренадерск ни за что мне не надо:
     Ведь я питерский, я не изгой.
     Чтоб найти поезда к Петрограду,
     Бегу на вокзал другой.

     Напоследок назад оглянулся:
     У перрона стоит мой друг.
     Я в надежде ему улыбнулся,
     Что нам с ним по пути, но вдруг

     Обступили стеной его люди,
     И поверил речам он их,
     И меня теперь позабудет
     Ради новых друзей своих.

//-- КЛЕМЕНТЬЕВ --//

     Тюремщики в камере били
     С жестокостью бесчеловечной
     Клементьева. Ужас насилья
     Терпел он, весь изувеченный.

     Лупили по голому телу,
     Смакуя каждый удар.
     Глаз вытек. В крови, ослабелый,
     Клементьев воскликнул: «Пожар!»

     И тотчас при этом слове
     Остановились убийцы
     И больше ни капли крови
     Не пролили. В грубых лицах

     Милость и снисхожденье,
     Простить их Клементьева молят.
     Из камеры заключенья
     Узник отпущен на волю.

//-- ПРОСПЕКТ КРЕСТЬЯНСКОЙ ОБОРОНЫ --//

     В рассудке здравом шел домой.
     Вдруг стало голову туманить:
     Забылся адрес, город мой
     Предстал чужим, отшибло память.

     Ушел я словно от родимого порога.
     И не вернуться мне – внутри меня препона.
     Вот вышел на какую-то дорогу —
     Проспект крестьянской обороны.

     Как в глушь меня такую занесло?
     Дорога пролегла через село.

     Какие-то крестьянские дома,
     Иду через сады и огороды.
     Как выбраться, не приложу ума:
     Кругом нет ни машин, ни пешеходов.

     Но вот прохожий на пути.
     Спросил его, куда идти.

     Он мне в ответ: «Кончается дорога.
     Ждать до прозрения немного.

     Плетень заметили вон тот?
     Осталось сделать главный ход».

     Я перелез через забор —
     И память стала как кристалл.
     Вдали Исаакиевский собор
     Злаченым куполом сиял!

//-- ПИСТОЛЕТЫ МАКАРОВА --//

     Однажды шел я в школу на работу.
     На пустыре заметил двух мужчин.
     Они в траве высматривали что-то.
     Один нагнулся вдруг и поднял карабин.
     Его товарищ – ленту пулемета.

     Пустырь был настоящим арсеналом:
     Набрали в пять минут друзья
     Винтовок – три, два помповых ружья.
     И этого им показалось мало!
     Нашли гранатометы, автоматы,
     Патронов ящик и гранаты.

     Примером следопытов подогретый,
     Я на колени стал, нашарил под кустом
     Прикрытые репейника листом
     Макарова два черных пистолета.

     И бережно их уложив в портфель
     (Он стал такой внушительно тяжелый!),
     Не понимая действий своих цель,
     Находку грозную понес я в школу.

     Когда сотрудников радушная семья
     Меня, приветствуя, вниманьем окружила,
     Я вспомнил: уголовная статья
     Мне за ношение оружия грозила.

     Дверь отворив пустого кабинета,
     Зашел, как вор, под сердца громкий стук
     И в связку книг запрятал пистолеты,
     Не в силах дрожь сдержать своих преступных рук.

     Но тут меня окликнули за дверью.
     На голос в коридор я вышел
     И с ужасом, ушам своим не веря,
     Такой сюрприз от директрисы слышу:

     «Лежит здесь где-то связка книг.
     В мой кабинет ее снесите».
     Остолбенел тут я на миг,
     Сказав: «Минутку подождите!»

     Скорей оружие мне перепрятать надо.
     К столу метнулся – связки нету.
     Ну положение – хоть стой, хоть падай!
     Исчезли книги, с ними пистолеты.

     Туда-сюда по этажу,
     Но где оружие, ума не приложу.
     Оно ведь в книгах было
     И вместе с ними сплыло!
     В один момент стащить успели.
     Вдруг девушка идет с портфелем,
     Учительница молодая,
     И видит, что страдаю.
     Мой тайный страх весь на виду.
     Она портфель свой открывает на ходу —
     А в нем знакомые железные предметы,
     Добытые из книжек пистолеты!

//-- ТРУБОЧИСТ --//

     Чист и свеж утром воздух в палате.
     Легко дышится мне, больному.
     Окна настежь. Лежу на кровати,
     А напротив, на крыше дома,
     Стоит трубочист неумытый,
     Взлохмаченный и сердитый.

     Он не смотрит, что я больной,
     Подметать начинает крышу —
     Сор и гарь в окна сыплются свыше.
     Издевается он надо мной!

     А потом, ловкий как обезьяна
     (Нервы крепкие у хулигана),
     На окно мое спрыгнул вниз,
     Зацепился рукой за карниз.
     Булыган достает из кармана.

     Не уймется – все ему мало:
     Бросил снайперски, в пенис попал,
     Но смягчило удар одеяло.
     Не отбил, зато как напугал!

//-- ЯРЁМА --//

     Допекал меня Ярёма,
     Нерадивый ученик.
     (Когда выведут, орем мы.)
     Гневный мой раздался крик:
     «Надоел, захлопни рот,
     Вон из класса, идиот!»
     Ученик ни слова мне,
     Пробирается к стене
     И снимает он с нее
     Скорострельное ружье.
     Настоящие патроны.
     Годно в целях обороны,
     С ним идти не страшно в бой.
     Я струхнул: пацан нашкодит,
     Но из класса он выходит.
     Не пальнул бы этот гусь!
     Как быть классу без ружья?
     И вдогонку крикнул я:
     «До уроков, утром рано,
     Ты ружье повесь на стену,
     Только честно, без обмана,
     Ведь оно для нас бесценно!»
     Но на следующий день
     Не вернул ружье Ярёма,
     У себя оставил дома,
     Мол нести до школы лень.
     И ружье не возвратит!

//-- ДАЛМАТОВА --//

     I

     Из трамвая контролер
     Безбилетников попер.

     Вылезаю из вагона —
     Контролер кричит вдогон мне:

     «Ты в морской пехоте
     Службу нес на флоте.

     Моряки по блату
     Ездят так, без платы».

     Бред какой-то! Дал я дера:
     К черту щедрость контролера!

     II

     Тропка вьется вдоль оврага.
     Скользкий берег, корка льда.

     Пробираюсь шаг за шагом.
     Снизу талая вода.

     А кряхтя и ковыляя,
     Продвигается по краю

     Старушонка впереди.
     Вниз бултыхнется, гляди!

     Только я подумал так,
     Бабка съехала в овраг,

     Во мгновение одно
     Топором пошла на дно

     И пускает пузыри.
     (Ужас, что ни говори!)

     Я тогда набрался духу —
     Прыг с обрыва за старухой.

     Достаю ее со дна:
     Как мертвец она бледна,

     Череп лысый, нос курнос.
     Я взобрался на откос,

     Положил на берегу,
     А она и ни гугу.

     Бабку надо откачать!
     Только в рот хотел дышать,

     А она глаза открыла
     И со мной заговорила.

     Старушонка с хитрецой:
     Факт обмана налицо.

     Натурально смерть сыграла.
     Напоследок мне сказала:

     «Не узнал Далматову?
     Против меня ратовал,

     Гнал и проклял сколько раз —
     А сегодня взял и спас!»

//-- ВЫБОРГСКИЙ ДВОРЕЦ КУЛЬТУРЫ --//

     Вот Выборгский дворец культуры.
     Дверь открываю, захожу:
     У кассы люди, лица их понуры,
     Билеты на концерт спешат купить. Гляжу:

     Он композитора, Великого Творца,
     Сыграет музыку. Потоки упоительных
     Мелодий будут литься без конца.

     Мне не на что билет купить,
     И обувь сменную забыл я захватить:
     Кто с улицы, те в зале неугодны.

     На верхнем этаже, у входа в зал, контроль
     У публики билеты проверяет,
     И только с чистыми ногами пропускает,
     И требует, чтоб все имели соль.

     Вот девушка: в глазах ее сиянье
     И кроткая невинная любовь,
     А женщина исполнена страданья,
     И слезы катятся по щекам вновь и вновь.

     Старушка на скамейке примостилась
     В домашних тапках, в шерстяных носках.
     Готовы все… С душой моей срастилась
     Холодная и смертная тоска.

     Иду уныло за свободный столик,
     А за соседний сел мужчина,

     И теплого в себя стакан вливаю чаю.

//-- СЛОВАРЬ --//

     Пришел ко мне гость, человек молодой,
     На плечи упали волной золотой
     Блестящие локоны. Дивный словарь

     В подарок принес он. «Откроешь страницу, —
     Сказал незнакомец, – и вылетит птица.

     Откроешь другую – словам моим верь! —
     Из книги волшебной выскочит зверь.

     Но обращайся ты с ней осторожно:
     Нажить от нее неприятностей можно».

     Я с нетерпеньем словарь открываю.

     Тут прыг со страницы огромная кошка.
     Между ушами выросли рожки.

     Нрав у зверюги хищен и зол.
     Иголок из пуза торчит частокол.

     Втиснуть обратно в словарь я пытаюсь
     Но понапрасну за кошкой гоняюсь:
     Тварь не дается, иголками мучая…

     Вовек не забуду сон вещий и мудрый,
     Как мне подарил чудоносный словарь
     Великий волшебник золотокудрый,
     В светлосиянный одетый стихарь.

//-- ДМИТРИЙ И ЕЛЕНА --//

     Я живу на даче летом.
     На горе стоит мой дом.
     Тишина, покой кругом.

     Из окна мне виден сад.
     У калитки, на дороге,
     С моим папой говорят
     Парень с девушкой. Тревоги

     Испытал я чувство. Слух
     Шел давно про этих двух.

     Новизна и перемена.
     Я боюсь их как огня.
     Девушку зовут Елена.

     Как в их план проникнуть хитрый?

     За двойным таюсь стеклом:
     Страшно мне покинуть дом.

     «Папа, Дмитрий ждет с Еленой.
     Что впотьмах сидишь один?» —
     «Я, сынок, боюсь их плена».

     Как глупец себя веду!
     Лучше встретить Лену с Димой.
     Я к черте неотвратимой!

     Но задумался опять,
     Стал одежду поправлять,

     Заправлял в штаны рубаху
     Слишком долго – дал же маху!

     Поздно выбежал я в сад.

     Подошел к отцу, спросил,
     Не сдержав досады слез:
     «Что Димитрий говорил?»
     Он ответил на вопрос,

     Рассказал, что в Политехе
     Обучался Дима будто,
     Невзирая на успехи,
     Изгнан был из института…

     Приуныл я. Вот досада!
     Мне бы другом стать их надо.
     (Краски темные сгустил
     Незаметно летний вечер.)
     Где, когда теперь их встречу?

     Вдруг прожег мне спину жар.
     Караул! Пожар, пожар!

     Дом горит, мой дом в огне.
     Все, что свято было мне,

     Превратилось в страшный факел,
     Пламенеющий во мраке.

     Нет сомнений, кто поджег,
     Это дело Лены с Димой,
     Но учесть необходимо:
     Помешать я им не мог.

     План был дьявольски хитер:
     Меня выманив из дома,
     Развели внутри костер.

     Всемогуща сила тлена
     Там, где Дмитрий и Елена.

//-- АНДРЕЙ БОЛКОНСКИЙ --//

     Я во сне поле бранное вижу:
     Возле рощи стоит эскадрон,
     В три шеренги построился он,
     По бокам вороные и белые,
     Ждут сигнала, чтоб ринуться в дело.

     Мучит их нетерпения зуд,
     Глаз на выкате, бешено зыркают,
     Удила, словно кости, грызут,
     Бьют копытом и яростно фыркают.

     Возвестила атаку труба.
     Выезжает вперед командир
     В треуголке. Проклял он мир:
     Поведет в страшный бой лошадей,
     Тот, чье имя Болконский Андрей.

     Сотряслась земля топотом конским.
     Кони взвихрились. В диком самуме
     Скачут беды, вражда и безумье.

//-- АБДУЖАПАР --//

     Глубокой ночью пуст проспект Лесной,
     И я на нем единственный прохожий.
     Но чувствую опасность за спиной,
     Как будто недруг следует за мной,
     И пробежал озноба жар по коже.

     Я обернулся к незнакомцу резко,
     Ответный взгляд в меня метнул он дерзко.

     Вскипела кровь от ярости пожара.
     Решил я первым нанести удар.
     Легко он уклонился от удара,

     С тобою, Петр, встречались мы. Как прежде
     Ты ходишь в старенькой обтрепанной одежде.
     Дешевый стиль. На что это похоже?
     Купи пальто из натуральной кожи,

     Как у меня к примеру, и носи!» —
     Сказал и в мрак ночной уехал на такси.

//-- АВИЦЕННА --//

     В университете
     Лингвистов много ценных.
     Научные светила
     Сошлись на семинар,
     Что значит Авиценна,
     Им было не по силам.
     (Какой позор, кошмар!)

     Растерянные лица.
     А слово так знакомо!
     И тут нашли словарь.
     На первой же странице
     Открыли: видят фото —
     Лежит на крыше дома
     Лев, животных царь.

     Зверь ужасный с крыши
     Прыгнул на дорогу.
     К университету
     Мчится он, рыча,
     В гости. Рев заслыша, —
     Спасите ради Бога! —
     Все из кабинета
     Дали стрекача!

//-- ПИСТОЛЕТ С ЗЕЛЕНЫМ ЛУКОМ --//

     В доме моем потайная есть комната.
     Вход посторонним в нее под запретом.
     Там я один, уголок мой укромный там.
     Вооружен я большим пистолетом.

     Смертью незваным гостям угрожаю:
     Кто докучает, того ненавижу…
     Слышу шаги. Они ближе и ближе,
     В дверь постучали, волынь заряжаю.

     Но вот незадача, вот странная штука:
     А длинные перья зеленого лука.
     Не верю, не верю, чтоб перья стрельнули!

     Дверь открываю и вижу: на лестнице
     Женщина. Хочет войти. Пистолет
     И говорю ей: «Сюда хода нет!»

     Она отвечает мне с наглой ухмылкой:
     «Мой милый, напрасно ты лезешь в бутылку,
     И брать бесполезно меня на испуг:

//-- ЧЕРНОЕ МОРЕ --//

     Жил на свете великий гангстер,
     Главарем был преступного мира.
     Среди киллеров слыл кумиром.

     Что взбрело мне на ум с приятелем
     В гости пойти к мафиози?
     Добровольные смерти искатели
     Равнодушны к ее угрозе.

     Ну и что, пусть убьет этот зверь...
     Очутились в подземном тоннеле.
     Подходим к заветной цели.

     Молодая встречает блондинка
     С лицом прекрасным и строгим,
     Не пускает, вышла заминка.
     Говорит: «Уносите ноги

     Прочь отсюда!» Смел и отчаян
     Был в тот миг я и бросил фразу:
     «Пропустите. Нам нужен хозяин!»
     Так пароль верный был мной сказан.

     Доверие в ласковом взоре.
     И увидели Черное море!

     Словно жилы под кожей чудища
     Вздулись волны невиданной силы,
     Но к стихии безжалостной, губящей
     Искушенье меня поманило.

     Говорю своему приятелю:
     «Меня манит к себе волна.
     Давай бросимся в моря объятия!»
     Он в ответ: «Вода холодна,

     Шторм для жизни безумно опасен —
     Унести может в море открытое.
     Рев прибоя – послушай! – ужасен.
     Жажда жизни во мне не убита».

     Только это сказал он – вдруг
     Набежала волна могучая,
     Окатила. Упал я, и друг.
     Искупались по воле случая.

     Я барахтался в теплой пене:
     Затянуло в одно мгновение
     В пучину свою необъятную.

//-- ПРАВО УБИЙЦЫ --//

     Серьезно задумал злодей с ней расправиться:
     Предпринято было им пять покушений.

     Взял под опеку я бедную женщину:
     Нависла угроза над нею громадная.
     Мною защита была ей обещана…
     С нею заходим однажды в парадную.

     (Ее провожал каждый день до квартиры:
     Вдруг нам навстречу с улыбкой вампира
     По лестнице тип спускается жуткий.

     Сплюснут уродливо хрящ переносицы,
     В черном кожане, короткая стрижка,
     С наглой ухмылкой на женщину косится,
     Ей угрожает: «Теперь тебе крышка!»

     Выстрелил в жертву свою из нагана.
     Льется обильно на каменный пол
     Жаркая кровь из дымящейся раны.

     В объятьях моих умирала испанка.
     Киллер признался: «Мой долг был убить ее».
     Бросил наган свой губитель в кожанке,

     С места уходит кровопролитья.

     Став на колени, я поднял оружие,
     Чтобы достать уходящего в спину.
     Он из нагана патроны все вынул.

     Расхохотался: «Ах ты тупица!
     Хочешь убить меня? Как же ты глуп!
     В мире лишь мне дано право убийцы.
     Что тебе делать? Оплакивай труп!»

//-- ШТАТ ВЕРМОНТ --//

     Раз я в историю жуткую влип…
     В темный подземный схожу переход.
     Следом угрюмый спускается тип,
     Тенью за мной неотвязной идет.

     Слышу шаги его ближе и ближе.
     Зреет недобрая мысль в стервеце.
     Тут он под череп, затылка пониже,
     Спицу вогнал мне с крючком на конце.

     Звук в голове как от крошки хрустящей,
     Словно стекло раздавили в мозгу.
     Я ухватился за спицу торчащую,
     Твердо решив не сдаваться врагу.

     Врешь, не возьмешь! Хоронить меня рано.
     Вот подалась. Ну же! вырвал из раны
     Неимоверным усилием рук.

     «Мертв он, его добивать не резон.
     Амба, каюк ему! Поздно в больницу:
     Рана смертельна, не выживет он».

     Кровью залитый, наверх из тоннеля
     Даже не смотрит никто. На панели
     Сдохну, как нищий бродяга, – о Боже!

     Все же нашелся один иностранец.
     Видит, что нужен мне срочный ремонт.
     Скорую помощь американец
     Вызвал из штата родного Вермонт.

//-- СОКРОВИЩА СМЕРТИ --//

     Была благосклонна Фортуна ко мне:
     Дубовый сундук откопал я – в нем клад.
     Открыл: черепа в оболочках камней,
     В наростах кристаллов, сверкая, лежат.

     Будто горят в огневидных орнаментах
     Мертвые кости с времен незапамятных.

     Два черных глаза зияют в оправах
     Зерен алмазных, рубинов кровавых.

     Спасибо Фортуне: теперь я богат
     (Свое колесо добросовестно вертит).
     Везучий отыщет невиданный клад,
     Воочию узрит сокровища смерти!

//-- ГАБРИЭЛЬ БАТИСТУТА --//

     Он король на поле, гений, он артист.

     Но однажды был на диво странный матч:
     Нрав строптивый показал футбольный мяч.

     По воротам Габриэль безбожно мажет,
     С трех шагов попасть не может даже,

     То защитник станет на пути —
     Отбирает мяч, как ни финти!

     Переменчива Фортуны карусель —
     Разрыдался как ребенок Габриэль.

     Он к трибуне, где болельщики, бежит
     И покаяться в плохой игре спешит.

     Рвет футболку на груди, себя кляня,
     Молит зрителей: «Простите вы меня!

     Перед вами я безмерно виноват
     И сквозь землю провалиться буду рад:

     Всех подвел я вас, кто за меня болел.
     Вы свидетели, как я в галошу сел!»

     И притих тогда огромный стадион.
     Не осудит своего любимца он.

     В эту напряженную минуту
     Грянул возглас: «Любим Батистуту!»

//-- МАРДАРЬ --//

     К охотничьей избушке я проник
     Глухими тропами, сквозь облачную хмарь.
     Вхожу и вижу: кряжистый мужик
     Ест за столом. Зовут его Мардарь.

     И приглашает он меня за стол.
     В его глазах презрение и злость.
     Пустую миску подает мне и – прикол! —
     Кладет в нее стальной огромный гвоздь.

     И вспомнил я, что слово дал – гвоздь съесть,
     Но понимаю: дело не под силу.
     Гвоздь в горло? Нет, пускай страдает честь:
     Неверность клятве совесть мне простила!

//-- ВЕРА КИСЕЛЕВА --//

     Проникает в дом отряд
     (Маски, автоматы).
     Террористы в доме спят.
     Перебьют их всех подряд
     С ними я в цепи, шепчу:
     «Бойня будет скоро!»
     Смерти гадам я хочу,
     С наслажденьем замочу
     Бандюганов свору.
     Я взъярился, словно зверь.
     Во мне гнев без меры…
     Распахнулась настежь дверь:
     Киселева Вера,
     Моя юная подружка,
     Вдруг выходят в коридор.
     Передернул я затвор
     И в припадке злобы лютой
     Расстрелял их – бес попутал!
     Тут откуда ни возьмись

     Террористы заявись:
     Хмуры, бородаты,
     Форменные каты.
     Отобрали автомат,
     Вывернули руки
     И с ухмылкой говорят:
     «Жди ужасной муки!»
     Я взмолился, жутко ведь:
     «О, прошу пощады!
     Легкой смертью умереть
     Будет мне награда». —
     «Хорошо, уговорил,
     Милость в нашей воле.
     Гордость ты свою смирил —
     И умрешь без боли».
     Положили на живот,
     Голову зажали.
     Чуть повыше, чем хребет,
     Нож меня ужалил.
     Резал шею мне тесак (Не скажу, что больно).
     Наконец окутал мрак:
     Стал я труп безвольный…

//-- ВИКТОРОВ --//

     За стол сажусь чайку попить с пирожным.
     Оно на блюдечке заманчиво лежит.
     Приходит Викторов, знакомый с хитрой рожей,
     С ухмылкою, что, мол, не лыком шит.

     Подходит он к столу без приглашенья,
     Берет пирожное, запихивает в рот.
     Я онемел от шока возмущенья:
     Мой ужин поедает живоглот!

     Эклера я мечтал отведать сладость,
     И мягкость выпечки, и свежий аромат…
     И кайфа не словил – все к черту, все не в радость,
     Что слаще Викторову было во сто крат!

//-- РЕКА --//

     В саду тенистом, заросшем
     Храм Христов одинок и заброшен…

     Рядом с храмом, у южной стены,
     Как посланник богини войны,

     В шлеме грозной Афины-Паллады
     На престоле языческий жрец.

     Он статный, геройского склада —
     Борец за блаженство сердец.

     Перед ним дева в платье старинном:
     Каштановых локонов волны
     Упали на плечи и спину,
     Очи слез и страдания полны.
     Человек в шлеме грозной Афины

     Деву к тайной реке зовет,
     Где любовная лава течет.
     Говорит ей: «Прими крещенье,
     Соверши в реке омовенье!»
     Из уст льются слова как мед.

     Но поверить она не может,
     Что дает избавленье река.
     Кто же девушке бедной поможет,
     Убежденья в ком сила крепка?

     И тогда появляется женщина.
     Она с девушкой связана кровно,
     Она мать этой девушки словно.
     Ей от века судьбою завещано

     Пробуждать в детях чувства природные,
     Делать все, естеству угодное.

     Повелительным жестом руки
     Она дочку туда направляет,
     Где поток огневидной реки,
     Словно золота слиток, сверкает.

     И поверила матери дочь:
     Из души все сомнения прочь!

     И проснулись любовные грезы.

     И к реке, где священная лава,
     Вывел дочку служитель Афины,
     Весь в лучах ослепительной славы
     Избавителя девы невинной!

//-- МОРЕ КОРОГОДСКОГО --//

     Люди тонут. Им не выбраться из плена.
     Будут морем Корогодского убиты.
     Волны синие и гребней белых пена
     Как надгробий мраморные плиты.

     Сидя на песчаном берегу,
     Я себя в тисках могильных вижу:
     Выйти на берег из моря не могу —
     Подойти боюсь к морской пучине ближе…

//-- ОНА --//

     «Не стану жить с тобою не любя! —
     Она сказал мне. – Тебя забыть я рада». —
     «Ну и пускай, – воскликнул я с досадой, —
     Взаимно отрекаюсь от тебя!»

     Любимый образ потускнел, поблек.
     Увы! она растаяла как снег.

     И тут является ее подруга, Лея,
     Преподнести отступнику урок,
     И как полынь в устах ее упрек:
     «Ты потерял ее. Поступок дуралея!
     Любовь к ней – легкое и розовое пламя.
     Ты заглянул в себя и видел благо это.
     Пускай отсутствует взаимность между вами —
     Твоя душа была святым огнем согрета.
     Мужчина тот поистине красив,
     Кто дел сердечных трудности изведал
     И боль терпел, зато Любви не предал:
     Он был вынослив и трудолюбив!»

     И понял я, что стал врагом Любви.
     Огонь горит во мне неистребимый
     И сердце беззащитное язвит
     Невинным равнодушием любимой…

//-- БИЧ --//

     Я быков строптивых на лугу
     Устрашаю, щелкая бичом.
     Укротить животных не могу:
     Им угроза плети нипочем.

     В огневидный радужный клубок,
     В луч животекущий распрямился,
     По спине хлестнул быков, ударил в бок.

     Свет почуя новый, необычный,
     Покорясь лучистому бичу,
     Побрело смиренно стадо бычье
     На закланье в руки к палачу.

//-- ВАМПИРЫ --//

     Собственной матери, чувств не тая,
     Излил свое горе: «Родная моя!

     Яд смертоносный по жилам разлит.
     Кто, как не ты, мою боль утолит?

     Та, что люблю я, ко мне равнодушна.
     Будет твоим лишь внушеньям послушна.
     К ней поезжай, жить со мной убеди,
     Счастья восторг обещай впереди».

     Мать уезжает. Приходит известье,
     Следует быть, мол, в условленном месте.

     Адрес в кармане. Все в полном порядке.
     В парадной был лифт. Вот и нужный этаж.
     Девушка с парнем стоят на площадке:
     Стиляги на вид и в манерах кураж.

     Насмешливо смотрят. Нахальные лица.
     И заявляют: «Мы служим в милиции.

     Маньяка свирепого вышли на след.
     Пока преступлений его не раскрыли.
     Проверить бы надо: убийца не ты ли,

     Ах! рассмешили историей жуткой.
     Меня пропустили к заветной квартире.

     Пластина железная к двери привинчена.
     Надпись читаю на ней необычную:

     Любимая… смерть…От прочтенного обмер я.
     Дальше идут телефонов три номера.

     Слово любимая палец мой стер.

     Звоню. Мать открыла, пустила в переднюю.
     В глазах ее скорбных ответ я читаю.
     Развеял он грезы, надежду последнюю:
     О встрече с любимой моей не мечтаю.

     Горем убитый, вхожу я в гостиную:
     С белою скатертью стол стоит длинный.

     Мужчина сидит за ним, мрачен и тих.
     (Он моей матери будто жених.)

     Мать улыбается. Счастлива очень.
     (Мрачный мужчина, выходит, мне отчим.)

     Девушки носят на свадебный стол
     Ноги куриные в винных бокалах,
     Строят улыбочки. Страшен оскал их!
     Словно я в гости к вампирам пришел.

//-- ТИМУР --//

     Артист народный З.Я. Корогодский
     Преподает студентам СПГУП’а,
     Где ректор знаменитый Запесоцкий.
     Учащихся оценивает скупо:

     Им прививает он азы актерской школы,
     Дерет их, словно сидоровых коз,
     Ведь правда розог лучше лести роз.
     Пускай учения вкушают хлеб тяжелый.

     Он ходит старческой нетвердою походкой,
     По полу шаркая. Волочит еле ноги.
     Седой как лунь, колючая бородка,
     Взгляд острый, подозрительный и строгий.
     У дедушки крутой, сварливый нрав.
     (Одет с иголочки. На шее красный шарф.)
     Пригрезился однажды мне З.Я.
     Вот что во сне увидел ночью я…

     Сон
     Предстал он мне, повел бровями грозно,
     Брюзжит как прежде, смотрит гневно, хмуро.
     Но тут произошла метаморфоза:
     Старик вдруг превращается в Тимура.

     Студента СПГУП’а так зовут.
     Приемами маститого актера
     Сыграл З.Я. искусно юный плут,
     Конечно при участии гримера.

     Не зря артист народный Корогодский
     Преподает студентам СПГУП’а,
     Где ректор знаменитый Запесоцкий.
     Учащихся оценивает скупо:

     Дерет их, словно сидоровых коз,
     И возбуждается при виде горьких слез
     (Напоминает чем маркиза мне де Сада),
     Но вышколит зато он их как надо,

     Ведь правда розог лучше лести роз.

//-- ПЯТКА --//

     Привязан к ней. В одежде, но босой.
     Я в плен попал к разбойнику. Гляжу:
     Он зол, хитер и черный глаз косой.

     Небритый, смуглый, волосы как смоль,
     Кудрявые. По виду он цыган.

     «Убью не сразу, – говорит, – узнаешь боль
     Ран пулевых». И достает наган.

     На пальце ствол он ухарски вращает.
     Спокоен я, и смех меня берет:
     Терять мне нечего. Наганом он стращает!

     Предлог для шутки неудачный выбрал:
     С длиннющей лентой он достал ручник,
     С патронами огромного калибра.
     И в ту минуту духом я поник.

     Мне дулом он провел по пятке голой
     И холодком ее пощекотал,
     И плена своего постиг я смысл тяжелый
     И страх, что пятку разорвет металл.

//-- МУЗЕЙ АРКТИКИ-АНТАРКТИКИ --//

     У меня два сына.
     Митя – это старший,
     Двадцать три исполнится.
     Феде двадцать лет.
     Вот во сне картина:
     Дом, квартира наша,
     Входит Митя, помнится:
     «Папа, брат, привет!»

     Говорит нам Митя:
     «Вы в музей сходите
     Арктики-Антарктики, где был раньше Храм.
     Я там обнаружил
     Арсенал оружия.
     Просто не поверите вы своим глазам!
     Ружья, автоматы,
     Мины и гранаты».

     Попадаем с Федором мы на Рубинштейна.
     Тут сынок подумал – взял и говорит:
     «Арктики с Антарктикой хоть музей затейный,
     Но военной темой я по горло сыт!
     В сад пойду пришкольный
     Мяч гонять футбольный».

     И пошел своею Феденька дорогой —
     Я стоять остался на своей стезе:
     Пусть себе играет, ну и слава Богу! —
     С горечью подумал и побрел в музей.

     К церкви по Кузнечному
     Я иду расстроенный
     По путям трамвайным.
     Одинок мой путь!
     Жизни драма вечная —
     Как все неустроенно!
     Но с путей нам тайных
     Силы нет свернуть…

//-- КУСТОДЬЕВСКИЕ БРИЛЛИАНТЫ --//

     Во сне себя вижу я вором:
     Проник в Институт геологии,
     По узким крадусь коридорам,
     В коленках дрожат мои ноги.

     Забилось вдруг бешено сердце:
     На полке, в шкафу – только глянь ты! —
     Лежат за стеклянною дверцей
     Кустодьевские бриллианты,

     Три ограненных кристалла.
     Дверца не заперта даже.
     К брильянтам тянусь, но не стала
     Рука совершать эту кражу.

     Пальцы мои онемели —
     Им не коснуться камней.
     Думал, что рядом я с целью,
     Но не приблизился к ней.

     Неприкасаемы грани!
     Чистым кристаллам служа,
     На неусыпной охране
     Тайно стоят сторожа.

//-- ГУЛЬДЖАН ЕРГАЛИЕВА --//

     Летней ночью взошли мы с Гульджан Ергалиевой
     На вершину холма – и родные места
     Видим как на ладони, стоим молчаливые.
     Звездоносная твердь глубока и чиста.

     Начертили на ней огневидные сетки,
     А они образуют собою кубы.
     По ночам облетают Вселенную клетки,
     И зовутся они кораблями судьбы.

     Куб гигантский с небес к нам с Гульджан подлетает,
     Но ступить мы боимся на борт корабля.
     Подхватила нас клетка, твердыня пустая,

     От космической скорости дух захватило,
     Но кричу я Гульджан: «Из Вселенной немой
     Нас обратно доставит незримая сила,
     И в указанный час мы вернемся домой!»

//-- СИГАРЕТЫ «ТУ-134» --//

     В комнате утром лежу я на койке.
     Настежь окно. Где я? Глянул: не слабо —
     Зимний, Колонна. Смекнул: справа Мойка,
     Значит я в здании Главного штаба.

     Пьяная брань раздалась на Дворцовой.
     Центра нарушена вмиг тишина:
     Набедокурить желает шпана.

     Только подумал – в окошко влетает
     Взвыла шакалов довольная стая —
     Сыплются градом пивные жестянки.

     Пачка пустая пикирует на пол
     (Стало окошко мишенью, как в тире),
     Ком грязи брошенный стены заляпал.

     Кайф получив, дальше двинулась кодла,
     Комнаты облик изгадив неслабо,
     Хоть – слава богу! – не вышибли стекла
     В здании царственном Главного штаба!

//-- МУЗЫКА --//

     Учителем быть – незавидная доля.
     Вижу во сне, как работаю в школе.
     Литературы веду я урок.
     Словесность изящная дурням не впрок!
     Дикие выходки, ругань и ор…
     А за стеной голосов стройный хор

     Ведет а’капелла.
     Солистка запела
     Свое ариозо.
     Стоят в горле слезы.

     Под школьными сводами плавно парила.

     Потом на рояле
     Сонату сыграли,
     А следом свирели
     Послышались трели…

     Звонок, перемена. Из класса все вон.
     Выдохся, выжат я словно лимон.
     В кресло, сраженный усталостью, плюх!
     Голову свесил. Я сник, я потух.
     Эх, не житье, а сплошная проруха!
     И отключился… Вдруг слышу: над ухом
     Шепот сначала, девичий смешок,
     Я встрепенулся и вижу вокруг
     Лица веселые юных подруг.
     Все пионерки в галстуках алых.
     Было их девять. Сразу узнал их:
     Пели они за стеной и играли
     То на свирели, то на рояле.
     Словно газели, легки, грациозны.
     Радости искры во взорах серьезных.

     Цветы полевые —
     Глаза их живые.
     Волосы – лен.
     Я изумлен:

     Одна из них запросто, без промедлений
     Села, ласкаясь, ко мне на колени.
     За шею обняв своей нежной рукой,
     Прильнула к щеке моей теплой щекой.
     Прижал я ладонь свою к тоненькой талии.
     Локоны светлые благоухали.

     Она мне сказала:
     «Ты вынес немало.
     Дух твой в упадке.
     Ты не в порядке.

     Бедный учитель, ты так одинок!
     Жизнь преподносит свой горький урок.
     Чтобы воспрянуть, ты музыку слушай:
     В музыке ищут спасения души.
     Музыку слушай – в ней счастье найдешь.
     С музыкой Правда, без музыки – ложь!»

//-- САРРА КАПЛАН --//

     I
     Вижу во сне Филимонову Олю
     На киносъемках на острове Капри
     (Там она в главной снимается роли):
     Платье старинное, с лентами капор.

     Даму играет и держится примой.
     Внешность ее изменилась под гримом:

     Бледно лицо и застыло, как воск.
     Есть в нем игрушечный кукольный лоск.

     Контур бровей искривлен черной тушью —
     Так изогнулся, что сходство разрушил.

     II

     Дальше мне грезится: я в кинозале,
     Свет потушили, зажегся экран,
     Титры пошли, и за кадром сказали:
     Фильм представляет, мол, Сарра Каплан…

//-- НЕГРЫ --//

     На приусадебный участок наш
     Приехал я, окинул дачу взглядом:
     У подпола, где цокольный этаж,
     Толпа рабочих, целая бригада.

     Подвал открыт, но главное – о, Боже! —
     Рабочие все негры, чернокожи.

     Что за дела? Туда скорей бегом.
     Кто разрешил им вторгнуться в мой дом?

     Какого лешего здесь эти иностранцы,
     Свалившиеся с неба африканцы?

     Им говорю: «Послушайте, друзья!
     Убраться восвояси не хотите ли?»
     Они в ответ: «Из Центра мы “Семья”

     Начальство вашу дачу указало —
     Могила получилась из подвала.

     Как обезьяна был покойник, лазал ловко.

     От изумления глазами я захлопал —
     И в подпол…

     На каменном полу фанерный гроб, открыт.
     В нем – мертвый негр, и от него смердит.

     Зажал я нос. Мне стало дурно, тошно
     От аромата нового жильца.
     На воздух выскочил, кричу гостям непрошенным:
     «Сейчас же убирайте мертвеца!»

     Они опять: «Поймите, мы не можем:
     Ваш адрес указал нам Центр.
     Мы лишь рабочие. Что делать чернокожим,

     Определяет Ментор».

     Какой кошмар! Мне было не до смеха,
     И, потрясенный, в город я уехал…

     Приходит сын на следующий день
     С известием: на дачу ездил он,
     Пробрался к подполу бесшумно, словно тень,
     И все разведал тайно, как шпион.

     Особенно что Федю поразило —
     Те негры были некрофилы!

     Он стал свидетелем таинственной их встречи
     У подпола и слышал до конца
     Безумные, неслыханные речи:
     Они сожрать хотели мертвеца!

//-- ЕВГЕНИЙ МОРГУНОВ --//

     Иду по улице, в руках держу коробку.
     (Патроны в ней несу и револьвер!)
     Мне боязно – я озираюсь робко:
     А вдруг задержит милиционер.

     Спешу в гимназию сто шестьдесят шестую,
     Где должен ждать Евгений Моргунов.
     Избавлюсь от оружия вчистую.
     Подальше от греха: отдал и был таков.

     Ах, если бы добраться поскорей!
     Зацапают в Кресты того гляди…
     Ну, наконец! Добрался до дверей,
     Вхожу в гимназию. Опасность позади.

     Видать, недавно прозвенел звонок.
     Последний, пятый, кончился урок.

     Как будто растревоженный тут улей.

     Уверовав: идет все как намечено,

     Ничуть не допуская мысль о краже,
     Коробку с уличающей поклажей

     Лежали кучей прямо на полу.

     Зашел в уборную всего лишь на минуту
     (Естественно, реакция на страх),
     Вернулся. Что такое? Фу ты, ну ты!
     Меня встречает девочка в слезах

     (Седьмого класса ученица),
     Ногами топает, бранится:

     «Коробку гадкую как ставить вы посмели
     На наши ранцы, сумки и портфели?

     Мои лекарства повредились в сумке!

     Страдаю я заболеваньем редким —
     Ношу с собой микстуры и таблетки».

     Как аргумент берет портфель она
     И сыплет на пол пузырьки, пилюли.
     Их в порошок растерли мои пули.

     Дитя вопит, милицией грозя.
     Не спорил я. Коробку хвать под мышку.
     Ведь место встречи изменить нельзя —
     Как угорелый мчусь туда вприпрыжку.

     Пространство коридора пролетаю.
     Запасный выход, лестница крутая,

     Этаж… другой… еще один… и вот!..
     От ужаса прошиб холодный пот:

     Не ждал меня там Женя Моргунов.
     О, Господи! – я плакать был готов.

     Оружие не сбыл я. Неужели
     С собой таскать коробку эту снова!
     Я думал, что конец, что я у цели,
     Но план другой у Жени Моргунова.

//-- НЕВА --//

     Штормит Нева. Вовсю бушует буря.
     Кружится снег в мерцанье фонарей.
     Подобны волны пляскам злобных фурий,
     А ветер – завыванию зверей.

     Смотрю с моста: на берег вышло трое.
     Скажу, не по сердцу мне их шальная прыть:
     Неву, как настоящие герои,
     Хотят на лодке утлой переплыть.

     Лишь ринулись в клокочущую пену,
     Волна так яростно плеснула лодке в бок,
     Что в результате от крутого крена
     Нахлынул в днище ледяной поток.

     Гребцы мгновенно дали разворот
     И выбрались на берег из пучины
     Дно осушить и вновь водоворот
     Атаковать. (На то они мужчины!)

     Тут я с моста бегу на помощь к ним.
     Лодчонку подняли, качаем, как корыто,
     И воду – раз, два, три! – движением одним
     Всю вылили на каменные плиты.

     Опять нырнула между волн посудина.
     Но пересечь Неву кому под силу?
     Вольна, неукротима, неподсудна,
     Вмиг лодку и людей накрыла.

     В подводный мрак ушли как камень двое.
     Ко мне взывал. Протяжно, дико воя,
     Его мольбы в куски рвал зимний ветер.

     И наблюдая, как храбрец тонул,
     Я взвешивал: пусть прыгну за тобой,
     Но не спасу, а сам пойду ко дну —
     Бессмысленно мне жертвовать собой.

     Но в ум вошел вопрос, как клин:
     А если б это был мой сын,

     То разве я позволил бы ему
     Погибнуть одному!

     Ведь я его отец.
     Но так же тонущий теперь в Неве пловец,

     Пусть в безрассудстве виноват,
     Мне – брат!

//-- КУЗНЕЦОВ --//

     Старый «Москвич», легковая машина,
     В школьном дворе стоит, весь искорежен:
     Выбиты стекла, проколоты шины,
     Руль поломали, приборы все тоже.

     Место на свалке ему, без вопроса!
     Пнул «Москвича» я ногой по колесам.

     Тут он взревел, заработал мотор,

     Я разбудил окаянное лихо.
     Кто остановит железного психа?

     Страшно подумать, скольких убили
     Трупы восставшие автомобилей!

     Дорого стоят прохожим их гонки:
     Кто ни попался, давят подряд —
     Молод, старик ли, коляска с ребенком.
     Буду в их жертвах и я виноват.

     Но пригляделся к машине немного:
     Ба, в ней сидит Кузнецов – слава Богу!

     Как же я раньше его не заметил?
     (Странных явлений так много на свете.)

     Раз занимает он место в кабине,
     Он хочет ездить, а я неповинен.
     Пусть отвечает за все Кузнецов!

//-- КИРИЛЛ ЛАВРОВ --//

     У Корогодского З.Я.,
     Учась актерской школе,
     Все узнавали, как и я,
     Вкус настоящей боли.

     Был бит жестоко я не раз,
     Зато попал на сцену.
     Я все стерпел, тем самым спас
     Себя и дар бесценный.

     Став наземь твердо, как Антей,
     Мечтой возвышен новой,
     Актером в труппу БДТ
     Решил пойти к Лаврову.

     И вот пошел я на поклон,
     Но перед тем увидел сон…

     Сон
     Фонтанка. БДТ. Я двери отворил:
     На вахте – просто бесподобно! —
     Дежурит сам Лавров Кирилл,
     Худрук, актер, артист народный.

     Шагнул я радостно с порога —
     Лавров, однако, смотрит косо.
     Себя со мною держит строго
     И задает он мне вопросы:

     Кто я? зачем пришел? откуда?
     Я говорю: «Хочу к вам в труппу,
     Служить Театру честно буду
     И предан буду неотступно.

     Работал в Театре поколений,
     Лавров: «Он дал вам позволенье
     На переход сюда, простите?

     Без разрешения нельзя, —
     Сказал он, пальцем погрозя. —

     Пусть мастер даст свое согласье,
     И я приму вас в одночасье».

     На том и кончилась беседа,
     А с ней и сновиденье следом.

//-- МЕДУЗА --//

     Я загорал на берегу пруда.
     По виду, как спортивный он бассейн.
     Сверкала чистотой его вода,
     Как бы кристалл во всей своей красе.

     Но, к сожаленью, пруд был не глубок.
     Зайдя в него, я это обнаружил.
     Я сесть на дно спокойно даже мог:
     Сижу на дне, а голова наруже.

     Здесь не поплаваешь, – подумалось. И вдруг
     Дно вниз ушло. Я камнем следом – глюк!

     И оказался вмиг на глубине.
     Как всплыть из бездны на поверхность мне?

     Беспомощно руками и ногами
     Я трепыхаю. Извиваюсь, как червяк,
     Не вырваться на волю мне никак.

     Как бремя сам себе я, как обуза,
     Но не сдаюсь всем тяготам назло.
     Смотрю: над головой моей медуза
     Зависла, как тарелка НЛО.

     В своих усилиях не видя больше прока,
     В нее вцепился я, как будто это зонт.
     Он мчится вверх, а я за ним в потоках.
     Ура! на воле я и вижу горизонт.

     И вот что ценно: выбравшись из плена,
     Я плаваю – осталась глубина.
     Теперь, напротив, не достанешь дна.

//-- ВОЛК --//

     В зверинце жили белые барашки.
     Охрана их был мой священный долг.
     Но срок настал, и преступленьем тяжким
     День омрачился: их зарезал волк.

     Нагрянул он открыто и нахально,
     Огромный, чернобурый, лютый.
     Метнулся в клетку, алчно пасть оскаля,
     Убил – и был таков через минуту.

     Моя вина – я не был наготове.
     Сказать по правде, здорово я струсил.
     Барашки истекали в клетке кровью
     И дергались в агонии конвульсий.

     Из четверых барашков лишь один
     В живых остался. Как зеницу ока
     Его поклялся я беречь и карабин
     Наизготовку взял, чтоб встретить пулей волка.

     Откуда ни возьмись. Со зверем нет мне сладу!
     Я вскинул карабин. Готов нажать курок.
     Но он смирил меня своим всесильным взглядом.

     Мое бездействие для волка добрый знак.

     И он загрыз последнего барашка.
     Я стал пособником в его деянье тяжком.

     И с места преступленья, наконец,
     Сбежал разбойник. Бледный как мертвец,

     Вхожу туда, – ужасные часы! —
     Где убивал барашков чернобурый,
     Но трупов не было: кругом сидели псы.
     Слизали кровь они и съели мясо, шкуры.

     Так значит, не коснется меня слава
     Предателя неосторожных слов
     И соучастника убийства: в день кровавый
     Ни очевидцев, ни барашков, ни следов…

//-- АНТОНОВ --//

     В кружку свою с питьевою водой
     Бросил комок я вонючего кала
     И размешал. Непристойной бурдой
     Бурого цвета вода в кружке стала.

     Тут я опомнился. Месиво сраное
     Снес в туалет, в унитаз его плюхнул.
     Кружку как следует, с мылом, на кухню.

     Только я начал, приходит Антонов.
     Мыть не дает. Между краном и мной
     Влез, – нахалюга! – помехой, препоной
     Стал, да еще повернулся спиной.

     Вытянул руки длиннющие в стороны
     (Это такой запретительный жест).
     Тычусь то в спину, то в локти позорно я,
     Словно во вкопанный каменный крест.

     Гневно хватаю нахала за плечи.
     Вижу: тем самым Антонова злю.
     Он обернулся лицом ко мне с речью,
     Грозно сказал: «Я тебя задавлю!»

//-- КОРОГОДСКИЙ --//

     Во сне мне грезилось, что Корогодский умер.
     Пришел прощаться с ним я в ТЮЗ на панихиду.
     Старик любил при жизни едкий юмор,
     Да и в гробу он выглядел ехидно.

     Клевал и рвал он словом, как орел,
     И вот умолк. Казалось бы, finita!
     Но тут, глаза открыв, покойник речь обрел,
     Заговорив как прежде ядовито.

//-- ВАРФОЛОМЕЕВ --//

     Во сне ко мне пришел Варфоломеев,
     С ухмылочкой, подмигивает глазом
     Стал обольщать заманчивым соблазном.

     И говорит: «Зачем тебе Россия?
     Езжай в Америку – вот это, брат, страна!
     Накопишь денег, поживешь красиво
     И славы вкус изведаешь сполна».

     Поверил я лукавому проныре.
     Свободен путь в заокеанский мир.

     У всех в Америку готовы паспорта.
     И тут я высказал совсем не то, что думал.
     Ослушались меня мои уста.

     Не мог сдержать потока бурной речи
     И с пафосом невольно возгласил,
     Я всем сказал: «Друзья, до скорой встречи,
     До нового свиданья на Руси!»

     Варфоломеев тут как тут.
     Глаза таращит дико:
     Перепугался, видно, плут
     И на меня зашикал,

     И дал мне по лбу тумака,
     Чтоб не валял я дурака.

     Явился, мол, мессия!
     К чему приплел Россию?

     Зажал он мне покрепче рот
     И поволок в аэропорт.

//-- ШУКШИНА --//

     Лицом к стене лежу я на кровати.
     Мной овладела сонная апатия.

     Вдруг прибегает Шукшина.
     Как смертный грех она страшна.

     И со словами: «Ах, ты спишь!» —
     За шею хвать, как кошка мышь.

     И начала меня трясти,
     Как будто я попал под ток.
     Боль пробирала до кости.
     (Похоже на электрошок.)

     Под зверской пыткой грозной дамы,
     Как червь, я корчусь от конвульсий.
     Зову на помощь: «Мама, мама!»
     И в этот миг – ура! – проснулся.

//-- КАПУСТА --//

     Сижу на вершине холма,
     На травке зеленой. (Был май.)
     Извилась тропинка к подножью.
     Я огляделся – и что же?

     В руках пятилетнего мальчика
     Игрушку заметил опасную.
     Случится несчастье ужасное!

     Это – зеленый был шар,
     Бросило в холод и жар:
     Ответ подсказало мне чувство —

     Граната в руках у мальчишки.
     Торчали из кочерыжки

     Взрыватель с чекой и кольцом.
     К ребенку со страшным лицом

     Я бросился, вырвав из пальчиков
     Орудие смерти у мальчика.

     Но был ли я в здравом рассудке?
     Моя потянула рука
     Кольцо, и исторглась чека.
     (Момент, без сомнения, жуткий!)

     С холма бросил вниз я гранату
     С истошной командой: «Ложись!»
     Она покатилась по скату
     (Рванет так рванет – ну, держись!)

     На трассу, к шоссейной дороге,
     Крутой где кончается скос.
     Там едет автобус. В итоге
     Чего я добился? Вопрос.

     Ужасно как все и как глупо!
     В намеренье был своем чист,
     А будут на совести трупы.
     Подумают, я террорист.

     Хана пассажирам автобуса.
     Кричу я истошно: «Тревога!»
     А шар – напрямик под колеса.
     И стал уповать я на Бога…

     Однако, автобус проехал.
     От сердца тогда отлегло:
     Взорваться уже не могло,
     И я задохнулся от смеха:

     Большая собака обнюхала
     Гранату. Тихонько рыча,
     В пустое отправила брюхо
     Капусты зеленый кочан.

//-- ЧЕРНЫЕ ВСАДНИКИ --//

     Черные всадники скачут по прерии:
     Черные шляпы и маски на них,
     Шпоры вонзились в коней вороных —
     Взвились плащи, вихри черной материи.

     Вольных мустангов в широких просторах
     Ловят: на это лицензия есть.
     Черные мысли в пронзительных взорах
     Можно сквозь прорези масок прочесть.

     Связь они держат друг с другом по рации,
     Чтобы шел бойко обмен информации.
     Прерий бескрайних шальное раздолье
     Рьяно гнетут деспотичным контролем.

     Словно змеиное жало, лассо
     Взвилось над черными крыльями ткани.
     Выверен меткий ковбоя бросок —
     И лошадиная шея в аркане!

//-- ЗЕРКАЛО --//

     Подхожу я к зеркалу —
     А оно мне врет:
     Внешность исковеркало,
     В нем я как урод,

     Как карикатура.
     Что это за липа?
     Нет в моей натуре
     Сходства с мерзким типом.

     Не стерпев обиды,
     Став стекла врагом,
     Жду благого вида
     В зеркале другом.

     И второе зеркало
     Меня не исковеркало.

//-- РАК --//

     Отец сказал: «По крайней мере,
     Следи за собственным здоровьем».
     (Он все просил, чтоб я измерил
     Тонометром давленье крови.)

     Внушал: «Здоровье – uber alles!»
     Тут Разнатовский, врач, приходит.
     Чтоб кровь мою взять на анализ,
     Иглу на шприце в вену вводит…

     Сказали позже мне врачи,
     Что в правом легком моем – рак,
     Что поздно уж меня лечить —
     Прошляпил жизнь свою, дурак!

//-- ФИЛИМОНОВА ОЛЯ --//

     Учебной части при актерской школе.
     Учу я текст, работаю над ролью.
     Как проклятый тружусь – покоя нету!
     Тут Филимонова приходит Оля.

     Лицом бела, и волосы как лен.
     Российской выделки богиня Афродита!
     Я как мальчишка в Оленьку влюблен.
     Она, однако, выглядит сердито.

     В ответ мне: «Здравствуйте», – неласково и сухо.
     В глазах ее холодное ненастье.
     Она не любит! И поник я духом:
     Чужими были мы в тот миг в учебной части.

     В руке держала Оленька листок.
     Ей в пропуске нужна была отметка
     О времени ухода: вышел срок —
     Ученье кончилось. Прощай навеки, клетка!

//-- МЕТРО --//

     Мне в Автово, на станции метро,
     Картина дивная открылась глазу:
     Красавиц молодых и пожилых матрон
     Увидел сотню в вестибюле сразу.

     Их привело событие одно:
     Он претенденток отбирал на роли,
     И Филимонова была среди них Оля.
     Лицом бела, и волосы как лен.
     Я как мальчишка в Оленьку влюблен,
     Она же на меня в обиде:
     Мою фигуру издали завидя
     И зыркнув в сторону мою остро,
     Не скрыв досады, вышла из метро.
     Капризная, надув сердито губы,
     Вела она себя довольно грубо.

     Себе внушаю я: не вешай нос, Петро,
     Все впереди – и шанс твой не потерян.
     Вернется Филимонова в метро.
     Настанет час. И в этом будь уверен.

//-- АНТОНОВСКИЕ ЯБЛОКИ --//

     Базарный прилавок. Антоновских яблок
     Сложили на нем пирамиду.
     Красиво лежат и не валятся набок,
     Поэтому крайне обидно:

     Дядька какой-то повел себя нагло так —
     Хвать шар зеленый с лотка,
     И полетело душистое яблоко
     В меня из его кулака,

     В лоб угодило. Тогда я в отместку
     Кинул антоновку тоже.
     Мой аргумент был не менее веский:
     Дядьке досталось по роже.

     Встречный удар хоть ему и нанес я,
     Он не убавил задора.
     Скоро не стало совсем на подносе
     Антоновских яблок раздора.

//-- ПЯТНИЦКИЙ --//

     Чтоб дополучить свою зарплату,
     На филфак я, в ЛГУ, приехал
     Получить должок, да без успеха.

     В вестибюле вижу: Аль Пачино
     И решил я выяснить причину,
     Получить у них ответ толковый:
     Почему не дали денег в кассе?
     (Альма матер этот факт не красил.)

     Слушали они мою историю
     И смотрели как на недоумка.
     Тут я вздрогнул: мысль пришла о воре —
     Что хотят ограбить мою сумку.

     Видя ситуации курьезность,
     Чуракова говорит: «Религиозность
     Довела тебя, брат, до предела.
     Слишком осторожным быть не дело!»

     Аль Пачино (Майкл Корлеоне)
     Надо мной посмеиваться стал,
     И язвили гангстера уста,
     Сквернословя едко и ядрено.
     «Чур меня!» – озлился я на дона.
     Сзади Пятницкий плечо мое достал.

     «Ты зачем попер на мафиози? —
     Говорит. – Молись, чтоб пронесло.
     Будь на стреме, помни об угрозе,
     Той, что заключает в себе Зло!»

//-- ФУНДУК --//

     Я был с Галиной в лютой ссоре.
     На сердце черная пурга.
     Друг в друга мы бросали взоры
     И слов разящие укоры,
     Как два заклятые врага.

     Весь быт наш мирный был разрушен,
     И в довершение войны
     Ее отравленную душу
     Еще стал жечь и яд вины.

     Чтоб заслужить мое прощенье,
     Галина ставит – жест красив! —
     На стол тарелку с угощеньем,
     Меня отведать пригласив.

     С Галиной ели мы орехи
     (И это точно был фундук),
     И все житейские помехи
     В момент растаяли, как звук.

//-- ОБРЕЗАНИЕ --//

     Любитель самоистязанья,
     Себе я делал обрезанье.

     Край срезал кожицы на члене,
     Решил, что мало, – и не лень мне! —

     Я кожу больше оттянул,
     Сплеча ножищем саданул.

     От болевого шока
     В себя прийти не мог я.

     Когда взглянул я между ног,
     Сильнее прежнего был шок:

     Мужского не было конца,
     А с ним пропали два яйца!

//-- ВОРОН --//

     Зашел по колено я в пруд,
     А рядом с моей ногою
     Две рыбки. Они плывут
     Понуро одна за другою.

     Их ждет незавидная доля —
     Послушны они поневоле.

     Как будто им свыше приказ
     Стать жертвой, добычей, уловом.
     Они не противницы злого
     И примут безропотно казнь.

     И проклял я рыбье смиренье!
     С жестоким, холодным презреньем

     И ненавистью оголтелой
     Схватил два покорных тела,

     И выбросил их на песок,
     И видел, как с неба проворно
     Слетел на живой кусок
     Прожорливый черный ворон.

   .
//-- СВЕТЛАНА БЕЛОВА --//

     Я видел сон: в начале января
     (Недавно год отпраздновали Новый)
     Светлану встретил я на улице, Белову,
     И на нее запал, вульгарно говоря.

     Ее глаза как бархат черный,
     Как бархат гладкий взгляд их нежный.
     Игра в нем искорки задорной
     И чистота пушинки снежной.

     Стрела Амура к цели полетела,
     В Светланы сердце пущенная мной,
     И говорит она решительно и смело:
     «Хочу тебя, пойдем ко мне домой!»

     С ней поднялись по лестнице к квартире.
     (Желанье разгоралось все сильней.
     Я чувствовал: в огромном этом мире,
     На белом свете, нет ее родней.)

     Но вот
     случилось
     что
     потом —
     Исчезла
     Света
     как
     фантом!
     В сознании невиданной потери,
     В безумии панического страха
     Я взвыл подобно раненному зверю,
     Я был на грани жизненного краха.

     «Входи в квартиру, милый, я готова!»

     Я дверь открыл, вхожу – и вижу ложе:
     На нем Светлана без одежды.
     На божество она похожа,
     Меня зовет и тело нежит.

     А рядом с нею на постели
     Лежат два волка. Словно бритвы,
     Клыки, оскалившись, блестели.
     Рычат. Я стал читать молитвы.

     С постели спрыгнули и смолкли.

     Одежду сбросив и горя желаньем,
     Я бросился в объятия к Светлане
     И поцелуями горячими обжег
     Ее все тело с головы до ног.
     Но несмотря на все мои старанья,
     Мой член обмяк. Я главного не смог.

     И это – правда горькая в рассказе:
     Не слились мы со Светою в экстазе.

     Итак, я потерпел в постели
     Фиаско полное. К тому – какой позор! —
     На секс наш посторонние глазели,
     Но скрыть себя до времени сумели,
     И был среди них Меньшиков, актер.

//-- РАФИНАД --//

     Гигиенических салфеток
     Носил я в сумке упаковку
     (Для наведенья марафета).
     Достал пакет, но взял неловко,
     И уронил салфетки наземь я.
     Что за досадная оказия!
     И подобрав пакет с земли,
     Увидел я, что он в пыли,
     Но изнутри не стал он грязным
     И возбудителем заразным:
     Салфетки в пленке герметичной,
     Всегда они гигиеничны.
     Пакет я вытер, отряхнул
     И в сумку снова запихнул.
     Но тут растроился я очень:
     Рука нащупала коробку,
     Водой нечистой был подмочен
     В ней сахар. Выскочила пробка —
     Бутылка в сумке пролилась,
     С водой на дне смешалась грязь,
     Впиталась в сахар. Вот досада!
     Пропало столько рафинада!

//-- ВАГОНОВОЖАТАЯ --//

     Еду в трамвае —
     переживаю:

     Он управляется бабой дебильной,
     Жизнь пешеходов ее мало трогает,
     Едет, не глядя в окно на дорогу,
     По телефону болтает мобильному.

     Что вытворяет безмозглая дура?
     Вот подойду – и влеплю ей затрещину.
     Только подумал – на рельсах фигура
     Выросла стройной молоденькой женщины.

     Тетка беспечна,
                             наезд обеспечен! —
     Вспыхнула мысль. От волненья вспотел я:
     Прет на прохожую груда металла…
     Вопль, удар – и ее распластало.
     Буфер, наехав, коверкать стал тело.

     Шок испытав, я зажмурил глаза.
     Тетка нажала на тормоза.

     Стоп. Остановка.
                        Поздно, чертовка!
     Надо такой приключиться беде,
     Плюс предстоят показанья в суде.

     Вид был ужасен кровавого трупа.
     Тетка смотрела спокойно и тупо,
     Как посторонняя, невиноватая.
     Баба-убийца, вагоновожатая.

     Люди сбежались толпою вокруг.
     Охти да ахти, снуют хлопотливо.
     Тело недвижное, дернувшись, вдруг
     На ноги встало от силы прилива.

     Корпус обрел свою прежнюю форму,
     Шея не виснет, и строен скелет,
     Зажили раны, и пульс пришел в норму,
     Кровоподтеков пропал синий цвет.

     Сжало в ладони оно в кулаки,
     Чтобы вожатой задать тумаки.

//-- НАДЕЖДА --//

     Мотор заведен, и сейчас мы отчалим.
     Стартуем. Надежда бежит впопыхах
     Вдогон за машиной с гримасой печальной.

     Кричит нам она: «Я сварю вам обед,

     Отец на ходу ей кричит из окошка:
     «Надежда, пойми, ты дурная кухарка.
     Вчерашний твой суп – от него только харкать,
     Дать бы тебе за него по лбу ложкой!

     Нет проку в тебе – увольняю за это,
     И сам приготовлю на ужин котлеты.

     Отныне мы трое тебе не питомцы,
     Расчет получи, пару рваных червонцев!»

     Две рваных бумажки ей бросил под ноги
     И резко дал газу. Надежда одна,
     Рыдая, стояла на пыльной дороге…
     Но было еще продолжение сна…

     Отец не нарушил им данный обет:
     Нажарил на ужин он гору котлет,
     Но пробовать мать их не стала, однако,
     Под дерево бросив голодным собакам.

   .
//-- ДАДА ПРШО --//

     Два футбольных клуба – «Челси» и «Монако» —
     В Лиге чемпионов проводили матч.
     Монегасков острая началась атака,
     Пас был отдан форварду, подхватил он мяч.

     Это был Дада Пршо.
     Первым краем он прошел
     И пробил издалека,
     Подкрутивши мяч слегка.

     Тот под перекладину бац! – и вниз отскок,
     Вдоль вратарской линии покатился вбок.

     Но одно не ясно: пересек ее ли?
     (Спорные моменты – правило в футболе.)

     Дал повтор замедленный телеоператор:
     Мяч зашел за линию – видно хорошо,
     Но судьи решение – субъективный фактор,
     И засчитан не был гол Дада Пршо.

//-- «ВЕЛИКАН» --//

     Через трамвайные пути
     Дорогу мне не перейти,
     Максима Горького известный всем проспект.
     Трамваи едут взад-вперед,
     Один, другой и третий прет.
     И все мои попытки – ноль эффект.

     И только сделаю я шаг,
     Заметит вмиг железный враг
     И на меня несется, будто бы стрела.
     И отступаю я назад,
     Проехал мимо подлый гад,
     Но следом новый змей ползет из-за угла.

     Вот-вот порвется жизни нить:
     Они меня хотят убить.
     В лепешку смят я буду многотонным грузом.
     Бегу вперед во всю я прыть,
     И удалось мне проскочить.
     Трамвай дал тормоз, за спиной проехав юзом.

     Раздался скрежет мне вдогон,
     Но перешел я рубикон —
     И вот гуляю в Александровском саду.
     Разжал тиски свои капкан,
     И к кинотеатру «Великан»
     Походкой бодрой и уверенной иду!

//-- КОРАБЛИК --//

     Еду по льду на фигурных коньках,
     Сделать мечтаю фигуру – кораблик.
     Прежних попыток эффектом был крах.
     Новая проба. Берет меня страх.
     Я наступаю на старые грабли?

     Ноги расставив, как два носа лодки,
     Боком по льду без проблем всяких еду.
     Выполнил я элемент сложный четко.
     Видела мать. Ей кричу во всю глотку:
     «Мама, ты рада? Победа, победа!»

     P.S. (post scriptum)

//-- ТУПИК --//

     Иду по Боровой. Дом номер двадцать шесть.
     В нем диспансер для наркоманов есть.

     А у дверей, в коляске инвалидной,
     Сидит бритоголовый инвалид,
     И невооруженным глазом видно,
     Что дерзкий и матерый он бандит.

     И тут от удивленья я опешил:
     Ведь это Александр Солоник!
     Всегда в бегах, но – ловок леший! —
     Уходит хитроумно от погони.

     А если сообщу я куда надо
     И выдам органам увертливого гада,

     Не скроется на этот раз негодник.
     Ведь невдомек ему, что втайне я охотник.

     И только так подумал – за спиной
     Шаги: меня опередили.
     Я оглянулся и увидел, что за мной
     Шел незнакомец, с виду киллер.

     И в панике я задал стрекача,
     Спасаясь от расправы палача.

     Бежал как угорелый от него я.
     И, как попал, не помню, на пустырь:
     Там здание стояло нежилое.
     Я шмыг в него. Достань меня, упырь!

     И от волненья так вошел я в раж,
     Что промахнул за этажом этаж —

     И на последнем оказался сдуру,
     На самую взобрался верхотуру.

     Как сумасшедший бросился к окну,
     Прильнул к стеклу, вниз глянул… Ну и ну!

     Огромной показалась высота —
     И выбраться наружу я не мог.
     Я жизнь свою, как книгу, пролистал —
     Ведь гибелью грозил с окна прыжок.

     Я в западне: куда ни глянь – блокада.
     Спуститься вниз: там киллер-василиск!
     Убьет меня одним своим он взглядом,
     Но прыгать – тоже безрассуден риск.

     Какой просчет, какой самообман!
     Охотником себя вообразил —
     И сам, как заяц, угодил в капкан,
     Спасаясь бегством из последних сил.

     Что делать мне? Стою в оцепененье,
     И комом ужаса застрявший в горле крик…
     Вниз броситься, спуститься по ступеням —
     Один итог. Один тупик… Тупик!

Книга 2

//-- АДМИРАЛТЕЙСКИЙ ОСТРОВ --//

     По Адмиралтейскому
                                           острову иду.
     Впереди Васильевского —
                                        берег на виду.
     За Невой, напротив,
                                    в золотом сиянии
     Университетской
                                набережной здания.
     Как живой румянец
                                    розовый их цвет.
     Мне прийти к ним надо,
                                     но дороги нет…

     Переплыть Неву бы, да стремнина невская
     Сильная, студеная. Как не дорожить
     Мне своим здоровьем? Есть причина веская:
     Хвори я хронической не хочу нажить.

     Там себя смирила грозная река.
     К берегу спустился: здесь могу поплавать,
     Здесь и переправа станет мне легка.

     Вынырнул внезапно слева от меня,
     От него шарахнулся я как от огня.

     Раз махнув, торпедой ходу дал вперед,
     И нырнул, и ногу показал козлиную,
     Снова всплыл, и прямо на меня гребет.

     И слоновьим глазом посмотрел он мутно.
     Здорово я струсил, взял за сердце страх.
     К берегу обратно мчусь на всех парах.

     Выбрался на берег… Ох ты, доля злая!
     Чтоб, в Адмиралтейском округе гуляя,
     Не мечтал попасть я в Университет.

//-- ДВОРЦОВАЯ ПЛОЩАДЬ --//

     Через мост иду Дворцовый
     К Невскому – и скис я:
     Впереди меня здоровый
     Мужичина лысый.
     Он идет, и кроет матом,
     И пустую, как гранату,
     Взял за горлышко бутылку.
     В нем почувствовал я зло.
     Мне, конечно, повезло,
     Что ко мне он был затылком.
     Обернется если вдруг он
     (Этой мыслью я напуган),
     То бутылкой даст мне в лоб.
     Может быть, загонит в гроб.
     Ох, погубит он меня!
     Чтоб не быть мне в переделке,
     От него как от огня
     Я бегу обратно к Стрелке.
     И почувствовал урод,
     Что включил я задний ход.
     По пятам мужик дурной.
     Но догнать меня не смог он:
     Далеко я был от гада.
     Проезжавшего трамвая,
     Злость бессильную срывая.

     Успокоившись, мужик взял прежний курс:
     В сторону Адмиралтейского проспекта
     По мосту пошел (таков его был вектор).
     Я не двигался, пока не скрылся гусь.
     И тогда лишь перешел в конце концов я
     Мост. И вот она – моя Дворцовая!

//-- АННА ВОСПЕННИКОВА --//

     Воспенникова Анна
     С обидой, укоризной
     Бранила неустанно
     Меня, что я капризный,
     Что не пошел к Пшеничным.
     (Мол, это не этично.)
     И не было б печали!
     А я вот, непослушный,
     Проступок мой тяжел.
     За это и отвечу,
     Что не пошел к Пшеничным.
     (И выгляжу комичным.)

     Вот прихожу домой
     Везде: по плинтусам,
     Все заросло травой
     Лесной и луговой,
     И муравьи кишат.
     Ну, просто сущий ад!
     Скорей бегу на кухню
     И с возгласом “эй, ухнем!”
     Хватаю в руки веник,
     Штурмую муравейник,
     Но труд мой безуспешен
     А их не извести
     Ни метлами, ни вениками…
     И вспомнил я Воспенникову.

//-- ДИАРЕЯ --//

     У Михайловского сада,
     Я хотел сплясать ламбаду,
     Танец пламенный любви.

     Подобрал себе партнершу.
     Сто пудов, дуэт хороший,
     С нами Эрос, с нами Бог!

     Но, в экстазе с ней дурея,
     Только стали танцевать,
     Острый приступ диареи

     Я старался, да не сладил
     Все штаны свои обгадил,
     Обосрал в саду газон.

     Мне на жопу приключенье
     Да позор публичный плюс.
     Стал итогом лишь конфуз.

//-- ОГРЫЗОК --//

     Перехожу Дворцовый мост —
     Меня преследует прохвост.

     Он поступил довольно низко:
     В меня метнул, свинья, огрызком

     Антоновки и, словно бес,
     Поизголялся – и исчез.

     А жаль, я б дал ему по роже…
     Вот Академия художеств,

     А вот колонна за оградой —
     Я у Румянцевского сада.

     И тут, как важный господин,
     Сажусь в шикарный лимузин.

     И мчится, будто бы ракета,
     Он мимо Университета.

     И в лимузине – высший класс! —
     Я лапал девок целый час.

//-- ДВА СНОВИДЕНИЯ НА «ЗУБНУЮ» ТЕМУ --//

     1

     История простая:
     Коронка золотая,
     Надетая на зуб,
     Из нёба выпадает,
     И это угнетает.
     О Боже, как я глуп!

     Вдавить ее обратно
     Хочу: мне не понятно,
     Что это не надежно,
     Но верю мысли ложной.

     Еще попытка, проба…
     Но нет, не держит нёбо!

     2

     Слева выпали из нёба
     Мост с припаянной коронкой.
     Мост похож был на бородку,
     У дверного как ключа.
     В этом смысл был особый,
     Смысл глубокий, очень тонкий.
     Бесполезная работка —
     Вставить вновь их, без врача.

//-- АНКЕТА --//

     Сидел в своей комнате на Поварском.
     Свет солнечный лился сквозь окна…
     Мобильник сработал – к нему я бегом,
     И сердце, встревожась, как ёкнет!

     Был знак на экране – замочная скважина.
     Что это еще за примета?
     Открыл «посмотреть» – там какая-то лажа:
     На имя мое – анкета.

     В моем организме (ответить я должен)
     Какие опасные вирусы есть
     И как проявилась зараза на коже?
     Да как они смеют в жизнь личную лезть!

     И тут за окном вдруг услышал я шум:
     На улицу глядь – а там целая рота,
     Военные медики. Понял мой ум,
     Анкета – их рук, несомненно, работа.
     Заставят писать, если мне неохота,
     Проникнув в мой дом. И сейчас будет штурм…

//-- ОКНО --//

     Я в комнате Равиля Байгельдинова
     Увидел с изумлением окно,
     Когда он шторы в стороны раздвинул, —
     Стеклянное сплошное полотно.

     Оно огромно было – во всю стену,
     И в изобилии давало свет дневной.
     И даже ночью, а не только денно
     В нем четко виден был объект любой.

     И я в приливе бурного восторга
     Поднес к окну неосторожно руку —
     И раму деревянную потрогал,
     И вышла неожиданная штука:

     Окно открылось, и его перекосило.
     Вернуть на место – что за черт! – невмочь мне.
     Тяну, стараюсь изо всей я силы,
     Переживаю: совесть мучит очень.

     И все же я окошко починил,
     Хоть перед этим здорово на глючил:
     Я инструмент особый применил —
     Крестообразный ключик.

//-- ПРЕЗЕРВАТИВ --//

     Я с Надеждою в постели —
     Не уйду от факта.
     Секса с нею мы хотели,
     Полового акта.
     Надя ласкова, мила…
     Кое с кем она была
     В отношеньях близких.
     Знаю все ее дела.
     Хоть опасность и мала,
     Все же фактор риска.
     Гонорея не нужна.
     Где презервативы?
     Взял один – и вот те на!
     Это ли не диво?
     Был размером он с мешок,
     Носят в чем батоны.
     Испытал я транс и шок —
     Для слона гондоны
     Или пушечный чехол.
     Я сидел и ахал.
     И в тот раз – увы, прокол! —
     Надю не потрахал.

     Чтоб закрыть надежно хер
     Латексной одеждой,
     Нужен правильный размер —
     Спи тогда с Надеждой.

//-- НАПЕРСТОК --//

     В грязной пивной, где дыханье миазмов,
     Где атмосфера хмельного маразма,
     Вижу во сне себя: бросил культурно
     Правой рукою окурок я в урну.
     К урне нагнулся и вижу: там блестка.
     (Как оказалось, железный наперсток.)
     Носил – и не видел! – его на руке.
     Теперь оказался он в мерзком плевке.
     Взять его в руки мне неприятно.
     Как я достану наперсток обратно?

//-- ПЕНАЛ --//

     Зачем-то я выбросил школьный пенал
     Во двор, в траву, из окошка.
     Потом пожалел: дебил, маргинал!
     Ведь надо же думать немножко.

     Из дома на улицу выбежал я.
     Ищу в заборе калитку:
     Пенал отыскать во дворе – цель моя. Сознание мучит убытка.

     Но тут – приключение, казус трагичный:
     Пал Палыч (мой шеф) Черевко
     Навстречу идет с партитурой скрипичной.
     Удрать от него не легко.

     Дает поручение он мне, работу —
     Прочесть партитуру скрипичную, ноты.
     Слобают концерт скрипачи-виртуозы.
     Я буду за пультом. Ужасно курьезно!
     О Боже, с каких это пор Оркестра я стал дирижер?

     Начальник со мной говорил пять минут.
     Я думал в тревоге: пенал-то упрут!

     Я весь на иголках, я так торопился.
     Мой шеф от меня, наконец, отцепился.
     Во двор прибегаю – печальный финал:
     Увы, не нашелся мой школьный пенал.

//-- БОТИНОК --//

     На мотоцикле по холмам
     С химического факультета
     Я еду. Вдруг смотрю – что там?
     Мое внимание задето:
     Стоит мужчина у воронки,
     Стоит на самой ее кромке.
     В руках ботинок держит он
     И говорит: «Аукцион
     Я посетил, где ваш ботинок
     Был выставлен – ценнейший лот».
     (Смеется надо мной, скотина,
     А может, просто идиот.)
     А мужичонка продолжает:
     «Да он еще подорожает.
     Его продам я по цене,
     Которая взрастет вдвойне».
     Когда подъехал я к кретину,
     Он показал мне ловкость рук
     И отодрал – гад! – от ботинка
     В момент подошву и каблук!

//-- ХРОМОВЫЕ САПОГИ --//

     Иду я по проселочной дороге
     И вижу: посредине – лужа,
     А рядом – мужичок убогий.
     Он, явно, с головой не дружит.
     Стоят два в луже сапога,
     Два черных, хромовых, – и мокнут.
     Старик: «Чья влезет в них нога,
     Тому отдам». (Старик-то чокнут.)
     Я говорю: «Зачем же в лужу
     Вы их поставили?» – «Так нужно, —
     В ответ бросает мне мужик, —
     Чтоб показать особый шик
     И что они не промокают.
     Проверка качества такая».
     Я говорю ему опять:
     «Уж если обувь проверять,
     Вы сапоги поставьте глубже,
     На середину этой лужи».
     И при словах моих на миг
     Замялся, промолчал старик.

//-- МИНТРАНС --//

     Я в раздевалке. Шкафчики как в бане.
     Одежду снял, разделся догола.
     Поздней пришла веселая компания:
     Мужчины, женщины – красивые тела.

     В просторном зале разлеглись на мате…
     Смотрю: Суворова. Богиня в Евы платье!
     Мне кровь согрел волнующий огонь,
     И протянув к спине ее ладонь,

     Коснулся я. (Прелюдия объятий!)
     Она же спину выгнула дугою,
     Как будто кошку я погладил против шерсти.
     Пускай облом – полажу я с другою,

     Но и другая мне не оказала чести.
     Какой-то парень, статный, молодой,
     В себе уверен был – и с ним хотели секса.
     Все занялись любовью групповой,

     Ко мне же не питали интереса.
     Какой позор, о как я одинок!
     Как стыдно мне! Бегу я в раздевалку.
     Оделся. Ба! Пропал один сапог.

     Как мне уйти теперь? И сапога так жалко.
     За девять тысяч покупали с мамой.
     Без сапога как убежать от срама?
     Тут подкатил в коляске инвалидной

     В полковничьем мундире инвалид
     Чернобородый, грузный. Важный, видно:
     В медалях грудь. И очень он сердит.

     В меня полковник вперил гневный взор
     И говорит: «Ты не имеешь шанса
     Уйти от нас. Сотрудник ты Минтранса,
     И в силе трудовой наш договор».

     И понял я, кто спрятал мой сапог.
     Чем возразить полковнику я мог!

//-- SANTA CRUZ --//

     Идет урок по фитнесу.
     К вещам полезным отнесу:

     Динамику движений
     Различных упражнений,

     И ритм, и музыку, и плюс
     Все не в напряг, не в перегруз.

     «Раз, два, santa cruz, —
     Такт задал парень заводной,
     Инструктор. – Делай все за мной!
     Кто не ленив, тем будет плюс.
     Раз, два, santa cruz».

//-- ФИТНЕС --//

     На Благодатной, дом четыре,
     Есть цех, шьют спецодежду там.
     Я сторожу его. Ни одному проныре
     Пробраться ночью в здание не дам.

     Всегда я аккуратен, осторожен,
     Перекрываю посторонним все пути.
     Замки, решетки в окнах   невозможен
     Проникновенья шанс, как ни финти.

     Спокойно все, но вот однажды ночью
     Не совладает с этим ум!
     Я изумлен был, скажем мягко, очень,
     Когда на лестнице услышал гам и шум,

     Веселье, смех. Полным-полно народа.
     Но как они проникли без помех?
     Валом валят по коридору в цех
     И здесь им всем раздолье и свобода.

     И говорят: «У нас тут подготовка,
     Уроки фитнеса». И стало мне понятно,
     Что им нет лучше в мире тренировки,
     Чем в здании на Благодатной.

//-- АНЖЕЛИКА АЛЬБЕРОЕВНА --//

     Бумаги лист все красит в белый цвет
     И подконтрольна вся эта работа
     Прорабу, женщине приятной средних лет.
     И убедившись, что процесс в разгаре,
     Что в норме все и хорошо устроено,
     «Нет, это Анжелика Альбероевна».

//-- ВОРОТНИКОВА --//

     Мы вдвоем с Воротниковой в зале,
     В школьном зале, мрачном и огромном.
     Я летать хотел в пространстве темном.
     «Не пущу тебя», – уста ее сказали,
     Поцелуями мои уста связали.
     (Так мне грезилось в виденье сонном.)

//-- ЧЛЕН --//

     Рядом мастурбирует. Наглость в его взоре я
     Прочитал. (Невольно стал я соглядатай.)
     Начал он расхаживать, статный и красивый,
     Член дубинкой выставив всем на обозрение.
     Был как у коня он, длинный и массивный.
     За всю жизнь не видывал столь бесстыдной хрени я.
     Дерзким поведением и размером этим
     Стал он покорителем миловидных краль…
     Тот король бесспорный в Университете,
     Кто не трус, не прячет член свой за мораль.

//-- ДЕМИДОВА --//

     Выхожу я из квартиры,
     А на нашем марше – Белый бык.
     (Все страны мира
     Обойди – нет краше.)
     Это очень смирный бык:
     Вырос в холе, ласке,
     К деликатности привык.
     Он из доброй сказки.
     Кроткий нрав – его натура,
     Голова – в поклоне.
     Его кормит Цветов Юра
     Прямо из ладони.
     Я возьму быка к себе
     И не дам в обиду:
     Не приучен он к борьбе,
     К ужасам корриды.
     Ну, а если на быка
     Чья поднимется рука
     (И таких я видывал),
     Позвоню Демидовой.
     Как спасти быка, совет
     Даст она, сомненья нет.

//-- БЕЛЫЕ МЕДВЕЖАТА --//

     В комнате, где умер деда Миша,
     Банку я открыл – консервы,
     И от ужаса чуть не снесло мне крышу,
     У меня не выдержали нервы:
     Медвежата – белые, живые —
     Плавали в трех литрах маринада.
     Острый уксус им глазенки выел.
     Эта боль была страшнее ада!
     В шоке закричал я: “Мама, мама!
     Ты свари в кастрюле медвежаток:
     Видеть их мученья – это драма.
     Жжет их нестерпимо уксус гадкий.
     Надо поскорей им умереть.
     Пусть постигнет легкая их смерть.
     А не сваришь – я убью их: либо – либо”.
     Банка вдруг упала на пол грязный,
     Где куски гнилой, зловонной рыбы
     Источали смрадные миазмы.
     Мишки чистые, стерильные поплыли
     С маринадом по протухшей гнили.
     С медвежаток думал я сначала
     Смыть налипшие на шкурки нечистоты,
     Но потом раздумал отчего-то.
     Мать варить их вместе с рыбой стала,
     И почувствовал я резкий приступ рвоты.

//-- КРОКОДИЛ --//

     Я играю в салки
                            с зубастым крокодилом,
     В пятнашки – догонялки.
                                  Он салка, он водила.
     Но малость страшновато:
                                  ведь может быть иной
     Финал – вдруг аллигатор
                                сожрет, хоть и ручной?
     И дрожь пошла по ножкам,
                                   и стало не до смеха.
     Тут скок из норки кошка
                               (в стене была прореха).
     Как крокодил набросится
                                  на кошечку всерьез!
     За ней по дому носится,
                    И очень ему хочется
                                  сожрать ее, до слез.
     И кошечка смекнула:
                                    пришел конец игре.
     Хвостом она махнула —
                                    и спряталась в дыре.

//-- БЕЛЫЙ ТИГР --//

     Мне снится белый тигр. Он будто добрый, нежный,
     И я приблизиться к нему дерзаю.
     Лоснясь на солнце шкурой белоснежной,
     Лежит себе, но мысль в меня вползает:
     Ведь тигр свиреп, а вид его обманчив.
     Не кто иной, как дикий, хищный зверь.
     Уйди по-тихому, – шепчу себе, – иначе
     Поплатишься. Что добрый тигр, не верь!
     И лишь подумал я, в глазах его зеленых
     Зажглась вражды холодная искра.
     Он встал на лапы, лютый, исступленный,
     И понял я: смываться мне пора.
     Но вдруг решил вступить я в схватку с тигром
     (Идея глупая – попутал, видно, бес),
     Сразиться с ним – и поединок выиграть…
     И я с рогатиной пошел наперевес.

//-- КАБАН --//

     Снимается кино, охоты сцена:
     Из леса должен выбежать кабан.
     Готовы всадники, готов уже аркан.
     Для травли подготовлена арена.
     Но не успел бедняга-режиссер
     Команду дать киношникам “мотор!” —
     Из чащи выбежал кабан, и был он дивен:
     Торчал из рыла у него слоновий бивень
     И был он выставлен вперед, как штык,
     Чтобы колоть. Другой кабаний клык
     Загнулся вверх, заточен словно бритва,
     Чтоб резать лезвием врага на поле битвы.
     И все вокруг подняли шумный крик
     И бросились от зверя врассыпную,
     От страха вспоминая мать родную.

//-- БАБЫ В ЧЕРНОМ --//

     Вместе с отцом мы со службы церковной
     В храма притвор вышли, сходим по лестнице:
     Бабы в платках и фуфайках, все в черном,
     Снизу идут на нас, мрака предвестницы.
     Нету зрачков у них – очи незрячие
     Лица без мысли, с тупым выражением.
     Глухонемые. Как трупы ходячие.
     Баб в черном кто остановит движение?
     В церковь с отцом отступаем обратно,
     Ужас панический гонит от них.
     Но к нам и в храме приклеился псих —
     С ним у нас вышел конфликт неприятный…

//-- АННА АХМАТОВА --//

     Иду по дороге лесной,
     Под гору, по самому скату.
     Как тень за моею спиной
     Зловещая Анна Ахматова.
     Колдунья преследует рьяно,
     Воздействуя силой гипноза, —
     Шатаюсь, как будто я пьяный,
     И чувствую взгляд ее грозный.
     И тут заплелись мои ноги,
     И кубарем вниз под откос,
     В колючий кустарник с дороги
     Лечу между белых берез.

//-- МИТЯ --//

     Замаскирован был в глуши лесной гараж.
     Машину «АУДИ» в него поставил Митя,
     А сам ушел на час, сказав мне, что я страж
     И тайного имущества хранитель.
     Проходит час, и два, и день, и сутки,
     А Мити нет как нет. Не может быть и речи,
     Чтоб дальше ждать его. Ну что это за шутки?
     И я решил скорей искать с ним встречи.
     Иду, иду, кричу за разом раз:
     «Эй, Митя! Митя!» Нет его в помине.
     Не слышит, а сказал, что будет через час.
     Куда пропал? И мой надрывный глас —
     Глас вопиющего в пустыне.
     И пусть на мне лежит ответственность большая,
     Что тайну «АУДИ» по лесу разглашаю, —
     Не выдает секретов темный лес,
     Где Митя мой трагически исчез.
     Вот лес кончается – прекрасный вижу сад.
     Меня встречает у калитки дама:
     Весь из живых цветов ее наряд.
     Я не узнал, а пригляделся – мама!
     Она сказала мне: «Не бойся, Митя здесь.
     Лес кончился, ты путь прошел свой весь —
     Свершилось «АУДИ» открытье.
     Тревожных поисков теперь узнаешь цель».
     И тут, как солнечный и вечно юный Лель,
     Улыбчив, счастлив, появился Митя…

//-- СИМОН ПЕТЛЮРА --//

     Приехал к нам посол в Россию,
     Из стран далеких дипломат.
     Он при себе имел мандат
     И был он вроде как мессия,
     Наставник и учитель – гуру,
     По имени, Симон Петлюра.
     Симон Петлюра? Вот потеха,
     Кто москалей учить приехал!
     Но президент Владимир Путин
     (Ему-то было не до смеха)
     Был вне себя от этой жути.
     Взорвался гневной речью он:
     «Да это – террорист, шпион,
     Бандит, каких немного в мире.
     Его мочить пора в сортире!»
     «Владим Владимыч, – в разговор
     Вмешался я, – Симон-то чист,
     Он стратегический партнер,
     Отнюдь не националист.
     Приехал к нам с благою вестью.
     Он верный друг, клянусь вам честью!
     И на горах, на Воробьевых,
     Он скоро скажет на рассвете
     Москве приветливое слово,
     И москвичи на зов ответят,
     Когда отверзется их слух…
     Но прежде пропоет петух».

//-- НАГИЕВ --//

     Я вижу Дмитрия Нагиева
     Во сне: сквозь реку он в тоннель
     Спустился втайне, чтоб враги его
     Не распознали его цель.
     Потом из этого тоннеля,
     Что пролегает под рекой,
     В конспиративных, видно, целях
     Он опускается в другой,
     Который глубже. Майна, майна!
     В застенок он пробрался тайный,
     Где держит журналистов пленных,
     К стене прикованных цепями.
     Они в признаньях откровенных
     Досье откроют фактов ценных,
     Добытых разными путями.

//-- ЯБЛОКИ --//

     Иду с пионерским отрядом
     По лесу – ведь мы следопыты.
     Нам яблок невиданных надо.
     Я чувствую: цель где-то рядом —
     И яблоки будут добыты.
     Счастливый нас выручил случай —
     Мы вышли на кожи гадючьи.
     Идем по гадючьим пятам,
     Горячим змеиным следам.
     Выходим к речному заливу —
     И видим мы сад под водой.
     Там белого гроздья налива
     Горят кожурой золотой.

//-- ХИМИЧЕСКАЯ АТАКА --//

     Я в сельской местности. Она как поле боя:
     Воронки, рвы, окопы, блиндажи.
     И вдруг сирена возвещает, воя,
     Атаку. Взрыв! Ложись! Земля дрожит.
     Я думал, это – атомная бомба.
     Поганый гриб не шутка, не фигня.
     Но он не рос: иной природы гром был,
     Был взрыв химический – и взвился столб огня.
      И разлетелись искры, и капелью
     Горячей, липкой, на напалм похожей,
     Меня накрыло. (Помоги мне, Боже!)
     Я стал химической атаки целью.
     И где почувствовал ожоги я на теле,
     Там волдыри рассыпались по коже.

//-- СТРЕЛКА --//

     В туристском автобусе еду.
     Поездки мне цель не ясна.
     Куда направляюсь, не ведаю,
     По воле таинственной сна.
     И я убежден сновиденьем,
     Что сумка моя – под сиденьем,
     А куртка висит у окна…
     Поездки мне цель не ясна.

     Вот к месту автобус приехал.
     Смотрю я: Васильевский, Стрелка.
     Все рады, а мне не до смеха:
     Я влип как всегда в переделку.
     И сумка пропала, и куртка.
     Не мог их спереть даже урка
     С проворством и скоростью белки.
     Атас! я опять в переделке.

     Давно вышли все пассажиры,
     А мне все не в кайф, не до жиру.
     Пропажу ищу. Весь исползал
     Салон в унизительных позах.
     Никак не смириться с потерей.
     Момент – и захлопнутся двери!
     (А в куртке был паспорт!)
     Без пользы Салон я на пузе исползал.

     И вещи найти свои надо,
     И ехать обратно не дело.
     В священной земле Петрограда —
     Сойти бы на Стрелке хотел я.
     Вожатой кричу: «Эй, водитель,
     Минуту еще обождите!
     В автобусе осточертело —
     Сойти бы на Стрелке хотел я!»

//-- ПЕТРОПАВЛОВСКИЙ СОБОР --//

     Измученный навязчивой мечтой,
     Брожу во сне по улицам, дворам.
     И вдруг над крышами громадой золотой
     Взошел на небе, как светило, храм.
     Как будто солнце вышло из-за гор —
     И это Петропавловский собор.

     А дальше снится мне, что в электричку сел я.
     Куда Бог знает мчит меня она!
     Куда я еду? Мне не до веселья:
     На сердце камень. Давит грудь вина.
     И в окна видно, как от горизонта
     Накатывают тучи темным фронтом.

     Бедой холодное ненастье мне грозит.
     Таится неприятность в нем большая.
     Вот остановка. Поезд тормозит —
     И в Петербург вернуться я решаю.
     Хватаю вещи с полки – и проворно
     Скорее выбегаю на платформу…

//-- ВЫБОРГ --//

     Мы спешим к платформе
                            железнодорожной
     Со старушкой-мамой.
                        Опоздать мы можем
     На электропоезд:
                          подойдет вот-вот.
     Только я подумал —
                                 поезд уж идет.
     Он остановился,
                             отворились двери.
     Мама ковыляет,
                                   старая тетеря.
     Может, и поспеем,
                              может, и догоним.
     Нам бы сесть в последнем
                                       поезда вагоне.
     Ну давай, осталось
                              нам совсем немножко!
     Только подкачали
                                  старенькие ножки.
     Слабенькие ножки
                                    маме не покорны:
     Не подняться – мать ети! —
                               ей на верх платформы.
     То ли было б дело,
                                           если б молодая!
     Из-за мамы в Выборг,
                                           точно, опоздаю.
     Затворились двери —
                                                поезд и уехал,
     И остались мы вдвоем
                                       с мамой моей ветхой.

//-- ИНСПЕКТОР --//

     Мне грезится: я нахожусь в конторе,
     Большая очередь скопилась в коридоре
     К инспектору, серьезному мужчине.
     У всех одна похожая история,
     Все по одной пришли причине:
     Замучили дорожные проблемы
     (Кто пешеход, кто автомобилист).
     Виновники и жертвы ДТП мы,
     И каждый знал: он совестью нечист.
     Пятном на ней проступки и огрехи.
     Спасает от душевного раздрая
     Инспектор, за провинность не карая,
     А устраняя всевозможные помехи,
     И от него, как все, ищу добра я.
     Жду с нетерпеньем. Очередь подходит,
     Но вдруг какой-то тип меня отвлек:
     Со мной беседу – ловкий трюк! – заводит,
     Второй тем временем в заветный офис – скок! —
     Вперед меня. (Видали вы нахала!)
     Часов приемных время истекало…
     Вот, наконец, вхожу я и – облом!
     Ушел инспектор, кончился прием.
     Насмешки едкие в свой адрес услыхал я,
     И к горлу подступил, как спазм, обиды ком.
     Я в помощи нуждался неотложной.
     С души моей кто снимет тяжкий гнет,
     И кто теперь в досье моем дорожном
     Деяний перечень дурных перечеркнет?

//-- ЛЕТАРГИЯ --//

     За Петергоф на электричке
     Спешу я в Университет.
     (В моем вагоне нету смычки
     Дверей, и в тамбуре – просвет.)
     Подъехал поезд уж к платформе,
     Но не сбавляет – сволочь! – ход.
     Не остановится! Проворней
     Мне надо быть, не то пролет.
     По счастью, не смыкались двери —
     На полном прыгнул я ходу.
     Хоть риск, зато я был уверен,
     Что к первой паре попаду.
     Я не разбил ни лоб, ни темя.
     Остался жив – погибнуть мог.
     Дай отдохну: еще есть время.
     И на скамейку я прилег.
     И в летаргическую кому Я впал.
     Проснусь? И понял – нет!
     Другие (видел я сквозь дрему)
     Спешили в Университет.

//-- ЖЕНА --//

     На площадь Пионерскую, где ТЮЗ,
     С какой-то женщиной пришел я, полагая:
     Она жена моя (с которой брачных уз
     Уж сколько лет тяну законный груз) —
     Вот только выглядит как юная, другая.
     И эта новая, но старая жена
     Мне говорит: «Пора перемениться!»
     И за руку берет меня она
     И тащит за собой в больницу:
     Убеждена, что свежей крови
     Переливанье (трансплантация) —
     Необходимое условие
     Омоложенья и здоровья.
     Ее пример как иллюстрация.

//-- ЖЕНЩИНА --//

     Я дома ночью не один —
     Со мною женщина. Она близка мне.
     Мы друг на друга с нежностью глядим,
     Но сердце давит тяжесть камня.

     И вдруг раздался с лестницы звонок —
     И я нутром почувствовал угрозу,
     Как будто сквозь меня пустили ток —
     От электрического вздрогнул я мороза.
     И я внутри себя услышал внятный глас.
     Сказал он мне: «За дверью воры.
     Поди открой!» – звучало как приказ,
     Как неизбежность приговора.

     И я пошел и дверь им отворил:
     Как кролик лез я в пасть удава.
     Вошли в квартиру несколько громил
     (Черт побери, прислал гостей лукавый!)

     Меня не тронули, а женщину мою
     Себе забрали как добычу
     (Таков насильников обычай),
     Ушли. В прихожей я стою,
     До дна позора чашу пью,
     И вид мой жалок и комичен.

     Опять звонок. Ну, кто теперь звонит?
     Взволнованный, я открываю двери
     И вижу: женщина моя, а вот они.
     Она их в похищенье не винит —
     Флиртует с ними. Я глазам не верю!
     Я для нее – не велика потеря…

     И вот приходит женщина другая
     Ко мне в мой дом – и я ее ласкаю
     Взамен украденной. Она не хуже прежней.
     И я люблю ее, и предан ей, и нежен,

     И безмятежная душа поет…
     Пока нелегкая грабителей рука
     Еще не дотянулась до звонка,
     Пока не повторился их приход.

//-- ДРЕЗДЕН --//

     Приходит Оля Филимонова во сне
     И говорит: «Поехали-ка в Дрезден!»
     Смутился я. Она мне: «Не красней,
     Совместный отдых нам с тобой не вреден.

     В любовный омут прыгнем без оглядки.
     Поедем в Дрезден, самая пора!
     Тебя хочу я, кончилась игра».
     И поцелуй она мне дарит сладкий.

     С ответом медлю я и подхожу к дивану
     (И в Дрезден хочется, и гложет червь в душе),
     Перевернул диван: из-за обивки рваной
     Нежданно выводок посыпался мышей.

     За массовым нашествием их следом
     (Такого ждать феномена не мог,
     Такое объяснимо сонным бредом)
     Вдруг вылез из прорехи грозный дог.

     На Ольгу кинулся – и началась потеха:
     Она в окно. У дома ждали кони.
     На лошадь вспрыгнула, и вскачь с веселым смехом
     Ее пускает, и уходит от погони.

//-- НАСИЛЬНИКИ --//

     Насильники (двое их было, цыгане)
     За Филимоновой гонятся Олей:
     Настигли – и девушка словно в капкане.
     Зажали в углу – и она вся в их воле,
     Отдаться готова, бороться нет сил.
     Как угорелый спешу на подмогу.
     На них с кулаками кидаюсь: «Не трогай,
     Или убью!» – грозно я голосил…

//-- ДАНЬ --//

     Я вижу сон: мне надо плавать в море —
     А там полно прожорливых акул.
     Я только аппетит их раззадорю —
     Сожрут ни за понюшку табаку.
     И я смекнул: чтоб мне себя сберечь,
     Я должен принести им мяса с суши
     Как дань, и никакая рыба-меч
     Вовеки не погубит мою душу.

//-- НОГОТЬ --//

     Ноготь отца поражен был коростой.
     Ноготь на левой ноге был дурной.
     Снял отец с пальца корку нароста —
     Вскоре здоровым стал палец больной.

     После нашел инструмент он – стамеску —
     Сбить гадкий ноготь уж с правой ноги.
     Я воспротивился, высказал резко,
     Дескать отец допустил перегиб.
     «Надо вначале спроситься врача», —
     Папе внушал я, занудно уча.
     Ноготь не стал удалять он, раз так.
     Только сказал мне: «Ну и дурак!»

//-- РАНА НАД ПРАВЫМ УХОМ --//

     Сижу в большом и полутемном зале.
     Вот мать вошла… Потом мне снится,
     Как на нее из тени указали —
     И выстрелил ей в голову убийца.
     Она упала. Киллер пистолет
     Направил на меня, и был я как в гипнозе.
     И вновь на жест его раздался как ответ
     Из полумрака голос мафиози:
     «Оставь его!» Убийца опустил
     Оружие. Тогда, набравшись духу,
     Приник я к матери, шепнувшей мне: «Прости»
     И рану разглядел у ней над правым ухом.

//-- СВЕТКА --//

     Мы сидим и смотрим драму
     В бенуаре: я и мама.
     Вдруг заходит в шляпе черной
     В ложу мрачный незнакомец.
     Мать во всем ему покорна:
     Обнял он ее проворно
     И за руку, не знакомясь,
     Хочет вывести из ложи.
     Ну на что это похоже?
     И управы нет на хама.
     Антонина – имя мамы,
     А зовет ее он Светкой,
     И еще, вульгарно, деткой.
     Но в чем самая досада —
     Мать уйти с ним страшно рада.
     Я ее к нему ревную
     (Что он клеит мать родную?)
     И пытаюсь отодрать
     От нахала свою мать.
     А она к нему сильнее
     Льнет и льнет, и мне больнее.
     Охмурил ее бандит.
     Пусть преступник уголовный,
     Но он мил ей, и любовной
     Страсти в ней огонь горит.
     Мать тогда мне говорит:
     «Сын родной мой, не суди
     Строго ты. Пусти меня
     Со смиреньем, не кляня». —
     «Хорошо, иди, иди…»

//-- ПРЕДАТЕЛЬ --//

     В районе спальном нахожусь, в подвале здания,
     В ментовке. И свирепый дознаватель
     Сказал, что мать мою допрос ждет, истязание,
     Но чтобы избежать мне наказания,
     Я должен сдать ее, иуда как, предатель.

     И отпустил меня. Я вышел из ментовки,
     И вижу маму во дворе. Наврал ей ловко,
     Что хочет встретиться с ней там ее знакомый.
     И ухожу, а мать сошла в подвал.
     И тут меня мильоном острых жал
     Раскаянье пронзило ядовитое:
     Ее там мучают, а вдруг она убита!
     Всему виной мое предательство и ложь.
     Не все потеряно! Хватаю длинный нож
     И мчусь к ментовскому подвалу я, неверный…
     Дверь распахнул – и вижу свою мать:
     Старушка бедная трясется в дрожи нервной.
     Допрос окончен. Милую обнять
     Спешу и вывожу наружу
     Из мрачного застенка, где был ужас.

     И тут она хватается за грудь:
     «Мне плохо, умираю!» Птичий грай
     Кричу и матери шепчу: «Не умирай!»

//-- СООБЩНИК --//

     Сажусь в попутку я. Там находилось трое:
     Отпетые, матерые бандиты.
     Такие запросто – раз плюнуть им! – уроют.
     Физиономии их мрачны и сердиты.
     Вот едем по проселочной дороге.
     Кругом пустырь – не жди людской подмоги.
     В машине сумка. Говорит один,
     Что спрятан в ней гашиш и героин.
     Раз еду с ними, – думал я в тревоге, —
     Стал наркодилеров пособником в итоге.
     Попал в историю. Куда я сел, кретин!
     Я стал сообщником среди преступных лиц…
     Один из них достал с иглою шприц:
     Себя в плечо он колет сквозь пиджак,
     Потом в меня всадил – и взвыл я, как ишак,
     От боли, плюс догадку дал мне разум,
     Что с ними я теперь навек повязан.
     Как угораздило меня на путь опасный
     Ступить? Как быть? Замыслили что каты?
     Горел на горизонте темно-красный
     Пожар томительный тревожного заката…

//-- САМОСВАЛ --//

     Сижу в кабине самосвала.
     Лихач-водила жмет на газ.
     Тут «крышу вдруг ему сорвало»
     Или тарантул впился жалом:
     На всем ходу он спрыгнул. «МАЗ»
     По трассе мчится без шофера.
     Я жму на тормоз – и мотора
     Заглох ревущий грубый бас.

     Машину я поставил у обочины,
     Но происшествием серьезно озабочен я.
     На трассу вышел, чтоб искать шофера.
     Иду и думаю: куда же делся он?
     И в этот миг в кабину влезли воры.
     Произошел классический угон.
     По трассе за машиною бегом я.
     Халатность! И придется мне ответить.
     Припарковался «МАЗ» к подъезду дома —
     И стал автобусом. Есть чудеса на свете!

     И два мента, когда открылись двери,
     Наружу выпали. Их белые рубашки —
     В кровавых пятнах (след бандитских перьев).
     Их резали в салоне, как барашков.

     Кидаюсь в панике в подъезд я, как в капкан.
     Глухая лестница. Тупик. За мною – вор.
     Теперь меня замочит бандюган.
     Эх, подписал себе я смертный приговор!

//-- ЦЕНТР --//

     Захватили выходцы с Кавказа
     Здание со множеством заложников.
     Я подумал: слава Тебе, Боженька,
     Что меня там нет! И был наказан.
     Сам пришел я на автопилоте
     (Привели насильно меня ноги)
     В плен по неизвестной мне дороге,
     И подумал о себе как идиоте,
     В тот момент, когда закрылась дверь.
     Стал невольником, в капкан попал, как зверь.
     К счастью, там я повстречался с Путиным.
     Бывший президент, теперь премьер,
     Он пришел, свободу чтоб вернуть нам,
     Как переговорщик. И кивнуть мне
     Он успел. Вот мужества пример!
     Путин выручит, уверен, сто процентов, —
     Я подумал и почувствовал Свободу.
     Мои ноги тут же дали ходу.
     Я – на воле. Но попасть как в Центр,
     Центр города? Еще одна проблема.
     Чем доехать – на автобусе, трамвае?
     Спрашиваю всех – молчат все, немы.
     Женщина. Я к ней на ту же тему.
     Говорит она: «Вон улица прямая.
     К Центру города она вас приведет».
     Я раскрыл от изумленья рот:
     Эта улица как сказка и мечта,
     И дома на ней цветущие, живые.
     Ум вдруг сдвинулся, как поворот винта,
     Эта улица, – подумал я, – не та:
     К Центру города ведут пути кривые…

//-- ГАЛИНА --//

     Идем с Галиной мы вдвоем.
     (А был приятный летний вечер.
     Никто не знал, что грянет гром.)
     Я слышу говор тихой речи

     Галины. Говорит она:
     «Давай уедем мы на остров:
     Царит покой там, тишина,
     И жить так вольно и так просто».

     Какой-то остров. Что за диво?
     Заманчива хоть перспектива,
     Но почему-то я не рад
     И что-то буркнул невпопад…
     Мы подошли неторопливо
     К ларьку, и я решил взять пива.

     Тут подвалили мужики.
     По виду хамы, дураки.

     Один здоровый, красномордый
     Мне говорит: «Ведь ты не гордый.

     Найдешь, конечно, сто рублей —
     И нам по маленькой налей».

     А я ему: «Ну, ты – нахал!»
     И далеко его послал.

     Тогда другой, чернобородый, —
     Гад! – обозвал меня уродом

     И плюнул прямо на штаны,
     И это был сигнал войны.

     И ярость подступила к сердцу,
     И задали они мне перцу!

//-- МОТОБАЙКЕР --//

     Я на гоночном мчусь мотоцикле,
     И от этого сердцу привольней.
     Мотобайкеры к риску привыкли…
     Вдруг прорезали лазеры молний
     Синеву безмятежного неба.
     Я – мишенью у них под прицелом.
     Бьют в меня огневидные стрелы.
     В ту минуту пугливым я не был —
     И от них уклонился умело.
     Упоенный смертельной игрою,
     Я петляю под огненным градом
     Между древних столпов колоннады, —
     Ведь защита нужна и герою! —
     Чтоб меня не убили разряды.

//-- КРУЗИНЕР --//

     I

     По Неве я плыву на галере,
     И во сне факту этому верю.
     Вдруг тревога! По левому борту
     Под пиратскими флагами с мертвой
     Головой атакуют нас шхуны.
     Ими к мели прибрежной приперты.
     Гвалт разбойничий слышится шумный.
     Станем жертвами мы их тарана.
     (Ох, зарежут меня как барана!)
     Он взбодрил нас своими речами.
     Настоящим морским был он волком.
     (На парик надевал треуголку
     И ботфорты носил. Статный, рослый.)
     Дал команду гребцам: «Все на весла!»
     И гребцы оттолкнулись от мели
     И наддали, ретивые, ходу.
     И пираты нас взять не сумели:
     Как торпеда, мы резали воду.
     Не убили меня, не унизили.
     Я сошел с корабля на причале
     У завода, у «Русского дизеля».
     Но был памятен ужас погони
     И панических мыслей синдром.
     И, как кролик, в душевной агонии
     Забежал я в родительский дом,
     В дом на Выборгской. (Это мандраж!)
     На четвертый поднялся этаж.
     Затаился. Колотятся в сердце
     С частотой сумасшедшею герцы.
     (Это трусость, позор, безобразие!)
     Тут волшебною силою сон
     На туманный меня Альбион.

     II

     Я в приморский попал город Бристоль,
     Оказался у самого порта,
     И заходят со мною в ворота
     Моряки шумной кодлой на пристань.
     Впереди капитан-англичанин,
     Мой спаситель. Он другом стал, братом
     Мне навек. У него за плечами
     Есть дружина на горе пиратам.
     Моряков он возглавил команду,
     Чтоб отправиться в бой на Неву,
     Разгромить всю пиратскую банду.
     Вместе с ними и я поплыву.
     Есть в команде пушкарь, имя Крузинер.
     На нем шапка – по виду горшок.
     Как пальнет из орудий за Русь и Mip —
     Чтоб огонь флот разбойничий сжег.

//-- ОТЕЦ --//

     Чтоб не пролез к нам на участок всякий люд,
     Отец заделывал дыру в заборе.
     Располагался на участке мелкий пруд.
     Отцу он показался чуть не морем.
     Он говорит: «Да в нем купаться можно!»
     Отца я выслушал, словам его дивясь,
     И говорю: «Пруд мелок, всюду грязь».
     Но он все верил мысли ложной.
     И в воду шлепнулся, и стал в момент чумазый.
     Жаль, доводам моим не внял он сразу!

//-- ЗАТМЕНИЕ --//

     Лежала в озере у берега плита,
     А из нее торчала арматура.
     И кровь купальщиков была здесь пролита,
     Ушибы, переломы – маета
     Одна сплошная от бетонной дуры.
     И я решил причину травм убрать:
     Схватил кувалду, здоровенный молот,
     И, размахнувшись, по бетону – хвать!
     Смотрю: проклятый монстр расколот.
     И, радуясь тому, что зло порушил,
     Я взял увесистый обломок глыбы
     И вытащил с трудом его на сушу,
     Но тут затмение нашло на душу,
     Как будто память напрочь мне отшибло.
     Вернулся в воду новый вытащить кусок,
     Но место, где плита была, никак найти не мог.
     Неузнаваемо переменилась местность —
     И обесценились мои труды и честность.

//-- ЮРИЙ НИКУЛИН --//

     На заснеженном поле зимою
     Залегли мы, солдаты. Атаки
     Ждем сигнала. Пусть кровью омоем
     Поле битвы, но жаждем драки.
     Командир у нас – Юрий Никулин.
     В бой всех поднял, но сразу я лег:
     Пулемет застрочил – и пуля
     Прострелила мне левый бок…

//-- СЕРЕБРЯКОВ --//

     Еду в электричке. Вдруг в окно
     Лезут бородатые бандиты.
     Словно происходит все в кино,
     Но реально буду я убитый.
     С ними был Серебряков, актер.
     Завалил меня на бок он правый.
     Достает из голенища гвоздодер.
     Тюк в висок меня – висок дырявый.
     Встрепенувшись из последних сил,
     Я ударил нападавшего ногою —
     И в окно открытое спиною
     Выпал он, как зверь, заголосил
     И в поток бурлящий угодил,
     В воду, что текла вдоль рельс рекою.
     Но Серебряков имел сноровку.
     Мне не сладить с яростным врагом!
     Уцепился за вагон он ловко —
     Стал кромсать его я тесаком…

//-- ОРЕЛ --//

     Я в зале зрительном. Беловы рядом сестры.
     Над ними черный пролетел орел:
     И хищен клюв его, и когти его остры,
     От крыльев тень как мрака ореол.
     Огромен был он, с толстыми ногами,
     С корой древесной перья были схожи.
     Он то парит над публикой кругами,
     То вдруг пикирует. И злость меня корежит,
     А девушки напуганы до дрожи.
     Он провоцирует – и поднял я копье,
     И на лету в орла оружие вонзил я,
     Когда терпенье лопнуло мое.
     В удар вложил энергию всех сил я.
     Упал он рядом, головой поник.
     Был и в агонии опасен горемыка.
     И испустил орел предсмертный грозный крик,
     А я копьем своим в него все тыкал, тыкал…

//-- ПОЗНАНЬ --//

     Мне снилось: в польский город я приехал,
     А города название не знал.
     (Не повод ли читателям для смеха?)
     И прояснил загадку лишь финал.
     Тот город был унылый и безлюдный,
     Однообразный, серый, скудный.
     Как будто потрудилась тут война:
     Культурный слой разрушила она,
     Бездушия оставив всюду метки.
     Из камня и стекла возникли клетки.
     Архитектура зданий всех – одна.
     Я на экскурсии: занудные картины
     Гнетут меня. Смотрю кругом устало —
     И вдруг я вижу за стеклом витрины:
     С актерами работает Баталов,
     Актер и режиссер, артист народный.
     Зачем учителем в пустыне он бесплодной?
     Вдруг говорит мне кто-то из туристов:
     «Смотри, Баталов! Вот счастливый случай.
     Ты попроси его, чтоб взял тебя в артисты,
     И гордость ложной скромностью не мучай».
     Но медлю я. Тогда ко мне Баталов
     Выходит сам, приветливый, навстречу
     И говорит: «Тебе, Петро, пристало
     Сыграть киногероя сериала».
     И ласков тон его сердечной речи.
     «Ах, Алексей Владимыч, я не слеп:
     В актеры мне, старперу, слишком поздно.
     Я не унижусь перед вами просьбой слезной.
     Кинематограф нынче – ширпотреб,
     Он крематорий творческий, он склеп…
     А кстати, что это за город?» – «Познань», —
     На мой вопрос ответил с грустью он…
     Так вот к чему привел меня мой Сон!

//-- КОЛОДЕЦ --//

     В каком-то доме я с какой-то наглой шмарой.
     Она мне с вызовом и ненавистью ярой,

     С бесстыдством демонстрирует вагину…
     Я этот дом немедленно покинул.

     Но оказался во дворе, в колодце:
     Там скопище галдящего народца.

     Какие-то собрались троглодиты.
     (Они товара ждали, дефицита.)

     Бежать скорей отсюда мне пора.
     Где выход из проклятого двора?

   ДВА СНОВИДЕНИЯ ОДНОЙ НОЧИ

     1

     На чердаке с каким-то человеком
     Нашли Валеру мы, сантехника: он спал.
     Спросил я спутника: «Он пьян или устал?»
     Тот усмехнулся (лучше он кумекал),
     На мой вопрос легко ответив детский:
     «Он в стельку пьян. Валера пьян мертвецки».

     2

     Мне снится подиум: идет мужчина в юбке
     (Устроен сексменыпинством был показ):
     Накрашены ресницы, веки глаз,
     Прическа, шпильки, два коралла – губки.

     Подняв юбчонку, голый зад для публики
     Он выставил открыто. Что за поза!
     «Очко» анальное – размером с дырку бублика.
     И тут произошла метаморфоза:

     Он развернулся, выпрямив осанку,
     И все увидели, что перед нами женщина.
     И с наглым видом эта пиздорванка
     Всем вагинальную показывала «трещину».

//-- АЛЕКСАНДР БЛОК --//

     Поэт великий Александр Блок
     Мне подал кушанье во время пира,
     Но я отведать вкус его не смог —
     Ни мяса, ни пюре-гарнира,
     Подливою приправленного острой:
     Блок отобрал тарелку с мясом просто.
     Смирился я, решив что будет худо
     Лезть на поэта в драку с кулаками,
     Хоть слюнки и текли – так аппетитно блюдо! —
     Обиды я не бросил в Блока камень.
     Ведь это было б недостойно, мелко.
     И правильно, что заглушил я месть:
     Какой-то юноша вернул мою тарелку,
     И с наслаждением стал кушанье я есть.

//-- КОРСЕТ --//

     Пришел во сне я в «Спорттовары»,
     И с продавщицей, тары-бары,

     Я начинаю разговор,
     Мол, очень нужен массажер.

     Она тогда с улыбкой милой
     Взяла коробку – и открыла:

     А массажера в ней и нет —
     Там был шнурованный корсет.

     К нему привешенный ярлык
     Изображал знакомый лик.

     То был Мик Джаггер, точно он.
     Что натворил мой странный Сон!

     И вдруг Мик Джаггер – это что же? —
     На этикетке – чудо! – ожил

     И говорит: «Купи корсет —
     И твой он выправит скелет,

     Тебе осанку сохраня.
     Поверь, он выпрямил меня

     И поднял жизненный мой тонус», —
     Внушал мне лидер “Rolling stones”.

//-- РАЗБОРКА --//

     Кручу педали я велосипеда,
     Направо повернул, а слева иномарка.
     Не пропустил ее – неправильно я еду.
     И чувствую: разборка будет жаркой.
     Машиной я к обочине прижат.
     Выходят двое, а в руках их биты,
     И говорят: «Ты, парень, виноват,
     Но мы с тобою вскоре станем квиты!»

//-- ТОКСОВО --//

     На мотоцикле еду в Токсово без прав.
     Ночь темная, и я включаю фары.
     Вдруг пункт ГАИ. Предчувствую я кару.
     Мент тормозит меня. Его суров был нрав.
     Собакой травит, а она: гав-гав!
     Мне, нарушителю, задаст гаишник жару!
     Он у меня потребовал права.
     Без них, мол, ездить не имею права.
     Чем мне ответить на его слова?
     Фонарик я достал, мерцал в нем свет едва.
     Мент взял его – и выбросил в канаву.

//-- ВОРОВСКИЕ ВОРОТА --//

     Мне Лермонтов открыл секрет во сне:
     «Когда я воевал в Чечне,
     Был под моей командою отряд
     (Про их дела и ныне говорят) —
     Головорезы, форменные каты», —
     Сказал поэт, и вышло на парад
     В черкесках воинство страшилищ бородатых.

     Прошла кавказская пехота
     В мохнатых шапках, словно львы,
     Через Воровские ворота
     Победным маршем до Москвы.

//-- САМУРАЙ --//

     Лежу я навзничь на траве,
     Фигуру вижу самурая:
     К моей поднес он голове
     Свой меч. Неужто помираю?

     Скорей, скорей бы он рубил!
     Как благу, смерти рад уже я,
     Но мой палач садистом был —
     Мечом кольнул меня он в шею.

   СЕРГЕЙ АЛЕКСАНДРОВ

     Встретил Александрова Сережу
     Я на Поварском, да быть не может!

     «Ты ведь умер, – говорю ему, – Серега!
     Как ты здесь? Скажи мне ради Бога!»

     Был одет опрятно он, в кожанку,
     В черной шапке вязаной, не пьяный.
     «Ты куда собрался спозаранку?»
     Мне Сергей: «Дом строю на Стремянной,

     Я работаю на стройке по подряду».
     Показал Сергей свою бригаду:

     Все строители раздеты догола,
     Все хотят, чтоб баба им дала.

     Лишь Сергей среди них был одет:
     Прячет сексуальный пистолет.

//-- ПЛАТОН --//

     На холм взошел я. (Это сон.)
     Кругом приволье, красота.
     И подошел ко мне Платон,
     В нем кротость есть и простота.
     Широк в плечах, широколоб, широколицый.
     Он мне со всей большой семьей своею снится.
     Похожи дети на Платона, платонята,
     Простые, добродушные ребята.
     Породы той же и Платонова жена.
     Она пример дородства и здоровья.
     Ей дорог муж, она ему верна,
     И платит ей Платон в ответ любовью.
     Вокруг меня приветливые лица,
     Природы притягательный простор,
     И кружат в небе радостные птицы,
     И песню радости ведет незримый хор!

//-- КОРОВЫ --//

     По поверхности воды ходили
     Мы с отцом. Держала нас вода.
     Но – вот ужас! – морды крокодильи
     Из воды торчали иногда.
     Плавать я боялся – ох, как стремно!
     Крокодилы зыркают, следят.
     Жертвою рептилии огромной
     Не хочу я стать. А вдруг съедят?
     Но отец нырнул. Какого шута?
     Он в беде, в опасности он лютой.
     Время шло, а папа жив-здоров:
     Среди добрых, ласковых коров
     Он купается. Вот это было круто!

   АНГЕЛ

     Вхожу в парадную, в мой дом на Поварском,
     За мною – девушка. Смотрю: она красавица
     Светловолосая. Я не был с ней знаком,
     Но знал: она убийца, хоть мне нравится.
     И, обогнав меня, она взошла на марш
     И обернулась, став ко мне лицом:
     Я видел Ангела! За это жизнь отдашь
     (Пусть это только грезился мне сон).
     Она из сумочки достала пистолет
     (Я не сбежал, был весь в ее я власти),
     Раздался выстрел – я увидел Свет
     И умирал, но умирал от Счастья!

//-- АНГЛИЧАНЕ --//

     Несу я тайно револьвер в кармане,
     А выглядит как детский он пугач.
     Не заподозрил бы никто меня в обмане, —
     Так думал я. Нашелся же палач!

     Тот, кто с оружием, тому нет индульгенций.
     И кто несет его, тот знай – несешь свой крест.
     Меня обезоружили чеченцы
     Какие-то и взяли под арест.

     Я выдавал наган свой за игрушку,
     Маскировал – они сорвали маску.
     Пришлось расстаться с драгоценной пушкой!
     Плюс был покусан я овчаркою кавказской.

     Потом судили. Принял суд покорно.
     На нем меня сурово обличали.
     Поставили к огромной ширме черной.
     Защитниками были англичане,
     И дружно хором все они кричали,
     Чтоб не был предан казни я позорной.

//-- ДУХОВОЕ РУЖЬЕ --//

     Я у Финляндского вокзала.
     Два духовых ружья несу.
     Одно игрушкой оказалось,
     А со вторым пойдешь под суд.
     Пускай по форме духовое —
     Оно, по сути, боевое!
     Ищу надежное я место,
     Чтоб спрятать грозное ружье.
     А вдруг задержат? За арестом
     И дело прокурор сошьет.
     Нашел какой-то подпол, типа
     Конспиративной явки он.
     Ружье на стол кладу, где кипа
     Бумаг и ватмана рулон.
     Я развернул его: там цифры,
     Рисунки, схемы, письмена…
     Здесь закодирована в шифрах
     Диверсионная война.

//-- ГОРСК --//

     Мне грезится, что в городе я Грозном,
     В мятежной и пылающей Чечне.
     Опасность, риск для жизни в нем серьезны.
     Неужто я погибну на войне?
     Как вырваться из огненного круга?
     И город Горек мне голос указал
     (А Горек – это синоним Петербурга),
     И на Финляндский прибыл я вокзал.
     На Боткинской зашел в какой-то дом,
     Квартиру, нужную мне, отыскал легко я:
     Иконы там в сиянье золотом
     Тепла дарили чувство и покоя.

//-- АРНОЛЬД ШВАРЦЕНЕГГЕР --//

     Я кабинеты ночью сторожу
     И каждый вечер ставлю на охрану,
     Сигнализацию включаю. Случай странный:
     Дежурю как-то раз по этажу —
     Сигнал сработал. Неужели воры?
     Ах жаль, я безоружен. Был бы кольт!
     Хватаю ключ от офиса, в который
     Залезли. Вскрыл – и что же? Там Арнольд,
     Актер и губернатор – Шварценеггер.
     С улыбкой голливудской говорит:
     «В твоей тревожной, бешеной энергии —
     Обман. Здесь я, а не бандит!»

//-- ЧААДАЕВ --//

     Звоню на Кубу самому Фиделю Кастро —
     И с Острова Свободы мне: «Алло».
     Наверно, секретарь. Я был взволнован:
     «Здрасьте, Buenos dias», – и общение пошло.
     И говорю тогда секретарю:
     «Мне книги надо переслать Фиделю,
     Шедевры классики ему я подарю». —
     «Что ж, высылайте их на следующей неделе».
     Я ликовал, от радости растаяв,
     А секретарь добавил тут же:
     «Но Я требованье выдвину одно:
     Среди писателей быть должен Чаадаев!»

//-- МЕДВЕДЬ --//

     Медведя бурого во сне я вижу – гризли.
     В дупло сосны сперва он сунул морду,
     Потом забрался лапой – хочет меду.
     Меня заметил. Вздрогнул я от мысли,
     На чудище глаза свои тараща,
     Что на меня набросится – убьет,
     Но косолапый доедает мед
     И удаляется миролюбиво в чащу.

//-- ПОЕДИНОК --//

     На арену выхожу амфитеатра
     С женщиной сразиться (смотрят зрители).
     Мы как будто с нею гладиаторы.
     Кто же станет в схватке победителем?

     Как махнула амазонка длинным древком!
     Изловчился и сумел его поймать я.
     Притянув к своей груди вплотную девку,
     С силой заключил ее в объятья.

     А она сопротивлялась не на шутку.
     Я ей травмы и обиды не нанес.
     Обнял с нежностью – а бабье сердце чутко! —
     И поцеловал ее взасос.

     Так я амазонку приголубил,
     Что строптивая смирила нрав свой ярый
     И ее открывшиеся губы
     Обожгли меня любовным жаром.

//-- ПОРЕЧЕНКОВ --//

     Мне снится, как Пореченков, актер,
     Идет под ручку с девушкой.
     С Лесного Свернула парочка на улицу Смирнова,
     На бывший Ломанский, потом зашли во двор,
     Где Выборгский дворец культуры.
     Разговор Они ведут веселый и беспечный,
     И заразителен беседы тон сердечный,
     И ноты в ней не слышно порицанья,
     И сохраняют благодушие лица они.
     Счастливому и радостному виду
     Пореченкова очень я завидую!

//-- ВЫБОРГСКАЯ УЛИЦА --//

     На велосипеде
                                  еду я с письмо
     На улицу Марата,
                             одиннадцатый дом.
     Но заплутал, не выехал
                         к намеченному дому,
     И вот я мчусь по Лиговке,
                      а после – по Лесному,
     Где церковь за оградой
                     и стадион футбольный.
     Тут удивленья возглас
                 я не сдержал невольный:
     Здесь все места родные,
                      но вид имеют новый.
     На Выборгскую улицу
                хотел свернуть с Лесного:
     Дома куда-то делись все.
                    (Они здесь были ведь!)
     Повсюду лес. Навстречу мне:
                       лев, тигр и медведь.
     Они не тронули меня,
                           а был силен испуг.
     Вот кончился дремучий лес —
                            и вышел я на луг.
     Паслась корова на лугу.
                            Мне щеку языком
     Она лизнула. Мысль пришла:
                             одарит молоком.

//-- САД --//

     Рядом с комнатой какой-то в коридоре я.
     За дверями – таинство, мистерия.
     Чудеса там происходят, – твердо верю я.
     И торжественное пенье оратории
     Раздается. Отворились двери:

     Сад я вижу, райское творенье.
     Пальмы там растут, цветы, лианы,
     И читает вслух стихотворенья,
     Оды радости, Стадницкая Татьяна.

     Я замешкался. Войти хотел, но поздно:
     Дверь захлопнулась. Кричал я – все без прока.
     И стучался, и просился слезно.
     Бесполезно все. Одна морока!

//-- ДЕГТЕВ --//

     С двумя девицами заняться я любовью Хотел.
     Приходит Дегтев Дима
     И говорит: «Беречь необходимо
     Тебе свое бесценное здоровье».
     И наговаривать он начал на девиц:
     Одна, мол, гепатитная – не лезь к ней.
     Вторая – с триппером.
     Смотри, букет болезней
     Получишь плюс кромешный ад больниц.
     Их очернив, он быстро сделал ноги,
     И комната наполнилась людьми:
     Какими-то подонками, блядьми.
     (Таких врагу не пожелаю оргий!)
     А люди с психикой-то явно ненормальной,
     Бедлам, вертеп разбойников лихих.
     Меня избили, девок мнут моих
     И жгут квартиру лампою паяльной.
     Я спрятался за спинкою дивана.
     Сижу за ним – ни жив ни мертв! – дрожа.
     В квартире разгорается пожар.
     Пришла милиция. Тогда лишь хулиганы
     Утихомирились. Но сбили кайф, а жаль!

//-- ЛАТЫНЬ --//

     Корогодский умер.
                                        Будет жить отныне
     Память о маэстро.
                                         Сам он в ящик лег.
     В зале многолюдном – гроб, в нем тело стынет.
     Женщина какая-то с текстом на латыни
     Говорит, что будто бы это – некролог.
     Каждому, кто в зале, некролог дан в руки.
     Пятисотстраничным был его объем.
     Говорит нам женщина: «Дружно хором ну-ка!
     Строчку по-латыни каждую споем!»
     Все переглянулись, вытянулись лица.
     Мягко выражаясь, растерялся люд,
     Да к тому ж рассыпались по полу страницы.
     Как собрать их вместе, люди не поймут.
     А мое двойная гложет сердце драма:
     Я на Корогодского стих смел намарать.
     На стене повесил злую эпиграмму.
     Мне ее оставить или прочь убрать?

//-- ВЕРА ФЕДОРОВНА --//

     Вера Федоровна (в Университете
     Я учился у нее) сказала: «Петя,
     Еду я сегодня на курорт.
     На заливе отдых первый сорт.
     Поезда туда с Финляндского вокзала.
     Приезжай ко мне», – и адрес мне сказала.

     Мы расстались. Через пару дней
     Захотелось на курорт поехать к ней.
     На Финляндский я пришел вокзал.
     В памяти моей возник провал:
     Вспомнить я пытаюсь Веры адрес,
     Но, увы, напрасно, видно, парюсь.
     Взял мобильник, чтобы сделать ей звонок,
     Но в «уме» его произошел заскок.
     База данных полетела к черту:
     Имена и номера все стерты.
     На экране вылезает бред и хрень,
     И стою я на перроне, словно пень,
     И так хочется завыть, подобно зверю,
     Что в Дом отдыха заказан путь мне к Вере.

//-- ДЕТСКОЕ СЕЛО --//

     Кирилл Лавров, артист народный,
     Встречал меня у подворотни.
     В назначенном он месте ждал.
     Ему я книги передал.
     И лабиринтами дворов
     Повел меня Кирилл Лавров.
     Когда мы шли, спросил он:
     «Мысли Ты не оставил стать актером?»
     А я ответил тоном кислым:
     «Остыл я к театру». Он с укором
     В глаза взглянул мне – и пропал.
     Тогда спустился я в подвал.

     Имел он гроба и подобие, и образ.
     Теснились люди в нем, из-за кромешной тьмы
     Невидимые. В рейсовый автобус
     Подвал вдруг превратился. Едем мы.
     Мальчишка лет пяти был шустрым на проказы:
     Сидел со мною рядом, егозил
     И брюки мне ботинками измазал,
     И я ему строжайше пригрозил.
     И перестал ногами он лягаться.
     Наверно, понял: делать так негоже.
     Но тут отец его читать вдруг стал нотацию,
     Культуры нет среди, мол, молодежи.
     И стал отчитывать он своего мальца.
     Ему сказал решительно я: «Хватит!»
     Ну, что он на сынишку бочку катит?
     И, к счастью, успокоил я отца.

     Вопрос водителю: куда он нас везет?
     А тот молчит. Воды набрал, что ль, в рот?
     Злодей на вид. Спасите наши души!
     И, наконец, завез нас в глушь он.
     Спросил я женщину: «Куда нас занесло?»
     Она ответила мне: «В Детское Село…»

//-- ЧЕРВИ --//

     Осмотрел свое тело я —
                                                     у меня сдали нервы:
     Червяки лезут белые,
                                                    лезут мерзкие черви
     Из моей ткани кожной.
                                                    Их давлю без пощады —
     И тогда осторожней
                                                          повели себя гады:
     Из-под кожного больше не лезут покрова.
     Как заставить наружу их выбраться снова?

//-- ПЕРЕПРАВА --//

     Я хотел переплыть через реку,
     Но тут голос сказал мне: «Оставь
     План безумный. Пойми, человеку
     Здесь нельзя переправиться вплавь.
     Вся река кишит живностью хищной,
     Злыми тварями. Станешь им пищей.
     Видишь мост? По нему перейди.
     Не геройствуй, себе не вреди!»
     Не полез, по совету, я в воду:
     Не хотел оказаться в аду.
     Дал по берегу быстрого хода,
     Вбок зачем-то пошел, как в бреду,
     За каким-то мальчишкой-подростком
     От моста прочь (случилось что с мозгом?),
     Но прозрел: не туда я иду.
     Ну, дал маху, свалял дурака.
     А дорога назад далека.
     И тогда я решил переплыть
     На тот берег во всю свою прыть.
     И, откинув сомнения резко,
     Разбежался и – плюх в воду с плеском!
     Вода вязкая: плечи и локти
     Онемели – кончается сила.
     Дотяну ль? Тут какая-то когти
     Тварь свои в мое тело вонзила.
     А потом стая черных зубастиков,
     Мерзопакостных головастиков,
     Раздирать стали кожный покров
     И обильно текла моя кровь.
     Но на берег я выбрался все же,
     Вынул тварей с трудом из-под кожи
     И на землю с себя их стряхнул.
     Жив остался, однако струхнул!

//-- ОКЕАН --//

     На пароходе с Юрой в Океане
     Мы терпим бедствие: кругом нас – льдины,
     Стеною волны, ветер, холодина,
     В борту пробоина и крен. Мы скоро канем,
     Уйдем в пучину бесприютную как камень…
     В машинном отделении сидим мы
     И греемся… Последнее тепло…
     Как расставаться с жизнью тяжело!
     А Океан штормит, неукротимый.

//-- ЗАЛЕЖНЫЙ ПЕРЕУЛОК --//

     Я ходил переулком Залежным.
     Это был мой маршрут постоянный.
     Но фантазии в снах неизбежны,
     И иллюзии веришь обманной.

     Выхожу из парадной я ночью.
     Тусклый свет фонарей душит тьма.
     На Залежный свернул, но воочию
     Убедился: другие дома,

     Все кругом чуждо мне, незнакомо.
     Ищет сходства напрасно мой глаз.
     И себя ощущал дураком я…
     Тут заря на востоке зажглась.

     Пешеходов навстречу мне группа.
     Я спросил: «Где Залежный, простите?»
     Перед ними я выглядел глупо,
     А они мне: «На нем вы стоите».

     Посмотрел я вокруг – вижу снова:
     Не опознанный мной как Залежный
     (Я не ждал превращенья такого!)
     Переулок вид принял свой прежний.

//-- МАРСОВО ПОЛЕ --//

     Вижу во сне, как по Марсову полю
     Мать вместе с Галей, моею женой,
     Мирно гуляют, – покой и раздолье! —
     Нева забурлила вдруг пенной волной.
     И Марсово поле к Неве накренилось,
     Как плоскость наклонная, словно доска,
     И мать вместе с Галей – дальше мне снилось —
     Скатились в волну. Их слизала река.
     Когда плац вернулся на место – о горе! —
     К Неве я примчался, но вести плохие
     Меня ожидали: в Балтийское море
     И маму, и Галю забрала стихия.
     Иду по Фонтанке, моста я достиг,
     Там встретил отца. Я угрюм и печален.
     Отец говорит: «Что-то Петр наш сник».
     И люди вокруг головой покачали.
     Утратил все то я, что с миром роднит…
     Сажусь на трамвай и качусь по Садовой,
     И вижу на Невском: команда «Зенит»
     Разминку проводит и к матчу готова.

//-- ПРОЩАНИЕ С ФЕДОРОМ --//

     Мы с Федором-сыном на старой квартире
     Сидели и с горечью жизнь попрекали.
     Я места не видел себе в этом мире —
     И приготовил цианистый калий.

     В кресле сидит Федя с красным лицом,
     Словно в краснухе, и жалобно плачет:
     Горько прощаться с любимым отцом,
     Но не могу, не могу я иначе.

     В кресло сажусь я от Феди напротив —
     И начинается действие яда.
     Не передать мне мучения плоти
     От нестерпимого пламени ада.

     Федор еще вспоминает Галину.
     Плохо мне слышно: я в сильном бреду.
     «Что говоришь ты?» – шепчу тихо сыну…
     Ах, все равно! – ведь сейчас я уйду.

//-- МЛАДЕНЕЦ --//

     Ребенок-младенец, на вид годовалый,
     Как взрослый был ростом и с весом амбала.

     Пришел и нахально толкнул меня в бок,
     На место мое на кровати он лег.

     Лежит кверху пузом малыш-великан,
     А я возмущался: каков хулиган!

     Но гнев мой прошел, присмотрелся я лишь,
     Увидев, что это – прелестный малыш.

     Его я похлопал по толстому пузу,
     С восторгом расхваливать стал карапуза.

     Отцу говорю: «Настоящее благо,
     Что нас посетил этот славный парняга!»

//-- АНДРЕЙ АРШАВИН --//

     Аршавин не только играет в футбол,
     Не только забить может фирменный гол.
     Он мастер портрета, художник великий:
     Из хлебных колосьев слагает он лики.
     И только Андрею известны секреты,
     Как сделать живыми людские портреты.
     Он к новым шедеврам готовится так:
     Находит в полях урожайную ниву
     И тот из колосьев берет – добрый знак! —
     Куда села бабочка. Взятое жниво,
     На холст нанесенное, смотрится живо —
     Как будто душа перешла в хлебный злак.
     Но в передаче живого лица Аршавин
     Андрей по стопам шел отца.

//-- РОМАН --//

     Мы ехали в автобусе с Романом.
     Поговорили с ним… Мне скоро выходить.
     Но мой знакомый был какой-то странный,
     Назойливый. Внушал он неустанно, —
     И мысли красная прослеживалась нить —
     Что выходить мне слишком рано.
     «Поедем до последней остановки», —
     Роман настаивал. Я сдался: «Хорошо».
     Заговорил меня, сказать по правде, ловко…
     Вот кончился асфальт, за ним грунтовка,
     Потом автобус по песку пошел.
     Мы долго ехали по выжженной пустыне.
     Измучил жар… Открылось, наконец,
     Нам море. «В нем мы и остынем», —
     Роман промолвил, бледный как мертвец.
     Зной кончился – прощайте, каракумы!
     Подъехали к спасительной воде:
     На берегу автомобилей уйма
     И толпы истомившихся людей.
     И радость тихая, и грусть была в их взоре:
     Дороги трудные остались позади.
     Себя в стихии водной охлади.
     Послушай, как призывно плещет море!

//-- ЛЮБОВЬ ЛЕВИЦКАЯ --//

     Мы встретились с Любой Левицкой.
     Был наш разговор очень кстати.
     Я с нею решил поделиться
     Мечтою о славном Кронштадте.

     А Люба в ответ мне: «Послушай,
     Мечте твоей нету преград:
     Не греза, не замок воздушный,
     Не выдумка, Правда – Кронштадт.
     Там лаской любви оживят.
     Тела там спасают и души.
     Кронштадт – это дом мой родной.
     Туда ты уедешь со мной».

     И вот мы приехали вскоре
     В Кронштадт – и вошли во дворец.
     Стоял он у самого моря.
     В нем Храм был Любви… Здесь истории
     О Любе Левицкой конец.

Книга 3

//-- АГОНИЯ --//

     Дежурный я, вахтер по этажу.
     Библиотеку охраняю института.
     И репутацией своею дорожу,
     И с бдительностью рьяной сторожу.
     Заслон надежный от любого плута.
     За столиком сижу у самой двери,
     У всех входящих пропуска проверю,
     Но – черт! – зачем-то отлучился на минуту.
     Ушел я на мгновенье от порога,
     Но именно в короткий этот миг
     В библиотеку человек проник:
     Стоит и карточки листает каталога.
     Интеллигентен, молод и красив,
     При галстуке, в костюме, не мошенник, —
     Подумал я, однако же спросив:
     «Вы кто?» – «Имею отношение
     Я к институту, – говорит, – нужна агония».
     «Простите, но не понял вашей цели я». —
     «Нужна агония и письма Гамлета к Офелии». —
     «Офелии?» – «Да, дочери Полония».

//-- ВЕЛИКИЕ ЛУКИ --//

     По хорошо знакомой мне дороге
     Иду через поселок к даче,
     И вдруг я замечаю, что в итоге
     Меня ведут черт знает куда ноги.
     Я заблудился. От досады чуть не плачу.

     Так в безуспешных поисках бродил я,
     Как под гипнозом, весь во власти магии.
     Дорогу всю изрезали овраги,
     Водой затопленные. Морды крокодильи
     Торчали из воды. От смерти был я в шаге.

     Прибрел на станцию я железнодорожную
     И в помещение вошел вокзала:
     Там были тетки с мерзостными рожами.
     Спросил я их, добраться как мне можно
     До дачи. И одна сказала:

     «До этой дачи, парень, далеко.
     Через Великие туда доедешь Луки».
     Смеялись надо мной они, подлюки,
     И выставили полным дураком.
     И – бес попутал – стал я с ними лаяться,
     И насмехались надо мною вредины.
     Тогда мне в голову пришло, что это ведьмы.
     Одна из теток хвать меня за яйца!

     В ширинку шасть! Крутить их начала.
     Тут я не выдержал: «Ах ты собака!
     Я вижу, просит кирпича твоя скула».
     Вступился парень за нее. Моя хула
     Его задела. Разгорелась драка.

//-- ДИК АДВОКАТ --//

     Я вижу: девушка гуляет с бультерьером.
     И вдруг она спускает с поводка
     Пса своего. Какого хера?
     От внутреннего ежусь холодка.

     Хозяйке надо быть поаккуратней.
     Он без намордника – в два счета загрызет.
     Угроза нападенья вероятна.
     В живых останусь, если повезет.

     К чертям собачьим, тут и хвост откинешь.
     Я прочь от бультерьера покапал.
     Но цербер дикий вмиг меня догнал —
     И цап за палец указательный мой. Финиш!

     От боли зверской я заголосил,
     А пес разжал тем временем свой рот.
     Кричу хозяйке я: «Мне палец прокусил
     Ваш злобный, отвратительный урод!»

     А девушка мне говорит с ухмылкой,
     С невозмутимым хладнокровием, – поганка! —
     Мол, это ерундовенькая ранка.
     Не парься, дескать, будешь жить, курилка.

     Не споря с ней, наддал тогда я газу.
     Бегу и думаю, нагонит ли бандит.
     Как будто неотвязный он магнит.
     Петлял на местности и вот забрел на базу,
     Где тренируется футбольный клуб «Зенит».

     Дик Адвокат сидит один в столовой
     И говорит: «Мы проиграем матч Корейцам».
     На его я слово Ответил: «Выиграем!»
     Он мне: «А ты горяч». Тогда стал убеждать я Адвоката,
     Не поражение, мол, будет, а победа,
     Не подведут зенитовцы-ребята,
     И все вопросы будут ими сняты.
     В «Зенит» я верю: в этом мое кредо.

     И тут заулыбался Адвокат,
     И понял я, что он не прост – хитер
     И любит розыгрыш. Да он еще актер!
     Приколов арсенал его богат.

//-- ЛАСТОЧКА --//

     Какие-то злодеи бородатые
     Автобус захватили с пассажирами:
     Среди них я с отцом. И хоть мы люди мирные,
     Но стали жертвами безвинными. Захвата

     Не знали цели. Что нас ждет – расправа?
     И выбора иного не дано?
     И в бойне все погибнем мы кровавой?
     Тут ласточка влетает вдруг в окно.

     Подумалось: раз птица, то примета:
     К кому она летит, тот и умрет.
     Все замерли от ужаса момента,
     А ласточка свой роковой полет

     Направила к водительской кабине, где
     Висел почтовый ящик. В нем отделы.
     И скрылась провозвестница в гнезде
     Под номером-числом отца: расстрела

     Ему не избежать. Я удручен.
     Происходящее всё кажется мне адом.
     Отец встает – готов он к встрече с палачом.
     Тогда и мне не жить. И с ним к плечу плечом
     Я становлюсь без колебаний рядом.

//-- АЛОНСО --//

     Читатель, опишу тебе я сон свой.
     (Такие странные мои ночные грезы!)
     Спектакль оперный в Мариинском – «Алонсо».
     От грустной музыки застыли в горле слезы.
     Обтянута вся сцена черной тканью,
     А в глубине, на заднем плане,
     Огромный одр, и весь он в алых розах.
     С одра встает Алонсо. Ариозо

     Он начинает петь. На нем цилиндр и фрак.
     И дальше снится мне, что я проснулся. Как?

     Часы в гостиной, слышу, восемь бьют.
     А оперы начало в двадцать тридцать.
     Успеем ли в Мариинский? Капут!
     Кричу отцу: «Нам надо торопиться!»

//-- РЕСТОРАН --//

     Мозг мой будто бы экран…
     Вижу сон: мне снится, как
     Захожу я в ресторан,
     И Любовь Левицкая.

     Ресторан что чисто поле
     С травяным покровом – луг.
     Под шатра прозрачной кровлей —
     Бесконечное раздолье,
     Ширь и даль вокруг.

     В этом странном ресторане
     Столики на расстоянье

     Друг от друга в сотне метров.
     Нужно быть быстрее ветра,

     Чтоб пройти один их ряд.
     И, похожи на солдат,

     Официантки ходят между
     Этих столиков в одежде

     По армейскому фасону:
     В гимнастерках, при погонах.

     Но вульгарны мини-юбки
     И накрашенные губки.

     От стола к столу бегу —
     Выбрать нужный не могу:

     Все они пластмассовые,
     Беленькие. Трасса моя

     Бесконечная, дурная…
     Я про Любу вспоминаю:

     Где она, моя подруга?
     А она в начале луга.

//-- КАНАДЦЫ --//

     Хоккеисты России играют с канадцами.
     Наши сразу забили им гол,
     И канадцы взъярились и стали пинаться,
     И за фолом последовал фол.

     А потом началось россиян избиенье,
     Когда наши забили второй.
     Что я видел в кошмарном виденье,
     Не являлось спортивной игрой.

     Истязаньям жестоким подверглась команда.
     Страшно было за наших ребят.
     Словно Цербером диким предстала Канада —
     Россиянам устроила ад.

     Исступленье канадцев и лед растопило.
     И в глубокой воде этой талой
     Одного хоккеиста они утопили —
     Его тело безжизненным стало.

     На трибунах фанаты орали в восторге —
     Вылетало злорадство из горла.
     Все они одобряли кровавую оргию.
     Людоедством от них так и перло.

     Вот свисток – матч окончен. Огромны потери!
     Стали павших носить с поля мук
     Те, кто выстоял в битве неравной со зверем.
     Среди них был Илья Ковальчук.

     Он принес игрока – тот не при смерти чуть:
     Паренька положили, раздели.
     У него словно выросла женская грудь —
     Гематома распухла и рдела.

     В синяках весь: сказались тычки и пинки.
     Осмотрел умиравшего врач.
     Говорит, что на шее его позвонки
     Лихо выбил канадский палач.

//-- ДЕДА МИША --//

     В храм зашел я проведать могилу,
     Где лежал моего отца прах.
     Что увидел я – это был крах,
     Чуть инфарктом меня не убило.

     На глазах моих два наглых типа
     Из гаражного кооператива

     Разбирали могилы надгробие
     (Что свидетель я, их не коробило),

     Чтоб отца прах на улицу выбросить.
     Свой протест постарался я выразить:

     Их нахальство меня доконало.
     Это их не задело нимало.

     И тогда вдруг мертвец Деда Миша
     Из могилы отца, как живой,
     С топором устрашающим вышел,
     Громко выкрикнув клич боевой.

     Засверкал грозный дедушкин взор.
     С воплем гневным: «Могилу не трогать!» —
     Поднял он, размахнувшись, топор —
     И себе руку рубит по локоть.

     И повисло обрубком плечо,
     Свежий срез обагрился кровавый.
     Ожил дед, став своим палачом
     И рукою пожертвовав правой.

//-- ТАМАРА ГОРЧАКОВА --//

     Варфоломеев мне сказал,
     Что приезжает Горчакова.
     Бегу на Витебский вокзал,
     От счастья сам не свой такого.
     Огромный я купил букет
     И жду, что поезд в девятнадцать
     Часов прибудет. Нет как нет
     Его. Я начал волноваться.
     Мобильник взял, набрал Тамары номер,
     Но не она – другая женщина ответила:
     «Алло». – Я ей: «Вы передайте Томе,
     Что говорит Артемьев. Петя я.
     Ее на Витебском встречаю я вокзале.
     Да где ж она?» – «Приехала давно,
     Но на Варшавский», – в трубку мне сказали.
     Я в шоке. Наказание одно!
     А женщина: «Прости, Петро, прости,
     Но ваши разошлись опять пути».

//-- ЖИЛЕТ --//

     В составе я диверсионной группы.
     В каком-то городе нам предстоит теракт.
     Возможны взрывы, перестрелка, трупы.
     Опасность велика, и это факт.

     По улицам крадусь при свете дня.
     На явке ждет меня Надежда Гончарова.
     Вот дом, подъезд. Но вижу: западня!
     На мотоцикле рокер (вид суровый).

     И этот рокер, чувствую я, киллер.
     И точно – достает он пистолет.
     «Все, Петя, все, – он говорит, – лежи в могиле,
     И вот тебе в один конец билет!»
     Три раза выстрелил в меня, дал газу – и привет!
     Умчался. Думаю: меня убили.

     Заказ мокрушник-рокер свой исполнил.
     Достать меня враги мои смогли.
     В жилетке, между зубчиками молний,
     На животе, застряли три иглы.

     Они отравлены, но не коснулись тела,
     И я не умер – есть еще надежда.
     Застежка-молния спасла меня, одежда.
     И значит, я пойду еще на дело.

     Я буду жить! И этой мысли рад я.
     Жилетом я спасен, его покровом.
     От всех напастей он чудесная ограда.
     Счастливый, захожу тогда в парадную,
     И лифт везет меня к Надежде Гончаровой.

//-- ТРОЙНОЕ СНОВИДЕНИЕ --//

     1

     Красивая шмара на автомобиле
     Везти собиралась куда-то меня,
     Но вдруг говорит, дескать дома забыла
     Какие-то вещи, явно темня.

     «Меня проводи», – с томной грустью сказала.
     «Пойдем, – говорю, – что ли дело тяжелое?»
     В квартиру зашли, в ней огромная зала,
     Большая кровать. Сбросил я покрывало —
     Там девка лежит, соблазнительно голая.

     Ее захотел сразу я поиметь.
     Девица не прочь чтоб ее поимели.
     Но внутренний голос сказал мне: не сметь!
     На коже у девушки розочки рдели.

     В себе подавил я любовный позыв,
     Свой пыл охладил я. (Понятны мотивы.)
     Вот если б надеть мне презерватив!
     Но девке хотелось без презерватива.

     2

     Снится город мне: площадь и ратуша.
     Ходят люди. Вдруг тип с автоматом
     Начинает строчить. Страх лег на душу.
     Гибнет люд, как на бойне цыплята.

     Так он действовал люто и дерзко —
     Всех мочил без разбору подряд.
     Я достал из кармана стамеску, —
     Маньяка дай заделаю резко! —
     Но уже обезврежен был гад:
     Разложил на столе его кат.

     Но убить он хотел террориста,
     Инсценируя самоубийство.

     3

     Дальше грезится: кто был на площади,
     После драмы, кровавой коллизии,
     Угодили как кур снова во щи —
     И их лица подернулись слизью.

     Этот мерзкий, как сопли, покров
     Изменил внешность жителей города:
     Свое в зеркале видит Панов
     Не лицо, а кошачью морду.

//-- БЕЛАЯ КНИГА --//

     1

     В библиотеку сельскую проник умело вор.
     Он молод был и ловок, скор.

     И вынес на крыльцо он мигом
     Поистине огромного формата
     (Объем был равен рук охвату)
     В молочно-белом переплете Книгу.

     Заметил вор, что я свидетель кражи,
     Но глазом не моргнул и стал наглее даже.

     В моем угадывая поведении,
     Что не опасен я ему,
     Что кипиш вряд ли подниму.
     В нем беспокойства не было и тени.

     Спокойно на пол положил он книжку,
     Раскрыл ее, листает… Вдруг мальчишка

     Какой-то едет на велосипеде
     (По-видимому, вора младший брат),
     Издалека кричит. И тут я невпопад
     Запел, как в опере. «Ты не ломай комедии!» —

     Сказал мне вор и погрозил,
     Чтоб я молчал и не бузил.

     2

     Еду в метро, но меняет вдруг круто
     Электропоезд ветку маршрута,

     И совершается странный маневр,
     И объявляет вожатый по радио:
     «Будет экскурсия». Чего это ради?
     Выскочил из лабиринтовых нор

     Поезд наружу и мимо кремля
     Мчится вдоль стен крепостных, а земля

     Вдоль этих стен черепами уставлена.
     Словно они ожидали нас в гости —
     Мертвые головы, древние кости.
     Вот так экскурсию – сволочи! – дали нам.

     3

     С каким-то парнем из метро я вышел. Глядь!
     Привел в село меня он прежнее опять.

     В избу заходим с ним – убогий, ветхий дом.
     Там молодой мужик разлегся на постели,
     И видно: мучится похмельем.
     И в мужике узнал я молодом

     Того, кто Книгу Белую украл.
     А я его простил – не покарал.

     Опохмелялся он, спирт чистый лихо пил.
     Поднос поставила старушка, его мать,
     С бутылью и стаканом на кровать.
     И как себя он этим не убил!

     Свой проницательный в меня он вперил взор,
     Вступая в откровенный разговор.

     И неприятный задает он мне вопрос,
     Спиртяги наливая из бутыли:
     «Свидетель, что я Книгу взял, не ты ли?
     В мои дела не ты ль суешь свой нос?

     Так это ты?» И я ответил: «Да.
     Но вас не выдам ни за что и никогда.

     Поверьте, от меня не будет стука.
     Я не доставлю вам волнений и хлопот».
     Вор встал с кровати и, как другу, жмет
     С улыбкой умиления мне руку.

     Но вновь ложится на кровать
     И начинает жалобно стонать:

     «Ой, голова болит!» – «Примите аналгин, —
     Я говорю, – вам снимет боль он мигом».
     Вор усмехнулся, показал мне фигу:
     «Лечиться буду, извини, другим

     И о своем уж позабочусь благе.
     Махну-ка лучше я спиртяги!»

     Стакан махнул – и не отдал концы.
     Я сел за стол и есть стал огурцы

     И черный хлеб, из банки помидоры.
     И чувствовал я зверский аппетит,
     Но думал с ужасом: мне совесть не простит,
     Что угощенье принял я от вора.

//-- КУРСАНТЫ --//

     Какие-то (не знал их раньше) женщины
     На посиделках откровенно очень
     Рассказывали двум курсантам вещи
     О жизни моей личной, доме отчем.

     Курсанты, хоть и называли себя так,
     Скорее были урки, чем вояки.
     Блатной жаргон их выдавал: он криминала знак.
     Такие запросто пырнут ножом вас в драке.

     А женщины спокойно точат лясы,
     Про отчий дом мой выдают секреты.
     Курсанты вдруг к окну рванули кассы,
     На кинофильм чтобы купить билеты.

     И мне кричат: «Идем смотреть кино,
     Где лихо дрались мы в одной веселой сцене!» —
     «Вы не курсанты, – говорю, – курсанта вид иной.
     Вы урки. В том сомненья нет и тени.

     Бандиты вы, и я вас раскусил!»
     Тут на меня с цепи спустили пса,
     И удирал я из последних сил,
     От мертвой хватки жизнь свою спасал.

//-- МЕДВЕЖОНОК --//

     Я увидел во сне медвежонка.
     Как сыночек к родимому папке,
     Протянул он ко мне свои лапки —
     И они превратились в ручонки
     Человечьи: медведь стал мальчонкой.
     Я схватил ребятенка в охапку
     И понес мальчугана домой,
     Словно это – приемный сын мой.

//-- БИБЛИОТЕКА --//

     Ночью у меня кошмарный сон был:
     По Марата я иду с женой Галиной.
     До Стремянной улицы дошли мы —
     Тут снаряды стали падать, бомбы.
     Превращаются дома в руины.

     Мы бежать, пока нас не убили,
     Но совсем раздался рядом взрыв:
     Вихрь клубами душной пыли
     Закрутил меня, как кубарь покатив.
     Я пришел в себя и понял – жив!
     Но рассудок помутился, видно, мой:
     Я жену увидел с точки зрения иной,
     Дочерью своей вообразив.

     Я бы спас ее от ужасов Войны,
     Но ведет себя так странно моя дочь!
     Убегает по Стремянной прочь
     От меня она, двойник моей жены.

     Что же настоящая жена?
     Под свою беру ее опеку.
     Чтобы не настигла нас Война,
     Прячусь вместе с ней в Библиотеку.

//-- БЕЛЫЙ ЧЕМОДАНЧИК --//

     Вижу: у здания рынка Кузнечного
     Стоит с чемоданчиком белым
     Школьного возраста, вида беспечного
     И с неразвившимся телом

     Девочка. Детский бесхитростный взор
     Хоть у нее, у малютки,
     Она торговала собой. Сутенер
     (Цыганская внешность, повадками вор)
     Был рядом. Она – проститутка!

     Какой-то прохожий ее пристыдил —
     Она скрылась в рыночном здании.
     Мой ум любопытный вопрос породил:
     А что там в ее чемодане?

     Она убежала – взамен на крыльцо
     Других стайка вышла нимфеток,
     Вульгарно смеясь. И порочным лицо
     Было у всех малолеток.

//-- ПАВЕЛ ПОГРЕБНЯК --//

     Сижу я, отдыхаю у ручья,
     На травке загораю, на лугу.
     На противоположном берегу
     Дымит труба, над кровлею торча.

     Вдруг самолет на бреющем полете
     В трубу кирпичную врезается крылом:
     Рассыпалась она, и разломился он
     (Теперь не аппарат – металлолом),
     В ручей упал. Волнуюсь о пилоте.

     Спасать его! Бегу как угорелый
     Туда, обломки где. И тут затменья мрак
     Покрыл ручей. (Отнюдь не добрый знак!)
     Но летчик из воды – о чудо! – вышел целый
     И невредимый, Павел Погребняк.

//-- ФИЛИСТИМИЯ --//

     1

     Объявил председатель: «Собранье открыто!
     Новый театр мы, друзья, учредим».
     И тогда прозвучала в зале молитва,
     Все торжественно спели гимн.

     Говорит председатель: «Петр Артемьев —
     Всеми признанный драмы мастер.
     Лучше всех шарит в этой теме,
     Но – увы! – не ему будет счастье
     Худруком стать. Совсем другой
     Станет им. А Артемьев – изгой.

     2

     Обнаружил вдруг я, – бедняга! —
     Что пропал у меня портфель.
     Мне сказали: он где-то в овраге,
     Но какого-то парня цель

     Хранить словно ока зеницу Его.
     А дальше мне снится:

     Что к оврагу бегу по лужайке.
     Там в теннис играли, шел матч.
     В висок не попал мне чуть мяч.
     Затравленным был я и жалким.

     Прибежал к оврагу – и правда:
     Там лежал мой портфель и как штык
     Часовой. Я тяну за язык
     Пацана, мол проси награды.

     Говорит он: «Меня по болезни
     В штат не взяли к себе Спецслужбы.
     Вы протекцию дайте по дружбе.
     Мне попасть туда надо хоть тресни».

     «Как диагноз звучит?» – «Очень странно.
     Называется филистимия».
     Отвечаю: «Задатки тирана.
     В тебе, и твой путь – тирания.

     Мой совет: раз такая болезнь,
     Ты в Спеслужбы, пацан, не лезь».

//-- КАРНИЗ --//

     Коридор, проемы в стенах,
     Дверь. Открыл – и вот сюрприз:
     Театральный зал и сцена,
     А над ней висит карниз.

     Он похож был на пружину.
     Мягкий, гибкий, словно ртуть.
     Его можно изогнуть
     Без малейшего нажима.

     Я в него взор вперил свой,
     И под силой гипнотизма
     Он согнулся, стал кривой.
     Импульс слал я волевой —
     Он служил моим капризам.

     Кто был этому свидетель,
     Проходя по коридору,
     Удивлялся: «Ух ты, Петя,
     В тебе дар гипнотизера!»

     Распрямлю его, то выгну.
     Со стены он взял – и спрыгнул.

     Закричал от страха я.
     На меня карниз-змея,

     Чтоб сожрать, ползет проворно,
     Раскрывая шире пасть,
     Как тоннель глубокий, черный.
     Но в свою я верил власть.

     Всю энергию ума
     Я направил в тьму тоннеля —
     В прах рассыпался он. Тьма
     Разошлась. Меня не съели.

//-- ПИЖОНКА --//

     Мне Иванова Вера Федоровна
     Звонит по телефону: «Петя,
     Исполнилось сегодня ровно
     Пятидесятипятилетие,
     Как заниматься стала творчеством.
     И ровно столько ты живешь на белом свете
     (Мою фамилию возьми в расчет и имя с отчеством).

     И дальше мне пригрезилось во сне,
     Что с Верой Федоровной встретились мы.
     Чаю Попили с ней. Она сказала мне:
     «Пройтись по городу хочу». – «Я тоже», – отвечаю.

     Заходим в мексиканский с ней квартал
     И видим: на автобусе, на крыше,
     Чарльз Бронсон танцевать пижонку стал,
     Но этот танец у него не вышел.

     Чарльз Бронсон бросил танцевать.
     Прошла минута – он опять
     Пустился в пляс, но вскоре отчего-то
     Остановился. Сбился, что ль, со счета?

     И в третий раз затеял он гимнастику.
     Пошел выкидывать коленца было,
     Но что-то, видно, с ритма его сбило.
     И пусть феноменальна его пластика,
     Танцора надо этого на мыло.

//-- ЛЮБОВЬ БОНДАРЧУК --//

     Я зеленый во сне вижу луг.
     Посредине помост деревянный.
     На помосте Любовь Бондарчук:
     Как приветливый, ласковый друг,
     Ждет меня. (Как-то все это странно.)

     Я ищу в ней добра и заботы.
     Хоть помост – эшафот, место казни,
     Я всхожу на него без боязни,
     И на сердце легко отчего-то.

     Словно добрая фея из сказки,
     И красива она, и мила,
     И улыбка ее так светла —
     Сколько нежности в ней, сколько ласки!

     Очень хочет мне Люба помочь,
     Не допустит, чтоб принял я муку.
     И берет Бондарчук мою руку,
     И с помоста ведет меня прочь.

//-- ГАДЮКА --//

     Под фундаментом дома была дыра.
     В ней лежала сухая солома.
     Змеиная там находилась нора,
     И вот я решил, что гадов пора
     Выкуривать из-под дома.

     Зежег я солому – и тут из огня
     Метнулась, как черная лента,
     Гадюка и хочет ужалить меня.
     Успел отскочить в момент я.

     Прочь уползла, и следом за ней
     Змееныш. Смотрю – а под домом
     Костер не горит, и, что странно вдвойне,
     Все так же лежит – уцелела в огне! —
     Все та же сухая солома.

//-- ЗИНА --//

     Отец передал мне записку для Зины.
     Встретиться с нею меня обязал.
     Работала где-то она в магазине.
     Туда прихожу: продовольственный зал

     Огромный. Возможно, там сотня отделов.
     В каком же конкретно мне Зину искать?
     Вдруг список имен вижу – вот это дело!
     Там Зина под номером 75.

     Не скрою, немало сошло с меня пота,
     Пока я отдел нашел нужный – кондитерский,
     Но Зина – досада! – в тот день не работала.
     Увы, не исполнил наказ я родительский.

//-- ВЕЛОСИПЕД --//

     Я вышел из парадной в день дождливый
     Из дома своего на Поварском,
     Сел на велосипед… Хоть с неба лило,
     Объехал наш микрорайон кругом.

     По улицам текли ручьями воды.
     Во двор заехал я на Колокольной:
     В бачках там были мусор и отходы.
     В тот миг себе я не был подконтролен.

     Оставив у бачка велосипед,
     Пошел спокойно я к себе домой.
     Зачем я сделал так? Не знаю, мой ответ.
     Потом опомнился. О ужас, Боже мой!

     Ведь это был велосипед отца!
     На мне, наверно, не было лица.

     Бегу назад как угорелый. Слава Богу!
     Велосипед на месте, но мальчишка
     Какой-то рядом с ним. Угонит вдруг? С одышкой
     Кричу ему: «Велосипед не трогай!»

//-- АНДРЕЙ МЯГКОВ --//

     Я еду по проселочной дороге,
     Но у велосипеда низкое седло:
     С трудом педали крутят мои ноги,
     От боли ноют. От напряга их свело.

     В сарай заехал. Стоп. В седле домкрат.
     Он к потолку меня толкает. Ждать такого
     Эффекта я не мог. Вот чудо-автомат!
     И плюс в объятиях своих держу Мягкова

     Андрея. Он смертельно болен,
     Безжизненно свисает голова,
     Глаза прикрытые, расслаблен и безволен.
     Он слово сможет вымолвить едва.

     И бледен: как у мертвеца
     Был у Андрея цвет лица.

     Откуда взялся он? В напряге замер весь я.
     Казалось, руки у меня отсохли.
     Андрей Мягков как мертвый груз, как рохля.
     Не удержать его. Теряю равновесье

     И набок падаю. Как жаль, что я не птица!
     На стенке полки, и одна из них пуста.
     Валюсь туда с Мягковым. Вижу лица
     С ухмылками. Им повод веселиться,
     Что мне не покорилась высота.

//-- ФЕДЯ ХИСМАТОВ --//

     1

     Я стою в открытой
     телефонной будке
     На проспекте Загородном,
     но в дверной проем
     Стал Хисматов Федя.
     Вид у Феди жуткий.
     Нож в руке он держит.
     Это вам не шутки!
     Не дает мне выйти,
     надавил плечом.

     За спиной Хисматова
     мужики. Их хари
     На меня уставились.
     Понимаю: это —
     Федины сообщники.
     Стоят на тротуаре.
     Ими я блокирован.
     Доконают твари!
     Кто-то Феде крикнул:
     «Замочи клиента!»

     Тут меня пырнул он
     в бок при этом слове.
     Я серьезно ранен.
     Ну, а Федя что же?
     Убежал с дружками.
     Обливаюсь кровью.
     Неужель погибну?
     Господи мой Боже!

     Женщина какая-то
     проходила мимо.
     К ней в объятья падаю
     с воплем, со стенанием.
     Падаю и на ухо
     говорю ей: «Милая,
     Я прошу о помощи.
     Истекаю, ранен я».

     2

     И дальше снится мне хрущевский дом, подъезд.
     Я не зашел в него. Тушуюсь отчего-то.
     Пусть веет тишиной от этих мирных мест —
     А вдруг ловушка здесь и на меня охота?

     Тут из подъезда выбегает Федя.
     Но он радушен и миролюбив.
     Сев на скамью, в приятной мы беседе
     Проводим время. Рад он, что я жив.

     Автомобиль стал у обочины дороги.
     Выходят папа, баба Тата, деда Петя —
     Покойники. Так что – на том я свете?
     У деды Пети вид серьезный, строгий.

     Иду походкой бодрой к бабе Тате,
     Ей говорю: «Тебя я с Днем рожденья
     Хочу поздравить». И в свои объятья
     Я заключил ее без промедленья.

     Мне указав на моего отца,
     Она в ответ: «Отец твой очень плох.
     Вид жалкий у него. Он изнемог, иссох».
     И покривились вдруг черты ее лица,
     И грудь сотряс ее тяжелый, скорбный вздох.

//-- «МОСКВИЧ» --//

     1
     Иду по шоссе, по обочине.
     Несутся автомобили,
     И кажется мне, что в клочья они
     Меня разнесут. Дебилы —

     Шоферы. Смотрю, рулит
     Очередной бандит.

     И думаю: этот точно
     Убить хочет живоглот.
     И злобой меня обожгло.
     Схватил булыган с обочины
     И – бац! – в лобовое стекло

     Машины марки «Москвич»,
     Исторгнув воинственный клич.

     Машина пусть старая, дряхлая,
     Статьей уголовной запахло.

     «Москвич» тормознул и – стоп.
     Сейчас получу я в лоб.

     Бегу словно заяц в кусты,
     Смотрю, затаясь, сквозь листы:

     Женщина вышла. Вот стерва!
     Но хороша – конфетка.
     Так может, виной мои нервы?
     Я в гневе не знаю меры.
     Меня самого надо в клетку.

     Не прав был я и сгоряча
     Метнул булыган в «Москвича».

     И сам поступил, как палач я…
     Тут вижу соседку по даче.

     Заложит как пить дать она.
     Моя станет явной вина.

     Я слышу вопрос потерпевшей,
     Не нравилось чье мне вожденье:
     «Скажите, кто тот озверевший,
     Разбивший стекло?» – «В учрежденье

     Он пост занимает, в одном, —
     Соседка ей, – видите дом?

     Он там самый главный шеф».
     Я думаю: что за блеф!

     2

     Как бы в тумане вечер, ночь прошли.
     Наутро я отправился в гараж.
     Стояли новые мои там «Жигули».
     Ворота открываю – вот пассаж!

     Автомобиля не было, а вместо
     Стоял «Москвич» с разбитым мной стеклом,
     Который рухлядь был, металлолом.
     И понял я всю тонкость женской мести:
     Она ответила на хамство воровством.

//-- ВЕРНЫЙ ЛЕНИНЕЦ --//

     Какой-то человек без приглашенья, просто,
     В квартиру нашу, в дом на Поварском
     Приходит каждый день. Никто с ним не знаком.
     Худой как смерть, сухой, в манерах острый,
     С холодным, очень чопорным лицом.
     Прямые волосы до плеч, высокий ростом.

     И будто бы филолог он маститый,
     Спец в иностранных языках и репетитор.

     Но вскрылся неожиданно обман.
     Жена сказала: «Незнакомец – наркоман.

     Дурь всякую хранит он в нашей спальне.
     Мы, как сообщники, получим срок реальный.

     Высокой марки он авантюрист!»
     Супруга подвела меня к окну.
     Я между рамами увидел (ну и ну!):
     Из глянцевой бумаги свернут лист

     (Наверно, из гламурного журнала).
     Там надпись ВЕРНЫЙ ЛЕНИНЕЦ – была.
     Внутри рулона – Галя точно знала —
     Хранил отраву он, распространитель зла.

//-- ЭММАНУЭЛЬ --//

     Во сне журнальный вижу разворот:
     На двух страницах про меня статья
     Хвалебная, де вот поэт живет – Артемьев
     Петя в Петербурге, то есть я.

     И фотография была вверху цветная.
     Лицо мое на ней, как акварель,
     Поплыло. Что случилось с ним, не знаю.
     Но превратился я в Эммануэль,

     Которую играла Кристель Сильвия.
     Я подивился вольности фантазии:
     Над здравым смыслом Сон чинит насилие,
     Но в этом – мудрость, а не безобразие.

//-- ЖЕНСТВЕННОСТЬ --//

     Я в зеркало смотрюсь и в фас, и в профиль
     И признаюсь себе, краснея, со стыдом,
     Что я на женщину похож манерами, лицом,
     Но и питаю вместе с тем к себе любовь я.

     Вот прихожу домой и запираюсь в ванную,
     И происходит то, что нонсенс в мире вещном:
     Вдруг Женственность, мне лишь как свойство данная,
     Материальной стала, превратилась в Женщину.

     К Ней чувствуя любовное влеченье,
     Я стал ласкать Ее и целовать взасос
     И доставлял приятное мученье
     Той, что пришла ко мне из сладких грез.

     Я слышу, как зовет из кухни мать.
     Я ей в ответ: «Сейчас бегу, бегу!»
     Но от любимой оторваться не могу —
     И продолжаю Женщину я мять.

//-- ОТЕЦ --//

     Восстал на меня отец.
     Он крикнул: «Когда-нибудь морду
     Набью тебе – ты подлец!
     Я это решил сделать твердо».

     Не стал он откладывать кары —
     Решил рассчитаться со мной.
     Но старый отец был, больной —
     Не смог нанести он удара.
     Ладонью своей, пятерней,

     Последние силы собрав,
     С отчаянным стоном, в лицо
     Толкнул меня (был ли он прав?)
     И вновь обозвал подлецом.

     Я думал, отец поостынет,
     Но он удалился в пустыню.

     В песках от болезни и зноя
     Иссох, но, как гордый лев,
     В душе затаил он гнев.
     И не примирится со мною.

     Ах, если бы он не дулся,
     Ах, если б простил и вернулся!

     Скорей возвращайся, отец!
     Ты прав, что я был подлец.
     Тут матери голос слышу:
     «Молчи, он на ладан дышит.
     Умрет он. Ему – конец».

//-- ЖЕНА --//

     Говорит мне жена, что надо
     Мешок отнести куда-то.
     А мешок этот в два обхвата,
     В два пуда – не меньше – громада.

     Поднимаю мешок для пробы.
     Лишь сумел оторвать от пола.
     А супруга смеется. Приколы
     С языка брызжут ядом кобры.

     Я ее исполняю каприз,
     А она: «Слабак ты, лузер!»
     Но решила помочь – за узел
     Берется, а я – за низ,

     Где груза главная масса.
     Выносим мешок с Галиной
     (А путь предстоит нам длинный)
     Из детской больницы Раухфуса.

     На Лиговку вышли – и вдруг
     Мобильник жены зазвонил:
     Она выпускает из рук
     Без предупреждения тюк.
     Я чуть его не уронил.

     Теряя в тот миг равновесье,
     Застыл в напряжении весь я.

     Уходит жена вперед,
     По телефону веселую
     Беседу с мужчиной ведет.
     Теперь в одиночку тяжелую

     Проклятую ношу тяну,
     Ревнуя к нему жену.

//-- АХЕДЖАКОВ --//

     Слышу, Голос сказал мне внутри:
     «Ахеджаков, убей вайнаха.
     На дороге стоит он – смотри!
     Поспеши, не дай только маху».

     На шоссе выбегаю из дому,
     Револьвер достаю и – бах, бах!
     А вайнах по склону крутому
     Волком в лес – я за ним впопыхах.

     Вот он в шаге. Хватаю дубину.
     Но матерый попался бандит —
     Все без пользы машу я дрыном
     (А попасть хочу в голову, спину).
     Через лес он, петляя, бежит.

     Вдруг панический чувствую страх.
     Вернусь-ка пока не поздно!
     Лес дремучий нахмурился грозно.
     Мчусь назад я на всех парах.
     Ведь в лесу так легко заблудиться!
     Пропаду. Смысла нет быть убийцей.
     К черту риск! Пусть живет вайнах.

//-- АНГЛИЧАНИН --//

     Был записан я в библиотеке
     Учреждения, работал где, и Книга
     Числилась на мне. Осталась фига
     Вместо Книги. А все дело в человеке.

     Он был иностранец-англичанин.
     Почитать ее взял у меня на время.
     А потом без совести зазренья
     Заявил, что потерял. Я впал в отчаянье.

     За нее в размере он мильона
     Компенсацию сулил, любые пени.
     Щедрым был посланник Альбиона,
     Но покинуть уж не мог я по закону
     Без возврата Книги Учреждение.

     Виноват – и стал заложником теперь я.
     Не отпустят: в вечном я долгу.
     В Книге той – высокие материи.
     Искупить ничем их не смогу.

//-- СТАЛИН --//

     Мне снится сон. Он очень странный.
     Я в школе 107-й, в знакомом кабинете.
     Сижу с учительницей, Ольгою Иванной
     Четвертаковой. Но явился третий.

     И это – Сталин был. Он за стеклянной дверью
     Из коридора смотрит сквозь стекло
     Сначала на нее, потом в меня взор вперил —
     И внутренним морозом обожгло.
     Уходит вождь – от сердца отлегло.
     А вдруг вернется он, а с ним Лаврентий Берия!

     С ума сошла Четвертакова, что ль?
     Она вид делает, что в пальцах держит соль
     И сыплет на ладонь. В чем смысл жеста?
     Но шутка явно выглядит не к месту.

     Шепчу Четвертаковой, что не надо
     Показывать соления процесс:
     За это ждут ГУЛАГ и муки ада.
     Она не слушает – в нее вселился бес.

     И вот назло она из шкафа тащит
     Больших размеров глиняный горшок
     И сыплет горку соли настоящей
     На стол, чтоб это Сталин видеть мог.

//-- УЛЬМАН --//

     Купалось в море множество народа.
     Я был среди купальщиков в тот день.
     И вдруг нагрянули пираты.
     С парохода Спустили шлюпки в миг один на воду
     И всех нас взяли в плен. Какая хрень!

     И был среди бандитов бородатый.
     Я говорю ему, что нет у вас, мол, права
     Брать нас в заложники, – и рассердил пирата,
     И он грозить стал скорой мне расправой.

     Но Ульман спас меня. Он был их капитаном.
     Держал в повиновении всю банду.
     Бородачу меня не трогать дал команду,
     Сказав, что умирать мне слишком рано.

//-- ИРИНА СТАНИСЛАВСКАЯ --//

     С Ириной Станиславской водку пью.
     Глотаю горькую я с женщиной любимой.
     Но стыдно пьянствовать. Я из бутылки лью
     И проливаю второпях часть мимо

     Рукой своей дрожащей и неверной,
     Остерегаясь посторонних глаз.
     И, как преступник, озираюсь нервно.
     Боюсь, засветимся. А вдруг заметят нас!

//-- МЫШОНОК --//

     Я еду на автобусе,
     но странен его вид:
     Платформа на колесах,
     а я стою у края Платформы этой.
     Риск большой —
     от страха умираю,
     Ведь транспорта наездам
     мой левый бок открыт.

     С Белинского к Литейному
     лишь стали поворачивать,
     Как то же сделал самое
     ползучий гад – трамвай.
     Ко мне почти вплотную
     приблизился он, вкрадчивый,
     Перемолоть чтоб косточки.
     Зачем я стал на край?

     Но пронесло.
     Не суждено Погибнуть.
     На Литейном Сошел. Смотрю:
     кафе. Оно
     Скажу,
     было затейным…

     Захожу в него: на блюдечках разложены
     Шоколадные пирожные “картошка”.
     Среди них живой мышонок, крошка.
     Но похож ужасно на пирожное.

     На него какая-то девчонка Шикнула.
     Блеснул малютка зубиком,
     На пол прыг к моим ногам, стал кубиком.
     Изменилась форма у мышонка.

     Я пошел в другой отдел, и кофе
     Заказал себе, да съел еще пирожное.
     Глюки Сна! В них всякое возможно.
     Сновидение сильней, чем морфий.

//-- ДЕВОЧКА --//

     Ночь в бурных ласках мигом пронеслась.
     Под утро женщина моя встает с постели,
     Но в образе ребенка. Ипостась —
     Иная: женское явилось в детском теле.

     Кто объяснит метаморфозу, наконец?
     А девочка пошла по коридору:
     Заходит в комнату она, в которой
     Спал мой больной и умирающий отец.

//-- ДАНИЛЕНКО --//

     Подъезжаю на поезде к Черному морю:
     Город вижу у берега. Надо же!
     Там цветные дворцы. В них закатные зори
     С акварелью смешались радужной.

     Поезд в Город въезжает. Схожу на вокзале.
     Все так ново, но чувствую: дома я.
     Даниленко навстречу, моя знакомая.
     С нею узы Любви нас связали.

     Чистота во влечении наших сердец.
     Сколько нежности в них, сколько ласки!
     И ведет Даниленко меня во дворец,
     Где мы жить с нею станем как в сказке.

//-- ПУТИН --//

     Я в каких-то нарядных апартаментах,
     В обстановке дворцовой, по сути.
     И веду там беседу с самим Президентом —
     Визави мой Владимир Путин.

     Он со мной очень вежлив, и очень приветлив,
     И сердечен. Душою широк он.
     Перспективы рисует судьбы моей светлые…
     Меня мысль вдруг пронзила, как током:
     Во дворце настежь рамы окон.
     В этом факте опасности нет ли?

     Начал рамы оконные я задвигать,
     И пошла суета, канитель.
     Но одну – не успел: шустрый с улицы тать
     Свою руку просунул сквозь щель.

     Дальше локоть, плечо, и пролезло все тело.
     В помещенье проник наглый вор,
     Но его я скрутил очень ловко, умело.
     Дал решительный гаду отпор.

     Показал, что такое прием джиу-джитсу.
     Он лишился подвижности рук,
     Но зачем-то потом с ним решил скорешиться,
     Говорю: «Ты свободен, друг!
     Лишь прошу тебя – мне не вреди.
     Отпускаю тебя. Уходи».

     Ах, зачем проявил я слабость?
     Вора выпустил – он свой нож
     Тут же выхватил. Впал я в ярость,
     Закричал: “Меня не возьмешь,

     Я тебе задам сейчас перцу!” —
     И навстречу ему шагнул.
     В тот же миг он мне дважды в сердце
     Ножик свой со злорадством воткнул.

//-- 6000 БАКСОВ --//

     Убийца вынимает нож складной —
     Меня зарезать хочет, горемыку.
     Я говорю: «Повремени со мной —
     Дам за себя в 6000 баксов выкуп.

     Что пользы в том, что ты меня убьешь?»
     О принял довод мой – и убирает нож.
     Но как теперь я рассчитаюсь с типом?
     Ведь разговор о выкупе был липой.
     Про доллары ему сказал я ложь.

//-- ШУРЫ-МУРЫ --//

     Иду по улице – навстречу мне деваха:
     Крутые бедра, зад, дородством пышет грудь.
     Ее за сиськи норовлю я ущипнуть
     И говорю: «Хочу тебя потрахать».

     Она орать: «Твоя где, блин, культура!
     Ты шустрый малый, но уж очень скор.
     Есть у меня ревнивый ухажер.
     Тебе достанется за эти шуры-муры!»

     И тут как тут дружок ее, милок.
     Он реагирует на флирт мой горячо:
     Плевок мне вешает на левое плечо,
     А я в ответ ему – на левый бок.

//-- ФИЛИМОНОВА --//

     Смотрю я на дорогу из окна —
     И вижу Олю Филимонову. Она —
     Я не ошибся – на свидание со мной
     Идет, – красавица! – идет ко мне домой.
     Какое счастье! Открываю дверь.
     На веки вечные с ней вместе мы теперь.
     Однако, говорит она, что в техникум
     Обязана поехать и разлука
     Ждет впереди, а с ней печаль и скука.
     И тут увидел я разлуки нашей вестника:
     Красавец молодой явился. Разговор
     Заводит, мол, должна уехать Ольга.
     Представился, что, дескать, он шофер.
     Но я подумал, что не только.
     Втроем мы сели в черный лимузин.
     А кроме нас, там был четвертый.
     Зачем он здесь, какого черта!
     Без веских место занимает он причин.
     Заехали куда-то в глухомань.
     Мужчина вышел, я с ним машинально.
     Автомобиль поехал дальше. Гениальный
     С их стороны продуман был обман.
     Проникнуть в план коварный я не смог.
     Мужчина – утка подсадная был, манок.
     За ним повелся, как на ниточке, – и зря!
     Прошляпил Ольгу, проще говоря.
     Где мне искать ее? Мужчина говорит:
     «За те холмы езжай, где пламенем горит
     Сквозь тучи черные закатная заря».
     Еще советовать он смеет мне, бандит!
     Но делать нечего: я на велосипед
     Тогда сажусь, с трудом кручу педали
     И оказался вскоре на вокзале.
     А дальше что? Кто дельный даст совет?
     Чеченцев вижу. Подозрительны их лица,
     И смотрят волком выходцы с Кавказа.
     Мне мысль пришла, что стал я жертвой сглаза
     И что мечтам моим, Любви моей не сбыться.

//-- АЛЕКСЕЙ ГЕРМАН --//

     Резцами коньков фигуристки,
     Катаясь, на льду чертят риски.

     Из них получаются крестики.
     В помеченном крестиком месте

     Спортсменка, как тяжеловес,
     Должна штанги выдержать пресс —

     Поднять, устояв на льду.
     Такое не снилось в аду!

     Кто больше всех вес возьмет,
     Не рухнув при этом на лед,

     Тот станет в турнире первым.
     Судьей Алексей будет Герман…

     Подъехала девушка к крестику
     (Красива, стройна, без изъяна),
     Снаряд – килограммов в нем двести —
     Взяла, поскользнулась на месте
     И – шлеп! Обозвал обезьяной

     Герман ее Алексей.
     Не выдержав грубости всей,

     Вадим, мой отец родной
     Ему угрожает войной.

     И Герман давай с ним мириться.
     Отец продолжает злиться.

     Толкает судью руками.
     Растет между ними раздор.
     К моей апеллировать маме
     Стал Герман тогда, режиссер.

//-- «ВОЗДУХОПЛАВАТЕЛЬНЫЙ ПАРК» --//

     Дежурю на Финляндском я вокзале,
     Электропоезда там сторожу
     И по платформам взад-вперед хожу.
     Все делаю, что делать мне сказали.

     На запасном пути стояла электричка,
     И дернул черт – зачем зашел в вагон?
     Закрылись двери вдруг: в ловушке я, как птичка,
     И поезд тронулся. Куда приедет он?

     Он сделал остановку у платформы «
     Воздухоплавательный парк» (на Пушкин трасса).
     Из электрички вышел я проворно.
     Иду билет купить обратный в кассу.

     Рубля четыре стоил мне проезд,
     Но тут пришлось держать на вшивость тест.

     Монету в пять рублей я вынул из кармана:
     Была она испорчена, погнута.
     Не приняла ее кассирша, и в обмане
     Был уличен я и в повадках плута.

     Я достаю нормальную монету:
     Кассирша и ее – зараза! – не берет.
     Какой-то гражданин сказал, что это —
     Чеканка старая. Я в удивленье рот

     Раскрыл. Что делать мне теперь?
     Когда я на Финляндский мой уеду?
     Как будто бы затравленный я зверь,
     Которого загнали в клетку беды.

//-- ВАЗА --//

     Держу в руках я вазу. (Сон мне снится.)
     Был фон ее небесно-голубым,
     Украшенный портретом золотым
     Красавицы-императрицы.

     Зачем-то в вазу я налил кефира
     (Такое бредом объяснимо лишь кошмарным,
     А может, я взбесился с жиру?)
     И в магазин поехал антикварный

     (Да не куда-нибудь, а в Царское Село),
     Везя кислятину в сосуде. Но ослом
     Себя тогда я только осознал,
     Когда приехал в Пушкин на вокзал.

     И стали жечь меня раскаянье и стыд.
     И понял я, что значит – муки ада.
     Ах, если бы купить мне лимонада,
     Чтобы сосуд священный был омыт!

//-- ТЫ ВПУСКАЕМ --//

     Еду я в автобусе: девушка напротив
     Худенькая, милая, но лицо в морщинках,
     Будто бы старушка. Говорит: «Эротики,
     Секса не хватает мне. Где бы взять мужчинку!»

     Я переспросил ее: «Секса не хватает?»
     А она в ответ мне: «Грудь не наливается,
     Не растет без этого. Нужен член и яйца.
     Сохну без партнера. Женский пол страдает».

     Говорю тогда ей: «Хочешь, приласкаю
     И в интиме стану я тебе помощником?»
     И она ответила загадочно: «Киношники
     У меня друзья есть. Так что ты впускаем…»

//-- МЛАДЕНЕЦ --//

     Я еду в поезде и слышу объявленье,
     Что там, где едем мы, орудовал маньяк.
     В лесу ближайшем совершалось преступленье:
     Ребенок был убит – и выброшен в овраг.

     Факт злодеянья для меня не новость,
     Ведь на моих глазах младенца убивали,
     Я был пособником – и гложет меня совесть.
     Ведь люди иродом меня бы называли.

     К тому же я младенца был отцом.
     Прослыть боюсь последним подлецом.

     Остановился поезд, между тем,
     И из вагонов высыпали люди
     Найти погибшего младенца. Но зачем
     Искать, что умерло и снова жить не будет?

//-- НИКОЛАЙ --//

     К Надежде пришел ее новый любовник,
     И он – Николай – с нею лег.
     А я на матрас послан был, как в отстойник,
     Лишь секс наблюдать их мог.

     Я видел, как встал его мощный член
     И видел лицо любовницы:
     Она бы и жизнь отдала взамен
     За миг – но пусть акт исполнится!

     И после оргазма она была в трансе,
     А я, безнадежно забытый,
     Лежал в униженье один на матрасе,
     Как труп, своим горем убитый.

     Когда Николай уходил, он мне “ксиву”
     Свою предъявил. Я не смог
     Понять ничего: там написано – Сильвер.
     Большой, видно, в слове есть прок.

//-- «ЗЕНИТ» --//

     В просторной комнате идет футбольный матч.
     «Зенита» визави – из зарубежья кто-то.
     Катают по линолеуму мяч,
     А чемоданы служат как ворота.

     Но среди тех, кто вышел за «Зенит»,
     Нет игроков, играющих в «Зените».
     Вот гол соперником второй уже забит:
     Счет 2:1 в их пользу. Я сердит.
     Кричу своим: «Шустрее, не усните!»

     Не выдержав, в игру вступил и я:
     Пнул по мячу – и тут же нате гол!
     Ору судье: «Я гол забил, судья!»
     Он засчитал его, и результат ничья.
     Я спас «Зенит». Да здравствует футбол!

//-- МАРДАРЬ --//

     С актером Мардарём в автомобиле
     Вдвоем мы едем. «Сериал “Братва”,
     Где ты снимался, – говорю, – ботва,
     Но зрители твой образ полюбили.

     Герой твой самый яркий, органичный.
     Из всех актеров лучший ты, Мардарь,
     Бандитов кто играл, а вот главарь —
     Нетемпераментный и анемичный».

     «Пойми, у каждого есть круг своих задач, —
     Ответил мне Мардарь с кривой ухмылкой. —
     Чей долг любить, тот обладает пылкой
     Душой. Убийца и палач
     Холодным должен быть, иметь садиста жилку».

     И понял я, огнем стыда палимый,
     Что расточаю комплименты Мардарю
     И выступаю в роли подхалима.
     А что в глаза сказал бы главарю?

//-- ШАХМАТЫ --//

     Какой-то белобрысый парень снится.
     Со мной он рядом на скамье сидит:
     Лицо румяное, белесые ресницы
     И мутные глаза – такие лица
     Доверия не вызовут. Бандит?

     Он сам с собою в шахматы играет,
     И в этом факте кроется вся соль.
     От похотливого желания сгорая,
     Ко мне он жмется со словами: «Ты король!
     Возьми меня – хочу тебе отдаться».
     Я заорал: «С ума сошел ты, что ль!
     Традиционной я ориентации».
     И даже с ним всерьез хотел подраться,
     Но он растаял в воздухе, как моль.

//-- ВИНОГРАДОВА --//

     На кухне я в квартире коммунальной.
     Тут Виноградова пришла, – и вот фигня! —
     Мне черный сверток подает, но вдруг нахально
     Его за спину прячет со смешком, дразня.

     Подумал я, что деньги были в свертке,
     Ведь Виноградова мне долг вернуть хотела.
     Я говорю лукавой обормотке:
     «В деньгах нуждаюсь я. Давай сюда. В чем дело?»

     А Виноградова тем временем выходит
     Из кухни потихоньку в коридор,
     Как будто бы приманкой за нос водит.
     За ней иду. По лестнице во двор

     Спустились мы, блуждали с ней в колодцах
     (Они как настоящий лабиринт)
     И вышли на проспект. И ей удался финт:
     С толпой она смешалась, с тьмой народца.

     Нет Виноградовой – и нет гипноза чар.
     И я опомнился. Как отыщу обратно
     Дорогу в коммуналку, непонятно…
     Забрел на рынок я Кузнечный, на базар.

     Там суета и толкотня, галдеж.
     А если через рынок в коммуналку
     Я попаду? Самообман и ложь —
     Отсюда нет пути. Что сделала нахалка!

//-- НАЧАЛО И КОНЕЦ --//

     Машинописные страницы я листаю:
     Состарилась бумага, пожелтела.
     Читаю скучных пьес отрывочно места я,
     Где жизнь показана убогая, пустая.
     Бумаги выбросить решительно хотел я —

     Снести через дорогу на помойку.
     И тут вмешался неожиданно отец.
     Он задержал меня и говорит: «Постой-ка,
     Ты середину выброси, прослойку,
     Но сохрани начало и конец».

//-- «ЯГУАР» --//

     У крутого холма, у подножья,
     Машины в траве, искорежены.
     Вот я вижу: с холма вершины
     Вниз опять съезжает машина.
     На оранжевом «Ягуаре»
     «Ягуар» хорошо мне знаком.
     Подкатил к горлу ужаса ком:
     Мне не выдержать зрелища этого.
     «Ягуар» летит кувырком.
     С дорогой иномаркой что стало!
     Бесполезная груда металла.
     Юра Цветов, конечно, погиб.
     Ах, какой легкомысленный тип!
     Но потом обнаружилось вдруг,
     Что шофер был Стадницкой друг.
     И она с голливудской улыбкой,
     Выбираясь из груды железной,
     Говорит: «Я просила в бездну
     Не съезжать, но он храбрый шибко.
     Убеждать его бесполезно.
     Что за псих! Мчится не тормозя».
     За Стадницкой ее друзья
     Следом вылезли, пьяные сильно,
     Юры Цветова нет среди них.
     Молодой, очень наглый псих,
     А не Юра сидел за рулем.
     Он у Юры угнал – и с откоса
     Спустил, превратив его в лом.
     Должна отвечать перед Цветовым
     Стадницкая, корень вреда.
     С нее же как с гуся вода.
     И я, на нее глядя, сетовал.
     Она как ни в чем не бывало
     Резвилась и хохотала.

//-- НАПОЛЕОН --//

     Мне грезится, что я Наполеон
     И с важным видом следую в карете
     К дворцам, как в восемнадцатом столетье.

     Похоже на Версаль: изысканный гламур,
     По парку ходят дамы, кавалеры —
     Придворные, маркиза Помпадур
     Небезызвестная, а вот и королева.

     И будто здесь снимается кино.
     Я из кареты выхожу наполеоном,

     В свою персону и величие влюбленным.
     Но понимаю вдруг, что это все – смешно.

//-- ДЕМИ МУР --//

     Вижу: экрана звезда Деми Мур (
     Сон же прозвал ее Мелани Гриффит)
     Папу убить моего хочет. Чур!
     Выстрел. Слетаются черные грифы.

     Деми – палач, и она на работе.
     Мы из автобуса с бабушкой Татой
     Гибель отца видим на эшафоте.
     Я ненавижу красавицу-ката.

     Бабушка Тата спокойно смотрела,
     Как убивала ее сына Мелани.
     Тем, кто покойник, до смерти и дела нет.
     Ну, а во мне жажда мщения зрела.

     Дал бы мне кто-нибудь в руки винтовку —
     Эх, замочил бы актрису-чертовку!

//-- ПЕТЕРБУРГ --//

     Приехал в город я провинциальный.
     Его на картах нет: название секретно.
     На поезде от Петербурга путь не дальний,
     Но будто этот город виртуальный —
     В какой-то зоне тайной, неприметной.

     Во всем присутствие угадывалось мистики…
     Была в поездке этой цель моя —
     Собрать материалы по лингвистике.
     Приют мне предоставила семья:

     Два молодые человека – брат с сестрой.
     Он парень дерзкий, злой, любитель риска.
     И ухо с ним всегда держи востро,
     А девушка мне скоро стала близкой.

     Ее, признаюсь, вовсе не любил —
     Горел желанием скорей расторгнуть узы,
     Но брат ее помехой в этом был.
     Его боялся я. А если бы прибил?
     И стал тогда я пленником иллюзий.

     Произошли они от трусости и страха.
     (В историю с девицей этой влип!)
     И вот мечтать я стал, чтоб Город весь погиб —
     Я ждал всеобщего падения и краха.

     Казалось бы, пришел мой день и час:
     Ночь озарилась вспышками вулкана.
     Помпеи вспомнились. Но вот огонь угас:
     Он был всего лишь зрения обманом.

     Крах не настал. На следующий день
     На крыше дома с ней сижу в кафе открытом
     И вижу я, как пробежала тень,
     Тень по лицу ее. Она сердита.

     А дальше больше. Как поперла буром!
     Я пальцем покрутил у своего виска
     И говорю: «Какая же ты дура!»

     Она вскочила, будто бы змея
     Ее ужалила. И это был конец
     Всем отношениям. Но странно мне, что я
     Любовь почувствовал. Наделал что, глупец!

     Как будто разделила нас черта.
     Лишь бешеная злость в ее глазах
     И складки резкие, жестокие у рта.
     А если брат ее… Прожег мне спину страх.
     Покинуть здание спешу. На всех парах

     К вокзалу мчусь, с собою прихватив
     Бумагами набитый мной мешок.
     (Материал собрать языковой я смог.)
     Теперь вези меня, локомотив!

     Мытарств довольно мне. Прошел я полный круг.
     Теперь хочу обратно в Петербург!

//-- КАТЯ --//

     Стою на перроне. Привычна картина:
     Ждут поезда люди в час пик.
     Вдруг в массе безликой Равиль Байгельдинов,
     Старинный знакомый, возник.

     Рукой помахал я, а он не ответил —
     Спиной повернулся ко мне,
     И тут я бесхозную папку заметил —
     Валялась она на скамье.

     Забыта им чисто случайно.
     Наверно, бумаги в ней ценные были
     И важные чрезвычайно.

     Тем временем вижу: Равиль папку ищет,
     Вернулся за ней. Вспомнил, значит.
     Спросил я. А он как заплачет!

     Ручьями из глаз слезы горькие катят.
     Навеки ушла – умерла моя Катя,
     Родная жена». – «Но Равиль, мог ли знать я?
     Прости меня, друг, если грешен».

//-- КОНСТАНТИНА ФЕДЕРАЦИЯ --//

     К Путину был зван я в дом на ужин.
     Вижу: обстановка очень скромная.
     Сам хозяин вежлив и радушен,
     Прост, хоть президента власть огромная.

     Что-то по ТВ о нем сказали.
     Говорю: «Перемывают кости Вам.
     Как это вы выносите?
     Не обходится и дня, чтоб не ругали».

     Мне в ответ он: «Я спокоен к укоризне.
     Это все словес пустая муть.
     Нужно верить в собственный свой путь
     И в звезду свою, ведущую по жизни.

     Не легко в своем призванье разобраться —
     Здесь нужна надежная подруга.
     У меня есть верная супруга.
     Ее имя Константина Федерация».

//-- ГИМНАЗИЯ № 166 --//

     Гимназия 166-ая словно —
     Дворец внутри. Другой ее нет краше.
     По лестнице спускаемся огромной:
     Орган гудит. От звуков этих страшно.

     И хор поет торжественные оды
     Таинственно, и мощно, и тревожно.
     Ступенька за ступенькой, осторожно,
     Мы вниз идем. С мною мать и Федор.

     Вот вышли мы на улицу, и двери
     Захлопнулись за нами. Но по свету
     В разгадку музыки и песнопений веря,
     Отправимся втроем искать ответы.

//-- ВАРФОЛОМЕЕВ --//

     Я испытал кошмарный, дикий шок,
     Придя домой, переступив порог.
     Сказали мне: пришел Варфоломеев.
     Просил ведь не пускать к нам в дом злодеев!

     Вхожу я в комнату, а он сидит, – нахал! —
     Самоуверенно держа себя и дерзко.
     Я поздоровался, его поцеловал,
     Потом опомнился и крикнул ему резко:

     «Раз ты пришел, то я уйду – вот так!
     Пусть дом родной из-за тебя покину,
     И пусть я под забором лучше сгину».
     Сложил пожитки я свои в рюкзак —
     И прочь ушел, надев его на спину.

//-- ПОКОЙНИК --//

     Вот что мне во сне чудесном снится:
     В ванную зашел, чтобы умыться.

     Только кран открыл, воде дал течь я,
     Сзади меня обняли за плечи.

     Крепкие и нежные объятья!
     Их не мог, конечно, не узнать я.

     Это был покойник, мой отец,
     Вот уж третий месяц не жилец.

     Слышу голос папин: «Как дела?»
     Радость в его голосе была.

     Он смеялся и шутил со мной.
     Я по-прежнему стоял к нему спиной.

     Чтоб его увидеть, искушенье
     Было слишком сильным. Я движенье

     Сделал резкое, чтоб стать лицом к лицу
     К моему умершему отцу.

     Тут же связи с ним произошел обрыв.
     Он исчез. Но знал я: папа жив.

//-- ДАНЬКА --//

     Сына Султанова Даньку
     Я на коляске катал.
     Был я у Даньки как нянька.
     Данька с коляски упал.

     Вез я его вниз по лестнице,
     Да не учел, видно, тряски.
     Выпал малец из коляски —
     И об ступеньки как треснется!

     Всё на глазах у Султанова.
     Так всем я был потрясен,
     Что перенес меня Сон
     (Из сновидения данного)

     В Репино, где была дача,
     Где я провел свое детство.
     Дачу мне дали в наследство.
     Только – увы! – незадача:

     Дом чужаками набит.
     Недруги крутят поганку.
     Я захожу во времянку.
     Вижу: там мать моя спит.

     Рядом отец с ней лежит.
     Мне говорит: «Возьми банку
     И принеси нам воды.
     Нету ни капли. Труды Кончены наши.
     Дремать Стану я, как твоя мать».

//-- ВИКИНГИ --//

     Я сижу на лавочке
     с Олей Филимоновой.
     С ней веду приятный,
     веселый разговор,
     Но покой нарушили
     уголка укромного Наглые подростки,
     их крикливый хор.

     “Прочь пошли отсюда,
     распустились дети!” —
     Заорал на них я.
     Тут же и замолк.
     Как недосмотрел я,
     как я не заметил:
     Среди них бандит был,
     настоящий волк!

     Я себе представил,
     как лежу избитый,
     И воображение
     разбудило фобию.
     На меня смотрел он
     люто, исподлобья.
     Говорит: «Приду к тебе
     на урок открытый»

     (Я тогда преподавал,
     в школе был учитель).
     Задрожал от этих слов.
     Ох, придет мучитель!

     Позабыв любимую,
     мчусь скорее в школу
     Словно угорелый.
     Мне бы автомат!
     Тут я вдруг заметил,
     что бегу-то голый.
     Кто-то мне боксерский
     одолжил халат.

     Школа. Зал спортивный.
     Викинги-варяги
     По мишеням мечут
     с точностью ножи.
     Присоединившись
     к дружной их ватаге,
     Стал я храбрым. Ну, бандит,
     трепещи, дрожи!

//-- КОВАЛЕНКО --//

     «Вышла замуж я», – Оля сказала.
     Я воскликнул: «О, Господи Боже!
     Кто же тот, с кем делить станешь ложе?»
     А она мне: «Давай без скандала…
     Коваленко, богач краснокожий».
     В шоке я: «Ты меня променяла
     На богатство, на дьявола желтого.
     (Я контроль потерял и завелся.)
     Золотой станешь, как твои волосы».
     А она мне со злостью: «Пошел ты!»

     Отступила в сторонку, надувшись,
     Филимонова. Слушать не нравится.
     Ну, а я отвести хотел душу —
     Укорять продолжаю красавицу:
     «Краснокожий богач Коваленко!
     Он себе снимет лучшую пенку.
     Стану срочно невесту искать я.
     Чем не пара мне Миллер Катя!»

     Засмеялась моя неверная,
     Показала мне зубки жемчужные
     И помчалась, резвясь, по Шпалерной,
     И остался один я… ненужный.

//-- СТЕПАНОВА --//

     Степанову Юлю убил Разнатовский,
     Даром что царская дочка.
     Зарезал ножом в кабинете, и точка.
     А я был своим ему в доску.

     Свидетель расправы над ней в кабинете,
     Не пролил я кровь, а ему
     Сказал, что за это готов быть в ответе,
     Вину на себя всю возьму.

     Потом испугался, решил, что не стану я
     Свое имя кровью марать —
     Пусть сам отвечает за Юлю Степанову.
     Не буду во вред себе врать.

//-- БЛАГОДАТНАЯ --//

     Дежурство я несу на Благодатной.
     Лет пять там охраняю швейный цех.
     Раскройщик новый, парень неприятный,
     Завел со мной беседу как на грех:

     «Давай сменю тебя, а ты иди домой».
     И я ушел. А почему, не знаю.
     Дежурка мне была такой родной:
     Настольной лампы свет, тепло, уют, покой…
     Я предал угол свой. Себя я обвиняю.

     Возможно, повлияла моя мать:
     Она приехала меня с дежурства снять…

     Мы с ней в метро, а я всё помню свет,
     Тепло, уют, которые в дежурке
     Мной брошены. Меня там больше нет.
     Что, если швейный цех теперь разграбят урки?

//-- ВАЛЕНТИНА --//

     Старуха-сторожиха Валентина,
     Вся в черном, – неприятная картина! —
     Пришла, не поздоровавшись со мной,
     Как будто нет меня, как будто бы стеной

     Мы отгорожены. Кричу – она не слышит.
     Жестикулирую – и это не колышет.
     В ней Равнодушия тупая сила.
     Я абсолютный ноль. Как через решето,
     Как в пустоту, она меня спросила,
     Небрежно бросила: «На завтрак что?»

//-- ДИМА --//

     Выборгский дворец культуры.
     Двор. Иду я с Димой.
     На скамейке парни курят.
     Видно, что кретины.

     Дима – уличный боец.
     С ними драку начал:
     В морду дал – и во дворец
     Скрылся. Под раздачу

     Я попал. Дадут мне в жбан.
     Парни обступили,
     И один, поддонок, хам,
     Кулачищем по губам
     Мне провел. Насилье!

     Я отчаянным стал сразу.
     Ах ты, мерзкая зараза!
     Выходи со мной на бой.
     Я разделаюсь с тобой.
     Будешь знать меня, урод.
     Парень выступил вперед.

     Вот сейчас начнется драка.
     Но признать необходимо:
     Заварил всю кашу Дима.
     Он виновник-забияка.

     Спровоцировал он всех,
     И теперь я должен драться.
     Цирк какой-то, смех и грех!
     Ну, а мы все в нем – паяцы.

     Он придумал эту драму.
     Тут включил я скорость ног —
     И дворами наутек…
     Вскоре выбежал я к Храму.

//-- ЖАЖДА ЖИЗНИ --//

     Иду по дороге. Навстречу машина:
     Несется, клубя пылью, джип.
     Его занесло. Видно, лопнула шина.
     И он кувырком, а шофер из кабины
     Выпал. Сильнейший ушиб.

     Он был без сознанья. Покойник, калека?
     Лежало недвижимо тело.
     А сам виноват – плохо, значит, кумекал.
     И мне до всего нету дела.

     Тихонько пройти хотел мимо шофера,
     Который, казалось, уснул.
     И тут кто-то сзади ударом боксера
     По шее меня саданул.

     И я отлетел, а сердитый прохожий,
     Шофера в охапку схватив,
     Его оттащил от машины, о Боже!
     Я понял: сейчас будет взрыв.

     И Голос услыша в себе укоризны,
     И чувствуя жгучий позор,
     Спасаю себя (такова жажда жизни)
     И прячусь скорей за бугор.

//-- ШКОЛА --//

     Я ночью школу 107-ую охраняю.
     Чего приспичило мне вынести мешок,
     Где мусор был, на улицу, не знаю.
     Что бросил пост, себя я обвиняю.
     Помойку долго я искал – найти не мог.

     Я уходил и уходил от школы,
     Себя в душе упреками коря,
     Но страстью мусор выкинуть горя.
     Я всё терпел раскаянья уколы —
     И к стадиону вышел «Красная Заря».

     Там, наконец, контейнер я нашел.
     Мешок весь вытряхнул, но с мусором предмет
     Оттуда выпал – бирюзовый кол
     Или копье. (Сравнений точных нет.)
     На нем висела бирка, как от ключика.
     Копье напоминало авторучку.

     В мешок засунув странное копье,
     Я в школу двинулся с таинственной находкой.
     Чтоб обрести сокровище мое,
     От школы путь прошел я некороткий.

//-- ТЮРЕМЩИК --//

     Кто был когда-то сторожем – тюремщик,
     Сам арестантом добровольным стал:
     Покинул Мир Свободы – перебежчик —
     И срок со мною в камере мотал.

     Признался он ко мне в своей Любви.
     В его словах почувствовал я веру.
     Он этой Верой дух мой оживил,
     Войдя в темницу каменную первый.

     Он не один пришел – других привел, как он,
     И каждый юноша был златокудрый Феб,
     Прекрасный, солнцезрачный Аполлон.
     И я от блеска Красоты ослеп.

     И все они, раздевшись догола,
     Рядком на лавке, кроткие, сидели
     И девственные, юные тела
     В любовном акте мне отдать хотели.

     И я сказал: «Тюремщик дал мне Веру.
     Займусь любовью с ним». Не знал одной я вещи,
     Что каждый из сидящих был тюремщик,
     Но я мечтал о том, пришел кто первый.

     Один из юношей уже был наготове:
     Он подошел ко мне, чтоб я им овладел.
     И я любил его, ведь тверд в своем я слове,
     Хоть тем, кто первый был, я обладать хотел.

//-- НИК --//

     Во сне мне грезилось, что встретил я Наталью,
     Подругу бывшую. Меня томит печаль,
     Что мы порвали отношения. Как жаль!
     Лицо ее скрывалось под вуалью.
     Я не узнал ее. Когда она вуаль

     Откинула, то милые черты
     Оформились моей подруги бедной.
     Лицо мне показалось грустным, бледным,
     Но огонек затеплился мечты,

     Что не случайна с нею наша встреча.
     Я думал, что, простив мою вину,
     Она пришла ко мне. Любимую верну!
     Я так хотел обнять ее за плечи!
     Но тон спокоен был и вежлив ее речи,
     И так далек… Я прошлое кляну.

     Напрасно ждал сближающего знака,
     И посторонний вдруг вопрос возник:
     Овчарка поживает как, собака,
     Натальин старый пес, по кличке гордой Ник.

     Она ответила, но не понятно мне.
     Ее все голос тише, тише, тише.
     Растаял образ, словно снег, во сне.
     И я ответ про Ника не услышал.

//-- ТИМОФЕЕВ --//

     Веду литературы я урок.
     Цитирую божественные строки
     Поэзии: в ней истины высокие,
     Но их учащимся я объяснить не мог.

     Не слушают. Царит бедлам и ор.
     Кругом кошмар – ученики бесились.
     Я чувствовал мучительный позор
     И тяжкое сознание бессилья.

     Но был один – сидел от всех в сторонке
     И слову каждому внимал, благоговея.
     К Высокому проник его слух тонкий.
     А звали его Петя Тимофеев.

//-- РОДИН --//

     У Витебского вокзала
     Мы с папой дедушку ждем.
     На автомобиле, сказал он,
     Приедет. Ни много ни мало —
     Сидеть будет сам за рулем.

     Вдруг видим: стоит у больницы
     Машина его, но в кабине
     Нет нашего деда в помине.
     Пропал! Он как ока зеница —
     А мы, хоть стояли на стреме,
     Зевали, как в сонной дреме.

     Раскаялись с папой мы горько.
     В больницу зашли. По палатам
     Искать стали деда. Вот койка.
     Лежит человек под халатом.

     Халат я откинул – там Родин,
     Сына приятель хороший.
     Спросил я его: «Слушай, Леша,
     Где дедушка? Всюду мы ходим,
     Да без толку – ноль круглый в сумме».
     И Леша ответил: «Он умер».

//-- БАБА --//

     Какая-то громила, злая баба,
     Была моим тираном и мучителем.
     Внушала, что нельзя мне быть учителем —
     Наложено на это, дескать, табу.

     Мол, сторожем работать должен в школе (
     Дежурных смена в 18–20).
     Выслушивал я тетку поневоле.
     Она меня любила тискать, мацатъ

     И опускала на колени. Я в глаза
     Смотреть ей словно кролик был обязан:
     Читалась в них опасность и гроза,
     И мой смирялся перед нею разум.

//-- ЛЕНИН --//

     В лабораторию мумию Ленина
     Я поднимал на последний этаж,
     Чтобы из клеток великого гения
     Клон получили – и вождь ожил наш.

     Диву я дался: произошло
     Чудо – в руках моих Ленин вдруг ожил.
     Веки открылись. «Как мне тяжело, —
     Вымолвил он. – Как мне тяжко, о Боже!»

//-- ЖЮЛИ --//

     С какой-то дамой в номере отеля,
     На рандеву, я изменял жене,
     Но, кроме поцелуев, не хотел я
     Заняться плотным сексом с ней в постели.
     Акт половой претило сделать мне.

     Покинув номер, прохожу по коридору.
     Навстречу двое: белолицая блондинка
     (Сказал бы я, что эта тетка – финка)
     И наглый тип со взглядом хитрым вора.

     Вид у обоих просто безобразный,
     Но мой рассудок лестью оплели,
     И я не смог противиться соблазну:
     В какую-то каморку завели,
     Ждала где та, с кем акты не пошли
     И о которой ниже было сказано
     (А звали эту женщину Жюли).

     Она была происхожденьем полька.
     Пришлось с ней лечь, хоть не хотел нисколько.

//-- ЯМА --//

     В прямоугольной и глубокой яме:
     Я, мама и другие люди.
     Окружены бескрайними полями
     И тающими в оттепель снегами,
     Затоплены потоком бурным будем.
     Хочу спасти свою старушку-маму:
     Взял на руки ее и поднимаю вверх,
     Чтоб ей хотя бы выбраться из ямы.
     Не дотянулась мама как на грех
     До края котлована. Как и всех,
     Зальет нас вешними студеными ручьями.

//-- КОТЕНОК --//

     Во сне мне грезится, что Китька, наша кошка,
     Которая на самом деле умерла,
     С собой к нам в дом котенка привела.
     По коридору бегает он, крошка,
     Резвится, прыгает, кружится как юла.

     Я в ужасе: проблем с котенком уйма.
     За шкирку, да и выброшу за дверь.
     Но тут же я, опомнившись, подумал,
     Что близок мне и дорог этот зверь.

     При этой мысли сердце защемило.
     Наверное, раскаянье корит.
     Наверное, Любовь в нем говорит.
     Пускай он бегает, котенок этот милый!
     И я от жалости расплакался навзрыд.

     Выбрасывать котенка я не смею.
     Пусть даст ответ, когда проснется, мать.
     Она пусть – мудрая – рассудит, ей виднее.
     Лишь матери решенье принимать.

//-- АЛЛА --//

     Смертельно болен Дмитрий, Аллы муж.
     На ладан дышит, ничего не может.
     Мечтает Алла, поскорей бы уж!
     Тогда меня с собой в постель положит.

     Но что смущает: ноги Аллы
     Тверды и холодны, как мрамор статуи.
     И этим я шокирован немало,
     И гложет неуверенность проклятая.

     Смогу ли Аллу удовлетворить?
     Она-то хочет, да фригидна.
     А вдруг облом? Начнет меня корить,
     Что не завел ее – и будет мне обидно.

//-- ЧЕЛО --//

     Два наглых типа, хулиганы с виду,
     Мне мерзкой фразой нанесли обиду.
     «У вас, мужчина, – говорят мне, – чмошный лоб».
     Не выдержав позора грязной шутки,
     Я заорал: «Да сами вы ублюдки!»
     Сжал кулаки – и в морду им хлоп, хлоп.

     Меня трясти от гнева начало.
     Пинаю их ногами, бью руками
     И колочу обоих лбом о камни.
     Во что же превратилось их чело!

     Сплошная рана. Каша, а не лица.
     И тут почувствовал себя я виноватым.
     Они кричали, что заявят, мол, в милицию.
     И понял я, что ждет меня расплата.

//-- МАНЬЯК --//

     На Поварском я проживаю много лет.
     Подъезда не могу узнать – весь он
     В строительных лесах, и сломан домофон.
     Дверь искорежена. Тяну – она открылась.
     На лестницу вхожу. Что там творилось!
     Как будто потрудились здесь вандалы.
     Устроен зверский, варварский погром.
     Родное всё осквернено врагом.
     Чужая лестница. Мне худо стало.
     Поднялся на четвертый я этаж.
     В квартире проживавшая восьмой.
     Она сказала мне, кто был всему виной,
     Кто заслужил слов гневных укоризны.
     Мол, некий парень их соседку ревновал.
     На лестнице он закатил скандал,
     А после акт устроил вандализма.
     Успел промолвить я, но в следующий миг
     Раздался девочки истошный, дикий крик:
     «Спасайтесь, там внизу он, маньячина!»
     Смотрю, субъект идет наверх по маршу
     Худой, болезненный на вид, высокий ростом)
     И снизу мне протягивает лом.
     Я взял его, а это древко просто,
     Сухое, легкое. Но смысл жеста в чем?
     Готов скрутить и обезвредить я маньяка.
     Он приближается. Сейчас начнется драка.
     Перчатки надеваю торопливо
     (Необходимы просто мне перчатки):
     Он грязный, весь завшивевший и гадкий.
     Я отношусь к нему с презрением, брезгливо.
     Вот мы сцепились с ним – и началась борьба.
     Но сам упал – нельзя было ложиться.
     Встать не могу. Что делать мне? Труба!

//-- ЗМЕЙ --//

     Вижу я во сне себя студентом.
     Предстоит экзамен по истории
     (Все события происходили летом).
     Курсом выезжаем мы на море,
     Чтобы слушать лекцию на пляже.
     Но затмило разум дурью, блажью.
     А пойду-ка отдыхать под тентом,
     С женщиной в тени прохладной ляжем!

     Задремали безмятежно с нею,
     Сенью скрытые от солнечного жара.
     Просыпаюсь я – и рядом вижу змея:
     Мощная чешуйчатая шея,
     Дьявольская морда динозавра.
     Мысль, как ток, ударила: сожрет!
     Но он вел себя спокойно. Сытый, видно.
     Только б не раскрыл зубастый рот.
     Мы бежать с подругой. Стало стыдно.
     Тему пропустил я очень важную.
     Как теперь успешно сдать экзамен,

     Чем восполнить лекцию мне пляжную?
     Плакать хочется горючими слезами.

     Тут я вспомнил: ведь конспекты существуют,
     Где идеи лекции изложены.
     Так чего переживать впустую?
     Попросить конспект совсем не сложно.

     Но с подругою моей мы опоздали.
     Нет конспектов – их другим раздали.
     Ах, какой же я лентяй, оболтус!
     Провалюсь. Уверен, будет лажа.
     Грустный, сел я в рейсовый автобус —
     И он мчит меня от моря и от пляжа.

//-- КОЛЕСО --//

     Прихожу в театральную студию,
     Где объявлен в актеры набор.
     Вижу зал: молодые в нем люди.
     Хоть один среди них есть актер?
     Все гимнасты они, акробаты:
     Сальто, стойки, прыжки и шпагаты
     Они делают. Где ж здесь театр?
     Цирк какой-то. Ненужный я кадр.
     Не мое акробатика дело.
     Тут позвали меня на ковер.
     Понимаю, что будет отбор
     И шагаю на кастинг несмело.
     Начинают со мной разговор:
     «Что душа твоя может и тело?
     Подготовку свою покажи.
     Не робей, твердым будь, не дрожи».
     И тогда просиял я лицом,
     Веря слову их, словно дитя,
     И по залу пошел колесом,
     Вверх тормашками корпус крутя.

//-- ИГОРЬ ВЕРНИК --//

     1

     Сотрудник фирмы я, но нахожусь вне штата.
     Проходит слух, что повышается зарплата.
     Куценко Гоша три тюка тугих
     Деньжищ принес, но он нечестно их
     Добыл рукой преступной, вороватой.
     На этот факт закрыли все глаза.
     Чтоб деньги поделить, все «за».

     2

     Собрался коллектив на общий сбор,
     И все про денежки услышать жаждут.
     Не терпится! И предвкушает каждый,
     Когда начнут про это разговор.
     Директор же – хитрец! – молчит нарочно.
     На нервы действуя, дает тянуться паузе.
     И я не выдержал – настолько было тошно.
     «Ты издеваешься, – мной фраза была брошена, —
     Тебя бы с радостью я шлепнул, был бы маузер!»
     И тут раздался возглас возмущенья
     Со стороны сотрудников-коллег:
     Все требуют, чтоб я просил прощенья.
     Все говорят – я грубый человек.

     3

     Миг долгожданный полученья денег
     Настал. Подходит очередь моя.
     А выдавал по списку деньги Игорь Верник,
     И в списке этом числюсь также я.
     Но не торопится мне выдать деньги Игорь.
     Он начинает утомительный допрос.
     Весь компромат собрал, везде просунул нос,
     К тому ведя, что вместо денег фигу
     Я получу. Решенье принял Босс.
     Зачем Директора ругать пришло в башку?
     Побольше б кротости – ведь рыльце-то в пушку.

//-- КОРОЛЕВСКИЕ КОБРЫ --//

     В заброшенных склепах руины надгробий
     Опасность большую таят.
     Под ними живут королевские кобры.
     Тревожить кто вздумает их в час недобрый,
     Тот примет губительный яд.

     Пробраться в их царство я мыслью окреп.
     В груди закипела отвага.
     Нужны приключенья, как воздух, как хлеб.
     И я отыскал ужасающий склеп,
     Предвидя рискованность шага.

     Летальным исходом не устрашенный,
     Под плитами шарю рогатиной,
     И выползла кобра, грозя капюшоном
     И яростным шипом, вторженьем взбешенная.
     За ней следом новая гадина.

     Но я, изловчившись, властительниц гордых
     Одну за другой отловил.
     К земле придавив их рогатиной твердо,
     Накинув железные сетки на морды,
     Кусаться их страсть погасил.

     И, гнев исступленный смирив их, умело
     К стене прикрепил я руины
     В намордниках-масках покорных два тела,
     Из царственных кобр аппликацию сделал,
     Из чудищ – живую картину.

//-- ПЕРЕКРЕСТОК --//

     1

     Я живу на трех углах,
     Будто бы на трех китах,
     Будто бы на островах,

     В самом центре, в людном месте.
     Перекресток всем известен:

     Невский – Думская – Перинная,
     Дума где и где Гостиный.

     И обставлен каждый угол,
     И везде стоит диван.
     На ночлег пришли два друга —
     Мной приют обоим дан.

     Где Гостиный, пусть живут.
     А напротив – Дума где —
     Дал я женщине приют.
     Всей душой о ней радел.

     Ведь она ребенка ждет.
     У нее растет живот.

     И она такая милая!
     Как сестру, я полюбил ее,

     И друзей тех юных двух.
     Сам я стал им близким другом.
     Ведь когда мне было туго,
     Мой они взбодрили дух.

     Жизнь свою за них отдам…
     Посредине жил я сам —

     Между Думой и Двором.
     Хорошо нам вчетвером!

     Как одна семья мы вроде.
     В гости все друг к другу ходим.

     2

     Но, увы, осенней ночью
     Наступил разлуки час.
     Разлучило Время нас.
     Мне, признаюсь, стыдно очень.

     Ведь я сделал резкий шаг —
     Бросил свой архипелаг.

     Где был Мир, Любовь, и Лад
     Среди уличного шума,
     Где Гостиный и где Дума…
     Расставанью был я рад.

     Привлекала новизна
     И охота к смене мест.
     Гложет до сих пор вина.
     Словно зверь, мне душу ест.

     Но жильцы меня простили:
     Всё на свете временно.
     Хоть, конечно погрустили:
     Роды у беременной.

     Мир земной устроен жестко.
     Мы под гнетом грубой Прозы…
     Попрощались. Льются слезы.
     Разошлись на перекрестке:

     Невский – Думская – Перинная,
     Дума где и где Гостиный.

//-- АБХАЗЦЫ --//

     На первом этаже, в парадной,
     Завалено окно – лежат там доски.
     Кого черт дернул поступить по-идиотски?
     Что за народ! Просил ведь многократно:

     Не захламлять подъезд. Не понимают, что ли?
     Собрал соседей я – и выход мы нашли:
     Материал снести на антресоли.
     Работать начали, но, словно злые тролли,
     Абхазцы вышли как из-под земли.

     Наехали они на нас по полной.
     Что называется, поперли рогом.
     Кто, мол, позволил собственность их трогать?
     И понял я, придется всем нам солоно.

     В историю попали как на грех!
     Придется с досками оставить нам затею.
     Абхазцы поднялись по лестнице наверх.
     Вернутся, думаю, и нам намылят шею.

     Но был один абхазец среди нас.
     Пойдет к сородичам он как переговорщик.
     Язык найдет легко он с ними общий —
     И мы расправы избежим на этот раз.

//-- КЛЕТКА --//

     Из квартиры вышел на площадку я.
     Это самый верхний был этаж.
     Лестница крута, поверхность гладкая,
     Нет перил, и ощущенье гадкое:
     Тянет к краю. Чувствую мандраж.

     Я к стене прижался, сел на задницу,
     По ступенькам медленно сползаю,
     Чтоб не съехать к самому мне краю.
     Нестерпимый ужас этот тянется.

     До второго этажа добрался.
     Высота уже не та, не страшно.
     Только оказалось, зря старался:
     Со второго нет на первый марша.

     Что за черт, кто лестницу убрал?
     Если прыгнешь, то сломаешь ноги:
     Трехметровый впереди провал.
     И чего же я достиг в итоге?

     Тут на первом этаже я увидал —
     Дворники метелками метут.
     Им кричу: «Скажите мне, куда
     Делась лестница». Они: «Да ей капут.

     Но она тебе и не нужна.
     Не придумывай себе ты геморрой.
     И какого хочешь ты рожна?
     Лифт работает. Не спи, глаза открой».

     Правда – лифт. Какая ж я дубина!
     Нажимаю кнопку поскорей.
     Мчится вверх, однако же, кабина,
     Не открыв спасительных дверей.

     Подошли какие-то тут типы.
     Бесконтактные они имеют карты,
     Специальные такие чипы.
     А без них persona ты non grata.

     В лифт попасть нельзя никак иначе.
     Я в отчаянье стою и чуть не плачу.

     Чувствую: вовеки не уеду
     Я из клетки лестничной проклятой.
     Пропаду в ней без вести и следу,
     Без вины, но всё же виноватый.

//-- КРАСНЫЙ ШАРФ --//

     Я на детской площадке зимой
     Карапузика встретил, мальчонку:
     Без пальтишка он был, без шапчонки.
     Со своей разлучился семьей —
     И не знает дороги домой.
     Посинели, замерзли ручонки.

     В поведенье своем был я здрав
     И придумал спасения план:
     Утеплил малыша, повязав
     На головку ему красный шарф.
     Получился персидский тюрбан.

     Цель – вернуть карапуза родным.
     На дороге поймал я попутку,
     Усадил поудобней малютку —
     И отправились вместе мы с ним.

     Не успели отъехать мы с крошкой,
     Как малыш вдруг увидел в окошко,

     Что его появилась сестра.
     У меня с плеч упала гора.

     И машину остановили,
     И мальчонка из автомобиля

     Вылезает и, радостный, мчится,
     Обо мне и не вспомнив, к сестрице.

     Я кричу ему: «Красный мой шарф
     Мне верни – дорожу им очень!»
     Но малыш и не слышит, впрочем.
     И удрал. За добро мне штраф.

     На душе стало так погано!
     Без шарфа своего теперь я.
     Ощущаю всю боль потери.
     Вдруг приходит сестра мальчугана

     (Как и братец, она малышка)
     И приносит мне шарф мой красный.
     А за нею вернулся мальчишка.
     Так что я волновался напрасно.

   КОФЕ

     На переулке Крылова
     Мы танго плясали с отцом,
     И на ухо нежное слово
     Ему я шептал, и кольцом

     Крепким моя обнимала рука
     Талию ветхого старика.

     Веселая вдруг пришла молодежь
     На переулок Крылова
     И мне говорит: «Ты с нами пойдешь
     Кофе пить на Садовой?»

     И танго мое подошло к концу,
     И я сказал своему отцу:

     Но, ты извини, без тебя». —

     Не верю твою. Мне обидно».
     Тут стало мне очень стыдно,

     Что ласка моя была лестью.
     И, чтобы привлечь отца снова,
     К нему обращаюсь со словом:
     «Прости меня, папа, мы вместе
     Пойдем кофе пить на Садовой».

//-- ВОЕННО-МОРСКОЙ МУЗЕЙ --//

     Над Стрелкой я парю, как будто бы орлан.
     И с высоты вдруг вижу птичьего полета:
     На Биржевом, стоит большой диван,
     И женщина на нем, а голый уркаган
     Насиловать ее замыслил плотно.

     Он руки ей связал. Повязка на глазах.
     Она лежит беспомощно, бедняжка!
     И в каждой жилке пульсом бьется страх.
     Позора мысль гнетет ее. Ей тяжко.

     На уркагана начинаю злиться я.
     Спустился с неба и кричу прохожей:
     «Насилие! Бегите за милицией,
     А я на выручку, и помоги мне, Боже!»

     Когда на Биржевой я прибежал,
     То озадачен был увиденным, однако.
     Геройский пыл во мне – я рвался в драку
     С тем, жертву кто развратно унижал.
     Но дело сделав, он свинтил, собака!

     Она ж вела себя, как будто все в порядке:
     Лицо довольное. В нем скорби нет и тени,
     Пусть совершил над нею акт он гадкий.
     И нет нужды той женщине в спасенье!

//-- РОМУАЛЬД --//

     Отец мне говорил во сне, что Ленин,
     Когда чинить хотел над кем-нибудь расправу,
     Звонил Дзержинскому. Снискал себе тот славу
     Меж современников и новых поколений
     Железного. Был грозен, как КобАльт.
     Но Ленин звал его так странно – Ромуальд.

//-- КОЛОБОК --//

     Захожу я в спальню.
     Колобка-ребенка Вижу на постели —
     это мой сынок.
     Глазки, носик, ротик —
     рожица мальчонки.
     Ухо на макушке.
     Вот так паренек!

     Я в приливе нежности —
     целовать головку.
     К уху приложился.
     Всё-таки отец.
     Придавил, к несчастью,
     колобка неловко:
     Тяжесть в голове моей
     будто бы свинец.

     Тут услышал голос
     я своей любимой
     (Это от нее ведь
     родился колобок):

     «Ты его задавишь,
     перестань, дубина!
     Ты зачем башкою
     на младенца лег?»

     Голову, как гирю,
     поднял я свинцовую.
     Колобок с обидою
     на меня взглянул,
     Мол, дурак, что давишь?
     От такой отцовой
     Нежности кричать мне
     впору «караул!»

//-- ДВОЕ В КРАСНЫХ РУБАХАХ --//

     Есть сведенья, любимую мою
     Похитят недруги, и я дрожу от страха:
     Они идут! Туда-сюда сную
     В отчаянье. Не подходи, убью!
     Пришли тут двое на подмогу мне.
     В рубахах Они из красного вельвета, как моя.
     Как будто братья мне. Одна со мной семья.

//-- ЛЫСЫЙ --//

     Владею книгой я. Она с бунтарским смыслом.
     В ней Власти подрываются устои.
     Написана с бескомпромиссной остротою.
     За это автор из страны был выслан.
     На фотографии запечатлен он лысым.
     Плюс жилист, сухощав, не блещет красотою.

     Попал я на собранье диссидентов,
     Полно где лысых. В лысине вся соль.
     Их голый череп вроде как пароль.
     И все на автора похожи чем-то.
     Но он их Главный, Гуру. Он Король.

     Подходит девушка и говорит мне: «Друг,
     Ты клятву верности теперь нам дать обязан.
     Для этой цели станешь с нами в круг,
     Где будешь крепко по рукам повязан

     Бечевкой с кандалами на запястье,
     В чем знак звена – нерасторжимой части.
     На кандалах держатели напаяны
     Для свеч горящих. Ритуалы тайные

     Здесь совершаются. Особое внимание
     У нас к тебе, ведь ты владеешь Книгой.
     Высокой чести удостоен ты собрания —
     По праву вступишь в Диссидентов лигу».

     Но вылушав торжественную речь,
     Я отказался от высокой чести.
     Я не хочу ни кандалов, ни свеч —
     И ухожу. Боюсь я злобной мести
     Властей, полиции, побоев при аресте
     (Над головой у диссидентов грозный меч).

     Тюрьмы, репрессий, пыток не желаю.
     Да пусть от Книги лучше отрекусь!
     Я диссидентам Книгу оставляю —
     И ухожу… Простите, я боюсь.

//-- БОКСЕР --//

     Конкурс бального танца. Артемьев в нем Федор
     Стал вторым – серебро взял. Призер!
     А хотел победить. Вот обида! Он гордый.
     Но решение принято Боссами Города…
     Тренер Федин крутой был боксер.

     И решенье оспаривать стал оголтело,
     И на Боссов накинулся он:
     Москвичу присуждать, мол, победу не дело.
     Пусть блондин он, в рубахе пусть шелковой, белой,
     Пусть красавец, как бог Аполлон.

     Но затем вдруг сменил нападения способ.
     И, сказать, поступил он толково:
     Тренер клинья вбивать начал между двух Боссов —
     Осуждать одного он стал резко бандоса
     И в пример ему ставить другого.

     И кого он хвалил, вдруг нахмурил бровь —
     Не по нраву пришлась хвала.
     Говорит: «Не спеши и не славословь
     Докажи нам теперь, что твоя любовь
     Так же искренна, как и хула».

//-- ОКЕАН --//

     Я вижу Океан бушующим, ужасным.
     Барахтаюсь в волнах. Прожорливая рать
     Акул и всяких рыб кусается. Сожрать
     Хотят меня. Добычей стану, мясом.
     На берег выбраться, скорей от них удрать!
     Так быть или не быть? Не ясно.

//-- ЗАБИТУР --//

     Что повесть читаю, мне снится.
     Дошел до последней страницы:
     Идет описание поля.
     Есть связь между ним и небом,
     Есть воздуха связь с привольем
     Степным, и с цветком целебным,
     И с птичьим полетом. Лишь скажет авгур
     Значенье названья цветка – забитур.

//-- ТАТЬЯНА --//

     С красавицей юной гуляю по лугу,
     Случайно с ней встретившись словно.
     До этой минуты не знали друг друга,
     Но оба в порыве любовном.

     Она в летнем платьице, легком и ярком,
     Как грёза, как фея, – виденье!
     На щёках румянцем, как розы цветенье,
     Огонь пробивается жаркий.

     И звонкое имя – Татьяна.
     И волосы цвета каштана.

     Она говорит: «Дай тебя приласкаю.
     Люби меня нежно, чтоб стала близка я.

     В огне ты оттаешь моем.
     Печали и боли твои утолю я».
     Мне сладкие дарит она поцелуи.
     Как нам хорошо с ней вдвоем!

//-- МОЛОКО --//

     Отдыхаю в санатории. В столовой я
     Нахожусь, чтоб выпить молока.
     Видится мне в нем залог здоровья —
     Литрами его бы я лакал.

     Организму от него великий прок.
     Подхожу к окошку. Казус странный:
     Мне не кружку с молоком, а пузырек
     Подает раздатчица стеклянный.

     Шарики в нем белые. Драже они.
     Плюс зеленоватые таблетки.
     Я инструкцию прочел на этикетке:
     Применяют их при заражении
     Лучевой болезнью, радиацией.
     Ну, а мне зачем? Таблеток не хочу:
     Я – за молоком, а не к врачу.
     Розыгрыш здесь хитрый, махинация.

     Я в недоуменье и сердит.
     А раздатчица тогда и говорит:
     «Пузырек из лазарета прислан был —
     Ты забрать его при выписке забыл.
     Хоть теперь лекарство выпей». Что за бред?
     Про таблетки врет и лазарет.

//-- ЗМЕЕТИГР --//

     Грезится во сне мне:
     голова тигриная
     На змеином теле
     как на поводке.
     Этого мутанта,
     как искатель мины,
     По земле веду я,
     хвост держа в руке.
     Гад с тигриной мордой
     ползает по следу,
     Будто бы ищейка,
     как служебный пес.
     Логова змеиные
     змеетигр разведал,
     В норы потаенные
     свой просунул нос.

//-- МАГНИТОФОН --//

     1

     Во сне я вижу, словно я проснулся,
     Сел на кушетке, и, зевая, потянулся.

     Смотрю, заляпан пятнами паркет
     И тянется по полу гадкий след.

     С мочою банка протекла, наверно,
     Куда я ночью писаю. Как скверно!

     Беру я швабру с тряпкой, затираю,
     Как будто палубу на пароходе драю.

     2

     Вдруг вижу: из шнура магнитофона,
     Оборванного электрошнура,
     Течет вода в паркет. Какая-то мура!
     Ведь это – шнур! – подумал я резонно.

     Как это так? – внушал мне смысл здравый.
     Вода зальет соседей. Стало страшно.
     Магнитофон прогнивший был и ржавый.
     Я дно ощупал – и попал как в кашу.

     Зову на помощь маму и Галину.
     Не я один ответственность несу.
     Но мама спит беспечно и невинно,
     А Галя сделала презрительную мину —
     Ей, дескать, некогда, она спешит. Внизу

     Затопим всех. Представить – тихий ужас!
     А на полу растет все больше, больше лужа.

//-- ЛЕОПАРД --//

     К нам человек один (он мне ни сват ни брат)
     Привел домой, в квартиру нашу, зверя.
     И это был красавец леопард.
     Я наблюдал за ним своим глазам не веря.

     Как бархат, шерсть его пятнистая гладка,
     Полны кошачьей грации движенья.
     Рыча и скаля зубы в раздраженье,
     По дому бегал леопард без поводка.

     Зачем с ошейника он снят! Какого черта!
     Прижался к стенке я, мое дыханье сперто.

     Прекрасное творение Природы,
     Свирепое, как адское исчадье…
     Зашел я в комнату, в которой сын мой Федор
     Жил с девушкой беременною Надей.

     «Хотите посмотреть на леопарда?» —
     Спросил я их. А Надя: «Он не в клетке?»
     Со зверем встретиться она совсем не рада.
     А тот под видом пуфика-банкетки
     Уже находится в их комнате. Ах, плут!
     Я – уговаривать хозяина: «Он лют.

     Прошу понять: боится Надя зверя.
     Она беременна. Рожать подходит срок».
     Тогда надел он на ошейник поводок —
     И вывел леопарда прочь за двери.

//-- МЕДВЕДЬ --//

     Верхом на медведе в стенах галереи
     Я мчусь. Это бешеный драйв!
     Конца нет пути. От восторга дурею,
     А бурый несется быстрей и быстрее.
     Ловлю я от скорости кайф.

     Но я понимаю, что рано ли, поздно —
     Потребует пищи возница мой грозный,

     Прожорливый бурый медведь.
     Но где же достану я снедь?

     И тут в рекреации вижу: корова
     Пасется с телятами вместе.
     Ну вот и еда для медведя готова.
     Позволить ему, что ли, съесть их?

     Пустил я зверюгу туда, где телята
     (Ведь с сытым медведем спокойней),
     И стал он их грызть, рвал когтями, – проклятый!
     Устроил кровавую бойню.

     От ужаса я задрожал, завибрировал.
     Телятам ничем не помочь.
     Теперь меня могут сравнить даже с Иродом.
     Бегу от побоища прочь.

     Потом я вернулся, виновник трагедии,
     Туда, где случился погром.
     И тут узнаю, что убила медведя
     Хозяйка телят.
     По проверенным сведеньям,
     Зарублен он был топором.

//-- МЕРТВЕЦ --//

     Я – умер. Во Владимирском соборе
     Отцы: Георгий, Александр, Михаил —
     Отпели хоть, а сердце гложет горе.
     Приехал катафалк за гробом вскоре —
     И отвезен на кладбище я был.

     Когда я ехал в этом катафалке,
     Людей я видел множество живых.
     Они живут! А я… мертвец я жалкий.
     О, как теперь мне обойтись без них!

     И я хотел из гроба крикнуть: люди,
     Сейчас покайтесь – завтра будет поздно,
     Чтобы грехи вам не вменили Судьи!
     Я вас прошу, я умоляю слезно.

     Как холод с одиночеством в могиле
     Я вынесу? Но страх мой был нелеп.
     И пусть меня в сырой земле зарыли,
     Попал в большой я населенный склеп,

     Как в общежитие, где жили мертвецы.
     Со мною рядом спали две блудницы,
     Еще какие-то девчонки и мальцы,
     Убитые зверями… Дальше снится:

     Из склепа выбрались, по Выборгской идем мы.
     Свернули на Сампсоньевский потом.
     Места родные, улицы знакомы,
     Но я устал. Мне не хватает дома.
     Хочу я в склеп. Ведь там теперь мой дом…

     Открылась дверь, а за порогом – мрак.
     Шагнешь в него – и сгинешь в безднах ада.
     Чтоб не тонуть, увидеть двойку надо
     Плюс три нуля, миллениума знак.

     Светясь, прорезалась на фоне черном цифра,
     Как круг спасательный – теперь не утону.
     Я цифру вижу, значит буду жив я
     И не пойду, вступив во тьму, ко дну.

//-- ВЕРЕЩАГИНА --//

     В садике, рядом с музеем Ахматовой
     (Дом всем известен Фонтанный),
     Я Верещагину нежно прихватывал.
     Вот он – интим долгожданный.

     Таниной речи вдруг тон стал ехидный.
     Таня вопрос задает мне обидный.
     Он как заноза в уме.
     Мне говорит: «Отвечай, преуспел ли,

     Правда ль, продвинулся ты в своем деле,
     То есть в своем ты дерьме».
     В памяти всплыли слова мои пошлые,
     Грязный пустой разговор.

     Стало мне больно и стыдно за прошлое,
     Жег мою совесть позор.
     Я рассмеялся, конечно для вида,
     Хоть и почувствовал горечь обиды,

     Сердце хоть кошки скребли.
     В шуточной форме сказал что-то Тане я.
     Тут приезжает за Таней компания.
     Села она в «Жигули».

     Будет мое положение гаже,
     Если, тот факт от друзей не храня,
     Все, что болтал я, она им расскажет,
     Если ославит меня.

//-- ЧЕРНЫЙ МАГ --//

     Открыл я книгу: то ли вижу фото,
     То ль на странице человек живой.
     Он в тюбетейке, с лысой головой,
     И все напоминает мне кого-то.

     Он гладко выбрит и белес,
     И у него утиный нос,

     И он одет в халат восточный.
     Сумел я сделать вывод точный,
     Что чародей он, черный маг,
     Что он отнюдь не друг, а враг.

     Хозяин храма он, и я попал, к несчастью,
     Как раз туда, где черная шла месса.
     Склонял меня он к своему причастью.
     Я не хочу, отстань, какого беса!

     Тут книгу женщина торжественно внесла:
     Произнести на ней я, дескать, должен клятвы.
     Так совершается таинственная жатва
     Погибших душ, которым несть числа.

     Он ввел меня в алтарь, а там висел под сводом
     Мохнатый, черный, метра в два паук.
     Из алтаря обратно нету хода.
     Решетка выход преградила на свободу.
     Как мне избавиться теперь от вечных мук?

//-- БЕЛОЕ ВЕДРО --//

     Мускулы души моей обмякли.
     На спектакль в Выборгский мне лень.
     Не хочу участвовать в спектакле.
     Прогуляться я решил в тот грустный день.

     В доме я на Выборгской живу.
     По Сампсоньевскому выйду на Неву,
     Погуляю, подышу немножко.
     А за мною увязалась кошка,

     Чтоб проделать весь со мной маршрут
     (Нашу кошку Китькою зовут).

     Взял с собою белое ведро я,
     Чтобы сбросить мусор по дороге.
     Привели меня на берег ноги.
     Надо же случиться геморрою!

     Выпало ведро мое из рук,
     Грохнулось с высокого обрыва.
     Ну и ладно, пусть ему каюк.
     Лезть за ним большого нет мотива.

     Постоял, подумал я минутку
     И не стал с крутой спускаться кручи.
     Жаль ведра, да лень моя могуча.
     А поеду-ка домой. И сел в маршрутку.

     Мать на Выборгской у дома я встречаю.
     «Почему ты на спектакль не пошел?» —
     Спрашивает мама. Отвечаю:
     «Голова болит». – «Так выпей панадол».

     Захожу в квартиру. В коридоре я
     Вижу: атласы разбросаны отца.
     Но печальней впереди история.
     Я не рассказал все до конца.

     Вспомнил я про кошку нашу – Китьку.
     Сев в маршрутку, про нее забыл.
     Память не выдерживает критики.
     Господи, какой же я дебил!

     Бродит, бедная, по городу одна.
     Загрызет ее собачья злая свора.
     Совести грызут меня укоры.
     Нестерпимо жжет меня вина.

     Раздирает боль мое нутро.
     Потерял я кошку и ведро!

//-- ТИГРЕНОК --//

     Сон отматывает пленку.
     Нахожусь в каком-то доме
     Первый раз. Он не знаком мне.
     В этом доме – два подонка.
     И один из них – урод! —
     Из кармана достает
     Настоящего тигренка
     (Только ростом он с котенка)

     И бросает мне на шею.
     Если б был настороже я!

     Зверь меня – кусать, царапать.
     Слишком поздно было драпать.

     Сбросить я его сумел.
     Взрослый тигр меня бы съел.

//-- НЕЧИСТЫЙ ДУХ --//

     Я писаю тоненькой струйкой.
     Заклинило что-то. Засор!
     Лицо исказилось мукой…
     Усилился, к счастью, напор.

     И следом за этим черная
     Жижа изверглась. Ух!
     Затем членом громко пернул я —
     И вышел нечистый дух.

//-- РАССОЛЬНИК --//

     Сижу в кафе и ем свой суп-рассольник.
     Напротив с девушкой знакомый мой сидит.
     И он мне гадость сделал – паразит!
     Его поступок, может быть, прикольный,
     Но, мягко сказано, я очень был сердит.

     К моей тарелке протянул он руки —
     И десять пальцев погружает в суп,
     Их всполоснув. Что это было – глюки,
     Или имеет на меня он зуб?

//-- SATANA --//

     Вначале я попал в какой-то цех.
     Оттуда выбрался. Смотрю: камней гряда.
     Плотина это, а внизу – вода.
     Но переправиться не смог я как на грех
     По перемычке между берегами:
     Она разваливаться стала под ногами.
     Предусмотреть нельзя событий всех.

     Тогда пошел маршрутом я обратным —
     И с типом встретился, мужчиной неприятным,

     И он повел себя как похититель, тать.
     Стал на пути, меня за руку – хвать!

     И за собой нахально поволок
     Куда-то вниз, в подземные хоромы.
     И ничего поделать я не мог,
     Почувствовав, что очень одинок,
     Что это одиночество огромно,
     Что воли нет, и я в пространстве узком,
     И все кругом в каком-то свете тусклом.

     Я вижу дверь. Табличка к ней привинчена,
     И надпись на табличке: SATANA.
     Живет здесь тот, с кем я дошел до дна.
     Его здесь комната, апартаменты личные.
     Два знака ниже надписи типичные,
     Символика которых всем ясна.

     Был это череп со звездой пятиконечною.
     Когтями стиснула меня тоска сердечная.

     Он в эту комнату втащил меня насильно.
     На стул сажает, ластится ко мне,
     Собой прельщая, но от этой говорильни
     Становится в душе еще темней.

     Есть в этой комнате другие бедолаги.
     Не я один, к нему попал кто в плен,
     Кто хочет вырваться из ненавистных стен.
     А он тем временем волшебной силой магии

     Пространство то раздвинет, то сожмет,
     Чтоб чудесам его свидетель был народ.

//-- Б.Н. ЕЛЬЦИН --//

     Играю с Ельциным я в прятки.
     В дверь фотостудии он – шмыг.
     Б.И. попался, все в порядке.
     Теперь найду его я вмиг.

     Вхожу. Да он за шторой черной!
     Все стало ясно мне в момент.
     Откинул штору я проворно,
     А там наш первый президент

     Стоит, одетый словно клоун.
     Парик смешной. Ну, феномен!
     Попробуй догадайся, кто он,
     Что это – Ельцин наш Б.Н.

     Я говорю: «Сумел вас разыскать я,
     Хоть вы надели клоунский наряд».
     Он рассмеялся, заключив меня в объятья.
     Своей смекалке был я очень рад.

//-- ЮЛЯ ОРТОФЕЙН --//

     Дежурный я, по этажу вахтёр.
     Есть у меня для записи журнал,
     И всякий приходящий визитёр
     Отмечен в нем. Поток живой не мал.

     Всех регистрирую. Но тут пришел Евласов
     (С брезгливым выражением лица)
     И заявляет с кислою гримасой:
     «Журнал не стоит скорлупы яйца!»

     И смотрит на меня при этом строго.
     Потом журнал зачем-то он потрогал,

     Потом ушел, а я открыл журнал —
     И замер, восхищенный, в изумленье:
     Листы я совершенно не узнал —
     Евласов всю начинку поменял,
     И в том сомнений не было и тени.

     И вместо записей, казенщины, рутины
     Везде, на всех страницах, акварели
     Смешеньем солнца с радугой горели.
     И оживали яркие картины:

     В лугах цветущих – хороводы фей.
     И голос тайный рассказал о том,
     Что акварели, из которых весь альбом,
     Нарисовала Юля Ортофейн.

//-- ВЕТРОВ --//

     Запер я дверь на засов.
     Страха снедает червь.
     Весь я натянутый нерв.
     Очень боюсь воров.

     Весь в лихорадке дрожи.
     Дверь открывается вдруг.
     К счастью, пришел мой друг,
     Ветров приходит Сережа.

     Он появился – и страх
     Тут же исчез, как дым.
     Я в одиночестве чах,
     Но ободрился с ним.

     Выпили с Ветровым чаю.
     Тут вдруг вопрос возник:
     Как он, меня выручая,
     Дверь отворив, проник

     В дом. Не пойму ни черта.
     Я ведь боялся воров.
     Глухо была заперта
     Дверь изнутри на засов.

//-- КОБРА --//

     Ползает по полу кобра,
     Ластясь ко мне, но не жаля.
     Страх подкатился под ребра,
     Ноги в коленках дрожали.

     Кажется, смерть моя близко.
     Сил нет терпеть муку ужаса.
     Что ли, набраться мне мужества,
     Чтобы убить ее? Риска

     Много в подобном решенье,
     Но велико искушенье!

     Я наступил ей на голову:
     Думал, мозги ее выжму.
     Как оказалось, был олух я,
     Крепкую, словно булыжник,

     Голову вряд ли и дылда
     Сплющит, здоровый амбал.
     Ногу свою я убрал —
     Слабость свою сразу выдал.

     Думаю: все, я погиб!
     Слышится яростный шип.

     К бою! Раздут капюшон.
     Лез я зачем на рожон?

     Но не ужалила кобра,
     Явный хоть был я агрессор.
     Ей и хотелось пресса,
     Чтоб я устроил ей пробу,
     Голову чтоб испытал,
     Крепкую, словно металл.

//-- КАТАНГА --//

     На мой мобильник позвонила иностранка,
     Студентка с Кубы, с Острова Свободы,
     И говорит мне весело и бодро,
     Что проживает в Питере Катанга,

     Ее землячка. Учится она,
     Мол в университете. Есть одна

     Ко мне, мол, просьба. План не сложен.
     Я отыскать Катангу должен,

     Сказав, чтоб та ее встречала
     В порту, у самого причала.

     Приезда называет мне и время, и число.
     Я на бумажку записал, но это не спасло.

     Куда-то отложил – вопрос, куда – бумажку,
     Искал, искал – и не нашел листок.
     Досадная произошла промашка.
     Ничем кубинке я звонившей не помог.

//-- КРЫСА --//

     Лежу, отдыхаю. Вдруг рядом с кроватью
     Опять вижу крысу я черную.
     Травил ведь ее. Ведь устал убивать ее.
     Какая она проворная!

     Без всякой боязни, спокойно, открыто
     На нервах играла она у меня.
     Зевнув, почесалась, нахально дразня.
     Ей в кайф, что я выгляжу крайне сердито.

     Схватил я с шипами железными плетку,
     Направо, налево хлещу – все бесплодно.
     Мне даже никак не задеть обормотку.
     Увертлива стерва, насмешлива, злобна.

     И тут появился известный танцор,
     К тому же прославился он как актер.

     Был это Фред Астер, его я узнал.
     И комната вдруг превратилась в танцзал.

     Становится женщиной черная крыса,
     Искусной плясуньей, брюнеткой-актрисой.

     Они поднимаются выше и выше —
     И страстное танго танцуют на крыше.

     Брюнетку подвел Астер к самому краю,
     Чтоб ведьма проклятая грохнулась вниз.
     Однако, баланса она не теряя
     Так смело плясала, что можно на бис.
     Танцор пусть был гений, пусть это – Фред Астер,
     Хитер пусть, искусен, пусть признанный мастер,
     Но даже и он не избавит от крыс.

//-- ВНЕШНИЙ ВИД --//

     Выхожу из лекционного я зала,
     Стал у зеркала – себя не узнаю.
     Что-то с внешним видом моим стало:
     Женское проникло в плоть мою.

     Я его впитал в себя как губка.
     Вижу перемену и в одежде:
     На штаны мои надета бабья юбка,
     Стрижка женская – мужская была прежде.

     Струны гордости мужской моей задеты.
     Внешность надо прежнюю вернуть.
     Я бегу к мужскому туалету,
     Чтобы юбку со штанов своих стянуть.

//-- РЫБЫ --//

     В сенях избы, на табурете, – таз.
     В нем, обезглавленные, бьются рыбьи туши.
     Бегу я к матери с отцом и свой рассказ
     Об этих рыбинах им вкладываю в уши.

     Я им кричу: «В сенях – большие рыбы,
     Но без голов. В тазу хвостами бьют.
     Ах, сколько, мама, приготовила нам ты бы
     Из этих рыбин всяких разных блюд!»

     С отцом мы «за», а мать наоборот:
     Какой-то вид у рыбин нездоровый.
     Но в нашу пользу спора был исход —
     И я принес ей рыбы безголовой.

//-- ДВА ХРАМА --//

     Я приезжаю в Царское Село.
     Там должен был пройти футбольный матч
     Российской сборной. Я входил в число
     Участников. Но мне не повезло:
     Где стадион, не помнил я, хоть плачь.

     Не поспеваю к 18:00.
     Уже разминку провели. Вот-вот начало.
     Всё, опоздал. Ах, как же подкачал я!
     Свою в игре я не исполню роль.

     Подвел товарищей. Что скажет Хиддинк Гус,
     Болельщики? Не оберешься сраму.
     Узнают все. О, как мне скрыть конфуз,
     Как сбросить совести невыносимый груз? —
     Подумалось. И вдруг – я вышел к Храму.

     И сразу я почувствовал покой…
     За этим Храмом следовал другой.

     Был Первый создан из воды лазурной
     Морской волны и кружев белой пены.
     Она наполнила бурлящим шумом стены,
     Украсила узором их ажурным.
     А Храм второй природы был иной:
     В нем свет разлился нежной желтизной
     По линиям архитектурным.

//-- НАТАЛЬЯ --//

     В трамвае с одноклассницами еду.
     Сценарий обсуждаем мы капустника.
     Смотрю: вошла в трамвай с велосипедом
     Наталья. Я любил ее. Но грустно как!

     Расстались с ней мы по моей вине.
     Боль причинил я маленькой голубке.
     Но знал ли о раскаянья цене?
     Она вошла – и улыбнулась мне.
     Как целовать хочу ее я снова в губки!

     Трамвай с Литейного свернул и во дворах
     Петляет. Я смотрю: в вагоне
     Наташи нет. Неужто вышла? Крах!
     Вначале мысль пришла мне о погоне.

     Но где найду моей беглянки след?
     Ищу я логики связующую нить.
     В общественный зашел я туалет —
     И осенило вдруг: а если позвонить?

     Достал мобильник и Наташин номер
     Хочу набрать, но тут клавиатура
     (Ведь качество китайское – халтура)
     Посыпалась в очко. Я чуть не помер
     От потрясения и приступа печали.
     Какая боль! Мне не видать Натальи!

//-- ЧЕТЫРЕ ПРОГУЛКИ ПО ПЕТЕРБУРГУ --//

     1

     Сон грёзу навевает мне свою.
     Как будто подменили город наш.
     И кажется, что я в чужом краю.
     Хоть верю, что вхожу я в Эрмитаж,
     Везде какой-то странный антураж.
     Музейных залов я не узнаю.

     Иконостас я вижу золотой.
     От образов идет покоя веянье.
     Любовью дышит все и чистотой,
     Восторг внушая и благоговенье.

     По лестнице спускаюсь в тайный зал,
     Который сделан из зеленой яшмы.
     И этот зал торжественный и страшный.
     И голос внутренний мне сразу подсказал,
     Что это – резиденция тирана,
     Правителя Востока Тамерлана,
     Который подданных безжалостно терзал.

     2

     Я на Апраксин ночью вышел.
     Где рынок, там свернул во двор.
     Смотрю я, в лавку лезет вор.
     Приятель мой, Степанов Миша,
     Бандюге хочет дать отпор.

     Ведут борьбу они вдвоем.
     Вмешаться мне необходимо,
     Но прохожу, как трус, я мимо.
     Помочь товарищу мне в лом.

     3

     Иду по Коллонтай, район где спальный.
     Военный фильм снимает Бортко там
     По всем известной пьесе театральной —
     «Грозе» Островского. В ней сцены нет батальной,
     Но в киноверсии воюющим фронтам
     Отведено значительное место.
     Готово все для огненной фиесты.
     Внимание, мотор! Пошла работа.
     Плюются пламенем друг в друга огнеметы.

     Покинул зону я, снималась где война.
     Как бы по лезвию прошелся бритвы.
     Исходом гибельным грозила эта битва.
     Всех горожан затронула она…

     4

     По дороге домой Я забрел в бар ночной,
     И подходит ко мне там мальчишка.
     Он хитрец,
     Он подлец,
     Он пацан сволочной.
     Он проверить мой хочет умишко.
     Про компьютер спросил, а я в нем ни бум-бум.
     Вот и факт налицо. Значит, я тугодум,
     Значит, лох я, профан я, глупышка.

     А потом три развязные девки нахально
     Забросали меня вопросами.
     Отпускали в мой адрес и шуточки сальные,
     Кольца дыма пускали мне в нос они.

     Из меня сделать им удалось дурака.
     В положении был я дебила.
     «А снимались ли в фильме вы «Три толстяка»?
     Одна из девиц спросила.

     Понимая, что крылся в вопросе подвох,
     Что глумление это по сути,
     Что меня опускают и что я лох,
     Я ответил: «Играл я Тутти».

//-- ТРОЦКИЙ --//

     В школе биологии урок,
     А учитель – Лев Давидыч Троцкий.
     Только мне учение не впрок —
     Я веду себя по-идиоотски.

     Самый дерзкий я из хулиганов —
     Бью дубинкой черных тараканов.
     А они все лезут из щелей,
     Бью их, чтоб шло время веселей.

     Троцкий Лев Давидович сердит
     И с угрозой на меня в упор глядит.
     От активности моей устал он бойкой
     И меня наказывает двойкой.

//-- КРЫМ --//

     Отец, мать, я – мы в комнате сидели.
     Приходит Митя, и никак я не пойму,
     Зачем в фуражке, лейтенантской он шинели.
     И очень бледный. Почему?
     Я, удивленный, говорю ему:
     «Ты в эти две последние недели
     Совсем не загорел, хоть отдыхал в Крыму».

     «В Крыму я не был, – мне ответил Митя. —
     Работал в клубе я, от вас факт этот скрыв,
     Устраивал где тайные соития,
     Позывы страсти удовлетворив.
     В то время как трудился я до одури,
     Вы землю, мне обещанную, продали!»
     Сказав, поставил в угол он на гриф
     Гитару, к стенке декой прислонив.

     И тут вдруг начался в квартире нашей шмон,
     Ворвался с автоматами ОМОН.
     Нам зачитали четверым права
     И вывели на улицу, где два

     Автобуса стояли. В первый Митю
     Засунули. Остаться во втором
     Отец, мать, я должны. Кричу: «Эй, обождите!
     Позвольте всем нам ехать вчетвером».

     Но не позволили нам ехать с Митей вместе:
     Особый-де порядок при аресте!

//-- ВЕРБЛЮД --//

     Я в душевой нагадил – и сбежал.
     И – дернул черт! – вернулся я обратно.
     В мозгах затмение случилось, вероятно…
     Перед кабинками был холл, просторный зал.

     Тем временем охранница из ВОХРА
     Держала цепь для моего ареста.
     И понял я, что дело мое плохо,
     Но не сойти с проклятого мне места.

     В параличе застыл я на пороге.
     Не пошевелишься – окаменело тело.
     Накинуть на руки мне тетка цепь хотела.
     Не убежать – не ощущаю ноги я.
     Свобода – плата за мое говно.
     Сказала тетка: «Виновато не оно.
     Причина здесь – твоя идеология.

     Ты слишком часто думал о цепях.
     Теперь в реальность превратились мысли,
     Которые твое нутро изгрызли,
     Которые тебе внушали страх».

     Я говорю: «Теперь меня попрут
     С работы?» А она: «Конечно.
     За то, что ты нагадил в ванне тут».
     Работа – мелочи. Боюсь цепей я, пут,
     В тюрьме пропасть, во тьме ее кромешной.

     И вдруг я вижу: роды у верблюдицы.
     Надежда есть, что страшное не сбудется.

     К охранницы взываю гуманизму,
     Смотрела чтоб сквозь родов этих призму,

     Чтоб руки не сковала мне цепями.
     И жалость пробудилась в грозной даме.

     Томиться в казематах я не буду
     Благодаря рождению верблюда.

//-- ДЕМИДОВА --//

     Двум женщинам читаю я новеллу.
     И вдруг, как в стену лбом, на слове я запнулся.
     Мне не прочесть его. Я не пойму, в чем дело.
     А может быть, я попросту рехнулся?

     И лишь ночной порою на прогулке
     Его я вспомнил, что далось мне с муками.
     На крыше дома электрическими буквами
     Оно светилось в незнакомом переулке.

     От образа, возможно, световидного
     Узнал я слово и прочел: Д Е М И Д О В А.

//-- МЕШОК ДЛЯ МУСОРА --//

     Я на кухне помочился
     В мусорный бачок.
     Мне Галина: «Ты б лечился.
     Что за дурачок?»

     Я корю себя за это:
     Мало, что ли, туалета,
     Мало, что ль, горшка?
     Клин, однако, выбьют клином.
     И тогда я у Галины
     Попросил мешка,

     Мусор где хранят обычно.
     И в него мочу вторично
     Из бачка я слил.
     Но Галину этим новым
     Поведеньем нездоровым
     Я не разозлил.

     Не противилась она,
     Не была возмущена
     Новым эпатажем.
     Помогла мне даже,

     За края держа мешок,
     Чтоб попасть в него я смог.

//-- УНИВЕРСИТЕТ --//

     Заходим в кафе на Садовой
     вдвоем с моим старым приятелем.
     Садится за столик приятель,
     сухарики скромно грызет.
     К буфету иду, предвкушая
     с улыбкой блаженной мечтателя,
     Как с сыром французским возьму я
     ему и себе бутерброд.

     Вот я подошел. «Сколько стоит?» —
     спросил молодую буфетчицу.
     И мне отвечает бабенка:
     «14 тысяч рублей».
     Ушам я своим не поверил.
     Буфетчица, видимо, лечится.
     А может быть, хитрая, думает,
     что я простачок-дуралей.

     Кричу: «Что за цены! Давайте
     сюда мне директора живо!»
     Сердечный пульс чаще. От гнева
     в моих помутилось мозгах.
     Буфетчица вышла, но вскоре
     с улыбкой вернулась фальшивой.
     И злая насмешка таится
     в бесстыдных и лживых глазах.

     «Немного ошиблась я, сударь.
     Да с кем не бывает? Простите.
     Продам за 12 вам тысяч —
     всего-то! – один бутерброд». —
     Я голос возвысил: «Грабители!»
     Она говорит: «Не грозите.
     Подобные деликатесы
     народ без скандала берет».

     Я вижу, что наше присутствие
     в кафе смехотворно, нелепо.
     Мы вместе решаем с приятелем,
     что надо покинуть буфет.
     Горит пусть он пламенем синим.
     Бежим из лихого вертепа,
     И верной дороги мы ищем,
     попасть чтоб в Университет.

//-- КУРОРТ --//

     На курорт я приехал, на Черное море.
     Вот отель. Захожу. В вестибюле —
     Галдеж, суета, растревоженный улей.
     Плохо слышно себя в этом хоре.

     Здесь мечтал бы любой на ночлег поселиться.
     Рядом солнечный берег и пляж.
     Но у тех, кто пришел, беспокойные лица:
     Хватит места ли всем в номерах разместиться?
     Тут позвали нас на инструктаж.

     В зал вошли под органа гудящего фон.
     В центре – столп, а на нем стоит ящик.
     И откинулись стенки. Как будто бутон
     В лепестках разделился висящих.

     Ящик был не простой. Это жизненный символ.
     Словно кто-то незримой рукой
     Из меня мою душу усталую вынул —
     И отправил на вечный покой.

Книга 4

//-- АРГЕНТИНА --//

     Вижу сон: по садоводству еду «Юбилейному»
     На велосипеде (в тех местах живу
     Летом я на даче) – человек затейный
     Яму вырыл у дороги, с ним я наяву

     Говорил минувшим вечером.
     По его безумной речи я
     Понял: шиз он, инвалид.
     Не ахти и внешний вид:

     Скулы острые, белесый,
     Худощавый, безволосый.
     Встрече с ним я сам не рад.
     Я его запомнил взгляд —

     Шаловливого кретина.
     Шел я мимо магазина.
     Преградил мужик мне путь
     И спросил: «Ты в Аргентину

     От вопроса я опешил.
     Я почувствовал гипноз,
     Будто влез мне в душу леший.
     Отвечаю на вопрос:

     «Не был там, но планы есть
     Побывать». – «Давно пора, —
     Он в ответ. – Сейчас жара
     В Аргентине. Это жесть!
     Каждый день за тридцать шесть.

     Я оттуда. Лишь вчера
     Прилетел – здесь дождик льет,
     Но зато есть огород.
     На кустах полно смородины.
     Все-таки моя здесь родина!»

     Я подумал: он помешанный —
     Говорит какой-то бред.
     Если он вдобавок бешеный,
     Мне доставит кучу бед.

     Хоть я чувствовал угрозу,
     Отвязался скоро он…
     Ночью я увидел сон.
     Повторю начало грёзы…

     Вижу сон: по садоводству, по дороге еду
     (В отпуске на даче в тех местах живу),
     Глядь, никак знакомый мой, с кем мы наяву
     Накануне встретились (я узнал кретина),
     Я к нему подъехал: “Здравствуй, Аргентина!”
     Потянуло вдруг к нему, словно в нем – магнит.

     Выбрался из ямы новый мой знакомый,
     Нам бутылку водочки выкатит хозяйка.
     Я живу здесь рядом. Мы дойдем до дома».
     Я струхнул и говорю: «Что ты, аденома
     У меня простаты, острый простатит.
     Плохо отношусь я ко всему спиртному.
     Задница от водки сразу заболит».

     Сяду я, а ты вези
     И где надо тормози».

     Впереди он сел на раме.
     У меня обзора нет.
     Руль держу с трудом руками —
     Рухнет мой велосипед.

     Хоть закрыл он мне обзор.
     Вдруг дорога в коридор
     Перешла. В библиотеку
     Мы приехали. Мой взор

     Помещение окинул:
     Это был читальный зал,
     Благолепие, все чинно,
     Все читают. Но финал

     Наступил, пришла развязка,
     Вместе с ней – мое фиаско.
     Мой знакомый с рамы слез.
     Я считаю, это – бес.

     Это он меня попутал.
     Был смешон я в ту минуту,
     Идиотом был в тот миг.
     «Вам я здравствовать желаю!» —
     Гаркнул я ему – и сник.
     Видно, воля его злая
     Потянула мой язык.

     На меня все посмотрели:
     Мол, чего пришел сюда?
     Щеки красные горели,
     Кровь кипела от стыда,

     Словно в знойной Аргентине
     Побывал, где тридцать шесть,
     Жар где вечно не остынет.
     На черта туда мне лезть!

//-- КОШКА --//

     Прыгнула кошка ко мне на кровать.
     Ластится, трется о локоть.
     Хочется кошечку мне приласкать.
     Что она выпустит коготь,
     Не было даже и тени намека.
     Лобиком бархатным трется о щеку.
     «Нежности кошечки будто бы мед», —
     Папе сказал я. Ответил мне папа:
     «Руку просунь ей под хвост и облапай.
     Может быть, это не кошка, а кот?»
     Внял я мгновенно совету отца —
     Щупать стал кошку, нет ли яйца.
     Тут мой мизинец она зацепила,
     Тянет за кожу, зверюга!
     Больно и страшно, трясусь от испуга.
     Все начиналось так мило.
     Папе кричу я: «Спаси меня, папа!
     Впилась в мой палец когтистая лапа,
     Кожу мне рвет дикий зверь.
     Сбросил бы ты поскорей его, ну же!
     Сил нет терпеть эту муку и ужас.
     Помощь нужна мне теперь».

//-- БАНЯ --//

     Там, где площадь Сенная, на автовокзале,
     Филимоновой Оле свидание
     Я назначил (хотел с ней сходить вместе в баню),
     А ее нет как нет. Наказание!
     Достал телефон, чтобы ей позвонить,
     А трубка дала вдруг сбой.
     Как снова наладить, как починить,
     Не знаю. Какой я тупой!
     Стою я и жду ее, словно дурак.
     А ей-то со мной не связаться никак.
     У Оли малыш есть, ребенок.
     Не вышел еще из пеленок.
     Она от него ни на шаг.
     Уверен, она не придет на свидание.
     Поеду один на автобусе в баню я.
     Да номер автобуса, как я ни тужусь,
     Не вспомню, и адрес, куда ехать. Ужас!
     Мне кажется, около бани был Храм.
     Какой? Позабыл. Разве это не срам?
     И тут меня мысль посетила, влюбленного:
     Ах, как хорошо, слава Богу,
     Что все сорвалось! А пришла б Филимонова,
     То был бы свидетель конфуза огромного,
     Что к бане не помню дорогу.

//-- САРКОФАГ --//

     Я в темном офисе ходил по коридорам.
     Нашел на стенке электрический я щит.
     За дверцей счетчик, цифры на котором,
     Но бывшая на пульте цифра 100
     Ошибка явная, 128 – верно.
     Но как нули убрать, не знаю. Очень скверно!
     Ирэна Юрьевна Черевко, фирмы шеф,
     Своим всем видом выражая гнев
     И недовольство. Я своей вины
     Почувствовал укор (а в чем вина, не знаю),
     Но совесть червем ела меня злая.
     Куда глаза глядят пошел я коридором
     В депрессии, убитый своим горем.
     Растаял лабиринта полумрак.
     Вхожу я в зал – и вижу саркофаг
     Из тонкого воздушного фаянса,
     Сияющий от переливов глянца,
     А изголовье – в форме белых рук.
     И в саркофаге мой отец родной.
     Закрыл глаза. Он бледный и больной,
     И на лице его тень горестная мук.
     Лишь руки белые, его касаясь темени,
     Казалось, участь папы облегчали:
     Груз дум, давивших своим бременем,
     И тягостные приступы печали.
     Он заворочался и застонал, заохал.
     Я говорю: «Ах, папа, тебе плохо.
     Ты захворал, а язвы жало жгуче.
     Отец встал на ноги (он мрачен был как туча)
     И медленно пошел к больничной койке.
     И в этом был особый смысл горький.
     Улегся и укрылся одеялом…
     Зачем так сделал он, никак не мог понять я.
     На что так безрассудно променял он
     И ложе светлое, и Ангела объятья?

//-- МАТЬ --//

     Как неосторожно!
     Мама вверх по лестнице
     На помост дощатый
     Поднялась шутя.
     Доски ненадежные.
     Мама точно треснется.
     Ведь внизу нет мата.
     Мама как дитя.

     Скачет по настилу.
     Проломились доски —
     Мама головою
     В пол бетонный – хлоп!
     Сразу насмерть, милая!
     Плачу, льются слезки.
     Стал я сиротою.
     Маму надо в гроб.

     Только вот что странно:
     Хоть я и рыдаю,
     Втайне очень рад я,
     Что погибла мать.
     Смерть ее желанна.
     Я хотел вреда ей.
     Совестно, ведь гад я!
     Как себя понять?

//-- ЦЫГАН --//

     Во сне я вижу голого мужлана,
     Брюнета жгучего – цыгана:
     Он нагл, груб и мускулист,
     Хитёр, насмешлив, зол, нечист.
     Но льнет к нему и жмется моя мать,
     Старушка ветхая. Я начал ревновать.
     И он назначил ей свидание.
     Терплю душевное страдание.
     Она готова стать его любовницей, женой,
     Скоту отдаться, низкому животному,
     Бесстыжему, вонючему и потному.
     Позор на голову мою, о Боже мой!
     Проникла в мамин мозг зловредная бактерия.
     Приворожил ее, ведь колдуны цыганы.
     Пусть уберет он – на хуй! – член поганый.
     Связался со старухой, с климактерием!
     Он присушил ее к себе, проныра ловкий.
     Убью подонка из оптической винтовки.

//-- КОШАК --//

     Приехал я автобусом
     В Швейцарию с Григорьевым.
     Погода там чудесная,
     Красивые места.

     И вот шагаем оба с ним
     Лесной тропою в горы мы
     Смотреть красоты местные —
     И встретили кота…

     Из чащи вышел он, ища, возможно, пищи
     Походкой мягкой, вкрадчивой и хищной.
     Глаза зеленые блестели глянцем лести.
     Все ближе, ближе он. А мне не сделать шаг.
     Я ног не чувствую – сковал меня столбняк.
     Под куст беспомощно упал я, а кошак
     На грудь мне прыг и в губы меня лижет.
     Пушистым голову обвил мою хвостом,
     А я лежу колодой под кустом.
     Он словно забирается мне в душу.
     И вдруг раскрыл в слащавой мине рот
     И говорит: «Дай мне теперь покушать».
     А я молчу, как полный идиот.
     И что в ответ ему могу сказать?
     В его словах был юмор ядовитый.
     Кошак царапаться: «Дай кушать – я не сытый».
     Я ни гугу, а он меня – терзать
     Своими лапами. Зубами впился в щеку.
     Я застонал от болевого шока
     И выдавил из горла в слабом крике:
     «Григорьев, шухер, это – монстр дикий!»

//-- КИНОРЕЖИССЕР --//

     В автомобиле еду легковом.
     Им управляет кинорежиссер.
     В пальто он, в зимней шапке. Его взор
     Колючий остр (насмешка скрыта в нем),
     И клиновидна острая бородка.
     Жена его – с ним рядом. Тихо, кротко
     Она ведет себя. Ее печален взгляд,
     И обрамлением лица был зимний темный плат.
     Сидел в машине и телохранитель,
     И это молодой был человек,
     Атлет на вид. А режиссер сомнительный
     Маршрут избрал – в тупик заехал. Снег
     Кругом лишь грязный, кучи бревен.
     Куда завез нас? Час не ровен! —
     И попадем к бандитам в лапы.
     В груди тревога. Дать бы драпа!
     И нужно было в дебри лезть!
     Я режиссеру: «Пушка есть?»
     И он сказал тогда телохранителю,
     Чтоб тот на время пистолет мне дал.
     Я взял оружие и снял с предохранителя,
     И в этот миг по нам прошелся шквал
     Стрельбы. Я вылез из машины —
     Бац, бац по ним. Не стал тянуть с ответом,
     Я не убил ни одного вражины —
     Не пули вылетали, а котлеты
     Из моего дурацкого ствола.
     Хоть в одного попал бы гада!
     Черт побери, да это ведь засада!
     Всех, кто стрелял, теперь повяжут.
     Здесь провокация, здесь лажа.
     Не раскусил обмана я орех.
     Телохранитель оказался мент в итоге.
     Ему я бросил пистолет под ноги
     И поднял по команде руки вверх.

//-- ДЫНЯ --//

     Еду я в автобусе, пассажир единственный.
     Крыша дома. Снайпер там. Целит он мне в лоб.
     Чтоб в меня не сделал выстрел он убийственный,
     Бах из кольта первым. (Непреложна истина:
     Не убью его я – сам же лягу в гроб.)

     Киллера наемного не убил в итоге.
     В руку ранил снайпера, но подумал: «Ой,
     Пушка без лицензии». Прихожу в тревоге
     (Поварской, 14) я к себе домой.

     В комнате увидел на столе в тарелке
     Половинку дыни. Это ведь – улика!
     Как нагрянут с обыском! В панике я дикой.
     Дыню хвать – и газу с быстротою белки.

     Маме крикнул: «Мама, моего прихода
     Жди, я скоро буду. Сам же к огороду
     Закопал поглубже дыню я лопатой.
     Спрятал хоть улику, да покоя нету:
     Вдруг ее отыщут – привлекут к ответу!

//-- КАТЯ --//

     Мне снится сон, что я пришел в кабак.
     Там дым, накурено, там чад и полумрак.
     Вдруг из завесы едкого дурмана,
     Как бы прекрасное виденье из тумана,
     Выходит девушка, предмет моей мечты.
     Глаза ее невинные чисты,
     И в речи искренней не нахожу обмана.
     И верю каждому ее я слову.
     Она мне объясняется в любви
     И говорит: «Хочу тебя, готова
     Тебе отдаться – только позови!»
     Какое счастье – заключить ее в объятья!
     Да о таком не мог и помечтать я.
     Недолго думая с ней к выходу иду,
     Но тут дорогу преградила на беду
     Толпа цыган, разбойничья их братья.
     И среди них цыганский был барон,
     И с этой девушкой помолвлен будто он.
     Она вперед ушла. Кричу ей: «Катя, Катя!»
     Она на улице и ждет – дала мне срок,
     А я пройти боюсь сквозь этот грозный блок
     Цыганской мафии. Да тут ее жених.
     Как всадит нож! Он дерзок, ловок, лих.
     Я нерешителен, а срок уже истек.
     Вернулась Катя. Говорю ей в оправданье,
     Что звал ее, а тут они,цыгане.
     Как приговор в глазах ее упрек,
     И нет любви ко мне, но я же виноват.
     Мечты моей я сам причина краха.
     Я жертва мнительности, робости и страха.
     Навечно этим страхом я заклят.

//-- ЛЕНА --//

     Я стою не косогоре
     И смотрю с опаской,
     Как бы не случилось горе
     С детскою коляской.
     Вниз бежит дорожка,

     Без присмотра здесь она,
     И родителей вина,
     Что таких бросают крох.
     (Девочка – лет четырех.)

     Вдруг коляска под уклон
     Покатилась. Я – вдогон.

     Это мой был недогляд:
     Не убрал коляску с края.
     Совесть, мой судья, карая,
     Обличала: виноват!

     Но была моя опаска,
     К счастью, ложной, холостой:
     Вбок поехала коляска
     И затем в траве густой
     У забора стоп – застряла.
     И проворно крошка встала
     И пошла, пошла, пошла
     Вдоль забора до угла,

     Завернула. Вновь проблема,
     Гложет вновь меня вина —
     Потеряется она.
     Закричал я: «Лена, Лена,
     Ты куда пошла одна?»

     Но ее простыл и след.
     Вновь себя я укоряю.
     Снова девочку теряю.
     За нее – держать ответ.
     В результате я к сараю
     Подхожу, зашел, а свет
     Не включил и сразу спать
     Завалился на кровать.

     Только лег – скажи на милость! —
     И толпа громил вломилась.
     Главарем был банды всей
     Знаменитый Алексей
     Панин. Впал тогда я в панику.
     «Свет включи! – кричу я Панину. —
     Умоляю, свет включи!»
     И меня ладонью – бам! —
     Шлепнул звонко по губам.
     Свет включил, однако, он.
     Тут и кончился мой сон…

//-- БАРАБАНЩИК --//

     Мне дали в руки барабан
     И пару палочек. Ништяк!
     Себя по бедрам хлоп – и шаг
     Печатать стал. Во кайф! Балдею.
     За мной жандармов рота маршем.
     И этой роты во главе я.
     Прошла по темной галерее
     К дворцу царя колонна наша,
     И я вошел в огромный зал,
     А там придворные, там бал,
     И все танцуют на паркете,
     И он блестел при ярком свете
     И чистотой своей сиял.
     Здесь сливки общества, элита.
     Узнал персону государя я.
     Он на меня глядит сердито:
     Куда ты, мол, приперся, пария,
     Тебе ли с нами танцевать?
     И тут ко мне метнулась мать,
     Кричит мне, чтоб я уходил,
     Мол, как невежа, наследил:
     На сапогах и снег, и грязь
     Принес – и лужа разлилась.
     Со злостью высказалась мама.
     Я посмотрел: вот это да!
     С моих сапог стекла вода.
     Бегу я прочь – не то от срама
     Умру, сгорю я от стыда.

//-- ОГОНЬ --//

     На Выборгской улице, где отчий дом мой,
     Костер на дороге я жгу.
     (Сампсоньевский рядом.) Костер мой огромный.
     Костра я огонь берегу.
     Его треплет ветер, как красное знамя.
     Безумствуя, бешено мечется пламя.
     Я прочь отойти не могу
     И знаю: неймется врагу
     И гнет этой мысли прессует ужасно…

     Враги окружили. Шепчу я молитвы.
     Но в схватку вступлю все равно.
     Ко мне на подмогу бойцы из Китая
     В кожаном кимоно.

     Вначале тряслись у меня коленки,
     Но вот мы сошлись с ними стенка на стенку —
     И вскоре поймал я кураж.
     Горю изнутри я от ярости лютой,
     В мой дом на четвертый этаж
     С дороги, где жег я костер.
     И с ужасом ловит мой взор,

     Что в окнах квартиры, как красное знамя,
     Безумствуя, бешено мечется пламя.
     Какой мне жестокий урок!
     Мой дом погибает в стихии пожара.
     Все сгубит огонь, ненасытный и ярый.
     Зачем же его я берег?

//-- МЕДВЕДЬ --//

     Однажды Митя, сын, принес домой тигренка,
     Который очень был похож на медвежонка:

     Шерсть бурая – не рыжая в полоску.
     Ко мне он резво прыгнул на кровать,
     Начав со мною весело играть,
     Такой ручной, ну прямо свой весь в доску.

     Но встал вопрос, а что случится после,
     Когда он вырастет и станет зверем взрослым?

     Жильцов сожрет. Мы сделаемся снедью.
     И тут моргнуть я глазом не успел
     (От неожиданности я оторопел) —
     Малыш вдруг превращается в медведя.

     Подумал я, что мне пришел конец,
     Но мишка вел себя как прежде – как юнец:
     Ручной, игривый, ласков и послушен.
     Но все-таки медведю я не верю.
     Настанет час – оскал увидим зверя
     И все к нему отправимся на ужин!

//-- БЕЛЫЕ МЕДВЕДИ --//

     Кошка длиннолапая, хищная, когтистая,
     С пестрой гладкой шерстью, очень мускулистая,
     Проявила дерзкий свой сварливый нрав:
     В руку мне вцепилась, кожу разодрав.
     «Пропади ты пропадом! Больно нрав твой крут», —
     Обругал я кошку. Та нырнула в пруд.
     А в пруду том плавали белые медведи.
     Кошка – к ним со скоростью, свойственной торпеде.
     Одного топтыгина лапой за живот
     Хвать – и не боится. Шкуру-то порвет.
     Но тонка у кошки все-таки кишка:
     Мишка ее сгрябчил – и секир башка.
     Вытащил на берег кошку и, как щепку,
     Отодрал ей голову. (Разозлился крепко.)
     Ахнул я в испуге от картины страшной:
     Кошка, хоть и стерва, а была домашней.
     Пожелал пропасть ей – и она пропала.
     А теперь медведя встретил я, амбала!

//-- ГРОБНИЦА ФАРАОНА --//

     Деревянная площадка.
     У нее четыре ножки.
     А еще на досках кладка —
     Пол из красных кирпичей.
     Наверху стою. Как кошка,
     Я в перила впился. Шатка
     Вся конструкция, и гадко
     Себя чувствую на ней.

     По соседству археологи
     Изучают рядом зону,
     Продолжают поиск долгий,
     Под меня ведут подкоп.
     У меня трясутся ноги.
     Грохнусь с вышки я в итоге
     На гробницу фараона,
     Зашибу себе я лоб.

     В это время следопыты
     Из земли достали плиты:
     Серебром они блестели,
     Иероглифы на них.
     Археолог главный с честностью
     Мне признался: «Нет в них ценности.
     Что найти мы здесь хотели,
     В зонах скрыто неземных».

//-- ВОЙНА --//

     1

     Война началась. Самоходки и пушки
     По неприятелю бьют.
     Падают там и тут
      Бомбы, как жирные тушки.
     Жужжат вертолеты,
     И их пулеметы
     Держат врага на мушке.

     2

     Местность от поля сраженья вдали.
     Дороги по ней пролегли.
     По ним идут молодые парочки,
     Словно барашки и ярочки.
     У них корейские лица.
     В платьях из легкого ситца —
     Девушки. Юноши – в белых рубашках,
     Ярочки и барашки!
     На пункты идут они сборные,
     Тихие и покорные.
     Их кровь волнуют любовь и весна,
     А впереди – Война.

     3

     И я на войну. Жаждет Арес, вампир.
     Последний раз с мамой заходим в трактир.
     (Стояло знойное лето.)
     Я выпил сто грамм и вновь заказал
     Рюмку себе, а маме – бокал.
     А нам принесли разогретой —
     Горячей водки, крутой кипяток.
     Я выпить хотел, да в горле комок
     Застрял жгучей горечи этой.

//-- ПРЫЖОК --//

     В реке какой-то нерестились осетры.
     Я и приятель мой схватили рыбин пару.
     Как будто мы с ним подлые воры,
     Бежим к плотине, высотою с Ниагару.
     Чтоб не догнали нас, необходим прыжок.
     Вниз без раздумий полетел дружок.
     Он приземлился с горем пополам,
     Но обошелся без тяжелых травм.
     А я боюсь, пробрало до кишок.
     Я трудный выбор должен сделать сам.
     Или тюрьма, иль сигануть мне надо
     В бурлящие потоки водопада.

//-- КИТАЯНКА --//

     Я бегу на танцплощадку.
     Сын мой Митя в центре зала.
     Он, распорядитель бала,
     Строго требует порядка:
     У партнера чтоб с партнершей
     Выбор пары был хороший,
     А не то что с кем попало.
     Выбор мой на китаянку
     (Клюнул сдуру на поганку)
     Пал. Мы в танце с ней сплелись,
     Очень скоро завелись.
     Ей под юбкой глажу ногу я
     И за грудь открыто трогаю.
     Получить ее согласие
     Секс начать мне было просто.
     Раздеваю свою пассию…
     Что за хрень? Смотрю: короста
     И пупырышки на коже.
     Нет, здоровье мне дороже,
     А она заразна, факт.
     Но не смог перед соблазном
     Устоять, и – пусть заразна
     Китаянка – начал акт.

//-- МИТЯ --//

     Митя вспомнил о каком-то важном деле.
     Вниз помчался он по косогору,
     От которого вдали сидел я.
     Незаметен Митя стал для взора:
     От меня на расстоянии был склон.
     Митя побежал с его верхушки.
     Только видел я, мелькнула как макушка.
     За черту холма как будто канул он.

     Я еще тогда подумал: «Ах!
     Не споткнулся б, не разбил бы темя».
     Два знакомых Мити впопыхах
     На разгоряченных лошадях
     Прискакали с вестью в это время.

     У меня в груди растет тревога.
     «Что случилось? Говорите, ради Бога! —
     Спрашиваю их. – Да не молчите».
     Мне они: «Упал, зашибся Митя
     И лежит – не может встать он – на траве.
     Гематома у него на голове». —
     «Так какого медлим мы рожна?
     Помощь Мите срочная нужна».

//-- ЛЮДМИЛА --//

     1

     В себе искусственно раздув любовный пыл,
     Я вел себя с Людмилой словно льстец.
     Ей ручки целовал и говорил
     На итальянском с ней, цветы дарил,
     Но поступил в итоге как подлец:
     В ее отсутствие к ней лыжи навострил.
     Она ушла из дома в это время.
     Мысль нехорошая ударила мне в темя.
     Она жила в квартире коммунальной.
     На цыпочках к ней в комнату проник
     И там хозяйничал, бессовестный, нахальный,
     И находил в своем поступке шик.
     Я комнату перевернул вверх дном.
     Был кавардак в апартаментах дамы,
     Но не было вторженье пустяком:
     Я, наконец, задумался о том,
     Что схватят за руку – не оберешься срама.
     Прибрался в комнате и ухожу, но свет
     Как погасить, не знаю. Что за бред?
     Никак не отыщу я выключатель.
     А это ведь улика, это след,
     Что здесь я был. Тогда держать ответ
     Перед Людмилою придется.
     Отвечать ей Я должен буду на прямой вопрос:
     Зачем к ней в дом, как вор, я сунул нос?
     Но как мне скрыть поступок свой позорный?
     За провод электрический я дернул —
     И вилку вырвал. Пламенем розетка
     Стрельнула. Свет, свидетельство и метка
     Бесчинств моих, погас. Тогда проворно
     Бегу на выход коридором впопыхах.
     А тут соседка. Мы нос к носу с ней в дверях.
     Она подумала: домушник – звать милицию.
     Я успокаивать ее, мол я не вор,
     Людмилы, мол, знакомый, ухажер.
     Она не слушает, вопит, а дальше снится…

     2

     Все обошлось. Не донесла соседка,
     Что в их квартиру я проник тайком,
     И не заметила Людмила, что в розетку
     Не воткнут штепсель… Но потом
     Пришло ко мне раскаянье. В душе змея.
     И вновь иду, но не без приглашения
     К Людмиле на свиданье в этот дом.
     Вхожу и чувствую себя большим ослом.
     Лежал мужчина на кровати пожилой
     В костюме сером и с седою головой.
     И я подумал: он Людмилы муж.
     А следом мысль: какая это – чушь!
     Не может быть, что муж есть у Людмилы.
     Она мне говорила, что вдова.
     Моя, возможно, глючит голова,
     А он расслабленный, больной, какой-то хилый.
     Однако покаянные слова
     С волненьем в голосе я все же произнес.
     Я от Людмилы ждал упреков, гнева, слез.
     Она же рассмеялась мне в ответ.
     Какой-то получился винегрет!
     И я затеял странную игру:
     Графин с водою со стола беру
     И лью на книжный шкаф. А на черта?
     Вода вдруг изблевалась изо рта.
     Людмилы муж, весь мокрый, встал с постели
     (То ли моей обрызганный водой
     То ли пиджак и брюки пропотели),
     И дрожь агонии заметна в слабом теле,
     И, на пол грянувшись, концы отдал седой.

//-- ДЕВУШКА-ЛОШАДКА --//

     На траве раскинулся шатер,
     Будто это постоялый двор,
     Будто бы гостиница-палатка.
     У стола, где регистрируют гостей,
     В белых гольфах девушка. Я к ней.
     Обнял с нежностью:
     «Я знаю, ты лошадка,
     Оборотень в женской ипостаси, —
     Говорю ей. – Стань моею пассией».
     А она: «Хозяин с поводка

     Не пускает. В стойле мне тоска.
     Я по лугу бы побегала, резвяся.
     Жеребца мне надо». – «Ну так что же?
     Здесь, в палатке, у меня есть ложе.
     Приходи ко мне, я жду тебя, губася!»

     Вскоре мои руки обнимали
     Девушку, под именем лошадки,
     Мы лежали с ней на сеновале
     В полевой гостинице, в палатке.

//-- ПРАВДА --//

     Я стою на плацу со старинным ружьем.
     На штыке вьется флаг – триколор.
     На трибуне вожди, чей пламенный взор
     Меня зажигает огнем.
     Они выступают, они говорят:
     Сен-Жюст, Робеспьер, Марат.
     Пусть будет свобода, равенство, братство!
     За справедливость стану я драться.
     Флагом машу на штыке ружья…

     Вышла из дома жена моя.
     Она меня просит зайти домой.
     Ружье прислоняю к стене.
     Иду за супругой. Угас пыл мой.
     Чего еще нужно жене?
     Она говорит мне: «Я заявление
     Вчера написала об увольнении.
     Нуждаюсь в твоей опеке.
     Пусть мне оплатит мое предприятие
     Все, что положено, все без изъятия,
     Все до последней копейки.
     Хочет меня обмануть мой шеф.
     Наглый себе позволяет блеф.
     Пойди и потребуй, что фирма должна мне».
     Я отвечаю: «Пустое желание!
     Какого пойду я рожна?
     Знаешь сама, что тебе причитается.
     Я же не в курсе. Зачем стану лаяться!
     Тебе эта правда нужна».

//-- АНАТОЛИЙ ИВАНОВИЧ --//

     1

     Анатолий Иванович хоть адвокат,
     Но его кругозор всесторонний богат:
     Медицина, политика и математика,
     География, физика и информатика.

     Я однажды встречаю его у буфета,
     Говорю, что у Ирмы проблемы с компьютером.
     (Разбирается так же в компьютерах круто он.)
     «Ах спасибо, голубчик, напомнил про это, —
     Анатолий Иваныч сказал с благодарностью. —
     Едем к Ирме скорей. Она встретит нас с радостью».

     2

     На автобусе едем. Шофер дико жмет.
     Не вписался на скорости он в поворот,
     И с крутого обрыва летит кувырком
     Прямо в реку. В окошко я прыгнул нырком
     И на землю упал. Хоть ушиб сильно грудь,
     Тем не менее жив. Стал автобус тонуть.
     Все, наверно, погибли.
     Торчат лишь колеса
     Автобуса, рухнул который с откоса…

     3

     И тут словно вырос я как великан.
     Автобус игрушкою стал в ту минуту.
     Легко из воды взяв его за кардан,
     Людей вынимаю. Они лилипуты.
     Там был Анатолий Иваныч и – круто! —
     Звезда мировая футбола – Зидан.
     На грудь надавил им, я воду отжал
     Из легких, и каждый тогда задышал.
     Других потерпевших тем же манером
     Откачивал, гордый собою безмерно.
     И тут из автобуса вынул я – надо же! —
     Головы старцев живые.
     Они были цветом как семь цветов радужных,
     Как с луга цветы полевые.
     Таков колорит у Любви и Добра.
     Их бороды будто бы из серебра.
     А над головами – круги золотые.
     Мысль мне пришла: эти старцы – святые!
     Каждый, внутри кто был автосалона,
     Их попеченьем остался живой.
     Дощечку кладу я на аналой.
     Поверх его – головы старцев. Икона!
     Целую ее, на нее бью поклоны.
     Не я всей истории главный герой.
     Сам я обязан своей головою
     Старцам, чьи головы на аналое.
     Вода изливалась у них изо рта.
     Спасать их не надо, а в них есть спасенье.
     И в этой воде, что жива и чиста,
     Солнце весельем играло весеннее.

//-- ДОМ ОТЦА --//

     1

     Отец построил деревянный дом.
     Стоял в лесу он, на отшибе,
     Заброшенный. Не поселился в нем
     Никто из всей семьи, как будто он отцом
     Заклят, покойником. Но мне, как речка рыбе,
     Он был необходим, меня к себе манил
     Не так, как кладбище, где тишина могил,
     А как то место, где таится гибель.
     Открыл калитку я, минуя белый флигель,
     Вхожу в тот дом: разруха, недострой,
     И грязное тряпье лежит в углу горой,
     Полы прогнулись, и сырые стены…
     Во всем заметна мерзость запустенья.
     Хоть новый дом, а выглядит как старый.
     Иду по комнатам. Смотрю: большое ложе.
     Здесь, значит, спальня. Пригляделся —
     Боже! Там кто-то спит. И голых ног три пары
     Рядком торчали из-под одеяла.
     И возмущение, и злость меня объяла.
     Они проснулись. Я: «Вы кто?» – без проволочки.
     Мне женщина: «Супруг мой, я и дочка.
     Снимаем комнату. Нас трое здесь – семья.
     И ежемесячно отстегиваем плату Хозяевам.
     Тут я взорвался матом:
     «Такую мать, хозяин – это я!
     Вы набиваете мошенников карманы.
     Вас и меня надули шарлатаны».
     Она расстроилась, услыша речь мою,
     И говорит с волненьем, чуть не плача:
     «Они владельцами назвались этой дачи.
     Клянусь, найду я этих гадов – и убью!»
     И тут уж я почувствовал испуг.
     Что буду делать, если тетка вдруг
     На самом деле совершит убийство?
     Не стоило устраивать скандал.
     Теперь я повод к преступленью дал.
     А дальше жить как с совестью нечистой?

     2

     Из дома вышел я. Вдруг там, где левый пах,
     Я боль почувствовал. Штаны спустил и – ах!
     Фурункул вижу черный и огромный.
     Его я постарался растереть.
     Он начал на глазах моих белеть,
     Уменьшился и выглядеть стал скромно.
     Но не окончились страдания телесные.
     Покрыла спину будто мне кора древесная.
     С себя снимаю я коросту безобразную,
     На землю клочьями бросая гниль заразную.

//-- ЖЕЛТЫЙ РОМБ --//

     Девятнадцатый век. На военном конгрессе,
     Где монархи, военачальники,
     Не случайно сижу. Делегат важный здесь я,
     Хоть по чину и самый маленький.
     У меня есть конверт. Его в руки Вильгельму я
     (А Вильгельм – это кайзер Германии)
     Передать должен. В этом и главная цель моя,
     А в конверте значок русской армии.
     Иду на трибуну, вручаю пакет,
     Кайзер вертит его в руках,
     Затем вскрывает. (Эпитетов нет,
     Как он изумился: «Ах!»)
     То, что он вытащил, был желтый ромб,
     Армии русской эмблема.
     Выглядел очень он бледно.
     Царь Николай I в бурном восторге.
     Хитростью мысли тонкой
     Кайзер Вильгельм посрамлен в итоге,
     Как оплеухой звонкой.

//-- ИГОЛКА --//

     Хотел иголкой ковырнуть в зубах —
     А вместо этого она вонзилась в нёбо
     И вглубь вошла, застряла. Дело швах!
     А если в мозг пойдет? Накроют крышкой гроба.

     Тяну назад ее, но скоро изнемог:
     Безжалостна иглы тупая сила,
     И жизнь уходит как вода в песок,
     И ждет меня холодная могила.

     И я, отчаявшись, завыл подобно волку.
     Тут чей-то голос мне сказал: «Пока живи».
     Тогда я только вытащил иголку,
     Хоть изодрал все нёбо до крови.

//-- МУЗЕЙ ШТАЙНЕРА --//

     На набережной Университетской
     С Беловой Светой мы условились о встрече.
     Был очень хмурый и туманный вечер.
     Пришел я с пунктуальностью немецкой,
     А Светы нет. Все не идет Светлана.
     Другие женщины выходят из тумана,
     Другие женщины, но только не она.
     Терпенья чаша моего давно полна.
     Себя я спрашивал: да где она, Петро?
     Задор во мне проснулся, видно, злой.
     Ее готов искать хоть под землей.
     И вот уже спускаюсь я в метро.
     И снова жду. Опять не та, не эта.
     Но я надеялся, и появилась Света!
     Да не одна – с мужчиной молодым.
     Вот новости, очередной сюрприз!
     Но, хоть простил и этот ей каприз,
     Во всем тревожная неясность, словно дым.
     Вот из метро мы выбрались наверх.
     И в довершение хождений моих всех,
     В какой-то дом пришли. По сторонам глазею:
     Лишь стены голые. Пустынно, тихо… Гроб.
     Одежду верхнюю мы сдали в гардероб.
     Назвал мужчина этот дом музеем,
     Музеем Штайнера…

//-- ВАСИЛИЙ --//

     Семейную вижу идиллию:
     Филимонова, мать молодая,
     Младенца-бутуза лаская,
     Расцвела, словно белая лилия.
     Ребенок упитан, румян,
     Здоровый, веселый буян.
     Зовет его Оля Василий.
     Как хорошо, что она повторила
     Имя Василий. Мог выйти конфуз:
     Напрочь забыл, а она говорила,
     Назван как был карапуз.
     Знаю, обиделась бы Филимонова,
     Если бы переспросил я.
     Теперь от меня, в это имя влюбленного,
     Только и слышно: Василий!
     Чувствую, с Ольгой мы связаны прочно.
     Нежно люблю и ее малыша,
     Словно ему я – заботливый отчим.
     Трое – одна мы душа!

//-- КРАСНАЯ ВОРОНА --//

     Я с компанией гулял
     По аллеям в парке.
     Светом, алым как коралл,
     Вспыхнул воздух ярко.
     И из этого пятна
     (Его сущность не ясна.
     Может быть, фотоны?)
     Появилась световая,
     Тем не менее живая
     Красная ворона.
     Пара черненьких полосок,
     Что сошлись на горле косо, —
     На вороньей шее.
     У меня, похоже, глюк,
     Словно я курил бамбук,
     Кайф словил уже я.
     Закричал своим друзьям:
     «Посмотрите, я глазам
     Сам своим не верю!»
     Тут же красная ворона
     Расщепилась на фотоны,
     Световые перья.
     И пропал чудной фантом…
     Тут и кончился мой сон.

//-- СЛУЖБА В АРМИИ --//

     Служу я в армии, но как то все не так.
     Нет знаний, опыта. Я знаю, что мудак.
     Веду себя я неуверенно и робко…
     Сижу на лавочке. Приехал ЗИЛ, фургон.
     Солдаты стали выгружать тюки. Коробки.
     Выходит из калитки, что в заборе
     (Дежурный он по части, мне на горе).
     От страха затряслись мои поджилки.
     Ко мне относится пустой и «глупый» звук,
     Как будто пробка вылетает из бутылки.
     Я вынести позора не могу.
     Куда глаза глядят бегу, бегу, бегу…
     Фуражку даже на своем затылке
     Мне подает ношения пример,
     И учит, как должна она сидеть,
     И говорит, чтоб я носил так впредь…
     Я чувствую, что очень виноват.
     Иду в библиотеку, где солдат
     Мой набивает книгами портфель.
     Изданий много среди них религиозных:
     Житий святых, пророчеств всяких грозных.
     И в жизни главная теперь – прочесть их цель.

//-- ЭКЗАМЕН --//

     По алгебре экзамен. Школьный класс.
     Сижу я справа, сбоку, за колонной,
     От одноклассников отъединенный.
     Не вижу их и скрылся сам от глаз.
     Мне стыдно: ожидаю я провала.
     И знаю, обеспечено два балла…
     Примеры где написаны, задачи,
     Но я задания читать так и не начал:
     Свинцовой дремой налились мои виски,
     И отключились полностью мозги.
     На парту повалилась голова.
     Когда проснулся, то прочел примеры.
     Элементарщина! Сложенье: 2+2.
     Ну, с этим справлюсь. Это все ботва!
     Но мысль когтистая скребла мой мозг пантерой,
     Что на доске подстава и засада.
     Я помню сложности материала:
     Мы проходили логарифмы, интегралы,
     А тут реально уровень детсада.
     Лежат на партах одноклассников работы.
     Прилив почувствовал холодного я пота.
     Чуть в этот миг я не лишился чувств.
     Сидит экзаменатор за столом
     И ждет меня. А время где? Облом!
     Остался я один. Чужую хвать тетрадь —
     И стал с доской задания сверять.
     Они иные совершенно там и тут.
     Что все решали, то не сходится с доскою.
     И до звонка осталось пять минут.
     Смотрю я на учителя с тоскою.
     Что делать мне? Но он не отвечал
     И лишь, сочувствуя, молчал, молчал, молчал…

//-- МОБИЛЬНИК --//

     У меня испортился мобильник.
     Номер не набрать. Что за маразм?
     На экране вместо этого дебильные
     Разные картинки. Вот зараза!
     Перестал он слушаться команд.
     Выдает какой-то сущий ад.
     Сдали у меня совсем нервишки —
     И с мобильника тогда срываю крышку.
     В изумлении на месте я застыл,
     От увиденного зенки растопыря.
     Там копировальные листы
     Черные, формата А-4,
     Где инструкции по техобеспеченью,
     Как использовать мой телефон в быту.
     Кипа целая копирки, лист к листу.
     Только затруднительно мне чтенье:
     Как увидеть текст сквозь черноту?
     Ох, сизифов труд отнюдь не сладок!
     Лист один, второй из пачки выпал,
     А потом рассыпалась вся кипа.
     Как теперь все привести в порядок?

//-- ИОСИФ ПЕТРОВИЧ СТАЛИН --//

     1

     Владеем с бабой Татой мы квартирой.
     Тут из какого-то звонят агентства
     И начинают – гады! – тыры-пыры.
     Убей бабусю, мол, получишь все в наследство.
     И женский голос вкрадчивый: жу-жу!
     От возмущения и ужаса дрожу.
     Преступники они и кровопийцы:
     Меня вначале сделают убийцей
     И, в благодарность мне за грязный труд,
     Чтоб не мешал, позднее уберут.
     Мошенникам понравилась квартирка.
     Их тонкой лжи сумев нащупать нить,
     В милицию я должен позвонить.
     От бублика достанется им дырка.

     2

     Дедушке Пете мама упрек
     Бросила резкий: как так он мог
     Отчество спутать Сталина,
     Сказать совершенно неправильно:
     Иосиф Петрович. Вопрос!
     «Вы, – говорит, – сталинист правоверный,
     Сделали промах глупейший и скверный.
     Видно, у вас склероз
     Или совсем поехала крыша.
     Дед возмутился: «Что говоришь ты?»
     Сижу на Выборгской, в квартире, в мрачных думах.
     Боюсь риэлторов-убийц и их ножа.
     Я в ванной заперся и жду, и жду дрожа.
     И двое в черных, как с иголочки костюмах
     Пришли. Один зажал подушкой рот,
     Своим ножом второй мне в шею бьет,
     И умираю я без пыли и без шума.

//-- ПРИМОРСКИЙ ПРОСПЕКТ --//

     Как Приморский проспект красив!
     Он у моря, и нет ему края.
     Он широк, как души порыв.
     Бесконечный жилой массив,
     В высоту себя простирая,
     Приютит всех, и каждый в нем жив!

     На Приморском проспекте приволье
     И кроткое чувство покоя.
     Иду и дышу легко я,
     Не страдая, без меланхолии
     И без памяти горьких обид.
     И в восторге от благости всей,
     Я гуляю. Со мной Алексей,
     Он мой преданный спутник и гид.
     Немного отстали от нас
     Надежда и девушка милая,
     А взоры ее нежных глаз
     Как птицы мечты огнекрылые.
     Идем впереди – они следом.
     Район этот мной неизведан.
     Свернули вот за угол дома —
     Дорога светла и огромна.
     А что там, где кончится даль?
     Не знаю. Как стыдно, как жаль!
     Но Леша помог: «Твое кредо —
     Приморский парк победы».

//-- НОРВЕЖСКИЙ МАГАЗИН --//

     Захожу в столовую к студентам,
     Чтоб дешевый там сожрать обед.
     Думал, что они ко всем клиентам
     Одинаково относятся. Так нет!
     Говорит: «У нас четыре блюда».
     Предлагает почитать меню.
     Показные изъявила чувства.
     Наглое вранье – ее искусство.
     На тарелку мне кладет фигню —
     Лишь одну тушеную капусту.
     Рот раскрыл я в изумленье. Ну и ну!
     Думает она, я дуралей.
     Я подумал: тетка – идиотка.
     Высказал тогда свое я фэ.
     Говорю: «В другом могу кафе
     На такую сумму, и получше,
     Пообедать. Хоть, к примеру, в суши.
     На капусту тратить жаль лаве».
     Тут подходит на раздачу парень
     И мозги мне начинает парить:
     «270 копеек, не рублей,
     Здесь обед». Обман еще наглей.
     Но поверил я ему, авось не врет.
     У меня затмилась голова.
     Были как гипноз его слова.
     270 она рублей берет,
     Но, увы, не возвращает сдачи.
     Прогадал я. Значит, неудача!
     Парень этот точно чародей.
     Он морочит головы людей.
     Он манипулятор, люди – пешки.
     Говорит мне: «Ты сходи в норвежский
     Магазин кондитерский. Там справку
     Ты получишь, где дешевле хавка».
     До чего же приставучий тип!
     Он ко мне как банный лист прилип.
     Отвязаться я от парня не могу,
     Слушаюсь его – и ни гугу.
     Мой язык не вымолвит отказ,
     И в норвежский магазин сейчас
     Я, ему послушный, побегу.

//-- ЛЮБОВЬ --//

     Дом наш находится на Поварском.
     С Федором (сын это младший) вдвоем
     Мы посидели, поговорили,
     Сущность событий причинную вскрыли.
     Федя ушел… Под окном
     Может быть, вязаный свитер надеть?
     Дует прохлада мне зимняя в шею.
     В комнате стало заметно свежее.
     Я ведь заклеивал скотчем
     Окна, и тщательно очень.
     Рамы двойные, смотрю, приоткрыты,
     Скотч мой разорван, клоками торчит он.
     Вот почему так сквозит.
     Кто испоганил мою всю работу?
     Времени стоит оклейка и пота.
     Ясно, я крайне сердит.
     В левом углу подоконника – глядь! —
     Митин мундштук (туда вставишь сигару).
     Также лежала (почерк Тамары)
     Любовных стихов тетрадь.
     Тамары стихи, а Митин мундштук.
     Знаю теперь, это дело чьих рук,
     Знаю, крутился кто здесь у окна.
     Цепь рассуждений моих верна.
     Это они, даю сто процентов:
     Старший сын Митя с Тамарой любовники.
     Это они, несомненно, виновники
     И сквозняка, и разорванной ленты.
     Выброшу, к черту, мундштук и тетрадку.
     Тут я задумался: как это гадко
     Будет с моей стороны:
     Выше Любовь вины!
     Мите Тамара стихи посвятила,
     В любви объясненье холодной зимой.
     Первенец Митя, старший сын мой.
     Тронут я очень. Как это мило!
     Любовь все искупит собой!

//-- КРАСНАЯ КОРОБКА --//

     Купил в буфете я пирожных – две корзинки,
     С обсыпкой белою на кремовой начинке.
     В коробку красную их положила продавщица,
     Но, чтоб домой голодным не тащиться,
     Открыв коробку, съел я без заминки
     Одну корзиночку, за столик сев. Тетрадь
     Достал из сумки, чтоб стихи в ней накропать.

     Подходит девушка походкой осторожной
     К столу и смотрит боязливо, робко.
     Подумал я: ей хочется пирожного.
     Возьму я лучше красную коробку?»

     Я дал коробку ей – и девушка ушла.
     Метаморфоза вдруг произошла:
     Буфет стал поездом. Возникла непонятка.

     И тут же остановка. Из вагона
     Я выскочил – и вспомнил про тетрадь.
     Наверно, я забыл ее забрать
     Со столика. Прильнул к стеклу оконному,
     Да тьма внутри – вещей не разобрать.

     Тогда метнулся я в вагон обратно,
     Но поезд тронулся, и я остался с носом,
     И, на перроне стоя, многократно
     Я задаюсь мучительным вопросом:
     Тетрадь оставил я в вагоне или нет?
     Но память промолчала мне в ответ.

//-- «ШОКОЛАДНИЦА» --//

     Я в темной комнате, где трахались мужчины.
     Я сам в числе их. Оргии бедлам
     Царил ужасный. Мерзкие картины.
     И кто-то все на видео снимал,
     На камеру. И выглядело порно
     Особенно цинично и позорно…
     Проходит время. Снова темный зал.
     Но в этот раз я осторожней стал.
     Все трахались там без презерватива,
     И не заманчива мне СПИДА перспектива.
     И чтоб обезопасить член и задницу,
     Мучительную смерть вообразив,
     Бегу в аптеку, чтоб купить презерватив.
     На Невский выбежал, кафе где «Шоколадница».
     И вижу парочку. Смекаю: педерасты.
     Из голубой они, я не ошибся, касты.
     Один с фамилией был подходящей – Блюм.
     Он говорит приятелю: «Зудит!» —
     И просит: «Мне поглубже засади!»
     Они ушли, а мне пришло на ум:
     Участником не буду оргий мерзких.
     Я в эти игры не играю больше – пас.
     Но чем грозит от продолжения отказ?
     И тут же мне приходит эсэмэска:
     «Есть видео, и там ты в разных позах.
     Продать недорого вам можем этот диск».
     Я в ужасе. Какой огромный риск!
     Да это компромат, шантаж, угрозы.
     Там, где на видео я в неприглядном свете,
     Все может оказаться в Интернете!
     Стою на Лиговке напротив церкви мрачной
     (Из темно-красного постройка кирпича)
     И меч предчувствую незримый палача,
     Который голову снесет мне в час назначенный.

//-- БОЯРСКИЙ --//

     Сперва Боярский мучил Филимонову,
     Мою возлюбленную. После и меня
     Насиловать он начал. Не фигня —
     Выдерживать толканье члена конного.
     И все это в присутствии народа,
     На зимнем стадионе, где каток
     Для фигуристов. Кроткий голубок,
     Лежу под ним, не рыпаюсь. Исхода,
     Смирившись, жду, поскольку твердо знал:
     Сопротивляться хуже, и финал
     Настал мучения – и, наконец, свобода!
     С меня он слез, хотя и заебал.
     В порыве радостном, с энергией экстаза,
     Став на коньки, по льду как дал я газу!
     И, делая за кругом новый круг,
     Пустился в пляс со Светою Пазюк,
     Партнершею, под звуки джаза…
     Пришел домой, открыл входную дверь я.
     Навстречу мне, в пальто, моя жена:
     Лицо заплаканно, она в жару – больна,
     Как будто при смерти, и факт ее потери,
     Как будто хваткой мертвой зверя,
     Вонзился в сердце мне: во всем моя вина.
     Спросил ее: «Куда ты?» – «На работу».
     «Так у тебя ж температура!» – «Да, ужалена
     Смертельно я». И тут альбом, где фото
     Она дает мне посмотреть. Там виды Таллинна…

     Прошел на кухню я, а там – сын младший Федор.
     «Ты как, сынок?» – «Иду тренироваться».
     Я рад, что Феденька теперь здоров и бодр,
     А ведь болел. Я думал – операция…

//-- ОТЕЦ --//

     Захожу в квартиру я, в прихожую,
     А из комнаты, как будто бы живой
     (У меня мороз прошел по коже),
     Вышел вдруг отец покойный мой.

     Очевидно, что вернулся он обратно
     С того света, принаряженный, в костюме.
     Почему тогда мне это не приятно?
     Почему хочу, чтоб папа снова умер?

//-- СВЕКРОВЬ --//

     С Галиной, супругой, семь лет не живем.
     Раздора период длинный.
     А тут к ней пристал. Она: «Пошел вон!»
     Еще обозвала козлиной.
     Могла бы легко и пощечину дать,
     Но я избежал оплеухи.
     Свекровь ее (странно, она мне не мать,
     Дородная баба, могучая стать,
     По виду крестьянка-старуха)
     Галине: «Ты будешь обедать со всеми
     За стол общий сядешь, как принято в семьях».
     Галина ответила сухо,
     Ушла. Та ее – поливать:
     «Невестка такая-сякая!»
     Ее как могу унимаю
     И слезно прошу: «Между мной и Галиной
     Не надо вбивать этой руганью клина.
     Услышит она эту ругань —
     Тогда еще жарче вражда разгорится,
     И вряд ли удастся тогда помириться
     Галине и мне друг с другом».

//-- ГЛУХОНЕМАЯ --//

     Уважаемая дама —
     Моя старенькая мама.
     А зашла в пустую будку
     (Или это был ларек?) —
     Попой, словно проститутка,
     Крутит-вертит. Что за шутки?
     Чуть не помер я от срама,
     Я опомниться не мог.

     Пожилых два ловеласа
     (Бородаты, седовласы)
     Ей по попе – ай охальники! —
     Смачно хлопнуть норовят.
     Гнев во мне кипит без меры.
     К ним я с яростью пантеры: «
     Разобью я вам ебальники,
     Я порву вас как котят».

     Я в запале. Стало душно.
     А дедочки добродушно
     Рассмеялись и в сторонку
     Отошли. (Они не злы.)
     Их ждала там молодая
     (Думал я, глухонемая)
     И дородная бабенка.
     Вот какие, блин, козлы!

     Но она уста открыла
     И легко заговорила.
     И тогда мне стало стыдно.
     Не смешно? Какой я лев?
     У меня ума палата.
     Мама тоже виновата.
     Хоть за маму и обидно,
     Надо сдерживать свой гнев!

//-- КОПЧИК --//

     Зашел в кинозал и спокойно уселся
     В последнем ряду, в середине.
     И тут на себя я с досадою взъелся.
     Какой же я олух, разиня!
     Сумку увидел свою на полу
     Сбоку, в проходе, в темном углу.
     Как же оставить ее там я мог,
     Что за беспечность? Так все растеряю.
     Скорость включив максимальную ног,
     К сумке бегом и ее забираю.
     Снова сажусь, но теперь уже с краю,
     Очередной испытав сильный шок.
     Что с головой моей? Может, приехал?
     Сумка облезла, как драная кошка.
     Синей была – стала цвета ореха.
     Дернули пальцы, дрожа, за застежку.
     Вдруг и внутри всех вещей смена полная?
     Резко, пронзительно свистнула молния.
     Думал, открою, а там внутри – фига.
     Нет, все на месте, и в том числе книга,
     Вещь драгоценная самая.
     Нащупала книгу рука моя.

     Но приключенья мои продолжались:
     Слева соседка со страстью прижалась
     Коленкой к плечу моему,
     Жопой усевшись своею шикарной
     На спинку сиденья, и стала вульгарно
     Ерзать. Ее кутерьму
     Я не одобрил: “Может, довольно?
     Копчик натрете – и будет вам больно».
     Она, продолжая елозить,
     Сказала: «Приятно все это для копчика,
     А в ваших сужденьях одни заморочки.
     Поймала я кайф в этой позе.
     Бесстыдной, язвительной речью кусая,
     Все ближе она, надо мной нависая.
     Со мною ей хочется секса.
     По креслу я медленно на пол сползаю,
     Но будто бы кролик смотрю ей в глаза я
     Под гнетом тяжелым рефлекса.

//-- WARREN --//

     Экзамен идет. Пишу сочинение
     О видном английском ученом. Проторен
     Им путь к прогрессу. Его учение
     Имеет важнейшее в жизни значение.
     Британца фамилия – Warren.

     Но я сочинение не дописал:
     Нет мыслей, как у недоумка.
     Амфитеатр покинул я (зал),
     А черновик бросил в сумку.

     Бреду я по Невскому: Лавка писателя.
     Влетела мне в голову блажь:
     Сложил на витрину – зачем, без понятия —
     Что в сумке лежало, «багаж»:
     Листы, унесенные мною с экзамена,
     Наметки про Warren‘а, англичанина
     (Как тему раскрыть, я не знал)
     Плюс литературный журнал,
     В котором – поэма, моя публикация.
     (Затеял такую к чему пертурбацию?)
     И тут разразился скандал:
     (Видна криминальная сразу сноровка),
     Про Warren‘а хвать писание,
     А с ним и журнала издание.
     Я девку за шиворот, начал орать:
     «Не стыдно ли, девушка, вам воровать?»
     Она мне: «Зайдем в это здание.
     Давай, изнасилуй меня в парадной.
     Узнаешь, как сладок мой рай шоколадный».
     И смотрит с намеком, хитро.
     Щипнула меня за бедро,
     Как будто в меня впилось жало.
     Я скорчился – девка заржала.
     Хотелось влепить ей по роже.
     Ее осудили прохожие…

//-- ТАДЖИЧКА --//

     Здания стоят друг против друга.
     Арка их соединяет полукругом.
     Оба здания как будто близнецы.
     Сходство полное. Красивы, как дворцы.

     Я прописан в здании одном,
     А в другом живет Голландии кронпринц.
     В доме том полно восточных лиц.
     К празднику готовится тот дом.

     На красавице принц женится таджичке

     С косами как смоль, точеным личиком.
     Он блондин розовощекий, синеглазый,
     А ее глаза – два черные алмаза.

     У невесты есть красавица сестра.
     Словно серна, и пуглива, и быстра,
     Недоверчива она, и нелюдима.
     Кто отважится назвать ее любимой?
     Подойди к ней и попробуй ее тронь —
     Обожжет она, как будто в ней огонь.

     Дальше снится мне кошмарная картина
     (Все случилось летним ясным днем):
     Загорелся у кронпринца дом,
     Вызвали пожарные машины.
     Рядом с домом принц руками машет, скачет,
     Караул! – кричит и, бедный, чуть не плачет.

     Перед свадьбою такой судьбы удар!
     Холодильник виноват. Огнеопасная
     Жидкость вытекла. Произошло ужасное:
     Искра, вспышка. Вот вам и пожар.
     Поднимается огонь все выше яркий.
     Скоро он достигнет общей арки.
     Перекинется тогда на наше здание.
     Всюду крики, паника, стенания.

     Выделяется среди жильцов таджичка
     (Суженая принца – ей сестричка).
     Недоверчив взор ее и дик.

     Мечется, как пламени язык,
     Будто бы она сама Жар-Птица.
     От нее вокруг все загорится».
     Сглазил я – другой очаг возник.
     Словно спички, стали вспыхивать дома.
     Думал я, что все сойдем с ума.

     Но приехали пожарные потом,
     Крепышей веселых целая бригада.
     С песнями, задорно, с огоньком
     Затушили все, и даже принца дом.
     Всех спасли от огненного ада.

//-- НА ПЕПЕЛИЩЕ --//

     Иду я по проселочной дороге
     И вижу: где был дом, там пепелище.
     Дотла сгорело бывшее жилище,
     И лишь камин и дымоход убогий
     Торчат с трубою. В невесомости парит
     Над этим пепелищем инвалид,
     Пустые брючины, но очень сильный торс.
     В руках своих он держит лонжу – трос.
     И это – для жены его страховка.
     На поясе ее трос закреплен.
     На дымоход жена залезла ловко.
     Страхует сверху муж, завис над нею он.
     В трубу просунув голову, жена
     В ней воздух нюхает. Однако, вот вопрос:
     Что обонянием разведует она,
     Какие сведенья добудет ее нос?

//-- МОСКОВСКИЙ КРЕМЛЬ --//

     Мне грезится Москва. Открылась панорама:
     Московский кремль. Я вижу башни, храмы.
     Их вид меняется, как будто бы в кино.
      Реконструируют дворцы, соборы, башни,
     Но потому зловещ ремонт и страшен,
     Что приспособить Кремль хотят под казино.

//-- КЛЮВЧ --//

     Где мой ключ, не знаю
     (Ключ от кабинета). Длинный коридор.
     Вижу ученицу,
     Вредную девицу.
     Кто бесстыжий вор.

     С явным нарушением
     Норм произношения
     Школьницу, как выпивший, я спросил: «Где клювч?»
     И она, не мешкая,
     С едкою усмешкою
     На мое неведенье проливает луч.

     И комична ваша блажь.
     Не к лицу вам притворяться пьяным.
     Вы свои откройте зенки.
     Вон ваш ключ, висит на стенке.
     Где и должен быть он – в ящике стеклянном.

     Речи тон ее колюч.
     Я смотрю: и точно – ключ.
     Почему ж тогда увидеть его сложно?
     Оказалась полной лажей.
     Сам в плену я оказался мысли ложной.

//-- ДМИТРИЙ БЫКОВ --//

     Сообщила новость мать, что в гости к Феде
     (Федор, чтоб читатель знал, мой младший сын)
     Дмитрий Быков сам с визитом едет.
     Значит, надо срочно в магазин.

     Дмитрий Быков – человек известный:
     Он телеведущий и писатель.
     Что нас посетит он, очень лестно.
     И на радостях почти готов плясать я.
     Но возникла неожиданно проблема:
     Уходить собрался Федя. Как же так?
     Пригласил, а сам в кусты. Чудак!
     Гостя кинуть хочет он через колено.

     Я остаться Федю убедил.
     К счастью, устранилась заковыка.
     Федор стал учтив и очень мил.
     Говорит: «Пусть едет Дима Быков».

     Сбегаю – куплю вина и тортик.
     В комнате паркет натерт до блеска.
     Шика дам: я гостю флотский кортик
     Деда покажу – вещица, дескать!

     Впрочем, стоит ли устраивать показ,
     Демонстрацию холодного оружия?
     Лучше от задорных Димы глаз
     Скрыть его, не выставлять наружу.

//-- МУЗЕЙ --//

     В поселке с мамой оказались мы. Зима.
     И деревянные барачные дома
     Стоят в сугробах. Скукой, черной грустью,
     Уныньем веет здесь. Сойдешь, к чертям, с ума.

     Но достопримечательность – музей
     В поселке есть. История пилотов,
     Советских летчиков, и слава их полетов
     Хранится в нем, как след военных дней.
     Героев первой эскадрильи летной асов.
     И мама стала за билетом в кассу.

     Я в стороне. Смотрю: Варфоломеев,
     Знакомый мой, прохвост, глумливый плут,
     Откуда ни возьмись! Он появился тут,
     Во мне тревоги семена посеяв.

     Я знаю: цель его – со мной заговорить,
     Ко мне забравшись в душу, словно в дом.
     Но я веду себя с ним как с врагом
     И на дистанции держу. Тогда он прыть
     Стал проявлять вдруг в ракурсе другом.

     С пронырливым не совладать мне гадом.
     Он знает: мать моя в толпе тут где-то рядом
     И что она к нему относится лояльно.
     Войти в доверие он хочет к ней нахально.
     Он ищет путь ко мне, чтобы меня поймать,
     Используя для этой цели мою мать…

//-- ПОВЕРОВ --//

     Федор, разведчик, летит в Палестину
     Из Репино (лагерь там, база),
     До самого сектора Газа.
     Холмы и равнины, пустыни и горы,
     Проливы и реки, моря и озера —
     Под крыльями аэроплана.
     Бесшумный его самолет – без мотора,
     Неслышно лететь чтоб и плавно,
     Радары чтоб Федю засечь не смогли
     И чтоб долететь до заветной земли.
     И, местности той совершая облет,
     Он сведенья важные там соберет.
     Но раз ты разведчик, то должен быть в теме:
     Забудь свое имя и дома кров.
     И он, по легенде, теперь не Артемьев,
     А с новой фамилией – Поверов.

//-- ЛЕТЧИЦА --//

     Затравленный по городу брожу —
     Ищу, где спрятаться мне в безопасном месте.
     Как смерти избежать, ума не приложу:
     Мне только что пришли дурные вести,
     Что буду летчицей я, женщиной, убит.
     Ее не вижу я – с небес она следит,
     Ракету выпустит по мне из самолета,
     И стану жертвою охотницы-пилота.
     О, тварь жестокая! Где совесть, где твой стыд?

//-- ЗУБ --//

     В туалете – факт хреновый! —
     Льется из бачка сливного
     Через край вода.
     Что ль, бачок поставлен криво?
     Дернул я за ручку слива —
     Что за ерунда!

     Воду я спустить не смог.
     Вместо этого поток
     Из трубы – фонтаном.
     И вода по всей квартире
     Разливается все шире.
     Я стою болваном.

     И зову на помощь мать…
     Тут еще одно несчастье:
     Стал передний зуб мешать.
     Я его тянуть, качать —
     Раскололся он на части,
     И кровавые осколки
     Вынимаю, как иголки.

     Зуб сломал я, остолоп!
     Это хуже, чем потоп.
     Это хуже, чем вода.
     Ох, беда, беда, беда!

//-- ЖЕНЩИНА --//

     В казарме полутемной и огромной
     Слежу за чистотой и распорядком
     И мусор выметаю. Тяжело мне
     Работать здесь. Варфоломеев гадкий
     Приходит каждый день. Его повадки,
     И шутки сальные, цинизм, и эскапада
     Во мне мгновенно возбуждают дух разлада
     И раздраженья нестерпимый зуд.
     Тогда насмарку добросовестный мой труд.
     Из рук все валится, и на душе гора,
     Волной накатывает черная хандра,
     Болезненное следствие злословья.
     И в этот тяжкий, безнадежный миг
     Приходит Женщина. Ее прекрасен лик.
     В ней кротость сочетается с Любовью.
     Пар от волос ее идет. Я их рукой
     Приподнимаю, словно влажный слой травы.
     Идет тепло, как благодать, от головы,
     И на душе покой, покой, покой…

//-- ВЯЧЕСЛАВ ФЕТИСОВ --//

     1

     Лишь на короткое мгновение уснув,
     Я вижу сон, как Вячеслав Фетисов,
     Ища вакансий, в фирму обратился:
     Работу дайте, мол. А те: «Куда суешь свой клюв?»
     Фетисову от места отказали.
     При этом Славу почему-то называли
     На лад арабский именем Юсуф.

     2

     Хоккейный матч. Для наших он тяжел.
     Вдруг завладел Фетисов Слава шайбой,
     Вдоль борта чехов оборону всю прошел —
     И бросил по воротам, но бросок
     Вратарь отбил. Произошел отскок —
     Но завладел Фетисов шайбой снова,
     И отдал пас на пятачок
     Партнеру. Сделал тот щелчок
     По шайбе со всей силы, и – готово!
     Прекрасный гол, отменный выстрел меткий:
     Как будто вылетел снаряд из пушки.
     Голкипер не поймал его в ловушку —
     И вот затрепетала шайба в сетке.

     И даже Ягр Яромир,
     Хоть и боролся, словно тигр,
     Ничем не смог помочь своей команде.
     Пусть он пошел на явный фол,
     Мы все равно забили гол
     И пользы не было во всей его браваде.

//-- МАЛАФЕЕВ --//

     Мне грезится: за черной занавеской
     Трибуны, стадион с футбольным полем.
     Идет футбольный матч. Вдруг слышу звук я плеска,
     Сопровождаемый истошным воплем.

     Открылся занавес. Унылая картина!
     След запустения кругом и беспорядка.
     В сугробах поле всё. Лишь только середина
     Между воротами расчищена. Загадка,
     Как гол забить. А ну поди забей его!
     Голкипера «Зенита» Малафеева
     Увидел во вратарской я площадке:
     Стоит он мокрый с головы до ног. Ему не сладко.
     Он в лужу шлепнулся. Его я слышал возглас.
     На улице и ветрено, и мозгло…

//-- ПОЛЕ --//

     Я в бескрайнем чистом поле.
     Съемки фильма. Я трюкач.
     Я не в духе – меланхолия.
     Режиссер – садист, палач.
     (Затряслись мои поджилки),
     А потом куплет споешь».

     На мобильник мне звонок
     «Вы готовы?» Хоть и мнусь я,
     «Нет» ответить ей не смог.
     Пусть, как павшая трава,
     Отлетит и голова,
     Но мучительнее грусть,
     Оттого что наизусть
     Я не выучил куплета,
     И уверенности нету,
     Что его пропеть смогу.
     Началось. Мотор! Бегу.

     В поле много трюкачей.
     К цели все бегут своей,
     Чтоб, как я, под косу лечь
     (Дай Бог шею уберечь!)
     И пропеть свое там соло,
     На ура куплет веселый.

     Рядом девушка бежит,
     От волненья не дрожит.
     Ей куплет достался легкий.
     Без запинки знает текст.
     Ну, а я в сильнейшем шоке,
     В своем горе одинокий,
     И меня тревога ест.

//-- ДЕТИ --//

     1

     Дети колоннами шли, фронтовою широкой рокадой.
     Нивы горели вокруг, и вулканом дымилась земля.
     Шествие акцией было, чистой воды пропагандой.
     Дети – святой идеал для оправдания зла.

     Дети идут не одни, а совместно с партийной элитой
     ВКП(б). Пионерам путь указуют вожди.
     Бодро шагает Мироныч, Киров, в Смольном убитый.
     Он как всегда в авангарде, он как всегда впереди.
     Я присмотрелся (о Боже!): кто затесался среди
     Сопровождающих лиц! Михалков, без сомненья, Никита.
     Только одет как солдат, автомат ППШ на груди.
     Ватник на нем и пилотка, преобразился он ловко.
     Что, если данное шествие – просто большое кино?
     Что, если данное шествие – все это инсценировка,
     Иллюзион? Я об этом, впрочем, подумал давно…

     2

     Генералиссимус Сталин
     С трибуны читает доклад.
     Аудитория в зале Юная – дети сидят.
     Робко стою я у входа —
     Шага не сделать мне в зал.
     Так протестует природа.
     Страх мои ноги сковал.
     Страх перед личностью Сталина
     Жив в человеке любом.
     Лоб мой покрыла испарина.
     Должен отдать я альбом
     Детям, которые в зале,
     Чтобы они рисовали
     И за свои акварели
     Чтоб удостоились ласки
     Сталина. В нервной я тряске.
     Словно мышонок взопрел я.

     И тут вдруг идет тетя Муза
     И видит: стою я столбом.
     Со злостью Горгоны Медузы
     Она вырывает альбом
     Из рук моих. Я и опешил.
     Альбом мой уносит она.
     Стою одинок, безутешен,
     И горькая гложет вина.

//-- ПУТИН --//

     Пригласил на беседу к себе меня Путин.
     Подает мне газету: «Ты, Петр, подсуден.
     Посмотри, здесь твоя фотография,
     Улика, что связан ты с мафией.
     Это против тебя компромат.
     И вожак ОПГ тебе – блат».

     Газеты название – «Вести учителя».
     Открываю страницу, где разоблачительный
     Фотофакт. Вместо фото – окно,
     Как экран, в нем живое кино.
     И себя я увидел в веселой компании
     Нет во мне ничего, что б могло порицание
     Вызывать с точки зренья людей,
     Но сидел среди нас прохиндей,
     Наглый тип (увидал на экране я).

     Вот кто член ОПГ! Это ясно я чувствую.
     В коллектив наш пробрался, как тать,
     Чтоб своим незаметным присутствием
     Репутацию мне замарать.
     Что теперь я отвечу Владимиру Путину,
     Кто с меня подозрение снимет,
     И смогу ли доверие снова вернуть я
     Президента и доброе имя?

//-- ТОЛСТОВКА --//

     Стою на эскалаторе в метро.
     И сплю, держась за поручень. Вот фокусы!
     Он едет вверх, а я – здесь все хитро —
     Не еду никуда. Какие парадоксы!

     Я на панели разложил две старых кофты:
     Свой полосатый джемпер с Фединой толстовкой.
     И вдруг поехал я. А как же вещи? Ох ты!
     Внизу остались. Вышло так неловко.

     И там, где были вещи, – un momento —
     Стояли двое милиционеров
     Из дремы вышел я глубокой, соня херов,
     Сбегаю вниз по эскалатору к ментам,
     Восстановилось чтобы status quo,
     Но кофт моих в помине нет уж там,
     И не волнует это никого.

     Бегу скорей на склад утильсырья.
     Мой джемпер, но, увы, толстовку Феди
     Наверно, продали в ближайшем секондхэнде.

     Иду по Невскому от площади Восстания,
     И гложет червь. Меня он задолбал,
     И ком досады чувствую в гортани я.
     Мне жалко кофты. Если б я не спал!

   ЭММА ИСАЕВА

     В часовне Владимирской церкви пленен
     Я шайкой злодеев. Прессуют, тираня,
     Жестоко они – и терплю я страданья.
     Но вдруг, как волшебное зеркало, Сон
     В уме повернулся иной совсем гранью…

     Разбойники сами к железным кроватям
     Привязаны крепко. Могу покарать я,
     Могу отомстить им. Какая проблема?
     Несет пистолет мне Исаева Эмма.
     Прекрасно, злодеи все будут убиты.
     Я Эмму спросил: «Пистолет боевой?»
     Она мне: «Баллон в нем, где газ ядовитый.
     Его испытай на мишени живой».

     Хотел уж стрелять я. Да как он работает?
     Предохранитель не смог найти быстро.
     Потом отыскал. На курок жму – и выстрел.
     Пустил газ в глаза им, но трусость животная
     Меня охватила. На ум мне пришло,
     Что все может быть – переменчиво Зло.
     В плену был у них я – и вышел из плена.
     Но если случится опять перемена,
     Со мной сотворят что они?
     И Голос шепнул мне: «Гони!»

     И прочь из часовни во весь я опор.
     И несколько раз обегаю Собор,
     И ужас застыл в моем взоре.
     А вдруг они снова поймают меня?
     От мысли тревожащей как от огня
     Я прячусь в церковном притворе.

//-- ЛОШАДЬ --//

     Оставив свою лошадь на дороге,
     Зашел, голодный, я в трактир пожрать.
     Сижу и думаю: мой интеллект убогий —
     Ведь лошадь не привязана. В итоге
     Ей ничего не стоит и удрать.

     Какой же я кретин тупоголовый!
     Из дома вышел – лошади и нет.
     Мне говорят: «Она сидит в столовой,
     Спокойно доедая свой обед».

     Я прихожу в столовую – и что же!
     Она сидит и ест среди людей,
     Став женщиной, и с человечьей рожей,
     На морду лошадиную похожей,
     Со взглядом, полным человеческих идей.

     Меня увидела и, радостно оскалясь,
     Ко мне она, послушная, спешит,
     А я, на задницу ее крутую зарясь,
     В тревоге думаю: а если убежит?

//-- ЭСТОНКА --//

     Я в номере гостиницы. Нас трое:
     Приятель, я и девушка-эстонка.
     Приятель девушке: «Давай ложись со мною».
     Она: «Отстань!» И отошла в сторонку.

     Но мой приятель человек настырный,
     И постепенно он эстонку уломал.
     Я говорю: «Однако ты нахал!
     С ней в одиночку хочешь спать. Не будет жирно?
     Ведь мы друзья. Давай с тобой вдвоем
     По очереди эту девку пропихнем».

     Эстонка, услыхав такие речи,
     Одевшись (а была она нагая),
     Бегом из номера, не рада с нами встрече,
     И свет на чем стоит клянет нас, убегая.

//-- ГАДЮКА --//

     Из тела девушки (она моя сестра),
     Как будто черная зернистая икра,
     Ползут гаденыши (сестра кричит от мук)
     И на пол шлеп и – миг один – в гадюк
     Огромных превращаются. Лежу
     Я на полу – и на одну гляжу,
     С полоской белою, идущей от ноздрей,
     К затылку плоскому. Как убежать скорей?
     Она ползет ко мне, но не подняться с пола.
     Я из последних сил ногой гадюку голой
     Пнул в голову – гадюка отползла,
     Но возвращается: зло не спасет от Зла.

//-- ИРИСЫ --//

     На велосипеде
     Ехали мы с Федей
     По поселку Репино. Видим поворот.
     Девки две на Лагерном.
     Я подумал: на хер нам
     Связываться с ними, но открыл свой рот.

     Спрашиваю: «Где тут пионерский лагерь?
     Там идет сражение, там кровавый бой.
     Присоединиться надо нам к ватаге,
     К тем, кто с нами связан общею борьбой».

     Девки говорят нам: «Видите, ирисы,
     Вдоль дороги кустики. Ехать вам туда».
     Девки явно лгуньи. Хитрые как лисы.
     Разве там ирисы? Что за ерунда!

     На кустах высоких с Федей увидали
     Шишки грубоватые. А ирис так нежен!
     Но в итоге жму я с силой на педали,
     К полю брани мчимся мы, чтоб был враг повержен.

//-- ПРИПЯТЬ --//

     На педали жму велосипеда.
     По тропинке, по лесу я еду.
     Я ищу, где Припять, где река,
     Но найти ее – задача не легка.
     К финишу приеду ли – вопрос.
     Станет ли успешным «велокросс»?
     Я уже устал и духом сник,
     Но ко мне на помощь в этот миг
     Прибежал знакомый добрый пес,
     Остроухая овчарка (кличка Ник).
     Обогнал меня и к речке – напрямик.
     Следом я за ним – и выехал к обрыву,
     А внизу каскадами, бурлива,
     Катит воды, плещется река.
     Мне водички хочется глотка.
     Спуск, однако, крут. Я боязливо
     Осмотрел его. Пусть цель близка,
     Можно рухнуть в пропасть свысока.
     Хоть и отыскал свою я Припять,
     А воды мне все равно не выпить!

//-- ВИКТОР --//

     Приехал я в пансионат. Погода
     Прекрасная. Кругом приволье, ширь.
     Но тишину и благолепие природы
     Нарушил крик: «Петро, ко мне, дай ходу!»
     Я голос Виктора узнал. Он дебошир,
     И горлопан, и пьяница ужасный.
     Зачем позвал меня? Откликнуться опасно
     На Витин возглас, дикий, хриплый ор:
     Получишь вместо отдыха – террор.
     Я выбегаю из пансионата,
     Стал у пруда, но дальше не бегу.
     На противоположном берегу
     Я вижу Виктора. Меня он кроет матом,
     Зовет к себе. В ответ я ни гугу.
     Тогда по лестнице вдруг лезет он на вышку,
     Которая нависла над прудом,
     А там – котеночек: не слезть ему, глупышке.
     И Витя хвать его, а тот из рук винтом
     Как вывернется, прыгнет вниз на берег,

     Как шустро юркнет мимо моих ног!
     Хотел его поймать я, да не смог.
     И след простыл его – сбежал куда-то зверик.

     И перед Виктором почувствовал я стыд,
     Что не участвовал в спасении котенка.
     И совесть до сих пор мне не простит,
     Что боязливо я стоял в сторонке.

//-- ДВОЙНОЕ СНОВИДЕНИЕ --//

     1

     Я в кучи сгреб в широком поле сено
     И каждую из этих куч поджег:
     Взметнулось пламя до небес. От потресенья
     Застыл на месте я. В себя прийти не мог.
     Пожар всю площадь поля обволок.
     И наступило, наконец, прозренье.
     Теперь себя виню. Во внутреннем конфликте
     С самим собой живу. Один лишь только Витя,
     Приятель мой, меня и не корит.
     А поле все горит, горит, горит…

     2

     Лежу на нарах. Полутемный каземат.
     Палач склонился надо мной, садист и кат.
     Души и тела моего тиран.
     Глаза змеиные. Зовут его Роман.

     И добросовестно исполнит он свой труд.
     Высокий ростом, цепок, жилист, худ.
     Он в фартуке из натуральной кожи.
     И грезится во сне: слуга он Божий!
     До экзекуции осталось пять минут.
     Исполнит то Роман, постановил что Суд.
     Ударом топора он отсечет
     Мне руку правую по самое плечо
     Или пилой, чтоб мучился, отпилит.
     Лежали инструменты на столе,
     Железные орудия насилья.
     Но он их сбросил разом со стола
     И говорит: «Не причиню я зла,
     А лишь Божественным тебя коснусь огнем.
     Себя ты мыслями тревожными не мучь».
     И нож блеснул в его руке. Он был как луч.
     И стало в камере светло как днем.
     И начал резать он. Тогда я вскрикнул:
     «Боже! От ужаса проснувшись в нервной дрожи.

//-- ЛУЧАНО СПАЛЛЕТТИ --//

     Я в какой-то зал зашел, а там – компания:
     Итальянцы, итальянки черноокие.
     Я тогда, чтоб их привлечь внимание,
     Стал трещать по-итальянски, как сорока,
     Да еще с ужимками, кривлянием.
     “Bravo!” – мне они. – Я им (мол, я не дока):
     “Parło Italiano росо-росо”.
     Продолжаю дуракаваляние.

     Итальянцы веселились, словно дети.
     Кайф их общество огромный получало.
     Лишь серьезен, мрачен был Лучано,
     Тренирующий «Зенит» синьор Спаллетти.

     В нем почувствовал заряд я негативный.
     На меня он строго посмотрел,
     Белоснежный свой пиджак надел —
     И уходит прочь демонстративно.

//-- НЕКРАСОВ --//

     К дому Перцова приехал как раз я
     В ту минуту, когда там поэт,
     Николай Алексеич Некрасов,
     Стоял у подъезда. Пропет
     Мной хвалебный ему дифирамб,
     Мол я школьный учитель, шкраб,
     Славлю имя Некрасова в школе.
     И Некрасов был очень доволен:
     Рассказал о своей личной жизни,
     О высокой любви к отчизне,
     И своей выдающейся роли,
     И о силе печатного слова…
     Вдруг приходит еще Пастернак,
     Бородатый, легли на пиджак
     Кудри черные. Выглядел клёво.
     Я спросил его про Гумилева.
     Но сказал он: «Я с ним не знаком».
     Сбит я с толку Пастернаком.
     Тут подходит к дому, к парадной,
     Мой знакомый, Мардарь.
     Шар бильярдный Его лысая голова.
     И морская на ней фуражка
     Размером с козявку-букашку.
     Я по лысине глажу сперва
     Мардаря, мол видали пижона!
     А потом задаю без резона,
     Шутливый Сергею вопрос:
     «Ты откинулся, что ли, матрос?», —
     Намекая на срок и на зону.
     И тогда Мардарь палец к губам поднес,
     Прошептав мне: «Ты, Петя, потише!
     Холостой я теперь. Ты не слышал?»
     И я понял, что глуп мой вопрос.

//-- КОРОГОДСКИЙ --//

     Пары в экстазе пляса
     Кружатся в вихре вальса
     В актовом зале школы
     На матовом сером ковре.
     Свойство чудо-паласа:
     Он нагревает прекрасно
     Плиты бетонного пола,
     Зала всего каре,
     Невидимым протуберанцем.
     Здесь конкурс бального танца,
     А Корогодский Зиновий —
     Главный его судья.
     Не купишь его реверансом,
     Не даст никому он шанса.
     Всех, кто танцует, суровый,
     Судит, за каждым следя.

//-- ВИКА --//

     В парадной, на лестничном марше,
     Мне стало ужасно страшно.
     Я замер от грозного рыка
     Собаки, по кличке Вика,

     Породы «ротвейлер» суки.
     Она меня жмет к стене
     И смотрит, а взгляд ее жуткий,
     И челюсти Вики не шутки!
     Я в шоке, трясутся руки.
     Хозяйка собаки мне
     Серьезно, без всякой иронии.
     И грезится дальше во сне,
     Что Вика, на вид хоть ужасная,
     Собака совсем не опасная.
     Приятно ее давление.
     От плоти ее теплой млею я,
     Не чувствуя вовсе угрозы.
     Хозяйка: «Мы Вику увозим.
     Съезжаем из этого дома,
     Из этих родных нам стен.
     В глазах навернулись. Занозой
     Печаль. Я не рад такому
     Исходу. Найдется ль взамен
     Собака получше (не верю)
     Ротвейлера, чудного зверя?
     И вот убежден теперь я,
     Тут Вика к дверям побежала.
     (Как ранит разлуки жало!)
     Хозяйка открыла дверь ей —
     И Вика шмыгнула в просвет.

//-- ЧЕЧЕТКА --//

     С Мариной Степиной любовно, нежно смотрим
     В глаза друг другу. В комнате сидим.
     Вот-вот начнется сказочный интим.
     Но тут явился парень, сволочь, контра.
     Марина – с ним. А я теперь – один.
     Потом исчез пришелец нагловатый.
     Меня Марина чуть не кроет матом:
     Бери свои, мол, вещи, уходи!
     Обиды горечь чувствую в груди
     И, заглушая боль своей утраты,
     Чечетку бью. Обида, не зуди!
     И вдруг Марина, видя эту пляску,
     С постели прыг, и ластится ко мне,
     И дарит мне свои любовь и ласку,
     И сердца лед растаял в их огне.

//-- БАНЯ --//

     Я в бане. Пустил струю водную
     В шайку. А вдруг там зараза?
     Не стану лить воду из таза
     На тело свое, плюс холодная
     Из крана хлестала вода.
     В парилку пойду – вот куда!
     Хочу я горячего пара,
     И кайфа, и кайфа от жара.
     В парную вхожу – там темно,
     И печка потухла давно.
     Ушли все. И зябко, и мозгло.
     Пришел, значит, слишком я поздно.

//-- КРАСНАЯ НИТЬ --//

     На футболке у Романа Павлюченко
     (Он игрок английской лиги – «Тоттенхэма»)
     Дырка есть. Заштопать бы маленько

     Красной ниточкой – и вся проблема!

     Вижу, как российские фанаты
     Своего приветствуют собрата.
     В Англию приехали. Роману
     Выражают радость свою рьяно.
     Русские теперь, как англичане,
     Игроков встречают пеньем, величаньем.

     Красную привез я Роме нить.
     Как заштопаю – и шва не будет видно.
     Только очень стало мне обидно —

     Кто-то смог меня опередить.

     Знал он тоже, что футболку распороли,
     И свою Роману нитку подарил.
     Подходил оттенком ее колер.
     А меня Роман не поблагодарил.
     Говорит, мол, нить твоя плохая.
     Некультурно он меня охаял.

//-- ШАМПАНСКОЕ --//

     Пообедал я со смаком,
     Но – картонная дурилка! —
     Напоследок выпил каку

     Из шампанского бутылки.

     Год оно в открытом виде
     Простояло – и в тягучую,
     Жидкость гадкую, вонючую
     Превратилось. Боком выйдет!

     Искус был велик соблазна.
     Бражки я глотнул заразной.
     Что почувствовал я – жуть!
     Надо срочно блевануть.
     Только за шампанским следом
     Я пожертвовал обедом:
     Вместе с дрянью – бедолага! —
     Из себя изверг я благо.

//-- КОНЬЯК --//

     Вот что мне пригрезилось во сне:
     Сели с ним за стол, покрытый белой
     Скатертью. Две рюмки коньяком
     Я наполнил (нам с отцом по целой).
     В этот миг сказать мне мать успела:
     «Всё не пей!» Отец одним глотком
     Лихо влил в себя коньяк, приняв на грудь.
     Раз не хочет мать, чтоб выпил я до дна.
     Только одного я не учел —
     Оказалась рюмка не ровна
     В основанье ножки. Я на стол
     Лишь ее поставил – рюмка вбок
     Повалилась. Если б знать я мог,
     Что дефект имеется у ножки!
     Лучше б выпил всё – тогда хоть был бы прок.
     Рюмку поднял я, смотрю – а там на донышке.
     И на скатерти – кровавое пятно
     Как укор мне: не сберег коньяк.
     Ах, зачем не восприял вино —
     Ведь оно пропало просто так!

//-- КЕДЫ --//

     В неохраняемом оставил гардеробе
     Я кеды новые, засунул их в мешок
     И по делам пошел, повесив на крючок,
     Но вскоре у меня возникла фобия,
     От неприятной мысли покоробило:
     Ах что же я наделал, дурачок!
     Ведь новые, неношеные кеды
     Могли украсть! Со скоростью торпеды
     Бегу назад… Смотрю: мешок висит.
     Мои и кеды в нем, но что у них за вид!
     Бог знает где он только в них ходил:
     На них налипли комья грязи черной,
     И деформация произошла с их формой —
     Истоптаны, до дырок стельки стерты,
     Плюс аромат чужих и потных ног.
     А вдруг внесли инфекцию – грибок?
     Что делать с кедами? А выброшу их к черту!

//-- ВОДА --//

     Открыв дверь в ванную, почувствовал я шок:
     Вода из ванны поднялась под потолок.
     Она стеной стоит, не льется – чудо! – на пол.
     Я сунул голову в нее. Конечно же, растяпа,
     Оставила включенным мама кран.
     Я закрутил его, но водяной капкан
     Схватил меня, как зверь, могучей лапой,
     Обратно не пускает. «Папа, папа!» —
     Мычу беспомощно. (Какой кошмарный сон!)
     Застряли руки, торс и голова в воде.
     Наружу задница с ногами. Я в беде.
     Кто б сзади дернул за штаны – и я спасен!

//-- ПРОСТИТУТКИ --//

     Переулок Поварской.
     Прихожу к себе домой
     Вместе с бабушкою Татой.
     Вижу дома Мишу, брата…
     Я – в сортир: мне худо стало —
     Из бачка вода хлестала.
     Починил я вмиг бачок
     (Не такой уж дурачок)
     И пошел по коридору.
     Тут сюрприз: я дверь нашел
     Потайную. Как я зол!
     Ну дела! А я не знал.
     Потайная дверь открыта.
     Я толкнул ее сердито
     И вошел в просторный зал.
     Девок много в зале разных,
     Полуголых и развязных.
     Непристойность грязных шуток,
     Грубый смех, гнусавый тон
     Обличал в них проституток.
     Тут же юная шалава
     (Хоть мила, лицом прыщава):
     Целоваться норовит.
     Я назад, за дверь скорее:
     Не нужна мне гонорея,
     Также сифилис и СПИД.
     Дверь тяну со всею силой,
     Но ее перекосило.
     Не закрыть ее никак.
     Тут со мною сутенер
     Начинает разговор:
     “Зря стараешься, чувак!
     Раньше надо было дверь
     Ремонтировать. Теперь
     В дерготне твоей нет толку”.
     Тут одна из тех девиц,
     Из работавших блудниц,
     Запирает на защелку
     Дверь. Гоморра и Содом
     В мой легко проникнут дом.

//-- ТАНК --//

     По дороге едет танк,
     И танкист глядит из люка.
     Голосует ему шлюха.
     Он ее заметил знак.
     Стоп машина. И шалава,
     Молода, рыжа, вертлява,
     Толстой задницей крутя,
     Взобралась на танк шутя,
     Платье длинное задрав,
     Показав свой легкий нрав.
     Оголив себя бесстыже,
     В люк пролезла шлюха рыжая,
     Пропихнув широкий таз —
     И танкист нажал на газ.

//-- РАСУЛ МИРЗОЕВ --//
   На Невском проспекте сидит под навесом
   Мирзоев Расул. Он пьет кофе.
   Кайф ловит. Не хмурится бровь его.
   Спокоен и мирен, когда нету пресса…
   Мальчишки подходят, охальники, бесы!
   Наносят ему оскорбление.
   Сидеть он не может на стуле пассивно:
   В безумном пылу ослепления
   Бросается он на парней с кулаками.
   А если убьет, покалечит?
   Он станет. «Мирзоев, полегче! –
   Кричу я. – Опомнись, Мирзоев!»
   Напрасно: сильней его Злое.
//-- ИЯ САВИНА --//

     Юная и славная,
     В легком летнем платье,
     Спутница цвела моя
     Нежностью ириса.

     Это – Ия Савина.
     Но не мог понять я:
     Как! Она та самая
     Мертвая актриса?

     Сморщенная, старая,
     Бледная покойница.
     А теперь мне пара —
     Пылкая любовница.

     К маме отведу ее.
     Изумленье мамино
     Будет неподдельным,
     Как мои слова:

     «Ию молодую
     Узнаешь ты Савину?
     Ия в новом теле.
     Савина – жива!»

//-- ГРЕХ --//

     Книжный вижу я во сне ларек,
     Там издания, труды по православию.
     Продавец мое внимание привлек.
     Я не подойти к нему не мог.
     Мне брошюру подает. Та без заглавия.
     На обложке образ был святой —
     В черном Женщина. Одежда, покрывало,
     Окаймленное полоской золотой,
     Строгий лик прекрасный обрамляло.
     И движеньем трепетным руки
     Развернул я книжку, как письмо.
     Спала пелена с ума, бельмо,
     Лишь прочел начало я строки:

     «Горестей, болезней корень – грех».
     Эта истина в религиозном тексте
     Мне предстала как очищенный орех
     В птичьем клюве окрыленной Вести.

//-- НЕОФИТ --//

     В Храм зашел я католичский:
     И красив он, и величествен,
     И большое в нем количество
     Прихожан, а я – чужак.

     И, крещенный в православии,
     По обряду их не вправе я
     Поступать. Лиса лукавая!
     Объегорил ксендз-поляк —
     Роковой я сделал шаг.

     И сыграл ксендз шутку злую:
     Мне поднес для поцелуя
     Образ Девы вдруг к губам
     (Божья Матерь на иконе) —
     И почувствовал огонь я,
     Лишь прильнул к ее ногам.

     Опалили рот мне ступни,
     И по телу, ядовит,
     Жар разлился. Он язвит:
     В нем раскаянье и стыд.
     Веры истинной отступник,
     Стал теперь я неофит.

//-- АДОЛЬФ ГИТЛЕР --//

     В бронепоезде германском еду.
     Параллельно едет с ним другой.

     Между поездами жаркий бой,
     Смертный бой идет. За кем победа?

     Авианесущий – наш вагон:
     Из него, как пчелы, самолеты
     Чтобы максимальным был урон,
     Поезд вражеский должны взять на таран,
     Жизнь отдав свою. Такой приказ им дан.

     Тут меня схватили за пиджак.
     Уши мне пронзила сталь приказа:
     «Я не немец. Отпустите, я чужак.
     Произнес я для отмазки фразу.

     Вдруг остановились поезда,
     И солдаты все покинули вагоны.
     Бойня началась: стрельба и стоны.
     И германцам задали дрозда.
     Вермахт выдохся, зашла его звезда.
     Как избегнут поражения тевтоны?
     Песенка их неужели спета?
     Тут смотрю: крылатая ракета
     На ракетной установке. Рядом Гитлер,
     В серый форменный мундир одетый.
     Даст команду «пуск» он, промолчит ли?
     Он колеблется: победой станет Пирра
     Пуск ракеты. Крах наступит мира.
     Сомкнут рот его. Промолвить не готов
     Роковое приказание Адольф.

//-- МУЗЕЙ --//

     Стою на дворцовой набережной,
     Где вход в Эрмитаж. Из дверей
     Вдруг целая стая – надо же! —
     Выскакивает зверей:
     Длинноногие пестрые кошки
     Диковинных редких пород,
     И собаки, большие и крошки.
     Я открыл в изумлении рот.
     На чудесных животных глазею.
     Все они – экспонаты музея.
     Надоело сидеть им в неволе
     И бегут они во всю прыть
     Кто куда на свободу, раздолье,
     Но ведь их так легко уморить!
     Ведь свобода для них так опасна:
     Из музейных пусть вырвались стен,
     Но что ждет их – не новый ли плен,
     Только худших хозяев? Ужасно!
     Их изловят, потом продадут —
     Вновь неволя, а может, и кнут.
     Поскорей бы всех этих зверей
     Водворить на их место в музей!

//-- ДЕД --//

     Иду я по лесу и вижу: дед и внук
     На дерево зловещее, корявое
     Взбираются. Вот дед ступил на сук.
     Держась за ветку, он сместился вправо —
     А сук и треснул. (Кончилась забава!)
     Дед на руках повис. На землю рухнет дед.
     Подстраховать его сумею или нет?
     Бежать спасать его! А вдруг это – подстава?
     Он провоцирует меня, подумать если здраво.
     Пускай расплатится за свой дурной каприз.
     Пока я думал, сиганул дед вниз.
     (Я знал заранее, что свалится он с древа.)
     Упал на колья он. Они его прошили.
     И мерзостное выпало из чрева
     Яичко белое на сухожилии.
     Мне стало тошно. Набираю номер —
     03: «На помощь!» Только дед уж помер…

//-- МУСОР --//

     С брюнеткой жгучей в зале гимнастическом
     Я исполняю трюк акробатический.

     Она стоит – я на пол лёг
     Под нею, между стройных ног
     (Их в стороны красавица раздвинула).
     Ногами бедра ей оплел я,
     Больших два пальца (ноги голые)
     Вставляю ей через трико в вагину я.

     Потом пошли мы с ней в отель.
     Был бурный секс, была постель:
     Влечению отдались плоти храбро.
     Из номера (в душе мажор)
     Я вышел в длинный коридор.
     Уборщица мела там мусор шваброй.

     И что влетела блажь мне в лоб?
     Я, наклонившись, мусор сгреб
     Ладонями и бросил это в урну.
     И тут подумал: идиот!
     Зачем? Ведь грязь всю соберет
     Уборщица. Как вышло некультурно!

//-- ВШИ --//

     В Карибском море я на островах
     Со школьниками. Классный воспитатель,
     Иду с подростками тропинкою в горах.
     Прекрасный день – и вот вам нате!

     В дневной полуденной тиши,
     В воздушной ауре горячей,
     Раздались стоны – из души
     Наружу рвутся. Враскорячку,
     На фоне скал, у входа в грот,
     Стоит девица и орет.
     Но не понос у ней – не срачка
     Шалаве скрючила живот:
     Из жопы лезут тля и вши

     (Величиной не малыши —
     Как долгоносики-жуки).
     Они, причина хвори злостной,
     Вдруг расползлись молниеносно,
     Залезли вмиг в мои носки.

     Скорее в грот от тли поганой
     (Спасемся ли?) с детьми проник я.
     Тут баба Тата со стаканом
     Спешит на помощь к нам черники
     Сухой, растертой (порошок).
     Свои носки посыпав густо,
     Я над детьми, как будто дустом,
     Стал распылять. Эх, был бы прок!

//-- ЖЕНА СОЛЖЕНИЦЫНА --//

     Я спустился на первый этаж:
     Там площадка и вниз три ступеньки.
     На площадку и лестничный марш

     У порога лежали, у самых дверей,
     У квартиры. Решил я тогда поскорей
     Этот мусор убрать с площадки, ступенек
     И в руки взял новенький, чистенький веник.

     И стал подметать, хоть я вовсе не дворник.
     Идет мимо женщина с дочкой.
     Я в сторону слышу свою смехуечки:
     Унизил себя, мол, позорник!

     Смолчал я сдержался: был выше обид я…
     Я внутрь заглянул – а там странная комната:
     В длину бесконечна. Стоит без ремонта:
     Там ветхие стены, полы, всякий хлам,
     Разруха и мерзость. Ну полный бедлам!

     И сердце мое охватила печаль.
     Смотрю я: жена Солженицына

     Уходит, уходит в глубь комнаты вдаль…
     Татарин пришел (дальше снится мне)

     Очистить подъезд наш от мусорных куч
     (Уборщик он жековский вроде).
     «Вы дверь, – говорю, – не заприте на ключ:
     В квартире там женщина бродит…»

//-- ОТЕЛЬ --//

     Я в сквере сижу на скамейке.
     Супруга подходит – Галина.
     И бросила странную фразу,
     Сказала: «Звони мне в отель».

     И прочь поспешила злодейка!
     В отеле не жизнь, а малина.
     Она покорилась соблазну
     И ляжет с мужчиной в постель.

     Кричу ей: «Прошу, ради Бога,
     Хоть номер скажи телефонный
     Отеля»… Молчит. Наказание!
     Доходит она до угла

     Проспекта и через дорогу
     Идет, перешла. Я вдогон ей
     Помчался. Она входит в здание.
     Оно было все из стекла.

     Так это отель? Значит, вот он какой.
     В нем Галя отыщет любовь и покой.

//-- МИЛЛИОННАЯ УЛИЦА --//

     1

     Иду осенней ночью мимо сквера.
     Смотрю: ребенок, свесив ножки
     (года два Исполнилось мальчоночке едва),
     Сидит на ограждении. Но скверно,
     Что никого нет взрослых. Трын-трава

     Родителям, что горько плачет кроха.
     Беру я на руки заботливо ребенка.
     Домой в семью вернуть мальца неплохо,
     Да адреса не знаю. Я заохал.
     Нежданно вдруг негаданно сестренка

     (Сестра мальчоночки) приходит на подмогу,
     Чтоб ситуацию возникшую спасти
     (Годков она была пяти-шести),
     И говорит: «Я укажу дорогу».

     И привела она меня к подъезду дома.
     К нам вышла женщина навстречу (видно, мать)
     С приветливой улыбкой. Обвинять
     Ее в беспечности не стал я: вся добром она
     Лучилась, и любовь ее огромна Была к сынишке – розой расцвела,
     Когда из рук моих ребенка приняла…

     2

     Вернул младенца я и, удовлетворенный,
     Иду, сажусь в 12-й трамвай
     И еду… Рассвело. Я вижу золоченый
     Шпиль Петропавловки… Вот Эрмитаж, колонны
     С Атлантами. (Весь Город словно Рай!)
     И вышел я на улице Миллионной.

//-- ЧЕРНОЕ МОРЕ --//

     С родителями в город по дороге
     Иду устало, плюс тележку я качу.
     Для экономии я срезать путь хочу:
     Вбок, влево, повернули мои ноги.
     Я думал, странствие укорочу,
     Но по тропинке вышел я в итоге

     К вершине горной – и увидел скалы!
     Они как драгоценные кристаллы,
     И будто в них течет живая кровь.
     По скалам горцев множество скакало
     В мохнатых шапках, бурках, и сверкало
     На солнце море Черное, и зов
     Его призывный слышу я вдали.
     Кричу родителям: «Пришли, пришли, пришли!»

//-- КОНЕЦ --//
   P.S. (post scriptum)
//-- ГОСПОДЬ --//

     1

     Иду по дну огромного каньона.
     Вдруг за спиной раздался шум. Назад
     Я оглянулся: на вершине склона
     Стояли люди. Взор их устремлен был
     На свет вечерний, солнечный закат.

     Ликующий раздался дружный крик,
     И склон каньона вспыхнул новым блеском,
     И все указывают в небо. В этот миг
     Я поднял голову и вижу Божий Лик,
     Иисуса Господа живую фреску

     (Христос был в окружении святых).
     Плыл медленно в ту сторону, где склон
     Людьми усыпан был, чтоб стать покровом их.

     Глаз не сводя с Небес, Христа сопровождаю,
     По склону вверх спешу к тем людям и рыдаю
     От бурной радости. Успею ли в итоге?

     2

     Я не добрался до вершины. Pas de chance!
     И Павел Луспекаев пел романс,
     Играя на гитаре. Что здесь – зона?
     И тут звонок раздался телефона.
     Снимаю трубку. Голос Киселева
     Услышал я. Сергей сказал сурово:
     «Приказываю вам, дежурный вахты,
     Скомандовать всем строиться не мешкая:
     Отдельно офицеры, пешки с пешками».
     Я сделал вывод: значит, мы как шахматы.
     Невольники таинственной Игры,
     Которыми играют до поры…

Петр Артемьев Сновидения петербуржца

Предисловие

Книга 1

Книга 2

Книга 3

Книга 4

Петр Артемьев
Сновидения петербуржца