-------
| Библиотека iknigi.net
|-------
| Игорь Миронович Губерман
|
| Третий иерусалимский дневник (сборник)
-------
Игорь Губерман
Третий иерусалимский дневник
По многим я хожу местам,
таская дел житейских кладь,
но я всегда случаюсь там,
где начинают наливать.
В оформлении книги использованы наскальные рисунки древних евреев
Третий иерусалимский дневник
Я лодырь, лентяй и растяпа,
но вмиг, если нужен я вдруг,
на мне треугольная шляпа
и серый походный сюртук.
Все, конечно, мы братья по разуму, только очень какому-то разному
Мы проживали не напрасно
свои российские года,
так бескорыстно и опасно
уже не жить нам никогда.
1
Идеи равенства и братства
хотя и скисли,
но очень стыдно за злорадство
при этой мысли.
2
Наш век имел нас так прекрасно,
что мы весь мир судьбой пленяли,
а мы стонали сладострастно
и позу изредка меняли.
3
По счастью, всё, что омерзительно
и душу гневом бередит,
не существует в мире длительно,
а мерзость новую родит.
4
Не мне играть российскую игру,
вертясь в калейдоскопе чёрных пятен,
я вжился в землю предков, тут умру,
но дым оттуда горек и понятен.
5
Напрасно горячимся мы сегодня,
желая всё понять без промедлений,
для истины нет почвы плодородней,
чем несколько истлевших поколений.
6
Загадочно в России бродят дрожжи,
все связи стали хрупки или ржавы,
а те, кто жаждет взять бразды и вожжи,
страдают недержанием державы.
7
По дряхлости скончался своевременно
режим, из жизни сделавший надгробие;
российская толпа теперь беременна
мечтой родить себе его подобие.
8
Сейчас полны гордыни те,
кто, ловко выбрав час и место,
в российской затхлой духоте
однажды пукнул в знак протеста.
9
Родом я не с рынка, не с вокзала,
я с тончайшей нежностью знаком,
просто нас эпоха облизала
лагерным колючим языком.
10
Покуда мы живём, на мир ворча
и вглядываясь в будущие годы,
текут меж нас, неслышимо журча,
истории подпочвенные воды.
11
Я жизнь без пудры и прикрас
и в тех местах, где жить опасно,
вплотную видел много раз, —
она и там была прекрасна.
12
Когда кипят разбой и блядство
и бьются грязные с нечистыми,
я грустно думаю про братство,
воспетое идеалистами.
13
Как тающая льдина, уплывает
эпоха, поглотившая наш век,
а новая и знать уже не знает
растерянных оставшихся калек.
14
Вор хает вора возмущённо,
глухого учит жить немой,
галдят слепые восхищённо,
как ловко бегает хромой.
15
Кто ярой ненавистью пышет,
о людях судя зло и резко, —
пусть аккуратно очень дышит,
поскольку злоба пахнет мерзко.
16
Нас много лет употребляли,
а мы, по слабости и мелкости,
послушно гнулись, но страдали
от комплекса неполноцелкости.
17
В нас никакой избыток знаний,
покров очков-носков-перчаток
не скроют легкий обезьяний
в лице и мыслях отпечаток.
18
Все доступные семечки лузгая,
равнодушна, глуха и слепа,
в парках жизни под лёгкую музыку
одинокая бродит толпа.
19
Мне не свойственно стремление
знать и слышать сводку дня,
ибо времени давление —
кровяное у меня.
20
Владеть гавном – не сложный труд
и не высокая отрада:
гавно лишь давят или мнут,
а сталь – и жечь и резать надо.
21
Питомцам русского гнезда,
нам от любых душевных смут
всего целебнее узда
и жёсткой выделки хомут.
22
Бес маячит рядом тенью тощей,
если видит умного мужчину:
умного мужчину много проще
даром соблазнить на бесовщину.
23
Текут по всей Руси речей ручьи,
и всюду на ораторе печать
умения проигрывать ничьи
и проигрыш банкетом отмечать.
24
В раскалённой скрытой давке,
увлекаясь жизни пиром,
лестно маленькой пиявке
слыть и выглядеть вампиром.
25
Российская жива идея фикс,
явились только новые в ней ноты,
поскольку дух России, тёмный сфинкс,
с загадок перешел на анекдоты.
26
Мы пережили, как умели,
эпоху гнусной черноты,
но в нас навек закаменели
её проклятые черты.
27
Видимо, в силу породы,
ибо всегда не со зла
курица русской свободы
тухлые яйца несла.
28
По воле здравого рассудка
кто дал себя употреблять —
гораздо чаще проститутка,
чем нерасчётливая блядь.
29
От ветра хлынувшей свободы,
хотя колюч он и неласков,
томит соблазн пасти народы
всех пастухов и всех подпасков.
30
Российская империя нам памятна,
поэтому и гнусно оттого,
что бывшие блюстители фундамента
торгуют кирпичами из него.
31
Россия ко всему, что в ней содеется,
и в будущем беспечно отнесётся;
так дева, забеременев, надеется,
что все само собою рассосётся.
32
Вокруг берёзовых осин
чертя узор хором воздушных,
всегда сколотит сукин сын
союз слепых и простодушных.
33
Уже вдевает ногу в стремя
тот некто в сером, кто опять
поворотить в России время
попробует во тьму и вспять.
34
И понял я за много лет,
чем доля рабская чревата:
когда сгибается хребет —
душа становится горбата.
35
Живу я, свободы ревнитель,
весь век искушая свой фарт;
боюсь я, мой ангел-хранитель
однажды получит инфаркт.
36
Легко на примере России
понять по прошествии лет,
что в мире темней от усилий
затеплить искусственный свет.
37
Темны российские задворки,
покрыты грязью всех столетий,
но там родятся поговорки,
которых нет нигде на свете.
38
Выплёскивая песни, звуки, вздохи,
затворники, певцы и трубачи —
такие же участники эпохи,
как судьи, прокуроры, палачи.
39
Российской власти цвет и знать
так на свободе воскипели,
что стали с пылом продавать
всё, что евреи не успели.
40
Мы потому в России жили,
высокий чувствуя кураж,
что безоглядно положили
свой век и силы на мираж.
41
Охвостье, отребье, отбросы,
сплочённые общей кутузкой,
курили мои папиросы,
о доле беседуя русской.
42
Этот трактор в обличье мужчины
тоже носит в себе благодать;
человек совершенней машины,
ибо сам себя может продать.
43
Кто сладко делает кулич,
принадлежит к особой касте,
и все умельцы брить и стричь
легко стригут при всякой власти.
44
Конечно, это горько и обидно,
однако долгой жизни под конец
мне стало совершенно очевидно,
что люди происходят от овец.
45
Кто в годы рабства драться лез,
тому на воле стало хуже:
пройдя насквозь горящий лес,
ужасно больно гибнуть в луже.
46
Ещё вчера сей мелкий клоп
был насекомым, кровь сосущим,
а ныне – видный филантроп
и помогает неимущим.
47
Смотреть на мир наш объективно,
как бы из дальней горной рощи —
хотя не менее противно,
но безболезненней и проще.
48
По Божьему соизволению
и сути свойства, нам присущего,
дано любому поколению
насрать на мысли предыдущего.
49
Надеюсь, я коллег не раню,
сказав о нашей безнадёжности,
поскольку Пушкин слушал няню,
а мы – подонков разной сложности.
50
Российский жребий был жестоко
однажды брошен волей Бога:
немного западней Востока,
восточней Запада – намного.
51
Наш век настолько прихотливо
свернул обычный ход истории,
что, очевидно, музу Клио
потрахал бес фантасмагории.
52
Возложить о России заботу
всей России на Бога охота,
чтоб оставить на Бога работу
из болота тащить бегемота.
53
Что говорит нам вождь из кучи,
оплошно вляпавшись туда?
Что всей душой хотел как лучше,
а вышло снова как всегда.
54
Все споры вспыхнули опять
и вновь текут, кипя напрасно;
умом Россию не понять,
а чем понять – опять не ясно.
55
Наших будней мелкие мытарства,
прихоти и крахи своеволия —
горше, чем печали государства,
а цивилизации – тем более.
56
На свете ни единому уму,
имевшему учительскую прыть,
глаза не удалось открыть тому,
кто сам не собирался их открыть.
57
Святую проявляя простоту,
не думая в тот миг, на что идёт,
всю правду говорит начистоту
юродивый, пророк и идиот.
58
История бросками и рывками
эпохи вытрясает с потрохами,
и то, что затевало жить веками,
внезапно порастает лопухами.
59
Хоть очень разны наши страсти,
но сильно схожи ожидания,
и вождь того же ждёт от власти,
что ждёт любовник от свидания.
60
Опасностей, пожаров и буранов
забыть уже не может ветеран;
любимая услада ветеранов —
чесание давно заживших ран.
61
А жалко порою мне время то гнусное,
другого уже не случится такого,
то подлое время, крутое и тусклое,
где стойкость полна была смысла тугого.
62
В те года, когда решенья просты
и все беды – от поступков лихих,
очень часто мы сжигаем мосты,
сами только что ступивши на них.
63
Справедливость в людской кутерьме
соблюдает природа сама:
у живущих себе на уме —
сплошь и рядом нехватка ума.
64
Есть в речах политиков унылых
много и воды и аргументов,
только я никак понять не в силах,
чем кастраты лучше импотентов.
65
Всюду запах алчности неистов,
мечемся, на гонку век ухлопав;
о, как я люблю идеалистов,
олухов, растяп и остолопов!
66
Поёт восторженно и внятно
душа у беглого раба
от мысли, как безрезультатно
за ним охотилась судьба.
67
Вовек я власти не являл
ни дружбы, ни вражды,
а если я хвостом вилял —
то заметал следы.
68
Забавно туда приезжать, как домой,
и жить за незримой межой;
Россия осталась до боли родной
и стала заметно чужой.
69
За раздор со временем лихим
и за годы в лагере на нарах
долго сохраняется сухим
порох в наших перечницах старых.
70
А то, что мы подонками не стали
и как мы безоглядно рисковали —
ничтожные житейские детали,
для внуков интересные едва ли.
71
То ли мы чрезмерно много пили,
то ли не хватило нам тепла,
только на потеху энтропии
мимо нас эпоха потекла.
72
За проволокой всех систем,
за цепью всех огней
нужна свобода только тем,
в ком есть способность к ней.
73
Уже настолько дух наш косный
с Россией связан неразлучно,
что жить нам тягостно и постно
повсюду, где благополучно.
74
Эпоха нас то злит, то восхищает,
кипучи наши ярость и экстаз,
и всё это бесстрастно поглощает
истории холодный унитаз.
75
Мы сделали изрядно много,
пока по жизни колбасились,
чтобы и в будущем до Бога
мольбы и стоны доносились.
76
Я бы многое стёр
в тех давнишних следах,
только свежее чувство горчит;
мне плевать на того, кто галдит о жидах,
но загадочны те, кто молчит.
77
России вновь дают кредит,
поскольку всё течет,
а кто немножко был убит —
они уже не в счёт.
78
Густы в России перемены,
но чуда нет ещё покуда;
растут у многих партий члены,
а с головами очень худо.
79
В гиблой глине нас долго месили,
загоняя в грунтовую твердь,
мы последние сваи России,
пережившие верную смерть.
80
Поскольку истина – в вине, то часть её уже во мне
Чтоб я не жил, сопя натужно,
устроил Бог легко и чудно,
что всё ненужное мне трудно,
а всё, что трудно, мне не нужно.
81
Когда, пивные сдвинув кружки,
мы славим жизни шевеление,
то смотрят с ревностью подружки
на наших лиц одушевление.
82
Дух России меня приголубил,
дал огранку, фасон и чекан,
там я первую рюмку пригубил,
там она превратилась в стакан.
83
Совместное и в меру возлияние
не только от любви не отвращает,
но каждое любовное слияние
весьма своей игрой обогащает.
84
Любви горенье нам дано
и страсти жаркие причуды,
чтобы холодное вино
текло в нагретые сосуды.
85
Да, мне умерить пыл и прыть
пора уже давно;
я пить не брошу, но курить
не брошу всё равно.
86
Себя я пьянством не разрушу,
ибо при знании предела
напитки льются прямо в душу,
оздоровляя этим тело.
87
Я понял, чем я жил все годы
и почему не жил умней:
я раб у собственной свободы
и по-собачьи предан ей.
88
Дух мой растревожить невозможно
денежным смутительным угаром,
я интеллигентен безнадёжно,
я употребляюсь только даром.
89
Когда к тебе приходит некто,
духовной жаждою томим,
для утоленья интеллекта
распей бутылку молча с ним.
90
Хотя весь день легко и сухо
веду воздержанные речи,
внутри себя пустыню духа
я орошаю каждый вечер.
91
Цветок и садовник в едином лице,
я рюмке приветно киваю
и, чтобы цветок не увял в подлеце,
себя изнутри поливаю.
92
Поскольку склянка алкоголя —
стекляшка вовсе не простая,
то как только она пустая —
в душе у нас покой и воля.
93
Оставив дикому трамваю
охоту мчать, во тьме светясь,
я лёжа больше успеваю,
чем успевал бы, суетясь.
94
Я сам растил себя во мне,
давно поскольку знаю точно,
что обретённое извне
и ненадёжно и непрочно.
95
Чтоб жить разумно (то есть бледно)
и максимально безопасно,
рассудок борется победно
со всем, что вредно и прекрасно.
96
Душевно я вполне ещё здоров
и съесть меня тщеславию невмочь,
я творческих десяток вечеров
легко отдам за творческую ночь.
97
Да, выпив, я валяюсь на полу;
да, выпив, я страшней садовых пугал;
но врут, что я ласкал тебя в углу;
по мне, так я ласкал бы лучше угол.
98
Во мне убого сведений меню,
не знаю я ни фактов, ни событий,
но я своё невежество ценю
за радость неожиданных открытий.
99
Насмешлив я к вождям, старухам,
пророчествам и чудесам,
однако свято верю слухам,
которые пустил я сам.
100
Я спать люблю: за тем пределом,
где вне меня везде темно,
душа, во сне сливаясь с телом,
творит великое кино.
101
Я свои пути стелю полого,
мне уютна лени колея;
то, что невозможно, – дело Бога,
что возможно – сделаю не я.
102
Когда выпили, нас никого
не пугает судьбы злополучие,
и плевать нам на всё, до чего
удается доплюнуть при случае.
103
В чужую личность мне не влезть,
а мной не могут быть другие,
и я таков, каков я есть,
а те, кто лучше, – не такие.
104
Без жалости я трачу много дней,
распутывая мысленную нить,
я истину ловлю, чтобы над ней
немедленно насмешку учинить.
105
Мы вовсе не грешим, когда пируем,
забыв про все стихии за стеной,
а мудро и бестрепетно воруем
дух лёгкости у тяжести земной.
106
Умным быть легко, скажу я снова
к сведению новых поколений;
глупость надо делать – это слово
дико для моей отпетой лени.
107
Хотя погрязший в алкоголе
я по-житейски сор и хлам,
но съем последний хер без соли
я только с другом пополам.
108
Мы стали подозрительны, суровы,
изверились в любой на свете вере,
но Моцарты по-прежнему готовы
пить всё, что наливают им Сальери.
109
Душа порой бывает так задета,
что можно только выть или орать;
я плюнул бы в ранимого эстета,
но зеркало придётся вытирать.
110
К лести, комплиментам и успехам
(сладостным ручьём они вливаются)
если относиться не со смехом —
важные отверстия слипаются.
111
Так верил я всегда в мою везучесть,
беспечно соблазняясь авантюрой,
что мне любая выпавшая участь
оказывалась к фарту увертюрой.
112
Не каждый в житейской запарке
за жизнь успевает понять,
что надо менять зоопарки,
театры и цирки менять.
113
Зачем же мне томиться и печалиться,
когда по телевизору в пивной
вчера весь вечер пела мне красавица,
что мысленно всю ночь она со мной?
114
Клевал я вяло знаний зерна,
зато весь век гулял активно
и прожил очень плодотворно,
хотя весьма непродуктивно.
115
Для жизни шалой и отпетой
день каждый в утренней тиши
творят нам кофе с сигаретой
реанимацию души.
116
Затворника и чистоплюя
в себе ценя как достижение,
из шума времени леплю я
своей души изображение.
117
Ошибки, срывы, согрешения —
в былом, и я забыл о них,
меня волнует предвкушение
грядущих глупостей моих.
118
Кажется мне, жизни под конец,
что устроил с умыслом Творец,
чтобы человеку было скучно
очень долго жить благополучно.
119
Искра Божия не знает,
где назначено упасть ей,
и поэтому бывает
Божий дар душе в несчастье.
120
Как будто смерти вопреки
внезапно льётся струйка света
и воздуха с живой строки
давно умершего поэта.
121
По многим я хожу местам,
таская дел житейских кладь,
но я всегда случаюсь там,
где начинают наливать.
122
Вокруг везде роскошества природы
и суетности алчная неволя;
плодятся и безумствуют народы;
во мне покой и много алкоголя.
123
Умеет так воображение
влиять на духа вещество,
что даже наше унижение
преобразует в торжество.
124
Не слушая судов и пересудов,
настаиваю твёрдо на одном:
вместимость наших умственных сосудов
растёт от полоскания вином.
125
Был томим я, был палим и гоним,
но не жалуюсь, не плачу, не злюсь,
а смеюсь я горьким смехом моим
и живу лишь потому, что смеюсь.
126
Нет, я в делах не тугодум,
весьма проста моя замашка:
я поступаю наобум,
а после мыслю, где промашка.
127
Я б рад работать и трудиться,
я чужд надменности пижонской,
но слишком портит наши лица
печать заезженности конской.
128
Не тёмная меня склоняла воля
к запою после прожитого дня:
я больше получал от алкоголя,
чем пьянство отнимало у меня.
129
Хоть я философ, но не стоик,
мои пристрастья не интимны:
когда в пивной я вижу столик,
моя душа играет гимны.
130
Питаю к выпивке любовь я,
и мух мой дым табачный косит,
а что полезно для здоровья,
мой организм не переносит.
131
Мне чужд востока тайный пламень,
и я бы спятил от тоски,
век озирая голый камень
и созерцая лепестки.
132
Во многих веках и эпохах,
меняя земные тела,
в паяцах, шутах, скоморохах
душа моя раньше жила.
133
Так ли уж совсем и никому?
С истиной сходясь довольно близко,
всё-таки я веку своему
нужен был, как уху – зубочистка.
134
Меня заводят, как наркотик,
души моей слепые пятна:
понятно мне, чего я против,
за что я – полностью невнятно.
135
Подлинным поистине томлениям
плотская питательна утеха,
подлинно высоким размышлениям
пьянство и обжорство – не помеха.
136
Приму любой полезный я совет
и думать о житейской буду выгоде
не раньше, чем во мне погаснет свет,
душою выключаемый при выходе.
137
Пока прогресс везде ретиво
меняет мир наш постепенно,
подсыпь-ка чуть нам соли в пиво,
чтоб заодно осела пена.
138
У пьяниц, бражников, кутил,
в судьбе которых всё размечено,
благоприятствие светил
всегда бывает обеспечено.
139
Хоть мыслить вовсе не горазд,
ответил я на тьму вопросов,
поскольку был энтузиаст
и наблюдательный фаллософ.
140
Наше слово в пространстве не тает,
а становится в нём чем угодно,
ибо то, что бесплотно витает,
в мире этом отнюдь не бесплодно.
141
Моей тюремной жизни окаянство
нисколько не кляну я, видит Бог;
я мучим был отнятием пространства,
но времени лишить никто не мог.
142
Во мне смеркаться стал огонь;
сорвав постылую узду,
теперь я просто старый конь,
пославший на хер борозду.
143
Раздев любую обозримую
проблему жизни догола,
всегда найдёшь непримиримую
вражду овала и угла.
144
Поздним утром я вяло встаю,
сразу лень изгоняю без жалости,
но от этого так устаю,
что ложусь, уступая усталости.
145
На тьму житейских упущений
смотрю и думаю тайком,
что я в одном из воплощений
был местечковым дураком.
146
С годами, что мне удивительно,
душа наша к речи небрежной
гораздо сильнее чувствительна,
чем некогда в юности нежной.
147
Позабыв о душевном копании,
с нами каждый отменно здоров,
потому что целебно в компании
совдыхание винных паров.
148
Когда хожу гулять в реальность,
где ветер, гам и моросит,
вокруг меня моя ментальность
никчёмным рубищем висит.
149
Искусство жизни постигая,
ему я отдал столько лет,
что стала жизнь совсем другая,
а сил учиться больше нет.
150
От музыки удачи и успеха
в дальнейшем (через годы, а не дни)
родится непредвидимое эхо,
которым поверяются они.
151
Всегда напоминал мне циферблат,
что слишком вызывающе и зря
я так живу со временем не в лад:
оно идёт, а я лежу, куря.
152
Мы так во всех полемиках орём,
как будто кипяток у нас во рту;
настаивать чем тупо на своём,
настаивать разумней на спирту.
153
Сегодня ощутил я горемычно,
как жутко изменяют нас года:
в себя уйдя и свет зажгя привычно,
увидел, что попал я не туда.
154
Ловил я кайф, легко играя
ту роль, какая выпадала,
за что меня в воротах рая
ждёт рослый ангел-вышибала.
155
Мы скоро только дно бутылки
сумеем страстно обнажать,
и юные геронтофилки
нас перестанут уважать.
156
Забавные мысли приходят в кровать
с утра после грустного сна:
что лучше до срока свечу задувать,
чем видеть, как чахнет она.
157
Вновь душа среди белого дня
заболит, и скажу я бутылке:
эту душу сослали в меня,
и страдает она в этой ссылке.
158
Зачем под сень могильных плит
нести мне боль ушедших лет?
Собрав мешок моих обид,
в него я плюну им вослед.
159
Где скрыта душа, постигаешь невольно,
а с возрастом только ясней,
поскольку душа – это место, где больно
от жизни и мыслей о ней.
160
Да, птицы, цветы, тишина
и дивного запаха травы;
но райская жизнь лишена
земной незабвенной отравы.
161
Когда и где бы мы ни пили,
тянусь я с тостом каждый раз,
чтобы живыми нас любили,
как на поминках любят нас.
162
Любви все возрасты покорны, её порывы – рукотворны
Мы всякой власти бесполезны
и не сильны в карьерных трюках,
поскольку маршальские жезлы
не в рюкзаках у нас, а в брюках.
163
Не раз и я, в объятьях дев
легко входя во вдохновение,
от наслажденья обалдев,
остановить хотел мгновение.
164
А возгораясь по ошибке,
я погасал быстрее спички:
то были постные те рыбки,
то слишком шустрые те птички.
165
Я никак не пойму, отчего
так я к женщинам пагубно слаб;
может быть, из ребра моего
было сделано несколько баб?
166
Душа смиряет в теле смуты,
бродя подобно пастуху,
а в наши лучшие минуты
душа находится в паху.
167
Мы когда крутили шуры-муры
с девками такого же запала,
в ужасе шарахались амуры,
луки оставляя где попало.
168
Достану чистые трусы,
надену свежую рубашку,
приглажу щёточкой усы
и навещу свою милашку.
169
Вот идеал моей идиллии;
вкусивши хмеля благодать
и лёжа возле нежной лилии,
шмелей лениво обсуждать.
170
Не зря люблю я дев беспечных,
их речь ясна и необманчива,
ключи секретов их сердечных
бренчат зазывно и заманчиво.
171
Погрязши в низких наслаждениях,
их аналитик и рапсод,
я достигал в моих падениях
весьма заоблачных высот.
172
Из наук, несомненно благих
для юнцов и для старцев согбенных,
безусловно полезней других
география зон эрогенных.
173
Возможно, я не прав в моём суждении,
но истина мне вовсе не кумир:
уверен я, что скрыта в наслаждении
энергия, питающая мир.
174
Я женских слов люблю родник
и женских мыслей хороводы,
поскольку мы умны от книг,
а бабы – прямо от природы.
175
Живя в огромном планетарии,
где звёзд роскошное вращение,
бурчал я часто комментарии,
что слишком ярко освещение.
176
Без вакханалий, безобразий
и не в урон друзьям-товарищам
мои цветы не сохли в вазе,
а раздавались всем желающим.
177
Во мне избыток был огня,
об этом знала вся округа,
огонь мой даже без меня
ходил по бабам в виде друга.
178
Всем дамам нужен макияж
для торжества над мужиками:
мужчина, впавший в охуяж,
берётся голыми руками.
179
Плывет когда любовное везение,
то надо торопиться с наслаждением,
чтоб совести угрюмой угрызение
удачу не спугнуло пробуждением.
180
Душа моя безоблачно чиста,
в любовные спеша капканы лезть,
поскольку всё на свете неспроста,
и случай – это свыше знак и весть.
181
Не знаю слаще я мороки
среди морок житейских прочих,
чем брать любовные уроки
у дам, к учительству охочих.
182
Пока я сплю, не спит мой друг,
уходит он к одной пастушке,
чтоб навестить пастушкин луг,
покуда спят её подружки.
183
Соблазнам не умея возражать,
я всё же твёрдой линии держусь:
греха мне всё равно не избежать,
так я им заодно и наслажусь.
184
Сливаясь в будуарах и альковах
в объятиях, по скорости военных,
мы знали дам умелых и толковых,
но мало было дам самозабвенных.
185
Являют умственную прыть
пускай мужчины-балагуры,
а бабе ум полезней скрыть —
он отвлекает от фигуры.
186
Я близок был с одной вдовой,
в любви достигшей совершенства,
и будь супруг её живой,
он дал бы дуба от блаженства.
187
Даму обольстить немудрено,
даме очень лестно обольщение,
даму опьяняет, как вино,
дамой этой наше восхищение.
188
Весна полна тоски томительной,
по крови бродит дух лесной,
и от любви неосмотрительной
влетают ласточки весной.
189
У любви не бывает обмана,
ибо искренна страсть, как дыхание,
и божественно пламя романа,
и угрюмо его затухание.
190
Хоть не был я возвышенной натурой,
но духа своего не укрощал
и девушек, ушибленных культурой,
к живой и свежей жизни обращал.
191
Я не бежал от искушений
в тоску сомнений идиотских,
восторг духовных отношений
ничуть не портит радость плотских.
192
Одна воздержанная дама
весьма сухого поведения
детей хотела так упрямо,
что родила от сновидения.
193
Любой альков и будуар,
имея тайны и секреты,
приносит в наш репертуар
иные па и пируэты.
194
Те дамы не просто сидят —
умыты, завиты, наряжены, —
а внутренним взором глядят
в чужие замочные скважины.
195
Когда земля однажды треснула,
сошлись в тот вечер Оля с Витей;
бывает польза интересная
от незначительных событий.
196
Бросает лампа нежный свет
на женских блуз узор,
и фантики чужих конфет
ласкают чуткий взор.
197
Увидев девку, малой толики
не ощущаю я стыда,
что много прежде мысли —
стоит ли? —
я твёрдо чувствую, что да.
198
Важна любовь, а так ли, сяк ли
хорош любой любовный танец;
покуда силы не иссякли,
я сам изрядный лесбиянец.
199
Целебен утешения бальзам:
ловил себя на мысли я не раз,
что женщины отказывают нам,
жалея об отказе больше нас.
200
Сперва свирепое влечение
пронзает всё существование,
потом приходит облегчение
и наступает остывание.
201
Время лижет наши раны
и выносит вон за скобки
и печальные романы,
и случайные поёбки.
202
Любил я сесть в чужие сани,
когда гулякой был отпетым;
они всегда следили сами,
чтобы ямщик не знал об этом.
203
Легко мужчинами владея,
их так умела привечать,
что эллина от иудея
не поспевала отличать.
204
Хватает на бутыль и на еду,
но нету на оплату нежных дам,
и если я какую в долг найду,
то честно с первой пенсии отдам.
205
К любви не надо торопиться,
она сама придёт к вам, детки,
любовь нечаянна, как птица,
на папу капнувшая с ветки.
206
Милый спать со мной не хочет,
а в тетрадку ночь и день
самодеятельно строчит
поебень и хуетень.
207
Хвала и слава лилиям и розам,
я век мой пережил под их наркозом.
208
Весьма заботясь о контрасте
и относясь к нему с почтением,
перемежал я пламя страсти
раздумьем, выпивкой и чтением.
209
Нет сомнения в пользе страданий:
вихри мыслей и чувства накал,
только я из любовных свиданий
больше пользы всегда извлекал.
210
В тихой смиреннице каждой,
в робкой застенчивой лапушке
могут проснуться однажды
блядские гены прабабушки.
211
Всегда ланиты, перси и уста
описывали страстные поэты,
но столь же восхитительны места,
которые доселе не воспеты.
212
И стареть не так обидно,
вспомянув исподтишка,
как едала джем-повидло
с хера милого дружка.
213
Как виртуозны наши трюки
на искре творческого дара,
чтобы успешно скинуть брюки
в чаду любовного угара!
214
Свой имею опыт я, но всё же
слушаю и речи знатоков:
евнухи о бабах судят строже,
тоньше и умнее мужиков.
215
Когда Господь, весы колебля,
куда что класть негромко скажет,
уверен я, что наша ебля
на чашу праведности ляжет.
216
Не зря стоустая молва
твердила мне, что секс – наркотик:
болит у духа голова
от непоседливости плоти.
217
С возрастом острей мужицкий глаз,
жарче и сочней души котлета,
ибо ранней осенью у нас,
как у всей природы – бабье лето.
218
Теперь и вспомним-то едва ли,
как мы плясали те кадрили,
когда подруги то стонали,
то хриплым криком нас бодрили.
219
Ромашки, незабудки и гортензии
различного строенья и окраски
усиливают с возрастом претензии
на наши садоводческие ласки.
220
Лишь то, что отдашь,
ты взамен и получишь,
поэтому часто под вечер
само ожидание женщины – лучше,
чем то, что случится при встрече.
221
Это грешно звучит и печально,
но решил я давно для себя:
лучше трахнуть кого-то случайно,
чем не мочь это делать, любя.
222
Всякой тайной мистики помимо
мистика есть явная и зримая:
женщина, которая любима,
выглядит стройней, чем нелюбимая.
223
Я так зубрил познания азы,
что мог бы по стезе ума пойти,
но зовы гормональной железы,
спасибо, совлекли меня с пути.
224
Врачует боль любой пропажи
беспечной лени талисман,
во мне рассеивал он даже
любви густеющий туман.
225
За повадку не сдаваться
и держать лицо при этом
дамы любят покрываться
королём, а не валетом.
226
Я красоту в житейской хляби
ловлю глазами почитателя:
беременность в хорошей бабе
видна задолго до зачатия.
227
Белея лицом, как страница
в надежде на краткую строчку,
повсюду гуляет девица,
готовясь на мать-одиночку.
228
А жалко, что незыблема граница,
положенная силам и годам,
я б мог ещё помочь осуществиться
мечте довольно многих юных дам.
229
Мы судим о деве снаружи —
по стану, лицу и сноровке,
но в самой из них неуклюжей
не дремлет капкан мужеловки.
230
Да, в небесах заключается брак,
там есть у многих таинственный враг.
231
Бог чувствует, наверно, боль и грусть,
когда мы в суете настолько тонем,
что женщину ласкаем наизусть,
о чём-то размышляя постороннем.
232
Предчувствуя любовную удачу,
я вновь былую пылкость источаю,
но так её теперь умело прячу,
что сам уже почти не замечаю.
233
Весь век земного соучастия
мы учим азбуку блудливости —
от молодого любострастия
до стариковской похотливости.
234
Все беды у меня лишь оттого,
что встретить пофартило и любить
мне женщин из гарема моего,
который у меня был должен быть.
235
Подавленных желаний тонкий след
рубцуется, но тлеет под золой,
и женщина грустит на склоне лет
о глупой непреклонности былой.
236
Мне кажется, былые потаскушки,
знававшие катанье на гнедых,
в года, когда они уже старушки —
с надменностью глядят на молодых.
237
Творца, живущего вдали,
хотел бы я предупредить:
мы стольких дам недоебли,
что смерти стоит погодить.
238
Я в разных почвах семя сеял:
духовной, плотской, днем и ночью,
но, став по старости рассеян,
я начал часто путать почву.
239
Я прежний сохранил в себе задор,
хотя уже в нём нет былого смысла,
поэтому я с некоторых пор
подмигиваю девкам бескорыстно.
240
В любых спектаклях есть замена,
суфлёры, лёгкость обсуждения;
постель – единственная сцена,
где нет к актёру снисхождения.
241
С годами стали круче лестницы
и резко слепнет женский глаз:
когда-то зоркие прелестницы
теперь в упор не видят нас.
242
Любовь как ни гони и ни трави,
в ней Божьему порядку соответствие,
мы сами ведь не больше чем любви
побочное случайное последствие.
243
А бывает, что в сумрак осенний
в тучах луч означается хрупкий,
и живительный ветер весенний
задувает в сердца и под юбки.
244
Кто недавно из листьев капустных,
тем любовь – это игры на воле,
а для взрослых, от возраста грустных,
их любовь неотрывна от боли.
245
А наша близость – только роздых
на расходящихся путях,
и будет завтра голый воздух
в пустых сомкнувшихся горстях.
246
Что к живописи слеп, а к музыке я глух —
уже невосполнимая утрата,
зато я знаю несколько старух
с отменными фигурами когда-то.
247
Логической мысли забавная нить
столетия вьётся повсюду:
поскольку мужчина не может родить,
то женщина моет посуду.
248
Бес любит юных дам подзуживать
упасть во грех, и те во мраке
вдруг начинают обнаруживать
везде фаллические знаки.
249
Зря вы мнётесь, девушки,
грех меня беречь,
есть ещё у дедушки
чем кого развлечь.
250
Зря жены квохчут оголтело,
что мы у девок спим в истоме,
у нас блаженствует лишь тело,
а разум – думает о доме.
251
Отменной верности супруг,
усердный брачных уз невольник —
такой семейный чертит круг,
что бабе снится треугольник.
252
В людской кипящей тесноте
не страшен путь земной,
весьма рискуют только те,
кто плохо спит с женой.
253
Ты жуткий зануда, дружок,
но я на тебя не в обиде,
кусая тайком пирожок,
какого ты сроду не видел.
254
Внутри семейного узла
в период ссор и междометий
всегда легко найти козла,
который в этой паре третий.
255
У всех текли трагедии и драмы,
а после оставалась тишина,
морщины на лице, на сердце шрамы
и памятливо-тихая жена.
256
Настолько в детях мало толка,
что я, признаться, даже рад,
что больше копий не нащёлкал
мой множительный аппарат.
257
Куда ни дёрнешься – повсюду,
в туман забот погружена,
лаская взорами посуду,
вокруг тебя сидит жена.
258
Бес или Бог такой мастак,
что по причуде высшей воли
людей привязывает так,
что разойтись нельзя без боли.
259
Глаз людской куда ни глянет,
сохнут бабы от тоски,
что любовь мужская вянет
и теряет лепестки.
260
Да, я бывал и груб и зол,
однако помяну,
что я за целый век извёл
всего одну жену.
261
За все наши мужицкие злодейства
я женщине воздвиг бы монумент,
мужчина – только вывеска семейства,
а женщина – и балки, и цемент.
262
В доме, где любовь уже утратили,
чешется у женщины рука:
выгнать мужика к ебене матери —
жаль оставить дом без мужика.
263
Послушно соглашаюсь я с женой,
хотя я совершенно не уверен,
что конь, пускай изрядно пожилой,
уже обязан тихим быть, как мерин.
264
Когда у нас рассудок, дух и честь
находятся в согласии и мире,
ещё у двоеженца радость есть
от мысли, что не три и не четыре.
265
Я с гордостью думал в ночной тишине,
как верность мы свято храним,
как долго и стойко я предан жене
и дивным подружкам двоим.
266
Любви таинственный процесс
в любых столетиях не гас,
как не погаснет он и без
ушедших нас.
267
Подругам ежегодно в день кончины
моя во снах являться будет тень,
и думать будут юные мужчины
о смутности их женщин в этот день.
268
Слишком я люблю друзей моих, чтобы слишком часто видеть их
Умея от века себя отключить,
на мир я спокойно гляжу,
и могут меня только те огорчить,
кого за своих я держу.
269
Течёт беспечно, как вода
среди полей и косогоров,
живительная ерунда
вечерних наших разговоров.
270
Чтоб жить отменно, так немного,
по сути, нужно мне, что я
прошу простейшего у Бога:
чтоб не менялась жизнь моя.
271
Курили, пили и молчали,
чуть усмехались;
но затихали все печали
и выдыхались.
272
Бог шёл путем простых решений,
и, как мы что ни назови,
все виды наших отношений —
лишь разновидности любви.
273
Тяжки для живого организма
трели жизнерадостного свиста,
нету лучшей школы пессимизма,
чем подолгу видеть оптимиста.
274
Если нечто врут мои друзья,
трудно утерпеть, но я молчу;
хочется быть честным, но нельзя
делать только то, что я хочу.
275
Не могут ничем насладиться вполне
и маются с юмором люди,
и видят ночами всё время во сне
они горбуна на верблюде.
276
Мы одиноки, как собаки,
но нас уже ничем не купишь,
а бравши силой, понял всякий,
что только хер зазря затупишь.
277
По собственному вкусу я сужу,
чего от собеседника нам нужно,
и вздор напропалую горожу
охотнее, чем умствую натужно.
278
Нам свойственна колючая опаска
слюнявых сантиментов и похвал,
но слышится нечаянная ласка —
и скашивает душу наповал.
279
Ты в азарте бесподобен
ярой одурью своей,
так мой пёс весной способен
пылко трахать кобелей.
280
У нас легко светлеют лица,
когда возможность нам дана
досадой с другом поделиться,
с души содрав лоскут гавна.
281
Люблю шутов за их потешность,
и чем дурнее, тем верней
они смягчают безутешность
от жизни клоунской моей.
282
Я вижу объяснение простое
того, что ты настолько лучезарен:
тебя, наверно, мать рожала стоя,
и был немного пол тобой ударен.
283
Хоть я свои недуги не лечу,
однако, зная многих докторов,
я изредка к приятелю-врачу
хожу, когда бедняга нездоров.
284
То истомясь печалью личной,
то от погибели в вершке
весь век по жизни горемычной
мечусь, как мышь в ночном горшке.
285
У тех, кто в усердии рьяном
по жизни летит оголтело,
душа порастает бурьяном
гораздо скорее, чем тело.
286
Я курю возле рюмки моей,
а по миру сочится с экранов
соловьиное пение змей
и тигриные рыки баранов.
287
Мой восторг от жизни обоснован,
Бог весьма украсил жизнь мою:
я, по счастью, так необразован,
что всё время что-то узнаю.
288
Врут обо мне в порыве злобы,
что всё со смехом гнусно хаю,
а я, бля, трагик чистой пробы,
я плачу, бля, и воздыхаю.
289
Давно живу как рак-отшельник
и в том не вижу упущения,
душе стал тягостен ошейник
пустопорожнего общенья.
290
Когда среди людей мне одиноко,
я думаю, уставясь в пустоту:
а видит ли всевидящее око
бессилие своё и слепоту?
291
Быстрей мне сгинуть и пропасть,
чем воспалят мой дух никчемный
наживы пламенная страсть
и накопленья зуд экземный.
292
В эпоху той поры волшебной,
когда дышал ещё легко,
для всех в моей груди душевной
имелось птичье молоко.
293
Сбыл гостя. Жизнь опять моя.
Слегка душа очнулась в теле.
Но чувство странное, что я —
башмак, который не надели.
294
Поскольку я большой философ,
то жизнь открыла мне сама,
что глупость – самый лучший способ
употребления ума.
295
Когда мне тускло, скучно, душно
и жизнь истёрлась, как пословица,
к себе гостей зову радушно,
и много хуже мне становится.
296
На нас во всей своей весомости
ползет, неся опустошения,
болезнь душевной насекомости
и насекомого кишения.
297
Верю людям, забыв и не думая,
что жестоко похмелье наивности,
что себя в это время угрюмое
я люблю без обычной взаимности.
298
Время облегчает бытие,
дух у нас устроен эластично:
чувство одиночества моё
сделалось безоблачно привычно.
299
Поневоле сочится слеза
на согретую за ночь кровать:
только-только закроешь глаза,
как уже их пора открывать.
300
С утра неуютно живётся сове,
прохожие злят и проезжие,
а затхлость такая в её голове,
что мысли ужасно несвежие.
301
Когда бы рано я вставал,
душа не ныла бы, как рана,
что много больше успевал
бы сделать я, вставая рано.
302
С утра суётся в мысли дребедень
о жизни, озарённой невезением,
с утра мы друг на друга – я и день
взираем со взаимным омерзением.
303
И снова утро. Злой и заспанный,
я кофе нехотя лакаю,
заботы взваливаю за спину
и жить покорно привыкаю.
304
За всё на свете я в ответе,
и гордо флаг по ветру реет,
удача мне всё время светит,
и только жалко, что не греет.
305
Несчастным не был я нисколько,
легко сказать могу теперь уж я,
что если я страдал, то только
от оптимизма и безденежья.
306
Мы радуемся или стонем
и тем судьбу отчасти правим:
смеясь, мы прошлое хороним,
а плача – будущее травим.
307
Гудит стиральная машина,
на полках книги в тон обоям,
у телевизора – мужчина,
мечтавший в детстве стать ковбоем.
308
На убогом и ветхом диванчике
я валяюсь, бездумен и тих,
в голове у меня одуванчики,
но эпоха не дует на них.
309
Никем нигде не состою,
не числюсь и не посещаю,
друзей напитками пою,
подруг – собою угощаю.
310
Я часто спорю, ярый нрав
и вздорность не тая,
и часто в споре я не прав,
а чаще – прав не я.
311
Поскольку я жил не эпически
и брюки недаром носил,
всегда не хватало хронически
мне времени, денег и сил.
312
Себя от себя я усердно лечу,
живя не спеша и достойно,
я бегаю медленно, тихо кричу
и гневаюсь очень спокойно.
313
Поскольку я себя естественно
везде веду, то я в награду
и получаю соответственно
по носу, черепу и заду.
314
Мы так от жизни в темноте
лучились искрами затей,
что на свету черны, как те,
кто пережил своих детей.
315
Я не пьянею от удачи,
поскольку знаю наперёд,
как быстро всё пойдет иначе
и сложится наоборот.
316
На любопытство духа гончего —
о личной жизни или мнении —
я отвечаю так уклончиво,
что сам сижу в недоумении.
317
Вампир не ленится скитаться,
чтобы, прильнув незримой пастью,
чужой энергией питаться,
чужими мыслями и страстью.
318
Мне наружный мир неинтересен,
сузилась души моей округа,
этот мир субботен и воскресен,
мы совсем чужие друг для друга.
319
Свои серебряные латы
ношу я только оттого,
что лень поставить мне заплаты
на дыры платья моего.
320
Чтобы вынести личность мою,
нужно больше, чем просто терпение,
ибо я даже в хоре пою
исключительно личное пение.
321
Мне кажется сегодня, что едва ли
в одних только успехах наша сила:
откуда бы меня ни изгоняли —
всегда мне это пользу приносило.
322
На долгом вкладе, как поганки,
растут финансы дни и ночи;
и я растил бы деньги в банке,
но есть и пить охота очень.
323
Плодясь обильней, чем трава,
кругом шумит разноголосица,
а для души нужны слова,
которые не произносятся.
324
Всегда при получении письма
кидаю на конверт короткий взор
я с чувством, будто новая тесьма
войдёт сейчас в судьбы моей узор.
325
Я в этой жизни часто ждал —
удачи, помощи, свидания;
души таинственный кристалл
темнеет в нас от ожидания.
326
Какое-то шершаво-беспокойное
сегодня состояние весь день:
не то я сделал что-то недостойное,
не то легла из будущего тень.
327
Не в том беда, что одинок,
а в ощущеньях убедительных,
что одинок ты – как челнок
между фрегатов победительных.
328
У круглого с пор давних сироты —
я этого никак не ожидал —
являются в характере черты,
которые в отце он осуждал.
329
Настолько не знает предела
любовь наша к нам, дорогим,
что в зеркале вялое тело
мы видим литым и тугим.
330
Живя, не грустя и не ноя
и радость и горечь ценя,
порой наступал на гавно я,
но чаще – оно на меня.
331
Застолья благочинны и богаты
в домах, где мы чужие, но желанны,
мужчины безупречны и рогаты,
а женщины рогаты и жеманны.
332
Напрасно я нырнул под одеяло,
где выключил и зрение и слух,
во сне меня камнями побивала
толпа из целомудренных старух.
333
Во всё, что высоко и далеко,
мы тянемся внести свой личный шум;
порочить и пророчить так легко,
что это соблазняет слабый ум.
334
Порой издашь дурацкий зык,
когда устал или задёрган,
и вырвать хочется язык,
но жаль, непарный этот орган.
335
Я был тогда застенчив. И не злей,
а яростней. И сам собой лучился.
И жаль, что избегал учителей,
сегодня я у них бы поучился.
336
Когда сижу я, кончик ручки
слегка грызя, душой в нирване,
то я не в творческой отключке,
а в склеротическом тумане.
337
У многих авторов с тех пор,
как возраст им понурил нос,
при сочинительстве – запор,
а с мемуарами – понос.
338
Верчусь я не ради забавы,
я теплю тупое стремление
с сияющей лысины славы
постричь волоски на кормление.
339
Чтоб описать свой возраст ранний,
все факты ловятся в чернилах,
и сладок сок воспоминаний,
когда удачно сочинил их.
340
Не зря мы, друг, о славе грезили,
нам не простят в родном краю,
что влили мы в поток поэзии
свою упругую струю.
341
Ничуть не влияет моя голова
на ход сочинительства смутный,
но вдруг я на ветер кидаю слова,
а он в это время попутный.
342
Когда насильно свой прибор
терзает творческая личность,
то струны с некоторых пор
утрачивают эластичность.
343
Творя чего-нибудь певучее,
внутри я мысли излагаю,
но смыслом ради благозвучия
весьма легко пренебрегаю.
344
Сижу и сочиняю мемуары,
сколь дивно протекала жизнь моя.
Как сердце пережило те кошмары,
которые выдумываю я?
345
Я боюсь в человеках напевности,
под которую ищут взаимности,
обнажая свои задушевности
и укромности личной интимности.
346
Стал тесен этот утлый водоём,
везде резвятся стаи лягушат,
и даже в одиночестве моём
какие-то знакомые кишат.
Когда с тобой беседует дурак,
то кажется, что день уже потух,
и свистнул на горе варёный рак,
и в жопу клюнул жареный петух.
348
Он не таит ни от кого
своей открытости излишек,
но в откровенности его
есть легкий запах от подмышек.
349
Не лез я с моськами в разбор,
молчал в ответ на выпад резкий,
чем сухо клал на них прибор,
не столь увесистый, как веский.
350
Его похвал я не хочу,
напрасно так он озабочен;
меня похлопать по плечу
бедняге прыгать надо очень.
351
На вид неловкий и унылый,
по жизни юрок ты, как мышь;
тебя послал я в жопу, милый, —
ты не оттуда ли звонишь?
352
Такой терзал беднягу страх
забытым быть молвой и сплетней,
что на любых похоронах
он был покойника заметней.
353
Хвалишься ты зря, что оставался
честным, неподкупным и в опале:
многие, кто впрямь не продавался, —
это те, кого не покупали.
354
Он искренно про совесть и про честь
не знает ничего: его душонка,
поскольку хоть какая-то, но есть —
не больше, чем мошонка у мышонка.
355
Покуда крепок мой табак
и выпивка крепка,
мне то смешон мой бедный враг,
то жалко дурака.
356
Нет беды, что юные проделки
выглядят нахально или вздорно;
радуюсь, когда барашек мелкий
портит воздух шумно и задорно.
357
Он как ни утверждай со вдохновением,
что суть его – трагический герой,
но быть нельзя никак печальным гением,
описывая духа геморрой.
358
У нас готово для продажи
всё, что угодно населению,
а если вдуматься, то даже
и жар сердечный, к сожалению.
359
Все вечера жужжу, как муха,
в себе гордыню укрощая:
творю материю из духа,
стишки в монеты превращая.
360
Да, друзья-художники, вы правы,
что несправедлив жестокий срок,
ибо на лучах посмертной славы
хочется при жизни спечь пирог.
361
Наш ум устроен целесообразно,
ему идут на пользу и поломки:
свихнуться можно так своеобразно,
что гением тебя сочтут потомки.
362
Пишу печальные стишки
про то, как больно наблюдать
непроходимость той кишки,
откуда каплет благодать.
363
В мире есть повсюду много студий,
там надменно бедствуют художники;
будь они хоть чуть иные люди,
были бы портные и сапожники.
364
К чужому соку творческих томлений
питая переимчивую страсть,
я даже у грядущих поколений
смогу, возможно, что-нибудь украсть.
365
Жить суетно обидно мне вдвойне,
уже мне ясно видно дно колодца,
однако же с собой наедине
совсем нам посидеть не удается.
366
В горячем споре равно жалко
и дурака и мудреца,
поскольку истина, как палка, —
всегда имеет два конца.
367
Нет, как я буду умирать,
гадать я не возьмусь;
я обожаю засыпать —
но зная, что проснусь.
368
Я не считал, играя фартом,
ни что почём, ни что престижно,
и жил с достаточным азартом,
чтоб умереть скоропостижно.
369
Нисколько в этой жизни я не мучим
желанием исследовать поближе,
которое гавно теплей и круче,
которое – прозрачнее и жиже.
370
Покорно жвачку будней я жевал,
ходил и в мудрецах, и в обормотах,
но время я упрямо проживал,
не сбрасывая газ на поворотах.
371
Забавно желтеть, увядая,
смотря без обиды пустой
на то, как трава молодая
смеётся над палой листвой.
372
Надеюсь, без единого проклятия,
а если повезёт, и без мучений
я с жизнью разомкну мои объятия
для новых, Бог поможет, приключений.
373
В нас очень остро чувство долга, мы просто чувствуем недолго
Как это странно и нелепо:
упруги дни, отменны ночи,
но неотвязно и свирепо
меня всё время смута точит.
374
По счёту света и тепла,
по мере, как судьба согнула,
жизнь у кого-то протекла,
а у другого – прошмыгнула.
375
Мне дух мечтательности нежной
уже докучен и ненужен,
я столько завтракал с надеждой,
что грустен был бы с ней же ужин.
376
Меня слегка тревожит отрешённость
моя от повседневности кипящей;
не то это фортуны завершённость,
не то испуг от жизни настоящей.
377
Смотрю я горестно и пристально
на свой сужающийся круг:
осилив бури, в тихой пристани
мы к жизни вкус теряем вдруг.
378
Мы зря в былом опору ищем
для новых светлых побуждений,
уже там только пепелище
тогдашних наших заблуждений.
379
Все растяпы, кулемы, разини —
лучше нас разбираются в истине:
в их дырявой житейской корзине
спит густой аромат бескорыстия.
380
По сути, наши боли и невзгоды,
события, восторги и вожди —
такие же явления природы,
как засухи, рассветы и дожди.
381
Унять людскую боль и горе
не раньше сможет человек,
чем разделить сумеет море
на воды впавших в море рек.
382
Разносит по планете смех и плач
невидимый злодей и утешитель,
бес хаоса, случайностей, удач,
порядка и системы сокрушитель.
383
Душе уютны, как пальто,
иллюзии и сантименты,
однако жизнь – совсем не то,
что думают о ней студенты.
384
Я боюсь, что жизнь на небе нелегка,
ибо с неба мы заметны в серой мгле,
и краснеют на закате облака
от увиденного ими на земле.
385
Бродяги, странники, скитальцы,
попав из холода в уют,
сначала робко греют пальцы,
а после к бабе пристают.
386
Всегда приятно думать о былом,
со временем оно переменилось,
оно уже согрето тем теплом,
которое в душе тогда клубилось.
387
Даря комфорт, цивилизация
нас усмиряет, растлевая:
уже мне страшно оказаться
где хаос, риск и смерть живая.
388
Природа окутана вязью густой
дыхания нашей гордыни,
и даже на небе то серп золотой,
то вялая корка от дыни.
389
Хмурым лицом навевается скука,
склонная воздух тоской отравлять,
жизнь и без этого горькая штука,
глупо угрюмством ее опошлять.
390
Наш разум налегке и на скаку
вторгается в округу тайных сфер,
поскольку ненадолго дураку
стеклянный хер.
391
Когда от взрыва покачнётся
земля, струясь огнем и газом,
к нам на мгновение вернётся
надежда робкая на разум.
392
Душа человеку двойная дана —
из двух половинок, верней, —
и если беспечно хохочет одна,
то плачет вторая над ней.
393
Истину ищу сегодня реже я,
ибо, сопричастные к наживе,
всюду ходят сочные и свежие
истины, мне начисто чужие.
394
Кто потёмки моей темноты
осветить согласится научно?
Почему от чужой правоты
на душе огорчительно скучно?
395
К себе желая ближе присмотреться,
курю и тихо думаю во тьме
про мысли, исходившие от сердца
и насмерть замерзавшие в уме.
396
Да, Господь, лежит на мне вина:
глух я и не внемлю зову долга,
ибо сокрушители говна
тоже плохо пахнут очень долго.
397
Мерзавцу я желаю, чтобы он
в награду за подлянку и коварство
однажды заработал миллион
и весь его потратил на лекарство.
398
На даже близком расстоянии
не видно щели узкой пропасти,
и лишь душой мы в состоянии
ум отличить от хитрожопости.
399
Увы, при царственной фигуре
(и дивно морда хороша)
плюгавость может быть в натуре
и косоглазой быть душа.
400
Я встречал на житейском пути
ухитрившихся в общем строю
мимо собственной жизни пройти
и её не признать за свою.
401
Однажды человека приведёт
растущее техническое знание
к тому, что абсолютный идиот
сумеет повлиять на мироздание.
402
Есть люди речи благородной
и строгих нравственных позиций,
но запах тухлости природной
над ними веет и струится.
403
Наш Бог, Создатель, Господин,
хотя и всеблагой,
для слабых духом Он один,
а для других – другой.
404
Весьма влияет благотворно
и создаёт в душе уют
наш мир, где так везде проворно
воруют, лгут и предают.
405
Покрытость лаками и глянцем
и запах кремов дорогих
заметно свойственней поганцам,
чем людям, терпящим от них.
406
Внезапной страсти убоясь,
предвидя тяготы и сложности,
мы льём разумных мыслей грязь
на блеск пугающей возможности.
407
Поскольку нету худа без добра,
утешить мы всегда себя умеем,
что если не имеем ни хера,
то право на сочувствие имеем.
408
Впитал я с детства все банальности,
но в жизни я не делал подлости
не от зачуханной моральности,
а по вульгарной личной гордости.
409
Никак я не миную имя Бога,
любую замечая чрезвычайность;
случайностей со мной так было много,
что это исключает их случайность.
410
Преданный разгулу и азарту,
я от мутной скуки не умру,
в молодости плоть метала карту,
ныне шулер-дух вошел в игру.
411
Где сегодня было пусто
на полях моих житейских,
завтра выросла капуста
из билетов казначейских.
412
В унынии, печали и тоске
есть пошлость с элементами безумства,
и так ведь жизнь висит на волоске,
а волос очень сохнет от угрюмства.
413
По-прежнему людей не избегая,
я слушаю их горькие рыдания,
но слышу их теперь, изнемогая
от жалости, лишённой сострадания.
414
Я спорю искренно и честно,
я чистой истины посредник,
и мне совсем не интересно,
что говорит мой собеседник.
415
Всюду в жизни то смерчи, то тучи,
бродит гибель, и небо в огне;
чем серьёзней опасность и круче,
тем она безразличнее мне.
416
В душе у нас – диковинное эхо:
оно способно, звук переинача,
рыданием ответить вместо смеха
и смехом отозваться вместо плача.
417
Бегу, куда азарт посвищет,
тайком от совести моей,
поскольку совесть много чище,
если не пользоваться ей.
418
За радости азартных приключений
однажды острой болью заплатив,
мы так боимся новых увлечений,
что носим на душе презерватив.
419
Когда в нас к этой жизни зыбкой
нет ни любви, ни интереса,
то освещается улыбкой
лицо недремлющего беса.
420
Творец обычно думает заранее,
размешивая разум, соль и дерзость,
и многим не хватает дарования,
чтоб делать выдающуюся мерзость.
421
Есть две разновидности теста,
из коего дух наш содеян,
и люди открытого текста
проигрывают лицедеям.
422
Я б устроил в окрестностях местных,
если б силами ведал природными,
чтобы несколько тварей известных
были тварями, только подводными.
423
Я с почтеньем думаю о том,
как неколебимо всё, что есть,
ибо даже в веке золотом
ржавчина железо будет есть.
424
По сути, знали мы заранее,
куда наука воз везла,
поскольку дерево познания
всегда поили соки зла.
425
Наука зря в себе уверена,
ведь как науку ни верти,
а у коня есть путь до мерина,
но нет обратного пути.
426
Весь день сегодня ради прессы
пустив на чтение запойное,
вдруг ощутил я с интересом,
что проглотил ведро помойное.
427
Но пакости на свете нет сугубей,
чем тихое культурное собрание,
где змеи ущемлённых самолюбий
витают и кишат уже заранее.
428
Как, Боже, мы похожи на блядей
желанием, вертясь то здесь, то там,
погладить выдающихся людей
по разным выдающимся местам.
429
До славы и сопутствующих денег,
по лестнице взбираясь, как медведь,
художник только нескольких ступенек
за жизнь не успевает одолеть.
430
А кто орлом себя считает,
презревши мышью суету,
он так заоблачно летает,
что даже гадит на лету.
431
Удавшиеся строчки
летают, словно мухи,
насиживая точки
на разуме и духе.
432
Есть люди – выдан им билет
на творческое воплощение,
их души явно теплят свет,
но тускло это освещение.
433
Ценю читательские чувства я,
себя всего им подчиняю:
где мысли собственные – грустные,
там я чужие сочиняю.
434
Во мне душа однажды дрогнет,
ум затуманится слегка,
и звук возвышенный исторгнет
из лиры слабая рука.
435
В этой жизни я сделал немного
от беспечности и небрежения,
мне была интересна дорога,
а не узкий тупик достижения.
436
Глубокие мы струны зря тревожим,
темно устройство нашего нутра,
и мы предугадать никак не можем,
как может обернуться их игра.
437
Иллюзий и галлюцинаций,
туманных помыслов лихих —
затем не следует бояться,
что мы б не выжили без них.
438
Вертясь в работной мясорубке,
мужчины ей же и хранимы,
поскольку мнительны и хрупки,
пугливы, слабы и ранимы.
439
Искусство, отдаваясь на прочтение,
распахнуто суждению превратному:
питая к непонятному почтение,
мы хамски снисходительны к понятному.
440
Слова про слитность душ —
лишь удовольствие,
пустая утешительная ложь;
но хуже одиночества – спокойствие,
с которым ты его осознаёшь.
441
Не в муках некой мысли неотложной
он вял и еле двигает руками —
скорее, в голове его несложной
воюют тараканы с пауками.
442
Глупое по сути это дело —
двигаться, свою таская тень;
даже у себя мне надоело
быть на побегушках целый день.
443
Покров румян, манер и лаков
теперь меня смущает реже,
наш мир повсюду одинаков,
а мы везде одни и те же.
444
Быть незаметнее и тише —
важнее прочего всего:
чем человек крупней и выше,
тем изощрённей бес его.
445
За то, что дарятся приятности
то плотью нам, то духом тощим,
содержим тело мы в опрятности,
а душу музыкой полощем.
446
Я не уверен в Божьем чуде
и вижу внуков без прикрас,
поскольку будущие люди
произойдут, увы, от нас.
447
С народной мудростью в ладу
и мой, уверен, грустный разум,
что как ни мой дыру в заду,
она никак не станет глазом.
448
Зря не печалься, старина,
печаль сама в тебе растает,
придут иные времена,
и всё гораздо хуже станет.
449
Чем я грустней и чем старей, тем и видней, что я еврей
Евреи зря ругают Бога
за тьму житейских злополучий:
Творец нам дал настолько много,
что с нас и спрашивает круче.
450
Всегда с евреем очень сложно,
поскольку очень очевидно,
что полюбить нас – невозможно,
а уважать – весьма обидно.
451
Я б так и жил, совьясь в клубок,
узлы не в силах распустить,
спасибо всем, кто мне помог
себя евреем ощутить.
452
Нельзя в еврея – превратиться,
на то есть только Божья власть,
евреем надобно родиться
и трижды жребий свой проклясть.
453
Люблю я племя одержимое,
чей дух бессильно торжествует,
стремясь постичь непостижимое,
которого не существует.
454
Стараюсь евреем себя я вести
на самом высоком пределе:
святое безделье субботы блюсти
стремлюсь я все дни на неделе.
455
Не позволяй себе забыть,
что ты с людьми природой связан;
евреем можешь ты не быть,
но человеком быть обязан.
456
Наш ум погружен в темь и смуту
и всуе мысли не рожает;
еврей умнеет в ту минуту,
когда кому-то возражает.
457
Не надо мне искать ни в сагах, ни в былинах
истоки и следы моих корней:
мой предок был еврей и в Риме и в Афинах
и был бы даже в Токио еврей.
458
Основано еврейское величие
на том, что в незапамятные дни
мы зло с добром настолько разграничили,
что больше не смешаются они.
459
С еврейским тайным умыслом слияние
заметно в каждом факте и событии,
и слабое еврейское влияние
пока только на Марсе и Юпитере.
460
Ещё ни один полководец
не мог даже вскользь прихвастнуть,
что смял до конца мой народец,
податливый силе, как ртуть.
461
В основе всей сегодняшней морали —
древнейшие расхожие идеи;
когда за них распятием карали,
то их держались только иудеи.
462
Всё зыбко в умах колыхалось
повсюду, где жил мой народ;
евреи придумали хаос,
анархию, спор и разброд.
463
Когда бы мой еврейский Бог
был чуть ко мне добрей,
он так легко устроить мог,
чтоб не был я еврей!
464
Та прозорливой мысли дальность,
что скрыта в нашем обрезании,
есть объективная реальность,
даруемая в осязании.
465
Тем и славен у прочих народов,
что от ветхой избы до дворца
при расчете затрат и доходов
у еврея два разных лица.
466
Еврея Бог лепил из той же глины,
что ангелы для прочих нанесли,
и многие гонители свинины
поэтому так салом заросли.
467
Совсем не к лицу мне корона,
Бог царского нрава не дал,
и зад не годится для трона,
но мантию я бы продал.
468
Умения жить излагал нам науку
знакомый настырный еврей,
и я благодарно пожал ему руку
дверями квартиры своей.
469
Чтоб речь родную не забыть,
на ней почти не говоря,
интересуюсь я купить
себе большого словаря.
470
С неуклонностью сея сквозь время
смуту душ и умов окаянство,
наше тёмное древнее семя
прорастает в тугое пространство.
471
Всегда в еврее есть опасность,
поскольку властно правит им
неодолимая причастность
к корням невидимым своим.
472
По всей глубинной сути я еврей,
и кровь моя судьбу творит сама,
я даже тёмной глупости моей
могу придать подобие ума.
473
Высветив немыслимые дали
(кажется, хватили даже лишку),
две великих книги мы создали:
Библию и чековую книжку.
474
Мы живем на белом свете
вроде табора цыганского,
и растут по всей планете
брызги нашего шампанского.
475
Полемики, дискуссии, дебаты —
кончаются, доспорившись до хрипа,
согласием, что снова виноваты
евреи неопознанного типа.
476
Умения крутиться виртуозы
и жить, а не гадать, вращая блюдце, —
евреи, проливающие слезы,
обычно одновременно смеются.
477
Среди болотных пузырей,
надутых газами гниения,
всегда находится еврей —
венец болотного творения.
478
Весьма проста в душе моей
добра и зла картина:
ты даже дважды будь еврей,
но важно, что скотина.
479
Мы удивительный народ
в толпе людской реки,
и пишем мы наоборот,
и живы вопреки.
480
Еврея тянет выше, выше,
и кто не полный идиот,
но из него портной не вышел,
то он в учёные идет.
481
Надеждой душу часто грея,
стремлюсь я форму ей найти;
когда нет денег у еврея,
то греет мысль: они в пути.
482
Евреи ходят в синагогу,
чтобы Творец туда глядел
и чтоб не видно было Богу
всех остальных еврейских дел.
483
Еврей, зажгя субботнюю свечу,
в мечтательную клонится дремоту,
и вёе еврею в мире по плечу,
поскольку ничего нельзя в субботу.
484
Между скальных, но обломков,
между крупных, но объедков —
я живу в стране потомков,
облучённых духом предков.
485
Когда-то всюду
злаки зрели,
славяне строили
свой Рим,
и древнерусские евреи
писали летописи им.
486
Когда еврей наживой дорожит
в убогом вожделении упрямом,
то Бога я молю, чтоб Вечный жид
не стал в конце концов Грядущим Хамом.
487
Хотя весьма суха энциклопедия,
театра лёгкий свет лучится в фактах;
еврейская история – трагедия,
но фарс и водевиль идут в антрактах.
488
Я здесь уже когда-то умирал
и помню, как я с близкими прощался,
сюда я много раз, как бумеранг,
из разных прошлых жизней возвращался.
489
Напрасно осуждается жестокий
финансовый еврейский хваткий норов:
евреи друг из друга давят соки
похлеще, чем из прочих помидоров.
490
Всё мне по душе – тепло и свет,
радости свободы, шум и споры;
здесь я жить хотел бы столько лет,
сколько там сулили прокуроры.
491
Страну мою на карте обнаружив,
на внешние размеры не смотри:
по площади ничтожная снаружи,
она зато огромна изнутри.
492
Сойдясь из очень разных дальностей
в ничью пустынную страну,
евреи всех национальностей
слепить пытаются одну.
493
Среди трущоб и пустырей,
между развалин и руин
возводит лавочку еврей,
и в этом храме он раввин.
494
Мне люди здесь понятны и близки,
а жизни, проживаемые нами,
полны тугого смысла – и тоски,
когда его теряешь временами.
495
В соплеменной тесноте
все суются в суету,
чтобы всунуть в суете
всяческую хуету.
496
Наш век был изрядно трагический,
но может еврей им гордиться,
отныне наш долг исторический —
как можно обильней плодиться.
497
Смотрю на волны эмиграции
я озадаченно слегка:
Сальери к нам сюда стремятся
активней Моцартов пока.
498
Меняются наши натуры
под этой земли кипарисами,
мышата из храма культуры
ведут себя зрелыми крысами.
499
Из поездок вернувшись домой,
наслаждаюсь текущим из давности
ароматом безмерно родной
местечковой великодержавности.
500
Нам мечта – путеводная нить,
мы в мечте обретаем отраду;
чтоб мечту про Израиль хранить,
уезжают евреи в Канаду.
501
Где нашу восхитительную прыть
не держат на коротком поводке,
там люди начинают говорить
на местном, но еврейском языке.
502
Любому призыву и вызову
до ночи доступен мой дом;
благодаря телевизору
все время я в стаде родном.
503
Губительно и животворно
в прямом и переносном смысле
по всей земле взрастают зёрна
еврейских сеятелей мысли.
504
Заметно станет много позже
по выпекаемому тесту,
что все привезенные дрожжи
здесь очень вовремя и к месту.
505
На тайный пир души моей
сегодня трое званы снова:
дух-россиянин, ум-еврей
и память с мусором былого.
506
Теперь уже я спину как ни горби,
мне уровень доступен лишь житейский;
я русский филиал всемирной скорби
постиг намного глубже, чем еврейский.
507
Всегда еврей – активный элемент
везде, где сокрушают монументы;
похоже, что евреи – инструмент,
которым Бог вершит эксперименты.
508
Век за веком в реках жизни мы тонули
и в чужой переселялись огород;
мы забывчивы ко злу не потому ли,
что настолько мы рассеянный народ?
509
Повсюду, где превратности злосчастия
насилуют историю страны,
отсутствие еврейского участия
евреев не спасает от вины.
510
Когда Россия дело зла
забрала в собственные руки,
то мысль евреев уползла
в диван культуры и науки.
511
Напрасно те дали холодные
евреи клянут и ругают,
где русские песни народные
другие евреи слагают.
512
И делаюсь, иллюзии развеяв,
подобен я опасливому зверю,
не веря никому, кроме евреев,
которым я тем более не верю.
513
Обидно старому еврею,
что врал себе же самому
и слепо верил, что прозрею
и Бога с возрастом пойму.
514
Плюёт на ухмылки, наветы и сплетни
и пляшет душа под баян,
и нет ничего для еврея заветней
идеи единства славян.
515
Когда идет войною брат на брата
и валится беда на человеков,
какая-то всегда здесь виновата
еврейская идея древних греков.
516
Потом у России изменится нрав,
он будет светлей и добрей,
и станет виднее, насколько был прав
уехавший раньше еврей.
517
Не тёрся я у власти на виду
и фунты не менял я на пиастры,
а прятался в бумажном я саду,
где вырастил цветы экклезиастры.
518
Еврей – не худшее создание
меж Божьих творческих работ:
он и загадка мироздания,
и миф его, и анекдот.
519
Лишь там, куда я попаду,
пойму, чего мы там достигли;
уверен я, что и в аду
мы вертим наши фигли-мигли.
520
Ни за какую в жизни мзду нельзя душе влезать в узду
Как я живу легко и гармонично,
как жизнь моя, о, Господи, светла,
обругана подонками публично
и временем обобрана дотла.
521
Ни в чём на свете не уверен,
живя со смутной всё же верой,
я потому высокомерен,
что мерю жизнь высокой мерой.
522
Характер мой – отменно голубиный,
и ласточки в душе моей галдят,
но дальше простираются глубины,
где молча птеродактили сидят.
523
С Богом я общаюсь без нытья
и не причиняя беспокойства:
глупо на устройство бытия
жаловаться автору устройства.
524
Сегодня жить совсем не скучно:
повсюду пакость, гнусь и скверна,
ёсе объясняется научно,
и нам неважно, что неверно.
525
Бог мало кого уберёг или спас,
Он копит архив наблюдений,
в потоке веков изучая на нас
пределы душевных падений.
526
Душа всегда у нас болит,
пока она жива и зряча,
и смех – целебный самый вид
и сострадания и плача.
527
Живу сызмальства и доныне
я в убежденности спокойной,
что в мире этом нет святыни,
куска навоза недостойной.
528
Вся история нам говорит,
что Господь неустанно творит:
каждый год появляется гнида
неизвестного ранее вида.
529
И думал я, пока дремал,
что зря меня забота точит:
мир так велик, а я так мал,
и мир пускай живет как хочет.
530
Ангел в рай обещал мне талон,
если б разум я в мире нашел;
я послал его на хуй, и он
вмиг исчез – очевидно, пошел.
531
Причудлив духа стебель сорный,
поскольку если настоящий,
то бесполезный, беспризорный,
бесцельный, дикий и пропащий.
532
На путях неразумно окольных
и далёких от подвигов бранных
много странников подлинно вольных
и на диво душевно сохранных.
533
Когда внезапное течение
тебя несёт потоком пенным,
то ясно чувствуешь свечение
души, азартной к переменам.
534
А что, как мысли и пророчества,
прозрения, эксперименты
и вообще всё наше творчество —
Святого духа экскременты?
535
С укором, Господь, не смотри,
что пью и по бабам шатаюсь:
я всё-таки, черт побери,
Тебя обмануть не пытаюсь.
536
Пустым горением охвачен,
мелю я чушь со страстью пылкой;
у Бога даже неудачи
бывают с творческою жилкой.
537
Всего одно твержу я сыну:
какой ни сложится судьба,
не гнуть ни голову, ни спину —
моя главнейшая мольба.
538
Когда клубятся волны мрака
и дух мой просит облегчения,
я роюсь в книгах, как собака,
ища траву для излечения.
539
Душа моя, признаться если честно,
черствеет очень быстро и легко,
а чёрствому продукту, как известно,
до плесени уже недалеко.
540
Мы пленники общей и тёмной судьбы
меж вихрей вселенской метели,
и наши герои – всего лишь рабы
у мифа, идеи и цели.
541
На мир если смотреть совсем спокойно,
то видишь в умягчающей усталости,
что мало что проклятия достойно,
но многое – сочувствия и жалости.
542
На свете столько разных вероятностей,
внезапных, как бандит из-за угла,
что счастье – это сумма неприятностей,
от коих нас судьба уберегла.
543
Из бездонного духовного колодца
ангел дух душе вливает (каждой – ложка),
и естественно, кому-то достается
этот дух уже с тухлятиной немножко.
544
У душ (поскольку Божьи твари)
есть духа внешние улики:
у душ есть морды, рожи, хари
и лица есть, а реже – лики.
545
Мне кажется порой, что Бог насмешлив,
но только по своей небесной мерке,
и каждый, кто избыточно успешлив,
на самом деле – просто на проверке.
546
Подобно всем, духовно слеп
в итоге воспитания,
я нахожу на ощупь хлеб
душевного питания.
547
Творец был мастером искусным —
создал вино и нежных дам,
но если Он способен к чувствам —
то не завидует ли нам?
548
Судьбы своей мы сами ткём ковёр,
испытывая робость и волнение;
нам вынесен с рожденья приговор,
а мы его приводим в исполнение.
549
Я всюду вижу всякий раз
души интимную подробность:
то царство Божие, что в нас, —
оно и есть к любви способность.
550
Во мне то булькает кипение,
то прямо в порох брызжет искра;
пошли мне, Господи, терпение,
но только очень, очень быстро.
551
Тоской томится, как больной,
наш бедный разум, понимая,
что где-то за глухой стеной
гуляет истина немая.
552
Мало что для меня несомненно
в этой жизни хмельной и галдящей,
только вера моя неизменна,
но религии нет подходящей.
553
Мольбами воздух оглашая,
мы столько их издали вместе,
что к Богу очередь большая
из только стонов лет на двести.
554
Душа моя безоблачно чиста,
и крест согласен дальше я нести,
но отдых от несения креста
стараюсь я со вкусом провести.
555
Надо пить и много и немного,
надо и за кровные и даром,
ибо очень ясно, что у Бога
нам не пить амброзию с нектаром.
556
Чтоб нам в аду больней гореть,
вдобавок бесы-истязатели
заставят нас кино смотреть,
на что мы жизни наши тратили.
557
Знать не зная спешки верхоглядства,
чужд скоропалительным суждениям,
Бог на наше суетное блядство
смотрит с терпеливым снисхождением.
558
Мы славно пожили на свете,
и наши труды не пропали,
мы сами связали те сети,
в которые сами попали.
559
Волшебно, как по счету раз-два-три
и без прикосновенья чьих-то рук,
едва мы изменяемся внутри,
как мир весь изменяется вокруг.
560
Я праведностью, Господи, пылаю,
я скоро тапки ангела обую,
а ближнего жену хотя желаю,
однако же заметь, что не любую.
561
Душою ощутив, как мир прекрасен,
я думаю с обидой каждый раз:
у Бога столько времени в запасе —
чего ж Он так пожадничал на нас?
562
Нездешних ветров дуновение
когда повеет к нам в окно,
слова «остановись, мгновение»
уже сказать нам не дано.
563
А вдруг устроена в природе
совсем иная череда,
и не отсюда мы уходим,
а возвращаемся туда?
564
Загадочность иного бытия
томит меня, хоть я пока молчу,
но если стану праведником я,
то перевоплощаться не хочу.
565
Игра ума, фантом и призрак
из мифотворческой лапши,
душа болит – хороший признак
сохранности моей души.
566
Твёрдо знал он, что нет никого
за прозрачных небес колпаком,
но вчера Бог окликнул его
и негромко назвал мудаком.
567
Забавно, что словарь мой так убог,
что я, как ни тасуй мою колоду,
повсюду, где возникло слово «Бог»,
вытаскиваю разум и свободу.
568
Напрасно ищет мысль печальная
пружины, связи, основания:
неразрешимость изначальная
лежит в узлах существования.
569
Любую, разобраться если строго
и в жизни современной и в былой,
идею о добре помять немного —
и сразу пахнет серой и смолой.
570
Я спокойно растрачу года,
что ещё мне прожить суждено,
ибо кто я, зачем и куда —
всё равно мне понять не дано.
571
Для тяжкой тьмы судьбы грядущей
лепя достойную натуру,
Творец в раствор души растущей
кладёт стальную арматуру.
572
Меняется судьбы моей мерцание,
в ней новая распахнута страница:
участие сменив на созерцание,
я к жизни стал терпимей относиться.
573
Я с радостью к роскошному обеду
зову, чтобы обнять и обласкать
того, кто справедливости победу
в истории сумеет отыскать.
574
Увы, в обитель белых крыл
мы зря с надеждой пялим лица:
Бог, видя, что Он сотворил,
ничуть не хочет нам явиться.
575
Мольба слетела с губ сама,
и помоги, пока не поздно:
не дай, Господь, сойти с ума
и отнестись к Тебе серьезно.
576
Судьба, фортуна, фатум, рок —
не знаю, кто над нами властен,
а равнодушный к людям Бог —
осведомлён и безучастен.
577
Создатель собирает аккуратно
наш дух, как устаревшую валюту,
и видимые солнечные пятна —
те души, что вернулись к абсолюту.
578
Давай, Господь, поделим благодать:
Ты веешь в небесах, я на ногах —
давай я буду бедным помогать,
а Ты пока заботься о деньгах.
579
Задумано в самом начале,
чтоб мы веселились не часто:
душа наша – орган печали,
а радости в ней – для контраста.
580
Да, Господи, вон чёрт нести устал
со списками грехов мой чемодан,
да, я свой век беспечно просвистал,
но Ты ведь умолчал, зачем он дан.
581
В моей душевной смуте утренней,
в ее мучительной неясности
таится признак некой внутренней
с устройством жизни несогласности.
582
Творец забыл – и я виню
Его за этот грех —
внести в судьбы моей меню
финансовый успех.
583
Пылал я страстью пламенной,
встревал в междоусобие,
сидел в темнице каменной —
пошли, Господь, пособие!
584
В людях есть духовное несходство,
явное для всех, кто разумеет:
если в духе нету благородства,
то не из души он тухло веет.
585
Что для нас – головоломка,
духом тайны разум будит —
очевидно, для потомка
просто школьным курсом будет.
586
Я уже привык, что мир таков,
тут любил недаром весь мой срок
я свободу, смех и чудаков —
лучшего Творец создать не мог.
587
В духовной жизни я такого
наповидался по пути,
что в реках духа мирового
быть должен запах не ахти.
588
Хранителям устоев и традиций —
конечно, если рвение не мнимое,
нельзя ни мельтешить, ни суетиться,
чтоб не скомпрометировать хранимое.
589
Давно пора устроить заповедники,
а также резервации и гетто,
где праведных учений проповедники
друг друга обольют ручьями света.
590
Ханжа, святоша, лицемер —
сидят под райскими дверями,
имея вместо носа хер
с двумя сопливыми ноздрями.
591
Большим идеям их гонители
и задуватели их пламени
всегда полезней, чем ревнители
и караульные при знамени.
592
Идея, когда образуется,
должна через риск первопутка
пройти испытание улицей —
как песня, как девка, как шутка.
593
Мне кажется, что истое призвание,
в котором Божьей искры есть частица,
в себе несёт заведомое знание
назначенности в ней испепелиться.
594
Есть и в Божьем гневе благодать,
ибо у судьбы в глухой опале
многие певцы смогли создать
лучшее, что в жизни накропали.
595
Не так баламутится грязь
и легче справляться с тоской,
когда в нашей луже карась
поет о пучине морской.
596
В заботах праздных и беспечных
высоким пламенем горя,
лишь колебатель струн сердечных
живёт не всуе и не зря.
597
Я не знаю, не знаю, не знаю;
мне бы столько же сил, как незнания;
я в чернила перо окунаю
ради полного в этом признания.
598
Провалы, постиженья и подлоги
познания, текущего волнами, —
отменное свидетельство о Боге,
сочувственно смеющемся над нами.
599
Мне симпатична с неких пор
одна утешная банальность:
перо с чернильницей – прибор,
которым трахают реальность.
600
Живя в дому своем уютно,
я хоть и знаю, что снаружи
всё зыбко, пасмурно и смутно,
но я не врач житейской стужи.
601
Я так привык уже к перу,
что после смерти – верю в чудо —
Творец позволит мне игру
словосмесительного блуда.
602
Куда б от судьбы ни бежали —
покуда душа не отозвана,
мы тёмного текста скрижали
читаем в себе неосознанно.
603
Работа наша и безделье,
игра в борьбу добра со злом,
застолье наше и постелье —
одним повязаны узлом.
604
Чем век земной похож на мебель —
совсем не сложная загадка:
она участник многих ебель,
но ей от этого не сладко.
605
Для плоти сладко утомление —
любовь, азарт, борьба, вино;
душе труднее утоление,
но и блаженнее оно.
606
Много нашел я в осушенных чашах,
бережно гущу храня:
кроме здоровья и близостей наших
все остальное – херня.
607
Все звезды, может быть, гербы и свастики —
всего лишь разновидности игрушек,
лишь гусеницы мы и головастики
для бабочек нездешних и лягушек.
608
Былые забыв похождения,
я сделался снулым и вялым;
пошли мне, Господь, убеждения,
чтоб, мучаясь, я изменял им.
609
Великой творческой мистерией
наш мир от гибели храним:
дух – торжествует над материей,
она – господствует над ним.
610
Вражда племён, держав и наций
когда исчезнет на земле,
то станут ангелы слоняться
по остывающей золе.
611
Я не считал, пока играл;
оплатит жизнь моя
и те долги, что я не брал,
и те, что брал не я.
612
Хоть я постиг довольно много,
но я не понял, почему
чем дальше я бежал от Бога,
тем ближе делался к Нему.
613
Спасибо Творцу, что такая
дана мне возможность дышать,
спасибо, что в силах пока я
запреты Его нарушать.
614
Под шум и гомон пьянок сочных
на краткий миг глаза закрыв,
я слышу звон часов песочных
и вижу времени разрыв.
615
Всем смертным за выслугу лет
исправно дарует Творец
далёкий бесплатный билет,
но жалко – в один лишь конец.
616
К Богу явлюсь я без ужаса,
ибо не крал и не лгал,
я только цепи супружества
бабам нести помогал.
617
Свое оглядев бытие скоротечное,
я понял, что скоро угасну,
что сеял разумное, доброе, вечное
я даже в себе понапрасну.
618
Спасибо за безумную эпоху,
за место, где душа моя продрогла,
за вечности ничтожную ту кроху,
которой мне хватило так надолго.
619
Как одинокая перчатка,
живу, покуда век идет,
я в Божьем тексте – опечатка,
и скоро Он меня найдет.
620
На свете ничего нет постоянней превратностей, потерь и расставаний
Еще нас ветер восхищает
и море волнами кипит,
и только парус ощущает,
что мачта гнётся и скрипит.
621
Давеча столкнулся я в упор
с некоей мыслишкой интересной:
в душах наших пламя и задор
связаны с упругостью телесной.
622
Уходит засидевшаяся гостья,
а я держу пальто ей и киваю;
у старости простые удовольствия,
теперь я дам хотя бы одеваю.
623
Забавно в закатные годы
мы видим, душе в утешение,
свои возрастные невзгоды
как мира вокруг ухудшение.
624
В толпе замшелых старичков
уже по жизни я хромаю,
ещё я вижу без очков,
но в них я лучше понимаю.
625
Совсем не зря нас так пугает
с дыханьем жизни расставание:
страх умереть нам помогает
переживать существование.
626
Чтоб не торчали наши пробки
в бутылях нового питья,
выносит время нас за скобки
текущих текстов бытия.
627
Не ошибок мне жаль и потерь,
жаль короткое время земное:
знал бы раньше, что знаю теперь,
я теперь уже знал бы иное.
628
Люблю вечерний город – в нём
отключено мое сознание
и светит праздничным огнём
трагическое мироздание.
629
Ещё одну вскрыл я среди
дарованных свыше скорбей:
практически жизнь позади,
а жажда ничуть не слабей.
630
В одно и то же состояние
душой повторно не войти,
неодолимо расстояние
уже прожитого пути.
631
Что в зеркале? Колтун волос,
узоры тягот и томлений,
две щёлки глаз и вислый нос
с чертами многих ущемлений.
632
Вот я получил ещё одну
весть, насколько время неотступно,
хоть увидеть эту седину
только для подруг моих доступно.
633
Мне гомон, гогот и галдёж —
уже докучное соседство,
поскольку это молодёжь
или впадающие в детство.
634
Непривычную чувствуя жалость,
я вдруг понял, что как ни играй,
а уже накопилась усталость
и готова плеснуть через край.
635
Своя у старости стезя
вдоль зимних сумерек унылых:
то, что хотим, уже нельзя,
а то, что льзя, уже не в силах.
636
Я по себе (других не спрашивал)
постиг доподлинно и лично,
что старость – факт сознанья нашего,
а всё телесное – вторично.
637
Зря, подруга, ты хлопочешь
и меня собой тревожишь:
старость – это когда хочешь
ровно столько, сколько можешь.
638
Года меняют наше тело,
его сберечь не удается;
что было гибким – затвердело,
что было твёрдым – жалко гнется.
639
Смешон резвящийся старик,
однако старческие шалости —
лишь обращённый к Богу крик:
нас рано звать, в нас нет усталости.
640
А в кино когда ебутся —
хоть и понарошке, —
на душе моей скребутся
мартовские кошки.
641
Я курю в полночной тишине,
веет ветер мыслям в унисон;
жизнь моя уже приснилась мне;
вся уже почти; но длится сон.
642
Когда бессонна ночь немая,
то лиц любимых вереница,
мне про уход напоминая,
по мутной памяти струится.
643
Я в фольклоре нашел враньё:
нам пословицы нагло врут,
будто годы берут своё...
Это наше они берут!
644
Увы, но облик мой и вид
при всей игре воображения
уже не воодушевит
девицу пылкого сложения.
645
Всегда бывает смерть отсрочена,
хотя была уже на старте,
когда душа сосредоточена
на риске, страсти и азарте.
646
Очень жаль, что догорает сигарета
и её не остановишь, но зато
хорошо, что было то и было это
и что кончилось как это, так и то.
647
Уже куда пойти – большой вопрос,
порядок наводить могу часами,
с годами я привычками оброс,
как бабушка – курчавыми усами.
648
Мои слабеющие руки
с тоской в суставах ревматических
теперь расстёгивают брюки
без даже мыслей романтических.
649
Даже в час, когда меркнут глаза
перед тем, как укроемся глиной,
лебединая песня козла
остёется такой же козлиной.
650
На склоне лет не вольные мы птицы,
к семейным мы привязаны кроватям;
здоровья нет, оно нам только снится,
теперь его во снах мы пылко тратим.
651
Во сне все беды нипочем
и далеко до расставания,
из каждой клетки бьет ключом
былой азарт существования.
652
Идея грустная и кроткая
владеет всем моим умишком:
не в том беда, что жизнь короткая,
а что проходит быстро слишком.
653
Ровесники, пряча усталость,
по жизни привычно бредут;
уже в Зазеркалье собралось
приятелей больше, чем тут.
654
Вы рядом – тела разрушение
и вялой мысли дребезжание,
поскольку формы ухудшение
не улучшает содержание.
655
Вокруг лысеющих седин
пространство жизни стало уже,
а если лучше мы едим,
то перевариваем – хуже.
656
Вдруг чувствует в возрасте зрелом
душа, повидавшая виды,
что мир уже в общем и целом
пора понимать без обиды.
657
Где это слыхано, где это видано:
денег и мудрости не накопив,
я из мальчишки стал дед неожиданно,
зрелую взрослость оплошно пропив.
658
Зачем вам, мадам, так сурово
страдать на диете учёной?
Не будет худая корова
смотреться газелью точёной.
659
Спокойно и достойно старюсь я,
печальников толпу не умножая;
есть прелесть в увядании своя;
но в молодости есть ещё чужая.
660
Иные мы совсем на склоне дней:
медлительней, печальней, терпеливей,
однако же нисколько не умней,
а только осторожней и блудливей.
661
Поездил я по разным странам,
печаль моя, как мир, стара:
какой подлец везде над краном
повесил зеркало с утра?
662
Но кто осудит старика,
если, спеша на сцену в зал,
я вместо шейного платка
чулок соседки повязал?
663
Прошел я жизни школьный курс,
и вот, когда теперь
едва постиг ученья вкус,
пора идти за дверь.
664
С утра в постели сладко нежась,
я вдруг подумываю вяло,
что раньше утренняя свежесть
меня иначе волновала.
665
С авоськой, грехами нагруженной,
таясь, будто птица в кустах,
душа, чтоб не быть обнаруженной,
болит в очень разных местах.
666
Пора без жалких промедлений
забыть лихие наслаждения;
прощай, эпоха вожделений,
и здравствуй, эра оскудения!
667
Чтобы от возраста не кисли мы
и безмятежно плыли в вечность,
нас осеняет легкомыслие
и возвращается беспечность.
668
Мир создан так однообразно,
что жизни каждого и всякого
хотя и складывались разно,
а вычитались – одинаково.
669
Мы пережили тьму потерь
в метаньях наших угорелых,
но есть что вспомнить нам теперь
под утро в доме престарелых.
670
Не любят грустных и седых
одни лишь дуры и бездарности,
а мы ведь лучше молодых —
у нас есть чувство благодарности.
671
Я стал былых любвей бесплотным эхом,
но слухам о себе я потакаю
и пользуюсь у дам большим успехом,
но пользы из него не извлекаю.
672
Ушли остатки юной резвости,
но мне могилу рано рыть:
вослед проворству зрелой трезвости
приходит старческая прыть.
673
Я мысленно сказал себе: постой,
ты стар уже, не рвись и не клубись —
ты слышишь запах осени густой?
И сам себе ответил: отъебись.
674
Еще наш закатный азарт не погас,
ещё мы не сдались годам,
и глупо, что женщины смотрят на нас
разумней, чем хочется нам.
675
Куда течет из года в год
часов и дней сумятица?
Наверх по склону – жизнь идёт,
а вниз по склону – катится.
676
Дряхлеет мой дружеский круг,
любовных не слышится арий,
а пышный розарий подруг —
уже не цветник, а гербарий.
677
Туристов суетная страстность
нам тонко всякий раз опять
напоминает про напрасность
попыток жизнь успеть понять.
678
Кто придумал, что мир так жесток
и безжалостно жизни движение?
То порхали с цветка на цветок,
то вот-вот, и венков возложение.
679
От нас, когда, недвижны и чисты,
сойдём во тьму молчания отпетого,
останутся лишь тексты и холсты,
а после не останется и этого.
680
Мы зря и глупо тратим силы,
кляня земную маету:
по эту сторону могилы
навряд ли хуже, чем по ту.
681
Мы начинаем уходить —
не торопясь, по одному —
туда, где мы не будем пить,
что дико сердцу и уму.
682
Нас маразм не обращает в идиотов,
а в склерозе много радости для духа:
каждый вечер – куча новых анекдотов,
каждой ночью – незнакомая старуха.
683
Ничто уже не стоит наших слёз,
уже нас держит ангел на аркане,
а близости сердец апофеоз —
две челюсти всю ночь в одном стакане.
684
Исполнен упований возраст ранний,
со временем смеркаются огни;
беда не от избыточных желаний,
беда, когда рассеялись они.
685
Когда нас повезут на катафалке,
незримые слезинки оботрут
ромашки, хризантемы и фиалки
и грустно свой продолжат нежный труд.
686
Когда всё сбылось, утекло
и мир понятен до предела,
душе легко, светло, тепло;
а тут как раз и вынос тела.
687
Те, кто на поминках шумно пьёт,
праведней печальников на тризне:
вольная душа, уйдя в полёт,
радуется звукам нашей жизни.
688
В конце земного срока своего,
готов уже в последнюю дорогу,
я счастлив, что не должен ничего,
нигде и никому. И даже Богу.
689
Взлетая к небесам неторопливо
и высушив последнюю слезу,
душа ещё три дня следит ревниво,
насколько мы печалимся внизу.
690
В местах не лучших скоро будем
мы остужать земную страсть;
не дай, Господь, хорошим людям
совсем навек туда попасть.
691
Несхожие меня терзали страсти,
кидая и в паденья и в зенит,
разодрана душа моя на части;
но смерть её опять соединит.
692
К любым мы готовы потерям,
терять же себя так нелепо,
что мы в это слепо не верим
почти до могильного склепа.
693
В игре творил Господь миры,
а в их числе – земной,
где смерть – условие игры
для входа в мир иной.
694
В период перевоплощения,
к нему готовя дух заранее,
в нас возникают ощущения,
похожие на умирание.
695
Как будто не случилось ничего,
течет вечерних рюмок эстафета,
сегодня круг тесней на одного,
а завтра возрастёт нехватка эта.
696
О смерти если знать заранее,
хотя бы знать за пару дней,
то было б наше умирание
разнообразней, но трудней.
697
На грани, у обрыва и предела,
когда уже затих окрестный шум,
когда уже душа почти взлетела —
прощения у сердца просит ум.
698
Я послан жить был и пошёл,
чтоб нечто выяснить в итоге,
и, хоть уход мой предрешён,
однако я ещё в дороге.
699
Весь век я был занят заботой о плоти,
а дух только что запоздало проснулся,
и я ощущаю себя на излёте —
как пуля, которой Господь промахнулся.
700
1995 год
Брызги античности
Предупреждал ещё Гораций —
поэт, философ, эрудит, —
что близость муз и дружба граций —
житейской мудрости вредит.
1
Учил великий Аристотель,
а не какой-нибудь балбес,
что похотливость нашей плоти —
совсем не грех, а дар небес.
2
Как нам советовал Овидий,
я свой характер укрощаю,
и если я кого обидел,
то это я ему прощаю.
3
Не зря учил нас Гиппократ
(а медик был он – первый номер):
«Болеть – полезней во сто крат,
чем не болеть, поскольку помер».
4
Есть очень точная страница
в пустых прозрениях Платона:
что скоро будет честь цениться —
дешевле рваного гондона.
5
Отменной зоркости пример
сыскался в книге Теофраста:
пластичность жестов и манер —
заметный признак педераста.
6
Я оценил в Левкиппе вновь
его суждения стальные:
«Кто пережил одну любовь,
переживёт и остальные».
7
Хотя Сафо была стервоза,
но мысли – стоят дорогого:
«Своя душевная заноза —
больней такой же у другого».
8
Приятно мне, что старший Плиний
со мною схож во вкусах был
и плавность нежных женских линий —
весьма и всячески любил.
9
А младший Плиний в тот момент
писал совсем иные книжки,
поскольку был он импотент
и знал о ебле понаслышке.
10
Прочёл у некоего грека
(не то Эвклид, не то Страбон),
что вреден духу человека
излишних мыслей выебон.
11
Писал когда-то Еврипид,
большой мастак в любви и спорте:
«Блаженный муж во сне храпит,
а не блаженный – воздух портит».
12
Прекрасно умственной отвагой
у Архимеда изречение:
«Утяжелённость пьяной влагой
приносит жизни облегчение».
13
В саду своём за чашкой чая
сказал однажды Фукидид:
«Мудрец живёт, не замечая
того, про что кретин – галдит».
14
Был молод циник Диодор,
но у него дыханье спёрло:
солёный мелкий помидор
попал в дыхательное горло.
15
Признался как-то Эпикур,
деля бутылку на троих,
что любит он соседских кур —
гораздо больше, чем своих.
16
Жил Диоген в убогой бочке,
но был он весел и беспечен
и приносил туда цветочки,
когда гречанку ждал под вечер.
17
Как объяснил друзьям Эсхил,
заплакав как-то ближе к ночи:
«Когда мужик позорно хил,
ему супругу жалко очень».
18
Сказал однажды Геродот,
известный древности историк,
что грешник подлинный лишь тот,
кому запретный плод был горек.
19
Заметил некогда Сенека,
явив провиденье могучее,
что лишь законченный калека
не трахнет женщину при случае.
20
Полезно в памяти иметь
совет интимный Авиценны:
«Не стоит яйцами звенеть,
они отнюдь не звоном ценны».
21
Был Демосфен оратор пылкой
и непосредственной замашки,
а если бил кого бутылкой —
рука не ведала промашки.
22
Состарясь, ветхий Ганнибал
в тени от лавра за колодцем
детишкам байки загибал,
что был великим полководцем.
23
Виноторговец Аристипп
ничуть умом не выделялся,
но был такой распутный тип,
что даже скот его боялся.
24
Когда учёная Аспазия
плоды наук в умы внедряла,
то с мужиками безобразия —
на манускриптах вытворяла.
25
Любил себя хвалить Гомер,
шепча при творческих удачах:
«Я всем векам даю пример,
слепые видят зорче зрячих».
26
Легко слова Эзопа эти —
ко всем эпохам приложить:
«Хотя и плохо жить на свете,
но это лучше, чем не жить».
27
Весьма учёный грек Фалес
давал советы деловые:
«Не заходи бездумно в лес,
который видишь ты впервые».
28
Был тонкий логик Эпидод,
писал он тексты – вроде басен:
«Дурак не полностью – лишь тот,
кто с этим полностью согласен».
29
С людьми общался Архилох
без деликатности и фальши:
«Пускай ты фраер или лох,
но если жлоб – отсядь подальше».
30
Был Горгий – истинный философ:
людей в невежестве винил
и тьму загадочных вопросов
ещё сильнее затемнил.
31
Жил одичало Эпиктет —
запущен дом, лицо не брито,
но часто пил он тет-а-тет
с женой соседа Феокрита.
32
Пиндар высоким был поэтом,
парил с орлами наравне,
но успевал ещё при этом
коллегу вывалять в гавне.
33
Сказал философ Парменид,
не допускавший верхоглядства,
что каждый день его тошнит
от окружающего блядства.
34
Одна из мыслей Эмпедокла
мне исключительно любезна:
«Чья репутация подмокла,
сушить такую – бесполезно».
35
Великий скульптор Поликлет
ваял роскошно и сердито:
кто б ни заказывал портрет,
он вылеплял гермафродита.
36
Блуждал по небу взор Лукреция,
раскрыт был мир его уму,
и вся мифическая Греция
была до лампочки ему.
37
С похмелья раз Анаксимандр
узрел природы произвол:
близ дома росший олеандр —
большими розами зацвёл.
38
Не зря писал Экклезиаст,
и я в его словах уверен:
«Опасен тот энтузиаст,
который всех пасти намерен».
39
Был очень мудрым Демокрит,
и вот ума его творение:
«Когда душа в тебе горит,
залей огнём её горение».
40
Учил угрюмый Ксенофан,
что мир обрушится в итоге,
поскольку неуч и профан
повсюду вышли в педагоги.
41
Зенон, кидая крошки в рот,
заметил в неге и покое,
что бездуховен только тот,
кто знает, что это такое.
42
В театре сидя, Анахарсис
уже почти что задремал,
но испытал такой катарсис,
что стал заикой и хромал.
43
Молился Зевсу жрец Пирей
и от судьбы не ждал злодейства,
но слух пошёл, что он еврей,
и с горя впал он в иудейство.
44
Солон писал законы все,
чтоб обуздать умы и души,
но сам один из них нарушил,
за что в тюрьму позорно сел.
45
Сказал однажды Заратустра,
что слышал он, как пела птица:
«Не надо, люди, слишком шустро
по этой жизни суетиться!»
46
Как сам Лукулл, не мог никто
перед едой произнести:
«Всегда идёт на пользу то,
что вред не может принести!»
47
И духом был неукротимый,
и реформатор был Пиррон,
нанёс весьма он ощутимый
хозяйству Греции урон.
48
А чуткий к запахам Хилон
весьма любил, как пахнут кони,
но называл одеколон —
«благоуханием для вони».
49
Мирил соседей Гесиод,
когда они бывали злы:
«Над нами общий небосвод,
а вы ругаетесь, козлы!»
50
Рассеян был Аристобул
и влип однажды в передрягу:
чужие тапочки обул,
и в рабство продали беднягу.
51
У геометра Филолая
была культура тех веков,
и, сластолюбием пылая,
он ёб своих учеников.
52
Тоска томила Протагора,
когда шептались прохиндеи,
что он украл у Пифагора
свои несвежие идеи.
53
Все брали в долг у Феогнида,
не отказал он никому,
но иногда – такая гнида —
просил вернуть он долг ему.
54
Напрасно мучился Конфуций,
пытаясь к разуму воззвать:
«Не надо свой отросток куцый
куда ни попадя совать!»
55
Учил манёвру Ксенофонт
(вояка был поднаторевший):
«Бери противника на понт,
пуглив и робок враг забздевший».
56
От чина к чину рос Люцилий,
но потерял, увлёкшись, меру:
сошёлся он с еврейкой Цилей,
чем погубил свою карьеру.
57
Весьма гордился Поликрат:
на рынке мудрость победила,
и сдался споривший Сократ,
ему сказав: «Ты прав, мудила!»
58
Учеников Анаксимен
тому учил больших и малых,
что крутость резких перемен
родит мерзавцев небывалых.
59
Анакреон не знал сомнений,
пробормотав на склоне лет:
«Какой ни будь мудрец и гений,
а тоже ходишь в туалет».
60
Весь век нам в это слабо верится,
но Гераклит сказал однажды,
что глупо смертному надеяться
одну бутылку выпить дважды.
61
Клуб мудрозвонов
Мудрец Зоил назло годам
добро и грех легко мешал:
искал повсюду падших дам
и их посильно утешал.
1
В любой душе, учил Зенон,
большая сила есть телесная:
зайдя однажды в Парфенон,
он пукнул так, что крыша треснула.
2
Кошмарно жил мудрец Полибий
на фоне прочих мудрецов:
его жена, подобно рыбе,
несла икру от всех самцов.
3
Про всех филологов совместно
Катулл язвительно изрёк:
им только мёртвых интересно
вдоль изучать и поперёк.
4
Любил сказать поэт Овидий,
делясь умом с любым желающим:
когда ты сам не в лучшем виде —
не прискребайся к окружающим.
5
Он был мудрец, еврей Шамай,
и мастер в тонкостях копаться,
он говорил: наступит май,
и все потянутся ебаться.
6
Мудрейший цадик Элиягу
любил на рюмку приглашение
и чтил божественной ту влагу,
в которой скрыто утешение.
7
Была Елена не блудница,
а за свои права борец,
с ней тесной близостью гордиться
любой афинский мог мудрец.
8
Поэт – философ Гесиод
жил безалаберно и шумно,
был в частной жизни идиот,
а сочинял на редкость умно.
9
Жил одиноко Поликрат,
он был уродлив, искалечен,
но свой любовный аппарат
на всякий случай мыл под вечер.
10
Слова Гилеля разум точат,
они с души сдирают путы:
«Еврей, который выпить хочет,
не должен медлить ни минуты».
11
Слова Лукиана едва ли
студентам диктуют в тетради:
«Увы, но сегодня морали
нас учат отпетые бляди».
12
Учитель логики Лисипп
не знал, куда себя девать:
от пьянства бедный так осип,
что перестал преподавать.
13
Один поверхностный мыслитель
мудрей и глубже стать решил,
укрылся в тайную обитель,
и там беднягу съели вши.
14
В родной деревне Гидеон
был нелюбим весьма нешуточно:
он изобрёл аккордеон
и упражнялся круглосуточно.
15
Так часто в Греции случалось,
а началось – на Эмпедокле:
ему Горгона повстречалась,
и вмиг его штаны подмокли.
16
Сказал философ Гермоген
для всех веков литую фразу:
«Когда в роду хороший ген,
по детям это видно сразу».
17
Печально мудрый Иегуда
писал ночами при луне:
«Когда жена твоя – паскуда,
то детям нужен ты вдвойне».
18
Наставник юных Апелес
учил детишек верить в чудо:
решив летать, на пальму влез
и насмерть ёбнулся оттуда.
19
Большой философ Парменид
безвестен был и огорчался,
но стал немедля знаменит,
как на чужой жене скончался.
20
Сказал философ Йоханан
ученикам однажды днём:
«Купил себе вчера диван
и глубже думать стал на нём».
21
Уставши жить, Алкивиад
письмо – «Прощай!» послал подруге,
потом к вину подсыпал яд
и чашу эту дал супруге.
22
У Лао Цзы была идея,
в чём корень бедствий всех веков:
«У мудреца и у злодея —
равно число учеников».
23
Бесстрашный Гелиогабал
великий был завоеватель,
но столько дев переебал,
что славен кличкой – Покрыватель.
24
Сошёл с ума учитель Фидий:
орал с утра, что он – химера,
а днём, шепча, что он – Овидий,
читал отрывки из Гомера.
25
Легко пророчествовал Ездра
и понимался без труда,
он говорил: «Поглотит бездна
того, кто свалится туда».
26
Все в Риме знали имя Секста,
слыл этот нищий мудрецом
и знатоком загадок секса,
поскольку был с одним яйцом.
27
В любом случающемся месте
пророк Иона целый день
вещал толпе, что кроме чести
всё остальное – хуетень.
28
Был рабби Зуся знаменит,
но жил, не слазя с чердака,
он говорил: «Меня тошнит,
когда я вижу мудака».
29
Бродячий цадик Соломон
беспечный дух ценил в еврее:
«Да, остолоп и охламон,
а хитрожопых он мудрее».
30
Всех наставлял мудрец Рамбам,
что жить обдуманно – удобней:
«Узнавши волка по зубам,
не убеждайся в том подробней».
31
О людях рав Абарбанель
судил тепло и беспечально:
«Все те, кто вышел на панель,
там оказались не случайно».
32
Был толкователь мудрый Раши
и знал, какой надел хомут,
он говорил: «Не евши каши —
откуда силы на Талмуд?»
33
Рав Нахман даже в недозрелости
нашёл источник утешения:
«Имей мы больше сил и смелости,
крупней бы стали прегрешения».
34
Учитель танцев Архилох
во всех досадах и обидах
утешить мог: «На каждый вдох,
пока ты жив, найдётся выдох».
35
Большой мудрец был цадик Енох,
таких, как он, сочтёшь на пальцах,
а он учил: «Судьба не в генах,
она в уме, душе и яйцах».
36
А вот во Франции намедни
властитель дум Луи Прюдом
понёс в кафе такие бредни,
что переехал жить в дурдом.
37
Рав Лурия всегда зимой,
хотя был чист, как ангел Божий,
но из гостей идя домой,
чужую шубу брал в прихожей.
Был вольнодумцем рав Эфраим,
учил он странно и причудливо:
«Не обольщайтесь Божьим раем,
там жарко, скучно и занудливо».
39
Послали боги Сосипатру
большого дара благодать:
он мог бы даже Клеопатру
до полусмерти заебать.
40
В идеях жизни вор Менаше
был честен, чист и неподделен:
«Я говорю: что наше – наше,
а то, что ваше, мы поделим».
41
Учитель хедера Евсевий
любил мотив печали: «Дети,
я тут забочусь о посеве,
но что взойдёт – не я в ответе».
42
Асклепий всех лечил отменно,
к нему толпились на приём,
хоть он больного непременно
предупреждал: «Мы все умрём».
43
Нахум был мудрец, а не пророк,
но прогнозы делал без труда:
«Ежели кому приходит срок,
тут уже не деться никуда».
44
В Египте жрец Эхнадрион
постиг начало всех начал,
и стал настолько умудрён,
что только пукал и молчал.
45
Весьма известный грек Эвтебий
сказал, надрезав ананас:
«А я боюсь, что и на небе
не меньше блядства, чем у нас».
46
Сказал в субботу цадик Эзра:
«Не в силах только недоумки
понять, насколько бесполезно
сопротивленье зову рюмки».
47
«Да, я монах, – сказал Дато, —
и служит святость мне наградою,
но в райских кущах я зато
немало девственниц порадую».
48
Болтал везде провидец Урия:
«Мы для утех в раю дозреем,
от мусульман любая гурия
сбежать мечтает в рай к евреям».
49
У злой пророчицы Эсфири
злой дух витал в её обители,
он подпилил полы в сортире,
и с ней простились посетители.
50
Смущая души, цадик Шайя
был возмутителем спокойствия:
грех, говорил он, – жить, лишая
себя игры и удовольствия.
51
К монаху Савлу много лет
бесплодных жён везли немерено:
он тайный знал такой секрет,
что баба делалась беременна.
52
Лишь осуждать, ругать и хаять
пророк Исав решался смело,
он говорил: «Рождённый лаять
мурлыкать будет неумело».
53
Любил напомнить рав Барух
о нашей памяти богатстве:
«Тряхни любую из старух —
и получай роман о блядстве».
54
Великий грек Аристофан
ворчал, когда бывал не в духе:
«Изобрели бы целлофан,
чтоб на еду не срали мухи!»
55
Во вздохе рава Гамлиэля —
о людях явная забота:
«Увы, рабочая неделя
длинней, чем краткая суббота».
56
Философ мусульманства Моххамед,
усердно помолясь в конце недели,
тайком носил выгуливать предмет,
ценимый католичками в борделе.
57
Философ йоги Радж Нисах
так толковал мужскую честь:
«Мы можем быть в любых трусах,
когда под ними что-то есть».
58
О личных судьбах Фукидид
гадал по катышкам дерьма
и всех учил: «Душе вредит
существование ума».
59
Вся горечь мыслей Парменида
с его бедой семейной вяжется:
«Весной почти любая гнида
нам дивной бабочкою кажется».
60
Наставник мудрых Кришнапутра
людей учил, чтоб жить помочь:
«Не спи, когда настало утро,
ложись, когда наступит ночь».
61
Повесой римским был Петроний,
но ярких мыслей лил напиток:
«Кто слишком плачет об уроне,
тому не светит и прибыток».
62
Хранил в сужденьях постоянство
учёный перс Абу Мазьян,
он утверждал, что христианство
явилось в мир от обезьян.
63
Учил святой Пантелеймон,
что если будешь суетиться,
то вмиг рогатый охламон
тебя скогтит, как рыбу – птица.
64
Был очень добрым рав Леви,
а изъяснялся крайне скупо:
«Когда горит пожар любви,
его гасить – и грех, и глупо».
65
Узнал рав Зак, пойдя к врачу,
что в нём беда засела прочно;
«Конечно, к Богу я хочу, —
подумал рав, – но ведь не срочно».
66
Был цадик Залман эрудит,
его слова – мой гордый вымпел,
он говорил: «Кому вредит,
если еврей немного выпил?»
67
А старец Мойше был зануда,
бубнил – как соль на раны сыпал,
но врач терпел его, покуда
со стула в обморок не выпал.
68
Учил мой предок Авраам:
«Пока здоров – греши и кайся,
а влипнешь в лапы докторам —
терпи, молчи, не трепыхайся».
69
Любил философ Сулейман
сказать изысканно и сочно:
«Когда вчистую пуст карман,
то шевелиться надо срочно».
70
Философ Лунц был так отзывчив —
для всех был ужин и ночлег,
и так отменно переимчив,
что думал мыслями коллег.
71
Патриций Ромул был герой,
оплот незыблемости строя,
его так мучил геморрой,
что он сидел в Сенате стоя.
72
Сказал однажды Йонатан,
гуляка, враль и полуночник:
«Имей затык на свой фонтан
и береги его источник».
73
Седой мудрец Авталион
был автор мысли очень точной:
«Умело сваренный бульон —
залог семейной жизни прочной».
74
Рассеян был философ Критий
и был постигнут он бедой:
купая дочь свою в корыте,
её он выплеснул с водой.
75
Мудрейший грек Аполлодор
сказал в ответ на речь софиста:
«Излить полезно чушь и вздор,
яснеет ум, когда в нём чисто».
76
Большой мыслитель Феофил
при виде кладбищ волновался:
он был, бедняга, некрофил,
но сам себе не сознавался.
77
Пася орущих малолеток,
друзьям печалился Федон:
«Зачем, куда мне столько деток?
Хоть изобрёл бы кто гондон!»
78
А римский консул Доминик
с одними шлюхами общался —
он был известен кражей книг
и никуда не приглашался.
79
Воспел философ Каллимах
азы мыслительной науки:
«Чрезмерный умственный замах
родит обычно только пуки».
80
На ухо юному соседу
шепнул однажды врач Фаллопий,
что в философскую беседу
не стоит лезть от зуда в жопе.
81
Сказал купцу поэт Гораций —
тот уплывал за пять морей:
«Тебе для тонких махинаций
не грек бы нужен, а еврей».
82
Лорд Нельсон гулял по курорту,
шепча – «Меня, Боже, прости,
но девки по правому борту
сигналят налево грести!»
83
«Увы, – промолвил Марк Аврелий,
перед любовным стоя ложем, —
на что способны мы в апреле,
то в ноябре уже не можем».
84
Пророк Нехемия когда-то
свёл утешительный баланс:
«Начало бед – рожденья дата,
а дата смерти – новый шанс».
85