Нора Робертс
На берегу

   Посвящается всем читателям, которые спрашивали: когда же вы расскажете нам историю Сета Куина?

     Судьба превратит нас в родных —
     Никто не пойдет в одиночку.
     Все, что мы вносим в жизни других,
     Вплетет в единую строчку.

Эдвин Маркхэм [1 - Перевод А. Таривердиевой.]

   Искусство – сообщник любви.
Реми де Гурмон

1

   Он возвращался домой.
   На Восточное побережье Мэриленда, в мир болот и топких берегов, где настырное море отвоевывало часть прибрежной полосы при каждом приливе и неохотно возвращало ее суше с отливом; где плодотворная земля дарила щедрый урожай; где у неторопливых извилистых протоков и в укромных бухточках находили убежище длинноногие цапли. Он возвращался в мир голубых крабов и упрямых моряков.
   Где бы он ни находился – в первые скверные десять лет жизни или в последние, успешные годы, уже разменяв третий десяток, – только этот край он считал своим домом. Бесчисленные воспоминания, сохранившиеся с удивительной четкостью, сверкали в его памяти, как солнце в водах Чесапикского залива.
   Он въехал на мост, цепким взглядом художника окинул белые яхты, неспешно скользящие по густой синеве залива, проворные барашки волн и пикирующих за добычей прожорливых чаек, а также обрамляющую залив кромку земли, словно забрызганную переливчатой зеленью, и сочную листву купающихся в весеннем тепле дубов и эвкалиптов.
   Он хотел запомнить этот момент так же четко, как свою первую поездку через залив к Восточному побережью: себя, угрюмого, испуганного мальчишку, и мужчину, пообещавшего ему настоящую жизнь.
   Тогда он сидел на пассажирском сиденье рядом с едва знакомым пожилым мужчиной. Все его пожитки – жалкая одежонка и какие-то мелочи – уместились в бумажном пакете. Живот сводило от страха неизвестности, но он смотрел в окно со скучающим видом – так ему, во всяком случае, казалось.
   Пока он с этим стариком, он не с ней. На тот момент ничего лучше для него и быть не могло.
   Да и старик вроде бы ничего. Не воняет ни перегаром, ни мятными пастилками; ими кое-кто из подонков, которых Глория приводила в их очередную конуру, пытался заглушить запах алкоголя.
   А старик – его звали Рэй – покупал ему гамбургер или пиццу, когда они встречались пару раз. И старик с ним, мальчишкой, разговаривал.
   В его жизни взрослые не разговаривали с детьми. Они или приказывали, или болтали только друг с другом, будто детей не было рядом.
   А вот Рэй с ним разговаривал. И слушал. И когда старик спросил, не хочет ли он пожить с ним, он не почувствовал ни удушливого страха, ни обжигающей паники.
   Жить как можно дальше от нее. Это единственное, что сейчас имело значение. Чем дольше они ехали, тем больше становилось расстояние между ним и ею.
   А если станет совсем погано, всегда можно сбежать. Мужик-то очень старый. Огромный, чертовски огромный, но старый. И волосы совсем седые, и лицо все в морщинах. Он искоса поглядывал на это морщинистое лицо, начиная мысленно рисовать его портрет. А самое странное, что у старика были ярко-синие глаза, точно такие же, как у него самого.
   Говорил старик громко, но не орал. Голос у него был спокойным, даже вроде немного усталым. Впрочем, сейчас старик и выглядел усталым.
   – Мы уже почти дома, – сказал Рэй, когда впереди показался мост. – Есть хочешь?
   – Не знаю. Да, вроде да.
   – Насколько я знаю, мальчишки всегда хотят есть. Я сам вырастил три бездонные бочки.
   В голосе старика послышалась бодрость, но какая-то вымученная. Даже в десять лет паренек хорошо умел различать фальшь.
   Она уже достаточно далеко, подумал мальчик. Если придется бежать… Ну, ладно, рискнем, посмотрим, что к чему.
   – А с чего вдруг вы взяли меня к себе?
   – Надо же тебе где-то жить.
   – Да бросьте вы. Никто в такое дерьмо по своей воле не влезает.
   – Некоторые влезают. Мы с моей женой Стеллой уже влезали.
   – А вы сказали ей, что привезете меня?
   Рэй улыбнулся, немного печально.
   – По-своему. Она уже умерла… Она бы тебе понравилась. Она только взглянула бы на тебя и тут же засучила рукава.
   Паренек не знал, что на это ответить.
   – И что я должен делать, когда мы приедем?
   – Жить. Просто быть мальчишкой. Учиться в школе, попадать в разные передряги. Я научу тебя ходить под парусом.
   – На яхте?
   Рэй рассмеялся низким раскатистым смехом, и холодный комок в животе у паренька почему-то – он не мог сказать почему – исчез без следа.
   – Да, на яхте. У меня есть глупый щенок – мне почему-то всегда попадаются безмозглые, – я пытаюсь дрессировать его. Ты мог бы помочь мне. У тебя будут обязанности по дому, какие именно, мы еще уточним. Мы введем правила, и ты будешь им подчиняться. Только не думай, что если я старый, то меня легко обвести вокруг пальца.
   – Вы дали ей деньги.
   Рэй на мгновение отвлекся от дороги и посмотрел мальчишке прямо в глаза того же цвета, что и его собственные.
   – Верно. По-моему, она только это и понимает. Никогда ничего другого не понимала, я прав, парень?
   – Если вы разозлитесь или устанете от меня, или просто передумаете и решите отослать меня назад, я к ней не вернусь.
   Они уже миновали мост. Рэй остановил машину у обочины, повернулся на сиденье всем телом так, что они с мальчиком оказались лицом к лицу.
   – Временами я буду злиться на тебя и в моем возрасте, конечно, буду иногда уставать. Но я обещаю тебе здесь и сейчас: я никогда не отошлю тебя назад.
   – Если она…
   – Я не позволю ей забрать тебя. – Рэй не стал дожидаться следующего вопроса. – Чего бы это ни стоило. Ты теперь мой. Ты теперь моя семья. И ты останешься со мной столько, сколько захочешь. Когда Куин дает обещание, – добавил Рэй, протягивая руку, – он его выполняет.
   Парень посмотрел на протянутую руку, и его ладони мгновенно вспотели.
   – Я не люблю, когда меня трогают.
   Рэй кивнул.
   – Ладно. Но все равно я дал тебе слово. – Старик снова вывел машину на дорогу и еще раз взглянул на мальчика. – Мы почти дома.
   Через несколько месяцев Рэй Куин умер, но слово свое сдержал. Он сдержал его с помощью трех мужчин, своих приемных сыновей: это они подарили тощему, подозрительному, измученному мальчишке счастливую жизнь. Они дали ему дом, они вырастили его настоящим мужчиной.
   Кэмерон, неугомонный, вспыльчивый профессиональный гонщик. Этан, терпеливый, рассудительный моряк. Филип, элегантный, образованный «белый воротничок». Они поддерживали его, они боролись за него. Они его спасли.
   Его братья.
   Вечернее солнце золотило болотную траву, засеянные поля, прибрежный городок Сент-Кристофер. Через открытые окна в машину проникал морской запах.
   Он подумал, не свернуть ли в город, не заглянуть ли в старый кирпичный амбар, превращенный в судоверфь. Деревянные яхты Куинов все еще строились вручную, и за восемнадцать лет, прошедших со дня основания бизнеса – воплощения мечты, основанного на тонком расчете и тяжелом труде, – прославились отличным качеством и красотой.
   Наверное, братья еще там. Кэм ругается, заканчивая изысканную отделку каюты. Этан спокойно полирует борта. Фил торчит в кабинете наверху, придумывая эффектную рекламную кампанию.
   Можно заехать в кафе «У Кроуфорда» и захватить упаковку пива. А может, холодное пиво найдется у братьев, но, скорее всего, Кэм даст ему молоток и прикажет вкалывать вместе со всеми.
   Он бы с удовольствием взялся за дело, но сейчас ему хотелось не этого. Не это влекло его все дальше по узкой деревенской дороге, где в вечерних тенях затаились болота, а корявые деревца поблескивали свежими майскими листьями.
   Он многое повидал – величественные купола и шпили Флоренции, витиеватую красоту Парижа, ослепительно зеленые холмы Ирландии, – но никогда так не сжималось его горло, не начинало так колотиться сердце, как при виде старого белого дома с выцветшими голубыми рамами, стоящего посреди кочковатой лужайки, отлого спускавшейся к спокойной воде.
   Он въехал на подъездную аллею, остановился за старым белым «Корветом», когда-то принадлежавшим Рэю и Стелле Куинам. Автомобиль выглядел так же, как в тот день, когда выехал из демонстрационного зала – исключительно благодаря Кэму. Кэм сказал бы, что это просто дань уважения уникальной машине. Однако в действительности дело было в Рэе и Стелле, в семье. В их любви.
   Куст сирени перед домом был осыпан цветами. И здесь любовь, подумал он. Это он, двенадцатилетний, подарил Анне маленький кустик на День матери. Она тогда заплакала. Слезы хлынули из ее больших прекрасных карих глаз. Она смеялась и утирала глаза все время, пока они с Кэмом сажали этот куст для нее.
   Анна была женой Кэма, а значит, сестрой парню. Но, по большому счету, она была для него матерью.
   Он вылез из машины, и его сразу охватило удивительное спокойствие. Он больше не был костлявым и подозрительным мальчишкой. При росте в шесть футов один дюйм он был крепким и гибким. Он мог бы стать неуклюжим, если бы не уделял внимания своей физической форме. Его светлые рыжеватые волосы с возрастом потемнели, стали каштановыми с бронзовым отливом. Вот на прическу он обычно внимания не обращал и сейчас, запустив в волосы пятерню, вспомнил, что намеревался постричься еще перед отъездом из Рима. Парни наверняка начнут дразнить его из-за конского хвоста на затылке, и со стрижкой придется повременить, просто из принципа.
   Он пожал плечами, сунул руки в карманы потертых джинсов и, глядя по сторонам, вразвалочку пошел к дому. Подступающий к лужайке лес, куда он бегал в детстве, кресла-качалки на веранде, цветы Анны… Поскрипывающий старый причал с пришвартованной белой парусной лодкой…
   Он остановился, не сводя глаз с воды. Его губы, полные и крепкие, вдруг начали растягиваться в улыбке. Он даже не сознавал, какая тяжесть лежала на его сердце, пока не почувствовал внезапного облегчения.
   Он обернулся на шорох в лесу, обернулся резко, готовый к нападению настороженный мальчишка, затаившийся во взрослом мужчине. Навтречу ему из-за деревьев вылетел черный комок.
   – Дурашка! – Это прозвучало властно и весело.
   Ушастый пес резко затормозил и, свесив язык, уставился на человека.
   – Ну, соображай, не так уж много времени прошло. – Мужчина присел на корточки, протянул руку. – Помнишь меня?
   Дурашка расплылся в дурашливой улыбке, за которую и получил свое имя, плюхнулся на землю и, перекатившись на спину, подставил брюхо.
   – Ну, то-то. Хороший мальчик.
   В этом доме всегда была собака. У причала всегда покачивалась лодка, а на веранде стояло кресло-качалка.
   – Да, ты меня помнишь. – Поглаживая Дурашку, он посмотрел в дальний конец двора, где Анна когда-то посадила гортензию на могиле его собственной собаки, преданного и горячо любимого Глупыша.
   – Это я, Сет, – прошептал он. – Я не был здесь слишком долго.
   Он услышал рокот мотора, резкий визг шин. Автомобиль преодолел поворот на чуть большей скорости, чем дозволяли правила. Сет еще распрямлялся, когда пес уже вскочил и помчался к подъездной аллее.
   Желая растянуть удовольствие, Сет неторопливо двинулся за псом. Он слышал, как хлопает автомобильная дверца, как ласково женщина разговаривает с собакой.
   А потом он просто смотрел на нее, Анну Спинелли Куин, на ее разлохмаченную ветром копну темных волос, на руки, которыми она прижимала к себе полные продуктов пакеты.
   Он все шире улыбался, глядя, как она пытается оградиться от пылких собачьих ласк.
   – Сколько можно повторять одно-единственное и очень простое правило? Ты не должен прыгать на людей, особенно на меня. Особенно когда я в деловом костюме.
   – Отличный костюм! – крикнул Сет. – А ноги еще лучше!
   Она вскинула голову, ее темные, как ночь, глаза распахнулись, и он увидел в них изумление и счастье.
   – О, боже! – Через открытую дверцу она кинула пакеты на сиденье и бросилась к нему.
   Он поймал ее, оторвал от земли дюймов на шесть и закружил. Потом поставил на ноги, но не отпустил, а уткнулся лицом в ее волосы.
   – Привет.
   – Сет, Сет… – Анна прижалась к нему, не обращая внимания на пса, который прыгал и повизгивал, изо всех сил пытаясь протиснуть морду между ними. – Я не верю. Ты здесь…
   – Не плачь.
   – Я немного. Дай посмотреть на тебя. – Анна обхватила ладонями его лицо и слегка отстранилась. Такой красивый, подумала она. Такой взрослый. – Ну и ну, – пробормотала она, проводя пальцами, как расческой, по его волосам.
   – Я хотел немного подстричься.
   – А мне нравится. – Она улыбалась, но слезы струились по ее щекам. – Очень богемно. Ты отлично выглядишь. Просто отлично.
   – А ты самая прекрасная женщина в мире.
   Анна всхлипнула, покачала головой.
   – Комплиментами ты меня не успокоишь. – Она смахнула слезы. – Когда ты приехал? Я думала, ты в Риме.
   – Я был там. А хотел быть здесь.
   – Если бы ты позвонил, мы бы тебя встретили.
   – Я хотел сделать сюрприз. – Он подошел к машине и стал вытаскивать пакеты. – Кэм на верфи?
   – Наверняка. Так это возьму я. Тебе надо перенести свои вещи.
   – Позже. Где Кевин и Джейк?
   Анна на ходу взглянула на часы, задумалась.
   – Какой сегодня день? У меня еще голова кружится.
   – Четверг.
   – Ах, да. У Кевина репетиция школьного спектакля, а у Джейка тренировка по софтболу. Кевин получил водительские права, боже, помоги нам, и привезет брата. – Анна отперла парадную дверь. – Они появятся примерно через час, и о покое придется забыть.
   Ничего не меняется, подумал Сет. Можно перекрасить стены, передвинуть старый диван, поставить на стол новую лампу, но ощущение остается прежним.
   Собака прошмыгнула между ними и понеслась прямиком на кухню. Анна кивнула на кухонный стол, под которым растянулся Дурашка, счастливо грызя обрывок веревки.
   – Присядь и все мне расскажи. Хочешь вина?
   – Конечно, но сначала я помогу тебе разобраться с пакетами. – Он замер с бутылью молока в руке, увидев, как Анна удивленно вскинула брови. – Что-то не так?
   – Я просто вспомнила, как все вы, включая тебя, исчезали, когда надо было убирать продукты.
   – Но ты вечно твердила, что мы все распихиваем куда попало.
   – Так и было. Вы делали это нарочно, чтобы я выгнала вас из кухни.
   – Ты видела нас насквозь!
   – Я всегда вижу своих парней насквозь. От меня вам ничего не скрыть, приятель. В Риме что-то случилось?
   – Нет. – Он продолжал распаковывать продукты. Он знал, что куда убирать. Знал, что где должно лежать на кухне Анны. – Я в полном порядке.
   А выглядишь встревоженным, подумала она, но с этим мы еще успеем разобраться.
   – Я открою отличное итальянское белое, – сказала она вслух. – Выпьем по бокалу, и ты расскажешь мне обо всех своих успехах. Мне кажется, что мы уже много лет не разговаривали по душам.
   Сет закрыл холодильник и повернулся к ней.
   – Прости, что не приехал домой на Рождество.
   – Милый, мы все понимаем. В январе у тебя была выставка. Мы все так гордимся тобой. Кэм купил не меньше сотни номеров «Смитсоновского вестника» со статьей о тебе. «Молодой американский художник, очаровавший Европу»!
   Он передернул плечами, точно так же, как все Куины, и Анна усмехнулась.
   – Сядь же наконец.
   – Сяду, куда я денусь. А ты введи меня в курс дела. Расскажи обо всех. Начни с себя.
   – Хорошо. – Анна открыла бутылку, достала два бокала. – У меня теперь больше административной работы. Возня с бумагами не приносит столько удовлетворения, сколько другие дела, но при полном рабочем дне и двух подростках в доме скучать не приходится. Яхтостроительный бизнес процветает. – Анна села, протянула Сету бокал. – Обри там работает.
   – Шутишь! – Он улыбнулся, подумав о девочке, которая была для него роднее любого кровного родственника. – Как она?
   – Потрясающая. Красивая, умная, упрямая и, если верить Кэму, мастерски работает с деревом. По-моему, ее решение бросить танцы немного разочаровало Грейс, но трудно спорить, когда твой ребенок счастлив. А Эмили пошла по стопам матери.
   – Она все еще собирается в Нью-Йорк в конце августа?
   – Шанс танцевать в труппе Американского балета выпадает не каждый день. Эм клянется, что станет примой прежде, чем ей стукнет двадцать. Дик – сын своего отца, спокойный, рассудительный и по-настоящему счастлив только в море. Милый, не хочешь перекусить?
   – Нет. – Он протянул руку, накрыл ладонью ее ладонь. – Продолжай.
   – Хорошо. Филип творит чудеса в области рекламы и маркетинга. Никто из нас, включая самого Фила, и вообразить не мог, что он бросит рекламную фирму и Балтимор и окопается в Сент-Крисе. Но это случилось… сколько?.. четырнадцать лет назад, так что вряд ли это каприз. Разумеется, они с Сибил сохранили квартиру в Нью-Йорке. Сибил работает над новой книгой.
   – Да, я разговаривал с ней. – Сет почесал ногой голову пса. – Что-то об эволюции общества в киберпространстве. Она необыкновенная. Как их дети?
   – Невменяемые, как и подобает любому уважающему себя подростку. На прошлой неделе Брэм был влюблен в девочку по имени Хлоя, правда, думаю, уже переболел. Фиона разрывается между мальчиками и беготней по магазинам. Но ей четырнадцать, так что это естественно.
   – Четырнадцать. Господи помилуй! Ей не было и десяти, когда я уехал в Европу. Конечно, я виделся с ними время от времени, но… представить не могу, что Кевин водит машину, Обри строит яхты, а Брэм бегает за девчонками. Я помню… – Он умолк, покачал головой.
   – Что?
   – Я помню, как Грейс была беременна Эмили. Я впервые в жизни видел женщину, которая ждет ребенка и… ну, хочет его. Вроде и пяти минут не прошло, а Эмили уже едет в Нью-Йорк. Анна, как так случилось, что прошло восемнадцать лет, а ты совсем не изменилась?
   – О, как же я по тебе скучала. – Она рассмеялась и сжала его руку.
   – Я тоже скучал по тебе. По всем вам.
   – Мы это уладим. Устроим в воскресенье шумную встречу Куинов в честь твоего возвращения. Доволен?
   – Конечно.
   Пес взвизгнул и бросился к парадной двери.
   – Кэмерон, – сказала Анна. – Иди, встреть его.
   Он прошел через дом, как много раз в прошлом. Открыл парадную дверь, как много раз в прошлом. И посмотрел на мужчину, игравшего с псом в перетягивание каната куском веревки.
   Все такой же высокий, сложенный, как спринтер, только в темных волосах поблескивает седина. Рукава рабочей рубахи закатаны до локтей, джинсы протерты добела. Солнечные очки, ободранные кроссовки. В свои пятьдесят Кэмерон Куин все еще выглядел опасным задирой.
   Вместо приветствия Сет отпустил дверь, и та с грохотом захлопнулась. Кэмерон обернулся. Только выскользнувшая из руки веревка продемонстрировала его удивление.
   Они беззвучно обменялись тысячей слов, миллионом чувств и бесчисленными воспоминаниями. Сет сошел с крыльца, Кэмерон пересек лужайку. Они остановились лицом к лицу.
   – Надеюсь, тот кусок дерьма на дорожке взят напрокат.
   – Ну да. Лучшее, что было без предварительного заказа. Подумываю вернуть его завтра и оседлать «Корвет».
   Кэмерон ухмыльнулся.
   – Мечтать не вредно, приятель. Мечтать не вредно.
   – Какой смысл ему гнить без дела?
   – Все лучше, чем доверить руль бестолковому художнику, страдающему манией величия.
   – Эй, это ты научил меня водить.
   – Пытался. У девяностолетней старухи со сломанной рукой получилось бы лучше. – Кэм дернул головой в направлении взятой напрокат машины. – То недоразумение на моей подъездной аллее не внушает мне доверия. Вряд ли ты стал асом.
   Сет самодовольно улыбнулся, покачался на пятках.
   – Пару месяцев назад прокатился на «Мазерати».
   Кэм вздернул брови.
   – Врешь!
   – Разогнался до ста десяти миль в час. Перетрусил до смерти.
   Кэм рассмеялся, ткнул Сета кулаком в плечо и вздохнул.
   – Черт побери, черт побери. – Он притянул парня к себе и пылко обнял. – Почему ты не сообщил, что возвращаешься домой?
   – Экспромт. Я вдруг захотел вернуться. Мне просто необходимо было вернуться.
   – Ладно. Анна уже трезвонит всем? Сообщает о заклании упитанного тельца?
   – Возможно. Она упоминала воскресенье.
   – Отлично. Ты уже устроился?
   – Нет. Вещи пока в машине.
   – Не называй это убожество машиной. Давай перетащим твои шмотки.
   Сет коснулся руки Кэма.
   – Кэм, я хочу вернуться домой. Не на несколько дней или пару недель. Я хочу остаться. Можно мне остаться?
   Кэм снял солнечные очки, и темно-серые глаза уставились в ярко-синие.
   – Какого черта ты спрашиваешь? Что с тобой? Хочешь разозлить меня?
   – Даже не пытался. В любом случае я возьму свое.
   – Ты всегда брал свое. Мы все здесь скучали по твоей безобразной физиономии.
   Другого приглашения от Кэмерона Куина и не надо, думал Сет, когда они вместе шли к машине.

   Они сохранили его комнату. С годами менялись краска на стенах и коврик на полу, но кровать была той самой, в которой он когда-то засыпал, просыпался и мечтал. В эту кровать он ребенком тайком притаскивал Глупыша. И сюда же он тайком провел Элис Олберт, когда решил, что стал мужчиной.
   Сет понимал, что Кэм знал о Глупыше, и часто задавался вопросом, знал ли Кэм об Элис.
   Он небрежно бросил чемоданы на кровать, а на сколоченный Этаном стол положил исцарапанный футляр для художественных принадлежностей, тот самый, что подарила ему Сибил на одиннадцатилетие.
   Необходимо найти помещение для студии. Со временем. А пока погода хорошая, можно работать на свежем воздухе. Все равно он больше любит работать на свежем воздухе. Однако нужно где-то хранить холсты и прочее. Может, найдется уголок в старом амбаре-верфи, но как постоянный вариант это не годится.
   А он хочет постоянства.
   Он сыт по горло путешествиями, сыт по горло жизнью среди чужих людей. Ему хватит этого до конца дней.
   Он должен был уехать, стать самостоятельным. Ему нужно было учиться. И, видит бог, он не мог жить без живописи. Он учился во Флоренции и работал в Париже. Он бродил по холмам Ирландии и Шотландии, стоял на утесах Корнуэлла. Большую часть времени он жил очень скромно. Когда вставал вопрос, купить еду или краски, он оставался голодным. Он и прежде голодал и надеялся, что это пошло ему на пользу. Он помнил, как нужно жить, твердо зная, что некому накормить и согреть тебя, обеспечить твою безопасность.
   Наверное, гены Куина заставили его с дьявольским упорством прокладывать свой собственный жизненный путь.
   Сет разложил этюдник, угли, карандаши. Придется вернуться к истокам прежде, чем снова взяться за краски.
   На стенах комнаты остались его ранние рисунки. Кэм научил его сколачивать рамки для них. Сет снял со стены один из рисунков. В детском наброске чувствовался талант.
   Но сильнее, гораздо сильнее чувствовалась надежда на лучшую жизнь.
   Он неплохо ухватил их характеры. Кэм в вызывающей позе, с заткнутыми в карманы джинсов большими пальцами рук. Филип, красивый, элегантный, не скажешь, что когда-то был своим на грязных городских улицах. Этан в рабочем комбинезоне, терпеливый, спокойный.
   Рядом с ними Сет нарисовал и себя – десятилетнего, тощего, с узкими плечами и большими ногами. С дерзко вздернутым подбородком. Старающегося скрыть что-то более тягостное, чем страх.
   Один момент из жизни, запечатленный карандашом. Рисуя это, он начинал верить, нутром верить, что он один из них.
   Куин.
   – Кто задевает одного Куина, – прошептал Сет, вешая рисунок на место, – задевает всех.
   Он повернулся, посмотрел на свои чемоданы и прикинул, сможет ли уговорить Анну распаковать их. Пожалуй, у него нет ни одного шанса.
   – Эй!
   Сет перевел взгляд на открытую дверь и улыбнулся. Кевин! Если уж придется возиться с одеждой самому, то хотя бы в компании.
   – Привет, Кев!
   – Так ты действительно остаешься? Навсегда?
   – Похоже на то.
   – Клево! – Кевин вразвалочку вошел в комнату, плюхнулся на кровать и закинул ноги на чемодан. – Мама счастлива. И, между нами, когда мама счастлива, счастливы все. Может, она расщедрится и даст мне свою машину на выходные.
   – Всегда рад помочь. – Сет спихнул ноги Кевина с чемодана и расстегнул «молнию».
   Парень похож на мать. Темные вьющиеся волосы, большие итальянские глаза. Девчонки наверняка к нему липнут.
   – Как спектакль?
   – Это рок-опера. «Вестсайдская история». Я – Тони. Если ты Джет, приятель…
   – Это навсегда. – Сет запихнул рубашки в ящик. – Тебя убивают, так?
   – Да. – Кевин схватился за сердце, содрогнулся, его лицо исказилось, и он обмяк. – Классно. А перед моей смертью у нас потрясающая сцена драки. Шоу на следующей неделе. Придешь?
   – Первый ряд, середина, приятель.
   – Обрати внимание на Лизу Максдон, она играет Марию. Классная телка. У нас с ней пара любовных сцен. Мы много практиковались, – добавил Кевин и подмигнул.
   – На что не пойдешь ради искусства.
   – Да. – Кевин приподнялся. – Ладно, теперь расскажи мне о евродевочках. Горячие, а?
   – Лучший способ обжечься. В Риме была одна девушка, Анна-Тереза…
   – Девчонка с двойным именем! – Кевин затряс пальцами, как будто поднес их слишком близко к пламени. – Девчонки с двойными именами очень сексуальные.
   – Это ты мне рассказываешь? Она работала в маленькой траттории. И потрясающе подавала пасту с помидорами.
   – Ну? Ты ее трахнул?
   Сет с жалостью посмотрел на Кевина.
   – Дурацкий вопрос! – Он запихал джинсы в другой ящик. – У нее были волосы до самой попки, и отличной, между прочим, попки. Глаза как растопленный шоколад, а губы – не оторвешься.
   – Ты рисовал ее голой?
   – Я сделал около дюжины эскизов. Она была такая естественная. Никаких предрассудков.
   – Господи, ты меня убиваешь.
   – И у нее была самая изумительная… – Сет поднял руки к груди. – Фигура, – закончил он, резко опуская руки. – Привет, Анна.
   – Обсуждаете живопись? – сухо сказала она. – Как мило, что у вас нашлись общие культурные интересы.
   – Хм, да. – От ее ослепительной улыбки у Сета всегда пропадал дар речи, поэтому он ограничился невинной ухмылкой.
   – На сегодня семинар по искусству и культуре окончен. Кевин, по-моему, у тебя полно домашних заданий.
   – Да, конечно. Прямо сейчас и начну. – Ухватившись за доклад по истории, как за спасение, Кевин метнулся прочь.
   Анна вошла в комнату и вкрадчиво спросила:
   – Думаешь, той девушке понравилось бы, что ты оценил только ее грудь?
   – Э-э-э… я еще упомянул ее глаза. Почти такие же сказочные, как твои.
   Анна вынула из открытого ящика рубашку и аккуратно сложила ее.
   – Ты думаешь, со мной это пройдет?
   – Нет. Умоляю, не бей меня. Я только что вернулся домой.
   Анна вынула еще одну рубашку и тоже ее сложила.
   – Кевину шестнадцать, и я прекрасно сознаю, что в данный момент его главный интерес – обнаженные женские груди, а самое отчаянное желание – добраться до как можно большего их количества.
   Сет поморщился.
   – Господи, Анна…
   – Я также сознаю, – продолжала она, не моргнув глазом, – что это пристрастие – со временем более цивилизованное и контролируемое – остается с мужчинами на всю жизнь.
   – Эй, не хочешь посмотреть мои тосканские пейзажи?
   – Я окружена мужчинами. – С легким вздохом Анна достала следующую рубашку. – Я в подавляющем меньшинстве с того самого момента, как вошла в этот дом. Однако это не означает, что я не могу при необходимости вправить всем вам мозги. Я ясно выразилась?
   – Да, мэм.
   – Хорошо. Покажи мне свои пейзажи.

   Позже, когда дом затих, а над водой поднялась луна, Анна нашла Кэма на заднем крыльце. Он обнял ее одной рукой, потер покрывшееся мурашками плечо.
   – Всех утихомирила?
   – Как всегда. Прохладно сегодня. – Анна посмотрела на небо, на ледяную россыпь звезд. – Надеюсь, в воскресенье будет ясно. – Она прижалась лицом к груди мужа. – О, Кэм…
   – Я знаю. – Он ласково провел ладонью по ее волосам, потерся о них щекой.
   – Видеть, как он сидит за кухонным столом… Смотреть, как он борется с Джейком и этой глупой собакой… Даже слышать, как он болтает с Кевином о голых женщинах…
   – Каких голых женщинах?
   Анна засмеялась, откинула назад волосы, посмотрела на мужа.
   – Ты их не знаешь. Как хорошо, что он вернулся.
   – Я говорил тебе, что он вернется. Куины всегда возвращаются к корням.
   – Думаю, ты прав. – Она крепко обняла его, поцеловала долгим, жарким поцелуем. – Пойдем наверх? Я и тебя утихомирю.

2

   – Подъем, парень. Это тебе не ночлежка.
   Сет застонал от восторженного садизма, прозвучавшего в этом голосе, перевернулся на живот и натянул на голову подушку.
   – Уйди. Уйди как можно дальше.
   – Если ты надеялся спать здесь до обеда, не обольщайся. – Кэм с наслаждением сдернул подушку. – Вставай.
   Сет открыл один глаз и с усилием сфокусировал его на циферблате будильника. Еще не было и семи. Он снова уткнулся в матрас и пробормотал по-итальянски грязное ругательство.
   – Если ты думаешь, что, прожив столько лет со Спинелли, я не знаю, как по-итальянски «поцелуй меня в задницу», ты не только ленив, но и глуп. – Чтобы разом решить проблему, Кэм сдернул простыню, схватил Сета за лодыжки и стянул на пол.
   – Черт! Черт! – Голый, со звенящим от удара о тумбочку локтем, Сет свирепо уставился на мучителя. – Какой бес в тебя вселился? Это моя комната, моя кровать, и я пытаюсь в ней спать!
   – Накинь что-нибудь. Я тебе сюрприз приготовил.
   – Черт побери, мог бы хоть сутки не заводиться!
   – Парень, я завелся, когда тебе было десять, и конца-края еще не видно. У меня работа, так что пошевеливайся.
   – Господи! – Сет выхватил у Кэма простыню и стыдливо завернулся в нее. – Господи, Анна, я тут голый!
   – Так оденься, – спокойно предложила она и удалилась.
   – Встретимся за домом, – сказал Кэм, выходя из комнаты. – Через пять минут.
   – Да, да, да.
   Кое-что никогда не меняется, думал Сет, натягивая джинсы. Он может прожить в этом доме до шестидесяти, а Кэм все будет стаскивать его с постели, как двенадцатилетнего.
   Он схватил старую фуфайку с надписью «Университет Мэриленда», натянул ее через голову и покинул свою комнату. Если на кухне не окажется кофе, свежего и горячего, придется кого-нибудь хорошенько поколотить.
   – Мама! Я не могу найти ботинки! – раздалось из комнаты Джейка, когда Сет проходил мимо.
   – Они здесь, внизу, – отозвалась Анна. – В самом центре моей кухни, где им совсем не место.
   – Не те ботинки. Господи, мам. Другие.
   – Попытайся посмотреть выше своей задницы, – спокойно предложил Кевин из своей комнаты. – Голова у тебя уже там.
   – Тебе задницу найти легче, – прошипел Джейк. – Она у тебя на плечах.
   Знакомая семейная перебранка вызвала бы у Сета улыбку, если бы не семь часов утра. И не пульсирующий локоть. И не отсутствие кофеина в организме.
   – Ни один из вас не смог бы найти свою задницу даже руками, – проворчал он, угрюмо топая по лестнице вниз. – Что с Кэмом, черт побери? – спросил он Анну, вваливаясь в кухню. – Есть хоть какой-нибудь кофе? И почему все здесь орут, не успев проснуться?
   – Ты нужен Кэму на улице. Да, осталось полкофейника. И все, просыпаясь, орут, потому что так мы встречаем новый день. – Анна налила кофе в массивную белую кружку. – Завтракай сам. У меня раннее совещание. И не дуйся. Я привезу мороженое.
   День начинал потихоньку проясняться.
   – «Рокки Роуд»?
   – «Рокки Роуд». Джейк! Забери из моей кухни башмаки, пока я не скормила их собаке. Сет, выметайся отсюда, а то испортишь Кэму его отличное настроение.
   – Вряд ли. Он так бодренько стаскивал меня с кровати.
   Кипя от возмущения, Сет вышел из кухни на двор.
   Они стояли там почти так же, как он нарисовал их много лет назад. Кэм, засунувший большие пальцы в карманы джинсов. Филип в элегантном костюме. Этан в выцветшей бейсболке на взлохмаченной голове.
   Сет сглотнул кофе вместе с застрявшим в горле комком.
   – И ради этого ты вытащил меня из постели?
   – А ты никогда за словом в карман не лез. – Филип крепко обнял его, поблескивая совершенно не потускневшими с годами золотистыми глазами, скептически покосился на старую фуфайку и потертые джинсы. – Господи, парень, разве я тебя ничему не научил? – Качая головой, он пощупал тускло-серый рукав. – Италия тоже с тобой не справилась.
   – Фил, это всего лишь одежда. Спасает от холода и ареста.
   Страдальчески поморщившись, Филип отступил.
   – И где я сбился с пути?
   – А по-моему, нормально. Все еще немного костлявый. А это что? – Этан дернул Сета за волосы. – Длинные, как у девчонки!
   – Ты не видел его вчера, с прелестным хвостиком, – сообщил Кэм. – Вот это было миленько.
   – Рад стараться, – рассмеялся Сет.
   – Мы подарим тебе розовую ленточку, – ухмыльнулся Этан, сжимая Сета в медвежьих объятиях.
   Филип выхватил у Сета кружку и глотнул кофе.
   – Решили взглянуть на тебя, не дожидаясь воскресенья.
   – Рад вас видеть. Действительно, очень рад. – Сет взглянул на Кэма, покачивавшегося на пятках. – Мог сказать, что все здесь, а не выдергивать меня из кровати.
   – Но так гораздо веселее.
   – Конечно, – согласился Филип, ставя кружку на перила крыльца.
   – Конечно. – Этан снова дернул Сета за волосы, а потом железной хваткой впился в его предплечье.
   – В чем дело?
   Кэм только усмехнулся и схватил его за вторую руку. Сет все понял бы и без озорного блеска в глазах Кэма.
   – Бросьте. Вы ведь шутите?
   – Необходимость. – Не успел Сет опомниться, как Филип схватил его за ноги. – Вода не сильно испортит твой шикарный наряд.
   – Перестаньте.
   Братья стащили брыкающегося Сета с крыльца.
   – Я серьезно. Вода чертовски холодная!
   – Думаю, парень камнем пойдет ко дну, – рассудительно сказал Этан уже на причале. – Похоже, жизнь в Европе превратила его в слизняка.
   – Слизняк, черт побери! – Он боролся с ними и со смехом. – Вам только втроем удалось схватить меня. Немощное старичье! – Со стальной хваткой, мысленно добавил он.
   Филип вздернул брови.
   – Как далеко, по-вашему, мы его закинем?
   – Сейчас проверим. – Братья начали раскачивать Сета над причалом.
   – Раз, – объявил Кэм.
   – Я убью вас! – Хохоча и ругаясь, Сет извивался, как пойманный угорь.
   – Два, – ухмыльнулся Филип. – Лучше побереги дыхание, парень.
   – Три. Добро пожаловать домой, Сет! – Под это напутствие Этана троица швырнула его в воду.
   Он оказался прав. Ледяная вода вышибла из него остатки воздуха и пробрала до костей. Когда он вынырнул, отплевываясь и смахивая волосы с лица, братья покатывались со смеху. Они стояли на причале плечом к плечу. Рассветное солнце освещало их и старый белый дом за их спинами.
   Я Сет Куин, подумал он. И я дома.

   Утреннее купание помогло преодолеть последствия долгого перелета, и Сет решил, что раз уж все равно пришлось встать в такую рань, то вполне можно заняться делами. Он поехал в Балтимор, сдал взятую напрокат машину и после долгих переговоров с дилером вернулся на побережье гордым обладателем мощного серебристого «Ягуара» с откидывающимся верхом. Автомобиль одним своим видом напрашивался на штраф за превышение скорости, но устоять перед искушением Сет не смог.
   Продажа собственных картин была для него обоюдоострым мечом. Сердце кровоточило каждый раз, как он расставался с очередным полотном. Но картины продавались хорошо, так почему бы не воспользоваться плодами своего труда? Братья позеленеют от зависти, увидев этот автомобиль, самодовольно подумал он.
   Въезжая в Сент-Крис, Сет сбавил скорость. Маленький прибрежный городок с оживленными причалами и тихими улочками был для него еще одной картиной, которую он воссоздавал снова и снова в бесчисленных ракурсах.
   Маркет-стрит с ее магазинами и ресторанами бежала параллельно пристани. Моряки, в том числе и Этан, доставляли сюда дневной улов. Здесь сборщики крабов расставляли по выходным столы и устраивали шоу для туристов.
   Подальше от залива в тени раскидистых деревьев простирались жилые кварталы: старые викторианские дома и домики, обшитые вагонкой, двухэтажные с фасада и одноэтажные с тыла, ухоженные газоны. Опрятность, оригинальность, история притягивали туристов. Они приезжали сюда отдохнуть на выходные: бродили по магазинам, обедали в ресторанах, ночевали в уютных пансионах «Ночлег и завтрак».
   Местные жители научились жить с приезжими, как научились жить со штормовыми ветрами, дующими с Атлантики, и засухами, опустошающими их соевые поля. Как научились жить со своенравным заливом и его истощающимися дарами.
   Сет проехал мимо кафе «У Кроуфорда», вспоминая о водянистых сандвичах с мясом, сыром и помидорами, о вафельных рожках с подтаивающим мороженым и городских сплетнях. По этим улочкам он гонял на велосипеде наперегонки с Дэнни и Биллом Миллерами, а позже гордо разъезжал с ними же на подержанном «Шевроле», который они с Кэмом отремонтировали тем летом, когда ему стукнуло шестнадцать. Он любил сидеть за одним из этих столиков под зонтом среди городской суеты, пытаясь ухватить все, что в этом единственном месте на планете было ему так дорого.
   Но он не был уверен, удалось ли ему это и удастся ли когда-нибудь вообще.
   Сет оставил автомобиль на стоянке, решив прогуляться к причалам. Он хотел вспомнить свет и тени, цвета и формы и уже сожалел, что не захватил этюдник.
   Изобилие красоты вокруг всегда поражало его. Все неуловимо менялось прямо на глазах. Только что отражались от воды солнечные лучи, и вот уже свет рассеивается набежавшим облаком. Или профиль той маленькой девочки, следившей за полетом чайки: смех менял очертания ее рта, ее пальчики в безграничном доверии сплетались с пальцами матери. Во всем этом была невыразимая мощь.
   Его взгляд привлекла белая яхта, скользившая по голубой воде под наполненными ветром парусами. Он понял, что ему не терпится снова выйти в море. Может, удастся на несколько часов умыкнуть Обри. Он сделает еще пару остановок, потом завернет на верфь и попробует уговорить сестренку.
   Сет направился к своей машине, поглядывая по сторонам. Его внимание привлекла вывеска на фасаде одного из домов. «Бутон и цветение». Цветочный магазин. Его тут раньше не было. Сет подошел поближе, увидел яркие горшки по обе стороны витрины.
   Сама витрина была заполнена растениями и всякой всячиной для ухода за ними. Умные хозяева, подумал Сет, улыбаясь пятнистой черно-белой корове с растущими из спины анютиными глазками.
   В нижнем правом углу витрины тем же изысканным шрифтом, что и вывеска, было написано: «Друзилла Уитком-Бэнкс, владелица», а дальше сообщалось, что магазин открылся в сентябре прошлого года.
   Имя было ему незнакомо, и он представил себе суетливую пожилую вдову. Седую, в накрахмаленном платье со строгим цветочным узором, в удобных туфлях на невысоких каблуках и обязательно с полуочками на длинной золотой цепочке. Они с мужем приезжали в Сент-Крис на выходные, а когда он умер, у нее осталось слишком много денег и свободного времени. Вдова переехала сюда и открыла маленький цветочный магазин, чтобы жить там, где они так хорошо проводили время вдвоем и куда она втайне стремилась давным-давно.
   Придумав эту историю, Сет сразу полюбил миссис Уитком-Бэнкс и ее чванливую кошку – у нее обязательно должна быть кошка – по кличке Эрнестина. Он решил купить цветы и осчастливить вдову, а также многочисленных женщин своей жизни.
   Дверь открылась под музыкальный перезвон колокольчиков. Хозяйка имеет вкус, подумал он. И дело не только в цветах, в конце концов, это всего лишь растения. Она отлично расположила их. Потоки цвета, комбинации форм, контрасты текстур создали живописное полотно ее магазина, опрятного, как он и ожидал, но не строгого, не официального.
   За годы жизни с Анной он узнал о цветах достаточно, чтобы понять, насколько искусно хозяйка соединила ярко-розовые герберы с темно-синим дельфиниумом, снежно-белые лилии с элегантными красными розами. Буйство цвета разбавлялось сочной зеленью широких и узких листьев.
   И снова разгул фантазии, заметил он, очарованный. Чугунные свинки, играющие на флейтах лягушки, злобные горгульи.
   Горшки и вазы, ленты и кружева, мелкие блюда с травами и пышные комнатные растения. Создавалось впечатление умело созданного беспорядка в небольшом, но выгодно используемом пространстве. И над всем этим витали сказочные звуки «Полуденного отдыха фавна».
   Отлично, миссис Уитком-Бэнкс, подумал он и решил не скупиться.
   Женщина, появившаяся из двери позади длинного прилавка, оказалась полной противоположностью созданному Сетом образу талантливой вдовы, но, видит бог, отлично вписывалась в затейливый сад. Сет мысленно похвалил хозяйку за умелый подбор персонала: продавщица навевала мужчинам грезы о феях и зачарованных принцессах.
   – Могу ли я вам помочь?
   – О да. – Сет направился к прилавку, не сводя с нее глаз.
   Высокая, тоненькая и изысканная, как роза. Волосы черные, как вороново крыло, короткие, облегающие изумительной формы голову и оставляющие открытым элегантный стебель шеи. Для создания такого образа необходимы сильный характер и уверенность в себе.
   Безукоризненный, не обрамленный прической овал лица, кожа изысканного цвета слоновой кости. Боги были в отличном настроении в тот день, когда создавали ее, когда рисовали эти удлиненные, миндалевидные зеленые глаза с янтарным ободком вокруг зрачков. Нос маленький, прямой, рот широкий, губы очень пухлые, подкрашенные соблазнительно-розовой помадой. Подбородок с едва заметной ямочкой, как будто создатель чуть коснулся его пальцем.
   Сет нарисовал бы это лицо, без вопросов. И всю ее нарисовал бы. Он мысленно видел ее лежащей в постели, усыпанной лепестками красных роз. Эти сказочные глаза с сонной поволокой, эти губы, слегка изогнутые, словно она только что очнулась от грез о любовнике…
   Ее улыбка не дрогнула под его изучающим взглядом, но темные крылья бровей приподнялись.
   – И чем же я могу вам помочь?
   И голос приятный, размышлял он. Уверенный, спокойный. Не местная.
   – Мы можем начать с цветов. Потрясающий магазин.
   – Спасибо. Какие цветы вы хотели бы купить?
   – Мы дойдем до этого. – Он оперся о прилавок. В Сент-Крисе никогда не спешили, всегда находилось время поболтать. – Вы давно здесь работаете?
   – С самого начала. Если вы уже задумались о Дне матери, у меня есть прелестные…
   – Нет-нет. О Дне матери я позаботился. Вы не местная. Акцент, – объяснил он, когда она снова вскинула брови. – Не побережье. Возможно, немного севернее.
   – Верно. Округ Колумбия.
   – Итак, название магазина «Бутон и цветение». Уистлер?
   Удивление промелькнуло на ее лице.
   – Вообще-то да. Вы первый заметили связь.
   – Один из моих братьев здорово разбирается в таких вещах. Не могу вспомнить цитату точно. Что-то о совершенстве не только цветка, но и бутона.
   – «Шедевр должен являться художнику цветком – совершенным в бутоне, как и в цветении».
   – Да. Возможно, я узнал цитату, потому что краски – моя стихия.
   – Правда?
   Она напомнила себе, что надо проявить терпение, расслабиться. Жизнь в маленьком городке требует неторопливых разговоров с незнакомцами. Она уже составила мнение о нем. Его лицо казалось смутно знакомым, в ослепительно синих глазах светился неподдельный интерес. Она не опустится до флирта, уж точно не ради бизнеса, но она вполне способна быть дружелюбной.
   Она приехала в Сент-Крис, чтобы быть дружелюбной.
   Решив, что парень красит дома, она мысленно перебрала варианты, соответствующие его бюджету.
   – Вы работаете в городе?
   – Сейчас да. Я уезжал. А вы работаете здесь одна? – Он огляделся, прикинул количество труда, вложенного в создание интерьера. – Хозяйка помогает?
   – Я работаю одна. Пока. И я сама хозяйка.
   Он рассмеялся.
   – Господи, я совсем не угадал! Приятно познакомиться, Друзилла Уитком-Бэнкс. – Он протянул руку. – Сет Куин.
   Сет Куин. Она машинально вложила свою ладонь в его, быстро соображая. Это лицо она видела не в городе, а в журнале. Не маляр, несмотря на старые джинсы и вылинявшую фуфайку. Художник. Местный парень, ставший любимцем Европы.
   – Я восхищаюсь вашей работой.
   – Спасибо. Я восхищаюсь вашей. И, кажется, отвлекаю вас от нее. Постараюсь возместить потраченное на меня время. Мне надо произвести впечатление на дам. Вы могли бы мне помочь?
   – Дамы? Множественное число?
   – Да. Три, нет, четыре, – сказал он, подумав об Обри.
   – Удивительно, что у вас остается время на живопись, мистер Куин.
   – Сет. Я справляюсь.
   – Не сомневаюсь. – Некоторые мужчины всегда со всем справляются, подумала она. – Срезанные цветы, цветочные композиции или комнатные растения?
   – М-м-м… срезанные цветы. В красивой коробке. Это более романтично, не так ли? Позвольте подумать. – Он рассчитал маршрут, время и решил, что сначала заглянет к Сибил. – Номер один – утонченная, шикарная, умная и практичная, но чувствительная. Думаю, розы.
   – Если хотите быть предсказуемым.
   – Давайте будем непредсказуемыми.
   – Минуточку. У меня есть кое-что в кладовке. Вам понравится.
   То, что здесь, мне уже нравится, подумал он, когда она направилась к задней двери, и погладил грудь в области сердца.
   Прохаживаясь по магазину, он представил реакцию братьев. Филип одобрил бы простые классические линии ее костюма цвета спелого персика. Этан задумался бы, как помочь в ее явно нелегком бизнесе. А Кэм… ну, Кэм просто пристально посмотрел бы на нее и ухмыльнулся.
   Сет предположил, что в нем есть немного от каждого из братьев.
   Она вернулась с охапкой экзотических темно-фиолетовых цветов на длинных стеблях.
   – Калы. Элегантно, просто, стильно и в этом цвете эффектно.
   – Точно в цель.
   Она поставила цветы в коническую вазу.
   – Следующая?
   – Сердечная, старомодная в самом лучшем смысле. Нежная, но не слабохарактерная. Со стальным внутренним стержнем.
   – Тюльпаны, – сказала Друзилла, подходя к холодильному шкафу с прозрачной дверцей. – Нежно-розовые. Неброский цветок, но крепче, чем кажется.
   – Отлично. Вы мастер своего дела.
   – Не спорю. – Дрю уже наслаждалась не только вырисовывающейся выгодной сделкой, но и самим процессом. Именно поэтому она и открыла этот магазин. – Номер три?
   Обри, подумал он. Как охарактеризовать Обри?
   – Юная, порывистая, веселая. Упорная и безгранично верная.
   – Подождите. – Дрю снова упорхнула в кладовку и принесла охапку подсолнечников с головками размером с десертную тарелку.
   – Господи, они идеальны! Вы выбрали правильный бизнес, Друзилла.
   Самый лучший из комплиментов, подумала она.
   – А какой смысл заниматься не своим делом? И поскольку вы вот-вот побьете мой личный рекорд единовременных продаж, можете называть меня Дрю.
   – С удовольствием.
   – И четвертая счастливица?
   – Дерзкая, прекрасная, умная и сексуальная. С сердцем… – С сердцем Анны, подумал он. – С потрясающим сердцем. Самая чудесная женщина из всех, кого я когда-либо знал.
   – Похоже, вы знали довольно многих. Минуточку. – Она снова исчезла в кладовке, оставив его восхищаться подсолнечниками, и вскоре вынесла азиатские лилии победного алого цвета.
   – О, боже! Они так похожи на Анну. – Сет осторожно дотронулся до ярко-красного лепестка. – Абсолютное попадание. Вы только что сделали меня героем.
   – Рада помочь. Я уложу их в коробки и перевяжу лентами соответствующего цвета. Вы сможете не трясти их?
   – Думаю, справлюсь.
   – Цена карточек включена. Выбирайте любые со стеллажа.
   – Мне не нужны карточки. – Наблюдая, как она запечатывает концы стеблей в капсулы с водой, Сет заметил отсутствие обручального кольца. Он все равно нарисовал бы ее, но, будь она замужем, сорвались бы прочие его планы.
   – А какой цветок – вы?
   Укладывая первый букет в выстланную папиросной бумагой коробку, Дрю мельком взглянула на Сета.
   – Все. Я люблю разнообразие. – Она обвязала коробку фиолетовой лентой. – Как, похоже, и вы.
   – Ужасно не хочется разрушать иллюзию о моем гареме. Сестры. А подсолнечники – племянница, кузина, сестра… Точная родственная связь несколько туманна.
   – Хм-хм.
   – Жены моих братьев. И старшая дочь одного из братьев. Я решил, что должен прояснить ситуацию, поскольку собираюсь вас рисовать.
   – Неужели? – Она перевязала вторую коробку розовой лентой с белой кружевной каймой. – Вы серьезно?
   Пока Дрю упаковывала подсолнечники, Сет достал и положил на прилавок кредитку.
   – Вы думаете, что я просто хочу добраться до вас обнаженной, и я бы действительно не возражал.
   Дрю вытянула золотистую ленту.
   – С чего бы вам возражать?
   – Вот именно. Но мы могли бы начать с вашего лица. Хорошее лицо. И отличная форма черепа.
   Впервые ее пальцы дрогнули. С легким смешком она подняла голову и пристально посмотрела на него.
   – Форма черепа?
   – Ну да. Вам тоже нравится, иначе вы не носили бы такую прическу. Убедительное заявление без лишнего шума.
   Дрю завязала бант.
   – Вы ловко характеризуете женщин парой метких фраз.
   – Я люблю женщин.
   – Я это поняла.
   Когда она заканчивала укладывать красные лилии, в магазин вошли двое покупателей и принялись разглядывать цветы. Отлично, подумала Дрю. Пора прощаться с художником Куином.
   – Я польщена вашим восхищением формой моего черепа. – Она взяла его кредитку, чтобы пробить чек. – И желанием такого талантливого и знаменитого художника нарисовать меня. Однако бизнес съедает почти все мое время, а тем, что остается, я распоряжаюсь очень эгоистично. – Дрю озвучила сумму и подвинула ему чек на подпись.
   – Вы закрываетесь в шесть и не работаете по воскресеньям.
   Вместо раздражения она почувствовала заинтересованность.
   – От вас мало что ускользает, не так ли?
   – Важна каждая деталь. – Подписав чек, Сет выхватил одну из подарочных карточек, перевернул и на чистой стороне быстро нарисовал лицо хозяйки магазина в виде цветка на длинном стебле, добавил номер домашнего телефона и расписался. И протянул ей карточку. – На случай, если вы передумаете.
   Дрю внимательно рассмотрела карточку, и губы ее дрогнули.
   – Я смогла бы продать это на интернет-аукционе за кругленькую сумму.
   – Вы до этого не опуститесь. – Сет сгреб коробки. – Спасибо за цветы.
   – Пожалуйста. – Дрю вышла из-за прилавка, чтобы открыть ему дверь. – Надеюсь, вашим… сестрам понравится.
   – Не сомневаюсь. – Он оглянулся. – Я вернусь.
   – Я буду здесь.
   Сунув набросок в карман, она закрыла дверь.

   Как чудесно увидеться с Сибил, провести с ней целый час. Какое удовольствие смотреть, как она расставляет цветы в высокой хрустальной вазе.
   Фиолетовые калы идеально подходят Сибил, решил Сет, как и дом, который они с Филипом купили, просторный викторианский дом со всеми присущими эпохе деталями.
   За прошедшие годы Сибил не раз меняла прическу, но сейчас вернулась к той, которую он любил больше всего: волосы ниспадали почти до плеч, блестящие и густые, цвета дорогой норковой шубки. Узкие черные брюки и простая накрахмаленная белая блузка – ее представление о неформальной одежде. Работая дома, она днем и губы не красила. Мать двух непосед, дипломированный социолог и успешный писатель, она выглядела такой безмятежной, будто ее ничто не заботило. Сет точно знал, как нелегко досталась ей эта безмятежность.
   Сибил выросла в одном доме с его матерью, но сводные сестры были абсолютно разными. Поскольку его нутро сжималось от одной мысли о Глории Делотер, он сосредоточился на Сибил.
   – Когда ты с Филом и детьми несколько месяцев назад приезжала в Рим, мне и в голову не приходило, что в следующий раз мы увидимся здесь.
   – Как же я хотела, чтобы ты вернулся. – Сибил наполнила два стакана охлажденным чаем. – Конечно, это эгоистично, но я очень хотела, чтобы ты вернулся. Иногда я просто замирала посреди суеты и думала: чего-то не хватает. Чего же? О, да, Сета. Я скучаю по Сету. Глупо.
   – Мило. – Прежде, чем взять стакан, он сжал ее руку. – Спасибо.
   – Расскажи мне все, – потребовала она.
   И они поговорили. О его и ее работе. О детях. О том, что изменилось, а что осталось как прежде.
   Когда Сет собрался уходить, она обняла его, удерживая еще на минутку.
   – Спасибо за цветы. Они изумительные.
   – Чудесный новый магазин на Маркет. Хозяйка, похоже, знает свое дело. – Держась за руки, они подошли к двери. – Ты туда заглядывала?
   – Раз или два. – Сибил прекрасно знала Сета и улыбнулась. – Она очень хорошенькая, правда?
   – Кто?
   Сибил лишь наклонила голову. Сет ухмыльнулся.
   – Поймала. Да, потрясающее лицо. Что ты знаешь о ней?
   – Почти ничего. Она переехала сюда в конце прошлого лета и к осени открыла магазин. Думаю, она из округа Колумбия. Кажется, мои родители были знакомы с какими-то Уиткомами и Бэнксами. – Сибил пожала плечами. – Точно сказать не могу. Я не часто… общаюсь с родителями.
   Он коснулся ее щеки.
   – Мне жаль.
   – Не стоит. У них двое потрясающих внуков, которых они по большей части игнорируют. – Как игнорировали тебя, мысленно добавила она. – Это их потеря.
   – Твоя мать так и не простила тебя за то, что ты заступилась за меня.
   – Ее потеря. – Она обхватила его лицо ладонями. – Мое приобретение. И я воевала не в одиночку. Никто в этой семье никогда не воюет в одиночку.
   Сибил права, думал Сет, направляя машину к семейной верфи. Ни один из Куинов никогда не воевал в одиночку.
   Однако должен ли он втягивать их в неприятности, которые, как он боялся, скоро найдут его даже дома?

3

   Пробив следующий чек и оставшись в магазине одна, Дрю вытащила из кармана набросок.
   Сет Куин. Сет Куин хочет нарисовать ее. Поразительно. И так же интригующе, как и сам художник. Женщина может быть заинтригована, не испытывая серьезного интереса.
   Она не заинтересована.
   Она вовсе не хочет позировать, не хочет, чтобы ее изучали и увековечивали. Даже такие талантливые руки. Но идея ее заинтриговала, как и сам художник.
   В статье упоминались некоторые детали его личной жизни, хотя история была довольно туманной. Дрю знала, что на Восточное побережье его ребенком привез Рэй Куин, вскоре погибший в автокатастрофе – машина влетела в фонарный столб на пустынной дороге. Никакого упоминания о родителях, и в интервью Сет на эту тему не распространялся. Рэй Куин приходился ему дедом, и после его смерти Сета воспитывали три приемных сына Рэя. И их жены – по мере того, как входили в жизнь Куинов.
   Сестры, сказал он, покупая цветы. Видимо, тех женщин он и считает своими сестрами.
   Какая разница?
   Ее больше заинтересовало то, что говорилось в статье о его работе, о том, как семья поощряла его рано обнаружившийся талант, как поддерживала его стремление учиться в Европе.
   На ее взгляд, парню повезло. Близкие так любили его, что смогли отпустить, подарили шанс проверить себя, испытать поражение или победить самостоятельно, и явно столь же неэгоистично приняли его обратно.
   И все же трудно представить, что человек, которого итальянцы прозвали il maestro giovane – юный маэстро – поселился в Сент-Кристофере и рисует морские пейзажи. Видимо, так же трудно, как многим из ее знакомых представить светскую даму Друзиллу Уитком-Бэнкс счастливо торгующей цветами в маленьком магазинчике в приморском городишке.
   Ее не волновало, что думали или говорили другие, и вряд ли подобное волновало Сета Куина. Она приехала сюда, чтобы избавиться от требований и ожиданий, от липкой хватки семьи, от неослабного ощущения, что ее используют, как истершуюся веревку, в бесконечной игре родителей по перетягиванию каната.
   Она приехала в Сент-Крис в поисках покоя, которого жаждала всю свою сознательную жизнь. И цель казалась вполне достижимой.
   Хотя мать пришла бы в восторг – именно потому, что мать пришла бы в восторг, узнав, что ее драгоценная дочка вызвала интерес у Сета Куина, – Дрю упрямо не собиралась поощрять его интерес. Ни художественный, ни откровенно сексуальный, вспыхнувший в его глазах.
   Или, если уж быть честной с самой собой, откровенно сексуальный интерес, который она испытывала сама.
   Куины по всем отзывам большое, сложное и неуправляемое семейство. Видит бог, она сыта по горло собственной семьей.
   Жаль, признала Дрю, постукивая карточкой по ладони. Молодой художник привлекателен, забавен и сексуален. Любой мужчина, не пожалевший времени на покупку цветов для своих сестер и пожелавший подобрать цветы под индивидуальность каждой, привлекателен вдвойне.
   – Тем хуже для нас обоих, – прошептала она, роняя карточку в ящик и захлопывая его.

   Сет тоже думал о Дрю и прикидывал наилучшие ракурсы и краски для ее портрета. Хорошо бы нарисовать ее лицо в три четверти; голова повернута влево, взгляд направлен от зрителя. Это подчеркнуло бы контраст между ее сдержанностью и сексуальным шиком.
   Он ни секунды не сомневался в том, что она согласится позировать. Он накопил целый арсенал приемов и был способен переубедить самую упрямую модель. Оставалось лишь решить, какое оружие окажется для Друзиллы наиболее эффективным.
   В стереоприемнике надрывался «Аэросмит». Постукивая пальцами по рулю в такт безумному року, Сет размышлял о ней.
   Она точно из богатой семьи. Он без труда мог распознать дизайнерский крой костюма и хорошее качество ткани, даже если его больше интересовала фигура под этим костюмом. Судя по модуляциям голоса, дорогая частная школа.
   Для названия своего магазина она выбрала Джеймса Макнейла Уистлера, что говорит об изысканном образовании… либо кто-то вбивал в нее поэзию и прозу, как Фил – в Сета.
   А может, и то, и другое.
   Дрю уверена в своей внешности, не смущается, когда видит интерес в мужских глазах. Она не замужем, и, как подсказывает его инстинкт, любовника у нее тоже нет. Такая женщина, как Дрю, не сбежала бы в другой город после разрыва с мужем или любовником. Она уехала из Вашингтона, начала свое дело и вела его в одиночку, потому что именно так ей хотелось.
   Потом он вспомнил, как ошибся, выдумав вдову Уитком-Бэнкс, и решил перестраховаться – провести небольшое частное расследование прежде, чем вновь приблизится к Дрю.
   Сет въехал на стоянку перед старым кирпичным амбаром Куинов, купленным у Нэнси Клермонт после смерти ее мужа. Прижимистый Стюарт Клермонт умер от сердечного приступа, поспорив с Си Кроуфордом из-за слишком высокой, на его взгляд, цены сандвича с фрикадельками. Сначала Куины арендовали это огромное здание, триста лет назад служившее табачным складом, двести – упаковочным цехом, а большую часть последней сотни лет – хранилищем всякой всячины. А потом перестроили амбар в верфь и последние восемь лет были его полноправными владельцами.
   Вылезая из машины, Сет посмотрел наверх. Он помогал перекрывать эту крышу и тогда чуть не сломал себе шею.
   Он затирал горячей смесью швы и обжигал себе пальцы. Он научился сколачивать доски благодаря безмерному терпению Этана. Он вкалывал с Кэмом до седьмого пота, но убегал от Фила каждый раз, как тот пытался засадить его за бухгалтерские книги.
   Сет прошел к фасаду, подбоченился, уставившись на видавшую виды вывеску «КОРАБЛИ КУИНОВ», и заметил, что к четырем именам прибавилось новое имя.
   Обри Куин.
   Сет еще улыбался, когда Обри вылетела из парадной двери. Пояс с инструментами на бедрах, низко надвинутая на лоб бейсболка команды «Ориолес». За спиной развеваются волосы цвета меда, собранные в конский хвост. Ободранные, в пятнах рабочие сапоги – крохотные, как кукольные…
   У нее всегда были такие маленькие ступни.
   И очень громкий голос, подумал Сет, когда Обри с радостным воплем бросилась к нему.
   Она подпрыгнула, ухватила его за плечи, обвила ногами его талию, звонко чмокнула в губы. Козырек бейсболки вонзился ему в лоб.
   – Мой Сет! – Со счастливым смехом она обвила руками его шею. – Только не уезжай больше, черт побери! Больше не смей уезжать!
   – Как я могу уехать? Слишком многое происходит здесь без меня. Подними-ка голову. – Он отодвинул Обри, чтобы рассмотреть ее лицо.
   Когда ей было два года, она казалась ему крохотной принцессой. К двадцати годам она стала атлетичной и чертовски привлекательной.
   – Господи, прямо красотка!
   – Правда? Ты тоже ничего.
   – Почему ты не в колледже?
   – Не начинай. – Обри закатила ярко-зеленые глаза и спрыгнула на землю. – Я училась целых два года и, если честно, в каталажке была бы счастливее. А здесь я на своем месте. – Она ткнула пальцем в сторону вывески. – Мое имя тому доказательство.
   – Ты всегда могла обвести Этана вокруг пальца.
   – Может быть. Но мне не пришлось. Папа понял, а немного поворчав, поняла и мама. Я никогда не любила учебу, как ты, Сет, а ты никогда не был судостроителем, как я.
   – Дерьмо. Я оставил тебя на несколько лет, и ты заболела манией величия. Если не перестанешь оскорблять меня, я не отдам тебе твой подарок.
   – Какой подарок? Где? – Обри ткнула пальцами в его ребра, ловко найдя самое уязвимое место. – Отдавай.
   – Перестань. Боже, ты не изменилась.
   – Зачем улучшать совершенство? Отдай мой трофей, и никто не пострадает.
   – В машине. – Сет указал на стоянку и с удовлетворением увидел, как у Обри отвисла челюсть.
   – «Ягуар»! Твой! – Обри бросилась по газону к стоянке, благоговейно провела пальцами по сверкающему серебром капоту. – Кэм расплачется, когда увидит. Точно расплачется. Дай мне ключи, я его испытаю.
   – Обязательно. Когда в аду начнут подавать мороженое.
   – Не жадничай! Можешь прокатиться со мной. Мы махнем к Кроуфорду и…
   Сет вынул из багажника длинную белую коробку. Обри заморгала, ее глаза заблестели от подступивших слез.
   – Ты купил мне цветы! Как девушкам! Дай взглянуть! – Она выдернула из-за пояса рабочий нож, перерезала ленту, сорвала крышку. – Подсолнечники. Какие праздничные!
   – Напомнили мне тебя.
   – Я правда тебя люблю. – Обри пристально смотрела на цветы. – Я так злилась, когда ты уехал… – Ее голос дрогнул, и Сет неуклюже погладил ее по плечу. – Я не собираюсь реветь, – пробормотала она, судорожно вздохнув. – Что я, плакса?
   – Никогда не была плаксой.
   – Ладно, главное, ты вернулся. – Обри снова обняла его. – Они мне жутко нравятся.
   – Хорошо. – Сет шлепнул Обри по руке, добравшейся до его кармана. – Ключи не получишь. В любом случае мне пора двигаться дальше – я купил цветы Грейс. Хочу заглянуть к ней.
   – Ее нет дома. Днем дела, потом заберет из школы Дика, отвезет его на урок музыки и так далее и тому подобное. Не знаю, как она все успевает. Я передам. Она будет очень жалеть, что разминулась с тобой. Цветы ее немножко успокоят.
   – Скажи, что я постараюсь перехватить ее завтра, или увидимся в воскресенье.
   Сет отнес вторую коробку в щеголеватый синий пикапчик. Одри положила на сиденье свои цветы.
   – Задержись! Позовем Кэма, похвастаемся твоей машиной. Он точно не выдержит и расплачется, как дитя. Мне просто не терпится посмотреть.
   – А ты вредина, Об. – Сет обнял ее за плечи и повел ко входу в амбар. – Но мне это нравится. А теперь расскажи, что ты знаешь о цветочнице. Друзилле.
   – Ага! – Обри хитро улыбнулась. – Так вот откуда цветочки!
   – Возможно.
   – Знаешь что? Давай встретимся у Шайни после ужина. Часов в восемь. Купишь мне выпивку, и я выложу тебе все, что знаю.
   – Ты несовершеннолетняя.
   – Как будто я никогда не пробовала пиво! – фыркнула Обри. – Что-нибудь безалкогольное, папочка. И я стану совершеннолетней меньше, чем через шесть месяцев.
   – А до тех пор, пока платить мне, ты пьешь колу. – Сет дернул вниз козырек ее бейсболки, распахнул дверь, и на него обрушился грохот электроинструментов.

   Кэм выдержал и не расплакался, правда, немного посюсюкал над машиной. Чуть не упал перед ней на колени. Но сперва – ведь он был сильнее и вреднее Обри – схватил ключи и умчался прочь. Потом, конечно, они целый час восхищались двигателем.
   Подъехав вечером к бару Шайни, Сет увидел синий пикап. К чести Обри, она никогда не опаздывала.
   Сет открыл дверь бара и снова почувствовал, что он дома. Еще одна константа Сент-Криса, подумал он. Паб «Шайни» всегда будет выглядеть так, словно нуждается в генеральной уборке, официантки всегда будут длинноногими, а музыканты – самыми паршивыми во всем Мэриленде.
   Пока солист терзал хит канадской рок-группы «Обнаженные дамы», Сет осматривал бар в поисках маленькой блондинки в бейсболке. Сначала он скользнул по ней взглядом, не узнав, потом опомнился.
   Ну и ну. Утонченная, в черном платье, облегающем прелестную фигурку, со струящимися по спине волосами, Обри оживленно беседовала с парнем, по виду типичным американским студентом. Свирепо поджав губы, полный решимости показать студентишке, что бывает, когда приударяют за его сестрой, Сет стал проталкиваться к ним.
   – Чушь собачья, – резко сказала Обри, и Сет удовлетворенно оскалился. – Абсолютная чушь. Полная, надежная ротация питчеров, на внутреннем поле все схвачено. Отбивающие набирают форму. К «Игре звезд» «Бердз» заиграют лучше всех.
   – Они ни разу не блеснут за весь сезон, – отрезал ее оппонент. – И к «Игре звезд» точно скатятся в конец таблицы.
   – Пари! – Обри вытащила из кармана двадцатку и шлепнула ее на стойку бара.
   Сет вздохнул. Может, его Обри и выглядит аппетитно, но ее никому не переспорить.
   – Сет! – Обри потянулась, схватила его за руку и дернула к стойке. – Знакомься, Сэм Джакоби. Воображает себя знатоком бейсбола только потому, что поигрывает в софтбол.
   Сэм протянул руку.
   – Много слышал о тебе от этой сентиментальной зазнайки. Она считает, что «Ориолес» наконец привстанет с колен.
   Сет пожал протянутую руку.
   – Если подумываешь о самоубийстве, Сэм, запасись пистолетом. Будет гораздо больнее, когда эта малышка начнет сдирать с тебя кожу тупым ножом.
   – Я люблю риск, – заявил парень, соскальзывая с высокого табурета. – Садись. Придерживал место для тебя, а мне пора. Пока, Об.
   – Не забудь отдать двадцатку в июле! – крикнула она и повернулась к Сету. – Сэм – неплохой парень, у него один фатальный изъян: бредит морской пехотой.
   – А я решил, что он приударяет за тобой.
   – Сэм? – Обри оглянулась на столики с таким чисто женским самодовольством, что Сет поежился. – Конечно. Держу его про запас. Я сейчас вроде как встречаюсь с Биллом Миллером.
   – С Биллом? С Биллом Миллером? – Сет чуть не задохнулся от мысли об Обри, крутящей любовь с одним из приятелей его детства, и взмахнул рукой, привлекая внимание бармена. – Мне срочно нужно пиво. «Роллинг Рок».
   – Мы не очень часто видимся, – восторженно продолжила Обри, прекрасно понимая, что проворачивает нож в его ране. – Билл – интерн в больнице Сент-Криса. Сплошные сверхурочные смены. Но когда нам удается встретиться, оно того стоит.
   – Заткнись. Он слишком стар для тебя.
   – Меня всегда тянуло к мужчинам постарше. – Обри многозначительно ущипнула Сета за щеку. – Он классный. К тому же у нас всего пять лет разницы. Но если ты все еще хочешь поговорить о моей интимной жизни…
   – Не хочу. – Сет схватил бутылку, поставленную перед ним барменом, и жадно глотнул пива. – Ни в коем случае.
   – Ладно, тогда хватит обо мне, давай поговорим о тебе. Сколько побед ты одержал, шатаясь по Европе?
   И на эту тему ему неловко было говорить с Обри.
   – А теперь ты уподобляешься Кевину. Я не участвовал в секс-марафоне, я работал.
   – Некоторые девчонки тащатся от художников. Может, твоя цветочница из таких, и тебе повезет.
   – Как вульгарно! Ты слишком много якшаешься с моими братьями. Просто расскажи, что ты о ней знаешь.
   – Хорошо. – Обри схватила со стойки миску с солеными крендельками и начала аппетитно жевать. – Итак, впервые она появилась примерно год назад. Покрутилась недельку. Провела рекогносцировку. Мне рассказал Дуг Моттс. Помнишь Дуги, толстенького коротышку? Закончил школу через пару лет после тебя.
   – Смутно.
   – Ну, детский жирок сошел, и Дуг теперь работает в риелторской фирме. По его словам, девица точно знала, чего хочет, и оставила адрес в округе Колумбия, чтобы он сообщил, когда появится подходящее предложение. Ну, Дуг… – Обри привлекла внимание пробегавшего бармена к своему пустому стакану. – Он тогда только начал работать в фирме и надеялся проявить себя на этой сделке, вот и начал рыть землю носом. Она сказала, что ребенком пару раз бывала в Сент-Крисе, Дуг с этого и начал.
   – Ма Кроуфорд, – со смехом догадался Сет.
   – Естественно. Если Ма Кроуфорд чего-то не знает, это и знать не стоит. И память у нее всем на зависть. Она вспомнила Уитком-Бэнксов. Как не запомнить такое имечко? Но самое интересное, Ма помнила миссис УБ с тех пор, как та приезжала сюда девочкой со своей семьей. Очень богатая семейка, «Уитком Текнолоджи». Из форчуновских пяти сотен крупнейших американских компаний. Сенатор Джеймс П. Уитком, джентльмен из Мэриленда.
   – Ага. Те Уиткомы.
   – Точно. Сенатор приходится нашей цветочнице дедушкой и обожает Восточное побережье. А его дочурка, нынешняя миссис УБ, замужем за Проктором Бэнксом – господи, что за имечко – Проктор? – из «Бэнкс и Шелби Коммюникейшн». Получилась суперсемейка. Целая империя.
   – А юная, совершеннолетняя, чертовски богатая Друзилла арендовала магазинчик на набережной Сент-Криса и продает цветы.
   – Купила здание в Сент-Крисе, – поправила Обри. – Она его купила. Собственный магазин для маленького королевства. Дугу повезло, это предложение всплыло через несколько месяцев. Прежние владельцы живут в Пенсильвании. Сколько они ни сдавали помещение в аренду, никто надолго не задерживался. Помнишь магазин «Нью Эйдж» – камешки, кристаллы, ритуальные свечи и магнитофонные записи с медитациями?
   – Да. У хозяина на тыльной стороне правой ладони был вытатуирован дракон.
   – Этот продержался дольше всех, но, когда в прошлом году дело дошло до продления аренды, только его и видели. Дуг почуял хорошие комиссионные, позвонил юной УБ и сообщил, что на Маркет есть здание в аренду. И представляешь, как у него потекли слюнки, когда она спросила, не заинтересованы ли владельцы в продаже. Оказалось, заинтересованы, сделка состоялась, Дуг пропел аллилуйю. Однако этим дело не закончилось; Друзилла попросила подыскать ей жилье, и Дуг стал счастливейшим человеком в Сент-Крисе. Она посмотрела три варианта и остановилась на викторианской развалюхе на Ойстер Инлет. Наша цветочница не мелочится.
   – Старый голубой дом? Похожий на надкусанный пряник? Она купила это?
   – С потрохами. – Обри кивнула, продолжая хрустеть крендельками. – Парень, купивший дом года три назад, подновил его, но решил продать.
   – Там вокруг только болотная трава да кустарник. – И речная излучина, вспомнил он. Табачного цвета вода мерцает под солнечными лучами, пробивающимися сквозь кроны дубов и эвкалиптов.
   – Твоя девочка любит уединение, – сообщила Обри. – Держится особняком. Вежлива с клиентами, даже дружелюбна, но отлично умеет соблюдать дистанцию.
   – Она здесь новичок. – Видит бог, он прекрасно понимал, что значит найти желаемое, но не быть уверенным, примут ли тебя.
   – Она – человек со стороны и будет здесь новичком еще двадцать лет.
   – Ей не помешал бы друг.
   – Хочешь завести новых друзей, Сет? Чтобы пообниматься?
   Взмахом руки он заказал еще одно пиво и наклонился к Обри, нос к носу.
   – Может быть. Именно этим вы с Биллом занимаетесь в свободное время?
   – И еще целуемся. Но, если очень хочешь, я выкрою время на морскую прогулку, только капитан – я. Ты так давно не управлялся с парусом, что вполне можешь перевернуть яхту.
   – Черта-с-два. Выходим завтра.
   – Заметано. И, если уж мы говорим о свиданиях, только что вошла твоя новая подружка.
   – Кто? – Но он понял прежде, чем обернулся. Прежде, чем пробежал взглядом по вечерней толпе и заметил ее.
   Она выглядела абсолютно неуместно среди моряков с обветренными лицами и исцарапанными руками, среди студентов в ультрамодных туфлях и мешковатых рубашках. Ее костюм был таким же свежим, без единой морщинки, как и утром. В полумраке, словно алебастровый овал, светилось ее лицо.
   Она не может не знать, что все поворачивают головы и смотрят ей вслед, подумал Сет. Женщины всегда это знают. Но она двигалась решительно и грациозно между грязными столами и шаткими стульями.
   – Высший пилотаж, – подвела итог Обри.
   – О, да. – Сет достал деньги, швырнул их на стойку бара. – Я бросаю тебя, детка.
   Обри распахнула глазищи, изображая шок.
   – Ну, ты даешь!
   – До завтра. – Он наклонился, поцеловал ее и направился на перехват Дрю.
   Дрю остановилась у столика и заговорила с официанткой. Поскольку Сет все внимание сосредоточил на хозяйке цветочного магазина, то не сразу узнал ее собеседницу.
   Терри Хардгроув. Белокурая, фигуристая и угрюмая. Он встречался с ней пару незабываемых месяцев в первый год старшей средней школы. Все закончилось неважно, вспомнил Сет и чуть не развернулся, чтобы избежать столкновения… Однако выдавил непринужденную улыбку и, приблизившись, услышал часть разговора.
   – Я все-таки не буду снимать у вас комнату, – сказала Терри, поддерживая поднос бедром. – Мы с Джей-Джеем помирились.
   – Джей-Джей? – Дрю наклонила голову. – Тот самый подонок и лживый мерзавец, которого вы не простили бы, даже если бы он подыхал на ваших глазах?
   – Ну… – Терри переступила с ноги на ногу, похлопала ресницами. – Когда я это сказала, мы еще не разобрались в наших отношениях. И я подумала: вот поживу отдельно, подстегну его, он и раскается. Я очень злилась на него и как раз увидела ваше объявление. Но мы помирились.
   – Вы это уже говорили. Поздравляю. Только было бы неплохо, если бы вы зашли днем, как мы договорились, и предупредили меня.
   – Мне очень жаль, но именно тогда…
   – Вы мирились, – закончила за нее Дрю.
   – Привет, Терри!
   Та взвизгнула. Сет вспомнил, что она всегда повизгивала от избытка чувств. Явно не избавилась от этой привычки.
   – Сет! Сет Куин! Надо же!
   – Как дела?
   – Отлично. Я слышала, что ты вернулся, и вот ты здесь. Еще выше и красивее, чем раньше, и знаменитость! Давненько мы закончили школу.
   – Давненько, – согласился Сет и перевел взгляд на Дрю.
   – Вы знакомы? – спросила Терри.
   – Встречались, – сказала Дрю. – Оставляю вас с вашими воспоминаниями. Надеюсь, Терри, вы с Джей-Джеем будете очень счастливы.
   – Ты и Джей-Джей Уайатт? – удивился Сет.
   Терри приосанилась.
   – Верно. Мы практически помолвлены.
   – Поболтаем в другой раз, и ты все мне об этом расскажешь.
   Оставив надувшуюся Терри, Сет нагнал Дрю.
   – Джей-Джей Уайатт, – сообщил он, приноравливаясь к ее шагу. – Атакующий полузащитник «Акул» средней школы Сент-Криса. Свернул столько челюстей в местном университете, что даже потрясающая ловкость на футбольном поле не спасла его от отчисления.
   – Благодарю за интереснейший эпизод местной истории.
   – Вы злитесь. Давайте я куплю вам выпивку, а вы расскажете мне, почему злитесь.
   – Спасибо, я просто хочу выбраться отсюда, пока эта жуткая, бездарная интерпретация «Джека и Дианы» не лишила меня барабанных перепонок.
   Очко в ее пользу: она сумела узнать изувеченную мелодию, подумал Сет, распахивая перед ней дверь бара.
   – Цветы произвели фурор, – сообщил он.
   – Рада это слышать.
   Из элегантной желтовато-коричневой сумочки Дрю достала ключи от машины. Сет хотел предложить ей выпить где-нибудь в другом месте, но по раздраженной складке между бровями понял, что получит отказ.
   – Итак, вы сдаете часть дома в аренду?
   – Возможно.
   Явно не желая продолжать разговор, она приблизилась к водительской дверце черного «Мерседеса»-внедорожника. Сет взялся за ручку и компанейски облокотился о дверцу.
   – Какую?
   – Над магазином.
   – Значит, сдаете?
   – Помещение пустует. Это нерасчетливо. Я не могу вести машину, пока стою снаружи, – добавила она.
   – Над магазином, – повторил Сет, вспоминая здание. Да, два этажа. – По три окна с фасада и с тыла, – продолжил он вслух. – Должно быть много света. Большое?
   – Девятьсот квадратных футов, включая маленькую кухню, похожую на камбуз.
   – Достаточно большое. Давайте посмотрим.
   – Простите?
   – Покажите мне помещение. Оно может меня заинтересовать.
   Ключи в ее руке нетерпеливо звякнули.
   – Вы хотите посмотреть квартиру сейчас?
   – Вы не любите зря тратить пространство, зачем тратить время? – Сет открыл дверцу машины. – Я поеду за вами. Это не займет много времени. – Его губы медленно растянулись в улыбке. – Я принимаю решения быстро.

4

   Я тоже умею быстро принимать решения, думала Дрю, выруливая с парковки паба. И я раскусила Сета Куина.
   Уверенный парень и талантливый. Вероятно, одно подпитывается другим. А то, что за внешним лоском скрывается крутой характер, интригует, и он это отлично понимает.
   И отлично этим пользуется.
   Хорош собой. Худой, высокий. Потертые джинсы сидят на нем, словно влитые. Выгоревшие светлые волосы, прямые и, похоже, никогда не знавшие ножниц хорошего стилиста. Впалые щеки, яркие синие глаза. И яркость не только в цвете, а в том, как он смотрит, словно видит то, что недоступно никому другому. И даже объекту его внимания.
   Его взгляд одновременно льстит, стимулирует и немного обескураживает.
   И вызывает интерес. А если мужчина вызывает интерес, ты о нем думаешь.
   Женщины для него, как краски на палитре. Он может нанести на холст любую. Флирт с блондинкой у стойки – этот флирт она заметила, как только вошла в бар, – тому доказательство.
   А как он улыбался официантке, неизлечимо глупой Терри! Широко, тепло, дружелюбно, с легким намеком на интимность. Очень эффектная улыбка, но на нее, Дрю, это не действует. Мужчины, скачущие от женщине к женщине, ее не впечатляют.
   Однако вместо того, чтобы ехать в свой прелестный тихий дом, она возвращается в магазин показывать ему квартиру на втором этаже.
   Конечно, это разумно. Нет смысла оставлять помещение пустым. Но неужели он заставил ее потратить время и силы только из-за своего каприза? Раздражающая мысль.
   Место для парковки нашлось легко. Прохладный весенний вечер, всего девять часов, а вокруг практически пусто; лишь несколько лодок, покачивающихся на якоре, да немного людей, видимо, туристов, фланирующих по набережной.
   О, как же ей понравилась набережная! Она чуть не визжала от восторга, когда купила это здание для своего магазина, ведь в любое время дня она могла смотреть на залив и набережную, чувствовать влажный ветер и аромат моря.
   Более того, она ощущала себя частью всего этого. И она добилась этого сама, на своих условиях.
   Правда, было бы разумнее поселиться над магазином, но она хорошенько все обдумала и приняла решение не жить там, где работаешь. Удачный предлог, чтобы вырваться из городской суеты и поселиться в тихом доме у воды. В Джорджтауне она никогда не чувствовала себя хозяйкой.
   Дрю свернула с Маркет на дорожку позади магазина, остановила машину, выключила фары, взяла сумку, но дверцу открыть не успела. Сет опередил ее.
   – Довольно темно. Осторожнее.
   Он взял ее под руку, повел к деревянной лестнице на второй этаж. Дрю высвободилась, открыла сумку, чтобы достать ключи.
   – Спасибо, я прекрасно все вижу. Обратите внимание, здесь есть место для стоянки и отдельный вход.
   – Да, я тоже прекрасно вижу. Послушайте… – На середине лестницы Сет остановил Дрю, положив ладонь на ее руку. – Просто послушайте, – повторил он, обводя взглядом темные дома с лужайками, выстроившиеся вдоль дороги. – Потрясающе, не правда ли?
   Дрю улыбнулась. Она тоже восторгалась этой тишиной и прекрасно понимала его.
   – Через несколько недель от покоя ничего не останется. – И снова Дрю подумала, что он видит нечто недоступное остальным. – После Дня поминовения сюда хлынут туристы и отдыхающие. Вечера станут длиннее, теплее, никому не захочется прятаться в домах. И это тоже здорово. Праздничный шум и гомон, в руке рожок с мороженым, а в голове не тикают, подгоняя, внутренние часы.
   Сет повернулся к ней, и под пристальным взглядом его голубых глаз Дрю ощутила вспышку физического желания.
   – Вы любите рожки с мороженым?
   – Если бы не любила, во мне точно был бы какой-то изъян. – Она быстро преодолела оставшиеся ступеньки.
   – В вас нет никаких изъянов, – прошептал он, засовывая большие пальцы рук в передние карманы джинсов.
   Дрю отперла дверь, щелкнула выключателем, и, когда Сет вошел, нарочно оставила дверь открытой, как путь к отступлению.
   И сразу поняла, что зря беспокоилась. Сет совсем забыл о ней.
   Сначала он прошел к передним окнам, остановился, умудряясь выглядеть одновременно расслабленным и настороженным. И сексуальным. В драных джинсах и забрызганных краской кроссовках он выглядел более стильно, чем многие мужчины в костюмах за пять тысяч долларов.
   Сет что-то забормотал, и Дрю моргнула, очнувшись от своих мыслей.
   – Простите, вы что-то сказали?
   – Что? А, прикидываю, как падает свет, как все расставить. – Он прошел к задним окнам, остановился в той же позе, опять что-то забормотал.
   Разговаривает сам с собой. Ну, не так уж это и странно. Она тоже часто беседует сама с собой.
   – Кухня… – начала Дрю.
   – Не имеет значения. – Нахмурившись, он уставился в потолок – так напряженно и сосредоточенно, что Дрю тоже посмотрела наверх. Они несколько секунд молча разглядывали потолок, пока ситуация не показалась Дрю нелепой.
   – Что-то не так с потолком? Меня уверяли, что крыша крепкая, и я точно знаю, что она не течет.
   – Угу. Не возражаете против световых люков? За мой счет?
   – Я… ну, не знаю. Наверное…
   – Будет отлично.
   Он снова прошелся по помещению, мысленно размещая холсты, краски, мольберт, стол для эскизов, полки для своих принадлежностей. Придется поставить диван или кровать. Лучше кровать – на тот случай, если он заработается допоздна, чтобы не тащиться домой.
   – Хорошее помещение, – наконец сказал Сет. – Со световыми люками будет то что надо. Я беру.
   Дрю вспомнила, что вообще-то пока не согласилась на световые люки, однако не смогла найти веских причин для отказа.
   – Вы действительно быстро приняли решение. Не хотите увидеть кухню, ванную комнату?
   – В них есть все, что положено?
   – Да. Только не ванна, а душевая кабина.
   – Я не планирую часто принимать ароматные ванны. – Сет снова прошел к окнам, выходящим на набережную. – Потрясающий вид.
   – Да, замечательный. Конечно, это не мое дело, но полагаю, вам есть где жить, и выбор не маленький. Зачем вам квартира?
   – Я не собираюсь здесь жить. Я хочу здесь работать. Мне нужна студия. – Сет повернулся к ней. – Я остановился у Кэма и Анны, и меня это устраивает. Со временем я куплю собственный дом, но только когда найду именно то, что хочу. Я приехал в Сент-Крис не погостить. Я вернулся навсегда.
   – Понимаю. Значит, студия. Теперь ясно, зачем нужны световые люки.
   Сет почувствовал, что она колеблется.
   – Я лучше Терри. Ни шумных вечеринок, ни громких ссор, которыми она славится. И я всегда под рукой.
   – Неужели?
   – Что-то погрузить, перетащить, починить. Я не буду бегать к вам каждый раз, как потечет кран.
   – Дополнительное очко в вашу пользу, – пробормотала она.
   – Сколько еще не хватает? Мне действительно здесь нравится. Пора браться за работу. Как вы отнесетесь к шестимесячной аренде?
   – Я планировала заключить договор на год.
   – Шесть месяцев позволят нам в любой момент разбежаться, если кого-то что-то не устроит.
   Дрю задумчиво поджала губы.
   – В этом есть смысл.
   – Сколько вы просите?
   Она озвучила ежемесячные платежи и условие оплатить первый и последний месяцы после подписания договора аренды. И еще один месячный платеж как залог.
   – Ух! Жестко.
   Дрю улыбнулась.
   – Терри меня рассердила. Вы расплачиваетесь.
   – Не в первый раз она мне дорого обходится. Привезу деньги завтра. У нас семейное торжество в воскресенье, и надо заказать световые люки, но я хотел бы сразу начать переезд.
   – Отлично. – Дрю с удовольствием представила, как он будет рисовать над ее магазином. – Примите мои поздравления. – Она протянула ему руку. – Теперь у вас есть студия.
   – Спасибо. – Сет пожал ее руку и снова отметил отсутствие колец на длинных изящных пальцах с ненакрашенными ногтями. – Не надумали еще позировать?
   – Нет.
   Он ответил на ее категоричный отказ ослепительной улыбкой.
   – Я вас уговорю.
   – Меня нелегко переубедить. Давайте все проясним прежде, чем начинать наши, надеюсь, взаимовыгодные деловые отношения.
   – Давайте проясним. У вас прекрасное выразительное лицо. Как художника и как мужчину меня привлекают характер и красота. Художник хочет интерпретировать их. Мужчина хочет ими наслаждаться. Поэтому я хотел бы рисовать вас и проводить с вами время.
   Дрю вдруг ощутила, что они здесь одни, что он стоит между нею и открытой дверью, держит ее за руку, не сводит с нее глаз.
   – Я уверена, что вы не испытываете недостатка в женщинах для интерпретации и общения, – заявила она. – Вроде миленькой блондинки в черном, с которой вы сидели в баре.
   – Кого?..
   Его лицо просияло – словно солнце выглянуло из-за тучи.
   – Миленькая блондинка в черном, – повторил он. – Боже, это ей понравится. Это была Обри. Обри Куин. Старшая дочь моего брата Этана.
   – Понимаю, – протянула она, чувствуя себя идиоткой. – Вы не были похожи на доброго дядюшку.
   – Я и не чувствую себя ее дядей. Скорее старшим братом. Ей было два года, когда я приехал в Сент-Крис. Мы влюбились друг в друга. Обри – первый человек на свете, которого я полюбил безоговорочно. Она сильная и красивая, и я обожаю эти ее качества. Я интерпретировал их, наслаждался ими. Но совершенно не так, как собираюсь это делать с вами.
   – Тогда вас ждет разочарование. Даже если бы я заинтересовалась, у меня нет времени на позирование. И я не хочу, чтобы мной наслаждались. Вы очень привлекательны, Сет, и если бы я хотела проявить легкомыслие…
   – Отлично. – Он ослепительно улыбнулся. – Давайте проявим легкомыслие.
   – Простите. – Ему опять удалось вытянуть из нее улыбку. – Я покончила с легкомыслием. Но если бы я выбрала легкомыслие, то могла бы наслаждаться вами. В данных же обстоятельствах нам придется остановиться на практичности.
   – Мы можем с нее начать. А теперь, поскольку вы меня уже спрашивали, я тоже хотел бы задать вам один вопрос.
   – Пожалуйста. Какой?
   Ее лицо стало замкнутым, настороженным. Она явно приготовилась к личному вопросу и определенно не осбиралась на него отвечать. Поэтому Сет быстро перестроился:
   – Вы любите вареных крабов?
   Она таращилась на него секунд десять, и он видел, как расслабляется ее лицо.
   – Да, я люблю вареных крабов.
   – Отлично. На нашем первом свидании будут крабы. Я приеду утром подписать договор, – добавил он, направляясь к открытой двери.
   – Хорошо.
   Она наклонилась, чтобы запереть дверь, и он смотрел на нее, поражаясь резкому, драматичному контрасту длинной изящной шеи со строгой прической. Ему нестерпимо захотелось узнать, какова Дрю на ощупь, и он провел пальцем по нежному изгибу шеи.
   Дрю замерла, и на одно мгновение они словно превратились в портрет: женщина в изысканном костюме, слегка наклонившаяся к закрытой двери. И мужчина в грубой одежде, касающийся пальцем ее шеи.
   Дрю резко выпрямилась. Сет отдернул руку.
   – Простите. Дурацкая привычка.
   – И много их у вас?
   – Боюсь, что да. Ничего личного. У вас тут сзади очень красивая линия шеи. – Он сунул руки в карманы, чтобы не перевести ситуацию в более личную. Пока.
   – Руки прочь, Куин! – Дрю прошмыгнула мимо него и бегом спустилась по лестнице.
   – Эй! – Сет побежал за ней. – Я могу и половчее приударить за женщиной!
   – Держу пари, можете.
   – Постараюсь продемонстрировать. А пока… – Он открыл ей дверцу машины. – У вас есть какое-нибудь хранилище?
   – Подсобка. Вон там. – Дрю показала на дверь под лестницей. – Котел, водонагреватель и все такое. И кладовка.
   – Можно временно воспользоваться? Я должен получить кое-какие вещи из Рима. Наверное, в понедельник.
   – Никаких проблем. Ключ в магазине. Напомните мне завтра отдать его вам.
   – Большое спасибо.
   Когда Дрю устроилась за рулем, Сет захлопнул дверцу и постучал по стеклу. Она опустила боковое окно.
   – Знаете, мне нравится проводить время с умной, уверенной в себе женщиной, которая знает, чего хочет, и добивается своей цели. Как с этим домом. Целеустремленность и увлеченность очень сексуальны. – Он помолчал пару секунд. – Это я приударил за вами, если вы не поняли.
   Она смотрела ему прямо в глаза, пока стекло снова не разделило их лица.
   И хихикнула только, когда отъехала подальше.

   Дрю обожала воскресенья за возможность просыпаться постепенно и цепляться за полудрему, пока солнечный свет, прокравшийся сквозь дрожащую листву, танцует на закрытых веках.
   По воскресеньям никто ничего от тебя не требует, зато можно на досуге переделать кучу всяких дел. Она просто сварит кофе и поджарит рогалик в собственной кухне, а потом позавтракает в маленькой столовой, листая цветочные каталоги. Повозится под музыку в саду, посаженном собственными руками, без посторонней помощи. В ее воскресеньях больше не будет ни благотворительных завтраков, ни распродаж для бедных, ни обязательных семейных обедов, ни теннисных матчей в клубе. Ей больше не придется играть роль судьи в родительских баталиях, никто не будет обижаться и жалобно смотреть на нее, считая, что она приняла сторону противника.
   Теперь она может просто лениво наслаждаться воскресеньями.
   За все месяцы, что Дрю жила здесь, она ни разу не приняла это как данность. Не упустила ни капли удовольствия, с которым любовалась видом из собственного окна.
   Вот и сейчас она открыла окно навстречу прохладному утру. Отсюда она могла любоваться собственной речной излучиной. Вокруг не было других домов, и она могла думать о посторонних людях, только когда ей этого хотелось.
   В пестрых листьях печеночника, который она посадила в тени дубов, розовели бутоны. Покачивались на ветру лилии и колокольчики. А посреди болотной травы и камышей она расчистила крохотную полянку для влаголюбивых золотистых ирисов. Слышалось пение птиц, шелест ветра, случайный шлепок по воде рыбины или лягушки.
   Забыв о завтраке, Дрю направилась к парадной двери, чтобы постоять на веранде и просто полюбоваться видом. Она так и осталась в короткой пижаме, и некому было критиковать внучку сенатора за неподобающий вид. Никаких репортеров, никаких фотографов, рыскающих в поисках сенсации для светской хроники.
   Только чудесный, чудесный покой.
   Дрю подхватила лейку и понесла ее в дом, наполнила водой, пока варился кофе. Сет Куин прав в одном. Она точно знает, чего хочет, и добивается своей цели. Может, она не сразу поняла, чего хочет, но когда поняла, то сделала все, что сочла необходимым.
   Она хотела вести бизнес, в котором проявились бы ее творческие способности и который принес бы ей счастье. И она обязательно добьется успеха. Самостоятельно. Хорошо бы открыть маленький садовый питомник или заняться ландшафтным дизайном.
   Правда, пока она не ощущает особой уверенности в своих силах. Ее садовые эксперименты ограничиваются собственным двориком в Джорджтауне и комнатными растениями. Хотя результатами можно гордиться, вряд ли она стала экспертом, но в цветах она разбирается, это уж точно.
   Она всегда хотела поселиться в маленьком городке с неторопливым ритмом жизни. И она хотела жить у воды. Вода всегда притягивала ее.
   Ей нравится аккуратность неунывающего Сент-Кристофера, вечно меняющиеся краски и настроения залива. Она любит слушать лязганье бакенов и гортанный зов туманного горна. Она освоилась с непринужденным дружелюбием местных жителей, пригнавшим Этана Куина проверить, не пострадала ли она во время бури прошлой зимой.
   Нет, никогда не вернется она в большой город.
   Родителям придется привыкнуть к тому, что дочь далеко – географически и эмоционально. Дрю ни минуты не сомневалась, что так лучше для всех. И пусть это покажется эгоистичным, сейчас ее больше волнует то, что лучше лично для нее.
   Дрю закрыла кран и, глотнув кофе, отнесла чашку и лейку на веранду, уставленную растениями в горшках. Когда-нибудь она пристроит к дому оранжерею и сама будет выращивать цветы на продажу, только оранжерея не должна портить затейливые очертания дома.
   Дрю обожала его остроконечную крышу, витиеватую и пышную отделку. Большинству людей все эти излишества и ярко-голубой цвет среди зарослей и болот показались бы причудливыми, но Дрю видела во всем этом более глубокий смысл. Дом может быть таким, как ты хочешь, и стоять там, где ты хочешь, только нужно очень сильно этого хотеть.
   Дрю поставила чашку на стол, полила жардиньерку с буйно разросшимися гелиотропами и вербеной. Услышав шорох, оглянулась. Белая цапля царственно взлетела над высокой травой и коричневой водой.
   – Я счастлива, – громко сказала Дрю. – Никогда еще в жизни я не была так счастлива.
   Решив повременить с рогаликом и каталогами, она переоделась в рабочую одежду.
   Целый час Дрю работала с солнечной стороны дома, где задумала комбинировать цветочную клумбу с кустарником. Рассадку цветов она спланировала зимними вечерами. Разноцветные заросли дельфиниума, водосбора и желтофиолей создадут впечатление простоты и безыскусности деревенского сада, а посаженные неделю назад кроваво-красные рододендроны будут отлично смотреться на фоне голубого дома.
   Искусство очень разнообразно, самодовольно думала Дрю, сажая ароматные цветы. Сет одобрил бы ее выбор оттенков и текстур.
   Конечно, это не имеет значения, ведь сад должен нравиться ей самой, но одобрение художника льстит самолюбию. Правда, накануне Сет был немногословен. Влетел в магазин сразу после открытия, вручил оговоренную сумму, размашисто подписал договор, схватил ключи и был таков. Ни флирта, ни соблазнительных улыбок.
   Ну и к лучшему. В данный момент ей не нужен флирт, и соблазнение тоже не нужно.
   Хотя пространство для маневра не помешало бы. На всякий случай.
   Вполне возможно, у него утреннее субботнее свидание с одной из женщин, тосковавших по нему в его отсутствие. Он похож на мужчину, по которому сохнут женщины. Высокий, долговязый, взлохмаченный.
   И еще его руки. Не заметить их невозможно: широкие ладони, длинные пальцы. Природное изящество, вызывающее в женщинах – в некоторых женщинах, поправила она себя, – фантазии об изысканных ласках.
   Дрю со вздохом откинулась на пятки, осознав, что слишком много думает о Сете. Просто он – первый мужчина, понравившийся ей за… господи, даже вспомнить невозможно, за какой срок.
   Одно-единственное свидание почти за год.
   Но это мой выбор, напомнила себе Дрю, и я точно не передумаю: никакого Сета Куина и вареных крабов.
   Она просто будет создавать свой дом, вести свой бизнес, а он пусть живет своей жизнью и рисует хоть целыми сутками. Она привыкнет к его соседству и перестанет его замечать. А когда срок аренды закончится…
   – Черт побери! Ключ от кладовки!
   Она забыла отдать ему ключ. А он забыл ей напомнить.
   Дрю посадила герань. Добавила дельфиниум. Затем, бормоча ругательства, вскочила.
   Навязчивая мысль будет преследовать ее весь день. Придется нервничать и размышлять, куда он денет вещи, прибывшие из Рима. Пожалуй, проще отвезти дубликат, который хранится в доме, Анне Куин. Это займет не больше двадцати минут, а по дороге можно заехать в питомник.
   Садовые перчатки и инвентарь Дрю бросила в корзинке на веранде.

   Сет поймал брошенный ему Этаном линь и привязал лодку к причалу. Первыми выпрыгнули дети: длинноногая белокурая Эмили и неуклюжий, как щенок, четырнадцатилетний Дик.
   Сет схватил Дика за шею и посмотрел на Эмили:
   – Ты не должна была расти, пока меня не было!
   – Ничего не могла с этим поделать. – Эмили потерлась щекой о его щеку. – Добро пожаловать домой.
   – Когда жрать будем? – поинтересовался Дик.
   – У парня в животе ленточный червь, – объявила Обри, ловко спрыгивая на причал. – Пять минут назад он съел половину багета.
   – Я расту, – хихикнул Дик. – Попробую что-нибудь выпросить у Анны.
   – Он искренне верит в свое обаяние. – Эмили покачала головой. – Не понимаю.
   Ретривер Этана Найджел плюхнулся в воду, доплыл до берега и со счастливым лаем бросился за Диком.
   – Эм, помоги ты, раз уж наш шалопай удрал. – Обри подхватила один конец ящика-холодильника, который Этан выставил на причал, и шепнула Сету: – На маму надежды нет. Ей не терпится добраться до тебя.
   Сет подошел к лодке, протянул Грейс руку. Если Обри была первой, кого он полюбил, то Грейс была первой женщиной, которую он не просто полюбил, но которой безгранично поверил.
   Грейс шагнула на причал, обняла Сета, счастливо вздохнула и потерлась щекой о его щеку так же мило, как Эмили.
   – Вот теперь все правильно. Все так, как должно быть. – Грейс откинула голову, улыбнулась ему. – Спасибо за тюльпаны. Они прекрасны. Жаль, что меня не было дома.
   – А мне-то как жаль! Думал обменять их на твою жареную картошку. Никто не умеет жарить картошку лучше тебя.
   – Приходи сегодня на ужин. Я пожарю специально для тебя.
   – С говяжьим фаршем?
   Грейс снова засмеялась.
   – И это не изменилось. Дик будет счастлив.
   – И шоколадный торт?
   – Парень хочет слишком много за охапку лютиков, – заметил Этан.
   – Я хотя бы не нарвал их в саду Анны, а потом не свалил все на невинных оленей и кроликов.
   Этан поморщился, глянул в сторону дома, проверяя, нет ли Анны в пределах слышимости.
   – Не напоминай. Прошло почти двадцать лет, но она все еще может снять с меня скальп.
   – Я слышала, ты купил цветы у красотки-цветочницы на Маркет-стрит. – Грейс обняла Сета за талию. – И снял студию над ее магазином.
   – Слухи разлетаются быстро.
   – Быстро и далеко, – согласилась Грейс. – Расскажи-ка сам.
   – Пока еще нечего рассказывать. Но я над этим работаю.
//-- * * * --//
   Дрю собиралась слишком долго, и ей некого было в этом винить, кроме самой себя. Не было ни одной причины, ни одной разумной причины для того, чтобы принимать душ и избавляться от рабочей одежды. И уж точно никаких причин, злилась она на себя, тратить бесценное воскресное время на макияж.
   Уже минул полдень.
   Не важно, сказала она себе. Отличный день для поездки. Две минуты на Сета Куина и злосчастный ключ, а потом она побалует себя: накупит рассады в питомнике. Конечно, опять придется переодеваться, но ничего страшного. Она посадит цветы, приготовит свежий лимонад и насладится ощущением хорошо выполненной работы. Она будет вдыхать напоенный весной, влажный от близости воды воздух. Ее не раздражают ни запах удобрений, ни дух вспаханной земли, доносящийся с зазеленевших полей, – запахи, присущие только весне в деревне.
   За поворотом вспыхнули отразившиеся от топи солнечные лучи, и машина нырнула в густую лесную тень.
   Старый белый дом казался драгоценным камнем в идеальной оправе леса, подступающей сзади воды и аккуратной, обрамленной цветами лужайки перед фасадом. Дрю давно восхищалась уютом и радушием этого дома с креслами-качалками на веранде и выцветшими голубыми ставнями.
   Упиваясь причудливостью и уединенностью собственного дома, Дрю не могла не восхищаться домом Куинов, создающим ощущение порядка без строгих ограничений. В таком доме наверняка разрешают закидывать ноги на журнальные столики. Никому – даже отцу – и в голову не могло прийти закинуть ноги на мебель Людовика XIV в доме ее матери.
   Дрю нахмурилась, увидев вереницу машин на подъездной аллее. Белый «Корвет», похоже, классический; крепыш-минивэн, немало потрудившийся на своем веку; щегольской малыш с открывающимся верхом; помятый хэтчбек, явно лет двадцати; мужественный пикап-грузовичок и мощный «Ягуар».
   Дрю заколебалась, затем мысленно распределила автомобили. Минивэн – семейный автомобиль. «Корвет» наверняка принадлежит бывшему гонщику Кэмерону Куину, как и рабочая лошадка – пикап. Анне остается маленький пижон, а развалюха – старшему мальчику, видимо, уже получившему права.
   «Ягуар» – автомобиль Сета. Она заметила его с некоторым восхищением накануне вечером. А если бы и не заметила, услышала бы о недавнем приобретении Сета от своих покупателей.
   Дрю затормозила за «Ягуаром». Две минуты, напомнила она себе, схватила сумочку и выключила двигатель.
   От оглушительной музыки у нее чуть не лопнули барабанные перепонки. Подростки, решила Дрю, направляясь к парадной двери и невольно подстраиваясь под ритм «Мэтчбокс Твенти».
   Она восхитилась цветами в горшках на веранде – Анна прекрасно умела сочетать цветы, – отрывисто постучала, затем поколотила в дверь… и вздохнула. Никто не услышит стук за ревом музыки, даже если колотить тараном.
   Смирившись, Дрю спустилась с крыльца и двинулась в обход дома. Теперь, кроме музыки, слышались крики, визг и смех, к которому подходило единственное определение: маниакальный.
   Подростки веселятся. Придется передать ключ одному из сыновей Анны.
   Первой ей навстречу вылетела собака – черное меховое ядро с болтающимся языком и лаем, похожим на пулеметную очередь. Хотя Дрю любила собак, она остановилась как вкопанная.
   – Эй, привет! Хорошая собачка…
   Пес явно принял ее слова за приглашение вжаться носом в ее живот, предварительно дважды промчавшись вокруг нее.
   – Ладно. – Дрю решительно сунула ладонь под собачью челюсть и приподняла морду. – Пожалуй, ты вполне дружелюбен.
   Она почесала пса и умудрилась сделать еще один шаг, когда из-за дома вылетел мальчик. Несмотря на большую пластмассовую саблю в руке, он явно отступал.
   Мальчик спрятался за ней и выдохнул:
   – Лучше бегите!
   Дрю успела краем глаза заметить какое-то быстрое движение, и в то же мгновение на нее обрушилась струя холодной воды. От неожиданности Дрю раскрыла рот, но не смогла выдавить ни звука.
   – Ой-ой, – пробормотал мальчик за ее спиной.
   И удрал с поля боя.
   Зато появился Сет с водяным ружьем в руке и с мокрыми волосами.
   – О, черт!
   Дрю беспомощно посмотрела на себя. Красная блузка и темно-синие брюки промокли насквозь. Вода не пощадила и лицо. То есть время, потраченное на макияж, пропало впустую.
   Дрю подняла глаза и тут же, словно обжегшись, отвела взгляд, – уж слишком Сет был похож на человека, с трудом сдерживающего смех.
   – Вы чокнутый?
   – Простите. Правда, мне очень жаль… – Сет с трудом сглотнул, понимая, что, если смех вырвется наружу, с ним покончено. – Простите, – выдавил он, подходя к ней. – Я гнался за Джейком; маленький негодяй облил меня. Вы попали под перекрестный огонь… – Сет умудрился обаятельно улыбнуться и вытащил из заднего кармана джинсов бандану. – Это доказывает, что на войне не бывает нейтральных наблюдателей.
   – Это доказывает, – процедила Дрю сквозь зубы, – что среди мужчин встречаются идиоты, которым нельзя доверить детскую игрушку!
   – Берегитесь. Это суперавтомат-5000. – Сет поднял оружие, заметил грозный блеск в ее глазах и тут же опустил. – В любом случае, мне действительно очень жаль. Как насчет пива?
   – Можете взять свое пиво и свой суперавтомат-5000, после чего…
   – Сет! – Из-за дома выбежала Анна и, увидев промокшую девушку, тяжело вздохнула. – Ты идиот.
   Сет мысленно поклялся отомстить Джейку.
   – Анна, мы просто…
   – Заткнись. – Анна ткнула в него пальцем, другой рукой обняла Дрю за плечи. – Приношу свои извинения за глупых детей. Бедняжка! Пойдемте в дом и найдем вам сухую одежду.
   – Нет-нет, я только…
   – Я настаиваю, – прервала Анна, подталкивая ее к парадной двери. – Ну и приветствие! Я могла бы сказать, что обычно у нас не такой сумасшедший дом, но тогда я бы солгала.
   Анна умела мастерски пресекать попытки к бегству и, крепко обнимая Дрю, провела ее на второй этаж.
   – Сегодня у нас немного безумнее, чем обычно, поскольку вся банда здесь. Семейный праздник в честь возвращения Сета. Парни собираются варить крабов. Вы остаетесь.
   – Я не могу так бесцеремонно вторгаться… – Гнев Дрю быстро превращался в смущение. – Я просто заехала передать Сету ключ от кладовки. Я не должна была…
   – Переоденетесь в сухое, поедите, выпьете вина, – радушно перебила Анна. – Джинсы Кевина вам подойдут. – Она вытащила голубую хлопчатобумажную блузку из шкафа. – Пойду попробую найти джинсы в черной дыре его комнаты.
   – Это просто немного воды. Вы должны вернуться к семье, а мне пора ехать.
   – Милая, вы промокли насквозь и дрожите. Быстро снимайте мокрые вещи, бросим их в сушку. Я вернусь через минуту. – Анна вышла из спальни.
   Когда эта женщина заходила в цветочный магазин, она не казалась такой… командиршей. Интересно, кому-нибудь когда-нибудь удавалось ее переспорить?
   Однако Дрю действительно дрожала от холода, и ей пришлось капитулировать. Она сняла мокрую блузку и, тихо вздохнув, бюстгальтер. Дрю уже застегивала сухую блузку, когда вернулась Анна.
   – Победа! – Она протянула Дрю джинсы «Левис». – Блузка подошла?
   – Да, отлично. Спасибо.
   – Когда переоденетесь, отнесите мокрые вещи на кухню. – Анна направилась к двери, обернулась. – И добро пожаловать в бедлам, Дрю.
   Очень похоже, подумала та. В открытое окно врывались крики, смех и громкая музыка, словно на заднем дворе Куинов веселилась половина населения Сент-Кристофера.
   Однако когда Дрю выглянула в окно, оказалось, что весь шум Куины производят без посторонней помощи. По двору носились разновозрастные и разнополые тинейджеры и две, нет, три собаки. Нет, четыре. Огромный ретривер выскочил из воды и помчался по лужайке, энергично отряхиваясь и стараясь обрызгать как можно больше людей.
   Мальчишка, из-за которого пострадала Дрю, занимался тем же самым. Судя по его виду, Сету удалось с ним расквитаться.
   К причалу были привязаны лодки, что объясняло несоответствие числа машин на аллее числу участников пикника. Куины – морские волки.
   И еще они очень шумные, мокрые и неугомонные. Сцена внизу даже отдаленно не напоминала родительские приемы или семейные встречи на свежем воздухе. Там музыка была классической и приглушенной, разговоры – учтивыми, а столы педантично накрыты в соответствии с какой-нибудь изысканной темой. Мать Дрю была асом тематических приемов и умела точно формулировать свои желания поставщикам еды. Дрю не очень представляла, как общаться – даже недолго – в таком хаосе, но удрать было бы невежливо.
   Мальчик Кевин был явно выше нее. Пришлось пару раз закатать потрепанные штанины.
   Дрю посмотрела в зеркало в прелестной деревянной раме, висевшее над комодом, и со вздохом принялась стирать салфеткой черные потеки туши под глазами. Затем она взяла свои мокрые вещи и спустилась вниз.
   В гостиной стояло пианино, на вид очень старое и ухоженное. Красные лилии, купленные Сетом, красовались в хрустальной вазе на пианино и благоухали на весь дом. Диван казался новым, ковер – старым. Настоящая семейная комната, подумала Дрю. Яркие расцветки, уютные подушки, цветы, свечи. Даже валяющиеся клочки собачьей шерсти не портили впечатление. Тут и там виднелись фотографии в разномастных рамках. Никаких намеков на упорядоченность, что, пожалуй, и составляло основное очарование этой комнаты.
   На стенах висели картины – морские пейзажи, городские пейзажи, натюрморты, – явно принадлежащие кисти Сета. Однако внимание Дрю привлек очаровательный карандашный набросок.
   Большой белый дом, обрамленный деревьями и водой. Родной дом. Рисунок задел ее самую чувствительную струну, разбудил дремлющую тоску.
   Дрю подошла поближе, изучила тщательно выведенную подпись в нижнем углу. Так аккуратно мог расписаться только ребенок, поняла она прежде, чем увидела дату.
   Да, маленький мальчик нарисовал свой родной дом. Ему хватило таланта и проницательности, чтобы передать карандашом ценность этого понятия, его тепло и стабильность.
   Дрю не могла больше злиться на него. Он может быть идиотом с огромным водяным ружьем, но он добрый человек. И если искусство – отражение личности художника, он необыкновенный человек.
   Ориентируясь на звук голосов, Дрю прошла на кухню. Еще один семейный центр притяжения. Корабль, управляемый женщиной, серьезно относящейся к приготовлению пищи. Длинные рабочие столы, ослепительно белые с веселой красной отделкой, заставлены блюдами и мисками с едой.
   Сет и Анна стояли, едва не соприкасаясь головами, Сет обнимал Анну за плечи. Анна распаковывала очередное блюдо.
   Любовь. Дрю чувствовала поток любви, исходящий от них, стихийный, уверенный поток. Снаружи не утихал гомон, люди входили и выходили через кухонную дверь, но эти двое оставались маленьким островком любви, родственных уз, всегда так привлекавших ее.
   Расчувствовавшись, Дрю улыбалась, глядя на них…
   От огромного холодильника с очередным блюдом в руках отошла женщина, видимо, Грейс.
   – О, Дрю! Давайте сюда ваши вещи.
   Грейс отставила блюдо, Анна и Сет обернулись, и Дрю пригасила свою улыбку до вежливой. Пусть художнику удалось смягчить ее сердце, но идиот так легко не отделается.
   – Спасибо. Вообще-то они лишь влажные. Больше всего досталось блузке…
   – Больше всего досталось мне. – Сет сделал шаг к Дрю. – Мне очень жаль. Не пойму, как принял вас за подростка…
   Ее взгляд смог бы с десяти шагов заморозить пруд.
   – Давайте порешим, что я оказалась не в то время и не в том месте, и покончим с этим.
   – Нет, место очень правильное было. – Сет поднес к губам ее руку, по его мнению, чарующим жестом. И, черт побери, он не ошибался. – И очень правильное время.
   Кухонная дверь распахнулась, пропустив Джейка.
   – Сет, крабы готовы! Тащи во двор свою задницу. Папа велел.
   – Джейк!
   Тот взглянул на мать, невинно хлопая ресницами.
   – Я всего лишь посыльный. Мы умираем с голоду.
   – Держи. – Анна сунула ему в руки блюдо, а в рот – фаршированное яйцо. – Неси. Потом возвращайся, дверью не хлопай и извинись перед Дрю.
   Джейк заурчал с набитым ртом и исчез за дверью.
   – Он не виноват, – заступилась за парня Дрю.
   – Виноват. Если не в этом, то обязательно в чем-нибудь другом. Хотите вина?
   – Да, спасибо. – Сбежать явно не удастся. И, если честно, ее заинтересовала семья, живущая в доме, нарисованном юным художником. – Я могу чем-нибудь помочь?
   – Берите что угодно и несите во двор. Пора кормить голодный народ.
   Дрю взяла миску капустного салата, Сет схватил какое-то блюдо и распахнул перед ней дверь.
   Когда дверь захлопнулась, Анна подмигнула Грейс.
   – Они здорово смотрятся вместе.
   – Согласна. Дрю мне нравится. – Грейс и Анна подошли к застекленной двери. – Она всегда поначалу немного сдержанна, а потом оживляется… или расслабляется. И очень красивая, правда? И такая… изысканная.
   – Деньги обычно способствуют изысканности. Ей неловко, но если наша банда ее не растормошит, это не удастся никому. Сет очень увлечен.
   – Я заметила. – Грейс повернулась к Анне. – Полагаю, нам следует побольше разузнать о ней.
   – Ты угадала мои мысли, – сказала Анна.
//-- * * * --//
   Братья Куин, признала Дрю, незаурядные представители сильной половины человечества. Все вместе они просто ошеломляли. Несмотря на отсутствие кровного родства, они были неуловимо похожи: высокие, длинноногие, красивые и очень мужественные.
   Квартет, собравшийся вокруг огромного дымящегося котла, излучал мужественность, как другие мужчины – аромат лосьона после бритья. Дрю ни на секунду не усомнилась в том, что братья прекрасно это сознают.
   Они были тем, чем были, и им это чертовски нравилось.
   Как женщина, Дрю находила подобное мужское самодовольство привлекательным. Она уважала уверенность и здоровое самомнение. По просьбе Анны она несла великолепной четверке холодное пиво и, обходя выложенную кирпичом яму с котлом, услышала несколько реплик:
   – Придурок считает себя Горацио, блин, Хорнблауэром! – Возглас Кэма.
   – Больше похож на капитана, блин, Кида. – Бормотание Этана.
   – Он может быть кем хочет, пока выкладывает баксы. – Замечание Филипа, сопровождаемое пожатием плеч. – Мы и раньше строили лодки для придурков, и будем строить дальше.
   – Что один придурок, что… – Сет осекся, заметив Дрю.
   Она и глазом не моргнула.
   – Джентльмены, холодное пиво для горячей работы!
   – Спасибо. – Филип взял у нее бутылки. – Слышал, вы сегодня уже охладились разок?
   – Незапланированно. – Освободившись от бутылок, Дрю поднесла к губам свой бокал, отпила чуть-чуть. – Однако суперавтомату-5000 я предпочитаю этот метод. – Не обращая внимания на Сета, она посмотрела на Этана и указала на котел: – Это вы их поймали?
   – Да, мы с Диком. – Этан ухмыльнулся, услышав покашливание Сета. – Художника брали для балласта. Натер мозоли на своих изнеженных ладошках.
   – Пара дней на верфи закалит его, – задумчиво сказал Кэм. – Хотя он всегда был слабоват.
   – Вы просто пытаетесь раздразнить меня, чтобы я сделал всю грязную работу. – Сет глотнул пива. – Мечтать не вредно.
   – Хилый, – заметил Филип, – но умный. Никогда за словом в карман не лез.
   – Я хотела бы заглянуть к вам как-нибудь, познакомиться с вашей работой, – сказала Дрю.
   Кэм наклонил к ней голову:
   – Любите лодки?
   – Да, люблю.
   – Мы могли бы отправиться на морскую прогулку, – предложил Сет.
   Дрю одарила его испепеляющим взглядом.
   – Мечтать не вредно, – сказала она и неторопливо отошла.
   – Класс, – высказался Филип.
   – Хорошая девушка, – сказал Этан, помешивая содержимое котла.
   – Горячая, – заметил Кэм. – Очень, очень горячая.
   – Хочешь охладиться? С удовольствием воткну в твою задницу суперавтомат-5000, – предложил Сет.
   Филип посмотрел вслед Сету, покинувшему поле боя, и хмыкнул.
   – В ближайшее время наш парень потратит на цветы кучу денег.
   – У этого цветочка весьма длинные стебли, – заметил Кэм.
   – Настороженные глаза. – Поймав вопросительный взгляд Кэма, Этан передернул плечами – традиционный жест Куинов. – Она следит за всем и вся, включая Сета, и держит дистанцию. Не из-за застенчивости – она не застенчивая. Она осторожная.
   – Она из мира больших денег и политики, – сказал Филип, разглядывая свою бутылку. – Привыкла к осторожности.
   – Странно, что она обосновалась в таком местечке, как Сент-Крис, вам не кажется? – Кэм считал, что характер человека выплавляется в семье; в семье, в которой родился, или в семье, которую создал сам, и он задался вопросом, как семья повлияла на Дрю.

   Дрю не собиралась оставаться в гостях больше часа. Дань вежливости, пока сушится ее одежда. Но незаметно она втянулась в разговор с Эмили о Нью-Йорке, а потом увлеклась беседой с Анной о садоводстве. А потом обнаружила общих вашингтонских знакомых с Сибил и Филипом.
   Еда оказалась изумительной. В ответ на похвалу картофельного салата Грэйс предложила рецепт, и Дрю не осмелилась признаться, что не умеет готовить.
   Вокруг бушевали споры о бейсболе, моде, видеоиграх. Одновременно обсуждалось не меньше полудюжины тем. Дрю быстро поняла, что это просто иной вид общения, нежели тот, к которому она привыкла.
   Собаки подкрадывались к столу, но им строго приказывали убраться, обычно после того, как кто-нибудь совал еду в собачью пасть.
   Дрю чувствовала себя вполне свободно. Недаром ее муштровали с раннего детства. Она знала, что и как сказать в любой ситуации, могла поддержать разговор и о лодках, и о бейсболе, о еде и о музыке, об искусстве и о путешествиях, даже когда окружающие перепрыгивали с одной темы на другую.
   Она выпила второй бокал вина и задержалась гораздо дольше, чем намеревалась. Не потому, что не могла найти вежливый предлог, чтобы удалиться, а потому, что Куины ей понравились. Ей нравились и вызывали зависть тесные дружеские отношения этой многочисленной семьи. Несмотря на явные различия – могут ли сестры быть менее похожими, чем острая на язык, обожающая спорт Обри и эфемерная балерина Эмили? – все члены семьи были связаны неразрывными узами. Как отдельные кусочки одной большой яркой картины-загадки, решила Дрю. Семьи – включая ее собственную – всегда оставались для нее загадкой.
   Однако Дрю не исключала, что и в многоцветной, счастливой семейной картине Куинов есть свои тени и полутона.
   Как во всех других семьях.
   Как в мужчинах.
   Дрю повернула голову и посмотрела Сету прямо в глаза. Она чувствовала его пристальный взгляд почти все время с того момента, как они сели за стол. О, надо отдать ему должное, он умело поддерживал общую беседу и иногда полностью дарил свое внимание кому-нибудь другому, но его взгляд, прямой взгляд ярко-синих глаз все время возвращался к ней. Дрю чувствовала этот взгляд всей кожей, однако упрямо пыталась не обращать внимания, не поддаваться волнению.
   – Здесь хорошее вечернее освещение, – заметил Сет, загребая на вилку итальянский салат и продолжая сверлить Дрю взглядом. – Мы можем поработать на природе. У вас есть платье с длинной пышной юбкой? Без рукавов и без бретелек, чтобы показать плечи. У вас отличные, сильные плечи, – добавил он, не забывая о спагетти. – Прекрасно сочетаются с лицом.
   – Мне повезло, не так ли? – Легким взмахом руки Дрю дала понять, что разговор окончен, и повернулась к Сибил. – Мне очень понравилась ваша последняя книга, исследование и примеры динамики смешанных семей. Полагаю, кое-что основано на вашем собственном опыте.
   – От этого невозможно отмахнуться. Я могла бы изучать нашу банду еще пару десятилетий и не испытывать недостатка в материале.
   – Мы все мамины подопытные кролики, – заявила Фиона, ловко выдергивая с блюда очередного краба. – Берегитесь. Еще немного, и Сет нарисует вас голой, а мама проанализирует в книжке.
   – Ну, не знаю. – Обри взмахнула своим бокалом. – Энни Кроуфорд ошивалась здесь несколько месяцев, а Сет так и не нарисовал ее, ни голой, ни в одежде. И Сибил, по-моему, никогда ее не упоминала, если только я не пропустила эссе о месте безмозглых секс-бомбочек в обществе.
   – Она не безмозглая, – заступился Сет.
   – Она называла тебя Сети. «О, Сети, ты вылитый Майкл ди Анджело».
   – Хочешь, чтобы я начал критиковать парней, с которыми ты ошивалась несколько лет назад? Мэтта Фишера, к примеру?
   – Я была юная и легкомысленная.
   – Ага, а теперь ты старая и серьезная. В любом случае, – Сет снова посмотрел в глаза Дрю, – у вас есть такое платье? Длинное, легкое, с маленьким лифом?
   – Нет.
   – Подыщем.
   Дрю допила вино, чуть склонила голову, демонстрируя заинтересованность.
   – Кто-нибудь когда-нибудь отказывался вам позировать?
   – Нет, ни разу.
   – Позвольте мне стать первой.
   – Он все равно добьется своего, – сообщил ей Кэм. – Лучше не сопротивляйтесь. Парень упрям, как мул.
   – И это говорит самый уступчивый, самый благоразумный, самый сговорчивый мужчина в мире, – объявила Анна, вставая из-за стола. – У кого-нибудь осталось место для десерта?
   У них у всех осталось, хотя Дрю не поняла, каким образом. Сама она отбилась от тортов и пирогов, но капитулировала перед горячим шоколадным пирожным с орехами и двойной помадкой, которое сжевала перед тем, как переодеться в собственную одежду. Она сложила одолженные блузку и джинсы, оставила их на кровати, последний раз обвела взглядом уютную спальню и отправилась вниз.
   И замерла в дверном проеме кухни, увидев Анну и Кэма перед раковиной, сплетенных в объятии гораздо более жарком, чем можно было бы ожидать от родителей подростков.
   – Пойдем наверх и запрем дверь, – услышала Дрю слова Кэма и растерялась, не зная, куда девать глаза, заметив, что его широкие ладони по-хозяйски обхватили ягодицы жены. – Никто нас не хватится.
   – Именно это ты сказал после ужина в прошлый День благодарения, – весело заметила Анна, обвивая руками шею Кэма. – Ты ошибся.
   – Фил просто приревновал, потому что не ему первому это пришло в голову.
   – Позже, Куин. Если будешь хорошо себя вести, то, может, я позволю тебе… О, Дрю!
   Судя по их непринужденным улыбкам, из всех троих смутилась только Дрю.
   – Простите. Я хотела поблагодарить вас за гостеприимство. Мне у вас очень понравилось.
   – Отлично! Значит, вы приедете снова. Кэм, скажи, пожалуйста, Сету, что Дрю уезжает.
   И Дрю готова была поклясться, что, прежде чем отпустить мужа, Анна сжала его задницу.
   – Не беспокойтесь. У вас чудесная семья, чудесный дом. Я благодарна за прекрасный день.
   – Я рада, что вы заехали. – Анна быстро взглянула на Кэма, обняла Дрю за плечи и повела к парадной двери.
   – Ах, ключ от кладовки! – Качая головой, Дрю стала копаться в сумочке. – Я совершенно забыла, зачем вообще приехала. Вы передадите его Сету? Пока он может хранить там все, что нужно. Детали мы обсудим позже.
   Анна услышала, как хлопнула кухонная дверь.
   – С тем же успехом вы можете передать ему ключ сами. Приезжайте еще, – сказала она, чмокнув Дрю в щеку.
   – Уже уезжаете? – Немного запыхавшийся Сет догнал Дрю на передней веранде. – Почему бы вам не остаться? Обри набирает команды для софтбола.
   – Мне пора домой. Ключ. – Дрю протянула ему ключ, но он просто стоял и смотрел на нее. – Ключ. Кладовка. Помните?
   – Да, да. – Сет взял ключ, сунул его в карман. – Послушайте, еще рано, но если хотите уехать, мы можем что-нибудь придумать. Прокатимся или еще что.
   – У меня дела. – Дрю направилась к своей машине.
   – Придется ограничить толпу на нашем втором свидании.
   Дрю остановилась, оглянулась на него через плечо.
   – У нас еще не было и первого.
   – Разумеется, было. Вареные крабы, как и предусматривалось. Меню и место встречи для свидания номер два выбираете вы.
   Теребя ключи от машины, Дрю повернулась к нему всем телом.
   – Я приехала передать ключ, попала под струю холодной воды и объелась крабами в кругу вашей большой семьи. Это не делает нашу встречу свиданием.
   – А это?
   Его плавного движения она и не заметила. Может, если заметила бы, то сумела бы уклониться. Или не стала бы уклоняться. Но речь уже шла не об этом; он держал ее за плечи, а его теплые и крепкие губы прижимались к ее губам.
   Сет приподнял ее, чуть-чуть. Наклонил голову, чуть-чуть. Потерся губами – очень соблазнительно, – а его ладони заскользили по ее телу.
   Ее словно током ударило, только легкий ветерок едва охлаждал ее щеки. Снова загрохотала музыка, будто кто-то включил стереосистему на полную громкость. И, почувствовав давление его тела, она поняла, что сама придвинулась к нему.
   Нарастающее где-то глубоко внутри напряжение отчетливо предупредило ее об опасности, но она все равно запустила пальцы в его густые, выгоревшие на солнце волосы.
   Сет хотел лишь испытать ее поцелуем. Улыбнулась бы она или нахмурилась, он получил бы удовольствие от любой эмоции, промелькнувшей на ее лице. Он хотел лишь попробовать, показать и ей, и себе, что могло бы быть между ними. Однако когда она прижалась к нему, обвилась вокруг него, он пошел ко дну.
   Женщины были для него яркой краской на палитре. Мать, сестра, любовница, подруга. Но никогда прежде ни одна женщина не поражала его таким ослепительным блеском. Ему хотелось погрузиться в нее, в ее сияние и тонуть, тонуть, тонуть…
   – Поедем к тебе, Друзилла. – Он провел губами по ее щеке, спустился к шее, вернулся к ямочке на подбородке, к ее губам. – Я хочу быть с тобой. Прикасаться к тебе.
   Она замотала головой. Напомнила себе, что не любит спешить. Умная женщина никогда не сделает поворот, не проверив по карте весь маршрут, и даже тогда будет двигаться очень и очень осторожно.
   – Сет, я не импульсивна. Не опрометчива. – Глядя ему прямо в глаза, она уперлась руками в его плечи. – Я не отдаюсь мужчине только для того, чтобы разрядить напряжение.
   – Хорошо. – Он на мгновение прижался губами к ее лбу, отступил. – Тогда не будем спешить. Оставайся. Поиграем в софтбол, сходим в залив на лодке.
   Для некоторых мужчин подобное предложение – просто еще один способ заманить женщину в постель, но сейчас Дрю этого не почувствовала. Сет имел в виду ровно то, что говорил.
   – У тебя есть шанс понравиться мне.
   – Рассчитываю на это.
   – Но остаться я не могу. У меня еще куча дел. Я и так провела у вас гораздо больше времени, чем собиралась.
   Сет взялся за ручку, не давая ей открыть дверцу машины.
   – Ты когда-нибудь прогуливала школу?
   – Нет.
   – Ни разу? – поразился он.
   – Боюсь, что так.
   – Строгое соблюдение правил, – задумчиво произнес Сет. – Сексуально.
   Дрю рассмеялась.
   – Если бы я сказала, что прогуливала занятия раз в неделю, ты назвал бы меня мятежницей и объявил бы сексуальным это.
   – Ты раскусила меня! А как насчет ужина завтра?
   – Нет. – Дрю отстранила его от дверцы. – Я должна подумать. Мне вовсе не хочется проявлять к тебе интерес.
   – То есть ты уже заинтересована.
   Дрю скользнула за руль.
   – То есть я не хочу быть заинтересованной. Если передумаю, дам знать. Возвращайся к семье. Тебе с ними здорово повезло. – С этими словами она захлопнула дверцу.
   Сет смотрел, как она выезжает с дорожки задним ходом, как исчезает за поворотом. Его кровь еще не остыла от поцелуя, мысли были слишком полны ею и возможным будущим с ней, а потому он не заметил автомобиль, притаившийся на обочине за деревьями и последовавший за ее машиной.

5

   Дрю знала, что Сет въехал. Иногда, заходя в подсобку, она слышала музыку, проникавшую сквозь вентиляционную решетку. Громкость не удивляла, как не удивляло разнообразие – от оглушительного рока до грустных блюзов и чувственных оперных арий.
   Ничто в Сете Куине не удивляло ее.
   Всю первую неделю в его передвижениях не было никакой системы. Иногда он врывался в магазин, спрашивал, не нужно ли ей что-нибудь, сообщал, что начал ставить световые люки, или затащил какие-то вещи в кладовку, или сделал дубликат ключа. Он был неизменно дружелюбен, никогда не казался занятым по горло. И ни разу не попытался повторить тот обжигающий поцелуй.
   Это ее задевало… по ряду причин. Дрю настроилась пресекать любые его посягательства, по меньшей мере, пока. Ни один мужчина, в том числе и Сет, не завоюет ее слишком легко.
   Просто из принципа.
   Конечно же, она ожидала продолжения. Не бывает так, чтобы мужчина сегодня тащил тебя в постель, а назавтра обращался, как со случайной соседкой. Так что ему все же удалось удивить ее. И это раздражало ее еще больше.
   Тем лучше, сказала она себе, составляя маленькие настольные композиции для одного из дорогих ресторанов на набережной. Она привыкает к Сент-Крису, к своему бизнесу, к жизни, к которой подсознательно всегда стремилась. Отношения – любовная связь, роман или просто ни к чему не обязывающий секс – нарушат обретенное равновесие.
   А она упивается равновесием.
   Сейчас единственный, кому что-то нужно от нее, кто чего-то ожидает от нее, – она сама. И это дар божий.
   Удовлетворившись сочетанием нарциссов и спрекелий, Дрю убрала композиции в холодильник. Рассыльный, работающий у нее несколько часов в день, заберет их вместе с ирисами, тюльпанами и эффектными лилиями, заказанными парой местных гостиниц «Ночлег и завтрак».
   Дрю услышала, как приехал Сет – хлопок автомобильной дверцы, звук шагов по гравию и вверх по лестнице.
   Через пару минут заиграла музыка. Сегодня рок, отметила Дрю, глянув на вентиляционную решетку над головой. Наверное, Сет скоро вылезет на крышу возиться со световыми люками.
   Дрю вернулась в торговый зал, подхватила выбранное комнатное растение, вышла на улицу и поднялась по наружной лестнице. Не надеясь, что Сет услышит вежливый стук в дверь, поколотила кулаком.
   – Да-да, открыто! С каких это пор вы стучитесь, парни? – Он повернулся, застегивая рабочий пояс с инструментами, увидел Дрю и расплылся в дружелюбной улыбке. – Привет. Я думал, это кто-то из братьев, но ты гораздо симпатичнее.
   – Я слышала, как ты вернулся. – Никаких клише, пообещала она себе. Она не станет грезить – просто смешно! – о высоком долговязом парне в рабочем поясе. – Я подумала, тебе понравится.
   – Что? Подожди. – Довольный собой, он прошел в маленькую кухоньку к стереосистеме и приглушил звук. – Извини.
   Молоток бился о его бедро. Дыр на джинсах было не меньше, чем ткани. Вылинявшая футболка оказалась забрызгана краской и чем-то похожим на моторное масло. И он был не брит.
   Ее абсолютно не привлекали грубые, неопрятные мужчины.
   Обычно.
   – Я принесла цветок. – Ее голос прозвучал резче и нетерпеливее, чем она намеревалась. И причина прихода показалась глупой. Нет, она вовсе не собирается увлечься Сетом Куином.
   – Неужели? – Несмотря на насмешливый тон, он выглядел очень довольным, забирая у нее горшок и внимательно разглядывая зеленые листья и мелкие белые цветы. – Спасибо.
   – Это трилистник. Подходит твоей ирландской фамилии.
   – Наверное. – Он посмотрел ей прямо в глаза. – Я тронут.
   – Не забывай поливать. – Дрю подняла голову. Два люка уже были установлены. И Сет оказался прав, стало гораздо лучше. – Ты не терял время даром.
   – Хм. Договорился с братьями поработать здесь вместо верфи, и Кэм обещал помочь сегодня, чтобы закончить побыстрее.
   – Хорошо. – Дрю огляделась по сторонам. В конце концов, я здесь хозяйка, напомнила она себе. Имею право поинтересоваться переделками.
   К двум стенам прислонены картины. Перед окнами мольберт с чистым холстом, а в центре комнаты – интересно, как он умудрился затащить по лестнице и через узкий дверной проем такую громадину – рабочий стол, заваленный обычным хламом художника: кистями, красками, тряпками, карандашами, мелками. То же самое на деревянных стеллажах. Пара табуретов, старый деревянный стул, еще более старый обеденный стол с вызывающе безобразной лампой. И совершенно пустые стены. Ничего, кроме пространства, света и всего, что необходимо для работы.
   – Похоже, ты обживаешься. Не буду тебя отвлекать. – Она повернулась к выходу, но одна из картин словно взяла ее в плен. Разгул пурпура на зелени. Дикие наперстянки, купающиеся в жемчужном свете. Дрю почти чувствовала прикосновение листьев и лепестков к своей коже.
   – Придорожная полоса в Ирландии, – пояснил Сет. – Графство Клэр. Я провел там несколько недель. Каждый вид как шедевр. И невозможно адекватно перенести его на холст.
   – По-моему, тебе удалось. Чудесная картина. Простая и потрясающая. Я никогда не видела, как растут наперстянки на ирландской обочине, но сейчас мне кажется, что видела. Разве не в этом смысл?
   Сет пристально смотрел на нее. Лучи утреннего солнца падали на нее сквозь световой люк, подчеркивая линию щек и подбородка.
   – Не шевелись. Стой как стоишь, просто стой, – приказал он, метнувшись к рабочему столу. – Десять минут. Нет, вру. Двадцать!
   – Что ты сказал?..
   – Просто стой! Черт побери, где мой… а, вот! – Сет схватил кусок угля, подтащил к себе мольберт. – Не смотри на меня. Смотри туда. Не шевелись. – Он двигался быстро. Вытащил из кармашка на поясе гвоздь, вбил его в стену, повесил картину с наперстянками. – Просто смотри на картину.
   – У меня нет времени пози…
   – На картину, – повторил он так нетерпеливо и властно, что она невольно подчинилась. – Я оплачу твое время…
   – Мне не нужны твои деньги.
   – Бартер. – Он уже водил углем по холсту. – Наверняка найдется, что починить в твоем доме у реки.
   – Я сама могу позаботиться…
   – Угу, угу. Приподними подбородок, правее. Боже, боже, какой свет! Расслабься. Злиться будешь потом. Я не могу это упустить.
   Да что он возомнил о себе, черт побери! Пояс с инструментами на бедрах, бойцовская стойка. И машет углем, словно от этого зависит его жизнь. Глаза прищурены, брови нахмурены, взгляд такой напряженный, такой сфокусированный, когда скользит по ее лицу, что сердце замирает.
   В динамиках надрывались «AC/DC», за открытым окном слышался крик парящих над заливом чаек. Не совсем понимая, почему подчиняется его приказам, Дрю стояла, не сводя глаз с наперстянок.
   И уже видела их на стене своей спальни.
   – Сколько ты хочешь за это?
   – Я дам тебе знать, когда закончу.
   – Нет, за картину, на которую я смотрю, стараясь не злиться на тебя. Я хотела бы ее купить. Наверное, у тебя есть агент. Я должна связаться с ним или с ней?
   Сет только хрюкнул, в данный момент вовсе не заинтересованный в бизнесе, и продолжал рисовать.
   – Не двигай головой. Только глаза. И посмотри на меня. Хорошо. Потрясающее лицо.
   – Да, я вся трепещу, но мне пора открывать магазин.
   – Еще пара минут.
   – Хочешь узнать мое мнение о людях, которые не желают слышать «нет»?
   – Не сейчас. – Надо ее отвлечь, заговорить ей зубы. О, господи, идеально… свет, лицо, холодный взгляд зеленых глаз. – Я слышал, ты наняла рассыльным старика Джимбола. Он справляется?
   – Отлично справляется. И очень скоро будет здесь…
   – Подождет. Мистер Джимбол преподавал историю в моей школе и уже тогда казался ископаемым, как те покойные президенты, о которых вещал. Однажды кто-то из нас нашел большую змеиную кожу. Перед третьей переменой мы свернули ее кольцами на его стуле…
   – Конечно, тебе это казалось жутко смешным.
   – Шутишь? Мне было одиннадцать. Я так ржал, что чуть не сломал ребро. Неужели в твоей частной школе для девочек никогда не подшучивали над учителями?
   – Нет. И почему ты думаешь, что я ходила в частную школу для девочек?
   – Солнышко, да на тебе это написано. – Сет отошел от мольберта, одобрительно кивнул. – Да, и неплохо смотрится. – Он наклонился и размазал пальцем угольную линию, затем снова посмотрел на Дрю. – Хочешь назвать это сеансом позирования или нашим вторым свиданием?
   – Ни тем, ни другим. – Ей пришлось собрать в кулак всю свою волю, чтобы не подойти и не посмотреть, что он нарисовал.
   – Второе свидание, – решил Сет, отбрасывая уголь и рассеянно подбирая тряпку, чтобы вытереть руки. – В конце концов, ты принесла мне цветок.
   – Растение в горшке, – поправила Дрю.
   – Семантика. Ты действительно хочешь эту картину?
   – Зависит от того, насколько мое желание поднимает цену.
   – Ты довольно цинична.
   – Цинизм часто недооценивается. Просто назови мне имя своего агента.
   Ему очень нравилось, как эти короткие, шелковистые, густые волосы облегают ее голову. Наброска мало. Он хотел рисовать их красками.
   И касаться их. Погружать в них пальцы, пока не выучит их текстуру наизусть.
   – А как насчет дружеского обмена? Ты мне позируешь, и картина твоя.
   – Кажется, я только что тебе позировала.
   – Нет, мне нужен твой портрет маслом. – И акварелью. И пастелью.
   В кровати.
   Он очень много думал о ней в последние дни. Достаточно, чтобы сделать вывод: такая женщина – с ее внешностью, с ее происхождением – привычна к активному мужскому преследованию. Поэтому он притормозил, намеренно притормозил и ждал, когда она сделает следующий шаг. На его взгляд, она этот шаг сделала. Принесла ему комнатное растение.
   Его профессиональное желание в данном случае совпадало с личным. И не имело значение, какое из них исполнится первым, если исполнятся оба.
   Дрю снова перевела взгляд на картину. Сет всегда испытывал удовольствие и легкий шок, когда видел желание в глазах, устремленных на его картины. Видя это желание в глазах Дрю, он понимал, что победил в профессиональном смысле.
   – Мне надо вести бизнес.
   – Я подстроюсь под твой график. Час утром до открытия магазина, по возможности. Четыре часа в воскресенье.
   Дрю нахмурилась. Сет так все сформулировал, что его требования не выглядели чрезмерными. А картина великолепна.
   – Как долго?
   – Пока не знаю. – Он почувствовал легкое раздражение. – Это искусство, не бухгалтерия.
   – Здесь?
   – Во всяком случае, для начала.
   Дрю включилась в спор с самой собой. Лучше бы эта треклятая картина вообще не попадалась ей на глаза. И только идиотка может согласиться на такое, не обдумав все условия. Дрю приблизилась к мольберту, обошла его, уставилась на собственное лицо…
   Она ожидала увидеть набросок, ведь Сет рисовал не больше пятнадцати минут. Ничего подобного. Рисунок был детальным и ошеломляющим.
   Она выглядела очень сдержанной. Немного отрешенной и очень, очень серьезной. Циничной?
   Дрю подавила невольную улыбку.
   – Я не выгляжу дружелюбной.
   – Ты и не чувствовала себя дружелюбной.
   – Не могу с этим спорить. И с тем, что ты чертовски талантлив. – Дрю вздохнула. – У меня нет платья с длинной пышной юбкой и без рукавов.
   Сет усмехнулся.
   – Будем импровизировать.
   – Я уделю тебе час завтра. С семи тридцати до восьми тридцати.
   – Отлично. – Он подошел к стене, снял картину и вручил ей.
   – Ты доверчив.
   – Доверие часто недооценивается.
   Ее руки были заняты картиной. Он взял ее за плечи, приподнял так, что она, как в первый раз, привстала на цыпочки. И тут распахнулась дверь и ввалился Кэм.
   – О нет, – пробормотал Сет. – Они никогда не стучатся.
   – Привет, Дрю. Поцелуешь девушку в другой раз, парень. Почему не пахнет кофе? – Явно чувствуя себя как дома, Кэм направился в кухню и тут заметил рисунок. И восхищенно присвистнул. – Самый легкий полтинник, который я когда-либо зарабатывал. Поспорил с Филом, что Сет уговорит вас позировать до конца недели.
   – Да что вы говорите!
   – Без обид. Когда наш Рембрандт хочет кого-то нарисовать, он непременно находит способ. И был бы дураком, если бы упустил этот шанс, – добавил Кэм, глядя на холст с такой гордостью, что Дрю смягчилась. – Половину времени он – заноза в заднице, но совсем не дурак.
   – Я знакома с аспектом «заноза в заднице». А дурак или нет, решу, когда узнаю его получше. Семь тридцать, – сказала она Сету, направляясь к двери. – Утра.
   Кэм ничего не сказал, только приложил ладонь к сердцу.
   – Лучше молчи, – предупредил Сет.
   – Итак, ты собираешься рисовать ее или приударить за ней?
   Сет злобно оскалился, и Кэм расхохотался.
   – От судьбы не уйдешь, парень! Не так давно ты возмущался тем, что мы приударяем за девчонками – твоя формулировка.
   – Если больше пятнадцати лет для тебя не так давно, то ты просто стареешь. Ты уверен, что тебе стоит лезть на крышу? Не боишься свалиться?
   – Старик не старик, но я все еще могу надрать тебе задницу, парень.
   – Возможно. Если Этан и Фил будут меня держать.
   Кэм схватил Сета за шею, но тот только рассмеялся:
   – О, боже, теперь я точно испугался!
   Но они оба вспомнили, как костлявый языкастый мальчишка замирал от ужаса при малейшем прикосновении, неважно, грубом или ласковом. И вспомнив это, Сет чуть не выболтал свою проблему, тщательно спрятанную в самый дальний уголок сознания.
   Нет, он до сих пор справлялся самостоятельно. И снова справится, когда придется.

   Сет был человеком слова. Когда последнее окно было установлено, он отправился с Кэмом на верфь, чтобы поработать несколько часов.
   Когда-то он зарабатывал здесь на жизнь, трудился бок о бок с братьями, строя деревянные парусные суда. Его лучшие воспоминания были связаны с этим старым кирпичным зданием, пропитанным его потом и восторгом осознания причастности к чему-то большому.
   Здание с годами изменилось. Усовершенствовалось, как сказал бы Филип. Стены больше не скалились пятнистой штукатуркой, а были выкрашены в белый цвет. Появилось нечто вроде холла с лестницей, ведущей в кабинет Филипа и лофт на втором этаже. Теоретически холл отделял рабочую зону от остальных помещений.
   На стенах висели в грубых рамках рисунки кораблей, построенных Куинами за многие годы. Здесь можно было проследить развитие бизнеса и становление художника.
   Сет знал – ему рассказала Обри, – что два года назад один коллекционер предложил братьям четверть миллиона долларов за пятьдесят выставленных на тот момент рисунков. Братья категорически отказались, но выдвинули встречное предложение: построить богачу лодку по любому понравившемуся ему эскизу.
   Речь никогда не шла о деньгах, хотя в первые годы иногда приходилось туго. Все дело в единстве. И в обещании, данном Рэю Куину.
   Само рабочее пространство не сильно изменилось: большое, ярко освещенное, с гулким эхом. Пилы, верстаки, груды досок. Свисающие с потолка лебедки и блоки. Запах свежих опилок, льняного масла, пота, лука из обеденного сандвича; грохот рок-н-ролла, жужжание электропил.
   Все это было знакомо Сету так же, как собственное лицо.
   Когда-то он думал, что всю жизнь будет работать здесь, слушать ворчание Филипа о неоплаченных счетах, следить за терпеливыми движениями Этана, внахлест соединяющего доски, переворачивать с Кэмом тяжеленные корпуса яхт.
   Однако любовь к живописи захватила его, увела прочь от мальчишеских амбиций и – на время – из семьи.
   Я мужчина, напомнил он себе. Я твердо стою на ногах. Я могу сам вести свои сражения и быть тем, кем хочу.
   Никто и ничто меня не остановит.
   – И долго еще ты собираешься стоять руки в боки? – спросил Кэм. – Мы дождемся от тебя хоть какого-нибудь дела?
   Сет встряхнулся, возвращаясь в настоящее.
   – Не похоже, что вы во мне нуждаетесь.
   Он заметил Обри, обшивавшую досками палубу. Весело жужжащая электроотвертка, та же кепка «Ориолес», тот же длинный конский хвост. Этан обрабатывал на токарном станке мачту. У его ног растянулся верный пес.
   – Нужно законопатить швы этого ялика.
   Черная работа, подумал Сет и вздохнул.
   – А тебе что остается?
   – Купаться в лучах славы моей маленькой империи.
   Купание заключалось в подготовке переборок для каюты, плотницкой работе, которую Кэм возвел в ранг искусства.
   Сет взялся за грязную работу не в первый раз. И я умею обшивать палубу, с легкой обидой думал он под жужжание отвертки Обри над головой.
   – Эй! – Обри наклонилась к нему. – Билл свободен сегодня вечером. Мы собираемся сходить в пиццерию, а потом в кино. Хочешь с нами?
   Заманчивое предложение. Он хотел встретиться с Биллом, и не только как со старым другом; он считал своим долгом проверить любого парня, обхаживающего Обри.
   Сет взвесил все «за» и «против» проведения вечера в качестве третьего лишнего.
   – «Деревенская пицца»?
   – Лучшее, что есть в Сент-Крисе.
   – Может, загляну. Передай привет Биллу. Кино я пропущу – мне рано вставать.
   – Я думала, художники не живут по расписанию.
   – В данном случае командует модель, – пробормотал Сет, затирая шов.
   – Какая модель? – Обри откинулась на пятки, задумалась, но лицо Сета дало ей подсказку. – О-о, утонченная цветочница будет позировать знаменитому художнику! А я еще кое-что о ней узнала.
   – Меня не интересуют сплетни. – Сет выдержал почти десять секунд. – Что узнала?
   – Очень пикантные сплетни, солнышко. Мне рассказала Джейми Стайлз, а ей – кузина, которая несколько лет назад работала в Сенате. У Дрю тогда был страстный роман с одним высокопоставленным консультантом из Белого Дома.
   – Насколько страстный?
   – Достаточно, чтобы почти год поддерживать огонь в светских колонках «Пост». Подтверждение слов кузины Джейми – обручальное кольцо с бриллиантом размером с дверную ручку. Затем бриллиант исчезает, страсти остывают, и высокопоставленный консультант начинает мелькать на газетных страницах с блондинкой.
   – Дрю была помолвлена?
   – Да. Недолго, если верить моему источнику. Выяснилось, что блондинка появилась до расторжения помолвки. Если ты меня понимаешь.
   – Он изменял Дрю с блондинкой?
   – Так случилось, что блондинка была – есть – опытным юристом, помощником советника Белого Дома или что-то в этом роде.
   – Думаю, Дрю пришлось несладко, когда ее личная жизнь выплеснулась на страницы газет.
   – По-моему, она вполне способна это пережить. Она никому не позволит вытирать о себя ноги. И держу пари на твое месячное жалованье: прежде, чем запихать кольцо парню в глотку, она оторвала ему яйца.
   – Ты бы точно оторвала, – сказал Сет с одобрением и гордостью. – Но Дрю не кажется мне склонной к насилию. Скорее она заморозила его до смерти одним холодным взглядом и парой ледяных слов.
   Обри фыркнула.
   – Много ты понимаешь в женщинах! В тихом омуте черти водятся, приятель. И держу пари, этот омут глубокий и жаркий.

   Может быть, думал грязный, измученный Сет, падая на водительское сиденье. Но он готов биться об заклад, что Дрю распилила парня пополам, не пролив ни капли крови.
   Он прекрасно знал, что чувствуешь, когда безжалостная пресса пережевывает личные – неприглядные личные – детали твоей жизни. Может, Дрю переехала в Сент-Крис, чтобы избавиться от всего этого?
   Отъезжая от верфи, Сет взглянул на часы. Ему не помешала бы пицца, упомянутая Обри, и вряд ли стоит тащиться домой, чтобы принять душ, а потом снова ехать в город. Вполне можно привести себя в порядок в студии, тем более что он закинул туда полотенца и мыло и даже чистые джинсы и рубашку.
   А может, Дрю еще в магазине, и удастся уговорить ее на дружеский вечер в пиццерии. Отличный вариант свидания номер три.
   Конечно, она холодно даст понять, что не заинтересована в этом. Он был просто зачарован этим ее выражением лица, которому противоречат веселые искорки в глазах – контраст, сводящий его с ума.
   Он мог бы часами – да что там, днями – следить за игрой света и тени на ее лице.
   Однако на крохотной стоянке за магазином ее автомобиля не оказалось. Сет уже решил позвонить ей, убедить вернуться в город, но вспомнил, что у него нет ее телефонного номера. Упущение, но, раз уж сейчас нельзя ей позвонить, он примет душ, поедет в «Деревенскую пиццу» и позвонит оттуда. Наверняка кто-нибудь знает ее номер.
   А еще лучше, решил Сет, поднимаясь по лестнице, он купит пиццу и по дороге домой заглянет к Дрю. С бутылкой «Мерло». Какая женщина отвергнет парня с пиццей и вином?
   Довольный своим планом, Сет переступил порог и почувствовал, как что-то скользнуло под ногой. Нахмурившись, он наклонился, поднял с пола просунутую под дверь сложенную записку…
   И мир ушел у него из-под ног.
   «Мне пока хватит десяти тысяч баксов. Я с тобой свяжусь».
   Сет бессильно опустился на пол, сминая записку в крошечный, отвратительный комок.
   Глория Делотер вернулась. Он не ожидал, что она выследит его так быстро. Он не был готов к тому, что она набросится на него всего через две недели после его бегства из Рима. Он надеялся, что будет время подумать, принять какое-то решение.
   Сет отшвырнул бумажный комок. Ладно, он заплатит десятку и выиграет немного времени.
   Не в первый раз.
   Когда дело касалось его матери, не было цены, которую он не заплатил бы, чтобы избавиться от нее, чтобы избавить от нее свою семью.
   Именно на это она и рассчитывает.

6

   Он сидел на причале, забросив удочку с наживкой из сыра бри, который утащил с кухни Анны. Солнце жарило с августовской яростью, опаляя кожу и настраивая мозги на мечтательный лад.
   На нем не было ничего, кроме обрезанных джинсов и солнечных очков в тонкой металлической оправе. Ему нравилось смотреть сквозь эти очки на солнечный свет, льющийся с подернутого дымкой голубого неба, и праздно размышлять, что в любой момент можно отложить удочку и скользнуть в воду.
   Вода, обленившаяся, как и он, плескалась о корпус привязанной к причалу маленькой плоскодонки с голубым парусом. В лесу надрывалась сойка, а редкое шевеление воздуха доносило слабый аромат розового куста, жившего на свете дольше Сета.
   Тишина и покой. Пышная зелень лужайки. Пьянящие летние запахи: свежескошенной травы, роз, ленивой воды.
   Это не казалось ему странным, хотя еще была весна.
   Что-то он должен сделать. И как же он хотел знать, что именно сделать, чтобы сохранить покой этого дома, мирную летнюю тишину. И безопасность семьи.
   Сет услышал собачий визг, царапанье когтей по доскам причала. Он не повернулся, даже когда холодный нос ткнулся ему в щеку. Он просто поднял руку, чтобы щенок смог прижаться к его боку.
   Почему-то прижимающаяся к боку собака всегда помогала отогнать мрачные мысли.
   Правда, самой собаке просто контакта оказалось недостаточно. Она лизала его щеку и нетерпеливо колотила хвостом.
   – Ладно, ладно, успокойся. Давай почешу. – Сет развернулся к псу, и сердце чуть не выпрыгнуло из груди.
   Не новый щенок Кэма, а его собственный, Глупыш, умерший на его руках пять лет назад. Потеряв дар речи, Сет таращился в знакомые собачьи глаза, словно смеющиеся самой лучшей в мире шутке.
   – Минуточку. – Радость и изумление сплелись в нем. Он обхватил свободной рукой собачью морду. Теплая шерсть, холодный нос, мокрый язык. – Какого черта?
   Глупыш весело залаял и прыгнул на колени Сета.
   – Да, это ты, дурачина, – прошептал Сет, ощущая бушующую внутри невыразимую любовь. – Это ты, идиот. Боже, о, боже, как же я по тебе скучал…
   Он отбросил удочку, чтобы обнять пса, но чья-то рука перехватила удилище, не дав ему упасть в воду.
   – Не стоит разбрасываться деликатесами. – Рядом с Сетом, свесив ноги с причала, сидела женщина. – Мы решили, что Глупыш подбодрит тебя. Ничего нет лучше собаки, не правда ли? Для дружбы, любви, покоя и просто веселья. Теперь лучше?
   – Да, да…
   Сет взглянул на нее, и слова застряли у него в глотке. Он знал это лицо; он видел его на фотографиях. Длинное, худое лицо с рассыпанными по носу и щекам веснушками. Бесформенная шляпа цвета хаки на лохматых рыжих кудрях, тронутых сединой. И темно-зеленые, неповторимые глаза.
   – Вы Стелла. – Стелла Куин, умершая больше двадцати лет назад, думал он, пытаясь понять, как такое может быть.
   – А ты вырос красивым. Я так и знала. – Она дружелюбно дернула его за короткий конский хвостик. – Надо бы постричься, мальчик.
   – Наверное, я сплю.
   – Наверное, – легко согласилась она, отпустила его волосы и погладила по щеке, а потом сдвинула пониже его темные очки. – У тебя глаза Рэя. Между прочим, сначала я влюбилась в его глаза.
   – Мне всегда хотелось познакомиться с вами. – А мечты сбываются во сне, мысленно добавил он.
   – Ну, вот мы и познакомились. – Стелла хихикнула и поправила его очки. – Никогда не поздно, не правда ли? Я не любила ловить рыбу. Любила просто воду – смотреть на нее, плавать. Однако рыбалка помогает думать или не думать вовсе. Если уж собираешься поразмышлять, можно с тем же успехом забросить удочку. Никогда не знаешь, что выловишь.
   – Вы мне никогда раньше не снились. Вот так, отчетливо.
   На самом деле ему вообще никогда не снились такие отчетливые сны. Он чувствовал теплую собачью шерсть под ладонью и ровное биенье сердца Глупыша, слышал его тяжелое от жары дыхание. Также он чувствовал голой спиной обжигающее солнце и слышал вдали урчание лодочного мотора. И сойка продолжала свою пронзительную песню.
   – Мы решили, что пора мне немного побыть бабушкой. – Стелла похлопала Сета по колену. – Мне этого не хватало, когда я жила здесь. Возиться с младенцами, баловать тебя и всех остальных. Могу сказать по секрету, что смерть – чертовски неудобная штука.
   Сет таращился на нее во все глаза, и она звонко рассмеялась.
   – Вполне естественно чуть-чуть испугаться в такой ситуации. Не каждый день сидишь и болтаешь с призраком.
   – Я не верю в призраков.
   – Трудно тебя винить. – Стелла перевела взгляд на воду. Ее лицо излучало абсолютное удовлетворение. – Я пекла бы тебе печенье, хотя никогда не могла похвастаться кулинарными способностями. Но нельзя же иметь все, поэтому довольствуешься тем, что можешь получить. Ты внук Рэя, а значит, и мой.
   У Сета ум заходил за разум, но он не чувствовал головокружения. Пульс участился, но страха не было.
   – Он был добрым со мной. Я знал его очень недолго, но он был…
   – Приличным человеком. – Стелла кивнула. – Так ты и сказал Кэму, когда он спросил тебя. Рэй был приличным человеком, сказал ты, а до тех пор ты видел чертовски мало приличных людей, бедняжка.
   – Рэй все изменил для меня.
   – Он дал тебе самому шанс все изменить. И ты отлично поработал. Нельзя изменить свои корни, Сет. Мои мальчики и ты знают это лучше любого. Но можно изменить конечную цель и путь к ней.
   – Рэй взял меня к себе, и это его убило.
   – Если ты сам веришь в то, что говоришь, то ты не так умен, как все думают. Рэй был бы разочарован, услышав твои слова.
   – Если бы не я, он не оказался бы на той дороге.
   – Откуда ты знаешь? – Стелла ткнула Сета в бок. – Если бы не та дорога в тот день, была бы другая дорога в другой день. Старый дурак всегда гонял слишком быстро. Аварии происходят ежедневно, вот и все. Случись по-другому, мы точно так же сокрушались бы. Лично я думаю, что мы слишком много драгоценного времени тратим на всякие «если» и «или».
   – Но…
   – Никаких «но». Урок Джорджа Бейли.
   Сет поежился – озадаченный, очарованный.
   – Кого?
   Стелла закатила глаза.
   – Фильм «Эта замечательная жизнь». Джимми Стюарт в роли Джорджа Бейли. Решил, что всем было бы лучше, если бы он не появился на свет, ну, ангел и показал, что было бы без него.
   – И вы мне покажете?
   – Я кажусь тебе ангелом? – с улыбкой спросила Стелла.
   – Нет. Но я и не думаю, что было бы лучше, если бы я не родился.
   – Если изменить что-нибудь одно, изменится все. Вот в чем урок. Что, если бы Рэй не привез тебя сюда? Если бы не врезался в тот чертов телеграфный столб? Может, Кэм и Анна никогда не встретились бы. А тогда не родились бы Кевин и Джейк. Ты хочешь, чтобы их не было?
   – Нет, господи! Конечно, нет. Но если Глория…
   – Ага. – Удовлетворенно кивнув, Стелла подняла палец. – Вот в чем дело, не так ли? Нет смысла говорить «если Глория». Глория Делотер – реальность.
   – Она вернулась.
   Выражение лица Стеллы смягчилось, как и голос.
   – Да, милый, я знаю. И это мучает тебя.
   – Я не позволю ей снова портить им жизнь. Я не позволю ей приставать к моим родным. Ей нужны только деньги. И всегда были нужны только деньги.
   – Ты так думаешь? – Стелла вздохнула. – Ну, если ты так думаешь, полагаю, ты дашь ей деньги. Снова.
   – А что еще я могу ей дать?
   – Ты поймешь.
   Стелла вручила ему удочку.
   Сет очнулся, сидя на краю постели, его пальцы были согнуты, словно держали удилище. А когда он разжал пальцы, они слегка дрожали. Он осторожно втянул воздух и – в этом он готов был поклясться – почувствовал слабый аромат летней травы.
   Странно, подумал он, приглаживая пятерней волосы. Очень странный сон. И почему-то коленям тепло, словно на них лежала собака.

   Первые десять лет жизни он прожил в страхе, насилии и небрежении, зато стал сильнее большинства десятилетних мальчишек. И гораздо подозрительнее.
   Еще до встречи со Стеллой у Рэя Куина был короткий роман с некоей Барбарой Хэрроу. Эпизод остался в его прошлой жизни, и три его приемных сына ничего о нем не знали. А сам Рэй ничего не знал о плоде того романа.
   О Глории Делотер.
   Однако Глория узнала о Рэе и предъявила ему счет. Чтобы вытянуть из него деньги, она использовала привычные ей вымогательство и шантаж. И фактически продала своего сына своему отцу. Однако Рэй погиб, не успев рассказать сыновьям и внуку о том, кем ему приходится мальчик.
   Для братьев Сет был просто очередным беспризорником Рэя Куина. Их связало с ним лишь обещание, данное умирающему отцу. Но этого оказалось достаточно. Куины изменили ради него свои жизни, создали для него дом, встали за него горой, показали ему, что значит быть частью семьи. И они сражались, чтобы оставить его у себя.
   Анна, чиновница социальной службы, вела его дело. Грейс первой заменила ему мать. А Сибил, сводная сестра Глории, вернула ему единственные счастливые воспоминания его детства.
   Он знал, скольким они пожертвовали, чтобы подарить ему достойную жизнь. Жизнь, какую подарил бы ему Рэй Куин. И когда Глория снова появилась, надеясь выдоить еще больше денег, он был уже одним из Куинов.
   Не в первый раз Глория требовала у него деньги. Вначале она дала ему три года, чтобы забыть о ней, чтобы почувствовать себя в безопасности в новой семье. А потом тайно явилась в Сент-Крис и потребовала деньги у четырнадцатилетнего мальчишки.
   Он дал деньги и ничего не сказал братьям.
   В первый раз несколько сотен. Это все, что он смог наскрести без ведома семьи. И Глория удовлетворилась. На некоторое время.
   Он платил ей каждый раз, как она возвращалась, пока не смылся в Европу. Проведенное там время было не только работой и учебой, но и бегством. Глория не могла навредить его семье, если его с ними не было, и не могла последовать за ним через Атлантику.
   Во всяком случае, он так думал.
   Его творческие успехи и последовавшая за этим известность подстегнули алчность Глории. Может, он совершил ошибку, вернувшись домой. И он понимал, что совершает ошибку, продолжая платить ей. Только деньги ничего для него не значили. Семья же значила все.
   Наверное, Рэй чувствовал то же самое.
   При свете дня Сет понимал, что должен гнать ее в шею, игнорировать ее требования, не поддаваться на провокацию. Но потом он получал одно из ее посланий или сталкивался с ней лицом к лицу и впадал в ступор. Его душили детская беспомощность и отчаянное желание защитить людей, которых он любил.
   Поэтому он расплачивался гораздо большим, чем просто деньги.
   Сет знал ее манеру. Глория не появится неожиданно на его пороге. Она будет поджаривать его на медленном огне, он будет страдать долго, пока десять тысяч долларов не покажутся ему ничтожной платой за душевный покой. Она не останется в Сент-Крисе, не рискнет попасться на глаза его братьям или сестрам. Но она будет близко.
   Может, он драматизирует, может, он параноик, но он физически чувствовал ее присутствие – ее ненависть, ее жадность.
   Нет, он больше не сбежит. Глория не лишит его дома и семьи во второй раз. Он будет работать и жить своей жизнью. Пока она не явится.
   Сет уговорил Дрю еще на неделю утренних сеансов позирования. Она уверена, что он будет готов к ее приходу, к семи тридцати, и закончит ровно через шестьдесят минут.
   И чтобы он не отклонился от расписания, принесет с собой кухонный таймер.
   Эта женщина не привычна к художественному темпераменту. Ну и ладно. Сет не считал себя обладателем художественного темперамента.
   Пока он рисовал пастелью – просто этюд, развитие угольного наброска; изучал ее лицо, ее настроения, язык тела. Все это было прелюдией к настоящим портретам, которые он уже видел мысленным взором.
   Глядя на Друзиллу, он понимал, что все его прежние модели были просто ее бледными предшественницами.
   Дрю постучалась. Он просил ее входить без стука, но она продолжала сохранять дистанцию. И с этим необходимо покончить, думал он, шагая к двери.
   – Минута в минуту. Сюрприз! Хочешь кофе?
   Он постригся, заметила Дрю. Правда, волосы остались длинноватыми, они лежали на вороте драной футболки, видимо, рабочей одежды художника, но конский хвостик исчез. Дрю удивилась, почувствовав, что ей не хватает его дурацкой прически, ведь в мужчинах это прежде казалось ей претенциозностью.
   И еще он побрился. И смотрелся почти аккуратистом, если не обращать внимания на дыры на коленях джинсов и брызги краски на башмаках.
   – Нет, спасибо. Я уже выпила чашку утром.
   – Всего одну? – Сет закрыл за ней дверь. – С одной чашки я не могу составить даже короткое предложение. Как тебе это удается?
   – Силой воли.
   – У тебя ее много?
   К его удовлетворению, Дрю поставила на стол таймер, заведенный на шестьдесят минут, затем прошла к табурету, приготовленному для нее, и изящно уселась.
   Изменения она заметила сразу же. Он купил кровать.
   Старый каркас с простым кованым изголовьем и чуть более вычурным изножьем. Голый матрас еще с магазинным ярлыком.
   – Все-таки переехал?
   Сет оглянулся.
   – Нет. Но так лучше, чем спать на полу, если вдруг заработаюсь допоздна и заночую здесь. К тому же хороший реквизит.
   Она вскинула брови:
   – Неужели?
   – Ты всегда такая сексуально озабоченная или дело во мне? – Сет расхохотался, увидев ее отвисшую челюсть. – Реквизит, – продолжил он, проходя к своему мольберту, – как тот стул или эти старые бутылки в углу. Как кофейник или щербатая синяя миска вон там, на кухне. Я подбираю все, за что цепляется глаз. – Улыбаясь, он внимательно разглядывал пастели. – Включая женщин.
   Дрю расслабила плечи, чтобы он не заметил ее скованность и не смутил еще больше, она и так чувствовала себя глупо.
   – Неплохая речь в ответ на одно короткое «неужели».
   – Солнышко, в твоем «неужели» был такой натиск! Ты позу помнишь?
   – Да.
   Дрю покорно поставила одну ногу на перекладину табурета, обвила пальцами колено, оглянулась через левое плечо, как будто кто-то ее окликнул.
   – Отлично. У тебя здорово получается.
   – Я целый час сидела точно так же всего несколько дней назад.
   – Всего час. – Он принялся рисовать. – До воскресного кутежа.
   – Я так привыкла к кутежам, что они не оказывают серьезного влияния на мою жизнь.
   Пришел его черед удивляться:
   – Неужели?
   Он так идеально повторил ее интонацию, что Дрю нарушила позу, посмотрев на него, и рассмеялась. Ему всегда удавалось рассмешить ее.
   – Я специализировалась на диких кутежах в колледже.
   – Ну разве что. – Сет спешил воспроизвести на полотне ее изумительный смех. – Я знаю таких, как ты, малышка. Прекрасная, умная, сексуальная и неприступная, так что нам, парням, остается лишь мечтать и страдать.
   Этого явно не следовало говорить. Ее радость померкла мгновенно, словно щелкнули выключателем.
   – Ты ничего не знаешь ни обо мне, ни о таких, как я.
   – Я сказал это вовсе не для того, чтобы тебя обидеть. Извини.
   Дрю пожала плечами.
   – Я знаю тебя слишком плохо, чтобы обижаться, но достаточно, чтобы испытывать раздражение.
   – Мне жаль. Я шутил. Мне нравится слышать твой смех. Мне нравится его видеть.
   – Неприступная! – Дрю услышала свое бормотание и прикусила язык. И резко отвернулась, пытаясь взять себя в руки. – Ты считал меня чертовски неприступной, когда схватил и поцеловал?
   – Я бы сказал, что действия говорят сами за себя. Послушай, очень часто парень становится неуклюжим, когда видит прекрасную женщину и испытывает к ней влечение. Легче думать, что она вне досягаемости, чем анализировать собственную неуклюжесть. Женщины…
   Если ему удастся лишь разъярить ее, что ж, он нарисует ее ярость пастелью.
   – Женщины для нас тайна. Мы хотим их и ничего не можем с собой поделать. Это не означает, что большую часть времени вы не пугаете нас до смерти.
   Дрю фыркнула бы, если бы он не оказался таким предсказуемым.
   – Ты серьезно хочешь убедить меня в том, что боишься женщин?
   – Ну, обилие сестер дает мне кое-какое преимущество. – Он работал, однако Дрю забыла, что он работает. Иногда так даже лучше. Поэтому он продолжал разговаривать, а она продолжала хмуриться: – Но если вспомнить первое мое серьезное увлечение, мне понадобились две недели, чтобы собраться с духом и позвонить ей. Такие, как ты, понятия не имеют о страданиях таких, как я.
   – Сколько тебе было лет?
   – Пятнадцать. Мэрилин Поумрой, маленькая смешливая брюнетка.
   – И как долго ты серьезно относился к Мэрилин?
   – Примерно столько же, сколько собирался с духом, чтобы позвонить ей. Недели две. Что я могу сказать? Таковы мужчины.
   Ее губы дернулись, изогнулись.
   – Само собой. В пятнадцать лет я тоже серьезно относилась к одному мальчику. Уилсону Баффертону Лоуренсу. Четвертому. Бафу для друзей.
   – Господи, откуда вы берете все эти имена? Что можно делать с парнем по имени Баф? Играть в поло? В сквош?
   Ему удалось развеять ее гнев. И это у него хорошо получилось. Поскольку он явно не возражал против ее гнева, то не было смысла злиться.
   – Вообще-то в теннис. На том, что ты назвал бы нашим первым официальным свиданием, мы играли в теннис в клубе. Я разбила Бафа в пух и прах, и на этом наши нежные отношения закончились.
   – Если человек отзывается на имя Баф, он точно задница.
   – Я была раздавлена, а потом пришла в ярость. Ярость мне понравилась больше.
   – Согласен. И что стало с Бафом?
   – Хм-м. Как в воскресенье сообщила мне мама, осенью он собирается жениться второй раз. Его первый брак продлился чуть дольше, чем наш давний теннисный матч.
   – Надеюсь, теперь ему повезет больше.
   – Естественно, – уже совсем спокойно сказала Дрю. – Он финансист, как и ожидалось от четвертого поколения Лоуренсов, и счастливая парочка подыскивает дом в пятьдесят комнат для своего любовного гнездышка.
   – Приятно видеть, что ты больше не злишься.
   – Родители напомнили мне раз пять, что я должна доставить им удовольствие выбросить кучу денег на пышную свадьбу, чтобы эти Лоуренсы, среди прочих, не задирали нос.
   – Итак… ты мило провела время с мамой на День матери. – Сет продолжал рисовать, несмотря на явное раздражение модели. – Осторожно, а то зальешь тут все кровью.
   Дрю глубоко вздохнула, снова правильно повернула голову.
   – Мои визиты к маме редко бывают милыми. Подозреваю, что ты в прошлое воскресенье посетил каждую из своих матерей… сестер.
   – Трудно определить, кто они мне. Да, я погостил у каждой из них. Отвез им подарки. И поскольку каждая из них поплакала, думаю, им понравилось.
   – Что ты им подарил?
   – Я написал маленькие семейные портреты. Анна с Кэмом и их мальчишки, и так далее для каждой.
   – Очень мило. Чудесно, – тихо сказала она. – Я подарила маме хрустальную вазу и дюжину красных роз. Она была очень довольна.
   Сет отложил пастели, вытер руки о джинсы и подошел к ней. Обхватил ее лицо ладонями.
   – Тогда почему ты выглядишь такой печальной?
   – Я не печальна.
   Вместо ответа он просто прижался губами к ее лбу и не отпускал, пока она не расслабилась.
   Дрю не могла вспомнить, разговаривала ли так с кем-либо раньше. И не могла понять, почему этот разговор кажется таким естественным.
   – Тебе трудно понять семью, раздираемую конфликтами, когда твоя такая дружная, – выдавила она.
   – У нас полно конфликтов, – не согласился он.
   – Нет. По сути нет. Я должна спуститься в магазин.
   – У меня еще осталось немного времени, – сказал Сет, не давая ей соскользнуть с табурета.
   – Ты уже не работаешь.
   – У меня еще осталось немного времени, – повторил он, указывая на ее таймер. – Я отлично разбираюсь в семейных конфликтах и их влиянии на человека. Первую треть своей жизни я провел в постоянной борьбе.
   – То есть до того, как стал жить с дедушкой? Я читала о тебе, но ты не углублялся в подробности.
   Сет поднял голову, подождал, пока дышать стало чуть легче.
   – Да. До того. Когда я жил со своей биологической матерью.
   – Понимаю.
   – Нет, солнышко, не понимаешь. Она была шлюхой и пьяницей, и наркоманкой, и превратила первые годы моей жизни в кошмар.
   – Прости. – Он прав, ей это трудно понять, но она коснулась его руки, взяла ее в свою, инстинктивно пытаясь утешить. – Это было ужасно. Но теперь она для тебя в прошлом.
   – И все это ты поняла из одного моего заявления и кучки статей?
   – Нет, я поняла это, поев крабов и картофельного салата с тобой и твоей семьей. Теперь ты выглядишь печальным, – прошептала она, качая головой. – Не пойму, почему мы обо всем этом говорим.
   Он сам не понимал, почему вспомнил Глорию. Может, заговорив о ней вслух, он пытался прогнать призраков прошлого. Или он хотел, чтобы Дрю все о нем знала…
   – Так поступают люди, заинтересовавшиеся друг другом. Они говорят о том, кто они и откуда.
   – Я сказала тебе…
   – Да, ты не хочешь интересоваться, но тем не менее ты заинтересовалась. – Он провел пальцем по ее волосам от короткой челки до нежной шеи. – И поскольку мы встречаемся уже несколько недель…
   – Мы вовсе не встречаемся.
   Сет наклонил голову и застал ее врасплох жарким, коротким поцелуем.
   – Видишь?
   Он не дал ей возразить и снова поцеловал. Теперь нежнее, медленнее, глубже, продолжая ласкать своими чудесными ладонями ее лицо, шею, плечи.
   Все ее тело словно расплавилось. Все зароки, которые она дала себе о мужчинах и отношениях с ними, рухнули.
   Когда Сет отстранился, она осторожно перевела дух. И сменила направление:
   – Возможно, в конце концов я буду спать с тобой, но встречаться не буду.
   – Значит, я подхожу для секса, но не дождусь ужина при свечах? Я чувствую себя дешевкой.
   Черт побери. Черт побери. Он ей нравится.
   – Свидания – обходной, часто мучительный путь к сексу. Я предпочитаю его проскочить. Но я сказала, что возможно буду спать с тобой, а не наверняка.
   – Может, нам сначала поиграть в теннис?
   – Ты забавный. Это привлекательно. Я восхищаюсь твоей работой, и мне нравится твоя семья. Для секса это лишнее, но в целом приятный бонус. Я подумаю.
   Зажужжал таймер. Спасительный колокол, подумала она, соскальзывая с табурета, и подошла к мольберту. И увидела свое лицо, вернее, полдюжины своих лиц в разных ракурсах с разными выражениями.
   – Я не понимаю…
   – Что? – Сет присоединился к ней у мольберта и пробормотал: – Bella donna.
   Дрю задрожала.
   – Я думала, ты рисуешь меня сидящей на табурете. Ты начал, но потом отвлекся на все эти эскизы.
   – У тебя сегодня не было настроения позировать. Тебя мучили какие-то мысли. Поэтому я делал эскизы. Так я лучше понимаю и тебя, и чего хочу добиться в более официальном портрете.
   Дрю нахмурилась.
   – Ты говорила, что можешь уделить мне четыре часа в воскресенье. Мне хотелось бы поработать на воздухе, погода позволяет. Я был у твоего дома. Потрясающе! Я хотел бы рисовать тебя там. Есть возражения?
   – В моем доме?
   – Великолепное место. Ты сама это знаешь или не поселилась бы там. И так тебе проще. В десять часов. Подойдет?
   – Пожалуй.
   – Да, наперстянки… Сколько еще сеансов я получу, если сделаю тебе рамку?
   – Я не…
   – Если принесешь картину, я сделаю рамку, а потом ты решишь, что я получу взамен. Справедливо?
   – Картина внизу, в магазине. Я собиралась отнести ее в мастерскую на этой неделе.
   – Я заберу ее вечером. – Сет провел пальцами вверх по ее руке. – Наверное, нет смысла приглашать тебя на ужин сегодня.
   – Никакого.
   – Я мог бы заглянуть к тебе позже ради легкого, быстрого секса.
   – Очень соблазнительно, но не утруждайся. – Дрю гордо прошествовала к двери, оглянулась. – Если – и когда – мы окажемся в постели, Сет, обещаю, что это не будет легко. И это не будет быстро.
   Когда дверь за нею закрылась, Сет потер живот, пытаясь снять напряжение, вызванное ее прощальным провокационным взглядом.

   Анна поймала Кэма в ванной комнате – единственном месте в ее личном сумасшедшем доме, где можно было поговорить без помех.
   – Что-то его тревожит, – обратилась она к силуэту мужа за занавеской, меряя шагами тесное помещение.
   – Он в полном порядке. Просто пытается снова войти в ритм.
   – Он плохо спит. Я знаю. И клянусь, слышала, как вчера вечером он разговаривал сам с собой.
   – Ты тоже болтаешь сама с собой, когда злишься, – пробормотал Кэм.
   – Что ты сказал?
   – Ничего. Просто разговариваю сам с собой.
   Анна прекрасно его расслышала и прекрасно знала, что в их доме сливной бачок как-то связан с душем. Она решительно спустила воду в унитазе и самодовольно улыбнулась, когда Кэм выругался за занавеской под внезапно ставшими обжигающими струями.
   – Черт побери, зачем ты это сделала?!
   – Чтобы разозлить тебя и привлечь твое внимание. Теперь о Сете…
   – Он рисует, – раздраженно сказал Кэм. – Он работает на верфи, он общается с родными. Анна, не торопи его.
   – А ты заметил, чего он не делает? Он не встречается с друзьями. Он не ходит на свидания ни с Дрю, ни с кем-либо другим. Хотя по тому, как он на нее смотрит, понятно, что никого другого в данный момент быть не может.
   Или никогда не будет, мысленно добавила она.
   – Он внизу играет в видеоигры с Джейком. А сегодня вечер пятницы. Обри сказала мне, что он встречался с ней только один раз с тех пор, как вернулся домой. Сколько выходных ты провел дома, когда был в его возрасте?
   – Это Сент-Крис, не Монте-Карло. Ладно-ладно, – быстро сказал он, чтобы избежать второй порции обжигающего душа. Эта женщина умеет быть жестокой. И ему это нравится. – Да, он озабочен. Я не слепой. Я тоже был сильно озабочен, когда связался с тобой.
   – Если бы я думала, что это страстное увлечение или интерес, или просто здоровая похоть, и все дело в Дрю, я бы не волновалась. А я волнуюсь. Я не могу понять, в чем дело, но когда я волнуюсь о ком-то из моих мужчин, причина точно есть.
   – Прекрасно. Пойди и помучай его.
   – Нет, я хочу, чтобы ты его помучил.
   – Я? – Кэм отдернул занавеску и уставился на жену. – Почему я?
   – Потому что. Ты такой привлекательный, когда голый и раздраженный!
   – Не сработает.
   – Может, потереть тебе спинку? – Анна начала расстегивать блузку.
   – М-м-м… Ладно, это сработает.

7

   Кэм сбежал вниз в отличном настроении. А как иначе – после свидания с Анной в душе? Он сунул голову в кабинет, где его младший сын и Сет сражались в видеоигры не на жизнь, а на смерть. Проклятия, крики, хрюканье. Взлетали топоры, лилась кровь, звенели мечи. Кэм засмотрелся на битву и опомнился только, когда Джейк издал победный клич:
   – Я надрал тебе задницу!
   – Дерьмо, тебе повезло.
   Джейк замахал своим джойстиком:
   – Я на троне! Кланяйся королю Смертельной Битвы!
   – Мечтать не вредно. Давай еще раз.
   – Кланяйся королю! – радостно повторил Джейк. – Молись на меня, жалкий смертный!
   – Сейчас помолюсь…
   Сет сделал молниеносный захват. Снова хрюканье, дикие угрозы, истерические смешки. Разница в возрасте между Сетом и Джейком гораздо меньше, чем между Сетом и мной, думал Кэм.
   Однако в Джейке есть простодушие, никогда неведомое Сету. Джейку не приходится задаваться вопросом, кто он и безобидны ли тянущиеся к нему руки.
   И слава богу.
   Кэм лениво прислонился к дверному косяку и завопил:
   – Брось, Анна, они просто дурачатся!
   При звуке этого имени Сет и Джейк отпрянули друг от друга и уставились на дверь глазами, полными страха и чувства вины.
   – Попались! – развеселился Кэм.
   – Папа, это жестоко!
   – Вот так надо побеждать без единого выстрела. Ты! – Он ткнул пальцем в Сета. – Идешь со мной.
   – Куда вы? – Джейк вскочил на ноги. – Можно с вами?
   – Ты убрал свою комнату, сделал домашние задания? Нашел лекарство от рака и поменял масло в моей машине?
   – Да ладно, пап, – заныл Джейк.
   – Сет, бери пиво и иди во двор. Я следом.
   – Конечно. Я вернусь, парень. – Сет ударил кулаком по ладони. – И куда-нибудь тебя свожу.
   – Я не пошел бы с тобой даже за цветы и коробку конфет.
   – Молодец! – прокомментировал Кэм.
   Сет со смехом вышел из комнаты.
   – Почему я не могу пойти с вами? – заканючил Джейк.
   – Мне нужно поговорить с Сетом.
   – Ты на него злишься?
   – Похоже, что я злюсь?
   Джейк внимательно изучил выражение отцовского лица.
   – Нет, но ты умеешь притворяться.
   – Мне просто нужно с ним поговорить.
   Джейк безразлично передернул плечами, но Кэм успел заметить разочарование в его глазах – итальянских глазах Анны. Через мгновение сын плюхнулся на пол и потянулся к джойстику.
   Кэм присел на корточки.
   – Джейк. – Кэм уловил запах жвачки и детского пота. Увидел травяные пятна на коленях джинсов, развязанные шнурки. Любовь, гордость и изумление, сплетенные в один мощный кулак, внезапно, как это часто бывало, ударили его в самое сердце. – Джейк, – повторил он, пробежав ладонью по волосам сына. – Я люблю тебя.
   – Боже! – Джейк сгорбил плечи, опустил голову, искоса посмотрел на отца. – Я знаю, знаю!
   – Я люблю тебя, – повторил Кэм. – Но когда я вернусь, будут кровавая битва и новый король Куинленда. Можешь не сомневаться, ты будешь мне кланяться.
   – Мечтать не вредно.
   Кэм поднялся, довольный дерзостью сына.
   – Дни твоего правления сочтены. Начинай молить о пощаде, приятель.
   Надо признать, решил Кэм, направляясь к задней двери, что я воспитал банду умников. Мужчине есть чем гордиться.
   – В чем дело? – спросил Сет, протягивая Кэму пиво.
   – Хочу пройтись под парусом.
   – Сейчас? – Сет машинально взглянул на небо. – Через час стемнеет.
   – Боишься темноты, Мэри? – Кэм прошел к причалу, ловко спрыгнул в маленькую парусную шлюпку, отставил пиво.
   Сет привычно оттолкнулся веслом от причала, поднял главный парус. Звук шуршащего полотна прозвучал для него сладкой музыкой. Кэм встал за руль, и шлюпка почти бесшумно заскользила прочь от берега. Лучи катящегося к горизонту солнца золотили болотную траву и терялись в узких сумрачных протоках, где вода казалась темной и таинственной.
   Они запустили мотор, лавируя между бакенами, а в заливе Сет поднял кливер, установил паруса по ветру, и Кэм поймал ветер. Изящная деревянная лодка понеслась, как на крыльях, в царство соленого воздуха, синих, как небо, волн и захватывающих ощущений. Скорость, свобода, чистая радость скольжения по воде, смягчившееся в преддверии сумерек солнце смыли все тревоги, все сомнения, все горести с души Сета.
   – Поворачиваем! – крикнул Кэм, стремясь поймать еще больше ветра, еще больше увеличить скорость.
   В следующие пятнадцать минут они едва ли перемолвились словом. Когда скорость уменьшилась, Кэм вытянул ноги и сорвал крышку с бутылки:
   – Итак, что с тобой происходит?
   – Происходит? – изобразил удивление Сет.
   – Внутренний радар Анны почуял неладное, и она потребовала, чтобы я выяснил, в чем дело.
   Сет выиграл немного времени, открывая свою бутылку и делая первый глоток холодного пива.
   – Я вернулся всего пару недель назад, мне о многом надо подумать, – проговорил он. – Разобраться во всем, устроиться и все такое. Ей не о чем беспокоиться.
   – То есть я должен сообщить, что ей не о чем беспокоиться? И ты думаешь, она поверит? Послушай, не будем тратить время на чушь типа ты-же-знаешь-что-можешь-рассказать-мне-все. Согласен? Эта дорога никуда нас не приведет, только оба почувствуем себя идиотами.
   – Конечно. – Сет криво улыбнулся. – Просто скажи ей: я думаю, что делать дальше. Рано или поздно мне придется найти собственное жилье. Мой агент требует, чтобы я занялся следующей выставкой, а я не знаю, с какого конца к ней подступиться. Я еще даже не закончил обустраивать студию.
   – Угу.
   Кэм взглянул на берег, на выглядывающий из-за деревьев прелестный старый дом. Сет проследил за его взглядом и поежился. Он так увлекся парусами, что не заметил, куда они плывут.
   – Сексапильной цветочной королевы нет дома, – заметил Кэм. – Может, у нее свидание?
   – Она не ходит на свидания.
   – Поэтому ты за ней еще не приударил?
   – Кто сказал, что не приударил?
   Вместо ответа Кэм рассмеялся и хлебнул пива.
   – Если бы приударил, то выглядел бы гораздо расслабленнее.
   Попался, подумал Сет, пожимая плечами.
   – Я могу высадить тебя здесь. Можешь попробовать «я случайно оказался по соседству, так что не зайти ли мне, чтобы мы могли покувыркаться голышом»?
   – У тебя это когда-нибудь срабатывало?
   – О-о-о. – Кэм испустил долгий задумчивый вздох, уставился на небо, будто погрузился в воспоминания. – Сколько историй я мог бы рассказать! Как я понимаю, чем больше парень занимается сексом, тем больше о нем думает. И чем меньше он занимается сексом, тем больше о нем думает. Но, по крайней мере, занимаясь сексом, он лучше спит.
   Сет похлопал себя по карманам.
   – Ручка есть? Я хочу записать твою мудрость.
   – Эта девушка – очень лакомый кусочек.
   Сет нахмурился.
   – Не говори о ней так.
   – Ладно. – Добившись нужного ответа, Кэм кивнул. – Просто хотел узнать, серьезно ли ты к ней относишься.
   Сет со свистом выдохнул воздух, оглянулся и смотрел на затейливый голубой дом, пока тот не скрылся из виду.
   – Я еще и с самим собой толком не разобрался. Я должен устроить свою жизнь, и пока я это не сделаю, у меня не будет времени на… серьезные отношения. Но я смотрю на нее и… – Сет пожал плечами. – Я не могу этого понять. Мне нравится быть рядом с ней. Правда, с ней нелегко. Общаться с ней все равно, что с дикобразом. В короне.
   – Бесхребетные женщины хороши для короткого романа. Но когда ты ищешь женщину на всю жизнь…
   Паника исказила лицо Сета:
   – Я этого не говорил! Я просто сказал, что мне нравится быть рядом с ней!
   – И при этом у тебя щенячьи глаза.
   – Чушь собачья!
   Сет почувствовал, как его лицо и шею заливает румянец, и понадеялся, что в сумерках Кэм это не заметит.
   – Еще минутка, и ты бы заскулил, – безжалостно продолжил тот. – Будешь держать кливер по ветру или пусть болтается?
   Бормоча что-то себе под нос, Сет поправил парус.
   – Слушай, я хочу рисовать ее, – заявил он. – Хочу разговаривать с ней. И я хочу затащить ее в постель. Спасибо за заботу, но с этими тремя задачами я справлюсь сам.
   – Надеюсь, когда справишься, станешь лучше спать.
   – Дрю не имеет никакого отношения к моему сну. Во всяком случае, почти не имеет.
   Кэм повернул лодку и в сгущающихся сумерках направил ее к дому.
   – Итак, или ты сам рассказываешь, почему не спишь по ночам, или правду придется из тебя выуживать. Если ты мне не расскажешь, Анна превратит наши жизни в ад, и ты все равно расколешься.
   Сет подумал о Глории, и слова застряли у него в глотке. Стоит только начать, и лавина сорвется, похоронив под собой всю его семью.
   Он мог бы рассказать Кэму что угодно. Что угодно, только не это.
   Но, может, пора снять с души другой груз?..
   – Я видел очень странный сон.
   – Мы возвращаемся к сексу? Если так, то мы взяли слишком мало пива.
   – Мне снилась Стелла.
   Легкомысленное веселье испарилось, оставив на лице Кэма беспомощное выражение.
   – Мама? Тебе снилась мама?..
   – Я понимаю, что это странно. Я ведь никогда не встречался с ней.
   – И что она… – Удивительно, как горе таится внутри, словно вирус. Не проявляется месяцами, даже годами, а потом вспыхивает, делая человека слабым и беспомощным. – Что вы делали?
   – Сидели на причале за домом. Было лето. Жарко, влажно, душно. Я рыбачил, просто удочка и леска, и немного бри.
   – Лучше бы ты спал, – выдавил Кэм. – Или ты покойник.
   – Вот в этом все и дело. Крючка не было видно, но я знал, что стащил сыр для наживки у Анны. И я чувствовал запах роз, чувствовал палящее солнце. Потом Глупыш плюхнулся мне на колени. Я знал, что он умер – то есть знал во сне, – поэтому я чертовски удивился, когда увидел его. А потом я понял, что рядом со мной на причале сидит Стелла.
   – Как она выглядела?
   Лодка скользила по спокойной воде в угасающем свете, и в такой обстановке этот вопрос не показался странным. Он показался вполне рациональным.
   – Потрясающе. Небрежно нахлобученная старая, защитного цвета шляпа без полей, волосы из-под нее торчат во все стороны.
   – Господи. – Кэм помнил эту старую шляпу, помнил, как мама напяливала ее на непокорные кудри. А вот осталась ли фотография мамы в этой шляпе, он вспомнить не мог.
   – Я не хотел расстраивать тебя, – тихо проговорил Сет.
   Кэм только покачал головой.
   – Что случилось в том сне?
   – Ничего особенного. Мы просто сидели и разговаривали. О вас, парнях, о Рэе и…
   – О чем именно?
   – Как они решили, что ей пора побыть бабушкой, раз уж раньше не довелось. Дело не в том, о чем мы говорили, а в том, что это казалось реальным. Я не знаю, как объяснить…
   – Нет-нет. Я понимаю. – Разве Кэм сам не разговаривал с покойным отцом? И разве у других братьев не было подобных встреч?
   Однако это было давно. А маму они потеряли еще раньше. И ни одному из них не удалось снова поговорить с ней, как бы горько это ни было. Даже во сне.
   – Я всегда хотел познакомиться с ней, – продолжал Сет. – И теперь я чувствую себя так, словно мы встретились.
   – Как давно это случилось?
   – На прошлой неделе, кажется. И не заводись. Я тогда ничего не сказал, потому что не хотел тебя злить. Признай, что от этого мороз по коже.
   И это только начало, подумал Кэм, но раз уж ты, парень, Сет Куин, придется тебе разбираться в одиночку.
   – Если она снова тебе приснится, спроси, помнит ли она хлеб из цукини.
   – Что?!
   – Просто спроси ее.

   Когда они вернулись домой, Дэн Миллер стоял у плиты с бутылкой пива, наклонившись к Анне, которая кормила его с ложки красным соусом.
   – Какого черта он здесь делает? – спросил Кэм, старательно хмурясь, поскольку Дэн ничего другого от него не ждал.
   – Попрошайничаю. Потрясающе, миссис Куин. Никто не готовит лучше вас. И с вашим соусом гораздо легче смотреть на его физиономию, – добавил Дэн, кивая на Сета.
   – Разве ты не попрошайничал здесь пару недель назад? – спросил Кэм.
   – Не-а. Две недели назад я попрошайничал у Этана. Не люблю однообразие.
   – С нашей прошлой встречи ты расширил свои кормовые угодья. – Сет зацепил большими пальцами карманы джинсов, разглядывая друга детства. Дэн возмужал, раздался в плечах, явно немало времени проводит в спортзале.
   – Неужели нельзя просто сказать «Привет, рад снова тебя видеть»? – удивилась Анна.
   – Привет, – послушно повторил Сет. – Рад снова тебя видеть.
   Они сцепились в захвате, заменяющем мужчинам объятия. Глядя на них, Кэм принюхался к кипящим на медленном огне кастрюлям.
   – Боже, у меня сердце разрывается. Как трогательно!
   – Кэм, почему бы тебе не накрыть на стол? – предложила Анна. – Пока ты не свалял сентиментального дурака?
   – Пусть попрошайка накрывает. Он прекрасно знает, что где лежит. А я должен свергнуть с трона и казнить нашего младшенького.
   – Постарайся успеть за двадцать минут. Через двадцать одну мы садимся за стол.
   – Я накрою, миссис Куин.
   – Нет, убирайтесь из моей кухни вместе с вашим пивом и мужскими замашками. Не понимаю, почему мне не досталась хотя бы одна девочка. Неужели я просила слишком многого?
   – В следующий раз, когда этот парень явится к нашему столу, пусть наденет платьице, – крикнул Кэм через плечо, направляясь в кабинет решать судьбу сына.
   – Кэм любит меня, как брата, – сказал Дэн, непринужденно открывая холодильник, чтобы достать пиво для Сета. – Пойдем, посидим во дворе, как мужчины, почесываясь и рассказывая байки о сексе.
   Они уселись на крыльце. Хлебнули пива.
   – Обри говорит, что на этот раз ты остаешься. Снял студию над цветочным магазином.
   – Верно. Обри? По моей информации, за ней ухаживает твой младший брат.
   – Когда выпадает шанс. Я вижу ее чаще, чем Билл. Его так часто запрягают в больнице в двойные смены, что во сне он орет «Разряд!» и другие сексуальные медицинские термины.
   – Вы еще живете вместе?
   – Да, пока. По большей части квартира принадлежит мне. Он живет и дышит в больнице. Билл Миллер, врач. Кто бы мог подумать!
   – Если вспомнить, он обожал препарировать лягушек на биологии, а ты хныкал.
   Хотя прошло много лет, Дэн скривился.
   – Мне до сих пор противно. Ни одна лягушка никогда не причинила мне вреда. Ладно, ты вернулся и нарушил мои планы погостить у тебя в Италии. Мы бы сидели в каком-нибудь уличном кафе…
   – Траттории.
   – Как скажешь. Глазели бы на сексапильных женщин. Думаю, мы неплохо порезвились бы. Ты – знаменитый художник, а я – необыкновенный красавец…
   – Как поживает учительница, с которой ты встречался? Шелли?
   – Шелби. Да, это тоже разрушает мои мечты. – Дэн покопался в кармане, вытащил ювелирный футлярчик и большим пальцем открыл крышку.
   – Черт тебя побери, Миллер! – выдавил Сет, заморгав от блеска бриллианта в кольце.
   – У меня большие планы на завтрашний вечер. Ужин, свечи, музыка, коленопреклонение. Полный комплект. – Дэн судорожно вздохнул. – Боюсь до смерти.
   – Ты женишься?
   – Надеюсь, потому что люблю ее до чертиков. Думаешь, ей понравится?
   – Откуда мне знать?
   – Ты же у нас художник. – Дэн сунул кольцо под нос Сету. – Как оно тебе?
   Затейливая золотая полоска с бриллиантом в центре. Однако дружба требовала сказать больше.
   – Роскошное. Элегантное. Классическое.
   – Да-да! – Явно польщенный, Дэн снова изучил кольцо. – Это она, парень. Это Шелби. Хорошо. – Облегченно выдохнув, он убрал коробочку в карман. – Ладно. Она хочет с тобой познакомиться. Увлекается всякими художествами. Так я с ней и познакомился. Обри вытащила меня на выставку в университете, так как Билл был занят. Шелби стояла перед картиной, похожей на мазню шимпанзе – сплошные штрихи и пятна краски. Если хочешь знать мое мнение, это мошенничество.
   – Уверен, Поллок в гробу перевернулся от стыда.
   – Да, наверное, как скажешь. В общем, я подошел к ней и завелся на тему «о чем это вам говорит».
   Наслаждаясь увлеченностью друга, Сет откинулся назад, оперся о верхнюю ступеньку.
   – И что она ответила?
   – Она сказала, что любой пятилетка в ее подготовительном классе нарисовал бы лучше водяными красками. Боже, это была любовь. Я пустил в ход тяжелую артиллерию, сказал, что у меня есть друг-художник, но он рисует настоящими красками, и как бы вскользь упомянул твое имя. Она чуть в обморок не упала. Думаю, именно в тот момент я и понял, что ты стал знаменитостью.
   – Ты сохранил тот мой рисунок, где вы с Биллом страдаете над унитазом?
   – Висит на почетном месте. Как насчет встречи со мной и Шелби как-нибудь вечером на следующей неделе? Выпьем, пожуем чего-нибудь.
   – Я-то не против, но вдруг она влюбится в меня и бросит тебя с разбитым сердцем?
   – Да, это возможно. Но у нее есть подружка…
   – Нет! – Сет в ужасе выставил руку. – Никаких свиданий! Конечно, твоя девушка может вполне подпасть под мое роковое обаяние, но тебе придется рискнуть.
//-- * * * --//
   Братья собрались в кабинете Филипа на верфи.
   – Мама? – Филип тяжело опустился на стул. – Ему снилась мама?
   – Может, сон, а может, и нет.
   Этан почесал подбородок.
   – Он сказал, что она была в той старой шляпе?
   – Вот именно.
   – Она часто ее надевала, – заметил Филип. – Вероятно, он видел фотографию.
   – Ни на одной из наших фотографий на маме нет этой шляпы. Я смотрел. Я не говорю, что он не видел какую-то фотографию, и я не утверждаю, что это не был сон. Но это странно. Она точно так же приходила и сидела на причале рядом с нами. Она была равнодушна к рыбалке, но если кто-то из нас уединялся в тяжелую минуту, она приходила и сидела, пока мы не выкладывали ей все, что было на душе.
   – У нее это здорово получалось, – согласился Этан. – Она всегда докапывалась до сути.
   – Но это вовсе не значит, что с ним происходит то, что было с нами после смерти папы.
   – Ты и тогда не хотел верить, – напомнил Этан, выуживая бутылку воды из холодильника.
   – Я понимаю, парня что-то беспокоит, и он не хочет об этом говорить. Во всяком случае, со мной. – Кэм чувствовал обиду, но братьям в этом не признался. – Если кто и смог бы расколоть его, то только мама. Пусть даже во сне. А пока, думаю, мы просто понаблюдаем за ним. Пойду-ка я вниз, а то он догадается, что мы разговариваем о нем. – У двери Кэм остановился, оглянулся. – Я велел ему спросить о хлебе из цукини, если мама снова ему приснится.
   Братья непонимающе уставились на него. Этан вспомнил первым и расхохотался так, что ему пришлось присесть на край стола.
   – Господи! – Филип повернулся на стуле. – Я и забыл!
   – Посмотрим, помнит ли мама, – сказал Кэм и отправился в грохочущую рабочую зону.
   Когда он шагнул на последнюю ступеньку, дверь распахнулась, впустив солнечные лучи и Дрю.
   – О, привет, красотка! Ищете моего идиота-брата?
   – Которого идиота-брата?
   Кэм ухмыльнулся, оценив шутку.
   – Вы меня поймали. Сет отрабатывает свой хлеб.
   – Вообще-то я не… – Но Кэм уже взял ее за руку и повел внутрь.
   Голый до пояса Сет стоял на палубе яхты спиной к Дрю, расставив ноги. Его мускулатура оказалась более рельефной, чем можно было ожидать от человека, зарабатывающего на жизнь маханием кистью. И он пил из горлышка бутылки, как человек, не видевший воду по меньшей мере неделю.
   У нее самой во рту пересохло.
   Легкомысленно, сказала себе Дрю. Легкомысленно, легкомысленно, легкомысленно пускать слюни из-за парня только потому, что он выглядит сексуальным, сильным и красивым. Она ценит интеллект и сильный характер, и индивидуальность, и… ну, просто отличная задница…
   Позор ей.
   Дрю едва сдерживалась, чтобы не облизнуться, когда Сет обернулся. Он уже поднял руку, чтобы смахнуть пот со лба, но тут заметил ее.
   Теперь, кроме зрелища стройного, потрясающего тела, упакованного лишь в джинсы и рабочие сапоги, на Дрю обрушилась убийственная мощь его улыбки. Его губы, потрясающие, как и задница, зашевелились, но слова утонули в грохочущей музыке. Готовый услужить Кэм подошел к магнитофону и уменьшил звук с оглушительного до просто громкого.
   Над палубой появилась голова Обри:
   – Эй! Что дают?
   – У нас гости.
   Прежде чем спрыгнуть с палубы, Сет погладил плечо Обри.
   – Наш договор на завтра в силе? – спросил он, подходя к Дрю и доставая из кармана бандану, чтобы обтереть лицо и руки.
   – Да. – Дрю заметила, что Обри с интересом смотрит на них. – Я не хотела мешать вам. Я оставила мистера Джи присматривать за магазином и поехала по делам, а по дороге решила заглянуть к вам, познакомиться с процессом.
   – Я тебе все покажу.
   – Ты занят. – И твоя блондинка следит за мной, как цепной пес, мысленно добавила Дрю, после чего обратилась к Кэму: – В любом случае мне сказали, что, вероятно, я должна встретиться с вами.
   – Видишь, Сет, все прекрасные женщины предпочитают меня, – самодовольно усмехнулся тот. – Чем я могу вам помочь?
   – Я хочу купить яхту.
   – Правда? – Кэм обнял ее за плечи и повел к лестнице. – Что ж, вы не ошиблись адресом.
   – Эй! – крикнул Сет. – Я могу поговорить о яхтах!
   – Младший партнер, – пояснил Кэм клиентке. – Во всяком случае, мы позволяем ему так думать. Так какая яхта вас интересует?
   – Шлюп. Восемнадцать футов. Не плоскодонка. Кедровый корпус. Возможно, с ложкообразным штевнем, но готова рассмотреть и другие идеи. Мне нужно устойчивое судно, надежное и быстроходное. Я люблю скорость.
   Дрю подошла к галерее рисунков и сказала себе, что искусством художника восхитится позже, а пока необходимо изложить свои требования.
   – Этот корпус, этот нос. – Она указала на два рисунка. – Как я и сказала, я хочу надежное, быстроходное и долговечное судно.
   Кэм понял, что новая заказчица прекрасно разбирается в яхтах.
   – Работа на заказ дорого вам обойдется.
   – Я не жду подарков, но условия обсуждаются не с вами, не так ли? Это сфера деятельности вашего брата Филипа, а особенности конструкции, если я не ошибаюсь, – царство Этана.
   – Вы выполнили домашнее задание.
   – Я люблю заранее знать, с кем имею дело, и предпочитаю обращаться к лучшим. А лучшие, по всем отзывам, это братья Куин. Как скоро вы сможете представить проект?
   Боже, о боже, думал Кэм, эта девочка сведет парня с ума. Забавно будет понаблюдать.
   – Давайте поднимемся наверх и все посчитаем.

   Через тридцать минут ее провожал Этан. Как он обнаружил, девушка отличает левый борт от правого, прекрасно понимает, чего хочет, и вполне может отстоять свою точку зрения, несмотря на натиск трех напористых, уверенных в себе мужчин.
   – Эскизы будут готовы к концу следующей недели. Быстрее – если запугаем Сета и заставим его сделать большую часть.
   – Вот как? – Дрю бросила небрежный – как она надеялась – взгляд на рабочую зону. – Он участвует в проектировании?
   – Когда нам удается его заставить. У него способности к этому. И, естественно, он рисует гораздо лучше, чем мы трое, вместе взятые.
   Дрю проследила за взглядом Этана, устремленным на галерею рисунков.
   – Прекрасная коллекция и, полагаю, ретроспективная, – заметила она. – Ясно виден прогресс художника.
   Этан ткнул пальцем в рисунок шлюпа.
   – Вот это он нарисовал в десять лет.
   – В десять?! – Зачарованная, Дрю подошла поближе, стала изучать рисунок, как ученик изучал бы в музее ранние работы мастера. – Не представляю, что чувствуешь, родившись с таким талантом. Для некоторых это может стать непосильной ношей, не так ли?
   Этан ответил не сразу, он смотрел на рисунок, представлял свой старый шлюп глазами талантливого ребенка.
   – Возможно. Но не для Сета. Для него это радость и возможность дать выход своим чувствам. И так было всегда. – Этан никогда не отличался разговорчивостью, поэтому он просто улыбнулся и протянул Дрю руку. – Приятно будет работать с вами.
   – Взаимно. Благодарю за то, что уделили мне время сегодня.
   – У нас всегда найдется для вас время.
   Этан проводил ее и вернулся в царство грохочущей музыки и визжащих электроинструментов. Он был на полпути к токарному станку, когда Сет выключил пилу.
   – Дрю наверху с парнями?
   – Нет. Она уехала.
   – Уехала?! Черт побери, мог бы сказать мне!
   Сет соскочил с палубы и бросился к двери.
   Обри хмуро посмотрела ему вслед.
   – Он уже влюбился в нее.
   – Похоже. – Этан пристально взглянул на Обри. – Проблемы?
   Та пожала плечами.
   – Не знаю. Не знаю. Она просто не то, что я представляла для него, вот и все. Если хочешь знать мое мнение, она холодная и довольно заносчивая.
   – Она одинокая, – поправил Этан. – Не все сходятся с людьми так легко, как ты, Обри. И кроме того, выбирать Сету.
   – Да.
   Однако Этану вовсе не удалось ее переубедить.

8

   Поскольку Сет не сказал, что надеть для сеанса, Дрю остановилась на простых голубых хлопчатобумажных брюках и белой блузке с короткими рукавами.
   Она полила свой сад, дважды поменяла сережки, заварила свежий кофе. Может, кольца подошли бы лучше, думала она, играя маленькими лазуритовыми шариками, болтающимися в ухе. Мужчинам нравятся женщины с сережками-кольцами. Возможно, для них это символ сладострастия.
   И какого черта она об этом думает?
   Дрю сомневалась, хочет ли она, чтобы Сет сделал следующий шаг. В конце концов, один шаг неизменно ведет к другому, а в данный момент сложные, как в шахматной партии, отношения ее не интересуют.
   Или не интересовали.
   Иона точно поставил ей мат, подумала Дрю, наслаждаясь вспышкой гнева. Проблема в том, что она считала, будто полностью контролирует ситуацию, что все фигуры расставлены правильно.
   Она совершенно не замечала, что Иона играл одновременно на двух досках.
   Его неверность, его предательство разбили ей сердце, ударили по самолюбию. Хотя сердечная рана затянулась, пожалуй, даже слишком быстро, гордость осталась в осколках.
   Никто и никогда больше ее не одурачит.
   Если она все же решит развивать отношения с Сетом – а присяжные еще не пришли к единому мнению, – то на своих условиях. Она доказала себе, что представляет собой гораздо больше, чем украшение на руке мужчины, зарубка на столбике его кровати или ступенька его карьерной лестницы. Иона сильно просчитался.
   И самое важное, она доказала себе, что может жить самостоятельно и вполне счастливо.
   Хотя, конечно, ей не хватает дружбы и сексуального влечения, и головокружения в объятиях интересного, привлекательного мужчины.
   Дрю услышала хруст шин по гравию на подъездной дорожке. Не спеши, сказала она себе, и подождала, пока Сет постучится.
   Ладно, ей действительно стало жарко, как только она, открыв дверь, взглянула на него. Но это всего лишь доказывает, что она живая и здоровая женщина.
   – Доброе утро. – Дрю вежливо отступила, пропуская его.
   – Доброе утро. Мне здесь нравится. Я понял, что, если бы ты меня не опередила, я сам купил бы этот дом.
   – Мне повезло.
   – Безусловно.
   Сет прошелся по гостиной. Яркие цвета, хорошие ткани. На его вкус, не хватает некоторго творческого беспорядка, но Дрю подходят эта красивая, тщательно подобранная обстановка, свежие цветы и общее впечатление аккуратности.
   – Ты сказал, что хотел бы работать на свежем воздухе.
   – Да. Вот твоя картина. – Он протянул ей картину в оберточной бумаге. – Я могу повесить, если ты уже выбрала место.
   – Ты не терял времени даром.
   Дрю не смогла удержаться, села на диван и разорвала упаковку.
   Сет выбрал тонкие деревянные планки, подкрашенные тусклым золотом, дополняющим глубокие тона цветов и листвы. Рама получилась простой и эффектной, как и картина.
   – Идеально. Спасибо. Чудесное начало для моей коллекции Сета Куина.
   – Планируешь коллекцию?
   Глядя на Сета, Дрю провела пальцем по раме.
   – Возможно. И ловлю тебя на слове. Пожалуйста, повесь ее, потому что мне не терпится увидеть ее на стене, но у меня нет нужного крючка.
   – Такого? – Сет вынул из кармана крючок.
   – Такого. – Дрю задумчиво склонила голову. – Ты очень практичный, не так ли?
   – Незаменимый, черт побери. У тебя есть молоток и рулетка, или принести из машины?
   – Как ни странно, у меня есть молоток и другие инструменты. – Дрю встала, прошла на кухню и вернулась с блестящим новеньким молотком.
   – Где ты хочешь повесить картину?
   – Наверху. В спальне. – Она направилась к лестнице. – Что в сумке?
   – Ерунда. Парень, реставрировавший этот дом, знал свое дело. – Поднимаясь по лестнице, Сет обратил внимание на тщательно отполированные перила. – Удивительно, что он смог с ним расстаться.
   – Ему нравится процесс… и прибыль. Как только он закончил, ему стало скучно и захотелось переехать. Во всяком случае, так он ответил, когда я задала ему этот самый вопрос.
   – Сколько спален? Три?
   – Четыре, хотя одна совсем маленькая, больше подходит для домашнего кабинета или библиотеки.
   – Третий этаж?
   – Отделанный чердак. Можно превратить в маленькую квартирку. – Она взглянула на Сета. – Или в мастерскую художника.
   Они вошли в спальню, и Сет сразу понял, что Дрю и здесь выбрала для себя лучшее. Из окон открывался прекрасный вид на реку, лес и тенистый сад. Оконные рамы затейливы, но не слишком, и выглядят милыми, а вместо обычных штор Дрю выбрала легкую белую вуаль, рассеивающую солнечный свет, но не заслоняющую ни вид из окна, ни рамы. Небесно-голубые стены, на сосновом полу пара ковриков с цветочным рисунком, антикварная мебель. Ампирная кровать, как он и ожидал, аккуратно заправлена и накрыта белым стеганым, словно специально созданным для нее покрывалом с узором из переплетающихся колец и розовых бутонов.
   – Потрясающая вещь. – Сет наклонился, чтобы получше рассмотреть покрывало. – Фамильная?
   – Нет. Я нашла его в прошлом году на ярмарке прикладного искусства в Пенсильвании. Я хотела бы повесить картину в проеме между этими окнами. Здесь хорошее освещение, но прямые лучи солнца не попадают.
   – Хороший выбор. – Сет поднял картину. – Будет смотреться как еще одно окно, и зимой у тебя будут цветы.
   Он угадал мои мысли, подумала Дрю.
   – Примерно здесь?
   Дрю отступила, изучая картину под разными углами, сопротивляясь – слишком провокационный жест – желанию лечь на кровать и насладиться видом, который будет ожидать ее каждое утро при пробуждении.
   – Идеально.
   Сет ногтем нацарапал на стене еле заметную метку, отставил картину, чтобы наметить место для крючка.
   Как странно, подумала Дрю, что в ее спальне снова появился мужчина. В простой одежде, с красивыми руками. И как приятно наблюдать за ним с его картиной и инструментами.
   И как приятно, признала она, представлять прикосновения этих прекрасных рук к своей коже.
   – Посмотри, что в сумке, и выскажи свое мнение, – сказал он, не оглядываясь.
   Дрю открыла сумку и удивленно вскинула брови, вынув длинную полупрозрачную юбку – фиолетовые анютины глазки, разбросанные на холодном голубом фоне – и облегающий топ с узкими бретельками того же голубого оттенка.
   – Ты настойчив, не так ли?
   – В этом наряде ты будешь выглядеть отлично и именно так, как нужно.
   – И ты получишь то, что хочешь.
   Сет посмотрел на нее через плечо – снисходительно и самоуверенно.
   – На данный момент. А у тебя есть такие… – Он провел пальцем круг в воздухе. – Серьги-кольца? Они бы сюда очень подошли.
   Могла бы догадаться, подумала Дрю, но только хмыкнула.
   Разложив юбку и топ на кровати, она принялась командовать Сетом:
   – Левый угол немного выше, нет, слишком высоко! Вот так. Хорошо. Нарисовано, обрамлено и повешено Куином. Выгодная сделка для меня!
   – И для меня неплохая.
   Пристально глядя на Дрю, Сет шагнул к ней, и она уже хотела сделать шаг ему навстречу. Но тут зазвонил телефон.
   – Извини. – Оно и к лучшему, уверила она себя, поднимая трубку телефона, стоявшего на прикроватной тумбочке. – Алло.
   – Привет, принцесса.
   – Папа? – Удовольствие, тревога и, к ее стыду, легкое раздражение стянулись тугим узлом. – Воскресным утром в это время твое место на седьмой лунке.
   – У меня не очень приятные новости. – Проктор протяжно вздохнул. – Милая, мы с твоей мамой разводимся.
   – Понимаю. – В висках запульсировало. – Подожди минутку. – Дрю переключила телефон в режим ожидания и повернулась к Сету. – Извини, мне нужно поговорить. В кухне есть кофе. Я недолго.
   Ее лицо стало непроницаемым, взгляд – слишком спокойным и пустым.
   – Хорошо. Я налью себе чашку, выйду и все подготовлю. Не спеши.
   Услышав его шаги на первом этаже, Дрю присела на край кровати и снова включила связь.
   – Извини, папа. Что случилось? – И прикусила язык, чтобы не закончить вопрос словами «на этот раз».
   – Милая, мы с твоей мамой не ладим уже давно. Я пытался ограждать тебя от наших проблем и не сомневаюсь, что только ради тебя мы не развелись много лет назад. Ну, в общем, так случается, принцесса.
   – Мне очень жаль. – Дрю хорошо знала, чего от нее ждут. – Я могу чем-нибудь помочь?
   – Ах, да! Я уверен, мне было бы гораздо легче, если бы я мог тебе все объяснить, и ты не расстраивалась бы. Слишком сложно обсуждать это по телефону. Ты могла бы приехать сегодня? Мы бы пообедали, только ты и я. Что может лучше поднять настроение, чем день, проведенный с моей малышкой?
   – Извини, сегодня я занята.
   – Но, учитывая обстоятельства, наша встреча наверняка гораздо важнее.
   В висках стучало все сильнее, от чувства вины Дрю начало подташнивать.
   – Я не могу нарушить обещание. Я как раз собиралась…
   – Хорошо. Хорошо. – В его голосе сплелись долготерпение и фальшивая бодрость. – Я надеялся, что ты найдешь время для меня. Тридцать лет. Тридцать лет, и вот чем все кончилось.
   Дрю потерла онемевшую шею.
   – Прости, папа.
   Она не смогла бы сказать точно, сколько раз произнесла эти слова до конца разговора, но, когда повесила трубку, это повторение довело ее до изнеможения.
   Не успела Дрю положить трубку, как телефон затрезвонил снова. Видимо, за тридцать лет совместной жизни у ее родителей выработалось шестое чувство. Дрю неохотно подняла трубку.
   – Привет, мам.

   Сет расстелил красное одеяло на траве у берега реки, куда проникали сквозь листву солнечные лучи. Он поставил плетеную корзинку с едой, прислонил к ней бутылку вина и бокал на тонкой ножке, бросил тонкую книжку в обтрепанной белой обложке.
   Дрю переоделась в принесенную им одежду, воткнула в уши сережки-кольца и долго пыталась успокоиться.
   Когда она вышла из дома, на раскладном столике лежал альбом для эскизов. Из портативного стереомагнитофона вместо оглушающего рока, к ее удивлению, доносился Моцарт.
   – Прости, что задержала тебя, – сказала она, спускаясь с крыльца.
   – Не страшно.
   Увидев выражение ее лица, Сет бросился к ней, ласково обнял. Дрю отшатнулась, но он не отпустил ее. Ей захотелось уступить, принять его непрошеную поддержку.
   – Я так плохо выгляжу?
   – Ты выглядишь печальной. – Он провел губами по ее волосам. – Хочешь перенести сеанс?
   – Нет, ничего особенного. Просто обычное семейное умопомешательство.
   – В этом я эксперт. Посмотри на меня. Я эксперт по семейному умопомешательству.
   – Не такого рода. – Дрю отстранилась. – Мои родители разводятся.
   Он коснулся ее щеки.
   – О, малышка, мне очень жаль.
   – Нет-нет! – Она засмеялась, озадачив его, и сжала ладонями виски. – Ты не понял. Они перекидываются словом «развод», как пинг-понговым шариком. Раз в два года раздается телефонный звонок. «Дрю, у меня неприятные новости». Или «Дрю, я не знаю, как сказать тебе». Когда мне было шестнадцать лет, они действительно разъехались почти на два месяца. И очень тщательно подгадали к моим летним каникулам, чтобы мама смогла на неделю улететь со мной в Европу, а папа – вытащить меня в Бар Харбор на парусную яхту.
   – Ты сама похожа на пинг-понговый шарик.
   – Да, похожа. Мое терпение лопнуло, и я сбежала прежде… прежде, чем стала презирать их. И все же я молюсь, чтобы они наконец развелись. Наверное, я кажусь тебе холодной, эгоистичной и ужасной женщиной.
   – Вовсе нет. Не со слезами в глазах.
   – Они очень любят меня, – тихо сказала Дрю. – Или слишком мало любят. Я никогда не могла понять толком. И они вряд ли понимают, что я не могу жить с ними, служить им подпоркой или судьей до конца жизни.
   – Ты им это сказала?
   – Пыталась. Они не слышат. – Дрю потерла руки, словно приглаживая взъерошенные перышки. – И я не имею никакого права сваливать на тебя свои проблемы.
   – Почему бы нет? Мы практически пара.
   Дрю хмыкнула.
   – У тебя это здорово получается.
   – У меня многое здорово получается. Что именно?
   – Во-первых, ты хорошо слушаешь. – Дрю поцеловала его в щеку. – Мне никогда не удавалось уговорить кого-нибудь выслушать меня. А тебя не нужно уговаривать. И, во-вторых, – она поцеловала его в другую щеку, – ты можешь меня рассмешить, даже когда я злюсь.
   – Я готов слушать и смешить тебя еще и еще, если ты снова меня поцелуешь. И, пожалуйста, целься сюда, – добавил он, похлопав пальцем по своим губам.
   – Спасибо, но, пожалуй, отложим. Все равно я ничего не могу с ними поделать. – Дрю высвободилась из его объятий. – Ты хочешь, чтобы я села на одеяло?
   – Может, перенесем сеанс и отправимся на парусную прогулку? Мне это всегда прочищает мозги.
   – Нет, ты уже все расставил, и позирование позволит мне отвлечься. Но я, правда, очень тебе благодарна.
   Сет увидел, что ее лицо просветлело, и кивнул.
   – Хорошо. Если все же захочешь прекратить, просто скажи. Сначала разуйся.
   Дрю вышагнула из парусиновых шлепанцев.
   – Босоногий пикник.
   – Угадала. Ложись на одеяло.
   Дрю предполагала, что будет сидеть, расправив юбку, и читать книжку, но послушно ступила на одеяло.
   – Лицом вверх или вниз?
   – Ложись на спину. Хорошо. – Сет обошел ее. – Правую руку закинь за голову. Согни локоть, расслабь руку.
   – Я чувствую себя глупо. В студии я не казалась себе глупой.
   – Не думай об этом. Подними левое колено. – Дрю повиновалась и, когда вслед за коленом приподнялась юбка, одернула ее.
   – О, брось! – Сет опустился на колени и приподнял подол юбки, обнажив ее левую ногу до середины бедра. Дрю прищурилась.
   – Разве ты не должен сказать, что не приударяешь за мной, что все это ради искусства?
   – Все это ради искусства. – Расправляя юбку, Сет костяшками пальцев коснулся ее бедра. – И приударяю тоже. – Он стянул бретельку с ее плеча, одобрительно кивнул. – Расслабься. Начни с пальцев ног. – Он потер ладонью ее голую ступню. – И продвигайся выше. – Глядя ей в глаза, он провел ладонью по ее ноге до колена. – Поверни голову ко мне.
   Дрю повернула голову, взглянула на разложенные у мольберта краски.
   – Акварели? Кажется, ты говорил о масляных красках.
   – Сегодня акварель. Для масла я задумал кое-что другое.
   – Интересно. И сколько раз, по-твоему, ты сможешь уговорить меня позировать?
   – Столько, сколько нужно. Ты отдыхаешь у воды, – сказал он, принимаясь за эскиз. – Задремала от вина и чтения.
   – Я одна?
   – Пока. Ты грезишь. О чем угодно.
   – Если бы было теплее, я скользнула бы в реку.
   – Здесь так тепло, как тебе хочется. Закрой глаза, Дрю. Мечтай.
   Она подчинилась. Музыка тихая, романтичная. Нежность, словно растворившаяся в воздухе.
   – О чем ты думаешь, когда рисуешь?
   – Думаю? – Он не знал, что ответить на этот вопрос. – Не знаю. Ну… наверное, о форме. О свете, тени, настроении. У меня нет ответа.
   – Ты только что ответил на вопрос, который я не задавала. Интуиция. Твой талант интуитивен. Наверняка, если ты так хорошо рисовал ребенком.
   – А чего хотелось в детстве тебе? – Он видел ее тело длинными, плавными линиями.
   – Многого. Я хотела стать балериной, кинозвездой, путешественницей. Миссионером.
   – Миссионером? Неужели? – Солнечные лучи скользили сквозь листву и мягко ложились на ее кожу. Свет и тень.
   – Мимолетное желание, но сильное. Правда, я никогда не думала, что стану деловой женщиной. Сюрприз.
   – Однако тебе нравится.
   – Я это обожаю. Мне так нравится заниматься тем, что я когда-то считала просто увлечением. – Ее мысли растекались, как река рядом с нею. – Кажется, я никогда не могла поговорить ни с кем так, как разговариваю с тобой.
   – Не шутишь? – Она была похожа на сказочную королеву – экзотический разрез глаз, прическа как у эльфийки. Необыкновенно женственная уверенность позы. Королева фей, дремлющая в одиночестве на своей поляне. Настроение. – Как ты думаешь почему?
   – Понятия не имею. – Она вздохнула и незаметно задремала.

   Музыка изменилась. Душераздирающий женский голос пел о любви. Еще в полудреме Дрю прошептала:
   – Кто это поет?
   – Дарси Галлахер. Отличные духовые. Пару лет назад она выступала с двумя своими братьями в местечке Ардмор в графстве Уотерфорд. Я был просто потрясен.
   – М-м-м. Кажется, я слышала… – Раскрыв глаза, Дрю увидела, что Сет не стоит у столика, а сидит рядом с одеялом. – Что ты делаешь?
   – Жду, когда ты проснешься.
   – Я заснула? – Смутившись, Дрю приподнялась на локте. – Прости. И давно я отключилась?
   – Не знаю. У меня нет часов. – Сет отложил книжку. – Не волнуйся. Ты дала мне именно то, за чем я охотился.
   Пытаясь освободиться от остатков сна, Дрю взглянула на столик, но не увидела, что нарисовано на листе для акварели.
   – Ты закончил?
   – Нет, но начало положено отличное. И без часов желудок подсказывает мне, что сейчас время ленча. – Он откинул крышку сумки-холодильника.
   – Ты подготовил настоящий пикник.
   – Корзинка была для искусства, холодильник – проза жизни. У нас есть хлеб, сыр, виноград, немного обожаемого Филом паштета. – Перечисляя, Сет достал тарелки. – И, хотя для этого мне пришлось унижаться и вымаливать, итальянский салат Анны. А это потрясающее вино я обнаружил в Венеции. Называется «Грезы». По-моему, очень кстати.
   – Ты пытаешься превратить сеанс в свидание, – насторожилась Дрю.
   – Ты опоздала. – Он налил первый бокал и протянул ей. – Это уже свидание. Я хотел спросить, почему ты так быстро удрала вчера с верфи?
   – Я закончила свое дело. – Дрю выбрала прохладную виноградину, прокусила терпкую кожицу. – И спешила вернуться к работе.
   – Итак, тебе нужна яхта.
   – Да. Я люблю ходить под парусом.
   – Выходи со мной. Так ты сможешь проверить ходовые качества яхты, построенной Куинами.
   – Я подумаю. – Дрю попробовала паштет, тихо, сексуально вздохнула от удовольствия. – У Фила отличный вкус. Они очень разные, твои братья. И все же кажутся одной командой.
   – Это и есть семья.
   – Семья? Нет, не всегда. Я бы даже не назвала это обычным, во всяком случае, не со своим опытом. Твоя семья уникальна во многих отношениях. Почему у тебя не осталось шрамов?
   Сет перестал накладывать в тарелку салат и непонимающе посмотрел на нее.
   – Прости, не понял.
   – В статьях о тебе было достаточно информации, кое-что невозможно не слышать, живя в Сент-Крисе, и ты сам мне говорил. У тебя было очень тяжелое детство. Как можно было пережить это без тяжелых последствий?
   Журналисты копнули совсем неглубоко, подумал Сет. Они ничего не знали о мальчишке, прятавшемся или отбивавшемся от пьяниц и наркоманов, которых приводила Глория. Журналисты не знали об избиениях и шантаже, и страхе, затаившемся в его сердце.
   – Они спасли меня. – Сет сказал это так бесхитростно, что у нее защипало в глазах. – Без преувеличения они спасли мне жизнь. Рэй Куин, потом Кэм, Этан и Фил. Они изменили свои жизни из-за меня, ради меня. И Анна, и Грэйс, и Сибил, и Обри. Они создали мне дом, и прошлое потеряло значение. Важно стало только все, что случилось потом.
   Дрю не смогла бы выразить словами охватившие ее чувства; она просто наклонилась и коснулась губами его губ.
   – Это в-третьих. За то, что ты мне нравишься. Ты хороший человек, Сет. Я просто не знаю, что с тобой делать.
   – Ты можешь начать доверять мне.
   – Нет. – Дрю отстранилась, отломила кусочек хлеба. – С доверия не начинают. Доверие строится постепенно. А со мной это может занять много времени.
   – Во всяком случае, я могу гарантировать, что не имею ничего общего с парнем, с которым ты была помолвлена. – Заметив, как она окаменела, Сет пожал плечами. – Я не единственный, о ком пишут и болтают.
   Когда я заговорила о личном, напомнила себе Дрю, он не замкнулся в себе.
   – Да, ты совершенно не похож на Иону. Мы с ним никогда не устраивали пикников с итальянским салатом, приготовленным его сестрой.
   – Ужин в «Жан-Луи» в Уотергейте или в любом другом фешенебельном французском ресторане. Премьеры в Кеннеди Центре. Вечеринки и редкие воскресные обеды с подходящими друзьями… Я угадал?
   – Довольно близко к истине, – ответила Дрю, хотя Сет попал точно в цель.
   – Ты уже не с ним. Это его потеря.
   – Похоже, он успешно справляется.
   – Ты любила его?
   Дрю собиралась соврать, но как-то так получилось, что ответила абсолютно искренне:
   – Теперь и не знаю. Пожалуй, я верила, что любила, иначе никогда не планировала бы свадьбу. Он был привлекателен, умен, обладал тем смертоносным сарказмом, который часто принимают за остроумие. Но, как оказалось, верности в нем было не больше, чем в бродячем котяре. К счастью, я узнала об этом прежде, чем мы поженились, и кое-что ценное узнала о себе: горько пожалеет всякий, кто посмеет меня обмануть.
   – Ты оторвала ему яйца, крошка?
   – Хуже. – Дрю изящно попробовала паштет. – Он оставил у меня – среди прочего – дорогущее кашемировое пальто. Я спокойно паковала его вещи, когда мне в голову пришла потрясающая мысль: я вытащила пальто из коробки, отрезала рукава, воротник, пуговицы. Правда, мне этого показалось мало. Все его любимые диски с записями Мелиссы Эттеридж я сунула в микроволновку. Мелисса замечательная рок-певица, но до сих пор пробуждает во мне инстинкт разрушения. Потом я прокрутила его мокасины от Феррагамо в стиральной машине. Эта эскапада дорого обошлась моим бытовым приборам, но пролила бальзам на мои душевные раны. И поскольку я уже не могла остановиться, то чуть не спустила в унитаз обручальное кольцо с белым квадратным русским бриллиантом в три карата, но вовремя одумалась.
   – И что же ты с ним сделала?
   – Положила в конверт, на конверте написала «За его грехи» и бросила в ящик для пожертвований маленькой церкви в Джорджтауне. Слишком драматично, но опять же я получила огромное удовлетворение.
   На этот раз наклонился Сет и коснулся губами ее губ.
   – Отличная работа, мой чемпион.
   – Да, я тоже так думала. – Глядя на воду, Дрю подтянула колени к подбородку, глотнула вина. – Многие мои знакомые решили, что я удрала из Вашингтона из-за Ионы. Они ошиблись. Я влюбилась в Сент-Крис, еще когда впервые приехала сюда с дедушкой. Поняв, что мне необходимы перемены, что надо начать все с нуля, я пыталась представить себя в разных городах, даже в разных странах, но всегда мысленно возвращалась сюда. Мое решение не было импульсивным, хотя многим таковым казалось. Я планировала свой переезд годами. Я всегда все тщательно планирую. Шаг за шагом. – Дрю умолкла, положила голову на колени, пристально взглянула на Сета. – С тобой я явно где-то оступилась, иначе не сидела бы здесь на траве, не пила бы вино в воскресный день, не рассказывала бы тебе все, о чем совершенно не собиралась рассказывать. – Она подняла голову, сделала еще один глоток. – Ты слушаешь. Это талант. И оружие.
   – Я не причиню тебе боли.
   – Нормальные люди не завязывают отношения с намерением обидеть друг друга. И все же обижают. Может, в конце концов, это я тебя обижу.
   – Посмотрим. – Сет обнял ее за шею, легко погладил, привлекая к себе, чтобы поцеловать, и через мгновение заметил: – Нет. Пока никаких травм.
   Он обхватил ее лицо ладонями, и их губы встретились вновь.
   Его губы оказались мягкими, душераздирающе нежными. Его язык, поддразнивая, сплелся с ее языком, его пальцы заскользили по ее шее, плечам… У Сета перехватило дыхание, когда Дрю с тихим возбуждающим стоном потянулась к нему.
   Сет уложил ее на одеяло, вытянулся рядом, не выпуская из своих объятий.
   Дрю жаждала почувствовать тяжесть его тела. Ей казалось, она не переживет, если он перестанет ласкать ее. От его прикосновения к ключице Дрю задрожала. Сет не остановился. Изящные пальцы художника, огрубевшие от работы на верфи, проникли под легкую ткань топа к ее груди.
   Сет прошептал ее имя, царапнул зубами подбородок. Разгоряченная Дрю почувствовала страстное желание любить и быть любимой, но прижала ладонь к его плечу.
   – Сет, подожди.
   Его губы вернулись к ее губам, теперь более жадные и опасно настойчивые.
   – Не отталкивай меня.
   – Подожди.
   Сет сдержал готовое сорваться с губ проклятье, прижался лбом к ее лбу, не в силах успокоить разбушевавшуюся кровь. Он чувствовал, как дрожит ее тело, понимал, что она жаждет близости не меньше, чем он.
   – Почему?
   – Я не готова.
   – Брось, солнышко. Еще немного, и ты меня обгонишь.
   – Желание не означает готовность. – Хотя, к сожалению, он был прав. – Я не ждала этого. Во всяком случае, не так. Я не готова заниматься сексом с человеком, явно увлеченным другой женщиной.
   – Другой женщиной?! Господи, Дрю! Я только что вернулся домой и не смотрел ни на одну другую женщину с тех пор, как увидел тебя!
   – Этой ты увлекся задолго до того, как увидел меня. – Сет выглядел таким озадаченным, таким взъерошенным и разочарованным, что Дрю чуть не хихикнула, но позиций не сдала. – Обри.
   – Что Обри? – Ему понадобилось несколько долгих секунд, чтобы осмыслить услышанное. – Обри?! Я и… Боже праведный, ты шутишь? – Он бы рассмеялся, если бы не был так шокирован. – С чего ты взяла?
   – Я не слепая. – Дрю раздраженно отпихнула его. – Слезь с меня немедленно.
   – Я не увлечен… – Он даже не смог это выговорить, но послушно сел. – Господи, все совсем не так. Дрю, она – моя сестра.
   – Вовсе нет.
   – Племянница.
   – И не племянница! Может, ты и не замечаешь, что происходит между вами – хотя ты не кажешься мне болваном, – но она точно к тебе неравнодушна.
   – Я не думаю о ней в этом смысле.
   – Может, и нет – на сознательном уровне.
   – Вообще ни на каком уровне! – От одной только этой мысли Сет запаниковал. – Ни на сознательном, ни на подсознательном! И она тоже!
   Дрю расправила юбку.
   – Ты уверен?
   – Конечно! – Но семя сомнения было посеяно. – Конечно… И если тебе взбрело в голову, что я изменяю Обри с тобой, забудь!
   – Я всего лишь имею в виду, – спокойно сказала Дрю, – что не собираюсь связываться с мужчиной, которого подозреваю в романе с другой женщиной. Вероятно, тебе следует разобраться с Обри прежде, чем развивать наши отношения, а на сегодня, я полагаю, хватит. Не возражаешь, если я взгляну на картину?
   – Возражаю, – холодно отрезал Сет. – Взглянешь, когда я закончу.
   Ну-ну, прорезался художественный темперамент, подумала Дрю, начиная убирать еду в сумку-холодильник.
   – Я соберу твою еду. Наверное, тебе понадобится еще один сеанс? Я смогу уделить тебе время в следующее воскресенье.
   Сет поднялся, пристально глядя на нее.
   – Ну, ты даешь! Один придурок обманул тебя, и теперь все мы обманщики?!
   – Нет. – Дрю считала его раздражение обоснованным, а потому не стала показывать характер. – Не все. Я даже думаю, что ты абсолютно честен, иначе не стала бы проводить с тобой время. Но, как я сказала, я не готова. И у меня остались сомнения насчет твоих чувств к другой женщине и ее чувств к тебе. – Дрю наконец посмотрела ему прямо в глаза. – Я была банальной жертвой другой женщины, Сет. Я не хочу никому причинять подобную боль.
   – Похоже, это я должен был спросить тебя о шрамах, а не наоборот.
   Дрю поднялась на ноги, кивнула.
   – Возможно. Поскольку ты предпочитаешь дуться, я тебя покину.
   Сет не дал ей ускользнуть, схватил за руку и развернул так резко, что у нее чуть сердце не выпрыгнуло из груди от страха.
   – Осмотрительность не мешает, солнышко, но все равно рано или поздно ты шлепнешься прямо на свое прелестное личико. Возможно, это займет больше времени, но удар не ослабит.
   – Отпусти меня.
   Он отпустил ее, отвернулся и стал собирать свои принадлежности. Потрясенная гораздо больше, чем хотелось бы признать, Дрю медленно ушла в дом.
   И все же, как ни крути, это было похоже на бегство.

9

   Сет швырнул в багажник холодильник и корзинку. Женщины, черт побери! Только покажется, что начал их понимать, как они превращаются в инопланетянок. В инопланетянок, способных нормального, благоразумного мужчину превратить в идиота.
   Не угонишься за ними, как ни старайся.
   Сет запихнул одеяло в багажник, лягнул шину, зачем-то снова вытащил одеяло, переложил его в салон, оглянулся на дом и дал выход своему раздражению. Топая за складным столом, он бормотал под нос проклятия, глубокомысленные замечания и прочую чепуху, пока не увидел ее портрет.
   Тонкая, гибкая, похожая на королеву фей, она спала на красном одеяле в рассеянной тени.
   – Я прекрасно знаю, кем увлечен, – сообщил Сет неоконченному портрету, осторожно поднимая его и неся к машине. – Из-за одного парня, оказавшегося придурком, казнить всех? – Он положил лист на одеяло, нахмурился. – Ну, это твоя проблема, сестренка.
   Сестренка. Ему стало не по себе. Какого черта Дрю вбила в его голову дурацкие мысли об Обри? Это невозможно. Совершенно, совершенно невозможно!
   Этого просто не может быть!
   Он любит Обри. Конечно, любит и всегда любил. Но никогда не думал о… Или думал?
   – Теперь ты видишь, видишь?! – Он ткнул пальцем в портрет. – Вот что такие, как ты, делают с нами! Вы все запутываете до тех пор, пока мы не начинаем сомневаться в собственном рассудке. Ну, со мной этот номер не пройдет!
   Загружая багажник, Сет решил, что злиться гораздо приятнее, чем рассуждать. Он погнал машину домой, но перед поворотом развернулся и нажал на газ.
   – Сейчас разберемся, – сказал он портрету. – Раз и навсегда. И посмотрим, кто из нас идиот.
   Он въехал на подъездную дорожку перед домом Обри, выпрыгнул из машины и, все еще злой и взвинченный, направился к двери. Он не постучался. Никто от него этого и не ждал.
   Гостиная, как и весь дом, заставленная мебелью ровно настолько, сколько нужно для уюта, была очаровательна и безупречно чиста. Грейс это здорово удавалось.
   Когда-то ей пришлось растить ребенка в одиночку, и она убиралась в чужих домах, а потом организовала собственную фирму со штатом более двадцати человек, обслуживающую частные дома и конторы на Побережье.
   Ее собственный дом являлся самой лучшей рекламой фирмы. Но почему-то сейчас здесь царила тишина.
   – Обри! – крикнул Сет, подойдя к лестнице. – Эй, есть кто-нибудь?
   Из кухни выбежала Грейс – босоногая, в обрезанных джинсах, с тщательно собранными с лица волосами, она выглядела слишком юной для женщины, в дочь которой, как уверяет некая чокнутая девица, он влюблен.
   Господи, он же нянчил Обри!
   – Привет! – Грейс чмокнула его в щеку. – Этан и Дик на заднем дворе чинят газонокосилку. Я как раз приготовила лимонад.
   – Я просто заглянул к Обри. Я хотел… – Ну нет, он не может обсуждать это с Грейс. – Она дома?
   – Днем в воскресенье она играет в софтбол.
   – Верно. – Сет сунул руки в карманы и нахмурился. – Я и забыл.
   – Милый, что-то случилось? Вы с Обри поссорились?
   – Нет. Нет, мне просто нужно… поговорить с ней кое о чем.
   – Она вернется примерно через час. И Эмили. У нее свидание. Иди пока к Этану и Дику. И, может, поужинаешь с нами на свежем воздухе?
   – Спасибо, но… У меня кое-какие дела… – Нелепо, просто нелепо смотреть на лицо Грейс, видеть в нем Обри и думать о том, о чем он думал. – Мне пора.
   – Но…
   Однако Сет уже выбежал из дома. Анна права, подумала Грейс, вздыхая. Нашего мальчика что-то тревожит.

   Сет прибыл в парк в конце шестого иннинга. Команда Обри, «Голубые крабы», проигрывала пробежку своим давним соперникам, «Морским ершам».
   Зрители жевали хот-доги, прихлебывали холодные напитки из бумажных стаканчиков и громко, как, собственно, от них и ожидалось, оскорбляли чужих и подбадривали своих игроков. Солнце совершенно по-летнему окутывало бейсбольное поле влажным зноем.
   Сет заметил старика Кроуфорда в бейсболке на лысой голове, с морщинистым, как у гнома, лицом. На его костлявом колене сидел мальчишка лет трех, не больше.
   – Привет, Сет! – Кроуфорд радушно сдвинул тощую задницу на пару сантиметров. – Почему это ты не на поле?
   – Опоздал на драфт. – Сет оглянулся на поле, нашел взглядом Обри, подмигнул малышу. – Кто этот парень?
   – Барт. – Старик подбросил ногой малыша. – Мой правнук.
   – Правнук?
   – Ага. У нас восемь внуков и этот карапуз. – Звук резкого удара привлек внимание Кроуфорда к происходящему на поле. – Фаул, – проворчал он и выкрикнул: – Выпрями биту, Джед Уилсон! Разрази тебя гром!
   – Джед Уилсон? Внук миссис Уилсон?
   – Он самый. Парень неплохой, вежливый, но отбивать ни черта не умеет!
   – Ни черта! – радостно повторил Барт.
   – Не ругайся, парень. – Посмеиваясь, Кроуфорд погрозил Барту пальцем. – Ты же знаешь, что твоя мама посадит меня в собачью конуру, если это услышит?
   – Ни черта! – Барт расхохотался и протянул Сету обгрызенную сосиску в булке: – Хочешь?
   – Конечно. – Благодарный за развлечение, Сет наклонился и притворился, будто откусил огромный кусок.
   Когда объявили четвертый бол, толпа взорвалась, Кроуфорд заулюлюкал.
   – Господи! Ну, ты попал, вонючий Ерш!
   – Вонючий ерш! – с восторгом повторил Барт.
   – Теперь-то мы повоюем, черт побери! Теперь увидим, кто есть кто!
   На позицию с важным видом вышла Обри, и болельщики «Голубых крабов» принялись скандировать:
   – Об-ри! Об-ри!
   – Давай, девочка! Ты можешь! – подхватил Кроуфорд с таким бешеным энтузиазмом, что Сет испугался, не хватит ли старика удар. – Смотри, парень! – Старик ткнул Сета острым локтем. – Смотри, как она разделает ублюдка!
   – Разделает ублюдка! – закричал Барт, размахивая многострадальной сосиской. Во все стороны полетели брызги горчицы.
   Ради безопасности обоих Кроуфордов Сет пересадил малыша себе на колени.
   На Обри очень приятно смотреть, подумал он. Кто бы спорил? Ладная спортивная фигурка. Несомненная женственность, несмотря на бейсбольную форму, а, может, благодаря ей.
   Только это вовсе не значит, что он думает об Обри… в таком смысле.
   Обри встала поудобнее, насмешливо, как показалось Сету, переглянулась с кэтчером, пару раз замахнулась битой, примеряясь. Качнула бедрами…
   Господи, почему он смотрит на ее попку?
   …И резко взмахнула битой.
   Болельщики взревели и вскочили с мест. Обри пулей бросилась к первой базе.
   Зрители перевели дух, Обри бегом вернулась на место, поскольку мяч ушел в фол.
   Толпа снова начала скандировать ее имя. Обри подобрала биту, и все повторилось. Два пробных замаха, вихляние бедрами, стойка.
   Обри не стала бить по мячу, явно летевшему выше зоны страйка, и когда судья выкрикнул второй страйк, взбеленилась. Сет видел, как двигаются ее губы, чувствовал желчь ее слов.
   Какой, к черту, страйк! Еще немного, и мяч улетел бы в Вирджинию! Сколько можно расширять зону страйка?!
   Заткнись, мысленно предупредил ее Сет. Заткнись, не то тебя удалят с поля.
   То ли за последнюю пару лет Обри научилась усмирять свой характер, то ли почувствовала предупреждение, но, бросив последний злобный взгляд на судью, отступила.
   Болельщики снова заорали, затопали ногами так, что трибуны завибрировали. Малыш Барт крепко сжал остатки сосиски с булкой и выкрикнул: «Разделай ублюдка!»
   И она разделала.
   Сет понял это, когда мяч еще не коснулся ее биты. Как и Обри, потому что она, не пошевелившись – плечи вперед, одна нога выставлена вперед, как у танцовщицы – следила за мячом, летевшим по высокой дуге.
   Болельщики снова вскочили на ноги и разразились криками, когда Обри, отбросив биту, помчалась вокруг баз.
   – Черт побери, черт побери, – повторял Кроуфорд, чуть не плача от восторга. – Классная девочка.
   – Классная девочка, – согласился Барт, перегибаясь через руки Сета и смачно целуя прадеда в щеку измазанными горчицей губами.
//-- * * * --//
   «Морские ерши» закончили седьмой иннинг вничью, и в конце концов разгром, начатый Обри, привел к победе ее команды. Сет спустился с трибуны, когда болельщики начали разъезжаться. Обри жадно пила лимонад прямо из кувшина.
   – Хорошая игра, суперотбивающий!
   – Привет! – Обри протянула кувшин одному из товарищей по команде и подошла к Сету. – Я не знала, что ты здесь.
   – Приехал в конце шестого иннинга. Успел увидеть, как ты разделываешь «Ершей».
   – Быстрый и низкий мяч. Зря он надеялся. А я думала, что ты сегодня рисуешь цветочницу.
   – Да. Ну… она позировала.
   Под пристальным взглядом Сета Обри вскинула брови, потерла переносицу.
   – В чем дело? Подумаешь, лицо запачкала.
   – Нет-нет! Послушай, мы должны поговорить.
   – Хорошо, поговорим.
   – Нет, не здесь. – Слишком много народа, подумал Сет. Игроки, зрители, дети… Десятки знакомых лиц. И многие из присутствующих знают их обоих. Господи, неужели они думают, что он и Обри?.. – Это… ну, понимаешь, личное.
   – Послушай, если что-то случилось…
   – Я этого не говорил.
   Обри нетерпеливо вздохнула.
   – Твое лицо сказало. Я приехала с Джо и Элис. Подожди, я скажу им, что домой поеду с тобой.
   Сет вернулся к машине, переложил одеяло и портрет на заднее сиденье. Постоял, прислонившись к капоту. Обошел автомобиль. Когда Обри приближалась к нему – рукавица в руке, бита на плече, – он попытался взглянуть на нее так, будто никогда раньше не видел.
   Не получилось.
   – Сет, ты начинаешь меня беспокоить.
   – Расслабься. Давай свои вещи, я уберу их в багажник. Заднее сиденье занято.
   Обри пожала плечами, передала ему свое снаряжение, заглянула в салон.
   – Ух ты! – Заинтересованная, она распахнула дверцу, чтобы получше рассмотреть акварель. – Неудивительно, что ты так хотел ее рисовать! Это просто чудо. Боже, Сет, наверное, я никогда не привыкну!
   – Я еще не закончил.
   – Я вижу, – холодно сказала Обри. – Сексуально, но нежно. И интимно.
   Обри взглянула на Сета прелестными зелеными глазами. Он попытался оценить свои чувства, обнаружить хоть какой-нибудь сексуальный всплеск, как случалось, когда темные глаза Дрю концентрировались на его лице…
   И смутился до крайности.
   – Ты за этим охотишься?
   – Что? – Сет в ужасе уставился на нее. – За чем это я охочусь?
   – Сам знаешь. Нежность, сексуальность, интимность…
   – А-а…
   – В рисовании, – закончила Обри, тоже смутившись, и явно удивилась, когда Сет открыл перед ней дверцу машины. – Мы спешим?
   – Ты классно орудуешь битой, но из этого не следует, что парень не может открыть тебе дверцу. – Он обошел машину, сел на водительское сиденье. – Если Билл не проявляет к тебе должного уважения, брось его.
   – Погоди, погоди! Билл прекрасно ко мне относится. Что с тобой?
   – Я пока не готов об этом говорить.
   Сет завел двигатель, выехал со стоянки.
   Обри не стала нарушать молчание. Она хорошо его знала и понимала, когда давить не следует. Соберется с духом и сам скажет.
   Сет свернул на стоянку перед верфью, остановил машину, забарабанил пальцами по рулю.
   – Давай пройдем за верфь, хорошо?
   – Конечно.
   Однако когда Сет вылез из машины, Обри не пошевелилась, пока он не обошел капот и не открыл ей дверцу.
   – Ты чего?
   – Просто жду, когда ты проявишь ко мне должное уважение. – Обри похлопала ресницами и изящно выскользнула из машины. И тут же, рассмеявшись, вытащила из заднего кармана джинсов пакетик леденцов и предложила ему.
   – Нет, спасибо.
   – Сет, что с тобой? – спросила Обри, разворачивая пластинку жвачки.
   – Я должен попросить тебя об одолжении.
   Обри сунула пластинку в рот.
   – И каком же?
   Сет вышел на причал, посмотрел на воду, на птицу, отдыхающую на столбе, затем повернулся к Обри.
   – Я должен тебя поцеловать.
   Обри взмахнула руками.
   – И все? Господи, а я уж испугалась, что тебе осталось жить полгода или что-то в этом роде! Пожалуйста. Господи, Сет, ты сотни раз целовал меня! В чем проблема?
   Сет скрестил руки на груди, вытер о джинсы взмокшие ладони и наконец сунул руки в карманы.
   – Ты не понимаешь. Я должен поцеловать тебя.
   – Что?!
   Она явно было шокирована.
   – Я должен кое-что прояснить, поэтому мне необходимо тебя поцеловать. Как бойфренду.
   – Сет! – Обри похлопала его по плечу. – Какая нелепость! Тебя случайно битой по голове не огрели?
   – Сам понимаю, что нелепо, – огрызнулся он. – Хотя бы представь, каково мне говорить об этом.
   – Вот именно. С чего тебе вздумалось заговорить об этом?
   Сет прошел по причалу, вернулся.
   – Дрю думает, что я… что мы… боже милостивый! Что я в тебя влюблен! А ты в меня. Возможно…
   Обри дважды мигнула, медленно, как сова.
   – Она думает, что я в тебя влюблена?!
   – Боже мой, Об…
   – Она так думает и поэтому прогнала тебя?
   – Как-то так, – пробормотал он.
   – Значит, ты хочешь меня поцеловать из-за нее?
   – Да. Нет. Не знаю я, черт побери! – Какой кошмар. Как стыдно. Как глупо. – Дрю вбила мне в голову эту дурацкую мысль, и я никак не могу от нее избавиться. А что, если она права?
   – Что, если она права? – Обри с трудом подавила рвущийся из горла смех. – Что если ты подсознательно мечтаешь обо мне? О, Сет, вернись на землю!
   Он схватил ее за плечи так крепко, что она снова заморгала.
   – Послушай! Это же не смертельно – поцеловать меня!
   – Ладно, ладно. Валяй.
   – Хорошо. – Он вздохнул, начал опускать голову и вдруг выпрямился. – Не могу вспомнить порядок действий. Подожди минутку.
   Сет отошел, отвернулся, постарался прочистить мозги.
   – Давай попробуем так. – Он вернулся к ней, положил руки на ее бедра, чтобы притянуть к себе. Время шло. – Обними меня, что ли…
   – О, прошу прощения. – Обри обвила руками его шею. – Так сойдет?
   – Отлично. Просто отлично. Приподнимись немного, – предложил Сет, и Обри встала на цыпочки. Он наклонил голову. Его губы уже были в миллиметре от ее губ, когда она хихикнула.
   – О, господи! – взвыл он.
   – Прости, прости! – Давясь от смеха, Обри отодвинулась и схватилась за живот. Сет хмуро ждал, пока она успокоится. – Я не удержалась, только и всего. – Она снова начала поднимать руки. – О, черт, погоди. – Обри вытащила изо рта жвачку, завернула ее в старую обертку и убрала в карман. – Если уж мы решили это сделать, то должны сделать правильно. Так?
   – Если ты перестанешь фыркать, как поросенок!
   – Бесплатный урок, приятель: если собираешься по-настоящему целоваться с женщиной, не упоминай поросят и свиней!
   Обри снова обняла его, на сей раз крепко, и прижалась к нему прежде, чем они оба успели понять, что происходит.
   Они стояли в тесном объятии, обвеваемые морским бризом. Где-то на дороге прошуршал автомобиль, отчаянным лаем залилась собака за забором и лаяла, пока автомобиль не проехал.
   Не соприкасаясь губами, они смотрели друг другу в глаза. Молчание длилось несколько долгих секунд.
   А потом они начали смеяться.
   Не отпуская друг друга, они раскачивались в приступе смеха, который без взаимной поддержки точно свалил бы их на землю.
   – Итак, – Обри дружески ущипнула его за задницу, – ты меня хочешь, признавайся!
   – Обри, заткнись! – Он крепко обнял ее, свою сестру, и отстранился. – Спасибо.
   – Всегда пожалуйста. А ты хорош.
   – Ты тоже. – Он провел костяшками пальцев по ее щеке. – И мы больше никогда не будем этого делать.
   – Договорились.
   Сет уже поднял руку, чтобы обнять ее за плечи, и вдруг замер от жуткой мысли.
   – Ты ведь никому не расскажешь? Ни маме, ни Биллу? Никому!
   – Шутишь? – Она передернулась. – И ты тоже. Обещай!
   Обри плюнула на ладонь и подняла ее. Сет скривился:
   – Я тебя этому не учил. – Но деваться было некуда, следовало уважать ритуал клятвы. Он сплюнул на свою ладонь, и они торжественно пожали друг другу руки.

   Сет был слишком возбужден, чтобы возвращаться домой. И, пока история с поцелуем еще была свежа в его памяти, не мог смотреть в глаза родным. Он уже почти решил вернуться к Дрю и объяснить, как она не права, как оскорбительно не права, однако понял, что пока не готов к рассудительному разговору.
   Дрю заставила его усомниться в себе, и он никак не мог успокоиться. Слишком тяжело далась ему уверенность в себе, в своей работе, в своей семье. Ни одной женщине он не позволял раньше поколебать эту уверенность.
   Получается, они просто отступили на шаг, еще не начав развивать свои отношения. Он рисовал ее, поскольку не мог не рисовать. Вот и все.
   Ни к чему связываться с такой сложной, непредсказуемой и чертовски самоуверенной женщиной. Пришло время притормозить, сосредоточиться на работе и семье. Решить собственные проблемы прежде, чем взваливать на себя чужие.
   Сет припарковался позади магазина Дрю, втащил в студию свои принадлежности, позвонил домой по новому сотовому телефону и сказал Анне, что не вернется к ужину.
   Он включил музыку и стал работать над акварелью по памяти.
   Как и во время прогулок под парусом, когда он рисовал, тревоги, раздражение и проблемы рассеивались. Еще ребенком он находил убежище в рисовании. Иногда причина была драматичной – выживание, иногда – такой простой, как скука. И всегда рисование было для него удовольствием, иногда тихим и личным, а иногда торжественным и праздничным.
   Годам к двадцати его начали одолевать сомнения и глубочайшее чувство вины оттого, что он никогда не страдал ради своего искусства, никогда не испытывал эмоционального конфликта. Когда он признался в этом Кэму, брат просто вытаращил глаза:
   – Ты что, идиот?!
   Эта самая правильная человеческая реакция разом избавила его от назойливого копания в собственных чувствах.
   Иногда картина не давалась ему, и мысленный образ, не желавший переноситься на холст, оставлял его озадаченным и отчаявшимся. Но иногда, в минуты озарения, он чувствовал, что может создать шедевр.
   Когда сумерки за окном заставили его закончить работу, он отступил от мольберта, пристально глядя на портрет. И понял, что на этот раз все получилось.
   Цвета вибрировали, словно живые: зелень травы и листьев, пронизанная солнцем янтарная вода, молочная белизна кожи Дрю на фоне вызывающе алого одеяла. Яркая россыпь цветов на ее юбке контрастировала с полупрозрачной тканью, собранной высоко на ее бедре. Изящный изгиб плеча, согнутый локоть, квадратный край одеяла. И рассеянные лучи, падающие на мечтательное лицо.
   Он не смог бы объяснить, как это сделал. Как не смог объяснить Дрю, о чем думает, когда рисует. Технические аспекты работы были именно техническими аспектами – необходимыми, важными, но подсознательными. Рисование было для него таким же естественным, как дыхание.
   Каким образом картина иногда словно вытягивала из художника сердце, а из модели – суть, и начинала дышать самостоятельно, он не знал. Да и не задавался этим вопросом.
   Он просто взял кисть и вернулся к работе.
   А потом, не раздеваясь, бросился на кровать и сразу заснул, и увидел во сне спящую рядом Друзиллу.

   – Как ты ее назовешь? – спросила Стелла.
   Они стояли в ярко освещенной студии перед картиной, изучая ее.
   – Не знаю. Я еще не думал.
   – Спящая красавица, – предложила Стелла. – Я бы так назвала.
   Стелла была одета в слишком большую для нее рубашку, мешковатые джинсы и полотняные туфли на плоской подошве, выглядевшие так, будто она прошла в них не одну сотню миль. А когда она взяла Сета под руку, он почувствовал слабый лимонный запах ее шампуня и мыла.
   – Мы гордимся тобой, Сет. И не только из-за твоего таланта – это дал тебе бог. Но из-за того, что ты не изменяешь себе. Очень важно хранить преданность тому, что ты есть, и тому, что имеешь. – Стелла отошла, огляделась. – Здесь не помешало бы прибраться. Художник вовсе не обязан быть неряхой.
   – Приберусь завтра утром.
   Стелла насмешливо взглянула на него.
   – И где я это уже слышала? – Она кивнула в сторону картины. – Та девушка очень аккуратная. Может, слишком аккуратная, но это не твоя проблема. Она тревожится, если что-то оказывается не на месте. Беспорядок смущает ее, особенно в чувствах. Ты, думаю, уже понял, что ее чувства к тебе довольно сложные.
   Сет дернул плечом, вызвав улыбку Стеллы.
   – Здесь я уже притормозил. Она чертовски сложная.
   – Угу. – Стелла подмигнула ему. – Продолжай уговаривать себя, мальчик.
   Он не хотел это обсуждать. Он не возражал против сложных чувств, но его собственные были в таком состоянии, что он не знал, сможет ли когда-нибудь разложить их по полочкам.
   – Кэм велел мне спросить вас о хлебе из цуккини.
   – Неужели? Думает, что я забыла? Ну так передай ему, что я, может, и мертва, но мозгов не растеряла. Я была неважной поварихой. Эту часть нашей жизни обеспечивал Рэй. Но иногда и я вносила свою лепту. Однажды осенью мне страшно захотелось хлеба из цукини. Мы посадили цукини и, видит бог, то, что выросло, не смогли бы съесть и за шесть лет, тем более что Этан их терпеть не мог. Поэтому я достала кулинарную книгу и испекла хлеб из цукини. Четыре буханки. А потом, чертовски гордая собой, поставила их остужаться. – Стелла умолкла, вскинула голову, словно вглядываясь в прошлое. – Через полчаса я вернулась на кухню и вместо четырех буханок увидела только три. Сначала я подумала, что одну съели мои мальчишки, и ужасно возгордилась. А потом я выглянула из кухонного окна. И как ты думаешь, что я увидела?
   – Понятия не имею. – Но он не сомневался, что ответ доставит ему удовольствие.
   – Я скажу тебе, что я увидела. Мои мальчики и мой любящий муж гоняли мою буханку по двору, как футбольный мяч! Орали и улюлюкали, как на «Супер Боул». Я пулей вылетела во двор, чтобы содрать с них шкуры. В этот момент Фил изо всех сил ударил по буханке, Этан помчался ее ловить, а Кэм – он всегда был быстрым, как молния – прыгнул на перехват. Правда, промахнулся. Буханка попала ему прямо сюда. – Стелла постучала себя по лбу. – Сбила его на землю. Чертова буханка была твердой, как камень. – Она расхохоталась, покачиваясь на пятках. – Этан схватил буханку, перепрыгнул через обалдевшего Кэма и забил гол. К тому времени, как я добежала до Кэма, чтобы проверить, не сильно ли он пострадал, и высказать все, что я о них думаю, он пришел в себя, и все четверо завопили, как сумасшедшие. Они назвали это «Хлеб Боул». Больше я хлеб из цукини не пекла. И скажу тебе честно, я скучаю по тем дням. Ох, как я по ним скучаю!
   – Мне жаль, что я не застал вас. Мне хотелось бы лучше узнать вас и Рэя.
   Стелла подошла к нему, убрала с его лба непослушные пряди. От нежности ее жеста у него заныло сердце.
   – Можно мне называть вас бабушкой?
   – Конечно, милый мальчик, – прошептала Стелла. – Она не смогла ожесточить тебя, как ни старалась. У нее нет сердца, вот почему ей было так легко причинять тебе боль.
   Сейчас мы говорим не о Дрю, а о Глории, подумал Сет.
   – Я не хочу думать о ней. Она больше не может причинять мне боль.
   – Разве? Грядет беда. Ее не избежать. Будь сильным, будь умным и будь верным. Слышишь? Ты не один, Сет. Ты никогда не будешь один.
   – Не уходите!
   – Ты не один, – повторила Стелла.
   Но когда первые лучи солнца скользнули в окно и разбудили его, он был один.
   Хуже того, он увидел под дверью сложенную записку. Он заставил себя подняться, прошел к двери и поднял бумажку.

   «Закусочная Люси»,
   рядом с отелем «У дороги» на шоссе 13.
   Сегодня вечером, в 11 часов.
   Только наличными.

   «Грядет беда. Ее не избежать», – отозвалось эхо.

10

   Обри никак не могла успокоиться. Она очень старалась, но ничего не выходило. И чем больше она волновалась, тем больше злилась. Друзилле Уитком-Бэнкс следует прочистить мозги, и никто не сделает этого лучше, чем Обри Куин.
   Поскольку они с Сетом поклялись молчать, Обри не могла открыться ни маме, ни отцу. Она не могла обратиться к Сибил за психологической оценкой ситуации. Она не могла пойти к Анне, чтобы просто выплеснуть свое раздражение и негодование.
   Негативные эмоции накапливались в ней, и к пяти часам вечера, когда Обри покинула верфь, ее голова готова была взорваться, как перегретый паровой котел.
   Ведя машину в город, Обри прокручивала в голове все, что скажет Друзилле, пыталась найти взвешенные, четкие, острые выражения, способные поставить на место Маленькую Мисс Совершенство.
   Друзилла сделала Сета несчастным, и это ей с рук не сойдет.
   Кто задевает одного Куина, думала Обри, сворачивая на обочину перед цветочным магазином, задевает их всех.
   В рабочих сапогах, грязной футболке и растянутых джинсах она протопала в «Бутон и цветение».
   Да, не поспоришь, она – совершенство, думала Обри, честно сдерживая свой гнев, пока Дрю заворачивала букет маргариток для Карлы Уиггинс. Абсолютное черноволосое совершенство в розовой шелковой блузке и серых слаксах, тоже, наверное, шелковых. Восхищаясь небрежной элегантностью обидчицы, Обри разозлилась еще больше.
   Дрю подняла глаза, но под хмурым взглядом Обри ее дружелюбная вежливость превратилась в настороженность. Хоть какое-то достижение.
   Обернулась и Карла, бодрая и сияющая:
   – Привет, Обри! Отличный матч был вчера. Все только о тебе и говорили. – Карла повернулась к Дрю. – Об выдернула «Ершей» из воды!
   – Правда? – Дрю слышала это уже раз шесть. – Поздравляю.
   – Я просто сравняла счет, – признала Обри сквозь зубы.
   – У меня чуть сердце не разорвалось, когда летел тот мяч. – В подтверждение Карла погладила свои маленькие, аккуратные груди. – Джед до сих пор на седьмом небе от счастья. Я сегодня готовлю ужин для его родителей, – опять будем обсуждать свадьбу, – и вот бегаю я по дому, навожу порядок – я отпросилась с работы на полдня, – и вдруг вспоминаю, что у меня нет цветов для украшения стола. У нас на ужин спагетти и фрикадельки. Джед их обожает. Дрю сказала, что маргаритки подойдут к моей красной вазе. А ты как думаешь?
   Обри взглянула на цветы, передернула плечами.
   – Они красивые. Приветливые. Просто и мило.
   – Вот именно. То, что нужно. – Карла подергала свои роскошные белокурые локоны. – Не пойму, почему я так нервничаю. Я знаю родителей Джеда всю жизнь, но теперь, когда мы решили пожениться в декабре, все изменилось. Я сказала Дрю, что мои цвета синий и серебряный. Я отказалась от красного и зеленого, ну, ты понимаешь, но хочу сохранить рождественское настроение. Как вы думаете, синий и серебряный подойдут? – Карла пожевала губу, с надеждой глядя на Дрю. – Для цветов и всего прочего?
   – Отлично подойдут! – Выражение лица Дрю снова стало приветливым. – Празднично, как вы и сказали. И романтично. Я предложу несколько вариантов, когда вы с мамой придете выбирать цветы. Не волнуйтесь ни о чем.
   – О, я жду не дождусь! Наверное, до декабря я всех сведу с ума. Ой, мне пора бежать! – Карла схватила цветы. – Они придут через час!
   – Приятного вечера, – сказала Дрю.
   – Спасибо. Пока, Обри!
   – Пока. Привет Джеду.
   Дверь за Карлой закрылась, и, когда отзвонили колокольчики, атмосфера в магазине мгновенно накалилась.
   – Вряд ли вы пришли за цветами. – Дрю сложила руки на груди. – Чем я могу вам помочь?
   – Перестаньте забивать Сету голову всякой ерундой и отводить мне роль другой женщины.
   – Вообще-то я беспокоилась, что это моя роль, и мне это не нравилось.
   Все заготовленные слова вылетели из головы Обри.
   – Да что с вами такое? Неужели вы думаете, что Сет стал бы трахать вас, если бы был увлечен другой?.. – Поняв, что сказала что-то не то, Обри втянула голову в плечи и пробормотала: – Это семейное выражение. За кого вы его принимаете? Он никогда бы не стал бегать за вами, если бы ухаживал за кем-то еще. Он не такой. И если вы этого еще не поняли, то вы просто глупая.
   – Вы назвали меня глупой, и это конец разговора.
   – И щелчок по носу.
   Дрю вскинула голову. Обри развязала ей руки.
   – Это так вы решаете свои проблемы?
   – Иногда. Быстрый способ. – Обри злобно оскалилась. – И я перед вами в долгу за «миленькую блондинку в черном».
   Дрю поморщилась, однако голос ее не дрогнул:
   – Глупое замечание еще не делает глупой меня. Но это было невежливо, и я прошу прощения. Полагаю, с вашего языка никогда не срывалось выражений, о которых вы тут же не пожалели бы.
   – Это бывает постоянно, – признала Обри, приободрившись. – Извинение принято. Но это не решает проблему с Сетом. Вы внушили ему дурацкие мысли и сделали его несчастным. И, с моей точки зрения, щелчка по носу за это мало.
   – И этого я не хотела. – Дрю охватило чувство вины. Она без каких-то угрызений совести разозлила бы Сета снова, но вовсе не хотела делать его несчастным. И все же она поступила так, как считала правильным. – Я не добыча для мужчины, даже если он не сознает, что охотится за мной. Я видела вас вместе. Я видела, как вы вчера смотрели на меня на верфи. А сейчас вы готовы перегрызть мне глотку из-за ваших отношений.
   – Хотите знать, кем мы приходимся друг другу? – В новом приливе гнева Обри оперлась о прилавок. – Мы – семья! И если вы не знаете, как члены семьи любят друг друга и стоят друг за друга, как тревожатся, когда один из них мучается, мне вас жаль. И если мой взгляд делает вас несчастной, вам же хуже. Я буду смотреть на вас точно так же, потому что не уверена, подходите ли вы ему.
   – И я не уверена, – спокойно сказала Дрю, чем охладила пыл Обри. – В этом наши мнения совпадают.
   – Я вас просто не понимаю. Но я понимаю Сета. Вы ему далеко не безразличны. Я знаю его… я просто не помню себя без него и прекрасно вижу, что он влюблен. Вчера вы его обидели, а я не могу видеть его страдающим.
   Дрю опустила взгляд, увидела, что мертвой хваткой вцепилась в прилавок, и усилием воли расслабила пальцы.
   – Позвольте задать вам вопрос. Предположим, вы обнаружили, что увлечены мужчиной – в тот момент вашей жизни, когда вы этого вовсе не хотите, но это происходит само собой, – а у этого мужчины отношения с другой женщиной, красивой, интересной, полной жизни. Вы не понимаете их отношений, но видите, что они особенные и интимные. Что бы вы почувствовали?
   Обри открыла рот. Закрыла его. И не сразу нашлась с ответом.
   – Не знаю. Черт побери… Черт побери, Дрю, я люблю его! Я так сильно его люблю, что, когда он был в Европе, мне казалось, что я потеряла часть себя. Но это не сексуальное чувство, не романтика, ничего подобного. Он мой лучший друг. Он мой брат. Он мой Сет.
   – У меня никогда не было ни лучшего друга, ни брата. Моя семья не так… брызжет энергией, как ваша. Может, поэтому мне так трудно понять…
   – Вы поняли бы, если бы видели, как мы хохотали после вчерашнего поцелуя. – Обри не сдержала улыбку. – В этом весь Сет. Вы посеяли в его душе семена сомнения, и они проросли. «Господи, неужели я обманываю ее? Неужели причиняю боль людям, которых люблю? Как все уладить?» Он хватает меня, излагает ситуацию в общих чертах и заявляет, что должен меня поцеловать – по-настоящему, как парень девушку, – чтобы убедиться, что между нами ничего такого нет.
   – О, боже! – Дрю закрыла глаза. – И он не понимал, что оскорбляет вас?
   – Не-ет! – Удивленная тем, что Дрю смотрит на инцидент под таким углом, Обри по-приятельски перегнулась через прилавок: – Я и не думала обижаться, потому что он выглядел таким глупым, таким встревоженным, таким обескураженным… В общем, мы провели маленький эксперимент. Кстати, он отлично целуется.
   – О, да.
   – Мы испытали огромное облегчение, потому что земля не покачнулась под нашими ногами, даже не дрогнула. А потом мы хохотали до упаду и прекрасно себя чувствовали. Я не собиралась вам это рассказывать, – добавила Обри. – Я хотела, чтобы вы страдали подольше. Но раз уж вы назвали меня красивой, интересной и полной жизни, я раскололась.
   – Спасибо. И простите. Мне показалось… – Дрю умолкла, покачала головой. – Не обращайте внимания.
   – Раз уж мы зашли так далеко, выкладывайте.
   Дрю хотела снова покачать головой, но поймала себя на том, что это еще одна из ее дурных привычек.
   – Хорошо. Меня встревожило то, что происходит между мной и Сетом. Я любила одного человека, очень сильно любила, а он мне изменял. Я начала представлять себя той женщиной, сочувствовать ее положению. Я не хотела ей сочувствовать. Я предпочитаю ее презирать.
   – Ну, конечно! – Обри прекрасно все поняла. – Можете расслабиться. Территория свободна. Мы квиты?
   – Да. Да, квиты. Я ценю то, что вы пришли поговорить, а не подраться.
   – Если бы я вас побила, то рассердила бы Сета, не говоря уж о моих родителях. Думаю, мне пора.
   Импульсивность всегда ужасала Дрю, но слова слетели с ее языка словно сами собой:
   – Обри! Я с трудом завожу друзей. У меня это плохо получается. Я прекрасно завожу знакомства, могу поболтать о чем угодно, но друзей у меня немного… – Дрю глубоко вздохнула. – Я собиралась закрыть сегодня магазин пораньше. Это займет всего несколько минут. Если вы не спешите, может, сходим куда-нибудь выпить?
   Сет обречен, поняла Обри. У него нет ни шанса устоять перед этой трогательной уязвимостью, тщательно скрываемой под внешним лоском.
   – У вас есть хорошее вино?
   Дрю улыбнулась.
   – Да, есть.
   – Я съезжу домой и приму душ. Встретимся у вас.

   Из окна студии Сет наблюдал, как Обри возвращается к своей машине. Минут тридцать назад, когда она входила в магазин, он не видел ее лица, но понял, что грядет скандал.
   Сет не спустился в магазин. Пока он не встретится с Глорией, пока не решит свою проблему, лучше держаться подальше от семьи.
   Но он прислушивался. И если бы услышал крики и звон бьющегося стекла, как ожидал, помчался бы разнимать девиц.
   Однако до этого не дошло. Обри – без всяких признаков ярости – ловко прыгнула в кабину пикапа и умчалась.
   Одной заботой меньше, решил Сет, проходя в кухоньку, чтобы взглянуть на часы над плитой. Оставалось меньше пяти часов. Он встретится с Глорией, отдаст ей деньги, уже снятые с банковского счета.
   И вернется к своей жизни.

   Дрю только успела войти в дом, как на подъездную дорожку въехал пикап Обри. Дрю не успела ни приготовить запланированные крекеры с сыром, ни вымыть грозди крупного лилового винограда, купленного по дороге.
   Каким бы неофициальным ни был визит, она привыкла определенным образом принимать гостей. Этот ритуал не предполагал, что гостья сразу сунет ей в руки бумажный пакет, оглядится и присвистнет:
   – Классно! Как на обложке «Дома и сада». – Обри дерзко ухмыльнулась. – Это не издевка. Господи, маме понравилось бы. Ей ужасно хочется увидеть, как здесь внутри. Ты нанимаешь уборщицу? – Обри провела пальцем по столешнице. Ни пылинки.
   – Нет. Я сама, и я не…
   – А следовало бы. Работающая женщина и все такое. Мама может предоставить полный набор услуг. Отличное местечко. – Обри бесцеремонно отправилась на экскурсию, а Дрю так и застыла с пакетом. – Я тоже куплю большой дом, когда стану жить самостоятельно. У нас шумновато. Иногда кажется, будто топчется миллион человек. Но тогда мне будет одиноко, я буду скучать по ним и все равно половину времени проводить дома. – Обри подняла глаза. – Высокие потолки. Наверное, дорого обогревать все это зимой?
   – Хочешь посмотреть счета? – холодно спросила Дрю.
   Обри рассмеялась.
   – Может, позже. А сейчас я бы выпила вина. Да, в пакете печенье. Мама вчера напекла. С двойной шоколадной крошкой. Пальчики оближешь. Кухня там?
   – Да. – Дрю вздохнула и последовала за гостьей, решив плыть по течению.
   – Мисс Аккуратность, не так ли? – сказала Обри, окинув кухню взглядом, и приоткрыла заднюю дверь. – Боже, красотища! Как собственный островок. Тебе тут не страшно одной, городская девушка?
   – Нет. Я думала, что будет страшновато. – Дрю поставила пакет на рабочий стол и достала бутылку «Пино Гриджио». – Но ничего подобного. Я люблю слушать журчание воды, пение птиц, шелест ветра. Мне нравится здесь. Я не хочу жить в городе. И когда я в первое утро проснулась здесь, в тишине, с льющимся в окна солнечным светом, то поняла, что никогда и не хотела. Просто исполняла чужие желания.
   Дрю налила вино в бокалы.
   – Хочешь посидеть на патио?
   – С удовольствием. Я захвачу печенье.
   Они пили терпкое белое вино, ели шоколадное печенье, смотрели, как солнце медленно скользит вниз за деревья.
   – О! – вдруг воскликнула Обри. – Я забыла тебе сказать, что мы с Сетом поклялись никому не рассказывать о нашем великом эксперименте!
   – Экс… ах, да!
   – Вряд ли ты считаешься, ведь это была твоя идея. В некотором роде. Но поскольку я проболталась, то должна либо убить тебя, либо взять с тебя клятву никому не рассказывать.
   – Я должна поклясться на крови?
   – Я обычно плююсь.
   Дрю раздумывала секунды две.
   – Мне не хотелось бы привлекать телесные жидкости. Моего слова достаточно?
   – Вполне. – Обри схватила очередное печенье. – Такие, как ты, держат слово.
   – Такие, как я?
   – Ну, да. Воспитание. – Обри широко взмахнула рукой. – Порода!
   – Видимо, это комплимент?
   – Конечно. У тебя такой вид: «Я слишком культурна и хорошо воспитана, чтобы спорить». Ты всегда идеально выглядишь. Я этим восхищаюсь, даже когда ненавижу. Не похоже, что ты озабочена своей внешностью, просто всегда хорошо выглядишь.
   Обри чуть не подавилась, быстро сглотнула.
   – Ой, не думай, я к тебе не подкатываюсь! Я люблю парней.
   – Понимаю. Значит, нам не придется проводить великий эксперимент, – холодно сказала Дрю, выдержала паузу и расхохоталась так, что закололо в боку. – Ты бы себя видела! Потрясающее зрелище. Ты при мне впервые потеряла дар речи.
   Обри одобрительно кивнула, взяла свой бокал.
   – Это было здорово. Чертовски здорово. В конце концов ты можешь мне понравиться. Итак, ты собираешься выманить у Сета акварельный портрет, когда он закончит?
   – Не знаю. – А закончит ли? Может, Сет так зол, что никогда больше не увидит ее такой, какой видел раньше? Нет, закончит, решила она. У художника просто нет выбора.
   – На твоем месте я бы к нему подольстилась.
   – Думаю, мне было бы странно смотреть на свой портрет на стене. И потом, я его не видела. Сет так разозлился, что не показал мне.
   – Да, он упрямый, когда злится. Ладно, я тебе подскажу. – Не спуская с Дрю глаз, Обри облокотилась о стол. – Плакать не нужно. Ты просто должна храбро бороться со слезами. Ну, ты понимаешь: сияющие влажные глаза, подрагивающие губы. Подожди…
   Обри откинулась на спинку стула, зажмурилась, сделала пару глубоких вдохов и широко распахнула жалостные, полные слез глаза.
   – Господи, – восхищенно прошептала Дрю. – Отлично! Потрясающе!
   – Конечно. – Обри шмыгнула носом. – Можешь, если придется, пролить одну слезинку, не больше. – Единственная слеза скатилась по ее щеке, и Обри захихикала. – Если разревешься, Сет погладит тебя по головке, сунет тряпку, которой вытирает кисти, или что там окажется у него под рукой, и смоется. Считай, что потеряла его навсегда. Но, увидев сияющие глаза и дрожащие губы, он сделает что угодно. Он растает.
   – Как ты этому научилась?
   – Эй, я же работаю с парнями! – Обри смахнула слезинку со щеки. – Личное оружие надо совершенствовать. Если сразу не получится, прикуси кончик языка. Я-то могу включаться и выключаться по желанию. Да, к слову о парнях: расскажи мне о том подонке, с которым была помолвлена, и мы сотрем его в порошок.
   – Иона? Заместитель директора по общественным связям. Западное отделение. Свободный доступ к президенту. Блестящие мозги, элегантность, красивое лицо и тело, созданное для костюмов Армани.
   – Пока не вижу причин для ненависти. Переходи к мерзостям.
   – О, глубоко копать не придется. Он вращается в вашингтонских политических и светских кругах. Мой дедушка до сих пор имеет вес в Вашингтоне, да и семья влиятельна. Мы познакомились на вечеринке, и дальше все развивалось очень гладко и чинно. Мы нравились друг другу, с удовольствием встречались. У нас были общие интересы, отношение к миру, знакомые. И я решила, что у нас любовь. – Дрю всегда вспоминала об этом не с гневом, но с печалью. – Может, мы и любили друг друга, во всяком случае, стали любовниками…
   – И как он? В постели?
   Дрю заколебалась, подлила себе вина. Она не привыкла обсуждать подобные вещи, но вдруг поняла, что у нее никогда и не было никого, с кем можно было бы их обсуждать.
   А с Обри это вроде бы легко.
   – Какого черта! Он был хорош. Я думала, что мы отличная пара. Но опять же, мои любовники попадают в ту же категорию, что и мои друзья – я не легко схожусь с людьми.
   – Тем больнее, когда все рушится.
   – Да, наверное. Но я думала, что у нас с Ионой все хорошо, в постели и вне ее. Я была готова, когда он сделал мне предложение. Мы двигались в этом направлении, и я была готова, я все продумала.
   Любопытно, подумала Обри.
   – Если тебе пришлось все продумывать, может, на самом деле ты и не любила его.
   – Может, и не любила. – Дрю отвернулась, проследила за порхающей бабочкой, прислушалась к тихому рокоту лодочного мотора на реке. – Но мне необходимо все продумывать. Чем важнее шаг, тем дольше и тщательнее я все продумываю. Я не была уверена, хочу ли выходить замуж. Брак моих родителей… ну, он совсем не такой, как у твоих. Однако мне казалось, что с Ионой все будет по-другому. Мы никогда не ссорились.
   – Никогда? – потрясенно спросила Обри. – Вы никогда не орали друг на друга?
   – Никогда. – Дрю улыбнулась, представив, каким странным это может показаться любому Куину. – Если наши мнения расходились, мы приступали к обсуждению.
   – Именно так мы все улаживаем и в нашей семье. Мы обсуждаем наши разногласия. Просто мы делаем это во всю глотку. Итак, у вас было все хорошо в постели, вы не ссорились и имели много общего. Что же случилось?
   – Мы объявили о помолвке, устроили несколько приемов и начали планировать свадьбу на следующее лето. На июль, поскольку так было удобнее для наших графиков. Он был занят работой, я была занята тем, что позволяла матери таскать меня по модным показам для невест. И мы искали дом – Иона и я, моя мама и я, мой папа и я…
   – Славно.
   – Ты даже не представляешь, насколько. И вот как-то вечером в его квартире мы отправились в постель. Когда мы занимались любовью, я почувствовала, как что-то меня царапает по пояснице. Естественно, пришлось остановиться. Это было даже забавно. Я шутила. Потом мы включили свет, я перевернулась и наткнулась на чужую сережку.
   На лице Обри отразилось сочувствие:
   – Кошмар!
   – Я даже узнала ее. Я видела эти сережки на другой женщине на одном из приемов и восхищалась ими. Может, поэтому она оставила именно ее и именно там, где я найду в самый неподходящий момент.
   – Сука!
   – О, да. – Дрю подняла свой бокал в знак согласия. – О, да. Но она его любила. И придумала аккуратный и надежный способ убрать меня с дороги.
   Обри погрозила ей пальцем.
   – Никаких оправданий! Она ступила на чужую территорию. Это покушение на чужого мужчину, пусть даже этот мужчина ни черта не стоит. Она такая же подлая, как он. И виновна не меньше него.
   – Ты права. Никаких оправданий. Они стоят друг друга.
   – Чертовски верно. Итак, ты завязала его пенис узлом?
   Дрю вздохнула.
   – Господи, хотела бы я быть такой, как ты! Хоть один денечек. Нет. Я встала и оделась, а он все лепетал оправдания. Он любит меня, а с той – просто ничего не значащий секс.
   – Иисусе! – с отвращением воскликнула Обри. – Неужели они не могут придумать что-то оригинальное?
   – По моему опыту, нет. – Безоговорочное сочувствие и поддержка ослабили боль, еще таившуюся в ее душе. – У него, мол, желания, сексуальные желания, которые я стесняюсь удовлетворять. Он просто хотел перебеситься и остепениться. То есть он имел в виду, что если бы я была более страстной, отзывчивой и изобретательной в постели, ему не пришлось бы искать удовлетворения на стороне.
   – И он еще жив, – прошептала Обри. – Ты позволила ему обвинить тебя вместо того, чтобы отрезать и повесить ему на уши его яйца!
   – Я все-таки проявила характер, – возразила Дрю и рассказала об уничтожении бесценного имущества Ионы.
   – Взорвала его компакт-диски? Хорошая идея! Мне уже легче. Знаешь, что бы я сделала с его пальто? Я бы его не разрезала, а набила бы карманы… ну, не знаю, скажем, смесью сырых яиц, моторного масла и муки, например, с чесноком! Все это легко можно найти дома. А потом я аккуратно сложила бы пальтишко карманами внутрь. Представляешь его физиономию, когда он вытащил бы пальто из коробки?
   – Я запомню. Вдруг представится случай.
   – Хорошо, но с дисками мне правда очень понравилось. И с туфлями. Если парень относится к своей обуви так, как Фил, ему действительно было больно. Не хочешь прогуляться и переварить все это печенье? А потом можно заказать китайскую еду.
   Дрю поняла, что, оказывается, вовсе не так сложно найти друга.
   – Потрясающая идея.

   Забегаловка, освещенная как взлетно-посадочная полоса, наплывом клиентов похвастаться не могла. Сет сел в самой дальней кабинке, огороженной выцветшим красным винилом. Глории не было. Она всегда опаздывает.
   Она всегда приходит намного позже назначенного времени, чтобы показать, кто здесь главный.
   Сет заказал кофе, хотя знал, что не дотронется до него. Но ему необходимо было за что-то держаться. Десять тысяч наличными лежали в холщовой сумке на скамье рядом с ним.
   За стойкой сидел широкоплечий мужчина с обожженной солнцем шеей и очень странной прической, придававшей ему сходство с дикобразом. Он жевал яблочный пирог с сосредоточенностью хирурга, выполняющего сложную операцию. На заднем кармане вылинявших джинсов виднелся протершийся круглый след от табачной коробки.
   Из музыкального автомата в углу доносился проникновенный напев Уэйлона Дженнингса.
   Официантка в ядовито-розовом платье с белеющим на правой груди бэджем сняла с плиты кофейник, подошла к мужчине и, выставив бедро, подлила ему кофе. У Сета чесались руки, но альбом он не захватил и теперь, коротая время, рисовал мысленно.
   Яркие, чистые цвета. Мужчина и женщина в кабинке в центре зала. Они целый день провели в дороге и устали до чертиков. Едят молча, но, когда женщина протянула мужчине солонку, он слегка сжал ее руку.
   Можно было бы назвать эту картину «У дороги». Или «У шоссе № 13». Задумавшись, Сет расслабился… И тут вошла Глория. Фантазия рассеялась.
   Глория стала совсем тощей и какой-то колючей; острые кости торчали из декольте, распирали тесные красные джинсы. Босоножки без задников на каждом шагу шлепали по ее пяткам и старому линолеуму. Выжженные почти добела волосы коротко подстрижены и, как и кости, торчат во все стороны, только подчеркивая впечатление нездоровой худобы. Толстый слой косметики не в состоянии скрыть глубокие морщины вокруг рта и глаз, дряблость кожи.
   Сет представил горечь и ярость, охватывающие ее, когда она смотрится в зеркало. Ей ведь нет еще и пятидесяти, прикинул он, но вся ее поганая жизнь отпечаталась на лице.
   Глория плюхнулась на скамью напротив, и Сет уловил крепкий цветочный запах ее духов. То ли духами она замаскировала запах виски, то ли перед встречей сумела удержаться от выпивки.
   – В прошлый раз у тебя волосы были длиннее, – сказала Глория и с натянутой улыбкой повернулась к официантке: – Как у вас сегодня с выпечкой?
   – Пироги яблочный и вишневый. Лимонные меренги.
   – Вишневый пирог и ванильное мороженое. А ты, Сет, что-нибудь будешь, милый?
   Его внутренне затрясло от одного ее голоса.
   – Нет.
   – Как хочешь. У вас есть шоколадный соус?
   – Конечно. Принести?
   – Просто полейте мороженое. И принесите кофе. Пока все. – Глория откинулась, обвила рукой спинку скамьи. – Я думала, ты останешься в Европе охмурять итальянок, но, похоже, тебя ностальгия заела. И как же поживают счастливые Куины? Как моя дорогая сестричка Сибил?
   Сет положил на стол сумку с деньгами. Глория проводила сумку взглядом, но, когда протянула руку, Сет сжал ее запястье.
   – Ты возьмешь деньги и исчезнешь. Если попытаешься приблизиться хоть к кому-то из моей семьи, ты заплатишь. Заплатишь гораздо больше, чем лежит в этой сумке.
   – Не смей так разговаривать с матерью!
   Его голос не дрогнул:
   – Ты мне не мать. И никогда ею не была.
   – Разве не я вынашивала тебя девять месяцев? Я привела тебя в этот мир! Ты мне должен!
   Сет расстегнул сумку, повернул содержимым к Глории и передернулся, увидев удовлетворенное выражение ее лица.
   – Вот плата. И держись подальше от меня и моих родных.
   – Ты и твои родные, ты и твои родные! Ты им никто! И плевать я на них хотела! Думаешь, стал большой шишкой? Думаешь, ты особенный? Ты – ничтожество!
   Глория уже почти визжала. Мужчина у стойки обернулся, официантка насторожилась. Сет встал, вынул из бумажника десятку и швырнул на стол.
   – Может, я и ничтожество, но все равно лучше тебя. – С этими словами он отвернулся и пошел к выходу.
   Глория в ярости протянула руку, словно готовая вцепиться ему в шею, но сжала кулак, потом схватила сумку и закинула ее за спину.
   Это только аванс, подумала она. Хватит, чтобы продержаться несколько недель, пока она не сорвет главный куш.
   Она вовсе не закончила с Сетом. Пусть не радуется. Это далеко не конец.

11

   Сет укрылся в своей студии. Использовал живопись как убежище, как оправдание, как возможность излить свое отчаяние.
   Он знал, что родные тревожатся за него. Он уже три дня не виделся ни с ними, ни с кем бы то ни было. Он не мог вернуться к ним после встречи с Глорией.
   Он не хотел замарать их дома, их жизни хотя бы малой ее частицей. Это его и только его проблема. Он сделает что угодно, лишь бы не взвалить ее на плечи родных.
   Одними деньгами от Глории не отделаться. Она вернется. Она всегда возвращается. Но если за десять тысяч он купил немного покоя, то это выгодная сделка.
   Итак, он будет работать, пока не подавит гнев, пока не обретет покой.
   Сет вытащил из кладовки большой холст и дал выход своим чувствам. Неукротимый хаос эмоций и образов обрел форму и цвет, и, как всегда, опустошил его.
   Он что-то ел, когда испытывал голод; спал, когда глаза застилал туман. И рисовал так, словно от этого зависела его жизнь.
   Таким и увидела его Дрю, открыв дверь. Битва жизни и смерти, благоразумия и отчаяния.
   Кистью Сет словно кинжалом поражал холст. Другая была зажата в его зубах, как запасное оружие. Громыхала музыка, яростный гитарный перебор, похожий на победный клич. Краска крупными брызгами летела на его джинсы, его рубашку, его башмаки. На ее пол.
   Словно кровопролитие, подумала она, крепче сжимая принесенную вазу.
   За грохотом музыки Сет не услышал стука в дверь, но, глядя на него, Дрю понимала, что он не услышал бы, даже если бы в гробовой тишине она позвала его по имени.
   Его не было в комнате. Он был в своей картине.
   Дрю приказала себе уйти и закрыть дверь, напомнила, что вторглась на его территорию, нарушила его личное пространство, его работу… но уйти не смогла.
   Его всепоглощающая увлеченность была притягательной, интимной, странно эротичной. Он соблазнял ее страстью, не только превосходящей все, что она могла бы понять, но такой же далекой от ее мира, как луна.
   Поэтому она просто наблюдала. Сет сменил одну кисть на другую, помешал ею краску и снова набросился на холст. Дерзкие, почти свирепые мазки сменялись осторожными, полными сдержанной ярости.
   Несмотря на ветер, проникавший в окна, на спине его футболки темнела мокрая полоса, капли пота блестели на предплечьях и шее. Это труд, подумала Дрю. Тяжелый труд.
   Сет говорил ей, что никогда не страдал ради искусства, но он ошибался. Подобная самоотдача не могла быть безболезненной.
   Сет отступил от мольберта, и Дрю показалось, что он смотрит на картину так, будто она появилась ниоткуда. Рука, державшая кисть, безвольно опустилась. Другой рукой Сет вынул изо рта и отложил вторую кисть. Затем он рассеяно растер мышцы правой руки, согнул и разогнул пальцы.
   Дрю попыталась уйти, но Сет повернулся и взглянул на нее, словно выходя из транса: изнеможение, легкий шок, трогательная уязвимость.
   Поскольку уйти незамеченной не удалось, Дрю сделала единственное, что пришло ей в голову. Она вошла, пересекла комнату, поставила вазу на пол и выключила магнитофон.
   – Извини, я стучалась, но ты не слышал. – Дрю не взглянула на картину. Она испытывала нечто очень похожее на страх. – Я прервала твою работу.
   – Нет. – Сет откинул упавшие на лоб волосы. – Кажется, я закончил.
   Дай бог, закончил, потому что больше ему уже нечего в нее вложить. Он опустошен, абсолютно опустошен.
   Сет отошел к столу, чтобы вымыть кисти, и кивнул на картину:
   – Что думаешь?
   Шторм на море. Жестокий, свирепый и… живой. Краски темные и пугающие: синие, зеленые, черные, язвительно желтые, как следы болезненных ушибов. Дрю словно слышала вой ветра, чувствовала страх человека, который вел безнадежное сражение, пытаясь спасти свое суденышко от жадной стихии.
   Сталкивались волны, сверкала молния, хлестал ливень. В клубящихся тучах Дрю мерещились призрачные лица. Не сразу она поняла, что и море населено лицами, алчными лицами.
   И против них в этой первобытной битве единственное суденышко, единственный мужчина.
   А вдали суша и свет. Крохотный клочок ясного, пронзительно голубого неба. Дом.
   Он пытался добраться домой.
   Дрю с трудом обрела дар речи:
   – Мощь. Страдание. Ты не показал его лицо, поэтому я не знаю, что он чувствует – отчаяние, решимость, возбуждение или страх. Ты этого и добивался, не так ли? Ты не показал его лицо, чтобы мы видели то, что чувствовали бы сами, если бы в одиночку сражались со своими демонами.
   – Тебе не интересно, победит ли он?
   – Я знаю, что победит, ведь он должен вернуться домой. Там его ждут. – Дрю оглянулась. Сет зачарованно смотрел на картину и растирал правую руку левой. – Ты в порядке?
   – Что? – Он взглянул на Дрю, перевел взгляд на свои руки. – Ах, да… Если долго рисуешь, иногда бывают судороги.
   – Как долго ты это рисовал?
   – Не знаю. А какой сегодня день?
   – Понятно. Теперь, наверное, ты хочешь вернуться домой и отдохнуть. – Она подняла с пола вазу с цветами и протянула ему. – Я собрала этот букет перед закрытием магазина. В знак примирения.
   Сет взглянул на маленький цветочный карнавал в голубой прямоугольной вазе.
   – Спасибо. Очень мило.
   – Ты явно не переживал из-за наших разногласий в эти несколько дней. Просто не знаю, что чувствовать – разочарование или облегчение.
   Сет понюхал цветы. Какой-то из них издавал слабый аромат ванили.
   – А у нас были разногласия?
   – Ну, согласия явно не наблюдалось. Я была не права. Это со мной редко случается.
   – Неужели?
   – Очень редко. Поэтому любая ошибка для меня шок. И если я ошибаюсь, то обязательно признаю свою ошибку, прошу прощения и двигаюсь дальше, как можно быстрее.
   – Хорошо. Тогда расскажи, в чем ты ошибалась?
   – Насчет тебя и Обри. И не только в сути ваших отношений. Я не должна была лезть в твои личные дела.
   – Уф! Значит, ты ошиблась дважды.
   – Нет. Это две стороны одной ошибки. Я была не права в одном. И я прошу прощения.
   Сет отставил цветы, передернул занемевшими плечами.
   – Как ты узнала, что была не права?
   Что ж, глупо было ожидать, что он удовлетворится извинением.
   – На днях Обри зашла в магазин и все очень доступно мне объяснила. А потом мы пили вино и закусывали сыром у меня дома.
   – Интересно. Я тебе все объяснил, и меня ты вышибла…
   – Я никогда…
   – Это метафора. А когда объяснила Обри, то все тип-топ?
   – Тип-топ? – Дрю хихикнула, пожала плечами. – Да.
   – Ты просто поверила ей на слово, а потом вы устроили пир?
   – Вот именно. – И Дрю с удовольствием об этом вспоминала. Они с Обри отлично провели вечер. – Поскольку она не пыталась затащить меня в постель, ей не было никакого смысла лгать. А если бы у вас были романтические или близкие отношения, то какой ей смысл расчищать мне территорию? Получается, что я была не права, и я прошу прощения.
   Сет помолчал немного.
   – Не могу уловить что именно, но что-то здесь не так, и мне это не нравится. Требуется пиво. Ты будешь?
   – То есть ты принимаешь мои извинения?
   – Я пока думаю! – крикнул Сет из кухни. – Вернись-ка к расчистке территории. Это может повлиять на мое решение. – Он принес ей бутылку пива.
   – Сет, я тебя не знаю, не очень хорошо знаю.
   – Солнышко, я – открытая книга.
   – Вовсе нет. Как и я. Но, кажется, мне понравилось бы познакомиться с тобой поближе.
   – Как насчет пиццы?
   – Прости, не поняла.
   – Давай закажем пиццу. Я умираю с голоду. И я с удовольствием познакомился бы с тобой поближе. Ты есть хочешь?
   – Ну, я…
   – Отлично. Куда, черт возьми, подевался телефон? – Сет покопался среди вещей на столе, на полках и наконец вытащил телефон из-под подушки. – Скоростной набор, – сообщил он, нажав пару кнопок. – Я кодирую все жизненно необходимые номера. Привет, это Сет Куин. Да, спасибо. А вы как? Конечно. Большую. С двойной начинкой.
   – Нет, – сказала Дрю, навлекая на себя его хмурый взгляд.
   – Минуточку, – сказал Сет в трубку. – Что «нет»? – обратился он к ней.
   – Без начинки.
   – Без начинки? – Он вытаращил глаза. – Вообще без всего? Ты что, больная?
   – Никакой начинки, – упрямо повторила Дрю. – Если я хочу салат, я заказываю салат. Если я хочу мясо, я заказываю мясо. Если я хочу пиццу, я заказываю пиццу.
   – Господи. – Он громко выдохнул, потер подбородок, подражая Этану. – Ладно. Всю начинку выложите на одну половину. Да, вы меня правильно поняли. Привезите в мою квартиру над цветочным магазином. Спасибо. – Сет нажал кнопку отбоя и швырнул телефон обратно на кровать. – Ждать долго не придется. Послушай, я должен привести себя в порядок. – Он поковырялся в упаковочной коробке и вытащил то, что, видимо, считал чистыми джинсами. – Я быстренько приму душ. Подожди. Я скоро вернусь.
   – Можно пока посмотреть другие картины?
   – Пожалуйста. – Сет широко взмахнул рукой и удалился с пивом в маленькую ванную комнату. – Не стесняйся.
   Вот так просто. Они снова квиты. Или, во всяком случае, вернулись на исходные позиции. Подожди, сказал он, как будто они друзья.
   Разве не чудесно чувствовать, что они друзья? Что бы ни случилось или случится между ними, они друзья.
   И все же Дрю подошла к мольберту у передних окон, только когда дверь за Сетом закрылась и послышался шум воды.
   У нее перехватило дыхание. Наверное, это типичная реакция человека, увидевшего свой портрет. Этот первый момент удивления, изумления, колдовства, когда видишь себя чужими глазами.
   Она не представляла себя такой. Романтичной, раскованной и сексуальной одновременно. Цвет делал ее дерзкой, свет – мечтательной, поза – с обнаженной ногой и небрежно собранной юбкой – сексуальной.
   Почему-то даже в покое она казалась сильной.
   Сет закончил ее портрет. Конечно, закончил, ведь картина была идеальна. Прекрасна.
   Он нарисовал ее прекрасной. Желанной, пожалуй. И все же отстраненной, ведь он ясно дал понять, что она одна… что она хочет быть одна.
   Она сказала ему, что плохо его знает, и сейчас поняла, как была права. А насколько хорошо можно его понять? Как можно понять человека, способного создать такую красоту и мечтательность в одной картине, такую страсть и ярость – в другой?
   И все же с каждой встречей она хотела узнать его лучше.
   Дрю прошла к стопке холстов, села на пол, отставила свое пиво и приступила к изучению картин.
   Залитые солнцем виды Флоренции – крытые красной черепицей крыши, золотистые здания, кривые мощеные улочки. Новый взрыв цвета и движения – Венеция: расплывчатые контуры, людские толпы. Пустынная дорога, вьющаяся среди изумрудных полей. Обнаженная женщина с темными сонными глазами, с разметавшимися вокруг лица и по плечам роскошными волосами и величественным Римом в окне за спиной. Подсолнечники, запеченные зноем, почти осязаемым, и смеющееся лицо девочки, бегущей по полю с красным воздушным шариком на веревочке. Дрю видела радость и романтику, горе и фантазии, желание и отчаяние…
   Сет видел, поправила она себя. Он видел все.
   Когда он вернулся, Дрю сидела на полу с картиной на коленях. Нетронутая бутылка пива стояла рядом с ней.
   Сет подошел к ней, поднял бутылку.
   – Как насчет вина?
   – Необязательно, – отозвалась она, не в силах отвести взгляд от картины.
   Это была акварель, написанная им по памяти в Италии в дождливый день. Тогда он нервничал, тосковал по дому. Поэтому и нарисовал болото, по которому бегал мальчишкой – с эвкалиптами и дубами, и сочными травами, купающимися в туманном свете зари.
   – Недалеко от дома, – пояснил Сет. – По этой тропинке можно дойти до заднего двора. – Мысленно он это и делал, когда рисовал. Шел по тропинке домой.
   – Ты продашь ее мне?
   – Приходи почаще, и мне не потребуется никакой агент. – Сет присел на корточки рядом с ней. – Почему именно эту?
   – Я хочу бродить здесь. В тумане. Смотреть, как поднимается вода во время прилива, как восходит солнце. Я начинаю чувствовать… – Дрю умолкла, подняла на него глаза.
   Он не надел рубашку, и на его груди все еще блестели капельки воды. Джинсы с заниженной талией, незастегнутая верхняя пуговица… Дрю представила, как скользит пальцем по его груди, животу, прямо за хлопчатобумажную границу, под нее…
   – Что чувствовать? – спросил Сет.
   Желание, подумала она. Возбуждение. Безрассудство.
   – Хм. – Некоторым усилием воли она переключилась на восхищение картиной. – Одиночество, пожалуй. Но без печали. Просто здесь красиво, а тропинка подсказывает, что ты одинока, только если хочешь одиночества.
   Сет наклонился ближе к картине. Дрю вдохнула его свежий запах – мыла и воды, – и у нее внутри все перевернулось.
   – Куда ты хочешь ее повесить?
   Если это желание, поняла Дрю, если это похоть, то она никогда раньше не ощущала ничего подобного.
   – Дома, в кабинете. Устану от работы и смогу смотреть на нее. И тихо прогуливаться по тропинке. – Она отодвинулась, прислонила картину к другим. – Так ты мне ее продашь?
   – Может быть. – Сет распрямился, и их тела соприкоснулись. По блеску его глаз Дрю поняла, что он прекрасно понимает ее реакцию на него. – Ты видела свой портрет?
   – Да. – У нее появился предлог увеличить расстояние между ними. – Он чудесный.
   – Но его ты купить не хочешь?
   – Он не для меня. Как ты его назовешь?
   – «Спящая красавица». – Сет нахмурился, вспомнив забытый сон, и пробормотал: – Футбол с буханкой.
   – Что ты сказал?
   – Ничего. Просто вспомнил.
   В дверь постучали.
   – Пицца!
   Сет схватил со стола бумажник и, как и был, без рубашки и босой, пошел к двери.
   – Привет, Майк, как дела?
   – Потихоньку.
   Костлявый подросток вручил Сету коробку с пиццей, огляделся и увидел Дрю. То, как дернулось его адамово яблоко, как на юном прыщавом лице промелькнули удивление, интерес и зависть, не оставило у Дрю никаких сомнений: она и Сет немедленно станут главными героями городских сплетен.
   – Хм. Привет. Хм. Бабушка прислала пачку салфеток и все такое. – Майк сунул в руки Сету бумажный пакет.
   – Отлично. Передай ей мою благодарность. Можешь идти, Майк. Сдачу оставь себе.
   – Да. Хорошо. Хм. Пока.
   – Похоже, Майк в тебя втрескался, – заметил Сет, захлопывая дверь ногой.
   – Думаю, Майк со всех ног несется в «Деревенскую пиццу», чтобы поскорее доложить всем, что художник и цветочница едят горячую пиццу и занимаются сексом.
   – Надеюсь, он прав. Если первая часть успешно осуществится, займемся второй. – Сет бросил коробку на кровать. – Тебе нужна тарелка?
   Несмотря на волнение, ей удалось сдержанно кивнуть.
   – Да, мне нужна тарелка.
   – Ну-ну, не дергайся. Я принесу тебе бокал отличного кьянти.
   – Я могу пить пиво.
   – Можешь, – согласился Сет, отправляясь на кухню. – Но лучше выпей вина. А я буду пить пиво. И вот что, солнышко, если тебе не нравится, когда люди о тебе болтают, не стоит жить в маленьком городке.
   – Я ничего не имею против разговоров обо мне. – Таких, как здесь, мысленно добавила она. Без язвительности вашингтонских сплетен. – Просто не люблю, когда мне приписывают то, что я еще не успела сделать.
   – Ты о пицце или о сексе? – уточнил Сет, возвращаясь с бумажными тарелками.
   – Я еще не решила. – Дрю перебрала одежду в его коробке и нашла рабочую рубаху. – Надень.
   – Слушаюсь, мисс. Ты сможешь есть пиццу, сидя на кровати, если я пообещаю не кидаться на тебя?
   Дрю села на кровать и, вооружившись пластмассовыми вилками, которые бабушка Майка положила в пакет, отделила ломоть пиццы, перенесла его на свою тарелку и тем же способом переложила на тарелку Сета кусок его половины.
   – Знаешь, солнышко, поскольку мы встречаемся довольно давно…
   – Мы не встречаемся. Это не свидание. Это пицца.
   – Хорошо. Как скажешь. – Сет сел на кровать, скрестив ноги. Застегнуть рубашку он так и не удосужился.
   Еще хуже, чем вообще без рубашки, отметила Дрю.
   – Мы не задали друг другу очень важных для наших отношений вопросов, – объявил Сет.
   – Каких?
   – Отдых в субботу и воскресенье. Горы или побережье?
   – Горы. На побережье мы живем.
   – Согласен. – Сет вонзил зубы в пиццу. – Любимый гитарист. Эрик Клэптон или Чет Аткинс?
   – Чет Кто?
   Сет побледнел.
   – О, боже! – Он поморщился, поглаживая левую сторону груди. – Этот вопрос пропустим. Слишком болезненный. Самое страшное кино – из классики – «Психо» или «Челюсти»?
   – Ни то, ни другое. «Изгоняющий дьявола».
   – Отлично. Кому ты доверила бы свою жизнь в борьбе со злом? Супермену или Бэтмену?
   – Баффи, истребительнице вампиров.
   – Ни в коем случае. – Сет отхлебнул пива. – Супермену. Супермену и никому другому.
   – Он теряет силы от одного намека на криптонит. – Дрю умяла свой кусок пиццы и принялась за следующий. – И потом, Баффи гораздо лучше одевается.
   Сет с отвращением покачал головой.
   – Пошли дальше. Душ или ванна?
   – Зависит от…
   – Нет-нет. Никаких «зависит». Выбирай.
   – Ванна. – Дрю слизнула с пальца соус. – Долгая, горячая и полная пены.
   – Я так и думал. Собака или кошка?
   – Кошка.
   Сет отложил свой кусок.
   – Ответ неверный.
   – Я весь день на работе. Кошки надеются только на себя и не жуют туфли.
   Сет, похоже, расстроился по-настоящему.
   – Это может положить конец нашим отношениям. Нельзя ли их спасти? Быстро. Жареная картошка или черная икра?
   – Не смеши меня. Конечно, жареная картошка.
   – Честно? – Он крепко и с видимым облегчением пожал ей руку. – И ты не говоришь это только для того, чтобы добраться до моего тела?
   – Икра прекрасна в торжественных случаях, но вряд ли является неотъемлемой частью жизни.
   – Слава богу. – Сет смачно поцеловал ее руку и вернулся к еде. – Если не считать прискорбного музыкального невежества и неверного суждения о домашних животных, ты отлично справилась. Я буду спать с тобой.
   – Не знаю, что и сказать. Я польщена. Расскажи мне о женщине на картине, брюнетке, сидящей перед окном в Риме.
   – Белла? Хочешь еще вина?
   Дрю вскинула брови, такой мелочью заставив забурлить его кровь.
   – Ты увиливаешь от вопроса?
   – Да, но тем не менее подлить вина?
   – Пожалуй.
   Сет встал, принес бутылку, подлил Дрю вина и снова уселся.
   – Хочешь знать, спал ли я с ней?
   – Поразительно. Ты видишь меня насквозь. – Она откусила еще кусочек пиццы. – Мог бы сказать, что это не мое дело.
   – Мог бы. Или мог бы солгать. Белла – экскурсовод. Я встречался с ней время от времени. Мы подружились. Она мне нравилась. Я ее рисовал, и я с ней спал. Мы наслаждались друг другом. Все было легко и просто. Я не сплю с каждой женщиной, позирующей мне. И я не рисую каждую женщину, с которой сплю.
   – Мне было интересно. И я хотела знать, солжешь ли ты мне. Я привыкла верить, что все преподносят удобную ложь вместо более сложной правды. К таким мужчинам, как ты, я не привыкла.
   – Друзилла…
   Затрезвонил сотовый телефон, и Сет выругался.
   – Ответь. Я пока приберусь здесь. – Дрю соскользнула с кровати, собрала коробку от пиццы, тарелки.
   Сет щелкнул крышкой телефона.
   – Да? Нет. Я в порядке. Я был занят. Анна, я в полном порядке. Я закончил картину. И я не умираю с голоду. Я только что ел пиццу с Дрю. Угу. Конечно. Я буду дома завтра. Да, да. Я тоже тебя люблю.
   Он закончил разговор как раз, когда с кухни вернулась Дрю.
   – Звонила Анна.
   – Да, я слышала. – Дрю подобрала телефонный аппарат, положила его на стол. – Ты знаешь, что у тебя в холодильнике только пиво, вино, месячный запас газировки и теперь еще остатки пиццы?
   – Была еще половина сандвича с фрикадельками, но я его съел.
   – Значит, все в порядке.
   Дрю прошла к двери. Заперла ее. Звук повернувшегося в замке ключа эхом пронесся в ее голове, но не остановил.
   Дрю вернулась к Сету.
   – Последний раз в постели с мужчиной закончился для меня унижением. Это случилось почти два года назад. Не то чтобы я особенно скучала по сексу. Вполне возможно, что на каком-то уровне я использую тебя для того, чтобы вернуть украденное у меня другим.
   Поскольку Сет все еще сидел на кровати, скрестив ноги, Дрю скользнула к нему на колени, обхватила ногами его бедра, руками – его шею.
   – Возражаешь?
   – Пожалуй, нет. – Он погладил ее спину. – Но учти, возможно, ты получишь больше, чем рассчитываешь.
   – Обдуманный риск, – прошептала она и прижалась губами к его губам.

12

   Его руки скользили по ее коже, оставляя искрящийся след, разжигая желание. Дрю сама приняла решение прыгнуть в его постель, но понимала, что сердце так безумно колотится не только от желания, но и от страха.
   И, наслаждаясь прикосновениями его чудесных ладоней, она вдруг осознала, что с ним происходит то же самое.
   – Расслабься, – прошептал Сет, скользя губами по ее щеке. – Это не операция на мозге.
   – Я не хочу расслабляться. – Оголившиеся нервы обостряли желания и ощущения. – И, кажется, не смогу.
   – Ладно. – Он легко ласкал ее руками, губами. – Тогда прочь сомнения.
   – Я не сомневаюсь. Я уверена. – Дрю слегка отстранилась, чтобы видеть его лицо. – Я, похоже, никогда ничего не делаю, если не уверена. – Она провела рукой по упавшим на его лоб волосам. – Просто… прошло много времени.
   Как объяснить ему, что она потеряла уверенность в этой области? Если она ему откроется, то всегда будет сомневаться, была ли с ним на равных.
   – Так не будем спешить.
   Дрю постаралась успокоиться. Интимная близость, как она всегда верила, требует не только желания, но и храбрости. Она сделала первый шаг. Она заперла дверь и пришла в его постель. Теперь пора сделать следующий шаг.
   – Может, да. – Не сводя глаз с его лица, она расстегнула блузку, увидела, как его взгляд последовал за ее пальцами. Увидела, как сгустилась синева его глаз, когда блузка упала с ее плеч. – А может, и нет.
   Сет провел кончиками пальцев по нежной коже над затейливыми кружевами ее бюстгальтера.
   – Знаешь, что в женщинах самое потрясающее? – непринужденно спросил он, продолжая играть кружевами. – Даже не то, что у них есть груди – хотя этот факт переоценить невозможно, – а все те классные вещицы, в которые они их запаковывают.
   Хотя кожа горела под его прикосновениями, Дрю рассмеялась.
   – Ты говоришь о белье?
   – О, да! – Сет подцепил и стянул с ее плеча правую лямку. – Женском, естественно. Я когда-то листал каталоги «Секретов Виктории», которые заказывала Анна, так что могу… Ладно. – Он подцепил левую лямку. – Вероятно, сейчас не самый подходящий момент. Трусики из того же комплекта?
   Ее сердце колотилось все сильнее.
   – Полагаю, тебе придется это выяснить самому.
   – Держу пари, что из того. – Он наклонился, потерся губами о ее плечо. – Ты очень координированная женщина. Знаешь, какая другая твоя – анатомически выражаясь – часть мне в тебе нравится?
   Его губы уже скользили по ее горлу, возбуждая и успокаивая одновременно.
   – Боюсь спрашивать.
   – Вот эта. – Ладонь Сета спустилась с ее затылка на шею. – Просто сводит меня с ума. Предупреждаю, я обязательно ее покусаю, так что не пугайся.
   – Я высоко ценю твои… м-м-м-м! – Его зубы слегка цапнули ее подбородок, легко скользнули вверх и ущипнули нижнюю губу.
   – Ты уже начинала расслабляться, – прошептал Сет, когда она затаила дыхание. – Не бойся.
   На этот раз его губы впились в ее рот жарким, властным поцелуем, словно ставя клеймо. Скачок от игривости к властности был таким быстрым, таким возбуждающим, таким опустошающим, что она не успела опомниться.
   Спокойнее, подумала она, цепляясь за остатки сознания. Нет, нет. Господи, неужели она верила, что нуждается в спокойствии и уверенности? Эта бешеная гонка лучше. Гораздо лучше!
   Ее ноги сами собой крепче сжали его талию, тело напряглось. На жадность его поцелуя она отозвалась собственной.
   Нет, это не желание, осознала она. Это страсть. Жажда.
   Дрю нетерпеливо сорвала с него рубашку.
   Сет вдыхал ее аромат. Она словно искупалась в полевых цветах. Изысканная шелковистость ее ароматной кожи затуманивала ему разум. Кровь бурлила, когда Дрю тихо стонала в ответ на его прикосновения.
   Освещение менялось, смягчалось. Нежный свет заходящего солнца мерцал на ее коже, зажигал золотистые и зеленые искры в ее глазах.
   Ее дыхание стало прерывистым, она изогнулась, запрокинула голову, когда он осыпал поцелуями ее неподражаемо длинную шею. Ее тело будто расплавилось, когда его язык скользнул по ее груди.
   Не желая спешить, он поднял голову, посмотрел в ее глаза.
   – Ты гибкая.
   – Я занимаюсь… – Дрю вздрогнула, снова выгнулась. – Йогой. Дважды в неделю.
   – Матерь божья, – только и смог выдавить он.
   Почти благоговейно он гладил ее откинувшееся тело, исследовал линию плеч, изгибы груди. Он расстегнул пуговицу на ее поясе, затем «молнию». Медленно.
   – Я угадал. – Его пальцы скользнули под белые кружева трусиков. Изысканная пытка для них обоих. – Согласованность. Во всем.
   Он приподнял ее попку и уткнулся лицом в живот. И почувствовал, как она задрожала, когда его губы прижались к тонким кружевам.
   Возбуждение скручивалось в ней тугим клубком и расплывалось наслаждением, граничащим с болью. Сет стянул с нее строгие тонкие слаксы, покрыл поцелуями ее дрожащие ноги и прошептал:
   – Какой долгий путь до прелестной шеи. Мне понадобится время.
   – Вот и хорошо. – Она затаила дыхание, потом выдохнула: – Не спеши.
   Он не спешил. Дрю вцепилась в простыни, как в якорь спасения, с трудом сдерживая рвущуюся из горла мольбу. Ей хотелось погрузить пальцы в его волосы, ощутить их скольжение по своему телу, но она боялась оторваться от якоря хотя бы на мгновение, боялась вынырнуть из этого бурлящего омута наслаждения.
   Она хотела в нем утонуть.
   Сет легко поцеловал ее бедро. Его язык заскользил по краю кружев, скользнул под них. Она всхлипнула, тихо вскрикнула.
   Ее желание стало его желанием. Он легко сдернул кружевную преграду, увидел ее изумленный взгляд, подернувшийся туманом, увидел вспыхнувшее в ее глазах наслаждение.
   Когда она обмякла в его руках, он покрыл ее тело ленивыми, медлительными поцелуями. Он хотел, чтобы она задрожала, чтобы выкрикнула его имя, чтобы обвилась вокруг него так, будто от этого зависит ее жизнь.
   Так и будет, пообещал он себе, целуя сквозь кружева ее грудь. Обязательно будет.
   Он чувствовал под своими губами бешеный стук ее сердца, участившийся, когда он стянул кружева и обнажил ее груди. Ее пальцы запутались в его волосах, она сильнее прижала к себе его голову, пробежала ладонями по его спине.
   – Позволь мне, позволь мне, – простонала она, стягивая с него джинсы.
   Тихо звучала музыка. Ритм, первобытный, как страсть, нарастал в такт с ее пульсом. Дрю сдернула и отбросила его джинсы, прижалась к нему всем телом, нашла его губы в отчаянном поцелуе, отправилась в изумительное путешествие по его лицу, горлу, груди.
   Она должна, просто должна немедленно соединиться с ним, таким сильным, таким мужественным. Ей не терпелось испытать этот шок, это чудо воссоединения и порабощения. Но когда она уже готова была оседлать его, вобрать в себя, он отстранился.
   – Погоди. – Он перевернул ее на живот.
   – Я хочу…
   – И я. Господи, как же я хочу!
   Когда он прихватил губами ее шею сзади, она вскрикнула от эротического шока, вцепилась в железные прутья изголовья, но на сей раз не нашла никакого якоря.
   И словно сорвалась с цепи.
   Она металась под ним, как безумная:
   – Боже! Боже! Скорее!..
   Его ловкие пальцы впились в ее разгоревшуюся плоть, и яркий оргазм накрыл ее, оставив беспомощной и содрогающейся.
   Она выпустила из рук прутья изголовья, и Сет рывком перевернул ее на спину.
   – Держись! – Он накрыл ее губы своими, проглотив ее крик, и вонзился в нее.
   Дрю выгнулась ему навстречу, прижалась к нему. Взлет и падение. Взлет и падение. Столкновение влажных тел. Сбой дыхания. Мятеж крови.
   Сет смотрел на ее лицо в последних отблесках угасающего солнца, ловил зелень и золото ее глаз, наполнившихся слезами.
   Дрю вскинула руку, коснулась его щеки и с изумлением произнесла:
   – Сет!..
   Он тонул в ее невообразимой красоте. Он смотрел на нее, пока мир вокруг и внутри него не разлетелся разноцветными осколками.

   Самый лучшим, не говоря о самом сексе, Сет считал его послевкусие – спокойное скольжение по теплым волнам наслаждения. Невероятная нежность и красота удовлетворенного женского тела превращали его в идеальную тихую гавань.
   Солнце уже закатилось, быстро смеркалось. И только сейчас Сет понял, что где-то по пути к этой тихой гавани магнитофон выключился, проиграв последний диск. Слышались лишь шелест ветра и дыхание Друзиллы.
   Скоро начнется дождь. Сет чувствовал его запах, чувствовал танцующий в воздухе шторм.
   Надо закрыть окна. Но не сейчас.
   Сет поднял руку, погладил ее грудь.
   – Думаю, теперь ты расслабилась, – прошептал он. – Нравится тебе это или нет.
   – Кажется, расслабилась.
   Он-то точно расслабился, подумала Дрю. Это хороший признак. Или нет? Туман, окутавший мозги, рассеивался, и в душу заползали сомнения. Как глупо. И как же она ненавидит себя за это!
   Вряд ли можно спросить, было ли ему хорошо с ней, так, чтобы избежать идиотского клише. Но ей все равно очень хотелось знать.
   – Хочешь пить? – спросил Сет.
   – Немножко.
   – Хм-м. – Он уткнулся носом в ее шею. – Я принесу что-нибудь, когда смогу пошевелиться.
   Дрю погрузила пальцы в его волосы. Такие мягкие, такие шелковистые, такие… искрящиеся.
   – Ты… все хорошо?
   – Угу. Дождь собирается.
   Дрю взглянула на окна.
   – Нет.
   – Точно собирается. – Сет повернул голову, посмотрел на небо. – Будет шторм. Ты закрыла окна в машине?
   Какого черта он интересуется автомобильными окнами, когда она только что пережила мгновения, перевернувшие ее жизнь?
   – Да.
   – Хорошо.
   Дрю уставилась в потолок.
   – Мне пора. Надо успеть до дождя.
   – Угу. – Он притянул ее ближе, перекатился вместе с ней. – Ты должна остаться. Мы будем слушать дробь дождя и снова заниматься любовью.
   – Снова?
   – М-м-м… Ты знала о маленькой ямочке прямо там, где у тебя заканчивается позвоночник? – Он провел пальцем в упомянутом месте, открыл глаза, и выражение ее лица показалось ему странным. – Что-то не так?
   – Не знаю. Это правда?
   Он обхватил ее лицо ладонями, всмотрелся внимательно.
   – Знакомое выражение. Ты немного раздражена и собираешься здорово разозлиться. Что случилось? Я был слишком груб?
   – Нет.
   – Недостаточно груб? Эй! – Он слегка встряхнул ее. – Дрю, скажи мне, в чем дело!
   – Ни в чем. Ты потрясающий любовник. Никогда не испытывала ничего подобного. – Она вывернулась и села на кровати.
   – Тогда что случилось?
   – Я же сказала, ничего. – Раздражение, проскользнувшее в ее голосе, потрясло ее. Не хватало еще заскулить. Первый раскат грома прозвучал идеальным аккомпанементом к ее настроению. – Ты мог бы хоть что-нибудь сказать обо мне. Хотя бы стандартное «О, детка, это было потрясающе».
   – О, детка, это было потрясающе! – Сет рассмеялся бы, но в ее глазах искрился не просто гнев. – Постой! – Он метнулся к ней, схватил и не дал спрыгнуть с постели. И, во избежание драки, просто навалился на нее и прижал к матрасу. – Так что же случилось между тобой и тем парнем, с которым ты была помолвлена?
   – Это вряд ли имеет отношение к нам.
   – Имеет, поскольку ты швырнула его в нашу постель.
   Дрю открыла рот, готовая к резкому, язвительному ответу… но только вздохнула.
   – Ты прав. Ты абсолютно прав. А я круглая дура. Отпусти меня. Я не могу разговаривать в таком положении.
   Сет освободил ее. И промолчал, когда она натянула на себя простыню, словно заслонилась щитом.
   Снова грянул гром. Молния прорезала тьму.
   Дрю попыталась собраться с мыслями.
   – Он изменял мне, а уверял, что любит. И причиной измены, по его словам, была моя неизобретательность в сексе.
   – Ты тогда занималась йогой?
   Дрю непонимающе уставилась на него, и он покачал головой.
   – Солнышко, если ты на это купилась, ты точно дурочка.
   – Я собиралась за него замуж. Мы заказали приглашения. У меня была первая примерка свадебного платья. А потом я обнаружила, что он кувыркается на простынях – которые, к твоему сведению, я сама купила – с юристкой.
   Сильный порыв ветра ворвался в комнату, снова сверкнула молния. Но Сет не отвел от Дрю взгляда, не кинулся закрывать окна.
   – И он думал, что я должна его понять. Он думал, что я не отменю свадьбу, потому что там, на стороне, у него просто секс, в котором я не изобретательна.
   Мерзавец, подумал Сет. Законченный мерзавец.
   – И ты полагаешь, что парень, который готовится к свадьбе с одной женщиной и трахается с другой, достоин хоть одной минуты твоего времени?
   – Вряд ли. Иначе я не порвала бы с ним, поставив себя и свою семью в довольно сложное положение. Я думаю не о нем. Я думаю о себе.
   Как же она ошибается! Однако Сет удержался от комментариев.
   – Хочешь, я расскажу тебе, что чувствую рядом с тобой? Волшебство. – Он наклонился и коснулся губами ее губ. – Магию.
   Сет взял ее за руку. Она посмотрела на их сплетенные пальцы, со вздохом перевела взгляд на окна и тихо сказала:
   – Идет дождь.
   – Останься со мной. – Он поцеловал ее руку. – Будем слушать дождь.

   Когда Дрю встала, дождь еще шел. Тихая мерная дробь капель после пронесшейся бури превращала комнату в уютное гнездышко, которое не хотелось покидать.
   – Останься на ночь. Я выскочу рано утром и поищу что-нибудь приличное на завтрак.
   – Не могу. – Разговор в темноте казался таким интимным, таким романтичным, что она испытала разочарование, когда Сет включил свет. А второй ее реакцией был шок – она поняла, что на окнах нет штор и их прекрасно видно с улицы. – Ради бога! – Дрю подхватила белье и бросилась в ванную комнату.
   – Ну да. Как будто среди ночи кто-то гуляет под дождем. – Не обремененный скромностью, Сет встал и голышом спокойно последовал за ней. И успел удержать дверь, чуть не хлопнувшую его по носу. – Посмотри на это иначе: чтобы попасть утром на работу, тебе придется просто спуститься по лестнице.
   – У меня нет никакой одежды. Никакой свежей одежды, – добавила она, когда Сет показал на блузку, все еще валявшуюся на полу. – Только мужчина может предположить, что я надену утром вчерашнее. Пожалуйста, передай мне блузку.
   Сет повиновался, но не сдался.
   – Одежду привезешь завтра, пока я съезжу за продуктами. Поужинаем вместе. Я умею готовить, – заявил он, увидев ее вскинутые брови. – Сносно.
   – Я не умею готовить. Даже сносно.
   – Можем сходить куда-нибудь, а потом вернемся сюда. Или к тебе, – добавил он, обнимая ее. – Мне все равно. Запланированное свидание вместо наших обычных экспромтов.
   – Это не было свиданием. – Дрю вывернулась из его объятий, чтобы застегнуть блузку. – Это был секс.
   – Ну уж нет! Мы ели пиццу, пили вино, разговаривали и занимались сексом. Это свидание, детка.
   Ее губы невольно дрогнули в улыбке.
   – Черт побери, ты прав.
   – Вот именно.
   Дрю попыталась прошмыгнуть мимо него, но он обхватил ее за талию и снова притянул к себе.
   – Поужинай со мной, останься со мной, проснись утром рядом со мной!
   – Хорошо, только ужин после восьми. У меня завтра класс йоги.
   – Ты говоришь это, чтобы помучить меня. Ну, раз уж мы в теме, ты можешь закинуть ногу за голову?
   Дрю со смехом высвободилась.
   – Мне пора. Уже первый час ночи. Я загляну к тебе вечером, около восьми, и рискну попробовать твою стряпню.
   – Отлично. Эй, так мне делать рамку для твоей акварели?
   Дрю просияла.
   – А можно?
   – Как сказать. Меняю картину на картину.
   – Ты закончил мой портрет.
   – Я хочу еще.
   Дрю надела туфли.
   – У тебя уже есть два.
   – Когда-нибудь, после моей смерти, а умру я знаменитым художником, цены на мои картины безумно подскочат, и исследователи моего творчества назовут это периодом Друзиллы.
   – Интересно. Если так, я согласна позировать.
   – В воскресенье.
   – Да, хорошо. Ты уже задумал что-то определенное? Что мне надеть?
   – Я задумал нечто очень определенное. – Сет подошел к ней, положил руки на ее плечи, поцеловал. – Лепестки роз.
   – Прости, не поняла.
   – Лепестки красных роз. Как хозяйка цветочного магазина, ты сможешь обеспечить реквизит.
   – Если ты думаешь, что я буду позировать нагишом… Нет.
   – Ты хочешь ту акварель?
   – Не так сильно, чтобы поддаться на шантаж.
   Дрю отвернулась, но Сет схватил ее за руку и развернул лицом к себе.
   – Ты восхищаешься моим творчеством и хочешь иметь мои картины.
   – Я безумно восхищаюсь твоим творчеством, но ты не будешь рисовать меня нагишом.
   – Ладно, я буду в одежде, а ты – в лепестках роз. Т-с-с! – Он похлопал пальцем по ее губам, не дав ответить. – Я не заставляю тебя позировать голой, чтобы затащить в постель, потому что мы уже были в постели. И для твоего сведения, я не пользуюсь искусством в подобных целях. Этот образ возник в моей голове, как только я тебя увидел. Я должен тебя так нарисовать. – Сет взял ее руки в свои. – Я просто должен. Но предлагаю сделку.
   – Какую сделку?
   – Я никому эту картину не покажу. Когда закончу, ты сама решишь, что с ней делать.
   Дрю задумалась над его предложением, и он понял, что убедил ее.
   – Мне решать?
   – Я доверяю тебе решение. Ты доверяешь мне нарисовать то, что я вижу, то, что чувствую. Договорились?
   – Лепестки красных роз. Большой же будет заказ.

   Утром Сет явился на верфь, насвистывая. И с коробкой пончиков прямо из булочной. Кэм уже работал, устанавливал в лодочном корпусе приспособления для крепления такелажа.
   – Красавец! – крикнул Сет, подходя к изумительно пропорциональному ялику. – Должно быть, вы здорово выложились, чтобы закончить его так быстро.
   – Да. Почти готово. Осталось навести лоск в каюте. Клиент хочет забрать его в воскресенье.
   – Прости, я не помогал вам в последние дни.
   – Мы справились, – сказал Кэм с легким намеком на язвительность.
   – Где все?
   – Фил наверху. Этан и Обри с утра проверяют крабовые ловушки. Кевин придет после уроков. Через неделю начнутся каникулы, и он сможет работать больше.
   – Каникулы? Занятия уже заканчиваются? Какой сегодня день, черт побери?
   – Ты бы знал, если бы иногда наведывался домой.
   – Кэм, я был занят.
   – Ага. – Кэм ввернул еще один талреп. – Я слышал.
   – С чего ты злишься? – Сет швырнул коробку с пончиками на палубу. – Я здесь, не так ли?
   – Ты появляешься и исчезаешь, когда тебе вздумается. Решил заглянуть сегодня, потому что вчера тебе наконец повезло?
   – А тебе какое дело?
   – Мне какое дело? – Кэм, явно разъяренный, отложил дрель. – Хочешь знать, какое мне дело, придурок? Если ты исчезаешь почти на неделю, это мое чертово дело. Если ты слоняешься мрачный, как тучи над твоей головой, а потом запираешься в студии, это мое чертово дело. Если Анна волнуется из-за тебя, а ты не удосуживаешься объяснить, что происходит, это мое чертово дело. Думаешь, что можешь заявиться сюда как ни в чем не бывало только потому, что задрал Дрю юбку?
   Чувство вины, начинавшее овладевать Сетом, взорвалось дикой яростью. Не успев понять, что делает, Сет налетел на Кэма и прижал его к корпусу судна.
   – Не смей так о ней говорить! Она не шлюха, которую я использовал, чтобы утолить зуд! Никогда не смей так о ней говорить!
   Кэм отпихнул Сета, и они замерли нос к носу – как боксеры, наплевавшие на удар гонга.
   – А ты не смей так обращаться со своей семьей! Дом тебе не мотель!
   Гнев злобным псом вцепился в глотки им обоим.
   – Хочешь подраться? – предложил Кэм, сжимая кулаки.
   – Стойте, стойте, господи Иисусе, стойте! – Филип прыгнул между ними и оттолкнул друг от друга. – Что здесь творится, черт побери? Так орете, что наверху все трясется!
   – Мальчишка думает, что может победить меня, – запальчиво заявил Кэм. – Ну, пусть попробует.
   – Черта-с-два! Хотите подраться, выметайтесь на улицу. А вообще-то, Сет, остыл бы ты. – Филип указал на грузовые ворота и причал за ними. – Ты так редко здесь появляешься, что еще несколько минут ничего не изменят.
   – Это касается меня и Кэма.
   – Это касается бизнеса, нашего бизнеса, – поправил Филип. – А значит, и меня. Продолжай в том же духе, и, возможно, первым побью тебя я. Ты мне изрядно насолил.
   – О чем ты, черт побери?
   – О том, чтобы исполнять свои обещания, о том, чтобы помнить о своих обязательствах! Я говорю о клиенте, который ждет готовый проект, и этот проект согласился сделать ты. Где проект, черт побери?
   Сет открыл рот, закрыл. Шлюп Друзиллы. Он забыл. Как забыл о том, что обещал Анне привезти мульчу для новой клумбы. Как забыл о том, что обещал прокатить Брэма в своей новой машине.
   Теперь уже злясь на самого себя, он двинулся к грузовым воротом.
   – Разозлился, – проворчал Кэм. – Парню необходим пинок под зад.
   – Отвязался бы ты от него, – предложил Филип.
   Озадаченный и все еще злой, Кэм набросился на Филипа:
   – Да пошел ты! Разве не ты только что его пинал?
   – Я беспокоюсь и злюсь не меньше тебя, – огрызнулся Фил. – Только хватит дергать его. Он достаточно взрослый, чтобы приходить и уходить, когда ему вздумается. Ты в его возрасте гонял по Европе и залезал под все юбки, до которых мог дотянуться.
   – Я никогда не нарушал свое слово.
   – Верно. – Немного успокоившись, Филип взглянул на Сета, стоявшего в конце причала. – И, судя по его дерьмовому виду, он не собирался нарушать свое. Сколько еще ты будешь его там мариновать?
   – Недели-другой, пожалуй, хватит.
   Под пристальным взглядом Филипа Кэм с шипением выдохнул и почувствовал, как с воздухом его покинула почти вся злость.
   – Черт побери. Наверное, я старею, и мне это очень не нравится. Пойду разберусь.
   Сет услышал шаги, обернулся, встал в боксерскую стойку:
   – Валяй, начинай. Один удар пропускаю.
   – Парень, мне хватит и одного.
   – Господи, я виноват! – выпалил Сет. – Мне жаль, что я подвел вас. Я сделаю любую грязную работу. Я сегодня же закончу проект. Я все наверстаю.
   – О, черт! – Кэм запустил пальцы в волосы. А теперь кто чувствует себя дерьмом, спросил он себя. – Ты не подвел меня. Ты меня встревожил, ты меня разозлил, но ты меня не подвел. Никто и не ждал, что ты все время будешь здесь торчать. Или каждую свободную минуту проводить дома. Черт побери, сначала Анна пилит меня, потому что ты слишком много сидишь дома и она не думает, что это тебе полезно. Теперь она пилит меня, потому что ты совсем дома не бываешь. Как, черт побери, я оказался между вами?
   – Думаю, тебе просто повезло. Мне надо было кое с чем разобраться. Вот и все. И я работал. Я увлекся и забыл обо всем остальном. Кэм, дом для меня не мотель. Ты не поверишь, семья для меня – чудо. Если бы не вы…
   – Прекрати немедленно. Мы говорим не о прошлом, а о настоящем.
   – Без вас у меня не было бы настоящего.
   – У тебя его не было бы без Рэя. Ни у одного из нас не было бы настоящего без Рэя. И хватит об этом. – Кэм сунул руки в карманы, устремил взгляд на воду.
   Не важно, сколько лет ребенку, важно, что он все еще твой.
   – Итак, ты серьезно относишься к сексапильной цветочнице?
   Сет бессознательно повторил стойку Кэма, и теперь они оба смотрели на воду.
   – Похоже на то.
   – Может, теперь, когда ты утолил свой зуд, мы добьемся от тебя работы.
   – Похоже, я оставил немного энергии на сегодня.
   – Да, мне это тоже всегда помогало. Какие пончики ты привез?
   Все в порядке, подумал Сет. Почему-то, что бы ни случалось, всегда все налаживалось.
   – Ассорти. Я люблю с баварским кремом.
   – А я всегда любил с вареньем. Пойдем, пока Фил не нашел их.
   Они вместе направились к воротам, но Сет вдруг остановился, как вкопанный.
   – Цукини-футбол, – произнес он вполголоса.
   Кэм побелел.
   – Что ты сказал, черт побери?!
   – Хлеб Боул. Хлеб из цукини. Она испекла хлеб, а вы, парни, стали играть буханкой в футбол. Она мне рассказала.
   – Когда? – Потрясенный до глубины души, Кэм схватил Сета за плечи. – Когда ты ее видел?
   – Не знаю. Я не видел. Мне приснилось. Кажется, приснилось, – прошептал Сет. В животе словно бабочки запорхали, но не от смущения, а… от счастья.
   Я разговаривал со Стеллой, думал он. У меня есть бабушка, и она рассказала мне чудесную историю.
   – Это правда? Правда?! – Радость прозвучала в его голосе, осветила его лицо. – И ты… ты пытался перехватить пас и получил буханкой по лбу! Упал на землю, чуть не вырубился. Правда?
   – Да. – Кэм постарался унять волнение. Отличное воспоминание. И таких было много. – Мама выбежала из кухни, заорала на нас как раз в тот момент, когда я прыгнул. Я обернулся, и бамц! Звезды из глаз посыпались. Тот хлеб был твердым, как кирпич. Она была потрясающим врачом, но готовить никогда не умела.
   – Да, она мне сказала.
   – Она наклонилась, проверила мои зрачки или что там еще, выставила пальцы и велела их пересчитать. А потом сказала, что правильно я получил по лбу, избавил ее от хлопот. И мы все начали смеяться – я, папа, Фил, Этан. Банда сумасшедших. А мама стояла, подбоченившись, и грозно смотрела на нас. Я все еще ясно вижу ее. – Кэм испустил долгий вздох. – Она ушла в дом и вынесла другую буханку, чтобы мы могли продолжить матч. Об этом она тебе рассказала?
   – Нет. – Сет положил ладонь на плечо Кэма. – Думаю, она хотела, чтобы ты мне рассказал.

13

   Когда пончики были съедены, Сет уселся на корточках в углу и стал совершенствовать эскиз шлюпа Дрю, начатый Этаном.
   В то же время Дрю вышла на набережную, чтобы оборвать увядшие цветки вербены и гелиотропа, украшавшие фасад ее магазина.
   Ночной шторм рассеял духоту и влажность, оставив утренний воздух свежим и прозрачным. По ярко-синим волнам залива, еще не совсем успокоившегося после бурной ночи, сновали суда, парусные и моторки, рыболовные и прогулочные. Никто не хотел терять время в такой чудесный день.
   Через пару месяцев и я смогу провести чудесное утро на собственной лодке, управляясь с такелажем, отмывая палубу, начищая медные детали, думала Дрю. Своя лодка – не просто возможность в любой момент выйти в море, поднять паруса и отдаться на волю ветра; придется вкладывать время, деньги и труд, но и это удовольствие.
   Трудности ее не пугают. Как чудесно реализовывать свои способности, гордиться своими достижениями. Ей безумно нравится деловая сторона ее бизнеса; бухгалтерские книги, заказы, расчеты прибыли ей не в тягость, они удовлетворяют ее любовь к порядку. А сама природа ее дела отвечает любви к красоте ради самой красоты.
   Шлюп будет ее личной наградой за воплощение в жизнь мечты.
   И Сет… Еще не совсем ясно, кем стал для нее Сет. Она провела с ним чудесный вечер. Но отношения с ним никогда не будут безоблачным плаванием; они, как и собственный шлюп, потребуют больших вложений.
   А что, если попутный ветер сменится на встречный? А если они попадут в сильный шторм или их выбросит на мель, или просто – как случается со многими – из их отношений потихоньку исчезнет радость?
   Так какой же вывод? Надо просто наслаждаться моментом и не думать о возможных проблемах.
   Сет интригует, волнует и развлекает. Он разбудил в ней чувства, которые, приходится признать, не удалось расшевелить даже мужчине, за которого она чуть не выскочила замуж.
   В Сете ее притягивает уверенность в себе, честность, непринужденность. И она очарована бушующими в нем страстями, скрытыми под непринужденностью. Сет – самый неотразимый мужчина из всех, кто встречался в ее жизни, и он сделал ее счастливой.
   Они пока только любовники, а она уже ждет неприятностей? Если не смотришь в будущее, напомнила себе Дрю, вляпываешься в неприятности и тонешь в проблемах.
   Дрю отнесла ножницы в заднее помещение, положила их на место, на полку. Как же ей хотелось поговорить с кем-нибудь, с женщиной, о своих восторгах и тревогах. Как ей хотелось посидеть с подругой и выболтать все, что она чувствует…
   Как колотится сердце, когда Сет улыбается ей. Как закипает кровь от его прикосновений. Как страшно и как чудесно быть с мужчиной, который любит и принимает тебя такой, какая ты есть.
   Ей хотелось рассказать кому-нибудь, что она начинает влюбляться.
   Ни одна из ее прежних знакомых не поняла бы ее. Не поняла бы так, как ей необходимо. Заинтересовались бы, даже поддержали, но вряд ли она смогла бы рассказать любой из них, как Сет покусывал ее шею, и слушать их завистливые стоны и вздохи.
   А ей хотелось именно этого.
   Дрю не могла позвонить матери и сказать, что пережила самый потрясающий в своей жизни секс с мужчиной, в которого явно влюбляется. Им обеим стало бы неловко. И хотя интуиция подсказывает, что Обри не будет шокирована и отреагирует именно так, как нужно, родственные узы новой подруги и Сета полностью исключают подобный разговор.
   Итак, придется действовать на свой страх и риск, к чему она и стремилась с самого начала, не так ли? Конечно, сейчас все изменилось, ей есть чем поделиться, но когда земля словно уходит из-под ног, ухватиться не за кого.
   И это все моих рук дело, признала Дрю. Остается или жить с этим, или начинать перемены. Откровенность, открытость – это гораздо больше, чем любовная связь. Это больше, чем новые дружеские отношения.
   Это труд. Значит, будем трудиться.
   Звон колокольчика объявил о первом покупателе. Дрю расправила плечи. Один раз она уже доказала, что может изменить свою жизнь. Докажет еще раз.
   Радушно улыбаясь, Дрю вышла из кладов-ки – образцовая, вежливая хозяйка цветочного магазина.
   – Доброе утро. Чем я могу вам помочь?
   – О, пока не знаю. Я просто осматриваюсь.
   – Не спешите. Прекрасный день, не правда ли? – Дрю подошла к парадной двери, закрепила ее в открытом положении. – Слишком прекрасный, чтобы сидеть в помещении. Вы приехали в Сент-Крис ненадолго?
   – Верно, – согласилась посетительница. – Приятный короткий отпуск.
   – Вы идеально выбрали время. – От слишком пристального взгляда этой женщины Дрю стало не по себе, но она постаралась отбросить неприятное ощущение. – Вы приехали с родными?
   – Нет, одна. – Незнакомка щелкнула пальцами над цветочной композицией. – Иногда девушке просто необходимо отдохнуть в одиночестве. Вы понимаете?
   – Да, конечно. – Дрю подумала, что женщина не похожа на человека, привыкшего тратить время и деньги на цветы. Ожесточенная, раздраженная и… дешевка. Слишком обтягивающие и слишком короткие шорты, куцый топ, открывающий живот. И еще вместе с крепким запахом цветочных духов Дрю уловила запах виски. Уж не грабить ли ее собираются?
   Дрю отмахнулась от глупой мысли. Никто не грабит цветочные магазины, и, уж конечно, не в Сент-Крисе. А если женщина вооружена, то чем-то совсем крохотным. Другого оружия в этом наряде не спрячешь.
   И судить человека по одежде – не лучший способ начинать новую, личную фазу отношений с клиентами.
   – Если вы хотите освежить гостиничный номер, могу посоветовать гвоздики. На этой неделе на них специальная цена. Они очень ароматны, и за ними легко ухаживать.
   – Возможный вариант. Знаете, мне знакомо ваше лицо, и говорите вы не как местная. Может, мы встречались раньше? Вы часто бываете в Вашингтоне?
   Дрю совсем расслабилась.
   – Я там выросла.
   – Точно. Как только я вас увидела, то подумала… Минуточку! Вы дочь Кэтрин! Прусилла… нет, нет, Друзилла!
   Дрю попыталась представить эту худую, плохо одетую, воняющую дешевыми духами и виски женщину среди хотя бы случайных знакомых своей матери… и обозвала себя снобом.
   – Да, вы правы.
   – Ну, будь я проклята! – Дама подбоченилась и расплылась в широкой, дружелюбной улыбке. Не зря она провела личное расследование. – Что вы делаете в этой дыре, черт побери?
   – Я здесь живу. Так вы знакомы с моей матерью?
   – Конечно, конечно! Я работала с Кэти в нескольких комитетах. Давненько с ней не виделась. Года три-четыре. В последний раз, кажется, это был сбор денег на борьбу с безграмотностью. Ужин в Шореме.
   Подробное описание этого события она нашла в Интернете, в архивах «Вашингтон Пост», так что ошибиться не боялась.
   – Как поживает Кэти? Как ваш отец?
   Нет, подумала Дрю, я не сноб. Я просто разбираюсь в людях.
   – Хорошо, спасибо, – спокойно ответила она. – Простите, я не знаю вашего имени.
   – Гло. Гло Хэрроу. – Глория воспользовалась девичьей фамилией матери. – Как же тесен мир, не правда ли? Кажется, когда я в последний раз общалась с Кэт, вы были помолвлены. Она была на седьмом небе от счастья. Похоже, не сработало.
   – Да.
   – Ну, мужики как автобусы: всегда приходит следующий. Знаете, моя мама дружит с вашим дедушкой. – Почти правда, хотя слово «знакома» было бы более точным. – Все еще сенатор. Отличное занятие.
   – Он чудесный человек, – холодно сказала Дрю.
   – Всегда им восхищалась. В таком возрасте и такая активность! Ну, с семейными деньжищами он мог бы и дня не работать, тем более заниматься политикой. Нелегкое дело даже для молодого человека, столько грязи в наше время!
   – Грязи всегда хватало. В моей семье никогда не связывали финансовое благополучие с бездельем.
   – Как я и говорила, я этим восхищаюсь.
   В магазин вошел молодой мужчина, и Дрю, подавив раздражение, повернулась к нему.
   – Доброе утро.
   – Привет. Не обращайте на меня внимания. Я не спешу.
   – Не хотите еще оглядеться, мисс Хэрроу? – Она снова повернулась к Глории.
   – Нет. – И так убита куча времени. – Почему бы и не взять дюжину этих… по специальной цене?
   – Гвоздики. – Дрю указала на вазу с образцами всех имеющихся расцветок. – Вы выберете цвет или набрать разных?
   – Разных.
   Глория прочитала ценник под вазой, прикинула, что наведение мостов обойдется ей совсем не дорого, вынула деньги и положила их на прилавок.
   Контакт установлен, пора сматываться. Глории не понравилось, что новый покупатель притворяется, будто не смотрит на нее, а на самом деле внимательно наблюдает за ней.
   – Надеюсь, они доставят вам удовольствие.
   – Я уже довольна. Будете разговаривать с мамой, передайте мои наилучшие пожелания, – добавила Глория на прощание.
   – Обязательно. – Дрю повернулась к мужчине и, видимо, не сумела скрыть своего раздражения, потому что он осведомился:
   – Неприятности?
   – Нет, что вы! – Дрю быстренько взяла себя в руки. – Чем я могу вам помочь?
   – Во-первых, я Билл. Билл Миллер. – Он протянул руку.
   – А, вы друг Обри! – Серьезный и милый. Обри охарактеризовала его очень точно, решила Дрю, пожимая его руку. – Приятно познакомиться.
   – Взаимно. Я только-только со смены. Хочу заглянуть к Об, может, увижусь с Сетом. А потом домой и спать, спать, спать хоть несколько часов. Цветы, которые Сет подарил Обри, произвели фурор. Не хочу ему уступать. Чем вы могли бы поразить ее и заставить забыть о моих двойных сменах?
   – Ваш бюджет?
   – Только что получил зарплату. – Билл похлопал себя по заднему карману. – Безразмерный.
   – В таком случае ждите здесь. – Нет, неприятная покупательница не должна помешать благим намерениям. – А лучше идемте со мной. Если вам понравится моя задумка, сможете присесть и отдохнуть несколько минут, пока я соберу букет.
   – Я так плохо выгляжу?
   – Вы выглядите измученным. – Они вошли в кладовку, и Дрю направилась к холодильнику. – Не стесняйтесь. Садитесь… Свежие. Привезли сегодня утром. – Дрю вытащила нежно-розовую розу на длинном стебле и протянула Биллу. – Дюжина таких красавиц точно ошеломит Обри.
   Билл понюхал цветок.
   – Какой аромат! Может, взять пару дюжин? За последние десять дней мне пришлось отменить два свидания.
   – От двух дюжин она впадет в кому.
   – Отлично! Можете положить их в красивую коробку?
   – Конечно. – Дрю прошла к прилавку. – Вы с братом становитесь моими лучшими покупателями. Примерно неделю назад он купил желтые розы.
   – Дэн делал предложение своей девушке.
   – Да, я знаю. Он словно парил в облаках. Вы с братом и Сет – давние друзья?
   – С детства. Поверить не могу, что он вернулся месяц назад, а я так с ним и не пересекся. Дэн говорит, что Сет разрывается между своей работой, верфью и вами… Упс! – Билл криво улыбнулся, потер глаза. – Простите. От усталости я тупею, и язык развязывается…
   – Все в порядке. Вряд ли секрет, что мы с Сетом… – И что же они? – Встречаемся.
   Билл с трудом подавил зевок.
   – Ну, если удастся согласовать рабочие графики, может, встретимся где-нибудь вшестером?
   – С удовольствием. – Дрю положила розы и гипсофилы в выложенную папиросной бумагой коробку. – С огромным удовольствием.
   – Отлично. Позвольте задать вам вопрос: та женщина, что была здесь, она не оскорбляла вас?
   – Почему вы спрашиваете?
   – Ну, не знаю. Просто неприятное чувство. Что-то в ней такое… Мне кажется, я ее откуда-то знаю. Вспомнить не могу, но что-то мне не нравится. Вы понимаете, о чем я?
   – Понимаю. – Дрю посмотрела на него. Он – друг Обри и Сета. Новая, более открытая Дрю тоже увидела бы в нем друга. – Она заявила, что знакома с моей матерью, но это не так. – Никто, абсолютно никто не называл ее мать Кэти. Кэтрин, редко Кейт, но никогда Кэти, никогда Кэт. – Не знаю, чего она добивалась, но рада, что вы зашли именно в тот момент.
   – Если хотите, я послоняюсь здесь. На случай, если она вернется.
   – Нет, спасибо. Она меня не тревожит.
   – Вы назвали ее Хэрроу? – Билл покачал головой. – Никаких ассоциаций. И все же что-то знакомое. Когда вспомню, дам вам знать.
//-- * * * --//
   Не надо было звонить матери. Дрю сразу поняла, что совершила ошибку, но она никак не могла выбросить из головы утреннюю посетительницу. Проверить ее историю можно было, лишь спросив мать.
   Мама небрежно сообщила, что не знает никакой Гло Хэрроу, хотя действительно знакома с Лорой Хэрроу и Барбарой, в девичестве Хэрроу. Единственная радость – мама была в хорошем настроении и сообщила, что помирилась с папой.
   На данный момент, по меньшей мере.
   Однако вскоре разговор покатился по накатанной колее. Почему Дрю не приехала домой на выходные, а еще лучше на все лето? Почему они не могут провести несколько дней в фамильном поместье в Норт-Хэмптоне? Объяснения отвергались, оправдания игнорировались, и, когда разговор наконец закончился, Дрю не сомневалась, что мама так же раздражена и несчастна, как она сама.
   Не стоит будить лихо, пока оно тихо.
   Однако народная мудрость запоздала, поняла Дрю, когда за десять минут до закрытия в магазин вошла мать.
   – Дорогая моя! – Кэтрин бросилась к прилавку, раскинув руки, и крепко-крепко обняла дочь. – Я так рада видеть тебя! Так счастлива!
   – Мама! – Дрю похлопала Кэтрин по спине, ненавидя себя за желание высвободиться. – Что ты здесь делаешь?
   – Как только ты положила трубку, я поняла, что просто должна тебя увидеть. Я скучаю по своей девочке. Дай-ка взгляну на тебя. – Кэтрин отстранилась, погладила волосы Дрю. – Когда ты их снова отрастишь? У тебя такие прекрасные волосы, а ты обкорнала их под мальчишку. Какая ты худая! И все худеешь.
   – Я не худею.
   – Я боюсь, что ты плохо питаешься. Если бы ты наняла прислугу…
   – Мама, мне не нужна прислуга. Я очень хорошо питаюсь. С нашей последней встречи в прошлом месяце я не потеряла ни унции. Ты отлично выглядишь.
   Правда и только правда. Безупречного покроя розовый пиджак, перламутрово-серые брюки, идеально драпирующие идеальную фигуру – результат скрупулезной диеты и физических упражнений.
   Кэтрин небрежно махнула рукой.
   – О, в последние дни я чувствую себя старухой.
   Дрю смягчилась.
   – Вовсе нет. Просто у тебя очень острое зрение и слишком много зеркал.
   – Ты такая милая.
   – Ты приехала одна?
   – Меня привез Генри. – Генри был ее шофером. – Я велела ему погулять полчасика. Действительно очаровательный городок. Для непродолжительного отдыха.
   Дрю никак не выказала раздражения.
   – Да. Мы, живущие и работающие здесь, очень благодарны туристам за то, что он нравится им так же, как и нам.
   – Но чем здесь можно заняться?.. О, не сердись. Не сердись. – Кэтрин снова махнула рукой и подошла к витрине. – Так далеко от большого города! От всего, к чему ты привыкла! Дорогая, ты могла бы жить, где угодно. Хотя, видит бог, я сошла бы с ума, если бы ты уехала еще дальше. Однако у меня сердце разрывается, когда я вижу, как ты себя хоронишь здесь.
   – Я не хороню себя. И Сент-Кристофер – не конец света. Если я захочу развлечений большого города, то доеду за час.
   – Я говорю не о географии, Дрю, а о культурной и общественной жизни. Здесь очень живописно, но ты отказалась от своей жизни, от родных, от друзей. Боже мой, дорогая, когда в последний раз ты ходила на свидание с подходящим мужчиной?
   – Вообще-то прошлым вечером.
   – Неужели?! – Кэтрин выгнула брови точно так же, как Дрю. – И что вы делали?
   Дрю даже не потрудилась прикусить язык.
   – У нас были пицца и секс.
   Шокированная Кэтрин широко раскрыла рот.
   – Боже, Друзилла!
   – Но не в этом дело. Меня не устраивала моя жизнь, и я ее изменила. Теперь я довольна. И хотела бы, чтобы ты могла радоваться за меня.
   – Это все Иона. Его вина. Я бы его удушила своими руками!
   – Нет. Он лишь капля в море. И я не хочу обсуждать это в сотый раз. Мне жаль, что мы не понимаем друг друга.
   – Я просто хочу для тебя самого лучшего. Ты – вся моя жизнь.
   У Дрю застучало в висках.
   – Я не хочу быть всей твоей жизнью. Я не должна быть всей твоей жизнью. Папа…
   – Ну, конечно, твой отец! Бог знает почему, но мы инвестировали друг в друга двадцать восемь лет жизни.
   – Ты называешь свой брак инвестицией?
   – Почему мы вообще об этом говорим? Я приехала вовсе не за этим.
   – Ты любишь папу?
   Мать взмахнула ресницами.
   – Конечно, люблю! Что за вопрос? И несмотря на все разногласия, мы едины в одном: ты – самое бесценное в нашей жизни. А сейчас… – Кэтрин наклонилась и поцеловала Дрю в обе щеки. – У меня для тебя чудесный сюрприз. – Она схватила Дрю за руку. – Мы немедленно едем к тебе домой. Возьмешь паспорт и самое необходимое. Много тебе не понадобится. Позаботимся о твоем гардеробе там.
   – Где там?
   – В Париже. Я все организовала. Меня осенило после нашего утреннего разговора. Я позвонила твоему отцу, и он присоединится к нам дня через два. В аэропорту нас ждет самолет. Поживем в квартире тети Мишель, побегаем по магазинам… о, и устроим вечеринку! А потом поедем на машине на юг и проведем недельку на вилле. Подальше от жары и толпы.
   – Мама…
   – А потом удерем и устроим девичник. Мы теперь никогда не бываем вдвоем. Я знаю отличный курорт недалеко от…
   – Мама, я не могу полететь с тобой.
   – О, не будь дурочкой. Все предусмотрено. Тебе не придется ни о чем беспокоиться.
   – Я не могу. У меня бизнес.
   – Полно, Дрю! Безусловно, ты можешь закрыть магазин на несколько недель или найти себе замену. Нельзя же допустить, чтобы твое хобби лишало тебя радостей жизни!
   – Это не хобби. И ничего оно меня не лишает. Я не могу беспечно закрыть магазин, чтобы пошататься по Франции.
   – Не хочешь.
   – Хорошо, не хочу.
   Глаза Кэтрин налились слезами.
   – Неужели ты не понимаешь, что я просто должна сделать это для тебя? Ты – мой ребенок, мой дорогой ребенок! Я схожу с ума, думая, как ты здесь совсем одна!
   – Я не одна. Мне почти двадцать семь лет. Я должна сама строить свою жизнь. А вы с папой должны строить свою. Пожалуйста, не плачь!
   – Не пойму, что я сделала неправильно. – Кэтрин вытащила из сумочки бумажный платок. – Почему ты не хочешь уделить мне хоть капельку своего времени? Я чувствую себя брошенной!
   – Я тебя не бросала. Пожалуйста… – Звякнул колокольчик. Дрю посмотрела на дверь и вздохнула с облегчением: – Сет!
   – Решил заглянуть, пока ты не… – Он умолк, заметив женщину, сопящую в салфетку. – Простите. Я… Я зайду попозже.
   – Нет-нет! – Дрю с трудом удержалась, чтобы не подскочить к двери и не отрезать ему путь к бегству. Она знала, что ничто не осушит слезы ее матери быстрее официального знакомства. – Я рада, что ты зашел. Я хочу представить тебя своей маме. Сет Куин. Кэтрин Уитком-Бэнкс.
   – Приятно познакомиться.
   – Взаимно. – Кэтрин улыбнулась сквозь слезы и протянула руку. – Вы должны меня простить. Я так скучала по дочери, что стала слишком сентиментальной. – Она промокнула слезы салфеткой, и взгляд ее стал более осмысленным. – Сет Куин… Художник?
   – Да! – радостно подтвердила Дрю. – Помнишь, мама, как мы восхищались его картинами?
   – Конечно. Прекрасные картины. В прошлом году мой брат и его жена были в Риме и просто влюбились в вашу «Испанскую лестницу». Я очень завидовала их находке. Вы выросли здесь, не так ли?
   – Да, мадам. Моя семья живет здесь.
   – Так важно помнить о семье. – Кэтрин жалобно покосилась на дочь. – Вы надолго приехали?
   – Я здесь живу.
   – О, я думала, что вы живете в Европе.
   – Я был в Европе некоторое время. Живу я здесь. Это мой дом.
   – Понимаю. Вы планируете выставки в Вашингтоне или Балтиморе?
   – Со временем.
   – Обязательно известите меня. Я с удовольствием посмотрю ваши новые работы. И с удовольствием поужинаю с вами в любое удобное для вас время. У вас есть визитка? Я пришлю вам приглашение.
   – Визитка? – Сет ослепительно улыбнулся. Просто не удержался. – Нет, извините. Но вы можете сообщить Дрю. Она знает, как меня найти.
   – Понимаю. Мы сделаем это очень скоро.
   – Мама улетает в Париж, – сообщила Дрю Сету и, повернувшись к матери, слегка подтолкнула ее к двери. – Когда ты вернешься, мы обязательно встретимся.
   – Bon voyage. – Сет поднял руку в прощальном жесте.
   – Спасибо, но я не уверена, что…
   – Мама, лети в Париж. – Дрю крепко поцеловала ее в щеку. – Развлекись. Проведи чудесные романтичные дни с папой. Накупи нарядов от Шанель. Пришли мне открытку.
   – Не знаю. Я подумаю. Была рада познакомиться с вами, Сет. Надеюсь, мы скоро увидимся снова.
   – Жду с нетерпением. Счастливого пути.
   Постукивая пальцами по бедрам, Сет ждал, пока Дрю проводит мать. Пожалуй даже выведет ее. В окно он видел, как Дрю погрузила Кэтрин в кремовый «Мерседес» с облаченным в форму шофером. Это напомнило ему об одной позабытой мелочи: семья Дрю безумно богата. Об этом легко забыть, размышлял он. Она живет скромно. Нормально живет.
   Дрю вернулась, заперла дверь и привалилась к ней спиной.
   – Прости.
   – За что?
   – Я использовала тебя, чтобы выбраться из очень неприятной ситуации.
   – А для чего же тогда друзья? – Сет подошел к ней, взял за подбородок, посмотрел в глаза. – Не хочешь рассказать, почему она плакала, а ты выглядела такой несчастной?
   – Она хотела, чтобы я полетела с ней в Париж. Только и всего. – Дрю беспомощно махнула рукой. – Она все устроила, не спросив меня, а потом прикатила сюда, ожидая, что я запрыгаю от радости и побегу собирать чемодан.
   – Полагаю, кое-кто так и поступил бы.
   – Кое-кому не надо управлять бизнесом! – огрызнулась Дрю. – Кое-кто не бывал в Париже столько раз, что давно сбился со счета. А некоторые не любят, когда за них все решают, будто им все еще восемь лет.
   Видя, что Дрю дрожит от гнева, Сет принялся растирать ей руки.
   – Солнышко, я ведь не сказал, что ты должна была лететь, я сказал, что некоторые полетели бы. Она тебя очень расстроила?
   – Как почти всегда. И я знаю, что она делает это не нарочно. Она действительно думает, что старается ради меня. Они оба так думают, и это только все усугубляет. Она делает предположения, которые не должна делать, принимает за меня решения, на которые давно не имеет никакого права, а потом обижается, когда я отказываюсь плыть по течению.
   – Если это поднимет тебе настроение, то утром Кэм задал мне головомойку за то, что я исчез и не выполнил кое-какие свои обещания.
   – Он плакал?
   – Почти… Ладно, нет. – Сет с облегчением увидел ее расцветающую улыбку. – Но мы уже собирались поколотить друг друга, когда вмешался Фил.
   – Ну, я вряд ли смогла бы ударить маму. Ты помирился с братом?
   – Конечно. Мне надо бежать, подлизаться к Анне, но я хотел оставить тебе проект яхты. – Сет кивнул на большую папку, которую положил на прилавок.
   – О! – Дрю сжала пальцами виски. – Можно, я посмотрю позже? Сейчас мне надо закрыть магазин, а то я опоздаю на йогу.
   – Ах, да, йога! Нельзя пропускать. Наш договор в силе?
   – Ты хочешь вернуться вечером?
   – Я думал о тебе весь день. Мечтал снова быть с тобой.
   Его слова словно согрели ее.
   – Кажется, я тоже иногда вспоминала о тебе, хотя весь день была занята.
   – Я слышал. Билл заезжал на верфь. У Обри чуть сердечный приступ не случился от того леса роз.
   – Ей понравилось?
   – Она совсем размякла, хотя далеко не сентиментальна. А Билл еле держался на ногах. Видно, он здорово влюблен в нее, если приехал сюда, купил цветы и отвез ей, хотя такое впечатление, что он не спал неделю.
   – Он мне понравился. И его брат. Ты счастливчик, у тебя есть друзья детства.
   – А у тебя?
   – В общем нет. – Ей не хотелось развивать эту тему. – Между прочим, перед самым приходом Билла у меня была странная посетительница. – Рассказывая о визите Глории, Дрю заперла кассу, убрала дневную выручку. – Какая-то женщина заявила, что знает мою мать, но, как только она начала говорить, я поняла, что она врет. И даже не из ее слов, а из-за ее вида. Это не снобизм, просто логика.
   – И как же она выглядела?
   – Ожесточенно, дешево и совсем не так, как коллеги матери по благотворительному комитету. Она словно прощупывала, словно допрашивала меня. – Дрю пожала плечами. – Но так бывает, когда твоя семья влиятельна.
   У Сета все внутри заледенело.
   – Что она сказала? Что она сделала?
   – Ничего особенного. Думаю, она что-то вынюхивала, но вошел Билл, она купила гвоздики и ушла. Забавно, он сказал, что, кажется, откуда-то знает ее.
   Сета затошнило.
   – Она назвала свое имя?
   – Что? Да. – Дрю в последний раз окинула взглядом магазин, взяла сумочку и ключи. – Хэрроу. Гло Хэрроу. Мне правда пора.
   Сет схватил ее за руку, и Дрю изумленно замерла.
   – Сет, в чем дело?
   – Если она снова явится, сразу же позвони мне.
   – Зачем? Просто какая-то женщина, надеявшаяся выудить из меня немного денег или получить через меня доступ к деду-сенатору. Поверь, я справляюсь с этим сама всю свою жизнь.
   – Пообещай мне. Я не шучу. Если она снова явится, ты уйдешь в заднее помещение и позвонишь мне.
   Дрю хотела было сказать, что не нуждается в его защите, но голос его звучал так лихорадочно, так настойчиво, что она кивнула.
   – Хорошо. Я обещаю.

14

   Сет еле дождался утра, когда Дрю ускользнула вниз, выполнять сегодняшние заказы. Он практически не сомкнул глаз. Он пытался прогнать мучительные мысли, но так и пролежал без сна всю ночь.
   Даже счастье от того, что Дрю спала, прижавшись к нему, было омрачено.
   Он должен был удостовериться.
   Хотя интуиция подсказывала ему, что Глория вторглась в еще одну часть его жизни, он рано утром стучался в квартиру братьев Миллеров. Он должен был удостовериться.
   Дэн открыл дверь, уже одетый для работы, с чашкой кофе в руке:
   – Э, привет! Что случилось? Считай, меня нет. Ранняя встреча.
   – Мне нужно поговорить с Биллом.
   – Желаю удачи. Он спит как убитый. Хочешь кофе? Думаю, Билл воскреснет к полудню, не раньше.
   – Я не могу ждать.
   – Слушай, Сет, парень здорово измотался. – Поскольку Сет уже пробирался через заваленную хламом гостиную, Дэн поплелся за ним. – Нет, это моя комната. – Поняв, что гостя не удержать, Дэн ткнул большим пальцем во вторую дверь. С табличкой:

   Две таблетки аспирина и спать, спать, спать.

   Сет не потрудился постучать, просто распахнул дверь. В падающем из гостиной свете он различил темную штору, туго натянутую на окно, и кровать, занимавшую почти всю комнату размером с гардеробную.
   Билл – в трусах-боксерах с персонажами из мультиков и в одном носке – лежал лицом вниз, раскинув руки, словно как упал на кровать, так с тех пор и не шевелился.
   И храпел.
   – Подожди, я принесу камеру, – пробормотал Дэн. – Послушай, Сет, ему впервые за две недели удалось проспать восемь часов подряд. Он хотел встретиться с Обри и не собирался вставать раньше двух. Он ввалился в дом практически без сознания.
   – Это важно.
   – Черт! Вряд ли мы поймем, что он скажет. – Дэн подошел к окну и безжалостно сдернул штору. Яркое солнце ворвалось в комнату. Билл не пошевелился. Сет наклонился, затряс Билла за плечо:
   – Просыпайся.
   – Ид-д-дикч-ч-черт-ту…
   – Говорил тебе… – Дэн подошел к кровати. – Смотри, как надо. – Он приблизил губы к уху Билла и заорал: – Синий код! Синий код! Доктор Миллер в третью смотровую. Срочно!
   – Что такое? – Билл рывком сел. – Где носилки? Где… – Его мозги начали проясняться, и он, моргая, уставился на Сета. – О, черт… – Билл уже валился обратно, когда Сет схватил его за руку.
   – Мы должны поговорить.
   – У тебя внутреннее кровотечение?
   – Нет.
   – Будет, если не уберешься отсюда. Я сплю. – Билл выхватил из-за спины подушку, прижал ее к лицу, заслоняясь от света. – Сначала годами не видишь парня, потом не можешь от него избавиться… Прочь! И захвати идиота, который когда-то был моим братом.
   – Ты заходил вчера в магазин Дрю?
   – Отстань…
   – Билл! – Сет отшвырнул подушку. – Женщина, которую ты там застал. Ты сказал, что вроде бы узнал ее.
   – Сейчас я не узнал бы родную мать. И вообще, кто ты такой, черт побери, и что делаешь в моей спальне? Я вызываю копов!
   – Вспомни, как она выглядела!
   – И ты уйдешь?
   – Да, пожалуйста.
   – Боже, дай подумать… – Зевая во весь рот, Билл почесал щеку. Втянул носом воздух. Еще раз втянул. – Кофе. – Его взгляд заметался, остановился на кружке Дэна. – Я хочу этот кофе.
   – Он мой, тупица!
   – Отдай мне проклятый кофе, или я доложу маме, что ты сказал, будто желтое платье ее полнит! Я тебе тогда не завидую.
   – Отдай ему чертов кофе! – рявкнул Сет.
   Дэн повиновался. Билл присосался к кружке. Глотнул. Странно, что не сунул голову в кружку и не стал лакать, подумал Сет.
   – Итак, повтори вопрос.
   Сет ткнул себя кулаком в бок, представил внутри свою ярость. Мысленно поймал ее и взял под контроль.
   – Женщина, которую ты видел в магазине Дрю.
   – Да, и что? – Билл снова зевнул, попытался сосредоточиться. – Что-то меня смутило. Одета как уличная шлюха в Балтиморе. Хотя я в них не разбираюсь, – добавил он с ангельской улыбкой. – Крашеная блондинка. Костлявая. Папа сказал бы, потеряла товарный вид. Предварительный диагноз – злоупотребление алкоголем и определенными лекарствами. Судя по оттенку кожи, больная печень.
   – Возраст? – процедил Сет.
   – Ближе к пятидесяти, но потасканная. Может, моложе. Хриплое дыхание курильщика. Если завещает тело науке, ничего интересного не узнаем.
   – Да. – Сет тяжело опустился на край кровати.
   – Как я и сказал Дрю, она показалась мне знакомой, но ума не приложу, откуда. Может, просто распространенный типаж. Озлобленная, нервная, ну, не знаю, хищная. Что? Она вернулась и набросилась на Дрю? Я должен был остаться?.. – Вдруг у Билла отвисла челюсть. – О, боже праведный. Глория Делотер…
   Сет прижал ладони ко лбу.
   – Будь я проклят!
   – Стоп-стоп! – Дэн поднял руки. – Глория Делотер была в цветочном магазине Дрю? Вчера? Быть этого не может! Она исчезла. Исчезла давным-давно.
   – Это была она, – уверенно сказал Билл. – Я сначала не вспомнил. Мы же видели ее только один раз, Дэн, но впечатление осталось неизгладимое. Она орала, хотела затащить Сета в машину. Сибил сшибла ее на тротуар. Глупыш рычал, как будто хотел отхватить от нее кусок. Да, она изменилась, но не так уж сильно.
   – Да. – Сет уронил руки. – Не так уж сильно.
   – Какого черта она здесь делает? – спросил Билл. – Ты вырос. Она не может украсть тебя, чтобы шантажировать твоих братьев, требовать выкуп и все такое. Она не может искать слюнявого воссоединения мамочки с сыночком. Тогда чего же она хочет?
   – До Билла медленно доходит, – заметил Дэн, – особенно, когда речь идет о темной стороне мира. Она хочет денег, так, Сет? Наш парень теперь успешный художник, поднимается по сверкающей лестнице славы и богатства. В какой бы дыре Глория ни скрывалась, она наверняка прослышала об этом. И явилась урвать кусок.
   – Почти так.
   – И все равно не понимаю. – Билл пригладил пятерней волосы. – Ты не должен ей ни цента. У нее ничего на тебя нет.
   – Я платил ей все эти годы.
   – Проклятье!
   – Она просто выскакивала, как черт из табакерки, и я давал ей деньги, чтобы избавиться от нее. Глупо, но я не знал, как еще отвадить ее от моей семьи. Братья поднимали бизнес с нуля, потом пошли дети. Я не хотел, чтобы она лезла к ним.
   – Они не знают? – спросил Билл.
   – Не знают. Я никогда никому не говорил. – Он держал это под замком в самом дальнем углу памяти, чтобы не пачкать свою новую жизнь. – Несколько месяцев назад она нашла меня в Риме. Тогда я понял, что бессмысленно скрываться в трех тысячах миль от дома, и решил вернуться. Она нашла меня снова примерно неделю назад. Обычно она держится дольше, исчезает на год-два. Я думал, что купил немного времени, но в магазин Дрю она явилась не за цветами.
   – Чем мы можем тебе помочь? – спросил Дэн.
   – Ничем. Просто помалкивайте. Я сам все улажу. Подожду. Посмотрю, что еще она выкинет.

   Однако Сет не мог сидеть сложа руки. В поисках Глории он часами колесил по отелям, мотелям, пансионам «Ночлег и завтрак», не представляя, что сделает, если найдет ее.
   Вначале его слепила ярость. У него не было никакого плана. Он думал только о том, что необходимо найти ее и прогнать как можно дальше любыми средствами. Безуспешные поиски несколько остудили его пыл. Он стал рассуждать, как Глория. Хладнокровно.
   Если Глория поняла, что Дрю ему небезразлична, девушка станет ее инструментом, орудием, жертвой. Очень возможно, что всем этим одновременно. Если и когда он найдет Глорию, надо постараться обрисовать отношения с Дрю как случайные, ничего для него не значащие. Пусть Глория думает, что он просто использует Дрю. Использование кого-то в своих личных целях – только это она и понимает, даже уважает. Пока она полагает, что ему нужны лишь секс и место для студии, Дрю в безопасности. Он сможет спасти от грязной шантажистки хотя бы одного дорогого ему человека.
   След Глории нашелся только в сорока милях от Сент-Кристофера. Мотель щеголял бассейном, кабельным телевидением и семейными номерами. Портье была такой юной и дерзкой, что Сет понял: для нее это лишь временная, летняя подработка.
   Он облокотился о стойку, излучая дружелюбие.
   – Привет. Как дела?
   – Отлично, спасибо. Вам нужен номер?
   – Нет. Я ищу знакомую. Глорию Делотер.
   – Делотер. Минуточку. – Девушка застучала по клавишам компьютера, от усердия прикусив язык. – Вы не могли бы повторить фамилию по буквам?
   – Конечно.
   Девушка снова застучала по клавишам.
   – Простите. Никакой Делотер.
   – Хм. Она также могла зарегистрироваться, как Хэрроу. Эту фамилию она использует для бизнеса.
   – Глория Хэрроу? – Девушка вернулась к компьютеру. – К сожалению, мисс Хэрроу выехала.
   – Выехала? – Сет выпрямился, постарался скрыть разочарование. – Когда?
   – Сегодня утром. Я сама с ней рассчитывалась.
   – Странно. Блондинка? Худая? Примерно такого роста? – Он поднял руку.
   – Да, верно.
   – Понятно. Должно быть, я перепутал даты. Спасибо. – Сет направился к выходу, небрежно обернулся. – Она не упоминала, что едет в Сент-Кристофер?
   – Нет. Кажется, она поехала в другую сторону. Боже, надеюсь, все в порядке?
   – Просто недоразумение, – сказал Сет с некоторым облегчением. – Благодарю вас за помощь.
//-- * * * --//
   Сет попытался уверить себя, что Глория на время оставила его в покое. Взяла десять тысяч и уехала. Конечно, тревожила ее встреча с Дрю, но, может, Глория решила, что серьезными отношениями здесь не пахнет и выгоды не извлечь.
   Правда, Сет и сам не понимал до конца, как относится к Дрю.
   Она сдержанна, не выставляет напоказ своих чувств. Трудно понять, что творится в ее душе. Может, эта сдержанность и составляет часть ее очарования?
   Наверное, в начале его это и привлекло, но интерес и влечение переросли в нечто более сильное. Теперь он хотел большего.
   Рисуя людей, он начинал лучше в них разбираться, но Дрю явно не горела желанием снова позировать ему, особенно так, как он хотел. И все же воскресным утром он подготовил студию к сеансу, словно Дрю охотно согласилась.
   – Почему бы тебе просто не взять деньги за картину?
   – Мне не нужны деньги.
   Сет расстелил на кровати простыни, одолженные у Фила после рейда по бельевым полкам.
   Материал был мягким, легко драпировался, а его цвет, бледно-бледно-розовый, идеально контрастировал с ярко-красными лепестками роз и изысканной белизной кожи Дрю. Сет хотел передать игру оттенков и настроений – теплых, знойных, прохладных – все, что он видел в девушке.
   – Разве смысл твоей работы не в деньгах? – Дрю крепко сжимала ворот халата, бросая тревожные взгляды на кровать.
   – Я рисую не ради денег. Это побочный продукт, и им занимается мой агент.
   – Я не натурщица.
   – Мне не нужна натурщица. – Сет двигал кровать, драпировал простыни, пока не добился желаемого результата. – С профессионалами можно сделать потрясающий эскиз, но обычные люди дают мне гораздо больше. Кроме того, для этой картины не подойдет никто, кроме тебя.
   – Почему?
   – Потому что это ты.
   Дрю со свистом выдохнула воздух, когда Сет раскрыл первый пакет с лепестками.
   – И что это значит?
   – Я тебя понимаю. – Он рассыпал лепестки на простынях, на первый взгляд беспорядочно. – Просто расслабься и доверься мне.
   – Я не могу расслабиться, лежа голой на кровати, усыпанной розовыми лепестками, да еще когда ты на меня таращишься.
   – Прекрасно можешь. – Сет подсыпал лепестков, отступил и задумчиво уставился на кровать.
   – Мы катались по этой кровати всего несколько часов назад.
   – Вот именно. – Сет взглянул на нее, улыбнулся. – Думай об этом, когда я буду рисовать.
   – О, так ты занимался со мной сексом, чтобы добиться от меня нужного настроения?
   – Нет. Я занимался с тобой сексом, потому что, похоже, не могу насытиться тобой. А настроение – полезный побочный эффект.
   – Позволь объяснить тебе, куда ты можешь засунуть свой полезный побочный эффект.
   Сет рассмеялся, схватил ее, не дав ускользнуть в ванную комнату.
   – Я от тебя без ума.
   – Прекрати.
   Сет щипнул губами мочку ее уха. Дрю зашипела:
   – Сет, прекрати, я не шучу!
   – Я совсем свихнулся. Ты такая красивая. Не стесняйся.
   – Не льсти и не подлизывайся. Все равно не заставишь меня оголиться.
   – Лесть. Какое жесткое слово! Может, стоит воззвать к твоему восхищению живописью? Ну, рискни. – Сет легко коснулся губами ее губ. – Дай мне всего один час. Если тебе все еще будет неловко, мы придумаем что-нибудь другое. Человеческое тело естественно.
   – Как и простое нижнее белье.
   – Согласен, особенно на тебе.
   Конечно, ему удалось ее рассмешить.
   – Один час? – Дрю слегка отстранилась. – И та картина моя?
   – Договорились. Музыка годится или включить что-нибудь для стриптиза?
   – Очень смешно.
   – Тогда давай просто снимем это. – Сет развязал пояс, нежно стянул халат с ее плеч. – Я люблю смотреть на тебя. Я люблю твое тело, – тихо приговаривал он, ведя ее к кровати. – Я люблю сияние твоей кожи. Я хочу показать тебе, какой вижу тебя…
   – Как, по-твоему, соблазнение может способствовать моей релаксации?
   – Приляг. Не думай пока ни о чем. Повернись на бок лицом ко мне. Руку держи вот так. – Сет поднял ее руку, согнул в локте и прикрыл груди.
   Дрю изо всех сил пыталась игнорировать искры, вспыхивавшие на ее коже вслед за его прикосновениями.
   – Меня как будто… выставили напоказ.
   – Раскрыли, – поправил Сет. – Это разные вещи. Подними колено. Эту руку согни и опусти. Ладонью вверх, открытой ладонью. Хорошо. Удобно?
   – Поверить не могу, что делаю все это. Это не я.
   – Ты, ты. – Сет запустил руку в пакет и осыпал Дрю лепестками – ее раскрытую ладонь, ее волосы, холмики грудей, руку, бедро, ногу. – Постарайся не стряхнуть их. – Он отступил, окинул ее таким взглядом, что она вспыхнула.
   – Сет!
   – Просто старайся двигаться поменьше. Сейчас мне нужно твое тело. Голова и лицо после. Разговаривай со мной. – Он отошел за мольберт.
   – О чем? О том, как глупо я себя чувствую?
   – Как насчет вечерней парусной прогулки? Сначала поужинаем у Анны, а потом выйдем в залив.
   – Я не могу думать об ужине и уж точно не хочу думать о жене твоего брата, пока… Чужие люди увидят это, увидят меня… Голой!
   – Люди увидят портрет изумительно красивой женщины.
   – И мама! – в ужасе прошептала Дрю.
   – Кстати, как она? Вернулась к отцу?
   – Да, насколько я знаю. Они улетели в Париж и дружно дуются на меня.
   – Трудно всегда всем угождать. – Сет набросал на холсте изгиб ее плеча, стебель ее шеи, изящные линии торса. – Когда в последний раз ты была в Париже?
   – Года три назад. На свадьбе тети. Теперь она живет в пригороде, но сохранила городскую квартиру.
   Отвлекая Дрю разговорами о Париже, Сет с удовлетворением отметил, как напряжение покидает ее тело. Он хотел передать мерцание света, контраст красных лепестков и молочно-белой кожи, света и глубоких теней в мягких складках нежной ткани, изящество раскрытой ладони и силу длинных ног.
   Дрю чуть повернулась, но Сет не стал корректировать ее позу. Разговоры почти не отвлекали его от главного: от создания ее живописного образа.
   Снова появилась его королева фей, только очнувшаяся ото сна.
   Дрю забыла о позе, о скромности. Наблюдение за его работой вызывало у нее приятное возбуждение, восторг. Понимает ли Сет, как погружается в себя, как меняются его глаза, контрастируя с непринужденным потоком слов?
   Должен понимать. Конечно же, должен. Он не может не сознавать увлеченность и сосредоточенность как часть мастерства; сексуальность, красоту и силу, увлекающие модель в его прекрасный мир и заставляющие чувствовать себя красивой и всесильной.
   Дрю забыла об установленном ею лимите времени. Какими бы ни были фантазии Сета, она стала их неотъемлемой частью и не смела разрушить чары.
   Неужели модель всегда влюбляется в художника? Неужели совершенно естественно чувствовать эту безумную близость и одурманивающую жажду?
   Как случилось, что Сет стал первым, единственным мужчиной, которому она хотела отдавать все, что бы он ни попросил? И как страшно вдруг понять, что любовь – это абсолютная самоотдача.
   Что останется ей самой, если она уступит любви?
   Дрю передернулась под словно впитывающим ее взглядом Сета.
   – Ты замерзла? – нетерпеливо спросил он и, словно щелкнув выключателем, сказал уже спокойнее: – Прости, ты замерзла?
   – Нет. Да. Ну, чуть-чуть. И немножко одеревенела.
   Сет нахмурился, опустил взгляд на запястье, обнаружил, что снова забыл надеть часы.
   – Думаю, час прошел.
   – По меньшей мере. – Дрю выдавила улыбку.
   – Тебе необходим отдых. Хочешь воды? Сока? Я купил сок.
   – Воды. Спасибо. Можно сесть?
   – Конечно, конечно. – Сет смотрел не на нее, а на свою картину.
   – А можно посмотреть, что ты уже нарисовал?
   – Угу. – Сет отложил кисть, взял в руки тряпку полотна, все еще не отрывая взгляд от картины.
   Дрю соскользнула с постели, подхватила халат и, закутавшись в него, подошла к мольберту.
   Кровать занимала всю центральную часть, пространство вокруг белело пустотой. И центром композиции была она, Дрю.
   Сет еще не нарисовал ее лицо, поэтому она была лишь телом, длинным, изящным телом, усыпанным розовыми лепестками. Одна рука прикрывала грудь, но не от скромности. Скорее флирт, подумала Дрю. Приглашение. Понимание своей силы.
   Воплощена лишь малая толика замысла, и уже блестяще. Видела ли она когда-нибудь столь поразительную игру света и тени?
   А как умело Сет выбрал кровать! Тонкие железные прутья создают впечатление простоты и неподвластности времени. Нежный оттенок простыней согревает ее кожу и усиливает контраст с яркими, дерзкими мазками.
   – Это прекрасно! – только и смогла произнести она.
   – Будет, – согласился Сет. – Хорошее начало.
   – Ты знал, что я не смогу сопротивляться, когда увижу это.
   – Ты поняла, какой я хотел тебя увидеть, значит, у меня получилось.
   Друзилла видела в его лице напряженность, безумную сосредоточенность, целеустремленность и желание, словно заставлявшие вибрировать воздух, когда он рисовал. Только теперь она сама, а не работа, была объектом его желания.
   – Я никогда никого не хотела так сильно, – с трудом выговорила Дрю. – Я не понимаю, что это значит.
   – И не надо. – Сет притянул ее к себе. Впился губами в ее губы. И уже срывал с нее халат и тянул к кровати.
   Проведенные в утонченной роскоши детство и юность отозвались на подобное обращение шоком, и еще больший шок Дрю испытала от своей реакции: восторга полной и окончательной победы.
   Падая на усыпанные лепестками простыни, Дрю сорвала с Сета рубашку.
   – Не отпускай меня. Держи меня так, как я представляю, когда ты рисуешь меня…
   Его руки метались по ее телу, жадные, шершавые, раздувающие пламя, тлевшее в ней, пока она лежала перед ним обнаженная. Возбуждение нарастало, кровь вскипала, и в конце концов Дрю почувствовала себя одним дрожащим сгустком первобытного желания и безрассудной алчности.
   Сет блуждал в лабиринте эмоций, тонул в потоке ощущений, которые она возбуждала в нем каждой лаской, каждым отчаянным поцелуем, каждым словом. Сгорая от нетерпения, он притянул Дрю ближе, сжал крепче и преодолел грань между страстью и любовью.
   Что-то изменилось. Нежность вкралась в бурлящий шторм желаний и затопила Дрю, оставив ее мягкой, податливой. Потерявшие всю воинственность губы встретились в долгом, восторженном поцелуе. Руки заскользили по коже с осторожностью. Воздух, пропитанный ароматом роз, запахом краски и скипидара, загустел, закружился в вихре принесенного с залива ветра.
   Дрю приподнялась и посмотрела на Сета.
   У нее перехватило дыхание, сердце чуть не вырвалось из груди, голова опустилась, и их губы слились снова.
   Это не просто удовольствие, не просто желание и страсть. Это – если только она уступит – все на свете.
   И если придется раствориться в нем, она готова.
   Она уступила и вобрала его в себя, отдалась ему безоговорочно. Медленно и вкрадчиво, дрожа и вздыхая, поднялись они на вершину и сорвались в бездонную пропасть. Дрю показалось, что внутри нее вспыхнул фонтан ярких красок и разлетелся мелкими брызгами…
   Некоторое время они молчали. Положив голову на его плечо, Дрю смотрела в окно, почему-то открытое. А ведь она требовала, чтобы он закрыл окно. Непременно. Зато теперь свет и воздух беспрепятственно струились в комнату.
   Вряд ли она когда-нибудь сможет закрыть это окно.
   – Я никогда раньше не занималась любовью на лепестках роз, – тихо сказала Дрю. – Мне понравилось.
   – Мне тоже.
   Она сняла один лепесток с его спины и протянула ему.
   – Посмотри, что мы натворили! Художник на нас здорово разозлится.
   – Мог бы, но совсем не разозлился. И потом… – Счастье, чистое счастье разливалось по его жилам. – Этот художник очень изобретателен.
   – Подтверждаю.
   – Удели мне еще час.
   Дрю отстранилась и изумленно уставилась на него.
   – Ты собираешься рисовать? Опять?!
   – Поверь мне, это важно, очень важно. Прямо сейчас. – Дрю все еще таращилась на него, когда он повернул ее, легко толкнул на простыни. – Ты помнишь позу?
   – Помню по… о, бога ради! – Дрю раздраженно перекатилась на бок, прикрыла груди рукой.
   – Ладно, я тебя уложу. – Оживленный, полный энергии, Сет подвинул ее, перераспределил лепестки, отступил, снова подошел, чтобы внести кое-какие изменения. – Можешь дуться, но голову поверни ко мне.
   – Я не дуюсь. Я слишком взрослая, чтобы дуться.
   – Как скажешь. – Сет натянул джинсы. – Подбородок выше. Слишком высоко, солнышко. Вот так лучше. – Он схватил кисть. – Наклони голову чуть-чуть… О, да, вот так! Ты восхитительна. Ты совершенна. Ты самая лучшая.
   – А ты – дерьмо!
   – Вот это по-взрослому. Но из твоих уст грубовато.
   – Я прекрасно умею грубить, когда требуют обстоятельства!
   Она только что в него влюбилась, а он – вместо того, чтобы обнимать ее – взялся за свою работу! Вот они, те самые обстоятельства!
   – Ладно. Помолчи. Просто смотри на меня и слушай музыку.
   – Отлично. Мне все равно нечего тебе сказать.
   Может, и нечего, но ее лицо было красноречивым, очень красноречивым. Сет рисовал надменный изгиб шеи, волевой подбородок с едва заметной очаровательной ямочкой, резко очерченные скулы, изумительный разрез глаз, брови, прямую линию патрицианского носа.
   Но для остального – губ, взгляда – ему нужно было нечто большее.
   – Не двигайся, – приказал он, подходя к кровати. – Думай о том, как сильно я тебя хочу.
   – Что ты сказал?
   – Думай о своем могуществе. Как будто ты просыпаешься и видишь, что я смотрю на тебя. Жажду тебя. Ты правишь здесь бал.
   – Это правда?
   – Я безумно хочу тебя. – Он наклонился, почти касаясь ее губ. – Ты это знаешь. Тебе только стоит поманить меня пальцем. Улыбнуться. – Он прижался губами к ее губам, поцеловал медленно, глубоко, дал ей почувствовать свое желание. – И я твой раб. – Сет отстранился, не сводя с нее глаз, подошел к мольберту. – Твой раб, Друзилла. И только твой.
   Она понимающе улыбнулась. Ее глаза заискрились томительным соблазном.
   Он увидел все, что ему было нужно в тот момент: осознание своей власти, уверенность, желание и обещание.
   – Вот так.
   Сет не видел ничего, кроме нее, не чувствовал ничего, кроме нее, почти не сознавал, как движется его рука с кистью, как смешиваются краски, как мазки ложатся на холст. А на мольберте расцветало ее лицо.
   Он поймал то выражение, которое искал. Он знал, что никогда не забудет этот свет на ее лице.
   Этот свет будет с ним в его мыслях и сердце, когда он останется один. Когда ему будет одиноко.
   – Я смогу это сделать, – сказал Сет, откладывая кисть. – Когда я закончу, это будет самая важная картина в моей жизни. Знаешь, почему?
   Буря в сердце мешала говорить, мешала дышать. Дрю смогла лишь кивнуть.
   – Потому что ты – самое важное в моей жизни. Каким-то образом я понял это, как только увидел тебя. – Сет шагнул к кровати. – Друзилла, я люблю тебя.
   Дрю судорожно вздохнула.
   – Я знаю. – Она прижала руку к сердцу, удивляясь, что оно не выпрыгнуло из груди от безумного счастья. – Я знаю. Я в ужасе. О боже, Сет, я в ужасе, потому что тоже тебя люблю.
   Дрю вскочила, раскидывая розовые лепестки, и прыгнула в его объятия.

15

   Ураган «Анна» пронесся по дому, сметая на своем пути все, включая мужчин, подхватывая носки, башмаки, бейсболки, пустые стаканы. Неудачники, не успевшие эвакуироваться, либо ловили то, что в них швырялось, либо получали хорошенькую взбучку.
   К тому времени, как Анна ворвалась в кухню, уцелевшие успели попрятаться. Даже пес куда-то исчез.
   С безопасного, как он надеялся, расстояния Сет, откашлявшись, произнес:
   – Анна, это просто ужин.
   Она набросилась на подвернувшуюся жертву. Сет весил на добрых сорок фунтов больше нее, и все же у него живот свело от страха, когда он увидел смертоносный блеск ее темных глаз.
   – Просто ужин? – повторила Анна. – Видимо, ты полагаешь, что еда готовится сама собой?
   – Нет. Но сойдет все, что ты планировала. То есть будет великолепно, – поправился он. – Дрю не привередлива и все такое…
   – Ага. Дрю не привередлива и все такое! – Анна распахивала дверцы шкафчиков, вытаскивала необходимые ингредиенты и снова раздраженно хлопала дверцами. – Итак, просто великолепно всего за час предупредить меня о том, что у нас к ужину будут гости!
   – Дрю не гости. Я думал, мы просто перехватим что-нибудь и…
   – О, ты думал, что вы просто перехватите что-нибудь! – Анна подошла к Сету медленно и так решительно, что его от ужаса чуть удар не хватил. – Может, просто закажем пиццу и попросим Дрю захватить заказ по дороге?!
   Кэм, надеясь, что Анна слишком увлечена выволочкой Сету, попытался незаметно проскользнуть к холодильнику за бутылкой пива. Странно, что он так недооценил жену после стольких лет совместной жизни.
   – Теперь ты, Кэм! С чего ты взял, что можешь топать по моей кухне в грязных ботинках?! И даже не думай развалиться на диване в гостиной и присосаться к бутылке! Ты здесь не король!
   Кэм добрался до пива и спрятал его за спину. На всякий случай, если Анне вдруг вздумается отобрать бутылку.
   – Эй, я всего лишь случайный свидетель!
   – Случайных в этом доме нет!
   Воспользовавшись моментом, Сет попытался выскользнуть из кухни.
   – Стой! Я с тобой еще не закончила!
   – Ладно, ладно. Послушай, ну, что здесь особенного? Кто-нибудь всегда является к ужину. Вот только вчера вечером здесь сидел чокнутый приятель Кевина.
   – Он не чокнутый! – крикнул Кевин из дальнего уголка гостиной.
   – С кольцом в носу и непрерывными цитатами из Дилана Томаса?
   – А, Маркус! Он помешан на Томасе. Я думал, ты о Джерри.
   – Вот видишь? – Сет поднял руки, защищаясь. – Здесь снует столько народу, что мы даже не всегда их различаем.
   – Это совсем другое.
   Поскольку Анна вытянула из подставки огромный мясницкий нож, а Кэм трусливо покинул поле боя, Сет решил не спорить:
   – Ладно! Прошу прощения. Я тебе помогу.
   – Конечно, поможешь. Красный картофель. – Анна ткнула ножом в сторону кладовки. – Почистишь.
   – Есть, мэм.
   – Куин!
   – Что? – обиженно отозвался Кэм, заглядывая в дверной проем и предусмотрительно пряча за спиной бутылку. – Я ничего не делал.
   – Вот именно. В душ. Не бросать полотенце на пол. Побриться.
   – Побриться?! – Кэм, встревожившись, потер ладонью подбородок. – Вечером?
   – Побриться, – повторила Анна и начала рубить чеснок с такой яростью, что Сет от греха подальше спрятал пальцы в карманы.
   – Боже милостивый! – Кэм скорчил Сету жуткую рожу и удалился.
   – Джейк! Собери свое барахло с пола кабинета, – продолжала командовать Анна. – Кевин! Достань пылесос.
   – Ты хочешь, чтобы они меня возненавидели? Может, не надо! – взмолился Сет.
   Анна холодно на него взглянула.
   – Когда почистишь картошку, нарежешь ее ломтиками. Примерно такого размера. – Анна развела большой и указательный пальцы. – Когда покончишь с картошкой, достанешь гостевые полотенца и мыло для нижней ванной. Первому, кто воспользуется гостевым мылом или оставит отпечатки на полотенцах, я отрублю пальцы, – закончила она в полный голос и, вытряхнув ингредиенты салата в миску, принялась взбивать их.
   В кухню ввалился недовольный Джейк.
   – Между прочим, на полу не только мои вещи. – Он грозно покосился на Сета. – Многие расшвыривают свое барахло где попало. – Джейк распахнул дверцу холодильника.
   – И что ты задумал? – грозно поинтересовалась Анна.
   – Я просто хотел…
   – Нет. Накрой на стол.
   – Сегодня очередь Кевина накрывать и убирать со стола. Я мою посуду.
   – Сегодня ты накрываешь на стол и моешь посуду.
   – Почему это?! Не я приглашал к ужину придурочную девицу!
   – Потому что я так сказала. Накрой в столовой. Достань парадную посуду.
   – Почему в столовой? Сегодня не День благодарения.
   – И льняные салфетки. С розочками. Шесть приборов. Сначала вымой руки.
   – Ни фига себе! Это просто девушка. Можно подумать, что к нам едет с визитом королева Англии! – Джейк, состроив точно такую же зверскую физиономию, как его отец несколько минут назад, подтащился к раковине и открыл кран. – Никогда в жизни не приглашу сюда девушку.
   – Я напомню тебе эти слова через пару лет. – От мысли, что ее маленький мальчик приведет к ужину девушку, у Анны защипало в глазах. Шмыгая носом, она полила маринадом куриные грудки.
   – Я сам в следующий раз хорошенько подумаю, – пробормотал Сет.
   – Что ты сказал?
   Сет вздрогнул.
   – Ничего. Анна, успокойся. Я уже приводил сюда девушек. Даже Дрю ела с нами, и ты не устраивала истерик.
   – Это совсем другое. Она заглянула неожиданно, и ты едва был знаком с ней.
   – Да, но…
   – Может, ты и приводил сюда девушек, но никогда не приглашал к ужину любимую женщину. Мужчины такие идиоты! Совсем ничего не соображают. И я не понимаю, за что на меня свалилось целое стадо!
   – Не плачь. Только не плачь ради бога. Пожалуйста, не надо.
   – Хочу и плачу. И не пытайся меня останавливать.
   – Хорошенькие дела, – пробормотал Джейк, спасаясь бегством в столовую.
   – Я сам приготовлю цыплят. – Сет в отчаянии бросил картошку и принялся гладить Анну по голове. – Просто скажи, что с ними делать. И со всем другим тоже. А потом я помою посуду и… – Он отскочил от Анны. – Я не говорил, что люблю Дрю!
   – По-твоему, я слепая или глупая? – Анна схватила бутылки с оливковым маслом и дижонским соусом, необходимые для ее особого картофельного соуса. – Найди мне чертов вустерский соус!
   Однако Сет лишь взял ее руки в свои.
   – Я только что сам ей это сказал. Как ты узнала?
   – Идиот, просто я тоже люблю тебя. Отстань. Я занята.
   Сет прижался щекой к ее щеке и вздохнул.
   – Черт побери! – Анна обняла его. – Я хочу, чтобы ты был счастлив. Очень счастлив.
   – Я счастлив. – Он прижался лицом к ее волосам. – Только чуть-чуть напуган.
   – Так и бывает, когда любишь по-настоящему. А теперь убирайся отсюда. Гостевые полотенца и мыло, сиденья на унитазах опустить. И найди себе пару джинсов без дырок.
   – Не уверен, что у меня такие есть. И спасибо, Анна.
   – Пожалуйста. Но все равно ты моешь посуду.
   Из столовой донесся торжествующий вопль Джейка.
//-- * * * --//
   – Я опять явилась к вам без предупреждения. Извините и спасибо.
   Для подаренной Друзиллой рудбекии Анна выбрала темно-синюю вазу.
   – Мы всегда вам рады. И никаких хлопот.
   – Не представляю, как без хлопот принять неожиданного гостя.
   – О, у нас обычные цыплята. Ничего особенного. – Анна натянуто улыбнулась, увидев, как за спиной Дрю Джейк картинно закатил глаза. – Джейк, у тебя вопрос?
   – Просто интересно, когда мы сядем ужинать.
   – Ты узнаешь первым. – Анна поставила вазу с цветами на кухонный стол. – Пойди скажи Сету, что Дрю принесла изумительное вино. Его надо открыть. Выпьем по бокалу перед ужином.
   – Все уже умирают с голоду, – шепотом пожаловался Джейк и покинул кухню.
   – Я могу вам чем-нибудь помочь? – спросила Дрю, вдыхая фантастический аромат. Что-то булькало на плите в огромной кастрюле с длинной ручкой. Видимо, те самые цыплята.
   – Все под контролем, спасибо. – Анна сняла крышку, ловко встряхнула кастрюлю, потыкала содержимое вилкой и водворила крышку на место. – Вы готовите?
   – Не так, как вы. Я могу весьма прилично сварить спагетти, опрокинуть на них соус из банки и все это перемешать.
   – О, я убита! – Анна прижала руки к сердцу и рассмеялась. – Для начала я как-нибудь покажу вам, как приготовить простой красный соус, а там посмотрим. Сет! – Анна ослепительно улыбнулась ему. – Пожалуйста, открой вино. Налей Дрю бокальчик. И, пока я вожусь с ужином, выведи ее в сад и покажи мои цветы.
   – Я с удовольствием помогу вам, – запротестовала Дрю. – Пусть я не умею готовить, но вполне могу следовать инструкциям.
   – В следующий раз. А сейчас погуляйте с Сетом, насладитесь вином. Мы будем готовы через десять минут.
   Анна выпроводила их во двор, потерла руки и снова занялась ужином.
   Через пятнадцать минут все, кроме изгнанного пса, сидели в редко используемой столовой, освещенной полудюжиной свечей.
   – Красивые тарелки, – заметила Дрю.
   – Мои любимые. Мы с Кэмом купили их в Италии в медовый месяц.
   – Если вы разобьете хоть одну, – вставил Джейк, набрасываясь на свою порцию курятины, – вас запрут в подвале и оставят на съедение крысам.
   – Джейк! – Давясь смехом, Анна передала по кругу блюдо с картофелем. – Что ты мелешь! У нас нет подвала.
   – Папа сказал, что ты это сделаешь, даже если тебе придется самой выкопать подвал. Правда, пап?
   – Не пойму, о чем ты. Возьми себе спаржи.
   – Обязательно?
   – Если я должен ее есть, то и ты тоже.
   – Никто ничего не должен, – сказала Анна, моля бога, чтобы ниспослал ей терпения.
   – Здорово. Мне больше достанется. – Кевин с энтузиазмом потянулся к блюду, но поймал предостерегающий взгляд матери. – А что? Я люблю спаржу.
   – Тогда, мистер Хорошие Манеры, попроси, а не тянись через весь стол. Видите ли, Дрю, мы не очень часто выпускаем их из собачьей конуры, – объяснил Кэм.
   – Я всегда мечтала о братьях, – заметила Друзилла.
   – Зачем? – поинтересовался Джейк. – Чтобы поколачивали вас?
   – То-то ты выглядишь побитым, – заметила Дрю. – Я всегда думала, что было бы приятно с кем-нибудь поговорить… Ну, или подраться. И чтобы кто-нибудь отвлекал на себя раздражение родителей. Если ты единственный ребенок, то ты всегда в центре внимания, если вы понимаете, о чем я. И некому съесть спаржу, когда тебе не хочется.
   – Да, но в прошлом году Кев умял добрую половину конфет, которые мы собрали на Хэллоуин!
   – Господи, когда ты уже забудешь о них!
   Джейк грозно уставился на брата.
   – Никогда. Все данные заносятся в базу моей памяти. И час расплаты неотвратим, обжора!
   – Жалкий клоун!
   – Жалкий трагик!
   – Это самое страшное оскорбление в устах Джейка с тех пор, как Кевин увлекся театром, – сообщил Сет.
   – Театр для девчонок, – охотно пояснил Джейк. – Это мой тонкий намек.
   Анна подавила стон.
   – Очень тонкий, – усмехнулась Дрю. – Кевин, ты замечательно сыграл в последнем спектакле. Ты собираешься изучать театральное искусство в колледже?
   – Да. Мне очень нравится. Театр классный, но кино я люблю еще больше. Мы с парнями сняли несколько отличных видеофильмов. Последний, «Зарезанный», самый лучший. Чокнутый однорукий убийца гоняет по лесу охотников и убивает одного за другим за то, что один из них случайно отстрелил ему руку. С флешбеками и все такое. Хотите посмотреть?
   – Конечно.
   – Я не знал, что ты ходила на спектакль Кевина, – удивился Сет.
   – Мне нравится быть в курсе местных событий. И я люблю маленькие театры.
   – Мы могли бы сходить вместе.
   Дрю подняла свой бокал и улыбнулась такой улыбкой, что у Анны перехватило дыхание.
   – Как на свидание?
   – Дрю терпеть не может свидания, – пояснил Сет, глядя ей в глаза. – С чего бы это?
   – С того, что часто приходится встречаться с мужчинами, которые меня не интересуют. Но в основном потому, что с тех пор, как я сюда переехала, у меня нет времени. На первом месте – магазин.
   – Почему вы решили стать флористкой? – поинтересовалась Анна.
   – Я составила список, что я умею, а из этого выбрала, что мне больше всего нравится. Я обожаю цветы. Стала ходить на курсы и обнаружила в себе некоторые способности.
   – Необходима смелость, чтобы начать бизнес и переехать ради него в новое место.
   – Если бы я осталась в Вашингтоне, то увяла бы, как драматично это ни звучит. Я просто нуждалась в чем-то новом. В своем. Я размышляла, прикидывала, и все мысли крутились вокруг Сент-Кристофера и цветочного магазина. Это как сразу прыгнуть на глубину, не умея плавать.
   – Как это? – не понял Сет.
   – Или поплывешь, или утонешь. Сразу близко знакомишься с местными жителями. Продавая цветы, ты знаешь, у кого день рождения или годовщина. Знаешь, кто умер, у кого родился ребенок, кто влюбился, а кто пытается загладить вину, кто получил повышение, кто заболел. И в таком маленьком городке неизменно узнаешь все подробности.
   Дрю помолчала немного и заговорила с ленивым прибрежным акцентом:
   – Умерла старая миссис Уилкокс… в сентябре ей стукнуло бы восемьдесят девять. Пришла домой с рынка, стала разгружать сумку и упала замертво прямо в кухне. Очень жаль, что она не успела помириться с сестрой. За последние двенадцать лет они не перемолвились ни словом.
   – Отлично! – Кэм улыбнулся, подпер голову рукой. Не только красота и ум, подумал он. И доброта, и чувство юмора. Если дать ей расслабиться. – А я думал, главное – продавать цветочки…
   – Нет, это гораздо больше. Например, вбегает мужчина. Он в отчаянии, так как только что вспомнил о годовщине свадьбы. Моя работа – не просто подобрать ему правильные цветы, но и никому не проболтаться.
   – Как священник, – сказал Кэм, и Дрю рассмеялась.
   – Не так уж далеко от истины. Вы не представляете, какие признания мне доводится выслушивать. И все это моя работа.
   – Вы ее любите, – тихо сказала Анна.
   – Люблю. Очень люблю. Я люблю сам бизнес и люблю ощущение сопричастности. В Вашингтоне… – Дрю осеклась, немного удивившись, как легко она разговорилась. – Здесь все совсем иначе. Это я и искала.

   Сет проводил ее домой. Они посидели на крыльце, глядя, как танцуют в темноте мотыльки.
   – Тебе понравилось?
   – Очень. Ужин, более близкое знакомство с твоей семьей. Парусная прогулка.
   – Хорошо. – Сет поднес ее руку к своим губам. – Анна наверняка всем расскажет, и тебе придется повторить представление у Грейс и Сибил.
   – О! – Об этом она не подумала. – Мне придется дать ответный прием. Я должна пригласить всех на…
   Так, еду можно заказать. И надо решить, как развлечь кучу подростков…
   – Это вне моей компетенции, – признала Дрю. – Обеды, которые я давала дома, здесь не подойдут.
   – Ты хочешь пригласить всех сразу? – восхитился Сет. – Мы привезем гриль и устроим ужин на свежем воздухе. Стейки и попкорн. Не будем усложнять.
   Мы, подумала Дрю. Как-то незаметно от отдельных «я» они перешли к мы. Она еще не понимала, как к этому относиться.
   – Я хотел тебя кое о чем спросить. – Сет оперся спиной о верхнюю ступеньку, изучая профиль Дрю. – Что чувствуешь, когда растешь чертовски богатой?
   Ее брови взлетели, как он любил.
   – Мы предпочитали говорить «очень богатые». В этом есть свои преимущества.
   – Не сомневаюсь. Мы более или менее выяснили, почему очень богатая светская дамочка основала цветочный бизнес на набережной, но почему она не наняла домашнюю прислугу или продавцов в магазин?
   – У меня есть мистер Джи, он отлично работает. Ответственен, готов помочь в любое время, разбирается в цветах и любит их. И я планирую нанять кого-нибудь в магазин на неполный рабочий день. Просто сначала я должна убедиться, что это будет оправдано. Очень скоро я начну подыскивать подходящую кандидатуру.
   – Но ты ведешь бухгалтерию.
   – Я люблю бухгалтерию.
   – И заказы, и инвентаризацию, и тому подобное?
   – Мне нравится…
   – Да, я понял. Не ершись. – Сет улыбнулся, заметив, как она напряглась. – Тебе нравится держать штурвал. В этом нет ничего плохого.
   – Кстати, о штурвале. Мне понравился эскиз шлюпа. Очень понравился. Я свяжусь с Филипом и попрошу его подготовить контракт.
   – Хорошо, но ты уклоняешься от ответа. Почему ты не наняла прислугу?
   – Если это реклама семейной фирмы, то Обри уже подкатывалась. Я поговорю с Грейс.
   – Не реклама, а полезная идея. – Пальцы Сета скользнули по ее ноге с неосознанной интимностью. – Поделиться богатством и сэкономить свое время. Два по цене одного.
   – Ты вдруг заинтересовался богатством?
   – Тобой, – поправил Сет. – Только Сибил из тех, кого я знаю, хорошо знаю, выросла в богатой семье. Однако мне кажется, что состояние ее семьи – семечки по сравнению с вашим. Твоя мать приехала к тебе в лимузине с шофером. Шикарно. А ты сама скребешь унитаз. Поэтому я и спрашиваю себя, как это получилось. Может, ты любишь скрести унитазы?
   – Это моя детская мечта, – сухо ответила Дрю.
   – Как только захочешь претворить ее в жизнь, добро пожаловать в студию. Не стесняйся.
   – Какой ты щедрый.
   – Ну, я люблю тебя и делаю все, что могу.
   Дрю подавила вздох. Он ее любит. И хочет ее понять.
   – Деньги, большие деньги решают множество проблем. И создают другие. Богатый ты или бедный, если ударяешься ногой о камень, нога болит. Еще деньги возводят преграды, и ты не можешь встречаться или дружить с людьми вне заколдованного круга. Ты многое приобретаешь, но многое и теряешь. И еще больше теряешь, если твои родители изо всех сил пытаются оградить тебя от множества вещей вне этого круга.
   Дрю повернулась к нему.
   – Я говорю не о «бедной богатой девочке». Просто констатирую факт. У меня было привилегированное детство. Я никогда не нуждалась и не буду нуждаться ни в чем материальном. Я получила отличное образование, много путешествовала. И если бы я осталась в том заколдованном круге, наверное, просто тихо угасла бы.
   Дрю потрясла головой.
   – Я опять драматизирую.
   – Не думаю. Голод бывает разным.
   – Тогда скажем, что я нуждалась в другом меню. В вашингтонском доме мама держит персонал из шестнадцати человек. Это красивый, идеальный дом. Здесь я впервые осталась одна. Когда я переехала в Джорджтаун, родители – несмотря на то, что я отказывалась от проживающей в доме прислуги – в качестве подарка на новоселье наняли мне экономку. И мне некуда было деваться.
   – Ты могла отказаться.
   Дрю только покачала головой.
   – Это не так легко, как ты думаешь. И к битве за собственное жилье я просто добавила бы новый конфликт. В любом случае экономка была не виновата. Она была квалифицированная и очень милая женщина. Но я не хотела, чтобы она жила в моем доме. Я оставила ее, ведь родители достаточно страдали оттого, что я больше не живу дома, и все время повторяли, как они обо мне тревожатся, насколько им спокойнее, когда со мной живет надежный человек. Я просто устала от их долбежки.
   – Да, никто не умеет долбить лучше, чем семья.
   – Я тоже так думаю. Смешно жаловаться на то, что кто-то готовит тебе еду, убирает дом и так далее, но за удобство и досуг ты платишь своей личной жизнью. Ты никогда, никогда не остаешься одна. И какими бы милыми, надежными и деликатными ни были слуги, они знают о тебе все. Знают, когда ты поссорилась с родителями или с любовником. Знают, когда ты ешь или не ешь. Когда ты спишь или не спишь. Они знают, когда ты занималась или не занималась сексом. Каждое настроение, каждый шаг, а если они живут с тобой долго, то и каждую мысль ты разделяешь с ними.
   Дрю перевела дух.
   – Здесь я этого не допущу. И кроме того, мне нравится заботиться о себе. Приятно сознавать, что у меня хорошо получается. Однако я сомневаюсь, получится ли у меня достойный ужин для бесчисленных Куинов.
   – Если тебе станет легче, Анна сегодня целый час металась как безумная перед твоим приходом.
   – Правда? Мне стало легче. А кажется, что у нее всегда все под контролем.
   – Так и есть. Она пугает нас до смерти.
   – Вы боготворите ее. Все вы. Это восхищает. Для меня это новые отношения, Сет.
   – Для меня тоже.
   – Нет. Вовсе нет. Ты привык к семейным сборищам, импровизированным или запланированным. Для тебя это знакомая территория. Тебе очень повезло с ними.
   – Я знаю. – Он подумал о своих корнях. Подумал о Глории. – Я знаю.
   – Да, это видно. Вам вполне хватает друг друга, но они освободили место для меня, потому что ты попросил их. Ты любишь меня, поэтому и они меня полюбят. В моей семье не будет ничего подобного. Если и когда ты познакомишься с ними, они начнут очень осторожно выспрашивать, изучать, анализировать и судить.
   – Значит, они за тебя переживают.
   – Нет, не столько за меня, сколько за себя. История твоей семьи. Тактичные расспросы о твоем финансовом положении, чтобы удостовериться, не охотишься ли ты за моими деньгами. Хотя вначале мать придет в восторг оттого, что я связалась с мужчиной с твоей репутацией в художественных кругах…
   – Репутация. Ты умеешь подбирать слова.
   – Это мелко.
   – О, не будь к ней слишком строга. – Сет взъерошил ей волосы, будто она была десятилетним мальчишкой. – Меня не может оскорбить чье-то восхищение.
   – Когда твое прошлое тщательно переворошат, когда проверят кредитную историю «Кораблей Куинов», ты, возможно, оскорбишься.
   От мысли о расследовании у него кровь застыла в жилах.
   – Ты шутишь!
   – Нет. В моей семье это стандартная процедура. Иона сдал экзамен на отлично. Его политические связи прошли как бонус. Вот почему все расстроились, когда я отменила свадьбу. Прости, я понимаю, что испортила тебе настроение, но, учитывая темп, в котором развиваются наши отношения, лучше тебе узнать раньше, чем позже.
   – Ладно. Раньше так раньше. – Сет взял ее руки в свои, стал играть ее пальцами. – Если им не понравятся результаты расследования, между нами все кончится?
   – Я уехала потому, что не могла жить так, как они. Я буду слушать только свой разум и сердце.
   – Тогда не о чем беспокоиться. – Сет обнял ее. – Я люблю тебя. Мне все равно, что думают остальные.
//-- * * * --//
   Хорошо бы, если бы все было так просто.
   Он верил в могущество любви. Любовь может победить алчность, пошлость, ненависть, зависть. Любовь может перевернуть жизнь.
   Видит бог, любовь изменила его жизнь.
   Он верил в бесконечную силу любви в любом проявлении: в страсти или самоотверженности, в ярости или нежности.
   Только любовь редко бывает простой. Именно разные ее грани, ее сложности наделяют ее такой силой.
   Итак, он любит Дрю и должен рассказать ей все. Он не родился десятилетним. Она имеет право знать, откуда он явился и как. Надо придумать, как рассказать ей о своем детстве. О Глории.
   Рано или поздно.
   Сет говорил себе, что заслужил право просто побыть рядом с ней, насладиться свежестью их чувств. То есть он изобретал оправдания.
   Пусть Дрю получше узнает его родных, привыкнет к ним. А он пока закончит картину. Примет активное участие в строительстве ее шлюпа, и в каком-то смысле этот шлюп станет их общим.
   В конце концов, времени у него полно. Можно не торопить события. Прошли уже недели, а от Глории ни слуху ни духу. Он легко убедил себя в том, что она уехала далеко-далеко, и, может, на этот раз там и останется.
   Сет нашел компромисс. Он все продумает после Четвертого июля. В этот день каждый год Куины по традиции, заведенной Рэем и Стеллой, устраивали многолюдный пикник. Вся семья, друзья и соседи собирались у Куинов, чтобы поесть, выпить, посплетничать, поплавать в прохладной воде бухты и посмотреть фейерверк.
   Однако до пива с крабами Дрю и Сету предстояло шампанское с икрой. С явным нежеланием и лишь после настойчивых уговоров родителей Дрю согласилась посетить один из вашингтонских приемов в сопровождении Сета.
   Кэм привалился к дверному косяку и присвистнул, уставившись на Сета, облаченного в смокинг.
   – Обалдеть! Ну ты и вырядился!
   – Ты просто завидуешь моей мужественной красоте. – Сет застегнул запонки. – Кажется, я буду гвоздем развлекательной программы. Чуть не купил блузу и берет вместо смокинга, но в последний момент удержался. – Он попытался завязать галстук. – Этот канат выбрал Фил. Как он объяснил, классический, но не старомодный.
   – Ему лучше знать. Да перестань ты крутить удавку, боже милостивый! – Кэм отлип от дверного косяка, подошел к Сету и сам взялся за галстук. – Ты дергаешься словно девственница перед выпускным балом.
   – Да, возможно. Предстоит вечер в бассейне с голубой кровью. Не хотелось бы утонуть.
   Кэм вскинул голову, и их глаза встретились.
   – Деньги ни черта не значат. Ты не хуже любого из них и лучше большинства. Куины всегда первые.
   – Я хочу жениться на ней, Кэм.
   Кэм слегка напрягся. Не успеешь оглянуться, как мальчишки становятся мужчинами.
   – Да, я понял.
   – Когда женишься, принимаешь человека с его семьей, с его прошлым – полный набор.
   – Да, верно.
   – Я справлюсь с ее окружением, ей придется справиться с моим. Я переживу сегодняшний вечер, она переживет безумство нашего праздничного пикника, а потом… мне придется рассказать ей о прошлом. О Глории… Мне придется рассказать ей… обо всем.
   – Если думаешь, что она сбежит, значит, она тебе не пара. Но я разбираюсь в женщинах и могу сказать, что она не сбежит.
   – Я не думаю, что она сбежит. Я не знаю, что она сделает. Что сделаю я. Но я должен все ей выложить и дать возможность решить, хочет ли она продолжать наши отношения. Я и так уже слишком долго тянул.
   – Все в прошлом. Однако это твое прошлое, так что придется рассказать ей и снова задвинуть его подальше. – Кэм отступил. – Отлично выглядишь, парень. – Он сжал бицепс Сета, прекрасно зная, как поднять парню настроение. – А ты здорово накачался.
   – Пошел ты!
   Сет смеялся, выходя из дома. Ухмылялся, открывая водительскую дверцу. И паника стальными пальцами сжала его горло, когда он увидел записку на переднем сиденье.

   Завтра, в десять вечера
   Бар Миллера, Сент-Майкл.
   Надо поговорить.

   Она была здесь, думал Сет, комкая листок. Была совсем рядом с его семьей.
   Да, они поговорят. Еще как поговорят.

16

   Сет не забыл сказать Дрю, как она прекрасна. И она действительно была сногсшибательна в струящемся, ослепительно-красном платье с обнаженной спиной, если не считать тоненьких, блестящих, перекрещенных бретелек.
   Приказав себе расслабиться, Сет всю дорогу до Вашингтона улыбался и непринужденно болтал. Он убеждал себя забыть на время о Глории. Он разберется с ней, как разбирался всегда.
   Он говорил себе, что Глории не нужно от него ничего, кроме денег.
   И он знал, что это ложь.
   Не на это ли намекала Стелла в его сне? Глории мало любых денег. Она хочет сделать его несчастным, абсолютно несчастным, выдавить из него всю радость до последней капли.
   Глория ненавидит его за то, что не сумела сломать. Подсознательно он всегда это знал.
   – Спасибо, что согласился ради меня. Это жертва с твоей стороны.
   Сет взглянул на Дрю, коснулся ее руки.
   – Брось. Не каждый день я общаюсь с сильными мира сего на шикарном приеме.
   – Я бы лучше осталась дома, покачалась бы на качелях на веранде.
   – У тебя нет качелей на веранде.
   – Я куплю. Я люблю сидеть на своих воображаемых качелях с бокалом вина и смотреть, как заходит солнце. – И тебе понравилось бы, мысленно добавила она.
   Несмотря на его непринужденность, Дрю чувствовала, что что-то не так. Она теперь хорошо знала его лицо – так хорошо, что могла закрыть глаза и мысленно нарисовать это лицо черточку за черточкой. И она видела мелькающую в его глазах тревогу.
   – Два часа. Только два часа, и уйдем.
   – Это твое шоу, Дрю. Мы пробудем там столько, сколько ты скажешь.
   – Я бы вообще не поехала, если бы могла, но на этот раз мама с папой взялись за меня вдвоем. Интересно, научимся ли мы когда-нибудь бороться с родительским шантажом и делать только то, что хотим сами?
   Ее слова снова вернули мысли Сета к Глории, и страх злобной змеей свернулся в нем.
   – Солнышко, это всего лишь вечеринка.
   – Если бы! На вечеринки ходишь повеселиться, отдохнуть, получить удовольствие от общества близких по духу и приятных людей, а с этим кругом у меня больше нет ничего общего. Может, никогда и не было. Мама хочет похвастаться тобой перед знакомыми, и я уступила ей, поскольку она взяла меня измором.
   – Ну, ты должна признать, что сегодня я ослепителен.
   – С этим не поспоришь. И ты стараешься подбодрить меня. Спасибо. Обещаю сделать то же самое на обратном пути, когда ты отупеешь от бесконечных допросов.
   – Тебе важно, что они подумают обо мне?
   – Конечно! – Довольная собой, Дрю доставала помаду и не заметила, как Сет стиснул зубы. – Я хочу, чтобы все, кто жалел меня после разрыва с Ионой, кто заговаривал со мной, надеясь добыть тему для сплетен, хоть один раз увидели тебя. Я хочу, чтобы они думали: ну-ну, Дрю точно приземлилась на обе ноги, не так ли? Заманила в свою постель il maestro giovane!
   Напряжение, сковавшее его, было таким сильным, что он никак не мог расслабиться, но все же попытался пошутить:
   – Итак, я теперь символ статуса.
   Дрю подкрасила губы, закрыла тюбик.
   – Круче бриллиантового колье от Гарри Уинстона. Это мелочность, это пошлость, это достойно презрения, но мне все равно. Я действительно хочу похвастаться тобой. Вот уж не знала, что так похожа на маму.
   – Нам никуда не деться от своих корней. Как бы далеко мы ни сбежали.
   – Ужас. Если бы я в это поверила, то спрыгнула бы со скалы. Я ни за что на свете не стану председательствовать в благотворительных комитетах и приглашать дам на чай по средам.
   Сет не ответил. Воцарилась гнетущая тишина.
   Дрю коснулась его руки.
   – Два часа, Сет. Максимум.
   – Хорошо.

   Сет получил первое реальное представление о прежней жизни Дрю, как только они вошли в зал.
   Гости прохаживались или сидели за столами, общаясь под приглушенную музыку оркестра из дюжины музыкантов. Декор – цветочные композиции, салфетки, скатерти, воздушные шары, банты – был выдержан в патриотичной, красно-сине-белой гамме. В центре словно развевался на ветру высеченный изо льда американский флаг.
   Дамы отдали предпочтение белому, ослепляя блеском бриллиантов и сиянием жемчуга. В общем и целом публика была одета консервативно, традиционно и очень, очень дорого.
   Партийный съезд, светский прием и фабрика сплетен в одном флаконе, решил Сет.
   Он бы использовал акриловые краски, чтобы это запечатлеть. Яркие цвета и четкие формы в хрустальных брызгах света.
   – Друзилла! – К ним подлетела Кэтрин в роскошном темно-синем платье. – Ты прелестна, дорогая! Но я ждала тебя в белом от Валентино. – Она поцеловала Дрю в щеку и снисходительно поцокала языком, коснувшись пальцами коротких волос дочери. – О, Сет! – Кэтрин протянула ему руку. – Как чудесно снова увидеться с вами! Я надеялась, вы с Дрю погостите у нас в выходные, чтобы не мучиться в этих жутких пробках.
   Сет впервые услышал о приглашении, однако не растерялся:
   – Я высоко ценю вашу любезность, но никак не мог выбраться. Надеюсь, вы простите меня и оставите для меня танец. Тогда я смогу сказать, что танцевал с двумя самыми прекрасными женщинами в этом зале.
   – Ну, разве он не очарователен? – Кэтрин мило порозовела. – И можете не сомневаться, танец за вами. Идемте, я должна вас всем представить. Столько народа жаждет познакомиться с вами!
   Не успела Кэтрин закончить фразу, как подошел отец Друзиллы, импозантный брюнет с подернутой сединой роскошной шевелюрой и темно-карими, словно бархатными глазами.
   – А вот и моя принцесса! – Он властно обнял Дрю. – Ваше опоздание меня встревожило.
   – Мы не опоздали.
   – Ради бога, Проктор, дай девочке отдышаться!
   Кэтрин потянула мужа за рукав, напомнив Сету Дурашку, втискивающегося между Анной и любым, кто пытался обнять ее.
   – Познакомься, Проктор, Сет Куин, спутник Друзиллы.
   – Рад познакомиться с вами. Наконец. – Проктор стиснул руку Сета, сосредоточенно изучая его лицо.
   – Рад знакомству. – Когда Сет уже решил, что вызван на бой по арм-реслингу, Проктор отпустил его руку.
   – Сожалею, что вы не смогли найти времени и приехать на уик-энд.
   – Да, мне тоже очень жаль.
   – Папа, Сет не виноват! – влезла Друзилла. – Я говорила тебе – вам обоим, – что не могла выбраться. Если бы я…
   – У Дрю потрясающий магазин, не правда ли? – оживленно прервал ее оправдания Сет, останавливая официанта и передавая бокалы с шампанским Кэтрин, Дрю и Проктору, не забыв и о себе. – Я не сомневаюсь в сложности этого бизнеса, но сейчас говорю о его эстетике. Великолепное использование пространства и света, сочетание цвета и текстуры. Я восхищаюсь Дрю как художник художником. Должно быть, вы безумно ею гордитесь.
   – Конечно, гордимся. Друзилла – наше самое дорогое сокровище.
   «Она моя девочка!» Молнией сверкнувшая улыбка Проктора была не менее красноречивой, чем жест Кэтрин, пытавшейся оттащить мужа от дочери.
   – А как же иначе? – откликнулся Сет.
   Дрю схватила его за руку.
   – Сет, там дедушка! Я хочу вас познакомить.
   – С удовольствием. – Сет ослепительно улыбнулся ее родителям. – Прошу простить нас. Мы скоро вернемся.
   – Ловко у тебя получается, – похвалила Дрю.
   – Такт и дипломатичность. Наверное, набрался от Фила. Могла хотя бы обмолвиться о приглашении на уик-энд.
   – Да, извини. Должна была. Хотела избавить нас обоих от проблем, но получилось, что подставила тебя.
   Пока они добирались до стола, где председательствовал сенатор Уитком, их остановили раз шесть. И каждый раз Дрю обменивалась со старыми знакомыми поцелуями или рукопожатиями, представляла Сета и двигалась дальше.
   – И тебе ловкости не занимать, – заметил Сет.
   – Впитала с молоком матери. Здравствуй, дедушка. – Дрю наклонилась, чтобы поцеловать красивого крепкого старика.
   Напористый и осторожный. Похож на боксера, доминирующего на ринге благодаря не только силе, но и уму, подумал Сет. Волосы совсем седые, а глаза – такие же ярко-зеленые, как у внучки.
   Старик встал, обхватил огромными ладонями фигурку Дрю и расплылся в обезоруживающей улыбке:
   – А вот и моя лучшая девочка!
   – Ты говоришь это всем своим внучкам.
   – И каждый раз говорю правду. Где тот художник, о котором твоя мать мне все уши прожужжала? Это он? – Положив одну руку на плечо Дрю, сенатор оглядел Сета с ног до головы. – Ну, ты не похож на идиота, мальчик.
   – Стараюсь.
   – Дедушка!
   – Спокойно, детка. Хватило ума встречаться с этой красоткой?
   Сет ухмыльнулся.
   – Да, сэр.
   – Сенатор Уитком. Сет Куин. Дедушка, не смущай меня.
   – Одна из стариковских привилегий – смущать своих внучек. Мне вполне нравится твоя работа, парень.
   – Благодарю, сенатор. Мне вполне нравится ваша.
   Уитком на мгновение поджал губы, потом улыбнулся.
   – Кажется, не слабак. Посмотрим. Мои источники сообщают, что ты неплохо зарабатываешь на своих картинах.
   – Спокойно, – предупредил Сет, когда Дрю открыла рот. – Мне повезло зарабатывать на жизнь любимым делом. Как следует из вашего досье, вы меценат и явно понимаете и цените живопись ради живописи. Денежное вознаграждение вторично.
   – И строишь яхты, не так ли?
   – Да, сэр. Когда позволяет время. Мои братья – лучшие на Восточном побережье конструкторы и строители деревянных парусных кораблей. Если вдруг снова окажетесь в Сент-Крисе, обязательно загляните на верфь и увидите сами.
   – Возможно, я так и сделаю. Твой дед был преподавателем, верно?
   – Да, – спокойно ответил Сет. – Был.
   – Достойнейшая профессия. Я как-то встречался с ним на политическом собрании в колледже. Интересный, неординарный был человек. Усыновил трех парней, не так ли?
   – Да, сэр.
   – Но ты – сын его дочери.
   – Мне не повезло так, как Дрю – с вами. Я недолго знал его, но тем не менее его личность оказала на меня огромное влияние. Я горжусь им и надеюсь, что он хоть немного гордился бы мной.
   Дрю взяла Сета за руку, почувствовала, как он напряжен.
   – Если допрос закончен, я хотела бы потанцевать. Сет?
   – Конечно. Прошу прощения, сенатор.
   Они вышли на танцпол.
   – Мне жаль, Сет, мне так жаль…
   – Не переживай.
   – Не могу. Он не стесняется задавать вопросы, даже самые личные.
   – Зато вряд ли жаждал поджарить меня на костре, как твой отец.
   – Согласна. Он не такой собственник и охотнее предоставляет мне возможность самой принимать решения. Доверяет моей интуиции.
   – Он мне понравился.
   И это часть проблемы, мысленно добавил Сет. Сенатор умен и проницателен, любит свою внучку, желает ей самого лучшего и надеется, что она не ошибется в выборе. Вряд ли лучшее для нее – темная лошадка с неизвестным отцом и матерью-шантажисткой.
   – Обычно он более тактичен, – сказала Дрю. – И более рассудителен. Ситуация с Ионой привела его в ярость, поэтому, полагаю, некоторое время он намерен плотно опекать меня. Давай просто уйдем.
   – Бегство не поможет. Поверь мне, я пробовал.
   – Ты прав, к сожалению.
   Музыка умолкла, Дрю отстранилась и увидела за плечом Сета Иону.
   – Не одно, так другое, – прошептала она. – Ты еще не растерял такт и дипломатичность?
   – Пока держусь.
   – Одолжи мне немного. – Дрю изогнула губы в холодной улыбке. – Привет, Иона. И Анджела, если я не ошибаюсь?
   – Дрю. – Иона начал наклоняться, явно собираясь поцеловать ее в щеку, но замер, остановленный грозным блеском ее глаз. – Выглядишь чудесно, как всегда. Иона Стубен, – представился он Сету, протягивая руку.
   – Куин. Сет Куин.
   – Да, художник. Я слышал о вас. Моя невеста Анджела Дауни.
   – Примите мои поздравления. – Прекрасно сознавая, что находится под прицелом десятков глаз, Дрю невозмутимо повернулась к Анджеле, крепко вцепившейся в Иону. – И наилучшие пожелания.
   – Спасибо. В прошлом году я видела две ваши картины на выставке современных художников в Смитсоновском институте, – обратилась мисс Дауни к Куину. – Одна показалась мне очень личной. Старый белый дом, раскидистые деревья, много людей за большим столом во дворе и собаки. Так мило, так безмятежно…
   – Благодарю вас. – Дом, подумал Сет. Он нарисовал его по памяти, а агент отправил на выставку.
   – Как твой маленький бизнес, Дрю? – спросил Иона. – И как тебе живется в глуши?
   – И то, и другое замечательно. Я наслаждаюсь жизнью и работой среди людей, которые не начинают каждое утро с притворства и антидепрессантов.
   – Неужели? – Иона криво улыбнулся. – У меня создалось впечатление, что родители ждут твоего скорого возвращения.
   – Ты ошибся. И они тоже. Сет, мне бы хотелось подышать свежим воздухом.
   – Отлично. Да, Иона, хочу поблагодарить вас за ваш идиотизм. – Сет ослепительно улыбнулся Анджеле. – Надеюсь, вы счастливы вместе.
   – И где же твой такт и дипломатичность? – упрекнула его Дрю, когда они вышли.
   – Думаю, называть идиота идиотом научил меня Кэм. То, что я не оторвал ему яйца за «твой маленький бизнес», пожалуй, влияние Этана. Хочешь выйти на веранду?
   – Да. Но… дай мне минутку, пожалуйста. Я хотела бы побыть одна, успокоиться. А потом мы покончим с обязательствами и уберемся отсюда.
   – Отличный план.
   Сет решил переждать где-нибудь в тихом уголке, но, пока смотрел вслед Дрю, упустил момент и оказался во власти Кэтрин.
   Дрю взяла бокал шампанского, вышла на веранду, пару раз глубоко вздохнула.
   Этот город душит меня, думала она, глядя на сверкающие огни. Неудивительно, что я удрала туда, где так легко дышится.
   Ей так захотелось посидеть на своем крыльце, насладиться отдыхом после длинного трудового дня рядом с Сетом – или точно зная, что он скоро придет.
   Как странно, что она так ясно представляет эту картину, повторяющуюся день за днем. Год за годом. И совершенно не помнит свою прежнюю жизнь. Только чувствует ее бремя в подобные моменты.
   – Друзилла?
   Дрю оглянулась. С трудом подавила вздох… или ругательство.
   – Анджела, давай не будем притворяться, будто нам есть что сказать друг другу. Спектакль окончен. Зрители удовлетворены.
   – Но я должна тебе кое-что сказать. Я давно хотела. Я должна извиниться перед тобой.
   Дрю вскинула брови.
   – За что?
   – Мне нелегко говорить об этом… Я завидовала тебе. Я ненавидела тебя, ведь у тебя было то, чего хотела я. И своей ненавистью я оправдывала то, что спала с мужчиной, за которого ты собиралась замуж. Я любила его, поэтому довольствовалась тем, что могла получить.
   – И теперь он твой. – Дрю подняла руку, останавливая возможные возражения. – Проблема решена.
   – Мне вовсе не нравилось быть его любовницей, прятаться, подбирать объедки с чужого стола. Я убедила себя, что ты сама виновата. Только так я могла жить в мире с собой. Я просто хотела избавиться от тебя, чтобы быть с Ионой.
   – Ты сделала это нарочно. – Дрю повернулась, оперлась спиной о перила. – Я так и думала.
   – Да, нарочно. Импульсивно. Я потом сожалела, хотя… ну… Ты не заслужила ничего подобного. Ты не была ни в чем виновата. Мне очень жаль.
   – Анджела, ты просишь прощения, потому что тебе стыдно, или просто хочешь выйти замуж с чистой совестью?
   – И то и другое.
   По крайней мере честно, подумала Дрю. Честность заслуживает уважения.
   – Ладно. Отпускаю тебе твои грехи. Иди с миром, дочь моя, и не греши больше. Ему бы не хватило духу извиниться, поговорить со мной, признать, что он был не прав. Зачем тебе такой?
   – Я люблю его. Со всеми его слабостями.
   – Да, наверное, любишь. Желаю тебе удачи. Искренне желаю.
   – Спасибо… Знаешь, Иона никогда не смотрел на меня так, как Сет Куин смотрит на тебя. И вряд ли когда-нибудь будет так смотреть. Некоторым из нас приходится довольствоваться тем, что мы имеем.
   А некоторые из нас, поняла Дрю, получают больше, чем могли вообразить.
//-- * * * --//
   Когда они подъехали к дому Дрю, Сет был совершенно вымотан. Долгой дорогой, напряжением, мыслями, терзающими его, словно безжалостные стервятники.
   – Я перед тобой в огромном долгу.
   Он повернул голову, уставился на нее невидящим взглядом.
   – Что?
   – Я в долгу перед тобой за твое терпение. За допрос моего деда, за наглость моего бывшего жениха, за то, что моя мать битый час хвастала тобой, как призовым жеребцом на ярмарке, за все вопросы, намеки, домыслы. Ты попал под перекрестный огонь.
   – Да ладно. – Он передернул плечами, распахнул дверцу машины. – Ты меня предупреждала.
   – Мой отец грубил тебе.
   – Ничего особенного. Просто я ему не нравлюсь. – Сунув руки в карманы, Сет проводил ее до парадной двери. – Думаю, ему не понравится любой парень, покушающийся на его принцессу.
   – Я не принцесса.
   – Брось, солнышко. Если твоя семья правит парочкой промышленных и политических империй, ты – принцесса. Просто ты не хочешь жить в башне из слоновой кости.
   – Я совсем не такая, какой они меня считают. Я не хочу того, что должна, по их мнению, хотеть, и не собираюсь им угождать. Теперь моя жизнь здесь. Ты останешься?
   – Сегодня?
   – Для начала.
   Он вошел с ней в дом. Он не знал, что делать со своим отчаянием, с неожиданно навалившимся страхом потерять все, чего он пытался достичь с таким трудом.
   Сет крепко сжал ее в объятиях, словно доказывая, что может удержать ее. И почти явственно услышал издевательский смех.
   – Мне нужно… – Он прижался лицом к ее шее. – Черт побери, как же мне нужно…
   – Что? – Она нежно погладила его спину. – Что тебе нужно?
   Слишком много, подумал он. Гораздо больше, чем позволит ему судьба. Но сейчас, но этой ночью все его желания могут слиться в одно…
   – Ты. – Он развернул ее резким, хлестким движением, прижал спиной к двери. Его жадные губы подавили ее шокированный вздох обжигающим, почти свирепым поцелуем.
   – Ты нужна мне. – Он смотрел в ее широко раскрытые, изумленные глаза. – И сегодня я не собираюсь обращаться с тобой, как с принцессой. – Он рванул вверх подол ее платья. Его рука грубо скользнула между ее ног. – Ты сама этого не хочешь.
   – Сет!.. – Дрю вцепилась в его плечи, слишком потрясенная, чтобы оттолкнуть его.
   – Прикажешь остановиться? – Он вонзил в ее тело пальцы, мгновенно доведя ее до экстаза.
   Паника и возбуждение взорвались в ней самым порочным из наслаждений.
   – Нет! – Она отбросила все предрассудки, поклялась себе, что увлечет его за собой. – Нет, мы не остановимся!
   – Я возьму все, в чем нуждаюсь. – Он рванул одну из тонких сверкающих бретелек, и лиф заскользил вниз по ее груди. – Может, ты к этому не готова…
   – Я не стеклянная, – сдавленно прошептала она. – Не разобьюсь. – Она дрожала, но не отводила от него глаз. – Может, ты не готов к тому, в чем нуждаюсь я.
   – Сейчас выясним. – Он резко развернул ее лицом к двери и впился зубами в ее шею. Его руки метались по ее телу.
   Дрю вскрикнула, заколотила кулаками по двери.
   Прежде они занимались любовью со страстью или с необыкновенной нежностью, даже со смехом. Но впервые она столкнулась с подобным безумием. С безжалостным, грубым безрассудством. Она даже не представляла, что может им упиваться, что способна на такое же неистовство. Или что будет наслаждаться потерей самообладания.
   Сет сокрушил все чувства Дрю и оставил в агонии на обломках кораблекрушения.
   Он разорвал вторую лямку, и платье алой лужицей расплылось по полу.
   Дрю осталась в бюстгальтере без бретелек и поясе из бледно-палевых кружев, в прозрачных колготках и серебристых лодочках на высоких шпильках. Она дрожала, ее влажная кожа пылала. В глазах сверкала новая власть, новое знание.
   – Отнеси меня в кровать.
   – Нет. – Он смял ее груди. – Здесь.
   Он обхватил ее бедра, приподнял ее, прижал к себе. Он прильнул к ее рту, нетерпеливо теребил кружева, шелк и плоть. Кровь застучала в его висках, когда вслед за руками устремились его губы.
   Он хотел съесть ее заживо, пировать, пока не утолит свой мучительный голод. Он хотел потерять рассудок, чтобы не думать ни о чем, кроме этого первобытного желания. Нежность ее кожи, сводящий с ума аромат женщины разжигали его безумную жажду обладания.
   Когда она словно взорвалась в его руках, его накрыла мощная победная волна.
   Дрю попыталась стянуть с него смокинг. Ее пальцы нетерпеливо дергали непослушную ткань, ее сдавленные вскрики затихали под его губами. Обезумев от страсти, она сорвала с него галстук.
   – Пожалуйста… – Она молила, и ей было на это наплевать. – Пожалуйста… Скорее…
   Он был еще полуодет, когда они упали на пол. Она изогнулась ему навстречу. И он ворвался в нее.
   Ее руки забрались под его рубашку, ее ногти впились в его спину. Она ответила на его жажду не менее отчаянной жаждой. Они судорожно дышали, их сердца стучали в одном первобытном ритме. Они оба сдались на милость безумия.
   Бешеная гонка и прыжок с обрыва…
   Дрю лежала на натертых до блеска досках обессиленная, опустошенная и блаженствующая. Ее любимая лампа от Тиффани наполняла воздух разноцветными брызгами света. Когда шум в ушах приутих, Дрю услышала звуки ночи, вплывающие в открытые окна.
   Лепет воды, ленивый крик совы, жужжание насекомых…
   Тело Сета еще пылало, его жар просачивался в нее, как наркотик. Она лениво провела ступней по его лодыжке.
   – Сет?
   – А-а-а?
   – Никогда не думала, что скажу это, но я очень рада, что мы съездили на тот скучный, отвратительный прием. И если это так на тебя действует, пожалуй, нам следует посещать хотя бы один прием в неделю.
   Сет повернул голову, увидел алую кучку материи на полу.
   – Реставрация платья за мой счет.
   – Ладно, но не представляю, как объяснить портному нанесенный ущерб.
   Я знаком с насилием, думал Сет. Я умею его контролировать, направлять в безопасное русло. Я знаю разницу между страстью и грубостью. Я знаю, что секс может быть отвратительным, но также я точно знаю, что случившееся сейчас и то, что я видел в первые годы своей жизни, разделяют целые миры.
   И все же…
   – Ты очень многого обо мне не знаешь, Дрю.
   – Думаю, мы многого не знаем друг о друге. Мы жили среди разных людей, Сет, но мы давно не дети. Я просто знаю, что ни с кем никогда не чувствовала себя так, как с тобой. И впервые в своей жизни я не чувствую себя обязанной планировать каждую мелочь, оценивать все варианты. Это для меня… освобождение. Мне нравится открывать тебя, себя… нас. – Она погрузила пальцы в его волосы. – Какими мы будем вместе? Для меня это чудесная грань любви. Открытие.
   Сет приподнялся и посмотрел на нее сверху вниз.
   – Понимание, что у нас впереди полно времени на открытия.
   Во времени-то и проблема. Он боялся, что время его истекает.
   – Знаешь, чего я сейчас от тебя хочу? – спросила она.
   – И чего же ты от меня хочешь?
   – Отнеси меня в постель. – Дрю обвила руками его шею. – Сейчас я расскажу кое-что из того, что ты обо мне не знаешь. Я всегда, втайне, конечно, мечтала, чтобы сильный, красивый мужчина отнес меня по лестнице в спальню. Такая фантазия противоречит моему представлению об интеллектуальности, но ничего не поделаешь.
   – Тайная романтическая фантазия. – Пусть эта ночь будет мирной, решил он, легко касаясь губами ее губ. – Очень интересная. Давай проверим, смогу ли я претворить ее в жизнь. – Сет встал, посмотрел на себя. – Сначала придется снять рубашку. Парень в одной парадной сорочке выглядит глупо, когда несет обнаженную женщину вверх по лестнице.
   – Отличная мысль.
   Сет справился с запонками и манжетами, швырнул рубашку на ее платье. Наклонился к Дрю, и она потянулась к нему.
   – Я пока соответствую твоей фантазии?
   – Идеально, – прошептала Дрю, уткнувшись носом в его шею. – Теперь расскажи мне то, чего я не знаю о тебе.
   Он споткнулся, но перехватил ее поудобнее и стал подниматься по лестнице.
   – Мне снилась жена моего дедушки. Я никогда не встречался с ней. Она умерла до того, как я приехал в Сент-Крис.
   – Правда? И какие это были сны?
   – Очень детальные, очень ясные. Мы разговаривали. Братья много рассказывали о ней, и я всегда жалел, что не знал ее.
   – По-моему, мило.
   – Видишь ли, я не думаю, что это были сны. Я думаю, что действительно разговаривал с ней.
   – Ты думал это во сне?
   – Нет. – Он положил Дрю на кровать, растянулся рядом с нею, прижал ее к себе. – Я думаю это сейчас.
   – О.
   – Тебя зацепило?
   – Я размышляю. – Дрю поерзала, удобнее пристраиваясь к его плечу. – Ты думаешь, что она пришла из другого мира? Что ты общался с ее призраком?
   – Вроде того.
   – О чем вы разговаривали?
   Сет заколебался, уклонился от прямого ответа.
   – О семье. Просто о семейных делах. Она рассказала мне кое-что, чего я не знал, что случилось, когда мои братья были подростками. Оказалось, что это правда.
   – Неужели? – Дрю покрепче прижалась к нему. – Тогда, наверное, ты должен прислушаться к ее словам.

   – Твоя женщина сообразительна, – заметила Стелла.
   Они брели вдоль излучины рядом с домом Дрю. Ночной воздух был влажным и ароматным. Из окна гостиной струился разноцветный свет.
   – Да, она умница и сильная. И сложная. Во всем.
   – Сила сексуальна, – сказала Стелла. – А ты не думаешь, что она ищет в тебе того же? Силы разума, характера, души? Все остальное – просто похоть. Хотя и в похоти нет ничего плохого. Она заставляет мир вертеться.
   – Я так быстро влюбился в нее… Только что крепко стоял на ногах, а в следующее мгновение рухнул на землю. Никогда не думал, что с ней случится то же самое. Но случилось. Почему-то случилось.
   – И что ты будешь с этим делать?
   – Не знаю. – Сет подобрал камень, швырнул его в черную воду. – Когда все всерьез и надолго, принимаешь человека со всем грузом его прошлого. Мой груз чертовски тяжел, бабушка. И боюсь, что станет еще тяжелее.
   – Ты сам приковал себя к этому грузу, Сет. Но у тебя есть ключ, всегда был. Может, пора воспользоваться им и вышвырнуть груз за борт?
   – Глория никогда от меня не отстанет.
   – Может, и нет. Но бремя определяется твоими действиями. Ты слишком упрям, чтобы разделить свою ношу. Точно как твой дед.
   – Правда? – Эти слова согрели его душу. – Вы думаете, я немного похож на него?
   – У тебя его глаза. – Стелла протянула руку, коснулась его волос. – Но ты это уже знаешь. И его упрямство. Он всегда считал, что со всем может справиться сам. Это раздражало. И в нем было спокойствие… пока он не взрывался. Ты такой же. И с Глорией ты совершил те же проклятые ошибки. Ты позволил ей превратить твою любовь к семье, к Дрю в оружие.
   – Бабушка, это всего лишь деньги…
   – Черта-с-два! Сет, ты знаешь, что должен сделать. Теперь иди и сделай это. Но, конечно, как любой мужчина, ты сначала найдешь способ все испортить.
   Сет стиснул зубы.
   – Я не могу впутывать Дрю во все это.
   – Проклятье! Этой девочке не нужен мученик! – Стелла подбоченилась, нахмурилась. – Упрямство, граничащее с глупостью! Точно как у твоего деда, – пробормотала она.
   И исчезла.

17

   Бар оказался грязной забегаловкой из тех, где напиваются всерьез и в основном в одиночку. Серая дымовая завеса, такая плотная, что, казалось, ее можно развести руками, создавала впечатление старого черно-белого кино. Тусклое освещение позволяло хозяевам заниматься своим делом и скрывать следы стычек, если кто-то вдруг решал сунуть нос в дела соседа.
   Воняло прошлогодними сигаретами и недельной давности пивом.
   Зона отдыха состояла из узкого пространства у стены, в которое был втиснут бильярдный стол. Группа мужчин гоняла шары, еще несколько толпились вокруг, потягивая пиво. Выражение скуки и отвращения на их лицах, видимо, было призвано демонстрировать окружающим, какие они крутые парни. Кондиционер, вмонтированный в одно из окон, забитое потрескавшейся фанерой, громко кряхтел, едва разгоняя вонючий воздух.
   Сет сел – в целях безопасности – у дальнего конца стойки и заказал бутылку «Будвайзера».
   Знаменательно, что Глория вызвала его сюда. Она таскала его по подобным грязным норам, когда он был маленьким, или – если в тот момент обладала средством передвижения – оставляла спать в машине. Пусть Глория выросла в самом изысканном окружении, все привилегии и преимущества, полученные ею при рождении, пропали втуне; она вечно искала – и находила – самое дно.
   Он давно перестал задаваться вопросом, что же заставляло ее ненавидеть и презирать все приличное. Что заставляло выдаивать насухо или уничтожать любого, кто по какой-то причине пытался помочь ей. Вряд ли ее дурные пристрастия – мужчины, наркотики, алкоголь. Они были просто еще одной формой ее абсолютного потворства собственным желаниям.
   Да, все сходится, думал Сет, слушая перестук шаров и натужное дребезжанье кондиционера, вдыхая запахи, возвращающие его в кошмар детства.
   Если ей нужны были деньги, она являлась в бар, чтобы прихватить мужика. А когда деньги водились, приходила, чтобы напиться – если на ту ночь выбирала алкоголь вместо наркотика.
   Если ее целью был мужик, она приводила его в их временное вонючее жилище, и из соседней комнаты доносились звуки секса и безумный смех. Если алкоголь или наркотик приводили ее в хорошее настроение, она вела маленького сына в какое-нибудь круглосуточное кафе, и тогда ему удавалось поесть.
   Если же настроение ее портилось, вместо еды он получал побои – во всяком случае, до тех пор, пока он не подрос и не стал достаточно быстрым и хитрым, чтобы уклоняться от тумаков.
   – Будете пить или весь вечер таращиться на это пиво? – спросил бармен.
   Сет ответил таким взглядом, что бармен попятился. Не сводя с него глаз, Сет вытащил из кармана десятку и бросил на стойку рядом с нетронутым пивом.
   – Проблема? – В его тихом голосе прозвучала угроза.
   Бармен пожал плечами и занялся другими клиентами.
   Когда Глория вошла, пара игроков оглянулась, окинула ее оценивающими взглядами. Сет подумал, что Глория сочла их ухмылки комплиментами.
   Обрезанные джинсы обтягивали ее костлявые бедра, заканчиваясь чуть ниже паха. Обтягивающий ярко-розовый топ оголял несколько дюймов живота. В пупке красовалось колечко, а под ним – татуировка в виде стрекозы. Ногти на пальцах рук и ног были покрыты лаком, казавшимся черным в этом безобразном свете.
   Глория скользнула на табурет, одарила игроков долгим призывным взглядом. Сет сразу понял, что по меньшей мере часть его денег ушла на кокаин.
   – Джин с тоником, – сказала она бармену. – Тоника поменьше.
   Глория вытащила сигарету, щелкнула серебряной зажигалкой, медленно выдохнула в потолок струю дыма, закинула ногу на ногу.
   – Тебе здесь нравится? – спросила она и рассмеялась.
   – У тебя пять минут, – процедил Сет.
   – Куда спешить? – Она затянулась сигаретой, забарабанила по стойке сверкающими ногтями. – Пей пиво. Расслабляйся.
   – Я не пью с людьми, которые мне не нравятся. Чего ты хочешь, Глория?
   – Я хочу джина с тоником. – Она взяла стакан, поставленный перед ней барменом. Сделала большой глоток. – Может, немного поразмяться. – Она снова посмотрела на игроков в бильярд, облизнула губы. Сета чуть не стошнило. – Да, и вот недавно я подумала, что хочу маленький домик на берегу океана. Может, в Дайтоне. – Глория снова хлебнула джина, оставив на стакане след губной помады. – Тебе же не нужно собственное жилье, не так ли? Живешь в том же доме с кучей детей и собак. Привычка.
   – Держись подальше от моей семьи.
   – Или что? – Ее улыбка была такой же склизкой и черной, как ее ногти. – Пожалуешься старшим братишкам? Думаешь, я их боюсь? Они мягкотелые и глупые, как все, кто влачит свою траханную, бесполезную жизнь в захудалых городишках, растит шумных детей и каждый вечер таращится в телевизор, будто траханные зомби. Единственное, что они умного сделали в жизни – приютили тебя, чтобы добраться до денег старика, а один из придурков женился на моей бесхребетной сестрице ради ее денег.
   Глория постучала по стойке стаканом с остатками джина, призывая бармена. Ее тело находилось в постоянном движении – она дергала ногой, барабанила пальцами, крутила головой.
   – Старик – моя кровь, не их. И его деньги должна была получить я.
   – Ты достаточно выудила из него при жизни, но тебе всегда мало, не так ли?
   – Траханный отличник. – Глория закурила новую сигарету. – Поднабрался умишка! Нашел золотую жилу. Друзилла Уитком-Бэнкс. – Глория откинула голову и присвистнула. – Недурно. Недурно. Обеспечил себя на всю жизнь. – Она схватила стакан, как только бармен придвинул его. – Хотя ты и без того неплохо зарабатываешь на своих картинках. Лучше, чем я представляла. – Она накрошила в стакан льда. – Понять не могу, к чему раскошеливаться на всякое дерьмо и развешивать его на стенах. Ну, всяк по-своему с ума сходит.
   Сет положил ладонь на ее запястье, медленно сжал пальцы так сильно, что она скривилась.
   – Запомни: приблизишься к моей семье или Дрю, или к любому, кто мне дорог, и узнаешь, на что я способен. Удар Сибил, сваливший тебя на землю много лет назад, покажется тебе лаской.
   Глория наклонилась, чуть не уткнувшись лицом в его лицо.
   – Ты мне угрожаешь, сынок?
   – Я тебе обещаю.
   Сквозь пелену наркотического и алкогольного тумана она уловила угрозу. И отстранилась, как и бармен, под его взглядом.
   – Это твое условие? – Свободной рукой Глория схватила стакан, и ее худое, испитое лицо скривилось в хитрой ухмылке. – Хочешь, чтобы я держалась подальше от твоей семейки?
   – Это мое условие.
   – А теперь мое. – Она выдернула руку, потянулась к сигарете. – Думаю, хватит мелочиться. Ты зарабатываешь кучу денег картинками и трахаешься с еще большей кучей денег. Я хочу свою долю. Разовая сделка. Один жирный кусок, и меня нет. Ведь ты этого хочешь? Чтобы я исчезла?
   – Сколько?
   Глория удовлетворенно улыбнулась, сделала еще один большой глоток, выпустила Сету в лицо струю дыма. Парень всегда был легкой добычей.
   – Миллион.
   Он даже не моргнул.
   – Ты хочешь миллион долларов?
   – Я выполнила домашнее задание, милый. Слюнявые идиоты скупают твои картинки по всей Европе. Кто знает, сколько ты еще срубишь? Плюс та затейливая штучка, которую ты трахаешь.
   Глория поерзала на табурете, снова скрестила ноги. Гремучая смесь алкоголя с наркотиком бурлила в ее крови. Глория чувствовала себя всемогущей. Она чувствовала себя живой.
   – Девица купается в деньгах. Большие деньги и старые. Такие деньги не любят скандалов. Тебе не поздоровится, если пресса пронюхает, что чистокровная сенаторская внучка раскидывает ножки перед дворнягой. Перед парнем, которого вырвали из материнских объятий, когда несчастная обратилась за помощью к вновь обретенному отцу. Я могу подать эту историю, как захочу. Ни ты, ни Куины не останутся чистенькими. Дерьмо прилипнет и к твоей подружке. Думаю, надолго ее не хватит. – Глория жестом заказала третий стакан, снова перекинула ноги. – Оглянуться не успеешь, как она тебя бросит. Да и картинки твои покупать перестанут, когда услышат мою слезную версию событий. О, ведь это я купила ему первый набор для рисования!..
   Глория снова расхохоталась, причем так злобно и торжествующе, что игроки перестали гонять шары и обернулись.
   – Пресса клюнет. Я собираюсь продать свою историю и хорошо заработать, но даю тебе шанс купить ее первым. Можешь считать это инвестицией в свое будущее. Ты мне платишь, и я убираюсь из твоей жизни раз и навсегда. Не заплатишь ты, заплатят другие.
   Его лицо было непроницаемым. Оставалось непроницаемым во время всего ее бурного монолога. Он не позволит ей увидеть даже его отвращение.
   – Твоя история – чушь собачья.
   – Конечно. – Глория расхохоталась и осушила стакан. – Но люди обожают чушь собачью, особенно когда дерьмо валится не на них. Даю тебе неделю. Соберешь деньги. Наличными. Но сначала аванс. Назовем это демонстрацией честных намерений. Десять штук. Привезешь сюда завтра вечером. В десять часов. Не явишься, я сделаю несколько звонков для начала.
   Сет встал.
   – Еще десять тысяч на кокаин, и ты сдохнешь в сортире какой-нибудь дыры вроде этой прежде, чем успеешь насладиться хотя бы частью того миллиона.
   – Не твое дело. Я сама о себе позабочусь. Заплати за выпивку.
   Сет молча отвернулся от нее и пошел к выходу.

   Он не мог вернуться домой. Он хотел забиться в темную, тихую нору и хорошенько напиться.
   Однако он понимал, что обдуманное, целенаправленное пьянство – бегство, жалость к себе, билет в один конец, костыль, иллюзия, капкан – что угодно, только не выход из положения.
   Ну и плевать. Он налил себе новую порцию виски и уставился на янтарную жидкость в стакане, мерцающую в свете единственной лампы, которую он включил, ввалившись в студию.
   Братья дали ему попробовать виски на его двадцать первый день рождения. Вчетвером, без женщин и детей, сидели они за кухонным столом.
   Он знал, что это яркое воспоминание всегда будет с ним. Резкий аромат сигар, розданных Этаном. Жжение виски на языке и в горле, приятное тепло, разливающееся в желудке. Голоса братьев, их смех и его абсолютная уверенность в том, что он – один из них, что он – на своем месте.
   Он равнодушно относился к виски. До сих пор. Но именно к бутылке виски тянется мужчина, когда его единственная цель – забытье.
   Он давно перестал задаваться вопросом, что представляет собой Глория и как она стала такой. Частица ее была в нем, и он принимал это, как принял бы родимое пятно. Он не верил в грехи отцов… или матерей. Он не верил в дурную кровь. Каждый из его братьев пришел из того или иного кошмара, и они были лучшими людьми из всех, кого он знал.
   Что бы ни передала ему Глория, оно похоронено под порядочностью, достоинством и состраданием, дарованными ему Куинами.
   Может, в этом и заключается одна из причин ее ненависти к нему, к ним всем. Не важно. Глория – часть его жизни, и он должен с ней разобраться.
   Так или иначе.
   Он пил виски в комнате, заполненной его картинами и художественными принадлежностями. Он уже принял решение и смирится с его последствиями. Но сейчас он отгородится от своего будущего ирландским виски и печальными блюзами, выбранными специально для великой пьянки.
   Когда зазвонил сотовый телефон, он его проигнорировал. Поднял бутылку и налил себе еще одну порцию.

   Дрю повесила трубку и снова заметалась по гостиной. Она набирала номер Сета с полдюжины раз за последние два часа, с того момента, как позвонила Обри, разыскивая его.
   Он не был вечером с Обри, как сказал Дрю, и не был с Дрю, как сказал Обри и семье.
   Тогда где же он, черт побери?
   Сет пропал. Что-то пропало с предыдущей ночи. Даже раньше, до приема. До поездки. В нем появилась какая-то еле сдерживаемая, жестко подавляемая ярость. И в конце концов эта ярость нашла выход в форме грубого секса.
   Даже после того, как они довели друг друга до изнеможения, она чувствовала, что Сет не успокоился, однако не стала приставать к нему. Не в ее характере лезть в душу даже к близкому человеку. Она терпеть не могла привычку своих родителей расспрашивать о каждой смене настроения и анализировать ответы. Она считала, что настроение – сугубо личное дело.
   Сет ей солгал, а ложь точно не в его характере.
   Если что-то случилось, она должна ему помочь. Разве это не одна из обязанностей любви?
   Дрю взглянула на часы, едва сдержалась, чтобы не заломить руки. Первый час ночи. А если он ранен? А если попал в аварию?..
   А что, если он хочет провести вечер в одиночестве?
   – Если так, он должен был просто сказать, – пробормотала она, решительно направляясь к двери.
   Он мог быть только в одном месте, и она не успокоится, пока не проверит.
   По дороге в город Дрю читала себе нотации. Сет не должен отчитываться перед ней за каждую минуту своего времени. Не такие у них отношения. У каждого из них своя жизнь, свои интересы, свои обязательства. И она вполне способна занять и развлечь себя.
   Однако это не дает ему право лгать ей о своих планах на вечер. Если бы он ответил на ее звонки, она не мчалась бы в город посреди ночи на его поиски, как въедливая жена из комедии положений.
   И он получит хорошенькую взбучку за то, что заставил ее почувствовать себя таковой.
   К тому времени, как Дрю подкатила к стоянке позади дома и увидела «Ягуар», она успела здорово распалиться. Оскорбленное самолюбие чуть не заставило ее развернуться и уехать домой. Неужели он не мог сказать ей и всем остальным, что хочет работать? Не мог поднять трубку и…
   Она надавила на тормоз.
   А что, если он не может взять телефон? Что если он потерял сознание или лежит в бреду?
   Дрю выскочила из машины и взлетела по лестнице.
   Она так ярко представляла его беспомощным, распростертым на полу, что когда ворвалась в студию и увидела, как он сидит на кровати и льет в широкий стакан виски из бутылки, не сразу отдала себе отчет в увиденном.
   – Ты в порядке! – Дрю почувствовала такое облегчение, что даже колени задрожали. – О, Сет, боже мой! Я так беспокоилась…
   – С чего вдруг? – Он поставил бутылку, поднес к губам стакан и стал прихлебывать виски, глядя на нее затуманенными глазами.
   – Никто не знал, где… – Тут до нее дошло, и она разозлилась: – Ты пьян!
   – Работаю в этом направлении. Но до пьяного мне еще пить и пить. Что ты здесь делаешь?
   – Обри тебя ищет. Она звонила несколько часов назад. Всплыла твоя ложь. Поскольку ты не отвечал на звонки, я сдуру забеспокоилась.
   Он был еще слишком трезвым. Достаточно трезвым, чтобы оценить ее настроение и воспользоваться им для облегчения своей задачи.
   – Если ты надеялась поймать меня в постели с другой женщиной, должен тебя разочаровать. Извини.
   – Мне и в голову не пришло, что ты меня предашь! – Теперь не только разгневанная, но и озадаченная, Дрю подошла к кровати, заметила уровень виски в бутылке. – Но я не думала, что ты сочтешь нужным солгать мне. Или что будешь сидеть здесь в одиночестве и напиваться.
   – Солнышко, я же говорил, что ты многого обо мне не знаешь. – Сет ткнул большим пальцем в сторону бутылки. – Хочешь? Стаканы на кухне.
   – Нет, спасибо. У тебя есть причина волновать родных и устраивать алкогольный марафон?
   – Я уже большой мальчик, Дрю, и не желаю выслушивать упреки за пару стаканов виски. Это ближе к моему стилю, чем пара вежливых глотков шампанского на скучном политическом сборище. Если тебе не нравится, это не моя проблема.
   Обидно, но она не подала виду. Гордо вскинула голову.
   – Я должна была там присутствовать. Ты – нет. Это был твой выбор. Хочешь утопиться в бутылке виски? И это твой выбор. Но лжи я не потерплю. И не позволю себя дурачить.
   Сет безразлично пожал плечами и, взбодренный алкоголем, решил, что прекрасно знает, как справиться с ситуацией. Еще парочка обидных замечаний, и она сбежит.
   – Знаешь, в чем обычно проблема с женщинами? Переспишь с ними раз-другой, скажешь то, что им хочется слышать, развлечешь. И не успеешь перевести дух, как никуда уже от них не спрятаться. Цепляются за тебя, как вши за обезьяну. Ведь знал же, что не надо ездить с тобой на тот чертов прием. Понимал, что у тебя появятся фантазии…
   – Фантазии? – повторила Дрю, чувствуя, как разбухает комок в горле. – Фантазии?
   – Ну, не можешь ты пустить все на самотек. – Он покачал головой, подлил себе виски. – Все всегда должна предусмотреть. А что у нас завтра? А что случится на следующей неделе? Солнышко, ты планируешь будущее, а мне это не по душе. С тобой чертовски здорово, когда ты расслабляешься, но лучше разбежаться вовремя.
   – Ты… ты меня бросаешь?
   – Эй, солнышко, не надо так формулировать. Просто немного притормозим.
   Дрю оцепенела от горя.
   – Все это… все это было для… чего? Для секса и искусства? Я не верю. Не верю.
   – Может, обойдемся без скандалов? – Сет снова потянулся к бутылке. Долил себе виски, хотя стакан был почти полон. Что угодно, только бы не смотреть на нее, не видеть слез, набухающих в ее глазах.
   – Я доверилась тебе телом и душой! Я ничего у тебя не просила! Ты всегда опережал меня. Я не заслуживаю такого обращения. Неужели ты бросаешь меня только потому, что я в тебя влюбилась?
   Он все-таки взглянул на нее, и смесь гордости и печали в ее лице добила его.
   – Дрю…
   – Я люблю тебя, – спокойно сказала она, понимая, что вот-вот сорвется. – Но это моя проблема. Оставляю тебя наедине с твоими и с бутылкой. – Она бросилась к двери.
   – Будь все проклято! Будь все проклято, не уходи! Дрю, не уходи, пожалуйста!
   Сет отшвырнул стакан, обхватил голову руками. – Я не могу так, не могу! Я не могу позволить ей украсть у меня еще и это!..
   – Думаешь, я буду стоять перед тобой и лить слезы? Или выслушивать пьяные оскорбления?
   – Прости меня. О, господи, Дрю, прости меня!..
   Ее пальцы, вцепившиеся в дверную ручку, задрожали. По щеке покатилась слеза. Проклятые признаки слабости привели ее в ярость.
   – Мне не нужны твои жалкие угрызения совести. Ты просишь прощения только потому, что твои оскорбления выдавили из меня пару слез. Мое единственное пожелание на данный момент – катись прямиком в ад!
   – Пожалуйста, не уходи! Я этого не переживу! – Он задыхался от горя, чувства вины, ненависти и любви. – Я думал, что смогу прогнать тебя, пока не поздно… Я не могу. Я не выдержу. Может, это эгоизм, но я не могу отпустить тебя. Ради бога, не бросай меня!..
   Она смотрела на него во все глаза и видела обнаженное страдание. Ее сердце, уже треснувшее, раскололось на мелкие кусочки.
   – Сет, пожалуйста, объясни мне, что случилось. Скажи, что тебя мучает.
   – Я не должен был говорить тебе все те гадости. Это было глупо.
   – Объясни, почему ты их говорил. Объясни, почему ты сидишь здесь один и напиваешься до тошноты.
   – Мне было тошно еще до того, как я купил бутылку. Я не знаю, с чего начать. – Сет запустил пятерню в волосы. – Наверное, с начала. – Он сжал пальцами веки. – Я все-таки пьян. Мне нужен кофе.
   – Я сварю.
   – Дрю! – Он беспомощно взмахнул руками. – Все, что я сказал тебе с того момента, как ты сюда вошла – ложь!
   Она глубоко вздохнула. И решила заткнуть подальше гнев и боль и выслушать его.
   – Хорошо. Я сварю кофе, и ты расскажешь мне правду.
//-- * * * --//
   – Это началось очень давно. Еще до того, как мой дедушка, Рэй Куин, женился на Стелле. До того, как он познакомился с ней. Дрю, мне так стыдно, что я обидел тебя…
   – Просто рассказывай. С обидами разберемся позже.
   Он хлебнул кофе.
   – Рэй встретил ту женщину, и у них начался роман. Они оба были молодыми и свободными, так почему бы и нет? В общем, он оказался не таким, какой ей был нужен. Ну, понимаешь, профессор с левыми взглядами, а она… она была из семьи, похожей на твою. То есть…
   – Я понимаю, что это значит. У нее было определенное положение в обществе и определенные светские амбиции.
   – Да. – Сет вздохнул, отпил еще кофе. – Спасибо. Она порвала с ним, уехала. А потом поняла, что беременна, и не очень-то обрадовалась, как я слышал. Она встретила другого парня, подходящего. Решила не прерывать беременность и вышла за него замуж.
   – И не сообщила о ребенке твоему деду.
   – Не сообщила. Через несколько лет она родила вторую дочь. Она родила Сибил.
   – Сибил? Но… – Дрю быстро свела концы с концами. – Понимаю. Дочь Рэя Куина – сводная сестра Сибил. Твоя мать.
   – Правильно. Она… Глория. Ее зовут Глория. Она совсем не похожа на Сибил. Она ненавидела Сибил. По-моему, она родилась с ненавистью ко всем и каждому. Сколько бы она ни имела, ей всегда было мало.
   Сет был таким бледным, выглядел таким изможденным и больным, что Дрю присела на край кровати, еле сдерживая желание обнять его.
   – Некоторым всегда всего мало.
   – Да. В конце концов она сбежала с каким-то парнем. Забеременела. Мною. Как ни странно, парень на ней женился, но это не важно. Я никогда его не видел. Речь не о нем.
   – Твой отец…
   – Донор спермы, – поправил ее Сет. – Я не знаю, почему они расстались. Я не страдаю из-за этого бессонницей. Когда у Глории закончились деньги, она вернулась домой, прихватив и меня. Ничего этого я не помню. Родители не закололи в ее честь жирного тельца. Глория пристрастилась к алкоголю и наркотикам. Думаю, она несколько лет то покидала дом, то возвращалась. Я знаю, что однажды она привозила меня к Сибил в Нью-Йорк. Я почти не помнил об этом и не узнал Сибил, когда снова встретился с ней. Мне тогда было года три-четыре. Сибил подарила мне мягкую игрушку – щенка. Я назвал его Твой. Знаешь, когда я спросил, чей он, она сказала…
   – Твой, – закончила за него Дрю и провела ладонью по его волосам. – Она была добра к тебе.
   – Очень добра. Как я и сказал, я помню мало, разве что чувство безопасности. Она впустила нас в свою квартиру, покупала нам еду, одежду, заботилась обо мне, когда Глория пропадала на несколько дней. И Глория отплатила ей тем, что украла все, что смогла найти, когда Сибил не было дома, и сбежала, прихватив меня.
   – У тебя не было выбора. Дети не могут выбирать.
   – Я не беру на себя ответственность за это. Я просто рассказываю. Я не знаю, почему Глория не оставила меня и не удрала налегке. Могу только предположить, что она увидела, как мы с Сибил привязались друг к другу и начали…
   – Вы начали любить друг друга. – Дрю взяла его за руку, и Сет схватился за нее, как утопающий за соломинку. – А она ненавидела вас обоих и не могла допустить вашего счастья.
   Сет на мгновенье закрыл глаза.
   – Ты понимаешь, и мне становится легче.
   – Ты думал, что я не пойму?
   – Не знаю, что я думал. Она не выпускает меня из своих когтей – это мое единственное оправдание.
   – Пропусти оправдания. Что было дальше?
   Сет отставил кофейную кружку. От кофе головная боль и тошнота не прошли, он просто острее ощущал теперь и то, и другое.
   – Мы часто переезжали с места на место. У нее было много мужчин. Я узнал про секс раньше, чем научился писать собственное имя. Она напивалась или накачивалась наркотиками, и я был в основном предоставлен сам себе. Если не было денег и она не могла купить наркотики, всю злобу она вымещала на мне.
   – Она била тебя?..
   – Боже, Дрю! При всей своей проницательности ты не знаешь тот мир. Зачем тебе его знать? Зачем кому угодно его знать? – Сет попытался успокоиться. – Она избивала меня до полусмерти, когда ей хотелось. Я голодал, если ей не хотелось меня кормить. А если она расплачивалась за наркотики сексом, я слышал, как все это происходит в соседней комнате. Думаю, к своим шести годам я видел почти все.
   Дрю едва сдерживала тошноту и слезы. Но сейчас Сету не нужна была ее слабость. Он нуждался в ее силе.
   – Почему социальная служба ничем тебе не помогла?
   Сет посмотрел на нее так, словно она заговорила на незнакомом языке.
   – Мы не жили в таких местах, где бдительные взрослые могут натравить власти на матерей-наркоманок и их избитых детей. Глория мерзкая, но она никогда не была глупой. Я задумал побег, начал копить деньги. Десять центов здесь, четвертак там. Когда я подрос, она сдала меня в школу, освободила себе время для шатания по барам. Мне в школе понравилось. Я любил учиться. Конечно, никогда не признавался, это было не принято, но любил.
   – И никто из учителей не понимал, что происходит?
   – Мне и в голову не приходило кому-то рассказывать. – Он пожал плечами. – Это была моя жизнь, вот и все. И кроме того я панически ее боялся. Потом… думаю, мне тогда было лет семь. Мужик, которого она привела с собой…
   Сет затряс головой, вскочил на ноги. Даже спустя столько лет от этих воспоминаний его прошибал холодный пот.
   – Некоторые из них любили маленьких мальчиков.
   Ее сердце остановилось, а потом подскочило и забилось где-то у горла.
   – Нет. Нет.
   – Я всегда удирал. Я был ловкий и хитрый. И всегда находил убежище. Но я знал, чего хотел мужик, который пытался схватить меня. Я понимал, что это значит, и еще очень долго не выносил чужих прикосновений… Я не смогу продолжать, если ты заплачешь.
   Дрю подавила слезы, готовые хлынуть неудержимым потоком, встала и подошла к нему. И без слов обвила его руками.
   – Бедняжка. Бедный маленький мальчик.
   Он прижался лицом к ее плечу, вдохнул чистый аромат ее волос, ее кожи.
   – Я не хотел, чтобы ты это знала.
   – Ты думал, что я буду меньше любить тебя?
   – Я просто не хотел, чтобы ты знала.
   – Теперь я знаю и восхищаюсь мужчиной, которым ты стал. Ты думал, что я не пойму из-за своего воспитания, но ты ошибался. Ей не удалось сломать тебя, Сет.
   – Может, и удалось бы, если бы не Куины. Я должен закончить. – Он высвободился из ее отчаянных объятий. – Дай мне закончить!
   – Давай присядем.
   Он двинулся за ней, снова сел на край кровати.
   – Во время одного из скандалов со своей матерью Глория узнала о Рэе. Появился еще один объект для ненависти и обвинения во всех несправедливостях, которым, по ее мнению, она подвергалась. Тогда Рэй преподавал в местном университете. Там она и нашла его. Это было уже после смерти Стеллы, когда братья выросли и покинули дом. Кэм жил в Европе, Фил – в Балтиморе, а у Этана был свой дом в Сент-Крисе. Она стала шантажировать Рэя.
   – Чем? Он даже не знал о ее существовании!
   – Ей было на это наплевать. Она потребовала денег; он заплатил. Она захотела больше, пошла к декану и обвинила Рэя в сексуальных домогательствах. Попыталась выдать меня за сына Рэя. Не получилось, но слухи поползли. Рэй заключил с ней сделку. Он хотел забрать меня у нее. Хотел заботиться обо мне.
   – Он был хороший человек. Каждый раз его вспоминают здесь с любовью и уважением.
   – Он был самый лучший, – согласился Сет. – Она знала, что он хороший, но именно это она и презирает в людях и не может не использовать. В общем, она продала меня ему.
   – Она совершила ошибку, – тихо сказала Дрю. – И первый приличный поступок в своей жизни.
   – Да. – Сет медленно выдохнул. – Ты понимаешь. Я не знал, кем мне приходится Рэй. Я просто знал, что этот огромный старик обращается со мной… прилично, и я хотел остаться в его доме у воды. Если он что-то обещал, то обязательно выполнял обещание, и никогда не обижал меня. Он заставлял меня строго придерживаться правил, но если это правила Рэя Куина, их придерживаешься охотно. У него был щенок, и я больше не голодал. А самое главное, я был не с ней, впервые в жизни я был не с ней и возвращаться не собирался ни за что на свете. Рэй сказал, что я не вернусь, и я ему поверил. Зато вернулась она…
   – Поняла свою ошибку?
   – Поняла, что продешевила. Потребовала еще денег и пригрозила, что заберет меня. Он давал ей деньги, и не раз. Однажды, возвращаясь после очередного платежа, он попал в аварию. Очень серьезную. Братья вызвали Кэма из Европы. Я помню, как впервые увидел его, впервые увидел их всех троих вместе. Они стояли в больничной палате у кровати Рэя. Рэй заставил их пообещать позаботиться обо мне, не оставить меня. Он не рассказал им о Глории и о том, что я его внук. Может, просто не подумал. Он умирал и знал это, и хотел удостовериться, что я в безопасности. Он доверил им меня.
   – Он хорошо знал своих сыновей.
   – Он их знал… лучше, чем я тогда. Когда он умер, я решил, что они вернут меня ей, и придется бежать. Мне и в голову не пришло, что они меня оставят. Они совсем не знали меня. Да и кто я такой, чтобы обо мне заботиться? Но они дали обещание Рэю. Ради него и меня они изменили свои жизни. Они создали для меня дом, довольно сумасшедший поначалу, поскольку заправлял всем Кэм.
   Впервые с начала рассказа в его печальном голосе проскользнули веселые нотки.
   – Он вечно что-то взрывал в микроволновке или затапливал кухню. Парень ни черта не смыслил в домашнем хозяйстве. Я иногда доводил их, особенно Кэма, выплескивал на них свои проблемы, а их у меня было предостаточно. Я все ждал, когда же они меня вышибут или изобьют до полусмерти. Но они держались. Они заступались за меня. И когда Глория попыталась шантажировать их, как Рэя, они боролись за меня. Я стал одним из них, еще до того, как выяснилось, что я внук Рэя.
   – Сет, они любят тебя. И не только в память об отце. Они любят тебя. Это видно невооруженным глазом.
   – Я знаю. Я сделал бы для них что угодно. Я откуплюсь от Глории, как откупался от нее с четырнадцати лет.
   – Она не отставала от тебя.
   – Нет. И сейчас снова вернулась. Вот где я был сегодня вечером. Встречался с ней, чтобы обсудить очередные ее условия. Она заходила в твой магазин. Думаю, хотела присмотреться к тебе, прицениться.
   – Та женщина!.. – Дрю оцепенела, потерла вдруг покрывшиеся мурашками плечи. – Хэрроу, она сказала. Гло Хэрроу!
   – Делотер. Кажется, Хэрроу – девичья фамилия ее матери. Она знает все о твоей семье. О деньгах, связях, политическом влиянии. Она все это учла. Если она не получит деньги, то из кожи вон вылезет, лишь бы причинить вред тебе точно так же, как и моей семье.
   – Это просто еще одна форма шантажа. Я знаю. Глория использует твои чувства, чтобы выжать тебя досуха, она использует твою любовь как оружие.
   Холодок пробежал по его позвоночнику. Словно эхом прозвучали в ушах слова Стеллы: «Ты позволил ей превратить свою любовь в оружие».
   – Что ты сказала?
   – Я сказала, что она использует твою любовь как оружие. Ты должен все рассказать своей семье. Немедленно.
   – Боже милостивый, Дрю! Вряд ли правильно рассказывать им об этом. Тем более в два часа ночи.
   – Ты прекрасно понимаешь, что это правильно и необходимо. И думаешь, им важно, который сейчас час? – Дрю подошла к столу, нашла телефон. – Пожалуй, первой следует позвонить Анне, а она уже свяжется с остальными. – Дрю протянула ему мобильник. – Ты скажешь ей, что мы едем, или это сделать мне?
   – Что-то ты раскомандовалась!
   – В данный момент командир тебе необходим. Неужели ты думаешь, что я буду спокойно смотреть, как она издевается над тобой? Думаешь, хоть один из нас останется в стороне?
   – Пойми, она – мой крест. Я не хочу, чтобы она шантажировала тебя, моих родных. Я должен защищать вас.
   – Защищать меня?! Тебе повезло, что я не избила тебя до бесчувствия! Он, видите ли, решил меня отпустить! Думаешь, мне нужен самоотверженный белый рыцарь?
   Сет чуть не улыбнулся.
   – Это что-то вроде мученика?
   – Довольно близко.
   Сет протянул руку:
   – Не бей меня. Просто дай мне телефон.

18

   Эта кухня всегда была местом сбора семьи. Здесь обсуждали проблемы, отмечали маленькие праздники, принимали решения, составляли планы. Чаще всего наказания и награды определялись за старым кухонным столом, который никому и в голову не пришло заменить.
   Здесь, в ярко освещенной кухне, собрались они и сейчас. На плите уже булькал кофейник. Дрю казалось, что их слишком много для столь ограниченного пространства, но каким-то образом место нашлось всем, и ей тоже.
   Они все приехали без колебаний, приехали, вытащив из кроватей спящих детей. Они наверняка были встревожены. Дрю чувствовала напряжение, дрожащее в ленивом ночном воздухе, но никто не набросился на Сета с вопросами.
   Младших Куинов сунули в первые попавшиеся кровати на втором этаже и оставили на попечение Эмили. Дрю представила, как возбужденно перешептываются те, кто не смог заснуть.
   – Прошу прощения за все это… – начал Сет.
   – Если ты вытащил нас из постелей в два часа ночи, значит, у тебя есть причина. – Филип положил руку на плечо Сибил. – Ты кого-то убил? Если нам предстоит избавиться от трупа до исхода ночи, то пора приступать к делу.
   Благодарный ему за попытку разрядить атмосферу, Сет отрицательно покачал головой.
   – Не в этот раз. Может, всем было бы легче, если бы я убил…
   – Выкладывай, Сет, – приказал Кэм. – Чем быстрее расскажешь, что случилось, тем быстрее мы сможем что-то предпринять.
   – Сегодня вечером я встречался с Глорией.
   Воцарилась тишина. Сет взглянул на Сибил, понимая, что для нее это сильный удар.
   – Простите. Я пытался найти способ не говорить вам, но ничего не придумал.
   – Почему ты не хотел нам говорить? – Напряжение проявилось и в голосе Сибил, и в том, как впились в руку Филипа ее пальцы. – Если она вернулась и пристает к тебе, мы должны знать.
   – Не в первый раз.
   – Но в последний! – гневно заявил Кэм. – Сет, что происходит, черт возьми? Она уже возвращалась, а ты ни разу не упомянул об этом?
   – Я не видел смысла в том, чтобы волновать всех… так, как ты завелся сейчас.
   – К черту! Когда? Когда она начала докучать тебе?
   – Кэм…
   – Анна, если хочешь сказать, чтобы я успокоился, побереги дыхание. Сет, я задал вопрос!
   – Мне тогда было около четырнадцати…
   – Черт тебя побери! – Кэм оттолкнулся от стола. Сидевшая напротив него Дрю подскочила. Никогда прежде не видела она такой ярости, такой безумной готовности смести все на своем пути.
   – Она вертелась рядом с тобой все это время, годами, а ты и словом не обмолвился!
   – Пока не вижу причин орать на него. – Этан подался вперед, опершись руками о стол и, хотя голос его прозвучал спокойно, по блеску его глаз Дрю поняла: эта ярость не менее смертоносна, чем ярость брата. – Ты давал ей деньги?
   Сет хотел ответить, но только пожал плечами.
   – Ты платил ей? Ты все это время ей платил?! – изумился Кэм, сверля взглядом Сета. – Что с тобой стряслось, черт побери? Мы пинками прогнали бы эту алчную задницу до Небраски, если бы ты сказал хоть одно треклятое слово! Мы приняли все правовые меры, чтобы оградить тебя от нее! Почему, черт возьми, ты позволил ей доить себя?!
   – Я сделал бы все, что угодно, лишь бы она не трогала никого из вас. Это были просто деньги. Бога ради, да плевал я на деньги, если она снова исчезала!
   – Но она вернулась, – тихо сказала Анна. Тихо, потому что сама еле сдерживала гнев. Если бы он выплеснулся наружу, то ярость Кэма показалась бы детской истерикой. – Не так ли?
   – Да, но…
   – Ты должен был довериться нам. Ты должен был понимать, что мы тебя поддержим.
   – О боже, Анна! Я понимал это.
   – Не похоже, – резко сказал Кэм.
   – Я давал ей деньги. Просто деньги. Я не знал, как иначе защитить вас. Я должен был сделать что-то, хоть что-нибудь, чтобы отблагодарить вас.
   – Отблагодарить нас? За что?!
   – Вы спасли меня. – Такая буря чувств прозвучала в голосе Сета, такое отчаяние, что все затихли. – Вы дали мне все хорошее, что у меня когда-либо было, чистое, нормальное. Вы изменили свои жизни ради меня и сделали это тогда, когда я еще был для вас никем. Вы взяли меня в семью. Черт побери! Черт побери, Кэм, вы сделали меня тем, кто я есть!
   Кэм не сразу обрел дар речи, но, когда заговорил, вынес окончательный, не подлежащий обжалованию приговор:
   – Я никогда больше не желаю слышать эту чушь. Я не желаю ничего слышать о траханных чеках и траханных балансах.
   – Он не это имел в виду, – тихо сказала Грейс, борясь со слезами. – Сядь, Кэм, сядь и не наказывай его так. Он прав.
   – Что значит прав, черт побери? – Кэм плюхнулся на стул. – О чем ты?
   – Он никогда не дает мне об этом говорить, – выдавил Сет. – Никто из них не дает…
   – Помолчи, – оборвала его Грейс. – Они действительно спасли тебя, и начали спасать, когда ты был для них всего лишь данным отцу обещанием. Потому что они любили его. А потом они делали это для тебя, потому что любили тебя. Все мы любили тебя. Если бы ты не испытывал благодарности за то, что они сделали, за то, что они никогда не переставали делать, тогда с тобой, конечно, не все было бы ладно.
   – Я хотел…
   – Подожди. – Грейс достаточно было шевельнуть пальцем, чтобы заставить его замолчать. – Но любовь не требует оплаты. В этом прав Кэм. Никаких чеков и балансов.
   – Я должен был что-то вернуть. Но дело не только в этом. Она всякое говорила про Обри.
   Под его взглядом Грейс смертельно побледнела. Тихонько плакавшая Обри встрепенулась.
   – Что? Она использовала меня?
   – Просто говорила, что, мол, какая Обри хорошенькая, и разве не жаль будет, если с ней что-нибудь случится? Или с ее маленькой сестренкой. Или с ее двоюродными братьями. Господи, я запаниковал. Мне было всего четырнадцать. Я до смерти боялся, что, если скажу кому-нибудь, она доберется до Обри или до остальных малышей.
   – Конечно, боялся, – отозвалась Анна. – На это она и рассчитывала.
   – И когда она сказала, что я в долгу перед ней за все доставленные неприятности, что ей нужно несколько сотен на дорогу, я решил, что это лучший способ избавиться от нее. Господи, Грейс была беременна Диком, а Кевин и Брэм были совсем маленькими. Я просто хотел, чтобы она уехала как можно дальше от них.
   – Она это понимала. – Сибил вздохнула, поднялась и пошла за кофейником. – Она понимала, как много семья значит для тебя, и использовала это. Она всегда отлично умела нажимать на нужные кнопки. Она и мной крутила, как хотела, когда мне было гораздо больше четырнадцати. – Разливая кофе по кружкам, Сибил сжала плечо Сета. – Рэй был взрослым, но и он платил ей.
   – Она исчезала на несколько месяцев, даже лет. Но всегда возвращалась. Я держал деньги наготове. Моя доля доходов от верфи и наследства Рэя, а потом то, что я выручал за картины. Она дважды подкатывалась ко мне в колледже. Когда она явилась в третий раз, я понял, что она никуда не уедет, а если и уедет, то ненадолго. Я понимал, что глупо платить ей. Подвернулся шанс уехать в Европу учиться и работать. Я воспользовался им. Какой смысл ей сюда возвращаться, если я уехал?
   – Сет. – Анна дождалась, пока он посмотрит ей в глаза. – Ты уехал в Европу, чтобы избавиться от нее? Чтобы увести ее от нас?
   В его взгляде на Анну было столько неистовства, столько любви, что у Дрю перехватило дыхание.
   – Я хотел уехать в любом случае. Я должен был выяснить, что я могу сам, чего я стою. Это просто была еще одна дверь, которую открыли мне вы. Но где-то в глубине… Ну, это был еще один повод, вот и все.
   – Ладно. – Этан медленно повернул свою кружку. – Тогда ты делал то, что считал своим долгом. Что происходит сейчас?
   – Месяца четыре назад она объявилась на моем пороге в Риме. С каким-то мужиком. Она прослышала обо мне и решила, что может сорвать большой куш. Сказала, что обратится к журналистам, к владельцам галерей и выложит всю историю. Свою историю, – поправился он. – Снова обольет грязью имя Рэя. Я откупился от нее и вернулся домой. Я хотел вернуться. Но получилось, что я притащил ее за собой.
   – Ты никогда никуда ее не притаскивал, – вмешался Филип. – Вбей это в свою глупую голову!
   – Она угрожала тебе, Дрю? – Ярость снова вскипела в голосе Кэма. – Она пыталась причинить тебе вред?
   – Нет. – Дрю покачала головой. – Она знает про нас с Сетом, и меня тоже использовала как оружие против него. Из того, что я слышала и слышу о ней, можно сделать лишь один вывод: она хочет не только денег, она хочет, чтобы он страдал. Чтобы все вы страдали. Я не согласна с тем, что делал Сет, но я понимаю, почему он это делал. – Дрю обвела взглядом лица всех, сидевших за столом. – Вообще-то мне здесь не место. Это семейное и очень личное дело, но никто не спросил, почему я здесь.
   – Вы с Сетом, – просто сказал Филип.
   – Вы не понимаете, какие вы особенные. Все вы… единое целое. Сет пытался защитить это единство, и неважно, было это правильно или неправильно, умно или глупо. Важно то, что он слишком сильно любил вас, чтобы поступить иначе… и она это знала. Теперь это надо прекратить.
   – Умная девочка, – сказал Кэм. – Ты заплатил Глории сегодня, парень?
   – Нет, она выдвинула новые условия. Обратится в прессу, выложит свою версию и так далее и тому подобное. – Сет пожал плечами и вдруг понял, насколько легче ему стало. – Но у нее новая идея – втянуть во все это Дрю. Сенаторская внучка и сексуальный скандал. Репортеры хлынут в ее магазин, набросятся на всех вас, на ее семью.
   – Пошла она к черту, – отчетливо произнесла Обри.
   – Еще одна умная девочка. – Кэм подмигнул Обри. – Сколько Глория хочет на этот раз?
   – Миллион.
   Кэм поперхнулся кофе.
   – Миллион… миллион траханных долларов?!
   – Она не получит ни цента. – Анна нахмурилась, похлопала Кэма по спине. – Ни цента. Ни в этот раз и никогда больше. Верно, Сет?
   – Когда я сидел с ней в той дыре, я понимал, что это надо прекратить. Пусть делает что хочет.
   – Мы не будем сидеть сложа руки, – пообещал Филип. – Когда ты должен с ней встретиться?
   – Завтра вечером. С авансом в десять тысяч долларов.
   – Где?
   – В грязном баре в Сент-Майкле.
   – Мне нравится ход твоих мыслей, Фил. – Кэм улыбнулся во весь рот. – Жду не дождусь этой встречи!
   – Да, я молодец.
   Грейс встала из-за стола.
   – Пожалуй, я займусь завтраком. А вы расскажете нам, что придумали.

   Высказывались самые разные предложения, кипели споры, с языков легко слетали невероятные, с точки зрения Дрю, прозвища, звенел смех. На сковородах шипел бекон и подрумянивалась яичница, в кофейнике закипал кофе.
   Интересно, думала Дрю, я отупела от недостатка сна или чужак просто не в состоянии угнаться за полетом мысли Куинов?
   Когда она приподнялась, чтобы помочь накрыть на стол, Анна удержала ее за плечо.
   – Посиди, дорогая. Ты выглядишь такой измученной.
   – Я в полном порядке. Просто не все понимаю. Конечно, Глория не совершила настоящего преступления, но мне кажется, вам следует обратиться в полицию или к адвокату, а не разбираться с ней самостоятельно.
   Все разговоры разом прекратились. Несколько секунд слышались лишь бульканье кофе в кофейнике и шипенье жарящегося мяса.
   – Ну, – задумчиво начал Этан, – это один из вариантов. Думаю, копы просто скажут Сету, каким же он был идиотом, что вообще давал ей деньги. Мне казалось, этот пункт мы уже обсудили.
   – Она его шантажировала!
   – Некоторым образом, – согласился Этан. – Но ведь за это ее не арестуют, не так ли?
   – Нет, но…
   – А адвокат, я думаю, напишет кучу всяких бумажек. Может, нам даже удастся предъявить ей иск. Иск можно предъявить кому угодно за что угодно. Может, дело дойдет до суда. И тогда очень долго будет очень много грязи.
   – Мало просто остановить вымогательство, – не унималась Дрю. – Она должна заплатить за все, что сделала. Анна, вы работаете в государственной системе…
   – Работаю. И верю в нее. И знаю ее изъяны. Как бы я ни хотела, чтобы эта женщина заплатила за каждую минуту боли, тревог и страданий Сета, я знаю, что ничего не получится. Мы можем заняться только тем, что происходит сейчас.
   – Мы сами деремся за своих, – подвел итог Кэм. – Семья дерется.
   Дрю наклонилась к нему:
   – И вы думаете, что я драться не буду?
   Кэм откинулся на спинку стула.
   – Дрю, вы хорошенькая, как картинка, но сидите за этим столом не для украшения. Вы тоже будете драться. Куины не влюбляются в бесхребетных женщин.
   Дрю не отвела взгляда.
   – Это был комплимент?
   Кэм ухмыльнулся.
   – Два комплимента!
   Дрю отстранилась, кивнула.
   – Ладно. Разбирайтесь по-своему… как подобает Куинам. Но я думаю, что полезно проверить – учитывая ее образ жизни и привычки – не выписаны ли на нее судебные ордеры. Один звонок моему деду, и информация будет у нас до завтрашнего вечера. Не повредит, если она поймет, что и мы можем играть грубо.
   – Она мне нравится, – сообщил Кэм Сету.
   – Мне тоже. – Сет взял Дрю за руку. – Я не желаю втягивать в это твою семью…
   – Нежелание втягивать в это твою семью и меня привело к тому, что мы сидим здесь в четыре часа ночи. – Она взяла у Обри блюдо, положила на свою тарелку кусок яичницы. – Как сработала твоя блестящая идея напиться и бросить меня?
   Сет взял у нее блюдо, попытался выдавить улыбку.
   – Лучше, чем ожидалось.
   – Не благодаря тебе. И не советую продолжать в том же духе. Передай мне солонку.
   Под изумленными взглядами всей семьи он потянулся к ней, обхватил ладонями ее лицо и поцеловал в губы. Поцелуй оказался жарким и долгим.
   – Дрю, я люблю тебя.
   – Хорошо. Я тоже тебя люблю. – Она легко сжала его запястье. – А теперь передай мне все-таки солонку.

   Сет не думал, что сможет заснуть, но отключился на целых четыре часа. Он проснулся в своей старой комнате, одурманенный, сбитый с толку. А потом его словно током ударило: Дрю нет рядом.
   Спотыкаясь, он выбрался из комнаты, спустился вниз и нашел в кухне только Кэма.
   – Где Дрю?
   – Уехала на работу. Около часа назад. Одолжила твою машину.
   – Уехала? Господи… – Сет потер лицо, попытался подключить мозги, отказавшие от слишком большого количества виски и кофе, от слишком короткого сна. – Могла бы пропустить один день. Вряд ли она успела выспаться.
   – Она выглядела гораздо лучше тебя, приятель.
   – Да… ну… она же не вылакала полбутылки виски.
   – За удовольствия приходится платить.
   – Да. – Сет открыл шкафчик, стал искать аспирин. – Ты мне еще рассказываешь!
   Кэм налил в стакан воды, протянул Сету.
   – Выпей и прогуляемся.
   – Мне надо привести себя в порядок, съездить в город. Может, помогу Дрю в магазине…
   – Она продержится сама несколько лишних минут. – Кэм открыл кухонную дверь. – Поговорим снаружи.
   – Если хочешь меня поколотить, сейчас это нетрудно.
   – Подумывал об этом. Но, пожалуй, на сегодня достаточно.
   – Послушай, я знаю, я все испортил…
   – Заткнись. – Кэм вытолкал Сета во двор. – Я должен тебе кое-что сказать.
   Кэм вполне предсказуемо направился к причалу. Солнце уже жарило вовсю. Едва ли девять часов утра, а воздух уже загустел, предвещая еще более сильную жару.
   – Ты меня разозлил, – начал Кэм. – Я почти успокоился, но кое-что еще нужно прояснить… я говорю и за Этана, и за Фила. Понял?
   – Да, понял.
   – Мы ни от чего не отказывались ради тебя. Заткнись! – рявкнул он, увидев, что Сет открыл рот. – Просто молчи и слушай, черт побери. – Кэм глубоко вздохнул. – Хм, похоже, я все-таки не успокоился. Грейс кое в чем права, и я не собираюсь с ней спорить. Но никто из нас ничем не жертвовал.
   – Ты хотел участвовать в гонках…
   – И участвовал! Я же велел тебе заткнуться. Так помолчи, пока я не выскажусь. Тебе было десять лет, и мы делали то, что должны были делать. Никому не нужны твои траханные обязательства, никому не нужна никакая плата, и если ты думаешь иначе, то это оскорбление.
   – Все не так.
   Кэм придвинулся к нему.
   – Тебе язык узлом завязать или ты все же заткнешься?
   Снова почувствовав себя десятилетним, Сет только пожал плечами.
   – Все изменилось для тебя так, как должно было измениться. И все изменилось для нас. Только подумай, что если бы я не увяз здесь с костлявым, языкатым, наглым пацаном, то никогда не встретил бы Анну. Я прожил бы всю жизнь без нее… и без Кевина, и без Джейка. Та же история с Филом и Сибил. Они нашли друг друга только потому, что подвернулся ты. Думаю, Этан и Грейс до сих пор – через двадцать лет – только встречались бы, если бы их не подтолкнула ситуация, частью которой был ты. Кэм сделал паузу. – Итак, сколько мы тебе должны за наших жен и детей? За то, что ты вернул нас домой, за то, что предоставил нам повод начать собственное дело?
   – Мне жаль.
   Кэм сокрушенно дернул себя за волосы.
   – Я не хочу, чтобы ты жалел! Я хочу, чтобы ты очухался!
   – Я очухался. Я не чувствую себя Джорджем Бейли, но я очухался. Бабушка… Стелла сказала, что я должен об этом подумать.
   – Да, она любила старые фильмы. Если кто и смог бы вбить что-то в твою упрямую голову, так только мама.
   – Думаю, я и к ней не прислушался бы. Полагаю, она тоже злится на меня. Я должен был сразу вам все рассказать.
   – Не рассказал, и проехали. Начнем с начала. Сегодня вечером мы с ней разберемся.
   – Жду с удовольствием! – Сет с улыбкой повернулся к Кэму. – Никогда не думал, что скажу это, но я просто предвкушаю сегодняшнюю встречу с ней. Давно пора. Итак… ты хочешь отшлепать меня или подраться?
   – Возьми себя в руки. Просто хотел внести ясность. – Кэм по-дружески обхватил Сета за плечи… и столкнул его в воду. – Не знаю почему, – сказал он, когда голова Сета появилась над водой, – но после этого я всегда чувствую себя лучше.
   – Всегда рад помочь. – Сет отплевался и снова погрузился с головой.

   – Ты остаешься. И точка.
   – И в какой момент ты решил, что можешь диктовать мне, куда ходить и что делать? Прокрути-ка пленку назад, должно быть, в первый раз я не заметила.
   – Я не собираюсь спорить.
   – О нет, – Дрю мило улыбнулась, – собираешься.
   – Я не позволю ей приблизиться к тебе. Это раз. Место нашей встречи – грязная забегаловка, и тебе там не место. Это два.
   – Понимаю. Теперь ты решаешь, где мне место. Эту песню я слышу всю свою жизнь и терпеть ее не могу.
   – Дрю… – Сет умолк, дошел до задней двери кухни, вернулся. – Мне и так тяжело, так еще придется слушать, как эта идиотка тебя оскорбляет!
   – Не знаю, почему ты решил, что я не могу справиться с идиоткой. С тобой же я справилась!
   – Очень смешно, и я от души посмеюсь с тобой, только позже. Я хочу поскорее покончить с этим и забыть. Пожалуйста. – Сет сменил тактику, ласково приобнял ее. – Останься здесь и позволь мне исполнить свой долг. – В его глазах теперь было смятение, а не гнев.
   – Ну, если ты так вежливо просишь…
   Сет расслабился, прижался лбом к ее лбу.
   – Ладно, отлично. Может, приляжешь пока? Ты почти не спала прошлой ночью.
   – Сет, не перегибай палку!
   – Хорошо. Мне пора.
   – И помни: ты знаешь, кто ты. – Она коснулась губами его губ. – И я знаю. А она не знает. Никогда не знала.

   Дрю отпустила его и стояла на пороге вместе с остальными женщинами семейства Куин, пока не исчезли за поворотом два автомобиля.
   Анна перестала махать им вслед, опустила руку.
   – Наши сильные смелые мужчины отправились сражаться. А мы, женщины, остались в безопасном убежище.
   – Надеваем фартуки, – процедила сквозь зубы Обри. – Режем картофельный салат к завтрашнему пикнику.
   Дрю обвела взглядом женщин, увидела в их глазах решимость, которая наверняка сверкала в ее собственных.
   – Я так не думаю.
   Сибил повела плечами, взглянула на часы:
   – Сколько времени мы им дадим?
   – Минут пятнадцать, – решила Анна.
   Грейс кивнула.
   – Возьмем мой фургон.
   Сет сидел за стойкой, хмуро глядя на нетронутое пиво. Он испытывал легкий страх. Ну, что ж, вполне естественно. Глория всегда внушала ему страх. Эта забегаловка – идеальное место для решающей схватки с ней, с его детскими страхами, с его призраками и демонами. Когда все закончится, он выйдет отсюда, оставив позади все свои невзгоды, как еще одно пятно на грязном полу.
   Ему просто необходимо снова почувствовать себя чистым, цельным. Интересно, понял бы Рэй эти тошнотворные метания между яростью и отчаянием?
   Ему нравилось думать, что Рэй его понял бы. Ему нравилось думать, что частичка Рэя сидит рядом с ним в этом баре.
   Однако когда Глория вошла, они остались вдвоем. Пьяницы, бильярдисты, бармен, даже призрачная связь с дедом исчезли.
   Только Сет и его мать.
   Она плюхнулась на табурет, закинула ногу на ногу и подмигнула бармену.
   – Ты сегодня какой-то встрепанный, – обратилась она к Сету. – Тяжелая выдалась ночка?
   – Ты выглядишь не лучше. Знаешь, я сидел тут и думал. У тебя ведь все было, когда ты росла.
   – Дерьмо! – Глория вцепилась в джин с тоником, поставленный перед ней барменом. – Много ты знаешь!
   – Большой дом, полно денег, хорошее образование…
   – К черту. – Она отхлебнула джина. – Куча подонков и придурков.
   – Ты ненавидела их.
   – Моя мать – холодная рыбина, отчим – затюканный слабак. И еще Сибил, идеальная дочка. Я не могла дождаться, когда же уберусь оттуда и заживу по-человечески.
   – Ничего не знаю о твоих родителях, да и я их не интересую, но ведь Сибил никогда не обижала тебя. Она приняла тебя, приняла нас обоих, когда ты свалилась ей на голову. У тебя не было денег, тебе некуда было деваться…
   – И она решила, что может командовать мной. Надменная сука!
   – Поэтому ты обокрала ее в Нью-Йорке? Она тебя приютила, а ты ее обчистила.
   – Я взяла то, что мне было нужно. Только так и следует идти по жизни. Я же должна была содержать тебя, не так ли?
   – Бред собачий! Тебе всегда было наплевать на меня. Ты не скинула меня Сибил только потому, что она меня полюбила, и ты это поняла. Ты забрала меня, украла ее вещи потому, что ненавидела ее. И украла, чтобы купить наркотики.
   – О, да! Она была бы счастлива, если бы я тебя оставила. Задрала бы нос и хвасталась перед всеми, какая она праведница, а меня обливала бы грязью. Будь она проклята! Все, что я взяла у нее, было моим по праву. Надо брать от жизни все. Я так и не смогла тебя этому научить.
   – Ты многому меня научила.
   Глория встряхнула стакан, в котором не осталось ничего, кроме льда. Просигналила бармену принести еще джина.
   – Рэй даже не знал о тебе, но ты и его ненавидела. А когда он узнал, то пытался тебе помочь, только ты его еще больше возненавидела.
   – Он был мне должен. Если ублюдок расстегнул ширинку и трахнул какую-то идиотку, он должен платить.
   – И он заплатил. Он не знал, что Барбара забеременела. Он не знал о твоем существовании, но когда ты сказала, он заплатил. А тебе было мало. Ты пыталась погубить его своей ложью. Ты воспользовалась его порядочностью и продала меня ему, как надоевшего щенка.
   – Десять лет я таскалась с тобой и до смерти от тебя устала, умник. Ты был мне обузой. Старик Куин должен был мне за внука. И для тебя все обернулось отлично, не так ли?
   – Наверное, я тебе за это должен. Салют. – Он глотнул пива. – Но и для тебя все складывалось отлично, во всяком случае, пока он был жив. Ты выбивала из него деньги, используя меня как наживку.
   – Эй, он мог вышвырнуть тебя обратно в любой момент. Ты был ему никто, как и я.
   – Да, попадаются дураки и слабаки, которые верят, что обещание, данное десятилетнему мальчишке, надо выполнять. А еще эти размазни верят, что ребенок заслуживает шанса на приличную жизнь, дом, семью. Рэй все это дал бы и тебе, если бы ты захотела.
   – Думаешь, я хотела прозябать в паршивом городишке, преклоняясь перед стариком, который подбирает беспризорников? – Глория залпом выпила свой джин. – Твоя история, не моя. Ты получил что хотел, так чего скулить? И если хочешь это сохранить, плати. Как всегда платил. Аванс принес?
   – Глория, как ты думаешь, сколько ты выжала из меня за все эти годы? Плюс то, что заплатил тебе Рэй. Должно быть, пара сотен тысяч, не меньше. Конечно, от братьев тебе ничего не досталось. Ты пыталась, но привычная ложь, угрозы, шантаж не помогли. Их не так-то легко доить. У тебя лучше получается со стариками и детьми.
   Глория самодовольно ухмыльнулась.
   – Заплатили бы, если бы я захотела. Но у меня были дела повыгоднее, рыбка пожирнее. А ты крутись сам. Хочешь сохранить свою репутацию и сенаторскую внучку – плати.
   – Да, ты уже говорила. Уточним твои условия. Я плачу тебе один миллион долларов, включая сегодняшний аванс в десять тысяч долларов…
   – Наличными.
   – Конечно, наличными. Иначе ты обращаешься в прессу, к семье Дрю и плетешь паутину лжи о том, как Куины, включая Рэя, воспользовались твоей беззащитностью и как жестоко с тобой обращались. Ты обольешь грязью их, меня, Дрю. Бедная отчаявшаяся женщина, совсем девочка, боролась с трудностями, стараясь вырастить дитя, просила помощи, но ее заставили отказаться от ребенка…
   – Отлично! Сенсация недели.
   – И ни слова о том, что ты вытворяла, когда твой ребенок находился в соседней комнате, о мужчинах, которые пытались добраться до него. Ни слова о наркотиках, алкоголе, избиениях…
   – Ах, как жалостливо! – Глория наклонилась к нему, почти нос к носу. – Ты был чертовым занудой. Тебе еще повезло, что я столько с тобой возилась! – Она понизила голос: – И тебе повезло, что я не продала тебя одному из своих приятелей. Некоторые готовы были неплохо заплатить.
   – Продала бы рано или поздно.
   Глория пожала плечами.
   – Хоть какую-то выгоду я должна была от тебя получить?
   – Ты выжимала из меня деньги с тех пор, как мне исполнилось четырнадцать лет. Я платил, чтобы защитить свою семью и себя. Главным образом я платил, потому что душевный покой дороже денег. Я позволял тебе шантажировать себя.
   – Я хочу только то, что мне причитается. – Глория схватила третий стакан. – Я предлагаю честную сделку. Один крупный платеж, и наслаждайся своей тихой скучной жизнью. Обманешь меня – потеряешь все.
   – Миллион долларов, или ты пойдешь на все, чтобы навредить моей семье, разрушить мою карьеру и мои отношения с Дрю.
   – Коротко и ясно. Плати.
   Сет оттолкнул свое пиво, посмотрел ей в глаза.
   – Ни сейчас, ни когда-либо в будущем.
   Глория сгребла в кулак его рубашку на груди:
   – Не вздумай обмануть меня!
   – Уже подумал. И обманул. – Он вытащил из кармана маленький диктофон. – Здесь все, что мы говорили. Это создаст тебе серьезные проблемы в суде, если я решу обратиться к копам.
   Глория попыталась схватить диктофон, но Сет сжал ее запястье.
   – И, к слову о копах, они с интересом узнают, что ты нарушила обязательство по залогу в Форт-Уорте. Приставание к мужчинам и хранение наркотиков. Высунешь нос из норы, и какой-нибудь крутой агент ФБР будет счастлив вернуть тебя в Техас.
   – Сукин сын!
   – Очень верно подмечено, – кивнул Сет. – Валяй, попробуй продать свою версию событий. Думаю, любой, кто захочет написать о тебе, сильно заинтересуется этим неформальным интервью.
   – Мне нужны мои деньги! – взвизгнула Глория и выплеснула остатки джина ему в лицо.
   Четверка бильярдистов оглянулась. Самый здоровый похлопал кием по ладони, вопросительно посмотрел на Сета.
   Глория соскочила с табурета, чуть не плача от ярости, и заорала:
   – Он украл мои деньги!
   Четверо мужчин двинулись к ним. Сет соскользнул с табурета.
   В бар вошли его братья и встали рядом с ним плечом к плечу.
   – Силы сравнялись. – Кэм сунул большие пальцы в передние карманы джинсов и, грозно скривившись, взглянул на Глорию. – Давно пора.
   – Ублюдки! Вы все траханные ублюдки! Отдайте то, что мне принадлежит!
   – У нас нет ничего твоего, – тихо сказал Этан. – И никогда не было.
   – Я что-нибудь у нее брал? – спросил Сет у бармена.
   – Нет, – ответил тот, продолжая вытирать стойку. – Но если ищете неприятностей, идите отсюда.
   Филип обвел взглядом лица четырех бильярдистов:
   – Ищете неприятностей?
   Здоровяк еще пару раз хлопнул кием по ладони, скривился.
   – Боб сказал, что парень ничего не брал, значит, он ничего не брал. Остальное не мое дело.
   – А ты, Глория? Ты ищешь неприятностей? – спросил Филип.
   Не успела та открыть рот, как дверь распахнулась, и вошли женщины.
   – Черт побери! – пробормотал Кэм. – Кто бы сомневался!
   Дрю направилась прямо к Сету, взяла его за руку.
   – Привет, Глория! Забавно, но моя мать вас совсем не помнит. И вы ей совершенно не интересны. А вот мой дедушка вами заинтересовался. – Она достала из кармана листок бумаги. – Здесь номер телефона его офиса в сенате. Он будет счастлив поговорить с вами, если вы соизволите ему позвонить.
   Глория выхватила листок и отшатнулась, поскольку Сет угрожающе надвинулся на нее.
   – Вы все об этом пожалеете! – Она протиснулась мимо них, на мгновение остановилась и обожгла Сибил ненавидящим взглядом.
   – Глория, тебе не следовало возвращаться, – сказала Сибил. – Давно пора забыть о нас.
   – Сука! Ты еще пожалеешь! Вы все пожалеете! – Злобно зарычав, Глория вылетела за дверь.
   – Дрю, ты должна была остаться дома, – вполголоса произнес Сет.
   Она коснулась его щеки.
   – Ничего подобного.

19

   Дом и двор были забиты людьми. В котле варились крабы. Полдюжины столов ломились от еды.
   Ежегодный пикник Куинов в честь Четвертого июля был в самом разгаре.
   Сет налил себе пива из бочонка и уселся в тени, чтобы отдохнуть от разговоров и порисовать.
   Мой мир, думал он. Друзья, родные, напевные голоса побережья, детские крики. Острые ароматы крабов, пива, детской присыпки и травы. И воды.
   Недалеко от берега скользила лодка под ярко-желтым парусом. Пес Этана бултыхался с Обри на мелководье, как в прежние времена. Слышался смех Анны и звон набрасываемых на колышек подков.
   День независимости, думал он. Этот он не забудет до конца своих дней.
   – Мы начали устраивать эти пикники задолго до твоего рождения, – сказала Стелла из-за его спины.
   Карандаш выпал из его пальцев. На этот раз никакого сна, подумал он, задыхаясь от изумления. Он сидел в теплой пятнистой тени, окруженный шумной толпой.
   И разговаривал с призраком.
   – Я сомневался в том, что вы говорили со мной.
   – Ты чуть все не испортил и здорово меня разозлил. Но в конце концов все уладил.
   С довольным видом она сидела в тени в той же шляпке цвета хаки, в красной рубашке и мешковатых синих шортах. Сет машинально подобрал карандаш, перевернул страницу и начал ее рисовать.
   – Я подсознательно всегда боялся ее, но сейчас страх прошел.
   – Хорошо. Так и держись, ведь она еще причинит тебе неприятности. Господи, только посмотри на Кроуфорда! Когда это он так постарел? Время бежит, как ни пытайся его остановить. Кое-что проходит безвозвратно, кое-что есть смысл повторять. Как этот пикник. Год за годом, год за годом…
   У Сета сжалось горло, но он продолжал рисовать.
   – Вы больше не вернетесь?
   – Нет, милый. Я больше сюда не вернусь.
   Стелла коснулась его, и он понял, что навсегда запомнит ощущение ее ладони на своем колене.
   – Пора смотреть вперед, Сет. Не нужно забывать прошлое, но ты должен смотреть вперед. Взгляни на моих мальчиков. – Она протяжно вздохнула, разглядывая Кэма, Этана, Филипа. – Совсем взрослые, семейные люди. Я рада, что, пока еще дышала, говорила им, как любила их, как гордилась ими… – Стелла улыбнулась, похлопала Сета по колену. – Рада, что подвернулся шанс сказать тебе, как я люблю тебя. И горжусь тобой.
   – Бабушка…
   – Будь счастлив, мальчик, а то я опять рассержусь на тебя. А вот и твоя девушка, – сказала она и исчезла, а его сердце сжалось в груди.
   Дрю присела рядом с ним.
   – Не соскучился по компании?
   – Соскучился. По тебе.
   – Так много людей! – Дрю откинулась назад, оперлась на локти. – Наверное, Сент-Крис похож сейчас на город-призрак.
   – Почти все сюда заглянут, хотя бы на пару минут. К сумеркам многие разойдутся, а оставшиеся будут смотреть фейерверк.
   Кое-что проходит безвозвратно, кое-что есть смысл повторять.
   – Друзилла, я люблю тебя. Просто подумал, что это нужно повторить.
   Она повернула голову, увидела улыбку на его лице.
   – Можешь повторять это, когда пожелаешь. А если проводишь меня домой, мы устроим собственный фейерверк.
   – Это будет свидание.
   Дрю распрямилась, внимательно рассмотрела его рисунок.
   – Замечательно. Такое волевое лицо… и дружелюбное. – Она огляделась в поисках модели. – Где она? Я ее не помню.
   – Ее здесь больше нет. – Сет бросил последний взгляд на рисунок и ласково закрыл альбом. – Хочешь поплавать?
   – Жарко, но я не захватила купальник.
   – Неужели? – Он встал, ухмыляясь, поднял ее с травы. – Но ты же умеешь плавать?
   – Конечно, умею. – Не успели эти слова сорваться с ее языка, как она поняла, почему так блестят его глаза. – Даже не думай.
   – Слишком поздно. – Он подхватил ее.
   – Не… – Она извивалась, брыкалась и совсем запаниковала, когда Сет побежал к причалу. – Это не смешно!..
   – Погоди, будет очень смешно. Не забудь затаить дыхание!
   Он добежал до конца причала и прыгнул.

   – Семейная традиция Куинов, – сказала Анна, вручая Дрю сухую рубашку. – Не могу объяснить почему, но они всегда это делают.
   – Я потеряла босоножку.
   – Возможно, они ее найдут.
   Дрю села на кровать.
   – Мужчины такие странные!
   – Мы просто должны помнить, что в некоторых областях они просто пятилетние сорванцы. Эти босоножки должны вам подойти.
   – Спасибо. О, они роскошные!
   – Я люблю хорошую обувь. Я испытываю вожделение к хорошей обуви.
   – А у меня так с сережками. Никогда не могу устоять.
   – Вы мне очень нравитесь.
   Дрю подняла глаза на Анну.
   – Спасибо. Вы мне тоже очень нравитесь.
   – Это бонус. Я приняла бы любую женщину, которую полюбил бы Сет. Как и все мы. Поэтому вы – отличный бонус. Я давно хотела вам это сказать.
   – Я… я не привыкла к таким семьям, как ваша.
   – А кто привык? – Анна рассмеялась и присела на кровать рядом с Дрю.
   – Моя семья не так великодушна. Я попытаюсь еще раз поговорить с родителями. Узнав то, что пережил Сет, увидев, с чем он столкнулся прошлой ночью, я поняла, что должна попытаться. Но даже если мы достигнем взаимопонимания, мы никогда не будем такими, как вы. Они не примут его так радушно, как приняли меня вы.
   – Зря вы так в этом уверены. – Анна обняла Дрю за плечи. – Он способен очаровать кого угодно.
   – И очаровал меня. Я люблю его. – Дрю прижала ладонь к животу. – Это так страшно.
   – Я знаю это чувство. Скоро стемнеет. – Анна легко сжала плечо Дрю. – Давайте выпьем по бокалу вина и найдем местечко, откуда удобно смотреть шоу.
   Когда Дрю вышла во двор, Сет уже ждал ее с одной очень мокрой полотняной босоножкой и сконфуженной улыбкой.
   – Я ее нашел.
   Дрю схватила босоножку и поставила ее у задней двери рядом с подружкой.
   – Ты свинья!
   – Миссис Монро принесла домашнее персиковое мороженое. – Он вытащил из-за спины и протянул ей рожок, с верхом набитый мороженым.
   Дрю фыркнула, но рожок взяла.
   – Хочешь посидеть со мной на траве и посмотреть фейерверк?
   – Возможно.
   – Поцелуешь меня, когда все отвернутся?
   – Возможно.
   – Поделишься мороженым?
   – Ну уж нет!

   В то время, как Сет клянчил у Дрю мороженое, а возбужденные детишки скакали по двору в предвкушении первого взрыва салюта в ночном небе, Глория Делотер свернула на стоянку перед «Кораблями Куинов».
   Она резко надавила на тормоз и некоторое время наслаждалась своей яростью, приправленной пинтой джина.
   Они заплатят. Все они заплатят. Ублюдки. Решили, что могут напугать ее. Всем стадом разрушили ее планы и отправились в свой дурацкий дом насмехаться над ней.
   Посмотрим, кто будет смеяться последним, когда она разберется с ними.
   Они ей должны. В порыве удушающей ярости Глория ударила по рулю. Они еще пожалеют.
   Пожалеет ублюдок, которого она родила. Пожалеют проклятые Куины.
   Глория выбралась из машины, спотыкаясь, добрела до багажника. Господи, как же она любит алкогольный дурман! Только придурки идут по жизни трезво и прямо. Мир полон придурков, думала она, пытаясь вставить ключ в замок багажника.
   Глория, ты должна лечиться от алкогольной зависимости, вот что они твердили ей всю жизнь. Ее никчемная мать, ее подкаблучник-отчим, ее надменная сестрица. Святой простофиля Рэй Куин.
   Все это чушь собачья.
   С четвертой попытки Глории удалось вставить ключ в замок. Она подняла крышку и, заулюлюкав от восторга, вытянула из багажника две канистры с бензином.
   – Сейчас устроим классный фейерверк.
   Глория снова споткнулась, потеряла туфлю, но спьяну не заметила. Прихрамывая, она подтащила канистры к двери, распрямилась, перевела дух.
   Она долго пыталась открутить крышку первой канистры и все это время проклинала долговязого парня с автозаправки, заливавшего бензин. Еще один придурок в мире придурков. Однако хорошее настроение вернулось, когда она плескала на двери бензин, распространяющий резкий, опасный запах.
   – Засуньте свои яхты в свои задницы, гребаные Куины!
   Глория плескала бензин на кирпич, на стекло, на прелестные кусты барбариса, посаженные Анной.
   Первая канистра опустела, и Глория взялась за вторую. С каким наслаждением она швырнула наполовину опорожненную канистру в окно и заплясала под звон бьющегося стекла! Затем она проковыляла к багажнику, достала две бутылки с бензином, заткнутые тряпками.
   – Коктейль Молотова! – Глория захихикала, качнулась. – Двойной подарочек для ублюдков!
   Она вытащила зажигалку, щелкнула ею и, улыбаясь, поднесла огонек к тряпке.
   Огонь занялся быстрее, чем она ожидала, и обжег ей пальцы. Тихо взвизгнув, Глория бросила бутылку в окно, но попала в стену. Бутылка разбилась.
   – Черт! – Языки пламени лизали кусты, траву, подползали к дверям, но ей хотелось большего.
   Глория придвинулась поближе, не обращая внимания на жар, подожгла вторую тряпку. На этот раз она метнула прицельнее, услышала звон стекла, увидела, как бутылка разбилась об пол внутри амбара.
   – Поцелуйте меня в задницу! – выкрикнула Глория, с удовольствием понаблюдала немного за разгорающимся пламенем и побежала к машине.

   Ракета взорвалась и рассыпала фонтан золотых искр по черному небу. Сет сидел на траве, устроив Дрю перед собой, обнимая ее и чувствуя себя счастливым до идиотизма.
   – Мне так не хватало всего этого в Европе! Я так хотел вновь очутиться на этом дворе Четвертого июля и смотреть на сходящее с ума небо… – Он поцеловал ее в шею. – Я получу тот, другой фейерверк?
   – Возможно. А если будешь хорошо себя вести, то, может быть, я позволю тебе…
   Они услышали громкие голоса и оглянулись. Сет вскочил, помог подняться Дрю. К ним бежал Кэм.
   – Верфь горит!

   Пожарные уже боролись с огнем. Двери и окна были выбиты, кирпичи вокруг них почернели. Сжимая кулаки, Сет смотрел на летящие в дыры водяные струи, на рвущиеся наружу клубы дыма. Думал об оборудовании и незаконченной яхте внутри амбара, о пролитых в этих стенах поте и крови, о фамильной гордости.
   Вдруг он наклонился и подцепил носком кроссовки туфлю на высоком каблуке без задника.
   – Это Глория! Дрю, останься с Анной и остальными, – сказал он и направился к братьям.

   – Ребятишки услышали взрыв и увидели отъезжающий автомобиль. – Кэм потер слезящиеся от дыма глаза. – Безусловно, это поджог. Глория оставила канистры. У полиции есть марка машины и описание внешности. Далеко она не уедет.
   – Она отомстила, – сказал Сет. – Мол, как вы со мной, так и я с вами.
   – Ну, стало быть, ее ждет сюрприз. На этот раз она точно попадет в тюрьму.
   – Она здорово нагадила нам напоследок.
   – Мы застрахованы. – Кэм пристально смотрел на почерневшие кирпичные стены, затоптанные кусты, дым, все еще вырывающийся из зияющих проемов. И чувствовал острую боль в сердце. – Однажды мы все это построили, построим снова. И если ты собираешься упиваться чувством вины…
   – Нет. – Сет покачал головой. – Это в прошлом. – Он протянул руку подошедшей Обри.
   Она сжала его пальцы.
   – Мы все живы и здоровы. Это главное. – Но не во всех слезах, струящихся по ее щекам, был виноват дым.
   – Там черт ногу сломит, – сказал Филип. Его лицо и одежда были испачканы сажей. – Но огонь потушен. Парнишки, набравшие 911, спасли наши задницы. Пожарные приехали через несколько минут.
   – Ты узнал их имена? – спросил Кэм.
   – Да. Этан разговаривает с начальником пожарной охраны. Он даст нам знать, когда можно будет войти. Нескоро – из-за расследования поджога.
   – Кто из нас попросит женщин увезти детей домой?
   Филип достал из кармана монету.
   – Испытаем удачу, Кэм. Орел – твоя головная боль. Решка – моя.
   – Согласен. Но бросаю я. Ты слишком ловок, и я тебе не доверяю.
   – Хочешь сказать, что я жульничаю?
   – С монетой? Естественно.
   – Обидно, – пожаловался Филип, но монету отдал.
   – Будь я проклят! – прошипел Кэм, выбросив орла.
   – Даже не думай заговорить о двух из трех попыток.
   Помрачневший Кэм швырнул Филипу монету и отправился спорить с женщинами.
   Филип сложил руки на груди и мрачно уставился на почерневший амбар.
   – Мы могли бы послать все к чертям собачьим, переехать на Таити, открыть бар. Днем удить рыбу и загорать, а ночами упиваться сексом с нашими женщинами.
   – Не-а. Будешь жить на острове, пристрастишься к рому, – возразил Сет. – А мне ром никогда не нравился.
   Филип хлопнул Сета по плечу.
   – Тогда, пожалуй, остаемся. Хочешь сообщить это ему? – Фил кивнул на Этана, шагающего по грязному газону.
   – Он согласится. Он тоже не любит ром.
   Но оптимизм Сета развеялся при виде выражения лица Этана.
   – Ее задержали. – Этан вытер рукавом потный лоб. – Сидела в баре меньше чем в пяти милях от города. Как ты к этому относишься, Сет?
   – Нормально.
   – Хорошо. Может, уговоришь свою девушку уехать домой? Ночь будет длинной.

   Ночь действительно оказалась длинной. Длинным был и следующий день. И наверняка пройдет еще несколько длинных недель прежде, чем «Корабли Куинов» заработают на полную катушку.
   Сет бродил по воняющему гарью пепелищу, горевал вместе с братьями и Обри по красивому, наполовину законченному корпусу яхты, превратившемуся в обугленные тиковые головешки. Он тосковал по своим рисункам, превратившимся в пепел. Конечно, он мог воспроизвести их по памяти. Но он не мог вернуть ту радость, которую принес ему каждый из них.
   Когда делать на пожарище уже было нечего, он поехал домой, отмылся и, обессиленный, свалился на кровать.
   На следующий вечер, в ранних сумерках, он поехал к Дрю. Он устал до чертиков, но мыслил так ясно, как никогда в жизни. Он вытащил из кузова одолженного у Кэма грузовика веревочные качели, достал инструменты и поплелся к веранде.
   Когда Дрю вышла из дома, он вкручивал первый крюк.
   – Ты говорила, что хочешь качели. По-моему, подходящее место.
   – Идеальное место. – Дрю подошла к нему, коснулась его плеча. – Поговори со мной.
   – Поговорю. Затем и приехал. Прости, что не смог заглянуть днем.
   – Я знаю, что ты был занят. Полгорода прошло через мой магазин, как вчера полгорода сбежалось на пожар.
   – Помощников было больше, чем работы. Пожар не добрался до второго этажа.
   Она знала. Вести распространялись так же быстро, как пламя. Но она не перебивала его.
   – Первый этаж в руинах. Огонь, дым, вода превратили все в мессиво. Придется все это выгребать. Мы потеряли большую часть оборудования, наполовину готовый корпус яхты. Сегодня был страховой агент. Все будет в порядке.
   – Да, все будет в порядке.
   Сет принялся сверлить дырку для второго крюка.
   – Глорию арестовали. Ребята узнали ее машину, а парень, продавший ей бензин, опознал ее. К тому же она оставила кучу отпечатков на канистрах. Когда ее забрали, она все еще была в одной туфле. Это становится похожим на эпидемию.
   – Сет, мне очень жаль…
   – Мне тоже. Я не беру это на себя, – добавил он. – Я понимаю, что не виноват. Ей удалось лишь повредить здание. Она не причинила вреда нам. И не может. Мы построили то, до чего ей не дотянуться. Но попыток она не прекратит.
   Он повесил на крюк одну цепь, подергал, проверяя надежность, повесил вторую.
   – Ее посадят. – Его голос звучит спокойно, но неужели он думает, что она не видит, как он устал? – Только она не изменится. Она не изменится, потому что не понимает, какая она. А когда она выйдет из тюрьмы, держу пари, она вернется, рано или поздно. За деньгами. Она останется в моей жизни, но я смогу с этим справиться. – Он подергал качели, качнул их. – Трудно просить кого-либо разделить со мной эту ношу.
   – Я собираюсь откровенно поговорить с родителями. Но не думаю, что разговор что-то изменит. Они слишком властные и неудовлетворенные. Вероятнее всего, они так и будут использовать меня как оружие друг против друга или как предлог для уклонения от проблем собственного брака. Они останутся в моей жизни, но я смогу с этим справиться… Трудно просить кого-либо разделить со мной эту ношу.
   – Наверное. Хочешь попробовать?
   – Хочу.
   Они тихо покачивались на качелях в сгущающихся сумерках.
   – Тебе нравится? – спросил он.
   – Да. Именно здесь я хотела повесить качели.
   – Дрю…
   – Что?
   – Ты выйдешь за меня замуж?
   Уголки ее губ поползли вверх.
   – Это я и планировала.
   – Хороший план. – Он взял ее руку, поднес к своим губам. – Ты родишь мне детей?
   Слезы подступили к ее глазам, и она зажмурилась.
   – Да. Это второй этап моего плана. Ты знаешь, как я люблю все планировать.
   Сет перевернул ее руку, поцеловал ладонь.
   – Состариться со мной здесь, в этом доме у воды…
   Она открыла глаза, и первая слеза скатилась по ее щеке.
   – Ты знал, что я разревусь.
   – Чуть-чуть. Вот. – Сет вынул из кармана кольцо, гладкий золотой ободок с маленьким круглым рубином. – Довольно скромное, но принадлежало Стелле… моей бабушке. – Он надел кольцо ей на палец. – Парни решили, что она захотела бы передать его мне.
   – Ох.
   – Что такое?
   Дрю прижала кольцо к щеке.
   – Я сейчас точно разревусь. Ничего прекраснее ты не мог бы мне подарить.
   Он прижался губами к ее губам, притянул к себе, и она обвила его шею руками.
   – Один умный человек сказал, что нужно смотреть вперед. Не забывать прошлое, но двигаться вперед. Будущее, наше будущее, начинается сейчас.
   – Прямо сейчас.
   Дрю положила голову на его плечо, крепко сжала его руку. Совсем стемнело. Таинственно мерцала черная вода в реке, резвились в траве светлячки. И тихо качались новые качели.

Нора Робертс На берегу

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

17

18

19

Нора Робертс
На берегу