-------
| Библиотека iknigi.net
|-------
| Ольга Юрьевна Агеева
|
| Избранное. Сборник стихотворений
-------
Ольга Агеева
Избранное. Сборник стихотворений
ПРЕДИСЛОВИЕ
Книга стихов Ольги Агеевой «Избранное» – это итог упорных творческих исканий. Поэт тщательно выстраивает свой, уникальный, несколько сюрреалистичный мир. Здесь спящая «до поры», словно сказочная красавица, скрипка, ждущая прикосновения настоящего мастера царственных звуков. Здесь «старческие ситцы» и «белесая пастель яблоневых лепестков», «осенние тромбоны» и «лилия в тиши заречья»… Метафоричекая насыщенность рождает физическое ощущение Тайны и Радости сопричастности тихих истин, которые открываются нам, выпархивая из под пера Поэта…
«…Крупица блага для слепых,
Закрученная цепь проклятий,
Путь выживания земных
Несостоявшихся распятий…».
Поэт щедро одаривает нас своим видением мира: «…Дворник с душой Пастернака /Пишет метлою этюды…».
А вот, почувствуйте Глубину (!!!): «…Скульптура… пустоту сжигала…». В горячих от чувства строках – любовь к нашей русской природе:
«…Не яхонт, и не бирюза,
И не шедевры малахита –
Стежками зелени расшита
Лесная барыня сосна…»,
любовь к нашей русской культуре:
«…Снова ново рассвета молчанье,
Только всплески купанья коней,
Снова ново котенка урчанье
В теплых пролежнях старых саней…».
Хочется искренне пожелать способному Поэту новых вдохновенных строк!
Исполнительный директор МГО СПР, поэт Алексей Данов
ПЕГАС
Рвите упряжь хмелю
авторской строке,
Истинному зверю
с волей налегке,
С обнаженным духом
спеси у подков,
С обостренным слухом
Истинных стихов!
* * *
Зовет поэтический мир –
Безгранный очаг вдохновенья,
Где слову сопутствует пир
И сокрушимо смиренье.
Единственный остров спасенья,
Когда поглощает напасть…
Дай Бог обрести бесконечность,
Творений влекущую страсть…
ЭЛЕГИЯ
Элегией некрасовской ведома,
Когда встречают старцы у ворот,
И вроде бы все искренне знакомо,
Но дух вокруг доверчивых сирот.
Ветра весны с зазнобою метелью,
Срывая с яблонь нежность лепестков,
Доверчиво, белесою пастелью
Сокройте эту тайну стариков.
А почтальоны в небе – только птицы.
В окне им машут старческие ситцы,
Нехожены, не сглажены пути,
И будущее в этом не найти.
РУСЬ
Дорог переплетение,
Безмолвие церквей,
Какое же смирение
В роду Руси моей?
То рясу поминальную
Уныло морось шьет
На Русь патриархальную,
Но ветер нитки рвет.
Мгновение – завьюжило,
Мгновение – снега,
То полотно, то кружево,
Как будто на века.
То в благодать безмолвную
В колодце скрип цепей,
То в Пасху перезвонную
Задумчивость полей,
Задумчивость почтенная
С распутицей дорог,
Где что-то сокровенное
Почувствовать ты смог.
ВЕЛЕС
Влево поле, вправо лес,
Верх – сплетение небес.
Требы на развилке –
Велесова жилка.
Шепот твой лишил меня
Воли и смятенья,
Колдовская колея
Привела к прозренью.
Неворованный восторг,
Властный перекресток,
Велес – оборотень – бог,
Скоро зимний постриг.
Ничего не объяснив,
Требы повторяет миф,
А природа плачет,
Лучень злата прячет.
ЗВЕЗДА
Падение звезды, как куртизанки,
Измученной лобзанием небес,
Дарует ночь в угоду самозванки,
Для растерзанья хмурых поэтесс.
А жаль, моя серебряная дива,
Могла б их сжечь, любовный мотылек,
Соперница, небесное светило,
Беспечный сладострастный уголек.
* * *
Тоскливы репетиции оркестра
Осенних зазывающих тромбонов,
На долю окончания семестра
Свалилось искушение канонов
Ветрила с дирижерским дарованьем,
Все время подменяющего соло
В угоду симфоническим желаньям
Провинций, где все сумрачно и голо.
СТАРАЯ СКРИПКА
Она лежала очень долго –
Слепую вечность, может две,
Легко сбиваемая с толку,
Кумир привыкший к глухоте.
Не знала должного пристрастья
К рождению великих нот;
Прикосновению запястья,
Где трон с венцом берет аккорд.
Но вот рожден ее спаситель
И заиграла, зацвела,
Как ждал влюбленный покровитель
Скрипично-струнного чела.
Не застонало страстной ленью
Блаженно-тягостная соль,
Смычок предрек благоволенье…
И скрипка выполнила роль.
СОЖГИ СВОЙ МИРТ…
Сожги свой мирт любовный ладан –
В огне доверчивой истомы,
Хотя слова порой весомы,
Но хлад очей, сравнимый с адом,
На фоне театральных жестов,
Где волен пафос романтизма
Для поэтических протестов,
В угоду бестий эгоизма.
Что испугался красноречья?
Моя любовь к тебе проста,
Как лилия в тиши заречья,
Не зацелована в уста
Прохладой, дрожью дождевою
В купели с родственной листвою,
С мечтой о жарком попурри…
Пиит, сорви меня… сорви!
* * *
Мы в мыслях страстью увлеклись,
Благопристойною и нежной,
Но мимолетно пронеслись
Порывы ласки безмятежной.
Тревожна явь, непредсказуем
Дальнейших колебаний шаг,
И ссор строптивых не минуем.
Опять какой-нибудь пустяк
Вдруг помешает наслажденью
Знакомства в долгожданный час.
Замучив, гнева наважденье
Непредсказуемо для нас.
Найти бы мужество, строптивость
Прогнать безжалостно с пути,
Сберечь загадку притяженья
И добродетель в нас спасти!
О ЛЮБВИ
Невинны амфорные бедра,
Их белизну в ночи не скрыть.
Отпущен увлеченный Эрос
По водам сладострастья плыть.
Миг созерцания запретов
Приводит в чувственный восторг,
Обожествлен земной порок,
В нем эхо ласковых сонетов.
В ночи мерцание Венеры,
В ночи переплетенье рук,
Как сладка боль телесных мук –
Прикосновение гетеры.
Ожог поэзии желанной,
Ожог волною усмирит
Магический обряд вселенной,
Пока художник света спит.
ЦЫГАНЕ
Каскады радужных соцветий
Материи, измятой днями,
Шарм темперамента столетий
Резвятся звонко с бубенцами.
Гордясь свободой, безрассудством,
Богатством музыкальных чар,
Мечтой под звездами, распутством,
Их род по-королевски стар!
Неприкасаемы, как дьявол,
Но зримо – тайна простоты,
Их дочь, танцующая пава,
Для искушения мечты.
Их дочь заставит обмануться,
Подобно рому, ворожбе,
Заставит с удалью разуться
И станцевать в сырой траве.
* * *
К картине Левитана «Владимирка»
Владимирка. Поклажа – кладезь были
Да прошлое. Искусанный хлебец.
Архангелы заоблачные вы ли?
Направьте! Я потерянный беглец,
Слепец, покуда в красоте простора
Искомое прозрение сулит
Былое исполненье приговора –
Жить словом, словно ветреный пиит.
* * *
К картине П.Брейгеля «Драка крестьян с картами»
Ничтожно право, бесшабашность
Страдает слабостью утех,
Осатаневшая горячность
Проводит восвояси тех,
Кто нищета иль неразумность.
На именинах против всех
Закостенелая безумность.
Картежный, хитроумный грех!
* * *
К картине П. Брейгеля «Слепые»
Устойчивость, как на весах
Неблагосклонной жизни нищей,
В привычку превращенный страх
И скромных подаяний пищи –
Крупица блага для слепых,
Закрученная цепь проклятий,
Путь выживания земных
Несостоявшихся распятий.
* * *
К картине П. Брейгеля «Калеки»
Судьба при всех рисует долю,
Прибегнув к жалости, стыду,
Есть смолоду здоровье вволю
И вдвое меньше в седину.
Так нет, то отроки-калеки!
Уплачен долговой оброк
За всех, за все, стезя на веки,
Как безысходная, под бок!
* * *
По картинам худ. В. Мымрина «Дворники»
Танцующая собака…
Утро… немноголюдно.
Дворник с душой Пастернака
Пишет метлою этюды,
Музу… житейское соло,
Всех примирившую прозу,
Скромненько, без протокола,
Личную метаморфозу.
Листья с блуждающей мухой,
Как затяжное эстетство,
Дарят шальной вислоухой
Поводы в пиру кокетства.
Грязи полос от стараний.
Труженик или художник?
Путь к череде потаканий,
Осени строгой, заложник.
* * *
К картине В. Тропинина «Кружевница»
Вологодские вертушки –
Шаловливые коклюшки,
В пальчиках льняные нити
Деревенской Нефертити.
Вьется, вьется паутинка,
В ней булавочек искринка.
Узелочек-бедолага
Не поспел за музой шага.
Развлекаются коклюшки,
Вырисовывая мушки…
* * *
К картине А. Корзухина «Девичник»
Что, мужицкий дух не люб?
Да, не люб, но только на день…
Заведется в баньке сруб,
Жар такой – не тронешь ставень.
Позавидует родник,
Лишь пурпур к сосцам приник.
Есть в девичнике певунья,
Непорочная шалунья!
А за банькой хлад, скучавши,
Приготовил кваса чаши.
Муж в девичник ни ногой!
Там родник и хлад – изгой…
* * *
К картине Н. Анохина «Уходящая Русь»
Семь домов как семь старух
на родной сторонушке,
Даже лист бедово сух
на высокой кронушке.
Уходила не спеша,
Но не за околицу,
Уходила без гроша,
Не мечтая ссориться.
Русь моя! Мое селенье,
Ты прости, что в день рожденья,
В этом празднике смиренья,
Я тобою не рожден,
Но красою – побежден!
* * *
К картине А. Корзухина «Девочка»
Приголубит ноченька
звездочкой неброской,
Но проснется доченька
на кроватке жесткой.
Вспомнятся родимые
бабкины наказы:
«Дни необратимые,
не гони проказы!»
Тихо босоногая
подкрадется лиска,
Молоко вкуснехонько,
с сухарями миска.
С утреца метелочка
по углам забродит,
Крошица сухарная
так и хороводит!
Маковочка – дырочка,
мама подлатает,
Бабкина припевочка
время скоротает.
* * *
К картине Я. Иорданса «Бобовый король»
Эмоции по-королевски,
С гуляньем чествуют эпоху,
Что обещала, как обычно,
За пуд старанья только кроху.
Без принуждения прощенье
С лихвою время обрело,
Наполнено вином везенья
Звенящее в руках стекло.
* * *
К фрагменту уничтоженной картины Т. Шассерио «Самоубийство Клеопатры»
В порыве жертвоприношенья
Застыла злая безысходность,
И безутешно сникли веки –
В них угасаемая гордость.
Не избежать уединенья
Под купол чужеродной тьмы.
Опустошающе забвенье,
Но мысли в действии вольны!
Последний жест запечатлен –
Предупреждение утраты.
Прекрасным линиям расплата.
За ум венец определен.
МЕФИСТОФЕЛЬ
К скульптуре М. АНТОКОЛЬСКОГО
Связующая с адом иссушила
Рожденное в любви чело.
Чума самовлюбленно завершила
Вылепливать без сожаленья зло.
Сухое безразличие к живому.
Отравленная завистью тоска –
Почувствовать отчаянно корону
У жадного безликого виска!
* * *
К картине П. Рубенс «Портрет Елены Фурмент с детьми»
Живая линия мазка,
Открыв секрет переживаний,
Уставшая от мук исканий,
Решила покорить века
Очарованием бессмертным.
Любовь, вселенная в цвета,
В движения и в тайну тени
Одушевила гладь холста,
Не потревожив дух ведений.
Миг сокровенного, родного
Живая линия раскрыла,
Лишь дополнение – покровы…
Нас непосредственность пленила!
* * *
Интимному сгущенью красок
Не избежать разоблаченья,
Устало полотно от масок,
Цветет эпоха Возрожденья!
Застой истлел, как злой фитиль,
Освободилась грань движений,
Ласкает флорентийский стиль
Роскошный профиль поколений.
ЭСКИЗЫ РАФАЭЛЯ
Иллюзия нежнейшей плоти
Покорна чудесам маэстро,
Суть в недоконченной работе
Достойна неземного места.
Штрих нескончаемо играет
С неровностями красоты,
Неточность искрою сгорает
В бесцветье райской простоты.
* * *
К картине Леонардо да Винчи «Дама с горностаем»
Я скрипку слушаю и вижу
Перед собою образ дамы.
Ранимая душа печали
Не прикоснулась к жалу драмы.
Недосягаемая вечность
Позволит утонченность скрыть.
Изысканности нежной кисти
Позволено зверьком шалить.
Пусть очи кроткого смиренья
Уводят чужеземку вдаль.
Цецилия, стыдясь томленья,
Лицо не спрятала в вуаль.
* * *
К скульптуре И. Витали «Венера, снимающая сандалию»
Заснула тяжесть камня,
Преобразилась в хрупкость,
И мраморные блики,
Главенствуя, волнуясь,
Изящно раскрывали
Немые тайны лика.
Фантазии рождались
Без хаоса и шика.
Сей контур утонченно
Передавал реальность
Недышащего тела,
Не обращаясь в крайность.
Потребовав внимания,
Скульптура пребывала
В утехах мироздания
И пустоту сжигала.
* * *
К картине Т. Шассерио «Эсфирь»
Эсфирь слепила белизной,
желав раскрепощения,
И чувственный, влекущий зной
творил уничтожение
Всего контрастного вблизи,
Как лунный обруч в полночь.
Немного бликов в складках рук
Надеялись на помощь.
Кораллы нежности груди
Приковывали страстью.
И утонченность взгляда вдаль
Пленяла женской властью.
Ажур браслетов овивал,
Боготворил невинность,
Рот, торжествуя, соблазнял
И выдавал капризность.
СПИНОЗА
К скульптуре М. Антокольского
Действительность отброшена на время.
Спиноза в океане дум.
Запутанная мыслями дилемма
Во власти чередующихся лун.
В тумане философских размышлений,
Не омрачающих спокойные черты,-
Непризнанная доля откровений,
Сбежавшая от вечной суеты.
ЗАРИСОВКА
к картине Г. Кабрэ «Борцы»
Упругость мышц, ведомых телом,
Багрянец искаженных вен,
Устойчивость могучих бедер
И напряжение колен
Подвластны торжеству энергий,
Нашествию жестокой силы.
Арена ждет спортивный гнев…
Победоносные мотивы
Владели разумом борцов!
* * *
К картине Е. Купецки «Художник и его семья»
Житейский рай раскрепощенья –
неосыпаемые лавры.
Дозвольте получить прощенье
За любопытство, дерзость нрава.
О, господин, ревнуйте смело!
Вы обладатель изумруда
Семейных уз и зноя тела
Той женщины, не знавшей блуда…
* * *
К картине Е. Делакруа «Лошадь, испуганная вспышкой молнии»
Лиха доверчивость покоя,
Сиюминутно превратилась
В гнедое, дьявольское, злое,
С раскатом молнии явилось.
Строптивая природа прыти,
Поставила печать копыт,
У гривы спутанные нити
Покой лоснить повременит.
Сверкнуло то в глазах, то в небе,
Ведет корриду хитрый гром,
Отверженный луч смерти в склепе,
А наяву небесный шторм.
* * *
К картине И. Шишкина «Корабельная роща»
Извечно молодость сосны –
Венец лесного упоенья.
Сон неразгаданной весны?
Нет, явь с причудами рожденья!
Не яхонт, и не бирюза,
И не шедевры малахита –
Стежками зелени расшита
Лесная барыня сосна.
М. ШАГАЛУ...
о картине «Окно на даче Заольше»
Зеленым почерком Шагала
Пишу о вероломном дне…
Как приземленная взлетала,
Встречая невидаль извне:
Весну провинции Шагала,
Забаву красок бытия,
Необьяснимого начала,
В котором затерялась я.
ХЕРСОНЕС
Покоен камень Херсонеса.
Уставшие руины стен
Оберегает нежно месса
От чар невиданных сирен.
Как вдовы, старые колонны,
Их жизнь на пустоши грустна.
У памяти свои законы:
Поверье каменного сна.
Пусть тень полудня отползает
В приюты трещин вековых,
И солнце белое карает
Заблудший в царство щебня жмых.
В ИСААКИЕВСКОМ
Неуловимые вкрапленья
Мозаик в образе святого –
Живые капли исцеленья
Исаакиевского собора.
Цвет малахитовых разводов –
Хранитель таинства лесов,
Колонны лазурита – воды,
Загадочный, глубинный зов.
Иконостас – судья безмолвный,
Дарует образ чудотворный
Для покаяния сердец.
Подкупольный святой венец
Незримо смертных покрывает,
И красотою прославляет
Российский гений мастеров.
…И ЗАТАИЛСЯ МОНПЛЕЗИР
И затаился Монплезир
У финского, морского пиано.
Широкоплечий призрак – Сир
Встречает пилигрим тумана.
И затаился Монплезир,
Не слышно волн – послов мятежных.
Малюет мрак пачкун небрежный
В ночь белокаменный зефир.
* * *
Древесных граций колыханье,
Нескромна лиственная шаль,
Лесное, нежное касанье
Спешит почувствовать печаль
И раствориться в снах тумана,
В раскрепощенном забытьи,
Росою выплакаться рано,
Сбежать к лесному Кутюрье.
Красу нетканых облачений
С желанной легкостью одеть,
Стиль паутинных увлечений,
Как под гипнозом лицезреть.
СВЕТЛОГОРСК
Балтийское снотворное с дождем
Гуляет по аллеям Светлогорска,
С листвою позолоченной повозка
Увозится сентябрьским конем…
Спокойствия лесная колыбель,
Гармония ухоженного стиля,
Раскрасила с восторгом акварель,
Талантливо, как кисти Рафаэля.
ЯНТАРНЫЙ ЛАРЕЦ
Не сохранит янтарный ларь
Свою балтийскую печаль.
В повиновении смола
С оттенком рыжего огня
Легла, узором покоряя,
Частицу теплоты роняя
На нежные мои персты,
Что гладят ларчик красоты.
Земную тайну и морскую
Подарком, чудом в жизнь мирскую
Великодушно преподнес
Балтийский сгорбленный утес.
* * *
Не сквернословлю, но желанье
Поматериться на луну –
Смурную ведьму всех желаний,
Немилосердную куму.
От лени суточной полнея,
Но соблюдая ритм мирской,
Душевную тревогу сея,
Ты наполняешь нас тоской,
Смятеньем чувств,
Расстройством вялым,
Но обреченным на беду.
И, выпивая яд пиалы,
Мы чертыхаемся в бреду!
* * *
О, век творений и забот,
Почтенных прадедов и млада,
Где поэтичная любовь
На грани рая или ада.
Доступны страсть и дозволенье,
Нелепость, таинство, презренье,
Где умирать мечтают в срок,
Где опекун судьбы пророк!
Где совершенство – цель благая,
В познаниях не видно края,
Где предрассудки неизбежны
Что говорить бываем грешны.
Дарованный нам Богом вздох
Так замечательно, неплох…
* * *
Поклон вам, русское селенье,
Увядшей пижмой вдоль дорог,
Где деверь с дедом вьючат стог
Из поколенья в поколенье.
Поклон вам, половицы горниц
И сарафаны старых модниц,
Суровая, смурная бязь,
Что укрывала, не стыдясь,
Земные, неземные ласки,
В ней можно было без опаски
Рожать до старости ребят,
Как сорванцов, так и девчат.
Поклон вам, русское селенье...
Запретный преступив порог,
Попросит за других прощенье
Мой глаз, мой покоренный слог!
* * *
По Ярославщине морозной
Да прокатиться с ветерком,
Да искрометным огоньком
Согреть холодный терем, звездный.
Повременит седая удаль…
«Господь с тобой, почтенный
сударь!
В снегу дороженьке не виться,
Не отпускает в рай станица».
ЗИМА
Нет алой ягоды паслена,
Нежнейшей грозди бузины.
В полесье белая Матрена
Бродяжничает до весны.
Седые космы подбирает,
Они курчавые, как мох,
И вьюгой северного края
Освобождает тяжкий вздох.
ОСЕННИЙ СОНЕТ
У рваной скалы на бессмертие мха
Омытая моросью стужа легла,
Забытые перья кочующих птиц
Спускаются в ложе для каменных жриц.
Опять затмевая лампады зари,
Не спеть бурелому свое попурри
Из скрипа деревьев, коры вековой,
Что стала для леса такой роковой.
Все сущее око творений земных,
Неужто ноябрь так злобен и лих,
Бессовестно алые ягоды сжег
Рукой – хладнокровно, как северный рок.
Сердечная рана наскальный разлом –
Встречай снежных птиц, что летят косяком.
* * *
Не прощаюсь, рыжий мерин,
Не коси свой карий глаз,
Что дороге долгой верен
И доказывал не раз
Про любовь к пахучим травам,
Где мотыль, как легкий снег,
Где туман молочным паром
Покрывает ложе рек.
Не прощаюсь, только скоро
Все завьюжит, заметет.
Непогода, хуже вора,
Путеводный дух крадет,
Путеводную зарницу,
Путеводную звезду.
И растает колесница,
Обронив на лед узду.
КОЛОДЕЦ
Студенец осиротевший,
Обошла тебя стезя.
В короб твой не почерневший
Слезы прячут небеса,
Сокровенные раздумья,
Драгоценную зарю.
В день весеннего безумья,
Ты подобен февралю.
Холод твой – для посторонних,
Избалованных ночей,
Для певучих капель, сонных –
Демон изгнанных лучей.
Но однажды в чары зноя,
Мой осиновый венец,
Ты прогонишь хлад изгоя.
...И задышит студенец.
ПСКОВ
Псков стар...
Заветный посох
Покоен, взаперти.
Там камень стен белесых,
Как стража во плоти.
Затихнет челядь верная
В молебне у икон.
Изыди, слово скверное,
Из уст святых времен.
Берестяное кружево,
Берестяная гладь,
Русь – силушка недюжинна –
Устала воевать.
Пусть мурава поднимется,
Взметнется ворон ввысь,
Ведь свадебные яблоки
Давно уж налились.
Псков стар, и зорька видная
Ждет сватовства, не слез.
Дай, лада миловидная,
Для омовенья рос.
* * *
Вдоль подсолнухов тропа, безмятежность,
Ты, заря, не торопись сеять нежность,
Ты щедра на поцелуи прохлады,
Только где-то вдалеке плач цикады.
И всплакнуть с цикадой сладко и горько.
Не томи безмятежностью, зорька.
Что же ветер несносный не дышит,
Мой подсолнух не рвет, не колышет?
Не надумала злобушка зноя
Погубить мое дивное поле,
Я подсолнух в перстах не просею,
Умиляться шутихой не смею.
* * *
В усадьбу тульскую уеду –
К скрипучим призракам полов,
К рельефной плеши от ковров,
К страницам книг,
К дружище – пледу.
Седые встретят сухоцветы,
Древесный между рам мотыль,
Жемчужных бабочек корсеты,
Да спящая старуха пыль.
В усадьбу с клевером пахучим,
Где ос непуганая рать,
Где луч по-деревенски жгучий
Не позволяет долго спать.
ТОРЖОК
Вновь плетут речные косы
Диво из студеных вод,
И туманов след белесый
Дожидается черед.
Утро мудрое не скоро,
Сени старые впотьмах,
Где то там у лукоморья,
Месяц сказочный, монах.
Старость-матушка почтенна,
Благо русская душа,
Помолчит о сокровенном,
В сени выйдет не спеша.
Да кому какое дело,
Что бурьяном брег зарос.
Пыль направо… пыль налево...
Я люблю Торжок до слез.
Сердце скупости не знает,
Милость раздает оно.
Где ты русское селенье
Материнское зерно?
БЕЛЫЙ СКИФ
Над белым скифом
Млечный шлейф
Роняет стразы неземные,
Врата диковинно резные
От дуновенья – нараспев.
Над белым скифом
Ночь не властна.
Светла, поэтому несчастна.
Ночная пустошь гонит миф –
Мой белый скиф,
Мой белый скиф.
АЛТАЙСКИЙ ПОЦЕЛУЙ ЗИМЫ
Строптивая Катунь бледна,
Холодный поцелуй природы
Ее прочувствовал до дна,
Не подарив любовной оды.
Свой брачный пояс ледяной
Не свяжет стан реки упрямой,
Как каменистый склон-изгой
Поодаль злобой скроет ямы.
Зеленоглазая Катунь,
Твоею бледностью сраженный,
Страдает, словно прокаженный,
Алтайский зимний поцелуй...
* * *
Татуирована тибетская гряда
Рисунками рискованных пристрастий,
То вымолит прощение звезда,
Бросая дар с рубиновых запястий.
Омоет грозовая круговерть.
Застонет и заснет купава снега,
То ветер, как поруганная плеть,
Беснует в изысканиях ночлега.
Сверкающий разотканный ажур
На лоне бестолкового тумана,
И облако как маленький амур
Смеется над сплетением обмана.
* * *
Гудение песни, обнявшей Алтай, –
Эпический сказ откровений,
Следы омовенья молитвенный Кай
С топшуром – слугой поколений.
Над колкостью кедра и теменем гор
Дрожит гул кайчи вездесущий,
Под власть горизонта, как изгнанный мор,
Он выманил ветер гнетущий.
Медведь словно ждет порицанья снегов,
Все, ниже спускаясь к долине.
Алтайский, иступленный коготь… каков!
Живой оберег и поныне!
ГОРА КАЙЛАС
Проснись, Кайлас, – ветров обитель,
Немая мудрость камня гор,
Высокочтимый покровитель,
Кто запретил стихиям спор,
Истоки рек направил в чрево
Для зарождения живых
И целомудренное древо
Сберег для духов и святых.
Проснись, Кайлас, и наслажденье
По ведам праведным прочти,
Туманной негой омовенья
В Тибете новый день начни.
КИСЕЯ ИЗ ОДУВАНЧИКОВ
Не любит ветер кисею
Из одуванчиков белесых,
Загубит ветер кисею
Глазниц невзрачных и раскосых.
Но колдовская пелена
Прикроет нежно грудь обрыва
До милосердного дождя,
До чужеземного порыва.
Ах, мне бы эту кисею!
Хочу в душе любви, дыханья,
Весенней рифмы колею,
Зовущую на состраданье.
Кудесник ветреных стихов,
Твоя попытка, коль, не пытка,
С глазницы кисею из снов,
Сгуби, для сладкого избытка...
* * *
Не томись, кормилица, –
животинка милая,
Пастушок, играючи,
к зореньке спешит,
Не искрись поилица –
реченька остылая,
Звездочка последняя
утро не страшит.
В горести иль в радости
не проспи, сударушка,
Там рожок ольховый
в наигрыше ждет.
В сонности иль в лености,
но прости, Марьянушка,
Ободок пунцовый скромно подождет.
А кнуток шевелится,
и скотинка ленится,
Далеко – далече луговая сласть.
Воротиться, милая, –
сущая безделица,
Только загулявши
в счастье не пропасть!
БОЛОТНАЯ КУПЕЛЬ
Ночь, болотная купель,
Лес в таежной лени.
А родимый дом и ель
Все к ядреной фене!
Что же делать с колесом
Бедняку в болоте,
С мокрым хлебом и овсом?
«Жизнь как в позолоте».
Понуждает ночь страдать
В возе косолапом,
Терпеливо утро ждать
Задушевным храпом.
Злой чужбиной не назвать
Лес большой, родимый,
Зрелищу не куковать,
Ночь невозмутима.
Утро приготовит миг
Простенький и ладный –
Клюквы благородный миг
В топи неприглядной.
* * *
Пелена безмолвия… пелена…
Заскучала оттепель в неге сна,
С нею пласт расстаянный неказист,
Не по нраву любушке снежный лист,
А по нраву оползни да следы,
Где косуля тихая у воды
Замерла, безгрешная, тихо пьет,
А водица вешняя льет и льет
На угрюмо голые бугорки,
Наполняя досыта сток реки.
ПАВОДОК
На лугах Покрова на Нерли
Неприкаянный паводок, мутный,
Ослепленный весною любви,
Как мирянин простой, шалопутный.
Отступай, не пытай ты судьбу,
Здесь архангелы чествуют стоя,
Собирая в миру голытьбу
Сохраненную веру в Покрове.
Белокаменный храм на Нерли,
В отражении женские лики.
Тени паводка мрачные пики
Беспощадны к творенью любви.
О ПРОШЛОМ
Чудный Суздаль превозносим...
Лишь кузнечный звон затих,
Кладезь вековых ремесел
Дозволяет громкий стих.
Давеча столпотворенье,
Нынче тишь да благодать.
Люд смакует дозволенье
Веселиться, не страдать!
Ком, наверно, соли съеден,
Душу вынул тяжкий труд,
Разве вымолвишь, что беден?
Золотого сердца пуд
Разговоры, пересуды,
Все бывает для двоих.
Да рождается ведь чудо –
Добродетель рук твоих!
* * *
Не принуждая сердце биться,
Не призывая догмы чтить,
Судьба – невольница – царица –
Простая золотая нить!
Сшивая дни, сшивая годы,
Для рясы, сглаза, непогоды;
Духовный даровать покой,
Иконой суздальской, мирской.
* * *
Ковыль, ковыль – застывшая волна
Степного моря, не лихо начало,
Безбрежная сухая сторона
Нетронутая старческим орало.
В поводьях заряницы лишь рассвет
И стоны не порывистого ветра.
Ковыль, ковыль – бедовый сухоцвет,
С причудами разнузданного фетра.
* * *
Не забудь меня простить,
Как прощает роща холод.
Может, это только довод
Жар весенний охладить?
Не забудь меня простить,
Как прощают ветер с моря,
Может, это твоя доля
Недоступное любить?
Не забудь простить!.. простить...
Что еще придумать можно?
Как порой бывает сложно
В сердце чудо сотворить...
* * *
Не позируй, фиалка ночная,
Мои краски сегодня грустны.
Может, просто пора возрастная,
Когда больше не радуют сны.
Или это дождливые ночи
Заставляют забыть обо всем,
Что-то холодно, холодно очень,
Меланхолия стала дождем.
* * *
Повод... немыслимый повод
Найти для таинственных встреч.
Тобою придуманный довод
Придется жестоко пресечь.
Не пустишь луну молодую
Звездою к ногам упаду,
Судьбу нарисуешь другую
Строптивою ланью прильну.
Изнежу тибетским молчаньем,
Где в сумерках ноют ветра,
Где терпкий напиток отчаянья
Туман выпивает с утра.
* * *
Над соцветием чертополоха
Беспричинная суматоха,
Собирает белесый мотыль
На крыло деревенскую пыль.
Сомневаюсь, что разное око
У меня с этой крохой земной,
Под плетенкой пылится дорога
Воз выводит узор озорной...
Дрожь заметная мучает холку,
Может, злой суховей теребит.
И кобылушка, сбитая с толку,
Нервно в упряжи старой дрожит.
Вот потоптанный вьюн, бедолага,
Завлекает телегу в кусты.
Покемарив под грубостью шага,
Снова тягу беру под уздцы.
Добредем... а куда торопиться?
Битый час, как вьюном повязал.
Пот играет со складками ситца.
Ситец мятый так простенько ал!
Паутину безцельно сжигая,
Зной июльский, как дьявольский лих,
Горемычная дума, земная,
Запятою заштопанный стих.
ПИКИ ВЛАСТИ
Любовь и тело – пики власти!
Не для воинствующих поз.
Их новорожденные страсти
Благоволит апофеоз
Безумной неги и объятий,
Где нет свидетелей преград
Продажно – денежных понятий,
Где не всесилен маскарад!
Любовь и тело – зависть смерти,
Живая трепетная сласть.
В стихии ревности не верьте,
Лишь в пресыщенье не попасть.
КИСТЫШ
(суворовская церковь Василия Великого)
Вспорхнула птица на ополье.
Куда же ты, душа моя?
От лиходея, на бездолье,
В дремоту древнего села,
К истокам Кистыши сиротской
Где Кестра – скромная купель.
Нужда под плесенью неброской –
Как приживальщица досель
Старинной церкви одинокой –
С венцом, запруженным осокой,
В лучах молебного стиха,
Где голь так ветрено лиха.
* * *
Что ты, оторопь, нечиста?
Разумей да рассуди
Без укору: глушь черниста,
Но теплехонько в груди
От дыхания деревни,
Где осенний сторожил
«Самородиновы» дебри
Снегом чуть запорошил…
А когда тебе вдогонку
Старичоночек смурной
Крикнет: «Дай на самогонку,
Перекинь хоть слог со мной,
Посмотри, какие сани
Припеваючи точу,
Я трухлявость сбил колами,
Заметелит, прокачу!»
Мало-мальская беседа,
А прогневаться нет сил,
Здравствуй, Кистышева веда,
Седовласый стойкий пыл!
НОСТАЛЬГИЯ
Всегда найдет синяк мальчишек –
Венец разорванных штанишек.
Дух на задворках, в чехарде,
Волшебный лаз большой скирде –
Следы бесстрашного начала
Мечты безоблачных минут,
Когда сороку огорчало,
Что ты несносный баламут.
По-матерински стрекотаньем
Звала в нескучные сады.
Поверьте, нет ничьей вины,
Что сласть куда то исчезала…
* * *
В белесом шелке по ромашковому склону
Спустилось лето, словно юная мечта,
И к роднику, как истинному лону,
Припали бережно июньские уста.
Забеспокоился багульниковый тятя:
А вдруг на донце выдуманный сон?
У белоснежного ромашкового платья
Намокнет ниточка, и помрачнеет склон.
* * *
Городская ветвь кривая,
Надоел мне твой изгиб.
Мне приснилась скромность края,
Где цветет крапивный шип,
Все тоска признанья просит.
Забери меня, тоска,
Спрячь в луга, где травы косят,
Где прохлада рос резка.
Где уныние и скромность
Сестры деревенских хат,
А в чулане гонит возраст
Нержавеющий ухват.
Половицы скрип поспешный,
Сон чарующе безгрешный…
Вновь очнуться страшно мне,
Та же ветвь опять в окне.
СЕВЕРНОЕ ЦЫПИНО
Унылая морось.
Ильинский погост.
Привычная скука заброшенных гнезд.
На Цыпине осень томится
В плаще паутинного ситца.
Пусть северной стуже откроют леса,
Раздетые ветром неверным,
Замрет, захрусталится диво-роса,
Погост соберет ее первым...
Ищу благодать в мире северных грез,
Отшельник, бродяга, ведомый
Покоем земным монастырских берез
В Ильинский погост незнакомый.
* * *
Вот неведомо откуда,
Там, где холод черт носил,
Шелест ветреного зуда
Травы здешние скосил.
Колыхнуло ветку где-то
Сник боярышник родной,
И поникло бабье лето,
Потеряв платок цветной.
Уезжайте, уезжайте,
Господа, пока светло.
Напоследок загадайте,
Чтоб в дороге повезло,
В лес кибитку не кидало
От обид на белый свет.
По соседству слез не мало,
Слез дождя размытый след.
Только русская дорога
Может к аду привести,
Или в рай под крышу стога,
Где от ласки не спасти.
* * *
Преображение...
Цветное торжество...
Самодостаточно спокойствием и волей.
Обет молчания лесное божество
Дает, смирившись только с осенью и долей.
Преображение...
Дубовая листва с ажуром ветхим,
И тебе я внемлю,
Но лишь кора по-прежнему черства,
Мрачна и оттеняет землю...
* * *
Нектары нежности в томленье
На лепестках моей любви,
Пыль ароматного волненья
Шмель полевой скорей встряхни.
Пригнитесь травы под ветрами!
Мой мак скучает без меня,
Своими мокрыми губами
Его роса с ума свела...
* * *
Отчаянье преодолела.
Живу надеждою цветов
О бесконечном, чудном лете,
Сном, избегая холодов.
Мечту ромашковое поле
Я с упоеньем сберегу,
Зимою скованная воля
Как лед на волжском берегу.
* * *
Всесильный покровитель дня,
Не обошел ты ветреную пустошь,
На червоточине обугленного пня
Ты зарождаешь лиственную роскошь!
Всесильный покровитель дня,
Недосягаемо нам ложе долголетья,
Но эта лиственная роскошь на столетья –
Как зарождаемое счастье для меня.
Для назидания дорога привела.
В укромной пустоши раздумья поневоле.
Всесильный день, я не грущу о доле,
Страдая, пустошь в гости позвала!
* * *
Под ноты ласточек смышленых,
Что нарушают тишину,
Очарованье лип зеленых
Подарком праведным приму.
Услышать сердце Подмосковья –
Привычный звон колоколов,
Загадочная дива Воря
Откроет тайну родников…
ГОРИЦКИЙ МОНАСТЫРЬ
(О царице Анне Колтовской)
Расскажут версты долгие
О горецких молитвах
В местах, где стены строгие
Скрывают беззащитных,
Где храм инокинь северных
Во благе заточенья,
Хор голосов умеренных
Христианского ученья.
Поведают и тайное
Те версты земляные –
О заточенье горестном
Девической гордыни.
Об узнице таинственной
Под веленым законом,
Молодушке единственной
С необычайным взором.
Отвергнута супружница
Прелюбострастным Грозным.
“Иконушка, заступница…»
Подобен плач березам.
Страданья нежной горлицы
Скрывают стены строгие,
Монашеские Горицы
Легенды прячут многие.
* * *
А на горушке Мауре
Травы ласково прильнули
К матушке Руси,
А на горушке Мауре
Воды снежные всплакнули,
Кого хошь спроси...
И вздыхали староверцы,
Расплетав рогоз:
У зимы земное сердце,
Коль так много слез...
* * *
У древних фресок Дионисья
Стоит игуменья Таисья,
Крученый посох под рукой
Дрожит от старости святой.
Забуду вольную тревогу:
«Таисья, матушка, прости,
Что я с раскаяньями к Богу
Пошла по долгому пути.
Замучило к себе презренье,
Слегу гордыни принесла...»
– Благословенны откровенья,–
Мне старица произнесла.
ЗАБОРЫ
Друг у друга на виду,
В благодать или в беду,
Деревенские заборы
Не дослушивают споры
Многовозрастных проказниц,
Деревенских статс-красавиц,
Где свекольный маг-багрянец
Выдается за румянец.
Друг у друга на виду,
В благодать или в беду,
Деревенские опоры
В подмастерьях у забора.
Не злодей, не самозванец,
Не лощеный новобранец,
Посеревший оборванец,
Горемычный тунеядец.
Опьянеет с вод, как хмельник,
Запрокинется бездельник,
Протрезвеет на лучах,
Как раздуется в мощах.
Посудачат статс-бабульки,
Козырнут друг другу дульки:
«Мой забор, как сын дворовый,
Просто чутку нездоровый...»
Сдвинут бережно опоры,
Заменяя тему ссоры...
* * *
Речка вымыла к берегу перышко
На песок белоснежный, сырой.
Разбудил разговорчивый скворушка
Сон бредовый, заутренний мой.
Разбудил от тоски околдованной,
Отпугнул от девичьей тоски.
Меня ветер дразнил нецелованной,
В косах путал с репьем волоски.
Разбудил разговорчивый скворушка,
А я, перышко к сердцу прижав,
Убежала в цветущее полюшко,
Заговорщику петь помешав.
ШУТИХА
Буря гроз не за горами,
Пытка в летней духоте,
А покос, что ни движенье,
Только почесть красоте.
Тела малого Касьяна.
Ласка-травонька, не жди
Ты пощады от смутьяна.
Правда жизни позади.
Да расхлыстан клок суконный,
Да разнуздан локон ленный,
Что им грамоту вязать?-
Им убить бурьяна рать!
Вдруг сопливый ребятенок,
Как взъерошенный галчонок,
Бросил дедову косу...
Вот бы страх сберечь в лесу.
Милосердное мгновенье
Поскрести по бороде,
А покос, что ни движенье,-
Пытка в летней духоте.
Раззадорило Касьяна.
Ласка – травонька, не жди,
Ты пощады от смутьяна
Правда жизни позади.
Да расхлыстан клок суконный,
Да разнуздан пояс ленный.
Что им, грамоту вязать?
Разноцветье в сноп собрать.
«Девки белые ромашки,
Поцелую без промашки,
А бурьяна злую рать
Всю скошу, что б мне не лгать!»
«...Богатырь столетний, седый,
Дурачина пообедай...»
К бабке ревность снизошла,
Из далехонька пришла.
Разноцветье не взыщи,
Быстро стынут в поле щи,
Жарко, мухи-непоседы.
Голоду не до беседы.
«Дед, на годы не ропщу,
Но ромашек не прощу!»
ЛЕС
Гротеск безмолвный...
Может, тени
«лесные Мавры» увели?
Страшусь, страшусь я подозрений:
Куда? Не в логово любви?
Лес соблазнителен, покуда
Дух безрассудства в снах моих.
Быть может, чудо, просто чудо
Околдовало нас двоих.
Но своды зелени не знают
И чаща, где блуждает ночь.
Как губы, ягоды пылают,
Я украду одну... и прочь.
ДЕРЕВЕНСКИЙ РАЗГОВОР
«Семеныч, разве не придешь?
Когда ждет в чае мятный ворох,
Не прячь в пороховнице порох,
Сбеги от бабки, коль живешь».
«Ребятки ладненькие, старость,
Как уши в шапке, все хранит.
Ваш костерок еловый – шалость,
Он, как и я, ворчит, сопит».
«Семеныч, зубы что, на полке?
Блесни последним…»
Сторожится дед:
«Ну ладно, поищу в кошелке,
Там сахарок, он мне теперь сосед».
ПРАДЕДАМ УДМУРТИИ
Коль Казанские земли смиренны
Да присяга на вечность дана,
Неминуемо будут забвенны
Венценосной Орды времена.
Неминуемо сгинет слой пепла
Покрывающий Вятский утес,
И прозреет луна, что ослепла
От страданий и горечи слез.
Снова нова удмурточка станет
Любоваться на лунную рожь,
Тень от страха в историю канет,
И забудет, где правда, где ложь.
Снова ново рассвета молчанье,
Только всплески купанья коней,
Снова ново котенка урчанье
В теплых пролежнях старых саней.
Коль столетие снова не ново
Вышивает по-вятски узор,
Сосны бора удмурдские вдовы
В своей песне слагают минор.
* * *
Лопаточки кустаря
С путаными лентами
Где-то залежались зря
С грозными советами
Старых вятский ворчунов?
На сырой завалинке
Лишь осталась темень снов,
По рассказам маменьки.
Чур... плетение, чура...
Разве ты особенно?
Я стараюсь до утра
Повторить диковину,
Переплет из тонких струн
Лыка утомленного,
Мой огарочек– шалун
В танце покоренного.
Тихо, тихо мастера
Чар прикосновения,
Не крестьянская заря
Дарит вдохновение.
А сверчок, как оберег
Затаил терпение,
Будто позабытый век
Просит утешения.
* * *
Спит испарина с зеленью скошенной.
Стог взлохмаченный, как борода,
Деревенской лощеной горошиной
За околицей всходит луна.
Пусть поверится краю былинному:
«Я не сплю, я с тобою, родной».
Как по берегу, берегу длинному
Мой покой загуляет с волной.
Загуляет, как деверь невенчанный,
Познакомившись с таинством мест
И, оставшись луной незамеченный,
Выдаст тайну осенних невест.
* * *
Шутиха (Посвящено сыну и дочери)
Вот так розги, ну потеха!
Только заря разорван лен.
«Коль ты батька так силен –
лишь для матери утеха...».
Во крови в мальчонке дерзость
И безудержная резвость,
Вот бы силу сорванцу,
Доказал бы он отцу,
Что забор поправлен ловко,
Что нашлась давно подковка
«И хромая лошадь ваша
подо мной намного краше!».
...И слеза сошла с лица
у счастливого отца.
* * *
Шутиха «Дед в окне»
«Мне б увидеть твои косы,
Под развязанным платком.
Да увидеть твои очи,
Подмигнувшие тайком.
Разве это для забавы?
Все вранье не одолеть,
На покачиванье павы
Лишь взглянуть и умереть».
Потеплело в сердце деда,
Захотелось на бочок.
«Ох, теперь не до беседы,
Доморощенный сверчок!».
* * *
Вдоль железной дороги, по просеке,
Велосипедная цепь дребезжит,
Пусть беснуют кленовые носики
И листва вместе с ними дрожит.
Чудный миг совершенно не вспомнится,
Умудренному сердцу поверь,
Где-то лязгнет устало околица,
Странно вздрогнет проныра кобель.
В такт кружатся ручейные карлики
Из крученой листвы от берез,
С ними пенятся белые шарики,
Их судьба унестись под откос.
Постаралась роса серебристая,
Разлеглась моя соня-краса,
Отражая в себе неказистые,
Восхваленные небеса.
Вдоль железной дороге, по просеке,
Каждый день как единственный миг,
И беснуют кленовые носики,
Их ветрило зачем-то постриг.
* * *
Дождливые капризы межсезонья
Ноябрь эксцентрично раздает,
А варвар грязи, ощутив раздолье,
Земную душу аду продает.
Дождаться бы дыхания мороза.
В душе, как в межсезонье, грусть.
Бровей моих нахмуренные позы –
Как слез, я настроения стыжусь!
ФЕВРАЛЬ
Опущен занавес метели,
Спектакль солнца завершен.
В холодной белоснежной келье
От красок жизни отрешен
Монах – февраль неблагосклонный,
Читающий «завет зимы».
Под снегом голос приглушенный
Выводит вечные псалмы.
* * *
Весенний паводок разбил
Заледенелую любовь,
Духами марта окропил
Мою безжизненную кровь.
И ощущение надежды
Немного украдет тоска,
Строка, придуманная прежде,
Вспорхнет невидимо с листка.
Раскаянье о сне холодном
Стыдливую наводит дрожь.
Пусть март мой рыцарь благородный –
Не обнажит в порыве нож!
* * *
Отчаянье преодолела.
Живу надеждою цветов
О бесконечном, чудном лете,
Сном избегая холодов.
Мечту ромашковое поле –
Я с упоеньем сберегу.
Зимою скованная воля –
Как лед на волжском берегу.
ШОШИНСКИЙ ПЛЕС
И снова красота заката
В долине Шошинского плеса,
Рубин безмерного карата
Сверкает в горизонте леса,
Осенний холод предвещая,
Вытягивая тень в струну,
Ветрам безудержным прощая
Их хулиганскую вину.
ПО ЗАТОНАМ…
По затонам, где зелень аира,
Разноцветных стрекоз суета,
Мошкары многодневного пира
И гниющих стволов нагота,
По затонам, где лещ серебристый
Драгоценности нереста скрыл,
Поселился тайком неказистый
Засыпающий шошинский ил.
ОСЕННИЙ РОМАНС
Мне астры пламенные жгут
В глазах обычную усталость.
Осенний бархатный уют
Утихомирил птичью шалость.
Звезду кленовую подняв,
О небе вспоминаю звездном.
Цветная, озорная явь
С дождем повенчана промозглым.
Мне дождик ноты подсказал,
Спешу их спеть с тобою,
Лесной резвится карнавал,
Кидается листвою,
Порвал гирлянды паутин.
Дождливая соната,
Набросив мокрый палантин,
Угрюмо-рановата.
«Испейте рюмочку терпенья»,
Нещадно осень предложила,
Но золотистое творенье
Давно мне голову вскружило.
Мне астры пламенные жгут
В глазах осеннюю усталость.
Лишь раз воробушки споют
О том, что лето попрощалось,
попрощалось…
РОМАНС
«…Ты перед сном…»
Ты перед сном зажги свечу
И присмотрись на танец пламя.
Над мыслями к тебе лечу,
А может, над свечой порхаю.
Как незаметный мотылек
Или дымок от пыли с воска,
Тебя фантазией отвлек,
Но лишь на миг –
Вот в чем загвоздка.
Ты перед сном зажги свечу,
С ней запылают губы страсти,
Вечерней птицей закричу,
Напомню о желанной власти.
Согласна мигом счастья быть,
Секундной памятью согласна.
Не торопись глаза закрыть,
Ты потеряешь ночь напрасна.
Тебя в перинах скука нежит,
Ее отвлечь легко огню.
Скупую лунную старуху
Я молодостью прогоню…
Лишь только ты зажги свечу.
ОДИНОЧЕСТВО
Я краскам года предлагаю
Повеселиться на холсте,
А ветру, что родился в роще,
Сыграть на нежной бересте.
Клестам пощелкать в ритм чечетки,
Болотной выпи покричать,
И в этом хаосе роскошном
Себе позволю помолчать.
Но краски года друг за другом
Лишь полосой щекочут холст,
Несмелый ветер грустной рощи
Монаха соблюдает пост.
Клесты заснули,
Скрылась выпь,
Скупая тишина смеется.
Болотный гнус не дарит сыпь.
Кричу: «Пусть кто-то отзовется!»
ВЕНЧАНИЕ
Пусть возмущенное плесканье
По водам вредного весла,
С уединением венчанье –
Озерная голубизна.
Венчание с букетом лилий,
С прохладным поцелуем брызг,
Разводы приозерных линий –
Блуждающий затейный диск.
Свидетельница рада чести –
Немая поросль ольхи,
Муть, обнадеженная вестью,
Скрывает грязные грехи.
Венчание не с тишиною,
Жених мой – внутренний покой.
Пусть одиночество виною
Скрипит под лодочной доской.
* * *
Цыганки лесть –
Бальзам весенний.
Схвачу надежду под уздцы,
С судьбой моей обыкновенной
Помчусь разыскивать концы
Растерянной житейской ленты,
Запутанной от неудач.
Дары серебряной монеты
Утешат чародейки плач…
* * *
Любовь застенчивой дикарки –
Стыдливый роковой цветок,
Свиданья безнадежно кратки,
Умело сыгранный предлог
Заворожит и, ускользая,
Оставит непонятный след,
Две благосклонности рождая:
К стыду, к неопытности лет.
ТОПОЛЬ
Взрослеет тополь своенравный
Вблизи уснувшего фонтана,
Вместо вуали водной пыли
Пуховый плащик хулигана,
Небрежно сброшенный, лежит.
Новорожденная, дрожит
От ветра веточка у древа.
Пыль прикоснуться не успела
К ладоням чувственной листвы.
* * *
Волжские обрывы
складками седыми,
Чересчур хвастливы
пудами земными.
Красно-бурой формой
оползни застыли,
Потревожив корни –
сон древесной силы.
Волжские обрывы
с чередою сосен,
Хвойные пылинки
ветер к мху относит.
Свысока любуясь
водами речными,
Волге повинуясь,
стали вы ручными.
В ПАРИЖЕ СНЕГ
В Париже снег…
Он крупный, как перо…
Он покрывает черепицу крыши.
Ему в безветрии парить дано.
Он закоулки спрятанные ищет.
В Париже снег… И тянется рука
В ладонях растворять пушинки…
Неспешную прогулку старика
Сопровождают белые снежинки.
ПЕСЕНКА
1
В Москве гуляют сумерки,
Усталость в ветвях лип.
Ветра – немые путники,
Их стон давно осип.
И театрально, сказочно
Фонарик плутовской
Высвечивает красочно
Все прелести Тверской.
И театрально, красочно
Блуждают фары в тьме…
Смущения достаточно
В вечерней суете.
Вдруг города дотронулась
Прохладная рука
Погоды незастенчивой
И вздулись облака…
2
На Живописной сумерки.
Усталость в ветвях лип.
Ветра – немые путники,
Их стон давно осип.
Литературно, сказочно
Скучающий фонарь
Высвечивает красочно
Страдающий бульвар.
3
В Филях заснули сумерки
Над водами реки,
Ветра немые путники –
Смирились от тоски…
ПЕЧАЛЬ ВОЙНЫ
Сиротство босоногое,
вкус супа с лебедой,
Повычеркнуто многое,
просолено бедой.
Деревня, безотцовщина
и грусть без баловства.
От слез-рыданий сморщена
Певунья, береста.
Негаданно, непрошено,
запамятав, поди,
Осколок, как горошина,
пригрелся на груди.
Один мой одинешенек
отец седой в сенях…
Война! Ты жизнь, как пошлину,
сбирала в деревнях.
Лишь грошеньки оставила
младенческих надежд,
Но не смогла ни крошеньки
закрыть их нежных вежд.
Мать-реченька пологая
у русских деревень,
Все детство босоногое,
как сахар, твой ревень.
БЛОКАДА ЛЕНИНГРАДА
В замкнутом квартале
вдрызг раздавлен свет,
Помысел любовный
где твой тет а тет?
Одичали судьбы –
скромные дворы
Посечен войною
гребень детворы.
Полчища осколков
рваных кирпичей,
Проводов – потомков
рваных усачей,
Только снег вельможный
белоснежный лис
С ледяною скобой
сущности провис.
В замкнутом квартале
снежный те та тет,
В «розах» рваной стали
дан любви обет.
Холода, безмолвья
строгий карантин,
с долею прискорбья
траурных витрин.
Страшно… Послесловье:
Произвол в судьбе…
Дед, айда! Застолье… в память о войне!
СТАРЫЕ ЧАСЫ НА БАШНЕ
Не павлин на Кулибинском древе,
То оседлый старьевщик, как шут,
Под цимбалы в расстроенном гневе
Собирает крупицы минут.
Превозносит гуляние стрелок
Его старый изношенный вид.
Для пернатых несносных сиделок-
Несварливый, излюбленный гид.
Только сердце часов не свободно –
Влюблено, как художник, в рассвет.
Поцелуй по утру не зазорно
Для часов с циферблатом в сто лет!
МОКРЫЙ ГОРОДСКОЙ ВАЛЬС
Люди, троллейбусы, дождь,
Листва на дорогах и слякоть,
И день на других не похож,
Мучительно хочется плакать.
Дождь грубо размыл завитки
Уложенной утром прически.
Букеты увяли с тоски.
Воздушные бантики плоски.
Лишь мокрый веселый щенок
Бежит по бульвару без цели,
Что осень, ему невдомек,
Что птицы давно уж отпели.
Бежит он, виляя хвостом,
Дождинки его забавляют.
Что будет, что будет потом?
Что скоро зима, он не знает.
* * *
Творим житейские контрасты,
Из ничего порой творим,
И роль раскаяния часто
Без искренности говорим.
Разыскиваем раздраженье,
Безотлагательно шумим,
И, не минуя пораженья,
В ошибках собственных горим!
ПОД ГИТАРУ
Опять я жду…
Я жду не обещаний,
Не обещаний
ветреных твоих,
Я жду весну,
весну переживаний,
Что заполняют
одинокий стих.
Опять я жду
слезы волшебной россыпь,
Слезы волшебной
обнаглевший след.
Посмейся, осень, золотая осень,
Над безысходностью
придуманных побед…
Опять я жду не сон,
но все же небыль.
Простую небыль
звездных миражей,
Но за окном
бессмысленно, нелепо
высокомерье серых этажей.
Опять я жду…
парад не обещаний,
Не обещаний
ветреных твоих.
Судьбу своих
несбыточных мечтаний
Я проживаю сразу за двоих.
* * *
Раскаты грома. Небоскреб.
В раз заплелись косички из вод,
Их грозовой озноб
Затеял с вихрем стычку.
Приблудный струсил воробей,
Забился в щель гранита,
Со светом солнечным простясь,
Подумал: «Жизнь разбита!»
Июньский ливневый оркестр
Из грубого стаккато
Полуденный поставил крест
На скучное легато.
Бесцеремонно, бодрячком
Единственный автобус
Выруливал из луж бочком,
Преподносил как фокус.
* * *
А проза жизни тазик и бельишко,
Немного перепачканных носков.
Какая разница, что портит все отдышка
И пот струится у витых висков.
Какая разница, что грязная посуда,
Томящаяся долго, без стыда.
Студенческий подарок от фастфуда
Награда, жизнь, бесценная еда.
По ходу искрометных эсэмэсок
Волнующая дума, как же быть
Наобещавши парочки принцессок
И спору нет, что не на что водить.
ВАЛЬСОВЫЙ ТАКТ
Счастье мое несказанное,
Мысли мои неминучие,
Баб, собери мне приданное,
Чтобы судьбина не мучила.
Баб, собери мне все мудрости
С опытом и без опыта
От человеческой скупости,
Декоративного шепота,
От романтической лености,
От козырной примитивности,
К брачной святой откровенности,
С капелькой легкой наивности.
С послевоенной жилплощадью,
Как бы цинично ни славилось,
С чувством охотника с проседью,
Чтобы враньем не прославилась.
ПОСЛЕДНИЙ СОН ЭВРИДИКИ
1
Не смею небыль переспорить,
Но нотам постараюсь вторить.
Сон древнегреческого лада –
Короткая моя баллада:
«Как аромат любовных грез
Незримо в будущее нес,
Как увлеченный ритм дыханья
Стеснялся таинства страданья.
Надежд начало и конец!
Недолго царствовал венец.
2
Бутоны нежности во сне.
Не скрыто тело Эвридики.
Что снится ласковой жене?
Смиренных изваяний лики,
Колонны, мрамор белоснежный
Фатою пенною укрыт,
И лотос царственный и нежный
В подножье сорванный лежит.
3
Дар колыбельная Орфея,
Она подвластна струнам чувств.
И Громовержец, багровея,
Ревнует, не открывши уст.
Лишь хмурит брови седовласый,
(Пыл усмиряет мудрость звезд),
Дождливые свои запасы
Он от греха за десять верст
Разумно отогнал ветрами.
И вторит эхо над горами
Мелодию мирской души.
Сапфир небесного творенья
Влюбленных охраняет тайну,
Частица легкой звездной пыли
Сверкнула в волосах случайно.
Как бесконечен лунный миг,
Так коротка влюбленных вечность,
Соблазн желания велик,
И счастьем кажется беспечность!
4
Орфей уснул, простилось эхо,
Струна кифары ослабела,
А завтра каламбуры смеха
Отравит ужас смерти тела!
Тень недоступной Эвридики –
Как спесь капризная богов.
Слезою Стикса в скорби реки.
Кочующие в глубь веков.
* * *
Отдай мне музыку стихов.
Она небесная соната,
Свежа, на фоне пустяков дождя –
Занудного стаккато.
Отдай мне музыкальный дар
Для безупречного соитья
Всех чувств, всех восхваленных чар,
Венцом Орфея должен быть я
Для той, что думою, томима,
Непредсказуемо ранима.
Словоохотливая лира,
Во время ливневого пира
Отдай мне музыку богов
БАЛЕТ
Я счастлив потеряться в страхе
Когда взлетают пачки-птахи,
Как будто собраны метелью,
Перемешавшись с акварелью.
Прожектор, милости лишенный,
Страдает, словно прокаженный.
Все время отстает от нот,
Как замирающий аккорд…
А я счастливец и растерян,
Что кончик кисеи потерян
В порыве возмущенных масс,
Но я поймал его и спас!