   Сергей Тюленев
   Где живет ум
   Роман

Самый твёрдый камень – алмаз; горит голубым пламенем

Намибия

Часть 1

   «Нет-нет, спать нельзя: засну, а эта свора оборванных и голодных негров накинется на меня, и глазом моргнуть не успею. В сон клонит… Хочется, чертовски хочется спать! День был такой длинный и, похоже, самое страшное еще впереди…» – рассуждал Глеб, лежа на полу в камере Центральной намибийской тюрьмы.
   …А утро начиналось так хорошо! Проснулся в отеле «Сафари». Солнце наполнило комнату жарой; птицы оживленно обсуждали свои утренние дела и носились за окном, словно бумажные самолетики; в ванной комнате громко плескался Алексей – молодой и сильный телохранитель, которому больше нравилось модное слово «секьюрити».
   – Глеб, ты уже проснулся? – ревел тот из ванной комнаты, заглушая шум воды. – Давай-давай, поднимайся! Я уже пробежался, сделал зарядку, а ты все валяешься! И вообще – если бы не предстоящая встреча, погнал бы я тебя на пробежку, а то вон, брюхо уже выросло… Мастер кунг-фу фигов, трех минут боя не выдержишь – задохнешься!
   – Не зуди, – потягиваясь в кровати, парировал Глеб утренний наезд на свою «красивую» фигуру в области живота. – А главное, запомни раз и навсегда: бой должен быть коротким. Три минуты – это спорт. В жизни так: фазу не одолел, потом можешь победу и не догнать.
   – Ну, это понятно, – улыбнулся Алексей, выходя из ванной комнаты. – Ты этой своей восточной философией любую лень объяснишь. Давай, поднимайся, я есть хочу. Так хочется графинчик маракуйи со льдом, бекончик с яйцом, кофеек с ароматом востока, в ма-аленькой такой кружечке. Да, все-таки здоровская придумка: шведский стол! Подходи сколько хочешь – никто слова лишнего не скажет! Только черненькие из обслуги улыбаются, как китайские болванчики головками кивают, а я ем и балдею…
   «…Правильно, нужно в памяти весь день прокрутить, – продолжал Глеб рассуждать и бороться со сном. – Может, и ночь быстрее пролетит… А там глядишь, и «посольские» утром подтянутся, вытащат меня из… хм-хм… Смешно. Меня, бывшего секретаря райкома партии – из тюрьмы в Африке! Да кому десять лет назад рассказать – не поверили бы! Жил себе, на работу ходил, зарплату получал, а теперь все вверх дном… Правильно говорят: ни от чего зарекаться нельзя. Нет, точно сейчас засну! Веки окаменели… Нужно подниматься, встряхнуться; может, попробовать отжаться несколько раз? О-о, вон как смотрят братья негры своими белковыми глазами; за каждым моим движением следят, боятся. Чувствую, сами боятся».
   – Эй, русский! – Глеб обернулся. Прямо напротив него за решеткой стоял охранник в старой и мятой форме с перекрещенными шпагами на погонах. – Деньги есть? Если есть, то могу сбегать за водой и курицей, но десять баксов мне!
   …Утром, отправляясь на встречу сразу после веселой перепалки с охранником, Глеб надел свой любимый колониальный костюм. Аккуратно по карманам и всяким «пистончикам» распределил деньги, документы, маленький пистолет и телефон; особое место в нагрудном кармане заняли иглы дикобраза. Еще в Танзании его научили пользоваться этим оружием, которое не звенит в аэропорту, но является «славным» аргументом в конфликте, особенно при встречах с промышляющими в вечернее время на улицах Дер-Салаама многочисленными группами попрошаек и воришек.
   Выйдя из номера, он улыбнулся милой паре туристов-англичан, спустился на сверкающем зеркалами лифте и пошел к выходу из отеля.
   Задержание было очень странным – его даже не обыскивали. Как только он вышел на улицу, сунули в лицо полицейские корочки, показали на машину и попросили пройти в автомобиль. Сейчас же, в камере, от ареста в памяти сохранились только путающиеся мысли и рассуждения о том, что делать: бежать или нападать.
   – Ну, так что? – снова обратился охранник.
   – Деньги говоришь, – сказал Глеб и вытащил из узкого карманчика двумя пальцами стодолларовую купюру. Охранник расплылся в улыбке, обнажив шикарные белые зубы.
   – О! – сказал он. – Другой разговор!
   Глеб окинул взглядом камеру.
   – Себе возьмешь десятку, а на остальные деньги купишь воду в маленьких бутылках, жареных цыплят… И не вздумай финтить, я проверю!
   «…Полицейская машина была старым микроавтобусом марки «Фольксваген-бас…» – после ухода охранника Глеб вернулся к воспоминаниям прошедшего дня.
   Его посадили на заднее сидение, кругом была пыль и грязь, из рваной дерматиновой обшивки выглядывал уже пожелтевший и крошащийся поролон. «Так, наручники не надели, одежду не досмотрели – опера называется! Хорошо, что мы перестали учить вас работать… Благодаря вашей тупоголовости у меня появился шанс избавиться от улик», – начал анализировать сложившуюся ситуацию Глеб. В его карманах лежали ключи от «БМВ Х5», паспорта двух граждан Намибии и – хитрый пистолетик на две пульки, провезенный в багаже в разобранном виде.
   Решение пришло сразу. Не суетясь и глядя в упор на сидящих боком полицейских, он начал запихивать в рваные сиденья ключи, паспорта и пистолет.
   «А!! Взяли, да?! Как бы ни так! – стали радостно и хаотично летать мысли в его напряженном сознании. – Отличная школа была в Советском Союзе, научили выживать. Молодец! Ах, какой я молодец! Теперь чист и никаких улик… Все, да еще и практически на глазах у полицейских, скинул в спинки передних сидений, и теперь вам никогда не догадаться и никогда ничего не найти! Эх, сейчас бы граммов сто водочки для куража и снятия стресса…»
   Мысль о стаканчике холодной водки вызвала непроизвольный глотательный рефлекс, воспоминания прервались, возвращая Глеба в реальность происходящего.
   – Да-а, – протяжно и громко произнес он на русском языке. – Эй, мужики черные, вы понимаете, где – я, а где – водка?
   Негры обернулись – впервые с момента заточения он заговорил с ними. Его сильный голос и крупная фигура немного напугали сокамерников, и те, не понимая слов, с легким напряжением стали всматриваться в лицо Глеба, пытаясь определить серьезность его намерений.
   – Не понимаете? Вот и я не понимаю, что я тут делаю среди вас, братьев-разбойников… А давайте все вместе сорвемся в побег? Охранники принесут еду, откроют камеру, а мы их хлоп и – в дамки! – Глеб сопроводил слова размашистым жестом сжатой в кулак руки и тем самым еще больше напугал отодвигающихся в угол негров.
   Заскрипела дверь, и перед решеткой появились двое полицейских с ящиком воды и пакетом ароматно пахнущих кур.
   – Эй! – крикнул один из них. – Русский угощает!
   Фраза прозвучала, словно выстрел из стартового пистолета. Все кинулись на решетку, и только небольшое пространство вокруг Глеба по-прежнему оставалось свободным.
   «О-о, – подумал он, – смотри-ка, это уважение. Или страх. Ко мне-то приближаться не стали…»
   В следующую секунду полицейский протянул и ему бутылку с водой и большой кусок птицы, который он смачно оторвал от тушки своими грязными руками.
   Взяв только лишь бутылку воды, Глеб тут же, опустившись на корточки, принялся медленно пить, чувствуя, как чистая вода приносит ему долгожданное расслабление.
   Теперь можно было спокойно и внимательно приглядеться к окружающим его людям. Первое, что бросилось в глаза – они все были разных народностей.
   Так, рядом с ним стоял черный, как уголь, негр. И если бы он задумал ночью играть с вами в прятки, то ему достаточно было бы закрыть глаза и рот, и ни у кого не было бы никаких шансов найти его. Неожиданно в голову Глебу пришло забавное женское высказывание о крепких мужских попках, как о символе сексуальности. Эта мысль залетела в его сознание потому, что у этого экземпляра сзади было что-то похожее на надувные шары, заправленные в штаны. В углу прижались друг к другу маленькие, как подростки, бушмены. Они считались хорошими охотниками и следопытами. Рядом с ними, уже проглотив еду, толкалась группа молодых парней в рваной одежде; язык, на котором они говорили, был африкаанс, но тараторили они так быстро, что разобрать смысл было практически невозможно.
   Теперь, после ночного ужина, утолив жажду и голод, соседи перестали вызывать у него чувство опасности. Стресс, вызванный арестом, уступал место наползающему, как лава, желанию спать. «Почему бы и нет, – сказал он сам себе. – Похоже, маневр с едой принес мне хорошие дивиденды». Удобно расположившись на видавшем виды подобии коврика, он мгновенно заснул.
   Утром охранник, безуспешно пытаясь разбудить Глеба голосом, толкнул его своей деревянной палкой, служившей ему подспорьем при усмирении разбушевавшихся заключенных.
   – Русский, русский! Вставай, к тебе пришел твой посол! Давай, поднимайся!
   Глеб подскочил мгновенно и, поняв по выражению лица конвоира, что агрессии против него нет, и палкой его просто вежливо будили, направился к открытой двери камеры.
   Тюрьма была маленькая. Быстро пройдя коридор до конца, они вошли в помещение, выкрашенное в ядовито-зеленый цвет; посередине стоял стол и два обычных пластиковых стула, окно за решеткой наполняло все помещение светом и сладким, свежим воздухом.
   – Господин Белов, присаживайтесь! Я – консул посольства России в Намибии, Юдин Николай Васильевич.
   И, пока одетый невыразительно, а главное – неаккуратно человек представлялся, в голове у пленника начали выстраиваться фразы, заготовленные специально для разговора с официальным представителем посольства.
   – Расскажите мне, Глеб… – Консул заглянул в потрепанный блокнотик. – Михайлович: как это вас угораздило попасть в тюрьму? Нам в посольство никаких официальных бумаг из полиции не поступало, и я абсолютно не владею ситуацией.
   – Понятное дело, – бодро ответил Глеб, удобно располагая руки на столе. – Меня только в воскресенье арестовали, вчера утром то есть, у входа в отель. И пока ничего не предъявили. Держат в камере. Может, отечество родное как наедет на этих чертей, да как спросит: как это так – гражданина России кинули в тюрьму без обвинения и объяснения причин?! А вообще, если честно, очень хочется, чтобы все это закончилось, – сменив иронию на серьезный тон, продолжал Глеб. – Прошу вас, разберитесь быстрее, а то заразу какую-нибудь подхвачу – кругом грязь и вонь невыносимая, воды чистой нет… Да вы и сами все знаете, раз тут живете и работаете.
   – Странно… Ни с того ни с сего белых здесь на улице не хватают – это одна из самых спокойных стран Африки, да и отношения у нас с намибийским правительством хорошие. Вы, Глеб Михайлович, что-то недоговариваете, а? – Консул вопросительно обмерил своего собеседника довольно продолжительным взглядом. – Может, все-таки есть в запасе какая-то история с запашком? Рассказывайте-ка лучше сейчас… Может, алмазы с рук на улице покупали или в баре подрались? Вспоминайте, мне нужно знать все.
   – Ума не приложу, кому я что плохого сделал! Мой бизнес здесь связан с таксидермией, – начал выговаривать Глеб заготовленный еще в камере рассказ. – Покупаю охотничьи трофеи, выделываю их в компании «Накара», – это в индустриальной зоне на севере города, потом вывожу контейнер на Кипр, а уже оттуда реализую клиентам. В основном – для интерьеров и в частные коллекции. Если хотите, в моем телефоне есть все координаты моих партнеров.
   – В телефоне? – Консул поднял глаза на Глеба. – У вас при себе есть телефон? Они что, при аресте ничего у вас не изъяли?
   – Нет. Деньги, ремень, авторучка, телефон – все в карманах. Задерживали меня у входа в отель «Сафари», я шел на встречу с одним местным. Он предложил на продажу чучело молодой львицы хорошей работы, мне оно сразу понравилось – южно-африканская таксидермия. В прошлую субботу я гостил в его доме, прекрасно провел время и, уходя, дал ему тысячу долларов задатка за львицу. Тогда же мы и договорились, что в воскресенье утром он привезет мне ее, упакованную, в отель. И вот, когда я вышел в назначенный час из отеля, меня задержала полиция и на машине привезла в полицейский участок.
   – Все-таки странно, – поднимаясь и направляясь к выходу, произнес посольский чиновник. – Вы здесь один или у вас есть помощники?
   – Да, есть, – так же быстро ответил Глеб. – Мы вместе живем в отеле «Сафари», он сейчас, наверное, ищет меня, с ног сбился. Может, вы ему позвоните и хотя бы предупредите, чтобы не волновался? Номер триста два. А может, его и на встречу со мной пропустят?.. Дело в том, что через два дня по плану нужно улетать. Я рассказал бы ему, какие шкуры увозить с собой. Если, конечно, вам будет нетрудно сделать это.
   – Хорошо, – произнес консул. – Нет, ну, в смысле, ничего хорошего, будем разбираться. – Он убрал блокнот и, даже не сказав «до свидания», на удивление быстро и поспешно исчез в дверном проеме.
   Вернувшись в камеру, Глеб новым, утренним взглядом внимательно изучил своих «соседей»: на него смотрели спокойные и где-то даже заискивающие глаза – люди были благодарны за угощение и находились в состоянии ожидания повторения сюрпризов с его стороны.
   Присев на коврик, он продолжал думать: как могло все это получиться, где совершена ошибка, и как теперь выбираться из этой зловонной клетки? И что вообще ему могут предъявить? И какой силой располагает посольство? Может, завтра он уже будет свободен?!
   Незаметно для себя, а главное, вероятно, по привычке, мысли плавно перешли к рассуждениям о жене.
   «…Интересно, что она делает где-то там, в другой жизни? Сидит, наверное, на кухне и кофе пьет, а может, уже работает… Ходит и даже не знает, где я сейчас и что со мной происходит. А может, в шутливой форме взять да и позвонить прямо из камеры?! Да, точно!» – Идея показалась отличной и даже с романтическим оттенком. Закрыв глаза, он представил ее лицо, а потом и ее волнение; она будет рассказывать о детях, внуке и постоянно говорить: мы за тебя так волнуемся, переживаем, ты у нас самый лучший и скоро к нам приедешь…!
   – Алле?! Алле?!.. – В трубке раздались гудки. Он отвернулся от всех, ушел в угол камеры и настроился на разговор. Телефон соединился.
   – О, Глеб Михайлович собственной персоной! – раздался голос жены. – Ну, что там, как у тебя, когда домой? – Она задавала вопросы один за другим, словно говорила сама с собой.
   Глеб молчал. Просто, так хорошо было слышать голос из другого мира… Промелькнула мысль: «Когда изобретут перемещение по телефону, я обязательно этим воспользуюсь. Нажал кнопочку – и уже дома на диване, а из кухни доносятся запахи и звуки приготовления пищи…»
   – Эй, чего молчишь? Ты меня слышишь? Ответь же чего-нибудь! – прервала жена его фантазии.
   – Слышу, слышу… Тут такое дело, дорогая, – произнес, улыбаясь, Глеб. – Я тут решил для разнообразия переночевать в тюрьме, а то все отели да мотели… Вот, прямо из камеры тебе и звоню. Ночь уже отсидел, теперь завтрак жду. Обещают теплую мамалыгу и сок.
   – Та-ак… – протянула жена. – Значит, добегался! А деньги, пятьдесят тысяч, с ними что?..
   – Деньги, – повторил он за женой, – деньги буду вытаскивать.
   – Что вытаскивать? Опять вытаскивать! Сколько можно?! Скоро пятьдесят лет, а ты все как мальчик по странам скачешь! Я тут работаю – в гору глянуть некогда, деньги зарабатываю, а ты их… неграм раздаешь?!!! – Интонация в голосе стала железной. – Значит, так! Даже и не думай и не рассчитывай – я помогать тебе не буду. Ты меня понял? Все! Сам залез в эту историю, сам и выбирайся!!
   В трубке послышались гудки. Стало понятно, что разговор окончен.
   «Женщина волнуется, переживает, – успокаивал себя Глеб, объясняя резкость ее интонации. – Сейчас переведу звонок на самый минимум и поставлю на вибрацию – она перезвонит или напишет что-нибудь ободряющее».
   Рука опускала трубку в карман, а уверенность, что его поддерживают, исчезала, просто таяла. В голове образовывался вакуум и пустота. Промелькнула мысль, что лучше бы и не звонил совсем.
   «А может, она не поняла серьезности моего положения? – погружался Глеб в размышления относительно телефонного разговора с женой. – И вообще, странные у нас отношения: живем, словно повинность отрабатываем. Двадцать пять лет вместе, а понимание друг друга так и не пришло или наоборот – уже ушло… Боже, как во всем этом разобраться?!.. Может, она меня не любит? Живет по привычке, а возникающие проблемы ее только злят; всегда ей чего-то не хватает… Правильно Пушкин в сказке написал про женщин – все им мало, а мужики у них на поклонах и посылках. Да вот только так в конце можно и у разбитого корыта оказаться… С другой стороны – а какая женщина будет довольна постоянными и опасными командировками мужа? Видимо, мое отсутствие научило ее жить самостоятельно. А зарабатываю я сколько? – перешел на самокритику Глеб. – Всегда не хватает; закрыв один кредит, тут же открываю другой. Постоянно тянемся: нужно одеться хорошо, машины купить… А дача сколько денег высасывает?! Да, точно, все деньги! Помню, кофточку новую купит – глаза горят, восторг! Рассказов по телефону на весь вечер! А вот как придет чернее тучи – значит, в магазинах скидки начались, а денег нет! Тут все плохо: и жизнь не удалась, и платят мне мало, и перспективы никакой… Попробуй, спроси у нее в это время о любви, а уж с ласками и вообще не приближайся… Нет, это нормально, – продолжал рассуждать про себя Глеб, – у всех так. Я тоже бываю не сахар – просыпаешься после хорошего вечернего возлияния, а в спальне хоть топор вешай – запах перегара! И правильно, что она уходит в другую комнату! Каково это: пьяный храп всю ночь слушать! Утром смотреть на себя тошно, а уж ночь провести – так сам бы от себя сбежал… О, опять водка вспомнилась. Нет, вернусь домой, точно меньше буду с друзьями застольничать. Правильно Алексей говорит: живот растет, задыхаться стал, а ведь пятнадцать лет занимался китайской борьбой! В Китай на стажировки летал, силы тогда было о-го-го… Допустим, тело стало вялым, – перескочили его мысли на другую тему. – А дух?! Он и сейчас мне помогает. Знания делают человека сильным, а у меня за плечами такие университеты!.. Дорог сколько пройдено, людей увидено, опыт какой накоплен наконец!!! Сейчас соберусь и придумаю что-нибудь позаковыристей… А кстати, что это они про меня позабыли? Хоть бы на допрос какой вызвали… И «посольский» пропал, сиди тут, жди! Нет уж, пора начинать действовать!»
   Глеб поднялся с коврика, подошел к решетке, сделанной настолько крупно, что туда можно было просунуть руку или голову.
   – Извините! Меня кто-нибудь слышит? Ко мне может кто-нибудь подойти?
   Улыбчивый охранник появился мгновенно.
   – Что, русский, пить хочешь? Или что другое? Десять долларов – и я все принесу.
   В этот момент опять заскрипела дверь. В коридоре послышались приближающие шаги; секунда – и перед Глебом стоит высокий негр в светлых брюках и красной рубашке с короткими рукавами.
   – Мистер Белов, – сказал он дружелюбно, – я – следователь по вашему делу.
   Не дожидаясь ответа, он развернулся и пошел обратно, бросив охраннику-снабженцу еще какую-то фразу на африкаанс.
   Через пять минут Глеб сидел в той же комнате, где утром беседовал с посольским чиновником. Только сейчас на столе стояла маленькая бутылка воды, лежали местные сигареты и зажигалка, а у окна, спиной к входу, стоял краснорубашечный негр.
   – Итак, сэр, я ваш следователь и хочу рассказать вам, по каким причинам вы задержаны, – начал он говорить не оборачиваясь. – Сейчас сюда приедет ваш консул, и мы продолжим, а пока можете попить воды. Если вы курите, пожалуйста, берите сигареты.
   – Извините, – начал Глеб, – может, вы, пока мы ждем, хотя бы назовете причину моего задержания и покажете мне какие-нибудь документы? Скажем, постановление об аресте или что у вас там есть.
   – Обязательно покажу и все расскажу, – оставаясь в той же позе, произнес следователь. – Вот, я вижу, ваш консул уже идет к главному входу. Давайте секунду подождем и начнем все вместе.
   Действительно, минуты через три появился «посольский» с портфелем и стулом в руках. Он шумно сел, быстро достал листы чистой бумаги и, повесив на лицо недовольную гримасу, помахал рукой в знак своей готовности слушать.
   – Мне, – начал следователь, – поручено довести до вашего сведения, господин консул, и проинформировать вас, господин Белов, что вы обвиняетесь по статье «Покушение на убийство и овладение чужой собственностью». По нашему закону это деяние карается сроком до девяти лет лишения свободы. Дело в отношении вас… – Теперь он в упор смотрел на Глеба. – Было возбуждено по заявлению гражданина Намибии Метью Нгонго. В своем заявлении мистер Метью указал, что два дня назад, в субботу, вы незаконно проникли в его дом номер 1041 по улице Ондонгаб, напали на него и двух его гостей, надели на всех пластиковые наручники, заклеили рот и учинили обыск в доме. Вами были похищены гражданские паспорта Метью и Джерри, гостя хозяина дома, а также ключи от автомобиля «БМВ Х5» с брелоком от сигнализации. В заявлении также говорится, что вы… – Следователь протянул руку с выставленным указательным пальцем в сторону Глеба. – Угрожали оружием, нанесли тяжелые увечья мистеру Мэтью и его девушке, которая в этот момент тоже находилась в доме.
   В комнате воцарилось молчание. Консул, видимо от неожиданности так и не сделав ни одной записи на бумаге, смотрел на Глеба широко открытыми глазами – выражение его лица было растерянным и глупым.
   – И что теперь? – выдавил из себя консул. – Есть свидетели, доказательства? Вы оставляете его в тюрьме?
   – Конечно! Это серьезное преступление! А свидетелей было трое, они же потерпевшие. В нападавшем они опознали мистера Белова, так что сидеть ему придется долго, – подытожил следователь, поглядывая на российского чиновника с легкой улыбкой.
   Направляясь к выходу он, видимо для того, чтобы поставить точку, обернулся и произнес:
   – Оставляю вас наедине, даю вам двадцать минут для общения. Вернувшись, начну процедуру допроса.
   Понимая, что пора начинать как-то оправдываться и приобретать в лице служащего посольства союзника, Глеб, театрально напряженно покусывая губы и постукивая пальцами по столу, с видом совершенно растерянного человека приступил к рассказу своей версии произошедшего.
   – Это какая-то ерунда! Послушайте, я действительно в субботу был в гостях у этого Мэтью – это его львицу я хотел купить. Но я ни на кого не нападал, ничего не забирал, и оружия у меня нет. Пусть полиция досмотрит мой номер в отеле, я уверен: они там ничего не найдут. Потом, какой Мэтью свидетель! Он лицо заинтересованное, а за деньги наговорит сказок в три короба, лопатой не разгрести… В субботу я с Алексеем, моим охранником, подъехал к дому Мэтью на арендованной машине. Алексей не заходил, ждал меня в машине минут десять, а то и меньше. Разве за это время можно столько совершить?! Вы допросите моего товарища, он вам все подтвердит. – Лицо Глеба раскраснелось. Он входил в роль человека, пытающегося собраться в трудные моменты жизни. – Да, а в номере на столе лежит расписка на тысячу долларов от Мэтью, которая тоже подтверждает, что я приходил смотреть охотничий трофей. Неужели вся эта история с покушением на убийство состряпана только для того, чтобы не отдавать мне львицу?!
   Консул смотрел на Глеба и все больше терялся. Уже три года он работал в посольстве этой тихой и спокойной страны. Редкие инциденты возникали в Свакопмунде, городе, расположенном на берегу Атлантического океана, и обычно они были связаны с подвигами российских рыбаков, отдыхающих в местных барах.
   По утрам он приходил в посольство, включал кондиционер, компьютер, откидывался на спинку стула и считал себя занятым на работе. В течение дня он общался с коллегами, оформлял визы студентам, уезжающим учиться в Россию, а вечером тут же, в посольстве, шел в бассейн и плавал, получая огромное удовольствие от царящей вокруг него атмосферы и собственной значимости.
   Сейчас же, глядя на Глеба, он терялся в догадках: все казалось ему сомнительным. Утром этот русский говорил, что хорошо провел время в доме у потерпевшего, теперь показывает, что был там несколько минут. А может, он вообще из наших спецслужб, просто об этом не положено знать?.. Мысль о том, что теперь придется ходить в тюрьму как на работу, раздражала служащего.
   – Ладно, – сказал консул, поднимаясь, – мы назначим вам адвоката посольства, я свяжусь с вашим товарищем в отеле, будем делать все, чтобы вам помочь в этой ситуации.
   Профессионально красиво улыбнувшись, консул вышел из комнаты, опять же – не попрощавшись. Звук его шагов затихал и после дверного скрипа исчез совсем.
//-- * * * --//
   Алексей не отходил от телефона. Куда, ну куда мог пропасть Михалыч?! Почему он категорически отказался взять его на встречу, что у него произошло?! Неизвестность терзала телохранителя плохими предчувствиями.
   – Так, – рассуждая вслух, расхаживал по пустому номеру отеля Алексей. – Неужели черти его похитили? Напали и силой увезли? Или как-то обманули и он сел с ними в машину? Все сам да сам, босс чертов! Пропал, а тут голову ломай, чего делать… Давай, давай звони!!! – Он взял телефон в руки. – Давайте уже хоть кто-нибудь звоните!!!
   В дверь номера постучали.
   – Что?! – на русском и очень громко выкрикнул Алексей.
   Стук в дверь повторился и был более настойчив.
   – Да кто там?! – крикнул он еще громче, вспоминая, что дверь закрыта. Это Глеб научил его и развил умение до автоматизма: заходя в номер, поворачивать внутреннюю задвижку.
   Распахнув дверь, Алексей еле устоял против хлынувшего на него потока людей, бесцеремонно заполняющего все пространство номера.
   Говорил на английском Алексей плохо. Надо сказать, что и люди, ворвавшиеся в комнату, тоже не отличались чистотой произношения, однако понять, что перед ним полиция и что в номере начинается обыск, оказалось нетрудно.
   Пока поднимались матрацы, открывались чемоданы и прощупывалась одежда, Алексей присел на стул у окна и, поглядывая с легкой улыбкой на уже вспотевших полицейских, начал складывать логические мостики между происходящим в номере и пропавшим шефом.
   «Если полиция в номере, это значит, – покусывая ноготь, продолжил размышлять Алексей, – что Глеб у них, а не пропал. И главное – он избавился от своих трофеев и пистолета, иначе бы они тут не шустрили. Ищите-ищите! – Настроение у охранника становилось игривым. – Старайтесь! Дырку вам от бублика не найти – все у нас продумано и состыковано. Мы тут шкуры покупаем, честные бизнесмены, все по закону. И что вообще они тут потеряли? Кстати, и бумажку на обыск мне не показали… Жаль, языка не знаю, а то бы я им сейчас выдал!»
   Когда полицейские остановились и перешли к разговору между собой, Алексей поднялся, развел руки в стороны и громким голосом произнес:
   – Финиш! – И, понимая, что русского языка они не знают, добавил: – Вот уроды! Пошли отсюда к вашей черной бабушке, и задницы свои вонючие уносите!
   Полицейские медленно потянулись к выходу, наступая на разбросанные на полу вещи. Было видно, что они недовольны и устали. Алексей, провожая непрошеных и изрядно вспотевших гостей, вышел из номера в общий коридор. У входа в соседний номер стояли две горничные – лица их были напуганы и растерянны.
   – Сюда, – опять на русском произнес Алексей. – Номер уберите, чего стоите?! Курицы! Кто вас так нарядил во все белое? Вы что тут – невесты?! Тряпки в руки и работать! Ну, что глазками захлопали?! Не понимаете?! И чему вас только в школе учили! Точно, курицы!
   Настроение его было веселым и воинственным. Проходя мимо горничных, он еще раз, но уже жестами показал, что именно им нужно делать, и отправился в ресторан получить удовольствие от общения с огромным стейком из зебры и бутылочкой красного южно-африканского вина со странными немецким названием – «Недебург».

Часть 2

   Допрос продолжался уже второй час, следователь был раздражен. Все происходило как-то неправильно. Этот русский не признавал показаний свидетелей, обыск ничего не дал; его помощник подтвердил, что тот в доме был только пять минут, косвенно, но это опровергало заявление потерпевшего и разрушало картину обвинения. Без улик дело рассыпалось. «Что нести прокурору? – думал следователь, глядя на улицу через решетку. – Упорный какой! Ясно же: он там был, и напал, и избил – все было, но причина? Какая у него была причина? Зачем проникать в дом, забирать документы, ключи от машины, устраивать погром? Какая-то ерунда получается; похоже, что оба, и потерпевший и подследственный, рассказывают мне не все».
   – Хорошо, – прервал свои размышления следователь. – Подписывайте протокол внизу каждой страницы, и знаете, мне говорят, что вы по ночам кормите своих сокамерников. Это, конечно, хорошо – у нас таких щедрых задержанных еще не было, но остальные камеры гудят, все рвутся перевестись в вашу. Поэтому я прошу: вы как-то это сворачивайте или делайте не так масштабно, потише, а то узнает начальство тюрьмы – и не будет у вас денег, а режим содержания изменят на более строгий.
   – Господин следователь! – решил воспользоваться лирической паузой в допросе Глеб. – Скажите: насколько я понимаю, моему посольству не удается вытащить меня отсюда, и я до суда должен буду сидеть в камере?
   – Да, – оживился следователь. – Слишком серьезная статья. Вас выпусти, и вы сразу покинете страну. Не секрет: границы очень прозрачны, и посольство может помочь вам скрыться – у нас таких случаев много.
   – Тогда у меня есть личная просьба. – Глеб протянул следователю клочок бумаги. – Здесь написан телефон и фамилия моего хорошего друга, генерала Нишитымба. Вы позвоните ему и расскажите о моем деле все, что сочтете нужным.
   – Нишитымба? – переспросил следователь. – Вы знакомы?.. Мы говорим о командующем танковыми войсками и близком друге нашего президента?..
   Было видно, как спина полицейского выпрямлялась, глаза округлялись, лицо становилось серьезным и напуганным, пока он произносил эти слова.
   Медленно, с огромным удовольствием, словно причмокивая и даже вытягивая губы вперед, Глеб произнес:
   – Да, о нем разговор. Я бы сделал это сам из камеры по телефону, но у меня очень малый запас батарейки – боюсь, не успею все объяснить.
   – Господин Белов, что же вы раньше не сказали, что лично знаете такого человека?! – затараторил следователь. – Конечно! Вы сейчас идите в камеру, а я с ним созвонюсь и все расскажу! Можете мне доверять и не волноваться.
   Следователь даже поддержал Глеба за локоть, пока тот поднимался со стула и, провожая до камеры своего подследственного, непрестанно улыбался. Каждый жест его говорил о неожиданно возникшем большом уважении и почтении; удивительно, но, когда они подошли к двери в камеру, ему удалось открыть и закрыть ее так нежно, что, до этого момента скрипучая, словно старая телега дверь теперь не произвела ни единого звука.
   Вернувшись в камеру, Глеб только сейчас по-настоящему понял, как устал. Одежда его уже впитала запахи тюрьмы, волосы стали жирными и неуправляемо торчали, словно рожки у молодого бычка. Желание почистить зубы и принять душ стало сильнее, чем чувство жажды; ногти предательски набрали грязи, голова болела и была словно колокол, отекшая шея требовала массажа или хотя бы поглаживания.
   Продолжая прислушиваться и осматривать себя, Глеб остановил свой взгляд на животике: борьбу за его размеры он вел давно и безуспешно. Неожиданно ему вспомнился рассказ одного русского генерала времен гражданской войны, который в своих мемуарах написал, что именно плохое питание и тяжелые условия содержания избавили его от лишнего веса и улучшили общее самочувствие, когда он находился в плену у красных.
   «Само по себе это неплохо… – Начал поглаживать свой животик Глеб, хотя перспектива сидеть в тюрьме ради того, чтобы избавиться от лишнего веса, абсолютно не прельщала его. – Интересно, а женщины, которые способны на любые подвиги во имя сохранения фигуры, согласились бы посидеть для этого в камере? Нет, лучше с животом на свободе, чем стройным в тюрьме!..» – Мысль вызвала улыбку и, сложив обе руки на животе, Глеб закрыл глаза.
   Его разбудил шум, крики и хлопанье каких-то дверей.
   Охранник-снабженец подбежал к решетке и, прокричав: «Русский, русский!» – опять скрылся в коридоре.
   Глеб приподнялся: ему стало интересно, что именно вызвало такой переполох и беготню в коридоре, и зачем охранник обратился именно к нему.
   Взявшись руками за стальные прутья, он попробовал просунуть лицо в квадрат решетки, но в процессе этих сложных экзерсисов чья-то рука вдруг ловко схватила его за нос.
   – А-а-а!.. Второй раз попался: один раз – полиции, другой – мне, – отпуская нос, произнес Нишитымба, выныривая из-за угла.
   Генерал стоял в тренировочном костюме, коленки на штанах висели, пятна на олимпийке говорили о его пристрастии к жирной пище и использовании спортивной одежды не по назначению. Четверо «головорезов», расположившись вокруг генерала, всем своим видом показывали рвение в охране важного лица; короткие рукава рубашек открывали внушительного размера бицепсы, черная форма и автоматы делали эти фигуры окончательно устрашающими. Лица охранников были суровы и неподвижны, словно застывшие изваяния демонов войны.
   – Михалыч, – перешел Нишитымба на хороший русский язык, – ты в Намибии и, как я вижу, в хорошей компании! – Он окинул веселым взглядом всех находящихся в камере. – Это что, твое новое увлечение или упражнения по формированию духа? Нет-нет, сейчас угадаю: ты наконец-то решил выучить африкаанс, а твои учителя живут в этом симпатичном доме! – Смеясь над собственными остротами, генерал прошел внутрь камеры.
   Демонстративно потянув воздух ноздрями и состроив гримасу, Нишитымба зажал двумя пальцами нос и, придав своему голосу французское произношение, продолжил иронично игривую форму общения.
   – И запах от тебя идет просто волшебный! Может, посодействуешь, поможешь приобрести парфюм, которым ты пользуешься? Наверное, покупаешь его в Дубай… Говорят, там большой выбор, так в следующий раз, когда полетишь, захвати и для меня пару флакончиков.
   Глеб обнял этого улыбчивого кругленького человека и ощутил, как теплое расслабляющее чувство спасения стало растекаться по телу предательски сентиментальными нотками. Он почувствовал: сейчас происходят события, которые в дальнейшем его сделают сильным и значимым, позволят ему красиво и уверенно рассказывать об этом приключении и, несмотря на приближающийся возраст он, оставаясь по сути своей мальчишкой, уже представлял лица жены и детей, полные восторгов и уважения к его тюремным подвигам.
   – Ишь, медведь какой… Отпусти, – произнес Нишитымба, немного отстранившись от Глеба, – задавишь ведь… Вижу, ты еще больше стал с последней нашей встречи: щечки, подбородочек, животик – не солдатскую жизнь ведешь, эх, не солдатскую.
   Глеб только собрался произнести несколько слов приветствия и благодарности, как генерал продолжил:
   – Давай отсюда убираться, пока эти ошалевшие полицейские не начали звонить своим начальникам. Я написал им расписку и забираю тебя под свою личную ответственность; запомни – с этого момента ты мой пленник и должен слушаться моих указаний. Поэтому говорю тебе: руки в ноги и бегом отсюда на выход, бегом!
   Они шли по коридорам и двери перед ними открывались, как по команде; стоящие вдоль стен полицейские старались не смотреть им в глаза, никто ничего не спрашивал и не говорил – такое рабское подчинение власти вызывало уважение и придавало уверенности.
   Выйдя на улицу, Глеб остановился. Воздух был волшебный: легкий и нежный. Хотелось дышать и наслаждаться. По улице ходили люди, проезжали мимо автомобили, где-то играла музыка, листья на пальмах отражали солнце: город жил своей обычной жизнью.

   – Правильно, что тебя посадили. Жалко, ненадолго, – выговаривал ворчливым тоном генерал. – Хоть жизнь ценить начнешь, думать лучше будешь, а глядишь, и с автоматом по Африке перестанешь, как мальчишка, бегать… Вон, виски уже седыми стали! Запрыгивай в машину и поехали, жена стол накрыла. Водки нет, извини, но виски, твой любимый односолодовый зеленый «фигишь» с оленем, налью.
   Глеб сел в машину; он помнил, что Нишитымба относился к особенной категории людей, живущих эмоциями правды, и ему придется сейчас рассказать многое: ложь генерал чувствовал нутром – она разрубала его доверие. Но за правду, за друга он готов был отдать не только последнее, но даже и то, чем не владел.
   Нишитымба заговорил первый:
   – Я вижу, Михалыч, как тебе досталось… Знаю, что я спасаю твою задницу, и знаю, что ты мне очень благодарен, поэтому давай без сантиментов и хвалебных слов – весь этот фейерверк моей власти завтра зажмут наши алмазные чиновники, более искушенные и опытные в дворцовых играх, чем я.
   Глеб молчал: ему хотелось плакать, как мальчику в пятилетнем возрасте, у которого забрали красную пожарную машину; ему вдруг стало жалко себя, до сжатых кулаков обидно за допущенные ошибки и просчеты. Все было плохо: разговор с женой, потерянные деньги и, наверное, доверие значимого московского лица тоже растаяло в перспективах дальнейшей работы, но больше всего угнетала ошибка, которую он сам, продумывая, казалось бы, каждый шаг, все-таки совершил.
   Напряженно думая каждый о своем они, в окружении машин сопровождения, подъехали к дому генерала.
   Душ, чистая одежда, привезенная охраной из отеля, вкусный ужин, а главное – частые тосты за любовь и здоровье привели Глеба в состояния нереальности, поэтому тост, посвященный дождям в Африке, окончательно убедил всех – Михалычу пора отдыхать.
   Поблагодарив жену генерала за вкусную еду, а Нишитымбу за отличную компанию, он отправился спать.
   Глеб лежал в отведенной для него комнате; сознание еще присутствовало, но кроме мыслей ничего не могло двигаться в его уставшем теле. Голова кружилась, казалось, что даже слова были пьяны настолько, что путались и спотыкались.
   «Я – молодец! Нишитымба заступился за меня, потому что мы, русские, живем сердцем… Ну, правда, я всем своим друзьям открываю душу, и пусть даже плохие люди этим воспользуются… но хорошие мне обязательно помогут в трудный час!..» – Алкоголь сделал его мысли примитивными и простыми.
   Глаза, которые то открывались, то закрывались, никак не могли сосредоточиться на потолке и стенах и, как отражение его состояния, не позволяли удерживать линию рассуждения. Но все-таки проиграв желанию спать, закрылись и наконец-то успокоились в навалившемся сне.
   Утро началось с глубокого выдоха алкогольным перегаром и дикой жажды.
   Не открывая глаз, Глеб потер лоб ладонью, стараясь собрать этим движением вчерашние мысли; просыпаться ему не хотелось: мягкая кровать и сладость глубокого сна еще держали его сознание в состоянии, похожем на подрагивающий пудинг.
   За окном пели птицы, лаяли собаки, шумели люди, в доме происходили какие-то движения. Было очевидно: день начался, и хочешь, не хочешь, а нужно опускать ноги на пол.
   Дверь в спальню отворилась без стука, и на пороге появилось еще пьяное лицо генерала; мешковатое тело двигалось несимметрично и мучительно неловко…
   – Михалыч, ну, ты как, живой? Лично я… – Генерал скривился. – Всю ночь умирал… Ты, зараза такая, все мне наливал! Тосты говорил красивые – сравнил меня с собой, кабан здоровый!.. Тебе напомнить, сколько ты раз выпил за семью и любовь?! Что тебя вчера понесло сентиментальничать? А потом засуха тебя наша стала волновать… Словом, тебя вчера было не остановить, я закусывать не успевал – и вот результат: до сих пор пьян… Тебе везет, что моя жена тебя любит, а то убила бы: полночи не спала, все тазик мне подвигала и ругала за неумение выпивать!..
   Глеб улыбался, его голова тоже немного болела, но самочувствие было отличное, можно даже сказать, бодрое.
   Хлопнув в ладоши показательно звонко, Глеб произнес:
   – Подъем, мой дженераль! Кофе, виски, потанцуем?!..
   Не дожидаясь ответа, он откинул простыни и резко встал на ноги, демонстрируя силу утреннего духа.
   – М-м, да ты еще ничего, – промычал генерал, бросив взгляд в известное место. – Мужик хоть куда: утреннюю эрекцию имеешь, словно мальчик! И как это тебе удается? А врачи говорят: нервные стрессы убивают потенцию… Врут, как обычно! Ты вот: только из тюрьмы, алкоголем до бровей накачался, а вон, огурец какой проглядывает!..
   – Да ладно тебе, какая там эрекция?! Не прибедняйся, кому она нужна, – сглаживал Глеб комплимент, скромничая. – В моем случае от меня всегда хотят денег, а не потенции, и поэтому я тут, а не в московском солярии – это первое. Второе: поверь, женщины больше говорят о любви и сексе, а на самом деле они удовольствие получают не от общения с нами, а от похода по магазинам или от положительных результатов в борьбе с морщинами. Ты думаешь, они нуждаются в наших комплиментах? Нет, самой большой наградой для них будет комплимент от женщины, подруги, которая заметила, как улучшилась ее кожа после ботекса, какого-нибудь лифтинга или массажа с ультрамодными масками…
   – Ну, ты злой какой-то с утра, – просипел генерал. – Вчера бисером сыпал, все о жене да о жене, а сегодня все плохие стали! Еще скажи, что тебя не любят, и у тебя нет любовницы.
   – Любовница, представь себе, есть, но про любовь все равно ничего не знаю. Раньше знал, а теперь вот потерялся… Давай лучше поговорим о моих шансах на побег или, если серьезно, о том, могу ли я смыться, и что тебе за это будет? – придавая своему голосу игривость, продолжал Глеб.
   – Какой побег?! – напряженно произнес генерал. – Лучше подумай, что говорить будешь сегодня на очной ставке… Ты хоть понимаешь, куда ты влез? Мои люди пробили Метью… Он мафиозный валет, алмазный продавец, и полиция это знает. За ним стоят люди, которые хотят убрать тебя. Сегодня. Прикормив полицейских чинов, они выдавливают тебя из Намибии.
   – Да, это понятно. – Глеб начал делать гимнастику. – Мэтью, эта сука, промокашка, кинул меня! Понимаешь, меня кинул на пятнадцатикратный алмаз серо-голубого цвета – подменил в посылке из Анголы. Я его предупреждал: никакой химии – прибью, а он все равно кинул… Эх, пожалел я его в субботу, а нужно было покалечить заразу! Плакал, пощады просил, а на следующий день полиции сдал… Не понимаю – такой трус, а заяву накатал…
   – Так, все, Глеб, не надо, – каждое слово давалось генералу с трудом, – не хочу ничего слышать! Твои дела, – алмазы, фигазы, – сам и рули; я тебя вытащу, но ты должен быстро покинуть страну.
   – Хорошо, пусть твои люди отвезут меня завтра в аэропорт, а потом я вернусь и закончу с Мэтью! – Глеб с настроением перешел к комплексу «семизвездный богомол» китайской гимнастики ба-гуа цуань суе.
   – Слушай, ты, китайский монах с русскими погонами! Какие разборки с Мэтью?! Завтра свалишь, если сегодня после допроса мне удастся тебя снова забрать! И ты на время должен забыть сюда дорогу: любой нищий на улице тебе перо воткнет, а я не помогу… Понимаешь, о чем тебе говорят?
   – Завтра, – выдохнул Глеб в ритме комплекса упражнений. – Не волнуйся, чтобы все улеглось – улечу, но пройдет время, – месяцев три, пять, – я вернусь и верну свое!
   – Ну, ты упертый балбес! – Генерал нервничал. – Мэтью – это мафия; отбей ему голову – еще таких десять появится, сколько тебе говорить!..
   – Мне нужно вернуть деньги, – твердо произнес Глеб. – Я не выполнил заказ. Вернуться в Москву без алмаза и денег, значит – потерять работу и еще влезть в долги. Да и вообще – тогда всему конец, меня на Кипре мандарины собирать не возьмут!
   Нишитымба смотрел, как этот высокий и сильный человек, надувая щеки, выписывает руками круги в воздухе и раздумывал: зачем тот рискует жизнью в его стране и что это за работа для взрослого, опытного человека, связанная с опасностью и проблемами.
   В его голове не укладывалось: почему этот большой когда-то в России начальник сейчас промышляет рискованным бизнесом в Африке, и какая нужда заставляет его так далеко уезжать от дома в поисках заработка.
   Закончив гимнастику, приняв душ и мило пообщавшись за завтраком с семьей генерала, Глеб в сопровождении двух штатских, которые демонстрировали отличную военную выправку, выехал в тюрьму для утреннего допроса.
   Сейчас та же зеленая комната выглядела лучше: то ли больше солнца проникло внутрь, то ли осторожное лицо следователя с пугливыми глазами было уже знакомо, а может даже и чувство уверенности, проснувшееся вместе с ним сегодня утром, придали Глебу ту самую, столь желанную им в первые дни ареста, собранность и взвешенность.
   – Сэр, – обратился к нему следователь. – Мне поручено сообщить вам следующее: следствие считает возможным, учитывая уже имеющиеся материалы дела, до суда не содержать вас под стражей. Более того, следствие не будет препятствовать вам покинуть страну… Если, конечно, у вас есть такое желание. Мы проинформируем консула Российского посольства о дате проведения заседания суда по вашему делу. Напоминаю: неявка будет расценена как признание вины. Если вас все устраивает, и нет вопросов, на выходе из здания, в канцелярии, вы должны будете подписать бумаги, содержание которых я вам только что разъяснил.
   – Ну, вот, – расстроился Глеб, – только собрался повоевать с вами, поспорить… Но я рад, что инцидент заканчивается в полном понимании происходящего и у сторон нет вопросов.
   Пожелав и далее оставаться в этом чудном заведении и приятно провести время Глеб, шагая по коридорам в сторону канцелярии, наконец-то понял, что именно смущало его в одежде следователя – черный цвет его кожи и красная рубашка ассоциировались с традиционно похоронными цветами красных гробов и черных ленточек. Улыбка скользнула по лицу Глеба. Он снова был собран, рассудителен и доволен собой.

Часть 3

   Алексей стоял у главного входа в тюрьму уже двадцать минут. Ему позвонили из посольства и сообщили радостную новость: Глеба выпускают. Все утро он носился по номеру, постоянно что-то забывая; уходя и возвращаясь, заглядывал в зеркало, плевал через плечо и ругал свою дырявую голову за бесконечную беготню. Гордость за шефа переполняла его: выкрутиться из такого положения казалось невозможным.
   Да, он рассказывал ему о намибийском генерале, но представить, что этот танкист бросится бороться за Глеба, а главное – так быстро все решит, не мог.
   – Вот чему надо поучиться у Михалыча, – перешел к рассуждению вслух Алексей, – умению заводить друзей, поддерживать с ними отношения, выпивать, когда нужно, пусть даже и во вред здоровью… Зато какие это открывает двери и как легко приводит к настоящим товарищеским отношениям. Как это он всегда говорит: «Отдать – не значит потерять, любить – не значит проиграть…» И что-то там еще… Ай, ерунда, конечно, но результат-то на лицо – со всей этой философией и лирикой он опять на свободе!
   И, словно по команде сверху или указке провидения, на слове «свобода» в дверях тюрьмы появился Глеб.
   Он шел медленно, покачивая плечами и ставя ноги так, будто вместо ботинок у него были одеты ласты. Такая вывернутость стопы всегда отличала его походку. В юности одноклассники принимали ее за копирование шпаны, потом многие относили это к показной самоуверенности. Впоследствии годы службы на Крайнем Севере, когда нужно было, шагая по тундре, прыгать с кочки на кочку, только добавили шагу расхлябанности.
   – Шеф, – выходя из машины навстречу Глебу, подчеркнуто уважительно произнес Алексей. – Карета подана, что изволите приказать?.. Может, поедем в «Джой» по случаю освобождения и проглотим парочку стейков с кровью из спринбоков? И еще мне там нравится нога страуса с квашеной капустой: ешь, а жир по пальчикам течет, а ты их облизываешь, облизываешь… А какое там хорошее пиво с пеночкой, холодное– прехолодное!..
   – Ха-ха-ха, – рассмеялся Глеб. – Ты в своем репертуаре: опять голодный и опять мясо. Нет, друг мой, мне сегодня невыносимо хочется устриц, хочется ударить роскошью блюд по тюремному меню, шаркнуть по душе звоном бокалов, и главное – побыстрее забыть все это к чертовой матери..! – добавив еще несколько известных миру ругательств, Глеб сел в машину и, не дожидаясь просьбы телохранителя, повел рассказ о тяжелых мучениях, выпавших на его долю за «долгие» часы заключения.
   Рассказывать он умел, наверное, потому, что много знал и много повидал, летая по миру, но все-таки самым главным была его любовь к процессу, к желанию держать слушателей в напряжении, вызывать удивление на лицах, давать людям то, чего у них никогда не будет – ощущения причастности к рассказываемым событиям.
   Вот и сейчас, попав на уже изученную и благоприятную почву, наблюдая открытый рот и горящие глаза Алексея, Глеб неторопливо и уверенно вел его по полю своей истории.
   В ресторане, когда ему приходилось останавливаться, чтобы полить устрицу лимоном и насладиться красотой блюда, увлеченный рассказом Алексей периодически нетерпеливо ронял:
   – Ну, а дальше-то что?
   И, словно не замечая нетерпения слушателя Глеб, – видимо из уважения к моменту поедания устриц даже после их проглатывания, – делал паузу удовольствия и блаженства, набираясь новых воспоминаний и красок для продолжения повествования.
   Когда ужин подходил к концу, и было разлито содержимое последней бутылки, Глеб поднял бокал, сделал паузу, похожую на размышление о забытых подробностях его истории, и тем же ровным, спокойным голосом произнес:
   – Завтра мы улетаем, как и планировали раньше. Ты рано утром поедешь в магазин на летном поле, где стоят частные самолеты, за наличные деньги купишь там ракетницу и два патрона к ней – уж очень мне хочется перед отъездом сжечь автомобиль Мэтью.
   – Что?!.. – растерянно произнес Алексей; он, расслабленный вином и веселым тоном рассказа, теперь не мог поверить своим ушам. – Что купить?.. Ракетницу?!
   – …И пластиковую пятилитровую канистру бензина, – продолжил Глеб, не обращая внимания на растерянность телохранителя.
   – Все оставишь в машине, а сам на такси поедешь в аэропорт, пройдешь контроль и будешь ждать меня в зоне вылета.
   – Михалыч, да ты что, с ума сошел?!.. Тебя только из тюрьмы выпустили, а ты снова на него напасть хочешь?! – сбивчиво затараторил Алексей. – Подумают же только на тебя! Машина – это улика, и тебе уже будет не отвертеться.
   – А ты что предлагаешь?! Уехать вот так, с побитым лицом?! Эти черти будут думать, что им все можно! Русских прижали! Нет, друг мой, я так не могу!! Пока ответку не передам, спать даже не смогу! И не уговаривай: битым не уеду… – Поднимаясь из-за стола, Глеб случайно потянул за собой скатерть. Пустые бокалы качнулись и один из них, падая, звонко разбился о тарелку.
   – Вот, видишь. – Показал пальцем Глеб на расколотый фужер.
   – Посуда бьется к счастью. Это – хороший знак. А сейчас поехали в номер: нужно собрать чемоданы и выспаться. Завтра тоже долгий день, и мне потребуется свежая голова и удача.
   Дорога до отеля заняла несколько минут; дружно взявшись за сборы личных вещей, они уже через полчаса, выключая свет и поудобней устраиваясь в кроватях, погружались каждый в свои мысли и тревоги.
   …Яркое солнце проникло в сознание Глеба, едва стоило приоткрыть глаза. Комната номера уже была наполнена светом; старомодный графин, поймав солнечный луч, отбрасывал на потолок яркие и живые блики.
   Прищуривая по очереди глаза, Глеб начал развлекаться с перемещающимися на противоположной стене солнечными зайчиками. Затем, практически полностью прикрыв веки, через щелочки увидел, как круглые точечки хаотически двигаются в маленькой полоске света, словно живые клетки, рассматриваемые под микроскопом.
   Нужно было подниматься; волнения за предстоящие события тоже проснулись и принялись изнутри подталкивать Глеба – они сидели где-то в голове и сверлили сознание тревогой и легким страхом.
   Какой-то голос даже не говорил… нет, передавал по нервам одно и то же сообщение: «А может, не надо?.. А может не надо?.. Не делай зла, не обижай людей!.. Ты же добрый, так зачем воевать?! Все можно решить по-хорошему… Ну, а если не получается – прости их зло, и тебе будет легко и хорошо».
   Но эта тревога и голос были такими тихими и слабыми, что Глеб первым же решительным: «Все, встаю!» загнал эти ощущения в глубины сознания, резко поднялся и начал одеваться. Кровать Алексея была заправлена, чемоданов у дверей больше не было – все указывало на то, что намеченный вчера план дня сегодняшнего уже запущен в исполнение, а значит – столкновение неминуемо, и нужно настраиваться на победу.
   Глеб посмотрел на часы – можно не торопиться. Пройдя в ванную комнату он, медленно водя щеткой по зубам, словно архитектор принялся выстраивать последовательность своих действий в общей схеме намеченной акции.
   …Сейчас он позавтракает, пройдет на рецепшн и рассчитается за номер. Выйдет на улицу, найдет арендованную машину (она должна будет стоять на гостевой парковке отеля), откроет багажник, проверит наличие ракетницы и канистры, закрепит их, чтобы в дальнейшем они не болтались на поворотах и при ускорениях. Сядет в машину, проверит паспорт, деньги, посидит перед дорогой, подумает о чем-то легком и веселом и не спеша поедет к дому Мэтью.
   Сначала он проедет мимо его дома, чтобы убедиться, что «Х5» на месте, потом, заехав за угол соседнего строения, поставит машину по ходу отступления и не станет выключать двигатель.
   Потом, все так же сидя в машине, будет ждать и точно рассчитает время атаки на автомобиль, дорогу в аэропорт, прохождение регистрации и вылет. И в назначенное время, не привлекая внимания проезжающих машин, подойдет к джипу, спокойно выльет на капот и вентиляционные щели бензин и сразу, не оглядываясь, пойдет обратно.
   Пройдя пятнадцать-двадцать метров, развернется, достанет ракетницу, вставит патрон и выстрелит под автомобиль; увидев огонь, побежит к своему автомобилю, сядет и, не превышая скоростного режима и не нарушая правил, доедет до аэропорта.
   – По-моему, неплохо, – похвалил сам себя Глеб, разглядывая свои начищенные белые зубы в зеркале туалетной комнаты. – Неплохо блестят, нужно будет и в следующий раз купить такую же зубную пасту.
   Теперь каждая секунда была подчинена намеченным действиям. Он не спеша оделся, не приседая на дорожку и, не оглядываясь, вышел из номера, позавтракал блинчиками с клубничным джемом, расплатился за отель и пошел искать машину.
   Алексей оказался на высоте: все подготовил как нужно, и даже без напоминания закрепил канистру с бензином в багажнике и аккуратно завернул в тряпку ракетницу и патроны.
   Глеб сел в машину. Огромные деревья на площади перед отелем всегда нравились ему. И сейчас, проходя мимо, он снова услышал, как нежно шуршит листва; большие вьющиеся стручки, похожие на увеличенную фасоль, раскачиваясь, пугали мелких птиц. Все было как обычно, только напряжение и неприятный холод появились в его внутреннем ощущении, казалось: слабая зубная боль тянет нерв и не хочет отпускать.
   План работал идеально: «БМВ Х5» стояла у входа в дом Мэтью, прохожих, – вероятных свидетелей, не было совсем. Глеб сделал дважды обошел дом – все было хорошо, его опытный глаз не заметил никаких отклонений от плана.
   Припарковав машину за углом соседнего строения, он стал ждать, не отрывая взгляда от своих наручных часов; секундная стрелка шведского хронометра «Тиссо» плыла круг за кругом, приближаясь к началу «времени Ч».
   Глеб на минуту закрыл глаза; теперь нужно было отбросить всю неуверенность, страхи и забыть сомнения: задача поставлена – нужно выполнять.
   Он несколько раз глубоко вздохнул и резко выдохнул, словно выбросил из себя лишнее; сердце стучало чуть быстрее обычного.
   – Ну, пора. Всех к черту! – громко скомандовал себе Глеб.
   Выйдя из машины, он открыл крышку багажника, достал канистру, ракетницу, два патрона разместил в карманах своего удобного костюма и, развернувшись, быстро прошагал пространство до угла строения, закрывающего его от дома Мэтью.
   Остановившись на пару секунд, он прислонился спиной к стене и сделал глубокий вдох. Чуть-чуть быстрее побежало сердце – нервы напряжением потянули на себя адреналин. Сколько раз, оказываясь в подобных ситуациях, он ловил себя на мысли, что самым трудным во всех единоборствах является укрощение собственного страха.
   «Ну, ничего! Несколько дыхательных упражнений, пока буду идти до машины, меня успокоят», – рассуждал он, уже, было, поворачивая за угол.
   – Е-е-е… – все, что успел произнести Глеб, волчком возвращаясь на прежнее место.
   Реакция никогда еще не подводила его, вот и сейчас скорее инстинкт, нежели команда сознания откинул его назад.
   Увиденное не укладывалось в его планы…. Сейчас там, у дома Мэтью, стояли уже две машины: джип «БМВ» и новенький белый «Мерседес» С-класса.
   Медленно выглянув из-за угла, Глеб сразу узнал облокотившихся на свои автомобили Мэтью и его подружку. Их спокойный тон разговора и веселое выражение на лицах выдавали неторопливость и возможную продолжительность беседы.
   – Жалко впустую уезжать!!! Ой, как жалко-то!!! – шептал он себе под нос, поглядывая на весело беседующую парочку из-за угла. – Ну, давай, провидение, подключайся! Теперь как ты там наверху крутанешь, так и будет! Только прошу, поторопись: время мое тает; дай мне возможность поквитаться за мои промахи! Пожалуйста, дерни их ниточки в какую-нибудь сторону! Сделай так, чтобы они сейчас оба ушли в дом, и две машины будут для меня подарком небес и твоим знаком расположения ко мне.
   Прислонившись к стене, он ждал. Людей на улице не было, редкие машины быстро проезжали, не обращая на него никакого внимания, однако время неумолимо толкало его к самолету.
   – Ладно, – сказал себе так, словно команду отдал. – Повезло вам, черти – нужно лететь… Договорим в следующий раз… Эх, ушла удача!!! Невезуха какая-то постоянная!
   И вот, когда Глеб уже начал отход, впрочем, еще держа взглядом всю картинку происходящего перед домом, Мэтью выпрямился, открыл дверцу джипа и с показным достоинством опустился на сидение; его девушка, подойдя к крыльцу дома, вяло махнула рукой и скрылась за дверью.
   – Вот-вот, – обнадеженно повторил Глеб. – Это другое дело! Все-таки вы там, наверху, меня услышали… отлично!
   Машина Мэтью, выполнив разворот, быстро отъезжала от дома и вскоре скрылась за поворотом.
   – Ай, молодец какой! «Мерседес» подружке купил! – шептал себе под нос Глеб, начиная настраиваться на атаку машины. – Наверное, дорого заплатил: белый такой! Подружка тебе потом спасибо скажет, и ты разговорчивее будешь! Ну ладно – к черту, вперед!
   Быстро подойдя к машине, Глеб открутил крышку канистры и, оглянувшись по сторонам, мигом вылил бензин на капот «Мерседеса». Спокойно положив пустую канистру под переднее колесо, развернулся – улица была пуста по-прежнему. Теперь в его голове был только отсчет шагов; он двигался, практически не дыша, руки нащупали в кармане ракетницу и крепко сжали в кулаках патроны.
   – …Пятнадцать, стоп! – скомандовал сам себе. Пульс, ускорившись, громко застучал где-то в горле, отчетливо забухало сердце, руки, вставляя патрон, немного задрожали, глаза, не увидев свидетелей происходящего, дали голове команду «Можно!»
   Развернувшись, он выстрелил сразу. Мощный световой шар, виляя и описав сложную траекторию зигзага, пролетел в пяти сантиметрах от лобового стекла и, умчавшись метров на пятьдесят, заметался, рассыпая по дороге мелкие искры.
   – Вот собака, промах! – просипел Глеб. – Спокойно, ошибаться больше нельзя, иначе все провалю.
   Выбросив горячую гильзу, Глеб вставил новый патрон и медленно поднял руки, нацеливая ракетницу на пространство под автомобилем. Он понимал: выстрел уже подтолкнул людей к окнам, еще секунда – и из дома Мэтью может появиться его подружка, но это был последний патрон. И сейчас он должен попасть и сжечь автомобиль…
   Палец уже начал свое движение, преодолевая тугое сопротивление курка, дыхание стало ровным, он прищурился – мушка ракетницы ровно легла под «Мерседес».
   Неожиданно, словно ночью включили яркую лампу, его глаза поймали легкое, еле уловимое движение в окне заднего сидения автомобиля. Не опуская ракетницы, Глеб сначала увидел две розовые ладошки, которые, словно маленькие присоски, приклеились к стеклу, а потом появилась кудрявая головка с удивленными и заспанными глазками-пуговками.
   Глеб вдохнул воздух полной грудью, все стало как в замедленной съемке. Решение пришло само. Он едва успел вскинуть руку с ракетницей вверх, как та выстрелила. Развернувшись и уже улавливая звуки открывающихся дверей, Глеб в два счета преодолел расстояние до автомобиля, буквально ворвался на сидение и, нажав на акселератор до упора, резко рванул с места.
   – Господи, что это сейчас было? Нет, кто мне может объяснить, что произошло?! – выговаривал себе Глеб, периодически поглядывая в зеркало заднего вида. – Ребенок! Ну, дура!! Оставила спать малыша в машине на улице, а сама ушла в дом… Это же надо быть такой тупой?! Мать называется..! А я-то хорош..! Даже не заглянул внутрь автомобиля! Как зомби: отшагал туда-обратно и давай палить… Но какая рука отвела меня и не дала попасть при первом выстреле?.. Да, веревочки наверху точно кто-то дергает! Ой, как дергает!.. Вот тебе и попросил провидение вмешаться, получил, что называется, поддержку свыше! Господи спаси и сохрани! – закончил он трижды и перекрестился.
   Внутри Глеба все чувства раскачались и вступили в противоречие. Он не знал: злиться ему на себя или на подружку Мэтью за ее беспечность, или даже на третью силу – все в его голове путалось и не желало оставаться на своих местах. Но глубоко в сознании уже зарождалась уверенность: кто-то не дал ему сегодня совершить ужасный поступок, смертный грех. Слабые ростки веры в Бога, которые он улавливал и берег, шептали ему обязательно сходить в церковь и помолиться в тишине своему ангелу хранителю, который прикрыл его сегодня своим крылом.
   Дорога в аэропорт была пуста, и понемногу Глеб успокаивался. К нему приходило чувство уверенности и приобретенной удачи, даже некое тепло коснулось его души и растеклось по сознанию.
   Подъезжая к главному входу в аэропорт он, на всякий случай, пробежал глазами по припаркованным автомобилям – полиции не было.
   Оставив ключи в замке зажигания, вышел из машины – кругом все было спокойно и обыденно. Продолжая оглядываться и всматриваться в людей, он быстро прошел регистрацию и вошел в зону беспошлинной торговли, где уже целый час, как болтался Алексей.
   – Михалыч, етитская ты сила! Как хорошо! Я из-за тебя поседею даже в интимных местах! – идя навстречу Глебу и вытянув обе руки вперед для рукопожатия, иронично произнес охранник. – Ну, раз ты тут и за тобой никто не гонится, то что – все сложилось, как планировали?! Понимаю, подробности потом, в самолете… ты просто коротко скажи – «Да»? А то сгораю от любопытства и нетерпения.
   Улыбаясь такому напору и живому участию Глеб, полон таинственности, молча кивнул. Потом, оглядевшись по сторонам и придав игривое выражение лицу, оттопырил большой палец кулака на правой руке в символическом жесте «Супер!»
   – Отлично! – Продолжал сиять Алексей. – Да я ничего другого и не ожидал. Горит, небось, вовсю сейчас… Хотя, нет. Наверное, уже сгорело. Жаль, нельзя увидеть лица Мэтью, вот он теперь напуган, да?
   – Тихо-тихо… – Глеб легко постучал ладонью по плечу охранника. – Ты чего расшумелся-то? Мало ли кто нас может услышать и понять. В самолете поликуем, а сейчас пойдем, погуляем по Дьюти Фри.
   Купив в сувенирном магазине вытянутые фигурки масаев и расписные страусиные яйца, они пешком прямо по летному полю пошли к небольшому самолету, стоящему в двадцати метрах от здания вокзала. Старый негр в замызганном и мятом комбинезоне с трудом толкал трап к самолету, маленькие колесики которого, вращаясь, устало скрипели.
   Люди столпились у самолета в ожидании установки трапа. Кто-то курил, кто-то говорил по телефону. Глеб разглядывал окрестности аэропорта.
   Он улетал из Намибии уже в двадцать четвертый раз, все было ему тут знакомо: запах, горы вокруг аэропорта, кустарник в саванне, но именно сейчас он покидал эти места с вдруг появившимся ощущением расставания, какой-то утраты и даже легкого сожаления.
   Он любил эту страну за ее необычные природные сочетания, климат и сохранившиеся, – не без помощи проживающих тут немцев, порядок и чистоту. В памяти всплыли гонки на мотоциклах по пустыне Намиб, посещение сафари в Оморуро и Окопуке, кормление гепардов и бегство от носорогов, прекрасные стейки из антилоп в остром соусе, рыбалка на Атлантике и игры морских котиков на берегу океана. Все его лучшие африканские впечатления были связаны с этой страной; четыре года назад зная, что тут спокойно и безопасно, он прилетал сюда отдыхать с женой. Взяв напрокат автомобиль с водителем, они две недели катались по дорогам Намибии, жили в хороших отелях, устраивали романтические ужины в частных парках под звуки ночной жизни саванны. Он вспомнил, как светились счастьем ее глаза, и как она была благодарна ему за красиво проведенный отпуск.
   Глеб раскисал… Воспоминания стали выдавливать из него силу и загонять его настроение во внутренний конфликт чувств и эмоций. Он видел, как пассажиры потянулись по трапу в салон самолета. Он шел последним, медленно, словно цепляясь за призрачную возможность еще раз ощутить в себе Намибию.
   Пройдя в салон, они с Алексеем расположились в узких креслах, пристегнули ремни и стали наблюдать, как улыбчивая стюардесса в шарфике британской авиакомпании изящно демонстрирует, где и как нужно покидать самолет в экстренных случаях.
   Двери закрылись, самолет вырулил на взлетную полосу, затаился, словно перед прыжком и, взревев, стремительно пошел вперед, набирая скорость, унося их в другую жизнь и к новым событиям.
   Глеб закрыл глаза. Настроение, которое наполнило его воспоминаниями на взлетном поле, все еще владело им.
   «Почему так бывает? – спрашивал он сам себя. – Вроде, вспоминается хорошее, а состояние какое-то плаксивое. Нету, никого рядом нету… Наверное, я старею… Очень хочется быть с кем-то сентиментальным и слабым, чтобы потом быть сильным и уверенным… Что вот сегодня произошло? Наверное, это знак мне! Попади я первым выстрелом в машину – сгорел бы ребенок, а я мог этого даже не узнать, уехал бы и все. А сколько такого было в моей жизни!.. Ночная перестрелка в Луанде, когда я поливал в темноту свинцом из израильского автомата по преследующему меня джипу до тех пор, пока ствол не перегрелся… Хорошо, удалось уйти от погони, а кому от меня тогда досталось – кто знает?!..» А в Свакопмунде с немцами как обошелся, – Глеб невольно хмыкнул. – Нет, ну это совсем другой случай, этот безобидный! Ну, подумаешь, подрались немного, напомнили немцам Сталинград… – Он снова улыбнулся: воспоминания о том инциденте всегда веселили его. Хотя со стороны, наверное, это выглядело ужасно плохо…
   Они были тогда вместе с Алексеем. Зашли в расположенный на берегу океана ресторан, стилизованно отделанный под старую баржу – попить вина и съесть лобстеров, которые в это время сами выбрасывались на берег и стоили всего ничего – десять баксов за пару. Отяжелив свое сознание шестью бутылками вина, и накидав две тарелки панцирей от лобстеров, они начали демонстрировать друг другу разные возможности выпивания: с локтей, с колен и поднимать фужеры зубами без помощи рук.
   И вот, в самый разгар веселья и после восьмой бутылки, в ресторан шумно зашла группа немцев, что-то оживленно обсуждая между собой. Они сдвинули столы и сели напротив гуляющих друзей.
   Глеб помнил, как он сам предложил Алексею пересесть на веранду подальше от этой компании, объясняя это тем, что не любит немецкую речь: в памяти сидели рассказы о голодном детстве отца, фильмы про войну и погибшие, еще в сорок первом, оба деда.
   Однако перемещение не помогло; настроение стало пропадать, веселье сменили играющие на тяжелеющем лице желваки и он, прихватив стул, неожиданно пошел в атаку на немецкие ряды.
   Утром, когда Глеб проснулся, Алексей рассказал ему, как он с криками «Я вам второй Сталинград покажу!» разогнал всю компанию. А те, кто убегал от него и прятался в машинах, в конце концов получили помятые крылья и капоты.
   «Да-а, – мысленно протянул Глеб, словно подытоживая свои воспоминания, – что со мной происходит?.. Что творю?.. Жизнями людей уже по своему усмотрению распоряжаюсь! Все это глупо и жестоко… Это, наверное, во мне зло поселилось, это меня спасать нужно, от себя самого. А с памятью что творится, когда выпью? Ничего не помню, ну вообще ничего… Словно слушаю рассказ про другого человека. Бедные немцы… и что я тогда на них взъелся?! Все, все… Пусть уже в сотый раз говорю себе это, но нужно начать жить по-другому, конкретно по-другому нужно жить! Совсем пить перестать я не могу, но контролировать дозу алкоголя у меня должно получиться – это ж не трудно… Телом своим заняться, живот хотя бы уменьшить, в личной жизни тоже нужно навести какой-то порядок…» – на этой фразе размышления Глеб остановились. Он уже давно понимал, что его отношения с женой и есть самая главная проблема, и что все остальное – это следствие. И – что можно поменять все, но как вернуть себе желание жить вместе с ней?!
   Еще пять лет назад, когда он, вернувшись из Намибии, открыл входную дверь своего дома и увидел пустые шкафы, валяющиеся вешалки и катающийся от ветра большой пыльный шарик – еще тогда, присев на разобранную кровать, он впервые ощутил пустоту и свою собственную ненужность.
   Его оставили, причин не называли, скандалов не устраивали, а просто вычеркнули из списка в телефонной книге.
   Потом он долго бегал за ней, упрашивал вернуться, дарил подарки, просил одуматься, не разрушать семью… И через месяц она сжалилась и так же молча внесла свои чемоданы в дом. Но, добившись своего, Глеб впервые ощутил: жена его не любит, не принимает таким, какой есть, не прощает ошибок, а главное – живет для себя. Может, именно в тот период, – сейчас он не мог точно вспомнить, – и начались те сложные пьянки, заканчивающиеся его полной невменяемостью и потерей памяти?..
   Продолжая жить вместе с женой, он уже не видел и в ее глазах того света, который когда-то не давал ему покоя; все чаще возникали эпизоды, подчеркивающие их расхождение; молчанки и обиды стали нормой существования. Пустота, поселившаяся у него в сердце, стала стирать даже ранее незыблемые принципы верности в семейных отношениях. Нет, он не бросился в загулы и поиски женщин, не стал провожать взглядами короткие юбки и глубокие декольте, нет, он просто разрешил себе быть свободным, и обязанности мужа ушли на задний план совести… Сейчас, сидя в самолете и анализируя свои отношения с женой, он ощущал всю глупость и нелепость поступков, совершенных им в последние годы; рваный бег отношений измотал их чувства и стер из памяти счастливые эпизоды прошлой жизни.
   Глеб, не открывая глаз, восстановил двумя зевками давление в ушах, слегка повернулся набок, всем своим видом показывая Алексею, что спит. Теперь ему нужно было переключиться, перестать бесполезно ковырять прошлое и подумать о том, что он будет говорить в Москве. Вспомнить свои ходы и ошибки, а главное – найти объяснение своему провалу. И начался новый виток воспоминаний…
   …Это произошло два месяца назад. Его друзья привели Глеба к одному известному нефтяному олигарху, у которого появилась красивая идея подарить своей девушке голубой бриллиант. Помощники, обзвонив алмазные биржи и уточнив цену на такой камень, предложили боссу абсолютно русский, экономный подход в бизнесе, а именно: найти авантюриста, который сможет поехать в Африку и купить алмаз, потом огранить его и привезти в Москву. А так как за Глеба ручались, и внешний вид его вызывал доверие, то ему и были переданы наличные деньги и инструкции для выполнения заказа.

   Вылетев в Анголу, – а именно там он рассчитывал найти этот редкий камень, Глеб целый месяц безрезультатно мотался по жутким провинциям, спал в дешевых отелях, каждую ночь мастерил себе марлевый полог, защищаясь от маленьких малярийных комаров, ел дурацкую пересоленную рыбу и искал, упорно искал алмаз…
   И вот, в начале пятой недели поисков, ему все-таки улыбнулась удача: в Лубанге какой-то богатый перекупщик, в свое время меняющий продовольствие для унитовских солдат на алмазы, в полуразвалившемся доме, охраняемом странными подростками в вязаных шапочках и с автоматами, показал «его» Глебу. Он и сейчас помнил свое состояние трепета и поклонения природе, разглядывая в лупу алмаз: внутренний мир того был словно рисунок пальца – единственный и неповторимый.
   Взяв листочек бумаги, он нарисовал для себя схему расположения еле заметных пике и маленьких воздушных пузырьков в верхней части кристалла. Тут же рядом он, как разметчик, схематично определил, как его лучше разрезать, чтобы убрать включения и сохранить для огранки массу кристалла.
   «Если, – рассуждал Глеб, – кристалл не лопнет при распилке, не поменяет свой изумительный фантазийный цвет при огранке и на выходе составит более четырех карат – это будет фурор, победа, лотерея! Словом, огромная удача».
   Он планировал привезти кристалл в Бейрут, где уже много лет, найдя понимание и друзей, спокойно, без всяких пошлин и проблем гранил алмазы в частной компании одного старого араба.
   Потом с этим произведением природы и человеческого искусства он должен был выехать в Антверпен, где в гомологической лаборатории при алмазной бирже бриллианту придавалась легальность и точно, в сертификате, прописывался его фантазийный цвет. Сладкий вкус этого бриллианта зависел от двух букв «КФ» – коэффициента, умножающего цену в разы. И в данном случае Глебу мечталось о серовато-голубом цвете и коэффициенте 3.85.
   Эти воспоминания даже сейчас рождали в глубинах его сознания приятный шепот денег и радость от выпавшего случая. Его план был отработан годами труда, личных контактов и в его собственном сознании выглядел очень убедительно и надежно.
   Разговаривая с продавцом алмаза о возможности покупки этого камня, он узнал, что продается целый лот, собранный из нескольких камней. Разглядывая в лупу остальные алмазы этого лота, Глеб сразу пришел к заключению, что они являлись довесками к этому единственному и уникальному камню. Тратить деньги на покупку всего лота было неправильно и с финансовой точки зрения неперспективно, но, вспоминая это сейчас, он понимал, что именно тот первый шаг и был его главной ошибкой, отклонением от прямой линии.
   Почему он вбил тогда себе в голову, что ему нужно найти партнеров на участие в покупке лота? Решил сэкономить? Побольше заработать? А подумать забыл – схватился за первую мысль и давай ее раскручивать…
   Зачем-то полетел в Намибию и, в поисках кооперации денег для приобретения лота он, обходя известных ему алмазных теневиков, дошел до Мэтью.
   Этого хлыстоватого, понтующегося негра он знал давно: несколько раз они пересекались в интересах бизнеса, и однажды Глеб даже покупал у него алмазы небольших размеров для своих ливанских друзей.
   Мэтью согласился быстро, тут же после разговора набрал номер продавца и стал обсуждать условие обмена товара на деньги.
   И если бы Глеб сейчас, сидя в самолете, начал загибать пальцы своих ошибок, то вспоминая следующий эпизод, ему пришлось бы прижать и второй палец.
   Он дал Мэтью координаты ангольского продавца и предоставил им возможность поговорить между собой, отдав инициативу в сделке в руки, мягко говоря, сомнительных людей. Дальше было еще хуже: лес ошибок становился гуще и темнее. Алмаз стоял у него перед глазами, и казалось – был так близок, что сам падал в руки. Видимо, поэтому его следующий необдуманный шаг смело претендовал на загибание сразу всех остальных трех пальцев этой руки.
   Лететь в Анголу вместе с Мэтью Глеб не мог: его виза была погашена предыдущей поездкой. И он, грозно погрозив пальчиком на случай фокусов с деньгами и указав Мэтью, в какой канаве его голова будет досматривать жизнь, отдал ему пять новых, хрустящих пачек стодолларового достоинства и поехал в отель дожидаться встречи с алмазом.
   «Да, вот это была беспечность! – пролетела в памяти фраза о бриллиантовом тумане Кисы Воробьянинова. – Кто в этот момент лишил меня ума, почему я решил, что меня кто-то боится? Гордыня заела! Точно надо в церковь идти и просить Господа вложить в мою пустую голову хоть немного сознания и рассудительности. Главное, хорошо помню: я был совершенно спокоен, даже мыслей не было, что меня может кинуть этот черный прохиндей! – Начал злиться сам на себя Глеб. – По ресторанам ходил, винцо попивал, идиот! Нужно было хотя бы Алексея поставить за домом проследить, перемещения подсмотреть… Да нет, не дал Бог ума, одними пороками наградил, это точно!»
   Когда раздался звонок, Глеб не поехал, нет – он просто «полетел» к дому Мэтью, где, взяв лупу, приготовился снова посмотреть на своего красавца. Ему бы заметить большое количество друзей, праздно болтающихся по дому, ему бы увидеть легкий испуг на лице его «бизнес»-партнера – но нет, внутри него все горело и трепетало! Да-да, это пошел загибаться палец на следующей руке…
   Приняв алмаз из рук Мэтью, он похолодел: лупа была не нужна, даже беглого взгляда было достаточно – это не тот камень. По виду он был очень похож, но гладкие грани и отсутствие бороздок сразу смутили Глеба.
   Зажав алмаз в кулаке, он стал прислушиваться к его температуре. Камень нагревался… Сомнений не оставалось – это подделка.
   Мэтью нервничал: по лицу Глеба он сразу догадался, что его подмену раскрыли и, видимо дав своим друзьям условленный заранее сигнал, он подтянул присутствующих в доме поближе к себе.
   Потом последовали события, при которых один зажатый ранее палец, как символ поражения, можно было бы разогнуть обратно. Поднявшись со стула, Глеб одновременно протянул правую руку для рукопожатия, а левой, опуская подделку в нагрудный карман, нащупал иглу дикобраза. Сжав ладонь Мэтью в приветствии он, потянув того на себя, тут же оказался у негра за спиной. Обхватив шею противника левой рукой, Глеб дозировано, но весьма болезненно воткнул иглу в гортань алмазного шутника.
   И сейчас он видел их напуганные лица. Было понятно: опыта конфликтов у них еще не было. Словно выполняя команду «Замри!» они не шевелились и только молча наблюдали, как Глеб пятится к выходу из дома, удерживая свой боевой трофей. Подойдя к двери, он шепнул на ухо Мэтью, что у него есть три дня, чтобы тот вернул деньги, напомнил, что шутить с русскими нельзя и поспешно выбежал на улицу.
   Но совсем уходить не стал: жизнь научила его не терять контроль над ситуацией и, найдя укромное место метрах в семидесяти от дома, Глеб стал наблюдать за происходящим.
   Как он и предположил, толпа друзей Мэтью, выбежав наружу и оглядевшись по сторонам, бросилась заводить свои автомобили и, резко сорвавшись с места, куда-то укатила.
   Теперь он стоял и чего-то ждал… Может, приедет полиция, может, вернутся друзья, а может, из дома выйдет и сам Мэтью. Ему нужен был шанс, так как идея снова проникнуть в дом и поискать алмаз уже плотно сидела в его голове. Человеку часто что-то дается свыше – нужно только это увидеть и наклониться, чтобы взять. В его случае наклоняться не пришлось – нужно было выйти из укрытия и спокойно, не пугая девушку, которая подъехала к дому Мэтью на «БМВ Х5», идти по улице, словно праздный прохожий.
   Он видел, как она не спеша вышла из машины, закрыла ее, оглянулась, – видимо, чтобы еще раз полюбоваться автомобилем, бросила безразличный взгляд на приближающегося Глеба и, поднявшись на крыльцо, нажала на звонок. Теперь он пошел быстрее; девушка стояла к нему спиной, дверь не открывалась замечательно долго.
   Женщины, девушки в его работе всегда оставляли осадок сожаления и даже извинения за временные неудобства, которые они испытывали, попадаясь на его пути. Всегда помня это он, поднявшись на крыльцо, просто посмотрел ей в глаза и, подняв указательный палец к губам, вежливо попросил не шуметь.
   С той стороны замок, поддаваясь чьим-то неумелым рукам, начал издавать звуки вращения. Глеб приготовился и, в момент появления маленькой щелки, нанес удар ногой в дверь, вкладывая в него все свои сто десять килограммов.
   Уже на волне удара он втянул девушку внутрь дома, закрыл дверь и, наклонившись над сбитым с ног дружком Мэтью, стал всматриваться в гримасы и хаотичные движения тела на полу. Тогда он даже немного заволновался: не зашиб ли парня дверью. Но все благополучно обошлось: звездочки в его глазах, видимо, стали проходить, и во взгляде начало появляться понимание.
   Потом они, как две белых мышки перед удавом, сами протянули руки для пластиковых наручников и, пока Глеб надевал их, третья белая «мышка» – Мэтью, услышав шум в прихожей, словно корабль, заходящий в гавань, сам приплыл в его руки.
   Разместив друзей поудобнее в просторном холле дома, где очень красиво, дополняя интерьер, стояло чучело той самой, пресловутой львицы, Глеб попросил их больше не шуметь и не шалить, предварительно вырвав телефонный провод и забрав мобильные телефоны.
   Видимо, убедившись в серьезность своего положения и испытывая страх от повторного вторжения Глеба, троица сидела на диване, не производя лишних звуков, на лицах читались растерянность и покорность.
   Поиски кристалла или денег ничего не давали – в комнатах было пусто и это злило его. Несколько раз он возвращался к Мэтью, задавая один и тот же вопрос про алмаз, но при этом, каждый раз делая тому больно, выдавливал из негра только слезы и сопли. Глядя на трусливое, искаженное страхом лицо воришки, Глеб начинал сомневаться и задумался: может, действительно – это ангольский продавец подменил камень?
   Возвращаясь к поискам, он терял терпение и время, внутри него зарождалось чувство опасности – нужно было уходить. Взяв в сумочке девушки ключи и документы на джип, их с Мэтью гражданские паспорта и уже направляясь к выходу, он снова посмотрел на львицу – работа была безукоризненна. Вернувшись, Глеб нашел в столе ручку с бумагой и заставил Мэтью написать расписку на приобретение у того чучела.
   Уходя, он срезал с пленников наручники и на прощанье, взяв Мэтью за ухо, ровным голосом сказал, чтобы тот на следующий день привез в отель львицу и деньги, смутно понимая, что камень, видимо, ему больше не светит…
   Самолет летел ровно и спокойно. Не открывая глаз, Глеб продолжал мучиться одним единственным вопросом: как он мог так недооценить Мэтью и исключить возможность обращения в полицию?
   Почему он так уверовал, что напугал его настолько, что тот, находясь в своей собственной стране, откажется от борьбы с ним?
   Для него это был еще один урок психологии и жизни. Но все было бы хорошо, если бы не было так плохо: он летит в Москву без чужих денег и обещанного алмаза.
   Открыв глаза, Глеб оглянулся на охранника: тот спал в позе уставшего человека – чуть запрокинув голову назад и слегка приоткрыв рот.
   Нажав на кнопку «стюардесса», Глеб заказал себе коньку и, удерживая жидкость во рту, приступил к обдумыванию своего положения в Москве.

Москва

Часть 1

   Аэропорт Шереметьево как обычно гудел разноликим народом и очередями, отчетливо напоминая проходную завода советского периода.
   Глеб и Алексей медленно продвигались к пограничному окошку, впереди стоящие китайцы что-то оживленно обсуждали между собой, толкая полосатые баулы ногами.
   – Вот народ! – Алексей, выспавшись в самолете, горел желанием поболтать. – Все на одно лицо, словно клонированные, и опять свои тряпки в Москву тянут; этим товаром уже забиты все рынки, а они все везут и везут. Интересно, – продолжал охранник, – Манечка моя приедет одна или обоих пацанов возьмет? Я уже так соскучился! Они мне даже снились недавно, ярко так снились, красиво… Ну, а тебя кто встречать будет? Как обычно: отец с матерью или Виктория твоя, свет-солнышко, все-таки появится?
   Глеб молчал, он всегда ждал чуда или случая: постоянно на выходе пробегая глазами толпу встречающих, надеялся увидеть жену и поймать взгляд, полный радости от долгожданной встречи. Но сейчас он точно знал, что ее не будет…
   – Родители, конечно, – уверенно произнес Глеб. – Кто еще может всю жизнь встречать нас, терпеливо дожидаться звонков, бежать помогать нам по первому зову и ничего не требовать взамен?..
   – Да, это точно. – Алексей протянул паспорт в долгожданное окошко пограничного контроля и стал рассматривать симпатичную девушку в звании младшего лейтенанта.
   Ее серьезное лицо было очень привлекательно, даже показная деловитость не портила прелестей юного возраста. Быстро пробежав глазами фотографию охранника, она щелкнула штампом в его паспорте и, уже перенося взгляд на Глеба, произнесла:
   – Следующий!
   Приняв паспорт, она торопливо открыла первую страницу и снова подняла глаза на Глеба.
   – Вы сбрили усы? – Не дожидаясь ответа, она стала перелистывать странички паспорта. – А куда, скажите на милость, я должна поставить штамп? Все забито, нет ни одной свободной странички! Вам необходимо как можно быстрее заменить паспорт и, если уж вы решили теперь ходить без усов, то сделайте заодно новую фотографию… И кстати – так вам значительно лучше, – добавила она, ставя печать на еле отыскавшемся пустом пространстве.
   – Спасибо за доброе слово! Вы находите, что мне так больше идет? – с интересом разглядывая девушку-пограничника, произнес Глеб.
   – Да, следующий! – произнесла девушка, возвращая паспорт.
   – А-а, Михалыч, да ты ловелас! – Расплылся в улыбке охранник, едва Глеб подошел к нему. – У, как она на тебя запала! И так сразу! Слушай, симпатичная блондинка, а глаза… глаза какие! Ты видел? И улыбалась тебе так мило… Чего растерялся-то? В таких случаях телефончик просят. Ну, когда еще в следующий раз на тебя, стареющего Конфуция, обратит внимания столь молодая и симпатичная девушка!
   – Ой, болтун, спасу нет! – прервал поток советов Глеб. – Вон, вижу, чемоданы наши плывут. Иди лучше тележку подгони, а то глаза он разглядывает… Девушка просто вежливый сотрудник пограничной стражи и все, не более того. – Сделав паузу, он поднял обе руки и аккуратно потрогал место, где еще недавно были усы. – Слушай, – снова обратился к Алексею, – а может, и правда – мне без усов лучше? Тридцать лет носил – не задумывался, а теперь вот как-то непривычно, словно не моя губа, чужая.
   Охранник, положив чемоданы на тележку, внимательно посмотрел на Глеба:
   – Слушай, а что ты их вообще сбрил? Здорово… Две недели с тобой был, а только сейчас заметил, что ты у нас словно юноша! Конечно так-то лучше: и моложе стал, и симпатичней. Интересно, кто это тебя надоумил-то?
   – Да вот, есть люди. – Ухмыляясь, Глеб взял тележку и пошел к зеленому коридору выхода из пограничной зоны. – Не то, что ты, невнимательный. Я уже не две недели, а целый месяц, как усы сбрил. Вот только на блондинок и смотришь, глазки им строишь… Босс внешность поменял, а он и не видит! Иди уже – Манечка вон ждет. Сейчас она тебе быстро мозги вправит! – Глеб рассмеялся. – Посмотрим, как ты сейчас, в ее глазки глядя, запоешь! Шагай уже, советчик фигов!
   С улыбками на лицах они вкатились с тележками в толпу ожидающих. И, как это было уже много раз, Алексея встречала жена и прыгающие вокруг папы мальчики-подростки, а Глеба – его престарелые родители.
   – Привет, сынок! – Отец уверенно подтянул Глеба к себе и, царапая щетиной, крепко поцеловал.
   Мама, обхватив своих больших мужчин, стояла, прижавшись к ним, словно боялась что-то пропустить или не услышать. Она так любила встречать сына, испытывать трепетную радость от его возвращения домой, чувствовать облегчение, выбрасывая накопившиеся страхи и опасения за его жизнь и здоровье…
   – Ну что ты, мам, уткнулась там внизу?.. Я прилетел, все нормально. – Глеб, взяв двумя ладонями лицо матери, посмотрел ей в глаза. – И что ты меня из Африки как после войны встречаешь? Все хорошо: я вернулся, видишь, живой, здоровый. – Глеб наклонился и поцеловал влажные и счастливые глаза матери.
   Он разглядел в толпе встречающих Алексея, окликнул его и, жестом попрощавшись, произнес:
   – Пошли уже домой, старички…
   Отец взял тележку с чемоданом и направился к выходу из аэровокзала. Мама, подхватив сына под руку и семеня за широко шагающими мужчинами, стала рассказывать, сколько вкусностей она наготовила, как замечательно они сейчас посидят и как много всего им нужно рассказать друг другу…
   Дорога из Шереметьево до дома как обычно была ужасной и раздражающей. Автомобильные пробки на кольцевой сменяли друг друга, словно передавали эстафету, но, свернув в сторону области, машина сразу поехала быстрее, и уже скоро им открылся вид на многоэтажки, построенные Академией Наук еще в далекие социалистические годы.
   Выйдя из машины они, продолжая обсуждать прошедшие семейные события, вошли в подъезд. Каждый раз, заходя в дом родителей, Глеб испытывал неловкость и чувство вины. Так было и на этот раз. Вид покосившихся и местами сгоревших почтовых ящиков, гнутых и поломанных перил, ядовито-зеленой краски на стенах угнетал его убогостью и безысходностью. Поднимаясь по ступенькам к лифту, нос улавливал смешанные запахи мусоропровода, туалета и хлорки. Казалось, болото бедности затянуло всех обитателей этого дома на самое дно жизни.
   Однако когда открывалась входная дверь в квартиру, происходило чудесное превращение, словно в сказке про Буратино: за нарисованным очагом был другой мир. И теперь, едва войдя в прихожую, Глеб сразу оценил красоту накрытого на кухне стола.
   В тарелках лежали молоденькие опята с тонко порезанным луком и маленькими факелами гвоздик, селедочка сияла фиолетовым цветом жирных бочков, жареная картошка с салом манила своим ароматом, а струящийся пар, растворяясь в воздухе, усиливал предвкушение начала застолья.
   Соленая капуста с клюквой и морковкой лежала в тарелке полной горкой и вызывала желание попробовать хоть щепоточку, хоть маленькую ложечку только для того, чтобы убедиться: так ли она божественно вкусна, как выглядит.
   Холодец в металлическом судочке был уже порезан на квадратики, а через пластиночки белесого жира проглядывали зубчики чеснока.
   – Ну, мамуля! – Потирал руки отец, усаживаясь на свое законное место у окна. – Доставай рюмочки, мясо давай, сироп из облепихи – все давай: пировать будем!
   – Ты и сам не сиди, – привычно парировала мать. – Водка в морозильнике, хлеба порежь, банку с огурцами открой – не сиди, давай! Ты-то, чай, не гость…
   – Вот так, сынок… Вот так она меня всю жизнь пилит, гоняет: то ей сделать, то подать – покоя нет, – по-доброму ворчал отец, открывая трехлитровую банку с огурцами.
   Через несколько минут все приготовленное было на столе; холодная водка покрыла инеем стекло рюмок, вилки, наколов закуску, застыли в воздухе в ожидании тоста.
   – Сын, – в который раз уже за этот вечер произнес отец это слово, – мы с мамой очень рады, когда ты приезжаешь, когда сидишь за этим столом, когда у тебя все хорошо, поэтому сегодня будем пить только за тебя. Давай, дорогуша! – Отец потянулся и поцеловал Глеба. – За тебя!
   Он выпил и хлопнул рюмкой по столу, обозначая ее пустоту.
   – Гусар прямо! – сказал Глеб и, следуя примеру отца, так же громко поставил пустую рюмку на стол.
   Потом все пошло и покатилось с настроением и желанием общаться, говорить и слушать, выпивать и закусывать.
   Глеб рассказывал об Африке, отец – о рыбалке, мать – о постоянно растущих ценах в магазинах, и все это было гармонично и так в удовольствие… Ужин, наполненный теплотой общения, двигался от салатов к горячему, плавно подходя к чаю и своему завершению.
   Водка и долгий день принесли усталость, поэтому, когда в коробочке из-под вафельного торта остались только крошки, все, дружно распихав в холодильник остатки ужина, отправились спать.
   Он лег тут же, на кухне. Мама разобрала ему диван, постелила пахнущее свежестью белье и, уходя, поставила на стол стакан с водой; она понимала: после водки всегда хочется пить.
   Ночь выдалась беспокойная: он просыпался, пил воду, ворочался, снова пытаясь заснуть, прокручивал в голове одни и те же мысли и почему-то потел.
   Утром, когда он проснулся, на краю дивана, сложив руки на коленях, сидела мама. Она внимательно и тревожно смотрела на него.
   – Что, мам, что-то случилось? – Глеб потянулся и, отведя плечи назад, слегка прогнулся в спине. Тело было словно чужое и странно ныло в позвоночнике и суставах.
   – Сыночек, ты спал очень беспокойно, – тихо произнесла мама. – Кричал во сне, стонал даже, и вот смотрю – потный весь… Не заболел ли? – Она придвинулась поближе и опустила ладонь на лоб сына. – Давай, я принесу тебе градусник?
   Не дожидаясь ответа она, подхватившись, быстро пошла в комнату. Было слышно, как открывались дверцы шкафов, шуршание выдавало не только поиски градусника, но и заблаговременный подбор лекарств.
   – Мам, не надо таблеток… Ты же знаешь: не люблю я эту химию глотать. Давай уж лучше чайку крепкого с облепиховым сиропом пару чашечек, а недомогание – это акклиматизация началась, так всегда бывает. Иди сюда, не копайся там в своих аптечных закромах.
   Она вернулась, протянула ему градусник и начала хлопотать над завтраком, но неприятное предчувствие стало заполнять ее мысли, а холодок страха за сына тонкой струйкой побежал по нервам.
   Глеб сидел на диване с градусником и прислушивался к себе.
   Шея и ворот футболки действительно были мокрыми от пота, спина ныла, словно всю ночь работала, ноги, особенно ступни, были отекшие; ему хотелось потянуться и немножко поохать.
   – Что за ерунда… – сказал Глеб, наконец протягивая градусник.
   – Тридцать восемь и четыре… А может, он врет?
   – Ничего не врет… Давай-ка ложись! – И мама принялась бегать по квартире. – Сейчас позвоню отцу, чтобы быстро шел домой – он на работе. А тебе давай вызову врача на дом, пусть послушает, посмотрит, выпишет лекарство, какое нужно… Все, друг дорогой, попался ты мне, теперь лечиться будешь!
   К приезду врача температура дошагала до тридцати девяти, вылез глубокий, внутренний кашель, тело гудело и становилось чужим.
   Дежурный врач с недовольным лицом осмотрел Глеба и, поставив диагноз – острое респираторное заболевание, сел за стол и начал выписывать лекарства.
   – Извините, доктор… – Подошла к нему мама. – Может сразу, не дожидаясь ухудшения, выписать ему антибиотик?
   – Да нет, это обычная простуда, – не поднимая глаз от рецепта, произнес доктор. – Температуру собьете – горчичники на грудь и отхаркивающий сироп три раза в день.
   Глеб закрыл глаза, слабость проникла в его мышцы и отдавалась ноющей болью. Он чувствовал, что происходит что-то неладное: температура поднималась подозрительно быстро.
   Отец сидел тут же на кухне и молча переводил взгляд то на доктора, то на лежащего Глеба, сострадание и сожаление застыли на его лице. Вчера еще было так хорошо: сидели за столом, разговаривали, а сегодня какая-то зараза навалилась на его единственного сына и мучает того изнутри.
   После ухода врача мама взялась готовить куриный бульон, отец пошел в аптеку за лекарствами, а Глеб, пытаясь отвлечься от мыслей и болезни, стал переключать каналы маленького кухонного телевизора.
   Но уже минут через двадцать глаза устали, потекли слезы и стало понятно: телевизор можно только слушать.
   Мама, налив в кружку куриного бульона, снова присела на краешек дивана и стала рассматривать своего сына.
   На его загорелом лице в уголках глаз отпечатались белые полоски морщин, седины на висках стало еще больше, руки, такие же большие, как у отца, спокойно лежали на груди, сопящие дыхание говорило ей: мальчик заснул.
   Сейчас она вспоминала, как кормила его до двух лет грудью, как собирала в детский сад, надевая чулки на пажиках, а он, вернувшись из группы, однажды принес ей нанизанную на травинку землянику. Маленькому ему очень нравилось собирать грибы. Бегал такой, чуть выше травы, щечки круглые… Найдет гриб – и радости на весь лес! Торопится, спотыкается – скорее его в корзинку положить!.. И глаза счастьем светятся.
   Она вздохнула… Сколько прошло времени, событий пронеслось, сейчас он сам дедушка, скоро пятьдесят лет, а что-то в его жизни не так, видно. Что-то не ладится, да разве он расскажет, упрямый такой…
   Она снова вздохнула, поднялась и пошла в комнату. Проходя мимо фотографий на стене, задержалась – все самые дорогие люди были тут: муж, сын, внуки, правнук. Она молча, наверное, уже в тысячный раз посмотрела на снимки и, пройдя в комнату, легла отдыхать.
   Глеба разбудил яркий свет люстры; рядом с ним стояли двое мужчин в белых халатах, родители сидели на стульях, лица их выглядели напуганными и трагичными.
   – Так, мужчина, – сказал врач, – давайте поднимайтесь, я вас послушаю… Значит, вы вчера прилетели из Африки, а сегодня у вас температура тридцать девять и пять, кашель… так-так… – продолжал доктор, приступив к осмотру Глеба. – Ваши родители нас вызвали. Говорят, вы во сне сильно стонали и они не могли вас разбудить. Ну-ка ложитесь, я потрогаю печень… Странно, но все симптомы вируса гриппа. Знаете что, вас нужно отсюда забирать: вы можете заразить родителей. Кроме того, считаю нужным отвезти вас в инфекционную клинику – пусть они по анализам поставят вам точный диагноз. Собирайте его в дорогу. – Повернулся он к притихшим родителям. – С собой белье, средства гигиены, продуктов не нужно.
   Мама со слезами на глазах заметалась по квартире, отец, ощутив приближение какой-то беды, сидел на стуле и от безысходности слегка покачивал головой. Все происходящее пугало: его мальчика сейчас куда-то увезут, и что покажут анализы – неизвестно. Страх за здоровье сына сковал его – неужели опять беда стучится в дом…
   – Ну, что ты, отец, – сказал Глеб, прерывая его размышления.
   – Не грусти, со мной все будет хорошо. Я чувствую: два три дня – и вернусь. Тогда и договорим, и допьем. Пошли, поможешь мне до машины добраться, а то от температуры голова кружится…
   Когда «скорая» отъехала, родители еще долго стояли у подъезда – им не разрешили сопровождать его, объяснив это карантином и неясностью заболевания.
   Лежа на носилках, Глеб в окошко видел только ночные фонари; где-то вдалеке мелькали высотные здания. Он любил ночную Москву. Еще студентом гоняя на мотоцикле по вечерним улицам, ему нравилось чувствовать меняющиеся запахи свежего хлеба, вымытого асфальта и фабрики «Красный Октябрь» на набережной Москвы-реки.
   Встречаясь с девушками, он обязательно показывал им свои любимые места: Воробьевы горы, подземный дебаркадер Калининского проспекта, куда завозились товары для всех его магазинов, Александровский сад и, конечно же, Лужники с его аллеями и тропинками. «Скорая» незаметно подъехала к какому-то серому зданию и остановилась. Поднимаясь с помощью санитара по ступенькам крыльца, Глеб успел прочитать на табличке, висящей над входными дверями, что-то о вирусологии Азии, Африки, паразитах и прочей, тому подобной ерунде.
   Голова его кружилась, ноги еле слушались; было чувство, что сейчас, несмотря на все усилия, он рухнет прямо тут, в приемном отделении. Ему кто-то начал задавать вопросы, но все вокруг стало распадаться и проваливаться. Последнее, что он запомнил – его подхватили чьи-то руки.
   …Открыв глаза, Глеб посмотрел в окно: сумерки. Голова не кружилась, видимо, снизилась температура, попа болела от уколов, из вены к капельнице тянулась белая трубочка.
   Осматриваясь по сторонам, он заметил на стене черную кнопочку с надписью «вызов». В сознании промелькнула мысль, что пора кому-то задать целую кучу вопросов, и он с усилием несколько раз нажал на этот контактор с внешним миром.
   Секунды ожидания тянулись неприятно долго, за дверью ничего не происходило, даже приближающихся шагов не было слышно. Он позвонил еще раз, более настойчиво.
   Минут пять, уже теряя терпение, он резвился с кнопкой когда, наконец, услышал цоканье каблучков по керамической плитке. Секунда, другая – и дверь открылась. На пороге палаты стояла красивая, средних лет женщина-врач с добрым, улыбающимся лицом.
   – Глеб Михайлович, что случилось? Почему такое нетерпение? – Доктор подошла ближе, подвинула табурет и присела, глаза ее озорно светились. – У меня хорошие новости для вас: мы обследовали кровь – никаких страшных инфекций у вас нет. Это просто непривычный для нашего региона вирус гриппа на фоне сниженного иммунитета. Побудете у нас еще недельку – и домой.
   – Что значит еще недельку? – удивленно произнес Глеб. – Вы хотите сказать, что я тут уже неделю нахожусь?!
   – Да, вы тут уже шестой день. Сон был необходим как лекарство. Мы вас подкормили витаминами, глюкозой… Словом, сейчас состояние улучшается. Немного беспокоит сердце… Кардиолог говорит, что один из сосудов находится в состоянии стресса, зажат, но чуть позже мы и за него возьмемся.
   – Слушайте, доктор, а почему ко мне такое внимание? Отдельная палата… И вообще: где я нахожусь?
   – Ну, кто распорядился провести вам полное обследование я, конечно, не знаю… Думаю, у вас есть высокопоставленные друзья. А находитесь вы в военном госпитале Министерства обороны.
   – Боже, загадок становиться все больше и больше… – Глеб приподнялся на локте и, став немного ближе к врачу, произнес: – А скажите, доктор, могу ли я принять где-нибудь душ, почистить зубы, словом, привести себя в порядок?
   – Туалет у вас в палате, вот за этой дверью. – Доктор указала рукой на левую дверь. – Правая дверь – это зал. Там есть телевизор, книги, телефон… Если у вас больше нет вопросов, то я пойду?
   – Да-да, пожалуйста. Если что, я уже знаю, на какую кнопочку нажимать.
   Как только дверь за улыбчивой докторшей закрылась, Глеб поднялся и, прямо вместе со стойкой капельницы пошел в зал. Обнаружив телефон, набрал номер родителей.
   – Алло! – Трубку подняла мама. – Глебушка, ну, слава Богу, хоть голос твой услышать! Нас к тебе не пускают и передачи не берут, словно тюрьма какая!
   – Да, мам, тут такие порядки… Но вы не волнуйтесь, теперь я буду звонить каждый день. Мне и правда – уже намного лучше. Врачи говорят: обычный грипп. А дней через пять так вообще – обещают и домой отпустить. У вас-то как? Никого не зацепило? Отец как себя чувствует?
   – Все хорошо! – Мамин голос звучал бодро и искренне. – Мы сами даже не чихнули. К нам, правда, приезжали и брали кровь на анализ. К Алексею твоему тоже ездили, кровь проверяли, – он нам звонил. У него тоже все нормально, не волнуйся. Сынок, знаешь, отец звонил на Кипр твоей Виктории, просил приехать, поухаживать за тобой в больнице, но она отказалась. Говорит, не может клиентов своих оставить. Я подумала, лучше я тебе расскажу, а то отец на нее уж больно злой, ругается…
   В телефоне воцарилось молчание, Глеб понимал – это вызов, жена показывала свой характер и отношение к нему в связи с потерей денег в Африке.
   – Да ладно, мам, что мы, сами не справимся? – В голосе зазвучали интонации досады и сожаления. – Действительно, как ей оставить своих теток, у нее в салоне запись на месяц вперед. Да и не так уж я и плох, а пока она долетит, так вообще выздоровею. Отцу привет передавай, скажи, пусть не сердится на Викторию. Целую, пока.
   Глеб с трубкой в руках откинулся в кресле и закрыл глаза – слабость и недомогание еще держали его тело; в комнате тикали часы, за окном стало совсем темно.
   – Может, позвонить ей?.. – заговорил он сам с собой. – И что я ей скажу? Прописные истины?.. Нет, прилечу на Кипр, тогда и поговорим, а сейчас только нервы мотать. И все, хватит о ней думать, пустое это…
   Неожиданно телефон в руках зазвонил, Глеб даже несильно вздрогнул. Открыв глаза, поднес трубку к уху.
   – Да, вас слушают.
   – Глеб Михайлович. – Этот голос он узнал сразу. – Я надеюсь, вам уже лучше, а то вы нас напугали – сознание стали терять. Слава Богу, ваши родители подсказали нам, куда вас повезла «скорая помощь». Видите, мы друзей в беде не бросаем, а когда снимут карантин, я пришлю за вами свою машину и сможем спокойно обо всем поговорить. Всего вам хорошего, выздоравливайте… – В трубке послышались гудки.
   – Вот это да-а… – протяжно и многозначительно произнес Глеб. – Так они наверняка думают, я им камень привез… Вот, значит, кому я таким сервисом обязан, вот кто обо мне заботу проявляет. И что же мне теперь делать?.. Ладно, на раздумье и выработку версии у меня есть пять дней… Если, конечно, кого-то может устроить версия потери денег и камня одновременно. Эх, невеселая история вырисовывается, м-да…
   Глеб поднялся с кресла и так же тяжело добрался до кровати. Наступающий вечер и вколотые ранее лекарства клонили в сон, капельница была еще наполовину полна.
   «Ничего, сами ночью придут – или отключат или заменят», – пробежала последняя мысль в засыпающем сознании Глеба.

Часть 2

   Алексей бодро шагал по улице, настроение его было отличным: только что ему сообщили результаты анализов крови – он здоров и, соответственно, не мог заразить свою семью.
   Торопясь домой с желанием скорее сообщить жене хорошую новость он, словно барьерист перепрыгивая через несколько ступеней сразу, взлетел на четвертый этаж и мигом оказался у своей квартиры.
   Открыв дверь ключом, зашел в кухню. За столом чаевничали две самые дорогие ему женщины. Жена, которую он нежно называл Манечкой еще с момента их знакомства, и его младшая и любимая сестра Настя.
   – Все, девочки, у меня все отлично! Кровь замечательная, проблем со здоровьем нет никаких. Налейте-ка и мне чайку, и поесть чего-нибудь набросайте, – выговорил он, усаживаясь за стол. – Слушай, Настя, – обратился он к сестре, – ты помнишь Глеба-то моего? Так он сейчас в больницу загремел, такую крутую! Я с его родителями хотел навестить друга – так не пустили; кругом охрана, заборы с колючей проволокой. Одно плохо, худо ему: пять дней в реанимации без сознания лежит – вирус какой-то африканский подхватил. Старики мучаются, кругами ходят, а Виктория его с Кипра так и не прилетела… Вот! – Оглянулся он на жену. – Люби вас, содержи, а потом плохо будет, так вы и бросите!
   – Ой, вот этого не надо!.. Вот это хватит песен, как говорят у них в Одессе. Небось, подружку себе какую молодую завел, – накрывая на стол, иронично произнесла жена Алексея. – Правда, Настя? Знаем мы вас, мужиков. Вы в любом возрасте глазками по коленям да вырезам шарите, и босс твой – не исключение. Вот я в аэропорту видела его, он уже без усов был; выглядит так хорошо, похудел… И скажите мне, что это не женщина сделала!
   – Настя, ты чего сидишь, словно потерянная? Расстроилась из-за чего или что?
   Алексей после слов жены посмотрел на сестру – та действительно сидела бледная и напуганная.
   – Настена… – Слегка приобняв за плечи сестру, Алексей заглянул ей в глаза. – Что тебя так напрягло?
   – Нет-нет, ничего, – пробормотала та пересохшими губами. – У меня просто сегодня первый день, вот неожиданно низ живота и прихватило. Вы не волнуйтесь, я пойду в ванну, лицо холодной водой ополосну.
   Зайдя в туалет и закрыв дверь на щеколду, она включила воду и посмотрела в зеркало. Слезы текли из ее глаз, она зажмурила глаза и сжала кулаки – хотелось рыдать в голос, но нужно было держаться. Несколько раз глубоко вздохнув, как учил ее Глеб, она стала умываться холодной водой и шептать себе под нос:
   – Он живой, живой… Умирал – а я ничего не знала, ничего… Господи, помоги ему, прошу! Люблю я его, очень люблю, дорог он мне, единственный мой… Помоги ему!
   Когда Настя вышла из туалета, Алексей уже поел и, обнявшись с женой, сидел на диване в большой комнате.
   – Настюха, иди сюда, – позвал он ее в зал. – Ну, что ты, все нормально? Как, скажи, там мой племянник поживает, двойки тебе уже приносит? Кстати, что не хвастаешься? Говорят, тебе муж новую машину купил? Иди, садись к нам. – Постучал Алексей по дивану, приглашая сестру присесть рядом.
   – Лешик, я домой поеду… Что-то нехорошо мне, болит все, потом приеду. Обязательно поболтаем… А дома все нормально, приветы от вас передам.
   Выйдя на улицу, Настя немного постояла, словно хотела еще успокоиться, и потом медленно пошла к припаркованной недалеко от подъезда машине. Свой автомобиль она увидела сразу. Белая «Ауди ТТ» блестела хромом и новизной.
   Достав ключи с массивным брелоком, она почувствовала, ощутила всеми своими женскими фибрами и антеннами души, как сейчас кто-то рассматривает и оценивает ее.
   Мужчины или женщины – Насте было не принципиально, определяющим был сам факт: они смотрели на нее, они провожали ее взглядами, и в этот момент она пополняла энергию своей красоты и значимости. Конечно, ее ужасно раздражали назойливые мужики, гоняющие за ней по улицам Москвы с посвистыванием на светофорах или демонстрирующие глупые жесты руками, но она с удовольствием отмечала, как солидные, симпатичные мужчины с интересом разглядывают ее и машину.
   Вот и сейчас, сев в автомобиль, она легким поворотом головы оглядела всю улицу и сразу заметила завоеванные ею трофеи: на углу дома двое молодых людей смотрели на нее с нескрываемым любопытством и в окне второго этажа соседнего дома тоже кто-то подавал ей знаки.
   Настя, словно ничего не замечая, повернула солнцезащитный козырек на себя и посмотрела в зеркало. Покопавшись в сумочке, она достала помаду с блестками и, приступив к восстановлению макияжа, снова взглядом пробежала по своим зрителям – все стояли на своих местах.
   Убрав помаду, девушка завела двигатель, изящно, прямыми пальчиками пощелкала кнопочками СД-проигрывателя и, найдя нужную мелодию, чуть добавила громкости динамикам.
   Снова посмотрев по сторонам, но сейчас уже для определения направления движения, Настя, взявшись двумя руками за руль, немного поерзала попкой по кожаному сидению в поисках дополнительного комфорта для тела, передвинула рычаг автомата в положение «Д» и нажала на газ.
   Полный привод и мощный двигатель вполне отвечали ее озорному настроению и она, вначале плавно объезжая припаркованные во дворе автомобили, вдруг резко вырвалась на простор дороги.
   Маленький эпизод кокетства добавил ей игривости и девушка, решив для себя, что обязательно напишет Глебу сообщение чуть позже, повела автомобиль в свой любимый бутик.
   Ей всегда нравилось ездить по дорогим магазинам, но этот был для нее особенным. Тут ей нравилось все: отношение к ней со стороны хозяйки магазина и продавцов, большой выбор и часто меняющиеся коллекции известных кутюрье, бокал шампанского в примерочной и возможность отложить понравившуюся вещь на неделю.
   Так было и на этот раз. Девушки-продавцы мило улыбались, она мерила юбки, брюки, но особенно ей понравился сарафан с яркими большими цветами на светлом фоне.
   Она смотрела на себя в зеркало и любовалась – сарафан подчеркивал ее фигуру: узкую талию, плоский живот и отсутствие дурацких бочков, с которыми она боролась посредством диет и занятий в спортивном зале. Подойдя вплотную к зеркалу, Настя стала рассматривать свое лицо: зеленые глаза, усиленные цветом линз, казалось, светились изнутри, маленькие морщинки еще не упали на гладкую и загорелую кожу, легкая улыбка открывала ровные и белоснежные зубы.
   Привычным движением заправив волосы за ухо, она крутнулась на месте и, не обращая внимания на восторги и комплементы бегающей вокруг нее хозяйки бутика, пошла к стенду с бижутерией – подбирать крупные зеленые бусы.
   В эти минуты Настя была полностью счастлива: мысленно она уже решила для себя, что сарафан забирает. Пусть даже не сейчас, а может через неделю, но он будет принадлежать ей.
   У мужа просить денег не хотелось: лимит подарков в этом месяце был уже исчерпан. Своих же денег ей хватало только на то, чтобы дойти до детского магазина: ее Ванечка, любимый малыш, был настоящей материнской гордостью и любовью.
   «Остается мой котик, мой Глебасик, – продолжая примеривать бусы, рассуждала про себя Настя. – Он выздоровеет и обязательно купит мне этот сарафан. Вот только увидит, какая я в нем красивая, и не сможет мне отказать. Нет, он правда, такой хороший у меня, такой котик… Заболел сейчас, лежит там один, а жена-то действительно, та еще штучка! Могла бы хоть из приличия прилететь. И вообще, разводиться им нужно, она его точно не любит!.. Разве может так поступать женщина – не приехать к тяжелобольному мужу!.. Нет уж, пусть разводится и становиться только моим!
   – Настя, тут у вас в сумочке звонит телефон! – Услышала она голос хозяйки магазина.
   – Да, ничего, я потом перезвоню… А вот этот сарафанчик, бусы и фиолетовый браслет отложите мне на недельку, – сказала она, возвращаясь в примерочную.
   Выйдя из магазина, она еще раз, подходя к машине, полюбовалась ее красотой и блеском; опустившись на сиденье, Настя вспомнила о телефонном звонке и, перебирая в глубокой сумке много нужных ей вещей, с трудом отыскала телефон.
   Это был новый, модный айфон, подаренный мужем всего несколько дней назад. На большом и ярком экране высветился рыжий котенок со следами молока на усах.
   Настя присвоила в телефоне всем своим домашним и близким друзьям красивые картинки и смешные прозвища – эта фотография с надписью «Рыжик» принадлежала мужу.
   Нажав на кнопку вызова, Настя долго ждала соединения и, уже теряя терпение и решив положить телефон обратно в сумку, услышала:
   – Привет, моя конфетка, чем занимаешься? По магазинам, наверное, рулишь?
   – Да, а как ты угадал? – удивленно и весело произнесла Настя.
   – Настена, слушай, – сразу перевел разговор муж на другую тему. – Я через два дня должен поехать в командировку в Турцию, так ты там в магазинах посмотри мне новое бельишко…
   – Рыжик, ну ты же знаешь, я по мужским магазинам не хожу! Я даже не знаю ваших размеров и маркировки, поэтому давай сам-сам-сам! И все, пока, не могу больше говорить: у меня тут милиционеры на дороге, а я за рулем!
   Положив телефон обратно в сумку, она завела двигатель. Немного задумавшись, Настя вдруг отчетливо поняла, что босоножек под новый сарафан у нее нет, а время до окончания школьных занятий сыночка еще есть и, весело скомандовав себе «Вперед!», помчалась на встречу с обувным эксклюзивом.

Часть 3

   Глебу становилось лучше; болезнь отступала и он, проснувшись утром, сделал маленькую дыхательную гимнастику, принял душ и, удобно расположившись на диване в большой комнате своей палаты, взял в руки мобильный телефон.
   Два дела, которые он себе наметил на утро, касались его женщин – его жизни и многих запутанных и сложных проблем в ней.
   Первым он набрал телефонный номер жены и, после непродолжительных гудков, услышал ее голос.
   – Здравствуй, Глеб! Надеюсь, ты чувствуешь себя лучше! – Голос ее был спокоен и уверен. – Знаешь, я решила уйти от тебя, хочу пожить одна. Объяснять ничего не буду и не хочу. Детям я уже позвонила и все рассказала, давай все сделаем по-тихому. Прошу тебя, не надо истерик и скандалов: я давно тебя не люблю, да и ты, я вижу, тоже ко мне остыл. Вернешься на Кипр – обсудим детали раздела нашего имущества.
   – Хорошо, – после небольшой паузы сказал Глеб. Он ожидал услышать нечто похожее. Однако услышав, сник и внутренне сжался – иголки холодных слов делали ему больно.
   – Не надо, Глеб, не вздыхай там, – ощутив его настроение, снова заговорила Виктория. – Мы хорошо прожили почти двадцать пять лет, ты еще сильный мужчина, найдешь себе другую женщину, наверное, успеешь и ребеночка завести, а я буду тебя изредка навещать. Мы же можем расстаться по-хорошему?
   – По-хорошему… – повторил Глеб. – По-хорошему неплохо было бы услышать от тебя причину развода. Что это? Потеря денег, мое частое отсутствие, мой жесткий характер? И почему ты за меня решила, что я к тебе остыл?!
   – Ой, ну не надо разговоров… Я так устала. Когда моя мать болела, я не хотела ее расстраивать нашими разборками, а сейчас, после ее смерти, мне нужен душевный покой и тишина. Правда, успокойся и прилетай за вещами.
   – Ты хочешь сказать, что вот так, одним телефонным звонком, ты легко останавливаешь всю нашу большую совместную жизнь?! – Голос Глеба стал громче и возбужденнее.
   – Не заводись и не повышай на меня голос. Дети наши уже взрослые, внук растет – теперь каждый за себя. Я свой долг матери выполнила. Женой я тоже была тебе хорошей, моталась с тобой по всей России, на Чукотке мерзла целых семь лет… Хочешь от меня еще раз услышать «спасибо» за то, что ты меня на Кипр привез и помог с бизнесом, так я тебе уже миллион раз в ножки поклонилась. И не нужно говорить, сколько ты для меня сделал, сколько по командировкам летал. Ты был моим мужем и должен был создавать мне условия для жизни. Я, между прочим, тоже всю жизнь работала, а сейчас, – ты знаешь, вообще головы поднять некогда! Бывает, приду домой, отстояв над клиентами в салоне по десять, двенадцать часов, а у меня ни ног, ни спины нет – все гудит. А завтра то же самое… И так, без выходных, уже много лет…
   – А я говорил тебе: работай меньше, не записывай столько клиентов! И в отпуска я тебя два раза в год возил, дом вот тебе в Подмосковье построил, чтобы ты могла летом приезжать отдыхать.
   – Меньше работай?! Да-а, а кто будет все кредиты выплачивать за офис, за дом, сына твоего кормить? Тебя же всегда нет дома!.. – Виктория тоже перешла на повышенный тон.
   – Не понял?.. За дом я плачу кредит, сыну денег даю, продукты покупаю, когда приезжаю, машину тебе новую купил, подарки дарю. Это ты взвинтила такой дорогой ритм жизни, что мы с огромным трудом его выдерживаем.
   – Что это ты называешь дорогой жизнью? Я в магазины хожу, только когда там скидки начинаются, в супермаркетах сначала на цены смотрю, а потом покупаю. А ты знаешь, когда мне в последний раз массаж лица делали?! Дом он мне построил в Подмосковье!.. Лучше бы купил мне путевку в пятизвездочный отель на недельку, что бы я как все приличные женщины прошла комплекс процедур в SPA!!
   В трубке опять воцарилось молчание: каждый говорил о своем, понимания не получалось, и пауза тишины превратилась в целую минуту.
   – Вика, ты хочешь сказать, что это конец?.. – Глеб еле выговорил последнее слово.
   – Да! И не делай из этого трагедии, а то я уже слышу в твоем голосе дрожь. Ладно, мне нужно работать. Прилетишь, заходи за вещами.
   В трубке послышались гудки. Горечь, подступившая к горлу, набросилась на него и сдавила, словно тисками. Обида терзала сознание, мысли путались и чередовались пустыми оправданиями и запоздалыми аргументами.
   Он мысленно задавал сам себе вопросы и тут же отвечал на них. Погрузившись в воспоминания, загонял себя в ужасный угол стресса оставленного человека, которому было отказано даже в праве бороться за свою семью.
   Представить, а тем более понять, что это все, конец их отношений – у него не получалось, в памяти упорно всплывали эпизоды совместной жизни.
   Вот в зеленом батнике и джинсовой юбке, толкая впереди себя красную коляску с окошками, она за руку ведет их дочь, идя по тополиной аллее ему навстречу.
   Потом он вдруг отчетливо увидел ее смешной чукотский наряд – тулуп, перехваченный солдатским ремнем, на голове меховая лисья шапка и ее красные от мороза щечки.
   А как смело она держалась, когда они на вездеходе шли через торосы Анадырского лимана, постоянно проваливаясь в трещины, как терпела, когда, замерзая в пургу, отморозила колени, добираясь от школы до дома…
   И какое было счастье, подняв телефонную трубку, услышать: «Ваша жена родила мальчика!» Сколько было всего потом хорошего и сложного!.. Но тогда их держала любовь и чувства, помогающие преодолевать проблемы и разногласия, они жили и берегли друг друга.
   – Эх… – нарушил он собственное молчание. – Звезды горят, светятся, а падают в небытие… Так и мы, свалившись с неба, больше никогда туда не вернемся. Плохо это все, неправильно, ну да уж делать нечего, буду привыкать жить один.
   Он вздохнул и, снова включив телефон, стал перелистывать контакты в поисках слова «птичка».
   Но трубка в его руке сама запела веселую мелодию и, вздрагивая от легкой вибрации, высветила желтый конвертик пришедшего сообщения от абонента «Настя».
   Перейдя в раздел «Входящие сообщения», он улыбнулся и громко, с выражением прочитал его себе:
   – Котик мой! Ты меня напугал своей болезнью. Алексей говорит, тебе уже лучше. Чем занимаешься? Я очень соскучилась!!! Позвони мне на этот телефон, если сможешь: наш я, как обычно, не успела зарядить. Люблю тебя, и жизни без тебя не представляю!
   Сообщение согрело его, придя, словно спасение от тяжелых мыслей и наступившего внезапно разрыва с женой. А, пробежав глазами последнюю строчку еще раз, он вообще встряхнулся, повеселел и, набрав номер отправителя сообщения, уже смягчившись изнутри, приготовился к разговору с «птичкой».
   – Ой, мой котик звонит, ну наконец-то! Я тебя совсем потеряла, месяц уже не виделись, соскучилась невозможно. Больше не разрешу тебе так надолго уезжать!
   Глеб рассмеялся. Ее голос и игривость развеселили его и отбросили пронизывающую его состояние горечь в дальний угол сознания.
   – Здравствуй, Настена, девочка моя, я тоже очень рад тебя слышать? Что ты со мной делаешь?! Влезла в мою голову – каждую секундочку свободную думаю о тебе… Ты, наверное, там ворожишь-колдуешь?
   – Да, я такая! А что же ты хочешь?! Я молодая и очень красивая. Пусть твоя жена попробует себе найти такого молодого любовника, как я у тебя. Фиг с два ей, бабке старой!
   – Эй, не наезжай на нее, какая она тебе бабка?! Ей только сорок восемь лет, и выглядит она очень хорошо.
   – А что это ты за нее заступаешься? Она, – Алексей мне рассказал, в больницу к тебе не приехала, а ты тут заступаешься!
   – Птичка моя, ну, что мы о жене моей говорим? Месяц не виделись! Тем более что она от меня ушла…
   – Что?! Как ушла?! Ты хочешь сказать, что вы разводитесь?!
   – Да, только что с ней по телефону говорил. Я теперь свободный человек, лучше сказать – свободный мужчина. А если представить, что у меня сейчас нет усов, короткая стрижка и в Африке я потерял семь килограммов – то не знаю даже, нужна ли мне такая старая двадцативосьмилетняя любовница. Пожалуй, мне стоит обратить внимание на двадцатилетних и незамужних девушек… Как считаешь?
   – Я тебе обращу! – шутливо подыгрывая грозной интонацией, произнесла Настя. – Тут я твоя королева! Ишь ты… тебя что, в больнице уколами накачали? Смотри мне!
   Глеб опять засмеялся; ему нравился ее ревностно кокетливый тон.
   – Что ты там хохочешь, котик, я тебе усы-то повыдергиваю! – И Настя сама засмеялась своей собственной шутке. – Хотя нет, я же сама тебе их сбрила, эти дурацкие стариковские усы. Ужас какой! Как ты их раньше-то носил?!
   Они смеялись – беззаботность и шутливость разговора нравились им обоим. Договорившись встретиться на съемной квартире сразу после того, как его выпишут из больницы, они, послав друг другу в трубку поцелуи, отключили телефоны.
   Развалившись на диване поудобнее, Глеб размышлял. Сейчас он поговорил с двумя дорогими ему женщинами: одна прекращала жить с ним, другая с нетерпением ожидала его, хотела продолжения отношений и даже, как собственник, пыталась руководить им.
   Он вспомнил, как познакомился с Настей на Кипре пять месяцев назад. Тогда она с семьей прилетела отдыхать и в первый же день позвонила ему, передавая приветы от своего брата Алексея. Следуя обычным законам гостеприимства, Глеб пригласил их в ресторан поужинать и просто пообщаться с сестрой своего друга-охранника.
   Яркая блондинка с зелеными глазами, умеющая себя держать и преподнести, весело и без стеснения нашла с ним общий язык, не особенно обращая внимание на двадцатилетнюю разницу в возрасте.
   Катая ее семью по Кипру, он показывал им свои любимые рестораны и места отдыха, приглашал к себе домой, познакомил с сыном и женой – тогда он даже и предположить не мог, как сложатся их отношения в дальнейшем…
   Интерес к себе он почувствовал день на пятый-шестой – чуть дольше обычного она задерживала руку, когда здоровалась, чуть нежнее касалась щекой при формальных поцелуях расставания.
   Сейчас он знал, что их первую встречу наедине организовала Настена. Умудрившись оставить мужа вместе с маленьким сыном в отеле, она пригласила его на дискотеку в ночной клуб.
   Музыка, алкоголь и ее озорство растопили его комплекс относительно разницы в возрасте, ее семейного положения, близкого родства с Алексеем и он стал целовать ее.
   Они не стеснялись, никого не замечали и смотрели друг на друга, не отрываясь. Губы их, медленно начиная касание, тут же соединялись с азартом и страстью в нарастающем желании любить. Мысль уединиться, как можно скорее убежать от людей, пришла к ним одновременно. Выбежав на улицу, они быстро сели в машину и поехали на берег моря в поисках укромного места.
   Даже сейчас, лежа на диване и вспоминая их первый сексуальный контакт, он испытывал волнение и трепет; незначительные детали той ночи сохранились в его памяти до мельчайших подробностей.
   Тогда он подъехал на машине прямо к самой кромке моря, выключил двигатель и повернулся к ней лицом.
   Она не двигалась, глаза смотрели открыто, без малейшего намека на страх или испуг, казалось, они даже говорили: ну, что же ты, действуй, начинай!
   Глеб, обняв Настю левой рукой, подтянул податливую девушку ближе к себе; медленно наклонился и в поцелуе ощутил вкус ее сладких и трепещущих губ. Правая рука, проникнув в вырез платья, переходила от одной груди к другой, чуть-чуть задерживаясь на сосках; он чувствовал: тело ее под легкой одеждой трепетало волнением и желанием.
   – Пошли, – сказал он, открывая дверь машины.
   Берег был безлюден и хорошо просматривался: чуть в стороне, по дороге, проезжали автомобили, луна кинула дорожку в море, волны шуршали камушками, город вдали звучал музыкой и горел светом реклам.
   Он молча подвел ее к капоту автомобиля, глаза их встретились, одним движением Глеб сбросил лямки сарафана в разные стороны – ее опущенные вниз руки и желание дали возможность одежде соскользнуть на песок мгновенно.
   Открывшаяся грудь с большими сосками, тонкая талия и красивые, округлые бедра в свете звездного неба выглядели феерически маняще и призывно.
   Глеб присел перед ней на одно колено и, желая убедиться в отсутствии у нее страха перед происходящим, продолжая смотреть прямо в глаза, потянул вниз тонкую полоску изящных белых трусиков.
   Обнаженная, она, не шевелясь, стояла перед ним. Глеб прислонился щекой к ее мягкому животу, его руки, скользнувшие по талии, остановились на упругих ягодицах.
   Поднявшись вместе с ней, он медленно посадил Настю на автомобиль и, положив руки на грудь, словно отталкивая от себя, опустил ее тело на капот.
   Начиная раздеваться, он разглядывал ее: свет луны, играя с загорелым телом, обозначил красивые бедра, провалившийся живот и еле заметную прическу подстриженных волос вокруг розовой полоски ее естества, чуть приоткрывшегося из-за сложной позиции тела и наступившего желания близости.
   Приподняв ей ноги, Глеб взявшись за бедра, подтянул их ближе к себе. Настя приготовилась, закрыла глаза и, откинув голову, задышала быстрее. Он почувствовал: вот она, та самая секунда, единственная и неповторимая, желанная и упоительная. Сейчас он войдет в нее и мир вокруг изменится, их жизнь сольется, как и их тела, и теперь все, что было до нее, станет не важным. Тело ее напряглось и вздрогнуло; ощутив проникновение она, прогнувшись, издала чуть слышный стон и, обхватив Глеба ногами, потянула его на себя.
   Сколько длился секс, был он коротким или длинным – сейчас это было неважно; в сознании остались ее стоны, распухшие от поцелуев губы, бедра, двигающиеся навстречу ему, ногти, царапающие его плечи и горьковато-сладкий запах ее влаги, манящий и волнующий.
   Провожая Настю до дверей отеля, он нежно целовал ее, ласкал грудь и все придерживал, уговаривал еще, еще немного постоять и не уходить, не оставлять его в такую волшебную ночь их первой страсти…
   Но глаза ее, полные любви и нежности к нему, молили понять и отпустить в номер, к мужу. Ей предстояло, шагая по коридору отеля, придумать совсем другую историю прошедшего вечера; предстояло спрятать свои эмоции и спокойно лечь спать.
   На следующий день он ждал звонка, словно юноша свидания; такие чувства давно не посещали его и поэтому сейчас сильно будоражили сознание разными картинами их новой встречи.
   Время шло к обеду, а она все не звонила. Не выдержав, он сам отправился на пляж отеля в надежде хотя бы издалека снова увидеть ее.
   На берегу моря Глеб сразу заметил весело бегающих друг за другом ее мужа и сына. Насти, – теперь уже его Насти, нигде рядом с ними не было.
   Выбрав для себя укромное место, он приготовился ждать ее появления или звонка, проявляя огромное нетерпение и суету. Тогда его даже удивило это состояние непроходящего возбуждения, какого-то мальчишеского беспокойства и страха, в голову лезли всякие глупости о настоящей любви…
   Наконец-то экран телефона засветился пришедшим сообщением и Глеб, надев очки, жадно стал проглатывать нежные слова ее послания. Неуверенность и волнение пустого ожидания, стираясь, уступали место волне теплого счастья и радости предстоящей встречи.
   Выходя из отеля, он еще издалека увидел странные блики на капоте своей машины, которых утром в ожидании звонка не заметил. Подойдя ближе и проведя рукой по небольшой вмятине, Глеб улыбнулся. Ночной секс оставил свой след не только в его памяти и душе – теперь даже автомобиль хранил секрет ее замечательной вздернутой попки.
   Потом все происходило, словно в волшебном сне. Продолжая путешествовать по Кипру вместе, он ловил ее озорные взгляды, отмечал абсолютное спокойствие молодого мужа и удивлялся ее находчивости в организации их тайных встреч и свиданий.
   Когда она с семьей улетела домой, Глеб потерял себя – тоска по маленькой и веселой женщине захватила его и потащила в сети невозможных желаний и любовных страданий.
   Сейчас, в номере больничной палаты, вспоминая ее отъезд с Кипра он, открыв телефон, снова стал перечитывать полученные им в тот день сообщения.
   1. Я не могу, мне очень плохо!!! Состояние ужасное!!! Прощаясь с тобой в аэропорту, чуть не разревелась на глазах у семьи. Скорее прилетай, буду тебя встречать прямо в аэропорту. Люблю! Люблю!! Люблю!!!
   2. Прилетела, на улице дождь. Тебя нет, мне очень плохо, скучаю… Одна радость – мой малыш и ожидание встречи с тобой. Ну, лети же скорее! Целую!!!
   3. Завтра я тебя не увижу, завтра не буду тебя обнимать и целовать, как же это может быть: все есть, а тебя нет?.. Прилетай, а то умру.
   Закрыв телефон, Глеб, продолжая вспоминать, подошел к окну и, присев на подоконник, громко заговорил сам с собою:
   – Какая женщина! А меня как раскачала… Сколько страсти, любви!.. Это какой-то подарок небес, наваждение какое-то! Может, действительно, не сопротивляться желанию жены расстаться и спокойно встречаться с Настей?.. А там, глядишь, и она оставит мужа и переедет ко мне… Так, все. Надо выздоравливать и все разруливать: ехать разводиться с женой! Только сначала здесь рассказать заказчику о потерянном в Африке камне и скорее, скорее встретиться с моей птичкой – увидеть, обнять, любить… – На этом слове он замолчал, по привычке потер место над верхней губой и, щелкнув пальцем по оконному стеклу, снова произнес: – Да, я, похоже, сильно влюбился! – И, словно копаясь в собственном сознании и как-то внутренне становясь серьезнее, снова сказал себе: – Влюбился в женщину на двадцать лет моложе. Что это идет на меня: счастье или беда?.. Что я дам этой девочке? Через десять лет я – старик, а она еще красавица… Нет-нет, эти мысли плохие, разрушающие! Сейчас нам вместе хорошо? Даже очень хорошо! Ну, так зачем думать о плохом – буду жить сегодняшним днем и сегодняшними чувствами!
   Спрыгнув с подоконника он, продолжая размышлять на тему своего душевного состояния, стал ходить из зала в палату и обратно, заставляя себя немного подвигаться и размять ослабленные болезнью мышцы.
   Неожиданно в дверь палаты постучали. Он, не успев ответить, увидел, как дверь стала открываться и, словно выныривая из-за угла, в небольшом проеме появилась голова отца.
   – Сынок, – сказал он, открывая дверь шире, – мы пришли тебя навестить.
   В комнату шагнули родители с полиэтиленовыми пакетами и жующий Алексей, видимо, уже начавший дегустировать принесенную еду.
   – Да я смотрю, ты уже ходишь, – продолжал отец, – и выглядишь вполне ничего…
   Подойдя к кровати, он уже собрался было выкладывать продукты на тумбочку, но Глеб остановил его:
   – Нет-нет, пап, не здесь… Там, в соседнем помещении, есть холодильник, стол. Пойдемте туда и пообщаемся.
   После того, как они приветственно обнялись и расположились вокруг стола, мама стала разворачивать содержимое пакетов и рассказывать, что в чем находится. Отец молча рассматривал его, Алексей, держа в левой руке бутерброд, правой уже тянулся за помидором.
   Дружно принявшись за еду и искренне пожалев, что нельзя смочить такую закуску алкоголем они, перебивая друг друга и весело перескакивая с темы на тему, бросились делиться впечатлениями и эмоциями доброты.
   Время летело незаметно, им никто не мешал, темы разговоров не кончались; чай, приготовленный тут же, заваривался уже по третьему разу. Мама, постоянно бросая на Глеба критические взгляды, через три часа уловила появившуюся на лице сына усталость, засуетилась и, подталкивая всех к выходу и подводя итог вечера, произнесла:
   – Глебушка, ты нас больше не пугай, хорошо? Выздоравливай, лечись в этих хоромах как надо, а завтра мы тебе позвоним.
   Отец и Алексей, по очереди обняв Глеба, пошли к выходу; мама на прощанье моргнула глазами и плавно прикрыла за собой дверь.
   Глеб действительно устал, но спать ему не хотелось. Он прилег на диван и снова открыл свой мобильный телефон. Почта была пуста, «птичка» не смогла или не успела написать ему хороших, ласковых слов любви перед сном. Это немного огорчило его и, в очередной раз понимая, что звонить и отправлять сообщение так поздно нельзя, он принялся писать ей письмо в папке «Черновики», зная, что отправить его сможет только тогда, когда она будет одна.

Часть 4

   По истечении четырех дней, как и было обещано, у выхода из больницы стояли и дожидались появления Глеба два черных джипа.
   Молодые парни бравого вида с интеллигентными лицами, небрежно облокотившись на автомобили, тихо разговаривали и курили.
   Улыбчивая докторша, вызвавшаяся провожать Глеба до дверей, была явно сражена приехавшей за ним свитой и, видимо, посчитав его очень серьезным и богатым бизнесменом, на прощание вложила Глебу в руку визитную карточку с крупно написанным номером мобильного телефона.
   Пока его везли по улицам Москвы он, сохраняя внешнее спокойствие, продолжал мысленно повторять заготовленную речь и нужные фразы.
   Подъехав к офису, он вместе с провожатыми прошел в комнату для переговоров и, получив чашку горячего чая с двумя кусочками тростникового сахара и лимоном, сел у края стола, где уже находился заказчик и его советники.
   Дружелюбно поздоровавшись, все присутствующие разместились вокруг стола и, устремив взгляды на Глеба, приготовились слушать.
   – Так, – неожиданно для Глеба начал говорить незнакомый ему ранее человек в дорогом костюме, – господа, нам нужно обсудить возникшие у наших партнеров проблемы в Ереване. Армянские «друзья», приняв на реализацию партию бриллиантов, забыли вернуть нам после продажи деньги. Поэтому мы разработали ряд мероприятий, – так сказать, ответных, которые позволят решить эту проблему. Хочу представить вам человека, которому поручено руководить этой операцией. Прошу вас, Глеб Михайлович, поднимитесь. Он представлял наши интересы в Намибии, бывший государственный служащий и опытный геммолог.
   Глеб, с шумом отодвигая стул, выпрямился, люди продолжали с уважением смотреть на него, а он, понимая, что сейчас точно не время для вопросов, опустился обратно на свое место.
   – Продолжу… После совещания вы все получите папки. Внимательно изучите материалы и завтра здесь же зададите вопросы, если они у вас появятся. Я бы хотел обратить ваше внимание на точное соблюдение ваших заданий, так как именно от этого будет зависеть конечный результат. На сегодня это все – все свободны… Остается только Глеб Михайлович. До свидания…
   Люди загрохотали стульями и молча потянулись к выходу, через несколько минут в переговорной остались лишь два человека – Глеб и незнакомец.
   – Сразу перехожу к делу, – начал говорить тот, так и не представившись. – Вы провалили дело в Намибии и потеряли деньги компании. Но я, проверив обстоятельства этого происшествия, узнал ваши возможности и связи по Африке, увидел вашу решимость сражаться, невзирая на последствия, подумал и решил предоставить вам новую возможность вернуть деньги. В папке, которую вам сейчас отдадут, есть вся информация. Очень надеюсь, что на этот раз нам вместе все удастся. – Не выказывая никаких эмоций лицом, незнакомец поднялся и, не прощаясь, вышел из комнаты.
   Глеб потянулся за чашкой – чай уже остыл и был невкусен; взяв с блюдца кусочек тростникового сахара, положил его в рот.
   – Немного сладкого для ума не помешает, – сказал он сам себе, вставая со стула и направляясь к выходу из офиса.
   Шагая по коридору, он услышал, как его окликнул по имени молодой человек в модном костюме. Подойдя ближе, тот протянул синюю папку с буквами «Г.М.».
   – А… да-да, извините, забыл… – произнес Глеб растерянно уже в спину уходящему от него работнику компании.
   Вышедшего на улицу Глеба встретил дождь. Нет, это не был дождь в обычном понимании, это была стена воды, падающая с неба.
   Защищенный козырьком, он решил немного постоять на крыльце.
   Ливень по всем его понятиям был хорошим… нет, даже отличным знаком в дальнейшей его судьбе, а папка, которую он пока еще не смотрел, была возможностью решения его запутанных до предела дел и давала возможность маневрировать в этой жесткой игре под названием «жизнь».
   Напор небесной воды ослабевал, и ему очень захотелось шагнуть, попросту преодолеть линию между воздухом и водой, между «да» и «нет», между укрытием козырька и открытым плачущим небом.
   И он толкнул себя вперед, навстречу дождю, навстречу новым событиям, на встречу с красивой и молодой женщиной, которая все больше и больше растворялась в нем.
   Шагая по лужам, Глеб твердо осознавал, что проблема потерянных денег, которую он держал в своей голове как непреодолимую, не просто перешла в другую стадию, а растворилась, исчезла, перестала существовать и сейчас с каждым его мокрым шагом таяла, как ледяная глыба под лучами солнца.
   Подойдя к входу в метро, Глеб, не обращая внимания на промокшую одежду, решил еще немного постоять среди потока людей и движущихся рядом машин.
   Достав телефон, он быстро отыскал Настин номер. Нужно было придумать какое-то зашифрованное сообщение на случай, если бы она была рядом с мужем, и он написал:
   «Уважаемый клиент, приглашаем Вас посетить наш бутик в связи с новыми поступлениями одежды дизайнера Анне Марьяне. С уважением, директор магазина».
   Звонок раздался сразу, даже нет – не сразу, а в ту же секунду. И поэтому он тоже в эту же секунду счастья нажал на кнопку, соединяющую их в одном порыве желания увидеться.
   – Котик мой, – сладким голосом произнесла Настя, – ты что, замучить меня хочешь? Брат сказал, что ты уже два часа как из больницы вышел! Я специально отпросилась с работы, сказала мужу, чтобы забрал Ванечку из школы и сижу в нашем французском ресторане, жду и чуть не плачу. Ну, где же ты? Скорее приезжай – не могу. Так соскучилась!
   – Все, еду! Птичка моя, любимая моя, еду, мчусь!! – Глеб отключил телефон уже на бегу. Сейчас ему очень захотелось сжать время и сразу оказаться рядом с ней, рядом с ее глазами, с ее сильным желанием видеть его.
   Люди, переходы и вагоны – все мелькало перед ним и уходило как лишнее; только одно сейчас было в его голове: она ждет, она любит и не может жить без него.
   Ворвавшись в тишину ресторана, он фазу увидел свою Настю. Стараясь идти медленно, он с огромным усилием сдерживал в себе желание бежать; она, едва заметив его, поднялась и сделала шаг навстречу.
   Вот они: ее губы, ее запах, маленькое, словно детское, тело – долгожданная и желанная женщина наконец-то в его руках, наконец-то рядом с ним, а не в телефонных сообщениях.
   – Тихо-тихо-тихо, котик! Ты что?! – шепотом произнесла она.
   – Люди кругом, задавишь меня!.. Потом, в машине, я тоже очень хочу тебя целовать, но тут не надо… – снова шепотом сказала она, оглядываясь по сторонам.
   Вернувшись на свое место, она протянула ему меню и, с интересом разглядывая его после длительной разлуки, заметила:
   – Слушай, а ты и правда: похудел и даже помолодел… Ух, как ты мне нравишься! Седые виски, морщины такие глубокие и красивые, лицо загорелое. Смотри мне! Я твоя женщина, никаких косых взглядов! Понял?! И с женой хватит общаться! Я вообще не понимаю: что ты с ней возишься, давно пора разводиться – она к тебе безобразно относится!
   – Настеночек мой, девочка моя! – Глеб взял ее за руку. – Ну, какие женщины?! Ты, только ты, и больше никого на свете, кроме тебя. Это говорю тебя я, зрелый мужчина и дедушка в хорошем смысле этого слова.
   – Слушай, не надо говорить ерунды… Какой ты дедушка?! Еще скажи, что я – мачеха твоим детям! – весело произнесла она, улыбкой обозначив замечательные ямочки на щечках.
   – А что?! Вот разведусь, ты оставишь своего «рыжего», выйдешь за меня, пока я еще не совсем состарился, и будешь не только мачехой, но и бабкой моему внуку; а если Бог даст, так может, и девочкой обзаведемся – сын у тебя есть, только дочки не хватает.
   – Да! – Настя рассмеялась. – Девочку я очень хочу. Такую хорошенькую… Буду ее красиво одевать и баловать, и мы будем вместе ходить по магазинам, а все будут нас принимать за подружек – так замечательно я буду выглядеть!
   Игривость разговора неожиданно прервал подошедший взять заказ официант. Настя, словно испытывая неловкость от присутствия в публичном месте, медленно потянула свою руку из ладоней Глеба и стала, перелистывая знакомое ей меню, называть то, что ей хотелось бы съесть сегодня.
   Он тоже взял со стола меню и, быстро пробежав его глазами, заказал рыбу и ее любимое шампанское «Вдова Клико».
   – Слушай, – сказала Настя, возвращая свою руку на стол, – ну чего сидишь?! Официант уже ушел. Я очень люблю, когда ты своими огромными ручищами, как клешнями прямо, захватываешь мои маленькие пальчики. И вообще, я так соскучилась! Когда мы сможем побыть наедине? Только давай на дачу к тебе не поедем – такие большие пробки на кольцевой, столько времени потеряем… Сними, как в прошлый раз, квартиру недалеко от моего дома и скинь сообщение, когда.
   – Квартиру? – Глеб быстро прокручивал в голове варианты звонков знакомым, занимающимся сдачей квартир. – Да, сегодня найду что-нибудь и тебе позвоню. А лучше будет нам вообще уехать из Москвы на пару дней… Ну, скажем, в Питер. Я слышал, в Царском селе восстановили Янтарную комнату. Поехали, посмотрим?
   – Ничего себе, сказал! А как я это объясню мужу, с работы как уйду?!
   – Ты – и не найдешь, как все объяснить! – Идея уже захватила Глеба, и он заговорил азартно и быстро. – Мужу скажешь, что тебя с работы отправляют на выставку в Питер, и билеты покажешь. Сослуживцам на работе тоже скажешь, что едешь на выставку, а начальнику напишешь заявление на три дня по семейным обстоятельствам за свой счет.
   – Да… Ну ладно, я подумаю… Посмотрю в Интернете, какие выставки сейчас проходят. Может, мы и правда туда заглянем? Хотя бы для того, чтобы набрать буклетов и предъявить их мужу.
   Глеб оглянулся. Заметив приближение официантов, на этот раз сам отпустил Настину руку и, слегка откинувшись назад, произнес:
   – О, вот и вкуснятину нашу несут… Ты за рулем? Немножко шампанского тебе можно?
   Она игриво улыбнулась и изящно, словно веером, перебирая в воздухе длинными пальцами, лукаво произнесла:
   – Ну, если только чуть-чуть… – Губки ее сложились при этом в удивительно эротическую трубочку и потом расплылись в улыбке удовольствия.
   – Эх, хороша ты, чертовка! – смачно произнес Глеб, поднимая бокал струящихся пузырьков. – Птичка моя, давай выпьем за нас! В Африке было очень тяжело – работу не выполнил, дело провалил, но зато у меня есть ты… – Он смотрел ей прямо в глаза: – Судьба подарила тебя в трудный период моей жизни, и ты знаешь: я и правда тебя очень люблю. Боюсь и люблю одновременно…
   Глеб, не отводя взгляда от серьезного теперь лица Насти, коснулся ее бокала и, наслаждаясь нужной степенью охлаждения вина, выпил шампанское.
   – Боишься? Боишься любить?! – Настя поставила пустой фужер и вопросительно посмотрела на Глеба.
   – Очень боюсь открыть искренность своего чувства к тебе, голову боюсь потерять, разочароваться в расставании, боюсь, боюсь, боюсь… – Он давно мучился этими вопросами, и сейчас тема и настроение совпали с желанием выговориться и выяснить глубину их отношений и привязанности. – Вот смотри, – продолжил Глеб, – у тебя хорошая семья, молодой симпатичный муж, а ты завела себе любовника… Может, я ошибаюсь, но тебя не особо тяготят мысли о жизни сразу с двумя мужчинами. Я уже не говорю о своем внутреннем конфликте. Каждый раз, прощаясь с тобой видеть, как ты, вставая из моей постели, одеваешься и уходишь домой к мужу – это просто невозможно. Поверь, мне было бы легче отдать свой зуб на растерзание мерзкому коновалу с пассатижами, чем думать о твоей супружеской кровати.
   Настя молчала: она почувствовала в его голосе нарастающие эмоции и давление. Разговор становился сложным и пошел не туда. И она, поднимая обновленный бокал шампанского, как можно искреннее произнесла:
   – Котик мой, ну к чему эти вопросы?! Тебе нужно знать только одно – я тебя люблю. Остальное – мое дело и я сама разберусь в своей жизни. Давай выпьем за твое выздоровление, за тебя, моего настоящего мужчину, воина и супермена!
   Она снова улыбнулась, чокнулась с его фужером и, быстро выпив шампанское, произнесла:
   – Глебасик, ты давно мне не делал подарки, я в своем магазине отложила себе замечательной красоты сарафанчик и бусики. Правда, ты же не откажешь своей маленькой птичке и купишь его?..
   Голос ее стал вкрадчиво-ласковым и по-детски наивным, мимика лица отражала невинность и просьбу, глазки театрально моргали и ждали положительного ответа.
   – Ну, это же правильно! – продолжила она уговаривать Глеба. – Я молодая, красивая, за мной нужно ухаживать, делать подарки. Вот помнишь, когда ты с Кипра прилетел, два месяца назад, и мы пошли покупать мне шубку, какая я была счастливая и веселая. А девочки мои, подружки на работе… они знаешь, как мне завидовали! Сказали, что расстанутся со своими молодыми любовниками и поищут посолиднее и пообеспеченнее.
   Глеб, окончательно убедившись, что вопросы его повисли в воздухе, допил свое шампанское, достал портмоне и вытянув из него карточку «VISA», отдал ее Насте:
   – Завтра в течение дня съезди и выкупи свой сарафан, а вечером встретимся на квартире, наконец-то вместе побудем. Постарайся договориться с семьей о позднем возвращении домой, хорошо?
   – Вот, котик мой, какой ты у меня хороший! Никогда не спрашиваешь, сколько стоит! Нет, ты – настоящий мужчина! – И она, послав ему воздушный поцелуй, приступила к еде.
   Им снова налили шампанское. Глеб занялся своей рыбой и, поглядывая за улыбающейся Настей, стал медленно, но уверенно терять настроение.
   Вопросы, которые он сейчас задал Насте, давно не давали ему покоя. В пятьдесят лет он стал любовником молодой женщины, которая жила легко и непринужденно, не замечая всей сложности их отношений.
   Он много раз слышал, находясь рядом с ней, как она изобретательно и мгновенно находила ложные слова для своего мужа, как легко она, выключая трубку телефона, придумывала оправдания для родственников и друзей, пытающихся до нее дозвониться.
   Глеб несколько раз и сам почувствовал, как невинная ложь коснулась и его ушей, когда он, звоня ей по телефону, спрашивал, чем она занимается. Интонации ее голоса в моменты фальши стали ему слышны и заметны. Попытки научить ее жить, не обманывая при этом по мелочам, тщетно разбивались об искренний взгляд ее красивых глаз и полное непринятие принципов пустой, по ее мнению, честности.
   – Котик, ты что-то расстроился? – видимо, почувствовав перемену в его настроении, произнесла она. – Ну, ладно, будет тебе девочка!.. Все тебе будет, только не огорчайся и о муже моем не надо думать. Что он тебе?.. Не могу же я оставить его просто так… Он же не сделал мне ничего плохого – машину вот новую купил, тоже любит меня по-своему, а в сыне так вообще души не чает. Ну, что мне делать, если так получилось? Я тебя люблю и терять не хочу, подожди немного – я обдумаю, как мне все это безболезненно сделать.
   – Настенька! – Глеб поднял фужер. – Ну, если ты хоть немного стала меня чувствовать как своего человека, я прошу тебя: говори это чаще и больше, мне так не хватает обычных теплых слов и твоей искренности. Мысли нехорошие, а бывает – даже и тяжелые живут в голове дольше любого праздника, но одним словом, одной улыбкой ты в состоянии вернуть мне покой и рассудительность. Вот, как сейчас, например… Так давай выпьем за понимание и мир в наших нежных отношениях.
   И снова Настя громким звоном сопроводила ритуал встречи фужеров с шампанским и, глядя прямо в его глаза, произнесла:
   – Глеб, ты у меня такой взрослый, а такой наивный, словно подросток! Обращаешь внимание на такие мелочи и пустяки, расстраиваешься на ровном месте. Губки свои надуваешь, сразу меня не любишь, обижаешься, такой бука становишься! Ну, бывает, обманываю тебя немножко, ты же ревнивый какой, но это только для того, чтобы сберечь твои нервы. Выйди за тебя замуж – так ты на меня паранджу оденешь, правда, мой котик? Злючка!.. Все, пьем! – сказала Настя и, не отрывая взгляда от Глеба, медленными глотками и с видимым удовольствием, принялась поглощать шампанское.
   – Я ревнивый?! Да ты сама страшный собственник! Первое, с чего ты всегда начинаешь разговор – это где я и с кем я! А жена моя тебе покоя и вовсе не дает. Заметь, ты постоянно о ней спрашиваешь и постоянно говоришь мне, что нам пора разводиться. – Глеб, тоже опустошив фужер, поставил его на прежнее место. – Паранджу я ей одену, хм-хм… Развеселила ты меня! Если бы я начал жить так, как ты живешь: кокетничать на улице с девушками, ходить на дискотеки с друзьями и подружками на всю ночь – посмотрел бы я тогда, сколько ревности налилось бы в твои глазки.
   – Ну, котик… – сложив бровки, с мольбою в голосе произнесла девушка ангельским голоском. – Я же женщина, мне нужно кокетничать, мужчины должны мной любоваться и мне это нравится. И потом – что здесь плохого? Я же не завожу новых знакомств… А ты, прямо, все замечаешь! Значит, любишь меня и ревнуешь! Котик мой, что можно мне, тебе – нельзя… Я сказала!.. Ясно?!
   Она погрозила ему пальцем и, взяв со стола меню десертов, стала рассматривать красивые картинки с пирожными.
   – Куда?.. – Настроение возвращалось к Глебу и он, поддерживая шутливость разговора, потянул меню к себе. – Какой десерт?.. Ходишь на массажи, мучаешь себя диетами… и булки с маслом заказываешь!
   – Дай сюда! – Потянула она в свою очередь меню на себя. – Ты ничего не понимаешь! Я такой ма-а-аленький кусочек съем… Вот этот! – Ткнула она пальцем в бисквит с лесными ягодами. А тебе вот точно ничего сладкого нельзя! Я еще посмотрю на твой животик без рубашки, и поглядим: как ты похудел. И вообще, не приставай ко мне, хулиган такой!..
   Она жестом подозвала официанта и, заказав кофе, показала на картинку десерта.
   – Руки он тянет к моему меню… А что это ты вообще за мою фигуру волнуешься, а? Я с трудом за этот месяц убрала бочки. Знаешь, такие вот складочки на талии чуть-чуть свисают… Они меня так раздражали! Представляешь, надела платье, а они так проявились… Смотрю на себя в зеркало: прямо ужас какой-то! Слава Богу, спортзал, диета и массаж снова сделали меня красивой – вот завтра посмотришь, какая я стала стройная!
   – Слушай, имей совесть… – Глеб положил себе руку на сердце. – Ты что тут мне рассказываешь?! Я месяц с тобой не спал, а ты сидишь и дразнишь меня своим красивым телом… Мне сейчас плохо станет!
   – Ой, держи мысль, я захотела пи-пи, очень-очень, – сказала Настя, вставая со стула.
   – Так, отлично, я с тобой… – почти мгновенно произнес он. – Мне тоже нужно.
   Быстро поднявшись, он догнал ее и они, взявшись за руки, пошли к туалетным комнатам.
   Зайдя в мужской туалет, он дал ей время сделать свои дела и, через некоторое время подойдя к ее двери, услышал, как она моет руки. Посмотрев в зал и убедившись, что по направлению к туалетам никто не движется, Глеб тихонечко постучал в дверь женской комнаты.
   Дверь отворилась. Улыбка горела на ее лице, кошачьи глаза светились шампанским и озорством.
   – Ну, что ты тут… уже караулишь меня?
   Не давая ей опомниться и выйти Глеб, наступая на девушку всем своим телом, зашел внутрь.
   К его удивлению она ничего не сказала, более того – сама, встав на носочки, потянулась к его губам.
   Секс был стремительным и захватывающим, как ураган; щеколда, закрывшая дверь, несколько раз спасала их от вторжения чужаков, но никакая сила, никакие обстоятельства в этот момент не могли их разъединить и помешать им.
   Долгое расставание, эмоции предшествующего разговора, алкоголь и небезопасность самого места взметнули оголенные нервы их любви до высот блаженства и долгожданного счастья соединения тел.
   …Первой из туалета выглянула Настя и, убедившись, что никто на них не смотрит, вышла из уборной и потянула за собой Глеба.
   Вернувшись к остывшему кофе и действительно красивому десерту, он снова взял ее за руки и, глядя в ее раскрасневшееся лицо, произнес:
   – Настенька, как я тебя люблю! Не могу без тебя… Вот согласие и блаженство! И вопросы мои из головы улетели, и мысли теперь только хорошие! Видишь, что такое сила секса в отношении полов…
   – Вижу, все вижу, чего ты хочешь!.. У вас, у мужиков, эта сила всегда на первом месте, а нам, женщинам, еще хочется заботы, достатка, новых впечатлений и новую сумочку…
   – Какую сумочку?! – Глеб сделал тон наигранно серьезным.
   – Ну как же… К сарафанчику же нужна сумочка?! Я теперь поняла: у меня нет белой сумочки. Котик, а можно, я на твою карточку еще новую сумочку себе куплю? А?.. Ну, котик…
   – Слушай, ну ты зараза такая! – Улыбался он ее постоянным мыслям о новых вещах. – Я тебе сижу, про любовь тут говорю, чуть не растаял от порыва к тебе, от секса весь еще такой возбужденный, а она опять о своих обновках думает!.. Ну, ты до последнего ноготочка женщина, и что я в тебе нашел?!..
   – Ой, ну ладно, не надо вот только меня стыдить… Я сейчас в туалете не думала о сумочке, и вообще ничего такого не думала – так мне было хорошо. Но теперь-то мы уже не занимаемся сексом, а карточка твоя знаешь, как карман жжет, прямо свербит! Но я же без твоего разрешения не могу покупать больше, чем мы договорились.
   Опять ее губки округлились и приняли маняще эротичную форму.
   – Так, не делай такое лицо, а то снова в туалет пойдем. Ты что себе думаешь: я железный дровосек?! Сидит тут вся из себя завлекалочка, а я даже наглядеться-то на тебя не успел… – Глеб игриво заерзал на стуле и стал немного приподниматься.
   – Какой туалет?! Завтра вечером на квартире насмотришься! Ну-ка сядь быстро на место, и вообще – ты меня слышишь или нет?! Я тебе про сумочку вопрос задала. – Она сделала свое лицо деловым и требовательным.
   – Настена, ну, что ты спрашиваешь меня о какой-то ерунде? Ну, когда я тебе отказывал? И давай быстрее доедай свое пирожное и пошли в машину целоваться – я хоть обниму тебя, по сторонам не озираясь.
   – Ха-ха-ха… – Кокетливым смешком выразила она свою радость, предчувствуя близость удовольствия от покупки понравившихся ей вещей.
   Выйдя из ресторана, они направились к ее сверкающей новизной машине.
   – О! – вырвалось у Глеба при виде белоснежной «Ауди ТТ». – Какой автомобиль муж тебе купил!
   – Да вот! – Настя выпрямила спину и театрально повела плечами. – Она полноприводная, с трехлитровым двигателем. А музыка какая!.. Таких машин в Москве только две, так что у меня – полный эксклюзив.
   – Замечательный автомобиль! Вижу, гордишься, даже светишься вся… И что же ты такого мужа не ценишь?! Любовника зачем-то себе завела, да еще такого старого, как я? Если он узнает, на кого ты хочешь его променять – долго смеяться будет. Я вот тебе такого дорогого подарка сделать не могу…
   – Опять ты об этом! – Настя придала своему голосу безразличный тон и открыла машину. – Он – муж! Заботиться должен, просто обязан… Так ведь он мне и денег дает на мои нужды, и что мне теперь – не брать их и от подарков отказываться, или что? И ты не думай ничего плохого… Я тебе уже говорила: меньше на это внимания обращай! Я с ним живу сейчас потому, что ты сам еще не развелся. Вот приведи свою жизнь в порядок, тогда и о моей поговорим.
   Усаживаясь в машину Глеб, решив больше не поддерживать в разговоре эту тему, притянул Настю к себе и стал целовать.
   Коснувшись ее губами, он увидел, как она, уже в поцелуе, на всякий случай пробежала глазами по окрестностям, а потом закрыла их, отдаваясь нежному и сладкому слиянию губ и чувств.
   – Котик мой большой, – сказала она, немного отстранившись от него. – Ты меня так задавишь и кофточку помнешь… И ехать мне уже пора – честно. С Ванечкой уроки поделать, супчик ему рыбный сварить, в школу на завтра собрать, ну и вообще – мне ехать пора, котик мой. – Она провела ладошкой по его лицу. – Весь такой мой-мой, просто сладкий такой, уходить от тебя не хочу, но очень нужно…
   Глеб смотрел на нее и таял. В нем разыгрались подростковая наивность и юношеский трепет – сейчас она была прекрасна и волшебно нежна.
   Вздохнув, он произнес что-то вроде «очень плохо» или даже «жалко, что приходится расставаться, но ничего не поделаешь» и, поцеловав ее на прощание, вышел из машины.
   Провожая взглядом стартующий с места автомобиль Глеб, подняв руку, потрогал еще влажные и теплые от поцелуя губы и непривычно пустое место, где долгие годы росли усы.
   – Да-а… Что она со мной делает! – сказал он сам себе. – Сбритые усы – это ягодки; интересно, какие у нас будут цветочки, в смысле цветы жизни… – Парафраз вызвал у него улыбку и повел его рассуждения в другом направлении.
   «…А цветочки у нас могут получиться красивые, да и время у меня еще активное есть, лет десять-пятнадцать как минимум. Может, и правда: не генерить сейчас… развестись с женой, имущество поделить, с работой разобраться, – на этой мысли холод пробил его, словно копьем. – Господи, папку! Папку-то в ресторане забыл!!»
   Развернувшись на месте, он кинулся обратно в ресторан.
   Стол за это время никто не занял, документы лежали нетронутыми и Глеб, заказав кофе, решил ознакомиться с содержанием папки.
   Бумаги были хороши – взвешены, лаконичны и точны в постановках задач.
   Группа, работающая до него, уже выступила как приманка и, привезя бриллианты в Ереван для реализации, попала под местных кидал. Московская группа слежения сняла со стекла запись разговора о передаче большой партии конголезских алмазов, привезенных курьером на Кипр для ереванских огранщиков. Передача должна будет состояться в отеле Лимассола через три дня. Условные слова и описание курьера сообщались ниже. Ему ставилась задача перехватить ценный груз раньше армянских получателей и положить его в банковскую ячейку.
   Допив кофе и второй раз перечитав документы, Глеб окончательно убедился в четкой организации планируемых мероприятий и поэтому сразу определил для себя невысокий риск операции.
   Было понятно: москвичи не хотят в открытую воевать с армянской диаспорой, захватившей все ювелирные приоритеты в столице, а, спровоцировав потерю камней в Ереване, планировали забрать себе большую партию алмазов как компенсацию за моральный и материальный ущерб. Принцип плана показался ему замечательным: обманутые коммерсанты бьются, чтобы вернуть свое; ну а то, что при этом их добыча намного больше, так это из области коммерческой тайны, а не морали.
   Выйдя из ресторана, он набрал по телефону Алексея и, предложив ему встретиться для важного разговора у своих родителей, пошел к входу в метро.
   Дома Глебу, несмотря на полный желудок, снова пришлось сесть ужинать и даже выпить три рюмочки домашней настойки до того момента, когда шумный и как обычно голодный Алексей присоединился к их трапезе.
   Закончив с ужином, Глеб потянул охранника на балкон и, закрыв за собой дверь, негромким голосом стал рассказывать о предстоящей поездке на Кипр и их участии в эпизоде перехвата алмазов.
   Возвращаясь к столу Алексей, первым зайдя на кухню, сначала услышал, а потом и увидел светящийся звонком телефон Глеба с надписью «птичка».
   – Так-так-так… – Он поднял телефон со стола и протянул его Глебу. – А у тебя, оказывается, птички тут есть… А я-то за него переживаю! – обратился Алексей к сидящим на диване родителям. – Вот он какой ловелас, сыночек-то ваш, прямо Казанова!..
   Глеб, отключив вызов, сел на стул и, не обращая внимания на ироничные слова охранника, написал сообщение, что ответит позднее.
   Алексей, вернувшись на свое место, продолжая улыбаться и хитро поглядывать на Глеба, перешел ко второй атаке на оставшуюся на столе еду и затеял пустой разговор о трудностях, которые свалились на старшее поколение в период перестройки.
   Заканчивая ужин чаем и почувствовав внезапно навалившуюся усталость от длинного дня, Глеб объявил всем, что нужно сворачиваться, так как сил у него больше нет, да и вообще – уже давно пора баиньки.
   – Да, засиделись мы что-то, а тебе ведь отдыхать нужно! – сказала мама, поднимая отца со стула. – Ты Глеб сходи, проводи Алексея, а я тебе пока диван разберу. – Начиная хлопотать с пустыми тарелками, мама засуетилась у стола.
   – Слушай, Михалыч, – стал говорить охранник сразу после того, как они вышли из подъезда, – а как так получилось, что ты без квартиры остался? У родителей на кухне ночуешь, на диванчике!.. И машины у тебя нет, как бомж какой-то…
   – Ну, квартиры у меня действительно сейчас нет. – Глеб подошел к его автомобилю и остановился. – Зато у меня есть дом в сорока километрах от кольцевой дороги и машина у меня есть, японочка пятилетняя – в гараже стоит. Только когда мне ездить-то?! Завтра вот нам снова с тобой улетать… А квартиру в Москве я продал девять лет назад и на эти деньги купил жене бизнес на Кипре…
   – А с женой у тебя что, совсем плохо? Смотрю, ты с каждым разом все меньше и меньше о ней говоришь, птичка вот какая-то появилась… Малолетка что ли?
   Глеб взглянул на своего друга… Что он мог ему сказать?! Как это можно объяснить брату, что его младшая и благополучная в браке сестра встречается с человеком намного старше себя?.. Глядя на Алексея, Глеб даже испытал определенную неловкость: человек доверял ему самые сокровенные мысли и искренне делился проблемами, а он за его спиной жил с девочкой, которую тот воспитывал с раннего детства.
   – Ладно, – сказал Алексей, обнимая Глеба на прощание, – не хочешь, не говори – твое дело… Только смотри, поаккуратней с девушками! Влюбишься еще, и будут они из тебя веревки вить. Попадешься к такой, как моя сеструха, зажигалке… Муж ей и так и эдак угодить пытается, а она явно завела себе кого-то: темнит постоянно, «смс» кому-то строчит… Ну, ты же на Кипре ее видел. Вот такие, как она, и сжигают мужиков изнутри. Смотри, Михалыч, не попадись в эти чары, а то люди говорят: в твоем возрасте бесы в ребро бьют. – Он шутливо коснулся живота Глеба кулаком. – Ну ладно, пока! – Алексей махнул на прощание рукой и, сев в автомобиль, уехал.
   Вернувшись в квартиру, Глеб в свете бра присел на разложенный диван и начал раздеваться. Устроившись под одеялом, он достал телефон и, открыв почту, задумался над текстом сообщения для Насти.
   Перед глазами проплыл бурный день, ее лицо и удивительный секс в ресторане. Он вспомнил, что не успел поискать квартиру для их завтрашней встречи и, отругав себя за забывчивость, приступил к написанию сообщения.
   «Настик-ластик… – Почему-то пришло в голову такое обращение. – Как твои дела? Я сегодня еще не нашел нам квартиру…»
   – Так, – отвлекся он от письма, – прошу ее всегда говорить правду, а сам только что приврал. Но писать, что забыл, тоже нельзя… Скажет: «Вот какой, о встрече со мной – и забыл!» Нет, пусть останется так, как есть… – прошептал он себе и продолжил писать: «Но завтра обязательно найду, слышишь, обязательно!.. Сейчас я уже лег, жалко, что тебя рядом нет, сейчас бы обнялись и заснули. Мечта! Целую мою птичку во все нежные места!»
   Отправив сообщение он, несколько минут дожидаясь ответа, обдумывал вылет на Кипр, но усталость и плотный ужин брали свое. Выключив свет, положил телефон на кухонный стол.
   Устраиваясь поудобнее, Глеб снова вернулся в воспоминаниях к туалетной комнате ресторана и на волне сладких грез погрузился в сон.
   Проснувшись, он не увидел привычных солнечных лучей, зато услышал нудное и тягучее постукивание капель дождя по козырьку окна. Вставать не хотелось; родители, чтобы не беспокоить его, закрыли дверь в кухню и, судя по звукам, смотрели в комнате телевизор.
   Взяв со стола телефон, он с чувством предвкушения открыл почту, но сообщения не было. Время показывало начало девятого.
   – Ясно, не получилось вечером ответить. Могла бы, конечно, и в туалет с телефоном сходить… Ну, да ладно, на нет и суда нет, – сказав себе это, он поднялся и отправился умываться.
   Мама, услышав, что сыночек проснулся, засуетилась с завтраком на кухне. Глебу из ванной было слышно, как отец стал убирать за ним постель и складывать диван. Они очень любили его и, продолжая заботиться о нем, жили только встречами с сыном.
   Вернувшись на кухню, он увидел сервис, о котором мечтает любой мужчина, проснувшийся в выходной день. На столе дымился кофе, в тарелке лежал поджаренный и слегка скрученный кусочек бекона с помидором и фасолью, яйцо стояло в специальном стаканчике, и кто-то даже подготовил его для еды, сняв верхнюю часть скорлупы.
   – У-у, какие запахи и виды! – сказал Глеб, усаживаясь за стол. – Спасибо, мамулечка, только ты можешь готовить мне завтрак пятьдесят лет – жен на такие подвиги не хватает… Я и забыл уже, когда мне Виктория в последний раз сама готовила завтрак. Наверное, нужно чаще жениться и, как только женщина начинает привыкать, сразу менять ее на другую.
   – Сынок, – вступил в разговор отец, – правда, что все так плохо в твоих отношениях с женой? Мать говорит, вы даже собираетесь разводиться. Это у тебя другая женщина появилась или между вами что произошло?
   – Да, пап, дело плохо… Виктория позвонила мне и предложила развестись. Говорит, хочет пожить одна: надоела ей семейная жизнь. Каких-то серьезных причин не называет, на мои просьбы одуматься не реагирует. Так она уже даже детям сообщила о своем решении.
   – Боже!.. – мама с возгласом присела на диван.
   – Поэтому завтра утром я улетаю на Кипр – будем разводиться. Ну, а что?! Вы все сами видите: давно живем словно чужие, каждый сам по себе. Дети выросли, зачем же мучиться-то?
   – Ну, я так и подумал, – сказал отец и тоже опустился на диван. – Слышу, разговаривает с нами зло, с обидой какой-то, к тебе вот больному не прилетела… Да, сыночек, когда женщина перестает заботиться о своем муже – сливай воду. Жалко-то как, столько лет вместе прожили, Север прошли, детей вырастили… И что, мир не берет? Вот она, ваша заграница, развращает только. Может, богаче вы там и становитесь, но главные ценности, – людские, все же теряете… – Он тяжело вздохнул и, взяв пульт, включил маленький телевизор.
   – А что это за женщина у тебя появилась? И Алексей вот заметил ее звонки в телефоне, да и мы с отцом видим: когда она звонит, ты всегда уходишь в сторону, а потом возвращаешься довольный, – с лукавым интересом спросила мама.
   – О, мам, да что об этом говорить?! Старый я для нее, да и замужем она… Внешне семья нормальная, ребенок есть, думаю, несерьезно это с ее стороны, поэтому считайте: нет у меня никакой женщины. И завтрак я сам себе готовлю.
   Глеб, не поднимая глаз, сосредоточенно нарезал бекон полосками, мама теребила фартук, отец, выключив звук телевизора, смотрел на сына в упор – на кухне воцарилось молчание…
   – Сынок, а вот Алексей вчера приходил, – снова заговорил отец. – Это что, ты опять в какую-то опасную командировку летишь?..
   – Да нет, пап, нет. Мы едем на Кипр. Так, дела разные… не волнуйтесь, дней через пять прилечу!
   Глеб посмотрел на сидящих рядышком старых и взволнованных родителей.
   – Хорошо сидите, красиво!.. Пятьдесят лет вместе прожили, а все рядышком, на одном диване. Завидую… такие вы у меня молодцы! А давай, отец, с утра по рюмочке за вашу жизнь, за годы голодные, послевоенные, за терпение… Словом, по пятьдесят граммов под фасольку, а?
   – Нет, Глеб, не нужно, – сказал отец, рукой останавливая жену, уже готовую бежать к холодильнику. – Утро, тебе сегодня делами заниматься. Вот вечером приедешь – мать на стол накроет, тогда по рюмочке за твой отъезд и выпьем.
   – Хорошо, только вечером не знаю, когда приду. – Глеб поднялся и положил пустую тарелку и чашку в раковину. – С девушкой запланировал встретиться, месяц не виделись, так что уж не обессудьте – буду поздно.
   Собравшись и поцеловав родителей Глеб, выйдя из дома, отправился к остановке маршрутных такси, идущих до Москвы каждые двадцать минут.
   По дороге он, обзвонив знакомых, нашел свободную квартиру на сегодняшний вечер и, послав Насте зашифрованное сообщение о времени и месте встречи, в ожидании ее ответа стал рассматривать жизнь города, пролетающую за окнами микроавтобуса.
   Приехав в офис своих вчерашних работодателей он, консультируясь с участниками предстоящей операции, постоянно проверял свой телефон – ответа все не было. Нетерпение росло по мере приближения встречи, неясность раздражала и пугала угрозой отмены свидания.
   Снова и снова пролистывая бумаги в комнате для переговоров Глеб, уже положив телефон перед собой, поворотом головы проверял его каждые пять минут и, когда дисплей наконец-то засветился долгожданным именем, поднял трубку в ту же секунду.
   – Котик, – произнесла она спокойным и ровным голосом, – ну, как ты там без меня? Жена тебе звонила?..
   – Ну, а ты что? Ты знаешь, что мы через два часа на квартире встречаемся? Ты сообщение мое читала? – Глеб напрягся, в ее голосе было что-то не так, словно она готовилась сообщить ему неприятность.
   – Да хоть бы что, – сказала она наконец-то игриво. – Конечно, читала, написать тебе вечером не могла: так устала, просто ужас. Только до подушки добралась и сразу заснула. Знаешь, чего замечаю: как позанимаюсь сексом, сплю потом как убитая. Сейчас у меня еще много всяких колхозных дел, я даже еще свои обновки не забрала, поэтому ты поезжай на квартиру и жди меня там. Вина бутылочку возьми, на закуску рыбку красную и такие есть баночки с раковыми шейками… Да, и кофе! Кофе не забудь. Понял?
   – И сколько мне там одному сидеть? Давай сразу договоримся на точное время, и ты подъедешь без опозданий.
   – Ладно, э-э-э, в шесть часов… Все, котик, не могу говорить – я за рулем. Пока-пока.
   Глеб положил телефон. Можно было успокоиться, он зря боялся и нервничал – свидание не срывалось, а просто немного переносилось.
   Вернувшись к документам он, наконец-то впервые отбросив мысли о девушке, стал вдумчиво изучать бумаги и планировать свои действия на Кипре.
   Через два часа закончив с бумагами и выйдя из офиса, Глеб отправился в соседний супермаркет за продуктами и вином для своей «птички».
   Съемная квартира была обставлена современно, чисто убрана, а главное – находилась всего в пятистах метрах от ее дома.
   Глеб накрыл стол, поставил бутылку сухого чилийского вина и, присев на диван, поглядывал то на часы, то на телевизор. Ожидание захватывало его, заставляя приятно нервничать.
   Пять минут седьмого… Звонок в домофон подтолкнул его к двери. Короткое мгновение – и он, открыв входную дверь, прямо на пороге уже держит ее в своих объятиях. Подняв Настю на руки, он сразу понес ее в спальню и, не давая говорить, нежно зажал ее влажные губы долгим поцелуем.
   – Котик мой! – Наконец-то ей удалось освободиться от его страстного порыва чувств. – Подожди, мой дорогой! – сказала она, останавливая его руки под блузкой. – У нас сегодня, наверное, ничего не получится… – Настя смотрела на него с большим сожалением, словно умоляя. – Ванечка заболел. Он сейчас один дома. Муж с работы как назло не едет, да и как я объясню, почему ушла, когда у ребенка температура… Котик, я прибежала поцеловать тебя и все рассказать лично, без телефона, зная, как ты ждал сегодняшнего вечера.
   – Ну, хотя бы пять минут-то у нас есть? – Глеб задавал вопрос, но уже понимал, что она все продумала, пока шла к нему.
   – Пять минут есть, только пойдем в кухню… Пойми меня! Ну, как я буду сейчас спать с тобой, сексом заниматься, а там ребенок с температурой дома, один… Я так ни расслабиться, ни настроиться не смогу. – Глаза ее были искренни и просили понимания.
   – Ну вот, – сказал, улыбаясь и вставая с кровати, Глеб, – так всегда – не одно, так другое.
   – Что ты хочешь сказать про другое? – Настя, застегивая пуговицы на блузке, подошла к зеркалу и стала поправлять волосы.
   – Под другим, дорогая моя, я имею в виду то, что завтра утром я с твоим братом улетаю на Кипр. – Глеб подошел к ней сзади и, глядя на отражение в зеркале, снова начал расстегивать пуговицы на блузке.
   Она опять остановила его руки и, глядя в зеркало, произнесла дрожащим от волнения и досады голосом:
   – На сколько дней?
   – Думаю, на неделю. А там у тебя, наверное, дела начнутся или простынешь? Вообще, я чувствую, что мамонты именно поэтому и вымерли: их самки постоянно были чем-то заняты… Как ты считаешь?!
   Настя развернулась и посмотрела в его глаза. Она чувствовала: он не сердится. Плохо, что уезжал, плохо, что мало виделись, но хотя бы так… уж как сложилось! Настя обхватила его большое тело, прижалась к груди и, вслушиваясь в удары сердца, закрыла глаза. Глеб смотрел на нее сверху. Ее маленькие плечи и тонкая шея были по-детски беззащитны, волосы, заправленные в хвостик, пахли волшебным, особенным, женским запахом домашнего счастья.
   Он тоже закрыл глаза и еще крепче обнял ее. В наступившей тишине происходило таинство единения, таинство понимания без слов, таинство зарождения тонкой материи любви двух таких разных и непохожих людей.
   – Мне пора, – произнесла она с интонацией, которую до этого момента он никогда в ее голосе не слышал. – Я буду писать тебе каждый день, а думать – каждую секунду. Нужно идти, мой прекрасный и наивный котик, пока…
   Она нежно коснулась его щеки губами, открыла дверь и ушла в темноту подъезда. Звуки ее шагов затихали и вскоре растворились в тишине.
   Вернувшись на кухню, Глеб открыл бутылку вина, наполнил два бокала и, чокнувшись, по очереди выпил их до дна.
   Он сидел в чужой квартире. Все пространство его сознания, до последних глубин, было захвачено мыслями о ней. Нервы, словно струны, издавали призывные звуки желания любить, ласкать и дышать ее телом. Глеб, наверное, впервые за месяцы их знакомства, сейчас увидел ее искренность, ее чистые и простые глаза без кокетства и игры.
   Тишину нарушил тихий звонок. Открыв сообщение, он прочитал: «Я живу только нашими встречами. Я знаю, все вокруг меня страдают от моего эгоизма, но я люблю тебя и это уже случилось. Крепко обнимаю и снова скучаю».
   Немного поразмыслив над ответом, он написал: «Настя, я разведусь и больше всего на свете хочу просыпаться утром с тобой в одной постели. Будь всегда такой, какой ты была сейчас – настоящей и нежной!!!»
   Положив продукты в сумку, он закрыл дверь и, проходя мимо Настиного дома, остановился, чтобы посмотреть на ее окна – в них горел свет; за стеклом была другая жизнь, и рядом с его женщиной ходил другой мужчина.
   Утром Глеб попрощался с родителями, наотрез отказавшись от помощи отца, рвавшегося везти его в Шереметьево, вызвал такси и поехал за Алексеем.
   Все, словно по кругу, повторилось. Люди, пограничники, таможенники, сувениры прошли перед ними стройными рядами и остались позади, едва они опустились в кресла самолета, летящего на Кипр.

Кипр

Часть 1

   Самолет прилетел в Ларнаку. Соленые озера вокруг аэропорта пополнились дождевой водой и разлились, словно в половодье. Спускаясь по трапу, Глеб и Алексей сразу ощутили теплое дыхание южного солнца, море волновалось белыми барашками волн, небо было подозрительно безоблачным. Получив багаж, они заглянули в маленький магазин беспошлинной торговли и, купив бутылку двенадцатилетнего «Чиваса», не спеша направились к выходу из аэропорта.
   – Вот смотри, – Алексей толкал тележку с чемоданами и рассуждал вслух, – мы с тобой взяли с ленты наши чемоданы и пошли. И никто, – то есть абсолютно никто, даже не проверил наши багажные квитанции. А если я в следующий раз выберу чемоданчик поновее и закидаю его своими вещами – кто меня остановит?
   – Иди, сейчас возьми… Хочешь, давай вернемся? – Глеб любил воспользоваться случаем и поучить охранника специальному, не обывательскому, мышлению. Так сказать, преподать урок «разведчика», замечающего детали и события, ускользающие от обычных людей. – Лешка, ты дремучий, как салага на первом месяце службы. Давай поясню тебе на примере нашего самолета. Мы с тобой быстро прошли пограничников и первыми оказались у транспортера с чемоданами. Время прилета самолета нам известно.
   – Какое время?
   – Сейчас сколько времени? – Глеб показал пальцем на свои часы.
   – Ну, двенадцатый час… – Голос Алексея выдавал непонимание вопроса и легкую обиду.
   – Ай, ты чего-то сильно тормозишь, не буду тебя мучить, давай сразу все расскажу… Ты забрал чемодан с московского рейса раньше хозяина. Он, видя, что на ленте его нет, обращается в розыск и заполняет специальную карточку – цвет, размер, особые приметы и тому подобное. Чемодан начинают искать разные люди и в том числе – сотрудники службы безопасности аэропорта. Они посмотрит все видеоматериалы от момента прилета самолета до момента обращения хозяина в службу поиска. И вот сотрудник отдела поиска увидит, как ты кладешь похожий чемодан в тележку, возьмет приближением картинки номер квитанции на твоем, не спрятанном, чемодане; по ней восстановит твое имя и узнает, что у тебя было заявлено одно место, а в тележку ты положил два. По фамилии они найдут, кто тебя приглашал на Кипр и, когда мы с тобой будем допивать виски на балконе, приедут в темно-синих костюмах веселые полицейские. А пройдя в комнату, сразу найдут случайно прихваченный чемоданчик.
   – Ой-ой, прямо целый шпионский эпизод! Так все и бросятся искать чемодан… Зараза ты, Глеб… Весь кайф обломал, неинтересно с тобой мечтать… – с сожалением выговорил Алексей и вышел на улицу, оглядываясь по сторонам. – Ну, где твой сын? Ты хоть позвонил ему? Слева лавочка свободная – пошли туда, присядем…
   Не дожидаясь ответов на свои вопросы, Алексей покатил тележку в указанную им сторону. Глеб, тоже осмотревшись по сторонам и не увидев машины сына, достал телефон и набрал его номер.
   – Лечу, лечу!.. – Послышалось в трубке без приветствия и лишних обращений. – Пять минут – я уже свернул с хайвэя.
   – Ну, что, Савва, опять проспал? – Глеб медленно пошел в сторону сидящего на лавочке Алексея.
   – Нет, пап, просто пока заправился, пока из города выехал… Время как-то незаметно пробежало. А что вы там, три минутки на улице не потерпите?!
   – Давай-давай, рули! Мы сидим напротив парковочных автоматов. Все, отключаюсь, подъезжай.
   Глеб присел рядом с охранником. Несмотря на первый зимний месяц, погода была замечательная. Воробьи носились между веток небольших деревьев, солнце приятно припекало нежным, ласковым теплом, небо было синим и безоблачным.
   Черная «Хонда», не обращая внимания на ограничения скорости и переходящих через дорогу людей, быстро, с залихватским напором въехала на парковку и резко остановилась.
   Из машины вышел высокий молодой парень в потертых джинсах, черной рубашке и кожаных браслетах с металлическими заклепками на запястьях. Подойдя ближе, он сначала развел руки в разные стороны, а потом, обняв Глеба, приподнял его.
   – Э-э-э! Поставь на место, надорвешься… – закряхтел Глеб в объятиях сына.
   – Ничего себе вымахал мальчик! – Поднялся со скамейки Алексей. – Слушай, Савва, я тебя не видел года два, ты прямо мужик стал настоящий. Вырос вон как, прямо дядя Степа! Какой рост-то у тебя, верзила?
   Савва, поставив отца на место, обнял охранника и, похлопав его по спине, произнес:
   – Метр девяносто пять где-то…
   – Да-а… – протяжно произнес Алексей. – Действительно, вы тут, на Кипре, как на дрожжах растете… Вот что значит: экология хорошая, продукты свежие, воздух, море! Правильно, что ты, Глеб, семью из России вывез, спокойно тут и всегда солнечно. Не то, что у нас – дожди да слякоть, солнца не видно неделями… тоска зеленая! Утром проснешься, подойдешь к окну, а там серость… сразу настроения – ноль. Как люди утром на работу ходят?
   – Ладно, Леш, что ты запричитал-то… – Глеб протянул пакет с бутылкой виски сыну. – Пошли к машине. Москва осталась позади, радуйся жизни и сегодняшнему дню. И вообще – ты сегодня какой-то вялый и нудный.
   Подойдя к автомобилю они, разложив багаж, решили поехать в таверну – настроение просило начать отдыхать как можно быстрее. Возвращаясь на Кипр, Глеб всегда заказывал одно и то же: салат с фетой, рыбное «мезе», лимоны и белое молодое вино. Вдали от этого солнечного острова он постоянно тосковал по смешанному сочетанию вкуса еды и морского воздуха.
   Вот и сейчас, не изменяя своим традициям, они заехали в маленький рыбный ресторанчик в рыбацком поселке Зиги. Салат и хлеб им принесли сразу.
   Савва принялся разливать вино по фужерам, а Алексей, выискав горбушку кукурузного хлеба, намазал на него два пакетика сливочного масла и наконец-то улыбнулся.
   Можно было начинать: желудочный сок уже выделялся вовсю, взгляды пожирали блюда на соседних столах, руки, подняв бокалы, пошли друг другу навстречу и, после звона фужеров, донесли живительную влагу прохладного вина до рта.
   – Ах, – Алексей заговорил первым, – ну до чего же хорошо!..
   Сидим на берегу Средиземного моря, вино попиваем, а миллионы наших сограждан стоят сейчас в автомобильных пробках, сидят в грязных машинах и психуют, опаздывая на встречи. Нет, ну скажите мне: где тут справедливость?! Через три часа прилетели в другой мир!.. А ботинки?! Вы знаете, что такое каждый день чистить ботинки, потому что на них соленые разводы от реагентов, и они ужасно выглядят?.. Купил себе хорошую обувь, одна зима – и все: ботинки вида не имеют.
   – Ты опять о своем! Савва, наливай ему скорее, а то он нас сейчас забьет своим нытьем! – И Глеб жестом показал сыну, чтобы он поторопился и налил Алексею фужер до краев. – Братцы, давайте лучше выпьем за такое место, где мы можем вот так запросто забыться, наслаждаться морем, чистым небом, нашим общением и не гундосить, а тем более – не вспоминать о грязных ботинках. Давайте, ребятки, за Кипр!
   Они снова соединили фужеры и, подгоняемые настроением, с той же жаждой допили вино до капельки.
   Официант начал выставлять тарелки с разными видами рыб и моллюсков, заполняя все свободное пространство стола и сопровождая свои действия рассказом о кипрском «мезе». Их голодные глаза увидели нарезанные щупальца осьминога и маленькие колечки кальмаров. Каракатицы, с запеченными прямо в них чернилами, имели красивую светло-коричневую корочку. Небольшие крабы, зажаренные во фритюре, застыли, словно глиняные фигурки. Креветки внушительных размеров казалось, шевелили длинными усами и сами просились в рот. В большом блюде лежала на выбор разная по цвету и размеру рыбка с поджаренными хрустящими плавничками.
   – Вот это да!.. Вот это я понимаю!!! – с восторгом произнес Алексей, покачивая от избытка удовольствия головой.
   – Так, мужики, давайте сами… Берите, кому что нравится, – сказал Глеб, подвигая фужер сыну. – Ты сегодня не следишь за тарой – она постоянно пустая! Давай, разливай остатки и заказывай новую бутылку.
   Савва на греческом языке, – что само по себе вызывало гордость Глеба, попросил принести сразу две бутылки и еще одну порцию маленьких кальмаров для себя.
   Алексей, поедая рыбу, перешел на кошачий язык, произнося после каждого тоста и укуса только первые буквы прилагательных, так как последующие звуки не могли пробиться через его жующий рот и походили на урчание и сопение.
   Наконец насытившись, Глеб, взяв со стола фужер с вином, откинулся в кресле назад и стал смотреть на море. Волны катали камушки, солнце, отражаясь от воды, играло бликами солнечных зайчиков, где-то далеко от берега шел куда-то большой корабль – все вокруг двигалось, но ему очень сильно захотелось все остановить и сохранить эту идиллию в своей памяти навсегда.
   Он слышал, как охранник и сын завели пацанские разговоры, обсуждая различные эффективные техники восточных единоборств, как сравнивали характеристики японских и немецких автомобилей, как Алексей провоцировал сына рассказами о прелестях женщин.
   – Филин, – Глеб решил прервать их затянувшуюся болтовню и обратился к сыну. Кличка, которую он ему присвоил, происходила от его имени Савва и ночного, молодежного, образа жизни с дневным сном и гуляньями до утра. – А куда ты нас сейчас везешь? И что там мама тебе рассказала о нашем разводе?
   Савва, словно остановленный в прыжке лыжник, посмотрел на отца испуганными глазами и после небольшой паузы произнес:
   – Алексея везу в съемный дом, тебя к маме, а про развод я ничего не знаю.
   – Да-а… – Глеб снова по привычке почесал место, где раньше были усы. – Ну и хорошо, поедем домой. А то радость от еды и вина у меня лично начинает плавно переходить в желание прилечь или даже поспать чуток…
   Подойдя к машине, Глеб определил для себя, что теперь для него более удобным является заднее сидение и, когда первые плавные покачивания амортизаторов, вызванные ездой, начали действовать на его сознание, он закрыл глаза и, не сопротивляясь более, заснул.
   – Папа, вставай! – Услышал он через приятную дремоту голос сына. – Приехали. Я уже поднял наверх твои чемоданы. Там мама дома, она тебя ждет. Поговорить. А я поехал с ребятами потусуюсь, если что – звони…
   Глеб, потерев глаза и немного потянувшись, разминая позвоночник после не очень удобной позы, вышел из машины и, пожелав Савве хорошо погулять, зашел в подъезд своего дома. Открыв дверь квартиры своим ключом, он сразу увидел сидящую на диване Викторию.
   – И что, даже не поцелуешь мужа после долгой разлуки?! – сказал Глеб, усаживаясь в кресло напротив – весь ее вид указывал на то, что она приготовилась и сейчас будет говорить о самом главном.
   – Глеб, вот только не надо иронии! – словно услышав его мысли, начала Виктория свою речь, придав лицу выражение серьезности и нетерпимости к возражениям. – Мы с тобой по телефону уже начинали говорить на эту тему, и сейчас я намерена обговорить все до конца. Я твердо решила – с тобой развожусь и уже даже упаковала твои вещи в чемоданы. Что-то объяснять… я бы не хотела. Сам же ты можешь думать, что хочешь… Я знаю, тебе приятней сделать плохой меня и всем сказать, что мы расстались, потому что ты должен денег компании, а я не захотела помогать тебе отдавать их. Пожалуйста, говори что хочешь, думай, что хочешь и теперь делай тоже, что хочешь… – Голос ее стал спокойнее и тише, чувствовалась уверенность и продуманность фраз. – Мне хочется пожить для себя… Без твоих войн и постоянных стрессов на работе, без авантюры, которая стала твоим вторым Я, без ночных звонков. И самое главное – с деньгами. Хотя бы с теми, которые я с таким большим трудом зарабатываю для своей семьи, стоя над своими клиентками по десять часов каждый день. Все, Глеб, больше ничего не хочу объяснять! – Женщина поднялась и пошла на кухню.
   – Куда же ты… А меня послушать не хочешь?! Мое мнение по поводу развода тебя что, не интересует?! – Глеб встал и пошел следом за ней.
   – Нет, твое мнение меня не интересует! – Она отвернулась и принялась складывать тарелки в посудомоечную машину.
   – То есть как это?! Мы прожили почти четверть века, и ты сейчас вот так легко хочешь сломать все, что мы поддерживали столько лет?! Вот так легко и спокойно заявляешь, что делить со мной трудности не собираешься, просто поворачиваясь ко мне спиной? – Глеб подошел к ней и, взяв Викторию за руки, посмотрел в глаза.
   Она молчала и не прятала взгляда. Он разглядывал ее и пытался найти в знакомом лице хотя бы тень той прошлой женщины, которую любил когда-то.
   – Не надо… – опять заговорила Виктория. – Не надо ничего пытаться понять и тем более – изменить… Я приняла решение и хочу, чтобы ты с этого момента ты… не считал себя моим мужем. – Она высвободила руки и, снова отвернувшись от него, продолжила убирать посуду.
   Глеб, опустившись на стул, долго смотрел на нее. Голова была пуста, мысли и слова словно замерзли на морозе; говорить не хотелось и он, поднявшись, пошел к входной двери, у которой стоял только что принесенный сыном чемодан.
   В прихожей, на крючке, висели ключи от его машины. На секунду он остановился и пробежал взглядом гостиную – совсем недавно он делал тут ремонт, менял мебель и думал только о семейном уюте.
   Взяв ключи и чемодан он, не оглядываясь, вышел из квартиры и, отыскав в подземном гараже свой запыленный «Мерседес», поехал в дом, где уже квартировал Алексей.

Часть 2

   Глеб посмотрел на часы; они с охранником сидели в машине недалеко от отеля, где через полчаса должен был появиться ереванский курьер. Алексей поглядывал на своего босса и ничего не говорил. Сейчас, сидя в автомобиле, каждый из них настраивался и подбирал слова для предстоящей игры в опасность и деньги. Мимо них проходили туристы, проезжали автомобили – все было обыденно и спокойно. Глеб любил эти последние минуты перед операцией: это волнение и напряжение доказывали ему самому, что он необычный, особенный человек, способный влиять на события в своей и чужой жизни.
   Сейчас он откроет дверь автомобиля и опустит на землю только одну ногу – и все начнется!.. Покатится по земле ком проблем и взаимоотношений незнакомых ему людей, а он будет тем самым началом, той песчинкой, вокруг которой все и нарастет.
   – Ну, с Богом! – нарушил тишину Глеб. – Я пошел к стоянке такси, а ты давай пешочком. Следом за мной войдешь, и дальше по плану… Так, стоп, чего молчишь? Давай быстро посылай меня к черту, да посмачнее!
   – Это с превеликим моим удовольствием! – Охранник расплылся в улыбке и громко выговорил: – Пошел ты к черту и, причем, так далеко, чтобы я твою задницу даже в бинокль не разглядел!
   Глеб рассмеялся.
   – А что, раньше ты мою задницу в бинокль рассматривал?! И давно у тебя такие наклонности проявляются к мужчинам?.. То-то я смотрю, ты на женщин стал бочки катить!..
   – Да пошел ты! – Алексей открыл дверь машины. – Давай, иди уже, остряк-самоучка, и без посылки не возвращайся! Понял?!
   – О-о, слушаюсь и повинуюсь! – подыгрывая шутке, произнес Глеб. Выйдя из машины с вместительным дипломатом, служившим намеком на ручную кладь, он отправился на стоянку такси.
   Таксист-киприот долго не мог понять, зачем его нанимают, если до нужного отеля было не больше ста метров. Но, привыкнув за годы работы к общению с русскими туристами, он все же посадил Глеба и повез его к отелю своими круговыми дорогами, нагоняя на счетчике долгожданные «еврики».
   Этот маневр был нужен Глебу больше для успокоения и продуманности плана. Он не очень допускал, что на такие операции могут быть поставлены профессионалы с цепким взглядом и повышенной осторожностью в поступках. Но, как говорят на Востоке: «На Аллаха надейся, а верблюда привязывай».
   И он, подъезжая к отелю на такси, уже начал отрабатывать свою легенду – прилетевшего из Еревана курьера. Дойдя до стойки администратора отеля Глеб, не снимая темных очков, на плохом английском поинтересовался, в каком номере проживает интересующий его человек и как его можно найти.
   Работник отеля, не поднимая глаз на Глеба, сразу погрузился в компьютер и, постоянно отвлекаясь на звонки, стал изучать список клиентов.
   – Да, есть такой… Проживает в номере четыреста шесть. Вот там, за углом, – так же, не поднимая головы, продолжил он, – есть внутренний телефон, наберете ноль перед номером комнаты и, если ваш знакомый в номере, он может за вами спуститься.
   Поблагодарив администратора за любезность, Глеб пошел к телефону и, проходя мимо сидящего на маленьком диванчике Алексея, еле сдержался, чтобы не улыбнуться.
   Охранник сидел в красной дешевой бейсболке, черных очках и, посасывая внушительных размеров чупа-чупс, держал в руках помятый журнал мод на греческом языке.
   Завернув за угол и подойдя к телефону, Глеб все-таки не удержался и, разразившись неслышным смехом, прикрыл рот рукой. Его плечи чуть заметно колебались, жирок на животе ритмично подрагивал, ему захотелось еще раз выглянуть из-за угла и увидеть этого «шпиона», держащего за щекой конфетку. Но времени на веселье уже не было. Сделав несколько глубоких вдохов и выдохов, Глеб набрал номер комнаты и приготовился говорить.
   Скорость подъема трубки на том конце линии была, как у самолета; ее подняли практически одновременно с первым зуммером, что говорило о том, что связной сидел рядом с телефоном и ждал звонка.
   – Да! – Голос в трубке был твердым и резким.
   – Я прилетел из Еревана. Мой родственник просил забрать у вас посылочку, надеюсь, вы ее не забыли?
   Глеб сделал паузу, которая и являлась необходимым паролем, и снова повторил вопрос:
   – Вы ее не забыли?
   – Стойте у телефона, я за вами спущусь. – Голос говорившего оставался холодным и начал напрягать Глеба.
   Смех, коснувшийся его несколько минут назад, улетучился из головы, словно его и не было никогда, напряжение стало нарастать, появилось ощущение, что легко эту задачку будет не решить.
   Просматривая коридор и лифт он, пытаясь еще на подходе определить внешность курьера, стал всматриваться в лица проходящих мужчин.
   Неожиданно кто-то увесисто хлопнул его сзади по плечу и громко поздоровался.
   Повернувшись, Глеб увидел сорокалетнего мужчину не меньшей комплекции, чем он сам; измятые уши и сломанный нос его говорили о борцовском прошлом.
   Мужчина улыбнулся и протянул руку для приветствия.
   – Аркадий, – сказал он, словно монету отчеканил, и очень крепко пожал руку Глеба.
   – Мое имя неважно. – Начал сразу перехватывать инициативу Глеб – его возраст давал ему эту фору, так что теперь оставалось только закрепить линию поведения. – Давай, Аркадий, поторопимся и без душевных разговоров, водки в баре и прочей лирики. Мне поручено сегодня вылететь обратно в Ереван, через Эмираты.
   – О-о, ну, вот тебе, бабушка, и юрьев день!.. Я тут сижу, как дурак, в этой жаре, выпить не с кем… Увидел тебя – обрадовался! Вижу: мужик здоровый, русский, думал, посидим в номере, по литрухе на брата завалим, поговорим, а тут – опять спешка… Что за жизнь?!
   Глеб почувствовал, что он попал, угадал типаж и теперь, словно борзая, взявшая след, стал развивать свое наступление.
   – Извини, что нарушил твои планы, но мне нужно торопиться. Если хочешь, – из уважения только, в номере кинем по три рюмочки, но больше не проси – груз! Сам понимаешь – я за него отвечаю.
   – Во! Во! Человек!! Ну, это другое дело… – Он потянул Глеба за руку и сам зашагал к двери с табличкой, указывающей на запасный выход.
   Поднявшись по лестнице на четвертый этаж, они зашли в номер. Аркадий без всяких прелюдий открыл сейф и достал коробку, по форме напоминающую большой футляр для очков.
   – Вот. – Протянул он ее Глебу. – Здесь две тысячи карат. Пакет, в котором лежат камни, запаян, можешь проверить.
   Открыв крышку футляра, Глеб даже через полиэтилен увидел отраженную в свете красоту крупных алмазов. Проверив пайку пакета и целостность наклеенной бумажной ленты с печатью, произнес:
   – Чего стоишь?.. Давай, выпьем за окончание твоей работы и успешное начало моей.
   – Да-да-да! Вот это правильно! Я-то уж точно свою работу выполнил, теперь ты за эти камушки переживай. – Он пошел к маленькому холодильнику и, достав из него бутылку водки, начал разливать ту в стаканы, приготовленные для воды.
   – Э, да ты что?! – Глеб поймал его руку, когда он уже успел налить половину стакана. – С такими дозами я товар не довезу. Себе лей стакан, а мне и половинки достаточно.
   Аркадий, не сопротивляясь, перенес горлышко бутылки в свой стакан и, налив его до краев, поднял.
   – Ну, как ты там говорил… – Аркадий посмотрел на Глеба. – За успешное окончание моей работы, а я бы даже добавил – за мои еще два дня отдыха.
   Он, не чокаясь и, словно гонимый жаждой путник, тремя большими глотками влил в себя весь стакан водки.
   – Красиво, но мне пора. – Глеб чокнулся с его уже пустым стаканом и медленно, безо всякого удовольствия начал поглощать содержимое.
   Отсутствие закуски заставило его поморщиться, неприятное чувство обожженного горла вызвало несколько глотательных движений.
   – Вот, это по-нашему!.. – Аркадий, взяв бутылку, снова стал наполнять свой стакан.
   – Ладно, друг дорогой, – вставая, произнес Глеб, – желаю тебе счастливо провести время и отдохнуть, как следует.
   Он протянул руку и на прощание обменялся с Аркадием крепким рукопожатием. Крепыш одобрительно кивнул головой и с сожалением от предстоящего расставания, причмокнув, махнул ладонью.
   Глеб вышел. Лестница, которую показал ему Аркадий, не имела видеокамер и была сейчас очень даже кстати. Спустившись на два этажа вниз, он набрал Алексея и одним коротким словом «уходим» отправил его к машине.
   Выйдя из отеля, он быстрым пошел к автомобилю. Голова, чуть отягощенная алкоголем, отчаянно жалела оставшегося в отеле пьяного связного и опоздавшего курьера. Банальность фразы «такова жизнь» отдавалась в каждом его шаге и, сравнивая произошедшее с шахматами, он с удовольствием заключил, что наконец-то партия осталась за ним.
   Сев на переднее сиденье, Глеб посмотрел на Алексея и, теперь снова вспомнив его выпирающий из-за щеки чупа-чупс, разразился приступом смеха.
   – А чего смешного-то?! – Охранник завел машину и медленно тронулся с места. – Судя по настроению, дело прошло гладко и спокойно? По моему заданию могу сказать, что курьер не появлялся, и никто в ваш номер не звонил. Ну, чего ржешь-то, как мерин сивый?! Классно я придумал?! Лица моего на камерах будет не разобрать: бейсбола и очки все прикрыли… И вообще, сам загнал меня в эту конспирацию, а теперь сидит тут и хохочет… И что-то чувствую я, от тебя водочкой потягивает… На секунду тебя оставил, а ты уже набрался. Представляешь, когда я этого быка-связного увидел, как сильно за тебя переживать стал? Сидел на стуле, ерзал… Думал бежать тебе помогать, а ты, вижу, и дело сделал, и даже водки попил! Давай уже, колись… Как все прошло?
   – Ну, чего тут рассказывать… – начал Глеб, немного успокоившись и перестав смеяться. – Ты все сам видел: мужик действительно был здоровый, но все обошлось без борьбы. А так как он сейчас в номере нагружается водкой, ереванский курьер до него сегодня уже точно не достучится.
   – А чего это вы водку стали пить? И скажи, как это он тебе: вот так, прямо после пароля, сам полез в сейф и камушки достал?!
   – Да, просто взял, достал и передал. – Глеб вздохнул, ему опять стало жалко связного. – Поехали в банк, оставим все в ячейке. Сообщим ее номер, кому следует, пусть прилетают и забирают. Хотя я не удивлюсь, если узнаю, что тут уже сидит человек из офиса, готовый все забрать.
   – Взглянуть-то на алмазы можно? Хотя бы знать, за что рисковали… – Алексей вопросительно посмотрел на шефа, заезжая на парковку банка.
   – Что на них смотреть… Да и запаяны они в специальный пакет с печатью. Не будем же мы его открывать?! И потом… – Глеб наклонился ближе к охраннику и почти в самое ухо шепотом произнес: – Я такого второй раз точно не выдержу. Возьму их себе, а московским сочиню историю с потерей посылки.
   Глаза Алексея округлились и он, повернув голову, посмотрел Глебу прямо в глаза.
   – Вот и я говорю: ужас! Лезет же всякая фигня в голову, туман бриллиантовый… – Глеб засмеялся и, взяв дипломат с камушками, вышел из машины.
   В банке процедура оформления ячейки на предъявителя ключа и кодового слова заняла минут двадцать-двадцать пять. Глеб, справившись с необходимыми формальностями, проследовал в хранилище и, взглянув на пакетик с алмазами в последний раз, бережно опустил его на дно металлической коробки.
   Выйдя на улицу, остановился у входа в банк. Алексей сидел в машине, светило солнце, приятный, ласкающий ветерок чуть покачивал веточки деревьев, мимо проходили люди… Глеб разжал кулак и снова посмотрел на ключ от чужих миллионов и его спокойной жизни. Отойдя на два шага в сторону, он опустился и присел тут же на ступеньках банка – ему захотелось побыть одному среди людей и еще раз самому себе сказать, что у него все хорошо.
   Алексей, уставший от ожидания, наконец-то заметил его и, выйдя из машины, подошел к Глебу. Словно чувствуя настроение друга, молча присел рядом…
   – Слушай, – заговорил Глеб после небольшой паузы, – отвези меня в церковь Святого Николая на улицу Грива Дэгени, а сам поезжай в магазин, купи водки, закуски, давай выпьем сегодня… Давай сегодня поставим жирную точку в намибийских проблемах.
   – О, слова не мальчика, но мужа! Такие точки я люблю ставить, с удовольствием поставим. А можно мне проявить инициативу и пригласить тебя, – я так понимаю, свободного мужчину, после посиделки в ночной клуб? Только ты сейчас дай мне слово, что вечером составишь компанию и не соскочишь на сон под предлогом усталости.
   – Хорошо. – Глеб снова улыбался. Его всегда забавляло и интересовало: как это в Алексее уживались нежные и трепетные чувства к его Манечке и влечение к разгульной жизни в ночных клубах. – Сегодня будем гулять, и я попробую не уснуть… Но уговор! Меня пьяным не оставлять, а не то я и сорваться могу…
   – Да ну, что ты! Обижаешь, начальник… Когда это я тебя оставлял?! Вместе придем и вместе уйдем. – Охранник поднялся со ступенек и, помогая Глебу встать, продолжил: – А чего бы ты хотел, чтобы я купил на закуску? Давай, заеду, возьму клефтику и котлетки такие, что в бараньих кишочках…
   – Бери все, чего сам хочешь… А сейчас поехали. Я чувствую, пришло мое время пообщаться с Богом. Плохо, наверное, что я в отеле водки махнул, но что-то меня раскачало изнутри. Как думаешь, если я иду у Бога просить прощение, он услышит меня, выпившего?
   – Этого я не понимаю… – сказал охранник, усаживаясь в машину. – Мне даже не ясно, как ты, бывший партийный работник, заходишь в эту церковь. Раньше вы атеистами были, а теперь смотрю телевизор: Ельцин стоит в церкви и крестится! Когда успел верующим стать?! Ну, если тебе так жить легче, и ты считаешь, что именно в церкви раздают индульгенции за человеческие ошибки, то ходи, проси – твое право!
   Алексей завел двигатель, и они поехали, больше не произнося ни единого слова.

   Глеб не мог объяснить себе, почему именно церковь Святого Николая стала для него так дорога и значима. Когда-то давно, много лет тому назад, он впервые пришел сюда с семьей на празднование Пасхи и увидел удивительный обычай киприотов. На площади перед церковью в пасхальную ночь горел огромный костер, сжигая старый мусор и вышедшую из строя мебель – люди избавлялись от плохого и получали возможность начать все заново, с чистого листа.
   Ровно в полночь из дверей церкви выходил священник с огромной свечой в руках и со словами «Иисус воскрес» передавал частичку святого огня первому, стоящему у входа человеку.
   И тут же, словно по волшебству, через несколько минут тысячи радостных и возбужденных людей с горящими свечами молились и прощали друг друга, желали счастья и здоровья. Потом он много раз приходил сюда, посидеть среди искренне верующих людей, посмотреть на лица, полные правды и благоговения.
   Со временем он преодолел в себе стеснение и неловкость, целуя иконы и крестясь на молитвах, научился слушать величественную пустоту церковных куполов при полном скоплении народа…
   Так было и на этот раз. Подъехав к церкви, он подождал на улице, пока автомобиль с Алексеем скроется из вида, и трижды, размашисто перекрестив себя, вошел внутрь. Присев на скамейку в стороне от алтаря и молящихся людей, он стал настраиваться, ждать момента, когда его разгоряченное сознание успокоится и вытеснит из головы суету жизни.
   Минут через десять он поднялся и медленно пошел к иконе седовласого старца Николаса, которой Глеб доверял свои самые глубокие тайны, обращаясь к ней в молитвах и просьбах. Положив руку на стекло, защищающее изображение от миллионов губ и рук, он, встав на одно колено, перекрестился и шепотом, склонив голову, начал говорить:
   – Господи, прости меня, сына твоего слабого и неразумного. Прости, что прихожу сюда, молюсь тебе, смотрю на тебя, знаю и понимаю, как надо жить и никогда так не живу. Прости, что, слыша слова твои о любви к людям, доброте, честности я, словно глухой, прячу их далеко в сознании, когда дело касается моего личного благополучия. Научи меня быть правильным, бороться с искушениями и злом, живущим во мне. Научи верить людям и смотреть на мир, не отводя глаз, научи искренно любить… – Сила, с которой Глеб говорил, стала подниматься волной раскаянья и эмоций, слезы наполнили его глаза, а сдавленное волнением горло застучало пульсом и обозначило на шее напряженные вены. – Спасибо тебе Господи, – продолжил он, смахивая пальцем слезы, – что отклонил мою руку, и я не сжег ребенка, спящего в машине у дома Мэтью… Спасибо, что не ожесточил мое сердце и дал мне немного света в темноте моей души… Спасибо за новые шансы в жизни, за твое покровительство, за то, что сохраняешь мою глупую жизнь в бесконечных дорогах и пустых поисках денег… Спасибо, что не даешь уйти в черные легионы зла, вытаскивая меня на свет любви и человеческой доброты…
   Глеб зажмурил глаза и крепко сжал кулаки. Говорить больше не получалось – стресс исповеди порвал натянутые нервы и рвался наружу неистовым криком. Ощутив свою ничтожность, человеку захотелось убежать от себя и жутких страхов прошлого, потерять память, забыть промахи и неудачи, получить прощение от людей и больше никогда и никого не обижать…
   Глеб опустился на второе колено и склонил голову еще ниже. Стыд за свои слезы перед молящимися рядом людьми был тем единственным, что еще как-то удерживало его в реальности и не давало сорваться на рвущийся из него стон и плач.
   И вдруг почувствовал, что кто-то дотронулся до него рукой… Вздрогнув, Глеб обернулся.
   – С вами все хорошо? – Рядом с ним стоял священник и участливо смотрел ему прямо в глаза.
   – Да, простите, – отворачивая заплаканное лицо, с трудом выговорил Глеб. – Теперь мне действительно хорошо, а главное – легче. – Вставая, он надел черные очки, и быстрым шагом пошел к выходу.
   На пороге Глеб оглянулся: присутствующие с интересом провожали его взглядом; трижды перекрестился и вышел на улицу. Слезы высыхали, волнение уходило, на душе становилось спокойнее. Отправившись до дома пешком он, шагая по берегу моря, с удовольствием разглядывал купающихся людей, лежащих в тени кустарника, котов и застывших на камнях, словно изваяние, ящериц. Подойдя к двери дома, он остановился – она, как и всегда, была открыта. Тихонечко выглядывая из-за угла, Глеб увидел, как Алексей носится по кухне, сервируя стол и одновременно контролируя процесс приготовления чего-то вкусного.
   – Так-так… – начал Глеб, появившись на пороге. – Я целый час голодный пешком шел, а у тебя еще ничего не готово!.. Ну и скажи на милость, чем это ты тут занимался, почему тебе не хватило времени разогреть купленную в магазине еду?!
   – Слушай, Михалыч, ты, наверное, в церкви телефон выключил. Мне московские звонили, хотят с тобой поговорить – до тебя дозвониться не могут. Я им сказал, что у нас все получилось.
   – Да. – Глеб достал телефон. Там действительно было пропущено много разных звонков, в том числе – и от Насти.
   Ему показалось очень странным, что он не слышал и не ощущал в кармане телефона, но, не став в этом разбираться и пройдя в зал, он сразу набрал московский офис… Разговор был коротким и до предела лаконичным, а после сообщения реквизитов ячейки банка, не успев даже попрощаться, он услышал в трубке гудки.
   – Пошли к черту, даже спасибо не сказали! – выговорил Глеб, убирая телефон в карман. – Ну, что там у тебя? Лично я сажусь за стол. Давай, хватит там бегать! Можно сказать, я не помню даже когда был так голоден, как сейчас, а ты там сюсюкаешься…
   – Ой, ваше высочество, извините! – Выглянул с кухни Алексей. – Ваше драгоценное величество если так и будет сидеть, то водка сама из морозилки до стола не дойдет.
   – Ну вот, так всегда. Почему у нас нет в команде женщин? Это именно тот случай, когда они могли бы пригодиться, – сказал Глеб, доставая литрового «Немирова» из холодильника.
   – Да-да-да! – оживился охранник. – Только мне нужна женщина не только для работы по кухне, но такая, чтобы и на ночь сказку рассказывала.
   – Опять у тебя слюнки текут! – Глеб вернулся к столу и начал наливать водку в стаканы из-под воды, как это днем в отеле делал Аркадий.
   – Ого! – увидев это, выговорил Алексей. – Ничего себе мы начинаем! Что-то, босс, давненько я такого не припомню, обычно ты все портишь, притормаживаешь.
   – Слушай, водка стынет! Давай, неси уже закуску, а то так пить начну и не доживу до твоих ночных бабочек.
   Алексей, быстро поставив на стол закуски и разогретое мясо, взял налитый до половины стакан и стоя начал говорить.
   – Михалыч, умный ты мужик, за это тебя и люблю! Как мы сегодня всех сделали! Что называется – без шума и пыли. Красота! Давай, друг ты мой, за тебя и твои мозги!
   Они с силой ударили стаканами и, выпив до дна, потянули воздух через кулаки.
   – Умный, да… – начал говорить Глеб, закусывая греческим салатом. – Нет, Леша, был бы я умный, не пил бы водку стаканами, не ушла бы от меня жена, не провалился бы я в Намибии и не рисковал бы сейчас на Кипре. А давай прикинем, сколько мы под моим чутким руководством заработали денег за последние три месяца? Навскидку получается, что у нас ноль: в Африке потеряли – сейчас вернули, а в семьи мы что принесли!? Красивые рассказы о наших подвигах и большом уме? Правильно жена от меня уходит. Что я ей дал в последнее время, кроме проблем?..
   Алексей, положив в свою тарелку два больших куска мяса, пережевывал салат и, не соглашаясь, мотал головой, пытаясь быстрее проглотить. Он явно хотел что-то сказать.
   – Не мычи ты уже! – остановил его Глеб, наливая в стаканы водки только на один глоток. – Давай по чуть-чуть, а то быстро загонимся. И тост теперь за мной. Хочу выпить за тебя. Мотаешься ты со мной по свету, бережешь меня за малые деньги. Спасибо тебе, Лешка! – Глеб протянул ему ладонь для рукопожатия. – Будь здоров, дружище.
   Соединившись руками в приветствии они, посмотрев друг другу в глаза, уже спокойно чокнулись стаканами, а выпив, привстали и крепко обнялись.
   – О! – сказал Глеб, доставая из кармана вибрирующий телефон.
   – И кто это мне звонит?
   На экране дисплея высвечивалась надпись «птичка».
   – Так, стоп, жуй тут сиди, а у меня личный звонок. – Глеб поднялся из-за стола и вышел на улицу.
   – Алло! – Нажал он на кнопку соединения. – Настена, слышишь меня?
   – Слышу-слышу, мой котик. Ну что ты там? Как у вас дела?
   – Дела у нас отличные. – Глеб почувствовал, что речь его немного медлительна – стакан водки уже пошел гулять по организму.
   – Чем занимаются мои мужчины? Наверное, за столом сидите? Котик, много не пить! А то я вас мужчин знаю – после водки вас сразу на женщин тянет.
   – Что ты! Мы по рюмочке на ужин, не больше! И какие могут быть женщины? У меня есть ты, а брательник твой вообще – отличный семьянин.
   – Ой, вот только не надо песен! Я про Алексея все знаю, поэтому и говорю. Про тебя вот еще пока только догадываюсь… А может, ты такой же бабник, как и он? – Настя произнесла это шутливым тоном и рассмеялась. – Да ладно, гуляйте там без присмотра еще два дня. Потом ваша лафа закончится. И скажи мне, когда ты отправляешь Алексея домой? Сколько он еще у тебя пробудет?..
   – Почему два дня? – удивился Глеб. – Что ты там придумала? У тебя есть возможность прилететь?
   – Ты не ответил на мой вопрос. Когда отправляешь Алексея домой?
   – Теперь – когда надо. Мы с ним все, что планировали, сделали. Как раз это и отмечаем.
   – Да, отлично! – Голос Насти звенел настроением. – Вот пусть еще два дня покупается, позагорает и домой, к жене и детям. А я прилечу к тебе аж на целых три дня!
   – А как тебе это удалось? И что ты сказала мужу? С Ваней кто у тебя останется?
   – Какая тебе разница! Что ты вопросы мне тут задаешь? Я все решила – я лечу к тебе. Раз ты ушел от жены и один живешь в доме, значит, тебе уже не нужно прятаться от Виктории и мы можем открыто ходить по Кипру… Да или нет?
   – Конечно, совершенно открыто… – Глеб был ошеломлен, волнение поднималось в нем. Напор, с которым действовала эта девочка, импонировал ему.
   – Ой, мой котик, я теперь не знаю, как мне прожить эти два дня. Я уже прямо сейчас хочу скорее тебя поцарапать своими когтями, поваляться на пляже, рыбки покушать, по острову покататься, а то у нас такая погода – брр! Мокрый снег валит… И вообще, я постоянно думаю о тебе, погружаюсь в тебя, Глебасик мой сладкий…
   – Эй, ты что делаешь? – Глеб посмотрел по сторонам, его никто не слышал. – Птичка моя, ты что, секс по телефону мне устраиваешь?! Ты знаешь, как я соскучился. Приедешь, попадешься мне в руки и я не оставлю тебе сил не то, чтобы царапать меня, даже в туалет будешь просить отнести.
   – О-о, звучит интригующе… – Голос ее стал томным и игривым. – Тогда я обязательно куплю себе новый ночной наряд и купальник. Ты же разрешишь мне это сделать? Может, ты, конечно, и забыл, но ты оставил мне свою VISA, и я уже купила себе сарафанчик, бусики, босоножки, сумочку – все в один стиль. Красиво, просто супер! Так хочу, чтобы ты поскорее увидел, какая я для тебя красивая… А представляешь, я еще такое белье себе куплю, сексуальное, приеду к тебе – и ты начнешь медленно с меня все снимать!
   – Глеб, ну что ты застрял с этой трубкой! – Услышал он голос Алексея, вышедшего на крыльцо. – Заканчивай, давай, водка греется, градус в перерывах пропадает, а ты все болтаешь… Давай скорее!
   Он развернулся и вошел обратно в дом.
   – Настена, брат твой мне знаки шлет. Мы за столом сидели, ужинать собирались, давай я вечерком тебе смс напишу. А по карте покупай, что тебе нужно, дразнилка моя. Все, целую!
   – Ну, что ты расшумелся-то? Не мог уже рюмку без меня махнуть, – сказал Глеб, войдя в дом.
   – Да я уже три махнул, пока тебя ждал! Смотрю, зацепила тебя молодуха-то – физия так и светится. Ладно, черт с тобой, делай, чего хочешь, только скажи: красивая хоть подруга-то?
   – Красивая. – Глеб снова разлил водку, потянулся и зевнул. – Помню, слово тебе давал в ночной клуб идти, но поскольку сердце мое занято, могу только посидеть там с тобой, коктейль попить…
   – Вот так я и думал! Какое сердце?! Сейчас самое время погулять – с женой разводишься… Я бы на твоем месте менял их, как коллекционеры монеты.
   – Ладно. – Глеб снова поднял стакан. – Третий тост за любовь, большую и чистую, без коллекционеров, понял? – Он строго посмотрел на Алексея.
   – Любовь – это другое… Что я – не понимаю?
   И Глеб только сейчас заметил, что его друг действительно выпивал, пока он разговаривал по телефону. Взгляд того уже утратил резкость, движения стали плавными, а речь – медлительной.
   – Любовь, – продолжил Алексей, – это все… За это надо выпить три раза. Вот смотри: раз: за Манечку мою, раз: за одного сына, раз: за другого. Согласен?!
   – Точно, давай добавлю, и выпьем за твою семью. – Глеб сразу понял, что большая доза неминуемо завалит охранника, и им уже не понадобится идти в ночной клуб.
   – Правильно, они же у меня одно целое, поэтому мы это… – начал сбиваться с мысли охранник, – это, сейчас, вот это… чтобы вместе…
   – Не шурши… – улыбаясь и доливая до половины стакан, произнес Глеб. – Давай, муж любимый, за них!
   Они чокнулись. Глеб, выпивая, видел, как Алексей с желанием допил водку до дна и, перевернув стакан, поставил его на стол.
   – Конец, хватит пить! Нам пора к девочкам! Ты обещал железно… Идем!
   – Слушай… Так ведь рано еще; ты давай, закуси, полстакана махнул! Не сиди, а то отрубишься.
   – Я?! – Локоть Алексея соскользнул со стола, а голова по инерции кивнула вниз.
   Глеб хмыкнул, поднялся и отправился на кухню, преследуя две цели – поставить чайник и дождаться, когда алкогольный сон полностью уложит спать его уставшего друга.

Часть 3

   Утро началось с телефонного разговора с женой и плохого настроения. Алексей, поднявшийся с больной головой, пошел немного освежиться в море.
   Глеб сидел за домом, на площадке для барбекю, и пил кофе… Слова Виктории не выходили у него из головы.
   – И когда это она успела нанять адвоката и составить документ по разделу имущества? – рассуждал он вслух. – Может, у нее кто-то появился, и она торопится скорее от меня избавиться?.. Нет, не похоже – работает же целыми днями. Да и добрых языков тут целая куча, уже кто-нибудь простучал бы мне на ушко, «по-товарищески». Представляю реакцию местных теток, которые моментом увидят меня, открыто гуляющего по Кипру с молоденькой подружкой…
   Глеб поднялся и, пройдя в зал, включил телевизор.
   Блок криминальных новостей напомнил ему вчерашние мысли – созвониться с московским офисом и получить подтверждение о прохождении товара и списания с него африканского долга.
   Он, полистав записную книжку, сделал звук телевизора потише и набрал номер телефона московского офиса.
   – Глеб Михайлович! – Радостный голос словно ждал его звонка.
   – А мы уже да, наслышаны о вашей работе, на этот раз у вас все вышло гладко. Как мы и договаривались, претензий к вам больше нет, но есть пожелание… И хочется, чтобы вы к нему прислушались. Человек, с которым вы общались в отеле, был тамбовский, а так как он посылку не передал, армяне повесили это недоразумение на них, и теперь вас какое-то время могут искать. Поэтому не советую посещать публичные места, хотя шансов найти вас у них нет. Еще раз спасибо за работу, а если у вас нет вопросов – давайте будем прощаться.
   – Есть, – быстро произнес Глеб. – Думаю, ваши подслушивающие машинки еще работают с теми окнами, где вы брали информацию о посылке, поэтому просьба: не сочтите за труд сообщить мне, если мои крестники продвинутся в поисках своего обидчика.
   – Конечно. Об этом можно было не просить – мы в одной команде… На этом все?
   – Да, всего хорошего. – Глеб выключил телефон и громко произнес: – Вот только теперь, чтобы вас, господа московские, армяне или тамбовские не выкупили, сольете вы меня за медный грош. Правильно говорят: спасение утопающих – дело рук самих утопающих. Алексея нужно даже сегодня отправлять домой, а мне… – Он задумался и подошел к зеркалу в коридоре. – А мне нужно взять в аренду яхту. Настя будет счастлива походить по побережью под парусом. Сегодня сделаю короткую стрижку под второй номер машинки, кардинально это меня не изменит, но с темными очками, да в тонированной машине, думаю, будет неплохо.
   Продолжая рассуждать вслух, он поднялся на второй этаж и зашел в спальню Алексея.
   – Где тут его обратный билет? – Глеб стал вытаскивать по очереди ящики прикроватных тумбочек. – Так, вот он, номер рейса 6777, вылетает через два дня в Москву… Нет, друг дорогой, все не так. – Он сел на кровать и набрал номер телефона Аэрофлота. – Девушка, мне нужно улететь сегодня, девятнадцатичасовым самолетом, как у вас там со свободными местами? Понятно, замечательно, спасибо большое, – ответил Глеб, выслушав информацию оператора компании.
   – Эй, ты что, не проснулся еще? – Услышал он крик входящего в дом Алексея. – Давай завтракать! Конечно, море – это чудо-лекарь… Представляешь, плаваю и прямо чувствую, как отпускает… Сейчас по чашечке кофе – и блаженство будет жить в моем теле до следующего возлияния.
   Глеб поднялся с кровати, положил авиабилет в карман и пошел вниз на кухню. Рассматривая ожившего от тяжелого похмелья охранника, он опять испытал это чувство – чувство человека, изменяющего чужие жизни, влияющего на развитие событий и в итоге – отвечающего за конечный результат.
   – Ну, и что ты меня разглядываешь?! Придумал уже что-то… – Алексей полез в холодильник и, открыв дверцу, задумался. – Что бы мне такого съесть?.. Вчера мы тут серьезно опустошили запасы. О, колбаска осталась, помидорчик есть! Так… – Охранник принялся вытаскивать из холодильника приглянувшиеся ему остатки вчерашнего пиршества.
   – Хочу тебе настроение испортить, как это сделали с утра мне.
   – Глеб полез в карман и достал билет на самолет. – Нет у тебя, Леша, двух дней отдыха: позвонили мне из Москвы, сказали: тамбовские, отвечающие за передачу посылки, начали поиски нас на Кипре – тебе нужно срочно улетать. А я возьму яхту напрокат и поживу по лагунам недели две-три.
   – Что-то похожее я и ожидал… Конечно, надо быть полным дураком, чтобы так легко утереться и не подергаться «на авось», отказавшись от наших поисков. Меня они не видели, а вот бычара – тот долго с тобой общался. И на камерах, – если у них есть к ним допуск, он тебя точно опознает… – Алексей вздохнул, сделал себе бутерброд и начал пить кофе.
   – Не важно, что он меня опознает. А вот если они с камер фотографии сделают и начнут ходить по отелям и ресторанам, то могут меня и вычислить. Я давно на Кипре живу, многие меня знают… – Глеб, размышляя, теребил верхнюю губу. – Хотя, знаешь, в вестибюле от видеокамеры я увернулся, там только моя спина, лифтом я не пользовался, а на лестнице и этаже наблюдения у них нет… Отлично! – подытожил свои рассуждения Глеб. – Никаких моих фотографий у них быть не может. Поэтому, избегая публичных мест, у меня есть девяносто девять процентов, что все закончится хорошо.
   – Вот ты и вывернулся опять, – недовольным голосом произнес Алексей. – Я, значит, сейчас лечу в холодную Москву, а он будет на яхте рыбку ловить… Хорошо придумал!
   – Давай-давай, хватит жевать. Иди вещи собирай и мне спасибо скажи, что я вчера напоил тебя и не пустил в ночной клуб.
   – За что спасибо-то?!
   – Я сберег целомудрие твоей семьи! – Глеб рассмеялся и пошел в свою спальню искать визитки знакомых, сдающих яхты в аренду.
   Алексей был расстроен – уезжать ему не хотелось. Солнце, море – все, что ему так нравилось в жизни, было тут. А ехать надо было туда, где сейчас идет мокрый снег, грязные машины и ботинки, портящие с самого утра настроение своими солеными разводами.
   Собирая вещи, он медленно ходил по комнате, останавливался у открытого окна, долго смотрел на город и горы затянутые дымкой тумана.
   – Эхе-хе-хе… – вырвалось у него, – черти что… Сейчас домой прилечу, а там все одно и то же. Михалыч теперь нескоро появится, значит, дел у меня не будет, надо еще куда-нибудь на работу устраиваться… Похоже, Африке нашей конец пришел. Да, много лет мы вместе… Намибия, Ангола, Конго, Танзания – сколько было всякого…
   Телефон, лежащий на тумбочке, неожиданно разразился громким звонком и прервал его сборы и размышления.
   – Да, сеструха, – сказал он, ложась на кровать прямо в ботинках. – Чего это ты про меня вспомнила?.. Или случилось чего?!
   – Да нет, нормально все. Просто, решила тебе позвонить, позавидовать, спросить как дела…
   – Дела?! Какие там дела… Сейчас вот вещи собираю, вечером домой полечу!
   – Да ну? – Голос Насти выказал большое удивление. – А что так?! Ты же на четыре дня билет брал… С работой что-то?!
   – Обстоятельства так складываются. Представляешь, как мне фигово?! Тут так классно… море теплое, солнышко ласковое – а надо уезжать… О, слушай, позвони моей красотке, скажи, что сегодня прилетаю в одиннадцать вечера. Хорошо?
   – Передам, конечно, не волнуйся. А я, представляешь, завтра в Питер на четыре дня уезжаю, курсы у нас там переподготовки. Мой рыжий недоволен, а что делать… за работу нужно держаться! Ладно, хотела тебе позавидовать, да, видно, нечему… Пока, целую.
   – Пока, пока… – сказал Алексей и, положив трубку рядом с собой на кровать, закрыл глаза.
   В это время Глеб в соседней спальне быстро нашел телефон товарища и договорился на месячную аренду моторного катера с хорошей каютой, туалетом и телевизором. Давая возможность охраннику побыть одному и собраться он, используя свободное время, решил позвонить своему сыну и узнать, как идут его дела и чем он занимается.
   Набрав номер, он ждал долго. Звонок проходил, а трубку никто не поднимал. Подождав несколько минут, он снова набрал своего Филина, и снова ему никто не ответил.
   – Что за ерунда… – сказал он сам себе. – И куда он мог деться? Может, Виктории позвонить? Узнать, что с Саввой… Про сына-то она может мне рассказать!
   Глеб набрал номер жены и тоже долго ждал ответа, но вот трубку сняли.
   – Ну, наконец-то! – выпалил потерявший терпение Глеб. – Филину звоню – он молчит. Ты не сразу отвечаешь – что вы там все, заняты так?!
   – А-а, вот и папа родной объявился… Носом, видно, почувствовал неприятности! – Голос жены был взволнован и зол. – Я с сыночком твоим в больнице, ему только что положили восемь швов на бровь. Он из института домой шел, а на него среди бела дня напали какие-то парни. Говорит, разборки из-за девушки устроили! Чего молчишь-то?
   – Н-ну, суки… – после небольшой паузы выдавил Глеб сквозь зубы. – Где вы сейчас? Я еду.
   – В больницу не приезжай, мы через двадцать минут будем дома…
   Глеб выбежал из дома возбужденный и, даже не предупредив Алексея, прыгнул в машину и помчался по улицам Лимассола.
   И пока ехал, злость разогнала в нем адреналин, желваки на лице заходили ходуном, крепкие выражения летели в салон автомобиля одно за другим.
   – Собаки, шпана долбаная… думают, на них силы нет! Зараза, мать их! Найду – позадавлю всех, крысят поганых!
   За двадцать минут езды он вспомнил все ругательства и прошипел все матерные слова, которые знал. Зайдя в квартиру, он лишился последнего спокойствия: Савва сидел на диване в зале, лицо его было бледным, распухшая и зашитая бровь слегка сочилась кровью, белая рубашка от воротника до пояса была красной.
   Глеб понимал: ему нужно успокоиться и взять себя в руки, но вид избитого сына вызывал у него злую дрожь и досаду.
   Присев рядом он, осмотрев рану, начал расстегивать пуговицы на окровавленной рубашке сына.
   – Виктория, – стараясь успокоить свой голос, заговорил Глеб, – принеси из кухни все ложки и половники, а ты, Филин, прикладывай их к глазу – надо уменьшить отек. Когда ложка нагреется, будешь прикладывать другую… И так все по очереди… Ты мне можешь рассказать: кто они такие и почему они на тебя напали?
   Савва, закрыв один глаз ложкой, вторым посмотрел на отца.
   – А что ты хочешь, пап, морду им набить?.. А как я буду потом смотреться?.. Папочка за меня пошел на разборки… Пацаны узнают – засмеют!
   – Да дураки твои пацаны! – Глеб начал немного успокаиваться и думать, как ему раскрутить эту ситуацию. – Представь, – продолжил Глеб, – хулиганы напали на мою жену… – Он показал пальцем на стоящую рядом Викторию. – Я не должен за нее заступиться?! Какой же я тогда мужчина…
   – Папа, это смахивает на кавказские обычаи! Месть за родственника и все такое…
   – Нет, сынок, это русские обычаи – себя и свою семью никому в обиду не давать. И не спорь со мной, лучше скажи: где мне их найти и как их зовут.
   – Пап, я знаю только одного… Адыл его зовут. Это ему померещилось, что я у него девушку отбиваю, а мы просто с ней друзья. Но самому со мной поговорить один на один у него духу не хватило, вот и позвал дружков на помощь.
   – О, видишь… А ты тут об авторитете своем заботишься! Они вот не переживают, что их трусами назовут, если они стаей нападают. – Глеб взял из рук жены влажное полотенце и вытер запекшуюся кровь с виска сына.
   – Сидят они в парке на берегу, напротив фотостудии. Только я не понимаю, что ты хочешь? Их обычно там человек десять…
   – Филин, ты за меня не волнуйся: запах старого волка молодые слышат сразу и поэтому хвосты свои всегда держат между ног. Ладно, поеду, погляжу, где там кто… – Он оглянулся на Викторию и, попросив ее дать сыну чая и снотворного, поехал посмотреть место тусовок понтийской молодежи, приехавшей из Грузии по программе ассимиляции греков на Кипре.
   Сев в машину, он довольно быстро нашел указанное сыном место, но там на скамейке сидела одна только молодая пара, весело болтающая на греческом языке.
   Глеб, проехав чуть дальше, остановился и, настроив зеркало так, чтобы было видно место наблюдения, выключил двигатель и приготовился ждать.
   Нервный озноб и злость уходили. Он начал мысленно продумывать свои действия на случай, когда у скамеек появится вся компания.
   Проверив телефон, он увидел желтый конвертик от Насти. Она писала, что прилетает завтра вечером и жалеет о преждевременном отъезде Алексея.
   Поглядывая в зеркало, Глеб набрал ей успокоительный ответ, что не ее приезд, а целый ряд обстоятельств свернули отдых Алексея, и это – простое совпадение.
   Настя написала ему еще одно сообщение, полное ласковых слов и трепетной нежности. Состояние Глеба, хранившее настрой на возможный конфликт, не могло перестроиться на любовное восприятие писем и он, извиняясь, отправил ей сообщение, что очень занят на переговорах и не может ответить ей прямо сейчас.
   Время шло, темнело, пришло сообщение от Алексея: тот садился в самолет. А обидчики сына так и не появлялись…
   Глеб вспомнил, как он стоял в Намибии за углом дома и просил провидение отдать ему в руки Мэтью. «Что будет сейчас?..» – размышлял он. Опять в его жизни наступал момент первого шага на дороге судьбы, – своей и чужой; неизвестность тихонечко натягивала струны будущего.
   Наконец-то прямо за ним припарковались две старые побитые японки с ревущими глушителями и орущей музыкой. Из машин вышло шесть человек лет семнадцати-восемнадцати; а после того, как они выключили двигатели, он сразу услышал среди обращений друг к другу имя Адыл.
   Ждать больше смысла не имело, да и внезапность в таких делах была главным козырем. И Глеб, напустив на себя свирепость, быстро вышел из машины.
   – Кто Адыл? – громко выкрикнул он, подойдя к группе молодежи. – Ты? – Он выбрал одного из подростков и, положив тому руку на плечо, с силой сдавил его.
   – Нет! Ой, больно! Вот Адыл!! – Ткнул тот пальцем в стоящего рядом парня.
   Не давая никому опомниться и уже видя испуг на лицах, Глеб шагнул ближе к обидчику сына и, вогнав большой палец между гортанью и мышцей шеи, сжал кисть руки в кулак.
   Мальчишка ойкнул, присел от боли и двумя руками схватился за предплечье Глеба.
   – Так, засранец, пошли в машину, поговорить надо. А вы… – Он окинул всех тяжелым взглядом. – Даже не дергайтесь. Тут стоять!
   Не разжимая кисти, он повел согнутого от боли Адыла к автомобилю, усадил его на пассажирское место и, обойдя машину, опустился на водительское сиденье.
   Вид напуганного подростка, растирающего больное место на шее, заставил Глеба сбавить обороты и начать говорить более спокойно, чем он планировал раньше.
   – Ну, герой, расскажи мне: за что ты сегодня напал на моего сына и почему не сделал это сам, один, если между вами есть проблемы?
   Парень гримасничал и сопел, видно мышца, которую Глеб сдавил, сильно болела и не давала ему сосредоточиться.
   – Поехали… Где ты живешь? С отцом твоим хочу поговорить. Если он воспитал такого трусливого волчонка, так может, мне с него спросить за разбитое лицо сына… У вас в Грузии тоже отец за сына встает и не дает никому свою семью обижать. Или нет?! Ну! – Глеб снова протянул руку к подростку. – Так куда ехать?
   – Нет, не надо домой! – Поймал тот двумя руками запястье Глеба. – Прошу, не надо!.. Отец мне голову оторвет, мы тут не совсем легально живем, визу ждем.
   – И зачем же ты тогда из себя героя корчишь, а? – Глеб освободился от руки подростка и взялся за руль. – Ты что, думаешь, я тебя бить буду, малолетку испорченную?! Вот отцу твоему надо бы пару слов ласковых сказать…
   – Нет, прошу… Не надо отцу! – Юноша вжался в кресло, на глазах его появились слезы.
   Глеб смотрел на Адыла, бушевавший гнев ушел, уступая дорогу жалости, и он, убрав последние железные ноты из голоса, произнес:
   – Завтра позвонишь моему сыну и принесешь извинения. Сам запомнишь навсегда и другим передашь: за преступлением следует наказание. И читайте сказки Киплинга, в них написано: «не говори, что силен – встретишь более сильного». Понятно?!
   Мальчишка кивнул головой и, пряча в ладонях мокрое лицо, вышел из машины.
   Глеб тронулся с места и поехал к дому. В нем сейчас жило двоякое чувство; конечно, он добился своей цели: обидчик сына был наказан, но ощущение, что он немного переборщил, перегнул палку, уж слишком сильно сдавив шею молодому парню, покусывало нотками сожаления.
   Сейчас, управляя машиной, он размышлял над тем, что, видимо, в нем самом очень много агрессии, чересчур много злости, и ему тоже не мешало бы поменять свое отношение к жизни и окружающим его людям. У него даже появились мысли о том, что совсем неправильно использовать свою силу как главный аргумент в конфликтах, и что ему самому тоже не стоит забывать сказки Киплинга. Приехав домой, он набрал номер сына и, не останавливаясь на подробностях, сказал, что завтра Адыл принесет ему свои извинения. Напомнил, что спортзал в его возрасте тоже помогает отбиться от хулиганов или хотя бы убежать от них.
   Длинный день заканчивался… Сев на диван в зале, Глеб включил телевизор и начал щелкать каналами в поисках интересной программы. Но, видимо, судьба думала по-другому, и во всегда открытую дверь дома из темноты на свет шагнула его жена – Виктория.
   – Опа-на… Какие гости! – непроизвольно вырвалось у Глеба. – Я так понимаю, что сегодня есть еще какое-то важное дело, раз ты тут.
   – Я хочу с тобой поговорить, чтобы ты, используя свое знакомство в посольстве, как можно быстрее нас развел, – начала говорить Виктория, едва усевшись в кресло.
   – А что это ты так торопишься?.. Я что-то не пойму: у тебя что, кто-то появился?!
   – У меня?.. – В голосе прозвучало раздражение, женщина поднялась и прошла в кухню. – Вот у тебя так точно кто-то появился! – продолжила она, появившись со стаканом воды. – Я знаю, что ее зовут Настя, что она пользуется твоей «Визой» в магазинах и даже знаю, на какие суммы ты делаешь ей подарки… Ты, видно, забыл, что все банковские распечатки приходят на мой домашний адрес, так что я сразу увидела, когда эта девица появилась в твоей жизни.
   Слова жены пробили Глеба, как иголка шарик: лицо его вспыхнуло, мысли закрутились в поиске спасительных слов.
   – Так, – медленно начал Глеб, – давай уточним. Ты разводишься со мной потому, что у меня появилась любовница?.. Или, как ты мне неоднократно говорила, наши отношения затихли и тебе не нужны?!
   – Нет, конечно, я не из-за нее развожусь… Но мы еще официально в браке, и я не хочу оправдываться перед подругами и выглядеть брошенной женой. Давай быстрее в посольстве разведемся – и гуляй сколько хочешь… Кстати, обрати внимание на бумагу по разделу имущества, я хочу оставить компанию на Кипре себе – это мой бизнес и моя жизнь. Если ты не согласен, давай судиться.
   – Так сразу и судиться… А почему мы не можем поделить акции компании пополам?
   – Потому, что я не хочу… Дом в Подмосковье делим поровну, машины забираешь себе, а компания здесь – моя! – Взгляд Виктории говорил, что спорить с ней бесполезно.
   – Скажи мне, с этого момента ты не считаешь меня своим мужем, и я могу открыто встречаться с этой девушкой? – Глеб немного сполз с дивана и вытянул ноги вперед.
   – А что такое?! Она… сюда летит? Ты собираешься с ней по городу и ресторанам ходить?.. Ты что, совсем офигел?! Мало того, что тратишь семейные деньги на эту девку, так ты еще ее сюда притащить хочешь?! – Голос жены задрожал. Чувствовалось, что еще немного, и она сорвется на крик. – Да пошел ты к черту, гад!.. – Она развернулась и с силой кинула стакан с недопитой водой в стену над диваном.
   Глеб инстинктивно увернулся, хотя по траектории броска было видно, что кидали рядом с ним. Сотни осколков стекла разлетелись по комнате, усыпав диван, одежду Глеба и его волосы. Виктория бросилась к выходу и так сильно хлопнула дверью, что стекла в окнах первого этажа задрожали.
   – Вот это денек! – произнес Глеб, посидев минуты три в тишине. Стряхнув осколки стекла с головы и дивана, он прилег. Мысли и совесть начали атаку на его сознание. – Да, она права, – тихо заговорил он, – открыто гулять, пока мы не развелись, это плохо… Действительно, столько прожили, зачем же ее так унижать… Но с другой стороны – это ты предала меня, оставив в тюрьме без поддержки, показывая полное безразличие к моей судьбе и жизни. А потом… Это не я ее пригласил, а она сама сюда летит… Хотя, какая разница, если нас увидят вместе. Стоп, что за нервы, все отлично! – От пришедшей внезапно мысли он даже хлопнул в ладоши. – Мне нужно затаиться. Жене скажу, что срочно улетаю, Насте – что мне необходимо тихо посидеть на острове. Ну и не будем ходить по ресторанам, поедим в тавернах на берегу. Нет, все складывается хорошо: машина у меня тонированная, в аэропорту заберу Настену прямо на выходе. Три дня поживем на яхте, никто нас особо и не увидит, и жене не настучит, и птичке будет очень романтично. – При этих словах он мечтательно закрыл глаза и на секундочку представил, как они в какой-нибудь тихой бухте будут купаться и загорать в костюмах Адамы и Евы.
   Пролежав так еще несколько минут, Глеб почувствовал, как сильно он устал за этот неспокойный день, поднялся с дивана, выключил телевизор и пошел на второй этаж, спать.

Часть 4

   Глеб сидел в своем тонированном «Мерседесе» прямо напротив выходящих из здания аэровокзала пассажиров и с нетерпением ждал появления девушки. Парковщики и таксисты дергали его, заставляя постоянно перемещаться, а он, делая вид, что уже уезжает, тянул время.
   И вот из вокзального полумрака появилась Настя, она озиралась по сторонам и искала его глазами. Выглядела девушка фантастически маняще и привлекательно: белые брюки обтягивали бедра, подчеркивая их самые волнующие достоинства. Ему даже показалось, что небольшой залом спереди вошел именно туда, куда нужно и подчеркнул эротичность этой одежды. Оранжевая футболка от Версаче горела стразами и в вырезе обнажала небольшие, соблазнительные бугорки, уходящие под декольте.
   Мужчины, стоящие неподалеку, сразу заметили яркую улыбающуюся девушку и теперь с нескрываемым удовольствием рассматривали ее.
   Надев очки, Глеб быстро вышел из машины и пошел ей навстречу; сердце его прыгало от предвкушения.
   Настя, повернув голову на звук закрывшейся двери автомобиля, сразу увидела его и, наконец-то ощущая свободу и более не скрывая своих чувств, прыгнула в объятия Глеба, обхватив его ногами за бедра.
   – Котик мой! – начала говорить она, едва освободившись от первого поцелуя. – Мой! Мой мужчина! Я так соскучилась, неси скорее меня в машину!..
   Глеб, поддерживая Настю левой рукой, сделал несколько шагов в сторону чемодана и сумки, подобрал их и пошел к автомобилю.
   В его голове промелькнула мысль, что узнать его лицо и фигуру в этой ситуации невозможно: обхватившая его шею и бедра Настя сейчас не только любила его, но и прикрывала от тамбовских или армянских поисковиков. Сев в машину, Глеб быстро отъехал от людного места и, взяв Настю за руку, заговорил:
   – Как хорошо! Ты прилетела!.. Я до сих пор не верю, что тебе это удалось…
   – Да! – Она кокетливо покачала головой. – А ты посмотри на мою кожу! – Настя оттянула вырез футболки, открывая взгляду Глеба белую часть груди и сосок. – Видишь, я вообще загорелая, а там белая. Это я в солярий ходила. Домой вернусь, и мне не нужно будет оправдываться после кипрского солнышка.
   Глеб чуть сильнее сжал ее пальцы и, оторвав взгляд от дороги, быстро поцеловал Настю в губы.
   – Видишь, любимый, я все могу, когда захочу, – продолжила она возбужденным голосом. – А сейчас я хочу отдыхать, ходить по магазинам, загорать, вкусно кушать и заниматься с тобой любовью, засыпая и просыпаясь. Помнится, кто-то угрожал мне полной потерей сил… – Теперь она наклонилась к нему и, запустив руку под рубашку, стала тихонечко покусывать его ухо.
   Машина шла плавно и небыстро. Настя, положив голову Глебу на плечо, отдыхала после перелета и, когда они свернули в марину, удивленно спросила:
   – Котик, куда это мы едем, ты что-то придумал? – Она с любопытством смотрела по сторонам. – Ты, что купил яхту?! Это мне сюрприз?!
   Глеб сидел и улыбался – ему нравилась ее суета и детская наивность.
   – Выходи, наша стоит на двести пятьдесят четвертом месте. – Он выключил двигатель и, открыв багажник, стал доставать ее вещи.
   – Какое? Какое место?! Я хочу посмотреть. Туда нужно идти? – Она показала рукой на бетонную дорожку, по обе стороны от которой стояли разного размера яхты.

   – Да, двести пятьдесят четыре! – выкрикнул Глеб вслед уже убегающей Насте.
   Взяв ее вещи, он пошел по дорожке. Предчувствие скорой любви, секса, общения, перспективы их отношений с каждым шагом делали его счастливее и довольнее.
   – Вот это да… Такой катер красивый! Скорее открывай эту дверь, хочу посмотреть, что внутри! – От нетерпения она дергала его за рукав и мешала попасть ключом в замок.
   – Подожди, егоза! – смеялся Глеб. – Дверь же не могу открыть…
   Настя, видя, как он согнулся, чтобы попасть в замочную скважину, лихо запрыгнула ему на спину и, обхватив за шею, потребовала везти ее прямо в каюту.
   Зайдя внутрь они, минуя кают-компанию, сразу прошли в спальню. Иллюминаторы были раздраены, двуспальная кровать, приняв их тела, не издала ни единого скрипа. Секс был резким, даже местами грубоватым, одежда снималась с треском и летела в разных направлениях. Глеб несколько раз в порыве желания своими сильными руками делал ей больно, она сжималась под ним, ойкала и все равно, не отрываясь от его губ, целовала его и целовала… Все случилось быстрее, чем хотелось обоим. Накал влечения был таким сильным, что справиться с ним и продлить секс Глебу не удалось. Настя поправила волосы и посмотрела по сторонам в поисках своей разбросанной одежды.
   – Уф, тяжелый ты какой… Прямо раздавил меня совсем! – Она встала, ее белая попка на фоне загорелого тела пробудила новые желания Глеба. – Знаешь, как я теперь буду тебя называть?.. Котик-бегемотик! – Она засмеялась и, наклонившись, подняла свою одежду.
   – Настена… – Потянул он ее за руку к себе. – Ну, не одевайся пока… Дай я на тебя посмотрю, на красоту мою.
   – А-а, вот видишь, хорошо иметь молодую любовницу! Любуешься мной… Я вот не понимаю: на что рассчитывает твоя старуха жена?.. Ей уже скоро пятьдесят! Там, небось, и смотреть-то не на что…
   – Настена, ты опять?! – Глеб игриво насупил брови. – Моя жена еще очень даже красивая и стройная женщина, кроме того – родившая мне двоих детей… И хватит! Ты ревнуешь, что ли?! Я вот о твоем муже ничего не говорю и тем более – не критикую.
   – Да-а… – протянула она жалобным голосом. – А я знаешь, какая плохая жена!.. Готовить не умею, убирать не люблю, воспитывать детей мне тяжело – начнешь со мной жить и будешь меня шпынять… А я этого не перенесу!
   Глеб, не давая Насте одеться, подтянул ее к себе и поцеловал.
   – Зачем ты сейчас об этом думаешь? Ты пока замужняя женщина, да еще и с ребенком…
   – А что ты против моего Ванечки имеешь?.. – Привстала она на один локоть и пристально посмотрела на Глеба.
   – Я – ничего… Вот только у него есть папа, который в нем, по твоим словам, души не чает, и эта проблема более сложная, чем неумение готовить.
   Настя вздохнула и, положив подбородок Глебу на грудь, стала рассматривать его лицо.
   – У тебя на лбу такие глубокие морщины, и носогубка сильно проявилась… Хочешь, я приеду домой и договорюсь в одном салоне, чтобы тебе сделали инъекцию ботокса?
   Глеб молчал… Его правая рука скользила от плеча по талии и, доходя до ягодицы, возвращалась обратно.
   – И тебе нужно похудеть, – продолжила Настя после небольшой паузы. – У тебя еще такая хорошая фигура, а вот живот все дело портит! Обязательно начни ходить в тренажерный зал. Понял?! Ну, что ты затих?.. – Она приподнялась и посмотрела на мужчину. – Попку он мою гладит и затих себе… Я тебе важные вещи говорю! А ты давай, кивай, что ли, соглашайся…
   Глеб начал сначала улыбаться, потом засмеялся и, обняв ее за талию, без усилия, закатил на себя.
   – Девочка моя, ты отдыхай. Мы за четыре дня всех проблем не решим, поэтому давай по очереди… И начнем мы с уменьшения живота посредством увеличения физических нагрузок во время секса.
   – Да врешь, наверное… Но очень хочется проверить!
   Она закрыла глаза и, обхватив двумя руками голову Глеба, стала его целовать. Легкий ветерок с моря ворвался в иллюминаторы и потом долго ласкал их обнаженные тела.
   Утром, когда Глеб проснулся первое, что он увидел, были солнечные зайчики, играющие в догонялки на потолке каюты.
   Настя лежала на животе. Вся ее неприкрытая во сне нагота была еще прекрасней и беззащитней. Он тихонечко погладил ее по поясничной ямке, утренние фантазии стали пробуждать в нем мужчину. Она открыла один глаз и, нащупав простынь, натянула ее на себя.
   – Но-но-но, котик, спать, – еле выговорила Настя, отворачиваясь от него.
   Глеб еще какое-то время полежал рядышком с ней, прислушиваясь к ровному дыханию спящей, а потом, стараясь производить как можно меньше звуков, оделся и вышел на причал сделать несколько необходимых звонков.
   – Филин! – Набрал он номер сына. – Как твои дела?
   – Да все нормально, пап, бровь уже не болит. Вот, только, с мамой проблемы… Ты бы позвонил ей, что ли.
   – А что случилось? – Холодное волнение заерзало в животе, пробуждая нехорошие предчувствия.
   – Не знаю, пап, она мне не говорит. Ты сам ей позвони, хорошо?
   – Ладно, сынок, если что-то важное, ты меня сразу набери. А с мамой я сейчас поговорю. Ну, все, пока.
   Савва, попрощавшись с отцом, выключил телефон и прошел в спальню к матери. Уже второй день, возвращаясь из института, он не отходил от нее. Он понимал и видел, что его родители по каким-то причинам перестали жить вместе и что именно этот разрыв натянул нервы его мамы и заставил ее принимать эти дурацкие успокоительные таблетки.
   Сейчас она лежала в спальне и молча смотрела телевизор.
   – Мам, может, кофейку тебе сделать? А хочешь, яичницу пожарю? – Савва присел рядом на кровать и, вглядываясь в ее лицо, продолжил: – Я все-таки не понимаю… Ты говоришь, что больше не хочешь жить с папой, а сама вся на нервах. Вон, на балконе сколько окурков в пепельнице!.. А когда ты ела в последний раз?.. И зачем ты принимаешь это дурацкое успокоительное?!
   Виктория посмотрела на сына. Она не знала, что и сказать ему. Двойственные и непонятные чувства сталкивались в ней и, путая, уводили от происходящего. Видеть Глеба, а тем более жить с ним, ей действительно не хотелось; но потерять его насовсем, а тем более – отдать в руки молодой вертихвостке, не хотелось еще больше. Развод означал полный разрыв. Представить, что теперь он будет жить где-то в другом доме и какая-то другая женщина, будет готовить ему еду, ходить с ним по улицам, спать в одной постели она не могла.
   – Савушка, сделай мне кофе, да покрепче. – Она тихонечко похлопала его по руке и, провожая сына взглядом, продолжила размышлять.
   «В последние годы он стал другим… Жестким, требовательным. Его характер подавлял меня и лишал самостоятельности! Он перестал хвалить меня, а ведь я своим трудом многого в жизни добилась…»
   – Да, – сказала она вслух, – я тяну всю семью, работаю по десять часов в день, а в благодарность – молодая любовница! – Слезы обиды выступили на ее лице. – Нет уж, пошел он к черту, гад такой! Двадцать пять лет взял и перечеркнул. А главное теперь, мне назло, завел подружку, и сейчас будет показывать ее всем друзьям – вот, смотрите, какой я мачо востребованный!
   Рядом, на прикроватной тумбочке, зазвонил телефон. Она подняла его и включила.
   – Виктория, что у тебя? – Услышала она голос Глеба.
   – У меня? Все отлично! – произнесла она бодро и, подложив себе вторую подушку, приподнялась немного повыше.
   – Филин сказал мне, что есть какие-то проблемы… Ты себя плохо чувствуешь?
   – Ты лучше скажи: мамзель твоя прилетела? Где вы тут на острове прячетесь? – Интонацией она старалась не задевать его и даже показать свое безразличие.
   – Зачем тебе это знать? Я постараюсь до развода ее особо не показывать, выполняя твою просьбу…
   – Слушай, да делай ты, что хочешь! Ты свободный человек, развод формальность… Я уже всем своим подругам сказала, что оставила тебя. Детям все объяснила, поэтому не волнуйся.
   – Тебя не поймешь! – Глеб начал нервничать. – То ты психуешь, требуешь от меня не гулять с ней в людных местах, то тебе все равно!
   – Да пошел ты знаешь куда!.. Звонит мне тут и голос на меня повышает! – Она с силой нажала на кнопку отбоя.
   Найдя в контактах телефон Глеба, она стерла имя «папик» и, написав «чмо», снова почувствовала, как горячая слеза скатилась по щеке.
   – Зараза, дергает меня! – вырвалось у Глеба, когда он понял, что разговор с ним оборвали. – Ладно, – выдохнул он громко и пошел обратно на яхту, готовить завтрак своей прилетевшей птичке.
   Минут через пятнадцать на запах шипящего бекона в кают-компанию, завернутая в простыню и с взъерошенными волосами вошла Настя. Ощущая утреннюю слабость девушка, медленно сползая по перегородке, опустилась на диван.
   – Я так и не выспалась… – начала она говорить, потягивая носом ароматы готовящегося завтрака. – Бегемотик мой, а что мы будем сегодня делать? Давай поедем в Никосию на шопинг, мне так хочется! – Она сложила губки бантиком в знак большой просьбы и желания. – Или, знаешь что, давай поедем в бутик «Вичини», а? У них такая обувь!.. Просто супер! А у тебя есть огурчики в холодильнике? Я так люблю на завтрак огурчики… – Девушка подвинулась к столу поближе, простынь упала с плеча, обнажив правую грудь и плотный сосок.
   – У меня все есть, а уж огурчик – так точно!
   Глеб убрал сковородку с плиты и, подойдя к Насте вплотную, пропустил под простынь руку и стал медленно ласкать ее грудь и живот.
   – Котик, не приставай ко мне! – сказала она, немного отстранившись и потягиваясь. – Чего вам, мужикам, этот секс дался?.. Вы думаете, если вы в отпуске, то надо любовью с утра до вечера заниматься? И потом, я же есть хочу! Давай накрывай на стол, кофе наливай, ухаживай за мной, но только красиво…
   – Да-а, а вчера кто-то говорил, что хочет секса засыпая и просыпаясь.
   – Это была не я! – Настя улыбнулась. – Ну, правда, котик, очень хочется кушать.
   Глеб вернулся к приготовлению завтрака, и уже через три минуты все стояло на столе, дымилось и пахло.
   Настя, заметив свой телефон, стала машинально проверять пропущенные звонки, медленно ковыряя вилкой бекон. Было видно – сон еще держится в ее расслабленном теле.
   – Что, муж тебя потерял? – сказал Глеб, заметив на дисплее телефона картинку рыжего кота.
   – Да, наверное… Я ему сейчас позвоню, а то он сам будет названивать, мешать нам.
   – Не понял, ты меня спрашиваешь?.. Конечно, звони. Если хочешь, я выйду, чтобы тебя не смущать.
   – Ай, слушай, брось… – немного раздраженно произнесла она. – Чего ты напрягся?! Я просто позвоню, про Ванечку спрошу и все. И я сама выйду… Там, на причале, поговорю.
   Через открытый иллюминатор он увидел, как Настя, завернутая в простыню, словно в греческую тунику, весело и оживленно что-то рассказывает мужу, до него доносились обрывки фраз и недвусмысленно ласковые слова обращения.
   Все, что он сейчас видел и слышал, ему не нравилось и даже немного злило. И поэтому когда она, веселая и счастливая, вернулась обратно на яхту, он не удержался и резко уточнил.
   – Смотрю, ты мужа тоже котиком называешь!
   – Ну, ты что, Глеб, к мужу меня ревновать собрался?.. Все мои ласковые слова к нему – это просто привычка. Что ты злишься? Хочешь, в следующий раз я буду уходить так далеко, чтобы ты не слышал?..
   – Я хочу, чтобы в следующий раз ласковые слова были адресованы только мне. Тебе понравится, если я начну использовать такие выражения при общении с женой? А знаешь еще, отчего меня сейчас ревность душит?! Ты вернулась после звонка со счастливым выражением лица. – Шея Глеба покрылась пятнами, было видно – он еле владеет собой.
   – Глеб, ну ты чего сравниваешь?! Твоя жена тебя оставила, бросила в больнице, даже пальцем не шевельнула, чтобы как-то тебя поддержать, а я пока живу обычной, семейной жизнью, только, – как тебе и говорила, я с ним не сплю. Ты чего теперь хочешь? Чтобы я и разговаривать с ним перестала?!
   – Да? А зачем нам нужно это вранье, тебе самой-то не тяжело разве?.. Я хочу, чтобы ты была только моей… – Глеб подошел к ней и, обняв, поцеловал. Ее губы ответили нежным касанием, и он стал постепенно оттаивать от неожиданного и сильного приступа ревности.
   – Ладно, иди, переодевайся, и пойдем в море покатаемся. – Глеб отпустил ее, но она, пройдя к столу, снова села на диван.
   – Котик, я не очень хочу купаться: вода, наверное, уже холодная. Давай поедем в Никосию… Ты же хочешь купить своей птичке модную курточку?
   – Хорошо, поедем… Ты не забыла в Москве мою визу? – Глеб поднялся, но не успел сделать и двух шагов, как услышал Настин ответ, заставивший его вернуться назад.
   – Карту я привезла, только она пустая… Ну, я тебе все могу рассказать, что купила… и я практически все вещи с тобой по телефону согласовывала! – Голос ее выдавал – она нервничала. Чувство, что перемудрила с покупками, не покидало ее. – Глебасик, ну, ты же не сердишься на меня?.. Ну, мне же все это нужно! – Глаза ее извинялись и блестели озорством.
   Глеб смотрел на нее, мысли кружились в голове, подсчитывая остатки денег на счетах.
   – На карте было чуть меньше десяти тысяч евро – лихо ты с ними управилась! Я просто думал, что мы сейчас поедем и добьем ее в магазинах, а теперь нужно будет пользоваться другой.
   – А сколько у тебя на другой карте денег? – Она оживилась и, постучав ноготками по столу, расплылась в улыбке.
   – Тоже, наверное, тысяч десять… Но это – все средства, которые у меня на сегодня есть.
   – У-у, так это много… Я постараюсь все не истратить, не волнуйся!
   Настя встала и пошла в спальню одеваться. Ее напор и постоянный разговор о деньгах стал немного напрягать Глеба, а перевод денег в энное количество тряпок уже не походил на обычную процедуру дарения подарков.
   Глеб вышел на причал и, поразмыслив, решил дорогой еще раз сказать ей, что это – его последние деньги и они нужны ему на Кипре, а потом посмотреть, насколько она будет скромна и выдержана в покупках.
   Он сидел на диване в магазине уже целый час, его настроение неуклонно падало и скрипело, словно старая телега. Настя, носящаяся по примерочным, наоборот – была, словно батарейка из рекламных роликов, чрезмерно возбуждена и неутомима.
   Глеб хорошо понимал причины своего расстройства: слова, которые говорил ему Алексей в отношении молодых женщин и таких дураков, как он, приобретали конкретные очертания в виде наполняющихся и оплаченных его карточкой пакетов с куртками, платьями и брюками.
   Настя, словно не замечая его потерянного лица, отправляла ему воздушные поцелуи и периодически, кидая игриво-томные взгляды, тихонечко, одними губами, шептала: «Люблю».
   Наконец, когда все, что подходило ей по размеру и стилю в этом магазине, было куплено, продавец принес ему машинку для работы с картой VISA. Введя код, Глеб увидел вердикт, окончательно прихлопнувший его наивность в вопросах понимания современных молодых женщин.
   – Котик мой, ты не волнуйся! Моя же карточка осталась! Теперь я буду тебя кормить, а главное – больше не буду думать о магазинах и мы сможем спокойно валяться на пляже. Деньги – это как мед из мультфильма про медвежонка: если их есть, то их тут же и нет! – Она, смеясь над своей шуткой и, словно боясь расстаться с обновками, сама взяла пакеты с одеждой и пошла к выходу.
   Дорогой она продолжала шутить, чмокала его в щеку и рассказывала, в каком сочетании и при каких случаях она будет все это одевать.
   Глеб молчал. Натягивая улыбку, он с огромным трудом реагировал на ее шутки. Пробиваемый им чек стоял у него перед глазами: простые арифметические расчеты показывали, что на его счету осталось четыреста сорок евро.
   Планы, которые были в его голове относительно помощи дочери и сыну в оплате учебы, улетели, напоследок как следует дернув его совесть за уши, показывая, какой он плохой отец и глупый мужчина.
   Настя, разгоряченная страстью приобретения, почувствовала острый приступ голода и попросила Глеба скорее отвезти ее в ресторан – есть мясо.
   – Котик, я сейчас чувствую себя настоящей львицей! – Глаза ее горели, и девушка для убедительности провела ногтями по его плечу. – Могу съесть целого барана. Поедем в тот ресторан, где так вкусно готовят клефтику. Ну, помнишь, ты рассказывал – где мясо тушат всю ночь в специальных печках, а когда наутро достают, то даже косточки становятся мягкими и вкусными.
   – Хорошо, поехали… – Глеб старался придать своему голосу спокойствие. В его голове даже промелькнула мысль, что горевать о потерянных деньгах поздно: он все видел, сам подписывал чек, и пенять теперь было не на кого. Но проснувшийся внутри него нытик гундосил и скрипел по нервам противным голосом: «Ну, ты и дурак… На какие деньги будешь жить, когда она улетит? Отдал деньги чужой женщине, а чем будешь оплачивать учебу сына?!»
   – Знаешь, – продолжила Настя, – ты особенный, удивительный мужчина: у меня никогда такого не было! – Она развернулась к нему и, взяв его за руку, остаток пути проехала молча.
   Ресторан был пуст, и хозяин, которого Глеб знал давно, встретил их сам. Клефтика, куриная сувла, салат и небольшие сопутствующие закуски сразу были поставлены на стол; молодое домашнее вино, принесенное хозяином в большом глиняном кувшине, дополнило колорит обеда.
   Чуть-чуть пригубив вино из большого фужера, Настя кивнула в знак одобрения и подняла его над головой.
   – Котик, это тост! Сегодня я буду говорить о тебе и пить за тебя! Я хочу быть только твоей женщиной и, поверь мне, я над этим думаю все последнее время.
   Настя тихонечко чокнулась и, к удивлению Глеба, выпила полный фужер, не останавливаясь.
   – Вот это да!.. Настена, да тут же грамм двести было! – с удивлением выговорил Глеб, так же допивая свой фужер.
   – Ой, ну просто очень пить захотелось, да и вино на вкус такое приятное… – Она вытерла губы салфеткой и, игриво поглядывая на Глеба, приступила к еде.
   Официант, заметив пустые фужеры, подумал, что это норма русского пития и, снова наполнив их до краев, отошел в угол, с интересом продолжая наблюдать за экстравагантной парой.
   – Оп, нам опять налили… – Настя провела пальцами по столу, имитируя игру на рояле. – Давай, Глеб, снова за тебя, моего любимого человека, мое счастье и нашу дальнейшую жизнь! – Она, допив до половины, поставила фужер и с восторгом произнесла: – Определенно, это вино мне очень нравится! Передай своему другу, хозяину ресторана, большое спасибо: тут все так вкусно и вообще – замечательно!
   Глеб смотрел на нее, вино уже покрасило ее щечки алым румянцем, наивные глазки игриво подмигивали и светились искренностью. «Наверное, – подумал он, – я действительно отстал от жизни… Может, и правда – там, в далекой Москве, считается нормой делать молодой любовнице такие подарки».
   Очень скоро последующие тосты, улыбающееся и забавно пьянеющее лицо девушки подавили унылые мысли об улетевших деньгах, и Глеб, махнув на все рукой, стал отдыхать и любоваться ею.
   Через час, увидев дно второго глиняного кувшина, они уже весело смеялись над пустяками, громко говорили, постоянно перебивали друг друга, быстро целовались, впрочем, все же стараясь соблюдать приличия общественного места.
   – Глеб, – сказала Настя, когда вино третьего кувшина наполнило фужеры. – Я больше пить не могу. По крайней мере, пока не пописаю… – Ее указательный палец проплыл в воздухе прямо у лица Глеба, глаза смотрели туманно и куда-то в пространство вообще. – Че-т мне плохо… Я сейчас пойду в туалет, а ты приходи ко мне туда минут так через… – Она посмотрела на него и показала четыре пальца. – …Вот сколько. Мне в прошлый раз понравилось. Хулиган такой…
   Настя встала и, опираясь руками о столы и стулья ресторана, пошла, стараясь держать спину ровно. Двигаясь неуверенно и по сложной траектории, поминутно оглядывалась на Глеба, показывала ему пять пальцев, озорно подмигивала и кивала головой в сторону дверей дамской комнаты.
   Глеб смеялся… Он махал ей рукой, а когда она зашла в туалет, поднял свой бокал и, пристыдив себя за малодушие и скупость, выпил за подаренные ему провиденьем счастливые дни и молодую женщину.
   Немного подождав, он поднялся и пошел к ней. Предчувствие близости с Настей, сладко перемешиваясь с вином в крови, пульсировало в нем энергией желания.
   Подойдя к двери с нарисованной дамской головой в шляпке, он постучал хитрым, ритмичным стуком и прислушался.
   Ответа не последовало… Он постучал еще раз, более настойчиво.
   Подталкиваемый нетерпением, Глеб потянул дверь и, отворив ее, застыл, словно ледяная статуя в парке культуры. Придя в себя уже через пару секунд, он шагнул внутрь и наклонился над Настей… обнимающей унитаз.
   Поднимая ее, Глеб сразу почувствовал сокращения мышц живота и тут же увидел, как новый поток рвотных масс вышел из Насти, попадая на унитаз и пол вокруг него.
   – Черт, Настена! Как же я не досмотрел за тобой? – Глеб подошел к раковине, открыл кран и стал умывать ее лицо холодной водой.
   – Да, пить-то ты не умеешь… Сидела до последнего, крепилась, а я и не заметил…
   Настя зашевелилась в его руках и даже попыталась что-то произнести, но новый рвотный спазм сжал приступами ее маленькое тело.
   – Спокойно, Настена, все хорошо. – Глеб посмотрел на ее размазанную косметику, открытый рот со свисающими, тягучими слюнями и, стараясь немного сгладить неожиданно возникшую неловкость, весело произнес: – Пьяница ты моя, красавица ты моя, писаная! Позвала сексом заниматься, а сама лыка не вяжешь. Да-а… Ну и видок у тебя! Явно не эротический!
   Глеб поцеловал Настю в свежеумытое лицо и, стряхнув мокрой рукой, остатки пищи с платья и декольте, вынес ее из туалета на руках. Разместив девушку на заднем сидении автомобиля, он вернулся в ресторан – расплатиться за обед и неудобства, оставленные в дамской комнате. Пока они ехали к яхте, Настя державшая голову двумя руками, громко вздыхала и издавала звуки похожие на протяжный и жалобный стон.
   Глеб, поглядывая на нее в зеркало заднего вида, жалел страдалицу, но, задумавшись, вдруг вспомнил, как жена, наверное, точно так же возилась с ним после того, как он однажды хорошо попил самогоночки на даче у друга.
   – Интересно, – негромко произнес Глеб, – ты… – Он снова кинул взгляд на сжатое страданиями лицо Насти. – Сможешь так же ухаживать за мной, как это делала моя жена? Или ты только покупки в магазинах научилась делать?!
   Эти слова снова холодом страха пробежали по его мыслям. Сейчас в ресторане Глеб опять заплатил сто двадцать евро. Остатки денег стремительно таяли, и этот факт пробивал его трезвеющее сознание большими сомнениями в искренности чувств Насти.
   В каюте, снимая с нее платье, он увидел, как алкогольный озноб заколотил сжатое в комок тело. Ему стало очень жалко ее и Глеб, пытаясь немного успокоить и согреть Настю, накрыл девушку одеялом и лег рядом.
   Сон, который пришел к ней достаточно быстро, был беспокойным и тяжелым, дыхание то учащалось, то останавливалось, пугая его сомнениями и неясностью.
   К вечеру Настя с гримасой боли присела на краю кровати и, выпив стакан воды с лимоном, принесенный Глебом, снова легла и заснула – но на этот раз нормальным спокойным сном.
   Утром, когда она проснулась, часы на перегородке показывали начало двенадцатого. Голова болела, в животе, по ощущениям, было что-то твердое и тяжелое. Из главной каюты доносились звуки работающего телевизора и запах кофе.
   – Котик, – произнесла она скрипучим голосом, – иди сюда…
   Глеб появился сразу, словно стоял с обратной стороны двери.
   – Доброе утро, пьяница! Как себя чувствуешь? Ты знаешь, что проспала шестнадцать часов кряду?
   – Ох, знаю! Болит все, словно палками били. Ой-ой, опять подкатило, и писать хочу… Ой, побежала…
   – Давай-давай, беги! Умойся и выходи к завтраку. – Глеб улыбнулся и пошел обратно в кают-компанию накрывать на стол.
   Ветер, ворвавшийся в марину, немного качнул яхту и, залетев в каюты, принес приятный запах моря и ощущение спокойствия.
   – Котик, опять забыла: как тут у тебя спускается унитаз? – Услышал он крики Насти из туалета. – А… нашла, нашла… Давай, наливай мне кофе, больше ничего не буду – у меня во рту неприятный вкус и голова гудит. Ты там слышишь меня?..
   – Слышу, слышу! Я тебе уже все приготовил: бутерброды на столе, захочешь – поешь, – громко, перекрикивая телевизор, ответил ей Глеб.
   Начиная пить свой кофе он, откинувшись на диван, смотрел новости и слушал звуки душа, идущие из туалетной комнаты. Неожиданно он вполне отчетливо услышал вибрацию телефона. Поднявшись, огляделся по сторонам и, идя на звук, уже в спальне увидел на постели телефон Насти, светящийся картинкой с рыжим котом. Глеб взял его и пошел обратно к столу; неприятное чувство невольной вины перед настойчиво звонящим мужем Насти напрягало его.
   Когда картинка с котом потухла он, присмотревшись, увидел целых семь пропущенных звонков, поступивших от ее мужа.
   – Настена, ты долго там еще?.. Кофе стынет, и телефон твой разрывается, выходи давай…
   – Я уже тут, – сказала она, выходя из туалета и усаживаясь за стол.
   Отпив глоток из своей чашки, она набрала номер мужа и, прямо глядя в глаза Глеба, начала говорить.
   – Ну, и что у тебя случилось? – Глеб почувствовал под столом, как она обхватила его ногу своими холодными ступнями. – Я телефон вчера днем случайно оставила в учебном классе. Вот сейчас мы только зашли и мне его сразу вернули… – Прикрыв трубку рукой, она скривила рожицу и тихонечко произнесла: – Нудный такой…
   – Да-да, слышу тебя… С отеля не могла тебе позвонить – наизусть не помню номера твоего телефона, он же в памяти мобильного забит! Все, не могу долго говорить, тут все уже на занятия собираются, пока-пока.
   – Слышал? – обратилась она к Глебу, отключив телефон. – А ты меня ревнуешь к нему… Он просто отец моего ребенка. – Настя сделала еще один глоток и, прищурив глаз, заговорила притворно хитрым голосом: – Кажется, вчера ночью мне не удалось тебе сказать спасибо за подарки… Так может сейчас, после завтрака, я смогу тебя отблагодарить, так сказать, лично…
   Громкий звонок, теперь уже в кармане брюк Глеба, прервал начавшуюся игру их воображения.
   – Ну, что это? Кто там тебе тарабанит? – раздраженно произнесла Настя.
   – Не знаю… Номер мне незнаком, – задумчиво произнес Глеб, глядя на телефон. – Не буду отвечать…
   – Ответь, чего уж там. А то так и будем сидеть, слушать это пиликанье! – Настя встала и пошла в спальню; было слышно, как она прыгнула на кровать.
   – Да, – твердым голосом произнес Глеб.
   – Господин Белов, это звонит врач, Андреас Понаетис. Ваша жена доставлена сегодня утром в нашу клинику в очень плохом состоянии, судя по всему, у нее передозировка психотропными препаратами. Я считаю, вам следует как можно скорее приехать, мы находимся на третьем круге хайвэя с левой стороны. Приезжайте, мне очень нужно с вами поговорить.
   – Что значит – в плохом состоянии? – Глеб ощутил, как где-то внутри его тревожно застучали молоточки страха.
   – Сейчас кризис миновал. Мы сделали ей промывание, и она находится под капельницей. Пожалуйста, поторопитесь…
   – Хорошо, я еду!
   Он зашел в спальню. Настя лежала под простыней, ее одежда, сброшенная еще вчера, валялась тут же на полу.
   – Мне нужно срочно уехать, – словно извиняясь, начал говорить Глеб. – Виктория попала в больницу… сейчас под капельницей… доктор говорит: состояние тяжелое. Я, как только пойму ситуацию, фазу тебе отзвонюсь. – Он улыбнулся и, стараясь пошутить, продолжил: – Лежи здесь и никуда не уходи, я очень скоро вернусь за твоей благодарностью.
   Лицо Насти, которое только что сияло белоснежной улыбкой, стало серьезным, а в голосе появилась злость.
   – Я думаю, она тебе провокацию устроила. Наверное, узнала, что я прилетела, вот и дергает тебя, дура старая! – Она положила руки по швам и, натянув простынь, обозначила соблазнительные места своей фигуры. – Иди-иди! Спасай ее, а меня тут одну брось… Но знай: задержишься надолго, пойду куда-нибудь гулять!
   Глеб посмотрел на нее. Тратить время на усмирение ее вспыхнувшего каприза ему не хотелось, да и мысли уже бежали впереди него, открывая дверь больничной палаты. Сев в машину, он немного нервно, чуть быстрее обычного, ехал по городу, отталкивая от себя плохие предчувствия.
   Подъезжая к зданию больницы, Глеб сразу увидел сына, нервно прохаживающегося перед главным входом.
   – О, пап! – Быстро подошел он к отцу, как только тот поставил машину на парковку. – Пойдем скорее – тебя ждет врач, это я дал ему твой телефон. Маме вчера вечером кто-то позвонил и сказал, что прилетела твоя девушка. Она расстроилась и перед сном выпила успокоительного больше, чем нужно. Утром я вызвал скорую: она была вся заторможенная, проснуться никак не могла – напугала меня, просто ужас!..
   Разговаривая, они очень быстро дошли до палаты. Глеб, зайдя внутрь, услышал, как сын, оставшись снаружи, закрыл за ним дверь.
   – Привет, – спокойно произнес он, беря двумя руками ее тонкое запястье. Она медленно открыла глаза и, словно наводя на него резкость, прищурилась.
   – Привет… Приехал все-таки… А я думала, ты от нее не оторвешься… – Голос ее был слаб, из руки тянулась трубочка к стойке капельницы. – Ты не думай ничего плохого – это я не руки на себя наложить хотела. Просто, приняла таблетки на ночь, крутилась, вертелась, а заснуть так и не получилось; вот и решила выпить двойную дозу. Ошибка это… – Она подняла на него глаза и с сожалением произнесла: – Эх, Глеб, чего ты делаешь?.. Мне вчера по телефону пришло электронное подтверждение о перечислении денег с нашего счета в бутик женской одежды, что на улице Макариуса. Ты потратил на нее последние наши деньги… Ну, хорошо, со мной ты разводишься, и на меня можно махнуть рукой, но детям своим ты что, теперь тоже помогать не будешь? Савве за учебу в институте нужно платить, дочери ты хотел помочь деньгами в ремонте машины… Глеб, ну что с тобой происходит? Неужели ее тело и секс затмили твой разум?.. А сам-то ты на что собрался дальше жить? – Глаза ее смотрели на Глеба в поисках ответов на заданные вопросы.
   Глеб закрыл глаза ладонью, ледяной холод правды сдавил его сердце, словно тисками, стыд за малодушие и тщеславие сковал тело, от раскаянья и обиды навернулись слезы.
   – Ты что, не понимаешь?.. Нормальная, порядочная женщина не сделает себе столько подарков, зная, что у тебя нет денег, зная, что забирает последнее… Неужели не видно, что она продает тебе свое тело!.. Я вчера проверила по Интернету, ты за месяц истратил на нее почти двадцать тысяч евро. Ты же – Глеб Михайлович, твой папа – Михаил Львович, сына мы назвали Саввой, и скажи мне на милость: где и когда размягчились твои мозги и плавно перетекли в сперму?.. – Было видно и слышно, что каждое ее слово давалось ей с большим трудом, но решимость высказать Глебу все придавала Виктории силы, и она продолжила: – Она молодая, замужняя женщина сейчас, с легкостью обманывая своего мужа, примчалась сюда к любовнику собирать трофеи, заниматься сексом, купаться в море, словом, хорошо проводить время. Ты же, наверное, думаешь со мной развестись, взять ее в жены и жить с ней дальше. И что?.. А я тебе отвечу – что… Ты окажешься в положении ее нынешнего мужа, обманутого, наивного дурака. Я знаю породу таких пустышек. Они любят только себя, мужчины для них – лишь средство достижения благополучия в жизни. И еще… – Ей стало трудно дышать, и она заговорила тише:
   – Лесть, которую ты сейчас слышишь, тело, с которым ты сейчас спишь, уже оплачены тобой, а ты попробуй теперь сказать ей правду – что денег у тебя больше нет… Не сомневаюсь даже, что ее любовь и расположение к тебе растает, как весенний снег.
   Виктория закрыла глаза и отвернулась. Глеб молча посидел еще пару минут рядом с ней, потом поднялся и вышел из палаты. Он не плакал, нет, просто шел на ватных ногах по коридору навстречу сыну и доктору. Шел, и с каждым шагом каменел от сотворенного им чуда под названием «искренняя любовь»…
   Доктор, увидев глаза Глеба и его общее состояние, проводил того в свой кабинет и налил стакан воды.
   – Господин Белов, – начал говорить он, заметив, что Глеб стал немного приходить в себя, – да не волнуйтесь вы так! Виктория, как она говорит – случайно приняла двойную дозу психотропных препаратов, которые она приобрела у знакомого аптекаря без рецепта. Ваш сын пояснил мне, что вы не живете вместе и, более того, собираетесь разводиться. Мне же кажется, что именно ваши личные отношения являются причиной ее теперешнего состояния. Я, конечно, подержу пока Викторию в больнице, она пройдет курс лечения, но главным все же будет то, насколько спокойно пройдет ваш развод.
   – Да, я понимаю… – Глеб слушал доктора и боялся собственных мыслей. – Я постараюсь уделить ей больше внимания, разговаривать с ней и, если это будет возможно, убедить ее не принимать эти дурацкие таблетки для успокоения.
   – Вызнаете, судя по всему, она пользуется ими уже достаточно давно и даже, не консультируясь с врачом, сама увеличила себе дозу препарата – это очень плохо. Надеюсь, мы вместе повлияем на эту ситуацию и потихонечку снимем ее зависимость от таблеток. Помогайте мне, и мы справимся с этим кризисом.
   Глеб поднялся, разговор был закончен. Поблагодарив доктора за помощь, он направился к выходу из больницы. На парковке около своей машины он опять увидел Савву – сын нервно курил сигарету и смотрел на проезжающие мимо машины.
   – Филин, ты опять куришь?! – Глеб подошел к нему вплотную.
   – Давай, выбрасывай, мы с тобой договорились: ты бросаешь курить и начинаешь ходить в спортзал.
   – Бросишь тут с вами… – Савва затушил сигарету. – Пап, отвези меня домой, а… Спать очень хочется.
   Они сели в машину и дорогой молчали – каждый думал о своем; но главным в этих мыслях было – желание скорейшего выздоровления Виктории.
   – Пап, – произнес Савва, когда они остановились у дома, – мне из института передали бумаги, до Нового года нужно заплатить за обучение.
   – Да, сынок, хорошо… Оставь их на сидении и не волнуйся; все оплачу, как и обещал.
   Савва, выйдя из машины, легко хлопнул ладонью по крыше автомобиля, попрощался и зашел в свой подъезд.
   Глеб еще какое-то время стоял около дома Виктории, всматриваясь в окна ее квартиры. И вдруг, неожиданно для самого себя, стал улыбаться. Мысли, пролетая в его сознании, смешивались в какой-то клубок алмазов, любовниц, денег и дорог. Дурацкий смех, пробивающийся откуда-то из глубины, теперь сопровождал каждое его воспоминание. О чем бы он ни пытался думать, все казалось ему глупым и нелепым, идиотски забавным и смешным.
   Ему было жалко жену и трудно расстаться с любовницей, пусть даже корыстной и эгоистичной. Он, рискуя жизнью, сражался за деньги в Африке, а теперь легко, своими же руками отдал их, потакая сиюминутным капризам Насти.
   Смех, с каждой секундой сотрясая его тело все больше и больше, словно веник выметал из его головы накопившийся мусор себялюбия и эгоизма.
   Немного успокоившись, Глеб вздохнул и вдруг ощутил появившуюся легкость и радость. Он почувствовал, что именно ему нужно делать теперь и как поступать дальше. Включив двигатель, Глеб набрал скорость и уже через несколько минут подъехал к яхте.
   Пройдя в главную каюту, он сразу увидел на столе записку, написанную на ленте туалетной бумаги: «Котик мой, извини, я была злая и очень плохая девочка! Ну, ты должен меня понять: я, обнаженная, лежу в постели, вся в неге и желаниях… А ты уезжаешь к ней! Прости меня!! Целую сильно-сильно, поехала по магазинам».
   – Черт! – вырвалось у Глеба. Его внутренние весы только что перетягивала гиря жены: ее слова, обращенные к нему в больнице, били его правдой, словно соленые розги по голой спине. Но сейчас записка, которую он перечитал еще раз, что-то всколыхнула в нем, и маленькая гирька Насти стала набирать массу, неумолимо перетягивая чашу весов в свою сторону.
   – Ну, вот же, – уговаривал он себя, – никакая она не корыстная и эгоистичная – прощения просит. Нет, она точно любит меня! Не могу же я, в самом деле, вот так просто сказать ей: «Все, наши отношения закончились, мне жалко жену, прощай!»; да и подарков я ей столько надарил… Э-э, да что это я прямо как купец, причем тут подарки?! У нее остался один день отдыхать, и она улетит. За это время я ничего не решу – пусть все идет, как идет, а там поглядим…
   Глеб сел на диван и вытянул ноги. Яхта плавно покачивалась и скрипела такелажем. Он, решив немного спокойно посидеть, закрыл глаза и отогнал плохие мысли о Насте из своей головы. Сон пришел к нему незаметно и тихо, подарив ему странное виденье.
   Он (почему-то совсем маленький), идет по бескрайнему полю, покрытому яркими цветущими маками. Потом появляется архангел в длинной темной одежде, с большими крыльями за спиной и, беря его на руки, уносит куда-то далеко-далеко – на границу между светом и тьмой. Тревога и волнение появились в нем, когда архангел остановился у темных ворот и, склонив голову, замер в ожидании. Так было очень долго – картинка не менялась, все словно остановилось и застыло…
   – Так… – Услышал Глеб сквозь сон голос и тут же почувствовал, как кто-то качает его плечо. – Спит он тут! Я, голодная, мотаюсь по магазинам, а он даже ужин не готовит! – Теперь уже более отчетливо услышал он голос Насти и открыл глаза.
   – Да, задремал немного… – Глеб поднял руки и сладко потянулся. – Ну, а твои дела как?..
   – Вот все мои дела… – Она показала рукой на сумки с покупками, стоящие у дверей спальни. – Лучше ты давай рассказывай, что с твоей Викторией случилось.
   Настя села напротив и приготовилась слушать.
   – Передозировка каких-то таблеток, но это не из-за нас – не волнуйся… Просто, ошиблась при приеме. Врач сказал, что опасности нет… дня три-четыре, и ее выпишут.
   – Котик, ты не сильно рассердился за мои слова? Я и правда в тот момент вся ревностью покрылась, словно крапивницей… – Настя встала и пересела к нему поближе. – Поедем куда-нибудь, поедим… – Она провела пальцами по его большим и пухлым губам. – Так рыбки хочется… И тебя, бегемотика моего вредного.
   Настя положила голову ему на плечо, ноги ее гудели из-за похода по магазинам и пустых хождений по городу, живот урчал, требуя еды, но приятная усталость, растекаясь по телу, расслабляла ее.
   – Настена, ты, я вижу, без сил – какой тебе сейчас ресторан… – Глеб подумал, что сейчас будет очень даже неправильно, если кто-то из знакомых случайно увидит его с девушкой. Да и тамбовские по-прежнему могли искать его. – Давай, ты полежишь в спальне, а я поеду куплю готовую рыбу, салатика и белого вина. Ну, что скажешь?
   – Хорошо, – сказала Настя, вставая с дивана. – Только ты недолго, даю тебе тридцать минут, и чтобы пулей назад. Смотри у меня… Понял?! – Она выставила вперед маленький, неправильной формы кулак и, проходя в спальню, погрозила ему.
   Скинув с себя платье, она легла и укрылась простыней, в голове ее продолжали крутиться картинки витрин, магазинов и примерочных, холодная прохлада белья приятно успокаивала тело. Подумав, что Глеб, наверное, будет ездить больше, чем они договорились, она закрыла глаза, не видя ничего страшного в том, что немного поспит до ужина.
   Яхта покачивалась, словно детская кроватка, ветер доносил с моря прохладу, чайки разгуливали по каменному молу, защищающему гавань от волн… В разных местах и разных положениях лежали сейчас две женщины, совершенно не знающие друг друга, совершенно не желающие ничего слышать друг о друге, но совершенно точно знающие, что именно нужно делать Глебу в этой простой жизни.
   Он же наоборот: в своих мыслях о жене и любовнице уже никак не мог отделить их друг от друга. И поэтому, подъехав к ресторану, Глеб заказал рыбу для одной и мясо на ужин для другой и, совершив круговое движение по улицам города, сначала завез еду жене и только потом поехал в марину.
   Свет на яхте не горел и Глеб, подсвечивая себе телефоном, пройдя через центральную каюту, заглянул в спальню. Настя спала, словно маленький ребенок. Она раскинула руки в разные стороны, рот ее был немного приоткрыт, дыхание было ровным и тихим.
   Он немного постоял, разглядывая ее, потом вернулся в столовую и, убрав еду и вино в холодильник, сел на диван.
   Его неопределенность торжествовала: пока он ездил по городу, в голове крутилась мысль как-нибудь избежать сегодня интимных отношений с Настей из-за болезни жены. И видимо там, наверху, кто-то услышал его и решил подарить Глебу паузу для раздумья и осмысления происходящего.
   Довольный таким развитием событий, он тихонечко прошел в спальню и лег рядом с девушкой. Отвернувшись от Насти, он решил еще раз вернуться к осмыслению создавшегося у него положения в отношениях с двумя женщинами.
   Виктория, полная решимости разводиться с ним, по всем ее поступкам продолжала любить его… Настя, преодолевая все свои семейные проблемы, прилетела к нему, и в ее глазах он тоже видел только любовь.
   Оставить жену в таком состоянии, как она сейчас, значило сделать ей больно, растоптать последние ее силы, а главное – действительно перечеркнуть всю их прожитую жизнь.
   Продолжать тайком встречаться с Настей, прячась от ее мужа и своих друзей, Глебу тоже не нравилось, не говоря уже о том, что эта связь была за спиной его охранника и друга Алексея.
   Ответы не приходили, носились в замкнутом пространстве проблем в поисках путей выхода из создавшейся ситуации.
   Глеб повернулся и посмотрел на спящую Настю.
   Тяжело вздохнув, он убрал прядь волос с ее лица на подушку и еле слышно произнес:
   – Завтра я отвезу тебя в аэропорт, а потом буду помогать жене приходить в себя… – Он замолчал и после небольшой паузы добавил: – Хотя мне самому нужно вернуться в себя даже больше, чем ей.

Часть 5

   Глеб вез Настю в аэропорт.
   Она молчала. Грусть расставания испортила ей настроение, и она просто поглядывала на Глеба, изредка касаясь его руки.
   Начавшийся дождик автоматически включил дворники и добавил на Настино лицо слез.
   – Ну, что же ты, девочка моя! – Глеб смахнул рукой ее слезы и ласково провел ладонью по волосам. – Я прилечу, может, даже очень скоро… Ты и не заметишь.
   – Котик, разлука такая гадость, я просто не могу себя сдержать… Ты меня извини… – Она обняла его за шею и продолжила: – Скажи, а ты веришь в предчувствие… нет, даже скорее – в женскую интуицию?
   Глеб пожал плечами, всем своим видом показывая, что думает над вопросом.
   – Хочешь, я тебе скажу, что я чувствую сейчас, уезжая от тебя? И что будет потом, и какие страхи меня пугают? – Настя выпрямила спину и пристально посмотрела на Глеба. – Мне кажется, ты еще любишь свою жену… Ну, может, любишь не в большом смысле этого слова, но точно – ты ее не забыл. Знаешь, я ведь сразу почувствовала, как ты ко мне поменялся, когда она в больницу попала. Раньше ты бы меня ночью разбудил, ласкал бы, гладил, а теперь просто пришел и лег.
   Глеб отвлекся от дороги и посмотрел на Настю. Ее лицо было серьезным, слезы высохли, глаза ждали ответа.
   – Настена, пока мы с ней не развелись, она – моя жена. И когда она оказалась в больнице не поехать к ней, а тем более не помочь, с моей стороны было бы большим свинством. Мы прожили вместе двадцать пять лет!
   – А-а, вот видишь… Вот ты и проговорился. Ты сейчас назвал ее своей женой, хотя у вас давно плохие отношения и она сама предложила тебе развод! – говоря это, Настя внутренне напряглась, слезы снова наполнили ее глаза, и она отвернулась к окну.
   – Птичка моя, ты просто расстроена расставанием, вот и цепляешься к моим словам. – Глеб дернул ее за ушко, пытаясь смягчить тон разговора.
   – И ничего я не цепляюсь! Виктория – женщина опытная, ты тут с ней остаешься, она в помощи нуждается… Чувствую я, понимаешь, чувствую – вернешься ты к ней и оставишь меня с разбитым сердцем. – Она резко повернулась к нему и, положив обе руки ему на плечо, быстро заговорила: – Давай, клянись мне здесь своим здоровьем, что любишь только меня и никогда не вернешься к ней, к этой старой и хитрой мымре. Давай, клянись!
   – Настенька! – Глеб улыбнулся, ее темперамент был частью того, что всегда нравилось ему. – Можно я просто скажу, что очень сильно тебя люблю, и ты – моя самая желанная, самая прекрасная женщина на свете.
   – Нет! – так же быстро произнесла она. – Ты клянись, что к ней не вернешься, и говори «чтоб я сдох». Говори! Ну!!!
   Глеб смеялся.
   – Хорошо, хорошо! Только, можно я не буду говорить «чтоб я сдох», а то все-таки мне скоро пятьдесят лет… А вот поклясться, что к жене не вернусь, могу.
   – Так… – Она стала ощупывать его и проверила пальцы. – Ты тут нигде крестики никакие не делал? А?.. Смотри мне, если обманешь меня – я на тебя порчу нашлю. Сексом никогда не сможешь заниматься! – Настя улыбнулась своим словам и, немного успокоившись, положила голову ему на плечо.
   В аэропорту, пройдя регистрацию, они подошли к бару в центре зала с желанием выпить на дорогу свежевыжатого сока. На Настино настроение опять находили тучки расставания.
   – Котик мой, мне плохо, только теперь у меня совесть пробилась, в машине вот ревность, а тут совесть. Вспомнила, как все твои деньги извела, но ты не волнуйся, я приеду домой и возьму у мужа. Покажу ему наряды, скажу, что у подружки заняла, он мне даст, а когда ты приедешь, у нас с тобой будут деньги по ресторанам ходить и мне на шопинг. – Она улыбнулась, глаза ее были печальны и, казалось, искренне просили прощения.
   Допив сок, она еще раз проверила паспорт, билет, документы на получение Дьюти Фри, встала и, взяв Глеба за руку, пошла к входу в зону пограничного контроля.
   Дойдя до места расставания, они остановились. Настя, посмотрев по сторонам, явно испытывала неловкость и стеснение от прощания в публичном месте.
   – Так хочется наброситься на тебя и крепко поцеловать твои пухленькие губки… – произнесла она шепотом, прижавшись к Глебу. – Но тут полно людей, я чмокну тебя в щечку, по-приличному.
   Он обнял Настю и посмотрел в ее влажные глаза. Волна нежности и любви подогрела в нем чувства и побежала ручейками счастья. Глеб наклонился над ней и так же, как она, тихо произнес:
   – Ты – мой самый дорогой человек на земле. Я сейчас стою, обнимаю тебя и испытываю огромное счастье от того, что ты у меня есть. Настенька, не нужно клятв и слов, просто послушай, как стучит мое сердце и почувствуй мое состояние.
   Она обняла его за талию и, положив голову на грудь, закрыла глаза.
   – Словно никого и нет, кроме нас… – сказала она и прижалась к нему еще сильнее.
   Чувство неловкости от присутствия вокруг большого количества людей прошло, и они соединились в долгом и нежном поцелуе.
   – Все, пора, – сказала Настя, поправив прическу. – Нужно идти.
   – Хорошо. – Глеб трижды, по русскому обычаю, поцеловал ее и, развернув, тихонечко шлепнул по круглой попке два раза.
   – Это еще зачем ты меня бьешь? – Она улыбнулась и погрозила ему пальцем.
   – Чтобы не любил тебя больше никто, кроме меня. Территорию пометил. Да и попка твоя мне покоя не дает – все крутится и крутится перед глазами.
   Она засмеялась и пошла вперед к пограничному окошку. Глеб постоял еще минут пять и, когда она в последний раз посмотрела на него, уходя в невидимую зону таможенного контроля, он на прощанье махнул ей рукой, получив в ответ несколько воздушных поцелуев.
   Развернувшись, Глеб пошел обратно к машине, темные очки скрывали его лицо, настроение было непонятным и капризным.
   – Ну, вот и все… – привычно разговаривая сам с собой, произнес Глеб, усаживаясь в машину. – Теперь можно ехать к Виктории.
   Дорога от аэропорта до Лимассола занимала сорок-сорок пять минут и Глеб, не включая радио, стал думать: как ему дальше жить и где взять деньги для выполнения своих обязательств перед семьей.
   Минут через двадцать звонок мобильного прервал его размышления и он, не глядя на дисплей телефона, перевел его на динамики автомобиля.
   – Алло-алло. Говорите громче, вас не слышно.
   – Глеб, это я. – Узнал он голос жены. – Ты можешь говорить? Если тебе сейчас не очень удобно, так я позже перезвоню…
   – Нет, все нормально… Я в машине один.
   – Вчера я тебе не звонила, дав возможность подумать над моими словами. Сегодня ты можешь мне что-нибудь сказать?
   Глеб немного задумался и ответил:
   – Ты во всем права, я неправильно живу и крепко сижу на крючке своих желаний, принося остальным только проблемы. Я скажу тебе честно: ты отпустила меня, хотя еще совсем недавно в моей голове и сердце жила только ты. Но теперь там есть и она, и пока у меня нет сил самому, вот так просто, взять и забыть ее.
   – Да она с тобой только ради денег, – перебила жена. – Почему ты этого не видишь?
   – Может, это и так… Но сейчас она живет во мне, и я не могу ничего с собой поделать. Я даже чувствую, что наша связь будет короткой – у нее есть муж и семья, она любит деньги, а у меня они закончились. Поэтому, как ты мне и говорила, думаю, очень скоро она сама найдет себе другого, посостоятельней.
   – Так что же ты стоишь посреди дороги, беги от нее быстрее, если ты понимаешь, что она тебя не любит! – Голос Виктории был раздражен.
   – Понимаю, все понимаю… Вот только бежать – куда? Ты вот, например, прожив со мной столько лет, тоже взяла и легко предала меня, когда я в Намибии в переделку попал. Твои слова и поступки я тоже не могу назвать действиями любящей жены.
   – Глеб, ты это брось!.. Я с тобой захотела разводиться только потому, что узнала о твоей молодой любовнице… Конечно, прожив столько лет вместе наша любовь, может, и ушла куда-то, но уважение-то и привязанность остались! А ты взял и через все переступил… – Виктория замолчала. Дорога бежала за окном автомобиля, приближая Глеба к городу. – Где ты сейчас едешь? – спросила она, прервав молчание.
   – Ты хочешь, чтобы я тебе приехал? – Глеб почувствовал, как весы его отношений к жене снова качнулись в ее сторону.
   – Да, нам нужно многое друг другу сказать… И я очень хочу посмотреть в твои глаза… Не могу поверить, что ты забыл, как нам было хорошо вместе, как много мы прошли и сделали. Детей каких красивых вырастили… теперь, вот и внук у нас есть. Глеб, мы же семья, хорошая и большая, а кто тебе она?..
   – Ладно, – сказал Глеб, поворачивая машину в сторону больницы. – Я буду у тебя минут через десять.
   Он нажал на руле кнопку и выключил телефон. С каждой минутой приближаясь к Виктории, Глеб все больше и больше ощущал, что клубок их отношений, сплетенный сейчас из ревности и измены, непонимания и злости, все равно не разделил их, все равно не сделал их чужими людьми.

Другие страны и города

Часть 1. Кипр

   Вернувшись в дом после разговора с женой в больнице, Глеб ходил кругами по залу первого этажа. Подойдя к зеркалу, он остановился и, надев очки, пристально посмотрел на свое отражение.
   – М-да… – протянул он, проводя рукой по лицу. – Запустил себя, а уже не молодой. Волосы в ушах, в носу, а на бровях вообще – словно пучок стрел торчит, нужно пойти подстричь… Вот они, мои первые ласточки наступающего возраста: без очков не вижу, без ножниц зарасту.
   Глеб улыбнулся и отправился в ванную комнату на второй этаж. Поднимаясь по лестнице он, почувствовав вибрацию телефона в нагрудном кармане, достал трубку и посмотрел на дисплей.
   «О, московский офис…» – Он немного помедлил и соединился с абонентом.
   – Глеб Михайлович, здравствуйте! Узнали мой голос или есть нужда в представлении?
   – Узнаю, здравствуйте. – Он немного напрягся: плохих новостей ему сейчас хотелось меньше всего.
   – Ну и замечательно, тогда сразу к делу… Скажите, насколько хорошо вы разбираетесь в оценке рубинов и изумрудов?
   – А что именно вы вкладываете в понятие «разбираетесь»? – Глеб почувствовал, что отвечать нужно аккуратнее: запах какого-то нового дела легким ароматом уже пахнул из телефонной трубки.
   – Хорошо, задам вопрос конкретнее. Через три дня эмир Дубай, шейх Махтуб, собирается приобрести пять рубинов, каждый по пять карат. У него есть свой геммолог, но он приглашает еще двух независимых экспертов из Бельгии и России. Наш специалист застрял в Конго на оценке алмазов. Сами понимаете, пропустить такое событие мы не можем, вот и вспомнили о вас… Тем более что с Кипра до Дубай всего три часа лета.
   – Про рубины мне все понятно. – Радостное предвкушение работы уже запрыгало в нем веселым козликом, и Глеб, еле сдерживая свои эмоции, продолжил: – А почему в вопросе еще были изумруды?
   – Там же, в Дубай, проживает афганская принцесса Хафиза. Женщина она уже немолодая и, получив в наследство изумрудный рудник в Паншерском ущелье, хочет его продать. Нам нужны фотографии, образцы, документы – словом, все, что прилагается к месторождению.
   – Теперь понятно, что вас интересует. – Глеб зевнул, но это было нервное: сразу две работы и без риска, – словно подарок небес, падали ему в руки. – Рубины, – продолжил он, – мне хорошо знакомы: я занимался их оценкой в Танзании, проживая в небольшом городке Аруша у подножья горы Килиманджаро. Поэтому считаю, что мне не составит большого труда оценить пять камней… А что касается Паншерского месторождения, то через мои руки уже много раз проходили камни оттуда, особенно в период пребывания наших войск в Афганистане.
   – Ну, я так и подумал. – Голос говорящего был спокоен и немного быстр. – Глеб Михайлович, сейчас я дам указание и на ваш расчетный счет будут отправлены деньги на билеты и проживание. У меня к вам есть личная просьба: Махтуб очень скоро, по нашим данным, станет министром обороны, и в оценке нам важнее участие, чем точность. Если у вас возникнут сомнения, пусть они будут в сторону увеличения цены камня. Всю нужную вам информацию по вылету и пребыванию в Дубай, фамилии и адреса лиц, которые будут с вами работать, вам отправят по электронной почте. Желаю удачи и – до свидания.
   – До свидания! – уже не скрывая своей радости в голосе, произнес Глеб и отключил телефон.
   «Вот это да! Господи, спасибо тебе!» – Он искренне перекрестился три раза и, подойдя к иконе девы Марии с Иисусом на руках, стоящей на книжной полке, поцеловал ее.
   – Нет, все-таки я плохой верующий, – произнес он, глядя на икону. – Ведь если бы у меня не было такой радостной новости, стал бы я икону целовать? И вообще, когда я ее последний раз в руки брал?! Да, точно, плохой я верующий… Как бы это мне научиться ходить в церковь и подходить к иконам не только когда плохо или что-то прошу, а так, по-простому, искренне, как делают это миллионы людей на земле…
   Глеб поставил икону на прежнее место и стал перебирать книги по геммологии. Остановившись на «Драгоценные камни» Макарова, он открыл ее на разделе «Группа корунда». Через пять минут он понял: ему не читается, строчки прыгали и не запоминались. Ликующая радость от слов «вам перечислят деньги на расчетный счет», а также осознание собственной значимости заставили его отложить книгу и пойти прямо к бару на первом этаже.
   – Ну, друг мой, – сказал он сам себе, наливая в стакан виски, – давай выпьем за тебя – человека и нужного специалиста! – Он сделал несколько глотков и остановился – виски был теплый и пился тяжело, слегка обжигая горло. – Нет, так не пойдет, – сказал он, открывая холодильник. Гордость подтолкнула его настроение к игривости и веселью и он, взяв пивную кружку и положив в нее лед, налил в нужных пропорциях виски и колу. – Вот теперь – другое дело! – Он сел на диван. Часы на противоположной стенке показывали шесть часов вечера. – А не пойти ли мне покататься на яхте?.. Взял в аренду, а так из марины ни разу и не вышел. Поздновато, конечно, скоро темнеть начнет… Но есть в этом и свое преимущество – ночной город должен отлично смотреться с воды. Решено!
   Глеб одобрительно хлопнул себя по колену, допил свой «коктейль», разгрыз остатки льда и, закрыв дом, поехал к яхте.
   Марина святилась вечерними огнями. Музыка, работающие на яхтах телевизоры, запахи моря и гуляющие в разных местах компании отозвались в его душе мыслью, что все-таки на земле есть места, где живет праздник и простое человеческое счастье.
   Отсоединив внешнее электропитание и отшвартовавшись, Глеб сел в кресло капитана и, повернув два ключа зажигания, услышал мощный звук дизельного двигателя.
   Выход из тесной марины немного напряг его сложностью маневрирования между плотно стоящими яхтами и моторными лодками. Но, справившись и пройдя волнорезы, он включил все габаритные огни и, медленно толкая ручку газа вперед, набрал скорость.
   Море успокаивалось после дневного гуляния и волны больше походили на крупную рябь. Луна, хотя еще и не набрала округлости, но все равно ярко и красиво обозначила дорожку, уходящую за горизонт.
   Глеб на минуту задумался – его первоначальным желанием было катание вдоль береговой линии, но теперь лунный свет манил его своей волшебной красотой и звал в другую сторону. Раздумье было недолгим… Он повернул в открытое море и, поставив нос яхты прямо посередине серебристого ковра, пошел вперед, на луну.
   – Красота-то какая! – Глеб встал, удерживая штурвал только правой рукой. – Ну, что еще нужно человеку в жизни, если не такие моменты?..

   Дотянувшись до ручки газа, он добавил двигателю еще оборотов, и яхта полетела, подняв нос на глиссирование. Холодный от скорости ветер залетал в легкие, наполняя тело состоянием единения человека и моря.
   – Хорошо-то как, а!! – Глеб отыскал на панели кнопки управления СД проигрывателя и, увидев на экране надпись «Олег Митяев», включил звук так, чтобы было громче ветра и шума двигателя. – Эх, Митяев, что ты делаешь?.. Разве можно так по душе ходить?! – громко выкрикнул он навстречу ветру. – Столько нет водки и пьяных слез, как у тебя ладно получается струны человеческие задевать!!
   Глеб посмотрел по сторонам: море было пустынным, а светлая лунная дорожка уводила его все дальше и дальше от берега. Перейдя на самый малый ход, он спустился в каюту и, отыскав в баре начатую бутылку текилы, вернулся к управлению яхтой.
   «Ну, старики мои, за вас, за ваш…» – неслась из динамиков песня Митяева «Ватутинки».
   – О, правильно, Олег, поешь… За родной дом, за Ватутинки, за одуванчиков парашюты и – ваше здоровье!!
   Глеб поднял бутылку над головой, прищурился и символически чокнулся с луной. Два больших глотка пошли под настроение и по назначению.
   – А-а! – Погрозил он указательным пальцем луне. – Да, ты, я вижу, не против выпить со мной! Отличная компания у нас собралась: море, ветер, луна и я… – Глеб посмотрел на бутылку – там было чуть меньше половины. – На четверых, конечно, маловато будет, но учитывая, что вы как настоящие друзья только чокаетесь, мне без закуски будет то, что надо! – Он встал на ноги, холодный ветер приятно отрезвлял голову. – Нет, ошибся я: закуска есть… – Глеб сильно потянул ноздрями воздух, наполняя легкие свежестью и кислородом, а голову – состоянием блаженства и радости. – Ветер, ты у меня градус выдуваешь, можно сказать, крадешь… Ну, да так и быть – пью за тебя три глотка.
   Он расставил руки, постоял так немного и, запрокинув голову назад, сделал три больших глотка – текила пошла мягко и вкусно; смешанная с морским воздухом и предыдущим алкоголем, она согревала изнутри.
   – Все здорово! Да просто отлично!!! Судьба меня, дурака, снова подтянула за уши к жизни. Нет, ну надо же… еще два дня назад я так широко, махнув своей пустой башкой, отдал… – Тут он остановился и замолчал. – Да, надо сказать, просто в никуда… Отдал последние деньги Насте, которую я… – Он опять замолчал, не зная, как сформулировать отношение к ней. – Которую я… – Снова, задумавшись, повторил он. – Да чертовы же деньги, мать их! Неужели, все из-за них..? – и у него вырвалось непристойное ругательство.
   Глеб приподнялся и посмотрел назад в полную темноту. Огни берега съела ночь и увеличивающееся расстояние уходящего все дальше и дальше от острова катера.
   – Ого! Похоже, я далековато в море ушел. – Он посмотрел на компас и датчик топлива. – Ну вот, море, и до тебя очередь дошла… Позади ты черное и страшное, впереди ты светлое и лунное, но мне, как обычно, нужно туда, где темно и страшно. – Глеб улыбнулся. Неожиданно, точно сложившиеся, слова попали в ту самую точку его теперешней жизни. – Море… – Он снова посмотрел назад. – Пью за тебя и твою нисколько не пугающую меня темноту!
   Он сделал несколько больших глотков. Сев в кресло капитана, повернул руль на сто восемьдесят градусов и, прибавив яхте скорости, пошел в сторону острова в кромешную темноту.
   Через полчаса он увидел огни гуляющего города, и легкое напряжение, вызванное неизвестностью ночного моря и малым запасом топлива, улетело, а гуляющая душа, успокоившись, снова вспомнила про недопитую текилу.
   – Вот! – громко произнес Глеб. – Оказывается, если идти вперед, даже когда страшно и непонятно, все равно есть свет в конце туннеля. – И он, в который уже раз подняв бутылку над головой, продолжил: – Говорят, за удачу не пьют, говорят, спугнуть можно… Тогда выпью за моего ангела-хранителя и судьбу!
   Сделав только два глотка, он ощутил пустоту бутылки и, откинув ее на диван, направил яхту в марину, отметив про себя, что алкоголя и ночного адреналина было в самый раз, по «рисочку».
   Пришвартовавшись, Глеб опустился в каюту и, присев на диван, расслабился:
   – Ох, и здорово покатался! Удивительно, но, кажется, мои собутыльники мне и правда помогли: луна светила ярко, море успокоилось, ветер стих, и солярки вернуться назад как раз хватило. А какое замечательное состояние я испытал в море!..
   Глеб вздохнул и закрыл глаза.
   В тишине мысли ожили и стали заполнять его голову неспешными рассуждениями и воспоминаниями. Так замечательно, возбужденно он еще общался с природой в Намибии, на берегу Атлантического океана. Глеб с Викторией тогда купили себе береговую рыбалку. Рано утром за ними в отель пришла машина с двумя местными. Один негр закинул ему спиннинг, второй – выкопал у кромки воды яму, из которой он и должен был, упираясь ногами, ловить рыбу. Виктории был выдан раскладной стул и она, устроившись поудобнее, читала модный журнал, абсолютно не проявляя никакого интереса к происходящему.
   Глеб, выглядывая из ямы, словно танкист из люка, получал удовольствие от всего. Океан белой пеной бил по берегу, ветер приносил сильный запах водорослей, чайки носились над зеленовато-синей водой, морские котики симметричными тройками катались по гребням волн. Фляжка, висевшая у него на ремне, горела на солнце сталью и кремлевскими звездами.
   Рыба не клевала и Глеб, наслаждаясь природой, начал потихонечку, небольшими глоточками поглощать ирландский виски. Отдавая лицо припекающему солнцу он, хотя и держал в руках удочку, все же больше наслаждался обстановкой, нежели следил за поклевками. Любуясь пеликанами, ныряющими за рыбой, он сначала почувствовал легкое дрожание удочки, а потом ощутил такой рывок, что, инстинктивно сжимая ее, чуть сам не вылетел из ямы. Он все делал неправильно: упираясь ногами в стенку песка, Глеб с трудом удерживал согнутое дугой удилище и, несмотря на бегающих вокруг него черных советчиков, упорно наматывал леску на катушку.
   – Не так!! – Махали руками и пытались вмешаться негры-помощники. – Нужно мотать леску и отпускать на рывок, иначе порвет!! Там, похоже, идет что-то крупное…
   Глебу даже сейчас было очень приятно вспоминать, как он, никого не слушая, с полной уверенностью, что рыба от него никуда не денется, вытянул на берег сорокакилограммовую рифовую акулу, нарушая все техники лова.
   Виктория, посмотрев на трофей, немного поморщилась, а когда ловкие помощники, оседлав акулу, тут же приступили к ее разделке, вообще отвернулась.
   Потом был смех. Такой смех, что Глеб и тогда, и много раз после, рассказывая это друзьям, хохотал как ребенок, увидевший циркового клоуна.
   Отдав на растерзание рыбу, он, решив выпить за удачную рыбалку, вспомнил о фляжке с виски и спрыгнул в яму.
   Встав на четвереньки, Глеб стал руками ощупывать песок, отчетливо помня, что обронил ее в момент поклевки.
   И вдруг, когда его пальцы зацепили фляжку, все вокруг словно потухло и исчезло. Огромная волна, пришедшая из океана, накрыла его, Викторию на стульчике и незадачливых помощников, увлеченных разделкой акулы.
   От неожиданности и непонимания происходящего Глеб резко рванулся вверх в поисках спасительного воздуха и света.
   Волна-одиночка, рожденная в океане, подняла береговую грязь и, прокатившись вперед метров на двадцать, уже откатывалась назад.
   Виктория, – как настоящий герой этой шутки природы, продолжала сидеть на стуле с мокрым журналом в руках. С модной соломенной шляпки, особенно ценимой ею за бренд, стекала вода и свисали водоросли. Ржавого цвета пена с частями пляжного мусора на лице, шее и одежде держалась хорошо, даже отчасти красиво. Глаза жены испуганно смотрели на Глеба. Боясь даже пошевелиться, тогда она высказала ему все, что думает о рыбалке в общем, и об этом экзотическом отдыхе в частности.
   Глеб, приближаясь к ней и разглядывая подробности ее туалета, не удержался и принялся хохотать. Кишки акулы лежали у ее ног, сарафан превратился в грязную тряпку, модные солнцезащитные очки, сбитые с лица волной, висели на веревочках и были все облеплены грязной пеной.
   – Ну, что ты ржешь-то, дурила?! – ругала его Виктория, вызывая у Глеба новые приступы смеха. – Иди, ищи теперь мою сумочку… Представляю, что с ней произошло! Нет, подожди – я и пошевелиться не могу! Сначала стряхни с меня всю эту грязь и водоросли.
   Глеб, сняв с себя футболку, отжал ее, а потом стал нежно протирать лицо и плечи жены.
   Негры бегали по берегу, тщетно пытаясь найти унесенную куда-то потрошеную акулу. Наконец Виктория тоже стала улыбаться над комичностью произошедшего; а выливая воду из своей сумочки, найденной метрах в десяти от стула, погрозила мужу кулаком и все-таки рассмеялась. Глеб, достав из кармана спасенную из ямы фляжку, подошел к Виктории и обнял ее. Мокрые и счастливые, они пошли к машине.
   Глоточки виски полировали настроение, радость пережитого приключения подогрела желание быстрее добрать до отеля и вместе принять душ.
   – Да-а… – Глеб открыл глаза, часы показывали половину второго ночи. – Жили же мы отлично, было время… – Он встал и пошел в спальню. – Нет, Виктория права – лучше, чем она, у меня женщины не будет… Завтра утром обязательно позвоню ей и сообщу хорошую новость о поездке в Дубай и о новой возможности заработать денег.
   Раздевшись, он лег на кровать, выключил свет и накрылся простыней. Едва устроив голову на подушке, нос его сразу почувствовал запах Настиных духов; ему даже показалось, что простыни тоже хранят еще запах ее тела. Вздохнув и отгоняя от себя мысли о ней, он переместился на другую половину кровати. Сон не приходил, он стал крутиться в поисках удобной позы и, просовывая руку под подушку, сразу наткнулся на какой-то маленький скомканный предмет.
   – Вот штучка! – вырвалось у Глеба, когда он достал из-под подушки белые Настины стринги. – Он поднялся с кровати и включил свет. – Интересно подруга, сколько и где подобных сюрпризов ты спрятала?..
   Просмотрев кровать, Глеб перешел к тумбочкам и, выдвигая ящики, сразу увидел написанное ему письмо: «Котик мой, не знаю, что ты найдешь первым, но я положила под твою подушку мои трусики. Хочу, чтобы ты помнил, как я пахну после секса с тобой. Может, это поможет отогнать от тебя твою жену?.. Я тебя очень люблю, прошу, не возвращайся к ней, будь только моим. Целую и плачу. Когда-то теперь увидимся?.. Настя».
   – Да что же это такое?! – Глеб положил листок на тумбочку и с досадой хлопнул себя ладонью по колену. – Ну и штучка! Это, что называется, удар ниже пояса. И надо же – продумала все, разложила по местам. Да, Настена, ты свое никому не отдашь…
   Глеб снова выключил свет, лег на свою подушку и, заставляя себя спать, принялся считать до ста; улыбка еще какое-то время держалась на его лице, но вскоре растаяла и тоже уснула.
   Утро наступило уже давно. Глеб проснулся, но вставать не хотелось. Зевнув, он потянулся и, медленно опуская ноги на пол, присел. Тело было словно чужое, телефон на кухне разрывался настойчивыми звонками и он, с трудом заставив себя подняться, пошел в центральную каюту. Голова слегка побаливала от наступившего похмелья, во рту ощущалось сухость и хотелось в туалет.
   «Кому это я тут так срочно понадобился?.. – Глеб посмотрел на дисплей. – Так… Москва. Хорошо, давайте и с Москвой поговорим».
   – Доброе утро, Глеб Михайлович. Давайте я вам очень быстро расскажу об изменении наших планов. – Услышал он знакомый голос. – Первое: деньги уже у вас и забрать их нужно сегодня.
   Второе: вечером из Ларнаки есть самолет, постарайтесь на нем улететь. Третье: завтра у арабов большой праздник и они устраивают скачки одногорбых верблюдов – вам обязательно нужно на них попасть, так как эмир прислал приглашение. Четвертое: как мы и оговаривали ранее, послезавтра вы участвуете в оценке рубинов. Все, извините, у меня люди в кабинете, поэтому прощаюсь.
   Глеб, привыкший уже к темпераменту и деловитости своего московского работодателя, не успев проронить ни одного слова, только после отсоединения кивнул в знак понимания головой.
   «Та-ак… Ну, и кто тут меня еще домогался?.. – Продолжил он искать пропущенные звонки. – О… Тут и жена, и Настя уже дважды звонила… Ладно, начнем по старшинству – с Виктории».
   В ожидании соединения Глеб зашел в туалет.
   – Глеб. – Услышал он голос жены. – Чем ты там занят, что не можешь мне сразу перезвонить? Надеюсь, ты не пил прошлую ночь?..
   – Пил, – твердо ответил Глеб.
   – Ну, ладно, не прикалывайся. У меня к тебе серьезный разговор, по телефону не хочу… Давай, приезжай, я тебя завтраком накормлю, заодно и поговорим. Не молчи, что там у тебя за вода бежит?
   – Я умываюсь и чищу зубы… – Глеб чуть не уронил телефон, прижатый плечом к уху. – Хотел тебе сам утром звонить – у меня есть хорошие новости. А раз ты меня на завтрак приглашаешь, то я с удовольствием через двадцать минут буду у тебя.
   – Тебе завтрак английский – с бекончиком и фасолью?
   – Да-да-да, и помидорчики обжарь посильнее. Я уже одеваюсь и выезжаю…
   Зайдя в спальню, он снова увидел на тумбочке Настины трусики и любовную записку.
   «Вот, чертовка, звонит она… – Глеб быстро одевался. – Сейчас сяду в машину и тебе наберу, хитрюга какая, метки она свои оставляет…»
   Он подошел к зеркалу и окинул взглядом свою готовность выходить:
   – Ну вот! Волосы-то я так и не постриг – как торчали из бровей ветки, так и торчат.
   Вернувшись в спальню, он взял маленькие ножницы из несессера и, на секунду задумавшись, убрал в тумбочку Настины «сувениры».
   Уже через несколько минут приведя себя в полный порядок, Глеб закрыл яхту и, сев в машину, поехал на вкусный завтрак. Дорогой он созвонился с офисом авиакомпании «Эмирейт» и, заказав себе билет на вечер, немного поколебавшись, все-таки набрал номер «птички».
   – Все, развод – не перезванивает даже! – Услышал он ее капризно-приятный голос.
   – Птичка, не поднимай мне с утра нерв необходимостью оправдываться, – подыгрывая ей, капризно произнес Глеб. – Спал в обнимку с твоими трусиками и поэтому не мог подойти и ответить.
   – А-а-а… – почти шепотом произнесла она. – Нашел, значит… Молодец!
   – Я-то молодец, а вот зачем ты мне их подложила? Признавайся!
   – Котик, ты, что совсем дурачок? Такие вопросы задаешь… – Настю забавлял разговор, и было слышно, как она посмеивается от удовольствия.
   – Настена! – Глеб решил перевести разговор на другую тему. – Я сегодня улетаю в Дубай: мне нужно по работе. И у меня сегодня будет хлопотный день. Нужно собраться, деньги снять… Ну, сама понимаешь, всякое такое…
   – Ага! – перебила она его. – Деньги снять?! А ты же говорил, что у тебя это последние… Вот я так и подумала, что ты меня обманываешь! Вот ты обманщик, а… Лгун несчастный! – тщательно выговаривала она каждое слово, продолжая играть.
   – Нет, Насть, деньги пришли только сегодня, это расходы на поездку.
   – Ну, ладно уже, прощаю тебя, можешь не оправдываться! Бегемотик мой сладкий, котик мой, я так по тебе скучаю… Ну, и когда ты теперь в Москву прилетишь?
   Тем временем Глеб уже въезжал во двор дома, где жила Виктория – разговор нужно было деликатно сворачивать.
   – Глебасик, привези мне из Дубаев что-нибудь золотое и красивое в подарок! Там, говорят, большой базар и огромный выбор…
   – Настена, птичка моя, все привезу, только сейчас больше говорить не могу – захожу в офис за билетом на самолет. Давай вечерком ты напишешь мне, а я тебе. Договорились?
   – У-у, какой ты занятой и вредный… Ладно, только хороший подарок может тебя простить, учти! Ну, ладно, беги уже… Целую. Пока!
   – Пока, – успел он крикнуть в трубку и услышал гудки.
   Зайдя в свою квартиру, он увидел привычную его взгляду обстановку, фотографии детей и внука стояли на полках. Виктория была не по-утреннему ярко и красиво одета, из кухни доносились волнующие ароматы жареного бекона.
   – Привет, – поздоровался он с женой, – куда проходить? Могу сразу на кухню.
   – Да, привет. – Виктория вошла следом за Глебом. На столе уже было все накрыто, чувствовалось, что она старалась и готовилась к его приходу.
   Глеб сел за стол, ему не нужно было ничего говорить, а ей не нужно было ничего спрашивать. В его тарелке лежало жареное под крышкой яйцо, помидоры имели коричневую корочку, фасоль была без лишнего баночного соуса, кофе с лимоном и одной ложкой сахара дымился в чашке среднего размера.
   Виктория села напротив него.
   – Ну, что же ты… Начинай, все стынет. И можно я за завтраком, как это было и раньше, с тобой поговорю. Не бойся! – Приметила она напряжение на лице Глеба. – Я не буду говорить о твоей женщине, я буду говорить о себе… Итак, я на самом деле не хочу с тобой разводиться, потому что еще очень сильно люблю тебя, но терпеть твою двойную жизнь у меня нет сил… Позвать тебя обратно домой прямо сейчас я не могу – мне нужно время, смириться с твоей изменой. Я вижу: в тебе происходят какие-то перемены, но ты еще мечешься между нами. Это осознавать мне тоже очень тяжело и, я бы сказала, невыносимо больно, но говорю об этом, глядя тебе прямо в глаза… – Она перестала есть и, положив приборы на стол, пристально посмотрела на Глеба. – Заканчивай с ней и дай мне время восстановиться; поживи отдельно месяц-два… Я все забуду, даю слово, этой темы в дальнейшем не коснусь, только ты люби меня и сделай так, чтобы я это чувствовала. Мне так нужны твои поступки, твое внимание и твоя забота… – И она замолчала.
   Глеб смотрел на нее, и чувства раскаянья и вины наполняли его сознание.
   – Нет-нет! – сказала она, заметив, что Глеб собирается встать. – Не надо… не трогай меня сейчас… И – не говори ничего. Все, видишь – я уже улыбаюсь, поэтому давай завтракать. Кстати, ты обещал мне рассказать какую-то хорошую новость.
   Она снова взяла со стола приборы и стала есть.
   – Да, точно! – Искренность ее слов сдавили ему горло. – Есть отличная новость. Москва дала мне хорошую работу, и я сегодня лечу в Дубай.
   – Это не опасно? – Она вопросительно посмотрела на него.
   – Нет, что ты… Даже наоборот. Я думаю, все будет красиво и дорого! Лечу оценивать эмиру рубины, а потом с принцессой Афганистана в Паншере посмотрю месторождение бериллия.
   – О, и правда – звучит красиво… Но все равно, будь осторожен и не пей много с этими царскими особами виски.
   – Можно еще кофе?
   Она встала из-за стола и взяла его пустую чашку. Глеб обнял ее и, подтянув к себе поближе, положил голову ей на грудь. Виктория не оттолкнула его, но и в ответ не обняла.
   – Ладно, Глеб, я налью тебе кофе, – сказала она после затянувшейся паузы.
   – Знаешь… – Глеб отпустил ее и продолжил говорить: – Я уверен – мне удастся заработать денег и оплатить учебу Филину, как и обещал.
   – Отлично! Я так рада за тебя… – Виктория поставила перед ним чашку кофе и вернулась на свое место. – Ты знаешь, а тебе ведь действительно – лучше без усов. И вообще, смотрю, ты стал следить за собой: брови, нос – все ухожено. Я вот тебя не могла заставить это делать. Есть все-таки положительное в этой ситуации.
   Глеб посмотрел на нее и столкнулся с прямым, даже вызывающим, взглядом. В его сознании ясно промелькнула мысль: «Пора уходить, иначе темы любовницы не миновать».
   – Вика, спасибо тебе! Завтрак был – как всегда; отличный! Мне нужно идти, очень много дел: билеты, приборы всякие взять, лупу… Словом, собраться.
   Они вместе, словно по команде, поднялись и пошли к входной двери.
   – Ты тоже замечательно выглядишь – животик, вижу, совсем пропал, – сказал Глеб у открытой двери. – Прошу тебя, не думай ты о ней. Я очень быстро разберусь с этой ситуацией.
   Глеб взял ее за руку и, наклонившись, поцеловал.
   Она смотрела на него, глаза ее были немного влажными и просящими. Молча, в знак прощания она сжала его руку и, виновато улыбнувшись, тихонечко произнесла:
   – Пока…
   Глеб спускался по лестнице, легкая дрожь стресса пробежала по его нервам. Состояние Виктории напугало его, сейчас он отчетливо почувствовал ее боль и ее мучения. Сев в машину он, подталкиваемый желанием что-то сказать жене, успокоить, набрал номер ее телефона.
   – Да, – голос был слабый и растерянный.
   – Дорогая моя, – начал Глеб, – прошу, не расстраивайся. Я все помню, всю нашу жизнь, и ничего не хочу менять. Ты знаешь, я думал, это ты меня разлюбила и хочешь уйти, но теперь я вижу твои чувства и твое отношение ко мне. Ты прости меня – не хотел тебе делать больно… Давай, как ты и говоришь, немного поживем отдельно. Ты успокоишься, я восстановлюсь, а про женщину больше не думай – ее больше нет.
   В трубке воцарилась мучительная тишина.
   – Вика, ты плачешь?.. Не молчи! Хочешь, я поднимусь домой?
   – Нет, нет… Все нормально! Поезжай, занимайся своими делами и улетай. Я услышала твое беспокойство, и мне уже хорошо. Глеб, просто мне нужно время… Пока, мой дорогой…
   – Целую! – Он чмокнул микрофон и увидел, как погас экран его телефона.
   Пробегав остаток дня по намеченному кругу дел, вечером он приехал в аэропорт и, пожелав себе в баре счастливой дороги, вылетел в Объединенные Арабские Эмираты.

Часть 2. Дубай ОАЭ

   В Дубай он прилетел поздно, было уже около полуночи. Долгая процедура получения визы на месте, вкупе с проверкой сетчатки глаза, отняла у него последние силы. Единственным желанием стало как можно быстрее добраться до отеля и завалиться спать.
   Выходя из аэропорта, он достаточно быстро нашел араба, встречающего его с табличкой, и уже через двадцать минут белизна постельного белья приняла его засыпающее тело.
   «Приятно просыпаться зимой в жаркой стране и хорошем отеле», – мысль, которая пришла ему в голову после того как он, проснувшись, осмотрел при дневном свете свой номер.
   Поднявшись, Глеб ощутил бодрость и, решив побаловать себя комплексом упражнений из тайзы-цуань, с усердием и настроением выполнил форму «поглаживание гривы дикой лошади».
   Закончив, он отправился в ванную комнату, сверкающую зеркалами и золотыми завитушками на плитке. Принимая душ, Глеб ощущал, как его настроение, словно воздушный шар, поднимается к вершинам удовольствия.
   Спустившись на завтрак, он был совершенно очарован красотой и богатством ресторана. Пол тут был прозрачен и выполнен в виде аквариума, где прямо под ногами плавали яркие рыбы. Мозаичные стены воссоздавали фрагменты соколиной охоты, столы были сервированы дорогой посудой и ломились от обилия блюд, тихо играла музыка.
   Положив себе в тарелку все, что показалось вкусным и красивым он, выбрав стол у окна, принялся за еду, поглядывая на город. Немного насытившись, Глеб почувствовал острое желание позвонить Виктории и, как это было всегда, поделиться с ней увиденным, особенно останавливаясь на поедаемых им сейчас кулинарных изысках.
   Достав телефон, он набрал ее номер.
   – Алле… Дорогуша, это я! – радостно, растягивая слова, выговорил он.
   – Глебушка, извини, у меня работа – клиентка прямо под руками лежит. Ты хорошо устроился?
   – Да, у меня все отлично. Хотел рассказать тебе о красоте отеля, но ладно, прощаюсь и – целую!
   Желтый конвертик в правом углу телефона говорил о пропущенном письме. Ощущение, что это Настя, пришло к нему сразу.
   – Да, так и есть, – задумчиво произнес он, пробегая его глазами. – Что будем отвечать, господин любовник?! Промолчать ведь не удастся… Напишу ей коротко и сдержанно.
   Глеб стал набирать сообщение, одновременно наговаривая его вслух.
   – Настена, извини, вечером не успел тебе набрать – опаздывал на самолет. Сегодня я очень занят, завтра… – Он задумался и, стерев слово «завтра», написал: «послезавтра вечером смогу тебе позвонить. Целую».
   Поднявшись и вразвалочку проходя мимо десерта, он зацепил еще несколько фиников со вставленным внутрь миндалем и с глазами, полными сожаления и извинения, что больше есть уже не может, покинул ресторан.
   Номер Глеба был уже убран, кровать застелена, а на секретере лежала большая, яркая открытка-приглашение. Пробежав ее глазами и посмотрев на часы, он понял, что машина должна прийти за ним через тридцать минут.
   – Верблюды, – укладываясь на покрывало, по обыкновению сам с собой заговорил Глеб. – И зачем мне нужны эти гонки верблюдов?! Чего я в них понимаю?! Но зачем-то это нужно моему московскому руководству… Темнят, не договаривают. Ладно, поедем и на месте все поймем.
   Он нашел пульт телевизора и, долго переключая каналы, наконец-то отыскал российский, показывающий какой-то очередной сериал. После такого обильного завтрака ему захотелось переваривать пищу с закрытыми глазами, и он позволил себе расслабиться.
   Телефонный звонок быстро разрушил его дремоту, ровный голос работника отеля сообщил ему, что за ним пришла машина и ожидает у входа.
   Поднявшись, Глеб достал из чемодана ювелирную лупу, солнцезащитный крем и, заглянув в зеркало на выходе из номера, подмигнул себе.
   Одев белую рубашку и брюки, он случайно угадал общий цвет одежды всех окружающих его арабов-мужчин в гостевой ложе, куда его благополучно доставил водитель посланной за ним машины. Опустившись на указанное ему место, он только начал осматриваться и изучать свое окружение, как сидящий за его спиной человек наклонился к нему и на хорошем русском языке произнес:
   – Господин Белов! Разрешите познакомиться. Меня зовут Набиль Аль-Науди.
   Глеб обернулся и посмотрел на говорящего.
   – Я – секретарь эмира и мне поручено сопровождать вас, быть вашим переводчиком, отвечать на ваши вопросы и пояснять происходящее.
   – Глеб. – Протянул Глеб руку для приветствия.
   – Наверное, вам проще будет называть меня Набиль.
   Их ладони сошлись в рукопожатии, на лицах проявилась улыбка. Вдруг общий гул голосов затих, и резкий трубный звук разорвал тишину какими-то скрипучими нотами.
   Переводчик снова наклонился к Глебу и заговорил:
   – Сейчас все начнется… У нас в стране очень много принцев, и у каждого взрослого есть своя семья, которая содержит скаковых лошадей, соколов для охоты и беговых верблюдов для состязания в скорости. Посмотрите…
   Глеб повернул голову в ту сторону, куда показывал Набиль.
   – Видите, там выводят верблюдов?.. У них к горбу ремнями привязана дрель на аккумуляторах, в патрон зажат хлыст, все это замаскировано под игрушечного наездника. Когда прозвучит старт, специальный человек включит дрель и верблюд, подгоняемый ударами, побежит быстрее.
   – И сколько ему нужно бежать? – Глеб улыбался, разглядывая в протянутый ему бинокль хитрое устройство на горбе верблюда.
   – О, расстояние короткое – около двух километров, тут важна скорость животного и его нацеленность на финиш. Часто бывает, что верблюд останавливается или вообще разворачивается и бежит в другую сторону, все это – недостатки тренировки и, конечно, как следствие – поражение.
   – Я правильно понял – за каждым животным стоит какая-то известная семья?.. Тогда мне очень интересно: помимо престижа, сколько денег получает победитель?
   – Это – секрет! – Набиль поднес указательный палец к губам. – Пари наши знатные особы заключают только между собой, и сумм ставок никто не знает.
   Чудные, длинные трубы снова издали резкие, похожие на охотничьи, звуки и верблюды, поднимая пыль, рванули вперед.
   – Бегущий верблюд! Это забавно, честное слово!!
   Глеба смешила несуразность движений ног, тела, шеи и головы. Казалось, все двигалось и вихляло отдельно друг от друга, а оттопыренные большие нижние губы, словно желе, вообще колыхались по каким-то своим законам.

   – Да, нам именно поэтому и нравятся скачки верблюдов! – Набиль тоже улыбался. – Бегущий верблюд – это символ радости. Но давайте не отвлекаться. Обратите внимание: тот, у которого номер семь, идет первым.
   Глеб посмотрел по сторонам, арабы вокруг него кричали и размахивали руками.
   – А какой номер у верблюда эмира?
   Седьмой номер уверенно финишировал, и разгоряченная толпа стихла… Набиль, после небольшой паузы, спокойно произнес:
   – Его верблюд проиграл. Сейчас начнутся праздничные танцы и угощения от победителя. А также проведут породистых арабских скакунов, демонстрируя дорогую упряжь. Глеб, пока у нас есть небольшой перерыв, не могли бы вы, учитывая ваш опыт, взглянуть на мои рубины. Вы знаете, у нас это камень крови и родства… Я хочу подарить их своему брату, но не знаю, насколько хороши эти камни. Продавец просит за них большие деньги.
   – Рубины? Почему бы нет. – Глеб достал из нагрудного кармана рубашки десятикратную лупу. – Давайте сюда ваши камушки, сейчас посмотрим.
   Переводчик достал красивую по виду серебряную коробочку и, открыв крышку, протянул ее Глебу.
   – Скажите, а вы мне можете приблизительно сказать, сколько стоят эти три овала? Общий их вес пятнадцать и шесть сотых карата.
   Рубины были отличные. Просмотрев их по очереди, он сразу заметил коричневатый оттенок, обусловленный присутствием окиси железа, и определил принадлежность этих минералов к Таиландскому месторождению. Включения внутри камней были как тонкие пронизывающие насквозь иголки, насыщенность цвета составляла приблизительно процентов семьдесят-восемьдесят.
   – Значит так, – сказал Глеб, возвращая камушки обратно в коробочку. – Рубины по своим характеристикам замечательные, я бы даже сказал – отличные, и принадлежат одному из лучших мировых месторождению – Таиланду. Но есть огромное «но»… Советую вам вернуть эти три камушка назад вашему продавцу.
   – Что?! – Глаза переводчика расширились от удивления. – То есть как это – вернуть?!
   – Просто вернуть, и все. Причина в том, что это пока не ювелирные камни, они еще не прошли полный цикл огранки. Вот, смотрите… – Глеб снова достал из коробочки один камень. – Сверху все замечательно: площадка, верхние клинья и рундист, – вот эта полоска, которая идет вокруг по диаметру камня, – огранены и отполированы. А теперь давайте перевернем камушек… Что мы видим? – Глеб, словно на лекции, старался объяснить переводчику все доступным и простым языком. – Видим мы следующее: нижние клинья и основные грани низа не прошли полировку, они матовые, а шип, – калетта, место, куда сходятся все грани, – должен быть острым, а не тупым, как тут. Больше того, я даже могу сказать вам, почему они так, с нарушениями, гранили и полировали. – Глеб, словно педагог, раскрывающий тему на уроке, придав своему голосу академичность, продолжил: – Вы сказали мне, что они весят пятнадцать с копеечкой карат, а поскольку они одинаковые по размерам, я делаю вывод, что каждый из них по пять целых и две сотых карата. И вот огранщик, закончив полировать верх, взвесил камень и понял, что, продолжая по правилам огранки полировать низ, легко уберет десять соток веса и получит камень меньше пяти карат. А это, извините, совсем другая история и другая цена за карат. – Глеб вошел в лекционный азарт и даже встал со своего стула. – Вы спрашивали меня о цене?.. Так вот, допустим, с огранкой все хорошо и у нас три рубина по полных пять карат каждый. Биржевая стоимость сегодня минимум пять тысяч долларов по карату, следовательно – эти три камушка стоили бы семьдесят пять тысяч долларов. Но если завершить огранку этих рубинов, – как это положено по принятым стандартам, – то у меня бы оказались уже ювелирные камни, но весом, приблизительно, четыре целых восемьдесят сотых карата. И к ним, естественно, применяется другая ценовая шкала – долларов на восемьсот меньше за каждый карат. И, следовательно, такие камни стоили бы на… – Глеб задумался, умножая в уме цифры. – …На двенадцать тысяч долларов меньше. Огранщик, понимая это, остановился и, решив, что пять карат звучит лучше, чем четыре с чем-то, не доделал камень… Ффу! – громко выдохнул Глеб так, словно пробежал сто метров. – Поэтому, мой вам совет: верните эти камни продавцу или, если они вам очень нравятся, смело снижайте на них цену и торгуйтесь после их полной огранки.
   Набиль, увлеченный темпераментным рассказом Глеба, сидел с широко раскрытыми глазами; удивление, словно восковая маска, застыло на его лице.
   – Да-а… – выговорил он через несколько секунд. – Думаю, мне очень повезло, что вы нашли для меня время и так доступно объяснили, что делать с этими рубинами дальше. Выражаю вам свою признательность и глубокое чувство благодарности. – Переводчик встал и низко поклонился.
   – Ну, что ты, Набиль… – Глеб взял его за предплечье. – Что за церемонии?.. Смущаешь меня поклонами своими… Давай попроще, а?.. Как ты видел, мне не стоило это большого труда, поэтому простого «спасибо» будет достаточно. И послушай, если соревнования уже закончились, может, можно меня отвести в какой-нибудь большой магазин? Хочу купить жене и детям подарки.
   Набиль еще раз кивнул в знак понимания и, повернувшись, жестом позвал человека, стоящего у входа в гостевую ложу.
   – Прощаясь, хочу напомнить вам, что завтра в одиннадцать часов утра за вами в отель придет машина.
   – Понятно… Спасибо за комментарии к скачкам. Увидимся. Да… и кстати – у вас замечательный русский язык.
   Глеб повернулся и, следуя за молчаливым провожатым, покинул продолжающий гудеть и танцевать праздник.
   Дорога по улицам заняла какое-то время, пробки – проблемы всех крупных городов – и здесь портили настроение водителям и туристам.
   Огромный торговый мол оказался совсем рядом с его отелем. И Глеб, отпустив водителя, отправился гулять по магазинам. Зайдя в павильон швейцарских часов, он уже было остановился на одной модели, планируя купить подарок своему зятю, как телефонный звонок отвлек его.
   – Да! – сказал он, даже не посмотрев на экран мобильного.
   – Это Набиль беспокоит… Глеб, где вы сейчас находитесь?
   – Не запомнил, как называется шопинг-центр… Но я там, куда меня отвез ваш водитель.
   – Глеб, с вами хочет встретиться личный секретарь эмира. Машина сейчас стоит у выхода «В», сориентируйтесь по внутренним указателям и, если можно, идите к машине прямо сейчас.
   – Хорошо, – ответил Глеб.
   Попросив упаковать и доставить часы в отель, он быстро нашел нужный выход, и уже через пять минут ехал в машине эмира с флагом на капоте, а еще через двадцать сидел в огромном красивом зале за мраморным столом.
   Его ожидание продлилось недолго; двери распахнулись, и в окружении большой свиты прямо к нему подошел высокий крупный мужчина лет пятидесяти с приятным открытым лицом.
   Глеб поднялся. Он не знал, что делать в таких случаях – протягивать руку для приветствия первым или стоять и ждать каких-то действий со стороны. Но, пока он размышлял, человек прошел на противоположную сторону стола, а идущий следом за ним переводчик произнес:
   – Махру Бен-Халиль Аль-Мансур.
   Глеб кивнул головой в знак приветствия.
   – Присаживаетесь, господин Белов, – продолжил говорить переводчик. – Как вам известно, на завтра назначена экспертиза рубинов, которые хотел бы приобрести эмир.
   Глеб опустился на стул.
   – Рубины, которые сегодня показывал вам Набиль, были вашим испытанием – так сказать, тестом. Таким же испытаниям мы подвергли двух других геммологов и пришли к выводу, что в их услугах мы больше не нуждаемся. Поэтому вам предлагается начать изучать тот камень, ради которого вас и пригласили, прямо сегодня. В соседней, маленькой комнате, находится все необходимое оборудование для вашей работы.
   – Как скажете… сегодня так сегодня.
   Глеб занервничал, легкий озноб от испуга пробежал в голове мыслью: «Справиться бы…»
   – Желаю вам удачи, – на отличном русском языке, улыбаясь, произнес личный секретарь эмира, вставая. – Набиль будет с вами столько, сколько потребуется. До свидания.
   Глеб снова поднялся и, попрощавшись, стал наблюдать, как свита, окружающая своего господина, покинула зал.
   – Слушай, Набиль, у вас что тут – все на русском говорят, да еще так хорошо? У меня складывается впечатление, что я в России…
   – О, это великий человек! Он владеет многими языками и большими знаниями. Могу тебе сказать: все, что ты сегодня мне говорил, записывалось на видеокамеру; и он, просматривая нашу встречу, остался очень доволен ею. Ну что, мы можем идти в комнату смотреть камень?
   – Да! – Глеб с готовностью посмотрел на Набиля.
   Они повернулись каждый в свою сторону и направились к двери в другом конце зала.
   Войдя в комнату и немного осмотревшись, Глеб увидел аккуратно приготовленное рабочее место. На столе лежало несколько видов пинцетов, держатели с выдвижными лапками, электронный измеритель линейных размеров, лупа, метлеровские весы и настольная лампа белого цвета. Различные геммологические приборы, полярископы, рефлектометры, коноскопы и прочая ненужная ерунда стояли на другом столе, придавая этому помещению вид лаборатории.
   – Ну… – Глеб, сев на стул, хлопнул в ладоши и растер их. – Приступим! Давай, неси ваше сокровище…
   Переводчик снова, как на скачках, достал из кармана серебряную коробочку и протянул ее Глебу.
   – Ну, что… будем открывать?.. – шутливо сказал Глеб, опуская коробочку перед собой на стол.
   Набиль рассмеялся шутке и произнес:
   – От вас можно всего ожидать… Сегодня вы смотрели на камни только в лупу, но развили целую теорию. Может, у вас есть дар оценивать камни через крышку?
   – Нету, нету такого дара… – Напряжение в нем нарастало, сердце застучало сильнее. – Так что придется открывать… Ого!! – вырвался у Глеба возглас, едва только кристалл оказался у него в руках. – Так, это рафф… Типичный представитель группы корунда. – Он начал медленно вращать его в руках. – Тут кто-то заботливо полирнул два окошка – прямо одно против другого. Спасибо ему, этому хорошему человеку… – произнес он задумчиво.
   Взяв лупу и включив лампу, он долго крутил камень в руках, включал и выключал верхний свет, использовал ультрафиолетовую диагностику, взвешивал, кряхтел, чесал затылок и верхнюю губу.
   – Все! – Он положил рубин обратно в коробочку и закрыл крышку. – Слушайте или записывайте – как вам будет удобнее. Этот кристалл принадлежит Бирманскому месторождению, у него насыщенный красно-фиолетовый цвет, обусловленный небольшим количеством окиси хрома, такой цвет еще называют «голубиная кровь». В камне есть зона неравномерной окраски, короткие прямые иголки рутилы ориентированы по линиям роста в трех направлениях и пересекаются друг с другом под углом шестьдесят градусов. По правилам, – для улучшения распределения цвета внутри рубина, его нужно греть, но именно с этим камнем это делать нельзя: есть риск, что температура снизит насыщенность цвета и намного, процентов на десять, снизит его стоимость… Дальше… – Глеб поднялся и принялся ходить по комнате – это помогало ему собраться. – В огранке я предлагаю отказаться от классической для рубина формы – овал, и делать бриллиантовую, пятидесятисемигранную, в круг. Потому что при таких внешних размерах кристалла овал может выйти пятнадцать или чуть больше карат, а в круге он точно будет больше шестнадцати. И, в заключении, о цене… – Он остановился и внимательно посмотрел на переводчика, делающего на бумаге пометки карандашом. – Я не вижу большого риска в огранке. Большая часть поля светлого цвета уйдет при резке, поэтому делаю вывод: пятьдесят тысяч долларов по карату, а то и пятьдесят пять, будет на выходе. Все! – сказал Глеб и вернулся за рабочий стол.
   – Правильно ли я вас понял: приблизительная стоимость камня после огранки будет около восьмисот тысяч долларов. Не больше?.. Сейчас вес кристалла составляет почти пятьдесят карат. Получается, что семьдесят процентов будет выброшено в процессе огранки?
   – Ну, почему сразу выброшено… Ваши мастера из отпилков сделают три рубина весом до одного карата и много разной мелочи. А что же касается стоимости этого камня… – Глеб постучал ладонью по коробочке. – Я вам указываю так называемую биржевую стоимость, но есть еще надбавка за редкость, эксклюзивность, а о ней можно говорить только после огранки. Но все равно максимально, что он может стоить – один миллион долларов.
   – Понятно… – Переводчик замолчал на несколько секунд и продолжил: – Уже вечер, чтобы вам хотелось увидеть в Дубай?
   – Сейчас я хочу только одного – спать… А завтра отвезите меня посмотреть ваш отель-парус, говорят, под водой там есть ресторан.
   Глеб поднялся, понимая, что разговор закончен.
   – Договорились… Сейчас идите за мной – я провожу вас до машины. А завтра, часам к десяти, будьте готовы к экскурсии.
   Всю дорогу до отеля Глеб крутил головой… Горящий огнями реклам и высоток город был очень красив. Витрины магазинов пестрели обилием товаров, люди, которых днем было явно меньше, прохаживались по тротуарам и никуда не спешили.
   Поднявшись в номер, он сел в кресло и задумался. Прокручивая в своем сознании наиболее важные эпизоды прошедшего дня, он остался доволен собой и своей работой.
   Открыв дверцу холодильника, Глеб достал две маленькие бутылочки «Абсолюта» и пакет апельсинового сока. Сделав себе коктейль, подошел к окну. Усталость и ночной город нагоняли на него романтическое настроение.
   – Эх, сейчас бы разделить всю эту красоту, этот номер с… – Он немного замялся. – С женой, конечно! Чего это я до сих пор торможу. Я женатый, и уже давно, человек… Так! – Он сделал несколько глотков водочного коктейля. – Где тут мой телефон?.. Дорогая, я звоню тебе!
   – Алле! – Услышал он в трубке голос жены. – Глебушка, ты решил мне позвонить?! А я, знаешь, сижу сейчас одна дома, на кухне, пью шампанское и как раз думаю о тебе, а ты тут как тут…
   – Шампанское? По какому поводу праздник?!
   – У тебя, мой дорогой, этот праздник тоже есть. Сегодня какое число?.. Десятое, а это значит, что у твоей дочери…
   Глеб, перебив ее, закричал в трубку:
   – День рождения!!!
   – Да, сегодня ей исполнилось двадцать пять лет! Ты набери ее после разговора со мной, она как раз сейчас дома, там еще утро. Ну, а у тебя что? Волнуешься?! Завтра смотришь камень?
   – Знаешь, они тут все переиграли… – Глеб тщательно подбирал слова – уж слишком ему хотелось похвастаться, рассказать, что он – единственный, кому предоставили право оценивать камень.
   – Словом, я только что вошел в номер отеля – был на оценке и очень устал.
   – Ну, и как все прошло?
   – Нормально. Стою вот у окна, смотрю на вечерний город в огнях, у меня отличный номер, здесь – шикарный ресторан с морской кухней, а тебя вот рядом нет… Грустно!
   Глеб не лукавил, ему действительно очень захотелось заснуть вместе с Викторией в этой мягкой и большой постели.
   – Спасибо тебе, Глеб… мне сейчас так нужны эти слова… Спасибо! Знаешь, а давай по телефону чокнемся за нашу девочку, пусть у нее все будет хорошо! – Жена, – он услышал, – коснулась фужером телефонной трубки и сделала несколько глотков. – Ладно, – вернулась она к разговору, – давай сворачиваться. Позвони лучше дочери, поболтай. Все, целую тебя, пока-пока.
   – Целую, – сказал Глеб и положил трубку.
   Вернувшись в зал, он сел в кресло и набрал номер дочери.
   – А, папулечка мой хороший, дозвонился до меня наконец-то!
   – Услышал он радостный и быстрый голос Александры.
   – Да, Сашенька, привет, моя девочка! Вот, хочу поздравить тебя с днем рождения. – Из трубки доносились звуки музыки и шумного застолья. – Курносик мой, желаю тебе счастья, сил закончить институт, любви твоих близких и терпения в воспитании моего внука!
   – Спасибо, папочка, спасибо огромное, мой дорогой!!! Мне звонила мама, говорит – ты в Арабских Эмиратах сейчас. Красиво там, наверное?
   Глеб услышал в трубке сопение и обрывки детской речи.
   – О, лезет! Лезет, внук твой… Услышал, что я с тобой разговариваю, так уже и трубку рвет… Ну, на уже… поговори с дедом, в гости его зови… Скажи: «Деда By, прилетай в гости на самолете».
   – Алле, деда-деда! – Услышал он в трубке голос внука. – А у тебя есть мотоцикл?
   – Да какой мотоцикл?.. Дай мне трубку и лучше в гости зови… Во… помчался уже куда-то, веретено худое! – Дочь снова взяла трубку телефона. – Минутки спокойно не посидит! Пап, я смотрю, у вас с мамой как-то отношения налаживаются: она последнее время стала о тебе спокойно говорить. Может, потихонечку помиритесь и не будете разводиться?..
   – А с чего ты взяла, что мы вообще хотели разводиться? – Глеб придал своему голосу веселые нотки. – Мы просто переживаем определенный период, назовем его сложным, но не более того.
   – Ой, папочка, давайте уже побыстрее переживайте, а то мы собираемся летом к вам в гости на море приехать! И так хочется вместе, одной большой семьей: с тобой, мамой, Филином – покататься по Кипру, повеселиться, как это было раньше… Папа, тут все тебе приветы передают: муж мой, его родители и друзья, которые пришли поздравить меня с праздником.
   – Спасибо, от меня им тоже привет. Шурик, ну я тебя еще раз поздравляю с юбилеем. Пока не знаю, но если все сложится удачно, то обязательно прилечу к вам в гости. Всех целую, обнимаю. Пока!
   – Папулечка, мы тебя очень любим и ждем в гости! Пока!
   Закончив разговаривать, Глеб вспомнил о своем стакане с коктейлем и снова вернулся к окну. В тишине отельного номера и при виде ночного города он ощутил, словно поймал, внутри себя что-то новое и светлое. Приходило понимание начала, первого шага в другую жизнь, без обманов и ошибок, без ложных чувств и тряпочных ценностей.
   Выключив свет, он медленно разделся и лег. В памяти, словно на экране телевизора, появились лица детей, жены, внука, бегущего по кромке моря, родителей, сидящих за столом на кухне в своей маленькой квартире…
   – Хороший сегодня был день! – сказал Глеб сам себе и, повернувшись на бок, ерзая щекой по подушке, закрыл глаза и заснул.
   Следующий день начался с продолжения праздника живота и яркого теплого солнца. Утренний завтрак снова очаровал его выбором и красотой блюд, а два фужера холодного шампанского заполировали настроение пузырьками радости.
   На улице у отеля, как и было оговорено, его ждала машина и гид, любезно предоставленный Надилем. Проговорив в машине маршрут экскурсии, они поехали в отель-парус.
   Архитектурная фантастичность арабской гордости удивила его простором и красотой форм. Обзорная площадка, построенная на самом верху здания, подкосила ноги легким страхом высоты, но вид залива и города с лихвой компенсировал этот «ватный» дискомфорт. Экскурсионные номера пестрели золотыми красками и парчой, богатство и роскошь определяли главное направление дизайна. Холодный мохито с ароматной мятой в баре одного из ресторанов отеля добавил ему сил и, следуя намеченной программе, они поехали смотреть «голдон сук» – знаменитый восточный золотой базар.
   Желтый металл блестел на прилавках, пугая массами браслетов, колье и цепочек.
   Часовые подделки известных брендов, – с сертификатами и в коробках, – тикали и предлагались за половину стоимости от цены оригиналов. Драгоценные камни разных цветов и размеров покрывали огромные пространства прилавков и витрин.
   Базар шумел зазывалами, и наивные покупатели, растерянно перемещаясь между рядами, по обыкновению покупали то, что громче и красивее предлагалось.
   Попытки продавцов всучить ему очень дорогой камень за маленькие деньги вызывали у него улыбку и заканчивались, как только Глеб доставал лупу и задавал вопросы.
   Действительно хорошие и дорогие изделия лежали в сейфах и, присаживаясь несколько раз за просмотровый стол, он отмечал высокое качество ювелирной работы местных мастеров.
   Вдоволь нагулявшись по бескрайним «золотым» и «каменным» полям Глеб, уставший и веселый, долго путаясь в рядах, с трудом отыскал свой автомобиль и, попросив водителя отвести его в отель, поблагодарил гида за предоставленную экскурсионную программу.
   В номере было прохладно. Он, взяв из холодильника бутылочку минеральной воды, удобно расположился в кресле и приступил к намеченному заранее телефонному обзвону.
   Москва встретила известие о проведении экспертизы как всегда спокойно и сдержанно. Четко работающие офисные служаки, меняя графики встреч и поездок, ничуть не испортили ему настроение, сообщив, что сегодня вечером у него домашний ужин с афганской принцессой. Его немного удивило только позднее время ужина – десять часов вечера; но, поразмыслив, он объяснил это дневным сном большинства жителей жарких стран.
   Времени до ужина у него было достаточно и он, вспомнив, что рядом с отелем находится большой торговый центр и, выпив еще одну бутылочку минералки, отправился в поход за подарками для жены и детей.
   Найдя павильон швейцарских часов, он вначале убедился, что отобранные для зятя «Tissot» упакованы и отправлены в отель, а потом, прогуливаясь между витрин с одеждой и обувью, прикидывал, какую сумму денег он мог бы спокойно потратить.
   В его голове крутилась мысль о покупке колечка для дочери и сережек для жены, но соотношение того, что нравилось ему, с тем, что он мог себе позволить, болезненно не стыковалось. И он, купив дочери колечко в виде леопарда с изумрудными глазками, отправился подбирать жене духи, успокаивая себя тем, что это тоже нужный и хороший подарок.
   Консультант в отделе парфюмерии любезно помогала ему выбирать запах из новых поступлений и даже почти уговорила его приобрести что-нибудь и для себя, как телефон своим звонком вмешался в приятный процесс покупки.
   Дисплей засветился именем «Алексей». Глеб немного задумался, но потом все-таки попросил извинения у обслуживающей его женщины, отошел в сторону и нажал на кнопку соединения.
   – Привет, Михалыч! Ты на Кипре? Звоню узнать, все ли у тебя нормально… Тихо ли у тебя. – Последние слова тот произнес голосом заговорщика.
   – Да, все хорошо… Отдыхаю вот, купаюсь. Похоже, мы действительно в последний раз очень удачно поработали. Ну, а ты что? Работу себе какую нашел или пока дома сидишь? Семья как? Мальчишки твои что, не болеют?
   – Работать пошел, сам понимаешь, сейчас не до жиру… Охранником в ночном клубе. Деньги не ахти какие, но другого пока ничего нет. Семья нормально, все на своих местах: дети в школе, жена на хозяйстве. Только Настя моя пару дней назад в историю влипла… Говорил я ей, вертихвостке – добегаешься! Но она разве слушает кого…
   Глеб, ощутив неприятности всей своей кожей, отошел еще дальше от парфюмерного отдела и, стараясь придать своему голосу спокойствие и обыденность, произнес:
   – Да-а, а что у нее случилось? Со здоровьем что-то?
   – Уж лучше бы со здоровьем… Она, знаешь, тут в Москве роман крутила с одним… уже немолодым таким мужиком.
   Глеб похолодел.
   – Ну и муж узнал… Да не просто узнал, а она сама была вынуждена ему признаться.
   Ноги Глеба подкашивались и он, прислонившись спиной к стене, медленно опустился на корточки.
   – Ну и у них сейчас там разборки полным ходом идут. Сама виновата: тянула из мужика тряпки, драгоценности, а он, балбес старый, уши развесил и дарил ей все, чего она только не попросит.
   – Драгоценности? – переспросил Глеб немного дрожащим голосом. – Какие такие драгоценности?
   – Да обычные! – В голосе Алексея слышался укор. – Он, мужик этот, имел свой ювелирный магазин на Шаболовке, с женой ради нее развелся – до такой степени она ему голову задурила. Я давно об их связи знал, все говорил ей, что нельзя так, нехорошо… А На стена убедила его, что рыжий ее – муж плохой, и что она с ним обязательно разведется. Ну, тот и ждал все, надеялся…
   Глеб закрыл глаза, первоначальный страх переходил в пустоту и злость.
   – А давно Настя твоя с этим мужчиной встречается? И как получилось, что она сама мужу призналась?
   – Давно, с год уже… Я помнишь, говорил тебе: попадешься эдаким красоткам под каблучок – не вырвешься, а ты мне не верил, спорил чего-то… По возрасту он тебе ровесник, еврей только… Вот, подловил ее на вранье. Подробности я, сам понимаешь, не знаю…
   Вот, только, когда он понял, что Настя его за нос водит и мужа оставлять не собирается, взял да и выставил к оплате все ювелирные украшения, которые ей дарил. Она сначала думала, что он так пугает, внимания не обращала, мне все звонила, поддержки искала, говорила: «Видишь, каков подлец – подарки свои назад хочет», а потом сдалась, отвезла ему часть назад.
   Глеб не мог это слушать – честное лицо девушки и слова любви стояли у него в памяти.
   – Ты там что, отвлекся?.. Слушаешь меня вообще? – Алексей немного поперхнулся и, прокашлявшись, продолжил: – Он, знаешь, возил ее везде: ну там, в Питер по музеям, за границу, шубы ей покупал, одежду, обувь дорогую… А она, представляешь, сидит у меня на кухне, смеется над ним, говорит: «Так ему и надо – пусть платит за мое молодое тело». Видишь, Михайлыч, какую я львицу воспитал бессердечную… Я теперь и вообще не знаю: кого она любит, и любит ли вообще…
   – Да-а, – единственное, что смог сейчас выговорить Глеб.
   – А-а… Упустил, не рассказал тебе, почему она мужу-то сама призналась. Она, понимаешь, еще у него денег занимала, говорила, типа проблемы у нее на работе: какую-то дорогую аппаратуру случайно сожгла… Плела, конечно, но тот давал, выручал. А она деньги в кулачок и по магазинам… Главное, он ей утром купит что-то, а она уже вечером снова там же… за новой тряпкой приезжает! Так ты прикинь, муж-то тоже денег давал – со всех собирала… Люди говорят «Молодой пострел везде поспел». Ты знаешь, я даже волноваться начал: может, она на голову больная?.. Представляешь, из-за этих тряпок и цацек столько вранья и проблем имеет – и все равно ее из магазинов метлой не выбить. – Так, подожди… я опять отвлекся! – Алексей замолчал ненадолго. – А-а, о признании тебе рассказываю. Так вот, как только этот мужик понял, что она из него только деньги тянет, и любви никакой у нее нет, говорит ей: «Давай расставаться, но долги возвращай!» У него какие-то бумажки остались, вот он их и достал на свет божий. «Подарки, – говорит, – хорошо, оставляй, как память будет. А долг, говорит – это уж извини. Простая порядочность требует!»
   Глеб мотал головой, лицо его раскраснелось – злость поднимала в нем волну желания справедливого наказания. Двадцать тысяч евро, истраченные Настей за месяц, сейчас снова ледяным ознобом прошлись по нервам, убивая остатки его отношения к ней.
   – А ты откуда так подробно все знаешь? – произнес он, собрав капельки последнего спокойствия.
   – Так этот чудик направил мне все эти бумажки по Интернету – на, мол, братик, полюбуйся! А я-то знать ничего не знал… Как глянул на цифры, так и обомлел! Конечно, балбеса этого я послал куда подальше, но Настену вызвал и говорю: «Что делать-то будем, он же так и мужу твоему все отправить может!..» – И знаешь, что она мне говорит, эта зараза малая?..
   – Что?! Да неужели сама решила мужу признаться?
   Глеб в ярости сжимал кулаки, желваки на скулах ходили ходуном.
   – Точно так! Посидела у меня дома, подумала минут пять и говорит: «Сама все своему рыжему скажу! Ну, был любовник, ну и что?! Скажу ему – семья у нас, ребенок… Ну, сбилась немного, прощай меня и давай дальше жить. Зато этому козлу возвращать ничего не нужно будет, и весь его шантаж как мыльный пузырь лопнет!»
   – Не понял, – сказал Глеб, – так она что, ради того, чтобы долг не отдавать, даже на признание пошла?! То есть, если грубо сформулировать, кинула на бабки мужика?!
   – Да, Глеб. Видишь!.. Мы с тобой жизнями рискуем, деньги зарабатываем, а потом встретим такую, как моя Настя, и денег нету…
   – Ох, плохую ты мне историю рассказал! – тяжело вздохнул Глеб. – Ох, плохую… Даже настроение пропало… Красивая девочка, а живет обманом!
   – Да ладно! Что ты так вздыхаешь тяжело, как будто сам уже пострадал?.. Или твоя малолетка из тебя тоже деньги тянет?.. – В трубке воцарилось молчание. – Глеб, ты чего молчишь? Попал что ли в историю похожую?
   – Эх, Леха! – снова сильно вздохнул Глеб. – Убил ты меня историей своей, последние иллюзии разрушил… Я как раз ходил, думал, как мне дальше жить…
   – Чего тут думать! – перебил его Алексей. – С женой тебе мириться нужно. Я домой прихожу – мальчишки вокруг меня крутятся, из кухни запах вкусный, спокойно все, по-домашнему. А ты прожил столько!.. Семья большая, внук растет – мирись и забудь этих молодых телок!
   – Да уж, твоя страшная сказка мне точно мозги промыла! – Глеб замолчал. – Ты даже представить себе не можешь, как вовремя ты мне эту науку преподнес. Ладно, Леш, болтаем уже давно – на деньги попадешь. Спасибо тебе, что позвонил, что волнуешься за меня… Давай, дружище, прощаться будем.
   – И тебе всего хорошего. Виктории от меня привет передавай. Пока!
   Трубка потухла, а он, забыв о духах и туалетной воде, побрел, едва переставляя ноги, по холлу супермаркета в сторону указателя с надписью «ВЫХОД».
   Вернувшись в номер отеля, он хотел было налить себе водки из бара но, вспомнив о предстоящем ужине, передумал. Плохие и тяжелые мысли роем летали в его сознании, сменяя друг друга, и никак не хотели покидать голову.
   – Не понимаю: как же это может быть? – заговорил он сам с собой, пытаясь успокоиться. – Я нигде: ни в голосе, ни в лице, обмана не почувствовал. А может, она все– таки меня любила? Нет, как же – любила! А жила с другими и брала у них деньги… А главное, я ведь тоже, как и этот ювелир, думал развестись с женой и жениться на ней. Какой ужас!.. Боже, спасибо, что отвел от беды такой!! – Глеб трижды перекрестился. – То-то я смотрю: она мне не звонит и не пишет, – продолжил он озвучивать свои мысли, нарезая круги от окна до двери и обратно. – Да, безусловно, у нее талант – чувствовать мужиков! А я-то думал: как это она так смело и свободно тратит мои деньги?.. А тут, оказывается, опыт большой есть, шахматные комбинации отработаны. В сущности, а что она потеряет?.. От ювелира у нее куча вещей останется, у мужа, если сейчас он с ней расстанется, она с ребенком и квартиру новую отсудит, и машину – то есть тоже все отберет. И запасной вариант у нее подготавливается в моем лице, а подвернется другой – тоже не пропустит».
   Глеб остановился у окна – его отпускало… Горечь обиды и утраченные иллюзии отступали, рассудительность справлялась со злостью.
   – И что интересно, – продолжил он, – не бешенством страдает и не ради любви и секса все эти «вертелки», а только ради благ, которые она получает от влюбленных мужчин. Виктория точно была права – как раз об этом мне и говорила! Вот женщины – друг друга чувствуют безошибочно… Теперь я понимаю, почему Настя так упорно ее пыталась принизить при мне, бабкой ее называла – боялась ее просто! Боялась, что жена откроет мне глаза на нее. Да, Виктория и впрямь выступает сейчас как мой ангел-хранитель. Пока я только на деньги попал, а если бы я с Настей сошелся, то попал бы на жизнь, потому что с моими нервами до греха было бы недалеко… – Он посмотрел на свои большие руки и сжал пальцы в кулаки. – Да прибил бы к черту! Юная жена обманывает старого, глупого мужа – классика жанра. – Глеб хмыкнул и даже улыбнулся. – Счастья с молодухой захотел! Любовь в голове зацвела!..
   Он сначала тихо, потом все громче и громче стал смеяться над собой и своими, теперь уже явно наивными, мыслями и поступками.
   В его голове тихо, словно ветерок, появилась удивительная параллель сравнения с намибийским выстрелом. Тогда он тоже был одержим и очень хотел попасть и уничтожить автомобиль, но оказалось, что промах и есть счастье, и есть удача. Сейчас происходило нечто похожее. Он еще недавно очень хотел быть с ней, но теперь был искренне рад, что этого не произошло, и изо всех сил благодарил за это Бога и свою жену.
   Поглядывая на часы, он видел, как время приближает его к намеченному ужину. Отмечая вернувшееся спокойствие и рассудительность, Глеб переоделся и спустился вниз. Ожидая машину принцессы, он заглянул в ресторан. Вид шведского стола отозвался призывным эхом пустого желудка.
   «Взять, что ли, пару тарталеточек с икрой… – разрешил он сам себе и быстро пошел в сторону легких закусок. – Ну, хочется же есть…»
   Продолжая уговаривать себя, Глеб накладывал в тарелку маленькие бутерброды с рыбой, икрой и ветчиной. Прихватив по дороге к столу шампанское, он нашел себе укромное место в дальнем углу ресторана и, понимая, что до десяти часов оставалось всего несколько минут, начал быстро жевать и запивать.
   «Ну и ладно, червячок заморен и проглочен, пора ехать…» – Он встал из-за стола и, на ходу вытирая салфеткой губы и руки, вышел в вестибюль, где его уже ждал водитель.
   Сев в машину принцессы – старый, но заслуженный представительский «Мерседес 500 SL» Глеб, осмотревшись по сторонам, ясно представил себе, что в этой стране проживают не только шейхи и миллионеры.
   Дом, к которому они подъехали, был обычным многоквартирным строением.
   Войдя в него и поднимаясь на лифте, Глеб все больше и больше удивлялся происходящему. Словосочетание «афганская принцесса» и обычный жилой дом как-то не состыковывались в его сознании.
   Он позвонил. Дверь в квартиру открылась, перед ним стояла женщина лет шестидесяти-шестидесяти пяти.
   – Хафиза, – произнесла она, здороваясь. – Проходите, пожалуйста, мне очень приятно с вами познакомиться.
   – Глеб, – в свою очередь произнес он, проходя в квартиру.
   Внутреннее убранство квартиры было действительно богатым и значительно больше походило на апартаменты, в которых, по его пониманию, и должны проживать королевские особы.
   Высокие, метра четыре, потолки, дорогая мебель, серебряные кувшины, гнутые арабские сабли в инкрустированных камнями ножнах, старые фотографии в массивных деревянных рамах создавали тот приятный, сладкий, словно дымок кальяна, колорит востока. В центре столовой был накрыт большой стол, двенадцать деревянных стульев с высокими спинками стояли вокруг него, словно солдаты на посту.
   – Присаживайтесь, господин! – Указала Хафиза рукой на заранее отведенное ему место. – У нас сегодня обычный домашний ужин. Сейчас к столу выйдет мой муж, и мы начнем.
   Глеб поблагодарил за приглашение и, присев, пододвинулся к столу.
   В появившуюся паузу ожидания хозяина дома Глеб, разглядывая сервировку, отметил высокое качество фарфора, а габариты серебряных ножей и вилок с ажурным рисунком на рукоятках вызвали у него восхищение.
   Однако не прошло и нескольких минут, как шумно, сопровождаемый двумя азиатками, в столовую вошел мужчина, возраст которого уже давно убежал за семьдесят.
   Глеб хотел было для приветствия подняться, но Хафиза, опустив руку ему на плечо, остановила порыв.
   – Андреас. – Он подошел к Глебу вплотную и протянул руку. – Удивлены? Я тоже киприот. Правда, родину свою я покинул сорок лет назад.
   – Глеб. – Все же немного привстав со стула, произнес Глеб, пожимая руку хозяину дома.
   – Ну и замечательно, ну и прелестно!!! Давайте будем начинать, а то я, пока спал, ужасно проголодался, – сказал Андреас и сел за стол.
   Хафиза, отдав какие-то распоряжения, присела рядом с ним.
   На столе, словно по команде, появились огромные мясистые помидоры в листьях мяты, ореховый хумус, редиска с каплями воды на ярких округлостях, долма, маленькие, словно колибри, птички в каком-то темном соусе. Тонкие хлебные лепешки накрывали кусочки мяса, нанизанные на небольшие деревянные шампуры.
   – Глеб, вы пьете арак? – прервал разглядывание стола Андреас.
   – Да, конечно, я пока еще по гражданству не киприот, но живу там давно и поэтому с удовольствием пью его.
   – Прекрасно, будет с кем сегодня выпить!
   Внешний вид Андреаса, его веселая манера общаться и простота сразу понравились Глебу, и первое напряжение, вызванное новым местом и новыми людьми, стало потихонечку отступать.
   Прислуга, смешав арак с водой и льдом, разлила его по мерным стаканчикам; получившийся напиток был белый, как молоко, с запахом аниса и детства.
   Ужин, подогретый алкоголем и вкусной едой, способствовал смене одних тем разговора на другие и плавно подошел к главному – цели приезда Глеба в Дубай.
   – Вы знаете, Глеб, люди, которые рекомендовали вас, известны мне очень давно. В период, когда советская армия находилась на нашей земле, мы небольшими партиями продавали вам изумруды. Поэтому это месторождение хорошо известно Москве. Я договорилась с братом, – он руководитель службы безопасности всей нашей королевской семьи, и мы организовали вам самолет в Афганистан.
   – И когда же мой вылет? – Глеб потянулся и взял с тарелки сочную мятную веточку.
   – Уже сегодня, – Хафиза посмотрела на свои ручные часы, – в шесть утра.
   – Что?! А как же…
   – Нет-нет, не волнуйтесь… Вы остаетесь ночевать у нас в гостевой комнате, а в пять часов за вами приедет охрана и отвезет в аэропорт. Самолет частный, нашей семьи, поэтому вы никуда не опоздаете.
   – Глеб, за это надо выпить! – разошелся Андреас, похоже, уже не очень ориентирующийся в разговоре.
   – М-да, за это точно надо выпить, – удивленно произнес Глеб.
   – Немного неожиданно, но, в сущности, какая теперь разница… Тем более что все уже решено.
   Он поднял стаканчик с араком и выпил следом за хозяином.
   Хафиза, видимо, отлично знающая дозы и возможности своего мужа, легким движением руки дала прислуге команду, и веселый мужчина, поддерживаемый под мышки, покинул ужин.
   – Вы прилетите туда и самолет будет ждать вас, чтобы вернуть, – продолжила она разговор. – От аэропорта до шахты вас будут везти машиной, служба охраны будет отвечать за вашу безопасность на протяжении всего вашего периода пребывания в стране. Телефон там не работает, поэтому для связи у охраны, – на всякий случай, будет спутниковый.
   – М-да, – точно так же произнес Глеб, – серьезно все.
   Услышанная им информация, изгоняя алкоголь, напрягла его.
   Было ясно: второе задание становилось не таким пушистым и праздничным, как первое.
   – Тогда давайте будем отдыхать, времени для сна осталось немного. Спасибо за ужин, все было очень вкусно, особенно мне понравились птички: косточки так приготовлены, что ими можно было даже смачно похрустеть.
   – Да, спасибо. Мне было приятно познакомиться с вами и провести вечер. – Она оглянулась и снова жестом подозвала к себе прислугу. – Сейчас вас проводят в спальню, желаю вам спокойной ночи.
   Глеб поднялся из-за стола и прошел в гостевую комнату. Огромная, застеленная черным атласным бельем кровать приняла его уставшее тело и, едва только он закрыл глаза, как его уже разбудили.

Часть 3. Афганистан. Паншер

   Самолет летел над Ираном уже три часа. Глеб вертелся в кресле, попытки наверстать ночной сон ни к чему не приводили. Как только он начинал погружаться в состояние расслабления, как летающий канадский антиквариат под названием «Самолет королевской семьи» куда-то основательно проваливался.
   Инстинктивно хватаясь за подлокотники, он в испуге осматривал салон, потом землю за иллюминатором и, успокаиваясь, закрывал глаза до новой воздушной ямы.
   «Как-то все идет не так, – размышлял он, коротая время. – Лечу черти куда на какой-то этажерке весь в белом – и без зубной щетки. Чего они хотят, чтобы я там увидел? Похоже, просто кому-то в Москве, для отчета, нужна фраза «лично проверили наличие изумрудного месторождения». А мне теперь лети в эту дыру… Пусть даже и не думают – я в шахту не полезу. Там, небось, вообще никакой техники безопасности нету… – Уши Глеба почувствовали снижение: Ну, вот, кажется и вниз пошли».
   Он посмотрел в иллюминатор: гористая местность тревожила его неизвестностью.
   – Интересно, сколько еще на машине до места ехать? – Глеб вздохнул. – Ладно, назвался груздем, полезай в кузов! Что бы ни было, а это – работа».
   Самолет задрожал и очень резко нырнул вниз. Чувство тошноты, живущее в нем весь полет, сейчас подкатило к горлу еще ближе.
   «Зараза, кто учил этих пилотов так летать?!» – Глеб немного запрокинул голову назад и зевками, снижая давление в ушах, перешел к ровному глубокому дыханию.
   Звук двигателя менялся – то ревел, то пропадал, а появившееся раскачивание указывало, что сильный боковой ветер мешает приземлению.
   – Давайте, мальчики, давайте… – зашептал Глеб. – Башка у меня сейчас лопнет, да и птички вчерашние наружу просятся. Сажайте, ребятки, быстрее, терпеть уж нет сил!
   Он вжался в кресло и еще сильнее сдавил руками подлокотники. С трудом, из последних сил удерживая над собой контроль, Глеб ждал, считал секунды, и наконец-то долгожданный удар шасси и короткий пробег по полосе принесли ему облегчение.
   Выйдя из самолета, он вдохнул свежего и прохладного воздуха. Из кабины пилота кто-то выглянул и, улыбаясь, помахал ему на прощание.
   – Да пошли вы! – вырвалось из больной головы Глеба. – Обратно лучше пешком пойду…
   Осматриваясь по сторонам и постепенно возвращаясь к жизни, он заметил, как от стоящего вдалеке здания отъехали два джипа.
   – Ну вот, похоже, и кавалерия по мою душу скачет… И резво так скачет!
   Машины подъехали к нему вплотную, притянув за собой облако пыли.
   – С прилетом, – выговорил водитель первой машины на плохом английском языке в открытое окно. – Идите на заднее сидение, там для вас приготовлена одежда и в картонной коробке – еда.
   Обогнув машину, Глеб сел на заднее сиденье автомобиля и сначала заглянул в коробку. Баночное пиво, курица и помидоры с салфетками напомнили ему типичный походный набор российских автолюбителей.
   Машины тронулись и поехали; водитель оглянулся на Глеба и совершенно неожиданно для него заговорил на русском языке.
   – Ну что, давайте знакомиться… Меня зовут Рашид, я помощник Хафизы и человек, отвечающий за вашу безопасность. Кто вы и как вас зовут, я знаю.
   – Боже, да что же это такое?! Куда ни прилечу, все говорят на русском! – Улыбаясь, Глеб открыл банку пива. – Хотя, это даже замечательно. Расскажите мне: куда мы едем, сколько это займет времени, и вообще – какие у нас трудности впереди.
   – Тогда давайте по порядку. Ехать нам недалеко, часов пять-шесть.
   – Ого! – неожиданно вырвалось у Глеба.
   – Нет, правда недалеко… По нашим меркам – это даже рядом, – продолжил Рашид. – Дорога будет хорошая, и поэтому ехать мы сможем достаточно быстро, но есть одна небольшая проблема. Мы должны будем проехать два американских блокпоста, а так как у вас европейское лицо, они сразу заинтересуются вашими документами. Решать мы эту проблему будем так: они знают наши машины и знают, что мы часто тут ездим. Рядом с вами на сидении лежат штаны, халат и чалма. Вы переоденетесь и у поста притворитесь спящим, будить они вас не станут, а я буду сам с ними разговаривать, тем более что сзади, в джипе, сидит личная охрана брата Хафизы.
   Глеб от удивления перестал пить пиво, вопросы попросту застряли в его горле.
   – Доверьтесь мне. Я делал подобное много раз. Американцы не будут конфликтовать и досматривать с пристрастием машины королевской семьи – у вас нет оснований для волнения.
   – Утешили… – как мог ироничнее произнес Глеб. – И через сколько часов на дороге состоится наш карнавальный бенефис?
   – Нет, переодеться вам нужно сейчас – вдруг вы действительно заснете, что было бы просто замечательно и весьма правдоподобно.
   Глеб развернул халат – тот оказался расшит серебряными нитями, и на его черном фоне это смотрелось богато и красиво. Поставив недопитую банку пива обратно в коробку, он стал переодеваться.
   Новая одежда не имела размера и легко подошла ему, чалма же показалось вообще самой ценной вещью, особенно когда он, допив пиво и съев половину курицы, откинул голову на стекло и задремал.
   Рашид вел машину спокойно, притормаживая на ямах, стараясь не трясти расслабленное и храпящее тело Глеба.
   Дорога шла между гор, спускались сумерки, американцы пропустили их, даже не заглядывая в машину, а Глеб все спал и, по мнению своего водителя, делал это прекрасно и громко.
   – О, Рашид, уже темнеет! – Наконец услышал тот голос Глеба.
   – Сколько я проспал? Где наши американские друзья?
   – Все. Всех проехали, через час будем на месте. Вы замечательно сыграли роль спящего человека и проспали пять часов.
   Рашид посмотрел в зеркало заднего вида. Глеб мотал головой, разминая затекшую шею.
   – Ну и замечательно! Я так хорошо вздремнул, да и дорога к концу идет… Ты говоришь, нам еще час ехать… Следовательно, месторождение я буду смотреть завтра утром. А вот там, куда мы сейчас едем, есть, где поспать?..
   Рашид засмеялся.
   – Вы же только что проснулись и опять думаете, где поспать…
   – Нет, ну я так спрашиваю, просто интересно, сколько звезд будет в моем отеле.
   – Должен вас расстроить, вы уже в этом отеле живете и даже спали.
   – Не понял… – Голос Глеба стал серьезнее. – Так мы будем спать в машине?..
   – Конечно. Место, куда мы едем – деревня, и там нет отелей; а шахта вообще находится в двух километрах от нее. Я и охрана будем спать в палатке, – мы же кочевники, а вы тут. Если будет холодно, включайте двигатель.
   – Романтично! А что, на территории шахты нет никакого строения, административного здания, где можно было бы косточки бросить?
   – Завтра вы все увидите и поймете сами, ну а сегодня мы еще сядем за стол, – как раз в доме управляющего шахтой и поужинаем.
   – Поужинаем? – переспросил Глеб. – Замечательно! А то перспектива холодной дорожной курицы и отсутствие звездочек в моем отеле стали изрядно огорчать меня…
   – Да, думаю, вы знаете, что по обычаю наших народов мы не пьем спиртного, поэтому на столе в кувшинах будет стоять только вода. Но когда вы будете ложиться, – салон в машине вам разберет охрана… – Рашид замолчал и, наклонившись вправо, открыл бардачок. – И в полном вашем распоряжении вот эта бутылка.
   – Какая такая бутылка?
   Глеб подвинулся ближе к спинке переднего сидения и увидел пузатую бутылку шотландского чиваса.
   – О-о, виски! Рашид, ты – гений!!! Слушай, а дай мне ее сейчас, сделаю-ка я пару глотков…
   – Нет, извините, сейчас не могу, от вас будет пахнуть. Запах может оскорбить хозяина дома, где мы будем ужинать.
   – Ой, как все сложно тут у вас… А пиво я пил несколько часов назад – это как?..
   Рашид несколько секунд не отвечал, потом махнул рукой и произнес:
   – Ничего, давно уже было. Потом пиво – сколько там того алкоголя?..
   Глеб откинулся назад. За окном стало совсем темно, спина затекла и ныла, а проснувшийся мочевой пузырь дал сигнал голове, что пиво организмом отфильтровано и просится наружу.
   – Рашид, ты бы где-нибудь остановил хоть, а? По маленькому сбегать и ноги заодно размять…
   – Да хоть тут. – Автомобиль стал притормаживать. – Только вы зайдите спереди, я выключу свет – не нужно, чтобы наши мужчины видели, как вы стоя писаете.
   Машина остановилась. Глеб, встав спиной к капоту, поднял глаза на звездное небо и, получая удовольствие от Вселенной и освобождения пузыря, дышал прохладой горного воздуха.
   Сделав свое дело, он немного прошел вперед, раз пять присел, скрипнув коленями, наклонами размял позвоночник и вернулся обратно в машину.
   – Поехали, что ли, – сказал он, захлопывая дверцу машины. – Там звезды такие на небе… Словно лампочки… красиво! Тут, похоже, на десятки километров никого нет, тишина стоит – аж звенит. Наверное, тысячи две над уровнем моря будет…
   – Да, афганские горы и звезды воспеты лучшими восточными поэтами: Фирдоуси, Алишер Навои да и ваши, русские, Иван Бунин, например, тоже любовались и писали об этих местах.
   «Ого, – подумал про себя Глеб, – а помощник-то не так прост. Интересно, откуда такие познания?»
   – А горы тут действительно высокие. Мы едем вдоль горной гряды Гиндукуш, тут есть вершины до шести тысяч метров. Это край снегов и вечности.

   – А чем занимаются местные жители в такой скалистой местности? Ну, конечно, кроме созерцания природы…
   Глеб старался шутить, но его настроение менялось: холод, отсутствие условий для нормальной жизни пугали его.
   – Тут нет плодородных земель и ничего не растет, люди в горах уповают на Аллаха и работают в артелях. Изумруды – вот их главный доход.
   – Ты не сказал мне, какая народность тут проживает. Надеюсь, не моджахеды или как там называются эти горные басмачи, которым никто не указ: ни мы когда-то, ни их правительство, ни американцы сейчас.
   – Странный вопрос вы мне задаете. Я думал, вы знаете, что это – исконные места моджахедов; а деревня, куда мы едем, одно из их поселений.
   – Слушай, Рашид, я же русский!
   Глебу стало не по себе, легкий холодок страха пробежал по спине.
   – Вы русский?! Кто сказал? – Сделал тот удивленное лицо. – Не волнуйтесь, я шучу. Кто будет тут в горах спрашивать, а тем более проверять ваш паспорт? Вы – гость Хафизы и киприот, поэтому за ужином мы с вами будем говорить на английском.
   – Рашид, а сколько еще в вашем мешке сюрпризов? – Глеб злился. Его беспечность сейчас подошла к опасной черте. – И когда, интересно, вы собирались мне все это рассказать?..
   – Извините. – Голос Рашида был спокоен и тих. – У нас на Востоке принято отвечать на вопросы, когда их задают. И потом, в самом начале нашей встречи я сказал вам, что вы под моей ответственностью, и если будете выполнять мои просьбы, то с вами ничего не случится.
   Глеб замолчал. Сначала оглянувшись назад, он проверил: едет ли за ними охрана, потом вздохнул и стал смотреть в темное окно, где плохо различимые силуэты гор уже совсем не радовали его.
   Остаток пути прошел в молчании. Когда они остановились, Рашид вышел из машины и куда-то ушел. Минуты ожидания тянулись и усиливали напряжение; Глеб невольно ухмыльнулся, подумав, что на этот раз он забыл свои дикобразьи иглы дома.
   Неожиданно дверь автомобиля открылась. Рашид протянул Глебу фонарь и попросил следовать за ним. Охранники тоже вышли из машины, и все они темными силуэтами двинулись по каменистой дороге в слабо освещаемую темноту.
   Минут через пять вся группа вошла в дом, снаружи больше походивший на черный квадрат без окон и света.
   – Махаммат Hyp, – представил хозяина дома Рашид. – Он – управляющий артелью и служит у Хафизы.
   Мужчины поклоном головы поприветствовали друг друга.
   Рашид сказал что-то охране на фарси и, пропуская Глеба вперед по коридору, предложил пройти в комнату, где для гостя уже был накрыт стол.
   – Нас будет только трое? – спросил Глеб, усаживаясь на одну из подушек, разбросанных вокруг низкого стола.
   – Да. Я же говорил вам, что все будет спокойно и по-домашнему, ужин – простой знак гостеприимства хозяина и уважение к гостю.
   На столе лежали толстые лепешки хлеба, курага, изюм, какие-то орехи и в большом глиняном блюде, издавая потрясающий аромат, крупные куски мяса.
   Ели молча, лишь изредка хозяин дома и Рашид обменивались какими-то фразами, смысл которых не читался даже на их спокойных лицах.
   Насытившись, Глеб сразу захотел обратно в машину: в его «отеле» лежала бутылка виски, да и интерьер там за время пути стал для него более привычен и безопасен, нежели дом, в котором он сейчас находился.
   Рашид почувствовал ерзанье Глеба и, поймав на себе его взгляд, вытер руки о полы халата, поднялся и поклонился хозяину.
   – Вижу, вам уже хочется в машину. Ну, что же, я поблагодарю хозяина за гостеприимство и провожу вас.
   Глеб тоже поднялся. Еще пару минут он слушал спокойную незнакомую речь, а прощаясь с хозяином, поклонился так же, как это сделал Рашид.
   В машине было замечательно: печка нагрела салон, он поймал арабскую музыку и, сняв с себя халат и чалму, открыл бутылку.
   Первые же глотки виски вернули его состоянию спокойствие и радость. Трудный и долгий день подходил к концу. Он лег на спину и посмотрел на звездное небо.
   – Боже, куда меня опять занесло… – произнес он вполголоса. – Сутки назад сидел в Дубай, пил арак, а сейчас в каких-то горах Гиндукуша на звезды смотрю… Что-то меня сегодня как-то трясло, прямо страхом охватывало. Старею что ли?.. Весь день, как на иголках… И чего меня так раскачало?.. Настроился, наверное, плохо. Поехал, как в санаторий, а тут прогулочки даже поопаснее, чем в Африке. – Он, сделал еще несколько глотков виски и закрыл бутылку. – Ладно, будем спать, а провожатый мой, литературовед этот, похоже, человек опытный и толковый. Доверюсь ему, и все будет хорошо…
   Он выключил свет, сделал музыку чуть потише и, подсунув чалму под голову, попробовал заснуть.
   Ночь была плохая и длинная. Глеб часто просыпался, вертелся, выключал и, замерзнув снова, включал двигатель, думал о жизни, ругал себя за малодушие и истраченные Настей деньги, а с первыми лучами солнца появился Рашид.
   – Вы не спите? – спросил тот, опять не произнося имени Глеба. – Тогда можем выезжать. Эту машину приведет в порядок охрана и приедет на шахту позднее, а мы поедем на их автомобиле.
   Глеб молча вышел. Было холодно, иней на камнях играл солнечными лучами, изо рта шел пар; деревня, освещенная утренними лучами солнца, просыпалась и наполнялись звуками.
   Дорога до шахты заняла минут пятнадцать-двадцать. Уже на подъезде он увидел небольшую группу людей, столпившихся у занавешенного брезентом входа в пещеру.
   – Выходим, – сказал Рашид и остановил машину.
   Глеб хлопнул дверью немного сильнее, чем это можно было бы сделать, и следом за своим проводником вошел внутрь.
   Слабые лампочки, словно гирлянды, висели на стене и уходили дальше по коридору; где-то стучал дизель-генератор; на полу, у самой стенки, лежали лопаты, носилки, веревка, какие-то ящики с арабскими надписями и металлические канистры.
   – Это что, вход в шахту? А люди на улице – рабочие? – Глеб поежился: теплый халат не спасал, и он чувствовал легкий озноб.
   – Нет, это ответ на вопрос по поводу административного здания. Говоря вашими современными названиями – это офис. Тут сидит управляющий, у него вчера мы и ужинали. Давайте пройдем дальше по коридору. – Рашид снова пропустил его вперед и они, миновав поворот, зашли в большую, комнату метров сорока с хорошим освещением и приличной деревянной мебелью.
   Махаммат, увидев гостей, поднялся и поздоровался.
   – Ну вот, Глеб Михайлович, присаживайтесь… Мы достигли цели нашей поездки. Что бы вы хотели увидеть: документы, кристаллы?.. Спрашивайте, я буду переводить.
   Неожиданно сильный взрыв качнул стены и пол, свет в лампах замигал, но через секунду восстановился и снова стал гореть ярко.
   – Что это? – спросил Глеб, с опаской поглядывая на каменные стены и потолок.
   – Взрыв… динамит. А как вы думаете, добывают породу в шахте? Камень лопатой не возьмешь.
   – Не волнуйтесь, шахта в километре отсюда – это отголоски; так сказать, остаточные колебания.
   – Ничего себе – отголоски!.. Стены ходуном ходят, и камень весь гудит от взрыва. Вы знаете, меня интересует только одно…
   – Глеб машинально прикинул расстояние до выхода на случай быстрой эвакуации из пещеры. – Сколько здесь изумруда и каковы его запасы? И, если есть возможность, покажите мне рабочие журналы по суточной добыче и ваш вчерашний улов.
   Рашид перевел сказанное, и Махаммат начал вытаскивать из шкафов большие книги, карты, какие-то свертки и в заключение поставил на стол железный ящик, который обычно используют под инструменты.
   – Нет-нет! – Замахал руками Глеб. – Это не по моей части – бумажки смотреть. Так мне, на словах расскажите, сколько вчера добыли. И покажите – что.
   Рашид, выслушав управляющего, перевел:
   – У них нет такого понятия «суточная добыча». Вот в ящике…
   – Он открыл его и выложил на стол большой камень с торчащими из него зелеными (по форме напоминающими карандаш) кристаллами. – Находится образец, приготовленный для вас. Вчера таких камней с изумрудами нашли и отвезли на переработку килограммов пятьдесят.
   – Вот мы и подходим опять к моему вопросу. – Глеб взял со стола камень в руки. – Сколько вот этих… – Показал он пальцем на зеленые вкрапления. – Карандашиков вы, отсоединяя от корня, получаете? И именно их я хочу посмотреть.

   Рашид снова пошептался с управляющим и продолжил:
   – Хорошие крупные изумруды они каждый месяц отправляют в Дубай, их приблизительно до килограмма, а такие, что похуже и помельче, переправляют в Пакистан; приблизительно килограммов двадцать. Потом он говорит, что ему велено с вами передать посылку с камнями для Хафизы. Там камушки хорошие, все отобранные и крупные.
   Глеб поднял глаза на Рашида и положил породу обратно на стол.
   «Вот… – сразу промелькнуло у него в голове. – Вот оно, где собака зарыта, вот настоящая моего причина приезда на месторождение!.. Так вы, московские бонзы, курьером меня решили сделать… Красиво расслабить на работе с эмиром, а потом в Афган, за камушками!..»
   Память тут же прокрутила пленку событий последних дней назад.
   – Опа-на… – неожиданно для всех произнес Глеб. – Вы несите, несите посылочку, я взгляну… Да, а бумажки свои можете обратно убрать.
   Он поднялся со стула и через секунду сел на него обратно.
   – Что-то не так? – удивленно спросил Рашид.
   – Да нет, все так. Все так, как надо. – Голос Глеба стал твердым и чеканил каждое слово. – Делаем вот как. Берем посылку и едем к самолету прямо сейчас – в Дубай у меня будет много времени разглядеть эти изумруды. Шахту я и смотреть не буду: творите вы тут полный ужас. Берилл [1 - Берилл – изумруд является прозрачной разновидностью берилла.] относится к самым хрупким минералам, легко раскалывается и покрывается трещинами… А вы его динамитом! Извини, Рашид, но как серпом по яйцам… Сразу бы уже взяли молоток и дубасили кристаллы до состояния пыли. При таких, как вы говорите, добычах, вы бы могли уже технику купить, грызть породу машинами и каждый камушек нежненько в бумажку туалетную заворачивать. Понятно… – Он кашлянул, холод проникал в горло. – Что я тебе тут рассказываю… пустое… как молотили вы, так и будете! Семья королевская большая, им денег на жизнь не хватает – я видел. Что уж тут говорить о каких-то машинах и технике безопасности. Но ты скажи мне, Рашид… – Глеб подошел к нему вплотную. – Сколько тут людей гибнет каждый год под завалами?.. Зона-то сейсмическая. Молчишь?.. Ну, молчи, молчи… Ты извини, что я так эмоционально говорю – так, накатило что-то… Давай, бери посылку и пойдем на воздух, там солнышко, наверно, пригревает…
   Глеб развернулся и, не прощаясь с управляющим, вышел на улицу.
   Внутри все клокотало. Он стоял, смотрел на горы, на масштаб их величия и ничего не замечал. Даже холод, пронизывающий его утром, отступил перед натиском злости и разочарования.
   «Ну, как же так, – рассуждал он про себя, прогуливаясь рядом с джипами, – мне скоро пятьдесят лет, я – опытный геммолог, а меня кидают к черту на рога, в холод, в сложную страну простым курьером – пакетик довести… Непонятно, почему вообще мне нужно было сюда прилетать? Сидел бы себе в Дубай и ждал звонка от принцессы – приезжай, мол, забирай посылочку. Нет, стоп… камушки я должен передать Хафизе, я же не в Москву их повезу. Тут что-то другое… – Он перестал ходить. – Тут надо еще подумать».
   Глеб сел в машину и с пассажирского места включил двигатель.
   – А может, это принцесса решила сыграть свою игру? – продолжил он размышлять уже вслух. – Едем через армейский пост, американцы досматривают меня – и цап!.. А они, королевская семья, ни при чем – русский какой-то промышляет тут, камушки нелегально возит. Нет, тоже бред какой-то… Вон, спрятал в машину и вози через любые посты, сколько хочешь. Уф, да что же это за поездка у меня такая?..
   Он вздрогнул, дверь автомобиля открыл Рашид.
   – Что, напугал? Вижу, задумались над чем-то. – Голос его, как обычно, был спокоен и выдержан. – Вот! – Протянул он Глебу квадратную коробку из-под виски, которое лежало в бардачке машины. – Тут камни для Хафизы.
   Он включил передачу, и они поехали.
   Глеб принял коробку; по весу она была килограмм, а может, и больше.
   – И куда ее сейчас можно положить? У меня никаких сумок нет.
   – Да вниз, под ноги, чтобы американцев не дразнить. Лишь бы им на глаза не попадалось, и все нормально. Кстати, хотите выпить? Теперь можете выпивать, когда захотите – встреч с моджахедами больше не будет.
   – Не откажусь. – Глеб положил коробку на пол под водительское сиденье и, приняв от Рашида виски, сделал несколько небольших глотков. – А скажи, Рашид, тебе часто приходится передавать камни в Дубай? Ты их возишь в машине… это, вообще – рискованное дело? Блокпосты разные по дороге, а может, и басмачи какие нападут?.. – Глеб решил немного прощупать взволновавшую его тему.
   – Ну, раза два в месяц. Солдаты машину не досматривают, а на этих головорезов – черных охранников королевской семьи – тут напасть никто не отважится. Обычно я летчику все передаю, а он уже там потихонечку довозит до принцессы. В Дубай это считается не очень законным, но вы не волнуйтесь – летчик и в этот раз сам пронесет все в аэропорту, а потом, уже на улице, вам снова коробочку вернет.
   «Ничего не понятно, ничего не ясно, – нервно думал про себя Глеб. – Может, я на воду дую… ну съездил, ну посылку захватил… Нет, у меня точно паранойя. И чего я так взвился?! Колотит всего… опасности, обманы какие-то мерещатся. – Он посмотрел на спокойное лицо Рашида. – Нет, мне точно нужно лечиться – на ровном месте запсиховал. Документы до конца не посмотрел, в шахту так вообще не ходил!.. Надо было хотя бы породу с кристаллом отколоть. Ладно, там, в посылке, наверняка есть, что взять для Москвы в качестве образца».
   – Слушай, Рашид, а вчерашняя коробка с курицей и пивом где? Не выбросил?
   – Нет, она тут, под передним пассажирским сиденьем лежит. А что, закуска нужна?
   Он сбавил скорость и, наклонившись, достал вчерашнюю еду.
   – Прекрасно, холодненькая, и не испортилась даже, – урчал Глеб ртом, полным куриного мяса. – Теперь совсем другое дело… А за вискарь, Рашид, особое спасибо!
   Дорога пошла веселее, они праздно разговаривали ни о чем, Глеб успокоился и, развалившись на все сиденье, решил немного поспать.
   – Глеб, Глеб! – Услышал он сквозь сон голос Рашида. – Просыпайтесь… Скорее просыпайтесь!!
   – Да… что… Что случилось? – Протирая глаза, Глеб стал оглядываться по сторонам. – Где мы, почему стоим?
   – Впереди блокпост. Смотрите, над ним – немецкий флаг; это тебе не американцы – эти точно остановят и досмотрят. Другой дороги тут нет… У вас нет визы в русском паспорте, и мы везем изумруды. Поэтому делайте все, как я вам говорю, и мы проедем без проблем. Вот… это – ваш новый паспорт. – Он вытащил из кармана синий паспорт гражданина арабских эмиратов. – Я сам его покажу на посту вместе со своим паспортом. Вы сейчас из коробки достаньте пакет с изумрудами и положите его в чалму. Отвернетесь лицом к сидению и будете спать, а для убедительности обнимитесь с бутылкой виски. Вас я представлю членом королевской семьи, который с охраной едет к своему самолету. И сделаю все, чтобы они вас не побеспокоили… Да, и может, вы сможете, хотя бы приблизительно, повторить тот чудесный храп, что я слышал, когда мы вчера проезжали блокпост?..
   «Так… – пробежало в мыслях Глеба. – Началось!»
   Он выполнил все, о чем попросил его Рашид и, отвернувшись лицом к сиденью, издал звук, имитирующий храп.
   – Отлично у вас получается! – весело произнес водитель.
   Машины тронулись и поехали дальше по дороге. Минут через пять Глеб почувствовал, как машина затормозила и остановилась. Рашид открыл окно и заговорил на немецком языке.
   «Прямо разведчик какой-то», – промелькнула в сознании Глеба мысль в паузах между легким похрапыванием и сопением.
   Он почувствовал, как Рашид вышел из машины, слышал, как хлопали двери джипа охраны, какие-то шаги то приближались, то удалялись. Немецкого, кроме «руки вверх», он не знал; шорохи и голоса вокруг пугали неизвестностью, но демонстрация храпа отвлекала его мысли от происходящего. Наконец-то дверь его джипа хлопнула. Пара минут – и машина поехала.
   – Вы полежите пока еще, не вставайте, – сказал Рашид, набирая скорость. – Они могут смотреть нам вслед.
   – А мне и так хорошо! – Глеб повернулся на спину и сделал пару глотков из бутылки. – Я бы даже сказал – замечательно. Ну, расскажи: как там, на посту, все прошло?..
   – Как по нотам!.. Немцы сложные, дотошные – вечно им все проверять надо. Они даже собачку пустили машины понюхать, но беспокоить королевскую особу не решились. – Рашид рассмеялся. – А храпели вы очень даже умеренно, как надо. Один солдатик подошел, постоял, понаблюдал за вами и отошел. Если бы я без вас ехал, они бы могли машину начать досматривать, а так – спит принц, как его беспокоить… Я перед Хафизой за доставку камней отвечаю лично, мне промахиваться нельзя. Вот и кручусь, как умею.
   – Хорошо у тебя все получается, чувствуется: есть и опыт и сноровка. Психологию ситуации умело просчитываешь. – Глеб сделал еще глоток виски.
   – Да, жизнь заставила и научила. Я в Таджикистане начальником райотдела милиции был, потом решил в Эмираты уехать. Через пять лет деньги кончаться стали, вот и попал к принцессе на работу. Ты. – Рашид оглянулся и посмотрел на выпивающего Глеба. – Тоже странный геммолог какой-то. Видел я «науку» – пугливые они все, осторожные. А ты к моджахедам в белой одежде… – Он снова засмеялся. – И страха в лице твоем я не приметил. Блокпост вот тоже тебя показал – другой бы послал меня куда подальше, сказал «знать ничего не знаю», а ты подыграл ситуации, мне помог. Нет, у тебя тоже за плечами «университеты» есть, я это чувствую…
   – Слушай, Рашид… – Глеб поднялся и сел. – Раз уж мы перешли на «ты»… Мне в Москву с этого месторождения нужно образец привести. В пакете, что в чалме лежит, камни все считанные и взвешенные или они пока так, «неучтенкой», едут?
   – А-а… О пакете и не думай даже. Достань из чалмы, посмотри: внутри одного пакета лежит другой, непрозрачный и хорошо запаянный.
   Глеб взял в руки пакет с камушками и покачал на руке.
   – Да тут побольше килограмма будет. – Он через пакет стал ощупывать кристаллы и чем дольше он это делал, тем быстрее догадка превращалась в уверенность.
   – Ну, что? – Рашид бросил на него взгляд через зеркало заднего вида. – Пощупал изумруды?
   – Так ты сразу знал, что это? – Глеб подвинулся на край сидения, чтобы заглянуть ему в лицо.
   – Конечно я знал, что за вопрос… А ты – хороший геммолог. Быстро понял, что именно щупаешь. – Рашид полез в карман, достал пакет с изумрудами и протянул его Глебу. – Здесь сто с лишним карат – для твоего начальства хватит; там же, в пакете, флешка лежит, на ней вся информация о шахте с картинками и рисунками. А мою посылочку положи обратно в коробку из-под виски и брось под ноги.
   Глеб молча сидел и, словно глушенная рыба на берегу, только открывал рот, но ничего не говорил. Громкий смех Рашида встряхнул его и вернул к происходящему.
   – А ты подумал: на простой просмотр шахты тебе самолет дали, охрану, отморозков этих, что сзади едут… Соберись! Обещаю – сюрпризов больше не будет. В аэропорту все летчик пронесет, а на выходе нас охрана встретит, и поедем мы с тобой к Хафизе арак пить.
   Глеб свой изумрудный пакетик убрал в нагрудный карман рубашки, а посылку – в коробку из-под виски.
   – Кто ты, Рашид? Для таджикского милиционера ты очень хорошо подготовлен: языки знаешь, в поэзии востока разбираешься, а уже о психологии и говорить не приходится.
   Лицо Глеба стало суровым, голос звучал требовательно и уверенно. Понимание, что им манипулировали в опасном деле перевозки контрабанды, пугало.
   – И опять молодец!.. Приятно с умными и знающими людьми работать. Значит, хочешь, чтобы маски слетели… Глеб, ну, зачем тебе это? Какая теперь разница… Дело мы сделали, сейчас до Дубай довезем эти камушки и вряд ли еще когда увидимся. Я слышу, ты расстроился, – продолжил он после небольшой паузы, – вот это напрасно. Согласись, в твоем кармане неплохая цена – сотня карат хороших изумрудов за использование тебя «втемную». Потом, ты же сам видел – риска не было, все прошло гладко и хорошо.
   Глеб вздохнул, откинулся назад и снова посмотрел на коробку с посылкой.
   – Представляю, как они красивы!
   – Что? Я тебя не расслышал. Ты сказал «красивы»? – Рашид повернул зеркало заднего вида, чтобы лучше разглядеть лицо Глеба.
   – Да, я сказал: красивы. Похоже, камни там отборные. Пальцами я нащупал ромбическую форму кристаллов, да и размеры внушительные – карат по десять и выше. Представляю, когда огранщик срежет макушку кристалла и начнет делать «принцессу», какая сияющая красота выйдет из-под его рук!.. Знаешь, Рашид, я, когда беру лупу и начинаю смотреть внутрь больших бриллиантов, теряю ощущение времени, жизни, реальности. Представляешь, у каждого камня свой, словно рисунок пальца, внутренний мир цвета и включений, и в природе не встречаются повторений…
   Рашид опять начал смеяться.
   – Глеб, с тобой опасно ехать – еще кинешься на меня из-за этих алмазов!..
   Глеб тоже улыбнулся. Его отпускало: вопросы, сомнения, а главное – блокпост остались позади и он, вспомнив про бутылку, с огромным удовольствием сделал несколько глотков.
   И снова, устраиваясь поудобнее на сидении, подумал: «Как было бы прекрасно хотя бы одним глазком увидеть целый килограмм алмазов сразу!»
   Погрузившись в свои рассуждения и мысли, остаток пути до аэродрома он молчал и лишь изредка смотрел в окно на вечный простор и горы.
   Благополучно добравшись до своего самолета, они без долгих прелюдий взлетели.
   В этот раз качало и трясло значительно меньше. Глеб пытался заснуть, но вредно затекающие ноги и спина зудели и покалывали изнутри маленькими иголочками.
   Рашид, удобно устроившись на полу у входа в кабину пилота, спал, словно ребенок, открыв рот.
   «Ну что такое… ну что же это… – мысленно уговаривал себя Глеб. – Надо поспать… В машине не дали, а тут не получается – наважденье какое-то!»
   Глеб зевал, устраивал потягушечки, вставал, ходил по салону, снова лежал и наконец-то поймал это чувство погружения в сон. Но самолет вдруг задрожал и левым креном пошел на посадку.
   Дубай встретил его прямо на трапе горячим воздухом и тремя длинными телефонными сообщениями от Насти.
   Пройдя, как и предсказывал «таджикский милиционер», таможенные и пограничные процедуры без осложнения, они вышли к встречающей их машине.
   – Слушай, Рашид, – начал говорить Глеб, уже протягивая руку для прощания, – а зачем я поеду к Хафизе? Посылка у тебя, мои документы и камушки у меня, а арак пить мне не хочется. Давай прощаться. Принцессе привет и пожелание удачи в бизнесе. Может, еще и увидимся когда…
   – Ну, что же, прощай! Всего тебе хорошего и не держи на меня обиды. Я думаю, к своему опыту ты теперь смело можешь добавить навыки контрабандиста. Да и мало кто может похвастаться, что перевозил целый килограмм алмазов! – Он крепко пожал руку Глеба, сел в машину и поехал дальше по своей дороге и жизни.
   Глеб постоял немного, провожая взглядом уезжающую машину, и с сожалением подумал, что судьба, наверное, больше не столкнет его с афганским «водителем».
   – Алле! – Поднял он трубку зазвонившего телефона. – Привет, моя дорогая! Ты прямо чувствуешь, что я уже прилетел.
   – А я всегда тебя чувствую. – Голос жены был дружелюбен и мягок. – У тебя все нормально? Когда домой собираешься?
   – Все отлично! Работу сделал. Стою сейчас в аэропорту и думаю, куда мне лететь: к тебе на Кипр, а потом в Москву отчитываться и образцы отвозить, или сразу в Москву.
   – Глебушка, конечно в Москву. Лети, заканчивай свои дела и возвращайся скорее. У меня для тебя есть новость. Хотела сюрприз тебе сделать, да сил терпеть нет.
   – Да? Ну, давай тогда, говори, не томи. – Глеб вернулся в прохладное помещение аэропорта.
   – Я купила нам билеты на Новый год к дочери в Канаду. Очень хочу, чтобы мы всей семьей встретили Рождество, проводили старый год и зажили по-новому, не оглядываясь назад. А ты… – продолжила Виктория после небольшой паузы. – Заканчивай все, слышишь, все-все свои дела в Москве и скорее возвращайся.
   – Отличная новость! – быстро ответил Глеб. – Я думаю, что у меня будут деньги на поездку, учебу Филину, ремонт машины дочери и подарок под елочку тебе.
   – Глебушка, я очень надеюсь, что ты все правильно сделаешь. Позвони мне из Москвы, хорошо? А сейчас мне нужно работать – клиент под маской лежит, пора идти. Целую тебя и люблю…
   – Обязательно наберу, не волнуйся. И про женщину эту больше не думай – ее правда-правда уже нет. Целую тебя! Ты все отлично придумала с Новым годом. Пока…
   – А… почему не сказал, что любишь?..
   – Я подумал, что тебе сейчас от меня слова любви будет как-то тяжело слышать, вот и промолчал.
   – Ты не думай… Если есть что сказать – скажи, если еще не готов – тоже скажи. Ну, так что?..
   Глеб молчал… она ждала… В трубке воцарилась тишина.
   – Вика, извини, пока не могу… Дай мне время забыть все и вернуться к тебе. У меня сейчас какая-то внутренняя пустота… Понимаю только, что ты – мой самый дорогой человек. Извини, если не сказал тебе всего, что ты хотела услышать.
   – Это ужас, как нам, женщинам, с вами, мужчинами, тяжело!
   – весело и даже немного озорно произнесла Виктория. – Ты с любовницей расстаешься, а мне, жене, нужно тебя успокаивать и даже дать время прийти в себя после такой «трагедии».
   Глеб улыбнулся.
   – Ну, зачем уже так утрировать!.. Нет у меня никакой трагедии. Сожаление есть, разочарование есть, потеря иллюзий тоже есть – но я справлюсь и прилечу из Москвы уже другим человеком, поверь.
   – Да уж, пожалуйста, постарайся! Ты уже взрослый мальчик и знаешь, что тебе делать. Только просьба – не заливай свою проблему алкоголем. А то она легко воспользуется твоим пьяным настроением и опять сделает тебя ручным кроликом своих желаний. Все, целую, пока!
   – Кроликом желаний… – повторил Глеб за женой, убирая телефон с пока еще непрочитанными сообщениями от Насти в карман.
   – Придумает же словечко!
   Он прошел к кассам и купил вечерний билет на Москву. Оставшееся до вылета время он расчетливо израсходовал на поездку в отель за своими вещами, ужин в ресторане и посещение зоны беспошлинной торговли аэропорта в Дубай.
   Войдя внутрь самолета, Глеб сразу накрылся пледом, снял ботинки и, достав телефон, чтобы его отключить, вспомнил о неоткрытых письмах Насти.
   «Котик мой милый и самый дорогой мой человек…» — побежали его глаза по сообщениям. Закончив читать, он выключил телефон и тяжело вздохнул. Опять ни одно слово не вызвало у него сомнений в искренности и подлинности ее чувств.
   «Не понимаю, ничего я не понимаю! Такие нежные и красивые слова о любви – и такой обман!» – Глеб заерзал в кресле.
   Самолет разгонялся для взлета.
   «Ювелир какой-то с «цацками», муж с новой машиной и квартирой и я – с жалкой двадцаткой последних денег… Зачем ей это все нужно? Не могу, помня ее глаза, даже представить себе, что вся эта игра, вся эта продажа себя устраивалась только ради денег… – Самолет набрал высоту и лег на курс. – Нужно встретиться и поговорить. И потом, какое мне теперь дело до ее разборок с ювелиром, если я сам твердо решил с ней расстаться и вернуться к жене…»
   – Решил?.. – спросил он сам себя. – Отвечай, чего молчишь?
   – Снова обратился к себе с вопросом. – Только давай, честно отвечай, как на духу! Молчишь… не знаешь, что сказать. Забыть ее не можешь! А может, ты ее все еще любишь?.. Да нет, – ответил уже с другой интонацией, принимая правила игры разговора на два голоса. – Нет… Да и как ее можно после такого любить?!.. Да, а что тогда вздыхаешь?! Ответить нормально не можешь, мямлишь неуверенно, лукавишь тут… Ничего и не лукавлю! – Второй его голос словно оправдывался и отбивался от напора первого. – Просто, мне трудно поверить, что все ее слова о любви ко мне – только игра и обман. – И снова первый: – Ну, ты насмешил!.. Сколько тебе еще нужно доказательств ее предательства и коварства: от мужа она не уходит, ювелира на колечки обула, с тебя, нищего босяка, и то – последние деньги свинтила! А ему поверить трудно!! Да, ты прав…
   – второй голос продолжал оправдываться печально и с сожалением. Но давай я в последний раз хоть встречусь с ней и поговорю! Хотя, я чувствую, это принесет мне только разочарование… – Но первый голос не хотел оставлять его в покое: – Ой-ой-ой, сейчас растрогаюсь! Последняя попытка… разочарование!.. Дурак дураком, даже разговаривать с тобой противно!!! Идиот просто!..
   Первый голос Глеба замолчал, второй снова вздохнул. Согласия и понимания между ними не было.
   – Ладно, – сказал он сам себе, словно третейский судья, – у тебя есть последняя попытка увидеть истинное лицо этой женщины. Разрешаю тебе встретиться с ней и поговорить.
   Снова поискав удобное положение для ног, он закрыл глаза, и очень скоро два голоса, словно две души, нашли покой и спокойствие в спящем теле Глеба, летящем навстречу вопросам и ответам.

Часть 4. …и снова Москва

   Шереметьево опять гудел, как улей, толкался народом и стоял в очередях.
   Глеб, убрав пакетик с изумрудами в плавки, спокойно миновал таможенный пост и попал в крепкие объятия Алексея.
   – Михалыч, етитская сила, отлично ты выглядишь! Живот спадать стал и щечки твои хомячьи уменьшаются! – Охранник улыбался всем своим сочетанием природных и керамических зубов.
   – Здорово, Лешка, здорово! Очень рад тебя видеть. Это весь мой багаж. – Показал он рукой на маленький черный чемодан. – Можем ехать.
   – Ну и отлично, пошли тогда.
   Выйдя на улицу, Глеб увидел грязный снег, грязные машины и топающий по лужам и снежной каше народ.
   – Леш, после Дубай вернуться в эту слякоть – просто мурашки по коже… бр-р-р!
   Глеб поежился и состроил гримасу брезгливости.
   – Ой, ну не выпендривайся, а! Дубай, море, солнце – конечно, это здорово! Кто б спорил… А что нам теперь тут, в этой серости, с тоски умирать или водку от депресухи глотать? Нифига, Михалыч, и у нас тут свои радости и подснежники имеются, только нужно привыкнуть. Это сейчас тебе глаз режет, а поживешь с недельку – привыкнешь. А за городом, на даче, так вообще просто красота: снегири на ветках, шашлычок ароматный… И вообще, в нашей «Палестине» тоже есть свои праздники… Ну, что, куда тебя везти? К родителям что ли? – Алексей, сев за руль своей машины, завел двигатель.
   – Да, чего спрашиваешь… К старикам, конечно, а куда еще? Ты-то вот в гости не зовешь.
   – А что, родители твои не знают, что ты прилетел?
   – Конечно, не знают; я и сам не знал, где буду сегодня. А потом, они всегда вечером дома и меня ждут всегда.
   – Так. – Алексей выехал на Ленинградское шоссе. – А может, и правда к нам?.. Закуска у нас есть, водка в холодильнике, а спать будешь на кухне. Утром проснешься, съездишь в офис, с начальством пообщаешься, а потом я тебя кину за город к родителям. А?
   – Ну, хорошо, уговорил! – В голове у Глеба пробежала мысль: «Так я вполне легально могу порасспрашивать подробности Настиного скандала с мужем и любовником…»
   Алексей, обрадованный, позвонил своей жене – Манечке. Дорогой они заехали в магазин и, докупив еще продуктов к столу, через сорок минут уже сели ужинать.
   Жена охранника, выпив первую рюмку за приезд Глеба, пошла укладывать мальчишек спать, а мужчины, не затягивая процесс, выпили еще по паре рюмок водки и перешли к разговору.
   – Леш, а что там сейчас у Настюхи-то твоей происходит? Как муж ее назад принял? – Глеб, задавая вопрос, старался придать своему голосу интонацию формальности и спокойной товарищеской беседы.
   – Настя… Ладно, пока жены нет, скажу тебе… Такая стерва!! Сам бы ей ремня врезал, да сестра родная! Куда теперь деваться… Оказывается, этот ювелир шубы ей покупал, пальто всякие, словом, гардероб забил. Когда понял, что она его за нос водит, обвинил ее в непорядочности и потребовал побрякушки назад.
   – Ну, это ты мне в прошлый раз по телефону рассказывал, – перебил его Глеб.
   – А я тебе рассказывал, что ей пришлось часть вернуть?..
   – Рассказывал. – Глеб разлил водку по рюмочкам.
   – А про то, что она у любовника денег занимала?.. А ушлая какая, а! На деньги ювелира купит себе, скажем куртку, потом ее мужу покажет, тот тоже денег дает, и она опять по кругу магазины объезжает. Больная!!!
   – Да все это ты мне рассказывал уже! Вот как муж-то себя повел – я так и не понял.
   – Вот муж… – Алексей поднял рюмку. – Давай за нас, мужей, тяжело нам с ними, женами нашими…
   Они выпили, закусили и, помолчав немного, продолжили тему разговора.
   – Муж Настены повел себя очень странно: обрубил все разговоры и сейчас делает вид, что ничего и не было. Похоже, любит ее без памяти и готов принимать все, что она вытворяет.
   – Так, а что с этим ювелиром? Я так понимаю, он подарки делал, жениться на ней хотел…
   – Да пень старый!.. Двадцать лет разницы в возрасте, а туда же – жениться! Купить хотел молодуху, да не получилось… Сидит где-то, сопли на кулак наматывает: теперь-то ни подружки, ни денег!
   – Леш, а может, он тоже любил ее, на счастье надеялся, о будущем мечтал, ни в чем ей не отказывал?.. А тут – бах! Кидают его и на любовь, и на деньги. – Глеб поднял глаза и пристально посмотрел на товарища. – Мне тоже пятьдесят, как ювелиру тому… И ты знаешь, у меня подружка есть и на сердце она мне легла – постоянно о ней думаю!.. Но это беда и горе, если твои чувства подогревают только для того, чтобы ты открыл кошелек…
   – Михалыч, да ты чего сравниваешь?! Ты-то еще мужик о-го-го! Да и не такой дурак, чтобы под капризы и причуды девочек деньги кидать. Точно говорю?..
   «Да нет, дурак… Да еще какой дурак!!!» – мысленно ответил он Алексею, а вслух продолжил:
   – Знаешь, что плохо? Сошло твоей Насте это с рук, выкрутилась… А это значит, что она и дальше будет так жить и мужиков разводить. Правильно говоришь: ремня ей нужно – совесть с задницы до головы поднять.
   – Мальчики, а вот и я! – Вернулась за стол Маня. – Да что-то вы не едите ничего, заговорились совсем! Наливайте уже мне, выпить хочу за вас. Так я люблю, когда вы дома за столом сидите, а не мотаетесь по свету в поисках приключений на свою голову.
   Разлив по рюмкам водку, они выпили и перешли к разговорам о трудностях жизни в большом городе, планах на лето и быстро растущих детях.
   Потом, попив чая и пожелав всем спокойной ночи, Глеб отправился на кухню спать.
   Раскладушка предательски скрипела. Он мысленно распланировал завтрашний день и, наметив встречу с Настей после обеда в их любимом ресторане, повернулся на правый бок, желая себе спокойной ночи.
   Утро началось с криков детей, хлопанья двери холодильника и резких окриков Мани, собирающей детей в школу.
   Одевшись, он пошел в ванную и принял душ, окончательно разбудивший его от тяжелого московского сна. Есть ему не хотелось и он, выпив чашку кофе, попрощался и поехал в офис на метро. Люди в вагонах были сосредоточенные и уставшие. Даже раннее утро не приносило им удовольствия, печать полного отчуждения и безразличия несли они на своем лице, как карнавальную маску.
   Прогулявшись от метро до офиса, он с удовольствием дышал морозным воздухом, разглядывал дорогие машины и одежду москвичей.
   На входе в здание компании охрана долго мариновала его согласованиями и выяснениями, но все же пропустила и направила Глеба в комнату для переговоров. Одобрительные возгласы и даже хлопки раздались сразу, как только он переступил порог комнаты. Собравшиеся сотрудники офиса, большинство из которых он видел впервые, хлопали его по плечу, разливали шампанское и выпивали за него. Недоумение и вопросы, которые Глеб хотел задать кому-нибудь из руководства компании, через час улетучились и забылись.
   Алкоголь, улыбки служащих, деньги, полученные за поездки в бухгалтерии офиса, подняли его настроение до высот блаженства, и только одно обстоятельство тяготило Глеба: пора было уезжать. Отправленное им сообщение Настя получила, и время их встречи приближалось.
   Дорогой до их французского ресторана он пытался собраться, нагнать на себя суровости и категоричности. Попытки снова что-то обдумать и понять их отношения тщетно разбивались и ни к чему не приводили.
   Войдя внутрь, Глеб обмяк, память качала его в разные стороны, словно ветер ивовый кустик, и он решил плыть по течению, надеясь, что все-таки подберет нужные слова и сейчас расстанется с ней.
   – Котик мой сладкий! – Она встала из-за стола и, сделав шаг навстречу, прижалась к нему и затихла. – Я так по тебе соскучилась, что готова разорвать тебя – как это было у Киплинга – на тысячу маленьких медвежат! – Через секунду она исправилась: – Нет, даже на миллион!
   Глеб обнял ее, мысли носились в голове, но нужно было начинать: промедление отнимало у него силы.
   – Я тоже очень скучал, можно сказать, мучился, словно мальчик, который знает, что ему подарили подарок, но открыть его можно только завтра.
   Практически все посетители ресторана, невольно перестав есть, обратили внимание на экстравагантную пару, застывшую в центре зала в объятиях и молчании.
   – Глеб, – сказала Настя, усаживаясь за стол, – я в этот раз еле пережила нашу разлуку. Представляешь, просыпаюсь ночью, а у меня какие-то виденья и туманы, а там твой силуэт, и я бегу к тебе, бегу, бегу… Но расстояние между нами не сокращается, и сил уже нет… Руки тяну – а туман все сильнее и сильнее… Глебушка, мне сегодня так плохо, ты даже не представляешь!
   – Стоп! – Сказал он, усаживаясь напротив Насти. – Я все представляю и знаю… Ты забыла, что твой старший брат – мой друг!..
   – Что будете заказывать? – услужливым голосом спросил официант, незаметно подошедший к столу.
   – Салат, мясо с кровью, вино. Лучше – южноафриканское, – быстро заказал Глеб, отправляя официанта подальше. – Настя, – обратился он к ней, глядя в ее влажные и напуганные глаза, – я все знаю: и про ювелира, и про мужа, и про тебя. Одно понять не могу, как ты с этим живешь?! Столько мужчин… – Глаза Глеба тоже наполнились слезой. – Зачем тебе эта пустота нужна? Кого ты в этой жизни по-правде любишь? Не хочется думать плохо, но прочему-то лезут мысли, что любишь ты только себя! – Слеза быстро скатилась по щеке Глеба. – Мне сейчас так же больно, как и тебе – рушатся мои иллюзии.
   Настя обмякла, словно подстреленная и, опустив голову в ладони, зарыдала.
   Сейчас она думала о предательстве. Она же просила брата, нет, даже умоляла его не рассказывать о ее проблемах с ювелиром! И вдруг такое фиаско, такое коварство и такая измена!!
   Глеб с трудом смотрел на ее слезы и волнение. Эмоции не давали ему рассуждать и вызывали жалость и сочувствие. Линия поведения, нацеленная на расставание, начинала давать трещину.
   Настя уже не слышала его. В голове звучало: «И здесь все рушится, все ломается, а эта единственная из всех ее связей была хоть какой-то солнечной, теплой и согревающей. Может, впервые в жизни она, общаясь с Глебом, почувствовала немного тепла, немного какой-то материи, пусть и вне ее понимания, но трепещущей и свободной… Так нет же, злой демон чужого языка все сломал и исковеркал!»
   Глеб смотрел на нее и по-своему трактовал ее рыдания и вздрагивающие плечи.
   Он считал это раскаянием и проявлением любви к нему, ошибочно думая, что другого просто не может быть. Мысли, что он велик и мудр в прожитой жизни уводили его от реальной оценки происходящего.
   Официанты, наблюдая за эмоциями разговора, быстро принесли еду, разлили вино и неслышно удалились.
   Настя, роняя слезы, открыла сумку и, достав одноразовые салфетки, снова закрыла лицо руками.
   – Настена, – продолжил говорить Глеб, – я не ухожу от жены и прощаюсь с тобой.
   Она еще ниже опустила голову, плечи ее задрожали с большей силой, горе рвало ей нервы и душу.
   – Живи с мужем или еще с кем – мне уже все равно. Слишком много причин и проблем, разделяющих нас. Во-первых, я стар для тебя: двадцать лет разницы – это очень много. Во-вторых, ты ужасная эгоистка. В-третьих, мне многое непонятно и неподвластно в тебе, а это значит, пройдет время и ты предашь меня так же, как сегодня предаешь мужа и ювелира-любовника – а мне это не пережить… И самое главное – моя жена. Прожив с ней двадцать пять лет, я не могу так легко все стереть с нашей доски жизни.
   Настя резко вскочила и, рыдая, на глазах у посетителей и обслуги пробежала через весь зал и скрылась в туалете. В том самом туалете, в котором совсем недавно они были так дороги друг другу, так близки…
   Глеб вытер глаза салфеткой, прикинул, сколько может стоить заказ, достал из портмоне доллары и положил их на стол.
   Ресторан, казалось, застыл в ожидании: сцена из спектакля чужой жизни увлекла присутствующих глубиной переживаний.
   Сомнения мучили его еще несколько минут, но правда и простота логики взяли свое – Глеб поднялся и, пройдя мимо туалета, прошел к выходу.
   На улице шел мокрый снег. Теплая куртка, оставшаяся в гардеробе ресторана, промелькнула в голове мыслью и забылась. Таксисты, проезжающие мимо, сигналили и приглашали присесть, но холод декабря не трогал души и не мешал телу идти по освещенному проспекту. Люди, проезжающие и проходящие мимо, принимали его за подгулявшего пьяного, а мокрый снег, попадая на лицо и сливаясь со слезами расставанья и уходящей любви, понемногу охлаждал Глеба и его страсть.
   «Ну, вот и все… И смог, и сделал – и все хорошо! – сказал он сам себе, спускаясь в переход метро. – Теперь нужно выкинуть из головы и телефона все ее сообщения и больше об этом не думать никогда, словно этого и не было».
   Он зашел в метро. Люди смотрели на него с каким-то испугом и недоверием: человек, одетый зимой в одну лишь рубашку и брюки, настораживал москвичей.
   Доехав до Теплого стана, он снова вышел на улицу. Маршрутное такси, в котором удобно расположился Глеб, отправилось за город, в область.
   Мать долго охала и причитала, увидев не по сезону одетого сына. Но, чувствуя по лицу всю серьезность его состояния, быстро постелила на кухне, отложив все вопросы на завтра.
   Утро, темное и подсвеченное желтой кухонной лампой, принесло Глебу радость от общения с родителями и вкусный завтрак.
   Стараясь больше не вспоминать о Насте, он с напряжением взглянул на свой телефон – ни писем, ни звонков от нее не было…
   Проверив пачку денег в заднем кармане брюк, он позвонил в офис и заказал себе билеты на Кипр.
   Отец и мать стали складывали в его чемоданы банки с вареньем и сушеные грибы.
   – Ну что, сынок, сегодня улетаешь? – В словах отца Глеб услышал и вопрос, и ответ.
   – Да, пап, сегодня. – В голове промелькнула мысль о собственной непутевости и постоянных дорогах. – Мам, так нужно, ты особенно не переживай, хорошо?! Мы с Викторией улетаем в Канаду, будем встречать Новый Год с Шуркой и внуком.
   – Ну, слава Богу! – Мама перекрестилась и, пройдя к иконе, поцеловала ее. – Сыночек, как это хорошо! Мы с отцом за тебя молимся, кулачок держим, чтобы ты в семье остался, с Викторией не разводился… А ты видишь, какой молодец – сам справляешься.
   – Ой, мама! – Ком подкатил к горлу. – Поверишь, еле справляюсь! Раскачала меня жизнь, как шторм лодку…
   – Ничего-ничего, Бог терпел и нам велел! – Мама подошла к нему ближе и, подняв глаза, посмотрела на него. – За одного битого двух небитых дают. Поднимешься, еще крепче крепкого будешь и потихонечку, помолясь, все снова начнешь…
   – Да, – сказал отец.
   – Дед, а ты все поддакиваешь?! Больше пятидесяти лет с мамой живешь, и в сложное время «Да» – это твой постоянный ответ.
   – И что, и хорошо… – Отец присел на кухонный диван рядом с сыном. – А что – все умом блистать да кренделя всякие выписывать словесные?! Есть «да» и «нет», а третье – от лукавого. Ты-то отлично знаешь, – продолжил он, – за словами многое можно спрятать, но вот надолго ли…
   – Ну, ладно! – Глеб обнял отца и мать. – Поехал я. Все у нас будет хорошо, можете даже и не волноваться.
   – Волноваться-то мы всегда будем, это наша ноша такая, родительская, – продолжил отец. – Но мы знаем и помним, что ты, сынок, настолько крепок и силен, что не разочаруешь нас, стариков. А сделав ошибку, найдешь в себе силы ее признать и исправить.
   Все вздохнули, присели перед дальней дорогой и, вызвав такси до Шереметьево, спустились вниз дожидаться машину на улице.
   Прощанье, автомобиль, регистрация и вылет – все повторилось снова, словно в знакомом кино. Глеб сел в самолет и полетел, теперь уже более точно представляя, что именно ему нужно делать дальше в этой простой, но труднообъяснимой жизни.
   Всего три часа разделяли его от Кипра – острова, где его ждали, любили и принимали. Острова, где действительно из пены возрождалась любовь, места, где зимой – лето, а в душе – весна…

Часть 5. …и снова Лимассол, Кипр

   Приближаясь к зоне выхода из аэропорта, Глеб сразу увидел возвышающуюся надо всеми голову Филина.
   Сын улыбался и махал ему руками.
   – Привет, пап! – Обнял он отца, едва они поравнялись друг с другом. – Давай сюда свои чемоданы, и пойдем быстрее – я на парковку не стал машину ставить, лень с этими талонами возиться. Прямо у входа поставил и открыл багажник, типа, сейчас вернусь.
   – Пошли, пошли, сынуля, – употребил слово своего отца Глеб и быстро зашагал за удаляющимся Саввой. – Ну, как там мама? – сказал Глеб, едва они тронулись и поехали.
   – Мама… Да все хорошо! Сейчас у нее последний клиент, а пока мы доберемся до дома, она как раз и освободится. Очень хочет, чтобы мы вместе на пляжи Куриона поехали, во вторую таверну, рыбку на берегу поесть.
   – Рыбку… это замечательно!
   Глеб смотрел по сторонам дороги: природа, поливаемая дождями, оживала зелеными красками и цветами после долгого и сухого лета.
   – Расскажи, Филин, как твои дела? Как учеба? Девушка твоя как?
   Глеб закрыл окна и включил кондиционер: уличный датчик температуры показывал плюс двадцать четыре.
   – В институте все нормально: через три дня уходим на Рождественские каникулы. Контрольные я все написал, думаю: у меня железная тройка будет, а по паре предметов так даже и четверку натянут. С девушкой тоже все отлично. Вот, недавно в ресторане отметили двенадцать месяцев, как встречаемся. Подрабатывать стал в баре – на гитаре играю, пою; сорок евро за ночь немного, конечно, но зато выпивка и закуски бесплатно. Вообще, все нормально. Ты лучше про себя расскажи. Я от мамы слышал, что ты отлично слетал в Дубай и Афган?
   – Да. – Глеб улыбнулся. – Правда, на этот раз без тюрьмы и с деньгами, поэтому можешь не волноваться за оплату учебы в следующем полугодии. Ты знаешь, мы планируем с мамой слетать к Шурке в Канаду и встретить там Новый год. Теперь деньги есть… – Он постучал себя по карману брюк. – Так может, и ты с нами?
   – Нет, пап. Во-первых, мы тут с ребятами уже все запланировали, а во-вторых, мама говорит, мне нужно новый паспорт в посольстве делать, я же призывного возраста… Словом, проблемы какие-то.
   – Филин, не гони так! – Глеб посмотрел на стрелку спидометра. – Сто сорок уже! Сейчас на полицию нарвемся – будем штраф платить. Мы чего, опаздываем куда?
   – Хорошо-хорошо. – Савва уменьшил скорость и продолжил разговор. – Тебе мама говорила, что мы твои вещи из дома снова перевезли в квартиру, поэтому я тебя сейчас к нам везу?
   – Ну и молодцы… А что это ты как-то хитро улыбаешься?! Секреты, наверное, скрываешь от меня… Чего-то, придумали, да?
   Глеб заглянул в лицо сына, которое сияло, словно медный таз на солнце.
   – Папа, ну, ты прямо рентген – ничего-то от тебя не скроешь! Но хоть пытай меня – буду молчать!.. А то мама меня убьет – это ее секрет. Могу только сказать, что новость – просто супер!!!
   – Заинтриговали, но гнать все равно не надо. Опять вижу: быстро едешь. Город уже показался, сверни с хайвэя на набережную – хочется вдоль моря проехать.
   Савва, с довольной улыбкой на лице, свернул в город и уже через десять минут остановился у подъезда их дома.
   Выйдя из автомобиля, Глеб бросил взгляд на свой балкон и увидел большое количество цветов и развешенные новогодние гирлянды.
   – Не рановато вы украшаться начали?! До Нового года еще две недели.
   – Пошли пап, пошли! Ты не смотри туда, это – сюрприз.
   Савва достал из багажника чемоданы и понес их к лифту. Подойдя к двери, они остановились; сын хитро улыбнулся и затарабанил кулаками по косяку, словно забыв о звонке и ключах. Дверь тут же распахнулась, словно за ней стояли, и Глеб увидел на пороге Викторию, а за ней полный зал друзей и знакомых.
   – Ура!! – закричали все присутствующие, а жена, потянув его за руку внутрь комнаты, обняла и поцеловала.
   – А… что такое?
   Удивленные глаза Глеба и такое же выражение лица веселили всех присутствующих.
   – Вика, что происходит? Чего вы все покатываетесь от смеха? Я что, забыл какую-то нашу семейную дату?
   – Так, все берут шампанское! – Виктория наклонилась, взяла два фужера с шампанским и протянула один Глебу. – Ну… – Она окинула взглядом всех присутствующих. – Все готовы? Тогда говорю тост. Глеб, два дня назад… – Она сделала небольшую паузу, успокаивая волнение в голосе. – Наш адвокат сообщил мне, что вся наша семья получила кипрское гражданство!! Мой паспорт уже готов – вот он!!!
   Она подняла высоко над головой темно-бордовую книжечку с гербом Кипра.
   – Ура!! – снова закричали все присутствующие. – Поздравляем!! Вот так подарок сделало вам государство на Новый год! Ура!!!
   Друзья улыбались, чокались фужерами, хлопали его по плечам и обнимали.
   Виктория стояла в метре от него и смотрела, как смысл сказанных ею слов доходил до Глеба и менял выражение его лица – с удивления на огромную радость.
   – Ну, что ты застыл, – заговорила она первой. – Сделай уже шаг, обними жену – киприотку и гражданку Евросоюза.
   – Боже! – вышел из транса Глеб. – Это что, правда?! Мы получили гражданство?!
   Вика рассмеялась громко и красиво.
   – Вот паспорт, смотри. Нет, потом будешь смотреть… – Она сама сделала шаг навстречу и обняла его. – Лучше поцелуй меня, знойную кипрскую женщину.
   Глеб обнял ее. Оглядываясь по сторонам, он всматривался в лица друзей – все было настоящим, без обмана и шутки.
   – Так что… – Посмотрел он в глаза Виктории. – И я тоже могу получить паспорт и полететь в Канаду на Новый год без визы?!
   – Что за вопрос, конечно! Завтра пойдешь к адвокату и под роспись получишь свой паспорт. Но гражданин Кипра ты уже сейчас, паспорт – ерунда, главное – есть решение о предоставлении нам гражданства. Ну, что смотришь на меня, поверить не можешь? Я тоже два дня глазами хлопала, паспорт свой и так и эдак крутила. Все, Глебушка, все!!! Мы – граждане Евросоюза и больше никогда нам не сидеть в этих гадких очередях иммиграционной полиции для продления визы!!
   – Не верю! – Глеб крепко прижал к себе жену и зажмурился. – Не верю!! Десять лет бумажки, адвокаты, финальные визы – неужели все позади?!!! Люди! – обратился он к присутствующим. – Так что же мы и не пьем даже?! Давайте-ка наливайте себе побольше. А что у нас есть закусить? – обратился он к Виктории.
   – Ой, да все есть!.. Командир объявился… Я же готовилась! Там, на кухне и в зале… – Она показала ему на столик у телевизора. – Все стоит и лежит. Иди, наливай да закусывай…
   – Ребята! – Вышел вперед их давнишний товарищ. – Давайте выпьем за Викторию и Глеба! Они – наши первые ласточки, это первая наша семья из нашего круга, получившая гражданство. Все мы знаем, как трудно и тяжело они шли к своей цели, к сегодняшнему дню. Поэтому давайте поднимем бокалы за них! Молодцы!!!
   – И все присутствующие подняли бокалы над головой. – И выпьем до дна за их счастье и успех!!!
   Виктория, допив фужер, снова подняла глаза на Глеба.
   – А ты ведь меня так и не поцеловал. Давай уже, не стесняйся…
   – Она закрыла глаза и подставила губы для поцелуя.
   Гости веселились и в разных местах формировали свои шумные сообщества и группы.
   Алкоголь и еда подняли всем настроение, музыка в СД-проигрывателе была до неприличия громкой и пугала соседей, некоторые пары перешли к танцам, а захмелевшая Виктория на кухне все резала и резала новые закуски, стараясь накормить присутствующих.
   Глеб вышел с друзьями, постоять на балкончике и составить компанию курящим, когда телефон в его кармане неожиданно задрожал вибрацией. И Глеб почувствовал – это она.
   «Нет, нет, не может быть! – стал читать он сообщение, пришедшее по почте от Насти. – Неужели это – все?! Ты – мой самый дорогой человек на Земле, и мне без тебя не прожить!!!!!!!!»
   Глеб посмотрел по сторонам. Жена продолжала хлопотать на кухне, друзья шумели, пока не обращая на него внимания.
   Написав короткое «Прощай», он выключил телефон и, впервые с момента его общения с Настей, поймал себя на мысли, что нервы его не колыхнулись, а эмоции от сообщения наконец-то не затронули души.
   – Глебася! – Услышал он подвыпивший голос жены, разыскивающей его в большой комнате.
   – Вика, я тут, на балконе. – Пошел он ей навстречу.
   – Ой, потеряла тебя.
   Она практически упала ему в руки и расслабилась.
   – Так устала, с трудом ноги переставляю!.. Спать хочется – еле глаза продираю. Силы остались только на ночной поцелуй… Посуду и мусор не трогай, я завтра проснусь и начну убирать.
   Едва увидев первого уходящего гости, подчиняясь правилу стадности, сразу засобирались домой, и очень скоро Виктория и Глеб остались одни.
   – Глебушка, я пошла ложиться. Ты приходи… чего там уже… Вот только я погорячилась – сил у меня ни на что не осталось… Давай сегодня поспим как брат и сестра? Ты же не обидишься, правда?
   Он что-то ответил ей в шутливой форме. А, вернувшись из ванной комнаты, увидел скрученный, сладко посапывающий рогалик женского рода, уснувший после долгого и счастливого дня.
   Проснувшись, он уловил запах кофе и услышал характерное постукивание крышек и тарелок. Чавкающий звук, издаваемый дверью холодильника, говорил ему: пора вставать – завтрак скоро будет готов.
   Солнце пробивалось сквозь жалюзи, где-то на улице стучали молотки, чирикали птицы и разговаривали люди.
   Поднявшись, Глеб немножко посидел на краю кровати, по-утреннему тяжело встал и пошел в ванную комнату.
   – А-а, проснулся! – крикнула жена из кухни. – Молодец… Тогда я накрываю на стол. Долго там не плескайся, а то все остынет!
   Глеб, встав под душ, включил холодную воду. Тело инстинктивно резко вздрогнуло, но быстро привыкло и стало просыпаться.
   Войдя в кухню, он сразу заметил привычную за многие годы красоту сервировки стола и два полных фужера с шампанским.
   – Садись, садись… нет… стой! – Засуетилась Виктория. – Бери-ка фужер и говори тост, а то ты вчера был такой растерянный и смущенный… Говорят, с новостью нужно переспать.
   Глеб поднял фужер. Пузырьки маленькими гирляндами змеек сплетались и играли между собой.
   – Знаешь… – Он задумался. – Это была большая и трудная дорога. Десять лет жизни и ожиданий увенчались успехом в достижении нашей цели. Я хочу выпить за тебя потому, что все эти годы ты жила тут, работала и день за днем приближала это событие.
   – Глебушка, не надо так красиво говорить, а то я прямо с утра начну плакать…
   – И что?! Это будут слезы радости! Давай, давай, моя дорогая! – Он крепко обнял ее. – С новыми паспортами и в новом качестве начнем новую жизнь, отбросив все старое и плохое.
   Виктория улыбнулась. Отбросить и забыть все словно по команде у нее сейчас не получалось. Но собравшись с силами, жена кивнула в знак своего согласия и, чокнувшись, выпила шампанское залпом.
   – Ну вот, – сказала она, – ты тут завтракай, а мне нужно бежать на работу. У меня сегодня, как и всегда, полная запись.
   – Как… И ты даже со мной не поешь?! – Глеб взял ее за руку и подтянул к себе.
   – Правда, нет времени, честно-честно…
   Он прижал ее к себе и поцеловал.
   – Да и у тебя, – продолжила она говорить, немного отстраняясь, – времени особенно тоже нет. Тебе сейчас нужно с фотографиями ехать в нашу мэрию, заполнить там анкету и подождать получения паспорта.
   Глеб снова прижал ее к себе и снова поцеловал.
   – Слушай, ну хватит меня целовать уже… Мне сейчас на работу бежать, а ты меня впустую возбуждаешь. Знаешь, как давно у меня не было мужчины… – Она опять отстранилась и поправила под блузкой лифчик. – И вообще, помял меня уже всю, прямо медведь какой-то…
   Глеб засмеялся и снова, еще крепче, прижал и поцеловал жену.
   Пару секунд она еще посопротивлялась, поерзала в его руках, но потом наконец-то стала отвечать и обнимать его. Впрочем, скоро чувство долга снова взяло верх.
   – Все, агрессор! – Вырвалась она из его объятий, снова поправляя на себе одежду. – Я побежала, вечером с тобой поговорим. Ух! – И она показала ему маленький кулачок.
   Глеб смеялся. Дверь за женой закрылась, на кухне тикали часы, завтрак остывал… А настроение было отличным!
   Приехав в мэрию, он с удовольствием постоял в очередях – теперь уже с гражданами его страны – и, сдав в окошко анкету с фотографиями, сел на стул в ожидании паспорта.
   «Так, Глеб Михайлович, давайте-ка наведем порядок в вашем телефоне…» – Он открыл телефон и стал просматривать принятые и отправленные письма.
   – Да, – сказал он сам себе, – удалю-ка я все… Чего хранить эти опавшие листья прошлого? Тем более что все это – игра ее молодого воображения. Но я-то как попал, вот попал-то, а! Все, удаляю… – Он нажал кнопки и увидел в обоих разделах надпись «сообщений нет».
   К окошечку его пригласили неожиданно быстро и протянули еще пахнувший краской паспорт.
   – Вы так быстро все сделали?
   Девушка подняла на него глаза и улыбнулась:
   – Поздравляю вас с получением гражданства. Распишитесь в этой строке за получение. Паспорт вам еще неделю назад заказал ваш адвокат, а вы сейчас сдали нам анкету на получение тавтотито. Это такая пластиковая карта для пользования внутри страны. Заходите через неделю, она тоже будет готова.
   – Спасибо, спасибо, только я улетаю и вернусь недели через три. Это тавтотито может у вас полежать?..
   – Приходите в любое удобное для вас время. – Она снова улыбнулась и пригласила следующего.
   Выйдя на улицу Глеб, присев на ближайшую лавочку в парке мэрии, открыл свой паспорт. Листочки были чистенькие и хрустящие. Под ламинатом была приклеена его давнишняя фотография, где он был еще с усами. Он поднял глаза и посмотрел на походящих мимо людей.
   – Ущипните меня, – сказал он тихо, чтобы его никто не услышал. – Это же реально – мой паспорт. Вот написано: национальность – киприот. Поверить не могу! Да, это, действительно, событие!!! Нужно будет позвонить родителем и друзьям.
   Глеб встал, убрал паспорт в нагрудный карман рубашки и пошел домой, разглядывая витрины и дыша воздухом своей новой Родины.
   Проведя день в мелких заботах о квартире, лишенной длительное время мужских рук, он починил подтекающий на кухне кран, укрепил болтающиеся ручки комнатных дверей, навел порядок в шкафу с инструментами.
   Вечер пришел вместе с уставшей Викторией, которая, хотя и старалась улыбаться за ужином, низко опустила плечи и тяжело вздыхала.
   – Ну, что ты сама не своя. Устала? – спросил Глеб, видя ее состояние.
   – Да, даже есть не хочется… Не знаю, как еще два дня доработаю – сил уже никаких нет. – Она снова вздохнула и продолжила: – Знаешь, я вчера как-то погорячилась… Очень быстро начала с тобой сходиться – это паспортная эйфория и алкоголь на меня так подействовали. Пойми меня правильно, в моей голове такие ужасные картинки вашего секса крутятся, что просто ужас!.. Мне нужно немного времени для того, чтобы все осмыслить. Поэтому, давай пока мы все же поспим в разных спальнях… Я сил наберусь, а ты ее окончательно забудешь. Хорошо?
   – Конечно, хорошо, – произнес Глеб как можно спокойнее. – Как скажешь, моя дорогая.
   Он поднялся и стал мыть посуду после ужина.
   – Ты же не обиделся? – Подошла она к нему со своей тарелкой и положила ее в раковину.
   – Нет, что ты! – Он быстро, по-дружески поцеловал ее в щечку, продолжая мыть.
   – Ну и отлично!.. А утром ты меня вкусно целовал, мне так понравилось… Сейчас просто сил нет, а то бы я тебе ответку прислала. Ладно, я пойду в душ и спать… А ты завтра, как проснешься, начинай собирать чемоданы. Съезди и купи подарков родственникам, а внуку мотоцикл – он очень просил.
   Глеб, продолжая убирать на кухне, слышал, как она быстро вышла из ванной комнаты и прошла в свою спальню.
   Он все понимал. Мысли крутились вокруг слов оправданий и бесполезных примеров его отношения к ней. Пройдя в зал, он еще какое-то время, сидя на диване, щелкал пультом телевизора, но потом, почувствовав усталость и приходящее ощущение сонливости, прошел в приготовленную для него спальню и лег.
   Следующие два дня до отъезда они, встречаясь в кухне, обнимали друг друга, ласково и недолго целовались, разбегаясь каждый по своим делам и заботам. Савва, который был почти не заметен своим присутствием в квартире, приходил и уходил поздно, практически не попадая в жизненный график родителей.
   Наступившее утро, в день их вылета, разбудило Викторию в хорошем настроении; и Глеб, готовивший завтрак, сразу почувствовал это.
   – Ой, решил за мной поухаживать. Ой-ей-ей, какой мужчина!.. – игриво произнесла жена, усаживаясь за стол. – Боже, как хорошо! Все, я не работаю целых три недели! Неужели, я до этого дожила!!!
   Глеб подал ей кофе и запеченные в духовке сэндвичи с сыром и помидорами.
   – И что… и все?! – Подняла она на него глаза. – А где мой утренний поцелуй к завтраку?
   Она демонстративно, сложив губки бантиком, потянулась к нему. Глеб улыбнулся.
   – Получите! – Он наклонился и чмокнул Викторию в лоб.
   – У-у, какой коварный! Я ему губки подставляю, а он в лоб целует. Повторить и немедленно!!!
   Глеб встал на одно колено и крепко поцеловал жену.
   – Что это у вас тут происходит?! Что это за эротика с утра, родители?! – На пороге кухни неожиданно нарисовался Савва, почесывающий затылок.
   – А вот ты чего вскочил? Спал бы еще, – засмеялся Глеб, поднимаясь с колена.
   – Как это – чего?.. Мне же вас в аэропорт везти! Я будильник поставил, думал позавтракать с вами, повидаться как-то… Долго ж не увидимся теперь.
   Виктория, тоже посмеиваясь, выдвинула из-под стола табуретку и произнесла:
   – Садись, Филин, садись.
   – Нет, я пойду умоюсь и вернусь, а вы тут пока… – Он запнулся и покрутил пальцами в воздухе. – Заканчивайте вот это вот… чем вы тут занимались перед тем, как я вошел.
   – Иди уже! – Глеб махнул на него рукой. – Шутник-самоучка…
   Виктория смеялась. Семейный завтрак становился домашним и уютным.
   Вернувшийся вскоре к столу, Савва стал тараторить о своих ночных приключениях, планах на Новый год и использовании квартиры по своему усмотрению.
   Время шло, нужно было собираться и они, в хорошем расположении духа разойдясь по своим комнатам и быстро одевшись, уже через десять минут сошлись в гостиной для последней проверки багажа и документов.
   – Присядем на дорожку, – сказал Глеб, опускаясь на диван.
   – Филин, ты не дергайся, встаем по старшинству, – обернувшись на Савву, сказала Виктория.
   Пробегая в тишине взглядом по лицам жены и сына, Глеб ощутил тепло от присутствия рядом с ним очень дорогих ему людей. Пауза затянулась и сын, состроив гримасу, словно первоклассник, потянул руку вверх.
   – Встаем! – Глеб хлопнул себя по коленке, и все поднялись.
   – Теперь-то мне можно уже сказать? – Савва вопросительно посмотрел на Викторию.
   – Говори уже, кривляка, чего тебе нужно?
   – Мне – денег. И побольше. Уезжаете, а я на что тут буду питаться целых три недели?
   – Да, точно, забыли ж совсем. – Глеб полез в карман и достал пачку стоевровых банкнот. – Семьсот тебе хватит?.. – Отсчитав семь бумажек, он протянул их сыну.
   – Ты что с ума сошел?! – Виктория потянула руки к деньгам и… не успела.
   – Хватит, папочка, хватит! – смеясь, произнес Савва, убирая деньги в карман джинсов. – И машину мне заправьте, пожалуйста.
   – А код сейфа тебе не сообщить?! – сказала Виктория, указывая сыну на чемоданы. – Давай, тащи все вниз, сыночек!
   – Нет, правда, ну заправьте меня. Что вам, трудно, что ли? – Савва оттопырил нижнюю губу и протянул ладошку, словно прося подаяние.
   – На… – Положил ему в руку двадцать евро Глеб. – Все, выходим, я закрываю дверь.
   По дороге в аэропорт они продолжали веселиться. Вика сама взяла Глеба за руку и, периодически поглядывая на него, лукаво прищуривалась и улыбалась.
   Быстро сдав багаж и пройдя регистрацию они, расцеловавшись и попрощавшись с сыном и блеснув своими новыми паспортами, вошли в зону магазинов беспошлинной торговли.
   – Глебушка, а ты можешь мне уже сегодня сделать маленькие подарочки? – сказала Виктория, потягивая его за рукав в сторону парфюмерии.
   – Легко! Я даже в Дубай часы зятю, колечко Шурке купил, а тебе вот не успел: дернули – и не успел. Теперь иди, наверстывай – выбирай чего тебе нужно, а я пойду свату подберу хороший коньячок.
   Бродя по залам среди витрин и товаров, они периодически посматривали друг на друга, улыбались и махали рукой.
   Выйдя из магазина они, взявшись за руки словно подростки, прошли через накопитель в автобус и уже через десять минут, удобно расположившись в креслах, пристегнули себя ремнями безопасности.
   Самолет выкатился на взлетную полосу и, набирая обороты двигателя, задрожал. Вика положила голову Глебу на плечо и крепко сжала его руку.
   – Как здорово, что мы с тобой вместе летим к нашей девочке, внуку, родственникам…
   Она подняла на него глаза. Самолет рванул и, разгоняясь, оторвался от земли.
   – Вика, ты прости меня, непутевого такого…
   Она закрыла глаза и, вжавшись в кресло, снова почувствовала, как нервный озноб иголками холода пробивает ее видимое спокойствие.
   – Я совершил огромное количество ошибок в этом уходящем году… Пожалуйста, найди в себе силы простить меня и все забыть.
   Рев двигателя заглушал его слова, но она все слышала и чувствовала. Слезы обиды и прощения скатывались по ее щекам и капали на рубашку Глеба, оставляя влажные пятнышки горькой соли.

Канада. Торонто

Часть последняя

   Самолет, планируя, мягко коснулся посадочной полосы и, подняв элероны, стал гасить скорость. Подкатившись к месту парковки, остановился. Наземные службы быстро подали трап и автобусы для пассажиров. Холодный ветер и пасмурное небо встречало киприотов легким снежком и морозом.
   Глеб и Виктория, пройдя пограничные и таможенные формальности, получили багаж и направились к выходу. Ноги, затекшие в полете, возвращались к жизни и приятно поскрипывали в суставах.
   – Ну что, ты их видишь? – спросила Виктория мужа, возвышающегося на полголовы над потоком движущихся людей.
   – Вижу… Шурка уже бежит нам навстречу. Вот она!
   Глеб остановился и, отпустив тележку, в следующую секунду поймал в объятия дочь, повисшую на нем, как в детстве.
   Виктория, с глазами полными слез, прижалась к мужу и дочери.
   – Наконец-то! Наконец-то вы до меня долетели, – громко затараторила дочь, по очереди целуя родителей.
   – Тещенька моя прилетела. И вам, Глеб, здравствуйте. – Прямо перед ними появились зять с внуком и сватами.
   Все стали друг друга приветствовать, целовать и только отвыкший от своих заморских родственников внук подозрительно, с прищуром, косился на Глеба, обнимающего его маму. Он надул губки и мотал головой, показывая всем своим видом, что целовать его маму может только он.
   – Ну что, Франсуа, пойдешь к бабушке на ручки? – Виктория присела на корточки и поманила его к себе.
   – Нет, – отрезал тот категорично, прячась за своего канадского деда.
   – Ну и ладно, пойдемте к машинам. Папулечка, мамулечка, вы со мной! – Александра взяла тележку с чемоданами и покатила ее в сторону парковки машин.
   – Мы едем в дом моих родителей. – Перехватил у нее тележку зять. – Едем на двух машинах, там и будем праздновать ваш приезд. И ночевать вас тоже там оставим.
   – Куда скажете! – Глеб взял Викторию за руку, и все они, продолжая одновременно что-то говорить, дружно двинулись в путь.
   Дорога к дому показалась Глебу очень короткой. Сгущающиеся сумерки опустились на город, зажигая огни в засыпанных снегом домах.
   Подъехав к гаражу, достали багаж, слепили несколько снежков и устроили беготню по сугробам, забивая ботинки снегом. Франсуа, разыгравшись с Глебом и Викторией, сменил свою настороженность на веселый и звонкий смех.
   Занеся в дом чемоданы, снег на одежде и красные от мороза щеки все, продолжая шуметь и общаться, расселись вокруг заранее приготовленного стола. Подняв первую рюмку за приезд, Глеб сразу ощутил, как радость от встречи, соединившись с теплом от алкоголя и вкусной еды, потекла по телу приятной истомой.
   – Вы знаете, Глеб… – Зять поднялся и налил всем присутствующим. – Шурка себе места не находила все последние дни, кругами ходила – так сильно вас в гости ждала. И наконец-то вы тут. Это для нас, для всех… – Он окинул родителей взглядом, словно искал поддержки. – Такое большое событие, даже праздник… Правда! Я очень хочу выпить за вас и за нас. За то, что мы впервые в таком составе сидим за одним столом как одна большая, дружная семья.
   – Ура! – выкрикнула дочь, вставая из-за стола.
   – Ура! – поддержал ее внук, а следом за ними и все остальные.
   – Тихо, тихо… – Глеб увидел влажные от слез глаза Виктории, нашел ее руку под столом и ласково погладил. – Все хорошо… Спокойно, держи себя в руках, не нервничай. Ну, что же ты…
   – Мама! – Подбежала к Виктории дочь. – Почему ты расстраиваешься? – Она обняла ее и поцеловала. – Растрогалась, да?.. Папа! – Повернулась она к отцу. – Ну, давай, обними же ее, поцелуй… Мамулечка, ну все, все!.. Давайте снова выпьем и будем сегодня веселиться.
   Виктория виновато улыбнулась и убрала со щеки слезу.
   – Не волнуйтесь, – еле слышно заговорила она, – просто мне так хорошо оттого, что мы все вместе… – При этих словах она посмотрела на мужа. – Так хорошо, что уходит старый год и наступает новый; так хорошо, что мы, прилетев на другой конец земли, сидим, – как зятек мой сказал, словно одна семья. Вы не думайте… – Слезы потекли сильнее, рука, держащая фужер, слегка задрожала. – Я плачу от радости, от ощущения счастья и наступившего, наконец, спокойствия. Давай-ка, зять, не меняя руки, налей всем по новой.
   В короткой тишине был слышен звук наполняющихся рюмок и фужеров. Франсуа разглядывал новых родственников и внимательно следил за тем, что делают взрослые.
   – Ребята! – Встала Виктория со своего стула и посмотрела на родителей зятя. – Очень хочется выпить за вас. Мы с Глебом считаем, что нашей дочери очень повезло. Такая далекая, такая чужая страна стала теперь ее домом во многом благодаря вам и вашей заботе о ней. – Слезы ее стали высыхать, голос зазвучал ровнее, на лице появилась улыбка. – А какого прекрасного и подвижного внука дети нам подарили?!
   – Вика, ты сбиваешься! – остановил ее Глеб. – Ты стала говорить о наших сватах, а о внуке у нас будет следующий тост.
   – Да, правильно… – Она подошла ближе к мужу и обняла его.
   – Ребята, вы такие молодцы! Пьем за вас, будьте счастливы!
   – Ура! – сказал Франсуа и посмотрел на окружающих вопросительно и игриво.
   – Конечно, ура!! – Зять подхватил сына на руки и все, старательно извлекая звон из хрусталя, соединили свои рюмки.
   – Еще хочу, еще хочу стукнуться! – Шумел внук, посаженный обратно на свое место.
   – Так, тихо! – Погрозила ему пальцем дочь. – Тебе вообще, спать пора! Так что сиди тихо…
   – Мам… – Шура наклонилась к Виктории… – Ну, ты как – успокоилась? – И, почти у самого уха, прошептала:
   – Это ты из-за папы расстроилась? Ничего-ничего… Он же тут, рядом с тобой. На тебя посмотри, как смотрит!
   – Так… – Подвинулся ближе к своим девушкам Глеб. – Что это вы тут шепчетесь, а?.. От коллектива тайны скрываете? Да?..
   – Да-да! – Улыбнулась сватья. – Девчонки, вы давайте, не уединяйтесь. Саша, – обратилась она к сыну, – чего ты сегодня сидишь? Все тебе напоминать нужно – рюмки-то наливай! Я тоже хочу сказать, и муж меня поддерживает. Мы вот смотрим на наших детей, нашего Сашу, вашу Александру – они так друг на друга похожи, как брат и сестра. А внук какой замечательный растет!..
   – Все посмотрели на рожицы и гримасы, не сходящие весь ужин с лица Франсуа. – Ну, просто… ну вот, ух!.. Зацеловала бы его всего, если бы дался, веретено худое. У всех налито?.. Тогда, детки вы наши ненаглядные, за вас и вашего сына!
   Звон опять наполнил столовую нотами «дзинь-дзинь», незаслуженно забытыми в нотной грамоте, но активно звучащими в мире человеческого общения.
   Франсуа, посидевший уже на всех коленях, наконец-то осмелел и освоился настолько, что сам, убрав руку Глеба в сторону, быстро залез ему на колени и, ткнув пальцем в верхнюю губу, спросил:
   – А где твои усы? У мамы в спальне на фотографии ты с усами…
   – Усы?! – Глеб обхватил внука и стал качать его в разные стороны. – Усы… – повторил он, – сбрил. Но если ты хочешь, я их снова отращу.
   – Нет, – снова, как на вокзале, категорично ответил внук.
   – Вика, – обратился к жене Глеб, – тебе не кажется очень знакомым тон, с которым это попик отвечает «Нет». Мне вот, лично, это очень напоминает одну девочку, которая, – что ни попроси, сначала говорила «нет». Да причем так быстро, что, бывало, даже и вопроса не дослушает…
   – Какую такую девочку? – перестав крутиться, спросил внук.
   – Вот эту! – Глеб показал большим пальцем в сторону Александры. – Маму твою.
   – Да-да-да! – подхватила Виктория. – Было такое дело. Только газету и слушалась.
   – Как это? – снова оживился Франсуа.
   – Да вот так, – продолжил Глеб, – скручу газету… так, знаешь, потверже скручу – и р-раз по попке твоей маме… – Внук удивленно посмотрел на маму и заморгал глазами. – А потом раз, другой – и все! Слово «нет» куда-то пропадает, и девочка становится такой хорошей и исполнительной.
   Франсуа медленно сполз с коленей Глеба и, постоянно оглядываясь, снова зашел за своего канадского деда. Дружный хохот присутствующих совсем сбил его с толку, и он выбежал из столовой.
   – Глеб, – сказала Виктория, хлопнув ладонью по плечу мужа, – ну зачем ты напугал малыша своими рассказами?
   – Да все нормально, мам, он сейчас вернется. Не обращайте на него внимания.
   Дочь встала, подошла к Глебу и обняла его.
   – Пап, а расскажи что-нибудь… Как я, маленькая, на Чукотке жила…
   – На Чукотке? – Он подтянул стул с женой поближе к себе и взял ее за руку. – Значит, про Чукотку хотите послушать?..
   Александра закивала головой и села отцу на колени.
   – В те далекие, давние времена, – начал Глеб рассказ в стиле русских сказок, – на крайнем-крайнем Севере жила была девочка, хорошенькая такая, игривая.
   Внук, словно вынырнув из-за угла, зашел в столовую, быстро прошел к маме и забрался ей на колени. Теперь дед, дочь и внук – все сидели на одном стуле.
   – Это что ты, сказку рассказываешь? – спросил он, пристально глядя на Глеба.
   – Тихо, дедушка про меня рассказывает! И не ерзай… – Дочь прижала к себе Франсуа, а тот, обхватив ее шею своими маленькими ручками, уютно и по-детски, положил свою голову на мамино плечо.
   – И жила эта девочка в маленьком доме, засыпанном снегом, со своими родителями, – продолжил Глеб. – Однажды злой, ледяной ветер Хиуз обрушился на дом. Раздувая щеки, он погрузил все в холод. Девочка в это время сидела на кухне вместе с родителями и пила чай с вареньем. Злой ветер засвистел по щелям, завыл в трубе «у-у-у»… Ему очень хотелось заморозить людей и напугать маленькую девочку.
   Внук сильнее прижался к маме и посмотрел на деда счастливыми глазами, полными детского интереса, тайны и легкого испуга.
   – «Папа, – сказала девочка, такая же маленькая и смелая, как наш Франсуа, – а можно пойти во двор покататься на качелях? Я сегодня хорошо кушала, да и мама мне обещала…» – «Ой, доченька, на улице ужасный, злой ветер бросается на людей и дома, проникает под одежду своими холодными лапами и превращает сердце в лед!»
   – Папа погладил свою девочку и предложил ей поиграть в своей комнате.
   – Ужас какой, бр-бр, холодно! – сказал зять, разливая спиртное по фужерам.
   – Папа, тихо, дедушка рассказывает! – Франсуа поднес указательный палец к губам.
   Глеб улыбнулся, подмигнул внуку, благодаря малыша за поддержку, и продолжил:
   – Родители девочки остались сидеть на кухне – ведь так приятно пить горячий чай с малиновым вареньем и слушать вой ветра в печной трубе! Папа девочки, решив поиграть с узорами на стекле, стал большим пальцем отогревать маленькое окошко. И вот, когда, наконец, оттаял совсем крошечный кругляшок, он посмотрел, что же делается на улице, и замер… – Глеб замолчал и, наклонившись к внуку, шепотом произнес: – Ой-ей-ей…
   Франсуа ладошкой прикрыл себе рот, глаза его округлились, интерес и страх смешались в одном возгласе: – Ай!!!
   – …Он увидел свою девочку в красном платье, валенках, рукавичках и шапочке, раскачивающуюся на качелях в вихре кружащего вокруг нее снега.
   – А почему это она пошла кататься, когда папа ей сказал, что нельзя?! – оживился Франсуа.
   – Молодец, мой зайчик! – Глеб наклонился и поцеловал внука.
   – Поэтому папа девочки был очень расстроен. Они с мамой вместе побежали на улицу спасать свою девочку от злого ветра Хиуз, который уже начал подбираться к ее маленькому телу и горячему сердцу. И вот, когда родители принесли свою девочку домой и отогрели, папа впервые скрутил газету, показал ее своей дочке и сказал следующие слова… – Глеб наклонился к внуку и, посмотрев в его глаза, продолжил: – Нужно всегда слушать папу и маму, дедушку и бабушку – они взрослые и знают точно, откуда может прилететь зло и заморозить тебя. А газета с тех пор если и шлепала девочкину попку, то только для того, чтобы слова родителей быстрее доходили до ее головы.
   – Отличная сказка! – Поднял бокал канадский дед. – Теперь газету выбрасывать не будем – скрутим ее, и пусть лежит… Вдруг пригодится! Но мы пропустили один очень важный тост, поднимайте ваши фужеры. Давайте выпьем за любовь! За любовь к женщине, своим детям и внукам, за чувство, которое живет в нас и помогает нам, когда трудно.
   Все оживились и подняли рюмки.
   – За любовь! – повторил сват.
   Рюмки соединились, взгляды присутствующих встретились, общая атмосфера вечера заполнялась теплом и радостью.
   Насытив все мыслимые и немыслимые пустоты своего организма едой и алкоголем, компания, поковыряв десерт, перешла на второй этаж к телевизору и камину, прихватив с собой открытые бутылки.
   Разговоры, смех и суета продолжались до самой глубокой ночи, пока обессиленные канадцы и еще бодрые, из-за разницы во времени, киприоты не разошлись по спальням на отдых.
   Глеб и Виктория легли вместе. Она больше не ставила ему условий, не напоминала о прошлом. Просто разделась и легла, как раньше, прижавшись к нему, положила голову на плечо, а руку на грудь.
   – Ты видишь, как я похудела? Помнишь, все мечтала сделать себе липосакцию, живот откачать… А теперь смотри, стройная какая. Тринадцать килограмм потеряла!
   Глеб улыбнулся.
   – Что ты там улыбаешься? – Привстала она на локоть, разглядывая в темноте черты его лица. – Ну, скажи: правда же, я еще красивая? – Виктория схватила его шею, шутливо показывая, что душит его. – Говори, а то сейчас как сдавлю больно!
   – Очень, – произнес он протяжно и двусмысленно.
   – Нет, чего ты ерничаешь? Посмотри, какие у меня красивые и круглые коленки! – Она положила согнутую ногу ему на грудь. – И целлюлита, между прочим, нет. А ты знаешь, сколько сейчас стоит мое лицо после ювидермов и мезотерапии?! Что?! – Виктория уже встала на колени и обхватила его шею двумя руками. – Что ты смеешься? Убью сейчас, гада такого!!!
   – Тихо, тихо! – Глеба пробил приступ смеха. – А то и правда, задушишь. Я не над тобой смеюсь… Просто, в комнате темно, и мне не видно ни твоих коленок, ни твоей талии… ну и остальных твоих достоинств тоже.
   – Так что ты, рукой потрогать не можешь, чтобы понять? – Виктория взяла его руку и положила себе на живот. – Ну, что чувствуешь? И коленочку потрогай. Нет, стоп, стоп! Коленочку, я сказала… – И это было последним, что она успела произнести.
   Губы Глеба зажали ей рот в долгом и таком желанном поцелуе.
   …Он проснулся. Виктории рядом не было. На улице было также пасмурно и ветрено, как вчера. Откуда-то снизу доносились женские голоса, часы на тумбочке показывали почти двенадцать часов. Глеб полежал еще минут пять, потянулся, глубоко вздохнул и рывком сел на краю кровати.
   – Хорошо! Как хорошо!! – сказал он сам себе, одеваясь.
   Неожиданно дверь скрипнула и в маленькой щелке появилась улыбающееся личико внука.
   – Заходи! – Глеб махнул ему рукой, показывая на место рядом с собой.
   Франсуа, не произнося ни слова, на цыпочках заговорщицки вошел в спальню и подошел к деду.
   – Ну, что там делают бабушки и мама? Садись, рассказывай давай.
   – Глеб, – отрывисто произнес внук, – давай мне свою руку и пойдем искать, я тебе помогу.
   – Искать? Обязательно пойдем! Вот, сейчас я оденусь, потом схожу умоюсь, побреюсь, зубы почищу и пойдем. Хорошо?
   – Нет, – опять категорично сказал Франсуа, – пойдем сейчас. Поднимайся, потом будешь умываться.
   Глеб присел на корточки рядом с внуком.
   – А что же мы будем искать, малыш мой?
   – Бабушка, ну та, которая с тобой прилетела, сейчас сказала моей маме, что ты ум потерял и такие поступки делал, как будто у тебя вообще ума нет. Дедушка, как же ты так смог – ум потерять?! – Внук развел ладошки в разные стороны и в удивлении пожал плечами. – Он же в голове у тебя живет, там же ничего не открывается. Как он оттуда мог пропасть?
   Глеб сел на пол и взял в свои большие руки маленькие плечи Франсуа.
   – Ты очень хочешь мне помочь найти мой ум?
   Маленькие и искренние глаза смотрели сейчас на Глеба с сочувствием и огромным желанием помочь.
   – Да, пойдем. Пока они все на кухне, я тебе помогу! – Внук шагнул к нему и, обняв его за голову, прижался к деду всем своим крохотным телом.
   Глеб закрыл глаза, ком встал в горле, слеза покатилась по щеке и упала. В голове промелькнула тюрьма, лицо негритенка в машине, старые родители в далекой Москве, Настя, его наивность, потерянные деньги, шейхи, верблюды, изумруды, тени моджахедов, больница, слезы жены и мешок алмазов в коробке из-под виски.
   – Ну, что же ты сидишь? Вставай! – Снова потянул его за руку Франсуа.
   – Понимаешь, какая история, я так много ездил и летал, что сейчас не могу вспомнить – где я его потерял.
   Внук внимательно посмотрел на деда, прищурился и, положив обе руки ему на голову, стал ее ощупывать.
   – Глеб, мама мне говорила, что ум живет в голове, это его дом. И как же ты мог его потерять? Может, он у тебя там внутри, в голове потерялся? Потому что голова у тебя целая, и он никак не мог оттуда выпасть… А еще бабушка говорила, что после того, как ты ум потерял, голова твоя стала совсем пустой. – Франсуа, обхватив своими маленькими ладошками голову Глеба, попробовал ее покачать. – Нет, вон какая у тебя большая и тяжелая голова. Знаешь что, ты покачайся, попрыгай, может, и почувствуешь ум? Может, он сам как-нибудь найдется…
   – Подожди, сейчас я попробую подумать и поискать ум в своей голове, а ты посиди рядышком со мной тихонечко и подержи меня за руку. Хорошо? – Глеб снова закрыл глаза, теплая ладошка внука сжимала его руку, а слезы счастья скатывались по щекам, словно санки с горы – быстро-быстро.
   – Мама! Мама! – Внук, освободившись из объятий Глеба, выбежал из спальни. – Дедушка плачет – ему больно! Скорее, скорее!..
   Когда все появились на пороге комнаты, Глеб сидел на полу и, растирая лицо ладонями, пытался вытереть слезы.
   – Что с тобой? Тебе плохо? Сердце?.. – Виктория присела рядом с ним и провела ладонью по голове.
   – Нет, бабуля, – сказал внук, пролезая между ног столпившихся родственников. – Мы вместе с ним искали ум, и вот он заплакал.
   – Да… – Глаза у Глеба были красные и он, стесняясь, закрыл их рукой. – Правильно говорит Франсуа. Это не сердце, это мой ум нашелся и сейчас плачет.
   В комнате повисла тишина: все, кроме внука, знали цену этих слез.
   Жена и дочь опустились рядом с Глебом и обняли его. Их горячие щеки коснулись его лица, слезы, объединившиеся в одну эмоцию прощения, смешиваясь на щеках, закрывали прошлое навсегда.
   – Мам, ну что вы все расстроились?! – Франсуа дергал Глеба за руку и пытался заглянуть в лицо Виктории. – Все же нормально, дед подумал, и ум свой нашел. Теперь он опять будет жить в его голове. Что вы?
   – Да, девочки мои. – Глеб заправил волосы жене за уши. – Франсуа правильно говорит… что мы тут сидим на полу, слезы льем, когда у нас такая радость?! Дед снова обрел ум, семью и жену. – Он поцеловал мокрое от слез лицо Виктории. – И теперь… – Глеб подтянул к себе внука. – Раз ты знаешь, что ум живет в голове, то его обязательно нужно проверять. Поэтому, Франсуа, теперь ты будешь следить, чтобы дед его опять не потерял или не забыл где-нибудь.
   – Ну, это уж во!.. – Виктория показала Глебу кулак. – С сегодняшнего дня я тоже буду следить, чтобы твой ум куда-нибудь не ушел. Только попробует он посмотреть в другую сторону – я моментально его встряхну!
   – И я, папочка, тоже буду следить за местонахождением твоего ума, – сказала дочь, вставая с пола.
   – О, Глеб, ты попал! – Начал смеяться стоящий у входа в комнату сват. – Теперь они тебе твой ум по полочкам расставят в баночках с надписями.
   – Что?! – в три голоса громко выкрикнули женщины.
   Сватья повернулась к мужу и схватила его за ворот, легкая усмешка коснулась ее лица.
   – Ты что-то тут сказал по поводу нашего женского контроля над вашими мужскими мозгами. А?
   – Нет-нет-нет! – Поднял он руки вверх, продолжая смеяться. – Наш ум находится в ваших руках, мы даже и не спорим.
   – Вот, это правильный ответ, – сказала Виктория, поднимаясь вместе с Глебом.
   – Ну, раз у нас все нашлось… – Постучала она кулачком по голове мужа и тоже улыбнулась. – А время сейчас обеденное, может, наши мужчины угостят нас шампанским и скажут, какие мы красивые, хорошие и любимые?
   Продолжая разговаривать, компания спустилась по лестнице и направилась в столовую, к накрытому столу.
   Глеб, идущий последним, подмигнул внуку и тихонечко, придерживая его за рубашку, задержал его.
   – Франсуа, – начал он шепотом говорить с внуком, когда все ушли, – ты мне сегодня так помог. – И Глеб увидел его счастливые, искрящиеся глаза. – Без тебя я бы пропал. Я знаю, где живет ум. Это большой секрет, но тебе я его скажу. – Глеб поднял внука на руки. – Вот смотри, ты маму любишь?
   Франсуа закивал головой в знак согласия.
   – Сильно-сильно? Покажи, как!
   Внук обхватил шею деда руками и сжал ее так сильно, как только смог.
   – О, как сильно, молодец! А теперь прислони свое ушко к моей груди и послушай, что там так стучит. Слышишь?
   Франсуа снова кивнул головой.
   – Сердце стучит всегда, и оно есть у всех: у тебя, у меня, у мамы, папы – у всех. И вот, что бы мы ни делали, как бы мы ни поступали, сколько бы ума не было в нашей голове – все мы делаем нашим сердцем. И все, чем располагает человек: ум, память, страх, любовь – все живет в нашем стучащем сердце. Понял?
   – Не-а! – Внук замотал головой и снова прижался ухом к груди Глеба.
   – Эй, старый да малый, чего вы там, на лестнице, застряли? Мы за стол уже сели, хватит шептаться. Идите уже к нам! – Услышали они голос Виктории.
   – Мама мне сказала, что ум живет у нас в голове, а сердце находится в груди. Такой ты дед большой, а таких простых вещей не знаешь. Поэтому в следующий раз, когда ум потеряешь, обязательно мне скажи, и мы с мамой поможем тебе его найти.
   Глеб посмотрел на своего уверенного и счастливого внука.
   – Хорошо, Франсуа! Что бы я без тебя делал, просто ума не приложу…
   – А ты приложи, мы же его нашли! Можешь прикладывать теперь, сколько хочешь.
   – Пойдем, нас за столом ждут. Только обними меня еще разочек, крепко-крепко.
   Внук зажмурил от напряжения глаза и сильно-сильно обнял деда.
   Глеб нежно провел рукой по маленькой, умещающейся в ладони спине Франсуа, спине мужчины, который будет жить после него, который когда-нибудь тоже будет учить своего внука искать жизненную силу в семье, а ум – в горячем человеческом сердце.
   – Деда! – Внук взял его лицо своими ладошками. – А все-таки – почему ты сбрил усы?
   Глеб улыбнулся и ничего не ответил. Эту историю он обязательно расскажет ему однажды вечером, сидя в кресле-качалке с сигарой и фужером коньяка на берегу чудесного канадского озера Гурон… И это будет не другая, а именно эта история.

Сергей Тюленев Где живет ум Роман

Намибия

Часть 1

Часть 2

Часть 3

Москва

Часть 1

Часть 2

Часть 3

Часть 4

Кипр

Часть 1

Часть 2

Часть 3

Часть 4

Часть 5

Другие страны и города

Часть 1. Кипр

Часть 2. Дубай ОАЭ

Часть 3. Афганистан. Паншер

Часть 4. …и снова Москва

Часть 5. …и снова Лимассол, Кипр

Канада. Торонто

Часть последняя

Сергей Тюленев
Где живет ум
Роман