Сергей Дубянский
Реалити-шоу

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
КАСТИНГ или ЕСТЕСТВЕННЫЙ ОТБОР

   Марина оторвалась от книги, чтоб извлечь из пакета несколько чипсов; потом перевернула страницу, но в это время телефон, лежавший на столе, завибрировал и запел голосом Максим (Марина давно собиралась сменить мелодию, но руки как-то не доходили). Вздохнув, она поднялась с дивана и увидела улыбающуюся Светкину физиономию, возникшую на дисплее.
   – Мэри! – прокричала трубка так громко, что Марина невольно отнесла ее от уха сантиметров на десять, – что сейчас было! Прикинь, мне с телевидения звонили!
   – Откуда тебе звонили?.. – Марина еще не переключилась с содержания «умной» книжки на восторженный голос подруги.
   – Звали в проекте участвовать! Отпад полный!..
   – В каком проекте?..
   Дело в том, что Марина иногда смотрела НТВ и даже пролистывала отцовские газеты, поэтому знала, что когда неожиданно звонят тебе домой и что-либо предлагают, это, как правило, ничем хорошим не заканчивается – особенно для семейного бюджета.
   – Прикинь, как прикольно – я мылилась на «Дом-2» ехать, а тут сами звонят!.. – кричала Светка, похоже, не услышав вопроса.
   – С «Дома-2»?
   – На фиг, «Дом-2»! Это круче! Называется… – Светкин голос сделался торжественным, – «Измени свою жизнь»!
   – Я что-то такого не слышала.
   – Сказали, что это совсем новый проект… – из восторженного, голос на секунду сделался озабоченным, но серая тучка тут же и рассеялась, – да по барабану! Сам факт – в «ящике» засветиться!.. По центральному каналу!..
   – Ты хочешь изменить жизнь? – спросила Марина опасливо.
   – Мэри, какая ж ты нудная!.. Хотя… а, может, и хочу! Может, я тащусь от театрального, а учусь в дурацкой техноложке! А еще я хочу крутую хату без своего «чекиста», и чтоб каждое лето балдеть на Канарах!.. А еще…
   – …найти своего байкера, да? – догадалась Марина.
   – Хватит прикалываться!.. – Светка топнула ногой, только никто не увидел ее возмущения, – я хотела сказать – может, я бабок там срублю, чтоб на всю жизнь хватило!
   – Думаешь, там реально раздают бабки? – Марина скептически усмехнулась.
   – Мэри, но люди ж выигрывают машины, квартиры, миллионы!.. А я что, даун?.. Скажи лучше, ты пойдешь со мной?
   Вопрос прозвучал настолько неожиданно, что Марина растерялась. Она никогда не пыталась представить себя перед телекамерами, рядом с наглым ведущим, требующим тупо исполнять команды продюсера, поэтому подумала: …Точно, буду выглядеть полной дурой…или они – дураками. Сломаю им формат проекта, и выгонят меня с треском… Блин, измени свою жизнь – придумают же!..
   – Мэри, у тебя что, все в шоколаде?
   – Нет, конечно, – нехотя согласилась Марина, – но я как-то не горю желанием делиться этим со всей страной. Тем более, Свет, ты не путай – это не джин в бутылке, а всего лишь шоу…
   – Ну и пусть, что шоу! Прикинь, тебя по ящику каждый день крутить будут! Мачо ото всюду письмами завалят!.. Это и называется, изменить жизнь!
   – Тебе б только мачо, звезда ты наша, – Марина засмеялась.
   – Ой, только не надо дурить нас, маленьких! Скажи еще, что тебя пацаны не волнуют!..
   – В данный момент, нет.
   – Это ты нормальных пацанов не видела!.. Мэри, ну, просто за компанию – пошли, а?.. Ты ж моя лучшая подруга…
   – Надеюсь, на кастинг не в Москву надо ехать?
   – Ты что! Сбор сегодня в три возле Дома актера.
   – Прям, сегодня?!..
   – А у них всегда так – один день, и кто не успел, тот опоздал. Мне Дашка рассказывала – она на «Большого брата» ходила. Помнишь, ТНТ устраивал?
   – Не помню. Слушай, а как они твой телефон узнали?
   – Да какая мне разница? Так ты идешь или нет?..
   Марина остановилась у окна, задумчиво разглядывая пустой двор, откуда палящее солнце разогнало даже детей, не говоря уж об их болтливых мамашах; перевела благодарный взгляд на кондиционер, но вдруг решила, что подруга все-таки дороже. …Хотя не такая уж, чтоб подруга; и не то, чтоб намного дороже… Но без Светки ее жизнь теряла столь необходимую долю авантюризма – короче, без нее было просто скучно (Марина знала это по опыту, когда однажды они поссорились на целый месяц).
   – Так ты идешь? – напомнила Светка.
   – Ну, давай… – Марина неуверенно пожала плечами, – позырим, как народ жизнь меняет.
   – Йес!! – Светкина рука взметнулась в соответствующем жесте, но тут же упала, – слушай, а чего надеть-то? Это ж прикид нужен реальный…
   – Ну, проблема номер один!.. – Марина засмеялась; засмеялась потому, что неважно, какое решение ты принимаешь, но если оно принято, жить становится легче, так как количество нерешенных проблем сразу уменьшается на одну.
   – Ладно, с тобой говорить на эту тему бесполезно, – заключила Светка, знавшая подругу не первый год, – через пару часов я подскачу. Жди.
   – Подскакивай, – положив телефон, Марина вернулась к дивану и уставилась на обложку недочитанной книги. …«История магии и суеверий, составленная доктором Альфредом Леманом». Похоже, лохов во все времена хватало… а теперь стало на двух человек больше. Ну, как можно реально изменить жизнь?.. С другой стороны, вдруг там просто сидит грамотный психоаналитик и помогает людям правильно настроиться?.. Или Кашпировский с Чумаком вернулись… О, отец оборжется!.. А я ему ничего говорить не буду. Я ж на сам проект не собираюсь – так, на кастинг гляну одним глазком. Прикольно все-таки…
//-- * * * --//
   В четверть третьего подруги подошли к Дому актера, но ожидаемой беснующейся толпы не обнаружили – лишь группа загорелых ребят, оживленно беседуя и прихлебывая пиво, двигалась мимо, да на порожках ТЮЗа, находившегося как раз напротив, весело прыгали дети. Еще, правда, был мужчина, прятавшийся в тени дерева на другой стороне улицы, но смотрел он вдаль – туда, где по широкому проспекту лениво ползла вереница машин.
   Сам Дом актера стоял серый и безжизненный, с зашторенными от жары окнами и плотно закрытыми дверями, но, самое главное, нигде не было ни единой афиши, кроме крохотного объявления о том, что администрации срочно требуется уборщица. Какая-то девушка курила у входа, но выглядела она усталой и неухоженной, никак не соответствуя статусу участницы телепроекта.
   – Я ж говорила, что это прикол, – Марина ткнула пальцем в мрачное, с виду необитаемое здание, но Светке не хотелось верить, что ее развели так дешево. Ничего не ответив и лишь обиженно поджав губы, она упрямо двинулась к заветной двери.
   Огромный холл, в котором раздавалось лишь эхо шагов, окончательно рассеивал все иллюзии, а в довершение, из-за столика поднялась вахтерша, преграждая девушкам путь.
   – Вы куда?
   – А это… в три тут кастинг должен быть… – Светка покраснела, чувствуя, что этой фразой подтверждает свою принадлежность к многочисленному племени лохов.
   – Ну какой кастинг? – по тону вахтерши Марина догадалась, что они здесь далеко не первые, – девочки, милые, летом у нас только выставка работает на втором этаже!..
   – Спасибо, – Марина направилась к выходу. Обиды не было, да и не могло быть! Зато было злорадство – ведь она-то еще дома просчитала такой вариант …а эта наивная чукотская девочка!.. Только и есть в ней, что длинные ноги и смазливая физия…
   – Ну, что? – Марина остановилась на крыльце, – убедилась?
   – Лично я буду ждать до трех, – насупилась Светка.
   – Свет, – Марина вздохнула так, как вздыхают бабушки при виде расшалившихся внуков, – согласись – прикололся кто-то над народом. Нет никакого кастинга, и никакого проекта нет, и никто твою жизнь не изменит, кроме тебя самой.
   – Давай все-таки подождем. Ну, Мэри… – Светка погладила подругу по плечу. В душе она уже признала, что Марина права, но расставание с надеждой – это всегда самое тягостное расставание, – тебе жалко, да?.. А если ничего тут не будет, пойдем в кафешку – плачу я.
   Марина промолчала – в принципе, она не испытывала нужды в деньгах, но всегда приятно, когда за тебя платят, даже если это не мужчина, а всего лишь подруга.
   – Слушай, Мэри, – Светкин голос неожиданно стал твердым, а поза решительной, – ты, вот, всякие книжки по оккультизму читаешь. Так вот, у меня предчувствие, что все это правда! Ты веришь в предчувствия?
   – Ну… – Марина пожала плечами, – книжки я читаю не потому, что верю, а, во-первых, есть такой предмет – культурология, который нам еще сдавать, и, во-вторых, мне нравится воображать. Это ж, типа, сказок, только для взрослых.
   – Ладно, – согласилась Светка, – тогда, поскольку ты будущий психолог, назовем это интуицией.
   – Свет, – Марина рассмеялась, – чего ты меня уламываешь? Хочешь – давай ждать хоть до четырех, все равно ничего тут не будет. Только сначала сходим, попьем чего-нибудь – душно, жуть. Наверное, дождь будет.
   – Пора б, а то целую неделю пекло, – Светка сразу успокоилась, что не придется оставаться наедине со своей «интуицией».
   Миновав сквер, расположенный за театром, они вышли к киоскам и купив по банке «Спрайта», уселись на остановке. Разговаривать не хотелось – тема на данный момент была всего одна, но обсуждать ее не имело смысла. Они задумчиво смотрели на видневшееся в конце пустой улицы здание университета, в котором обе учились (правда, на разных факультетах), и молчали; редкие маршрутки увозили редких пассажиров… вообще, летом в выходные город казался вымершим, а все «шоу», как правило, разворачивались на пляже.
   – Сходим, проверим? – Светка посмотрела на часы.
   – Как скажешь, – Марина бросила в урну пустую банку.
   Еще издали было хорошо видно, что за время их отсутствия ничего не изменилось, только девушка на крыльце, похоже, дождалась своего кавалера и теперь они выясняли отношения. Проходя мимо, Марина услышала обрывок диалога:
   – …Мне это надо, понимаешь? Никуда я не пойду!..
   – Глупенькая, может, в том и есть перемена жизни, чтоб мы с тобой познакомились. Ты не допускаешь такой мысли?
   – Не мы одни такие тюкнутые! – Марина толкнула Светку в бок. Диалог сразу оборвался, и остановившись, она улыбаясь, – извините, как я поняла, и вы купились на этот розыгрыш?
   – О, народ потихоньку подтягивается!.. – парень азартно потер руки, – слушайте, девчонки, я, вот, пытаюсь убедить ее, что в этом все-таки что-то есть – кто-то ведь зачем-то собрал нас… вдруг в этом наше высшее предназначение!.. – сам же не выдержав пафосного тона, он засмеялся, – меня зовут Женя. Студент технического университета. Это, как выяснилось, Алина, но она не хочет рассказывать о себе.
   – Света, – Светка протянула руку и кивнув на подругу, добавила, – это – Марина.
   Чувствовалось, что ей было приятно оказаться не единственной дурой в этом городе. К тому же, отсутствие обещанного шоу хоть частично скрашивалось новыми, непредсказуемыми событиями – пусть не чудесной телесказкой, но ведь, в конце концов, прав этот «студент технического университета» – ничто в жизни не происходит случайно.
   – Итак, нас, лохов, уже четверо, – весело констатировал Женя, ничуть не стесняясь причислить себя к этой категории, – кстати, девчонки, я пасу за мужиком на той стороне. Он много курит и периодически посматривает, то на дверь, то на часы. Не наш ли клиент?
   – Ой, ты чего?.. – Светка махнула рукой, – какой-то он слишком старый.
   – А там возраст не оговаривали.
   – Стоп! – Марина подняла палец, – там – это где? Тебе тоже звонили?
   – Ну да. Разбудили с утра пораньше – приходи, говорят, жизнь менять. А у меня, девчонки, получилась одна фигня, которую я хотел бы, скажем так, подкорректировать, – Женя замолчал, осмысливая получившуюся фразу, и решил перейти на более понятный язык, – в том плане, что я не прочь исчезнуть из города на некоторое время.
   – Ты ограбил банк?!.. – перебила Светка, испуганно вытаращив глаза, и все оценили шутку – даже погруженная в свои мысли Алина, улыбнулась.
   За беседой никто не заметил, как в Дом актера вошел еще один человек. Теперь он вышел обратно; остановился, глядя по сторонам; в одной руке он держал пиво, в другой – сигарету.
   – Наш или не наш? – не дожидаясь ответа, Женя обратился к незнакомцу, – милейший (в его исполнении это выражение прозвучало настолько смешно, что девчонки прыснули), не хотите ли изменить свою жизнь? Если да, то вы за нами.
   – А что это вас так мало? – незнакомец неспешно подошел, – растет благосостояние народа? Все уже всем довольны?
   – Евгений, – Женя посчитал вопрос риторическим.
   – Никита. Мне утром позвонили – я еще оклематься не успел после вчерашнего… хотя я, собственно, не против поменять кусочек жизни, а то не лучший вариант получился… Кто-нибудь знает, что тут намечается?
   – Никто не знает, – «обрадовал» Женя, – но разве недостаточно, что того «…все мы здесь сегодня собрались…»?
   – Вообще-то, – Никита оглядел девушек, – Митяев, он, конечно, прав…
   Алина, не слышавшая ни о каком Митяеве, достала сигарету и в очередной раз закурила.
   – Милая барышня, не стоит так нервничать, – Женя погладил ее по руке, – ну, пошутили над нами, но все равно сейчас что-нибудь придумаем, и будет весело.
   – Ты не понимаешь, – Алина затянулась, – мне плевать на ваши проекты. Я хочу реально изменить жизнь – забыть все, что было, и начать заново… – она опустила глаза, видимо, решив, что не стоит дальше изливать душу посторонним людям.
   – Без пяти, – заметила Марина.
   – Кстати, – Женя показал на другую сторону улицы, – а тот мужик все стоит. Может, сходить за ним, а то у нас, вроде, некомплект? – он окинул выразительным взглядом сложившийся коллектив, и не спрашивая ничьего согласия, отошел.
   О чем они разговаривали неизвестно, но вернулись вместе, причем, при ближайшем рассмотрении мужчина оказался не таким уж старым – просто худой, а светлые волосы создавали иллюзию седины, да еще усы…
   – Павел, – представился он и отошел, показывая, что участвовать в разговоре не намерен.
   – Без двух, – сообщила Марина.
   – Да ладно, – Женя махнул рукой, – сейчас пойдем куда-нибудь, потрещим о делах своих скорбных – говорят, в Америке так анонимные алкоголики лечатся.
   – Кстати, Мэри на психолога учится, – вставила Светка.
   – Ну, вообще, все класс!..
   Марина смотрела на часы, готовясь дать отмашку, когда две большие стрелки, медленная и быстрая, сойдутся на двенадцати, но в это время рядом остановился черный микроавтобус. Окна в нем были тонированы явно с нарушением правил ГИБДД, а на лобовом стекле белела наклейка «ТВ». Если б не она, автобус бы очень походил на шикарный катафалк. Все замерли, глядя, как отъехала дверь, и из чрева легко выпрыгнул человек, несмотря на жару, одетый в костюм.
   – И это все? – он удивленно огляделся.
   Женя потер глаза, прогоняя видение, но оно не исчезало.
   – Не густо. Ладно, поработаем с теми, кто есть. Итак, я – продюсер проекта. Зовут меня – Алексей. Садитесь в машину.
   – Господин продюсер, – Марина удержала уже двинувшуюся к автобусу Светку, – а вы не скажите хотя бы, с какого вы канала и в чем суть проекта?
   – Сейчас приедем на место и все узнаете. Съемки займут определенное время, так что если кто-то хочет предупредить близких, звоните сейчас. Там связи у вас не будет.
   – Класс! – Женя потер руки, – это мне начинает нравиться. Пошли, девчонки.
   – А «определенное время», это как? – уточнила Марина.
   – Определенное – это определенное. У каждого оно свое… – туманно ответил продюсер, но тут же пояснил, – кто-то уходит раньше, кто-то позже – ну, телевизор-то смотрите?..
   – Смотрим, – Светка кивнула, – но если до утра я не явлюсь, у предков башню снесет.
   – А у моих, тем более, – вздохнула Марина. Самое интересное, что с появлением продюсера у нее как-то сами собой отпали сомнения, относительно участия в проекте – их чудесным образом поглотила завораживающая реальность.
   Достав телефоны, девушки отошли подальше от посторонних ушей, а Женя не спеша двинулся к автобусу. Он уже поднял ногу на ступеньку, но так и не проронившая ни слова Алина успела юркнуть в салон перед самым его носом. Третьим зашел Никита, спокойно допив пиво и аккуратно поставив на бордюр пустую бутылку.
   Пока подружки объяснялись с родителями, продюсер лениво прогуливался по тротуару. Неожиданно он остановился, выхватив взглядом девушку, спешившую через сквер. Сначала она прошла мимо автобуса и долго разглядывала сквозь стеклянную дверь пустой холл Дома актера; потом, растерянно обернувшись, увидела наклейку на микроавтобусе и подошла.
   – Извините, а что, все уже закончилось?
   – Не волнуйтесь, вы успели. Садитесь, – продюсер сделал радушный жест.
   Девушка сунула голову в полумрак салона и сказала, ни к кому не обращаясь:
   – Здравствуйте. Меня зовут Лиза.
   Ответил ей нестройный хор, в котором, естественно, невозможно было определить принадлежность имен, но это и не требовалось – если им придется жить вместе, они еще успеют познакомиться, а если нет… Лиза видела, как следом за ней вошли девушки, только что звонившие по мобильникам, и заняли свободные места. Дверь тут же захлопнулась.
   – Ни черта не видно, – отгородившись ладонями, Женя пытался разглядеть, в какую сторону они поехали, – хоть кондиционер есть, а то задохнешься в этой душегубке.
   – Странно все как-то, – тихо произнесла Марина, на которую темнота и ощущение замкнутого пространства подействовали отрезвляюще, – никто больше так не думает?
   – В жизни все странно, – Никита пожал плечами, и никто не решился с ним спорить.
//-- * * * --//
   – …Какое небо звездатое!.. – Никита поднял голову.
   – Не звездатое, а звездастое, – поправил Володя.
   – Романтики, блин! – Вика рассмеялась.
   А чего б ей не смеяться, если за весь вечер они с Володей не только ни разу не поссорились, но даже в душе не отложилось ни малейшей обиды? Это была редкая удача для совместных застолий – оставалось только спровадить Никиту, и сегодняшний день можно будет считать одним из лучших за последний месяц.
   – Да! А чем не романтики? – Никита вздохнул.
   – Никит, ну, не читают нынешним дамам стихи, – начала в очередной раз объяснять Вика, – ты в каком веке живешь? Побренчал на гитаре, и ладно…
   Никита нащупал в темноте бутылку; поднял ее, но та оказалась пустой.
   – У нас что, бухла не осталось? – рука его поползла по столу, стараясь ничего не опрокинуть, но более трезвый Володя опередил ее, щедро наполнив стакан.
   Словно возмущаясь этим поступком, в кустах истерично заверещала птица; в соседнем дворе залаяла собака, но обе быстро смолкли, решив, что их мнение вряд ли кого-то заинтересует. В воздухе витал дымок гаснущего костра – иногда он сам собой менял направление, и сразу проявлялся запах леса, а кирпичная стена дома начинала казаться неуместной театральной декорацией. Правда, еще на кухне светилось окно – Вика оставила его специально, и хотя оно ничего не освещало, зато являлось ориентиром в зарослях давно отцветшей сирени.
   – Хорошо у вас тут… какая-то давно забытая сказка… – Никита нетвердо поднял стакан, – а что, ко мне уже никто не присоединится?
   Володя снова потянулся за бутылкой, но Вика прижала его руку к столу. Ей очень не хотелось, чтоб он потом кое-как взбирался на крыльцо и не дойдя до спальни, укладывался прямо в гостиной – это был бы слишком знакомый сценарий при воссоединении трех гремучих компонентов – гостей, водки и предстоящего выходного дня. Ведь не для того ж все складывалось так замечательно!..
   – Я понял, – Никита чокнулся с несуществующим собутыльником, – а закусить осталось?
   – Вон, еще шашлыков – море.
   – Годится! Жаль, что Машка твоя оказалась такой дурой… но пусть катится!.. За вас, ребята! – водка всколыхнула гаснущее сознание, но рождавшиеся в нем идеи были направлены лишь в одну сторону, – слушайте, – произнес Никита заговорщически, – может, я у вас останусь и продолжим? Закуски навалом; за пузырем я могу сгонять, а?
   Вика сжала Володину руку, пытаясь жалобно заглянуть в его невидимые глаза.
   – Куда ты пойдешь, неугомонный ты наш? Менты еще загребут. Давай я лучше мотор вызову, – Володя, с гордостью за собственную силу воли, взглянул на жену.
   – Понял – продолжения банкета не будет, – Никита проглотил недожеванный кусок мяса и зубами сорвал с шампура следующий, – о, мамочка обрадуется!.. – он рассмеялся с таким явным сарказмом, что, сглаживая ситуацию, Володя предложил:
   – Хочешь, приезжай завтра – пивка попьем.
   – Где я, и где завтра?.. Что мы знаем про завтра?.. – язык его стал заплетаться, и Володя поспешно направился в дом, чтоб успеть вызвать такси, пока Никита не отключился здесь же, на скамейке, уронив голову в миску с соусом.
   – Никит, ты не спи, – Вика осторожно тронула его за плечо.
   – Я?!.. Ни в жисть! – Никита резко, как робот, вскинул голову, – сейчас приеду, приму душ, скажу любимой мамочке «спокойной ночи»… а, вообще, все правильно – нечего по чужим углам ошиваться… Гитару я потом заберу. Пусть хоть она останется, ладно?
   – Никит, ты не обижайся. Понимаешь… – Вика попыталась погладить его, но он сбросил ее руку и встал.
   – Я ж сказал – все! Дайте «стольник» на дорогу, и я пошел.
   – Подожди, сейчас такси приедет, – Володя протянул в темноту деньги, – возьми. Темно-синие «Жигули», номер…
   – Какие «Жигули»? Темно-синие, блин?.. Кто их ночью разглядит?.. Все, я пошел.
   – Давай провожу, – Володя спрыгнул с крыльца, но голова Никиты уже исчезла, и только впереди раздался его голос:
   – Не дождетесь, потому что все в этом мире относительно! Так еще Эйнштейн говорил!..
   Скрипнула калитка, и Володе ничего не оставалось, как вернуться к опустевшему застолью.
   – Мясо я собрала, а остальное пусть остается, а то темно.
   – Птички утром доклюют, – Володя обнял жену, – пошли.
   – Ты у меня сегодня такой молодец! – она прижалась к его пропахшей дымом футболке, – а Никита-то чего так напился? Из-за Машки, что ли?
   – Причем тут Машка? Ты пойми, он же совсем не у дел – здоровый мужик; высшее образование (кажется, даже кандидатский сдавал в свое время); классные песни пишет; как говорят – «недурен собой», а что у него есть в жизни? Охранник – разве это работа? Жены нет, квартиры нет – до сих пор живет с мамой. Что ему остается? Только квасить.
   – Не знаю… Жалко его – сопьется ведь. Надо ему как-то менять свою жизнь.
   – Так это запросто!.. Сейчас, и линии судьбы спрямляют, и гороскопы корректируют, и карму чистят…
   – Я серьезно, – обиделась Вика.
   – А если серьезно, пойдем спать.
   Они поднялись на крыльцо и замерли в неярком свете, падавшем из коридора – будто фигуры театра теней, а небо миллионами зрительских глаз взирало на них с умилением.
   – Главное, чтоб добрался без приключений, – сказал Володя, запирая дверь, и, тем самым, подводя итог прошедшему вечеру.

   Как попал домой, Никита помнил с трудом, а уж, тем более, принимал ли он душ и говорил ли «спокойной ночи», но разбудил его голос матери:
   – Сынок, тебя к телефону, слышишь?
   – Кто там? – он повернулся на бок, с радостью узнавая обстановку комнаты и то, что уже наступило утро. Значит, не совсем он допился, и «автопилот» пока работает четко.
   – Не знаю, какой-то мужчина.
   – Давай, – Никита нехотя протянул руку…
//-- * * * --//
   Микроавтобус угодил в яму, подпрыгнул, и от неожиданности Лиза повалилась на соседа, сидевшего у окна; почувствовала, как тот напрягся.
   – Извините.
   – Ничего страшного.
   Услышав его голос, Лиза решила, что он может сбросить ее одним щелчком, как осенний лист. …С чего я так подумала? Вздохнула оттого, что ничего не понимала в этой жизни…
//-- * * * --//
   – …Я люблю тебя.
   Лиза повернулась на бок. Теперь ее голова покоилась на сильной мужской руке, грудь прижималась к его груди, а правая нога обвивала его ноги. Так Лиза чувствовала всего мужчину, и это было очень приятно. Подумала, что сегодня они занимались любовью слишком мало, и ее организм еще не успел насытиться – вроде, аппетит только разыгрался, а огромный кулек с шоколадными конфетами уже спрятали высоко на шкаф (так всегда в детстве поступала бабушка, заботясь о том, чтоб Лиза не сделалась толстой и прыщавой).
   Теперь она взрослая и красивая (неизвестно, правда, чьими стараниями), а образ этих недоеденных конфет, наверное, останется с ней навсегда. Бабушки давно нет, и теперь Лиза занимает однокомнатную квартиру, в которой даже стены за сорок лет, будто впитали бабушкины настроения… Хотя, причем здесь все эти глупости? Стены – это лишь кирпичи и никакого настроения у них быть не может…
   Лиза высвободила руку и ласково провела пальцами по щеке Антона.
   – А ты меня любишь?
   – Конечно, дурочка, – он крепче прижал ее к себе, но Лизе показалось, что сделал он это как-то лениво, выполняя надоевшую обязанность.
   – Ты не так говоришь, – вздохнула она, – без страсти.
   – Ну, какая страсть? – он пошевелился, и Лиза решила, что ногу лучше убрать, – страсть была пять минут назад, а сейчас надо спать. Завтра сама ж будешь ныть, что не выспалась.
   – Буду, – покорно согласилась Лиза, отползая на свою половину широкой постели, но спать ей не хотелось.
   – Спокойной ночи, – чмокнув ее в щеку, Антон отвернулся.
   – Спокойной ночи, – широко открытыми глазами Лиза смотрела в потолок, тускло освещенный лунным светом. Недавнее желание утихомирилось и напоминало о себе лишь каким-то внутренним дискомфортом, зато мысли прояснились, хоть и не стали от этого более понятными. Еженощный вопрос «и что дальше?» каждый раз рождал самые разные варианты ответов, в зависимости от того, каким был прошедший вечер. Если Антон радостно сообщал, что он «в командировке» и может пожить у нее несколько дней, ответ оказывался наполнен даже не надеждой, а уверенностью в долгожданном начале новой жизни. Если же он должен был возвращаться к жене, все рушилось, и, казалось, что дальше просто не будет ничего. То есть, вообще, ничего, потому что эта квартира существует только для того, чтоб встречаться с ним; работа – чтоб убить время до его прихода; еда – чтоб ему здесь было лучше, чем дома, и уборка для того же самого…
   Завтра он «приезжает из командировки», и неизвестно, когда сможет вырваться в следующий раз. …И при этом спит!.. С женой мог бы выспаться!..
   Лиза тихонько встала и накинув халат, вышла в кухню; включила свет над плитой; взяла сигарету. Рассеянный взгляд блуждал по старым, но еще чистеньким шкафчикам и потускневшей голубой плитке – ни одной новой вещи… Создавалось впечатление, что окружало ее одно сплошное прошлое, без будущего. Начиналось оно ностальгически – стареньким холодильником со скругленными, обшарпанными боками, а заканчивалось совсем трагично – двумя бокалами с остатками красного вина и скомканной фольгой от шоколадки. Утром она выбросит фольгу, вымоет бокалы, и неизвестно, когда достанет их снова. Ужас пустоты и одиночества, отступивший на три дня, уже стоял за темными окнами, ожидая, когда за Антоном закроется дверь.
   …Но это будет завтра, – Лиза попыталась успокоить себя глупой мыслью, вроде, Антону мог присниться сон, способный что-то поменять в его планах, – нет, ничего в них не изменится, – подумала Лиза, – и так всегда… Почему надо бросать меня, именно, под субботу?.. С другой стороны, а как он будет объяснять жене, чем занимался в командировке, пока все люди отдыхают? Так что, все логично… кроме меня…
   Перспектива тоскливых выходных опустила настроение к той черте, за которой из глаз совершенно неосознанно начинали катиться слезы, но этого нельзя было допустить, иначе Антон проснется и, как всегда, начнет озлобленно доказывать, что все у них хорошо, что у других бывает гораздо хуже. (Он, вон, даже подарки ей дарит!..) Она тоже начнет злиться, правда, бессловесно, внутренне готовая выдернуть из ушей и растоптать несчастные сережки за восемьсот рублей, но все объяснения и претензии заменят слезы, которых он не понимает или не желает понять.
   Сигарета незаметно догорела, и Лиза смачно расплющила ее в грязной пепельнице; вздохнула. Если б на кухне был телевизор, она б с удовольствием посмотрела какой-нибудь фильм. Именно, по ночам почему-то показывают захватывающие триллеры (в отличие от сериалов, они вызывают ни зависть, а чувство облегчения, что это происходит ни с тобой). Но телевизор стоял в комнате, а значит Антон проснется, спросит, ни сошла ли она с ума? …И как я, действительно, не сошла с ума от такой жизни? Неужели ничего нельзя изменить? Например, встретить нормального мужика, который будет просто любить меня, родить ему ребенка; в выходные ходить гулять или делать что-нибудь вместе; вместе отмечать праздники, вместе ездить в отпуск… Неужели уже наступил тот ужасный возраст, когда можно лишь тащить за собой балласт прошлых неудач? Так я и не выгляжу на свои двадцать семь… Придется спать, – решила Лиза, но все-таки подошла к окну, словно надеясь, что кто-то позовет ее в неизвестную светлую даль.
   Нет, никто ее никуда не звал – звезды светили сами по себе, редкие машины двигались сами по себе и кто-то громко ругался на остановке тоже сам по себе. …Оказывается, не только я, а никто никому не нужен!.. – Лиза повернулась и задумчиво направилась к белевшей сквозь открытую дверь, постели.

   Утро получилось торопливым, так как Антону требовалось имитировать возвращение с поездом, приходящим в семь-тридцать. Лиза и успела-то всего раз поцеловать его по-настоящему – когда Антон уже стоял в дверях, держа в руке ненавистную черную сумку.
   Дверь захлопнулась, и жуткая тишина, к которой Лиза готовилась весь остаток ночи, погнала ее на кухню, где можно было, включив воду, греметь посудой и создавать иллюзию нормальной жизни. Потом ее спасал пылесос; потом стиральная машина, и когда она огляделась, ища к чему б еще приложить свою нерастраченную энергию, внезапно зазвонил телефон…
//-- * * * --//
   Женю угнетало то, что, не видя знакомых улиц, он ощущал себя в микроавтобусе, как жук в спичечной коробке. Да еще все вокруг подозрительно молчали, вроде, ехали не на молодежный проект, а в тюрьму.
   …Чего они все такие? Радоваться надо, что так мало конкурентов!..Хотя я и сам представлял кастинг как нечто более радостное и феерическое…
   – Алин, теперь ты довольна? – он обернулся к девушке, усевшейся позади него. Собственно, Женю не слишком волновало, довольна ли она, а просто хотелось нарушить гнетущую тишину.
   – Ну, чего тебе от меня надо?..
   – Ничего, – обиделся Женя, – но должны же мы все познакомиться поближе.
   – Извини, – Алина мимолетно коснулась его плеча, – наверное, ты прав… просто на меня столько свалилось за последние дни…
//-- * * * --//
   …Пока Алина донесла сумки от такси до подъезда, они будто потяжелели килограмм на сто, поэтому последний лестничный марш она уже тащила их волоком. Добравшись до площадки, с трудом разжала побелевшие ладони со скрюченными пальцами. …Жуть, – присела на перила, чтоб перевести дыхание, – с другой стороны, это же все, что мне осталось от четырех лет жизни…
   Воспоминания в очередной раз пытались выдавить слезы, но оказалось, что она выплакала все их еще в Москве. …Зато теперь я дома и можно поставить жирный крест на прошлом. Конечно, папка сейчас начнет вздыхать, но это придется пережить. По крайней мере, здесь не будет хуже, чем там… Алина робко тронула кнопку звонка. …Когда ж я звонила им последний раз?..И не помню… Год назад, если не больше…
   – Миш, открой! Звонит кто-то! – услышала она голос Лоры.
   …Господи, она-то зачем здесь, да еще с этим своим «недоделанным» мужем? Не дай бог, что-то случилось!.. Однако испугаться по-настоящему Алина не успела. Дверь распахнулась, и на пороге возник Миша, такой домашний, в спортивных штанах и футболке с растянутым воротом.
   – О, ба-на! – воскликнул он, – кого я вижу! Лорик, ты глянь, какое явление!
   – Кто там? – донеслось из комнаты, – говори, а то я Андрюшку кормлю!
   …Какого Андрюшку?.. Но громкий детский плач сразу дал ответ на все вопросы.
   – Сеструха твоя объявилась! – сообщил Миша.
   – Ты чего, правда?..
   Они разговаривали исключительно между собой, вроде, гостья была почтовым отправлением, которое можно получить, а можно и вернуть обратно.
   – Я войду? – заносчиво спросила Алина.
   – Входи, – пыхтя, Миша втащил сумки, и Алина почувствовала, как тесно стало в квартире с ее появлением, – барахла-то сколько! Это нам подарки, да?
   – Нет. Я насовсем вернулась.
   Из комнаты тут же высунулась голова Лоры.
   – А что это ты надумала?
   – Так уж получилось, – ответила Алина, обескураженная приемом, – а где папа?
   – Умер полгода назад.
   – Господи… – она прижала ладони к лицу, – что ж вы даже не сообщили?
   – Как же! – Лора злорадно усмехнулась, – самолично телеграмму давала, так что спроси у своего… этого… как его зовут-то?..
   – Я ничего не получала, – пролепетала Алина.
   – А я причем? У меня, вот, сын родился. Ты ж тоже не в курсе?.. Мам! Алина приехала!
   От громких голосов Андрюшка снова заплакал, и Лора вернулась к сыну. Зато открылась дверь в маленькую комнатку, где сестры когда-то обитали вместе. (Потом Лора отхватила себе этого Мишу, и Алина на какое-то время осталась там одна, а теперь, оказывается, туда переселили мать).
   …Господи, как все изменилось!.. – с ужасом подумала Алина, не видя себя в этой новой жизни, – но ничего, ничего… все образуется… – она сделала несколько шагов к женщине, удивленно выглянувшей из двери.
   – Дочка… а я и не поняла, чего Лорка-то орет, – мать раскрыла объятия, и Алина прижалась к ней, подумав, что мать сильно состарилась за это время. Может, если б они виделись каждый день, это было не так заметно, но четыре года!..
   – Миш, иди, помоги мне! – снова раздался Лорин голос.
   Миша послушно исчез, и воспользовавшись этим, Алина юркнула в комнатку, закрыв за собой дверь; остановилась, разглядывая изменившуюся обстановку – нет, вещи, в основном, остались прежними, только стояли совсем по-другому.
   – Мне и угостить тебя нечем, – мать стерла слезинки. Наверное, это была самая нелепая фраза после четырех лет разлуки, но она все еще мыслила старыми категориями, когда являлась полноправной и единственной хозяйкой в этом доме.
   Они опустились на диван по разные стороны от толстой «желтой» газеты, заложенной на середине очками, которые Алина помнила столько, сколько и себя.
   – Сдала я сильно, особенно, когда Витя умер…
   – Мам, ты прости, но я не знала, – Алина опустила голову.
   – Отец очень ждал тебя последние дни…
   – Говорю ж, я не знала! – конечно, она считала себя виноватой, но не перед ними, а исключительно перед папкой, который любил ее так, как никто никогда не будет любить.
   – Он же всегда боготворил тебя… – это уже походило на издевательство, и Алина не выдержала.
   – Мам, может, хватит?! Что ты хочешь, чтоб я сделала? Билась головой о стенку?.. Завтра съезжу на кладбище, попрощаюсь! Ну, не несла я гроб! Зато, в отличие от вас всех, я его, живого, любила, сама знаешь!
   – Знаю, – мать вздохнула, – ты-то как? – спросила она, уходя от неприятной для обеих темы.
   – Мы с Игорем расстались, – Алина решила, что этого достаточно, чтоб объяснить свое внезапное появление, но мать так не считала.
   – Почему? – ее голос стал строгим, совсем как раньше.
   – Длинная история, – Алине не хотелось вдаваться в подробности, и она нашла очень короткую, но емкую формулировку, – дура я, понимаешь? Слепая, наивная дура.
   – Я тебе говорила. Но ты ж меня с детства слушалась.
   – Ага, – Алина криво усмехнулась, – особенно с детства – чуть что не по-твоему, сразу ремнем по заднице!..
   – Так надо ж было кому-то тебя воспитывать, а то отец тебя только баловал.
   – Что ж ты Лорку не воспитывала? Блин, звезда в окошке!
   – Лорка всегда была мне помощницей, а ты – «папкина забава». Что б тогда из тебя выросло?..
   – А что выросло с твоим воспитанием? – перебила Алина.
   Ответить было нечего, и мать только сжала слабеющими пальцами руку дочери.
   – Может, когда не права была – извини. Но в том, что Игорь тебя бросил, я не виновата!
   – Никто меня не бросил! Я сама ушла!
   – Он что, изменял тебе?
   – А то б!.. – фыркнула Алина, – помнишь, с чего все началось? Нашел он, типа, объявление о вакансии в Москве.
   Мать кивнула, хотя давно забыла такие подробности.
   – Так вот, никакой вакансии не было. Эту должность – заместитель, хрен знает по каким вопросам, специально для него придумали. Там директор его старая любовница. Она реально старая – ей сорок два года. Но богатая. Она и квартиру сняла, и деньги ему платила, хотя ни фига он на фирме не делал, кроме как обслуживал хозяйку. А я, дура, жила и радовалась, какой у меня умный муж, да как он в люди выбился… радовалась, пока все не узнала. Прикинь, – Алина рассмеялась – проблемы, уже ставшие невозвратимым прошлым, и вправду, показались ей смешными, – он сказал, что любит нас обеих, и его мечта – жить так, как мы жили все эти годы. А я представила, как он уходит, вроде, на работу, а потом возвращается, вроде, с работы… Короче, собрала я манатки и уехала.
   Алина с ужасом подумала, что целых четыре года, вместивших в себя все, от безоблачного счастья до черного разочарования, уместились в нескольких коротких фразах. Значит, в самом конце и всю ее жизнь можно будет изложить на одной тетрадной страничке. Стало так обидно, что из глаз выкатились две самые последние, запоздалые слезинки.
   – Всяко бывает, – мать погладила ее по руке, в кои-то веки мудро решив обойтись без комментариев, – и куда ты теперь?
   – Не знаю пока.
   …Нет уж, лучше анализировать прошлое, чем будущее… – подумала Алина, пытаясь хоть что-то рассмотреть в непроглядном тумане своего нового существования, и в этот момент без стука распахнулась дверь.
   – Не помешаю? – Лора присела на краешек дивана, – пока Мишка Андрея укачивает, посижу тут с вами. Ал, так что ты собираешься дальше-то делать?
   – Работу буду искать, – Алина решила, что по своей гадкой натуре сестра, скорее всего, подслушивала в коридоре, – я там последние полгода на рынке торговала, так что устроюсь.
   – А жить где собираешься?
   – Как где? – не поняла Алина, – здесь. Где ж мне еще жить?
   – И как это по-твоему должно выглядеть? У нас, между прочим, маленький ребенок – нам самим места еле хватает. (От необдуманного ответа Алину спас лишь Андрюшкин плач). Черт, поговорить нельзя!.. – Лора поспешно вышла, прикрыв дверь.
   – Мам, – Алина растерянно повернула голову, – вы что, выгоняете меня?
   – Боже избавь, дочка! Будешь жить со мной. Вы ж с Лоркой жили здесь, и мы, небось, поместимся. Только храплю я иногда…
   – Причем здесь это?!.. Слушай, а чего Лорка вернулась? Они ж снимали квартиру.
   – Я попросила. Когда Витя умер, трудно стало, да и за квартиру платить с моей пенсии дорого. Мишка-то сейчас неплохо получает, так что теперь он тут хозяин, ну и обо мне Лорочка заботятся…
   – Понятно, – Алина вздохнула. Конечно, никто не посмеет выкинуть ее из родного дома – у нее даже прописка осталась, но и как тут жить?.. И самое страшное, что в голове даже не возникало вариантов, из которых можно выбирать. Жизнь застыла в одном-единственном мгновении – вот, она сидит на диване рядом с матерью… и все. Дальше, вроде, ничего нет.
   Дверь снова открылась, но на этот раз появился Миша. Видимо, жена уже успела рассказать суть проблемы, а в мужской голове решения рождаются быстрее, чем в женской.
   – Слушай, – начал он без предисловий, – а почему б тебе не пожить на даче?
   – На какой даче? – опешила Алина.
   – На нашей. Или у тебя есть другая дача?.. Мы туда не ездим с тех пор, как умер Виктор Николаевич. До холодов еще месяца три; за это время определишься – или работу найдешь, чтоб квартиру снять, или мужика богатого. Тебе ль горевать? Юбку покороче, и полный вперед, – он ехидно ухмыльнулся.
   – Ты, вообще, в своем уме? – последнюю фразу Алина пропустила мимо ушей, потому что знала Мишино отношение к себе – гораздо сильнее ее возмутило само предложение, – что? Я, одна, в лесу?!.. Как ты себе это представляешь?
   – Ну, не знаю…
   – А почему б вам, в таком случае, не пожить на даче?
   – У нас ребенок! – воскликнул Миша неожиданно зло, – это ты так можешь – потрахалась в Москве, теперь сюда вернулась!
   – Неправда! – Алина покраснела от обиды, – если ты не в курсе, я была замужем!
   – За каким ты была мужем?.. Не смеши, народ!
   Алина почувствовала, что сейчас сорвется и начнет хамить всем и по полной программе.
   – У вас тут где-нибудь курят? – она резко встала.
   – На лестнице! – огрызнулся Миша, – мы ведем здоровый образ жизни. А если будешь шастать туда-сюда, то простудишь Андрюшку, поняла?
   – Поняла!
   Алина вышла в коридор, и пока искала сигареты, зазвонил стоявший на столике телефон. Конечно, сюда ей никто не мог звонить, но, по московской привычке, она сняла трубку…
//-- * * * --//
   …Ладно, значит, отложим знакомство на потом, – решил Женя, принимая естественное положение и упираясь взглядом в коротко стриженный мужской затылок, – интересно, а этот мужик как затесался в нашу компанию?..
//-- * * * --//
   – …Спи, сынок, – чеченка в черном платке поправила сваливавшееся с полки одеяло.
   – Мне жарко, – мальчик капризно поднял ручки, пытаясь оттолкнуть мать.
   – Поезд поедет и будет дуть, – пояснила она, подтыкая одеяло под матрас.
   – Не будет, – захныкал ребенок, – мне жарко.
   – Ничего, потерпи, – мать погладила его по голове, – утром проснемся – нас уже будет встречать дядя Шамиль. У него большой красивый дом, ты будешь там играть.
   – Больше, чем был у нас? – заинтересовался мальчик.
   – Больше.
   – А его не взорвут?
   – Его не взорвут. Спи.
   Мальчик покорно закрыл глаза, а пожилая женщина, до того молча сидевшая в углу и безразлично разглядывавшая полупустой перрон, повернула голову.
   – В гости?
   – Насовсем, – ответила чеченка шепотом, чтоб не тревожить успокоившегося ребенка. Она хотела еще что-то добавить, но резко хлопнула тамбурная дверь. В тишине загрохотали тяжелые шаги, и появились три человека в камуфляже.
   – Прибыли. Вон, твое семнадцатое место.
   – Еще пять минут. Успеем.
   Они торопливо достали бутылку, пластиковые стаканчики и уже подготовленную закуску.
   – Давай, Паш, за Танюшку и за всех ребят. Пусть земля им будет пухом. Это ж война. Мы все знали, куда шли, так ведь?
   Тот, которого назвали Пашей, заглянул в стакан, словно ища там ответ на этот простейший вопрос, но, кроме водки, там ничего не было. Вздохнув, он выпил до дна.
   – …Провожающие, покиньте вагоны…
   – У, черт!.. Ладно, Паш, не убивайся – никого ж не вернешь.
   – Пашка, надо жить, – второй похлопал его по плечу, – мы с ними еще поквитаемся, а ребята… Знаешь, в их поганом исламе тоже есть кое-что умное – по их законам, погибающий за правое дело, прямиком попадает в рай…
   – Да иди ты со своим раем! – угрюмо бросил Паша, – Танюшка тоже верила в Бога, и что? Вернусь, я им устрою рай!..
   – …Поезд отправляется!..
   Наспех обнявшись, провожающие торопливо направились к выходу, а Паша смотрел им вслед, пока дверь не захлопнулась; потом устало опустился на полку, уставившись в глубь темного коридора. Что он разглядывал там так пристально, неизвестно – скорее всего, свои собственные мысли, потому что ничего примечательного в вагоне не было.
   Поезд качнулся. Блики фонарей осветили купе, и стали видны неразличимые до этого четыре тусклые звездочки на погонах, и еще то, что печальные глаза и ровная щеточка усов совершенно не вязались с молодым лицом.
   – Пересядьте, – попросила чеченка, – я буду ложиться.
   Медленно повернув голову, капитан увидел спящего ребенка и на его лице появилось подобие улыбки, но потом перевел взгляд на его мать, и улыбка исчезла. В этот момент он пожалел, что с ним нет АКМа, чтоб выяснить, с какой целью эта сволочь пробирается вглубь России – он бы ей все припомнил!.. Но без автомата ему ничего не оставалось, как встать. Поглядев на оставшуюся на столике бутылку, капитан вылил остатки водки в стакан; выпил небрежно, как в первый раз, и вышел, на ходу доставая сигареты.
   – Совсем мальчик… – заметила женщина у окна.
   – Такие мальчики убили моего мужа, – чеченка взглянула с нескрываемой ненавистью, – а он не был с этими… в первую войну он вашим помогал, а пришли другие ваши, и убили.
   – Просто пришли и убили?
   – Какая разница, просто или не просто? Убили и все, – не раздеваясь, она улеглась на полку, и разговор закончился сам собой. Женщина снова уставилась в окно, за которым властвовала бесконечная и непроглядная южная ночь.
   Вернулся капитан минут через десять. Задумчиво посмотрел на верхнюю полку, но не полез туда, а уселся рядом с женщиной.
   – Не могу спать, – пояснил он, – и водка уже не берет.
   – Извините, я случайно слышала, – женщина повернула голову, – а Таня была вашей женой, да?
   – Жена – это штамп в паспорте, – капитан махнул рукой, – Танюшка больше, чем жена!.. Вы – женщина, вы должны понять!
   – Я понимаю, – собеседница вздохнула, – раньше это называлось – фронтовая подруга; не знаю, как сейчас. Я ж помню войну, хоть лет мне еще мало было…
   – Так, то была другая война! В той войне был смысл, а в этой нет ни победителей, ни побежденных, и закончиться она не может, потому что на крови делают деньги, и все! Вот ее смысл!.. Когда-нибудь это выясниться… Какие, на хрен, боевики?.. Они все… днем за руку здороваются, а ночью «калаши» достают! Выходит, всех убивать надо? А вы представляете, что значит убивать всех – и женщин, и детей… Они хоть хуже мужиков, но все равно женщины и дети! Как совместить это в голове?.. Она лопается уже, понимаете?!.. Это вы кричали: – За Родину!.. А нам что кричать?.. Сколько там ребят осталось…
   Женщина опасливо покосилась на чеченку, замершую на противоположной полке. Вдруг она сейчас скажет что-нибудь такое, отчего голова капитана наконец лопнет, и все, скопившееся в ней, выплеснется наружу?..
   – А дети есть? – женщина перевела беседу в мирное русло.
   – Сын. Повидать, вот, хочу, пока эта тварь не затаскала его по другим «папам». А то приеду; он скажет, где ты был?.. Ах, кровь проливал?.. А за кого?.. Что я отвечу?.. Голова лопается… – капитан вновь достал сигареты и вышел, хлопнув дверью.
   – Голова у него лопается, – чеченка тут же открыла глаза, – что ж совсем не лопнула-то?.. Не попался ты там – тебе б показали, как лопаются головы.
   – Ну, зачем вы?.. – сказала женщина укоризненно, – он же не виноват.
   – Фашисты тоже так говорили. А кто виноват? Сын мой виноват, что без отца остался?..
   – У него тоже девушка погибла, вы же слышали…
   – Сидела б дома, да рожала детей – была б жива! – огрызнулась чеченка.
   Женщина подумала, что их разговор беспредметен, потому что на любой войне существуют две правды (иначе б и войн-то не было), и каждая сторона уверена, что ее правда более правильная, и пока кто-либо не поймет, что правда всегда одна, война не закончится. Но она не успела сформулировать свою мысль, потому что капитан на этот раз вернулся слишком быстро, и чеченка поспешила вновь притвориться спящей.
   – Вы говорили, что ваша Таня верила в Бога, – женщина попыталась вытащить капитана из темного омута его прошлого поближе к свету, считающемуся душеспасительным и вечным.
   – Оставьте вы эти сказки, – капитан устало вздохнул, – я, дурак, ей тоже чуть не поверил, что в нашей встрече есть Божья воля. И что ж тогда Бог не дунул на ту сраную мину, чтоб завернуло ее обратно? Где он был в это время?..
   – Наверное, так было надо…
   – Кому надо?!.. – взорвался капитан, – Богу?.. Ну, и пошел он к черту в таком случае! Не доставайте меня больше, прошу вас – и так тошно!..
   Капитан запрыгнул на свою верхнюю полку и отвернулся.

   Город встречал подходивший поезд ослепительным утренним солнцем, и ночные мысли сразу попрятались по углам перед обрушившимся с небес торжеством жизни. Капитан смотрел вокруг неожиданно ясными глазами и молчал; потом, ни с кем не прощаясь, покинул вагон и сразу остановился. Он давно отдал сознанию приказ, сменить диспозицию, исходя из новых условий, но оно, впервые в жизни, отказывалось подчиниться. Возбужденная толпа обтекала капитана со всех сторон, а он взирал на отремонтированное здание вокзала и думал, насколько ужасно все, что он оставил там. Он, как пришелец, и пока люди не поймут его мир, они не смогут оценить и свой собственный.
   Вышел на площадь, раскрашенную пестрой мозаикой автомобилей и автобусов. Дождавшись маршрутки, неприметно устроился в самом дальнем углу; доехал до знакомой остановки; пересек двор, который уже начали обживать проснувшиеся раньше родителей дети, и поднявшись на этаж, подумал, что ничего не изменилось, кроме маленькой, но существенной детали – квартира эта уже не его и жена тоже не его. Впрочем, он сам так решил, а, значит, это правильно.
   Капитан по привычке поправил форму и уперся пальцем в звонок, но никто не собирался его впускать; прищурился, разглядывая побелевший ноготь. Зачем он тогда приехал сюда? То есть не в эту квартиру, а зачем вернулся оттуда?..
   Неожиданно распахнулась соседняя дверь.
   – Ой, Паш! – соседка приветливо улыбалась, – а я думаю, кто тут ломится с утра пораньше? Наташка-то твоя уехала и Сашку забрала…
   – Не моя она, – буркнул капитан, – а куда они уехали?
   – Кажется, к матери. Но ключи оставила. Сказала, передать, если ты вернешься.
   – Надеялась, что не вернусь, да?
   – Боже упаси! И, вообще, любит она тебя. Зря ты это затеял. Не мое, конечно, дело… – соседка вздохнула, – возьми, – она протянула ключ, – вечером заходи, расскажешь, как оно там, а то Витька сейчас уже в гараж смотался.
   – Как оно там… – капитан криво усмехнулся, привычно отпер дверь и включил свет.
   Первое ощущение было, что квартира опустела. И дело не только в том, что никто радостно не бежал ему навстречу; и не в том, что с вешалки исчезли некоторые Наташины вещи. Из нее ушло главное – жизнь; она стала частичкой мира, который он невольно привез сюда вместе с собой.
   Не разуваясь, капитан прошел в комнату, опустился на диван, и в это время зазвонил телефон…
//-- * * * --//
   Микроавтобус плавно катился в неизвестном направлении. Больше ямы на дороге не попадались. Женя закрыл глаза, возвращаясь к собственным воспоминаниям, ведь если б он не сделал того, что сделал, ему б и в голову не пришло срываться на какой-то проект – не он ли недавно доказывал, что все шоу делаются для дебилов и участвуют в них одни дебилы? …Надо было спокойно сидеть дома, и куда меня черт понес?.. – подумал он, но умные мысли всегда приходят с опозданием.
   С какой конкретной целью он вчера оказался на улице, Женя и сам не знал. Наверное, глаза устали от контрастности монитора, а вопли монстров, рассыпающихся в прах под разящими ударами волшебного меча, стали раздражать. Хотя это ж была его любимая игра, в которой он мог пребывать сутками, доходя аж до двенадцатого (!) уровня.
   А, вообще, жизнь до вчерашнего дня была прекрасна: никогда он так легко не сдавал сессию; никогда родители не уезжали в деревню без него на целые две недели; никогда еще у него не случался роман с такой секс-бомбой как Ленка!.. Правда, сейчас она жарилась на солнышке и плескалась в Красном море, но ведь скоро она вернется, и все закрутится снова. Да как закрутится!.. Почти неделю она уже будет здесь, а родители еще там – отвоевывать у зловредного колорадского жука десять соток картошки и ремонтировать бабе Тане развалившийся сарай!..
   Женя присел на скамейку, лениво разглядывая прохожих, и ни к кому из них не испытывал зависти. Это состояние гармоничного единения с миром вносило в душу блаженный покой – вроде, и стремиться больше не к чему. С другой стороны, конечно, оставалось много такого, что он бы хотел иметь – например, как Димка, уехать по обмену за границу года на три или… нет, крутая тачка его так не прельщала. Димке, пожалуй, он все-таки завидовал и получая мейлы с рассказами о прелестях парижской жизни, достаточно явственно представлял себя на его месте. А еще лучше, если б они оказались там вместе!..
   Холодные ладони неожиданно коснулись лица, скрыв панораму улицы, будто ночь молниеносной атакой вырвала у вечера его законные пару часов. Но Женя не испугался, потому что ладони были нежные, и пахло от них… нет, не духами. Этот аромат не разливают по флаконам, но он существует, совершенно неподражаемый и манящий.
   Женя замер, не зная, чье имя произнести.
   …Неужто Ленка вернулась?.. А почему не позвонила сразу?.. Он осторожно ощупал тонкие пальчики – три колечка, причем, одно из них на большом пальце. Из знакомых так ходила только Настя – Димкина подружка. Когда-то, на первом курсе, они поспорили на нее, и Димка победил в честной борьбе. Наверное, не зря победил, потому что до сих пор они вместе.
   …Так, глядишь, и поженятся!.. – Женя усмехнулся, на секунду вдруг почувствовав себя уязвленным – у него было много самых разных подружек, но ни одна из них не стоила того, чтоб даже затевать разговор о свадьбе.
   – Настя? – Женя осторожно освободил зону обзора и обернулся, ожидая, что девушка засмеется, обрадовавшись, что ее не забыли за месяц каникул, но она лишь вздохнула.
   – Привет. Подвинься.
   – Ты чего такая? – Женя взял Настю руку, – что случилось?
   Нельзя сказать, чтоб Женю сильно волновали ее проблемы, но, в любом случае, это было интереснее, чем разглядывать посторонних людей. Настя присела рядом; повернула голову, внимательно глядя ему в глаза, и, видимо, пришла к выводу, что лучшей «жилетки», чем общий друг, не найти.
   – Ничего не случилось, – она снова вздохнула, – просто мне кажется, что с Димкой у нас идет какая-то лажа.
   – В смысле?
   – В том смысле, что сначала он каждый день слал мейлы, а теперь, раз в неделю. Но даже не в этом дело!.. Понимаешь, вместо того, чтоб хоть словечко черкнуть как он, типа, скучает, у него все про тусняк – где он, да с кем.… Оно, конечно, прикольно, но мне-то важнее, как он ко мне относится, а не к Эйфелевой башне.
   – Ну, спроси, как ты ко мне относишься, – Женя пожал плечами, не понимая сути проблемы.
   – Реальный ты пацан… чем мне и нравишься, – Настя усмехнулась, – я так и отписала, мол, безумно тоскую, а он, знаешь, что ответил? – Не грусти, отрывайся по полной, а когда вернусь, все решим. Нормально, да?
   – Нормально… – эхом повторил Женя. Он уже пожалел, что спровоцировал этот разговор, так как прекрасно понимал Димку – если б он сам оказался в Париже, то тоже вряд ли б страдал воспоминаниями, когда вокруг шастают реальные француженки.
   – А я сдулась, понимаешь? – продолжала Настя, не дождавшись ничего конкретного, – все, вот, прикидываю, что делать, и голова пухнет. Ждать еще год, знаешь, не в кайф. Я умом двинусь, пока он вернется и что-то решит… И он еще решать будет! Блин, а я чего ради тогда парюсь?.. Может, мне уже ничего и не светит, а я губы раскатала!..
   Женя подумал, что в данном вопросе эксперт он хреновый хотя бы потому, что лично для него расставания никогда не носили трагического оттенка. За время Настиного монолога он успел представить, что Ленка уже нашла себе кого-то там, на югах, и что? Конечно, будет жаль планов, связанных с пустующей квартирой, но, по большому счету, не произойдет ничего ужасного. Только как объяснить это Насте, не обзывая ее дурой, и, вообще, чтоб она не обиделась?..
   – Ну, скажи хоть, что ты думаешь? – Настя сжала Женину руку, стремясь передать ему частичку своей искренности.
   – Ничего я не думаю, – признался Женя.
   – А ты поставь себя на его место. Ты б вел себя так же?
   – Наверное, нет… – Женя решил, что должен ответить именно так, иначе сразу вызовет появление на свет еще одной мужененавистницы, а кому от этого станет лучше?
   – Вот, видишь, – Настя печально вздохнула, – значит, я права. Не все мужики такие – это у нас с ним сплошная лажа.
   – Да не заморачивайся ты! – поскольку других успокаивающих слов не нашлось, Женя обнял девушку, и Настя, доверчиво склонив голову, прижалась к нему.
   – Ты хороший… а я, вот, не знаю, что делать… Ладно, – она аккуратно освободилась от Жениной руки, – я, собственно, шла, глянуть – может, прислал этот козел чего хорошего.
   – А дома у тебя компа нет?
   – Есть. Но ему сто лет в обед. К Сети такой хлам, говорят, и подключить невозможно – отец принес, когда у них на работе технику меняли. Типа, лучше, чем на свалку… Ну, а я и этому рада – есть хоть на чем рефераты печатать, – Настя засмеялась, впервые за весь вечер, и то совсем не весело.
   – Хочешь, ко мне пойдем? Чего ты будешь в салоне париться? У меня классное «железо» и безлимитный тариф. По сети пошляемся…
   – Поздно уже. Предки твои чего скажут?
   – Ничего. Они в деревне, а мне все равно делать не фига.
   Диалог, вроде, получился самым бытовым, но все вокруг сразу изменилось, и причина этого изменения не имела названия: это было, ни чувство, ни мысль, даже ни ощущение – просто в воздухе возникло напряженное ожидание, и все разговоры, которые велись до этого, потеряли смысл.
   Шли они молча. Настя смотрела под ноги, а Женя – по сторонам, но плечи их периодически соприкасались, и время этого касания почему-то становилось все более продолжительным. Остановившись у подъезда, Настя спросила:
   – Может, не стоит?
   – Чего, не стоит? – Женя сделал удивленное лицо, – ты что, попрешься обратно в салон?
   – Причем здесь салон?.. Ты не понимаешь, да? – она прищурилась, чуть скривив губы, – все ты понимаешь – ты ж не дурак, а только прикидываешься. Я ж помню, как ты тоже бегал за мной, а потом благородно отвалил – как же, друг ведь!..
   …О, господи, – пронеслось в Жениной голове, – неужели она думает о том же? А Димка-то, дурак, считает, что тогда победил в нашем споре!.. Самолюбие, все это время вынужденное ютиться в тесных рамках мужской дружбы, вдруг надулось, как огромный пузырь, поднимая Женино «Я» на такую высоту, с которой можно было запросто наплевать на любые условности.
   Женя нежно объял Настино лицо своими ладонями и увидел, как закрылись ее глаза и медленно приоткрылись губы. Взирать спокойно на такой призыв мужчина просто не должен, если, конечно, он не законченный кретин. Женя чуть наклонился, коснулся ее губ языком, и Настя улыбнулась, причем, совсем не так, как улыбалась на скамейке.
   Поцелуй получился долгим, и неизвестно, сколько б он продолжался, если б не хлопнула дверь подъезда, и сразу сделалось неуютно.
   – Идем, – прошептал Женя.
   Настя молча вцепилась в его руку, словно боясь, что и здесь ее в последний момент обманут, и все пойдет совсем не так, как представляется…
   Ушла она через час, так и не выяснив, что же пишет ей Димка, а Женя остался с застывшим на губах прощальным поцелуем, пытаясь осмыслить их заключительный диалог – дело в том, что он представлял его, мягко говоря, по-другому.
   Настя бесстыдно лежала на родительской постели в одном смешном топике. Юбка и крохотные белые трусики валялись рядом, а лицо ее светилось счастьем, будто все проблемы вмиг разрешились и больше не вернутся никогда.
   – Я лучше твоей Ленки? – спросила она кокетливо.
   – Ты классная!.. – Женя, вставший с постели, чтоб прикурить, так и остался у окна, выпуская дым тонкой струйкой – ему нравилось разглядывать ладную Настину фигуру.
   – Тогда давай Димке письмо кинем.
   – Какое письмо? – не понял Женя.
   – Ну, какое… что я уже не его девушка. Пусть знает, козел.
   – Ты чего, мать… – Женя даже закашлялся, – умом двинулась? Шуточки у тебя однако…
   – Такие вы, мужики, – Настя демонстративно вздохнула, – как переспать с чужой девушкой – пожалуйста, а потом… как это вы говорите – нам, ребята не рожать, всунул-вынул и бежать, да?
   – Насть, ну хватит…
   – Чего хватит? – Настя поднялась на локте, – я ж тебя спрашивала – может, не стоит? Но ты меня уговорил, так что, извини… и потом, Димка велел мне отрываться по полной – вот я и отрываюсь. Пока он приедет что-то решать, я уже сама все решу. Мы тут свой Мулен Руж устроим… или как там у них называется?.. Монмартр?.. Блин, никогда не была в Париже…
   Женя в ответ только хлопал глазами, потому что ситуация вмиг перестала быть романтическим приключением, обретя весьма неприятные последствия. …Блин, скоро ж приедет Ленка!.. – в смятении вспомнил он, – и что мне делать с ними двумя? Теперь я понимаю Димку – она, как пиявка… Конечно, он там отдыхает в своем Париже!.. А что я ему скажу, когда он вернется?.. Хотя он может ничего и не узнать – за год все забудется… Да уж!.. Эта дура сама ему вывалит, с нее станется… Догоревшая сигарета обожгла пальцы, и Женя выронил ее на пол.
   – Чего ты дергаешься? – Настя засмеялась, – говорил, что я классная? Говорил. И что? Ты не хочешь иметь классную подружку?.. Кстати, слушай, завтра у Таньки Григорьевой «день варенья». Пойдешь со мной?
   – Но… – Жене некогда было придумывать благовидный предлог, поэтому оставалось только сказать правду, – …там же, небось, все наши будут, а Димка мне все-таки друг… – он опустил взгляд на свои босые ноги.
   – Ладно тебе! Был бы он друг, ты б мне по башке настучал и отправил тихой скоростью, – Настя натянула трусики, потом юбку, приобретя благообразный вид.
   Чувствуя себя полным идиотом, Женя тоже судорожно кинулся одеваться.
   – О! – Настя посмотрела на дисплей телефона, – одиннадцать. Сейчас мать начнет Ирке названивать, меня разыскивать. Хотя Ирка – вот, подруга железная, в отличие от некоторых. Эта не сдаст, – она набрала номер, – такси можно заказать?.. Через двадцать минут? Спасибо.
   …Господи, когда ж она уйдет?.. – подумал Женя, – еще двадцать минут… Но Настя не стала ждать.
   – Пока, – она чмокнула его в щеку, – не обижайся, чего я тут тебе наговорила. До завтра. Я позвоню. И чтоб ждал с нетерпением! – не интересуясь ответной реакцией, она вышла в коридор. Щелкнул выключатель, наполнив квартиру тусклым светом; потом хлопнула дверь и стало тихо.
   – Во, блин, вляпаешься!.. – пробормотал Женя своему отражению в зеркале и выйдя на балкон, уставился в темноту, давно поглотившую Настину фигуру.
   …Ох, Димон!.. Ну, подогнал телку!.. – Женя усмехнулся, – ты мне еще спасибо скажешь – кто, как не настоящий друг откроет тебе глаза? Только с Ленкой-то как быть?.. А надо просто исчезнуть до ее приезда! Только к Григорьевой идти еще не хватало!.. Да там вся наша группа соберется – оно мне надо?.. Засяду дома – никому открывать не буду, никуда выходить не буду, на звонки отвечать не буду; небось, пару дней подергается и потухнет…
   Но утром Женю разбудил телефон, и спросонья, он чисто механически взял трубку.
//-- * * * --//
   Время, то ли текло, то ли бежало; то ли медленно, то ли быстро. Мало того, что собственные мысли будто замкнули каждого в одиночной камере, так еще и неизвестность, заключенная в черных окнах, усугубляла ситуацию.
   Внутренне Светка чувствовала, что все происходит не так, как должно быть. Уж она-то регулярно смотрела телевизионные шоу и представляла, царившую там веселую атмосферу. Взглянула на сидевшую рядом Марину, но по покачивавшемуся в такт движению силуэту не могла определить, испытывает ли та такие же сомнения.
   – Мэри, – прошептала она, – как думаешь, куда мы едем?
   – По крайней мере, не на телецентр, – также шепотом ответила Марина.
   – Почему?
   – Потому что мы не останавливались минут двадцать, а в городе светофоры и вечные пробки.
   – Знаешь, я боюсь… – Светка сжала Маринино колено, – мы даже не проверили документы этого продюсера. Может, он загипнотизировал нас? Может же такое быть? – она не увидела, а, скорее, почувствовала, как Марина пожала плечами, – но ты же умная!.. Завезут сейчас куда-нибудь!..
   – Могут и завести. Похоже, мы и так уже за городом…
   – Девчонки, хватит шептаться! – раздался голос Жени, который устал решать сложнейшую геометрическую задачу – как разбить квадрат с вершинами Женя, Дима, Лена и Настя на приемлемые для всех фигуры.
   – Жень, а ты как думаешь, куда мы едем? – Светка повторила вопрос громче.
   – Понятия не имею, но обставлено все жутко мистически.
   – А изменять жизнь разве не мистика? – пробормотал Никита, на секунду подняв голову. Похоже, он вспомнил «ключевую фразу», но тут же опять погрузился в дрему, вызванную состоянием, которое в народе именуется, «пивко, да на старые дрожжи».
   – Если шоу мистическое, – Марина подхватила предложенную версию, – то, скорее всего, мы едем в замок принцессы Ольденбургской. Туда как раз километров тридцать.
   – А причем здесь «Измени свою жизнь»? – вступил в разговор Паша, привыкший конкретно воспринимать поставленную задачу.
   – Не знаю, – Марина снова пожала плечами, – я просто прикидываю варианты.
   Однако даже такое неубедительное объяснение обрадовало Светку. …Значит, это все-таки шоу, а не похищение!.. Точняк! Все ж должно быть натурально – вон, в «Последнем герое» всех реально высадили на острове!.. Какая же она, блин, умная… – с завистью подумала Светка и успокоилась. Убрав руку с Марининого колена, она занялась изучением конкурентов, но смогла разглядеть лишь сидящих прямо перед ней Пашу с Лизой. (Паша отложился в ее сознании как «мужчина с другой стороны улицы», Лиза и вовсе представлялась безликой тенью, в последний момент случайно впорхнувшей ниоткуда).
   Паша посмотрел на часы.
   – Извините, сколько сейчас? – Лиза повернулась к нему.
   – Шестнадцать-двадцать.
   – Блин, уже больше часа едем! Я курить хочу, – послышался Женин голос.
   – Меня зовут Лиза, – неожиданно представилась девушка специально для соседа.
   – Павел, – он неохотно пожал протянутую руку.
   – Скажите, – продолжала Лиза, – что будет, а то я опоздала?
   – Задачу поставят на месте.
   – Как так можно? – Лиза возмутилась, – и вы тоже ничего не знаете? – она повернулась к более общительному Жене, но тот лишь покачал головой, – это ж неправильно! А если я не захочу делать то, что они предложат?..
   – Надеюсь, нас не в тюрьму везут, – успокоил Женя, – уйдешь, если что, – он протиснул руку между креслами, – меня зовут Женя, а ты, как я понял – Лиза, да?
   – Да. Интересно, далеко еще. Я, вообще-то, не планировала никуда уезжать – просто одной сидеть в выходные…
   – В принципе, для кастинга никуда и не надо было ехать, – озвучила свои мысли Марина, и все растерянно замолчали – только Светка радостно захлопала в ладоши.
   – Ура!!.. Значит, нас уже отобрали!.. – получилось это у нее так шумно, что дремавшая на заднем сиденье Алина, приоткрыла один глаз, вычисляя нарушительницу спокойствия.
   – Похоже, что так, – поддержал Женя, – не зря ж продюсер сказал, что нас забирают на «определенное время».
   – На какое время?.. – всполошилась Лиза, – надо же было тогда что-то взять с собой!..
   – Например, бутерброды, – Женя засмеялся.
   – Нет, но… – Лиза замолчала, не назвав ни одной жизненно важной для себя вещи.
   – По идее, они сами должны всем обеспечивать, – предположила Марина, но при этом подумала: …Это смотря кто и куда нас везет…
   Светка не могла читать ее мысли и громко засмеялась:
   – Ну да, не на пленэр ведь едем!.. Страсть люблю всякие реалити! Если б меня не позвали сюда, я б на «Дом-2» дернула!..
   …Заткнется эта дура когда-нибудь!.. – соответствующая тирада в Светкин адрес уже готова была сорваться с Алининого языка, но потом она решила не связываться, потому что на заднем сиденье так уютно укачивало. Алина вновь склонила голову, стараясь не прислушиваться к происходящему, – здесь так спокойно… как в гробу. Тьфу-тьфу-тьфу!.. – резко открыла глаза, но темнота не пропала – правда, уже через секунду страх растаял, подчиняясь здравому смыслу, – мы едем на шоу!.. Вот бы удалось полностью изменить жизнь, от начала до конца!.. Интересно, что они там могли придумать?..
   …На определенное время… – Лиза мусолила эту формулировку, мысленно пробегая по квартире в поисках замоченного белья или размороженного фарша, – а классно, что разозлившись на Антона, я успела переделать все дела!.. Неизвестно, конечно, что там будет, но, по крайней мере, устрою себе настоящий выходной…
//-- * * * --//
   Автобус притормозил. Двигатель продолжал работать, но снаружи послышался посторонний звук; потом автобус опять тронулся, только очень медленно.
   – Кажись, приехали, – громко сообщил Женя, хотя все и так поняли это; встрепенулись – значит, все шло по сценарию, и шоу начиналось!..
   Дверь отъехала в сторону. Вместе с тяжелым влажным воздухом, наполненным ароматами леса, в салон вполз и дневной свет. Все зажмурились, хотя солнца не было; а еще в тишине возникло множество звуков – неясные пророчества кукушки, стук дятла, трели… нет, соловьи в июле, кажется, уже не поют… но чьи-то трели.
   – Добро пожаловать, дамы и господа!
   Торжественный голос продюсера заставил всех посмотреть на мир широко открытыми глазами. Обоняние не обманывало – видимое в дверной проем пространство занимал лес. Сумрачный, но не дикий, потому что между стволами виднелся новенький кирпичный забор, явно не принадлежавший старинному замку принцессы Ольденбургской.
   Никита тоже открыл глаза, спросонья вертя головой и пытаясь понять, где находится. Правда, делал он это равнодушно, давно привыкнув просыпаться в самых неожиданных местах; так и не сориентировавшись, вздохнул, и поскольку сидел ближе всех к выходу, первым вылез из салона.
   – Это явно не замок принцессы, – Никита потянулся, – там я был когда-то в детстве.
   Вторым вышел Паша, а за ним потянулись остальные.
   Все выглядело гораздо цивилизованней, чем казалось на первый взгляд. Прямо перед автобусом высился, невидимый из двери, красивый двухэтажный коттедж, к которому вела аккуратная дорожка, явно не соответствовавшая хаотично растущим вокруг весьма толстым деревьям. Под их плотными кронами царил вечный вечер. Впрочем, ощущение вечера присутствовало везде, потому что небо стало совсем не таким, от какого они уезжали – темные грозовые тучи своей тяжестью опустили его практически на верхушки деревьев. С другой стороны, может, и в городе происходило то же самое, ведь не зря жара не один день напитывала атмосферу испаряющийся влагой. Зато насколько отличался от городского сам воздух!..
   – Как классно!.. – Светка глубоко вздохнула, восторженно раскинув руки, – была б еще речка…
   – Есть озеро, – сообщил продюсер, – идемте, покажу ваши владения.
   Озеро действительно было, причем, вполне пригодное не только для купания, но, судя по зарослям камыша у противоположного берега, даже для рыбалки.
   – А где камеры? – Марина огляделась с видом специалиста.
   – Везде, – продюсер хитро улыбнулся.
   – Нет, в доме я понимаю, а здесь? – Марина обвела над головой круг, – они что, на каждом дереве? И в озере тоже?
   – Везде – это означает, что «слепых зон» на территории нет. Как это реализовано технически, вас не должно волновать – считайте их «оком божьим». Знаете, как над входом в храм?.. В таком треугольнике…
   – Я туда не хожу, – Марина скептически покачала головой.
   – На то воля каждого, – продюсер развел руками.
   – Везде, так везде, – Паша разом прекратил бесполезную дискуссию, – и что дальше?
   – Действительно, пусть снимают! Вроде, нам показать нечего!.. – весело воскликнул Женя, – честно говоря, мне здесь нравится. Я б пожил тут недельку.
   – Все зависит от вас, – продюсер усмехнулся.
   – А трансляция будет в прямом эфире или в записи? – поинтересовалась Светка.
   – Честно говоря, не знаю, – ответил продюсер, и все посмотрели на него с таким удивлением, что он вынужден был сразу пояснить, – моя задача – подготовить качественный материал, а дальше… понимаете, в проекте задействованы очень серьезные международные компании, которые принимают окончательные решения. Но тут есть и своя прелесть, – он улыбнулся, – к вам могут пожаловать иностранные гости или вы сами можете оказаться где-нибудь в Мексике или, к примеру, на острове Пасхи; так что не удивляйтесь.
   – Класс!.. – восторженно взвизгнула Светка.
   …Все-таки она полная дура, – Алина однозначно определила объект для приложения скопившейся за последнее время негативной энергии.
   – А на какое время рассчитан проект? – вернулась к наболевшему Лиза.
   – Время – категория относительная, – продюсер снова улыбнулся. Кому-то его улыбка показалась зловещей, кому-то снисходительной, кому-то ободряющей, и только Алина, молча стоявшая позади всех, кивнула. Она-то точно знала, сколько всего можно пережить за день. Лучше б его не было, того дня!..
   – Вы так и не поставили нам задачу, – напомнил Паша.
   – Задачу?.. Как бы ее сформулировать?.. Ладно, – продюсер махнул рукой, – идемте в дом – там и поговорим. Нагуляться еще успеете, – он зашагал прямо по травяному ковру, оставляя за собой узкую примятую полоску.
   …Не похоже, чтоб здесь кто-то побывал в последние дни… – подумал Паша, глядя ему вслед, и хотя мысль рождала множество сопутствующих вопросов, она не вызывала страха. В любом случае, это всего лишь игра – не более опасная, чем штатные учения, где, и «спецназ», и «террористы» вечером будут спать на соседних койках.
   Продюсер поднялся на крыльцо и распахнул дверь.
   – Она не запирается? – удивилась Марина.
   – А зачем? Посторонним проникнуть сюда невозможно – стена по всему периметру, плюс круглосуточное наблюдение.
   – А выйти отсюда можно? – поинтересовался Никита.
   – Только вместе со мной, – продюсер хитро прищурился.
   – Кажется, насчет тюрьмы я не угадал, – пробормотал Женя, но его никто не услышал.
   – Такой расклад мне не нравится, – заявил Никита, – я, как кот, гуляю сам по себе.
   – Большей свободы, чем здесь, вам вряд ли предоставят где-либо, но!.. – продюсер поднял палец, – каждый хозяин своей судьбы, поэтому пока мы еще не подписали контракты, я могу забрать желающих обратно в город.
   – Какие контракты? – заинтересовалась Марина.
   – Обыкновенные, – продюсер пожал плечами, – мы принимаем обязательства, вы тоже принимаете… а как иначе?
   Сообщение о контрактах возымело действие, ведь юридическое оформление сразу возводило все неудобства и ограничения в разряд искусственно созданных трудностей, которые требуется преодолеть, чтобы выиграть. Поэтому желающих уехать не появилось, и продюсер вошел в дом.
   Хотя холл оказался внушительным, участники робко остановились у двери, разглядывая не совсем обычную обстановку. Все, включая потолки, было облицовано деревом, темным и тяжелым, в структуре которого просматривались замысловатые узоры. Несколько дверей, расположенных асимметрично и никакой мебели – только огромное зеркало, отражавшее те же стены, а поэтому не бросавшееся в глаза.
   – Это кухня, – продюсер открыл одну из дверей.
   …Господи, – подумала Алина, – она больше всей квартиры, где мне не нашлось места!..
   – Здесь есть все необходимое, – продолжал продюсер.
   Марина наугад открыла один из шкафчиков и натолкнулась на стопы тарелок.
   – Продукты там, – продюсер указал на внутреннюю дверь, – пользуйтесь, не стесняйтесь.
   – А сигареты и спиртное есть? – уточнил Никита.
   – Разумеется. Мы ж рассчитываем на обычных людей.
   – А вдруг там нет тех марок, которые я предпочитаю?
   – Честно говоря, не думаю, что такое возможно, но разберетесь. Идемте дальше.
   Не задерживаясь в пустом холле, все перешли в большой мрачноватый зал. Посередине стоял овальный стол, вокруг него стулья с высокими спинками, стилизованные под старину; у стены – диван и мягкие кресла; напротив – напольные часы, показывавшие без четверти семь; в углу – пианино. Увидев его, Никита спросил:
   – А случайно гитары нет?
   – Поищите, – продюсер улыбнулся. (Вообще, он улыбался практически постоянно, и это начинало раздражать, потому что улыбка его казалась какой-то неискренней).
   – Телевизора, конечно, нет, как и на всех проектах? – вздохнула Светка.
   – Конечно. И радио нет; и сотовые телефоны здесь не берут.
   – А компьютер?
   – Мы сочли и это лишним.
   – Жаль, – Женя вздохнул, – а если что-то случится? Получается, мы отрезаны от мира?
   – Нет, конечно. Мы полностью контролируем ситуацию. Пойдемте дальше.
   Продюсер завел всех в небольшую комнату, где стояло лишь кресло и столик со странным телефонным аппаратом без диска и кнопок. Если б не изящное исполнение, Паша принял бы его за хорошо знакомый армейский полевой телефон.
   – Сняв трубку, вы соединитесь со мной, а я решу, что делать в сложившейся ситуации, ясно?
   – Не очень, – признался Женя.
   – Тем хуже, но идемте дальше. Вот здесь, – продюсер остановился у следующей двери, – гардеробная комната. Вам же надо будет переодеваться.
   – Так сколько мы здесь пробудем? – вновь вспомнила Лиза.
   – Я уже говорил об относительности времени, – продюсер смотрел на нее, как учитель на закоренелого двоечника, – вам что-то неясно?
   – Никак нет, – пробормотал вместо девушки Паша.
   – А вы знаете наши размеры? – весело удивилась Светка, которую гораздо больше интересовало содержимое гардероба.
   – Нет, но, в принципе, люди довольно стандартны.
   – И можно посмотреть, что там?
   – Посмотрите еще. Не думаю, что будете разочарованы, – продюсер остановился у очередной двери, – узел жизнеобеспечения; там электроустановка, блок водоснабжения, но они вас не касаются.
   – Дизель-генератор? – уточнил Паша, хорошо знакомый с источниками питания.
   – Нет, это принципиально новая система. После запуска она функционирует автономно без дополнительных затрат энергии.
   – Короче, вечный двигатель, – подсказал Женя, – только нас учили, что это противоречит законам физики.
   – Молодой человек, – продюсер повернулся к Жене, – любые законы соответствуют уровню человеческих знаний и имеют свойство меняться по мере их углубления, – он открыл дверь, за которой оказалась лестница, – идемте наверх.
   Дружно поднявшись, все остановились в начале коридора, имевшего по пять одинаковых дверей с каждой стороны. Светлые пластиковые панели, точечные светильники на потолке – все это очень напоминало пансионат или гостиницу.
   – В конце – ванная и санузел, – объяснил продюсер, – остальные восемь комнат – спальни. Вас семеро; одна останется свободной, но это не значит, что ею нельзя пользоваться.
   – С какой целью? – спросил Женя из чистого любопытства.
   – Ситуации возникают разные, – и хотя никто не понял смысл фразы, сам продюсер посчитал объяснение достаточным, – расселяйтесь. Все комнаты одинаковые, – он открыл ближайшую, в которой оказалась кровать с тумбочкой, шкаф, стол и два кресла, – вот, собственно, и все.
   – Так, в чем смысл нашего пребывания здесь? – в третий раз спросил Паша, которого меньше всего интересовали условия быта. Он никак не мог уяснить главного – зачем он здесь, ведь до этого его жизнь делилась на отрезки, четко включавшие в себя три фазы: постановка задачи, подготовка к решению и решение.
   – А в чем, вообще, смысл жизни? – продюсер обвел долгим взглядом примолкшую группу и вздохнул, – идемте, подпишем контракты, если нет возражений.
   В зале, на овальном столе лежали листы бумаги и ручки.
   – Присаживайтесь, читайте, – сложив руки, продюсер отошел к окну, – если есть вопросы, давайте обсудим.
   Все расселись, как главы государств на дипломатическом саммите, и углубились в изучение трех страниц мелкого компьютерного текста.
   – Скажите, – Марина подняла голову, пробежав глазами первые несколько строчек, – а что собой представляет фирма «Spiritus vitalis»?
   – Просто фирма, – продюсер пожал плечами, – название с латыни оно переводится как «жизненная сила». Задача фирмы – подготовка и распространение готового продукта по всему миру.
   – А если не купят? – Никита сделал невинные глаза.
   – Вам ли переживать за чужие доллары? – продюсер усмехнулся, и больше никто не захотел лезть в административно-финансовые дебри.
   Первой закончила чтение Светка. Она, вообще, не привыкла изучать документы, поэтому пробежав глазами заголовки, удивленно подняла голову:
   – А призы?..
   – Какие призы? – не понял продюсер.
   – Ну, везде победителям дают призы – деньги, там, авто…
   – Ах, это!.. – продюсер усмехнулся, – в таком случае, ваш приз – новая жизнь, которую можно получить. По-моему, это не сравнимо ни с какими деньгами.
   – Фи, – Светка скорчила недовольную гримасу, – значит, это самое дурацкое шоу.
   – Ну, почему же? Вы, девушка, цените деньги выше жизни?
   – Нет, но… – Светка смутилась, – только не надо говорить, что вы дадите мне других родителей и сделаете принцессой Монако! Реально жизнь меняют только деньги, разве не так?
   – Да ладно тебе! – Женя взял ручку, – считай, что нам тупо упали классные путевки. Побалдеем тут на халяву… Возьмите, – он протянул продюсеру подписанный контракт.
   – Честно говоря, я рассчитывала на большее, – Светка в раздумье несколько раз укусила ни в чем не повинную ручку и повернулась к сидевшей рядом Марине, – ну что, подписываем?
   – Подожди, я читаю, – ответила та, не отрываясь от бумаги.
   – Можно вопрос? – Алина, как школьница, подняла руку, – извините за тупость, но я не вижу, где определена продолжительность проекта.
   – Вы можете и не заметить, когда игра закончится; а иногда она может продолжаться целую жизнь – все зависит от вас.
   – Мы что, – прошептала Светка, Марине на ухо, – можем заторчать тут навсегда?
   – Да подожди ты!.. – отмахнулась та.
   – Стоп! – Никита для уверенности оперся локтями о стол, – а, вот, с этого места поподробнее. То есть, если я правильно понял, вы готовы всю жизнь содержать нас в этих райских условиях – кормить, поить, придумывать фокусы и аттракционы, чтоб нам не было скучно, при этом от нас совершенно ничего не требуется, так?
   – Нет. Мы даем первоначальный импульс – как в нашей электроустановке, а дальше вы функционируете самостоятельно.
   Пока остальные вникали в суть аллегории, Алина, не задумываясь, подписала документы и решительно сдвинула на край стола. На ее лице появилась мечтательная улыбка, словно вслед за этим шагом должно немедленно произойти чудо… а разве это не чудо, что на ближайшее время она обеспечена комфортабельным жильем, не требующим никаких расходов?..
   – Мэри, ты дочитала? – не унималась Светка.
   Марина не успела ответить, потому что Никита жестом подозвал продюсера.
   – Послушайте, насчет импульса я, допустим, уяснил, и даже представляю, как это может выглядеть… (при этих словах Паша отодвинул контракт, решив, что человеческое объяснение более доступно для понимания, нежели сухие пункты текста) …но я не нашел тут, например, механизма выбывания участников. По каким-то критериям люди ведь должны покидать проект, иначе победителя не будет никогда; и кто принимает такое решение?
   – Да, это интересно, – подхватила Марина.
   – Какие все вы, люди, одинаковые, – засмеялся продюсер, – все хотите победить друг друга, а это, между прочим, самая простая из побед. Здесь каждый сам принимает решения, а я только чуть-чуть корректирую их для вашей же пользы.
   – Вы не ответили, – Никита погрозил продюсеру пальцем.
   – Отвечаю – каждый сам решает, когда ему уйти, причем, на любой стадии проекта.
   – Иными словами, я могу пожить здесь пару лет, а когда станет скучно, спокойно уйти?
   – Никому не будет скучно, – продюсер улыбнулся, и если раньше каждый воспринимал его улыбку по-своему, то теперь все вдруг ощутили, что перед ними человек, знания которого в десятки раз превосходят любого из них.
   – Хорошо, я согласен попробовать, – Никита поставил лихую закорючку.
   – Скажите, – Лиза коснулась руки Никиты, – вы думаете, в этом нет ничего страшного?
   – Страшного?.. – Никита несколько секунд внимательно изучал девушку, – понимаешь, Лиз, у каждого свои страхи, поэтому трудно судить за других. Оглянись назад, и решай сама.
   – Вы мне нравитесь, – заметил продюсер, – вы поняли суть.
   – Значит, проживу здесь долго, – Никита комично погладил себя по голове.
   – Мэри, ну, Мэри… – Светка уже беззастенчиво теребила подругу за руку.
   – Ну что?!.. Можешь ты хоть что-то решить сама или нет?.. Чего ты ко мне примоталась? – Марина сбросила ее руку, продолжая штудировать текст.
   – А!.. Была не была! – Светка махнула рукой и придвинув листы, расписалась, – вот, заберите.
   – Молодец, – обрадовался Женя, – в конце концов, мы ж ничего не теряем, правда?
   Светка взглянула на него и неожиданно почувствовала, как одна подпись изменила все – сразу сделалось очень важно, что этот приятный парень явно не равнодушен к ней, да и ей самой он, оказывается, тоже нравится… Наверное, это состояние называется – «обживать свой новый мир».
   Продюсер, не спеша, обошел вокруг стола и остановился за Пашиной спиной.
   – Вперед, господин офицер! Вам же не впервой принимать решения. Там ваша жизнь вообще ничего не стоила.
   – Откуда вы знаете? – Паша резко обернулся.
   – По-вашему, я не отличу офицера от студента или охранника? Решайтесь.
   Паша даже сдвинул стул, чтоб лучше видеть оппонента, но посчитав ответ вполне логичным, вновь повернулся к столу. Казалось, поступал он не по здравому размышлению, а назло; назло неизвестно кому – возможно, даже своей судьбе…
   Взяв подписанную им бумагу, продюсер подошел к Лизе.
   – А вы? У вас возникли сомнения?
   – Нет-нет, – Лиза покорно взяла ручку, – вот, пожалуйста.
   – Теперь вы, – продюсер направился к Марине.
   – И в любой момент с проекта можно свалить? – уточнила та, на всякий случай.
   – Для этого надо связаться по известному вам телефону и…
   – Ладно, – Марина расписалась и тоже отдала свои листки.
   – Вот и все, – свернув контракты в трубочку, продюсер постучал ими по ладони, изобретая последние напутствия, но, видимо, не нашел достойных слов, – до встречи.
   – Надеюсь, до скорой, а то бросите нас… – Лиза растерянно хлопала глазами, так до конца и не понимая, что происходит.
   – Конечно, до скорой. Но не забывайте, время – понятие относительное, – дверь за продюсером закрылась.
   При упоминании о времени Паша поднял глаза на напольные часы, которые показывали… без четверти семь. Взглянул на свои – без четверти семь.
   – Сколько сейчас времени?!.. – воскликнул он.
   – У меня без четверти семь, а что? – Женя пожал плечами.
   – А у остальных?!..
   Светка достала телефон, заменявший ей часы.
   – Без четверти семь. Да что случилось-то?
   – О, черт!!..
   Паша бросился вниз, но пока обежал дом, успел увидеть автоматически закрывающиеся ворота; осталась только тишина, расцвеченная звуками леса, и воздух – дурманящий, вытесняющий из головы остальные мысли.
   Из-за угла появилась плотная группа во главе с встревоженным Женей.
   – Объясни ты, что случилось?
   – Случилось то, что без четверти семь мы приехали сюда. Я специально посмотрел.
   – И что это значит? – Лиза прикрыла ладошкой открывшийся сам собой рот.
   – Значит, что время относительно, – вместо Паши ответил Никита, – он же так убеждал нас!.. Но, если честно, я не предполагал, что все будет настолько натурально.
   – И что теперь? – Светка испуганно огляделась.
   – Теперь?.. – Никита почесал затылок, – теперь надо жить, ведь мы подписали контракты. Теперь мы, вроде, команда.
   – И что эта команда должна делать? – спросил Паша.
   – Строить отношения! – Светка сориентировалась раньше Никиты, – так на всех проектах… правда! Я знаю.
   – Отношения возникают, если людей что-то связывает; если они что-то делают вместе, – заметила Лиза.
   – Логично, – Никита кивнул, – то есть, исходя из темы проекта, мы должны путем общения или чего-то, что придумаем сами (поскольку вводных не было), изменить жизнь, так?
   – Так, – согласилась Светка, – в «Доме-2», например…
   – Хватит фигней страдать! – перебил Женя, – зачем обязательно что-то делать? Лично я пошел на озеро, купаться.
   – А я пойду, посплю, – объявила Алина, – я сегодня жутко не выспалась.
   – А вы что думаете? – Марина повернулась к Паше, задумчиво жевавшему травинку, – вы у нас, похоже, самый взрослый и самый здравомыслящий.
   – Я думаю, – Паша вздохнул, – что сначала надо осмотреться, и потом каждый выскажет свои соображения – сбор через полчаса в зале.
   – Через полчаса, говоришь?.. Ну-ну, – Женя хмыкнул, – купаться больше желающих нет? Тогда я пошел, – и он не спеша двинулся по узкой тропинке, ведшей к озеру.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ОТБОРОЧНЫЙ ТУР или ЗАПОВЕДНИК ВРЕМЕНИ

   …Как раз то, что нужно, – Алина несколько раз качнулась на кровати, – не жестко, как в плацкарте, но и не провалишься до пола, как на дурацком надувном матраце, который Игорь вечно забывал подкачивать…
   Она повернулась к окну, за которым птицы беседовали с деревьями на непонятном ей языке – нет, это было не интересно… Протянув руку, открыла шкаф и увидела аккуратно сложенное постельное белье, полотенца, кружевной пеньюар. Во втором отделении висели пустые вешалки – сюда, видимо, должна перекочевать часть одежды из гардеробной комнаты; одежды, которая может и не нравиться, но которую непременно придется носить.
   Алину охватило странное чувство, будто изучает содержимое шкафа вовсе не она, а совсем другой человек, почему-то наделенный ее зрением. В этом не было ничего мистического – просто, переезжая на новое место всегда привозишь и свои вещи. Только сейчас Алина поняла, какой в этом заключен огромный смысл – вещи протягивают ниточку между прошлым и будущим. Наверное, потому воины и путешественники брали с собой всякие ладанки, амулеты, «горсти земли». Это ж не просто так, не романтическая символика! Они действительно создавали ощущение близости дома, а у нее лишь болталась на шее не несущая никакого личностного отпечатка, золотая цепочка. Сейчас Алина уже не могла даже вспомнить, где купила ее.
   …Как все продумано – со старым вещами нельзя начать новую жизнь… Еще она подумала, жаль ли ей того, что было? Конечно, жаль. Там осталось много хорошего, но уж больно разбросано оно во времени, поэтому возникало в памяти фрагментами, которые тут же размывались грязными потеками последующих событий. Да и что об этом вспоминать, если, ни плохого, ни хорошего вернуть уже нельзя?..
   …Значит, все будет по-другому. А как?.. Остается только довериться умным людям, придумавшим это шоу… Слово-то какое!.. С другой стороны, вся наша жизнь – шоу… Сравнение Алине понравилось. Почему оно раньше не пришло ей в голову? Может, тогда б она спокойнее пережила то, что произошло, и осталась в Москве, заставила б Игоря снять ей отдельную квартиру, а потом потихоньку обустроила скромное житье-бытье.
   …Наверное, так и следовало поступить, а не хлопать дверью, как… как… – она не могла даже подобрать слова для своего глупого поступка. Мыслительная деятельность требовала никотинового допинга. Алина полезла в сумочку, – нет, все-таки кое-что у меня осталось от прежней жизни – паспорт, кошелек, использованный билет на поезд, косметичка, носовой платок… Наконец нашла пачку и обнаружила, что в ней осталась последняя сигарета.
   …Наверное, запасы курева тоже на кухне, – открыв дверь, Алина выглянула в пустой коридор, – может, все уже внизу? А как узнать, прошли полчаса или нет?.. Этот военный даже здесь пытается командовать!.. Посмотрела на часы, стандартно показывавшие без четверти семь, и направилась к лестнице.
   – Уже пора? – на звук шагов открылась соседняя дверь, и из нее высунулась голова Лизы.
   – Конечно. Разве ты забыла – без четверти семь, – Алина улыбнулась.
   – О, блин!.. – Лиза постучала пальчиком по лбу и выйдя, прикрыла за собой дверь, – смотри, здесь ничего не запирается. Как-то это неправильно – как же спать с открытой дверью?
   – Это твой единственный вопрос? Остальное нормально, да? Остановившиеся часы, например?..
   – Ну да, – Лиза поежилась, – и зачем только я пришла сюда? Сидела б дома… знаешь, я живу одна. У меня такая уютная квартирка… Меня Лиза зовут, а тебя?
   – Алина. А у меня, вот, нет уютной квартирки.
   – Алин, интересно, ночь здесь тоже никогда не наступит?
   – Черт!.. А правда… – Алине такая мысль даже не приходила в голову.
   Неожиданно открылась дверь напротив и появился Никита.
   – Девчонки, хотите совет? Не забивайте себе голову. Чем глубже вы будете влезать во все это, тем меньше будете понимать, и тем сложнее станет жить. Поверьте моему опыту.
   – А как же не лезть, ведь это моя жизнь? – удивилась Лиза, – я все время о ней думаю.
   – И как, помогает? – Никита усмехнулся, – жить стало легче, жить стало веселее?
   – Не стало, – Лиза вздохнула.
   – А чего тогда голову ломать? Смотрите, какая здесь тишина, покой!..
   – У меня почему-то нет такого ощущения, – Лиза зябко дернула плечами, – я еще как во сне. Обычно, когда куда-то едешь, собираешься заранее, настраиваешься, а тут – раз и все.
   – И это правильно! Так и можно изменить жизнь, а если собираться и настраиваться, то это будет продолжение старой жизни. Ты согласна? – Никита повернулся к Алине, и та молча кивнула, – пойдемте лучше, посмотрим, чем народ занимается.
   Все спустились вниз, но в зале обнаружили только Пашу, задумчиво стоявшего у окна.
   – А где все? Почему не явились на поверку? – ехидно спросил Никита, – уже без четверти семь.
   Паша резко обернулся. На лице его еще сохранились отголоски каких-то своих потаенных мыслей, но продержались они всего мгновение.
   – Женя еще на озере, а где эти две свистушки, не знаю.
   – Пойду на кухню, поищу сигареты, а то у меня кончились, – предупредила Алина.
   – Я с тобой, – обрадовался Никита, – глянем, чем нас спонсоры собираются кормить.
   Лизе совершенно не хотелось на кухню. Само это слово у нее ассоциировалось с домашними делами, на которые она и так убила, если не полжизни, то половину сегодняшнего дня, точно. …Господи!.. Это ведь было сегодня, а кажется, так давно!.. Оставшись в зале, она оперлась о спинку стула и замерла, не зная, что делать дальше. …И почему здесь нет телевизора? Чем же заниматься, если не надо стирать, убирать, ходить на работу?.. На работу… Как странно, я только сейчас вспомнила о ней. Будто, действительно, та жизнь осталась в прошлом…
   – О чем задумалась? – Паша, наверное, хотел выглядеть заботливым, но командный голос придал вопросу статус требования. Лиза даже вздрогнула.
   – Мне в понедельник на работу, а мы здесь… – она не нашла нужного определения для того, что все они здесь делают.
   – А где ты работаешь?
   – Бухгалтером, в институте. Сейчас хоть и каникулы…
   – Ребята! – в дверь заглянул Никита, прерывая разговор, – тут можно год жить припеваючи! Гляньте только, что там есть!
   – Может, подождем остальных? – предложил Паша.
   – И сколько их ждать? – Никита выдержал паузу, заведомо зная, что никто не сможет ему ответить, – здесь, Паш, действует другое время. Впрочем, хочешь – жди, – он обнял Лизу за плечи, – пошли, Лизавета. В твоем холодильнике такого, точно, нету.
   Паша догнал их, когда они остановились, услышав голоса из гардеробной комнаты.
   – А кто это у нас там? – Никита открыл дверь.
   – Ой!.. – Светка, стоявшая в одних трусиках, успела прикрыться платьем, которое наугад сдернула с вешалки, – стучать ж надо!
   – Да не смотрю я на тебя, – Никита демонстративно отвернулся к раскрытому… нет, шкафом это нельзя было назвать – скорее «тоннель, увешанный одеждой».
   – Мы хотели с Женькой, на озеро, – объяснила Марина, сидевшая на стуле и наблюдавшая, как Светка меняет наряды, – зашли, вот, купальниками разжиться, и увлеклись немножко.
   – Лиз, иди сюда, – позвала Светка, – смотри, какой улетный блузон! Как раз на тебя!.. А вы, – она обратилась к мужчинам, – могли б и выйти. А то стоят, пялятся…
   – А то, что камеры на тебя пялятся, ничего? – ехидно подмигнул Никита.
   – Камеры, ничего! Может, глянусь кому, да замуж выскочу.
   – Какая ты меркантильная, – Никита вздохнул, – пошли отсюда, – положив руку Паше на плечо, он вывел его из комнаты, – пусть барышни душу отведут.
   – Слушай, – Паша закрыл дверь, – ты, вот, сказал… А разве бывает какое-то «другое» время?
   – Бывает, – Никита остановился, – только в военных училищах его не проходят.
   – Ты считаешь, все, кто в погонах – идиоты, и умеют только ходить строем? – Паша прищурился, готовясь к отражению атаки.
   – Зачем так сразу? – Никита миролюбиво пожал плечами, – просто… как тебе нравится, например, такое определение: «Время есть жизнь души, пребывающей в переходном движении от одного жизненного проявления к другому»?
   – Красиво, но не понятно, – Паша, разом смирил агрессию.
   – Ну, вот. И это всего лишь Плоти́н, живший (страшно подумать!..) в двести пятидесятом году нашей эры! А чтоб понять «другое время» придется еще массу всего поднять и, в конце концов, добраться до моей любимой теории относительности.
   – А ты спец в теории относительности? – Паша усмехнулся.
   – В принципе, да. Я ж – физик-теоретик, но теоретики сейчас никому не нужны, поэтому работаю охранником. Так-то!.. – он похлопал Пашу по плечу.
   – То есть, – пробросив теорию, Паша сразу перешел к практике, – ты считаешь, что происходящее здесь, нормально?
   – Почему нет?.. Давай договоримся – если мы останемся на проекте, я попытаюсь тебе что-нибудь объяснить – все равно делать больше нечего. Иначе через неделю мы устанем тупо болтаться по этому поместью, и придется чем-то заниматься, если не хотим разругаться.
   – А с чего это мы должны ругаться?
   – С того, что человеческое сознание… его нельзя отключить, понимаешь? И если нет внешних раздражителей, оно начинает копаться, либо в себе, либо в ближайшем окружении… Знаешь, какая самая большая проблема при подготовке экспедиции на Марс? Не знаешь. Не топливо и даже не жизнеобеспечение, а то, как космонавты будут больше года жить в полной изоляции – психологическая совместимость. А нас никто не тестировал; к тому же у нас нет объединяющей идеи; мы не участвуем ни в каких событиях, перед нами не стоит никаких целей. Мы морально и материально свободны от всего, чем привыкли заниматься, а сознание-то работает… – прошептал Никита, делая руками зловещие пассы.
   – Не согласен. У нас осталась память.
   – Память – хитрая штука; она трансформирует события. То, что сегодня кажется значимым, по прошествии лет просто перестает восприниматься как событие.
   – Есть вещи, которые нельзя трансформировать! – в этом Паша был уверен, но говорить о Тане не хотелось, и он сменил тему на более актуальную, – а в чем может заключаться «новая жизнь», как ты думаешь?
   – Я пока не готов озвучить свою версию. Пойдем, я сказал Алине, что сейчас вернусь.

   – Я нашла бар! – встретила их Алина радостным возгласом.
   – Думаешь, если я вчера перебрал, так только и делаю, что бухаю? – Никита открыл холодильник и выразительно сглотнул.
   – Может, будем ужинать? – Алина посмотрела на часы.
   – Без четверти семь, – не глядя, объявил Паша.
   – Дурная привычка, – Алина вздохнула, – пора отвыкать. Так что, насчет ужина?
   – Надо составить график дежурств по кухне…
   – Паш, бросай свои армейские штучки! – отмахнулся Никита, – запомни, здесь без-вре-мень-е. Здесь невозможно ходить строем – здесь каждый сам по себе.
   – Как это не правильно… – Паша открыл другой холодильник.
   – Там фрукты и овощи, – пояснила Алина.
   – Я смотрю, ты уже освоилась, – Никита засмеялся.
   – А как же? Четыре года мужниной женой была; что называется – вела хозяйство.
   – А потом? – поинтересовался Паша.
   – Если б было «потом», – Алина повернулась к нему, – я б сидела в Москве.
   – Так ты москвичка?
   – Нет, но так получилось. Вообще, это прошло и я больше не хочу о нем вспоминать.
   – Умная девочка, – Никита погладил ее короткие жесткие волосы. …Если их взъерошить, получится ежик, – подумал он, и оттого, что ежик был совсем не колючим, сделалось приятно.
   – Я не слышу, есть кто-нибудь хочет? – напомнила Алина, – а то, могу приготовить, пока народ шмотьем трясет.
   – О, как ты их!.. – восхитился Никита, – для женщин ведь это святая тема!
   – А куда здесь ходить? Хоть от Кардена вырядись – сам говоришь, безвременье.
   Паша вдруг вспомнил, что уже слышал подобную фразу – в госпитале, в Ханкале. Так же сказала Таня, когда он подарил ей духи. …Нет, память нельзя трансформировать, – подумал он, – как я их ненавидел, так и буду ненавидеть; как я их убивал…
   – Перехожу на красивые сигареты, – Алина открыла пачку «Vogue», – последний раз спрашиваю, есть кто-нибудь хочет?
   Дверь приоткрылась, и на кухню заглянула Лиза – сначала осторожно, но не обнаружив ничего пугающего, распахнула дверь настежь.
   – И как я выгляжу? – вместо джинсов на ней была короткая юбка и блузка, весьма удачно подчеркивавшая формы.
   – Блеск! – оценил Никита, – главное, сексуально. А где остальные модели?
   – Ушли на озеро.
   – Ну и ладно. Тут поступило предложение что-нибудь съесть. Присоединяешься?
//-- * * * --//
   – Мэри, как тут клево!.. – Светка остановилась, раскинув руки, и вдохнула отдающий сыростью, пряный воздух. Теплая земля приятно ласкала ступни, лишняя одежда не стесняла движений, а над головой чуть слышно шептались деревья. Только, вот, птицы почему-то смолкли – наверное, они лучше людей чувствовали приближающуюся грозу.
   – Я все думаю об этом проекте… – начала Марина, но Светка махнула рукой.
   – Ой, да брось ты! Женька правильно сказал – обломились на халяву классные путевки. Ну, не выиграем мы ничего… а за что бороться? За новую жизнь? Фигня полная! Я так прикинула, если б предки не доставали, у меня и старая очень даже ничего…
   – Свет, я не об этом…
   – Слушай, давай не загоняться и просто отдыхать, – она двинулась вперед, и через несколько минут между стволами сверкнула серая гладь озера. В солнечную погоду пейзаж выглядел бы более радостно, но сейчас это можно было лишь представлять. Хотя завтра-то солнце наверняка вернется!..
   Выйдя к воде, девушки увидели Женю, лениво плывшего им навстречу.
   – Вода – сказочная! – крикнул он, поднимая руку.
   – А там глубоко?
   – Глубоко! До дна не достаю, но спуск хороший!
   – Она же холодная!.. – взвизгнула Светка, зайдя по пояс, но потом окунулась с головой, и проплыв под водой, оказалась рядом с Женей.
   Марина, не спеша, поплыла в другую сторону. Руки ее работали совершенно автономно, а взгляд обследовал окрестности. За зарослями камыша на противоположном берегу возвышалась стена, отсюда казавшаяся еще выше и неприступней. Справа виднелось подобие пляжа, поросшего ровной гладкой травой. Дом не был виден, но Марина знала, что находится он прямо за лесом. И тишина – потрясающая тишина, нарушаемая только беспорядочными всплесками и Светкиным смехом, отражающимся, казалось, в самом поднебесье. Марина перевернулась на спину, потому что плыть к дальнему берегу не хотелось – она не любила путаться в камышах.
   …А какое небо!.. Почти черное, грозовое… Словно подтверждая это, вдалеке негромко, но басовито прокатился раскат грома; через секунду небо стало зеленоватым, но молния тоже была далекой, и не смогла прорвать прочную занавесь туч.
   – Ох, вольет! – крикнула Марина, продолжая изучать небо.
   – И что? – послышался Женин голос, – мы и так мокрые! Плыви сюда!
   Набрав воздуха, Марина нырнула, а когда снова появилась над водой, совсем близко увидела две головы, как поплавки, покачивающиеся друг подле друга, и Светкину вытянутую руку, указывавшую на берег.
   – Ой, что это там?
   Между деревьями, словно зацепившись за ствол, повисло белое облако. Откуда оно взялось, непонятно; да и форма у него была странная – вроде, поднималось оно из земли, образуя некую фигуру.
   – Фигня какая-то. Не обращай внимания, – Женя под водой попытался схватить Светку. Завязалась борьба, сопровождаемая фонтанами брызг, но Марина продолжала смотреть на берег, и вдруг в облаке ей почудился женский силуэт.
   – Смотрите!
   Борьба тут же прекратилась.
   – Точняк, Лизка придуривается, – сделав такой вывод, Женя крикнул, – Лиза, плыви сюда!
   Марина видела, что это не Лиза и, тем более, не темноволосая, коротко стриженая Алина. А облако встревоженное Жениным возгласом, скрылось за дерево, и потом быстро двинулось в направлении дома. Еще несколько секунд, и оно исчезло из вида.
   – Кто это был? – спросила Светка, испуганно озираясь.
   – Говорю ж, Лизка!.. Нет, ну, не «прапорщик» же?..
   – Это не Лиза, – Марина подплыла ближе и увидела Светкины остановившиеся глаза и предательски дрожащие губы – она выглядела такой беспомощной и потерянной, что в первый момент Марине захотелось рассмеяться.
   – Мэри, кто это был?.. – пролепетала Светка.
   Разумного объяснения не находилось, поэтому желание смеяться пропало само собой. Страх всегда приходит чуть позже, ведь сначала сознание мобилизуется, то ли отказываясь признавать опасность, то ли ища выход, а, вот, потом он и приходит – Марина подумала, что, если немедленно не выберется на берег, ноги и руки перестанут слушаться, и она просто пойдет ко дну. Скорее всего, остальные почувствовали то же самое, как по команде устремившись к спасительной суше.
   Первым доплыл Женя и миновав мелководье, поднялся, переводя дыхание.
   – Может, нам померещилось? – обернулся он к девушкам.
   – Всем троим, да? – спросила Светка, стуча зубами.
   Затихли не только птицы, но и сам лес – ни листочек не шелохнется, ни ряпушки на воде, только гром продолжал недовольно ворчать за тучами.
   – Пошли домой, а? – предложила Светка, и тут же решила, что «дом» подразумевает прочные двери с мощными замками, а что их ждет в этом доме?.. Но другого выхода все равно не было.
   Все трое углубились в лес, раньше не казавшийся таким сумрачным.
   – Мэри, – вспомнила Светка, – а в твоих книжках… Может, это привидение?
   – Днем? – обернулся Женя, шедший первым.
   – Кто сказал, что сейчас день? – парировала Марина.
   – О, блин!.. У нас же всегда без четверти семь!..
   – Я боюсь, – захныкала Светка, – я хочу домой…
   Вдруг Женя остановился, широко улыбнулся и с размаху шлепнул себя по лбу.
   – Ты чего? – удивилась Марина.
   – Я въехал! Какие ж мы дураки!.. Это же начинается проект!.. – он принялся хохотать, причем, настолько заразительно, что скоро смеялись уже все; и смеялись бы, наверное, еще долго, если б молния не прорвала наконец черный покров, превратив лес в жуткую сцену из триллера. Гром сотряс землю, легко раскачивая могучие деревья.
   – Двигаем отсюда! – крикнул Женя, и обгоняя друг друга, все помчались к дому.
   Они влетели под красивый кованый козырек, когда первые крупные капли врезались в высокую траву, сгибая ее к земле, зашуршали в листьях…
   – Успели, – Женя крепко прижал к себе сразу двух девушек, – а прикольно у них тут, да? – его голос сделался довольным, как у всякого, благополучно пережившего Большое Приключение.
   – Ой, а я-то щеманулась! – Светка рассмеялась, и от полноты ощущений несильно, но неожиданно укусила Женю в загорелое плечо.
   – Дурочка, что ты делаешь?!..
   Марина выскользнула из-под Жениной руки и вдруг ощутила себя очень одинокой. Уж она-то знала, что если Светка увлекалась кем-то, то остальное для нее просто переставало существовать. Сейчас, к сожалению, все симптомы «болезни» присутствовали достаточно явственно. …Я-то зачем сюда приперлась? Что за удовольствие наблюдать, как люди пыжатся, пытаясь строить отношения, лишь потому что не могут разбежаться? Для Светки-то это нормально – она ж примитивная, как инфузория. Почему я постоянно следую за ней, и, в конце концов, вынуждена решать ее проблемы?.. – ответа не было, а безответные вопросы Марину раздражали, и она «перевернула страницу», – …А с привидением они классно придумали. Наверняка голограмма – как картины, которые в прошлом году привозили в художественный музей…
   – …Женька, что ты делаешь?..
   – Так, на любом проекте ж строят любовь! Сама говорила!..
   Возникла пауза, но Марина не стала оборачиваться – она и так знала, что они целуются. Причем, даже представляла, как Светка поднимается на цыпочки, обхватив руками его шею; как вздрагивают ее опущенные ресницы – она уже столько раз видела это! …Дура! Она уже дышит, будто отдается ему!.. А мне плевать! У меня есть Владик, и я просто выйду за него замуж!..
   Совсем близкий раскат грома заставил Марину вздрогнуть. Огненный трезубец раскроил небо, и дождь устремился вниз сплошным потоком. Мгновенно появились лужи, а самые прыгучие, самые грязные капли долетали до коленок.
   – Вы как хотите, а я пошла, – Марина все-таки обернулась, и увидев то, что и ожидала увидеть, демонстративно вздохнула. …Ну, конечно, шалава долбанная… И что за дурацкая натура!..
   – Завидно, да? – наивно поинтересовался Женя, – ты дыши глубже – смотри, сплошной озон, а мы сейчас удалимся, благо комнат тут достаточно…
   – Какой шустрый!.. – Светка погрозила пальчиком, – ты за кого меня держишь?
   – Пойдемте, глянем, где остальные, – предложила Марина, пока Женя не брякнул, за кого он «держит» ее подругу.
   Через открытую дверь кухни они увидели накрытый стол и сидящую за ним компанию.
   – Я хочу есть, – тут же объявил Женя, забыв о далеко идущих амурных планах.
   – Может, для начала оденемся, а то… – Марина раскинула руки, демонстрируя две ленточки, составлявшие купальник.
   – Ой, пошли в гардероб! – Светка по-детски захлопала в ладоши – предложение оказалось намного привлекательнее Жениных поцелуев, – не, как все-таки тут клево!..
   Оставляя мокрые следы, все трое проскочили мимо кухни.
//-- * * * --//
   – Я б с тобой никогда не развелся, – Никита положил себе салат и смачно отхлебнул пиво прямо из горлышка.
   Реплика была неожиданной, потому что до этого все умудрялись говорить ни о чем – то есть, о погоде, о еде, о проекте, не ставившем никаких задач, о странном продюсере, о времени, в котором они, по выражению Лизы, оказались «законсервированы», и вдруг такой резкий переход на личности.
   – Это почему же? – Алина на полпути остановила вилку, уже двигавшуюся ко рту.
   – Потому что все очень вкусно!
   – А тебе надо, чтоб женщина лишь умела готовить? – Алина обреченно покачала головой.
   – Нет, но… – Никита и сам понял некорректность фразы, – но это большой плюс! А если она еще и красивая, как ты…
   – Нет уж! Как сказал, так сказал, – Алина ехидно улыбнулась, – короче, в кухарки гожусь?
   – Прямо уж в кухарки!.. – Никита протянул руку, но Алина уклонилась от прикосновения.
   В это время, весьма кстати сглаживая ситуацию, вошел Женя, а следом за ним и обе девушки в длинных платьях.
   – Добрый вечер… или уже ночь? – Женя в приветствии вскинул руку, – там такая гроза!..
   – Мы уж слышим. Садитесь, – Паша придвинулся к Алине, освобождая место.
   – А как водичка? – поинтересовалась Лиза.
   – Ой, классно! – Светка вдруг перешла на загадочный шепот, – а еще мы видели приведение…
   – И кто это был? – равнодушно спросил Паша, для которого подобной категории просто не могло существовать в природе.
   – В натуре, привидение! – воскликнул Женя, и видя удивленные взгляды, пояснил, – как я понимаю, проект начался. Ох, похоже, веселуха будет!..
   – И какое оно из себя? – уточнил Никита серьезно.
   – Белое облако, – также серьезно ответила Марина и задумалась, – …а, вроде, и не облако. Оно какое-то более плотное и двигалось быстро, хотя ветра еще не было.
   – Я чуть не померла со страха, пока Женька не догадался, что к чему! – Светка восторженно всплеснула руками, окунаясь в уже прошедшие страхи, – точно б утонула!..
   – Я думаю, это голограмма, – предложила версию Марина.
   – Не иначе, – Никита кивнул, – чего только сейчас не научились делать, даже привидения… Ну, и что вы стоите? Тут нам бог послал кое-что, а Алина с Лизой все это облагородили.
   – Завтра мы со Светкой готовим, – Марина отодвинула стул.
   – А пьем только пиво? – Женя скептически оглядел стол, – в загашниках ничего больше нет?
   – Там есть все, но лично я не хочу – организму нужен заслуженный отдых, – Никита снова приложился к бутылке.
   – Паш, а ты?
   – Неси, – Паша махнул рукой, – в этом дерьме без бутылки не разберешься. Голограммы… детский сад какой-то…
   – Так шоу, ведь, – Марина пожала плечами, – знал, куда шел.
   – Ни черта я не знал! Я только хотел, чтоб у меня башню не снесло, понятно?
   – Отчего? – тихо спросила Лиза.
   – От того! Побыли б вы недельку там, где я второй год!..
   – В Чечне что ли? – догадался Женя, – да, там парни геройские – мочат этих тварей…
   – А ты пробовал замочить кого-нибудь?.. А друзей твоих мочили? Вчера ты с ним водку пил, а сегодня его голова в одних кустах валяется, а туловище, в других!..
   – Нет, но… – смутился Женя.
   – Я не представляю, как можно убить кого-то, – пришла ему на помощь Лиза, – помню, у подруги котенок был. Маленький, беленький весь. Залез, дурачок, под дом и вылезти не может. Как он орал целую неделю!.. Я чуть с ума не сошла… а потом затих.
   – Котенок, говоришь? Ну-ну… – Паша поднялся и вышел, хлопнув дверью.
   – Я что-то не то сказала? – испугалась Лиза.
   – После войны у многих психика нарушена, – Никита сжал Лизину руку, – все нормально. Это пройдет, не переживай.
   – Пойду, пузырь принесу, – Женя направился к кладовой, которую показывал продюсер.
   – Давайте лучше поговорим о привидении, – предложила Марина, – как вы думаете, можно создать голограмму не в помещении, а где-нибудь на природе?
   – Мэри, – Светка наморщила носик, – они ж профессионалы – они все могут, а наше дело жить, пока нам не объяснят, зачем мы живем.
   – Как ты классно подметила! – восхитился Никита, но никто не захотел столь глубоко вникать в смысл Светкиной фразы.
   – Мне в понедельник на работу, а здесь всегда без четверти семь, – вздохнула Лиза.
   – Да хрен с ней, с работой! – Женя появился с двумя бутылками коньяка, – забудь!
//-- * * * --//
   Паша поднялся к себе в комнату. Спать не хотелось, но если он не остался там, значит должен находиться здесь – в создавшихся условиях третьего не дано.
   …Опять эти вечные там и здесь… Почему они преследуют меня? Почему жизнь всегда делится на две части и не может быть единым целым? Там и здесь… тогда и теперь… я тот и я этот… Интересно, это только у меня так получается или у всех людей тоже?.. Закурив, он подошел к окну; дождался очередной вспышки, вслед за которой, сотрясая стены, ударил гром.
   …А минометы-то воют пострашнее!.. С этой успокаивающей мыслью он улегся на постель поверх одеяла и закрыл глаза. Паша не знал, какая картинка возникнет перед ним сегодня, но в общей массе они не отличались разнообразием. Менялся только внешний антураж – ландшафт местности, время года, лица и дома, но суть оставалась, и суть эта прочно сидела внутри него самого.
   Сегодня почему-то память выбрала засыпанное снегом ущелье. Ему успели сообщить, что высота склона три тысячи метров, крутизна – шестьдесят пять градусов, глубина снежного покрова – сорок сантиметров, а наверху засели два десятка вооруженных боевиков.
   Как странно – в памяти остались эти давно потерявшие свое значение цифры, но стерлась вся боль: и в обмороженных ногах; и в руках, изрезанных в кровь тонким и острым, как стекло, настом; и в обессиленном теле; и в сознании, изможденном единственной мыслью – если опоздать, марш-бросок окажется бессмысленным, и банда спокойно уйдет в Грузию. Он тогда весь превратился в сгусток боли, потому и не чувствовал ее – сравнивать было не с чем. Так же он не почувствовал и новой боли, неосознанно зафиксировав только три сиюминутных факта – яркую вспышку; жар, мгновенно разлившийся по телу; и странную благодать, которая была даже превыше выполнения боевой задачи. Как же не хотелось возвращаться из этой благодати!.. Но его вернули. Вернули к боли, поджидавшей его в белой палате.
   Видимо, все в мире уравновешено, только людям не дано понять этого закона. Получалось, что он обменял благодать на Таню, ведь если б он не попал в госпиталь, то не встретил ее. Так, что может значить крошечная дырка в плече, по сравнению с чудом ее заботливых рук?..
   Зная конец истории, Паша заставил себя открыть глаза. Очередная молния осветила палату …Черт, это же не палата!.. Что я здесь делаю? Почему я не там?!..
   Ответ пришел неожиданный, но, на удивление, ясный (как же он раньше-то не понял?) – потому что там осталась смерть, а любви там больше нет. Есть деревянный крест – крест на всем… и надо только убивать; убивать всех, чтоб отомстить за глупую мину, прилетевшую неизвестно откуда.
   Обобщение «всех» вызвало в памяти смену декораций. Что в новом фрагменте было такого особенного, неизвестно – он даже не смог вспомнить, как называлось село, походившее на десятки других: разбитая дорога, исчезающая в грязном мареве тумана, остатки переправы через существовавшую только весной речку и огромная, подернутая ледком лужа; еще – два БТРа, кажущиеся наглыми выскочками перед выступавшей из тумана бандой домов. Хотя, скорее, это образ, и все в тот раз было совсем не страшно, потому что боевики давно ушли в горы. Можно было курить, сидя на холодной броне, и вообще не входить в село, если об этом не попросят милиционеры. Но они попросили.
   В тот раз никого не убили; никто даже ни разу не выстрелил, зато он вблизи увидел их глаза. Глаза, не одурманенные наркотой, гордо и весело взирающие на результаты добросовестно исполненной, кровавой работы, а подслеповатые, но презрительные глаза стариков, которым уже нечего терять; женские – смотрящие одновременно со страхом, мольбой и ненавистью; детские – наоборот, глядевшие бесстрашно, как у подросших, но неопытных волчат. Самые разные глаза, в которых он впервые прочел, что в этой войне победить нельзя.
   А что можно? Можно самое простое – убивать и умирать. Сколько их, смертей, по обе стороны несуществующей линии фронта?.. Самых разных, и в то же время, таких одинаково бессмысленных, ведь, умирая, человек теряет свою идеологическую принадлежность. Все становятся равны – и неопознанная девочка в розовом платьице, не успевшая выскочить из-под гусениц БТРа; и солдат, от которого осталась лишь отрезанная голова с жутко выпученными глазами и высунутым черным языком; и беременная чеченка со вспоротым животом, и еще, и еще…
   Давно несуществующие люди возникали и исчезали в своем загадочном единстве. Значит, все-таки на войне есть одна для всех правда – смерть; не важно, на чьей стороне ты воевал, ведь в любом случае, остаются лишь остекленевшие глаза, в которых больше нет ничего.
   Куда ж оно девается, то, что было?.. Из небытия возникла лавина бородатых людей, истерично ревущих на разные голоса ненавистное, снящееся в кошмарных снах «Аллах Акбар!..». Они сыплются по склону, стреляя от пояса, и против них, притаившийся за камнями Сашка Бекетов – вечно обижавшийся, когда его дразнили чукчей, потому что был он казахом. А еще его считали дурачком – он всегда брал боеприпасов больше, чем жратвы; месяц брал, полгода брал, побираясь из чужих пайков… И вот они бегут прямо на него – «Аллах Акбар!»… Оказывается, не зря он таскал полцентнера патронов…
   Потом вэвэшникам пришлось до ночи собирать трупы, а он лежал, глядя на все стеклянными глазами, и его бок был разорван миной – патроны все-таки кончились… Куда Сашка делся потом? Он же не мог просто исчезнуть? Это не справедливо!!..
   А, вот, другие глаза, еще живые, смотрящие на мутный поток, ворочающий внизу огромные камни – был Витька Зиновьев и нет. Никто и не заметил, как он смешался с теми камнями. Не заметил потому, что оступившись, Витька не закричал, ведь у этих горцев звериный слух – они б услышали… Может, он стал одним из камней?.. Нет, он где-то совсем рядом, потому что его анекдоты до сих пор рассказывают пополнению – все анекдоты забываются, а эти живут…
   Смерть нельзя постичь, но к ней можно привыкнуть. Память с готовностью рисовала все новые и новые картины, имеющие общий финал, при этом гуманно обходя самую главную и самую нелепую смерть, какую только можно придумать. Нет, не ко всякой смерти можно привыкнуть… Откуда же прилетела эта чертова мина?! Неужели все находится во власти какого-то ублюдка с минометом? Зачем тогда вообще жить?!..
   А что между ними было? Вернее, успело быть? Почти ничего. Но разве можно это глобальное «почти ничего» соизмерить с отсутствием денег и сломавшейся стиральной машиной?.. Нет, все он сделал правильно, оставив Наташке ту жизнь, которую она хотела. А взамен эти руки, эта улыбка и глаза, красные от бессонницы… Кто посмел их забрать, и куда их дели?! Куда их спрятали?!..
   Еще мгновение, и по щекам покатились бы слезы. Паша распахнул веки вместе с ударом молнии и увидел… нет, ни черта он не увидел! Ощутил? Нет, это было не ощущение, а истинное и вечное знание – в комнате он не один. Замер, как умел замирать, сливаясь с серыми скалами, и вдруг почувствовал, как отделяется от постели – его держали на руках, словно ребенка. Через эти руки уходила ненависть, бессилие и безысходность; руки баюкали его, и потом нежно опустили обратно на постель. Паша понимал, что засыпает, но ему не хотелось, чтоб руки оставляли его. Он готов был вцепиться в них и целовать, целовать… Это было сродни той благодати, которую он испытал в занесенном снегом ущелье, но только «сродни», потому что там была какая-то всеобщая благодать, а эта – его личная…
   Больше Паша ничего не помнил.
//-- * * * --//
   Через энный промежуток времени (другого определения здесь не существовало), когда тарелки опустели, а в бутылке остался минимум, который никто не решился вылить себе в рюмку, Женя удовлетворенно вздохнул:
   – Червячка заморили… Что будем делать дальше?
   – Если найдем гитару, могу вам спеть, – предложил Никита.
   – А, может, пойдем спать? – Лиза, из солидарности выпившая аж две рюмки, сидела, бессмысленно уставившись в одну точку, – по нормальному-то сейчас часов двенадцать…
   – Я спать не хочу, – бодро заявил Женя.
   – Я тоже, – подхватила Светка. Глаза ее блестели, обретя томную одухотворенность.
   – Нет, я все-таки пошла, – Лиза поднялась, – я и вчера не выспалась. Спокойной ночи.
   – Ну и ладно, – Марина проводила ее взглядом, – а давайте каждый расскажет о себе что-нибудь интересное – мы ж еще практически незнакомы.
   – В Мэри проснулся будущий психолог, – со смехом пояснила Светка.
   – А почему нет? – Марина пожала плечами, – с кого начнем?
   – Пойду я лучше, поищу гитару, – Никита поднялся.
   – Так не честно! – возмутилась Светка, – Мэри права – давайте что-нибудь рассказывать! Если мы будем тупо жрать, пить и спать, нас выгонят с проекта! Зрителям должно быть прикольно смотреть на нас, неужели вы не понимаете?..
   …Я ее когда-нибудь убью, – подумала Алина, но мысль эта отражала лишь настроение – агрессии в ней не было, потому что алкоголь всегда действовал на Алину успокаивающе. Она смотрела на закрывшуюся за Никитой дверь, – странный он… ну, что особенного я приготовила? Да если б он знал, что я могу!.. Смешной такой, неуклюжий, но симпатичный…
   – Все-таки, с кого начнем? – повторила Марина, и тут всем стало не по себе. Оказывается, когда анализируешь собственную жизнь, она выглядит, хоть и не безупречной, но, по крайней мере, в ней постоянно присутствует мотивация поступков, оправдывающая все. А когда пытаешься облечь ее в слова, становится неуютно, ведь у каждого человека свои оценочные критерии и оправдывать тебя он не собирается, а чтоб защищаться, надо знать, что такое добро и зло в их абсолютном значении. Кто ж это знает?.. Поэтому повисла неловкая пауза, и только дождь за окном, свободный от всяческих предрассудков, пытался поведать людям свою незамысловатую историю.
   – Пусть Светка и начинает – она у нас самая говорливая, – лениво предложила Алина, не отрывая взгляд от двери.
   – Почему я?.. – вспыхнула Светка.
   – А почему нет? – поддержал Женя из чисто меркантильных соображений – ему хотелось узнать побольше о той, с кем собрался реально «строить отношения».
   – Ладно, – Светка неожиданно согласилась, – только потом ты, идет?
   Женя кивнул – он не привык думать, что будет потом.
   – Значит так… – Светка мечтательно подняла глаза, – а расскажу я вам о своем призраке.
   – Ух, ты! – Женя даже заерзал на стуле, – чего, в натуре?
   – Не знаю, у кого как, – Светка не удостоила его ответом, – а у нас все девки реально загуляли в девятом классе…
   – Поздновато, – вставил Женя, – да, Алин?
   – Не то слово. Я первый раз влюбилась еще в детском саду.
   – Так, тихо! – воскликнула Марина, – человек рассказывает!
   – Круче всех Надька Охрима была, – продолжала Светка как ни в чем ни бывало, – она фанатела на Игоря Сорина. По гастролям за «Иванушками» таскалась, а когда Игорь из окна киданулся, так три месяца в Москве жила, на его могиле.
   Я один раз тоже с ней ездила. Прикиньте, народ, холодно еще – по ночам лужи замерзают, а они реально живут на кладбище. Шалаш за мусоркой сгородили; там спят, хавку готовят, вещи хранят, хоть некоторые, вообще, без ничего прикатили. Ночью костер разожгут и ждут, когда Игорь к ним выйдет. Вот, говорят, из-за этого памятника он нам является – садится у огня и разговаривает с нами. Какая-то девка от переживаний вены себе вскрыла, так он, блин, кровь ей остановил и жизнь спас!.. В общем, столько всякой хрени несли, что, честно говоря, и меня клинить стало. Но я ж не совсем дура. Хоть и сопля еще была, но реально догоняла, что это бред… а червячок в мозгах все равно завелся, – Светка показала, каким крохотным был тот червячок, – как же у меня-то никого нет? Я что, хуже всех?..
   Гулять со своими пацанами – это был полный отстой. Вечером он в подъезде бакланит тебе о любви и целоваться лезет, а утром просит списать физику; по клубам мне тогда особо тусить не разрешали, и как-то само получилось – придумала я себе классного мачо на крутом байке. Типа «Harley Davidson». У нас такой вечерами по улице носился. Клевый!..
   Ложилась я спать и воображала… ну, как воображала?.. Типа, вот, байк; вот, мой мачо… правда, лица у него не было и сексом мы занимались, в точности, как на кассетах, – Светка засмеялась своим воспоминаниям, – у Дашки предки любили втихушку порнуху зырить, а Дашка вычислила, где они кассеты прячут. Вот, мы вместо школы… Короче, все это мне и снилось, а девкам я, конечно, рассказывала о-го-го!..
   А однажды он реально пришел – высокий, черные волосы в хвост собраны, загорелый и огромные глаза. Короче, отпад! Я обалдела конкретно, а он улыбнулся, протянул руку и провел ладонью по моему телу, прям, ото лба и чуть не до колен. Что тут со мной началось!.. Но это я не буду рассказывать.
   – Что так? – с издевкой спросила Алина, – интересно ведь.
   – А ты Камасутру полистай, если сама не умеешь!.. – парировала Светка, и решив, что ее выпад удался, продолжала, – короче, продолжалось это несколько лет. Он появлялся почти каждую ночь, и я была реально счастлива, но, с другой стороны, страдала безумно, ведь он никогда не приходил днем, и, естественно, я никого не могла с ним познакомить. Я умоляла его показаться народу – говорю, ты ж есть, чего ты прячешься? А он отвечал, что не хочет рушить нашу сказку и будет принадлежать только мне. Я сразу затыкалась, чувствуя, что на остальных мне уже плевать.
   – А вы еще чем-нибудь занимались или это чисто твои сексуальные фантазии? – у Марины даже интонации стали похожими на заправского психоаналитика.
   – Еще мы были на гонках. Он оказался не обычным байкером. Я сидела на трибуне и смотрела как он побеждает – он всегда побеждал.
   – Он что, чемпион мира? – предположил Женя.
   – Не знаю, но мы реально пили шампанское из кубков.
   – И что с ним стало?
   – Он погиб, – ответила Светка без сожаления.
   – То есть, когда он стал тебе не нужен, ты убила его, – подытожила Марина, решив, что не зря посещала лекции.
   – Я его не убивала, – Светка вылила в рюмку остатки коньяка и выпила одним глотком, – а получилось как – это мое восемнадцатилетие было. Гуляли в кафе и знакомится со мной мужик – взрослый, не знаю уж сколько ему было. Короче, начал он меня клеить, а я ему говорю, мол, у меня уже есть парень, и заливаю историю про байкера, а он спрашивает – и как же его зовут? Тут я растерялась. Мы ж никогда по именам-то друг к другу не обращались – только кликухи всякие ласковые. А мужика того Константином звали, я и ляпнула по инерции – Костя. А мужик усмехнулся и говорит – а если б меня звали Петей, то его как? И вообще, говорит, нет у нас гонщиков, которые бы хоть что-то приличное выиграли, и не было никогда. За какую, говорит, команду он выступает, в каких гран-при участвовал? Я стою, дура дурой, а он ехидно так – что ж ты не помнишь, куда вы ездили, в каких гостиницах останавливались? Ты что, говорит, даже в город ни разу не выходила?..
   Короче, слиняла я оттуда. Домой пришла, закрылась в комнате и реву; и тут, прикиньте, появляется он. Как сейчас помню, в оранжевом комбезе, в руке шлем. Поедем, говорит – если сегодня мы выиграем кубок, я подарю его тебе, чтоб ты утерла нос этому козлу. И оказались мы на стадионе. Только выходим почему-то не как все участники из-под трибуны, а спускаемся с самого верха. Я смотрю вниз – нереальная какая-то лестница, а внизу сплошной мрак, и мы идем прямо туда. А вокруг зрители рассаживаются. Смотрят на нас, как на идиотов – байкер-то мой в полной амуниции… Ну, народ по трибуне рассасывается потихоньку, а мы все идем и идем. Наконец, я увидела байки, причем, один – самый наворочанный, с люлькой. И тут я въехала в ситуацию.
   – В смысле? – не поняла далекая от мотоспорта Марина.
   – В смысле, для кого люлька. Вот тут и пришел кобздец. Я реально чувствую, что не должна туда садиться, а Костя или как его там, держит меня за руку и тащит за собой. Идти оставалось уже совсем фигня, и тут я увидела пустое кресло – одно-единственное. Не помню, как вырвала руку, и плюхнулась в него. Схватилась, сижу – с понтом, затаилась, а он посмотрел и говорит – мы еще встретимся; повернулся и пошел дальше.
   Потом байк его взорвался прямо на старте. Такой ядерный гриб, как в кино показывают, и больше он не приходил.
   – В принципе, все это нормально, – Марина пожала плечами, – детские иллюзии, от которых, в конце концов, надо было избавиться, и ты придумала такой, вот, конец. Это называется синдром…
   – Знаю, как что называется!.. – перебила Светка, – думаешь, отец не таскал меня к психотерапевтам?.. Только как ты объяснишь, что когда я реально стала жить с мужиком, то была уже не девушкой?
   – При мастурбации всякое случается, – заметила Алина.
   – Ну, тебе конечно видней! – огрызнулась Светка.
   – Свет, неужто ты считаешь, что он, в натуре, приходил? – погасил конфликт Женя.
   – Без комментариев, – Светка загородилась рукой, как делают «звезды», не желая общаться с прессой, – я рассказала. Теперь твоя очередь.
   – Да?.. – Женя почесал затылок, – я, честно говоря, и не знаю… А можно не про привидения? А то я как-то…
   – Конечно, можно! Я почему про них вспомнила, – пояснила Светка, – если командиры выкатили нам призрака на озере, то, чтоб в тему было.
   – Ладно, – Женя закурил, и в это время дверь распахнулась.
   – Нашел! – Никита победно поднял над головой гитару.
   – А мы ужастики слушаем, – остудила его пыл Алина.
   – И чья очередь? – Никита уселся рядом с ней, поставив гитару на пол, и оперся на гриф.
   – Светка тут выдала как трахалась с призраком; теперь, вот, Женькина очередь… Никит, может, лучше ты споешь?
   – Я – как общество.
   – Общество «за»! – обрадовался Женя, и никто не стал возражать.
   – Ну, пеняйте на себя. Голос у меня никакой…
   – Давай. Чего ты цену набиваешь? – подстегнула Алина.
   Никита усадил гитару на колени, провел по струнам, прислушиваясь к звучанию.
   – …Ночью все мысли красивы и смелы,/ Ночью курки на дуэлях взводились, / И кто ты, забыв на мгновенье, поверишь/ В собственную непогрешимость./ Звезды с небес ты срываешь в букеты,/ Станешь прекрасен, и честен, и верен,/ На свитерах заблестят эполеты/ И шпага пути до сердца промерит…/ Но луч восходящий бежит по постели,/ И мысли другие ведет на постой – / Разом с плеч эполеты слетели,/ Как самый последний осенний листок;/ И женщина плачет от нашего скотства,/ От наших измен и бессовестной лжи./ Штормом разбитый любви твоей остов/ В песке неурядиц давно уж лежит…/ Но вечер подходит, и плечи ссутулив,/ Плетешься в свой угол, где кресла и бра,/ И вновь в полумраке шесть твоих стульев/ Станут врагами, как и вчера./ Ты с нимбом, во злате; герой и творец ты;/ Ты вновь побеждаешь, противник бежит…/ И ждет тебя в красной ливрее дворецкий,/ И жаркие ласки наложниц твоих!..
   – Класс!!.. – воскликнул Женя, – это ты сам придумал?
   – Нет, у «Мумий Тролля» слизал, – обиделся Никита, – сам-то ты, как думаешь?
   – Никит, а ты не пробовал сделать альбом? – спросила прагматичная Марина, – сейчас ведь это не проблема.
   – Не проблема. Только нужны бабки, которых нет. Да и тематика чуть не та – сейчас ведь что поют? «…Ты целуй меня везде, восемнадцать мне уже…»
   – Зря ты так думаешь, – Марина пожала плечами, – я «Шансон» слушаю, и мне нравится.
   – Никит, – Алина положила руку ему на колено, – спой еще.
   – Ты прикинь, – поддержала Марина, – нас ведь будут смотреть миллионы зрителей. Вдруг какой-нибудь крутой продюсер обратит внимание?..
   – Точно! – Женя даже зааплодировал, – Мэри, ты – гений!
   – Ну, давайте, – склонившись к гитаре, Никита откашлялся.
//-- * * * --//
   Едва коснувшись подушки, Лиза стала опускаться на дно темного бездонного колодца. Это не было падением, скорее, полет перышка, плавный и приятный. Время потеряло ценность, ибо темнота скрадывала его так же, как и пространство; потом возник свет. Он проявлялся постепенно, поэтому ничуть не пугал, доказывая только то, что бесконечности не существует. Лиза узнала собственную квартиру – оказывается, даже сны приводили ее не в сказку, а опять же на кухню. Слава богу, хоть утром она перемыла всю посуду.
   …Конечно, вон она, пирамидой возвышается на краю раковины… Лиза направилась в комнату, собираясь включить телевизор, и вдруг увидела… бабушку, которая сидела в кресле и смотрела на нее долгим взглядом. Лиза хорошо помнила этот взгляд – он встречал ее каждый раз, когда она возвращалась из школы, и, наверное, благодаря нему, бабушка почти всегда угадывала, какие оценки получила внучка еще до того, как та откроет рот.
   – Бабушка?.. – Лиза в растерянности остановилась.
   – Бабушка. А ты кого ожидала? Скажи лучше, тебя по физике сегодня спрашивали? – она с непривычной легкостью встала и подошла к шкафу, – и сразу признавайся, за конфетами, небось, лазила, пока меня не было?
   – Бабушка, милая, мне уже не тринадцать лет. Я давно сама покупаю себе конфеты.
   – Да?.. – бабушка удивленно обернулась и вздохнула, – как все меняется… Ну-ка повернись к свету (Лиза молча повиновалась) Красивая стала… Видишь, не зря я тебя ограничивала в сладком. Смотри, какая кожа – ни одного прыщика!.. Как бы я хотела погладить тебя… – но вместо этого она все-таки заглянула на шкаф.
   – Бабушка, – Лиза усмехнулась, – я не держу там конфет. Если хочешь, я принесу. Будешь? Может, чаю поставить?
   – Спасибо, деточка, я сыта, – она вернулась в кресло, – ну, расскажи, чем ты занимаешься?
   – Я закончила институт. Теперь работаю.
   – А на меня ты ни за что не обижаешься?
   – Что ты?.. Ты у меня самая лучшая и самая правильная бабушка в мире!
   – Спасибо. Знаешь, намного легче, когда тебя добром поминают. А муж у тебя есть?
   – Вот, мужа нет, – Лиза вздохнула.
   – Как же так? Такая умница и красавица…
   – Сама не знаю… – собираясь с мыслями, Лиза достала сигареты, не спеша открыла пачку.
   – Ты куришь?! – изумилась бабушка. Видимо, слов возмущения у нее не осталось, но все было написано в глазах.
   – Сейчас почти все курят…
   – Кошмар! – возмутилась бабушка, – ох, я раньше не знала!..
   – А раньше я не курила, – перебила Лиза, – это когда Антон появился. Знаешь, когда он уходит, надо чем-то занять себя. Но ты не волнуйся, я совсем немного…
   – Ну-ка расскажи мне о нем, – попросила бабушка.
   – Я и не знаю, что рассказать, – с сожалением взглянув на пачку, Лиза положила ее на место, – когда я думаю, для чего мне это нужно, то не могу объяснить – сколько раз убеждала себя, что пора заканчивать, а он приходит и все начинается снова. Мысли всякие… типа, вдруг, правда, он любит меня?.. Знала б ты, как он говорит… когда захочет… и я верю. Или такая я дура, или это сильнее меня…
   – Он женат и не хочет разводиться? – догадалась бабушка.
   – Ну да, – Лиза кивнула, – это наваждение какое-то. Умом я понимаю, что никогда он не уйдет от нее, а мне-то уже двадцать семь, и надо что-то…
   – Сколько?! Двадцать семь?! – бабушка изумилась даже сильнее, чем при виде сигарет, – как у вас время летит!..
   – А у вас там нет времени? – спросила Лиза.
   – А зачем оно нам? Мы и так счастливы.
   – Тогда почему ты пришла? Ведь раньше ты не приходила.
   – Я и не должна приходить, но кто тебя любит больше меня? Я чувствую, когда нужна помощь.
   – Пожалуй, да, – Лиза снова полезла за сигаретами, – я закурю, ладно? Ты не сердись.
   – Кури уж, – бабушка махнула рукой.
   – Я не знаю, что мне делать дальше, – Лиза с удовольствием затянулась и выпустила дым за шкаф, – понимаю, что и так жить нельзя, и ужасно боюсь остаться без него. Наверное, мне надо хорошего пинка, чтоб я на что-то решилась – то ли прогнать его, то ли пойти к его жене, чтоб все расставить по местам, не знаю…
   – Я помогу тебе, – бабушка кивнула, уяснив задачу.
   – И чем же? – Лиза улыбнулась, вспомнив, как бабушка садилась рядом, когда она делала уроки, и с умным видом смотрела в тетрадку, будто что-то понимала в алгебре. Но ведь помогало!.. И решения приходили, вроде, сами собой…
   – Все самцы метят территорию, – сказала бабушка, – собака задирает лапу, лось трется о дерево… и твой мужчина «пометил» тебя. Ты – его территория, и добровольно он с нее не уйдет. Но и пользоваться ею совсем не обязательно – надо ведь осваивать новые, биться с другими самцами… в этом смысл их жизни.
   – Ты думаешь, кроме меня и жены, у него еще кто-то есть?
   – А это не главное. Главное, у него нет цели жить с тобой – есть только желание сохранить на тебя право.
   – Но что делать, если я радуюсь, когда он приходит даже такой, как есть? Я не могу от него отказаться! Понимаю, что дура, но ничего не могу поделать!..
   – А я могу. Но при условии, что ты бросишь курить. Я ж забочусь о твоем здоровье…
   – О, господи, бабушка!.. – Лиза рассмеялась, – ты все такая же! – она раздавила окурок в пепельнице, – торжественно обещаю – если все хоть как-то нормализуется, я брошу курить!
   – Я верю тебе, – бабушка одобрительно кивнула, – ты всегда была честной девочкой. Будем считать, что сделка состоялась. У тебя есть его портрет?
   – Конечно, есть.
   – Сожги его в пламени свечи. Золу вотри себе в лоб и в грудь. Да, забыла – у тебя должна быть приготовлена банка с водой, только не с водопроводной, а с чистой. Три средних пальца окунешь в банку и произнесешь заклинание: «Чистая вода, потеки через печаль моего сердца, очисти мне мысли и кровь от мертвой любовной тоски, которая покоится в моем сердце, омой меня чистым потоком, смой его с моего лба и спаси сердце и мозг». Тремя пальцами начерти на лбу и груди косой крест и смой все. Только без мыла! Воду и золу выбрось, и ложись спать.
   – И все? Так просто? – разочарованно спросила Лиза.
   – А все делается просто. Главное, ведь не то, что ты делаешь, а кто за этим стоит. Ты поняла?
   Сколько подобной белиберды Лиза уже читала во всяких журналах! …С другой стороны, журнал – это не бабушка, явившаяся неизвестно откуда…а, действительно, откуда она явилась? Как они там живут… если все это правда?.. Лиза подняла голову, но бабушка приложила палец к губам.
   – Я знаю, о чем ты хочешь спросить, – произнесла она шепотом, – но я не имею права отвечать. К тому же, мне пора уходить. Будет очень плохо, если кто-нибудь узнает об этой дорожке, но я так хочу тебе помочь! Я еще приду, чтоб довести все до конца… – бабушка стала уменьшаться, словно сдувающийся шарик, втягивая в себя всю обстановку квартиры…
   …Перышко, легко покачиваясь, продолжало свой путь по бездонному пространству. Наверное, это ветерок занес его в комнату, и так же вынес обратно. Больше никаких промежуточных «станций» не предвиделось – только конечная, когда Лиза открыла глаза и увидела мрачное небо за окном, шкаф, стол… Она вспомнила, где находится; вспомнила сон, причем, даже отчетливее, чем, то, что происходило наяву.
   …И когда оно происходило? Давно ли я здесь?.. У меня же нет с собой его фотографии! С другой стороны, я могу сделать все потом, когда вернусь домой… А я ж забыла заклинание… Если бабушка приснится еще раз, надо будет записать его… – Лиза сладко потянулась, – хороший был сон… Надо посмотреть, где остальной народ… и, вообще, что сейчас – вечер или утро?.. Мне ж в понедельник на работу… Она подошла к окну. Дождь закончился, но, ни звезд, ни луны, ни солнца так и не появилось – только мокрый, нахохленный лес; внизу поляна с полегшей травой и тишина. Какая-то неживая тишина…
   Поправив смявшуюся юбку, Лиза направилась к лестнице.
//-- * * * --//
   – Все, я уже охрип, – Никита отложил гитару и встал, – пойду, пивка принесу. Кому-нибудь чего-нибудь захватить?
   – Может, покрепче? – предложил Женя.
   – Тебе – запросто. Девчонки, а вам?
   – Я там ананасы видела. Чего они пропадать будут? – вспомнила Светка.
   – И вина, – добавила Алина.
   – А с тебя история, – Марина повернулась к Жене, – Никита, будем считать, песнями отстрелялся. Алине приготовиться.
   – Настырная ты девка, как я погляжу, – Женя покачал головой, – ладно. Было мне тоже лет пятнадцать или чуть больше. Родители тогда каждое лето ездили в Ессентуки. У отца проблемы с желудком были, так он лечился, а мать бдила за ним – она, по жизни, боялась, что он найдет себе кого-нибудь, но суть не в этом, а в том, что меня они с собой не брали.
   Правда, я особо и не рвался – что мне там делать? Моря нет, контингент язвенно-пенсионный. По крайней мере, они так рассказывали. Но дома оставлять одного тоже боялись, и вот каждое лето на три недели меня отправляли к деду в деревню.
   Вернувшийся Никита выставил на стол «дары спонсоров».
   – О чем речь? – спросил он.
   – Женька свою страшную историю рассказывает.
   – Пардон, – Никита открыл себе пива, – итак?..
   – Итак, каждое лето я ездил к деду. Мне там даже нравилось, потому что у него была времянка. Есть я приходил в дом, телек глядеть тоже, а жил фактически в ней. Вставал, когда хотел, ложился тоже, приводил кого хотел – только кого там приводить? Я все мечтал, чтоб в городе у меня такая хата была – вот, где б я развернулся!.. А там приличные телки все наперечет – на них в очередь записываться надо, чтоб в клуб на дискотеку сходить. Короче, мрачно все это, и оставалась одна развлекуха – картишки. Соберемся у меня или у Толяна и режемся до одури.
   – На что играли? – спросил Никита со знанием дела.
   – На бабки, конечно, но, так, по чуть-чуть – чтоб на пузырь хватило, а больше нам в том розовом возрасте и не требовалось. Потом шли, либо на речку, либо по улицам шляться, благо у одного пацана отец «мусором» был, так никто нас не трогал…
   Хату я никогда не запирал, потому что тырить там было нечего. И вот как-то ночью возвращаюсь от Толяна, а луна жуткая такая – красная, огромная. На другой стороне улицы собака гавкала-гавкала, да вдруг, как завоет! Некайфно как-то стало – хрень всякая в голову лезет. А мозги-то еще детские, – Женя засмеялся тому, что нашел достойное оправдание, – подхожу, значит, к своей хате, а дверь нараспашку. Но я ж помню, что прикрывал ее, иначе ночью комары задолбают. Подкрался и слышу – стул скрипит, а потом шаги. Мне показалось, что от этих шагов аж стены вздрагивают, честно. Не знаю, куда уж там сердце скатилось – по-моему, в ботинок. Короче, захлопнул я дверь, навалился на нее и не знаю, что дальше делать, ведь дверь-то для привидений не преграда…
   – А привидения разве топают? – наивно перебила Алина.
   – Да?.. Это ты сейчас умная, а мне не до таких нюансов было, – обиделся Женя, – кинулся я в сад, а там, вообще, абзац полный. От деревьев тени! Чуть ветерок дунет, за каждым кустом монстры всякие скачут!.. Я на улицу – а фонарь черти где висит, но смотрю, по другой стороне человек идет, и к соседям во двор сворачивает. Ну, думаю, Сашка от телки своей возвращается – он весной только из армии откинулся, голодный до этого дела. Я к нему; рассказываю, а он смотрит на меня, как на придурка – въехать не может, кто где ходит. Я чуть не в слезы… не, реально жутко было… Короче, в конце концов, пошли мы. Подходим, а в хате тишина. Я уж прикидываю, может, глюки? Во, прикол, думаю, на всю деревню!.. То боялся того, кто там есть, а теперь – что там нет никого…
   – Метаморфоза, – задумчиво произнес Никита.
   – …открывает Сашка дверь. Я включаю свет и вижу – на моей постели лежит пьяный в хлам мужик; хлипкий такой, пиджачок задрипанный… Ну, я его хватаю, и на пол, да со злости еще и пинчиной по ребрам засадил!.. Мужик взвыл, глаза растопырил; даже протрезвел, по-моему, а Сашка меня, как швыранет в угол! Это ж, говорит – Егор! (Он-то там всех знает). Пришлось потом этому Егору еще и пузырь ставить – хорошо хоть ребра не сломал… Такая, вот, история с привидениями.
   Казалось бы, хороший конец должен настроить на веселый лад, но никто не засмеялся.
   – Не, вы просили прикольное, я выдал! – возмутился Женя.
   – Выдал и ладно, – Светка все-таки улыбнулась, – типа, клевая история… а дождь кончился…
   – Блин, хотел, как лучше… – Женя наполнил рюмку.
   – Сейчас посмотрим, что там с дождем, – допив пиво, Никита поднялся.
   – Пойдем, покурим на воздухе, – Алина тоже встала, и хотя наступила очередь ее истории, никто не стал возражать.
   – Натуральные дети, – вынес приговор Никита, когда они вышли в холл.
   – И я тоже ребенок?
   – Не знаю, – Никита взял ее руку, – но ты мне нравишься.
   – А говорил, только в кухарки гожусь, – Алина засмеялась.
   – Ну, ладно, – Никита виновато наморщил нос, – считай, первый комплимент вышел комом.
   – Ты хороший, – сделала неожиданный вывод Алина.
   – Чем же?
   – Не знаю. Мне так кажется. С одной стороны, ты какой-то правильный и основательный; с другой, полный разгильдяй… только не обижайся.
   – На правду не обижаются, – Никита открыл дверь, впуская в дом опьяняюще свежий воздух. В это время раздались шаги, и с лестницы спустилась Лиза, то ли задумчивая, то ли печальная.
   – Уже утро? – она оглядела холл, в котором, из-за отсутствия окон, свет горел постоянно.
   – Не знаю, – Алина пожала плечам, – мы еще не ложились.
   – А ты чего такая убитая? – спросил Никита, – пива хочешь?
   – Не хочу. Мне сон приснился.
   – Страшный?
   – Да нет, но с тех пор, как бабушка умерла, она мне ни разу не снилась, а тут, прям, разговаривала со мной, да так все складно… совсем как в жизни. Я в детстве у нее подолгу жила. Отец по командировкам ездил, а мать часто в ночь работала. В выходные меня, конечно, забирали…
   – Суровая была бабка?
   – Нормальная, хоть и воспитывала. А вы куда?
   – Воздух никотином отравить.
   – Можно с вами?
   Все трое вышли на крыльцо. Ветра не было, и лес казался мертвым – лишь редкие капли срывались с листьев, гулко падая в лужи; и сумерки, от которых все уже начали уставать.
   – Я, наверное, уйду с проекта, – сказала Лиза, не обращаясь ни к кому конкретно.
   – Тебе тут не нравится? – Алина прислонилась к Никите, усевшемуся на перила, – можно?
   – Конечно, – он обнял ее, – а чего ты надумала уходить – все ж только начинается.
   – Мне в понедельник на работу.
   – Где ты и где понедельник? – Никита засмеялся, – поверь, здесь он не наступит никогда.
   – А разве так бывает?
   – Эх, девчонки!.. Зачем вы заставляете меня вспоминать то, чему я посвятил полжизни?..
   – Ты занимался чем-то ужасным?
   – Да нет, ничего ужасного. Просто из того, что я знаю, следует, что мы представления не имеем о собственном мире. А жить с ощущением этого, прямо скажем, не очень уютно.
   – Чем же ты занимался? – спросила Алина.
   – Наукой. Тем, что мы, например, привыкли считать будто точка пространства и момент времени – это две объективные реальности, существующие независимо от нас и друг от друга. Нам при таком варианте хорошо и удобно, типа, посмотрел на часы – восемь, к примеру, и все ясно…
   – От этого тебе неуютно?
   – …а еще Эйнштейн говорил – истинным элементом причинно-следственной локализации является событие. То есть время не абсолютно, и понятие «одновременность» имеет смысл только в одной определенной системе координат.
   – Ты чего-нибудь поняла? – Алина вопросительно посмотрела на Лизу.
   – Никит, – Лиза улыбнулась, – мы две глупые овцы, поэтому говори по нормальному.
   – По нормальному? По нормальному то, что мы называем «реальным временем» – понятие условное и придумано людьми, исходя, так сказать, из социальной потребности. В природе нет такого времени. Это понятно?
   – А что же есть?
   – Есть энергетическая категория – «время», которая, кроме такого пассивного свойства, как длительность, имеет еще и активные: направленность хода и плотность. А отсюда вытекает, что время, как физическая величина, может воздействовать на состояние вещества. Если б время не являлось энергией, то наша Вселенная давно бы погибла… Ой, девчонки, давайте не будем, иначе сейчас мне придется объяснять вам строение Вселенной, и что энтропия в ней, являющаяся, как известно, результатом действия второго начала термодинамики, непрерывно возрастает. В конце концов, мы придем к тому, что, поскольку Вселенная еще существует, небесные тела являются своеобразными энергетическими установками, перерабатывающими время, которое и служит сырьем для жизни вообще…
   – Ты серьезно? – Алина отстранилась, чтоб убедиться, что Никита не смеется над ними.
   – Абсолютно. Один наш выдающийся астрофизик по фамилии Козырев доказал это еще в середине двадцатого века.
   – А почему об этом нигде не пишут? – удивилась Лиза.
   – Зачем? Кому надо, тот знает, а если писать, то у народа крыша поедет, да придется немедленно менять программы всех вузов и школ, а результат?.. Да нулевой! Мы пока не достигли того уровня цивилизации, при котором с подобными проблемами приходится сталкиваться вплотную. Они так, возникают мелкими фрагментами, типа всяких привидений, и пока их вполне можно рассматривать как аномальные явления… Сложно с вами, девчонки. Давайте поговорим о чем-нибудь другом. Или пойдемте, я вам песенку спою.
   Не видя смысла продолжать беседу, суть которой уяснить невозможно, Лиза открыла дверь.
   – Кто это?… – она испуганно шагнула назад.
   Отстранив Алину, Никита соскочил с перил и тоже увидел парня, стоящего посреди холла и удивленно озирающегося вокруг. Алина прикрыла рот ладошкой, чтоб не вскрикнуть, и прижалась к Никите – парень же, тем временем, направился к лестнице и через минуту от него остался лишь звук шагов.
   – Это призрак, да? – прошептала Алина.
   – Черт его знает, – Никита пожал плечами.
   – А кто ж тогда? Продюсер ведь говорил, что, кроме нас, здесь никого не будет.
   – Сейчас разберемся.
   Шаги наверху стихли. Никита лишь заглянул на лестницу, но прошел мимо – туда, откуда доносился Светкин смех.
   – …а вот еще анекдот, – продолжал Женя, – что же все-таки у него в руке?.. – подумала зебра, увидев на дороге гаишника…
   – Вы тут никого не видели? – перебил Никита, останавливаясь на пороге.
   – Нет, а что? Очередное привидение?
   – Не знаю. Хочешь – идем, глянем. Девчонки здесь посидят.
   – Оставайся с ними, – предложил Женя, желая реабилитироваться за рассказанную ранее не слишком героическую историю, – я сам схожу.
   – Баба с возу… – Никита достал сигарету, – а вы тут, значит, анекдотами балуетесь?..
//-- * * * --//
   Оказавшись в пустом холле, Женя почувствовал себя менее уверенно – не то, чтоб «женский батальон», даже во главе с Никитой, мог серьезно помочь ему в случае опасности, но само присутствие живых людей как-то разряжало обстановку. Он выглянул на лестницу и прислушался, но ничего не услышал. Собственно, это было не удивительно, ведь новому призраку, как и облаку на озере, полагалось вовремя исчезнуть, чтоб сохранить завесу таинственности – оставалось победно вернуться «из экспедиции», и даже поиздеваться над Никитой, корчившим из себя самого умного.
   Поднявшись на спальный этаж, Женя снова прислушался. Вспомнил, что, кроме призрака, здесь еще должен находиться Паша, и эта мысль успокоила его окончательно. Решительно распахнул дверь первой попавшейся комнаты (он еще не успел выучить, кто где поселился) – на кровати, обхватив голову руками, сидел парень – ни Паша, ни Никита, ни продюсер, и в то же время его облик казался очень знакомым. Пришелец оторвал руки от лица…
   – Димон?!.. – Женины глаза чуть не вылезли из орбит, – ты откуда?!.. – при этом он судорожно пытался выявить, известные по всяким «ужастикам», характерные для привидений черты, но не находил их. По всем признакам перед ним сидел самый обыкновенный человек – загорелый, одетый в нормальные джинсы, майку с Эйфелевой башней, источавший к тому же характерный запах перегара. Только взгляд какой-то безумный – впрочем, неизвестно, какой взгляд был сейчас у него самого!..
   – А тебя как сюда занесло? – спросил Дима.
   – Это ты у меня спрашиваешь?!..
   – По-моему, больше тут никого нет, – Дима обвел взглядом комнату, – правда, я сам не совсем пойму, где мы. Нажрался, блин!.. Из-за тебя, скотина… ну, чего вылупился?..
   …Почему из-за меня? Он же еще не мог узнать о нас с Настей!..Значит, все-таки это продукт моей совести… это мираж – репетиция предстоящей встречи; он будет мучить меня, пока мы не объяснимся в натуре… Я читал такое у какого-то фантаста…
   – Чего молчишь?.. – Дима уперся в кровать, но сил, чтоб подняться, не хватило – похоже, выпил он, и правда, сурово.
   …Как он мог напиться, если я все это придумал? Или я думаю, что он придет разбираться, именно, в таком виде?..
   – Э-эй, придурок! – Дима неуверенно помахал рукой.
   …А, может, Маринка права, и это голограмма?.. Он сейчас сидит в своей парижской общаге, а эти козлы транслируют изображение, и получается, вроде, он общается со мной!.. Круто, блин!.. Все мгновенно встало на свои места, кроме маленького нюанса – откуда «козлы» узнали о его проблемах, ведь он ни с кем не делился ими?.. …Впрочем, если все здесь так организовано, может, они и мысли умеют читать?..
   Конечно, он будет появляться каждый день, пока, по логике вещей, меня не замучает совесть. Это по их логике! – злорадно подумал Женя, – а по моей – не произошло ничего ужасного. Нет, неприятно, конечно, и возможно даже не совсем красиво, но ведь Настя даже не жена ему. Это жизнь – нормальная реальная жизнь…
   – Давай поговорим по-хорошему, – Женя опустился на стул и даже улыбнулся, чувствуя свое превосходство перед замечательным трехмерным изображением.
   – Попробуй. Что ты хочешь мне сказать?
   – Понимаешь… – Женя замялся, но тут же сообразил, что голограмме можно говорить все, что угодно, причем, в любой форме, – получилось так, что я трахнул Настю. Вот!
   – Я знаю, – Дима кивнул, – она мне вчера мейл скинула.
   – Как скинула? – Женя растерялся, ведь ни о каком E-mail он не думал – откуда могла возникнуть подобная фантазия?..
   – Такое длинное «мыло», на целую страницу – какой ты, типа, славный, какая у вас любовь и взаимопонимание во всем, особенно в постели…
   – Но это чушь собачья! Мы спали-то всего раз, случайно…
   – Что значит, случайно? – Дима прищурился, – случайно можно ехать в одном автобусе!
   – Не случайно, конечно… но ты сам виноват. Ты ж перестал писать ей про love…
   – И ты решил утешить ее, да?
   – Ну, типа того…
   – Заботливый ты наш, – Дима сжал кулаки, – подправить бы немного твой фейс!..
   – А ты попробуй! – предложил Женя, прекрасно понимая, что перед ним совершенно пустая кровать, и разговаривает он сам с собой.
   – Не дергайся, успею еще, – Дима опустил голову, собираясь с мыслями, – то, что Настька такая же прошмонтовка, как и все остальные, я давно понял – их, тварей, только помани… но чтоб с тобой?.. Ты ж мой кореш!
   – Димон, чего об этом говорить? Так получилось, и прими все, как факт. Такое, вот, я говно. Если я тебя раздражаю, давай закончим клеить базары.
   – Вот так и закончим? – Дима зловеще усмехнулся. Оттолкнувшись от постели он все-таки встал, – нет, так мы не закончим, – он вдруг размахнулся. Женя ожидал, что виртуальная рука пройдет сквозь него, но вместо этого почувствовал вполне реальный удар в челюсть и от неожиданности рухнул со стула; проведя пальцем по губе, увидел кровь.
   – Ты же голограмма, блин! – обалдело воскликнул он.
   – Ни фига! Я – Папа Римский!..
   Дима надвигался на лежавшего на полу Женю, но в этот момент распахнулась дверь и на пороге возник Паша – в соседней комнате ему были хорошо слышны, и переругивающиеся голоса, и звук падающего тела.
   – Вы что, охренели, мужики?! – он развернул Диму к себе лицом, – новенький, да?.. А ты вставай! – он наклонился к Жене, – его бьют, а он лежит!..
   – Я не ожидал, честное слово… – Женя поднялся, ощупывая мгновенно распухшую губу.
   Поскольку никто, вроде, не собирался продолжать драку, Паша смягчился.
   – Чего не поделили? Взрослые ведь мужики!..
   – Мы ничего… все нормально, – пробормотал Женя.
   – Да? – Паша подозрительно оглядел обоих, – не люблю, когда свои ребята начинают мочить друг друга. Вон, езжайте в Ичкерию, и там показывайте, какие вы герои!.. – он по-военному развернулся и вышел, хлопнув дверью.
   Женя почувствовал, что его отношения с Настей мгновенно откатились даже не на второй, а на какой-то сто двадцать восьмой план.
   – Я не понял – это реально ты? – спросил он (вместе с версией о голограмме рушились и остальные – сны, миражи, призраки… но тогда объяснения просто не было).
   – Кто этот хрен? – Дима ткнул пальцем на дверь, решив не отвечать на идиотский вопрос.
   – Паша. Он тоже участвует в проекте.
   – В каком проекте? Что это за русская колония?..
   – Это не колония, а телепроект «Измени свою жизнь»…
   – Хватит мне лапшу вешать! – перебил Дима.
   – Это не лапша, – Женя присел на стул, – давай поговорим спокойно, и я думаю, после этого, каким-то образом ты опять окажешься в своем Париже.
   – Что значит, «каким-то образом»?! А сейчас мы где? – Дима подошел к окну, но так и не смог сориентироваться.
   – Знаешь, – Женя уже достаточно пришел в себя, только губа сильно болела, – это мистический проект, тут привидения…
   – Я не участвую ни в каких проектах! Ты можешь понять!..
   – Успокойся, – Женя слизнул еще сочившуюся кровь, – я думал, ты тоже, типа призрака, созданного моим воображением.
   – Ты сам понимаешь, чего несешь?
   – Теперь уже я ничего не понимаю, – признался Женя, – но, по любому, дальше тридцати-сорока километров от Воронежа мы не могли отъехать.
   – Этого не может быть, потому что не может быть никогда! Даже если я нажрался до беспамятства, то паспорт все равно остался в общаге – я физически не могу пересечь границу, понимаешь, дурья башка? Или ты только понимаешь, как чужих телок трахать?
   – Не только! – огрызнулся Женя, решив, что эмоциональный пик уже позади, и вряд ли стоит ожидать неадекватной реакции.
   – Тогда покажи мне Воронеж! Что ты из меня идиота делаешь!.. Где он? Я хочу посмотреть!
   – Не могу. Во время проекта никто не может выйти отсюда.
   – Бред какой-то… Значит так! Мне не важно, чем вы тут занимаетесь, но лично я должен немедленно оказаться на бульваре Сен-Мишель, где сидел и бухал, узнав, что ты трахаешься с Настькой. Как ты это сделаешь, меня не волнует! Ты понял, телезвезда недоделанная!
   – Понял, – Женя кивнул, – но сделать ничего не могу. Не я командую парадом.
   – Так связывайся с теми, кто командует! Мне наплевать! – он потер ладонями виски, – слушай, на вашем долбаном проекте есть пиво?
   – Конечно, – Женя уже хотел встать, но передумал, – а если ты все-таки призрак? Ты ж сам сказал, что никак не мог оказаться в России, и, тем не менее, ты здесь.
   – Хорошо, – Дима присел на подоконник, – я – призрак. Меня это даже устраивает, потому что тогда проснусь я дома… (возникла пауза, в течение которой каждый судорожно искал другое разумное объяснение). Слушай, а, может, это ты призрак? – Дима резко вскинул голову и поморщился, – я весь вечер мечтал разбить тебе чвальник!.. Вот, ты и нарисовался!.. Блин, слушай, иди за пивом, а?
   – Без проблем, – Женя тут же направился к выходу.
   – Только не долго! – крикнул Дима в закрывающуюся дверь.
   Оказавшись в коридоре, Женя перевел дыхание, но обдумать ситуацию ему помешали голоса, слышавшиеся на лестнице. …Интересно, чья это комната? Если сейчас кто-нибудь увидит Димку, и тот начнет трепать языком… – он опасливо оглянулся на дверь, – хоть бы восьмая… Как говорил продюсер – «ситуации бывают разные». Конечно, все это подстроено, только все равно не пойму, как им удалось притащить его сюда, да еще без паспорта?.. Или все-таки это не Димка? Может, клон?.. Но быстро же они его слепили в таком случае!..
   – А где привидение? – спросила Светка, вместе с Мариной появляясь в коридоре.
   – Испарилось.
   – Я так и думала, – она разочарованно вздохнула, – ой, что это у тебя с губой?
   – Да вот, гнался за ним и споткнулся; упал с лестницы.
   – Пить меньше надо, – Светка засмеялась, – пошли мы вздремнем малька, а то ночи здесь не дождешься.
   – А где остальной народ?
   – Алина вырубилась прямо в зале; Лиза с Никитой трещат за жизнь; Паша на кухне.
   – Понятно, – Женя кивнул – получалось, что места для уединения и раздумий не осталось, – кстати, – вспомнил он, – девчонки, ваши какие комнаты?
   – А зачем тебе? – Марина зевнула.
   – Ну… чтоб не ошибиться, а то мало ли что.
   – Моя, вон та, – Светка указала в конец коридора, – Мэри напротив. Но учти, я собираюсь спать. Спокойной ночи.
   – Спокойной ночи, – Женя облегченно вздохнул – кажется, Дима занял пустую комнату.
   …Продюсер хренов!.. А, вот, надо позвонить ему и пусть разбирается. Хочет, пусть выгоняет – тут одно из двух, либо я, либо Димка. Хотя нет, мне лучше остаться – надо чтоб Настька поняла, что, на фиг, не нужна мне… И принесло ее на мою голову! Все теперь наперекосяк!.. А ведь вернется же и настоящий Димка, с которым еще целый год доучиваться вместе. И как все было классно до этого дурацкого дня!.. В голове тут же выстроилась безоблачная цепочка их прошлых отношений, в которой были, и клубные тусовки, и многочасовые бои у игровых автоматов, и славный поход на байдарках, но самым знаменательным было начало, когда после второго курса они рванули к какому-то фермеру ремонтировать комбайны. Идея этой авантюры принадлежала Димке, решившему, что будущие инженеры непременно должны уметь крутить гайки своими руками. Денег, правда, фермер заплатил не много, да и жизнь в сарае возле мастерской – полная серость, зато потом, когда все закончилось, этот месяц чудесным образом превратился в одно из самых запоминающихся приключений.
   Женя вздохнул. Если б не Димка, он бы там, точно, либо спился, либо пошел «снимать» молдаванок, которые на соседнем поле горбатились от зари до зари на уборке лука. Это было б совсем другое приключение, потому что их пасли усатые, не в меру горластые мужики, вечно ходившие с ножами и лопотавшие на непонятном языке. Сколько они с Димкой успели переговорить тогда, сидя подле огромных гор золотистого лука, от которых исходил жуткий тошнотворный запах гнили!..
   Еще у молдаван был магнитофон с двумя кассетами. Все знали, в каком именно месте зажевывало пленку, и несчастная Маша Распутина начинала хрипеть и заикаться. От этого знания и оттого, что ты, вообще, знаешь все о завтрашнем дне (и о послезавтрашнем) становилось не просто муторно, а возникала апатия ко всему, включая самого себя – не хотелось ни мыться, ни бриться, а просто падать на скрипучую кровать, чтоб потом тупо вставать и лезть в воняющее маслом железо.
   А на завтрак каждое утро была картошка с тушенкой, картошка с тушенкой… как та «зажеванная» Маша Распутина. Дни отличались друг от друга только странными названиями – вчера, сегодня, завтра, и, казалось, что счет этим «завтра» никогда не кончатся. Женю тогда накрыло жуткое безразличие ко всему – даже к большому городу, до которого можно запросто доехать на автобусе, и где каждый ощущал себя конкретным чуваком, а не, типа, тупым молдаванином из второй бригады (пятой бригады, седьмой бригады), убравшей за сегодня, пятое июля (восьмое июля, десятое июля), пять тонн (восемь тонн, одиннадцать тонн) лука. Без Димки он бы не заметил и те нереальные звезды, висевшие, как огромные светящиеся луковицы. Их хотелось дергать, дергать, чтоб не вспоминать, как они отражаются в воде, как заглядывают в не зашторенные окна, или падая, приносят кому-то исполнение желаний…
   …Исполнение желаний!.. Это же то, что нужно для изменения жизни!.. – воспоминание мгновенно исчезло. Женя автоматически взглянул на часы и выругался, увидев застывшие на без четверти семь, стрелки, – интересно, а Димка ощущает время? Если да, то надо спешить, пока он сам не вышел на поиски пива. Надо же еще позвонить продюсеру…
   Он быстро сбежал в холл и заскочил в заветную комнату. Осторожно поднес трубку к уху и без всяких гудков услышал голос – такой ясный, будто собеседник находился совсем рядом. Женя даже испуганно оглянулся.
   – Поздравляю, Жень. Ты первый, кто отважился позвонить.
   – Как вы узнали, что это я?
   – Мы же наблюдаем за вами.
   – Тогда объясните, как здесь оказался Димка Крюков?
   – Это не наша работа. Это «облако времени».
   – Что за «облако времени»? Науке неизвестно такое понятие! – выпалил Женя.
   – Да?.. – голос стал ехидным, – ну-ну, продолжай.
   – Ладно, может, я просто о нем не слышал, – мгновенно сдался Женя, – но пусть оно также и уберет его. Мы не можем существовать здесь вместе!
   – А я не могу управлять тем, что происходит вне рамок проекта, – злорадно сообщил голос, – придется потерпеть.
   Женя хотел заявить, что, в таком случае, уходит с проекта, но трубку уже положили – он догадался об этом по наступившей гробовой тишине.
   – Спасибо, брат, утешил, – растерянно покачал головой. …«Облако времени»… Какая-то есть во всем этом фишка – нас «разводят», только не пойму, как, – он потрогал разбитую губу, – ничего, следующий раз я ему раскрашу фасад почище Сальвадора Дали, и посмотрим, кто круче…
   Когда Женя вошел на кухню, Паша ел; ел без аппетита, механически отрезая толстые куски благородного сервелата и бросая их в рот; потом откусывал помидор, методично жевал, совершая челюстями необходимое количество движений. Взгляд его при этом существовал сам по себе, ползая в углу между стеной и плитой. Казалось, Паша даже не заметил, что кто-то нарушил его трапезу, да и, вообще, забыл о недавнем происшествии, но Женя все-таки счел нужным объясниться.
   – Совершенно нереальный призрак, – он глупо улыбнулся.
   Не отрываясь от процесса, Паша равнодушно повернул голову – видимо, в его сознании сидело нечто такое, в сравнении с чем, любые чудеса теряли свою уникальность.
   – Это, вроде, как мой старый приятель, но тот сейчас находится за тысячу километров, – Женя чувствовал, что пояснения выглядят не слишком правдоподобно, но, с другой стороны, а что здесь выглядит правдоподобно?.. – я еще подумал, как он мог тут оказаться? К тому же, помнишь, продюсер говорил, что сюда нельзя проникнуть извне?.. А он еще и кинулся на меня, ни с того ни с сего. Димка б никогда не стал со мной драться, мы ж с ним сто лет знакомы, – Женя выдержал паузу, словно кто-то неведомый должен с ходу уличить его во лжи, но никто не собирался вмешиваться в его историю.
   – Ну да, я понимаю, – Паша кивнул. Собрав объедки, он бросил их в мусорный пакет и вышел.
   …Что ты понимаешь, козел?.. – Женя смотрел на его удаляющуюся спину, – впрочем, какое это имеет значение? Здесь каждый за сам себя, и мнение другого важно лишь настолько, насколько не мешает твоему собственному… Он направился в кладовую, прикидывая, что бы еще прихватить, кроме пива.
//-- * * * --//
   Никита чуть задержал взгляд на свернувшейся калачиком Алине, но Лиза успела заметить это.
   – Тоже спать хочешь? – спросила она.
   – Нет, я и так проспал полжизни, – Никита усмехнулся, и увидев удивленное Лизино лицо, решил пояснить, – оно ж как? Стакан принял – вырубился; очнулся – снова принял.
   – А зачем? Ты ж, вроде, не дурак.
   – Не знаю, – Никита пожал плечами, – наверное, лучшего применения себе не нашел. А здесь мне интересно – здесь все происходит так, как в теории, а, значит, мы с Эйнштейном!.. – он многозначительно поднял указательный палец, – не сумасшедшие. Мне даже начинает казаться, что никакой это не телепроект, а научный эксперимент, который ставят над нами.
   – О, Господи!.. – Лиза испуганно прикрыла ладонью рот.
   – Да не бойся ты, – Никита хотел погладить ее по голове, но не смог дотянуться через стол, – это не опасно для здоровья.
   – И в чем же он заключается?..
   – Пока я вижу только сам процесс, но цели понять не могу, – Никита устроился поудобнее, готовясь к длинному объяснению, но вошел Паша, и «лекция» прервалась, не начавшись.
   Оценив обстановку, Паша повернулся к Лизе.
   – Ты не вышла б на пять минут? Нам надо поговорить.
   – Да запросто! – Лиза недовольно встала.
   – Послушай, Никит, – Паша присел на ее место, – мне кажется, ты лучше всех разбираешься в происходящем.
   – Хотелось бы верить, – Никита усмехнулся, – только говори потише, а то Алину разбудишь. В чем проблема?
   – Сейчас скажу. Только не знаю, как начать, чтоб не выглядеть тем самым кретином, каким ты меня считаешь, – Паша закурил, задумчиво глядя на часы, стоявшие напротив и по-прежнему показывавшие без четверти семь.
//-- * * * --//
   Пустой мрачный холл угнетал. Лиза прислонилась спиной к стене, чтоб чувствовать себя хотя бы относительно защищенной. Хотя какая уж тут защищенность?.. Обвела взглядом проступавшие на стенах узоры, в свое время выполненные природой в теле деревьев, а теперь, обнаженные рукой мастера, и они вдруг стали складываться в фантастические изображения уродливых драконов, изрыгающих пламя; сплетающихся в смертельной схватке гигантских змей; рыб с человеческими головами. Чем внимательнее она в них вглядывалась, тем более жуткие химеры проступали на стенах, становясь объемными и стискивая кольцо вокруг Лизы. …Над нами проводят научный эксперимент, – вспомнила она. И еще она вспомнила свой стол у окна, компьютер с веселым котенком на заставке, Машу, с которой в обед они пьют кофе. …В том мире все просто и понятно. Подумаешь, Антон! Разве это проблема, по сравнению с остановившимся временем и разгуливающими по дому призраками? Все, действительно, познается в сравнении…
   Тут же сознание услужливо напомнило, что в понедельник ей надо на работу. …Какой замечательный повод!.. Лиза сделала осторожный шаг, отделяясь от стены, потом еще один; огляделась и быстро скрылась в «телефонной будке», плотно прикрыв за собой дверь.
//-- * * * --//
   – Так, что ты хотел сказать?.. – напомнил Никита, которому надоело ждать, пока Паша оформит свои мысли.
   – Знаешь, – тот затушил сигарету, – возвращаясь к нашему разговору… насчет теории, ты прав – скорее всего, я не пойму ее. Но скажи – ты веришь в привидения?
   – Безусловно. Это физическая субстанция, как и люди, только обитающая в тонком мире.
   – Физическая субстанция?.. – Паша положил на стол шоколадку с потертыми углами, видимо, долго валявшуюся в кармане или сумке. С обертки смотрел раздваивающийся, из-за некачественной печати, Леонардо Ди Каприо.
   – Это что за раритет? – Никита удивленно взглянул на голливудскую «звезду», потом перевернул плитку, пытаясь отыскать реквизиты изготовителя.
   – Такие продавали на рынке в Ханкале.
   – И что?
   – Я купил такую Тане, а на следующий день ее убило.
   Никита видел, что Пашины глаза буквально остекленели – видимо, воспоминания поглотили его, и возвращаться оттуда он не собирался.
   – Э-эй… – Никита тронул его за руку, – и что дальше?
   – Дальше?.. Существует предчувствие… вот, входишь в село и знаешь заранее, что там тебя ждет… какое-то неосознанное ощущение опасности… или безопасности… Черт, к чему я это?..
   – Ты говори, а я уж постараюсь понять, – успокоил Никита.
   – Сегодня я чувствовал, как руки подняли меня и укачивали, а я засыпал замечательным сладким сном. Бред собачий!.. К тому же, я детдомовский. Кто когда меня укачивал?.. У меня в памяти нет этого!.. Это как-то связано с Таней – я чувствую… А потом я нашел на столе это, – он накрыл ладонью шоколадку, – я не хотел, чтоб Лиза слышала. Ты ж понимаешь, как на нее может подействовать? Мы все-таки мужики…
   – Это не зависит от пола, – Никита усмехнулся.
   – Нет, смотри, если б не было ее, – Паша снова открыл лицо Ди Каприо, – значит, это был сон. Если б только она, то чья-то идиотская шутка, но вместе… я не могу их совместить.
   – А я могу, – Никита пожал плечами, – но если ты согласишься, что привидения, есть объективная реальность.
   – Я сейчас с чем хочешь, соглашусь!..
   – Отлично. Тогда слушай. Все энергетические фантомы, в простонародье – привидения, можно условно разделить на пять групп: «Оседлые», которые всегда появляются в одном и том же месте – на местах убийств, катастроф и прочих трагедий. Про них, в основном, снимают фильмы ужасов, но это ложь, что они пытаются кого-то утащить с собой. Они не опасны и просто не хотят, чтоб мешали их воспоминаниям. Есть «посланцы». Они возникают лишь однажды, являя последние чувства умирающего как аккумулированный сгусток страха при расставании с материальным миром. То ли они просят у нас защиты, то ли спешат попрощаться… знаешь, как говорят, мне приснился дедушка – я позвонил ему, а он только что умер…
   – Откуда ты это знаешь? – попытался перебить Паша, но Никита не обратил на его реплику внимания.
   – …еще бывают «разоблачители». Фильм «Привидения» с Патриком Суэзи помнишь? Типичный пример. Эти являются, чтоб отомстить виновному в их смерти. Бояться их тоже не надо – им надо помогать, потому что сделав дело, они исчезают навсегда. Существует обратный вариант – «непрощенные», которые приходят, чтоб загладить свою вину перед кем-то. Как бы ни было сложно, их надо искренне простить, и они уйдут. В противном случае они преследуют человека всю жизнь – им необходимо, чтоб их простили, понимаешь? Зато они способны указывать клады, тайники, возвращать украденное. Короче, полезные ребята… и, наконец, «знамения». Я думаю, это твой случай. Как правило, это самые близкие нам люди. Таня ведь была тебе близким человеком?
   – Куда ближе?.. – Паша опустил голову, – я любил ее…
   – А уж как она тебя любит, если решилась прийти оттуда!.. Знаешь, это чревато, поэтому «знамения» не являются без необходимости – они всегда предупреждают о чем-то.
   – О чем? – Паша вскинул голову.
   – Не знаю. Это ты сам должен понять.
   – Ты хочешь сказать, она не умерла? Она была здесь?!..
   – Да. И ты можешь ее увидеть, если захочешь…
   – Если я захочу?!.. Да ты совсем дурак, что ли?! Я до сих пор кляну себя, что меня не было тогда рядом!..
   – Па-ша, – Никита обошел вокруг стола и, как дьявол нашептывавший Еве, встал за спиной, – а теперь представь, как страшно знать, что жизнь, которую ты холишь и лелеешь – ничто, и есть другая, в которую тебе не дано проникнуть со своими эмоциями, – он выпрямился, перестав походить на дьявола, – так что оставь все, как есть, и просто живи.
   – А она еще придет? – Паша вернулся к главной теме.
   – Можешь не сомневаться. Она будет приходить, пока ты не поймешь, чего она хочет.
   – Даже если ты наврал, – Паша сгреб со стола шоколадку, – все равно, спасибо!..
//-- * * * --//
   Лиза осторожно подняла трубку.
   – Здравствуй, Лиза, – голос возник так неожиданно, что она чуть не выронила ее, – не пугайся и поведай о своих проблемах.
   – Я хочу уйти. Мне в понедельник на работу.
   – Ты считаешь это достойным поводом? – голос усмехнулся, – работ на свете много, а жизнь… она хоть и бесконечна, но имеет свойство не повторяться.
   – Но работа – это ведь тоже часть жизни?..
   – Самая ничтожная ее часть. Не надо говорить, что ты не проживешь без своей бухгалтерии и без Маши, с которой регулярно пьешь кофе…
   …Откуда он все знает?.. – это была единственная Лизина мысль, но совершенно ужасная, мгновенно низводящая ее саму из категории мыслящих существ до уровня насекомого, распластанного под микроскопом. И под этим микроскопом жизнь ее виделась только так – гусеница, «куколка», бабочка и, наконец, коробка под стеклом, куда ее пришпилят булавкой.
   – Согласись, что я прав?.. – не дождавшись ответа, голос смилостивился, – ну, хорошо – допустим, я решу вопрос с твоей работой, ведь не каждый день скромного бухгалтера приглашают на телевидение. Уверен, тебе пойдут навстречу. Ты рада или еще что-то?.. Ах, да! Тебе ведь нужен портрет твоего Антона? Я доставлю его тебе.
   – Я не знаю… – к Лизе вернулась способность говорить, но вопросов оказалось слишком много, чтоб выявить главный.
   – Ну, смелее!..
   – …вы же не попадете в мою квартиру, – нашлась Лиза.
   – А мне это и не нужно, чтоб сфотографировать человека.
   – Да, конечно… я не подумала…
   – Вот и славно – значит, никто никуда не уходит.
   Трубка наполнилась гробовой тишиной, и Лиза поняла, что сеанс связи закончен, и еще (что гораздо важнее) – никуда из этого «эксперимента», она не денется.
//-- * * * --//
   Никита подождал, пока за Пашей закроется дверь, закурил и снова опустился на стул. Он чувствовал, что обрывки привычных мыслей, как всегда завязывались в сознании самыми невообразимыми узлами, и, как всегда, не могли состыковаться естественным образом, чтоб образовать хотя бы подобие системы. Да, эта неизвестная Таня безусловно жива в некоем абсолютном понимании, но какие отношения существуют между существами различного физического состояния, и, вообще, правомерно ли объединять все одним словом – «жизнь»? Хотя другого-то слова пока нет… Никита почувствовал необходимость сгладить возникшие не сегодня противоречия, открытым опять же не сегодня, способом, поэтому встал, собираясь пойти на кухню за водкой, но наткнулся на широко открытые глаза Алины, и это резко меняло ситуацию.
   – Доброе утро, – он приветливо помахал рукой, – мы тебя разбудили своими разговорами?
   – Я давно проснулась. Скажи честно – то, что ты рассказывал, это не шутка?
   – Это законы физики, которые подтверждаются визуальными наблюдениями, но пока не имеют стройной теории.
   – То есть ничего сверхъестественного нет, и кругом сплошная физика?
   – Я думаю, что да. Хотя говорят, что есть еще Бог, который выше физических законов, и познать его можно только законами нравственными, но, к сожалению, никто их законами не считает. Поэтому я думаю, что Бог – это некое всеобщее информационное поле. Все ведь должно подчиняться законам… Пойдем на улицу, покурим, а то мне уже надоело тут сидеть.
   – Никит, – Алина встала, – извини, может, я спрошу глупость – у меня ж совсем среднее образование… а земля теперь слетит с катушек, да?
   – Ты что?! – Никита расхохотался, – в данный момент мы просто находимся в «заповеднике». Не знаю, кто и каким образом его создал, а, главное, с какой целью. Но за забором, думаю, все осталось по-прежнему и никто ни о чем не догадывается.
   Они молча пересекли холл, и когда Никита уже открыл дверь, Алина сказала задумчиво:
   – И все равно мне страшно.
   – Не бойся, – Никита положил ей на плечо руку, – если я ошибаюсь, и это всего лишь фарс – посмеемся вместе, а если я прав… тогда… тогда я же здесь и кое-что в этом понимаю.
   – Знаешь, – Алина повернулась, оказавшись с ним лицом к лицу, – в последнее время меня почему-то все бросают. Это ужасно… – наверное, она хотела, чтоб ее пожалели или приласкали, и даже потянулась к Никите, смешно вытянув губы, но в этот момент послышался шум двигателя и пространство прорезали два ярких луча, – кто это?.. – Алина впилась ногтями в Никитину руку.
   – Скорее всего, продюсер, – Никита прижал девушку к себе, – не иначе, пожрать привез… А можно я тебя поцелую? – еще минуту назад подобного желания, вроде, и не было… хотя нет, оно было!.. Было, когда они еще все вместе сидели за столом!..
   – Зачем? – вопрос сам собой сорвался с губ, и Алина тут же пожалела о нем, потому что Никита неуверенно пожал плечами.
   – Ну, покажем ему, что все у нас здорово, что отношения строятся… – он вдруг почувствовал, что сложная смесь запахов поезда, табака и почти выдохшейся туалетной воды, совсем не соответствует канонам привлекательности.
   – И только-то?.. – Алина вздохнула, – странный ты все-таки.
   – Чем же?
   – Обычно такие предложения обставляют как-то красиво. Слова говорят всякие…
   – Да?.. – Никита смутился, – прости, не подумал… – он хотел еще что-то добавить – даже набрал в легкие воздух, но Алина сама прижалась к губам.
   Микроавтобус остановился. Из кабины выпрыгнул продюсер и сразу направился к крыльцу.
   – Смотрю, вы тут время зря не теряете, – он засмеялся, и смех этот разрушил идиллию.
   Алина тут же попыталась освободиться, но Никита удержал ее, скосив взгляд настолько, насколько позволяла не самая удачная для наблюдения поза.
   – Мы нарушаем какие-то правила? – спросил он.
   – Что вы! – продюсер всплеснул руками, – здесь нет правил. Правила устанавливают люди, когда их собирается слишком много – это упрощает борьбу за выживание. А вас мало и бороться вам не с кем, поэтому каждый создает правила исключительно для себя. Я отвлеку вас на секунду. Передайте это Лизе, – он протянул запечатанный конверт.
   – А сюда можно писать письма? – удивилась Алина.
   – Люблю людей с юмором. Пусть пишут, – продюсер весело подмигнул и пошел обратно.
   Хлопнули дверцы; микроавтобус развернулся и свет фар уткнулся в чешую листьев, покрывавшую бесформенное тело леса; потом загудели открываемые ворота, и все…
   – Что это было? – спросила Алина.
   – Ты о чем? Ах, да!.. Сейчас проверим, что это было, – Никита осторожно, словно боясь получить отказ, нашел ее губы.
//-- * * * --//
   Женя толкнул дверь ногой, потому что в одной руке держал четыре бутылки пива, а в другой большую золотистую рыбину.
   – Я долго? – спросил он, будто ничего и не случилось.
   – Верю, что не в магазин бегал, – Дима посмотрел на часы. Он сидел на кровати практически в той же позе, но взгляд его стал более осмысленным.
   – Сколько натикало?
   – Без четверти семь.
   …Ну да, без четверти семь, – вспомнил Женя, – но он же попал сюда позже нас! А почему тогда так?.. – тряхнул головой, разгоняя ненужные мысли, и протянул пиво.
   – Открывай. Стаканы я не взял.
   – Зачем нам стаканы? – Дима открыл одну бутылку о другую, – я вот подумал… мы ж кружимся с первого курса, да?
   – Да, – согласился Женя, не понимая, к чему он клонит.
   – Так неужто мы поссоримся из-за телки? Это неправильно, как ты считаешь?
   – Неправильно, – с одной стороны, Женя был готов ликовать от неожиданно счастливой развязки, но, с другой, ведь, ничего не изменилось – откуда тогда такое благодушие?..
   – Класс! – Дима сделал большой глоток, – это все халява, да? – он поднял бутылку, в которой сразу осталось меньше половины.
   – Естественно. Так, что ты подумал?
   – Ах, да, – Дима хитро улыбнулся, – я подумал, что у Настьки тоже должно быть право выбора. Поговорку ж знаешь – сначала «сучка хочет», а уж потом «кобель вскочит». Но мне обидно, если ты трахаешь ее просто так. Понимаешь, это ж неуважение ко мне.
   – Надо в извращенной форме? – отважился пошутить Женя.
   – Нет, зачем? Если у вас, например, любовь. В этом случае нет никаких претензий, я даже готов быть свидетелем на свадьбе.
   – На какой свадьбе?! – Женя опешил.
   – На вашей. Знаешь, устраивают такие мероприятия – с фатой, с кольцами… Что там еще? Марш Мендельсона…
   – Погоди, – Женя открыл рот и не найдя нужных слов, влил туда порцию пива. Только после этого мысли оформились в нечто вразумительное, – у меня есть нормальная чувиха – Ленка, и, вообще, я не собираюсь жениться.
   – Да нет уже у тебя никого! – Дима махнул рукой.
   – Как нет?
   – Ты Настьку не знаешь. Она будет преследовать тебя, как тень отца Гамлета, и подруге твоей глазенки повыдирает. Это, как пить дать!.. Слушай, зато как она минет делает! Не пробовал?
   – Нет…
   – Очень рекомендую, – Дима допил пиво и стукнул пустой бутылкой о стол, – теперь, вот, все в елку! Немного подремать, и буду человеком. Вторую оставь – выпью, когда проснусь. Поспать-то у вас тут можно?
   – Без проблем.
   – Ну и славно, – Дима улегся на кровати, – а над моим предложением подумай, – он закрыл глаза и повернулся на бок.
   Женя допил пиво, закурил и уставился на неподвижно лежащее тело. Потрогал губу, уже переставшую болеть, но все еще изрядно опухшую. …Фигня какая-то, – подумал он, – но, в любом случае, принципиально ситуация разрешается. Настька, она тоже ничего, хотя до Ленки ей, как до Китая. Свадьба!.. Во, удумал! Уж без этого мы как-нибудь обойдемся… А, ну их всех! Надо жить сегодня, а дальше, видно будет…
//-- * * * --//
   Нельзя сказать, чтобы сны мучили Светку, но в них она постоянно проживала какие-то, вроде, несвязанные между собой отрывки, и, тем не менее, вместе они составляли целую параллельную жизнь. Наверное, сны снятся всем, но преимущество нормальных людей в том, что они их не помнят – их ирреальная жизнь так и остается вечно второй, туманной и неопределенной, а Светка помнила все до мелочей. И не просто помнила – сны тесно переплетались с действительностью, поэтому она никогда не отдыхала по-настоящему, а просыпаясь, резко переносилась из одной реальности в другую, иногда даже не понимая, какая в данный момент является доминирующей. Началось это с пресловутого байкера, которого она сама так усиленно старалась поместить, и туда, и сюда, что сознание, выполнив задание, спроецировало результат и на все остальное.
   Повернувшись на бок, Светка увидела распахнутое окно в обрамлении безвольно повисших штор, сумрачное небо и лес, похожий на гряду далеких холмов. Во всем этом не было ничего особенного – так, впечатления дня. …Я еще и не сплю, – подумала она, но тут среди туч возникла яркая серебристая точка, которая быстро приближалась, мерцая в лучах несуществующего солнца; при этом нарастал рев двигателя. Светка знала, что это могло означать; вся сжалась, зажмурив глаза, но видение не пропадало, и тут остальные звуки перекрыл чуть насмешливый голос:
   – Я ж говорил, что мы еще встретимся.
   – Не надо, пожалуйста…
   Светка чувствовала, что жизнь, к которой она успела привыкнуть – которая ей даже стала нравиться, рушится в одночасье. Она готова была разреветься, если б это помогло, но в подобной ситуации слезы не действовали. В прошлый раз ей удалось вырваться усилием воли, но тогда она сопротивлялась, а теперь расслабилась, общаясь с обычными людьми.
   – Ты больше не любишь меня? – удивился голос, – я ж не сделал тебе ничего плохого – я только выполнял твои желания.
   – Не надо, – Светка закрыла лицо руками.
   – Но почему?
   Звук двигателя стих – это означало, что он уже здесь и уезжать не собирается, но Светка не смела опустить руки. Она не должна его видеть – может быть, это спасет ее. …И зачем я вывернула сегодня свои детские воспоминания?.. Вот, дура!..
   – Почему? – повторил голос, ставший ласковым и совсем не требовательным.
   – Потому что опять ты будешь приходить только по ночам!.. Опять я останусь одна, и все будут считать меня сумасшедшей!.. Опять…
   – Нет, милая, – перебил голос, – я изменился. Я готов познакомиться с твоими друзьями.
   – Это правда?
   – Да. Посмотри на меня – я стал другим.
   Светка медленно опустила руки; смахнула слезинки, делавшие окружающий мир размытым и непонятным – серебристое сияние исчезло. Перед ней стоял, вроде, обычный человек – в джинсах, майке с иностранной надписью, которую она не могла перевести, и улыбался. Не было ни оранжевого комбинезона, ни шлема, даже мотоцикл куда-то исчез сам собой, а за окнами по-прежнему висели серые тучи.
   – Вот видишь, – байкер улыбнулся, – такой я тебе нравлюсь больше? Я даже хвост срезал.
   – Чего ты хочешь? – спросила Светка, но вопрос прозвучал уже не трагически – она даже робко улыбнулась, окунаясь в приятную часть своих воспоминаний.
   – Согласись, что я лучше всех, – байкер присел на кровать.
   – Да, – Светка вытерла слезы, – а как тебя зовут?
   – Разве это важно? – удивился байкер.
   – Очень важно. Я даже не думала, как это важно!
   – Можно я отвечу тебе не сейчас?
   – Опять начинается, – Светка вздохнула.
   – Начинается, – подтвердил байкер, – только по-другому. Честное слово! Я ведь никогда не давал тебе честного слова?
   – Нет. Я очень хочу тебе верить.
   – Так что тебе мешает?
   – Я боюсь.
   – Потому ты тогда и не поехала со мной? А я, вот, выжил… – он протянул руку.
   Светка снова зажмурилась, ведь если он дотронется до нее, все начнется заново, и тогда жизнь будет зависеть только от его честного слова, а можно ли воспринимать его всерьез?.. На всякий случай она отодвинулась, прижавшись к стене, но рука приближалась, и пальцы, то ли подрагивали, то ли игриво шевелились… Светка почувствовала, как по телу пробежала давно забытая искра, а это означало, что сознание утратило свои контролирующие функции.
//-- * * * --//
   Рука Никиты неловко переползла на грудь и замерла, нащупав проклюнувшийся вдруг сосок. Алина почувствовала, что ей не просто приятно; что у нее не просто кружится голова, а как-то совсем незаметно преодолелся определенный психологический рубеж, и если б Никита сейчас предложил, она б согласилась уйти с ним в комнату, где есть постель. …Да что постель?!.. Было б в лесу не так сыро, можно никуда и не ходить! Слава богу, что там сыро…
   Они целовались долго и самозабвенно.
   …Для первого раза достаточно … – Алина пыталась остановить себя, – достаточно – я кому говорю!.. Что я делаю?.. Нельзя ж так сразу, а то он подумает… – мысли пульсировали, переливаясь красным цветом опасности, но уж очень она устала за последнее время принимать самостоятельные решения. Хотелось, как раньше – лишь играть в независимость, подсознательно ощущая, что за тобой стоит кто-то сильный, способный поддержать в случае ошибки.
   …Вот, попробовала обойтись без этого, и что получилось?.. А получилось, что оказалась она в странном доме, живущем по известным только Никите законам – значит, только он и может быть той защитой, которая должна постоянно присутствовать в жизни каждой женщины.
   …Интересно, это я спровоцировала или он сам выбрал меня? Хорошо б, второе… – но где-то внутри, робко и стыдливо, Алина признавалась, что согласна даже на первое. Она уткнулась в Никитино плечо, чтоб не показывать своего откровенно счастливого лица. …Интересно, а что написано на его лице?.. Вдруг он ухмыляется – мол, соблазнил еще одну дуру?..
   Алина решила не экспериментировать, но Никита неожиданно ослабил объятия, и даже отстранил ее от себя. От осознания того, что в данный момент апофеоза не будет и никто ее никуда не тащит, дыхание Алины успокоилось, и руки, продолжавшие ненавязчиво обследовать ее тело, уже не пробуждали прежнего, почти животного инстинкта.
   …Какой же он умница!..
   – Не обижаешься, что я такой наглый? – спросил Никита.
   – Ты замечательный, а не наглый, – Алина наконец решилась поднять голову. …Конечно, именно так он и должен смотреть!.. И почему я не замечала этих восхитительных ямочек на щеках?.. – на меня так давно никто не смотрел, – призналась она.
   – А у меня есть не только глаза – можем проверить.
   – Только не сейчас, ладно? – Алина сама не поняла, почему так сказала, но отыгрывать назад было уже неприлично. Она только добавила, на всякий случай, – ты не обижайся, пожалуйста. Ты мне, правда, нравишься…
   – Ладно, все нормально, – Никита покрутил конвертом, полученным от продюсера, – пойдем, поработаем почтальонами?
   …Нет, концовка должна быть совсем не такой!.. – Алина резко подалась вперед, поцеловала Никиту в губы и выскользнула, пока тот не успел снова сгрести ее в объятия.
   – Теперь, вот, пойдем…
   На звук их шагов из кухни выглянул Женя.
   – Блин, хоть кто-то живой! – воскликнул он радостно.
   – Все спят, – пояснил Никита, – а что это у тебя с губой?
   – Гонялся за твоим привидением. Споткнулся, упал…
   – И куда оно делось?
   – Не знаю. Растаяло – как там, у озера, или прячется.
   Алина крепче сжала руку Никиты.
   – Ты в курсе? Продюсер приезжал – письмо Лизе привез, – Никита показал конверт, – пойдем, поднимемся, если хочешь.
   – Пойдем. Чего тут сидеть?
   Коридор был пуст, но из некоторых комнат слышались приглушенные звуки. Никита наклонился к самой ближайшей двери – похоже, Светка бессвязно бормотала во сне… и вдруг возле ванной появилось белое бесформенное облако.
   – Только спокойно, – прошептал Никита.
   Облако сконцентрировалось, приняв смутные очертания человеческой фигуры, и медленно проплыв по коридору, исчезло, просочившись сквозь одну из дверей.
   – Это к Паше, – пояснил Никита, – нас оно не касается, и не надо бояться.
   – Его мы и видели на берегу! – воскликнул Женя.
   – Только не ори так, – Никита приложил палец к губам, – Алин, – он обернулся к застывшей от страха девушке, – успокойся, ничего не происходит.
   – Если ко мне кто-нибудь придет, я умру, – прошептала та, неотрывно глядя на закрытую дверь Пашиной комнаты.
   – Это просто сгустки энергии, – Никита остановился у другой двери, из-за которой доносилось тихое всхлипывание; осторожно приоткрыл ее, – Лиз, к тебе можно?
   В комнате горел свет; на чистом столе стояла пепельница с двумя окурками, а на кровати, ссутулившись, сидела Лиза. Глаза ее были красными, а тушь размазалась по щеке.
   – Чего вам? – она шмыгнула носом, – о, боже, я, наверное, похожа на черта!..
   – Ты похожа на плачущую женщину, – успокоил Никита, – что случилось?
   – Ничего, – Лиза несколько раз схватила ртом воздух.
   – Так не бывает, – присев рядом, Алина взяла Лизу за руку.
   – Да ничего не случилось! Просто я хочу домой!..
   – Ну, позвони продюсеру, – посоветовал Женя.
   – Звонила. Он не отпускает меня.
   – Как это? – удивилась Алина, – а условия контракта?
   – Не знаю я, какие там условия! Я ничего не знаю! Я там не знала, что мне делать, и здесь не знаю!.. Так, в чем изменилась моя жизнь?..
   – Успокойся, – Никита тоже подошел, – продюсер, вот, привез; просил тебе передать.
   – Уже?.. – Лиза осторожно взяла белый безликий конверт.
   – Открывай, – Женя плюхнулся рядом, – может, там и для нас чего сгодится.
   Лиза оторвала тонкую полоску и извлекла фотографию.
   – И кто у нас? – Женя заглянул ей через руку, – о, какой крендель! Твой, что ли?
   Лиза кивнула, не отрывая взгляд от фотографии.
   – Фейс нормальный, – оценил Женя со знанием дела, – а чего ты от него смылась?
   Лиза подняла голову и посмотрела так, что Женя отвернулся, пробормотав:
   – Не, я ж просто интересуюсь…
   – Ты просила у продюсера снимок? – спросил Никита.
   – Да. Но как он успел так быстро?..
   – Это его проблемы, а, извини, конечно, зачем он тебе? Соскучилась, да? – Никита улыбнулся, и поэтому вопрос прозвучал не так бестактно, как Женин.
   – Во сне мне явилась бабушка. Она сказала, что надо кое-что сделать с его портретом, и тогда все будет хорошо.
   – Ну вот, а говоришь, не знаешь, чем тебе заняться, – Алина погладила Лизу по спине, – ты, главное, не переживай.
   – И что ты собираешься с ним делать? – Женя взял снимок из Лизиных рук, – колдовать, да? Ты веришь в эту хрень?
   – Дурачок, – Никита разочарованно покачал головой, – а ты не в курсе, что не только слово, но даже мысль – это энергетический импульс, способный вносить изменения в окружающее поле, и тем самым влиять на события? Это ж доказано наукой. Или нынешнее образование дальше закона Ома не распространяется?
   – Чего, в натуре? – Женя обалдело взглянул на Никиту, – это, если что-то долго думать…
   – …оно произойдет, – закончил Никита, – только думать надо целеустремленно, а не за завтраком между кофе и сигаретой.
   – О, блин!.. – Женя вспомнил, что практически все время думал о Димке, Насте и Лене. …Блин, еще только этих двоих тут не хватает! О, будет зверинец!.. Все, на фиг! Выкинуть их всех из головы! Срочно!..
   – Лиз, – Никита снова повернулся к девушке, оставив Женю разбираться со своими «блинами», – то, что сказала бабушка, надо выполнить. Если она умерла, то стала частью мирового информационного поля, а, значит, ее знания практически безграничны. Если она любит тебя, то плохого не посоветует.
   – Что, прямо, сейчас? – удивилась Лиза.
   – А почему нет? Или у тебя есть более срочные дела?
   – Ну да, конечно… – Лиза вытерла забытые слезинки и улыбнулась – когда сознание находится на пределе, даже самый призрачный шанс выглядит океаном спасения, – только я не помню заклинания. Бабушка обещала помочь, но я не знаю, как позвать ее.
   – Сосредоточься и думай о ней, – посоветовал Никита.
   – Но ведь это был сон! – Лиза удивленно вскинула голову.
   – Ты думай – остальное, не твоя забота; пошли ей сигнал.
   Лиза уставилась в угол, и все замолчали, чтоб не «спугнуть бабушку».
   Алине хотелось курить. Хотя нет, сигарета являлась, скорее, условным рефлексом, а по-настоящему ей хотелось прижаться к Никите – вокруг него, вроде, присутствовала некая защитная оболочка, но она не решалась подняться и подойти. А Женя думал, что если сейчас явится пресловутая бабушка, значит, он полный кретин – и дело даже не в том, что он сам спровоцировал Димкино появление, а в том, сколько всяких идиотских мыслей вечно блуждает в его голове. Может, потому и жизнь у него такая безалаберная, и никогда он не попадет в ту же Францию. …Хотя, почему? Теперь-то я знаю, как это сделать!..
   Воздух в комнате сдвинулся. Сквозняк не мог ворваться через плотно закрытые окна – он сдвинулся сам, причем, так мощно, что у Лизы шевельнулись волосы и локон упал на лоб.
   – Ты приготовила свечи и воду? – голос донесся из того самого угла, в который смотрела Лиза, и она лишь отрицательно покачала головой, не в силах произнести ни слова, – свечи есть на кухне, – пояснила бабушка, – а воду надо набрать из озера.
   – А если из крана? – спросил Никита, для которого, казалось, не происходило ничего неожиданного, – здесь же не водопровод, а своя артезианская скважина.
   Бабушка помолчала, оценивая нового собеседника, и решила ответить.
   – Я ведь знаю, где проходит водоносный пласт. Лиза, делай, как я говорю! И еще запомни, я не могу приходить часто – это небезопасно. Зови меня, когда все будет готово…
   Никто не понял, в какой момент она исчезла – просто в комнате вновь стало душно.
   – Можно разговаривать? – прошептал пораженный увиденным Женя.
   – Можно, – Никита кивнул.
   – А я все равно не верю! – громко заявил Женя, – все это мистификация, и ты, Никита, с ними заодно! Откуда ты обо всем знаешь? Ты – подстава! Это дураку понятно!..
   Алина вскинула голову. У нее такая мысль почему-то даже не возникла, но теперь она показалась очень похожей на правду. …Ну и что? – подумала она, тут же оправдывая Никиту, – значит, это все-таки шоу, и бояться нечего. Никита сам говорил – посмеемся вместе. Он работает на этом проекте, так что в этом плохого?.. Это даже здорово!..
   Пока Никита обдумывал ответ, она повернулась к Жене.
   – А если и так? Сходи-ка, вот, за водой.
   – Не понял – почему я? Подумайте, какая связь!..
   – Самая прямая! Проявляй активность, и Никита зачтет тебе при раздаче слонов!
   Женя затравленно огляделся, но поддержки не нашел: Лиза продолжала смотреть в угол, переваривая собственные впечатления, а Никита беззастенчиво улыбался – конечно, для него-то здесь не было никаких сюрпризов.
   – Очень надо, – проворчал Женя, – пусть Лизка идет – вода кому тут нужна?
   – А?.. – Лиза встрепенулась, услышав свое имя, – вы о чем?
   – О воде! Это ж тебе нужно.
   – А сам ссышь? – Алина презрительно усмехнулась, – давай, мы с Лизой сходим – самое то, когда кругом полно мужиков!..
   – Значит, так, – Никита вальяжно уселся на стол, мгновенно переключив на себя внимание, – каждый волен оставаться при своем мнении – это к тому, подстава я или нет. В принципе, люди могут убедить, и себя, и других в чем угодно, но когда вмешивается третья сила, то она сама скажет за себя. Да? – Никита смешно оттопырил нижнюю губу и потеребил ее пальцем, – ты не согласен?
   – Я упал с лестницы! – крикнул Женя и осекся – а если и правда, слова имеют силу?.. Он тут же представил, как катится вниз по крутым ступеням, – ну вас всех к черту! Делайте, что хотите, а я пойду выпью! – и вышел, хлопнув дверью.
   – Девчонки, – Никита как ни в чем ни бывало, вернулся к прерванному разговору, – утра здесь не будет, поэтому идти сейчас или потом, не имеет значения. Давайте, я схожу за водой, а вы найдите свечи. Вернусь, без четверти семь, – он улыбнулся.
   При последних словах Алина вдруг представила, что он не вернется никогда, ведь в данном случае, без четверти семь – это та же бесконечность.
   – Я пойду с тобой, – она решительно встала.
   – Зачем?
   – А ты не хочешь? – Алина кокетливо улыбнулась, – мы можем, например, искупаться.
   – Нет, ну, в принципе… – Никита почесал затылок, перестраиваясь на лирический лад, – пошли, конечно. Лиз, тогда ты сама займись свечами.
//-- * * * --//
   Марина проснулась отдохнувшей, прекрасно сознавая, где находится, как сюда попала и что происходило в течение бесконечного дня. Только вот, долго ли она спала?..
   Выглянула в окно, за которым по-прежнему висел тусклый вечер, будто с того момента, как она легла, прошло не больше часа. Еще Марина увидела, как Никита с Алиной спустились с крыльца и направились к озеру. В руке Никита держал пустую пластиковую бутылку, и это могло означать, что в доме все-таки что-то происходило. Она быстро оделась и выйдя в коридор, задержалась перед Светкиной дверью; услышала приглушенные, но весьма красноречивые стоны и недовольно поморщилась. …Ну, сучка!.. И почему вокруг нее всегда столько мужиков? Даже во сне… Правда, уже оказавшись в холле, Марина подумала, что Светка могла заниматься этим и не во сне. …Но тогда с кем, если Никита ушел с Алиной, Женя, вон, сидит за столом… Неужели с Пашей?.. Вряд ли, они ж и двух слов не сказали друг другу… Марина успокоилась, потому что сны – категория бессознательная, за которую ответственности никто нести не должен.
   – Привет, – она вошла на кухню и увидела, кроме Жени, еще и Лизу, которая, стоя на табуретке, обследовала содержимое кухонных шкафчиков, – ты что там ищешь?
   – С добрым утром, – Лиза обернулась, – свечи.
   – У нас отключат электричество?
   – Нет, – Женя закурил очередную сигарету. Перед ним стояла пустая рюмка и початая бутылка водки, – Лизка у нас колдовать собралась.
   – О, как! – весело хлопнула в ладоши Марина, – а умеешь?
   – Нет, но мне являлась бабушка…
   – Какая, на хрен, бабушка! – перебил Женя, – это Никита быкует! Он пашет на хозяев – накалывает нас, как наивных вкладчиков!..
   – Я не понимаю, – Лиза смотрела на него с высоты табуретки, – причем здесь, «накалывает»? Тебе ж никто не обещал, что все будет по-настоящему… – сказала и задумалась – если это игра, то ей-то самой зачем все это?..
   Еще минуту назад в ней бурлил энтузиазм, и она на полном серьезе искала магические свечи, а теперь почувствовала себя дурой. Впрочем, ей не привыкать быть дурой; вздохнула и вновь занялась содержимым шкафчиков.
   – Алина с Никитой пошли купаться? – спросила Марина.
   – Трахаться они пошли, – Женя снова наполнил рюмку, – я так думаю. Но сказали, что за водой для Лизкиных опытов.
   Лиза молчала, запутавшись окончательно, и решила тупо плыть по течению – как всегда…
   – Нашла, – она вытащила пачку самых обычных свечей.
   – Ведьма ты наша самопальная! – Женя выпил.
   – Кстати, – Марина помогла Лизе спуститься, – я умею на них гадать. Хочешь, попробуем?
   – Ты тоже из их тусовки? – повернулся к ней Женя, – выходит, я тут один дурак, да?
   – Похоже, да, – Марина кивнула, – Жень, ты зачем приехал? Это игра, понимаешь? И мы должны соблюдать правила. Или нет?.. Ты сам как думаешь?
   Женя чуть не выпалил, что если б ей съездили по роже, она б вряд ли считала это игрой, но вовремя сдержался. …Я не думаю о Димке! Я, вообще, думаю о другом!..
   – Я думаю… – Женя поднял голову, – я думаю, чего это Светка все спит и спит, а?
   – Ты б, кстати, тоже поспал, – предложила Марина, – а то еще рюмка, и упадешь. Никита, вон, какой бодрый…
   – Никите за это деньги платят! – Женя стукнул кулаком по столу, – не хочу я спать! Я лучше на вас, дур, погляжу!
   – Тогда пересядь на диван – нам чистый стол нужен.
   – Без проблем, – он плюхнулся на мягкие подушки; покачался, чуть подпрыгивая, – класс! – откинулся на спинку и замер, довольно улыбаясь. …А, может, Димки уже нет? Был, да сплыл… Как там – «…пришла ниоткуда, ушла в никуда…» Все-таки главное в водке, что она разрешает любые проблемы…
   Несколько минут Женя бессмысленно наблюдал, как Марина расставляет свечи в маленьких блюдечках – три в виде треугольника по центру стола, и одну – отдельно, перед пустым стулом. Потом она задернула шторы, хотя в комнате и так было не слишком светло.
   – А твои гадания сбываются? – спросила Лиза.
   – Как и любые другие – все ведь зависит от толкования, сама понимаешь.
   – Взять того же Нострадамуса… – с умным видом произнес Женя, но никто не поддержал предложенную тему. Тогда он сладко зевнул и неловко сбросив туфли, забрался на диван с ногами, – девки, спокойной ночи.
   – Я сейчас и свет потушу, – засмеялась Марина.
   – Это правильно, – Женя повернулся на бок и закрыл глаза.
   – А гадать ты где научилась? – Лиза присела за стол.
   – В книжках. Я как-то реферат писала по народным приметам и суевериям. Там, знаешь, сколько всего? Даже на куриных костях гадают.
   – Это как?
   – Съедаешь курицу, а кости, с определенным приговором, выносишь на порог. Если снегом заметет, значит, сбудется; если нет, значит, нет.
   – А если собаки схавают? – пробормотал Женя сонно.
   – Значит, у собак сбудется, – Марина снова засмеялась, – ерунда все это, но прикольно, – она потушила свет.
//-- * * * --//
   Паша распахнул окно, потому что дышать в комнате было нечем – большая круглая пепельница уже наполнилась до краев, но «знамение» так и не появлялось.
   Конечно, все, что говорил Никита, весьма походило на сказки, придумываемые людьми от безысходности, но в том и заключается их коварная прелесть – если даже всем они кажутся наивными, то всегда найдется один-единственный человек, которому они адресованы, и он будет свято верить в них, несмотря ни на что.
   …Надо спать, – подумал Паша, – ведь в прошлый раз Таня приходила, когда я спал… Но, с другой стороны, Никита говорил, что ее можно увидеть – выходит, надо не спать. Черт, как все сложно!.. Проклятая мина… все могло б быть совсем по-другому… Он высунулся в окно, и голова закружилась от сладковатого, наполненного дурманом, воздуха; обернулся – и правда, в комнате висел такой туман, что даже очертания шкафа покачивались своими размытыми гранями.
   …Вот это накурил!.. Надо открыть дверь, чтоб вытянуло… Паша хотел сделать шаг, но чьи-то руки опустились ему на плечи. Именно, руки – он даже чувствовал, как пальцы сжимают несуществующие погоны, словно стараясь сорвать их.
   Обычно Паша легко побеждал страх, выведя спасительную формулу – не существует безвыходных ситуаций, и даже если сегодня выход нам не нравится, завтра он может оказаться самым лучшим и единственно возможным. Но сейчас страх почему-то не проходил. Паша чувствовал, что это совсем не те руки, которые недавно баюкали его – эти казались не просто сильными, но и требовательными, поэтому, когда они направили его, вместо двери, к кровати, оставалось только подчиниться.
   Он сел, тревожно озираясь по сторонам. Давление на плечи ослабло, а чуть позже и совсем исчезло. …Что это было?.. – Паша замер, вцепившись в тонкое одеяло, а взгляд его медленно двигался, пытаясь охватить каждый участок комнаты. Хотя никто не курил, туман, вроде, стал гуще. Он концентрировался, постепенно сползаясь из углов, и страх незаметно сменился любопытством, а затем радостной надеждой.
   …Значит, Никита не врал!.. Только Таня ли это?.. Как-то все совсем иначе… Хотя в жизни ее руки тоже причиняли боль, но тогда она улыбалась!.. И еще приговаривала: – Потерпи, это нужно… это быстро… Паша закрыл глаза, погружаясь в воспоминания, и вдруг откуда-то… нет, отовсюду(!) возник голос, повторявший одну и ту же фразу; и повторял он ее до тех пор, пока Паша не смог разобрать… нет, понятными стали лишь слова, но отнюдь не смысл.
   – Ты идешь не той дорогой… – методично твердил таинственный голос.
   …Куда я иду? Я, вообще, сижу на месте! Или, может, имеется в виду этот дурацкий проект?.. Или зря я вернулся домой?.. Или зря?.. Тысячи всяких «зряшных» поступков объединились в нечто огромное, и Паша вдруг понял, что, именно так, выглядит большая часть его жизни. Вместе с пониманием, пришла резкая боль в груди, зато сразу сменился набор слов – сначала неясные звуки приобрели другой ритм, а потом, как в первый раз, построилась фраза.
   – Я люблю тебя… – повторял теперь голос.
   Паша увидел, как облако сжимается, и через минуту перед ним возникло нечто похожее на человеческий силуэт. Возможно, он выдавал желаемое за действительное, но так хотелось верить, что это, именно, Таня! Он любовно дорисовывал знакомые черты, которые четко укладывались в существующий контур. Струйки тумана, которые Паша окрестил «руками», стали вытягиваться, и медленно двинулись к нему, неся с собой жуткий холод, который не шел в сравнение, ни с обжигающим горным потоком, ни со снегом, в который проваливаешься и с ужасом понимаешь, что земли под ногами нет… ни с чем, известным человеку даже по самым кошмарным снам.
   В следующее мгновение Паша почувствовал, что сердце у него останавливается. Оно, вроде, еще пыталось биться, но натыкалось на ледяную корку, ощетинившуюся острыми шипами, и это рождало нестерпимую боль, не способную выразиться даже в крике. Мысль о смерти не стала трагической, так как сопровождала его всю сознательную жизнь – он ведь солдат, и нет ничего удивительного, если ему предстоит погибнуть. Он даже знал, как приходит смерть – только тогда по телу разливалось тепло. …Ну, значит, возможны варианты… – спокойно подумал он на прощанье.
//-- * * * --//
   Хитросплетенье сучьев скрывало и без того тусклое небо, создавая иллюзию долгожданной ночи, но Алина-то знала, что на часах по-прежнему без четверти семь, и по-другому быть не может. Она несколько раз оборачивалась, пытаясь разглядеть дом, служивший здесь единственным ориентиром, но он давно растворился в мрачной громаде леса – ей казалось, что идут они ужасно долго, причем, идут в никуда. Совсем не так представляла она эту прогулку, но Никита двигался молча, погруженный в мысли. Если б все происходило в городе, Алина б давно сказала «пока», поймала машину и …и что?..И куда б я поехала?..
   – Слушай, – она решила нарушить гнетущую тишину, – а мы не заблудились?
   – Тут же всего одна тропинка, – Никита остановился, и словно только вспомнив о своей спутнице, улыбнулся; положил руки на плечи девушки, – извини, задумался – я пытаюсь понять, чем все это должно закончиться.
   – И чем же?.. – томно прошептала Алина, прижимаясь к нему. …Господи, как все просто!.. Оказывается, надо лишь напоминать о себе! Он умный – он все время витает в своих мыслях… Это я, дурочка примитивная… Никит, – она подняла голову, – ты, правда, работаешь на проекте?
   – А это имеет значение?
   – Нет, если нельзя, то не говори, но хоть намекни, как здесь можно выиграть.
   – Ты обязательно хочешь выиграть?
   – Обязательно. Прикинь, мне ж элементарно негде жить.
   – На бомжа ты не тянешь, – Никита засмеялся, расценив фразу как шутку, но Алина, и смотрела, и говорила серьезно.
   – От мужа я ушла, а у родителей теперь живет моя сестра со своим мужем и маленьким ребенком. Там просто нет места…
   – И ты хочешь выиграть квартиру? – догадался Никита.
   – Хоть плохонькую… – Алина жалобно прикусила губу, – или что-нибудь такое, что можно потом поменять на квартиру. Так ведь можно?
   – Не знаю, – Никита пожал плечами, – я не работаю на проекте – это все Женька придумал.
   – Жаль…
   – Ты – чудо, – Никита взял в ладони Алинино лицо – глаза его светились такой нежностью!.. – маленькое, наивное чудо…
   – Почему наивное? Разве…
   Но Никита не дал ей договорить, закрыв рот поцелуем. Потом они долго целовались и не могли видеть, как над озером стали двигаться облака, собираясь в темное плотное Нечто.
//-- * * * --//
   Хлопнула дверь, и гулкие шаги торопливо протопали к лестнице. Пламя свечей качнулось, сбивая картину гадания.
   – Кто это? – прошептала Лиза.
   – Не знаю, но явно не привидение, – лицо Марины искажалось бликами, но по голосу чувствовалось, что она испугалась гораздо меньше, – может, народ вернулся?
   – Они б зашли. Давай закроем дверь.
   Марина поняла, что просьба адресована ей. Выглянув в холл, она осторожно прикрыла створку (хотя замка-то все равно не было) и вернулась на место.
   – Лиз, только без паники. Это опять их спецэффекты.
   – Наверное, – согласилась Лиза без энтузиазма, – и дальше?
   – Знаешь, я чего-то уже сбилась, – Марина включила свет.
   Вот, чего им не хватало! Сразу стало уютнее, и, к тому же, на диване спал Женя. От яркого света он повернулся; голова запрокинулась, а из приоткрытого рта послышался негромкий храп. Посмотрев на него, Марина подумала, что совсем не завидует Светке – ее Владик, на каникулы уехавший домой, гораздо лучше. …Хотя когда трезвый, и этот Женя, вроде, ничего. Только он же никогда не подойдет ко мне, ни трезвый, ни пьяный… А он мне и не нужен!..
//-- * * * --//
   Паше удалось глубоко вздохнуть, и все отступило само собой. Сердце вырвалось из плена и наверстывая упущенное, бешено заколотилось, загоняя кровь в уже озябшие члены, но слабость заставила Пашу лечь.
   – Прости меня, – голос, перестав быть производным тысячи невидимых динамиков, обрел знакомый тембр, – я просто хотела обнять тебя крепко-крепко. Я не должна этого делать, даже не должна приходить к тебе, но я так соскучилась. Прости меня…
   – Так обними, – попросил Паша, – я не боюсь смерти, если мы будем вместе.
   – Ты идешь не той дорогой, которая может привести нас друг к другу… – Таня не успела договорить, потому что резкий звук расколол видение. Облако заметалось, словно кто-то включил вентилятор; исчез голос, оставив только монотонное, шедшее извне «бух! бух! бух!..». Еще не открыв глаза, Паша понял, что кто-то колотит в дверь. Если б у него нашлись силы, он бы вскочил и набил морду этой сволочи, но сил не было. Оставалось только лежать и тихо ненавидеть.
   – Паш! Ты слышишь?!.. (Дверь распахнулась, и вспыхнул свет). Где она? – взгляд Никиты обшарил комнату, пытаясь обнаружить еще что-то, кроме лежащего на постели тела, – где твоя Таня? Она ж была здесь! Паш, очнись! Мне нужна помощь!
   Святое слово «помощь» мгновенно вернуло Пашу в реальный мир. Он сел, и рука сама потянулась к сигаретам.
   – Алина пропала, – Никита щелкнул зажигалкой.
   – Куда? – Паша затянулся, чувствуя во рту противную горечь, – как можно пропасть с огороженной территории?
   – Нет, она здесь, – Никита хотел присесть рядом, но передумал, – долго объяснять. Пошли! Если мы опоздаем… – он схватил Пашу за руку, не объясняя, что тогда произойдет. Да это и не требовалось – Паша, привыкший вскакивать по команде и никогда не обсуждать приказы, уже сунул ноги в туфли; еще через секунду он встал, заправил в джинсы выбившуюся рубашку. И силы откуда-то появились!.. Как странно – для себя их ему всегда не хватало, а вот для других!.. Правда, в голове творилась полная неразбериха. С одной стороны, ему было жаль расставаться с Таней, но, с другой, он уже понял, что это не совсем Таня – по крайней мере, не та Таня, которую он любил в силу всей отпущенной ему свыше нежности. В-третьих, каким-то образом она оказывалась связана с Никитой, и тот зачем-то тоже хотел ее видеть!.. Только ту Таню или эту?.. Но самым главным было «в-четвертых» – если сегодня не спасешь ты, значит, завтра не спасут тебя. Это непреложная и не обсуждаемая истина.
   – Куда мы идем? – Паша распахнул дверь.
   – В лес, – Никита выскочил первым.
   Громко топая, они сбежали вниз и оказались на улице.
//-- * * * --//
   Светка не поняла причины возникшего шума – да ей и не хотелось ни в чем разбираться. Мысли, ощущения и тонус организма составляли такую гармонию, что разрушить ее она не могла позволить никому, даже самым коварным привидениям. Но байкер оказался менее впечатлительным – прервав ласки, он поднял голову и прислушался.
   – Ну же… – простонала Светка.
   – Что это было?
   – Ну же!.. – Светка принялась трясти его за плечи. Ей хотелось плакать от досады. …Неужели какой-то идиотский шум способен отвлечь его? А еще говорил, что это любовь!.. Или не говорил, или я сама это выдумала?..
   – Пойду, все-таки посмотрю, – байкер скатился на край постели, и Светка наконец-то могла дышать свободно, но зачем ей свобода, если при этом она теряла его? И из-за чего теряла?!.. Стало так обидно, что она даже не стала его удерживать, а осталась лежать, наблюдая, как байкер встал, зачем-то оделся и исчез в коридоре, на секунду осветив комнату неярким светом. Тогда Светка закрыла глаза, чтоб вернуться из возникшего так неожиданно и так некстати одиночества в свою возродившуюся, было, «модернизированную» сказку.
//-- * * * --//
   Дима тоже услышал громкие беспорядочные шаги. Хмель его к этому времени улетучился, растворившись в чистом лесном воздухе, и даже оставшееся пиво, не пробуждало желаний. …Как же классно выспался-то! А еще говорят, что на новом месте спится плохо… И что же мне снилось?.. Что-то совершенно замечательное. Эх, еще вспомнить бы!.. Впрочем, неважно…
   Гораздо важнее было то, что к нему постепенно возвращалось ощущение, пусть загадочной, но реальности. Он вспомнил, как прямо с бульвара Сен-Мишель очутился в странном доме, находящемся неизвестно где; и там был Женька, из-за которого, собственно, он и нажрался таким безобразным образом. …Тоже мне, кореш называется!.. Переспать с Настькой… никогда не ожидал от него такой подлянки. Да и она хороша!.. А если б я женился на ней, то что – уходя из дома, нанимать частного детектива? На фиг оно мне нужно?.. Все эти мысли уже прошли состояние эмоционального взрыва, когда хочется крушить все подряд, даже не задумываясь о последствиях. Теперь они представляли собой грязный липкий осадок, в котором вязло все хорошее, что было раньше, и его капли умудрялись даже испачкать обозримое будущее. Надо было сосредоточиться на чем-то конкретном, занять сознание чем-то нейтральным, несвязанным со всей этой историей.
   …Бог с ними, пусть творят, что хотят. Им же будет хуже, потому что я в Париже, а они, эти предатели, сюда никогда не попадут… А в Париже ли я?.. Что за глупости? Где еще я могу находиться, если, хоть смутно, но помню, что никуда не ехал?.. Дима встал и подошел к окну. Мрачный, вечерний пейзаж совершенно не походил на «столицу развлечений». …Может, это какая-нибудь закрытая вилла? Но чья? И почему здесь был Женька?.. Нет, Женька, скорее всего, мне приснился и еще… о, вспомнил!.. Снилась девушка, с которой мы занимались любовью. А если девушка не приснилась?.. Жаль, не помню, как она выглядела, но сейчас мы во всем разберемся…
   Дима осторожно выглянул из комнаты. То, что он увидел, совсем не походило на виллу – какой-то коридор с однотипными белыми дверями. …Скорее, дешевый мотель…Вот! Вот это похоже на правду! Я напился, снял проститутку и поехал в мотель. В такси, наверное, уснул, потому и не помню дорогу… так… теперь надо отсюда выбираться… – он ощупал карманы, – деньги на месте, ключ тоже… Паспорт, я точно помню, оставил дома… Даже не обобрали – большой плюс для подобного заведения и моего вчерашнего состояния. Вчерашнего ли?.. Я помню вечер, и сейчас вечер… Я что, провел тут целые сутки? Блин, надо ж было так надраться!..
   Одна из комнат оказалась распахнута – похоже, топот, разбудивший его, принадлежал тому, кто в спешке покидал ее. Дима заглянул внутрь и решил, что судя по отсутствию вещей постояльцев, это даже не мотель, а публичный дом.
   Медленно двигаясь по коридору, он останавливался возле каждой двери и прислушивался, но везде царила мертвая тишина.
   …Может, это какой-нибудь нелегальный притон, и сейчас сюда нагрянет полиция? Поэтому все сбежали… Только этого не хватало!.. Дима уже собрался спуститься вниз – туда, где, как помнилось, находился инкрустированный деревом холл и зал с овальным столом, куда он постеснялся зайти, будучи пьяным; свернул к лестнице, когда услышал из-за последней двери:
   – Ну, где ты?.. Иди сюда…
   Поразительно, но фраза была произнесена по-русски. …Точно, бордель, – решил Дима, – где еще в Париже могут обитать русские девки?.. Вот, у нее я все и узнаю… Он осторожно приоткрыл дверь.
   – Бонжур, мадмуазель. Вы говорите по-русски?
   – Иди сюда, мне без тебя холодно… – девушка, лежавшая в постели, подняла голову и вдруг протянула к нему руки. Дима решил, что его определенно с кем-то путают, поэтому включил свет, – выключи! – девушка мгновенно прикрыла глаза ладонью, – зачем ты это делаешь?!
   Но Димина рука замерла, не желая вновь прятать в полумрак стройную фигурку с небольшой грудью, упруго торчавшей вверх, и аккуратной «стрелкой» внизу живота, указывавшей верное направление к удовольствиям.
   – Ну, чего вылупился? Не видел никогда, что ли? Выключи! – девушка опустила руку, и Дима увидел ее лицо.
   – А ты красивая, – сказал он, не решаясь подойти ближе.
   – Иди сюда, любимый, – девушка вновь протянула к нему руки, – мы ж еще не закончили, и не закончим заниматься этим никогда, правда?.. Только все-таки скажи, как тебя зовут?
   – Дима, – ответил тот удивленно, – я тоже из России. А ты тут работаешь, да?
   – Дима… – девушка проигнорировала вопрос, потому что он был глупым, – Димочка… пусть будет Димочка…
   Обнародование этого ничем не примечательного имени, являлось для Светки великой победой – вернувшийся байкер обрел имя, которое у нее и в голове-то никогда не возникало. Значит, все-таки он реален, что б там не говорили остальные!..
   – Что ты стоишь, Димочка? – Светка села, поджав ноги, от чего ее поза стала еще более откровенной, – зачем ты оделся, глупый? Иди сюда.
   Дима забыл, зачем пришел и какие вопросы собирался задать. Ситуация складывалась так, что все это, вроде, сделалось второстепенным. Он стянул майку, но вдруг остановился.
   – А презервативы у тебя есть?
   – Презервативы?..
   Это слово мгновенно уничтожило сказку, низведя ее до примитивной половой связи. Все ее мужчины, в первую очередь, интересовались этим вопросом, выдавая свой страх перед будущим, и делаясь сразу жалкими, недостойными ее внимания.
   – Ты с ума сошел, – заключила Светка, – мы ж никогда не пользовались ими, вспомни.
   – Мы?.. – растерянно повторил Дима, – я уже был с тобой?
   – У меня такое впечатление, – Светка натянула на себя одеяло, – что вышел один человек, а теперь зашел другой.
   – Ничего не понимаю… – пробормотал Дима. Нет, она явно его с кем-то путала, но потом вспомнил эротический сон, после которого проснулся в таком хорошем настроении. …Может, по пьянке я и заходил к ней? Господи, что я тут творил!.. – а ты давно проверялась у врача? – спросил он опасливо.
   – Козел! А ну, пошел вон! – Светка едва сдерживала слезы, – когда мы раньше гоняли на твоем байке, ты почему-то не задавал таких идиотских вопросов!.. Знаешь, хоть ты и приходил только по ночам, но ты был круче!..
   – Подожди! – Дима жестом попытался остановить этот поток сознания, – как ты говоришь – гоняли на моем байке?!..
   Лет в семнадцать он часто брал отцовский «Ижак» с люлькой – в свое время в этом был определенный шик, но когда улицы заполнили иномарки, число желающих покататься на «таратайке» резко поубавилось. Да и не было ее никогда среди его девчонок!..
   Пока воспоминания беспорядочно роились в Диминой голове, Светка отвернулась. Чтоб сказать то, что она хотела, лучше было не смотреть ему в глаза – она ж помнила, какая в них заключена сила. Уставилась в окно, показавшееся совершенно темным из освещенной комнаты.
   – Уходи, – произнесла она твердо. Потом, правда, с сожалением вздохнула, но все же нашла силы добавить, – и больше не возвращайся никогда, слышишь?
   – Слышу.
   – Так чего ждешь? – главные слова были произнесены, и Светка бесстрашно подняла взгляд, – исчезни! Вон, окно открыто! Растворись, как ты умеешь делать!
   – Через окно?!..
   …Да она ж сумасшедшая!.. Блин, как я сразу не догадался?! Господи, это же дурдом! Может, у меня белая горячка, потому я и здесь? Нет, до «белуги» я не мог допиться… Дима поспешно выскочил из комнаты и захлопнул дверь.
   Светка еще несколько секунд смотрела ему вслед. Она не ждала, что он вернется, и даже не хотела этого. Она чувствовала абсолютную пустоту – мысленно хватала ее руками, пытаясь нащупать хоть что-нибудь стоящее, но не было ничего. Сознание металось в пустом замкнутом пространстве, исполняя жуткий ритуальный танец – его темп возрастал, голые белые стены качались, грозя придавить ее… и тогда она упала на подушку и заревела, обхватив ее руками.
   Только у лестницы Дима остановился. Удивленно посмотрел на майку, которую все еще держал в руке. …Точно, сумасшедший дом. Потому отсюда и нельзя свободно выйти. Надо найти кого-нибудь из персонала и объясниться. Они не могут держать меня насильно, ведь я ничего не сделал, к тому же, я иностранный гражданин… Стоп! Может, Женьку привезли сюда на лечение? Это многое объясняет, но откуда у него такие баблищи, чтоб лечиться за бугром?.. Телепроект… как же… «измени свою жизнь»… вкатят несколько кубиков промидола, и вся жизнь изменится. Навсегда… Надо бежать отсюда. Причем, незаметно, иначе упрячут в карцер… Прижимаясь к перилам, Дима стал на цыпочках спускаться вниз.
//-- * * * --//
   Шум в доме давно стих. Лиза прислушивалась к тишине и думала, что это еще хуже, потому что может таить в себе такое, чего и представить-то невозможно.
   – Давай разбудим Женю, – предложила она.
   – А толку? Он же пьяный в хлам, – Марина махнула рукой.
   – Ну, какой ни есть… ты чего? – испугалась Лиза, видя как Марина резко обернулась.
   – В этом ты вся! – она ткнула в Лизу пальцем.
   – В чем? – не поняла та.
   – «Какой ни есть», но чтоб был мужик!
   – Да?.. – Лиза потерянно опустилась на стул и механически взяла сигарету. Взгляд остановился на двери, ведущей в холл. Ей почему-то вспомнились жуткие узоры на стенах, только место фантастических драконов заняли нагромождения мужских фигур и лиц. …Они, в сущности, все драконы!.. Я ж знаю это! Вон, проглядывают чешуйчатые хвосты и вампирьи клыки. Чего можно ждать от них?..
   Лиза почувствовала на плече чью-то руку; вскинула голову, но рядом стояла Марина.
   – Ты обиделась?
   – Нет, все правильно. Такая я… – Лиза улыбнулась, впервые не найдя себе точного определения. В другое время она б сказала «такая дура», но теперь это уже не столь точно соответствовало ее уроню миропонимания – она уже не такая дура!
   – Где же Никита с водой? – Марина сменила неприятную тему и по привычке, давно утратившей смысл, глянула на часы, – может, поедим пока? Я уже что-то проголодалась.
   – Давай, – Лиза затушила недокуренную сигарету и встала, – как я хочу бросить курить… – сказала она неизвестно к чему.
//-- * * * --//
   Паша остановился, потому что пейзаж казался неузнаваемым. Лес, начинавшийся в нескольких десятках метров, окутался густым белесым туманом, убивающим перспективу. Пространство, вроде, сжалось, ограничиваясь неясными темными силуэтами, а небо, как ни странно, сделалось прозрачным почти до голубизны. Но откуда же тогда взялся туман?..
   Никита первым ступил на знакомую тропинку, на ходу разъясняя ситуацию:
   – Я знаю, что Таня опять была у тебя, – он жестом остановил готовый сорваться с Пашиных губ вопрос, – я потом тебе все расскажу, а сейчас мне надо, чтоб она пришла на берег. Ты должен дойти до озера и позвать ее. Пожалуйста.
   – Я могу сам ее позвать? – удивился Паша – после всего, происходившего с ним, он уже потерял границу реального и нереального, – а как я ее позову?
   – Ты думай! – приказал Никита, – думай о ней!
   – Я и так думаю о ней постоянно!
   – Нет! Ты думаешь, как жаль, что она погибла; что ты не смог ее спасти, а ты думай, как о живой! Ты зови ее!.. Идем, а то будет поздно.
   Спина Никиты тут же растворилась в тумане, и вместе с ней исчез голос. Паша несколько раз глубоко вздохнул, моргнул, надолго прикрывая глаза. Это ведь совсем не то, что штурмовать занятый бандитами дом – это нечто совсем другое.
   – Я попробую, – пообещал он уже неизвестно кому и сделав шаг, почувствовал полную незащищенность, когда невидимый противник может возникнуть с любой стороны совершенно скрытно. В такую погоду он никогда б не повел своих парней в бой, но в данном случае он отвечал только за свою собственную жизнь. А что такое его жизнь?..
   …Здесь же нет войны, – спохватился Паша, – неужели я никогда не смогу отвыкнуть?.. Он огляделся, пытаясь сориентироваться, и обнаружил, что упустил кое-что важное – оказывается, туман был не однороден и, похоже, имел эпицентр, расположенный как раз в районе озера. Но выяснять такие нюансы можно будет и потом, а сейчас перед ним стояла совершенно конкретная задача.
   Паша двинулся вперед, ощупывая и обходя внезапно возникавшие на пути стволы. Назад он не смотрел, потому что там не было ничего – как, впрочем, и впереди. Наконец, в невидимой воде плеснула невидимая рыба, и этот ничтожный звук только подчеркивал царившую вокруг жуткую тишину. Паша остановился, решив, что если слепо идти дальше, можно прямиком угодить в воду, а это не входило в поставленную задачу. …Где же Никита?.. Впрочем, может, он совершает скрытый маневр… Черт, какие маневры?.. Здесь же все по-другому… – но непреходящее состояние опасности подсказывало, что все равно идет какая-то тайная война, – вся жизнь – одна сплошная война, кроме…Таня!.. – мысленно позвал он, прекрасно понимая, как это глупо. Закрыл глаза, сменив туман на черную бесконечность, – думать, как о живой…
   Перед глазами возникла комната – самая обычная, но незнакомая комната с красноватым покрывалом на диване, «стенкой», заполненной книгами и посудой; ярко зеленые растения ползли по тонким ниткам с подоконника к самому потолку; еще там был стол, три стула и телевизор. Паша не видел себя, но чувствовал, как перемещается в пространстве, причем, не с любопытством рассматривая обстановку, а как хозяин, давно не бывший дома.
   В дверях появилась девочка, которую раньше он никогда не видел. Она на мгновение замерла на пороге, и раскинув ручки, бросилась к нему с радостным криком:
   – Папочка!..
   – Дочка… – Паша мысленно отшатнулся, но при этом чувствовал, как приседает на корточки, и девочка обхватывает его шею, щекоча пушистыми волосенками лицо. Потом он поднимает глаза и видит Таню. Откуда она взялась, да еще в странной короткой юбке? Он же помнит ее в белом халате или в форме с погонами лейтенанта. Как же давно это было!..
   – Ты сегодня уходишь? – спросила Таня.
   – Мне ж на работу, – Паша чувствовал, как поднимается, держа девочку на руках.
   – Я буду скучать, – Таня вздохнула, – пойдешь вечером, купи молока для кошки.
   – У нас есть кошка? – удивился Паша.
   – Анечка не сказала?.. Мы взяли котенка. Ты не против?
   В подтверждение ее слов из-под дивана раздался тоненький писк, и следом выкатился рыжий пушистый комок, гоня перед собой сломанный карандаш.
   – Конечно, нет, – Паша улыбнулся, – ты же знаешь.
   – Знаю, – Таня кивнула, – я знаю даже то, чего ты сам не знаешь, потому что люблю тебя.
   – Я тебя тоже, – он пересадил дочь на одну руку, а другую вытянул вперед, – иди ко мне.
   – Не сейчас, – Таня прислушалась, повернувшись к двери, – меня зовут, но это недолго…
   – Тань, подожди!.. – крикнул Паша, но она исчезла мгновенно – даже входная дверь, кажется, не хлопнула.
   Паша хотел крепче прижать к себе девочку, но ощутил свою собственную руку. Квартира «потекла», словно смываемая дождем, и все вокруг сразу закружилось, превращаясь в серую безликую пелену.
//-- * * * --//
   Никита стоял на коленях, склонившись над телом Алины. Ее бессильные руки и запрокинутая голова, которую он старательно поддерживал, вселяли в него ужас. …Какое счастье, что время здесь замерло!.. – подумал он, – иначе б жить ей несколько минут… Но когда-нибудь же оно двинется вперед! Не дай бог, сейчас!.. Ну, где же Таня?! Пашка, где твоя любовь, черт возьми?!..
   Никита поднял голову и увидел рядом колышущийся силуэт – не тот, что встретил их, когда они с Алиной спустились за водой, а другой, меньше и плотнее. Тот, первый, уже разросся, заполнив собой пространство, а этот пока выглядел цельным.
   …Умница Пашка!..
   – Ты – Таня? – спросил Никита, на всякий случай.
   – Да, – голос трудно было классифицировать как «женский», – чего ты от меня хочешь?
   – Верни ее! Ты ведь знаешь, что ей рано уходить… Это неправильно!.. Для этого нет объективных причин!.. Ее хочет забрать отец, ты понимаешь?..
   – И заберу!!!.. – то ли запоздалый гром прокатился по лесу, то ли это был нечеловеческий смех, но земля вздрогнула, вместе деревьями, водой в озере, Никитой; тело Алины при этом чуть шевельнулось, сползая с его руки. Эхо скрыло от Никиты источник звука, но Таня, наверное, видела собеседника.
   – Почему ты это делаешь? – спросила она, – если мы возвращаемся, то должны помогать людям, а не убивать их. Тем более, это твоя дочь.
   – Тем более, это моя дочь, – вторило эхо, – ты хочешь, чтоб я оставил ее там, где она никому не нужна? Кто ты такая, чтоб вмешиваться в нашу жизнь?
   – Я та, у кого еще должна была быть та жизнь, а ее отняли.
   – Я знаю, кто ты, – голос смягчился и перестал быть громогласным, – но мне жаль ее. С нами ей будет хорошо.
   – Не будет! – отрезала Таня, – она хочет любить, рожать!.. А здесь ничего этого нет! Никогда! Вечно! Понимаешь, это будет похоже на ад! Ты хочешь отправить дочь в ад?..
   – Нет… – голос задумался и замолчал.
   Никита чувствовал, что голова его будто сжата тисками – еще чуть-чуть и он просто потеряет сознание, задохнувшись наэлектризованным воздухом.
   – Хорошо, я подожду. Но если жизнь ее останется прежней, то я все равно заберу ее! Она сама попросит, вот увидишь!.. Она скажет – папочка, как нам было хорошо… и я ее заберу!..
   – Это не нам решать! – перебила Таня, – оставь ее в покое!
   – Я подожду немного…
   По лесу побежал ветерок, снося туман. Он клубился еще некоторое время, все-таки надеясь остаться, но деревья своими ветками гнали его к середине озера. Никита понял, что победил. Он лежал рядом с Алиной, не в силах пошевелиться, и только с радостью ощущал, что сердце ее бьется – остальное уже было совершенно не важно…
   – Я еще не ушла, – неожиданно раздался голос Тани.
   С трудом повернув голову, Никита увидел плотное облако, находившееся совсем рядом. Оно не поддавалось ветру, будто твердо стояло на ногах.
   – Спасибо, – произнес он, не зная, что еще может сделать.
   – Я все исполнила, но ты слышал условия. Ты готов?
   – К чему? – не понял Никита.
   – Он заберет дочь, если жизнь ее останется прежней.
   – Как?.. – Никита еще толком не пришел в себя, и мысли ворочались тяжелыми камнями, причиняя боль.
   – О, для этого есть масса способов – электричество, таблетки, пьяные водители… Ты теперь за нее в ответе.
   – Я не против, – Никита попытался улыбнуться, – если она…
   – А у нее нет выбора – либо ты, либо он. И еще скажу – уходите отсюда, пока не поздно. Дорожка проторена, но еще не многие о ней знают, поэтому уходите быстрее…
   – Ты о чем?
   – Сам поймешь. И не забудь – ты мой должник.
   – Согласен, – Никита кивнул, – и что я должен сделать?
   – Когда вернетесь… если успеете вернуться… заставь Пашу заглянуть в почтовый ящик. Если ты сделаешь это, мы квиты.
   – Какой ящик? Где он?
   – У него дома.
   – А почему ты не сделаешь это сама? Ты ведь можешь.
   – Я играю по правилам!.. – облако стало быстро растворяться, но Танин голос еще был слышен, – люди должны строить свою жизнь среди людей и по законам людей…
   Как только Таня исчезла окончательно, Никита почувствовал, что силы возвращаются – наверное, он был просто парализован ее энергетикой. Подняв голову, огляделся – гладь воды отражала серое небо и склоненные деревья; где-то в кустах чирикнула птичка, ей ответила другая… Алина пошевелилась.
   – Боже… – провела рукой по лицу, – почему я вся мокрая?
   – Ты упала в воду и чуть не утонула.
   – Не может быть – я классно плаваю. Я еще в детстве переплывала Дон. Правда, с отцом… знаешь, мне кажется, он звал меня. Странно как-то… а ты спас меня, когда я тонула, да?
   – Вроде того, – Никита опустил взгляд, ведь, в принципе, так и было, только спас он ее совсем не от того, о чем она думала.
   Пытаясь встать, Алина обхватила его шею, и задержалась.
   – Ты не сердишься, что я доставляю тебе столько хлопот?
   – Нет, – Никита вновь опустил ее на землю; навис над ней, почти закрывая небо, – потому что я… тебя… – он делал слишком большие паузы, и Алина успела остановить его.
   – Не надо. Не говори этих слов – я не верю в них, – обхватив его голову, она заставила их губы прижаться друг к другу; потом заглянула Никите в глаза и улыбнулась, – мы ведь без них понимаем друг другу, правда?
   – Правда.
   – А что будет дальше, увидим. Кстати, – Алина приподнялась на локте, – мы же пришли за водой. И где она?
   – Вон, валяется, – Никита поднялся и нашел бутылку, которую успел наполнить до появления тумана, – пойдем, а то Лиза, небось, заждалась.
   – Я знаю, что все о нас подумают, – Алина отряхнула налипшие кусочки водорослей и попыталась стереть с локтей травяную зелень.
   – Тебя это очень волнует? – удивился Никита.
   – Да нет, – Алина пожала плечами, – просто…
//-- * * * --//
   Танино отсутствие выпало из общего течения времени. Паша даже не мог бы сказать, сколько оно длилось, но оглядевшись, увидел совершенно нереальную картину – он сидел за столом и собирал АКМ(!), а рядом девочка, которая каким-то образом являлась его дочкой, играла с патронами, сначала выстраивая их в ровную шеренгу, а потом толкала пальчиком так, что они катились к краю, норовя упасть на пол.
   – Что ты делаешь?! – Таня бросилась к девочке.
   – Мамочка, ты не бойся – мне папа разрешил.
   – Что ты творишь!.. – Таня остановилась рядом с Пашей, собирая патроны.
   – Собираюсь на работу. Или что… – Паша отложил автомат, – я должен им все простить?
   – Ты, они… а я? – Таня присела у противоположного края стола, – мне это надо? Ты ж говорил, что любишь меня.
   – Люблю.
   – Так подумай обо мне!
   – Я только о тебе и думаю!..
   – Нет, ты думаешь не так – ты думай, как о живой.
   Паша смотрел на сидящую перед ним девушку, очень похожую на его Таню, но слух и зрение выдавали одну информацию, а память, совершенно другую, и он никак не мог соединить два образа вместе.
   – Я ничего не понимаю, – признался он честно.
   – Ты решаешь за меня, будто меня нет, – пояснила Таня, – ты поступаешь так, как сам думаешь, чтоб мне было лучше. А теперь представь, что я есть! Вот она, я!..
   – И что мне теперь делать? Я считал, что обязан мстить за тебя этим сволочам!.. Тогда скажи, чего ты хочешь?
   – Иди домой, и делай все, как мы собирались когда-то, – Таня взяла со стола автомат.
   – Оставь его! – крикнул Паша.
   – Больше он тебе не потребуется, – Таня улыбнулась.
   – Отдай, слышишь?!..
   – Пашенька, иди и делай все так, как ты хотел раньше…
   Паша рванулся вперед, желая остановить ее, но Таня исчезла вместе с автоматом, дочкой, комнатой – со всем, к чему Паша успел привыкнуть за короткое мгновение пребывания там.
   А короткое ли?.. Кто знает?.. Он вдруг почувствовал, что не сидит за столом, а лежит, и что-то упирается ему в бок. Открыл глаза. Над ним висело жуткое мертвое небо – без луны, без звезд, а рядом матово, как натянутый атлас, блестела серая вода озера; под боком оказался сучок, упавший с мертвого дерева. Паша с трудом вспомнил, как и зачем попал сюда. …Интересно, нашел ли Никита Алину?.. – но мысль была совсем посторонней, вроде, вскользь коснувшейся сознания. «Иди домой» – это гораздо конкретнее и касалось лично его, – только где он, мой дом?..
   Паша сел, оглядывая окрестности. Туман, через который он продирался с таким трудом, рассеялся полностью, но лес от этого не стал более живым – даже перекличка птиц наводила на мысль о спрятанном в кустах магнитофоне. …Где мой дом?.. – Паша сообразил, что уже просчитывает ту, другую жизнь, властвующую за каменным забором, но не может найти варианта, чтоб исполнить Танину… то ли просьбу, то ли приказ.
//-- * * * --//
   – Готово, – Лиза сняла с огня сковородку, на которой вздрагивали в пузырьках масла две аппетитные отбивные, – может, горошек откроем? – крикнула она громко, чтоб услышала Марина, изучавшая содержимое «продуктового склада».
   – Лиз, – захватив банку «Bonduelle», она вернулась на кухню, – все-таки я не понимаю смысла всего этого.
   – Чего? Еды? – Лиза подняла голову от тарелки.
   – Нет, – Марина засмеялась, – проекта. У нас ведь нет никаких заданий; никто не оценивает наших поступков – ни зрители, ни мы сами, ни жюри. Но во всем же должен присутствовать смысл! А мы здесь просто живем. Во имя чего?
   – Может, в этом и есть смысл – наблюдать, как мы просто живем? – предположила Лиза.
   – А зачем для этого собирать нас в кучу, кормить, поить за свой счет?.. А ты видела, сколько там шмоток? Если у них есть такие бабки, понатыкали б «жучков», наставили камер в квартирах… хотя это, наверное, было б вмешательством в частную жизнь, да?
   – Наверное, – Лизе нравилось, что Марина сама задает вопросы и сама же на них отвечает.
   – Надо будет с Никитой потолковать, – открыв банку, Марина положила себе несколько ложек горошка; попробовала мясо, – клево у тебя получилось… Да, так вот, единственное, чем отличается пребывание здесь от хорошего пансионата – это всякие прибамбасы, типа, привидений. Оно, конечно, прикольно, но мы-то знаем, что привидений не бывает. Зачем нас дурить так по-детски? Значит, в этом есть какая-то фишка, типа, нам задали тему, и мы должны подхватить ее, так?
   Лиза подняла голову от тарелки, но ничего не ответила. Она уже «подхватила тему» – оставалось только дождаться Никиту с водой.
   – Первое привидение мы видели у озера, – продолжала рассуждать Марина, – оно повисело и исчезло само собой, не вступая с нами в контакт. Мы, бестолковые, намека не поняли – тогда они запустили второе, которое вы с Никитой видели, и оно разбило Женьке губу, так? Так. Мы опять не отреагировали, потому что это была абстракция. Тогда они решили персонифицировать объекты – тебе, например, подсунули бабушку. Понимаешь, они провоцируют нас, втравливают во что-то!.. Я, вот, пытаюсь понять, во что, и причем здесь «Измени свою жизнь».
   Поскольку Лиза продолжала молчать, Марина тоже принялась за еду, но за это время ей пришла мысль, и перестав жевать, она снова положила вилку.
   – А если начать играть по их правилам?
   – Это как? – Лиза отодвинула быстро опустевшую тарелку.
   – Допустим, мы поверили, что привидения настоящие… ну, допустим; тогда мы должны на них реагировать. К примеру, попытаться избавиться от них – способы я знаю …
   – Нет, сначала я пообщаюсь с бабушкой, – перебила Лиза.
   – Зачем? Мы не должны идти у них на поводу – мы должны противостоять им! Так ведь интереснее!.. Или ты считаешь, что привидения настоящие, а не часть шоу?..
   – Я ничего не считаю, но, скажи, откуда им известно, к примеру, о моем детстве?
   Марина задумалась, правда, лишь на несколько секунд.
   – Вспомни, – сказала она, – может, увидев бабушку, ты сама начала вспоминать о нем? Потом твои слова транслируются в студию, а оттуда приходит совет голосом привидения. Это старый прием гадалок – сначала ненавязчиво нарыть информацию, а потом выдать ее за тайные знания… или такой вариант – могли ж они до шоу следить за всеми вами? Не зря ж звонили по конкретным телефонам…
   – Что значит «за вами»? – не поняла Лиза, – а ты?
   – А мне никто не звонил. Я пришла со Светкой. Улавливаешь разницу? Поэтому мне никто и не является – они просто не знают про меня ничего. Логично?
   – Может, ты и права, – согласилась Лиза, не готовая вести спор, ни о возможностях современной науки, ни о сущности мистических явлений, но одно она решила твердо, – только давай я все-таки встречусь с бабушкой.
   – Да ради бога! Спешить нам некуда.
   Неожиданно хлопнула дверь, и обе вздрогнули. Лиза неосознанно схватила единственное доступное оружие – вилку.
   – Ау, люди!.. – раздался голос Никиты.
   – А вилок привидения не боятся, – засмеялась Марина.
   – Ну да, – Лиза покраснела.
   – Есть кто живой?.. – (в зале щелкнул выключатель).
   – Мы здесь, на кухне! – вскочив, Марина распахнула дверь, – где вы так долго?.. Господи, Алин, что с тобой?
   Заинтересованная, Лиза тоже подошла и увидела мокрую, дрожащую Алину.
   – Упала в воду, – пояснил Никита, – держи, – он протянул Лизе бутылку с водой, – Алин, а ты, наверное, прими ванну и ложись. Я сейчас принесу сухую одежду.
   Он скрылся в «гардеробной комнате», а Алина двинулась к лестнице. Проводив ее взглядом, Марина повернулась к Лизе, внимательно изучавшей бутылку в поисках чего-то необычного, за чем стоило ходить к озеру.
   – Откуда там можно упасть? – спросила Марина задумчиво, – пологий бережок… Похоже, они активизируются…
   – Что?.. – Лиза подняла голову.
   – Я говорю, привидения активизируются. Надо все-таки попробовать очистить дом, ведь по правилам игры, они должны будут реагировать на то, что создавалось против нечисти веками, как думаешь?.. А то, пока они сбросили Алину в воду, а потом кого-нибудь столкнут с лестницы. Знаешь, как в кино – коронный трюк всех призраков…
   – Сначала я поговорю с бабушкой, – Лиза прижала к себе бутылку, – а дальше, как хотите.
//-- * * * --//
   Женя открыл глаза, разбуженный светом и громкими голосами. Чувствовал он себя не слишком бодро, но взглянув на остатки водки, решил, что лучшего состояния сегодня вряд ли добьется. …Как-то незаметно, и надрался, – подумал он, – вроде, сидел, разговаривал, а потом бац!.. Но в отличие от Димки, я хоть помню, что со мной было… Блин!.. Я даже просыпаюсь с мыслью о нем! Во, достал!.. Где же Никита? Я ж слышал его голос. Он-то должен знать, настоящий этот козел или нет… А все-таки есть в здешней жизни и свои прелести – пиво рядом, бежать никуда не надо…
   Поднявшись, Женя отправился в кладовую, но по дороге увидел Никиту с охапкой одежды.
   – Можно тебя на секунду?
   – А я не из вашей команды, – на ходу бросил Никита, сворачивая к лестнице.
   – Ну, ты извини, слышь… (…Вечно, блин, так – сотворишь что-нибудь, а потом расхлебывай…) я это… говорю ж, извини…
   – Что? – Никита остановился.
   – Ты говорил, тут привидения всякие … – Женя опустил глаза, не зная как начать, и увидел среди одежды бюстгальтер, – это ты Алинку одевать собрался? – он многозначительно ухмыльнулся.
   – Тебе какая разница? В чем проблема?
   – Проблема в том, что человек, который уже год находится в Париже, вдруг оказался здесь. Настоящий. Он ест, спит. Может такое быть по правилам проекта? Ты ж должен знать.
   – Я не знаю правил проекта, а по законам физики, может. Это называется «попасть в облако времени» или проще – телепортация.
   – Куда уж проще… – Женя сглотнул тягучую слюну.
   – Слушай, я спешу. Поговорим потом, ладно?
   …Блин!.. Что ж выходит, это настоящий Димка?.. Телепортация, блин!.. И опять это «облако времени»… Но если Димка настоящий, то как он будет добираться обратно в Париж? Если ему сказать, он с ума сойдет… Но сказать-то надо!.. Кто-то ведь управляет этим «облаком времени» – не само ж оно шустрит?.. С ними ж надо договориться…
   Женя поднялся вслед за Никитой, но в коридоре уже было пусто. Вошел в знакомую комнату и в растерянности остановился – на постели четко отпечатался след тела; еще осталась нетронутая бутылка пива, и все – больше ничего!..
   …Бред какой-то… – Женя опустился на стул и обхватил голову руками.
//-- * * * --//
   – Можно? – Никита постучал в не запиравшуюся дверь; не получив ответа, вошел и оказался перед розовой шторкой, за которой проступали неясные очертания чего-то, – Алин, я тут набрал… – он сложил одежду на такой же розовый стул и огляделся, изучая блестящий кафель, кабинку-сауну в углу, огромные пушистые полотенца. …Лучше б построили баньку у озера – настоящую, чтоб деревом пахло…
   – Никит, ты еще здесь? – крикнула Алина.
   – Изучаю… – он услышал негромкий всплеск, – а ты скоро?
   – Не-а… Я насовсем здесь останусь, и спать тут буду…
   – Спи лучше в постели; я тебе колыбельную спою, хочешь?
   – Хочу.
   – Тогда я пошел за гитарой.
   – Я буду ждать в комнате, – Алина улыбнулась собственным мыслям и сложив руки, погрузилась с головой в теплую прозрачную воду.
   …Придурок, – Никита закрыл за собой дверь, – колыбельную он петь будет!.. Детский сад, ей-богу!.. А может и не надо спешить? Я ж не просто так, чтоб переспать с ней – она ж классная девчонка!.. Он поймал себя на том, что думает, как они станут жить за пределами «заповедника», – пусть она придет в себя, и сразу уходим – Таня ведь говорила, что надо уходить… Да и что тут делать? Я, кажется, нашел то, что искал – жизнь теперь, точно, изменится… с Алиной, небось, даже в лучшую сторону!.. Последняя мысль оказалась такой замечательной, такой жизнеутверждающей, как никогда за последние годы.
   Спустившись за гитарой, Никита застал Лизу сидящей за столом перед незажженной свечой и портретом своего бой-френда. На диване устроилась Марина, смотревшая на новоявленную «колдунью» так же заворожено, как та, на свечу.
   – Как успехи? – Никита остановился.
   – Никак, – Лиза подняла голову.
   – Может, бабушка хочет, чтоб ты была с ней наедине?
   – Блин, она хочет!.. – Марина прыснула со смеху, – ладно, схожу пока к Светке, а то что-то она разоспалась – на нее даже не похоже. Лиз, расскажешь потом, как прошло свидание.
   – Пойдем, я тоже наверх, – Никита взял гитару.
   – Алину укладывать? Вот это правильно!
   – Что ж у всех одно на уме!.. – весело возмутился Никита, – а вдруг у нас любовь?
   – Так и я про то ж, – Марина ехидно подмигнула, – надо же хоть кому-то жизнь изменить.
   – Пошли, – Никита положил руку ей на плечо, – вдруг у Лизы тоже получится?
   – Никит, – Марина остановилась уже у самой лестницы, – а если навести тут шмон?
   – В смысле?
   – Коль они пугают нас привидениями, давай и мы проведем ответную акцию. В конце концов, игра, есть игра. Что мы по углам щемимся? Это ж не интересно. Мы тоже должны проявлять себя, иначе, на фиг, такое шоу?..
   Хотя предложение выглядело более чем логичным с точки зрения зрелищности проекта, но, вспомнив происшествие у озера, Никита покачал головой.
   – Я б не стал экспериментировать.
   – Ты боишься привидений или тебе по штату не положено нам помогать?.. Слушай, а ведь тогда все сходится! Они не готовы к нашему ответу! По сценарию мы должны только писаться от страха, а зрители будут хохотать до упада, так? Что-то подобное ведь уже было на каком-то канале. Но ни фига – еще посмотрим, кто кого!..
   – Марин, лучше не надо…
   – Пугаешь?
   – Нет. Ты спросила – я ответил.
   – Спасибо. Считай, что приняла к сведению, – поднявшись на несколько ступенек, Марина обернулась, – зря только тебе рассказала – теперь они все узнают. Но, как говорили в одном кино, ежели чего, считайте меня коммунистом.
   – Ты даже такие фильмы смотришь?
   – А у меня папа при социализме жутко партийный был, – Марина засмеялась, – он никогда ни во что не верил, кроме коммунистической партии, и я такая же.
   – Тогда желаю удачи, – Никита обогнал Марину, но она успела крикнуть ему вслед:
   – Что ж вы все такие примитивные! Давайте играть, мы ж за этим приехали!..
   Никита не ответил. Пройдя по коридору, он открыл дверь и услышал вкрадчивый голос:
   – А я уже здесь…
   Из-под одеяла торчала голова Алины – волосы, избавившись от грязи, накопившейся еще с московского поезда, бодро распрямились и смешно торчали в разные стороны; губы блаженно улыбались, а в глазах появилась томная поволока, и это притом, что без косметики лицо ее казалось очень юным.
   – И я здесь, – Никита опустился на край постели, – колыбельную будешь слушать? – не дожидаясь ответа, он провел по струнам, – …Пускай тебе приснятся распахнутые двери, / Приснится добрый ветер и грустный шум дождя,/ И Малая Медведица, как все земные звери/ Протянет нежно лапы и в нос лизнет тебя./ Пускай тебе приснятся все сказки-небылицы,/ И облако не бросит уродливую тень…
   – Никит, – Алина ласково закрыла его рот ладошкой, – только ты ложись и спой мне на ушко. Папка всегда так делал, когда я была совсем-совсем маленькой…
   – А ты и сейчас еще совсем-совсем маленькая…
   Отложив гитару, Никита придвинулся ближе; Алина обхватила его шею и принялась целовать, судорожно расстегивая пуговицы рубашки. Никита блаженно расслабился и почувствовал, что засыпает – он ведь единственный на проекте, кто еще не сомкнул глаз, и это оказывало свое предательское действие. …Я не должен спать!.. – приказал он себе и вдруг понял, что дело здесь даже не в Алине, – что там может наворочать эта идиотка!.. Ее надо остановить, пока все это… все это!.. не смешалось в одну кучу!.. Где нас тогда искать?.. – он поднял голову.
   – Ты что? – взгляд Алины выражал полное недоумение.
   – Чудо мое… – он прижал девушку к себе, – я сейчас приду.
   – Ты в душ?..
   – Да-да, в душ! – Никита вскочил, поспешно застегивая рубашку.…Какая ж она умница – все может придумать сама!..
   – Обещала ведь не произносить этих слов… – Алина закрыла глаза, – но я люблю тебя… только не отвечай ничего.
   Но Никита и не собирался отвечать – он думал о Марине.
//-- * * * --//
   Когда голоса Марины и Никиты стихли, Лиза осязаемо почувствовала тишину, которая обволакивала, и ее, и всю огромную кухню. Тишина была жуткой – она давила, стесняла дыхание, замедляла биение сердца. Никогда раньше Лиза не испытывала ничего подобного.
   Она испуганно подняла взгляд и тот уперся в серое окно с замершими деревьями. …Значит, тишина давно выползла за пределы дома… Отвернулась и увидела… бабушку, стоявшую возле плиты. Ей была хорошо знакома эта поза – бабушка, вроде, только закончила печь блины, и в воздухе даже витал их запах. …Или нет, это запах отбивных. Вон, сковородка и тарелки…
   – Ты готова? – спросила бабушка.
   Лиза смотрела на нее пристально, пытаясь распознать истинную сущность. Марина ведь безусловно права – эта субстанция не может являться бабушкой, умершей пятнадцать лет назад. Просто Лиза поддалась внешнему сходству и не анализировала – сон это, призрак или голограмма, созданная организаторами шоу, но если вдуматься, от правильности вывода ведь зависело, как относиться к ее советам! То есть вывод все-таки придется делать…
   – Я сильно изменилась? – бабушка понимающе улыбнулась.
   – Скажи, – Лиза стыдливо опустила взгляд, – ты привидение или голограмма?
   – А что ты называешь привидением? – бабушка не только не рассердилась, но даже не выказала ни малейшего удивления.
   – Привидение?.. – Лиза снова подняла глаза – перед ней стояла, именно, бабушка. Если б до нее еще можно было дотронуться, все сомнения отпали бы окончательно, но бабушка сама почему-то не хотела этого, – я не знаю…
   – А о чем же спрашиваешь?
   – Наверное, привидения – это мертвые люди…
   – Мертвые люди лежат в земле.
   – Но если ты тогда не умерла от инсульта, то где находилась все это время?.. О, господи, что я говорю?.. – Лиза поняла, что совсем запуталась, поэтому лучше молчать – хорошо с Мариной, которая сама спрашивает и сама отвечает!..
   – Это трудно объяснить, – сказала бабушка, – и еще труднее поверить, пока сама не окажешься в подобной ситуации. Запомни только одно, девочка – никогда не бойся смерти. Живи так, как будто ее нет вовсе. Не думай, что чего-то не успеешь и ни о чем не жалей, потому что путь наш бесконечен. Ты поняла?
   – Да. Только, знаешь, я не могу заставить себя так думать.
   – А ты и не думай. Просто оставь это про запас, на самые трудные моменты. Зачем об этом думать? Думать надо о жизни. А теперь давай-ка займемся делами, а то я и так слишком много общаюсь с тобой – это может быть опасно… Зажигай свечу.
   Лиза хотела спросить, в чем заключается опасность, о которой она упоминает каждый раз, но решила, что этого лучше не знать, раз бабушка не считает нужным просвещать ее.
   Зажигалка вспыхнула неровным, то взлетающим вверх, то ниспадающим пламенем.
   – Сжигай снимок, – приказала бабушка, – повторяй за мной.
   Лиза взглянула в знакомое лицо, схваченное объективом где-то посреди улицы – такое эмоциональное, такое живое!.. И неожиданно подумала, что не испытывает никакой жалости перед расставанием – одиночество, преследовавшее ее постоянно, заполнилось только что обретенным, совершенно новым понятием вечности. Вечность!.. Сколько всего еще она может подарить, а, значит, главное – не бояться начинать сначала, пробовать снова и снова, пока не отыщется желаемое. А остальное пусть уходит!..
   Лиза сунула снимок в огонь, и он сразу сморщился, уродуя черты. Сначала почему-то исчезли глаза, потом провалился нос, а от него пятно поползло во все стороны, превращая человеческие черты в серый пепел.
   Когда огонь добрался до ее собственных пальцев, Лиза отпустила то, что оставалось в руках, и нечто бесформенное и бессмысленное упало на стол; попыталась вспомнить лицо, которое, как считала, изучила до последней крошечной родинки на щеке, и не смогла. Перед глазами почему-то остался только безликий ореол волос. Текст произнесенного заклинания она тоже уже не помнила…
//-- * * * --//
   Где-то совсем рядом звучала гитара.
   …Никита совсем охренел! Он что, серенады ей поет? Натуральный дурдом!.. – откинувшись на кровать, Женя принялся хохотать, – ее трахать надо, а он – серенады!.. Это походило на истерику, когда смех переходит в рыдания, а руки и ноги беспорядочно колотят по кровати, как у опрокинутой заводной куклы. Вместе с подобным всплеском эмоций уходит нечто, не имеющее, ни названия, ни физического смысла, но заполняющее человеческую сущность с самого рождения. У одних это страх, у других – надежда, у кого-то, наверное, вера, но на смену всем им приходит ощущение неизбежности, и если нет сил с ним бороться, остается, либо смириться, либо бежать. Кому-то для бегства достаточно другого города, а кому-то нужна и другая жизнь…
   Утерев слезы, Женя почувствовал, что сознание очистилось не только от остатков алкоголя, но и от ненужных переживаний.
   – Где ты, долбаный призрак? – крикнул он, – Димка! Я тебе яйца оторву – во, Настька посмеется! – но никто ему не ответил. …Пора заканчивать эпопею, – решил Женя трезво, – сколько можно мурыжить одно и то же? Ничего не произошло. Если это Димка… (неважно, как он сюда попал – это его проблемы, и как будет выбираться обратно – тоже его проблемы) надо дать ему в чвальник, чтоб не лез, и забыть обо всем! Подумаешь, сколько их, таких Димок еще будет?.. И Насть, кстати, тоже… Что я здесь забыл? Там Ленка, там Интернет… там жизнь!.. А здесь! Склеп какой-то!.. Подурачились, и хватит – у меня там пустая хата, а я выясняю, кто кого и почему трахнул. Жизнь меняю, дебил!.. На фиг, мне ее менять? Надо осмотреть дом, а если потребуется, и участок, чтоб найти этого парижского козла. Женит он меня на своей мокрощелке, как же!..
   После принятия решения, всегда становится легче, каким бы неприятным оно ни было, а уж решение вновь обрести полную свободу – да это счастье!.. Огромное, безграничное счастье, от которого он сам чуть не отказался в угоду какой-то абстрактной совести. И что может значить эта крошечная въедливая тварь перед состоянием душевного комфорта, перед отсутствием обязательств, тянущих назад, перед бесконечной дорогой к исполнению самых замороченных желаний?.. На фоне этого даже Ленка превратилась в странное существо неясного назначения. …Ничего, вернусь – разберемся, на что она годится, – злорадно решил Женя, – да-да, надо сваливать отсюда побыстрее! На простор, где все может быть моим; где нет границ, если не устанавливать их по собственной глупости!.. – ногой распахнул дверь, но в коридоре его встретил лишь призрачный электрический свет – даже гитара смолкла, – Кажись, наконец-то началось порево…
   Он прошел мимо комнаты Алины, в которой Димки, однозначно, не могло быть, и принялся распахивать остальные, но все они были пусты. Добрался до последней и с радостью увидел людей – Светка лежала в постели, как больная, подложив под спину подушку и натянув одеяло до самого подбородка, а рядом сидела Марина. Женя успел уловить ее последнюю фразу:
   – Ты со мной или будешь сопли на кулак наматывать?..
   – Я с тобой! – включился Женя, не выясняя, о чем идет речь.
   Марина резко обернулась, а Светка лишь мельком взглянув на него, снова уставилась в угол. Женя прикрыл за собой дверь.
   – Стучать надо, когда заходишь, – предупредила Марина.
   – Да ладно!.. – он придвинул стул и сел, – тут Никита цирк устроил! Прикиньте, девчонки, я сам видел, как он пёр Алинке всякие там трусы-лифчики – ну, думаю, сейчас начнется! А потом слышу – он ей романсы наяривает!.. Блин!..
   – Лично меня совершенно не интересует, чем там они занимаются, – Марина сделала паузу, оценивающе глядя на Женю и, в конце концов, приняла решение, – мне, вот, реально надоело, что нас здесь держат за дебилов…
   – А мне-то как надоело! – радостно подхватил Женя. Точнее сформулировать собственные мысли не мог даже он сам. В порыве солидарности, он вскочил, схватил Маринину руку и принялся трясти ее, словно собираясь оторвать на память, – давай зафигачим такое!..
   – Слушай, – Марина сумела освободить руку, – по этому поводу есть идея.
   – Излагай!
   Женя чувствовал невиданный доселе азарт. Если раньше жизнь текла по воле ленивой, особо не обращавшей на него внимания, судьбы, то сейчас он ощущал странный эмоциональный зуд – в голове бились тысячи противоречивых, даже взаимоисключающих мыслей, мышцы ныли от бездействия, а взгляд прыгал по комнате в поисках достойного внимания объекта. Происшествие с Димкой сделалось таким мелким, что им и заниматься не хотелось – тонус его биологической системы требовал какого-то глобального приключения, но где его взять?..
   Женя ощупал жадным взглядом скрытую одеялом Светкину фигуру. …Бревно, и есть бревно!.. И что я находил в ней?.. – перевел взгляд на Марину, – а почему я на эту не обратил внимания? У нее в голове такие нереальные «тараканы»!.. Да и так она не совсем уж крокодил…
   – Ты слушаешь? – Марина постучала по его коленке.
   – Да-да, слушаю!
   – Мы должны играть в их игры, и я придумала как – давай объявим войну призракам?
   – Давай!
   – В книжках пишут, что если куски зеркала разложить отражающим слоем вниз, то в это помещение призраки не смогут проникнуть. Организаторы должны это знать, если взялись за такой проект. Мне, например, интересно, чем они ответят.
   – Так в чем проблема? – Женя азартно потер руки, – начнем с пустой комнаты!..
   – Проблема в том, где взять зеркала. Прикинь, сколько тут комнат, а еще холл, кухня…
   – Кстати, холл, – Женя прищурил глаз, – какое там зеркало обалденное. Если его расхреначить, тут все можно засыпать!..
   – Ты что, с ума сошел? – очнувшаяся Светка переводила испуганный взгляд с одного заговорщика на другого. Ни на каком проекте она не видела, чтоб кто-то портил студийное имущество.
   – Считаешь, за это нам ничего не будет? – Марина облекла Светкины эмоции в более доступную форму.
   – А что нам может быть? – удивился Женя, – о возмещении ущерба в контрактах ничего не было сказано, тем более, мы ж не вандалы какие-нибудь, а для пользы дела. Ты ж сумеешь им объяснить, что почем, если возникнут вопросы?
   – Объяснить-то я сумею…
   – И все! – Женя не дал ей договорить. Ему требовалось выплеснуть внезапно проснувшуюся энергию, и если не подвернулся под руку Димка, пусть будет зеркало – какая разница?.. – я пошел, а вы пока подумайте – может, еще чего надо сломать? – он решительно встал.
   – Господи!.. – Светка прикрыла лицо ладонями, – что вы делаете?.. Вы с ума сошли…
   – Чего ты боишься, глупая? – Марина смотрела на нее с презрительной усмешкой. Только сейчас она поняла, что ей всегда не хватало единомышленника – как в театре, где важно не только, чтоб зритель купил билет и пришел, но и готов был поддержать актера аплодисментами. …Светка никогда не была «моим» зрителем! Она старается лишь устроить свою, приятную ей жизнь – эгоистка несчастная!.. И Владик тоже. Разве он может понять меня?.. – Марина с раздражением вспомнила его воздушные поцелуи и робкие пальцы, – ну, не могла я сама предложить ему большего, а он, как теленок!.. Вернее, раньше не могла. А теперь и вовсе обойдусь без него!.. Пусть здесь все игра, но с чего-то ведь надо начинать! Спасибо Женьке!.. Разбить зеркало? Пожалуйста – подумаешь, фигня какая!.. А все трусы… кругом одни трусы! Эта Лиза – ни рыба, ни мясо; Никита, который до фига понимает, а что толку?..
   – Ты куда? – Светка видела, как Марина двинулась к двери.
   – Я ж сказала – гонять призраков!
   – Не делай этого, – Светка отбросила одеяло. Вид у нее был таким решительным, что Марина представила, как та схватит ее за волосы, и начнется драка.
   – Не подходи! – она предусмотрительно отступила, и толкнув дверь, освободила путь к свободе, – мне надоело быть твоей тенью!
   – Разве ты моя тень? – растерялась Светка.
   – А то нет? Ты вечно таскаешь меня за собой. Даже сюда меня приперла ты! Вот, и получай!.. Я буду играть по-своему!..
   – Что ты несешь?.. Я думала, мы подруги…
   – Подруги?!.. – Марина расхохоталась, – ты ж классная!.. Вокруг тебя мужики вьются, как мухи над говном! На моем фоне ты, конечно, выглядишь клево!..
   – Мэри, у тебя крышняк понесло… думай обо мне, что хочешь, но пойми – это не игра!.. – Светка хотела встать, но Марина жестом остановила ее, и та сбилась с мысли, – я не говорила тебе… мой байкер… его, оказывается, зовут Дима… он настоящий… он приходил… – Светка лепетала отдельные фразы, не в состоянии выразить скачущие в голове мысли. Впрочем, этого и не требовалось, так как Марина не собиралась ее слушать.
   – Ты дура! Ё. тая дура!.. – она вышла, хлопнув дверью.
   Светка вскочила, впопыхах натягивая одежду. Гнал ее страх, который не шел ни в какое сравнение, ни с темными улицами, ни с незнакомыми парнями в навороченной тачке, ни с несданными экзаменами; страх новый по своей природе и качеству – абстрактный страх перед абстрактным будущим. Она боялась не смерти, как таковой, а вечного, неописуемого кошмара, который страшнее смерти.
   В коридоре Марины уже не было. Двери комнат оказались распахнуты – все, кроме одной. И тут Светка завыла – не закричала и не зарыдала, а именно завыла… хотя при большом желании все-таки в этом звуке различалось одно человеческое слово: «Не хочу-у-у!!!..»
   Из закрытой комнаты выскочил Никита.
   – Что?! – он встряхнул Светку за плечи. На секунду к ней вернулась ясность мыслей, и прежде чем снова окунуться в жуткие предчувствия, она успела произнести целых два слова:
   – Мэри… там… – и указала рукой на лестницу.
   Никита бросился вниз, цепляясь за перила, чтоб не скатиться кубарем, и врезавшись в дверь, оказался в холле.
   – …ну, давай, – торжественно произнесла Марина.
   – Даю!
   Женя размахнулся и метнул пустую бутылку в зеркало. Раздался звон – осколки сверкающим водопадом обрушились на пол, полетели по всему холлу, а в зеркале образовалась огромная уродливая дыра. Электричество погасло и почти сразу вспыхнуло вновь, но уже совсем тускло, образуя в углах неясные тени. Помещение наполнилось тысячами голосов, которые дико кричали, стонали, смеялись, но через минуту какофония перестала делиться на отдельные составляющие.
   – Ух, ты, блин!.. – Женя испуганно оглянулся.
   – Все нормально! – крикнула Марина, – они нам отвечают!
   Никита понял, что предотвратить столкновение не удастся – он опоздал, и остается только спасаться бегством, если это, конечно, еще возможно, ведь через образовавшуюся дыру сюда может хлынуть такое!!! Знать бы, какое!..
   Стены вдруг зашевелились. Чудовища, скрытые в древесных орнаментах, с треском ломая доски, двинулись внутрь дома. Их было так много, что жизненное пространство сокращалось каждую секунду. А какие у них были глаза!.. Никита чувствовал, что если встретится с ними взглядом, то не сможет оторваться – они высосут его, как коктейль через соломинку, жадно и с удовольствием. Благо пока их внимание было обращено на виновников погрома, а потом?..
   Путь к выходу оказался уже отрезан, и оставались только окна второго этажа, но и это, видимо, ненадолго, пока чудовища не начнут захватывать остальное пространство. Впрочем, может быть, там уже есть и свои чудовища!..
   Каким-то внутренним чутьем несостоявшегося ученого он понял их сущность – это не химеры, рожденные больным воображением; это время! Жуткое, всепожирающее время, сломавшее свой упорядоченный бег, и скоро наступит хаос – хаос, который вместо банального дождя, носит в себе «облако времени»!.. Именно так должен выглядеть ад!..
   Никита бросился наверх. Светка, словно парализованная, сидела на полу и не мигая смотрела в белую пустую стену.
   – Беги! – крикнул ей Никита, вламываясь в комнату к Алине, которая лишь удивленно озиралась, чувствуя, как трясутся стены, но не в состоянии осознать, что происходящее вовсе не является ее сном. Увидев Никиту, она улыбнулась.
   – Знаешь, что мне приснилось?
   – Вставай, блин! – Никита сорвал с нее одеяло. Алина схватилась за край, принимая игру, но Никита дернул сильнее, – сматываться надо! Быстрее! Что ж ты такая бестолковая?!..
   Алина начала понимать, что происходит нечто, вышедшее за рамки проекта.
   – Да-да, сейчас оденусь…
   – На фиг, все!.. – Никита сунул ей одежду, – бери! Потом!..
   – А я?.. – Светка, наблюдавшая за происходящим через дверь, обрела дар речи.
   – И ты! Быстрее! – подхватив Светку свободной рукой, Никита потащил обеих к окну; распахнул его, – прыгайте!
   – Там же высоко! – Алина испуганно обернулась, но Никита безжалостно толкнул ее вниз.
   – А ты чего? – он повернулся к Светке, – жить хочешь?
   – Хочу…
   – Тогда вперед! – и они прыгнули, держась за руки.
   Несмотря на некорректность приземления, Алина ничего не сломала, и когда Никита протянул ей руку, сумела встать.
   – Девчонки, рвем отсюда!..
   Все трое устремились к лесу, подальше от нараставшего за спиной грохота. Наверное, это рушился дом, но никто не осмелился оглянуться, радостно сознавая, что ноги их еще слушаются, и, как следствие, деревья, манящие своей естественной мощью, неминуемо приближаются. Правда, являются ли они спасением, никто не знал, но это был шанс.
   Наконец Никита обессилено врезался в ствол и замер, переводя дыхание; рядом рухнула Алина, уткнувшись лицом в траву, а Светка медленно, как будто кости ее потеряли прочность, «стекла» на землю и откинулась на спину, дыша часто и прерывисто. Наступившая передышка, когда опасность, хоть на время, осталась позади, а ты чувствуешь себя еще живым и здоровым, была тем мигом счастья, который стоил всех остальных благ.
   Тем временем, звуки, доносившиеся со стороны дома, сделались не такими резкими и устрашающими – то ли там уже рухнуло все, что могло рухнуть, то ли неведомая сила, вырвавшись на свободу, удалялась в неизвестном направлении.
   Совсем рядом хрустнула ветка. С трудом оторвавшись от дерева, Никита повернул голову и увидел Пашу, тяжелой походкой зомби бредшего куда-то не разбирая дороги; в руке он держал толстую короткую палку. Никита представил, что так несут автомат, когда патроны кончились, но расставаться с оружием, то ли жалко, то ли не положено по Уставу… впрочем, это были лишь фантазии – сам он никогда не служил в армии.
   – Эй! – крикнул он. Крик получился слабым, больше похожим на стон, тем не менее, Паша остановился. Долго изучал каждую из трех неподвижных фигур, вспоминая, кто есть кто, и, наконец, вернул взгляд к Никите.
   – У меня дико болит голова, и я ничего не помню…
   – Паш, похоже, дом рухнул, – Никита решился оглянуться.
   К его великому изумлению дом стоял на прежнем месте и даже внешне почти не изменился, если не считать нескольких разбитых стекол, но хозяйничала в нем какая-то неизвестная сила, потому что светильники, сами собой, то ослепительно вспыхивали, то угасая, перемещались в другое окно, без труда преодолевая стены. (Это напоминало цветомузыку, только Никита никак не мог уловить ее ритма). Значит, все не закончилось, и успокаиваться рано. Может, наоборот, оно собирается с силами, чтоб настигнуть беглецов?..
   – Паш, уходим отсюда, – сказал Никита, – помоги Светке.
   Паша уже наклонился к лежащей на земле девушке, но замер, подняв голову.
   – А ты знаешь, как выйти отсюда?
   – Нет, но, может, удастся открыть ворота. Алин, ты как? – он помог ей подняться.
   – Нормально. Только у меня ж все там осталось.
   – Нашла о чем думать!.. Ты, наверное, не понимаешь…
   – И я не понимаю, – Паша, поднял безвольную Светку.
   – Все хотят что-то понять, но никто не хочет ни черта делать! – огрызнулся Никита, – на, возьми. Валим отсюда, – он стащил с себя футболку и протянул Алине, стыдливо прикрывавшей обнаженную грудь – хорошо еще, что лежа в постели, она не сняла трусики, а ждала, чтоб это сделал Никита. Как давно это было!.. Какая непредсказуемая вещь – время!..
   Светка пришла в себя и опираясь на Пашину руку, растерянно озиралась по сторонам.
   – Мы еще не умерли? – спросила она.
   – Этого никто не знает, – Никита обдернул на Алине футболку, но она все равно казалась слишком короткой, – жизнь и смерть относительны, так же как время…
   – А где остальные? – Паша в очередной раз решил, что Никитины объяснения не имеют никакого практического смысла.
   – Женя с Мариной там. Они этот бардак и устроили.
   – А Лиза?
   Все, не сговариваясь, повернулись к расцвеченному иллюминацией дому.
   – Блин, я и забыл про нее, – пробормотал Никита.
   – Она на кухне вызывала бабушку, – напомнила Алина.
   – Как думаешь, что с ней? – Паша повернулся к всезнающему Никите.
   – Если я правильно понимаю ситуацию, – ответил тот, – она жива, но мы вряд ли найдем ее – она может находиться в другом месте и в другом времени. А если неправильно, то все может быть еще хуже. Но, по любому, лично я туда не пойду.
   Паша презрительно скривил губы, собираясь произнести одну из тех сакраментальных фраз, которые в обычной жизни звучат слишком пафосно, и только на поле боя приобретают истинный смысл, но Никита опередил его.
   – Паш, – он положил руку ему на плечо, – здесь нет чеченов. Здесь сила, с которой мы не в состоянии бороться, и есть только два варианта – либо бежать туда, где она еще подчиняется известным нам законам, либо отдаться ей. Но каким бы героем ты себя не воображал, она не позволит диктовать себе условия.
   – Мы не можем ее бросить, – угрюмо произнес Паша.
   – Нет, можем! Нам надо спасти девчонок и выбраться самим, а Лиза… ну, что теперь делать?.. Ты же солдат и должен все понимать. Так что, пошли.
   Паша вздохнул. Он хотел еще что-то возразить, но, посмотрев на беспомощную Светку, не нашел слов.
   – Ты сама можешь идти? – спросил он.
   – Могу, – Светка кивнула.
   Все четверо вышли на дорогу, по которой когда-то их привез сюда черный микроавтобус. До ворот оставалось всего метров сто, но плотно пригнанные створки не обещали спасения.
   – Продюсер говорил, что отсюда нельзя выбраться, – напомнила Светка.
   – И что ты предлагаешь? – поинтересовался Никита.
   – Я просто…
   – Она просто поднимает настроение, – зло бросила Алина.
   – Девчонки, не ссорьтесь, – предупредил Никита, – у нас есть проблемы поважнее.
   Первым до ворот добрался Паша. Светка, которую он держал за руку, спряталась за его спиной. Никита чуть отстал, потому что Алина постоянно оглядывалась, видимо, ожидая погони. Никита не торопил ее, ведь когда они окажутся у ворот, мало что изменится, а думать можно и на ходу.
   – Замка не видно, – констатировал Паша, – ну-ка подожди, – он выпустил Светкину руку и отступив несколько шагов, с разбега врезался в черную блестящую поверхность.
   Эффект превзошел все ожидания – ворота прогнулись, словно сделанные из мягкого пластика, и тут же вытолкнули его обратно, приняв прежний вид. От неожиданности Паша налетел на подходившего Никиту, опрокинув и его, и Алину.
   – Это как получилось? – спросила Алина, поднимаясь.
   – Я думаю, это время… – начал Никита, но Паша не желал больше слушать его бесполезные теоретические выкладки.
   – Какое, блин, время?!.. – он резко вскочил, готовясь к новой атаке, – это ворота!
   – Ворота, да? – Никита усмехнулся и поудобнее уселся на земле, вытянув ноги, – ну-ну. Ты когда-нибудь видел такие ворота? С другой стороны, это хорошо – значит, снаружи ничего не должно измениться.
   – А мы как выйдем наружу? – поинтересовалась Светка.
   – Пока не знаю, – Никита достал сигареты и зажигалку.
   – Дай мне, – Паша протянул руку; а за ним и Алина.
   Пока они курили, Светка надавила на ворота пальцем, и он тут же исчез в странном, неизвестном науке материале.
   – Может, их проткнуть, раз они мягкие? – предложила она.
   – Время бесконечно. Как ты проткнешь то, что имеет коэффициент растяжения равный бесконечности? Надо чтоб кто-то открыл их. Причем, открыл, пока хаос, захвативший дом, не добрался сюда.
   – Думаешь, он доберется? – во взгляд Алины вернулся страх, за последние минуты сменившийся, было, любопытством.
   – Куда ж он денется? И если потом он преодолеет стену… я даже не могу предположить, что будет дальше.
   – Черт!.. Так не бывает!.. – Паша, в сердцах, снова прыгнул на ворота, и они снова отбросили его, как батут.
   – Классный аттракцион, если б все не было так, как оно есть, – заметил Никита.
   – Ребята, – Алина бросила еще тлевшую сигарету подальше от дороги, чтоб не наступить на нее босой ногой, – «измени свою жизнь» – так же не говорят, если мы должны умереть. Значит, выход есть и его надо найти.
   – Ты умница, – поднявшись, Никита погладил ее по голове, – если ты найдешь его, я дам тебе еще одну сигарету.
   И тут произошло чудо – створки ворот стали разъезжаться.
   – Господи… – прошептала Светка. Глаза ее наполнились радостью, а руки сложились на груди. Начало было очень правильным – в такие моменты самое разумное благодарить Бога, но, к сожалению, она не знала ни одной молитвы.
   Алина зажмурилась, ослепленная снегом, сверкавшим в лучах яркого, но холодного солнца; девственно белые сугробы начинались у самых ворот и вдали сливались с голубым небом. Большая черная птица, совсем не похожая на ворону, задела ветку, сбросив пушистую снежную шапку.
   – Что за хрень? – Паша, обернулся к Никите, выглядевшему таким спокойным, будто появление устойчивого снежного покрова в июле, являлось для него вполне естественным.
   – Стойте здесь, – Никита сделал осторожный шаг, потом второй, – учтите, это не мираж. Это настоящий снег.
   – А ты куда? – подозрительно спросил Паша.
   – Там кто-то должен быть. Сами ворота не могли открыться, – он остановился на границе времен года и высунулся в зиму, – градусов двадцать. Если пойдем пешком, замерзнем.
   – И что теперь делать? – Алина осторожно приблизилась к Никите и тоже остановилась.
   Ничего не ответив, он в три прыжка оказался по щиколотку в снегу; похлопал себя по обнаженным плечам.
   – Холодно, блин! – зачерпнул ладонью снег и поднес к лицу, разглядывая чудо, – эх, не морж я! Повалялся бы!.. – он сдул снежинки, и те разлетелись яркими искорками.
   Поскольку до самого горизонта никаких следов не было, Никита исчез за створкой ворот.
   – Паш, иди скорей! – вдруг донесся оттуда его крик.
   – А если они закроются?.. – прошептала Алина, но Светка не знала, что ответить, а Паша уже не слышал вопроса, с готовностью ринувшись вперед.
   – …Это ж Лиза! – раздался удивленный Пашин голос, – как она сюда попала?
   – Спроси что-нибудь полегче. Бери. Кажется, дышит…
   Сначала Алина увидела Никиту, пятившегося задом, потом безжизненное тело, и, наконец, Пашу, державшего это тело за ноги. Они втащили Лизу в «лето» и опустили на траву. На одежде еще остался снег, а иней, покрывавший ее волосы и щеки, быстро превращался в капельки воды. Присев на корточки, Алина коснулась снежинок.
   – Настоящие, – она удивленно подняла голову.
   – А ты тоже думала, что голограмма? – Никита усмехнулся, еще трясясь от холода.
   Паша присел рядом с Алиной и пощупал Лизин пульс.
   – Жива. Жаль, водки не прихватили, – он расстегнул ей блузку и принялся умело растирать тело, – такое нам знакомо…
   – Это она открыла нам ворота? – спросила Светка.
   Все переглянулись, даже Паша на секунду прервал свое занятие – увлеченные спасением Лизы, они как-то не подумали об этом. Не сговариваясь, повернулись к величественному зимнему пейзажу и увидели катившийся по пушистому снегу черный микроавтобус.
   – Нет, не она, – сказал Никита.
   – Сам вижу, – буркнул Паша, возвращаясь к Лизе.
   Едва автобус въехал на территорию, ворота стали медленно закрываться. Радоваться этому или нет, никто не знал, но, по крайней мере, ощущение безотчетного страха исчезло. Продюсер высунулся в окно, оглядывая растерянных, полуголых людей.
   – Что ж вы тут натворили?..
   – Это не мы, – ответила за всех Светка, и получилось это у нее совсем по-детски.
   – Залезайте. (У всех на языке вертелся один вопрос – зачем, но никто не отважился его задать) Чего стоите? – удивился продюсер, – я ж могу вас и здесь оставить, если хотите.
   – Лезьте, девчонки, – Никита поспешно распахнул дверцу салона, – Паш, бери.
   Они уложили Лизу на сиденье, и к всеобщему удивлению, она тут же открыла глаза. Даже в полумраке было видно, с каким безумным выражением ползает ее взгляд по обшивке, по затемненным окнам – словно насекомое, ищущее выход из стеклянной банки.
   – Лиз, – позвал Никита, – ты узнаешь нас?
   – Да, – ответила та, и в этот миг дверь захлопнулась. Все вздрогнули, а автобус медленно пополз вперед.
   – Куда мы едем?.. – испугалась Светка.
   Все посмотрели на нее с не меньшим сочувствием, чем на Лизу – эта ненормальная еще пыталась отыскать в происходящем какую-то логику!..
   – Как ты попала на ту сторону забора? – Никита снова повернулся к Лизе.
   – Я не знаю, – она попыталась пожать плечами, но сморщилась и застонала.
   – Что с тобой? – Алина пересела поближе.
   – Рука, наверное…
   – Дай, посмотрю, – Паша осторожно взял ее руку и стал ощупывать каждый сантиметр, двигаясь от ладони к плечу, – ничего страшного, – заключил он, – переломов нет.
   – Ты совсем ничего не помнишь? – Никита поставил вопрос по-другому.
   – Помню… – Лиза прикрыла глаза, – мы с бабушкой только закончили, когда вокруг загрохотало… потом все закружилось, и больше я не помню. Да!.. Еще стало очень холодно…
   Автобус остановился. Все замерли в ожидании, но никто им ничего не стал объяснять, только хлопнула водительская дверь. Из салона не было видно, как продюсер, взглянув на дом, достал из кармана телефон и отошел в сторонку.
   – Леночка, – сказал он, – передай наверх, что все надо восстанавливать, чтоб привести в рабочее состояние… Что случилось?.. То и случилось, о чем я постоянно предупреждал шефа – нельзя брать на проект неподготовленных участников, но разве его убедишь?.. Как, кто неподготовленный? А Марина?.. Да, именно она тут и учинила разгром… Нет… Вот пусть теперь решают, что с ней делать – пусть придумывают спецпрограмму… Ладно, пока. Гляну, что там внутри.
   Через минуту напряженной тишины Паша пошевелился.
   – Слушайте, может, пока он ушел, перелезть в кабину и угнать этот драндулет? Тут до города ведь не далеко.
   – Не надо, – прошептала Светка, – тут одни уже разбили зеркало. Вдруг будет еще хуже?
   – Я тоже считаю это не лучшей мыслью, – согласился Никита, – хотя бы потому, что мы не знаем, где находимся. А если мы где-нибудь на Аляске или на Шпицбергене? Видел, сколько снега?..
   – Но это уж полный бред! – возмутился Паша, – мы никуда не перемещались, иначе б почувствовали это. Нельзя незаметно перенести участок в другое место…
   – Можно, – уверенно возразил Никита.
   Все уставились на него, ожидая объяснений. В противном случае, мнение сумасшедшего можно было не принимать в расчет, а вернуться к простой и понятной теории Марины о голограммах и «коварных организаторах». (Кстати, может, ее и изолировали, чтоб она не раскрыла всех тайн проекта?..)
   – Хорошо, – Никита достал сигарету и не спеша закурил, – каким бы абсурдом это не выглядело, но местонахождение объекта в системе «пространство-время» можно зафиксировать только в каждой отдельно взятой системе счисления.
   – А если по-русски?.. – попросил Паша, – по-моему, понятие «здесь и сейчас» имеет совершенно конкретное значение.
   – А, по-моему, нет.
   – И ты можешь привести пример?
   – Запросто, – Никита ответил так, будто его спрашивали, где в городе можно купить пива, – научно доказано, что время изменяется, во-первых, в зависимости от расстояния до центра гравитации – то есть на крыше небоскреба оно течет быстрее, чем на поверхности земли. Во-вторых, в зависимости от скорости движения объекта – в летящем самолете оно, наоборот, течет медленнее, чем на земле…
   – И что, это так заметно? – усомнилась Алина.
   – Нет, конечно, – Никита усмехнулся, – практического значения это не имеет, разве что, в астрофизике. Для космических тел отклонения весьма значительны, но дело в том, что, кроме гравитации и скорости, существует третий параметр, наиболее важный для объектов в пределах нашей планеты – внутренняя энергия. Например, для объекта под названием «человек», баланс внутренней энергии складывается из энергии взаимодействия атомов организма; энергии получаемой и потребляемой при образовании творческих молекул ДНК; энергии механизмов жизнеобеспечения клеток… я уже не помню всех биологических составляющих, да и не в них суть. Основным же генератором является некая структура, обладающую собственным энергетическим потенциалом, и способная совершать обмен информацией с мировым энергетическим полем. В науке она именуется «экзосоматической системой». Кроме того, человек наделен способностью мыслить, а мысль также является энергетическим импульсом, имеющим даже числовое значение.
   – Ну, это ты загнул!.. – Алина еще уютнее залезла под его руку и вдруг, ни с того ни с сего, поцеловала в щеку.
   – А вы думаете, в чем смысл веры? – Никита не обратил внимания на ее ласку, – в том, чтоб миллионы людей посылали однонаправленный импульс, и если он положительный, то мир станет лучше – вот, истинное значение Бога, а не в том, что он сотворил мир.
   Никита сделал паузу, ожидая очередных вопросов, но все молчали. Перед каждым с разной степенью ясности предстал совершенно новый мир, в котором каждый строит свою жизнь не только руками, но и помыслами; в котором мечты, если они не сиюминутные, непременно превращаются в реальность; в котором зло не может победить, потому что никогда не остается незамеченным; где надо всего-навсего честно соблюдать правила, чтоб быть счастливым.
   И почему раньше им никто не сказал об этом?.. Да не только им, а всем людям на земле! Почему их всегда заставляли думать о человекоподобном Боге, гуляющем по облакам, в которого так трудно поверить? Ведь, оказывается, все можно объяснить гораздо нагляднее. Науке человек привык доверять больше, чем богословам… хотя, в сущности, итог оказывается одним и тем же.
   – Так вот, – продолжал Никита, не дождавшись комментариев, – собственное время системы под названием «Земля» можно считать стабильным при измерении обычными приборами. Процесс, с которого мы начали разговор, может возникнуть только за счет нового единичного энергетического образования, отличного от энергосодержания окружающей среды. Место концентрации этой внутренней энергии и называется «облаком времени». В нем могут происходить самые непредсказуемые вещи, так как там перестают действовать столь любимые Пашей «здесь» и «сейчас», – Никита улыбнулся, но безо всякой издевки, – вы, наверное, читали об исчезающих и появляющихся вновь кораблях и самолетах, – он достал очередную сигарету, – о поезде из прошлого, чуть не устроившем железнодорожную катастрофу в Италии; об английском кучере восемнадцатого века, появившемся в современном Нью-Йорке со своим кнутом. Это все проделки «облака времени».
   – И кто же создал здесь это «облако»? – спросил Паша, так и не вникший в суть, но принявший ее как аксиому, и желавший двигаться дальше.
   – Скорее всего, организаторы.
   – А откуда взялись призраки? Они тоже как-то вписываются в твою теорию?
   – Они не «вписываются», они ее неотъемлемая часть. Дело в том, что экзосоматические системы в момент смерти человека выделяются из тела и уносят с собой энергию, в виде чувств и разума объекта. Причем, они способны впоследствии проявлять ее в более мощной форме, так как не связаны возможностями физической оболочки – их люди называют привидениями, призраками, духами… как угодно. Они живут параллельно с нами, населяя, так называемый, «тонкий» мир.
   – То есть, после смерти мы не умираем? – уточнила Светка.
   – Нет. Это уже давно является доказанным фактом.
   – И как оно там? – заинтересовалась Алина. В ее памяти возникло смутное воспоминание об отце, который, вроде, совсем недавно беседовал с ней о другой, спокойной, жизни. Так что это было, бессознательная игра воображения или реальность?..
   – Неизвестно, – Никита развел руками, – но думаю, люди превращаются в составляющую поля.
   – Я вспомнил!.. – воскликнул Паша, и все сразу повернулись к нему, – я вспомнил!.. – в эмоциональном порыве он попытался встать, но стукнулся головой о крышу и снова сел.
   – Что вспомнил?
   – То, что происходило со мной у озера. Я видел нашу с Таней жизнь, которой не было. Никит, как думаешь, что это может значить? Ведь прожить ту жизнь, которую мы хотели, уже невозможно. Она ж умерла… ну, в общепринятом понимании. И что теперь?
   – Понятия не имею, – признался Никита, – но ты должен делать то, что она говорила, ведь ее знания связаны с общим информационным полем Вселенной…
   – Вот тут я не понимаю! – Паша стукнул кулаком по колену, – в таком случае получается, чтоб мы с ней все-таки были вместе, я должен тоже умереть, так? Ну, по логике вещей… Но я ж солдат, и сам Бог велел мне погибнуть в бою, а она забрала мой «калаш»… ну, там, во сне… или не знаю, как это назвать…
   – Начнем с того, – перебил Никита, что, как я уже говорил, никакого Бога, который что-то «велит», нету. Есть наши мысли и чувства; чувства и мысли умерших людей; возможно, еще какие-то составляющие… а в данном случае, Таня просто не хочет, чтоб ты снова ехал туда.
   – Что значит, «не хочет»?.. Даже если она существует… то – там! А я – здесь!..
   – Никит, – безучастно дремавшая после всех приключений, Лиза неожиданно открыла глаза, – а призрак может что-нибудь сделать с человеком? В смысле, физически?..
   – Ты о бабушке? – догадался Никита.
   – Да. Я думаю, именно, она вынесла меня из дома, когда началось это, – Лиза опасливо посмотрела в черное окно автобуса, но, естественно, ничего не увидела.
   – Интересно, как там Женя и Мэри? – Светка проследила за Лизиным взглядом.
   – Трудно сказать, – Никита затушил «бычок» о подошву, – зеркала, вроде, являются границей, разделяющей миры, но это, скорее, гипотеза или, если угодно, красивая легенда. Но, в любом случае, они живы, – Никита усмехнулся, – ведь даже если ты умираешь в одной системе, то продолжаешь…
   – Все понятно, – оборвал Паша, боясь, что Никита вернется к началу лекции, – мы привыкли мыслить реальными категориями, поэтому ты прекрасно понимаешь, какая «система» ее интересует.
   Наступило молчание. Все сразу вынырнули из черного метафизического омута, но осадок все равно остался. Смутными клубами он поднимал воспоминания с самого детства, приводя к единственному выводу – все в жизни было не так; а еще сложнее оказывалось идти дальше и пытаться представить будущее таким, каким оно должно стать, если…
   Пауза затягивалась, но она никого не тяготила. Новые знания всегда рождают новую веру, а новая вера – новую надежду, и цепочка эта бесконечна – вернее, она заканчивается в тот момент, когда «экзосоматическая система перемещается в общее энергетическое поле». Так, оказывается, зовут смерть.
   Стук в стенку автобуса заставил всех вздрогнуть, потому что продюсер не стал бы стучать, а призраки без труда проникали через любые препятствия.
   – Кто это?.. – Алина испуганно прижалась к Никите, но ответа не знал даже он.
   Стук повторился. Светка забилась в самый дальний угол, а Лиза лишь безразлично повернула голову – похоже, общение с «тонким миром» настолько изменило ее психику, что перипетии мира физического утратили свою актуальность.
   – Сейчас глянем, – Паша потянулся к дверце, – да, Никит?
   – Открывай, – Никита прижал к себе Алину и прошептал ей на ухо, – ничего не бойся.
   – С тобой я ничего и не боюсь…
   Уже привычные сумерки не явились неожиданностью и не требовали привыкания – все сразу увидели знакомую стену дома и человека, неуверенно топтавшегося перед дверью автобуса. Никита сразу узнал «призрак», поднявшийся на второй этаж и, в конечном итоге, ускользнувший от Жени.
   – Дима?!.. – воскликнула Светка, – ты еще здесь?
   «Призрак» попятился, словно опасаясь, что девушка бросится на него, но не побежал, а, наоборот, попытался заглянуть в салон и заговорил по-французски.
   – Иностранец, что ли? – удивился Никита.
   – Нет, вроде, – Светка пожала плечами, – мы с ним нормально общались. Помните, я рассказывала про своего байкера? Так, это он…
   – Я спросил – у вас есть старший?.. Ну, типа, санитар, что ли?.. – повторил Дима по-русски.
   – Какой санитар? – у Никиты даже поднялись брови.
   Стараясь не вызвать неадекватной реакции, Дима не стал называть вещи своими именами и зашел с другой стороны.
   – Куда вас собираются везти? – спросил он.
   – Мы едем в город, а что?
   – Одни?!.. Без сопровождающего?..
   – Почему одни? – вступила в разговор Светка, – сейчас придет продюсер…
   – Ах, продюсер!.. – Дима понимающе кивнул, – ну да, у вас же телепроект, я и забыл. Конечно, продюсер, а не санитар! Я подожду его, – и он захлопнул дверцу, оставшись снаружи.
   После хлопка темнота и тишина наступили одновременно.
   – Это он разбил Жене губу, – сообщил Паша, – сам видел, как они дрались.
   – Женька ж сказал, что упал с лестницы! Выходит, это не мой байкер?.. – Светкин голос был настолько растерянным, что Алина, под защитой Никиты чувствовавшая себя вообще непобедимой, не преминула съязвить.
   – А ты, значит, с ним, вон, чего?.. – она засмеялась, – так и бывает – думаешь, он один, а переспишь – сразу оказывается совсем другим.
   – Я-то хоть так, а ты!.. Москву поехала покорять, королевишна, блин!.. – Светке явно не хватало информации для дальнейших обличений, и она замолчала.
   – Девчонки, брек! – Никита выставил между ними руку.
   – Она первая начинает, – Светка обиженно отвернулась.
   – Алин, – Никита посмотрел укоризненно, – чего ты цепляешься к человеку?
   Алина хотела ответить «потому что она – дура», но Паша вернул всех к исходной точке:
   – А как он сюда попал, если не ехал с нами?
   – Скорее всего, путем телепортации, – предположил Никита, – мы уже знаем, что здесь возникло «облако времени», поэтому такое вполне возможно.
   – А что такое телепортация? – заинтересовалась Лиза.
   – Это исчезновение объекта в одном месте и времени, и мгновенное появление его в другом. «Облако времени» своим воздействием локально искривляет состояние внешней системы «пространство-время» в определенной точке…
   – …Я, между прочим, уже давно вас слушаю, – голос носил явно механический оттенок, но в нем все равно угадывались интонации продюсера, – господин теоретик, не забивайте людям голову ерундой. Они ж могут вам поверить.
   – Разве плохо, если они поймут суть явлений? – удивился Никита.
   – Суть у вас всех пока одна – прожить данную жизнь.
   – Прожить можно достойно, а можно … – начал Паша.
   – Господин офицер, – рассмеялся продюсер, – я, конечно, понимаю, что военные – люди конкретные, но не до такой же степени!.. Оставьте хоть что-то, над чем может поработать ваша душа и сознание!.. Кстати! Если хотите посмотреть в действии то, что вам тут обозвали «телепортацией», выгляните наружу.
   Не дожидаясь общего решения, Паша, сидевший ближе всех, толкнул дверь. Стену дома еще можно было разглядеть, а деревья уже скрылись за белесым туманом, который все уже не раз наблюдали в самых разных вариациях. В нескольких шагах от автобуса стоял Дима, опустив голову, и было очень похоже, что он спит. Облако приближалось, играя неровными краями – такое удивительно реальное, занимающее четкий физический объем. Все заворожено наблюдали, как Димина фигура стала бледнеть, то ли скрываясь, то ли растворяясь в нем, и когда облако рассеялось, на его месте осталась лишь чистая лужайка – исчез даже брошенный кем-то окурок. И хотя все были морально готовы к чему-то сверхъестественному, зрительный эффект всегда превосходит ожидания.
   – Все, – объявил продюсер, видя, что никто даже не шевельнулся, и только Алина вцепилась в руку Никиты побелевшими пальцами.
   – И вы можете это сделать с кем угодно? – Паша удивился, но не испугался.
   – Вы, господин офицер, не правильно формулируете вопрос – это, действительно, может произойти с кем угодно, но, в отличие от нашего теоретика, механизм явления я не берусь вам объяснить. Все, закрывайте дверь и поехали.
   – Подождите! – Паша придержал готовую закрыться дверь, – а как эти, Женя с Мариной?..
   – Да, так нельзя! – воскликнула Светка, – где Мэри? Что это за проект такой, где реально исчезают люди?
   – Не волнуйтесь – ничто никуда не исчезает. Это же шоу, – успокоил продюсер.
   – Ну и шоу!.. – не найдя больше возражений, Паша захлопнул дверь.
   Никто не видел, как взгляд продюсера сделался пристальным, устремленным в глубь леса. Он зябко поежился, потому что никто, кроме него, не мог услышать завывание ветра.
   …Из тьмы, скрывавшейся за зеркалом и искрившейся крошечными льдинками, на Женю пахнуло холодом. Это была самая настоящая зима, которая просто не могла возникнуть посреди июльского вечера, если только братья-месяцы не перепились окончательно у своего новогоднего костра. Перепуганный таким природным катаклизмом, Женя мгновенно утратил недавний боевой дух; оглянулся, ища помощи у Марины, заварившей всю эту кашу, но никого рядом не обнаружил, зато из-за этого движения потерял равновесие, и ледяной вихрь слизнул его, увлекая в жуткую неизвестность.
   Сначала Женя катился по жесткому снегу, чувствуя колючие прикосновения каждым участком тела, но вскоре чувствительность пропала, а вместе с ней и острота мысли, судорожно искавшей уже не объяснение происходящему, а хоть какой-нибудь выход. Находясь в гармонии с человеческими ощущениями, ветер стал стихать, и когда Женя проникся абсолютным безразличием ко всему, что может произойти в следующую секунду, ветер исчез совсем, аккуратно водрузив практически безжизненное тело в сугроб – лишь сознание еще продолжало лениво отслеживать ситуацию, а значит, жить.
   Усилием воли Женя заставил себя поднять голову… и увидел чудо. Впрочем, оно могло оказаться и миражом, но насколько прекрасным!..
   Впереди раскинулся белый город, словно сценические декорации, освещенный холодным призрачным светом. Свет этот исходил от огненных змей, свернувшихся в огромный клубок посреди черного неба. Именно, таким Женя представлял себе северное сияние, но как оно могло появиться в средней полосе России?.. Хотя, а откуда взялась зима в середине лета?..
   В белом городе не происходило никакого движения; ни один, даже самый робкий дымок не поднимался над резными крышами, выточенными изо льда, и, тем не менее, город манил, непонятным, необъяснимым образом суля спасение.
   Женя попытался встать, но тело не подчинялось, ни просьбам, ни приказам – оно медленно врастало в снег, обретая один с ним цвет и сущность.
   …Я обязан идти, потому что жив! Хрен с ним, с телом – я невесом, я быстр и ловок!.. Его сознание металось, то скатываясь по застывающим кровеносным сосудам, то натыкаясь на коченеющие мышцы, и не находя выхода, возвращалось в ледяной склеп черепной коробки. …Если я закрою глаза и потеряю из вида город, это будет означать конец…

   Автобус медленно катился вперед. Все молчали, и мысли, которые никто больше не пытался сбить с привычного пути, упорядочились – правда, у каждого они были своими, оторванными от глобальных проблем мироздания. Каждый, хоть и обладал теперь новой фантастической информацией, но возвращаться-то приходилось в свой прежний мир!..
   – Эй!.. – негромко крикнула Светка, проверяя связь.
   – Я слушаю, – отозвался продюсер.
   – Скажите, а Дима?.. Куда вы его… это… телепортировали?
   – В Париж.
   – Куда?!.. – поразилась Алина.
   Светка «стрельнула» в нее ревнивым взглядом. Неизвестно, стояли ли в салоне микроавтобуса видеокамеры, но продюсер рассмеялся в открытую.
   – Как мало человеку надо! Да, Алин, этот молодой человек учится в Париже, но он так хотел выяснить с Женей некоторые спорные моменты их отношений, что мы не смогли помешать ему, тем более, это не противоречило задачам проекта.
   – У проекта были задачи? – мгновенно среагировал Никита.
   – Конечно. Говорят, что бессмысленно только кошки плодятся. И то можно поспорить… кстати, Светлана, – продюсер вернулся к прерванной теме, – у Димы нет пока мотоцикла, но он собирается его купить, когда вернется.
   – Вы на что намекаете? – та подозрительно прищурила глаз.
   – Просто. Я знаю, что девушки у него на данный момент тоже нет, так что… но, поверь, это герой не твоего романа, хотя, если очень хочешь…
   – Почему ей вы советуете, что делать дальше, а нам нет? – не удержалась Алина.
   – Ну, что ты, Алин! Не надо все воспринимать буквально – ты ж не служила в армии… извините, господин офицер. Это так, треп, чтоб вы не скучали. Не станет она с ним связываться, правда, Свет? Ты найдешь себе получше и поинтереснее, да?
   – Не знаю, – растерялась Светка.
   – Как говорится, незнание законов не освобождает… – успокоил продюсер.
   – А объясните, что произошло, когда разбилось зеркало? – вспомнил Никита.
   – Кто разбил его, тот знает, – продюсер снова рассмеялся, – опять же, как говорится, каждому – свое.

   …С силой удерживая дрожащие под тяжестью инея веки, Женя увидел женщину. Как он распознал ее, остается загадкой, ибо она была абсолютно белой и ничем не отличалась от окружающего снега. Однако он чувствовал ее формы, не скрытые одеждой; пронзительные глаза, состоящие из одних белков; грудь с ослепительными бусинками сосков и руки… вот, руки, пожалуй, были самым важным, потому что тянулись к нему змейкой поземки, пока наконец одна не обвилась вокруг шеи, а другая, вокруг талии, оторвав тело от земли и поддерживая его в вертикальном положении. И тут суставы, до того мертвые, начали медленно и с огромным трудом двигаться; колени распрямились, голова вскинулась… шаг… второй… поворот… Женя понял, что они танцуют.
   Сначала неуклюжие движения причиняли ему боль, но, по мере того, как темп возрастал, появилась безумная, неудержимая легкость. Тело женщины полностью потеряло форму, превратившись в снежный вихрь, вращающийся и извивающийся, штопором вкручивающийся в небо, сверкающий и искрящийся миллионами насмешливых глаз, а могучие объятия управляли малейшими Жениными движениями. Небесные змеи образовали где-то в бесконечности лучезарный нимб, указывая всем центр Вселенной, но только Женя имел шанс вознестись в прекрасную холодную бездну… Это был самый потрясающий момент в его жизни, потому что он полностью принадлежал Женщине-Вьюге, и она принадлежала ему.
   …А как может быть иначе?!.. Но стоило ему так подумать, все закончилось – мгновенно и без видимой причины. Сразу исчезло ощущение холода и одновременной легкости – вместо них Женя почувствовал каждую клеточку своего грубого, источающего тупую боль, организма. С трудом открыл глаза и уперся взглядом в зашторенное окно. Оно наверняка являлось частью квартиры, а не ледяного замка.
   …Я никогда не задергиваю шторы. Когда и почему я это сделал?.. Или это сделал не я?.. Или это не моя квартира?.. Вопросы роились вокруг его головы, не проникая внутрь, потому что там воцарился покой. Счастливый, Женя закрыл глаза, но одновременно с этим стали возвращаться будничные мысли о том, сколько же он вчера выпил, чтоб пребывать в таком феерическом состоянии, и почему не помнит, с кем пил?.. Позвонит ли сегодня Настя и хочет ли он ее видеть?.. Какое сегодня число и не приехала ли Ленка?..
   А еще ему страшно хотелось спать. Женя повернулся на бок, с удовольствием чувствуя, как его тело касается сбившихся складок простыни. …Блин, а ведь до Женщины-Вьюги мне снилась еще какая-то фигня, – вспомнил он, – типа, дом с привидениями… жуткие сны снятся, когда хочется спать с кем-то, а спишь один… – он снова приоткрыл глаза и даже осмотрел комнату – слава богу, он все-таки дома и ничего вокруг не изменилось, кроме задернутых штор, наполнявших помещение вечным сумраком, – стоп! Наверное, я задернул их, когда трахал Настьку! На всякий случай. Она ж тут голая носилась по квартире, дура!.. Оказывается, я еще кое-что помню… теперь надо хорошенько выспаться и к вечеру стать нормальным человеком… к вечеру или к утру? А в принципе, какая разница?..

   – Вот и приехали, – объявил продюсер, и автобус остановился. Памятуя о недавнем снеге, Светка хотела спросить, какая на улице погода, но не успела, потому что Паша нетерпеливо распахнул дверь.
   Теплый ветерок лениво играл пыльной листвой в сквере за Домом актера. Потускневшее за целый день напряженной работы солнце обрело красноватый оттенок, и уже с трудом поддерживало голубизну неба. Жара спала, постепенно превратившись в липкую духоту, поэтому и людей на улице было немного – лишь несколько человек на остановке, да парочка влюбленных, чьи прильнувшие друг к другу головы виднелись над кустами.
   – Сколько сейчас времени? – спросил Паша.
   – Без четверти семь, – с готовностью сообщил продюсер, – и число – двадцатое июля, и год тот же самый.
   – То есть, вы хотите сказать… – Лиза задумалась, пытаясь правильно выразить мысль, но продюсер ответил так, что формулировка сразу потеряла значение.
   – Лиза, ты – умная девушка, поэтому не заставляй меня начинать сначала. Просто с возвращением! Спасибо за игру.
   Все, кроме Алины, покинули автобус, с удовольствием вдохнув загазованный воздух и ощущая каждой клеточкой солнечное тепло.
   – Да? – Алина повернулась к черной стенке, отделявшей салон от кабины, – спасибо за игру? Классно! А я в трусах пойду по городу?
   – Действительно, чуть не забыл, – дверца хлопнула, и продюсер предстал воочию, – держи. Валялось там, под окнами.
   – Видуха у меня будет! – она встряхнула свои джинсы.
   – Ничего страшного, – продюсер махнул рукой.
   – Вам ничего страшного, а мне даже постираться негде! – возмутилась Алина, стягивая Никитину футболку, но никто даже не обратил внимания на ее обнажившиеся «прелести».
   Вид грязной, скомканной одежды, мгновенно включил у всех «машину времени», именуемую памятью, но, несмотря на свежесть впечатлений, воспоминания никак не ассоциировались с реальными событиями – они, скорее, походили на сон, который должен неминуемо исчезнуть. Никто не комментировал своих ощущений, а глядя на улыбающегося продюсера, каждый ждал, когда тот растворится в воздухе, отделив правду от вымысла, но продюсер не исчезал. Пока Алина одевалась, он принес весьма объемистый кейс.
   – Возьмите, это все тоже ваше. Не знаю, встретимся ли мы еще в этой жизни.
   Дождавшись, пока Алина покинет салон, он запрыгнул в кабину. Микроавтобус вздрогнул, мигнул желтым глазом и через минуту «видение» наконец-то скрылось за серебристым джипом.
   – Мне все-таки кажется, что это бредовый сон, – нарушил молчание Паша, – или какой-то коллективный гипноз – сколько мы там пробыли, а тут ничего не изменилось.
   – Да? – Алина усмехнулась, – ты, вон, на Лизу посмотри.
   – Что? – Лиза опустила взгляд и сразу поняла, о чем шла речь; и все поняли, ведь на ней остались блузка и юбка, которые она облюбовала в «гардеробной комнате».
   – Блин!.. – Светка, в сердцах, шлепнула себя по ноге, – там же столько классного шмотья было!..
   – Никит, ты согласен, что это не сон и не гипноз? – Алина смотрела пристально, ведь от ответа зависело очень многое – если он скажет, что ничего не было, значит… значит, она опять ошиблась и придется начинать все сначала, только где, и с кем?..
   – Конечно, согласен, – Никита обнял ее за плечи.
   …Все равно он сказал это как-то легкомысленно, – ревниво решила Алина, – наверное, он имел в виду совсем не то, что я… Но довести мысль до логического вывода не успела, потому что Лиза ойкнула, прижав ладонь к приоткрывшемуся рту.
   – А ключи?.. – она обвела всех испуганным взглядом, – как я домой попаду?
   – А у меня там вообще все осталось, и деньги, и документы… я как из Москвы приехала, – Алина беспомощно обернулась к Никите, – блин, поучаствовала в проекте!
   Никита открыл кейс, и Алина, увидела его содержимое.
   – Это мое! – воскликнула она.
   – Ну, и слава богу, – Никита облегченно вздохнул, наблюдая, как вещи обретают хозяев, вроде, тоже чувствовал ответственность за случившиеся, – и кто куда?
   – Я домой, – без раздумий заявила Лиза.
   – Может, обменяемся телефонами? Есть на чем записать? – поскольку все промолчали, Никита пошарил по опустевшему кейсу, но извлек только визитку. Прочитал вслух, – «Представитель Spiritus vitalis в России». Нужна кому-нибудь?
   – Спасибо, обойдемся, – проворчал Паша.
   – Не хотите, как хотите, – он сунул визитку в карман, – если есть желание, запомните мой номер – он легкий.
   Но одна лишь Светка послушно внесла его в память своего телефона и потом вздохнула.
   – Ладно, я тоже пошла. Помоюсь по-человечески… Проект, блин!.. Хрень какая-то…
   – Приедешь, Марине позвони. Вдруг она уже дома? – попросил Никита.
   – А вдруг нет? Что я ее предкам скажу?
   – Зря мы отпустили продюсера, – Паша покачал головой, – не нравится мне такая диспозиция… Слушай, может, стоит в милицию заявить?
   – О чем? – Никита засмеялся.
   – Ну, обо всем, – Светка пожала плечами.
   – О том, что тебе не нравится, как был организован проект? Так это не к милиции вопрос. Не переживай, Свет – скоро увидишь свою Мэри по телевизору.
   – Я и не переживаю. Чего я должна переживать?.. – Светка вспомнила последний разговор с Мариной и мысленно добавила …если она даже не считает меня подругой… Подхватив пакет, она направилась к остановке.
   – Какая дешевка! – подытожила Алина, – это ж твоя подруга, блин!
   – Не суди, да не судима будешь, – Никита погрозил ей пальцем и повернулся к Паше, – а ты?
   Он помнил Танино поручение и собирался честно исполнить его, несмотря на то, что не совсем понимал смысл. Что можно обнаружить в почтовом ящике? Последнее Танино письмо?.. Хотя в наше время там может находиться все, что угодно – от предвыборных листовок до взрывного устройства. Кто знает, что произошло в Танином сознании, обогащенном новым знанием? Но ведь она-то помогла ему…
   – Не знаю, – Пашины губы скривились в усмешке, – уж моя жизнь, точно, не изменилась.
   – Ну, как же? – удивился Никита, – теперь ты, например, знаешь, что смерти нет.
   – Никит, – Паша внимательно посмотрел ему в глаза, – хочешь, я тебе скажу? Только не надо «хлопать крыльями», потому что шоу закончилось. Все у вас классно получилось. Если есть книга отзывов, я с удовольствием отмечусь, но неужели вы считаете, что кто-то способен воспринять все это всерьез?
   – Но ты же воспринимал – шоколадку мне показывал, – напомнил Никита.
   – Было такое, – Паша кивнул, – ну… – он пожал плечами, – могу только оценить ваш профессионализм. Тем не менее, так не бывает в реальной жизни. Реально – вот, – он обвел рукой знакомый городской пейзаж, – это реально. Понимаешь, о чем я? Там, конечно, поддаешься общей атмосфере…
   – Значит, и с Таней ты не общался?
   – К сожалению, – Паша вздохнул, – наверное, потому что я постоянно думаю о ней, она мне везде и мерещится. Не знаю уж, какие у вас источники информации, но воспользовались вы ими очень красиво.
   – Ладно, не будем спорить, – Никита махнул рукой, поняв, что диспут принимает бесконечный и бессмысленный характер. Хотя говорили они, вроде, на одном языке, их знания и убеждения располагались в столь разных плоскостях, что соприкоснуться не могли ни коим образом. Оставалось лишь исполнить Танину просьбу, а дальше каждый может следовать своей дорогой, – давай, я провожу тебя? – предложил он.
   – С чего вдруг? Алину, вон, лучше проводи.
   – Например, по рюмке выпьем, – брякнул Никита первое, что пришло в голову.
   – А я куда? – обиделась Алина. До этого она молчала, пытаясь определить свои дальнейшие действия. Надеяться, будто жизнь изменилась настолько, что ее драгоценная сестричка освободит ей комнату, не приходилось – все-таки это ж было шоу. А самое противное, что она ведь надеялась прожить там хоть неделю, а получалось, что сегодня утром только приехала из Москвы. …И что же изменилось?.. Взглянула на Никиту – единственный, действительно новый персонаж в ее жизни, и вот тут-то она и спросила: – А я?..
   – Ты с нами, а куда ж еще? – Никита даже удивился такой постановке вопроса, и Алина успокоилась. Значит, все-таки что-то произошло; что-то ей дал этот проект – только хорошее или плохое?.. …А разве может быть хуже, чем у меня есть?..
   Против прощальной рюмки возразить Паше было нечего, потому что переведя последние события в категорию снов и фантазий, он остался наедине с той самой пустотой, которую, собственно, и ожидал встретить. Он ведь заранее знал, что сына ему не покажут, и если быть честным до конца, ехал сюда просто за неимением другого пристанища.
//-- * * * --//
   В переполненном автобусе Пашу оттеснили в глубину салона, а Никита с Алиной оказались на задней площадке, прижатыми к огромному запасному колесу.
   – Выходим через три остановки, – успел предупредить Паша, и теперь Никите оставалось лишь, повернув голову к окну, наблюдать, как автобус катится по мосту над грязным, подернутым ряской водохранилищем. Он размышлял о том, что произошедшая с Пашей метаморфоза, вполне объяснима, ведь даже он сам, охотно принявший все случившееся как внезапно открывшуюся истину, сейчас, глядя на эту воду, на обгонявший их поток машин, чувствуя прикосновения потных, истомленных жарой тел, утратил остроту ощущений. …Но это не сон!.. Ведь осталась Алина! Ей неоткуда взяться, если ничего этого не было! Единственно, может, все происходило не совсем так, как подсказывает завороженная память?.. – Никита посмотрел на девушку, уже переставшую сопротивляться натиску толпы и невольно прижавшуюся к нему всем телом, – мы ж могли познакомиться на улице, только я спьяну ничего не помню…
   – И куда все они едут? – Алина беспомощно улыбнулась.
   – На пляж, – удивился Никита, – сегодня ж суббота.
   – Я и забыла. За столько лет отвыкла от этого города… Никит, – говорить ей было неудобно, и она сделала героическое усилие, чтоб хоть чуть-чуть отстраниться от собеседника, – а зачем мы едем? Ты так хочешь выпить? Ты ж говорил, что это для тебя не главное… а то мне становится страшно.
   – Не бойся, – Никита улыбнулся, – у меня и денег-то нет.
   – А тогда зачем?
   – Там, где мы были, все по-другому, ты согласна?..
   – И что?
   – Так, может, все оно и осталось там, и никакой связи нет? Я хочу проверить.
   – А то, что мы знакомы?..
   – Это здорово, – Никита уткнулся в ее волосы и теперь шептал прямо на ухо, – мне надо проверить еще один факт – если «там» и «здесь» как-то соотносятся, в почтовом ящике должно лежать нечто очень важное для Паши.
   – Письмо?
   – Не знаю. Увидим… если оно там есть.
//-- * * * --//
   На остановке вышло еще несколько человек, которые быстро исчезли во дворах.
   – Вон, магазин. По крайней мере, полгода назад был, – Паша направился к большому белому павильону, и Алина успела, придержав Никиту за руку, сунуть ему деньги.
   – Возьми, а то неудобно получится.
   – Ты такая богатая? – он спрятал «стольник» в карман.
   – Нет, но со мной же все, нажитое непосильным трудом, – Алина невесело усмехнулась.
   – Прорвемся, – Никита обнял ее, – все будет хорошо.
   – Очень надеюсь, – Алина неуверенно кивнула.
   Когда они вошли в зал, Паша уже стоял у прилавка, изучая плотные ряды бутылок – таких разных по форме и объему, но, в принципе, наполненных одной и той же жидкостью.
   – Выбрал? – Никита остановился рядом.
   – Мне без разницы. Честно говоря, особо не хочется.
   – Так не пейте, – обрадовалась Алина, – Паш, покажи, где ты живешь, да разбежимся, а потом как-нибудь соберемся…
   – Да не живу я там!.. – оборвал ее Паша, но представил, как окажется в пустой квартире, наедине с сумкой, которую неизвестно куда теперь нести. …А пусть будут!.. – решил он, – в компании как-то веселее до вокзала ехать… и там, пока буду ждать поезд, можно выпить – чтоб никакого одиночества, а то башню снесет …
   – Пойдемте, – сказал он, вздыхая.
   – Ты умница, – прошептал Никита, касаясь губами Алининого уха.
   Зайдя в подъезд, Паша сразу направился к лифту, а Никита, словно не замечая этого, взбежал на площадку, где облезлую стену украшали зеленые квадраты почтовых ящиков.
   – Ты куда? – удивился Паша, – нам на шестой этаж.
   – А квартира какая? – спросил Никита.
   – Девяносто пятая.
   Никита наклонился, заглядывая в ящик с цифрами «95».
   – Что-то лежит, – сообщил он радостно – конечно, он ничего там не разглядел, но что-то ведь там должно было быть!..
   – Это Наташке, небось – моей бывшей.
   – И чего оно там будет валяться? Пропадет еще.
   – Да хрен с ним! – тем не менее, Паша нехотя поднялся.
   – И кому? – Алина видела, как он достал из ящика конверт.
   – Мне. Не пойму только… почерк какой-то… детский, что ли?.. – он вскрыл конверт и извлек вместе с половинкой тетрадного листка, фотографию.
   – Ты ж говорил, у тебя сын, – Никита заглянул ему через руку, – а здесь, типа, мама с дочкой.
   – Господи… – прошептал Паша, – Танюшка…
   – Симпатичная, – Алина, не знавшая о ком идет речь, одобрительно кивнула, – а девочка – это твоя дочь, да?
   – Не было у нас никакой дочери… – Паша развернул листок, но при этом выронил конверт, спланировавший прямо к Алининым ногам.
   – И что там? – Алина подняла его, с интересом изучая обратный адрес.
   – Суки!.. – пробежав глазами строчки, Паша сжал кулаки.
   – Ты чего? – не понял Никита.
   – На, сам читай.
   – «Уважаемый дядя Павел, – Никита сделал паузу, но не стал задавать лишних вопросов, – извините, что не знаю Вашего отчества. Меня зовут Оля. Мне двенадцать лет. Посылаю Вам фотку, где мы с сестрой Таней, которая погибла на войне. От нее я узнала, что Вы добрый и смелый. Дядя Павел, помогите мне, если можете. Мама у меня хорошая, но она сильно пьет, а отчим заставляет меня делать всякие плохие вещи. Таня обещала, что заработает много денег и мы купим квартиру, чтоб жить с ней и с Вами вместе. Дядя Павел, если Вы, правда, добрый и смелый, приезжайте. Я буду молиться за Вас. Мне сказали, что если молиться, Вы обязательно приедете…» – Никита сложил листок.
   – Блин!.. – Алина одним словом выразила все свои эмоции и быстрым движением промокнула уголки глаз.
   – И что ты будешь делать? – Никита вернул Паше письмо.
   – Угадай с трех раз! – губы его сжались, а глаза превратились в щелки, – сначала я этому уроду отрежу яйца тупым ножом! – громоздкая и, на первый взгляд, неподдающаяся описанию конструкция мироздания сразу показалась ему простой и логичной, и если кто-то называет это «шоу», то пусть так и будет!..
   – Мы пошли, наверное? – Никита взял Алину за руку.
   – А? – Паша оторвался от улетевших далеко вперед мыслей, – Никит, – голос его вдруг изменился, – ты не представляешь, как я тебе благодарен.
   – За что?
   – Сам бы я сроду не полез в ящик. Представляешь, что было б? Я тут… или туда уехал, а она!.. – в порыве он обнял Никиту, не ожидавшего подобного откровения.
   – Да брось ты – я-то тут причем? Это ж случайно… – он освободился из объятий.
   – Ты случайно приехал, чтоб показать мне письмо, да? – Паша погрозил пальцем, – ты знал о нем! Кто тебя послал?
   – Кто ж меня может послать? – Никита засмеялся, – нет, могут, конечно – я даже знаю, куда. Алин, закрой уши.
   – А, может, и случайно… – Паша разочарованно вздохнул, – ты все равно не скажешь, да?
   Никиту так и подмывало рассказать правду, но он подумал, что Паша опять ему не поверит, поэтому только кивнул.
   – Все, Паш, разбирайся, а мы поехали, – он обнял Алину, – едем ко мне? Я тебя с мамой познакомлю. Она у меня нормальная – думаю, вы поладите.
   При упоминании о маме, с которой придется «ладить», настроение Алины упало, но другого выхода не было. …Время все расставит по местам, – решила она, – хотя, если время – категория относительная… Нет, об этом надо забыть…
//-- * * * --//
   Лиза закрыла дверь и остановилась. Тишина квартиры нарушалась лишь тиканьем настенных часов. Вернее, нет, часы не нарушали тишину – их звук был таким знакомым и уютным, словно они разговаривали. …Конечно, они пытаются рассказать, что здесь происходило в мое отсутствие!.. – Лиза посмотрела на черный циферблат с белыми делениями, – половина девятого. Меня и не было-то всего каких-то четыре часа – что тут могло произойти?..
   Она сбросила туфли и босиком прошлепала на кухню. …Какая же я все-таки умница! Какая чистота и порядок!.. Одна я тут самая грязная…
   Зайдя в ванную, включила воду и вернулась на кухню. Задумчиво посмотрела на сигареты, лежавшие на столе. …Обещала ведь бабушке бросить, если жизнь наладится… Так это если наладится!.. Да и какая бабушка?..Это же был сон… – для убедительности Лиза еще раз взглянула на часы, – вот оно, реальное время – без двадцати девять. Просто из-за Антона я ночью плохо спала и «вырубилась», едва закончив дела. Странный какой-то, сон, – она достала сигарету, – и глупый к тому же. Откуда взялись свечи, заклинания?.. Скорее всего, от безысходности. Когда сам ни на что не способен, хочется, чтоб кто-то сделал это за тебя, – глубоко затянулась, – пусть сон, но для чего-то же снятся сны? Может, сознание пытается найти выход, моделируя ситуации, а, может… Интересно, есть все-таки тот пресловутый «тонкий мир», во главе с неким высшим началом? Наверное, есть – не от обезьян же мы произошли, в конце концов, но какова доля его вмешательства в нашу жизнь? Или мы существуем параллельно, иногда, по чистой случайности, вторгаясь на сопредельные территории?.. Никогда мы этого не узнаем…
   Лиза вдруг почувствовала, что не получает удовольствие от курения. Нет, вкус остался прежним, и также вползая через рот, дым заполнял часть черепной коробки, тем самым, концентрируя мысли – все было по-старому, а удовольствие пропало. Она подумала, что курит не потому, что ей хочется это делать, а потому что зависима от процесса.
   …Эта вечная зависимость, начиная с никотина и кончая Антоном… Внимательно посмотрела на сигарету, от которой осталось еще две трети. Ей стало жаль такой длинный «бычок», но может же она сделать хоть что-нибудь эдакое! …Разве это эдакое? – она усмехнулась и безжалостно раздавив сигарету в пепельнице, заглянула в пачку, – ничего, там еще много. На всякий случай…
   Лиза зашла в ванную и принялась раздеваться. По привычке взглянула в зеркало, но ничего не увидела в запотевшем стекле. Аккуратно вывела пальчиком «Лиза – умница», и это вполне заменило собственное отражение; улыбнулась, потому что сквозь букву «Л» смотрел знакомый карий глаз. Она уже подняла ногу, чтоб окунуть ее в горячую воду, но услышала телефонный звонок.
   …Кто бы это?.. Впрочем, мало ли кто, все-таки субботний вечер… Лиза нагишом выскочила из ванной (а кого ей было стесняться в пустой квартире?) и только успела сказать «алло», как в ухо ворвался визгливый голос. Она и слов-то сначала не могла разобрать, придя в себя лишь к середине фразы.
   – …ты, стерва! Хочешь разрушить семью?!..
   – Извините, – Лиза от неожиданности даже опустилась в кресло, – вы куда звоните?
   – К тебе, тварь, звоню! Потаскуха! Теперь я знаю, в какие командировки он ездит!.. Но Антона я тебе не отдам!..
   – Положи немедленно трубку! – послышался приглушенный мужской голос.
   – А вот, хрен тебе! Лучше повтори ей то, что ты мне говорил только что!
   – Лиза, – голос Антона сделался узнаваемым, – я тебе потом все объясню…
   – Нет!.. Ты скажи ей сейчас!
   Лиза отчетливо слышала оба голоса и даже представила, с какой ненавистью они вырывают друг у друга трубку – Антон, небось, красный, как рак, и с бегающими глазками. …Почему-то у меня он ведет себя по-другому – если б дома он был таким, так давно б ушел от этой ненормальной!..
   Жену Антона Лиза видела только на фотографии в его бумажнике и пошутила, что если ей растрепать волосы, то получится настоящая ведьма – вот, наверное, именно так она сейчас и выглядела. …И зачем мне все это? – неожиданно подумала Лиза, – чтоб в один прекрасный день узнать, какой подвиг он совершил ради меня, бросив такую распрекрасную жену, и что теперь я обязана ему по гроб жизни?..
   – Лиза, я ей не говорил… она сама… – мямлил Антон, но жена выхватила у него трубку.
   – Ты – проститутка! – крикнула она, – он сам так сказал, только боится повторить! Трус несчастный!.. Но меня он любит, а тебя трахает!..
   – Я знаю, – ответила Лиза, на удивление, спокойно, – а с чего ты взяла, что он мне нужен?.. И кстати, о «любит» и «трахает»… я сама только что поняла…
   – Что ты там понимаешь, кроме как ноги раздвигать?..
   – Любовь, – невозмутимо продолжала Лиза, – это когда твоя терпимость побеждает недовольство его недостатками, а «трахать» – это когда тебе плевать, есть там какие-то недостатки или нет… основной инстинкт, поняла?
   Жена растерянно замолчала. Видимо, кроме потока брани, сказать ей было нечего, тем более, слова о любви вырвались у нее по необходимости – просто ситуация требовала, чтоб они были произнесены. Лиза же, наоборот, поняла, что наконец-то мысли, столько лет неприкаянно бродившие в голове, выстроились в систему, и теперь их даже можно облечь в слова.
   – Пока ты не видишь его недостатков, ты влюблена, – сказала она назидательно, – а когда уже не можешь с ними мириться – все исчезает навсегда. А, вот, между ними и есть любовь!.. – впервые в жизни Лиза почувствовала себя победительницей и выдала заключительный аккорд, – так вот, запомни – моя терпимость иссякла, и если он хоть когда-нибудь заявится ко мне, я сама тебе позвоню! Ты успокоилась? – не дожидаясь ответа, она положила трубку.
   В душе Лиза давно подозревала, что ее «любовь» закончится примерно так и очень боялась этого. Ей казалось, что потом наступит пустота – эдакое звенящее одиночество, из которого некуда бежать, но все оказалось гораздо проще. Возникла не пустота, а ощущение простора, словно вырвалась она из тесной клетки, и теперь способна, расправив крылья, взмыть высоко-высоко. …Интересно, это бабушка на меня так воздействовала или я дошла своим умом? Скорее всего, своим… хотя и сны тоже несут психологическую установку… Вообще, классно было б, если тот мир тоже существует – если после смерти мы не умираем… Господи, о чем я?..
   Лиза потянулась, физически ощущая свою свободу, но взгляд уперся в лежавшую на стуле одежду. …Вот, только откуда это все взялось, если мне просто снился сон?.. Вывернув блузку, она обнаружила лейбл «Carlit collection Italy model». …Нет, купить такую не проблема, только когда я успела это сделать?.. Подошла к шкафу и достала альбом с фотографиями, который начинался бабушкиным портретом. Вытащила снимок и уставилась на него, опершись руками о стол.
   – Бабушка, если ты есть, дай мне знак, – огляделась, но только тикали часы, да в ванной шумела вода – ничего не сдвинулось с места, и даже птица не подлетела к окну, как обычно показывают в кино, – тогда пойду, покурю. Нет, я обязательно брошу, но не сразу же. Ладно, бабуль? Все будет хорошо, правда? – на всякий случай она поцеловала снимок и убрала обратно в альбом.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ФИНАЛ или ИГРА В РЕАЛЬНОМ ВРЕМЕНИ

   – Алексей Борисович, – секретарша приоткрыла дверь кабинета, – пресса. Вы просили, – цокая каблучками, девушка подошла и положила на стол газету, первую страницу которой занимала фотография двух искореженных до неузнаваемости автомобилей, – еще что-то?
   – Леночка, сделай, пожалуйста, кофе.
   Секретарша вышла, а продюсер развернул к себе снимок. Какое-то смутное чувство, в народе считающееся, то ли наитием, то ли интуицией, подсказывало, что это происшествие имеет к нему отношение… или, возможно, он к этому происшествию.
   Такие ощущения возникали у продюсера весьма часто, и в этом заключался его уникальный дар – выбирать нужные материалы из общего потока информации. Причем, он давно перестал обращать внимание на дату, когда вышла газета – это могло быть год назад, вчера, сегодня или, как в данном случае, аж через девять дней, если считать от сегоднящнего. Леночка просто извлекала их из ящика, висевшего между этажами, и так было всегда, а, значит, так должно быть.
   Вырезав статью о жуткой аварии, продюсер небрежно бросил газету на подоконник, даже не задумываясь, что ее еще не читал никто в мире; вынул из шкафа одну из многочисленных папок, расправил уже имевшиеся в ней вырезки, и как всегда поступал в таких случаях, поднял глаза к потолку, сложив лодочкой ладони.
   – Господи, не устаю поражаться твоей мудрости. Славься во веки веков. Аминь.
   Бог, естественно, ничего не ответил, но продюсер и не надеялся на его откровение, поэтому вернулся к вырезкам, освежая в памяти их содержание. В одной говорилось о гибели мужчины, забравшегося в заброшенную церковь (статья имела мистический оттенок, и если б не мода на потустороннее, вряд ли сей малозначительный случай попал на страницы столичного еженедельника). Две другие заметки явно принадлежали провинциальным изданиям, что чувствовалось по качеству бумаги. В одной, сотрудники милиции просили откликнуться возможных свидетелей изнасилования, случившегося в лесу, недалеко от города Воронежа (благодаря стараниям врачей, девушка осталась жива, но так и не смогла ничего вспомнить о трагедии). Вторая заметка также была инициирована милицией – такие призывы о помощи обычно печатают в правом нижнем углу под рубрикой «Найти человека». По твердому убеждению Алексея Борисовича, ни в первом, ни втором случае очевидцев происшествия не найдется никогда.
   Продюсер присовокупил новую вырезку к уже имевшимся, и завязав на папке старорежимные тесемочки, взял чистый лист бумаги. Он успел даже написать: «Отчет о результатах 128-го тура…», когда дверь приоткрылась.
   – Ваш кофе, – секретарша осторожно вошла, держа в руке крошечную чашку.
   – Спасибо, – продюсер отодвинул лист и откинулся в кресле, изучая свою верную помощницу, – Леночка, давно, вот, собираюсь спросить, а тебе нравится твоя жизнь? Может, ты тоже хочешь поучаствовать в наших играх, пользуясь, так сказать, служебным положением? У нас это даже приветствуется, не как в других компаниях.
   – А зачем? – девушка, собиравшаяся выйти, остановилась.
   – Ну, не знаю, – Алексей Борисович смачно отхлебнул кофе, – всем почему-то кажется, что они должны жить лучше, чем живут сейчас: всем чего-то не хватает – кому хлеба, кому дачи на Канарах, – он засмеялся собственной шутке, – ты присядь.
   Девушка опустилась в кресло, будто специально поставленное прямо напротив стола, и поэтому плотно сжала колени, но продюсера не интересовал цвет ее трусиков.
   – Устраивает ли тебя зарплата? – спросил он.
   – Вполне, Алексей Борисович.
   – Странно, – продюсер покачал головой, – по статистике таких ненормальных всего полпроцента населения, и те миллионеры… или у тебя есть богатый спонсор?
   – Нет, спонсора нету, – Леночка покраснела.
   – Ну, а парень-то есть? Ты ж эффектная девушка.
   – Этого добра, валом, – Леночка гордо вздернула носик, – но я пока выбираю, чтоб потом не пришлось ничего менять.
   – Стоумовая, да?.. А живешь ты где?
   – Квартиру снимаю. Хозяева хорошие…
   – Пора б свою иметь! – перебил продюсер, – в наше время это ведь не проблема.
   – Я знаю, – Леночка кивнула, – на следующий год буду в ипотеку вступать. Я пока к одной фирме присматриваюсь, а то ж, знаете, сколько сейчас всяких мошенников.
   – Да, тут с самой ипотекой, сплошное надувательство, – продюсер махнул рукой, – давай лучше, отдадим тебя замуж за олигарха – будешь жить в хоромах, с прислугой!..
   – Так это ж будут его хоромы и его прислуга. Кто знает, как оно потом повернется? А когда есть свое гнездышко…
   – Скучно с тобой, – продюсер вздохнул.
   – Я могу идти? – Леночка улыбнулась, сочтя слова шефа высшим комплиментом.
   – Иди, что с тобой делать.
   Секретарша вышла, а Алексей Борисович включил компьютер – отчет ведь никуда не денется, а для начала 129-го тура, у него уже должны иметься конкретные кандидаты.
//-- * * * --//
   Звонок вплыл в Женино сознание из хаотического сна, который он тут же позабыл. Звук постепенно становился все отчетливей и даже казалось, громче. Обычно в таких случаях Женя вскакивал с постели и начинал метаться по комнате в поисках телефона, но сегодня злорадно слушал назойливые призывы извне и радовался, что может просто не реагировать на них. Реальных причин для этого не было, но само вторжение могло привнести в его жизнь нечто, а ему не хотелось ничего. Он с удовольствием ощущал прочную защиту стен и даже окно, воссоединявшее его с миром, открывало лишь квадрат голубого неба и пыльные верхушки деревьев, являясь недоступным ни одному агрессору. Женя чувствовал себя в безопасности с мыслями, которые вытеснили привычные желания.
   Звонок смолк, но вернуться к сну оказалось уже невозможно, тем более, сейчас Женя ориентировался во времени гораздо лучше, чем при прошлом пробуждении, и ясно понимал, что наступило утро. Очередное утро очередного дня…
   Повернувшись на спину, он попытался понять, что же происходит, вернее, что уже произошло, столь кардинально изменив его настроение. Это однозначно не странный проект, правил которого он так и не успел уяснить, прежде чем его оттуда вышибли – дело в более позднем событии, и Женя знал даже в каком именно, но словно влюбленный трепетно подкрадывающийся к предмету обожания, смаковал приближение к разгадке, перебирая в памяти подробности. И вот, наконец, она! Поражающая гибкостью тела, достигающая небес в безумном танце Женщина-Вьюга с миллионом искрящихся глаз. Ему показалось, что испытанное в тот момент оцепенение не связано с холодом, а результат невиданной доселе страсти и смятения души.
   Нет, это не было сном – это был прорыв в фантастическое состояние, повторить которое вряд ли возможно с земной женщиной. Разве сможет даже самая великолепная балерина танцевать так, как Женщина-Вьюга, вознося его к звездам? Конечно, нет. А значит, испытать еще раз это великое наслаждение не удастся никогда.
   Что ж у него осталось, кроме памяти, и что можно предпринять, владея лишь памятью?..
   Женя с ужасом подумал, что пройдет неделя, потом месяц, и память сотрется. Так всегда бывает – даже самые прекрасные и самые трагические моменты по прошествии времени непременно теряют остроту, превращаясь в самые заурядные воспоминания, в вехи, так сказать, на жизненном пути. Этого нельзя было допустить, хотя бы потому что нечем заменить, а как оставлять внутри себя пустоту?.. Даже не просто пустоту, а самую страшную пустоту, которую знаешь, чем заполнить, но не можешь этого сделать.
   …Надо срочно зафиксировать память!.. Женя резко сел, готовый немедленно приступить к осуществлению своей сумасшедшей идеи – оставалось только найти способ. Он ведь не обладал ни одним из талантов, способных сохранять эмоции. …Кажется, это называется творчество, – вспомнил он, – жаль, что я не умею, ни писать, ни рисовать, ни сочинять музыку… – он посмотрел на серый ящик компьютера, стоявший под столом, – железяка хренова, что ты можешь создать?..
   Жуткие монстры, которых он всего несколько дней назад крушил с несказанным удовольствием, не просто перестали представлять интерес, а сделались смешны. Тратить время на бессмысленные войны с дурацкими картинками?.. Это кощунственно, когда знаешь и чувствуешь такое, чего не знает и не чувствует никто!
   …Надо попытаться хоть как-то запечатлеть это, ведь с каждой секундой все уходит!.. Блин, хоть записать, что ли, как оно было? Потом все вернется…как это называется?.. Ассоциативное мышление, кажется… Женя уселся к столу. Слова, вроде, получались правильные, но перечитав первые несколько строчек, он расхохотался. …Да разве так было?..Я и нужных образов-то никогда не подберу!.. Это должны быть какие-то совсем другие, особенные слова!..
   Словно школьник, грызя ручку, он уставился на новый лист – белый, как тот снег. Смотрел долго, пока перед глазами не закружились полосы пурги, и, вот, тогда, пришли слова – вернее, опять же пришли они не сами – их методично повторял странный обволакивающий, словно облако, голос.
   Писал Женя быстро и совершенно не задумываясь, а когда закончил, не понял, что у него получилось, ведь последний раз он читал стихи еще в школе, причем, даже не помнил, чьи именно. …Блин!.. – он перечитал написанное, – …Белой пурги полосы/ Все белой краской покрыли,/ А мне кажется твои волосы/ Разбросаны в целом мире. / Кажется, строгий иней/ На деревьях и на калитках/ Отливает глазами синими,/ Улыбаясь твоей улыбкой./ А люди ступают смело/ По льдинкам слез непрочному…/ Я хочу собрать в одно целое/ Разбросанное по кусочкам…
   Осмысление набора совершенно несвойственных современному молодежному сленгу строчек, прервал очередной звонок, только на этот раз звонили в дверь. Подчиняясь условному рефлексу, Женя нехотя поднялся. Ему было безразлично, кто его так настойчиво желает видеть, поэтому появление Насти не вызвало никаких эмоций.
   – Ну, ты что? – в ее голосе звучала обида, – я звоню тебе который день! Куда ты пропал?
   – Никуда, – Женя пожал плечами, – отсыпался.
   – После чего? – Настя подозрительно прищурилась.
   – Устал, – Женя смотрел на нее без всякого воодушевления, но с интересом, пытаясь провести параллель с Женщиной-Вьюгой, и сравнение получалось не в Настину пользу.
   – Может, хоть пригласишь войти?
   – Конечно, – Женя отступил в сторону. Сделав пару шагов, Настя остановилась, не зная, что делать дальше, так как рассчитывала на более радушный прием.
   – Знаешь, я долго прикидывала… ну, сам понимаешь про что, и решила, что ты мне катишь. Согласись, все у нас было, блин, выше только звезды!.. – реакции не последовало, и она вздохнула, начав сомневаться – не поторопилась ли, – короче, я бросила Димке «мыло», что завязываю с ним.
   – Я знаю, – Женя вспомнил странную встречу на проекте.
   – Откуда? Он уже наехал на тебя?
   – Нет, – Женя подумал, что совершенно бессмысленно объяснять источник своих знаний, – догадался, – и добавил, чтоб сменить тему, – ты проходи.
   – Просто проходи?!.. – возмутилась Настя, – мог бы и обнять, я ведь теперь твоя девушка.
   Женя протянул руки, но Настя ловко увернулась.
   – Теперь уж не надо, а то, вроде, сама напросилась, – войдя в комнату и не обнаружив ничего интересного, она взяла лежавшую на столе тетрадку, – ух, ты! – восторженно подняла взгляд, – а почему ты никогда не говорил, что пишешь стихи?
   – Потому что до сегодняшнего утра я их не писал.
   – Хватит втирать, – Настя еще раз пробежала строчки, – клево. Вот, значит, чем ты тут занимался? – она засмеялась, – прощаю, что не позвонил, – и грациозно протянула руку.
   – Безумно счастлив, – Женя притворно улыбнулся, коснувшись руки губами, и вдруг понял, что, действительно, близок к объявленному состоянию. Он сделал это!.. Он сохранил свои ощущения в самых обычных словах, понятных даже такой дуре, как Настя! Все! Можно вернуться туда в любое мгновение, достаточно лишь внимательно вчитаться… как это классно!..
   – А мне напишешь что-нибудь? – игриво спросила Настя.
   – Зависит от твоего поведения.
   – Ах, ты, вредина!.. – Настя повисла у него на шее, – немедленно пиши стишок!
   – Стишков я не пишу, – Женя грубо разомкнул ее руки.
   – Подумаешь! – Настя уселась на край стола, – я так поняла, что мне лучше уйти, да? Ты такое же трепло, как и все остальные! А я-то дура!..
   – Я не трепло, – Женя взял ее руку, – и не такой, как остальные, но «стишков» я не пишу.
   – Ну, извини, – Настя подняла глаза, уже, было, наполнившиеся слезами, – я больше не буду. Мир? – она протянула крошечный мизинчик.
   – Мир, – Женя потряс его, подцепив своим пальцем.
   – Теперь, может, поцелуешь меня?
   Женя положил руки Насте на плечи, и этого оказалось достаточно, чтоб она сама прильнула к его губам; потом острый, настырный язычок разжал зубы и начал хозяйничать у него во рту. …А почему бы и нет? – решил Женя, – свой долг перед Женщиной-Вьюгой я исполнил… Кстати, как она целуется я не знаю – может, это похоже на Настьку?.. Могу же я добавить туда что-то и от себя, а не только то, что мне пришло… не знаю откуда!..
//-- * * * --//
   Светка маялась уже второй день.
   …А кажется, прошла неделя… Нет, точно, не неделя? – она задумалась и неожиданно пришла к выводу, что это не важно – после возвращения с проекта, время будто начало какой-то другой отсчет. Если раньше Светке хватало сиюминутных радостей, которые она сама раздувала до гигантских размеров, а день, как правило, заканчивался замечательной фразой – слава богу, ничего плохого не случилось, то теперь «ключевая фраза» изменилась и звучала так – опять не произошло ничего хорошего. Это в корне меняло смысл прожитого дня и, соответственно, его «послевкусие». Почему так получалось, Светка не знала.
   …Может, я взрослею?.. – подумала она, и мысль эта привела ее в ужас, – не хочу стареть!.. Это что ж, пора выходить замуж, зарабатывать деньги, готовить обеды и стирать пеленки?.. Нет, никуда это не денется – мне ж только двадцать!.. Блин, мне просто скучно! А почему?.. А потому что, лето, блин!.. Все расползлись, кто куда – была одна Мэри, и та оказалась полным говном!.. Потом все соберутся, и жизнь станет прежней…Надо срочно найти себе пацана, чтоб дожить до первого сентября; только где его взять, так, сразу?..
   Выйдя на балкон, она увидела Катю из второго подъезда, одиноко сидевшую на лавочке. Подругами она не были, но и поводов для конфликтов не возникало – наоборот, это ж здорово, когда среди сотен лиц (например, в клубе) видишь знакомое – машешь рукой и тебе отвечают. Твой рейтинг тут же вырастает!..
   – Привет, – Светка перегнулась через перила, – чего киснем?
   – О, привет! – Катя подняла голову, – я не кисну – сейчас Вовка с Артемом должны подъехать. Слушай, Свет, а погнали с нами на речку!
   – Ой, как подумаешь – тащиться на автобусе туда, потом обратно – вся охота пропадает.
   – Подруга, ты за кого меня держишь? – Катя победно усмехнулась, – пацаны ж на тачке. Поехали, а то мне одной чего-то тухло с ними двумя.
   – А Артем это кто? – спросила Светка, зная, что с Вовкой Катя гуляет уже почти год.
   – Вовкин дружбан. Накаченный, как Шварценеггер!..
   – Люблю накаченных! – Светка мечтательно вздохнула и подумала радостно: …Вот все и разрешилось само собой. Оказывается, надо всего лишь иногда высовывать нос на улицу! А если дома сидеть, конечно, можно сдохнуть с тоски, и мысли дурацкие в голову лезут…
   – Ладно! – крикнула она, – подождите меня – я переоденусь!
//-- * * * --//
   Экран монитора потемнел, перейдя в ждущий режим, но Лиза продолжала смотреть на него, потому что не видела, ни того, что там было раньше, ни того, что стало теперь. Маша поднялась со своего места и заглянула ей через плечо.
   – Может, ты домой пойдешь? Чего маяться-то?
   – А?.. – Лиза повернула голову, – а дома я что буду делать?
   – Врача вызовешь. Это ж не нормально, если человек столько времени не спит. Пропишет тебе успокоительное.
   – А я и так феназепам глотаю, – Лиза усмехнулась, – но ни черта он не помогает – только хожу, как чумовая. Это все с Антона началось… вернее, как с его благоверной пообщалась… слушай, а могла она меня сглазить?
   – По телефону? – Маша с сомнением покачала головой.
   – Почему, нет? Если по фотографии все делают… так, то ж картинка, а это живой голос! Кстати, я по ночам и голоса слышу.
   – Чьи голоса? – заинтересовалась Маша.
   – Не знаю – их много. Наверное, я схожу с ума.
   – Да брось ты! – Маша встряхнула подругу за плечи, – ты совершенно нормальная! Это хроническая усталость – слышала, открыли такую болезнь? Иди домой – все равно делать тут нечего, а, в случае чего, я прикрою.
   – Может, ты и права, – Лиза встала, – где моя сумка?
   – Прямо перед тобой, – засмеялась Маша, – ну ты, мать, правда, даешь! Дорогу осторожней переходи, а то мне тут другая напарница не нужна.
//-- * * * --//
   Светка лежала на животе и разглядывала муравья, бодро бежавшего по длинной травинке. Совсем рядом раздавались удары волейбольного мяча, крики, плеск воды. …Как странно, – думала она, потому что человек не может совсем ни о чем не думать, – лежала дома – ни фига не делала, и мне было плохо, а лежу здесь и тоже ни фига не делаю, а мне хорошо. Что изменилось – хрен его разберет… – мысли невольно вернулись к проекту, ставшему самым ярким впечатлением, если не всей ее жизни, то уж последних лет, точно, – все-таки это был не сон и не глюки, иначе как бы Лизка реально притащила оттуда барахло? Кстати, интересно, как она там? Жалко, не взяла ее телефон, а звонить Никите?.. Там же, небось, эта сучка – Алина. Чего она на меня взъелась? Я ж ей ничего не сделала. Дура, блин… Хотя какая разница – лучше забыть все… и Диму, кем бы он ни был. Мэри, небось, вернется и расскажет… А тоже ведь штучка еще та – таскаю я ее за собой!.. Да если б не я, зачахла б в тоске!..
   – …И как он тебе?
   – Кто? – Светка повернулась к Кате, лежавшей рядом, – Артем? Ничего. Он спортсмен, да?
   – Каратист, блин! – Катя лениво смахнула с носа капельку пота, – искупаться что ли напоследок? – но не встретив поддержки, продолжила мысль, – я, вот, прикидываю, ведь если его разозлить, он же так врежет, что мокрое место останется.
   – Зато с таким ходить не страшно, – засмеялась Светка.
   – Ага, а если он тебе врежет? Нет уж, ходить лучше с газовым баллончиком.
   – А, по мне, так ничего, – Светка привстала, чтоб видеть ослепительно переливающуюся реку, в которой, как поплавки, торчали самые разные головы, и сразу увидела Артема. Они с Вовкой уже вышли из воды и обсыхая, стояли у самой кромки.
   В далекие «рыцарские» времена разговоры мужчин и женщин кардинально отличались друг от друга, но с приходом эры равноправия отличия стерлись, сохранив лишь последние островки независимости, типа, футбола, эпиляции и «Дома-2», поэтому Вовка спросил, равнодушно глядя на две худенькие фигурки, раскинувшиеся на его покрывале:
   – Как тебе девочка?
   – При случае, я б трахнул, – Артем потрогал почти сухие плавки и направился к машине, – как думаешь, она не против?
   – Если хорошо попросить, может, и не против, – Вовка догнал друга, – но просить надо нежно и ласково. Батя у нее бывший кэгэбешник, а сейчас у него крутое охранное агентство – сам понимаешь, если что, из-под земли достанет.
   – В натуре? – Артем с хрустом раздавил пластиковый стаканчик и даже не заметил этого, – а он меня к себе не возьмет? Ну, там, чтоб не ларьки сторожить, а, например…
   – …например, дочку, – со смехом закончил Вовка.
   – Точно!.. Не, реально – с ней задружить надо. Мне сейчас бабки нужны, а я ж, сам знаешь, без «пушки» любого завалю.
   – Так обмозгуйте с ней это дело наедине…
   Но «обмозговать наедине» не получилось, потому что сначала надо было завести Катю домой, и когда Светка тоже вышла из машины, чтоб сладко потянуться, она увидела на балконе отца с каким-то незнакомым мужчиной.
   – Свет, – крикнул отец, – поднимись домой!
   – Позвони, как освободишься, – шепнул Артем, незаметно разглядывая будущего шефа.
   – Ладно, – Светка официально сунула ему ладошку и послушно направилась к подъезду.
   Артем как-то сразу отодвинулся на второй план – гораздо больше ее интересовал незнакомец, потому что отец никогда не приводил в дом сотрудников, а друзей у него попросту не было. Он вообще не любил посторонних, отвадив даже подруг матери, а тут собирался ее с кем-то знакомить!..
   Но придумать объяснение Светка не успела – пока она поднималась, мужчины вернулись в квартиру и уже ждали ее на кухне. На столе непривычно не было, ни бутылки, ни закуски, ни даже кофе, и Светка окончательно растерялась.
   – Это старший лейтенант Клюев из Центрального РОВД, – представил отец, – Свет, он хотел бы поговорить с тобой.
   – О чем?.. – слово «РОВД» для Светки звучало загадочно и пугающе, – я что-то совершила?
   – Видите, Николай Сергеевич, – Клюев трагически вздохнул, – а вы говорите, что в обществе изменилось отношение к милиции. Ни черта оно не меняется, хоть каждый день крути сериал про хороших ментов!.. Ладно, какие ни есть, но свою работу мы делаем. Светлана Николаевна, скажите, вы знакомы с Мариной Свешниковой?
   – Конечно, – не задумываясь, выпалила Светка.
   – И когда вы видели ее в последний раз?
   – С ней что-то случилось? – Светка сделала удивленное лицо. …Точно! – мелькнула мысль, – как в кино показывают – пропавших начинают искать на третий день… Дура, блин! Могла б позвонить, а то мне теперь отдуваться!.. Да и что говорить? Какой-то никому неизвестный проект; продюсер без имени и фамилии; дом, находящийся неизвестно где – да кто в это поверит?.. А если врать, то что?..
   – Свет, отвечай, когда тебя спрашивают. Когда ты видела Марину? – повторил отец, глядя так, что Светка сразу представила его в кабинете, еще действующим полковником.
   – В это… – Светка запнулась, – в прошлую субботу.
   – Ну, с тех пор вы хотя бы созванивались? Николай Сергеевич сказал, что вы часами висите на телефоне, – Клюев улыбнулся, но как-то совсем не добро.
   – Нет, не созванивались…
   – А что так? Вы же лучшие подруги. Что-то не верится…
   – А, вот, так! – разозлилась Светка, – у нас нет графика общения. Можем мы устать друг от друга?.. Временно. С вами такого не бывает?
   – Допустим, – Клюев кивнул, – а при каких обстоятельствах вы виделись в последний раз?
   Светка помнила, как они звонили домой и внимательно смотрела на отца, пытаясь угадать, рассказал ли он об этом, но тот, как истинный чекист, в самый нужный момент отвернулся.
   – Марина собиралась на кастинг какого-то телепроекта.
   – Ты ж сказала, что вы идете вместе, – напомнил отец, и Светка возненавидела его – она почему-то вспомнила фильм про тридцать седьмой год и поняла, что все там правда.
   – Да, собирались… – и включила всю свою фантазию, – но я не пошла.
   – Почему?
   – Встретила друзей, и свалила с ними, а Мэри… в смысле, Марина двинула на свой кастинг.
   – А что это был за проект?
   – Кажется, он назывался… – Светка на секунду задумалась, но потом решила, что, в данном случае, лучше сказать правду, – «Измени свою жизнь».
   – Вы такой слышали? – Клюев удивленно взглянул на Николая Сергеевича.
   – Я не трачу время на ерунду, – отрезал тот.
   – Я тоже, – Клюев кивнул, – у меня жена смотрит, – он снова повернулся к Светке, – а где и когда проходил кастинг?
   – В Доме актера. Это была как раз прошлая суббота.
   – Двадцатое июля, – подсказал Николай Сергеевич.
   – Отлично, – Клюев записал дату, – это мы проверим. Дело в том, что ваша подруга пропала.
   – Как пропала?.. – Светка попыталась сыграть удивление.
   – Это мы и выясняем, – Клюев вздохнул, – похоже, вы последняя, кто ее видел. Скажите, а молодой человек у нее был?
   – Почему был? Он и есть – насколько я знаю, они не ссорились. Владиком зовут. Только его нет в городе – это точно. Он в лагерь уехал… ну, как это называется?.. – Светка наморщила лоб, – они там во всяких старинных воинов переодеваются.
   – Историческая реконструкция.
   – Точно! Он на историческом учится, и они почти всей группой решили…
   – Понятно, – перебил Клюев, – скажите, а она могла внезапно уехать к нему, например?
   Уже потом Светка решила, что надо было сказать – да, конечно!.. И пусть бы искали Владика – это ж далеко, где-то под Псковом, но ей льстило то, что ее уже, вроде, и не допрашивают, а советуются, поэтому она ответила задумчиво:
   – Вряд ли. Она б родителям обязательно сказала.
   – Может, и сказала… – Клюев отвернулся к окну, – но у них не спросишь – погибли они.
   – Как погибли?.. – Светка опустилась на стул. Глаза ее сделались огромными и круглыми. Она попыталась представить в гробу суетливую тетю Зину – как же теперь ее цветник на даче? А варенье кто будет варить?.. В отношении дяди Володи столь бурных эмоций не возникло, но и его все равно было жалко.
   – Ладно, Светлана Николаевна, – Клюев посмотрел на часы, – если что-то вспомните, позвоните, – он направился к двери.
   – А как они погибли?
   – Это вам Николай Сергеевич расскажет. Мы тут долго беседовали, пока вас ждали, а мне идти надо. Но думаю, мы еще встретимся, – голос Клюева стал резким.
   – Зачем? – испугалась Светка.
   – Мне кажется, вы еще что-нибудь вспомните, правда?.. Это же в ваших интересах.
   – Почему в моих интересах?.. – Светка совсем растерялась.
   – Подумайте сами.
   Это был очень грамотный ход – на Светку разом обрушились все сомнения и страхи, какие только присутствовали в ее жизни, а самые яркие из них были, конечно же, связаны с проектом. В панике она уже собралась звонить Никите, не взирая ни на каких дурацких «Алин», но в это время вернулся отец, провожавший следователя.
   – Одна дошлялась, – резюмировал он.
   – Пап, о чем ты говоришь? Это Мэри-то шлялась?.. Да она ж, как мышка… – Светка натолкнулась на взгляд, словно щупальцами, залезавший куда-то внутрь нее, и замолчала.
   – Послушай, Свет, это ты тому менту можешь, как вы выражаетесь, «впаривать», но я никогда не поверю, что Марина пошла туда, а ты нет. Вы обе там были. Лучше сама расскажи, что там случилось – я ж все равно узнаю, и даже раньше этого сосунка.
   – Пап, да ничего там не случилось!.. То есть, я не знаю… я ж не была там!
   Светка подумала, что шпионка из нее не выйдет, ведь если строгого тона и пристального взгляда достаточно, чтоб загнать ее в угол, то, что будет, если начать пытать?..
   – Ладно, – отец вздохнул, – тогда садись и для начала, я расскажу тебе, как вижу ситуацию, а ты прикидывай своими куриными мозгами и делай выводы…
//-- * * * --//
   Лиза сидела у окна и безрадостно наблюдала, как тускнеет солнце. Час назад оно дразнило ее, запуская лучики в прорехи тополиных крон, а теперь от него остался лишь красноватый след на быстро сереющем небе. Пройдет еще немного времени – оно исчезнет вовсе, и тогда на немыслимых качелях вознесется в темное небо бледная луна. Вздохнув, Лиза затушила очередную сигарету. Нет, при такой жизни она никогда не выполнит данного бабушке обещания – наоборот, теперь она курит даже ночью, как самый настоящий мужик.
   Прошла неделя с тех пор, как она вернулась домой, и за это время ей ни разу не удалось выспаться. Правда, на первую ночь сил хватило, благодаря возбуждению от «героического» разрыва с Антоном; щекочущим нервы воспоминаниям о странном доме, о бабушке и мельканию лиц, которые, утратив индивидуальность, превратились в одного абстрактного участника фантастического действа. Этот конгломерат, действительно, рождал ощущение новой жизни – в тот вечер она даже спустилась в магазин, купила шампанское и выпив бокал, рисовала себе расплывчатые картины грядущего счастья. А, вот, дальше началось то, чего она никак не могла объяснить – стоило закрыть глаза и сосредоточиться на равномерном тиканье часов, (так она делала всегда, засыпая), как вместо привычной вереницы слонов, бредущих в бесконечную темноту, отовсюду начинали подниматься какие-то сизые клубы, образовывавшие жуткий фантастический ландшафт. Это походило на виденную по телевизору долину гейзеров – тогда, глядя на экран, она решила, что примерно так должен выглядеть ад, и вот теперь этот ад окружал ее еженощно.
   Еще она слышала звуки, среди которых, при желании, распознавалось все, что угодно – шум прибоя, гул леса, раскаты грома и даже человеческие голоса; голоса самые разные по тембру и интонациям, произносившие совершенно бессмысленные фразы. Накладываясь друг на друга, все это рождало ужас, который только усиливался с каждой ночью.
   Лиза сидела и думала о том, что будет, когда он достигнет своего пика, и самый простой ответ был одновременно и самым пугающим. …Но ведь сумасшествие – это диагноз, подразумевающий нарушение деятельности мозга, а у меня с головой пока все в порядке; это, скорее, как сказала Машка – «хроническая усталость», когда среди дня по экрану монитора начинают плыть черные круги, и руки с растопыренными пальцами сами собой ползут по столу, голова клонится к клавиатуре… – Лиза совершенно четко понимала, что в такие моменты ее сознание вываливается из реальности, – выходит, это все-таки сумасшествие? И какой тогда будет конец?..
   Солнце, как и положено, перевесило луну, и та, легко взлетела на самую верхотуру, словно вынырнула из глубокого омута, рассыпав вокруг капельки звезд. Лиза и раньше не любила вечера, потому что всегда они оказывались самым скучным и бессмысленным временем суток. Утро, ведь это преддверие, это мечты и нереализованные еще возможности; день… он и есть день, несущийся незаметно и хлопотно, когда даже не успеваешь расстроиться оттого, что мечты так и остались мечтами. …А вечер? Что он должен знаменовать?.. Это теперь я знаю, что вечер открывает дверь в кошмар, именуемый, ночь… И почему феназепам считают снотворным? – Лиза безразлично посмотрела на пузырек с таблетками, – кошмары после него не уходят, а единственный эффект – постоянная сухость во рту. Короче, полная фигня… А если не ложиться вовсе? Сесть в кресло например, включить телевизор и сидеть, пока глаза не закроются сами собой. Может, вместо адских гейзеров удастся зависнуть в какой-нибудь комедии или на концерте Джей Ло, который постоянно крутят по MTV?Раньше ведь случалось, что я «вырубалась» в середине фильма и просыпалась ночью, чтоб только переползти на постель и спать дальше…
   Поднявшись, Лиза почувствовала, как кружится голова и схватилась за дверной косяк. …Как хорошо, что сегодня пятница. Завтра б я, точно, не дошла до работы: или меня собьет машина, или просто упаду где-нибудь, а теперь есть два дня, чтоб, справиться с этим… если с ним возможно справиться…
   Она добралась до ванной; включила воду и подождав, пока та станет похолоднее, плеснула себе в лицо. Это взбодрило – Лиза даже резко оттолкнулась от раковины и уставилась в зеркало. …Господи, на кого ж я похожа?.. Щеки ввалились; губы, как у покойницы; волосы торчат… блин, прошлогодняя солома!.. И это новая жизнь?.. Ну, бабуля удружила!.. – Лиза отвернулась, – только сейчас понимаю, что раньше все было не так уж плохо. Подумаешь, приходящий любовник… да миллионы женщин так живут!..
   – Бабушка, блин!.. Я хочу все вернуть назад, слышишь!.. – Лиза выглянула в коридор и даже прислушалась непонятно зачем. Естественно, ей никто не ответил, да и не мог ответить, потому что обращалась Лиза к пустоте – так же, как люди восклицают «Господи!..»
   …Бабушка – это мой сон… какое замечательное слово – «сон»! Вернуть бы его хоть на час, чтоб утром встать отдохнувшей, с надеждами, которые могут и не исполниться… но это даже неважно… Бросив полотенце на край ванны, Лиза вернулась в комнату; прицелилась пультом в телевизор, и экран тут же вспыхнул голубой рябью. Методично прощелкала каналы, но изображение так и не появилось. По прошлогоднему опыту она знала, что, скорее всего, опять кто-то оборвал коллективную антенну, и починят ее не раньше, чем через неделю.
   – Ну это-то за что?!.. – Лиза плюхнулась в кресло и разрыдалась от бессилия.
   Гул и потрескивание пустого эфира, вроде, успокаивали, да и слезы не бесконечны, а чувство бессилия проходит, если ты еще жив. …А, может, так и лучше?.. – расслабившись, Лиза прикрыла глаза, – бабуль, ну, сделай что-нибудь!.. Нет, ничего ты не сделаешь, потому что умерла пятнадцать лет назад, и это есть единственная реальность…
   – …Собери пять – два уйдут; два вернутся, и станет семь…
   Лиза с трудом подняла отяжелевшие веки, пытаясь понять, откуда донесся странный голос; обвела взглядом комнату – пусто и тихо, если не считать тиканья часов. Она снова закрыла глаза.
   – Собери пять – два уйдут…
   …Вот и приехали – вот и глюки, – невесело решила Лиза, – какие пять?.. Какие два?.. Надо завтра рассказать Машке – пусть поржет… только забуду ведь до утра… Взяв газету с программой, всегда лежавшую на телевизоре, она записала странную фразу и успокоилась. Голос еще несколько раз повторил свою абракадабру, но Лиза больше не искала его материальное воплощение.
   Клубы серого пара, поглотившие ее предыдущие ночи, стали концентрироваться в углу и уменьшаясь в размерах, проецировались на телевизионный экран. Мелькание черных и голубых точек перестало выглядеть броуновским движением, обретя определенный порядок – черные точки двигались к центру, а голубые, наоборот, расползались по периферии. Нельзя сказать, чтоб Лиза добровольно увлеклась этим зрелищем (само понятие «воли» в ее случае являлось абсурдом), но экран завораживал. Между ними будто установилась связь, через которую неясное изображение перебиралось в Лизино сознание, заполняя его неожиданными мыслями и ощущениями…
//-- * * * --//
   Поток выкатился из пещеры и обрушился с жуткой высоты. В искрящемся водопаде крохотными точками мелькали две человеческие фигуры, а в следующее мгновение камера, сменив ракурс, уже показывала их, благополучно вылезающими на берег озера, образовавшегося за считанные секунды среди неприступных скал.
   – Мы победили! – воскликнула девушка, обнимая изможденного полуголого парня, и после этого по экрану стремительно побежали титры.
   – Ну все, спокойной ночи, детка, – совершенно чужая Алине пожилая женщина с добрыми глазами неуклюже поднялась с дивана, – пойду спать.
   – Спокойной ночи, – Алина облегченно вздохнула.
   …Еще день прошел, а утром появится Никита. По крайней мере, можно будет не ходить на цыпочках, боясь потревожить Веру Павловну… А куда мне ходить? Он здесь хозяин – вот, пусть сам готовит обед, моет посуду, раз не может создать нормальные условия, а я буду сидеть в этой конуре… Она обвела взглядом крохотную комнатку и поняла, что уже изучила каждую паутинку, свисавшую с потолка, каждое пятно на обоях. …Никита сказал: – «хрен с ней, с паутиной» и «хрен с ними, с обоями» – значит, хрен! Оно мне надо? Я что, служанка?.. То не так, это не эдак…
   – Детка, сделай телевизор потише! – донеслось сквозь закрытую дверь.
   – Да, Вера Павловна! – Алина встала и нажала узкую плоскую клавишу (как объяснял Никита, пульт потерялся еще год назад, и теперь приходилось осуществлять управление вручную, как делали лет тридцать назад).
   …Где он мог потеряться в девятиметровке? – раздраженно подумала Алина, – при желании здесь даже иголку можно найти! Разбил, небось, по пьяни!.. Ну, ладно, не по пьяни, – смилостивилась она, но ситуацию это не меняло.
   Из двух Никит – того, каким он появился впервые – заторможенный, с бутылкой пива, и второго – единственную надежду и опору, за явным преимуществом побеждал первый, и это было ужасно.
   …Изменила, называется, жизнь! Дура, сколько тебя учить, что надеяться можно только на себя! – Алина открыла окно и устроившись на подоконнике, закурила, – куда все делось? Ведь там-то он был круче всех, а здесь… блин, чего стоит одна его тряпочная сумка с бутербродами и двумя котлетами, которые готовит его долбаная мама!..
   Алина пристально вглядывалась в сумерки; потом внезапно вспыхнувшие фонари резко превратили их в ночь, и сверху стало видно только, как железные чудища с горящими глазами рыскают по лабиринту улиц, заползают во дворы и там затихают, растворяясь в темноте. В памяти возник замечательный дом с огромной кухней и полными холодильниками, по которому можно было перемещаться, где угодно и когда угодно; там у нее была своя комната, а, главное, там она чувствовала себя независимой. …И зачем я сбежала? Меня-то не касались все эти привидения, и зеркало разбила не я. Может, стоило б остаться? Приехала б очередная группа – ведь на всех проектах кто-то уходит, а кто-то остается… Ну, жутковато, но это, можно сказать, даже приятная мелочь, щекочущая нервы.
   Интересно, нашли они Женю с Мариной?.. Конечно, нашли. Хотя, небось, они и не пропадали – это все так, чтоб держать зрителей в напряжении… А что у меня есть теперь?.. Телевизор надо делать потише, свет в коридоре выключать из экономии, полежать в ванне можно только по особому согласованию – когда никому не надо в туалет… И как жить в этом дерьме?..
   Измени свою жизнь… Ну, сменяла шило на мыло… даже не так – в квартире матери у меня есть хоть какие-то права, а здесь? Что есть здесь, кроме грязного потолка, именуемого «крыша над головой»? Хоть бы Никита договорился насчет работы! Иначе можно просто повеситься – в голове уже звенит от тишины, замкнутого пространства и собственной ненужности… позвонить что ли кому-нибудь? – Алина посмотрела на часы, – еще не поздно, только кому?..
   Уехав в Москву, подруг она растеряла – возраст был такой, что все поголовно выскочили замуж, и где их теперь искать? …Позвонить матери? Так ведь Лорка трубку возьмет, и о чем с ней говорить? Рассказывать, как классно устроилась, чтоб та от зависти скрипела зубами? Не поверит ведь, стерва… – Алина все-таки подошла к телефону и убедившись, что тот работает, положила трубку на место, – вот и все. Вот и поговорили…
   Она вернулась на свой любимый подоконник, но наблюдать, как ночь безжалостно поглощает город, давно опротивело. Снова встала. Три шага прямо – до дивана; два влево – мимо двери до шкафа; еще два – до стола; и вот оно, снова окно …Интересно, камера в тюрьме больше или нет?..
   Несколько книг, стоявших на полке абсолютно не отвечали ее вкусам, поэтому, чтоб чем-то себя занять, Алина в очередной раз выдвинула ящик стола; в очередной раз перетряхнула старые блокноты с какими-то Никитиными записями; в очередной раз изучила фотографию молодого Никиты – прилизанного, в галстуке, как раньше требовали на паспорт; в очередной раз прочитала визитку «Представитель Spiritus vitalis Ltd…» и задержала взгляд на телефонном номере.
   …А собственно, почему б не позвонить? У меня есть масса вопросов! Например, на фига мне такая новая жизнь?.. Нет, лучше по-другому – я опять хочу туда!.. Сегодня уже поздно, а завтра позвоню, прямо, с утра, и пошел этот Никита вместе с его мамочкой! Каждый устраивается как может!.. А почему сегодня поздно? Хоть узнаю, «живой» это номер или нет…
   Алина прослушала три длинных гудка и удовлетворенная результатом, уже собиралась положить трубку, когда неожиданно включился автоответчик, назвавший номер, по которому следует перезвонить завтра утром. …Завтра утром!.. Все работает!.. Господи, только б меня взяли обратно!.. Ни перед кем не стояла на коленях, а здесь буду валяться в ногах!.. Спать! Быстро спать, и чтоб проснуться ровно в девять!.. Они ж, наверное, как все, работают с девяти!..
   Алина быстро разобрала постель и юркнула под одеяло.
   …Что происходило перед тем, как она оказалась в потоке, стремительно несущемся по темному тоннелю, Алина вспоминала с трудом – вроде, она ехала в маршрутке. Потом какой-то автомобиль, то ли взорвался, то ли врезался в них; еще были люди в белых халатах, которые почему-то связали ее и бросили в сырую пещеру; причем, с ней был еще кто-то, но кто?..
   Тут сквозь толщу воды пробился свет и резко изменилось направление движения – теперь она летела вертикально вниз. Алина почувствовала удар и сразу наступил какой-то странный покой; вскоре сознание вернулась – она чувствовала, как отчаянно барахтается в волнах, а вдали видела скалистый берег, до которого требовалось доплыть.
   – Мы спасены! – крикнула она незнакомцу, чья голова безжизненно покачивалась рядом; повернулась к берегу… и увидела отца. Не раздеваясь, тот бросился в воду и потащил Алину к берегу. Незнакомец же, с которым она выбралась из тоннеля, бесследно исчез и больше о нем никто не вспомнил.
   На берег Алина буквально выползла. Минут пять лежала неподвижно, приходя в себя, и только потом сумела подняться. Светило жаркое солнце, поэтому дрожь, бившая ее, имела явно нервное происхождение, а отец стоял рядом и улыбался.
   – Ты в порядке? – спросил он, совсем как герой американских фильмов.
   – В порядке, – Алина кивнула.
   – А вообще?
   – А вообще, нет, – она снова опустилась на теплый камень, подчиняясь возникшей в ногах слабости, но сознание продолжало работать, произвольно выхватывая из прошлого иллюстрации к сказанному. Она увидела щербатую девчонку, из-за короткой стрижки, больше похожую на мальчика. Как она мечтала тогда заплести длинные-длинные косы, но мать говорила, что с ее «жидкими волосенками» они будут похожи на крысиные хвостики. А еще она грызла яблоко, которое ее вовсе не радовало – почему-то ей всегда давали с собой яблоко…
   Внезапно рядом с той девчонкой, словно отделившись от нее, возникла другая, постарше – худенькая, в короткой юбке и курточке. Она задумчиво покусывала губу, стоя посреди пустого школьного двора, и думала, как сказать матери, что вместо одной тройки, явной и безоговорочной, в четверти их будет целых три. Тогда ведь вся личная жизнь, по боку – на каникулах вместо кино и прогулок ее засадят за ненавистную алгебру, и хорошо, если обойдется только этим. А, вот, если Лорка по своей природной пакостности, которую все почему-то именуют «честностью», уже настучала о вырванных из дневника страницах (не зря ж они пропали из портфеля) – ну, тогда и ремня не миновать. Оставалось болтаться на улице до тех пор, пока папка не вернется с работы – он всегда заступится за нее, она ж «его дочка»…
   В этот трагический момент зазвучала музыка и появилась третья девочка, вернее, уже девушка, сосредоточенно «дергающаяся» в отблесках вращающихся зеркальных шаров. В огромном зале, утопавшем в облаках дыма, таких девушек было много – одинаковых, как баллончики с губной помадой, но парень у стойки почему-то обратил внимание именно на нее, и в тот вечер она впервые не пришла ночевать…
   Потом эта девушка садилась в поезд, и ей казалось, что уезжает она навсегда, но точно такой же поезд привез ее обратно. Что было между поездами, утратило значение – наверное, она специально убила в себе живые краски воспоминаний. А после возник потолок со свисающей в углу паутиной, и не было больше, ни девочки, ни девушки – ничего…
   Алинин сон сделался крепким, а дыхание – ровным.
//-- * * * --//
   – Что-то тихо сегодня, – сказал Никита, обращаясь, то ли к белой круглой луне, то ли к звездам, как хлебные крошки разбросанным возле этого гигантского блюдца с молоком.
   – А?.. Приехал кто-то?.. – его напарник поднял голову, спросонья оглядывая тесную сторожку, в которой помещались стол, стул и «лежанка» (называть этот предмет диваном как-то не поворачивался язык).
   – Никто не приехал, спи, – Никита вздохнул, вновь погружаясь в кроссворд.
   – А чего разбудил? – напарник, которого звали Вася, сел, протирая глаза, – ты ж знаешь, слух у меня звериный, – он закурил и подошел к окну, оглядывая владения.
   Яркий луч прожектора добивал до самого забора, освещая ровные ряды автомобилей, замерших, как на параде, и огромных черных собак, валявшихся где попало и нарушавших застывшую гармонию металла. Все собаки были на месте и мирно спали.
   Вернувшись на лежанку, Вася посмотрел на часы.
   – Три. Можно и перекусить.
   – Можно, – Никита отложил кроссворд и поднял сумку, валявшуюся в углу.
   Еда являлась их главным развлечением. Иногда, правда, они присовокупляли к ней бутылочку вина, но это случалось редко – когда становилось совсем невмоготу тупо глазеть на блестящие разноцветные крыши, друг на друга, вписывать в клеточки одни и те же, повторяющиеся слова – в такие ночи было уже не важно, уволят их утром или нет.
   – Как мне все это обрыдло!.. – Никита откусил котлету.
   – У тебя на примете есть что-то получше? – Вася медленно и аккуратно разрезал помидор, посыпал его солью. Он все делал медленно и аккуратно, потому что времени всегда было в избытке и его требовалось чем-то занять.
   – Нету, сам знаешь.
   – А чего ноешь? Деньги платят… – предвидя возражения, Вася вскинул руку, – не, я понимаю, это не деньги, но, по большому счету, это и не работа. Я помню, на заводе…
   – Ты уже сто раз рассказывал! – перебил Никита. Он ненавидел, когда напарник начинал вспоминать завод. Во-первых, потому что это был всегда один и тот же рассказ – как Васина бригада месяц «штурмовала», чтоб не сорвать сдачу двигателя для космического корабля «Союз». Номера «Союзов», правда, каждый раз менялись, но Никита не придавал этому значения. Он помнил, когда строили «Союзы», и проецируя временные рамки на свою жизнь, получал, что сам тогда был подающим надежды, молодым аспирантом с большим научным потенциалом; а, вот, об этом вспоминать совсем не хотелось.
   – А ты сто раз говорил, что тебе все обрыдло, – обиделся Вася, – однако ведь не уходишь, – поскольку Никита молчал, он вздохнул, – вот и я о том же… Знаешь, почему я не люблю по ночам дежурить? Мысли всякие дурацкие лезут. Днем думаешь, с кем бы пивка потом выпить, а ночью, все больше о жизни…
   – Это энергетическое поле активизируется. Помех, наверное, меньше.
   – Ну да – поле… – Вася усмехнулся, – только ни хрена не убедил ты меня в своем поле!..
   Тема была не менее заезженной, чем пресловутый завод, и они б, наверное, замолчали, если б Вася не вспомнил другую, еще практически не затронутую ночными дискуссиями.
   – Слушай, а как там твоя новая подруга поживает?
   – Алина? Да никак. Похоже, она рассчитывала на большее.
   – А на что она могла рассчитывать? – Вася всегда мыслил практически, поэтому рассмеялся, – или ты представился олигархом?
   – Никем я не представлялся. Оно само все получилось…
   – Само, брат, ничего не получается, – Вася погрозил собеседнику пальцем, – бабы, они стараются все рассчитать, но в одном всегда ошибаются. Они ж думают, что самое ценное находится у них между ног…
   – Да не в том дело! – перебил Никита.
   – В том! – Вася воодушевился, – вот, мужику, допустим, на роду написано быть таким дерьмом, как мы с тобой, значит, так и будет. А они думают, нырнет мужик в их вонючую дырку и обернется принцем, и сразу полезет на небо за звездами. Хрен там! Бог круче!..
   – Вась, ну, какой бог?.. – Никита даже сморщился – настолько надоело ему в тысячный раз объяснять, что никакого бога нет, – просто обстоятельства складываются…
   – Это, как хочешь, так и называй, а круче всех Бог.
   – Фаталист ты, – Никита сложил остатки ужина в сумку.
   – Это матерное слово или нет? – Вася засмеялся.
   – Почти матерное… хотя, может, ты и прав…
   – Я всегда прав, потому что я из народа, – Вася похлопал Никиту по плечу, – я на производстве работал, а у тебя тараканы в мозгах, понял? Пойду с собачками пообщаюсь.
   Никита прекрасно знал, что последует дальше, но никак не мог привыкнуть к этому фантасмагорическому зрелищу. Он много раз думал, зачем Вася это делает – то ли назло, то ли ему действительно с собаками лучше, чем с людьми, но так и не пришел к однозначному выводу.
   Дверь сторожки открылась, закрылась, и Вася возник на крыльце. Собаки тут же встрепенулись, собираясь в стаю. В Никиту эти полудикие животные с налитыми кровью глазами вселяли суеверный ужас, а Вася спокойно сошел вниз и опустился на четвереньки. Собаки молча расположились рядом, и тогда Вася подняв лицо к небу, завыл. Собаки тут же подхватили жуткую мелодию – получалось у них почти в унисон, и от этого мороз пробирал по коже. Никита закрыл ладонями уши, но вой не сделался тише, подчиняя себе все мысли; и тут он понял, что ему тоже хочется выть…
//-- * * * --//
   Очнулась Лиза от звуков гимна. Открыла глаза и увидела реющее через весь экран бело-сине-красное полотнище. Еще она увидела солнце, старательно подкрашивавшее бледное небо золотистыми лучиками; увидела часы, показывавшие две минуты седьмого, и поняла, что проспала всю ночь. К тому же, обручи, сдавливавшие виски лопнули, и хотя какая-то муть в голове еще осталась, организм чувствовал себя готовым к выполнению жизненных функций.
   …Блин, это же победа!.. Лиза встала и сразу прошла на кухню. Насыпала в чашку три ложки кофе, залила кипятком, и обжигая язык, торопливо влила в себя горькую жидкость, закрепляя процесс релаксации. Закурила, чувствуя себя абсолютно счастливой. …Как мало, оказывается, надо человеку для счастья – сон, утренний кофе и сигарету… хотя мне ведь еще что-то снились! Вроде, кто-то из телевизора говорил мне… – она принесла газету и уставилась на собственную корявую запись, – и что это?.. Но ведь, именно, после нее я и заснула…
//-- * * * --//
   Алина проснулась около девяти, как и собиралась; проснулась с четким осознанием того, что должна сделать в первую очередь. На кухне демонстративно гремела посуда, и Алина решила не выходить туда, чтоб не портить себе настроение – зачем лишний раз выслушивать, что «барыня еще спит, и некому приготовить сыночку завтрак»? Она подошла к телефону (слава богу, розетка находилась в их комнате) и набрала номер, продиктованный ей вчера.
   – Я слушаю.
   …О, как! Оказывается, у него есть секретарша!.. А почему это не я? – мысленно возмутилась Алина, – там наверняка неплохо платят, из заграничных-то бабок! А у меня есть, и внешние данные, и опыт работы на этом проекте…
   – Слушаю вас, – повторил голос.
   – Могу я поговорить… – Алина взглянула на визитку, – с Алексеем Борисовичем?
   – Вы ошиблись, девушка. Здесь нет такого.
   – Что значит, нет?! Это фирма «Spiritus vitalis»?
   – А вы кто? – растерялся голос.
   …Уже теплее, – ехидно усмехнулась Алина, – конспираторы хреновы, но я могу быть настырной, если захочу! Нечего нас дурить со всякой новой жизнью!..
   – Я участница проекта, – сказала она, – зовут меня – Алина. Передайте Алексею…
   – Алина?.. Господи, это Лиза! Как ты нашла меня?!
   – А почему?.. – и тут Алина растерянно замолчала. Схема, выстроившаяся в ее голове, вмиг распалась на элементы, которые уже не связывались в желаемой последовательности. …Почему это она устроилась работать на проект, а не я?.. Блин, на работу ей надо было!.. Конечно, продюсер ей и письма возил… Тихушница… Хотя… пусть работает, а я буду участвовать…
   Лиза уже тараторила что-то свое, и Алина сумела включиться где-то в середине монолога.
   – …со мной такое творилось!.. Думала с ума сойду – кошмары по ночам, не представляешь!.. Я ж в первый же вечер разогнала своего бой-френда… а сегодня… сегодня суббота, да?..
   – Суббота.
   – Я уже потерялась во времени, – Лиза вздохнула, – да, так сегодня ночью я не знаю… я не помню, но кто-то разговаривал со мной – как там, понимаешь, да? И потом я заснула! Прикинь, заснула, как убитая!.. Ты слушаешь меня?..
   Алина почувствовала, как знакомая атмосфера тайны наполняет комнату. …Оказывается, все продолжается, а я сижу тут, как дура!.. Никита, блин! Он же должен был все это знать – или он что, специально выключил меня из игры?..
   – Да, я слушаю, – Алина кивнула неизвестно кому, – Лиз, может, встретимся, а то, чего по телефону-то?.. Хоть прямо сегодня – мне все равно делать нечего.
   – Давай, – обрадовалась Лиза, – приезжай часов в двенадцать. Хочешь, я тебя на остановке встречу?
   – Конечно, хочу! – Алину будто захлестнула теплая волна, и хотя на проекте они особо не сблизились, сейчас Лиза вполне подходила под категорию «лучшей подруги» – тем более, других-то и просто не было.
   Положив трубку, Алина поняла, что жизнь ее в один момент вновь наполнилась смыслом. …Как там говорил Алексей Борисович: – Можно не заметить, когда игра закончится… Значит, нас продолжают «вести» – просто жизнь меняется гораздо медленнее, чем хотелось бы. Он же сказал, что нам дадут какой-то импульс!.. – Алина обвела взглядом убогую обстановку комнаты и ничуть не расстроилась, потому что чувствовала… нет, знала(!) – все это временно, как зал ожидания на вокзале, – а если нас продолжают снимать?.. Блин, я ж третий день сижу тут и даже не накрасилась ни разу!..
   Все-таки здорово, что я так вовремя вернулась из Москвы; и курить пошла вовремя, иначе б Лорка взяла трубку; и Никита появился не зря… да, вообще, все происходит не зря!.. А, вот, в жизни или в шоу?.. Алина не сумела провести четкую границу, ведь если наша жизнь – шоу, то кто режиссер? Уж явно не какой-то там Алексей Борисович. Мотнула головой, стряхивая непривычно «глубокую» мысль, и возвращаясь к реальности. …У меня на все – про все два часа! Надо еще помыть голову, привести себя в «товарный вид» …Совсем опустилась в этом дурдоме!.. А стоит говорить Никите?.. Хотя если нас «ведут», то ведут всех, и его тоже…
//-- * * * --//
   Никита любил возвращаться с работы, когда Алина еще спала. Тогда он на цыпочках прокрадывался в комнату и долго смотрел на нее – спящая, она выглядела такой умиротворенной, какой никогда не бывала в жизни. (Один раз ему показалось, что он нашел ответ – кто-то ведь сказал, что сон – это маленькая смерть, но он тут же прогнал эту страшную мысль).
   Подойдя к окну, он осторожно задергивал шторы, чтоб солнце не нарушило идиллию, иначе от его света ресницы могли вздрогнуть и… нет, и в этом случае сначала все бывало замечательно – он сразу забирался под одеяло, ощущая податливость сонного тела; и потом бывало замечательно, когда взаимные ласки доводили его до полной эйфории, а, вот, дальше эйфория сменялась тихой паникой, рожденной тоскливыми Алиниными глазами. В такие моменты сразу всплывала масса проблем, требующих решения – бытовых проблем, которые без Алины Никите б никогда даже не пришли в голову. И этот ужас продолжался весь оставшийся день…
   Никита заглянул в комнату и настроение его упало – Алина уже сидела перед зеркалом, нанося на ресницы тушь четкими уверенными движениями.
   – Доброе утро, – Никита остановился, – как прошла ночь?
   – Классно! – Алина улыбнулась, то ли Никите, то ли своему отражению. Это было совершенно нестандартное начало, поэтому Никита спросил:
   – Наверное, приснилось что-то?
   – Приснилось?.. – Алина обернулась, вырываясь из плена радостных мыслей, – ой, да! Мне снился сон!.. – она отложила баллончик с тушью, – точно!.. Прикольный такой – я, вроде, попала в фильм, который шел вчера вечером, только конец был другим. Откуда-то появился отец и спас меня из жуткого водопада. Мы с ним сидели на берегу – там были такие теплые камни, солнце и воздух, который… не знаю, как это сказать – я ж не пишу стихов, как некоторые, – она подмигнула, – типа, как наркоз – он, вроде, сам заползал в легкие. Так классно!.. А дальше я не помню… – Алина потянулась, четко обозначив под халатиком интригующие изгибы тела – Никита уже протянул к ней руки, но она жестом остановила его, – слушай, только ты не сердись, но я позвонила продюсеру.
   – Какому продюсеру?.. – лишь через секунду Никита понял, какому, именно, продюсеру она могла позвонить, и обалдело уставился на девушку, – зачем?
   – Ну, просто…
   Глядя на реакцию Никиты, Алина почувствовала странную жалость к этому умному, но никчемному человеку – а разве можно обижать того, кто ниже тебя?.. Да это и не главное, зачем она туда звонила – главное, что получилось в результате!
   – …и знаешь, мне ответили, – продолжала она как ни в чем ни бывало, – правда, дали другой номер. Угадай, куда я попала?
   – Не знаю, – недовольно буркнул Никита.
   – Эх, ты! – Алина засмеялась, – попала я к Лизе, которая со своей бабушкой общалась, помнишь? Сегодня в двенадцать мы с ней встречаемся…
   – А какая связь между Лизой и продюсером?
   – Значит, какая-то есть. Похоже, проект продолжается, и только мы с тобой сидим, как дураки в этой конуре!.. Не хочешь поехать со мной?
   – И что я там буду делать? – Никита пожал плечами, – слушать ваши «тряпичные байки»?
   – Как хочешь, – обиделась Алина, – но учти, если продюсер предложит вернуться, я соглашусь не раздумывая, и мы можем больше никогда не увидеться. Так ты едешь к Лизе?
   Она хотела дать Никите еще один шанс, но он не оценил благородного жеста. В его голове сама собой выстроилась цепочка: встреча на озере – сегодняшний сон, в котором отец спасал Алину и это «никогда больше не увидимся». Ассоциация получилась странной, но Никита тут же успокоил себя: …Разве он не видит, что у дочери все в порядке? Есть жилье, еда… ну, не Рокфеллер я! Но он-то должен понимать оттуда… разве человеку этого мало?.. Вопрос, вроде, выглядел риторическим. Никита всегда и воспринимал его так, но сейчас ему вдруг почудилось, что над головой разверзся, и потолок, и небеса, явив ослепительно яркий свет. В этом свете оказалось заключено все – мечты, надежды, вера и еще многое другое, что не дано сформулировать словами.
   …Я б, может, и рад, но как это дать, если сам ничем не владеешь?.. Никита усмехнулся собственным мыслям, а Алина решила, что смеется он над ней.
   – Ты не обижайся, конечно, – произнесла она с угрозой, – но на проекте мне было лучше, чем здесь, – свет исчез и серый потолок сомкнулся – Никита не видел, но чувствовал это, – может, я – дура, потому что сама не знаю, чего хочу, но не такой жизни, как сейчас, стопудово!..
   – Ты хочешь денег, яхту… – подсказал Никита самые тривиальные варианты.
   – Да! И денег, и яхту!.. Ты не понимаешь! Я хочу не просто денег и яхту, чтоб ими пользоваться – из всего этого складывается другое отношение к жизни; во всем!.. Мне кажется, тогда и люди мыслят по-другому. Это другая жизнь!..
   – Ну да, «измени свою жизнь». Тебе определение понравилось, да?
   – Если ты будешь издеваться…
   – Ладно, – Никита не стал дожидаться, когда Алина озвучит свои угрозы, – я поеду к Лизе, – он вздохнул, потому что после дежурства элементарно хотел спать.
   – Блин! – Алина стукнула кулачком по столу, – ну, почему с такими вздохами?! У нас что, постоянно кучи гостей? Ты устал от них, да? Серость сплошная!.. Ты сам говорил, что на проекте тебе было интересно! Я, ничего не понимающая в этом, и то чего-то хочу, а ты!.. Ты один представлял, что там происходит! Ты помогал всем!.. Почему ты сдулся?!..
   – Там все было по-другому, а здесь бытовуха.
   – Так давай вернемся! – Алина схватила Никиту за руку, – если Лиза поддерживает связь с продюсером!.. Не мы ж разбили то проклятое зеркало! И никто нас не выгонял – мы сами ушли, так ведь? Продюсер же говорил, что проект может длиться всю жизнь! Ну, давай попробуем, а?.. – Алина жалобно смотрела Никите в глаза, но в самый кульминационный момент, как всегда, в коридоре раздались шаги.
   – Сынок, иди кушать, – послышался голос Веры Павловны.
   – А меня, видишь, не зовут, – Алина криво усмехнулась.
   – Вижу, но не обращай внимания, – Никита сжал Алинину руку, – ну, что теперь с ней делать, если она такая? Убить ее?
   – Не говори глупостей, – Алина вздохнула, – идем.
   Завтрак протекал в гробовой тишине, и лишь в самом конце неожиданный телефонный звонок заставил всех вздрогнуть.
   – Кто это еще? – Никита быстро вышел, а Вера Павловна, будто только и дожидавшаяся этого, повернулась к Алине.
   – Ты потом хоть посуду помой.
   – Помою! – Алина в сердцах бросила вилку, – а то не я ее каждый день мою!
   – Алин, почему ты все время грубишь мне? – Вера Павловна сделала удивленные глаза.
   – А почему вы все время лезете в нашу жизнь? Я ж не сама сюда пришла, а с вашим сыном! Значит, я его устраиваю – так зачем вы мешаете нам жить?
   – Я мешаю вам жить… – Вера Павловна трагически вздохнула, – дождалась…
   Чем бы закончился диалог неизвестно, потому что вернулся Никита, какой-то совсем другой – Алина поняла это по его лицу и подумала: …Если он скажет, что его вызывают на работу, значит, все будет кончено – пусть даже не прорежет с проектом!.. Куда она пойдет, Алина еще не решила. …Может, и правда, уеду на дачу; и будь, что будет!.. Прибьют меня там, значит, так и надо!..
   Но Никита, торопливо допив чай, поманил Алину за собой, и она с радостью встала, бросив на Веру Павловну победный взгляд. Они зашли в комнату, и Никита прикрыл дверь.
   – Знаешь, кто звонил? – голос звучал загадочно. Алина пожала плечами, в тайне надеясь, что звонил продюсер – он ведь может читать все их мысли, – Светка – твоя лепшая подруга.
   – Ей-то чего надо?
   – У нее что-то непонятное происходит. Я ее тоже пригласил к Лизе. Правильно?
   – Какая разница, если уже пригласил?.. – Алина уселась к столу, возвращаясь к макияжу.
   – Слушай, – Никита присел рядом, – за что ты ее не любишь? Она ж дите, и понятия у нее детские.
   – Не нравится она мне. Бывает такое – вот, не нравится человек с первого взгляда, и все тут!
   – Алин, – Никита обезоруживающе улыбнулся, – она ж не сделала тебе ничего плохого. Надо быть терпимой… – (он не знал, что последнее выражение имеет для Алины совершенно конкретный смысл).
   – Скажи еще, – перебила она, – что мне будет трудно жить – это ж коронка моей матери! Только почему-то, пока я была маленькой, она мне не объясняла, как надо жить, а ремня всыплет и говорит – иди, подумай над своим поведением! Мне десять лет, и иди, подумай! А потом вдруг выяснилось, что воспитана я неправильно! И вот тут, встал вопрос о трудностях!
   – Мать ты тоже не любишь?
   – Как тебе сказать?.. – Алина задумалась, потому что никогда не задавалась этим вопросом, – я благодарна ей, что в свое время она не сделала аборт, но не больше. Нельзя так обращаться с маленькой девочкой, как обращалась она. Ребенку же всегда кажется, что он поступает правильно, поэтому ему надо объяснить, чего от него хотят, и, главное – почему; а не только, чего нельзя делать.
   – Педагог ты мой, – Никита засмеялся.
   – Педагог, не педагог, но мне кажется, своих детей я буду не так воспитывать, – она посмотрела в зеркало и осталась довольна, – папка у меня был классный!.. Вот, кого я люблю больше всех на свете. Если я не слушалась, он сажал меня на колени и рассказывал про козу…
   – Какую козу?
   – Козу «бодатую», – Алина улыбнулась своим воспоминаниям, – я почему-то боялась ее, жуть!.. И эта коза объясняла мне, что такое хорошо и что такое плохо. А потом он спрашивал: – Поняла? Я говорю: – Да; а он: – Тогда иди и больше так не делай. И ведь не делала!.. Жаль, что умер он, и я даже не попрощалась… Ладно, – она вздохнула, – значит, говоришь, и Светка будет? Ну, пообщаемся…
   – Как с вами, с женщинами сложно, – Никита покачал головой, но настроение у него было уже совсем не таким, как ночью, когда он в ужасе смотрел на воющего с собаками Васю.
//-- * * * --//
   Светка сидела на остановке, встречая и провожая внимательным взглядом каждую подъезжавшую маршрутку. Она не знала, откуда должны появиться Никита с Алиной, поэтому вздрогнула, услышав над самым ухом:
   – Чего сидим? Кого ждем?
   Резко обернулась, и испуг, отразившийся на ее лице, тут же сменился радостью.
   – Ой, привет! Алин, привет…
   – Чего у тебя стряслось? – достав сигарету, Никита присел рядом, а Алина осталась стоять, так как рост не сильно возвышал ее над сидящими.
   – Слушай… – Светка положила руку Никите на колено, но не успела ничего сказать, потому что рядом возникла Лиза, улыбающаяся, в коротком платье – совсем не такая, какой была на проекте.
   – А я маленький тортик купила, – она засмеялась, – я ж не знала, что вас так много.
   – Не переживай, я без тортика обойдусь, – Никита поднялся.
   Миновав уставленные белоснежной сантехникой витрины, они свернули во двор и направились к ближайшему подъезду.
   – Нам высоко? – поинтересовалась Светка.
   – Не выше, чем там.
   И все поняли, что означало «там» — похоже, им никогда не избавиться от проекта…
   Строители явно не рассчитывали, что на кухне должно помещаться столько гостей, поэтому сразу сделалось тесно. Никита, изначально отказавшийся от торта, устроился прямо в дверях и выглядывал из-за холодильника, чтоб видеть всех сразу. Остальные, стараясь помочь Лизе, толкались у стола, создавая лишь ненужную суету. Но, в конце концов, торт оказался все-таки порезан, посуда расставлена, чай заварен и большая банка кофе водружена в центр стола.
   – Ну, и как новая жизнь? – Никита принял из рук Алины чашку, – у кого какие новости?
   – Манала я такую новую жизнь, – пробормотала Светка.
   – Можно сначала я? – Лиза подняла руку, – меня всю неделю по ночам мучили кошмары. Снился какой-то безумный пейзаж, где нет, ни земли, ни неба – сплошной туман, а в том тумане плутаю я; и еще голоса всякие… жуть, короче, полнейшая…
   – Ну, кошмары всем снятся, – перебила Светка, – мне вот…
   – Свет, – остановил ее Никита, – кошмары, как и прочие сны, снятся не просто так, только люди обычно не придают им значения или не знают, как правильно расшифровать, а ведь это мировое информационное поле предупреждает их о чем-то. Наша экзосоматическая система, на время освобождаясь от материальной оболочки, соединяется с полем, чтоб получить информацию. Она может касаться прошлого или будущего, но, в любом случае, это необходимая людям информация.
   Алина с радостью отметила, что глаза Никиты утратили уже привычное безразличие, и в них снова засветилась мысль.
   – Никит, – Лиза поймала секундную паузу, – это ты потом расскажешь – дай я закончу. Так вот, вчера туман собрался в нечто, и оно разговаривало со мной из телевизора.
   – Конкретно, глюки, – понимающе кивнула Светка.
   – И что оно сказало? – Никита отнесся к информации более серьезно.
   – А я записала, – потеснив Никиту Лиза вышла, – и смех, и грех… калякала тут – думаю, забуду ведь… – вернувшись на место, она развернула газету, – вот, значит… собери пять – два уйдут; два вернутся, и станет семь. Больше ничего не помню – я вырубилась и впервые проспала всю ночь, как убитая.
   – Прям, Нострадамус какой-то! – воскликнула Светка.
   – Ребята, может, это новые правила – типа, подсказка к очередному туру? – подала голос Алина.
   – Возможно, – Никита ткнул пальцем в каждого из сидящих, – раз, два, три, четыре. Паша – пять. Логично? Логично. Тогда двое уйдут… То есть, кто-то из нас должен куда-то уйти… а двое вернутся – думаю, это Женя с Мариной. И станет семь… Семь нас было изначально.
   – А кто те двое, которые уйдут? – испуганно спросила Светка, – и куда?
   – Может, туда, где сейчас Женя с Мариной? – предположила Алина, – может, там есть очередность, и забирают они по двое?.. Тогда я, чур, с Никитой!..
   – Подождите, – Лиза прервала полет ее фантазии, – я, извините, бухгалтер – человек конкретный. Я не понимаю, почему если двое уйдут и двое придут, то останется семь? Пять должно остаться – как и было.
   – Действительно, хитрая у них арифметика, – Никита закурил, глядя на нетронутый торт.
   – А вы уверены, что все это связано с проектом? – нарушила возникшее молчание Светка, – может, это информационное поле… да, Никит?.. хотело сказать о чем-то другом?.. И, вообще!.. Мало ли что Лизе приснилось?..
   – Мне это не снилось, понимаешь? – перебила Лиза, – я сидела и смотрела на экран…
   – Мне иногда тоже казалось, что я не сплю, а потом…
   – Погоди, – Никита накрыл ладонью Светкину руку, и та замолчала, – Лиз, а ты не пробовала с бабушкой посоветоваться?
   Несмотря на серьезность тона, фраза выглядела, как шутка, и Светка засмеялась.
   – Никит, какая бабушка? – Лиза тоже усмехнулась.
   – Там-то ты верила в нее, – напомнила Алина.
   – Там было совсем другое дело…
   – А ты помнишь, что говорил продюсер? – не унималась Алина, – можно не заметить, как проект закончится, и тогда он продлится всю жизнь. Помнишь?
   – Все помнят, – вместо Лизы ответила Светка, – только фигня все, что он там говорил. Давайте, лучше я вам расскажу свои новости. Блин, лучше б мне тоже какая-нибудь хрень снилась, а то ведь меня менты доставать стали!
   Все, включая Алину, повернулись к Светке, ибо менты, действительно, хуже любых снов.
   – Мало того, что Мэри так и не вернулась, так тут еще ее предки отчудили! – Светка сделала паузу, которую никто не стал нарушать, – дядя Володя, отец ее… его знать надо… коммуняка махровый – только Советский Союз, Великий Ленин, Великий Сталин… У них это наследственное. Знаете, как звали деда Мэри?.. Вектор Иванович.
   – А что? Вектор – нормальный физический термин, – Никита пожал плечами.
   – Это не физический термин! Это «ВЕликий Коммунизм ТОРжествует»! А Мэри он держал!.. Где, с кем, куда… а тут неделя прошла – ни он, ни тетя Зина ее не ищут. Это же нонсенс! Тетя Зина даже с дачи прикоптить ни соизволила, а дяде Володе – как ни позвоню, он спокойный, как трактор. Марина, говорит, уехала, и дальше начинает долдонить, что не смог ее правильно воспитать, что она такая же вертихвостка (это его фирменное словечко), как и вся современная молодежь. А самая хохма – каждый раз говорит, что уехала она вчера и завтра вернется. Прикол, да? Это что, отъезд крыши?
   – В общепринятом смысле, наверное, – Никита закурил уже третью сигарету.
   – Но жуть опять же не в этом. Позавчера у тети Зины «мотор» прихватило, прям, на даче – успела только в «скорую» звякнуть и домой. Дядя Володя сорвался к ней. А у него «Волга», древней паровоза – еще с оленем. Короче, влетает он в аварию, и насмерть. А к тете Зине «скорая» так и не доехала. В результате, два жмурика. Менты, естественно, кинулись Мэри искать, а ее тоже нет – реально нигде! Теперь эти козлы трясут всех подряд, а мой чекист вломил, что мы с ней на кастинг мотались. Короче, я получаюсь последней, кто ее видел…
   – И они правы, – заметил Никита.
   – Правы-то правы, а мне что делать? Я ж не скажу им, что семь придурков повелись на бред о проекте, про который никто слыхом не слыхивал; что поехали в какой-то дом; что потом там все взорвалось и началась зима!.. Нет, вы сами прикиньте!
   – Да, для ментов не убедительно, – согласился Никита.
   – Я и подумала, – продолжала Светка, – Никит, давай отдадим им визитку, если она цела у тебя, и пусть сами роют.
   Никита молчал, и Алина испугалась, что тогда все сразу закончится – может, не навсегда, но на пару месяцев, пока будут идти разборки, точно.
   – Думаю, это не лучший вариант, – сказала она и остановилась, не зная, какое выдвинуть разумное обоснование, хотя от нее, собственно, никто и не ждал никаких предложений – все дружно смотрели на Никиту.
   – Ну, и чего вы уставились? – не выдержал тот, – откуда я знаю? Я – физик, и, не более того!.. – но никто не принял его отставки с поста «главнокомандующего», и Никита махнул рукой, – ладно, если хотите мое мнение, то я думаю, это не в компетенции ментов. Пусть они замеряют тормозной путь той «Волги»; проверяют, почему «скорая» ехала так медленно.
   – Да?!.. – взвилась Светка, – к вам-то они не ходят! А мне что делать, если снова заявятся?
   – А врать не умеешь? – Алина презрительно усмехнулась.
   – Умею! Конечно, не так, как ты!.. – огрызнулась Светка.
   – Ути-пути, какие мы белые и пушистые!..
   – Девчонки, хватит! – Никита стукнул кулаком по столу, – нам надо решить одну-единственную задачу, и от этого зависит все остальное – была это обычная ролевая игра или нас, действительно, столкнули с какой-то иной реальностью. Как физик, я охотно верю в возможность, как первого, так и второго. И если рассматривать вторую версию, то никакого продюсера могло вообще не быть. Возможно, это, к примеру, энергетический фантом. Прикинь, Свет, если ментам подкинуть такую идею? Ты ж первой загремишь в психушку…
   – …и там останешься, – закончила Алина.
   – Алин, ты можешь заткнуться?
   От такой неожиданной грубости Алина тут же прикусила язык, но не обиделась, ведь Никита отстаивал ее идеи и неважно, в какой форме он это делал.
   – Возможно, я скажу глупость… – воспользовалась паузой Лиза, – но чтоб узнать… ну, насчет другой реальности, может, стоит обратиться к потусторонним силам?
   – Это как? – не поняла Светка, – бабушку твою позвать?
   – Причем здесь бабушка? Я ж не о мертвых говорю – я имею в виду какую-нибудь колдунью. Никит, они ж существуют?
   – Должны. Это ведь та же самая физика.
   – Тогда, вот, – Лиза взяла с подоконника газету, – например… в каждом номере печатают – прорицательница Фаина. Приворожу, сниму порчу, ищу людей по фотографии…
   – Брось ты, – Никита махнул рукой, – тот, кто имеет дар, никогда не станет печатать подобное фуфло. Это так, очередной способ честного отъема денег.
   – Короче! – неожиданно для всех воодушевилась Светка, – я знаю одну бабку! Конкретную! У матери в прошлом году «рожа» была… ну, зараза такая – так вот, бабка эта заговорила ее на раз! Я знаю, где она живет. Она меня тогда достала – дай погадаю, да дай погадаю; тебе, говорит, надо знать, что будет… Блин! До меня только сейчас дошло… а я отказалась, дура!..
   – Точно, дура, – подтвердила Алина с явным удовольствием, но Светка демонстративно перестала на нее реагировать.
   – Давай попробуем, – неуверенно согласился Никита.
   – Тогда я быстренько съезжу, а вы ждите здесь. Чтоб нам уж раз и навсегда покончить с этим… – протискиваясь мимо Никиты, она остановилась, – слушай, а что спросить-то? Про проект ей надо рассказывать?
   – Думаю, нет, – Никита покачал головой, – по идее, она сама должна все понять… хотя… я ж никогда с ними не общался.
   – Ладно, придумаю что-нибудь.
   Едва за Светкой захлопнулась дверь, Алина довольно потерла руки.
   – Вот, теперь можно спокойно есть торт.
   – Какая ж ты все-таки стерва! – возмутился Никита.
   – Я не стерва, а стервочка – маленькая, славная стервочка, – Алина потупила взгляд.
   – Сейчас чайник поставлю, – спохватилась Лиза, не дав шутливому диалогу перерасти в выяснение отношений, – расскажите, вы-то как живете. Я так устала за эту неделю, хочется чего-нибудь самого обычного.
   – Более «обычное», чем у нас, придумать трудно, – Алина взяла кусок торта, – а ничего. И сколько такой стоит?
   Никита отвернулся к окну – собственно, то, что должно было последовать дальше, он и называл «тряпичными байками».
//-- * * * --//
   Светку сразу смутила тишина, царившая во дворе. В прошлый раз скамейку возле подъезда занимали мужчины и женщины, с жаром обсуждавшие свои недуги. Более стеснительные, считавшие свой поступок отходом от цивилизации, нервно вышагивали между деревьями, делая вид, что явились по совершенно другим делам. Несколько молодых людей, взявшихся контролировать очередь, громко ругались с жильцами, грозившими пожаловаться «куда следует» на незаконное предпринимательство. Светка хорошо запомнила эту картину всеобщего ажиотажа и нетерпения, а теперь во дворе было пусто, если не считать двух мужиков, решивших посвятить выходной реанимации совершенно «убитой» иномарки, да нескольких пацанов, оккупировавших доминошный стол. Тем не менее, Светка бодро взбежала на третий этаж и позвонила. Послышались шаги, и недовольный голос из-за двери произнес:
   – Приема не будет. Матушка Анна приболела.
   Светка попыталась использовать волшебную формулу, усыплявшую бдительность самых грозных охранников.
   – Так мне только спросить… – но формула не сработала.
   – Я же сказала!.. – голос сделался громче и уверенней, но его перебил другой, прерываемый простуженным кашлем:
   – Полин, пусть войдет. Это ненадолго.
   – Теть Ань, ты ж сама говорила, что сил у тебя сегодня нет, – однако дверь открылась.
   Светка увидела прихожую, в которой ничего за год не изменилось, и толстую Полину в тренировочном костюме «Adidas», давно вышедшем из моды. Сама ворожея стояла на пороге комнаты – маленькая, как девочка, на фоне огромной племянницы. В том, что Светка хорошо запомнила ее, не было ничего удивительного, но когда та спросила, здорова ли мать, Светка обалдело открыла рот.
   – Ну, и слава Богу, – ворожея кивнула, словно заранее зная ответ, – а тебя, девка, помню, я хотела предупредить, да ты слушать не стала.
   – Простите, пожалуйста, – по-детски пролепетала Светка, не найдя более весомых слов.
   – А чего тебя прощать? Ни перед кем ты не виновата, только сказать мне нечего.
   – Почему? Я ж заплачу …
   – Что мне в твоих деньгах? – ворожея усмехнулась, – деньги, вон, Полинкиной дочке на институт нужны. Мне от них никакого проку. А не скажу потому, что теперь они сами общаются с тобой. Вот, пусть они тебе все и рассказывают.
   – Кто они? – не поняла Светка.
   – Те, кто находится по ту сторону зеркала. Так что, ступай с миром, – ворожея повернулась, собираясь уйти.
   – Подождите! – испугалась Светка, – я ж не знаю…
   – Ты не знаешь – другие знают! – строго оборвала ворожея. Потом замерла, подняв голову к потолку, вроде, советуясь с кем-то, и вздохнула, – жива твоя подруга, только имя у нее другое. А вообще-то подумай сначала, нужно ли тебе это?
   – Я не знаю, о чем…
   – Не знаю, не знаю… – передразнила ворожея, – я все сказала. Полин, закрой за ней, а то сквозит.
   Инстинктивно Светка сделала шаг назад, и дверь перед ее носом захлопнулась. Правда, прежде, чем уйти, она еще успела расслышать обрывок разговора:
   – Тебе мало целительства? – спросила Полина, – зачем ты к ним лезешь?
   – Ты ж видишь, я не лезу. Но эта-то! Она ж не соображает, куда… – разговор, видимо, переместился в комнату, и больше Светка ничего не смогла разобрать.
   Озадаченная, она медленно спустилась вниз и присела на пустую скамейку. То, что Мэри жива, являлось, конечно, хорошей новостью, но гораздо больше волновала ее другая фраза. …Эта-то не соображает, куда… – вспомнила Светка и представила, как Мэри утягивает ее в мрачную неизвестность – солнце при этом удаляется, превращаясь в слепящую точку. Почему ассоциация возникла, именно, такая, а, например, не расцвеченная лучами софитов студия, Светка не знала, но видение было настолько отчетливым и пугающим, что она тут же решила: …Пора прекращать эти глупости. Мэри жива, и слава богу!.. Точно бабка сказала, не фига никуда лезть!..

   Никита в это время доедал кусок торта, которым кормила его Алина. Лиза курила, отвернувшись к окну. Нельзя сказать, чтоб разыгрываемая на ее глазах идиллия сильно раздражала, скорее, наоборот – ей вдруг захотелось оказаться на Алинином месте. Она даже представила это, правда, у «ее Никиты» не было лица, а только рот, испачканный кремом. …Да и правильно, – решила она, – какая разница, каким будет лицо, если тебе уже двадцать семь, а тортом покормить некого? А еще говорят, свято место пусто не бывает… или пословица касается только тех, кому двадцать? Неужто Антон – это все, что было определено мне этой жизнью? Обидно…
   – Лиз, – Никита наконец отбился от навязчивого Алининого сервиса, – ты чего такая печальная? Все образуется.
   – Да не просчитали они с бабушкой ситуацию, вот и печальная, – засмеялась Алина, – одного мужика выперли, так надо ж было сразу другого заказать.
   – Дурочка ты, – Лиза даже не повернула головы. …Это у меня самозащита, потому что никакая она не дурочка…
   – Я не дурочка, – подтвердила Алина, словно прочитав ее мысли, – Никит, разве я сказала что-то глупое?
   – Ты маленькая стерва, – Никита перетянул ее к себе на колени, и Алина с радостью приняла приглашение. Настроение у нее было прекрасное – пересохший, было, ручеек, олицетворявший ее жизнь, вновь наполнился прозрачной водой, и уже бежал по камням, весело журча. Правда, куда он бежал, пока неизвестно, но приятно было само его журчание. …А потом любые ручейки ведь вливаются в широкие реки… если, конечно, не угодят в болото, из которого нет выхода… И я чуть не совершила такую ошибку, но какая ж я молодец, что связалась с этой «Spiritusvitalis»!.. Так бы и сидела, ждала у моря погоды…
   В дверь позвонили. Лиза молча пошла открывать и вернулась уже со Светкой. Алина хотела радостно сообщить, что торт съеден, но от одного взгляда на нее шутить расхотелось, а «ручеек» незаметно нырнул под камни.
   – Больше я в эти игры не играю! – заявила Светка с порога.
   – Погоди, давай по порядку… – начал Никита.
   – Сейчас будет тебе по порядку! – протиснувшись в кухню, Светка заняла освободившееся Алинино место, – короче, как ты советовал, я ничего ей не рассказывала – она сама сказала, что Мэри жива, только у нее другое имя. Не слабо, да?.. А перед этим она спросила, как здоровье моей матери – это ж год назад было!..
   – И что? – Никита недоуменно пожал плечами, – это говорит о том, что она настоящая, в отличие от всяких газетных…
   – Да плевать мне, какая она! – перебила Светка.
   – Свет, ты успокойся, – Лиза протянула руку, но Светка не дала прикоснуться к себе.
   – Ага! Тебя б туда!.. Теперь они сами общаются с вами… – она передразнила ворожею.
   – Кто они?
   – Я тоже спросила – кто, блин, они! А она говорит – те, кто живет за зеркалом! Откуда она про зеркало-то знает?.. А потом говорит, типа, я сама не понимаю куда лезу! Вот я и решила, что никуда лезть не буду! Я то зеркало не трогала…
   – А чего ты так перепугалась? – Алина коварно улыбнулась.
   – Да вы что, совсем ни хрена не понимаете?!.. – Светка обхватила голову руками, – бабка, у которой я была – она не может быть участницей проекта! Я ее подтянула, а не продюсер!..
   – И что? – удивилась Алина, – она – ясновидящая, поэтому все знает, и Мэри твоя жива, так что все нормально…
   – Значит, говоришь, они сами общаются с нами… – Никита не прислушивался к перебранке, копаясь в собственных мыслях, и все замолчали, сразу вспомнив, кто здесь принимает верные решения. Он достал сигарету, и Алина услужливо чиркнула зажигалкой. Все ждали, пока он сделал одну затяжку, вторую, и тут Лиза догадалась.
   – Ты думаешь, то, что было со мной… – она не закончила фразу, а Никита уже кивнул.
   – Именно, так я и думаю. По крайней мере, очень похоже на то, как описывают общение с другим миром.
   – А ты сам умеешь с ними общаться? – спросила Алина.
   – Теоретически, но реально никогда не пробовал.
   – Так давайте попробуем! – Алина чувствовала, как «ручеек» вновь вырвался на простор, – что для этого нужно – блюдце или магическая доска?
   – Какая ж ты у меня подкованная, – Никита засмеялся, – я, между прочим, физик, а не спирит. Лиз, у тебя хороший магнитофон есть?
   – Ну, есть однокассетник маленький, а что?
   – Не пойдет, – Никита покачал головой, – и у меня нет.
   – У меня есть! – Светка заносчиво вскинула голову, – пятнадцать эквалайзеров, turbo-bass, CD на пять дисков. Но я же сказала, что больше не играю! Я решила, ясно?
   – Ясно. Но магнитофон ты можешь дать?
   – Могу, – нехотя согласилась Светка. (Если об этом просила Алина, а не Никита, она б твердо ответила «нет»).
   – Вот и славно, – он довольно потер руки, – сейчас поясню суть. Существует мнение – даже, вроде бы, доказанное на практике, что между субстанциями «тонкого» мира тоже происходит голосовое общение, правда, основная его масса неуловима для нашего уха, теряясь во всевозможных фоновых шумах. Человек может воспринимать их, либо в экстремальных ситуациях, когда действует практически на подсознательном уровне – это пресловутый «внутренний голос», либо путем многократного прослушивания фоновых шумов. Шумы могут являться, как природными, типа, шум леса, так и техногенными, типа, эфир в моменты, когда нет прямого вещания. Причем, уловить их можно не везде, а лишь в определенных местах, и мы знаем, что Лизина квартира для этого хорошее место, раз она без расшифровки воспринимала голос из телевизора. Следовательно, надо отключить от телека антенну, подключить магнитофон и записывать фон, а потом слушать, меняя тембр, скорости записи – короче, все, что можно, и если тот американец не врет…
   – Шиза конкретная! – заключила Светка.
   – Возможно, – Никита неожиданно согласился, – но ничего другого я предложить не могу.
   – Я – за! – Алина с готовностью подняла руку.
   – Вообще-то мне по фигу, чем вы тут будете заниматься, – Светка пожала плечами.
   – Лиз, – Никита повернулся к хозяйке, – ты у нас главный «слухач», справишься?
   – С чем? – не поняла девушка.
   – Ну, как?.. Может, всю ночь придется сидеть и слушать.
   – Мне не привыкать не спать по ночам, – Лиза усмехнулась, – только чистых кассет нету.
   – Я сейчас куплю! – встрепенулась Алина, – как интересно! А вдруг мы правда что-нибудь услышим! Например… – ехидно прищурившись, она взглянула на Светку, – например, Мэри скажет – а подруга-то у меня трусиха и, вообще, полное говно!
   Светка даже привстала от возмущения, но Никита, уже уставший осаживать Алину словами, просто спихнул ее с колен.
   – Свет, поехали за техникой, – сказал он.
   Алина хотела предложить съездить втроем, но решила не выставлять себя ревнивицей – да и было б к кому ревновать!..

   Оказавшись во дворе, Светка оглянулась на Лизины окна, выходившие как раз во двор, и взяла Никиту под руку. Это была совсем крошечная месть, но все равно Светке было приятно, а Никита только рассмеялся.
//-- * * * --//
   В маршрутке Светку с Никитой разделяло целых два сиденья, поэтому они не разговаривали, но мысли обоих, естественно, крутились вокруг одного и того же.
   – Никит, – спросила Светка, когда они уже вышли из маршрутки и подходили к дому – напоследок она, видимо, все-таки хотела получить ответ на самый главный вопрос, – у тебя одного тут светлые мозги – скажи, что это за дурацкий проект?
   – А сама ты как думаешь?
   – Я никак не думаю. Если б я хоть как-то думала, то не спрашивала бы.
   – Тогда поставим вопрос по-другому – что бы ты хотела услышать? Дело в том, что существует, как минимум, две версии, имеющие равное право на жизнь.
   – Мне б хоть одну, чтоб я успокоилась, что не полная дура, – открыв дверь квартиры, Светка быстро заглянула во все комнаты и с облегчением вздохнула, – слава богу, а то б отец сейчас начал – кому даешь мафон, да зачем… Значит, что я хочу услышать?.. Я хочу услышать, что все это хренотень и этой хренотени есть нормальное объяснение.
   – Пожалуйста, – Никита с готовностью раскинул руки, словно приглашая Светку в объятия, – все мы участвовали в кастинге, но прошли его только Марина с Женей. Их забрали на съемки основной части проекта таким, вот, мистическим способом – сценарий у них в этом ключе сделан, понимаешь, да? А нас отправили домой тоже соответствующим образом. В наше время насыпать вокруг дома искусственного снега – тьфу, согласись… Что дальше? Маринины родители? Тут, вообще, ничего сверхъестественного. Вон, газеты почитай – еще не такое встретишь. Взять того же Караченцова, артиста. Только он выжил, а ситуация-то похожая, и никто не ищет в ней никакой мистики. Так что, это, как говорится, совсем другая история. Теперь Лиза с ее голосами. Девушка она впечатлительная – верит снам, и то, на что ты б например не обратила внимания, для нее обретает некий тайный смысл. Вспомни ту же историю с бабушкой. Похоже, она не привыкла принимать самостоятельные решения – отсюда вера в мистику, и как следствие – бессонница, кошмары… Да, тем более, сейчас она рассталась со своим мужиком, переживает… Так что, считай, что это третья история. И так, если хочешь, я могу тебе истолковать абсолютно все.
   – А Анна? Ну, гадалка, к которой я ездила.
   – Это уже твои заморочки. У Лизы – свои, у тебя – свои. Если б до проекта кто-то сказал тебе, что какой-то «зазеркальный» мир будет общаться с тобой, ты б что?..
   – Я б послала конкретно.
   – А что изменилось? Только твое собственное восприятие ситуации. Возникла схема поведения, которую тебе навязали по сценарию, а если разбирать каждый момент в отдельности и непредвзято, как мы разбираем сейчас…
   – Ты – гений! – сделала Светка восторженный вывод, но тут же голос ее сделался подозрительным, – а зачем ты тогда всем головы дуришь? Магнитофон тебе какой-то…
   – Так я ж выдал ту версию, которую ты хотела, – засмеялся Никита, – а есть еще…
   – Все, хватит! – Светка закрыла уши, – я даю мафон и разбегаемся. Когда отдашь обратно?
   – Как пойдет. Может, завтра, а может – через неделю.
   – Давай, через неделю, – отсоединив провода, Светка смотала их в клубок и уложила в сумку вместе с магнитофоном и колонками, – больше я ничего не хочу знать. Держи.
   – Держу, – Никита поднял сумку, но уходить не спешил, – только учти – если мир, есть единое целое, пронизанное энергетическими потоками, то от одного твоего желания мало что зависит. В этом случае, нам лучше держаться вместе, раз уж оказались в одной команде.
   – Не переживай, – Светка усмехнулась, – у меня есть кому заступиться. Я вчера с таким мачо познакомилась!.. Каратист!..
   – Карате – это круто, – Никита одобрительно кивнул, но Светка почувствовала издевку.
   – Никит, – она уселась на край стола, – ты не обижайся и пойми меня правильно – да, вам нравится играть в эту игру. Как же!.. Измени свою жизнь!.. У вас ведь у всех жуткие проблемы – у Лизки крыша поехала от спермотоксикоза; Алину, по причине гнусного характера, выставили, и муж, и мать с сестрой; у тебя…
   – О себе я сам все знаю.
   – Ладно, – согласилась Светка, – а у меня все клево, понимаешь? Да, достают меня родичи, но это не повод, чтоб придумывать себе какую-то новую жизнь…
   – Как знать…
   – Уж я-то знаю! – Светка сильнее сжала крышку стола, словно кто-то пытался столкнуть ее с занятых позиций, – я ж просто хотела в телеке засветиться, но, похоже, попала не в ту дверь – мне на ТНТ надо было, а я залетела черти куда! Нет у меня в голове ваших «тараканов»!
   – Людей без «тараканов» не бывает, – подхватив сумку, Никита направился к выходу, но в дверях обернулся, – через неделю аппарат верну в целости и сохранности.
   – Удачи, охотники за привидениями, – Светка показала язык Никитиной спине и, довольная, перебралась на диван. Посидев минуту в тишине и бездействии, она почувствовала, что чего-то все-таки не хватает – нет, ни магнитофона, а чего-то абстрактного. Больше всего это напоминало расставание с надоевшим парнем, когда вечером сидишь и вспоминаешь, как все здорово начиналось.
   Светка подошла к окну, но Никиты во дворе уже не было.
   …Впрочем, это и хорошо, – решила она, – так неужто Мэри попала в основную стадию? Везет же!.. И почему она? Она ж и общаться-то толком не умеет – всю жизнь с книжками пробалдела. А я старалась-старалась… даже про «рокера» выдала – на изнанку, можно сказать, вывернулась, а они не оценили, твари… А я б там развернулась!.. – Светка сладко потянулась, – все-таки прикольно было… ну и фиг с ними. Когда-нибудь куда-нибудь еще прорвусь – какие наши годы?.. – она посмотрела на часы, – набрать, что ли, Темку?.. – она отыскала в телефоне нужный номер.
   – Привет, это Света. Помнишь такую?.. Да, вчера… Ах, ты пиво собираешься пить?.. Нет, через пятнадцать минут не успею… Ладно, но ты подожди.
   Она сунула трубку в карман, на ходу глянула в зеркало. …И на фиг мне их заморочки? Мне б проетик попроще, типа «Дома-2», только отец хрен меня туда отпустит…
//-- * * * --//
   Через час Светка остановилась у низенькой оградки, внимательно изучая посетителей на летней террасе кафе. Их оказалось не много и хватило нескольких минут, чтоб убедиться – Артема среди них нет. Удивленная, зашла внутрь, но за столиками людей было еще меньше – только очереди за пивом с куриными крыльями образовывали у стойки пеструю толпу.
   Светка потолкалась среди потных тел, бесцеремонно заглядывая в лица, но так и не поняв, куда мог деться ее бой-френд, растерянно вернулась на улицу. …Это ж каково кидалово!.. Но не ехать же домой?.. Она отстояла очередь за мороженым и получив три разноцветных шарика, уселась за свободный столик. …Ничего, кто-нибудь нарисуется – все, кто не на пляже, ползут сюда… Но Темка-то каков!.. Похоже, зря я губы раскатала по его поводу…
   Глядя в вазочку, как в калейдоскоп, Светка изучала растекающийся розовый узор, постепенно смешивающийся с фиолетовым. Поймав на кончик ложки крохотное зернышко, она отправила его в рот, но не почувствовала вкуса. …И что это было, клубника или ежевика?.. Блин, даже мороженое одной есть скучно, – она подняла взгляд, – все идут откуда-то и куда-то… и чего, собственно, я сюда выперлась?.. Неожиданно все слилось в одно большое ослепительное пятно. …Еще и очки забыла!.. Спешила ведь, дура!.. Что ж это, блин, так светит?..
   Светка прищурилась и через минуту сообразила, что это серебристый шлем – мотоциклетный шлем!.. Человек, державший его в руке, уверенно приближался, и Светка отчетливо видела загорелое лицо, собранные в хвост темные волосы, а еще, несмотря на жару, на нем была короткая кожаная куртка с заклепками.
   – Можно? – не дожидаясь согласия, материализовавшийся байкер присел за столик и протянул руку, – Константин, – он улыбнулся. Светкина рука, державшая ложечку, опустилась сама собой, и жирная розовая капля расползлась по поверхности столика, – а как зовут печальную девушку?
   Окончательно обалдевшая Светка лишь безмолвно открыла и закрыла рот. Чем внимательнее она вглядывалась в нежданного соседа, тем сильнее казалось, что именно так, по прошествии лет, должен выглядеть человек, которого она когда-то себе придумала. Но ведь на свете не может быть таких совпадений!..
   – Ладно, – байкер убрал руку, но улыбка с его лица не исчезла, – попробую угадать. Тебе бы пошло, например, имя Светлана. Или у твоих родителей было другое мнение?
   – Откуда вы знаете?.. – она сумела выдавить из себя первую складную фразу.
   – Видишь, какая у меня интуиция? – байкер погрозил Светке пальцем, – со мной шутки плохи. И перестань «выкать» – мне кажется, мы знакомы сто лет. Я как увидел, так сразу понял – это она.
   – Я тоже… – Светка мотнула головой, пытаясь прогнать навязчивое видение, но вместо того, чтоб растаять в воздухе, Константин накрыл ее руку своей чуть влажной ладонью.
   – Значит, это судьба. Кстати, ты веришь в судьбу?
   – Я не знаю… то есть, я никогда не думала об этом…
   – Может, и правильно, – он кивнул, – живешь и живешь – и кому какое дело, откуда что берется… Ты кого-то ждешь?
   – Вообще-то, да, – сдуру ляпнула Светка, но Константин дал ей еще один шанс.
   – И хочешь его дождаться?
   – Вообще-то, нет, – Светка опустила взгляд. В ее голове все смешалось, и если б это не выглядело смешным, она б больно ущипнула себя за руку.
   – Тогда пойдем отсюда, – он отодвинул стул.
   – Куда?..
   – А куда хочешь! Можем поехать к тебе, можем – ко мне; можем покататься по городу, или съездить искупаться, или…
   …Нет, все не то, – выныривая из сладкого кошмара, вспомнила Светка, – если это он, то должен предложить совсем другое!..
   – А на соревнования мы больше не поедем? – она прикусила губу в ожидании ответа, ведь кроме гонок и постели, в их прошлой жизни не существовало ничего – как он мог забыть?..
   – Какие соревнования? – Константин рассмеялся, – это уже не для меня. По молодости, да, гонялся. Даже призы брал, так сказать, в областных масштабах – правда, когда это было!.. – он мечтательно поднял глаза, – да, лет так, пять-шесть назад…
   Светка в ужасе закрыла лицо. Все сходилось, а в четырнадцать лет и «областные масштабы» могли показаться кубком мира!..
   – Что с тобой? – Константин осторожно отнял от лица ее руки, – тебе плохо?
   – Нет, все нормально, – Светка увидела подходившего к столику Артема и вымучено улыбнулась, – Тём, привет.
   По глазам всегда можно определить, скрывает ли человек какую-то тайну, и для этого взгляд не обязательно должен быть «бегающим» или «потупленным» – просто информация, опускающаяся из мозга, прежде чем попасть на язык, в сердце и другие рабочие органы, непременно мелькает в глазах – другого пути у нее нет. Так говорил тренер, считавший каратэ философией, и хотя сам Артем не лез в высокие материи, поймав сейчас Светкин взгляд, он понял, что все его планы рушатся, даже не начав воплощаться.
   – Ты кто? – спросил он, останавливаясь перед конкурентом.
   – Тем, мы просто разговариваем… честно!.. – вступилась, было, Светка, но ее мнение в данный момент Артема не интересовало. Впрочем, оно его вообще не интересовало – у него была своя цель и свои планы.
   – Свет, помолчи, – он небрежно махнул на девушку рукой, – чувак, я тебя спрашиваю, кто ты такой? Это моя герла, понял?
   – Понял, – Константин кивнул.
   – А если понял, то дергай отсюда! Я не хочу делать из тебя труп! У меня черный пояс, понял?.. Хочешь, сейчас размажу тебя по асфальту!.. Ну! Исчезни, быстро!
   – Совет хочешь? – Константин равнодушно смотрел на соседний столик, где три девчушки, смеясь и толкаясь, отбирали друг у друга мобильник.
   – На хрен мне твои советы?..
   – Пояс постирай – хоть цвет узнаешь, а то черный-то он, небось, от грязи.
   Артем выпучил глаза от такой наглости, побагровел всей своей бритой головой.
   – Ты меня достал!.. – он схватил байкера за куртку, пытаясь вытащить из-за столика, и тот, наконец, повернулся к нему.
   Светка не поняла, что произошло, но, видимо, то ли в его лице, то ли во взгляде было что-то такое, от чего Артем тут же выпустил куртку и попятился.
   – Блин, как ты это делаешь?.. Это полевое каратэ, да? – пробормотал он и тут его скрутило, как от рези в желудке, – братан, ты извини… я это… – Артем поднял искаженное болью лицо, – ну, хоре, слышь… я понял…
   Боль, похоже, отпустила, потому что Артем выпрямился и позорно скрылся за киоском.
   – Класс!.. – восторженно выдохнула Светка.
   – Да фуфло все эти черные пояса, – Константин повернулся к ней, и в глазах его не было ничего экстраординарного – обычный ласковый, чуть печальный взгляд.
   – А что такое «полевое каратэ»?
   – Не знаю, – Константин пожал плечами, – говорят, это когда мочат не ногами, а ломают биополе, и человек превращается в растение.
   – Атасно… – мечтательно произнесла Светка.
   – Ну что, поехали? – Константин поднялся.
   – Поехали, – Светка отодвинула стул, не спрашивая больше, куда они едут – гораздо важнее был вопрос, сама она приняла такое решение или ее тоже превращают в «растение»?
   Они вышли из кафе, и Светка увидела мотоцикл – жутко длинный, с массивными, похожими на торпеды баками, и огромным, как рога буйвола, блестящим рулем (то, что она представляла себе в детстве, выглядело гораздо скромнее). Вокруг машины толпился народ, но все уважительно расступились перед хозяином этого чуда. Перекинув ногу, Светка уселась в седло – ощущение при этом возникло безумно знакомое и такое сладостное! …Как я могла столько лет обходиться без него и быть довольной жизнью?..
   Взревел двигатель, мгновенно убив остальные звуки. Вцепившись в холодные блестящие дуги, Светка замерла, сливаясь воедино с железным монстром.
//-- * * * --//
   – Значит так, – Никита придвинул к магнитофону купленные Алиной кассеты, – когда все запишешь, позвони. Хочешь, начинай прямо сейчас, хочешь – ночью.
   – Это я сделаю, – Лиза выпустила в открытое окно струйку дыма, – у меня другой вопрос – почему, именно, нас пригласили на этот проект?.. Почему это происходит, именно, с нами?..
   – Ну, ты даешь! – рассмеялся Никита, – почему что-то с кем-то происходит, никому не дано понять – ни папе Римскому, ни Нобелевскому лауреату. Я полагаю, что смысл всего можно узнать только соприкоснувшись с самой высшей субстанцией.
   – То есть, после смерти? – уточнила Лиза.
   Алина, удобно устроившаяся на диване, отложила толстый глянцевый журнал, пытаясь вникнуть в тему, коренным образом отличавшуюся от бытописания Бритни Спирс, а Никита присел на стул, что подразумевало долгий разговор.
   – Современная физика считает, что благодаря смерти, экзосоматическая система получает в свое распоряжение всю внутреннюю энергию, которая в первозданном виде соотносится с возможностями мирового информационного поля, то есть…
   – Может, хватит? – Алина положила ногу на ногу и откинулась на спинку дивана.
   – Чего хватит? – не поняла Лиза.
   – Хватит бежать впереди паровоза. Никит, я очень уважаю твои знания, но… – она замолчала, подбирая наименее обидную формулировку, – ты ж сам говорил, что чуть не тронулся умом, разбираясь во всем этом. Главное ведь в чем – мы решили вернуться на проект. Все! А порядки там устанавливаем не мы и даже не физики, а наш продюсер, Алексей Борисович – кто там стоит за ним, мы не знаем, но наша задача, не сойти с дистанции, и все. Я не права?
   – Может, и права, – Никита вздохнул, – ладно, Лиз, звони, когда закончишь.
   – Никит, – Алина обрадовалась, что он так быстро сдался, – давай сходим куда-нибудь. Не хочу домой! И, вообще, я сто лет нигде не была. Деньги у меня еще есть.
   – Конечно, идите, – Лиза склонилась над магнитофоном, осваивая расположение клавиш.
//-- * * * --//
   Светка даже не заметила, как закончился город – она просто забыла о нем, потому что ветер вымел из головы все ненужные мысли, оставив только нужные, типа …и все-таки он – Константин!.. А тот мужик издевался надо мной, козел!.. Хотя я и сама лоханулась с Димой… а чего его так долго не было?.. Я узнаю, где он таскался столько времени…
   Чем дольше они ехали, тем явственнее абстрактное ощущение безграничной радости облекалось в обрывки воспоминаний, наконец-то связывая воедино прошлое и настоящее, и от этого жизнь становилась цельной и правильной, устремленной к некой конкретной цели. …Только уж слишком долго мы едем… куда можно ехать так долго?.. – ответ напрашивался сам собой, и он полностью удовлетворял Светку, – за счастьем!.. И где же оно, это счастье?..
   Очнувшись, Светка увидела могучие деревья по обе стороны узкой серой дороги, упиравшейся в черные ворота, и глухую стену из красного кирпича, над которой чуть виднелся конек крыши. Мгновенно возникла мысль, что за домом должно быть озеро. Нет, туда ей совершенно не хотелось – она ведь еле вырвалась из этого кошмара, и все опять!..
   – Остановись немедленно! – закричала она, но байкер, то ли не услышал, то ли не захотел ее услышать. Поскольку руки будто прилипли к металлу, Светка впилась зубами в плечо байкера, однако куртка оказалась слишком прочной.
   Ворота открылись сами собой, и перейдя с рева на довольное урчание, железный монстр остановился. Соскочив на землю, байкер протянул к Светке руки.
   – Приехали!.. Что с тобой? – он видел, как девушка с ужасом оглядывается вокруг, – это загородный дом моих друзей. Я, когда приезжаю, всегда здесь останавливаюсь.
   – Это, правда, дом твоих друзей? – уточнила Светка с глупой надеждой.
   – Реально. Идем. Здесь классно. У них даже есть свое озеро.
   – Я знаю… – Светка сползла с мотоцикла.
   Ворота, естественно, уже закрылись, и она знала, что теперь, как ни прыгай на них, они будут отбрасывать ее, словно батут. Кошмар возвращался, только рядом не было, ни всезнающего Никиты, ни Лизы с ее бабушкой-помощницей, а лишь …что это за существо?.. – Светка сжалась, затравленно глядя на байкера, – он же не призрак, раз мы встретились в городе, за пределами этого чертова «заповедника»…
   – Да что с тобой? – удивленно повторил байкер, обнимая ее, – если тебе не понравится, скажи – я тут же отвезу тебя в город.
   – Это я уже слышала…
   – Все-то она слышала, все-то она знает, – байкер засмеялся.
   В холле вспыхнул свет. Светка не успела заметить, произошло это автоматически или байкер включил его, зато она увидела зеркало, целое и невредимое. Обернулась.
   – А, вот, это зеркало…
   – Классное зеркало, – согласился байкер, – старинное, небось. Сейчас таких и не делают.
   – А оно здесь давно?
   – Насколько я знаю, всегда. А что?
   – Его никто никогда не разбивал?
   – Бог с тобой! – ужаснулся байкер, – это ж уникальная вещь! А почему ты спрашиваешь?
   – Просто, – Светка подошла, разглядывая поверхность – или она сошла с ума или… вот, никакое «или» в голову не приходило.
   – Выпить хочешь? – посчитав тему зеркала закрытой, байкер двинулся к кухне.
   – Подожди. А как зовут твоих друзей?
   – А это не друзья – это один друг. Зовут его Лешка…
   – …и работает он продюсером на телевидении, да? – закончила Светка.
   – Понятия не имею – как-то не догадался спросить. Он просто нормальный парень. Мы в Европе познакомились, когда на лыжах катались. Я только осваивал это дело, а он уже летал!..
   – В Европе… – Светка вспомнила о влиятельных партнерах проекта – ситуация стала принимать более-менее законченные формы, но понятнее не становилась, – и давно это было?
   – Лет шесть назад. А какое это имеет значение?
   – Лет шесть назад мне как раз исполнилось четырнадцать…
   – Не забивай себе голову, – байкер потянул ее на кухню, – знаешь, у него тут всего всегда полно. Так, ты выпить хочешь?
   Светка подумала, что может и правда лучше выпить, чтоб мысли разбежались и больше не хотелось собирать их в кучу… да-да, именно, в кучу – в большую помойку, где отыскать что-нибудь полезное все равно невозможно.
   На кухне ничего не изменилось, только кто-то вымыл посуду и убрал пустые бутылки. Светка стояла возле стола, озираясь по сторонам, и пыталась определить, что же ей приснилось – то, первое посещение дома или недельное возвращение обратно в город?..
   – Нравится? – байкер, неверно истолковавший выражение ее лица, открыл дверь кладовой, – вино, коньяк, шампанское?
   – Шампанское, – решила Светка, вспомнив, что в тот раз они его не пробовали.
   – Отлично, – байкер достал бутылку, по-хозяйски выставил фужеры, выдув из них несуществующую пыль, – фрукты?
   – Ничего, – Светка опустилась на стул.
   – Я стрельну, ладно? – байкер встряхнул бутылку.
   Пробка медленно поползла вверх. Светка смотрела на нее заворожено, словно выстрел должен был пробудить ото сна, но ничего не произошло – как и положено, пробка с глухим хлопком устремилась вверх, врезалась в потолок, а над горлышком заклубился дымок. Все – значит реальность находилась здесь, и с этим надо смириться, хочет она того или нет.
   Шипящий напиток заиграл в хрустале. Светка сделала глоток и поняла, что никогда не пробовала ничего подобного. Правда, уточнять название она не стала (зачем, если ни в одном магазине такого наверняка не купишь?), а жадно прильнула, утоляя возникшую вдруг нестерпимую жажду. Наконец голова у нее закружилась, а на лице появилась глупая, но довольная улыбка. Когда ее рука опустила пустой фужер, байкер оказался уже рядом. Он молча наклонился, дыша Светке в шею, и сжал в ладонях ее грудь. Это было настолько приятно, что прикрыв глаза, Светка прошептала:
   – Пойдем наверх… Я знаю, там есть спальня…
   – Зачем нам спальня?.. – байкер неожиданно склонил Светку к столу так, что лицо ее коснулось скатерти.
   – Не надо… Я не хочу так… – она пыталась сопротивляться, но слишком слабо и неуверенно – странное шампанское парализовало, и волю, и тело; только верный язык еще подчинялся ее желаниям, – я хочу красиво; не как в подворотне…
   – Ты слишком долго ждала меня, чтоб куда-то ходить, – в подтверждение своих прав, байкер бесцеремонно задрал ей юбку.
   – Пусти, слышишь! – крикнула Светка, – не будь сволочью!..
   – И что ты будешь делать, если я тебя отпущу? – байкер расхохотался и уверенно спустил ей трусики, – ты не понимаешь, что несешь!.. Без меня тебе незачем станет жить, дура!
   – Все ты врешь!.. – Светка дернулась; вскинула голову, и тут в нее вошло нечто огромное и холодное, совсем не похожее на то, чем обычно мужчины доставляли ей удовольствие. В глазах потемнело от боли, и в следующее мгновение кухня исчезла, сменившись какими-то неясными разводами, напоминавшими, то ли холмы, то ли облака …Да-да, именно, облака – таким здесь всегда было небо!.. С осознанием того, что небо совсем близко, что оно поглотило ее, появилось неожиданное ощущение легкости и покоя…
//-- * * * --//
   – Смотри-ка, мать не спит, – Никита издали увидел светящееся окно своей кухни.
   – Так любимый сынок же еще не вернулся, – съязвила осмелевшая от алкоголя Алина.
   Вообще, у нее было прекрасное настроение. Весь вечер Никита посвящал ее в теории мироустройства, начиная с язычества и кончая догадками какого-то Мулдашева. Поначалу это было даже интересно, но потом в голове все перепуталось, и перестав воспринимать информацию, Алина лишь молча наблюдала за одухотворенным Никитиным лицом. Собственно, больше ей ничего и не требовалось, ведь ее задача – вновь оказаться там, откуда они так глупо сбежали, и, вроде, пока все двигалось в правильном направлении.
   – Алин, – Никита остановился и взяв девушку за плечи, повернул к себе лицом. Тон его был таким серьезным, будто от ответа зависело, пойдут они дальше вместе или расстанутся тут же, – почему ты не любишь мою мать?.. Нет, я понимаю, что лучше жить отдельно, но если нет у меня такой возможности? Что теперь делать?..
   – С чего ты взял, что я не люблю ее? – Алина ласково взяла руку Никиты, – просто я не могу, вот так, сразу привыкнуть к чужому человеку. Но все будет хорошо, – закончила она оптимистично, подумав, что, если удастся вернуться на проект, то ей уже не будет никакого дела до его матери.
   – Ты уверена?
   – Абсолютно, – Алина поднялась на цыпочки, подставляя Никите губы, и тот с удовольствием воспользовался сделанным предложением. Дальше они шли молча, но молчание перестало быть напряженным – каждый просто пытался представить, как это «все будет хорошо», и у каждого оно выглядело по-своему.
   – Где вы ходите так долго? – едва Никита открыл дверь, как из кухни появилась Вера Павловна, – тут какая-то Лиза весь телефон разбила! Я бегать замучилась!
   За такую весть Алина готова была расцеловать потенциальную свекровь, но взглянув на нее поближе, все же решила не делать этого.
   – Ой, Вера Павловна, вы уж не сердитесь, пожалуйста! – только воскликнула она.
   – Просила перезвонить в любое время, – Вера Павловна довольно улыбнулась.
   – Сейчас позвоним, – Никита скрылся в комнате, и Алина последовала за ним, – ты б всегда с ней так разговаривала, глядишь, все б и наладилось, – Никита закрыл дверь.
   – Буду разговаривать. Ты лучше звони.
   Никита вздохнул, решив, что время для воспитательных бесед выбрал не самое удачное.
   – Лиз, это я, – сказал он, набрав номер, – что там?.. Так… Понял. Нет, сейчас мы не приедем. Давай завтра с утра. Все, спокойной ночи.
   – Ну и?..
   Никита не спешно положил трубку, достал сигарету и закурил, усевшись на подоконник.
   – Да говори ты, блин!..
   – Похоже, у нее дар, – произнес он задумчиво, – Лиза слышит их с ходу, без всяких записей. Для нас она там все пишет, конечно… короче, она слышала два голоса. Один спросил, бросила ли она курить. Лиза считает, что это была ее бабушка…
   – Задолбала со своей бабушкой!..
   – …а второй, снова и снова повторял ту фразу; ну, кто там уйдет, кто придет…
   Алина не знала, что ответить, считая, что им просто должны были сообщить, когда и где собраться, чтоб продолжать игру, а не нести всякую ахинею. Поэтому они сидели, тупо глядя на выцветший диван, пока догоревшая сигарета не обожгла Никите пальцы. Выругавшись, он спрыгнул с подоконника и поняв окурок, ловко запустил его в окно.
   – Я, вот, что думаю… (Алина замерла – вдруг он скажет, типа, а пошли они все!.. Но Никита так не сказал) в принципе, ничего нового я не думаю, – заглянув в пустую пачку, он скомкал ее и отправил вслед за окурком, – собери пять… Пятый, как ни крути, Паша, а он, похоже, еще в Москве, иначе б давно позвонил, как думаешь?
   – Я думаю, надо ехать в Москву! – обрадовалась Алина и для пущей убедительности добавила, – ты ж хочешь, чтоб мы опять были в игре?
   – Знать бы еще, что это за игра… – отвернувшись, Никита долго всматривался в темноту. По странной ассоциации ему вспомнился Вася с собаками, и это заставило его вздрогнуть, – а что мы теряем в конечном итоге?.. Если честно, все равно такая жизнь – полное дерьмо…
   За эти слова Алина готова была кинуться ему на шею и целовать, целовать, но испугалась, что тогда они очень быстро окажутся в постели, и жизнь перестанет казаться Никите таким уж дерьмом.
   – А ты случайно не помнишь тот московский адрес?
   Алина закрыла глаза, пытаясь вспомнить конверт, валявшийся у ее ног, и через минуту на белом прямоугольнике проступили не только ровные ряды букв, но даже три марки «Почта России» и букетик незабудок, перетянутый безликой надписью «Поздравляем».
   – Точно? – Никита удивленно вскинул голову, когда Алина назвала адрес.
   – Точно, – Алина засмеялась, – у меня знаешь какая зрительная память!.. Я в школе устные никогда не учила – посмотрю на перемене и иду отвечать. У меня с точными науками беда была полная… Так что, едем в Москву?
   – А ты-то там зачем? – не понял Никита, – во-первых, это денег надо в два раза больше, а их у нас и так мало осталось, а, во-вторых, за день можно ведь и не отстреляться. У тебя есть, где ночевать?
   – А у тебя?
   – У меня есть вокзал. Мы люди ко всему привычные.
   Скорее всего, Никита был прав – Алина-то думала о Москве, которую знала, живя там, а теперь для нее это другая Москва – чужая и враждебная. Хотя и оставаться здесь казалось ничем не лучше.
   – А я что буду тут делать? – спросила она, – общаться с Верой Павловной?
   – Хочешь, поезжай к Лизе – записи будете слушать. Может, с моим отъездом, они подскажут вам что-нибудь новенькое. А потом, я ж ненадолго, – он ласково погладил Алину по щеке, – давай спать… кстати, напланировали мы с тобой!.. А ты денег-то дашь, а то у меня зарплата только через неделю?
   – Конечно, дам, – Алина знала за собой эту слабость – если она начинала играть, то всегда играла ва-банк.
//-- * * * --//
   Светка открыла глаза и увидела белый потолок. Стараясь не выдать своего пробуждения, она обвела взглядом комнату. От пузатого флакона, установленного на штативе, прозрачная трубка тянулась к ее руке и соединялась с толстой иглой, торчащей из вены. Возле кровати стоял стул, а у стены – прибор, который часто показывали в сериале «Скорая помощь» – там все постоянно следили за зеленой волнистой линией, не имевшей, ни начала, ни конца, а здесь экран был серым и безжизненным.
   Вид больничной палаты и тишина успокаивали сознание, но оставалась еще ноющая боль в правом плече, шее и, особенно, внизу живота – там словно пульсировал обнаженный нерв, заставляя все Светкино существо сжиматься с равными промежутками времени. Были эти промежутки секундами или минутами она не знала, но каким-то образом успевала каждый раз напрячься и стиснуть зубы.
   Чтоб понять свое странное состояние, ей требовалось восстановить всю цепочку недавних событий, и вот тут возникала проблема – она помнила только кафе и Артема, который, вроде бы, исчез как-то сам собой. Все последующее представляло собой сплошную серую пустыню, бесконечную и безжизненную. Хотя, наверное, не так – пустыню она выдумала, чтоб заполнить пустоту, открывавшуюся перед мысленным взором.
   …Неужели память стирают не только в триллерах, а наука уже сейчас умеет это делать?.. Но даже если так, кто я такая, чтоб стирать ее у меня? Что такого я знала?.. Вопрос казался многообещающим – по крайней мере, он мог занять работой растерянное сознание. Так что ж такое она знает и откуда, вообще, начинаются ее знания?
   …Пустыня вдруг расцвела огоньками новогодней елки; рядом Дед Мороз в красном халате, снизу кажущийся огромным, почти как сама елка…
   …Вот она, я!.. Совсем как на старой фотке – белый бант, белое платье, искрящееся блестками, белые гольфы и белые чешки, и вся такая беленькая… хотя, чтоб у меня были совсем светлые волосы, не помню. Мне лишь рассказывали, какой я была «белокурой куколкой»… Символично начинать отсчет с Нового года, жаль не помню, какого именно…
   Кружащаяся в хороводе Снежинка показалась Светке совершенно бесперспективным персонажем, как и другая девочка – за школьной партой, нетерпеливо тянущая руку.
   …С кем я тогда сидела?.. Точно, с мальчиком, а, вот, как его звали?.. – такая неудача перебросила ее сразу на несколько лет вперед – туда, где имена уже соответствовали реальной внешности, – и что происходило в том бешеном калейдоскопе?..
   Светка старательно отгораживалась от рева мотоцикла, ежесекундно врывавшегося в сознание ядовитой струей выхлопных газов, и сразу оказывалось, что заполнить пустоту нечем, кроме трансформирующихся друг в друга лиц, не несущих никакой смысловой нагрузки. Лица взрослели, облачаясь, либо в смешные усики, либо в неестественно яркие губы и глаза с зелеными стрелками, однако новшества, менявшие их выражение, не меняя сути. А суть заключалась в том, что все они не имели к ней никакого отношения.
   Светка поняла, что неминуемо приближается к границе пустыни, открывшейся ей после сегодняшнего пробуждения. Всего несколько крохотных шагов, и она окажется на ее территории, и нет у нее ничего, за что можно ухватиться, удержавшись на краю. Нельзя сказать, чтоб ее охватил ужас – скорее, многоликая тоска, полностью занимавшая треть жизни …Нет, четверть!.. Или уже половину?..Никто не знает, сколько кому отпущено, но на сегодняшний день она занимает всю жизнь целиком!..А если закрыть глаза и вперед?..
   Светка мысленно перешла границу серой пустыни и поняла, что там еще хуже, потому что даже неизвестно, в какую сторону идти, чтоб найти что-то живое. …А если рядом нет никого живого, остается… От кощунственной мысли ее спас щелчок замка. За ней, видимо, наблюдали в образовавшуюся щель, но Светка решила не открывать глаза. Она никого не желала видеть – ей нечего сказать никому, даже самой себе.
   Осторожные шаги приблизились к кровати; отодвинулся стул и кто-то опустился на него, испустив дух из поролонового сиденья; скрипнула половица. Похоже, еще кто-то переминался с ноги на ногу. …Значит, их двое, – решила Светка, и эта здравая мысль вернула интерес к жизни. Ресницы ее дрогнули.
   – Доченька, Светик, – услышала она ласковый голос матери.
   С этим голосом она еще могла общаться – он был наименее чужим из запечатленных в памяти, поэтому Светка открыла глаза и, как смогла, улыбнулась.
   – Доченька, – мать взяла ее руку, – господи, как же так?..
   Светка прекрасно понимала, что отвечать на вопрос не требуется и скосив глаза, увидела отца, которому не хватило стула. Он стоял у изголовья и поэтому казался даже выше обычного; как всегда, подтянутый, так и не отвыкший носить погоны, и взгляд пронзительный, с прищуром, будто он заранее знал, кто и в чем виноват. Это сейчас она могла делать подобные выводы, а раньше ей так нравились большие красивые звезды на темно-синих погонах…
   – Как ты себя чувствуешь? – с дочерью отец никогда не был суров, но один его вид всегда внушал потребность подчиняться беспрекословно.
   – Нормально, – Светка отвела взгляд.
   – Ты знаешь, кто это сделал?
   Светка растерялась – все время, с того момента, как пришла в себя, она билась над сутью собственной жизни и вдруг такая конкретика. В унисон своим мыслям захотелось ответить – «ты и мама!..», но отец наверняка б не принял философского смысла, и она промолчала.
   – Свет, – отец склонился над кроватью, – постарайся описать, как он выглядел. Это очень важно. Мы найдем его.
   – Ты о ком? – Светка вспомнила, что ей уже задавали этот вопрос люди в милицейской форме. Она попыталась шевельнуться, и почувствовала резкую боль, – меня избили, да?
   – Ты что, ничего не помнишь? – встревожился отец, – тебя же вывезли в лес, избили, изнасиловали и бросили там. И ты совсем ничего не помнишь?
   – Нет. Честное слово.
   – Черт!.. – отец выпрямился, – я сейчас, – он вышел, и только тогда мать, никогда не смевшая перечить мужу, позволила себе заплакать, уронив голову на одеяло.
   Старший лейтенант Клюев сидел на единственном во всем коридоре стуле, терпеливо разглядывая пыльные носки своих туфель, но едва дверь палаты открылась, вскинул голову.
   – Ну что, Николай Сергеевич?
   – Вить, – Светкин отец тяжело оперся о стену, – она ничего не помнит.
   – Я знаю. Она уже это сказала, когда ее нашли. И что мне прикажете делать? Дело я, естественно, открою, но кого сажать-то будем? Можно, конечно, повесить все на любого засветившегося насильника…
   – Ты что, издеваешься? Мне не галочка нужна в твоем отчете! У меня дочь изнасиловали, ты понимаешь?!..
   – Понимаю. Не кричите, Николай Сергеевич, – Клюев вздохнул, – вы не уточнили, заявление-то она писать будет?
   – Что за дурацкий вопрос?
   – Не такой уж и дурацкий, – Клюев говорил спокойно и уверенно, – мне, например, кажется, что ничего она писать не собирается, потому что врет.
   – Не забывайся!.. Зачем ей врать?..
   – А она врет постоянно, – властные нотки, слышавшиеся в голосе Николая Сергеевича, Клюева они не испугали – как никак он был действующим лейтенантом, а Николай Сергеевич, хоть и полковником, но в отставке, – помните, я допрашивал ее у вас дома? Так вот, никаких кастингов в Доме актера в тот день не было. Понимаете, о чем я говорю? Ведь Марину Свешникову мы так и не нашли. Никаких следов – то есть, вообще, никаких!.. Похоже, обе они попали в какую-то скверную историю. У меня предчувствие, что ее изнасиловал кто-то из своих… может, по пьяни – там, сами знаете, от любви до ненависти один шаг; может, наказали ее за что-то, а, может…
   – Что за глупости?.. – тон Николая Сергеевича стал менее категоричным.
   – Не глупости, к сожалению. Знаете, это не первое изнасилование в моей практике. Даже пятилетние девочки, которые не могут назвать приметы «дядьки», помнят, какой конфеткой их выманили из песочницы, а ваша дочь говорит, что не помнит, вообще, ничего! Она ведь должна была с ним где-то познакомиться, как-то попасть в этот чертов лес!.. Мне кажется, ее амнезия заимствована из сериалов.
   – А если ее запугали?
   – Дочь слесаря можно запугать, но не дочь полковника КГБ. Объясните ей в таком случае, что зам. начальника управления – ваш друг, что дело у него на контроле и бояться ей нечего.
   – Если дело обстоит так, как ты говоришь, – неожиданно согласился Николай Сергеевич, – я сам вычислю подонка и преподнесу его вам на блюдечке… если он выживет, конечно.
   – Последнего я не слышал, – Клюев усмехнулся, – мне сейчас стоит поговорить с ней?
   – Думаю, это бесполезно. Лучше я сам попробую, и если ты окажешься прав… – Николай Сергеевич сжал кулаки.
   – Окажусь-окажусь, – Клюев поднялся, – и если не трудно, позвоните вашему другу, а то он с меня семь шкур спустит, пока вы сами будете выяснять у нее правду.
   – Позвоню, не переживай.

   – Мам, не плачь, – Светка выдавила улыбку, – я ж живая – могло быть и хуже… Все пройдет… ничего страшного…
   – Ты, правда, так думаешь? – мать шмыгнула носом, – доктор порекомендовал психолога…
   – Да не нужен мне психолог, – перебила Светка, – я тебе честно говорю, что не помню, как меня изнасиловали… может, ничего и не было, а меня сбила машина. Давайте поищем эту машину, а вдруг?.. – в ее голосе послышалась надежда.
   – Я и говорю, тебе нужен психолог… если не психиатр, – мать тяжело вздохнула.
   Светка решила, что в данный момент вряд ли сможет объяснить свое состояние. …Пусть будет психолог, а то еще, правда, заберут в психушку – с них станется… Они никогда не поймут – главное не в том, что произошло вчера… или когда там, а в том, что я увидела сегодня в той пустыне, на краю которой стояла! Никакая мать этого не поймет…
   – Я устала, – Светка закрыла глаза, прекращая бесполезный разговор.
   – Конечно, – мать поспешно встала, – мы придем завтра.
   – А когда меня выпишут?
   – Какая шустрая! – мать счастливо улыбнулась заплаканными глазами, – когда доктор скажет, тогда и выпишут.
   Собственно, другого ответа Светка и не ждала. …Вечно я от кого-то завишу!.. Теперь, вот, от доктора… Мне б только вырваться отсюда!.. Здесь я, точно, сойду с ума – стоит закрыть глаза, пустыня наступает со всех сторон, и нигде не видно ни одного маячка, и никто не подарит мне его, кроме меня самой… Я знаю, как он должен выглядеть!.. Только страшно очень почему-то…
//-- * * * --//
   Алина стояла в стороне и выглядела самой спокойной, потому что не махала, как другие, рукой, не посылала воздушных поцелуев и не выкрикивала всяких высокопарных слов. Никита наблюдал за ней, пока поезд не тронулся, смешав лица, стены и рекламные щиты в бессмысленное пестрое полотно, заканчивавшееся замечательным наставлением – «Счастливого пути!», начертанным на откосе кривыми белыми буквами.
   Никита сразу залез на верхнюю полку, но эта мера защиты от никому не нужных задушевных бесед оказалась лишней – мужчина за столиком увлеченно читал «Спид-инфо», юный солдатик пил пиво, фривольно расстегнув гимнастерку, а четвертое место было и вовсе свободным.
   Вообще-то Никита любил поезда – они виделись ему неким подобием судьбы, когда ты двигаешься к цели, и в то же время, можешь абсолютно ничего не делать для ее достижения.
   …Замечательное ощущение!.. – Никита повернулся на бок и увидел серую гладь водохранилища, словно рассыпавшимися бусами, усеянную рыбацкими лодками, – а может в жизни все так и есть, только не слышно стука колес и никто не проверяет билеты? Машинист просто везет нас к очередной станции. Как, бишь, она называется?.. Никита вспомнил, как с самого утра они слушали Лизины записи – слушали до тех пор, пока шорохи и потрескивания эфира не начали звучать в ушах без всякого магнитофона, но, ни он сам, ни Алина так и не смогли ничего «расшифровать». …С другой стороны, не могла же Лиза все это придумать? Зачем усложнять, если она толком не может разобраться даже со своей бабушкой?..
   Водохранилище исчезло и пейзаж сделался скучным. Перевернувшись на другой бок, Никита закрыл глаза. Под однообразный ритм колес не хотелось думать, ни о том, как искать Пашу, ни о том, что произойдет, если удастся его найти, и если не удастся – все ведь и так двигалось естественным путем к какой-то, правда, не очень понятной, цели…
   О наступлении утра сообщила проводница, а когда дерматиновая шторка со скрежетом уползла вверх, оно и само хлынуло внутрь потоком солнечного света и свежестью голубого неба. На платформах, в ожидании электрички, уже толпились люди; у переездов, мигающих красными, воспаленными с ночи глазами семафоров, выстроились очереди машин – все начинали вершить свои ежедневные судьбы. Никита посмотрел на часы – совсем скоро и ему предстоит заняться тем же. Благостное состояние «ведомого» заканчивалось.

//-- * * * --//
   Наконец-то Никита стоял перед домом, который искал битых три часа. Сначала в поисках участвовал милиционер, потом старушка – очень разговорчивая, но совершенно не ориентировавшаяся в этом районе, и только когда к делу подключился пацан с модным мобильником на шее, все разрешилось легко и просто. Оказывается, нужный дом стоял третьим в ряду одинаковых пятиэтажек; одним торцом он упирался в широкую улицу, а другим – в старый парк, больше напоминавший лес.
   Никита зашел в подъезд и долго звонил в дверь пятнадцатой квартиры, но никто ему не открыл. Потоптавшись на площадке минут пять, он снова вышел на улицу. Ждать, пока вернутся хозяева не имело смысла, ведь, судя по письму, понятие времени для них регламентировалось не началом и концом рабочего дня, а наличием или отсутствием очередной бутылки, что нельзя прогнозировать в принципе. Оглядевшись, Никита увидел своего «проводника». Ему даже показалось, что пацан не просто сидит на лавочке, беззаботно потягивая пепси, а поджидает его. Впрочем, если анализировать события последних недель, может, оно и не показалось.
   – Слушай, – Никита подошел, – а ты не знаешь кого-нибудь из пятнадцатой квартиры.
   – Это где Олька Волкова жила, что ли?
   – Почему жила?
   – Потому что ее уже две недели нету. Тут мужик ходил, тоже искал ее.
   – Какой мужик? – обрадовался Никита, ведь, скорее всего, это был Паша.
   – Какой? – пацан задумчиво поджал губы, – крутой мужик. Он тут дядю Колю… ну, отчима Олькиного, чуть не грохнул, а с дядей Колей никто не связывается.
   – Почему?
   – Отец говорит, что он сектант, а мужик тряс его, блин…
   – А ну-ка расскажи, – Никита присел рядом.
   – О чем? – пацан оглядел любопытного незнакомца.
   – Ну, о дяде Коле, об Оле Волковой, о крутом мужике.
   – А вам зачем? – пацан подозрительно прищурил глаз, – если вы из милиции, то у меня отец сам там работает. Не последний начальник, между прочим.
   – Не, я не из милиции, – Никита усмехнулся.
   – А тогда с чего мне за так вам что-то рассказывать? – пацан красноречиво протянул руку.
   – Блин, насмотрелись американских фильмов… – Никита достал полтинник (больше не позволял скромный бюджет «командировки»), – хватит?
   – Ладно уж, – пацан спрятал деньги, – так чего рассказать?
   – Куришь? – Никита достал сигареты.
   – Вы чего? – пацан даже отшатнулся, – отец сказал, если учует запах, мобилу заберет! И буду я, как лох, ходить!..
   – Ну да… – Никита понял, что всю жизнь проживет «лохом», но это его не сильно расстроило, – говорят, Олю тут обижают? – спросил он, закуривая.
   – Ха! – произнес пацан. Причем, это совсем не походило на смех, а было, именно, слово, – Олька, она ж чекса.
   – Кто? – не понял Никита, – ты это… если можешь, по-русски изъясняйся.
   – Могу. Шалава по-вашему.
   – Она ж дите, – удивился Никита, – небось, младше тебя.
   – На год! – пацан гордо вскинул голову, – но отец говорит, что это не от возраста зависит, а от генов, хотя… пока они с сеструхой жили, все у них ништяк было. Потом сеструха в Чечню свалила – бабки заколачивать, а дядя Коля… не знаю, какая там у него секта, но странный он, точняк.
   – У нас любые секты запрещены, – заметил Никита.
   – А отец мамке грузил, что, вроде, у них все оформлено, и не домахаешься.
   – А мать Оли? Она пьет, да?
   – Бухает в темную, – со знанием дела подтвердил пацан, – отец говорит, ее лечить надо, но поскольку она не «социальноопасная»… – последнее слово он произнес почти по слогам, – …нужно заявление от родственников, от дяди Коли, короче, а оно его как-то не колышет. Короче, дернула Олька из дома. Хотела куда-нибудь к морю податься, да боялась, что сеструха ее не найдет потом. Кто ж знал, что ее чечены замочат?.. Она вон, в том подвале зависала, – пацан указал пальцем на самый крайний подъезд, – мы сперва пожрать ей носили и все такое, а потом про нее взрослые чуваки узнали. Нас разогнали, и сами стали ходить; киряли там и Ольку тянули всем составом…
   – Блин! – возмутился Никита, – а твой отец куда смотрел?
   – А мы как раз в Турции припухали. В Турции классно!.. Знаете, в каком отеле мы жили? – глаза пацана заблестели.
   – Ты про Олю рассказывал.
   – Ну да, – пацан вздохнул. Видимо, вспоминать о Турции ему было гораздо приятнее, – отец тех козлов отловил. Сидят сейчас – суда ждут, а Ольку домой вернули…
   – Зачем? Лучше б уж в детдом отдали, чем к сектантам!
   – Не знаю, – пацан пожал плечами, – отец сказал, законы у нас такие. Короче, потом Олька ходила везде только с дядей Колей. Одну ее даже во двор не пускали, а недели две назад, прям, перед приездом того мужика, она пропала. Я больше ее не видел, а мы целый день во дворе тусуемся…
   – А мужик тот где?
   – Не знаю, но я его и потом видел. Он дядю Колю все пасет.
   – А живет он где?
   – Ну, вы даете! Я чего, наружку к нему приставлял?.. Нет, если кто заплатит, мы с пацанами можем организовать.
   – Да нечем платить, брат, – Никита усмехнулся, – а найти того мужика мне очень надо.
   – Так вам кто нужен – Олька или мужик?
   – Вообще-то, мужик, – признался Никита, – но без нее он отсюда не уедет, я знаю.
   – Круто, – пацан уважительно кивнул, – а он ей кто?
   – Никто. Жених ее сестры – они воевали вместе.
   – И чо? – пацан пожал плечами, – Танька ж умерла.
   – Так он любил ее.
   – Любил?.. – лицо пацана удивленно вытянулось, – у меня корефан есть. Папаша его мамке впендюрил, а они не расписаны были. Так он, как узнал, что та «залетела», сразу и сдернул.
   – Это ты к чему? – не понял Никита.
   – Я ж про любовь.
   – Понимаешь, брат, – Никита по-взрослому положил ему на плечо руку, – разница есть между любовью и «впендюрить».
   – А, по мне, так и нету никакой разницы… – пацан замолчал, а Никита задумчиво уставился на дверь подъезда. Но, наверное, что-то, еще недоступное пониманию, шевельнулось в «маленьком менте», потому что он вдруг сказал, – а, хотите, покажу, где дядя Коля тусуется? Я мужику тому тоже показывал.
   – Конечно, хочу! Что ж ты молчал?..
   – Так вы про Ольку спрашивали, – пацан поднялся, – идемте.
   Обогнув дом, они почти сразу оказались в парке. Асфальт закончился, уткнувшись в торчавший из земли корень, и дальше дорожка превращалась в узкую тропинку.
   – Они что, в лесу собираются? – удивился Никита.
   – Не, на развалинах – где графское поместье было, мы там еще мелкими лазали – монетки находили, цацки всякие. А потом дядя Коля пришел со своими козлами. Все ходы наши засыпали. Владика один раз поймали, так уши ему надрали – во!.. – пацан раздвинул руки шире плеч и засмеялся, – как у слона стали…
   – А отец твой ничего не сказал по этому поводу?
   – Сказал, что делать нам там нечего, потому что каждый сходит с ума по-своему, а у него других дел выше крыши. Правда, когда Олька стерлась… ну, это… пропала, они там все обшмонали, но ничего не нашли. А дядя Коля все равно туда ходит, сам видел.
   – Не прав твой отец…
   – Мой отец всегда прав!.. – пацан с вызовом взглянул на Никиту, но тот и не собирался спорить.
   – Просто есть вещи, которые вне его компетенции…
   Холм, поросший мхом и тоненькими деревцами, открылся совершенно неожиданно. Издали он сливались с лесом, и только подойдя ближе, можно было различить очертания обрушенных сводов и бурую кирпичную кладку.
   – Вон, – пацан остановился, – это церковь была. В революцию ее сломали, а то, что под землей – осталось. Подвал там о-го-го!.. Хотите, ход покажу? – он присел на корточки, – видите, ступени? Там есть дверь, но дядя Коля обил ее железом и запер. Только там нет уже ничего интересного – отец рассказывал, когда они Ольку искали.
   Никита рассматривал развалины и думал, что они напоминают приподнявшегося над землей доисторического ящера с чешуей из кленовых листьев. Зверь еще не распрямился в полный рост, поэтому в лесу пока было тихо и спокойно – пока здесь весело перекликались птицы и белки шуршали по стволам хиленьких сосен, будто специально для них выросших среди лиственного буйства; пока одинокий дятел звал кого-то гулкой барабанной дробью… но если монстр встанет, выворачивая пласты земли и ломая деревья!..
   Со «спины монстра» скатился камень; за ним второй… Это произошло на противоположном, невидимом склоне, но звук выглядел весьма характерным. Пацан крепко вцепился в Никитин локоть. Судя по уверенной хватке, он, скорее, призывал к осторожности, чем искал защиты. Никита молча показал назад – туда, где за деревьями скрывался город; пацан кивнул, но прежде чем уйти, прошептал:
   – На той стороне есть еще один вход. Я не знаю, кто вы, но отец говорил, что эту дрянь должны разогнать другие, не милиция. А я пошел. Мне отец вообще запрещает сюда ходить.
   Пацан стал отступать, внимательно наблюдая за холмом, но удалившись метров на пятьдесят, спрыгнул с тропы и исчез, будто растворившись в воздухе. Никита даже подумал, что, возможно, никакого пацана и не было вовсе.
   Вновь повернувшись к холму, он увидел на вершине Пашу. В первый момент Никита решил, что ошибся, принимая желаемое за действительное, но одинокая фигура тоже изучала его, держась рукой за кривое деревце, и потом устремилась вниз, оставляя после себя четкую ровную дорожку содранного мха.
   – Никита, черт! Ты откуда?!
   – Оттуда, – Никита понимал, как глупо звучит его ответ, но лучшего не нашел.
   – Понятно, – Паша кивнул, – а, если серьезно?
   – Серьезно, пойдем – расскажу свежие новости.
   – Я тоже могу тебе рассказать кое-что. Только давай никуда не пойдем, а то я уже третий день здесь караулю. Вон, мой пост – за теми бревнами.
   Они уселись на упавший от старости, корявый ствол.
   – Допустим, о твоих новостях я догадываюсь, – Никита не спеша достал сигарету, – девочку ты не нашел, потому что отчим спрятал ее у своих сектантов.
   Паша кивнул, но вникнув в смысл фразы, вскинул голову.
   – Каких сектантов?
   – Не знаю, мне так сказали.
   – Никаких сектантов я не видел, – Паша тоже закурил, – один он, ублюдок. Упрямый, сволочь! Я ему палец сломал, представляешь? А он молчит! Ничего не боится. Как чеченец. Я б убил его, на хрен, только боюсь, что тогда Оля помрет с голоду – где-то ж он ее держит, сука!.. Может, там, как думаешь? – Паша указал на развалины, – только дверь такая, что впору взрывать, да нечем. Я все его жду, а он третий день не показывается. Даже не знаю, что делать – к ментам обращаться не хочется…
   – На той стороне есть другой вход. Мне пацан один сказал, но менты там уже шарили…
   – Пошли, – Паша выбросил окурок и решительно встал, – будем ползать, пока не найдем. Менты ни хрена искать не умеют.
   В другой ситуации Никита, возможно, и отказался бы от бредового плана, требующего не меньше недели кропотливой работы, но сейчас он понимал, что иного выхода нет – Паша не уедет отсюда, пока не найдет девочку живой или мертвой. …Джинсам конец… – Никита с сожалением вздохнул, а Паша в это время уже лез наверх, осторожно ощупывая каждый камень.
   Работа продвигалась даже медленней, чем Никита ожидал, потому что они не представляли, как выглядит то, что требуется найти – приходилось обследовать каждый метр, срывая корку из листьев, земли и мха, скрепленную корнями деревьев, не единожды пропитанную дождями и высушенную солнцем.
   …Хоть бы перчатки какие, – отдыхая, Никита, смотрел на свои ногти с траурной каймой и почерневшие ладони, – джинсы Алинка, точно, не отстирает – придется новые покупать…А, фигня! В «заповеднике» переоденусь – там всего до и больше!.. Он усмехнулся собственной шутке и закурил, наблюдая как Паша вырвал с корнем небольшое деревце и оступившись в очередной раз, стал медленно сползать вниз, балансируя руками; тут его нога провалилась, и он повис, упершись руками в землю.
   – О, зараза! Никита, иди сюда! Может, это оно?
   Пока Никита подбежал, Паша успел выбраться из ловушки и с интересом изучал обломки гнилых досок. Снизу тянуло сыростью и холодом, поэтому сомнения, что это, действительно, «оно» отпали сами собой.
   – И что дальше? – Никита смотрел в темноту, пытаясь хоть что-то разглядеть.
   – Дальше? – Паша закурил, но во влажных пальцах сигарета сломалась, и он выбросил ее, – дальше – с Богом, и вперед!
   – Ты это серьезно? – Никита усмехнулся, имея в виду Бога, но Паша не понял иронии.
   – Отойди, – взяв камень, он бросил его вниз, и почти сразу раздался гулкий удар, – метра три, не больше. Я сейчас спущусь, а ты придумай пока, как вытаскивать нас будешь.
   – Одному опасно, мало ли что, – Никита покачал головой.
   – А мало ли что?
   – Страховка нужна – вдруг все это рухнет?
   – Страховка… – и неожиданно Паша «взорвался», – может, она лежит там третьи сутки без жратвы и воды!.. Думаешь, я тут МЧС ждать буду?! Этот козел… – Паша сжал кулаки.
   Никита хотел объяснить, что дело может оказаться не в «козле», а совсем в других субстанциях, но не стал – Паша ж ничего не станет слушать, находясь в двух шагах от цели.
   – Ладно, – согласился Никита, – тогда минут через десять крикнешь, что все нормально.
   – Крикну, – уже повиснув на локтях, Паша поднял глаза к голубому небу, проглядывавшему сквозь листву, – не волнуйся, помирать я не собираюсь – главное, вытащи нас потом. Ну!.. Первый, пошел! – он отпустил руки и мгновенно исчез.
   – Как там? – крикнул Никита, услышав звук приземления, и эхо многократно повторило вопрос – видимо, пацан не врал насчет величины церковных подвалов.
   – Нормально, – ответил искаженный Пашин голос, – я пошел. До связи, – вспыхнув, крошечный огонек зажигалки стал удаляться, так ничего и не осветив.
   …Сейчас без десяти три. Как же доставать их оттуда?.. Оля, небось, совсем обессилила за три-то дня… – Никита перевел взгляд на притихший лес – другого подручного материала вокруг все равно не было.
   Срезав и очистив от веток тонкую липку, Никита вернулся наверх. До дна ему достать не удалось, но если глубина там три метра, то схватиться за нее можно будет запросто.
   Распластавшись на камнях, Никита сунул лицо в отверстие, но не услышал ни звука.
   – Эй!! – крикнул он и даже отпрянул от вырвавшегося наружу, эха, – Паш! Ты где?!..
   Прислушиваясь к тишине, поглотившей эхо, Никита пролежал минут пять, а потом сел и достал сигарету. Именно такой ситуации он и боялся – отправиться следом за Пашей означало вдвоем оказаться в одной мышеловке, но, с другой стороны, как ждать неизвестно чего и неизвестно сколько? …Была б лестница и фонарик!.. Нашел, блин, о чем мечтать!..
   Никита услышал щелчок, а потом скрип – звуки явно ассоциировались с открываемой дверью. Он скатился по склону и обежав холм, увидел то, что и ожидал увидеть – распахнутую дверь, окованную железом. Резко остановился, словно уткнувшись в призрачную стену. Страх сначала наполнил тяжестью ноги, которые не просто отказывались повиноваться, а постыдно дрожали – если б не угол стены, Никита б, наверное, опустился на землю. Мысли при этом плескались так, вроде, бег встряхнул сосуд, называемый черепом, и теперь надежды и планы, заставляющие человека жить, смешались с темным осадком, годами копящемся у каждого на самом дне. …Неужто крутому спецназовцу нужна помощь, чтоб справиться с… Тут хлопья того самого темного осадка рассыпались тысячей вариантов, и анализировать их правдоподобность не было никакой возможности. Никита попытался побороть их все сразу, и цепляясь за стену, добрался до двери. Резкий переход от света к тому, что находилось внутри, напрочь лишал возможности ориентироваться не только в пространстве, но и в своих «ощущениях»; при этом шершавые влажные стены, будто сами втянули Никиту в открытую «дьявольскую пасть».
   …Сейчас четвертый час, – вспомнил он, – интересно, сколько будет, когда я выйду?.. А если не выйду?.. Мысль была на удивление спокойной и разумной. Наверное, когда выбор сделан, прекращаются метания чувств, перестают дрожать колени, успокаивается дыхание …И что ж произойдет ужасного, если я никогда не выйду оттуда?..
   Стена делала поворот, потом еще один. Никита нащупал какой-то проем. …Сейчас я держусь левой стороны, значит, на обратном пути надо держаться правой. Как все просто – так ведь можно выбраться из любого лабиринта… хотя это касается только пространства. Если примешать время, то получится жизнь, и в ней действуют совершенно другие правила… Господи, о чем я думаю?.. Главное, чтоб этот долбанный дядя Коля не запер дверь!..
   Никита оглянулся, но света позади не увидел, зато ему почудились странные картинки. Они так быстро сменяли друг друга, что он даже не мог вникнуть в их содержание, только в душе, которая реагирует быстрее зрения и слуха, теплота сменялась грустью, потом радостью, потом восторгом и тут же разочарованием и усталостью. Он догадался, что эти бессвязные и не имеющие четких контуров воспоминания, и есть вся его жизнь – вернее, то, что от нее осталось. Никита давно знал, что примерно так убого она и должна выглядеть, поэтому надо гнать эти видения и идти вперед. Отвернулся от невидимого выхода – тени исчезли, но впереди тоже не было ничего…
   – Эй! – крикнул он, разрывая зловещую тишину, и эхо тут же разнесло весть о его появлении. Совсем рядом вспыхнул луч света, направленный прямо ему в лицо. Никита зажмурился, чувствуя себя абсолютно беззащитным, но на него никто и не нападал, – кто ты? – спросил он.
   – Какое это имеет значение? – усмехнулся собеседник, и фонарик в его руке дрогнул. Никита не нашелся, что ответить, а голос продолжал, – если хочешь что-то понять, пойдем, я покажу.
   Луч сместился, и Никита увидел человеческую фигуру и грязную штукатурку, на которой плясало яркое круглое пятно.
   …Что он собирается мне показать? Может, как в триллерах, коллекцию трупов?.. Тогда, пожалуй, он и из меня захочет сделать экспонат! Ну, уж хрен там!.. Да и Паша где-то поблизости… если, конечно, у дяди Коли нет пистолета… но имея пистолет, он давно б пристрелил меня… или боится «попортить шкурку»?.. Какой бред лезет в голову!..
   – Ты – Николай? – спросил он, стараясь отвлечься.
   – Допустим, – ответил голос уклончиво, – смотри.
   Фонарь погас, и Никита окунулся в неизвестно откуда струившийся свет. Секунду его глаза привыкали к ровному безрадостному сиянию – успокаивающему после контраста между кромешной тьмой и безжалостным желтым лучом.
   Помещение оказалось довольно большим, и делилось на две неравные части прозрачной занавесью, за которой царила полная разруха – черные сгнившие балки угрожающе прогнулись, на пол ссыпались кучи штукатурки, обнажив бурые пятна кирпичей. Зато в меньшей половине, где находились они с Николаем, наличие потолка и пахнущие известью стены говорили о недавно проведенном ремонте.
   Никита не преминул взглянуть и на «хозяина подземелья». …Так, ничего особенного, – решил он, – обычный мужичок, вроде тех, что по утрам выносят мусор, а вечером сползаются в гаражи – кто с водкой, кто с пивом и собственноручно подвяленным лещом…
   – Ты не туда смотришь, – подсказал Николай.
   – А что ты хотел показать? – Никита повернул голову к пугающей разрухе.
   – Не горячись, – голос Николая стал ласковым, – скажи только, зачем тебе это?
   – Что, именно?
   – Все. Зачем ты приехал? Зачем тебе девочка, к которой ты не имеешь никакого отношения?.. Скажи честно, она ведь не нужна тебе, так?
   Никита замолчал, осознав, что не может ответить ни на один из вопросов, но придумал спасительный вариант:
   – Я знаю, что Оля где-то здесь, и этого достаточно!
   – Все мы где-то здесь, но этого недостаточно, – Николай усмехнулся, – проблема в том, зачем мы здесь … – он задумчиво продефилировал перед Никитой, промерив шагами помещение от одной стены до другой, а на обратном пути резко остановился, – даже если я что-то с ней сделал, тебе ведь не будет ее по-настоящему жаль, правда?
   – Как это?.. – растерялся Никита.
   – Тебе ничего не жаль, потому что ты не представляешь, что ценно, а что, нет… скажи вот, зачем ты живешь, и может быть я помогу тебе, ведь всегда можно помочь, если знаешь, зачем человек живет.
   Никита понял, что должен немедленно прекратить этот идиотский разговор.
   – Пошел ты!.. Сам разберусь, что здесь творится!..
   Его охватило бесстрашие, которое можно сравнить с бессмысленным броском на амбразуру, ведь этот псих прав – ему действительно нечего терять, кроме такой маленькой штучки как жизнь! А что в ней ценного, в ее нынешнем проявлении?..
   – Тогда прошу, – Николай сделал радушный жест, и Никита решительно шагнул вперед.
   Он хотел отдернуть занавесь, но ничего не почувствовал, будто была она сделана из туманного облачка, и рука сразу оказалась по ту сторону. Никита сделал еще шаг и оглянулся, чтоб понять, как это получилось, но не увидел, ни занавеси, ни Николая, ни самого подземелья – только бесконечная серая пустыня, унылая и безжизненная, освещенная тем же мертвенным безликим светом. Пораженный метаморфозой, он повернулся, но уродливая стена тоже исчезла – пустыня окружала его со всех сторон; поднял голову – балки бесшумно ломались и парили в воздухе, являя открывшееся вдруг такое же серое небо. Они приближались медленно, и Никита решил, что удары вряд ли будут болезненными…
//-- * * * --//
   – Все, – Лиза выключила магнитофон.
   – Слава богу, – Алина потянулась, – а то у меня уже голова опухла. И самое обидное, что я так ничего и не слышала.
   – Сейчас я тоже не слышала. Но ты ж веришь, что я ничего не придумала? – не дожидаясь ответа, Лиза пошла на кухню, и Алина последовала за ней – сидеть она уже устала за пять часов напряженной «работы».
   – Если честно, я не знаю, верю или нет, – она остановилась в дверях, – в смысле, верю ли, вообще, в эти голоса. Никита верит… посмотрим… С другой стороны, Лиз, тебе не кажется, что мы как-то пытаемся увязать все это с реальностью, а ведь это всего лишь телевизионный проект…
   – Тебе чай или кофе? – Лиза включила чайник.
   – Кофе, – Алина вздохнула, поняв, что Лиза не знает, как ответить, и решила тоже не забираться в дебри, – я смотрю, у тебя нормальный «Jacobs», а то Никита с его мамашей глушат какую-то бурду. Экономят, блин! Как все достало!.. Почему у меня никогда не бывает все хорошо?.. То кнут сломался, то кучер… сама понимаешь!..
   – Потому ты и пришла на проект?
   – А мне все равно куда идти, – Алина засмеялась, – я просто хочу туда, где нет проблем. Да, на проекте мне было хорошо!
   – Неужто, правда? – Лиза удивленно вскинула голову, – а мне, честно говоря, не понравилось. Я же бухгалтер, – она улыбнулась, глядя, как из носика льется кипяток, – не люблю, когда что-то не понимаю. У нас же дебит, кредит – все ясно.
   – Мы с тобой мыслим разными категориями, – Алина с удовольствием вдохнула поднимавшийся от чашки аромат, – класс!.. Мне чисто трактором всякие «страшилки», если ко мне хорошо относятся и все есть. Ты ж пойми, у меня натурально нет ничего: ни дома, ни работы, ни семьи. Я, как это… – она изобразила руками какую-то затейливую фигуру, – как бабочка. Представляешь, я, вот, сейчас сижу и думаю, куда б пойти переночевать. Ну, не хочу я к Никите, когда его там нет! Я там чужая… как тебе объяснить?.. Я даже вещи свои не разобрала! Достаю, что хочу надеть, а грязное стираю и убираю в сумку.
   – Почему?
   – А там все занято. Там нет места, ни мне, ни моим вещам. Не понимаешь?
   – Не понимаю. Если ты решила жить с Никитой… – начала Лиза, но Алина не позволила ей произнести явную банальность.
   – Что я решила? Что я, вообще, могу решать?.. Понимаешь, для этого надо чем-то обладать. А у меня что? Ну, есть немного денег, которые через месяц закончатся и все. Я решила!.. Или был бы Никита миллионером – тогда б я, конечно, ни о чем не думала, а только «решала», но они ж сами последний хрен без соли доедают! И тут еще я нарисовалась, голая и босая – здравствуйте, я буду с вами жить. У них своя жизнь, а мне не с чем прийти, чтоб изменить ее. Как я скажу – у вас дерьмовый кофе? Или – мне не нравятся ваши шторы, к примеру? Что они должны делать?.. Или что я могу в такой ситуации? Если не нравится, надо, либо уходить, либо менять, либо молчать в тряпочку. Вот я и молчу! Никита, он хороший, только от этого никому не легче…
   – Ты любишь его?
   – Какое это имеет значение? Лиз, я уже достаточно большая девочка, и знаю, что никакого рая в шалаше быть не может даже с самым «милым». Надо еще материальное обеспечение. Тем более, в Москве я привыкла к нему.
   – Для тебя это так важно?
   – Ты, ей-богу!.. Вроде, взрослая, а рассуждаешь, как восьмиклассница!.. Конечно, это не главное, но и без денег жить я тоже не могу – я устала тереться по чужим углам!..
   – То есть, Никите ты пудришь мозги?
   – Блин! – Алина возмущенно опустила чашку, которую поднесла, было, ко рту, – да никому я ничего не пудрю! Еще раз повторяю – у нас с тобой совершенно разные ситуации. У тебя есть квартира, нормальная работа, зарплата, и ты не думаешь об этом – это уже есть. Тебе мужика не хватает, вот, ты и зациклилась, а у меня с ними как раз проблем никогда не было – у меня нету всего остального, поэтому я об этом и думаю.
   – Возможно, ты права…
   – Не «возможно», а точно, – Алина вернулась к кофе.
   – И все-таки тогда я не понимаю, чего ты не осталась в Москве? – закурив, Лиза уставилась в окно, – ну, изменял он тебе, зато у тебя все было, сама ж говоришь.
   – Ни фига, – Алина погрозила ей пальцем, – ушла я по делу, только надо было изначально брачный договор составить. Но куда ж там – любовь эта долбаная!.. Понимаешь, обычную измену я б, может, и проглотила. С кем не бывает? Любой способен потерять голову, но этот-то, как оказалось, ничего из себя не представлял, по определению – он целиком зависел от той бабы! Это была ее квартира, и деньги ему она давала! Чувствуешь разницу? Он, скорее, ей изменял со мной, понимаешь? Он принадлежал ей, хотя женой числилась я… а я что, шлюха, чтоб мной пользовались в свободное время?..
   – Значит, я – шлюха, – задумчиво констатировала Лиза, – мной всегда пользовались в свободное время. Антон врал жене про какие-то командировки, а сам приезжал сюда прямо с сумкой, со сменой белья и тапочками.
   – Ну, – Алина пожала плечами, – может, тебе так нравится.
   – Да уж, – Лиза усмехнулась, – мы потому и расстались.
   – Помню твои колдовские заговоры, – Алина засмеялась, но вдруг сделалась серьезной, – так что, – она одним глотком допила кофе и тоже закурила, – у всех свои принципы и, соответственно, свои проблемы. Знаешь, – выпустив струйку дыма, она подняла мечтательный взгляд в потолок, – для меня был один человек, с которым я чувствовала себя, как за каменной стеной – мой папка, но, к сожалению… – Алина вздохнула.
   – А ты не допускаешь, что он, как моя бабушка, может подсказать, что тебе делать?
   – Лиз, – Алина снисходительно улыбнулась, – это к тебе приходят всякие видения, а я девушка меркантильная – со мной расчет через кассу. Я живу в мире реальных денег, квартир, машин… да, чуть не забыла – еще желательно виллу на Канарах!.. Только никогда ничего этого у меня не будет… – Алина затушила сигарету и встала, – поползла я в свою конуру, а то Вера Павловна скажет, мол, сыночек за порог, а эта тварь шляется по ночам.
   – Подожди.
   – Чего? – Алина с готовностью снова опустилась на стул.
   – Знаешь… там, на проекте я тебе даже завидовала…
   Не удержавшись, Алина прыснула от смеха.
   – Нет, правда. Ты была такой решительной – мне даже если б кто-то понравился, я б никогда не смогла подойти, как ты к Никите… Алин, оставайся, если не хочешь домой ехать, – ни с того, ни с сего предложила Лиза, – позвони своей Вере Павловне. Никита-то знает, где ты и чем занимаешься.
   – Да? – Алина задумалась. В принципе, такой вариант ее очень даже устраивал – это гораздо лучше, чем в полночь ловить машину и тащиться через весь город, чтоб оказаться никому ненужной в чужой квартире. Заглянув в комнату, она спросила:
   – Спать будем вместе? Устроим лесбийские игры?
   – Дурочка, – Лиза покраснела, – еще кресло раскладывается.
   – Шучу я, – Алина коснулась Лизиного плеча, – мне без разницы, где спать, но тебе ж завтра, небось, на работу, а я люблю поваляться, – она притворно зевнула и потянулась.
   – Валяйся. Я ключи могу тебе оставить.
   – А, представляешь, что мне завтра выскажет Вера Павловна?.. Хотя так ей и надо! Другая б давно предложила, Алиночка, мол, деточка, делай, что хочешь, только люби моего сына и не забывай меня кормить. Прикинь!.. – она хотела развить приятную тему, но Лиза встала.
   – Алин, ты извини, но я в душ. Мне, правда, рано вставать.

   – Тебе удобно? – Лиза приподнялась на локте.
   – Все классно, – Алина повернулась на бок и закрыла глаза, но спать совсем не хотелось. Сладковатый запах саше, исходивший от чистого белья, рождал ощущение новизны, причем, новизны в каком-то глобальном смысле. Когда она поселилась у Никиты, такого чувства не возникало, хотя казалось бы присутствие нового мужчины уже должно подразумевать кардинальные перемены. …Все-таки великая вещь – запахи, – подумала Алина, – не зря говорят, будто они лучше, чем фотографии, оживляют память и будят воображение…
   Через минуту она уже отчетливо представила бескрайний луг в пестром разноцветье. Вокруг порхали бабочки, жужжали пчелы, а в голубом небе метались черные точки птиц и до земли доносилась их звонкая перебранка. Алина подумала, что это замечательное видение как нельзя кстати, и способно унести тревожные мысли, оккупировавшие ее сознание в последнее время. …Если б можно было не просыпаться! Поставить бы на этом лугу палатку… нет, в палатке будет неудобно – нужен домик. Маленький такой, уютный домик, – она стала представлять, как в ее домике будет выглядеть спальня, кухня, – …а ванна пусть будет огромная, как бассейн… Но тогда это уже не маленький домик… А кто может мне запретить сделать его двухэтажным, с дубовой винтовой лестницей?.. И ни от кого не зависеть!.. Пусть все появляется само, как на проекте…
   Алина представила утро, начинающееся под щебетанье птиц, завтрак на прикроватном столике, шум воды, которую кто-то заботливо уже набирал в ванну, и поймала себя на мысли, что даже в зеркало смотреться ей будет незачем, ведь рядом все равно никого нет. …Блин, но это тоже не вариант, – спохватилась она, – кто-то должен быть. Только не Никита – с ним мы слишком разные. Хотя, чего я туплю – в свой дом я могу привести кого угодно… Перед глазами, словно карты в колоде, замелькали знакомые лица голливудских звезд. …А зачем они в моем домике? Если верить газетам, кроме «звездности», они обычные мужики, причем, не самые классные. Неужели так уж и нет никого, кого б я хотела видеть подле себя? Жуть!..
   Алина стала перебирать в памяти весь свой «багаж», вплоть до каких-то приветливых лиц, то ли выхваченных из прошлого случайным озарением, то ли созданных воображением, и тут явилась мысль, от которой она уже не могла избавиться – вот, если б встретить отца, только молодого и неженатого. Вот тогда б она, наверное, успокоилась…
   Пока Алина размышляла о мужчинах, неведомые строители закончили возведение ее дома. Он стоял посреди луга, как сказочный теремок, и цвета его стен и крыши были такими же сказочно яркими. Строители уже собирали инструменты и один за другим растворялись в воздухе, а стройплощадка сама собой снова покрывалась цветами. Алина с удивлением наблюдала за этим чудом и вдруг узнала в бригадире отца (она не разглядела его сразу из-за оранжевой каски и синего комбинезона). Кинулась, чтоб обнять, но отец победно подняв над головой электродрель, улыбнулся и исчез, как и все прочие.
   …Блин! – Алина тряхнула головой, – он что, даже не взглянет, как устроилась его дочь в новом доме?.. Такого быть не может!.. Он вернется… точно, не может же он явиться с пустыми руками – он наверняка двинул за подарками!.. Чувство досады сразу сменилось ожиданием продолжения чуда. Она помнила это трепетное состояние еще из детства, когда проснувшись первого января, минут пять лежала с закрытыми глазами, зная, что под елкой ее непременно ждет подарок; достаточно протянуть руку… но ведь он никуда не денется, поэтому гораздо приятнее мечтать, каким он будет…
   Алина взялась за ручку, собираясь войти в свое новое жилье, но услышала резкий голос:
   – Не делай этого!
   Испуганно обернувшись, она увидела Никиту. Неизвестно, как он оказался на ее лугу, да это и неважно – интересно, почему он здесь командует? Алина отпустила дверь и поджав губы, вызывающе выставила вперед ногу.
   – Интересно, почему? Этот дом отец построил для меня.
   – Это не твой дом. Ты придумала его.
   – Уж лучше жить в придуманном доме, – Алина чувствовала, что поступает жестоко, но слова выплеснулись сами, – чем с твоей мамашей!
   – Хорошо, – Никита тяжело вздохнул, – можешь не жить со мной – найди кого-нибудь, но только не ходи туда, потому что…
   Резкий звонок встряхнул Алинино сознание. Все ее существо сжалось, словно переносясь из одного мира в другой. Не открывая глаз, Алина слышала, как зашуршала простыня, негромко шаркнули тапочки, скрипнула половица и, наконец, в ванной зашумела вода. Только тогда она подняла веки и увидела знакомую комнату, смятую постель на пустом разложенном кресле, однако при этом совершенно отчетливо помнила и свой сон. Обычно сны исчезали тут же, стоило подумать о предстоящем дне, а сейчас она даже знала, сколько ступенек на крыльце ее замечательного дома.
   …Хрень какая-то, – Алина потянулась, коснувшись холодной стены, – как здесь тесно, не то, что у меня, – она радостно улыбнулась, – у меня, наверное, и потолки высокие… Никита, зараза, не пустил меня в собственный дом…
   В ванной щелкнула задвижка.
   – Лиз! – крикнула Алина, – мне такой клевый сон снился!..
   – Это я тебя разбудила? – заглянула к ней Лиза, – извини. Я всегда себе будильник ставлю.
   – Фигня, – Алина махнула рукой, – все нормально. Ты ж еще не выгоняешь меня?
   – Нет, конечно. Хочешь, вообще, поживи у меня, пока Никита не вернется.
   – Я подумаю, – Алина спрятала руки под простыню, – представляешь, во сне отец, вроде, построил мне дом, а Никита не пускал меня туда, и тут я проснулась.
   – Да?.. – Лизины мысли уже настраивались на рабочий лад.
   – Ладно, – Алина вздохнула, – собирайся, а я еще поваляюсь. Куда мне ехать в семь часов? Тогда, точно, будет похоже, что возвращаюсь от любовника, так ведь?
   – Наверное, – согласилась Лиза, вспомнив Антона, всегда уходившего рано утром – правда, мысль оказалась мимолетной, не получившей никакого развития, – чем позавтракать, найдешь. Если надумаешь выйти, дверь просто захлопнешь. Ключ у зеркала, – она забрала косметичку, – баю-бай.
   – Думаешь, я спать буду? – шутливо возмутилась Алина, но Лиза ее уже не слушала. Поправив подушку, Алина принялась разглядывать шкаф, за стеклами которого стояли фарфоровые фигурки. Это были не забавные обитатели восточного гороскопа, заселявшие под Новый год все сувенирные отделы, а серьезные дамы, танцующие с кавалерами, две балерины, застывшие в разных позах, и странная голубая утка с золотым клювом.
   …Наверное, еще бабушкины, – решила Алина. Эта мысль вернула ее к сегодняшнему сну, – а если, правда, ради смеха попробовать позвать отца? У Лизки получилось, а почему у меня не может? Хотя она и голоса всякие слышит, а это называется, либо «отъезд крыши», либо, как сказал Никита, «дар». К сожалению (или к счастью) ни тем, ни другим я не страдаю…
   Алина уставилась в потолок, пытаясь раздвинуть его взглядом, чтоб увидеть нечто такое!.. Впрочем, ей просто нравилось лежать и чувствовать, что никому она ничего не должна и никто от нее ничего не требует. Это почти то, о чем мечталось, жаль только, что замечательное состояние продлится совсем недолго.
   Неожиданно хлопнула дверь.
   – А «до свидания» где?.. – крикнула вслед Алина, но ответа, естественно, не получила. Мысль о том, что раз они не попрощались, то и не должны расставаться, оказалась очень приятной и, главное, совершенно естественной. Взглянув на предоставленный во временное пользование халат, она брезгливо сморщила носик. Нет, ничего этого ей не нужно – она слишком давно не ощущала себя такой свободной.
   Вскочив, Алина босиком прошлепала в ванную. Конечно, никто не даст ей забыть, что она не дома – даже зубной щетки для нее здесь нет, да и паста совсем не ее, но разве это имеет значение в сравнении с целым днем, когда она будет здесь полной хозяйкой? …Всего один день… ну, максимум – два, а радости – полные штаны!.. Ей стало обидно, и невольно вспомнился домик на лугу. Наверное, за него она б отдала все, только где найти дьявола, который принимает в залог души?..
   Звонок в дверь никак не ассоциировался с дьяволом, тем не менее, Алина замерла, подняв глаза к зеркалу. Из него смотрело испуганное лицо с пеной зубной пасты на губах, и ее белая струйка медленно сползала к подбородку. Звонок повторился. Алина на цыпочках вышла в коридор, осторожно открыла глазок и увидела мужчину, который, улыбаясь, крутил головой, словно выбирая наиболее выигрышную позу. Алина вытерла рот и наклонилась к самой двери:
   – Вам кого?
   – А где Лиза? – растерялся мужчина.
   – На работе, а вы что-то хотели?
   – Я думал… – мужчина совсем смутился, – там свет… я думал, она не ушла…
   Алина оглянулась и увидела, что Лиза, действительно, оставила на кухне включенную лампочку. Протянув руку, щелкнула выключателем.
   – Спасибо за заботу. Ей что-то передать? Я – ее подруга.
   – А я – Антон. Она вам не рассказывала?
   – Как же, как же! – воскликнула Алина, наконец найдя того, на ком можно было отыграться за собственные неудачи на личном фронте, – у Лизы все в полном шоколаде – от мужиков отбоя нет!.. Таких ведь, как она, еще поискать – умница, красавица… а хозяйка!.. А вы прохлопали свой шанс… – Алина поняла, что фантазия иссякла, и замолчала.
   – Я ж хотел объяснить… по-дурацки получилось… я обалдел, когда моя начала все вываливать, прям, по пунктам. Я и сообразить не успел, что к чему, а ей, представляете, приснилась старуха и во сне рассказала, в какие командировки я езжу, и даже про сережки, которые Лизе подарил!..
   – Может, жена следила за вами? – предложила Алина самый простой вариант.
   – Может, и следила, кто знает? Только я был в полном ауте.
   – А вы не расстраивайтесь – тайное всегда становится явным. Все равно когда-нибудь пришлось бы выбирать, так что…
   – Не надо учить меня! – зло перебил Антон, – я хотел поговорить с Лизой, а не с вами!
   – Не думаю, что Лиза захочет с вами говорить…
   – А мне по барабану, что вы думаете!..
   Чтоб не вступать в пустую перебранку, Алина просто закрыла глазок и ушла на кухню. Обычно она никогда не курила до завтрака, но странная мысль, только что родившаяся в голове, требовала допинга, который не мог дать кофе с бутербродом.
   …Старуха во сне – а если это Лизина бабка?.. По логике… да нет такой логики!.. Не бывает!.. С другой стороны, человеку не может присниться то, о чем он даже не догадывается. Неужели Никита прав, и никакое это не шоу?.. Словно прыгнув в омут, Алина стала быстро погружаться в круговорот прошедших событий, которые сразу обретали совершенно новое звучание. Получалось, что и сегодняшний сон не был случайной игрой воображение? Отец, наверное, тоже хочет ей помочь, а она никак не может въехать, что же от нее требуется. …Надо немедленно провести эксперимент!.. Прищурившись, Алина уставилась в угол, как делала в свое время Лиза, и прошептала:
   – Папка, приди, пожалуйста, и помоги…
   Подождала несколько минут, но никто не пришел. Да и не мог прийти!.. Алина рассмеялась своей наивной надежде на чью-то помощь. Нет, только она сама должна строить свою жизнь – если сможет, конечно…
   Затушив сигарету, она отправилась заканчивать туалет, прерванный появлением Антона.
   Восстановив макияж при помощи Лизиной косметики, Алина внимательно посмотрела в зеркало на свое посвежевшее лицо и подумала, что не было никакой необходимости предпринимать все эти усилия, если сидеть дома. …Это ведь плохая мысль – торчать весь день в душной комнате. Лучше съезжу к Вере Павловне, чтоб старушка не воняла, а вечером вернусь сюда. Я ж понимаю, Лизе одной тоже скучно. Думаю, Никита не обидится, что я бросила его мамочку. Какая же я умница, и как все классно придумала! – Алинин взгляд уткнулся в красный глазок старенького видеомагнитофона, – а, в принципе, можно и послать эту Веру Павловну – воткну кассету…
   – Иди!
   Алина не поняла, что это был за звук, возникший ниоткуда в тишине квартиры. На внутренний голос, который обычно нашептывал всякие запретные желания, он не походил – он не мог быть таким требовательным; а если голос исходил из внешнего источника, то почему она слышала его не ушами?
   Замерев, Алина оглядела комнату. Тишина, приятная минуту назад, сделалась пугающей. …И что у нее за хата?.. Нет, без Лизы я здесь не останусь…
   Быстро одевшись, Алина выскочила на лестницу. Наверху хлопнула дверь, и она вздрогнула, но увидев мужчину с пакетом, стыдливо улыбнулась собственной мнительности.
   Во дворе страх окончательно рассеялся, потому что в беседке смеялись дети, у соседнего дома толпились хмурые личности с грязными, характерно позвякивающими сумками (наверное, где-то поблизости находился пункт приема посуды), а еще дальше двигалась вереница машин. Их вид манил Алину, словно тонкий металл способен защитить от всего, неподвластного человеческому сознанию.
   К стоявшей на остановке маршрутке Алина не успела. …Мог бы и подождать, козел, – подумала она, но совершенно не расстроилась, так как никуда не спешила. Однако когда второй и третий микроавтобусы проехали мимо, несмотря на ее поднятую руку, а из четвертого, где имелось свободное место, ее буквально вытолкала тетка с огромным пакетом, Алина начала злиться.
   …Как нарочно!.. Что они хотят этим сказать? Я ж могу никуда и не ездить!.. И тут же перед ней остановилась абсолютно пустая маршрутка. Алина с радостью забралась в салон, но ее любимое место – справа у окна, оказалось на самом солнцепеке, и пришлось сесть на другую сторону.
   Маршрутка остановилась перед светофором, и машины с перпендикулярной улицы дружно хлынули на освободившийся перекресток. Алина скучающе наблюдала за этим «дефиле», пока светофор не оборвал его, принявшись игриво подмигивать желтым глазом. Маршрутка тут же высунулась вперед, и в это время Алина увидела «Жигули», которые неслись с бешеной скоростью.
   …Камикадзе, блин… – успела подумать Алина, и почти сразу возникла резкая боль, отбросившая в какое-то другое изменение, и мысли, и звук удара, и крики, да и, вообще, все происходящее вокруг. Однако боль была мгновенной, тут же сменившись необычайной легкостью. Алине показалось, будто она взмывает вверх… или это не показалось? Она реально увидела две сцепившиеся намертво разноцветные груды металла, красную и желтую; увидела, как у перекрестка образуется пробка, и случайно оказавшаяся поблизости «скорая помощь» безуспешно пытается пробиться к месту аварии. Себя она не видела, да и как увидеть себя, если она… Алина огляделась по сторонам, не понимая, где находится. Солнце исчезло, и вокруг простиралась бесконечная серая пустыня. Она опустила взгляд – машины превратились в крошечных пестрых букашек, зато поле обзора сделалось гораздо шире, охватив не только весь район, а весь город вместе с водохранилищем, за которым, по идее, через секунду откроются коттеджные поселки, но такие крошечные, что их невозможно будет разглядеть… никогда.
   Впитанная с детства уверенность в том, что загробную жизнь придумали сами люди для собственного устрашения, еще пыталась бороться с молниеносно поглотившей Алину неизвестностью. Она ведь жива, раз способна оценивать события!.. Вот, только куда исчезла боль, если ее практически расплющило в этой долбаной маршрутке?..
   …А я, дура, ее так старательно дожидалась!..
   Город, тем временем, окончательно исчез. Алина подумала, что совершенно одна и даже не представляет, что делать дальше. Она почувствовала, что плачет. Хотела вытереть слезы, но слез на привычном месте не оказалось, и глаз, способных источать их, тоже; не было щек, где они могли бы течь; не было даже тех рук, которые она прекрасно видела… только чем?!.. И, вот тут, сознание отключилось, не в состоянии адекватно воспринять происходящее…
   – Дочечка, как я рад, что мы снова вместе!..
   Алина услышала знакомые интонации. …Конечно, это продолжение сна, и как я сразу не догадалась? Только какая связь между аварией маршрутки и домиком на лугу?.. Что, блин, за странная у Лизки квартира – у всех начинаются видения!..
   – Дочечка, я так скучал… – голос отца был ласковым, и несмотря на жуткую концовку сна, Алина сразу успокоилась.
   – Папка, я тоже соскучилась, – прошептала она, улыбаясь, – поцелуй меня.
   – Не могу, дочечка, зато мы будем вместе и тебе больше не о чем волноваться.
   – Почему не можешь? – томно спросила Алина, не понимая правил странной игры, – вспомни, как ты сначала терся о мою щеку, потом находил губы…
   – Помню, но не могу.
   Алина удивленно открыла глаза. Над ней, действительно, склонилось лицо отца, а вокруг было тяжелое мрачное небо и серая пустыня. Она испуганно села, озираясь по сторонам. Пустыня казалась бесконечной и настолько сливалась с небом, что терялось само понятие горизонта. Алина остановила взгляд на отце – выглядел тот удивительно помолодевшим (таким она помнила его совсем маленькой девочкой – он тогда кружил ее над головой, а она визжала от восторга).
   – Помоги мне встать, – Алина, протянула руку.
   – Не могу, здесь же нет ничего… материального.
   – Как прикольно, – усмехнулась Алина, поднимаясь самостоятельно. Для этого ей не потребовалось никаких усилий, и единственное, что изменилось в восприятии – она увидела лицо отца на одном уровне со своим.
   – А где мы? – с любопытством спросила Алина.
   – Там, откуда все вышли и куда возвращаемся, – ответил отец философски, – здесь наша истинная родина; только здесь мы можем встретить сразу всех, кого захотим.
   – Ты хочешь сказать, что мы, типа, как умерли?
   – Нет, – отец покачал головой, – мы вернулись домой из тяжкого путешествия, в которое отправлялись, чтоб понять, на что способны.
   – Ты объясняешь еще круче Никиты, – заметила Алина, и не предполагавшая, что отец способен на такие «умные» слова.
   – Никита – это тот, кто обещал заботиться о тебе, но так ничего и не смог дать?
   – Точно, – Алина кивнула, – именно, так все и было… Забил мне голову своими теориями про какие-то «сгустки энергии»…
   – Мы не сгустки энергии – мы носители помыслов, которым еще не найдено применение.
   …Блин, как прикольно извернулись во мне Никитины темы!.. Он, точно, офигеет, если я перескажу ему эту хрень…
   – Чтоб пересказать, тебе надо вернуться. А зачем? – отец пожал плечами, – скоро ты привыкнешь к тому, чем являешься на самом деле.
   – И чем я являюсь? – весело спросила Алина, даже не подумав, откуда он знает ответ на незаданный вопрос, – я не ощущаю себя ни «помыслом», ни «сгустком энергии».
   – Скажем по-другому. Ты – сущность, отделенная от материальной оболочки.
   – Класс! А когда я проснусь, я снова войду в оболочку, да?
   – Ты никогда не проснешься, – сообщил отец буднично, словно это являлось истиной, известной всем еще со школы.
   – Папка, не надо, – Алина отгородилась рукой, – хватит меня пугать – я уже большая девочка и не боюсь «козы бодатой». Помнишь, как ты пугал меня, когда я не слушалась? А еще…
   – Алин, – перебил отец, – можешь, конечно, считать, что ты спишь, но учти, что твой сон никогда не закончится. Причем, вечность полностью соответствует понятию миг. Тебе трудно это осознать, да?
   – Почему же? Как раз это я очень хорошо представляю, – Алина вспомнила пребывание в «заповеднике», – только… – она почувствовала, что без сигареты вряд ли сформулирует мысль. Огляделась в поисках сумочки, но не обнаружила ее, – папка, у тебя сигаретки нет? Я ж тут закурила, ты, наверное, не в курсе…
   – Сигаретки?.. – отец расхохотался, – об этом забудь, как и о еде, питье… но не переживай, зато здесь нет никаких проблем.
   – Блин! Насчет еды, я полностью одобряю! – обрадовалась Алина, – я никогда не могла понять, зачем человек устроен так бестолково, чтоб тратить время и, главное, деньги на жрачку.
   – Кстати, деньги – это такая же бессмыслица.
   – Согласна, – Алина кивнула, – если не надо ничего покупать… а если не нужны деньги, значит, не надо и работать!.. Послушай, а чем вы тут тогда занимаетесь?
   – Ничем.
   – Совсем ничем?! Но так ведь можно умом тронуться!..
   – К этому просто надо привыкнуть, и все будет замечательно, – спокойный взгляд отца говорил, что он уже прошел этот этап.
   – Но я не хочу привыкать!.. Блин, о чем я говорю?.. Слушай, папка, вот, если ты отведешь меня в домик, который построил на лугу, я поверю, что это не сон.
   – А домик-то как раз я придумал, – отец вздохнул, – я решил немножко развеселить тебя, хотя бы во сне, а то, что у тебя там была за жизнь?
   – Допустим, не самая классная, – согласилась Алина, – но это ничего не значит. Я уже хочу проснуться и смотреть видик, слышишь? И курить хочу!
   – Это пустое… зато вечность пролетит, как миг!..
   – А потом, за тем мигом?
   Отец задумался, и Алина сразу почувствовала это.
   – Ага, папка! Ничего вечного не бывает! Я знаю, что будет потом – Лизка придет с работы и скажет: – Вставай, бездельница, пить кофе, – Алина радостно засмеялась, – и ничего ты мне не докажешь, потому что я – реальность, а ты – мой сон, и я могу спокойно наблюдать за играми своей фантазии, понятно?..
   Алина не собиралась ссориться и увидев помрачневшее лицо отца, хотела по привычке обнять его, но провалилась в пустоту, не ощутив не только его тела, но своих сомкнувшихся рук. Оглянувшись, увидела отца, стоящего прямо у нее за спиной.
   – Это не сон, дочечка, – произнес он, качая головой, – несколько часов назад, если отсчитывать по тому времени, ты погибла, когда красные «Жигули» врезались в маршрутное такси. Ты сидела у окна слева и приняла на себя всю силу удара. «Скорая» оказалась рядом, но спасти тебя не удалось. Прими это как мой подарок.
   – Что принять? – не поняла ошарашенная Алина.
   – Аварию. Ты ж просила меня помочь, да я и сам видел, как ты жила. Здесь нам будет хорошо. Тебе понравится, увидишь. Здесь не надо ни о чем беспокоиться… – голос отца казался таким уверенным, что в Алине что-то надломилось – а, может, это оборвалась одна из нитей, связывавших ее с прошлым.
   – Но это невозможно, – прошептала она.
   – Пойдем лучше, погуляем, – заключил отец, видя отчаяние появившееся на лице дочери, – здесь хорошо, надо только воспринимать все, как единственную данность…
//-- * * * --//
   Поезд качнулся, и колеса, будто пальцы коснувшиеся струн, выдали первые аккорды мелодии, которая потом целую ночь будет баюкать сотни невольных слушателей.
   Весь день Паша мысленно перебирал ласковые слова, но так и не нашел подходящих. …Насколько, оказывается, легче общаться с ротой солдат, чем с одним ребенком… – думал он, злясь на себя и в тайне надеясь, что в купе окажется женщина, вырастившая кучу детей, и ей не составит труда подобрать ключик к настороженной, молчаливой девочке. Но наступило время отправления, а спасительная женщина так и не появилась.
   Откинувшись на спинку дивана, Паша внимательно изучал свою визави. Днем у него не было такой возможности – сначала допрос в милиции, куда он доставил маньяка; потом обнаружили труп Никиты и пришлось снова давать показания. Причем, процедура затянулась, потому что у молодого следователя возникли подозрение на его счет – откуда этому молокососу было знать, сколько он уже пережил жутких глупых смертей?.. Хорошо, хоть пришел майор, который полгода пробыл в командировке в Ачхой-Мартане, и тогда все проблемы сразу разрешились.
   Потом они долго искали Олину мать, но так и не нашли. Паша решил, что, в конце концов, документы можно оформить и после, если это кому-то потребуется, а Оля не возражала, молча воспринимая происходящее. Потом был вокзал, очередь за билетами и, вот, наконец, поезд. А дальше?..
   С детства привыкнув выполнять приказы, Паша не мог придумать ничего конкретного – может, если б он рос в нормальной семье, то вместо «Кодекса суворовца» его б научили строить человеческие отношения… Паша вздохнул подчеркнуто громко, тем самым, привлекая внимание, но Оля не среагировала на неумелый призыв. Она продолжала сидеть ссутулившись, уперев руки в невидимые под столом колени и не мигая смотрела в окно. Ее глаза вспыхивали вместе с пролетавшими мимо фонарями, но это был искусственный, неживой блеск.
   Отправляясь в Москву, Паша думал, что все окажется проще – увидев своего спасителя, девочка кинется ему шею, будет плакать, целовать его и все как-нибудь сложится само (по крайней мере, так всегда происходило в кино). …Черт, я всегда знал, что кино – это не жизнь, но где ж выучиться этой глупой жизни-то, если никто не предоставил такой возможности?.. А как она смотрела на этого ублюдка!.. (у Паши тогда даже возникла мысль, что зря он ввязался в это дело) Он ведь убил бы ее! Не понимаю… Или ей нравилась такая жизнь? Но зачем тогда было писать письмо? По-хорошему, встряхнуть бы ее, да объяснить, кто есть кто в этой жизни… Но Оля слишком походила на сестру, которой ничего не требовалось объяснять, и эта ассоциация очень мешала, заставляя Пашу ждать от нее встречных, решительных шагов. …С другой стороны, на кого б ни была похожа, лет-то ей всего двенадцать!..
   Отчаявшись разобраться в хитросплетениях человеческих характеров, Паша прикрыл глаза. Возникшая картинка была простой и понятной – Никита, лежащий лицом к небу, ничем не отличался от других – русских, чеченцев, которые он привык видеть десятками. …И зачем он полез туда? Мы ж договаривались, что он должен ждать наверху. Как все нелепо!.. С другой стороны, а что «лепо»?.. – в ушах мгновенно возникло ненавистное «Аллах Акбар», – это «лепо»?!.. Стоп! О чем я? Он же не умер! Врач же сказал, что он выкарабкается!.. Убегая от мыслей, которые даже помимо желания, вели в тупик, Паша вновь открыл глаза. Оля сидела в той же позе, и кажется ни разу не моргнула за все это время.
   Москва, тем временем, закончилась. Фонари стали реже, и, соответственно, реже стали вспыхивать ее глаза, а скоро поезд затеряется в бесконечной ночи, и они погаснут совсем. …Темная ночь, только ветер гудит в проводах… причем здесь какой-то ветер, если нам фактически негде жить? Куда я везу ее?.. – Паша сжал руками виски, и этот жест вывел Оля из оцепенения.
   – Паш, я есть хочу, – сказала она как ни в чем ни бывало.
   – О чем речь? – Паша радостно засуетился, – сейчас все будет, – подняв на полку пакет, он торопливо достал не успевшую остыть курицу, овощи, хлеб, две коробки сока (томатный и апельсиновый – на любой вкус), йогурт, шоколадку и вафли; и еще бутылку пива для себя. Этот набор являлся высшим полетом его фантазии, – нормально? – уточнил он с гордостью.
   – Да. А руки помыть?
   – Туалеты еще закрыты, – он посмотрел на часы, – но сейчас что-нибудь придумаем, – быстро вышел из купе и остановился, вдруг почувствовав себя в узком качающемся коридоре гораздо свободнее, чем наедине со своей …как ее назвать? Кем она мне приходится?.. Почему-то только сейчас пришло осознание того, какую ношу он на себя взвалил – и это ведь не на один день!..
   Вернулся он быстро, получив у проводницы упаковку влажных салфеток.
   – Держи. Во, цивилизация, да?
   Оля улыбнулась так по-взрослому снисходительно, что Паше стало неловко.
   – Паш, ты не злишься на меня? – произнесла она первую достаточно длинную фразу с тех пор, как поезд тронулся.
   – Нет, а за что?
   – Из-за меня твой друг чуть погиб. Если б моя подруга…
   – Глупости! – перебил Паша, – ты ни в чем не виновата. Да и выживет Никита – куда он денется?
   – А вдруг не выживет? Тогда ты будешь меня ненавидеть?
   – Забудь об этом! Ты не представляешь, каких раненых у нас вытаскивали!..
   – А вдруг не вытащат?..
   – Почему ты хочешь повернуть все вот так? – Паша начинал злиться, но знал, что не должен показывать этого, – все будет хорошо – ты ешь, а то курица остынет.
   – Папа Коля говорил, что если думать о худшем, то плохое покажется хорошим, потому я и спрашиваю, – пояснила Оля, отрывая кусочек курицы.
   – Это ж надо придумать такую хрень!.. – возмутился Паша, – а зачем тогда жить?..
   – Это не папа Коля придумал, – девочка смотрела на него испытующе, но Паша лишь растерянно ждал продолжения, неожиданно почувствовав себя в «заповеднике», – так сказал его Бог, – Оля откусила помидор, и несколько капель упали на белую салфетку. Они не были алыми и совсем не походили на кровь, но Паша взорвался.
   – Какой Бог?!.. Твой папа Коля хотел убить тебя! Ты что, не поняла этого?!..
   – Поняла, но такой у него Бог. Его зовут Метатрон. Он начальник небесной канцелярии и каждый день составляет списки людей, которые должны умереть. Папа Коля обещал, что Метатрон не включит меня в свои списки, если я буду его слушаться и хорошо себя вести, но я плохо себя вела, когда написала тебе письмо.
   – И ты веришь в эту чушь? А как же твоя сестра? Вы ж собирались с ней уехать.
   – У нее был другой Бог, но он оказался слабее Метатрона.
   – А я? Что ты обо мне скажешь? Я сильнее Метатрона?
   – Пока не знаю, – она смотрела Паше в глаза и даже перестала жевать, словно надеясь получить ответ немедленно.
   – Так вот, запомни, – поняв, что в философии не может соперничать даже с двенадцатилетней девочкой, Паша принял волевое решение, – никакого Метатрона нет! А мы с тобой должны дружить, помогать друг другу, чтоб ты была счастлива! Ты поняла?
   – Поняла, – Оля снова принялась за еду.
   – А твой Метатрон… – продолжал Паша окрыленный первым успехом.
   – Он не мой, – перебила Оля, – открой сок, пожалуйста.
   – Пожалуйста! – Паша легко отвернул крышку, – и все-таки, объясни, зачем он?
   – А зачем мы? А зачем весь мир? – Оля произнесла эту фразу так, будто задала не вопрос, будоражащий человечество со дня его возникновения, а поинтересовалась, зачем на столе пиво, если его никто не пьет.
   Ответить Паша не мог, но догадывался, что молчание разрушает хрупкий, едва установившийся мостик общения.
   – Я не знаю, – признался он, – я – солдат, понимаешь? Меня научили воевать с врагами и если потребуется, отдать жизнь.
   – Папа Коля тоже солдат – солдат Метатрона. Он исполнял списки, которые тот составлял.
   – Он убивал людей?.. Почему же ты не сказала в милиции?
   – У Метатрона много солдат и много списков – тогда б он обязательно пришел за мной.
   Мрачная уверенность, с которой были произнесены эти слова, заставила Пашу повернуться к темному окну. Оно сразу стало огромным, словно специально предназначенным для проникновения всей метатроновой рати. Иллюзия дополнялась тенями от фонарей крохотной станции, метавшихся в разные стороны. Паша не боялся, ни теней, ни Метатрона, но воспоминания о «заповеднике» уже нельзя было вытравить из памяти так же, как и детский дом, училище, Таню, «Аллах Акбар» и многое другое, являвшееся неотъемлемой частью его жизни. Он опустил шторку.
   – Дует. Боюсь, просквозит тебя ночью, – пояснил Паша, снова придвигаясь к столу, – запомни, никто за тобой не придет. Ты должна верить в это. Знаешь, Никита – он очень умный. Так вот, он говорит, что если о чем-то долго думать, то это и произойдет, потому что мысли и слова – это сила.
   – Знаешь, сколько я думала о Тане? – Оля вздохнула, – а она все равно умерла; и сколько представляла тебя, прежде, чем написать письмо…
   – Оль, давай договоримся – пока я с тобой, о Метатроне даже разговоров быть не должно, и увидишь, скоро ты забудешь о нем. Расскажи лучше… – он искал «детскую» тему и, вроде, нашел ее, – расскажи о своей маме. Она у тебя хорошая?
   – Я ее люблю, хорошая она или нет… когда отец был жив… я маленькая была, но фотки остались, да и Танюшка рассказывала – мы часто ходили в цирк. А еще мама тогда пекла торты… вкусные!.. – Оля счастливо улыбнулась, и улыбка эта говорила, что все ее рассуждения о страшном Метатроне почерпнуты от отчима, а сама она, как была, так и продолжает оставаться ребенком. Правда, улыбка быстро исчезла, и Оля вздохнула, – потом отец от нас ушел. Появился папа Володя, но тоже ушел – я думаю, у него была другая жена.
   – Тогда мама стала выпивать? – догадался Паша.
   – Не помню. Наверное. А папа Коля никогда не пил и ей запрещал. Он даже наказывал ее и говорил, что не хочет, что Метатрон внес ее в свои списки.
   – А она что? Ну, насчет списков.
   – Смеялась, когда пьяная. Утром он давал ей вина, чтоб голова не болела, а потом бил. Мне было жалко ее, зато после она могла месяц не пить и даже иногда устраивалась на работу.
   – Заботливый… – Паша усмехнулся, – то есть, он не такой уж и плохой, да?.. А то, что он убийца, это ничего?
   – Он называл себя «городским волком», – пояснила Оля, – волк – санитар леса, а он – санитар города. Я потому поехала с тобой, что если его посадят в тюрьму, мама совсем сопьется. Нам опять будет нечего есть, я знаю… а я хочу школу закончить; я хочу стать, как Танюшка, а не как мать.
   – А с тобой этот «волк» что-нибудь делал?
   – Я не хочу об этом рассказывать, можно?
   – Конечно, можно.
   Паша даже почувствовал облегчение, ведь если б отчим, например, насиловал ее, а она стала опять его защищать, то неизвестно, зачем он здесь, и зачем чуть не погиб Никита…

   Когда Паша вернулся, покурив и выбросив пакет с мусором, свет в купе уже сделался призрачно синим. Оля лежала на нижней полке, укрывшись с головой, и ему ничего не оставалось, как сразу же залезть к себе наверх.
   – Спокойной ночи.
   – Спокойной ночи, – сверху Паша видел, как девочка отвернулась к перегородке, и подсунув руку под голову, уставился на ровные ряды дырочек в потолке. …Черт, как все это сложно, кто б мог подумать?.. А еще Наташка… Как она встретит нас, ведь я, вроде, ушел оттуда… Куда я теперь уйду? Увезу ребенка в Чечню? Ей же надо в школу ходить. Тетрадки, учебники… Нет, Наташка не станет с ней возиться, из принципа. А куда ее девать? Она же все понимает… Паша даже не знал, с чем сравнить это состояние безысходности, ведь всегда существовали варианты, плохие и хорошие, а тут какое-то зыбкое болото – вроде, и правильно делаешь, а, вроде…
   Он думал, что всю ночь пролежит без сна, но, на всякий случай, закрыл глаза, и вдруг ему стало казаться, что колеса выстукивают не заунывную мелодию, а слова. Неважно, кто с ним пытался заговорить таким образом, поезд или кто-то неведомый – скорее, это была просто попытка уснуть, как подсчет несуществующих слонов. …Все будет хорошо… все будет хорошо… все будет хорошо… Перед Пашей возникли улыбающиеся Танины губы и как только он понял это, сразу же уснул – мгновенно и без сновидений.
//-- * * * --//
   – Пассажиры, поднимайтесь! Санитарная зона! – слова ворвались в Пашино сознание вместе со стуком в дверь. Он открыл глаза, и свесив голову, обнаружил пустое купе; скатившись с полки, как по тревоге, рванул дверь, но Оля и не думала прятаться. Она преспокойно стояла в коридоре, наблюдая, как льющийся с небес поток света наполняет мир радостью. Через открытое окно в вагон врывался свежий воздух, идеально гармонировавший с солнцем, бескрайними полями и голубым небом!.. Паша понял, почему она не осталась в купе с его мертвенным освещением и запахом вчерашней курицы.
   – Доброе утро, – Паша облегченно вздохнул.
   Обернувшись, Оля засмеялась; не улыбнулась, не усмехнулась, а, именно, засмеялась, щуря глаза и обнажая мелкие ровные зубы.
   – Какой ты смешной!.. Посмотри на себя.
   Паша прикрыл дверь и оказавшись перед зеркалом, увидел, что один его ус стоял торчком, изображая кривую усмешку.
   – Ну, как? – Оля продолжала смеяться, и Паша вдруг заметил, что глаза у нее ясные, почти прозрачные, и вся она какая-то светлая, совсем как Таня. …Господи, неужели вчера мы говорили о каком-то идиотском Метатроне?..
   – Ты сегодня другая, – констатировал он.
   – Я выспалась, и мне снился классный сон.
   – Какой?
   – Сны нельзя рассказывать, а то не сбудутся.
   – Тоже верно, – по большому счету, Паше и не хотелось знать ее сон – перед ним стояли более прозаические задачи.
   Когда поезд, с ходу миновав мост, ворвался в город, Оля неотрывно прильнула к окну, жадно разглядывая каждый дом, словно пытаясь угадать свое новое жилище. Домики были старые и неказистые, ведь это не Москва и здесь пока еще хватало земли, чтоб не прижиматься к железнодорожному полотну. Но если чуть поднять взгляд, то можно лицезреть величественно проплывающие кварталы новостроек, очень похожие на московские. Паша молчал. Он слишком хорошо знал эту дорогу, чтоб выражать какие-либо эмоции – гораздо важнее, какие эмоции проявит Наташа при их появлении.
   Поезд замедлил ход и плавно выкатился к перрону. Подхватив сумки с Олиными вещами, они вышли из вагона.
   – Ну как? – спросил Паша.
   – Нормально, – Оля одобрительно кивнула, – я ожидала худшего. Я думала, кроме Москвы, и городов-то больше нет.
   – Смешная ты, – Паша уже двинулся к привокзальной площади, когда услышал оклик; инстинктивно обернулся и увидел торопливо приближавшуюся девушку.
   – Привет, – девушка остановилась.
   – Лиза, да? Мы там вместе были… – вспомнил Паша, – а ты тоже из Москвы?
   – Нет, нам документы с проводниками передали, – она продемонстрировала пакет, – а Никита где? Он же к тебе поехал.
   – В Москве остался. В реанимации он.
   – Господи!.. – Лиза испуганно прикрыла ладошкой рот, – что случилось?..
   – Долго рассказывать.
   – Слушай, мне бежать надо, а то главный ждет, – Лиза стыдливо взглянула на часы, – Паш, ты позвони; нижний телефон – это бухгалтерия. Спроси Лизу.
   …Зачем? – Паша машинально спрятал визитку, – Алине надо все рассказать – пусть едет в Москву, сидеть с Никитой, а эта будет только «хлопать крыльями»…
   – Это его девушка? – поинтересовалась Оля, когда Лиза скрылась из вида.
   – Нет, это просто… – Паша не нашел нужного определения.
   – Все равно она мне понравилась.
   – Чем же? – удивился Паша.
   – Не знаю. Понравилась и все.
   – Поехали, – он подхватил сумки, – сейчас познакомишься с другой девушкой, с Наташей.
   – Это твоя жена?
   – Не совсем… – когда Паша не знал, как ответить, он предпочитал упрощать задачу, – послушай, давай ты не будешь лезть в эти дела? Жена она мне или не жена… Договорились?
   – Договорились, – пообещала Оля Пашиной спине, за которой для нее освобождался широкий коридор.

   Дверь не открывали долго, и Паша, которому надоело давить на звонок, уже полез за ключами, когда в квартире, наконец, послышались шаги.
   – Мы договорились? – Паша строго взглянул на девочку, – все решаю я, а ты молчишь.
   – Ну, наконец-то!.. – открывшая дверь девушка улыбнулась. На ней был халатик с глубоким вырезом, выдающий отсутствие белья, а лицо выглядело бледным, но радостным, – я смотрю, вещи стоят, а тебя нет.
   Она сделала движение, собираясь обнять мужа, но не встретив ответа, остановилась.
   – Паш, я ведь ждала тебя, – она выдержала паузу, глядя мужу в глаза, но не смогла прочесть в них ничего конкретного, – как видишь, у меня никого нет… и не было; Сашка у мамы…
   – Я понял, – Паша отступил в сторону, – проходи, Оль, а нам надо поговорить.
   Девочка аккуратно сняла босоножки и босиком прошлепав в комнату мимо растерянной Наташи, прикрыла за собой дверь.
   – Это кто? – Наташа решила сразу отсечь версию, казавшуюся ей примитивной военной выдумкой, – только не ври, что это дочь твоего погибшего товарища.
   – Почти, – Паша кивнул, – пока она поживет здесь.
   – Даже так?.. – Наташины брови удивленно поднялись, – это ты решил, да? А если я не согласна? Ты ж сказал, что оставишь квартиру мне, а теперь приводишь черт знает кого!..
   – Пожалуйста, выбирай выражения…
   – Да? А, может, это ради нее ты меня бросаешь?!.. Сколько ей лет? Шестнадцать-то хоть есть?.. Господи, до чего ты докатился! – Наташа делано рассмеялась, – слушай, или это твоя внебрачная дочь? А что?.. Судя по возрасту… Наверняка возле училища всякие шалавы пачками шастали…
   – Я не его дочь!.. – крикнула из-за двери Оля.
   – Да помолчи ты! – не выдержал Паша и тут же исправился, – обе замолчите!.. Наташ, послушай и прими как факт – я пришел не советоваться с тобой, а поставить в известность, как мы будем жить дальше. От своих слов я не отказываюсь – квартира эта твоя и Сашкина, но мне нужна неделя, чтоб решить свои вопросы, и с жильем в том числе. Оля должна в это время иметь нормальные условия, поэтому хочешь ты или нет, но пока она будет жить здесь, и попробуй только вякнуть по этому поводу. Я ж могу переиграть все по-другому.
   – Да?! По-другому?! Значит, ради этой нимфетки ты готов оставить без крыши над головой родного сына?.. – Наташа всхлипнула, – какая ж ты мразь… А я-то, дура, решила, что ты одумался, рубашки твои постирала…
   – Давай не будем. Я сам могу их стирать… и стирал всегда!.. Никто Сашку никуда не выгоняет. Я прошу только неделю. Неужели это так трудно?
   – Господи, – Наташа закрыла лицо руками, – ну, за что? Что я такого сделала? Я не могу принять друзей в твое отсутствие?..
   – С вином и разобранной постелью? – вспомнил Паша.
   – Постель я не убирала с утра, понимаешь ты?!.. Я никого не собиралась вести в спальню!
   – Наташ, мы это уже обсуждали. Зачем начинать сначала?
   Дверь комнаты вдруг распахнулась, и Оля возникла на пороге, презрительно поджав губы.
   – Я не буду тут жить, можете ничего не обсуждать! Паш, отвези меня к Лизе.
   – Ах, тут есть еще и Лиза! – Наташины слезы мгновенно высохли, – ну, конечно, лучшая защита – нападение, так вас в армии учат? Обосрал меня, а у самого есть еще и Лиза!..
   – Да заткнись ты, дура!.. Ты ж ничего не знаешь!
   – Нет, вот теперь, как раз, я знаю все!..
   Паша понял, что логика здесь уже не властна (впрочем, ее и быть не может в отношениях мужчины и женщины).
   – В общем так, все будут делать то, что я скажу! Ты, – он указал на Олю, – марш в ванну. Ты еще воняешь тем подвалом! А ты, – он ткнул пальцем в жену, – слушай сюда. Я тебе сказал, что через неделю мы уйдем, но за это время не доводи меня, пожалуйста, – голос его стал вкрадчиво угрожающим, и Наташа благоразумно отступила на шаг, – всем все ясно?
   – Так точно! – Наташа удалилась в кухню, хлопнув дверью.
   – А ты что? – не успевший остыть, Паша повернулся к Оле.
   – Я не знаю, где ванная, – ответила она хмуро.
   – Черт… – ломая жесткую линию губ, на Пашино лицо выползла улыбка, – извини. Завелся. Ванная, вон, там.
   – Паш, – Оля открыла сумку, – скажи, что вечером мы поедем к Лизе.
   – Зачем?
   – Ты обещал, – напомнила Оля, – она, небось, будет ждать.
   – Я обещал позвонить, – отрезал Паша, но тут же подумал, что, может, и лучше провести вечер вне этого сумасшедшего дома – глядишь, Наташка тихо и спокойно переберется к матери… – ладно, съездим, если хочешь.
   – Спасибо, – Оля вытащила пакет с бельем и полотенце, – а здесь я, правда, жить не буду, я лучше уеду обратно в Москву, – не дожидаясь реакции, она исчезла за белой дверью, щелкнула задвижка и вода гулко ударила в дно ванны.
   …Лучше командовать батальоном, чем двумя бабами… – Паша растерянно достал сигарету. Он понял, что полностью потерял контроль над ситуацией и, пожалуй, впервые в жизни решил – а, как оно будет, так и будет!..
//-- * * * --//

   – Тс-с. Засыпает, – осторожно закрыв дверь, Лиза присела на табурет, – очень непосредственная девочка.
   – Да уж! Непосредственная!.. Лиз, зачем ты это делаешь?.. – Паша, сидевший на подоконнике, нервно вскинул голову, – поднимай ее к черту! Мало ли чего она хочет?.. – он вспомнил, как Оля, глядя своими голубыми невинными глазами, заявила: – Лиза, можно я буду жить у тебя?.. – бред какой-то! Лиз, честное слово, я не думал, что так получится. Я б сроду не привез ее!..
   – Успокойся, – Лиза коснулась его руки, – она же ребенок.
   – И что с того? – Паша отвернулся к окну, за которым уже была настоящая ночь.
   – К тому же девочка, – продолжала Лиза, – я думаю, нам проще будет найти с ней общий язык.
   – Лиз, ты на работу когда уходишь? Я заберу ее.
   – В полдевятого. А куда ты ее заберешь? – Лиза улыбнулась.
   – Не знаю пока, но что-нибудь придумаю.
   – Не валяй дурака. Ты сам еще не знаешь, куда пойдешь, а это ж не кукла, которую взял под мышку и понес. Мне она не мешает – сам знаешь, мужика у меня нет…
   Последняя фраза была абсолютно искренней, выдававшей самое наболевшее, но, по мере осознания того, как ее можно истолковать, Лизино лицо заливалось краской. Хорошо, что Паша думал сейчас не о ней, а том, что действительно еще не решил, куда пойдет – к Наташке или в гостиницу …Хотя какая гостиница, если офицерская книжка остался в сумке?..
   – Так что там с Никитой? – спросила Лиза, меняя тему.
   Собственно, чтоб узнать об этом, она и пригласила их, но сначала Паша бегал в магазин, потому что ресурсы холодильника оказались не рассчитаны на трех голодных людей, а Лиза, тем временем, за неимением игрушек, взялась показывать Оле свои детские фотографии. Потом Паша вернулся; потом они ужинали и ели торт – короче, было как-то не до Никиты.
   – Уже двенадцать, – Паша взглянул на часы, – может, завтра – когда приеду за Олей? Тебе, наверное, спать надо, а я поеду туда, – он неопределенно ткнул пальцем себе за спину.
   – А если тебя туда не пустят? – Лиза вспомнила свое настроение, когда она общалась с женой Антона – конечно, Паша не Антон, да и сама ситуация совсем другая, но женщина всегда остается женщиной, и приемы у них у всех одинаковые, – на лавочке спать будешь?
   – Как это, не пустит? – возмутился Паша.
   – К примеру, вставит ключ с внутренней стороны, и все. Дверь будешь ломать? А она милицию вызовет. Оно тебе надо?
   – Лиз… – Паша хотел сказать что-нибудь такое!.. Нет, не про участие и не про взаимопонимание… черт, за свою жизнь он так и не научился облекать мысли в слова. Ведь и с Таней происходило то же – она сама формулировала его чувства, и Паше оставалось только с радостью соглашаться, как тонко она их понимает. Наверное, потому с ней и было так легко…
   – Все, проехали, – Лиза чуть сжала Пашину руку и встала, – мы с Олей будем спать на диване, а ты в кресле. Кофе хочешь?
   Паша скосил взгляд на початую бутылку вина. Он купил ее… ну, потому что так положено, и сам же выпил две рюмки.
   – У меня даже немного водки есть, – Лиза открыла холодильник и поставила на стол тарелку с остатками колбасы, – выпьешь? Я могу вина, с тобой за компанию.
   Паша поймал Лизину руку, и та с готовностью обернулась.
   – Я тебя слушаю.
   – Лиз, что ты делаешь?..
   – А что я делаю? – Лиза улыбнулась, – у меня гости и я спрашиваю, чего они хотят.
   – Черт!.. – Паша выпустил ее руку.
   – Паш, давай не будем зацикливаться, – Лиза достала водку, рюмку и села, – так что с Никитой?
   Рассказ получился коротким, как боевое донесение, но Лиза и не собиралась вдаваться в подробности. Дослушав до конца, она долго смотрела в темноту, пуская тонкие струйки дыма; потом повернулась к Паше.
   – А, знаешь, почему он поехал к тебе?
   – Нет. Он не успел рассказать.
   – Тогда я тебе расскажу.
   Ее история выглядела более красочно. Как красивая сказка – с подробным описанием жутких пейзажей и утомительного прослушивания пустого эфира, но закончилась резко и реально:
   – Алина сегодня ночевала у меня, а утром ушла, причем, с ключами, и больше не вернулась. Я уже разговаривала с матерью Никиты – она и там не появлялась. Она пропала.
   – В милицию не заявили? – среагировал Паша совершенно адекватно, но Лиза рассмеялась.
   – Кто будет заявлять – я? Я даже фамилию ее не знаю. Может, она к бывшему мужу в Москву уехала. Только, вот, почему с моими ключами?..
   – Не нравится мне все это, – Паша покачал головой, – получается, остались три боеспособные единицы – мы с тобой, и еще эта…
   – Светка, – подсказала Лиза, – кстати, Никита должен был вернуть ей магнитофон. Он знает, где она живет, а я, нет.
   – В ближайшее время он вряд ли что-нибудь вернет, – Паша с минуту барабанил пальцами по столу, обдумывая решение, ведь, кроме него, принимать его теперь было некому, – Лиз, – наконец сказал он, – послушай боевого комроты – я умею отвечать за людей, понимаешь, да? Так вот, я думаю, нам лучше держаться вместе, пока не разберемся во всем.
   – Я ж тебе это и предлагаю, – Лиза пожала плечами, – а ты сопротивляешься – ехать куда-то собрался… – она поднялась, – пойду постель постелю, а то мне завтра на работу.
   Паша подождал, пока она исчезла в комнате, налил рюмку водки и залпом выпил; воровато оглянулся и выпил вторую, решив, что так ему будет проще уснуть.
//-- * * * --//
   Когда Никита открыл глаза, его окружала та же унылая пустыня, а над головой висело серое, без единого просвета небо. Все это очень напоминало «заповедник», а если так, то, возможно, он снова оказался на проекте, и тогда остальные участники должны находиться где-то поблизости. Он легко поднялся – наверное, даже слишком легко для человека несколько часов ползавшего по камням, а потом отбивавшегося от летящих сверху бревен; к тому же, не болели, ни колени, ни плечи, но осмыслить эту метаморфозу Никита не успел.
   – Долго ж они с тобой возились – я тут заждалась, – послышался насмешливый голос.
   Обернувшись, Никита увидел девушку с короткой стрижкой, бледную, но симпатичную, и лицо ее показалось ему знакомым.
   – А вы, извините, кто? – спросил он.
   – К чему этот официоз? – девушка рассмеялась, – мы ж знакомы. Старший лейтенант Волкова… ну, Таню помнишь?
   Мысль о невероятности происходящего у Никиты даже не возникла – наоборот, он даже ожидал чего-то сверхъестественного, но причем здесь Таня? Она ж, вроде, не из их «команды»?.. Хотя все в мире взаимосвязано и надо лишь отыскать эту связь.
   – Тогда ты была похожа на облако, – вспомнил Никита.
   – Для людей астральные тела всегда похожи на облако. Такие уж у них примитивные органы чувств, зато мы сами прекрасно видим и узнаем друг друга.
   – То есть, я умер и нахожусь в мировом поле? – уточнил Никита, не испытав при этом ни малейшего смятения.
   – Можешь называть это «полем». Человеческий язык примитивен – кто-то даже называет это «небесами», но, в любом случае, как человек ты действительно умер. Помнишь, как рушились балки, как ты пытался выбраться? Больницу ты, конечно, уже не помнишь… А что они могли сделать? Перелом ключицы и трех ребер, разрыв селезенки, смещение шейных позвонков. Извини, в прошлом я все же врач – прорывается профессия. Тебя не смущают такие подробности о твоем теле?
   – Нисколько. Честно говоря, я рад, что смерть – это не конец, за которым ничего нет.
   – Ты молодец, – Таня одобрительно кивнула, – рассуждаешь, прям, как Марк Аврелий.
   – Вы тут читаете Марка Аврелия?!.. – Никита поразился этим гораздо больше, чем самим наличием загробной жизни.
   – А зачем его читать, если я регулярно встречаюсь с ним? Мы прекрасно общаемся. Так вот, он говорит, душа человека должна быть готова избавиться от тела и одинаково смело предстать перед исчезновением, растворением или выживанием. Кстати, я очень благодарна за то, что ты исполнил мою просьбу.
   – Да пожалуйста, – Никита пожал плечами, – это было не трудно. Правда, я не знаю, нашел ли Паша твою сестру. Мы с ним как раз занимались этим, когда… – Никита не знал, чем заменить неправильное определение «когда я погиб».
   – Все нормально, он успел вовремя…
   Никита ожидал продолжения рассказа, но Таня внезапно исчезла. Нельзя сказать, чтоб он испугался или удивился, но оглянувшись в недоумении, увидел позади себя диван, покрытый пледом, который стоял прямо посреди пустыни, и лежавшую на нем девочку. Странно, как он определил с такого расстояния, что это именно девочка двенадцати лет, курносая и большеглазая, и зовут ее Оля, но понял, что просто знает это. Тут же возникла вторая фигура. Она стояла спиной, но Никита уже не удивился, признав в ней Николая. Девочка, тем временем, открыла глаза.
   – Папа Коля, ты пришел ко мне? – голос ее был сонным и уютным, как воркованье голубя – она ж не могла видеть то, что отчим держал в руке, но Никита знал, что это молоток.
   – Ангелы на руках понесут тебя, дорогая, да не приткнутся о камень ножки твои на пути спасения… Молю тебя, Боже, освяти мое деяние!..
   – Что ты говоришь, папа Коля? – спросила девочка, – я ничего не понимаю…
   – Метатрон все-таки выбрал тебя, и я не смог помешать этому, – отчим взмахнул молотком, но не успел опустить его на голову девочки. Топот шагов заставил убийцу вздрогнуть и выронить оружие. Этих секунд Паше хватило, чтоб сбить его с ног и профессионально заломив руку, ткнуть лицом в землю.
   – Канцлер Божий, хранитель мой, прилежно молю тя… – бормотал отчим, тщетно пытаясь освободиться.
   – Я те дам божьего канцлера!.. – Паша придавил противника коленом так, что тот захрипел, – ты – Оля? – он поднял голову. Девочка со страха, забившаяся в угол и натянувшая плед под самый подбородок, только кивнула, – это мне ты писала, и вот я пришел. Теперь ничего не бойся…
   Никита моргнул. Видение исчезло и вместо него вернулась Таня; расправила плечи, словно все это время пряталась в каком-то тесном, неудобном месте.
   – Что это было? – спросил Никита.
   – Такая форма общения гораздо удобнее слов, правда?
   – Конечно! А как вы это делаете? Я имею в виду, физический смысл.
   – Это мысль. Для нас она – самое материальное из всего сущего. Так что не беспокойся – там все хорошо. Остается только поженить их, когда Олька подрастет. Одобряешь такой вариант?
   – У них же разница почти двадцать лет! – возмутился Никита, – тем более, если Паша будет воспитывать ее, то станет, скорее, отцом, чем мужем.
   – Что такое двадцать лет? – Таня загадочно улыбнулась, – здесь ведь одно вечное сегодня.
   – А там?..
   – Зато Паша надежный, я знаю. Ольке с ним будет хорошо.
   – Дело, конечно, твое, – Никита пожал плечами, – объясни мне лучше механизм, с помощью которого вы можете влиять на земную жизнь.
   – А я не знаю – нам не интересен механизм. Главное, не лезть туда самим; а если лезть, то через кого-то – как ты помог мне; или в снах, когда человек путает реальности.
   – Почему? Боитесь, люди сойдут с ума, увидев призраков?
   – И это тоже, но оно не главное. С ума прекрасно сходят и без нашей помощи.
   – Может, пойдем куда-нибудь и ты мне все расскажешь?
   – Куда ж мы пойдем? – Таня засмеялась, – здесь ничего нет – ни квартир, ни кафе; здесь никто ни ест, ни пьет, ни курит, ни занимается сексом.
   – Как все запущено, – Никита скривил губы, – а где же рай? Где нектар и амброзия?
   – И рай, и ад – это воспоминания, мысли и мечты, – пояснила Таня серьезно, – это то, что живет в нас, пока мы не осознаем своего истинного предназначения. Так что, у кого-то и ад может быть не так уж страшен, а у кого-то и рай не слишком хорош… А хуже всех тем, у кого все желания материальны – здесь же нет ничего материального, в земном понимании…
   – Тань, пока не забыл, а в чем же наше предназначение?
   – Истинное, оно у всех одно – совершенство и гармония.
   – Выходит, есть и не истинные? – Никита хитро прищурился, – я ж аналитик, и все хочу знать.
   – В свое время узнаешь, но мне кажется, это не варианты.
   – Ладно, тогда все-таки объясни, почему вы не хотите являться людям, если можете? Это здорово упростило бы миропонимание…
   – …но осложнило все остальное, – закончила фразу Таня, – дело в том, что связь между нами и ними должна осуществляться естественно и незаметно – либо через смерть, либо… люди, вот, придумали термин – реинкорнация.
   – Вот, как я понимаю, и второе предназначение – вернуться обратно! – обрадовался Никита, – а еще что есть?
   – Еще?.. Еще можно целую вечность болтаться в этом сумраке и взирать на земное бытие.
   – И, наверное, участвовать в нем, – добавил Никита, – как бабушка одной моей знакомой – она является ей и помогает решать всякие проблемы.
   – Можно и участвовать – такие дураки называются ангелами-хранителями. Путь к совершенству и гармонии им уже заказан, потому что нельзя достичь, ни совершенства, ни гармонии, не порвав с земным миром. Разве эти игры стоят того?
   – Я не оцениваю, что чего стоит – я исследователь.
   – А для исследователей поясню на примере, почему еще мы не являемся людям – дело ведь не только в том, что теряем мы; могут потерять и они.
   – Это как?
   – Очень просто. Вот тебе «земной» пример – допустим, есть два города. В одном живешь ты, а во втором – твой брат. В твоем городе о брате никому, кроме тебя, не известно – он живет тихо, сам по себе, и вдруг ты, скажем, звонишь ему по телефону. Твой звонок можно отследить, так? Так. И все – твой брат уже лицо известное. При желании несложно вычислить, где он живет, чем занимается и как можно за его счет поживиться, ты понимаешь? У нас тут тоже болтаются всякие, ведь процесс просветления иногда занимает то, что люди называют вечностью…
   – Дорожка проторена!.. – сообразил Никита, – так вот что это значит!
   – Именно, так, – Таня кивнула.
   – Черт, я представлял себе энергетическое поле несколько другим… а это больше похоже на некий мир, где должна иметься и мыслящая высшая сила, типа Бога…
   – Давай не будем трогать Бога, – перебила Таня, – мы к нему намного ближе, чем люди, но все равно еще очень далеки.
   – То есть Бог все-таки существует? И какой же он?
   – Это можно узнать только поднявшись на уровень совершенства, а оттуда глупо возвращаться. По крайней мере, кроме Его Сына никто не пожелал этого сделать. Скажу только, что он не такой, каким представляют его люди. Они говорят, что созданы по его образу и подобию, а сами пытаются, наоборот, Бога создать по своему образу. Они сделали его человекоподобным существом, обязанным разделять их мысли и желания. Такое впечатление, что его основное предназначение – служить им. Люди строят ему роскошные храмы, в которых он совершенно не нуждается, как если бы строили жилье себе; они жертвуют ему деньги и пищу, без которых не могут обойтись сами. А зачем они ему?.. Причем, все делают одно и тоже, и христиане, и буддисты, и мусульмане, а просят о совершенно разном. Да если б Бог был таким, каким его представляют, он бы давно сошел с ума от винегрета молитв, который приходится проглатывать каждый день.
   – Неужели такая логика никому не приходила в голову?..
   – А кому охота ломать вековые устои? Только здесь можно начать мыслить по-другому. Ты помог мне там, а я помогу тебе здесь. Хочешь, пойдем дальше вместе? А что – секса здесь нет, поэтому, при всем желании, мы никому не изменим.
   – А идти далеко? – Никита окинул пространство, в котором даже взгляду остановиться было не на чем.
   – Трудно ответить. Здесь бесконечность стремится к нулю, а миг – к вечности.
   – То есть, если я правильно понимаю, пока мы разговариваем, на земле мог пройти год или два?
   Таня отвернулась, пристально глядя в пустоту. По крайней мере, Никита там ничего не увидел, а она сказала:
   – Там осень. Правда, не знаю, какого года…
   – Ты видишь, что там происходит?!.. – в волнении воскликнул Никита, – а почему я не вижу?!..
   – Тебе еще рано, – Таня вздохнула, отключаясь от земных событий, – для тебя это будет мучением, а Бог не хочет, чтоб кто-то мучился зря. Когда ты перестанешь страдать, что покинул тот мир, ты его тоже увидишь.
   – Да я и не страдаю! Что я там оставил-то?..
   – Значит, скоро увидишь, – успокоила Таня.
   – Черт… – Никите казалось, что он почесал затылок, но ничего при этом не почувствовал, – значит, говоришь, осень?.. Желтые листья шуршат под ногами, да?..
   – Ты еще страдаешь, – Таня усмехнулась, – Бога нельзя обмануть.
//-- * * * --//
   Котлеты недовольно фыркали и плевались масляной пылью, ровным слоем оседавшей по плите; на соседней конфорке в тесной кастрюльке бесновалась картошка. Огонь, конечно, следовало убавить, но женщина сидела у раскрытого окна и задумчиво смотрела на осенний увядающий пейзаж. Как это настроение соответствовало ее собственному! Пожухшие листья и плачущее мелким дождем небо – как он их понимала!..
   Николай Сергеевич зашел в кухню и молча подвернув газ, остановился возле жены.
   – Лариса, что происходит? – спросил он, делая между словами четкие паузы.
   Возможно, если б женщина ответила, что не происходит ничего, он бы успокоился как бывает с очень занятыми мужчинами. Они всегда верят на слово, что дома у них все хорошо, лишь бы не опускаться до мелких бытовых проблем, но жена молчала, а взгляд ее, уже уставший скрывать тоску и тревогу, был красноречивее любых слов.
   – Объясни мне, пожалуйста, – Николай Сергеевич присел на кожаный диванчик, – занятия начались месяц назад, а Светлана еще ни разу не была в университете, – видя, что жена даже не повернула голову, он продолжил рассуждать, – ладно, оставим это; допустим, у нее психологическая травма после того случая. Сейчас психолог закончит курс и все восстановится. Она девочка умная – нагонит. Но с тобой-то что?.. Тебе, наоборот, надо поддерживать ее, а ты сама ходишь, как приговоренная. Ты понимаешь, что так мы все с ума сойдем?.. Изнасиловали ее… ужасно, конечно, но жизнь на этом не закончилась, черт возьми!
   – Почему ты до сих пор не нашел его? – зло спросила Лариса. Вместе со словами на волю вырвались эмоции, дававшие ей право перейти в наступление, на которое она никогда не отваживалась, – что, выявлять антисоветчиков было проще?!.. У тебя ж целое охранное агентство! Я смотрю на твоих молодчиков с квадратными мордами!.. Пусть бы хоть один раскинул мозгами!.. Или у них нет мозгов? Это ведь твоя дочь!!..
   От неожиданности лицо Николая Сергеевича вытянулось – он не привык, чтоб жена разговаривала с ним таким тоном.
   – Я ищу! – огрызнулся он, – а ты попробуй найти человека, о котором не знаешь ничего! И вообще!.. Какое это имеет отношение к происходящему? Что, если свершится правосудие, жизнь у Светки потечет по-другому? Объясни, а то я всегда считал, что это две отдельные линии – преступник отвечает за свои преступления, а жертва продолжает жить… – тут он запнулся, – или этот подонок угрожает ей? Так почему вы молчите, черт вас подери?! Почему я об этом ничего не знаю?! Ей звонят по телефону или встречают на улице?..
   – Никто ей не угрожает, – Лариса поняла, что сказала слишком много, чтоб и дольше сохранять тайну (да и сколько ее сохранять? Ну, еще месяц, два…), – Светка беременна, – она вздохнула и закрыла лицо руками.
   – Та-ак, – Николай Сергеевич встал, прошелся по кухне; остановившись у плиты, по-хозяйски выключил подгоравшие котлеты. За это время в его голове пронесся миллион мыслей, но победила одна, по-мужски логичная и жесткая, – так чего вы ждете? Надо немедленно делать аборт! У меня есть хорошие ребята в областной больнице.
   – Она не хочет делать аборт, – Лариса жалобно подняла голову, совсем как провинившаяся собака, которую вот-вот должны пнуть тяжелым сапогом.
   – Что значит, не хочет?!
   – То, и значит…
   – Я понимаю, у нее мозги могут быть не на месте, но ты-то?!.. – он снова сел. Мысли, убежавшие далеко вперед, развернулись на сто восемьдесят градусов и вернулись к исходной точке, – я, конечно, понимаю… – медленно начал он, – первый аборт может иметь опасные последствия, но что делать? Объясни ей по-женски, что врачи у нее будут самые лучшие, что риска практически никакого, а потом она спокойно выйдет замуж за нормального мужика и забудет про весь этот кошмар. Это ж не приговор, в конце концов!..
   – Вот, пойди и объясни, – ответила Лариса, понимая, что в случае неудачи миссии, все шишки опять посыплются на нее, а в удачу верилось с большим трудом. Разве она не пыталась втолковать дочери то же самое? Бог ты мой, да сколько раз!..
   – Ладно, я объясню, – Николай Сергеевич не двинулся с места, хотя Светка, как и все последние дни, находилась в соседней комнате, и идти к ней было ровно двенадцать шагов, – давай разберемся логически…
   Видимо, разговор получился слишком громким, потому что дверь открылась и на пороге возникла сама Светка, бледная, но ничуть не испуганная.
   – Не надо ни в чем разбираться, – сказала она, – я решила.
   – Послушай, Светлана…
   – Пап, не волнуйся. Это моя жизнь, и я хочу, чтоб в ней остался этот ребенок.
   – Давай все-таки рассуждать логически…
   – Да не хочу я рассуждать логически! – сорвалась Светка и на глазах ее появились слезы.
   – Доченька, успокойся! – вскочив, Лариса обняла ее. Светка доверчиво приклонила к ней голову и всхлипнула.
   – Убрать все слезы к чертовой матери! Иначе всю жизнь реветь придется!.. – в Николае Сергеевиче иногда просыпался такой вот, не терпящий возражений, полковник, и все привычно замолчали, – Светлана, ты хочешь родить дебила?
   – Почему дебила? – Светка перестала плакать, – я не ширяюсь, не пью, даже не курю…
   – А он?.. – и тут Николай Сергеевич осекся, – стоп! Или Клюев был прав, и ты знаешь, кто это с тобой сделал?
   – Не знаю. Пап, я была в консультации и там сказали, что все нормально.
   – Какого тебе ребенка?!.. – отец нервно встал, – ты сама еще ребенок! Тебе сказали в консультации!.. А гены там тоже проверили? Может, он алкоголик в третьем поколении? Или псих? Нормальные люди не насилуют девушек! Как можно рожать неизвестно от кого?.. Или все-таки ты знаешь от кого? – оторвав дочь от матери, он встряхнул ее за плечи, как свежевыстиранную рубашку.
   – Коля, прекрати! – вступилась жена.
   – А ты молчи! У тебя было время образумить ее – теперь моя очередь! Отвечай! Ты знаешь его?! Мне ведь Клюев тогда говорил, а я, дурак, не поверил!..
   – Я не знаю его, – упрямо повторила Светка, – но, пап, пойми меня. Ты, конечно, не поверишь, но я внутренне чувствую, что должна оставить этого ребенка. Может быть, в этом смысл моей жизни.
   – Смысл жизни? – Николай Сергеевич расхохотался, – знаешь, что я тебе скажу, дорогая моя? Пока ты была маленькая, я тоже сначала считал, что ты – мой смысл жизни, а потом понял, что ты вырастешь и уйдешь в свою жизнь – иначе не бывает. И с чем я останусь, если не будет любимой работы, друзей; жены, в конце концов, которая от меня уже никуда не уйдет! Дети – это не смысл жизни, а наш долг для продолжения рода…
   – Коля, какие вещи ты говоришь!.. – ужаснулась Лариса.
   – Я правду говорю!
   – Пап, – Светка освободилась от его рук, – у нас разные взгляды на жизнь…
   – Да какой у тебя взгляд?!..
   – Может, и никакого, – согласилась Светка, – но мне будто кто-то свыше шепчет.
   – А вот бредни, насчет «свыше», оставь для кого-нибудь другого! Знаю, у нас сейчас все в церковь кинулись, все бога стали слушать!.. Что ж его никто не слушал девяносто лет? И ведь жили, и социализм строили, и войну выиграли. Какую войну!.. – профессиональная привычка заставила его попробовать изменить тон, – не надо, дочь, – вздохнув, произнес «добрый следователь», – бог, может, где-то там и есть, но наша жизнь слишком коротка и второй не будет. Поэтому расскажи, как ты собираешься прожить эту единственную жизнь? Значит, университет, как я понял, ты бросаешь, потому что будет не до того. Следовательно, нормальной специальности у тебя нет и не будет. Мужа у тебя тоже нет и в обозримом будущем не предвидится. Если ты надеешься, что тот отморозок, увидев дитя, сжалится и женится на тебе, ты глубоко ошибаешься. Но если вдруг и женится, ты представляешь, на что себя обрекаешь? Если он взял тебя таким образом, то просто прибьет когда-нибудь… так, под плохое настроение…
   – Я не знаю его, – успела вставить Светка, но для отца, похоже, ее слова уже не имели значения.
   – …хорошо еще, если ребенок родится здоровым, – продолжал он, – и не придется таскать его всю жизнь по больницам!.. А ответь-ка мне – на что вы собираетесь жить? На пособие?.. Нет, я понимаю, все здесь надеются на меня, но мать имеет на это право. Она со мной двадцать три года! Я сделал ее судьбу и, естественно, я за нее в ответе, но почему я должен потакать твоим сумасшедшим выходкам? Я старался дать тебе все: образование… кстати, ты ж не знаешь ничего. Когда ты поступала, я по своим каналам вышел на ректора, иначе был бы у тебя трояк по сочинению, и никуда б ты не поступила. Ты в курсе?
   – Нет, – пролепетала Светка.
   – Так знай! Я не хотел тебе этого говорить, но ситуация заставляет… У тебя ж есть все: аппаратура – пожалуйста, телефон самый модный – пожалуйста, тряпки – любые, в Турцию поехать – да пять секунд!.. Замуж надо будет – отдадим тебя не хуже других! Я умею смотреть вперед, а ты, вот, нет, – он перевел дыхание, – я б мог понять, когда ты любишь человека, а он погибает в «горячей точке», и ты оставляешь ребенка. Да я б первый сказал, что у меня дочь – героиня! Я б пылинки сдувал с вас обоих, но растить какого-то ублюдка?..
   Светка резко повернулась и вышла, хлопнув дверью.
   – Коля, что ты делаешь?! – Лариса неумело подняла кулачки, но муж перехватил ее руки.
   – Я говорю так, как есть! И не хватало еще, чтоб ты кидалась на меня драться!.. Так вот, запомни, слез я на своем веку насмотрелся самых разных, и они на меня не действуют! Или она говорит, кто это сделал, и я разберусь с ним сам, а потом решу, что будет дальше; или она идет на аборт, и мы закрываем вопрос… или пусть катится к чертовой матери, если такая умная и самостоятельная! Пусть попробует, как в наше время жить самой, а я посмотрю!.. Жаль, потом поздно будет, когда оно родится. Потом его ж на помойку не выкинешь!..
   Ларису так и подмывало спросить: «А сейчас можно выкинуть?», но она решила, что подобная сентенция вызовет, либо смех, либо ярость, и в очередной раз промолчала.
   – Я все сказал, – Николай Сергеевич посмотрел на часы, – поеду. У меня дела.
   – А ужин? – Лариса попыталась хоть как-то вернуть жизнь в привычное русло.
   – Какой, к черту, ужин? Подавлюсь я вашими котлетами!..
   Лариса знала, что никаких дел у мужа нет, но удерживать не стала. Подождав пока он уйдет, остановилась возле комнаты дочери и осторожно тронула запертую дверь.
   – Свет… – но в комнате было тихо, и она встревожено повторила, – Света, дочка!..
   – Мам, не волнуйся, – отозвался голос дочери, – я не собираюсь вскрывать вены. Оставь меня. Я хочу подумать.
   – Хорошо, – она вдруг почувствовала из кухни запах горелого – скорее всего, вода из картошки выкипела полностью.
   Лежа на диване, Светка обвела взглядом комнату – свою любимую комнату, свое убежище, свою радость, где все-все принадлежало ей. Она уже знала, что обитать здесь осталось совсем недолго. …А может, правда, сделать аборт – время еще позволяет?.. Светка в тысячный раз вспомнила жуткую серую пустыню, вспомнила охвативший ее ужас, ведь раньше-то она не понимала, как близко находится эта пустыня – раньше она считала, что ей всего двадцать, а оказывается, ей уже двадцать, и надо успеть что-то сделать сейчас, а не когда-нибудь потом!.. …Что-нибудь стоящее, чтоб не было мучительно больно… Блин, и тут все эти банальные книжные фразы! Я даже не могу своими словами передать свои собственные мысли!.. Я хочу этого ребенка, и верю, что тогда все будет по-другому!.. Конечно, матери она солгала – думать ей было совершенно не о чем. Она просто хотела попрощаться с уютом, беззаботностью и еще чем-то, словно мощный насос, подгоняющим к глазам слезы.
//-- * * * --//
   Женя сидел за столом, глядя поверх монитора, и взгляд его упирался в кусочек мрачного неба, ограниченный рамками окна. В этом небе не было ничего, но он все равно пытался там что-то отыскать или хотя бы разгадать тайну – почему оно такое пустое.
   – Тучи на землю брошены листовками – жди дождя… – произнес Женя вслух.
   Он давно привык разговаривать сам с собой, проверяя, как звучит на человеческом языке то, что возникает в его голове трепещущими сиюминутными картинками.
   …Блин, хороший образ… Брошены… брошены… С рифмой проблема… А если – на землю брошены тучи?.. Тучи… тучи… Почему у меня ни хрена не получается?!.. В сердцах, он стукнул кулаком по столу и вдруг нашел причину, причем, простую и легко устранимую – это же в соседней комнате бубнит телевизор, ломая замечательные, но хрупкие словесные конструкции!
   Женя встал, громко отодвинув стул, и распахнул дверь.
   – Ма, что он у тебя так орет?
   – Разве? – мать виновато подняла голову, – извини. Ты занимаешься, да?
   – Занимаюсь! – Женя снова закрыл дверь, и хотя звук сделался почти неслышным, ему все равно казалось, что это мешает ужасно.
   …Нет, так работать невозможно! Пора покупать ноутбук… Вот, с первого же гонорара и куплю… По старинке, взяв бумагу и ручку, он вышел на балкон, где не было навязчивых отвлекающих звуков; закурил, глядя вниз, на желтый ковер из листьев. …Желтый ковер из листьев… Это уж совсем избито… – вновь поднял глаза к небу, – тучи на землю брошены…
   Вдруг открылась дверь.
   – Я думала, ты, правда, занимаешься, – укоризненно сказала мать, – у тебя ж семинар.
   – Я занимаюсь! Ну, что тебе надо?!.. Отвечу я на твоем долбаном семинаре!
   – Тебя к телефону, – протянув трубку, мать вышла.
   – Чем занимаешься? – раздался веселый Настин голос.
   С ней Женя разговаривал мягче, чем с другими – он не знал, любит ли ее и даже нравится ли она ему, но Настино присутствие каждый раз будоражило фантазию, привнося толику вдохновения, и это с лихвой покрывало неудобства, вызванные необходимостью убивать на нее драгоценное время. Ведь каждый прошедший миг – это безвозвратно утраченный образ!..
   – Мать какой-то маразм смотрит по телеку, а я на балконе – творю, – сказал он.
   – А про что?
   – Насть… – Женя замолчал, потому что и сам не знал, о чем пишет. …Это ведь однозначно не про тучи!.. – подумал он, – это совсем про другое – огромное и вечное!.. Я чувствую это, только слова в этом дурацком языке какие-то убогие. И кто сказал, что он великий и могучий?..
   – Может, завтра пересечемся? – предложила Настя, которой вполне хватало сотни слов, которыми она с блеском выражала все мысли и чувства, – с последней пары я могу хильнуть.
   – Мне надо вещь закончить.
   – Да брось! Тебе ж не в издательство ее нести. И потом, ты уже сколько ее заканчиваешь? А скоро зима начнется…
   – Вот и настала зима, – перебил Женя, – такая, как мы и думали – / снега не принесла, / а только холодом дунула./ Снова дрожат фонари, / гудят провода уныло, / и каждый из них говорит: / Остыло, все остыло…
   – У тебя крыша едет, понял? – разозлилась Настя, – ты уже разговариваешь своими стихами!.. Ты в окошко посмотри!
   – Смотрю, – Женя повернул голову.
   – И что ты там видишь?
   – Уплывают птичьи стаи,/ раньше медленно – теперь быстро./ Даже осень не золотая,/ а просто деревья без листьев./ Лишь память пылает заревом/ средь останков, пепла и пыли…/ Мы старимся – сразу старимся,/ как только нас разлюбили…
   – Козел!.. Пушкин хренов!.. – Настя бросила трубку.
   – Как там было-то?.. – Женя довольно рассмеялся, – мы сидели и тупо молчали/ На разных концах дивана; / Сердца в разнобой стучали,/ Стучали зло и упрямо… Дураки, блин! Что б вы все понимали в жизни!..
//-- * * * --//
   Раньше Лиза никогда не спешила домой. А зачем, если, кроме сериала в 19.00, ее никто не ждал?.. Случались, правда, дни, когда Антон «приезжал в командировку», но об этом она старалась даже не вспоминать, тем более, было это очень давно.
   Как же все изменилось за последнюю пару месяцев! Причем, на Лизу почему-то сильнее всего действовало не наличие в квартире мужских вещей, скромно облюбовавших себе один из стульев, и не кресло, которое теперь не собиралось даже днем, а содержимое холодильника. Раньше Лиза открывала его не глядя и знала, что в морозилке лежат замороженные овощи и кусочек козьего жира на случай зимней простуды (он лежал там уже четвертый год); на дверце – сыр, масло, колбаса, а остальное огромное пространство лишь чуть дребезжало пустыми полками, ведь основная пища – чай, кофе, печенье и сигареты лежали в шкафчике у окна. Теперь ей приходилось ежедневно посещать магазин и что-то покупать, чтоб еда никогда не кончалась – это было так непривычно!
   Лиза зашла в супермаркет (раньше она даже не задумывалась, насколько важно, чтоб он располагался, либо около дома, либо около работы). Не взирая на обширный ассортимент, она сразу направилась к холодильникам с полуфабрикатами. Ей в очередной раз стало стыдно, но она в очередной раз успокоила себя тем, что по выходным всегда готовит что-нибудь вкусненькое, и иногда даже печет пирог.
   Нагрузив пакет, Лиза села в маршрутку и уставившись в окно, задумалась – нравится ли ей новая жизнь и похожа ли она на то, что когда-то воображалось? Ответ был однозначным – нет. Что с того, что теперь у нее живет мужчина? Это ж чужой мужчина, больше походивший на коллегу по работе, и с ним еще зачем-то чужой взрослый ребенок. …Если б я сама растила ее, все было б проще, а тут даже в свою квартиру заходишь как в гости. Кто знает, чем она там занимается? И ведь все время молчит!.. Да, я сама приютила их, но не навсегда же… я так думаю. Хотя к Паше я, вроде, и привязалась. Я уже, вроде, и жду его по вечерам, переживаю – уйдет ли он из своей армии и найдет ли другую работу. Точно, все женщины похожи на кошек, – она улыбнулась своему отражению в стекле, – нет, с Пашей мы б поладили, а, вот, эта Оля… Смогу ли я относиться к ней… – язык не поворачивался назвать ее, ни сестрой, ни дочерью, – …как к родной? С другой стороны, прошло еще слишком мало времени, чтоб ставить такие вопросы. Девочка сама еще чувствует себя не в своей тарелке, и моя задача помочь ей. Моя, а не ее!..
   Проехать мимо своей остановки Лиза не могла. Один вид строящегося напротив храма включал какой-то моторчик, заставлявший начинать движение к выходу.
   Пройдя через двор привычным маршрутом, Лиза открыла дверь и крикнула:
   – Оль! Ты дома?
   Не получив ответа, она заглянула в комнату и увидела девочку, сидящую на диване с закрытыми глазами и ритмично качавшую головой. С минуту Лиза наблюдала, как из магнитофона в ее сознание через наушники перетекает какая-то, видимо, резкая музыка, и удовлетворенная увиденным, пошла переодеваться на кухню (это являлось одним из крохотных неудобств ее новой жизни).
   Магнитофон был еще Светкин, но поскольку никто за ним не приходил, он «прижился» на новом месте. Сначала Паша часто вспоминал, что надо бы отдать чужую вещь, а потом, то ли успокоился, то ли вовсе забыл о нем, тем более, Оле аппарат очень нравился.
   Постепенно забывалась не только Светка. Алина так и не появилась, и пришлось делать новый комплект ключей. Ее поступка Лиза не понимала и старалась не думать, почему так ошиблась в ней; от Марины с Женей тоже никаких известий не было, а Никиту похоронили, и о нем старались не вспоминать, чтоб не испытывать совершенно не обоснованного чувства вины. В результате, Лиза как-то даже поймала себя на том, что если б ее внезапно спросили, где она познакомилась со своим квартирантом, то сходу б и не нашлась, что ответить…
   Похоже, Оля притворялась, что ничего не слышала, потому что Лиза успела только сменить юбку на домашние джинсы, как дверь кухни осторожно приоткрылась.
   – Можно?..
   – Конечно, – Лиза без стеснения сняла блузку и натянула футболку, – будем ужинать?
   – Лиз, – Оля присела в уголку, – мы долго будем тут жить?
   – Тебе здесь не нравится? – Лиза достала сигареты.
   – Нравится, только мы ж, наверное, мешаем тебе.
   …Вот он, момент истины!.. – подумала Лиза, – можно реально ответить – «да!»… или «чуть-чуть»… можно выразительно промолчать, в конце концов!.. Но она знала, что никогда не сделает, ни первого, ни второго, ни третьего – причем, объяснить почему, не могла.
   – Вовсе нет, – Лиза чиркнула зажигалкой, – это тебе кажется. Если б вы мешали, я б сказала.
   – Ты можешь не говорить, но я ж вижу. Когда все хорошо, люди ведут себя по-другому.
   – Как по-другому?.. – опешила Лиза.
   – Вы с Пашей никогда даже не целуетесь. Значит, вам это не хочется этого, да?
   – Господи!.. – Лиза расхохоталась, – Оленька, девочка, что ты в этом понимаешь?
   – Все понимаю, – Оля смотрела так серьезно, что Лиза испугалась – это был взгляд совсем не ребенка, – и спите вы неправильно. Я ночью вставала в туалет и видела – люди, которым хорошо вместе, спят не так.
   – А как они спят? – осторожно поинтересовалась Лиза.
   – Они занимаются любовью! (Лиза открыла, было, рот, правда, еще не зная, что собирается сказать, но Оля пресекла даже саму попытку). Не надо думать, что я маленькая!.. Нет, я, конечно, маленькая, – поправилась она, – но как мужчина и женщина занимаются любовью, знаю.
   – И что же ты знаешь?
   …Глупый вопрос, – отметила про себя Лиза, – современные двенадцатилетние прекрасно в этом разбираются, только не все так свободно обсуждают подобные темы со взрослыми. С другой стороны, может, это и хорошо; может, так мы быстрее сблизимся?..
   – Дашь сигарету, расскажу, – Оля улыбнулась.
   – Разве ты куришь?.. – это удивило Лизу гораздо больше познаний в сексе.
   – Редко. Сейчас, вот, мне хочется. Только Паше не говори – он весь такой правильный.
   – Он же все равно учует.
   – А у меня есть жвачка, не волнуйся.
   Лиза понимала, что поступает ужасно непедагогично, но другой возможности узнать историю своей… (…да как же ее называть-то?!..) своей соседки, могло и не представиться.
   – На, – Лиза протянула сигарету, которую держала в руке.
   Девочка затянулась и не закашлявшись, выпустила дым.
   – Тебе Паша рассказывал о Метатроне? – спросила она.
   – Это бог, которого придумал твой отчим? – Лиза присела на подоконник, – рассказывал.
   – Не знаю, кто кого придумал, только Метатрону, кроме исполнения его списков, нужны были и деньги. Не знаю для чего, если он бог, но деньги эти зарабатывала я, – в Олином голосе появилась гордость, – много денег! Очень много денег – вам столько и не снилось.
   – Господи!.. – Лиза прикрыла ладонью рот.
   – Метатрон сказал папе Коле, что если я пройду это испытание, то потом стану Верховной Жрицей – буду жить в роскоши и ничего не делать…
   – Он заставлял тебя заниматься проституцией?
   – Нет, – Оля улыбнулась, довольная тем, что понимает в жизни больше этой женщины, старающейся казаться взрослой и умной, – папа Коля показывал мне проституток. Они стоят на улице и ждут, пока их снимут, а я все делала по-другому, – положив сигарету, она вышла в комнату и вернувшись, протянула Лизе фотографию, – это я.
   Со снимка смотрела… конечно, это была Оля – ошибиться невозможно, но макияж!.. Он не казался вульгарным, а, наоборот, очень грамотным, правда, делавшим детское личико ужасно взрослым. А чего стоила прическа, густо залитая лаком!.. А руки!.. На тонких пальчиках откуда-то появились длинные яркие ногти. И еще это уж точно не детское черное платье с ленточкой, перехватывавшей шею!
   – Где это ты? – Лиза механически перевернула снимок, но надписей на обороте не было.
   – Это я перед работой. Клево, да?
   – Да, – неуверенно согласилась Лиза, – и где ты работала?
   – Я играла.
   – В театре?
   – Нет, в богатых хатах и всяких загородных домах. Знаешь, – Оля затушила докуренную до фильтра сигарету, – сначала было жутко, но так классно!..
   – Подожди, а чем ты занималась?
   – Разводила богатых мужиков на бабки. Тех, кто бабок не давал, Метатрон вносил в свои списки. Это уже папа Коля с ним договаривался, но, в основном, все соглашались…
   – И как ты их «разводила»?
   – Да всегда одинаково! – Олины глаза заблестели, – ну, например… показывает мне папа Коля дядьку – он по телеку часто мелькает на всяких концертах. Прихожу я к нему, с понтом, в подтанцовку проситься. А в кабинете еще мужики сидят – выпивают и обсуждают что-то. Я стою вся такая… на измене, короче, а он и говорит – знаешь, девочка, как прокладывают дорогу в шоу-бизнес? Я отвечаю как папа Коля учил – талантом и трудолюбием. Как они начали ржать, и предложили исполнить стриптиз. Я ни в какую. Тогда хозяин коньяку мне влил, и меня, типа, развезло, но, говорю – перед всеми раздеваться не буду. Если только перед самым главным…
   – Кошмар!.. – Лиза всплеснула руками.
   – Лиз, ты слушай дальше! – Оля весело рассмеялась, – везет он меня к себе домой. Чуть в машине не трахнул, но там же шофер… короче, обслюнявил, и довольный такой!.. Приехали, значит. Ну, дальше все понятно. А он же еще выпивал, и часам к трем уснул. Я рубашку его на голое тело набросила и вниз. А там консьержка сидит, так я у нее таблетку от головы попросила. Мол, хозяин уснул, а я у него в квартире ничего не знаю. Утром он меня отправил ко всем чертям, сказав, что не подхожу я ему. Ну, а я в ментовку. Мол, напоил, отвез пьяную домой и изнасиловал – свидетелей-то полно, и шофер, и консьержка. А с меня, с ребенка, какой спрос?.. Я ж глупая, да еще пьяная была – теперь, вот, протрезвела; все поняла… А я ж несовершеннолетняя – это реально статья!.. Короче, чтоб не сесть, дядька столько бабла отвалил!..
   – Боже мой!.. – слов у Лизы не находилось, и она лишь качала головой, но, в конце концов, ее сознание стало адаптироваться к реальности, – зачем ты мне это рассказываешь? – спросила она.
   Оля напряглась, вновь превращаясь в настороженного зверька, и Лиза поняла, что одно неверное слово, и она потеряет ее навсегда.
   – Ты хочешь, чтоб я тебя пожалела? – Лиза раскрыла объятия, и к ее величайшему изумлению, девочка подошла.
   – А ты пожалеешь? – она прижалась к Лизе, обхватила ее руками, – кому мне еще рассказывать? В школе?.. Или Паше?.. Сестра умерла…
   – А если б не умерла? Как бы ты ей в глаза смотрела?.. Она воевала… – Лиза осеклась, поняв, что опять сбилась на неправильный тон, но на этот раз Оля не обиделась.
   – Она б все равно оттуда не вернулась…
   – Что за глупость? Сколько людей вернулись, Паша, вот…
   – А она б не вернулась. Папа Коля сказал – это потому, что она мешала мне стать Верховной Жрицей. Я любила ее безумно… – в Олиных глазах появились слезы.
   – Ну, успокойся, – Лиза ласково погладила девочку по голове, – никакого Метатрона нет. Просто твой отчим мерзавец…
   – Метатрон есть, – упрямо повторила девочка, вытирая слезы, – но давай не будем об этом, пока он не нашел нас.
   Спорить не имело смысла, и к тому же Лизин «бухгалтерский ум» обнаружил несоответствие.
   – Подожди, – сказала она, – а почему отчим хотел убить тебя, если вы так славно работали?
   – Потому, что мне стало жалко последнего дядю. Он был такой хороший, ласковый. Подарков мне надарил… короче, я не стала на него заяву писать – я сбежала и написала Паше письмо, но папа Коля нашел меня. Я думала, побьет, и потом мы будем работать дальше, а он отвел меня в свой «храм» и закрыл там…
   – Успокойся, – Лиза крепко прижала к себе девочку, – все у тебя теперь будет хорошо – никакого Метатрона нет…
   – Есть, – Оля подняла голову, – но я не об этом, – она неожиданно улыбнулась, – Паша тебе не нравится, да?
   – Почему ты так решила? – Лиза смутилась, но глядя в ясные Олины глаза, вдруг призналась в том, в чем не признавалась даже самой себе, – нравится. Но это не так, как было у тебя, – добавила она поспешно, – надо же чтоб мы полюбили друг друга, только тогда… ты понимаешь меня?
   – Понимаю, – Оля вздохнула, – но ведь вы полюбите? Я очень хочу. Вы оба хорошие…
   – Мы попробуем, – Лиза наконец-то нашла точное определение своих желаний, над которым билась, пока ехала сегодня домой… да что там сегодня!.. Она билась над ним все два последних месяца! – а теперь давай ужинать, – предложила она, чтобы закончить такой сложный разговор на хорошей ноте.
   – Давай! – радостно воскликнула Оля и как-то очень неуверенно поцеловав Лизу в щеку, опустила голову, – ты, вот, спрашивала, для чего я тебе это рассказываю. А чтоб ты знала про меня все. Теперь ты, как сестра… как Таня. Только ты больше никому-никому не рассказывай, ладно?
   – Честное слово, – Лиза скрестила указательные пальцы.
   – И вы уж попробуйте полюбить друг друга, а то с кем я останусь, если вы разбежитесь?..
//-- * * * --//
   – Интересно, сколько я здесь? – спросил Никита, которому надоело молча вглядываться в бесконечность, пытаясь хоть за что-нибудь зацепиться взглядом, – Тань, ты говорила, что на земле осень, да?
   – Чем быстрее ты перестанешь думать об этом, тем лучше.
   – Я понимаю, – Никита вздохнул, – знаешь, парадокс – мне казалось, что в моей жизни не было ничего хорошего… по большому счету, мне и сейчас так кажется, а все равно жалко…
   – …Здравствуй, – громко произнесла Таня, и Никита увидел бледную тень, совсем не похожую на саму Таню, хоть и бестелесную, но имевшую вполне узнаваемые черты, – я с пополнением. Хочу, чтоб вы пообщались. Не возражаешь?
   Пока тень раздумывала, Никита успел спросить шепотом:
   – А почему она такая безликая?
   – Здесь же нет смерти, как моментального перехода из одного состояния в другое, – пояснила Таня, – в следующий уровень перетекают постепенно, по мере осознания своих желаний и принадлежности к Богу, поэтому часть его уже там, а часть еще здесь. Скоро он уйдет целиком и станет недоступен ни для кого, кроме Бога.
   – А ты сам хочешь поговорить? – тень сделалась ярче, и Никита даже разглядел лицо когда-то принадлежавшее мужчине.
   – Конечно, хочу!
   – Ну, рассказывай, – тень усмехнулась.
   – О чем? – растерялся Никита, догадываясь, что его земное бытие вряд ли интересует «просветленную» личность.
   – Обо всем, что считаешь нужным.
   Постановка задачи сразу напомнила Никите курс квантовой механики. …Вылитый профессор Лазарев с его «демократическим» взглядом на экзамены!.. – подумал он, – а, может, это и есть Марк Анатольевич? Или тот еще живой?..
   – Я слушаю, – напомнила о себе тень, – я не собираюсь экзаменовать тебя, но должен же я оценить степень твоей готовности к пути наверх.
   – Значит, так, – Никита откашлялся, – так называемый, «тонкий мир», есть совокупность полей, подчиняющаяся соответствующим законам волновой физики. Часть этих законов, к сожалению, не сформулирована должным образом, но наука развивается…
   – Здесь мы пока и остановимся, – перебила тень, – я принимаю твое утверждение, что наука постоянно развивается, но беда в том, что развивают ее люди, а, значит, вся она направлена только на удовлетворение их потребностей. А какие у людей потребности?
   – Ну, разные… – не понял вопроса Никита.
   – Нет, потребность всего одна – защитить свое ранимое и несовершенное тело. Защитить от голода, холода, болезней, бедности, войн, природных катаклизмов – от всего, что совершенно не угрожает сущности человека, то есть его седьмому телу.
   – Я слышал о четырех телах, – Никита даже подался вперед, – физическом, эфирном, астральном и ментальном.
   – А как же иначе? – тень рассмеялась, – дальше наука и не сможет пройти – она обязана остановиться на ментальном теле.
   – Почему?
   – Потому что ментальное тело – это мысль. Ты согласен?
   – Ну, в общем-то, да… – Никита кивнул.
   – И как только люди поняли, что их мысли способны воздействовать на мир, они тут же причислили себя к категории творцов, а поскольку выше Творца не может быть ничего – это тупик. Куда и, главное, зачем идти дальше, если они сами «образ и подобие божье»?.. Им кажется, что они способны все понять и изучить в рамках своей материальной науки, которая считает людей электромеханическими системами, а жизнь – процессом неконтролируемого делания клеток. Наука ведет исследования методами анализа и учета, применимыми лишь к мертвому и бессознательному, то есть к материи – люди изначально воспринимают себя потенциальными трупами, а в действительности, именно, уничтожение материальной субстанции и является расцветом жизни.
   – Ну, почему же?.. Люди признают наличие души…
   – Признают? Они считают, что взвесили душу, тем самым, прировняв ее к той же материи!.. Любовь ведь для них тоже сплошная химия – как там… тестостерон вызывает тягу к противоположному полу, допамин заставляет партнеров заниматься сексом, эндорфин поддерживает отношения, пока не произойдет привыкание, так, да?
   – Вам знакомы эти исследования? – поразился Никита.
   – Я знаком со всем, что было, есть и еще только будет на земле, но мне это не интересно.
   – Ладно, – Никита пожал плечами, понимая, что спорить в данном случае бесполезно, – тогда скажите, что же это за тело?
   – Седьмое тело – это «сокровенное», имеющееся в каждом человеке, в качестве константы, а отнюдь, не как производная от развития личности и общества. Это частица Бога.
   – Не понимаю, – признался Никита, – если это частица, то как она выглядит?.. Или не выглядит… но это же должно быть что-то реальное, так?
   – Чтобы понять «сокровенное», надо сначала разрушить все связи собственного «я» – разрушить изнутри, а не путем замены одних знаний другими. Так вот, пятое тело работает на разрушение. Только обнаружив его в себе, можно ощутить шестое – тело сверхзнания, способное восстанавливать прошлое и владеть возможностями будущего. А после шестого появится седьмое…
   – Стоп! – по привычке Никита сжал ладонями виски, но это движение не вызвало никаких ощущений, и он растерянно посмотрел на свои «руки».
   – Чувствую, пока тебе достаточно. Обращайся – потом еще потолкуем, – и тень исчезла.
   – Он что, – Никита повернулся к Тане, – уже всосался туда?
   – Нет, – Таня рассмеялась, – ему просто надоело.
   – Знаешь, – голос Никиты сделался задумчивым, – может, я продолжаю мыслить земными категориями, но мне почему-то не нравится пятое тело. Какой смысл в последующем обретении всезнания, если его нельзя использовать? Мне кажется, там, куда вы все стремитесь, ужасно скучно.
   – Ты хочешь вернуться обратно? – удивилась Таня.
   – Нет, туда я уже не хочу. Как представлю – детство, отрочество, юность, «мои университеты»… сразу возникает вопрос – зачем? Зачем тысячу раз заново познавать мир, и в конце жизни тысячу раз выяснять, что это невозможно? Глупо и обидно – получается бессмысленный круг.
   – Но тебе ж дается шанс познать абсолютно все!
   – Это я понял, но возникает вопрос – зачем? Чтоб вечность самому с собой сидеть на горе и наслаждаться, что ты пуп земли? Не хочу!.. И бродить вечно в пустыне не хочу!
   – Ну, ты уж выбери, – Таня пожала плечами.
   – Да не знаю я!.. Ты ж говоришь, что впереди у меня вечность? А я тут сколько? Если там осень… или что там? Тань, глянь, пожалуйста – мне так интересно!
   – Там… – Таня отвернулась, глядя в пустоту, – там наступила весна – сады цветут…
   – Хватит! – Никита закрыл глаза, представив цветущий сад.
//-- * * * --//
   Когда детей уносили, окна в палате открывались, чтоб весенний воздух вытеснил опостылевший запах больницы. Нельзя сказать, чтоб роддом был плохим и воняло в нем хлоркой, но больничный запах – это нечто другое, не поддающееся описанию. Он будто возникает сам собой с появлением людей в белых халатах.
   И вот его нет. Вместо него, заполнявшего одинаковые казенные палаты, горьковатый тополиный дух, доставляемый ветерком в каждую клеточку каждого организма.
   – Что это тебя никто не встречает? – удивилась сестра, открывая тяжелую дверь.
   – Не знаю, – Светка приняла из ее рук сверток, помещавшийся на одной руке – такой легкий, что хотелось немедленно проверить, не забыли ли ей вернуть самое дорогое, что у нее теперь есть. Но, конечно, это глупость – там, в этом свертке, кто-то шевелится, пытаясь освободиться из тугих пут. И это не кто-то – это девочка, которую будут звать Дашей.
   Почему Дашей? Потому что так звали добрую санитарку с третьего этажа – а в честь кого ее еще называть? Именно Даша помогла Светке пережить два жутких месяца – месяц до и месяц после. Кто ж знал, что все окажется намного сложнее, чем у тысяч других женщин? Впрочем, какое теперь это не имело никакого значения.
   Светка наконец-то увидела тополя с едва распустившимися листочками – как и положено, у себя над головой, а не на уровне глаз, и с интересом разглядывала довольные лица папаш, которых привыкла узнавать по голосам.
   Сестра вернулась к своим обязанностям, и дверь закрылась, оставив Светку один на один с новым, неожиданно радостным миром – ведь когда ее привезли, вокруг лежал ноздреватый снег, тронутый робким мартовским солнцем… и еще тогда была боль, заставлявшая забыть, и о снеге, и о солнце. Светка загадала – если все закончится хорошо, то встретят ее, именно, распускающиеся тополя. Вот, если б и дальше все желания исполнялись так же точно!..
   В этот момент она даже не думала, как будет добираться домой – если ей удалось выдержать те два месяца, то она выдержит и все остальное, ведь теперь у нее есть самая замечательная и самая реальная цель. Теперь она знает, что жизнь не бессмысленна и состоит не из ночных грез (которых почему-то даже не жаль) и не из кошмаров (разве может кошмар принести счастье?..) Да-да, она вся теперь состоит из счастья!.. Заглянув под простенькое белое покрывальце, Светка улыбнулась, увидев такой родной крошечный носик, нежные полупрозрачные веки, прикрывающие голубые глаза.
   …Даша говорила, что почти у всех новорожденных они голубые, но, ни фига! У ее тезки они такими и останутся!.. Из сложенных в трубочку губ выбежала капелька слюны. Ее надо было бы вытереть, но как достать салфетку и при этом не разбудить это потрясающее создание?.. Решая столь сложную задачу, Светка увидела, как прямо перед ней остановилась знакомая «Хонда».
   …Конечно, а как иначе? Отец – жесткий человек, но не зверь же. А сейчас еще увидит Дашку!.. Но Николай Сергеевич из машины не вышел, а только распахнул заднюю дверцу.
   – Мамы нет? – Светка удивленно заглянула в салон.
   – Нет. Приболела она, а я сделал все точно, как ты хотела.
   – Правда… – втиснувшись в салон, Светка благодарно улыбнулась, – и кроватка такая, да?
   – Увидишь, – отец захлопнул дверь, и машина тронулась.
   – Пап, – Светка приподняла край покрывальца, – ты посмотри, какая она замечательная. Я назову ее Дашей.
   – Твое право, – отец даже не повернул головы.
   …Какое свинство! – Светка замолчала, расстроено глядя в окно, – дед называется…
   – Что с мамой? – она решила нарушить тягостное молчание.
   – Давление. Вчера «скорую» вызывали. Ты своими фокусами, кого хочешь, доведешь.
   …Господи, – Светка прикусила губу, – даже если так, то почему об этом надо говорить сейчас? Неужели он совсем ничего не понимает? Я, наверное, и то лучше разбираюсь в жизни!.. И тут она обратила внимание, что едут они совсем в другую сторону, но прояснить этот парадокс не успела, потому что Дашка пискнула и заворочалась.
   – Все, все, все… все хорошо. Сейчас будем дома, мамочка накормит тебя, – она прижала дочку, покачиваясь в такт движению машины.
   – Молоко-то есть? – спросил отец, – а то я там купил каких-то смесей.
   – Все у меня есть, – гордо ответила Светка.
   – Это хорошо, что у тебя все есть.
   Машина въехала в абсолютно чужой двор и остановилась.
   – Приехали.
   – Куда? – не поняла Светка.
   – К тебе домой. Я ж предупреждал, что такого ребенка в моем доме не будет, а ты знаешь, я всегда держу слово. Я снял тебе квартиру. Оплатил на полгода вперед, а дальше посмотрим, – он протянул Светке ключи.
   Совершенно обалдевшая, она даже не могла выразить своих эмоций – она ожидала чего угодно, но не того, что ее выбросят, как щенка, которого напоследок с умилением кормят, а потом вывозят в лес. И совесть при этом всегда спокойна, ведь он будет умирать сытым!..
   Светка механически протянула руку, но Даша заплакала от ее неловкого движения.
   – Хоть дверь открой! Не видишь – у меня руки заняты?..
   Светка включила в эту фразу все свое негодование, но отец остался невозмутим – видимо, все-таки школа КГБ – это великая школа. Он вышел из машины и даже помог вылезти дочери. Потом они поднялись на второй этаж по грязной, пропахшей борщом лестнице и остановились перед дверью. Скорее всего, она входила в комплект еще при сдаче дома, а сдавали его, когда самой Светки и в проекте не было. Отец повернул ключ и вошел, на ходу проводя ознакомительную экскурсию.
   – Комната одна, но больше тебе и не надо, а то устроишь тут притон. Знаю я таких мамаш… Кроватка вот – не знаю уж, такую ли ты хотела. Тут какие-то памперсы, пеленки-распашонки – это мать собирала. На кухне есть, чего поесть, и тебе, и ему…
   – Это девочка… – тихо напомнила Светка.
   – Неважно. Вот тебе деньги, – он положил на стол три голубые купюры, – учти, здесь в три раза больше, чем нынешнее демократическое государство платит матерям-одиночкам. Ну, и вперед, в большую жизнь, о которой ты мечтала! Ты говорила, что тебе кто-то что-то нашептывал сверху, вот и посмотрим… а то, все кивают на бога, а за свои поступки никто не хочет отвечать, – вместе с деньгами он положил ключи от квартиры и даже не обняв дочь, вышел.
   Хлопнула дверь, и Светка в ужасе поняла, что осталась совсем одна.
   Интуитивно прижав к себе спящего ребенка, она обошла свои новые владения – какая-никакая мебель, есть даже старенький телевизор. …Только как его смотреть, если здесь же будет спать Дашка? С другой стороны, и когда его смотреть?.. – ногой Светка открыла холодильник, – ну, понятно – что еще мог купить мужик, заходящий на кухню только пожрать?.. – она захлопнула дверцу и повернулась к окну, где на подоконнике сгрудились пестрые коробки и банки с детским питанием, – похоже, купил по штуке из всего ассортимента. Ну и ладно, а памперсов мать не пожалела, и это здорово!..
   Светка заглянула в шкаф. Все ее вещи перекочевали сюда, только половина из них уже вряд ли налезет – все-таки, и грудь у нее стала другой, да и остальное тоже. Опустилась на диван, разглядывая теснившуюся на вешалках одежду – с каждой было связано что-то из прошлой жизни, и пока пестрый калейдоскоп менял в памяти яркие картинки, ей жутко захотелось плакать. Но Дашка опередила ее.
   – Сейчас, маленькая, сейчас, – спохватилась Светка, – какая ж мама у тебя глупая, тебе ж давно пора кушать!.. А у мамы есть, чем покормить дочку…
   Она уселась, сунув в крошечный ротик свою набухшую грудь, и мгновенно стало тихо. …Не прошло еще и часа, – с тоской подумала Светка, – а через неделю я сойду с ума… Эта паническая мысль явилась из прошлой жизни (вместе с одеждой, наблюдавшей за происходящим из незакрытого шкафа), но любуясь на то, как прелестно Дашка причмокивает губами, Светка вдруг улыбнулась. …Ни фига подобного! Будем жить! И тряпки эти еще пригодятся! Как закончу кормить, полгода шейпинга, диета, и снова буду в форме… хотя на диету придется сесть раньше – на три «штуки» по-другому не получится. Господи, сколько ж бабок мы тогда ухнули в Турции!.. Эх, сейчас бы их! На полгода б, точняк, хватило, но… – она перевела взгляд на сиротливые бумажки, как издевательство, валявшиеся на большом пустом столе, – пока там хоть что-то лежит, мы живем, да, Дашка?.. Но девочка уже склонила головку и отпустив сосок, сладко спала.
//-- * * * --//
   Алине становилось жутко, когда она смотрела в окружавшую ее бесконечность, поэтому она придумала себе, в качестве ориентира, маленький холмик и пыталась убедить себя, что он постепенно приближается, а отец все говорил и говорил без умолку. Это раздражало – Алина пыталась собраться с мыслями, чтоб окончательно решить для себя, сон это или нет, а вместо этого вынуждена была впитывать потоки воспоминаний, которые в ее собственной памяти не сохранились вовсе. Отец зачем-то напоминал ей, какое первое слово она произнесла и при каких обстоятельствах; как они первый раз вышли гулять и встретили какого-то дядю Витю (оказывается, он первым назвал ее красавицей); или о том, как она впервые увидела машину и заплакала, когда та уехала…
   …Остановится он когда-нибудь?! Причем здесь вся эта хрень, если надо решить глобальный вопрос – вопрос, можно сказать, жизни и смерти?..
   Холм не менял своего положения, вроде, маршировали они на одном месте. Алина перевела взгляд на одухотворенное лицо отца. В своих воспоминаниях он уже добрался до ее первого класса – до коричневого платьица, большого голубого ранца и палочек, которые никак не хотели выстраиваться на тетрадных линейках ровными шеренгами; до пресловутого яблока. …Блин, оказывается, это он придумал каждый день класть мне яблоко!..
   – Папка, я тебя безумно люблю, – Алина остановилась и если б могла, обняла его, – но ты лучше скажи, скоро мы придем?
   – А куда ты собираешься прийти? – удивился отец.
   – Я никуда не собираюсь. Но куда-то ведь мы идем?
   – Никуда, – отец пожал плечами, – здесь же ничего нет.
   – И что? – не поняла Алина, – мы, вот так, будем просто идти в никуда?
   – Конечно. Мы не устаем; нам не надо есть и спать. Мы будем идти, а, хочешь, будем стоять или сидеть.
   – Но это безумие! – воскликнула Алина.
   – Нет, – отец улыбнулся, – это покой. Представляешь, мы будем просто идти и вспоминать. Ты быстро научишься погружаться в воспоминания…
   – Но я не хочу погружаться в воспоминания!.. – Алине показалось, что она топнула, но пыль не поднялась из-под ноги.
   – Ты еще маленькая, глупая девочка, – сделал вывод отец, – ты не понимаешь, насколько это замечательно – вспоминать, зная, что ничего уже не изменится, что оно есть такое, какое есть, и не надо больше нервничать, прилагать какие-то усилия. Это отдых от всего, что мучило тебя раньше.
   Алина замолчала, пытаясь проникнуться предложенной идеей. В принципе, возможно в ней и присутствовало рациональное зерно, но только в том случае, если ты прожил долгую жизнь и тебя стало тяготить одряхлевшее тело – тогда волей-неволей начинаешь жить воспоминаниями молодости, где осталось самое дорогое и самое приятное. Да, Алина могла понять отца, но сама-то она здесь при чем?..
   Пауза затягивалась, и отец расценил ее как завершение предыдущей темы.
   – А, помнишь, как ты получила первую пятерку? – спросил он, – после мы пошли есть мороженое, и ты заявила, что будешь только отличницей.
   – Да?.. – Алина с сомнением покачала головой, так и не вспомнив, чтоб когда-то собиралась стать отличницей – она, вообще, не отличалась любовью к учебе.
   – Конечно! – воодушевился отец, – в первом классе вам оценок не ставили, а когда ты ходила во второй… я точно вспомнил дату! Это было восьмого сентября… знаешь, как трудно было вспомнить, но у меня ведь уйма времени, – он счастливо засмеялся, – так вот, восьмого сентября ты получила первую пятерку и мы пошли есть мороженое. А помнишь, какое? Шоколадный пломбир с орехами. В красной пластмассовой вазочке, а ложечка была алюминиевая, с дыркой. Там все ложки были с дырками, чтоб их не воровали…
   – Стоп!.. – Алина вскинула голову, – блин, как тебе объяснить?.. Мне не с чего умиляться над этим чертовым пломбиром, потому что я его не помню!
   – А что ты помнишь?
   – Что я помню? Я помню, что мать стригла мне волосы, хотя я всегда хотела ходить с хвостом; помню, как в лютый мороз до темноты болталась на улице, пока ты не пойдешь с работы, потому что за двойки она порола меня ремнем; помню, как из-за этого ненавидела школу!..
   – Разве ты ненавидела ее? – удивился отец.
   – Да, представь себе!.. Еще я помню Максима из 9 «Б». Он все время зажимал меня возле сортира! Был такой закуток – там вечно кто-нибудь кого-нибудь тискал… а воняло там хлоркой и мочой! Всегда!.. Помню семейную жизнь, где мне врали, изменяли и, в конце концов, оставили на улице! Вот, во что из этого «букета» ты предлагаешь мне окунуться?..
   – Я не знал… я даже не догадывался… – отец, казалось, хватался за соломинку – таким расстроенным был его голос.
   – Нет, конечно, – сжалилась Алина, – у меня был ты – мой самый добрый, самый золотой папка. Я хорошо помню, как ты играл со мной; помню, как мы гуляли в парке; помню карусели; помню, как слушала тебя с открытым ртом, а ты говорил, что в рот залетит ворона, и я при этом всегда смеялась. Помню, как ты учил меня плавать… – воспоминания, действительно, были приятными, и Алина порывисто вздохнула, – но, понимаешь, это, скорее, твоя жизнь, чем моя. Я там присутствовала в качестве куклы, а о самой себе-то что мне вспомнить?
   – Неужели та лейтенант была права?.. – пробормотал отец.
   – Какая лейтенант? Ты ж говорил, что здесь никого нет!
   – Я говорил, что здесь ничего нет, а не никого.
   – Так пойдем к ним! – обрадовалась Алина, – узнаем, как тут живут другие.
   – Я боюсь, что тогда ты уйдешь, и я потеряю тебя навсегда.
   – Ага! Значит, отсюда все-таки можно уйти! – победно воскликнула Алина, не обратив внимания на тоскливую концовку фразы, – пойдем скорее! Где они прячутся?.. Папка, я больше не хочу слушать про девочку, мечтавшую стать отличницей!..
   – Какой же я, в таком случае, дурак! – по выражению лица Алина поняла, что отец плачет, хотя слез и не было видно.
   – Папка, ну, что с тобой?..
   С одной стороны, она не хотела его расстраивать, но, с другой, не могла и сдерживать радость, ведь раз отсюда есть выход, значит это все-таки сон!…Блин, но какой реальный! Я уж сама чуть не поверила, что умерла!..
   – Папка, милый, я всегда останусь твоей дочкой, но ты не можешь заменить мне саму себя! Я не могу жить твоими воспоминаниями, ты согласен?
   – Какая разница, согласен я или нет?..
   Алине было нестерпимо жаль отца – вернее, не его самого, а то, что он умер так рано. Она-то сейчас проснется, а его нет и уже никогда не будет. …Хотя Никита говорил… кстати, интересно, с чем он вернется? Если удалось уговорить Пашу, останется одна эта «недоделанная» Светка. Надеюсь, с ней он сам решит все вопросы, без меня …
   – Я совершил роковую ошибку, – признался отец.
   – Ничего ты не совершал! Папка, успокойся, – Алине захотелось вырвать его из мрачных мыслей, – прикинь, я участвую в грандиозном телепроекте! Жаль, у тебя тут нет телевизора… ну, ладно, – она махнула рукой, – ты еще явишься в каком-нибудь сне и я расскажу, что там было. А теперь пойдем!.. – она хотела схватить его за руку, но вовремя одумалась.
   – Здесь не надо никуда ходить – здесь достаточно подумать.
   Как и о чем надо думать, Алина не знала, но, словно по мановению волшебной палочки, всего в нескольких шагах возникли две фигуры. Женская, действительно, была в военной форме, а, вот, мужская… …Он-то как сюда попал?!.. Хотя, конечно – я ведь только что думала о нем…
   – Ты?.. – глаза Никиты округлились, – почему ты здесь?
   – А почему бы и нет? – Алина весело рассмеялась, – а, вот, что ты делаешь в моем сне? Это не честно – мало ли чем и с кем я могу тут заниматься. Я не знала, что ты такой ревнивый!..
   – Алин, это не сон, – сказала девушка в форме лейтенанта.
   – Откуда вы меня знаете? – удивилась Алина, – Никита рассказывал, да?
   – Нет. Мы знаем друг о друге все. Здесь не существует тайн.
   Алина растерянно посмотрела на отца.
   – Прости, дочка, – тот печально кивнул и повернулся к девушке-лейтенанту, – и ты, Тань, прости. В тот раз ты верно говорила, что покой нужен только тем, кто прожил жизнь.
   – Ну… – Таня развела руками, – судьба дается не зря, а чтоб развить силы, которых мы не имели прежде. У тебя же есть еще одна дочь? Смотри, не наделай с ней таких же глупостей.
   – Нет, что ты! – отец замахал руками, – пусть живет, как хочет!.. Но как я мог сделать это с Алинкой!.. Ведь я люблю ее!..
   – Да уж, – Таня усмехнулась, – плохо будет твоей Алинке. Она ведь должна быть здесь – у нее там-то еще ничего не было…
   – Прошу тебя!.. – взмолился отец, но Таня его не слушала.
   – …ей проще начать все с начала, – она посмотрела на Никиту, – вот, тот случай, когда реинкорнация есть благо. Помнишь, мы говорили о предназначениях?
   – Помню. А, знаешь… – Никита задумался, но ненадолго, – если ей предстоит начать сначала, я придумал себе классное занятие на целую вечность!
   – Ты что?!.. – Танины глаза округлились, как у самого обычного человека, – ты хочешь отказаться от движения к совершенству и гармонии?.. Отказаться от счастья в чистом виде, чтоб болтаться в сумраке?..
   – Какое счастье?.. – Алина услышала знакомое слово, но не поняла, какое отношение оно имеет к происходящему кошмару, но объяснять ей никто ничего не стал.
   – А я не могу представить счастья в чистом виде – в этом все дело, а позаботиться о ней я могу! Я ж обещал тебе когда-то, – Никита повернулся к Алининому отцу, – помнишь, на озере ты мне ставил условия? Теперь я готов их принять! Тань, я, видимо, более приземленное существо, чем ты.
   – Жаль, – Таня вздохнула, – но подумай еще раз, на что обрекаешь себя. Это бесконечный замкнутый круг.
   – Окружность всегда замкнута и потому бесконечна, – заметил Никита.
   – Хватит козырять своими примитивными знаниями, – обиделась Таня, – мне недосуг разбираться в такой ерунде – зато я знаю все о жизни и смерти, и о твоем благородном порыве я скажу – это неправильно, ведь чем больше ты будешь опекать ее, тем меньше она сможет осознавать смысл высшей гармонии. Тебе придется нянчиться с ней снова и снова, в каждом ее воплощении. От обязанностей ангела-хранителя уже нельзя отказаться никогда! Ты понимаешь, ни-ког-да!
   – Понимаю, – Никита кивнул.
   – Так, может, пусть люди сами решают свои проблемы, а мы будем решать свои?
   – Однако ж сестре ты почему-то помогала.
   – Но я не собираюсь становиться ее ангелом. Я помогла ей один раз, и то, твоими руками. Сама я не лезу в земные дела, чувствуешь разницу?.. Или ты всерьез думал, что я собираюсь выдать ее замуж за Пашку?..
   – Видишь, какая ты продвинутая, – вздохнул Никита, но без особого сожаления, – а я, дурак.
   Алина переводила взгляд с одного говорившего на другого, ничего не понимая. С каждой фразой она все глубже вязла в фантастических отношениях, казалось бы, знакомых ей людей. …Ангелы какие-то… бред полный… надо выходить из этого сумасшествия… Она зажмурилась и закричала – громко, срываясь на визг, но, когда открыла глаза, ничего не изменилось, только все вокруг молча и удивленно уставились на нее.
   – Ты чего? – спросил Никита.
   – Я хочу проснуться. Знаешь, когда кричишь во сне, просыпаешься от собственного крика.
   – Наивная дурочка… – усмехнулась Таня, – ну, так что? – она снова обратилась к Никите, – и ее, такую, ты будешь нянчить все оставшиеся жизни, болтаясь тут, как…
   – Да! – Никита сделал шаг вперед, словно желая прикрыть собой Алину, но поняв, как глупо это выглядит в данной ситуации, улыбнулся… хотя, возможно, улыбнулся он и совсем по другому поводу, – характер у нее, конечно, не подарок, но его же, наверное, можно как-то подправить? Тань, ты меня научишь? Я ведь тогда исполнил твою просьбу.
   – Какой ты глупый и упрямый… – Таня сокрушенно покачала головой.
   – Да, глупый и упрямый! Такой, вот, я неправильный! Люди мне почему-то ближе непонятного вечного блаженства!..
   – Ну, началось, – Таня махнула рукой, – я прекращаю бесполезный разговор, – она отвернулась, и взгляд ее стал пристальным. Никита уже знал, что это могло означать.
   – И что ты там видишь? – спросил он.
   – Тебя, думаю, это обрадует – я вижу, как лет через сто, земных естественно, с тебя напишут иконы и будут молиться святому Никите-заступнику. Желаю удачи, а я удаляюсь.
   – Постой! – крикнул Никита, – а это… ну, обучение? Ее ж надо сначала отправить обратно!
   – Запросто, – Таня обернулась, – ты навсегда остаешься в сумраке, а она возвращается – если это желание обоюдное, Бог исполнит его немедленно. Он считает, что, в первую очередь, надо предоставлять новые попытки тем, кто обзавелся ангелом-хранителем. Попросите Бога.
   – Ты хочешь проснуться? – Никита обратился к Алине.
   – Безумно! Я ужасно устала от этих непоняток. Никит… – но договорить она не успела, растворившись белым облачком.
   – Можно я взгляну, как там она? – жалобно попросил отец.
   – Нет, – Никита отрицательно покачал головой, – ты свое дело уже сделал. Можешь наблюдать за Лорой, а к Алине не надо лишний раз «торить дорожку». …Откуда я взял, что ее зовут Лора?.. А это, наверное, первый шаг и скоро я тоже смогу все видеть, как Таня!.. Действительно, без этого я ж не смогу никому помочь… Господи, я больше не страдаю, честное слово!.. Хотя, какой смысл в честном слове, ведь Бога нельзя обмануть – он и так все знает…
   – Хорошо, – отец вздохнул… и лицо его просияло, – а, знаешь, каким она была замечательным ребенком? Двадцать восьмого июня, когда она перешла в шестой класс, я подарил ей котенка, такого рыжего с белым…
   – Я в курсе, – не совсем тактично оборвал Никита, – не забывай, что я теперь ее ангел-хранитель.

   Алина открыла глаза и тут же закрыла, ослепленная, то ли ярким светом, то ли белизной. Единственное, что она успела разглядеть, были люди в белых халатах и колпаках. …Это больница!.. – на миг в памяти возникла какая-то красная машина, несущаяся прямо на нее, – что за машина?.. Откуда она взялась?.. Воспоминания стали тускнеть, окончательно стираясь из памяти, но она успела ухватить только самое последнее и самое стойкое знание – зовут ее Алина. Стало жутко обидно за все то, что уже невозможно вспомнить. Она заплакала самыми настоящими слезами, катившимися из глаз… Но она – Алина!.. Алина – этого она никогда не забудет, и это поможет ей не потеряться…
//-- * * * --//
   Женя смотрел на учебник с несуразным, как ему теперь казалось, названием «Сопромат», и не понимал, зачем целых полтора года вникал в какие-то идиотские балки, изогнутые «сумасшедшим Шварценеггером» так, как не может изогнуть их ни одна сила в природе. Какая разница, какие при этом возникнут напряжения? …Бред полнейший! – Женя спрятал книгу за штору, с глаз подальше, и в комнате, вроде, сразу стало легче дышать, – никогда не буду этим заниматься! Никогда!.. А поэтому плевать, что завтра зачет – я просто не пойду туда, и все дела… – он посмотрел на часы, – пора сваливать. Еще б сделать это незаметно, а то сейчас начнется…
   Но «свалить» незаметно не получилось – когда он обувался, из комнаты вышел отец и остановился, опершись спиной о притолоку и сложив руки на груди. Женя знал, что эта поза предполагала длинный и неприятный разговор – впрочем, он уже привык отключаться в такие минуты и думать о своем, глядя на бесшумно шевелящиеся губы.
   – Ты куда собрался? – спросил отец.
   – По делам, – буркнул Женя, завязывая кроссовки.
   – У тебя одно дело – учиться! – отец повысил голос, и это тоже давно стало обычным явлением.
   – Я сам знаю, какое у меня дело!
   – А за что мы тогда деньги платим, если ты ни черта не хочешь делать?
   – Так не платите! – подхватив папку со стихами, Женя выскочил из квартиры.
   Дверь захлопнулась, и все, что осталось внутри, сразу перестало существовать. Женя давно смоделировал для себя происходящие там дальнейшие события, и они были ему не интересны – отец вернется в комнату, и мать тут же «наедет», что он должен прекратить это безобразие, что ребенку надо закончить вуз и устроиться в жизни, а не заниматься ерундой; отец ответит, что не может приставить «балбесу» свою голову …Как это скучно!.. Главное, вовремя свалить, и не важно куда…
   Казалось бы простая мысль вдруг обрела не только возвышенный смысл, но и форму. Женя сбавил шаг, стараясь поймать нужный ритм. …В этот день шел обычный снег,/ фонари на ветру качались./ В этот день ушел человек,/ невзначай ушел, не прощаясь./ Ветер бился в заборный корсет,/ словно лапал груди сугробов…/ Человек ушёл насовсем, / позабыв, и про дом, и про Бога./ А в ночи бушевала метель… метель, блин…
   Женя остановился. Со стороны он, наверное, выглядел ненормальным, разговаривающим с самим собой, но какое ему дело, как он выглядит?.. Прямо посреди улицы достав бумагу, он принялся записывать пришедшие в голову строчки, и успокоился только на слове «метель» – рифма к нему появится позже. Главное, мысль не потеряна!.. …А интересно, почему я пишу про зиму? На улице-то весна – говорят, время поэтов… Наверное, меня все еще вдохновляет Женщина-Вьюга…
   – Жень! – услышал он голос, явно принадлежавший не Насте, хотя именно с ней они планировали встретиться.
   Женя обернулся и узнал девушку – она будто возникла из его давнего сна. …Это будет классная вещь! – тут же решил он, – реальный человек из сна… любовь, там, и все такое… нет, это не классная вещь – это уже было…
   Девушка перебежала улицу и запыхавшись, остановилась.
   – Привет, – она радостно улыбнулась, – сто лет не виделись!
   – Лиза… – Женя тоже улыбнулся, – я всегда говорил, что город у нас маленький и тесный. (…Блин!.. Мы не виделись три года,/ а встретились на улице./ Я спросил: – как погода? / Ты сказала: – хмурится…) Извини, – Женя достал листок и стал торопливо записывать свои внезапные фантазии. …Правда, причем здесь Лиза?.. А не причем! Все не причем!.. Кроме… кроме мгновений, которые нельзя потерять; которые в моей голове!..
   Лиза с интересом наблюдала, как меняется Женино лицо, и когда он закончил, спросила:
   – Что это ты делаешь?
   – Да так, ничего, – он сунул бумажку обратно в папку, – скоро узнаешь.
   – Расскажи хоть, как ты? – прежде, чем задать вопрос, Лиза пыталась ответить на него сама, но не заметила никаких перемен – только в Женином взгляде появилась какая-то мрачная отрешенность, – а то мы гадали, куда вы с Мариной делись?..
   – Лично я никуда не девался, – Женя пожал плечами, – проснулся дома и все. Не знаю уж, как они меня туда доставили.
   – Это называется… – Лиза наморщила носик, – как ее?.. Кажется, трансплантация… Нет, телепортация! Они таким образом одного парня при нас в Париж отправляли.
   – В Париж?..
   Женя вспомнил недавние приключения как нечто, не имеющее к нему никакого отношения – что ему до того глупого пацана, мучительно решавшего, какую из двух телок трахать?..
   – Я уж забыл об этом проекте, – он криво усмехнулся.
   – Мы, в принципе, тоже, но кое-что он нам все-таки дал. Я, например, живу с Пашей…
   – Это тот капитан, что ли? – вспомнил Женя.
   – Да, только из армии он ушел. Устроился сейчас в банк, в службу безопасности.
   – Поздравляю.
   – Спасибо. А Никита погиб, – продолжала Лиза.
   – Что такое? – Женя заинтересовался, потому что смерть всегда привлекала поэтов даже больше, чем любовь.
   – Длинная история, – Лиза махнула рукой, – они с Пашкой спасали девочку от маньяка.
   – С ума сойти!
   Женя подумал, что, занимаясь своим творчеством, пропустил определенные события, но сильно не расстроился, ибо они больше подходили авторам детективов.
   – А остальные как? – уточнил он на всякий случай.
   – Алину машина сбила. Прикинь, мы случайно узнали – пришли как-то к Никите на кладбище, а в соседнем ряду могила – потом мать ее все нам рассказала…
   …Классный был бы ход, если б я нашел его лет пятьсот назад, – отметил про себя Женя, – а то уже «Ромео и Джульетту» написали… Блин, и почему я так поздно родился – все уже написали! Ломай теперь голову!..
   – Жень, – видя отсутствующий взгляд, Лиза подергала его за рукав, – ты о чем думаешь?
   – А?.. Нет, я слушаю, – он улыбнулся, – а Светка как?
   – Вот, про Светку ничего не известно. Прикинь, скоро год, как у нас ее магнитофон болтается, и она даже ни разу не позвонила – будто исчезла!
   …Исчезла… – Женина фантазия галопом пронеслась мимо тысячи сюжетов, но так и не задержалась ни на одном из них.
   – Ты б как-нибудь в гости зашел, – Лиза назвала адрес и видя, что Женя продолжает витать в своих мыслях, добавила, – запиши. Забудешь ведь.
   – Я запомню, – честно признаться «на фиг он мне нужен?», было просто нетактично.
   Они распрощались. Лиза пошла дальше и исчезла из Жениного сознания в тот момент, когда садилась в маршрутку. Кроме начальных строчек про встречу бывших влюбленных, которые он сможет растянуть на целое стихотворение, она не принесла новых сюжетов, а, значит, исчерпала свою суть. Женя посмотрел на часы – до главного события сегодняшнего дня осталось уже чуть-чуть.
   …Зря я Настьку тащу туда… С другой стороны, пусть послушает, с кем живет, а то ведь, как все – думает, что я фигней страдаю!.. Я ж помню, как все начиналось – то ей в клуб, то к каким-то идиоткам-подругам. Теперь хоть поумнела немного… Женя свернул в скверик, где они договорились встретиться, и опустившись на скамейку, прикрыл глаза. Это давно стало его любимым состоянием – так сказать, толчком к творчеству: сидеть с закрытыми глазами, пытаясь проникнуть в смысл беспорядочно вспыхивающих цветных пятен. Сначала они всегда казались хаосом, но постепенно вырисовывался некий образ, который потом трансформировался в строчки. Это был очень кропотливый, но захватывающий процесс.
   На этот раз почему-то преобладал желтый цвет.
   …Откружили листья метелями/ и упали в синие заводи./ И встают, черные – белые,/ надо мною сны моей памяти. / У памяти нет прощения —/ то, что не выиграл, не выстрадал/ К синей заводи отчуждения / уплывает желтыми листьями…
   Женя открыл глаза, чтоб записать пришедшее в голову начало стихотворения, и прямо перед собой увидел Настю.
   – Я уже минуты две тут стою, – девушка улыбнулась.
   – Сейчас, а то забуду, – Женя достал очередной листок, а Настя присела рядом.
   Дождавшись, пока он закончит, взяла Женю за руку.
   – Я твои стихи одной чувихе дала, так та обалдела. Познакомь, говорит. А я говорю – фигушки! Книжки, говорю, потом купишь, а я, так и быть, договорюсь насчет автографа.
   Она засмеялась, но Женя продолжал смотреть вглубь аллеи, ища там продолжение уже зафиксированных на бумаге строчек, и не находил. Молодые зеленые листочки, источавшие терпкий, горьковатый аромат, никак не ассоциировались с осенью – похоже, осень царила только в его душе.
   – Жень, ну, чего ты такой? – Настя попыталась растормошить его, схватив за нос, и совсем не больно потрепала из стороны в сторону, – ты ж самый лучший поэт! Ты станешь известным. Прикинь, толпы лезут к тебе за автографами, и я тут, тихонечко, как мышка. В Дом книги заходишь – сплошной Евгений Моисеев. Донцова там где-то, во втором ряду…
   – Насть… – Женя смутился, хотя картинка ему понравилась.
   – Что, Насть?.. Я ж тебя настраиваю!
   – Спасибо, – Женя совершенно искренно обнял ее (все-таки правильный он сделал выбор между нею и Ленкой), – ты пойми, твои подружки – это не критерий. Вот сейчас я буду показывать свои вещи настоящему поэту! Понимаешь?
   – Понимаю. Я понимаю, что у тебя классные стихи!
   – А тебе есть с чем сравнивать? Ты еще что-нибудь читала?
   – Не-а, – беззаботно засмеялась Настя, – нет, Пушкина читала! В школе. Но ты круче.
   Выйдя из сквера, они прошли мимо невзрачного пятиэтажного дома и остановились перед следующим, таким же пятиэтажным и таким же невзрачным.
   – Кажется, тут, – Женя посмотрел на табличку с номером, – если я только попаду в его сборник!.. – он открыл дверь подъезда.
   – Попадешь, – Настя сжала Женину руку, – пусть только вякнет – я ему глаза выцарапаю!..
   Поднявшись на этаж, который назвала девушка из писательской организации, Женя нажал кнопку звонка. Он не знал, как выглядит «великий» Протасов – автор восьми книг, отбирающий материал для сборника молодых поэтов, но когда дверь квартиры открылась, Женя понял, что ожидал увидеть совсем другого человека. На пороге стоял мужчина лет сорока в мятых джинсах и с таким же мятым лицом.
   – О, наш очередной гений! – воскликнул он, – прошу!.. А эта мисс тоже поэтесса?
   – Нет, это моя девушка, – смутился Женя, – можно?
   – Конечно! – хозяин протянул руку, – Игорь Протасов – автор восьми книг. Проходите.
   Он по-простецки повел гостей в кухню, где на ужасно вонючем масле жарилась картошка; на столе лежало полпалки колбасы и стояла банка консервов.
   – И где? – Протасов удивленно повернулся к Жене.
   – Что, где? – не понял тот, – стихи я принес…
   – Какие, блин, стихи без этого дела? – поэт красноречиво щелкнул себя по горлу.
   – Так я мигом! – обрадовался Женя – такой поворот сразу ломал официальность встречи. …Наш мужик!.. С этим договоримся!.. – он пулей выскочил за дверь, забыв про Настю.
   – И давно он балуется стишками? – спросил Протасов, помешивая картошку.
   – Он не балуется! – возмутилась девушка, – мы чуть не поссорились, когда я их так назвала.
   – Круто, – поэт с пониманием кивнул, – но, знаешь, это не показатель. Вот, когда у него будет восемь книг, как у меня…
   – А можно на них хоть взглянуть? – перебила Настя, – никогда не видела, чтоб, вот, человек, а вот, его книга…
   – Да они там… в комнате. Я вам даже подарю потом, – Протасов положил ложку и подошел к девушке, – настоящих поэтов не так уж много, – он нежно взял Настину руку, но в это время раздался звонок в дверь. Протасов с сожалением покачал головой, – в наше время говорили – шустрый, как вода в смывном бачке, а в ваше?
   – В наше говорят – бырый, в смысле, быстрый, – Настя отняла руку и присела за стол.
   – Ну да, вам же некогда строить длинные фразы – у вас SMS… – вздохнув, он направился к двери.
//-- * * * --//
   – Паш, знаешь, кого я сейчас видела!.. – выпалила Лиза прямо с порога.
   – Нет, конечно, – Паша появился с гаечным ключом в руке, – кран потек. Сейчас поменяю его, подожди. Так, кого ты видела?
   – Женьку! Помнишь, с проекта!
   – И что? – Паша не выказал, ни радости, ни удивления, потому что Женя не являлся для него личностью, достойной внимания. Он вновь исчез в ванной и было слышно, как ключ методично стучит о кафельную стенку.
   – Ничего. Просто… – Лиза разочарованно вздохнула, и пройдя в комнату, остановилась перед Светкиным магнитофоном. Нельзя сказать, что встреча с Женей пробудила в ней ностальгию по проекту – скорее, это было чувство дискомфорта и каких-то непонятных угрызений совести. Правда, уже через минуту эти угрызения обрели вполне реальную форму, и Лиза подошла в ванной, разговаривая с Пашиной спиной.
   – Паш, только ты не ругайся, ладно? Я помню – мы решили не возвращаться к этому и просто жить, но сейчас, вот, Женьку встретила… Смотри, ведь постепенно все находятся…
   – А куда они денутся?.. – в данный момент Пашу гораздо больше волновало, что вслепую он никак не мог навернуть гайку в узком «кармане» между трубой и стеной.
   – …а Светка, нет.
   – Снова здорово, – проворчал Паша, – давай, сейчас еще будем разбираться, куда делась, например, Марина… Тебе что, делать нечего?
   – С Мариной, сказали, все нормально, только живет она под другим именем. Помнишь, я тебе рассказывала? А, вот, Светка почему-то не приходит уже почти год…
   – Значит, так ей нужен магнитофон. Небось, новый купила.
   – Нет, с ней что-то случилось. Паш, вот, поверь мне…
   Паша наконец нашел нужное положение, и гайка гладко пошла по резьбе, однако Лиза расценила его реакцию (вернее, отсутствие всякой реакции), по-своему.
   – Ты меня любишь? – спросила она и замолчала – так, по привычке, совершенно не предполагая услышать что-то новое и оригинальное.
   Пока Паша окончательно затягивал гайку и потом, включив воду, смотрел на сухую трубу, ему хватило времени вспомнить, что не так давно он сам мучился этим вопросом, но однажды ему пришла удивительная мысль – они с Таней ведь никогда не пробовали жить без войны, поэтому неизвестно, что б у них получилось. Кто знает, вдруг она б превратилась во вторую Наташку? А Лиза – вот она. С ней все понятно, и никакой другой женщины ему уже и не хочется видеть рядом.
   – Конечно, люблю, – закрыв кран, он повернулся к Лизе, – только это-то здесь причем?
   – Притом. Помнишь, сколько мы просто спали рядом?
   – Такое не забывается, – Паша улыбнулся, вспоминая жуткое время, когда настолько приучился не реагировать на близость женщины, что чуть не начал считать себя импотентом.
   – После Антона я просто боялась скоропалительных связей, а не потому, что я деревянная – уж теперь-то ты это знаешь, да?
   – Да, – Паша обнял ее грязными руками.
   – А тебе не интересно, почему я изменилась в одну ночь?
   – Если честно, нет, – признался Паша, – важен результат…
   – А я тебе скажу, – перебила Лиза, не желавшая слушать грубые аргументы мужской логики, – мы как-то с Олей беседовали, пока тебя не было, и этот ребенок мне сказал – вы попробуйте полюбить друг друга…
   – То есть, это Олька тебя надоумила?..
   – Как тебе объяснить?.. – Лиза уютно устроила голову на Пашином плече, прекрасно отдавая себе отчет, что ни в каких объяснениях он не нуждается, – бывает, ищешь вещь – она прямо, вот, перед глазами, но ты ее почему-то не видишь – этому есть какое-то научное толкование. А потом вдруг – бах!.. Вот же оно!.. Так и здесь – она сказала, и я подумала – вот же оно! – Лиза жестом остановила Пашины возражения, – я что хочу сказать? Познакомиться мы могли в любом месте, но без Оли, возможно, ничего б и не получилось. Мы просто б не узнали друг друга так, как должны были узнать, согласись.
   – Возможно…
   – А Оля б никогда не появилась без Никиты, а Никиты б не было без проекта – ты сам говорил, что у вас даже точек соприкосновения не могло возникнуть… все это как-то связано…
   – Короче, – Паше даже показалось, что это Никита вернулся из небытия со своими заумными рассуждениями – понять их невозможно, а спорить бесполезно, – чего ты хочешь?
   – Я считаю, что магнитофон остался здесь не случайно. Если хочешь доказать, что я не права, найди Светку. У вас в банке наверняка куча всяких баз данных. Клянусь, если у нее все хорошо, я больше никогда в жизни не вспомню про проект!
   – Ладно, – нехотя согласился Паша, – я поговорю с шефом. Но ловлю на слове!
   – Лови, – Лиза коснулась губами Пашиной щеки, – ты есть хочешь или Олю подождем?
   – Она после школы к какой-то подружке собиралась, – взяв мыло, Паша повернул новый кран, – смотри, все работает.
   – Так в доме же есть мужчина – хозяин, – Лиза засмеялась.
//-- * * * --//
   В бутылке водка закончилась, оставшись лишь в одной рюмке, так как Настя предпочитала коктейли из железных банок. Женя об этом, естественно, забыл, но она не обиделась, понимая, что в данный момент он думал о проблемах, от решения которых зависит их будущее. К тому же, было забавно наблюдать трезвым взглядом, как мэтр поэзии постепенно начинал «плыть», и с каждой минутой стихи интересовали его все меньше, а рука подбиралась к ее коленке все ближе.
   Женя достал из папки очередной листок.
   – Мне обещали все покой и каплю воли,/ уютный уголок и кошку на ковре./ Предложенный урок я хорошо усвоил/ и скрылся в поездах, чтоб не нашли нигде./ Нечищеный ковер, цветы в горшках завяли,/ должно быть, сдохла кошка – от голода ль, с тоски,/ и я не знаю слов, какими вспоминали/ меня там по утрам, от нежности остыв./ Менялись города и имена менялись,/ а записная книжка разбухла в толстый том,/ и ничему друзья уже не удивлялись —/ вздыхали тяжело и уводили жен…
   – В каких поездах ты скрылся! – гневно перебил мэтр, – что ты знаешь про поезда?.. Это я один раз ездил до Хабаровска! Больше недели! Это я б имел право так написать!.. А ты не имеешь… ты не имеешь права так писать!.. Ладно, – он махнул рукой, – чего там дальше?..
   Мусоля во рту сигарету, Протасов уставился в окно, а Женя вернулся к тексту.
   – …В единственном числе, и режиссер, и труппа,/ и автор водевилей, скроенных наугад,/ гастроли я давал в квартирах, а не в клубах,/ и сценою постельной заканчивался акт./ Я множил мастерство, закручивал сценарий,/ по жизни совершая стремительный круиз,/ и в самые смешные положенья ставил/ самых трагедийных и преданных актрис. Но вот в июльский день, под грохотанье зала/ вдруг рухнул декораций надежнейший оплот./ Уволен сценарист, труппа разбежалась/ и гений режиссуры в отставку подает./ Парадный вход забит и провалилась крыша,/ словесный реквизит пылится по углам,/ лишь ветер теребит рваные афиши/ теперь ненужных писем и лживых телеграмм./ Театр умирал. Триумфы и паденья/ вдруг потеряли ценность и радостную новь —/ то гений режиссуры преклонил колени/ пред светлою феерией с названием «Любовь»…
   Протасов перевел взгляд на автора и в глазах промелькнула крохотная искорка, но изо рта, вместе с тяжелым водочным духом, вывалились никак не соотносившиеся с ней слова.
   – Ну и что? – выдохнул он, – что ты хотел этим сказать? Ты когда-нибудь работал в театре? А я работал! Я год работал монтировщиком сцены! Где ты видел театры с провалившейся крышей!.. Хотя в наше время…
   – Я никогда не работал в театре, – твердо ответил Женя, – и, вообще, это не про театр.
   – Так тогда и пиши про то, что знаешь! А то нагородил… на рифмы свои посмотри!..
   – Вы обещали показать свои книги, – напомнила Настя, подумав, что может, и правда, не совсем верно понимает поэзию.
   – Свои?.. Да, сейчас.
   Протасов нетвердо вышел, но вернулся так быстро, что гости не успели перекинуться и парой фраз. Он бросил на стол пачку тоненьких брошюр в мягких обложках, отпечатанных на грубой желтой бумаге.
   – Вот! Плоды десятилетних трудов!
   Пока Женя приходил в себя от вида «творческого наследия», прагматичная Настя взяла одну из книжек и открыла на последней странице.
   – Тираж 100 экземпляров, – прочла она, – круто.
   – Да, круто! – взвился Протасов, вроде, даже протрезвев, – а у нас нет больше читателей!
   – Спонсор – Страховая Компания «Русский капитал»… – невозмутимо продолжала Настя.
   – Да! «Русский капитал»! Мы с Владиком, с тем «русским капиталом» в школе вместе учились! Вон, их у меня сколько! – привстав, Протасов распахнул дверь, и все увидели стопки книжек, сложенные на полу, – аж, по сто штук каждой!..
   – И сборник будет таким же? – спросил пораженный Женя.
   – Ты что? – Протасов расхохотался, – сборник будет в твердой обложке – все чики-чики!.. Я договорился с областной администрацией – им же надо отчитаться о работе с молодежью!.. А ты что думал? – он повернулся к окончательно растерявшему Жене, – это в прошлом веке тезка твой, Евтушенко, собирал залы, а сейчас никто и не знает, кто это такой!
   – А зачем вы пишете? – удивилась Настя, и тут мэтр неожиданно сник, утратив боевой дух.
   – А я больше ничего не умею, – он вздохнул, – дурак был – институт бросил, и куда теперь я пойду? Грузчиком?.. Я уж лучше буду литобъединение вести – деньги те же…
   – Жень, пойдем отсюда, – Настя разом потеряла интерес к поэзии. Это произошло непроизвольно – просто она терпеть не могла неудачников – достаточно того, что ей самой повально не везло, и с родителями, и с Димкой, и теперь, вот, снова…
   – И это правильно! – привстав, Протасов навис над Женей, – а ты чего хотел? Нобелевскую премию?.. Ага, как же! Самому жрать нечего!..
   – Пошли, – Настя тянула Женю, но тот не двигался с места.
   Он никогда не думал, что смог настолько развить свое воображение, чтоб пьяную рожу с выпученными красными глазами вдруг смахнул снежный вихрь. Нет, Женщина-Вьюга больше не появилась, но зато сквозь завывание ветра он услышал голос – слов было не разобрать, но он нес в себе какую-то вселенскую уверенность, и Женя поднялся, даже не взглянув, как Протасов рухнул на стул, обхватив голову руками. Это было уже абсолютно не важно, как и его дерьмовый сборник, спонсируемый администрацией – он слушал голос…
   Когда они вышли из подъезда, Женя остановился.
   – Насть, ты тоже думаешь, что это никому не нужно?
   – Не знаю, нужно ли это кому-то, – Настя пожала плечами, – но, похоже, жить на это нельзя. Знаешь, на твоем месте я б все-таки вернулась в университет. Даже этот козел говорит, что зря бросил учебу…
   – Понятно, – Женя мрачно усмехнулся.
   – Жень! – Настя схватила его за руку, – ты не обижайся, но если вдруг… я говорю, вдруг!.. мы будем вместе… – она выдержала паузу, глядя с надеждой, – ты ж должен будешь содержать семью…
   – Никому я ничего не должен!
   Он резко развернулся и зашагал в противоположную от остановки сторону. Настя смотрела вслед, прикидывая, стоит ли догонять его, но решение давалось слишком тяжело, и Женя успел скрыться за углом.
//-- * * * --//
   С каждым днем Светке открывались все новые значения самых обычных слов. Времени для их анализа было предостаточно, потому что она давно приучила голову работать отдельно от рук. (Какие же ей достались замечательные, быстро обучаемые руки! Они могут все делать сами, не донимая голову дурацкими вопросами. Раньше-то Светка полагала, что они умеют только наносить косметику, а они такие умнички!..)
   …Так вот, о словах, – вспомнила Светка, – например, радость. Оказывается, это вовсе не момент, когда тебя называют «клевой чувихой» – это когда крошечный беззубый ротик отпускает твою грудь и улыбается. Только и всего… А страх?.. Это не билеты с вопросами, среди которых надо угадать нужный. Это кошелек с последней соткой! И ты стоишь, с ненавистью глядя на довольные улыбки чужих сытых детей, словно издевающихся над Дашкой с ярких баночек и коробочек… А ужас?.. Я-то считала, что пережила его, когда в подъезде меня окружили три пьяные рожи и принялись выкручивать руки. Тогда просто вышел Толик с собакой, и все… Это не ужас, когда все решается так просто – это фигня, по сравнению с тоненьким серым столбиком ртути, взлетающим к цифре «40», а вокруг ночь, мобильник заблокирован, потому что на нем нет денег, и тишина…Вот!.. Тишина – это главное мое открытие! Оказывается, это не пауза между мелодиями и не преддверие каких-то важных слов (да разве это были важные слова?..) Тишина – это целый мир, состоящий из счастливых мгновений, когда Дашка спит, закрыв свои ясные глазки – сытая, здоровая и сухая!.. Вот только почему-то потом эти замечательные мгновения, цепляясь друг за друга, образуют другую тишину – жуткую и всеобъемлющую, звенящую в ушах…
   Мне кажется, я скоро разучусь разговаривать – я уже замечала, что в магазине перестала называть товар, а молча протягиваю деньги и тычу в витрину пальцем… Светка в сотый раз посмотрела на спящую Дашу и тяжело опустилась на диван. Подняла взгляд к часам, оставшимся на стене от прежних хозяев.
   – А какой сегодня день вы не знаете? – спросила она тихо, – нет, что пятнадцать-тридцать я вижу… ну да, а это ведь главное, потому что через полчаса Дашке надо есть…
   – Тик-так… – подтвердили часы.
   – Спасибо, – Светка встала, – вы тут посмотрите, а я разгребусь на кухне.
   Выйдя из комнаты, она увидела кучу грязной посуды.
   – Скоро буду, как Том Хенкс в «Изгое», – аккуратно, чтоб не греметь, она переложила все в раковину, – кастрюля, блин, ты почему не помылась? Видишь же, что я у меня нет, ни времени, ни сил – тут же ничего сложного, – включив воду, Светка взяла мочалку, – вот так, вот так, и все. Неужто трудно?.. А вы тут развалились!.. – убрав кастрюлю, она принялась за пестрые бутылочки с сосками.
   Слово «усталость» тоже обрело новый смысл – разве это пустая голова после экзамена или ночь в клубе, когда потом падаешь на постель и засыпаешь? Нет, это не усталость, если после нее можно уснуть! После настоящей усталости уснуть невозможно, потому что сознание в панике отсчитывает секунды, оставшиеся до конца сказочного блаженства…
   Светка вздрогнула от резкого звука, сразу не сообразив, что это звонят в дверь. Страшно подумать, но за столько времени она даже не научилась узнавать голос своего звонка. С другой стороны, а как его узнаешь, если к ней никто не приходил, кроме отца со своими постоянными тремя «штуками»?..
   …Блин, сейчас скажу, что пора бы учитывать инфляцию – подорожало-то как все!.. Звонок повторился, обрывая эту правильную мысль, и боясь, как бы звук не разбудил Дашку раньше времени, Светка метнулась к двери.
   В первый момент она решила, что перед ней призрак или галлюцинация. …Но призраки не меняют одежду – они веками ходят в одном и том же… совсем, как я…
   – Лиза?.. – произнесла она, открывая дверь.
   – Светка! – гостья заключила ее в объятия, – я так рада! Ты стала мамой, да? И живете отдельно! Просто молодцы!..
   – Как ты нашла меня?..
   – Паша нашел адрес и отец твой сказал….
   – Паша?..
   – Ну да. Я скоро замуж за него выхожу. Придешь на свадьбу? С мужем, естественно…
   – Нет у меня никакого мужа.
   – Как это? – Лизин радостный порыв сменился удивлением, – ну, хоть гражданский-то есть?
   – Никакого нет. Давай не будем об этом – так получилось.
   – Получилось, так получилось, – Лиза махнула рукой, – это ж ничего, правда? Главное, чтоб ребенок был здоровый, а там, глядишь, родители помогут.
   – Родители помогут, – Светка усмехнулась, – тремя «штуками» в месяц…
   – Постой, а как же ты?.. – Лиза отстранилась, чтоб получше разглядеть этот уникальный человеческий экземпляр, – ребенку ж столько надо, да и тебе тоже!.. Ты что тут совсем одна?
   – Одна. Пойдем, Дашка скоро должна проснуться.
   Они прошли в комнату, и Лиза склонилась к кроватке.
   – Хорошенькая… – прошептала она, – слушай, но друзья-то у тебя есть? Ты ж свихнешься…
   – Я уже свихнулась, – Светка почувствовала, как к глазам подступают слезы – ведь у нее были друзья!.. Но она сама отказалась от них, боясь дурацких вопросов – от кого, да как?..
   – Слушай, – Лиза выпрямилась и глядя на мокрые Светкины глаза, обняла ее, – не плачь – тебе нельзя волноваться, а то молоко, там, и все такое. Я сегодня на минутку – мне в твоих краях бумаги надо передать, но в выходные я приеду. Даже с Пашей! Мы обязательно что-нибудь придумаем.
   – Правда, придумаете?.. – Светка послушно вытерла слезы.
   – Конечно, правда!
   Наверное, Лиза воскликнула это слишком громко, и девочка тихонько захныкала.
   – Все, я побежала, – Лиза посмотрела на часы, – ты только держись, поняла?
   Дверь за ней захлопнулась, но это было уже не важно.
   – Господи!.. – совершенно неосознанно Светка подняла глаза к потолку, но так и не успела высказать все свои эмоции, потому что Даша заплакала громче и пришлось взять ее на руки, – сейчас, миленькая, посмотрим, сухие ли мы, и будем кушать…
   День пролетел точно по расписанию (еда – сон – прогулка – магазин – еда – сон…), зато ночь получилась совсем необычной – это была первая ночь, которую обе проспали мертвым сном, пропустив даже ночное кормление. Да и проснулась Светка с необычной мыслью: …теперь мне нужен календарь, чтоб знать, когда у людей бывают выходные… (для этого Светка даже ненадолго включила телевизор).
   А в двенадцать, когда Дашка возилась на диване, учась ползать, случилось новое чудо. …В телеке же сказали, что сегодня только вторник, – подумала Светка, услышав звонок.
   – Кто там? – она осторожно подошла к двери.
   – Свет, это мы! – за дверью послышалось шуршание и приглушенный смех.
   – Кто мы?
   – Ну, мать, ты совсем одичала, – смех стал громче, и Светка сообразила, что голос очень похож на Вовку – старосту их группы. Еще она подумала, что последний год превратил лица, раньше казавшиеся чуть ли не родными, в бесформенные туманные пятна, а привычка реагировать на детский плач, стерла в памяти все прочие голоса.
   – Свет!.. Ну ты, блин, чего?..
   Светка распахнула дверь и тут же попала в объятия Аньки Григорьевой. Рядом стояли Вовка и со Славкой Гуренко, державшим в руке пузатый пакет. Светка почувствовала, что сейчас расплачется. Ей хотелось расцеловать каждого, но голова сама собой поворачивалась в направлении комнаты, где девочка осталась под присмотром глупых настенных часов.
   – Ребята!.. – Светке не хватало слов, – ой, проходите!.. Я сейчас, только Дашку переложу…
   – Ты хоть покажи свое произведение, – попросила Аня.
   Пока девчонки восторженно причитали в комнате, ребята успели накрыть по-студенчески праздничный стол, и когда компания наконец воссоединилась, отгородившись от затихшей Даши, закрытой дверью, Светка почувствовала, что жизнь возвращается.
   – Как классно!.. – она все-таки расцеловала каждого, но взглянув на стол, вздохнула, – жаль, что половину этого мне нельзя, а то с молоком будут проблемы.
   – Блин, да какие ж мы грамотные!.. – засмеялся Слава.
   – Тише ты, – Аня погрозила ему пальцем.
   – Свет, ты скажи, чего нельзя – мы сами съедим, – Вовка поставил на стол бутылку вина.
   – Это, точно, нельзя.
   – А тебе никто этого и не предлагает.
   – Свет, – Аня прервала бессмысленный разговор, – я не въехала, почему ты здесь? Дома-то, небось, лучше.
   – А меня так воспитывают, – Светка беспомощно развела руками, – отец сказал, хочешь рожать без мужа, вот и живи сама. Три «штуки» в месяц кидает, чтоб с голоду не сдохли…
   – Ой, кстати! – Слава стукнул себя по лбу, – мы ж тут скинулись. Не густо, конечно, по нынешним временам… – он положил на стол конверт.
   – Да мне все сгодится! Ребята, какие ж вы молодцы!..
   – Ну, давайте жахнем за молодую маму. Свет, рюмки есть?
   – Еще рюмки тебе! – Светка показала фигу, – только чашки. Отец сказал, что иначе, я устрою тут притон.
   – Садист он у тебя, – сделала вывод Аня, – мог бы хоть как-то сообщить, что ты рожать собралась. Мы ж, ни сном, ни духом. Я сколько звонила, так он – нету, мол, и все. На мобилу пытались – отключено…
   – …мы и решили, – подытожил Вовка, – забила ты, и на нас, и на вуз. А сегодня приходит, прям, на первую пару какая-то Лиза, и давай нас по стенке мазать – какие мы все сволочи…
   – Господи, Лизка!..
   – Свет, но ты сама виновата, – Вовка разлил вино.
   – Конечно, – подхватила Аня, – что б мы тебя, бросили?
   – За первую маму в нашей группе! – провозгласил Слава, поднимая чашку.
   – В вашей группе, – поправила Светка.
   – Ни фига, – Володя покрутил пальцем перед ее носом, – к декану я уже сходил. Он не возражает оформить тебе «академ», а киндер подрастет немного, няньку можно нанять…
   – На какие шиши?.. – Светка рассмеялась.
   – Тогда составим график и будем каждый день приходить, – предложила Аня, – у меня племянница чуть больше твоей, так что я умею с ними общаться. Кормить, вот, только нечем…
   Все громко засмеялись, и Светка поднесла палец к губам.
   – Понял, – прошептал Вовка, – под крылом самолета… – но старые студенческие приколы никого не вдохновили.
   – За тебя, Светик!.. – Аня подняла чашку, – я б, наверное, так не смогла.
   – Смогла б, – Светка уверенно кивнула, – знаешь, мне будто сказал кто – оставишь этого бэбика, будешь, конкретно, счастлива, я и послушалась.
   – Это – Бог, точняк, – заметил Слава.
   – Кстати, – Аня поставила чашку, – а ты не собираешься покрестить свое чадо? Сейчас это прикольно – все крестят.
   – Не знаю, – Светка пожала плечами, – как-то не думала.
   – Если хочешь, я у своих узнаю, что там, да как.
   – Чего, ты говорила, тебе нельзя? – Славка выпил первым и теперь жадно оглядывал стол.
   – Цитрусы, например.
   – Понял – не дурак, – он откусил апельсин, как яблоко – вместе с кожурой, и на этот раз Светка не успела упредить дружный взрыв смеха. В ответ из комнаты тут же раздался плач.
   – Козел! – Аня картинно замахнулась на виновника.
   Светка выскочила из кухни, и Володя пошел следом.
   – Свет, – он остановился в дверях, – ты это, не откладывай – приезжай в деканат с заявлением и свидетельством о рождении. Я б сам отвез, но они хотят лицезреть тебя лично.
   Девочка продолжала плакать даже у Светки на руках, и та запела странную колыбельную:
   – А свидетельства-то нет… кто б его мне получил… или с Дашкой посидел… пока я смотаюсь в ЗАГС… и, наверное, к тому ж… стоит денежек оно…
   – Да не вопрос, – Володя засмеялся, – стоит это копейки, а Анька посидит. Я узнаю, по каким дням там все это дело…
   – По четвергам! – крикнула из кухни Аня, – я знаю!
   – А ты в четверг свободна? – Володя повернулся к двери.
   – Да! – Аня почему-то отвечала из кухни, и громкие голоса еще больше возбудили привыкшую к тишине девочку.
   – Все, все… – Володя снова перешел на шепот, – короче, Свет, завтра среда – мы курсяк сдаем, а в четверг, будь готова. У тебя мобила работает?
   – У меня деньги там еще в прошлом веке закончились.
   – Рублей сто я кину, чтоб связь была, – Володя направился к выходу, но Светка остановила его.
   – Спасибо, Вов, – больше она не знала, как его благодарить, и виновато улыбнулась, – потом сочтемся, да?
   – Конечно, сочтемся! Вот когда-нибудь женюсь, так будешь моей жене лекции по уходу за ребенком читать, договорились?
   – Ты чудо… – если б руки не были заняты, Светка б, точно, расцеловала его.
   – Звони, если что, – он высунулся на кухню, – народ, уходим, а то весь режим поломали.
   Ушли они быстро; Даша успокоилась и снова вернулась тишина, но она перестала быть наполнена ужасом безысходности – скорее, это выглядело затишьем перед атакой.
   – Слушай, – Светка положила девочку обратно в кроватку, – скоро у тебя будет настоящая ксива. Прикинь, появится человечек – Даша Измайлова. Тебе нравится?
   Но девочка заревела и принялась сучить ножками.
   – Не нравится? – удивилась Светка, – а, по мне, нормально. Хотя, не так, чтоб очень… Могу назвать Лизой – знаешь, последнее время мне стало нравиться это имя… Снова нет? А если Аня или Катя?.. Настя… – она перебирала имена подруг, но девочка не успокаивалась, – может, назвать тебя какой-нибудь Луизой или Сюзанной? – Светка засмеялась причудам своей фантазии, а девочка при этом захлебнулась таким ревом, что Светка не выдержала, – если будешь так орать, назову Алиной, как ту сучку с проекта!..
   Девочка неожиданно замолчала, с любопытством уставившись на Светку.
   – Не поняла, – та склонилась над кроваткой, – тебе нравится это сочетание звуков? А-ли-на… Алина… Может, лучше Мариной? – крохотные губки скривились, но заплакать она не успела, потому что Светка снова взяла ее на руки, – ладно, блин, Алина Измайлова… Хотя, в принципе… только смотри, если вырастешь такой же вредной и противной, будет а-та-та по этой, вот, попке, – Светка ласково шлепнула девочку, – я тебе обещаю… только ты ведь будешь умницей, правда?
   Девочка вздохнула, и Светку это вполне устроило.
   – А теперь, Алина Измайлова, кушать и спать.
   …У меня от той стервы негатив прет, – подумала Светка, протирая грудь, – но это пройдет. У меня будет другая Алинка – моя чудная девочка… Не, в принципе, симпатичное имя…
//-- * * * --//
   Новенькая «десятка» проехала мимо сквера, где величественный царь Петр почти два века возвышался над крутым берегом сначала реки, а потом водохранилища. Теперь его отгородил от привычного пейзажа огромный супермаркет, превратив в маленького бронзового швейцара.
   «Десятка» покатилась вниз, к мосту, рассекавшему надвое серые, покрытые мелкой рябью воды. На другом берегу, давно позабытый всеми архитектор, своими примитивными мозгами расставил плотные ряды пятиэтажек, вид которых отпугивал жутким убожеством. Впрочем, то, что осталось позади «десятки», вызывало весьма противоречивые чувства, и словно подчеркивая это, улица, на которую взирал Петр, носила два имени – под стандартной табличкой «проспект Революции» прилепилась еще одна – «улица Большая Дворянская». К «Дворянской» относились четырехэтажные помпезные дома, восстановленные после войны по проектам позапрошлого века, а к «Революции», все остальное – мигающие рекламы игровых клубов, весенняя распродажа шуб, позабытый барельеф Маркса, Энгельса и Ленина, под которым успешно торговали биодобавками, оказывали услуги адвокаты и продвинутая молодежь толпилась у Интернет-кафе. Эдакий конгломерат истории и современности… Хотя современность явно побеждала, потому что во дворы, изначально предназначенные для песочниц и качелей, умудрились втиснуться двенадцатиэтажные великаны с мачтами спутниковых антенн.
   За рулем «десятки» сидел молодой батюшка (его длинные сальные волосы и жиденькая бородка никак не вязались с румяным, пышущим здоровьем лицом), а рядом вальяжно расположился пассажир, державший в руках диктофон.
   – Вот, скажи, – пассажир ткнул пальцем назад, – это Бог искушает людей или черт?
   – Есть такое понятие – попущение Божье… – начал батюшка, но пассажир, закончивший факультет журналистики, перебил его.
   – Нет такого слова. Вот, попустительство – это есть.
   – Как ты с митрополитом будешь беседовать? – батюшка усмехнулся, – ты б хоть для порядка Библию открыл, что ли.
   – Короче, не знаешь, кто виноват в этом бардаке. Ладно, – пассажир закурил, – тогда я у самого митрополита спрошу.
   – Этого вопроса нет в твоем списке, – предупредил батюшка, лихо выворачивая руль.
   «Десятка» свернула влево и будто нырнув во временной омут, оказалась где-то веке, так, в шестнадцатом. Пара пятиэтажек, правда, попыталась вторгнуться на чужую территорию, но дальше их не пустили стоявшие насмерть домики, в облике которых еще проглядывала былая добротность и твердая купеческая рука. Даже особняки «новых русских», являющихся, вроде, продолжателями славных традиций, здесь почему-то не прижились, оставив в память о своих агрессивных планах котлованы с вбитыми в землю сваями.
   Одному Богу известно, откуда только в этом осажденном уголке старины такая сила!.. Хотя, наверное, такой ответ и будет самым точным, потому что если проехать еще метров двести и свернуть на улицу Освобождения Труда… стоп!.. Уже не так – даже улице удалось отвоевать свое прежнее название – Введенская, по имени стоящей в самом ее начале церкви. Вот какая крылась во всем этом мощь!..
   А заканчивалась Введенская улица нагромождением куполов, крестов и плоских крыш, органично проступавших из зелени деревьев. Всей этой благодати предшествовали ворота с надписью «Алексеевский Акатов монастырь».
   Введенская же церковь стояла отдельно, и ничто не мешало войти в нее, но желающих было не слишком много: на паперти одиноко сидел калека, уже отчаявшийся тянуть руку в пустоту, да женщина в белой косынке аккуратно несла банку с освященной водой. А еще, прямо посреди проезжей части стояла босая девушка в длинном, изрядно вылинявшем платье и с распущенными волосами. Она не крестилась, губы ее не шептали молитв – она просто смотрела широко раскрытыми глазами на голубые стены храма, сливающиеся с небом, и сама будто являлась составной частью окружающего покоя.
   Перед девушкой «десятка» остановилась.
   – Сестра, отойди пожалуйста! – батюшка высунулся из окна.
   Девушка повернула голову, и их взгляды встретились.
   – Черт!.. – голова батюшки поспешно спряталась.
   – Ну, ты даешь! – расхохотался его пассажир.
   – Прости, Господи, – батюшка троекратно перекрестился.
   – Я не понял, она того? – парень с диктофоном покрутил пальцем у виска, но батюшка не ответил; он распахнул дверцу и вышел из машины.
   – Сестра, – тронул девушку за руку.
   – Зачем вы с ней это сделали? – спросила та, не отрывая взгляд от храма.
   – С кем? – не понял батюшка.
   Видя, что завязалась беседа, пассажир тоже вылез наружу.
   – С ней, – девушка подняла руку, – кто додумался оштукатурить и покрасить ее?
   – А что плохого? Ты б знала, в каком состоянии она была десять лет назад!..
   – Я знаю, – девушка кивнула, – Бог зачтет вам ваши труды, но неужели нельзя было вернуть ей прежнее лицо? Эти фигурные фронтоны с ломаным профилем… они уникальны – их можно сохранить только в живом кирпиче. А пирамидки?..
   – Какие пирамидки? – удивился батюшка, а парень незаметно включил диктофон.
   – Вон, видите, колонны на втором ярусе колокольни? А на них пирамидки… и купола должны быть вызолочены… Сейчас она похожа на неумело напудренную женщину…
   – Блеск! – не утерпел парень, – а вы кто? Художница? Прикид у вас подходящий. А я корреспондент местной газеты. Меня Саша зовут, а вас?..
   – Подожди, – батюшка остановил корреспондента, – откуда вы знаете такие подробности, ведь ее изображений не сохранилось – только описание в «Вестнике старины» за девятьсот восьмой год. Я ж изучал, пока шла реставрация.
   – Девятьсот восьмой год? – девушка рассмеялась, – а мне рассказывал Григорий Данилов, сын Кошкин. Это…
   – Я знаю, кто такой Кошкин, – перебил батюшка, – но он не мог знать, как она выглядит в камне. Он же закладывал ее 1700-м году еще деревянную, а в 1770-м ее перестраивали после пожара. Кошкин давно умер к тому времени!..
   – Это для вас он умер, – возразила девушка, – а сам он никогда не забывает свое детище.
   – Э-э-э!!.. Ребята, вы что?!.. – корреспондент переводил обалдевший взгляд с одного оппонента на другого, – вы сами-то понимаете, о чем говорите?
   – Ну да… – смутился батюшка и продолжал уже тоном, подобающим пастырю, – сестра, не входи в грех. Иисус учил отличать божеское от дьявольского. Скажи правду – почему ты решила, что этот храм должен выглядеть по-другому?
   – Я зайду внутрь, – девушка не удостоила его ответом, видимо, не желая повторяться, – хочу посмотреть, цела ли икона Божьей Матери «Всех скорбящих радости»?
   – Нет, что ты! Ее после революции большевики забрали.
   – Жаль, – девушка вздохнула, – но я все равно зайду.
   Она двинулась к открытой калитке так легко и скоро, что опомнившийся корреспондент никак не мог ее догнать. Батюшка остался подле машины, и видел, как приблизившись к крыльцу, девушка, вроде и не касаясь ступеней, взошла на паперть.
   – Дева Мария!.. – прошептал он. Вернее, ему показалось, что прошептал, потому что и корреспондент, и девушка обернулись одновременно. Нищий тоже услышал его голос.
   – Мать наша!.. – воскликнул он, протягивая грязную скрюченную руку, но девушка проскользнула мимо и исчезла в распахнутых створках дверей.
   – Саша, – батюшка подбежал к корреспонденту, – это Дева Мария! Истинный Бог!
   – Да брось ты! Какая Мария?..
   – Саша, послушай! Она не зря пришла именно сюда. Знаешь, как ее полное название? «Церковь Введения во храм Пресвятой Владычицы нашей Богородицы и Присно Девы Марии»! Когда Иоаким и Анна привели юную Марию в Иерусалим и поставили перед храмом, она не сделала ни шагу – ангелы, как невесомую, подняли ее и внесли к алтарю! Ты видел, как входила она сейчас? Так же!!..
   – Блин, так чего мы стоим?! Представляешь, интервью с самой Богоматерью!
   – Ты дурак, Саша!..
   Тем не менее, оба бросились в храм. Желтоватый свет, рожденный десятками свечей, показался тусклым после яркого солнца, зато в нем чувствовалась какая-то благодатная теплота, не свойственная, ни природным, ни техногенным источникам. Хотя дело могло быть и не в свете, а во множестве потускневших ликов, смотрящих на людей печальными глазами.
   Гулко протопав по пустому нефу, корреспондент остановился, и батюшка схватил его за руку, боясь, как бы тот не наделал глупостей. Общение с Матерью Бога – это совсем не интервью с митрополитом, ради которого Саша и оказался здесь.
   «Дева Мария» одиноко стояла перед иконостасом, словно ища знакомые лица.
   – Матушка Пресвятая Богородица, Заступница и Молитвенница… – батюшка благоговейно опустился на колени.
   – Встань, глупый, – девушка обернулась и неожиданно улыбнувшись, коснулась его рукой.
   – Не могу Всемилостивая… – батюшка замотал головой, – Богородица Дева Благодатная Мария, Господь с тобой. Благословенна ты…
   – Ты что, не отличаешь человека от Матери Божий? – рассмеялась девушка.
   – Но ты вознеслась во храм, совсем как она, – с сомнением произнес батюшка, стыдливо трезвея от своих буйных фантазий.
   – В храм я вошла как входят истинно верующие. Встань, – она помогла батюшке подняться.
   – Извините, – тот смущенно отряхнул рясу, – бес попутал…
   В журналистском азарте корреспондент тут же сунул к лицу девушки диктофон.
   – Представьтесь, пожалуйста. Как вас зовут?
   – А это имеет значение? – удивилась та, – когда я приму от Бога новое имя, я назову его.
   – Замечательно! – воодушевился корреспондент, знавший, что главное в его профессии – наладить контакт, – тогда скажите хотя бы, чем вы занимаетесь?
   Вопрос, видимо, поставил девушку в тупик, потому что она поджала губы, переведя взгляд на образа; думала долго, и корреспондент уже решил, что рано радовался контакту, но она вдруг снова повернулась к нему.
   – Я хочу нести людям Веру и Знание, которые обрела сама.
   – Вера и знания – разве они совместимы? – мгновенно среагировал корреспондент.
   – Я верю, значит, я знаю, что так есть.
   – Ну, если в этом смысле… а скажите, до того, как стать… так сказать, адептом веры, вы, наверное, где-то учились или работали? Расскажите.
   – Училась в университете, а потом пришло прозрение…
   – Это была клиническая смерть?
   – Смерти нет. Ни клинической, ни какой-либо другой. Белый туннель – это выдумки. Жизнь бесконечна, и протекает она в бесконечном времени и бесконечном пространстве…
   – Скажите, а на каком факультете вы учились?
   – На психологии.
   – Понятно, – корреспондент кивнул, сделав для себя определенный вывод, – а как друзья и родители относятся к вашему увлечению религией?
   – Мои родители, к сожалению, неверно расставили жизненные цели, поэтому я отвела их в вечность и оставила там.
   – Вы их убили?!..
   – Никого нельзя убить, ведь смерти нет.
   – Ну да, конечно… – корреспондент на всякий случай отступил в сторону.
   – Я собираюсь принять постриг в этом монастыре, – девушка, не спеша, двинулась к выходу, а корреспондент наклонился к батюшке.
   – Слушай, как думаешь, она нормальная? Если она, правда, убила родителей? Она ж опасна! Надо сообщить в милицию!..
   Но батюшка не реагировал, лишь глядя вслед незнакомке.
   – Ты слышишь, что я говорю?.. – корреспондент дернул его за рукав.
   – Идем за ней, – заворожено прошептал батюшка.
   Они видели, как девушка остановилась, вновь привыкая к солнечному свету.
   – Мать наша!.. – воскликнул калека, не слышавший всего предыдущего, и на этот раз ему удалось схватить девушку за подол, – исцели меня! Дай мне силу встать и идти!
   – Милостью Господа, встань и иди! – девушка коснулась его рукой и как ни в чем ни бывало двинулась дальше.
   Пальцы калеки разжались, отпуская край материи, и тут же лицо его исказилось от боли. Упав на спину, он завыл, но в следующее мгновение, опираясь о землю, с трудом поднялся на четвереньки. А еще через минуту встал, покачиваясь и держась за церковную колонну.
   – Боже!.. – оторвавшись от опоры, он вознес руки к небу, – спасибо тебе, Боже!.. – сделал неуверенный шаг, за ним второй. Остановился, наконец осознав чудо, которое с ним произошло, и вновь рухнул на колени, в исступлении крестясь и бия поклоны, – спасибо тебе, Пресвятая Дева!.. – крикнул он вслед.
   – Я не Дева Мария, – девушка обернулась, – и исцелила тебя не я, а истинная Вера, которая снизошла на меня, и которую я должна передать другим. Запомни, я буду обитать там, – она вытянула руку, указывая за церковную ограду, – передай всем страждущим.
   – Да, Пресвятая!.. – обезумевший от счастья бывший калека ползал по двору на своих вновь обретенных ногах, не решаясь подняться в полный рост.
   Батюшка вознес персты для крестного знамения, но Саша толкнул его в бок.
   – Нет, ты видел?! Ты можешь это объяснить?!..
   Батюшка скосил на него совершенно безумный взгляд.
   – Саша, все интервью отменяются. Я должен немедленно доложить Владыке, что на нашу епархию снизошла Благодать.
   – Я понимаю, – корреспондент кивнул, – я тоже должен доложить редактору, но ты ж держи меня в курсе. Представляешь, какой будет материал? Да я прославлю вашу долбаную епархию на весь мир! Вместо Иерусалима все дернут сюда! Здесь будет новая Мекка, блин!.. Вы все озолотитесь, ты понимаешь?!..
   – Господи, прости нас, грешных!.. – батюшка начал часто и размашисто креститься.
   – Подождите! – корреспондент кинулся за незнакомкой и догнал ее уже на улице, – скажите, как вы это сделали?..
   Девушка остановилась, глядя ясными, но безразличными глазами, и корреспондент смутился.
   – Простите, это чудо, да? Или это можно как-то объяснить?
   – Объяснить можно все, если хочешь верить в объяснение.
   – Я хочу! – корреспондент поспешно ударил себя в грудь, – честное слово! Понимаете, то, что вы скажете, завтра появится в газете и о вас прочтут тысячи людей! Это гораздо продуктивнее, чем проповедовать в монастыре.
   – Я была там, где Бог собирает души, ушедшие с земли…
   – Как вы туда попали? – корреспондент перешел в привычную атаку.
   – Я разбила зеркало…
   – Какое зеркало? Где оно находилось?
   – Оно везде. Это зеркало, отображающее наш уродливый мир, а за ним находится то, что подвластно только Богу, потому что там нет плотских желаний. Я вошла туда и увидела все…
   – Что, именно?
   – Облаченную в гармонию вечность. Но меня отправили обратно…
   – Это сделал сам бог или кто-то из этих… как их… апостолов или архангелов?
   – Нет там, ни апостолов, ни архангелов.
   – Блин! – корреспондент опустил диктофон, не зная, как еще ставить вопросы, чтоб получить вразумительные ответы. …Подумаешь, зеркало какое-то!.. Да редактор меня на смех поднимет – скажет, в нашем дурдоме можно записать сотню таких сенсаций!.. Спасибо, – он выключил диктофон, – извините.
   Девушка, обрадованная, что ее оставили в покое, пошла дальше, а корреспондент, увидев батюшку, спешащего к расположенному невдалеке зданию епархии, крикнул:
   – Не спеши, слышь! Она ж просто сумасшедшая!..
   Но батюшка, ослепленный увиденным чудом, не ответил.
   …Похоже, все они сумасшедшие – кто связан с религией… придурок, – корреспондент презрительно усмехнулся, – и машину бросил посреди дороги…
   В это время из церковной калитки своими ногами, медленно вышел калека. Корреспонденту показалось, что привычный мир рухнул, и собрать его заново теперь будет чрезвычайно сложно…
//-- * * * --//
   Четверг возник как-то неожиданно. Хотя Светка и ждала его, но очередная ночь, в течение которой пришлось четыре раза вставать и укачивать Дашку (…тьфу, блин, Алину…), растянула среду до нереальных размеров. Теперь девочка угомонилась, и Светке дико хотелось спать. Наверное, она б и легла, если б не Аня, звонившая уже с остановки, а это означало, что через час надо быть в полной боевой готовности.
   Принявшись за макияж, Светка вдруг обнаружила, что разучилась краситься – она знала, как должно выглядеть ее лицо, а вместо него из зеркала смотрело …Блин, даже слов нет!.. Это ж нев магазин сходить и не во дворе погулять – это ж ехать в транспорте, в ЗАГСе все глазеть будут… Да и Вовка никуда не пойдет со мной, такой страшной!.. А еще говорят, роды украшают!.. – но она заставила себя улыбнуться, видя, как внимательно дочь наблюдает за ее манипуляциями.
   – Алинка, сейчас пойдет гулять, – сказала она ласково, – будет дышать воздухом, а Аня расскажет ей сказку, – продолжая говорить, она открыла шкаф, – тебе ведь нравится Аня?..
   …Сумасшедший дом! – Светка заранее знала, что выбирать ей не из чего, – как я ненавижу это ужасное платье! В нем я, как корова, но больше-то ничего не налезет, блин… Надо что-то срочно покупать – было б еще на что!.. Вздохнув, Светка облачилась в «ужасное» платье и закрыла шкаф, чтоб не видеть себя в зеркале.
   – Алинка ведь не будет капризничать, правда? – она аккуратно выкатила коляску на лестничную площадку, – сейчас придет Аня, а мамочка пока оформит на свою любимую девочку всякие умные бумажки. Мамочка быстро вернется, ладно?
   Девочка только улыбалась, водя взглядом по погремушкам, висевшим над ее личиком, и Светка восприняла молчание, как знак согласия.
   – Вот и умница, – она посмотрела на часы, – Аня уже едет. Она так спешит к Алинке!..
   Светка опустилась на скамейку возле подъезда, и пока девочка не могла ее видеть, закрыла лицо руками. …Главное, не разреветься, а то явится счастливая мамаша с размазанными глазами. Как же я устала, кто б знал!.. Интересно еще, сколько стоит регистрация?.. Господи, когда ж закончится этот кошмар – кругом бабки, бабки?.. И отец хорош, блин! Вроде, не понимает, что на три «штуки»… все он понимает. Наверное, надеется, что я не выдержу и сдам Алинку в приют. Козел!.. Если я не оставила ее в роддоме, то уж теперь… Нет у меня никакого отца! И матери нет! Никого нет, кроме друзей!.. Как все-таки неправильно мы толкуем жизнь – думаешь, что здесь тусовка, а там семья, но оказывается, все наоборот…
   – Привет, я не опоздала? – раздался за спиной Анин голос.
   – Все нормально. Если до следующей кормежки не успею…
   – Успеешь, – Аня махнула рукой, – там Вовка уже очередь занял, так что дуй быстрее. Деньги-то на маршрутку есть?
   – На маршрутку есть, – Светка улыбнулась.
   – Не переживай, вечером Славка привезет твою «пенсию»… ой! – Аня схватила ее за руку, – чуть не забыла – у нас тут еще один прорыв наметился в финансовом плане! Галина… ну, философ наша, решила подписать под это дело и препов. Говорит, всю жизнь, дура, партвзносы собирала, так теперь хоть опыт пригодится. Прикинь, да?
   – Чего, правда?.. – Светка почувствовала, что дыхание перехватило, и она готова разреветься даже не от радости, а из чувства какой-то всеобъемлющей любви.
   – Ты что, балда? – Аня обняла подругу, – все будет в елку.
   – Я… – Светка стыдливо потерла глаза, – какая я была дура!
   – Никакая ты не дура, ты красавчик! – Аня взглянула на часы, – иди, а то Вовка ждет, – но Светка все-таки поправила одеяло, – да иди ты, ничего с ней не будет!..
   В маршрутке Светка устроилась рядом с водителем.
   …Господи, какие же все они молодцы! И Галина, блин… а я терпеть ее не могла… Нет, наверное, все-таки Бог есть на свете… – от этой мысли стало так спокойно, что захотелось закрыть глаза, к тому же маршрутка так уютно покачивалась…
   – Девушка, а за проезд платить кто будет?
   – Ой, извините, – Светка достала кошелек, заглянула в него… и ничего не увидела.
   …Куда ж они делись – было ж две сотки, блин?.. Дома я не могла их оставить. Могла потерять, могли вытащить вчера в магазине… Как жалко-то!..
   – Я деньги забыла, – она растерянно смотрела на водителя.
   – Ну, так выходи, – тот притормозил, даже не доехав до остановки, – выходи-выходи, чего уставилась? Я ж не для своего удовольствия катаюсь, – голос водителя был таким уверенным, что Светка покорно открыла дверцу и выпрыгнула на асфальт.
   Маршрутка поехала дальше, а она осталась. Одна. На пыльной обочине, в тени огромного тополя. Все произошло слишком неожиданно, чтоб успеть оценить ситуацию, и только через минуту, придя в себя, Светка поняла, что она, действительно, абсолютно одна, и даже самые распрекрасные люди, обнаружившиеся вокруг в последнее время, ничего не в состоянии изменить. …Пешком я не успею!.. – Светка достала телефон, чтоб предупредить Володю, но почему-то заранее знала, что абонент недоступен, – Господи, почему все так?! Я же всегда хотела, как лучше! Что я такого сделала?.. Какой-то сраный водила!.. Кто ему дал право уродовать мою жизнь?..
   Скорее всего, если б усталость, вкупе с многодневным напряжением, не сделали Светку такой ранимой и раздражительной, она б трезво взглянула на вещи и поняла, что ничего страшного не произошло, а всю процедуру можно повторить ровно через неделю, в следующий четверг. Но «если бы» – это слишком рассудочное понятие…
   Светка опустилась на корточки, а мимо неслись автомобили и медленно катились автобусы, выплевывая черный дым. …Вот наглотаться б этого дыма, чтоб разом закончился весь кошмар!.. Она заплакала и не заметила остановившийся рядом белый «Мерседес». Только когда распахнулась дверца, сквозь серую пелену, окутавшую сознание, Светка услышала:
   – Садись. Тебе куда?
   …А какая, в принципе, разница, что будет дальше?.. Подчиняясь воле коварной судьбы, она залезла в салон и обессилено откинулась в кресло.
   – Так, куда тебе?
   – К ЗАГСу, – механически ответила Светка, тупо глядя в лобовое стекло.
   – Ух, ты! – удивился водитель, – парень твой женится?
   – Почему? – Светка повернула голову и почувствовала единственное желание – выпрыгнуть из машины. Она б и осуществила его, если б та уже не набрала скорость.
   – Потому что ты стоишь на дороге и ревешь, – но слова водителя в данный момент были совсем не важны. Светка с ужасом смотрела на лицо человека за рулем, на его темные гладкие волосы, забранные в хвост. Это был Он! Только никакой он не байкер, а просто мужчина из ее детских снов! Ее единственный, ее самый лучший мужчина! А остальное – ужасная ошибка. И Алина тоже ошибка, которую уже невозможно исправить…
   – Барышня, может, лучше не в ЗАГС, а к врачу? Ты бледная, как смерть…
   – Нет-нет! Выпустите меня!
   – Как же я тебя брошу в таком состоянии? – водитель улыбнулся так по-доброму, словно ошибку еще можно было исправить. …Нет, он же не знает, какая это жуткая ошибка!.. Или все-таки все возможно?..
   – Меня зовут Света, – предприняла она отчаянную попытку.
   – Стас. Очень приятно.
   – Вы не Константин?..
   – Нет. А у вас есть Константин, похожий на меня?
   – Да… то есть, нет, – смутилась Светка.
   Они подъехали к ЗАГСу, перед которым не было ни одной машины с кольцами.
   – Сегодня, похоже, не свадебный день, – заметил Стас.
   – Я знаю. Сегодня регистрируют новорожденных.
   – Тогда, тем более, не понимаю, отчего слезы.
   – Вам и не надо этого понимать, – она уже видела Володю, задумчиво курившего на крыльце, и его вид мгновенно вернул ощущение реальности, – спасибо вам, – Светка открыла дверцу, – да хранит вас Бог, – добавила она самое светлое и доброе, что пришло ей на ум. Ответило ли что-нибудь странное видение ее детских грез, Светка не услышала.
   – Я не опоздала? – перебежав улицу, она остановилась перед Володей и перевела дыхание.
   – Привет. Идем быстрее, а то очередь уже прошла. Справку из роддома взяла?
   – Да, – Светка с готовностью полезла в сумочку, – а у меня, прикинь, двести рублей вчера украли – вообще ни копейки теперь нет. Мужик, вот, довез…
   – Ему что, заплатить надо?
   – Да нет, вроде, – Светка оглянулась, но «Мерседес» уже исчез. …Может, его, вообще, не было и я просто схожу с ума?..
   А Володя уже тащил ее в комнату, заставленную шкафами с документами, где сидела полная миловидная женщина. Светке было ужасно стыдно объяснять, что в графе «отец» надо поставить прочерк, но женщина не удивилась и даже взгляд ее не сделался осуждающим.
   Процедура оказалась недолгой, и минут через пятнадцать они вышли обратно на крыльцо.
   – Все, Свет, я полетел, а то еще дел по горло. Аньке привет. Вечером зайдет Славка, а девчонки собираются завтра часика в два. Держи, на маршрутку, – он протянул червонец.
   – Ты настоящий друг, – Светка уже перестала стыдиться статуса всеобщей иждивенки, и просто брала деньги – ведь это, можно сказать, не она берет, а Алинка, это же для нее.
   Володя направился на одну остановку, а Светка на другую, но резкий сигнал заставил ее вздрогнуть. Конечно, сигналили не ей, но Светка все-таки обернулась – белый «Мерседес» медленно ехал рядом, и это не было наваждением. Светка остановилась; машина тоже. Дверь распахнулась, демонстрируя фрагмент светлого костюма и руки, покоившиеся на руле.
   …Конечно, это не он, и лицо у него другое…но в этом надо убедиться. Дура я! Опять меня несет, черти куда! Мало того приключения? Дура! Трижды дура!.. С этой малоутешительной мыслью Светка плюхнулась на сиденье и захлопнула дверцу.
   – Что вам надо от меня? – она воинственно повернулась. …Блин, и все-таки это Он. Но откуда и, главное, зачем?..
   – Отец ребенка, да? – Стас кивнул в сторону остановки.
   – Нет, это друг. У меня много классных друзей.
   – Здорово. А можно я тоже буду одним из них?
   Ответить «нет» было, по меньшей мере, неблагодарностью, и Светка предусмотрительно промолчала, а Стас, приняв молчание за согласия, включил скорость.
   – Итак, куда едем?
   – В Юго-Западный. Скажите, зачем вы это делаете? Я похожа на проститутку?
   – Боже упаси! – Стас отстранился, и машина вильнула, выказывая солидарность с хозяином.
   – Тогда что? У меня ребенок, которому три месяца. Мужа, чтоб сидеть с ним, нет; денег на прислугу тоже – так что любовница из меня никакая…
   – Я догадался, – Стас усмехнулся, – и не говори со мной таким тоном.
   – Извините… – Светка смутилась.
   – Ты тут произнесла замечательную фразу… сейчас такого и не услышишь – да хранит вас Бог!.. Знаешь, он, и правда, хранит меня. По логике нашей жизни я должен бы уже пару раз погибнуть и, как минимум, раз пять разориться, не говоря о всяких мелких неприятностях. Я иногда думаю, почему это происходит? Может, потому что я всегда подаю нищим? Ведь кто-то дал мне, чтоб я жил лучше них.
   – Вы еще более странный, чем я, – заметила Светка.
   – Все люди странные, если в них покопаться поглубже, – Стас засмеялся, – они только хотят казаться одинаково простыми… знаешь, мимикрия своего рода. Так вот, о Боге, который всех нас хранит… Это, конечно, мои домыслы, но никто не может запретить мне в них верить. Бог всемогущ и непонятен, но чтоб мы могли хоть каким-то образом осознать его, он направил сюда своих эмиссаров, адаптированных для нашего разума: христианам – Христа, мусульманам – пророка Мухаммеда и так далее; а еще всяких мелких клерков, которые работают с каждым индивидуально, если, конечно, человек хочет их услышать. Говорят, что они называются ангелами-хранителями, но это не принципиально. Можно, вообще, дать им человеческие имена. Моего, например, зовут Никита.
   – Почему Никита? – удивилась Светка.
   – Не знаю. Наверное, это имя ему подходит – я не могу объяснить… это мне вчера пришло в голову. Я даже видел его…
   – И как же выглядит ангел-хранитель? – Светка улыбнулась, мысленно дорисовывая Стасу белые крылышки, но, похоже, он не собирался причислять себя к этой категории.
   – Он похож на облако. Какое-то эфемерное существо. Вроде, человек, а, вроде, и его тень. У него миллион меняющихся лиц… – Стас замолчал, пытаясь припомнить еще какие-нибудь подробности, а машина как-то сама собой вырулила к Светкиному дому.
   – А теперь во двор, – Светка взглянула на часы и с радостью обнаружила, что до кормления оставалось еще полчаса.
   …Как же не хочется уходить!.. – подумала она. От Стаса будто исходило тепло, не сравнимое даже с дружеской заботой, окружавшей ее в последнее время. Это было нечто другое, вселявшее не надежду, а уверенность. Наверное, так из смутного наития рождается Вера, но Светка не могла сформулировать таких основополагающих понятий. Она просто смотрела на собеседника и чувствовала, что, если они сейчас расстанутся навсегда, то мгновенно рухнет и все остальное.
   – Так вот, – Стас притормозил возле подъезда, – Никита сказал, что сегодня я встречу самого счастливого и одновременно самого несчастного человека на свете, и от меня зависит, в какую сторону качнется чаша весов. Главное, чтоб я угадал его и не проехал мимо. Не знаю, прав я или нет, но я выбрал тебя… Интересно, закончилась на этом моя миссия?
   – А вы сами как думаете? – спросила Светка с замиранием.
   – Как я думаю?.. Я думаю… у тебя девочка или мальчик?
   – Девочка. Алина.
   – Я не спрашиваю, почему ее отец вас бросил…
   – Он меня не бросил – меня изнасиловали, – Светка покраснела, словно в этом признании было нечто постыдное, – я совсем не помню его – он выпал из памяти… или память выбросила его. Иногда мне даже кажется, что ничего и не было.
   – Значит, просто кому-то очень хотелось, чтоб этот ребенок появился на свет.
   – А вы знаете, она такая хорошенькая!..
   – Надеюсь, что узнаю, если ты не против.
   – Честно говоря, я тоже надеюсь… – после этих слов никаких других уже не требовалось, и Светка открыла дверцу, – второй этаж. Восьмая квартира. Заходите в гости.
   Нет, Светка не влюбилась. Она знала, какой сумасшедшей бывает любовь, а это было нечто большее – то, чему пока не находилось названия. На душе вдруг стало легко и спокойно, словно излучаемое Стасом тепло какой-то частью переместилось и в нее. Когда же еще у нее было такое состояние?.. Нет, даже не тогда, когда она жила в ладу с родителями, а гораздо раньше, когда, как Алинка, лежала в коляске. Странно, она не помнила себя в то время, но появилось необъяснимое ощущение, будто к ней тогда тоже кто-то приходил, большой и мохнатый, похожий на облако. Вот тогда ей и было хорошо, но, наверное, она как-то неправильно повела себя. А, может, родители спугнули его? …Да, я ведь не хотела, чтоб меня называли Светланой. Как долго мне не нравилось это имя!.. Потом привыкла… как кошка. Какое же имя мне нравилось?.. Сейчас и не вспомню, а ведь было какое-то… Какая же я молодец, что не стала настаивать на Даше! Может, в этом тоже есть какой-то смысл?..
   Выйдя из машины, Светка увидела Аню, в одной руке державшую конспект, а другой, покачивавшую коляску, из которой не слышалось ни звука.
   – Ну, как, вы тут?
   Аня подняла голову и только развела руками.
   – Чудо, а не ребенок – не то, что наша Вероника. Та орет сутками… Вы-то все сделали?
   – Все. И даже больше, – Светка улыбнулась.
   – В смысле?
   Светка так и не смогла пока подобрать слов для выражения своего замечательного состояния и вынуждена была использовать общепринятые.
   – Я, кажется, влюбилась, – сказала она.
   – Блин, когда ты успеваешь?.. – поразилась Аня.
   – Только что.
   – Свет, ты в своем амплуа! Первый раз вышла в город…
   – Ты не поняла – я как раз в совершенно другом амплуа!
   – А про ребенка он знает?
   – Знает. Он даже знает то, чего я и сама-то не знаю…
   – Это что, на свадьбе гулять будем?
   – Посмотрим. Слушай, Ань, а ты в церковь не ходила? Ты ж собиралась узнать…
   – Мне сказали, что лучше идти в монастырь – оказывается, у нас и такой есть где-то в низах. Но с этим курсовым…
   – Ладно, – Светка махнула рукой, – завтра девчонки приедут, сама схожу… а к тебе ангел-хранитель не прилетает?
   – Вот, не прилетает почему-то! – Аня засмеялась, – мать, тебя совсем понесло…
   – Не, Ань, все клево. Знала б ты, как все клево!.. – она взялась за ручку коляски, – спасибо тебе.
   – Да не за что. Я послезавтра забегу, об ангелах потрещим, – она скорчила смешную рожицу, и чмокнув Светку в щеку, побежала к остановке.
   – Алин, – Светка наклонилась к коляске, – а у тебя есть ангел-хранитель?
   Девочка заворочалась, и найдя удобное положение, заулыбалась во сне.
   – Ну и слава Богу. Пойдем кушать, а потом будем учиться ползать на нашем диване.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
КАСТИНГ или ТРИ ГОДА СПУСТЯ

   Лиза посмотрела на два салатника, сложенные друг в друга, потом на часы и решила, что переоценила свои возможности.
   – Оль! – крикнула она, – не хочешь помочь, а то я не успею!
   Девушка молча возникла в дверях и остановилась. Брезгливо втянула жаркий, пропитанный запахом рыбы, воздух; окинула взглядом разложенные на столе компоненты блюд, и поморщившись, выдала свое резюме:
   – Не-а.
   Лиза на секунду подняла голову от терки и успела заметить, что одета она не по-домашнему, да и макияж явно предназначался не для похода за хлебом.
   – Ты куда-то собралась?
   – Гулять. Мы с Ленкой договорились.
   – И куда?
   – Лиз, какая разница? – Олин голос сделался недовольным. Почувствовав это, Лиза вытерла руки.
   – Что у тебя случилось? Ты со вчерашнего дня сама не своя.
   – Ничего не случилось, но мне пятнадцать лет. Может у меня быть своя жизнь?
   – Может. Но ты пойми, нам с Пашей хочется знать о ней. Мы ж никогда ничего тебе не запрещаем, но можем посоветовать. Согласись, у нас ведь больше опыта.
   – Не соглашусь. Как у вас может быть больше опыта в моей жизни?
   Лиза вздохнула, не найдя возражений, и только уточнила:
   – То есть, с нами ты посидеть не хочешь?
   – А чего мне с вами сидеть? У вас какая-то своя прошлая жизнь, о которой я ничего не знаю, и, честно говоря, знать не хочу, а у меня своя – настоящая. Вечером буду. Бай, – она послала воздушный поцелуй и направилась к выходу, а Лизе ничего не осталось, как вернуться к салату.
   В том, что Оля уйдет, она не сомневалась – хотя прилюдно они и называли друг друга сестрами, но Лизе казалось, что реально эти отношения должны выглядеть несколько по-другому. …Чего я забиваю себе голову? – подумала она, – до восемнадцати дотянем, а дальше пусть развивается самостоятельно. У нас скоро будут другие проблемы, – Лиза с улыбкой посмотрела на свой живот, который пока еще оставался плоским. Конечно, за два месяца ничего особо не было заметно, но они-то с Пашей знали, что там уже кто-то есть, – совсем малюсенький… и он не будет таким диким и своенравным… Эта мысль упокоила ее, позволив вновь сосредоточиться на салатах.
//-- * * * --//
   – Стасик, надо ж цветы купить, – напомнила Светка.
   Услышав слово «купить», Алинка, сидевшая рядом с матерью заворожено глядя в окно, мгновенно встрепенулась.
   – Купить, Алине купить!.. – радостно воскликнула она.
   – Да не тебе купить, – Светка засмеялась, – надо купить цветы тете Лизе, – она начала загибать пальцы, – дяде Никите и твоей тезке, поняла?
   Но Алинка не поняла. «Купить» вызывало у нее свои приятные ассоциации, поэтому она, словно заезженная пластинка, продолжала твердить заветное слово.
   – Слушай, кого ты из нее растишь? По-моему, «купить» она стала произносить раньше, чем «мама», – даже с заднего сиденья было видно, как Стас улыбается.
   – Я ращу?! – возмутилась Светка, – у меня она по струночке ходит – это ты ее все балуешь. Ты у нас добренький папочка!..
   – Мой папочка!.. Любимый папочка!.. – Алинка потянулась вперед, чуть не свалившись на пол, но Светка, подхватила ее и усадила к себе на колени.
   – Алин, папа ведет машину и его нельзя отвлекать.
   Строгий тон сразу утихомирил девочку, и она снова уставилась в окно. Машина в это время остановилась возле крохотного островка праздника, радующего глаз пестротой живых цветов среди серых домов и разбитого асфальта.
   – Что купить-то? – Стас обернулся. Как Светке нравилось, когда он смотрел на нее так!.. И неважно, чего он ждал при этом – отдать ему хотелось все и сразу; все, что только есть…
   – Лизе – гладиолусы. Я знаю, она их любит. А на кладбище – чего-нибудь попроще, чтоб не сразу сперли.
   – Понятно, – Стас открыл дверцу.
   – Папочка, ты куда?.. – захныкала Алинка, протягивая к нему ручки.
   – Алин, папа сейчас придет, – Светка удержала девочку, – он купит цветочки и придет, да?
   – Да… – задумчиво согласилась девочка, – папа хороший…
   – А мама?..
   – И мамочка… – она прижалась к Светке и обняв ее ручонками, замерла.
   – Чудо мое сладкое, – Светка поцеловала дочь в макушку.
   В такие минуты она чувствовала, что больше ничего в жизни ей уже не надо, а поскольку минуты эти возникали довольно часто, Светка давно считала себя самой счастливой. …А причина всему, вот она – сидит у меня на коленях. Это половина моего мира, а вторая половина сейчас вернется с кучей цветов… А ведь если б меня не высадили тогда из маршрутки… прикольно получается… я купила себе счастье за двести рублей, которые у меня украли… нет, их не украли, я заплатила их, только кому?.. Блин, кому ж я заплатила? Может, ангелу Никите, который покровительствует нам со Стасом?.. Самое смешное, что она уже давно поверила в это странное существо. Как-то ей показалось, что она тоже увидела его облачную сущность… хотя это могло и присниться.
   Хлопнула дверца и Светка вздрогнула.
   – Годится? – сначала Стас сунул внутрь огромный букет и только получив одобрение, уселся за руль, – теперь куда? На Левый берег?
   – Ну да, – Светка кивнула, и мысли ее понеслись вперед быстрее «Мерседеса», – как интересно! – воскликнула она, – я у них на новой квартире еще не была!.. Прикинь, у Лизки была однокомнатная, а Паше, когда из армии увольнялся, дали какой-то сертификат. Короче, они все это сложили в кучу, и получились нормальные три комнаты… Нет, кто б мог подумать, что Паша с Лизой!.. На проекте сказал бы кто!..
   – Все-таки занятный у вас был проект, – заметил Стас, – почему его не показали? Странно…
   – Я ж говорила тебе – спонсорами выступали иностранцы, так что, возможно, наши зажабились покупать его… А, может, так и лучше – это тогда я мечтала мелькать в «ящике», а сейчас, вот, думаю, зачем? Тебя б я, точно, тогда не встретила, Алинки б тоже не было… – она снова поцеловала задремавшую дочку.
   – Сюда? – Стас резко свернул во двор, – Лиза говорила, за магазином «Сириус».
   – Ага, вон, голубая дверь. Посмотри за Алиной, а я поднимусь, – выпорхнув из машины, Светка юркнула в подъезд.
   Звонок застал Лизу, любовно ровнявшей последний слой майонеза. …Слава богу, успела, – открыв холодильник, она замерла, ища свободное место, – надо ж, забить такого монстра! Мой ЗИЛ лопнул бы… – вспомнила она, ведь приятно вспоминать тяжелое прошлое, имея радостное настоящее.
   Нетерпеливый звонок повторился, и оставив салат на столе, Лиза пошла к двери.
   – Привет!
   Гладиолусы тут же поменяли хозяйку. Освободившимися руками Светка обняла Лизу – наверное, общее прошлое делает людей ближе, чем они были в «далеком настоящем».
   – Классно! – Светка оглядела видимую часть квартиры.
   – Да уж лучше, чем было.
   – А ты чего, одна? – удивилась Светка.
   – Паша на работе – обещал к обеду вернуться, а Ольга у нас самостоятельная. Ей с нами, видите ли, не интересно.
   – Ясно. Тогда поехали. Стас внизу ждет.
   – Сейчас, только переоденусь. Посиди пока.
   Лиза исчезла, а Светка по привычке прошла на кухню – почему-то в любой квартире это место кажется самым обжитым. Присела на табурет, разглядывая гору грязной посуды. …А у меня есть посудомоечная машина, а у Лизки нет! – подумала она с гордостью, – но, в принципе, у них тут миленько… Она обошла кухню, разглядывая желто-голубую шахматку кафеля, шкафчики и посуду, выдержанные в тех же цветах. …Когда у человека появляются деньги, почему-то сразу прорезается и вкус… Светка не знала, откуда взялась столь философская мысль и к кому она относилась в большей степени – к Лизе или к ней самой…
   – Я готова! – Лиза резко повернулась и подол платья поднялся почти горизонтально.
   – Ну-ка, ну-ка еще раз! – засмеялась Светка, – а то я не успела трусы разглядеть!..
   – Ладно тебе, – смутилась Лиза, – дурочка. Пойдем.
   Захлопнув дверь, они остановились у лифта.
   – А Алинка где? – спросила Лиза.
   – Со Стасом, в машине. Если честно, никогда б не подумала, что у них будет такая любовь. Он ей самый настоящий папа. Мы и свидетельство о рождении переделали… даже обидно – мне кажется, она любит его больше, чем меня.
   – А почему так? – заинтересовалась Лиза. Теперь ее волновало все, касавшееся детей.
   – Потому что папы целый день нету – он приходит с работы с подарками; играет, а мама за целый-то день так надоест…
   – Я ж чего спрашиваю, – Лиза шагнула в полумрак лифта, и поэтому Светка не заметила, как она покраснела, – я ведь на третьем месяце.
   – Класс!.. – Светка даже захлопала в ладоши, – тебе-то уж давно пора. Годиков-то сколько?
   – Много. Но раньше… ты представь – вчетвером, с малышом в однокомнатной квартире!..
   – Было б желание, – ответила Светка со знанием дела.
   Двери лифта разъехались, прерывая беседу. У самого подъезда, призывно распахнув дверцы, стоял белый «Мерседес».
   – Мама!.. – закричала Алинка, сползая с сиденья.
   – Мамочка пришла, – Светка подхватила девочку на руки, – ты не поспала?
   – Уж, конечно! – Стас засмеялся, – мы тут с ней всех собак во дворе обсудили.
   – Ясно, – Светка вздохнула, – вечером всем будет некогда.
   – Привет, Стас, – Лиза устроилась рядом с Алиной и протянула ей палец, – ну, привет, кроха. Помнишь тетю Лизу?
   Девочка радостно улыбнулась и ухватилась за палец обеими ручками.
   – А Павел где? – Стас обернулся.
   – Ой, – Лиза махнула рукой, – как всегда, работает. Он же теперь большой человек – начальник инкассации банка. Меня все сватает к ним, бухгалтером, а я как-то и не знаю. Я ж в институте столько отработала – привыкла уже.
   – Значит, главный перевозчик бабла, – Стас засмеялся, – ладно, поехали. Свет, а ты хоть помнишь, где твой многострадальный диплом лежит?
   – Не волнуйся, через годик вспомню, – обиделась Светка.
   – Да боже упаси!.. – перебил Стас, – я ж пошутил. Сиди лучше дома – оно спокойней, и мне, и российской экономике.
   – Ну и пожалуйста, – Светка отвернулась к дочери, – Алин, давай покажем тете Лизе, как мы играем в ладушки?
   – Давай, – девочка с готовностью подставила ладошки.
   Лиза смотрела на них с умилением и почему-то совершенно непроизвольно попыталась перенести эту сцену на три года назад; даже засмеялась получившейся нелепости, но вырваться из плена воспоминаний оказалось уже сложно.
   – Свет, – сказала она, – я, вот, чего-то подумала – интересно, где сейчас Женя с Мариной? Как-то откололись они….
   – Ой, Лиз!.. – Светка резко повернулась, и Алинка сначала в недоумении замерла, а потом захныкала, дергая маму за руку.
   – Мам, ну, мам, давай играть!..
   – Сейчас, милая. Мама отдохнет немножко.
   Девочка покорно замолчала и уставилась на Лизу, словно вникая в разговор.
   – Я тебе разве не рассказывала? – Светкино лицо приняло загадочное выражение, – я ж видела Мэри. Жуть!.. Алине тогда только три месяца исполнилось, и я решила ее покрестить. Поперлась, значит, в монастырь, а там толпа – кто на костылях, кто на «Мерсах»!.. Оказывается, объявилась у нас святая чудотворная. В газете про нее писали, но не в том дело…
   У входа ушлые ребята по полтиннику торгуют ее портретами. Глянула я, и чуть не рухнула – вылитая Мэри. Правда, зовут ее сестра Варвара. Я, как дура, встала в очередь – думала, до утра стоять буду, но как-то так, и достоялась. Проводят меня, а у них там… – Светка не нашла нужного сравнения, – как в кино, короче – мрачно, потолки низкие… Заводят в келью. Смотрю я на ту Варвару – и правда, Мэри, только я ее узнаю, а она меня, типа, нет. А мы одни сидим, я и говорю – Мэри, привет. А она смотрит на меня… взгляд, в натуре, остановившийся, и аж жутко, вроде, внутрь тебя заглядывает. Нет, говорит, сестра, я тебя не знаю. Ты, говорит, из мира. Я не въехала, про какой мир она говорит, и ей – мы с тобой учились вместе, а потом ты на проекте потерялась, помнишь? А она мне – это ты потерялась, а я, наоборот, нашлась. Потом куда-то в угол посмотрела и говорит – извини, ты тоже не потерялась, только стезя тебе другая Богом положена. Тут я даже засомневалась – она ж сроду ни во что не верила, а тут все про Бога, да про Бога. С другой, стороны, лицо-то ее, рост; похудела, правда, здорово. Короче, я уж и не знаю, как дальше-то с ней разговаривать… А я тогда уже к Стасу жить перешла. Свадьбу наметили, но ни одна душа еще об этом не знала, а Варвара та и говорит – вижу, все будет у тебя хорошо: дочь вырастет умной и здоровой, и будет еще у тебя сын от того мужчины, за которого ты скоро выйдешь замуж…
   – Мне ты этого не рассказывала, – заметил Стас.
   – Значит, забыла, – Светка невинно захлопала глазами, – ты против?
   – Да ни в коем случае!
   – Тогда в чем проблема?.. Так вот, Лиз, я рот-то открыла, а сказать ничего не могу… А там время посещения ограничено. Короче, так я и ушла, и до сих пор ни фига не пойму. Но это Мэри была, я точно знаю!.. А потом я еще вспомнила, как к бабке ездила. Когда у тебя на старой квартире собирались, помнишь? Бабка мне тогда сказала…
   – Девчонки, – Стас обернулся, – знаете, что я скажу? Не лезьте вы в это. Чего вам, по жизни, не хватает? Все у вас есть, а когда надо будет, те, сверху, они сами придут…
   – А я и не лезу, – обиделась Светка.
   – Лезешь. Мэри – не Мэри… для тебя это принципиально? Тебе больше заняться нечем? Ты жить без нее не можешь?
   – Могу.
   – Вот и живи, рожай сына. А у нее свое предназначение.
   – Тебе хорошо, – Светка вздохнула, – за тебя все там решает твой ангел.
   – Во-первых, не мой, а наш, – поправил Стас, – а во-вторых, Свет, я ж тебя просил.
   – Ну, извини, – Светка потянулась вперед и обняла его за шею, – ну, пожалуйста… я больше не буду…
   – Ангел-хранитель, да? – заинтересовалась Лиза, но Светка поднесла палец к губам, а потом указала на Стаса – он же, и правда, просил не обсуждать эти вещи с посторонними.
   Машина, тем временем, свернула с трассы и по укатанной колее въехала в ворота кладбища.
   – Ты знаешь, какие Стас им памятники забабахал? – вновь воодушевилась Светка, – у Никиты ж одна мать осталась, и та древнее паровоза, а Алининым родственникам все это, вообще, до лампочки. Мы со Стасом когда к ним приехали эскиз согласовывать, так они смотрели на нас, как на идиотов.
   – Лично мне показалось, сестрицу так и подмывало попросить, чтоб мы эти деньги тупо им отдали, – добавил Стас, – блин, чудны дети человеческие – другие б спасибо сказали…
   – Вон-вон, смотри! – Светка вытянула руку в окно, и Лиза увидела среди облезлых пирамидок и дешевых стел из серой крошки, черный обелиск с выгравированным на мраморе портретом. Никита, правда, был не очень похож, но Лиза подумала, что вряд ли кто-то станет искать «десять отличий».
   Машина остановилась.
   – Куда мы приехали? – спросила Алинка, разбуженная звуком хлопнувшей двери.
   – Иди, дочка, побегай. Мы быстро, – Светка высадила девочку на песчаную дорожку, и та радостно побежала вдоль низеньких оград. Стас остался наблюдать за ней, а Лиза со Светкой подошли к памятнику. Присев на корточки, Светка положила на гробничку ромашки.
   – Все-таки хороший он был, да? – сказала Лиза задумчиво, – и, вот, как они с Алиной вместе ушли… вроде, специально, чтоб не расстраивать друг друга.
   – Неужто все в мире так продумано?.. – Светка поднялась и замерла со склоненной головой, отдавая дань традиции.
   – Ему там хорошо, – Лиза вздохнула, – а Алина где?
   Светка метнулась взглядом по кладбищу, но потом сообразила, о ком идет речь.
   – В соседнем квартале, – она указала направление, – представляешь, их хоронили в течение двух недель, а, смотри, сколько могил. Никогда не думала, что мы мрем в таком темпе!.. Даже жутко – за какие-то две недели!.. Пойдем, – она оглянулась и увидела, что девочка уже убежало довольно далеко, – Алинка, дочка! Беги к нам, а то потеряешься!
   Девочка остановилась, ища источник голоса, и обнаружив, со всех ног бросилась к маме.
   – Мамочка, а их здесь так много!.. Это что? – подбежав, она ткнула пальчиком в первый попавшийся памятник.
   – Когда люди умирают, им ставят такие штуки, чтоб о них не забывали.
   – Думаешь, она поняла? – усмехнулась Лиза.
   – Какая разница? Главное, что мама должна знать все.
   – И я тоже умру?
   – Что ты? – Светка погладила девочку по голове, – никогда!
   – Я знаю, – Алинка серьезно кивнула, – и я не умру, и ты не умрешь, и никто не умрет.
   – Конечно, милая, – Светка быстро замяла тему, не желая расстраивать ребенка, – хочешь положить цветочки, вон, туда?
   Они уже подошли к обелиску, имевшему женское лицо.
   – Хочу! – схватив букет, девочка побежала по тропинке. Выполнив поручение, несколько секунд, совсем как Светка, стояла молча, а потом ткнула пальчиком в портрет, – тетя.
   – Да, тетя, – подтвердила Светка.
   – А как тетю зовут?
   – Алина.
   – Алина?.. – девочка задумалась, – я – Алина. Здесь я?
   – С чего ты взяла? – растерялась Светка, – ты думаешь, на свете одна Алина?
   Девочка не знала никакой другой Алины, и глаза ее сразу наполнились слезами.
   – Какая-то дурацкая тема, – пробормотала Светка, – может, поедем отсюда? – увидев, что Лиза кивнула, она взяла дочку за руку, – пойдем, Алинка.
   – Ты меня зовешь или тетю? – девочка склонила головку.
   – Конечно, тебя. Зачем мне тетя? Пойдем, нас папа ждет…
   – А я хочу гулять!
   – Гулять будем завтра, а сейчас поедем в гости к Лизе. Ты хочешь в гости?
   – Я хочу гулять!.. – девочка захныкала, топая ножками.
   – Вот, что бывает, когда ребенок не спит днем, – пояснила Светка Лизе, а для Алины у нее были заготовлены совсем другие аргументы, – а ну-ка расскажи, – сказала она, – что бывает с девочками, которые вредничают? А то Лиза еще не знает.
   – Им бывает ремешком по попке, – Алина вытерла слезы, – я не хочу ремешка.
   – Тогда пойдем, – Светка повернулась к Лизе, – у тебя там есть, где положить ее?
   – Конечно, есть. А ты что, бьешь ее?
   – Ага, попробовала б я!.. – Светка засмеялась, – Стас потом с меня самой штаны снимет и тем ремнем задницу надерет!.. Хотя иногда, прям, руки чешутся. Прикинь, яблоко ей протерла с сахаром – вкуснотища, сама б ела! Возвращаюсь на кухню, а она его по столу размазывает – знаешь, с чувством так. Я, говорит, ненавижу яблоки. Я ей объясняю, что это вкусно и полезно, так она, засранка, набрала в рот, да как плюнет. А я прикинутая – мы с ней гулять собирались. Короче, вместо парка мама пошла стирать… Было такое, Алин?
   – Было, – девочка вздохнула, – а я терпеть не могу яблоко!
   – Упрямая растет… – Светка сокрушенно покачала головой.
   – Быстро вы отстрелялись, – удивился Стас, распахивая двери, – мы ехали сюда дольше.
   – Я тебе потом расскажу, – ответила Светка.
   – Как скажешь, – Стас завел двигатель, – наше дело, рулить, – Лиз, около вас можно машину бросить так, чтоб не разули?
   – Конечно. У нас стоянка рядом – Паша придет, покажет.
//-- * * * --//
   Оля вышла из маршрутки и пошла пешком. Можно было б проехать еще пару остановок, но ей хотелось сосредоточиться, обдумать резкий поворот, произошедший в ее жизни вчера вечером. С одной стороны, она постоянно ждала чего-то подобного, но, с другой, этот телефонный звонок поверг ее в ужас, ибо означал, что несмотря на глупую Пашину самоуверенность и боязливое Лизино неприятие, Метатрон все-таки существует.
   По началу, возникла мысль рассказать о звонке, но какой смысл вовлекать в неравную схватку людей, не готовых к ней? …У Лизы все очень правильно, а так не бывает, если жить полноценной жизнью. Да и Паша… ну, крутой он мужик, но Метатрон – это совсем другое, огромное и всесильное… Я сама должна решать свои проблемы. Да и проблемы ли это? Может, наоборот, это судьба, от которой я старалась убежать?..
   Оля поднялась на крыльцо гостиницы, указанной ей телефонным голосом. Никто почему-то не обратил внимания, когда посторонняя девушка прошла мимо стойки администратора и уверенно свернула вглубь коридора. Оля решила, что это тоже своеобразный знак – все знают к кому она идет, и не смеют препятствовать. …Господи… – она интуитивно подняла глаза, но вспомнила, что обращается в пустоту, ведь наверху нет никакого бога – он здесь, совсем рядом. Стоит только открыть дверь, и окажешься в его темном логове, расцвеченном багровыми вспышками… даже нет, это не логово – это он сам! Ты окажешься в его чреве, огромном, постепенно поглощающем мир глупых людей…
   Оле сделалось страшно, и страх этот исходил не из сознания, а откуда-то изнутри, из той субстанции, которая существует в каждом человеке, не подчиняясь сознанию. …Одно негромкое «тук-тук…», и произойдет неизбежное, – она подняла руку, сжав ее в кулачок, – а, может, его все-таки можно избежать? Прямо сейчас рвануть на поезд и ехать, пока не высадят… А смысл? Если Метатрон нашел меня здесь, то найдет и там, только наказание будет гораздо серьезнее. Неизвестно, правда, как накажет он меня сейчас… лучше б просто убил, чтоб не мучиться… – Оля физически ощутила холодную пустоту, из которой невозможно выбраться, – нет, он не может лишить жизни будущую Верховную Жрицу…
   В конце коридора послышались шаги, и мгновенно вернувшись к реальности, Оля поняла, как глупо выглядит, стоя перед номером сжав кулачок; толкнула дверь, и та открылась.
   Внутри не оказалось, ни тьмы, ни дьявольского огня – комната была светлой, с огромным окном и широкой кроватью, на которой развалился папа Коля. При виде гостьи он улыбнулся, но Оля догадывалась, что за мнимым благодушием последует взрыв. Она даже пыталась подготовиться к нему, но разве может человек подготовиться к встрече с разгневанным богом?..
   – Ну, входи. Закрывай дверь, садись и рассказывай – как же ты продала меня, сучка?
   – Я не продавала… – пролепетала Оля, понимая, что ее оправдания никому не нужны.
   – Ладно, дело прошлое, – папа Коля небрежно махнул рукой, словно, и правда, мог забыть то, что произошло три года назад, – ну-ка, раздевайся.
   – Зачем? – Оля растерялась от такой скорости развития событий, – будешь меня пороть?
   – А что толку пороть тебя? – папа Коля пожал плечами, – это не выход. Пока я, по твоей милости, мотал срок, Метатрон недобрал много бабок, понимаешь? Они нужны ему. Здесь хоть и не Москва, но тоже есть богатые люди, так что сначала ты все отработаешь, а потом посмотрим. Раздевайся.
   – Совсем?..
   – А ты стесняешься? – удивился папа Коля, – вспомни, какой я вытащил тебя из подвала, где тебя трахали все, кому не лень.
   – Но они ж заставляли меня. Я ж была совсем маленькая…
   – А теперь ты взрослая, да? – откинувшись на постель, папа Коля расхохотался.
   Хохот этот сразу расставил все по местам. Оля почувствовала – то, что ей внушали в ее новой жизни, рассыпается в прах и быстро-быстро исчезает. Стараясь не смотреть на папу Колю, она принялась быстро стаскивать одежду, пока, наконец, в кресло не упали крохотные черные трусики. Тогда папа Коля встал.
   – Та-ак, – он обошел вокруг, придирчиво разглядывая покрывшееся мурашками тело, – а ты оформилась, даже не ожидал… жопа-то! – он шлепнул по ней звонко и так сильно, что Оля прикусила губу, – титьки отросли… – взяв ногтями сосок, он резко повернул его, и тут Оля вскрикнула, – молчать, сучка!..
   – Не надо… прости, пожалуйста… – Оля заплакала.
   – То-то же, – смилостивился папа Коля, – хватит реветь, – он склонился над стоявшей на полу сумкой, – вот тебе подарок.
   Оля судорожно глотнула воздух, стараясь успокоиться, а папа Коля, тем временем, извлек небольшой шуршащий сверток и швырнул его девушке. Механически поймав его и развернув, она обнаружила новенький купальник и удивленно подняла глаза.
   – Чего смотришь? Надевай.
   Оля поспешно облеклась в эластичную материю, а папа Коля скептически усмехнулся.
   – Да уж… Ни хрена не пойдет… Снимай и одевайся.
   – По-моему, как раз, – осмелела Оля, – мне даже нравится…
   – Мне плевать, нравится тебе или нет! Давай его сюда!
   Пока Оля переодевалась, папа Коля аккуратно уложил «подарок» обратно в пакет.
   – Завтра поменяю на пару размеров больше.
   – Зачем?
   – Заткнись и слушай! В следующие выходные клиент едет отдыхать – речка, шашлыки и все такое; с ним два мужика. Место я знаю – так вот, ты будешь там раньше них. Для натуральности возьмешь подружку.
   – Какую подружку? – растерялась Оля.
   – Откуда я знаю, какую? Какую хочешь! У тебя впереди целая неделя. Они приезжают в субботу, а я отвезу вас туда в пятницу. Поставлю вам палатку…
   – А что я скажу дома?
   – Это меня не волнует, потому что твой дом; твои папа с мамой, твой бог – все это я. Или тебе еще покрутить сиськи, чтоб ты лучше усвоила?
   – Не надо, – Оля отступила к окну, потому что грудь еще помнила прошлый «урок».
   – Тогда слушай дальше. Когда клиент приедет, познакомитесь. Скажете, что хахали ваши уехали в город за бухлом и пропали, а вам одним скучно и страшно. Естественно, они вас пригласят, но учти, он не бабник – у него есть жена с ребенком, которые сейчас за бугром, и в конце месяца он к ним собирается, так что другого момента не будет. Короче, идете вы купаться. Бретелька у тебя все время сползает, вываливая грудь, а когда выходишь на берег и трусики тоже… – он мечтательно вздохнул, – поняла, бестолочь, какой купальник нужен?..
   – А если… – начала Оля.
   – Никаких «если»! Нет такого мужика, которого нельзя было б соблазнить, когда он уверен, что его не поймают. Психология! Но тебе, дуре, этого не понять… да и не надо. Твое дело напроситься, чтоб он подвез тебя в город. А дальше, как хотите – хоть в машине, хоть дома… Ты все поняла?
   – Да, – Оля кивнула и с удивлением почувствовала, что страх исчез. …Оказывается, как же мне обрыдла жизнь, состоящая из школы, телевизора, мытья посуды, уборки комнаты и как пик счастья – всякие «отстойные дискари»… а еще деньги, которые вечно надо просить… кстати…
   – И сколько я получу? – спросила она.
   – Ты наглеешь, детка, – папа Коля погрозил пальцем, – но я сегодня щедрый. Естественно, не десять процентов, как всегда – в наказание хватит и пяти. Три года на зоне дорогого стоят. И учти, у тебя неделя. В пятницу жду с подружкой, и без фокусов!.. Иначе!.. Вот тогда, я тебя буду пороть!.. Пожалеешь, что родилась! А теперь иди.
   Оказавшись в коридоре, Оля облегченно вздохнула. Все оказалось гораздо менее страшно, чем она себе представляла. …Пять процентов – это совсем неплохо…вот, только кого позвать, Юльку или Полину?.. Хотя, чего думать? Кого родители отпустят, ту и возьму…
//-- * * * --//
   – Ой, а Паша уже дома! – объявила Лиза, отрыв дверь.
   – Это радует, – Стас даже не стал разуваться, – Паш, пойдем машину поставим!
   – Пойдем, – выйдя из комнаты, Паша подставил Светке щеку для поцелуя, – Стас, я, вот, не могу понять, откуда у людей столько бабла? Ребята даже в выходные вкалывают, как грузчики. И так каждый день!..
   – Я тебе по дороге расскажу…
   – Хочу мультики!.. – вспомнила Алина, – мам, ты обещала!
   – Паш, включи телевизор, – попросила Светка, – а то она сейчас всем нам даст жизни.
   – Пойдем, Алин, – Паша взял девочку за руку, а через минуту из комнаты донесся его громкий возглас, – идите сюда!
   Встревоженная Светка, вместе с Лизой, влетела в комнату, и обе замерли. Нет, с Алиной все было в порядке – она только нетерпеливо ерзала на диване, не понимая, почему вместо обещанных мультиков, ей показывают двух незнакомых дядек, сидящих за столом. Передача, видимо, шла давно, потому что известный всем телеведущий задумчиво сказал:
   – Ну, у всех поэтов свои музы – у кого реальные женщины, типа, Лауры для Петрарки, а у кого Женщина-Вьюга…
   – Муза здесь не при чем, – перебил его собеседник, – Женщина-Вьюга – это просто один из обитателей «зазеркалья». Я ведь уже говорил, что все мы живем в мире, отраженном нашим сознанием, и не знаем истины, находящейся за зеркалом…
   – Ну да, – ведущий заглянул в шпаргалку, – как там у тебя? …Бьется кому-то на счастье посуда, а я в отчаянии бью зеркала.
   – …а Муза, – продолжал поэт, – это существо, которое приходит к тебе по ночам и реально диктует стихи – их остается только тупо записывать.
   – Если б у меня была такая Муза, я б тоже стал поэтом, – ведущий засмеялся.
   – А у меня это даже не Муза, а я бы сказал, Муз — мужчина… – вскинув руку, поэт остановил ведущего, уже открывшего рот, – только не надо проезжаться по поводу моей ориентации – с этим делом у меня все в порядке. Так вот, у него даже есть имя – Никита.
   – Почему Никита, а не Александр Сергеевич, к примеру – как Пушкин?
   – Не знаю, но на него он отзывается, а на Александра Сергеевича – нет, я пробовал.
   – Если у тебя Муз, тогда понятно, почему в твоих стихах такая странная любовь… Как бы это сказать… – ведущий пошевелил пальцами, словно прося денег, – она даже не трагическая, а какая-то вечно уходящая… уже закончившаяся, что ли… А ты не допускаешь мысль, что где-то… может быть, на небе – рядом с твоим Никитой, все-таки есть существо, являющееся твоей половинкой? Ведь поэзия должна смотреть не только в прошлое, но и в будущее.
   – Знаешь, я пришел к выводу, что прошлое-настоящее-будущее – это кольцо, где мы движемся с разными скоростями. Те есть, можно догнать прошлое, обогнать будущее…
   – Сказывается влияние технического университета, – пошутил ведущий, но поэт не обратил на это внимания.
   – …люди встречаются, расстаются, умирают и возрождаются, чтоб встретиться опять – процесс этот бесконечен.
   – Замечательная мысль! – воскликнул ведущий, – вот, на ней и хотелось бы закончить нашу беседу. После блока рекламы мы продолжим встречи с людьми, не побоявшимися изменить свою жизнь. Не переключайтесь – реклама пройдет быстро!
   – Это ж Женька! – воскликнула Лиза, приходя в себя.
   – Мультики!.. – затопала ножками уставшая ждать Алина.
   – Извини, Алин, – Паша переключил канал в тот момент, когда американский дятел с непроизносимым именем, как раз приступал к уничтожению чудесного деревянного дома…
   – Все, вот твои мультики, – Светка погладила дочку по голове и повернулась к Паше, – не, я балдею! Женька – известный поэт!.. Кто б мог подумать?..
   – А ты себя вспомни, счастливая мамаша, – засмеялась Лиза.
   – А ты себя! Я уж не буду говорить, на кого ты была похожа – обидишься ведь. Не, ребята, вот вам и шоу!.. – Светка замолчала, и все замолчали, вникая в смысл фразы. Наверное, они б могли еще долго восстанавливать в памяти прошедшие события, но Стасу надоело стоять в коридоре, подпирая стену.
   – Может, поговорите, когда сядем за стол? – крикнул он.
   – Иди, Паш, – Лиза подтолкнула мужа, – а мы пока накроем. По такому случаю, даже я бокал вина выпью, хоть и говорят, что нельзя. Свет, ты у нас мама со стажем. Можно мне бокал вина?
   – Ты меньше слушай, что тебе люди говорят, – уверенно ответила Светка, – я уже убедилась – не они здесь командуют парадом, так что если хочется…
   – Значит, можно… ой, я ж тут наконец курить бросила! – вспомнила Лиза, – ну, как узнала про беременность-то…
//-- * * * --//
   Оля уже собиралась покинуть гостиницу, когда ее остановил мужчина в костюме; бейджика охранника у него не было, но Оля, на всякий случай, сразу перешла в наступление.
   – Я была в гостях. А что, нельзя?.. И, вообще, я уже ухожу!
   – Мы все здесь в гостях, – мужчина улыбнулся, – меня зовут Алексей. Я телевизионный продюсер, – он протянул визитку, – мы снимаем реалити-шоу «Измени свою жизнь». У вас, девушка, интересные данные, поэтому я вас приглашаю. Мы набираем участников очередного тура – возможно, вы станете звездой.
   – Что-то я не слышала про такой проект, – Оля даже не взглянула на визитку, ведь их можно нашлепать на все случаи.
   – Вы много чего не слышали. Решайтесь, и вас ждет блестящее будущее.
   – Да?.. – Оля задумалась. Предлагаемая перспектива казалась даже более привлекательной, чем пять процентов от папы Коли. К тому же, одно другому не мешает, ведь у нее в запасе целая неделя, – и сколько времени займет это ваше шоу?
   – Время – категория весьма относительная, – продюсер снова улыбнулся.
   – Так, сколько? День? Два?..
   – День, два… – эхом повторил продюсер.
   – Забавно, – Оля засмеялась, – ну, давайте попробуем. Куда надо приходить?
   – Никуда. Мы сейчас едем на съемки. Пойдемте, – продюсер распахнул дверь и указал на черный микроавтобус с тонированными стеклами, – садитесь.
   После яркого света Оля, скорее, не увидела, а почувствовала, что в салоне уже кто-то есть.
   – Я – Оля, – представилась она, ныряя в темноту.
   Ответ слился в не существовавшее ни в одном языке слово; потом захлопнулась дверь и заурчал двигатель. Сидя в кабине, продюсер достал телефон.
   – Леночка, информируй учредителей, что мы приступаем к 584-му российскому туру… Да, уже едем… как куда?.. Как ты выражаешься, в преисподнюю…

   К О Н Е Ц

Сергей Дубянский Реалити-шоу

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ КАСТИНГ или ЕСТЕСТВЕННЫЙ ОТБОР

ЧАСТЬ ВТОРАЯ ОТБОРОЧНЫЙ ТУР или ЗАПОВЕДНИК ВРЕМЕНИ

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ ФИНАЛ или ИГРА В РЕАЛЬНОМ ВРЕМЕНИ

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ КАСТИНГ или ТРИ ГОДА СПУСТЯ

Сергей Дубянский
Реалити-шоу

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
КАСТИНГ или ЕСТЕСТВЕННЫЙ ОТБОР

ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ОТБОРОЧНЫЙ ТУР или ЗАПОВЕДНИК ВРЕМЕНИ

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ФИНАЛ или ИГРА В РЕАЛЬНОМ ВРЕМЕНИ

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
КАСТИНГ или ТРИ ГОДА СПУСТЯ