С. А. Мосин
Презумпции и принципы в конституционном праве Российской Федерации

Предисловие

   Принятие Конституции Российской Федерации и, как следствие, обновление отечественного законодательства стало важным этапом в развитии всех отраслей права, в том числе и конституционного права Российской Федерации как отрасли права и как науки. Одновременно с развитием современного законодательства получили свое новое выражение различные правовые категории, среди которых находятся правовые презумпции. Эволюция законодательной базы положила начало новому процессу исследования правовых презумпций в различных отраслях российского законодательства. Необходимость исследования правовых презумпций обусловлена их важнейшим значением во всех видах существующих правоотношений. В связи с этим данная правовая категория не только представляет для правоведов огромный практический интерес, но и является крайне необходимым инструментом, который активно используется законодателем (при конструировании правовых норм) и правоприменителями.
   Презумпции в конституционном праве во взаимосвязи с корреспондирующими им конституционными принципами закладывают основы конституционного строя России, являются носителями идей и целей, заложенных в Конституции Российской Федерации. Нельзя переоценить важность этих правовых категорий, которые соединяют в единое целое и унифицируют всю правовую базу государства, сдерживают процессы дробления, снимают противоречия в законодательстве, способствуют его сбалансированному развитию.
   В то же время до сих пор исследователями не уделялось всестороннего внимания изучению этой правовой категории в конституционном праве, что на практике приводит к необоснованной и недопустимой недооценке значимости презумпций в конституционном праве и как следствие, к их второстепенной и вспомогательной роли. Отсутствие в Конституции Российской Федерации прямого закрепления таких презумпций требует их характеристики, выявления их целей, правовых особенностей и круга участников конституционных правоотношений, на которых они распространяются. Таким образом, существует необходимость выполнения сложной и комплексной задачи, а именно: правовой характеристики презумпций в конституционном праве при отсутствии их четкого конституционно-правового определения.
   Поскольку анализ таких правовых презумпций невозможен без их четкого отграничения от корреспондирующих им конституционных принципов, настоящее исследование также включает характеристику непосредственно взаимосвязанных с рассматриваемыми в настоящей работе презумпциями конституционных принципов.

Глава 1
Правовые презумпции и принципы: основные научно-правовые характеристики

Раздел 1
Понятие презумпции и ее соотношение с другими правовыми категориями

§ 1. Понятие правовой презумпции

   Научные работы по исследованию презумпций содержат различные подходы при проведении анализа данной категории. Причем это относится не только к презумпциям в сфере права. В настоящее время активно исследуются социальные презумпции в ракурсе регулятора общественных отношений [1 - Чистякова Ю. А. Социальные презумпции как регулятор общественных отношений. Дисс. канд. юрид. наук. Нижний Новгород, 2004.], что еще раз подтверждает тезис о том, что презумпция является не только правовой категорией. Также рассматриваются общие подходы юридических предположений в механизме правового регулирования без отнесения их к какой-либо конкретной отрасли права [2 - Никиташина Н. А. Юридические предположения в механизме правового регулирования. Дисс. канд. юрид. наук. Абакан, 2004.] и ряд других исследований. Разнообразие научных разработок, касающихся презумпций, открывает новые возможности для системного подхода к их изучению. Развитие общества, а вместе с ним государства и права открывает ученым неограниченные ресурсы для исследования различных правовых категорий во всех отраслях права. Среди таких категорий, по нашему мнению, находятся правовые презумпции.
   Известно, что термин «презумпция» (praesumptio) в переводе с латинского языка означает предположение, признаваемое достоверным, пока не будет доказано обратное. При характеристике данного термина следует прежде всего руководствоваться научными подходами логики и философии, касающимися предположений, связанных с процессом познания. Если обратиться к философскому определению презумпции, то можно встретить различные мнения среди ученых. Например, как отмечает Н. Ф. Качур, с философско-логической точки зрения презумпция представляет собой индуктивное умозаключение, основанное на так называемых эмпирических законах. Наблюдение, накопление фактического материала составляют необходимое условие формирования презумптивных обобщений, что позволяет говорить о преобладающем значении неполной (популярной) индукции в этом познавательном процессе [3 - Качур Н. Ф. Презумпции в советском семейном праве. Дисс. … канд. юрид. наук. Свердловск, 1982. С. 13.]. Под индукцией (от лат. induction – наведение) понимается вид обобщения, связанный с предвосхищением результатов наблюдений и экспериментов на основе данных опыта [4 - Философский энциклопедический словарь. Гл. редакция: Л. Ф. Ильичев, П. Н. Федосеев, С. М. Ковалев, В. Г. Панов. М.: Сов. Энциклопедия, 1983. С. 207.]. В случае если число всех предполагаемых событий, явлений не совпадает с числом известных событий и явлений, то речь идет о неполной индукции. Н. Ф. Качур, безусловно, описывает общий подход к пониманию презумпции. С точки зрения Н. А. Никиташиной, презумпции – вид вероятностных предположений, следовательно, для презюмирования достаточно, чтобы связь между наличным фактом и предполагаемым была в форме статистической закономерности [5 - Никиташина Н. А. Указ. соч. С. 19.]. Статистическую закономерность в данном случае следует понимать как отражение взаимоотношения между фактами, при котором необходимость проявляется с определенной степенью вероятности. Как справедливо определяет О. А. Кузнецова, философский аспект презумпций отмечается прежде всего в способе ее формирования и степени достоверности [6 - Кузнецова О. А. Презумпции в российском гражданском праве. Дисс. … канд. юрид. наук. Екатеринбург, 2001.]. Действительно, суть презумпции заключается в индуктивном заключении. Наблюдение одинаковых или схожих процессов рано или поздно приводит к выявлению у них одинаковых признаков, изучение которых позволяет говорить о наличии той или иной презумпции с разной степенью вероятностного характера. Отметим, что все процессы, связанные с подобными наблюдениями, неразрывно связаны с процессами познания окружающего мира. В философии во все времена было два подхода к вопросу о том, как именно человек познает окружающий мир: одни философы считали, что мир познается чувствами, другие – разумом [7 - Губин В. Д. Основы философии: Учебное пособие. М.: ТОН Остожье, 1999. С. 218.]. Первая категория философов относится к эмпирикам, которые считали чувства единственно возможным и наиболее точным источником знаний, а размышления, по их мнению, зачастую могут привести к ошибке. Вторая категория философов, среди которых Платон, относится к рационалистам, предлагающим не доверять чувствам из-за их слабости и недостоверности, а полагаться на человеческий разум. Эмпирики утверждали, что все наше знание – из опыта, из конкретного индивидуального опыта отдельного человека, а рационалисты считали, что из опыта никаких всеобщих и необходимых знаний вывести нельзя [8 - Там же. С. 219.]. Как бы то ни было, вне зависимости от позиций философов, процесс познания человеком окружающего мира никогда не останавливался даже на миг, и неважно, каким именно способом подобный процесс осуществлялся.
   Поскольку по многим вопросам во всех сферах жизни человека всегда были, есть и будут события, явления и обстоятельства, о достоверности которых можно говорить лишь с определенной степенью вероятности или выявление тех или иных обстоятельств потребовало бы колоссальных усилий, то на первый план выходят предположения о существовании или отсутствии тех или иных фактов. В данном случае прежде всего подразумеваются социальные презумпции. Трудно не согласиться с тем, что зарождение и развитие социальных презумпций обусловливалось историческими условиями, уровнем развития общества [9 - Чистякова Ю. А. Указ. соч. С. 63.]. Рассматривая данный вид презумпций, Ю. А. Чистякова систематизирует их на социальные презумпции, нашедшие словесное выражение в нормах морали; презумпции, закрепленные в религиозных нормах; презумпции, отображенные в нормах права, и презумпции, выраженные в какой-либо идеологии. Такая системная характеристика абсолютно адекватно отражает весь накопленный человечеством опыт и позволяет говорить о необходимости понимания данной категории обществом.
   В качестве примера социальных презумпций этот автор приводит презумпцию того, что лишение человека жизни относится к поступкам, которые подлежат осуждению и наказанию [10 - Чистякова Ю. А. Указ. соч. С. 67.]. Интересен тот факт, что, по мнению Ю. А. Чистяковой, человек, лишивший жизни другого человека, даже освобожденный от ответственности или от отбывания наказания, тем не менее воспринимается окружающими как человек, нарушивший одну из самых важных социальных норм. Безусловно, указанная презумпция, как и многие другие, имеет под собой фундамент, состоящий из норм морали. Отметим, что под моралью обычно понимают систему норм, правил, оценок, регулирующих общение и поведение людей в целях достижения единства общественных и личных интересов. В моральном сознании выражен определенный стереотип поведения человека, признаваемый обществом как оптимальный на данный исторический момент [11 - Философия: Учебник для вузов / Под ред. проф. В. Н. Лавриненко, проф. В. П. Ратникова. М.: ЮНИТИ-ДАНА, 2003. С. 483.]. Основой таких норм являются категории совести, честности, зла и добра. Нормы морали формируются из многолетней практики поведения людей. Мораль возникает из социальной потребности в согласовании поведения индивида с интересами социального целого, преодолении противоречия между интересами личности и общества [12 - Проблемы общей теории права и государства: Учебник для вузов / Под общ. ред. академика РАН, д-ра юрид. наук, проф. В. С. Нерсесянца. М.: Издательство НОРМА, 2002. С. 207.]. Соответственно становится очевидным взаимосвязанный союз процессов познания человека и моральных принципов, который играет решающую роль в формировании основных социальных и правовых принципов и, как следствие, презумпций.
   Согласимся с тем, что для закрепления презумпции в определенной группе норм необходимо совпадение ряда факторов: признание важности идеи большинством членов общества, причем как в теоретическом, так и в практическом плане; благоприятные исторические условия; наконец, наличие прочной, разветвленной группы социальных норм, готовых воспринять презумпцию [13 - Чистякова Ю. А. Указ. соч. С. 42.]. Таким образом, по мере развития общества, по мере накопления им определенных знаний и моральных ценностей возникала объективная необходимость перенесения накопленного общесоциального опыта в правовое русло. Презумпции в данном случае не стали исключением. Эта необходимость объясняется также тем, что предположения, закрепленные в правовой норме или вытекающие из нее, могут дать определенную стабильность в нормотворчестве и правоприменительной практике. Отметим, что правовые презумпции составляют неотъемлемую часть социальных презумпций, зарождаются, развиваются и отмирают по общим законам, характерным для этого явления. [14 - Чистякова Ю. А. Указ. соч. С. 75.]
   Обратимся к термину «правовая презумпция». В. К. Бабаев определил правовую презумпцию как закрепленное в нормах права предположение о наличии или отсутствии юридических фактов, основанное на связи между ними и фактами наличными и подтвержденное предшествующим опытом [15 - Бабаев В. К. Презумпции в советском праве. Горький, 1974. С. 14.]. В. И. Каминская рассматривает правовую презумпцию как положение, выраженное прямо или косвенно в правовой норме и по причине обычности, постоянности не требующее специальных доказательств [16 - Каминская В. И. Учение о правовых презумпциях в уголовном процессе. М.; Л.: Изд. АН СССР, 1948. С. 3.]. Н. Н. Цуканов отмечает, что презумпции являются особым приемом регулирования общественных отношений, который заключается в обязанности признать презюмируемый факт установленным [17 - Цуканов Н. Н. О критериях правовой презумпции. Законодательная техника в современной России: состояние, проблемы, совершенствование / Под ред. В. М. Баранова. Н. Новгород, 2001. С. 506.]. В. В. Лазарев характеризует правовую презумпцию как предположение (в сфере права либо только в связи с правом) о наличии или отсутствии определенных фактов, основанных на связи между предполагаемыми фактами и фактами наличными [18 - Теория права и государства. Учебник / Под ред. проф. В. В. Лазарева. 2-е изд., перераб. и доп. М.: Право и закон, 2002. С. 253.]. Е. В. Васьковский полагал, что законные предположения – это обязательные по закону заключения о доказанности известных фактов при наличности других фактов. [19 - Васьковский Е. В. Учебник гражданского процесса. М., 1914. С. 232.]
   Несмотря на то, что указанные определения правовой презумпции так или иначе отличаются друг от друга, они в своем большинстве обладают рядом схожих основополагающих элементов. К их числу относится, например, предполагаемый характер наличия тех или иных юридических фактов, прямое либо косвенное закрепление презумпции в нормах права. Действительно, под правовой презумпцией следует понимать необходимое для правового регулирования предположение, прямо или косвенно закрепленное в правовой норме, направленное на установление или устанавливающее наличие или отсутствие определенных фактов, обстоятельств, процессов и считающееся истинным, пока не будет установлено иное.
   Приведенные выше определения правовой презумпции не отражают специфику каждой отрасли права. Только переложив основную конструкцию правовой презумпции на «отраслевую» законодательную базу, можно сформулировать более точное определение этого понятия для конкретной отрасли права.
   Таким образом, принимая за основу базисные элементы правовой презумпции, исследователи придают им черты тех отраслей права, в которых изучается данная правовая категория. Нет сомнений в том, что правовые презумпции, как и все без исключения правовые категории, требуют тщательного изучения в различных отраслях права. Объясняется это прежде всего тем, что даже при самом незначительном упущении из вида любой детали, касающейся правовой презумпции, исследователь рискует исказить ее основное содержание.
   Рассмотрим ряд примеров проявления правовой презумпции в различных отраслях права. Так, О. А. Кузнецова при изучении правовых презумпций в гражданском праве определяет их как прямо или косвенно закрепленное в гражданско-правовой норме индуктивное вероятное предположение, основанное на статистической связи презюмируемого факта с фактом действительным, касающееся обстоятельств, имеющих правовое значение, и влекущее правовые последствия путем необходимости его применения при условии, что не будет доказано наличие противоположного предположению [20 - Кузнецова О. А. Указ. соч. С. 28.]. И. В. Сухинина в своем исследовании определяет конституционную презумпцию как правило (при применении которого при наличии одного факта делается вывод о существовании другого факта), закрепленное прямо или косвенно в конституционном законодательстве Российской Федерации, устанавливающее или допускающее существование конституционно значимого юридического факта, события, свойства, явления без полного доказательства и действующее до его официального опровержения компетентным органом [21 - Сухинина И. В. Презумпции в конституционном праве Российской Федерации. Дисс. … канд. юрид. наук. М., 2003. С. 8.]. Т. Г. Тамазян, рассматривая презумпции в страховом праве, определяет презумпцию этой отрасли права как нормативно закрепленное предположение о наличии или отсутствии одного юридического факта при наличии другого юридического факта, обусловленное потребностью защиты частных (страхователи) и публичных (система страхования, общество и государство в целом) интересов [22 - Тамазян Т. Г. Презумпции в страховом праве. Дисс. … канд. юрид. наук. М., 2004. С. 33.]. Ю. Г. Зуев под уголовно-правовой презумпцией понимает закрепленное в уголовном законе предположение о наличии (отсутствии) юридически значимого факта, обстоятельства, основанное на закономерности связи между сходными предполагаемому и наличному фактами, обстоятельствами, подтвержденное правоприменительной практикой и влекущее уголовно-правовые последствия [23 - Зуев Ю. Г. Уголовно-правовые презумпции: понятие, признаки и виды // Проблемы юридической техники / Под ред. В. М. Баранова. Н. Новгород, 2000. С. 335.]. Исходя из приведенных примеров определения правовой презумпции в плоскостях различных отраслей права, представляется возможным подтвердить в них наличие единой основной конструкции презумпции с учетом особенностей отраслей права.
   От данного этапа рассмотрения правовой презумпции целесообразно перейти к отграничению правовой презумпции от иных правовых категорий. Это необходимо в связи с тем, что ряд правовых категорий, а именно: юридический факт, норма права, юридическая фикция, правовая гипотеза, правовая аксиома содержат схожие с правовой презумпцией черты. Отдельного и подробного исследования требует соотношение правовой презумпции и правового принципа.

§ 2. Правовая презумпция и юридический факт

   Выявление сходств и различий между правовой презумпцией и юридическим фактом необходимо для четкого отграничения этих правовых категорий и избежания их подмены друг другом.
   Как известно, под юридическими фактами понимаются конкретные жизненные обстоятельства, с которыми нормы права связывают возникновение, изменение или прекращение правоотношений. Юридические факты являются инициаторами правоотношений, а предположение о существовании одних юридических фактов при наличии других, как уже указывалось, является презумпцией. Так, рассматривая сходства между юридическим фактом и правовой презумпцией, Н. Ф. Качур отмечала, что факты, в качестве которых выступают самые разнообразные жизненные обстоятельства, и предположения, отражающие обычный порядок предметов или явлений материального мира, до определенного момента безразличны для права, и лишь попадая в его сферу, они становятся юридически ми понятиями, влекущими определенные последствия [24 - Качур Н. Ф. Указ. соч. С. 60.]. Безусловно, закрепление в нормах права является основополагающим моментом для того, чтобы говорить о презумпциях и фактах как о правовых категориях и сравнивать их именно как правовые категории. Юридический факт относится к области фактической и делится на действия и события. Действия – это факты непосредственно связанные с волеизъявлением участников правоотношений, а события – факты, никак с волеизъявлением не связанные. Юридический факт в отличие от презумпции не может быть опровергнут. Презумпция в свою очередь, предполагает наличие того или иного факта, который может быть недостоверным, но подобное предположение о его наличии разрешает тот или иной правовой вопрос. Данное предположение о наличии того или иного факта, безусловно, влияет на возникновение различных юридических последствий. Как верно отмечает Д. М. Щёкин, правовые презумпции при своей реализации могут выполнять основную функцию юридического факта – влиять на возникновение, изменение или прекращение правоотношения [25 - Щёкин Д. М. Юридические презумпции в налоговом праве. Дисс. … канд. юрид. наук. М., 2001. С. 28.]. Таким образом, юридический факт не может заменить собой правовую презумпцию, а презумпция может выполнять функцию предполагаемого факта, но при этом не становится юридическим фактом, поскольку содержит лишь суждение о нем. Если предполагаемый факт не подтвердился, будет опровергнут, то наступают изменения в юридических последствиях. В данном случае презумпция имеет значение одного из допустимых способов суждения о фактах, но не является самостоятельным юридическим фактом [26 - Проблемы общей теории права и государства: Учебник для вузов / Под. общ. ред. академика РАН, д-ра юрид. наук, проф. В. С. Нерсесянца. М.: Издательство НОРМА (Издательская группа НОРМА – ИНФРА-М), 2002. С. 382.]. В качестве примера можно привести презумпцию конституционности деятельности органов власти и должностных лиц. Эта презумпция предполагает соответствие Конституции Российской Федерации деятельности должностных лиц органов власти, хотя данная деятельность может таковой и не быть.
   Четкое разграничение правовой презумпции и юридического факта помогает снять неопределенность в вопросе о назначении правовой презумпции в части возможности подмены презумпцией юридического факта.

§ 3. Правовая презумпция и норма права

   Рассмотрение соотношения нормы права и правовой презумпции необходимо для характеристики закрепления презумпции в норме права.
   Под нормой права понимается признаваемое и обеспечиваемое государством общеобязательное правило, из которого вытекают права и обязанности участников общественных отношений, чьи действия призвано регулировать данное правило в качестве образца, эталона, масштаба поведения. [27 - Теория права и государства. Учебник / Под ред. проф. В. В. Лазарева. 2-е, перераб. и доп. изд.-М.: Право и закон, 2002. С. 190.]
   Правовые презумпции являются разновидностью общих презумпций, и отличие правовых презумпций от всех остальных, как уже отмечалось, заключается в прямом или косвенном правовом закреплении, а это означает общеобязательное применение таких презумпций в силу общеобязательности тех норм права, в которых они закреплены. Действительно, если предположить, что презумпции не будут закреплены прямо или косвенно в правовой норме, то их свободная трактовка и избирательное применение рано или поздно приведут к правовому хаосу.
   Отметим, что нормы права могут быть основаны на тех или иных предположениях, которые не относятся к правовым презумпциям. В качестве примера можно привести утверждение, что никто не может быть судьей в своем деле. Данное утверждение основывается на том факте, что заинтересованность судьи при рассмотрении дела, которое тем или иным образом с ним связано, предполагается. На основании подобного предположения закон запрещает судье участвовать в рассмотрении такого дела. В соответствии с подобными фактическими предположениями формируется множество норм права.
   По вопросу соотношения правовой презумпции и нормы права среди правоведов существуют различные мнения. Например, Н. Ф. Качур полагает, что правовые презумпции не являются средством правового регулирования, их нельзя поставить в один ряд с нормативными предписаниями [28 - Качур Н. Ф. Указ. соч. С. 18.]. Представляется, что такой подход не является корректным, поскольку именно правовая презумпция закрепляется в норме права и в силу этого она уже является частью нормативного предписания.
   Справедливо отмечается Щёкиным Д. М., что правовые презумпции относятся к числу тех правовых явлений, с помощью которых осуществляется воздействие на общественные отношения. [29 - Щёкин Д. М. Указ. соч. С. 29.]
   Следует отметить, что косвенное закрепление презумпций в нормах права не влияет на общеобязательный характер таких презумпций в силу общеобязательности самих норм права, в которых они закреплены. Косвенно закрепленные презумпции, так же как и презумпции, имеющие прямое нормативное закрепление, являются полноценным инструментом регулирования правоотношений.
   При рассмотрении соотношения между правовой презумпцией и нормой права необходимо отметить, что правовые нормы, в которых закреплены презумпции, в отличие от самих презумпций не являются опровержимыми. То есть опровергается не норма права, в которой закрепляется презумпция, а непосредственно закрепленное в этой норме предположение, а сама правовая норма закрепляет общеобязательный характер презумпции.

§ 4. Правовая презумпция и юридическая фикция

   Изучение правовой презумпции также ставит перед исследователями задачу по ее отграничению от юридической фикции в связи с тем, что оба эти понятия основываются на фактах, которые не всегда отражают реальные события, явления или процессы. В связи с этим, необходимо четкое определение назначения юридической фикции в праве и ее соотношение с правовой презумпцией. Под юридической фикцией обычно понимается несуществующее положение, которое признается законодательством существующим и, вследствие этого обязательным к применению. Например, ч. 3 ст. 45 Гражданского кодекса Российской Федерации устанавливает: «Днем смерти гражданина, объявленного умершим, считается день вступления в законную силу решения суда об объявлении его умершим». Данное утверждение изначально не является истинным, поскольку вероятность того, что день смерти человека совпадет с датой вступления решения суда в законную силу – практически ничтожна. В то же время есть определенная вероятность, что признанный умершим по решению суда человек спустя определенное время окажется живым. В таком случае суд будет обязан признать данный факт, если признанный умершим человек подтвердит свою личность соответствующими документами и тем самым опровергнет факт своей смерти. Указанная норма императивна и носит заведомо фиктивный характер. Признание гражданина умершим – это признание юридического факта, а как уже нами рассматривалось, факт – это жизненное обстоятельство, с которым нормы права связывают возникновение, изменение или прекращение правоотношений. Поэтому нельзя допустить неопределенность в их установлении, ссылаясь на вероятностный, презумптивный характер. Данная юридическая норма-фикция в гражданском законодательстве необходима для поддержания четкого действия целого ряда правовых норм, и в первую очередь тех норм, которые непосредственно связанны с указанной юридической фикцией.
   И. В. Сухинина в качестве примера юридической фикции в конституционном праве Российской Федерации приводит норму ч. 2 ст. 5 Конституции Российской Федерации, в которой в качестве обозначения субъекта Российской Федерации используется термин «республика (государство)». С позиции этого автора, с понятием государства всегда связано понятие суверенитета, предполагающего вер ховенство, независимость и самостоятельность государственной власти, полноту законодательной, исполнительной и судебной власти государства на его территории и независимость в международном мире, а республики, как и все другие субъекты Российской Федерации, суверенитетом не обладают, ибо это нарушило бы конституционный принцип равноправия субъектов Российской Федерации [30 - Сухинина И. В. Указ. соч. С. 29.]. С наличием такой фикции в российском конституционном праве следует согласиться, поскольку определение понятия государства немыслимо без государственного суверенитета, а в случае субъектов Российской Федерации – республик вести речь о суверенитете в приведенном И. В. Сухининой значении не представляется возможным из-за отсутствия каких-либо ощутимых правовых оснований, что подтвердил Конституционный Суд Российской Федерации в своем Постановлении от 7 июня 2000 г. № 10-П «По делу о проверке конституционности отдельных положений Конституции Республики Алтай и Федерального закона «Об общих принципах организации законодательных (представительных) и исполнительных органов государственной власти субъектов Российской Федерации» [31 - Постановление Конституционного суда Российской Федерации от 7 июня 2000 г. № 10-П «По делу о проверке конституционности отдельных положений Конституции Республики Алтай и Федерального закона «Об общих принципах организации законодательных (представительных) и исполнительных органов государственной власти субъектов Российской Федерации» // Вестник Конституционного Суда РФ. 2000. № 5.] и других решениях. В данном постановлении Конституционного Суда Российской Федерации в частности указывается на то, что решение вопроса о суверенитете предопределяет характер федеративного устройства, исторически обусловленного тем, что субъекты Российской Федерации не обладают суверенитетом, который изначально принадлежит Российской Федерации в целом. Конституционный Суд Российской Федерации в указанном постановлении также отмечает, что по смыслу преамбулы, ст. 3, 4, 5, 15 (ч. 1), 65 (ч. 1), 66 и 71 (п. «б») Конституции Российской Федерации в их взаимосвязи республики как субъекты Российской Федерации не имеют статуса суверенного государства и решить этот вопрос иначе в своих конституциях они не могут, а потому не вправе наделить себя свойствами суверенного государства, даже при условии, что их суверенитет признавался бы ограниченным.
   В правовой науке существуют разные взгляды исследователей на понимание термина юридической фикции. Например, Н. Ф. Качур под фикцией понимает положение, которое с момента своего образования лишено истинности [32 - Качур Н. Ф. Указ. соч. С. 62.]. В. К. Бабаев, рассматривая юридическую фикцию, определил, что это применяемый в праве технико-юридический прием, которым несуществующее положение (отношение) объявляется существующим и приобретает обязательный характер в силу закрепления ее в правовой норме [33 - Бабаев В. К. Указ. соч. С. 28.]. Д. И. Мейер подразумевал под фикцией вымышленное существование факта, о котором известно, что он вовсе не существует или существует в измененном виде [34 - Мейер Д. И. О юридических вымыслах и предположениях, о скрытых и притворных действиях. Казань, 1854. С. 2.]. Отметим, что указанные авторы едины во мнении отсутствия истинности в закрепляемых юридической фикцией фактах.
   С одной стороны, по вопросу соотношения правовой презумпции и правовой фикции следует отметить мнение Н. Ф. Качур о том, что презумптивное положение в силу высокой вероятности является истинным, фиктивное положение истинным быть не может [35 - Качур Н. Ф. Указ. соч. С. 66.]. Такое же мнение высказывали В. А. Ойгензихт [36 - Ойгензихт В. А. Презумпции в советском гражданском праве. Душанбе: Ирфон, 1976. С. 14.] и З. М. Черниловский [37 - Черниловский З. М. Презумпции и фикции в истории права // Государство и право. 1984. № 1. С. 104.]. С другой стороны, закрепленную в ст. 49 Конституции Российской Федерации презумпцию невиновности вряд ли можно назвать предположением с высокой степенью вероятности.
   Тем не менее большинство правовых презумпций действительно основано именно на высокой вероятности предполагаемых фактов. Применительно к презумпциям с низкой степенью вероятности представляется возможным указать, что фикция признает за истину не то, что на самом деле может быть ложным, а то, что на самом деле является ложным [38 - Кузнецова О. А. Указ. соч. С. 53.]. Этим правовая презумпция даже с минимальной степенью вероятности всегда отличается от юридической фикции.
   Также среди отличий этих двух правовых категорий следует указать возможность опровержения правовой презумпции и невозможность опровержения правовой фикции. Предварительно отметим, что в соответствии с нашей точкой зрения неопровержимые презумпции не существуют. По утверждению Н. Ф. Качур, любая семейно-правовая презумпция не является непреложной истиной, поэтому в любой момент она может быть поколеблена [39 - Качур Н. Ф. Указ. соч. С. 68.]. Это утверждение справедливо по отношению ко всем правовым презумпциям. В качестве примера можно привести правовую презумпцию конституционности деятельности органов власти и должностных лиц. Эта правовая презумпция предполагает соответствие Конституции Российской Федерации деятельности должностных лиц органов власти, но данное предположение может быть опровергнуто, так как по многим причинам данная деятельность все-таки может противоречить положениям Конституции Российской Федерации. Юридическая фикция, в свою очередь, являясь императивным установлением, не подлежит опровержению.
   Сходство правовой презумпции и правовой фикции заключается в том, что они закрепляются в нормах права и «вносят четкость и определенность в регулирование общественных отношений, в правовое положение личности». [40 - Жажина О. В. Презумпции и фикции в праве. Становление и развитие научных школ права в государственных университетах России: Секционные заседания: Теория и история государства и права. Государственное право. Трудовое право // Материалы Всероссийской студенческой научно-практической конференции, 29—30 апреля 1999 г. Ч. 3. СПб.: Изд-во С. – Петербург. ун-та, 1999. С. 18.]

§ 5. Правовая презумпция и правовая гипотеза

   При изучении правовой презумпции важно определить ее соотношение с правовой гипотезой. Такая необходимость вызвана, прежде всего, тем, что гипотеза, как и правовая презумпция, основывается на определенных предположениях. В связи с этим требуется четкое разграничение этих понятий с целью исключения их отождествления между собой. В переводе с греческого «гипотеза» означает – «основа, предположение». Под гипотезой понимается научное допущение или предположение, истинное значение которого неопределенно [41 - Философский энциклопедический словарь. Гл. редакция: Л. Ф. Ильичев, П. Н. Федосеев, С. М. Ковалев, В. Г. Панов. М.: Сов. Энциклопедия, 1983. С. 115.]. Важно отметить, что гипотеза понимается как структурный элемент научной теории и как метод развития научного знания, включающий выдвижение и последующую экспериментальную проверку предположений. В настоящей работе мы рассматриваем гипотезу как метод развития правовой науки. В качестве научного положения, гипотеза должна удовлетворять условию принципиальной проверяемости, означающему, что она обладает свойствами фальсифицируемости (опровержения) и верифицируемости (подтверждения). [42 - Там же. С. 116.]
   Правовая гипотеза является основой правовых норм. Это научные исследования, определяющие необходимость введения того или иного правового регулирования. Пока нормы, в основе которых лежат правовые гипотезы, соответствуют жизненным реалиям и целям правового регулирования, они подлежат общеобязательному применению. В случае если намечаются тенденции перехода к иному уровню правового регулирования, такие нормы утрачивают силу либо заменяются иными в установленном законом порядке, а гипотеза в таком случае опровергается. В данном случае правовая гипотеза несколько отождествляется с юридической фикцией, но в отличие от фикции гипотеза построена на целой системе научных выводов и теоретических разработках.
   Правовая гипотеза, как и правовая презумпция, является предположением, а «предположительный характер гипотетического знания, недостаточного для достоверных выводов, сближает его с презумпцией» [43 - Качур Н. Ф. Указ. соч. С. 57.]. Правовая гипотеза, как и презумпция, является вероятностным явлением, основанным на индуктивном познавательном процессе. Если правовая гипотеза фальсифицируется, то она прекращает свое существование, а в случае ее верификации переходит в теорию. При опровержении правовой презумпции последняя никак не видоизменяется и, тем более не исчезает. Это подтверждает то, что гипотеза основывается на строго научном предположении, которое не должно противоречить истинным научным положениям в данной области исследования [44 - Тамазян Т. Г. Указ. соч. С. 68.], а презумпция не основывается в такой степени на научном предположении и закрепляется в нормах права прежде всего с целью отражения обычного порядка связей между предметами и явлениями.

§ 6. Правовая презумпция и аксиома

Правовая презумпция и аксиома, как и другие рассмотренные выше правовые категории, также имеют некоторые схожие признаки. Сравнивая правовую презумпцию и аксиому, следует определить, что аксиома – исходное положение научной теории, принимаемое в качестве истинного без логического доказательства и лежащее в основе доказательства других положений этой теории [45 - Философский энциклопедический словарь. Гл. редакция: Л. Ф. Ильичев, П. Н. Федосеев, С. М. Ковалев, В. Г. Панов. М.: Сов. Энциклопедия, 1983. С. 16.]. В качестве примера правовой аксиомы можно привести такое положение, как «что не запрещено, то разрешено». Сходство правовых презумпций и правовых аксиом заключается в том, что оба эти понятия принимаются за истину независимо от доказывания [46 - Тамазян Т. Г. Указ. соч. С. 65.]. Согласимся с тем, что правовые аксиомы являются очевидными и проверенными временем положениями и их истинность не вызывает сомнений [47 - Качур Н. Ф. Указ. соч. С. 54.]. На основе правовых аксиом строится вся правовая система. В данном случае правовые аксиомы имеют многие признаки правовых принципов. Отсутствие сомнений в истинности аксиом, то есть их неопровержимость, есть основное их отличие от правовых презумпций, поскольку принятие правовых презумпций за истину не ограничивает возможность их опровержения.

Раздел 2
Виды правовых презумпций, их классификация

§ 1. Правовые и фактические презумпции

   Проведение классификации правовых презумпций обусловлено прежде всего необходимостью выявления закономерных связей между различными видами правовых презумпций, а также определением места конкретно определенной правовой презумпции в их общей системе. Классификация также важна для выявления свойств правовых презумпций. Не вызывает сомнений и то, что классификация способствует четкому ориентированию в многообразии правовых презумпций, а при появлении новых правовых презумпций облегчает исследователю работу по их выявлению и описанию.
   При классификации правовых презумпций используются различные подходы, что показывает разнородность мнений при изучении данной правовой категории. Классификация правовых презумпций необходима для идентификации и характеристики основополагающих презумпций в конституционном праве Российской Федерации.
   Первое, с чем приходится сталкиваться исследователю при изучении правовых презумпций, это их отграничение от множества предположений, которые находятся вне правовой сферы. Естественно сразу возникает вопрос об отделении при классификации правовых презумпций от других предположений. То есть изначально должны классифицироваться только те презумпции, которые получили свое подтверждение в правовых нормах, но никак не другие. Данной позиции придерживается ряд авторов, ссылаясь на то, что сама постановка вопроса о выделении фактических презумпций при классификации юридических презумпций в известной мере условна [48 - Щёкин Д. М. Указ. соч. С. 32.] и что фактические презумпции находятся вне сферы права, а поэтому они не могут быть разновидностью юридических предположений [49 - Качур Н. Ф. Указ. соч. С. 24.]. И. В. Сухинина, соглашаясь с В. П. Воложаниным [50 - Воложанин В. П. К вопросу о юридических предположениях в советском гражданском праве и процессе. Вопросы советского гражданского права и процесса. Т. 3. М.: Юридическая литература, 1955. С. 191.], придерживается общего разделения презумпций на фактические и юридические (правовые), имеющие разную сущность суждений, сферу применения и последствия. [51 - Сухинина И. В. Указ. соч. С. 46.]
   Таким образом, необходимо обозначить, что, с одной стороны, наличие фактических презумпций в классификации правовых презумпций не является корректным, но, с другой стороны, без проведения параллелей между законными презумпциями и презумпциями, не нашедшими свое отражение в нормах права (фактическими презумпциями), невозможно выработать четкие критерии разграничения указанных понятий.
   Под фактическими презумпциями понимаются предположения, которые не нашли своего прямого или косвенного отражения в нормах права и вследствие этого не являются общеобязательными. Совершенно верно Н. Ф. Качур определяет фактическую (естественную) презумпцию как предположение, не выраженное в законе и не имеющее в силу этого юридического значения. [52 - Качур Н. Ф. Указ. соч. С. 22.]
   Следует отметить, что В. А. Ойгензихт под фактическими презумпциями понимал такие презумпции, которые не имеют выражения в правовых нормах и поэтому лишены юридического значения и только оказывают влияние на формирование внутреннего убеждения лица, которое применяет норму; в этом плане они влияют на юридическую судьбу [53 - Ойгензихт В. А. Указ. соч. С. 17.]. Таким образом, этот исследователь акцентирует свое внимание на внутренних представлениях человека о наличии или отсутствии различных фактов, что является абсолютно верным, поскольку внутреннее убеждение играет значимую роль в правопонимании. Стоит обратить внимание на то, что в указанном определении В. А. Ойгензихта сделан акцент только на правоприменителе.
   В свою очередь, О. А. Кузнецова дает несколько расширенную формулировку фактических презумпций, полагая, что фактические предположения в праве – это ни прямо, ни косвенно не закрепленные в нормах права предположения, используемые законодателем в качестве оснований для установления правовых норм и правоприменителем в качестве логического приема мышления при формировании своего убеждения [54 - Кузнецова О. А. Указ. соч. С. 71.]. Таким образом, О. А. Кузнецова затрагивает в своем определении не только правоприменителя, но и законодателя. Следует подчеркнуть, что фактические презумпции действительно лежат в основе нормотворчества. В качестве примера можно привести ч. 3 ст. 38 Конституции Российской Федерации, в которой говорится, что трудоспособные дети, достигшие 18 лет, должны заботиться о нетрудоспособных родителях. В основе данной нормы лежит предположение о том, что к восемнадцатилетнему возрасту лицо уже в состоянии содержать себя и заботиться не только о себе, но и о своих родителях в случае их нетрудоспособности.
   Также представляется возможным указать на определенную идентичность фактической презумпции и социальной, так как под социальной презумпцией понимается «общественный феномен, закрепленный в социальных нормах, содержащий предположение-утверждение о важнейших вопросах, касающихся человека, его мыслей, поступков, взаимоотношений людей в обществе… это универсальный внутренний регулятор поведения, действующий во всех сферах человеческой деятельности». [55 - Чистякова Ю. А. Указ. соч. С. 20.]
   Под правовой (законной) презумпцией, как уже указывалось в настоящей работе, понимается необходимое для правового регулирования предположение, прямо или косвенно закрепленное в правовой норме, направленное на установление или устанавливающее наличие или отсутствие определенных фактов, обстоятельств, процессов и считающееся истинным, пока не будет установлено иное. Первое, что следует отметить при описании данного вида правовых презумпций, это их прямое или косвенное закрепление в правовых нормах. Прямое нормативное закрепление подразумевает непосредственное отражение всех необходимых составляющих презумпции в той или иной норме права. Примером этого может служить презумпция невиновности, закрепленная в ч. 1 ст. 49 Конституции Российской Федерации: «Каждый обвиняемый в совершении преступления считается невиновным, пока его виновность не будет доказана в предусмотренном федеральным законом порядке и установлена вступившим в законную силу приговором суда». В указанной норме присутствуют составляющие конструкции презумпции, а именно: предположение о невиновности лица считается истинным, пока его виновность не будет доказана. Поэтому подобного рода правовые презумпции всегда очевидны и не требуют дополнительных исследований по их выявлению в законодательстве. Согласимся с тем, что косвенная презумпция не закрепляется в норме, но может быть выведена из нее при толковании. [56 - Кузнецова О. А. Указ. соч. С. 74.]
   Практически все презумпции в конституционном праве являются косвенно закрепленными: они сформулированы в решениях Конституционного Суда Российской Федерации, при этом источником таких презумпций является Конституция Российской Федерации. Поэтому при исследовании таких правовых презумпций большое внимание следует уделить толкованию Конституционным Судом Российской Федерации положений Конституции Российской Федерации.
   В данном случае следует различать презумпции в конституционном праве и презумпции, закрепленные в тексте Конституции Российской Федерации. В связи с тем, что Конституция Российской Федерации закрепляет важнейшие начала общественного строя и государственной организации, закрепленные в ней презумпции логично назвать конституционными презумпциями, которые призваны в дальнейшем регулировать правоотношения в соответствующих отраслях права. Так, конституционная презумпция невиновности не обладает всеми необходимыми элементами конституционно-правовых презумпций и относится непосредственно к отрасли уголовного права.
   Что касается косвенно закрепленных презумпций в конституционном праве, то в качестве примера можно привести презумпцию добросовестности законодателя, на которую Конституционный Суд Российской Федерации сослался в своем решении. [57 - Постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 2 апреля 2002 г. №7-П. «По делу о проверке конституционности отдельных положений Закона Красноярского края «О порядке отзыва депутата представительного органа местного самоуправления» и закона Корякского автономного округа «О порядке отзыва депутата представительного органа местного самоуправления, выборного должностного лица местного самоуправления в Корякском автономном округе» в связи с жалобами заявителей А. Г. Злобина и Ю. А. Хнаева» // Вестник Конституционного Суд РФ. 2002. № 3.]
   Следует еще раз подчеркнуть, что косвенное закрепление презумпции в нормах права никак не отражается на общеобязательности ее применения – данные презумпции идентичны по всем правовым параметрам презумпциям, прямо закрепленным в нормах права.
   Нельзя не отметить мнение Н. Н. Цуканова, который видит прямое закрепление презумпций единственно оправданным способом. [58 - Цуканов Н. Н. Указ. соч. С. 509.]
   Конечно, с одной стороны, прямое закрепление презумпций в законодательстве существенно упростит работу с ними как исследователей, так и правоприменителей. С другой стороны, нельзя недооценивать всю важность косвенно закрепленных презумпций, особенно презумпций в конституционном праве, которые играют ключевую роль не только в конституционных, но и во всех других правоотношениях.

§ 2. Общеправовые и отраслевые презумпции

   Другим способом классификации служит разделение презумпций на общеправовые и отраслевые. Правовые презумпции, распространяющиеся на определенную отрасль права, относятся к отраслевым презумпциям. В качестве примеров отраслевых презумпций можно привести презумпцию определения момента наступления страхового случая как презумпцию в страховом праве, презумпцию законности индивидуального правового акта в сфере налогообложения как презумпцию в налоговом праве, презумпцию конституционности нормативных правовых актов как презумпцию в конституционном праве и др.
   В свою очередь, презумпции, распространяющие свое действие на все отрасли права без исключения, являются общеправовыми. С точки зрения Т. Г. Тамазяна, существуют еще и межотраслевые презумпции, которые находят применение в двух и более отраслях права [59 - Тамазян Т. Г. Указ. соч. С. 47.]. К числу межотраслевых презумпций автор относит презумпцию вины, которая действует в гражданском, предпринимательском и частично в трудовом праве. В данном случае представляется, что основной разграничительный акцент следует делать именно на отличии общеправовых презумпций от отраслевых, поскольку межотраслевая презумпция в каждом конкретном случае является презумпцией отраслевой. В этой связи не представляется полностью корректным выделять межотраслевые презумпции как отдельный вид в классификации.
   В. К. Бабаев [60 - Бабаев В. К. Презумпции в российском праве и юридической практике // Проблемы юридической техники. Н.Новгород, 2000. С. 328.] и И. А. Либус [61 - Либус И. А. Презумпция невиновности в советском уголовном процессе. Ташкент, 1981. С. 14.] к общеправовым презумпциям относят презумпцию истинности и целесообразности норм права, правосубъектности лиц и организаций, добропорядочности гражданина, а также презумпцию знания законов. Представляется возможным также отметить презумпцию добропорядочности субъектов права, под которой понимается предположение, в соответствии с которым абсолютное большинство граждан в жизненных ситуациях, охваченных правовым регулированием, ведет себя правомерно и добросовестно [62 - Проблемы теории государства и права: Учебник / Под ред. С. С. Алексеев. М.: Юридическая литература, 1987. С. 322.]. Проходя через призму какой-либо отрасли права, общеправовая презумпция добропорядочности или добросовестности субъектов права приобретает свою специфику. Таким образом, презумпция получает свою индивидуализацию в зависимости от ее значения в отрасли права и становится отраслевой.
   В качестве примеров проявления общеправовой презумпции добросовестности в гражданском и конституционном праве приведем презумпцию добросовестности участников гражданского оборота и презумпцию добросовестности законодателя. Согласно ст. 10 Гражданского кодекса Российской Федерации добросовестность участников гражданского оборота предполагается. Очевидно, что определение критериев добросовестности в правовой сфере представляется крайне сложным. Как справедливо полагает исследователь презумпций в гражданском праве О. А. Кузнецова, «добросовестность, как впрочем и разумность… это, безусловно, не правовые, а моральные, философские категории. Но, попадая в сферу правовых отношений, обретая способность влечь правовые последствия, они требуют и специально-юридического подхода к определению, поскольку правовым регуляторам в отличие от моральных свойственна высокая степень определенности и конкретности» [63 - Кузнецова О. А. Указ. соч. С. 116.]. В своей работе этот автор представляет различные критерии добросовестности. Например, анализируя положения Федерального закона «О рынке ценных бумаг» [64 - Федеральный закон от 22 апреля 1996 г. № 39-ФЗ «О рынке ценных бумаг» // Собрание законодательства РФ. 1996. № 17, Ст. 1918.], этот автор приходит к выводу, что добросовестное поведение – это поведение правомерное. При толковании норм Гражданского кодекса Российской Федерации О. А. Кузнецова определяет добросовестность через незнание определенных обстоятельств, рассматривая добросовестного приобретателя как лицо, которое не знало и не могло знать, что приобретает, в частности, имущество у лица, которое не имеет права его отчуждать [65 - Кузнецова О. А. Указ. соч. С. 118—120.]. Этим автором также исследуются иные критерии добросовестности, включая субъективное отношения участника правоотношения к своим действиям.
   Теперь обратим внимание на правовую презумпцию добросовестности законодателя. Процесс изучения критериев добросовестности законодателя, как и в случае с критериями добросовестности в гражданском праве, заключается в анализе законодательства: в данном случае конституционно-правовых норм. Особую роль в определении критериев добросовестности законодателя сыграли решения Конституционного Суда Российской Федерации. Также важна и субъективная оценка законодателем совершаемых им действий, его добросовестное неведение и преднамеренно недобросовестное поведение.
   Таким образом, проходя через специфику гражданского и конституционного права, общеправовая презумпция добросовестности субъектов права перерастает в две абсолютно самостоятельные отраслевые презумпции, которые в своей основе содержат одинаковые черты этой общеправовой презумпции.
   Следует отметить существенную особенность презумпций в конституционном праве, касающуюся разделения правовых презумпций в соответствии с классификацией на общеправовые и отраслевые. Презумпции в конституционном праве как вид отраслевых презумпций, считаем возможным разделить на два подвида. Это объясняется тем, что они, с одной стороны, могут быть проявлением общеправовых презумпций (первый подвид), а с другой стороны, презумпции в конституционном праве не являются проявлением общеправовых презумпций, а сами играют роль базовых правовых презумпций для всех отраслей права (второй подвид). Примером правовой презумпции в конституционном праве, которая является проявлением общеправовой презумпции, может послужить презумпция добросовестности законодателя. Данная презумпция, как мы уже отмечали, является проявлением общеправовой презумпции добросовестности. При этом подобное проявление общеправовой презумпции в конституционном праве не дает основания утверждать, что такое проявление общеправовой презумпции исключает наличие самостоятельной презумпции в данной отрасли права. Безусловно, как уже было отмечено, общеправовые презумпции распространяются на все отрасли права, но в каждой конкретной отрасли они находят свое индивидуальное, специфическое наполнение.
   Полагаем, что при характеристике общеправовых презумпций можно привести лишь общие черты таких презумпций, но нельзя дать единую характеристику общеправовой презумпции, которая соответствовала бы всем без исключения правоотношениям. Таким образом, проявление общеправовых презумпций в различных отраслях права следует понимать как наличие в соответствующих отраслевых презумпциях одинаковых и объединяющих такие презумпции основных признаков общеправовых презумпций.
   Исходя из изложенного, автор не ставит под сомнение наличие общеправовых презумпций как таковых, но приходит к выводу, что любое проявление общеправовой презумпции в какой-либо отрасли права неизбежно приводит к появлению самостоятельной отраслевой презумпции. В связи с этим полагаем, что общеправовые презумпции в классификации правовых презумпций следует рассматривать только с позиции общего, базисного начала для отраслевых презумпций. Также считаем, что применение подобного подхода целесообразно при изучении всех отраслевых презумпций, которые содержат в себе черты общеправовых презумпций.
   Примером правовой презумпции в конституционном праве, которая не является проявлением какой-либо общеправовой презумпции, но играет роль базовой правовой презумпции для всех отраслей права, является презумпция конституционности нормативных правовых актов. Данная презумпция не является общеправовой, но в силу специфики конституционного права распространяется на все отрасли российского права. Объясняется это тем, что презумпция конституционности нормативных правовых актов распространяется на нормативные правовые акты всех отраслей, но опровергаться такая правовая презумпция может только в рамках норм конституционного права в порядке конституционного судопроизводства.
   В связи с изложенным представляется возможным дополнить классификацию правовых презумпций, а именно их разделение на отраслевые и общеправовые презумпции следующими подвидами отраслевых презумпций:
   1) отраслевые презумпции, которые являются проявлением общеправовых презумпций;
   2) отраслевые презумпции, которые играют роль базовых презумпций для всех отраслей права.

§ 3. Опровержимые и неопровержимые правовые презумпции

   Еще одной классификацией правовых презумпций служит их разделение на опровержимые правовые презумпции и неопровержимые. Опровержимыми правовыми презумпциями считаются такие предположения, которые могут быть опровергнуты в силу нормативного установления такой возможности. При этом данные предположения считаются истинными, пока не установлено обратное. Что касается неопровержимых презумпций, то под ними понимаются предположения, не подлежащие опровержению. Т. Г. Тамазян полагает, что неопровержимые презумпции считаются истинными во всех случаях, когда наличествуют условия их применения, и их опровержение не допускается. [66 - Тамазян Т. Г. Указ. соч. С. 37.]
   Вопрос разделения правовых презумпций на опровержимые правовые презумпции и неопровержимые является одним из самых дискуссионных. Ряд авторов, в том числе С. С. Алексеев, В. К. Бабаев, И. А. Либус, Д. И. Мейер, И. В. Сухинина, Т. Г. Тамазян, Д. М. Щёкин и др., признают наличие неопровержимых презумпций в праве. Другие авторы, в числе которых Н. Ф. Качур, О. А. Кузнецова, В. А. Ойгензихт, Е. Ю. Веденеев, существование таких предположений в праве не допускают.
   Так, признавая наличие неопровержимых презумпций, И. В. Сухинина относит к ним презумпцию неотъемлемости прав и свобод человека и гражданина, недопустимости ограничения неотчуждаемых прав и свобод. Этот исследователь обосновывает это тем, что современное российское государство, рассматривая человека, приобретающего при рождении «естественные» права и свободы, устанавливает фундаментальные конституционные положения, не подлежащие иному осмыслению, изменению или дополнению. При этом, с точки зрения этого автора, презюмируется очевидный факт, что всякое изъятие неотчуждаемых прав и свобод входит в противоречие с человеческой природой и жизнью, поскольку нарушает его естественное состояние [67 - Сухинина И. В. Указ. соч. С. 48—49.]. Нельзя согласиться с изложенным мнением. Конституция Российской Федерации, устанавливая права и свободы человека и гражданина, закрепляет данные права и свободы в виде основополагающих конституционных принципов и в отсутствие каких-либо правовых предположений. Часть 2 ст. 17 Конституции Российской Федерации, которая устанавливает, что «основные права и свободы человека неотчуждаемы и принадлежат каждому от рождения», является одной из важнейших демократических основ государства. С точки зрения И. В. Сухининой, данная формулировка Конституции Российской Федерации основана на высокой степени вероятности предположения, что каждый человек при рождении приобретает важнейшие элементы общечеловеческих ценностей, составляющих внутреннюю структуру личности [68 - Сухинина И. В. Указ. соч. С. 101.]. Представляется, что в данном случае указанная норма Конституции Российской Федерации не предполагает факт приобретения человеком основных прав и свобод, а устанавливает его. Если же рассматривать предположение, что всякое изъятие неотчуждаемых прав и свобод входит в противоречие с человеческой природой и жизнью, поскольку нарушает его естественное состояние, то, скорее всего, речь идет о правовой гипотезе или фактической презумпции, но никак не о правовой презумпции. Поэтому указанную конституционную норму следует понимать только как конституционный принцип, который не может быть опровергнут, но может быть нарушен.
   С точки зрения Д. М. Щёкина, наличие неопровержимых презумпций в праве – это неоспоримый факт. По его мнению, ничто не мешает законодателю, сконструировав презумпцию, запретить доказывание обратного. При этом законодатель сознательно пренебрегает теми случаями, когда действительное положение вещей будет противоречить презумпции. Также автор отмечает, что возможность существования неопровержимых презумпций в праве вытекает из телеологической природы правовой презумпции, т. е. из ее направленности на цели правового регулирования [69 - Щёкин Д. М. Указ. соч. С. 38.]. Безусловно, правовая презумпция направлена на правовое регулирование, но вряд ли данную характеристику презумпции можно использовать в качестве аргумента в обосновании наличия неопровержимых презумпций, поскольку, как и любая норма права, правовая презумпция создается с целью регулирования тех или иных правоотношений. Упоминая запрет доказывания обратного, следует еще раз отметить, что многие нормы права основываются на фактических презумпциях, используемых законодателем в качестве оснований для этих норм, поэтому то или иное правовое установление, основанное на фактической презумпции, не может считаться правовой презумпцией.
   В подтверждение наличия неопровержимых правовых презумпций Т. Г. Тамазяном высказывается мнение, что неопровержимость есть свойство презумпции, благодаря которому выводы, сделанные на ее основе, считаются не предположительными, а истинными, и опровержению не подлежат. При этом утверждается, что данное свойство презумпции не превращает ее в фикцию по тем основаниям, что количество ситуаций, не соответствующих предположению, закрепленному данной презумпцией, ничтожно мало и является скорее исключением, чем правилом. Нельзя не отметить также вывод этого автора о том, что неопровержимые презумпции должны закрепляться в праве только тогда, когда количество случаев несоответствия выводов презумптивного обобщения реальному положению вещей будет ничтожно мало по сравнению с количеством фактов, послуживших основой такого обобщения. [70 - Тамазян Т. Г. Указ. соч. С. 39.]
   И. А. Либус, исследуя неопровержимые презумпции, делает вывод о вероятностном характере таких презумпций, которым закон придает категорическое значение [71 - Либус И. А. Указ. соч. С. 10.]. Полагаем, что в данном случае речь все-таки идет об императивных правовых нормах, а не о правовых презумпциях.
   По мнению Н. Ф. Качур, неопровержимых презумпций нет и быть не может, иначе теряет смысл само понятие юридического предположения, при этом исследователь подчеркивает возможность опровержения как характерную особенность любой презумпции [72 - Качур Н. Ф. Указ. соч. С. 26.]. Совершенно справедливо этот исследователь отмечает, что, будучи обобщенным нормативным выводом из реальных отношений, многократно проверенным на практике, презумпция все же содержит элемент недостоверности, вероятности [73 - Там же. С. 25.]. С данной позицией соглашается О. А. Кузнецова, указывая, что понятие неопровержимой презумпции выходит за рамки юридической природы презумпций. [74 - Кузнецова О. А. Указ. соч. С. 94.]
   Е. Ю. Веденеев по вопросу о невозможности опровержения презумпции указывает на то, что это может привести к ущемлению прав одной из сторон в связи с необоснованным доминированием одной стороны в процессе доказывания в результате искусственных преимуществ, установленных в законе. [75 - Веденеев Е. Ю. Роль презумпций в гражданском праве, арбитражном и гражданском судопроизводстве // Государство и право. 1998. № 2. С. 48.]
   Следует полностью согласиться с мнением Н. Ф. Качур, О. А. Кузнецовой и Е. Ю. Веденеева. Действительно, говоря о правовой презумпции, не следует забывать о ее важнейшем признаке – возможности опровержения. Если правовая презумпция не может быть опровергнута в связи с законодательным запретом на ее опровержение, то мы вряд ли уже можем вести речь о правовой презумпции. Представляется, что подобного рода установления следует относить к норме права, носящей императивный характер. В связи с этим считаем, что разделение правовых презумпций на опровержимые и не опровержимые необоснованно в связи с подменой понятия «норма права, носящая императивный характер», или «императивная норма», на понятие «неопровержимая презумпция».

§ 4. Материальные и процессуальные правовые презумпции

   Разделение правовых презумпций на материальные и процессуальные так же, как и в случае с неопровержимыми и опровержимыми правовыми презумпциями, является дискуссионным вопросом в правовой науке. Следует отметить, что разделение материальных и процессуальных презумпций в зависимости от закрепления в материальных и процессуальных нормах права не является их объективной характеристикой.
   Так, В. И. Каминская полагает, что в случае если условное принятие за истину не составляет непосредственного содержания правовой нормы, а является лишь основанием для установления в правовой норме какого-либо порядка отношений между людьми, то это презумпция материального права. В случае если какое-либо обстоятельство составляет содержание правовой нормы, регулирующей процессуальный вопрос о том, что считать доказанным, то речь идет о процессуальной презумпции. [76 - Каминская В. И. Учение о правовых презумпциях в уголовном процессе. М., 1948. С. 50.]
   С. С. Алексеев в своих исследованиях не разделяет презумпции на материальные и процессуальные, а указывает на наличие материального и процессуального смысла в одной презумпции. [77 - Алексеев С. С. О составе гражданского правонарушения // Правоведение. 1958. № 1. С. 52.]
   С точки зрения О. А. Кузнецовой, следует говорить не о материальных и процессуальных презумпциях, а о материальном и процессуальном значении нормы-презумпции [78 - Кузнецова О. А. Указ. соч. С. 85.]. Данной позиции придерживается и Д.М.Щёкин. [79 - Щёкин Д. М. Указ. соч. С. 44.]
   Н. Ф. Качур полагает, что определение материально-правовой презумпции должно содержать указание на: а) их нормативное закрепление, б) логическую природу, т. е. их вероятностный характер, в) связь предполагаемого факта с фактами наличными; г) выполняемую ими роль в процессе правового регулирования; д) вызываемые ими материально-правовые последствия. В связи с этим данный исследователь делает вывод, что материально-правовая презумпция есть закрепленное в нормах права предположение, выступающее в качестве предпосылки установления или неустановления одного юридического факта при наличии других, а в некоторых случаях заменяющее юридический факт, влекущее за собой определенные материально-правовые последствия [80 - Качур Н. Ф. Указ. соч. С. 30]. Представляется, что данная конструкция соответствует основному содержанию понятия правовой презумпции. Также Н. Ф. Качур делает вывод, что материально-правовые презумпции имеют и материально-правовое и процессуальное значение, но существуют презумпции, относящиеся только к процессуальному праву. Например, процессуальная презумпция о том, что судья будет необъективен при рассмотрении дела, при определенных обстоятельствах [81 - Там же. С. 28.]. Так, ст. 16 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации закрепляет перечень оснований для отвода судьи, наличие которых позволяет говорить о необъективности судьи при рассмотрении дела. В данном случае речь идет скорее о фактических предположениях, на основе которых устанавливается эта норма, а не о процессуальных правовых презумпциях.
   Полагаем возможным утверждать, что правовые презумпции имеют прежде всего процессуальное значение вне зависимости от их закрепления в материальных или процессуальных нормах права, поскольку основная характеристика правовых презумпций заключается в возможности их опровержения.
   Рассматривая сферу конституционного права, также нельзя не отметить, что оно не содержит разделения на нормы материального и процессуального права. Данная отрасль права построена на принципе единства материальных норм, закрепляющих статус, права и обязанности участников конституционных правоотношений, и процессуальных норм, определяющих порядок их деятельности [82 - Авакьян С. А. Конституционное право России: Учебный курс: В 2 т. Т. 1. М.: Юристъ, 2005. С. 52—53.]. При этом обратим внимание на то, что одна и та же правовая презумпция содержит в себе помимо процессуальной стороны еще и материально-правовой аспект. Примером может служить презумпция конституционности нормативных правовых актов, которая представляет собой такое предположение, при котором положения всех нормативных правовых актов, принятых на территории Российской Федерации, считаются соответствующими Конституции Российской Федерации до того момента, пока иное не будет доказано в Конституционном Суде Российской Федерации и оформлено его решением. Очевидно, что данная правовая презумпция имеет важнейший процессуальный аспект. Процесс рассмотрения дел о проверке нормативных правовых актов на соответствие Конституции Российской Федерации установлен в Федеральном конституционном законе «О Конституционном Суде Российской Федерации». Представляется, что материально-правовая сторона данной правовой презумпции проявляется, в частности, в случае опровержения в Конституционном Суде Российской Федерации этой правовой презумпции, когда признанные неконституционными нормативные правовые акты полностью или в части не подлежат применению со всеми вытекающими из данных обстоятельств последствиями.
   На основании изложенного считаем, что разделение правовых презумпций на материальные и процессуальные является не совсем оправданным в связи с тем, что правовые презумпции носят смешанный характер, совмещая в себе как материальную, так и процессуальную основу.

Раздел 3
Правовой принцип: понятие, классификация, соотношение с правовой презумпцией

§ 1. Понятие правового принципа и принципа права

   Как известно, слово «принцип» (от лат. principium) означает основу, первоначало, руководящую идею, исходное положение. Под правовыми принципами понимаются руководящие положения права, его основные начала, выражающие объективные закономерности, тенденции и потребности общества, определяющие сущность всей системы, отрасли или института права и имеющие в силу их правового закрепления общеобязательное значение [83 - Грибанов В. П. Принципы осуществления гражданских прав. Осуществление и защита гражданских прав. М., 2000. С. 215.]. Стоит также отметить мнение А. А. Федорченко, который указывает, что коль скоро принцип есть «исходное начало», «руководящая идея», «основа», то, следовательно, он характеризуется не столько абстрактной всеобщностью, а такой всеобщностью, которая напрямую связана с сущностью, основой явлений и процессов и является весьма устойчивой, постоянной. [84 - Федорченко А. А. Принципы правовой системы России (теоретико-правовой аспект). Дисс. … канд. юрид. наук. М., 2003. С. 60—61.]
   Исходя из того, что в правовой науке под принципом понимаются не только «обособленные в виде относительно самостоятельных элементов принципы права» [85 - Там же. С. 65.], но и фундаментальные идеи и идеалы, представляется необходимым обратиться к взглядам различных исследователей на понятие принципа права.
   Так, с точки зрения Д. А. Ковачева, принципы права – это основополагающие идеи, начала, выражающие сущность права и вытекающие из генеральных идей справедливости и свободы. [86 - Ковачев Д. А. Конституционный принцип: его понятие, реальность и фиктивность // Журнал российского права. 1997. № 9. С. 71.]
   В. Н. Карташов указывает, что принципы права представляют определенные фундаментальные идеи и идеалы, которые сформулированы на основе научного и практического опыта [87 - Карташов В. Н. Принципы права. Теория государства и права / Под ред. проф. Бабаева В. К. М., 2001. С. 222—223.]. М. И. Байтин определяет содержание принципов права как исходные, определяющие идеи, положения, установки, которые составляют нравственную и организационную основу возникновения, развития и функционирования права. Принципы права есть то, на чем основаны формирование, динамика и действие права, что позволяет определить природу данного права как демократического или, напротив, тоталитарного. [88 - Байтин М. И. О принципах и функциях права: новые моменты // Правоведение. 2000. № 1. С. 4.]
   Рассматривая общие принципы права, Г. А. Гаджиев справедливо указывает на то, что все общие принципы права относятся в России к конституционным принципам, поскольку являются формой выражения общих принципов права. Этот автор считает, что общие принципы права проявляются в конституционных принципах, которые, в свою очередь, преломляются в отраслевых принципах и нормах [89 - Гаджиев Г. А. Конституционные принципы рыночной экономики (Развитие основ гражданского права в решениях Конституционного Суда Российской Федерации). М.: Юристъ, 2002. С. 54—55.]. Отметим, что, по мнению Г. А. Гаджиева, общие принципы права – это положения (правила) объективного права (т. е. не естественного или идеального), которые могут выражаться, а могут и не выражаться в текстах законов, но обязательно должны применяться в судебной практике. [90 - Там же. С. 55.]
   Таким образом, принципы права являются той основой, на которой формируется вся государственная правовая система. В соответствии с принципами права выстраивается и вся совокупность правовых принципов. Правовым принципам как руководящим положениям права придается особое значение, которое заключается в высокой степени важности и обязательности для всех без исключения участников тех или иных правоотношений. Вследствие этого правовым принципам необходимо надлежащее и соответствующее выполняемым ими функциям нормативное закрепление. Как правило, основные правовые принципы закрепляются в конституциях и иных базисных нормативных актах. Объясняется это, в частности, тем, что в большинстве случаев на вершине иерархической лестницы нормативных актов находится конституция, положения которой общеобязательны при нормотворчестве и правоприменении. Это также подчеркивает высокую стабильность правовых принципов, которые в отличие от иных норм права имеют высокую степень устойчивости к изменениям. В связи с этим отметим, что под конституционно-правовыми принципами понимаются идеи, которые имеют фундаментальное или важное значение для развертывания конституционно-правового знания, и в основу которых кладется та или иная мировоззренческая позиция, закономерность, выявленная практикой, или сформулированное умозрительно положение, являющееся плодом научной мысли [91 - Богданова Н. А. Система науки конституционного права. М.: Юристъ, 2001. С. 166.]. От обыкновенных норм права правовые принципы отличаются тем, что они всегда носят императивный характер, при этом в них отсутствуют санкции и зачастую другие элементы правовой нормы (гипотезы или диспозиции).
   Каждый правовой принцип имеет сложное строение, состоящее из разнообразных юридических императивов, которые тесно связаны и взаимодействуют между собой [92 - Теория государства и права: Учебник / Под ред. В. К. Бабаева. М.: Юристъ, 2004. С. 223.]. В качестве примера приведем принцип конституционности деятельности участников конституционных правоотношений и принцип конституционности нормативных правовых актов. Данные принципы в той или иной степени базируется, в частности, на следующих конституционных положениях: 1) Конституция Российской Федерации имеет высшую юридическую силу; 2) Конституция Российской Федерации имеет прямое действие на территории Российской Федерации; 3) законы и иные правовые акты, принимаемые в Российской Федерации, не должны противоречить Конституции Российской Федерации; 4) органы государственной власти, органы местного самоуправления, должностные лица, граждане и их объединения обязаны соблюдать Конституцию Российской Федерации. Очевидно, что указанные принципы представляют взаимодействующие между собой сложные правовые конструкции.
   В связи с тем, что правовые принципы имеют высокую степень обобщения, они подлежат конкретизации в других правовых нормах.
   Если обратить внимание на принципы в системе конституционного права, то, как верно отмечает Н. А. Богданова, они не только соединяют знания о предмете изучения, но и развертывают, обосновывают идею, которая кладется в основу выбора модели правового регулирования, устройства государственных и общественных институтов, они основываются на опыте, апробируются практикой и объясняют ее. Их выделение и построение связаны с наиболее высокой ступенью логического обобщения, выводящей конституционно-правовое знание на уровень философии права. [93 - Богданова Н. А. Указ. соч. С. 165.]

§ 2. Классификация правовых принципов

   Для более четкой характеристики правовых принципов в целом и принципов в конституционном праве в частности обратимся к классификации правовых принципов и рассмотрим положение принципов в конституционном праве в данной классификации.
   Отметим, что важнейшим критерием классификации принципов является та или иная сфера общественной жизни, которая находит отражение в содержании нормативно-правовых предписаний и которая подвергается юридическому воздействию со стороны принципов права. С позиции теории права, любое общество включает: 1) экономическую систему (экономические институты, структуры и т. п.); 2) социальную систему (различные социальные слои, группы, нации, а также связи и отношения между ними); 3) политическую систему (государство, политические партии и движения, общественные объединения и т. д.); 4) систему духовной жизни (науку, образование, культуру, идеологию и проч.); 5) правовую систему общества (взятые в единстве право, правосознание, юридическую практику и другие юридические явления, с помощью которых осуществляется воздействие на поведение людей) [94 - Теория государства и права: Учебник / Под ред. В.К. Бабаева. М.: Юристъ, 2004. С. 223.]. Такое условное разделение на системы дает возможность исследователям четко определить по соответствующим признакам принадлежность правовых принципов к тому или иному правовому направлению.
   Также правовые принципы предлагается классифицировать по определенным видам в зависимости от того, составляли принципы основу системы права в целом, либо отдельных ее нормативно-правовых общностей. В связи с этим в теории права выделяются следующие группы: а) исходные начала, отражающие природу отдельных институтов права; б) межинституционные нормативно-руководящие положения (характерны для двух и более институтов права); в) принципы подотраслей права; г) отраслевые принципы права; д) межотраслевые нормативно-руководящие начала, выражающие общие фундаментальные положения двух и более отраслей права; е) принципы, общие для каждой национальной правовой системы; ж) принципы, отражающие особенности той или иной правовой семьи; з) принципы международного права, которые, в свою очередь, разграничиваются на принципы отдельных институтов и отраслей права, межотраслевые и общие принципы международного права.
   Данный способ классификации позволяет, с одной стороны, обособить определенные правовые принципы в зависимости от их конструкции и назначения, с другой стороны – объединить под одними принципами сразу несколько правовых институтов, отраслей или подотраслей права. В данном виде классификации определяется также правовая индивидуальность и правовое сходство (идентичность) принципов.
   По сфере действия все нормативно-руководящие начала правовой системы общества разделяются на принципы юридической практики (общеобязательные требования, обеспечивающие ее высокое качество и эффективность в обществе), правового статуса личности, юридической ответственности и т. д. Принципы классифицируются также в зависимости от способов их внешнего выражения в тех или иных формально-юридических источниках (в международных нормативно-правовых актах и договорах, конституциях и конституционных законах, обычных законах и подзаконных актах) [95 - Теория государства и права: Учебник / Под ред. В.К. Бабаева. М.: Юристъ, 2004. С. 223]. Существуют и другие классификации правовых принципов.
   В целях настоящего исследования обратимся к классификации принципов в конституционном праве Российской Федерации. Как справедливо отмечает Н. А. Богданова, следует различать принципы как правовые установления (нормы), получающие закрепление в нормах конституционного права, и принципы как правовые идеи (начала), воплощенные в теоретических построениях науки и косвенно определяющие направление и содержание конституционно-правового регулирования. Они складываются в разных областях правовой материи: первые – в области догмы права, вторые – в сфере ее доктринального толкования, оценки права и прогнозирования его развития. Принципы-идеи как логические построения науки, служащие началом соответствующих теорий, по содержанию богаче принципов норм. Они допускают различные варианты их нормативного воплощения в рамках заложенной в них идеи. Принципы-нормы всегда конкретны, что диктуется необходимостью их реализации и воплощения в правовых правилах и предписаниях. Между названными типами принципов существует неразрывная связь, предопределяемая тем, что в них раскрываются грани одного явления – конституционного права. [96 - Богданова Н. А. Указ. соч. С. 168—169.]
   Н. А. Богданова указывает, что по значимости и систематизирующей роли в науке конституционного права принципы можно выстроить по уровням. К первому уровню относятся фундаментальные принципы. Справедливо отмечается, что, будучи закрепленными нормами конституционного права, такие принципы значимы для всех отраслей права и являются для них правовым ориентиром. К таким принципам, например, относятся принципы, характеризующие государство (демократическое, правовое, социальное и т. д.). Ко второму уровню относятся общие (конституционно-правовые) принципы. Данные принципы характеризуют предмет конституционного права. В качестве примера можно привести принцип верховенства конституции, прав человека как высшей ценности и т. д. Этот автор отмечает, что фундаментальные и общие принципы формализуются прежде всего в основах конституционного строя, получивших закрепление в конституционных нормах или вытекающих из их смысла. Третий уровень включает базовые (блоковые) принципы, которые складываются в основных предметных сферах (нормативных блоках) конституционного права. К ним относятся принципы организации и осуществления власти, основ правового положения личности, государственного устройства и административно-территориального деления, системы органов государственной власти и местного самоуправления. К четвертому уровню относятся специальные принципы, которые связаны с конкретными конституционно-правовыми институтами и развивают идеи, заложенные фундаментальными, общими и базовыми принципами. К таким принципам можно отнести принципы гражданства (равное, единое, двойное гражданство), принципы избирательного права (свободное, всеобщее, равное и т. д.). Также Н. А. Богданова среди всех принципов по значимости и роли в систематизации конституционно-правового знания выделяет принципы конституционного строя, которые «держат» систему науки конституционного права [97 - Богданова Н. А. Указ. соч. С. 173—174.]. Данная классификация удачно объединяет в себе важнейшие критерии, обладая которыми те или иные принципы подпадают в соответствующие уровни данной классификации. Важность подобного разграничения принципов на соответствующие уровни увеличивается в связи с особым положением принципов в конституционном праве. Связано это с тем, что каждый конституционно-правовой принцип крайне важен для всей правовой системы и выделение среди них основополагающих принципов без притеснений и ущемления других принципов является сложной задачей.

§ 3. Соотношение правового принципа и правовой презумпции

   Отметим, что соотношение правового принципа и правовой презумпции вызывает споры в правовой науке. Это в том числе связано с тем, что нет единого понимания проблемы отнесения правовой презумпции к правовым принципам. Данная проблема является актуальной, поскольку отождествление правовых принципов и правовых презумпций может привести как к неверному правопониманию, так и к искажению правовой сущности рассматриваемых правовых категорий.
   Обратимся к позициям исследователей по вопросу соотношения правового принципа и правовой презумпции. Так, Н. Ф. Качур полагает, что нельзя рассматривать юридические предположения в качестве принципов права. По своей сущности, как утверждает этот исследователь, это абсолютно разные понятия [98 - Качур Н. Ф. Указ. соч. С. 18.]. Также Н. Ф. Качур отмечает, что некоторые презумптивные установления играют значительную роль в механизме правового регулирования, что сближает их с руководящими, основополагающими началами права [99 - Там же.]. О. А. Кузнецова считает, что нет препятствий к тому, чтобы принцип права был сформулирован в виде презумптивной нормы. С точки зрения данного исследователя важно, чтобы эта норма включала признаки принципов права, была способной отражать сущность права или отдельной отрасли права, распространяла свое содержание на другие нормы [100 - Кузнецова О. А. Указ. соч. С. 60.]. Т. Г. Тамазян приходит к выводу о том, что принцип права может быть сформулирован в виде презумпции и это возможно при условии, что презумпция содержит черты принципа права, отражает сущность правого регулирования той или иной отрасли права, имеет максимально широкий характер, распространяется на другие нормы данной отрасли, является руководящим началом при их применении и толковании [101 - Тамазян Т. Г. Указ. соч. С. 70.]. В. К. Бабаев относит общеправовые, межотраслевые и отраслевые презумпции к корреспондирующим им принципам права (общеправовым, межотраслевым, отраслевым). Также этот ученый выделяет презумпции как средства юридической техники, которые еще «не достигли уровня презумпций-принципов». [102 - Бабаев В. К. Презумпции в российском праве и юридической практике // Проблемы юридической техники. Н. Новгород, 2000. С. 328.]
   Наиболее взвешенной на наш взгляд является точка зрения Н. Ф. Качур. Действительно, следует рассматривать правовые презумпции и принципы как абсолютно разные понятия. Правовые презумпции, как и принципы, играют важнейшую роль в правовом регулировании. Однако принцип права не обладает, в частности, таким свойством презумпции, как опровержимость. Принцип права – это руководящее положение права, его основные начала, которые изначально не могут подвергаться какому-либо сомнению, ибо на данных положениях строится правовая система.
   Рассматривая правовую конструкцию, в которой правовая презумпция закрепляется в норме-принципе и вследствие этого становится принципом-презумпцией, например закрепленная в ст. 49 Конституции Российской Федерации презумпция невиновности, следует отличать правовое значение презумпции и принципа иначе может произойти подмена и отождествление этих правовых категорий между собой.
   Обратим внимание на еще один вопрос, связанный с проблемой соотношения правовых принципов и презумпций. Так, И. В. Сухинина, сопоставляя понятия конституционных принципов и презумпций, отмечает, что конституционные принципы в своей основе жестко связаны между собой, дополняют и конкретизируют друг друга и составляют систему, при которой содержание каждого из них должно рассматриваться в контексте содержания других. При этом, рассматривая конституционные презумпции, автор делает вывод о том, что они не образуют системы, а являются средствами, которые разрешают какую-либо неопределенность, и представляются в качестве правила, требующего считать, что формальное утверждение или отрицание факта, свойства или события считается наиболее допустимым, пока не доказано обратное. Также И. В. Сухинина утверждает, что конституционные презумпции самодостаточны и не предполагают для реализации жесткого увязывания их с рядом других презумпций, и сразу приводит в качестве исключения пример с презумпцией добросовестности граждан Российской Федерации, указывая на то, что при ее опровержении в публичном праве учитываются условия положений презумпции невиновности [103 - Сухинина И. В. Указ. соч. С. 42.]. Действительно, этот автор вполне обоснованно констатирует наличие тесной взаимосвязи принципов определенной отрасли права между собой. При этом, рассматривая конституционные презумпции, полагаем возможным не согласиться с изложенной позицией о том, что презумпции самодостаточны и не предполагают для реализации жесткого увязывания их с рядом других презумпций, в той части, что тесная взаимосвязь презумпций невозможна или возможна только в виде определенных исключений. Очевидно, что, например, презумпции в конституционном праве взаимосвязаны с корреспондирующими им принципами, а тесная взаимосвязь таких принципов между собой позволяет говорить о тесной взаимосвязи корреспондирующих таким принципам презумпций. Если привести в качестве примера презумпцию конституционности нормативных правовых актов, то мы можем проследить ее взаимосвязь с другой презумпцией в конституционном праве. Так, данная презумпция тесно взаимодействует с презумпцией конституционности органов власти и должностных лиц, поскольку от конституционности деятельности, например, законодательного корпуса зависит и конституционность принимаемых им актов. К вопросу взаимосвязи презумпций в конституционном праве мы обратимся в следующей главе настоящей работы.

Глава 2
Характеристика и взаимосвязь основополагающих правовых принципов и презумпций в конституционном праве Российской Федерации

Раздел 1
Основополагающие принципы и презумпции в конституционном праве Российской Федерации

§ 1. Правовые особенности основополагающих правовых принципов и презумпций в конституционном праве Российской Федерации

   В настоящей главе нами будут рассмотрены основополагающие правовые презумпции и принципы в конституционном праве Российской Федерации, а именно: принцип и презумпция конституционности деятельности участников конституционных правоотношений, принцип и презумпция конституционности нормативных правовых актов, принцип и презумпция добросовестности участников конституционных правоотношений. В качестве примеров принципа и презумпции конституционности деятельности участников конституционных правоотношений будут рассмотрены принцип и презумпция конституционности деятельности органов власти и должностных лиц, а в качестве примера принципа и презумпции добросовестности участников конституционных правоотношений – принцип и презумпция добросовестности законодателя.
   Российская Конституция содержит множество принципов, каждый из которых является крайне важным для отечественной правовой системы. Однако говорить о том, что один принцип является главнее или важнее другого, с нашей точки зрения, было бы не совсем корректно. Действительно, если, например, взять ряд принципов, содержащихся в основах конституционного строя Российской Федерации, а именно: принцип народного суверенитета, принцип признания человека, его прав и свобод высшей ценностью, принцип идеологического многообразия и политического плюрализма, то нельзя не отметить индивидуальность, незаменимость и важность каждого из них. Тем не менее представляется возможным выделить среди всего перечня принципиальных положений Конституции Российской Федерации и конституционного законодательства те принципы, беспрекословное соблюдение которых, в свою очередь, обеспечивает существование абсолютно всех остальных конституционных принципов. Как отмечалось в классификации принципов в конституционном праве, такие принципы представляется возможным отнести к первому уровню – фундаментальным принципам, т. е. тем, которые значимы для всех отраслей права и являются для них правовым ориентиром. Поэтому определение таких конституционных принципов, как «основополагающие принципы», следует понимать и рассматривать исключительно с позиции первоисточника всех остальных принципиальных положений, но ни в коем случае не с позиции приоритета перед другими конституционными принципами.
   Как и любые другие правовые принципы, основополагающие принципы в конституционном праве не являются декларативными. Их нарушение может повлечь за собой ответственность, в том числе и конституционную. Вопрос ответственности за нарушение принципиальных положений является актуальным, поскольку от эффективности охраны правовых принципов зависит устойчивость и эффективность всей правовой системы государства. Вполне справедливо мнение, что отрасль права должна обеспечивать реализацию своих норм прежде всего своими собственными средствами, а только затем мерами других отраслей [104 - Авакьян С. А. Конституционное право России: Учебный курс: В 2 т. Т. 1. М.: Юристъ, 2005. С. 89.]. В связи с этим считаем целесообразным кратко охарактеризовать основные черты конституционной ответственности как неотъемлемого элемента последствия нарушения основополагающих принципов в конституционном праве.
   Под конституционной ответственностью понимается закрепленная конституционно-правовыми нормами обязанность субъекта конституционно-правовых отношений отвечать за несоответствие своего юридически значимого поведения тому, которое предписано ему этими нормами, обеспечиваемая возможностью применения мер государственного (или приравненного к нему общественного) воздействия [105 - Виноградов В. А. Конституционная ответственность: вопросы теории и правовое регулирование. М., 2000. С. 20—21.]. Субъектами конституционной ответственности выступают как физические лица, так и коллективные образования. Отметим, что главной особенностью субъекта конституционной ответственности является обладание им способности самостоятельно нести ответственность за совершенные конституционные деликты. Основанием конституционной ответственности является конституционный деликт, под которым понимается деяние (действие или бездействие) субъекта конституционно-правовых отношений, не соответствующее должному поведению, предусмотренному нормами конституционного права, и влекущее за собой применение установленных мер конституционной ответственности. В нашем случае речь идет о нарушении основополагающих принципов в конституционном праве. По мнению В. А. Виноградова, этими действиями или бездействиями не исполняются или ненадлежащим образом исполняются конституционные обязанности, нарушаются права и законные интересы участников конституционных правоотношений. [106 - Там же. С. 26—27.]
   После установления наличия конституционного деликта наступает стадия применения конституционно-правовых санкций, которые представляют собой определенные нормами конституционного права меры государственного (или приравненного к нему общественного) воздействия в сфере конституционно-правовых отношений, применяемые в случае несоответствия фактического поведения должному поведению, установленному диспозицией конституционно-правовой нормы, и содержащие его итоговую оценку [107 - Там же. С. 63.]. Так, в качестве примеров таких санкций за нарушения конституционно-правовых норм, в том числе и основополагающих принципов в конституционном праве, приведем:
   1. Лишение общего или специального конституционно-правового статуса, досрочное прекращение (лишение) полномочий (роспуск, расформирование, отстранение от должности, отзыв, лишение государственных наград и почетных званий, отмена регистрации, ликвидация и др.);
   2. Отказ в совершении каких-либо действий (в утверждении, в предоставлении гражданства, в государственной регистрации, в назначении референдума, в выдаче разрешения на временное проживание и др.).
   3. Оценочные санкции (выражение недоверия, признание деятельности неудовлетворительной, признание неконституционным, предупреждение и др.).
   4. Отмена (признание недействительным) юридически значимого результата (признание собранных подписей избирателей в поддержку кандидата недействительными и др.).
   5. Отмена (приостановление) правовых актов.
   6. Принуждение к исполнению конституционных обязанностей (приостановление деятельности, выдворение, высылка, депортация и др.). [108 - Виноградов В. А. Понятие и особенности конституционно-правовой ответственности: проблемы России, опыт зарубежных стран. М.: Институт права и публичной политики, 2003. С. 86—114.]
   Указанные санкции дают представление о многообразии кон ституционно-правовых мер, которые можно применить в том числе и к нарушителям основополагающих принципов в конституционном праве, обладающих конституционной деликтоспособностью.
   Рассматривая вопрос об отнесении ряда презумпций в конституционном праве к основополагающим презумпциям, следует отметить, что, будучи тесно взаимосвязанными с корреспондирующими им основополагающими принципами, эти правовые презумпции также приобретают основополагающее значение для правовой системы. При этом очень важно заметить, что каждая правовая презумпция вне зависимости от отрасли права, в которой она закрепляется, выполняет важнейшую функцию по регулированию тех или иных правоотношений и каждая такая презумпция по-своему важна. В связи с этим понятие «основополагающая презумпция в конституционном праве» следует трактовать только в ракурсе того, что основополагающий характер таких правовых презумпций заключается в распространении их действий на всю отрасль конституционного права, которое в силу своей специфики распространяет свое влияние на всю правовую систему Российской Федерации.
   Правовые принципы конституционности деятельности участников конституционных правоотношений, конституционности нормативных правовых актов и добросовестности участников конституционных правоотношений составляют тот основной фундамент, на котором строится не только отрасль конституционного права, но и вся правовая система Российской Федерации. Данные конституционные принципы играют ключевую роль в развитии всех других принципиальных положений Конституции Российской Федерации, поскольку положения отечественной Конституции нацелены на конституционность и добросовестность деятельности всех без исключения участников конституционных правоотношений и предполагают конституционность и добросовестность такой деятельности. Трудно представить, что, например, конституционные принципы, составляющие основы конституционного строя России, не предполагали их соблюдения всеми участниками правоотношений с позиции конституционности и добросовестности и не требовали бы такого соблюдения. Также сложно представить, что нормативные правовые акты, развивающие и конкретизирующие положения Конституции Российской Федерации, принимались без требований принципа их конституционности. В связи с тем, что в отечественном конституционном праве требования конституционности и добросовестности обязательны к соблюдению всеми без исключения участниками правоотношений, а положения Конституции Российской Федерации закрепляют только такой подход, наличие таких презумпций в конституционном праве, как презумпции конституционности деятельности участников конституционных правоотношений, презумпции конституционности нормативных правовых актов и презумпции добросовестности участников конституционных правоотношений, имеет основополагающее значение при регулировании всей совокупности правоотношений в сфере конституционного права. Благодаря указанным правовым презумпциям в установленном законом порядке возможно отсечение неконституционных и недобросовестных деяний со стороны участников конституционных правоотношений путем опровержения презумпции конституционности таких деяний, а посредством опровержения презумпции конституционности нормативных правовых актов очищается правовая система Российской Федерации от противоречащих Конституции Российской Федерации нормативных правовых актов. Поэтому указанные выше правовые принципы и презумпции рассматриваются нами как основополагающие принципы и презумпции в конституционном праве Российской Федерации.

Раздел 2
Принцип и презумпция конституционности деятельности участников конституционных правоотношений

§ 1. Принцип конституционности деятельности участников конституционных правоотношений

   Рассмотрим один из основополагающих конституционных принципов, который сформулирован в положениях Конституции Российской Федерации – принцип конституционности деятельности участников конституционных правоотношений.
   Обычно под конституционными правоотношениями понимаются охватываемые предметом конституционного права и закрепляемые его нормами политические общественные отношения. Конституционные правоотношения разделяются по разным основаниям: по природе, по видам, по степени обобщенности, по фактору существования во времени, по юридическому значению, по целевому назначению [109 - Авакьян С. А. Конституционное право России: Учебный курс: В 2 т. Т. 1. М.: Юристъ, 2005. С. 31—36.]. В. О. Лучин выделяет также учредительные, правоустановительные, охранительные правоотношения [110 - Лучин В. О. Конституция Российской Федерации. Проблемы реализации. М.: ЮНИТИ-ДАНА, 2002. С. 131.]. По мнению этого автора, учредительные конституционные правоотношения не только опосредуют основы конституционного строя, но и выражают особое правовое состояние конституционных субъектов, наиболее значимые, универсальные социальные связи между ними. В правоустановительных отношениях проявляется динамизм конституционных субъектов, включается в действие юридический механизм реализации их полномочий, происходит синтез соответствующих конституционных норм с общественной практикой. Охранительные отношения возникают прежде всего вследствие неправомерного поведения субъектов как негативная реакция на это со стороны государства. [111 - Лучин В. О. Конституция Российской Федерации. Проблемы реализации. М.: ЮНИТИ-ДАНА, 2002. С. 132.]
   Применительно к рассматриваемому нами правовому принципу следует подробнее остановиться на разделении данных правоотношений по видам. В теории права выделяются четыре вида конституционных правоотношений: 1) связанные с основами конституционного строя России; 2) связанные с основами правового положения личности в Российской Федерации; 3) связанные с государственным устройством России; 4) связанные с организацией деятельности органов государственной власти и местного самоуправления в Российской Федерации. Данное разделение конституционных правоотношений по видам дает представление об их субъектах, т. е. участниках, а именно:
   1) многонациональный народ Российской Федерации. Нормы, регулирующие отношения, субъектом которых является непосредственно народ, в частности, содержатся в основах конституционного строя Конституции Российской Федерации и связаны с принципом народного суверенитета. В других правоотношениях от имени народа выступают соответствующие субъекты (например, граждане и их коллективы);
   2) Российская Федерация и ее субъекты, которые включаются в такие отношения через свои органы;
   3) государственные органы и должностные лица. Конституционно-правовые отношения с участием субъектов указанной группы наиболее характерны для конституционного права. Как справедливо отмечает Н. А. Богданова, данное обстоятельство объясняется тем, что, являясь одной из отраслей публичного права, конституционное право в отношениях, возникающих по поводу реализации его норм, как правило, имеет сторонами или одной из них представляющие государство его органы или должностные лица. Кроме того, государственный орган становится субъектом конституционно-правовых отношений в связи с выполнением государством его конституционной обязанности – признавать, соблюдать и защищать права и свободы человека и гражданина, а также возложением на государственные органы конституционно-правовой ответственности [112 - Богданова Н. А. Указ. соч. С. 50.]. Также, самостоятельными субъектами конституционно-правовых отношений могут быть структурные подразделения государственных органов в зависимости от их правового положения;
   4) органы местного самоуправления. Поскольку органы местного самоуправления не входят в систему органов государственной власти и самостоятельны в пределах своих полномочий, а основами их деятельности является Конституция Российской Федерации, конституции (уставы) субъектов Российской Федерации, законы Российской Федерации и другие нормативные правовые акты, то по определенному кругу вопросов органы местного самоуправления выступают как субъекты конституционно-правовых отношений;
   5) человек и гражданин, объединения граждан, иностранные граждане и лица без гражданства. Разновидность конституционно-правовых отношений, в которых может быть участником человек и гражданин, зависит от особенностей правового положения человека и гражданина. Верно отмечается, что особое место личности в системе субъектов конституционного права объясняется тем, что взаимоотношения государства с человеком и гражданином являются определяющими в конституционно-правовом регулировании, связывая власть и свободу как основные компоненты содержания конституционно-правовых отношений [113 - Там же. С. 54.]. Именно поэтому человек является важнейшим субъектом конституционно-правовых отношений. Объединения граждан, будучи структурными образованиями общества, являются субъектами конституционно-правовых отношений в зависимости от их правового статуса и соответствующего законодательства, регулирующего правовое положение тех или иных объединений граждан.
   Следует отметить, что исходя из указанного перечня участников конституционных правоотношений, рассматриваемый принцип распространяется на всех участников правоотношений вне зависимости от их участия в конституционных правоотношениях или любых иных, но применительно к нашей теме, мы будем рассматривать данный принцип исключительно с позиции правоотношений в конституционном праве.
   Как и все правовые принципы, рассматриваемый принцип имеет сложную структуру, состоящую из разнообразных юридических императивов, которые тесно связаны и взаимодействуют между собой. Он основывается на ряде положений отечественной Конституции, в том числе на следующих положениях, закрепленных в ст. 15 Конституции Российской Федерации:
   1. Конституция Российской Федерации имеет высшую юридическую силу. Это означает, что она обладает верховенством по отношению ко всем остальным нормативным актам.
   2. Конституция Российской Федерации имеет прямое действие на территории Российской Федерации. В теории конституционного права существует несколько важнейших положений, связанных с прямым действием Конституции Российской Федерации. Прежде всего прямое действие Конституции Российской Федерации выражается в том, что она закрепляет существующий строй общественных отношений в нашей стране. Также следует отметить, что помимо установлений общего характера Конституция Российской Федерации регулирует вполне определенные виды общественных отношений. Постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 31 октября 1995 г. «О некоторых вопросах применения судами Конституции Российской Федерации при осуществлении правосудия» [114 - Постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 31 октября 1995 г. № 8 «О некоторых вопросах применения судами Конституции Российской Федерации при осуществлении правосудия» // Бюллетень Верховного Суда РФ. 1996. № 1.] устанавливает, что суд при разрешении дела применяет непосредственно Конституцию Российской Федерации тогда, когда положения Конституции Российской Федерации, «исходя из ее смысла, не требуют дополнительной регламентации и не содержат указания на возможность ее применения при условии принятия федерального закона, регулирующего права, свободы, обязанности человека и гражданина и другие положения». Прямое действие Конституции Российской Федерации непосредственно связано и с обеспечением ее верховенства по отношению ко всем нормативным актам.
   3. Законы и иные правовые акты, принимаемые в Российской Федерации, не должны противоречить Конституции Российской Федерации. Данное конституционное положение закрепляет Конституцию Российской Федерации на вершине иерархии нормативных актов, тем самым подтверждая ее фундаментальную роль в правовой системе Российской Федерации. Конституционный Суд Российской Федерации, в свою очередь, в рамках своей компетенции осуществляет проверку на соответствие нормативных правовых актов Конституции Российской Федерации.
   4. Органы государственной власти, органы местного самоуправления, должностные лица, граждане и их объединения обязаны соблюдать Конституцию Российской Федерации. Данное принципиальное положение подчеркивает необходимость соблюдения конституционных установлений для нормального функционирования всех государственных институтов.
   Резюмируя изложенное, представляется возможным определить принцип конституционности деятельности участников конституционных правоотношений как правовое установление, при котором весь круг участников конституционных правоотношений обязан строго следовать положениям Конституции Российской Федерации, исключая любую возможность их нарушения посредством любой своей деятельности (действиями или бездействием).
   Следует подчеркнуть, что от конституционности деятельности участников конституционных правоотношений зависит нормальное функционирование всех звеньев государственного механизма, и нарушение данного правового принципа может привести к дестабилизации сложившихся устоев государственной и общественной жизни.

§ 2. Презумпция конституционности деятельности участников конституционных правоотношений

   Правовая презумпция конституционности деятельности участников конституционных правоотношений, как и одноименный правовой принцип, выполняет важнейшую функцию стабилизатора не только конституционно-правовых, но и всех остальных правоотношений. Цель данной презумпции заключается в поддержании единого конституционного пространства на территории Российской Федерации. Принимая во внимание то, что Россия является федеративным государством, обеспечение принципа верховенства Конституции Российской Федерации и поддержание ее высшей юридической силы на всей территории Российской Федерации является одновременно сложной и важной задачей.
   Презумпция конституционности деятельности участников конституционных правоотношений распространяется на всех участников конституционных правоотношений без исключения. Обязанность осуществлять свою деятельность в соответствии с конституционными положениями в полной мере лежит на всех участниках конституционных правоотношений вне зависимости от того, является ли такой участник простым гражданином Российской Федерации или высшим государственным органом власти. Такое обязательство закреплено в ч. 1 ст. 15 Конституции Российской Федерации, в соответствии с которой органы государственной власти, органы местного самоуправления, должностные лица, граждане и их объединения обязаны соблюдать Конституцию Российской Федерации.
   Данная презумпция не имеет прямого закрепления в отечественном законодательстве. Косвенное закрепление этой презумпции в Конституции Российской Федерации содержится в нормах, закрепляющих принцип конституционности деятельности участников конституционных правоотношений (ч. 1, 2 ст. 15) и решениях Конституционного Суда Российской Федерации. В зависимости от характера конституционных правоотношений и их участников Конституционный Суд Российской Федерации ссылается на различные аспекты рассматриваемой презумпции. Например, в своем Особом мнении по делу о проверке конституционности ряда положений Устава (Основного закона) Тамбовской области (постановление Конституционного Суда Российской Федерации № 19-П от 10 декабря 1997 г.) [115 - Особое мнение судьи Конституционного Суда Российской Федерации Б. С. Эбзеева «По делу о проверке конституционности ряда положений Устава (Основного закона) Тамбовской области». Постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 10 декабря 1997 г. № 19-П) // Вестник Конституционного Суда РФ. 1998. № 1.] судья Конституционного Суда Российской Федерации Б. С. Эбзеев ссылается на презумпцию конституционности деятельности органов государственной власти и их должностных лиц и принимаемых ими правовых актов.
   Таким образом, презумпцию конституционности деятельности участников конституционных правоотношений целесообразно охарактеризовать как косвенно закрепленное в нормах конституционного права предположение, при котором деятельность всех участников конституционных правоотношений считается соответствующей положениям Конституции Российской Федерации до тех пор, пока иное не доказано в установленном нормативными актами порядке.
   Косвенное закрепление презумпции конституционности деятельности участников конституционных правоотношений в нормах права и отсутствие прямого указания на наличие данной презумпции в Конституции Российской Федерации не является основанием полагать, что эта презумпция не имеет существенного значения в российском праве или вообще не отражена в нем. Предположим, что презумпция конституционности деятельности участников конституционных правоотношений отсутствует в отечественном законодательстве. В таком случае все субъекты конституционно-правовых отношений изначально считаются нарушающими Конституцию Российской Федерации при вступлении ими в такие правоотношения. Представляется, что такое положение вещей приведет к правовому хаосу, поскольку будет противоречить всем идеям и основам, заложенным в Конституции Российской Федерации. Поэтому Конституция Российской Федерации и конституционное законодательство не могут не предполагать наличие презумпции конституционности деятельности участников конституционных правоотношений. Эта презумпция следует из смысла Конституции Российской Федерации и отражается в ее положениях. Данную презумпцию в соответствии с приведенной в первой главе настоящей работы классификацией правовых презумпций целесообразно охарактеризовать как правовую (вытекает из положений Конституции Российской Федерации и отражается в решениях Конституционного Суда Российской Федерации), косвенно закрепленную в законодательстве (отсутствует прямое нормативное закрепление), отраслевую презумпцию (относится к конституционным правоотношениям), которая играет роль базовой презумпции для всех отраслей права. Презумпция конституционности деятельности участников конституционных правоотношений выведена путем истолкования Конституции Конституционным Судом Российской Федерации.
   Очевидно, что презумпция конституционности деятельности участников конституционных правоотношений имеет общий характер и ее применение к отдельно взятым обстоятельствам в любом случае потребует ее дальнейшей конкретизации. Тем не менее ценность настоящей презумпции заключается в том, что она «впитала» в себя основное понимание того, что участники конституционных правоотношений изначально должны рассматриваться как надлежащим образом осуществляющие свои права и несущие свои обязанности прежде всего в соответствии с Конституцией Российской Федерации.
   Как и принцип конституционности деятельности участников конституционных правоотношений, данная правовая презумпция состоит из множества конкретизирующих ее аспектов, которые разделяют ее на конкретные правовые презумпции в отношении отдельных субъектов конституционного права. Например, относительно граждан Российской Федерации действует презумпция конституционности их деятельности в тех или иных конституционных правоотношениях. Относительно органов власти и должностных лиц действует презумпция конституционности их деятельности.
   Если дальше конкретизировать данную презумпцию, то можно говорить о презумпции конституционности деятельности, например, Правительства Российской Федерации и его членов, презумпции конституционности деятельности Совета Федерации Федерального Собрания Российской Федерации и его членов и т. д. Представляется, что данный перечень правовых презумпций будет соответствовать списку субъектов конституционного права.
   С одной стороны, целесообразно детально описать все возможные правовые презумпции, которые могут возникнуть, например, из презумпции конституционности деятельности органов власти и должностных лиц как одной из составляющих презумпции конституционности деятельности участников конституционных правоотношений, поскольку каждая из них, проходя через призму правового статуса того или иного органа власти или должностного лица, будет отличаться своей правовой спецификой. С другой стороны, важно одной правовой презумпцией охватить сразу несколько однородных категорий, поскольку основная суть всех отдельных презумпций, появившихся в результате конкретизации одной, будет идентична. Так, относительно презумпции конституционности деятельности участников конституционных правоотношений отметим, что единой основой для остальных презумпций, выделенных из данной презумпции, является предположение соответствия деятельности этих участников положениям Конституции Российской Федерации.

Раздел 3
Принцип и презумпция конституционности нормативных правовых актов и их взаимосвязь

§ 1. Принцип конституционности нормативных правовых актов

   Еще одним основополагающим принципом отечественного конституционного права является принцип конституционности нормативных правовых актов. Данный правовой принцип непосредственно взаимосвязан с уже рассмотренным принципом конституционности деятельности участников конституционных правоотношений и относится прежде всего к органам публичной власти и должностным лицам, в чью компетенцию входит принятие нормативных правовых актов. Соответствие нормативных правовых актов Конституции Российской Федерации зависит исключительно от принимающих их органов власти и должностных лиц. Это объясняется тем, что только принимающие нормативные правовые акты органы и должностные лица закладывают в нормативные правовые акты положения, которые должны соответствовать Конституции Российской Федерации.
   Принцип конституционности нормативных правовых актов основывается на ряде положений отечественной Конституции, в том числе на закрепленных в ст. 15: законы и иные правовые акты, принимаемые в Российской Федерации, не должны противоречить Конституции Российской Федерации; органы государственной власти, органы местного самоуправления, должностные лица, граждане и их объединения обязаны соблюдать Конституцию Российской Федерации.
   Как верно отмечает И. В. Сухинина, принцип соответствия Конституции Российской Федерации означает совершение действий и принятие актов компетентными государственными органами, содержащих нормы права, прежде всего на основе идей конституционализма, отраженных в основополагающем законе государства – федеральной Конституции. Означенный принцип предполагает невозможность подмены положений Конституции ни федеральными конституционными законами, ни федеральными законами (главенствующими конституционными актами), ни иными государственными актами [116 - Сухинина И. В. Указ. соч. С. 60.]. Представляется, что, с одной стороны, рассматриваемый принцип следует определить как обязанность органов, наделенных полномочиями принимать нормативные правовые акты, строго следовать Конституции Российской Федерации во время всех стадий процесса принятия таких актов, с другой стороны, данный принцип есть нормативное закрепление того, что все нормативные правовые акты приняты во благо человека и гражданина и действуют в конституционных рамках, укрепляют стабильность правовой системы государства и направлены на совершенствование правового регулирования.
   Наличие рассматриваемого принципа в отечественном конституционном праве также позволяет помимо всего прочего укрепить доверие граждан Российской Федерации к деятельности государства. Так, Конституционный Суд Российской Федерации в своем постановлении от 23 апреля 2004 г. № 9-П «По делу о проверке конституционности отдельных положений Федеральных законов «О федеральном бюджете на 2002 год», «О федеральном бюджете на 2003 год», «О федеральном бюджете на 2004 год» и приложений к ним в связи с запросом группы членов Совета Федерации и жалобой гражданина А. В. Жмаковского» [117 - Постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 23 апреля 2004 № 9-П «По делу о проверке конституционности отдельных положений Федеральных законов «О федеральном бюджете на 2002 год», «О федеральном бюджете на 2003 год», «О федеральном бюджете на 2004 год» и приложений к ним в связи с запросом группы членов Совета Федерации и жалобой гражданина А. В. Жмаковского» // Вестник Конституционного Суда РФ. 2004. № 4.], указывает на конституционный принцип поддержания доверия граждан к закону и действиям государства, «который предполагает правовую определенность, сохранение разумной стабильности правового регулирования, недопустимость внесения произвольных изменений в действующую систему норм и предсказуемость законодательной политики…». Полагаем, что данный правовой принцип является неотъемлемой частью рассматриваемого нами принципа конституционности нормативных правовых актов. Объясняется это тем, что если обобщить определение данного принципа, основываясь на решениях Конституционного Суда Российской Федерации [118 - Постановление Конституционного Суда Российской Федерации 15 июня 2006 г. № 6-П «По делу о проверке конституционности положений подп. 1 п. 2 ст. 2 Федерального закона «О введении в действие Жилищного кодекса Российской Федерации» и части первой ст. 4 Закона Российской Федерации «О приватизации жилищного фонда в Российской Федерации» (в ред. ст. 12 Федерального закона «О введении в действие Жилищного кодекса Российской Федерации») в связи с запросом Верховного Суда Российской Федерации и жалобой граждан М. Ш. Орлова, Х. Ф. Орлова и З. Х. Орловой» // Собрание законодательства РФ. 2006. № 26. Ст. 2876; Определение Конституционного Суда Российской Федерации от 1 декабря 2005 г. № 462-О «Об отказе в принятии к рассмотрению запроса Сахалинской областной Думы о проверке конституционности частей первой и второй ст. 16 Закона Российской Федерации «О реабилитации жертв политических репрессий» // Вестник Конституционного Суда РФ. 2006. № 2, и другие решения Конституционного Суда Российской Федерации.], то получится, что данный конституционный принцип содержит в себе требования правовой определенности, сохранения разумной стабильности правового регулирования, недопустимости внесения произвольных, в том числе конституционно не обоснованных, изменений в действующую систему норм, предсказуемости развития законодательства. Это необходимо для того, чтобы участники соответствующих правоотношений могли в разумных пределах предвидеть последствия своего поведения и быть уверенными в неизменности своего официально признанного статуса, приобретенных прав, действенности их государственной защиты, т. е. в том, что приобретенное ими на основе действующего законодательства право будет уважаться властями и будет реализовано, а в случае изменения правовых норм – предоставлена гражданам возможность (в частности, посредством установления временного регулирования) в течение некоторого разумного переходного периода адаптироваться к таким изменениям. Таким образом, можно выделить следующие составляющие принципа поддержания доверия граждан к закону и действиям государства:
   – правовая определенность нормативных правовых актов, которая означает недопустимость разночтений и двойственного толкования нормы права. Содержание нормы права не должно вводить участников правоотношений в заблуждение;
   – сохранение разумной стабильности правового регулирования;
   – недопустимость внесения произвольных, в том числе конституционно не обоснованных, изменений в действующую систему норм. Любые изменения в законодательстве должны быть вызваны объективной необходимостью. Произвольное и необоснованное изменение нормативных правовых актов может разрушить всю цепочку регулирования тех или иных правоотношений и привести к правовому хаосу в процессе праворегулирования;
   – предсказуемость развития законодательства, с нашей точки зрения, в том числе означает последовательное принятие нормативных актов, адекватно отвечающих сложившимся правоотношениям или отношениям, которые необходимо урегулировать в будущем. Скачкообразное и непоследовательное развитие законодательства неизбежно приведет к путанице в правоотношениях и правовом закреплении тех или иных установлений;
   – введение переходного периода дает возможность участникам правоотношений с минимальными неудобствами и издержками адаптироваться под вновь закрепленные или измененные положения законодательства.
   Из охарактеризованных выше составляющих принципа поддержания доверия граждан к закону и действиям государства представляется возможным сделать вывод о том, что данный принцип является неотъемлемым звеном в структуре принципа конституционности нормативного правового акта, поскольку правовой акт должен не только соответствовать конституционным положениям, но также отвечать требованиям принципа поддержания доверия граждан к закону и действиям государства.

§ 2. Презумпция конституционности нормативных правовых актов

   Рассмотрим презумпцию конституционности нормативных правовых актов. Цель данной презумпции состоит прежде всего в поддержании верховенства Конституции Российской Федерации, сохранении единства правовой системы Российской Федерации, поддержании соответствия нормативных правовых актов конституционным положениям. Данная презумпция распространяется на нормативные правовые акты, конституционность которых может быть проверена Конституционным Судом Российской Федерации в соответствии с его компетенцией, установленной Конституцией Российской Федерацией и Федеральным конституционным законом «О Конституционном Суде Российской Федерации».
   Прежде чем приступить к рассмотрению презумпции конституционности нормативных правовых актов, стоит непосредственно обратиться к понятию конституционности нормативного правового акта.
   Как известно, Конституция Российской Федерации формирует и закрепляет основные принципы правового регулирования и является базой всего российского законодательства. Следует отметить, что под юридической силой нормативного акта понимается не только его обязательность вообще, но и место, которое он занимает в общей системе правовых актов. Современная российская нормативно-правовая система на федеральном уровне включает в себя ряд составляющих, а именно: Конституцию Российской Федерации, федеральные конституционные законы, федеральные законы, иные нормативные акты палат Федерального Собрания, указы Президента Российской Федерации, постановления Правительства, акты министерств и иных федеральных органов исполнительной власти. Указанный порядок расположения актов делает акцент на особенную юридическую силу Конституции Российской Федерации. При этом также следует учитывать, что соответствовать Конституции Российской Федерации должны не только акты федерального законодательства, но и акты органов государственной власти субъектов Российской Федерации, а также органов местного самоуправления. Это еще раз подчеркивает, что в системе российского права Конституция Российской Федерации обладает абсолютным верховенством над законами и всеми иными правовыми актами, которые не должны ей противоречить.
   Приведем несколько аспектов, которые, с нашей точки зрения, влияют на конституционность нормативных правовых актов:
   во-первых, это сознательное ненадлежащее исполнение обязанностей по нормотворчеству, возложенных на органы власти и должностных лиц, в компетенцию которых входит принятие нормативных правовых актов;
   во-вторых, это добросовестное заблуждение лиц, в компетенцию которых входит принятие нормативных правовых актов.
   Таким образом, с одной стороны, не может быть исключено, что нормативный правовой акт может быть принят вразрез с положениями Конституции Российской Федерации. С другой стороны, считать любой нормативный правовой акт противоречащим конституционным положениям – означает предварительную проверку Конституционным Судом Российской Федерации нормативных правовых актов на соответствие Конституции Российской Федерации, поскольку, например, обеспечение контроля за соблюдением конституционности в сфере федерального законотворчества нельзя целиком вверять парламенту, так как он сам принимает законы и вряд ли мог бы стать эффективным контролем.
   Если предположить отсутствие презумпции конституционности нормативных правовых актов в российском законодательстве, то получается, что только после проверки на соответствие нормативного акта Конституции Российской Федерации Конституционным Судом Российской Федерации данный акт может вступить в силу. Такой подход не является приемлемым и реально осуществимым. Во-первых, подобного рода контроль не входит в компетенцию Конституционного Суда Российской Федерации, а во-вторых, если предположить, что все нормативные правовые акты должны проходить предварительный нормоконтроль, то незамедлительно возникнет паралич всей правовой системы. В свою очередь, как уже упоминалось выше, законодателю и иным органам и должностным лицам вменено в обязанность принимать акты, которые должны соответствовать положениям Конституции Российской Федерации исходя из принципа конституционности деятельности таких органов и должностных лиц.
   В связи с этим Конституционный Суд Российской Федерации широко использует в своей работе при определении конституционности положений тех или иных нормативных правовых актов такое предположение, при котором все нормативные акты, принятые на территории Российской Федерации, признаются соответствующими положениям Конституции Российской Федерации. Иными словами, используется презумпция их конституционности. Опровержение этой правовой презумпции, исходя из полномочий Конституционного Суда Российской Федерации, закрепленных в Конституции Российской Федерации и Федеральном конституционном законе «О Конституционном Суде Российской Федерации», находится в его исключительной компетенции.
   Поскольку рассматриваемая презумпция не имеет прямого закрепления в российском законодательстве, то ответ на вопрос о ее правовом закреплении может быть найден при толковании положений Конституции Российской Федерации Конституционным Судом Российской Федерации. Нельзя не отметить то, что данная правовая презумпция вытекает из положений Конституции Российской Федерации и не может ею не предполагаться. Это обусловлено тем, что законы и иные правовые акты, принимаемые в Российской Федерации, не должны противоречить Конституции Российской Федерации, а субъектам правотворчества вменено в обязанность соблюдать конституционные положения. Отсутствие прямого закрепления презумпции конституционности нормативных правовых актов в Конституции Российской Федерации не свидетельствует ни об отрицании данной презумпции, ни о наличии презумпции неконституционности нормативных правовых актов. Предположение существования презумпции неконституционности нормативных правовых актов невозможно, поскольку данный подход не соотносится с природой Российской Федерации как демократического правового государства, а также в связи нарушением таким предположением принципа конституционности деятельности участников конституционных правоотношений и принципа конституционности нормативных правовых актов.
   Таким образом, презумпция конституционности нормативных правовых актов это такое косвенно закрепленное в нормах конституционного права предположение, при котором положения всех нормативных правовых актов, принятых на территории Российской Федерации, считаются соответствующими Конституции Российской Федерации до того момента, пока иное не будет доказано в Конституционном Суде Российской Федерации и оформлено его решением.
   Данную презумпцию целесообразно охарактеризовать как правовую (вытекает из положений Конституции Российской Федерации и отражается в решениях Конституционного Суда Российской Федерации), косвенно закрепленную в законодательстве (отсутствует прямое нормативное закрепление), отраслевую (относится к конституционным правоотношениям), которая играет роль базовой презумпции для всех отраслей права. Презумпция конституционности нормативных правовых актов выведена путем истолкования Конституции Российской Федерации Конституционным Судом Российской Федерации.
   В качестве примера приведем решения Конституционного Суда Российской Федерации, в которых встречается ряд ссылок на данную презумпцию. Так, судья Конституционного Суда Российской Федерации Г. А. Гаджиев, ссылается на презумпцию конституционности нормативных актов в своем особом мнении по делу о толковании ст. 103 (ч. 3), 105 (ч. 2 и 5), 107 (ч. 3), 108 (ч. 2), 117 (ч. 3) и 135 (ч. 2) Конституции Российской Федерации [119 - Особое мнение судьи Конституционного Суда Российской Федерации Г. А. Гаджиева «По делу о толковании ст. 103 (ч. 3), 105 (ч. 2 и 5), 107 (ч. 3), 108 (ч. 2), 117 (ч. 3) и 135 (ч. 2) Конституции Российской Федерации». Постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 12 апреля 1995 г. № 2-П // Вестник Конституционного Суда РФ. 1995. № 2—3.]. О данной презумпции также упоминали судьи Конституционного Суда Российской Федерации Н. В. Витрук [120 - Особое мнение судьи Конституционного Суда Российской Федерации Н. В. Витрука «По делу о толковании положений части 4. ст. 111 Конституции Российской Федерации». Постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 11 декабря 1998 г. № 28-П // Вестник Конституционного Суда РФ. 1999. № 2; Особое мнение судьи Конституционного Суда Российской Федерации Н. В. Витрука «По делу о проверке конституционности ряда положений Устава – Основного закона Читинской области». Постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 1 февраля 1996 г. № 3-П // Вестник Конституционного Суд РФ. 1996. № 1.], Б. С. Эбзеев. [121 - Особое мнение судьи Конституционного Суда Российской Федерации Б. С. Эбзеева «По делу о проверке ряда положений Устава (Основного Закона) Тамбовской области». Постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 10 декабря 1997 г. № 19-П // Вестник Конституционного Суд РФ. 1998. № 1.]
   Следует отметить различные мнения авторов относительно рассматриваемой правовой презумпции. Так, исследуя вопрос конституционности нормативных правовых актов, И. В. Сухинина при рассмотрении презумпции конституционности государственных актов справедливо отмечает, что действие данной презумпции предполагает юридическую обязанность для всех субъектов, которая выражается в том, что федеральная Конституция и принятые законы государства обязательны для всеобщего исполнения. Этот автор указывает, что основой данной презумпции является предположение, что законодательная, исполнительная и судебная власти хотят и обязаны соблюдать федеральную Конституцию и действуют в соответствии с ней, поэтому и правовые акты, издаваемые ими, должны признаваться соответствующими Конституции, пока официально не установлено иное. Также, отмечая многообразие форм нормативных правовых актов, И. В. Сухинина отмечает многообразие презумпций конституционности, которые применяются при реализации норм, а именно: презумпция конституционности закона, презумпция конституционности и законности подзаконного нормативного правового акта и презумпция конституционности индивидуального акта [122 - Сухинина И. В. Указ. соч. С. 63—65.]. Полагаем, что такой подход, при котором происходит подобное разделение на несколько однородных презумпций, может быть не всегда оправданным. Фактически в данном случае речь идет об одной презумпции, которая в каждом конкретном случае адаптируется под ту или иную разновидность акта. Если применять подобный подход при рассмотрении иных правовых презумпций, то может оказаться, что однородных категорий, под которые необходимо адаптировать презумпцию, будет великое множество и это неизбежно приведет к неопределенностям и трудностям в процессе изучения и применения правовых презумпций. Целесообразнее одной правовой презумпцией охватить сразу несколько однородных категорий, т. е. в данном случае рассматривать все нормативные правовые акты в рамках одной общей презумпции их конституционности.
   Указывая на то, что в литературе существуют многочисленные примеры нестандартного использования понятия презумпции, Д.М.Щёкин определяет презумпцию конституционности нормативных правовых актов как вероятностное суждение не о факте, а о соответствии нормативного акта акту более высокой юридической силы и относит ее к суждению о наличии определенных нормативных оснований правоотношений. [123 - Щёкин Д. М. Указ. соч. С. 22—25.]
   О. А. Кузнецова, определяя конструкцию презумпции конституционности нормативных актов, указывает на то, что «если нормативный акт принят в установленном порядке, то он предполагается конституционным, пока Конституционным судом РФ не установлено обратное». [124 - Кузнецова О. А. Указ. соч. С. 74—75.]
   Ю. А. Сериков относит презумпцию конституционности положений федерального законодательства к норме-принципу, нормативное утверждение которой в частном случае может быть опровергнуто [125 - Сериков Ю. А. Правовые презумпции в решениях Конституционного Суда Российской Федерации // Арбитражный и гражданский процесс. 2003. № 4. С. 3.]. Следует обратить внимание на различия в названиях презумпции конституционности нормативных правовых актов у ряда указанных выше авторов, а именно: презумпция конституционности государственных актов, презумпция конституционности нормативных актов, презумпция конституционности положений федерального законодательства и т. д. В связи с тем, что большинство исследователей в своих работах только поверхностно упоминают презумпции в конституционном праве без какого-либо их дальнейшего рассмотрения, то довольно сложно предположить, какой именно смысл они вкладывают в упоминаемые ими презумпции в конституционном праве. Представляется, что различия в названиях не изменяют основу конструкции презумпции конституционности нормативных правовых актов, а именно то, что это такое предположение, при котором положения нормативного правового акта считаются соответствующими Конституции Российской Федерации до того момента, пока иное не будет доказано в Конституционном Суде Российской Федерации и оформлено его решением. Тем не менее презумпция конституционности нормативных актов и, например, презумпция конституционности положений федерального законодательства совсем не идентичны по своему содержанию. Из теории права известно, что понятие «нормативно-правовые акты» включает обширный перечень актов правотворчества, а не только акты федерального уровня. Таким образом, презумпция конституционности положений федерального законодательства распространяется только на федеральные нормативные правовые акты.
   В рамках рассматриваемой правовой презумпции необходимо отметить, что, исходя из положений Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации», в компетенцию Конституционного Суда Российской Федерации не входит рассмотрение на соответствие Конституции Российской Федерации нормативных правовых актов субъектов Российской Федерации, изданных по вопросам, не относящимся к ведению органов государственной власти Российской Федерации или к совместному ведению органов государственной власти Российской Федерации и органов государственной власти субъектов Российской Федерации. В компетенцию Конституционного Суда Российской Федерации также не входит рассмотрение на соответствие Конституции Российской Федерации нормативных правовых актов федеральных министерств, федеральных служб, федеральных агентств и других федеральных государственных органов.
   В связи с тем, что Конституционный Суд Российской Федерации обеспечивает правовую охрану федеральной Конституции, в субъектах Российской Федерации функции по охране их учредительных актов (конституций и уставов) выполняют конституционные (уставные) суды субъектов Российской Федерации. Поскольку законы и иные нормативно-правовые акты субъектов Российской Федерации «во многих случаях не соответствуют учредительным актам субъектов Федерации» [126 - Гошуляк В. В., Ховрина Л. Е., Геворкян Т. И. Конституционное правосудие в субъектах Российской Федерации. М.: Альфа-М. 2006. С. 13.], основными задачами конституционных (уставных) судов субъектов Российской Федерации является правовая охрана учредительных актов субъектов Российской Федерации – конституций и уставов и обеспечение их высшей юридической силы в правовой системе субъектов Российской Федерации. Таким образом, рассмотрение законов субъектов Российской Федерации на их соответствие учредительным актам (уставам и конституциям) субъектов Российской Федерации также не входит в компетенцию Конституционного Суда Российской Федерации.
   Подводя итог рассмотрения правовой презумпции конституционности нормативных правовых актов, обратимся к зарубежному опыту нормативного закрепления данной презумпции. Так, например, Кодекс конституционной юрисдикции Республики Молдова [127 - Кодекс конституционной юрисдикции Республики Молдова от 16 июня 1995 г. № 502-XIII // Monitoru Oficial1995. № 53—54.] содержит ст. 7 «Презумпция конституционности нормативных актов».
   В данной статье закрепляется следующее: «Любой нормативный акт, а также международный договор, одной из сторон которого является Республика Молдова, считается конституционным до тех пор, пока его неконституционность не будет доказана в процессе конституционного судопроизводства с обеспечением всех предусмотренных настоящим кодексом гарантий». Также отметим, что Закон Республики Беларусь «О Конституционном Суде Республики Беларусь» [128 - Закон Республики Беларусь «О Конституционном Суде Республики Беларусь» от 30 марта 1994 г. № 2914-XII // Ведомости Верховного Совета Республики Беларусь. 1994. № 15. Ст. 220.] в п. 2 ст. 2—1 «Законность» устанавливает следующее: «При рассмотрении вопросов о соответствии нормативных актов Конституции Республики Беларусь Конституционный Суд исходит из презумпции их конституционности».
   Закрепление данной презумпции в указанных зарубежных законодательных актах снимает многие вопросы относительно правового положения и характеристики этой презумпции, которые могли бы возникнуть вследствие нормативного закрепления. Прямое закрепление данной презумпции в отечественном законодательстве позволило бы не только окончательно определиться с ее правовым содержанием и назначением, но и унифицировать использование такой презумпции Конституционным Судом Российской Федерации. Так, отсутствие нормативно закрепленного определения данной презумпции привело к тому, что Конституционный Суд Российской Федерации использует в своих решениях разные названия этой презумпции, а именно: презумпция конституционности принимаемых органами государственной власти правовых актов [129 - Особое мнение судьи Конституционного Суда Российской Федерации Б. С. Эбзеева «По делу о проверке ряда положений Устава (Основного закона) Тамбовской области». Постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 10 декабря 1997 № 19-П // Вестник Конституционного Суда РФ. 1998. № 1.], презумпция конституционности действующих законодательных норм [130 - Определение Конституционного Суда Российской Федерации от 5 февраля 2004 г. № 134-О «По делу об отказе в принятии к рассмотрению запроса центрального районного суда г. Челябинска о проверке конституционности части второй ст. 238 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации» // Вестник Конституционного Суда РФ. 2004. № 5.], презумпция конституционности проверяемых на соответствие Конституции нормативных актов [131 - Особое мнение судьи Конституционного Суда Российской Федерации Г. А. Гаджиева «По делу о проверке конституционности указа Президента Российской Федерации от 30 ноября 1994 г. № 2137 «О мероприятиях по восстановлению конституционной законности и правопорядка на территории Чеченской Республики», Указа Президента Российской Федерации от 9 декабря 1994 г. № 2166 «О мерах по пресечению деятельности незаконных вооруженных формирований на территории Чеченской Республики и в зоне Осетино-Ингушского конфликта», постановления Правительства Российской Федерации от 9 декабря 1994 г. № 1360 «Об обеспечении государственной безопасности и территориальной целостности Российской Федерации, законности, прав и свобод граждан, разоружения незаконных вооруженных формирований на территории Чеченской Республики и прилегающих к ней регионов Северного Кавказа», Указа Президента Российской Федерации от 2 ноября 1993 г. № 1833 «Об основных положениях военной доктрины Российской Федерации». Постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 31 июля 1995 г. № 10-П // Вестник Конституционного Суда РФ. 1995. № 5.], презумпция конституционности актов [132 - Особое мнение судьи Конституционного Суда Российской Федерации Г. А. Гаджиева «По делу о толковании ст. 103 (ч. 3), 105 (ч. 2 и 5), 107 (ч. 3), 108 (ч. 2), 117 (ч. 3) и 135 (ч. 2) Конституции Российской Федерации». Постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 12 апреля 1995 г. № 2-П // Вестник Конституционного Суда РФ. 1995. № 2—3.], презумпция конституционности федерального закона. [133 - Особое мнение судьи Конституционного Суда Российской Федерации Н. В. Витрука «По делу о проверке конституционности ряда положений Устава – Основного закона Читинской области». Постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 01 февраля 1996 № 3-П // Вестник Конституционного Суда РФ. 1996. № 1.]
   Также в своих решениях Конституционный Суд Российской Федерации часто использует такое словосочетание, как «принцип презумпции». В абсолютном большинстве случаев данное словосочетание относится к презумпции невиновности, которая закреплена в ст. 49 Конституции Российской Федерации и выглядит как «принцип презумпции невиновности» [134 - Например: см., Постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 17 июля 2002 № 13-П «По делу о проверке конституционности отдельных положений ст. 342, 371, 373, 378, 379, 380 и 382 Уголовно-процессуального кодекса РСФСР, ст. 41 Уголовного кодекса РСФСР и ст. 36 Федерального закона «О прокуратуре Российской Федерации» в связи с запросом Подольского городского суда Московской области и жалобами ряда граждан» // Вестник Конституционного Суда РФ. 2002. № 6; Постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 25 апреля 2001 г. № 6-П «По делу о проверке конституционности ст. 265 Уголовного кодекса Российской Федерации в связи с жалобой гражданина А. А. Шевякова» // Вестник Конституционного Суда РФ. 2001. № 5.]. В качестве примера использования подобного словосочетания применительно к презумпции конституционности нормативных правовых актов можно привести Особое мнение судьи Конституционного Суда Российской Федерации Г. А. Гаджиева «По делу о толковании ст. 103 (ч. 3), 105 (ч. 2 и 5), 107 (ч. 3), 108 (ч. 2), 117 (ч. 3) и 135 (ч. 2) Конституции Российской Федерации» (постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 12 апреля 1995 г. № 2-П), в котором говорится о «принципе презумпции конституционности актов». По нашему мнению использование такого словосочетания является не совсем корректным, поскольку создает неопределенность в правопонимании. Мы уже отмечали важнейшую роль презумпций, рассматривая положение, в котором правовая презумпция закрепляется в норме-принципе и вследствие этого становится своеобразной конструкцией под названием «принцип-презумпция». В случае когда презумпция закреплена в правовой норме, которая является принципом, словосочетания «принцип-презумпция» или «принцип презумпции» должны рассматриваться только как правовая норма, имеющая принципиальное значение и закрепляющая в себе презумпцию. Действительно, презумпции в конституционном праве носят фундаментальный характер и в связи с этим являются принципиальными, т. е. базовыми. Тем не менее, представляется, что наиболее корректным было бы употребление термина «презумпции» без какой-либо привязки к термину «принцип» и наоборот.
   На основании изложенного, и в связи с тем, что рассматриваемая нами презумпция конституционности нормативных правовых актов играет важнейшую роль в российском конституционном праве, считаем обязательным прямое нормативное закрепление данной презумпции в отечественном законодательстве. Принимая во внимание то, что в соответствии с ч. 3 ст. 128 Конституции Российской Федерации Конституционный Суд осуществляет свою деятельность только на основании Конституции и Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации», прямое закрепление правовой презумпции конституционности нормативных правовых актов представляется возможным именно в данном Федеральном конституционном законе, дополнив его отдельной статьей под названием «Презумпция конституционности нормативных правовых актов» следующего содержания: «Нормативный правовой акт, принятый в Российской Федерации, считается соответствующим Конституции Российской Федерации до того момента, пока его несоответствие Конституции Российской Федерации не будет установлено решением Конституционного Суда Российской Федерации». Данной статьей предлагается дополнить первую главу «Общие положения» первого раздела «Организация Конституционного Суда Российской Федерации и статус судей» Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации».

§ 3. Взаимосвязь принципа и презумпции конституционности нормативных правовых актов

   Рассматривая взаимосвязь правового принципа и правовой презумпции конституционности нормативных правовых актов, следует отметить, что такая взаимосвязь, так же как и взаимосвязь других правовых принципов и презумпций, с нашей точки зрения, выражается в нижеследующих положениях:
   – без установления правового принципа нет необходимости закрепления правовой презумпции. Таким образом, если Конституция Российской Федерации не содержала бы положений, закрепляющих принцип конституционности нормативных правовых актов, то отсутствовала бы в отечественном конституционном праве и презумпция конституционности нормативных правовых актов. Отметим, что обратная взаимосвязь невозможна, т. е. появление правового принципа в любом случае первоочередное. Очевидно, что наличие правового принципа является основанием для появления правовой презумпции;
   – также взаимосвязь правового принципа и правовой презумпции заключается в том, что правовая презумпция предполагает соблюдение корреспондирующего ей правового принципа до момента опровержения такого предположения. С одной стороны, правовая презумпция освобождает от необходимости установления соблюдения корреспондирующего ей принципа при возникновении тех или иных правоотношений, с другой стороны, без возможности подвергнуть сомнению соблюдение правового принципа вряд ли можно рассчитывать на его беспрекословное исполнение участниками правоотношений. Так, презумпция конституционности нормативных правовых актов дает возможность опровергнуть конституционность нормативного акта Конституционным Судом Российской Федерации. Возможность опровержения конституционности нормативного акта Конституционным Судом Российской Федерации не только является существенной гарантией прав и свобод человека и гражданина от произвола государственных органов, но и поддерживает действенность и авторитет конституционных установлений;
   – правовой принцип наполняет презумпцию своим правовым содержанием и ограничивает ее этим содержанием. Это означает, что предположение, содержащееся в правовой презумпции, не может выходить за рамки требований положений корреспондирующего ей принципа, т. е. правовая презумпция не может предполагать соблюдение субъектами правоотношений любых других условий, кроме тех, которые определены корреспондирующим ей принципом. Таким образом, во-первых, презумпция конституционности нормативных правовых актов не может быть опровергнута в Конституционном Суде Российской Федерации в случае соблюдения субъектами нормотворчества положений принципа конституционности нормативного правового акта, а во-вторых, данная презумпция не предполагает соблюдения субъектами нормотворчества каких-либо иных положений, за исключением тех, которые определены данным принципом;
   – также представляется возможным отметить взаимосвязь правового принципа и презумпции, основанную на их нормативном закреплении. В отличие от конституционных принципов практически все презумпции в конституционном праве не имеют прямого нормативного закрепления. Стоит отметить, что подобное положение вещей, связанное с отсутствием прямого нормативного закрепления презумпций, рано или поздно может привести к правовым спорам относительно их правового смысла и содержания в конституционном праве. Вместе с тем следует отметить, что в большинстве случаев правовой принцип – это сложная структура, которая может состоять из нескольких самостоятельных принципиальных положений, отраженных в законодательстве. Представляется, что прямое закрепление презумпции конституционности нормативных правовых актов сделает ее взаимосвязь с принципом конституционности нормативных правовых актов более прозрачной и понятной всем участникам конституционных и любых других правоотношений при исследовании аспектов, связанных с конституционностью положений нормативных правовых актов.

Раздел 4
Принцип и презумпция конституционности деятельности органов власти и должностных лиц и их взаимосвязь

§ 1. Принцип конституционности деятельности органов власти и должностных лиц

   Изучая правовой принцип конституционности деятельности органов власти и должностных лиц отметим, что данный принцип является одной из составляющих правового принципа конституционности деятельности участников конституционных правоотношений. Соответственно, данный принцип распространяется на органы государственной власти (федеральные органы власти и органы власти субъектов Российской Федерации), органы местного самоуправления и должностных лиц.
   Рассмотрим критерии конституционности деятельности органов власти и должностных лиц.
   В связи с тем, что правовое закрепление указанного принципа в целом идентично правовому закреплению принципа конституционности деятельности участников конституционных правоотношений, мы остановимся на положении ст. 15 Конституции Российской Федерации, которое закрепляет обязанность органов государственной власти, органов местного самоуправления и должностных лиц соблюдать Конституцию Российской Федерации. Соответственно, под конституционностью деятельности органов власти и должностных лиц понимается такое правовое установление, при котором эти органы власти и должностные лица обязаны строго следовать положениям Конституции Российской Федерации и исключать любую возможность их нарушения посредством любой своей деятельности.
   Для четкого определения действий, от совершения которых следует воздерживаться должностными лицами органов власти, чтобы оставаться в рамках соблюдения принципа конституционности их деятельности, необходимо рассмотреть по отдельности правовой статус всех органов власти и должностных лиц, которые являются элементами. Мы отметим лишь общие критерии, которых, с нашей точки зрения, следует придерживаться абсолютно всем без исключения органам власти и должностным лицам.
   Прежде всего это принятие нормативных правовых актов и совершение деяний, не противоречащих Конституции Российской Федерации, соблюдение прав и свобод человека и гражданина, соблюдение всей совокупности конституционных принципов. Представляется, что в основе деятельности должностных лиц органов власти всех уровней должно быть не только желание формально исполнять свои обязанности в установленном законом и иными правовыми актами порядке исходя из понимания того, что это тот необходимый минимум, который позволит им соответствовать занимаемой должности, но и понимание того, что должностные лица являются как гражданами Российской Федерации, так и представителями власти, авторитет которой должен быть всегда подкреплен надлежащими моральными и нравственными качествами.
   В связи с тем, что по различным причинам деятельность органов власти и их должностных лиц может нарушить принцип конституционности их деятельности, то очевидна объективная необходимость использования в отношении такой деятельности правовой презумпции ее конституционности.

§ 2. Презумпция конституционности деятельности органов власти и должностных лиц

   Рассматривая презумпцию конституционности деятельности органов власти и должностных лиц, обратим внимание на то, что все презумпции в конституционном праве тем или иным образом взаимосвязаны между собой. Презумпция конституционности деятельности органов власти и должностных лиц непосредственно связана с презумпцией добросовестности участников конституционных правоотношений и с уже рассмотренной презумпцией конституционности нормативных правовых актов.
   Настоящая презумпция предполагает соблюдение органами власти и должностными лицами принципа конституционности, которое обеспечивается посредством исполнения этими органами власти и должностными лицами своих полномочий строго в соответствии с установлениями Конституции Российской Федерации. Таким образом, вне зависимости от правового статуса и компетенции органов власти и должностных лиц основой их законного существования в Российской Федерации является соблюдение ими правового принципа конституционности. Данная правовая презумпция распространяется на все органы государственной власти и органы местного самоуправления, а также на всех государственных и муниципальных служащих.
   Как верно указывает в своей работе И. В. Сухинина, – «реализовывать конституционные нормы государственной власти невозможно без допущения факта соответствия ее деятельности и должностных лиц Конституции и текущему законодательству Российской Федерации, пока не доказано иное» [135 - Сухинина И. В. Указ. соч. С. 75.]. Также этот автор отмечает, что «высокая степень вероятности данного вывода основана на том, что государственные органы в своей деятельности руководствуются, прежде всего, имеющими основополагающее значение конституционными предписаниями о верховенстве федеральной Конституции и федеральных законов и их преимущественном действии». [136 - Там же. С. 75.]
   Отсутствие прямого закрепления рассматриваемой презумпции конституционности деятельности органов власти и должностных лиц в конституционных положениях не является фактом, указывающим на отсутствие данной презумпции в конституционном законодательстве. Если предположить обратное и представить, что деятельность органов власти и должностных лиц в Российской Федерации будет основываться на презумпции несоответствия Конституции Российской Федерации такой деятельности, то моментально нарушаются все основы российского конституционализма. Исходя из того, что под конституционализмом понимается система идей и взглядов, в которых воплощены представления о конституционном государстве, их конституционное оформление, а также политико-правовая практика реализации таких идей и закрепляющих их норм [137 - Богданова Н. А. Указ. соч. С. 164.], то предположение о неконституционности деятельности органов власти и их должностных лиц нарушит не только положения Конституции Российской Федерации, но и все принципы построения российской модели конституции, а также требования норм международных актов, в соответствии с которыми разрабатывалась и принималась Конституция Российской Федерации. В связи с этим можно с уверенностью утверждать, что презумпция конституционности деятельности органов власти и должностных лиц исходит из положений и идей, заложенных в Конституции Российской Федерации.
   Для целей исследования настоящей правовой презумпции следует обратить внимание на то, что именно подразумевается с правовой точки зрения под терминами «орган власти» и «должностное лицо». До принятия 2 мая 2006 г. Федерального закона «О порядке рассмотрения обращений граждан Российской Федерации» в правовой литературе и законодательной базе существовали различные трактовки понятия должностного лица. Так, В. А. Виноградов указывает, что «должностное лицо – понятие комплексное и может в зависимости от правоотношения, в котором оно участвует, пониматься как узко, так и достаточно широко» [138 - Виноградов В. А. Конституционная ответственность: вопросы теории и правовое регулирование. М., 2000. С. 192.]. Признанное Постановлением Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 20 января 2003 г. № 2 «О некоторых вопросах, возникающих в связи с принятием и введением в действие Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации» [139 - Постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 20 января 2003 г. № 2 «О некоторых вопросах, возникающих в связи с принятием и введением в действие Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации» // Бюллетень Верховного Суда РФ. 2003. № 3.] утратившим силу Постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации № 10 от 21 декабря 1993 г. «О рассмотрении судами жалоб на неправомерные действия, нарушающие права и свободы граждан» [140 - Постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 21 декабря 1993 г. № 10 «О рассмотрении судами жалоб на неправомерные действия, нарушающие права и свободы граждан» // Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации. 1994. № 2.] содержало расширенную, на наш взгляд, формулировку понятия должностного лица, которое заключается в занятии лицом постоянно или временно в государственных органах, органах местного самоуправления, на предприятиях, в учреждениях, организациях, независимо от формы собственности, в кооперативных, общественных организациях, объединениях должности, связанной с выполнением организационно-распорядительных или административно-хозяйственных обязанностей, либо исполнение таких обязанностей по специальному полномочию. С принятием Федерального закона «О порядке рассмотрения обращений граждан Российской Федерации», в ст. 4 данного Федерального закона было введено следующее понятие должностного лица: «Должностное лицо – лицо, постоянно, временно или по специальному полномочию осуществляющее функции представителя власти либо выполняющее организационно-распорядительные, административно-хозяйственные функции в государственном органе или органе местного самоуправления». Представляется, что в соответствии с указанным определением термина должностного лица и в рамках рассматриваемой правовой презумпции конституционности деятельности органов власти и должностных лиц речь идет о государственных и муниципальных служащих. Как следует из ст. 2 Федерального закона «О системе государственной службы Российской Федерации», в систему государственной службы входит:
   – государственная гражданская служба, которая подразделяется на федеральную государственную гражданскую службу и государственную гражданскую службу субъекта Российской Федерации;
   – военная служба;
   – правоохранительная служба.
   Указанный Федеральный закон в ст. 3 содержит ряд принципов построения и функционирования системы государственной службы, среди которых находится принцип законности. Данный принцип законности включает в том числе и принцип конституционности деятельности государственных служащих.
   Что касается уровня местного самоуправления, то согласно ст. 10 Федерального закона «О муниципальной службе в Российской Федерации» муниципальным служащим является гражданин, исполняющий в порядке, определенном муниципальными правовыми актами в соответствии с федеральными законами и законами субъекта Российской Федерации, обязанности по должности муниципальной службы за денежное содержание, выплачиваемое за счет средств местного бюджета. В данном определении также содержится ссылка на правовой принцип законности, который, как и в случае с государственной службой, указывает на обязанность муниципальных служащих соблюдать законодательство Российской Федерации, включая Конституцию Российской Федерации.
   Обратимся к термину «орган власти». В данном случае речь пойдет об органах государственной власти и органах местного самоуправления. Согласимся с тем мнением, что «государственный орган, как правило, характеризуется тем, что осуществляет в установленном порядке функции государства, определенным образом внутренне организован и наделен установленной компетенцией, финансируется из соответствующего бюджета и обладает государственно-властными полномочиями, что предполагает принятие им юридически значимых решений, а также их исполнение, включая возможность применения в этих целях государственного принуждения» [141 - Виноградов В. А. Указ. соч. С. 153.]. К федеральным органам государственной власти относится Президент России, Государственная Дума Федерального Собрания Российской Федерации, Совет Федерации Федерального Собрания Российской Федерации, Правительство Российской Федерации, иные органы. К органам государственной власти субъектов Российской Федерации относятся их законодательные (представительные) органы государственной власти, главы исполнительной власти и иные органы. Рассматривая местное самоуправление, отметим, что к органам местного самоуправления относятся органы, предусмотренные уставами муниципальных образований, а также местным законодательством.
   Презумпция конституционности деятельности органов власти и должностных лиц содержит несколько признаков, позволяющих говорить об аспектах не соответствующей Конституции Российской Федерации деятельности должностных лиц:
   во-первых, не соответствующее Конституции Российской Федерации деяние (действие или бездействие) в одном случае могло быть преднамеренным;
   во-вторых, должностное лицо могло находиться в добросовестном заблуждении или неведении.
   Таким образом, презумпцию конституционности деятельности органов власти и должностных лиц следует обозначить как предположение о соответствии Конституции Российской Федерации деятельности федеральных органов государственной власти, органов государственной власти субъектов Российской Федерации, органов местного самоуправления и должностных лиц (государственных и муниципальных служащих).
   Данная правовая презумпция не имеет прямого закрепления в законодательстве. Косвенным закреплением указанной презумпции может служить положение ч. 2 ст. 15 Конституции Российской Федерации, в которой указывается, что органы государственной власти, органы местного самоуправления и должностные лица обязаны соблюдать Конституцию Российской Федерации. На существование рассматриваемой презумпции в своем Особом мнении к постановлению Конституционного Суда Российской Федерации от 10 декабря 1997 г. № 19-П указывал судья Конституционного Суда Российской Федерации Б.С. Эбзеев [142 - Особое мнение судьи Конституционного Суда Российской Федерации Б. С. Эбзеева «По делу о проверке ряда положений Устава (Основного закона) Тамбовской области». Постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 10 декабря 1997 г. № 19-П // Вестник Конституционного Суда РФ. 1998. № 1.]. Презумпция соответствия деятельности федеральных органов государственной власти Конституции Российской Федерации и законодательству Российской Федерации, которая закреплена в постановлении Конституционного Суда Российской Федерации от 18 января 1996 г. № 2-П [143 - Постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 18 января 1996 г. № 2-П «По делу о проверке конституционности ряда положений Устава (Основного закона) Алтайского края» // Вестник Конституционного Суда РФ. 1996. № 1.], является проявлением рассматриваемой презумпции по отношению к деятельности федеральных органов государственной власти. Тем самым указанное постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 18 января 1996 г. № 2-П является еще одним источником, подтверждающим правовое закрепление презумпции конституционности деятельности органов власти и должностных лиц.
   Отсутствие прямого нормативного закрепления презумпции конституционности деятельности органов власти и должностных лиц, как и в случаях с остальными презумпциями в конституционном праве Российской Федерации, не свидетельствует ни об отсутствии данной правовой презумпции в конституционном праве, ни о наличии презумпции неконституционности деятельности органов власти и должностных лиц. Предположение презумпции неконституционности деятельности органов власти и должностных лиц в отечественном конституционном праве при наличии действующей Конституции Российской Федерации невозможно, поскольку такая презумпция нарушила бы основополагающий принцип конституционности деятельности органов власти и должностных лиц и иные конституционные положения, которые характеризуют Российскую Федерацию как демократическое федеративное правовое государство, обязанное обеспечивать признание, соблюдение и защиту прав и свобод, единство системы государственной власти, разграничения предметов ведения и полномочий между Российской Федерацией и ее субъектами и другие конституционные ценности.
   Резюмируя изложенное, правовую презумпцию конституционности деятельности органов власти и должностных лиц можно определить как косвенно закрепленное в правовых нормах предположение, в соответствии с которым деятельность федеральных органов государственной власти, органов государственной власти субъектов Российской Федерации, органов местного самоуправления и должностных лиц (государственных и муниципальных служащих) признается соответствующей положениям Конституции Российской Федерации, если иное не установлено в определенном законодательством порядке.
   Эту правовую презумпцию в соответствии с классификацией правовых презумпций целесообразно охарактеризовать как правовую (исходит из положений Конституции Российской Федерации и отражается в решениях Конституционного Суда Российской Федерации), косвенно закрепленную в законодательстве (отсутствует прямое нормативное закрепление), отраслевую (относится к конституционным правоотношениям), которая играет роль базовой презумпции для всех отраслей права. Презумпция конституционности деятельности органов власти и должностных лиц выведена путем истолкования Конституции Российской Федерации Конституционным Судом Российской Федерации.
   И. В. Сухинина определяет данную правовую презумпцию как материальную презумпцию очевидного факта или имеющего высокую степень вероятности факта соответствия деятельности государственных органов Конституции. [144 - Сухинина И. В. Указ. соч. С. 75.]
   Таким образом, опровержение презумпции конституционности деятельности органов власти и должностных лиц подтверждает нарушение должностными лицами и/или органами власти принципа конституционности их деятельности, что, в свою очередь, может повлечь за собой конституционную и иную ответственность для таких органов власти и/или должностных лиц.
   Прямое нормативное закрепление данной презумпции и ее комплексное изучение крайне необходимы, поскольку это позволит, с одной стороны, повысить уровень ответственности должностных лиц всех органов власти при осуществлении ими своих полномочий, а с другой стороны, выработать четкие критерии применения данной правовой презумпции на практике. Отсутствие прямого нормативного закрепления презумпции конституционности деятельности органов власти и должностных лиц может создать определенные правовые коллизии, связанные с различной трактовкой данной презумпции участниками правоотношений всех видов и уровней.

§ 3. Взаимосвязь принципа и презумпции конституционности деятельности органов власти и должностных лиц

   Обратим внимание на взаимосвязь принципа и презумпции конституционности деятельности органов власти и должностных лиц. Закрепление в Конституции Российской Федерации положений, определяющих принцип конституционности деятельности органов власти и должностных лиц, обусловливает наличие правовой презумпции конституционности деятельности таких органов власти и должностных лиц. Наличие указанного правового принципа и правовой презумпции в отечественном законодательстве в полной мере позволяет говорить о Российской Федерации как о правовом государстве, в котором нормы Конституции Российской Федерации не только провозглашаются, но и неукоснительно соблюдаются.
   С одной стороны, презумпция конституционности деятельности органов власти и должностных лиц в совокупности с нормами различных видов ответственности помогает обеспечивать соблюдение одноименного правового принципа, поскольку, изначально подразумевая конституционность деятельности органов власти и должностных лиц, она оставляет возможность доказать обратное в установленном законом порядке. С другой стороны, данная правовая презумпция освобождает от необходимости установления соблюдения корреспондирующего ей принципа при возникновении тех или иных правоотношений.
   Наличие принципа конституционности деятельности органов власти и должностных лиц в совокупности с указанной презумпцией поддерживает доверие граждан к деятельности государства, добросовестности и справедливости органов власти и должностных лиц, поскольку в процессе своей жизни граждане вынуждены полагаться на компетентность государственных органов и органов местного самоуправления.
   Принцип конституционности деятельности органов власти и их должностных лиц наполняет правовым содержанием одноименную презумпцию и тем самым определяет ее рамки. Предположение конституционности деятельности органов власти и должностных лиц не может выходить за рамки требований принципа конституционности их деятельности. Таким образом, во-первых, презумпция конституционности нормативных правовых актов не может быть опровергнута в установленном законом порядке в случае соблюдения должностными лицами органов власти положений принципа конституционности их деятельности, а во-вторых, данная презумпция не предполагает соблюдения такими должностными лицами органов власти каких-либо иных положений, за исключением тех, которые определены данным конституционным принципом.
   Также отметим, что если Конституция Российской Федерации не содержала бы положений, закрепляющих принцип конституционности деятельности органов власти и должностных лиц, то отсутствовала бы в отечественном конституционном праве и соответствующая презумпция конституционности деятельности таких органов власти и должностных лиц. Это еще раз подтверждает неразрывную взаимосвязь данных правовых категорий в отечественном конституционном праве.

Раздел 5
Принцип и презумпция добросовестности участников конституционных правоотношений

§ 1. Принцип добросовестности участников конституционных правоотношений

   Принцип добросовестности участников конституционных правоотношений наиболее сложный в изучении. Связано это непосредственно с категорией добросовестности, которую в связи с ее отнесением к моральным качествам человека невозможно абсолютно адекватно и точно отобразить в законодательстве и соответственно исследовать применительно к праву. В связи с этим принцип добросовестности участников конституционных правоотношений тем или иным образом включает в себя положения других основополагающих принципов в конституционном праве. Согласимся с тем, что принцип доброй совести обладает признаками объективного мерила и является фактором известного сдерживания эгоизма в юридических отношениях. [145 - Гаджиев Г. А. Указ. соч. С. 95.]
   Г. А. Гаджиев справедливо отмечает, что государство не имеет права создавать юридическую, налоговую систему, руководствуясь предположениями о том, что субъекты экономических отношений – недобросовестные и незаконопослушные граждане [146 - Там же. С. 87.]. Считаем, что данный тезис справедливо перенести на весь комплекс конституционных правоотношений, поскольку принцип добросовестности является общеправовым и его положения распространяются на все без исключения правоотношения. В рамках настоящего исследования рассмотрение данного принципа осуществляется применительно к конституционным правоотношениям.
   Нормативным закреплением принципа добросовестности участников конституционных правоотношений следует считать Конституцию Российской Федерации, в преамбуле которой упоминается вера многонационального народа Российской Федерации в добро и справедливость. Положения преамбулы являются исходными началами, на которых выстроена вся правовая система Российской Федерации. Однако нельзя не отметить правовое положение и значение преамбулы Конституции Российской Федерации. Преамбула необходима для того, чтобы «осветить пройденный страной путь, дать характеристику общества на современном этапе его развития, изложить сущность и главные задачи государства, сказать о целях конституции и провозгласить ее принятие». [147 - Авакьян С. А. Конституционное право России: Учебный курс: В 2 т. Т. 1. М.: Юристъ, 2005. С. 156.]
   При всей своей лаконичности преамбула Конституции Российской Федерации отражает ряд основных положений, которые будут освещаться непосредственно в тексте Конституции Российской Федерации и которые, как упоминалось выше, основываются на вере многонационального народа Российской Федерации в добро и справедливость. Представляется возможным утверждать, что без общеправового принципа добросовестности, вряд ли было бы возможным выстроить существующую правовую систему Российской Федерации. Тем не менее российская Конституция не содержит сведения, которые могут сказать нам о юридической силе ее преамбулы. Следует поддержать мнение, что «при всем политическом значении преамбулы ее нормативная суть очевидна – хотя бы потому, что в ней провозглашаются исходные принципы, на которых основывается данная конституция, и само ее принятие» [148 - Авакьян С. А. Конституционное право России: Учебный курс: В 2 т. Т. 1. М.: Юристъ, 2005. С. 171.]. Эта позиция подтверждается Особым мнением судьи Конституционного Суда Российской Федерации М. В. Баглая «По делу о проверке конституционности ряда нормативных актов города Москвы и Московской области, Ставропольского края, Воронежской области и города Воронежа, регламентирующих порядок регистрации граждан, прибывающих на постоянное жительство в названные регионы» (постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 4 апреля 1996 г. № 9-П), в котором говорится об обязанности законодателя «исходить из принципа добра и справедливости, закрепленных во введении к Конституции Российской Федерации». [149 - Постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 4 апреля 1996 г. № 9-П «По делу о проверке конституционности ряда нормативных актов города Москвы и Московской области, Ставропольского края, Воронежской области и города Воронежа, регламентирующих порядок регистрации граждан, прибывающих на постоянное жительство в названные регионы» // Вестник Конституционного Суда РФ. 1996. № 2.]
   Следовательно, правовая основа преамбулы очевидна и очевидны основополагающие принципы ее построения. Таким образом, исходя из изложенного, все без исключения установления Конституции Российской Федерации опираются на добросовестность участников правоотношений.
   Также в качестве источника конституционного принципа добросовестности нельзя не отметить положение ч. 3 ст. 17 Конституции Российской Федерации в которой говорится, что: «Осуществление прав и свобод человека и гражданина не должно нарушать права и свободы других лиц». Данное конституционное установление призвано оградить от злоупотреблений участниками своими правами и сбалансировать возникающие правоотношения. Согласимся с тем мнением, что обладание правами и свободами не означает возможности ничем не ограниченного произвола при их осуществлении или злоупотребления ими. [150 - Комментарий к Конституции Российской Федерации. 2-е, доп. и перераб. изд. М.: Издательство «БЕК», 1996. С. 70—71.]
   Рассматривая составляющие термина «добросовестность», отметим, что «добро» есть нормативно-оценочная категория морального сознания, в предельно обобщенной форме обозначающая должное и нравственно-положительное благо в поступках и мотивах людей, в явлениях социальной действительности [151 - Философский энциклопедический словарь. Гл. редакция: Л. Ф. Ильичев, П. Н. Федосеев, С. М. Ковалев, В. Г. Панов. М.: Сов. Энциклопедия, 1983 г. С. 171.]. Под термином «совесть» подразумевается категория этики, характеризующая способность личности осуществлять нравственный самоконтроль, самостоятельно формулировать для себя нравственные обязанности, требовать от себя их выполнения и производить самооценку совершаемых поступков. Это одно из выражений нравственного самосознания личности [152 - Там же. С. 620.]. Соответственно, объединяя эти два понятия, мы формируем понятие «добросовестность», подразумевая под этим должное и нравственно-положительное осуществление личностью нравственного самоконтроля, формулирование для себя нравственных обязанностей и их исполнение, самооценку совершаемых поступков. По мнению Г. А. Гаджиева, добрая совесть, по этимологическому смыслу, таит в себе такие элементы, как: знание о другом, об его интересах; знание, связанное с известной доброжелательностью; элемент доверия, уверенность, что нравственные основы оборота принимаются во внимание, что из них исходит каждый в своем поведении. [153 - Гаджиев В. А. Указ. соч. С. 95—96.]
   Круг участников конституционных правоотношений был определен в настоящем исследовании, когда рассматривался правовой принцип конституционности деятельности участников конституционных правоотношений. В связи с этим нет необходимости его повторять. Отметим лишь то, что критерии добросовестности присущи лишь физическим лицам, а участниками конституционных правоотношений могут выступать не только физические лица, поэтому, останавливаясь на добросовестности, например, органа государственной власти, безусловно, подразумевается добросовестность должностных лиц, которыми данный орган представлен.
   Остановимся на критериях добросовестности участников конституционных правоотношений, придерживаясь которых, участники не выйдут за рамки рассматриваемого правового принципа. Критерии добросовестности применительно к данному принципу будут носить общий характер, поскольку, проходя через призму тех или иных конституционных правоотношений, приобретут свою специфику применительно к таким правоотношениям. Представляется, что добросовестность участника конституционных правоотношений, прежде всего, заключается:
   – в неукоснительном соблюдении Конституции Российской Федерации и законодательства;
   – в исключении злоупотребления им своими правами;
   – в четком осознании того, что при законном и надлежащем вступлении в те или иные конституционные правоотношения он поступал бы по отношению к другому субъекту этих правоотношений так, как если бы в данных правоотношениях он был бы на месте этого субъекта.
   Обращаясь к проблеме злоупотребления правом, отметим широкий спектр возможностей такого злоупотребления. В связи с этим согласимся, что шикана – это только одна, самая злонамеренная форма злоупотребления правом и что по смыслу конституционного принципа добросовестности (ч. 3, ст. 17 Конституции Российской Федерации) возможны и иные формы, не связанные столь жестко с субъективным намерением причинить вред другому лицу, например игнорирование законных интересов контрагентов либо публичных интересов. [154 - Гаджиев В. А. Указ. соч. С. 106.]
   Считаем, что наличие принципа конституционности в рассматриваемом правовом принципе вполне обосновано, поскольку, во-первых, нельзя представить добросовестное осуществление участниками своих действий в рамках правоотношений при нарушении ими конституционных положений, а во-вторых, невозможно закрепить субъективную и оценочную моральную категорию добросовестности в правовом принципе. В связи с невозможностью закрепления субъективных моральных норм в нормах права при наличии острой необходимости определения добросовестности законодатель пошел по пути закрепления в определенных отраслях права тех или иных действий, совершение которых или воздержание от совершения которых позволяет охарактеризовать участника правоотношения как добросовестного. Например, в соответствии со ст. 302 Гражданского кодекса Российской Федерации добросовестным приобретателем считается лицо, которое не знало и не могло знать, что лицо, у которого оно возмездно приобрело имущество, не имело права его отчуждать. Таким образом, категория добросовестности приобретателя законодательно определяется через добросовестное неведение (не знал и не мог знать).
   Исследуя вопрос разумного сочетания и согласования частных и публичных интересов в конкурентной борьбе, Г. А. Гаджиев говорит о необходимости бесстрастного рефери, который должен, исходя из рационального и адекватного понимания общего блага, определять, какие из методов, применяемых в ходе конкурентной борьбы в процессе гражданского оборота, являются приемлемыми, а какие – нет. Этот ученый рассматривает суд в качестве варианта такого рефери и определяет принцип добросовестности не только как метод обеспечения гармонии частных и публичных интересов, но и объективное мерило, которое должно использоваться в качестве критерия при принятии решений судьей. [155 - Гаджиев В. А. Указ. соч. С. 92, 97.]
   Что касается примеров критериев добросовестности участников конституционных правоотношений, то следует обратиться к решениям Конституционного Суда Российской Федерации. Так, судья Конституционного Суда Российской Федерации В. О. Лучин в своем Особом мнении «По делу о толковании части 4 ст. 105 и ст. 106 Конституции Российской Федерации» (постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 23 марта 1995 г. № 1-П) исходит из «добросовестности, ответственности Совета Федерации, уверенности, что он не станет искусственно затягивать законодательный процесс и будет стремиться с учетом реальных возможностей к ускоренному рассмотрению законов по вопросам, предусмотренным в ст. 106 Конституции Российской Федерации» [156 - Особое мнение судьи Конституционного Суда Российской Федерации В. О. Лучина «По делу о толковании части 4) ст. 105 и ст. 106 Конституции Российской Федерации». Постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 23 марта 1995 г. № 1-П // Вестник Конституционного Суда РФ. 1995. № 2—3.]. Представляется, что отсутствие искусственного затягивания законодательного процесса Советом Федерации и его стремление с учетом реальных возможностей к ускоренному рассмотрению законов по вопросам, предусмотренным в ст. 106 Конституции, и есть один из критериев добросовестности Совета Федерации как участника конституционных правоотношений.
   Другим примером может послужить постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 5 июля 2001 г. № 11-П «По делу о проверке конституционности Постановления Государственной Думы от 28 июня 2000 г. № 492-III ГД «О внесении изменения в Постановление Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации «Об объявлении амнистии в связи с 55-летием победы в Великой Отечественной войне 1941—1945 годов» в связи с запросом Советского районного суда города Челябинска и жалобами ряда граждан», в котором говорится о презумпции добросовестности и разумности действий конституционных органов, которая выражается в том числе в предположении соблюдения ими полномочий в конституционно обусловленных пределах, определяемых прежде всего общеправовыми принципами, обязательными в демократическом обществе. Полагаем, что соблюдение конституционными органами принципа конституционности и иных правовых принципов обязательно только на основе добросовестного соблюдения таких принципов.
   Как точно подметил Г. А. Гаджиев, добросовестность как правовой принцип выполняет роль общего правового регулятора, необходимость в котором связана с тем, что: 1) при совершении правовых действий, направленных на достижение субъективного интереса, необходимо учитывать такую объективную реальность, как интересы контрагента, равно как и публичные интересы; 2) принцип добросовестности можно считать проявлением принципа справедливости, поскольку потребность в применении принципа добросовестности можно рассматривать как естественную реакцию разумного правоприменителя на наличие пробелов в праве либо на правовой формализм. [157 - Гаджиев В. А. Указ. соч. С. 96.]
   Нет сомнений в том, что для эффективной работы принципа добросовестности участников конституционных правоотношений законодателю необходимо разрабатывать и соответствующим образом нормативно закреплять критерии добросовестности участников конституционных правоотношений всех уровней.
   Таким образом, участники конституционных правоотношений считаются добросовестными в случае отсутствия с их стороны злоупотребления каким-либо правом при их участии в конституционных правоотношениях и с четким осознанием ими того, что при законном и надлежащем вступлении в такие конституционные правоотношения они поступали бы по отношению к контрагентам в этих правоотношениях так, как если бы в данных правоотношениях они были бы на месте своих контрагентов.

§ 2. Презумпция добросовестности участников конституционных правоотношений

   Рассмотрим презумпцию добросовестности участников конституционных правоотношений. Цель правовой презумпции добросовестности участников конституционных правоотношений заключается в необходимости поддержания добросовестного поведения участников конституционных правоотношений. То есть такого поведения, которое сопровождается должной и нравственно-положительной оценкой участниками таких правоотношений своих действий и принятием ими такого решения применительно к тем или иным обстоятельствам правоотношений, которое в возникшей ситуации будет наиболее эффективным и правильным.
   Данная презумпция распространяется на всех участников правоотношений без исключения в соответствии со смыслом, вытекающим из преамбулы Конституции Российской Федерации во взаимосвязи с принципами конституционности, законности, верховенства Конституции Российской Федерации на территории Российской Федерации и ее высшей юридической силы.
   Рассматривая правовую презумпцию добросовестности участников конституционных правоотношений, необходимо отметить, что отсутствие закрепления данной презумпции в Конституции Российской Федерации не указывает на отсутствие такой правовой презумпции в конституционном законодательстве и тем более на наличие факта существования презумпции недобросовестности участников конституционных правоотношений. Трудно представить, например, что человек, его права и свободы являются высшей ценностью в разрезе предположения недобросовестности органов власти и должностных лиц при исполнении ими своих обязанностей по защите таких прав и свобод. Невозможно говорить о демократическом государстве, когда изначально ставится под сомнение добросовестность деятельности должностных лиц всей системы органов власти. Поэтому Конституция Российской Федерации основывается на предположении добросовестности участников правоотношений, в том числе и конституционных, и иного предположения быть не может.
   Правовая презумпция добросовестности участников конституционных правоотношений, как и другие презумпции в конституционном праве Российской Федерации, не имеет прямого нормативного закрепления. Косвенное закрепление данной презумпции содержится в преамбуле Конституции Российской Федерации, которую мы уже упоминали, раскрывая содержание правового принципа добросовестности участников конституционных правоотношений, и в решениях Конституционного Суда Российской Федерации.
   В связи с тем, что презумпция добросовестности носит общеправовой характер, обратимся к опыту закрепления презумпции добросовестности в других отраслях права. Так, Гражданский кодекс Российской Федерации в п. 3 ст. 10 закрепляет следующее: «В случаях, когда закон ставит защиту гражданских прав в зависимость от того, осуществлялись ли эти права разумно и добросовестно, разумность действий и добросовестность участников гражданских правоотношений предполагаются». Очевидно, что в данном случае речь идет о презумпции добросовестности участников гражданских правоотношений. Налоговый кодекс Российской Федерации в п. 7 ст. 3 закрепляет, что: «Все неустранимые сомнения, противоречия и неясности актов законодательства о налогах и сборах толкуются в пользу налогоплательщика (плательщика сборов)». В данном случае предполагается презумпция добросовестности налогоплательщиков.
   Если обобщить решения Конституционного Суда Российской Федерации в части упоминания им презумпции добросовестности, то получим следующий перечень презумпций добросовестности участников правоотношений, на которые ссылается Конституционный Суд Российской Федерации в процессе своей деятельности: презумпция добросовестности налогоплательщиков [158 - Определение Конституционного Суда Российской Федерации от 18 января 2005 г. № 36 – О «Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы Открытого акционерного общества «Нефтяная компания «ЮКОС» на нарушение конституционных прав и свобод положениями п. 7 ст. 3 и ст. 113 Налогового кодекса Российской Федерации» // Вестник Конституционного Суда РФ. 2005. № 3.], презумпция добросовестности участников гражданского оборота [159 - Особое мнение судьи Конституционного Суда Российской Федерации А. Л. Кононова «По делу об отказе в принятии к рассмотрению жалобы Общества с ограниченной ответственностью «Пром Лайн» на нарушение конституционных прав и свобод положениями п. 2 ст. 171 Налогового кодекса Российской Федерации». Определение Конституционного Суда Российской Федерации от 8 апреля 2004 г. № 169-О // Вестник Конституционного Суда РФ. 2004. № 6.], презумпция добросовестности законодателя и его приверженности общим правовым принципам [160 - Постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 2 апреля 2002 г. №7-П «По делу о проверке конституционности отдельных положений закона Красноярского края «О порядке отзыва депутата представительного органа местного самоуправления» и закона Корякского автономного округа «О порядке отзыва депутата представительного органа местного самоуправления, выборного должностного лица местного самоуправления в Корякском автономном округе» в связи с жалобами заявителей А. Г. Злобина и Ю. А. Хнаева» // Вестник Конституционного Суда РФ. 2002. № 3.], презумпция добросовестности и разумности действий конституционных органов. Если презумпция добросовестности участников гражданского оборота и презумпция добросовестности налогоплательщиков прямо закреплены в законе, то презумпция добросовестности законодателя и презумпция добросовестности и разумности действий конституционных органов, которые являются проявлением рассматриваемой презумпции добросовестности деятельности участников конституционных правоотношений, нашли свое отражение в решениях Конституционного Суда Российской Федерации, который их и сформулировал.
   Таким образом, правовую презумпцию добросовестности участников конституционных правоотношений можно охарактеризовать как косвенно закрепленное в нормах конституционного права предположение, при котором участники конституционных правоотношений считаются добросовестными в случае отсутствия с их стороны злоупотребления каким-либо правом при их участии в конституционных правоотношениях и с четким осознанием ими того, что при законном и надлежащем вступлении в такие конституционные правоотношения они поступали бы по отношению к контрагентам в этих правоотношениях так, как если бы в данных правоотношениях они были бы на месте своих контрагентов. Такое предположение считается истинным до тех пор, пока иное не доказано в установленном соответствующими нормативными правовыми актами порядке.
   Презумпцию добросовестности участников конституционных правоотношений в соответствии с классификацией правовых презумпций целесообразно охарактеризовать как правовую (исходит из положений Конституции Российской Федерации и отражается в решениях Конституционного Суда Российской Федерации), косвенно закрепленную в законодательстве (отсутствует прямое нормативное закрепление), отраслевую (относится к конституционным правоотношениям), которая является проявлением общеправовой презумпции добросовестности. Данная презумпция выведена путем истолкования Конституции Российской Федерации Конституционным Судом Российской Федерации.
   Как и в случае с правовой презумпцией конституционности деятельности участников конституционных правоотношений, данная презумпция носит общий характер, и ее применение к отдельно взятым обстоятельствам в любом случае потребует ее дальнейшей конкретизации.
   Это означает, что можно сформулировать, например, презумпцию добросовестности деятельности Президента Российской Федерации, Правительства Российской Федерации и его членов, Совета Федерации Федерального Собрания Российской Федерации и его членов и так далее. Данный перечень достаточно обширен. Мы подробно рассмотрим в качестве примера действие данной презумпции в отношении законодателя, то есть презумпцию добросовестности законодателя как участника конституционных правоотношений.

Раздел 6
Принцип и презумпция добросовестности законодателя как важнейшие регуляторы конституционно-правовых отношений и их взаимосвязь

§ 1. Принцип добросовестности законодателя

   Принцип добросовестности законодателя в конституционном праве является одним из элементов правового принципа добросовестности участников конституционных правоотношений. Его нормативное закрепление аналогично нормативному закреплению принципа добросовестности участников конституционных правоотношений.
   Из теории права известно, что правотворчество есть форма государственной деятельности, направленная на создание правовых норм, а также на их дальнейшее совершенствование, изменение или отмену. Очевидно, что данный правовой принцип тесно связан с принципом конституционности нормативных правовых актов и принципом конституционности деятельности законодателя как участника конституционных правоотношений. Данная взаимосвязь заключается в том, что без соблюдения законодателем принципа конституционности и добросовестности в процессе принятия им правового акта конституционность такого акта может быть оспорена.
   Как и в случае с правовым принципом добросовестности участников конституционных правоотношений, возникает вопрос о том, какие критерии входят в определение категории добросовестности законодателя. Дать однозначный ответ на данный вопрос сложно, так как критерии добросовестности законодателя, как было упомянуто выше, не имеют прямого нормативного закрепления в конституционном праве. Некоторые аспекты указанного принципа проявляются при рассмотрении вопроса, касающегося объема полномочий и обязанностей законодателя, то есть осуществления его компетенции. Таким образом, определяя критерии добросовестности законодателя, отметим, что помимо общих критериев добросовестности, а именно: неукоснительное соблюдение положений Конституции Российской Федерации и законодательства, а также исключение злоупотребления законодателем своими правами, существуют более конкретные критерии, которые, в частности, отражены в решениях Конституционного Суда Российской Федерации.
   Конституционный Суд Российской Федерации упоминает принцип соразмерности и вытекающие из него требования адекватности и пропорциональности используемых правовых средств в контексте того, что установление федеральным законодателем ограничений конституционных прав и свобод он не может осуществлять такое регулирование, которое посягало бы на само существо того или иного права и приводило бы к утрате его реального содержания [161 - Постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 26 декабря 2005 № 14-П «По делу о проверке конституционности отдельных положений ст. 260 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации в связи с жалобой гражданина Е. Г. Одиянкова» // Вестник Конституционного Суда РФ. 2006. № 1.]. Полагаем, что содержание указанного принципа соразмерности является одним из критериев правового принципа добросовестности законодателя, поскольку в данном принципе соразмерности и вытекающих из него требований адекватности и пропорциональности используемых правовых средств заложена недопустимость злоупотребления законодателем правом правового регулирования. Положения этого принципа распространяются не только на федерального законодателя и правовое регулирование им вопросов, связанных с правами и свободами, но и на законодателей всех уровней и по отношению ко всем вопросам правового регулирования, входящим в их компетенцию с учетом специфики такого правового регулирования.
   Также законодатель считается добросовестным, если им соблюден общеправовой критерий определенности правовой нормы. В случае если смысл правовой нормы недостаточно четко определен и может быть подвержен различному истолкованию, любое иное истолкование, кроме как соответствующее положениям Конституции Российской Федерации, признается Конституционным Судом Российской Федерации не допустимым. Это правило выражается в конституционном принципе равенства всех перед законом и судом, что закреплено в части 1 ст. 19 Конституции Российской Федерации, так как данное равенство может быть обеспечено лишь при условии единообразного понимания и толкования нормы всеми правоприменителями. Неопределенность содержания правовой нормы допускает возможность неограниченного усмотрения в процессе правоприменения и ведет к нарушению принципов равенства и верховенства закона [162 - Постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 15 июля 1999 г. № 11-П «По делу о проверке конституционности отдельных положений закона РСФСР «О государственной налоговой службе РСФСР» и законов Российской Федерации «Об основах налоговой системы в Российской Федерации» и «О федеральных органах налоговой полиции» // Вестник Конституционного Суда РФ. 1999. № 5.]. Итак, приверженность законодателя общим правовым принципам является еще одним критерием его добросовестности.
   Также, по мнению Конституционного Суда Российской Федерации, из конституционных принципов юридического равенства и справедливости помимо обращенного к законодателю требования определенности, ясности, недвусмысленности правовой нормы вытекает необходимость ее согласованности с системой действующего правового регулирования. [163 - Постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 28 февраля 2006 г. № 2-П «По делу о проверке конституционности отдельных положений Федерального закона «О связи» в связи с запросом Думы Корякского автономного округа» // Российская газета. 14 марта 2006. № 50.]
   Резюмируя изложенное, отметим, что принимаемые законодателем нормы права должны не только соответствовать Конституции Российской Федерации и законам, они еще также должны отвечать вышеуказанным требованиям определенности, ясности, недвусмысленности и согласованности с системой действующего правового регулирования. Указанный перечень таких требований к законодателю не является исчерпывающим – мы перечислили лишь наиболее важные, с нашей точки зрения, аспекты.
   Таким образом, под принципом добросовестности деятельности законодателя следует понимать такие установления, при которых законодатели всех уровней обязаны надлежащим и нравственно-положительным образом осуществлять в соответствии с Конституцией Российской Федерации и конституционным законодательством свои полномочия, возложенные на них прежде всего Конституцией Российской Федерации, исключая в своей деятельности злоупотребления правом, а также соблюдая все предъявляемые к их деятельности требования, включая требование определенности, ясности, недвусмысленности правовой нормы и ее согласованности с системой действующего правового регулирования, адекватности и пропорциональности использования правовых средств в правовом регулировании.

§ 2. Презумпция добросовестности законодателя

   Обратимся к презумпции добросовестности законодателя. Целью презумпции добросовестности законодателя является поддержание надлежащего исполнения членами законодательного корпуса своих обязанностей в процессе нормотворчества.
   Косвенное нормативное закрепление презумпции добросовестности законодателя содержится в преамбуле Конституции Российской Федерации, где от имени суверена, которым является народ Российской Федерации, упоминается вера в добро и справедливость. Как уже отмечалось, это положение, безусловно, можно рассматривать как своего рода правовое основание для общеправовой презумпции добросовестности в российском законодательстве, и в том числе в конституционном праве. Приведенное положение преамбулы Конституции Российской Федерации особенно важно во взаимосвязи с ее ст. 15, согласно которой Конституция Российской Федерации имеет высшую юридическую силу и все нормативные акты, принимаемые на территории Российской Федерации, не должны ей противоречить. Также ссылку на рассматриваемую презумпцию можно встретить в постановлении Конституционного Суда Российской Федерации от 2 апреля 2002 г. № 7-П, в котором упоминается презумпция добросовестности законодателя и его приверженность общим правовым принципам, которая используется Конституционным Судом Российской Федерации при конституционном истолковании положений нормативного акта. [164 - Постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 2 апреля 2002 г. № 7-П «По делу о проверке конституционности отдельных положений закона Красноярского края «О порядке отзыва депутата представительного органа местного самоуправления» и закона Корякского автономного округа «О порядке отзыва депутата представительного органа местного самоуправления, выборного должностного лица местного самоуправления в Корякском автономном округе» в связи с жалобами заявителей А. Г. Злобина и Ю. А. Хнаева» // Вестник Конституционного Суда РФ. 2002. № 3.]
   Отметим, что презумпция добросовестности допускает два основных аспекта, когда законодательный корпус или его отдельные представители могут быть признаны недобросовестными в процессе осуществления ими нормотворчества:
   во-первых, это сознательное недобросовестное исполнение возложенных на законодателя обязанностей, поскольку, принимаемые законы и иные нормативные акты в процессе своей разработки и подготовки проходят через специалистов с различным уровнем квалификации и профессионализма;
   во-вторых, это добросовестное заблуждение законодателя, поскольку такому кропотливому и ответственному процессу как разработка и принятие законов и иных нормативных актов свойственны элементарные человеческие ошибки.
   Последствием установления факта недобросовестности законодателя в законодательном процессе является признание Конституционным Судом Российской Федерации нормативного акта либо его отдельных положений неконституционными.
   Представляется, что под недобросовестностью законодательного корпуса следует понимать в первую очередь отклоняющиеся от модели, предусмотренной конституционно-правовыми нормами, действия участников законодательного процесса всех уровней, которые обязаны надлежащим и нравственно-положительным образом осуществлять свои полномочия, исключая в своей деятельности злоупотребления правом, а также соблюдая все предъявляемые к их деятельности требования, включая требование определенности, ясности, недвусмысленности правовой нормы и ее согласованности с системой действующего правового регулирования, адекватности и пропорциональности использования правовых средств в правовом регулировании. В одном случае недобросовестность может быть преднамеренной, в другом – законодательный орган в целом или несколько его членов могли находиться в добросовестном заблуждении в процессе нормотворчества, что в итоге может повлиять на конституционность акта. В обоих случаях нормативно-правовой акт не будет соответствовать Конституции Российской Федерации, если недобросовестность со стороны законодателя будет доказана Конституционным Судом Российской Федерации. Иными словами, любой признанный Конституционным Судом Российской Федерации не соответствующим Конституции Российской Федерации нормативный правовой акт или его часть есть доказательство недобросовестности и/или неконституционности деятельности принявшего его органа, поскольку конституционность акта, как мы уже отмечали, целиком и полностью зависит от действий принимающего его органа.
   Согласимся с мнением И. В. Сухининой, которая утверждает, что в презумпции добросовестности законодателя и его приверженности общим правовым принципам «презюмируется факт, что законодатель, честно выполняющий свои обязанности в пользу Конституции, имеет высокий профессиональный потенциал, он знает исходные положения основных принципов права и принимает акты, соответствующие основному праву». [165 - Сухинина И. В. Указ. соч. С. 150.]
   Таким образом, презумпция добросовестности законодателя – это косвенно закрепленное в правовых нормах предположение, при котором участники законодательного процесса всех уровней считаются надлежащим и нравственно-положительным образом осуществляющими свои полномочия, возложенные на них прежде всего Конституцией Российской Федерации, исключая в своей деятельности злоупотребления правом, а также соблюдая все предъявляемые к их деятельности требования, включая требование определенности, ясности, недвусмысленности правовой нормы и ее согласованности с системой действующего правового регулирования, адекватности и пропорциональности использования правовых средств в правовом регулировании, до тех пор, пока иное не будет доказано в установленном законом порядке.
   Данную презумпцию в соответствии с классификацией презумпций целесообразно охарактеризовать как правовую (исходит из положений Конституции Российской Федерации и отражается в решениях Конституционного Суда Российской Федерации), косвенно закрепленную в законодательстве (отсутствует прямое нормативное закрепление), отраслевую (относится к конституционным правоотношениям), которая является проявлением общеправовой презумпции добросовестности. Презумпция добросовестности законодателя выведена путем истолкования Конституции Российской Федерации Конституционным Судом Российской Федерации.

§ 3. Взаимосвязь принципа и презумпции добросовестности законодателя

   Рассмотрим взаимосвязь принципа и презумпции добросовестности законодателя. Комплексный общеправовой принцип добросовестности оказывает существенное влияние на правоотношения во всех отраслях права. Определяющую роль в этом играет презумпция добросовестности, прямо или косвенно закрепленная в различных отраслях права и приобретающая в силу этого свою специфику. Исключением не является и презумпция добросовестности законодателя, которая предполагает соблюдение принципа добросовестности участниками законодательного процесса.
   Правовое наполнение принципа добросовестности законодателя, включая все критерии и аспекты добросовестности членов законодательного корпуса, соответствует правовому наполнению одноименной правовой презумпции и тем самым определяет ее рамки. То есть любой из аспектов добросовестности законодателя, составляющих конституционный принцип, может быть подвергнут сомнению и опровергнут в установленном законодательством порядке посредством презумпции добросовестности законодателя. Также предположение добросовестности законодателя не может выходить за рамки требований принципа добросовестности законодателя, то есть данная презумпция не предполагает соблюдения законодателем никаких иных положений, за исключением тех, которые определены конституционным принципом добросовестности законодателя, и соответственно данная правовая презумпция не может быть опровергнута в случае соблюдения законодателем критериев его добросовестности.
   Закрепление в Конституции Российской Федерации принципа добросовестности законодателя обусловливает наличие конституционной презумпции добросовестности законодателя. Данная презумпция предполагает соблюдение одноименного конституционного принципа. Поскольку изначально подразумевая добросовестность членов законодательного корпуса, она оставляет возможность доказать обратное в установленном законом порядке, а это является определенным стимулом для законодателя надлежащим образом и добросовестно исполнять свои обязанности.
   Наличие принципа добросовестности законодателя во взаимосвязи с корреспондирующей ему презумпцией позволяет содержать нормативную базу Российской Федерации в надлежащем порядке, поскольку только добросовестные и не допускающие формального подхода к своим обязанностям и злоупотребления своими правами члены законодательного корпуса в своей деятельности учитывают в процессе нормотворчества требование определенности, ясности, недвусмысленности правовой нормы и ее согласованности с системой действующего правового регулирования, приверженность законодателя общим правовым принципам и так далее. То есть помимо четкого исполнения принципа конституционности предполагается, что законодатель добросовестно выполняет все возложенные на него обязанности в процессе своей деятельности.
   Следует отметить, что правовая ценность указанной правовой презумпции и принципа также заключается в попытке перенести такие субъективные категории, как «добро» и «совесть», в правовую плоскость. Несмотря на то, что такая трансформация моральных и этических норм в нормы права ни при каких условиях все равно не сможет отразить реальное положение вещей, отнесение тех или иных действий законодателя к добросовестным или к недобросовестным и правовое закрепление таких действий позволят всесторонне влиять на соответствие нормативных актов не только Конституции Российской Федерации, но и иным, лежащим вне плоскости закона, моральным и этическим требованиям.
   Отсутствие прямого нормативного закрепления данной презумпции, как и отсутствие прямого закрепления в нормах права иных презумпций в конституционном праве, хотя и не влияет на их правовое значение, тем не менее может создать определенные правовые коллизии, связанные с различной трактовкой критериев добросовестности законодателя другими участниками конституционных правоотношений.

Заключение

   Исследование основополагающих правовых презумпций в конституционном праве при одновременном рассмотрении корреспондирующих таким презумпциям конституционных принципов позволило дать объективную оценку правовому значению и роль косвенно закрепленных в нормах права презумпций в конституционном праве.
   Нельзя не отметить важную роль Конституционного Суда Российской Федерации в применении и выведении презумпций в конституционном праве. Конституционный Суд Российской Федерации использует те или иные косвенно закрепленные в законодательстве презумпции в конституционном праве при разрешении широкого круга дел в рамках конституционного судопроизводства. В связи с этим очевидна необходимость прямого нормативного закрепления презумпций в конституционном праве Российской Федерации. Прямое нормативное закрепление презумпций в конституционном праве Российской Федерации не только позволит исследователям более детально проводить изучение таких правовых презумпций, но и поможет окончательно определиться с их правовым содержанием и назначением.
   Должное внимание законодателя к вопросам правовых презумпций в конституционном праве позволит в том числе сделать исполнение предписаний конституционного законодательства надлежащим, а конституционную и иную ответственность за неисполнение или ненадлежащее исполнение таких нормативных предписаний участниками конституционных правоотношений более действенной и эффективной.

С. А. Мосин Презумпции и принципы в конституционном праве Российской Федерации