Людоед 20 века. Л.Д. Троцкий

Людоед 20 века. Л. Д. Троцкий

   Известно, что Лев Давидович Троцкий (1879–1940) был главной фигурой большевистской революции в России.
   Это имя на слуху у современников, особенно у молодежи, но глубокого знакомства с этой исторической личностью нет. Поэтому вопросов много.
   Кто такой Лев Троцкий? Читателя интересует, откуда ведет он свой род, на какой земле вырос, какой народ воспитал его и на какой культуре, какую исповедовал религию, каковы его философские и мировоззренческие взгляды? И, наконец, что в итоге составило смысл его жизни?

   Лев Давидович Троцкий (Лейба Бронштейн) родился 26 октября 1879 года; по месту рождения он славянин, по происхождению – еврей.
   Отец Лейбы был зерноторговцем и владел 400 десятинами земли в Херсонской губернии. В семье было четверо детей, и существовала она вполне зажиточно.
   Живя в России, Лейба получил хорошее образование: изучал языки, философию Канта, Гегеля, Фейербаха – словом, всю классическую немецкую критическую философию.
   Известно, что германская философия увлекла умы многих передовых людей России. Философская революция подготовила и совершила пролетарскую революцию, основываясь на социальном антагонизме, соединив противоположности в законе единства и борьбы противоположностей, переводя возможность в действительность, отрицая отрицание и уча о действии закона перехода количества в качество. Главный вопрос философии об отношении сознания к бытию решался через слияние полярностей, приводя все к единству – материальному обоснованию тезиса и антитезиса. И получилось у философов «хорошее зло»: можно отбирать чужое, убивать, прелюбодействовать, лгать, обещая при этом свободу, равенство и братство. Хорошая теория, но плохая практика.
   Еще в старших классах реального училища Лейба Бронштейн изучил концепцию либеральных народников и вместе с ними потом боролся против марксизма. Увлекшись политикой, он все забросил, даже оставил Одесский университет и с головой ушел в работу полулегальных кружков радикальной молодежи.
   Но не сочувствие к страданиям ближних привело Троцкого в революцию. Рабочие интересовали Лейбу не более как формальный объект для воплощения его революционной программы. Активно навязывать свою волю, возвышаться над всеми, быть всюду и всегда первым – вот что составляло основную сущность личности Бронштейна.
   В революционном кружке недоучившийся студент знакомится с некой марксисткой Александрой Соколовской и женится на ней. Она родила ему двух дочерей. В это время он – ярый антимарксист, хотя, по его же признанию, ни одной работы Маркса еще не прочитал.
   Только в одесской тюрьме Лейба Бронштейн впервые познакомился с работами Маркса и Энгельса и параллельно в течение этого года усердно изучал историю и деятельность масонов, получая соответствующую литературу от своих друзей. Он «завел себе для франкмасонства тетрадь в тысячу нумерованных страниц и мелким бисером записывал в нее выдержки из многочисленных книг…» «К концу моего пребывания в одесской тюрьме толстая тетрадь стала настоящим кладезем исторической эрудиции и философской глубины. Думаю, что это имело значение для всего моего дальнейшего идейного развития», – признавался Лев Давидович впоследствии.
   В одесской тюрьме (не без ориентира на популярность у российского пролетариата!) и произошло превращение Лейбы Бронштейна в Льва Троцкого. Молодого революционера покорил надзиратель Троцкий, который своей властностью крепко держал в узде всю тысячную толпу уголовников, а также своих коллег – младших надзирателей и даже самого начальника тюрьмы. «Сильная авторитетная фигура личности Троцкого, несомненно, оказала глубокое подсознательное влияние на Лейбу Бронштейна» (Доктор Г. Зив). Так фамилия надзирателя и стала псевдонимом будущего палача России.
   У Троцкого вообще не было друзей, одно время он сблизился с Раковским и Иоффе. Доктор Г. Зив, лично знавший Троцкого по ссылке, писал: «Для него люди были просто единицами, десятками, тысячами, сотнями тысяч, посредством которых удовлетворялась его “воля к власти”… Троцкий морально слеп. В нем… “моральное безумие”. Его головной орган для любви и симпатии атрофировался еще в утробе матери».
   Троцкий после своего бегства из Сибири жил некоторое время среди эмигрантов в Лондоне, Париже и Швейцарии.
   За границей энергичный и красноречивый Троцкий привлек внимание закулисных банкиров-политиков, и они сделали на него ставку.
   В 1902 году Лев Давидович женился на Наталье Седовой, дочери банкира Животовского, дальнего родственника семейства Ротшильдов. Получается, революционер – и вдруг женится на дочери банкира!
   Женитьба на Седовой позволила Троцкому выйти на крупнейших масонов-сионистов: Ротшильдов, Шиффов, Варбургов и других. Он был посвящен в великие тайны «сионских мудрецов» и, вступив в орден Бнай Брит, стал его деятельным адептом. Ему была открыта и истинная сущность марксизма, каким целям это учение служит, и Троцкий превращается в ключевую фигуру коммунистического движения, а вернее, всемирной революции, которая приблизила бы многовековую мечту фарисеев о господстве над всей вселенной под владычеством иудейского царя.
   Миллионеры Животовские, Варбурги, Шиффы финансировали революционное брожение в России. Эти банкиры-покро вите ли, как только в 1905 году получили информацию о назревшем революционном взрыве в Пет рограде, запустили туда Троцкого и дали команду своей масонской «пятой колонне» поддерживать его и подчиняться ему.
   И Троцкий, вернувшийся в Россию один, без партии и без собственной организации, вдруг становится за время революции главной фигурой. Одним махом он оказывается во главе революционной иерархии.
   После поражения революции 1905 года, когда Троцкий уже был председателем появившегося тогда Петроградского Совета, он эмигрировал за границу. Здесь масонские покровители решают продолжать поддержку Троцкого как руководителя революционного движения, постепенно вытесняя его главного конкурента – Ленина.
   Троцкому организовали, для повышения его популярности, поездки и выступления по всей Европе, с целью привлечения сторонников из числа социалистов, меньшевиков, эсеров и всех левацки настроенных элементов. Банкиры готовили своего вождя для будущей революции и щедро финансировали штаб и деятельность Троцкого.
   Все выступления Троцкого, устные и печатные, до его возвращения в Россию проходили в полемике с Лениным по теоретическим и практическим вопросам, касающимся революционного движения. Лев Давидович постоянно затевал дискуссии, в которых всегда был против Ленина и большевиков.
   Во время Февральской революции 1917 года Троцкий находился в США, где американский банкир Яков Шифф обеспечил ему безбедное пребывание. Живя в Нью-Йорке, Троцкий числился всего лишь журналистом русскоязычной еврейской газеты, но при этом имел роскошные апартаменты в центре Манхеттена, слуг, персональный автомобиль с шофером. Проведя в Америке всего 4 месяца, Троцкий моментально (по личному распоряжению президента США) получил паспорт американского гражданина, что было явно в обход закона.
   Революционные события в России застали Троцкого врасплох. Сразу же состоялась его встреча с Шиффом, на которой обсуждалась ситуация в России. Царя свергли, управление перешло в руки масонского Временного правительства. Однако это было только начало плана по разрушению русского государства. И Бнай Брит срочно командирует в Россию своего «брата» Троцкого для организации социальной революции, которая должна стать началом революции всемирной.
   Шифф вручает Троцкому чек на 20 миллионов долларов. А также получает в свое личное распоряжение пароход «Христиан», загруженный новым оружием – винтовками и наганами.
   Наконец, 27 марта 1917 года Троцкий и его 275 «боевиков», обученных на деньги Шиффа тактике городской партизанской войны, покинули Нью-Йорк. А всего из Америки приехало порядка 140 тысяч масонских агентов с тем, чтобы потом в качестве комиссаров править Россией.
   Однако поспешное возвращение Троцкого в Россию было осложнено арестом в Канаде. При обыске у него нашли 10 тысяч долларов, сам он при этом уверял, что за все время пребывания в Нью-Йорке заработал всего 300 долларов. Троцкого обвинили в шпионаже в пользу немцев и отправили в тюрьму.
   Но вмешался могущественный орден Бнай Брит, и Троцкий через короткое время был освобожден из тюрьмы. Слишком большие надежды возлагали на него тайные правители.
   Прибыв в Европу, Троцкий направился прямо в Швейцарию, чтобы там встретиться с Лениным. Мировым завоевателям Ленин нужен был как призванный вождь российских социал-демократов. Но не в Швейцарии, а в России.
   Троцкий убеждает Ленина заключить с германским Генеральным штабом соглашение прекратить войну, когда большевики захватят власть. Ленин долго упирался. По причине глубоких разногласий он не желал иметь Троцкого в числе своих соратников. Тогда Троцкий привлекает Крупскую, и та уговаривает упрямого Ленина дать согласие. Крупская знала, кто такой Троцкий в действительности, и она, тем не менее, обеспечила его сотрудничество с Лениным.
   В свою очередь Ленин понимал, что за Троцким стоят огромные деньги и мощные международные силы. Это была веская причина пойти на сотрудничество с Троцким, который на тот момент не был даже членом партии.
   Троцкий, будучи тайным агентом германского штаба, обработал немецких генералов. И те в свою очередь убедили германского императора Вильгельма позволить проезд революционеров в Россию через Германию.
   Объясняется это следующим. Временное правительство России выступило с призывом «Война до победного конца!». Многие левые партии тоже заняли патриотическую позицию, что никак не вязалось с планами Германии, которая разрывалась на два фронта. Ей необходимо было вывести Россию из войны – либо заключением сепаратного мира, либо ее капитуляцией. Поэтому кайзер не противился перемещению в Петроград революционеров-эмигрантов, могущих взорвать России изнутри.
   «Мы взяли на себя большую ответственность, доставив Ленина в Россию, но это нужно было сделать, чтобы Россия пала», – признался немецкий фельдмаршал Эрих Людендорф.
   Для полноты картины важно отметить вот что. В те времена все правители союзных наций были (за очень малым исключением) масонами. Союзники-масоны изгнали Троцкого из Франции за то, что он был «пораженцем». И те же союзники освободили его из канадского лагеря для того, чтобы он был «пораженцем» в союзной России. А добились этого те же самые «сверхмировые» силы, которым удалось организовать проезд Ленина через Германию.
   Итак, в апреле 1917 года «пломбированный» вагон с революционерами-профессионалами беспрепятственно прибыл в Россию. В этом же вагоне ехали еще два пассажира с русскими фамилиями: Рубаков и Егоров – майоры германского Генерального штаба Андерс и Эрих. Спустя короткое время кайзеровское правительство перебросило через свою территорию новый эшелон с «интернационалистами».
   Весной 1917 года Троцкий и его банда прибыли в Петроград.
   Астрономические, неограниченные суммы денег следовали за Троцким до самой столицы. Ирония судьбы заключается в том, что именно за связь с буржуями Троцкий уничтожит десятки миллионов ни в чем не повинных людей, окрестив это целенаправленное уничтожение нейтральным термином «гражданская война». Троцкий знал, что он прибыл по поручению и со всеми полномочиями хозяев этой планеты. Поэтому он сразу же направился в Петроградский Совет и предъявил свои «вверительные грамоты»: деньги, оружие и людей.
   Троцкий немедленно ринулся в руководство революцией. Поскольку прибывшее с ним сборище боевиков практически не разговаривало по-русски, было решено называть их «прибалтами»: латышами, литовцами и эстонцами, а впоследствии «красными латышскими стрелками». Каждый взял себе соответствующее случаю имя и фамилию.
   Сконцентрировав все свои активные силы, прибывшие революционеры очень быстро заняли ключевые позиции во всех претендующих на власть партиях.
   Россия не была их родиной, а только временным местопребыванием и территорией, на которой представилась им возможность производить свои интернационально-социалистические эксперименты. А русские рабочие и солдаты играли роль инструмента, при помощи которого можно сотворить бунт с целью передела власти.
   Приехав в Россию, Ленин ужаснулся: Петроградский Совет вовсе не был большевистским. В нем заправляли социалисты всех мастей: меньшевики, эсеры, бундовцы, трудовики, народные социалисты, анархисты и т.д. Ленинские большевики были в меньшинстве.
   Недовольный сотрудничеством Советов с Временным правительством, Ленин уже на I Всероссийском съезде Советов (июнь 1917 года) заявляет о готовности большевиков взять власть («Есть такая партия!»), несмотря на то, что большевики составляли менее 10 % от общего числа делегатов.
   В июле 1917 года, в самый разгар наступления русской армии и непосредственно накануне германского контрудара, Троцкий и большевики подняли вооруженное восстание с требованием прекратить войну. Рабочие и солдаты за участие в беспорядках получали по 5, 10, 25 рублей. Фронт оголялся из-за отзыва в тыл боевых частей для подавления мятежа. И это перед начавшимся мощным наступлением немцев.
   Путч провалился, но Троцкий достиг своего. Июльский переворот, поддержанный мировыми банкирами, привел к власти их ставленника – Керенского, который теперь и возглавил Временное правительство. Это убедительно показывает, что хозяевами и Троцкого, и Керенского были одни и те же люди.
   Троцкий, зная, чем может грозить его дальнейшей политической судьбе связь с большевиками, которых объявили изменниками интересов России, а Ленина немецким шпионом, добровольно сдается властям. По амнистии, вскоре объявленной Керенским, он выходит из тюрьмы и сразу же, оценив теперешнюю расстановку сил, активно подключается к работе с большевиками, ибо понимает, что у него нет других путей пробиться к власти, как только в коалиции с Лениным.
   В конце июля 1917 года партия большевиков провела VI съезд. Резолюция съезда: подготовка вооруженного восстания.
   Именно на VI съезде произошло объединение большевиков с троцкистами. Троцкий и все его «эмигранты» – всего 4 тысячи человек – влились в партию большевиков. Мало того, Троцкий устроил так, что все левореволюционные силы, руководимые тайными троцкистами, блокировали незначительную часть фракции большевиков, и добился объединения.
   Ленин понимал, какую опасность для его партии несет такое объединение. Еще раньше, в эмиграции, он разоблачал Троцкого, показывая лживость его утверждения, будто он стоит над фракциями. Ленин с негодованием называл Троцкого «иудушкой». Он тогда писал: «…Троцкий повел себя как подлейший карьерист и фракционер… Болтает о партии, а ведет себя хуже всех прочих фракционеров» (Полн. собр. соч. Т. 47. С. 188).
   Настоящей партией «беспартийного» Троцкого был орден Бнай Брит – древний Бунд, партия фарисеев, о которых Господь наш Иисус Христос сказал: Ваш отец диавол; и вы хотите исполнять похоти отца вашего (Ин. 8, 44). Бунд не тот – официальный и общеизвестный, а конспиративный, секретный, состоящий из наиболее ярых сионистов, внедренный во все социалистические партии, вожди которых находились под его руководством (включая и Керенского). Из этого древнего Бунда «произрастали» все российские революционные ветви и вышли 90% всех партийных руководителей.
   В деле объединения Троцкий вновь привлек Крупскую, чтобы та уговорила Ленина согласиться все эти левацкие группировки – оппортунистов, бундовцев и прочих фракционеров – принять в партию «нового типа» – партию большевиков.
   Под уговоры «Наденьки» Ленин пошел на объединение. Причина была проста: чтобы взять власть, сил у большевиков, а тем более материальных средств, крайне не хватало, и пришлось согласиться на прием в большевики практически всего того фарисейского Бунда, с которым Ленин всю жизнь боролся.
   И вот четверть миллиона революционеров-бундовцев сразу получили партбилеты большевиков, а после Октября именно они и станут комиссарами у кормила власти.
   Кто такой Троцкий, легко понять из следующей простой статистики.
   Весной 1917 года, когда Троцкий только заявился в Петроград, в партии большевиков было всего 3 тысячи членов. А к осени того же года их уже было 350 тысяч. Получается, за 20 лет Ленин сумел собрать всего 3 тысячи человек, а Троцкий, вступив в партию большевиков только в июле 1917 года, всего за 4 месяца, сумел увеличить членство более чем в 100 раз!
   Всего за несколько недель Троцкий со своими «эмигрантами» стали основными застрельщиками у большевиков. До этого Троцкий, как уже было сказано, вообще не был членом большевистской партии. Он вообще был как бы сам по себе, комиссар с большими полномочиями от международных банкиров (масонов).
   Троцкого сразу выдвигают председателем Петроградского Совета. Быстро создается разветвленная сеть боевых дружин из «ветеранов» 1905 года – отпетых головорезов. В провинции вокруг этих ударных отрядов формируются большевистские партийные организации и местные Советы рабочих депутатов.
   Огромные денежные средства, расстрачиваемые Петроградским Советом на подготовку восстания, шли через Троцкого. (Ленин в отличие от Троцкого никогда не был вхож в международные банкирские круги.)
   Сколько же денег получил Троцкий?
   Окружение Рокфеллеров сделало взнос большевикам в сумме миллион долларов. Яков Шифф субсидировал 20 миллионов долларов сразу и 20 миллионов долларов после успешного совершения переворота.
   Итак, революцию 1917 года финансировали те же банкиры, что и революцию 1905 года: Шиффы, Варбурги, Куны, Лоебы.
   Троцкий задает тон всему. С революционной энергией и целеустремленностью он занялся разрушением правопорядка в России и той минимальной законности, которая еще сохранилась.
   Во время войны Троцкий открыто вел пропаганду, призывая к неповиновению солдат и матросов на фронтах, и тем подрывал боеспособность армии. И Временное правительство не смело его арестовать. Аресту препятствовал Керенский, так как он знал, что за Троцким стоит всесильный орден Бнай Брит – вершитель мировых дел.
   Даже после провала июльского восстания Троцкий не скрылся и не убежал, а продолжал свою разрушительную деятельность, игнорируя и правопорядок, и самое существование Временного правительства, хотя по закону военного времени за саботаж властям полагалась смертная казнь.
   10 октября 1917 года ЦК большевиков принял резолюцию о вооруженном восстании. Для руководства восстанием был избран Военно-революционный комитет (ВРК) во главе с Львом Троцким. Вся военная сила переходит под его контроль.
   Керенский своим бездействием создает условия для захвата власти большевиками. Имея в своем распоряжении 200-тысячный гарнизон, он оставил вокзалы, почту и телеграф, мосты и порт без должной военной охраны. Зная о местонахождении Ленина, не арестовал его. Мало того, он ускорил революцию максимальным пролитием крови на фронте. Революционеры развалили фронт, создали огромную армию дезертиров. А Керенский организовал заведомо провальное наступление с той целью, чтобы троцкистская революция вышла из берегов. Керенский был сообщником Троцкого. Однако мировых правителей не устраивала «мягкотелая» политика Керенского. И он получает приказ сдать Россию под руководство «большевика» Троцкого.
   Технология захвата власти большевиками основывалась на обмане, лжи и запугивании людей.
   В ночь с 24 на 25 октября, тихо, небольшими группами боевиков (по 10–50 человек) были заняты вокзалы, телеграф, телефон, мосты без всякого сопротивления, как будто происходила смена караулов: у большевиков оказались все гарнизонные пароли, действовавшие в ту ночь.
   А город спал, не зная даже, что происходит на улицах.
   Уже 25 октября Керенский без боя сдал власть Советам, а сам бежал из Петрограда.
   Документальные материалы свидетельствуют, что в Октябрьском перевороте принимали непосредственное участие немецкие формирования, переодетые в форму русской армии и флота.
   За несколько дней до переворота в Петрограде находились Рубаков и Егоров – майоры германского Генштаба, прибывшие вместе с Лениным в «пломбированном» вагоне. Они пообещали организовать в период выступления большевиков наступательные операции германской армии, а также поддержать восстание, привлекая немецких военнопленных, лагеря которых находились под Петроградом.
   На 1 сентября 1917 года в русском плену находилось более 2 миллионов солдат и офицеров Германии и Австро-Венгрии. Германский Генштаб разрешил большевикам отобрать из их числа нужное количество военнопленных для задействования их в военных петроградских операциях.
   Вечером 24 октября в Петрограде появились отряды «чужаков», переодетых в русскую солдатскую и матросскую форму и вооруженных винтовками немецкого образца. Эти иностранные наемники, хорошо оплачиваемые золотом, участвовали во взятии Зимнего дворца.
   В дневнике министра Временного правительства С.К. Бельгарда есть такая запись:
   «…По городу блуждают немецкие офицеры, снабженные разрешениями (пропусками) большевистского правительства. Попадаются на улицах и немецкие солдаты. Нет никаких сомнений, что все восстание организовано немцами и на немецкие деньги… Кто бывал в эти дни в Смольном, утверждает, что все заправилы – евреи…»
   Октябрьский переворот был полностью организационно подготовлен и осуществлен под руководством Троцкого. Ленин появился в Смольном только днем 25 октября, когда главная организационно-практическая работа была уже выполнена Троцким.
   Ленин, имевший большой авторитет среди российских революционеров и пролетариата, нужен был ему просто как ширма.
   С победой большевиков власть в России взял Троцкий, а вернее, стоящие за ним мировые банкиры. Установилась диктатура, называемая «пролетарской», а на самом деле жесточайшая диктатура мировых революционеров.
   Альфред Розенберг, ставший впоследствии заместителем Гитлера, отмечал, что воцарение большевиков в России есть следствие заговора во главе с «Троцким (Бронштейном), Зиновьевым (Апфельбаумом), Радеком (Собельсоном) и Кагановичем, вступившими в сговор с сионистскими плутократами Ротшильдами, Варбургами и Шиф фами и подчинившими своей власти податливых русских…»
   А Уинстон Черчилль, будучи еще молодым политиком и далеко не другом России, выступая в палате представителей 5 ноября 1919 года, констатировал:
   «Они (большевики) презирают столь банальные вещи, как национальность. Их идеал – мировая пролетарская революция. Большевики одним ударом украли у России два ее наиболее ценных сокровища – мир и победу, ту победу, которая уже была в ее руках, и тот мир, которого она более всего желала.
   Немцы послали Ленина в Россию с обдуманным намерением работать на поражение России. Не успел он (Ленин) прибыть в Россию, как стал приманивать к себе то оттуда, то отсюда подозрительных субъектов из их тайных убежищ в Нью-Йорке, Глазго, Берне и в других странах. И он собрал воедино руководящие умы могущественной секты, самой могущественной секты во всем мире».
   «Самая могущественная секта во всем мире» – это древний Бунд, секта фарисеев-сионистов, орден Бнай Брит. Именно из представителей этой зловещей секты сформировались руководящие органы управления всей Россией. Троцкий незаметно весь государственный аппарат «оснащает» своими людьми.
   По свидетельству самого Ленина, большевики не имели шансов на победу, если бы они не прибегли к помощи 1 400 000 «местечковых евреев». Их кадры создали тот административный каркас, который обеспечил реальную помощь в революции.
   За два-три года еврейские местечки обезлюдели. Именно оттуда вышло более половины новых руководящих кадров всех управленческих постов в крупных городах. Еще процентов десять постов заняли латыши, немцы, венгры, и лишь в волостях и уездах заметную часть руководителей представляли местные жители.
   Наряду с евреями Троцкий выдвигал и поддерживал представителей русской интеллигенции. Расчет был простой. Огромная страна потребует, как минимум, миллионов шесть руководителей для государства, промышленности, армии, деятелей науки и культуры. А всего – миллионов десять элиты. При этом два-три миллиона евреев будут занимать ключевые посты и, связанные круговой порукой, явятся решающей и незыблемой силой.
   Троцкий видел, что евреи забыли закон Моисеев, веры в истинного Бога не имеют, стали материалистами. Жизнь им представлялась в окружении богатства, роскоши, удовольствий, славы. И Троцкий поставил их под знамя Маркса. А победившая революция давала в руки вероотступников исключительную возможность овладеть всеми богатствами страны.
   И эта «разумная сила» осуществила революцию, которая была чужда русскому народу. Население России не хотело революции, не понимало и саботировало ее. Но к тому времени в русских городах осело много еврейских интеллигентов-безбожников, и это имело решающее значение для революции. Они ликвидировали тот всеобщий саботаж, которым прореагировало российское общество на Октябрьский переворот. Большевикам удалось овладеть государственным аппаратом исключительно благодаря этому так называемому «запасу разумной и грамотной рабочей силы».
   Евреи превратились в советских вельмож, комиссаров и командиров, а за ними потянулись их многочисленные родственники и единоплеменники, заполняя все государственные учреждения.
//-- * * * --//
   Сатанинским силам, ставшим во главе России, не терпелось прежде всего сломать весь православный уклад жизни русского народа. И конечно веру! Революционные преобразования коснулись абсолютно всех сфер жизни.
   Сразу же были запрещены любые формы христианской религии в России.
   7 января 1918 года вышел декрет «Об отделении Церкви от государства». Церковь лишалась всех прав и имущества (земли, зданий, капиталов, храмовых драгоценностей). Следом выходит декрет, отделяющий школу от Церкви. Под страхом смерти свадьбы, похороны, вообще никакие обряды не должны были совершаться в России с применением христианской символики. Был отменен церковный брак.
   Отрицалась всякая преемственность с прошлым, перечеркивались все прошлые благие традиции, устои, исторические достижения… Были отменены все старые праздники, как государственные, так и православные. Ломалась мораль.
   Лозунг «Грабь награбленное», брошенный большевиками в массы, привлек к ним весь преступный и уголовный элемент страны, предусмотрительно выпущенный на свободу Керенским. И эта разномастная свора худших представителей человечества быстро превратилась в мощный инструмент разрушения.
   Периодическая печать, литература, а также весь вновь созданный огромный аппарат так называемого «народного просвещения» все свои силы направили на охаивание героического прошлого русского народа, истории великой державы.
   Правительственные органы печати писали следующее: «У нас нет национальной власти – у нас власть интернациональная. Мы защищаем не национальные интересы России, а интернациональные интересы трудящихся и обездоленных всех стран».
   И совсем скоро стало очевидно, что ведется не классовая борьба, а борьба революционеров-сатанистов с христианством, начатая фарисеями почти со времен Ветхого Завета.
   Троцкий поставил перед собой двоякую задачу: создание революционного государства в России и расширение революционного движения в мире.
   Первым делом для Троцкого было не допустить мира с Германией и войти в Берлин на штыках Красной армии, в то время как немецкие троцкисты взорвут Германию изнутри. Из пацифистов большевики (троцкисты) превратились в милитаристов, ярых сторонников войны. Теперь война была нужна им. Для этого-то Троцкий, собственно, и занял пост министра иностранных дел.
   Натолкнувшись на активное противоборство Ленина и его сторонников, Троцкий выкинул лозунг: «Ни мира, ни войны», объявил о демобилизации армии, чем открыл дорогу германской армии в глубь России, к Петрограду и на Украину. Ленин назвал поступок «иудушки Троцкого» безумием. Его вероломство обернулось для России огромными потерями: немцы перешли в наступление от Балтийского до Черного моря.
   Россия была вынуждена подписать унизительный Брестский мир, по которому немцам передавались Польша, Украина, Финляндия, Кавказ, уплатить огромные контрибуции золотом, нефтью, углем, хлебом и прочими природными богатствами.
   Большевистская партия раскололась на троцкистов и ленинцев. Началась тихая, скрытая, но жестокая борьба.
   Собственно, двоевластие в партии возникло сразу же после вступления Троцкого в ряды большевиков в июле 1917 года. Это вступление в партию Троцкому было необходимо для смещения Ленина с поста вождя партии, которую он создал и был бессменным авторитетным ее руководителем последние 20 лет. Однако Ленину приходилось с этим мириться, потому что за «конкурентом» Троцким стояли очень большие деньги, в происхождение которых Ленин предпочитал не вникать.
   Провал, как выражался Троцкий, идеи расширения «арены мировой революции» на Германию и подписание Лениным мирного договора с немцами резко озлобил Троцкого против вождя. Тогда же родился план «социализм в одной стране», то есть национал-комму низм, достигший своего апогея при Сталине.
   Троцкий понял, что Ленин, фанатично следовавший теории классовой борьбы Маркса, может сорвать все его глобальные планы. Необходимо было устранить Ленина и, вообще, прекратить руководство государством посредством голосования, а следовательно, принятие решений согласно воле большинства членов ЦК, пресечь всякую внутрипартийную демократию.
   И штаб Троцкого начал интенсивную подготовку государственного переворота, который был запланирован на лето. В стратегические планы Троцкого по-прежнему входила подготовка революции в Германии. Для этого он забрасывает туда свои лучшие силы, опытных террористов-бундовцев.
   В связи с подписанием мира с немцами, пост министра иностранных дел для Троцкого потерял свою актуальность. Теперь построение регулярной армии становится для него задачей номер один.
   И уже 4 марта 1918 года Троцкий назначается наркомом военных дел. Как уже было отмечено, военной опорой большевистского режима стали разного рода наемники, именовавшиеся «красными латышскими стрелками» и представлявшие собой разношерстный «интернациональный» сброд: немцы, австрийцы, латыши, китайцы и другие национальности.
   С самого приезда в Петроград Троцкий не выпускал из своих рук руководство этими вооруженными отрядами «интернационалистов».
   Заключенный в марте Брестский мирный договор предусматривал репатриацию немецких военнопленных, однако вскоре последовал секретный приказ кайзера, предписавший военнопленным сформировать отряды для поддержки большевистского правительства. Таким образом, Троцкий получил 280-тысячную армию вышколенных немецких и австрийских солдат – 50 боеспособных дивизий, в том числе 7 кавалерийских.
   По советским данным, в 1918 году интернационалисты составляли 19% Красной армии, в 1920 году после всеобщей мобилизации населения – 7,6%. Они были ударным ядром Красной армии. Именно эти мобильные карательные отряды использовались для подавления очагов народного сопротивления, а потому сыграли ключевую роль в победе большевиков в Гражданской войне.
   В обмен на предоставление этой карательной «услуги» немцы потребовали, чтобы Троцкий расстреливал всех героев царской армии – участников войны с Германией. Многие царские офицеры тогда бежали на Дон в Добровольческую армию.
   Прикрываясь левоэсеровской вывеской, 6 июля 1918 года троцкисты подняли в Москве и Ярославле вооруженный мятеж с целью устранения Ленина и его сторонников. Это было общее и генеральное выступление троцкистских сил и должно было привести к власти Троцкого.
   Кроме того, троцкисты предполагали, что убийство германского посла Мирбаха, совершенное по приказу Троцкого, неминуемо развалит Брестский мир, немцы объявят войну и тогда одновременно выступят немецкие троцкисты. В Германии произойдет большевистская революция.
   «Единственная цель июльского восстания, – вспоминал впоследствии один из его участников, – сорвать контрреволюционный Брестский мир и выхватить из рук большевиков (ленинцев) партийную диктатуру, заменив ее подлинной советской властью (троцкистов)».
   Таким образом, настоящая борьба на улицах велась не между независимыми партиями большевиков и эсеров, а между сторонниками Ленина и Троцкого.
   Однако на этот раз у заговорщиков все сорвалось. В Москве левоэсеровский мятеж был подавлен через день, но в Ярославле с ним справились ценой больших жертв и разрушений только через две недели – 21 июля.
   В эти же июльские дни, по внушению диавола, орденом Бнай Брит было принято решение убить Царя. Банкир-масон Яков Шифф дал приказ членам своего ордена Троцкому и Свердлову ликвидировать всю Царскую Семью. Ленин, который был вполне осведомлен о масонском плане уничтожения Царской Семьи, на убийство не соглашался. Он предупреждал: «За убийство детей нас будут клеймить». Через американскую миссию, находившуюся тогда в Вологде, большевики еще раз запросили Шиффа, но из-за океана последовало повторение диавольского приказа: ликвидировать всю Царскую Семью.
   За день до расправы в Екатеринбург прибыл специальный поезд, состоящий из паровоза и одного пассажирского вагона, в котором приехал человек в черном облачении раввина. При нем состояла охрана из шести солдат.
   Раввин «с черной как смоль бородкой» осмотрел подвал Ипатьевского дома и острым предметом начертал на стене каббалистиче ские знаки и надпись: «Царь принесен в жертву – царст во уничтожено. О сем извещаются все народы».
   Царь в глазах почти 200-миллионного населения олицетворял священный символ России; чтобы уничтожить эту идею российской самобытности, надо было покончить с Государем и со всеми, кто мог стать его преемником.
   Убийство Царской Семьи было не только конкретной местью дотоле непобедимому и изобилующему богатством государству, оно еще имело мистическое каббалистическое значение. «Николай II был расстрелян именно как царь, этим ритуальным актом подводилась черта под многовековой эпохой русской истории» (И. Шафаревич. «Русофобия»).
   Талмудисты ставили цель: уничтожить Православную Церковь и установить в России образ правления, максимально подчиненный Всемирному Кагалу.
   После ритуального убийства Государя началось невиданное ранее духовное и физическое искоренение православного народа.
   По признанию идейного вождя талмудической мести в России Троцкого, екатеринбургская расправа «нужна была не просто для того, чтобы напугать, ужаснуть, лишить надежды врага, но и для того, чтобы встряхнуть собственные ряды, показать, что впереди полная победа или полная гибель». Вновь, как и две тысячи лет назад, новоявленные фарисеи постарались весь еврейский народ и тех, кто воспринял их талмудистско-коммунистическую идеологию, сделать заложниками своего преступления.
   В 1920 году Уинстон Черчилль писал о попытке революционеров-сионистов установить свое господство над миром: «…интернациональные евреи – это они источник разных заговоров. Члены этой организации злоумышленников в основном вышли не из самой зажиточной части населения стран, где имело место преследование евреев. Большинство из них, если не все, отошли от веры своих предков и вычеркнули из своих мыслей все надежды на улучшение этого мира. Это движение среди евреев не ново, начиная со Спартака-Вейсгаупта, через Карла Маркса и до Троцкого… Этот всемирный заговор по разрушению всей цивилизации и построению общества, полностью застывшего в своем развитии, общества, проникнутого недоброй завистью, уравниловкой, этот заговор постоянно нарастает. Он играл решающую роль во Французской революции. Он был скрытой пружиной каждого подрывного движения XIX века. Наконец, эта банда невообразимых личностей, этот мутный осадок больших городов Европы и Америки, мертвой хваткой схватил за горло русский народ и стал неограниченным правителем этой огромной империи. Нет нужды преувеличивать роль этих интернациональных и большей частью безбожных евреев в создании большевизма и в проведении русской революции…» (Уинстон Черчилль. Напечатано в газете: «Illustrated Sunday Herald», 8 февраля 1920 года).
   30 августа 1918 года Троцкий организует покушение на Ленина.
   К этому времени Троцкий уже имел колоссальную власть. Фактически он был вторым человеком после Ленина. Но даже такое высокое положение его не устраивало – не для того он был заслан в Россию, чтобы быть вторым. Оставался всего один шаг до статуса главы государства.
   Ленин имел всероссийское и международное признание как лидер партии, революции и глава правительства, он пользовался феноменальным авторитетом в партии и любовью народа. В открытом соперничестве с Лениным у Троцкого было мало шансов на победу, и поэтому Лев Давидович принимает решение «убрать Ленина» давно проверенным и надежным путем. Троцкий только дал команду, а исполнители замаскировали их покушение на Ленина под политическую акцию эсеров.
   Покушение удалось только наполовину: Ленин остался жив.
   Чтобы отвести от себя подозрения, Троцкий приказал арестовать и расстрелять 10 тысяч человек в Петрограде. Напечатанные на машинке списки этих жертв были расклеены на заборах и стенах домов, прилегающих к Гороховой улице, 2, где помещалась ЧК. Кого только не было в этих списках: офицеры, помещики, домовладельцы, купцы, профессора, ученые, священники, студенты, даже ремесленники и рабочие…
   5 сентября 1918 года Совет народных комиссаров с подачи Троцкого, пользуясь отсутствием Ленина, узаконил массовый террор и расстрелы без суда и следствия всех неугодных новой власти лиц.
   Под этот декрет подпало почти все население страны, и вся Россия буквально заливалась потоками христианской крови, не было пощады ни женщинам, ни старикам, ни младенцам.
   После не совсем удавшегося покушения Троцкий решил изолировать Ленина, отстранить его от всех партийных и государственных дел страны.
   По его приказу был найден приличный дом за городом, куда можно было бы после ранения временно поместить Владимира Ильича. Так родились знаменитые Горки – тихое имение бывшего московского градоначальника Рейнбота, в 30 км от столицы, в стороне от железной дороги. Как раз то, что надо было.
   24 сентября 1918 года Ленин и Крупская были впервые сосланы в Горки.
   Троцкому нужна была власть абсолютная, единоличная. Не сумев полностью устранить Ленина, он в сентябре 1918 года учредил новый верховный орган власти – Реввоенсовет (РВС) и стал его главой, по сути, верховным главнокомандующим всеми вооруженными силами республики. Троцкий окружил себя своими людьми, точными исполнителями его директив.
   Приказом председателя Реввоенсовета Льва Троцкого от 11 сентября 1918 года были образованы фронты с их штабами, а также новые армии.
   Начальниками штабов, военными комиссарами, начальниками политотделов всех звеньев армий, председателями ревтрибуналов, руководителями снабжения фронтов, армий, дивизий почти сплошь были еврейские революционеры (об этом указывается в книге А. Л. Абрамовича «В решающей войне»).
   А между тем дела на фронте были совсем плохи. К осени 1918 года большевистское правительство находилось в окружении шести военных фронтов. Белое движение набирало силу. Возникла угроза гибели большевистского режима.
   Темные силы внушали Троцкому, как надо действовать, и тот стал лихорадочно готовить в Германии революцию. Опыт по подготовке революции был собран уже богатый. Троцкий посылает в Германию революционные группы, подключаются и члены Коммунистического Интернационала, сотрудники ЧК, действовавшие в Европе.
   Троцкий и союзники работали синхронно. США и Англия тут же развернули экономическую блокаду Германии, которая вызвала смерть от голода несколько сот тысяч немцев и практически создала «революционную ситуацию» в стране.
   Недавно Германия стремилась победить Россию, и победить коварным, нечестным путем, ценой бед и страданий народа, – и теперь сама оказалась побежденной, потерпев великое крушение, подобное тому, какое она так усердно готовила России. Те же мнимые друзья-«интернационалисты», которые заверяли Вильгельма в своей преданности и которые сподвигали его на коварства в России, оказались причиной его собственного поражения. Троцкий своим двурушничеством, обманом, шпионажем «заворожил» германский штаб, и немцы поверили ему.
   9 ноября 1918 года, ровно через год после революции в России, произошла германская революция. Император Вильгельм, так недавно покушавшийся на русского Царя, сам был свергнут с престола и вынужден был доживать свои дни в Бельгии; сын же его впоследствии был всего лишь ефрейтором в армии Гитлера, а не наследовал императорский трон отца.
   Германия признала свое поражение и капитулировала перед Антантой.
   Союзники поддерживали Белую армию, пока не была сломлена Германия. Как только Германия капитулировала, они бросили белых генералов на произвол судьбы и стали оказывать поддержку большевикам.
   Большевики знали, что Антанта с ними бороться не будет. Этим обстоятельством отчасти объясняется небывалая неуязвимость в Гражданской войне и способность выходить из самых отчаянных положений. Большевики нужны были хозяевам, чтобы делать мировую революцию.
   Троцкий, этот новоявленный Бар-Кохба [1 - Шимон Бар-Кохба – предводитель иудеев в восстании против римлян при императоре Адриане, в 131–135 гг. н. э.], управляемый закулисными фарисеями, горел желанием запалить революционную войну для овладения всем миром. Но для этого нужна была сильная армия – для действий в международном масштабе. И Троцкий стал с бешеной активностью создавать Красную армию.
   Этой задаче послужил печально известный бронепоезд Предреввоенсовета, на который Лев Давидович сел уже 8 августа 1918 года. Бронепоезд по своей технической оснащенности представлял из себя транспортное средство милитаристского назначения. Это был совершеннейший бронепоезд в мире.
   Самой последней модели телеграф обеспечивал постоянную связь Троцкого со своими людьми. А посредством мощной радиостанции Троцкий всегда имел связь с западными столицами, запрашивал там себе все необходимое и получал самые последние разведданные о дислокации белых армий, которые Запад получал от своих «помощников и консультантов» в этих армиях. Таким образом, Троцкий знал о белых армиях все, а они не знали о его возможностях ничего.
   Поезд представлял собой «летучий аппарат управления». В нем работали: секретариат, типография, телеграф, радио, электростанция, библиотека, гараж и баня. Поезд был так тяжел, что шел с двумя паровозами.
   В поезде имелся огромный гараж с несколькими автомобилями и отдельно цистерна бензина. Это давало возможность отъезжать от железной дороги на сотни верст для карательных операций. На грузовиках могла разместиться команда отборных стрелков и пулеметчиков, человек двадцать-тридцать. Все «работники» поезда носили кожаное обмундирование.
   Сам Троцкий пишет: «Вагоны были соединены внутренней телефонной связью и сигнализацией. Все было импортное, американское. Вооруженные отряды сбрасывались с поезда по мере надобности для “десантных” карательных операций. Каждый раз появление “кожаной сотни» в опасном месте производило неотразимое действие…»
   «У нас всегда было в резерве несколько серьезных коммунистов (бундовцев), чтоб заполнять бреши, сотня-две хороших бойцов (немцев, евреев, “прибалтов” или других наемников), небольшой запас сапог, кожаных курток, медикаментов, пулеметов, биноклей, карт, часов и всяких других “подарков”. Непосредственные материальные ресурсы поезда были, разумеется, незначительны по сравнению с нуждами армии, но они постоянно обновлялись (!)».
   Троцкий находился в поезде от начала и до самого конца Гражданской войны в 1921 году. Передвигаясь на нем по России, Троцкий выполнял две задачи: беспощадным террором подавлял всякое сопротивление на месте, а с другой стороны, создавал лично ему верную армию – Красную армию.
   Еще летом 1918 года не было никакой Красной Армии, кроме интернациональных «волонтеров». Численность ее составляла лишь 300 тысяч человек. Красная армия возникла как результат более чем двухлетнего маневрирования Троцкого на колесах. Именно в этих путешествиях зародилась практика заградотрядов.
   «Все дело в том, что не хотела сражаться и умирать основная масса бойцов (Красной армии)… Нередко целые полки снимались с поля боя и бежали. И вот тогда Троцкий принял решение об организации заградительных отрядов, которым полагалось быть в тылу и открывать огонь по своим, если они начнут отступать. Первые заградотряды появились в августе 1918 года в 1-й армии Тухачевского» (М. Штейнберг. «Евреи в войнах тысячелетий»).
   Троцкий создает систему политических комиссаров, чтобы установить свою железную власть над армейскими частями. Шпионы Троцкого находились повсюду. Любая провинность каралась смертной казнью. В случае дезертирства или отказа воевать в роте, в батальоне расстреливался каждый десятый или каждый пятый боец.
   Вся Красная армия строилась на основе принудительной, насильственной мобилизации, а не на добровольческих началах, как было объявлено в большевистских документах.
   Троцкий так описывал создание армии: «Мы строили армию заново, притом под огнем. Так было на всех фронтах. Из партизанских отрядов (бандформирований, которые вооружал и финансировал Троцкий), из беженцев (дезертиров и предателей), уходивших от белых, из мобилизованных (под пулеметами Троцкого) в ближайших уездах крестьян, из рабочих отрядов (так же под пулеметами), посылавшихся промышленными центрами, из групп (еврейских) коммунистов и профессионалов (немецких военнопленных) тут же, на фронте, формировались роты, батальоны, свежие полки, иногда целые дивизии».
   Красноармейцы воевали на стороне революции под угрозой пулеметной очереди в спину.
   Была введена система заложничества для привлечения в армию большевиков царских генералов и офицеров в качестве военспецов. Заложниками становились семьи бывших офицеров, принудительно служивших большевикам. Вызывали на допрос офицера и спрашивали: «Ты друг советской власти или враг?» Если следовал прямой отказ служить большевикам – тут же расстрел, а колеблющихся и соглашающихся от страха назначали в часть командирами, но предупреждали: «Может быть, вы и не думали служить Советам, а страх смерти вас заставляет. Так знайте, ваша семья и дети будут заложниками и будут расстреляны, если сдадитесь белым или будете отступать без приказа. Над вами будет комиссар (бундовец) и сзади с пулеметами – наши люди (обычно латыши из особого отдела или бывшие немецкие военнопленные, переодетые в форму красноармейцев), которые без суда и следствия будут расстреливать каждого, кто выскажет свое недовольство».
   Так угрозами Троцкий привлек в Красную армию более 75 тысяч царских офицеров и генералов. К ним были приставлены комиссары, которые следили за командирами-белогвардейцами и заставляли своим «военным искусством» добывать победу.
   К концу 1920 года Троцкий сумел создать почти 5,5-миллионную армию. В армию призывались мужчины разных возрастов – от 20 до 40 лет. Бронепоезд перемещался по фронтам, и после приезда главкома и «инспекции с пристрастием» дела, как правило, шли победоносно.
   Троцкий исколесил Россию вдоль и поперек, отыскивая врагов революции. У него был список друзей и врагов. Занимая города, своих друзей он записывал в коммунисты, выдавал им партийные билеты и ставил их комиссарами и администраторами в Советах, а врагов казнил. К врагам относились бывшие чиновники и военные и даже их вдовы, семьи офицеров, священнослужители, все не сочувствующие советской власти. Троцкий издал директиву, согласно которой все имеющие богатство в сумме свыше 20 тысяч рублей относились к «буржуям» и подлежали строгому наказанию как отвергающие идеи социалистического равенства.
   Лев Давидович в своей автобиографии признавался: «В годы войны в моих руках сосредоточилась власть, которую практически можно назвать беспредельной. В моем поезде заседал революционный трибунал, фронты были подчинены мне, тылы были подчинены фронтам».
   Тайное сверхправительство видело Троцкого управляющим территорией бывшей Российской империи, чья армия должна была устанавливать в мире «новый порядок».
   России при этом была отведена роль «хвороста», разжигающего европейский костер, роль поставщика пушечного мяса западной пролетарской революции.
   Из выступления Троцкого: «На погребальных обломках России мы станем такой силой, перед которой весь мир опустится на колени».
   Развитие мировой революции мыслилось как завоевание новых стран и народов. Троцкисты объявили о намерении совершать мировую революцию с тем, чтобы и во всей Европе, и в Германии установить такую же власть, как и в России. Планировали дойти и до Китая, и до Америки.
   Троцкий и Ленина уговорил выдвинуть лозунг «Даешь мировую революцию! Даешь Варшаву! Даешь Берлин!». По мнению Троцкого, «социалистическая революция начинается на национальной арене, развивается на интернациональной и завершается мировой. Таким образом, социалистическая революция становится перманентной в новом, более широком смысле слова…» (Л. Троцкий. «К истории русской революции». М., 1990. С. 63).
   Революционный «блицкриг» Троцкого начался с Германии. Германская революция разворачивалась по тому же сценарию, что и в России.
   9 ноября 1918 года германская монархия превратилась в социалистическую республику. К власти пришло «демократическое» «Временное» правительство во главе со своим «Керенским», в задачу которого входило передать власть «Троцкому» или вообще самому Троцкому, когда Лев Давидович войдет в Германию на красных штыках.
   Агенты Троцкого в Германии решили, что настал их час и дальше ждать нельзя. Они перешли к действиям. 14 декабря образовалась марксистская организация «Спартак», а уже 5 января 1919 года, всего через 21 день, «Спартаковский Бунд» (который чуть ранее трансформировался в компартию Германии) начал свою «Октябрьскую революцию» в Берлине.
   Поставку оружия и денег обеспечивал Троцкий через свою агентуру. Много оружия к заговорщикам поступило по разукомплектации германской армии.
   «Спартак» поднял 100 тысяч вооруженных боевиков. Формально ими руководили немецкие коммунисты Роза Люксембург и Карл Либкнехт, однако все нити заговора шли к Троцкому, но отнюдь не кончались на нем…
   «Спартаковские бундовцы» сразу же овладели всеми правительственными зданиями в центре Берлина, и Карл Либкнехт провозгласил Германскую советскую республику.
   Однако то, что не удалось сделать русской контрреволюции, германская выполнила за 4 месяца: ровно через неделю, 12 января, революция была разгромлена. 15 января Карл Либкнехт и Роза Люксембург (немецкие «Ленин» и «Троцкий») были расстреляны.
   Но тайные мироправители при первом же удобном случае организовали Вторую мировую войну и Германию в конце концов общими усилиями разбили.
   Но этот переворот Троцкий планировал еще в 1919 году!
   Несмотря на провал германской авантюры, троцкисты решили, что мировая революция должна быть все же принесена в Западную Европу на красных штыках.
   Кратчайший путь к Берлину лежал через Варшаву. Троцкому уже мерещился призрак советизированной Польши в составе «Международной советской республики». Он призывал «через Польшу распахнуть дверь коммунистической революции в Европе».
   В качестве главнокомандующего огромной армией Троцкий выдвинул Тухачевского – масона и сатаниста, еще юношей участвовавшего в черных мессах в Петрограде.
   Бнай Брит дал согласие, ибо Троцкий имел большое влияние во всемирном правительстве, к его мнению прислушивались.
   4 июля 1920 года командарм Тухачевский повел красные войска на Польшу.
   Мало кто понимает, как были троцкисты тогда близки к победе. Ведь достаточно было только поджечь, и истерзанная Первой мировой войной, разоренная и до крайнего предела истощенная Европа вмиг бы полыхнула революционным пожаром.
   Немедленно, в первом же занятом красноармейцами польском городе было провозглашено создание Польской Советской Социалистической Республики. Все политические деятели Западной Европы поздравляли Троцкого с победой.
   Коминтерн постановил переименовать красные войска в Польше в РККА им. Коминтерна и взять не только Варшаву, но и Берлин.
   По признанию маршала Юзефа Пилсудского, судьба мировой цивилизации была близка к катастрофе. В случае падения Варшавы дорога на Европу для Красной армии была бы открыта. В 1920 году кроме Польши сопротивляться в Европе было некому. Как считал Пилсудский, «эта война чуть не перевернула судьбу всего цивилизованного мира».
   И польский маршал разгромил коммунистические армии под Варшавой. Основной слабостью красных Пилсудский считал неспособность Тухачевского управлять войсками. Если бы на месте Тухачевского оказался другой командир, который хоть немного разбирался бы в вопросах стратегии, то Красная армия наверняка прорвалась бы тогда в Германию. А в Германии в тот момент политическая и экономическая ситуация была на грани анархии.
   Но Европе повезло: Польша отбила «красных коней».
   По поручению Антанты в июле 1920 года министр иностранных дел Великобритании лорд Керзон предъявил Советской России ультиматум: немедленно прекратить наступление, заключить мир с Польшей и отвести свои войска за так называемую «линию Керзона», то есть приблизительно туда, где проходила советско-польская граница.
   Большевики ответили отказом. И тогда Антанта предоставила тысячи тонн оставшегося вооружения Польше, направила туда сотни военных инструкторов, активно помогавших создавать новые дивизии, формировать польскую «добровольческую» армию и вооружать ее до зубов. Эта военная помощь Антанты во многом предопределила поражение Красной армии. Национализм Англии и национализм Польши нанес поражение интернационализму мировой революции.
   16 августа 1920 года войска Пилсудского, при военной помощи Англии и Франции, перешли в контрнаступление. 17 августа армия Тухачевского была отброшена от Варшавы, более 100 тысяч красноармейцев оказались в плену.
   За жестокое поражение под Варшавой ответственность лежит прежде всего на Троцком и его ставленнике Тухачевском. Особенно трагичной была судьба попавших в польский плен красноармейцев. Большинство из них погибли от голода и зверских пыток в польских концлагерях.
   За убийство беззащитных русских пленных в 1920 году Польша понесла наказание – Катынь. В 1940 году в этом урочище, в 14 км от Смоленска, органы НКВД казнили свыше 20 тысяч польских офицеров, интернированных в 1939 году на территории СССР.
   И это еще не все – наказанием был разгром Варшавы в 1944 году, когда под немецкими снарядами погибло 200 тысяч безоружных поляков.
   17 октября 1920 года между Польшей и Россией было подписано перемирие, а через год, 18 марта 1921 года, в Риге был заключен мирный договор, который, подобно договору Брестскому, следовало бы назвать «похабным».
   К Польше отошли обширные российские земли – Западная Украина и Западная Белоруссия, населенные в подавляющем большинстве украинцами, белорусами и русскими православного вероисповедания, а также многие экономические и культурные ценности. Вдобавок голодная Россия обязалась заплатить контрибуции в 30 миллионов рублей золотом и другими драгоценностями.
   Итак, в Польше произошел крах мировой революции. Польские националисты не приняли интернационализм, и красные у Варшавы были остановлены.
   Сразу после неудачи польского похода Троцкий стал инициатором «советизации» Персии (Ирана), Афганистана и Индии. «Неутомимый интернационалист» пишет свой знаменитый меморандум: «Путь на Париж и Лондон лежит через города Афганистана, Пенджаба и Бенгалии…»
   Троцкий предлагает «подготовку военного удара на Индию, на помощь индусской революции». Для этого, по его мнению, следует создать на Урале или в Туркестане «политический и военный штаб азиатской революции и революционную академию», сформировать на Урале особый конный корпус силой в 30–40 тысяч всадников и «бросить его на Индию» на помощь «туземным революционерам». Троцкий мечтал «вымыть копыта красных коней» в теплых водах Индийского океана.
   Но и тогда разжечь «туземную революцию» не получилось – помешала Гражданская война в России.
   Попытались разжечь и «Балканскую революцию», а из района Балкан, по словам Троцкого, – прямой путь к портам Франции и Британии. Было даже предпринято покушение на болгарского царя Бориса. Он уцелел только чудом. «Болгарская революция должна была явиться вступлением в немецкую революцию», – писал Л. Троцкий.
   Были попытки начать революцию в Южной Америке и в Китае. Но главной целью оставалась Германия.
   Очередная попытка захватить власть в Германии была предпринята осенью 1923 года.
   Инициатором новой германской революции выступил Карл Радек (естественно, от лица Троцкого, который предпочитал оставаться за кадром). Он же предложил: для проведения мировой революции для каждой отдельной страны необходимо подготовить специально натренированные отряды боевиков, в совершенстве владевших искусством проведения государственного переворота.
   Предложение Радека о создании штурмовых отрядов по всей Европе вызвало оппозицию Ленина и других членов Коминтерна. Ленин говорил, что нельзя подталкивать революцию, для нее должна созреть ситуация.
   Один Троцкий поддержал Радека. Троцкий начал предпринимать шаги по созданию в Москве школы коммунистов других стран, которые бы стали ядром штурмовых отрядов в других странах. «Если бы у меня, – говорил Троцкий, – был сильный отряд в тысячу человек, собранный из берлинских рабочих, укрепленный моими людьми, я бы несомненно взял под контроль Берлин в течение 24 часов». Он никогда не рассчитывал на энтузиазм масс или на их инициативу в мятеже.
   Троцкий сформировал так называемую 2-ю РККА им. Коминтерна из 200 тысяч (!) конников. На финансирование германской революции выделили 300 тысяч рублей золотом. По всему Союзу провели тайную мобилизацию коммунистов немецкого происхождения, а также всех, кто свободно владел немецким.
   Троцкий подготовил полный план мятежа в Берлине. Со «спецзаданием» в Германию прибыли самые ярые троцкисты.
   10 октября 1923 года берлинская газета «Die Rote Fahne» – орган Германской коммунистической партии – вышла с необычным текстом: «Грядущая революция в Германии… несомненно переместит центр мировой революции из Москвы в Берлин».
   В полночь 22 октября в Германии должен был произойти государственный переворот. Время было назначено за несколько месяцев. На рассвете 23 октября Берлин, Гамбург и другие крупные города должны были перейти под начало коммунистов. В Берлине были созданы вооруженные ударные отряды, которым предстояло одновременно захватить ратушу, министерства, полицейские управления, государственный банк, важнейшие железнодорожные станции и другие объекты.
   Однако все сорвалось. В ответ на это международные банкиры усилили экономический кризис Германии. Целенаправленно создавались такие условия, что работать вообще было бессмысленно, поскольку деньги обесценивались налету, и таким образом из ничего перманентно создавалась «революционная ситуация». Но все же на тот момент Германия устояла.
   А Троцкий не оставил Германию в покое. Попытки государственных троцкистских переворотов будут повторяться в Германии из года в год. Даже уже после прихода Гитлера к власти будут предприниматься попытки троцкистского путча.
   Гитлер писал, что «в русском большевизме мы видим попытку евреев в XX веке установить мировое господство».
   Именно Октябрьская революция в России послужила основой для событий в Германии, Австрии, уничтожения этих великих империй, позорного для Германии мира, образования Веймарской республики и в конечном итоге – как реакции на Веймарскую республику – национал-социалистического движения и создания гитлеровского рейха. Именно в силу этого обстоятельства многие историки говорят, что «Гитлер вырос из русской революции».
   Советско-германская троцкистская война в действительности длилась четверть века и была начата еще 5 января 1919 года Троцким, который упорно пытался разжечь, для начала в Германии, мировую революцию. Таким образом, мир с Германией после Брест-Литовска Троцкий не вытерпел и года. Однако маршал Пилсудский задержал большевистскую революцию в Германии ровно на 25 лет.
   В целом же мировая закулиса, используя Троцкого, держала Россию и Германию в состоянии непрерывной тридцатилетней войны – с 1914 по 1945 год.
//-- * * * --//
   Троцкий – это зеркало русской и мировой революции. Какой социализм он принес народам? Обещал мир, землю, свободу, а принес братоубийственную войну, разруху, голод, кровавый террор.
   Красный террор, уничтожая «буржуазию» и «контрреволюцию», уничтожал врагов масонства – носителей русской народности, культуры и Православия.
   ЧК являлась порождением сатанизма Троцкого, а потому была привилегированным органом большевизма. Агитируя вступать в ЧК, Троцкий обещал ее членам вручить по 1,5 миллиона рублей и всего через месяц!
   Каждый город имел несколько отделений ЧК, задача которых состояла в уничтожении образованного контингента горожан. В деревнях и селах эта задача сводилась к истреблению духовенства, помещиков и наиболее зажиточных крестьян, а за границей – к шпионажу и подготовке коммунистических выступлений, устройству забастовок, подкупу прессы, на что расходовались сотни миллионов золотой валюта, теперь уже награбленной большевиками в России.
   ЧК привлекала к своей работе самые грязные элементы общества. Партийные бюллетени того времени публикуют, что «ряды ЧК заполняют садисты, уголовники и дегенераты». Сам Ленин признавал, что «в рядах ЧК странные элементы».
   «Заработок» палачей из ЧК был велик: все они были миллионерами. И все отличались неистовой развращенностью и садизмом.
   Комиссия Деникина, расследовавшая материалы по «красному террору» только за 1918–1919 годы, обнародовала ужасающие данные – 1 766 118 уничтоженных большевиками россиян за эти годы. Из них: 815 000 крестьян, более 190 000 рабочих, около 355 000 интеллигенции, 260 000 солдат, 10 500 полицейских, около 55 000 офицеров армии и флота, 48 500 жандармов, около 13 000 чиновников, 8 800 врачей, более 6 700 учителей, более 1 200 священников и 28 епископов и архиепископов.
   А в предоставленных самой ЧК сведениях нет даже графы «буржуазия»! Подавляющее число истребляемой якобы «буржуазии» составили крестьяне – 815 тысяч человек.
   По новой идеологии 90% российских православных христиан подлежали уничтожению как «контрреволюционеры».
   Вот истинная цель масонской революции – «смерть христианству и месть Богу!»
   Лозунги: «Свобода! Равенство! Братство!», «Мир народам! Землю крестьянам! Фабрики рабочим!» – оказались на деле обманом.
   Троцкий извратил все планы революции.
   Карательная политика Троцкого обеспечивала ему абсолютную победу: он брал одних, приказывал им расстреливать других, и на этом убедительном примере заставлял третьих покорно делать то, что ему нужно.
   Сатанист Троцкий глумливо хвастался: «Мы так сильны, что если мы заявим в декрете требование, чтобы все мужское население Петрограда явилось в такой-то день и час на Марсово поле, чтобы каждый получил двадцать пять ударов, то 75 процентов тотчас бы явилось и стало бы в очереди и только 25% более предусмотрительных подумали запастись медицинским свидетельством, освобождающим их от телесного наказания!»
   Против кровавого диктата Совдепов и комиссаров вспыхивают вооруженные восстания в Тамбовской губернии, на Урале, на Дону, в Сибири. Волнения охватывают Москву, Петроград, Кронштадт, десятки городов и сотни деревень России.
   Самое крупное восстание произошло в августе 1918 года на Ижевском заводе. Создав рабочую армию, восставшие разбили две армии большевиков. Так как на сторону ижевцев переходили целые полки красноармейцев, Троцкий бросил против рабочих свои интернациональные полки.
   Впоследствии адмирал Колчак из ижевцев сформировал дивизию. В отместку за уход рабочих в колчаковскую армию Троцкий казнил их семьи – около 800 женщин, детей и стариков.
   В мае 1919 года в Астрахани произошла большая забастовка рабочих. Десятитысячный митинг против рабского положения был безжалостно расстрелян революционными матросами. В течение нескольких дней в воде и на суше царила кровавая вакханалия, устроенная по распоряжению Троцкого: «Расправиться беспощадно!»
   В 1921 году подняли мятеж кронштадтские моряки, которые всего лишь 4 года назад помогли большевикам придти к власти.
   Когда на Политбюро обсуждался вопрос, что делать с восставшей крепостью, Троцкий требовал «выжечь каленым железом» (одно из любимых его выражений) очаг контрреволюции. Мятеж был подавлен с таким варварством, что даже многие сторонники Троцкого отшатнулись от него. По его распоряжению, с помощью наемных интернационалистов были уничтожены 11 тысяч восставших. Расстрелы совершались прямо на льду перед крепостью. Было истреблено почти все население Кронштадта.
   Не только города, но целые густонаселенные территории России были опустошены поголовным уничтожением населения. Например, юг России и Украины.
   По настоянию Троцкого, ЦК РКП(б) 24 января 1919 года принял директивное решение об уничтожении казачества. Речь шла о «массовом терроре», о «поголовном истреблении», что и начало осуществляться решительно и поспешно.
   Лично Троцкий приказал полностью уничтожить целые казацкие станицы по реке Дон и на Северном Кавказе: «Восстание на Дону надо пресечь каленым железом – безжалостно уничтожить не только мятежников, но и жителей казачьих хуторов и станиц…» А ведь эти станицы были немаленькие, в них проживали тысячи жителей.
   Когда Деникин уже подошел к Туле и угрожал Москве, Троцкий ударил наперерез, отсекая Деникина от его тыла – Кубани, где остались казаки, и начал уничтожать казачество полностью, то есть просто селами, всех, и стар и млад, не щадя никого. Вместе с казаками Деникин смог бы взять и Тулу, и Москву.
   Троцкий сам признавался, что Гражданская война на Южном фронте (в Царицыне) велась «с исключительной жестокостью» и «привела к полнейшему истреблению семей со всеми поколениями». Специальные карательные отряды расстреливали казаков по 40–60 человек ежесуточно.
   Только донских казаков было истреблено 2,5 миллиона человек. В целом же по стране за годы Гражданской войны погибло свыше 4 миллионов казаков. Троцкий боялся народного героизма и патриотизма, поэтому безжалостно расправлялся с казачеством.
   Наступление регулярной Красной Армии всегда сопровождалось безжалостным массовым истреблением мирного населения. Когда Троцкий дал инструкцию «беречь патроны», тогда людей топили, жгли и творили другие ужасы.
   Большинство солдат Красной армии были обыкновенными крестьянами, которых под пулеметами призывали в армию и которые ограничивались только исполнением солдатских обязанностей. Сами боевые действия не были кровопролитными. Однако при наступлении и отступлении, приходе и уходе красных, лились буквально реки крови. В это время хозяйничали военные части особого назначения (ЧОН), которые относились к ЧК Троцкого, а также сами члены ЧК. Это были элитные части, подчинявшиеся непосредственно Троцкому. Их задачей была «очистка занятой территории от пособников буржуазии и вообще всех подозрительных элементов». Истребление велось семьями.
   Возможно ли описать все злодеяния «людоеда» Троцкого?!
   В Крыму по прямому приказу Троцкого было расстреляно более 100 тысяч русских офицеров, которым была обещана амнистия. Целую армию закаленных воинов изрубили, расстреляли и утопили в водах Черного моря! Кроме офицеров, без суда и следствия были замучены тысячи беззащитных женщин, детей, стариков. В считанные дни, как буквально требовал Троцкий, «Черное море стало красным».
   Свои действия Троцкий обосновал теоретически: «У нас нет времени выискивать действительных активных наших врагов. Мы вынуждены стать на путь уничтожения физического всех групп населения, из которых могут выйти возможные враги нашей власти».
   От Гражданской войны людские потери были в три раза выше, чем на всех фронтах Первой мировой войны!
   Ленин решил остановить Гражданскую войну и тем самым лишитьТроцкого возможности планомерного уничтожения народа. (Троцкий злонамеренно позволил Белому движению окрепнуть и расшириться, с тем чтобы в братоубийственной войне по обеим линиям фронта уничтожить как можно больше людей.)
   А позже искусственно организованный троцкистами голод, разросшийся до размеров небывалого стихийного бедствия, так же стал способом истребления христианского населения России.
   В 1921–1922 годах умерли голодной смертью 6 миллионов русских крестьян. А с 1927 по 1936 годы от голода умрет каждый пятый житель России.
   Именно Троцкий ответственен за продразверстку, им были созданы сразу же специальные особо жестокие карательные продотряды, в задачу которых входило обречение людей на поголовную голодную смерть.
   Население России на 90% составляли крестьяне. Логично, что крестьяне будут оказывать сопротивление вооруженным отрядам, конфискующим у них хлеб, и тогда возникнет повод уничтожать крестьян как «контрреволюционеров».
   Специальным человеком, которого Троцкий поставил руководить отбором продовольствия у населения, был А. Цурюпа, нарком продовольствия с февраля 1918 года. Он правильно понял политику Троцкого: наркомат продовольствия создан не для того, чтобы обеспечивать население продовольствием, а для того, чтобы полностью изымать их собственное продовольствие у крестьян и повсеместно создавать голодомор.
   Цурюпа предложил «продовольственную диктатуру», которая была введена в обход Ленина декретом ВЦИК, то есть узаконена лично Яковом Свердловым.
   С этого момента двинулись по стране продовольственные отряды отнимать продовольствие у крестьян.
   Вообще самые гнусные акты большевистского правительства были подписаны, минуя Ленина, лично Яковом Свердловым. Свердлов, по признанию самого Ленина, «сплошь и рядом единолично выносил решения». «Он делал один (единолично) в области организации, выбора людей, назначения их на ответственные посты» (Полн. собр. соч. Т. 38. С. 127). А назначал он на посты, понятно, своих людей – троцкистов. Свердлов действовал по приказу Троцкого, который по-прежнему предпочитал оставаться в тени.
   Народ голодал, умирал, доходил даже до людоедства, а хлеб вывозился за границу.
   Летом 1922 года советская делегация на экономической конференции в Гааге ошеломила всех заявлением, что большевистское правительство намерено возобновить экспорт зерна.
   Троцкисты и напрямую уничтожали и гноили хлеб. Очевидцы вспоминали, как большевики сбрасывали мешки с зерном в Иссык-Куль. Горы отобранного зерна, сваленного на станциях в неприспособленных хранилищах, гнили, мясо и рыба тухли, скот подыхал… И так было повсюду.
   Под видом помощи голодающим лицемер Троцкий становится инициатором Постановления об изъятии церковных ценностей.
   Троцкий лично (вместе с Х. Раковским) руководил разграблением Киево-Печерской лавры и храмов Москвы. С подачи Троцкого в Красной армии велась оголтелая антицерковная пропаганда, которая привела к трагическим последствиям.
   В 1919 году после освобождения Харьковской области Особая комиссия армии генерала Деникина дала такое заключение о пребывании там большевиков: «Забравшись в храм под предводительством Дыбенко (соработника Троцкого), красноармейцы вместе с приехавшими с ними любовницами ходили по храму в шапках, курили, ругали скверно-матерно Иисуса Христа и Матерь Божию, похитили антиминс, занавес от Царских врат, разорвав его на части, церковные одежды, подризники, платки для утирания губ причащающимся, опрокинули престол, пронзили штыком икону Спасителя. После ухода бесчинствующего отряда в одном из притворов храма были обнаружены экскременты».
   Разграбленные храмы и монастыри разрушались, взрывались; в оставшихся устраивали склады, конюшни, клубы. До революции в России было более 80 тысяч церквей. К 1939 году осталось лишь 150 храмов! Сама по себе эта статистика обличает внутреннее содержание революции, ее безграничную богоненависть. Революция прежде всего враг христианства.
   Богоненависть побуждает революционеров к разрушительным действиям и непомерной жестокости.
   Жестокость, проявленная по отношению к священнослужителям, не поддается описанию. Их зверски пытали, топили в прорубях и колодцах, бросали в огонь, отравляли, заживо погребали, топили в общественных нужниках, распиливали пилой, распинали на кресте, сдирали кожу…
   Во злодеяниях революционной власти обнажил свою личину истинный виновник революции – сатана, завистью принесший человеку смерть (см.: Прем. 2, 24).
   Троцкий, верный служитель сатаны, занимал именно те министерские посты, которые развязывали ему руки в деле максимального уничтожения людей. И министром по делам религий он стал только для того, чтобы физически уничтожить все православное духовенство.
   Сатане-Люциферу благодарные революционеры масоны даже хотели поставить памятник, но, видимо, не решились. Остановились на Иуде Искариотском, как вполне исторической личности, изваяв его во весь рост с поднятым к небу кулаком.
   Началась пропаганда атеизма. В школах запретили преподавание Закона Божия, запретили носить кресты. Выходные дни с воскресных дней перенесли на 6, 12, 18, 24-й день месяца. Уничтожались иконы, церковные книги, утварь. Над Церковью глумились, что она якобы страшный «опиум для народа». А церковники, как заявлял Троцкий, обвиняются «в сопротивлении мероприятиям советской власти». В тюрьмах троцкисты заставляли верующих подписывать ложные документы, в которых говорилось о том, что они организовывали диверсии, искали контакты с иностранцами для того, чтобы ликвидировать Советы. И несчастные люди под тяжестью мучений и пыток подписывали все это. Потом комиссары отправляли сводные донесения, протоколы допросов, заявления, рапорты в Москву в Политбюро, доказывая, что церковники – враги советской власти. Потом об этом же писали в газетах, говорили на митингах, агитировали народ против «контрреволюционной» Церкви.
   И началась беспощадная борьба с христианством, с христианской культурой.
   Логика простая: Бога нет, а раз так, то те, кто признают Его, молятся Ему, – враги Маркса, Энгельса и Ленина. Значит, «контрреволюционеры» и подлежат уничтожению по декретам советской власти. А таких людей набиралось 90 % всего населения России.
   Большевизм – это не цель сама по себе, но средство уничтожения «лишних» людей, главным образом христиан, которых, по планам масонов, не должно быть на земле. В этом уничтожении просматривается внутренний смысл коммунизма сатаниста Маркса.
   Национальные ценности России «национализировались», «социализировались», «реквизировались» революционными интернационалистами и продавались контрабандно за границу. Богатства России шли за рубеж тем силам, которые финансировали так называемую русскую революцию и на чьи деньги пламенные революционеры долгие годы существовали за рубежом.
   Троцкий взял курс довести Россию до полного развала, до развращения и одичания.
   Всякая духовная жизнь в России была уничтожена.
   Повсеместно насаждалось падение половой морали, растление малолетних, проституция.
   Сразу же после знаменитых декретов «О мире» и «О земле» выходят декреты (19 декабря 1917 года) «Об отмене брака» и «Об отмене наказания за гомосексуализм» (последний – в составе декрета «О гражданском браке, о детях и о внесении в акты гражданского состояния»).
   Оба декрета предоставляли женщине «полное материальное, а равно и сексуальное самоопределение». По этим декретам «сексуальный союз» (или «брачный союз») можно было легко заключить и также легко расторгнуть.
   Само же раскрепощение нравов зашло так далеко, что вызывало уже удивление по всему миру. Например, писатель Герберт Уэллс, посетивший в это время революционную Москву, позже удивлялся тому, «как просто обстояло дело с сексом в стране победившего социализма, излишне просто».
   В Петрограде 19 декабря 1918 года праздновалась годовщина декрета «Об отмене брака» шествием лесбиянок. На этом же шествии несли плакаты «Долой стыд». Этот призыв окончательно вошел в широкий обиход в июне 1918 года, когда несколько сот представителей обоего пола прошлись по центру Петрограда совсем голыми.
   По инициативе Троцкого в марте 1918 года был издан декрет о «социализации женщин».
   Декрет был применен в Екатеринодаре, Кронштадте, Пулкове, Луге, Владимире, Саратове и других городах. Появился такой «документ» и в Петрограде:
   «С 1 мая 1918 года все женщины с 18 до 32 лет объявляются государственной собственностью. Всякая девица, достигшая 18-летнего возраста и не вышедшая замуж, обязана под страхом строгого взыскания и наказания зарегистрироваться в Бюро свободной любви при комиссариате призрения.
   Зарегистрированной в Бюро свободной любви предоставляется право выбора себе в сожители мужчины в возрасте от 19 до 50 лет. […] Мужчинам в возрасте от 19 до 50 лет предоставляется право выбора женщин, записавшихся в Бюро, даже без согласия на то последних, в интересах государства. Дети, произошедшие от такого сожительства, поступают в собственность республики» (Социализация женщин. Петроград, 1918. С. 4–5).
   Генерал Пуль писал 11 января 1919 года английскому военному министерству, что во многих городах организованы Комиссариаты свободной любви и что почтенные женщины подверглись публичному сечению в силу отказа повиноваться.
   Распространение подобных декретов вызвало общественный взрыв негодования. В.И. Ленин эти декреты строго осудил. Так, получив жалобу на председателя комбеда одной из деревень Симбирской губернии, которого обвиняли в ретивом исполнении «декрета о социализации», – Владимир Ильич срочно отправил телеграмму Симбирскому губисполкому и губернской ЧК: «Немедленно проверьте строжайше, если подтвердится, арестуйте виновных, надо наказать мерзавцев сурово и быстро и оповестить все население. Телеграфируйте исполнение» (Телеграмма Симбирским Губисполкому и Губчека. 10 февраля 1919 г. // В.И. Ленин и ВЧК. Сборник документов (1917–1922) / Под ред. Пирожкова В.П. и др. М., 1987. С. 121–122).
   Троцкисты нагло навязывали русскому народу аморальные нормы сатанизма, рушили вековые устои, разлагали молодежь, узаконили аборты, ввели половую разнузданность, чтобы нация была нездоровой морально и физически и в конечном итоге погибла.
   В регионы спускаются директивы о введении в школах секспросвета, который следовало начинать с 12–13 лет.
   Ввиду отсутствия собственных специалистов-«секспросветителей», в Россию потянулись сексологи из зарубежа. Например, с 1919 по 1925 год в СССР прибыло около 300 таких инструкторов-развращенцев из-за границы.
   По инициативе Троцкого в стране развернулась пропаганда фрейдизма. СССР стал первой страной в мире, где официально была признана теория Зигмунда Фрейда – собрата Троцкого по ложе Бнай Брит.
   Ленин, напротив, критически относился к разного рода сексуальным теориям и гипотезы Фрейда называл «кустарной пачкотней», «модной причудой». Владимир Ильич не поддерживал пропаганду, а тем более внедрение в быт принципов так называемой «новой половой жизни». Но активно выступить против этого «новаторства» он не мог.
   Троцкисты превратили Москву во вторую, после Вены, столицу психоанализа. Были созданы экспериментальные школы, в коих верховодили фрейдисты. Уже тогда они намекали школьникам о «пользе» онанизма.
   По всей стране не смолкают дискуссии о «свободной любви». Миллионными тиражами выходят книги и брошюры на эту тему.
   В начале 20-х годов наблюдается резкий всплеск внебрачных рождений детей. Так, в Москве в 1923 году минимум половина младенцев рождалась вне брака. Сама же семья как «ячейка общества» заменяется понятием «пара» (сегодня такое сожительство принято называть «гражданским браком»). В 1924 году, по данным Цейтлина, работника аппарата Троцкого, «в крупных городах “пары” по сравнению с семьями составляют большинство».
   Приветствуются контрацепция, стерилизация, аборты, так как они, по мнению троцкистов, «освобождают женщину».
   Обычным явлением того времени были комсомольские коммуны – как образец «семьи будущего». На добровольной основе в такой «семье» обычно проживало 10–12 лиц обоего пола. В подобном коллективе велись совместное хозяйство и совместная половая жизнь. Разделение на постоянные интимные пары не допускалось: ослушавшиеся коммунары лишались этого почетного звания. Рождение детей не приветствовалось, так как их воспитание могло отвлечь молодых коммунаров от строительства светлого будущего. Если все же ребенок рождался, его отдавали в интернат. Постепенно половое коммунарство получило распространение по всем крупным городам страны.
   В трудовых коммунах для беспризорных также приветствовались «совместные сексуальные опыты», девочки и мальчики проживали в общих казармах.
   Лишь с приходом к власти Сталина в конце 1920-х годов сексуальная революция троцкистов пресекается и сходит на нет.
   Распущенность нравов стала официально порицаемой. Общественное мнение снова стало склоняться к тому, что «семья – ячейка общества», а основа порядка – моногамность.
   Не отставало от общественного мнения и советское законодательство. С принятием сталинской Конституции потерял силу декрет «Об отмене брака». В 1934 году были запрещены аборты, в марте этого же года был подписан закон, запрещавший и каравший гомосексуализм. После этого начались массовые аресты гомосексуалистов.
   Сексуальное воспитание молодежи, ориентированное на снисхождение к аморальному сексуальному поведению, запрещалось. Свертывались научные работы, популяризировавшие эту тему.
   Генеральный секретарь, узнав о сексуальных экспериментах в школах, проводимых фрейдистами, пришел в страшный гнев и разогнал все эти рассадники разврата. В СССР началась широкая и мощная кампания по ниспровержению психоанализа, главным покровителем которого был Троцкий.
   Троцкий, уже будучи в изгнании за границей, возмущался борьбой сталинского руководства с леваческими искривлениями в вопросах семьи и морали. Он иронизировал над «реставрацией седьмой заповеди» («не прелюбодействуй») в моральном кодексе советского общества.
   Другим объектом его возмущения являлась «реставрация пятой заповеди» закона Моисея («чти отца своего»). Одновременно у Троцкого вызывала беспокойство «перемена политики в отношении религии». «Отрицание Бога, Его помощи и Его чудес было острейшим клином, который революционная власть вбила между детьми и родителями», – подчеркивал сам Троцкий.
//-- * * * --//
   Диктатура Троцкого в России превзошла все, что знало до этого человечество. Расстрел, огонь, пытка, арест – вот единственный ответ на малейшее проявление неповиновения троцкистской доктрине.
   Троцкий чувствовал себя полным победителем, хозяином страны и не стеснялся вести жизнь барскую.
   Еще во время Гражданской войны поезд Предреввоенсовета был оснащен всеми удобствами цивилизации, даже ванной с горячей водой. О благополучии пассажиров заботились два десятка проводников, дюжина слесарей и электромонтеров. О здоровье – четыре медика. О питании – десять работников кухни, занимавшей целый вагон. Передвигались с поездом и несколько блудниц, что дало повод Ленину охарактеризовать положение в ставке Троцкого точным словом – «вертеп».
   Охрана поезда состояла из специально подобранных людей, преданных Троцкому. Лев Давидович гордился своей «кожаной сотней», дал охранникам полную свободу действий: «во имя революции» они позволяли себе все, что хотели. Наглые молодчики обшарили царицынские склады, загружая в вагоны все лучшее – от продуктов до мебели. Туда же перекочевали различные ценности, реквизированные у богачей. Делалось это без всякой отчетности. Хватали все по принципу: после нас хоть потоп!
   Закваска фарисейская лежит в основе революции, ибо все это основано на гордыне превозношения и на властолюбии, на культе плоти, материи и земной жизни в отрицании жизни духа и жизни вечной для человека.
   Троцкий и его сподручные не были «верующими», ибо они не признавали власти синагоги и смеялись над отлучением, которому их предали раввины. По своей сути сионизм не столько религиозное движение, сколько расистское, его членом может быть и атеист, уверенный в своей исключительности и питающий ненависть к другим народам.
   Впрочем, и к своему народу тоже.
   Так, когда депутация евреев посетила Троцкого и попросила его не провоцировать «белых» на организацию погромов, он ответил: «Возвращайтесь к своим евреям и передайте им, что я – не еврей и мне наплевать на то, что с вами случится» (Н. Valen tin. «Antisemitens Spiegel». Vienna, 1937. S. 179–180).
   Троцкий решительно отверг иудаизм и называл себя «нееврейским евреем». Основная масса евреев представлялась Троцкому мелкобуржуазной, то есть непригодной для социализма, евреев-интеллигентов же он считал и вовсе «не заслуживающими доверия полуиностранцами». Неудивительно, что в устраиваемых сионистами катаклизмах погибали массы евреев. Погибали именно те, выбракованные, которые должны были погибнуть. Это называлось у троцкистов «обламыванием сухих веток» – устранением нестойких отщепенцев.
   Сионисты Троцкий, Свердлов и прочие не были верными сынами Израиля, они были верными последователями фарисеев-богоборцев и для достижения своих целей использовали еврейский народ как инструмент в завоевании России, сознательно делая их (евреев) заложниками преступных планов.
   Честными евреями всего мира овладел ужас от творимого троцкистами в России, и мировое еврейство отмежевывается от тех своих соплеменников в России, которые навлекли позор на весь Израиль и возбудили к нему ненависть многих народов, так что дело дошло до крайности – гитлеризма, одной из целей которого было уничтожение всех до одного еврея в мире.
   Правоверное еврейство понимало, что кара за злодеяния сионистов в России обрушится на весь народ. Так было при разрушении храма Навуходоносором и Вавилонском пленении, когда за идолопоклонство некоторых был наказан весь народ в целом; так было при втором разрушении Иерусалима в 70-м году римлянами, когда за богоубийство, в котором была повинна часть иудеев, предан рассеянию весь Израиль. Так было и в последний раз, когда за «красный террор», осуществляемый сионистами в России, Господь попустил гибель во Второй мировой войне трети еврейского народа.
   Для всех стало очевидным, что идет война не между «трудом и капиталом», помещиком и крестьянином, а между фарисейством-масонством и христианством, та именно борьба, какая надвигалась веками.
   В России наступила эра господства масонов, ведь из 100 комиссаров 90 являлись масонами. Троцкий был, как уже было сказано, активным членом масонского ордена Бнай Брит. Сама группировка троцкистов, по сути, представляла масонствующее течение социал-демократии.
   Масонство явило себя в «красном терроре», реквизиции церковных ценностей, ликвидации кулачества, борьбе за власть.
   Ленин усмотрел в масонстве угрозу рабочему движению, идеалам пролетарской революции. Владимир Ильич с горечью говорил, что в рядах созданной им партии «наших людей» лишь 1%, а остальные подлежат чистке. Он даже с засильем масонства пытался бороться.
   6 мая 1920 года Политбюро ЦК РКП (б) приняло постановление «Об аресте съезда сионистов». С легкой руки Ленина началась тактика выдавливания лидеров сионизма за границу, которая призвана была обезглавить это движение. В результате в начале 20-х годов Россию вынуждены были покинуть многие видные сионистские деятели.
   В 1922 году по указанию Ленина из страны было выслано около трехсот сторонников Троцкого. Эта нашумевшая высылка вошла в историю под названием «философский пароход».
   Ленин понял, что революция осуществляется далеко не так, как он задумывал. Страшные события 1921 года: массовый голод, людоедство, крестьянские восстания, выступления оплота большевиков – рабочих и кронштадтских матросов – отрезвили вождя.
   Есть устное предание, что после ранения в 1918 года Ленина лечили два столпа науки – академик Павлов и известный хирург Войно-Ясенецкий, впоследствии архиепископ Лука (Крымский). В беседах они открыли Ленину действительные истоки и ход революции, тайну заговора международного масонства, под влиянием чего Владимир Ильич переменил свои взгляды относительно масонства.
   И когда в 1920 году на 2-м конгрессе III Интернационала всплыл вопрос о членстве французских коммунистов в масонской ложе, Ленин потребовал изгнать масонов из рядов компартий как вражеских агентов.
   Французские коммунисты, и особенно партийные верхи, были тайными членами масонских лож Великого Востока Франции. Как говорил Ленин, из 180 тысяч французских коммунаров 6 тысяч были масонами. Тем самым они, согласно определению Коминтерна, являлись проникшими в ряды рабочего движения вражескими агентами, руководимыми в конечном итоге международным сионизмом ложи Бнай Брита.
   Аналогичным было положение в итальянской и других компартиях.
   Несмотря на судорожные усилия масонов, пробравшихся в руководство Коминтерном, во время заседаний 2-го конгресса многие западные коммунисты предупреждали о масонской опасности. В итоге единогласно было принято решение о том, что член компартии не может в то же время быть членом масонской ложи.
   На конгрессе Ленин также решительно осудил главную концепцию сионизма, состоящую в утверждении исключительности еврейской нации, обладающей якобы «божественным правом управлять всем миром». Еще раньше Ленин неоднократно подчеркивал, что сионизм является «реакционным течением еврейской буржуазии».
   На конгрессе Ленина поддержали многие коммунисты. Дело в том, что с развитием рабочего движения сионисты стали все активнее выступать за слияние марксизма с сионизмом. Так, в некоторых странах сионизм был признан как неотъемлемая часть социалистического движения и стал настолько влиятельным, что воздействовал на международное социалистическое движение в пользу сионизма и его еврейских национальных целей.
   Своей активнейшей популистской деятельностью в Коммунистическом Интернационале сионисты обеспечили благосклонность к сионизму вождей международного коммунистического движения. В результате создание государства Израиль стало одним из официальных пунктов программ Коммунистического Интернационала (!).
   Известнейший сионист Наум Соколов в своей книге «История сионизма» открыто писал, что организованный сионизм является важнейшей частью большевистской активности в России.
   Таким образом III Интернационал отверг решение II Интернационала, всю его скверну, а скверна была – в масонстве и сионизме. Гегемония перешла к русским, а II Интернационал ушел в оппортунизм.
   В 1922 году, на 4-м конгрессе Коминтерна, Ленин вновь поднял вопрос об исключении из рядов коммунистического движения масонов. Владимир Ильич говорил, что если масоны будут в компартии, особенно в ее руководстве, то не избежать разложения, гибели самих партий. Ленин, по сути, объявил Троцкого врагом рабочего движения.
   Лицемер Троцкий, однако, не растерялся и сразу же включился в игру. Он выступил с длинным докладом, с многочисленными ударами кулаком по столу. В своей речи он несколько раз упомянул, что масонство необходимо вымести железной метлой – из России, Франции и всех других стран.
   Несмотря на все старания Троцкого всячески затушевать вопрос о масонстве, участники конгресса 5 декабря 1922 года единогласно приняли резолюцию об исключении масонов из Коммунистического Интернационала. Именно Ленин был инициатором принятия этой резолюции, осуждающей двурушничество «друзей» Троцкого.
   Всем было предложено порвать с масонством, чтобы коммунисты сохранили свое единство вне масонства. (При этом коммунарам не запрещалось оставаться христианами.) Это предложение было изложено в виде так называемой 21-й поправки условий приема в Коминтерн.
   Перед рабочим движением всех стран мира стояла как самая насущная задача вытряхнуть из себя масонскую агентуру, об опасности которой Ленин предупреждал Коминтерн, а впоследствии настаивал Георг Димитров, бывший Генеральным секретарем Коминтерна с 1935 по 1943 год.
   Георг Димитров написал в 1946 году статью «Масонство – национальная опасность», в которой говорится:
   «Часто общество удивляется, что известные общественные и государственные деятели быстро и совершенно необоснованно меняют свои позиции… или говорят одно, а делают совершенно другое – противоположное.
   Если наблюдать подобное явление на поверхности, то оно представляется нелогичным и совершенно непонятным… Однако, когда известно, что они действуют как члены различных масонских лож, то вопрос становится достаточно ясным.
   Данные деятели, как члены масонских лож, обыкновенно получают внушения и директивы от соответствующей ложи и подчиняются дисциплине в ней, существующей вразрез с интересами народа и страны…
   Имеется множество данных, что кое-кто ожидает, что у нас восстановят масонские ложи. Подобные лица собирают старых болгарских масонов и усердно вербуют среди государственных и общественных деятелей новых масонов…
   Масонские ложи являются иностранными шпионами и предательскими агентурами. Они опасны для свободы и независимости нашего народа и нашей страны.
   Мы бьем тревогу по поводу этих антинародных гнезд…
   Органам народной власти требуется принять меры против этих зловредных тайных организаций.
   Каждому необходимо понять, что для болгарского государственного и общественного деятеля – министра, депутата, руководителя политической партии и общественной организации – несовместимо одновременное пребывание в масонах, зависимых от иноземной воли и от иноземной дисциплины.
   Масонские ложи представляют национальную опасность для нашей родины и их безусловно необходимо ликвидировать» (Георг Димитров. Съчинения. София, 1954. Т. 12. С. 235–236.).
//-- * * * --//
   Троцкий понял, что Ленин знает все его тайные дела, потому-то Владимир Ильич и называет его «иудой». А Иуда есть символ лицемерия и предательства. Троцкий, Зиновьев и все их друзья стали смотреть на Ленина как на врага.
   4-й конгресс Коминтерна проходил в декабре 1922 года, но уже в июне в Москве был подготовлен декрет ВЦИКа, подписанный Калининым, о «регистрации всех обществ, союзов и объединений, которые каким-либо образом могут объединить рабочий класс с его врагами». «Общества, союзы и объединения, не зарегистрировавшиеся в указанный срок, подлежат немедленной ликвидации».
   В сборнике «Заметки о масонстве» (Лондон, 1928) также сообщается, что масонство было запрещено в СССР резолюцией 4-го конгресса Коминтерна в Москве в 1922 году: «Согласно этой резолюции, коммунистам не только запрещается принадлежать к каким-либо масонским ложам, под угрозой немедленного исключения из партии, но и занимать ответственные посты в партии в течение не менее двух лет после разрыва всякой связи с масонством, если таковая существовала. Масонство сурово преследуется советским правительством…»
   Ленин ликвидировал 50% масонов, часть их выпустил на Запад, остальных обезвредил Сталин. Такого поражения в стране, где они, казалось бы, победили, масонские заправилы терпеть не могли. Ленин, как особо опасный их враг, был приговорен к тайной казни.
   5 декабря 1922 года Ленин публично выступил в последний раз. На следующий день врачи – друзья Троцкого – увезли вождя на покой в Горки, в особого рода лечебницу. 16 декабря Владимира Ильича разбил паралич.
   Об этом подробно пишет в своих трудах секретарь компартии Болгарии Георг Димитров, который указывает, что Троцкий наказал Ленина и заключил его в Горки, как в предсмертную тюрьму.
   Ленина держали в Горках 13 месяцев. Лечил и наблюдал его личный друг и врач Троцкого профессор Ф.А. Гетье.
   Выйти на работу в ЦК Ленину возможности не давали. Ленинские статьи, по приказу Троцкого, в газетах «Правда» и «Известия» печатали тиражом всего лишь в 20–30 экземпляров, а в этих же газетах большими тиражами печатали статьи, написанные самим Троцким, но подписанные именем Ленина (!). Троцкисты составили комиссию по проверке трудов Ленина. Вся деятельность ее сводилась к тому, чтобы члены комиссии вымарывали «сомнительные» места в сочинениях Ленина, а вписывали ложь и неправду. Троцкий знал авторитет Ленина в массах и использовал его имя в своих целях. Если Ленин призывал часто к справедливости, то здесь под именем Ленина пропагандировалось завуалированное беззаконие.
   Сам же Троцкий от своего имени ничего в печати не помещал.
   Наказание «ослушавшегося» вождя заключалось не только в изоляции Ильича: по плану Троцкого, его следовало психологически подтолкнуть к финишу, опорочив его авторитет, – в ход была пущена злобная клевета об «интимной» болезни Ленина. «Специалисты» прописывали больному соответствующие лекарственные препараты, которые при завышенных дозах из лекарства превращались в яд. Так называемые «мозговые удары» Ленина случались тогда, когда врачам-троцкистам удавалось дать Ленину особенно большую дозу яда.
   Наконец, усилиями «врачей» Ленин скончался 21 января 1924 года.
   Масоны сразу же позаботились о том, чтобы поскорее предать забвению резолюцию Коминтерна. А все почести Ленину после смерти – просто масонская игра. Масоны задумали произвести нечто зловещее с телом почившего вождя, сделав из него мумию и поместив в мавзолей, возведенный по архитектурным канонам древневавилонских капищ (зейкуратов), из которых самая известная – Вавилонская башня.
//-- * * * --//
   Вопрос о преемственности высшей власти в России Троцкий считал для себя практически решенным. В его руках сосредоточилась вся силовая структура страны. Созданная им ЧК стала главной контролирующей силой в стране. Непосредственно Троцкому подчинялся весь институт политических комиссаров, которых поместили в каждую государственную ячейку. Троцкий верховодил в Политбюро, вел себя как царь и, будучи уверенным в своей гениальности, мыслил и видел себя наравне с Марксом, Энгельсом и Лениным.
   Троцкий нигде не собирался терпеть людей, нелояльных ему лично, какой бы национальности они ни были. Коммунистов, подвергших сомнению «политику партии» (конкретно Троцкого!), не только снимали с работы, но и могли расстрелять. Их объявляли предателями советской власти, заслуживающих смертной казни.
   Троцкий, который официально, как и Ленин, был партийным вождем, отдавал приказы о разрушении православных храмов, об арестах и казнях православных и священнослужителей. За годы троцкистского вождизма в стране развернулся разгул беззакония, жестокости и бесчеловечности. Многие коммунисты знали, что именно Троцкий несет ответственность за развязывание «красного террора», за массовые аресты и повальные казни людей.
   Троцкий всегда был чужд и враждебен ленинской партии. Его объединение с Лениным и вступление в партию в 1917 году было чисто тактическим умыслом. Как показали события, пути Троцкого и Ленина все больше расходились.
   Ленин тоже много говорил и думал о мировой революции, но она не была его единственной целью. Когда она не состоялась, Ленин сосредоточился на русских задачах. Россия встала для него на первое место. Для Троцкого же Россия была отсталой страной, и ей была отведена роль пушечного мяса в мировой революции.
   Троцкизм был великим злом. Чтобы управлять, минуя Ленина, Троцким составлялись тройки, по образу масонских. Сталин был единственным, кто знал об этих тайных коварных ходах против Ленина.
   За Троцким стояли огромные финансовые возможности.
   Кто мог противостоять ему? И мог ли Троцкий рассмотреть потенциального соперника в Сталине – всего-то-навсего наркоме по национальному вопросу. Тогда это был третьеразрядный, чисто технический пост и совсем не имел того руководящего значения, которое он получил позднее. Но Сталин с его работоспособностью, умом и энергией не спеша превратил этот пост в ключевой, а потом и оказался во главе государства и партии.
   Очень быстро, однако, благодаря железной воли и организаторскому гению Сталина Наркомнац превратился в солидное учреждение с большим штатом сотрудников.
   В 1922 году Сталина избрали Генеральным секретарем Центрального Комитета партии как раз за его организаторские и деловые качества.
   Постепенно в партии начала складываться новая расстановка сил, возникают два центра влияния: с одной стороны – Троцкий, считавший себя законным преемником вождя, а с другой – Сталин.
   XII съезд партии показал, что в противовес господствующему космополитическому движению в среде партийцев крепнет второе движение – по укреплению государства на национальных началах. Это движение и возглавил Сталин.
   На октябрьском Пленуме ЦК (1923 год) из 114 человек за линию Троцкого, которая настаивала на внедрении военных методов в промышленность и сельское хозяйство, проголосовали только двое. Это означало, что лидерство в партии Троцким потеряно.
   То, что предлагал Троцкий, шло против национального течения. Троцкий навязывал неестественный для России путь развития. Россия никогда на протяжении многих веков не делала то, что хотел заставить ее делать Троцкий – завоевывать мир, разжигать вселенский пожар. Это противоречило существу русского народа и той религии, которую он исповедовал. Конечно же, нельзя не учитывать и то обстоятельство, что Сталин оказался как политик на голову выше Троцкого, да просто хитрее и ловчее его.
   Итак, возвышался Сталин.
   Троцкий стал понимать, что главный его противник – Сталин, вокруг которого начинают сплачиваться идейные враги самого Троцкого. Больше всего он боялся сильного государства с крепким славянским ядром. В таком государстве ему и его сообщникам просто нечего было делать.
   Чтобы укрепить свои позиции, Троцкий, по приказу из-за океана, на Пленуме партии в 1923 году протащил Еврейскую компартию (ЕКП) в коммунистическую партию большевиков, на деле являвшуюся сионистской организацией, призванной решить конкретную задачу – прибрать к рукам всю Россию.
   И вот десятки тысяч новых влившихся в ВКП(б) «коммунистов-екапистов» стали верными и надежными соратниками Троцкого в борьбе за власть. Они быстро продвигались по службе, так что через год-два стали руководящими работниками во всех комитетах партии. Эти бывшие члены ЕКП взялись за выполнение директив Троцкого с присущей им энергией и хорошей организованностью, ибо их отказ от своих сионистских постулатов был только формальностью.
   Троцкий почувствовал себя уверенно – за ним была вся армия и флот. У Сталина – только готовая поддержать его 1-я Конная ударная армия под командованием С. М. Буденного, созданная в декабре 1919 года. Да и то Троцкий требовал послать эту Конармию в Индию делать революцию и таким образом лишить Сталина опоры. Уже были приняты все меры, чтобы объявить Сталину смертный приговор.
   Для Троцкого, как диктатора, чтобы ликвидировать его, было достаточно иметь на руках письмо Ленина против своего главного противника – Сталина. И это письмо вырвала из рук своего супруга Крупская – вовсе не безликая «супружница вождя», а личность активная и весомая в партии, с самостоятельной политической позицией, придерживавшейся скорее стороны Троцкого, нежели Сталина. Действительно, «Письмо к съезду» создавало впечатление, что единственным приемлемым кандидатом руководителя партией и страной является комиссар мировой закулисы Лев Давидович Троцкий. Но звезда Ротшильдов не воссияла над Россией. «Письмо-завещание» против Сталина было зачитано на Первом съезде Советов, однако депутаты оставили Сталина на посту генсека.
   Атаки на Сталина нарастали. И тут произошло непредвиденное.
   Троцкий внезапно серьезно заболевает, и в решающий момент, когда умирает Ленин, он на несколько месяцев оказывается неспособен к какой-либо деятельности.
   В начале года Троцкий уехал для лечения на Кавказ, в Сухуми. Сталин от имени Политбюро сумел прислать ему телеграмму, в которой члены Политбюро настойчиво советовали Льву Давидовичу продолжать лечение. Сталин знал, что жить Ленину осталось недолго, и делал все, чтобы Троцкий в критический момент в столице отсутствовал.
   Сам же Лев Давидович полностью сконцентрировался на той идее, что, когда он, получив абсолютную власть в свои руки, снова поднимет Россию на дыбы и бросит ее в горнило мировой революции. Троцкий уже мнил себя абсолютным диктатором не только России, но и Европы, и Китая, и Индии, всего Евразийского континента. Люди Троцкого уже пытались взять власть в Германии и Венгрии. Им это удалось лишь временно, но теперь они все ждали, когда Троцкий получит абсолютную власть и придет к ним на помощь. Троцкий решил, что его дело беспроигрышно, и ему следует отдохнуть и восстановить силы перед решающей мировой революцией.
   Узнав, что похороны вождя состоятся 27 января, Троцкий заявил, что не успеет приехать. И это в то время, когда в его распоряжение мог быть предоставлен курьерский поезд. Кроме того, руководитель военного ведомства мог беспрепятственно воспользоваться любым военным самолетом. Но Лев Давидович так и остался в Сухуми. Он ждал, что за ним непременно приедут и с почестями доставят в Москву, чтобы усадить его в кремлевский ленинский кабинет. И имел все основания для такой уверенности.
   О дате планируемой смерти Ленина Троцкому было известно за три дня до фактической кончины вождя. Дату назвал личный врач Льва Давидовича, а теперь лечивший Ленина, доктор Ф. А. Гетье. Он же, будучи соратником и другом Троцкого, чтобы никто не мог заподозрить Льва Давидовича в причастности к трагедии, отправил сионистского ставленника подальше от Москвы на лечение.
   Как только Троцкий отбыл на Кавказ, врачи-троцкисты через короткое время дали Ленину смертельную дозу яда. У них не было сомнения, что партию, а следовательно и страну, возглавит их лидер – Троцкий. Ведь для этого так много было сделано внутри страны, за рубежом сионистами и, конечно, самим Львом Давидовичем.
   Культ Льва Троцкого и в партии и в армии действительно целенаправленно создавался опять же им самим.
//-- * * * --//
   Последний салют Ленину отдал поднявшийся по Неве миноносец «Троцкий» (аналогия с «Авророй» очевидна), портреты Троцкого висели на каждом углу. В 1922 году Гатчину назвали Троцком (хотя Петроград еще не был Ленинградом), а на книжных лотках лежали брошюрки, где Троцкого называли «экстрактом революции» и ее «душою».
   Но в этот критический момент максимальная концентрация на Троцком вдруг становится главным препятствием для троцкистов. Такую личность, как Троцкий, тщательно подготовленную для своей миссии, нельзя было заменить в одночасье. Никто из троцкистов не имел соответствующей подготовки. С другой стороны, сам Троцкий не терпел вокруг себя личностей, способных составить ему конкуренцию. В данной ситуации сионистов настиг эффект политического вакуума. А самоуверенный Троцкий пребывал в Сухуми и ждал делегацию большевиков из Москвы, которая бы триумфально водворила его в Кремль!
   Оставшись без лидера, троцкисты были парализованы.
   А Сталин в эти дни делает два первых гениальных шага.
   Первый шаг – не дожидаясь прибытия с юга Троцкого, торжественно, при большом стечении народа совершает похороны Ленина и этим объявляет себя его учеником и преемником.
   26 января 1924 года на траурном заседании съезда Советов Сталин дал обещание хранить и развивать заветы Ленина. Это означало, что Сталин намерен вести борьбу против масонского засилья в рядах партии, ибо еще Ленин говорил: партия подлежит чистке – верных коммунистов в партии всего лишь 1%, а остальные 99% – сторонники Троцкого, служители диавола.
   Только Сталин хорошо понял Ленина. И он сумел в один день одной своей речью перехватить инициативу у Троцкого. Сторонники Ленина увидели в нем своего лидера в борьбе с троцкистами-масонами.
   Сталин действовал активно, «выиграл» у троцкистов Центральный Комитет и расставил своих сторонников на периферии. Сталин понимал, что учение Маркса – это не научный подход к экономическим проблемам. Но как действовать? Если по Марксу, то – гибель России. Отказ от марксизма – дорога в Горки вслед за Лениным.
   И он принимает свое тайное решение, которое достаточно точно охарактеризовал в 1966 году в своем интервью Керенский: «Марксизм у Сталина оставался на словах, а целесообразность на деле».
   Историки в основном представляют борьбу Сталина и Троцкого как личную борьбу за власть. Но, как видно, идеи и цели этих двух партийцев были в корне противоположными. Троцкий был исполнителем планов мировой закулисы и в его задачу входило подчинить страну абсолютной власти мирового сверхправительства через концлагеря, диктатуру интернационал-марксистов, «трудовые» армии и прочее. У Сталина же с этим масонским кодлом не было ничего общего, и вся его деятельность объективно противостояла намерениям «интернационалистов».
   Благодаря Сталину план Троцкого был сорван. Оплотом Сталина была Россия, здесь были национальные корни державы. Поэтому в его планы входило строительство новой России, могучей и способной себя защитить.
   Сталин возглавил национально-государственное течение, возникшее в правящей партии в 20-е годы. Внутри партии началась решительная борьба, закончившаяся победой сторонников Сталина и физическим уничтожением преступной верхушки большевиков во главе с Троцким.
   Русскому народу возвращается роль организующего и руководящего ядра государства: постепенно восстанавливаются границы Великой России, возрождается русское национальное сознание, Православная Церковь, многие отечественные традиции и обычаи.
   Но прежде всего необходим был разгром троцкизма.
   Чистку партии, как мы уже упоминали, намечал еще Ленин, который прекрасно понимал позицию троцкистов. Вот его оценка оппозиционера номер один: Троцкий «виляет, жульничает, позирует как левый, помогает правым» (В.И. Ленин. Полн. собр. соч. Т. 49. С. 390).
   Борьбу же с троцкизмом в основном пришлось вести Сталину. Он говорил: «Задача партии состоит в том, чтобы похоронить троцкизм как идейное течение».
   И Сталин делает второй гениальный шаг. В мае 1924 года он объявляет «ленинский набор в партию рабочих от станка», призывает посылать в партию передовых и честных людей. Новое пополнение стало достойным противовесом и старым троцкистам, которые боролись с Лениным при его жизни, и тем, кого они притащили в партию после революции, – бундовцам, екапистам и прочим масонским деятелям. «Ленинский призыв» увеличил долю русских в партии практически в два раза. Из их числа Сталин начал готовить своих сторонников. Это был его ответ на прием в партию тысяч сионистов-екапистов в 1923 году.
   В стране усиливалось национальное движение – в широких слоях народа росли патриотизм и национализм.
   На XIII съезде партии (1924 год) Троцкий потерпел сокрушительное поражение.
   Окончательно Сталин разгромил глав ные силы троцкистской оппозиции в 1925 году на XIV съезде партии.
   Борьба коминтерновцев-интернационалистов Троцкого с национал-большевиками Сталина сразу после смерти Ленина означала на практике тупик, в который зашли большевики-троцкисты, возомнившие свой верхушечный захват власти как начало первого этапа мировой пролетарской революции, за которым якобы сразу последуют другие «пролетарские революции» в Европе.
   «Запаздывание» мировой революции вынуждало многих мыслящих лидеров все больше переключаться с мировых проблем на обустройство «отвоеванной у мирового капитализма России». Идея строительства социализма первоначально в одной стране, высказанная Сталиным в 1924 году, была поддержана большинством на XIV съезде партии.
   Провозгласив лозунг «Построение социализма в отдельной стране», Сталин национализировал масонскую Октябрьскую революцию и тем самым спас Россию от уничтожения. В этом его крупная историческая роль в судьбах России и русского народа.
   Постоянно существовала опасность, что Троцкий, опираясь на армию, попытается овладеть властью. Важные, даже некоторые ключевые военные округа находились под командованием троцкистов: Московский, Приволжский, Западный и Туркестанский. Угроза военного переворота была велика.
   16 января 1925 года Президиум ЦИК СССР снял Троцкого с должностей наркома по военным и морским делам и председателя РВС, назначив на его место Фрунзе, а заместителем – Ворошилова.
   Троцкий сдал свою самую главную цитадель – Красную армию, стоявшую за спиной некогда грозного военного диктатора. Вытесненный на второстепенные роли, он хотя еще оставался членом Политбюро, но претендовать на место преемника Ленина уже не мог.
   В 1926 году октябрьский Пленум вывел Троцкого из числа членов Политбюро. А к XV съезду партии (1927 год) в Политбюро не оказалось ни одного масона.
   Для борьбы с троцкистским блоком в феврале 1927 года была введена особая 58-я статья – о врагах народа. Кроме того, когда в 1934 году Сталин запретил в СССР гомосексуализм, то многие троцкисты-гомосексуалисты попали в тюрьму как нарушители закона.
   Троцкий, не желая сдавать своих позиций, стремился привлечь на свою сторону как можно больше членов партии, особенно накануне очередного, XV-го, съезда. Он настаивает на том, что для спасения партии пришло время открытой борьбы против Сталина.
   7 октября 1927 года троцкисты предпринимают неудачную попытку государственного переворота с целью устранения Сталина.
   Троцкому для проведения любого государственного переворота совсем не нужно было ни участие народа, ни его волеизъявление – достаточно иметь 300 натренированных, имевших опыт захвата власти, преданных боевиков. Такие хорошо подготовленные и вооруженные до зубов штурмовые отряды и на сей раз имелись в распоряжении Троцкого. Около 1000 человек наготове ждали приказа.
   Мятеж должен был начаться с захвата главных государственных учреждений. После этого должны быть арестованы наркомы и члены ЦК партии. Но планы мятежников были раскрыты. Атака на телеграф, центральную телефонную станцию, на вокзалы провалилась. Попытка захватить центральную электростанцию тоже не удалась. Узнав, что штурмовые отряды нейтрализованы, Троцкий предпринял попытку поднять народное восстание.
   Главной «народной» силой выступили студенты Московского университета и других вузов столицы. Однако в ключевых местах боевиков Троцкого встретили засады, а в самого Льва Давидовича на демонстрации стали бросать камни. Мятеж захлебнулся. Этот решающий бой был проигран Троцким.
   Решением Пленума ЦК Троцкий был исключен из партии, остальные активные участники блока были выведены из состава ЦК и ЦИК. Последовала первая основательная чистка – освобождение троцкистских элементов в верхах. Сталин решил заменить троцкистских руководителей своими, верными ему людьми.
   Состоявшийся в декабре 1927 года XV съезд ВКП(б) исключил из партии 93 видных троцкиста-масона. Сразу же после съезда такие меры были применены к тысячам номенклатурных троцкистов на местах.
   В сентябре 1928 года сотрудниками ОГПУ была обнаружена подпольная троцкистская типография. Это послужило поводом к тому, чтобы Троцкий был выслан из Москвы.
   В январе 1929 года Троцкий, за борьбу против партии и народа снятый со всех должностей, отбыл в Алма-Ату.
   Лев Давидович знал цену внешним эффектам: он отказался подчиниться приказу, заперся в квартире. Правда, финал этой сцены оказался почти комическим – сотрудники ОГПУ вынесли вождя революции из квартиры на руках. Уже из Алма-Аты он слал в Кремль телеграммы с протестами.
   Всего за 7 месяцев ссылки Троцкий отправил 800 политических писем и 550 телеграмм! Он дал своим единомышленникам указание изменить дальнейшую тактику борьбы, разработал для них инструкцию, как путем «раскаяния» возвращаться в партию, как законспирироваться и занять ответственные посты, в том числе и карательных органах.
   После этого троцкисты должны якобы отмежевываться от Троцкого и подавать заявления о восстановлении их в партии. Так сделают, руководствуясь наставлениями своего вождя, Каменев, Зиновьев, Пятаков, Радек и многие-многие другие. Они сделаются активнейшими «сталинистами» с тем, чтобы, утрируя вплоть до абсурда все сталинские начинания, саботировать политику Кремля.
   Сталин имел сильную поддержку внутри России, а Троцкий за рубежом, от международных финансистов.
   Сталин откровенно говорил Троцкому: «Мы, последовательные большевики-ленинцы, не намерены терпеть тех, кто ставит палки в колеса. Терпение наше истощилось».
   Троцкий: «Это угроза?»
   Сталин: «Предупреждение. Уезжайте к своим».
   Наконец, 18 января 1929 года Особое совещание при Коллегии ОГПУ приняло решение о высылке Троцкого за границу «за антисоветскую работу». Всякого другого человека расстреляли бы на месте за одну миллионную долю того, что было на совести Троцкого. Но тогда еще Троцкий был Сталину не по зубам. За Троцким стояли такие силы за рубежом, против которых не мог осмелиться выступить даже Сталин.
   Решение было объявлено Льву Давидовичу 20 января 1929 года. И поскольку ни одна страна не соглашалась принять международного бандита-шпиона, арестованный Троцкий провел 12 суток в особом поезде, стоявшем на полустанке в Курской области.
   Наконец, Турция согласилась принять Троцкого, и он 10 февраля на пароходе «Ильич» отплыл на турецкий остров Принкипо, который еще византийскими императорами использовался для ссылки политических противников.
   Было понятно, что на этом борьба Троцкого со Сталиным отнюдь не заканчивается, а просто переходит в другую плоскость.
   Оказавшись за границей, Троцкий начал действовать. Немедля он стал сколачивать из своих сторонников по обе стороны границы России блок против Сталина, и деятельность этого изощренного политикана была всерьез опасна.
   Нарастание угрозы новой мировой войны порождало у Троцкого и его сторонников большие надежды. Подобно тому, как Первая мировая война вызвала мощный подъем революционного движения, новая война, полагали троцкисты, вызовет революционный взрыв во многих странах, а может быть, даже в мировом масштабе. Именно в ожидании такого развития событий Троцкий в 1938 году создал в Париже IV Интернационал и стал его председателем.
   IV Интернационал объединил различные масонские группировки, исключенные из рядов компартий согласно ленинской 21-й поправке. Созданный Троцким Интернационал существует и по сей день, объединяя по всему миру сегодня около 100 тысяч человек. В момент своего создания он насчитывал не более 3 тысяч членов.
   IV Интернационал носил явно антирусский характер. Сын Троцкого Седов издает печатный орган «Бюллетень оппозиции». В СССР Троцкий организует подпольную деятельность, ведет тайную переписку со своими соратниками.
   Сталин начал террор против отъявленных злодеев. Уничтожалась сатанинская гвардия убийц. Шла борьба между патриотическими элементами в партии и старыми, с руками по локоть в крови, сионистски ориентированными революционерами. Бывшие организаторы зловещего механизма подавления народного сопротивления и «красного террора» сами стали жертвами рожденного ими детища. Они объявлялись террористами и агентами иностранных разведок, работавшими против народного государства, и как враги народа подлежали уничтожению.
   Будучи масонами-космополитами, не имеющими своего отечества, троцкисты действительно были агентами самых разных разведок, внутренними врагами страны. Сам Троцкий был связан с германской разведкой с 1912 года, а с английской с 1926 года.
   Еще до революции Троцкий служил в департаменте полиции секретным агентом. В 1912 году он был завербован Хаимом Раковским, агентом австрийской разведки на Балканах, и стал платным агентом германского Генерального штаба. Своей подрывной деятельностью германский ставленник подготавливал поражение России в войне с немцами. А встав во главе Красной армии, Троцкий, по настоянию немцев, беспощадно казнил царских офицеров, которые геройски сражались на фронтах Первой мировой войны.
   По выражению двух американских послов, расследовавших деятельность Троцкого и написавших ценнейшую книгу «Тайная война против Советской России», Троцкий – «это самый великий шпион всех времен и народов, орудовавший в Советском Союзе». Он организовал или, по крайней мере, участвовал в организации против молодой республики одиннадцати войн и кампаний милитаристского толка.
   И вот теперь по прямому сговору с германской и японской разведками и по заданию Троцкого его сионистские единомышленники организовали и совершили в России ряд террористических актов против лучших людей страны, диверсии, шпионаж.
   Борьба развернулась не на жизнь, а на смерть, и Сталин вышел из нее победителем. Это был, по существу, единственный случай в новейшей истории человечества, когда мировая закулиса потерпела поражение.
   В этом, конечно же, и состоит его неоценимая заслуга перед Россией и историей человечества.
   В 1936 году в официальных государственных документах декларировалось, что социализм в СССР в основном построен. Именно этот год стал началом самой решительной борьбы Сталина с троцкизмом-интернационализмом.
   Методично обезвреживаются советскими службами соратники Троцкого по основанному им IV Интернационалу.
   В 1937 году Сталин взялся за иностранных боевиков «разных лет призыва», которых объединяли под общим поименованием – «латышские стрелки». Будучи единомышленниками и исполнителями приказов Троцкого, «латышские стрелки» свирепствовали в ЧК и залили кровью Ярославль, Муром, Новгород, Рыбинск, Саратов и многие другие города. Все они получили по заслугам.
   Кто такие троцкисты и почему с ними необходима такая жестокая борьба, – это разъяснил сам И.В. Сталин в докладе на Пленуме ЦК ВКП(б) в марте 1937 года:
   «…троцкизм превратился в оголтелую и беспринципную банду вредителей, диверсантов, шпионов и убийц, действующих по заданиям разведывательных органов иностранных государств…
   Основным методом троцкистской работы является теперь не открытая и честная пропаганда своих взглядов в рабочем классе, а маскировка своих взглядов, подобострастное и подхалимское восхваление взглядов своих противников, фарисейское и фальшивое втаптывание в грязь своих собственных взглядов…
   Реставрация капитализма, ликвидация колхозов и совхозов, восстановление системы эксплуатации, союз с фашистскими силами Германии и Японии для приближения войны с Советским Союзом, борьба за войну и против политики мира, территориальное расчленение Советского Союза с отдачей Украины немцам, а Приморья – японцам, подготовка военного поражения Советского Союза в случае нападения на него враждебных государств и, как средство достижения этих задач, – вредительство, диверсия, индивидуальный террор против руководителей советской власти, шпионаж в пользу японо-немецких фашистских сил – такова… политическая платформа нынешнего троцкизма. И они прятали ее не только от рабочего класса, но и от троцкистской массы, и… даже от руководящей троцкистской верхушки, состоявшей из небольшой кучки людей в 30–40 человек…
   Нынешние вредители и диверсанты, троцкисты – это большей частью люди партийные, с партийным билетом в кармане, – стало быть, люди формально не чужие. Если старые вредители шли против наших людей, то новые вредители, наоборот, лебезят перед нашими людьми, восхваляют наших людей, подхалимничают перед ними для того, чтобы втереться в доверие…
   В чем же, в таком случае, состоит сила современных вредителей, троцкистов? Их сила состоит в партийном билете, в обладании партийным билетом. Их сила состоит в том, что партийный билет дает им политическое доверие и открывает им доступ во все наши учреждения и организации. Их преимущество состоит в том, что, имея партийные билеты и прикидываясь друзьями советской власти, они обманывали наших людей политически,злоупотребляли доверием, вредили втихомолку и открывали наши государственные секреты врагам Советского Союза» (Журнал «Молодая гвардия», 1994, № 1. С. 82–108).
//-- * * * --//
   Теперь уже совершенно ясно, что все эти процессы, чистки и ликвидации, которые в свое время казались такими суровыми и так шокировали весь мир, были частью решительного и энергичного усилия сталинского правительства предохранить Россию не только от переворота изнутри, но и от нападения извне.
   В конце 30-х годов Троцкий и его сторонники смыкались с теми силами, которые были заинтересованы в развязывании войны и последующем расширении ее до мировых масштабов. Целью троцкистов было добиться вовлечения СССР в войну, поскольку военное поражение создаст в армии и в стране необходимые условия для возвращения Троцкого к власти.
   Из материалов судебных процессов 1937–1938 годов явствует, как подтвердились сталинские слова, сказанные им на Пленуме ЦК, что в обмен на власть «пятая колонна» в лице Троцкого, Радека и других готова была пойти на расчленение Советского Союза. Передать Японии Приморье и Приамурье, Германии Украину, а вот потом, «укрепившись», вызвать в Германии революцию и «вернуть все с прибытком». Это всего-навсего повторение Брестского мира, задуманное теми же людьми!
   В планах Троцкого было открыть границы, ослабить армию, пустить международных финансистов в Россию, используя ее как сырьевую базу. А Сталин исповедовал и утвердил противоположный руководящий принцип – изоляцию страны от Запада, ориентацию на внутренние резервы – повел политику, которую открестили «железным занавесом».
   Слепое, фанатичное стремление Троцкого использовать любую возможность, чтобы отомстить Сталину за то, что тот не дал захватить Россию в свои руки, любая попытка поднять своих сторонников на борьбу со Сталиным, к захвату утерянных позиций, приведет к новому витку кровавого террора в стране. Это на совести Троцкого и совести мирового масонства миллионы жертв ЧК, ГПУ, НКВД. Ввергнув страну в пучину террора и уничтожив десятки миллионов русских, украинцев, белорусов и других народов России, они тем самым бросят в жертвенный костер кровавой вакханалии и сотни тысяч своих соплеменников.
   Троцкий по-прежнему имел много друзей-масонов. Он жил и в Турции, и в Дании, и во Франции, и в Норвегии, и на Принцевых островах, и, наконец, в Мексике. Имел мощную охрану, в деньгах не нуждался. Восемь вагонов ценностей увез с собой Лев Давидович из России. Валютой его регулярно снабжали верные троцкисты. В Мексике этот «интернационалист» проживал на охраняемой даче в Койеоане, на улице Вена, в пригороде Мехико.
   С началом активных боевых действий в Западной Европе 10 мая 1940 года троцкизм нацеливается на подготовку вооруженного восстания в СССР с целью «свержения московских правителей». План этот был реально опасным. Весьма показательно, что именно в эти дни Троцкий и его сторонники, отбросив всякую маскировку, открыто заявили о своих политических целях и симпатиях.
   11 мая 1940 года Троцкий предал широкой огласке содержавшееся в глубокой тайне и предназначавшееся для использования в час икс свое «Письмо советским рабочим», в котором призывал их к подготовке вооруженного восстания против Сталина.
   Вслед за этим был опубликован принятый Троцким и его сторонниками «Манифест об империалистической войне и пролетарской революции», в котором открыто провозгласил: «Подготовка революционного свержения московских правителей является одной из главных задач IV Интернационала».
   Такое заявление было равнозначно официальному объявлению войны правительству СССР.
   Еще в январе 1940 года советское руководство попыталось вступить в диалог с Троцким, однако диалога не получилось. Троцкий выступил в журнале «Liberty» со статьей, в которой заклеймил СССР. С этого момента трагическая развязка стала, по всей видимости, неминуемой.
   На заседании Политбюро в Москве было принято решение казнить Троцкого как международного масона. Разработали план по ликвидации Троцкого; привлекли надежных европейских коммунистов, использовали агентуру среди троцкистов в Западной Европе и, в частности, Испании.
   Казнь совершил испанский коммунист Рамон Меркадер. Войдя через доверенных людей в окружение Троцкого, 20 августа 1940 года ледорубом он убил вождя пролетарской революции, который из Мексики продолжал руководить своей политической борьбой, охватившей многие страны мира. За это Р. Меркадер отбыл 20 лет тюремного заключения. На допросах он утверждал, что действия его были вызваны чисто личными мотивами, и так и не признался, что убил Троцкого по приказу из Москвы.
   Любовница Меркадера дружила с Троцким, и на суде Рамон доказывал, что убийство Льва Давидовича произошло на почве любовной ревности. А по мексиканским законам такое убийство не наказывалось смертной казнью.
   Отбыв тюремный срок, Меркадер прибыл в Москву, где ему была вручена Звезда Героя Советского Союза. Последние годы жизни Меркадер доживал на Кубе. Умер он в 1978 году в возрасте 64 лет; тело его было тайно доставлено в Москву и похоронено на Кунцевском кладбище. Там он и покоится под именем Лопеса Рамона Ивановича, Героя Советского Союза.
//-- * * * --//
   Троцкий был масоном высокого посвящения. Без сомнения, это был человек мировой закулисы, исполнитель ее глобальных планов.
   Со смертью Троцкого был физически уничтожен безжалостный сионистский кровопийца, массовые репрессии которого, вернись он к власти, в десятки раз затмили бы те, которые уже пережила страна. Приход к власти Троцкого означал бы для России сразу то, что было намечено Сионом к 2000 году – установление «нового порядка».
   Троцкий был казнен как богоборец и враг народа – не только русского, но и еврейского. Родившись, выросши и получив воспитание на Русской земле, он тем не менее не имел благодарности ни к этой земле, ни к русскому народу; принадлежа по своему происхождению к народу еврейскому, он не любил его и даже отрекся от него, заявив однажды: «Я не еврей, я социал-демократ». Таким образом, он не Божий и не людской человек, – он принадлежит тому, кому всецело отдал свою душу и сердце, кому всю жизнь совершал служение своими великими злодеяниями, – он сатанист.
   Сатана был первый революционер, спал с неба и увлек Адама из рая. Идеолог мировой революции Маркс откровенно писал о себе, что в нем пребывал сам демон. И, покорившись ему, социалист-демонист Маркс творил его волю (Маркс К. и Энгельс Ф. Собр. соч. Т. 1. С. 118).
   Так же и в богоборце Троцком гнездился сатана и руководил им.
   Троцкий затеял революцию, братоубийственную войну, обещал людям потерянный рай, а принес народам разруху, голод и смерть. В его сознании место Бога занял диавол – отец лжи и человекоубийца искони.
   И Троцкий стал человекоубийцей многих миллионов.
   Сатанинскую философию «доброго зла» и «злого добра» Троцкий усвоил еще в одесской тюрьме, тщательно изложив ее в конспекте в тысячу страниц. С молодости он посещал в Петербурге тайное общество сатанистов и принадлежал к той же самой церкви сатаны, что и Акиба, и Маркс, и тамплиеры, и все масоны. Троцкий испытывал жгучую ненависть к христианству, ибо лозунг церкви сатаны и масонства – «Смерть христианству!». И этот всемирный масон-сатанист вел беспощадную войну с христианами, объявив их «контрреволюционерами», «врагами марксизма».
   До последних дней Лев Давидович считал себя марксистом-интернационалистом. «Сорок два года, – писал сам Троцкий, – я боролся под знаменем марксизма. Я умру пролетарским революционером, марксистом, диалектическим материалистом и, следовательно, непримиримым атеистом», – а вернее, воинствующим сатанистом и богоборцем.
   Известный раввин современности Ицхак Зильбер так говорит о двух полярностях народа Израиля: одни возвращаются к вере, ищут закон Моисея, другие растворяются – через падение нравов, наглость, разврат, «люди теряют всякий стыд, как собаки, которые совокупляются и испражняются на глазах у всех. Телевидение, печать, радио соревнуются в эффектной подаче сцен насилия и разврата». Это характеристика Троцкого и современных троцкистов.
   «Значительный процент в компартиях всех стран мира составляли и составляют евреи, – продолжает Ицхак Зильбер. – Евреи шли в авангарде русской революции и в течение полувека были одними из самых непримиримых врагов религии своих отцов. Это они виноваты в массовой ассимиляции советского еврейства, это они преследовали своих братьев, изучавших Тору и иврит, это они расправлялись с верующими евреями, посылая их в лагеря по обвинению в контрреволюции. Мы хорошо помним их собственную судьбу, – бывших членов ЦК ВКП(б), работников карательных органов – революционеров еврейского происхождения. Почти все они погибли в тех же застенках, куда отправляли своих же братьев по крови, оставшихся верными своему Богу и своему народу. Те из них, кто чудом остались в живых, как правило, сожалеют о том, что натворили».
   Книга Ицхака Зильбера «Пламя не спалит тебя» – плод многолетних размышлений о судьбах еврейского народа. И в этой книге сам отец своего народа клеймит отступников Израиля как богоборцев, предателей, отступников от Бога и верит, что все они будут наказаны по слову пророков, ибо вином прелюбодеяния напоили всю вселенную.
   Троцкий, хотя и еврей по происхождению, но не сын своего народа, ибо он изменил ему, предал и унизил его. Он не только лишил евреев вечной жизни, убив в них веру, оторвав от Бога, он способствовал и уничтожению народа физически, ибо, организуя поражение России в войне с фашизмом, он тем самым организовал и гибель своего народа (6 миллионов – треть евреев была уже уничтожена, еще 6 миллионов нацисты уничтожили бы в случае победы над Россией, после чего Гитлер беспрепятственно мог уничтожить и последнюю треть – евреев Америки).
   Некогда Троцкий сам отрекся от своего народа, а потом народ еврейский отрекся от него. Отреклись от него и коммунисты, не стерпев его злодеяний, и сначала изгнали из России, а затем осудили на смертную казнь.
   24 августа 1940 года «Правда» сообщила о кончине Троцкого. Редакционная статья называлась «Смерть международного шпиона».

Литература

   Андрюхин В. Страшная тайна Великого Октября. – Газ. «Дело», г. Нижний Новгород, 6–13 ноября 1997 г. № 45 (244).
   Арутюнов А. Досье Ленина без ретуши. – М.: «Вече», 1999.
   Баландин Р., Миронов С. Заговоры и борьба за власть. От Ленина до Хрущева. – М.: «Вече», 2003.
   Барсенков А., Вдовин А. История России. 1917– 2004. – М.: «Аспект Пресс», 2005.
   Берберова Н. Люди и ложи. Русские масоны ХХ столетия. – Харьков: «Калейдоскоп»; М.: «Прогресс-Традиция», 1997.
   Богданов Н. Роль врачей в убийстве царей. – М.: «Русская правда», 2004.
   Боголюбов Н. Тайные общества XXI века. – СПб.: «Вера», 2003.
   Большаков В. По закону исторического возмездия. – М., 1998.
   Большаков В. Возлюби ближнего своего. – М., 2000.
   Борьба Сталина с финансовым интернационалом. – Газ. «Мера за меру», 02.02.2004. № 4.
   Брачев В. Масоны в России: от Петра I до наших дней. – СПб.: «Стомма», 2000.
   Бриттон Ф. Что стоит за коммунизмом? – США, 1951.
   Бурлицкая Л. Тайные общества, или кто правит миром. – М.: «Рипол классик», 2003.
   Бушков А. Сталин. Осень императора. – СПб.: «Нева», 2004.
   Бушков А. Красный монарх. – СПб.: «Нева», 2004. «Время Сталина». – Жур. «Молодая гвардия», 1994. № 1.
   Дикий А. Евреи в России и в СССР. – Нью-Йорк, 1967.
   Дичев Т. Зловещий заговор. – М.: «Витязь», 1994.
   Емельянов Ю. Троцкий. Мифы и личность. – М.: «Вече», 2003.
   Зенькович Н. Покушения и инсценировки: от Ленина до Ельцина. – М.: ОЛМА-ПРЕСС, 1998.
   Иванов В. Русская интеллигенция и масонство: от Петра I до наших дней. – М., 1999.
   Иванов В. Православный мир и масонство. – Харбин, 1935.
   Иванов Ю. Очерки истории советско-польских отношении в документах 1917–1945 гг. – Жур. «Наш современник», 2003. № 10.
   Исаков Л. Гений Сталина. – Жур. «Молодая гвардия», 1998. № 11–12.
   История Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков). Краткий курс. – М.: ОГИЗ Государственное издательство политической литературы, 1945.
   Кожинов В. Россия. Век ХХ (1939–1964). М.: «Эксмо», «Алгоритм», 2005.
   Кожинов В. Загадочные страницы истории ХХ века. – Жур. «Наш современник», 1998. № 10.
   Козенков Ю. Голгофа России. Завоеватели. – М., 2001.
   Корнеев Л. Зловещие тайны сионизма. – Жур. «Огонек», 1977. № 34.
   Ландовский И. Красная симфония. – М.: «Вестник», 1996.
   Ланин П. Тайные пружины истории. – Жур. «Молодая гвардия», 1991. № 8.
   Марков Н. Войны темных сил. – М.: «Московитянин», 1993.
   Платонов О. Терновый венец России. История Русского народа в ХХ веке. Т. 1, 2. – М., 1997.
   Платонов О. Терновый венец России. Загадка сионских протоколов. – М., 1997.
   Платонов О. Тайная история масонства. – М.: «Русский Вестник», 1997.
   Платонов О. Тайна беззакония. Иудаизм и масонство против христианской цивилизации. – М.: «Родник», 1998.
   Саттон Э. Как орден организует войны и революции. М.: «Паллада», 1995.
   Селянинов А. Тайная сила масонства. – М.: «Русский вестник», 1999.
   Сироткин В. Почему Троцкий проиграл Сталину? – М.: «Алгоритм», 2004.
   Славин О. Тайная армия сатаны. – М.: «Торжество Православия», 2000.
   Сталин И. О недостатках партийной работы и мерах ликвидации троцкистских и иных двурушников. Доклад и заключительное слово на пленуме ЦК ВКП(б) 3–5 марта 1937 года. – Жур. «Молодая гвардия», 1994. № 1. С. 82–108.
   Столешников А. Реабилитации не будет, или анти-Архипелаг. – М., 2005.
   Судоплатов П. Спецоперации. Лубянка и Кремль в 1930–1950 годы. – М.: «ОЛМА-Пресс», 1997.
   Успенский Вл. Тайный советник вождя. В 5 т. – СПб.: «Правда», 2000–2002.
   Штейнберг М. Евреи в войнах тысячелетий. – Москва – Иерусалим: «Мосты культуры», 2005.

Эссе Л.Д. Троцкого о друзьях и недругах

Мученики Третьего Интернационала
Карл Либкнехт и Роза Люксембург [2 - Речь, произнесенная на заседании Петроградского Совета 18 января 1919 года. – Ред.]

   Мы понесли сразу две тяжкие потери, которые сливаются в одну величайшую утрату. Из наших рядов выбиты два вождя, имена которых навсегда занесены в великую книгу пролетарской революции: Карл Либкнехт и Роза Люксембург. Они погибли. Они убиты. Их больше с нами нет!
   Имя Карла Либкнехта, известное и ранее, получило сразу мировое значение с первых месяцев страшной европейской бойни. Оно прозвучало, как имя революционной чести, как залог грядущей победы. В те первые недели, когда германский милитаризм справлял свои первые оргии, праздновал свои первые бешеные победы; в те недели, когда немецкие полки наступали через Бельгию, сметая, как карточные домики, бельгийские крепости; когда немецкие пушки в 420 миллиметров, казалось, угрожали поработить и подчинить Вильгельму всю Европу; в те дни и недели, когда официальная германская социал-демократия, во главе со своим Шейдеманом и своим Эбертом, склонила патриотические колени перед германским милитаризмом, которому – тогда казалось – покорялось все: и внешний мир – растоптанная Бельгия, Франция с ее захваченным немцами севером, – и внутренний мир: не только германское юнкерство, не только германская буржуазия, не только шовинистическое мещанство, но и официально признанная партия немецкого рабочего класса – в те черные, страшные, подлые дни раздался в Германии мятежный голос протеста, возмущения, проклятия – то был голос Карла Либкнехта. И он прозвучал на весь мир!
   Во Франции, где настроение широких масс находилось тогда под гнетом германского нашествия; где правящая партия французских социал-патриотов возвещала пролетариату необходимость борьбы не на жизнь, а на смерть, – как же иначе, раз в Германии «весь народ» стремится захватить Париж! – даже во Франции голос Либкнехта прозвучал предостерегающе и отрезвляюще, разрывая преграды лжи, клеветы и паники. Чувствовалось, что одинокий Либкнехт отражает задушенную массу.
   Он, впрочем, на самом деле и тогда уже не был одинок, ибо рука об руку с ним с первого дня войны выступала мужественная, непоколебимая, героическая Роза Люксембург. Бесправие германского буржуазного парламентаризма не давало ей возможности свой протест бросить с парламентской трибуны, как сделал Либкнехт, – оттого ее меньше было слышно. Но доля ее в пробуждении лучших элементов германского рабочего класса никак не меньше доли ее соратника в борьбе и в смерти, Карла Либкнехта. Эти два борца, столь различные по натуре и столь близкие в то же время, дополняли друг друга, шли неуклонно к общей цели, нашли одновременно смерть и совместно входят в историю.
   Карл Либкнехт представлял собой подлинное и законченное воплощение несгибаемого революционера. Вокруг его имени создавались за последние дни и месяцы его жизни неисчислимые легенды, бессмысленно злобные – через буржуазную печать, героические – в молве рабочих масс.
   В личной жизни Карл Либкнехт был – увы, уже только был – воплощением доброты, простоты и братства. Впервые я встретился с ним свыше пятнадцати лет тому назад. Это был обаятельный человек, внимательный и участливый. Можно сказать, что его характеру свойственна была почти женственная мягкость, в лучшем смысле этого слова. А наряду с этой женственной мягкостью его отличал исключительный закал революционной воли, способность бороться во имя того, что он считал правдой и истиной, до последней капли крови. Его духовная самостоятельность проявлялась уже в молодости, когда он отваживался не раз отстаивать свое мнение против непререкаемого бебелевского авторитета. Большим мужеством отличалась его работа среди молодежи, его борьба против гогенцоллернской военщины. Наконец, подлинную меру свою он обнаружил, когда возвысил свой голос против сплоченной воинствующей буржуазии и предательской социал-демократии в германском рейхстаге, где вся атмосфера была насыщена миазмами шовинизма. Полную меру своей личности он обнаружил, будучи солдатом, когда на Потсдамской площади Берлина он поднял знамя открытого восстания против буржуазии и ее милитаризма. Либкнехт был арестован. Тюрьма и каторга не сломили его духа. В своей камере он ждал и уверенно предвидел. Освобожденный революцией в ноябре прошлого года, Либкнехт сразу стал во главе лучших, наиболее решительных элементов германского рабочего класса. Спартак оказался в рядах спартаковцев и погиб с их знаменем в руках.
   Имя Розы Люксембург менее известно в других странах, да и у нас, в России. Но можно сказать с полной уверенностью, что это была фигура отнюдь не меньшая, чем Карл Либкнехт. Маленького роста, хрупкая, болезненная, с благородным очерком лица, с прекрасными глазами, излучавшими ум, она поражала мужеством своей мысли. Методом марксизма она владела, как органами своего тела. Можно сказать, что марксизм вошел к ней в кровь.
   Я сказал, что эти два вождя, столь разные по природе, дополняли друг друга. Я хочу это подчеркнуть и пояснить. Если несгибаемому революционеру Либкнехту была свойственна женственная мягкость в личном обиходе, то этой хрупкой женщине была свойственна мужественная сила мысли. Фердинанд Лассаль когда-то говорил о физической силе мысли, о том повелительном ее напряжении, когда она как бы преодолевает материальные препятствия на своем пути. Вот такое именно впечатление вы получали, беседуя с Розой, читая ее статьи или слушая ее, когда она говорила с трибуны против своих врагов. А у нее было много врагов! Помню, как на партейтаге, кажется, в Йене ее высокий, напряженный, как струна, голос прорезывал бурные протесты баварских, баденских и иных оппортунистов. Как они ненавидели ее! И как она их презирала! Маленького роста и хрупкого сложения, она возвышалась на трибуне съезда, как воплощенная мысль пролетарской революции. Силой своей логики, могуществом своего сарказма она заставляла молчать самых заклятых своих противников. Роза умела ненавидеть врагов пролетариата и именно поэтому умела возбуждать их ненависть к себе. Она была отмечена ими заранее.
   С первого дня, нет, с первого часа войны Роза Люксембург открыла кампанию против шовинизма, против патриотического блудословия, против шатаний Каутского и Гаазе, против центристской бесформенности – за революционную самостоятельность пролетариата, за интернационализм, за пролетарскую революцию. Да, они дополняли друг друга!
   Силою теоретической мысли, способностью обобщения Роза Люксембург на целую голову превосходила не только противников, но и соратников. Это была гениальная женщина. Ее стиль – напряженный, точный, сверкающий, беспощадный – был и останется навсегда верным зеркалом ее мысли.
   Либкнехт не был теоретиком. Это был человек непосредственного действия. Натура импульсивная, страстная, он обладал исключительной политической интуицией, чутьем массы и обстановки, наконец, несравненным мужеством революционной инициативы.
   Анализа внутренней и международной обстановки, в какой оказалась Германия после 9 ноября 1918 года, равно как и революционного прогноза, можно и должно было ждать прежде всего от Розы Люксембург. Призыв к непосредственному действию и – в известный момент – к вооруженному восстанию исходил бы, вероятно, прежде всего от Либкнехта. Они, эти два борца, как нельзя лучше дополняли друг друга.
   Едва Люксембург и Либкнехт вышли из тюрьмы, как они взяли друг друга за руки, этот неутомимый революционер и эта несгибаемая революционерка, и пошли вместе, во главе лучших элементов германского рабочего класса, – навстречу новым боям и испытаниям пролетарской революции. И на первых шагах этого пути предательский удар сразил обоих в один и тот же день.
   Поистине реакция не могла выбрать более достойных жертв. Какой меткий удар! И немудрено: реакция и революция хорошо знали друг друга, ибо реакция воплотилась на этот раз в лице бывших вождей бывшей партии рабочего класса, Шейдемана и Эберта, имена которых останутся навсегда записанными в черную книгу истории, как позорные имена ответственных организаторов этого предательского убийства.
   Правда, мы получили официальное германское сообщение, которое изображает убийство Либкнехта и Люксембург как случайность, как уличное «недоразумение», обусловленное, может быть, недостаточной бдительностью караула перед лицом разъяренной толпы. Назначено даже судебное расследование по этому поводу. Но мы с вами слишком хорошо знаем, как производится реакцией постановка такого рода «стихийных» натисков на революционных вождей; мы хорошо помним июльские дни, пережитые нами здесь, в стенах Петрограда; мы слишком хорошо помним, как черносотенные банды, призванные Керенским и Церетели для борьбы против большевиков, планомерно громили рабочих, избивали их вождей, расправлялись с отдельными рабочими на улицах. Имя рабочего Воинова, убитого в порядке «недоразумения», памятно большинству из вас. Если мы тогда сохранили Ленина, то только потому, что он не оказался в руках разъяренных черносотенных банд. Тогда находились среди меньшевиков и эсеров благочестивые люди, возмущавшиеся тем, что Ленин и Зиновьев, против которых выдвинуты обвинения в том, что они немецкие шпионы, не являются на суд, чтобы опровергнуть клевету. Им это ставилось в особую вину. На какой суд? На тот суд, по дороге к которому Ленину учинили бы «побег», как учинили его Либкнехту, и если Ленин был бы застрелен или заколот, официальное сообщение Керенского и Церетели гласило бы, что вождь большевиков при попытке побега был убит караулом. Нет, сейчас, после страшного берлинского опыта, мы имеем десятикратное основание быть довольными, что Ленин не предстал в то время на шемякин суд, а тем более – на бессудную расправу.
   Но Роза и Карл не скрылись. Вражья рука держала их крепко. И эта рука задушила их. Какой удар! Какое горе! И какое предательство! Лучших вождей германской коммунистической партии больше нет, – нет в живых наших великих соратников. А их убийцы стоят под знаменем социал-демократической партии, имеющей наглость вести свою родословную не от кого другого, как от Карла Маркса! Какое извращение! Какое издевательство! Только подумайте, товарищи, что «марксистская» германская социал-демократия, руководительница II Интернационала, и есть та партия, которая предавала интересы рабочего класса с первых дней войны, которая поддерживала разнузданный германский милитаризм в дни разгрома Бельгии и захвата северных провинций Франции; та партия, которая предавала Октябрьскую революцию германскому милитаризму в дни Брестского мира; та партия, вожди которой, Шейдеман и Эберт, организуют ныне черные банды для убийства героев Интернационала, Карла Либкнехта и Розы Люксембург!
   Какое чудовищное историческое извращение! Оглядываясь назад, в глубь веков, находишь некоторое подобие с исторической судьбой христианства. Евангельское учение рабов, рыбаков, тружеников, угнетенных, всех придавленных рабским обществом к земле, это исторически возникшее учение бедноты, было затем захвачено монополистами богатства, королями, аристократами, митрополитами, ростовщиками, патриархами, банкирами, римским папой, – и стало идейным покровом их преступлений. Нет, однако, никакого сомнения в том, что между учением первобытного христианства, каким оно вышло из сознания низов, и между официальным католицизмом или православием далеко еще нет той пропасти, как между учением Маркса, которое есть сгусток революционной мысли и революционной воли, и между теми презренными отбросами буржуазных идей, которыми сейчас живут и торгуют шейдеманы и эберты всех стран. Через посредство вождей социал-демократии буржуазия сделала попытку ограбить духовное достояние пролетариата и знаменем марксизма прикрыть свою разбойничью работу. Но хочется надеяться, товарищи, что это гнусное преступление будет последним в счете шейдеманов и эбертов. Многое терпел пролетариат Германии со стороны тех, которые были поставлены во главе его; но этот факт не пройдет бесследно. Кровь Карла Либкнехта и Розы Люксембург вопиет. Эта кровь заставит заговорить мостовые Берлина, камни той самой Потсдамской площади, на которой Либкнехт первым поднял знамя восстания против войны и капитала. И днем раньше или позже на улицах Берлина будут из этих камней воздвигнуты баррикады против вернейших холопов и цепных собак буржуазного общества, против шейдеманов и эбертов!
   Сейчас палачи задавили в Берлине движение спартаковцев, германских коммунистов. Они убили двух лучших вдохновителей этого движения, и, быть может, сегодня они еще празднуют победу. Но настоящей победы тут нет, потому что не было еще прямой, открытой и полной борьбы; еще не было восстания германского пролетариата во имя завоевания политической власти. Это была только могучая рекогносцировка, глубокая разведка в лагерь расположения противника. Разведка предшествует сражению, но это еще не сражение. Германскому пролетариату необходима была эта глубокая разведка, как она необходима была нам в июльские дни. Несчастие в том, что в разведке пали два лучших военачальника. Это жестокий урон, но это не поражение. Битва еще впереди.
   Смысл того, что происходит в Германии, мы поймем лучше, если оглянемся на собственный вчерашний день. Вы помните ход событий и их внутреннюю логику. В конце февраля, по старому стилю, народные массы сбросили царский трон. Первые недели настроение было такое, как будто главное уже совершено. Новые люди, которые выдвинулись из оппозиционных партий, никогда у нас не стоявших у власти, первое время пользовались доверием или полудоверием народных масс. Но это доверие стало скоро давать щели и трещины. Петроград оказался и на втором этапе революции во главе, как ему и надлежало быть. В июле, как и в феврале, он был ушедшим далеко вперед авангардом революции. И этот авангард, призывавший народные массы к открытой борьбе против буржуазии и соглашателей, тяжкой ценой заплатил за произведенную им глубокую разведку.
   В июльские дни питерский авангард сшибся с правительством Керенского. Это не было еще восстание, каким мы с вами его проделали в октябре. Это была авангардная стычка, в историческом смысле которой широкие массы провинции еще не отдавали себе полного отчета. Петроградские рабочие в этом столкновении обнаружили перед народными массами не только России, но и всех стран, что за Керенским нет никакой самостоятельной армии; что те силы, которые стоят за ним, являются силами буржуазии, белой гвардии, контрреволюции.
   Мы тогда, в июле, потерпели поражение. Товарищ Ленин должен был скрываться. Некоторые из нас сидели в тюрьмах. Наши газеты были задушены. Петроградский Совет был взят в тиски. Типографии партии и Совета были разгромлены, рабочие здания и помещения опечатаны, всюду царил разгул черной сотни. Происходило – другими словами – то самое, что происходит теперь на улицах Берлина. И тем не менее ни у кого из подлинных революционеров не было тогда и тени сомнения в том, что июльские дни – только вступление к нашему торжеству.
   Сходная обстановка сложилась за последние дни и в Германии. Как и у нас Петроград, Берлин ушел вперед от остальных народных масс; как и у нас, все враги немецкого пролетариата вопили: нельзя оставаться под диктатурой Берлина; спартаковский Берлин изолирован; нужно созвать учредительное собрание и перенести его в более здоровый провинциальный город Германии из красного Берлина, развращенного пропагандой Карла Либкнехта и Розы Люксембург! Все то, что врагами было проделано у нас, вся злостная агитация, вся низменная клевета, какую мы слышали здесь, все это – в переводе на немецкий язык – шейдеманы и эберты фабриковали и распространяли в Германии по адресу берлинского пролетариата и его вождей – Либкнехта и Люксембург. Правда, разведка берлинского пролетариата развернулась шире и глубже, чем у нас в июле, жертв там больше, потери значительнее, – все это верно. Но это объясняется тем, что германцы проделывают историю, которую мы один раз уже проделали; их буржуазия и военщина умудрены нашим июльским и октябрьским опытом. А главное, классовые отношения у них несравненно более определенные, чем у нас; имущие классы несравненно сплоченнее, умнее, активнее, а значит, и беспощаднее.
   У нас, товарищи, между Февральской революцией и июльскими днями прошло четыре месяца; четверть года понадобилась пролетариату Петрограда, чтобы почувствовать неотразимую потребность выйти на улицу и попробовать потрясти колонны, на которые опирался государственный храм Керенского и Церетели. После поражения июльских дней прошло снова четыре месяца, пока тяжелые резервы провинции подтянулись к Петрограду, и мы могли с уверенностью в победе объявить прямое наступление на твердыни частной собственности в октябре 1917 года.
   В Германии, где первая революция, свалившая монархию, разыгралась лишь в начале ноября, в начале января уже происходят наши июльские дни. Не означает ли это, что немецкий пролетариат в своей революции живет по сокращенному календарю? Там, где нам нужно было четыре месяца, ему нужно два. И можно надеяться, что этот же масштаб сохранится и дальше. Может быть, от немецких июльских дней до немецкого Октября пройдет не четыре месяца, как у нас, а меньше, – может быть, окажется достаточным двух месяцев, и даже менее того. Но как бы ни пошли дальше события, одно несомненно: те выстрелы, которые посланы были в спину Карлу Либкнехту, могучим эхом отдались во всей Германии. И это эхо похоронным звоном прозвучало в ушах шейдеманов и эбертов, германских и иных.
   Здесь вот пели реквием Карлу Либкнехту и Розе Люксембург. Вожди погибли. Живыми мы их не увидим никогда. Но многие ли из вас, товарищи, видали их когда-либо живыми? Ничтожное меньшинство. И тем не менее, Карл Либкнехт и Роза Люксембург неотлучно жили среди вас последние месяцы и годы. На собраниях, на съездах вы выбирали Карла Либкнехта почетным председателем. Его самого здесь не было, ему не удалось попасть в Россию, – и все же он присутствовал в вашей среде, сидел, как почетный гость, за вашим столом, как свой, как близкий, как родной, ибо имя его стало не простым названием отдельного человека, – нет, оно стало для нас обозначением всего лучшего, мужественного, благородного, что есть в рабочем классе. Когда любому из нас нужно было представить себе человека, беззаветно преданного угнетенным, закаленного с ног до головы, человека, который не склонял никогда знамени перед врагом, мы сразу называли Карла Либкнехта. Он навсегда вошел в сознание и память народов героизмом действия. В остервенелом лагере врагов, когда победоносный милитаризм все смял и подавил, когда все, кому надлежало протестовать, молчали, когда, казалось, нигде не было отдушины, – он, Либкнехт, возвысил свой голос борца. Он сказал: вы, правящие насильники, военные мясники, захватчики, вы, услужающие лакеи, соглашатели, вы топчете Бельгию, вы громите Францию, вы весь мир хотите задавить, вы думаете, что нет на вас управы, – а я вам заявляю: мы, немногие, не боимся вас, мы объявляем вам войну, и, пробудив массы, мы эту войну доведем до конца! Вот эта отвага решения, вот этот героизм действия делают для мирового пролетариата образ Либкнехта незабвенным.
   А рядом с ним стоит Роза, по духу равная ему воительница мирового пролетариата. Их трагическая смерть – на боевых постах – сочетает их имена особой, навеки несокрушимой связью. Отныне они всегда будут называться рядом: Карл и Роза, Либкнехт и Люксембург!
   Вы знаете, на чем основаны легенды о святых, об их вечной жизни? На потребности людей сохранить память о тех, которые стояли во главе их, которые так или иначе руководили ими; на стремлении увековечить личность вождей в ореоле святости. Нам, товарищи, не нужно легенд, не нужно превращения наших героев в святых. Нам достаточно той действительности, в которой мы живем сейчас, ибо эта действительность сама по себе легендарна. Она пробуждает чудодейственные силы в душе массы и ее вождей, она создает прекрасные образы, которые возвышаются над всем человечеством.
   Карл Либкнехт и Роза Люксембург – такие вечные образы. Мы ощущаем их присутствие среди нас с поразительной, почти физической непосредственностью. В этот трагический час мы объединяемся духом с лучшими рабочими Германии и всего мира, повергнутыми страшной вестью в скорбь и траур. Мы здесь испытываем остроту и горечь удара наравне с нашими немецкими братьями. В скорби и трауре мы так же интернациональны, как и во всей нашей борьбе.
   Либкнехт для нас не только немецкий вождь. Роза Люксембург для нас не только польская социалистка, которая встала во главе немецких рабочих. Нет, они оба для мирового пролетариата свои, родные, с ними мы все связаны духовной, нерасторжимой связью. Они принадлежали до последнего издыхания не нации, а Интернационалу!
   К сведению русских рабочих и работниц надо сказать, что Либкнехт и Люксембург стояли особенно близко к русскому революционному пролетариату, и притом в самые трудные времена. Квартира Либкнехта была штаб-квартирой русских эмигрантов в Берлине. Когда надо было в немецком парламенте или в немецкой печати поднять голос протеста против тех услуг, которые германские властители оказывали русской реакции, мы обращались прежде всего к Карлу Либкнехту, и он стучался во все двери и во все черепа, в том числе и в черепа Шейдемана и Эберта, чтобы заставить их протестовать против преступлений германского правительства. И мы неизменно обращались к Либкнехту, когда нужно было кому-либо из товарищей оказать материальную поддержку. Либкнехт был неутомим на службе Красного Креста русской революции.
   На уже упомянутом съезде германской социал-демократии в Йене, где я присутствовал в качестве гостя, мне, по инициативе Либкнехта, предложено было президиумом выступить по поводу внесенной тем же Либкнехтом резолюции, клеймящей насилие царского правительства над Финляндией. Либкнехт с величайшей тщательностью готовился к собственному выступлению, собирал цифры, факты, подробно расспрашивал меня о таможенных взаимоотношениях между царской Россией и Финляндией. Но прежде чем дело дошло до выступления (я должен был говорить после Либкнехта), получилось телеграфное сообщение о киевском покушении на Столыпина. Телеграмма эта произвела на съезд большое впечатление. Первый вопрос, который возник у руководителей, был таков: удобно ли русскому революционеру выступать на немецком съезде в то время, как какой-то другой русский революционер совершил покушение на русского министра-президента? Эта мысль овладела даже Бебелем: старик, тремя головами выше остальных членов форштанда (ЦК), не любил все же «лишних» затруднений. Он сейчас же разыскал меня и подверг расспросам: что означает покушение? какая партия за него может быть ответственна? не думаю ли я, что в этих условиях своим выступлением обращу на себя внимание немецкой полиции? «Вы опасаетесь, – спросил я осторожно старика, – что мое выступление может вызвать известные затруднения?» – «Да, – ответил мне Бебель, – признаюсь, я предпочел бы, чтобы вы не выступали». – «Разумеется, – ответил я, – в таком случае не может быть и речи о моем выступлении». На этом мы расстались.
   Через минуту ко мне буквально-таки подбежал Либкнехт. Он был взволнован до последней степени. «Верно ли, что они вам предложили не выступать?» – спросил он меня. «Да, – ответил я, – только что я условился на этот счет с Бебелем». – «И вы согласились?» – «Как же я мог не согласиться, – ответил я, оправдываясь, – ведь я здесь не хозяин, а гость». – «Это возмутительно со стороны нашего президиума, это позорно, это неслыханный скандал, это презренная трусость!» и пр., и пр. Своему негодованию Либкнехт дал исход в своей речи, где он нещадно громил царское правительство, наперекор закулисному предупреждению президиума, уговаривавшего его не создавать «лишних» осложнений в виде оскорбления царского величества.
   Роза Люксембург с молодых годов стояла во главе той польской социал-демократии, которая теперь, вместе с так называемой левицей, то есть революционной частью польской социалистической партии, объединилась в коммунистическую партию. Роза Люксембург прекрасно говорила по-русски, глубоко знала русскую литературу, следила изо дня в день за русской политической жизнью, связана была теснейшими узами с русскими революционерами и любовно освещала в немецкой печати революционные шаги русского пролетариата. На своей второй родине, Германии, Роза Люксембург, со свойственным ей талантом, овладела в совершенстве не только немецким языком, но и законченным знанием немецкой политической жизни и заняла одно из самых выдающихся мест в старой, бебелевской социал-демократии. Там она неизменно оставалась на крайнем левом крыле.
   В 1905 году Карл Либкнехт и Роза Люксембург жили, в подлинном смысле слова, событиями русской революции. Роза Люксембург покинула в 1905 году Берлин для Варшавы, – не как полька, а как революционерка. Освобожденная из варшавской цитадели на поруки она нелегально приезжала в 1906 году в Петроград, где посещала, под чужим именем, в тюрьме некоторых из своих друзей. Вернувшись в Берлин, она удвоила борьбу против оппортунизма, противопоставляя ему пути и методы русской революции.
   Вместе с Розой мы пережили величайшее несчастье, какое обрушилось на рабочий класс: я говорю о постыдном банкротстве II Интернационала в августе 1914 года. Вместе с нею мы поднимали знамя III Интернационала. И сейчас, товарищи, в той работе, которую мы совершаем изо дня в день, мы остаемся верны заветам Карла Либкнехта и Розы Люксембург; строим ли здесь, в еще холодном и голодном Петрограде, здание социалистического государства, – мы действуем в духе Либкнехта и Люксембург; подвигается ли наша армия на фронтах, – она кровью своей защищает заветы Либкнехта и Люксембург. Как горько, что она не могла защитить их самих!
   В Германии Красной армии нет, ибо власть там еще в руках врагов. У нас армия уже есть, она крепнет и растет. А в ожидании того, когда под знаменами Карла и Розы сплотится армия германского пролетариата, каждый из нас сочтет своим долгом довести до сведения нашей Красной армии, чем были Либкнехт и Люксембург, за что погибли, почему память их должна остаться священной для каждого красноармейца, для каждого рабочего и крестьянина.
   Нестерпимо тяжек нанесенный нам удар. Но мы глядим вперед не только с надеждой, но и с уверенностью. Несмотря на то, что в Германии сейчас прилив реакции, мы ни на минуту не теряем уверенности в том, что там близок красный Октябрь. Великие борцы погибли недаром. Их смерть будет отомщена. Их тени получат удовлетворение. Обращаясь к этим дорогим теням, мы можем сказать: «Роза Люксембург и Карл Либкнехт, вас уже нет в кругу живущих; но вы присутствуете среди нас; мы ощущаем ваш могучий дух; мы будем бороться под вашим знаменем; наши боевые ряды будут овеяны вашим нравственным обаянием! И каждый из нас клянется, если придет час и потребует революция, – погибнуть, не дрогнув, под тем же знаменем, под которым погибли вы, друзья и соратники, Роза Люксембург и Карл Либкнехт!»
   Архив 1919 года.

Памяти Свердлова

   Со Свердловым я познакомился только в 1917 году, на заседании фракции большевиков I съезда Советов. Свердлов председательствовал. В те времена вряд ли многие в партии догадывались об истинном удельном весе этого замечательного человека. Но уже в ближайшие месяцы он развернулся целиком!
   В первый пореволюционный период эмигранты, то есть те, которые много лет провели за границей, отличались еще от «внутренних», «туземных» большевиков. Европейский опыт и связанный с ним более широкий кругозор, а также теоретически обобщенный опыт фракционной борьбы давали эмигрантам во многих отношениях серьезные преимущества. Разумеется, это деление на эмигрантов и неэмигрантов было лишь временным, и затем различие стерлось. Но в 1917 и 1918 годах оно было во многих случаях очень ощутительным. Однако в Свердлове «провинциализма» не чувствовалось и в те времена. Он рос и креп из месяца в месяц так естественно, органически, как бы без усилий, в ногу с событиями и в постоянном соприкосновении с Владимиром Ильичем, что на посторонний взгляд могло казаться, будто так и родился готовым революционным «государственником» первоклассного масштаба. Ко всем вопросам революции он подходил не сверху, то есть не от общих теоретических соображений, а снизу, под непосредственными жизненными толчками, передававшимися через организацию партии. Каждая новая революционная задача вставала перед ним прежде всего или конкретизировалась для него немедленно по возникновении как организационная задача. Иногда во время обсуждения нового политического вопроса могло казаться, что Свердлов, особенно если он молчал, что бывало нередко, колеблется или же еще не составил своего мнения. На самом же деле он во время прений про себя проделывал параллельную работу, которую можно обозначить так: кого и куда послать, как направить и согласовать? И к тому моменту, когда определялось общее политическое решение и нужно было подумать об организационной и персональной стороне дела, почти неизменно сказывалось, что у Свердлова имеются уже готовые, очень дальнозоркие практические предложения, обоснованные на справках памяти и личном знакомстве с людьми.
   Все советские ведомства и учреждения в тогдашнем первоначальном периоде своей стройки обращались к нему за людьми, и это первое, черновое распределение партийных кадров требовало исключительной личной находчивости и изобретательности. На аппарат, на записи, на архивы опираться нельзя было, ибо все это было еще в крайне слабом виде и не давало, во всяком случае, прямых путей к определению того, в какой мере профессиональный революционер Иванов пригоден в качестве главы какого-нибудь советского департамента, у которого пока что было только имя. Чтобы решить такой вопрос, нужна была особая психологическая интуиция, нужно было в прошлом Иванова найти две, три точки опоры и сделать из них выводы для совершенно новой обстановки. Причем такую пересадку приходилось производить по самым различным линиям – в поисках то народного комиссара, то заведующего типографией «Известий», то члена ВЦИК, то коменданта Кремля и т. д. без конца. Организационные вопросы эти вставали, разумеется, вне всякой последовательности, то есть не от высших постов к низшим или от низших к высшим, а вперемешку, случайно, хаотически. Свердлов наводил справки, собирал или припоминал биографические сведения, созванивался по телефону, рекомендовал, посылал, назначал. Сейчас я затрудняюсь даже сказать, в каком, собственно, звании он выполнял эту работу, то есть каковы были его формальные полномочия. Но во всяком случае значительную часть этой работы он выполнял единолично – при поддержке, разумеется, Владимира Ильича, – никто этого не оспаривал, потому что это требовалось всей тогдашней обстановкой.
   Значительную часть своей организационной работы Свердлов вел как председатель ВЦИК, пользуясь членами ВЦИК для различных назначений и отдельных поручений. «Столкуйтесь со Свердловым!» – советовал по телефону Ильич во многих случаях, когда к нему обращались с теми или другими затруднениями. «Надо столковаться со Свердловым», – говорил себе новоиспеченный советский «сановник», когда у него выходил разнобой с сотрудниками. Один из путей решения первостепенных практических вопросов состоял – по неписаной конституции – в том, чтобы «столковаться со Свердловым». Но сам Свердлов нисколько, разумеется, не держался за этот персональный метод; наоборот, вся его работа подготовляла условия для более систематического и упорядоченного разрешения партийных и советских вопросов.
   В те времена нужны были во всех областях «пионеры», то есть такие люди, которые умели бы самостоятельно, без прецедентов, уставов и положений, орудовать среди величайшего хаоса. Вот таких пионеров и разыскивал для всевозможных надобностей Свердлов. Он вспоминал, как уже сказано, ту или другую биографическую подробность, кто, когда, как себя держал, – делал отсюда заключение о пригодности или непригодности того или другого кандидата. Конечно, ошибок было очень много. Но удивительно, что их было не больше. А главное, удивительным кажется, как вообще можно было подойти к делу, стоя перед хаосом задач, хаосом трудностей и минимумом личных ресурсов. С принципиальной и политической стороны каждая задача представлялась гораздо яснее и доступнее, чем с организационной. Это наблюдается у нас и по сей день еще, вытекая из самой сущности переходного к социализму периода, – а тогда, на первых порах, это противоречие между ясно понятой целью и недостатком материальных и личных ресурсов сказывалось неизмеримо острее, чем ныне. Именно, когда дело доходило до практического решения, многие и многие из нас в затруднении покачивали головой… «Ну, а как вы, Яков Михайлович?» И Свердлов находил свое решение. Он считал, что «дело это вполне возможное», если послать группу хорошо подобранных большевиков, да направить их, как следует, да связать, с кем нужно, да проверить, да подкрепить. Чтобы иметь на этом пути успех, нужно было самому быть насквозь проникнутым уверенностью в том, что каждую задачу можно разрешить и каждую трудность преодолеть. Неистощимый запас делового оптимизма и составлял подоплеку свердловской работы. Это, разумеется, не значит, что каждая задача разрешалась таким путем на сто процентов. Хорошо, если она разрешалась на десять процентов. По тому времени это уже означало спасение, ибо обеспечивало завтрашний день. Но ведь в этом и состояла основная работа тех первых тягчайших годов: хоть кое-как прокормить, кое-как вооружить и обучить, кое-как поддержать транспорт, кое-как справиться с тифом, – но во что бы то ни стало обеспечить завтрашний день революции.
   Особенно ярко качества Свердлова обнаруживались в наиболее трудные моменты, например после июльских дней 1917 года, то есть белогвардейского разгрома нашей партии в Петрограде, и июльских дней 1918 года, то есть после левоэсеровского восстания. И в том и в другом случае приходилось восстанавливать организацию, возобновлять или вновь создавать связи, проверяя людей, прошедших через большое испытание. И в обоих случаях Свердлов был незаменим со своим революционным спокойствием, дальнозоркостью и находчивостью.
   В другом месте я уже рассказывал [3 - См.: Л. Д. Троцкий «О Ленине». ГИЗ, 1924 год. С. 117 и след. – Ред.], как Свердлов прибыл из Большого театра, со съезда Советов, в кабинет Владимира Ильича в самый «разгар» левоэсеровского восстания. «Ну что, – сказал он, здороваясь, с усмешкой, – придется нам, видно, снова от Совнаркома перейти к ревкому».
   Свердлов был как всегда. В такие дни познаются люди. Яков Михайлович был поистине несравненен: уверенный, мужественный, твердый, находчивый – лучший тип большевика. Ленин вполне узнал и оценил Свердлова именно в эти тяжкие месяцы. Сколько раз, бывало, Владимир Ильич звонил Свердлову, чтобы предложить принять ту или другую спешную меру и в большинстве случаев получает ответ: «Уже!» Это значило, что мера уже принята. Мы часто шутили на эту тему, говоря: «А у Свердлова, наверно, уже!»
   – А ведь мы были вначале против его введения в Центральный Комитет, – рассказывал как-то Ленин, – до какой степени недооценивали человека! На этот счет были изрядные споры, но снизу нас на Съезде поправили и оказались целиком правы…
   Несомненно, что блок с левыми эсерами, несмотря на то что о смешении партийных организаций не было, разумеется, и речи, отразился все же некоторой неопределенностью и на поведении партийных ячеек. Достаточно, например, сказать, что когда мы отправляли большую группу работников на Восточный фронт, одновременно с посылкой туда Муравьева в качестве командующего, то выборным секретарем этой группы в несколько десятков человек оказался левый эсер, несмотря на то что группа в большинстве своем состояла из большевиков. Внутри разных учреждений и ведомств отношения между большевиками и левыми эсерами отличались тем большей неопределенностью, чем больше было тогда в нашей собственной партии новых и случайных элементов. Уж один тот факт, что основным ядром восстания оказалась левоэсеровская организация внутри войск ЧК, достаточно ярко характеризует бесформенность взаимоотношений, недостаток бдительности и сплоченности со стороны партийцев, только недавно внедрившихся в свежий еще государственный аппарат. Спасительный перелом произошел здесь буквально в течение двух-трех дней. Когда в дни восстания одной правящей партии против другой все отношения стали под знак вопроса и внутри ведомств выжидательно закачались чиновники, – лучшие, наиболее преданные, боевые коммунистические элементы стали быстро находить друг друга внутри всяких учреждений, разрывая связи с левыми эсерами и противопоставляя себя им. На заводах и в воинских частях сплачивались коммунистические ячейки. Это был момент исключительной важности в развитии как партии, так и государства. Партийные элементы, распределявшиеся, отчасти рассеивавшиеся в бесформенных еще границах государственного аппарата и в значительной мере растворявшие партийные связи в ведомственных, тут, под ударами левоэсеровского восстания, сразу обнаружились, сомкнулись, сплотились. Всюду строились коммунистические ячейки, к которым переходило в эти дни фактическое руководство всей внутренней жизнью учреждений. Можно сказать, что именно в эти дни партия в массе своей впервые по-настоящему осознала, не только с политической, но и с организационной стороны, свою роль правящей организации, руководительницы пролетарского государства, партии пролетарской диктатуры. Этот процесс, который можно бы назвать первым организационным самоопределением партии внутри ею же созданного советского государственного аппарата, протекал под непосредственным руководством Свердлова – шла ли речь о фракции ВЦИК или о гараже военного комиссариата. Историк Октябрьской революции должен будет особо выделить и внимательно изучить этот критический момент в развитии взаимоотношений между партией и государством, наложивший свою печать на весь дальнейший период, вплоть до наших дней. Причем историк, который займется этим вопросом, обнаружит на этом многозначительном повороте крупнейшую роль Свердлова-организатора. К нему стекались все нити практических связей. Еще более критическими были дни, когда чехословаки угрожали Нижнему, а Ленин лежал с двумя эсеровскими пулями в теле. 1 сентября я получил в Свияжске шифрованную телеграмму от Свердлова: «Немедленно приезжайте, Ильич ранен, неизвестно, насколько опасно. Полное спокойствие. 31/VIII 1918 года. Свердлов». Я выехал немедленно в Москву. Настроение в партийных кругах в Москве было угрюмое, сумрачное, но неколебимое. Лучшим выражением этой неколебимости был Свердлов. Ответственность его работы и его роли в эти дни повысилась во много раз. В его нервной фигуре чувствовалось высшее напряжение. Но это нервное напряжение означало только повышенную бдительность, – с суетливостью, а тем более с растерянностью оно не имело ничего общего. В такие моменты Свердлов давал свою меру, полностью. Заключение врачей было обнадеживающим. Видеться с Лениным еще нельзя было: к нему никого не допускали. Задерживаться в Москве не было оснований. От Свердлова я получил вскоре по возвращении в Свияжск письмо от 8 сентября.
   «Дорогой Лев Давидович! Пользуюсь случаем написать пару строк, благо есть оказия. С Владимиром Ильичей дело обстоит хорошо. Через 3–4 дня смогу, вероятно, видеться с ним».
   Дальше следовали практические вопросы, воспроизводить которые здесь нет надобности.
   Ярко запомнилась поездка со Свердловым в Горки, где после ранения выздоравливал Владимир Ильич. Это было в ближайший мой приезд в Москву. Несмотря на ужасающе трудную обстановку того времени, крепко чувствовался перелом к лучшему. На решающем тогда Восточном фронте мы вернули Казань и Симбирск. Покушение на Ленина послужило для партии чрезвычайной политической встряской, партия почувствовала себя более бдительной, настороженной, готовой к отпору. Ленин быстро поправлялся и готовился вскоре вернуться к работе. Все это вместе порождало настроение крепости и уверенности в том, что если партия справилась до сих пор, то тем более справится в дальнейшем. В таком именно настроении ехали мы со Свердловым в Горки. По дороге Свердлов вводил меня во все, что произошло в Москве за время моего отсутствия. Память у него была превосходная, как у большинства людей с сильной творческой волей. Его рассказ заключал в себе всегда деловой костяк, необходимые организационные справки и попутные характеристики людей, – словом, был продолжением обычной свердловской работы. И под всем этим чувствовалась подоплека спокойной и в то же время поднимающей уверенности: «Справимся!».
   Свердлову приходилось много председательствовать в разных учреждениях и на разных заседаниях. Это был властный председатель. Не в том смысле, что он стеснял прения, одергивал ораторов и пр. Нет, наоборот, он не проявлял никакой придирчивости или формальной настойчивости. Властность его как председателя состояла в том, что он всегда знал, к чему, к какому практическому решению нужно привести собрание; понимал, кто, почему и как будет говорить; знал хорошо закулисную сторону дела, – а всякое большое и сложное дело имеет непременно свои кулисы, – умел своевременно выдвинуть тех ораторов, которые нужны; умел вовремя поставить на голоса предложение; знал, чего можно добиться, и умел добиваться, чего хотел. Эти качества его как председателя неразрывно связаны со всеми вообще свойствами его как практического вождя, с его живой, реалистической оценкой людей, с его неутомимой изобретательностью в области организационных и личных сочетаний.
   На бурных заседаниях он умел дать пошуметь и покричать, а затем в надлежащую минуту вмешивался, чтобы твердой рукой и металлическим голосом навести порядок.
   Свердлов был невысокого роста, очень худощавый, сухопарый, брюнет, с резкими чертами худого лица. Его сильный, пожалуй, даже могучий голос мог показаться не соответствующим физическому складу. В еще большей степени это можно бы, однако, сказать про его характер. Но таково могло быть впечатление лишь поначалу. А затем физический облик сливался с духовным, и эта невысокая, худощавая фигура, со спокойной, непреклонной волей и сильным, но не гибким голосом выступала как законченный образ.
   – Ничего, – говорил иногда Владимир Ильич в каком-либо затруднительном случае, – Свердлов скажет это им свердловским басом, и дело уладится… – В этих словах была любовная ирония.
   В первый пооктябрьский период враги называли коммунистов, как известно, «кожаными» – по одежде. Думаю, что во введении кожаной «формы» большую роль сыграл пример Свердлова. Сам он, во всяком случае, ходил в коже с ног до головы, то есть от сапог до кожаной фуражки. От него, как от центральной организационной фигуры, эта одежда, как-то отвечавшая характеру того времени, широко распространилась. Товарищи, знавшие Свердлова по подполью, помнят его другим. Но в моей памяти фигура Свердлова осталась в облачении черной кожаной брони – под ударами первых лет Гражданской войны.
   Мы заседали в Политбюро, когда Свердлову, лежавшему у себя на квартире в горячке, стало совсем плохо. Е.Д. Стасова, тогдашний секретарь ЦК, явилась во время заседания с квартиры Свердлова. На Стасовой лица не было. «Якову Михайловичу плохо… совсем плохо», – говорила она. И было достаточно одного взгляда на нее, чтобы понять, что дело безнадежно. Мы прервали заседание. Владимир Ильич отправился на квартиру к Свердлову, а я в комиссариат – готовиться к немедленному отъезду на фронт. Минут через пятнадцать ко мне позвонил по телефону Ленин и сказал тем особенным, глухим голосом, который означал высшее волнение: «Скончался». – «Скончался?» – «Скончался». Мы подержали еще некоторое время трубки, и каждый чувствовал молчание на другом конце телефона. Потом разъединились, так как прибавить было нечего. Яков Михайлович скончался. Свердлова не стало.
   ГИЗ, 1926 год.

Памяти Э.М. Склянского
(Речь в клубе Красных Директоров 11 сентября 1925 года)

   Я бы хотел представить вам нечто более законченное и вместе с тем нечто более достойное памяти Эфраима Марковича, который был для меня не только товарищем и сотрудником, но и близким другом. К сожалению, условия и обстоятельства работы не позволили мне еще не только собраться с документами, но и собраться с мыслями, так как настоящий вечер явился для меня неожиданным. Я попробую, однако, хотя бы и в недостаточно связных чертах, набросать образ борца, который так неожиданно, так трагически был вырван из наших рядов.
   Склянский был человеком исключительным. Это ясно видели и понимали все, кто работал с ним бок о бок. Это чувствовали и широкие советские круги. Это признавали и люди иного мира, представители другого класса. Собираясь сюда, на наш вечер воспоминаний, я получил неожиданно для себя письмо из Германии от неизвестного мне текстильного деятеля, который пишет мне по поводу смерти тов. Склянского, незадолго перед тем проезжавшего через Германию и остановившегося там недели на две-три для ознакомления с германской текстильной промышленностью. Так вот, этот совершенно незнакомый человек, некто доктор Гирш (доктор означает в данном случае не врач, а окончивший университет), пишет мне: «С великим сожалением я узнал о внезапной гибели господина доктора Эфраима Склянского, и я считаю моим человеческим долгом выразить вам по поводу этой тяжелой потери свое искреннее сочувствие. Я имел великую радость вступить с господином Склянским в сношения, которые облегчили ему достижение цели его путешествия, предпринятого для ознакомления в Германии со всеми новыми достижениями, которые были бы полезны для русской текстильной промышленности. И в течение недели нашей совместной работы мы проводили время не только в деловых разговорах при переездах и осмотрах, но также и в частных беседах о самых различных вопросах. Из этих бесед я убедился, что встретил одного из самых значительных людей, каких я только встречал на своем жизненном пути. Я могу поэтому понять, как велика та потеря, которую вы испытываете…» и пр.
   Таково письмо случайного лица, человека другой среды, другого склада, человека, которому Склянский не «товарищ», а «господин». Вот впечатление, которое получил наблюдательный немецкий мануфактурист, встретившись со Склянским, так сказать, на одном из жизненных перекрестков. Такова была эта человеческая фигура, что, поставленная на любую работу, на любой пост, в любые условия, она обнаруживала, как сказано в письме, свою исключительную значительность.
   Меня свела судьба со Склянским осенью 1917 года. Он был тогда молодым зауряд-врачом. Во врачи он вышел в 1916 году, в 5-ю царскую армию. Сведения о его более ранней жизни я получил только в последнее время от одного из близких покойному Эфраиму Марковичу лиц, так как в годы, проведенные в совместной работе, было не до того, чтобы посвящать друг друга в подробности своих биографий.
   Родился Эфраим Маркович в 1892 году. В нынешнем году, в августе, ему исполнилось 33 года – значит, он только подходил к полному расцвету своих жизненных сил. Он окончил гимназию в Житомире, идя все время первым. В университете учился в Киеве, принимал участие в революционной жизни студенчества. Был марксистом, с 1913 года определенно примкнул к большевикам. Во время войны стоял на большевистской позиции, был непримиримым противником оборонцев. В 5-й армии стал средоточием подлинно революционных элементов, наиболее видным большевиком, завоевал большое влияние, был, если не ошибаюсь, представителем армейского комитета на одном из питерских совещаний в 1917 году, – точно, впрочем, не могу сказать, был ли он делегирован от корпуса или от армии. На военном совещании, где он был одним из немногих большевиков, он обращал на себя внимание спокойной уверенностью, краткими репликами, саркастическими взглядами по адресу ораторов школы Керенского, которыми изобиловала тогда трибуна. Двадцатипятилетний Склянский был уже вполне законченный и зрелый революционер-большевик, который прекрасно разбирался и в общей политической обстановке, и в труднейших условиях фронтов того времени, когда на верхах большевики составляли небольшую кучку, а в низах стихийное большевистское настроение нарастало, но не находило еще политической оформленности. Уже дело ставилось в партии на рельсы подготовки будущего восстания, и со Склянским руководившие петроградские товарищи говорили как с одним из надежнейших организаторов восстания.
   Естественно, что после переворота Склянский попал из царской армии в революционную, – тогда была создана первая коллегия народного комиссариата по военным делам. После моего перехода на эту работу я с ним познакомился теснее и ближе, и могу сказать без тех преувеличений, которые допустимы в речах, посвященных памяти погибших товарищей и друзей, – могу сказать, что за все годы работы, встречаясь с ним с небольшими перерывами ежедневно, ведя с ним по телефону деловые разговоры по нескольку раз в день, чувствовал, что мое уважение и любовь к этому несравненному работнику росли изо дня в день. Это была превосходная человеческая машина, работавшая без отказа и без перебоев. Это был на редкость даровитый человек, организатор, собиратель, строитель, каких мало. Да, талантливость организатора широкого масштаба, связанная с деловой уверенностью, с выдержкой, со способностью отдавать свое внимание мелочам повседневной кропотливой работы, – это встречается не часто. Между тем именно это сочетание большого творческого размаха со способностью сосредоточения на мелочах, сочетание таланта с трудолюбием – это и создает настоящих строителей, и одним из лучших представителей этого типа в наших рядах был Э.М. Склянский.
   Можно подумать, что этот вчерашний юный студент сразу родился государственным человеком крупного масштаба. Оглядываясь назад и представляя себе всю обстановку того времени, приходится только дивиться всей упругости и гибкости человека, который со студенческой скамьи из провинциального украинского города попадает на фронт, а с фронта в народный комиссариат по военным делам, где, с одной стороны, заведовали стихийно распадавшейся и разлагающейся старой армией, а с другой – приступали к созданию новой. Тут, наверху, было большое количество старых спецов, в среде которых производилась работа тщательного отбора – привлечения одних, отстранения других. Вот эта-то работа с самого же начала была в огромной степени работой Эфраима Марковича. На работе строительства он сразу поднялся и сразу же сумел внушить к себе доверие и уважение своей деловитостью, своей проницательностью, своей твердой рукою, своим метким глазом. Я бы сказал, что у него был подлинно «хозяйский глаз»; конечно, не в старом, собственническом смысле, а в новом, социалистическом, – глаз делового, заботливого строителя, который со всех сторон охватывает порученную ему область хозяйства, взвешивает обстоятельства, расценивает людей, знает, кого куда поставить, а кого и отстранить. Организационная выдержка, понимание схемы организации и метода работы, умение оценить человека, понять, на что он способен, деловая твердость, всегда готовая отстранить непригодного работника, – таков Склянский. Эта твердость со стороны могла казаться иной раз жестокостью, но была только высшей деловитостью. Разве не таков дух пролетарской партии? Дело выше лица и лиц. Склянский, лично очень внимательный товарищ, умел всегда подниматься выше личных соображений, хотя бы и самых почтенных, умел быть суровым там, где этого требовало дело.
   Я никогда не видел Эфраима Марковича в смятении или растерянности; тем более не видел я его никогда в испуге или панике, а между тем за все годы Гражданской войны он был тем средоточием, где собирались прежде всего все сведения, донесения, рапорты о всех злоключениях и бедствиях на наших фронтах. А вы знаете, что таких злоключений было немало. Был период, когда казалось, что все рушится, рассыпается, что почва исчезает из-под ног. А Склянский непоколебимо сидел у телефона, принимал донесения, рапорты, сносился по прямому проводу, запрашивал, приказывал, проверял, верша свое для внешнего мира малозаметное, но огромное дело. В любое время дня или ночи (тогда ночь мало чем отличалась от дня) можно было позвонить по кремлевскому проводу: «Дайте Склянского», – и Склянский всегда своим осипшим от переутомления голосом давал последние справки о том, как обстоит дело на таком-то фронте, – кратко, деловито, точно. Сколько раз, когда мне приходилось бывать у него или у Владимира Ильича, – сколько раз при мне Владимир Ильич вызывал Склянского по телефону, чтобы узнать, что делается в Архангельске или на Западном фронте, под Вильной, или за Уралом, – и Склянский всегда с безошибочной точностью (у него была исключительная память!) давал последнюю информацию, называя числа и даты, потери или трофеи, – а было время, когда одно перемежалось с другим. Он всегда стоял в самом средоточии той партийно-советской машины, которая строила нашу армию, которая подправляла ее после потерь, которая правильностью своей работы обеспечивала ее устойчивость и победы. История это так и запишет за ним.
   Я перебирал сегодня, вернее, бегло перелистывал в течение десяти-пятнадцати минут тетради, в которых переписаны записки Владимира Ильича к Склянскому и записки Склянского Владимиру Ильичу (оригиналы этих записок сданы в Ленинский институт). Дух той эпохи живет в этих беглых случайных записках. Происхождение их в общем таково: на заседании СТО или на заседании ЦК партии, куда вызывался Склянский, Владимир Ильич посылал ему записку в две-три строчки, которая, резюмируя самую сущность положения данного момента, требовала того или иного ответа. И часто на той же самой бумажке Склянский отвечал и опять получал от Владимира Ильича какой-нибудь дополнительный запрос. Сами по себе эти записки ярко отражают природу их отношений. Я беру наугад одну или две из этих записок, – они все одинаково характерны в своей яркости и простоте. Вот, например, записка от 24 апреля 1919 года. Ленин пишет Склянскому: «Надо сегодня дать за вашей и моей подписью свирепую телеграмму и главштабу и начзапу, что они обязуются развить максимальную энергию и быстроту во взятии Вильны». Ответа нет, очевидно, он был написан на другой бумажке, которая затерялась. Насчет бумажек, как и насчет всего прочего, Владимир Ильич был очень экономен, бумажку вырезывал в квадратный вершок, писал на ней мельчайшими буквами, оставляя место для ответа, а потом еще и свободный уголок заполнит новым вопросом. Вот другая записка Ленина Склянскому от 26 апреля: «Надо вам: 1) дать сегодня телеграммы об экстренных мерах помощи Чистополю в Реввоенсовет Востфронта и 6-ю армию; 2) самому поговорить сегодня по прямому проводу с Востфронтом» (написано рукой тов. Ленина). «Лучше, если вы сейчас напишете телеграмму “такому-то”» (написано рукой тов. Склянского). «Говорили с Рудзутаком?» (написано рукой тов. Ленина).
   Вот еще одна очень характерная переписка. Повод ее таков: в Черном море к нашему берегу подходил близко иностранный миноносец без спроса и разрешения, потом ушел. Он не был нами обстрелян, возможно потому, что наши береговые пушки не были достаточно сильны, а возможно, что не решились или прозевали. Владимир Ильич написал на бумажке Склянскому: «Почему мы не обстреляли миноносец?» Ответ Склянского: «Вне сферы нашей досягаемости». Записка Владимира Ильича: «Надо по телеграфу передать такому-то и велеть подтянуть сугубо» (слово «сугубо» подчеркнуто). Что это значит? Склянский пишет на основании доклада из Одессы: «Вне сферы нашей досягаемости». А Владимир Ильич не весьма доверяет этому докладу, думает: знаем мы вашу недосягаемость, наверное, прозевали, отсюда приписка: «подтянуть сугубо». Таких записок немало. Это – осколки деловых повседневных связей и переговоров. Есть целый ряд телеграмм, написанных рукой Склянского на фронт и надписанных рукой Владимира Ильича. Это значит, что когда нужно было на фронте где-нибудь нажать или, наоборот, воодушевить, или о чем-нибудь важном сообщить, или, наоборот, потребовать объяснения, то Владимир Ильич звонил Склянскому или, наоборот, Склянский звонил Владимиру Ильичу, составлял телеграмму, Владимир Ильич поправлял и подписывал, и телеграмма свое действие на месте производила безошибочно. Такое постоянное и тесное сотрудничество между Владимиром Ильичом и Склянским само по себе уже бросает свет на фигуру Эфраима Марковича. Не раз, а много раз приходилось по разным поводам слышать от Владимира Ильича восторженный отзыв о Склянском: «Прекрасный работник!» Это он говорил о нем особенно в те трудные времена, когда Склянский находился в самой сердцевине военно-административного аппарата. Свои впечатления от работы Склянского, от энергии его, неутомимости, находчивости и четкости, от его деловой правдивости Владимир Ильич выражал двумя словами: «Прекрасный работник!» И этот отзыв переймет история.
   В последний период своей работы – на хозяйстве – Эфраим Маркович оставался тем же, каким был в годы Гражданской войны. Он внес в область своей новой работы те же качества проницательности, воли, дисциплины, трудового энтузиазма, огромный организаторский талант, беспредельную преданность партии и рабочему классу – и все это с еще более высоким коэффициентом накопленного опыта и выросшей творческой личности.
   Он выражал мне как-то сожаление, что ему не удалось начать работу в области хозяйственной с поста красного директора, что он сразу попал председателем треста, не имея того предварительного опыта, который мог бы получить непосредственно на фабрике. Но он старался докопаться в новом деле до дна. Он возглавил трест «Моссукно» в тот период, когда торговые операции стояли, до известной степени, над производственными, когда все увлекались вопросами сбыта и оборота и еще почти не подходили к вопросам более правильной, более рациональной постановки самого производства. После назначения его председателем треста я нередко разговаривал с ним, преимущественно по телефону, о промышленных делах, – и на все вопросы получал, как всегда, краткие и яркие ответы, характеризующие ту или другую сторону дела, – и на этих ответах я лично многому учился.
   Склянский был у меня в последний раз накануне своего отъезда в Америку, и мы провели с ним в беседе, должно быть, часа три. В нем все дышало жаждой увидеть и услышать зарубежный мир, – в сущности, он совершал свое первое путешествие за границу, – и я был глубоко уверен, что этот человек вернется из путешествия более обогащенным внутренне, чем всякий другой, что он сумеет там увидеть то, что нужно увидеть, научится тому, чему нужно научиться, принесет нам то, что нам нужно, чтобы усилить нас в области хозяйства и культуры. Но не сбылось. Переплыв океан, он утонул в озере. Выйдя невредимым из Октябрьской революции, он погиб на мирной прогулке. Такова предательская игра судьбы. И вот мы в трауре склоняемся перед памятью его…
   Не потому только мы его высоко ценим, что он был наш, нет, не только поэтому. Его высоко ставили и люди другого лагеря. Не заботясь о том, он всегда показывал свой настоящий рост и тем, для которых он был чужим, для которых он был врагом. Тем более он дорог нам. Тем тяжелее утрата. Тем острее скорбь.
   Поправить нельзя. Жизнь разрушена. Но тем сильнее хочется закрепить в памяти старшего поколения и в сознании младшего, хочется сохранить для будущих поколений этот прекрасный молодой героический образ столь богато одаренного борца. Говоря ему с болью и скорбью «прости, Эфраим Маркович», хочется вместе с тем с благодарностью прибавить: он был среди нас, он был наш, он работал с нами, боролся за то дело, которое объединяет всех нас, он – наш товарищ и друг – Эфраим Маркович Склянский.
   «Правда» №217
   23 сентября 1925 года

Николай II
(Юбилей позора нашего: 1613 –1913 г г.)

   Известный ныне умеренно-либеральный монархист Петр фон Струве непочтительно называл Николая в 1904 году «августейшим штемпелем», который-де любым министром прикладывается к бумаге. Эта оценка была, однако, неверной. Николай Романов не только штемпель. Он сам – несмотря на все свое ничтожество – играет очень большую роль во всех событиях своего царствования. Борясь за подчинение себе царя, министры, шептуны и временщики вынуждены не только льстить ему на словах, прославляя его боговдохновенную мудрость, но и подлаживаться под него на деле, цепляться за его симпатии, раздувать его капризы, угождать его предрассудкам, – и, таким образом, в конце концов именно он сам, Николай II, со своими взглядами и вкусами, оказывается в центре всей государственной машины, всех ее преступлений и злодеяний. И та личная ненависть, какую питают к Николаю сознательные рабочие, да и все мыслящие и честные граждане, в полной мере заслужена этим коронованным уродом.
   Вконец обделенный природой, вырожденец по всем признакам, со слабым, точно коптящая лампа, умом, со слабой волей, Николай был воспитан в атмосфере казарменно-конюшенной мудрости и семейно-крепостнического благочестия своего родителя, крутого и тупого Александра III. Что такое свободная мысль человеческая и высшие человеческие страсти, что такое идеалы человеческие – этого он, разумеется, не мог никогда узнать своим немощно бескровным мозгом – да еще в окружающей его непроницаемо подлой обстановке векового лицемерия, искательства и раболепия. Он видел изо дня в день отражение своей жалкой физиономии только в полированно-льстивых лицах придворных карьеристов и приживалов – и они изо дня в день пропитывали его худосочный мозг тем убеждением, что он, Николай Романов, является сосудом божественной благодати, которую он и должен изливать на них и на их присных в форме золотого дождя.
   Образ мыслей Николая складывался в 80-х и начале 90-х годов, в эпоху мировой реакции и тупой неподвижности, – и в его сознании Россия навсегда запечатлелась как покорное и молчаливое царство под спасительной подковой Александра III. Интересы династии, царя, наследника, великих князей, княгинь и княжон; хищные аппетиты золоченой придворной черни; своевластие министров, по-собачьи раболепных перед царем; ненасытность титулованных крепостников; акулья пасть Священного синода – в этой обстановке, среди этих условий и влияний, сложился нынешний властитель России, и мудрено ли, если вся эта, от отца, деда и прадедов унаследованная обстановка казалась и кажется ему таким же естественным, природным, «божеским», неизменным установлением, как солнечный свет и зимний холод?
   «Не ждите земли: слушайтесь ваших предводителей дворянства», – строго сказал Николай крестьянам во время коронования, повторяя слова отца своего. «Будьте спокойны: я не забуду ваших нужд», – сказал он тогда же дворянам.
   Новые потребности жизни, пробуждение народа, развитие революционного движения – все это поворачивалось к нему не только своей враждебной, но и своей непонятной, темной, «дьявольской» стороной. В маленькой, сырой и темной каморке своего миропонимания он не мог найти ничего для объяснения этих новых таинственных фактов, кроме церковных суеверий. Науки, книги – совершенно чуждая и враждебная ему область. Его прирожденная духовная трусость находит для себя единственный выход – в суеверии, в самых нелепых и непристойных формах его: колдовстве, гаданиях, заклинаниях, которые роднят Николая с каким-нибудь степным бурятом.
   И трусость царя, и его суеверия неотменно эксплуатировались окружающими его придворными кружками, этими истинными разбойничьими шайками, во главе которых стоят матерые атаманы. Без понимания событий, запуганный ими и озлобленный, Николай беспомощно и злобно барахтается со дня своего воцарения в водовороте интриг, разрывает одну паутину, чтобы тотчас же попасть в другую, освобождается от влияния одного прохвоста, чтоб попасть под влияние другого, еще большего. Он хочет одного: охранения самодержавного идиотизма, общественной и государственной неподвижности. И он ищет людей и средств, которые дали бы ему возможность преодолеть козни и чары исторического процесса. Победоносцев, князь Мещерский, Цеве, князь Сергий, мощи Серафима Саровского, Зубатов, чудодей Филипп, Азеф, молебны и расстрелы, Столыпин и Распутин, спиритизм и провокация – он за все хватается, то поочередно, то одновременно, чтоб приостановить колесо развития.
   Но оно не останавливается. Романов озлобляется – и то подлое и порочное, что лежит в основе его натуры, все бесстыднее выступает наружу. Тупая апатия все чаще сменяется в нем припадками эпилептической злобы. Он быстро привыкает к веревке, свинцу, кандалам, крови – и чтение отчетов о погромах, заточениях, расстрелах доставляет ему сладострастное удовлетворение.
   В Николае II, как не раз уже указывалось, есть много черт, роднящих его с полоумным Павлом, у которого рассудок заменялся сумасбродством, а чувства – полуживотными капризами. Но Павел куролесил в конце XVIII – начале XIX столетия у себя в Петербурге, отрезанный от населения всей страны. Он был страшен главным образом для придворных, для столичных чиновников, для гвардейских полков. Николай II получил власть над новой Россией, связанной воедино железными дорогами, телеграфом, централизованной бюрократией, широким внутренним рынком, единством капиталистических интересов.
   Павел был испуган далекой и непонятной ему Великой французской революцией, но в собственной-то вотчине у него тогда было все спокойно. А Николай с первых же лет своего царствования оказался перед революционным движением в самой России, на всем ее протяжении. Если дикие сумасбродства Павла носили преимущественно дворцовый характер, то уродливая личность Николая II определяла и еще определяет формы всей государственной политики, усугубляя ее подлый святошески-разбойничий, церковно-погромный характер.
   В 1894 году Николай II вступил на престол, ознаменовав в 1896 году свое коронование ужасающей ходынской катастрофой. Праздничное поле, покрытое пятью тысячами трупов, – московская Ходынка – стала как бы кровавым предвещанием для всего этого кошмарного царствования.
   Уже в 1895 году, когда во время стачки в Ярославле было убито 13 рабочих солдатами Фанагорийского полка, царь во всеобщее сведение написал на докладе министра: «Весьма доволен поведением войск во время фабричных беспорядков». И молодой, едва оперившийся самодержец, послал «сердечное спасибо молодцам-фанагорийцам». А в числе жертв фанагорийского молодечества были одна женщина и один ребенок! Преступно-дрянная натуришка коронованного Митрофана без остатка проявилась в этом вызывающем «спасибо», которое послужило сигналом к бесчисленным дальнейшим кровопролитиям.

   В 1897 году было в Домброве убито 8 рабочих.
   В 1899 году много убитых и раненых в Риге.
   В 1901 году 6 убито и 8 ранено на Обуховском заводе в Петербурге.
   В марте 1902 года в Полтавской и Харьковской губерниях войско стреляло в крестьян, были убитые и раненые.
   В ноябре 1902 года казаки убили 6 рабочих и ранили 12 в Ростове.
   В ноябре 1902 года убито казаками 5 человек и ранено 17 во время рабочей сходки на станции Тихорецкой.
   В марте 1903 года убито в Златоусте 69 рабочих, ранено 100. И так дальше – все чаще и чаще: каждый местный сатрап уяснил себе, что легчайший и кратчайший путь к царским милостям лежит через кровь и трупы действительных или мнимых «бунтовщиков». А Николай II начиная с 1904 года и до сего дня никогда не упускал случая открыто проявить свою трусливо-кровожадную ненависть к народной массе, когда она хоть слегка приподнимет голову.

   В 1902 году, когда харьковский губернатор Оболенский перепорол волновавшихся харьковских крестьян, Николай II не только пожаловал Оболенскому орден, но и переслал ему через Плеве свой царский поцелуй. Представителям корпуса жандармов Николай сказал в том же 1902 году: «Надеюсь, что связь, установившаяся сегодня между мною и корпусом жандармов, будет крепнуть с каждым днем». Корпус жандармов – ведь это его главная военная сила, его опора и надежда, его передовой отряд в борьбе с собственным народом! Аресты, ссылки, сечение розгами, избиения плетью, пытки, виселицы, расстрелы по суду и без суда – вот та нравственная атмосфера, в которой вольнее всего дышит своими жабрами русский царь. Злость, животная мстительность в нем скоро вырастают в ненасытную кровожадность, и эта дрянная фигура из мусорного ящика человечества становится единственной в своем роде по злодейству и преступности.
   В первый же год Николаевского царствования было закрыто 6 изданий и отказано в разрешении 86 изданиям. Ненависть к мысли человеческой, ко всему, на чем лежит печать Духа Святого, осталась вдохновляющей идеей царя, который через свой Синод отлучил Льва Толстого от Церкви. В этой ненависти соединился страх царя за колеблемый со всех сторон трон – с завистью обделенного природой человека. Недовольных студентов Николай приказал в 1899 году сдавать в солдаты, а демонстрантов-рабочих стали, с его поощрения, сечь. Он не раз мечтал о превращении университетов в казармы, а фабрик – в арестантские роты и со скрежетом зубовным наталкивался на препятствия.
   Николай не остановился перед клятвопреступлением, перед нарушением своей собственной и своих предков торжественной присяги, чтобы обрушить бичи и скорпионы самодержавной власти и на культурный и спокойный финляндский народ.
   Доведя, при помощи Бобриковых, финляндцев до восстания, Николай в ноябре 1905 года трусливо и воровато отступил, дав обещание восстановить автономию Финляндии. Но как только улеглись волны революционного прибоя, августейший клятвопреступник снова возобновил свою работу по разгрому финляндской свободы и независимости.
   Руководимый Победоносцевым, Николай проявлял всегда живейший интерес к преследованиям раскольников и сектантов. Высылки «упорствующих» сектантов, захват их имущества, разлучение жен с мужьями и родителей с детьми – эти меры всегда находили надежнейшую опору в коронованном главе православно-церковного насилия и барышничества.
   В 1898 года Николай II обращается к великим державам с предложением сообща обсудить меры к ограничению вооружений и предотвращению войн. Ни один разумный человек во всем мире не придавал этому лицемерному призыву царя сколько-нибудь серьезного значения. Хищные замыслы царизма на Ближнем и особенно на Дальнем Востоке всем были известны. Это не помешало, конечно, продажным газетам, как «Новое Время», петь хвалу любвеобильному «молодому монарху», а казенные историки уже начертали на августейшем челе его слово «миротворец».
   За несколько дней до начала Русско-японской войны Николай заявил всему миру: «Войны не будет. Я хочу, чтоб царствование мое было эрой мира до конца!»
   Это торжественное заявление оказалось столь же лживым, как и многие другие. Разразилась Русско-японская война, одна из самых кровопролитных в истории, – и главная тяжесть ответственности за нее падает на самого царя. В то время как официальная царская дип ломатия, пугаясь жалкого состояния царской армии, стремилась устоять на дороге мира, за ее спиною, но под неизменным покровительством царя, орудовали отъявленные авантюристы: Абаза, Безобразов и Алексеев, которые сознательно гнули к войне. В своей тайной телеграмме от 26 января 1904 года Николай разрешил Алексееву атаковать японцев, «не дожидаясь первого выстрела с их стороны». «Надеюсь на вас, – телеграфировал Николай. – Помоги вам Бог!» Одним из последних толчков к этой позорнейшей и преступнейшей во всей новой истории войне послужила забота о лесных захватах в Корее, где пайщиками лесной концессии на Ялу выступали вороватые великие князья и сам царь, внесший в дело несколько своих миллионов, в расчете на неисчислимые барыши… Злополучный «миротворец» не предвидел, конечно, что страшная река крови хлынет от этой лесной концессии с Востока на Запад и что он сам едва не захлебнется в этой крови…
//-- * * * --//
   Но нет сомнения: все преступления этого царствования и этого царя – и даже ужасающая Русско-японская война с ее сотнями тысяч жертв – меркнут и бледнеют перед потрясающим злодеянием 9 января. Здесь все события сосредоточились вокруг личности царя: к нему шли стотысячные массы со своими нуждами и требованиями, от него ждали помощи, в него верили. Никогда еще в такой поразительно яркой, ничем не затемненной форме не сталкивались лицом к лицу эти две силы: царь и народ. И никогда еще, может быть, во всей мировой истории царь не отвечал с такой бесстыдно-кровожадной откровенностью на просьбы «своего» народа.
   Массовая пальба по безоружным и мирно настроенным рабочим людям, которые стремились со всех концов столицы к Зимнему дворцу – иные с царскими портретами и церковными хоругвями, – и это в то самое время, когда братья и сыновья этих людей гибли десятками тысяч на Дальнем Востоке, – можно ли представить себе более адское преступление? И мыслим ли более сокрушительный удар по идее «народного монарха»? Рабочий Петербург 9 января не увидел царя живьем, как наивно надеялся, но нравственный облик коронованной гадины обнажился в тот день перед всей Россией. О подлых царских пометках на докладах, об его закулисном натравливании полицейских шаек на народ знали десятки или сотни тысяч. О Кровавом воскресенье 9 января заговорила вся страна. Этот день вошел в историю нашей родины кровавым водоразделом между старой и новой Россией.
   Вместе с тем 9 января стало днем несомненного перелома в личном поведении царя. До 9 января он все же налагал на себя еще некоторые ограничения, и его фигура прирожденного преступника оставалась до известной степени в тени, заслоняемая дородными телами его временщиков, льстецов и подручных. После 9 января в правительственных сферах совершается процесс быстрого разложения: с одной стороны, выделяется партия политических фальшивомонетчиков, вроде графа Витте, которые стремятся обмануть народ подделкой реформ, с другой – вокруг царя объединяется банда кровопускателей, в которую входят сиятельные и превосходительные громилы, башибузуки в синодских клобуках и наемные патриотические горланы, вроде Дубровина, Пуришкевича и Маркова, с их шайками уголовно-монархических пропойц. Царь становится признанным и открытым покровителем этой разномастной, но одинаково преступной сволочи. Это – его единомышленники, его соратники, его духовные братья. Он собственноручно набивает их карманы золотом из десятимиллионного тайного фонда; он принимает их у себя, шлет им благодарственные и иные телеграммы, дарит им свои портреты и публично лобызается с ними. Это – его партия, это – подлинный, романовский «народ».
   Среди этой братии Николай сбрасывает с себя последние покровы благопристойности. Он разнуздывает громил своим покровительством, а они в свою очередь толкают его все глубже в кровь и в грязь. Николай усваивает себе окончательно все приемы и черты отъявленного отщепенца, для которого не существует ни интересов общества, ни нравственных устоев, ни общественного мнения, ни правил приличия – и эти черты преступного бродяги принимают у него чудовищные размеры, ибо его хилые плечи покрыты горностаевой мантией всемогущества и неприкосновенности.
   Сам «инородец» с головы до пят, без единой капли русской крови в жилах, Николай пропитывается, однако, «истинно русской», победоносцевски-дубровинской ненавистью к инородцам, в лице которых для него соединяется все, что колеблет его трон или смущает его покой. Поход на Финляндию, грабеж армянских церквей, преследования поляков – все это внушалось им самим, Николаем. Но на первом месте в его личной политике бесспорно стоит полоумная, не знающая предела ненависть к евреям.
   Когда Драчевский, назначенный в свое время ростовским градоначальником, представляясь царю, высказал свое сожаление по поводу слишком большого числа жертв ростовского погрома, царь спросил: «А сколько же убито?» – «Сорок человек», – ответил Драчевский. «Только-то! – воскликнул разочарованный царь. – Я думал, гораздо больше».
   Когда Лопухин осенью 1905 года открыл в департаменте полиции погромную типографию и Витте, бывший тогда председателем Совета министров, доложил об этой находке царю, Николай собственноручно написал на докладе: «Прошу вас не вмешиваться в дела министра внутренних дел, который имеет у меня личный доклад». Этими словами Николай хотел прямо показать, что делами о погромных типографиях и о других погромных делах он заведует сам непосредственно, что это его заповедное ведомство. И Николай, действительно, становится не только покровителем, но и всероссийским зачинщиком самых ужасающих выступлений погромной контрреволюции. Нити чернобоевой организации соединяются в Царском Селе и Петергофе, и погромное «действо» везде разыгрывается по одному и тому же общему плану.
   В назначенный для погрома день – молебствие в соборе. Затем патриотическое шествие, руководимое полицией, – с царским портретом во главе. Оркестр военной музыки непрерывно играет «Боже, царя храни!» – боевой гимн погромов. К звукам гимна скоро присоединяется звон разбитых стекол и крики первых жертв. Охраняемая спереди и с тылу солдатскими патрулями, с казачьей сотней для погромных разведок, с полицейскими в качестве вдохновителей, носится банда по городу в кроваво-пьяном угаре. «Боже, царя храни!» Под звуки гимна выбрасывают старуху из окна третьего этажа, разбивают стул о голову грудного младенца, насилуют девочку на глазах толпы, вбивают гвозди в живое тело. «Боже, царя храни!»… Об одной из бесчисленных погромных процессий сенатор Турау докладывал, что «впереди несли трехцветное знамя, за ним – портрет государя, а непосредственно за портретом – серебряное блюдо и мешок с награбленным». Этот портрет Николая II – меж знаменем монархии и мешком с награбленным – представляет собою наилучший «герб» династии, нынешний представитель которой является верховным командиром той полуправительственной погромно-разбойничьей «истинно русской» каморры, которая, переплетаясь с официальной бюрократией и объединяя на местах более ста крупных администраторов, руководила массовыми убийствами во славу монархии.
   Никакие разоблачения в этой области не останавливали Николая и не способны были побудить его хотя бы к некоторой внешней осторожности. Николай подбирает себе – в рамках общего бюрократического аппарата – своих собственных излюбленных администраторов, вроде Думбадзе и Толмачева, он открыто науськивает их на своих собственных министров, если те, на его вкус, недостаточно энергичны в проведении монархо-погромной политики, он укрывает заведомых убийц от глаз его же именем заседающего суда, он отдает Дубровина на сбережение своему другу – Думбадзе, он неизменно милует погромщиков и черносотенных убийц, когда его собственный суд приговаривает их к каторге, наконец, он – сознательно издеваясь над общественным мнением страны – жалует своему другу Пуришкевичу, покрытому плевками общественного презрения, чин статского генерала…
   Поразительное по бесстыдной подлости преследование ни в чем не повинного киевского еврея Бейлиса (по делу об убийстве Ющинского) ведется главным образом в угоду царю: как сообщают из хорошо осведомленных источников, сам царь хочет во что бы то ни стало найти подтверждение дьявольской лжи об употреблении евреями христианской крови, – и все министерство юстиции приведено было в движение для учинения чудовищного подлога.
//-- * * * --//
   Кроме 9 января есть еще одна историческая дата, которая каленым железом выжжена на лбу Николая II, – это 3 июня.
   Если в акте 9 января 1905 года раскрывается перед нами слепая животная ненависть к народу, то в государственном перевороте 3 июня 1907 года полнее всего раскрываются лживость и вероломство царя, для которого все: и законы, и учреждения, и собственные манифесты, и обещания, и «Божья воля» – только различные орудия для устрашения, успокоения, обмана или отвлечения народа, – во имя единственной, все освящающей цели: упрочения трона и сохранения самодержавного произвола.
   18 февраля 1905 года утром царь издает погромно-победоносцевский манифест, призывающий всех «истинно русских» сплотиться у подножия самодержавного трона. А в полдень того же дня испуганный страхом своих собственных министров, за спиною которых был сфабрикован этот манифест, царь издает рескрипт, в котором обещает созыв народных представителей. Эта вероломная двойственность проходит далее через все его действия. Он создает комиссию для выработки положения о Думе, принимает либеральную земскую депутацию, а в то же время через Трепова руководит сплочением черных сотен. После октябрьской стачки он вручает видимость власти перекрасившемуся в либералы графу Витте, который нужен царю для заключения займа, – а в то же время вместе с мясником Дурново Николай готовит декабрьский разгром, карательные экспедиции и массовые расстрелы.
   В эпоху I Думы он ведет с Муромцевым и Милюковым переговоры относительно образования кадетского министерства, а в то же самое время он вместе со Столыпиным и дубровинцами подготовляет разгон Думы.
   Нащупывая почву, царь собирает II Думу, потом, решившись на новое клятвопреступление и на государственный переворот, уничтожает ее; заодно он уничтожает им же объявленный неприкосновенным виттевский избирательный закон, вконец обворовывает и без того жалкие избирательные права народа и создает таким образом возможность появления на свет Божий постыдной и бесстыжей III Думы.
   Против социал-демократической фракции II Думы выдвигается одновременно наскоро слаженное охраной обвинение в подготовке вооруженного восстания, и свыше 30 представителей революционного пролетариата отправляются царским судом в каторгу и на поселение.
   Подлое дело 3 июня сделано. Главные участники предприятия: провокатор Бродский, охранник Герасимов, временщик Столыпин и самодержец Николай Романов.
   Его «августейшим» именем и при его участии проведен подлог и переворот 3 июня с начала до конца. И в деле этом Николай снова показал всем свое лицо: он не знает ни политических принципов, ни моральных обязательств, он не знает, что такое голос совести, – куда до всего этого ему, скорбному главою и душою! – он одинаково готов подкупать и убивать, клясться и обманывать, только бы удержать на своем черепе корону – великую трехсотлетнюю романовскую корону, к охране которой приставлены, с одной стороны, сам «Господь Бог», а с другой – Евно Азеф.
   Тупой и запуганный, ничтожный по духу, но всесильный по власти, весь в сетях предрассудков, достойных эскимоса, с кровью, отравленной всеми пороками ряда царственных поколений, Николай Романов собственными ногами топчет тупую либеральную сказку о монархе, стоящем «вне партий»… Трудно представить себе более разнузданное издевательство над монархией «Божьей милостью», как поведение этого субъекта, которого любой суд любой культурной страны должен был бы приговорить к пожизненным каторжным работам, если бы только признал его вменяемым. И вот он, этот неприкосновенно-безответственный друг Дубровина и духовный сын «старца» Распутина, выступает как носитель славы и чести якобы «трехсотлетней» династии.
   Да почему бы и нет: все преступления, все зло и бесчестие, которые порождались и накоплялись длинным рядом его действительных или мнимых предков, находит себе в Николае Романове свое естественное завершение.
   Юбилейные торжества должны с новой силой ударить по совести и чести каждого гражданина России, и прежде всего каждого мыслящего рабочего: еще жива романовская монархия, еще не очищена земля Русская от этого позора!
   Царь ходынский, мукденский и цусимский, царь 9 января и 3 июня, царь виселиц, погромов и карательных экспедиций, этот «благочестивейший» и «самодержавнейший» сохранил еще почти всю полноту своей власти над страной. И сотни свежих рабочих могил на далекой Лене свидетел ьствуют, что еще не закончена летопись его кровавых деяний.
   Клич «Долой Николая!», «Долой Романовых!», «Долой монархию!», «Да здравствует демократическая республика!» – будет единодушным ответом пролетариата и демократии на патриотически-юбилейные завывания черной своры, терзающей Россию.
   Л. Троцкий. «Благочестивейший, самодержавнейший».
   Изд. «Правда». Вена, 1912 год

Господин Петр Струве [4 - Статья написана за восемь лет до вступления Л. Троцкого в ВКП (б) в июле 1917 года, и на момент ее публикации бывшего ярым антимарксистом.]
(Попытка объяснения)

   После того как Струве бросил свою «асемитическую» петарду, прошло уже довольно много времени. Сперва ахнули – больше, впрочем, из приличия. Затем лениво пожевали челюстями полемики и, наконец, проглотили. Обыватель, полумистическое существо, ради которого одни журналисты бросают свои петарды, а другие изумленно ахают, решил попросту принять к сведению, что Струве – «асемит»… что-то вроде антисемита, впрочем, в высшем идеологическом смысле, так сказать, самого лучшего качества. Но и после этого пассажа Струве остается несколько, правда, неопределенной, однако же в высшей степени почтенной фигурой: марксист-интернационалист – либерал-идеалист – «государственный» консерватор – националист – славянофил – империалист – «асемит»… Титул немножко длинный. Но это объясняется тем, что его носитель никогда не знал открытого, прямого разрыва со старыми взглядами: он только непрерывно и неутомимо накоплял новые. Известно, что длинные титулы вообще образуются путем исторического «накопления».
   В субъективном сознании, если оно очень счастливо устроено, все может уживаться со всем. Не то в политической практике. Здесь Струве на протяжении ряда лет ведет с собой непрерывную и неутомимую борьбу: сегодня – со своим завтрашним, завтра – со своим вчерашним днем. Куда бы он ни направлял свою рапиру, направо или налево, он за бумажной занавесью полемической арены, как Гамлет Полония, поражает… самого себя. И не только марксист сражается в нем с идеалистом – это было бы только в порядке вещей, – но и либерал смертельно поражает в нем либерала.
   В июне 1903 года, после грандиозной избирательной победы германской социал-демократии, ссылаясь на судьбу «выродившегося» и «убившего себя» немецкого либерализма, который «предал и предает интересы свободы и демократии», Струве делает решительный вывод по отношению к России: «Русскому либерализму не поздно еще, – заклинает он, – занять правильную политическую позицию – не против социальной демократии, а рядом и в союзе с ней» («Освобождение» № 25). А после 17 октября 1905 года он в главную вину кадетской партии поставил ее пагубное устремление налево, которое он сам рекомендовал, вместо спасительного равнения направо, от которого он предостерегал. С тех пор никто с такой настойчивостью, как Струве, не толкал нашу либеральную оппозицию на путь немецкого либерализма, который «предал и предает интересы свободы и демократии».
   Мы не собираемся составлять каталог противоречий Струве: задача была бы слишком легкой, а каталог вышел бы слишком длинным. Но мы не можем не привести здесь еще одного примера, благо, он бросает сноп света на инцидент последних недель.
   По свежим следам кишиневского погрома Струве сурово обличал сионизм, «воспитывающий идею еврейской национальности и даже государственности и тем недомысленно идущий навстречу “подлому антисемитизму”» («Освобождение» № 22). Опираясь на тот факт, что еврейская культура растворяется в культуре других наций, он заявлял, что ему вообще «непонятна идея еврейской национальности» («Освобождение» № 28). Позже, в период реакции, он нашел эту национальность – методом от обратного. Где оказался бессилен культурно-исторический анализ, там на выручку пришли стихийные «отталкивания». Износивши не Бог весть сколько пар башмаков со времени кишиневского погрома, наш идеалист ныне идет навстречу «подлому антисемитизму» как естественному выражению своего собственного «национального лица».
   По поводу этого последнего обогащения политической физиономии г-на Струве не только забавно, но и поучительно вспомнить один забытый эпизод.
   В № 9886 «Нового времени» (1903 год) г-н Виктор Буренин писал не более, не менее как следующее: «Г-н Петр Струве, как показывает его фамилия, принадлежит к разряду инородцев, охотно позорящих Россию и ненавидящих ее». Инородчества своего Струве отрицать не стал, а, сославшись на «Энциклопедический словарь» Брокгауза, чистосердечно покаялся в своем происхождении от «гольштинских выходцев». Если принять в соображение, что Струве состоит теперь проповедником неопанславизма, то есть особой системы национально-племенных «притягиваний» и «отталкиваний» – отталкиваний прежде всего от германизма, то сами собою станут напрашиваться соблазнительные вопросы: в какой именно степени из-под действия законов расовых отталкиваний освобождаются гольштинские выходцы? – или иначе: в каком именно поколении гольштинские выходцы превращаются в «…немцев по происхождению, но православных славян по духу», как язвительно писал тот же Струве по адресу Плеве («Освобождение» № 28).
   Всю политико-писательскую биографию Струве можно бы расчленить на ряд таких эпизодов, под комической оболочкой которых скрывается (по-видимому?) ряд личных трагедий. И каждой из этих идейных трагедий, казалось бы, достаточно, чтобы довести политика и писателя до морального банкротства и отчаяния. Но пред нами психологическое чудо: из всех своих идейных катастроф и политических крахов Петр Струве выходит точно из легкой кори – невредимым, жизнерадостным и даже пополневшим. Разгадка чуда, однако, проста – как разгадка всех чудес: как личность Струве не знает банк ротства, ибо как личность он не участвует в борьбе. Его политические убеждения никогда не сливаются с его духовной физиономией. Он пишет чернилами, а не кровью артерий. Он никогда не подставляет под удары противника своей собственной, личной, живой, человеческой груди. Он выполняет свои очередные идеологические обязанности – и только. И своими «убийственными» противоречиями он убивает себя так же мало, как Гамлет Полония на подмостках театра: не живое тело свое прокалывает он, а только ту личину, которую пришлось надеть на себя по ходу исторической пьесы.
   Главный талант Струве или, если хотите, проклятие его природы, в том, что он всегда действовал «по поручению». Идеи-властительницы никогда не знал, зато всегда стоял к услугам выдвигающихся классов – для идео логических поручений. Еще совсем юношей пишет он от имени земцев – хоть сам нимало не земец! – «открытое письмо» по весьма высокому адресу (1894 год). Это, кажется, первый взятый им на себя политический мандат. Но вот в подполье 90-х годов завозились, заскребли марксисты. Молоды-зе ле ны они, да и плохо еще свой марксизм проштудировали, но они стоят на очереди, – и Струве садится за стол, чтобы написать для них «манифест» (1898 год). В этом манифесте он говорит – не ужасайтесь: ведь не от себя! – о предопределенном ничтожестве русского либерализма. В 1901 году он от имени социал-демократии обращается в «Искре» (№ 4) с призывом к земцам и, верный тону социал-демократической газеты, он пишет о «железной поступи рабочих батальонов». Но зашевелились либералы, и Струве уже через год оставит «Освобождение», где от имени умеренно-либеральных земцев рекомендует уже не «железную поступь», а ту политическую иноходь, в которой «дерзание» соединено с «мудростью» («Освобождение» № 62). Теперь вот Струве со своего обсервационного поста опытным глазом приметил, что Крестовников в Москве без национальной идеологии ходит и стеариновые свечи продуцирует без философских предпосылок. И Струве садится создавать для Крестовникова философию, в которой стеариновый барыш принимает облик национально-государственной идеи, а эта национально-стеариновая идея, в целях самообороны, вооружается защитным запахом антисемитизма. Eins, zwei… drei… Das ist keine Hexerei! (Раз – два – три… фокус сделан чисто!)
   Когда некий простец справился у Струве: в какую графу его биографии отнести написанный им социал-демократический манифест, Струве объяснил ему, что идей написанного им самим «манифеста» он никогда не разделял, а просто «по просьбе» формулировал господствующие предрассудки марксистской «церкви». Отчего бы и нет? Простец так и пропечатал. И, может быть, года через два другой простец догадается сообщить нам, что Струве никогда сам не испытывал собственно расовых притягиваний и отталкиваний, – скажем, стихийного притягивания к черногорскому князю и непреодолимого отталкивания от И. Гессена: нет, он лишь «по поручению» формулировал господствующие предрассудки славянофилов и антисемитов в терминах всемирного тяготения…
//-- * * * --//
   Может быть, в моменты приступов высокомерия Струве воображает себя не связанным ни с одним классом, ни с одной партией, ни с одной идеей, а непосредственно состоящим в распоряжении Матери-Истории генерал-инспектором по делам идеологии. Нет ничего высокомернее доктринера! А Струве был и остается доктринером до мозга костей.
   Доктринером он называл себя сам в предисловии к своей первой книжке «Критические заметки», и хоть против доктринерства он вел с той поры не одну кампанию, однако же этой своей черте, вернее, сущности своей, не изменял никогда… Доктринер не тот, кто ставит себе большие цели и, обгоняя события, заглядывает вперед, – как хочет думать маленькая мудрость, которая своим назойливым фальцетом издевается над всем, чего не понимает. Доктринер – тот, кто боится или не умеет материю жизни брать в ее материальности: интересы как интересы, страсти как страсти, борьбу как борьбу, пощечину как пощечину, – кто всю нашу великолепную, хаотическую, беззастенчивую жизнь должен предварительно пропустить сквозь призму идеологии (права, морали, философии), прежде чем откроет в ней вкус. А в этом и состоит единственная подлинная «страсть» Струве, роднящая его с немецкими профессорами доброго старого времени: ночным колпаком и полами своего философского шлафрока законопачивать все дыры мироздания.
   Эстет требует от жизни только «красивости»; он думает, что Варфоломеевская ночь происходила для того, чтобы впоследствии послужить материалом для бурной оперы. Доктринер видит в жизни лишь внешние схемы. Точь-в-точь как дон Гусман-Бридуазон, судья у Бомарше, он готов повторять: «Форма, форма-с… святое дело». «Суть тяжбы принадлежит тяжущимся, но форма ее составляет неотъемлемую собственность господ судей». Доктринер думает, что разрешил смысл великой социальной тяжбы, когда установил юридический смысл манифеста 17 октября. Практический делец укрывается за такие идеи, как «национальное величие» или «свобода в порядке», а доктринер верит, что они действительно способны регулировать жизнь. Верит и Струве, по крайней мере, хочет верить.
   При всем своем доктринерстве, и на девять десятых благодаря ему, Струве благополучно выполнил в высшей степени «реалистическое» поручение: помог широкому слою русской интеллигенции, долгим и кружным, но верным путем, освободиться и от идеи «долга народу», и от «трудового начала», и от «идеи четвертого сословия», и от других старых идей, которые были заповедями, а стали словами; освободив же, помог придвинуться к новым идеям: «Великой России», «дисциплины труда» и «национального лица»… Через болото политического отступничества он неутомимо перебрасывал для интеллигенции идеологические мостки, – да не преткнется ногою своею… Этим исчерпываются его исторические заслуги.
//-- * * * --//
   У г-на Струве есть одна в высшей степени – как бы сказать? – неуместная черта. При своей доктринерской черствости он весьма склонен к лирике и пафосу дурного тона (ремесленная подделка под Герцена!), очень любит о «честности высокой» говорить, о «незыблемых» убеждениях, о «раз избранном пути» и даже об «Аннибаловых клятвах». Никто, как он, не любит клеймить беспринципность, нравственный оппортунизм, переметчивость, ренегатство.
   Когда Витте в борьбе с Плеве начал играть неожиданными красками политической палитры, Струве заявил о своей органической неспособности понять психологию человека, руководящегося обстоятельствами, а не «убеждениями и принципами». Когда г-н А. Гучков, пребывавший дотоле в тиши, впервые показал в декабре 1905 года свои натуральные мануфактурные уши, Струве сурово призвал его к ответу: «А. И. Гучков в лагере русского общества, – писал он, – начинает делаться тем, чем гр. Витте окончательно определился в лагере русского правительства». При этом Струве удивительным образом умел не видеть, что сам он в лагере русской интеллигенции выполняет ту именно роль, что Гучков в лагере капиталистической буржуазии. И, наконец, пример последних недель. Когда на старца Суворина обрушился позор его пятидесятилетнего юбилея, кто бросил ему в лицо «слабость его нравственной природы», кто говорил о «националистическом мускусе», который Суворин впрыскивал в тело старого порядка, кто предлагал издание исторической хрестоматии «Нового времени»?.. Кто швырнул в блудницу первый камень? Тот, кто сам без греха: господин Петр Струве, рыцарь незыблемых принципов, которому не страшны никакие «исторические хрестоматии» в мире!..
   Как хотите, это поразительно! Казалось бы, в тот момент, когда все рефлекторы прессы направлены на Суворина, именно Струве следовало бы с достоинством постоять в тени. Ибо в конце-то концов: незнакомец Суворин начал свою карьеру как национал-либерал, а полувековой юбилей свой встретил как консервативно-националистический антисемит. А Струве начал как интернациональный социалист, а через десять-пятнадцать лет определился как консервативный, антисемитски окрашенный национал-либерал. Путь, пройденный Струве, никак не короче. Что же кроется в пафосе его негодования? Грубое лицемерие? Или святая простота доктринера? Струве первый затруднился бы ответить на такой вопрос, если б захотел над ним задуматься…
   Конечно, во время самых высоких нот его нравственного возмущения, вам непременно послышится, что у него нравственный зуб – со свистом. И слух ваш не обманет вас. Но все-таки невозможно отрицать, что его «незыблемые начала» и «Аннибаловы клятвы» – не просто фальшь, а искреннее (почти искреннее) самовнушение. Ибо время от времени ноет – не может не ныть – зуб его политической совести, ноет и требует успокоения. Пиная Витте или Суворина, Струве думает, что этим он утверждает свое нравственное право пинать. И он уже не успокаивается, пока не разыщет маститого ренегата, чтобы поставить себя рядом с ним как обличителя и судью. Доктринер до конца, он в доктринерском характере своего отступничества видит свое высшее нравственное оправдание. Смотрите: в то время как Суворин, в погоне за чистоганом успеха, на брюхе прополз путь от незнакомца до счастливого антрепренера «Нового времени», он, Петр Струве, перекочевал от социализма к национализму по млечному пути бескорыстной идеологии. Разве не приобрел он этим право судить Суворина и осуждать его?
   Нравственный пафос Струве служит ему средством духовного самосохранения. Это форма приспособления его неизменного в своем безразличии нравственного лица к его вечно меняющимся политическим личинам. А если самый пафос у него второго сорта, так это уже зависит от размеров его нравственного лица.
//-- * * * --//
   Нет страсти, гнева, веры, натиска, стиснутых зубов упорства – всего того, что придает ценность не только истине, но и заблуждению. Похотливое резонерство, готовое на все услуги. Анемическое бескорыстие, идущее в хвосте обнаженной корысти и «бескорыстно» заметающее за ней следы или угодливо забегающее вперед и выравнивающее ей дорогу. Бескорыстие, которое нынче служит Крестовникову против рабочих, как вчера – рабочим против Крестовникова. Не похоже ли, наконец, оно, это бескорыстие, на то священное целомудрие полудев, которое от приключения к приключению заботливо охраняется, как неразменный капитал?..
   А между тем пробовали Струве сравнивать с Белинским. С Белинским! – какая скверная безвкусица это сопоставление!.. Представим себе только на одну минуту, что побывавший у Струве простец появляется у Белинского и спрашивает: «Ваш разбор “Горе от ума” и “Бородинскую годовщину” вы от себя писали? С действительностью от себя пробовали примиряться? Или только выражали чьи-то посторонние вам взгляды?» Как ужаленный отвратительным тарантулом, вскочил бы Белинский и закричал бы своим пронзительно-чахоточным голосом: «Ступайте вон! Я пишу по внушению Духа Святого – и да будет проклят тот, кто пишет иначе!» И, может быть, неистовый Виссарион запустил бы даже в простеца чернильницей, как Лютер в черта, а потом долго и упорно кашлял бы жестоким, непримиримым, фанатическим кашлем…
//-- * * * --//
   О Струве можно писать почти спокойно, ибо весь он позади. Будущего у него нет.
   В те времена, когда мы, как «нация», были еще политически безличной, индивидуальная безличность Струве позволила ему стать, как сам он выразился в счастливую минуту, «регистратором» всех нарождавшихся течений. Надевая на себя их схематические личины, он способствовал сложению их действительных политических обликов. В этом его значение. Но эпоха первозданного хаоса оставлена позади. Основные политические грани проведены, и их уже не сотрет никакая сила в мире. Как бы ни неистовствовала реставрация, исторический процесс нельзя вернуть к пункту отправления, политическая бесформенность уже никогда не вернется, и услуги Струве больше никому не понадобятся. Он получает от истории «вольную» и может идти на все четыре стороны.
   Какое употребление сделает он из себя? Не все ли равно? После того как он выполнил свое предназначение, вопрос о его личной судьбе становится совершенно безразличным. Одно можно сказать с уверенностью: Петра Струве ждет черная неблагодарность. Его научно-философские усилия, в свое время учтенные для совершенно нефилософских целей, сегодня уже окончательно позабыты, а для практики в стиле «Великой России» он не пригоден. Тут непреодолимой помехой выступает доктринерская неприспособленность натуры. Незаметно для себя, он заживо выходит, вернее, уже вышел, в тираж, – и в будущем сможет утешаться разве лишь длинным политическим титулом своим в новом издании словаря Брокгауза: сперва марксист, затем либерал-идеалист, а после того славянофил-антисемит и великороссийский империалист… из гольштинских выходцев.
   «Киевская Мысль» № 109
   21 апреля 1909 года

   Доклад И.В. Сталина на Пленуме ЦК ВКП(б) 3 марта 1937 года.
   «О недостатках партийной работы и мерах ликвидации троцкистских и иных двурушников»
   (фрагменты отчета)
   Газета «Правда» от 29 марта 1937 г.

   Товарищи!
   Из докладов и прений по ним, заслушанных на Пленуме, видно, что мы имеем здесь дело со следующими тремя основными фактами.
   Во-первых, вредительская и диверсионно-шпионская работа агентов иностранных государств, в числе которых довольно активную роль играли троцкисты, задела в той или иной степени все или почти все наши организации – как хозяйственные, так и административные и партийные.
   Во-вторых, агенты иностранных государств, в том числе троцкисты, проникли не только в низовые организации, но и на некоторые ответственные посты.
   В-третьих, некоторые наши руководящие товарищи как в центре, так и на местах не только не сумели разглядеть настоящее лицо этих вредителей, диверсантов, шпионов и убийц, но оказались до того беспечными, благодушными и наивными, что нередко сами содействовали продвижению агентов иностранных государств на те или иные ответственные посты.
   Таковы три бесспорных факта, естественно вытекающих из докладов и прений по ним.

I
Политическая беспечность

   Чем объяснить, что наши руководящие товарищи, имеющие богатый опыт борьбы со всякого рода антипартийными и антисоветскими течениями, оказались в данном случае столь наивными и слепыми, что не сумели разглядеть настоящее лицо врагов народа, не сумели распознать волков в овечьей шкуре, не сумели сорвать с них маску?
   Можно ли утверждать, что вредительская и диверсионно-шпионская работа агентов иностранных государств, действующих на территории СССР, может являться для нас чем-либо неожиданным и небывалым? Нет, нельзя этого утверждать. Об этом говорят вредительские акты в разных отраслях народного хозяйства за последние 10 лет, начиная с шахтинского периода [5 - Имеется в виду шахтинское дело – дело 1928 года в Шахтинском районе Донбасса по обвинению большой группы руководителей и специалистов угольной промышленности из ВСНХ, треста «Дон-уголь» и шахт во вредительстве и саботаже.], зафиксированные в официальных документах.
   Можно ли утверждать, что за последнее время не было у нас каких-либо предостерегающих сигналов и предупреждающих указаний насчет вредительской, шпионской или террористической деятельности троцкистско-зиновьевских агентов фашизма? Нет, нельзя этого утверждать. Такие сигналы были, и большевики не имеют права забывать о них.
   […] В своем закрытом письме от 29 июля 1936 года по поводу шпионско-террористической деятельности троцкистско-зиновьевского блока Центральный Комитет ВКП(б) вновь призывал партийные организации к максимальной бдительности, к умению распознавать врагов народа, как бы хорошо они ни были замаскированы. В закрытом письме сказано:
   «Теперь, когда доказано, что троцкистско-зиновьевские изверги объединяют в борьбе против Советской власти всех наиболее озлобленных и заклятых врагов трудящихся нашей страны – шпионов, провокаторов, диверсантов, белогвардейцев, кулаков и т.д., когда между этими элементами, с одной стороны, и троцкистами и зиновьевцами, с другой стороны, стерлись всякие грани, – все наши партийные организации, все члены партии должны понять, что бдительность коммунистов необходима на любом участке и во всякой обстановке. Неотъемлемым качеством каждого большевика в настоящих условиях должно быть умение распознать врага партии, как бы хорошо он ни был замаскирован».
   Значит, сигналы и предупреждения были.
   К чему призывали эти сигналы и предупреждения?
   Они призывали к тому, чтобы ликвидировать слабость партийно-организационной работы и превратить партию в неприступную крепость, куда не мог бы проникнуть ни один двурушник.
   Они призывали к тому, чтобы покончить с недооценкой партийно-политической работы и сделать решительный поворот в сторону всемерного усиления такой работы, в сторону усиления политической бдительности.
   И что же? Факты показали, что сигналы и предупреждения воспринимались нашими товарищами более чем туго. Об этом красноречиво говорят всем известные факты из области кампании по проверке и обмену партийных документов.
   Чем объяснить, что эти предостережения и сигналы не возымели должного действия? Чем объяснить, что наши партийные товарищи, несмотря на их опыт борьбы с антисоветскими элементами, несмотря на целый ряд предостерегающих сигналов и предупреждающих указаний, оказались политически близорукими перед лицом вредительской и шпионско-диверсионной работы врагов народа?
   Может быть, наши партийные товарищи стали хуже, чем они были раньше, стали менее сознательными и дисциплинированными? Нет, конечно, нет!
   Может быть, они стали перерождаться? Опять же нет! Такое предположение лишено всякого основания.
   Так в чем же дело? Откуда такое ротозейство, беспечность, благодушие, слепота?
   Дело в том, что наши партийные товарищи, будучи увлечены хозяйственными кампаниями и колоссальными успехами на фронте хозяйственного строительства, забыли просто о некоторых очень важных фактах, о которых большевики не имеют права забывать. Они забыли об одном основном факте из области международного положения СССР и не заметили двух очень важных фактов, имеющих прямое отношение к нынешним вредителям, шпионам, диверсантам и убийцам, прикрывающимся партийным билетом и маскирующимся под большевика.

II
Капиталистическое окружение

   Что это за факты, о которых забыли или которые просто не заметили наши партийные товарищи?
   Они забыли о том, что советская власть победила только на одной шестой части света, что пять шестых света составляют владения капиталистических государств. Они забыли, что Советский Союз находится в обстановке капиталистического окружения. У нас принято болтать о капиталистическом окружении, но не хотят вдуматься, что это за штука – капиталистическое окружение. Капиталистическое окружение – это не пустая фраза, это очень реальное и неприятное явление. Капиталистическое окружение – это значит, что имеется одна страна, Советский Союз, которая установила у себя социалистические порядки, и имеется, кроме того, много стран – буржуазные страны, которые продолжают вести капиталистический образ жизни и которые окружают Советский Союз, выжидая случая для того, чтобы напасть на него, разбить его или, во всяком случае, подорвать его мощь и ослабить его.
   Об этом основном факте забыли наши товарищи. А ведь он именно и определяет основу взаимоотношений между капиталистическим окружением и Советским Союзом.
   […] Не ясно ли, что пока существует капиталистическое окружение, будут существовать у нас вредители, шпионы, диверсанты и убийцы, засылаемые в наши тылы агентами иностранных государств? Обо всем этом забыли наши партийные товарищи и, забыв об этом, оказались застигнутыми врасплох.
   Вот почему шпионско-диверсионная работа троцкистских агентов японо-немецкой полицейской охранки оказалась для некоторых наших товарищей полной неожиданностью.

III
Современный троцкизм

   Далее. Ведя борьбу с троцкистскими агентами, наши партийные товарищи не заметили, проглядели, что нынешний троцкизм уже не тот, чем он был, скажем, лет 7–8 тому назад, что троцкизм и троцкисты претерпели за это время серьезную эволюцию, в корне изменившую лицо троцкизма, что ввиду этого и борьба с троцкизмом, методы борьбы с ним должны быть изменены в корне. Наши партийные товарищи не заметили, что троцкизм перестал быть политическим течением в рабо чем классе, что из политического течения в рабочем классе, каким он был 7–8 лет тому назад, троцкизм превратился в оголтелую и беспринципную банду вредителей, диверсантов, шпионов и убийц, действующих по заданию разведывательных органов иностранных государств.
   Что такое политическое течение в рабочем классе? Политическое течение в рабочем классе – это такая группа или партия, которая имеет свою определенную политическую физиономию, платформу, программу, которая не прячет и не может прятать своих взглядов от рабочего класса, а наоборот, пропагандирует свои взгляды открыто и честно, на глазах у рабочего класса, которая не боится показать свое политическое лицо рабочему классу, не боится демонстрировать своих действительных целей и задач перед рабочим классом, а наоборот, с открытым забралом идет в рабочий класс для того, чтобы убедить его в правоте своих взглядов. Троцкизм в прошлом, лет 7–8 тому назад, был одним из таких политических течений в рабочем классе, правда, антиленинским и потому глубоко ошибочным, но все же политическим течением.
   Можно ли сказать, что нынешний троцкизм, троцкизм, скажем, 1936 года, является политическим течением в рабочем классе? Нет, нельзя этого говорить. Почему? Потому, что современные троцкисты боятся показать рабочему классу свое действительное лицо, боятся открыть ему свои действительные цели и задачи, старательно прячут от рабочего класса свою политическую физиономию, опасаясь, что если рабочий класс узнает об их действительных намерениях, он проклянет их как людей чуждых и прогонит их от себя. Этим, собственно, и объясняется, что основным методом троцкистской работы является теперь не открытая и честная пропаганда своих взглядов в рабочем классе, а маскировка своих взглядов, подобострастное и подхалимское восхваление взглядов своих противников, фарисейское и фальшивое втаптывание в грязь своих собственных взглядов.
   На судебном процессе 1936 года, если вспомните, Каменев и Зиновьев решительно отрицали наличие у них какой-либо политической платформы. У них была полная возможность развернуть на судебном процессе свою политическую платформу. Однако они этого не сделали, заявив, что у них нет никакой политической платформы. Не может быть сомнения, что оба они лгали, отрицая наличие у них платформы. Теперь даже слепые видят, что у них была своя политическая платформа. Но почему они отрицали наличие у них какой-либо политической платформы? Потому, что они боялись открыть свое подлинное политическое лицо, они боялись продемонстрировать свою действительную платформу реставрации капитализма в СССР, опасаясь, что такая платформа вызовет в рабочем классе отвращение.
   На судебном процессе в 1937 году Пятаков, Радек и Сокольников стали на другой путь. Они не отрицали наличия политической платформы у троцкистов и зиновьевцев. Они признали наличие у них определенной политической платформы, признали и развернули ее в своих показаниях. Но развернули ее не для того, чтобы призвать рабочий класс, призвать народ к поддержке троцкистской платформы, а для того, чтобы проклясть и заклеймить ее как платформу антинародную и антипролетарскую. Реставрация капитализма, ликвидация колхозов и совхозов, восстановление системы эксплуатации, союз с фашистскими силами Германии и Японии для приближения войны с Советским Союзом, борьба за войну и против политики мира, территориальное расчленение Советского Союза с отдачей Украины немцам, а Приморья – японцам, подготовка военного поражения Советского Союза в случае нападения на него враждебных государств и как средство достижения этих задач – вредительство, диверсия, индивидуальный террор против руководителей советской власти, шпионаж в пользу японо-немецких фашистских сил – такова развернутая Пятаковым, Радеком и Сокольниковым политическая платформа нынешнего троцкизма.
   Понятно, что такую платформу не могли не прятать троцкисты от народа, от рабочего класса. И они прятали ее не только от рабочего класса, но и от троцкистской массы, и не только от троцкистской массы, но даже от руководителей троцкистской верхушки, состоявшей из небольшой кучки людей в 30–40 человек. Когда Радек и Пятаков потребовали от Троцкого разрешения на созыв маленькой конференции троцкистов в 30–40 человек для информации о характере этой платформы, Троцкий запретил им это, сказав, что нецелесообразно говорить о действительном характере платформы даже маленькой кучке троцкистов, так как такая «операция» может вызвать раскол.
   «Политические деятели», прячущие свои взгляды, свою платформу не только от рабочего класса, но и от троцкистской массы, и не только от троцкистской массы, но и от руководящей верхушки троцкистов, – такова физиономия современного троцкизма.
   Но из этого вытекает, что современный троцкизм нельзя уже назвать политическим течением в рабочем классе.
   Современный троцкизм есть не политическое течение в рабочем классе, а беспринципная и безыдейная банда вредителей, диверсантов, разведчиков, шпионов, убийц, банда заклятых врагов рабочего класса, действующих по найму у разведывательных органов иностранных государств.
   Таков н еоспоримый результат эволюции троцкизма за последние 7–8 лет. Такова разница между троцкизмом в прошлом и троцкизмом в настоящем.
   Ошибка наших партийных товарищей состоит в том, что они не заметили этой глубокой разницы между троцкизмом в прошлом и троцкизмом в настоящем. Они не заметили, что троцкисты давно уже перестали быть идейными людьми, что троцкисты давно уже превратились в разбойников с большой дороги, способных на любую гадость, способных на все мерзкое вплоть до шпионажа и прямой измены своей Родине, лишь бы напакостить Советскому государству и советской власти. Они не заметили этого и не сумели поэтому вовремя перестроиться для того, чтобы повести борьбу с троцкистами по-новому, более решительно.
   Вот почему мерзости троцкистов за последние годы явились для некоторых наших партийных товарищей полной неожиданностью.
   Дальше. Наконец, наши партийные товарищи не заметили того, что между нынешними вредителями и диверсантами, среди которых троцкистские агенты фашизма играют довольно активную роль, с одной стороны, и вредителями и диверсантами времен шахтинского периода, с другой стороны, имеется существенная разница.
   Во-первых. Шахтинцы и промпартийцы были открыто чуждыми нам людьми. Это были большей частью бывшие владельцы предприятий, бывшие управляющие при старых хозяевах, бывшие компаньоны старых акционерных обществ, либо просто старые буржуазные специалисты, открыто враждебные нам политически. Никто из наших людей не сомневался в подлинности политического лица этих господ. Да и сами шахтинцы не скрывали своего неприязненного отношения к советскому строю. Нельзя то же самое сказать о нынешних вредителях и диверсантах, о троцкистах. Нынешние вредители и диверсанты, троцкисты – это большей частью люди партийные, с партийным билетом в кармане, – стало быть, люди, формально не чужие. Если старые вредители шли против наших людей, то новые вредители, наоборот, лебезят перед нашими людьми, восхваляют наших людей, подхалимничают перед ними для того, чтобы втереться в доверие. Разница, как видите, существенная.
   Во-вторых. Сила шахтинцев и промпартийцев состояла в том, что они обладали в большей или меньшей степени необходимыми техни ческими знаниями, в то время как наши люди, не имевшие таких знаний, вынуждены были учиться у них. Это обстоятельство давало вредителям шахтинского периода большое преимущество, давало им возможность вредить свободно и беспрепятственно, давало им возможность обманывать наших людей технически.
   Не то с нынешними вредителями, с троцкистами. У нынешних вредителей нет никаких технических преимуществ по отношению к нашим людям. Наоборот, технически наши люди более подготовлены, чем нынешние вредители, чем троцкисты. За время от шахтинского периода до наших дней у нас выросли десятки тысяч настоящих технически подкованных большевистских кадров. Можно было бы назвать тысячи и десятки тысяч технически выросших большевистских руководителей, в сравнении с которыми все эти Пятаковы и Лившицы, Шестовы и Богуславские, Муратовы и Дробнисы являются пустыми болтунами и приготовишками с точки зрения технической подготовки. В чем же в таком случае состоит сила современных вредителей, троцкистов? Их сила состоит в партийном билете, в обладании партийным билетом. Их сила состоит в том, что партийный билет дает им политическое доверие и открывает им доступ во все наши учреждения и организации. Их преимущество состоит в том, что, имея партийные билеты и прикидываясь друзьями советской власти, они обманывали наших людей политически, злоупотребляли доверием, вредили втихомолку и открывали наши государственные секреты врагам Советского Союза. «Преимущество», сомнительное по своей политической и моральной ценности, но все же «преимущество». Этим «преимуществом» и объясняется, собственно, то обстоятельство, что троцкистские вредители как люди с партбилетом, имеющие доступ во все места наших учреждений и организаций, оказались прямой находкой для разведывательных органов иностранных государств.
   Ошибка некоторых наших партийных товарищей состоит в том, что они не заметили, не поняли всей этой разницы между старыми и новыми вредителями, между шахтинцами и троцкистами и, не заметив этого, не сумели вовремя перестроиться для того, чтобы повести борьбу с новыми вредителями по-новому.

IV
Теневые стороны хозяйственных успехов

   Таковы основные факты из области нашего международного и внутреннего положения, о которых забыли или которых не заметили многие наши партийные товарищи.
   Вот почему наши люди оказались застигнутыми врасплох событиями последних лет по части вредительства и диверсий.
   Могут спросить: но почему наши люди не заметили всего этого, почему они забыли обо всем этом? Откуда взялись все эти забывчивость, слепота, беспечность, благодушие? Не есть ли это органический порок в работе наших людей?
   Нет, это не органический порок. Это – временное явление, которое может быть быстро ликвидировано при наличии некоторых усилий со стороны наших людей.
   В чем же тогда дело?
   Дело в том, что наши партийные товарищи за последние годы были всецело поглощены хозяйственной работой, они были до крайности увлечены хозяйственными успехами и, будучи увлечены всем этим делом, забыли обо всем другом, забросили все остальное.
   Дело в том, что, будучи увлечены хозяйственными успехами, они стали видеть в этом деле начало и конец всего, а на такие дела, как международное положение Советского Союза, капиталистическое окружение, усиление политической работы партии, борьба с вредительством и тому подобное, не стали просто обращать внимания, полагая, что все эти вопросы представляют второстепенное или даже третьестепенное дело.
   Успехи и достижения – дело, конечно, великое. Наши успехи в области социалистического строительства действительно огромны. Но успехи, как и все на свете, имеют и свои теневые стороны. У людей, малоискушенных в политике, большие успехи и большие достижения нередко порождают беспечность, благодушие, самодовольство, чрезмерную самоуверенность, зазнайство, хвастовство. Вы не можете отрицать, что за последнее время хвастунов у нас развелось видимо-невидимо. Не удивительно, что в этой обстановке больших и серьезных успехов в области социалистического строительства создаются настроения бахвальства, настроения парадных манифестаций наших успехов, создаются настроения недооценки сил наших врагов, настроения переоценки своих сил и как следствие всего этого появляется политическая слепота.
   Тут я должен сказать несколько слов об опасностях, связанных с успехами, об опасностях, связанных с достижениями.
   Об опасностях, связанных с трудностями, мы знаем по опыту. Вот уже несколько лет ведем борьбу с такого рода опасностями и, надо сказать, не без успеха. Опасности, связанные с трудностями, у людей нестойких порождают нередко настроения уныния, неверия в свои силы, настроения пессимизма. И наоборот, там, где дело идет о том, чтобы побороть опасности, проистекающие из трудностей, люди закаляются в этой борьбе и выходят из борьбы действительно твердокаменными большевиками. Такова природа опасностей, связанных с трудностями. Таковы результаты преодоления трудностей.
   Но есть другого рода опасности – опасности, связанные с успехами, опасности, связанные с достижениями. Да, да, товарищи, опасности, связанные с успехами, с достижениями. Опасности эти состоят в том, что у людей, малоискушенных в политике и не очень много видавших, обстановка успехов – успех за успехом, достижение за достижением, перевыполнение планов за перевыполнением – порождает настроения беспечности и самодовольства, создает атмосферу парадных торжеств и взаимных приветствий, убивающих чувство меры и притупляющих политическое чутье, размагничивает людей и толкает их на то, чтобы почить на лаврах.
   Не удивительно, что в этой одуряющей атмосфере зазнайства и самодовольства, атмосфере парадных манифестаций и шумливых самовосхвалений люди забывают о некоторых существенных фактах, имеющих первостепенное значение для судеб нашей страны, люди начинают не замечать такие неприятные факты, как капиталистическое окружение, новые формы вредительства, опасности, связанные с нашими успехами, и т.п. Капиталистическое окружение? Да это же чепуха! Какое значение может иметь какое-то капиталистическое окружение, если мы выполняем и перевыполняем наши хозяйственные планы? Новые формы вредительства, борьба с троцкизмом? Все это пустяки! Какое значение могут иметь все эти мелочи, когда мы выполняем и перевыполняем наши хозяйственные планы? Партийный устав, выборность парторганов, отчетность партийных руководителей перед партийной массой? Да есть ли во всем этом нужда? Стоит ли вообще возиться с этими мелочами, если хозяйство у нас растет, а материальное положение рабочих и крестьян все более и более улучшается? Пустяки все это! Планы перевыполняем, партия у нас неплохая, ЦК партии тоже неплохой, – какого рожна еще нам нужно? Странные люди сидят там, в Москве, в ЦК партии: выдумывают какие-то вопросы, толкуют о каком-то вредительстве, сами не спят, другим спать не дают…
   Вот вам наглядный пример того, как легко и просто заражаются политической слепотой некоторые наши неопытные товарищи в результате головокружительного увлечения хозяйственными успехами.
   Таковы опасности, связанные с успехами, с достижениями. Таковы причины того, что наши партийные товарищи, увлекшись хозяйственными успехами, забыли о фактах международного и внутреннего характера, имеющих существенное значение для Советского Союза, и не заметили целого ряда опасностей, окружающих нашу страну.
   Таковы корни нашей беспечности, забывчивости, благодушия, политической слепоты. Таковы корни недостатков нашей хозяйственной и партийной работы.

V
Наши задачи

   Как ликвидировать эти недостатки нашей работы? Что нужно сделать для этого?
   Необходимо осуществить следующие мероприятия:
   1) Необходимо прежде всего повернуть внимание наших партийных товарищей, увязающих в «текущих вопросах» по линии того или иного ведомства, в сторону больших политических вопросов международного и внутреннего характера.
   2) Необходимо поднять политическую работу нашей партии на должную высоту, поставив во главу угла задачу политического просвещения и большевистской закалки партийных, советских и хозяйственных кадров.
   3) Необходимо разъяснять нашим партийным товарищам, что хозяйственные успехи, значение которых бесспорно очень велико и которых мы будем добиваться и впредь, изо дня в день, из года в год, все же не исчерпывают всего дела наш его социалистического строительства. Разъяснять, что теневые стороны, связанные с хозяйственными успехами и выражающиеся в самодовольстве, беспечности, в притуплении политического чутья, могут быть ликвидированы лишь в том случае, если хозяйственные успехи сочетаются с успехами партийного строительства и развернутой политической работы нашей партии. Разъяснять, что сами хозяйственные успехи, их прочность и длительность целиком и полностью зависят от успехов партийно-организационной и партийно-политической работы, но без этого условия хозяйственные успехи могут оказаться построенными на песке.
   4) Необходимо помнить и никогда не забывать, что капиталистическое окружение является основным фактом, определяющим международное положение Советского Союза. Помнить и никогда не забывать, что пока есть капиталистическое окружение, будут и вредители, диверсанты, шпионы, террористы, засылаемые в тылы Советского Союза разведывательными органами иностранных государств, помнить об этом и вести борьбу с теми товарищами, которые недооценивают значения факта капиталистического окружения, которые недооценивают силы и значения вредительства. Разъяснять нашим партийным товарищам, что никакие хозяйственные успехи, как бы они ни были велики, не могут аннулировать факта капиталистического окружения и вытекающих из этого факта результатов. Принять необходимые меры для того, чтобы наши товарищи, партийные и беспартийные большевики, имели возможность знакомиться с целями и задачами, с практикой и техникой вредительско-диверсионной и шпионской работы иностранных разведывательных органов.
   5) Необходимо разъяснять нашим партийным товарищам, что троцкисты, представляющие активные элементы диверсионно-вредительской и шпионской работы иностранных разведывательных органов, давно уже перестали быть политическим течением в рабочем классе, что они давно уже перестали служить какой-либо идее, совместимой с интересами рабочего класса, что они превратились в беспринципную и безыдейную банду вредителей, диверсантов, шпионов, убийц, работающих по найму у иностранны х разведывательных органов. Разъяснить, что в борьбе с современным троцкизмом нужны теперь не старые методы, не методы дискуссий, а новые методы, методы выкорчевывания и разгрома.
   6) Необходимо разъяснить нашим партийным товарищам разницу между современными вредителями и вредителями шахтинского периода, разъяснить, что если вредители шахтинского периода обманывали наших людей на технике, используя их техническую отсталость, то современные вредители, обладающие партийным билетом, обманывают наших людей на политическом доверии к ним как к членам партии, используя политическую беспечность наших людей.
   Необходимо дополнить старый лозунг об овладении техникой, соответствующий периоду шахтинских времен, новым лозунгом о политическом воспитании кадров, об овладении большевизмом и ликвидации нашей политической доверчивости, лозунгом, вполне соответствующим нынешнему переживаемому периоду.
   Могут спросить: разве нельзя было лет десять тому назад, в период шахтинских времен, дать сразу оба лозунга – и первый лозунг об овладении техникой, и второй лозунг о политическом воспитании кадров? Нет, нельзя было. Так у нас дела не делаются в большевистской партии. В поворотные моменты революционного движения всегда выдвигается один какой-либо основной лозунг как узловой для того, чтобы, ухватившись за него, вытянуть через него всю цепь. Ленин так учил нас: найдите основное звено в цепи нашей работы, ухватитесь за него и вытягивайте его для того, чтобы через него вытянуть всю цепь и идти вперед. История революционного движения показывает, что эта тактика является единственно правильной тактикой. В шахтинский период слабость наших людей состояла в их технической отсталости. Не политические, а технические вопросы составляли тогда для нас слабое место. Что касается наших политических отношений к тогдашним вредителям, то они были совершенно ясны как отношения большевиков к политически чуждым людям. Эту нашу техническую слабость мы ликвидировали тем, что дали лозунг об овладении техникой и воспитали за истекший период десятки и сотни тысяч технически подкованных большевистских кадров.
   Другое дело теперь, когда мы имеем уже технически подкованные большевистские кадры и когда в роли вредителей выступают не открыто ч уждые люди, не имеющие к тому же никаких технических преимуществ в сравнении с нашими людьми, а люди, обладающие партийным билетом и пользующиеся всеми правами членов партии. Теперь слабость наших людей составляет не техническая отсталость, а политическая беспечность, слепое доверие к людям, случайно получившим партийный билет, отсутствие проверки людей не по их политическим декларациям, а по результатам их работы. Теперь узловым вопросом для нас является не ликвидация технической отсталости наших кадров, ибо она в основном уже ликвидирована, а ликвидация политической беспечности и политической доверчивости к вредителям, случайно заполучившим партийный билет.
   Такова коренная разница между узловым вопросом в деле борьбы за кадры в период шахтинских времен и узловым вопросом настоящего периода. Вот почему мы не могли и не должны были давать лет десять тому назад оба лозунга – и лозунг об овладении техникой, и лозунг о политическом воспитании кадров.
   Вот почему старый лозунг об овладении техникой необходимо теперь дополнить новым лозунгом об овладении большевизмом, о политическом воспитании кадров и ликвидации нашей политической беспечности.
   7) Необходимо разбить и отбросить прочь гнилую теорию о том, что с каждым нашим продвижением вперед классовая борьба у нас должна будто бы все более и более затухать, что по мере наших успехов классовый враг становится будто бы все более и более ручным. Это не только гнилая теория, но и опасная теория, ибо она усыпляет наших людей, заводит их в капкан, а классовому врагу дает возможность оправиться для борьбы с советской властью.
   Наоборот, чем больше будем продвигаться вперед, чем больше будем иметь успехов, тем больше будут озлобляться остатки разбитых эксплуататорских классов, тем скорее будут они идти на более острые формы борьбы, тем больше они будут пакостить Советскому государству, тем больше они будут хвататься за самые отчаянные средства борьбы как последние средства обреченных.
   Надо иметь в виду, что остатки разбитых классов в СССР не одиноки. Они имеют прямую поддержку со стороны наших врагов за пределами СССР. Ошибочно было бы думать, что сфера классовой борьбы ограничена пределами СССР. Если один конец классовой борьбы имеет свое действие в рамках СССР, то другой ее конец протягивается в пределы окружающих нас буржуазных государств. Об этом не могут не знать остатки разбитых классов. И именно потому, что они об этом знают, они будут и впредь продолжать свои отчаянные вылазки.
   Так учит нас история. Так учит нас ленинизм.
   Необходимо помнить все это и быть начеку.
   8) Необходимо разбить и отстранить прочь другую гнилую теорию, говорящую о том, что не может быть будто бы вредителем тот, кто не всегда вредит и кто хоть иногда показывает успехи в своей работе.
   Эта странная теория изобличает наивность ее авторов. Ни один вредитель не будет все время вредить, если он не хочет быть разоблаченным в самый короткий срок. Наоборот, настоящий вредитель должен время от времени показывать успехи в своей работе, ибо это – единственное средство сохраниться ему как вредителю, втереться в доверие и продолжать свою вредительскую работу. Я думаю, что вопрос этот ясен и не нуждается в дальнейших разъяснениях.
   9) Необходимо разбить и отбросить прочь третью гнилую теорию, говорящую о том, что систематическое выполнение хозяйственных планов сводит будто бы на нет вредительство и результаты вредительства. Подобная теория может преследовать лишь одну цель: пощекотать ведомственное самолюбие наших работников, успокоить их и ослабить их борьбу с вредительством.
   Что значит «систематическое выполнение наших хозяйственных планов»?
   Во-первых, доказано, что все наши хозяйственные планы являются заниженными, ибо не учитывают огромных резервов и возможностей, таящихся в недрах нашего народного хозяйства.
   Во-вторых, суммарное выполнение хозяйственных планов по наркоматам в целом еще не значит, что по некоторым очень важным отраслям также выполняются планы. Наоборот, факты говорят, что целый ряд наркоматов, выполнивших и даже перевыполнивших годовые хозяйственные планы, систематически не выполняют планов по некоторым очень важным отраслям народного хозяйства.
   В-третьих, не может быть сомнения в том, что если бы вредители не были разоблачены и выброшены вон, с выполнением хозяйственных планов дело обстояло бы куда хуже, о чем следовало бы помнить близоруким авторам разбираемой теории.
   В-четвертых, вредители обычно приурочивают главную свою вредительскую работу не к периоду мирного времени, а к периоду кануна войны или самой войны. Допустим, что мы стали бы убаюкивать себя г нилой теорией о «систематическом выполнении хозяйственных планов» и не трогали бы вредителей. Представляют ли авторы этой гнилой теории, какой колоссальный вред нанесли бы нашему государству вредители в случае войны, если бы дали им остаться в недрах нашего народного хозяйства под сенью гнилой теории о «систематическом выполнении хозяйственных планов». Не ясно ли, что теория о «систематическом выполнении хозяйственных планов» есть теория, выгодная для вредителей?
   10) Необходимо разбить и отбросить прочь четвертую гнилую теорию, говорящую о том, что стахановское движение является будто бы основным средством ликвидации вредительства. Эта теория выдумана для того, чтобы под шумок болтовни о стахановцах и стахановском движении отвести удар от вредителей.
   Товарищ Молотов в своем докладе демонстрировал целый ряд фактов, говорящих о том, как троцкистские и нетроцкистские вредители в Кузбассе и Донбассе, злоупотребляя доверием наших политически беспечных товарищей, систематически водили за нос стахановцев, ставили им палки в колеса, искусственно создавали целый ряд препятствий для их успешной работы и добились, наконец, того, что расстроили их работу. Что могут сделать одни лишь стахановцы, если вредительское ведение капитального строительства, скажем, в Донбассе привело к разрыву между подготовительными работами по добыче угля, которые отстают от темпов, и всеми другими работами? Не ясно ли, что само стахановское движение нуждается в реальной помощи с нашей стороны против всех и всяких махинаций вредителей для того, чтобы двинуть вперед дело и выполнить свою великую миссию? Не ясно ли, что борьба с вредительством, борьба за ликвидацию вредительства, обуздание вредительства является условием, необходимым для того, чтобы стахановское движение могло развернуться во всю ширь? Я думаю, что вопрос этот также ясен и не нуждается в дальнейших разъяснениях.
   11) Необходимо разбить и отбросить прочь пятую гнилую теорию, говорящую о том, что у троцкистских вредителей нет будто бы больше резервов, что они добирают будто бы свои последние кадры.
   Это неверно, товарищи… Т акую теорию могли выдумать только наивные люди. У троцкистских вредителей есть свои резервы. Они состоят прежде всего из остатков разбитых эксплуататорских классов. Они состоят из целого ряда групп и организаций за пределами СССР, враждебных Советскому Союзу.
   Взять, например, троцкистский контрреволюционный IV Интернационал, состоящий на две трети из шпионов и диверсантов. Чем это не резерв? Разве не ясно, что этот шпионский Интернационал будет выделять кадры для шпионско-вредительской работы троцкистов?
   Или еще, взять, например, группу пройдохи Шефло в Норвегии, приютившую у себя обер-шпиона Троцкого и помогавшую ему пакостить Советскому Союзу. Чем эта группа не резерв? Кто может отрицать, что эта контрреволюционная группа будет и впредь оказывать услуги троцкистским шпионам и вредителям?
   Или еще, взять, например, другую группу такого же пройдохи, как Шефло, группу Суварина во Франции. Чем она не резерв? Разве можно отрицать, что эта группа пройдох также будет помогать троцкистам в их шпионско-вредительской работе против Советского Союза?
   А все эти господа из Германии, всякие там Рут Фишеры, Масловы, Урбансы, продавшие душу и тело фашистам, – чем они не резерв для троцкистской шпионско-вредительской работы?
   Или, например, известная орда писателей из Америки во главе с известным жуликом Истменом, все эти разбойники пера, которые тем и живут, что клевещут на рабочий класс СССР, – чем они не резерв для троцкизма?
   Нет, надо отбросить прочь гнилую теорию о том, что троцкисты добирают будто бы последние кадры.
   12) Наконец, необходимо разбить и отбросить прочь еще одну гнилую теорию, говорящую о том, что так как нас, большевиков, много, а вредителей мало, так как нас, большевиков, поддерживают десятки миллионов людей, а троцкистских вредителей – лишь единицы и десятки, то мы, большевики, могли бы и не обращать внимания на какую-то кучку вредителей.
   Это неверно, товарищи. Эта более чем странная теория придумана для того, чтобы утешить некоторых наших руководящих товарищей, провалившихся на работе ввиду их неумения бороться с вредительством, и усыпить их бдительность, дать им спокойно спать.
   Что троцкистских вредителей поддерживают единицы, а большевиков десятки миллионов людей – это, конечно, верно. Но из этого вовсе не следует, что вредители не могут нанести нашему делу серьезнейший вред. Для того, чтобы напакостить и навредить, для этого вовсе не требуется большое количество людей. Чтобы построить Днепрострой, надо пустить в ход десятки тысяч рабочих. А чтобы его взорвать, для этого требуется, может быть, несколько десятков человек, не больше. Чтобы выиграть сражение во время войны, для этого может потребоваться несколько корпусов красноармейцев. А для того, чтобы провалить этот выигрыш на фронте, для этого достаточно несколько человек шпионов где-нибудь в штабе армии или даже в штабе дивизии, могущих выкрасть оперативный план и передать его противнику. Чтобы построить большой железнодорожный мост, для этого требуются тысячи людей. Но чтобы его взорвать, на это достаточно всего несколько человек. Таких примеров можно было бы привести десятки и сотни.
   Стало быть, нельзя утешать себя тем, что нас много, а их, троцкистских вредителей, мало.
   Надо добиться того, чтобы их, троцкистских вредителей, не было вовсе в наших рядах. […]
   «Правда». 29 марта 1937 года

Людоед 20 века. Л.Д. Троцкий

Людоед 20 века. Л. Д. Троцкий

Литература

Эссе Л.Д. Троцкого о друзьях и недругах

Мученики Третьего Интернационала Карл Либкнехт и Роза Люксембург [2 - Речь, произнесенная на заседании Петроградского Совета 18 января 1919 года. – Ред.]

Памяти Свердлова

Памяти Э.М. Склянского (Речь в клубе Красных Директоров 11 сентября 1925 года)

Николай II (Юбилей позора нашего: 1613 –1913 г г.)

I Политическая беспечность

II Капиталистическое окружение

III Современный троцкизм

IV Теневые стороны хозяйственных успехов

V Наши задачи