-------
| Библиотека iknigi.net
|-------
| Рэй Дуглас Брэдбери
|
| Призраки
-------
Рэй Брэдбери
Призраки
По ночам призраки проплывали, словно стайки млечных стеблей, над седыми лугами. Вдали можно было разглядеть их красные, как фонари, сверкающие глаза и неровные огненные вспышки, когда они сталкивались друг с другом, будто кто-то вытряхнул угли из жаровни и пылающие головешки рассыпались в разные стороны ярким дождем. Они приходили под наши окна – я это хорошо запомнила – каждую ночь в течение трех недель в середине лета, из года в год. И каждый год папа наглухо закрывал выходящие на юг окна и сгонял нас, детей, как маленьких щенков, в другую, северную комнату, где мы проводили ночи в надежде, что призраки сменят маршрут и развлекут нас, появившись на склоне с нашей новой стороны. Но нет. Их склон был южный.
– Должно быть, они из Мабсбери, – сказал отец, и его голос пронесся вверх по лестнице, туда, где мы трое лежали в своих постелях. – Но стоит мне выбежать с ружьем, черт побери, как их и след простыл!
Мы услышали голос мамы, который ответил:
– Ладно, оставь в покое свое ружье. Все равно ты не сможешь их застрелить.
Отец сам рассказал нам, девчонкам, что это были именно призраки. Он сурово покачал головой и посмотрел нам в глаза. «Призраки – существа непристойные», – сказал он. Потому что они смеялись и оставляли отпечатки своих тел на траве. Можно было заметить место, где они лежали прошлой ночью: один мужчина и одна женщина. И всегда тихонько смеялись. А мы, детишки, не спали и высовывались из окон, подставляя ветру наши легкие, как пух, волоски и прислушиваясь.
Каждый год мы пытались скрыть от отца с матерью возвращение призраков. Иногда нам удавалось скрывать это целую неделю. Однако где-то около восьмого июля отец начинал нервничать. Он испытующе глядел на нас, следил за нами, подглядывал через занавески и все спрашивал:
– Лаура, Энн, Генриетта… вы… то есть ночью… за последнюю неделю… вы ничего такого не замечали?
– Какого такого, папа?
– Я имею в виду призраков.
– Призраков, папа?
– Ну, вы знаете, как прошлым и позапрошлым летом?
– Я ничего не видела, а ты, Генриетта?
– Я тоже, а ты, Энн?
– Нет, а ты, Лаура?
– Перестаньте, перестаньте! – громко кричал отец. – Ответьте мне на простой вопрос. Вы что-нибудь слышали?
– Я слышала, как кролик шуршал.
– Я видела собаку.
– Кошка пробегала…
– Так, вы должны сказать мне, если призраки вернутся, – настоятельно твердил он и, покраснев, неловко ретировался.
– Почему он не хочет, чтобы мы видели призраков? – прошептала Генриетта. – В конце концов, папа сам нам сказал, что они призраки.
– А мне нравятся призраки, – заявила Энн. – Они другие, не такие, как все.
И это было правдой. Для трех маленьких девочек призраки были чем-то необыкновенным и удивительным. Каждый день к нам на дом приезжали учителя и держали нас в крепкой узде. Иногда случались дни рождения, но в основном наша жизнь была пресной, как тюремный сухарь. Нам так хотелось приключений! Призраки спасали нас от скуки: мурашек по телу хватало до конца лета и даже до следующего года.
– Интересно, что привлекает сюда этих призраков? – спросила Генриетта.
Мы не знали.
А отец, похоже, знал. Однажды ночью мы снова услышали его голос, доносившийся снизу.
– Мягкий мох, – говорил он маме.
– Ты придаешь этому слишком большое значение, – сказала она.
– Я думаю, они уже вернулись.
– Девочки не говорили.
– Девочки немного лукавят. Думаю, нам лучше перевести их сегодня в другую комнату.
– Дорогой, – вздохнула мама, – давай подождем, пока не убедимся. Ты же знаешь, что бывает с девочками, когда им приходится менять комнату. Они неделю не могут спать нормально и весь день в плохом настроении. Подумай обо мне, Эдвард.
– Ладно, – сказал отец, но по голосу чувствовалось, что он что-то задумал.
На следующее утро мы, трое девчонок, играя в пятнашки, галопом спустились к завтраку.
– Ты водишь! – крикнули мы, остановились и в изумлении посмотрели на папу.
– Папа, что с тобой?
Потому что руки у папы были распухшими, все в желтых мазях и белых бинтах. Шея и лицо покраснели и воспалились.
– Ничего, – ответил он, уставившись в тарелку с кашей и угрюмо ее помешивая.
– Но что произошло? – обступили мы его.
– Отойдите, дети, – сказала мать, пытаясь сдержать улыбку. – Папа отравился ядовитым плющом.
– Ядовитым плющом?
– Как это случилось, папа?
– Сядьте, дети, – предостерегающе сказала мама, ибо отец уже потихоньку скрипел зубами.
– Как он умудрился отравиться? – спросила я.
Топнув ногой, папа вылетел из комнаты. Больше мы не сказали ни слова.
На следующую ночь призраки исчезли.
– О черт, – произнесла Энн.
Мы лежали в кроватях тихо, как мышки, в ожидании полуночи.
– Ты что-нибудь слышишь? – прошептала я.
Я видела у окна кукольные глаза Генриетты, выглядывавшей наружу.
– Нет, – сказала она.
– Который час? – шепнула я, немного подождав.
– Два часа.
– Кажется, они не придут, – печально сказала я.
– Нам тоже так кажется, – отозвались сестры.
Мы слушали свое тихое дыхание, наполнявшее комнату. Вся ночь до рассвета была безмолвна.
«Чай вдвоем…» – напевал отец, наливая себе утренний напиток. Он посмеивался и похлопывал себя по спине.
– Ха-ха-ха, – произнес он.
– Папа веселый, – сказала Энн матери.
– Да, дорогая.
– Даже несмотря на ядовитый плющ.
– Вопреки ему, – вставил папа, смеясь. – Я волшебник. Я экзорцист!
– Кто?
– Э-к-з-о-р-ц-и-с-т, – по буквам произнес он. – Тебе чаю, мама?
Мы с Генриеттой помчались в нашу библиотеку, в то время как Энн играла во дворе.
– Эк-зор-цист, – прочла я. – Вот, нашла! – И подчеркнула слово. – «Тот, кто истребляет духов».
– Истрепляет их по ниточкам? – удивленно переспросила Генриетта.
– Да нет же, глупенькая, истребляет. То есть «прогоняет, избавляется от них».
– Убивает? – жалобно спросила Генриетта.
Пораженные догадкой, мы обе уставились в книгу.
– Значит, папа убил наших призраков? – спросила Генриетта, и глаза ее наполнились слезами.
– Не может быть, чтобы он совершил такую подлость.
Полчаса мы сидели в оцепенении, ощущая прилив холода и пустоты. Наконец в дом вошла Энн, почесывая руки.
– Я нашла место, где папа раздобыл ядовитый плющ, – объявила она. – Хотите узнать, где?
– Где? – спросили мы, помолчав.
– На склоне под нашим окном, – сказала Энн. – Там полно всяких ядовитых плющей, которых раньше там никогда не было!
Я медленно закрыла книгу.
– Пойдем, посмотрим.
Мы стояли на склоне, и повсюду валялись стебли ядовитого плюща, все сорванные, все без корней. Кто-то нарвал их в лесу и притащил сюда, на склон – огромные корзины плюща, – и разбросал повсюду.
– Ох, – вздохнула Генриетта.
Мы все разом вспомнили раздувшееся лицо и руки отца.
– Но призраки, – прошептала я. – Разве может ядовитый плющ изгонять призраков?
– Видела, что он сделал с папой?
Мы все закивали.
– Тс-с-с, – сказала я, прижав палец к губам. – Всем раздобыть перчатки. Когда стемнеет, мы все здесь уберем. Изгоним экзорциста.
– Ура! – сказали все.
Погасли огни, и летняя ночь была тиха и пронизана сладким запахом цветов. Мы ждали, лежа в кроватях, и наши глаза сверкали, как лисьи зрачки в темном подвале.
– Девять часов, – прошептала Энн. – Девять тридцать, – через некоторое время произнесла она.
– Надеюсь, они придут, – сказала Генриетта. – После всего того, что мы сделали.
– Тс-с-с, слушай!
Мы сели на кроватях.
Оттуда, с залитых лунным светом лугов, донесся какой-то шепот и шорох, словно летний ветер ворошил все травы и звезды на небе. Послышался треск и негромкий смех; мягкими, неслышными шагами мы подбежали к окнам, чтобы, сгрудившись вместе, застыть в ожидании ужаса, и в это время на травяной склон обрушился ливень дьявольских искр и две неясные тени проникли сквозь плотный заслон кустарника.
– О, – закричали мы, бросаясь друг другу в объятья и дрожа. – Они вернулись, они вернулись!
– Если бы папа знал!
– Но он же не знает! Тс-с-с!
Ночь шептала и хохотала, металась трава. Мы долго стояли так, а потом Энн сказала:
– Я иду туда.
– Что?
– Я хочу узнать.
Энн собралась уходить.
– Но они могут убить тебя!
– Я иду.
– Но это же призраки, Энн!
Мы слышали шаги ее ног, слетающих по ступеням, слышали, как она потихоньку открыла дверь дома. Мы приникли к окну. Энн в своей ночной рубашке, как бархатный мотылек, порхнула через двор. «Боже, храни ее», – молилась я. Ибо она, прокравшись во тьме, была уже совсем рядом с призраками.
– Ах! – вскрикнула Энн.
Потом послышалось еще несколько криков. Мы с Генриеттой ахнули. Энн бегом пронеслась по двору, но дверью не хлопнула. Призраки, словно подхваченные ветром, умчались за холм и в мгновение скрылись из вида.
– Ну вот, посмотри, что ты наделала! – закричала Генриетта, когда Энн вошла в комнату.
– Ни слова! – огрызнулась Энн. – О, это ужасно!
Она решительно подошла к окну и хотела рывком опустить раму. Я ее остановила.
– Что с тобой? – спросила я.
– Призраки, – всхлипнула она то ли сердито, то ли грустно. – Они ушли навсегда. Папа распугал их. А сегодня – знаете, кто там был? Знаете?
– Кто?
– Двое людей, – прокричала Энн, и слезы катились по ее щекам. – Непристойная парочка, мужчина и женщина!
– О, – простонали мы.
– Призраков больше не будет, – сказала Энн. – О, я ненавижу папу!
И весь остаток того лета, лунными вечерами, когда дул ветер и белые фигуры двигались в сумраке лугов, мы, три девчонки, делали то же самое, что сделали в тот вечер. Мы вставали с постели, тихо проходили через комнату и с грохотом захлопывали окно, чтобы не слышать этих непристойных людей, а потом возвращались в свои кровати, закрывали глаза и грезили о тех днях, когда над лугами носились призраки, о тех счастливых временах, когда папа еще ничего не разрушил.